Таннен-Э — город под вечными льдами: легенды Австрии [Эпосы, мифы, легенды и сказания] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Таннен-Э — город под вечными льдами
Легенды Австрии
Составитель И. П. СтребловаВЕЧНЫЕ ЛЬДЫ ЛЕГЕНД
Вы слыхали когда-нибудь о богатом городе Таннен-Э высоко в горах, который однажды засыпало густым снегопадом, и город навсегда остался под вечными льдами? Жителей этого города одолели жадность и тщеславие, мало того, что им некуда было уже девать деньги — так они решили еще построить башню до небес, башню выше всех снежных вершин, и повесить наверху колокол, чтобы все народы мира знали об этом городе. Вот тогда природа и распорядилась по-своему — и наказала непослушных детей своих, пытавшихся нарушить ее гармонию. И случилось это не где-нибудь в волшебном тридевятом царстве, а в реальном месте, которое можно найти на карте: в Альпах, в австрийской земле Тироль, в горном массиве Эцталер Фернерн, где над покрытой ледником Айскугель вершиной горы возвышается скальный шпиль — это башня, не достроенная жителями Таннен-Э. Что-то удивительно знакомое чудится в этой истории. Она сразу напомнила нам русскую сказку о рыбаке и рыбке и десятки других сказок народов мира, повествующих о наказанной заносчивости. Но стоп! Не торопитесь делать выводы о том, что австрийская легенда о городе Таннен-Э — родная сестра этих сказок! Между легендой и сказкой есть разница. Во-первых, место действия. В сказке все происходит в тридевятом царстве, в одной деревне или вообще неизвестно где: жили-были старик со старухой, а где они жили, мы не знаем, — да это и не так важно в сказке. В легенде место действия указано точно. Посмотрите, какое начало у австрийских легенд: «Один крестьянин из Обернберга, что на реке Инн…» или «Жил когда-то в Верхнем Мюльфиртеле Ганс-великан…» — все это совершенно достоверные названия конкретных географических мест, существующих и сегодня. Названы города, деревни, долины, реки, ручьи, озера, горные пики, отдельные скалы — и с каждым местом связана удивительная и поучительная история. Постепенно, по мере знакомства с австрийскими легендами, у нас складывается цельное представление о природе этой страны, где каждый уголок овеян поэзией. Это своего рода поэтическая география. Вот география земли Бургенланд, со знаменитыми равнинными озерами и живописными замками. А вот география земли Штирия: горные озера, ледники, отвесные скалы, пещеры. Легенды мы расположили так, как это обычно делается в австрийских сборниках легенд, — по землям. Девять разделов книги — это девять кусочков географической карты, составляющих вместе одну страну — Австрию. География легенд своеобразна. Она не устанавливает приоритетов. В центре действия может оказаться и маленькая деревенька, и неприметный ручеек, и местного значения горный утес. И в этом легенда очень современна. Ведь давно уже пора отказаться от метода знакомства с географией по принципу выставления отметок: этот город достоин упоминания, потому что он большой и экономически важный, а тот — мал и незначителен, и не достоин того, чтобы о нем знали. Современное познание гуманистично, для современного человека ценен всякий уголок на земле — в той же мере, в какой древнему создателю легенды был важен его единственный уголок, который он описал подробно и любовно — ведь когда-то он составлял весь его мир, других уголков он не знал. Итак, в легенде, в отличие от сказки, названо конкретное место действия. Конечно, бывает, что и в сказке место действия известно, как, например, в знаменитых «Бременских музыкантах» братьев Гримм — такие сказки по своим особенностям смыкаются с легендами. Легенда не только именует конкретное место, но и называет часто конкретные природные особенности: если в сказке море — явление условное, то в легенде каждое озеро имеет не только название, но и описание того, какая в нем вода, какие берега, что вокруг растет. Подробно описаны ледники, снегопады, пещеры, горные тропы, а в городских легендах — улицы, переулки, харчевни. Второе отличие легенды от сказки заключается в том, что в легенде участвуют исторические персонажи и упоминаются исторические события. Среди многочисленных нищих, лесорубов, кузнецов и Гансов, которые, если и носят имя, то оно давно уже стало обобщенным символом удальца или пройдохи из народа (ситуация, хорошо знакомая нам по сказке), встречается вполне реальный легендарный Ганс Пуксбаум, который руководил когда-то строительством знаменитого собора Св. Штефана в Вене, или легендарный алхимик Теофраст Парацельс, или Карл Великий, — или совсем не вошедшая в анналы, но столь же прославленная благодаря австрийской легенде госпожа Перхта. Нам не случайно в прошлой фразе дважды подвернулось такое уместное в данном случае слово «легендарный». Потому что легендарная личность — это историческая личность, легендой по-особенному обработанная. В отличие от хроники, в легенде часто исчезает точная дата, когда произошло событие или когда действовал исторический герой. Зато характерные черты исторической личности в легенде гиперболизируются, становятся ярче, рельефнее. И опять тот же феномен, необычайно близкий мировосприятию именно современного человека: нет людей главных и второстепенных, как нет главных и второстепенных городов, — каждый может участвовать в творении истории, но он должен для этого совершить что-то значительное — для своих близких, для своего народа. Получается, что в сказке личность стерта, главное действующее лицо — народ, обобщенный и типизированный, в легенде же на этом фоне выступают живые, реальные люди. И, наконец, мы добрались до третьего отличия легенды от сказки. Это ее особенная форма. Формой сказки занимались много, и она подробно описана. Еще бы, ведь по форме сказка очень узнаваема, и выражается это в определенных языковых чертах. В сказке есть зачин и концовка, есть троекратное повторение сюжета, есть устойчивые эпитеты. С легендой дело обстоит сложнее, Здесь главное — сама история, сюжет, а подан он может быть по-разному. Часто этот сюжет отражен в ранних летописях, и потом еще неоднократно записывается и с вариациями излагается. У легенды всегда существует множество обработок. Мы выбрали вариант, который предложила замечательная австрийская писательница Кэте Рехайс. Но при любой обработке легенды ведущие черты ее содержания остаются. О них мы уже сказали. Несколько слов о переводчиках. Легенды переводил большой коллектив, состоящий из известных и молодых переводчиков. Каждый — со своей профессиональной судьбой, со своим стилем. Но в подходе к легендам царило единство взглядов. Мы старались сохранить точность географических обозначений, черты разговорной речи, достаточно сложный и разнообразный, в отличие от сказки, язык описательного повествования. Нам очень хотелось, чтобы читатель ощутил вместе с нами обаятельную силу австрийских легенд. Основой для книги послужило замечательное собрание легенд в обработке для детей и юношества, выполненное известной австрийской детской писательницей Кэте Рехайс (Käthe Recheis). Называется оно «Легенды из Австрии» («Sagen aus Österreich», Verlag «Carl Ueberreuter», Wien — Heidelberg, 1970). Вообще обработки легенд делались не раз, но именно эта версия привлекла нас своей простотой и выразительной силой. Перед вами легенды Австрии. Удивительной, неповторимой страны. Созданные удивительными, неповторимыми людьми. Но их суть будет вам понятна. Ведь эта страна — частица единой Земли, и эти люди — часть единого человечества.И. Алексеева.
