Бандитские игры [Иван Захарович Стрельцов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Иван Стрельцов Бандитские игры

Война рождает не апостолов, а убийц.

М. Стельмах. «Кровь людская — не водица»
Зуммер телефона, подобно бензопиле, врезался в мой воспаленный с похмелья мозг. Вскочив с постели, я подтянулся к журнальному столику, взял пачку «L&М». К сожалению, пусто.

Телефон, сволочь, звонил, не унимался. Хотелось курить, до смерти хотелось.

— Ну сними же трубку, — за моей спиной раздался сонный голос Натахи. Я оглянулся, откинул простыню и увидел картину «Спящая Венера»: белоснежная кожа, великолепный рельеф фигуры, точеные ножки.

Двадцатипятилетняя Натаха была моим секретарем-референтом. Высокая шатенка с большой, тяжелой грудью, осиной талией и упругими бедрами. За свою сознательную жизнь она добилась многого: закончила школу, вышла замуж, стала мастером модельной стрижки экстра-класса, развелась с мужем. Когда поняла, что не успевает за стремительным бегом нового времени, бросила парикмахерскую, пошла на курсы секретарей, изучила компьютер, сдала на права вождения машины. Мы с ней встретились полтора года назад, я уже достаточно поднаторел в новой (капиталистической) жизни, попробовав себя в разных сферах: от грузчика-экспедитора до охранника и телохранителя. Уже три года зарабатывал на хлеб с маслом тяжелым трудом частного сыщика. За этот срок я чего-то добился, появились солидная клиентура, влиятельные покровители, пора было бизнес расширять. Взяв к себе Натаху, я так и сделал. Вместо своей квартиры я арендовал настоящий офис в бывшем совдеповском «пункте правопорядка». Здесь были прихожая для секретарши, кабинет, где я принимал клиентов, и комната отдыха с санузлом и душевой. Взяв кредит в коммерческом банке (для которого время от времени мне приходилось выполнять деликатные поручения), завез в свой офис мебель и все необходимые прибамбасы (компьютер, факс, ксерокс). Обновил комнату отдыха, поставив там финскую мебель и японскую аппаратуру. И жизнь покатилась своим чередом. Оперативные разработки проводил я, всю деловую документацию вела Натаха. С тех пор я забыл, что такое налоговая полиция, аудиторы, ревизоры и прочее…

Через полгода мы купили на паях малолитражку «Нисан». Официально машина принадлежала Натахе, но у меня была генеральная доверенность, когда требовала обстановка, я пользовался автомобилем…

Телефон звонил как проклятый, кажется, сегодня решили меня достать. Нет, дудки, сегодня выходной.

Поднявшись с дивана, я направился к Натахиной сумочке. Порывшись среди косметичек, ключей, кошельков, извлек оттуда начатую пачку «Мальборо». Зажав сигарету зубами, щелкнул дешевой одноразовой зажигалкой, затянулся.

В тройном зеркале трюмо я увидел небритую физиономию.

Внимательно обозрел себя: выше среднего роста, развитая мускулатура, была. Теперь в районе брюшного пресса появилась заметная выпуклость, как говорят сведущие люди, это «комок нервов», и правильно, работа у меня нервная и ненормированная. Некогда собой заняться.

Отвернувшись от зеркала, я посмотрел на журнальный столик возле дивана. Он был заставлен разнокалиберной посудой с остатками еды и выпивки, славно мы вчера погуляли. Все-таки хорошая традиция — отмечать застольем каждое успешно завершенное дело.

Телефон продолжал звонить. Я не выдержал и снял трубку.

— Да, слушаю.

— Мне нужен Глеб Кольцов, — донесся из динамика телефонной трубки мужской голос.

— Кто же еще может здесь находиться в семь утра? — проревел я.

— В восемь, — поправили меня.

— Ну, в восемь, — угрюмо согласился я.

— Глеб, ты что, с бодуна?

— А кому, собственно, до меня дело?

— Это Андрей Акулов.

— А, Андрюха, здорово! Давно от тебя не было вестей.

Андрея Акулова я знал больше пятнадцати лет. Вместе занимались в «Спартаке» регби. Несмотря на разницу в три года, Андрей не уступал нам, старшеклассникам. После того как я поступил в высшую школу КГБ, наши пути разошлись. Вновь встретились, когда я готовился к выпуску. Андрей, оказывается, тоже поступил в наш вуз. Пока он учился, я служил сперва на Кавказе, затем в Афгане и снова на Кавказе (Нагорный Карабах). В очередной раз нам довелось встретиться пару лет назад. Я тогда уже серьезно занялся частным сыском, а Андрей еще служил в «конторе», правда, это была уже не служба связи КГБ, а самостоятельная организация ФАПСИ (Федеральное агентство правительственной связи и информации), но большой роли это не играло.

— Как живешь? — задал я стандартный вопрос.

— Хорошо, скоро должны присвоить майора.

— Поздравляю. — Чужое повышение меня мало волновало.

— Спасибо, а как твои дела?

— Тоже неплохо.

— Как с деньгами?

Я недовольно поморщился, терпеть не могу давать в долг (особенно тем, кто появляется только тогда, когда я нужен). Хотя к Андрюхе это не относится. Чтобы самому себе не казаться транжирой, я осторожно спросил:

— Сколько тебе надо?

— Мне ничего не надо, — рассмеялся Акулов, — могу тебе дать заработать. Вернее, можем заработать вместе.

— Сколько?

— Пятьдесят штук зелеными на двоих. И работа несложная.

От суммы у меня перехватило дыхание. Я прохрипел:

— Нет, — потом добавил: — Я еще не так оголодал.

Чтобы не тревожить свою совесть (все-таки пятьдесят тысяч), хотел положить трубку, но услышал возбужденный голос Андрея:

— Подожди, Глеб, дело не имеет ничего общего с криминалом.

— А за что же платят такие деньги? — с издевкой спросил я, помня старую истину: когда мягко стелят, жестко спать.

— Глеб, тебе говорит что-то название Хребет-Уральский?

— Ну, — я напряг память. — Это городок недалеко от Свердловска.

— Правильно, — подтвердил Андрей, — это небольшой районный центр под Екатеринбургом. Вот оттуда надо сопроводить груз, вернее, человека. Вывезти его из этого самого Хребта и доставить в Москву. Как предложение?

Я почувствовал: от столь лакомого предложения почему-то несло тлетворным запахом мертвечины. Не люблю я этот запах.

— Не переплачивает ли клиент? — как можно мягче спросил я. В России все рассказы о баснословных доходах, как правило, заканчиваются «кидаловом». И мне, с моей репутацией, стать жертвой какого-то фармазона явно не к лицу. Но, с другой стороны, ведь и я не лох, чтобы вот так, за здорово живешь, позволить себя кинуть. И почему бы не наказать какого-то типа.

— Нет, клиент не переплачивает, — спокойно ответил Андрей. Его голос скрывал эмоции, а физиономию собеседника я не видел. — Наш клиент, — продолжал Андрей, — боится авиаперелетов, а о путешествиях по дорогам России он хорошо наслышан, поэтому не жалеет денег за свою безопасность.

— Ты че, Андрюха, да за такие бабки он целое охранное агентство наймет на месяц… Я-то ему зачем?

— Ну, начнем с того, что о тебе и речи не было. — Андрей расставил точки над «i». — Предложили это дело мне. В этом году в гонке на выживание я взял серебряный приз. Вот мне и предложили эту командировку. А я решил подстраховаться. Один пятьюдесятью штуками я могу подавиться, а вдвоем в самый раз. Тем более что ты вроде спец по всем этим делам. Ну как?

«Как, как. Каком кверху», — подумал я. Но, с другой стороны, годы, проведенные в условиях рыночных отношений, меня научили: лишних денег не бывает. Почему бы не заработать двадцать пять штук?

— Так что ты решил? — послышалось в трубке.

— Когда выезжаем?

— Завтра в шесть утра. За тобой куда подъехать, домой?

— Нет, — буркнул я. — Если уж выяснил номер моего офиса, то и подъезжай сюда. Идет?

— Идет, — согласился Андрей. — Значит, завтра в шесть.

— Пока.

После этого разговора похмелье с меня как рукой сняло. В мозгу зудело: «Сгонять на Урал, взять человека и вывезти в Москву. Вроде ерунда. Но пятьдесят штук зеленых? Хотя любой денежный мешок, узнав об опасности, готов отдать все за свою жалкую жизнь кровососа. В общем, можно поиграть. Как там поется: „Ведь опасность — это все-таки игра“».

Я отправился под душ. Жалящие тугие струи воды быстро вернули меня из царства Морфея и бодуна в повседневный мир.

Завернувшись в банное полотенце, я направился к своему письменному столу. В нижнем ящике, кроме книг по криминалистике, холодному и огнестрельному оружию, лежала плоская книжица зеленого цвета с названием «Атлас автомобильных дорог СССР». Конечно, старое издание, но то, что меня интересует, там есть.

Открыв атлас, я быстро отыскал Свердловск (ныне Екатеринбург) и возле него небольшой кружочек с надписью Хребет-Уральский. Совсем рядом. Прикинув расстояние, скорость машины (будем надеяться, что это окажется не «Запорожец»), я решил для себя: «Четыре дня туда, четыре — назад, день-два там. Десять дней. Ну, и как положено, на всякий случай еще два дня. Итого — почти две недели».

Двадцать пять штук за две недели. Нормально. Отложив атлас, я направился к дивану, где, посапывая в ладонь, спала моя секретарь-референт. Хлопнул Натаху по упругому заду.

— Ну, в чем дело? — загундосила спросонья секретарша. Да, уж распустил я наш рабочий коллектив, привыкли устраивать себе выходные после удачно выполненного заказа. Надо принимать экстренные меры.

— Рота, подъем! — во всю мощь легких гаркнул я. Девушка подскочила с постели, как будто ее окатили холодной водой. Она уже хотела ляпнуть что-то вроде «дурак», но выражение моего лица ее остановило.

— Что, пожар? — встряхнув кудлатой головой, спросила Натаха.

— Почти, — ответил я, затягиваясь ее «Мальборо» и выпуская клуб сизого дыма в потолок.

— Так что нужно?

— Для начала проснись.

— Ну?

— Потом необходимо будет купить мне продукты в дальнюю дорогу. Дня на три скоропортящихся и еще на пять дней консервов.

— Что, на восемь дней уезжаешь? — Кажется, она стала просыпаться.

— Нет, еду на больший срок. Это так, аварийный запас. А ты давай, вскочила «мухой». Время не ждет.

— Глеб, серьезно уезжаешь? — Наталья поднялась с дивана, завернулась в простыню на манер греческих богинь. Ни дать ни взять Афина, блин, Паллада. — Что это тебе приспичило, вроде не было заказа?

— Девочка, ты забываешь, в какое время живем. Сейчас не девятнадцатый, а конец двадцатого. Эпоха атома, нейтронов, скоростей. Пока, милое дитя, вы спали, мне сделали предложение, от которого трудно отказаться. Итак, приведи себя в порядок, купи мне харч в дальнюю дорогу, а потом мы обсудим дальнейший план работы нашего агентства.

— Ой, мудришь ты что-то, Кольцов, — недовольно повела плечами секретарша и медленно прошествовала в душевую.

Оставшемуся в одиночестве, мне следовало решить, что взять с собой из одежды. Разница между Москвой и Уралом, конечно, не такая, как между экватором и Антарктидой, но все-таки… У нас еще дождь моросит, а там уже снегоуборочные машины прогревают моторы.

Одевшись, я открыл потайную дверь стенного шкафа, вверху на перекладине висели две кожаные куртки: длинная, с меховой подстежкой — для зимы, и короткая — для езды на машине. Наверно, придется взять обе.

Внизу стояла пара зимних теплых ботинок на цигейке, с высокими голенищами. Конечно, в машине может быть жарко, но, как говорится, «лучше маленький Ташкент, чем большая Сибирь». Рядом с ботинками стоял вместительный чемодан коричневого цвета. Когда в прошлом году я его покупал в ГУМе, слушая молоденькую продавщицу, расхваливающую чемодан, вроде как из крокодиловой кожи, неожиданно сказал: «Лучше бы он был сделан из кожи члена слона». — «Почему?» — удивленно спросила девушка. «При легком поглаживании чемодан стал бы втрое больше», — ответил я. Продавщица зарделась, а я, как истинный джентльмен, купил один из чемоданов. Теперь наступило его время.

— Может, ты мне объяснишь, что произошло? — спросила Натаха, выходя из душа. Твою мать… как она восхитительна после водных процедур. На кончиках влажных волос сверкали капли влаги, молодое тело дышало свежестью, упругие груди призывно колыхались, соски возбужденно тянулись ко мне. Тугая капля, оставляя за собой мокрый след, скользнула в лунку пупка, а ниже… К черту дела, до завтрашнего утра еще куча времени. Я шагнул навстречу Наталье…

Перед серьезным заданием я, как всегда, проснулся за полчаса до назначенного срока. Правда, с той разницей, что если раньше старался еще немного понежиться в постели, то сегодня поднялся сразу, как по визгу сирены тревоги. Одевшись, открыл сейф, там лежало самое ценное. Темно-коричневая замшевая подмышечная сбруя и пистолет Макарова, две обоймы к нему и удостоверение, гласящее, что частному сыщику Кольцову разрешено носить оружие на всей территории Российской Федерации. Такую льготу мало кто из частников имел, да и не всякому служивому это дозволялось. А мне повезло, выполнил пару неучтенных заданий бывшей «конторы» ФСК — ФСБ. Во всем мире наемникам платят, и со мной рассчитались — удостоверением на право ношения оружия по всей стране.

Надев сбрую, я вставил в пистолет обойму, послал патрон в патронник и, не ставя оружие на предохранитель, сунул его в кобуру. Нет, не лежала у меня душа к «Макарову», не по мне оружие. Каждый раз, когда беру в руки пистолет, вспоминаю свой «ТТ», который привез из Афгана. Во машина была! Венгерской сборки, для Египта специально был разработан под девятимиллиметровый парабеллумовский патрон. Сколько раз он меня выручал и в Афгане, и в Карабахе, и здесь, в Москве… А «заиграл» я его аж во Владивостоке…

Во входную дверь офиса постучали.

— Открыто, — гаркнул я.

Дверь отворилась. На пороге появился Андрей, коротко подстриженный здоровяк, одетый в толстый свитер, джинсы и короткую кожаную куртку. На лбу зеркальные очки «Пилот», хотя на дворе только начинает светать.

Мы поздоровались. Акулов стоял, разглядывая меня с ног до головы.

— Ты как, готов?

— Естественно, раз договаривались.

— Ну, тогда поехали. — Так и не переступив порога, Андрюха вышел во двор.

Взяв чемодан из крокодиловой кожи и полиэтиленовую сумку, которую Натаха наполнила продуктами, я последовал за ним. Заперев входную дверь на три хитроумных замка, офис ставить на сигнализацию не стал. Утром сюда никто не полезет, а через два часа придет Натаха.

Немного в стороне от моей конторы стоял великолепный гигант, темно-серый красавиц «Шевроле-Блейзер». Акулов бережно протирал лобовое стекло.

— Ни фига себе, уха, — непроизвольно присвистнул я, — с каких средств, Андрей Николаевич? Вскрыли дедушкину подушку или, может, втихаря продаете государственные секреты всякой западной нечисти?

— Что ты мелешь, — вяло возмутился Акулов. — Машина не моя, а клиента. Он ее дал, чтобы его перевезли с комфортом. Это с одной стороны. А с другой — машина служит залогом обещанного гонорара. Так что насчет денег переживать нечего.

— Ну, это совсем меняет дело! — воскликнул я. — Чего же мы стоим, поехали. Как говорят янки, время — деньги.

«Шевроле» плавно завелся, мощный двигатель приглушенно набирал обороты. Развалившись в кресле, я осматривался. В подобной машине еще не доводилось сидеть. Широкий, как в интуристовском автобусе, салон, кресла такие, что почти лежать можно, а заднее сиденье и вовсе размером с диван. Под передней панелью мирно соседствовали лазерный стереокомпактпроигрыватель и бортовой компьютер. Рулевая колонка, увенчанная миниатюрным кольцом спортивного руля, могла легко перестроиться под любого водителя как по длине, так и под любым углом.

— Комфортная тачка, — сделал я заключение.

— Американцы любят жить с комфортом, — согласился Андрей, трогаясь с места. Машина заскользила по грязной осенней листве, объехав зачехленную «копейку», выпорхнула между домами на улицу. Движение на дороге было слабеньким, столица только просыпалась. Вдавив до пола педаль газа, Андрюха подмигнул мне и добавил: — Не только комфортная, но и безопасная. Я багажник усилил тремя двадцатимиллиметровыми титановыми плитами.

— Зачем? — не понял я.

— Ну, я в багажник загрузил пять канистр с бензином, как говорится, на всякий пожарный случай. Черт его знает, как там на бескрайних просторах матушки-России с бензином. А так, по крайней мере, хоть какой-то резерв автономности.

— Это я понял, — кивнул я. — Броня зачем?

— Понимаешь, Глеб, если в Москве стреляют запросто, то почему в других местах не будут стрелять. Страна одна, люди одни и воспитаны в одном духе. Так что надо быть ко всему готовым.

— Всегда готов, — буркнул я. Меня стали потихоньку одолевать смутные сомнения. Снова почудился сладковатый запах мертвечины. Ой, не к добру все это. Некоторое время я молча смотрел в окно. Погода была пасмурной, тучи висели низко, но на улице явно посветлело.

Андрей достал из футляра сверкающую золотом шайбу компакт-диска, вставил в проигрыватель. Салон наполнился тягучим громоподобным грохотом «Пинк Флойда». Через десять минут заманили меня англичане своими музыкальными соплями, своими «Чилдрен», «Точер», и я возмутился:

— Поставь что-нибудь другое.

— «Скорпионс», «Кисс», «Роллинг-стоунз»… — Акулов начал перечислять на память западные группы.

— А просто «Русское радио» поставить нельзя?

— Нельзя, — последовал категорический ответ.

— Ладно, хорошо, тогда сделай потише и не мешай мне спать. — Я перебрался на заднее сиденье.

— Вери гуд, — отреагировал Андрей на мое поведение.

Кольцевая дорога осталась далеко позади, я прилично выспался и снова перебрался к Андрею, достав из своей сумки пакет с бутербродами, сделанными Натахой по особому рецепту специально для меня. Впрочем, ничего особенного — хлеб, сыр, зелень, ветчина, но вкусно. Съели, запили колой.

Жирной черной лентой бежал асфальт дороги, отмечая километраж столбами указателей да белым пунктиром, рассекающим трассу. Голые деревья, как голодные люди с плаката «Поможем голодающему Поволжью», тянули иссохшие руки-ветви к небу в мольбе о снеге. Снег для деревьев что одежда для людей: согревает от мороза, защищает от промозглого, колючего ветра. Не люблю осень — тоску нагоняет, уж лучше белая зима. Впрочем, еще лучше весна, весна в Париже. Впрочем, сколько я там был? Неделю. Чем занимался? Следил за толстой дурехой, которая ничего не придумала умнее, чем «снять» заморыша алжирца и притащить в свой номер. Дура, и нисколько ее не жаль, если навороченный благоверный в малиновом пиджаке свернет ей безмозглую головенку.

Воспоминания повлекли меня еще дальше в глубь времени. В моем мозгу полыхнули картины жаркого прошлого…

…Загруженные людьми и оружием две зелено-коричневые вертушки на предельной скорости неслись по коридору широкого ущелья. Несмотря на опасность столкнуться со скалами или получить в пузо очередь из «ДШКа», командование пошло на этот шаг. Скрытность доставки группы обеспечивала вероятность успеха в предстоящей операции. А ставки в этой игре были чертовски велики.

Наконец головной «Ми-8» начал снижение, в полуметре от каменистого дна ущелья из распахнутых дверей десантного люка посыпались бойцы, обвешанные оружием, в выгоревших на солнце до белизны комбинезонах и мятых панамах.

Старший группы майор Грысюк, широкоплечий детина с трехдневной щетиной, подмигнув, хрипло пропел:

— «Улыбнитесь, каскадеры. Ведь опасность — это все-таки игра». — А дальше голос майора звучал буднично и деловито: — Головной дозор — Макаров, Клочков, замыкающий — Рымбаев. — Повернувшись ко мне, Грысюк добавил: — Вам, май френд Глебушка, придется позаботиться о радиостанции. Берегите ее, мой юный друг, она наша страховка.

Взвалив на плечо ядовито-зеленый ящик радиостанции, левой рукой я сжал брезентовый ремень, а правой сдавил цевье автомата.

Когда из вида скрылась дозорная группа, майор негромко произнес:

— Ну, с богом, наша очередь.

Словно тени мы бесшумно двинулись по дну ущелья.

Мы — ударная группа спецподразделения КГБ «Каскад» (отсюда и прозвище «каскадеры»), в чью задачу входит борьба с душманским терроризмом, выявление иностранных шпионов, которые в Кабуле прикрываются всевозможными «крышами» от дипломатической до Красного Креста. И конечно же, оказание дружеской помощи ХАДу — афганской службе безопасности.

Солнце — безжалостное светило, даже здесь, на дне высокогорного ущелья, его лучи немилосердно жгли. В Афганистане я всего полгода, несмотря на несколько боевых операций, закончившихся плотным «огневым контактом», и звание старшего лейтенанта, в «Каскаде» я самый молодой. Здесь служат только офицеры, и даже те, что еще недавно были прапорщиками, попав в «Каскад», получали нижнее офицерское звание.

Под тяжестью полковой рации левое плечо стало немного неметь, но это еще не повод снимать железный ящик с плеча.

Впереди маячит белая от солнца спина Грысюка, опытный чекист-оперативник прибывший в Афган с Дальнего Востока, окунулся в войну, как в ледяную купель после жара бани. За три года «загранкомандировки» получил два ранения, пять орденов и внеочередное звание «полковник», которое застряло где-то в высоких кабинетах. Василий Гаврилович, несмотря на должность, звание и возраст, оставался для бойцов нашей группы Гарынычем — настоящим отцом-командиром, кто не только заботится о нас в бою, но и защищает перед вышестоящим руководством (были случаи).

Видимо, Грысюк что-то почувствовал, повернул свой небритый лик ко мне и спокойно поинтересовался:

— Ну что, Кольцов, помочь в переноске средств связи?

— Да нет, Василь Гарыныч, как-нибудь сам справлюсь.

— Ну-ну… — Майор зашагал дальше.

За очередным поворотом на нас обрушился горячий воздушный поток, как будто мы приблизились к мартеновской печи. — Узнаю дыхание пустыни, — хмыкнул Гарыныч, повязывая на лицо марлевый платок…

Пустыня дышала, все пространство до самого горизонт занимали серые пески. Раскаленный воздух колебался, создавая иллюзию движения барханов. Далекие песчаные холмы, то возвышавшиеся, то, наоборот, приседающие, казались гребнями морских волн. Дыхание пустыни сводило с ума не одного европейца, вздумавшего потягаться с силами природы.

Наша группа разместилась в тени огромного, как скифский курган, бархана. Грысюк после десятиминутного привала объявил:

— Здесь проходит один из самых надежных контрабандных путей. В основном ими пользовались торговцы наркотиками. Но сегодня мы будем ловить более жирную дичь. По данным агентурной разведки, в Афганистан направляется караван из пяти грузовых «Тойот». Его сопровождают два десятка душманов и несколько белых наемников. Караван везет переносные ракетные комплексы «стингер» и тысячу ракет к ним. Белые наемники, надо понимать, едут поработать инструкторами. Главная цель предстоящей операции — плотная блокада воздушного пространства над Кабулом. Наша задача — перехватить караван и по возможности взять кого-то из европейцев живым. Если это получится, хорошо, а на нет, как говорится, и суда нет… но караван не должен прорваться к Кабулу.

— Ну, если «духи» задумали серьезную операцию, то и прикрытие у них будет серьезное, — сидя по-турецки, задумчиво произнес Клочков. Старый шрам на его щеке потемнел и стал багровым — явный признак того, что капитан нервничает.

— Нет, караван идет без прикрытия. Это единственная возможность душманов быстро и незаметно проскочить пустыню Регистан. — Голос Гарыныча звучал обыденно, как будто он беседовал во дворе своего дома. — На случай непредвиденных обстоятельств нас будут прикрывать десантники из батальона разведки Витебской дивизии ВДВ. Они уже сутки как сидят на аэродроме.

— Действуем по обычной программе? — спросил сиплым, простуженным голосом бывший прапорщик, а ныне младший лейтенант госбезопасности Макаров, опираясь на цевье пулемета Калашникова.

— Да, — подтвердил Грысюк, — только без гранат. Работаем ювелирно. Если взорвется хоть одна ракета, то сдетони-руют и все остальные. А тогда… тогда и гроб заказывать не придется. Другие вопросы есть? Хорошо, со мной остаются Кольцов и Рымбаев. Действовать начинаем после выстрела Нурсултана. Это ясно? Тогда расходимся.

Подобрав амуницию и оружие, бойцы группы двинулись к заранее намеченным позициям. Возле бархана остались майор, я и младший лейтенант Рымбаев. Плосколицый казах Нурсултан невозмутимо грыз спичку. Урожденный степняк, он всю свою жизнь провел на ветру под палящим солнцем или на морозе. Афган не был для него таким тяжким испытанием, как, скажем, для меня. Степенный, хладнокровный охотник, в нашей группе Нурсултан был снайпером, но вместо «драгуновки» он таскал в брезентовом футляре длинноствольную английскую винтовку «бур» с привинченным к ней допотопным оптическим прицелом, где на бронзовой трубке стояло клеймо с вензелем «Карл Цейс. 1910 год». Положив из винтовки не один десяток душманов, Рымбаев каждый раз гладил оптику и приговаривал:

— Вот же, умели раньше делать, однако.

Сейчас, достав из чехла «бур», снайпер бережно оборачивал ствол винтовки старым бинтом, делая его невидимым на фоне однообразного пустынного пейзажа.

Взяв рацию и свои пожитки, я вместе с Грысюком поднялся на вершину бархана. Достав саперные лопатки, мы быстро стали окапываться, но через пять минут нам в очередной раз пришлось убедиться, что копать пустыню — все равно что черпать море. Наконец, плюнув, мы утрамбовали площадку и легли, накрывшись сверху куском выгоревшего до белизны дырявого брезента.

Пока я настраивал рацию, Гарыныч вынул из чехла бинокль и стал рассматривать серый горизонт.

Где-то слева от нас раздался звук, напоминающий пыхтение крупного животного, это Рымбаев устраивался на новую позицию. Через минуту шум утих, все, теперь его и смерть не обнаружит.

Солнце стояло высоко и палило, как в последний день перед Страшным судом. Мое тело было липким от пота, сердце от жары стучало как сумасшедшее, а глаза горели от соли. А впереди еще неизвестно сколько томительных часов ожидания.

Засада — развлечение для людей с крепкими нервами. Время быстро бежит в песочных часах, а в пустыне этого песка навалом, вот и кажется, что здесь оно остановилось. Чтобы хоть как-то убить немного времени, я задал вопрос майору.

— Василь Гаврилыч, что столько мудоханья из-за какого-то каравана? Пять сраных «Тойот», да это паре крокодилов на один зуб. Для чего нас кидать в это пекло?

На мгновение Грысюк оторвался от бинокля и насмешливо взглянул на меня, потом, снова припав к окулярам, негромко ответил:

— Караван, перевозящий «стингеры», атаковать вертолетами — это все равно что ежа пытаться раздавить голой жопой.

Прекращать разговор мне не хотелось, поэтому я задал новый вопрос:

— А чего не передать эту операцию армейцам? У них же вроде даже есть специальные батальоны, занимающиеся поиском и захватом «душистых» караванов.

— Ага, — не отрываясь от бинокля, кивнул Гарыныч. — Вот так взять и отдать караван со «стингерами» воякам, а потом еще написать рапорт о том, какую коварную акцию предотвратили захватом этого каравана. Это ведь верный Герой Союза, а наши генералы любят сами быть героями, не уступая этой чести братьям по оружию…

В пустыне страшнее полуденного жара и жажды — это ночь, когда стынут конечности и можно столкнуться с ядовитыми гадами.

Ночь я провел, дрожа от холода и думая о змеях. Паскудные твари, едва похолодало, ищут, где бы пригреться (и человеческие 36,6 — то что надо).

Мысль о ядовитых гадах не давала сомкнуть глаз.

Лишь под утро, когда восходящее солнце начало прогревать песок, я как в трясину стал погружаться в дремоту. Сон, мягкий, как пуховая перина, и вязкий, как мазут, обволакивал мое сознание.

— Ну вот они, старлей, — донесся до меня голос Грысюка.

Встрепенувшись, словно пацан-первогодок, я хрипло спросил:

— Что случилось?

— Наш караван идет, — ответил Гарыныч, передавая мне бинокль.

То, что будущий полковник Грысюк считал «нашим караваном», для меня предстало облаком пыли. Лишь через десять-пятнадцать минут я увидел размытые контуры техники. Но точно рассмотреть их не успел, бинокль забрал Гарыныч. Через минуту он выдал:

— Как я и думал. Смотри, Глеб, видишь впереди мотоциклистов? — Он возвратил мне бинокль.

— Ну, — ответил я, глядя через окуляры бинокля.

Действительно, перед «Тойотами» неслись два мощных мотоцикла «Хонда» с широкими вседорожными колесами и фарами, прикрытыми световыми фильтрами. На каждом мотоцикле по двое боевиков. Бородатые, в чалмах, с громоздкими «АК-47» на груди, они мчались впереди легких грузовиков. Хвост колонны только появился в объективе бинокля.

— Видишь мотоциклистов? — снова спросил Грысюк.

— Вижу, — ответил я, возвращая майору бинокль.

— Это дозор. Их пропустим вперед. Но когда мы ударим по колонне, они вернутся. Так что, Глеб, твоя задача — не дать душманам стрелять нам в затылок. Ты понял?

— Я должен их тормознуть? — спросил я, поглаживая свежую щетину.

— Естественно, — кивнул Гарыныч, не отрывая взгляда от каравана, потом добавил: — Но не раньше, чем мы начнем долбить грузовики.

— Ясненько, — буркнул я, по-рачьи выползая из укрытия, и, нырнув под защиту бархана, спустился вниз. Теперь все стало ясно, караван со «стингерами» идет через нас. Дозор из мотоциклистов пропустят, но, когда начнут «мочить» конвой «Тойот», дозорные вернутся, и вряд ли все вместе и на мотоциклах. Скорее всего рассредоточатся и попытаются ударить в спину. А как я один их четверых остановлю?

Пока они не знают о засаде, у меня преимущество. Но только прозвучит первый выстрел… Что ж, придется с ними разобраться до атаки на грузовики.

Бросив на песок свой «АКМ», я достал кобуру «ПБ». Как писалось в секретных артикулах, «пистолет бесшумный», а проще — стандартный пистолет Макарова с несъемным глушителем.

Переборов страх, что в чахлых кустах саксаула обитают змеи, я залег за редким высохшим кустарником.

Змей возле саксаула не было, но песок накалялся со скоростью адской сковороды.

Рев машинных двигателей приближался. Большим пальцем правой руки я опустил предохранитель в крайнее нижнее положение…

Из-за бархана вынырнула мощная «Хонда», широкий, как лосиные рога, руль сжимал молодой пуштун в серой ветровке и приплюснутом тюрбане. За спиной мотоциклиста сидел дородный мужчина с лохматой черной бородой, одетый также не броско. Пальцы левой руки сжимали плечо мотоциклиста, а правой он держал автомат. Судя по откидному игольчатому штыку, оружие было китайскою производства.

Вслед за первым мотоциклом, поднимая вокруг себя брызги песка, появилась вторая «Хонда». Оба мотоциклиста были одеты в длинные домотканые рубахи и шаровары. Головы их закрывали глухие шлемы с тонированными стеклами-забралами, а на груди болтались китайские «Калашниковы».

Пропустив вперед первую пару, я выждал, когда второй мотоцикл проскочил, мимо меня. Затем, встав на левое колено, двумя руками поднял на уровень лица пистолет, совместив на широкой спине мушку и прицельную планку, плавно надавил на спусковой крючок. Выстрела не было слышно, лишь дернулся пистолет, но афганец, вскинув руки, вывалился из седла, открывая спину водителя.

Я поймал в прицел новую спину и выстрелил. Тяжелая «Хонда» медленно клонилась набок, двигаясь еще какое-то время, затем, черпанув рулем, мотоцикл повалился на песок, и с надрывным ревом мотор заглох.

И, как по сигналу, пустыня взорвалась десятком автоматных и пулеметных очередей. Караван грузовиков попал в засаду.

Черт, мысленно выругался я, было досадно, что с дозорными не удалось расправиться до начала боя. Теперь придется схлестнуться с «духами», что называется, нос в нос.

Действительно, к бархану на предельной скорости возвращалась головная «Хонда». Развевающиеся полы халата заднего мотоциклиста на какое-то мгновение навели меня на мысль — примерно так же выглядели и древние рыцари на поединках.

Мотоцикл быстро приближался, уже можно было разглядеть лицо водителя, горящие злобой глаза пуштуна. Наши взгляды встретились.

Встав во весь рост, я принял вызов. Грохот боя за барханами остался для меня в другом измерении. Сейчас существовали только надвигающийся на меня мотоцикл и два душмана. Теперь решался для нас вселенский вопрос: «Кто кого?»

«Хонда», подобно глиссеру на водной глади, то зарывалась в песок, то, наоборот, высоко выпрыгивала. Мотоциклист был настоящим асом. Едва поворачивая руль, он уклонялся от моих выстрелов. Лишь с пятого выстрела я достал его. Пуля угодила пуштуну в нижнюю челюсть, разнеся ее, пробила горло и вырвала кадык. Но прежде чем умереть, мотоциклист сбросил газ и повалился всем телом на руль.

«Хонда», потеряв скорость, завиляла, как пьяный на дороге. Несколько этих мгновений дали возможность соскочить с неуправляемого мотоцикла пассажиру. Падая на спину, моджахед дал веером длинную очередь в мою сторону.

Удар сбил меня с ног и, перевернув в воздухе, ударил лицом о песок. Боли я не чувствовал, но левая рука почему-то не слушалась. Мысли о ранении не было, мозг четко фиксировал: «В пистолете последний патрон». Рот и ноздри забиты песком, глаза… Слава богу, перед падением инстинктивно успел зажмуриться. Теперь возникла новая мысль: «Где же „дух“?» Рискуя получить пулю, я слегка приподнял голову. Душман был в десяти шагах от меня. Заметив мое шевеление, он по-волчьи оскалился, обнажив редкие гнилые зубы, вскинул автомат.

Терять было нечего, превозмогая боль, я рванулся, перевалившись через левое плечо назад, еще не коснувшись плечом песка, вскинул руку с зажатым пистолетом, рефлекторно поймав в прицел силуэт, нажал на спуск. Пуля ударила моджахеда в центр груди, и он, громко хрюкнув, повалился на спину.

За барханом стрельба стихла, горячий воздух пустыни давил на уши мертвой тишиной. Опершись на песок здоровой правой, я оттолкнулся, помогая телу перебороть силу земного притяжения. Колени дрожали от напряжения. Под левым плечом расползалось кровавое пятно. Песок, пропитавшись кровью, становился бурого цвета.

«Чуть бы ниже, и хана», — мысленно отметил я, медленно подходя к трупу моджахеда. Это не был старик, как показалось вначале, молодой парень, может, даже мой ровесник. Его сильно старили длинная густая борода да поношенная одежда. Но теперь он стареть не будет, домотканая рубаха на груди пропиталась кровью, на губах пузырилась розовая пена, а карие глаза стеклянно смотрели в небо. Душман был мертв. Теперь пора было подумать о себе.

В нарукавном кармане, я вспомнил, лежал индивидуальный пакет, пальцы с трудом расстегнули клапан, вытащил бинт…

За барханом снова загремели выстрелы, и тут же заработал мотор грузовика. Стрельба усилилась, шум автомобильного двигателя нарастал. С досады сплюнув, я наклонился к автомату «духа», сейчас китайский «сорок седьмой» мне показался тяжелым, как стокилограммовая штанга. Обхватив пальцами пластмассовую ручку автомата, я упер приклад в подмышечную впадину. Теперь оставалось ждать.

Рев машины, стрельба, неясные крики — все смешалось в один жуткий нарастающий гул. Выписав замысловатый зигзаг, из-за бархана выскочил грузовик. Небольшая «Тойота» была загружена под завязку, из-за чего проседала на рессорах и сбивала выступающим бампером-кенгурятником все неровности пустыни. За тонированным стеклом кабины не было видно, сколько человек внутри, но зато был хорошо виден висящий на подножке с левой стороны стрелок в американском пятнистом камуфляже, он стрелял назад, видимо, в сторону преследователей.

Вдавив приклад в плечо, я навел ствол автомата в надвигающийся темный силуэт и надавил на спусковой крючок. Удержать одной рукой рвущуюся как живую «машину для убийства» не было сил. Я лишь смог, валясь на бок, прочертить автоматным огнем неровную черту слева направо. Тяжелые пули со стальными сердечниками сбили с подножки стрелка, разнесли на осколки лобовое стекло и перемололи сидящих в кабине, разбив боковое зеркало.

Неуправляемая «Тойота» промчалась в полуметре от моих ног, обдав меня песком и выхлопами угарного газа. Переехав трупы двух моджахедов в шлемах и их «Хонду», грузовик взгромоздился на небольшой песчаный холм, затем осел на правый бок и медленно начал опрокидываться. Из кузова посыпались длинные пластиковые футляры защитного цвета. Один из них, ударившись о другие, развалился, из его чрева вывалилась черная тонкая сигара и скатилась вниз к подножию холма.

Ракета, догадался я. Что будет, если она взорвется и ей подпоет хор остальных сестриц? Мое сознание провалилось в темную бесконечность…

…Белый потолок, белые стены. На стене перед кроватью большой календарь с портретом Ирины Алферовой, кабульский госпиталь. Я на госпитальной койке, возле кровати на табуретке сидит Гарыныч. Как всегда, небритый, в выгоревтем камуфляже, поверх которого накинут белый больничный халат.

— Ну что, пришел в сознание, каскадер? — добродушно спросил Грисюк.

— Подставился я, товарищ майор, — прохрипел я, сам удивляясь своему голосу.

— Во-первых, не майор, а подполковник, — поправил Гарыныч. — А во-вторых, задание ты выполнил с лихвой. А что до ранения, на войне всякое бывает. В общем, я представил тебя за эту операцию к Красному Знамени. Через месяц врачи обещали тебя поставить на ноги. Выйдешь из госпиталя, думаю, тогда и вручим орден в торжественной обстановке.

Я выписался только через полтора месяца, а орден получил еще позже. И не боевого Красного Знамени, а Красную Звезду.

По мере того как мы продвигались на восток, погода становилась холоднее, ландшафт однообразнее, а дорога пустыннее. То и дело налетал шквальный ветер, подымая с обочин вихри опавших листьев, и, завертев их, швырял горстями в лобовое стекло. На небе висели тяжелые свинцовые тучи. Закрыв своими тушами солнечный свет, окрасили землю в траурно-печальные цвета. Серые пустынные поля тянулись до горизонта, кое-где в них врезались черные пунктиры лесополос. Вдоль трассы, как стальные великаны, стояли конструкции опор высоковольтных передач. Вдалеке темнели низкорослые постройки какой-то деревни. И действительно, через десять минут мелькнул дорожный указатель, сообщивший, что мы въезжаем в населенный пункт с поэтическим названием «Радужное». Это была небольшая деревушка, расположенная по обе стороны трассы. Преобладали одноэтажные домики, из чего можно было сделать вывод, что деревня небогатая. А по многим заколоченным окнам и обвалившимся постройкам можно было догадаться, что, несмотря на близость трассы, деревня вымирала. Зато в сельмаге — приземистой коробке, выложенной цветной мозаикой, как раньше еще любили облицовывать загородные автобусные станции и общественные сортиры, — с витрины сверкала реклама кока-колы, «Абсолюта» и «Мальборо».

— Во, дожили, — оскалился Андрюха, — кто бы мог подумать, что в такой глуши будут продавать и колу, и «Абсолют». Прогресс, дружище.

Не разделяя оптимизма своего товарища, я сказал:

— Наверно, так же рассуждали и индейцы, когда первые конкистадоры меняли им на золото стеклянные бусы и зеркальца. Ты не помнишь, чем все это закончилось? По-моему, индейцев истребили.

Постепенно начало смеркаться, из-за туч звезд не было видно, на дорогу опускалось серое марево. Навстречу прошла колонна многотонных грузовиков, слепя нас светом своих фар. Скоро будет совсем темно.

За ближайшим поворотом мы увидели прыгающего на холоде гаишника. Черный тулуп до колен, перетянутый белым ремнем с портупеей, белые нарукавники, шапка, надвинутая на глаза, сапоги гармошкой, в левой руке полосатый жезл. Увидев приближающуюся машину, гаишник замахал своей палкой, указывая в сторону обочины.

Андрюха включил поворот и медленно стал притормаживать. Я посмотрел на стража дорог. Кобура почему-то пустая, может, сунул оружие в карман? В карман… Постепенно перевел взгляд на задний план, за спиной милиционера редкой стеной возвышались чахлые елки, под ногами гаишника было натоптано. Не слишком ли для одного милиционера?

Акулов проехал с десяток метров вперед и уже затормозил, когда я рявкнул ему на ухо:

— Не останавливайся, ходу отсюда!

«Шевроле» взревел мотором и помчался вперед. В зеркало заднего обзора было видно, как гаишник сперва пробежал несколько метров, потом погрозил нам вслед кулаком.

— Ты что, озверел? — разразился матом Андрюха. — Не хватало, чтобы сейчас гаишники нас где-то стопорнули. Или думаешь, как тот колобок: «Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел»? Сейчас не уйдешь, не то время. И менты имеют полное право открывать огонь не только, чтобы остановить машину, но и на поражение. И все экипажи вооружены автоматами. Ты понял, Каскадер, мать твою?

— Чего ты завелся. — На этот раз начал раздражаться я. — Ты, благопристойный гражданин, полный дурак. Не знаешь, как пулю в затылок заработать. По знаку гаишника не остановились! А почему ты не задумался, что в полночь делает одинокий мент вдали от населенных пунктов, в месте, хорошо, подходящем для засады?

— Ну, мало ли, — пробубнил Акулов.

— Хорошо, перейдем к другим приметам неадекватной ситуации. Я не говорю о том, что в кобуре у него не было пистолета, так еще вместо серых милицейских штанов на этом лжегаишнике были зеленые, армейские.

— Темно же было, какого черта ты мне лапшу вешаешь. Ты, Глеб, не мог разглядеть, какого у него цвета штаны, — не сдавался Андрюха.

— Ну хорошо, хорошо, не веришь про штаны. А ты обратил внимание, какие на нем были сапоги? Не хромовые, не яловые, а обычные кирзачи. По-моему, это уж слишком, даже несмотря на упадок экономики, милиция не будет ходить в кирзухе.

— Ну ты глазастый, черт, — восхищенно проговорил Андрюха.

— Будешь глазастым, когда на дорогах полный беспредел. Едва зазевался — получи если не пулю в голову, то удавку на шею…

Предположение Акулова, что необходимо иметь запас горючего на случай его отсутствия в среднерусской глубинке, оказалось в корне ошибочным, на всем пути нашего следования попадались заправки, и не только машины-цистер-ны, торгующие одним сортом топлива, но и благоустроенные по европейским стандартам автозаправочные станции. С яркими рекламными вывесками, облицованные белым пластиком, с электронными счетчиками и обслугой в фирменной униформе.

— Вот, — не переставал восхищаться Андрей, — рыночная экономика в действии. Спрос рождает предложение, бензин — какой хочешь. Выбор — как в любом большом городе. Еще лет двадцать — и будем жить, как в Америке или Франции.

— Это вряд ли, — плюхнул я ложку дегтя в бочку Андрюхиного меда.

— Почему?

— Через двадцать лет у нас иссякнут все природные ископаемые, так что нечего будет продавать. А от производства останется только воспоминание, дескать, было когда-то. К тому времени все мозги и работящие руки уплывут за бугор. И останутся здесь самые глупые и ленивые, будут жить втрущобах. И вся экономика будет держаться на тех деньгах, что станут вкладывать в съемку фильмов ужасов на русской натуре.

— Ты хочешь сказать, на такой огромной территории будет жить жалкая кучка лентяев и дураков? А на эти огромные земли никто не позарится? Никаких территориальных претензий, так, что ли?

— На этот счет будет мировое соглашение.

— А-а, — улыбнулся Акулов, он посчитал, что загнал меня в угол. — Почему?

— Да потому, что все эти огромные территории с уничтоженной природой и опустошенными недрами будут пригодны только для складирования ядерных и токсических отходов. И станет некогда великая страна гигантской помойкой. Вот так вот, друг Гораций.

— Ну тебя, пессимист чертов, — буркнул раздраженно Андрей.

Несколько часов мы ехали молча, каждый думал о своем. Третьи сутки в дороге, посторонние люди за это время сближаются, мы же порядком надоели друг другу.

Осенью мало разнообразия на просторах матушки-России. Недаром классики не очень любили описывать это время года. Ночью мне сидеть за рулем, поэтому сейчас я решил вздремнуть. Закрыв глаза, откинулся на спинку сиденья.

Мир меняется стремительно, может, и прав Андрюха, и лет через двадцать мы заживем, как люди в цивилизованных странах. Скорее всего так и будет — за всю историю государства Российского были взлеты, падения и снова взлеты. Нет, пожалуй, падать уже дальше некуда.

— А ты обратил внимание, Глеб, как гаишники реагируют на нашу тачку? — донесся до меня голос Акулова. Действительно, на всех попадающихся КПП милиционеры, безбожно стопорившие все машины, увидев «Блейзер», пропускали его беспрепятственно и как-то даже пугливо отводили глаза в сторону.

— Угу, — сонно подтвердил я, — видел.

— Это же надо, дожили, — бубнил себе под нос Андрюха. — Сейчас все открывающий пропуск — не удостоверение с гербовой печатью и названием спецслужбы. А короткая стрижка, кожаная куртка и дорогая иномарка. Езжай куда хочешь. Никто не остановит, никто ничего не спросит.

Поздно ночью мы увидели мерцающие огни огромного города.

— Подъезжаем к гиганту машиностроения. Городу революционной и трудовой славы Свердловску, — продекламировал хорошо поставленным голосом Андрюха, указывая на сияющий ореол над постройками города. Сделав короткую паузу, он исправился: — То бишь, на теперешний лад, Екатеринбургу:

Как обычно, въезд в город обозначался контрольно-пропускным пунктом ГАИ. Чем больше город, тем значительнее здание и соответственно количество милиции. На екатеринбургском КПП, кроме трех оранжевых гаишных «Лад», нас поджидал ядовито-зеленый «уазик» ОМОНа, чувствовалось, что город-труженик является кузницей не только рабочих и инженерных кадров, но и, по-видимому, криминальных.

Если на всем маршруте от Москвы до Урала работники правоохранительных органов относились с уважением к нашей машине, к нашей униформе (стриженые затылки, кожаные куртки, иногда солнцезащитные очки), то здесь почтительным отношением к заезжим гостям и не пахло. Гаишник в светоотражающей жилетке с белыми нарукавниками взмахнул своей полосатой палкой и указал на обочину.

Я послушно выполнил маневр, остановившись, заглушил мотор.

— Не боишься, что снова засада разбойничков? — съязвил Акулов.

Четверо ментов не спеша направились к машине — кроме офицера-гаишника, еще шли три омоновца. В отличие от своих московских коллег, они не носили щегольски заломленных беретов, их головы венчали армейские каски, а торс прикрывали тяжелые бронежилеты. Мощные «АКМС» милиционеры держали, слегка опустив стволы вниз, на уровне колес нашей машины.

Возле меня остановился капитан-гаишник, со стороны Андрюхи встал лейтенант-омоновец. Молодой парень лет двадцати пяти, худое скуластое лицо, настороженные глаза сконцентрировались на лице Акулова.

— Документы, — негромко произнес лейтенант.

— Капитан Дудин, — представился гаишник, приложил к шапке руку в черной кожаной перчатке. — Ваши права, техпаспорт на машину.

Я протянул документы капитану, в это время лейтенант разглядывал удостоверение офицера ФАПСИ. И так он его смотрел, и так, разве что на зуб не пробовал, потом спросил:

— Куда направляетесь, товарищ капитан?

— Это, лейтенант, государственная тайна, — с легким раздражением произнес Андрей. Чувствовалось, что этот парень знает, как поставить на место любознательных не по чину милиционеров.

— А ваш спутник тоже из ФАПСИ? — отдавая документы, спросил лейтенант, указывая на меня.

— Нет, — покачал головой Акулов. — Он из службы безопасности президента. Ему тоже документы предъявить?

— Не стоит, — стараясь сохранить остатки милицейского достоинства, растянуто ответил омоновец, затем, приложив руку к стальному шлему, буркнул: — Можете следовать дальше. В городе будьте осторожны, здесь нездоровая криминогенная ситуация.

— Спасибо, лейтенант, — поднимая стекло, поблагодарил Андрюха.

— Счастливого пути, — возвращая мои права, козырнул капитан. Я надавил на газ.

Екатеринбург — город-гигант не только в смысле производственных мощностей, но и своих размеров. В нем нет компактности городов среднерусской равнины. Растянутые проспекты с чахлой растительностью и домами-новостройками. Впрочем, новостроек теперь уже немного. Время позднее, улицы пусты, лишь в некоторых окнах горит свет, машин на дорогах единицы.

Остановившись на перекрестке перед светофором, я смачно зевнул, но мой напарник сделал вид, что не заметил. На следующем перекрестке я снова разинул рот на манер бегемота средних размеров. Акулов опять ноль внимания.

— Что-то спать захотелось, — пришлось сказать открытым текстом.

— Выпей кофе. — Андрей затянулся сигаретой. — Кофеин, говорят, бодрит. Хотя лично меня он наоборот…

Меня не интересовало, как на кого действует кофе, и я перебил собеседника:

— Дай термос.

Великолепный китайский двухлитровый красавец, расписанный золотыми фазанами и алыми маками, был приобретен бабушкой Андрея, еще в годы советско-китайской дружбы, каких-то лет сорок назад. Вся семья Акуловых гордилась этим шедевром ширпотреба, передавая его, как говорится, от отца к сыну.

Взяв термос за металлическую ручку, я обнаружил, что он на удивление легкий. Открутив крышку, убедился в правильности моего заключения.

— А кофе тю-тю, — расстроенно произнес я.

— Ничего удивительного, уже свыше трех суток в дороге. Как я термос в Москве залил, так его больше никто не наполнял. Вот тебе и тю-тю.

Невозмутимый тон напарника вывел меня из себя. Увидев светящуюся вывеску «Бар», я направил туда машину.

— Ты чего? — спросил Андрюха.

— Хочу наполнить термос, — буркнул я, нажимая ногой на тормоз.

— Мы через три часа будем на месте.

— Я хочу сейчас кофе и чего-нибудь горячего, — выбираясь из кабины, ответил я.

Воздух был ядреным, морозным. После теплого салона морду на морозе аж зажгло. Подхватив за ручку термос, я обошел машину и направился к бару под названием «Калейдоскоп». Как обычно, дверь бронированная, обитая вагонкой и покрытая лаком. По бокам — фигурной формы окна, выложенные цветными стеклами и сверху прикрытые ажурной кованой решеткой.

— Между прочим, мы находимся уже на окраине, — опустив стекло, вслед мне крикнул Акулов. — По статистике, именно такие районы наиболее криминогенны, помнишь, что говорил лейтенант?

Я промолчал. Взявшись за массивную ручку, я потянул дверь на себя.

Внутри был полумрак, дым стоял коромыслом, в бликах цветомузыки можно было разглядеть силуэты посетителей. Небольшой зал на два десятка столиков был занят едва ли на треть. Но, учитывая, что время перевалило за полночь, для бизнеса такой наплыв довольно неплох. Дальнюю стену занимала стойка бара. Высокий дощатый барьер, обитый уже изрядно потертым дерматином. По другую сторону стойки открывалась огромная диорама винно-ликеро-водочных натюрмортов. Коллекция была впечатляющая. Во времена застоя такого выбора не было даже в валютных барах.

За стойкой с шейкером в руках ходила молодая девушка в белой рубашке и с черным галстуком-бабочкой. Невысокая круглолицая шатенка с безразличным видом скользнула взглядом по мне.

— Добрый вечер, — поздоровался я, присаживаясь на табурет рядом с уже хорошо набравшимся здоровяком. Он угрюмо вертел пальцами стакан из тонкого стекла, на четверть наполненный белой прозрачной жидкостью (подозреваю, что это была не вода).

— Скорее уж доброй ночи, — ответила девушка, ставя шейкер перед собой.

— У вас кофе есть? — спросил я.

— Есть, — ответила девушка-бармен. — Вам какой, натуральный или растворимый?

— Если можно, нерастворимый. — Ставя на стойку термос, я добавил: — Крепкий, сладкий, полную емкость.

— Вы что, нездешний? — Боковым зрением я заметил, как мой сосед после вопроса барменши замер, насторожившись. У меня мелькнула мысль: «Что-то тут не то». Но вслух, зевая, я произнес: — Да, я здесь чужак, был у вас на Урале по делам, теперь возвращаюсь домой. В Москву, столицу нашей родины.

— Один, что ли, едете? — Этот не совсем безобидный вопрос был задан с явно фальшивой, простенькой интонацией.

— Да, — молодецки ответил я и добавил: — Хотите посмотреть Москву? Доставлю с ветерком и комфортом.

Тут встрепенулся мой сосед. Развернувшись полным корпусом, детина дыхнул на меня перегаром и гневно произнес:

— Ты что, к нашим девкам цепляться будешь, козел вонючий?

Несмотря на табачно-водочный перегар и красную морду с вислыми мешками под глазами, завсегдатай бара не был пьян, и еще одна деталь: на голос этого пьянчуги в зале дернулось несколько голов, как боевые кони на звуки армейского горна. Подозреваю, что это не случайность.

Мой сосед ждал ответной реакции, решая, как дальше поступить со мной.

— Извините, не хотел обидеть девушку, — как можно мягче произнес я.

Физиономия соседа скривилась. Как большинство пьяниц и хулиганов, этот тип, по-видимому, любил поучить очкастых интеллигентишек, которые говорят «спасибо», «пожалуйста», «будьте добры», едят вилкой и ножом, а хлеб берут двумя пальцами.

— Ты на кого, козел, наезжаешь? — взвизгнул уже начавший заводиться здоровяк.

Я улыбнулся и негромко сказал:

— Извините, я не хотел вас обидеть.

Это была последняя капля, мой сосед спрыгнул с табурета, ухватив меня за куртку, я уже хотел зарядить ему в дыню. Но завизжала барменша:

— Не надо, прошу вас, не здесь.

Из этой фразы можно было сделать вывод, что она в курсе местных развлечений.

— Выйдем. — Отпуская мою куртку, задира ухмыльнулся, показывая своим видом презрение к моей персоне.

— А это обязательно? — спросил я без особого удовольствия.

— Да, козел, — ответил задира и двинулся к выходу.

Оставив на стойке термос, я направился вслед за ним. За моей спиной раздались звуки отодвигающихся стульев, топот ног. Оглянувшись, увидел, что за нами идут еще четверо мужиков. Они были примерно одного возраста с задирой, да и одеты точно так же: теплые спортивные костюмы, поверх длинные кожаные куртки.

Двигаясь в небольшом отдалении от меня, они громко переговаривались, посмеивались. Один из них звучно стучал кулаком в ладонь. В общем, психологическая обработка будущей жертвы шла полным ходом. Поправляя рукой полы своей куртки, я пальцами коснулся кобуры, отстегивать клапан не стал. Зачем раньше времени разочаровывать людей.

Толкнув рукой дверь, забияка вышел, я за ним. К ночи мороз усилился. Зевнув, я буквально окутался облаком пара и тут же ощутил толчок в спину.

— А ну пошел, — раздался голос сзади. Пришлось слегка увеличить шаг. «Шевроле» стоял в отдалении от бара и был закрыт от взоров пузырем ларька-«батискафа». Это хорошо, по крайней мере не придется тревожить Акулова, он человек служивый, зачем ему эти хулиганствующие элементы. Впрочем, и я не член добровольной народной дружины, но что делать, если так получилось?

Мы обогнули пятиэтажку, в которой располагался бар «Калейдоскоп», вошли в глухой, темный двор, окруженный тремя длинными многоподъездными домами, свет горел лишь в одном из подъездов и на столбе, освещавшем ряд мусорных контейнеров. Контейнеры стояли, прислоненные к забору из трех бетонных плит, сюда меня и привели местные. Я медленно прошел к стене и повернулся лицом к хулиганам. Впереди стоял забияка, за его спиной шеренгой выстроились четверо друганов. Над моей головой со скрипом раскачивался фонарь, играя освещением. Ситуация вызвала у меня усмешку: «Прямо сцена из спектакля о Гражданской войне. Расстрел большевика».

— Ребята, может, обойдемся без мордобоя? — спросил я, делая еще одну попытку решить все миром.

Забияка сплюнул сквозь зубы и сделал шаг ко мне, потом негромко сказал:

— Выворачивай карманы, живо.

Я понял, что допустил ошибку, приняв за резвящихся хулиганов гопстопников, людей тяжелой и романтической профессии. Впрочем, для себя я не видел большой разницы. Если не считать такой мелочи, что хулиганы бы меня избили и бросили на морозе, а гопстопники еще и ограбят, хотя, если учитывать их метод работы, наверняка постараются как минимум определить меня на койку в реанимации.

— Выворачивай карманы, козел. — Забияка сделал еще шаг, запустив руку в карман, затем вытащил ее и опустил вдоль ноги.

— Не буду, — глядя затравленно, буркнул я.

Звонко щелкнуло лезвие пружинного ножа, и в свете блеснуло узкое тонкое жало.

— Карманы, — прохрипел бандит и сделал выпад. Это был скорее психологический прием, чем желание меня зарезать. Рука как-то вяло проделала путь по кратчайшему отрезку между двумя точками (от него ко мне). Но даже если бы скорость была в десять раз больше, ничего и тогда бы не изменилось. Ладонь, сжимающую нож, я перехватил своей рукой и резко вывернул ее наружу, так что сустав хрустнул громко, как сломанная ветка на морозе. Забияка даже не успел вскрикнуть от боли. Потому что в ту же секунду тупой носок моего ботинка врезался ему в пах с такой силой, что что-то чвакнуло у бандита в требухе. Он, скорчившись, разлегся на мерзлом асфальте.

Хрустнув суставами пальцев, я с усмешкой спросил:

— Кто следующий?

Бандюги, ни слова не говоря, немного рассредоточившись, стояли передо мной уже не прямой шеренгой, а полумесяцем. Заминка произошла, по-видимому, из-за того, что парни не могли решить, кто первый ляжет рядом с их лидером. Наконец, когда они решились, за спиной раздался командный голос:

— Стоять, псы.

Налетчики на мгновенье замерли, потом очень медленно стали оборачиваться. Позади них стоял Андрей Акулов. Широко расставив ноги, он двумя руками сжимал пистолет. Профессиональная стойка, а главное, командный голос не вызывали сомнения, что перед налетчиками стоит не сопливый очкастый интеллигент с дешевым «газовиком».

Гопстопники без понуканий подняли руки вверх и затравленно поглядывали то на Акулова, то на меня. Их вожак и главный забияка по-прежнему лежал в позе выкидыша и не подавал никаких признаков жизни.

— У тебя в кобуре «макар», а ты из себя корчишь Ван Дамма, — выругался Андрюха, по-прежнему не опуская оружия.

— Брюса Ли, — возразил я. — И вообще, какого черта ты влез?

— Ты мне нужен целым. По крайней мере, до тех пор, пока не выполним задание, — проговорил мой напарник, по-видимому, на этом собираясь закончить выяснение отношений с этой блататой.

Однако я далеко не такой добрый. Подняв с асфальта пружинный нож с тонким блестящим клинком, убрал лезвие в рукоятку, затем, спрятав нож в карман, обратился к налетчикам.

— А ну-ка, братва, к стеночке, — указал я в направлении бетонного забора. — Ручками оперлись, ноги шире плеч. В общем, люди вы, я смотрю, зрелые, ритуал должны знать. Кто держится не по теме, пожалеет, что не лежит рядом. — Для убедительности я пнул ногой скорчившегося забияку.

