Встреча с границей [Майя Анатольевна Ганина] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Встреча с границей

«Ночью Вячеслав Дунаев был поднят по тревоге. Вместе с другими пограничниками он вышел на розыск опасного вооруженного нарушителя...» — читаем мы в очерке «Ожерелье Тумана» из сборника рассказов и очерков «Встреча с границей». Это интересный рассказ о юноше, о котором писали московские газеты: Вячеслав, будучи призван в армию, пошел служить в пограничные войска вместе со своим другом-овчаркой, призером многих соревнований. Таковы взятые из жизни все герои рассказов сборника «Встреча с границей», предлагаемого читателю. В нем дана большая галерея портретов, рядовых и командиров пограничников и увлекательно рассказано о трудной, требующей напряжения всех духовных и физических сил, борьбе с нарушителями наших границ, которую ведут погранотряды.

Содержательна, волнующа и богата на события жизнь пограничников, но еще более богат душевный мир часовых границ нашей Родины.


Владимир Беляев ЧЕРНЫЙ ДРУГ

Прошлой осенью мне снова довелось побывать в селах, расположенных на берегу Западного Буга. Вместе с уже знакомыми офицерами-пограничниками мы объехали одну за другой развалины тех пограничных застав, которые в ночь с 21 на 22 июня 1941 года первыми приняли на себя неожиданный удар гитлеровского вторжения. Мы хотели точно выяснить, в каких именно местах надо воздвигнуть памятные обелиски в честь первых храбрых Великой Отечественной войны.

В густом сосновом лесу, поблизости от пограничного волынского села, на обочине узкой песчаной дороги мы увидели две могилы, и шофер сразу затормозил машину.

У изголовья могильного бугорка, покрытого жухлой травой и увядшей хвоей, возвышался красный деревянный постаментик. На кусочке жести было выведено белой краской:

«ТЕРЕНТІЙ МАТВІЙОВИЧ»

Рядом, шагах в пяти, находилась могила размером поменьше, очень похожая на детскую. Шофер нагнулся и поднял палку с прибитой к ней фанеркой.

На дощечке было нацарапано:

«Його вірний друг»

И все.

Никаких других подробностей.

Не будь на деревянном обелиске алой металлической звездочки, мы бы проехали дальше. Мало ли разбросано безымянных могил не только на глухих сельских кладбищах, но и на полях и в перелесках западных областей Украины?!

Однако то, что человек, называвшийся при жизни Терентием Матвеевичем, был похоронен вблизи развалин сметенной войной пограничной заставы, причем под эмблемой Вооруженных Сил нашей державы, вызвало большое желание узнать, кто он и этот верный друг, что покоится рядом.

После долгих расспросов удалось разыскать в одном из соседних сел плотника Каминского. Пожилой, степенный волынянин, некогда служивший у Буденного, Яков Каминский, начиная с лета тысяча девятьсот сорокового года, работал на строительстве расположенной по соседству пограничной заставы. Он-то и рассказал, что Терентием Матвеевичем сельские хлопцы и девушки звали голубоглазого пограничника-сибиряка, инструктора служебных собак. У него была типичная русская фамилия — не то Сидоров, не то Федоров, а быть может, Данилов, — так, к сожалению, и не запечатлевшаяся в памяти местных жителей. Не запомнили фамилии еще и потому, что с первых дней появления на Волыни лучшего собаковода комендатуры, никто его из гражданских иначе как по имени-отчеству не величал. И звания его не сохранили в памяти тоже. Да и зачем местному населению знать звание чекиста, живущего замкнутой жизнью пограничного гарнизона? Пограничная служба — строгая, секретная. Тем не менее плотник Яков Каминский хорошо запомнил, что Терентий Матвеевич часто бывал по служебным делам в штабе отряда и даже во Львове, где в те годы находилось Управление пограничных войск Украины.

Однажды, вернувшись из Львова, Терентий Матвеевич привез с собой потешного щенка, который очень слабо передвигался на раскоряченных больших лапах. Именно лапы его, мохнатые, явно не соответствовавшие росту, подсказали Терентию Матвеевичу, что жалобно скулящий в одной из подворотен ночного Львова черный щенок не простая дворняга и со временем может стать вполне подходящей служебной собакой.

— Зову я его: «Цуц, цуц, сюда иди», а оно бедное, еще ходить не способно, — рассказывал Терентий Матвеевич. — Дай, думаю, спасу щенка от погибели. Может, попозже и порода прорежется!..

Так и случилось.

Чем больше мужал черный, с угольными глазами, на первый взгляд очень добрый щенок, тем уверенней становилась его походка, и все быстрее превращался он в солидную карпатскую овчарку из того собачьего племени, представители которого с большим успехом охраняют от волков и других хищников целые овечьи отары на зеленых карпатских верховинах.

Прозвали щенка на заставе Другом. Полюбили его все здорово, тем более, что оснований для любви и взаимной симпатии было вдоволь.

Он повсюду совал свой