ВЕНА
Дунайская русалка
В час, когда безмятежно гаснет вечер, когда на небе сияет луна и льет на землю свой серебряный свет, является по рою среди волн Дуная прелестное создание. Светлые кудри, обрамляющие прекрасный лик, украшает венок из цветов; цветами увит также белоснежный стан. Юная чаровница то качается на мерцающих волнах, то исчезает в речной глубине, чтобы вскоре опять появиться на поверхности. Временами русалка покидает прохладные воды и блуждает в лунном сиянии по росистым прибрежным лугам, не страшась даже показаться людям, заглядывает в одинокие рыбачьи хижины и радуется мирной жизни их бедных обитателей. Нередко предостерегает она рыбаков, сообщая им о близящейся опасности: ледяных заторах, половодье или жестокой буре. Одному она помогает, другого же обрекает на гибель, заманивая своим соблазнительным пением в реку. Охваченный внезапною тоскою, он следует за нею и находит себе могилу на речном дне. Много веков тому назад, когда Вена была еще маленьким городком и там, где ныне красуются высокие дома, сиротливо жались друг к другу низкие рыбачьи хижины, сидел однажды морозным зимним вечером старый рыбак с сыном в своем бедном жилище у пылающего очага. Они чинили сети и беседовали об опасностях своего ремесла. Старик, конечно же, знал множество историй о водяных и русалках. — На дне Дуная, — рассказывал он, — стоит огромный хрустальный дворец, а живет в нем речной царь с женою и детьми. На больших столах стоят у него стеклянные сосуды, в которых держит он души утопленников. Царь часто выходит погулять вдоль берега, и горе тому, кто осмелится окликнуть его: он в тот же миг утащит его на дно. Дочери его, русалки, все как на подбор красавицы и очень уж охочи до молодых пригожих парней. Те, кого удается им очаровать, вскорости непременно должны утонуть. А потому остерегайся русалок, сын мой! Все они прелестницы, порою приходят они даже на танцы к людям и танцуют всю ночь, до первых петухов, а потом спешат обратно в свое водное царство. Много былей и небылиц знал старик; сын внимал словам отца с недоверием, ибо никогда еще не доводилось ему видеть русалок. Не успел старый рыбак закончить свой рассказ, как дверь хижины вдруг отворилась. Внутренность бедного жилища озарилась волшебным светом, и на пороге возникла прекрасная девушка в белом мерцающем одеянии. В косы ее, сияющие, словно золото, вплетены были белые водяные лилии. — Не пугайтесь! — молвила прекрасная гостья, устремив влажно-голубой взор на молодого рыбака. — Я всего лишь русалка и не причиню вам зла. Я пришла предупредить вас об опасности. Близится оттепель; лед на Дунае затрещит и растает, река выйдет из берегов и затопит прибрежные луга и ваши жилища. Не теряйте же времени, бегите — иначе погибнете. Отец и сын точно окаменели от изумления и, когда странное видение исчезло и дверь вновь тихонько затворилась, они долго еще не могли вымолвить ни слова. Они не знали, случилось ли это с ними во сне или наяву. Наконец старик перевел дух, взглянул на сына и спросил: — Ты тоже видел это? Юноша стряхнул с себя оцепенение и молча кивнул. Нет, это было не наваждение! В их хижине была русалка, они оба видели ее, они оба слышали ее слова! Отец и сын вскочили на ноги и бросились вон из хижины, в морозную ночь, поспешили к своим соседям, другим рыбакам, и поведали им о чудесном происшествии. И не нашлось ни одного человека в селении, который не поверил бы в прорицание доброй русалки; все связали свой скарб в узлы и той же ночью покинули жилища, неся с собою все, что могли унести, и устремились на окрестные холмы. Они прекрасно знали, чем грозит им внезапная оттепель, если скованный морозом поток вдруг разорвет свои оковы. Когда забрезжило утро, они услышали доносившийся с реки глухой треск и грохот; голубоватые прозрачные глыбы льда громоздились друг на друга. Уже на следующий день прибрежные луга и поля покрыло бурлящее и пенистое озеро. Одни лишь крутые кровли рыбачьих хижин сиротливо возвышались над все еще прибывающею водою. Но ни один человек и ни один зверь не утонул, все успели удалиться на безопасное расстояние. Вода вскоре схлынула, поток вернулся в свое русло, и все стало, как прежде. Но все ли? Нет, один человек навсегда лишился покоя! Это был молодой рыбак, который не мог забыть прекрасную русалку и ласковый взор ее голубых очей. Он постоянно видел ее перед собою; ее образ преследовал юношу неотступно, рыбачил ли он или сидел перед очагом. Она являлась ему даже ночью во сне, а утром, пробудившись, он не мог поверить, что это был всего лишь сон. Все чаще ходил молодой рыбак к берегу Дуная, подолгу одиноко сидел под прибрежными ивами и неотрывно глядел в воду. В шуме потока ему чудился манящий голос русалки. Охотнее всего выезжал он в своей лодке на середину реки и задумчиво любовался игрою волн, и каждая проплывавшая мимо серебристая рыба как будто нарочно дразнила его. Он перегибался через край лодки, простирал к ней руки, словно желая схватить ее, схватить и удержать навсегда. Однако мечте его не суждено было сбыться. День ото дня все печальнее становился его взор, и все горше было у него на сердце, когда он возвращался вечером в свое жилище. Однажды ночью его тоска стала такою нестерпимою, что он тайком вышел из хижины, отправился на берег и отвязал свою лодку. Больше он не вернулся назад. Утром лодка его одна, без пловца, покачивалась на волнах посреди реки. Никто никогда больше не видел молодого рыбака. Еще много лет сидел старик-отец одиноко перед своею хижиною, смотрел на реку и плакал о судьбе сына, которого русалка увлекла с собою на дно Дуная, в хрустальный дворец водяного царя.Дерево в железах на площади Шток-Им-Айзен
Нелегкая жизнь бывает у ребят, отданных в учение к мастеру. Один такой мальчонка Мартин Мукc узнал это на собственной шкуре с тех пор, как его отдали в ученики к знатному венскому замочному мастеру, а было это лет триста или четыреста тому назад. Работа начиналась чуть свет и продолжалась долго, до самого вечера. А Мартину ох как хотелось поспать подольше да побездельничать, да поиграть и порезвиться с другими ребятишками. Но мастер был строг, и для Мартина не всегда все обходилось гладко: иной раз хозяин больно таскал его за уши. Вот как-то однажды мастер послал мальчишку за глиной. Тот взял тачку и отправился за город туда, где все брали глину. Мартин даже немного рад был вырваться из мастерской и провести часок-другой на воле. С неба ярко светило и пригревало солнышко, и мальчик весело зашагал, толкая перед собой тачку. За городскими воротами он встретил других мальчишек и, забросив тачку, резвился и носился с ними взапуски целый день, забыв про глину и про то, что его ждет мастер. За игрой он и не заметил, как прошел день — и вдруг солнце село и наступили сумерки. Ребята побросали игру и разбежались по домам, а Мартин слишком поздно спохватился, что не выполнил поручение, и понял, что не успеет: пока он будет набирать глину, ворота закроются и он не попадет в город! Видит Мартин, что делать нечего. Он подхватил свою тачку и во весь дух припустил домой. Он так бежал, что совсем запыхался, и все равно опоздал: когда он добежал до городских ворот, они уже оказались заперты. У мальчишки не было в кармане ни гроша, а чтобы попасть в юрод, надо было заплатить сторожу крейцер, иначе он не откроет ворота. Не зная, как тут быть, мальчишка с горя заплакал. Что скажет мастер, когда увидит, что он не вернулся? И где ему ночевать? Сел Мартин на тачку, ревет, хлюпает носом и думает: «Как мне быть? Что мне делать?» И вдруг по ребячьему недомыслию он возьми да брякни: — Эх, была — не была! Если бы мне только попасть в город, я согласен хоть черту душу продать! Не успел он это выговорить, как вдруг перед ним откуда ни возьмись появился человечек в красном камзоле и с островерхой шляпой, украшенной пучком