Пока Акулов недоуменно смотрел на меня, гопстопники, натужно пыхтя, выстроились у стены, опершись руками на ромбообразный рельеф стены. Я по-хозяйски обошел шеренгу кожано-спортивных спин. Ударом ботинка кой-кому раздвинул шире ноги, после этого приступил к личному досмотру (проще говоря, обыску) по полной программе.

Через десять минут я стал обладателем целой коллекции портативных образцов оружия. Кроме пружинного ножа, имелся еще самодельный кастет, вылитый из свинца, вещь довольно весомая, грубо выполненная, но очень удобно сидящая на пальцах правой руки. Затем из-за пояса другого молодца были извлечены нунчаки, фирменная штучка, выполненная из черного дерева и перехваченная посередине прочной никелированной цепочкой. Такой образец я видел в каратюжном боевике незабвенного Брюса Ли. Потом мне попалась телескопическая дубинка, удобная и смертоносная вещь, ничуть не уступающая кастету или нунчакам. И наконец, последний экземпляр, небольшой газовый пистолет «эрма». По сравнению с предыдущими, можно сказать, детская хлопушка. Но патроны в пластмассовой обойме оказались все дробовыми. Из чего можно было сделать вывод: ребятки разбой выбрали как основную для себя работу. Рассовав по карманам холодное оружие, с пистолетом я поступил проще: размахнувшись, зашвырнул в дальний куст обойму с патронами, затем, отсоединив ствольную коробку, бросил ее под ноги и тут же смял ее ударом каблука. Снятую со ствола пружину растянул едва ли не на метр. А что осталось от пистолета, бросил в мусорный контейнер.

Кроме смертоносных игрушек, в мои карманы перешли несколько бумажников, паспортов и даже водительских прав. Ко всему добытому можно прибавить золотые часы «Ролекс» с вкрапленными в циферблат осколками бриллиантов. Если учесть, что у четверых других налетчиков были часы от потертых «командирских» до пластмассовых электронных «Санье», то можно предположить, что последнему владельцу они достались не самым праведным путем.

Обыск начавшего приходить в себя забияки, кроме бумажника из кожи, «Ролекса», добавил еще позолоченную зажигалку «Зиппо» с таким же, кстати, вензелем, что и на бумажнике. Из чего можно было сделать вывод, что какому-то «богатенькому Буратино» повезло меньше, чем мне.

— Ну вот и все, — рассовывая добычу по карманам, проговорил я. Видя ошарашенную физиономию Акулова, подмигнул ему: — Теперь можем идти.

Мы уже достигли выхода со двора, как сзади раздался крик одного из налетчиков:

— Документы хоть отдайте!

Ничего себе наглость, можно подумать, мы сейчас прошерстили не отмороженных гопстопников, а честных самаритян. Но уйти молча я не мог и, повернувшись в сторону дворового фонаря, крикнул:

— Советую документы искать в городе, по мусорным контейнерам.

— Зачем ты так? — все еще ошарашенный происшедшим, спросил меня Андрюха, садясь за руль «Шевроле».

— Можно подумать, они возвращают документы своим жертвам, — буркнул я, когда машина отъехала от тротуара и, шелестя шинами по мерзлому асфальту, понеслась вон из города.

— Но нельзя же так, по-бандитски, — не сдавался бывший пионер, комсомолец и просто хороший мальчик Андрюша Акулов.

— А как надо было? — Выложив на колени бумажник, я пересчитывал трофейную наличность. Кроме разноцветных купюр российского казначейства, попадались и грязно-зеленые банкноты «дяди Сэма». Все-таки еще сильна у нас традиция преклонения перед Западом.

— Ну, не знаю, — пробубнил Андрей. — Арестовать их и сдать в милицию.

— Ага, — кивнул я, еще раз пересчитывая деньги. — Арестовать и под конвоем доставить их в ближайшую «мусоровку». И что мы там скажем? Арестованы при попытке вооруженного ограбления, почти разбоя? Как бы не так. Пока бы мы их сопровождали, бандюги быстренько сбросили свои прибамбасы и выглядели бы как законопослушные граждане. Кстати, ты обратил внимание, что все они были с паспортами? — Я указал на стопку документов, лежащих на передней панели машины. — А для чего? Чтобы их менты случайно не «закрыли» до выяснения личности. Так вот, если бы мы их сопроводили в милицию, они бы заявили, что не они напали на нас, а мы на них. И, угрожая оружием, доставили в милицию. Учитывая «любовь» милиции к чекистам (название ФАПСИ ничего не меняет), следует ожидать, что через несколько дней твое начальство получило бы рапорт из екатеринбургского УВД о том, что их офицер, капитан Акулов, в компании частного детектива Кольцова в нетрезвом виде дебоширили и угрожали мирным гражданам табельным оружием. После этого ты можешь своего «майора» обложить венками и украсить траурными лентами.

— Но ведь это неправда, — возмутился Андрюха, наивная душа.

— А кто бы стал это выяснять?

— Никто, — вздохнул капитан. Наконец-то до него дошло, что, как бы мир ни менялся, есть вечные понятия. Такие, как резолюции типа «наказать и доложить». Такие резолюции идут сверху вниз и, дойдя до последней инстанции, останавливаются на твоем начальнике, который никогда не решится ослушаться и провести расследование истинных причин. Если же он так поступит, то резолюция «наказать и доложить» перейдет уже его начальнику. И никто не хочет быть крайним.

— Но ведь это не выход, грабить самих грабителей, — отрешенно произнес Андрюха.

— Первоначально я и не собирался. Думал создать певчую капеллу «Фальцет» из пяти кастратов. А из-за тебя получился только один, их заводила. Когда ты вмешался, я понял — бить людей с поднятыми руками аморально, поэтому решил их выпотрошить. Чтобы на будущее помнили, что и на их хитрую жопу есть хрен с винтом. Кстати, знаешь, сколько мы срубили за один раз?

— Сколько? — без всякого энтузиазма спросил без пяти минут майор.

— Два миллиона четыреста семьдесят тысяч рублей и почти полштуки «зелени».

— Неплохой улов для дебютантов, — кивнул Акулов и тут же чертыхнулся: — Вот блин, надо же!

— Что такое?

— Да из-за тебя, хренов Робин Гуд, в том «Калейдоскопе» остался мой термос. Черт, хорошая была вещь. Теперь такие не делают.

— Ой, ой, какие мы нежные, — передразнил я товарища. Сняв с руки «Ролекс», протянул часы Андрюхе: — Возьми взамен, у нас такие тоже не на каждом углу делают.

Андрей хотел что-то сказать, но в этот момент заднее стекло машины со страшным грохотом превратилось в дождь из мелких осколков. Мы оба инстинктивно втянули головы в плечи, укрываясь за высокими спинками автомобильных кресел. Выдернув из подмышечной кобуры свой «ПМ», я украдкой оглянулся. Метрах в тридцати за нами неслась остромордая «восьмерка», наполовину высунувшись из правого окна с обрезом в руках, в нас целился один из гопстопников.

В чередующихся лучах уличных фонарей я разглядел физиономию заводилы, сейчас он уже был без своей кожаной куртки, в одном спортивном костюме. Пытаясь удержать одной рукой оружие, другой он держался за багажник на крыше. Прицелиться ему никак не удавалось, слава богу, наши дороги далеки от совершенства.

— Мои друзья, во главе с Фальцетом, — проговорил я, глядя на Андрюху и ожидая от него криков о моем самодурстве или, что еще страшнее, что за разбитое стекло он высчитает из моей доли. Но вместо этого Андрей неожиданно выпрямился, рванув ручку переключения скоростей, разразился диким матом и вдавил педаль газа до упора.

Наш «Блейзер», подобно метеору, сорвался с такой скоростью, как будто «восьмерка» взяла вдруг и остановилась. Мы уже проскочили район многоэтажек со светящимися витринами магазинов и киосков. Далее ворвались в пригородный район частного сектора, потянулись частоколы высоких заборов, редкостью стали столбы с фонарями.

Андрюха, как будто всю жизнь прожил в этом захолустье, крутя в разные стороны руль, вел мощную машину по незнакомым улицам. Неожиданно он надавил на педаль тормоза, от резкой остановки я чуть головой не вынес на себе лобовое стекло, но водителя это нисколько не огорчило. Переключив скорость, он резко сдал назад, въехав в темный узкий переулок, и тут же погасил фары. В кабине наступила гробовая тишина. Через несколько секунд до нашего слуха донесся натужный рев «восьмерки». Еще через мгновение мимо нашего переулка пронесся утюгообразный обрубок молочного цвета «Жигулей» восьмой модели, это были наши преследователи.

Дав им фору в несколько секунд, Андрей выехал из переулка и поехал за ними. Минут десять мы неслись по дороге, вдоль которой стояли домики за заборами палисадников. Затем наш «Блейзер» выскочил на загородную трассу, огни города остались позади. По бокам трассы лежала целина, покрытая серебром инея, и впереди двумя светлячками горели габариты «восьмерки».

Андрей снова надавил педаль газа, а я, держа в правой руке «Макаров», левой начал опускать дверное стекло.

— Теперь наша очередь пострелять. — Мной овладел азарт погони, как когда-то в старые добрые времена.

— Подними стекло, — серьезно произнес Андрей.

— Это почему? — не понял я — как-никак, а преимущество все-таки на нашей стороне.

— Обойдемся без стрельбы, — сказал Акулов и еще раз надавил на педаль газа. Громада нашего «Блейзера» настигла «восьмерку» и своим бампером ударила ее в багажник. Из кабины нашей машины не было видно, что творится в кабине с гопстопниками, но я уверен, братва перетрухала, и сильно.

Еще удар, и обрубок молочного цвета завилял по трассе. Андрей слегка сбавил скорость, дав «восьмерке» возможность оторваться от нас метров на сто. Потом снова вдавил педаль газа.

Удар был сокрушающим, «Жигули», получив на повороте под зад, со скоростью артиллерийского снаряда вылетели с трассы и, проскочив по целине метров двадцать, врезались в кругляк бетонного столба электропередачи, обхватив его с двух сторон капотом так страстно, что лобовое стекло вылетело и, ударившись о бетон, рассыпалось на миллион частиц искусственных хрусталиков…

— Интересно, кто-то там живой остался? — задумчиво произнес я, когда мы проезжали мимо изуродованной машины.

— Хочешь остановиться и выяснить? — с усмешкой спросил Андрюха.

— Да, вообще-то надо, — сказал я, пряча в подмышечную кобуру свой «макар». — Но ведь у них обрез, могут начать стрелять. А самое страшное — у меня есть пистолет, и я могу начать стрелять первым. Так что едем отсюда.

— Можно подумать, я собирался останавливаться, — усмехнулся Андрей, доставая правой рукой из кармана пачку сигарет. Анализируя ситуацию, я пришел к выводу, что Андрей Акулов сильно изменился с того времени, когда я его знал. Сейчас это был уже другой человек, а не тот пай-мальчик, который был готов на все, чтобы доказать, что он настоящий мужчина. Не знаю, что на него повлияло — служба в ФАПСИ (вряд ли, с пистолетом он себя чувствовал не совсем уютно) или гонки на выживание, но за рулем такого монстра, как эта машина, он настоящий демон. Не зря «серебро» взял на последних гонках. Мысль о гонках на выживание почему-то вызвала у меня нехорошее предчувствие.

Я уже не говорю о постоянно преследующем запахе мертвечины.

— Сегодня у местных гаишников будет на одно тяжкое ДТП больше, — прикуривая сигарету, сказал Андрей.

До конечной цели нашего путешествия оставалось пять километров. Но вместо того чтобы ехать в город Хребет-Уральский, мой водитель и компаньон Акулов завернул в сторону ограды придорожного кемпинга «У дяди Васи».

В пять утра нас встречал сам хозяин этого благородного заведения дядя Вася. Невысокий коренастый дедок, одетый в бледно-голубые джинсы и водолазный свитер с высоким воротом, был обладателем пепельной кучерявой шевелюры и такой же бороды, аккуратно подстриженной. Из-за этой бороды трудно было понять, сколько же дяде Васе лет на самом деле — сорок или шестьдесят. Руки в голубых узорах наколок свидетельствовали, что их владелец неоднократно хаживал «к хозяину». А блестящие глаза с лукавым прищуром подчеркивали, что перед нами не душегуб или насильник-педофил, а самый настоящий аферист, или «фармазон», как любят называть таких в народе. Я же подозреваю, что перед нами было живое подобие Остапа Ибрагимовича Бендера, так сказать, уральский вариант.

Дядя Вася, резавшийся еще минуту назад в сторожке с двумя охранниками в преферанс, встретил нас как дорогих друзей. Сразу указал, в каком коттедже будем отдыхать, где поставить машину. А заметив отсутствие заднего стекла, провел пальцем по обшивке, где было несколько рваных отверстий от попадания картечи. Не стал ничего нам говорить, лишь спросил негромко:

— Цветные за вами следом не пожалуют?

— Нет, дядя Вася, — как можно беззаботнее ответил я. — Мусария не имеет к нашим делам никакого отношения.

— Ну-ну, — одобрительно кивнул хозяин кемпинга, потом, как бы спохватившись, спросил: — Дыру, чай, надо заделать? Если что, мой племяш мастер. Родное стекло, конечно, не поставит, где такому взяться в нашей глухомани, а пленкой заделает не хуже, чем стеклом. Приедете к себе в Москву, поменяете на стекло. Ну как?

— Хорошо, — вместо Андрея сказал я, отметив про себя: «Вот старый жук, уже и номер заметил».

— Платить сейчас будете или утром? — как бы между прочим спросил хозяин этого придорожного заведения.

Только глупый может отложить расчет на утро или аферист… Поэтому я, вытащив пачку «трофейных» рублей, сказал:

— Зачем откладывать на утро то, что можно сделать ночью.

Получив деньги за постой, за охрану и ремонт нашего стального коня, дядя Вася аж зажмурился от удовольствия.

— На территории нашего кемпинга есть ресторан, бар с бильярдной, сауна с бассейном. Если надо, можем обеспечить девушками.

— Не надо девушек, — наконец подал голос Андрей, — ресторан, бар, сауну с бассейном мы посетим утром, когда выспимся. О’кей?

— Как угодно, — кивнул дядя Вася, протягивая мне ключ от нашего коттеджа. Затем быстро зашагал к стоянке, где двое парней при свете прожектора латали наш «Шевроле».

Коттедж представлял собой деревянный финский домик, внутри, кроме узкой прихожей, где размещалась вешалка в виде лосиных рогов, была комната — одновременно спальня и гостиная, у стен стояли две неширокие деревянные кровати и в центре на тумбочке — большой телевизор «Фотон», накрытый накрахмаленной салфеткой.

В прихожей была еще одна дверь, ведущая в санузел. Зашторив окна и заперев дверь, мы разделись и, сунув оружие под подушки, погрузились в тревожный сон. Впервые за четверо суток заснули по-настоящему на кроватях.

Следующий день выдался серым и пасмурным, тяжелые низкие тучи добрались наконец и до Урала.

Когда мы проснулись, мой компаньон неожиданно сказал:

— Ты оставайся в кемпинге с машиной, а я смотаюсь в город, посмотрю, что и как.

— Что значит — посмотришь? — не понял я.

— Понимаешь, Глеб, — отводя глаза в сторону, негромко произнес Андрюха, — здесь не все так гладко, как хотелось бы.

— Что хотелось? — До меня еще не доходил смысл бормотания моего партнера. — В конце концов, что здесь происходит?

— Я толком сам не знаю, — наконец сдался Андрей. — Меня наняли, чтобы сопроводить мужика из этого Хребта в Москву. Но предупредили, что у него конфликт с местной ментовкой, и если вывозить его не тайно, то будут неприятности.

— Замечательно. — Я по-настоящему рассвирепел. — Капитан агентства правительственной связи собирается привезти в Москву беглого каторжника. Еще и меня подписал.

— Нет, — возразил Андрюха.

— Что нет? — не понял я.

— Он не беглый каторжник, он вообще-то мэр этого Хребта. Что-то не поделил с начальником местной милиции, ну и заелись. Теперь тот его держит чуть ли не под домашним арестом. Если бы он в чем был замешан, наверняка упрятали бы за решетку… Ну, в общем, это я так думаю. Поэтому и хочу сгонять на разведку, а ты, Глеб, если что, меня прикроешь.

— Нет, так не пойдет. — Я отрицательно покачал головой. — Во-первых, с этим четырехколесным монстром ты управляешься лучше, чем я. Во-вторых, ходить в разведку — это моя работа. И в-третьих, я не хочу, чтобы ты что-то наговорил хозяину машины и он из моей доли высчитал за разбитое стекло.

— Ладно, — согласился Андрей. — Только оставишь оружие здесь, не надо появляться вооруженным в незнакомом городе. А вот это возьми.

Я посмотрел на предмет, протянутый мне. Черная пластиковая коробка размером с пачку от сигарет.

— Что это?

— Это портативная радиостанция, разработанная для спецслужб нашим НИИ. — Откинув верхнюю крышку, Акулов извлек наушник телесного цвета, похожий на слуховой аппарат, и булавку с блестящим шариком на конце. — Это наушник, а это микрофон, — показывая эти атрибуты, пояснял Андрей. — Булавку можешь воткнуть в галстук, в воротник рубахи или пиджака, а наушник вставь в ушную раковину. После этого нажмешь кнопку включения на ретрансляторе, — он указал на красную клавишу под крышкой коробочки, — и все. Нажмешь ретранслятор, повесишь на брючный ремень или сунешь в карман пиджака. Дает устойчивую связь до двенадцати километров. Электронная гребенка обеспечивает автоматический переход с одной волны на другую, что не позволит шпиону тебя засечь или подслушать. Но даже если случайно кому-то удастся вклиниться на волну твоего передатчика, он ничего не поймет, внутри встроено шифрующее устройство.

— Круто, — уважительно кивнул я.

— А ты как думал, — самодовольно улыбнулся Андрюха, потом добавил: — Моя рация будет работать на прием постоянно, ты будешь выходить на связь, когда сочтешь нужным. Такой график подходит тебе?

— Вполне, — кивнул я, протягивая свой пистолет со сбруей.

После завтрака в ресторане дяди Васи я на попутке добрался до ближайшей железнодорожной станции, купил билет до станции Хребет-Уральский и стал медленно прогуливаться по перрону, вдыхая морозный воздух…

Что самое главное в любом городе? Многие недолго думая назовут мэрию или рубанут по-ленински: «Банк, телефон, телеграф», третьи скажут — центральная улица или какая-нибудь достопримечательность. Но все это не так, в любом городе главное — люди, его жители. Это базар, куда население ходит за продуктами. Здесь всегда можно узнать свежие новости.

И если базары я относил к информационным центрам, то вокзалы — это душа города. На вокзалах бывают совершенно разные люди. Одни уезжают, другие приезжают, встречают, провожают. Сюда стекаются бомжи и проститутки, разочаровавшиеся в жизни и готовые уехать на край света, беглые дети непутевых родителей. На вокзале можно услышать душещипательную историю или байку, и здесь без особого труда можно выяснить, чем живет этот город.

Поэтому, отказавшись от попутного транспорта, идущего в Хребет, я решил воспользоваться железной дорогой, начать знакомство с городом с его вокзала.

Змея электрички выползла из-за поворота и, гася скорость, плавно выплыла к бетонной эстакаде перрона. За ним торчала двухэтажная коробка здания вокзала, на крыше — метровые буквы «Хребет-Уральский».

На перроне стояло десятка полтора пассажиров, ожидающих электричку. Как только она подъехала к вокзалу, в вагоне произошла разительная перемена. Все в одно мгновение притихли, цыгане перестали галдеть, картежники спрятали карты, а бомжи забились подальше с глаз долой.

Я поднялся, повесив на плечо спортивную сумку, пошел к выходу. Наконец электропоезд остановился, и дверь с шипением открылась.

После чесночно-перегарной духоты вагона вокзальный воздух показался мне сладким и опьяняющим, как вино. От глубокого вдоха в голове зашумело. Снова с шипением закрылась дверь, и, набирая скорость, электричка понеслась дальше.

На перроне, кроме меня, остались еще два милиционера в длинных шинелях, перепоясанные кожаными портупеями, с пистолетной кобурой с одной стороны и дубинкой — с другой. Они пристально смотрели на меня. Первоначальное желание спросить у патрульных, где ближайшая гостиница, и заодно узнать про местное житье-бытье отпало само по себе. Повернувшись к серой громаде железнодорожного вокзала, я шагнул в направлении двухстворчатой стеклянной двери.

Большой зал ожидания встретил меня ярким светом неоновых ламп, блеском полированного гранита и кое-где даже мрамора. Вдоль стен расположились окошки железнодорожных касс и расписания движения поездов. В дальнем углу над баррикадой из передвижных прилавков холодильников висела надпись «Буфет». Среди расставленной снеди, бутылок с минеральной водой и дешевым вином незыблемо возвышалась буфетчица, полная женщина лет шестидесяти в стерильно белом, идеально выглаженном халате.

В центре зала стояли несколько рядов пластмассовых кресел, из них занято было лишь несколько чинно сидящими мужчинами и женщинами. Не застав привычного для вокзалов гомона, отсутствием народа я был еще больше поражен. Этот вокзал выглядел как-то неестественно, непривычно для нынешнего времени. Я как будто попал в другую эпоху, где люди без страстей и пороков, без достоинств и недостатков. Глядя на смиренные лица ожидающих своих поездов пассажиров, удивленно подумал: «А люди ли они? Может, зомби какие-то?»

В дальнем углу под красной надписью «Милиция» отворилась полированная дверь, и на свет божий выглянул толстенный милиционер. Его холеную физиономию украшали аккуратно подстриженные усы, плечи-погоны со старшинскими лычками, а левый рукав — красная повязка дежурного по милицейскому отделению. Толстяк остановился возле одной из билетных касс, видимо, выясняя обстановку.

Говорить с этим боровом было не о чем, я не спеша направился в сторону привокзальной площади, на ходу размышляя: «С вокзалом ничего не получилось, пойдем на базар. Может, там мне растолкуют, что происходит в городе?»

Холодный пронизывающий ветер гнал по площади крупу твердого снега, предвестника снегопада. У выхода с вокзала стоял еще один патрульный милиционер. Вместо шинели на нем был форменный черный тулуп с погонами младшего сержанта. На широком офицерском ремне кобура и на плече портативная рация. Патрульный, кутаясь в воротник, даже не взглянул в мою сторону. Я прошел через площадь, миновал стоянку такси, где цепочкой друг за другом стояли три «Волги». Остановившись возле скворечника «Союзпечать», наклонился к окошку, где среди газет и журналов сидела еще не утратившая привлекательности женщина в черном пальто, накинутом на плечи.

— Простите, как пройти на рынок? — спросил я. Достаточно хорошо знакомый с устройством и бытом малых провинциальных городов, был уверен, что базар находится рядом с вокзалом.

— Сейчас пройдете за угол, — сказала женщина, — увидите магазин «Спорт», вот за ним и будет рынок.

Поблагодарив киоскершу, я направился в указанном направлении. Местный рынок оказался размером с большой двор, стояли три длинных стола, служивших прилавками для продавцов свеклы, моркови, картошки, яблок, сушеных грибов, красных ягод малины. Молоко, мед, битую птицу и мясо продавали в закрытом павильоне, называвшемся «Мясо-молочный корпус».

Покупателей, как и продавцов, было немного, торговавшие на улице были одеты в телогрейки, тулупы, меховые шапки или перевязаны теплыми шерстяными платками. Те, кто торговал в помещении, были в теплых свитерах или кожаных куртках, поверх надеты белые, но не совсем чистые халаты. Ничего вроде необычного, базар как базар, но чего-то не хватает, чего? И тут до меня дошло: до сих пор я не увидел ни одного кавказца или азиата. Ни одного «горбатого клюва», только свои прямые, курносые, «картошкой», славянские. Странно это, издавна южане славились своими дарами природы: хурмой, мандаринами, гранатами, урюком, изюмом, курагой, ранними цветами. За последние годы, якобы спасаясь от межнациональных конфликтов, они все глубже и глубже проникали в славянскую глубинку, порабощая не только базарную торговлю, но и сферы более серьезного бизнеса, а иногда подбирая под себя и криминал. Мне даже доводилось слышать о строительстве мечетей в исконно славянских городах. Здесь же я не видел ни одного «урюка» или «казбека», они просто отсутствовали.

— Извините, — обратился я к продавцу меда, седовласому деду, сжимавшему прокуренными зубами обрубок пластмассового мундштука. — А где можно купить курагу, или в вашем городе она не продается?

— Почему не продается? — удивился дедок. — В коопторге у нас все есть — и курага, и изюм, и гранаты с бананами.

Коопторг — от этого слова на меня как будто дохнуло пылью веков. Когда же это все было — коопторги, чеки, боны, сертификаты, когда народ делился на работяг, отоваривавшихся за «деревянные» рубли в полупустых магазинах или по случаю в коопторгах, и на центровых, для которых были открыты «Березки». Давно уже ничего этого нет. И вот я снова слышу уже начавшее забываться слово «коопторг». Черт возьми, куда я попал? В «город Зеро»…

Выйдя с рынка, я не спеша побрел по узким улочкам этого странного города. Они не были пустынны, но и оживленными их никак не назовешь. Мелькали прохожие, направляющиеся по своим делам. По асфальтированным дорогам время от времени проносились машины, в основном грузовые или маршрутные автобусы, реже частные легковушки. Еще реже иномарки. Те, что я увидел, были изношенным старьем, годящимся разве что на переплавку.

«Хорошо, что Андрюха решил сперва разведать обстановку, — глядя вслед проезжающей бледно-серой „Тойоте-Кароле“, подумал я. — На нашем „Шевроле-Блейзер“ мы бы смотрелись, как индийские факиры верхом на слоне».

Подняв воротник куртки, я упорно шел к центру города. Несколько раз мне попадались милицейские патрульные машины: желто-синий «УАЗ»-«бобик» и оранжевые «Жигули». Судя по интенсивности их движения, проблем с лимитом на горючее у них не было.

Вот и центральная площадь с широкой аллеей, ведущей к памятнику Ильичу, сжимающему в левой руке кепку, а правой указывающему вдаль. За чугунной спиной вождя мирового пролетариата высилось трехэтажное помпезное здание, отделанное гранитными плитами и мраморными колоннами: ясное дело, бывший райком партии, а ныне, как положено, мэрия. Хотя сидят там все те же люди.

В мэрию я не пошел, вряд ли мне раскроют глаза на происходящее здесь. А вот при помощи местных правоохранительных органов «закрыть» до выяснения личности — это они, пожалуй, могут.

Спрятавшись от ледяного ветра за памятником вождю, я задумался. Мои расчеты на вокзал и рынок не оправдались. Чтобы понять происходящее, нужен нестандартный ход. Я обвел взглядом противоположную сторону площади, там в шеренгу вытянулись стеклянные витрины магазинов.

«Трикотаж» — прочел я название крайней точки, дальше — «Хозтовары», «Гастроном», «Пельменная», «Парик…». Стоп, пельменная — место, куда люди приходят поесть, а сейчас можно и выпить. Как говорится, попытка не пытка. Если не найду добровольного информатора, хоть пообедаю.

Ежась от холода, я быстрым шагом пересек пустую площадь.

Поднявшись по бетонным ступенькам, я потянул на себя ручку металлической двери, выкрашенную в ядовито-синий цвет, лицо обдало теплым влажным воздухом с запахом бульона и свежей выпечки, а поушам ударило:

Отпустите меня в Гималаи,
Отпустите меня насовсем…
Зайдя внутрь, я огляделся, здесь все еще витал воздух времени застоя. Мозаичные дед с бабкой, весело глядя на меня со стены, уплетали такие же мозаичные пельмени. Над трибуной, увенчанной серой махиной совдеповского кассового аппарата, висел самодельный плакат — на сером от пыли и засиженном мухами ватмане красными печатными буквами было выведено: «Убери посуду сам. Помоги себе и нам».

Из двух десятков столиков занято было три. Неподалеку от входа сидели четыре милиционера, их столик был заставлен тарелками с пельменями, салатами, стаканами со сметаной и пустыми. В центре стола стояли три водочные бутылки, одна уже пустая, вторая опустошенная на две трети и третья полная.

Судя по раскрасневшимся физиономиям и повышенным интонациям с доносящимся матом, блюстители порядка уже изрядно приняли на грудь.

Недалеко от милиционеров расположились три женщины, они ели молча, уставившись в свои тарелки, по-видимому, опасаясь, что подвыпившие обратят внимание на особ противоположного пола. Судя по свежим прическам, ухоженным ногтям и белым халатам, это были парикмахерши.

В самом конце, возле посудомойки, сидел одинокий мужчина. На вид ему было лет семьдесят, седые волосы, седая щетина на плохо выбритых впалых щеках, потухший взгляд из-под некогда мохнатых бровей. Мужчина вяло елозил вилкой по тарелке, пока наконец не «загарпунил» один из пельменей. Если судить по пустому стакану, в котором до этого была не сметана, дедушка тоже «накатил полушек». Одет он был в некогда дорогое драповое пальто с потертым от времени каракулевым воротником, и рядом на стуле лежала такого же цвета шапка-«пирожок». С уверенностью можно было сделать вывод: это старый провинциальный интеллигент, ныне обобранный и вышвырнутый на помойку родным государством. Русский интеллигент всегда переживает за судьбу отечества больше, чем за свою собственную. Из-за моральных страданий эти люди, как правило, очень болтливы, видя в своем трепе эмоциональную отдушину. А пьющий интеллигент болтлив вдвойне. Вот, пожалуй, и отыскался Кандидат на роль гида в этом чудо-городе…

Подойдя к окну раздачи, я заказал двойную порцию пельменей, салат из квашеной капусты, два пирожка с повидлом, стакан сметаны и стакан водки. Рассчитавшись с молоденькой кареглазой кассиршей, я выбрал из ведерка с чистыми вилками одну, не очень скользкую после мойки. И, держа поднос перед собой, направился к столику старика.

— Разрешите? — спросил я, стараясь придать своему голосу как можно более мирный тон. Старик поднял на меня глаза, а потом отодвинул свой стакан в сторону.

— Ради бога.

Я быстро расставил свои тарелки, стаканы, отнес к окну раздачи поднос и, вернувшись, сел напротив старика. Пельмени оказались отменными, салат из капусты, если бы не веселенькие проблески тертой морковки, выглядел бы не лучше, чем прошлогодняя солома. Проглотив пару пельменей со сметаной, которая почему-то напоминала кефир, я обратился к своему соседу.

— Водку пьете?

— А в чем дело? — Реакция была, как у атакующей кобры, мгновенной. В глазах старого человека читалось любопытство и нездоровое желание выпить. Секундная пауза, и дедок сглотнул слюну.

— Да вот хочу выпить, а один как-то не привык, — произнес я, стараясь выставить себя этаким рубахой-парнем.

— С удовольствием составлю вам компанию.

Я отлил из своего стакана добрую половину в стакан старика, мы чокнулись и осушили их до дна. Водка обожгла мой рот и живым пламенем потекла вниз к желудку. Несмотря на якобы застойную жизнь, водку и здесь продают «левую».

— Ядреная, — выдохнул я, цепляя на вилку ком квашеной капусты.

— Да уж, не «Столичная», — кивнул старичок, пережевывая пузатый пельмень.

— Я сегодня только приехал, — начал я издалека, чтобы не насторожить. — Странный городок у вас. Тихий, не такой, как везде.

— В тихом омуте черти водятся, — буркнул старик. Стограммовая доза в дополнение к тому, что он принял раньше, уже начала действовать. Язык моего собеседника стал прилично заплетаться, он посмотрел на меня мутными глазами. — Тишина всегда ассоциируется с покоем. А я вам доложу, во все времена покой ассоциируется с кладбищем, трясиной, ну, в общем, с гиблыми местами. Все живое избегает их, потому там и тишина. Где кипит жизнь, там стоит гомон, громко говорят, работает техника, поют птицы. Шум — это звук движения, звук прогресса. Вот сидят мои ученики. — Старик вилкой указал на милиционеров. — Когда я их учил, то говорил: русская земля перенесла столько горя и смертей, что теперь обязательно должен наступить век благоденствия и процветания. Они, подрастающее поколение, будут жить в это время, будут творить. Как же, творят, уже творят…

Тогда мне казалось, что этот старичок говорит о всей стране в целом. О нынешнем крутом историческом повороте, на котором у старшего поколения затрещали кости. Но я сильно заблуждался.

Один из милиционеров увидел жест старика, направленный в их сторону, и тут же что-то сказал на ухо другому, по-видимому, старшему. Тот посмотрел из-за плеча, потом встал во весь рост и качающейся походкой подошел к нашему столику.

— Все митингуешь, карбонарий? — кривя свою красную от выпитого рожу, спросил милиционер. Как я успел заметить, это был низший офицерский чин, младший лейтенант.

— Вот пообедать зашел, — скороговоркой произнес старичок, хмель моментально с него слетел.

— Пообедал?

— Пообедал, — кивнул старичок.

— Так вали отсюда, карбонарий хренов, — лыбясь в тридцать два зуба, приказал милиционер. Двинуть бы его в эти зубы так, чтобы кровью умылся. А потом еще и дружкам навалять, чтобы поняли и на всю жизнь запомнили, за что таких, как они, «мусорами» называют. Но у меня свой интерес в этом городе. Да и не защитишь каждого старика от хамов в форме.

Мой сосед медленно поднялся и шаркающей походкой направился к выходу, надевая на голову свой каракулевый «пирожок».

— А теперь ты. — Палец младшего лейтенанта указал на мою персону (эх, попался бы ты мне, щенок, в Афгане… впрочем, тогда его еще учил в школе этот самый «карбонарий»), — Кто такой?

— Приезжий, — спокойно ответил я, отпивая из своего стакана сметану.

— Документы есть? — Голос милиционера зазвучал вызывающе звонко, никак, собирается применить силу, дурачок.

Я молча протянул ему удостоверение и паспорт (чтобы избежать дополнительных вопросов).

— Так-так, — промурлыкал себе под нос младший лейтенант. — Московская пташка. Каким ветром тебя к нам занесло?

— Попутным, май френд, попутным, — в тон ему ответил я.

Уловив в знакомых русских словах незнакомое звучание, милиционер налился краской (его краснота стала отдавать фиолетовым цветом), затем оскалился.

— Ну ничего, считай, что попал по адресу. Здесь тебе крылышки подрежут. — Он достал из кармана расстегнутой шинели черный прямоугольник радиостанции, приложив его к губам, заголосил: — Первый, первый, ответьте тридцатому.

В динамике рации что-то закряхтело, забулькало, и наконец сквозь треск донесся голос:

— Слушаю тебя, тридцатый.

— Товарищ капитан, тут задержан залетный гастролер. — Докладывая начальнику, краснорожий едва ли не вытянулся в струнку. Затем добавил с умным видом: — Может, по какой ориентировке подходит?

— Откуда «птах»? — доносилось из динамика.

— По документам вроде из Москвы, а так кто его знает.

— Хорошо. Через десять минут приеду, разберемся. — Несколько секунд пауза, потом динамик снова затрещал: — Тридцатый, черт возьми, где находитесь?

— В пельменной, — промямлил младший лейтенант, поняв, что своим желанием выслужиться сам «спалил малину».

— Через десять минут буду, — рация наконец замолчала.

— Вот так, голубь, — натянуто улыбнулся милиционер, видимо, переживая, что скажет своим соратникам по бутылке.

— Доесть хоть могу? — спросил я, накалывая очередной пельмень.

— Ешь, ешь, — милостиво кивнул милиционер и, уже возвращаясь к столику друганов, бросил через плечо: — Теперь когда снова придется.

За милицейским столом началось шевеление: быстро опустошались остатки водки, а пустую тару поспешно складывали на поднос к кассирше, которая уже топталась возле стола.

Я доедал не спеша пельмени, понимая, что пирожки съесть не успею. Парикмахерши отнесли свою посуду и торопливо вышли из пельменной.

Ровно через десять минут (время я засек) открылась синяя дверь, и в зал вошел мужчина, одетый в серые милицейские брюки и пятнистый камуфляжный бушлат. На голове у него была офицерская фуражка с высокой тульей, где пригнездился золотой двуглавый орел. Уверенным шагом он подошел к милицейскому столу, все четверо, вскочив, вытянулись, а младший лейтенант, протянув мои документы, быстро заговорил. С бесстрастным видом я допивал жидкую сметану и боковым зрением пытался «нарисовать» портрет вошедшего. Выше среднего роста, широкоплечий, руки крепкие, мужицкие, лицо открытое, славянского типа, на плохо выбритом подбородке ямочка. Тип местного супермена, таких любят бабы.

Взяв удостоверение и паспорт, капитан прямо-таки с голливудской улыбкой направился ко мне.

«Ну-ну, — подумал я, — в отличие от дуболома с одной звездочкой этот должен быть просто обаяшкой».

— Капитан Колодин, — представился подошедший, приложив руку к козырьку фуражки.

— Кольцов, — ответил я, поднимаясь со стула. — Частный детектив.

— Какими судьбами а наших краях оказались, Глеб Иванович?

— Не поверите, капитан. Волей случая.

— То есть?

— Ну, наняла меня одна гражданка. Из этих, «новых русских», проследить за мужем. Последнее время стала она его подозревать в измене. Предложила хороший гонорар, я согласился. Тут же отправился в Екатеринбург, там у моего подопечного должна была состояться встреча якобы с партнерами. Но не все так гладко, как хотелось бы. Я засек мужа клиентки в борделе с двумя фуриями. Но и меня засекли. А там начальник службы безопасности — комитетский полковник… В общем, еле ноги унес. За деньги богачи нанимают настоящих профессионалов. Пока не сбросил фотоаппарат, «барбосы» из секьюрити не отстали. — «Легенду» я рассказывал довольно убедительно, мы ее обговорили с, Андрюхой еще в кемпинге. Правда, не думал, что все произойдет вот так. — Уходить от погони на перекладных — очень дорогое удовольствие. Теперь денег у меня осталось, только чтобы перекусить в этой тошниловке.

— А кем был до частного сыска? — спросил Колодин.

— Инспектором в МУРе, тоже, кстати, капитаном. — Это уже была импровизация: самодовольная физиономия собеседника излучала гордость за то, что он носит милицейский мундир; и, соответственно, ревностная нелюбовь к «смежникам» (поэтому я приплел полковника из КГБ); да и о МУРе я знаю достаточно, могу поддержать разговор, лишь бы не оказалось у них в кадрах своего человека из московских органов, а то расколют.

Услышав, что в прошлом я тоже был милиционером, капитан еще шире улыбнулся и весело спросил:

— Так какие проблемы?

— Ну, во-первых, где-то остановиться на ночлег, а во-вторых, позвонить в Москву, в офис, чтоб денег выслали.

— Так что, мент менту, пусть бывшему, не поможет, что ли. Мы теперь как братья, — громко хохотнул Колодин. — Пошли, все устроим в лучшем виде.

Мы прошли к выходу, боковым зрением я видел вытянутые физиономии ошарашенных милиционеров: они такого не ожидали, в общем-то я тоже.

Возле крыльца пельменной стояли оранжевые «Жигули» с синей полосой на двери и мигалкой на крыше. В двадцати метрах возле газетного стенда я увидел фигуру в пальто с каракулевым воротником и «пирожке», надвинутом на самые глаза.

— Прошу, — открывая дверцу машины, пригласил меня новый знакомый. — Кстати, меня зовут Николай Николаевич, для друзей просто Николай.

— Глеб, — ответил я, пожимая протянутую мне с переднего сиденья руку.

— В «Урал», — приказал шоферу Колодин, машина плавно тронулась с места.

— А кто этот старик? — спросил я, глядя на человека в «пирожке».

— Карбонарий, — усмехнулся капитан. — Старый маразматик, бывший директор нашей средней школы. Кстати, почти все здешние жители учились у него.

Развернувшись вполоборота, я увидел, как старик едва ли не с ненавистью посмотрел вслед удаляющейся машине, потом сплюнул и зашагал в сторону чугунного Ильича…

Гостиница «Урал» находилась в одном квартале от центральной площади. Большое трехэтажное здание не обладало столичным шиком, но в фойе было чисто и тепло, в углу возвышался развесистый фикус в большой эмалированной кастрюле, которую обвернули для эстетики куском обойной бумаги. За стеклом окошка портье выглядывала смазливая девичья мордашка.

— Ирочка, — снимая свою фуражку, по-кошачьи промурлыкал Колодин, — вот привел к тебе постояльца. Найдется у тебя номер «люкс» для нашего гостя?

— Все-то вы шутите, товарищ капитан, — зарделась девица (ой, сдается мне, были у них не просто дружеские отношения). Девушка перевела взгляд с милиционера на меня. — А вы правда из Москвы? — кокетливо улыбаясь, спросила она.

— Из нее, — кивнул я. Ох уж мне это вечное преклонение провинциалок перед столицей.

— Да, вот еще, Ирочка, — снова вмешался в разговор капитан Колодин. — Наш друг хотел бы позвонить в Москву, отсюда можно или нужно топать на телеграф?

— Зачем, — лукаво повела плечами девушка, — все в наших силах.

Сняв трубку телефона, она набрала номер и, когда на другом конце ответили, быстро заговорила:

— Людка, ты? Привет, это Ирина, соедини меня с Москвой. — Потом, прижав микрофон ладонью с тонкими наманикюренными пальцами, спросила: — Какой номер?

Я назвал номер офиса и тут обратил внимание, что мой новый друг куда-то исчез. Уже через минуту Ирина протянула мне трубку:

— Говорите.

— Алло, — донесся издалека голос моей секретарши.

— Натаха, привет, это я.

— Глеб, ты откуда звонишь, из Москвы? Ты же вроде в командировку уехал?

— Да, в командировке, — подтвердил я.

— Так чего тебе надо?

Умная у меня секретарша, говорит нейтральными фразами, знает, что одно лишнее слово может потом обойтись очень дорого.

— Со мной тут приключилась неприятная история, — сказал я и тут же, чтобы, не дай бог, не прозвучало какое-то глупое восклицание (все-таки женщина), поспешно добавил: — В общем, мне нужны деньги, и срочно.

— Сколько? — усталым голосом спросила Наталья. Она прекрасно знала, что последнее время деньги у меня были постоянно. И если я прошу денег, значит, это какая-то игра.

— Четыре миллиона, — сказал я. — Свяжись с Чибисовым, чтобы он мне перевел не позднее послезавтрашнего утра деньги.

— Куда? — Голос звучал все более безразлично, молодец девочка.

— Хребет-Уральский, гостиница «Урал». Пусть Чибисов свяжется со своим филиалом в Екатеринбурге, и те с посыльным отправят мне деньги. Поняла?

— Хребет-Уральский? — переспросила Натаха. — Ты что. забрался в горы? Небось в пансионате кайфуешь, а сам заливаешь, что в командировке.

— Нет, это не курорт. Это районный центр такой. Поняла, что надо делать?

— Да, чао. — в Москве повесили трубку. Но я не спешил вешать свою. Через секунду отключилась телефонная станция, еще несколько секунд, и… раздался щелчок, где-то по соседству положили трубку параллельного телефона (что и требовалось доказать). Наконец я передал свою трубку девушке-портье и мило улыбнулся, а через минуту из кабинета администратора вышел Колодин.

— Ну что, все в порядке? — спросил капитан.

— Да, — ответил я. — Деньги пришлют послезавтра, а пока я буду вынужден оставаться у вас.

— Ничего страшного. Ирочка, нашего гостя уже оформила?

— Нет еще, не успела, — стушевалась девушка.

— Дай ей свой паспорт, пускай оформляет, — сказал мне капитан. Что я тут же сделал, получив взамен паспорта ключ с прицепленной к нему деревянной «грушей». На торце ее был выжжен номер. Взглянув на него, Колодин аж присвистнул: — Ого, номер одиночный — «люкс». Ты едва попал в этот город, а уже покорил сердце местной красавицы. Если так дальше пойдет, нам придется после твоего отъезда довольствоваться лишь осколками разбитых сердец.

Мы по лестнице поднялись на второй этаж. Здесь было также чисто прибрано и стоял в углу фикус, а за столиком дежурной по этажу сидела старая женщина в больших роговых очках с толстыми выпуклыми стеклами. Подперев лицо рукой, женщина спала, а сползшие набок очки делали ее похожей на черепаху Тортиллу из сказки «Золотой ключик», не хватало только кружевного чепца. Будить мы ее не стали, пошли по коридору. Судя по тому, как уверенно двигался Колодин, он здесь бывал неоднократно. Вставив ключ в замочную скважину, быстро повернул его, мы вошли внутрь. Просторная комната, кровать деревянная (точно такие же стояли в кемпинге дяди Васи), наверное, продукция местной мебельной фабрики. У противоположной стены большой платяной шкаф, у окна тумбочка, телевизор на ней, напротив тумбочки два кресла. Журнальный столик со стеклянной вазочкой, из которой торчали засохшие полевые цветы, почему-то стоял в стороне. Вот и весь интерьер провинциального «люкса».

— Там ванная и туалет, — указал на дверь возле платяного шкафа Колодин, потом добавил: — В общем, мне этот номер нравится. Из окна виден парк, летом деревья стоят зеленые, зимой тоже красиво, когда снег выпадает. Ладно, Глеб, располагайся. Не буду мешать.

— Подожди, Коля, — остановил я Колодина у порога. Понимаешь, деньги придут только послезавтра, я, считай, без копейки. Не мог бы ты одолжить пару сотен, как только получу, сразу рассчитаюсь.

— Какие проблемы, — хмыкнул капитан, извлекая из пятнистого бушлата темно-коричневый бумажник. Раскрыв его, извлек оттуда толстую пачку по сто тысяч и, выдернув несколько бумажек, протянул мне. — Хватит?

— Вполне, — беря деньги, ответил я и подумал, что кризис экономики на этого стража закона, по-видимому, не распространяется.

— Только вот что, Глеб, — неловко переминаясь с ноги на ногу, проговорил Николай, — ты сегодня не ужинай. Я после шести освобожусь, сходим в ресторан, в гостинице хороший ресторан, лады?

— Лады, — согласился я.

— Ну тогда до вечера. Бегу, все-таки служба.

За капитаном закрылась дверь. Бросив сумку к ногам, я опустился на подлокотник кресла, что-то меня угнетало. Странно все это, какой-то «город Зеро». Ну да где наше не пропадало.

Достав из пачки сигарету, я подошел к окну. Действительно, перед гостиницей раскинулся парк. По меркам большого города, так, скверик, но для такого, как этот Хребет, вполне приличный парк.

Между голыми деревьями были выложены плитами дорожки, по которым холодный колючий ветер гнал поземкой мелкий мусор и в пыль растертую мерзлую землю. Среди деревьев в центре парка виднелась глыба черного мрамора. Наверное, памятник жертвам чего-то там или, наоборот, героям чего-то. Любят у нас увековечивать все в граните и бронзе. Правда, теперь с бронзой напряженка, как-никак цветной металл. Бред какой-то, о чем я сейчас думаю? А о чем надо? Ладно, поживем — увидим.

Сон прошел, но я был не в силах подняться, голова была чугунная. Прямо как у Высоцкого: «Ой, где я был вчера?» И действительно, где я был вчера вечером?

Ровно в восемнадцать ноль-ноль ко мне в номер постучал Колодин, как я заметил, он был человек пунктуальный. После дежурства капитан был одет в цивильное, на нем был дорогой (по местным меркам) серый костюм и тонкий черный свитер-гольф.

— Ну что, дружище, вы готовы? — спросил вошедший.

— Конечно, — ответил я и, еще раз оглядев капитана, спросил: — Не слишком ли легко ты одет, Коля?

— Нет, нормально, — усмехнулся Николай. — Тебе тоже не стоит тепло одеваться. Я уже говорил, ресторан в гостинице. Так что, идем?

Мы вышли и двинулись в конец коридора. Там была еще одна лестница, в отличие от парадной не устланная красной ковровой дорожкой, но чисто убранная. На первом этаже матово-белая дверь из стекла, возле нее курсировал толстенький старичок в черном форменном костюме с золотыми галунами швейцара. Увидев меня в сопровождении Коло дина, старик метнулся к двери, раскрыл ее, согнувшись. Да, видно, мой новый приятель по меркам этого захолустья большой человек.

Зал ресторана был ярко освещен. Просторное высокое помещение с лепным потолком и большими хрустальными люстрами, по бокам витиеватые колонны с балконами отдельных кабин на втором этаже. Этот зал с веселящим глаз блеском напомнил мне одну из довоенных станций московского метро. Тот же оптимизм, вселяющий надежду на светлое будущее. Эстрада, заставленная аппаратурой, пустовала, а из нескольких десятков столиков было занято лишь с полдюжины. Вечер только начинался.

Колодин подвел меня к столику, за которым сидели двое мужчин. Один, невысокого роста, в темно-синем костюме с прокурорскими звездами в петлицах, был круглолиц (или, может, лицо от пьянок опухло), его щеки были пористые, как шоколад «Кэтбери», а на тонких губах была приклеена слащавая улыбка. Другой был худым блондином с мешками под глазами и по-рыбьи мутными голубыми глазами.

— Знакомьтесь, наш московский гость Глеб Кольцов, — представил меня Колодин, потом его ладонь, описав вензель, указала на сидящих за столиком: — А это мои друзья, следователь прокуратуры Варгин…

— Александр, — поднялся круглолицый, протягивая мне свою руку, выражение губ так и не изменилось.

— А это начальник ОБХСС, или, вернее, отдела по борьбе с экономическими преступлениями, майор Лигостаев.

— Сергей. — Худой едва приподнял свой зад в джинсах, протягивая руку, затем указал рукой на свободные два стула возле их столика: — Прошу к нашему шалашу.

Столик был накрыт на четыре персоны, в центре стола стоял большой хрустальный графин с водкой, две зеленые бутылки с боржоми, на большом блюде красиво выложены нарезанные тонкими ломтиками буженина, копченый окорок с красными прожилками мяса и сырокопченая колбаса. Рядом с блюдом на селедочнице блестело красное филе семги, нарезанное и украшенное крупными греческими маслинами и дольками лимона. Тут же стояла тарелка с языком под майонезом, в двух хрустальных пиалах — салат из крабов и салат «оливье».

— Ну что, — разливая по рюмкам, произнес Колодин, — по первой, за знакомство.

— За знакомство, — дружно поддержали этот тост и, чокнувшись, выпили. Водка приятно обожгла гортань и теплом стала растекаться по всему телу — никакого сравнения с той, что мне довелось пить сегодня в пельменной.

— Уважаю «Стерлинг», — крякнув, заявил Лигостаев.

«Ничего себе глушь, — подумал я, — местные золотопогонники, я смотрю, настоящие гурманы. Впрочем, какой начальник ОБХСС (или как их сейчас называют) бедствует?»

— Ты закусывай, Серега, — фамильярно обратился к майору Колодин, кладя в свою тарелку салат из крабов. Лигостаев нацепил на острие вилки кусок колбасы, но есть ее не стал, положил к себе на тарелку. Я не стал манерничать, уминал закуски за обе щеки, помня правило: «Если тебя угощают, значит, от тебя что-то надо». Сперва я поем, а потом будет видно.

— По второй, — предложил Колодин, снова наполняя рюмки. — За бывших, нынешних и будущих ментов. За МВД, чтобы был порядок и держать его ют так. — Капитан продемонстрировал сидящим свой довольно внушительный кулак. Все дружно выпили.

Ресторан постепенно заполнялся людьми, появились модно одетые женщины, мужчины в малиновых пиджаках. Несмотря на солидный прикид, «новые русские» почему-то выбирали себе места подальше от нашего столика. И старались не смотреть в нашу сторону. Сразу же вспомнились парикмахерши в пельменной. Кажется, в этом городе перед законом все равны.

На эстраду вышли музыканты в атласных костюмах и шелковых рубахах. Разбрелись по сцене, стали настраивать аппаратуру. Мы вели разговор, он пока что не клеился, мои новые друзья все больше спрашивали, как в Москве теперь. В общем, задавали дурацкие вопросы провинциалов, которым кажется, что Чубайсы и Жириновские ходят там по улицам и их запросто можно увидеть, а с кем-то из поп-звезд даже переспать. Меня же интересовал, так сказать, местный климат.

— Я смотрю, по всей стране бардак, а у вас в Хребте чуть ли не идеальный порядок, — как можно беспечнее проговорил я, но тут же заметил, как встрепенулся Колодин и следом Варгин. Капитан снова взялся разливать по рюмкам.

— Сперва выпьем, а потом я тебе объясню секрет нашего успеха, — сказал мне Николай. — Третий тост — за тех, кого с нами нету. За тех, кто погиб, исполняя свой долг по наведению конституционного порядка.

Трое милиционеров поднялись с рюмками в руках, я последовал их примеру. Ресторанный зал затих, музыканты, которые уже готовились грянуть, замерли с искусственными улыбками и занесенными руками. Мы выпили не чокаясь, молча стали закусывать. В зале заговорили, и музыканты заиграли «Летят перелетные птицы».

— Ты, Николай, значит, был в Чечне? — спросил я, пережевывая буженину.

— Почему только я? — удивился Колодин. — У нас все РОВД прошло через Чечню. Командир наш зверь, всех протащил сквозь горнило войны. Все прошли, а кто не хотел или не мог — все, свободен.

— Это точно, — согласно кивнул Лигостаев. — У нас все ветераны чеченской кампании. А ты на войне был?

Вопрос прозвучал, как в старые добрые революционные времена: «Ты записался добровольцем?»

— Был, — отвечаю, — только не на этой, в Афгане срочную службу тянул в спецназе. — И это была почти правда.

— И награды есть? — подозрительно взглянув на меня, спросил Колодин.

— Есть, — отвечаю, — медаль «За отвагу». — И это почти правда.

— За это надо выпить, — говорит Лигостаев, хватая графин. Он в отличие от нас троих почти не закусывает и поэтому быстро пьянеет. Рука дрожит, и водка проливается мимо рюмок.

— За солдатское братство, — рявкнул Варгин и тут же осушил свою рюмку, мы выпили вслед за ним. — Ты закусывай, Серега, а то опять мне тащить тебя, — миролюбиво произнес следователь.

— Да пошел ты, — огрызнулся Лигостаев, — не хочешь сам меня тащить, этим скажешь, — майор пьяно мотнул головой в сторону малиновых пиджаков, — на руках отнесут и еще спасибо скажут, что разрешили.

Варгин махнул рукой и, больше ничего не говоря, снова принялся за еду. Алкоголь уже начал действовать, и можно было побеседовать с новыми корешами, как говорится, по душам.

— Странный у вас какой-то городок, — как бы невзначай произнес я.

— Это почему? — встрепенулись Колодин и Варгин, третий собутыльник с увлечением «охотился» вилкой за маслиной. Черная ягода оказалась упорной и верткой и каждый раз ускользала от майора.

— Везде беспредел, преступность захлестнула улицы. А у вас в Хребте тишь да гладь. Даже черных на базаре не видно, — проговорил я, наливая себе боржоми.

— А, это… — самодовольно улыбнулся капитан. — Было у нас как у всех — и бомжи рылись по помойкам, и кожаная блатата из местных корчила из себя крутых рэкетиров, и черные были, урюки. Все изменилось после Чечни. Весь личный состав был уже в Хребте, наш командир, полковник Крохнин, объявил общее построение и сказал: «Мы никогда и никого не победим, пока не наведем у себя порядок. Так сказать, не обеспечим себе тылы». И начали обеспечивать. Черных на… пусть у себя торгуют носороги, бомжей в КПЗ до утра, а утром они уже бежали впереди электричек. Всех бандюков к ногтю, правда, не сразу дошло, хорохорились, пробовали огрызаться, стреляли, гонки устраивали. Но когда наши дважды применили оружие на поражение, а прокуратура, зафиксировав три трупа и еще четверых раненых, признала «правомерность применения табельного оружия», то все, кого не успели посадить, сами сделали ноги отсюда. Так что нет у нас в городе ни организованной преступности, ни какой другой. Раз в месяц случается бытовуха, ну так где ее нет. Главное, синтез сплоченной работы милиции и прокуратуры доказал, что сила закона ничто перед законом силы. И спокойно у нас работают предприятия, а их, слава богу, четыре: ремонтное депо, ВАЗ, ювелирная фабрика, зверохо-зяйство. И куча всяких мелких шарашек, этих «новых русских», и никто их не доит.

— Кроме нас, — наконец поймав маслину, хихикнул Лигостаев.

— Заткнись, Серега, — перебил его Колодин. Взявшись за графин, он снова разлил водку по рюмкам. — За что выпьем?

— За закон и порядок, — слегка заплетающимся языком предложил я.

— То есть? — спросил Варгин.

— Прокуратура обеспечивает закон, а милиция порядок.

— Тогда виват, — улыбнулся следователь.

— Виват! — заорал Лигостаев, он уже достиг кондиции…

Время перевалило за полночь, а наш банкет продолжался. Лигостаев спал, откинувшись на спинку стула. А мы уже пили под горячее, под лосятину, запеченную с бананами (я подозревал, что это блюдо из поваренной книги «новых русских»). Пили за дружбу, пили на брудершафт.

— Ну ты себе и «крышу» выбрал, частный детектив, — пьяно смеясь, проговорил Варгин.

— Да, я и есть детектив, частный — кивнул я головой, мой локоть, подпирающий ее, то и дело подгибался.

— Ну-ну, так и поняли, — пьяно захихикал следователь, и тут до меня дошло. Почему был так любезен Колодин, почему пригласил меня в ресторан, для чего привел этих двух любителей выпить. Классическая ситуация, меня приняли за ревизора. Что ж, пока не буду их расстраивать, впрочем, никто не поверит.

— Господа офицеры! — Колодин был пьян и, шевеля слюнявыми губами, предложил: — Почему бы нам не отправиться к блядям?

— А что, это идея, — поддержал его прокурорский чиновник. — Я — за. Тем более своей мымре сказал, что сегодня дежурный по райотделу.

— И что, поверила? — спросил Колодин, он, по-видимому, хорошо знал жену следователя.

— Конечно, поверила. А хоть бы и не поверила, плевать, — хорохорился следователь, но как-то неубедительно.

— Ну как, Глеб, едем? Телок знаю, закачаешься, у вас в Москве таких нет, точно говорю, — приставал ко мне Николай.

Во мне осторожность боролась с искушением. Конечно, хотелось местных «бабочек» попробовать, но, чем дольше я буду играть роль ревизора, тем дольше буду находиться в выигрышном положении. А продержаться мне надо минимум сутки.

— Нет, ребята, — кивая пьяно головой, проговорил я, — к блядям я с вами не пойду. После всех переживаний боюсь опозориться перед дамами. Так что в другой раз.

— В другой так в другой, — согласился Колодин и тут же обратился к Варгину: — Саня, ты приводи Серегу в чувство, а я Глеба отведу в номер.

— Хорошо. — Следователь схватил майора за ворот свитера. — Серега, подъем.

Я поднялся со стула и запустил руку в задний карман джинсов, где в бумажнике лежали четыре сотенные, днем одолженные у Колодина. — Сколько с меня за ужин?

— Да прекрати, Глеб, — попытался угомонить меня Николай.

— Мужчина, если только он настоящий мужчина, всегда сам платит за выпивку и за женщин, — набычась, произнес я.

— Ты у нас в гостях, мы тебя угощаем. Мы будем в Москве, ты разве нас не угостишь? — спросил капитан.

— Конечно, угощу.

— Ну вот видишь, — похлопал меня по плечу Колодин, затем разлил остаток водки по рюмкам: — Давай на посошок, или, как говорят хохлы, «на коня».

— Давай выпьем, — согласился я. Лигостаев, услышав слово «выпьем», открыл глаза, схватил рюмку Варгина, опрокинул ее себе в рот и снова откинулся на спинку стула.

— Пойдем провожу тебя, — сказал Колодин, беря меня под руку. Мы, пошатываясь, вышли из зала.

Обхватив на лестнице капитана за шею, я гаркнул ему на ухо:

— Давай, Коля, споем нашу милицейскую: «Наша служба и опасна и трудна…»

— Не надо, — прикрывая мне рот ладонью, попросил Колодин. Ох, как мне хотелось его цапнуть зубами за палец, но боялся переборщить.

— Не поймут-с, дикари-с. — Я все еще старался корчить из себя столичного весельчака. Но после выпитого это трудно получалось.

Поднявшись на второй этаж, мы прошли по освещенному коридору и остановились перед дверью моего номера.

