Голос ветра в Мадакете [Люциус Шепард] (fb2) читать постранично

Люциус Шепард Голос ветра в Мадакете

1

…Тихонько, на заре, шелестя сухой листвой в водосточных желобах, похлопывая проводом телевизионной антенны по обшитой рейками стене, шелестя осокой, раздвигая голые ветки боярышника, чтобы ухватиться за дверь сарая, игриво стряхнув прищепку с бельевой веревки, порывшись в мусоре и растрепав полиэтиленовые пакеты, породив тысячи вибрирующих завихрений, тысячу еще более трепетных шепотков, затем набираясь сил, завывая в оконных щелях и дребезжа стеклами, с хлопком швырнув оземь прислоненный к поленнице лист фанеры, разрастаясь до шквала с открытого моря, чей стон артикулируют глотки тесных улочек и зубы пустующих домов, пока вам не привидится исполинский невидимый зверь, запрокинувший голову и ревущий, а дом не заскрипит, будто обшивка старого корабля…

2

Проснувшись с рассветом, Питер Рами еще немного полежал в постели, слушая вой ветра и вдыхая зябкий воздух выстуженной комнаты, затем, собравшись с духом, сбросил одеяла, торопливо натянул джинсы, теннисные туфли и фланелевую рубашку, после чего направился в гостиную, чтобы развести в печи огонь. Деревья обрисовывались черными силуэтами на фоне свинцовых туч, но еще не настолько рассвело, чтобы перекрестье оконной рамы отбросило тень на стоящий под окном садовый столик; остальная мебель — три потрепанных плетеных стула и кушетка — угрюмо громоздилась в своих темных углах. Растопка занялась, и скоро в печи потрескивал огонь. Все еще не согревшийся Питер принялся хлопать себя ладонями по плечам и перескакивать с ноги на ногу, на что посуда и шкафчики отозвались дребезжащим звоном. Питер — бледный, тяжеловесный тридцатитрехлетний мужчина с косматыми черными волосами и бородой, слишком рослый, чтобы войти в дверь коттеджа не пригибаясь — из-за своих габаритов так и не смог приспособиться к этому дому и теперь чувствовал себя будто бродяга, забравшийся в брошенный детский шалаш, чтобы там перезимовать.

Кухня располагалась в алькове при гостиной, и, согревшись, с пылающим от жара лицом, Питер зажег газовую плиту и принялся готовить завтрак. Прорезав в ломте хлеба отверстие, он положил хлеб на сковороду, разбил яйцо и вылил его в отверстие (обычно он ограничивался консервами и кашками или разогревал свежемороженые блюда, но Сара Теппингер, его нынешняя любовница, научила его готовить это блюдо, отчего Питер возомнил себя таким умудренным холостяком, что продолжал стряпать). Хлеб с яйцом он съел, стоя у окна кухни и наблюдая, как серые деревянные дома через улицу проступают из сумерек, как темные растительные массивы распадаются на отдельные кусты мирта и овечьего лавра с шеренгой японских сосен позади. Ветер стих; судя по всему, весь день будет пасмурно, что Питеру пришлось по душе. Сняв коттедж в Мадакете восемь месяцев назад, Питер узнал, что упивается скверной погодой, что неистовство стихий и хмурые небеса питают его воображение. Здесь он уже дописал один роман и собирается задержаться до окончания второго. А глядишь — и третьего. В самом деле, какого черта? В общем-то возвращаться в Калифорнию особо и незачем. Питер открыл воду, чтобы вымыть посуду, но от мыслей о Лос-Анджелесе ему расхотелось быть умудренным. А ну ее! Пусть себе тараканы плодятся. Натянув свитер, он сунул блокнот в карман и вышел на холод.

Порыв ветра налетел из-за угла коттеджа, словно специально дожидался Питера; нос и щеки сразу заледенели. Питер уткнул подбородок в грудь и повернул налево, зашагав по Теннесси-авеню в сторону мыса Смита, мимо обшитых серыми рейками домов с четырехугольными досками над дверями, объявляющими миленькие названьица, вроде «Морской лачужки» или «Зубастых акров» (как окрестил свою дачу дантист из Нью-Джерси). Только-только приехавшего на Нантакет Питера весьма позабавил тот факт, что все строения на острове — даже склад фирмы «Сирс, Робак» — обшиты серыми рейками, и он написал своей бывшей супруге длинное, полное юмора примирительное письмо о рейках, о всех чудаковатых типах и прочих странностях местной жизни. Бывшая супруга письмо ответом не удостоила, и упрекать ее тут не за что если учесть, как поступил с ней Питер. В Мадакет он переехал якобы в поисках уединения, хотя правильнее было бы сказать, что он бежал прочь от руин собственной жизни. Он вел богемный образ жизни, был вполне доволен своим браком, кропая сценарии детской передачи для Пи-би-эс, когда вдруг страстно влюбился в другую женщину, со своей стороны состоявшую замужем. Дошло до совместных планов и обещаний, в результате чего Питер покинул жену, женщина же — ни разу не обмолвившаяся о муже добрым словом — вдруг порешила соблюсти супружескую клятву, так что Питер остался в одиночестве, чувствуя себя круглым дураком и подлецом одновременно. Впав в отчаяние, он попытался бороться за нее, но потерпел неудачу, попытался возненавидеть, но и в этом не преуспел, и в конце концов отправился в Мадакет, питая