огненно-красных петушиных перьев. — О чем, мальчуган, плачешь? — спросил незнакомец хриплым голосом. Мартин так и выпучил глаза при его странном появлении. — Ох, — ответил он жалобным голосом. — Мне надо попасть в город, да нечем заплатить за вход. А дома еще, пожалуй, получу взбучку от хозяина за то, что так долго задержался и не привез глины. Тут черт — потому что незнакомец был именно чертом — утешил мальчика и сказал: — Будет тебе и крейцер для сторожа, и полная тачка глины, и дома не будет никаких колотушек. А хочешь, я в придачу сделаю тебя самым лучшим замочным мастером Вены? Не бойся, ты все это получишь при одном маленьком условии: если ты хоть раз пропустишь воскресную мессу, ты мне заплатишь за то своей жизнью. Да ты не робей! Что тут такого страшного? Всего-то и надо каждое воскресенье ходить к мессе, и ничего с тобой не случится! Мальчишка-несмышленыш и поверил, что ничего страшного нет в этом предложении. «Ходить каждое воскресенье к мессе? Чего же в этом трудного? — подумал он. — Надо быть совсем дураком, чтобы пропустить воскресную службу!» Вот он и согласился и скрепил договор тремя каплями крови. За это черт дал ему блестящий новенький крейцер для привратника, а тачка вдруг оказалась доверху полна глины. Мальчишка весело постучал в ворота, заплатил за вход, пришел домой к мастеру, и тот, вместо всякой взбучки, еще и похвалил его за усердную работу. Наутро в мастерскую явился знакомец Мартина и заказал мастеру совершенно особенную работу. Возле городского вала на углу Каринтийской улицы сохранялся дуб с могучим стволом — все, что осталось от древних дремучих лесов. И вот посетитель сказал, что хочет стянуть дерево крепким железным ободом и запереть его затейливым замком. Ни мастер, ни подмастерья не решались взяться за такую невиданную и сложную работу. — Как же так! — возмутился заказчик. — Какие же вы тогда мастера, если не умеете изготовить такую простую вещь! Да с этим ваш ученик без труда справится! — Ну, ежели ученик сумеет сделать такой замок, — сказал обиженный мастер, — то я тотчас же объявлю его подмастерьем и отпущу на все четыре стороны. Помня про вчерашнее обещание красного человечка, мальчишка не испугался: — Договорились, хозяин! — воскликнул он и, не успел тот опомниться, как железный обруч и замок были уже готовы. Мальчишка играючи справился с работой в несколько часов. Он и сам не знал, как это получилось, но дело так и кипело у него в руках. Заказчик дождался в мастерской окончания работы, отправился вместе с мальчиком к дубу, стянул ствол железным обручем и замкнул его на замок. Затем он спрятал ключ и скрылся из глаз, точно его и не было. С тех пор этот ствол и площадь, на которой он стоит, так и называется «Шток-им-Айзен», то есть «Дерево в железах». Для Мартина Мукса ученичество на том и закончилось, и мастер отпустил его на все четыре стороны. По старинному обычаю молодой подмастерье отправился в странствие, поработал у разных мастеров и наконец очутился в Нюрнберге. Мастер, к которому он нанялся в помощники, только дивился, глядя на его работу. С вычурной оконной решеткой, над которой другие подмастерья трудились бы целую неделю, Мартин управился за несколько часов, да в придачу еще и наковальню перековал на решетку. От таких чудес мастеру стало уж очень не по себе, и он поспешил поскорее расстаться с таким помощником. Тогда Мартин пустился в обратный путь и через несколько месяцев воротился домой в Вену. Разумеется, за все время странствий он ни разу не пропустил воскресную мессу. Мартин не боялся черта и твердо решил оставить в дураках своего знакомца в красном камзоле. В Вене он услыхал, что магистрат ищет мастера, который сможет изготовить ключ к искусному замку, висевшему на знаменитом дубе у рва. Было объявлено, что тому, кто сумеет выковать такой ключ, будет даровано звание мастера и право венского гражданства. Многие пытались сделать такой ключ, но ни у кого он до сих пор не получался. Едва прослышав про это, Мартин тотчас же взялся за работу. Но краснокамзольному человечку, который унес с собой прежний ключ, эта затея пришлась не по вкусу. Обернувшись невидимкой, он уселся возле горна и всякий раз, когда Мартин совал в пламя ключ, чтобы его накалить, черт сворачивал на сторону бородку. Мартин Мукc скоро догадался, откуда ветер дует, и нарочно приставил бородку наоборот, прежде чем сунуть ее в огонь. Так ему удалось перехитрить черта, который со злобным упорством опять вывернул ее на другую сторону. Радуясь удачной проделке, Мартин с хохотом выбежал из мастерской, а рассвирепевший черт вылетел через трубу. В присутствии всех членов магистрата Мартин вставил ключ и отомкнул замок. Ему тут же торжественно присвоили звание мастера и гражданина города, и Мартин на радостях высоко подбросил ключ в воздух. И вот случилось чудо: ключ улетел да так и не упал на землю. Шли годы. Мартин жил припеваючи в покое и довольстве, никогда не пропуская воскресную мессу. Теперь-то уж он и сам жалел о договоре с чертом, который заключил, когда был еще глупым мальчишкой. Но краснокамзольному злодею добропорядочная жизнь Мартина Мукса пришлась совсем не по нраву, а черт, как известно, за здорово живешь не отступается, коли уж зацепил себе на крючок человеческую душу. Много лет выжидал удобного случая, да только Мартин Мукc по будним дням прилежно трудился, а по воскресеньям всегда ходил в церковь, не пропуская ни одной мессы. Мартин Мукc все богател и богател и скоро стал одним из самых зажиточных граждан Вены. Однако он и не догадывался, что к его преуспеванию приложил свою руку господин в красном камзоле. Черт-то надеялся, что богатство скорее вскружит мастеру голову, и так оно и вышло — понемногу Мартин начал баловаться игрой в кости да попивать винишко. Однажды в воскресенье мастер с утра засел с компанией собутыльников в винном погребке «Под каменным клевером», что на улице Тухлаубен. Они стали играть в кости. Когда на колокольне пробило десять часов, Мартин отодвинул стаканчик с игральными костями, чтобы идти в церковь. — Еще успеешь! — стали уговаривать его приятели. — Что это ты так рано засобирался? Месса начнется в одиннадцать, куда тебе так спешить? Им не пришлось долго упрашивать Мартина, он остался с дружками и продолжал с ними пить и играть в кости, и они до того увлеклись, что и в одиннадцать не могли остановиться. — Последнюю мессу начнут читать еще только в половине двенадцатого, — успокаивали Мартина веселые дружки. — Спешить некуда, еще успеешь. И снова Мартин Мукc их послушался, и они продолжали игру. Вдруг на часах пробило половина двенадцатого. Мартин Мукc от страха побелел как мел, выскочил из-за стола, бегом взбежал по лестнице и кинулся в церковь. Когда он прибежал на площадь у собора Святого Стефана, там было пусто, только возле одного надгробья стояла старушонка, это была ведьма, которой черт наказал караулить Мартина. — Скажите ради всего святого, — закричал, подбегая, Мартин, — неужели последняя месса еще не кончилась? — Последняя месса? — удивилась старушонка. — Она уж довольно давно кончилась. Времени-то уж, поди, скоро час. Мартин Мукc не слышал, как она злорадно подхихикнула ему в след, потому что на самом деле еще не было и двенадцати. Бедный мастер с горя побежал обратно в винный погребок, оборвал со своего камзола серебряные пуговицы и раздал на память друзьям, чтобы не забывали его и учились на его ужасном примере. И только тут раздался звон полуденного колокола. Едва смолкли последние удары, как в дверях появился гость в красном камзоле. — Эй, мастер! — крикнул он грубым голосом. — Не проморгай мессу! Слышишь, звонит колокол? Уже полдень! Перепуганный Мартин Мукc опять метнулся вверх по ступенькам, выскочил из подвала и помчался к собору Святого Стефана. Черт бежал за ним следом и с каждым шагом делался выше ростом. Когда они добежали до кладбища, за спиной обманутого бедняги уже высилась гигантская фигура огнедышащего чудовища. В эту минуту священник в соборе произнес последние слова мессы. Служба окончилась, и вместе с нею окончилась жизнь мастера Мукса. Огнедышащее чудовище схватило его в когти, взвилось в небеса и исчезло из виду вместе со своей добычей. А вечером горожане нашли тело мастера Мартина Мукса за воротами, где стояла виселица. С тех пор все странствующие подмастерья слесарного ремесла, приходя в Вену, забивали в память о несчастном мастере гвоздь в ствол дуба, которой стоял посреди города и вскоре превратился в настоящее «железное дерево».Василиск