— Дай ключ, — попросил меня капитан.

— В заднем кармане, — совсем потухая, еле проговорил я. Рука Николая скользнула в мой карман, и я ощутил, как вместе с ключом, прикованным к деревянной груше, выпорхнул мой бумажник. Надеюсь, он меня не собирается «дрюкнуть» на четыреста тысяч.

Замок дважды щелкнул, отворилась дверь, и мы вошли в номер. Сделав пару шагов, я повалился на кровать, подмяв под свою физиономию белоснежную подушку, прогундосил что-то нечленораздельное и тут же засопел.

Через несколько минут, продолжая сопеть, я открыл правый глаз (левый был вжат в подушку) и, не меняя положения головы, посмотрел в экран телевизора. В черном экране «Электрона» отражалась комната, и я как в кино мог наблюдать за действиями моего нового друга. Капитан Колодин, пользуясь моим спящим состоянием, проводил в номере обыск. Делал он это умеючи и, главное, действовал четко, как должен трезвый человек. Ясненько, во время застолья пил таблетки, нейтрализующие алкоголь.

«Что и следовало доказать», — подумал я, закрывая глаз, теперь можно было и расслабиться. Едва дал себе волю, как тут же меня закружило, завертело на алкогольной центрифуге. Через минуту мое сознание отключилось.

…Итак, сознание и память вернулись ко мне окончательно, хотя головная боль усилилась. Качаясь из стороны в сторону, я поднялся, держась за спинку кровати, огляделся. Внешне комната казалась нетронутой. Все было так, как я оставил, уходя в ресторан, разве что на столе лежали мой бумажник и ключ с деревянной «грушей».

В бумажнике находились те же четыреста тысяч, мои водительские права и кусочек глянцевого картона в виде календаря. Бумажник я затолкал в карман джинсов. Теперь ключ. Я сунул палец в соединяющее кольцо, покрутил вокруг оси. Ключ, ключ, вертелось у меня в мозгу, потом дошло. Если ключ на столе, значит, номер не заперт. Подошел к двери, толкнул ее, заперта. Значит… либо Колодин ходил за дежурной по этажу, что вряд ли, либо у него есть «свой» ключ от этого номера. А значит, черт возьми, это подставной номер. Совсем забыл методы работы контрразведки. Я вернулся к кровати, сел, взял с тумбочки пачку сигарет, вытащил из кармана трофейную «Зиппо», щелкнул на манер киношных гангстеров, закурил. Впрочем, вкуса табака я не ощутил, сейчас моя голова была забита другим.

Подставные номера служат для слежки. С целью выявления контактов, выяснения каких-то деталей для дальнейшей оперативной разработки или шантажа. В моем случае (если меня считают ревизором) подходят оба варианта.

Стоит пораскинуть мозгами: откуда они могут вести съемку, с люстры? Нет, пожалуй, больше подходит стенной шкаф. Хотя существует вероятность засветиться, значит, отпадает. Вешалка у двери — тоже нет, ее в любой момент могут завесить. Журнальный столик с вазой и сушеной икебаной — нет. Тумбочка и телевизор на ней. Телевизор… Через потухший экран я следил за Колодиным, но ведь экран телевизора смотрел на меня.

— Накурил, тьфу, черт, — негромко произнес я, — надо открыть форточку.

Поднявшись с кровати, я подошел к окну, нет, из-за окна за мной не могли следить… Открыв форточку, швырнул окурок, а сам быстро подошел к телевизору. Обычный совдеповский «Электрон» в деревянной полированной коробке, весит не меньше, чем платяной шкаф, диагональ трубки шестьдесят один сантиметр, ручка переключения программ, ручки поменьше — «Яркость», «Фокус», «Звук». Динамик… А вот динамик-то не родной — маленький, каплевидной формы «японец» крепился под верхней панелью деревянной облицовки. А на месте родного совдеповского круглого динамика был муляж, из центра на меня пялился глаз объектива видеокамеры. Но, насколько я разбираюсь в электронике, камера была отключена, притом давно. И это правильно, зачем гонять дорогое импортное оборудование, если в номере спит пьяный.

Получается, за мной могли следить, когда я только вселился. А что в это время я делал? Принял ванну, подремал полтора часа, перед приходом Колодина поставил несколько проверочных «маяков». В комнате два пассивных (даже если в этот момент за мной следили, то вряд ли поняли, что ставлю контрольный маяк). В туалете и ванной поставил активные, надеюсь, оттуда они слежку не ведут.

Бросив на телевизор свою куртку, я как бы случайно накрыл объектив камеры. Хотелось надеяться, что за время моего обследования они не включат камеру, мало найдется профессионалов, которые поверят в такую случайность. Но выбирать не приходилось. В спальне «маяки» были сдвинуты (молодец, товарищ капитан, искал там, где прячут то, что не хотят найти). В ванной под раковиной, в сливном бачке туалета тоже были «маяки» потревожены. Хорошо, что, кроме рации, данной мне Акуловым, я ничего не взял, а вот рацию я спрятал как раз вне пределов гостиничного номера.

«Вот тебе и двадцать пять штук „зелеными“», — подумал я, закуривая новую сигарету. Действительно, денег даром никто не дает, а за большие деньги если уж не бессмертную душу захотят, то жизнь твою точно. Вот и попался я на липкую «зеленую» ленту, как муха навозная. Что делать? Соскочить? Последняя возможность была еще в кемпинге у дяди Васи, теперь уже не соскочишь. Что же, придется доиграть. И как перед всяким боем, надо пересчитать оружие и боеприпасы, чтобы решить для себя, чем и как действовать.

Парни из МВД приняли меня за ревизора. Значит, не все так гладко в их работе, как они мне распевали. Боятся, есть грехи. Попробовать сыграть на этом, как? А никак, надо оставаться самим собой, делать вид, что меня этот город вообще не интересует. Это их еще больше насторожит, они будут прикрывать свои уязвимые места. По крайней мере, не пытаясь мне противодействовать в открытую. А мне надо максимум несколько суток, чтобы выяснить ситуацию, сориентироваться на данной местности, продумать план действий, связаться с Андрюхой. Может, он что посоветует. Договориться о совместных действиях. А потом дай бог ноги.

Это с моей стороны, а что местные имеют против меня? И что они знают? Фамилия, имя, отчество, номер телефона моего офиса и Натаха. Им известно только имя, но, зная телефон, нетрудно выяснить адрес и тех, кто там работает. Впрочем, еще рано так рассуждать. Натаха — как запасной парашют, если со мной ничего не получится, тогда за нее возьмутся. А я пока — никаких активных действий. Единственное, что они могут выяснить: Глеб Кольцов действительно капитан, но к милиции не имеет никакого отношения. Бывший сотрудник второго управления КГБ, а бывший ли? На этот вопрос они ответить не смогут и еще больше утвердятся в мысли, что я занимаюсь ревизией по заказу конкурирующей фирмы. Что они могут предпринять?..

Что бы ни предприняли, это произойдет не сразу, через несколько дней как минимум. Главное — не разочаровывать их раньше времени. Черт, после перепоя у меня болит голова. Сняв с телевизора куртку, я открыл дверь и вышел в коридор. За столиком вместо вчерашней «черепахи Тортиллы» сидел пожилой мужчина в костюме первых пятилеток и блеклой байковой рубахе, застегнутой под горло.

— Отец, ты, что ли, здесь за главного? — хрипло спросил я. Красные с синими прожилками щеки выдавали в нем человека пьющего, а значит, и сочувствующего.

— Дежурная по этажу вышла, я за нее, — гордо сообщил мне исполняющий обязанности.

— Слушай, батя, мы тут с друзьями немного приняли, — для убедительности я щелкнул себя по горлу. — А сегодня утром ну никакой я. Надо бы за пивом сходить, а ноги не держат совсем.

Дедок смотрел на меня с искренним сочувствием. Вытащив из бумажника стотысячную купюру, я предложил:

— Слышь, отец, сгоняй за пивом, бутылку мне, бутылку тебе. Совсем сил нету.

— Может, к пиву шкалец прихватить? — беря деньги, спросил старик. Вот она, сердобольная душа, все понимает.

— Давай шкалец, — сказал я, а то еще чего доброго не пойдет мой дедушка из-за какого-то там пива.

— Сейчас Семеновна придет, и я сгоняю, мигом, — доверительно сообщил мне дед. Это никак не входило в мои планы.

— Да ты че, батя, — возмутился я, — человек сейчас свалится в падучей, а он будет ждать Семеновну какую-то. Может, мы еще и ей нальем?

Последний аргумент был самым весомым, дедок подскочил со своего стула и быстро сказал:

— Ты вот что, паря, присмотри тут за порядком. А я побежал.

— Давай, давай, — подбодрил я старика, когда он, шкандыбая, едва ли не побежал к лестнице, ведущей в ресторан. Едва старик исчез на лестнице, я огляделся, никого не было. Подошел к бледно-зеленому ящику с красной надписью «ПК» (пожарный кран), запустил руку под днище и извлек оттуда пластиковую коробочку портативной рации, прилепленной туда скотчем. Я провел эту операцию, когда «Тортилла» удалилась на обед. Сунув рацию в карман, я стал ждать деда. И уже через две минуты он вернулся с полиэтиленовым пакетом, откуда выглядывали горлышки пивных бутылок и золотистая «бескозырка» шкалика.

Дедок протянул мне сдачу — ком мятых купюр, я, не пересчитывая, сунул их в карман джинсов, потом спросил гонца:

— Ну что, зайдем ко мне в номер опохмелиться?

— Какой номер, — возмутился старик, — я же на службе. — Быстро достав из недр стола два стакана, поставил их перед собой, по-молодецки сорвал крышку со шкалика и быстро перелил содержимое в стаканы, точно поровну. Вот она, закалка старшего поколения.

— Ну, дай бог не последняя, — прохрипел старик пересохшим ртом и тут же опрокинул свою дозу. Я последовал его примеру, и меня сразу же скрючила судорога — это был не вчерашний «Стерлинг».

Исполняющий обязанности дежурного по этажу занюхал выпитое рукавом своего пиджака, сунул мне в пакет пустой шкалик, туда же бросил прокусанную пробку, взяв себе взамен бутылку «Жигулевского».

— А это я выпью, когда Семеновна придет. — Этой фразой служивый давал мне понять, что аудиенция закончена. В голову мне ударил алкоголь, и я почувствовал, как меня повело. Сейчас бы в коечку и минут шестьсот храпануть. Но нельзя, нельзя расслабляться.

Я вернулся к себе в номер, запер дверь и направился наполнять ванну горячей водой. Пока она набиралась, разделся и лег в нее, на мгновение прикрыв глаза. Мое тело тонуло в горячей воде, как в огненной лаве, отдавая алкоголь через раскрывшиеся поры. Несколько минут — и я был совершенно трезв, еще окатив себя холодной водой. Был бодр, готов к дальнейшей работе, пока не совсем понятной и, как теперь ясно, опасной, но хорошо оплаченной.

Одевшись, я воткнул в воротник свитера булавку микрофона, а в ухо заправил портативный микрофон, ретранслятор сунул в боковой карман куртки. Теперь можно пройтись по городу, осмотреться.

В комнате «люкса» я сбил пивную пробку ударом о деревянную спинку кровати. Это как бы в благодарность за подставной номер.

Выпив «Жигулевского», я вышел из номера. За столом дежурной по этажу теперь сидела дороднаяженщина в цветастой кофте. Она подозрительно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Я спустился на первый этаж. Вместо уже знакомой девушки Иры сидела другая, с кукольным лицом и небесно-голубыми глазами.

— Добрый день, — поздоровался я, протягивая ей ключ от своего номера. — Понимаете, девушка, меня сюда поселил мой друг, капитан Колодин. Но не сказал, где его можно найти. Вы не знаете, как мне с ним связаться?

Девушка покраснела (ну и кобель этот Колодин) и быстро стала набирать номер.

— Алло, Николай Николаевич, это Галя из «Урала», тут вас спрашивает наш постоялец. Да, вчерашний. Что? Дать трубку?

Девушка протянула мне трубку, я приложил ее к уху и сказал как можно бодрее:

— Привет, Николай, это Глеб.

— Как самочувствие? — поинтересовался мой новый друг.

— Голова гудит, как набат в Бухенвальде. А вы как?

— Да мы нормально. Еще вчера и трахотерапию устроили. Правда, Лигостаев так и не пришел в себя после ресторана.

— Бедняга, — посочувствовал я майору.

— Ничего, ему не впервой. А ты чем думаешь заняться?

— Думаю выйти погулять. Когда я еще здесь буду. Тут у вас какие-то достопримечательности есть?

— Да есть вроде какой-то музей, два кинотеатра, ну что тут еще скажешь, провинция. Жаль, не могу вырваться, я сейчас выполняю обязанности по совместительству начальника УГРО, надо писать отчеты. А то бы я тебя по-настоящему познакомил с Хребтом.

— Ничего, как-нибудь в другой раз, — ответил я, возвращая телефон девушке-портье.

Поправив на голове вязаную шапочку, я вышел на улицу. Тучи немного развеялись и дали место солнечному свету, ветер утих, ну чем не погода для прогулки по городу. Знать бы, куда идти. Итак, снова направляюсь в центр повидаться с чугунным Ильичем.

Жизнь в этом уездном (как раньше говаривали) городке текла медленно, как воды тихой реки, здесь не было стремительных водоворотов, как в больших городах. Школьники идут в школу, старушки торгуют семечками, женщины ходят по магазинам. «Может, так и должно выглядеть по-настоящему правовое государство?» — мелькает в моей голове шальная мысль, но при виде затравленных взглядов людей мне что-то не очень хочется жить в таком правовом государстве.

Пройдя один квартал, я тут же заметил слежку. За мной шел неопрятного вида мужчина, шел быстро, да и моя персона вроде его не волновала, только нет-нет и взглянет в мою сторону. Слишком хреновый «топтун»…

Впрочем, в условиях провинциального захолустья сойдет. «Топтун» прошел мимо меня, когда я остановился у стенда со свежими газетами. Сейчас его можно было хорошо рассмотреть. Небритая физиономия, глаза красные, воспаленные, по-видимому, с хорошего похмелья. Одет по-рабочекрестьянски — кроличья шапка-ушанка, стеганая фуфайка, черные штаны и скошенные ботинки. Тип, каких по стране миллионы. Шпик скрылся за углом длинной двухэтажки барачного вида. Я посмотрел ему вслед. «Если я сейчас пойду в другую сторону, что он предпримет?» — но потом передумал. Не стоит раньше времени показывать, что я заметил слежку, это заставит их сменить тактику, а она меня пока устраивает. Ладненько, посмотрим, что дальше.

Оторвавшись от газетного стенда, я решительно перешел на противоположную сторону. Навстречу молодая женщина катила коляску. Коляска была потертая, и весь вид молодой мамаши свидетельствовал о бедности.

— Добрый день, извините, — обратился я к женщине.

— В чем дело? — Она замерла и испуганно посмотрела на меня.

— Вы не скажете, как попасть в краеведческий музей?

— Музей? — переспросила женщина.

— Да, я командированный, вот застрял в вашем городе и, чтобы время убить, схожу в музей. Так сказать, приобщусь к культуре и истории этого края.

Женщина глядела на меня как на ненормального. И действительно, кого, кроме торговцев антиквариатом, теперь интересует культура? А еще в таком захолустье. Ничего этою молодая мать не сказала, а повернувшись, рукой показала вдоль дороги.

— Пройдете до конца улицы, повернете направо, там будет остановка автобуса, третий номер. Сядете на него, две остановки — и будет музей. Правда, не знаю, работает он или нет.

— Большое спасибо, — сказал я и направился в указанном направлении.

Из-за длинной двухэтажки вышел человек, это был не прежний «топтун», а новый. Молодой человек, несмотря на безветренную погоду, шел согнувшись и подняв воротник. Прямо как статист из фильма про шпионов пятидесятых годов, еще бы черные очки.

Новый «топтун» шел немного позади меня по противоположной стороне улицы, то и дело сам оглядывался, будто не он следил, а за ним следили. Такой «хвост» разве что слепой не заметит.

В указанном месте я повернул направо, и сразу в глаза бросился дощатый навес с синей табличкой автобусной остановки. Под навесом была установлена скамейка на манер тех, что стоят в парках. Присев на край скамейки, я резко повернулся и посмотрел на преследователя. На мгновение наши взгляды встретились, парень потупил глаза и, ускорив шаг, прошел мимо остановки.

С такими затравленными глазами может быть, наверное, только наркоман, примелькавшийся местной милиции. Это подневольный стукач, а не добровольный помощник.

Пока не показался мой автобус, можно было пораскинуть мозгами. Первое — я под «колпаком» у здешней милиции. Второе — слава богу, они меня принимают за ревизора из Москвы, а не за беглого рецидивиста, хоть это отрадно. Что ж, не будем их пока разочаровывать. Третье — необходимо произвести разведку местности. Как? Действительно, как? Стоит мне показаться в районе улицы Володарского без особого на то основания, и мои намерения без труда раскроет мой новый друг Николай Колодин, который доблестно совмещает руководство местной патрульно-постовой службой и уголовным розыском. Явно не дурак. Что делать?

Решение пришло само собой. Идея посетить местный музей возникла спонтанно, когда я увидел «топтуна». Теперь я понял, что первый порыв был верным. В музеях сейчас пусто, и любой филер, сунувшийся за мной следом, будет как блоха на лысине. И вряд ли решится подойти близко, значит, у меня будет возможность побеседовать с кем-нибудь из служащих музея об истории города и, главное, о его расположении.

Из-за поворота показался плоскомордый автобус блекло-оранжевого цвета. В крайнем правом углу лобового стекла был приклеен листок бумаги с жирной цифрой три. Вот и пожаловал мой «маршрут».

Со страшным грохотом автобус остановился перед навесом, я поднялся со скамейки и вошел в салон, следом заскочил еще один пассажир, невысокого роста дядька в темной матерчатой куртке и кожаной кепке. У него было овальное лицо с двойным подбородком, щеки, налитые свежим румянцем. Походка легкая, пружинистая, ясненько, со спортом дяденька дружен. Билетерше он что-то сказал краем рта, она в мгновение посерела и затихла. Без подсказки понятно: это не просто стукачок, а внештатный сотрудник милиции, или, как говорят в простонародье, «тихарь».

Мой новый сопровождающий сел у меня за спиной и демонстративно стал шуршать газетой.

Кажется, весь этот городишко за мной следит. Ну, допустим, не весь, а только несколько человек. Да для такой дыры несколько человек — это вся сеть тайных осведомителей местного отделения милиции. И все ради одного случайного приезжего. Видно, крепко влипли здешние менты, если так перестраховываются. Что делать? Подыграть им или поговорить начистоту с Колодиным? Объяснить ситуацию, даже предложить пару тысяч. Устроим складчину с Андрюхой.

Мысль о деньгах напомнила мне пачку «соток», которые я видел в бумажнике капитана. И слова Акулова, что наш клиент — вице-мэр Хребта, что-то не поделивший с местной милицией. Получается, сам суну голову в пасть тигру, и не только свою, но и Андрюхину. Да и, пожалуй, еще неизвестного мне вице-мэра. Если нас нейтрализуют, вряд ли с ним будут церемониться. Значит, играем до упора бессмертное произведение Николая Васильевича Гоголя.

Автобус, попетляв по узким улочкам городка среди пятиэтажных «хрущоб», выехал на небольшую площадь. С одной стороны за металлической оградой выглядывали голые стволы деревьев, а на арке у входа большими буквами из металла было выведено: «Парк „Комсомольский“». С другой стороны стоял большой одноэтажный особняк с табличкой у парадного входа. Музей, догадался я. Проехав с десяток метров, автобус остановился. Я вышел, за мной вывалился сопровождающий. Глаза его испуганно бегали, еще бы, как тут было поступить? Соблюдая конспирацию, проехать до следующей остановки, а если я рвану в парк или, чего доброго, уйду дворами, что тогда? Теперь он лихорадочно соображал, что делать дальше, коли конспирация нарушена. Ничего не скажешь, непрофессионально. Я сделал вид, будто ничего не заметил, и пошел в сторону музея, мой филер остался на месте.

Музей, к моему счастью, работал, я заплатил за билет женщине у входа, синей, как мороженая курица, и стал знакомиться с экспозицией.

Этот особняк до революции принадлежал купцу первой гильдии Карабанову. В восемнадцатом году особняк национализировали, а самого купца расстреляли за контрреволюционную деятельность. Рядом с плакатом, где сообщалось о судьбе бывшего владельца этого здания, висела большая икона и горела лампада, под которой была прибита к стене бронзовая табличка, где сообщалось, что лампада была зажжена за упокой души зверски замученного большевиками купца и раба божьего.

Дальше шли раздел первобытного строя и до российская эпоха, затем освоение Урала, революция, Гражданская война, первые пятилетки, Великая Отечественная и уже наше время.

Конечно же, меня интересовало «наше время», а особенно внешний облик города (и желательно план). Но чтобы не вызвать подозрений, я начал осматривать постепенно. Быстро прошел экспозиции, рассказывающие об уральских мамонтах и первобытных бомжах, когда-то заселявших здешние края. Потом зал, посвященный освоению недр Урала, зарождающемуся капитализму в России. Затем зал революции и Гражданской войны.

В большой угловой комнате вдоль стен были развешаны картины местных художников, под стеклом на стендах лежали муляжи оружия, какие-то документы, фотографии тех времен. В общем, все как во всех музеях, за исключением лампады. Кроме документов, подтверждающих победное шествие советской власти, тут лежали документы, подтверждающие и обратное. Статьи из теперешних местных газет о зверствах чекистов и продотрядников.

В самом центре зала была выставлена огромная картина в золоченой раме. Судя по яркости красок, это произведение было из «новых». На фоне Уральских гор конные музыканты, облаченные в серые мундиры с золотыми погонами, аксельбантами и Георгиевскими крестами, натужно раздувая щеки, приближались к ликующей толпе горожан. Картина называлась «Вступление войск генерала Колчака в город Хребет-Уральский». Нечто подобное я уже видел, только музыканты были одеты не в офицерские мундиры белогвардейцев, а в красноармейские буденовки, называлась картина «Музыканты Первой Конной».

— Извините, — обратился я к высушенной старушке в длинной вязаной кофте, — а кто автор этой картины?

— Наш бывший секретарь райкома комсомола, — желчно произнесла старушка, — теперь в Екатеринбурге хозяин ресторана.

Судя по тону, это был «товарищ старой закалки». Что ж, это тоже струна, на которой можно будет сыграть при необходимости. Служащая встала рядом со мной, видимо, ожидая вопросов, слегка переминаясь с ноги на ногу, да уж, жарко здесь не было.

— А что, Колчак и сюда дошел? — спросил я первое, что пришло в голову.

— Какой Колчак, — вздохнула женщина, — красные ушли, а белые сюда не заходили, слишком мал был городишко, чтобы распылять на него силы.

Мы не спеша перешли в соседний зал, рассказывающий овосстановлении разрушенного Гражданской войной хозяйства, первых пятилетках и коллективизации. Разрухи здесь не было, в первые годы индустриализации в Хребте было построено ремонтное депо паровозов и обновлена ювелирная фабрика. Строительству сельских коммун отводилось совсем немного места: несколько фотографий на деревенскую тему, первый колхозный сноп пшеницы, перетянутый красной широкой лентой, и нож плуга от трактора.

Больше всего меня привлекла небольшая экспозиция в центре зала. На стеклянном столе лежали под ярким светом неоновых ламп три овала из темно-серого алебастра. С овалов на меня смотрели темные глазницы посмертных масок. Таблички под ними гласили: «В. И. Ленин», «Я. М. Свердлов», «Ф. Э. Дзержинский».

— А откуда они у вас? — спросил я.

— Это посмертные маски принадлежали почетному гражданину нашего города скульптору Шандеровичу. Он долгое время работал в Москве. В середине тридцатых годов он вернулся в Хребет-Уральский, собираясь создать огромный скульптурный комплекс. Но не сложилось, Эдуард Абрамович скоропостижно умер, а эти маски передала его дочь в дар музею.

— Очень интересно, — проговорил я, прислушиваясь.

В тишине залов музея до меня донеслись торопливые приближающиеся шаги. Я немного развернул корпус, так, чтобы, не поворачивая головы, видеть соседний зал. Через минуту в зал едва не вбежал мой второй «топтун», молодой человек, по повадкам похожий на карманника. Ну, естественно, кого же посылать в музей, не пьяницу же бомжевитого вида или засветившегося внештатника.

«Студент», как я окрестил моего второго филера, убедившись, что я музей не покинул, стал изображать из себя любознательного горожанина. Ну-ну, пусть смотрит, только на расстоянии, сейчас наступает кульминационный момент моего посещения этой обители местной истории.

Мы прошли в зал Великой Отечественной, снова фотографии, муляжи образцов оружия, которое выпускали местные мастерские. В центре этого зала лежала большая книга в красно-черном бархате.

— Книга Памяти, — сообщила мне служащая музея, — в нее внесены все участники войны, ушедшие из нашего города. Все, кто ушел и не вернулся.

Отсюда мы вышли в последний зал. Это было огромное помещение, по-видимому, при прошлом хозяине здесь размещался танцевальный зал. Высокие потолки с люстрами из хрусталя, трехметровые окна с видом на большой сад. Экспозиция этого зала рассказывала о периоде с послевоенного времени до наших дней. Все то же: фотографии, картины, третьесортные экспонаты. Но в центре зала я увидел то, ради чего стоило потратить час на обход этого музея, — на огромном столе-постаменте стоял макет города Хребет-Уральский.

Приблизившись к макету, я удивленно спросил у служительницы музея:

— Это что, ваш город?

— Да, — с гордостью произнесла женщина, потом, спохватившись, спросила: — А вы не местный?

— Да, в служебной командировке, — нарочито громко сказал я, как бы подтверждая подозрения следящих за мной, что я заезжий ревизор. Филер едва не попался мне на глаза, тоже сунувшись сюда, но все же успел отпрянуть. Теперь можно было поговорить со старушкой на интересующую тему.

— И что, на этом макете все улицы города? — спросил я с ноткой явного недоверия.

— Конечно. Вот смотрите, — костлявый палец уперся в квадрат с колоннами по бокам, стоящий позади памятника Ленину. — Это наш горсовет, или, по-новому, мэрия. Вот здание музея, — палец ткнулся в макет купеческого особняка, — вот вокзал, вот кинотеатр «Ударник», а вот кинотеатр «Восход», милиция, банк, гостиница «Урал».

Старушка, как ясновидящая, куда-то тыкала пальцем и сразу же произносила название объекта.

Я посмотрел на макет — в общем, так мне описывал город Акулов, в центре города гора, на горе церковь. Южная сторона у горы густо заселена, тут и железная дорога, и ремонтное депо, и фабрика. Соответственно здесь же и основная масса магазинов и жилых домов. А вот северная…

Макетов домов здесь было намного меньше, и по размерам было видно, что это особняки.

— А здесь что? — спросил я, перебив женщину, она, увлеченная рассказом, даже не заметив моей бестактности, проговорила: — В тридцатые годы, когда было решено создать зверосовхоз, заложили поселок Красная Нива для работников этого хозяйства. — Костлявый палец указал немного в сторону от продолговатых макетов. Но меня не интересовали труженики пушной промышленности.

— А вот здесь была небольшая деревня Латовка. — Она наконец указала на интересующий меня район. — Ее жителей переселили в Красную Ниву. А вместо деревни тогдашний председатель райисполкома обещал построить санаторий для отдыха трудящихся. Места там действительно хорошие: сосновый лес, песчаник, бьет из почвы минеральный источник. И он, председатель, почти сдержал свое слово…

— Что значит почти?

— Он построил в этом районе себе дачу, которая шестьдесят лет стояла в одиночестве. Только в начале девяностых годов здесь стали строить себе резиденции, как сейчас говорят, «новые русские». Хотя какие они новые — бывший директор ВАЗа, а вот здесь нынешний. Директор зверосовхоза, директор ювелирной, вот…

Я слушал перечисление должностей владельцев местных вилл — даже странно как-то для такого небольшого городка, целый престижный район. Сколько здесь особняков, не меньше трех десятков. Ровненько стоят, в ряд по шесть, через каждые две усадьбы разделяющая дорога. Ровные квадраты участков, прямые линии улиц. Все четко, под линеечку, как в Европе. Зато с другой стороны, где сам город, дома и улицы расположены кое-как.

— Здесь живет начальник милиции, а здесь вице-мэр, рядом с ним председатель коопторга…

Услышав «вице-мэр», я взглянул на указанный особняк, потом на название улицы. Под светло-зелеными магистралями улиц названия были написаны черной пастой. Перед особняком нашего клиента писалось: «Улица Володарского». Так, этот вопрос мы выяснили, теперь главное — «соскочить с базара», чтобы старушка не догадалась, что меня на самом деле интересовало.

— Как вы понимаете, не зря этот район в народе прозвали Царское Село, — продолжая указывать на особняки мироедов, сказал мой личный гид.

— Ну, Царскими Селами никого не удивишь, — безразлично проговорил я. И тут же ткнул в центр макета: — А это что за гора?

— Это «Караульный курган». Название носит еще со времен освоения Урала. Первопроходцы-казаки селились на горе, обживали эти районы, во время нападения кочевников укрывались на вершине за частоколом. Когда Урал стал более густонаселенным, жители спустились к подножию горы, а на вершине поставили часовню, которая впоследствии стала храмом Николы Угодника, покровителя мореплавателей и путешественников.

— Значит, это древняя церковь? — спросил я с заинтересованным видом.

— Нет, нынешнему храму немногим более восьмидесяти. Он был построен перед самой революцией. Потом долгие годы был закрыт, а на колокольне располагался пост наблюдения пожарной охраны. Два года назад здание вернули церкви. В общем-то с исторической стороны там нет ничего интересного. Зато какая панорама открывается, просто загляденье. Обязательно побывайте на Караульном кургане.

— Непременно, — пообещал я. Все пока складывалось весьма удачно. Удалось отыскать нужный адрес, обнаружить слежку и даже контролировать своих филеров. А женщина-гид, она ничего не поняла? Как там у Штирлица — «запоминается последняя фраза»? Если мои «топтуны» или их хозяева поинтересуются, о чем я спрашивал, — скажет, что я интересовался историей города. Ни о чем конкретном не спрашивал.

Прощаясь со служащей музея, я приложился губами к ее сухонькой ручке. Веки женщины дрогнули, бабуля меня спросила:

— Сами вы откуда будете?

— Сам из Москвы, — честно сказал я.

Я стоял на автобусной остановке и смотрел на Караульный курган, на его вершине виднелась церковь с высоченной колокольней. Шарообразный купол золотом играл в лучах выглянувшего солнца.

«А ведь действительно, — подумал я, глядя на башни колокольни, — лучшего места для поста пожарной охраны и не найти».

Судя по направлению дороги, автобус должен двигаться к кургану. Что ж, подожду автобуса.

На остановке я стоял один-одинешенек, люди, проходившие мимо, были похожи на филеров. Вряд ли мои преследователи догадались, что я не тот, за кого меня приняли. Скорее всего идет перегруппировка сил, готовится либо новое действующее лицо, либо кто-то из старых «перетасованных». А то, что никого нет на остановке, подтверждает мысль, что мои преследователи на машине. Из чего можно сделать вывод: слежка не пущена на самотек, ее контролирует кто-то из офицеров. Кто? Колодин, Лигостаев или, может, это разработка прокуратуры, следователя Варгина? Интересно бы взглянуть на этого Пинкертона хоть одним глазком…

В церкви было холодно, как в мертвецкой, в полумраке мерцающих язычков свечей слышался приятный баритон, затягивающий «Отче наш», здесь пахло топленым воском и лампадным маслом. Войдя в храм, я сдернул с головы свою вязаную шапочку и, посмотрев, как крестятся прихожане, тоже перекрестился. Вот незадача, вроде и крещеный, и детей друзей крестил, а как креститься, каждый раз забываю.

Купив тоненькую темно-коричневую свечку, я подошел к иконе Георгия Победоносца. Это был наиболее подходящий святой. Во-первых, его икона стояла в стороне от входа, так что мой «хвост» не сможет зайти в храм, не засветившись передо мной. А во-вторых, в будущем мероприятии нам очень не помешает помощь такого святого, бороться предстоит если не с драконом, то, по крайней мере, с местной многоголовой гидрой.

Время шло, а в храм после меня никто не заходил. От холода болело правое ухо; стальная дужка антенны наушника, служившая еще и крючком для поддержания динамика в моей ушной раковине, замерзла и огнем жгла кожу. Но выйти на двор, чтобы надеть шапку, я не мог. Нельзя было давать «топтунам» преимущества в слежке за мной. Если они думают, что я ревизор, то долго без присмотра меня не оставят, мало ли какой вопрос и кому я могу задать.

Действительно, прошла еще минута, и в дверном проходе появилась щуплая фигура моего первого преследователя, забулдыги. Но в этот раз вместо стеганой фуфайки на нем была приличная куртка (по-моему, этот лапсердак я еще недавно видел на внештатнике). Мужичонка, как и положено в церкви, был без головного убора, ладонью он пригладил сальные редкие волосы и, немного пройдя вперед, встал возле одной из икон.

Кажется, я прилично задубел в этой церкви. Еще раз перекрестившись, повернулся и направился к выходу, боковым зрением уловив замешательство забулдыги (бедный мужичонка, и нужны ему эти переодевания и погони).

Выйдя во двор, я первым делом натянул на голову шапку, чтобы хоть как-то согреть задубевшее ухо. Вытащил из кармана пачку сигарет, достал одну. Ветер здесь, на холме, очень сильный. Я зашел за угол церкви, со стороны могло показаться, что закурить. Нет, мне захотелось взглянуть на Царское Село с высоты. Так сказать, сориентироваться на местности.

Действительно, здесь был затишек, да и поселок «новых русских» как на ладони. Достав из кармана позолоченную «Зиппо» и отодвинув щелчком пальца крышку, крутанул колесико, высек желтый язычок пламени, прикурил.

Поселок, в отличие от города, был построен не только добротно и планомерно, но и с учетом местности. Холмы и овраги на окраине Царского Села облагорожены, рядом с особняками и виллами создана парковая зона, которую дополняет сосновый лес. Ну чем не маленькая Швейцария!

План-макет в краеведческом музее полностью соответствовал плану застройки этого поселка. Прямо глаз радовался при виде блестящих черепичных крыш, ажурных мансард и стеклянных оранжерей на плоских крышах. Убранные дворы и аккуратно подстриженные живые изгороди, разделяющие между собой усадьбы. Цивилизация.

Напротив особняка нашего клиента стояла круглая башня, выложенная из огнеупорного кирпича (никак, трубу котельной разобрали). Невысокая башенка, метра три в высоту, вершину ее венчала стеклянная будка, в таких сидят гаишники на оживленных улицах Москвы. А для чего здесь?

Возле башни стоял угловатый уродец — желто-синий милицейский «уазик». Вот открылась дверца в башне, оттуда вышел милиционер в темно-фиолетовой теплой куртке, форменной шапке. Поддерживая на плече ремень короткоствольного «АКСУ», он сел в машину. «УАЗ» двинулся медленно по периметру «Царского Села». Я машинально засек время на циферблате «трофейного» «Ролекса».

Неожиданно из-за угла церкви выскочил забулдыга, на этот раз я увидел, кроме куртки с чужого плеча, еще одну новую деталь гардероба. На голове пьяницы была вязаная шапочка, вернее, не шапочка, а шерстяной подшлемник, в которых щеголяли бойцы в Чечне. Едва не столкнувшись со мной лоб в лоб, мужчина задрал полы куртки и схватился за брюки.

— Ты че, — возмутился я, — ссать под храм — грех большой.

— Да я не собирался. — Мужичок опустил полы куртки.

— А че тогда?

— Да вот, — замялся филер, не зная, что придумать. Но, увидев у меня сигарету в зубах, оскалился: — Хотел у тебя стрельнуть курить.

— А это пожалуйста, — милостиво улыбнулся я, доставая пачку из кармана, и протянул ему. — Травись на здоровье.

Взяв сигарету, мужчина вернул мне пачку и, грациозно зажав фильтр между указательным и средним пальцами левой руки, нагловато спросил:

— А прикурить?

— Может, тебе еще и бабу привести? — осек я наглеца.

— Ну, мне бы прикурить. — Теперь тон был плаксиво-жалостливым, то есть приемлемым.

Я протянул ему тлеющую сигарету и на полкорпуса приблизился. Со стороны могло показаться, что мы ведем осторожную беседу. Если за нами сейчас наблюдают, то филер уже выходит из доверия своего начальства.

— Что, бичуем, отец? — спросил я «топтуна»

— Это почему? — возмутился тот.

— А то нет?

— Нет, — затягиваясь полной грудью, проговорил мужчина: видно, дым не туда попал, и он закашлялся. Потом вытер выступившие на глаза слезы, добавил едва ли не с гордостью: — Я рабочий человек.

— Что же тогда не на работе? Производство вроде у вас не стоит. А ты не у станка, а околачиваешься возле церкви, как нищий какой. Чем не бич? — не сдавался я.

— Да нет. Рабочий, слесарь-инструментальщик из ремонтного депо, — со вздохом сказал мой собеседник.

— А чего же тогда не на работе?

— Тут такая петрушка вышла, вчера получили аванс, ну и отметили это дело с друганом. И так отметили, что очутились в райотделе. В общем, заплатили штраф за пьянку в общественном месте и, как говорится, на свободу с чистой совестью. Только вот друган домой пошел, жена его на работе. А мне хуже, моя «кобра» дома, вот до вечера и буду околачиваться.

Мужчина, конечно, врал, но как самозабвенно. Ему, наверное, казалось, что он говорит правду. Но меня не проведешь.

Конечно же, работягой он не был, местный пьяница был вчера взят доблестными работниками милиции. И поскольку денег у него сроду не водилось, вот филерством он и отрабатывал. Он еще долго вешал мне лапшу на уши о трудовом коллективе и рабочей дисциплине. Я терпеливо слушал, не поворачивая головы, одними глазами следил за дорогой по периметру Царского Села. Наконец из-за угла появился «УАЗ», не доезжая до контрольной милицейской башни, машина свернула в другую сторону. «Ясно, — догадался я, — объезд по ближнему кругу, затем уход на дальний. Сейчас объедет Красную Ниву и вернется на исходную точку».

Достав из кармана сигареты, я ненароком взглянул на часы: прошло двадцать минут, значит, на объезд по большому кругу уйдет тридцать пять — сорок минут. Ладненько, запомним.

— Возьми себе пару сигарет, отец. Кури, а мне пора.

Отшвырнув окурок, я направился к воротам. Дорога свершины холма проходила по абсолютно голому месту. То есть незаметно приблизиться ко мне нельзя, а значит, нельзя и подслушать. Сунув руку в карман, я пальцами коснулся прямоугольника ретранслятора. Нащупав кнопку, вдавил ее до упора. В наушнике что-то щелкнуло.

— Андрюха, ты меня слышишь? Алло, Андрюха, — проговорил я в булавку-микрофон. — Андрюха, алло.

Через минуту до меня наконец донеслось:

— Да, слушаю. Это ты, Глеб?

— Нет, тень отца Гамлета, — буркнул я. Терпеть не могу дурацких вопросов.

— Ну как, что удалось выяснить?

— Средненький городишко, живет по Владимиру Владимировичу Маяковскому, читал его поэму о партии?

— При чем тут поэма? — не понимал мой компаньон.

— При том, что «мы говорим Ленин, подразумеваем партия», так и здесь: говоришь «милиция» — подразумеваешь «прокуратура», и наоборот. Они близнецы-братья. Что бы ни делали менты, местная прокуратура их покрывает. В общем, узаконенное беззаконие. И, как я понял из беседы с милицейскими чинами среднего командного состава, заправляет всем начальник РОВД.

— Ясненько, — безразлично проговорил Акулов. Этот его тон меня зацепил.

— Между прочим, наш клиент, твой вице-мэр, сидит, как я понял, под домашним арестом. И его плотно оберегают здешние работники правопорядка.

— Что, нет никакой возможности его оттуда вырвать? — На этот раз голос моего приятеля звучал озабоченно. И тут меня осенило:

— Ты все знал?

— Да, — приглушенно ответил Акулов, — мне еще в Москве обрисовали ситуацию, когда нанимали.

— Почему же мне ничего не сказал?

— Ты же сам заявил, никакого криминала.

— Ну и сука же ты, Акулов, — прорвало наконец меня. Если кто-то наблюдал за мной, подумал, что я дефективный, ругающийся сам с собой.

— Ладно, не кипятись, — попытался урезонить меня Андрюха. — Есть какая-то возможность выдернуть нашего клиента «из-под стражи»?

— Есть одна возможность, — сказал я. В моей голове неожиданно вырисовался план, но его надо разыграть как хорошую мелодию, без единой фальши. Только так мы можем выскочить «в цвет».

— Говори, что надо делать?

— Ты можешь предупредить нашего клиента о времени эвакуации?

— Да, у меня связь с человеком, который общается лично с нашим клиентом, минуя телефоны, то есть контроль милиции.

— Хорошо, тогда слушай и запоминай…

Заехав на попутке в поселок Красная Нива, я стоял перед приземистым строением кинотеатра «Ударник». Если ней считать двух небольших магазинов «Галантерея» и «Продукты» и подвальной пивной, кинотеатр был настоящим гигантом массового посещения. Я стоял перед большой рекламной афишей и тщательно изучал ее текст. Фильм «Коммандо», в главной роли Арнольд Шварценеггер.

А через дорогу возле пивной трое мужиков из горла пили крепленое вино. Двое неизвестных мне совхозников в грязной рабочей робе и третий — краснолицый внештатник, в уже знакомой стеганой фуфайке и всклокоченной шапке-ушанке. Бедняга давился дешевым вином, но пил, не желал себя выдавать, хотя его с головой выдали до блеска начищенные ботинки и выглаженные черные брюки.

Идти в кино мне не хотелось, не люблю американские боевики. Но уж очень мне желательно повидаться с главой следопытов. Купив билет на ближайший сеанс, я вошел в фойе кинотеатра.

Мне пришлось подождать несколько минут, прежде чем увидел, как через дорогу в направлении кинотеатра с грациозностью гиппопотама бежит краснощекий филер. Видимо, получил приказ.

Стараясь не привлекать к себе внимания, я прошел в дальний угол фойе, где было написано: «Служебный ход». Тихонечко потянул дверь на себя. В двух шагах от меня оказалась лестница, ведущая наверх, в операторскую будку. Оттуда доносился треск работающего кинопроектора.

Отлично, теперь внештатному «топтуну» придется порыскать в темном зале, пока выяснит, что меня там нет.

Быстро пройдя за лестницу, я попал в узкий темный коридор, в конце которого была видна дверь. Замочек оказался хлипкий, от несильного толчка дверь распахнулась, и я оказался на улице. Теперь следовало на мгновение «засветить» свою фигуру у торца кинотеатра, чтобы клюнул на меня основной из этой компании филеров.

И я не ошибся. Едва я перешел дорогу и скрылся за одним из длинных домов-бараков, как на дорогу выехала темно-синяя «Нива», за рулем сидел мой знакомый младший лейтенант. Вот и подвернулся случай посчитаться за вчерашнее.

Мелькнув между палисадниками, я дал понять своему преследователю, что сейчас машина ему ни к чему. Младший лейтенант оказался «сопливым» в области оперативной работы. Оставив «Ниву» припаркованной возле дома, он опрометью бросился через двор в том направлении, где только что видел меня.

Там-то я его и поджидал, стоя за каким-то сараем. Конечно, следовало бы дать ему в рыло, чтобы впредь он был более осмотрительным, но я поступил гуманнее. Пальцами левой руки я схватил его за горло, а правой сжал пах. В таком положении и самый крутой боец становится податливым, как ягненок. И с ним можно управиться, как с хорошим музыкальным инструментом, главное — знать, когда сдавить или ослабить. Будет петь любым голосом — от хриплого шепота до звенящего фальцета.

Попав в мои объятия, «младшой» вытаращил глаза, что пареный рак. Господа милиционеры не привыкли к такому обхождению. Но, едва узнав мою физиономию, он растерянно улыбнулся.

— Ты мне лыбу здесь не строй, — процедил я сквозь зубы (а как еще должен себя везти крутой проверяющий из Москвы). — Зачем следишь за мной?

— Не понимаю, о чем вы, — глядя мне в глаза и нагло щурясь, произнес младший лейтенант. Я не стал повторять вопрос, просто слегка придавил его детородный агрегат. Мгновенно лицо милиционера исказилось болью, несмотря на морозную погоду, на лбу у него выступили капли пота.

— Я жду, — при этих словах усилил давление.

— Я выполнял приказ, — выдавил из себя младший лейтенант и, почувствовав, как хватка ослабла, добавил: — Больше ничего не скажу.

Дурачок, можно подумать, мне нужны его признания, я и так все знал. Просто хотелось наказать жлобика в погонах. А теперь финальный монолог:

— Что и следовало доказать, — произнес я таким тоном, как будто он мне выдал государственную тайну, за разглашение которой «вышка» будет самым легким приговором.

— Что доказать? — не понял младший, когда я его выпустил из объятий.

— Передашь капитану Колодину, что для оперативной работы в уголовном розыске ты не годишься. В лучшем случае твое место на пульте охраны или в патрульном экипаже. Так и передашь, — сказал я и круто зашагал к дороге. На своем затылке чувствовал упорный взгляд. Эх, не считали бы меня за проверяющего из Министерства внутренних дел, наверное, уже схлопотал бы пулю. Ищи потом труп.

Впрочем, думается мне, в самое ближайшее время у него будет возможность поквитаться. Опять почувствовал запах мертвечины…

На подходе к гостинице «Урал» я увидел джип «Чероки» с темными, тонированными стеклами и екатеринбургскими номерами. «Интересно, кто такие? — мелькнула тревожная мысль. — Неужели конкуренты?»

В холле гостиницы стояли двое кожаных парней. Несмотря на молодость, размерами они были с чемпионов по культуризму, а их физиономии с перебитыми носами и мятыми ушами наглядно показывали, что о мордобое они знали не понаслышке. За стойкой портье я увидел перепуганное лицо девушки. Заметив меня, она слегка кивнула, и двое верзил не спеша двинулись навстречу.

— Глеб Кольцов? — спросил тот, что был ближе.

— Да, — ответил я, лихорадочно соображая, в чем же мой прокол.

— Документы можно взглянуть?

Я показал свое удостоверение, потом добавил, что паспорт у администрации гостиницы. Могли бы удостовериться, пока ждали.

Пропустив это замечание мимо ушей, здоровяк извлек из куртки свое удостоверение и сунул мне его под нос:

— Курьерская служба банка «Норд-инвест-кредит». Нам поручено доставить вам четыре миллиона. Вот деньги. Распишитесь в ведомости. — Он ткнул в графу росписи коротким и толстым, как сарделька, пальцем.

Тут же возле окошка портье я расписался, про себя подумав: «Ничего себе в этом банке курьеры, мальчики на побегушках». Впрочем, дикие времена диктуют свои решения.

Рассовав по карманам пачки с ассигнациями, я смотрел вслед удалявшимся кожаным курткам. Потом взглянул на девицу-портье, она стушевалась, как-никак именно она меня сдала. Хорошо, что все так оказалось. А если бы не так, думаю, тогда бы и ей не повезло.

— Соедини меня с Колодиным, — почти командным тоном произнес я. Девица тут же сняла трубку и набрала номер телефона. Затем трубку протянула мне.

— Слушаю, Колодин.

— Николай, это Глеб, — сообщил я.

— Что-то случилось? — Чувствовалось, как напрягся голос капитана, видимо, до него уже дошло сообщение о провале слежки, и он ожидал скандала. Но вместо этого я сказал:

— Только что получил перевод из Москвы. Нужно рассчитаться, знаешь, как говорится, «раздать долги — наполовину разбогатеть».

— С этим можно не торопиться, — все еще ожидая подвоха с моей стороны, осторожно ответил Колодин.

— И второе. — Небольшая пауза, пусть помучается капитан в ожидании следующей фразы. — Мне хотелось бы дать торжественный ужин в честь моих новых друзей: тебя, Сереги и Шурика. Завтра вечером вы свободны?

— В любом случае освободимся, — нервно смеясь, пообещал Николай.

— Тогда прошу в шесть вечера в ресторан «Золотая гора». Посидим в мужской компании, поужинаем, повеселимся. Съездим, куда в прошлый раз собирались.

— Обязательно, — хихикнул Колодин, потом решительно произнес: — Думаю, нам не мешало бы и поговорить.

— Конечно, — согласился я. — Вот завтра и поговорим.

Я вернул трубку девушке, в доказательство нашего примирения подмигнул ей, взял ключ и не спеша поднялся по лестнице в свой номер.

Утро началось с душа и плотного завтрака в гостиничном ресторане. Сегодня я должен быть в форме до самого вечера, а вечером? Впрочем, до начала банкета еще восемь часов, надо все подготовить.

Спустившись в холл, за стойкой портье я обнаружил уже знакомую мне Ирочку.

— Доброе утро, — поздоровался я с девушкой, потом добавил без всякого перехода: — Вызовите мне такси, пожалуйста. — Нужно же поддерживать убеждение, что я большая московская шишка. Ирочка от удивления открыла рот, но тут же спохватилась и стала куда-то звонить.

— Такси будет через несколько минут, — наконец услышал я, милостиво кивнув головой.

Бледно-лимонная «Волга» с оранжевым козырьком, скрипнув тормозами, остановилась перед парадным входом в гостиницу. Я вышел из холла. Спустившись по ступенькам, открыл дверцу автомобиля и взгромоздился на сиденье, рядом с водителем.

— Ресторан «Золотая гора», — произнес я командным тоном. Водитель, плотно сбитый дядька лет пятидесяти, только крякнул, по-видимому, предупрежденный о необычном пассажире, повернул ключ зажигания и переключил скорость.

Судя по архитектуре, ресторан был новым и по здешним меркам должен быть наиболее фешенебельным. «Золотую гору» я приметил, когда прогуливался по городу. Но главное достоинство ресторана — он находится в одном квартале от Царского Села, и грех было этим не воспользоваться.

За пятнадцать минут мы добрались до ресторана, я открыл дверцу и, выбравшись наружу, бросил шоферу:

— Счетчик не выключай. Жди. Скоро вернусь.

Фойе было отделано темно-красным бархатом со вставками из золотой парчи, что, наверное, должно было символизировать название ресторана.

Едва я перешагнул порог, на пути встал непробиваемой стеной швейцар. Конечно же, золотые галуны, блестящие пуговицы, лакированный околышек фуражки. Только, в отличие от «Урала», в этом заведении был не дряхлый старик, а настоящий цербер, судя по широким плечам и прямой спине, в прошлом кадровый военный.

— Куда? — рявкнул на меня цербер. — Ресторан закрыт еще.

— Я хочу заказать ужин, — ответил я.

— Приходите позже, сейчас нет никого из руководства, — бесстрастно ответил швейцар.

— А может, все-таки кто-то есть? — не сдавался я.

— Ты сам уйдешь или тебе помочь?

Недвусмысленное предложение следовало рассматривать как явную угрозу. А это было уже интересно. Но я не успел ничего ответить церберу, как в фойе буквально вбежал маленький человечек. На вид ему было за пятьдесят, длинные седые волосы, аккуратный выглаженный темно-синий смокинг, белоснежная батистовая рубашка и синяя бабочка с золотистыми вкраплениями.

— Доброе утро, — весело поздоровался подбежавший и тут же, как бы незаметно, дал отмашку швейцару, дескать, пали отсюда.

— Управляющий этого заведения Эдуард Рабинович, — представился человечек, протягивая мне маленькую узкую ладонь.

— Глеб Кольцов, — ответил я, пожимая руку управляющего. Судя по раболепствующему взгляду, его только что предупредили обо мне. — Я хочу заказать отдельный кабинет на сегодняшний вечер.

— Сколько будет персон? — поинтересовался управляющий.

— Я и трое друзей. Мы хотим у вас поужинать и хорошо отдохнуть. Это возможно?

— Вполне. Больше того, я вам скажу, если где и отдыхать в этом городе, то только в «Золотой горе». Это же уральский «Максим». Между прочим, я и наш шеф-повар раньше работали в Свердловске, в одном фешенебельном заведении, где бывал Сам. — Рабинович вознес глаза к потолку. — Но это в бытность, когда он был еще только первым человеком в нашей области. Так вот, нашей кухней и нашим обслуживанием был всегда доволен.

Естественно, после такой рекламы кто же не захочет, чтобы его обслуживал персонал, который удовлетворял желания Самого.

Мы прошли в большой зал, рассчитанный едва ли не на полсотни столиков, и я получил право выбора отдельного кабинета. И выбрал небольшой кабинет возле эстрады: за шумом музыки не будет слышен шум борьбы. А что будет борьба, я не сомневался. Просто без этого не обойтись.

Потом мы обсуждали меню, управляющий был само внимание и обходительность. Советовал и даже уговаривал, объясняя это любовью к своей работе и симпатией к тем, кого обслуживает. Я как бы ненароком заглянул в прайс-лист: цены блюд, которые я, по совету управляющего, заказывал, были фантастическими.

Впрочем, получив от меня миллион задатка, уважаемый менеджер вряд ли остаток денег получит с моих милицейских друзей, так что неизвестно, кто кого обманул.

То же самое такси доставило меня обратно к гостинице, я заплатил водителю по счетчику и дал сверх того на «чай», потом сказал:

— Если хочешь еще заработать, приезжай к гостинице в половине шестого. Не можешь, говори сейчас, найду другого.

— Не надо другого, — поспешно проговорил водила. — Я буду.

В номере я разделся и завалился на кровать, нужно было выспаться: неизвестно, как дальше ляжет карта и когда мне снова удастся поспать.

Сон не шел, пришлось применить хитрость. Подняв глаза под веками ко лбу, я начал медленно считать. Один, два, три, пять, десять, пятьдесят, сто. Где-то на второй сотне мозг мой затуманился и рухнул в черную бездну…

Проснулся я через три часа, полностью разбитый и ничего не соображающий, отучился днем спать. Поднявшись с постели, широко зевнул, затем потянулся к сигаретам, лежащим на журнальном столике. Закурил, еще раз зевнул, ну вот и все, мысли вошли в привычное русло. Сегодня нампридется решиться на эвакуацию клиента из славного уральского городка.

Я взглянул на часы: без четверти четыре, в запасе немногим более полутора часов. Взяв футляр с бритвенными принадлежностями, я отправился в ванную. Следовало сбрить щетину, к тому же в футляре лежала конвалюта с антиалкогольными таблетками. Маленькие бусинки желтого цвета, изготовленные английскими фармацевтами, обладали колоссальной силой, на шесть часов нейтрализовывали алкоголь в крови, притом любое количество. Анализируя поведение «друга» Колодина во время нашего загула в здешнем ресторане, становится ясно, что капитан тоже пользовался подобным препаратом. Что ж, теперь моя очередь.

В нагрудный карман рубахи под свитер я сунул коробку с ретранслятором, микрофон и наушники положил в карман брюк, туда же упрятал таблетки. Теперь я был готов к нашей акции, главное, чтобы Андрюха не подвел…

Ровно в полшестого я спустился в холл, такси стояло перед входом в гостиницу. Но прежде чем выйти, я обратился к сидящей дежурной:

— Ирочка, — я ослепил девицу улыбкой, достойной самого Фернанделя, — у меня к вам есть просьбочка.

— Да-да, слушаю вас внимательно, — прощебетала девица, едва ли не наполовину высунувшись из окошка своей кабинки.

— Мне придется уехать завтра. За номер я заплачу еще за три дня. Но паспорт мне нужен сегодня.

Это был явный намек на взятку, девушка задумалась. С одной стороны, отдать паспорт было нарушением инструкции, но с другой — ей предлагались наличные деньги. Теперь уже забыли, что такое «нет мест» и подношения за свободный номер.

Достав из бумажника несколько купюр, я выложил их перед девушкой.

Короткое размышление, и деньги исчезают за стойкой портье, а на их месте появляется краснокожая паспортина. Сунув паспорт в нагрудный карман, я направился к выходу, где ждало зеленоглазое такси.

Конечно, Ирина могла сообщить Колодину о моей просьбе. Учитывая их отношения, скорее всего она так и поступит, но это уже не имеет никакого значения.

— В «Золотую гору», — садясь в машину, сказал я. Водила привычно надавил на педаль газа. Несмотря на то, что на город опустилась северная ночь, было светло, уличные фонари исправно освещали улицы. Тоже плюс…

Ресторан «Золотая гора» горел всеми цветами радуги, как и положено фешенебельному заведению. Таксистская «Волга» остановилась в нескольких метрах от ресторана. Я снова щедро расплатился с молчаливым водилой. Спрятав деньги он спросил:

— Когда за вами заехать?

— Приезжать не стоит, — отмахнулся я, — меня друзья отвезут.

Холл был ярко освещен, аппликации из золотой парчи, казавшиеся мне раньше просто налепными, на самом деле были изображением золотых россыпей. Под лучами неоновой подсветки парча сверкала настоящим золотом.

Возле работающей раздевалки медленно курсировал, к пиратский адмирал, здоровяк швейцар. А в самой раздевалке стояла солидная дама с ярко накрашенными губами, бюстом, от которого трещал модный велюровый пиджак, и копной золотых волос на голове. Протягивая ей свою куртку, я подумал: «Интересно, это она выкрасилась под цвет холла или ее сюда пригласили работать из-за этих волос?» Но, увидев огромное количество превосходных мехов, собольих манто, песцовых и лисьих черно-бурых шуб, висящих на вешалках, я забыл, о чем думал.

— Пройдете в кабинет или подождете друзей здесь? — Около меня возник управляющий.

— Нет, покурю, — доставая сигареты, ответил я. Черт, в пачке оставалось три сигареты. Хорошо, что в «Блейзере» еще пачка есть.

Следователь Варган и майор Лигостаев появились вместе без опоздания, когда стрелки часов показывали восемнадцать ноль-ноль. На Александре вместо прокурорского кителя был добротный костюм в косую полоску, он был тщательно выбрит, и от него разило дорогим парфюмом. Начальник отдела по борьбе с экономическими преступлениями находился в приличном подпитии.

— Не пора ли нам к столу?

— Николай не приехал, — возразил я.

— А он еще не скоро появится, — недовольно буркнул Лигостаев, доставая из кармана брюк пачку сигарет. — Хрохмин вызвал его к себе, наверное, пистонить будет. А то Колька набрал на себя обязанностей от начальника ППС до зама по воспитательной части. Ну, прямо местный кардинал Ришелье, тоже мне провинциальный интриган.

— Прикуси язык, Сергей, — оборвал его следователь. Ясненько, майор ляпнул лишнее.

К общему удивлению, Колодин появился через пять минут, он был, как всегда, весел и благоухал похлеще Варгина, только вот под глазами образовались черные круги, первый признак переутомления.

— А я думал, ты у шефа застрял до утра, — крякнул Лигостаев.

— Нет, сегодня повезло, — отмахнулся весело капитан. — Владимир Леонидович сам спешил на торжество, поэтому и совещание было урезано до минимума. А кстати, вот и он.

К центральному входу подъехала черная «Волга», из нее выбрались трое мужчин. Один высокий, широкоплечий, в длинном кожаном пальто и черной широкополой шляпе. Другой — среднего роста, в элегантном пальто с поднятым воротником и фуражке типа гимназической, в народе прорванной «жириновкой». Оба в расцвете лет, возраст чуть более сорока. Третий — полноватый старик, опирающийся на ажурную трость, — был в тяжелом зимнем пальто и шапке из норки.

— Вся королевская рать пожаловала на смотрины, — прыснул Лигостаев.

— Заткнись, — ткнул его в бок кулаком Варгин.

— А кто это? — спросил я, чувствуя, что разворошил, сам того не желая, не улей с трудолюбивыми пчелами, а змеиный клубок. И мне вряд ли это сойдет просто так, как моему предшественнику Хлестакову.

— Это наше руководство, — начал объяснять мне Колодин. — Вон тот старичок — здешний голова, или, как сейчас говорят, мэр Андрей Анатольевич Кузнецов, сидит на этом: месте со времен Хрущева, всех устраивает. Мужик в «жириновке» — районный прокурор Игорь Иванович Олейников. А в кожаном плаще — наш с Серегой шеф, полковник Хрохмин Владимир Леонидович.

— Добрейшей души человек, — хмыкнул снова Лигостаев, — недаром его чеченцы называли Гестапо.

— Да заткнись ты, — по-змеиному зашипел следователь.

Руководящая троица вошла в холл через распахнутую швейцаром дверь и чинно проследовала мимо нас к раздевалке. Кивая своим подчиненным, они ненароком рассматривали меня. В свою очередь, я обратил внимание на милицейского полковника; здоровенный дядька, под два метра ростом, косая сажень в плечах. Сняв шляпу, он продемонстрировал короткую стрижку и залысины на высоком лбу. А скинув плащ, оказался в милицейской форме, перетянутый ремнями портупеи, брюки заправлены в начищенные до блеска хромовые сапоги. Форма сидела на нем как влитая, еще бы перекрасить ее в черный цвет и нацепить красную повязку с пауком свастики — вылитый гестаповец.

— Крепкий дядя, — невольно вырвалось у меня.

— Бывший чемпион союзного МВД по рукопашному бою в тяжелом весе, — не без гордости сообщил мне Колодин. По-видимому, шеф был его кумиром.

— Ну мы все-таки за стол сядем или нет? — пробормотал! майор Лигостаев.

— Конечно, прошу. — Я указал рукой в направлении зала, где только что мелькнули спины местных тузов. Николай, немного приотстал от них и, оказавшись рядом со мной, негромко произнес:

— Прошу прощения за вчерашний инцидент. Думаю, это происшествие не помешает поговорить серьезно.

— Во-первых, никакого инцидента не было, — с усмешкой сказал я. — Мне самому было приятно тряхнуть стариной, вычислить всех ваших «топтунов». А во-вторых, поговорить действительно надо, но не сейчас. Не стоит превращать приятное общение в производственное совещание.

— Хорошо, поговорим завтра, — согласно кивнул Николай. Ирина ему ничего не сообщила о паспорте. Еще один балл в мою пользу…

В отдельном кабинете был сервирован стол в лучших ресторанных традициях. Я был поражен, увидев такое изобилие и такую сервировку в этой глуши.

Круглый стол был застлан белоснежной скатертью, в центре стоял большой хрустальный штоф с водкой, рядом две пол-литровые бутылки боржоми с яркими этикетками, возле них — большое серебряное блюдо со слоеными пирожками, начиненными красной и черной икрой. На другом блюде лежали «завертыши» из ветчины, начиненные маслинами и дольками свежего помидора. Каждый из «завертышей» был проткнут деревянной шпажкой, вершину которой украшала долька лимона. Кроме этого, был осетровый балык, украшенный креветочными хвостами и ягодами калины. По другую сторону стола помещалось еще одно большое блюдо, на нем был выложен натюрморт из цитрусовых, в центре которого возвышался королевский ананас. Салаты из крабов и кальмаров красовались в хрустальных пиалах, фарфоровые тарелки с серебряными приборами ютились, как бедные родственники. Чувствовалась марка фирмы…

— Ничего себе, — присвистнул Варгин.

— Я смотрю, Глеб, ты привык к обслуживанию по высшему разряду, — улыбнулся Колодин, потом одобрительно добавил: — Ну-ну, приучай нас к красивой жизни. Еще пару лет — и мы здесь заживем, как в Москве.

Я ничего не успел ответить, меня перебил начинающий трезветь Лигостаев:

— К черту лирику, давайте к столу.

Все уселись за стол, а майор, ухватив штоф, стал наполнять наши рюмки. Судя по его торопливости, и сегодня глава отдела экономических преступлений решил напиться до поросячьего визга, ну что ж, тоже неплохо — «минус один».

— Выпьем за дружбу, — поднял свою рюмку Колодин. Мы чокнулись, выпили.

Все повторилось, как на видеокассете: те же тосты, те же рассуждения о законе и порядке. Чувствовалось, как эти представители власти кичатся своей силой здесь, в этом городе.

По-видимому, приняв меня за «своего», хотели подвести под свой милицейский беспредел моральную основу.

Время шло, первый штоф сменил второй. Лигостаев со всем скис и вяло крутил вилкой по пустой тарелке. Варгин откинулся на спинку кресла, погладил набитый живот и тяжело вздохнул:

— Уф, кажется, переел! Теперь надо перекурить.

— Неплохая мысль, — кивнул Колодин, вынул из кармана пачку «Мальборо» и предложил всем. Мы со следователем взяли по сигарете. Я достал зажигалку, закурили. Закрыв позолоченную крышку, положил ее возле себя и незаметно глянул на часы. До начала задуманной мной операции оставалось десять минут.

— Сейчас бы хорошую «матрешку» — и на боковую. — Варгин явно находился в романтическом настроении. Расслабившись, он хотел сейчас всех удовольствий жизни. Тоже неплохо, расслабленный человек — легкая жертва. Оставался начальник патрульно-постовой службы и по совместительству местного УТЮ. Супермен был опасным противником, но и для него я кое-что придумал.

— Рано «матрешек» укладывать на боковую, — нарочито весело проговорил я, — еще горячее не подавали.

— А что на горячее? — поспешно спросил Варгин, следователь прокуратуры явно грешил чревоугодием.

— Шашлык из осетрины и плов с мидиями.

— О боже… — вырвалось из уст следователя, но закончить он не успел, на сцене загремела музыка, и дородная дама в стрижке «под мальчика», в длинном темно-синем платье, подняв ко рту черный микрофон, заголосила:

Возьми свирель мою волшебную,
Возьми на радость, возьми на грусть…
По-моему, она даже попыталась показать, как надо правильно брать «волшебную свирель». Телеса певицы колыхались в такт песне.

— Как крошка? — спросил меня Варгин, облизав влалажные губы.

— Боюсь, на этот горошек у меня майонеза не хватит, — отшутился я. Недоставало еще, чтобы сюда притащили любительницу игры на свирели. Оценив мою шутку, все засмеялись, от смеха у совершенно пьяного Лигостаева началась икота.

Колодин налил в стакан минеральной воды, протянул его майору, тот одним глотком осушил стакан, но икать не перестал.

— Задержи дыхание, — посоветовал тогда Колодин. Несмотря на то, что мы прилично выпили, Николай держал себя в форме.

Капитан хотел еще что-то посоветовать икающему майору, но тут открылась дверь, в кабинет вошла официантка и обратилась к нему:

— Николай Николаевич, вас к телефону.

— Что там еще приключилось? — недовольно буркнул Колодин, вставая со своего кресла. Потом посмотрел на нас: — Я сейчас вернусь.

Итак, стрелка хронометра побежала. Сколько у меня времени? Андрюха задержит у телефона Колодина минут на пять. Надо поторапливаться.

Музыканты играли попурри из последних шлягеров, музыка гремела под сводами зала. Лигостаев продолжал утробно икать, а Варгин ковырялся зубочисткой во рту.

— Саня, чего ты так разыкался? — Я поднялся из своего кресла и, пройдя за спиной следователя, подошел к смотровому окну, дернув за шнурок, занавесил его ширмой. Теперь, не опасаясь посторонних глаз, можно было приступить к кульминации банкета.

— Надо что-то делать, Саня. — Я подошел к майору, обнял его левой рукой и большим пальцем надавил на сонную артерию, перекрывая доступ обогащенной кислородом крови в мозг. Несколько минут — и голова Лигостаева безвольно упала в пустую тарелку.

— Ты что делаешь, гад? — вскричал Варгин, пытаясь подняться из удобного кресла. Но слишком он был расслабленный и наевшийся, а потому замешкался. Развернув вполоборота свой корпус, я ухватил из серебряного блюда огромный бледно-коричневый ананас за зеленый «чуб» и, подняв его вверх, изо всей силы обрушил на голову поднимающегося следователя. Хлопок удара, и сочная желтая мякоть брызнула во все стороны. Варгин рухнул обратно в кресло, вытянув ноги и запрокинув голову, к макушке прилип зеленый «чуб» ананаса.

Дверь отворилась, и вошел Колодин. Увидев вырубленных дружков, он спросил:

— Что случилось?

— Да как-то внезапно подрались. И вроде не из-за чего между ними ссора началась. — Я молол какую-то белиберду, приближаясь к капитану. (Не хватало, чтобы он сейчас извлек из под пиджака свой «Макаров». Тогда мне труба.)

— Подрались? — переспросил Николай, его лоб сморщился, а я уже достаточно приблизился. Вскинув руку, нанес мощный удар в челюсть. Таким ударом можно было свалить быка, но человек не бык. Тем более тренированный человек. У Колодина была великолепная реакция, он дернул головой, и мой кулак едва зацепил его скулу. Колодин тут же вскинул кулак к лицу, готовый к новой атаке. В его стойке легко угадывался классный боксер.

«Вот черт, — мелькнуло у меня в голове, — еще не хватало устроить здесь спарринг. В противном случае мне светит очень долгий срок. Хотя, по здешним неписаным законам, я вряд ли доживу до суда».

Мои раздумья длились десятую долю секунды, как и воспоминания об инструкторе рукопашного боя в школе КГБ. Невысокого роста дяденька с лицом тракториста-пьяницы говорил: «В рукопашной схватке самый опасный противник — это классический боксер. Во-первых, он хорошо держит удар и сам может бить классно, а во-вторых, у боксера великолепное чувство дистанции. Но есть и слабые места. Молотобойцы сильны до пояса, а ниже бить — правилами запрещено… Для рукопашников правил не существует».

Я атаковал, первым сделав обманное движение правой рукой, и носком левого ботинка влепил ему в пах. Николай замер на выдохе и стал медленно оседать. Его нижнюю челюсть я «поймал» ударом колена. Удар был настолько сильным, что отбросил капитана к стене, где он рухнул, раскинув руки. Чистый нокаут.

Пригладив волосы, я вышел из кабинета и плотно прикрыл за собой дверь. Пройдя через зал, остановился возле маленького менеджера.

— Что-то я, кажется, перебрал, — пробормотал я, пытаясь изобразить вдрызг пьяного, благо запах от меня шел приличный.

— Бывает, — философски заметил Рабинович.

— Пока там мои друзья решают свои проблемы, пойду прогуляюсь, подышу, так сказать, озоном.

— Тоже правильно, — утвердительно кивнул управляющий, а потом спросил: — Когда горячее подавать?

— Когда я приду. И не мешайте моим друзьям. Они очень нервные.

— Мы их хорошо знаем, — бросил мне вслед Рабинович.

Дородная гардеробщица выдала мою куртку, а швейцар отворил передо мной дверь. Играя до конца роль пьяного, я милостиво похлопал швейцара по щеке и пробормотал:

— Скоро вернусь, жди.

Качаясь из стороны в сторону, я вышел на улицу. Мороз покрепчал, и ветер поднялся, надо бы шапочку надеть, но нельзя, швейцар, сволочь, смотрит вслед. Я пьяный, а пьяному море по колено. Наконец свернул за угол, все, можно идти нормально. Я ускорил шаг, через несколько метров заметил стоящий у обочины наш «Шевроле». За рулем сидел Акулов и курил сигарету, и тут я вспомнил, что забыл зажигалку на столике в ресторане, жаль, хороший был трофей. Но, как говорится, бог дал, бог взял.

Рывком открыв дверь, я опустился на сиденье рядом с водителем.

— Здорово, братан, — обрадовался моему появлению Андрюха.

— Здорово, здорово, — кивнул я.

Мой партнер, унюхав запах водки, недовольно повел носом и строго спросил:

— Ты что, водки натрескался?

— Водку пил, — признался я честно, — но мне она по барабану. Принял перед застольем нейтрализатор.

— А-а. Ну как там все прошло, нормально?

— Нормально будет в Москве, когда станем подбивать бабки. А сейчас поехали…

Проскочив несколько домов и объехав Караульный курган, мы заехали на территорию «Царского Села», залитого ярким светом фонарей.

— Туши фары, — приказал я Акулову, — а теперь давай вперед, тихонечко, на цыпочках.

«Шевроле» едва не полз, Андрюха, по-настоящему классный водила, даже на этих освещенных улицах находил тень и укрывал ею машину.

Наконец мы выехали к милицейской башне напротив виллы вице-мэра. Особняк городского чиновника был темным и казался умершим. А свет уличных фонарей был направлен на усадьбу Картунова, из чего создавалась ассоциация с тюремным двором.

— Да, серьезно они за него взялись, — задумчиво проговорил мой напарник. Видимо, ему самому уже не нравилось предстоящее мероприятие. И все же деньги были поставлены не шуточные. И после того, как я хорошо познакомился с местными «хозяевами жизни», готов рискнуть.

Уже десять минут мы сидели в засаде, Акулов понемногу начинал мандражировать, его тонкие музыкальные пальцы барабанили по рулю. Наконец он не выдержал:

— Чего мы еще ждем?

— Подожди минутку.

Нигде не было видно патрульного «уазика», значит, на маршруте. Действительно, через две минуты показалась милицейская машина. Судя по направлению, они были на длинном маршруте. Сейчас пойдут по короткому, следовательно, у нас двадцать минут вместо сорока. Едва «УАЗ» скрылся за поворотом, я выбрался и, прежде чем закрыть дверь, сказал:

— Значит, так, Андрюха, как только я войду в башню, засекай две минуты, потом поезжай за клиентом. Времени в обрез, понял?

— Да, — буркнул Андрюха, потирая кончик носа. Явные признаки мандража, но это хорошие признаки: бойцовый пес перед дракой дрожит не от страха — от возбуждения.

Я перебежал через дорогу и тут вспомнил, что допустил две промашки. Не забрал у Андрюхи свой «макар» и не выяснил, сколько ментов дежурит в этой башне. Впрочем, в таком помещении вряд ли уместятся четверо, если даже четверо, то они вряд ли там смогут развернуться или вовремя извлечь оружие. Возвращаться — плохая примета, поэтому я положился на авось. Потянув на себя толстую деревянную дверь, обитую оцинкованным железом, я оказался в темном коридоре. Грязная тусклая лампочка освещала металлическую лестницу, ведущую наверх. Взявшись за поручень, я стал медленно подниматься. Как ни старался не шуметь, ничего не получилось. Уже перед самой дверью, закрывающей вход в кабину, все-таки зацепился за торчащую из пола скобу, и тут вся лестница заходила ходуном.

Дверь операторской раскрылась, и я лицом к лицу столкнулся с моим недавним преследователем. Передо мной, открыв рот от удивления, стоял младший лейтенант. Я сам был ошарашен и потому отреагировал улыбкой от уха до уха, как счастливый олигофрен.

— Что вам здесь надо? — наконец, сглотнув ком, спросил милиционер.

— Капитан Колодин все же внял моим пожеланиям, — проговорил я, делая шаг вперед. Младший лейтенант немного отступил, пропуская меня внутрь.

В кабинете было более чем скромно. У глухой стены стояла скамья, сколоченная из грубых досок, видимо, для гостей из патрульной машины. Две табуретки, электрокамин, у окна стол, на нем чайник и черный прямоугольник портативной рации. В дальнем углу на табурете сидел краснощекий сержант и, ничего не понимая, пялился на меня. У обоих только табельные пистолеты в застегнутых кобурах. «Ну что я, с двумя колхозниками не справлюсь»?

— Что вам здесь надо? — повторил свой вопрос младший лейтенант. Недавняя спесь с него слетела, может, начальство популярно объяснило, что под личиной московского Шерлока Холмса скрывается коварный проверяющий из министерства. Операция нового министра МВД «Чистые руки» многих большезвездных начальников лишала насиженных мест. И теперь в любом приезжем москвиче готовы видеть эмиссара министра Куликова, особенно пугались те, у кого рыльце в пушку. Как у здешнего руководства.

— Мне надо, — наконец сказал я первое, что пришло на ум, — рыло тебе набить, щенок. Чтобы впредь был почтительным с незнакомцами. Понял?

Ничего себе тираду выдал, но выпад достиг цели, младший лейтенант начал заикаться:

— Вы… вы не посмеете. Я при ис…сполнении.

— Быдло ты, а не при исполнении, — напирал я на него.

От последних слов глаза младшего лейтенанта безумно расширились, а рот искривился гримасой бешенства. И он ударил первым. Но моя реакция не хуже, чем у их капитана. Кулак милиционера просвистел в сантиметре от моего лица, зато мой левый точно врезался в скулу, а правый смял нос, раздробив в хрящи. «Двойка» отбросила младшего лейтенанта к стене, но еще не вырубила его до конца.

Милиционер уже ничего не соображал. Размазав по лицу кровавые сопли, он снова бросился на меня, удар локтем в голову сбил его с ног, прямо на скамейку, которая под тяжестью тела разломалась в щепки.

Ошарашенный сержант шептал:

— Да вы че, ребята. Прекратите.

Но когда старший смены затих на бетонном полу, сержант схватил рацию, но больше он ничего сделать не успел. Вскинув ногу, я развернулся на триста шестьдесят градусов, тяжелый каблук зимнего ботинка, подобно снаряду катапульты, врезался сержанту в затылок. Выронив рацию, он рухнул под стол. Еще один удар каблуком — и рация разлетелась на множество осколков. Все, можно уходить.

Я бросился к выходу, предварительно плотно закрыв дверь в помещение — все-таки на дворе не май месяц.

На противоположной стороне улицы стоял «Шевроле-Блейзер», возле кованой ограды суетился Андрей Акулов, он кого-то поторапливал. Наконец из ворот вывалился человек в дутой ярко-красной куртке (лучший цвет для беглеца, еще бы на спину белый круг), с большим чемоданом.

— Ну как там? — спросил Андрюха, заталкивая на заднее сиденье чемодан нашего клиента.

— Считаешь, я не в состоянии договориться с двумя колхозниками? — удивленно проговорил я, залезая на переднее сиденье.

Андрюха закрыл дверцу, обежал машину и сел за руль, «Блейзер» сорвался с места, проехал немного вперед, круто развернулся и, набирая скорость, помчался обратно.

— Знакомься, Каскадер, наш клиент вице-мэр города Хребет-Уральский — Картунов Вадим Григорьевич, — проговорил Акулов.

Я повернулся лицом к пассажиру и протянул руку, представляясь:

— Глеб Кольцов.

— Очень приятно, — ответил Картунов, пожимая мою руку — у него была тонкая, не по-мужски мягкая ладонь.

При свете фонарей, то и дело озаряющем салон машины, я мог разглядеть клиента. На вид ему лет сорок пять — пятьдесят. Короткая стрижка, высокий лоб, прямой нос, глубоко посаженные глаза, прикрытые сверху белесыми бровями. Большой рот с тонкими бесформенными губами. От уголков рта к носу шли две глубокие морщины, явный признак смешливости. Весельчак парень. Подбородок широкой округлой формы. Из увиденного можно было сделать вывод: «Неглупый, но и не волевой. Не удивительно, что попал в такую историю».

«Шевроле» буквально летел по узким улочкам Хребта, прыгая на ухабах и поднимая брызги воды и льда, подобные взрывам гранат.

Повернувшись к Акулову, я сказал:

— Андрей, верни мне мой «шпалер».

— В «бардачке», — бросил мой напарник.

Я открыл «бардачок» и достал оттуда белую кожаную сбрую с моим «макаром» в подмышечной кобуре. Сбросив куртку, надел себе на плечи ремни сбруи. Щелкнули замки застежки на поясе, под левым плечом ощутил приятную тяжесть оружия. Когда вооружен, даже самую критическую ситуацию не оцениваешь как безнадежную.

Вот мелькнули последние городские постройки, впереди только гаишный КПП, и все… дорога на Екатеринбург, а оттуда на Москву.

— Ну, кажется, дело сделано, — весело прокричал Андрюха.

— Слава тебе, господи, — набожно перекрестился Картунов.

Я успел только сказать:

— На Украине говорят: «Не кажи „гоп“»…

«Шевроле» выскочил из-за поворота прямо к КПП.

Возле приземистого здания, облицованного бледно-коричневой плиткой, с большими буквами ГАИ на крыше, стоял милицейский «жигуленок», рядом переминался автоматчик в бронежилете, надетом поверх шинели. А дорогу, ведущую из Хребта к трассе Тюмень — Екатеринбург, перекрывал «Икарус».

— Черт, твою мать, — нажав на тормоз и резко крутанув руль, выругался Акулов. Несмотря на свои габариты и вес, машина, как опытная фигуристка, развернулась на сто восемьдесят градусов и, набирая скорость, понеслась обратно в город.

Обернувшись, я глядел назад. Автоматчик вскочил в «Жигули», машина засияла разноцветными проблесковыми огнями и, оглашая окрестности воем сирены, рванулась за нами следом.

— Вот тебе и дело сделано, — буркнул я себе под нос — что толку всех заводить. Потом, посмотрев на Картунова, сказал: — Вы бы легли на сиденье. Не ровен час — стрелять начнут.

Картунов, не говоря ни слова, лег на широкое, как диван, заднее сиденье «Блейзера». Я повернулся к Андрюхе:

— Сейчас будет поворот, свернешь направо.

— И куда мы попадем?

— На той стороне ремонтное депо, — проговорил я, вспоминая макет города, который видел в местном музее. Но макет — всего лишь макет, надо было ознакомиться с маршрутом на местности. Думал, что обойдется. Не обошлось.

«Эх ты, оперативник, чекист, все напрочь забыл, чему учили. Расслабился, привык за толстосумами и их сучками следить. Совсем нюх потерял». Впрочем, корить себя уже не имело смысла. Нужно было использовать все возможности для того, чтобы уйти. В противном случае живьем нас отсюда не выпустят.

Не зная маршрута, Андрюха не мог по-настоящему «дать гари». «Шевроле» визжал тормозами, едва вписываясь в узкие повороты. Милицейские «Жигули», ревя форсированным двигателем, держались на расстоянии видимости, и нам никак не удавалось увеличить разрыв.

Мы въехали в совершенно дикий район: полуразрушенные избы, сараи, какие-то развалины, каменные коробки зданий складов и цехов депо.

— Вадим Григорьевич, где мы находимся? — срываясь на крик, спросил Акулов.

Катрунов, выглянув в окно, промямлил:

— Это район бывшей «нахаловки» возле депо, я здесь лет двадцать не был.

— Во черт, — выругался мой напарник. Мы выехали на какой-то пустырь. Под тяжестью лопнул лед, и машина едва не по самые оси провалилась в грязь бездорожья. Счастье, что это был вездеход, иначе — кранты.

Ревя натужно мотором и работая широкими вседорожными колесами, «Шевроле», подобно ледоколу, пропахал пустырь. Едва мы выехали на твердый грунт, как на другой стороне появился милицейский «жигуль». Из мигающей, как дискотека, машины выскочили двое стражей закона, они нерешительно остановились возле колеи, оставленной нашим «Блейзером», им такой подвиг не по колесам. Они быстро вернулись к своей машине и начали сдавать назад.

Мы возвращались обратно к центру. На освещенных улицах Андрей потушил фары и теперь ехал, ориентируясь по свету фонарей. Неожиданно на перекрестке он резко ударил по тормозам. В трех метрах перед нами пронеслась милицейская «Лада».

«Начали облаву по полной программе, — подумал я. — Подняли по тревоге все, что у них есть».

— Еще полчаса, — сказал Андрей, как будто угадав мои мысли, — и «мусора» плотно закупорят город. Вот тогда нам по-настоящему будет звездец. Или того хуже… Надо сейчас уходить.

— Давай прямиком, — сказал я, — попробуем уйти через Царское Село. Судя по макету, там есть дорога.

Но едва машина проехала перекресток, на заднем сиденье завизжал Картунов:

— Там нет дороги. Там сейчас песчаный карьер. Такой, что и танки его не переедут.

От страха у вице-мэра была замедленная реакция, но возвращаться было поздно, позади ревели милицейские сирены.

Мы обогнули в очередной раз Караульный курган, когда заметили несущийся нам навстречу патрульный «уазик».

— Пристегнись, — рявкнул мне Андрюха, рывком застегнув на себе ремень безопасности, и тут же вдавил педаль газа до упора — «Шевроле» по-звериному заревел, набирая скорость. Машины стремительно сходились, я сжал зубы и руками уперся в переднюю панель. Мгновение — и…

Водила «УАЗа» рванул в сторону, и мы разошлись буквально в полуметре друг от друга.

— Дурик, — выругался Акулов на милицейского водителя, — надо было машину ставить поперек дороги. Вот тогда мы бы точно влипли.

— Ты на чьей стороне? — разозлился я. Мы снова проскочили мимо милицейской башни с одной стороны и виллой Картунова — с другой. — Давай так, прямиком.

— Не надо, там карьер, — взмолился вице-мэр, он уже, наверное, жалел, что решился на авантюру с побегом.

— Сейчас не имеет никакого значения, что впереди, главное — вырваться, — проговорил Акулов. Он уже слился с машиной в одно целое, и больше для него никого не сущест вовало.

Вот и последний особняк, огороженный кирпичной стеной, грунтовая дорога, как граница Царского Села, а за ней чернела бездна карьера.

— Направо, — скомандовал я, — может, выезд есть через Красную Ниву.

Мы успели проехать какую-то сотню метров, как прямо перед «Шевроле» выскочил «уазик». Тот самый, с которым мы только что разминулись, видимо, водитель знал короткую дорогу. Патрульная машина ехала впереди, стараясь прижать нас к ограде одной из усадеб.

— Мать твою, блин… — ругался Андрюха, потом, скрипнув зубами, сказал: — Вадим Григорьевич, вы уж не серчайте, придется немного помять вашу машину. Не возражаете?

— Господи боже мой, какая машина, — причитал Картунов. — Тут бы самому остаться живым. — Впрочем, если бы он и не разрешил, это не имело никакого значения.

Андрюха вдавил педаль газа, «Шевроле» врезался в задний бампер «УАЗа». От удара нас тряхнуло так, что непристегнутый Картунов слетел с сиденья. Представляю, что там с милиционерами творилось…

Патрульная машина завиляла, как будто водитель не мог справиться с управлением. Акулов резко обошел «УАЗ» с правой стороны и, когда две машины поравнялись, резко крутанул руль влево. «Блейзер» всем корпусом ударил патрульную. Водитель «УАЗа» попытался затормозить, но было поздно. Еще один удар — и милицейская машина, скользнув по краю грунтовой дороги, прыгнула в черноту карьера.

«Знали бы эти пацаны, что против них серебряный призер гонок на выживание, вряд ли столь ретиво взялись бы ловить нас», — подумал я. Никто не предполагал, что все будет так. Но раз другие способы защиты, кроме агрессии, неэффективны, значит, надо быть агрессивным. В данном случае — прочь жалость, нас-то не помилуют, если поймают.

Мы ворвались на главную площадь поселка Красная Нива, на большой скорости проскочили мимо кинотеатра «Ударник». Здесь длинные дома-бараки сменились частным сектором: деревянными избами и небольшими кирпичными домиками, укрытыми за деревянными штакетниками. Уличные фонари тут были редкостью.

— Давай жми вокруг горы, — указал я на объездную дорогу вокруг Караульного кургана.

— Мы ведь опять въедем в город, — простонал сзади Картунов.

— Другой дороги нет, — буркнул Андрей, переключая скорость.

На следующем повороте нам на «хвост» сели милицейские «Жигули», и опять узость улочек, крутые повороты не давали Акулову разогнаться в полную силу.

— Суки, плотно сели на «хвост», — ругался Андрюха, но ситуация не менялась. «Жигули» больше чем на пятьдесят метров не отрывались от нас.

Наконец мы обогнули гору и выехали на прямую дорогу, ведущую к центру Хребта, там среди пятиэтажек можно попытаться укрыться. Главное сейчас — увеличить отрыв. Андрюха вдавил педаль газа, двигатель натужно загудел, увеличивая скорость.

— Твою мать, — выругался Акулов, — они стрелять собираются.

Я обернулся — с правой стороны милицейской машины через опущенное стекло выглядывала физиономия автоматчика. Он, видимо, приноравливался, как лучше целиться. С такого расстояния если он и не перебьет нас, то прострелит колеса. И вот тогда нам точно не уйти.

Опустив дверное стекло, я правой рукой из-под кур выхватил свой «ПМ».

— Ты что, решил выставить свой пугач против автомата? — спросил Акулов, он все еще пытался выиграть время, чтобы в последний момент сделать рывок и, прикрывшись громадой домов, оторваться от преследования.

— Сейчас не до шуток, — рявкнул я и сунул свою ногу между ног Андрюхи, надавил изо всех сил на педаль тормоза, а левой рукой рванул руль на себя.

«Шевроле», огромная махина, описал разворот на сто восемьдесят градусов и замер. Силой инерции меня вжало в спинку кресла, но едва машина развернулась в сторону преследователей, как я вскинул руку с пистолетом и начал стрелять.

Бух, бух — оглушительно загремели выстрелы моего «Макарова».

Первая пуля ударила в центр бокового стекла, и оно со страшным грохотом взорвалось, заставив патрульных милиционеров нырнуть в салон под защиту мотора. Вторая разбила кольцо левой фары, еще несколько пуль попали в капот, потом разлетелась на куски сверкающая разноцветными огнями мигалка.

Водитель «Жигулей» не выдержал, повернул руль, и обезображенная машина, свернув с дороги, выскочила на тротуар, разнесла в щепки деревянный забор и на полном ходу врезалась в поленницу. Двухметровый штабель дров, сложенный хозяином к приходу зимы, с грохотом обвалился, похоронив под собой патрульную машину.

В салоне нашего «Шевроле» стоял кислый запах сгоревшего пороха, мои попутчики ошеломленно молчали. Наконец, снова заводя мотор, Акулов восхищенно произнес:

— Ты, Глеб, самоубийца. А если бы он первый начал стрелять? Мы бы здесь и остались. Остановить машину перед стволом автомата…

— Хорош причитать, поехали, — меняя обойму в пистолете, проговорил я.

Что ему объяснять? То, что стрелять из автомата удобнее вслед, а из пистолета отстреливаться не очень… Разворот и остановка машины плюс моя стрелковая подготовка и боевой опыт были единственной возможностью уравнять шансы между преследуемым и преследователем. А преимущество мог дать только мой первый выстрел, и непременно в лобовое стекло. Психологический эффект был козырной картой.

Мы снова неслись по улицам Хребта, но на этот раз нас никто не преследовал.

— Странно все это, — угрюмо произнес мой напарник, — город как вымер. Где вся милиция?

— Что тут странного, прошло больше получаса, — сказал я, — шока от происшедшего уже нет. Сейчас они задействовали операцию «Замок», то есть перекрыли все выезды из города. Если до утра мы не попытаемся где-нибудь прорваться, утром они начнут прочесывать город.

— Какой же выход? — затравленно спросил Андрей. — Взять заложников и потребовать, чтобы нас пропустили?

— Если мы возьмем заложников, то из разряда районного ЧП дело перейдет в разряд государственного. То есть вызовут «Альфу» регионального подчинения, и нас порешат как террористов. Если мы даже попытаемся сдаться, то местное руководство в состоянии спровоцировать огонь как по нам, так и по антитерам, чтобы в ответ сделали из нас решето.

— Значит, выход один: бросить машину и попробовать просочиться через милицейские заслоны пешком.

— Нет, Андрюха, — ответил я, — мы бы могли предпринять такую акцию, если бы были вдвоем, а ведь с нами клиент, не приспособленный к тяготам кочевой жизни спецназа. К тому же и погода сейчас. В общем, без машины мы и суток не продержимся.

— Так что, сдаваться? — за моей спиной пробубнил Картунов. Сейчас он понял всю сложность своего положения: раньше хоть и был в заточении, но у себя дома. После попытки побега его шансы на жизнь сократились до нуля. Впрочем, наши тоже…

— Выход один, — сказал я, — будем прорываться.

— В какую сторону? — спросил Андрюха, управляемая им машина ползла по улице со скоростью черепахи.

— Будем действовать по принципу «два снаряда в одну воронку не попадают». Через КПП ГАИ мы пробовали прорваться, там дорогу перекрыл автобус. Сможешь его объехать?

— Думаю, смогу, — кивнул Акулов, потом спросил: — А почему ты думаешь, что менты не начнут стрелять?

— Стрелять они, конечно, могут начать, но главное, они уверены, что мы не рванем через этот пост ГАИ. Значит, он не усилен, людей у них не хватит. И второе: нас там просто не ждут. Пока сообразят, мы уже будем на трассе.

— Авантюра, — задумчиво произнес Андрей, — впрочем, сейчас уже все авантюра. — Он снова увеличил скорость.

— Потуши фары, — сказал я, когда из-за поворота должно было показаться здание КПП.

Поперек дороги все так же стоял междугородный красный «Икарус» с темным салоном. Зато в здании ГАИ горел свет. Ясненько, все там. Мы приближались к контрольно-пропускному пункту.

Чем ближе «Шевроле» подъезжал, тем четче было видно, что длинная туша автобуса плотно закрыла проезд не только по асфальту, но и по грунтовой обочине. Слева стояло здание ГАИ, за ним вздымался утес, поросший толстенными деревьями. Справа невысокий холм, поросший ельником. Практически эта дорога была плотно заблокирована одним автобусом, знало местное руководство, где поставить контрольно-пропускной пункт так, чтобы муха не пролетела.

Мы приближались к заслону, и Андрюха уже хотел спросить меня, куда ехать дальше, когда в дверном проеме здания КПП появился толстый старшина, которого я видел недавно на железнодорожном вокзале. Он шел, держась двумя руками за брюки, явно по нужде вышел. Но, увидев наш «Шевроле», мгновенно забыл про брюки и схватился за кобуру. Из-за большого живота вытащить его было нелегко.

— Газу! — рявкнул я.

Андрюха увеличил скорость и повернул машину направо. С ревом «Блейзер» врезался в ельник, ломая пушистые лапы зеленых красавиц, вырывая с корнем их тонкие стволы. Через секунду «Шевроле» взмыл на холм и перебросил свое грузное тело на другую сторону, подпрыгнул на рессорах, продолжая дальше уродовать ельник, и, оставив за собой просеку, наша машина с ревом выскочила на асфальт трассы Тюмень — Екатеринбург. Мы вырвались из западни.

— А-у-а, — орал как сумасшедший Андрюха, ему вторил Картунов. Я молчал, но мое сердце колотилось в груди как бешеное, судьба дарила нам еще один шанс. Надолго ли?

— Ну, Глеб, и нахуевертили мы в этом Хребте, — тараторил Акулов.

Обычно бойцы, первый раз попав в сраженье, потом долго не могут умолкнуть, пытаясь словами снять стресс от пережитого. Впрочем, прав Андрей, черт-те что мы натворили в этом городке — избиты пять сотрудников правоохранительных органов, четверо из которых офицеры, изуродованы две милицейские машины вместе с экипажами. Иначе, чем выразился Андрюха, и не скажешь. Да, велик и могуч русский язык…

Самое большое зло — иллюзия безопасности. Вырвавшись из Хребта, мы поверили, что спасены. Горечь разочарования постигла нас уже через четверть часа. Мы наткнулись еще на один заслон. До Екатеринбурга оставалось около тридцати километров, когда дорогу загородили два «КамАЗа» с рефрижераторными прицепами. Машины перегородили трассу так, что теперь уже их никак не объедешь. Возле «КамАЗов» мельтешило несколько милиционеров в бронежилетах и армейских касках, обтянутых маскировочной сеткой, с автоматами в руках. На обочине стояли еще «УАЗ» и «Волга ГАЗ-24» с мигалкой и громкоговорителем на крыше.

Андрюха выругался, яростно вдавливая педаль тормоза. «Шевроле» замер в каких-то трехстах метрах от этой автобаррикады.

Милиционеры, видимо, наслышанные о стрельбе и имеющихся потерях среди личного состава РОВД, разбегались, снимая оружие с предохранителя. Я ничего не успел сообразить, Андрей рванул ручку переключения скоростей, и «Блейзер», увеличивая скорость, рванулся назад. Несколько секунд мы ехали назад, но едва Акулов начал разворот, как со стороны заслона прогремел выстрел, и сразу же заслон залился грохотом стрельбы и вспышками автоматных очередей. Пунктиры трассирующих пуль устремились в нашу сторону, но наш «Блейзер» развернулся и уже уносился прочь…

Но на этом наши злоключения не закончились, «Волга» бросилась за нами в погоню. Несмотря на прямую трассу и фору едва ли не в километр, милицейская машина упорно не отставала.

— Черт, у них на «волжанке» явно не родной двигатель, — скрипнул зубами Акулов. Но едва нам попался хороший поворот, он заложил крутой вираж и добавил еще скорости. Наконец мы оторвались.

— Твою мать, — продолжал ругаться наш водила, — по-моему, гонки — любимое занятие местной милиции.

— А ты хотел, чтобы они ездить не умели? — удивился я.

— Нет, я хотел, чтобы у них был лимит горючего, как в старые добрые времена, — огрызнулся Андрюха, потом уже спокойно добавил: — Что дальше делать будем?

— Дальше будем думать, — ответил я, доставая из «бардачка» «Атлас автомобильных дорог». У ближайшего указателя мы сориентировались. — Что получается? — спросил я, глядя на листок в атласе.

— Получается, что открыты две дороги — на восток в Тюмень и на юг в Курган. Запад и север для нас закрыты. На запад — Екатеринбург нам перекрыли, на север — надо возвращаться обратно в Хребет. Нет уж, спасибо, хватит местного гостеприимства, — комментировал карту Андрей. — Остается решить, по какой из двух дорог нам следовать. На восток или на юг? Да-с, выбор небогатый.

— Конечно, для нас предпочтительней юг, — сказал я, — потому что ехать на восток — значит удаляться от Москвы. Поэтому надо прорываться на восток, там меньше всего ждут нас.

— Вряд ли, — с сомнением проговорил Акулов, — после! нашего прорыва на КПП, где нас никто не ждал, теперь наверняка они закупорят все выезды из района. А может, не только из района.

— Нет, — неожиданно за нашими спинами подал голос вице-мэр, мы как по команде обернулись и посмотрели на него. Вадим Григорьевич вытер носовым платком лицо и проговорил: — Выяснение отношений идет между мной и местной милицией.

— Что же вы не поделили? — спросил я.

— Все не так просто, в двух словах не расскажешь, —пробубнил Картунов.

— Время у нас есть, — подбодрил я чиновника, — сейчас мы заедем в лесок и будем ждать утра. Вот вы и расскажете…

— Это почему? — зло спросил Акулов.

— Потому, что ты сам сказал, дороги они все равно уже перекрыли, время упущено, будем ждать рассвета. Как говорится, утро вечера мудренее. Да утром и машин на трассе побольше, труднее будет нас отследить.

— Какая, хрен, разница, утро — вечер, если дороги закупорены, — раздраженно сказал Андрюха. — Заметить наш «Блейзер» среди отечественных тачек и даже иномарок может и слепой.

— И все же, — настаивал я.

— Ладно, — наконец сдался Акулов, проехав еще немного вперед.

Он свернул в сторону чернеющего контура лесополосы. Найдя дорогу среди голых стволов деревьев, загнал «Шевроле» вглубь, заглушил двигатель. Я взглянул на часы — полночь, прошло всего четыре часа.

— Раз будем кантоваться здесь до утра, надо перекусить и ложиться спать, — деловито сказал Акулов. Повернувшись, он обратился к Картунову: — Вадим Григорьевич, там за вашей спиной полиэтиленовый кулек, дайте его сюда.

Вице-мэр протянул кулек, Андрюха извлек оттуда большой сверток, обернутый фольгой. В свертке были бутерброды с ветчиной и сыром. Подсвечивая миниатюрным фонариком, он произнес:

— Угощайтесь, джентльмены.

После сытного застолья в «Золотой горе» я по идее должен был отказаться от столь скромной трапезы. Но из-за физических усилий, связанных с избиением милиционеров и гонками на выживание (в самом прямом смысле), вновь разыгрался аппетит. Да и следовало поесть, может случиться так, что потом не будет возможности.

— А в туалет тоже по команде? — спросил Картунов. Чувствовалось, что он не привык к такому обхождению.

— В туалет будем ходить не по команде, — сказал Андрюха, беря еще один бутерброд с фольги, — а по возможности. Если есть желание, можете сейчас оправиться.

— Нет, пока что-то не хочется. — Вице-мэр взял бутерброд, я последовал его примеру.

Ветчина была нежная и слегка солоноватая, а вот хлеб хоть и воздушный, но абсолютно безвкусный. По-видимому, турецкая технология достигла уже и Урала.

Съев парочку бутербродов, Андрюха достал из полиэтиленового пакета полуторалитровую бутылку нарзана, открутил пробку, сделал пару глотков. Потом с сожалением сказал:

— Эх, сейчас бы горяченького чайку.

Он выразительно посмотрел на меня. Я видел, как в темноте блеснули белки его глаз. Вот крохобор, все не угомонится со своим термосом.

— Ладно, надо вздремнуть, — проговорил Андрюха, еще неизвестно, что день грядущий нам готовит. Кто первый будет дежурить?

— Давай начнем с меня. — Я взял бутылку. До рассвета часов семь, успею еще выспаться. Откинувшись на спинку сиденья, Акулов затих. После ужина хотелось курить. Подвернувшись к Картунову, я спросил: — Вы не возражаете если я закурю?

— Возражаю, — ответил тот, — никотин укорачивает жизнь.

— Логично. — Действительно, в нашем положении только и думать о сохранении здоровья как главного компонента долголетия.

— Хорошо, Вадим Григорьевич, курить не будем, но поговорить надо.

— О чем? — поспешно спросил вице-мэр, по-моему, он уже жалел, что ляпнул тогда о конфликте с местной милицией.

— Надо мне знать, в чем тут дело, — напирал я.

— Зачем это вам, молодой человек? — Картунов явно просчитал все последствия своей болтливости и теперь не желал сдаваться.

— Затем, что мне необходимо понять, как далеко в своей охоте могут зайти наши преследователи. Понять их действия и соответственно определить способы своей, вернее, нашей защиты. В противном случае шансы на спасение у нас невелики.

— Вы тоже милиционер? — угрюмо спросил вице-мэр.

— Нет, я контрразведчик, и к тому же бывший.

— А-а… — Непонятно, что обозначал этот возглас, но наш клиент заговорил. — В общем, конфликт возник год назад, когда из воюющей Чечни стали возвращаться командированные милиционеры. Вот тогда все и началось, милицейский террор. Сперва они взялись за черных — цыган, кавказцев. Глушили торговцев урюком и апельсинами, еще приговаривали: «За вас, козлов, мы кровь проливали». Народ, конечно, их поддерживал. Потом сгорел цыганский дом, а его жильцы куда-то исчезли. Всем было известно, что они торговали наркотиками. Никто не подавал заявления об исчезновении людей, а прокуратура и не пыталась расследовать. Потом взялись за местных бандитов, тех, кто «откинулся», и тех, кто не успел еще попробовать тюремной баланды, но уже доставлял серьезные неприятности деловым людям. Их тоже прижучили. Одних упрятали обратно за решетку, кто пытался оказать сопротивление — тех убивали. Прокуратура «правильно» оформляла дела о «законном применении табельного оружия». А когда с криминалом было покончено, взялись за пьяниц и наркоманов. Устраивали облавы, как на диких животных. Били немилосердно, кто не выдерживал, уезжал из города, остальным пришлось смириться. После этого город был уже во власти полковника. Всех подмял под себя Владимир Леонидович — и старого маразматика председателя райисполкома и мэра в одном лице, и районного прокурора, этого безвольного человека. Затем наступили черные дни и для деловой элиты. Им обеспечили, как это принято сейчас говорить, «крышу» и соответственно обложили оброком. Все кадры Хребта прошли через Чечню. А потом я узнал… — Картунов замолчал, как будто чем-то подавился.

— Выпейте воды. — Я протянул ему бутылку.

— Нет, спасибо. — Вице-мэр продолжил: — Потом я узнан, чем в Чечне занимался полковник. Оказывается, он там был начальником фильтрационного лагеря. Там по-настоящему пришло упоение силой или, как он любил говорить, «власть силы». Я надеюсь, вы знаете, что такое фильтрационный лагерь?

В общих чертах я, конечно, знал, что это такое. Но чем он отличается от концлагеря, понятия не имел.

— Сперва они просто охраняли этот зверинец. Потом стали проводить так называемые «допросы», избивали до полусмерти пойманных наемников из Афганистана и других мусульманских стран. Затем взялись за пойманных славян, тех, кого не успели прикончить на передовой. Безнаказанность порождает наглость. Порядки фильтрационного лагеря перенесли на нашу землю. Я не был с этим согласен, и они, не имея возможности устранить меня физически, заперли под домашним арестом. Полгода назад покончил жизнь самоубийством заместитель начальника РОВД майор Нефедов, тогда этот скандал удалось замять. Моя ликвидация привела бы к новой проверке, и неизвестно, чем бы она закончилась. Поэтому Хрохмину было выгодно держать меня в Хребте под домашним арестом. А мне, чтобы выжить и разоблачить их, надо вырваться в Москву. А иначе… — Он снова сглотнул подступивший к горлу ком. Я взглянул на часы — без четверти четыре, еще три часа, и начнет светать.

— Вы бы, Вадим Григорьевич, поспали, — сказал я, выбираясь из машины. — Пойду покурю на природе, чтобы вас не травить.

Ветра не было, но погода стояла морозная, а звездное небо указывало на то, что снега пока не предвидится. И слава богу, а то заметет, завьюжит, с трассы уже не съедешь, а тогда нам точно кранты. За пятьдесят тысяч «зеленых» мы с Андрюхой продали свои жизни. Для полковника Хрохмина наша авантюра с побегом — козырная карта. Теперь они могут физически устранить Картунова и объявить, что тот погиб от рук преступников или во время освобождения. Два террориста взявшие в заложники вице-мэра, тоже убиты. За такое и орден могут дать. Но это только в том случае, если нас уничтожат. Поэтому ни областной, ни всероссийский розыск они организовывать не будут. А посему наш шанс на спасение — вырваться за пределы района.

Я достал пачку сигарет из кармана, жаль, забыл «трофейную» зажигалку в ресторане, но у меня есть своя одноразовая. Спрятав в ладонь огонек, прикурил. Действительно, что день грядущий нам готовит…

Свое убежище мы покинули только к девяти утра, когда трасса по-настоящему ожила. Позавтракав оставшимися с ночи бутербродами, мы выехали из нашего укрытия. Пристроившись в хвост к колонне лесовозов, взяли курс на Тюмень.

Утро выдалось пасмурным, и без того блеклые краски предзимья сделали окружающий пейзаж темно-серым.

— А может, как в сказке, — зевая, проговорил Андрюха, — с восходом солнца темные силы зла отступили и мы спокойно проскочим.

— Хорошо бы, — согласился я, — но только где ты солнце видишь?

— Да, нету солнышка, — буркнул Акулов, его все больше угнетало наше положение беглецов.

Дурачок переживал за честь мундира, как же, офицер ФАПСИ влип в сомнительную историю противостояния чиновника из уездного городка руководству местной милиции. Действительно, у этой истории неприятный запашок, особенно если ее раздуют журналисты. И как бы она ни повернулась для Андрюхи, все равно — прощайте, майорские Погоны. Не хочет подумать, глупый, что сейчас на кон поставлена уже не карьера, а наша жизнь…

За окнами машины был прежний мрачный степной пейзаж с черными блямбами ворон, которые деловито вышагивали по полям в поисках зерен, оставшихся после уборочной. Тащившиеся впереди нас лесовозы-«КрАЗы» повернули вправо на грунтовую дорогу.

Трасса дальше снова была пустынна, лишь изредка навстречу попадались машины.

— Еще пятнадцать километров — и, считай, проскочили в Тюменскую область, а уж оттуда и до Москвы рукой подать, — весело проговорил Акулов.

— То есть? — не понял я.

— Очень просто: ты, Глеб, с Вадимом Григорьевичем вылетаешь в Москву на самолете. А я перегоню машину один.

— Как один? — снова не понял я. — Погони со стрельбой не боишься?

— Я думаю, когда Вадим Григорьевич доберется до высоких кабинетов, нашим преследователям будет не до погонь с перестрелками. — Андрюха говорил уверенным тоном — по-видимому, у них уже была договоренность.

«Ну-ну», — подумал я, но вслух ничего сказать не успел — появившийся из-за поворота встречный «Москвич» грязно-оранжевого цвета мигнул фарами. Это был интернациональный сигнал водителей, предупреждающий, что впереди милицейская проверка (в основном это касалось ГАИ).

Акулов выругался матом и, опустив стекло, высунул руку и сделал знак встречному остановиться. Сидевший за рулем «Москвича» красноносый дядька лет пятидесяти в рябой кепке опустил со своей стороны стекло и начал потихоньку притормаживать.

— Что там за херня впереди, братан? — стараясь «косить» под приблатненного, спросил Акулов.

— Черт его знает. Перегородили менты дорогу. Главное, кто едет из Тюмени, пускают беспрепятственно, а вот кто в Тюмень — машины выворачивают наизнанку. Поставили на дороге два броневика, солдат нагнали с автоматами. Что за ерунда? — спрашиваю, говорят: из зоны сбежала группа вооруженных заключенных, захватили машину и куда бегут неизвестно. Ловят по всей области.

— Тьфу, черт, напасть какая, — совершенно искренне выругался Андрей, — ни одного дня спокойного.

— Да, криминал, — деловито заметил мужичонка, — демократия бандитам — что мать родная, все позволено.

Я усмехнулся, видя в зеркале скривленную рожу Картунова, никак еще один демократ.

— Ну ладно, поеду я, — поднимая стекло, произнес владелец «Москвича». — Бывай здоров. — Грязно-оранжевая машина покатила дальше.

Андрей, как молящийся мусульманин, провел ладонями По щекам и подбородку, потом упавшим голосом спросил:

— Почему оцеплена вся область? И откуда взялись солдаты?

— Что область оцеплена, это брехня, — сказал вице-мэр, но по его тону чувствовалось, что теперь он и сам не очень уверен. — А солдаты? Скорее всего кадрированный полк, расквартированный в Хребте.

— Тоже из Чечни? — спросил я. Закаленные войной мотострелки куда страшнее милиционеров, охраняющих в лагере пленных чеченцев. Тем более что мальчики срочной службы жмут на курок автомата по поводу и без.

— Нет, они в Чечне не были. Этот полк стоит в Хребте еще с пятидесятых годов. Триста человек, из которых треть офицеры и прапорщики. Охраняют склады, поддерживают в порядке казармы. Хрохмин — большой друг командира полка, они даже соседи.

— Что, у армейского полковника тоже дачный особняк? — спросил Акулов.

— Подполковника, — уточнил Картунов. — Да, у него вилла будь здоров. К тому же Хрохмин устраивал его жену в архитекторский отдел нашего райисполкома. Так что он ему вроде как обязан.

— М-да, — задумчиво произнес я. Три сотни бойцов с БТРами для усиления местной милиции — это много. Даже очень много, им закупорить район — плевое дело. Закупорят, что крыс в бочке. Получается, по дорогам нам не проехать, значит, надо бросать «Блейзер» и двигаться пешком. Добравшись до железной дороги, по-ковбойски заскочить в электричку, пассажирский поезд или, еще лучше, в товарняк. Я посмотрел на нашего клиента. Нет, не годится этот человек для пешего перехода, тем более для каскадерских трюков с заскакиванием на идущий поезд. К тому же вряд ни железную дорогу милиция оставит без присмотра, силенок-то хватает. Что делать?

Акулова одолевали те же мысли, это было видно по его лицу. Нам с Андреем, молодым и, в общем, подготовленным к таким коллизиям, можно было бы попытаться проскочить — на поездах, на попутках или даже пешком. Да, мы могли бы попытаться, если бы не балласт в виде Картунова.

— Есть один вариант, — негромко произнес сидящий позади вице-мэр. Мы с Андрюхой переглянулись. Картунов как будто прочитал наши мысли или просто сам прикинул свои возможности и понял, что без машины он ничего и стоит, а надежда на наемников плохая, когда речь идет об шкуре. Все-таки своя жизнь дороже всех земных сокровищ.

— Что это за вариант? — спросил Андрей.

— Есть еще одна дорога за пределы района в Тюменскую область. Она менее всего приспособлена для транспорта, разве что армейские «Уралы» пройдут. Практически по ней идет движение только летом. Весной и осенью машины там вязнут в грязи. А зимой так снегом заметает, что и тягач не пройдет. Сейчас земля мерзлая, но снега еще нет. Легковушка там, конечно, не пройдет, но на «Шевроле» вполне можно проскочить.

— Вы думаете, ее не перекроют? — спросил Акулов.

— Ну, об этой дороге мало кто знает, еще меньше тех, ею пользуется. Я сам о ней знаю только потому, что в той стороне охотились на лосей. — Проговорив это, вице-мэр отвел глаза в сторону: ясненько, браконьерничал, слуга народа, борец с милицейским беспределом.

— Далеко до вашей объездной дороги? — снова спросил Андрюха.

— Нет, только надо вернуться немного назад.

— Значит, вернемся, — сказан мой партнер. И, круто развернувшись, машина понеслась в обратном направлении. Да так быстро, что я начал бояться, как бы не догнать того мужика на «Москвиче». Что будет весьма подозрительно. А когда подозрительно, наши люди четко знают: надо сообщить куда следует. Слава богу, мы его не догнали…

Дорога действительно оказалась фантастической, впору устраивать на ней аттракцион для любителей острых ощущений, после которого «американские горки» будут чем-то вроде убаюкивающей колыбели.

Она шла через лесную зону, усыпанную огромными валунами. Возле некоторых мы проходили едва ли не вприпрыжку, а почти метровые колеи, оставленные гусеничными тягачами, заставляли «Шевроле» ползти на боку, обтирая великолепную серебристую краску. Одно утешало: на такой дороге лишь ненормальный устроит заслон.

— Здесь только устраивать гонки по пересеченной местности, — радостно прокричал Андрюха, ну да, он попал в свою стихию. Ему бы еще посостязаться с другими вездеходами, вообще было бы счастье. А я от этих скачков не чувствовал седалища, ехал, как битый кирпич. Уже обтерли оба бока, разбили левый задний габарит. Наш клиент сидел сзади зеленый, словно недозрелый помидор, у бедняги, кажется, началась морская болезнь. Небось на лосей охотиться прилетал на вертолете.

«Шевроле» натужно рычал, преодолевая естественные препятствия заброшенной дороги. Переехав через небольшой ров еще не замерзшего ручья, мы оказались на просторной лесной поляне, поросшей уже пожухлой темной травой. Поляна была пуста, лишь на пушистой ветке старой ели сидела большая сова, а может, филин, кто их разберет. Птица слегка мигала своими большими круглыми глазами, не понимая, кто мог потревожить ее сон.

— Дальше дорога пойдет ровнее, — переведя дыхание, сообщил Картунов.

— Значит, поедем быстрее, — беззаботно ответил Акулов.

Минутная передышка — и «Шевроле» покатил дальше.

Прав оказался Картунов, дорога теперь была почти ровной и укатанной, лишь кое-где приходилось прыгать на ухабах от колеи, оставленной тяжелой техникой.

Я в очередной раз начал верить, что прорвемся, и в очередной раз меня ждало разочарование…

Красный цвет броский, в голом сером лесу только слепой его не заметит. Огромное красное пятно буквально жгло глаза, пробиваясь сквозь ветки кустов и стволы деревьев. Увидев еще издалека неясной формы красное пятно, я ощутил приторно-сладковатый запах мертвечины. Это был как сигнал опасности, инстинкт редко меня подводил. Сунув руку под куртку, я извлек из кобуры «Макаров».

— Ты чего? — не понял Андрей. Увлеченный ездой по пересеченной местности, он следил лишь за дорогой, не Видя ничего угрожающего впереди.

— Смотри. — Я указал стволом пистолета. Пятно приобрело форму, уже можно было разглядеть наклонившуюся слегка на правый бок красную «Ниву». Возле машины стоял мужчина.

Подъехав поближе, рассмотрели водителя. Лет сорока, выше среднего роста, одет в синие джинсы, короткую кожаную куртку и матерчатую рябую кепку. Мода, что ли, у них на такие кепки?

Увидев подъезжающий «Шевроле», незадачливый водитель поднял вверх обе руки, на его лице светилась счастливая улыбка.

— Слава богу, мужики, а то думал, все, кранты, застрял здесь до весны, — скороговоркой заговорил незнакомец.

Мы с Андреем опустили дверные стекла и, выглянув из окон, смотрели на место происшествия. «Нива» стояла, перегородив дорогу и наклонившись, у нее отсутствовало переднее колесо. Было видно, что в салоне машины сидит кто-то еще.

— Да, повезло колхознику, — хмыкнул Акулов, — надо помочь. Все равно его не объедешь.

— Да, действительно не проедешь, — согласился я. «Нива» в своем безнадежном положении плотно перекрывала движение, случайно это не могло произойти. Дверь машины открылась, и из салона выглянула толстощекая усталая физиономия с хитрыми поросячьими глазками. Это был старый знакомый, старшина. Хотя теперь на нем была не милицейская форма, а обычная «гражданка», и на голове вместо фуражки с двуглавым орлом вихрились русые волосы.

— Давай назад, — рявкнул я на ухо Акулову, тот, ничего не соображая, рванул ручку передач, и «Шевроле», замерев на мгновение, с ревом поехал назад.

— Вы че, мужики? — не понял хозяин «Нивы», но зато все понял старшина. Он рывком выбросил из салона свое грузное тело и, тяжело переваливаясь, побежал вслед за «Шевроле», на ходу запустив правую руку на поясницу под куртку, где был спрятан пистолет.

Ждать, когда он вытащит оружие, я не стал. Я вскинул свой «макар», старшина, увидев черный зрачок пистолета рухнул на землю лицом вперед, задрав к небу не по-мужски огромный зад, обтянутый тканью шерстяных брюк.

— Давай, жми, — кричал я на ухо Андрею. Наперерез нашей машине с двух сторон бежали несколько человек в маскировочных комбинезонах, с автоматами наперевес. Они почему-то не стреляли…

Андрюха выжал из машины, что было только возможно. Снося задним бампером кусты и тонкие стволы молодых деревьев, мы все же оторвались от преследования, выскочили на поляну с мирно дремлющим на ветке филином. Машина с ревом развернулась, а встревоженная птица, решив, что спать ей тут не дадут, тяжело взмахнув крыльями, полетела на север.

Всю обратную дорогу мы не прыгали на ухабах, мы летели. Акулов, помня маршрут, использовал возможности машины. Мелькали ветки, валуны, коряги, пни, скалы. Меня волновало, не закрыли ли нам выход обратно. Если да, то конец.

Но выход не закрыли, видимо, милицейское начальство было уверено, что этой дорогой мы не воспользуемся из-за ее непроходимости, и поставили в лесной глуши заслон на всякий случай. Жаль, что поставили, а то бы…

— Почему автоматчики не стреляли? — спросил Андрей, выезжая из леса снова на трассу.

— Потому, что это были солдаты срочной службы, — ответил я, поднимая стекло, все-таки не май месяц.

— Ну и что? — недоумевал Акулов.

— Если бы нас расстреляли военные, то, кроме местной прокуратуры, это дело расследовала бы еще и военная прокуратура и дознаватели из особого отдела. А зная нрав «волкодавов», можно предположить, что они это дело раскрутили бы или передали ФСБ, что тоже можно приравнять к провалу местной милиции. А это им не подходит, поэтому солдат используют для усиления милицейских кадров.

— Все ты знаешь, — фыркнул Андрей, понимая, что я прав.

— Служба у меня была такая.

— А я думал, все уже, — хрипло проговорил Картунов, вид у него был сейчас бледный. Не привык дядька к таким поворотам.

— Ничего, прорвемся, — утешил я его как смог.

— Куда теперь будем прорываться? — спросил Андрюха.

— Остается попытать счастья на юге, — сказал я, пряча в кобуру оружие. — Жми на Курган.

Заслон на границе с Курганской областью для нас уже не был неожиданностью. Пожалуй, мы скорее удивились бы, если б спокойно проехали в соседнюю область. Но, не доезжая трех километров до указателя раздела областей, мы увидели канареечного цвета «Ладу» с синей полоской на двери и мигалкой на крыше. Возле машины стояли трое милиционеров, двое в бронежилетах с короткими автоматами, третий поверх бронежилета надел белый светоотражающий жилет гаишника, он поигрывал полосатым жезлом. Немного позади «Лады» у дороги стояли два БТР-70. Выкрашенные в ядовито-зеленый цвет угловатые корпуса и колеса с белыми обводами — характерный признак того, что технику взяли из НЗ. Возле броневиков находилось десятка два солдат в длинных шинелях, касках, увешанных подсумками для магазинов, с автоматами в руках и вещмешками за спиной.