Однажды июньским утром 1212 года в переулке Шёнлатернгассе, перед домом номер 7, лавкою мастера Гархибля, булочника, столь же зажиточного, сколь и жадного, собралась огромная толпа горожан. Ворота были заперты, а из дома неслись отчаянные крики о помощи. Любопытных и зевак все прибывало. В конце концов пару смельчаков решились взломать ворота; тем временем другие поспешили к городскому судье, Якобу фон дер Хюльбену, и сообщили ему, что в доме булочника происходит что-то ужасное. Между тем ворота вдруг сами отворились, и хозяин, смертельно бледный, явился перед жадно придвинувшейся толпою, которая засыпала его вопросами. Однако прежде чем булочник успел объяснить, что случилось, пришел городской судья со своею стражею и потребовал у трясущегося булочника ответа — что стало причиною возмущения порядка? — Господин городской судья, — молвил заикаясь Гархибль, — в моем доме завелось страшное чудовище! Сегодня рано утром одна из моих служанок хотела набрать воды из колодца и заметила глубоко в колодце какое-то чудное поблескивание и свечение; в ту же минуту в нос ей ударило такое адское зловоние, что она чуть не лишилась чувств. Она громко закричала и побежала в дом. Мой ученик вызвался поглядеть в чем там дело. Он велел обвязать себя веревкою, взял в руку факел и спустился в колодец. Не успел он достичь воды, как вдруг испустил жуткий вопль и выронил факел. Мы быстро вытащили его. Бедняга едва не помер со страху. Когда же он пришел в себя, то рассказал, будто видел на дне колодца страшное чудовище, похожее не то на петуха, не то на жабу. Лапы у него будто бы толстые и бородавчатые, хвост зубчатый, покрытый чешуею, а на голове — огненная корона. Чудище это, сказывает мальчишка, метало в него такие взоры, что он уж стал прощаться с жизнью. Не вытяни мы его в тот же миг наверх, — заключил свой рассказ булочник, — так и сгинул бы он в колодце. Городской судья смутился и не знал, как быть в этом странном деле. К счастью, в толпе оказался некий ученый муж, доктор Генрих Поллитцер. Пробившись к городскому судье, он объявил, что знает, в чем тут дело, и попросил дозволения успокоить горожан. — Имя зверю, которого видели в колодце, — василиск, — разъяснил он. — Василиск появляется из яйца, снесенного петухом и высиженного жабою. Еще древнеримский писатель Плиний описал это животное. Оно необычайно ядовито, даже дыхание его, да что говорить — один лишь вид его губителен для человека. Его надобно немедля умертвить. А сделать это можно лишь одним способом — показав зверю зеркало. Как только увидит он свой мерзкий облик, так тотчас же и лопнет от ярости. Если найдется человек, который осмелится на этот подвиг, — обратился ученый к булочнику, — то дом ваш избавится от чудовища. Толпа безмолвствовала. Булочник же вскричал, не раздумывая: — Кто из вас отважится протянуть василиску зеркало? Клянусь, он не пожалеет об этом — награжу его по-княжески! Поставь булочник перед людьми даже бочку с золотом — и тогда, кажется, никто не изъявил бы желания лезть в колодец. Никто не произносил ни слова. Самые сильные мужчины улизнули первыми, разошлись вслед за ними мало-помалу и остальные, ибо даже близость самого колодца, в котором притаился опасный зверь, наводила на них ужас. Лишь один совладал со своим страхом и объявил, что готов испытать судьбу. То был бедный парень по имени Ганс Гельбхаар, подмастерье самого булочника. — Мастер, — молвил он, — вам известно, что я давно уже от всего сердца люблю дочь вашу Аполлонию. Известно и мне, что вы гневаетесь на меня за это. Если вы согласитесь отдать мне в жены вашу дочь, то ради такого счастья я не побоюсь рискнуть головой. А так как булочник пребывал в неописуемом страхе перед чудовищем, то даже такая цена — на которую он, не случись этой напасти, ни за что на свете не согласился бы, — показалась ему не слишком высока. Он махнул рукою и дал слово, что Аполлония станет его женою, как только умрет василиск. Городской судья велел принести большое зеркало, Ганса обвязали веревкою, и он стал медленно спускаться в колодец. Ему удалось уклониться от смертоносного взгляда василиска и поднести ему зеркало, благополучно избежав опасности. Василиск же, увидев свою отвратительную личину, лопнул от злости с громоподобным треском. Подмастерье, живой и невредимый, вылез из колодца, Аполлония заключила его на радостях в объятия, и булочнику не оставалось ничего другого, как сдержать слово. Ганс и Аполлония зажили счастливо и весело. Колодец по совету доктора Поллитцера завалили камнями и засыпали землею, тем самым похоронив чудовище на дне. Но даже в смерти своей не утратил он губительной силы. Несколько работников отравились ядовитыми испарениями, поднимавшимися из колодца, и умерли спустя два-три дня. Не уцелел и ученик булочника. На память о василиске в нише дома номер 7 в переулке Шёнлатернгассе поместили изображение зверя. Дом отныне называли не иначе как «василисков дом». Вера в опасное чудовище давно ушла, только выражение «взгляд василиска», что означает зловещий взгляд, живет и поныне.Чудесное спасение
Много лет тому назад жила в Вене одна женщина, которая была настолько тщеславна и суетна, что помышляла лишь о роскошных нарядах и украшениях, ни до чего другого ей дела не было. Купцы приносили к ней в дом дорогие и роскошные материи, и она выбирала из них те, что понаряднее и подороже, и отдавала шить платья одно лучше другого, и непременно — по самой последней моде. Весь день эта женщина проводила дома, вертясь перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон. Скучать по воскресеньям в церкви ей, видите ли, было недосуг. Но и домашним хозяйством она не занималась, взвалив все хлопоты по дому на прислугу. Однажды, гуляя по Вене, нарядная красавица увидела на одной улице образ Пресвятой Богородицы. Перед тем как выйти из дому, она и в этот раз долго и тщательно разглядывала себя в зеркале и потому была твердо уверена, что она красивей и нарядней всех на свете. — А ты-то, в жалком платьишке, да ты мне в подметки не годишься! — воскликнула дама, обращаясь к святому образу. — Показала бы, сумеешь ли обзавестись такими богатыми нарядами, как те, что ношу я! — И, блистая шелковым нарядом, горделиво прошествовала дальше. В тот же вечер около полуночи в дверь ее дома кто-то постучался. Дама удивилась таким поздним гостям, но встала с постели и пошла взглянуть, кто это явился в ее дом среди ночи. На пороге, опираясь на посох, стояла старуха-нищенка. Благородная дама возмутилась такой наглости — подумать только, даже ночью нет спасения от назойливых попрошаек и оборванцев! — и хотела прогнать старуху. Но нищенка и не подумала уходить. Она гордо, словно скипетр, подняла свой посох и заговорила с царственным достоинством: — Ты, глупая гордячка, возомнила о себе невесть что! А ведь ты нищая по сравнению со мной. Чего стоит жалкое тряпье, которыми ты забила свои шкафы! Посмотрела бы на мои сокровища! Я пришла, чтобы предложить тебе такой драгоценный наряд, какого не носила еще ни одна королева. — Полно врать-то! — воскликнула дама. — Откуда тебе взять роскошный наряд, когда сама ходишь в лохмотьях! Убирайся вон из моего дома, а не