«Шевроле» остановился в полукилометре от заслона. Акулов, увидев броневики, присвистнул.

Просигналив клаксоном, он стал медленно разворачиваться. Один из БТРов окутался сизым дымом и, сорвавшись с места, помчался за нами вдогонку, вызов был принят.

Андрюха «торопился медленно», поэтому угловатая остромордая бронемашина, похожая на гигантского насекомого, быстро нас настигла и, натужно ревя своими двумя двигателями, готовилась к решающему броску на убегающую жертву. Несмотря на внушительные габариты нашего «Шевроле Блейзер», у него не было ни одного шанса выдержать удар многотонного чудовища. Но для того, чтобы таранить необходимо сблизиться. БТР ревел, как страшное животное, хищно вращая ребристыми колесами, но преодолеть расстояние в несколько метров никак не мог, Андрюха держал его хоть и на коротком, но все же поводке.

Наблюдая в зеркало заднего вида за этим монстром, я особым неудовольствием заметил, как на продолговатой спине броневика задвигался горб — небольшая конусной формы башня с ребристым стволом крупнокалиберного пулемета. Вращаясь из стороны в сторону, башня нервно дергала пулеметом, как будто пальцем грозила, дескать, не шали!

Прожив насыщенную событиями жизнь, я считал, что меня мало что может вывести из равновесия. Но раструб КПВТ, которому достаточно одной очереди, чтобы превратить нашу машину в груду дырявых полыхающих обломков, заставил меня нервничать. Наш клиент Вадим Григорьевич лежал на заднем сиденье и, кажется, плакал. Один Андрей был невозмутим.

— Слушай, они по нам не шарахнут из крупняка? — спросил я у Акулова.

— Ты же сам сказал, они из другого ведомства. И стрелять не будут, — ответил Андрюха, ни на секунду не отрываясь от трассы и зеркала заднего вида.

— Хрен его знает, что у них в голове, — буркнул я. А тем временем гонка шла едва ли не на запредельных скоростях (по крайней мере для БТРа).

Андрей подпускал его впритык — тогда скошенная морда стального уродца нависала над крышей нашей машины, и казалось, еще мгновение, и нас придавит к земле эта восьми колесная «сороконожка». Но именно в это мгновение «Шевроле» отрывался и уходил вперед, еще больше подзадоривая механика-водителя броневика. Ситуация сейчас была такая: военный водитель (подозреваю, это был офицер или на худой конец прапорщик) вообразил, что может наказать выскочку из зажравшихся «новых русских». Даже не догадываясь, что связался с призером гонок на выживание.

Андрюха уже завелся по-настоящему, он дразнил броневик, то отрываясь вперед, то уходя влево, то вправо, заставляя боевую машину метаться по дороге из стороны в сторону. Но при этом не давая размазать себя по асфальту или вышвырнуть ударом корпуса на обочину.

Дорога шла под уклон, и крутым поворотом Андрюха повел «Блейзер» по самому краю трассы, аккуратно вписываясь в поворот, снизил скорость. Водила БТРа, увлекшись погоней, налетел на нас как коршун, готовясь прижать нас левым бортом и вытеснить за край дороги в глубокий кювет.

Я видел, как тень бронированной громады снова нависла над нами, и даже зажмурился, успев подумать про нашего водителя: «Ну все, доигралась жопа». Но в последнюю дол: секунды Андрей надавил на педаль газа и вырвался вперед. Водитель БТРа не успел среагировать, и туша броневика выскочила по инерции на край дороги. Под многотонной махиной земля с асфальтом осыпалась в кювет, увлекая за собой боевую машину.

Мы, словно в замедленной съемке, видели, как заваливается БТР: сперва он повалился набок, затем, подвластный законам инерции, перевернулся на крышу, медленно вращая большими рифлеными колесами. Теперь он еще больше был похож на гигантского насекомого.

Меня вдруг прорвало.

— На кой хрен ты с ним устроил эти догонялки? — взревел я.

— Ну, как тебе сказать, старина, — улыбнулся мой партнер, он погонял по крови адреналин и теперь пребывал в великолепном расположении духа. — Ты, Глеб, сам меня навел на эту мысль, когда сказал, что огонь им открывать запрещено. А я решил отбить у них охоту вообще гоняться за нами. Как ты думаешь, что скажет командир полка про покореженный БТР, взятый, кстати, из НЗ? А скажет он примерно такое: «Мать вашу, гонщики „серебряной мечты“, я вас поставил для усиления заслона или чтобы вы гонялись за залетными бандюгами? Теперь баста, без моей команды не то что двигаться, пернуть не смейте». И мы, по крайней мере, можем быть уверены, что военные не будут участвовать в прочесывании. Если такое вдруг состоится.

— Возможно, ты и прав, — успокоившись, сказал я, потом посмотрел на часы: — Время спать, а мы не ели. Давай, Андрюха, поищем местечко потише, чтобы подкрепить свои силы.

Благодаря серо-стальной расцветке машину не пришлось загонять далеко в лес. Заехав метров на пятьдесят в небольшой лесок, Акулов остановился. Достав из нагрудного кармана куртки пачку сигарет, открыл ее, зубами достал одну из них и устало произнес:

— Тайм-аут. Можно подышать свежим воздухом, оправиться.

Последнее касалось нашего пассажира, он что-то подозрительно неподвижно лежал на заднем сиденье. Минут пять Андрюха сидел с закрытыми глазами, посасывая так и не зажженную сигарету, затем рывком открыл дверь и выпрыгнул наружу.

— Глеб, — сказал он мне, — там сзади лежит сумка с провизией. Приготовь поесть, а я пока машину подзаправлю.

— Будет сделано, — ответил я, оборачиваясь назад.

Картунов уже пришел в себя и тоже выбрался наружу.

Ноги его еще слабо держали, и вице-мэр передвигался, как пьяный. Естественно, это тебе не выезд на охоту в сопровождении двух десятков егерей. Даже противоборство с милицией заключалось в безвылазном сидении у себя в особняке. А тут стрельба, гонки с препятствиями. Не всякий такое выдержит, хорошо, что у Вадима Григорьевича крепкий желудок. Для полного счастья нам не хватает только «медвежьей болезни».

Пока я доставал из сумки хлеб, ветчину, сырокопченую колбасу, Андрюха обошел вокруг машины и, остановившись возле задней дверцы, сокрушенно покачал головой. Было отчего сокрушаться. От габаритов осталось лишь воспоминание в виде вывернутых латунных клемм и осколков цветного оргстекла. Вместо заднего стекла — полиэтиленовая пленка. Весь кузов машины во вмятинах и глубоких царапинах, задний бампер после нашего славного прорыва через Лес держался на соплях.

Акулов горестно вздохнул, еще бы, даже я помнил, в каком состоянии была машина, когда мы выезжали из Москвы. Почесав затылок, Андрей обратился к Картунову:

— Видок, конечно, у машины не очень впечатляющий, но надеюсь, Вадим Григорьевич, вы не высчитаете с нас за ремонт?

Картунов страдальчески улыбнулся, у него был вид притворенного к смерти, только казнь все откладывалась.

— Бог с тобой, — произнес вице-мэр, — не до жиру, быть бы живу. Эту машину ведь не я покупал, а мой эксперт. Он выбирал именно такую модель, которая выдержала бы перипетии всех возможных ситуаций. Хотя, если честно, думаю, такую коллизию он не мог себе даже представить.

— Ценный у вас эксперт, — хмыкнул Акулов.

Он открыл багажник, убрал торцевую титановую пластинку и начал доставать канистры с бензином. Представляю, что бы с нами было, если бы вояки пальнули из своего «крупняка».

Пока наш водитель заправлял «стального коня», я нарезал колбасу, сыр, хлеб, ветчину, открыл банку шпрот. Руки выполняли привычную работу, а голова была занята решением логической задачи. Район, по которому мы мечемся, не может долго находиться в мобилизационном состоянии, иначе это будет замечено прессой, общественностью или руководством соседних районов. Начальство не захочет выносить сор из избы, но от этого легче Хрохмину не будет. Хвост накрутят по полной программе… Полковник, как всякий умный человек, это понимает, а посему?

Закончив сервировать импровизированный стол на откидном столике моего сиденья, я бросил в открытую дверь:

— Кушать подано.

— Мы сейчас, — ответил за двоих Акулов. Наполнив бак, он сложил обратно в багажник пустые канистры, прикрыл их бронированной плитой и закрыл его. После чего, наконец, смог закурить. Картунов, еще недавно требовавший не курить в его присутствии, сейчас даже бровью не повел.

Когда все расселись в салоне «Шевроле», я сказал:

— Продукты заканчиваются. Кроме этой еды, еще банка шпрот осталась.

— Ничего, купим продукты, — уминая хлеб с колбасой, ответил Андрей, после недавних гонок аппетит у него был зверский.

Закончив жевать, он заговорил:

— Мы вроде все направления проверили, всюду, даже на старой заброшенной дороге, менты поставили заслоны. Получается, что никак не прорвемся. Мы находимся, так сказать, в пассивной блокаде — не зажаты в одном месте, но и выехать из района не можем. А время работает не на нас, мне через шесть дней нужно быть на службе. Значит, надо как-то события поторопить. Но как?

— Ты знаешь, Андрюха, я тоже ломал голову нал эти: вопросом, — сказал я. — Не только мы скованы временем, но и наши охотники. Целый район держать в блокаде нельзя. К тому же у нас преимущество, мы знаем, что время их поджимает. А вот о том, что и у нас времени в обрез, они не знают, это на руку нам.

— Не понял, — пожал плечами Акулов.

— Пассивная блокада ничего не дает. Ментам надо снимать своих людей с заслонов и бросать их на поиск. Но в данном случае нет никакой надежды, что военные, оставшись одни в заслонах, нас задержат. А послать солдат прочесывать район, после того как ты им покорежил броневик, вряд ли согласится их командир полка. За угробленную технику отчитываться ему.

— Ну и… — все еще не понимал наш водила.

— Им придется снять заслоны сразу со всех сторон и одновременно начать прочесывать район. По методу невода.

— То есть нам надо подобраться поближе к заслону и затаиться, пока не начнется большая облава. А когда они пройдут мимо нас, рвать когти из этого дружелюбного района. Так, что ли?

Наконец-то и до Андрея дошло.

— Именно так, — подтвердил я.

— Тогда давай укроемся в кемпинге «У дяди Васи», там и комфортно, и до Екатеринбурга рукой подать. Да и сам дядя Вася мужик тертый, ментов не очень жалует. Спрячет нас.

— Нет, Андрюша, к дяде Васе мы не поедем, — возразил я. — Во-первых, он, как ты сказал, мужик тертый, не единожды был «у хозяина», а потому, значит, под присмотром у милиции. Во-вторых, следует задуматься, чего это ему, бывшему урке, разрешили открыть кемпинг на территории «княжества ментовскою». Чтобы там был специально созданный «обезьянник» для шустряков вроде нас с тобой. Но даже если это не так, то все равно в кемпинг в первую очередь послали бы группу захвата. Так что двинемся обратно на Тюмень.

— Ты, Глеб, повторяешься.

Андрюха пытался мне напомнить прорыв через гаишный КПП, на что я только улыбнулся и спросил:

— Как ты думаешь, нормальный человек будет повториться?

— Нормальный — нет, — последовал ответ.

— Действия милиции, уверенной, что повторяться мы не будем?

— Они начнут прочесыванье ближе к другим заслснам, — медленно проговорил Андрей, потом улыбнулся: Ну и сукин ты сын, Глеб Кольцов.

— Хвалить меня будешь в Москве, а сейчас езжай на юс ток, — отмахнулся я.

Акулов завел машину, несколько минут прогревал мотор и, прежде чем тронуться, буркнул себе под нос:

— Сейчас бы чайку горяченького…

Во второй половине дня из-за туч вышло солнце, его огненно-золотистые лучи слегка раскрасили бледный уральский пейзаж. Мы ехали обратно на восток. Дорога по-прежнему была малооживленной, изредка мелькали частные малолитражки или небольшие колхозные грузовики.

Как сказал кто-то из великих, дороги — это кровяные артерии цивилизации; если так судить, то в этом районе образовался тромб. И долго это незамеченным оставаться не может, от силы еще день, а потом менты будут вынуждены открыть въезды и выезды из района, уповая лишь на то, что мы расслабимся и потеряем бдительность.

Неожиданно до нашего слуха донесся стрекот вертолета. Неприятный звук, хоть и слабый (винтокрылая машина находилась на большом удалении), особенно если знаешь боевые возможности даже самого примитивного геликоптера. Андрюха по инерции вжал голову в плечи и пригнулся рулю, я опустил стекло и, высунувшись в окно, начал осматривать небо.

Небольшой горбатый «Ми-2» был так далеко, что казался размером с птицу. Шел он на большой высоте параллельным нам курсом, не проявляя никакой агрессивности.

— Вертолет милицейский? — спросил Акулов, не отвлекаясь от дороги, как будто впереди не асфальт трассы, а полоса препятствий.

— Да нет, гражданский. То ли лесничий, то ли геологоразведочный. На нас внимания не обращает. Идет своим курсом, — ответил я.

— Может, затаиться от греха подальше?

— Нет, думаю, не надо. Дорога сейчас пустая, а слух о беглецах из зоны обошел уже весь район. Так что наши действия могут вызвать законные подозрения у летунов. А так как все мы воспитаны на идеалах Павлика Морозова, летуны «стукнут» на нас в ментовку.

— В леспромхозе есть вертолет, — подал голос Картунов. После всего пережитого он понемногу начал приходить в себя.

— Этот леспромхоз в вашем районе базируется? — спросил я.

— Нет, соседнего района, — ответил вице-мэр, тоже выглядывая в окно.

— Вот видишь, дружище, лесники из чужого района, то есть не подвластны нашему Гестапо, — похлопывая Акулова по плечу, весело сказал я. Вскоре звук вертолета стал еще тише, затем и вовсе смолк.

Через полчаса мы выехали к развилке дорог, в центре которой стояла автозаправочная станция. Три дороги: мы ехали с юга, и еще две вели на запад и восток — обратно в Хребет, в Тюмень и дальше. Здешняя заправочная станция была порождением новой эпохи капитализма. Под огромным металлическим навесом было установлено восемь заправочных колонок, за ними стояли две белоснежные коробки из пластика. В одной размещалась диспетчерская заправки: небольшое окошко «Касса» и глухая металлическая дверь. Вторая коробка была с яркой вывеской «Hot Stop»: большие окна витрины и широкая стеклянная дверь, за которой виднелся прилавок с товарами.

Между диспетчерской и магазином стояла узкая стеклянная будка, возле нее курсировал здоровенный дядька в теплом камуфляже с коротким помповым ружьем на плече.

Выехав к развилке, Андрюха повернул направо. Проезжая мимо заправки, я указал ему на магазин:

— Надо бы провиантом запастись.

Взглянув мимоходом на вывеску магазина, Андрюха буркнул:

— Не нравится мне это место.

— Не до жиру, — парировал я, — еще неизвестно, когда нам снова удастся набрести на магазин и будет ли время делать покупки.

— На заправку я заезжать не собираюсь, — не сдавался Акулов.

— И не надо. Сейчас езжай вот до тех елок. — Я указал на небольшую посадку зеленых красавиц, росших в пятидесяти метрах от заправки. Охранник со своего поста не мог видеть, куда мы делись. И с трассы нас тоже не было видно.

Повернув у развилки, наш «Шевроле» проехал мимо заправки и двинулся в сторону Тюмени. Но едва мы заехали за зеленый частокол молодых елей, Андрей свернул и направил машину по узкой грунтовой дороге в глубь этой посадки.

— Значит, так, — сказал я, — ты, Андрюха, остаешься в машине. Мы с Вадимом Григорьевичем идем за покупками. Только… — я оглядел ярко-красную куртку вице-мэра, — курточку надо переодеть, а то вас, как первомайский транспарант, видно далеко. Возьмите мою теплую.

— Почему вы идете вдвоем, а я остаюсь? — Сейчас в Акулове говорил дух противоречия.

— Вдвоем мы пойдем потому, что сможем унести вдвое больше. Ты же останешься с машиной потому, что ты классный водитель, в этом мы уже убедились. С оружием ты тоже можешь обращаться и в случае необходимости прикроешь нас. Я думаю, этих аргументов достаточно.

Не говоря больше ни слова, Андрюха закурил, сдавив двумя пальцами фильтр сигареты.

Картунова уговаривать два раза не пришлось. Он сбросил свою куртку и надел мою. Правда, мой размерчик был немного великоват для вице-мэра, и он смотрелся, как подросток, надевший родительский прикид втайне от старших. Но, может, это и к лучшему, не сразу признают в нем одного из главных лиц здешнего района.

— Ну, пошли, — сказал я. Мы выбрались из машины и, пробираясь сквозь колючие лапы зеленых красавиц, направились прямиком к заправке.

— Мы что, не выйдем на дорогу? — пыхтя сзади, спросил меня Картунов.

— Нет, обойдем с тылу. Нежелательно, чтобы нас видел охранник. И вообще, чем меньше людей нас видят, тем лучше, — ответил я, подумав, что зря не надел шапку, мороз явно крепчал.

Лесопосадку от заправочной станции отделял неглубокий овраг, поросший уже пожухлой травой. Судя по количеству пустых консервных банок, оберточных этикеток, этот овраг использовали как свалку. Таким образом экономили на вывозе мусора. Мы перебрались через завалы картонных коробок и замерзших, как камень, полиэтиленовых кульков с мусором.

Поднявшись на противоположную сторону оврага, мы оказались возле заправки. Тыльная сторона заправочной станции была заложена пожарным инвентарем, закрытым в больших красных ящиках-клетях с пудовыми амбарными замками. Вот интересно, если пожар, обслуга наверняка не вспомнит, где ключи.

Перешагнув через слабо натянутый трос ограждения, попали на территорию заправки. Здесь было тихо, как на кладбище. Нагулявшись вдоволь, охранник закрылся в своей караулке. Наше появление оставалось незамеченным. Потянув на себя стеклянную дверь, я первым зашел в магазин. Яркий свет неоновых ламп и рекламных наклеек ударил по глазам. Центр магазина занимал большой пластиковый прилавок, за которым стоял крепко сложенный бородатый детина под два метра ростом в кожаной куртке с хромированными заклепками и в свитере с нагрудной аппликацией «Айрон Мейден». В ухе бородача поблескивала золотая серьга, а из-под косматых бровей на нас смотрели два черных цыганских глаза, и взгляд этот был то ли настороженный, то ли пугающий. Поди угадай, что у вошедших на уме, но с другой стороны, неизвестно, что на уме у продавца — этакой помеси конокрада с душегубом.

Увидев нас, бородач широко улыбнулся, показав большие крепкие зубы, и громко произнес:

— Добро пожаловать.

— Добрый день, — поздоровался я, окинув взглядом полки магазина. Он были заставлены импортными напитками и продуктами, отечественной, пожалуй, была лишь минеральная вода «нарзан» в пластиковых полуторалитровых бутылках. Вот он, расцвет рыночных отношений в далекой глубинке России. Правда, остается вопрос: кто из местных жителей здесь отоваривается?

Бородатый продавец, видимо, оценил нас не как заблудившихся бомжей или якобы отставших от поезда побирушек, поэтому тон его был довольно миролюбивым.

— Что-то желаете?

— Да, — кивнул я и еще раз оглянул стеллажи. — Давай начнем с отечественных товаров — упаковочку нарзана.

Здоровяк запустил руку за прилавок и извлек оттуда шесть бутылок в пластиковом чехле. И тут я увидел, что четыре пальца его руки увенчаны серебряными перстнями виде черепов, птичьих голов и еще чего-то. Перед нами бы поклонник «хеви металла», я бы сказал, в зрелом возрасте.

— Что еще? — ухмыляясь, спросил бородач.

— Сыр «Радомир» свежий? — поинтересовался я, разглядывая головки молочно-белого сыра.

— Просроченного не держим, — последовал короткий ответ.

— Отлично. Тогда, пожалуйста, взвесь нам один кружок. — Приятно заказывать, когда в кармане шуршат деньги.

Кружок в красной упаковке с большой этикеткой оказался размером с волейбольный мяч.

— Два батона индюшиной колбасы. — Я указал пальцем на витрину холодильника. После того как здоровяк сложил заказанное в кулек «Мальборо», я добавил: — Упаковку ветчины, три пачки галет, пять вишневых кексов. — Взгляд уперся в витрину с алкоголем. Виски, джин, ром, водка, пей не хочу. Мой грешный язык так и норовил ляпнуть: «и шкалик водки», но нельзя, не в том мы положении, чтобы пить. Наконец, совладав с соблазном, я произнес: — И блок «L&М»

Продавец все упаковал, выставил перед нами на прилавок и стал дожидаться, когда кассовый аппарат выбьет длинную ленту чеков. Я достал из внутреннего кармана бумажник, отсчитал нужную сумму и уже хотел забрать пакеты, с продуктами, как вдруг на заправку въехали две машины. Блестя черным лаком капотов и тонированными стеклами под навесом замерли два джипа «Мицубиси-Паджеро».

«Словно в американском фильме про мафию», — подумал я, глядя, как синхронно остановились два японских красавца. В передней машине хлопнули дверцы, но вместо мужчин в черных костюмах из салона «Мицубиси» выбрались двое парней в коротких дутых куртках, делающих фигуры приехавших шарообразными.

«Под такими куртками можно спрятать что хочешь», подумал я, снова ощущаязапах мертвечины. Парни, оглядевшись, что-то спросили у охранника и не спеша направились к магазину.

— Возьмите кульки с провизией, — велел я Картунову, — и отойдите в конец прилавка. Стойте спиной к входу. Если услышите выстрелы, сразу падайте на пол.

Вадим Григорьевич ничего не сказал, лишь сильно побледнел, взял два пакета, отошел в сторону и уставился на стелажи с консервами. Я тем временем обратился к продавцу:

— Дружище, покажите мне «Джонни Уокер».

Пока бородач тянулся на верхнюю полку за прямоугольной бутылкой с красной этикеткой, я запустил руку под куртку и, обхватив пальцами рукоятку пистолета, большим пальцем взвел курок. Щелчок взводимой пружины не был слышен из-за грохота открываемой двери.

— Кто такие, документы, — раздалось за моей спиной и тут же на плечо легла чужая рука. Чтобы метко стрелять из кармана или подмышки, надо долго тренироваться. В свое время я тренировался очень долго, хотя до сегодняшнего дня применить свое мастерство случай не представлялся.

Опершись локтем левой руки на прилавок, я слегка развернул корпус в направлении голоса и плавно нажал на курок. Оглушительно грянул выстрел, обожгло бок. Выхватив оружие, я сделал разворот с одновременным приседанием, тут же поймав в прицел дутый силуэт второго вошедшего, снова нажал на курок. Выстрел, сноп огня — и тяжелая тупая пуля шлепком врезается в того, отбросив его тело к дверям.

Секундное замешательство, и возле джипов появляются еще несколько парней в таких же просторных темных куртках. Им надо несколько секунд, чтобы ворваться в магазин. Подняв пистолет выше их голов, я еще раз нажимаю на курок. С грохотом разлетаются стекла витрины, а скопившиеся возле машины боевики прячутся за ними, выхватывая из-под одежды оружие. В следующую секунду шквал огня превращает магазин в решето с фейерверком битых стекол.

Рухнув на пол, я ползком подобрался к лежащим незнакомцам, оба они были живы и громко стонали. Распахнув на первом куртку, обнаружил тяжелый бронежилет и подмышечную кобуру с автоматическим пистолетом Стечкина. Забрав оружие и две запасные обоймы к нему, я сунул руку в нагрудный карман куртки, там оказалась красная корочка удостоверения с золотым тиснением «МВД России», впрочем, ничего другого я не ожидал там найти.

У второго, кроме бронежилета и удостоверения, оказалася автомат «АК-74» со складным прикладом. Забрав документы и оружие, я подполз к вжавшемуся в бетонный пол Картунову. Слава богу, у него хватило мозгов не вскочить под огнем. А огонь был знатным, все, что только можно было, разбито или продырявлено. Благо «Мицубиси», служившие стрелкам укрытием, не позволяли вести прицельный огонь, иначе бы нам каюк.

— Уходим, — прокричал я сквозь грохот автоматного огня и, подхватив упаковку с нарзаном, проскользнул за прилавок по узкому проходу. За мной, сопя, полз вице-мэр, как труженик муравей таща нашу провизию.

Все полы магазина были засыпаны битым стеклом и залиты разноцветной жидкостью, стекавшей со стеллажей, где свисали изуродованные обрубки салями, взорванные банки с паштетами. Среди всего этого лежал бородатый продавец крепко зажмурившись и зажав двумя руками прямоугольную бутылку «Джонни Уокера»

— Где выход? — спросил я здоровяка, больно ткнув его стволом автомата в бок.

— Там, — махнул он в противоположную от входных дверей сторону.

Мы ползком добрались до указанного места. В разнесенной подсобке стоял сильный запах алкоголя и чесночного кетчупа, там я увидел дверь. Вывалившись наружу, перекатился к оврагу. Картунов, как прилежный ученик, выполнил точно такой же маневр, да еще с кульками.

Мы бегом преодолели овраг, взбежав к еловой посадке, Я не слышал выстрелов. Наши преследователи приходили в себя, надо было торопиться…

«Шевроле» стоял, что называется, «под парами», Акулов одной рукой держался за руль, другой сжимал свой «макаров». Увидев нас, бегущих к машине, он сперва спросил: «Засада?» Но затем его взгляд выхватил кое-какие детали, не вяжущиеся с понятием «засада». В левой руке я держал автомат, а из-за пояса задранной куртки выглядывала рукоятка «стечкина» — более чем странные приобретения в дорожном магазине.

— Что случилось? — спросил Андрей, когда мы садились в машину.

— Дайте закурить, — сипел, как рваные кузнечные мехи, Картунов. — Он только что застрелил двух милиционеров.

— Что-о? — Из удивленно раскрытого рта нашего водителя вывалился окурок сигареты.

— Пожар устроишь, — сказал я, ловя на лету окурок. — Выезжай, ты ведь не хочешь, чтобы нас взяли. Так что потихонечку трогай.

Выехав из посадки, «Шевроле» выбрался на трассу.

— Теперь куда? — спросил уже безразличным тоном Андрей.

— Давай в сторону Хребта, — сказал я и, увидев недоумение в глазах водителя, объяснил: — Они приехали оттуда. Вряд ли им придет в голову, что мы движемся в этом направлении. Поезжай мимо заправки, только аккуратно.

Наша мощная и многострадальная машина проехала мимо автозаправочной станции. Краем глаза я заметил лежащих на асфальте лицом вниз, с руками за голову, бородатого продавца, охранника в камуфляже и еще какого-то мужчину. Над ними стоял, широко расставив ноги, парень в дутой куртке и с автоматом в руках, остальные обыскивали постройки заправки.

Едва мы свернули за поворот и исчезли с глаз наших преследователей, я скомандовал:

— Теперь жми на все педали.

— Ты хоть понимаешь, что натворил? — увеличивая скорость, спросил Андрей.

— Если бы я первым не выстрелил, они бы нас там же положили, да еще вместе с охранником и обслугой заправки, — закуривая, ответил я.

— Дайте, дайте мне закурить, — просил сидящий сзади Картунов. Бедняга, он сейчас даже не вспоминал, что никотин укорачивает жизнь. Я протянул ему раскрытую пачку, ухоженные пальцы вице-мэра так дрожали, что не позволяли ухватить фильтр сигареты.

— Два милицейских трупа, этого же не скроешь, управляя машиной, размышлял вслух Андрюха. — Они вынуждены будут сообщить в областное УВД и теперь закупорят всю область. Теперь у них есть повод уничтожить нас даже за пределами района. Другие менты им с радостью помогут.

Дослушав до конца тираду своего партнера, я наконец произнес:

— Никто не убит. Оба мента живы.

— Что? — в один голос воскликнули мои попутчики.

— Только в кино люди, одетые в бронежилеты, получив пулю, как ни в чем не бывало продолжают воевать. В жизни все немного сложнее. Пуля в грудь с близкого расстояния даже если грудь защищена титановой пластинкой, все равно что удар кувалдой. Оба мента оглушены, но живы. В этом я убедился, когда забирал документы и оружие.

— На кой хрен тебе их документы? — взревел Андрей, сейчас, по-моему, он был еще больше взбешен, чем когда думал об убитых.

— Хотел посмотреть, кто против нас работает, — ответил я. — Черные «Мицубиси-Паджеро» впечатляют, особенно в здешней глуши.

— Ну и выяснил, кто они? — На этот раз голос моего напарника звучал более уравновешенно.

— Вот, — раскрыв одно из удостоверений, я сунул его под нос Андрею. С фотографии из-под фиолетовой печати смотрело молодое скуластое лицо, а текст гласил: «ОМОН города Екатеринбурга, лейтенант Салават Камбаев».

— Знакомое лицо. Где я его мог видеть? — задумчиво произнес Акулов.

— Лейтенант предупреждал нас о криминалитете на въезде в Екатеринбург, — проговорил я, разглядывая другое удостоверение.

— А кто второй? — поинтересовался Андрюха. Наш «Шевроле» снова сорвался с трассы и понесся по проселочной дороге в направлении редкой лесопосадки. До Хребта оставалось около десятка километров, и вероятность наскочить на милицейский патруль возрастала.

— Второй, — сказал я, — старшина Юрий Салтакин, тоже из екатеринбургского ОМОНа. Откуда здесь, в епархии полковника Гестапо, могли взяться областные бойцы отряда спецназначения?

Этот вопрос относился к нашему пассажиру. Картунов немного успокоился, едва до него дошло, что трупов на нас нет. Дымя сигаретой, он мог уже нормально рассуждать.

— Еще в Чечне Хрохмину подчинялся взвод ОМОНа, который был передан охране фильтрационного лагеря как оперативная группа. После возвращения из Чечни Владимир Леонидович использовал омоновцев для борьбы с заезжими торговцами с юга.

— Судя по экипировке и вооружению, — я погладил цевье автомата, лежащего у меня на коленях, — они здесь на полном, и довольно нехилом, обеспечении.

— Ладно, удостоверения ты взял, чтобы выяснить, кто они. Но оружие зачем прихватил? — Андрюху все еще распирало от злости. — Новые удостоверения им по блату выпишут, Хрохмин постарается. А вот табельное оружие без скандала не заменишь. Тут без служебного расследования не обойтись, а значит…

— Расследования не будет, — сказал я, — это не табельное оружие, это левые стволы.

— Что такое? — не понял Андрей.

— Вот, посмотри. — Взяв за ствол пистолет Стечкина, я продемонстрировал Акулову левую сторону оружия: там, где должен быть серийный номер, была лишь глубокая борозда, оставленная фрезой. — Такое оружие не держат на балансе МВД.

— А автомат? — на мгновение оторвавшись от дороги, спросил Андрей, ткнув пальцем в оружие, лежащее у меня на коленях: серийный номер стоял где положено.

— Что это за автомат? — спросил я.

— Автомат Калашникова, модель «АК-74», десантный вариант с откидным прикладом, — незамедлительно последовал ответ.

— Все верно, только у советского «АК-74» приклад контурный, а не проволочный. И складывается этот не влево, как советский, а вправо. Так удобнее.

— Не советский, а чей же?

— Кроме нашей страны, «семьдесят четвертые» выпускала еще одна страна. Теперь уже канувшая в Лету ГДР. Номера на оружии уже ничего не дадут, не с чем их сверить.

— Хорошо, стволы «левые», — согласился Андрюха, — но зачем ты их захватил? Только не говори, что у тебя с детства тяга к коллекционированию оружия.

— Знаешь, Андрюх, перед отъездом из Москвы довелось мне слышать очень смешной анекдот. Хочешь, расскажу?

— Какой еще анекдот?

— Значит, останавливает гаишник «нового русского» на «БМВ». Проверил документы, а потом говорит: «Откройте багажник». Водитель открывает, а там автомат Калашникова. Гаишник, естественно: «Что это такое?» А «новый русский» говорит: «Это мой калькулятор». — «Какой же это калькулятор? — удивляется гаишник и достает из кармана миниатюрный калькулятор: — Вот калькулятор». На что «новый русский» отвечает: «Твой для предварительных расчетов, а мой для окончательных…»

Андрюха рассмеялся, потом уже с серьезным видом спросил:

— А к чему это ты рассказываешь?

— К тому, что, похоже, такой калькулятор будет в самый раз.

— Действительно, все идет к тому. Сначала пробовали своими силами, не получилось. Потом подключили армию с ее броневиками. Тоже промах… Теперь спустили на нас бойцовых псов МВД.

— Хорошее сравнение, — рассмеялся я, — прямо для статьи в газете, типа: «ОМОН — бультеръеры милиции».

— Посмейся, посмейся, — закивал головой Акулов, — время пока терпит. Меня сейчас волнует другое: как им удалось так быстро сесть нам на «хвост»?

Действительно, слишком быстро группа захвата вышла к «Hot Stop». Я не успел еще все осмыслить до конца, а мой язык уже ляпнул:

— Сдается мне, выдал нас горбатый винтокрылый сперматозоид, который нас засек на подъезде к заправке.

— Ты думаешь? — пожал плечами мой партнер. — Вадим Григорьевич сказал, что это леспромхозовский вертолет.

— Ну и что, — не сдавался я, — одно другого не исключает. Хрохмин вполне мог договориться с руководством леспромхоза. Тем более после того как ты опрокинул БТР. Для авиации дело нескольких минут выйти в нужный район и засечь нас.

— В общем-то да, — наконец согласился с моими доводами Андрей, — но чего бы им не взять группу захвата, засечь нас, высадить их где-то впереди, и все, заказывай реквием.

— Во-первых, вертолетчики — лишние свидетели. А во-вторых, сколько может взять десанта «МИ-2»? Двух, трех, от силы четырех человек, а после того, что мы наделали в Хребте и за его пределами, этих сил может и не хватить на ликвидацию. А в двух джипах как минимум десять человек, и вооружены они серьезно. Да и «Мицубиси» — это тебе не милицейский «уазик». Главная задача вертолета была засечь нас, а все остальное сделали бы парни в дутых куртках.

— Логично, — наконец окончательно согласился с моими доводами Акулов.

Некоторое время мы ехали молча. Проскочив лесополосу, видимо, высаженную для задержания снега на полях, наш «Шевроле» выскочил на хорошо утрамбованную дорогу, ведущую к лесу. Лес виднелся густой темной полосой вдалеке, на фоне уже начавшего смеркаться небосвода.

Картунов во время нашего спора лишь внимательно слушал наш диалог и теперь, что-то решив для себя, наконец заговорил.

— Господа, — неожиданно произнес он с пафосом, — мы, конечно же, попали в затруднительное положение. Но я надеюсь на ваше благородство и думаю, вы меня не бросите одного.

— Ради бога, Вадим Григорьевич, — раздраженно произнес Андрей, он то и дело поглядывал на небо, не видно ли там вертолета-доносчика, а тут еще вице-мэр со своим скулежом. — Вы при Кольцове не говорите «господа», не любит он господ.

— Что? — не понял Картунов. Когда жизнь в опасности, не до идеологий. Что же, придется поучить уму-разуму захолустного чиновника.

— Вадим Григорьевич, — как можно спокойнее проговорил я. — Если мы вас даже бросим здесь посреди поля, это не решит наших проблем. Мы много уже знаем, а поэтому опасны, и нас будут преследовать с вами или без вас. Единственно верный выход — это войти в сговор с Гестапо и сдать ему беглого вице-мэра. Наверняка, чтобы повязать нас на крови, Хрохмин заставит нас умертвить беглеца, притом публично. — Слушая меня, Акулов пытался сдержать улыбку, а лицо Картунова, которое я мог видеть в зеркале заднего вида, стало ядовито-желтым и перекошенным от страха. — Вы же понимаете, Вадим Григорьевич, что своя жизнь, как своя рубашка, себе ближе. Да и «замочить» человека, как вы догадываетесь, ни для меня, ни для Андрюхи не проблема. Проблема в другом: мы уже так погрязли в этом деле, что они нас самих вряд ли оставят в живых.

— Да и деньги вы нам должны, — наконец не выдержав, громко заржал Андрюха, я тоже не мог сдерживаться. Поняв, что мы говорим не всерьез, Картунов расслабился.

— Шутите, — с облегчением произнес он, — а я уже думал, конец. Хотел прочитать молитву, так не знаю ни одной.

— Не беда, на старости лет пойдете в монастырь, там научат, — успокоил вице-мэра Андрей. Картунов вспыхнул, видимо, желая ответить что-то колкое, но сдержался.

Тем временем мы въехали в лес и запрыгали на ухабах и выбоинах колеи.

Быстро темнело, и нам следовало как можно дальше углубиться в лес, выключить фары. Лес становился все гуще, пожалуй, сейчас мы попали по назначению. Хоть и отбрасывали раньше идею Андрюхи пересидеть где-то некоторое время, все-таки придется.

Наконец мы достаточно углубились в лес и въехали на развилку. Одна дорога была хоть и разбитая и перерытая колесами машин в дождливую пору, но наезженная, другая, едва заметная среди деревьев, уходила в сторону от основной и терялась за поворотом.

— Что будем делать? — притормаживая, спросил Акулов.

— Сворачивай. — Я указал на малоприметную дорогу. — Нам сейчас надо быть подальше от людей.

За поворотом мы выехали на просторную поляну, где стояло несколько изб. Некоторые были полуразрушенные, с обвалившимися крышами и стенами, смотревшими на нас черными провалами выбитых окон.

— Ну? — Акулов вопросительно поглядел на меня.

— Баранки гну, — буркнул я, понимая, что это не ответ. — Поезжай вперед. Если хутор нежилой, перекантуемся здесь.

Хутор встретил нас мертвой тишиной, как будто по кладбищу едем. Полуразрушенные избы, повалившийся забор с редким штакетником, высохшие стебли какой-то дикой растительности. Правда, кое-где попадались следы автомобильных протекторов, и довольно свежие. Но меня это не насторожило, мало ли, может, кто любовью приезжал сюда заниматься, подальше от людских глаз, или за стройматериалами. Живет еще в наших людях жажда разрушать чужое, чтобы строить свое.

Миновав несколько развалин, в прошлом называвшихся человеческим жильем, мы выехали на небольшую площадь в центре хутора. Здесь за руинами брошенного жилья открылось большое крытое подворье с большим деревянным домом под черепицей и с белыми ставнями. Возле ворот, прикрывающих въезд на подворье, стояла лавочка, на ней сидели трое мужчин и, театрально закинув ногу на ногу, курили.

— Вот тебе и раз, — вырвалось у меня. Надежда, что хутор необитаем, не оправдалась. Теперь следовало решить, что делать дальше.

— Прямо как аксакалы из «Белого солнца пустыни», только ящика с динамитом не хватает, — рассмеялся как-то натянуто Андрей, потом, повернув голову ко мне, спросил: — Ну что, вертать назад?

Мне бы сразу сообразить: какой дурак будет курить на такой холодрыге, чинно сидя на лавочке, да еще на ночь глядя. Но я привык во всем доверять своему подсознанию, которое в момент опасности выдавало порцию трупного запаха. А тут не учуял ничего подобного и расслабился, а зря…

— Нет, уезжать, едва завидев людей, не стоит, слишком подозрительно, — сказал я. — Надо представиться, побеседовать. Может, на ночлег пустят. А если у них нет никакой связи с внешним миром, погостюем у них день-два.

— Ты думаешь, это простые колхозники? — притормаживая недалеко от курящей троицы, удивленно проговорил Андрей.

Сунув автомат между сиденьями, а «стечкин» с запасными обоймами в «бардачок», я поправил куртку и сказал:

— Здесь ментам устраивать засаду не с руки. Им надо охранять выезды из района, а не внутри Хребта. Так что будем знакомиться с местными сеятелями и хлебопашцами. Как говорится, бог не выдаст…

Я выбрался наружу и приветливо поздоровался с сидящими на лавке:

— Доброго здоровья, мужики.

— И тебе того самого, — ответили мужики, продолжая невозмутимо курить. Я сделал шаг вперед, чтобы лучше разглядеть курящих. Сзади раздался щелчок открываемой дверцы, это Андрюха вышел меня подстраховать.

Смеркалось, но еще не настолько, чтобы не различить лиц сидящих напротив. Это были настоящие работяги, труженики: жилистые, узловатые руки, обветренные лица и колючие недоверчивые глаза.

В центре сидел дедок лет шестидесяти с седой реденькой бородой, одетый в черную стеганую фуфайку и теплые ватные штаны, заправленные в кирзовые сапоги. На голове у старика была старая кроличья шапка-ушанка с театрально загнутым вверх одним ухом. Двое других, сидящих по бокам от дедка, были моложе его и одеты более прилично. Левому лет пятьдесят, он был в короткой коричневой куртке и рябой кепке, примелькавшейся нам сегодня. Похож на деревенского водителя. Правый был одет в длинную теплую куртку темно-синего цвета с блестящим воротником из искусственного меха, на голове шапка из серой норки, сдвинутая на затылок, на нем были новые джинсы, заправленные в модные полусапожки со змейками «молний» по бокам. Он смахивал на фермера.

— Мы вот заблудились тут, — не очень уверенно произнес я, делая еще шаг вперед.

— Редко кто в наших краях блукает, — громко прогово рил тот, которого я окрестил фермером, стряхивая демонстративно пепел на землю.

Мой взгляд упал на окурок. Конечно, я не думал, что даже в такое бедственное время на дальних хуторах народ курит самокрутки. Эти курили сигареты с фильтром. Но странность оказалась в другом: перед коричневым фильтром, за жатым крючковатыми пальцами, поблескивал золотой ободок. Отличительная черта некоторых дорогих импортных сигарет.

— Я думаю, мы тоже дорогу найдем, — проговорил я, делая шаг назад и мысленно жалея, что Андрюха не за рулем, хотя как знать — сейчас двое против троих…

— А может, заночуете, мы гостям всегда рады, — бросая себе под ноги окурок, произнес сидящий в центре дедок. Я перевел взгляд на падающую горящую точку, и тут же что-то острое уперлось мне в бок.

— Не шевелись, сука, проткну, как жабу, — прохрипел мне на ухо незнакомый голос.

«Фраза о гостях была условным сигналом», — подумал я, и дальше в ход пошли лишь наработанные за долгие годы рефлексы. Резкий разворот всем корпусом против часовой стрелки — и стальной клюв ножа, распоров кожу моей куртки, проходит в пустоту. На развороте я ловлю нападавшего ударом локтя снизу в челюсть. Удар попал точно в цель, молодой со стоном падает, а я успеваю добавить «хуком» с левой в ухо, чтобы наверняка.

Но это еще далеко не конец поединка. Откуда ни возьмись, появляются новые противники. Молодые, старые, черт их гам разберет, уже стемнело, и видны одни лишь силуэты. Я вертелся, как волчок, вырываясь из захватов, отражая чужие удары и нанося свои, не жалея ни себя, ни противников. Слышались охи, вздохи, хлюпанье и чваканье, как будто месили грязь. Я дрался, мечтая о секунде передышки, чтобы выхватить пистолет из-под куртки, но перерыва не было.

Рядом грохнул тяжелый удар о железо, ясно — Андрюха приложил кого-то мордой о капот «Шевроле». Ему, видно, тоже не сладко, до пистолета под мышкой не дотянуться, а Картунов, конечно, не воспользуется автоматом. Это была последняя моя мысль. Кто-то обхватил меня сзади, кто-то другой сбил с ног подсечкой. И тут навалились сверху несколько тяжеленных тел, пахнущих потом, куревом и перегаром. Минута — и десяток крепких рук разложили меня, что девственницу-весталку на шабаше сатанистов.

Недалеко от меня слышалось приглушенное пыхтение и какая-то возня. Понятно, Андрюху раскладывают.

Захлопали дверцы нашего «Шевроле». Визг изавлекаемого из салона вице-мэра… Это было последнее, что я помнил: удар тяжелым ботинком меня вырубил…

Как очухиваются после удара ботинком? Тяжело. Особенно если лежишь в сыром подвале, связанный по рукам и ногам, да еще лицом вниз. Несколько раз я приходил в себя и тут же снова впадал в прострацию.

Наконец сознание вернулось ко мне совсем, голова гудела, во рту с воткнутым кляпом еще оставался горьковато-соленый вкус крови. Саднила левая скула. Тупо болели помятые ребра.

Я огляделся — темень, хоть глаз выколи.

Попробовал обследовать пространство вокруг себя, двигая головой во все стороны. Нет, безрезультатно, да и не очень посмотришь по сторонам, когда руки привязаны к жердине, уложенной на плечи, а ноги согнуты в коленях и тоже притянуты к этой жердине. Профессионально, суки, связали. Пытаясь развернуться, я совсем ослабел и снова впал в забытье.

Но когда очнулся, увидел перед собой тонкую полоску серого света. Что дальше?

Следующий вопрос был ошеломляющий: почему я один?.! И действительно, где Андрюха, где Картунов? Если бы они были здесь, то слышали бы мою возню, а я бы слышал их. Но тут тишина. Что это означает?

В свете последних событий означать это может только одно: Картунова и Акулова ликвидировали, а меня оставили в живых, чтобы подставить как козла отпущения.

С Картуновым и так все ясно. Вице-мэр был приговорен, еще когда решился на побег из-под домашнего ареста. А почему Акулов, а не я? Тоже очень просто. Андрюха — офицер ФАПСИ, одной из самых серьезных «контор» России, и, если с их офицером что-то случится, будет проведено строжайшее расследование с привлечением особого отдела ФСБ. Вот тут и понадобится козел отпущения, чтобы быть убитым «при попытке к бегству» на глазах у особистов. Как говорится, нет человека, нет и проблемы. А по нынешним временам никто не станет вникать, из-за чего загорелся сыр-бор. Да, нельзя не отдать должного разработчикам этого плана. Точно рассчитано. Сейчас к частным детективам все (даже те, кому приходится обращаться за помощью) относятся, как к шарлатанам, которых за грехи прогнали из органов. Да и у властей наши персоны не вызывают сочувствия.

Не давала мне покоя и одна странность. Почему, когда наш «Шевроле» появился в центре хутора, машину не расстреляли? Достаточно было четырех стрелков с автоматами разместить на чердаках или крышах изб, и перекрестным огнем они превратили бы нас в решето. К чему эта рукопашная, да еще в темноте. Мы ведь с Андрюхой могли воспользоваться оружием, а тогда неизвестно, чья бы взяла. Странно нее это.

Над моей головой заскрипела крышка поднимающегося люка. Кажется, пожаловали за мной. Ну что ж, сейчас все и выяснится…

В подвал ударил луч света, из проема вниз сползла деревянная лестница, которая тут же заходила ходуном под тяжестью спускавшегося человека. Через несколько секунд я увидел перед собой тупые носки ботинок на толстой рифленой подошве, а лестница все подрагивала. «Значит, кто-то еще спускается», — подумал я.

— Живой, сучонок? — Ботинок слегка боднул меня в бок. А что я мог ответить, если кляп во рту?

— Подержи мальца, Гаврюша, — раздался в стороне другой голос, — пока я его перепеленаю.

Ботинок Гаврюши аккуратно лег мне на затылок, а затем с силой вдавил мою голову в пол. Руки моментально были освобождены, видимо, ножом разрезали веревки, и тут же заломили их назад, и на запястьях щелкнули наручники. Затем очередь дошла до ног, их тоже быстро освободили от веревок, но не заменили их кандалами. В следующее мгновение две пары крепких рук поставили меня на ноги.

— Живой? — спросил один из моих тюремщиков.

— Хер ему что сделается, — ответил за меня другой. — Митьку так врезал, тот всю ночь осколки зубов выплевывал. Да и у Вахи яйца опухли, теперь похожи на страусиные, только фиолетовые.

Я не вступал в разговор со своими тюремщиками, рот по-прежнему был забит кляпом. Но это не значит, что я бездействовал: пальцами ощупал наручники, но вместо холодной стали ощутил алюминий. Хрупкий, несерьезный металл, его применяли для наручников, но только сувенирных, игрушечных. Это что-то новое, по крайней мере сулит возможность побега.

— Эй, — крикнул один из тюремщиков, — принимай на-гора.

В следующую секунду мое тело было подброшено вверх с нечеловеческой силой. И едва моя голова достигла подвального проема, как тут же другая пара рук ухватила меня за ворот куртки и рывком извлекла на свет божий.

Передо мной стоял мужчина в кепке и короткой кожаной куртке, которого я еще вчера определил как шофера.

— Ну что, живой? — спросил шофер. Я глазами показал на кляп. Он развязал тряпку, стягивающую нижнюю часть лица, и вытащил кляп.

— Отряхни лицо, — попросил я: после тяжелого ботинка брови, ресницы, нос были запачканы глиной. Шофер аккуратно обтер мое лицо шершавой мозолистой ладонью. Тем временем из подвала выбрались двое других.

«Крепкие ребята», — отметил я про себя, оглядывая плотные фигуры моих тюремщиков, одетых в просторные джинсы и теплые свитера. Да и судя по рывку, извлекшему меня из подвального проема, шоферу силушки тоже не занимать.

Я осмотрелся. Теперь я находился в просторном сарае.

По углам валялись какие-то коробки, корзины, у стены стоял стеллаж с инструментами. О… гам, пожалуй, может отыскаться и серьезное оружие. Сбить наручники дело минуты даже меньше. Потом этих троих я положу… И что дальше? Что за стенами этого сарая? Может, два десятка боевиков со стволами. Так что повременим.

— Ну, пошли, драчун, — с усмешкой произнес шофер, поворачиваясь ко мне спиной. Рисковый мужик. Открыв дверь из грубо сколоченных досок, он вышел во двор, я следом, а в затылок дышат два бугая. Дневной свет ударил по глазам, я аж зажмурился. Грубый толчок в спину быстро вернул меня к прозе жизни. Теперь можно осмотреться.

Двор большой и наполовину крытый, возле ворот двое охранников. У одного на плече промысловый карабин «лось» с мошной оптикой. У второго гладкоствольный охотничий автомат «МЦ», оружие, конечно, не совсем милицейское, но для такого дела любое сгодится. Настораживало другое: рожи у этих молодцов не очень милицейские, давно не бритые и опухшие. За последние сутки вряд ли они отрастили эту щетину. Конечно, если это не добровольные помощники господина Гестапо, так сказать, «лесные братья».

Я повернул голову вправо. Под навесом стояли серые «Жигули» шестой модели и микроавтобус «РАФ», тоже неброского белого цвета, покрытый толстым слоем пыли и забрызганный снизу застывшей грязью. Хорошая тачка для выезда большой командой.

За микроавтобусом возвышался наш «Блейзер», огромный, как танк, он стоял безжизненно пустой. Не знаю почему, но мое подсознание по-прежнему не посылало мне сигнала об опасности. Может, я лишился этого дара?

— Чего стоим? — удивился водитель. — Пошли в избу, народ тебя заждался.

Мы поднялись на крыльцо — мой сопровождающий впереди, я сзади, следом два бугая. Прошли темные сени с запахом квашеной капусты. Из сеней вошли в большую комнату — горницу. Просторное помещение было окутано сизым табачным дымом, в воздухе стоял крепкий запах водочного перегара. В горнице оказалось полно народа — десятка полтора мужиков сидело на табуретках, лавках, стульях вдоль стен. Все были вооружены, у некоторых охотничьи ружья, но в основном обрезы из таких же ружей. Лишь у троих я заметил нарезное оружие. Сидящий на табуретке парень в камуфлированном бушлате, с буйной рыжей шевелюрой, держал между ног семизарядный карабин Симонова. И еще двое мужиков были владельцами «АКМ» со скрученными прикладами. Один из них был с разбитой левой скулой и опухшим темно-фиолетовым правым ухом.

«Мой крестник», — догадался я, сдерживаясь, чтобы не улыбнуться парню.

Впрочем, здесь было достаточно расквашенных носов и подбитых глаз (не одни мы били).

У дальней стены стоял небольшой стол, за которым сидели седобородый дедок и фермер. Мой провожатый, перейдя в горницу, сел рядом с дедком, снял кепку и положил ее на колено, оголив большую лысину, тянущуюся от лба к затылку, лишь над ушами оставались клочки былой шевелюры. Впрочем, избытком растительности не отличались и двое других. У дедка были зачесанные назад редкие седые волосы, через которые проступал бледный череп. А фермер, отрастив на правой стороне длинный клок волос, зачесывал его на левую сторону, создавая иллюзию волосатости.

Над столом в красном углу висели иконы, украшенные расшитым полотенцем. Еще бы за спиной этих троих зеленое знамя с золотыми письменами: «Бей белых, пока не покраснеют. Бей красных, пока не побелеют», и в окне пулемет «максим», я бы поверил в смещение времени.

На столе перед суровой троицей лежало наше оружие: «АК», «стечкин», два «макара», пружинный нож, кастет, телескопическая дубинка. В общем, весь арсенал. Кроме оружия, лежала пачка удостоверений — и наши с Андрюхой, И трофейные омоновские, и еще кое-что. Как-то мне это не нравилось. Мутит эта публика. Но, с другой стороны, если сразу не убили, может, еще и поживу.

За моей спиной раздалось чье-то тяжелое дыхание, в горницу ввели Картунова и следом втолкнули Андрюху Акулова. Живые.

— Доброе утречко, граждане менты, — своим скрипучим голосом поздоровался с нами дедок. — Прежде чем объявить наш приговор, хотелось бы узнать, какая сука навела вас на наше пристанище?

Пока я соображал, почему нас за ментов считают, отозвался Андрюха.

— Какие менты, дядя? — стараясь придерживаться блатного жаргона, развязно заговорил Акулов. — Наши ксивы перед тобой. Там все толком пропечатано.

— Ну да, — согласился дедок, — пропечатано. Салават Камбаев, лейтенант. Юрий Салтакин, старшина. И оба из ОМОНа.

— Какого ОМОНа? — прорычал Андрей, глянув на меня так, будто я виноват в слепоте старика. — Ты, батя, внимательно присмотрись: разве на ментовских ксивах наши «заточки» пропечатаны? Там же есть другие.

— Ну да, — снова согласился старик, — на тебя аж две ксивы выписано. По одной ты капитан-артиллерист, по другой — капитан из правительственной связи. Так кто ты на самом деле, милок? Небось сам запутался в ксивах?

Андрей прикусил язык, как же, будет он распространяться, что военное удостоверение личности лишь «крыша» его Истинной службы в ФАПСИ. Не имел он права кому попало раскрывать государственную тайну.

— Да что с ними церемониться. Кончать их надо, — выкрикнул мой «крестник» и тут же сморщился. Видно, хорошо я ему локтем зарядил в челюсть.

— Подожди, — отмахнулся от него старик и снова обратился к Андрею: — Значит, не менты вы? И это все оружие Не ваше? На дороге нашли и ехали сдавать. А это, — кривой палец уперся в Картунова, — это не вице-мэр Хребта. Может, вы, сынки, шпионы, засланные выведать тайны нашего стратегического района?

— Ага, — кивнул Акулов, — аргентинские.

— Шутки шутишь, милый. А зря. — Голос этого козлобородого ничего хорошего не сулил.

— Да что там, елы-палы, — горячился «крестник», — кончить ментов, и вся недолга.

Дело принимало неприятный оборот: ушли от милиции, БТРов армии, убереглись от омоновских пуль, и на тебе — попались под бандитский нож. А то, что перед нами обычные бандиты, было уже ясно.

— Лучше подобру расскажите, милые, кто вас навел на этот хутор, — почти попросил старик. На мгновение в горнице наступила тишина, и дедок добавил, уже обращаясь к Картунову: — А ведь мы вас, Вадим Григорьевич, хорошо таем. Вы же еще и депутат областного Совета, мы за вас голосовали. Что, решили, пора готовиться к новым выборам, Так сказать, подчистить район собственными руками? Чем не тема для газет и телевизоров. Настоящий борец с преступностью. Мало вам того, что Хребет под себя подмял: каких людей угробили, уже и за район решили взяться.

На последних словах старик сорвался на визг, брызжа слюной, закричал:

— Говори, сука, кто навел?

Картунов весь сжался. Еще не хватало, чтобы перепуганный чиновник ляпнул о нашем побеге, тогда точно конец. Нас грохнут, и трупы подкинут ментам, чтобы те успокоились.

Тюремный психоз дедка передался всем присутствующим, бандюги загалдели, а мой «крестник» с опухшим ухом, забыв про боль в челюсти, заорал как сумасшедший:

— Кончать ментов!

«А ведь и вправду могут кончить», — мелькнуло у меня в голове. Решение пришло само по себе, мгновенно, по принципу — клин клином вышибают. Рванув изо всей силы наручники, я бросился к «крестнику» с криком:

— Ах ты, сука рваная (как довелось понять, «сука» в этом обществе самое ходовое слово или пароль). — Меня тут же схватили двое бугаев, стоящих сзади. Но, вытаращив глаза и по-звериному оскалив зубы, я заорал: — Попался бы ты мне, гнида, в Афгане, — тут же поймал себя на мысли, что в Афгане мы бы скорее всего воевали вместе, пришлось исправляться на ходу, — или в Карабахе среди хаченов. Я бы с тебя шкуру содрал с живого, паскуда.

Лопоухий шарахнулся от меня как от чумного, забыв про автомат, висящий на плече. Остальные братья разбойники замолчали и смотрели на меня едва ли не с содроганием. Природная ярость, в простонародье прозванная бешенством была страшнее психоза, а потому подавляла его. Выкричавшись, я обмяк, наступила немая сцена.

Длилась она недолго, первым подал голос шофер:

— Ты что, в Афгане служил?

— Да, пришлось, — пробормотал я, придерживаемый двумя бугаями.

— В каких частях? — продолжал пытать меня шофер.

— Особая группа КГБ «Каскад», — сказал я и тут же добавил: — Вам это ни о чем не говорит.

— Нет, почему же, кое о чем говорит.

Замешательство от моего спектакля прошло, и вновь послышался голос дедка:

— Думаю, прав Митяй, кончать их надо.

— Подожди, Тихон, — осадил его сидящий рядом фермер. — Нет в нашем «трудовом» соглашении договора об «мокром».

Фермер рубанул ребром ладони по крышке стола так, что наши цацки на нем подпрыгнули. Он сейчас говорил, как прораб или заводской мастер на пятиминутке. Чудны дела твои, Господи, кого только нынешнее время не выгоняет на большую дорогу.

— А ты уверен, что они не менты? — огрызнулся старик.

— А где доказательства, что менты? — с другого бока насел на дедка шофер. Ну, кажется, есть вероятность отсрочки приговора.

— Ладно, — наконец сдался козлобородый Тихон, — оставьте их до возвращения Басурмана. Его же вы выбрали паханом, он наплел про Афган и афганцев. Пусть сам разбирается, если что, сам и кончит. Ему не впервой.

Видно, в свое время Тихона этот самый Басурман оттеснил от власти, и теперь, когда его нет, старый пердун захотел почувствовать себя калифом на час, да ничего не вышло. Значит, живем.

— Отведите их в сарай, — распорядился фермер. Бугаи взашей вытолкали нас в сени, а потом во двор.

Как я успел заметить, охранники также стояли у ворот, настороженно следя за нашими движениями. Даже если бы у нас с Андрюхой не были скованы руки, и тогда вряд ли удалось бы вырваться, а тут еще и довесок в виде этого козла Картунова. Нет, ничего не выйдет, по крайней мере сейчас, надо ждать.

Нас отвели за дом и втолкнули в небольшой сарай с толстыми стенами из бревен, плотно подогнанных друг к другу, и низким дощатым потолком. Судя по массивной цепи, прибитой к стене, и вороху соломы в углу, это помещение использовалось как частная тюрьма.

— Снимите наручники, — сказал Андрей, — куда мы отсюда денемся?

— Ладно, поворачивайтесь спиной, согласился один из бугаев.

Сняли наручники, это уже плюс, теперь второй раз их надеть разбойникам будет затруднительно.

— А как насчет нужду справить? — крикнул я вслед закрывающим дверь сарая тюремщикам. Надо же все-таки сориентироваться на местности.

Но тяжелая дверь закрылась, хлопнула задвижка засова, и лишь потом донеслось из-за двери:

— В конце сарая есть нужник, там и оправитесь. Только осторожно, не провалитесь. Вытаскивать вас никто не будет.

Тюремщики ушли, а их место занял часовой, тот самый рыжий парень в камуфлированном бушлате, с «СКС» на плече. Дымя сигаретой, он ходил возле двери.