то велю спустить на тебя собак! Но старуха, ничуть не смутившись, достала из своей ветхой и потрепанной корзины платье дивной красоты. Встряхнув, она подняла его повыше и расправила складки. При виде этою платья дама от неожиданности и изумления даже попятилась. То был великолепный наряд из бархата и шелка, сверкающий золотом и драгоценными каменьями. А старуха достала из корзины еще и тончайшую шаль, на нитях которой, казалось, повисли небесные звезды, — так она сверкала, искрилась и переливалась. В корзинке нашлись еще пояс, чепец и изящные туфельки, и все это было такое роскошное, что не зазорно было бы надеть самой могущественной королеве. Едва увидев все это великолепие, тщеславная женщина мгновенно переменилась в своем обхождении с гостьей. Теперь она, подыскивая самые любезные слова, стала просить и умолять убогую старуху, чтобы та уступила ей эти прекрасные вещи, и готова была заплатить любую цену. — Любую? — переспросила старуха и снисходительно усмехнулась. — Но у тебя же ничего не осталось, ведь все свои деньги ты истратила на платья и дешевую мишуру. — И правда! — испуганно ахнула дама. — Но все равно, я не могу отказаться от этого платья. Я обращу в золото все, чем еще владею, и все золото отдам тебе. Умоляю, продай мне платье! — Вот что я тебе предлагаю, — сказала нищенка, немного подумав. — Золота твоего мне не нужно, у меня его и так достаточно. Но так уж и быть, я дам тебе поносить это платье три дня и три ночи. А за это ты мне отдашь то, что будет облачено этим платьем на третью ночь ровно в полночь. Жадность красавицы, желавшей получить дивное платье, была столь велика, что она пообещала бы отдать все на свете, лишь бы им завладеть. Требование старухи показалось ей до смешного малым, она решила, что нищенка, должно быть, не в своем уме, и потому с легкой душой согласилась на сделку. Три дня и две ночи разгуливала по городу в новом наряде, и самые важные городские дамы ей завидовали — во всей Вене не было модной лавки, где нашелся бы такой же прекрасный материал с таким изящным узором и такой искусной вышивкой. Но вот настала третья ночь, и тщеславная красавица вспомнила об обещании, которое дала старухе. Лишь теперь она задумалась — что же та от нее потребует? И чем дольше размышляла дама, тем больше ее охватывала тревога. В воображении ей виделись пугающие картины, в душе пробуждались всевозможные смутные страхи. В конце концов она поняла, что великолепное платье попало к ней не откуда-нибудь, а из преисподней. Женщину охватил ужас и вслед за ним глубокое раскаяние. Она хотела сбросить с себя колдовской наряд, но платье сидело плотно, будто приросло к коже, хотела порвать его в клочья, но из этого ничего не вышло — того, что соткано в аду, не дано разорвать никому из смертных. Словно обезумев, металась бедная женщина по комнате, нарядная, как королева, и несчастная, как последняя нищенка. И вот на церковной колокольне зазвонил колокол, возвещая полночь, — женщина замерла в ужасе. Едва стих двенадцатый удар, дверь отворилась и порог комнаты переступила нищенка в лохмотьях. — Ну, милая моя, — заговорила она глумливо, — ты обещала мне в уплату то, что в этот час одето в мое платье. А одета в него ты, милочка. Вот и выходит, что ты — моя добыча! — В тот же миг комната озарилась зловещим багровым светом, и вместо нищенки перед женщиной предстал дьявол. И платье преобразилось — красный бархат стал кровью, золотое шитье — языками пламени, серебряные звездочки — смертоносными вспышками огня. Вдруг оно и запылало на отчаянно забившейся женщине. Дьявол уже протянул к ней свои когтистые лапы, как бедную грешницу с силой отбросило от него прочь. Пылающее платье упало с ее плеч, и она вдруг предстала перед дьяволом в ослепительно белых одеждах. Искреннее раскаяние и маленький нательный крестик — вот что спасло ее из когтей дьявола. На эту грешницу снизошла милость Божья. Поистине то было чудесное спасение. Вскоре она ушла в монастырь, где обрела душевный покой, а спустя много лет и умерла там мирно, вверив свою душу Богу.Пряха у креста
На вершине Венской горы, откуда взорам путника, приближающегося к Вене с юга, впервые открывается вид на далекую колокольню собора Св. Стефана, уже много столетий тому назад стоял простой деревянный крест. Со временем он был заменен каменным резным крестом на высоком цоколе и сделался одним из символов Вены. В народе крест этот называют странно: Пряха у креста. Никто не помнит, откуда взялось такое название, но тем охотнее рассказывают связанные с ним предания и легенды. Говорят, что много веков назад в крестовый поход с герцогом Леопольдом Славным отправился в Землю Обетованную некий рыцарь. Когда прощался он с женой, та принесла обет, что поставит на месте простого деревянного креста красивый крест из резного камня, если муж ее воротится с войны целым и невредимым. Должно быть, эта женщина очень любила своего мужа — этого обета ей показалось мало, и она решила трудом своих рук заработать деньги на новый крест. Целый год просидела она за прялкой, пряла не разгибая спины. Однако воины не возвращались из похода. Женщина молилась и продолжала прясть. Так прошел еще год. Понемногу начали рыцари возвращаться в родные края, вот уже и герцог Леопольд прибыл в Вену, и только ее долгожданный супруг все не возвращался. Неделя шла за неделей — миновал третий год. И стало тут жене невмоготу ждать в стенах замка. Она взяла свою прялку и поднялась на вершину Венской горы. Здесь, подле деревянного креста, решила она продолжать свою работу. С горы открывался широкий вид на окрестность, и как раз с этой стороны должен был прийти ее муж, если только он еще жив. С утра до вечера сидела пряха у подножья креста, пряла пряжу и все смотрела, не едет ли муж. Всякий путник пробуждал у нее надежду, но, казалось, небеса забыли про бедную женщину. Однажды вечером сидела она, как обычно, подле креста, склонившись над своей работой, и только время от времени безнадежно поглядывала вдаль. Солнце скрылось за грядой Венского леса, на землю спустился мирный вечер, далекие башни столицы темнели в сумерках. И тут женщина увидела, что на гору медленно поднимается одинокий странник. Он опирался на посох, лицо у него было изможденное, с седой длинной бородой, а одежда вся износилась и обветшала. У подножья креста он без сил упал на землю. Пряха участливо склонилась над незнакомцем. И вдруг побелела как полотно и воскликнула: «Это ты! Ты все-таки вернулся! Я знала, что Господь услышит мои молитвы! И мы отблагодарим Господа за Его милосердие…» Придя в себя, рыцарь рассказал жене, что в бою его тяжело ранили и взяли в плен. Два долгих года пробыл он в рабстве у неверных, пока наконец не удалось ему бежать. Со слезами на глазах слушала жена его рассказ о полном невзгод и лишений долгом возвращении в родные края. В благодарность за возвращение любимого супруга счастливая жена выполнила свой обет. На месте обветшалого деревянного креста она воздвигла колонну резного камня с крестом, которая в память о жене рыцаря и получила впоследствии название «Пряха у креста».Мастер Мартин Железная Рука
Жил когда-то в Вене кузнец, которого звали мастер Мартин. Своей недюжинной силой он славился на весь город и прозывался за то не иначе как Железная Рука. А еще он удивлял горожан тем, что изо дня в день трудился у себя в кузнице, не зная ни воскресений, ни праздников. Это было вопреки всякому обычаю, да и против того, что нам заповедует церковь. Зато мастер Мартин всегда работал лишь до тех пор, покуда не заработает ровно четыре гроша, а потом снимал фартук и запирал кузницу. И тут уж сули ему хоть золотые горы — ни за что на свете не соглашался он в тот же день снова взяться за молот и клещи. Жители Вены давно уже свыклись с этим странным обыкновением мастера, но стоило в городе появиться чужеземцу, как люди не упускали случая порассказать ему об удивительном кузнеце. В 1237 году Вену посетил император Фридрих II. Едва с государственными делами было покончено, как ему, само собой, тут же рассказали о мастере Мартине. Император покачал головой и пожелал увидеть этого человека собственными глазами. Мартина привели к императору, и тот встретил его не слишком-то любезно, ибо считал, что вовсе не подобает его подданному трудиться во все дни подряд, не исключая главнейших праздников. «Правда ли то, что говорят про тебя?» — спросил император. Мастер Мартин взглянул на него открыто и без страха и откровенно признался, что так оно и есть. «Так почему же тебе надобно только четыре гроша в день — не больше и не меньше?» — спросил тогда император. «Государь, — отвечал мастер Мартин, — я положил себе за правило зарабатывать всякий день столько, сколько мне нужно на жизнь, а более четырех грошей мне не требуется». «И на что же ты тратишь свои четыре гроша?» — пожелал тут узнать Фридрих, которого разобрало любопытство. «Один грош раздаю, — ответил на это мастер Мартин, — одним — долг отдаю, один на ветер кидаю и одним — сам себя питаю». Император немало подивился этому ответу и потребовал объяснить, что сей расклад значит. «А значит он вот что, — отвечал ему мастер Мартин, — на один грош я подаю милостыню бедным, второй отдаю отцу на прожитье за то, что он кормил меня в детстве; третий вручаю моей жене, пусть тратит, как ей заблагорассудится, — тот, считай, выброшен на ветер, потому что пойдет на безделицы да на наряды. Ну, а уж последний грош я трачу на себя самого. Вот и выходит, что четырех грошей в день мне с лихвой хватает на все расходы». Хоть поначалу император и напустил на себя суровость — ибо никому из его подданных не дозволено трудиться в день Воскресения! — но чем дольше беседовал он с кузнецом, тем веселее становилось его лицо; под конец он и вовсе раздумал сердиться и воскликнул: «Что ж, неплохо! Ступай, Железная Рука, и можешь впредь делать так, как тебе по нраву! Но смотри, чтобы никому о том ни слова! О нашем уговоре не должен знать никто, кроме меня. Лишь после того как ты сто раз увидишь лик своего императора, я разрешаю тебе говорить об этом», — прибавил он с усмешкой, а сам подумал, что вовек тому не бывать: ведь это когда еще кузнецу вновь выпадет случай повстречаться со своим императором, а про сто раз и говорить нечего! Мастер Мартин пообещал в точности исполнить волю своего государя, отвесил почтительный поклон и отправился восвояси. Императору же вздумалось позабавиться. Созвал он всех своих советников и с самым серьезным видом задал им такой вопрос: «Скажите-ка мне, на что, по-вашему, нужно потратить четыре гроша, чтобы первый раздать, вторым — долг отдать, третий — на ветер пустить и четвертым — самого себя накормить?» Советники смущенно переглядывались, не зная, что сказать, и молчали. «Ну, что же вы, господа мудрецы, — потешался над ними император, — до сих пор вы ни разу не терялись, когда я спрашивал у вас совета. Куда теперь подевалась ваша хваленая премудрость? Поразмыслите-ка хорошенько! Даю вам три дня сроку, а затем желаю услышать ответ!» Тут принялись умудренные господа советники ломать себе мудрые головы, давсе без толку: сколько они ни старались, разгадать загадку так и не могли. Был среди них один старый, почтенный советник, из тех, кого на мякине не проведешь. Он рассудил так: прежде чем император задал нам эту загадку, побывал у него тот диковинный кузнец и о чем-то с ним беседовал. Стало быть, без кузнеца здесь не обошлось. А уж вытянуть из простака то, что нам нужно узнать, спору нет, будет легче легкого. Лукаво улыбаясь, привел он своих сотоварищей к мастеру Мартину, и все вместе они насели на беднягу кузнеца — расскажи да расскажи. Правда, не так-то просто оказалось выманить у силача его секрет, как это думал старик советник. Кузнец точно воды в рот набрал и знай помалкивал. В конце концов советники сдались и посулили ему за разгадку все, что он только пожелает. Кузнец почесал в затылке и вымолвил: «Ладно, идет, разъясню я вам эту задачку, только сперва доставьте-ка мне сюда сотню золотых». Делать нечего — деньги были доставлены, и кузнецу отсчитали сто монет. Мастер Мартин брал каждую денежку в руки и внимательно рассматривал их одну за другой. Затем он поведал советникам про свои четыре гроша — в чем тут собака зарыта, и они удалились, радуясь, что на этот раз им удалось провести своего повелителя. Когда истек назначенный срок, советники явились к императору и дали верный ответ на его вопрос. Советники ожидали, что теперь-то Фридрих будет доволен их мудростью, однако случилось как раз наоборот. Император не на шутку рассердился, узнав, что высокочтимые господа советники на этот раз пустили в ход не собственную, а заемную мудрость. Никто, кроме кузнеца, не мог дать им столь безупречно точный ответ. Фридрих велел позвать к себе мастера и стал бранить его за ослушание. «Разве не воспретил я тебе строго-настрого хоть словом единым обмолвиться о нашем разговоре? — заключил он сурово. — Как посмел ты нарушить мое повеление?» «Повеления вашего я не нарушал, — возразил Железная Рука не моргнув глазом. — Эти господа вручили мне сто золотых. На монетах я сто раз увидел лицо моего всемилостивейшего императора, прежде чем поделился с ними секретом. А выполнив это условие, Ваше Величество, я вправе был говорить, как вы мне и наказали». Тут император громко расхохотался. Он не в силах был сердиться на хитреца и отпустил его, наделив на прощание щедрым подарком. Так мастер Мартин унес с собой двойную награду и, довольный, возвратился в свою кузню. Рассказывают, что в Вене долго еще не смолкали толки об этой истории. И не один венский житель, надо думать, мечтал о случае свести знакомство с императором, как это получилось у кузнеца Мартина.Каленбергский пастор
Виганд фон Тебен, каленбергский пастор, — так его все обыкновенно называли — еще в студенческие годы прославился как известный балагур и весельчак, любивший потешить народ своими безобидными проделками. Но и после учебы, когда он получил от Отто Веселого приход в Каленберге, нельзя сказать, чтобы он слишком уж остепенился. Достаточно было взглянуть ему в глаза, чтобы убедиться: как был он плутом, так и остался. Много сохранилось рассказов о его разных проказах. В бытность свою студентом пошел он как-то раз к одному из самых хороших мясников в городе, чтоб купить себе окорок. Долго не могли они сторговаться, мясник и студент. И вот пока они стояли да спорили, принялся Виганд на чурбане, где мясо разделывают, орехи колоть. А мясник-то стоял как раз, прислонясь к этому самому чурбану. Студент тогда потихоньку взял и пришпилил его гвоздиком за подол — а тот ничего и не заметил. Видит мясник, что не получить ему своих денег, и говорит: — Знаешь, дружище, коли ты мне мою цену не заплатишь, так и окорока ты не получишь. — А это мы еще посмотрим! — ответил ему на это студент, рассмеялся и — хвать окорок, да бежать. Мясник хотел было вдогонку броситься, да ничего у него не вышло, потому как был он крепко-накрепко к чурбану приторочен. Мало того, что он окорока лишился, так еще все над ним потешаться стали, когда разнеслась молва о том, как его студент одурачил. Прошло несколько дней, Виганд снова заявился в лавку и честно заплатил за свой окорок. Мясник же, вместо того чтобы вытолкать проказника взашей, принял его весьма любезно, потому что с того самого дня, как студент его к чурбану пригвоздил, дела у него пошли еще лучше и от любопытствующих посетителей отбою не было. Когда же Виганд поселился уже в Каленберге, где получил приход, явилась к нему однажды нежданно-негаданно супруга герцога со всею своею свитою и заявила, что, дескать, обедать здесь будет. Пастор бросился обед устраивать, похватал какие-то миски