Пока никто не мешал, я решил обследовать нашу темницу, а Андрей завел беседу с вице-мэром о международном положении, чтобы не привлекать внимание часового.

Больше часа я потратил на обследование тюрьмы, и все зря. Она была сделана добротно. Стены толстые, доски на крышу положены тоже дай бог и намертво закреплены, одно-единственное окно выходит во двор, еще и решетка сварена из толстенной арматуры. Нужник — просто глубокая яма с деревянным щитом сверху. Нет, выбраться отсюда не получится без посторонней помощи. Нужно искать другой способ.

— Слышишь, братан, — обратился я к часовому через дверь.

— Че надо? — дымя сигаретой, вяло поинтересовался тот.

— Ну, раз приговор в исполнение не приводите, так покормите хоть.

— Может, тебе еще бабу привести? — хмыкнул часовой.

— Неплохо бы, — согласился я, — но, как я заметил, баб у вас нет. Вы что, поклонники однополой любви?

Сперва моего вопроса часовой не понял, а когда дошло, рывком сдернул с плеча карабин и обиженно зарычал:

— Ты на че намекаешь, козел? Сейчас в дверь как пальну.

Ни фига себе уха, я отскочил от двери, вдруг действительно начнет стрелять. А Картунов тут же взмолился:

— Не провоцируйте его, ведь перестреляют точно вам говорю, перестреляют.

— Ладно, прости, — как можно миролюбивей проговорил я и, не давая опомниться часовому, спросил: — Так как насчет рубона?

— Хорошо, схожу к Петровичу, — смилостивился часовой. — Он мужик правильный, не то что Тихон, ядовитый сморчок.

Часовой удалился, а Картунов снова начал шипеть на меня:

— Что вы их провоцируете? Смерти желаете?

Тут уже не выдержал Акулов, взглянул со злобой на нашего клиента:

— Да заткнитесь вы, ради бога.

Воистину, когда на кон поставлена жизнь, никакие деньги уже не идут в счет. Вадим Григорьевич удивленно посмотрел на нас, потом, поджав губы, отошел к стене, присел на корточки, обхватив голову двумя руками.

Минут через десять появился охранник в сопровождении одного из бугаев. Тот нес в правой руке небольшое жестяное ведро, из которого валил пар.

«Мыть они, что ли, нас собираются?» — мелькнуло у меня в голове.

Взяв карабин на изготовку, охранник отошел на несколько метров от сарая и встал там, широко расставив ноги. Его напарник, отодвинув задвижку, внес внутрь ведро и тут же захлопнул дверь.

Мы с Андрюхой приблизились к ведру — внутри была большая глиняная тарелка, на ней лежал кусок сала, обсыпанный крупными кристаллами соли, и три золотистые луковицы. Под тарелкой оказалось два десятка картофелин, вваренных в мундире.

— Живем, — радостно воскликнул Андрюха, потирая руки.

— Спасибо, братан, — крикнул я через дверь охраннику.

— Да-к не звери мы, — смущенно произнес рыжий. Хорошее замечание, особенно после «производственной пятиминутки», где решалась наша судьба.

Усевшись возле скуксившегося вице-мэра, мы стали доставать еще горячие картофелины. Вадим Григорьевич забыл недавние обиды и тоже принял участие в пиршестве. Но беда, у нас не было ножа, чтобы почистить луковицы и порезать сало. Снова пришлось обращаться к охраннику.

— Слышь, братан, ножичек не одолжишь?

— Щаз-з, — протяжно произнес рыжий, смеясь, — я тебе дам нож, а ты мне его врежешь… в спину? — Да-к не звери мы, — подражая его интонации, проговорил я. — Ну, лук еще можно почистить зубами, а сало к делить?

Наблюдая за ним через щель в двери, я видел, как лицо охранника напряглось в мучительном раздумье.

— Ты нам нож в окошко кинь, — крикнул Андрюха, подбрасывая на руках горячую картофелину, — а мы потом также через окошко вернем.

— Ладно, — наконец согласился охранник и, подходя к сараю, сурово добавил: — Но смотри, не балуй.

— Да за кого ты нас принимаешь, — подбодрил я охранника.

Через минуту открылась стеклянная форточка и, проскользнув между арматуринами решетки, на земляной пол упал небольшой складной ножик, его короткое лезвие было точено-переточено, а рукоятка украшена пластиковыми накладками в виде бегущей белки.

Быстро почистив луковицы, нарезав тоненькими пластами немного подтаявшее сало, мы приступили к трапезе. Ели молча, каждый думал о своем. Наверное, Картунов в который раз жалел, что связался с нами. Андрюха, конечно же, соображал, как в срок добраться в Москву, чтобы карьеру себе не подпортить. Ну а я размышлял о земном: «К такой бы закуске да полтинник накатить — красота».

Первым не выдержал молчания вице-мэр, наверное, своими словами хотел заглушить страх.

— Все-таки странный русский народ. Еще час назад хотели нас убить. А сейчас вот кормят, — уминая сало, проговорил Картунов.

Нет, все-таки странный народ чиновники. Вроде как из одного теста со всеми слеплены, но с народом они себя не отождествляют. Хотя никто не гнушается жить за счет этого народа. Андрюха, наверное, понял, о чем я думаю, поэтому и не поддержал разговор с Картуновым.

— Не кормят, — сказал я, — откармливают.

Бедняга Вадим Григорьевич чуть не подавился.

Вытерев лезвие складного ножа о солому, я вернул его владельцу. После еды меня сморил сон. Зарывшись в солому, и проспал несколькочасов. Проснулся от холода, все-таки в сарае не Ташкент, пар изо рта, как из кипящего чайника.

За дверью был новый охранник — красноносый дядька в черном тулупе и лисьем треухе. На плече у него висела охотничья двустволка. Он ходил возле дверей, то и дело похлопывая себя по бокам. Время от времени запускал руку под тулуп и доставал оттуда початую бутылку водки. Сделав пару глотков, прятал бутылку и снова ходил.

Говорить с таким об ужине было делом бесполезным и лаже опасным, еще пальнет в дверь. Ложились спать голодными, а чтобы было теплее, тесно прижались друг к другу. Всю ночь я думал о сложившейся ситуации. Казнь отсрочена, но это еще не означает, что ее совсем не будет. Ну, дождутся они этого Басурмана. Кто он, что за человек? Может, и видеть меня не захочет, а скажет: «Кончайте их». Конечно, братство ветеранов афганской войны — это везде братство, независимо от того, кто где воевал в Афгане. Но ведь есть и исключения из правил.

Мне бы оказаться за этой дверью, да еще ножичек, заточку, шило или отвертку, на худой конец. И никто, кроме нас, отсюда не уйдет. А потом на этом заброшенном хуторе случится пожар, и все концы в воду. Но за дверь мне выбраться не удастся.

Закрыв глаза, я вспоминал, где стоят часовые неподалеку от машин, расположение комнат в избе, сколько было людей.

Пересчитывая личный состав разбойничьей шайки, я незаметно для себя уснул.

Пробудился от того, что под боком возился Картунов: вице-мэр свернулся калачиком и пытался натянуть на себя невидимое одеяло.

— Неплохо бы пожрать, — зевнул уже проснувшийся Акулов.

— Да уж, — согласился я. Вылез из теплой соломы, приблизился к двери, заглянул в щель, обреченно вздохнул: — Завтрака не будет.

— Это почему? — спросил проснувшийся Картунов.

— Сейчас нас охраняет мой «крестник».

— Тот, с опухшим ухом? — спросил Андрей.

— Угу.

— Ясненько, будем ждать смены караула.

Время шло, а охранника все не меняли. Он ходил злой как собака, то и дело стуча ладонью по ствольной коробке автомата или щелкая предохранителем. Я как зачарованный смотрел на его «АКМ». Вот бы сейчас вышибить дверь, врезать по второму, здоровому уху и забрать автомат. Тогда бы мы и поиграли с разбойниками в войну, по-настоящему.

Но дверь тут такая, что вышибить ее можно разве что грузовиком или танком.

Ближе к обеду раздался звук клаксона, на разбойничьем подворье сразу все ожило, пришло в движение. У ворот раздавались громкие голоса, смех. Видимо, пожаловала остальная часть ватаги, и теперь ждать осталось недолго.

Я оказался прав — через час засов нашей тюрьмы клацнул, тяжелая дверь открылась. Внутрь ввалились два битюга и рявкнули:

— Пошли!

— Что, все идем? — спросил Андрюха, поглаживая переносицу.

— Нет, — ответил один из тюремщиков. — Ты идешь. — Палец размером с сосиску указал на мою скромную персону. Что делать? Я поднялся с соломы и подошел к бугаям, протягивая им руки. В надежде, что наручники наденут спереди, а не заведут руки за спину.

— На этот раз обойдемся без браслетов, — сказал, видимо, старший. Что же, ребята, в мою пользу еще одно очко.

Мы вышли во двор. Холодный ветер продувал до костей, лопоухий охранник злорадно улыбнулся. Мелькнула шальная мысль вырвать у него автомат. Но тут же я отбросил ее. Прежде чем я доберусь до автомата, один из троих меня вырубит.

Мы двинулись к избе. У ворот сейчас стоял один охранник, угрюмый мужик в дутой куртке и спортивной шапке, с пистолетом-пулеметом Судаева, оружием второй мировой.

Он исподлобья посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я его раньше не видел.

Поднимаясь на крыльцо, бросил взгляд под навес: кроме «Жигулей», «РАФа», нашего «Шевроле», еще стояли белая «Лада» и светло-зелененькая «Нива». Оба автомобиля были усилены дополнительными дугами, как спортивные машины. Ясно, транспорт оперативной группы. Молодцы ребята, пытаются работать на профессиональном уровне.

Мы вошли в избу, но на этот раз меня повели не в горницу, а в другую комнату. Небольшое полутемное помещение, где, кроме письменного стола с настольной лампой и пары стульев, ничего не было.

За столом сидел мой старый знакомый фермер, редкие волосы, закрывающие лысину, блестели как набриолиненные при ярком свете настольной лампы. Перед фермером лежала папка с какими-то бумагами.

— Садись. — Фермер указал на стул, стоящий перед стоном.

Ого, это что-то новенькое, еще вчера у этого главаря (или одного из главарей) были повадки лоховитого крестьянина, а сейчас он ведет себя, как настоящий следак. Что это, какая-то новая игра?

— Итак, вы утверждаете, что вы Глеб Кольцов, офицер второго управления КГБ? — Голос фермера звучал твердо, как у государственного обвинителя, а не у следователя. Впрочем, и следователи бывают разные.

— Да, — коротко ответил я.

— Ваше звание?

— Капитан.

— Кто такой полковник Грысюк?

— Командир кабульского «Каскада», — автоматически ответил я, пытаясь сообразить, откуда известно про Гарыныча.

— А полковник Кутепов?

— Начальник оперативного отдела.

— Владимир Клочков?

— Вместе воевали в «Каскаде». Впоследствии полковник ФСК. Погиб в Чечне. — Я ответил правдиво, к чему лгать, если все зафиксировано в папке, лежащей на столе.

— При каких обстоятельствах погиб полковник?

Я уже хотел ответить, но спохватился. Стоп, этот вопрос смахивает на ловушку. К чему бы это?

— Понятия не имею.

— Даже так, — хмыкнул фермер и посмотрел вопросительно мне за спину. Ясно, в комнате мы не одни. — А что вы делали летом прошлого года?

Опаньки, а это уже совсем хреново. В прошлом году летом я с группой наемников громил таежный филиал Логинова. Что все это значит? Неужели я ошибся в третий раз? Сначала принял эту засаду за милицейскую, потом решил, что мы попали в лапы к разбойникам с большой дороги. Теперь у меня такое впечатление, что нас взяла спецгруппа ФСБ. Учитывая тот беспредел, какой творят в этом районе менты во главе с полковником Хрохминым, вполне возможно, что смежники взяли их в разработку. А небритые рожи, запах перегара и вообще весь их вид? Впрочем, это может быть хорошо залегендированная операция.

— Я жду ответа, — напомнил о своем присутствии фермер.

— Что-то не припоминаю. Больше года прошло. Когда работаешь частным детективом, много событий происходит. Честное слово, не помню.

— Хорошо, мы вам поможем. Хабаровский край. Это вам о чем-то говорит?

— Нет, знаете, на Дальнем Востоке мне не довелось бывать.

— Хорошо, — раздался голос за мой спиной, — тогда последний вопрос. Вам знакомо имя Александра Васильевича Логинова?

Ноты из той же песни, к чему бы это. Что все-таки затевается?

Человек за моей спиной подошел совсем близко. Раздался щелчок, и перед моим лицом появился раскрытый портсигар с сигаретами.

— Курите, — предложил стоящий возле меня незнакомец. Я взял одну сигарету, сунул ее в рот, ожидая, когда дадут прикурить. Но вместо этого человек закрыл портсигар и на секунду задержал у моего лица крышку с узором в виде герба Советского Союза.

Золотой портсигар с таким рисунком был мне знаком. Где же я его видел? У Родиона Лаптева, но ведь он погиб в прошлом году летом.

Я поднял глаза — рядом стоял высокий, крепко сложенный блондин, одетый в джинсы и свитер. У мужчины была аккуратная прическа и окладистая борода, он улыбнулся во весь рот и, подмигнув, сказал:

— Ну, здорово, Каскадер.

— Здорово, — машинально ответил я и тут же спохватился: — Владис! Викинг, мать твою, сукин сын…

— Наконец-то признал, командир, — громко расхохотался прибалт. — Ладно, кончай спектакль, — сказал Владис фермеру. — Петрович, распорядись, чтобы выпустили двух других, и поторопи с сервировкой стола. Пора обмыть встречу двух боевых друзей.

Петрович встал из-за стола, сбросив с себя маску неприступного сотрудника юстиции, и улыбнулся открытой крестьянской улыбкой.

— Сейчас все устроим, — пообещал он, поспешно выходя из комнаты.

— Каким ветром тебя сюда занесло? — все еще удивляясь, спросил я.

— Долгая история, — протягивая зажженную зажигалку, ответил Викинг.

— Да я сегодня никуда не тороплюсь.

— Ирония судьбы. Покойный Лаптев, кроме портсигара, завещал мне свое жалованье. В общем, было у меня семьдесят тысяч английских фунтов, сам понимаешь, деньги немалые. Решил я отправиться на Филиппины, отдохнуть, а заодно и местных баб попробовать. Неделю я провел в самом шикарном борделе, перепробовал там кисок. Выброшенные деньги и время: все они темнокожие и мелкие какие-то, как куклы, ей-богу. Прижмешь ее, а она вся трещит, думаешь, вот-вот развалится. Нет, я люблю славянок, это настоящие женщины — и спереди есть за что подержаться, и сзади ущипнуть. Да и в постели, если наша баба разойдется, темперамента у нее на десяток филиппинок хватит. А в гости идешь — обязательно стол накроет, и в центре стола бутылка. Нет, лучше наших баб нету. Между прочим, есть у меня парочка в области, это что-то…

Я слушал Владиса и диву давался. Говорил он абсолютно без акцента, от латыша у него остались лишь имя да внешность — он был белобрысым, с голубыми глазами.

— Ну а дальше? — вернул я Викинга к теме разговора.

— Дальше я зашел в один бар промочить горло. И, как назло, там сидели два американских морских пехотинца, ну, слою за слово. Выпили, конечно, изрядно, ну и подрались. В общем, месяц за избиение двух сержантов морской пехоты США и полицейского просидел в каталажке под следствием А потом меня депортировали в Россию. Остававшиеся до драки деньги, конечно, тю-тю в полиции. И вот стою я посреди Владивостока едва ли ни в чем мать родила. Что делать, там не осядешь, менты волками на меня смотрят, если что, упекут за решетку как бродягу. Пришлось выбираться на перекладных. Правда, тут мне подфартило, взял меня один дальнобойщик. Он на «КамАЗе» перегонял два джипа какому-то крутому в Москву. Доехали мы до этих самых мест, а тут и наскочили разбойнички. Ну, я сначала им всыпал по первое число, а потом смотрю, да они же, кроме Тихона, все колхозники безработные. Жалко стало, перебьют их блатные, едва дороги пересекутся. Пожалел, остался в шайке, сперва вроде инструктора, а потом братва, или, как они себя называют, трудовой коллектив выдвинул меня в вожаки вместо старого разбойника Тихона. Потом я начал перепрофилировать работу. Ну что это за стиль, скажи на милость, носиться по дорогам и нападать на все, что движется. Доход минимальный, а расходов сколько. С этими иномарками, отобранными у богатых фраеров, тоже морока, попробуй загони по хорошей цене, отдавали почти даром В общем, пришлось мне систему перестраивать. Прекратили мы рыскать по дорогам, а обложили данью трассу Екатеринбург — Тюмень. Сам понимаешь, нефтяной край — золотое дно, все щупальца туда тянутся.

— И что, просто так тебе разрешили сунуть свой пятак в золотое корытце? — удивился я.

— Как бы не так, — усмехнулся Викинг, — не прошло и месяца после цивилизованного налогообложения, как свердловская братва забила мне стрелку. Правда, к тому времени я уже создал свою личную гвардию из четырех бывших афганцев, ну и добыл серьезное оружие. В общем, съехались, не успел я и рта раскрыть, босяки давай шипеть, что те гуси. Пальцы веером, просто страх, ну сломал я им пару пальцев, а мои пацаны продырявили пару машин. Для острастки, вроде разошлись краями. А через неделю боевики Шрама положили двух моих селян, когда те тормознули азера на рефрижераторе «Вольво», чтобы взять налог за проезд. Из автомата в упор…

— Войну объявили?

— Как говорил отец народов, «провокация на границе». — Владис затянулся и выпустил в потолок клуб дыма. — И чтобы эти провокации не переросли в большую войну, их нужно душить в зародыше. Шрам, как все бандиты новой формации, жил шикарно и на виду. Все знали, где он живет, кто его жена, кто входит в его бригаду, где они любят тусоваться. Короче, дождался я, когда Шрам поедет оттянуться в казино, приехал к нему домой… положил трех охранников и увез его пассию с полугодовалым ребенком. Потом звоню Шраму, и теперь я забиваю стрелку. Бандит в ярости, как же, замахнулись лично на него. Собрал всех, кого только смог, и послал на условленное место. Встречу я им назначил на дне песчаного карьера. Хоть немного подумали бы своими куриными мозгами, что едут в мышеловку, нет, мышцы накачали, на курок жать умеют, остальное лишнее. Влетели бандюги в карьер, а там стоят две «восьмерки», и давай палить по машинам. Обе машины были начинены под завязку динамитом и канистрами с напалмом. В море огня сгорели все боевики, даже от их машин остались лишь оплавленные остовы. Я же отыскал Шрама, поговорил с ним, клятвенно пообещал отпустить женщину с ребенком, после чего всадил пять пуль ему в сердце. В лицо специально не стрелял, зачем человека хоронить в закрытом гробу.

Владис замолчал, в комнате наступила тягостная тишина, потом я спросил:

— А ты не подумал, что оставляешь едва родившегося ребенка сиротой?

— А кого волнует, что теперь на моей шее трое сирот? Потому, что их отцов расстреляли бандюги. Нет, совесть меня не мучает. По заслугам и награда.

— Ну а после этого на тебя не наезжали?

— Нет, все осталось в прежних границах. Мне трасса, городским бандюгам — Екатеринбург. Тем более они хорошо поживились на дележе наследства Шрама.

— А с ментами как?

— Тот же принцип — невмешательство. — Улнис затушил окурок сигареты о дно дешевой стеклянной пепельницы и раздраженно произнес: — Черт, когда же сядем за стол?

Махнув рукой, достал из заднего кармана джинсов плоскую флягу из нержавейки, открутил пробку и протянул мне:

— Хлебни, Глеб, за встречу.

Я приложился к фляге, там оказался коньяк, настоящий армянский, ароматный напиток недавнего прошлого. Сделав несколько глотков, вернул флягу, потом спросил:

— Слушай, Владис, чего тебя здесь окрестили Басурманом? Ты ведь вроде не Янычар, а Викинг?

— Дикий народ, — сокрушенно развел руками Владис, — сколько им ни талдычу — Викинг, не нравится Викинг, называйте Варяг, значение одно и то же. Как же, щаз-з… раз не русский, значит, Басурман. И хоть кол на голове теши. В армии проще, приказал — и все тут. А эти святые хлебопашцы только и годятся «носорогов» пугать своими небритыми, опухшими физиономиями.

Хлебнув из фляги, вожак дорожного братства безнадежно махнул рукой:

— Хрен с ним, с Басурманом. Не самое большое горе. Здесь лучше, чем на Филиппинах, по крайней мере русский язык понимают, иногда даже без мата.

— Действительно достижение, — хмыкнул я.

— Посмейся, — передразнил меня Владис. — Не сидел ты в филиппинской тюрьме, а то по-другому запел бы.

Я ничего ответить не успел, в дверном проеме появилась лукавая физиономия рыжего охранника.

— Петрович просил передать, что для торжественного банкета все готово. Давайте к столу.

— Отлично. — Улнис радостно потер ладони, потом обнял меня за плечи. — Пошли, Глеб, отметим встречу. Она того стоит…

В горнице стояли накрытые столы буквой Т, заставленные всевозможными яствами и выпивкой. На белой скатерти виднелись пиалы из дешевого стекла с красной и черной икрой, рядом на блюдах — грубо порезанные ломти розовой ветчины и сырокопченых колбас. Соленые грузди и квашеная капуста домашнего производства соседствовали с осетровым балыком и свиным паштетом. Консервированные деликатесы были поданы прямо в банках, дополняя украшение стола разноцветными этикетками.

Из напитков была только водка — от литровых «Смирноффа» и «Абсолюта» до пол-литровой «Русской» местного розлива. Отсутствие иерархии в расстановке выпивки свидетельствовало об истинной демократии в этом коллективе.

Владису, как главе организации, место было отведено в центре стола, а мне, как почетному гостю, естественно, рядом. Остальные садились кому как удобно. В дальнем углу я увидел Андрюху с Картуновым. На лице вице-мэра читались испуг и удивление, а мой напарник голодными глазами смотрел на яства. Наши взгляды встретились, и я подмигнул ему. Дескать, все в порядке. Андрюха улыбнулся, но как-то растерянно. Еще бы, вчера чуть не убили, а сегодня за стол сажают.

— Предлагаю тост. — Владис поднялся, держа перед собой большую граненую рюмку, доверху наполненную водкой. — Жизнь — это как темный лабиринт, идешь по нему и не видишь, что впереди: тюремная стена или кладбищенская ограда, а может, золотой пьедестал, кому как повезет. В этом лабиринте время от времени с нами идут попутчики, иногда долго, иногда нет. В темноте этого лабиринта мы теряем друг друга, чаще навсегда. Но сегодня не такой день. Сегодня я встретил человека, с которым уже попрощался год назад. Но судьба подарила нам новую встречу. Предлагаю выпить за подарок судьбы, пусть хоть иногда она нам делает такие презенты.

Владис опрокинул рюмку в рот, братва последовала его примеру, я сделал то же самое.

От «Абсолюта» во рту появился вкус смородины, не люблю синтетические добавки. Взял с тарелки большой соленый огурец.

— Ты, Влад, я смотрю, стал оратором, — хмыкнул я, хрустя огурцом.

— Иначе нельзя, — наливая по новой, сказал Улнис, — народ душевные слова.

— Это еще ерунда, — сказал немолодой мужчина с гладко выбритым лицом и глубоко посаженными настороженными глазами, — бывает, как загнет что-нибудь философское… Говорю, Басурман, бросай ты свою литературу, а то в психушку попадешь.

— Ты что, еще читаешь? — удивился я, это было что-то новое в биографии прибалта.

— Да так, газеты почитываю, философов, ну еще историю. Не все же водку трескать да по дорогам гонять, иногда и отдохнуть неплохо, книжку какую-то почитать. Потом думаешь: «Боже, сколько же я упустил в жизни».

— Зато пулеметчик ты хороший, — попытался я как-то подбодрить Владиса. Но он в моем участии не нуждался.

— Каждый делает то, что должен делать, — произнес Улдис, затем указал на сидящего напротив меня мужика: — Знакомься, Глеб, один из моих гвардейцев-афганцев, прапорщик погранец. Правда, очень недоверчивый к посторонним, да и к своим тоже, но надежный.

— Угрюмый, — проговорил новый знакомец и тут же опрокинул свою рюмку.

— Давай, Глеб, за встречу. — Владис поднял рюмку. Я обратил внимание, что после первого тоста разбойники пили уже беспорядочно. Было ясно, что скоро все перепьются.

— Слушай, Викинг, а если менты устроят облаву по району и выйдут на вашу базу, а тут «мертвы бжолы не гудуть». Ведь повяжут всех.

Улнис усмехнулся, выпил, затем достал из портсигара сигарету, закурил.

— Не повяжут, здесь целая система предупреждений, к тому же этот хутор оформлен как фермерское хозяйство. Никто не сунется сюда, а если и сунутся, пусть найдут. Тут схрон на схроне, как у бандеровцев.

— А если перепьемся? — не унимался я.

— Все не перепьются. Есть у нас и непьющие.

— Ну, успокоил, — со вздохом произнес я. Делать нечего, надо пить, авось действительно пронесет.

На этот раз в рюмке оказалась водка местного розлива, по внутренностям как наждаком прошлась.

— Закуси салом, — хрустя квашеной капустой, посоветовал Угрюмый, — сало домашнее, шкуру смолили соломой, а не паяльной лампой.

Я нацепил на острие вилки кусок бело-розового сала. После всех переживаний, голодного плена алкоголь начал действовать гораздо раньше, чем обычно. Изображение немного поплыло, в мозгу зашумело.

— Закусывай, Каскадер, — видя мое состояние, проговорил Викинг, накладывая в тарелку куски ветчины, жареной курицы, лохмотья квашеной капусты. И строго приказал: — Ешь.

— Влад, а чего ты не поедешь к себе в Прибалтику? — спросил я, прежде чем вцепиться в куриный окорочок.

— А что мне делать там, выслушивать от бывших кагэбешных стукачей, а нынешних национал-демократов, что я пособник оккупантов и иуда? А если вступят в НАТО, то парни из уже дружественного блока накрутят мне яйца спиралью Бруно за все хорошее в прошлом. Нет, покорнейше благодарю. Россия мне ближе и роднее по духу… Ладно, выпьем за дружбу. С каждым прожитым годом друзей становится все меньше и меньше. Не дай бог дожить до того дня, когда останешься совсем один.

Чокнулись, выпили, какая на этот раз была водка, уже не имело значения. Алкоголь терял вкус, раскрепощая пирующих. В горнице стоял гул, слышался то в одном, то в другом месте пьяный хохот.

— Да, наделал ты нам убытков, Каскадер, — буркнул Улнис, зажав в уголке рта окурок и снова разливая водку.

— Что, неучтенные расходы на банкет? — удивился я.

— При чем тут банкет?

— А что?

— Район плотно закупорен. Куда ни сунусь, везде менты с вояками. Была у меня пара «цветных» поводырей. Говорю, давай перегоним, те ни в какую, мол, ни одна фура без досмотра не пройдет. И точно, шмонают все машины сверху донизу. Что, думаю, за ерунда, тем более в соседнем районе тишь да гладь. На одном из заслонов натыкаемся на цербера Колодина и его прихлебателя. Я их, право, не узнал, так отделали капитана и младшего лейтенанта, прямо дуэт циклопа с Квазимодой, теперь понимаю, что визажист у них был столичный. А тогда стало ясно — фуры не пройдут, пришлось машины посылать через соседей. Вот какие убытки, дружище.

— Так что, вернуть тебе неустойку? — не понял я.

— Нет, — отрезал Викинг, — деньги здесь ни при чем. Сказал для того, чтобы в будущем ты не очень удивился, когда я появлюсь в Москве и тоже покуражусь. Будешь меня прикрывать.

— Долг платежом красен, — кивнул я, — только до Москвы ведь еще добраться надо.

— Завтра будем думать, как вам вырваться из этой облавы, — сказал Владис, снова беря бутылку. — А пока гуляй, душа.

Возле Угрюмого освободилось место, и его тут же занял невысокий крепыш с красным, обветренным лицом, которого я сегодня видел на посту у ворот. Он, видимо, только сменился и, радостно потирая руки, весело произнес:

— Я вижу, «кони пьяны, хлопцы запряжены». Эх, люблю повеселиться, особенно пожрать.

Он быстро наложил себе полную тарелку всякой снеди, подхватил двумя пальцами рюмку и, рявкнув что-то типа «со свиданьицем», опрокинул ее в рот.

— Знакомься, Глеб, еще один брат афганец. Кока — из разведки мотострелкового полка, бывший сержант. Толковый юноша.

— Так за знакомство положено принять на грудь еще сто наркомовских, — с полным ртом пробубнил Кока.

— Ты еще те закуси, — сказал Викинг, но тем не менее рюмку сержанта снова наполнил.

— Удивляюсь, Викинг, вы ведь с местной милицией едва ли не бок о бок. Чего это они вас не натравили на залетных гастролеров? — спросил я. Если после выпитого мои движения были неточными, то сознание еще удавалось держать под контролем. И бодрствовал во мне инстинкт самосохранения.

— А у нас с ментами, как у Абрама с банком, договор, — не переставая жевать, произнес Кока.

— Договор? — переспросил я. — Какой договор?

— Абрам торгует перед банком семечками и никому не дает в долг. На вопрос «почему?» отвечает: «У меня с банком договор: они не торгуют семечками, а я не даю в кредит». — Кока поднял свою рюмку. — Мы не менты, менты не мы. Каждый ест свой хлеб и за него подставляет голову.

— Золотые слова, — сказал я, взявшись за рюмку. — За это надо выпить.

Мы выпили. Я успел поставить на стол опорожненную рюмку и тут же увидел стремительно летящую навстречу мою тарелку с остатками салата…

Чья-то тяжелая рука тормошила меня за плечо, а гундосый незнакомый голос прокричал на ухо: «Рота, подъем!» Я с трудом оторвал голову от подушки и открыл глаза. Изображение плыло, как будто мы в штормовом море, в голове гудел набат, а во рту… Такое впечатление, что там был клозет для диких зверей.

Схватив голову двумя руками, я попытался сфокусировать взгляд, немного усилий — и вот вижу перед собой чью-то небритую физиономию, а рядом с зеленой бутылкой «Гесера» в руке стоял Улнис.

— Какого черта? — прохрипел я.

— Хлебни для поправки, — протянул мне бутылку Владис.

Пиво хлынуло в пересохший рот. Через минуту накатила легкая алкогольная волна, вернув мне прежнюю бодрость.

— Ну как, полегчало?

— А то.

— Ну, тогда до завтрака нам надо кое-что обсудить, — произнес Владис. — Готов?

— Готов, — кивнул я.

Викинг указал на стоящего рядом с ним небритого:

— Знакомься. Это Кислый, тоже афганец.

Я пожал протянутую мне шершавую от мозолей ладонь нового знакомого.

— Кислый только что вернулся. Было у нас одно «окно», думали им воспользоваться. Однако все напрасно, закупорили менты район плотно. Почти не проскочишь.

— Почти? — переспросил я, по интонации Викинга можно было понять, что шанс у нас все-таки имеется.

Владис утвердительно кивнул:

— Есть вариант.

Он достал из кармана сложенную карту района и, расстелив ее передо мной на кровати, указал пальцем:

— Вот здесь границы района, все они перекрыты, везде стоят заслоны из ментов и солдат. Внутри района патрулирует «зондеркоманда» на двух «Мицубиси-Паджеро». Они очень злы на тебя. Честное слово, Каскадер, поражаюсь твоему умению наживать себе смертельных врагов. В общем, если отбросить длительную отсидку у нас, выход один. — Палец пополз на восток. — Вот деревня Ключи. Вас туда довезут мои ребята на «Ниве». Ваш «Блейзер» сильно примелькался в наших краях. Потом пешком переберетесь через бурелом и дальше двадцать километров строго на юг. Правда, эти двадцать километров придется отмахать по пахоте, но зато выйдете прямо на узловую станцию, а там электричкой или каким другим железнодорожным транспортом доберетесь до Екатеринбурга. Я пришлю туда своих гвардейцев, они вас сопроводят до аэропорта.

Владис замолчал, несколько секунд паузы, потом он вопросительно посмотрел на меня:

— Ну как?

— План, конечно, хорош, — задумчиво сказал я, — но практически невыполним. Будь мы с Андрюхой вдвоем, ни-каких проблем. Двадцать километров прошли бы на одном дыхании. А вот что делать с нашим клиентом, с Картуновым? Весь сыр-бор — из-за него. И «мусора» не зря перекрыли кислород району, значит, вредный он жук. По крайней мере, для них. Но, несмотря на свою вредность, Картунов человек кабинетный, не привыкший к нашим забавам. Ну, бурелом он еще пройдет, а на пахоте сдохнет на первых метрах. И что, нести его на себе? Тогда какими мы доберемся до узловой?

А никакими. Больше того, уверен, что менты тоже не дураки и не оставили станцию без присмотра. Их «зондеркомандая» будет там через полчаса — и что, отбиваться до последнего Патрона? Нет, такой вариант нам не подходит.

— Ну, есть другой вариант, — предложил Викинг. — Можно устроить прорыв через какой-то из заслонов. Вы на «Блейзере», я возьму своих гвардейцев…

— Нет. — Я решительно перебил Владиса. — Такой прорыв хорош для войны. Когда все ясно: перед нами враги. И нам надо прорваться к своим. При этом количество убитых врагов чем больше, тем лучше. Но это на войне, а у нас сила до первой крови. Как только мы «гробанем» первого мента, все, мы вне закона. И будут на нас охотиться не в одном конкретном районе, а по всей огромной России, и живьем брать не будут стараться, что очень подходит местным властям.

— Ну, тогда мой запас идей иссяк. — Викинг развел руками. — Ладно, Глеб, пойдем позавтракаем. Потом снова будем думать.

Мы выбрались из глухого чулана, где я спал на широком диване, застеленном толстым верблюжьим одеялом. В горнице на полу лежали вповалку несколько разбойничков, накрытых какими-то лоскутами.

Владис провел меня темным коридором на кухню. Здесь было тепло и влажно, воняло квашеной капустой и вареным мясом. У большой деревенской печи орудовал кочергой невысокий мужчина в выцветшей байковой рубахе и меховой жилетке. В стороне от печи стоял круглый стол с потрескавшейся от времени полировкой, за столом сидело трое: Тихон, Петрович и Кока, перед ними были расставлены чугунная сковорода с кусками поджаренного мяса, эмалированная миска с солеными огурцами, краюха темного хлеба и початая бутылка водки. Перед каждым едоком стояла граненая рюмка, мужчины сосредоточенно хрустели огурцами.

— Хлеб да соль, — весело сказал Владис.

— Спасибо, — ответил за всех Петрович. От принятой дозы на его лысом лбу выступила испарина, и кожа стала багрово-красной, верный признак вчерашнего перебора. — Присаживайтесь к столу, — пригласил он нас.

Мы сели за стол.

— Подлечиться не желаете? — спросил Кока, указывая на бутылку водки, тем временем насаживая на узкое жало пружинного ножа жирный кусок мяса.

— Не пьянства ради, а для поправки здоровья, — сказал Владис, берясь за бутылку и разливая в мутные, плохо вымытые рюмки бесцветную, остро пахнущую жидкость.

— Ну, будем здоровы, — произнес низким грудным голосом Кислый и первым выпил. Выдохнув, скривился и потянулся к миске с огурцами. Мы тоже выпили, водка обожгла рот, гортань, желудок. Только сочная мякоть соленого огурца погасила неприятное жжение.

Мужичонка в жилетке допотопным рогачом достал из чрева печи закопченный чугунок с ароматно пахнущей вареной картошкой. Молча поставил посудину на стол.

— Где Угрюмый? — жуя мясо, спросил Улнис.

— Еще до рассвета уехал. Взял с собой Василя и Бонаря, хочет еще раз осмотреться, может, «окно» найдет неучтенное.

— Как же, найдет, — буркнул Кислый, шкорябая давно не бритую щетину. Чувствовалось неудовольствие парня из-за того, что его проверяют.

— Незаслуженные убытки несем, — пропел Тихон. Ясно, в чей огород камень.

— Тебя, дед, смерть поссать отпустила, а ты о доходах печешься, — сказал Викинг.

— Я что, — пожал узкими старческими плечами Тихон, берясь за бутылку, — за коллектив обидно. Сколько деньков «пустые», так недалеко и до народного недовольства.

Он говорил мягко, почти ласково, но за его словами скрывалась явная угроза. Старый уркаган не мог простить, что его оттер в сторону военный «сапог», басурман безродный, — его, бывшего зека, считавшего себя в этой самодеятельной ватаге паханом, серьезным авторитетом. Пользуясь сложившейся ситуацией, Тихон решил создать оппозиции нынешнему вожаку и, по возможности, низвергнуть его. Понимая, что прямой вызов может стоить ему жизни, старик своим ядовитым шепотом хотел вызвать неудовольствие среди ватажников.

— Ничего, Тихон, — улыбнулся Владис, подхватывая из чугунка большую картофелину, — убытки еще окупятся.

— Дай-то бог, — наливая в свою рюмку водку, буркнул старик.

— Мы святое дело вершим, друганов укрываем от ментовской облавы, — продолжая говорить, Викинг очищал картошку от кожуры, — все окупится. Мы поможем им здесь, они помогут нам в Москве. Это тебе, Тихон, не Хребет и даже не Екатеринбург, это столица государства Российского. Там такие дела можно заворачивать, только держись…

— Москва сейчас — финансовая столица мира, — с видом знатока сказал Петрович.

— Вот. — Викинг поднял наполненную рюмку, подмигнул старику, но тут вмешался Кока.

— Да ну ее к черту, эту Москву, — недовольно заявил сержант, — там сейчас, как в той Чечне, каждый день кого-то мочат. Хрен разберешься, от кого ждать пулю или мину. Как тараканы в банке, все в куче — менты, братва, фээсбэшники, банкиры, политики, и все готовы на мокруху. Нет, новый Вавилон не по мне. Вон в сегодняшних новостях передали, какой-то тип захватил самолет с пассажирами, потом Потребовал, чтобы его с заложниками выпустили в Швецию.

— Ну и как? — спросил слегка захмелевший Кислый. — Выпустили?

— Угу, выпустили, как же. Приехали в аэропорт антитерры и замочили дурака.

— Да, сейчас заложники не защита, — произнес совсем раскрасневшийся Петрович.

— Это смотря кого взять в заложники, — философски заметил Тихон. Сам того не подозревая, старый уркаган навел меня на нужную сейчас мысль.

— Выпьешь еще? — спросил Владис, но я решительно покачал головой.

— Нет, не буду. Скоро выезжаем.

— Как выезжаем? — удивленно воскликнул Викинг. — Я думал, мы сейчас попаримся в баньке, попьем пивка, будем думу думать, как вам прорваться через кольцо супостатов, а ты так сразу — уезжаем.

— Уже ничего думать не будем, — проговорил я. — План ость, осталось выяснить детали. Владис, где мои орлы дрыхнут?

— Кислый, буди гостей и тащи их сюда, — приказал своему гвардейцу Улнис.

По-прежнему нет снега, легкий ветер гонит по пустынному полю пожухлую траву. Постепенно сереет восток, но до рассвета еще далеко. Из перелеска на трассу выбралась колонна из трех легковых автомобилей.

Первой, как разведчик-камикадзе, выехала светло-зеленая «Нива», за ней громоздкий «Шевроле-Блейзер» и казавшаяся на фоне нашего монстра малюткой белая «Лада».

В головной машине сидели Угрюмый и Кока, в «Шевроле» — Акулов и Картунов, и в замыкающей «Ладе» размещались Кислый, Викинг и я. Все-таки Владис не смог отпустить нас без сопровождения. Все его гвардейцы и он сам были вооружены допотопными, но очень эффективными пистолетами-пулеметами Судаева. Уродливое по современным стандартам, но компактное и мощное оружие.

Мы располагались на заднем сиденье с Владисом, Викинг разложил на коленях карту района и проводил со мной последний инструктаж.

— Если вдруг в Хребте получится непонятка и менты сядут на «хвост», рвите когти на юг, в двенадцати километрах есть село Заря. — Палец Улниса остановился на небольшой темной точке на карте. — На въезде вас будет ждать лесовоз, который закроет дорогу и заглохнет. В общем, фору во времени обеспечит. В центре села будет дедок Кузьмич, он вас укроет. Правда, машину бросить придется, но, когда речь о голове, о шапке не следует думать…

— Если менты нам плотно на хвост сядут, то вряд ли нам удастся от них спрятаться. Деревню по полной программе поставят на уши и будут их сношать, пока не найдут искомое, — негромко проговорил я. Идея игры в деревенское подполье не очень привлекательна. Ибо кто ищет, тот всегда найдет, особенно если знаешь, где искать и как искать.

— Не боись, — успокоил меня Викинг, — в Заре у нас надежный схорон есть, оформленный с учетом всех особенностей рельефа и мировой практики организации тайников. Этот схорон никакие собаки или суперчувствительная аппаратура не обнаружат. Пусть менты крестьянам всю требуху отобьют, те им ничего не скажут, потому что ничего не будут знать сами. А Кузьмич будет с вами сидеть. Правда, твоему служивому корешу это придется не по вкусу, но в данном случае, как и с машиной, выбирать не приходится. А как утихнет, мы вас выдернем, и, может, тогда найдется какой-то новый вариант транспортировки в Москву.

— Ясно.

— Ну а если все путем, мы будем вас ждать у екатеринбургского заслона. Местные менты, конечно, не столичные антитерры, но мало ли какая моча может стукнуть им в голову от твоей наглости. Чтобы избежать большой стрельбы, мы подстрахуем.

— Хорошо, — снова согласился я и посмотрел на часы, — ой как быстро время летит.

Откуда-то из-под сиденья Владис извлек пять черных шаров наступательных гранат «РГ», по две сунул в каждый карман своей куртки, пятую протянул мне.

— Возьми на крайний случай.

Я отрицательно покачал головой: если на заслоне нас будут брать, то вряд ли будет время выдернуть чеку, да и в салоне машины баловаться с гранатой, даже с такой хлопушкой, опасно.

— Кислый, держи гранату, — толкая в плечо своего ординарца, сказал Викинг.

— На кой она мне, — возмутился Кислый, — я и так с ним «ППСом» под курткой, будто лом проглотил, ни нагнуться, ни повернуться, сиди как истукан.

— Ну, ну, поговори мне еще, — пресек рассуждения ординарца вожак. Кислый что-то проворчал про себя. — Будем прощаться, — сказал Викинг. Вытянул из заднего кармана джинсов плоскую металлическую фляжку, открутив пробку, протянул мне: — Ну, давай на посошок, чтобы все было хорошо.

Я отрицательно покачал головой:

— Нет, Влад, чтобы все хорошо прошло, пить не буду.

— Хозяин — барин, — усмехнулся Владис. — За удачу.

Приложив фляжку к губам, он сделал несколько больших глотков. Салон «Лады» наполнился ароматом дорогого коньяка. Закрутив пробку, фляжку сунул обратно в джинсы, а мне протянул ладонь:

— Ну, давай прощаться, братан.

Мы обменялись рукопожатием, я открыл дверцу и выбрался наружу, бросив напоследок:

— Спасибо за гостеприимство, ребята. Теперь будем надеяться, что встретимся уже в Москве.

— Только не встречай нас, как мои орлы тебя встретили, — подмигнул мне Викинг. — Встретим по высшему разряду, — пообещал я, закрывая дверцу.

В салоне «Шевроле» было жарко, Андрюха дымил как паровоз. От его крутого прикида не осталось и следа. Щеки запали и покрылись щетиной, глаза красные, как у кролика, а губы покрыты белым налетом. Ну, чисто загнанный зверь.! Впрочем, я выглядел не лучше. Все-таки зря отказались попариться в баньке.

Некоторое время наша кавалькада ехала прежним порядком. Только у развилки наш «Блейзер» повернул в сторону Хребта — Уральского, а «Лада» с «Нивой» понеслись дальше в направлении Екатеринбурга…

С холма открывалась прекрасная панорама города, отсюда можно было видеть едва ли не половину Хребта. Коробки частных домов, прямоугольники пятиэтажек, площадь Ленина с кубом бывшего райкома, дальше к небу тянулся купол церкви на Караульном кургане. В предрассветном мареве позолоченный купол казался грязно-желтым.

Андрюха уже полностью успокоился, все-таки офицер, правительственной связи, а не кисейная барышня. Он достал из внутреннего кармана куртки пачку «Ригли сперминт», у которой долгий и устойчивый вкус, и сунул себе в рот последнюю пластинку.

Я взглянул на часы — скоро город начнет пробуждаться от сна. Было бы хорошо сейчас налететь, но нет. Наш налет может обернуться большой кровью, следует напасть, когда не ждут.

— Значит, так, — произнес я, открывая дверцу машины, — как только скроюсь за углом милицейской будки, ты, Андрюха, выжидаешь минуту и подъезжаешь следом. Не думаю, что там сейчас много ментов, но всякое может случиться, так что будь готов рвать когти в обратном направлении. И тогда придется действовать по плану Владиса.

— Поживем — увидим. — Мой напарник менялся на глазах. Убедившись в неизбежности схватки, он готовился к ней по-настоящему.

Прежде чем выбраться из салона, я взглянул на Картунова. Вице-мэр напоминал затравленного зверька, которому, чтобы спасти свою ценную шкурку, надо пустить в ход зубы и когти. Он все еще не мог на это решиться, но придется.

Выбравшись из машины, я натянул на самые глаза вязаную шапку и показал Андрюхе указательный палец, что обозначало одну минуту. Андрей утвердительно кивнул. Сунув руки в карманы, я бодро зашагал вниз с холма.

До здания гаишного КПП было метров двести, мы специально оставили «Шевроле» в отдалении, чтобы шум работающего мотора не вспугнул расслабившихся после ночного дежурства стражей госавтоинспекции.

«Все-таки странно, — подумал я, глядя на коробку КПП. — Почему здание поставили не на холме, откуда видно и дорогу, и город, а внизу, под прикрытием утеса, где дальше ста метров ничего не увидишь?»

Впрочем, ничего удивительного, здание строили в благословенные времена застоя, когда о разбойничках с большой дороги и не думали. Вот и поставили КПП под утесом в тиши, а не на продуваемом со всех сторон холме.

Слева от КПП был молодой ельник, где недавно Андрюха своим «Блейзером» проложил колею. Теперь посреди зеленого частокола зияла брешь из обломанных пеньков и передавленной хвои. Мне пришла в голову мысль пробраться по ней к дверям милицейской резиденции. Но потом я отбросил эту идею. Крадущийся человек всегда более подозрителен, чем спокойно идущий по дороге.

Вот и здание контрольно-пропускного пункта. Не глядя на окна, я спокойно прошел за угол. Здесь стояли канареечного цвета «Жигули» с мигалкой на крыше и синей полосой На дверях. Салон автомобиля был пуст.

Плотно сжав пальцами рукоятку «АПС», я подошел к двери. Обычная деревянная дверь с алюминиевой ручкой и зещелкивающимся замком.

Повернув ручку, потянул дверь, сразу же в лицо ударил жар с ядовитым запахом потных портянок или носков. Я шумно вошел внутрь. В просторном помещении сидели двое гаишников — молодой лейтенант и такой же молодой сержант, оба в бушлатах и шапках. У лейтенанта — кобура на поясе с «макаром», у сержанта на плече висит куцемордый уродец «АКСУ», в углу гудит самодельный «козел», гоняя жар, перерабатывая электричество за счет налогоплательщиков.

Оба милиционера сидели за письменным столом перед большим окном, выходящим на дорогу. На столе — литровая банка с кипятильником внутри, кипящая вода бурлила расплескиваясь в разные стороны. Возле банки на полиэтиленовом пакете лежало несколько бутербродов. Оба милиционера курили и о чем-то увлеченно беседовали, расслабились.

— Кх-кх, — подал я звуковое предупреждение, потом спросил: — Извините, можно погреться?

— А ну пошел отсюда, — рявкнул сержант, медленно поворачиваясь на незнакомый голос, — бомжила…

Он повернулся, и последний слог повис в воздухе, в лицо милиционера смотрел черный зрачок «стечкина».

— Руки, — произнес я, для убедительности щелкнув взводимым курком. Две пары рук взметнулось к потолку. Чрез секунду за окном КПП промелькнула туша «Блейзера», раздался скрип тормозов, и тут же появились Акулов и Картунов. Андрюха воинственно сжимал трофейный «АК-74».

Направив ствол автомата на сержанта, он скомандовал:

— Брось свою «машинку» в угол.

Сержант снял с плеча табельный автомат и бросил в сторону гудящего «козла».

— Теперь ты свой «ПМ». — Ствол переместился на лейтенанта. Тот поспешно начал выполнять команду, Андрюха его осадил: — Не спеши, левой рукой. Смотри, если что, я первый…

Лейтенант все выполнил и кинул оружие в угол рядом автоматом, оба милиционера опасливо поглядывали на нас. Расстрелы дежуривших гаишников уже ни для кого не были новостью.

— Ключи от машины, — сказал я, пряча свой пистолет в карман куртки.

Лейтенант извлек из кармана бушлата ключ на фирменном «опелевском» брелоке и бросил его мне, потом хрипло произнес:

— Мы не местные, мы относимся к областному ГАИ.

— Еще скажи, что Гестапо вас не подкармливает, — усмехнулся я. — Мы поехали, возвратимся минут через сорок.

Акулов тут же гаркнул на гаишников:

— А ну живо руки за голову. Дважды повторять не буду…

Двигатель милицейского «жигуленка» работал ровно, как хорошо отлаженный механизм, хотя сама машина скрипела и дребезжала.

За рулем находился Вадим Григорьевич Картунов, очень бледный, но машину вел почти профессионально, уверенно. Я сидел рядом, поглаживая холодный металл «АПС» на коленях.

До вчерашнего дня роли нашей тройки были четко распределены: я — силовое воздействие (не важно, кулаком или пистолетом), Андрюха — водила и у меня на подхвате, Картунов исполняет пассивную роль пассажира и охраняемого лица. Так было раньше, но вчера, когда всеобычные способы выбраться за пределы района были признаны невозможными, стало ясно — надо идти ва-банк. А для этого следует, как говорят военные, увеличить число активных штыков, но не со стороны (разбойничкам здесь еще жить и «трудиться»), и изыскать внутренние резервы. С этим предложением мы подошли к Вадиму Григорьевичу. Он его тут же с визгом отверг, крича, что платит за доставку его персоны в Москву, а не за участие в наших авантюрах.

К моему удивлению, слово взял Андрюха и так рявкнул, что вице-мэр мгновенно смолк. А мой напарник популярно объяснил, из-за кого не подходят предыдущие варианты. Потом добавил, что если Вадим Григорьевич считает, будто платит нам очень много, то глубоко ошибается. А когда дело касается собственной жизни, то все богатства мира ничего не стоят. И последнее: если господин Картунов отказывается от нашего предложения, то мы, в свою очередь, умываем руки и делаем ноги отсюда.

Перед вице-мэром замаячила реальная перспектива попасть в жаркие объятия парней Гестапо. Тогда быстрой и легкой смерти не жди. Вадим Григорьевич согласился.

Проскочив частный сектор, мы выехали в центр Хребта. Город только начал просыпаться, по тротуару курсировало несколько любителей утреннего бега в разных направлениях.

Редкие машины, попадающиеся на пути, были либо хлебовозки с квадратными будками на кузове, либо молоковозы с желтыми цистернами.

— Вадим Григорьевич, — обратился я к Картунову, — надо подъехать так, чтобы нас случайно не заметила охрана.

— У него нет охраны, только водитель служебной машины, — буркнул вице-мэр.

— Это не имеет большого значения. Главное, чтобы не увидели и не подняли тревоги.

— Хорошо.

Проехав по улице, застроенной пятиэтажными хрущобами, мы свернули в один из дворов. Милицейские «Жигуль» замерли у торца серо-коричневого дома с облупившейся штукатуркой. Заглушив мотор, Картунов сказал:

— В соседнем дворе стоит черная «Волга» с водителем. Полковник выходит ровно в семь. Он первым приезжает в отделение и выясняет ситуацию за ночь. Его педантизм — притча во языцех среди подчиненных. Изо дня в день он поступает одинаково.

— Хорошо, — кивнул я, выбираясь из машины, — сейчас проверим.

Заглянув за угол, я увидел поблескивающую черным лаком «двадцатьчетверку». Водитель стоял к нам спиной слегка согнувшись, и усиленно тер лобовое стекло. Не видя погон, я безошибочно узнал знакомого старшину, ибо он один был обладателем столь гигантского седалища, наверное, во всем МВД России.

«Интересно, за что проштрафившийся старшина пошел на повышение?» — удивленно подумал я, но потом понял всех хороших водил отправили на охоту за нами, а никчемных оставили, чтобы под ногами не путались.

Сейчас следовало решить, как нейтрализовать старшину. Можно было дать ему по макушке рукояткой «стечкина», но потом возись с этой свиной тушей. А времени без пяти семь, надо торопиться.

Вытащив из подмышечной кобуры свой «макар», протянул его Картунову со словами:

— Мы сейчас приблизимся к машине, и вы окликнете старшину.

— А как стрелять? — хватаясь за оружие, спросил неожиданно осмелевший вице-мэр.

— Просто нажмите на спуск.

Угу, как бы не так. Только идиот даст дилетанту взведенное, снятое с предохранителя оружие, чтобы он начал палить в разные стороны.

Мы бесшумно приблизились к «Волге», я встал рядом со старшиной, а Картунов чуть поодаль, сжимая «ПМ» двумя руками, как заправский американский полисмен.

Я подал знак кивком головы, и вице-мэр взвизгнул:

— Не двигаться!

Естественно, после такой команды любой нормальный человек обернется посмотреть, какой дурак так шутит. Старшина не был исключением, он тут же повернулся, комкая в руках протирочную тряпку, беззвучно открыл рот.

— Руки за спину, — скомандовал я, оказавшись возле милиционера. Тот поспешно выполнил команду.

Вытащив из кармана куртки узкий ремешок от конской узды, захваченный из запасников Викинга, я перехватил им жирные запястья старшины, завязав накрепко узлом немецких десантников. Профессионалы знают, что этот узел изобрели гитлеровские парашютисты, штурмовавшие остров Крит. Он до сих пор не утратил своей надежности.

Затолкнув старшину на переднее сиденье «Волги», я прошипел сквозь зубы:

— Пикнешь — убью, — и для достоверности ткнул стволом в толстый живот.

Без одной минуты семь, перемахнув через багажник, я опрометью бросился к подъезду. Едва достиг его, как дверь распахнулась, прикрыв меня от взора выходящего. Шаг в сторону — и я скрылся за подъездной перегородкой, оставив на виду Картунова, сжимающего пистолет.

— Ба, какие люди, — раздался веселый возглас. — Вадим Григорьевич, решили вернуться в родные пенаты?

Выглянув из-за перегородки, я увидел могучую фигуру в выглаженной милицейской шинели. Говорящий стоял ко мне спиной, встреча с Картуновым была для него неожиданностью, и этим следовало воспользоваться. Шаг вперед — и ствол «стечкина» уперся полковнику между лопаток.

— Спокойно, господин полковник, — как можно почтительней произнес я и тут же добавил: — Хочу предупредить вас сразу: спарринга не будет, нет времени. Если вы дернитесь, я выстрелю, просто нет другого выхода. Что я не задумаюсь нажать на курок, полагаю, вы не сомневаетесь.

— Что мне делать? — спросил полковник Хрохмин, в его голосе мгновенно пропали насмешливые нотки. Он как настоящий профессионал прекрасно осознавал опасность.

— Руки за спину, — скомандовал я и тут же извлек еще один кожаный ремешок, который затянул на запястьях полковника.

Теперь можно было обыскать его.

— Вадим Григорьевич, подгоните машину, — сказал я Картунову, шаря левой рукой по карманам полковника.

Вице-мэр опрометью бросился к гаишной машине, а Хрохмин прыснул, глядя ему вслед.

— И стоит ради такого рисковать жизнью? — спросил он.

Я продолжал обыск. Мои пальцы коснулись чего-то твердого и очень знакомой формы. Я запустил руку под шинель потом под китель на левом бедре. В замшевой полукобуре оказался револьвер типа «наган». Эту модель ни с чем не спутаешь. Я извлек оружие на свет божий. Ровесник века свидетель и участник войн, революций, казней и репрессий, не растерявший за это время своих главных качеств точности и безотказности. На рукоятке поблескивала наградная табличка, на ней было выгравировано:

«Красному командиру Исмаилу Ваханову за храбрость, проявленную в боях с интервентами.

Реввоенсовет Северо-Кавказского фронта».

«Вот те и на. Не все чечены были бандитами», — подумал я, понимая, откуда у милицейского полковника такой раритет.

Во двор въехал милицейский «жигуль», за рулем сидел сосредоточенный Картунов.

— Прошу, господин полковник, — сказал я, открывая заднюю дверцу.

— На что вы рассчитываете, Кольцов? — высокомерно спросил Хрохмин.

— Садитесь, в машине поговорим, — еще раз предложил я полковнику по-хорошему. Хотя очень хотелось «зарядить» Менту в солнечное сплетение. Но не бить же связанного.

Хрохмин, видимо, почувствовал мое сокровенное желание и влез в машину. Я сел рядом, захлопнул дверцу, машина рванула со двора.

— Так на что вы рассчитываете, Кольцов?

Далась ему моя фамилия, ну ладно, хочет узнать — сейчас узнает.

— На вас, полковник, только на вас…

На гаишном посту все было по-прежнему, милиционеры сидели с заложенными за голову руками, Андрюха стоял в отдалении, держа автомат на изготовку. Только в литровой банке воды осталось на треть, электрический кипятильник уже не расплескивал кипяток, лишь сильно парил.

Когда подъехал «жигуленок», Акулов перевел дух, но с места не сдвинулся, продолжая держать милиционеров на прицеле.

— Все в порядке? — спросил я, заскочив в помещение.

— У меня да, а у вас? — в свою очередь, спросил Акулов.

— Да, отваливаем. — Подхватив валяющееся в углу оружие, я обратился к милиционерам: — Свои стволы подберете в ельнике, потом. А сейчас свяжитесь с дежурным по РОВД и сообщите, что нами захвачен полковник Хрохмин. Мы едем в направлении Екатеринбурга, если нас попытаются захваить, полковник будет убит. Все понятно?

Оба гаишника закивали головами, вот и отлично.

Выйдя на дорогу, я размахнулся и зашвырнул в ельник «АКСУ», следом полетел «ПМ», вращаясь, как бумеранг австралийского аборигена. По крайней мере, парням не примется отписываться за потерю табельного оружия, поищут и найдут. Зато стрелять вслед нам не будут.

Андрюха уже пересадил нашего пленника в «Шевроле» на переднее сиденье, Картунов с пистолетом в руке крутиллся возле машины и, когда я подошел, воинственно спросил:

— Может, чтобы не гнались за нами, прострелить кол ментовской машины?

Бог ты мой, что с людьми творит чарующая сила оружия.

Не удивительно, что теперь гражданские войны вспыхивают, как эпидемия гриппа.

— Нет, не стоит, — сказал я, — у них не будет времени нас преследовать. Сперва будут искать оружие, а потом писать рапорт о том, как их захватили врасплох.

— Что вы там трендите, — раздался раздраженный голос Акулова, — ждете, когда вся мусорня здесь соберется? Едем отсюда быстрее.

Мы с Картуновым сели на заднее сиденье, он за спиной Андрюхи, я за Хрохминым. «Шевроле» взревел и, круто развернувшись, рванул вверх в направлении трассы. Из здания КПП выглянули двое милиционеров и бегом направились ельнику.

— Через час будем у заслона, — весело констатировал Андрей.

До Хрохмина давно дошел смысл задуманного, и наверняка он в душе проклинал себя за самонадеянность, стоившую ему свободы, а в будущем… Кто знает, чем все кончится?

— Думаете мной прикрыться, как живым щитом, — про ворчал полковник. — Хер что у вас получится. Омоновцы с вас шкуру живьем сдерут.

— Только после вас, — улыбнулся Акулов. После удачно проведенной операции он явно повеселел. Наверное, службист уже подсчитал, что, если сейчас прорвемся, он успевает на службу.

Картунов тоже улыбался, вице-мэр был уверен, что прорвемся. Слишком веселое настроение нашего боевого экипажа наводило меня на неприятные размышления. Не один человек погиб только потому, что расслабился раньше времени.