да горшки, развел на скорую руку огонь в печи и поставил все посудины, как были пустые, на плиту. Покачала герцогиня головой и удивленно так спрашивает: — А что же горшки-то у тебе все пустые? — А я подумал, что Вы привезли с собою еды с герцогской кухни. Мне-то герцогинь со свитами кормить не под силу, потому как вы за один день все съедите, что у нас на целый год припасено. Рассмеялась на это герцогиня и велела принести еды из походных запасов, так что и пастор внакладе не остался. При всей любви и уважении, которыми пользовался сей пастор, был все ж таки один человек, который его терпеть не мог — богач из Вены по имени Филипп Юццельшнейдер. Этот самый богач давно мечтал заполучить весьма доходный приход в Каленберге для своего племянничка и вбил себе в голову, что хитрый пастор не иначе как интригами да кознями у него это местечко из-под носа увел. Вот и принялся он всеми правдами и неправдами добиваться того, чтобы пастора со свету сжить. Первым делом принялся он крестьян против Виганда настраивать, стал им петь, что, мол, ка-ленбергский пастор как сыр в масле катается и все ему мало, он еще, дескать, и у крестьян последнее тянет. И нашлись такие крестьяне, которых задело за живое то, что Юццельшнейдер им о пасторе наплел, в особенности же то, что он якобы собирается новую крышу на церкви делать, хотя и старая еще хоть куда. Но мало того, Юццельшнейдер, чтоб совсем уж пастора среди прихожан ославить, затеял еще одну каверзу. Заказал он одному художнику картину, на которой велел изобразить волка, который перед стадом баранов проповедь держит. Волк должен был походить на пастора, ну, а баранами, стало быть, представлялась вся его паства. На следующее воскресенье эта красота должна была появиться прямо на дверях церкви, чтобы все ее после проповеди увидели. Художник взялся выполнить сей заказ, а сам тут же рассказал обо всем пастору, который на самом деле был его другом. Тот подговорил его все сделать по-другому, на что художник, рассмеявшись, согласился. На следующее воскресенье Виганд, как обычно, читал проповедь. Уже ближе к концу услышал он, как к дверям церкви прибивают заказанную картину, но и виду не подал, а только про себя усмехнулся. Крестьяне же прямо изнывали от любопытства и не могли дождаться, когда кончится проповедь, чтоб посмотреть на картинку, о которой они рке краем уха слышали. Под конец вспомнил пастор и о новой крыше для церкви. Только просил он немного: всего-то, чтобы хватило на починку крыши над алтарем. Крестьяне вздохнули с облегчением, потому как на такую ерунду можно и раскошелиться, тут много денег не понадобится. Юццельшнейдер рассердился не на шутку, когда услыхал, что крестьяне промеж себя говорили. А говорили они о том, что пастор не такой уж разбойник оказался, как о нем всякие господа рассказывают, возводя на него всяческую напраслину. Юццельшнейдеру оставалось утешаться только тем, что вот выйдет народ из церкви, увидит картину, и начнется тогда потеха, так что пастору тут конец и придет. Когда же богач подошел к церковным дверям, где стояли крестьяне, надрываясь от смеха, то увидел, что волк-то на картине не на Виганда похож, а на него самого. Позеленел он от злости и бросился вне себя от ярости бежать, а пастор, очень довольный, остался со своими прихожанами, которых немало позабавила эта проказа. Получил Виганд и деньги на новую крышу — тут уж само небо ему услугу оказало. На следующее воскресенье дождь лил как из ведра, и крестьяне в церкви промокли до нитки, а пастору — ничего, на него ни одной капли не упало. Поняли крестьяне, что и впрямь надо новую крышу делать, и пожертвовали на это немало денег. Много еще всяких забавных историй можно рассказать о пасторе из Каленберга. Случалось, он со своими шутками да проказами совсем уж палку перегибал, так что крестьяне на него не раз сердиться начинали, только сердились они не долго и всегда быстро прощали. Да только не успеют они простить его, а он, глядишь, опять за свои проделки принимается. На старости лет перебрался он в замок Нойбург в Штирии, где и прослужил до самой своей смерти капелланом в крепости.Стонущее дерево
Больше семи столетий назад в Вене разразилось ужасное поветрие, занесенное с востока: проказа. Ни один врач не брался излечить эту страшную болезнь, охватившую весь город, и никто не мог остановить ее распространение. Дабы облегчить страдания прокаженных, в 1267 году стараниями отца Герхарда из собора Святого Стефана, что за чертой города, там, где сегодня находится район Вены Виден, была возведена богадельня и часовня, названная именем Доброго Иова. Этот святой являл собой наилучший пример смирения в муках. Перед церковью росла могучая, красивая липа. Часто по ночам из нее слышались странные жалобные стенания. Этим липа завоевала себе недобрую славу, и никто не отваживался проходить мимо нее ночью. На некоторое время это удивительное свойство исчезло, но вскоре опять появилось, каждую ночь над округой раздавались ужасные стоны. Жители близлежащих домов с ума сходили от страха и, в конце концов, целой делегацией со старостой во главе отправились к духовнику богадельни и попросили его молитвами или заклинаниями избавить их от «этого воя» — ведь страх их достиг предела. Священник пообещал вечером пойти к липе и выяснить причину необыкновенного явления. Лишь только темнота спустилась на землю, к нему примчался стражник, которого поставили дежурить перед злосчастной липой, и, задыхаясь от волнения, несвязно рассказал, что заколдованное дерево снова стонет, отчего все в округе разбежались кто куда. Священник взял распятие и кропило и в сопровождении старост отправился к необыкновенному дереву. Подойдя к нему, они услышали отчетливый жалобный стон. Это, без сомнения, была чья-то проклятая душа! Спутники священника остановились, не в силах двинуться с места от леденящего ужаса, а сам священник пошел дальше. Таинственное дерево пугало и его, но он был храбрым человеком. Когда священник подошел еще ближе, ему показалось, что стоны издает человек. Он остановился. Луна, до сих пор скрытая облаками, теперь снова показалась и осветила дерево своим бледным сиянием. Священник заметил едва различимую под деревом фигуру, окропил место впереди себя святой водой и дрожащим голосом произнес молитву. Стоны немедленно стихли. Перепуганные горожане видели, как рядом со священником появилась темная фигура, а затем они вдвоем исчезли в церкви. Прошло несколько часов, а священник все не возвращался. Окончательно сбитые с толку, горожане вернулись домой в твердом убеждении, что какое-то привидение утащило их священника. Но на следующее утро он снова встретился с ними и улыбаясь рассказал, что эти странные звуки издавало вовсе не привидение, а какой-то странствующий певец, имя которого ему, дескать, не разрешено называть. Этот певец распевал под липой свои скорбные песни, посвященные поветрию проказы. Дерево показалось ему самым удобным местом для того, чтобы выразить свою боль и скорбь за родной город. Но суеверные горожане не поверили словам священника. Все считали, что он вступил в союз со злым духом, и богадельня получила название «У стонущей липы». Даже сегодня одна из улиц Видена напоминает о тех ужасных стенаниях — Клагбаумгассе, что в переводе означает: «Улица стонущего дерева».Мастер Ганс Пуксбаум