Утро уже вступило в свои права, за окном расцвело, исчезло марево, до горизонта тянулась черная пахота. Я смотрел на мелькавший однотипный пейзаж, но мысли мои были далеки. Мозг прорабатывал возможные контрмеры наших противников.

Конечно, самый лучший вариант — зажать нас где-то на пустынном участке трассы и расстрелять к чертям собачьим.

В десять автоматов из «Шевроле» можно наделать дырок, что в голландском сыре. Потом оформить покойного полковника как умершего естественной смертью: инсульт, инфаркт, возраст Хрохмина самый подходящий для этих болячек, плюс нервная работа, да еще пребывание в Чечне. Быстренько похоронить с почестями и, как говорится, концы в землю. И нас в землю, только по-тихому, без свидетелей.

Хорош план, но вряд ли осуществим. Они просто по времени не успеют принять решение, не говоря о том, чтобы перехватить нас на трассе. Значит, второй вариант — устроить расстрел у заслона. Но это еще менее приемлемое решение. Наверняка сейчас на заслоне будет несколько гражданских машин, едущих через границу района (не считая кортежа Викинга), плюс еще солдаты из воинской части, тоже нежелательные свидетели. Можно попытаться расчистить заслон от тех и других. Но тогда сколько остается ментов в заслоне — три-пять человек. Проанализировав все наши предыдущие действия, и дурак поймет, что такая группа нас не сдержит. Мощная машина и два автомата — в такой ситуации только гранатомет может уравнять шансы. Сомнительно, чтобы заслоны были оснащены «шайтан-трубой», а доставить его раньше, чем мы туда приедем, вообще нереально. Следовательно, им остается нас пропустить. Пропустить — как бы не так, может, еще сопроводить до Москвы, до канцелярии министра МВД. Нет, пропустить они нас не могут. Потом придется сухари сушить или подаваться в бега, кому что нравится. Значит, единственное, что остается, — задержать нас до подъезда «зондеркоманды». Конечно, это не конторские антитерры типа «Альфа», но кое-чему и в ОМОНе учат, и посему есть вероятность того, что полковника попытаются отбить, а дальше… дальше по обстановке.

Думая о том, как миновать заслон, я поглядывал на небо, ни летит ли «стрекоза» — вертолет «МИ-2», против нас это козырный туз. Но небо было чистым и пустым.

Достав из кармана пачку сигарет, я закурил, закрыл глаза и, откинувшись на удобную спинку заднего сиденья, еще прокрутил возможные варианты. Нет, ничего нового придумать так и не смог. При любом раскладе нельзя останавливаться, только вперед. Если попытаются остановить, то хоть с боем, но прорываться. И Викинг со своими гвардейцами подсобят, может, без крови прорвемся. Хотя какой огневой контакт обходился без жертв? Да и Викинга не хотелось бы засвечивать, ведь тогда начнется их настоящий отстрел, ка волков. Как в самом Хребте прижучили блатату.

Я открыл глаза, посмотрел на бычий затылок сидящего передо мной Хрохмина, затянулся сигаретой. Во рту было горько от табачного дыма, и я не получал никакого удовольствия от курения. В такие моменты лучше всего бросать.

Теперь мои мысли были заняты бригадой Владиса. Он конечно, еще тот Аника-воин, человек без рода и племени, бывший офицер бывшей армии бывшего государства. Ему терять нечего, но сейчас он не один. И люди, выбравшие его вожаком, не бомжи бездомные, у многих семьи. Надо обойтись без стрельбы. Надо, но как получится.

Трасса оживала, уже начали появляться машины, и по мере удаления «Шевроле» от Хребта движение становилось интенсивнее. Уже чувствовалось приближение заслона, все чаще встречные машины сигналили фарами.

Впереди замаячила змея автомобильной колонны, машин двадцать разного калибра и цвета.

Картунов перестал улыбаться, он заметно сник. Зато пленный начальник РОВД выпрямился и как будто раздался в плечах.

Я потянул носом, как бы принюхиваясь, но последнее время меня не преследовал запах мертвечины: либо нам ни чего не угрожает, либо я нюх потерял.

Мы достигли хвоста колонны, замыкал ее допотопный «ЗИЛ-157» с облупленной будкой черного цвета, на боку которой сохранилась бледная надпись «Ремонтная», перед «ЗИЛом» стоял салатовый «Москвич», дальше «МАЗ» с длиннющим прицепом, еще дальше голубой колесный трактор.

— Сбавь ход, — сказал я, — и давай по встречной. Вроде, нам позволительно нарушить правила дорожного движения.

— Слушаюсь, мой дженераль, — хмыкнул Акулов. Наш «Блейзер» свернул на встречную полосу и медленно покатил вдоль колонны.

— Вадим Григорьевич, пригнитесь, чтобы они не могли в нас прицелиться, — сказал я вице-мэру, тот стал бледен как смерть. Чтобы хоть как-то его подбодрить, протянул именной наган: — Возьмите револьвер.

Картунов, сжимая в правой руке «Макаров», левой схватил наган и со зверским лицом сполз на пол между передним и задним сиденьями.

— Это лишнее, вам… — начал было Хрохмин, но я тут же накинул на его шею петлю из балалаечной струны и затянул ее. Вечером, когда я рылся в загашнике Владиса в поисках ремней, которые мне заменили бы наручники, наткнулся на разбитую балалайку с одной-единственной струной. Вот эта струна и навела меня на мысль о «строгом ошейнике» для пленника.

Сейчас я петлю затянул не сильно, чтобы можно было дышать без труда, но пояснение сделал:

— Дернешься, полковник, и голова будет существовать отдельно от туловища, — проговорил я, слегка затянув петлю.

— Зековские штучки, — прохрипел Хрохмин.

— На войне все средства хороши, — изрек я.

— Не зря на тебя государство деньги тратило, чекист, — уже просипел полковник.

— Сиди да помалкивай. — Я ткнул в его могучую спину стволом «стечкина».

Впереди появился заслон. С левой стороны стоял зеленый армейский БТР с группой солдат. А с правой стороны, у дороги, виднелся желтый милицейский «УАЗ» с тремя милиционерами, одетыми в каски, бронежилеты, с куцыми «АКСУ» в руках. Старшим был мой старый знакомый майор Лигостаев, его лицо было бурым, как свежая мясная вырезка. Возле майора, одетый в длинный тулуп, стоял Улнис…

Владис размахивал руками и что-то увлеченно говорил, требуя проезда. Лигостаев стоял к нему вполоборота, широко расставив ноги и сжимая правой рукой цевье автомата. Если дело дойдет до боя, то майор — мертвый: во-первых, он подпустил Викинга к себе вплотную, а во-вторых — палец не на спусковом крючке.

Опытный боец Улнис продумал до мелочей план прорыва через заслон. Белая «Лада» стояла впритык к «уазику», случае боевого контакта лишая милиционеров возможности маневра. Водитель «Лады» Кислый находился на противоположной стороне возле БТРа и курил с солдатами, что-то им рассказывая. Ясно, солдаты не успеют сообразить, что к чему, как на них будет направлен автомат. Тут уж не повоюешь, только руки задирать вверх.

За «Ладой» стоял серый «газон»-бензовоз, водитель машины метрах в ста делал вид, будто справляет малую нужду. Любой нормальный человек понимает: стрелять возле цистерны с бензином чревато многими последствиями. На другой стороне заслона у обочины стояла «Нива», возле нее копошились Угрюмый и Кока. Как я догадался, этой группе предстоит в случае опасности ударить в тыл и обеспечить отход.

Едва мы приблизились к заслону, как башня БТРа развернулась, и ствол крупнокалиберного пулемета уставился в салон «Шевроле». Достаточно короткой очереди, чтобы вся стратегия и тактика Улниса оказались напрасными.

Как ни странно, но чем ближе мы подъезжали, тем решительней становились лица моих партнеров. Картунов сумасшедшим огнем в глазах сжимал оружие. Акулов, левой рукой держась за руль, правой щелкал предохранитель автомата.

«Блейзер» все ближе подъезжает к заслону. Черное жерло крупнокалиберного пулемета следит за нами, как глаз самой смерти.

Солдаты срочной службы снимают с плеч автоматы младший сержант что-то говорит Кислому, видно, отгоняет его. Кислый не спешит уходить, что-то отвечает, жестикулируя. Присмотревшись, можно заметить, как нервно дергающейся левой рукой он массирует правую, пальцы которой расстегивают пуговицы полушубка.

Уже можно рассмотреть лица милиционеров. Рука Лигостаева скользит вверх от цевья к курку. Левая рука Улниса опускается в карман тулупа, правую он засовывает под полу. Все происходит, как в замедленной киносъемке, которая уже через секунду может взорваться шквалом огня.

— Все, вам конец, — едва ли не радостно объявляет Хрохмин. — Вас уничтожат. Моя персона неважный щит, не на ту лошадь поставили, господа. Наверняка мой заместитель уже связался с заслоном и приказал вас остановить и арестовать, в случае неповиновения применить оружие. Наш прокурор давно имеет на меня зуб, поэтому с удовольствием благословит эту акцию. Вряд ли мне выжить, но и вам конец.

Он блефовал, на языке профессионалов это называется «психологическая атака для дестабилизации преступника(ков)». Может, ему что-то и удалось бы, но в другой раз.

После посещения города Хребта, знакомства с некоторыми офицерами милиции и общения с главой дорожных разбойников я знал, кто кому подчиняется и чей козырь выше в здешней игре. У нас был беспроигрышный вариант, мы прикрывались джокером.

— Как бы то ни было, — проговорил я, затягивая еще больше удавку на шее Хрохмина, — твоя смерть, полковник, идет впереди нашей, по крайней мере моей. Я буду прикрыться тобой и стрелять из-за тебя, а менты стрелять будут в меня сквозь тебя. От своих сдохнешь. А хочешь лучше вариант? — спросил я и, не дождавшись ответа, продолжил: — Андрюха сейчас рванет напрямик мимо БТРа. Он хорошо водит машину, а я тем временем расстреляю бензовоз, вот будет фейерверк. Но это все крайний случай, знаешь, почему?

Полковник молчал, но я сильнее сдавил удавку, и он просипел:

— Почему?

— Потому что никто в нас стрелять не будет. В Хребте «первая скрипка» ты. Ты главный магистр в ордене бандитов в погонах. Ты бы мог отдать приказ расстрелять машину с любым заложником. Потом бы смог оправдаться, а твой заместитель капитан Колодин не отдаст такого приказа, и прокурор его не санкционирует, потому что оба знают, после смерти полковника Хрохмина мало того, что будет следствие, так еще и пришлют нового начальника РОВД; это как-никак полковничья должность, и капитану ее не занять. А новая метла по-новому метет.

— Сука, — прохрипел Хрохмин.

— Либо ты, Гестапо, отдаешь приказ своим барбосам нас пропустить, либо мы переходим к варианту интенсивного прорыва. Тогда, сам понимаешь, без жертв не обойтись, а жертвы среди милиции и военных уже не спишешь на местных бандюков. Резонанс получится пренеприятнейший. С одной стороны, расследовать будет прокуратура, с другой — внутренняя контрразведка МВД (дело явно с душком), а гибели солдат привлечет к расследованию особый отдел округа и соответственно ФСБ. Такие силы будут задействованы, только держись. В этом случае, Владимир Леонидович, сам понимаешь, кому уготована роль бычка на заклание. Нынешний ваш министр непримирим к взяточникам, а уж к бандитам… Легким следствие не будет, порвут на части.

Хрохмин заскрипел зубами, но меня это не сильно волновало.

Я ткнул в затылок полковника пистолетом и прорычав ему на ухо:

— Ну, командуй, Гестапо.

Щелк — предохранитель автомата встал на автоматический огонь, музыкальные пальцы Акулова обхватили рукоятку, указательный палец лег на спуск.

— Ну, полковник. — Я нажал кнопку электроподъемника стекла, давая возможность Хрохмину не надрывать голосовые связки, и снова приставил пистолет к затылку.

— Лигостаев! — крикнул полковник и тут же закашлялся. Я слегка ослабил удавку.

Майор, уже сжимая двумя руками «АКСУ», не спеша направился к нашей машине. Не доходя полутора метров, он остановился, я слегка сдвинулся, развернув корпус в его сторону. С такого расстояния и под таким углом я без труда за секунду всадил бы две-три пули в промежуток между бронежилетом и каской.

— Майор, — проговорил более уверенно Хрохмин, — пропустите нас. Без досмотра.

— Виноват, господин полковник, — вытянулся перед машиной Лигостаев. — Получено распоряжение дежурного по РОВД, капитана Колодина, ни одной машины не пропускать без досмотра.

Бог ты мой, святая наивность, он чуть ли не открытым текстом шпарил, что командование принял на себя Колян Колодин. Будто мы не знаем, кто здесь «наследный принц».

— Слышь, полковник, — шепнул я на ухо Хрохмину, в очередной раз затянув удавку, и полковник зашипел, как змея, попавшая в силок, — может, мне все-таки стрельнуть в бензовоз, для затравки? — Удавку я ослабил, но опустил свое дверное стекло.

— Вы что, майор? — вскрикнул полковник, молодец, понял, что нам нечего терять. — Я вам кто, начальник РОВД или мальчик?

— Но… — начал было Лигостаев.

В затылок полковника сильнее уперся ствол пистолета, он дернулся (насколько позволила удавка) и рявкнул:

— Вы что, Лигостаев, с утра перепили или просто дурак?

— Господин полковник, я не потерплю… — Пьяница майор неожиданно вспомнил о человеческом достоинстве.

— Андрюха, приготовься, — едва слышно прошептал я. Хрохмин понял, что от перестрелки с тяжкими последствиями нас отделяют считанные секунды. Гестапо понятия не имел о Викинге и его гвардейцах.

— Майор, пропустите нас, это приказ. Потом доложите Колодину, скажите, я приказал, — ревел полковник. Ох, как ему не хотелось, чтобы началось смертельное единоборство.

— Но Колодин прибудет с минуты на минуту, — пробовал возражать Лигостаев.

— Трогай потихоньку, Андрюха, — шепнул я, в этот момент за спиной вырос, как призрак смерти, силуэт Улниса.

На какую-то долю секунды его опередил начальник хребтовского РОВД.

— Лигостаев, — закричал он, — когда прибудет Колодин, доложите ему о моем проезде, пусть ждет моего возвращения. И готовит вариант «Б».

Мы проехали мимо милицейского «уазика», потом армейского БТРа. Заслон остался позади, никто не стрелял нам вслед. Милиционеры и солдаты ошарашенно смотрели на Лигостаева. А он тупо смотрел вслед удаляющемуся «Шевроле», так и не поняв, что от него требуется: остановить похитителей полковника Хрохмина или пропустить их по приказу похищенного полковника. И кто главнее — полковник или замещающий его сейчас капитан Кололин.

«Шевроле» проехал мимо стоящей у обочины «Нивы». Прежде чем поднять стекла, я подмигнул Угрюмому. Бывший погранец даже виду не подал, отвернувшись, он опустил крышку капота…

Осталась позади колонна с милицейским заслоном, и по мере удаления нашего автомобиля силуэты людей и техники все уменьшались и уменьшались, пока совсем не исчезли.

— Уф. — Я наконец перевел дух, пальцы мелко дрожали, а ладони покрылись холодным потом. Все-таки прорвались.

Ослабив петлю, снял удавку с шеи Хрохмина. Полковник тоже перевел дух, не произнеся ни слова. Видимо, обдумывал сложившуюся ситуацию.

Андрюха насвистывал, Картунов по-прежнему держал в каждой руке по пистолету и настороженно поглядывал назад. Это, по-моему, единственный из нас, кто не верил в наше спасение.

Трасса струилась черной рекой под колесами «Блейзера». За окнами проплывал однообразный пейзаж: распаханные поля и пунктиры лесополос. А встречные машины не пугали нас. Мы все дальше и дальше уезжали от Хребта и все ближе и ближе были к Москве.

— Кажется, вырвались, — неожиданно для всех произнес Картунов, — слава те, Господи, — и перекрестился.

Эта картина вызвала у Акулова приступ истерического смеха. Я тоже залился смехом. Через минуту нам вторил сам виновник этого веселья.

Немного успокоившись, Вадим Григорьевич, вытирая мокрые от слез глаза, выдавил:

— Дурдом на колесах.

И снова безумный, истерический смех. Так могут смеяться люди, мысленно попрощавшиеся с жизнью. И вот они живы, несмотря ни на что.

— Какая судьба меня ожидает? — спросил Хрохмин, голос его был абсолютно спокойным.

— Конечно, можно было бы вас сопроводить до Москвы, — начал я излагать мысли вслух, — но дорога неблизкая и небезопасная. А вы, Владимир Леонидович, столь ненадежный попутчик, что всякое может произойти. От банальной перестрелки до статьи о похищении должностного лица при исполнении. За такое могут влепить на полную катушку, это нам ни к чему. Поэтому, господин полковник, мы вас высадим в ближайшем более-менее цивилизованном населенном пункте. Вы сможете связаться со своими подчиненными, и они вас вернут к родным пенатам. Вот так вот.

— Вы не за ту команду взялись играть, Кольцов, — неожиданно зло произнес полковник. Повернув голову, он с вызовом посмотрел на меня.

— Я ни за чью команду не играю, — ответил я, пряча «стечкина» в карман: зачем светить оружием понапрасну.

— А за что вы играете?

— За деньги, — усмехнулся я.

— А, русский легионер, — хмыкнул пленник. — Вы со своим дружком Акуловым думаете, что «развели» периферийных «лохов» и это вам так сойдет, нет, мой дорогой, это не конец. Мы встретимся в Москве.

— Владимир Леонидович, следуя вашей спортивной терминологии, отвечу. Если мы выиграли на чужом поле, то на своем тем более выиграем. А вам дельный совет: не лелейте мести, лучше поищите на свою жопу фиговый листок. Потому что, мне кажется, вас ждут большие неприятности, как только Вадим Григорьевич доберется до высоких кабинетов.

— Картунов вообще не жилец, — презрительно скривился Хрохмин.

— Ах ты, сука, — взвизгнул Картунов, ткнув в затылок пленника тупорылым стволом «Макарова», и, зажмурив глаза, закричал: — Умри, паскуда!

Я подсознательно ожидал чего-то подобного. Пистолет, поставленный на предохранитель, не выстрелил, а времени сообразить, почему произошла задержка, беглый вице-мэр не имел, я забрал у него оружие.

— Вадим Григорьевич, вы не знаете, как упечь нас на каторгу? — возмутился Акулов. Ему, лицу должностному, служившему в департаменте правительственной связи, эти разборки провинциальных чиновников были не по душе.

На всякий случай «наган» я тоже отобрал. Съездить бы ему еще по харе. Но нельзя, клиент все-таки, дашь по роже — и плакали тогда кровно заработанные деньги. Вот она, мораль нынешнего времени: на «кормильца» руку нельзя поднимать.

Мы ехали молча, Андрюха время от времени поглядывай в зеркало заднего вида, не пустили ли за нами в погоню «зондеркоманду». Но трасса была деловито-мирной, ничто не мешало нам двигаться в Москву.

Хрохмин тоже молчал, понимая, что своими угрозами едва не напросился. Наверное, только сейчас осознал, насколько близко подошел к черте, откуда возврата нет.

Картунов сидел насупившись и поглядывал на меня исподлобья. С момента нашего прорыва через милицейский заслон вице-мэр круто изменился: из труса, дрожащего от дуновения ветра, превратился в кровожадного зверюгу, готового лишить жизни ненавистного ему человека. Наверное, это от пережитого. Размозжи он сейчас череп полковнику уже через полчаса раскаивался бы, что сделал это сам, а не поручил кому-нибудь. Знаю эту публику, привыкли загребать жар чужими руками.

А я, глядя в окно, думал о предстоящей дороге, пытаясь разгадать ход мыслей наших противников. Конечно, то, что «Шевроле» вырвался за пределы района, усложняет их действия. А с другой стороны — это даже развязывает им руки. Можно снять оцепление, вернуть военных в казармы, броневики в боксы, а милиционеров по месту службы, выделив для погони наиболее подготовленных и решительных бойцов. Таким образом перенеся точку уничтожения в другой район, в другую область, вешая это убийство на чужие плечи. И по сегодняшним меркам, делая его дохлым висяком. Значит, сейчас надо быть особенно начеку.

Впереди появились размытые силуэты построек какого-то поселка. Еще через пять минут дорожный указатель сообщил, что мы въезжаем в поселок Тихий. Хорошее название для места высадки нашего заложника. Мы ехали по трассе вдоль полуразвалившихся домов умирающего поселка. Покосившиеся заборы, пустые глазницы разбитых окон.

— Надеюсь, вы меня высадите здесь? — спокойным голом спросил полковник Хрохмин. — Или уже передумали?

— Да, Владимир Леонидович, здесь мы расстанемся, подтвердил Акулов, выезжая на поселковую площадь и останавливаясь рядом со стекляшкой придорожного кафе. Несколько местных старушек выкладывали на табуретки, служившие им прилавками, незамысловатый товар: яйца, творог, домашнее молоко.

— Купить парного молочка на дорожку? — спросил Андрюха, зевая и разминая плечи.

— Дома будешь пить молоко, — ответил я, выбираясь из салона, затем открыл переднюю дверцу и помог Хрохмину Вылезти из автомобиля. Оказавшись на твердой почве, полковник молча повернулся ко мне спиной, демонстрируя связанные кисти.

После того как я освободил его руки от пут, милиционер, разминая суставы, насмешливо спросил:

— «Наган» отдашь? Именное все-таки оружие.

Я тоже улыбнулся:

— Не думал, что вы, Владимир Леонидович, красный чеченский командир Исмаил Ваханов.

Улыбка сползла с губ Хрохмина, лицо стало грозным.

— Верни «наган», это боевой трофей.

— Ну, — я пожал плечами, — у трофеев такая судьба — переходить из рук в руки. От побежденного к победителю.

Ответ был ловушкой, я ожидал, что полковник что-то предпримет, но он не поддался на провокацию. Черты его лица смягчились. Хрохмин грустно улыбнулся и негромко Произнес:

— Отчаянный ты черт, капитан.

— Бывший капитан, — ответил я, будучи по-прежнему наготове.

Но полковник не собирался нападать. Сунув руку в карман, он небрежно бросил:

— Не забывай о моем предупреждении, — и, круто повернувшись, зашагал к деревенскому кафе.

Я сел рядом с Андрюхой и, указав ладонью в направлении Екатеринбурга, сказал:

— Поехали.

«Блейзер» сорвался с места и, увеличивая скорость, понесся прочь из поселка Тихий. Вскоре мы проскочили указатель с красной полосой.

— Надо было убить гада, — раздалось за нашими спинами.

Мы одновременно оглянулись назад. Забившись в угол, там сидел насупившийся Картунов. Он сейчас был похож на загнанную крысу. По-видимому, в отличие от нас с Андрюхой, он прекрасно представлял, что угрозы начальника хребтовской милиции не пустые слова.

— Надо было его прямо здесь кончить, — снова проговорил вице-мэр.

Мы с Андрюхой переглянулись, а затем Акулов произнес:

— У вас, Вадим Григорьевич, еще будет уйма возможностей. Приедете в Москву, через свои каналы найдете исполнителей, и они выполнят эту вашу прихоть.

— А вы? — не унимался наш клиент (совсем оборзел козел).

— А мы, Вадим Григорьевич, не по этому делу. Мы даже как будто наоборот, защищаем людей. Вроде как телохранители по контракту. — Голос Андрюхи звучал спокойно, даже насмешливо.

— Наоборот, — передразнил Картунов. — Гестапо приговорил вас, как и меня. И если бы сейчас его труп зарыли где-то на обочине, потом до конца дней спали бы спокойно, а так…

— Вадим Григорьевич, — на этот раз не удержался я, — даже при нынешнем бардаке полковники милиции не пропадают без вести. Его бы искали и нашли нас. И что бы мы объяснили прокуратуре: что он нам угрожал и поэтому мы первыми его порешили. Нет, это не ответ следователю. Уж лучше вы пускайте в ход свои козыри, пускай они с прокуратурой и инспекцией по кадрам общаются и дают им ответы на все каверзные вопросы.

— Да-да, — неожиданно легко согласился с моими доводами Картунов, его лицо просветлело, и он даже улыбнулся. — Они сядут, и надолго. А там…

— Все это лирика, — снова взглянув на карту, проговорил я, — но нельзя забывать о прозе жизни. Оставшись без заложника, мы раскрылись для удара, и теперь наша единственная защита — это преимущество в опережении. Но эта как говорится, величина относительная.

— Что ты предлагаешь? — спросил Акулов, многозначительно покосившись на лежащий между нами «Калашников».

— То, что замышляли в Тюмени, теперь придется сделать и Екатеринбурге. Вы с Вадимом Григорьевичем отправитесь самолетом в Москву, а я перегоню машину. К тому моменту, как наши преследователи опомнятся, за них возьмутся соответствующие органы. Ты успеваешь на службу, а я, в случае серьезных неприятностей, где-нибудь укроюсь и пережду пару дней. Ферштейн?

— Нихт ферштейн, — отрицательно покачал головой мой напарник, держа одной рукой колесо руля, а другой поглаживая цевье автомата. — Ты думаешь, так просто перегнать «Блейзер» через полстраны без документов и еще напичканный оружием, как боевая машина пехоты. Нет, дружище, тебе вряд ли удастся выехать из города. Поэтому с Вадимом Григорьевичем на самолете полетишь ты, а я поеду по грешной земле. В случае опасности всегда смогу обратиться к братьям из местной ФСБ, как-никак еще совсем недавно были одной конторой.

— Стар я, Андрюша, — попытался я отказаться, — таскать подпольно «стволы» через металлоискатели. Это ведь целая наука, как незаметно пронести оружие на борт самолета.

— Ничего не надо проносить, — отрезал Акулов. — Полетишь без оружия.

— Как же я буду защищать нашего клиента?

— В воздухе он будет в безопасности, а в аэропорту тебя встретит твой друг Донцов со своей милицейской шоблой, и будет это понадежней «Макарова» со «стечкиным» вместе.

— А… — Я было открыл рот, чтобы спросить, откуда Донцов узнает о нашем прилете, но Андрюха опередил:

— Из екатеринбургского аэропорта позвонишь.

— Тады ой. — Мне оставалось только согласиться.

— Вадим Григорьевич, — обратился к нашему клиенту Акулов. — Вы, я надеюсь, не против сменить транспорт?

— О чем вы говорите, — по-старушечьи всплеснул руками Картунов, в его глазах появился блеск.

Беглый вице-мэр в очередной раз переживал эмоциональный подъем. Если все пойдет как задумано, то уже к сегодняшнему вечеру… Впрочем, в этом непредсказуемом путешествии загадывать наперед глупое и неблагодарное занятие.

Чем ближе мы подъезжали к Екатеринбургу, тем больше на нашем пути попадалось различного транспорта — от лошадей, запряженных в телегу, до шикарных иномарок, от юрких малолитражек до многотонных тягачей с длиннющими прицепами, затянутыми цветными тентами. Все оживало, шевелилось, двигалось, даже солнце выглянуло из-за низких туч.

— Веселенький пейзажик, — проговорил Андрюха. Впереди, освещенные солнечным светом, вздымались многоэтажки миллионного города…

Улицы Екатеринбурга были забиты снующими во все стороны машинами. Как и в Москве, то и дело попадались лихачи, норовившие создать аварийную ситуацию на дороге. Акулов ругался благим матом, мне показалось — еще немного, и он схватится за оружие. Поэтому я для собственного спокойствия убрал автомат под ноги.

— Ну, блин, — ругался Андрей, — они здесь все права покупают, что ли? Еще надо и правила дорожного движения знать. Какой-то бесконечный марафон на выживание.

— А может, это ты в степных просторах разучился ездить по-человечески, — подначил я приятеля.

Привокзальная площадь поглотила нас, как огромное море. Асфальтовое море жило, дышало выхлопами сгоревшего бензина, шевелилось тушами десятков машин и издавало звуки, свойственные только этой порожденной человеком стихии. Центр площади венчало приплюснутое здание аэровокзала из стекла и бетона.

Я облегченно вздохнул и полез в карман за сигаретами. Но закурить не успел.

— Мать-перемать, — снова разразился матом Акулов. Я было решил, что какой-то лихач нас подрезал в очередной раз. Но теперь Андрюха сам безбожно нарушал правила.

Резко рванувшись влево, тяжелая громада «Блейзера» выскочила на встречную полосу, едва не столкнувшись с темно-синей «Ладой». Хозяин «Лады» с искаженным от страха лицом пытался увернуться от столкновения и тут же угодил под колесо грузового «ЗИЛа». Мощный удар грузовика — и «Лада», развернувшись на сто восемьдесят градусов, выскочила на противоположную сторону, подставив бок несущемуся «БМВ». Водитель иномарки, как и водитель «Лады», не успел ни затормозить, ни увернуться. Еще один удар — и сзади в «БМВ» впечаталась «Тойота», а в нее «Волга», потом какой-то грузовик. У нас за спиной, как цунами, росла баррикада из разбитых машин. А Акулова будто это и не касалось, он давил на газ, пытаясь догнать горчичного цвета маршрутный «Икарус».

— Ты что творишь, придурок? — сам как ненормальный заорал я, сжимая в руке бесформенный комок картона, из которого сыпались табачные крошки.

Я оглянулся. Автомобили плотно закупорили дорогу, на тротуаре, перед столбиками турникета, стоял черный джип «Мицубиси-Паджеро», возле машины суетились четверо мужнин в черных куртках. Один из них извлек из-под полы «Калашников», откинул приклад оружия. Затем, упершись локтями в лакированный капот машины, стал целиться вслед удаляющемуся «Шевроле».

Секунда, и… «Блейзер», в очередной раз подрезав параллельно двигающуюся машину, укрылся за длинным корпусом «Икаруса».

— Уф, пронесло, — вырвалось у меня.

— Пронесло, как же, — усмехнулся Андрюха, — теперь, кроме хребтовских боевиков и местной ГАИ, которая объявит на нас охоту, нашей крови будет еще жаждать группа пострадавших автолюбителей.

— Автолюбители не скоро нам смогут причинить неприятности. А вот как ты учуял «зондеркоманду»?

— Какой хрен учуял, — отмахнулся Андрей. — Нервы их подвели, секундой позже — и все, нам кранты. — Пауза, нервный смешок. — Ловко, черти, придумали, поставили свои «Мицубиси» с двух сторон на въезде на площадь. Если бы только они пропустили нас внутрь, вряд ли бы мы выкрутились на этот раз.

Я ничего не ответил, лишь подумал: Хрохмин действительно опасный противник. Не стал откладывать месть в долгий ящик, действовал на опережение. Все рассчитал, сукин сын, даже то, что мы можем воспользоваться авиацией. Возле аэропорта мы были бы как на блюдечке. Хочешь, бери живьем, у «зондеркоманды» омоновские ксивы, им сейчас сам черт не брат. А в случае применения оружия и того легче, в машине целый арсенал стволов, включая «наган» чеченского командира. Даже ничего выдумывать не надо. Продемонстрируй журналистам наградную надпись — и вся страна будет знать, что террористы добрались до Урала.

Оставив свои мысли при себе, вслух я произнес другое:

— Вариант с поездом пока отвергается, слишком долго И хлопотно, а главное, по сравнению с машиной небезопасно.

— Да, на машине мы маневрировали, — согласился Акулов, потом, не поворачивая головы, обратился к Картунову: — Вадим Григорьевич, вы вроде как местный, не подскажете, как из этого славного города нам выбраться быстро, а главное, незаметно?

Картунов, в отличие от нас с Андрюхой, из-за быстрого изменения ситуации не успел испугаться и сейчас выглядел довольно бодрым. Прижавшись лицом к окну, он как крот подслеповато уставился на мелькающие названия улиц. Затем, уловив буквы на синем щите указателя, радостно произнес:

— Сейчас будет перекресток, там повернете налево.

— Слушаюсь, сэр, — гаркнул на манер американского сержанта Акулов и залился нервным смехом.


Всю ночь мы рвали когти, устроив на уральских просторах внедорожное ралли Екатеринбург — Москва, выжимая из нашего «Блейзера» все, что только можно.

Прыгая на ухабах, Андрюха то и дело приговаривал:

— Слава богу, снега нет, а то кранты.

Дважды за ночь мы с Вадимом Григорьевичем откапывали застрявшие колеса машины и еще дважды рубили хворост в ближайших лесопосадках, чтобы выбраться из болота.

Порядком вымотавшись, утро мы встретили за пределами юрисдикции екатеринбургской ГАИ.

— Ну вот, господа, мы в Башкирии, — весело сообщил Акулов, когда проехали дорожный указатель.

— Теперь осталось еще здесь что-нибудь натворить, — зевая во весь рот, проговорил я. — Чтобы и отсюда бежать быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла.

— Типун тебе на язык. — Андрюха трижды сплюнул через левое плечо. Потом изо всей силы вдавил в пол педаль Тормоза и рявкнул на меня: — Садись за руль.

Ничего себе, он, видите ли, устал, а я нет. Молча заняв водительское кресло, я с завистью наблюдал, как мой напарник укладывается спать. Делать нечего, надо ехать…

Дорога была почти пустынна, а бесснежный зимний пейзаж сер и однообразен. Постепенно мое сознание стало туманиться, взгляд, ловящий черную ленту асфальта, выхватывал картинки прошедшего: детство, отрочество, ранняя молодость, школа КГБ, Афган…

Я дернул головой, прогоняя сонливость, что за черт, был один пейзаж, только закрыл глаза — уже другой. Твою мать, сплю за рулем, нет, надо завязывать с такой ездой, а то на один придорожный обелиск станет больше.

Левой рукой сжимая руль, правой начал трясти мирно спящего Акулова:

— Андрюха, проснись, подъем.

Он еще несколько минут пытался бороться за право на отдых, похрапывая и пуская тягучие слюни, ноя был неумолим. Наконец мой напарник широко зевнул, потянулся и открыл глаза.

— Бог ты мой, — горестно вздохнул Андрей, — что за жизнь. Всего три часа поспал — и снова за руль. Никакой тебе техники безопасности, никаких условий труда.

— Меньше текста, — процедил я сквозь зубы, — терпеть не могу бессмысленной болтовни.

— Ладно, ладно. Вон, видишь заправку, давай туда.

Я проследил за направлением руки Акулова. Из-за поворота виднелись большие красные буквы АЗС.

— Там заправим нашего стального коня и сами отольем, — продолжал ворчать Андрюха. — Что-то совсем стар стал, мочевой пузырь ни к черту.

— Неплохо бы еще и пожрать, — раздался из-за спины сонный голос вице-мэра.

— Неплохо, — согласился я, клиент всегда прав, особенно в этом случае.

— Пожрем, — пообещал Андрей…

Автозаправочная станция была построена в милые застойные времена. Железобетонный куб операторской, любовно облицованный серой керамической плиткой, да шесть допотопных ярко-красных колонок. Однако даже невооруженным глазом можно было заметить наступление западной идеологии и на столь далекие края, правда, выражалось это, как и в умирающих селах, все больше в рекламных наклейках. Все колонки были облеплены ими, а из-за спины молодого диспетчера на нас пялился опухший от анаболиков Рэмбо-Сталлоне: плакат был старый, как дедушкино фото, отчего борец с коммунизмом пожелтел и стал похож на вьетконговца, а мухи, летом водящиеся в этих местах в несметном количестве, добавили еще немного шарма, сделав супермена сильно веснушчатым.

— Девяносто пятый есть? — спросил Андрюха у диспетчера.

— Чай, не в деревне живем, — недовольно скалясь, пробормотал поклонник Сталлоне.

— Полный бак, — сказал Акулов, просовывая деньги в окошечко.

Мы стояли с Андрюхой и смотрели, как медленно и тяжело солнце пытается выбраться из-за верхушек дальних деревьев.

— Это тебе не лето, — философски заметил мой напарник. — Теперь каждая минута светлого времени буквально отвоевывается.

— Слава богу, хоть туч нету, — отмахнулся я, мне было не до красот природы. Увидев суетящегося возле бака диспетчера с заправочным пистолетом, я обратился к нему: — Милейший, где тут у вас удобства?

— Че? — не понял потомок кочевников.

— Туалет где? — перефразировал я свой вопрос.

— А, — довольно оскалился диспетчер, — там, — и махнул рукой в направлении своей будки.

В диспетчерской санузла не оказалось. Там витал дух табачно-водочного перегара, на старом столе с потрескавшимся лаком стояло несколько пустых водочных бутылок, из скомканной газеты выглядывали огрызки колбасы и хлеба, возле газеты лежала разрезанная луковица и горкой были насыпаны крупные кристаллы соли. С противоположной стороны стола были разложены нарды. В дальнем углу темной комнаты стоял небольшой топчан, обитый потертым красным бархатом. На топчане развалился здоровенный детина с небритым лицом пропойцы. Он, по-видимому, осуществлял охрану здешней «точки». Почувствовав чужое присутствие, здоровяк вздрогнул и открыл глаза.

— Тебе чего? — вытаращился он на меня.

— Туалет ищу, — ответил я.

— Здесь нет, — зевая, произнес охранник, — за будкой.

За зданием не было никаких строений, лишь степь да степь кругом. Да невдалеке виднелись кованые ворота с надписью «Кемпинг „Рапсодия“».

Когда я вернулся к «Блейзеру», диспетчер заправил машину и уже испарился, теперь возле машины стоял небритый здоровяк и что-то вкрадчиво говорил Акулову.

— Вот, Каскадер, — обратился ко мне Андрюха, указывая на охранника, — человек дело предлагает.

— Что такое? — спросил я, дергая левым плечом, как паралитик. Ремень пистолетной сбруи сильно натер мне плечо, и оно неприятно саднило, а снять сбрую не получалось: куда девать «макар», если за поясом «стечкин», а в кармане «наган». Бросить оружие в машине тоже нельзя, там сидит агрессивно-воинственный вице-мэр. От греха подальше лучше потерпеть.

— Значит, так, мужики, — снова начал небритый пропойца, теперь его монолог предназначался для меня, — места у нас здесь недобрые, народ пошаливает. Да что я вам говорю, сами знаете, что на дорогах творится, бандит на бандите. Человеческая жизнь копейки не стоит.

— Ну, и что ты предлагаешь? — спросил я, хотя сам знал, какое будет предложение.

— Есть тут у нас ребята, — опустив голову, пропойца едва ли не перешел на шепот, — серьезные ребята, обеспечивают охрану в здешних краях и недорого берут. По «лимону» с рыла. Че смотрите, цена божеская.

Мы переглянулись с Андреем, потом я сказал:

— Значит, так, отец родной, спасибо большое за заботу.

Только… только охрана нам не нужна. Нам проезд гарантировал Басурман, небось слышал про такого? — Сделав паузу, я по-блатному сплюнул сквозь зубы. — Басурман так и сказал: «Езжайте, все будет тип-топ», — понял?

Здоровяк пожал плечами, дескать, ваше право. Потом, сделав шаг назад, проговорил:

— Как хотите, но на вашем месте я бы далеко не уезжал.

— А мы и не спешим, — спокойно произнес Андрюха, доставая сигареты из куртки. Когда охранник исчез в диспетчерской, он, не меняя выражения лица, сказал: — Может, следовало заплатить?

— Ну да, будем платить всякой рвани, которая называет себя «крышей» в каком-нибудь клозете, — процедил я сквози зубы.

— И что, снова гнать во все лопатки?

— Слушай, давай сядем в машину да плотно позавтракаем, — предложил я. — А то мы все на ходу да на ходу.

Пропью около пятнадцати минут, когда со стороны кемпинга примчалась ярко-красная «Ауди». Перекрыв машиной выезд на трассу, из салона выбралось двое коротко стриженных плотных мужчин. Оба одеты в кожаные куртки и черные джинсы, заправленные в высокие голенища ботинок на толстой подошве, в которых любят щеголять московские бритоголовые. Тяжело переваливаясь, они быстрым шагом направились к «Шевроле», мы только доедали по второму бутерброду.

— По-моему, бандюги настроены более чем решительно, — проговорил Андрюха.

— Только этого нам еще не хватало, — буркнул Картунов, по-черепашьи втягивая голову в плечи.

— Как страшно, просто жуть. — Я медленно расстегнул «молнию» на куртке.

Когда визитеры почти вплотную приблизились к маши не, Андрей сунул остаток бутерброда в рот и медленно ста опускать стекло. Я выбрался из салона, краем глаза ухватив грузную фигуру небритого охранника: сложив руки на груди, тот с самодовольной улыбкой наблюдал за предстоящим спектаклем. Обойдя машину, я вышел вперед, но визитеры не обратили на меня никакого внимания.

— Это вы тут самые центровые? — поблескивая на солнце золотой фиксой, спросил, видимо, старший из парламентеров, мужчина лет сорока с худым скуластым лицом и маленькими злыми глазами, посаженными слишком глубоко на лице. Его руки были расписаны зоновской живописью, из чего можно было предположить, что он из касты если и не стопроцентных блатных, то приблатненных точно.

— В чем дело? — глядя детскими голубыми глазами, спокойно спросил Акулов.

То ли раздразнил его спокойный тон, то ли безобидные василькового цвета глаза, то ли наш прикид, но блатюк тут же распустил пальцы веером, как павлин свой хвост, и просипел:

— Что вы тут горбатого лепите, какой Басурман, к чертям собачьим. Пусть у себя за Уралом капусту шинкует, а тут наша делянка, и мы ее окучиваем. Так что с вас, козлы, по два «лимона», и быстро, пока я добрый.

— Так вроде такса — «лимон», — слепил я дурачка.

— Надо было платить, когда предлагали, а теперь штрафные санкции пошли, — снова блеснула фикса из оскаленной пасти урки.

До сих пор молчавший и наивно смотревший снизу вверх на грозного блатаря Акулов неожиданно вытянул из окна левую руку и поманил его указательным пальцем к себе.

— Ты че, козел, оборзел? — взревел урка, но тем не менее наклонился. Когда его лицо оказалось на уровне раскрытого окна, в лицо парламентария уставился тонкий ствол гэдээровского «АК». Стоящий на подхвате напарник урки, парень лет двадцати с могучей шеей борца, попытался прийти на помощь старшему и выхватил из-под куртки помповое ружье, но, видимо, плохо тренировался, поэтому эффектного зрелища не получилось. Чего нельзя сказать обо мне: откинув правую полу куртки на ковбойский манер, я тут же положил ладонь на рукоятку «стечкина», торчащего из-за пояса, а левая пола куртки неожиданно вздыбилась, и оттуда донесся характерный щелчок взводимого курка. Борец тут же поднял обе руки на уровень груди, из-под куртки вывалилось черное ружье с пистолетной рукояткой вместо приклада. Металл жалобно звякнул, ударившись об асфальт.

— Вы че, мужики? — простонал урка, сглатывая подошедший к горлу ком.

— Мужиков поищешь в своей гребаной деревне, у селыльпо. Понял? — В голосе Акулова звенело железо, а глаза стали бездонными, как переход в царство мертвых. Умеет, шельмец, пустить пыль в глаза.

— Понял, — пробубнил урка, — ей-богу, понял. Сразу видно, серьезные люди. Может, разойдемся краями, без предъяв. Ни вы к нам, ни мы к вам. В натуре, без предъяв.

Андрей, не отнимая автоматного ствола от лица парламентера, перевел взгляд на меня:

— Ну, что, Каскадер, скажешь, без предъяв?

— Без предъяв? — умышленно переспросил я. — Это же на манер шавок комнатных, побрехали друг на друга и разошлись в разные стороны, довольно виляя хвостами. Несерьезно как-то.

— А тебе только надо пройтись огнем. Оставить и менам дополнительную работу, — подыгрывал мне Андрей. Неожиданно он убрал автомат, ласково улыбнулся и сказал: — Обойдемся без предъяв.

Облегченно вздыхая, урка медленно выпрямился, искоса поглядывая на меня. Пальцы моей правой руки нежно поглаживали пластиковые накладки «АПС».

— Мы свободны? — спросил старший, все еще не веря, что им так легко удалось «соскочить».

— Если других дел здесь у вас нет, то до свидания, — промурлыкал Андрюха.

— Нет уж, прощайте, — отмахнулся старший.

Оба повернулись, чтобы уйти, но я их окликнул.

— Эй, «ствол» заберите, нам своего барахла хватает.

Борец быстрым рывком подхватил ружье и засеменил вслед за старшим. Они уже достигли своей «Ауди», когда мне в голову пришла мысль поставить окончательную точку в этом диалоге.

— Стой, братва, — крикнул я и быстро направился к. ним. Бандюги переглянулись, остановились, но никаких угрожающих действий предпринимать не стали.

— Наш договор остается в силе, — подойдя к ним, сразу сообщил я. — Но хочу вас предупредить, братва, если где-то на трассе нас тормознут «цветные» или какая другая гнилая заморочка, мы вернемся. И тогда вашу «Рапсодию» разыграем с трех нот, да так, что мало не покажется. Ясно?

— Ясно, — угрюмо ответил старший.

— Тогда, чао.

Я круто повернулся и зашагал назад. Андрюха, подняв стекло, снова жевал бутерброд, Картунов следил за бандюгами, а небритая рожа охранника-пропойцы исчезла с крыльца диспетчерской будки, словно его и не было.

Снова лента трассы перед глазами, но теперь уже не я вел машину. Еще полчаса назад я засыпал за рулем, но после встречи с бандюгами сон как рукой сняло. Чувствуя, что не усну, полез в карман за сигаретами.

Трасса жила своей обычной жизнью, машины двигались с запада на восток и наоборот. День только зарождался.

Впереди высилась бело-красная полоса шлагбаума, вертикально задранная вверх, рядом стояла скособоченная каменная будка смотрителя. Возле будки на длинной бельевой веревке был привязан маленький белый козленок.

— К переезду подъезжаем, — объявил нам Акулов.

— Угу, — кивнул я, глядя на ползущий впереди нас грузовик.

Машина была доверху нагружена нехитрым скарбом, старой мебелью, какими-то корзинами, перетянутыми ремнями и веревками. «Вот еще кто-то поднялся со своих мест в поисках лучшей доли», — задумался я в очередной раз о теперешней жизни. Но тут мои мысли развеял звон предупреждающей сирены, из будки смотрителя выбралась толстая бабуля в оранжевом жилете, надетом поверх стеганой фуфайки, и, переваливаясь по-черепашьи, заспешила к лебедке, опускающей шлагбаум, Акулов надавил педаль тормоза. За нами пристроились «Жигули» с груженым прицепом.

— Интересно, что этот козленок делает у дороги? — поглядывая на маленькое рогатое существо, проговорил я.

— Пасется, — барабаня пальцами по рулю, ответил Андрей.

— Это зимой? — усомнился я.

Из-за поворота появился грузовой состав, его тащил светло-зеленый локомотив. Состав быстро приближался к переезду.

— Дышит свежим воздухом, — высказал свое мнении беглый вице-мэр.

От нечего делать я решил поспорить с нашим пассажиром. Широко улыбаясь, развернулся к Картунову и уже хотел вымолвить: «Вадим Григорьевич, откуда здесь свежий воздух?», но, едва мой взгляд скользнул по трассе назад, как слова застряли в горле, а улыбка улетучилась в одно мгновение.

— Андрюха, газу, — только и смог проговорить я.

Акулов перестал барабанить и взглянул в зеркало заднего вида. К переезду медленно приближались два черных «Мицубиси-Паджеро».

Андрей сдал назад, едва не смяв капот «жигуленка» вывернул руль, рванул к переезду. Водители «Мицубиси»

мгновенно среагировали на наш маневр, соскочив с трассы, понеслись нам наперерез в объезд постройки путевого смотрителя.

Под ударом бампера «Шевроле» бело-красный шлагбаум разлетелся веером щепок, мы пронеслись в полуметре от надвигающейся громады поезда. Уф, аж дух захватило…

Оба «Паджеро» взлетели на железнодорожную насыпь и взвившись над рельсами в синхронном прыжке, перемахнули через рельсы, едва не попав под таран несущегося локомотива.

— Ни хрена себе, каскадеры Голливуда, — вырвалось у меня, действительно, зрелище было захватывающим (представляю, как поотвисали челюсти у народа на переезде).

Оба «Мицубиси», переваливаясь на ухабах, выбрались трассу, и началась погоня.

Спидометр нашего «Блейзера» зашкаливал за сотню, но «Мицубиси» не отрывались. Андрюха скрипел зубами, что-то бормотал себе под нос, но уйти от преследования не получалось.

Пейзажи за окном мелькали, как в ускоренном кино, железобетонные столбы — мелкими черточками, встречные машины — размытыми пятнами, а попутные оставались позади, как стоячие.

Вырвавшись на пустынный участок трассы, Акулов попытался выжать из машины еще что-нибудь, но дорога пошла на подъем, и мотор натужно зарычал. «Мицубиси» сокращали расстояние.

— Ничего, ничего, — утешал себя и нас Акулов, — сейчас перевалим за бугор и снова оторвемся.

Наши преследователи как будто услышали его слова, у ближайшего «Паджеро» вспыхнул огонек на манер сварочного, и тут же к нам устремились светлячки трассеров. Автоматная очередь пронеслась в каких-то паре метров от «Блейзера».

«Мимо, — радостно подумал я, но тут же мозг пронзила тревожная догадка: — Для того и стреляют трассирующими, чтобы скорректировать огонь. Еще одна очередь и…»

Новая очередь не прозвучала, мы перевалили через холм и понеслись под гору. Трасса по-прежнему была пустынна, по обеим ее сторонам простирались бескрайние просторы вспаханных полей.

— Вадим Григорьевич, ложитесь на пол, — поглядывая в зеркало заднего вида, приказал Картунову Андрей, потом обратился ко мне: — А ты пристегнись.

Оба «Паджеро» уже перескочили через холм и, снова оказавшись с нами на прямой, оскалились вспышками розовых огоньков, к нам сразу потянулись несколько огневых трасс.

Я едва успел защелкнуть замок ремня безопасности, как «Блейзер», круто повернув, выскочил на пахоту.

На обоих «Паджеро» сидели водилы, не пальцем деланные, настоящие профи. И оторваться от них по асфальту трассы было делом безнадежным, а вот по пахоте, да еще когда за рулем сидит серебряный призер гонок на выживание, пожалуй, появляется неплохой шанс.

Натужно ревя мотором, «Шевроле» прыгал по кочкам пахоты, поднимая вокруг себя брызги из примороженных комьев земли. Огромная машина с мятыми боками, с рваными дырками от пуль и картечи, забрызганная комьями темно-бурой и коричневой грязи, была похожа на старого матерого волка, уходящего от погони. Блестящие черным лаком на солнце «Мицубиси-Паджеро», подобно двум молодым волкодавам, неслись за «Шевроле», оскалившись пунктирами трассирующих пуль. Сколько же у них боеприпасов?

Впереди замаячил темный шлейф лесополосы. Намертво вцепившись в руль, Андрюха вел машину в сторону спасительного леса.

В гонке по перепаханной местности «Паджеро» значительно отстали, здесь мало хорошей машины, надо еще уметь в этих условиях ездить. Наш шанс на спасение увеличивался.

До лесополосы оставалось каких-то полкилометра, когда я заметил, что с левой стороны золотом горит земля. Присмотревшись, понял: не земля горит, это небольшой водоем отражает диск зимнего солнца.

Мы уже выскочили к жиденькой лесозащитной полосе на плохонькую грунтовую дорогу.

— Андрюха, давай влево, — закричал я, вытягивая из-под сиденья автомат. «Шевроле», в очередной раз круто развернувшись, понесся к водоему. Через минуту на дорогу вырвались и «Паджеро» и помчались в затылок друг другу, следом за нами.

Водоемом оказался небольшой искусственный пруд, по-видимому, используемый для поливки полей. Дорога петлей обвивала его и шла в обратном направлении.

«Шевроле» обогнул пруд и выехал на другую сторону.

— Стой! — снова крикнул я, правой рукой снимая автомат с предохранителя, а левой опуская стекло. Когда стекло скрылось в чреве двери, я выставил ствол автомата наружу, одновременно раскрывая проволочный приклад. Оружие привычно легло в руки, приклад уперся в плечо. Левый глаз зажмурился, а правый совместил мушку с целиком прицельной планки.

Из-за частокола деревьев с форсажным ревом выскочили преследователи. Привычно ведя цель, я дал две фигуры упреждения и плавно надавил на спуск.

Та-та-та — автомат вздрогнул, выплюнув три светлячка в направлении головного «Мицубиси». Я тут же заметил свою оплошность и, слегка сдвинув прицел, снова выстрелил — та-та-та, и еще раз — та-та-та.

Несколько пуль взрыли землю перед головным «Паджеро», и следующая очередь врезалась в капот, разбила фару и пробила левое колесо «Мицубиси», ею тут же развернуло и боком потащило по дороге. Водитель следующей машины, пытаясь уклониться, повернул руль. Взвившись вверх, машина на мгновение как будто зависла в воздухе, все еще вращая колесами, а затем рухнула вниз, подняв фонтан брызг и осколков льда. Джип по ветровое стекло погрузился в воду.

— Не тем ударился об воду, дурачок, — убирая оружие, хриплым от нервного напряжения голосом пропел я.

— Таких не берут в космонавты, — поддержал меня Андрей, трогая с места «Шевроле». Едва наш «Блейзер» скрылся за деревьями, одиноко застрочил «Калашников». Его звук был надрывно-печальный, но уже не пугающий.


В Башкирии нас ни на одном КПП менты не трогали: едва увидев Андрюхино удостоверение, козыряли и пропускали дальше.

Только однажды на малой родине вождя мирового пролетариата на подъезде к городу Ульяновску нас тормознул толстопузый гаишный майор. Он был выряжен в бушлат с серыми и фиолетовыми разводами (городской камуфляж) и фуражку с высокой тульей, он важно расхаживал перед пятеркой вытянувшихся подчиненных (по-видимому, проводилась внезапная проверка), а тут мы рвемся в славный юрод Ильича. Майор как увидел наш «Шевроле», покраснел да как заорет, и давай махать рукой, его подчиненные тоже замахали своими полосатыми палками, словно группа поддержки американской сборной по баскетболу. Как тут не остановиться, к чему дразнить еще здесь милицию, достаточно того, что еле оторвались от уральской «зондеркоманды».

Майор дважды обошел машину, внимательно осмотрел (еще бы, «Блейзер» выглядел, как «тридцатьчетверка» после прохоровского сражения), потрогал пулевые отверстия. Двое гаишников аккуратненько сняли свои автоматы с предохранителя. Только после этого майор постучал в окно массивным золотым перстнем.

Андрюха опустил стекло и протянул свое удостоверение гаишному начальнику. На того абсолютно никакого впечатления не произвела фапсишная ксива.

— Документы на машину, — с легким пренебрежением в голосе проговорил майор. Акулов достал из «бардачка» документы и молча протянул.

— Так-так-так, — поглядывая то в документы, то на Андрюхино удостоверение, бормотал майор, его подчиненые медленно, не делая резких движений, обходили нас с двух сторон. Когда наконец полное окружение было закончено, майор набрал полные легкие воздуха и гаркнул: — Что за вид у вашего транспорта?

Андрюха зло зыркнул на гаишника, потом спокойно спросил:

— Сколько лет вы служите в автоинспекции, товарищ майор?

— Семнадцать лет, — не чувствуя подвоха, ответил тот, Я от сержанта до командира батальона прошел ступеньку за ступенькой…

— Тогда какого черта, — заорал на гаишника Андрей, — вы что, не видите, что с нашей машиной? В нее стреляли, и не один раз. Нас пытались уничтожить. Если вы не с страдаете склерозом, то вспомните, что ориентировки на «Шевроле-Блейзер» серого цвета по ГАИ не проходит. — Андрюха сделал многозначительную паузу, потом добавил: — В нас стреляли преступники, — и посмотрел на майора тяжелым взглядом.

Гаишник намек понял, рыкнул на своих бойцов так, что в мгновение ока они оказались за полста метров от машины.

— Это офицер службы безопасности президента, — указал на меня Акулов, — фамилию вам знать не обязательно. Мы выполняем особое задание, — еще одна многозначительная пауза, — сопровождаем депутата в Москву. Вадим Григорьевич, покажите удостоверение.

Картунов вытащил удостоверение депутата областного Совета и показал в раскрытом виде. Майор даже не стал всматриваться, к какой епархии относится этот депутат, а увидев фото с фиолетовой печатью, тут же козырнул.

— Ситуацию в стране сам знаешь, майор? — Тот угвердительно кивнул. — В общем, за Уралом зреет заговор, страна на грани гражданской войны. Вадим Григорьевич знает детали, и кто-то очень не хочет, чтобы он добрался до Москвы.

Гаишник стоял с открытым ртом и, как механическая кукла, часто моргал глазами.

— В общем, майор, за то, что тебе сообщили, — подлил я масла в огонь, — и тебе, и тому, кто разгласит государственную тайну, светит Нижний Тагил.

Напоминание о спецзоне, где сидят сотрудники спецслужб, прокуратуры и другой государственный люд, проштрафившийся перед законом, быстро привело в чувство нашего собеседника. Он закрыл рот и, перестав моргать, произнес:

— Может, выделить пару машин сопровождения, хотя бы по области?

— Угу, — кивнул головой Акулов, — так сказать, обозначить нас, чтоб из гранатомета было легче попасть. — Рот у майора снова открылся, но Андрюха его тут же успокоил: — Нет, сопровождения не надо. Так нам легче маневрировать, да и не будем бросаться в глаза.

— Ну, тогда не смею вас задерживать. — Втянув живот, гаишник приложил ладонь к козырьку фуражки.

— Счастливо оставаться, — улыбнулся Акулов и, поднимая стекло, как бы невзначай бросил: — О нашем разговоре забудь.

Майор едва заметно кивнул и, заложив руки за спину, Направился к своим орлам, стоящим гурьбой в отдалении.

— Ну, кажется, пронесло, — облегченно вздохнул Андрей, когда пост ГАИ остался позади.

А у меня на душе неожиданно стало паскудно. С чего бы это, интересно? Ответ напросился сам на язык:

— Совсем перестали уважать госбезопасность.

— Мы сейчас вроде как от ФАПСИ, — поправил меня Акулов.

— Какая разница, когда были «конторой», тогда эти «щеглы» при виде корочки КГБ вытягивались по стойке «смирно». А теперь они сами с усами. Много ментам дали масти.

— Оттого теперь и порядка меньше, — поддакнул со своего места Картунов.

Наш «Шевроле» проскочил центр, миновал помпезное здание местной мэрии, направляясь к северной окраине города. Неожиданно Андрюха заметил в зеркале заднего вида быстро нагоняющий нас «Форд» с гаишными мигалками на крыше. Я обернулся. «Форд» был в нескольких десятках метров от нас, и можно было разглядеть рядом с водилой толстомордого майора.

— Кажется, мы приехали, — сказал Андрей.

Дорогу перед нами закрывали два желто-синих «УАЗа» с надписью на дверях «ОМОН». Возле машин копошилось с десяток автоматчиков, за их спинами грозно нависал силуэт «КамАЗа» — бетономешалки, плотно закупорившей проезд.

— Видно, не очень периферийные менты поверили в спасителей отечества и защитников молодой российской демократии, — проворчал я.

— Выходит, так, — согласился со мной Акулов, вертя головой по сторонам в поисках лазейки. Тщетно, нас обложили профессионально.

Из гаишного «Форда» вывалилась туша майора. Поправив на себе бушлат, выровняв фуражку на голове, милицейский начальник твердой походкой направился к нам.

Андрюха опустил стекло и как можно мягче спросил майора:

— Что-то случилось, майор?

— Да как сказать, — пробормотал майор и сделал секундную паузу. — В общем, дело такое, с вами хочет побеседовать мое начальство. Так что прошу следовать за моей машиной.

— Болтун ты, майор, — улыбнулся гаишнику Акулов, не будет из тебя путевого генерала.

Круглое лицо стража автодорог изобразило задумчивость, потом на нем промелькнула тень ярости, которая тут же сменилась улыбкой.

— К вам подсадить сопровождающего или глупить не будете? — спросил майор, играя золотом перстня на пальце.

— Глупить не будем, — за всех ответил я, еще не хватало ментовского подсадного, когда машина напичкана левыми стволами.

— Вот и ладненько, — оскалился гаишник, — следуйте за мной.

Трусцой он подбежал к «Форду», машина с мигалками сдав назад, резко развернулась и замерла. Теперь был наш ход, омоновцы недвусмысленно вскинули автоматы.

— Если мы сейчас быстро сдадим назад, то окажемся рядом с «Фордом», костоломы стрелять не будут, — задумчиво произнес Андрей. — Ну да, ты еще здесь ментов возьми в заложники, — рассмеялся я.

— А ты предлагаешь ехать за сеньором-помидором? — возмутился Андрей. Можно понять и его, все-таки человек служивый. Засветись — потом семь шкур сдерут добрые люди рангом повыше.

— Пока, думаю, надо ехать, а дальше посмотрим.

«Шевроле» сдал назад, развернулся и медленно поплыл за «Фордом», парни в камуфляже загрузились в патрульный «УАЗ» и поехали следом. Через минуту мы выбрались на широченный проспект.

— Слушай, Каскадер, — обратился ко мне Акулов, — если я сейчас сделаю ход конем: выскочу на трассу встречного движения и рвану…

— Андрюха, ты, конечно, хороший гонщик, особенно на выживание, но водила ГАИ в своем городе, особенно на такой классной тачке, как «Форд», нас сделает. И мне думается, сейчас задействован план «Перехват». Наш шанс вырваться равен нулю.

Кавалькада, состоящая из «Форда», «Шевроле» и двух «УАЗов», проследовала в обратном направлении к центру юрода. Андрюха держал дистанцию в полсотни метров от головной машины, время от времени поглядывая в зеркало заднего вида. С виду чахлые, допотопные «бобики» омоновцев упорно конвоировали нас.

— Глеб, как считаешь, возможна интернациональная дружба ментов на всей огромной территории нашей матушки-России?

— Думаешь, нас сопровождают на встречу с «зондеркомандой»? — вопросом на вопрос ответил я.

— Что, сомнительно?

— Если нет общих интересов, никто из ментов не будет гадить на своей делянке. Полнейший абсурд… Вероятнее другое: сюда могла добраться ориентировка екатеринбургской ГАИ о ДТП, происшедшем возле аэровокзала. Там было достаточно народа, чтобы запомнить цвет и марку машины, а наиболее глазастые павлики Морозовы могли и номерок разглядеть.

— Если так, то дай бог, с ДТП мы как-нибудь разберемся, — проговорил Андрей, сворачивая за «Фордом» во двор управления ГАИ Ульяновской области.

Возле распахнутых допотопных железных ворот, выкрашенных в казенный серый цвет, стоял молоденький патрульный милиционер с яблочно-розовым румянцем на щеках. Козырнув майорскому автомобилю, подозрительно посмотрел на нашу боевую машину и затем, широко улыбаясь, направился к омоновским «уазикам», занявшим позицию на въезде.

«Форд» въехал на стоянку и остановился возле «Волги» с темными, тонированными стеклами. Из здания управления вышел невысокий плотный мужчина в милицейской форме с погонами подполковника. Он быстро пересек двор и направился к нашей машине, припаркованной рядом с майорским «Фордом».

— Подполковник Тарасов, — представился подошедший, у него была коротко стриженная круглая голова и мелкие птичьи черты лица. Широкую грудь украшал разноцветный набор орденских планок. Из чего можно было сделать вывод; либо подполковник пронырливый чиновник, либо настоящий профессионал.

— Капитан Акулов и капитан Кольцов, — за двоих ответил Андрей.

— Прошу ко мне в кабинет, — тот указал рукой в направлении здания управления, — необходимо кое-что уточнить.

— Сожалею, — отказался я и кивнул на сидящего позади Картунова, — мы не имеем права покидать свою машину, да еще с лицом, к которому приставлены для охраны.

На самом деле меня пугало другое: если обнаружат наш склад с оружием в машине, никакие «ксивы» или рассказы о неприкосновенности не спасут нас от карающей руки закона. Андрей понял мои опасения и принял единственно правильное решение.

— Мы оба не можем покинуть машину и охраняемое лицо, — сказал он, — но я готов пойти и ответить на все ваши вопросы.

— Отлично, — кивнул Тарасов, и они ушли. Через минуту из «Форда» выбрался майор и, не глядя в мою сторону, Поспешно направился в здание управления ГАИ.

Возле ворот, дымя сигаретами, выстроились несколько омоновцев, по их настороженным взглядам можно было легко догадаться: нас внимательно контролируют, ожидая подвоха, может, пустимся в бега или еще чего…

Между тем Андрей отсутствовал уже около часа, серьезный, видно, шел разговор.

— Ну что, Вадим Григорьевич, — обратился я к Картунову, — может, перекусим, пока находимся в вынужденном Простое?

— Давайте, — без особого энтузиазма согласился наш пассажир, затем нагнулся и начал рыться в сумке с продуктами.

Через минуту на заднем сиденье была расстелена салфетка, на которую Картунов выложил бутерброды с колбасой и сыром, несколько финских плавленых сырков, открытую банку польского паштета, начатую бутылку колы, пачку соленых галет. В общем, походное застолье. Ели молча, каждый думал о своем, я поглядывал на часы и пытался просчитать, что такое происходит за тяжелыми дверями в этом мрачном здании.

Перекусив, я потянулся за сигаретами. Наш клиент, так переживавший за свое здоровье, уже не обращал внимания на то, как мы с Андрюхой смолим.

— Скажите, Глеб, что бы это могло значить? — неожиданно подал голос Картунов, этот возглас прозвучал, как крик раненой птицы.

Нервы вице-мэра были напряжены до предела, вот-вот начнется истерика. Я протянул Картунову распечатанную пачку сигарет. Вадим Григорьевич дрожащими пальцами вытащил одну, прикурил от моей зажигалки и, прикрыв глаза, глубоко затянулся. Все-таки никотин имеет и положительное свойство — успокаивает нервы.

Дымя сигаретами, мы продолжали молчать, Картунов, не получив от меня ответа, больше не спрашивал. Я кинул взгляд в сторону управления ГАИ — и в этот момент в дверях появился Андрюха в сопровождении толстомордого Майора, тот заискивающе улыбался и что-то быстро говорил.

Акулов только механически кивал, лицо его было бесстрастным. Я взглянул на часы — его не было почти два часа, и, судя по физиономии моего друга, разговор был трудным, Интересно, о чем?

Опустив стекло, я обратился к Андрюхе:

— Ну, как дела?

— Все путем, — коротко бросил Акулов, обходя «Шевроле».

Майор остановился и, смущенно улыбаясь, проговорил:

— Вот, предлагал товарищу… э-э… Акулову пару машин сопровождения. Сейчас бы они вам организовали «зеленую улицу», так сказать, компенсация за потерянное время. С ветерком доставят вас до Саранска и наших там предупредят, чтобы новых казусов не приключилось…

— Я же сказал, не надо рекламы, — влезая в салон «Шевроле», отрезал Андрей.

— Не время сейчас для кортежей, — пояснил я мысль своего друга.

— Ну, тогда, — майор, как цирковой медведь, переминаясь с ноги на ногу и прикладывая к козырьку ладонь с перстнем явно не по зарплате, пробасил: — Счастливого пути.

— И вам счастливо оставаться, — ответил я, поднимая стекло. Заведенный «Блейзер» зарычал и медленно стал разворачиваться в направлении выезда.

— Чего так долго? — испуганно выглядывая из спинке кресла, спросил Картунов.

— Был разговор у нас с господином подполковником. Он еще тот волк, бывший особист из псковской парашютной дивизии. Попал под сокращение и теперь вынужден подвизаться в ментовке. Видишь, хватки не утратил. Только мы вошли к нему в кабинет, там меня уже эксперт поджидает. Старый хрыч, тощий, носатый, с очками времен военного коммунизма, такая древняя крыса канцелярская. Тарасов мне говорит: «Продемонстрируйте дедушке свое удостоверение». Ну, че мне с ним заводиться, упираться рогом насчет секретности или написать, что документ подобно моему в чужие руки не дается. Решил сперва подыграть ментам. Дедушка достает огромную лупу, посмотрел на ксиву снаружи, изнутри, понюхал, на ноготь попробовал, возвращает удостоверение мне и говорит одно слово: «ажур». Тарасов тут же деда выпроваживает из кабинета и обращается ко мне: дескать, зачем ты, служивый, сюда пожаловал? Вот тут я ему и выпалил и о служебно-государственной тайне, и о том, что отечество в опасности, а потом добавляю: «Может, передадите нас в областное управление ФСБ, раз мы засветились, пускай свои разберутся, где прокол, а вы, товарищи милиционеры, допуска к этому не имеете». Тарасов побагровел сперва, шутка ли, если действительно залез на чужое поле, все, снимай погоны и пощады не проси, потом успокоился и говорит: «Допуск у меня есть». Ну, и рассказывает мне всю свою чекистскую подноготную и в конце заявляет: «Вот я и хочу выяснить, вправду ли ты выполняешь спецзадание или прикрываешь служебным удостоверением свои частные делишки». Тут же садится за свой стол, выдвигает панель, а там у него портативный компьютер — «ноут-бук». Подполковник постучал по клавишам, минут десять мы ждали, Потом он мне говорит: «А вы, капитан Акулов, в отпуске».

Прикинь, влез в кадры ФАПСИ, как в раздолбанные файлы Пентагона. И теперь смотрит на меня и лыбится, дескать, взял я тебя за мошонку, малец, а как же… Говорю ему: «Вы совершили преступление, равное государственной измене…»

Я слушал Андрея и время от времени поглядывал по сторонам: нас никто не сопровождал, но светофоры при приближении «Шевроле» почему-то мгновенно переключались на зеленый, видимо, все-таки майор пытался исправить неприятное недоразумение, приключившееся из-за него.

— А я этому Тарасову и говорю, — продолжал Андрюха, — «Есть ситуации, когда руководство не может себе позволить официальное проведение той или иной операции. Тогда и воздаются всевозможные зигзаги камуфляжа». — «Хорошо, — кивает подполковник, — а ваш напарник, Кольцов, из охраны президента. Вы его хорошо знаете?» — «Конечно, — говорю, — учились вместе в Высшей школе КГБ, но на разных курсах». — «Но у него ведь лицензия частного детектива?» — «А вы хотите, чтобы охрана президента разъезжала по стране и урегулировала сложившиеся трудности под своими знаменами. Знаете, как это назовут?» Он не стал уточнять, как назовут это действие, а лишь выяснил твои анкетные данные, потом снова постучал по клавишам, и через четверть часа он уже знал о тебе все: год поступления в КГБ, в опетивном отделе котрразведки, участие в войне в Афганистане и Карабахе, увольнение в девяносто втором году, работа частным детективом, адрес и телефон твоего офиса. Положив передо мной листок с распечаткой, Тарасов спрашивает: «Что скажете?» — «Что и раньше говорил, если человек оперативник, боец „Каскада“, его никто не будет ставить живым щитом у сиятельных особ, работа у него другого профиля, а потому и увольнение, и лицензия, и даже офис не более чем „крыша“. Что такое „крыша“, я надеюсь, вы знаете и не на жаргоне блатных, а на нашем сленге». — «Прикрытие», — шепчет Тарасов, а по глазам вижу — не верит, дела нечего, иду ва-банк: «Раз уж мы засветились, теперь придется писать обо всем рапорт, прошу нас передать в ФСБ» Такое предложение подполковнику не по душе, он закрывает свой «ноут-бук», поджигает листок с информацией о тебе, потом мы прикурили от этого листка, минут двадцать поговорили о жизни. Я ведь понимаю, никто не хочет попасть под разделку ФСБ. В общем, мы распрощались как добрые друзья. Слушайте, у вас пожрать ничего нету?

Пока Картунов кормил Андрея бутербродами, я безучастно смотрел в окно. Городские здания остались позади мы, миновав последние постройки частного сектора, выехали на трассу.

— Во времена наступили, — рассуждал с полным ртом Акулов, держа одной рукой руль, другой большущий бутерброд, — любой сраный хакер может влезть хоть в систему ФСБ, хоть в правительственную связь. Никакой тайны.


Следующие сутки мы менялись с Андрюхой за рулем, но уже никто не мог заснуть. Даже бесполезный член экипажа Вадим Григорьевич и тот беспокойно ерзал у нас за спиной. Выжимая все возможное из «Блейзера», обходили проселочными дорогами посты ГАИ, даже не заезжали на заправку используя свой запас бензина (от греха подальше).

Коломну проскочили на рассвете, вернее, в последние минуты ночи. Звезды еще переливались брильянтовым блеском на бархатном покрывале черного неба, город спал. В такое время диверсанты нападают на часовых, а уголовники бегут из-под стражи, именно сейчас самый крепкий сон.

Андрюха в очередной раз зевнул, но наотрез отказался поменяться местами, настроил приемник на «Русское радио» и снова уставился в золотой клинок света наших фар. Я изнывал от безделья. Уже был виден конец нашего путешествия. И именно сейчас нервы были на пределе.

Проскочили указательный столб с надписью «Коломна», Андрюха прибавил газу. Все-таки здесь не Урал, даже в такое время трасса была прилично загружена транспортом. В основном это были дальнобойные фуры, издалека похожие на межгалактические крейсеры из «Звездных войн», они в любое время суток, как обогащенные кислородом клетки крови, должны были питать мозг и сердце государства. Теперь, на подъезде к столице, это было видно наглядно.

Постепенно небо стало светлеть, звезды меркнуть, тая в вышине, от земли поднималась пелена тумана, накрывая трассу белой скатертью.

— Солнечно сегодня будет, — проговорил Андрей, потирая пальцами левой руки переносицу.

— С чего ты взял? — удивился я.

— Воздух уже нагревается, а земля еще мерзлая, вот и туман, — пояснил свою мысль Андрей. Век живи, век учись, впервые замечаю у моего друга такие глубокие познания в природоведении.

С заднего сиденья поднялась голова Картунова. Протерев глаза, он проговорил:

— Нет, не могу спать.

— Что такое, кошмары мучают? — усмехнулся я, доставая из кармана пачку сигарет.

— Глеб Иванович, я бы вас попросил не курить в салоне машины, — по-змеиному прошипел вице-мэр.

Я чуть не выругался. Твою мать… еще вчера, сидя во дворе ульяновской ГАИ, дымил как паровоз, а сейчас вдруг вспомнил о здоровье. Пропустив слова вице-мэра мимо ушей, я закурил, Андрюха, слегка приоткрыв окно, закурил тоже, Картунов демонстративно закашлялся, но, видя безразличие к его персоне, заговорил более миролюбиво.

— Скоро будем в Москве? — спросил он.

— Скоро, — подтвердил Андрей.

— А вот я, честно говоря, с самого начала сомневался, что нам дадут добраться до Москвы, — затараторил Вадим Григорьевич. — Бог ты мой, что я только не пережил за это время — погони, перестрелки, а эти разбойники с большой дороги — ну прямо банда батьки Махно. Такое ни в каком кино не увидишь, а чтобы пережить… Даже в самых потаенных мыслях не мог себе представить, что захочу убить человека. А ведь чуть не выстрелил в Хрохмина. Вот она, настоящая борьба за жизнь.

— Да, если бы я знал, что это будет за поездочка, ни за какие деньги не согласился бы, — вставил Акулов. — За какие-то двадцать пять штук «зеленых» рисковать своей служебной карьерой, здоровьем… Да что там здоровьем, самой жизнью.

— Вы что, не довольны оплатой? — удивленно спросил Картунов. Вице-мэр принадлежал к породе людей, считающих, что всему на свете есть цена, и человеческой жизни тоже. Свою он ценил в пятьдесят тысяч, а наши, соответственно, по двадцать пять. Оставить бы его у Улниса и его разбойничьей братвы, интересно, сколько бы этот борец с коррупцией предложил за себя?

Далее я задумался обо всей этой ситуации. Какое-то королевство кривых зеркал. Частный детектив сопровождает чиновника, за которым гонятся милиционеры. Начальник милиции держит город в ежовых рукавицах, снизив преступность почти до нуля. Вроде бы хорошо, но вместо преступного беспредела в городишке милицейский беспредел. Банду дорожных грабителей возглавляет бывший офицер спецназа, подставлявший грудь за державу в разных точках земного шара. Бойцы ОМОНа, проливавшие кровь при наведений конституционного порядка в мятежной республике, у себя дома выполняют роль бандитской «зондеркоманды», от которой тянет могильной сыростью. Полнейший бред, театр абсурда.

— Расскажи мы какому-нибудь американскому продюсеру о наших злоключениях, он бы миллионы загреб на прокате такой картины. — Голос Картунова оторвал меня от размышлений.

— Нет, — возразил вице-мэру Акулов, — для американцев наш сюжет слишком примитивен. Если судить по их кинематографу, то на американских дорогах всего полно — и продажных полисменов, и озверелых гангстеров плюс толпы маньяков с ожившими мертвецами, и все это на фоне постоянных гроз, извержений вулканов, падающих астероидов и землетрясений. А у нас за все время рейса погода была терпимой, а сейчас и вовсе люкс. Вот, солнышко выходит.

Действительно, из-за горизонта появилась малиновая макушка светила, его сияние золотым светом залило бледно-голубой небесный свод. Белесые пушистые облака искрились золотом под этим сиянием, как мифическое руно аргонавтов. Недавний туман таял на глазах, оставляя на Грассе лишь клочья своего покрывала, которые тут же сметали проезжающие машины. День обещал быть хорошим, солнечным. Вот только меня почему-то начал преследовать сладковатый запах мертвечины, давненько не было этого предвестника опасности…

— В какое время живем, господа, — неожиданно с пафосом воскликнул Вадим Григорьевич.

— В смутное, — ответил я, но такой ответ явно не устроил нашего пассажира. Его физиономия скривилась, потом снова сверкнула улыбкой.

— Для кого смутное? Для тех, кто не в состоянии о себе позаботиться,а привык полагаться на государство. Теперь время свободного предпринимательства. Сам себе хозяин — ищи, где заработать, зарабатывай, богатей. Смутное время для ленивых бестолочей, для деловых людей время роста. Именно сейчас создается богатейший класс, который впоследствии возглавит экономику и начнет возрождать государство.

Твою мать, с важным видом рассуждает о времени, а сам бежит под прикрытие московских начальников от гнета местных милицейских беспредельщиков. Те наверняка рассуждают схоже и признают один закон — закон джунглей. У тех — сила, у этого деньги, за которые он нанял двух столичных идиотов. Они с готовностью рискнули своими глупыми головами.

С каждым разметочным столбом, приближающим нас к Москве, Вадим Григорьевич Картунов становился все веселее. А меня уже по-настоящему тревожил запах мертвечины. Хотя с чего бы это?

На подъезде к Броннице движение стало еще интенсивнее. С рассветом к многотонным трейлерам прибавились машины поменьше, грузовики и легковушки.

— Андрюха, ты бы скорость сбавил, — негромко произнес я.

— Все путем, — успокоил меня Акулов.

— Все-таки прав был Егор Гаврилов, — без всякой связи проговорил Картунов.

— А это еще кто такой? — удивился я.

— Мой приятель, — пояснил Вадим Григорьевич, — в Москве управляющий банком «Самоцвет-инвест». Это он подготовил мой побег. Нанял Андрея и предложил мне для автопробега приобрести «Шевроле-Блейзер», я поначалу упирался, требовал джип, они, дескать, во всем мире признанные вездеходы, но Егор Николаевич настоял на своем, и теперь я вижу, как он был прав.

— Как же, прав, — рассмеялся Андрюха, — он про машины знает меньше вашего. Это я объяснил вашему Гаврилову, что джип хорошая машина, но для дальней дороги, да еще с пассажиром, не подходит из-за тесноты в салоне. Лучше всего было бы взять «Хамер» — и проходимость сумасшедшая, и бронированный, как отечественный БТР. Правда, два недостатка: топлива жрет, как аэробус, и комфорт под стать БТР. Изнеженному кабинетной работой пассажиру такой транспорт не подходит. Вот и остановились на «Блейзере» — скоростной, с высокой проходимостью и, как вы смогли убедиться, вполне комфортабельный. Так что выбор оказался действительно правильный, машина себя полностью оправдала.

— Детали не важны, главное — результат, — громко воскликнул Картунов и, заливаясь счастливым смехом, указал рукой на лобовое стекло, через которое была видна трасса на Москву. — А результат — вот он.


Солнце уже поднялось высоко в небо, сменив цвет с малинового на огненно-желтый. В пастельно-голубом небе барашки облаков, потеряв свой искрящийся блеск, постепенно сливались в гигантское волнообразное нагромождение.

На въезде в Бронницы Андрей сбросил скорость до разрешенной — зачем дразнить гаишников в двух шагах от цели нашей поездки. Проехав через городок, мы снова вырвались на оперативный простор трассы, и опять Андрюха вдавил педаль газа.

Я уставился в окно и разглядывал мелькающие подмосковные пейзажи. Неплохо было бы поразмыслить о своей будущей судьбе.

В памяти стояли слова Хрохмина: «Мы еще посчитаемся». Вдруг ему удастся добраться до нас прежде, чем Картунов явится в МВД?

Что хребтовские милиционеры знают про нас? Знают о моей лицензии, и по звонку в Москву они без труда смогут определить мой домашний адрес, адрес офиса, выяснить все про Натаху. А по номеру «Шевроле» — собрать всю информацию на Акулова, но Андрюхе будет проще, пускай только попробуют его зацепить, тут же за честь офицера ФАПСИ вступится служба внутренней безопасности, обязанная блюсти покой организации, эти ни с кем церемониться не будут, прикрывшись щитом государственной тайны. Нет, Акулов им не по зубам. Хрохмин это отлично понимает, он не дурак. А вот мы с Натахой можем рассчитывать только на себя… Вот приеду в Москву, получу с Картунова честно заработанный гонорар, возьму Наталью — и в бананово-лимонный Сингапур. В тепле тропиков пережидать грядущие морозы и неприятности.

В золотых лучах хрустальным блеском играли снежинки, густо сыпавшиеся с неба на мерзлую землю. Крупные белые кристаллы обильно покрыли черный асфальт трассы, голые стволы деревьев, опоры электропередачи и густо лепились на лобовое стекло нашей машины. Пришлось включить «дворники».

— «Мороз и солнце, день чудесный», — хорошо поставленным баритоном продекламировал Картунов. И заявил: — Приедем в Москву, улажу все дела в МВД и на неделю закачусь в какой-нибудь частный пансионат, чтобы все было по высшему разряду: сауна, шашлыки и длинноногие грудасты блондинки.

— А вот я — нет, — проговорил упавшим голосом Андрей, — приеду домой, приму горячую ванну, потом откушаю граммов триста водочки — и спать. Как-никак завтра на службу. Несмотря на всеобщий бардак, там у нас флотский порядок.

Навстречу нам из-за поворота выползала гигантская гусеница многотонных трейлеров. Тупомордые «Вольво» тянули длиннющие трехмостовые прицепы, затянутые темно-синей прорезиненной тканью, обклеенной рекламными плакатами западных фирм.

— Слава богу, я человек свободный, — проговорил я, наблюдая за тем, как мы стремительно сближаемся с автогусеницей, — никаких дел мне улаживать не надо, погоны тоже на плечи не давят. Так что сегодня хватаю Натаху и заваливаюсь с ней в сауну. Шутка ли, столько времени без женщины.

Наконец мы сошлись с головной машиной встречной полосы. Обдавая струями сизого дыма выхлопных газов шведские многотонные монстры проносились мимо нас.

— Подъезжаем к Кольцевой, — сообщил Картунов.

Моя сигарета догорела до фильтра, и я повернулся к дверце, чтобы сунуть окурок в пепельницу, как тут же услышал:

— Еханый бабай!.. — Что обозначает это мудреное восточное ругательство, я понял, едва повернулся к трассе.

Из-за хвоста колонны трейлеров на нашу полосу выскочили два «Мицубиси-Паджеро» и, подобно двум торпедам устремились на нас.

Реакция Акулова была мгновенной (вот что значит классный гонщик). Он рванул руль вправо так резко, что грозный «Шевроле» развернуло боком к атакующим нас «Мицубиси» и еще протащило вперед метров сорок благодаря силе инерции. Совершить полный разворот на сто восемьдесят у нас уже не было времени. Выправив руль, Андрей вдавил до упора педаль газа, «Блейзер» выпрыгнул на обочину и, разбрасывая комья мерзлой земли, рванул в сторону припорошенного снегом вала. Тут нам вслед дружно ударили с десяток автоматов.

— Ложись! — успел крикнуть я, сползая вниз, Картунов тут же нырнул на пол, а Андрюха лишь втянул голову в плечи.

Несколько пуль ударили в обшивку багажника, но их смертоносную энергию погасили титановые плиты, установленные Акуловым для безопасности перевозимых канистр с бензином. Еще одна, пробив пленку, повешенную вместо заднего стекла, свистнув возле моего уха, продырявила потолок.

С натужным ревом наш «Шевроле» вылетел на вал, перед нами уже открылась великолепная панорама перепаханного поля, припорошенного первым снегом в погожий солнечный день, как с грохотом взорвались пробитые баллоны задних колес — слишком близко были наши преследователи.

На чвакающих простреленных покрышках мы съехали вниз к полю и застряли в первой же борозде. Теперь наш стальной конь был бесполезной грудой дорогого американского металла. Сейчас наступал мой черед, то, ради чего Андрей взял меня в компаньоны, деля гонорар пополам. Наступил час бойцового пса — мое время.

Схватив левой рукой цевье автомата, я правой закрыл дверцу, вывалился наружу. Пока глазами оценивал обстановку, руки рефлекторно перевели оружие в боевую готовность.

На вершине вала появилась черная задранная морда «Мицубиси» наших преследователей. Вскинув автомат, я дал короткую очередь. Мои пули точно прошили передние колеса «Паджеро», машина на мгновение замерла, а затем скатилась назад, как подбитый танк из военной хроники.

У нас было несколько секунд передышки. За моей спиной, прижимаясь к еще горячему капоту машины, с табельным «макаровым» в руках сидел Андрей.

Распахнув заднюю дверцу, я вытащил наружу Картунова, Он был бледен как смерть и, по-моему, близок к инфаркту.

Вынув из кармана куртки хрохминский «наган», я протянул его Андрею, потом указал рукой вправо — там раскинулась небольшая лесополоса, видимо, служившая для снегозадержания. Деревья были тонкими, но другого прикрытия все равно не было.

— Бери Картунова и дуй туда, — я указал на лесополосу, — пару километров пробежите, там вал закончится, выберетесь на трассу и дуйте в Москву. Я их здесь придержу.

— А потом? — проговорил Андрей, сам понимая, что спрашивает глупость. Разве можно предугадать результат драки, особенно такой.

На вершине холма появилось несколько «зондеркомандовцев» в черных дутых куртках и вязаных шапках, с автоматами на изготовку. Короткая очередь из моего «АК» подняла несколько фонтанчиков земли у их ног, заставив противника ретироваться.

— Ну, давай же, — сказал я, подталкивая Картунова к Андрею.

Схватив вице-мэра за руку, Акулов гигантскими прыжками поволок его в сторону лесополосы. Через несколько секунд они скрылись за ближайшим кустом.

Повернувшись к колее, оставленной нашим вездеходом, я подумал: «Пожалуй, Вадиму Григорьевичу прохладно будет бежать в пуловере, но это лучше, чем в его ярко-красной куртке…» Докончить свою мысль я не успел, по машине ударила автоматная очередь. Об обшивку машины тупо застучали пули, будто кто-то невидимый забивал гвозди в консервную банку. Со звоном посыпались разбитые стекла.

Перекатом я ушел от защиты багажника к капоту. Еще один перекат — и вот из-за левой фары просматриваю вал: где же автоматчик? Ага… вот он, торчит лишь набалдашник автоматного компенсатора да нарост мушки. Видно, стрелок опытный, натасканный не на стрельбище ментовском, а на настоящей войне. Ну, да и мы не лыком шиты. Упираю приклад автомата в плечо, беру прицел под срез, чуть ниже черной рогульки компенсатора, и плавно жму на курок. Автомат привычно дернулся, из затвора веером сыпануло несколько гильз. На вершине вала взвились мелкие фонтанчики мер злой земли и первого снега. Автоматный огонь прекратился, но с другой стороны появились двое автоматчиков, пришлось дать еще одну очередь поверх голов, храбрецы нырнули обратно под защиту земляного вала.

Но долго это продолжаться не могло, слишком близко наш «Шевроле», обойдут меня мальчишки в черных вязаных шапочках, и их автоматы сделают из меня решето. Нет, позицию надо менять.

Я огляделся, бежать вслед за Андрюхой и Картуновым глупо, могу на своих плечах привести охотников. С левой стороны тоже есть чахлые насаждения, но надеяться на их защиту нечего, только будут мешать бегу… За моей спиной раскинулись десятки километров перепаханного пространства. Здесь уж точно буду как затравленный заяц на охоте, не попадут с первого раза — положат с десятого. Вполне выполнимая задача даже для слепою. Хотя метрах в ста пятидесяти над буграми вспаханной земли торчит могильным склепом бетонный куб. То ли колодец газопровода, то ли вход в тоннель телефонной связи или оросительной системы, не разбираюсь в строительных объектах народного хозяйства, но… Громада куба — великолепное укрытие, из-за него меня будет достать намного труднее, чем из-за «Шевроле». Чтобы обойти, ребятам придется растянуться цепочкой и выйти на равнину поля, очень неприятная процедура. К тому же не может этот бой затянуться до бесконечности, все-таки Москва рядом. Хоть наши люди и привыкли к бандитским разборкам с автоматной стрельбой, но не до такой же степени. Авось кто-то из проезжающих и «настучит» куда надо, а потому нужно продержаться.

Снова из-за вала показалась черная вязаная шапочка, проверяют, на месте ли мы. Чтобы не огорчать преследователей (все-таки люди тащились за нами от самого Урала), вскидываю автомат и стреляю. Звонко звучит одиночный выстрел вместо короткой очереди… Баста, патроны кончились, вот и ответ — бежать к бетонному кубу или не бежать? Единственный выход — бежать.

Положив уже не нужный «Калашников» на бампер машины, вытаскиваю из-за пояса «стечкин», большим пальцем ставлю предохранитель на автоматический огонь, делаю несколько глубоких вдохов, наполняя легкие кислородом, отрываю корпус от уже нагревшейся подо мной земли. Пока не опомнились, надо бежать. Рывок, бежать по пахоте — это вам не по беговой дорожке стадиона. Ковыляю, перелезаю из одной борозды в другую, голова набок, чтобы видеть, что за спиной творится.

Пот градом бежит по лицу, волосы намокли, прыгаю, как сайгак, по пахоте, под ногами хрустит снег.

На вершине вала появился черный силуэт. Я вскинул «стечкин», нажал на курок, пистолет дернулся, выбрасывая короткую очередь. Но силуэт не исчез, более того, рядом с первым появились еще несколько человек. Вот теперь начнется настоящая охота.

Туб-б — прозвучал глухой одиночный выстрел. Нет, это не автомат, винтовка или пистолет, но что-то знакомое.

В десяти метрах передо мной поднялся черный куст взрыва, комья мерзлой земли и стальные осколки гранаты меня не достают. Успеваю выругаться: из подствольника лупят. Делаю гигантский прыжок в направлении еще дымящейся воронки — «два снаряда в одну воронку не попадают», за спиной гремит новый взрыв. Падаю в теплую рыхлую землю, воняющую кислятиной сгоревшей взрывчатки. Совсем рядом гремит еще один взрыв, осколки проходят надо мной. Черт, неплохо стреляют.

Отрываю голову от дна воронки. До спасительного бетонного куба метров сорок, но теперь он мне уже не кажется таким надежным укрытием. Все-таки гранаты — это не автоматные пули, да и славные советские изобретатели приспособили подствольный гранатомет для стрельбы навесом, то есть без особого труда можно достать меня из-за бетонной защиты. Но теперь выбора не было, прыжком отрываюсь от земли и бегу по кратчайшей прямой к припорошенной снегом бетонной громадине. Сигаю через борозды, как кенгуру. Еще один взрыв где-то за спиной. Надо уйти в сторону, но уже слишком близко спасение. Налегаю изо всех сил…

Нового выстрела из гранатомета я не слышал, лишь над головой что-то прошелестело, и уже через секунду под моими ногами грянул взрыв. Огненная волна окатила меня, жуткая боль пронзила все тело. Глаза затянула розовая пелена, которая тут же стала густым туманом. Через еще не плотную пелену я увидел стремительно надвигающуюся черную землю…

Боль сковала мое тело, пальцы царапали мерзлую землю, а в угасающем мозгу мелькнула мысль: «Что же вы делаете, суки. Я ж вас жалел, а вы…»

Сознание померкло.


Я вроде бы все вспомнил, амнезии у меня нет. Теперь неплохо бы вспомнить кое-что из юриспруденции. Итак, перестрелка, чем это может для меня закончиться? У меня есть лицензия частного детектива, разрешение на оружие и соответственно право на самооборону. В перестрелке пострадал лишь я, то есть вменить превышение обороны не получится. Это плюс, а минус?

Возле продырявленного «Шевроле» «Калашников» с моими отпечатками пальцев, на руках «стечкин» со спиленным номером. В лучшем случае мне можно инкриминировать ношение огнестрельного оружия, в худшем… Интересно, что висит на этих двух стволах? А то ведь могут сделать из меня второго Солоника.

Охраны в палате не было, можно было предположить: либо я безнадежен, либо охрана за дверью, в этом случае меня должны были приковать наручниками к кровати.

Я попробовал пошевелить руками. Левая рука послушно свалилась с кровати, правая, забинтованная в броню гипса, лишь слегка приподнялась. Но, кроме тяжести шины и перевязочных материалов, ее ничего не держало. Впрочем, зачем приковывать руки, если левая нога на вытяжке.

Незначительные физические упражнения оказались для меня чрезмерными, обессилев, я провалился в забытье…

Очнувшись, я увидел белоснежное расплывчатое существо, которое копошилось возле меня. Постепенно мои глаза адаптировались к свету, и можно было разглядеть девушку в коротком беленьком халатике, поправлявшую мою подушку. Потом она достала откуда-то из-под меня градусник, взглянула на него и наклонилась к тумбочке, халатик задрался, и моему взору предстали две круглые ягодицы в белоснежных трусиках.

Я протяжно вздохнул. Через секунду на меня смотрело курносое лицо с большими карими глазами, маленьким ртом и озорной рыжей челкой на лбу.

— Сейчас вас доктор посмотрит. — Она, как снежная буря, метнулась вон из палаты.

Мой лечащий врач оказался молодым человеком спортивного телосложения, в очках с золотой оправой и бородкой. Он пощупал мой пульс, измерил давление, затем внимательно рассмотрел зрачки, задал несколько вопросов, что-то записал в тетрадку. Теперь наступила моя очередь задавать вопросы.

— Как мои дела, доктор?

— Кризис миновал, больной. Скоро начнете поправляться, — не отрываясь от своих записей, ответил доктор.

— Больной? — переспросил я.

Врач посмотрел на меня серыми умными глазами, которые через призму очков казались необычайно огромными.

— Больной, хоть это и не совсем верно. Но у нас гражданское лечебное учреждение. В военном госпитале вас назвали бы раненым, а у нас по старинке больным. Хотя таких больных мы принимаем каждый день. Ничего не поделаешь — с фейерверками идем к новой жизни. Впрочем, судя по количеству зарубцованных шрамов, вам не впервые попадать в подобные заведения.

Он закрыл свои записи и не прощаясь вышел из палаты…

Я лежал на левом боку, из такого положения видно окно. На стекле, наполовину замерзшем, хорошо были различимы серебристые узоры, которые вывел затейник мороз. Над узорами виднелось серое зимнее небо. Постепенно оно темнело, наливаясь фиолетовой чернотой. На душе было тоскливо.

Неожиданно в палате вспыхнул свет, больно ударив меня по глазам, из распахнутой двери на меня повеяло морозным воздухом и дорогими французскими духами.

— Ожил, подлец, — услышал я знакомый женский голос. Когда глаза привыкли к свету, я разглядел у дверей двоих и белых медицинских халатах, накинутых поверх одежды. Слева стояла Натаха в дорогом темно-коричневом шерстяном костюме и черном свитере. Рядом с ней улыбался Андрей Акулов, он был в ядовито-зеленой форме.

— Я же говорил, что Каскадер выходил из передряг и покруче. Тут банальная перестрелка. А ты, Натаха, слезы льешь. — Андрей сел напротив меня на табуретку. — Ну, здорово, брат.

Я почему-то ответить не смог, горло сжал нервный спазм. Наталья обошла мою кровать с другой стороны, остановилась возле тумбочки, стала выкладывать из своей сумки кулек с фруктами, большую бутылку с соком. Потом, присев на краешек кровати, взяла в свои ладони мою здоровую руку, прижала ее к губам.

— Сволочь ты, Глеб, — вытирая слезы, проговорила моя секретарша, — из-за тебя таких жирных клиентов пришлось и другие агентства передать. Они, козлы, еще смеются, говорят: «Спасибо, Наташа, за работу, мать-кормилица». Все из-за тебя.

Черт возьми, можно подумать, это я у нее работаю, а не наоборот. Повернув голову к Андрею, я тихо спросил:

— Что было?

— Было как в кино, Глеб, — улыбнулся Акулов. — Мы с Вадимом Григорьевичем, как два муфлона, отмахали несколько километров через лесополосу по кустам и ямам. Затем перемахнули через вал на трассу. Видок у нас был еще тот, но ничего. Почти сразу мы остановили какой-то «Мерседес». На мое удостоверение водитель плевать хотел, но, когда я сунул ему в нос ствол трофейного «нагана», все изменилось. Тут же согласился отвезти нас в Москву. Мы проехали мимо того места, где на валу залегли хрохминские головорезы. Ох, как я тогда пожалел, что нет у меня автомата. Положил бы их всех, тварей, а с «наганом» и «макаром» против «калашей» глупо, в момент бы посекли как капусту. Через двадцать минут на Кольцевой натыкаемся на пост ГАИ. Заставляю водителя остановиться, бегу к ментам. Тыкаю свою «ксиву» и говорю: вооруженное нападение, десяток боевиков напали на предпринимателя. Менты, должен заметить, попались ребята аховые, передали по рации, а сами в свою «Ладу» и айда. Пришлось нам гнать обратно. Когда мы туда приехали, все было кончено, возле трассы валялись два простреленных колеса и несколько десятков автоматных гильз, множество следов от обуви, большая лужа еще горячей поды. С противоположной стороны вала стоял расстрелянный «Шевроле», а в сотне метров на пахоте лежало твое изрешеченное тело.

Нужно отдать должное столичным ментам, подкрепление прибыло через десять минут в виде трех маневренных групп ОМОНа, вслед за ними прилетел медицинский вертолет спасателей. Картунов хотел тебя отправить в Кремлевскую больницу. Ты ведь помнишь, Глеб, как он всю дорогу щебетал, что у него в Москве все схвачено. В чем впоследствии я смог убедиться. Но старлей из ОМОНа посоветовал отправить тебя в Склифосовского, дескать, в Кремлевке лечить умеют застарелые геморрои, а в Склифе огнестрелки каждый день, там знают, как лечить таких. Короче, отправили тебя на вертолете, но медицинское обслуживание взял на себя Картунов. В обществе настоящих ментов этот человек сразу же преобразился, в мгновение ока стал хозяином жизни И главное, менты это сразу почувствовали, принялись лебезить перед ним. Объявили перехват, «мы сейчас вас соединим с городским телефоном… если хотите, к вашему человеку приставим охрану». А он знай себе командует…

— Ну а что дал перехват, задержали кого-то? — перебил я Андрюхин треп.

— Шиш, — ответил Акулов. — Странно даже, у них на ходу был только один «Паджеро», у второго ты радиатор раздолбал, лужа большая осталась. Только на буксире и тянуть эту таратайку. А ничего не нашли… Либо у них был заранее приготовлен трейлер, загрузились и ушли на родной Урал. Либо заползли в ближайшую деревеньку отсидеться и устран нить поломки, но это вряд ли. Там хорошо прошерстили окрестности, если бы кто-то чужой был, местные обязательно заложили бы. Тем более что Вадим Григорьевич пообещал премию в тысячу баксов за сведения о нападавших. И ничего, как в воду канули.

— Ну а как наш клиент? — спросил я, интересуясь судьбой бывшего заместителя местной администрации маленького уральского городка.

— Он хорошо, как говорят янки — на миллион долларов, Хотя на самом деле намного больше. Оборот его банка зашкаливает за сто миллионов, так что ему неплохо.

— Какого банка? — не понял я.

— «Самоцвет-инвест», который имеет филиалы в десяти крупнейших городах Урала и Восточной Сибири, а в Москве у них главный офис. И Вадим Григорьевич Картунов имеет честь его возглавлять в качестве генерального директора.

— То есть как возглавлять? Ведь законом запрещено совмещать государственную службу и коммерческую деятельность.

— Ну, законы для того и пишутся, дружище, чтобы их обходить. Можно подумать, ты с луны сюда свалился. Тем более коммерческая работа в Москве, а служба где? У черта на куличках, в какой-то дыре, в Тьмутаракани. И в качестве кого? Заместителя старого маразматика. Это вроде как и не считается.

— Что-то ты, Андрюха, больно распелся, — возмутился я, — сплошные дифирамбы Картунову. С чего бы это?

— Тебе тоже не мешало бы проявить уважение к Вадиму Григорьевичу. Он, между прочим, бабками зарядил полбольницы, чтобы тебе отдельная палата, операция, послеоперационный уход. Все, кто имеет к тебе отношение, богу молятся на такого пациента. Один ты недоволен, законник чертов. А что касается меня, так и мне на Картунова грех жаловаться. Кроме обещанного гонорара, он еще оставил мне «Шевроле». Правда, без стекол и обшивка как решето, но зато мотор в норме да салон почти без повреждений. Вот сдам в автосервис. Пусть восстановят, ведь сам знаешь, зверь машина.

После такой тирады мне даже как-то совестно стало: человек для меня постарался, а я такая неблагодарная свинья. Чтобы загладить свою вину, спросил:

— Ну а как разрешился вопрос с хребтовской диктатурой милиции?

— У-у, — от восторга Акулов чуть не завыл, — на следующий день Вадим Григорьевич прямиком к министру МВД. Как он говорил, в Москве для него все двери открыты. Ну, значит, у министра он и заявляет: так и так, примите меры, а не то обращусь в ФСБ. Министр мужик путевый, недаром сам объявил операцию «чистые руки», говорит Картунову: «Не надо ФСБ, без них обойдемся». И в тот же день специальным рейсом в Екатеринбург отправилась особая комиссия, на четверть состоящая из следователей Генпрокуратуры, на четверть из оперов «особой инспекции» — охотников за ссученными мусорами, остальные члены комиссии были бойцы доблестного московского СОБРа. В общем, в тот же день к вечеру сотрудники милиции и прокуратуры Хребта-Уральского отправились в каталажку, а их функции взяли на себя собровцы, которых впоследствии сменил сводный отряд милиции Свердловской области. Сейчас идет следствие, и виновные предстанут перед судом. Да здравствует наш российский суд, самый гуманный суд в мире, — со смехом закончил свое повествование Акулов.

— Да хватит вам, — наконец не выдержала Натаха, — не успел прийти в себя, сразу за дела. Что да как. Почему у меня не спросишь, как я это время жила, чем занималась?

— Наташенька, золотце мое, — слабо улыбнулся я, — ты же сама знаешь, когда я вижу тебя, обо всем забываю. Даже о нашем офисе и наших делах. Если бы не ты… Скажи, а этот коварный мужчина рассчитался с фирмой за мою командировку?

Натаха не приняла шутливого тона и, как положено исполнительной сотруднице, подробно отрапортовала.

— Да, фирма получила двадцать пять тысяч долларов наличными. Из них пять тысяч ушли на мою зарплату и оформление документации с оплатой аренды помещения, оружия, коммунальных услуг, выплатой налогов за якобы проделанную работу.

— Молодец, — вяло проговорил я, длительная беседа окончательно меня обессилила. И тут же в дверном проеме появился врач (можно подумать, он услышал мой слабеющий голос), строго глянул из-под толстых стекол своих очков и громко объявил:

— Время посещения окончено.

Натаха склонилась ко мне и нежно поцеловала в щеку. Андрюха слегка пожал мою перевязанную руку и, поднимаясь с табуретки, сказал:

— Выздоравливай, Глеб, все неприятности позади.

Он уже был в дверях, когда я его окликнул:

— Андрюха, когда майора обмывать будем?

— Какого еще майора, — угрюмо отмахнулся Андрей, исчезая в коридоре.

С того момента, как ко мне вернулось сознание, организм пошел на поправку. Не знаю, что больше помогло: хорошее лечение врачей с их чудо-лекарствами или Натахино сверхвитаминизированное питание, а может, и то и другое вместе взятое плюс невинный стриптиз, который мне устраивали медсестры, как бы невзначай демонстрируя свои прелести.

Прошло уже две недели осознанной жизни, в мою палату заглянула курносая и рыжеволосая медсестра и весело сообщила:

— К вам посетитель.

В мое израненное сердце закралось смутное сомнение: время для посещения больных еще не наступило, и тот, кто прошел мимо неумолимых стражей, наверняка обладал большой властью. Как я не люблю людей, принадлежащих к большой власти.

Через минуту дверь распахнулась, и на пороге моей палаты появилась широкоплечая фигура Донцова. Олег скалился белозубой голливудской улыбкой.

— Привет инвалидной команде, — рявкнул Донцов.

Олег поставил возле моего изголовья табуретку и сел на нее, широко расставив ноги. Как всегда, одет он был стильно. Дорогой пиджак в мелкую серую клетку, черные шерстяные брюки стального цвета, стального цвета шелковая рубаха, оттененная черным с серебристой проседью галстуком. На левой руке золотой перстень с черным камнем, чуть выше на кисти супермодные часы «Картье».

Прямо не российский мент, а типаж из «Полиции Майами», странно, как это им еще не заинтересовались ни своя «инспекция по личному составу МВД», ни чужие ребята из ФСБ, ни общенародные опричники из налоговой полиции. Ведь майор из РУОПа живет явно не по средствам.

Ничего этого я, конечно, не сказал, и не потому, что сейчас он мог перешибить меня одним ударом, просто хотелось узнать, какой ветер занес Донцова сюда. Ему явно было что мне рассказать.

— Итак, гражданин начальник, — заговорил я первым, — мы пришли, чтобы меня допросить или чего доброго сообщить, что моя лицензия частного детектива аннулирована?

Олег широко улыбнулся, хмыкнул и покачал головой:

— Догадливый ты, черт, но на этот раз ошибся. Ничего такого у нас с тобой не будет. Я просто пришел тебя проведать по старой памяти.

— Ой ли, — не поверил я.

— Не веришь, — еще шире оскалился Донцов, я отрицательно покачал головой, он звонко хлопнул себя по коленям, хохотнул, потом сказал: — Знает кошка, чье сало съела. Ладно, расскажу тебе правду. Попало в мои руки дело «о перестрелке у Кольцевой дороги», полистал я его, посмотрел внимательно, глядь, а там погрешность на погрешности. На месте перестрелки обнаружены два ствола — «Калашников» и «стечкин», отпечатки почему-то с них не были сняты, а впоследствии из дела исчезли и сами стволы, а их место заняла отписка: «Оружие отдано на экспертизу по делу о заказных убийствах». После чего дело было закрыто «за отсутствием состава преступления». Ничего себе, в этом «аттракционе» принимали участие несколько автоматов, подствольные гранатометы. Человека чуть не укокошили, а дело прекращено даже в отношении пострадавшего, у которого, кстати, и было на руках захваченное оружие. Бред какой-то, обращаюсь к начальникам в больших погонах. А начальники, вьслушав мою тираду, испуганно кивают на потолок и шепчут: «Не твоего ума дело». Ну хорошо, говорю, не мое, и ладно. Но давайте что-то решим с пострадавшим, лишим человека оружия и лицензии частного сыщика. Ведь сам погибнет, и у нас будут неприятности. Согласились крупнопогонные дяди, а через пару дней заявляют: «Не по Сеньке шапка». Более влиятельные силы, чем они, заблокировали твою отставку. Сечешь, чья работа?

Естественно, я догадался, что здесь были задействованы разные силы. Если от ответственности за незаконное, притом «горячее» оружие меня прикрыл Картунов, он и вправду еще тот жук. А вот с милицией — это другие люди, чувствуется невидимый почерк «конторы». Я для них что джокер в рукаве, вольная птица или, вернее будет сказать, свободный охотник, сам выбираю цель (по крайней мере, так может по казаться несведущему человеку), сам ее разрабатываю и так далее… Меня всегда можно использовать там, где нельзя послать штатных «барбосов». Впрочем, какой я, к черту, джокер, так, шестерка, но козырная шестерка. Вот за это и ценит мои услуги частного детектива «конторское» начальство. И в обиду никому меня не даст, по крайней мере сейчас.


— Ну-с, молодой человек, посмотрим, как ваши увечья, — негромко проговорил профессор Доронин, наблюдая за тем, как медсестры освобождают мое тело от бинтов. На вид этому медицинскому светиле было лет семьдесят, хотя со слов Натахи я знал, что ему едва перевалило за пятьдесят, просто он так выглядел: маленький, сморщенный, с редкой седой шевелюрой на продолговатом черепе и большими, сильными, как у молотобойца, руками.

Увидев меня без бинтов, профессор долго изучал мой торс, проводя пальцами по рубцам шрамов, при этом алчно щелкая вставной челюстью. Резюме в конце осмотра он составил короткое, но красочное.

— Да у вас, дружочек, шрамов что у леопарда пятен.

— Профессор, жить буду? — как можно серьезней спросил я.

— Жить будете, — спокойно ответил хирург, — больше того, месяца через полтора, думаю, вас можно будет выписывать. А пока отдыхайте, выздоравливайте.

— Курить скоро смогу?

Профессор чуть не подпрыгнул на месте.

— А вот про это, батенька, забудьте, сердце у вас ни к черту. Все ваши раны оставляют рубцы не только на теле, но и на сердце. Про табак забудьте, будет невмоготу — сосите леденцы.

В палате, куда я вернулся, было чисто и свежо, на тумбочке стоял небольшой букетик бледно-желтых мимоз. Это Наташа поздравила с двадцать третьим февраля.

Настроение противное, снятые швы болезненно тянут, кончик носа провокационно чешется. А тут не то что рюмку Не нальют, куска мяса никто не даст, одни супчики протертые, соки, каша манная и пюре с волокнами телятины. Вот пни, превратности больничной жизни.

Впрочем, мои размышления были лишь камуфляжем, скрывающим беспокойство. Три недели назад меня перестал посещать Акулов, на мой вопрос, куда запропастился Андрей, Натаха простодушно ответила:

— Сидит у себя в квартире, под домашним арестом. В его департаменте идет какое-то служебное расследование.

«Вот это номер», — мелькнула у меня в голове тревожная мысль. Я попытался выстроить логическую цепь. Андрюхиа слишком хочет стать майором, чтобы допустить промах по службе. Скорее всего это связано с нашим вояжем на Урал. Все-таки следствие вышло на нас (еще неизвестно, в какой роли мы фигурируем в многотонных папках хребтовского дела). Засветка офицера Агентства правительственной связи и информации — это уже другой уровень разбирательства и другие стандарты ответственности. Как-никак может оказаться под угрозой государственная безопасность. И расклады, соответственно, могут быть самые разные. Смерть от передозировки какого-нибудь лекарства для меня. Автомобильная катастрофа для Андрюхи. Или суд военной коллегии для обоих. Не веселенькая перспектива.

Ближе к вечеру меня навестила моя секретарша, да не одна, в паре с «арестантом» Акуловым. Наверное, в честь праздника посетителей пропустили в верхней одежде. На Натахе была длинная шуба из черно-бурой лисы, играющая искрами серебристого ворса на свету. Андрюха был выряжен в короткую дубленку и черные джинсы. Странно это, почему он в такой день без формы?

— Мы с Натахой ходим парой, — проговорил я вместо приветствия, но появление Акулова вселило уверенность в завтрашнем дне.

— Да, вот встретила у входа в больницу, — смущенно проговорила Натаха, доставая из сумочки пакет с мультивитаминным соком.

— Не нравятся мне эти совпадения, — пошутил я.

— А что такое? — возмутился Андрей, его язык слегка заплетался.

— На грудь принял в честь праздника?

— Ага, двойного праздника.

— Неужели майора получил? — удивился я.

— Получил, — кивнул Андрей и тут же добавил: — Получил полную свободу. Вот обмываю отходную.

— То есть?

— До сведения моего руководства дошла информация о том, что моя фамилия фигурирует в некоем уголовном деле. Соответственно особый отдел ФАПСИ совместно с контразведкой провели расследование… и за две недели выявили все эпизоды, когда я демонстрировал свое удостоверение, и даже подсчитали, сколько раз представлял тебя как офицера из службы охраны президента. А за мой «развод» ульяновских ментов и вовсе припугнули статьей «о мошенничестве». Но потом смилостивились и уволили из органов ФАПСИ с формулировкой: «за использование служебного положения V корыстных целях». Вот.

Закончив свою тираду, Андрюха со вздохом уселся на табуретку, Наталья отошла к окну и стала ногтем царапать стекло. Моя догадка насчет «служебного расследования» подтвердилась полностью, хорошо еще, что так закончилось.

— Слава богу, — вслух произнес я.

— Что слава богу? — не понял Андрей.

— Что не посадили тебя… и меня вместе с тобой.

— На какую приличную работу меня возьмут с такой формулировкой. — Он со злостью сплюнул на пол и тут же растер плевок толстой подошвой ботинка. Потом достал из кармана дубленки пачку сигарет.

— Здесь не курят, — остановила его Натаха. Он кивнул, сунул пачку обратно и молча уставился себе под ноги.

— Ну ничего, что-нибудь придумаем, — пытался я утешить друга.

Но, к моему удивлению, услышав мой голос, Андрей поднял голову, плотоядно улыбнулся и сказал:

— Я уже придумал.

— То есть?

— Ну, не получилось у меня сделать карьеру на службе государству, буду делать ее на мирном поприще. Вот я подумал и решил устроиться к тебе на работу в агентство.

— Но… — Я хотел возразить, Андрей жестом остановил меня.

— Правильно, — заметил он, — какой из меня детектив-топтун? Да никакой, если честно. Поэтому наниматься к тебе в качестве пушечного мяса не буду. У меня есть двадцать пять «тонн» «зелени» (как чувствовал, не тратил), вношу их на счет твоей фирмы и становлюсь партнером по бизнесу. И пока ты лежишь в больнице, немножко перестрою структуру твоего, вернее, уже нашего агентства. Поверь мне, хуже не будет.

Недаром говорят умные люди: «Не хочешь зла, не делай добра». Кто бы мог предсказать, во что выльется скоренькая поездочка на Урал и обратно. Мало того, что я лежу в больнице весь штопаный-перештопаный, так еще и бизнес-партнер выискался.

Когда мои гости ушли, я лег на спину, прикрыл глаза и расслабился, но сон не шел. Несколько раз проваливался в забытье, но тут же вздрагивал и просыпался, казалось, что со всего разгона натыкаюсь на черную стену. Я хорошо знал, что черная стена — это страх, спрятанный в дальних закутках моего подсознания. И он предупреждал еще больше, чем запах мертвечины.

На душе кошки скребли, что-то не нравится мне неожиданное появление нового компаньона. Ой не нравится.

Прошла еще неделя, я уже мог передвигаться по палате опираясь на костыли. Правда, ночами все еще болели раны, видимо, к перемене погоды. По вечерам меня посещала Натаха и докладывала о нововведениях, проводимых молодым реформатором. Андрюха действительно развил бурную деятельность. В отличие от меня, он делал упор не на детективную деятельность, а на охранную. Сейчас набрал команду охранников и телохранителей. (Ну-ну, посмотрим, до чего его доведет создаваемая «псарня».)

В отличие от собак, натренированным боевикам мало того, чтобы их кормили и холили, со временем внутри «псарни» появляется свой лидер, которому уже мало будет денег и хозяйских ласк. Ему захочется большего, ему захочется власти. И тогда произойдет мятеж, хозяину вцепятся в горло…

Вот уже прошел Международный женский день, который я встретил, как и День защитника Отечества, в палате с кипяченым молоком и протертыми супчиками. Но здоровье брало свое, правую руку уже освободили от шины, и врач подарил мне резиновую грушу для восстановления функции руки. Следующей была на очереди загипсованная нога. Еще немного — и можно будет выписываться.

Поработав немного с грушей, бросил ее на кипу газет: в оплату лечения входила и пресса, которую мне приноси каждый день. Взгляд упал на тумбочку, где красовалась, поблескивая черным экраном, миниатюрная видеодвойка SAMSUNG.

Вчера эту игрушку притащил мой милицейский друг Олег Донцов. Установив видеодвойку на тумбочку, он бросил ко мне на кровать кассету: — Вот тебе подарок.

— Что здесь? — спросил я, вертя перед собой черный прямоугольник. Ответ Олега оказался неожиданным.

— Судебное разбирательство выездной коллегии в городе Хребет-Уральский.

— Даже так? — удивился я.

— Я думаю, тебе это будет любопытно. Интересно посмотреть, какой вы там гадюшник разворошили.

Донцов направился к выходу, возле двери остановился, повернулся и, ткнув в мою сторону указательным пальцем, предупредил:

— Учти, информация закрытая. Смотри, чтобы эта кастета не попала к журналюгам. А то будем оба иметь на орехи. Ну, пока.

Запись оказалась очень качественной, чувствовалась рука Профессионала. Судебное заседание проходило в большом помещении, наверное, актовом зале какого-то клуба. На стенах и потолке были видны выцветшие узоры с советской символикой. В центре стояла широкая тумба с просторными веслами для судей и заседателей. Слева от тумбы громоздись огромная клетка, сваренная из толстых прутьев арматуры, она, вероятно, была изготовлена специально для этого суда. Даже через видеопленку видно было свежую краску на прутьях решетки. За ней, как дикие звери в зоопарке, сидели два с лишним десятка подсудимых под охраной дюжины вооруженных омоновцев в черных масках.

Я не слушал, о чем говорили на этом заседании, мне было не до речей прокурора и адвокатов, не до опроса свидетелей и подсудимых. Я был полностью поглощен изучением тех, кто за решеткой.

Все в цивильной одежде: серые, черные цвета, пиджаки, свитера, старые, застиранные рубахи, бритые макушки, опушенные плечи, руки, подпирающие головы. Глядя на экран, я пытался узнать тех, кого судили.

Через несколько минут я узнал задиристого младшем лейтенанта, который издевался над своим бывшим педагогом-«карбонарием» в пельменной. Сейчас он был похож на обычного хулигана, идущего по первой ходке, то и дело шмыгал носом, тер его. Через несколько мест от него сиди толстобрюхий старшина в грубом свитере с кожаными заплатками на рукавах. Усы некогда крупногабаритного стража порядка уныло свисали и в сочетании с голым черепом делали его похожим на великого Кобзаря Тараса Шевченко. После долгого изучения нашел еще одну знакомую физиономию — унылое лицо с воспаленными глазами хронического алкоголика. Это бывший начальник отдела по борьбе с экономическими преступлениями майор Лигостаев. Сейчас он отрешенно смотрел сквозь зал, наверняка понимая, что жизнь дня него уже закончена и на свободу он не выйдет.

Больше, сколько я ни вглядывался, знакомых не видел. Тогда пришлось пересмотреть с самого начала. Теперь уже рассматривал дающих показания свидетелей. Тут мне тоже повезло, первым на глаза попался мэр Кузнецов, трясущегося старика держал под руку верзила в серо-фиолетовом камуфляже с красным беретом, скошенным набок. Потом, через несколько незнакомых свидетелей, я увидел следователе прокуратуры Варгина. На нем был дорогой костюм-«тройка», белоснежная рубашка с галстуком-бабочкой и лакированные туфли. Он был полной противоположностью тем, кто сидел в десяти метрах от него за стальной решеткой.

В отличие от дружка по пьяным кутежам Лигостаева, Александр Варгин не пропил свои мозги, а потому использовал свои знания и опыт следователя, чтобы пройти «бортиком», не попробовав тюремной баланды.

Несмотря на показную помпезность происходящего, я понял главное: полковник Хрохмин и его ближайшее окружение ушли от ответственности, а суд вершится над мелочью, пешками, мальчиками для битья.

И стало ясно, откуда страх в моем подсознании, где его корни. Теперь я знал лицо моего страха, лицо опасности и был готов к встрече с беглым полковником и его головорезами. Кто кого — покажет схватка.