Почти целое столетие возводили жители Вены свой великий собор, церковь Святого Стефана, а это великолепное произведение искусства все еще не было завершено. Южная башня возносилась в небо, неф («корабль», одна из продольных частей церковного здания) был уже готов, и недоставало лишь Северной башни. Потому-то городской магистрат и приказал возвестить, что работа будет поручена зодчему, который завершит строительство в наикратчайший срок и с наименьшими затратами. Среди многих других, домогавшихся заказа, объявился и зодчий по имени Ганс Пуксбаум, и вот он-то коротко и ясно заявил: — Дабы возвести Северную башню, мне потребуется половина срока, надобного другим зодчим. Ему и поручили строительство. Ганс Пуксбаум был молод, еще не очень известен и выполнил дотоле совсем немного работ. Однако же сам Ганс знал, что он прилежен и искусен, и поэтому сказал себе: — Если я возведу башню в назначенный срок, то добьюсь славы и почестей и женюсь на моей Марии. Мария была девушкой, которую он очень любил, но родители ее были богаты и знатны, и потому такой простой искатель руки их дочери не очень-то пришелся им по душе. Мастер Пуксбаум тотчас же принялся за работу; вначале дело спорилось и строительство в самом деле продвигалось вперед согласно его намерениям. Но вскоре возникли и первые трудности. Однажды не оправдались расчеты, в другой раз затянулся под юз строительных материалов, короче говоря, появлялись все новые и новые препятствия. И мастеру Пуксбауму пришлось признать, что ему не удастся возвести башню в назначенный срок. День ото дня молодой зодчий все больше и больше утрачивал надежду, и даже его Мария не в силах была приободрить жениха. И вовсе не удивительно, что он, убитый горем, снова и снова сидел пред собором Святого Стефана, ломая голову и размышляя о том, как найти выход из трудного положения. Как-то вечером, стоя в совершенном отчаянии у подножья Северной башни, он внезапно обнаружил рядом с собой странного вида человека в зеленом камзоле. Человек этот ухмыляясь смотрел на него. — Мне жаль тебя, — заговорил незнакомец, — я очень хорошо знаю, какая у тебя печаль. — Кто ты и что тебе надо? — испуганно спросил мастер. — Кто я таков — ответ прост, — сказал незнакомец. — Меня величают Князем Тьмы или Дьяволом, некоторые же зовут меня чертом и дают мне другие прозвища, не очень-то лестные. Но не будем говорить об этом! А что мне надо? И на это ответить просто. Я хочу тебе помочь, бедный ты малый! Холодок пробежал по спине у мастера; словно защищаясь, он вытянул руки и в ужасе воскликнул: — С тобой я не желаю иметь дела! Убирайся отсюда! Однако же черт только засмеялся и медоточиво ответил: — Хочешь, поспорим? Коли я тебе помогу завершить башню в куда более краткий срок, нежели ты посулил, и коли ты благодаря этому добьешься руки своей возлюбленной, неужто ты и тогда будешь столь непоколебим? Неужто ты и тогда откажешься от моей помощи? Но нелегко было переубедить мастера. Пожалуй, целых полчаса пришлось черту всячески его уговаривать, прежде чем молодой зодчий заколебался. Слишком велико было искушение. Ведь немало молодых людей готовы были натворить глупостей, когда речь шла о том, чтобы добиться руки любимой девушки. Дело зашло уже так далеко, что мастер Пуксбаум, наконец, колеблясь, спросил: — А что ты потребуешь взамен? — Немного, — подлизываясь к Гансу, ответил черт. — Все то время, пока ты трудишься, строя башню, ты не должен произносить ни имя Бога, ни имя Девы Марии или вообще какого-либо святого. Мастеру показалось, что выполнить это условие не только не тяжело, но и вовсе не опасно. Он больше не колебался, и сделка была заключена. Словно по мгновению волшебной палочки с этого дня все пошло как по маслу. Башня все росла и росла. Не только магистрат и жители Вены дивились этому, но и сам мастер поражался, как быстро двинулась вперед работа. И не удивительно, что день ото дня он становился все счастливее. Мысленно Ганс видел уже пред собой готовую башню, а себя — всеми почитаемым зодчим: вот он идет к родителя Марии — просить руки их дочери. И, разумеется, они ответят ему согласием. Что им еще остается! Ведь он, Ганс Пуксбаум — лучший зодчий во всей Вене! Однажды, стоя на строительном помосте, мастер едва мог сдержать свою радость. Теперь он знал: башня вознесется ввысь ранее назначенного срока — и кто тогда посмеет отказать ему в руке Марии? Последние недели он день и ночь трудился над возведением башни, и у него едва хватало времени встречаться со своей девушкой. Как же он был поражен, когда внезапно увидел внизу, у подножия собора, что она пересекает площадь. Да, там шла она, его возлюбленная Мария! Его Мария! Но она не смотрела вверх. Тогда Ганс, низко наклонившись вперед, чтобы она непременно его заметила, громко закричал: — Мария! Едва он произнес это имя, как помост начал шататься. Громоподобный грохот сотряс башню; бревна падающего помоста и строительный мусор, обломки стен рушившейся башни увлекли Ганса Пуксбаума в бездну. Охваченные ужасом строители клялись потом, что слышали громкий презрительный хохот и видели гигантскую фигуру великана в зеленом камзоле, парившую над руинами башни. И сколько ни искали тело мастера, так и не нашли. Оно — исчезло! Возведение второй башни было приостановлено и никогда больше не возобновилось.Юдифь из Вены
Однажды осенним утром тысяча триста семидесятого года на постоялый двор Себастьяна Гундтля, что на улице Кертнерштрассе в предместье Виден вошла дочь его друга, венского бочара-винодела, хорошенькая восемнадцатилетняя Эльсбет. Ганс, сын хозяина, от всего сердца обрадовался этому нежданному визиту. Он давно уже положил глаз на хорошенькую девушку, а теперь подумал: вот он, наконец, счастливый случай поговорить с ней обо всем, что у него на душе. Однако же Эльсбет, к его великому огорчению, не была расположена пускаться в долгие разговоры. Ей-де нужна карета, чтобы отвезти ее в Венский Нейштадт, сказала она, а к карете еще пара дюжих молодцов-работников. Но ее отец не должен ничего об этом знать! Она, мол, готовит для него сюрприз. И хотя Ганс не обрадовался, что со столь долгожданной беседой снова ничего не получилось, разозлиться на нее не мог: уж больно по сердцу пришлось ему эта малышка! И он с улыбкой принял заказ, осведомившись лишь о том, что это, мол, за сюрприз. Девушка резко и куда более серьезно, чем обычно, ответила: — Со временем об этом станет широко известно. Мне хотелось бы выехать как можно быстрее. Понадобилось совсем немного времени, и вот уже дорожная карета готова к отъезду. На облучке сидит сильный как медведь кучер, а рядом с ним двое дюжих хозяйских слуг. Эльсбет поднялась в карету. — Но будьте осторожны! — предупредил ее на прощание Ганс. — Вы ведь знаете, у дороги через Винерберг, — дурная слава. Там стоит Чертова Мельница, а поблизости, говорят, бесчинствует со своей разбойничьей шайкой Ганс Ауфшринг. Мне бы не хотелось, чтобы вам перебежал дорогу этот Лесной Черт. Не дай Бог вам остановиться в трактире Чертовой Мельницы или вообще там заночевать! Эльсбет, ради всего святого, будьте осторожны! Говорят, трактирщик в сговоре с разбойниками, да и сам этот малый — отпетый убийца и поджигатель! Ганс ничуть не ошибся, предупредив Эльсбет. Имя Ганса Ауфшринга, по прозвищу Лесной Черт, уже тогда приводило в трепет всю Вену. Городские власти долго и безуспешно пытались поймать эту продувную бестию. Все, кто охотились за ним, либо не вернулись домой совсем, либо вернулись с окровавленными головами. Но Эльсбет не испугалась слов хозяйского сына. Когда же он выразил готовность сопровождать девушку в поездке, дабы защитить ее, она с улыбкой ему отказала: двое слуг да кучер — этого вполне достаточно для ее защиты. — А кроме того, — продолжала Эльсбет, — о Лесном Черте сказывают, будто женщинам его бояться нечего. Ну а впрочем, я уж постараюсь остеречься. Она не дозволила Гансу вставить еще хоть слово, дружески помахала ему рукой, и путешествие началось. Безо всяких происшествий проехали они мимо Чертовой Мельницы и с наступлением сумерек добрались, целы и невредимы, в Венский Нейштадт, где и остановились на постоялом дворе, пользовавшемся дурной славой. На следующее утро Эльсбет стояла уже в мастерской известного оружейных дел мастера Клингшпорнера и заказывала диковинное кресло — подарок отцу ко дню его рождения. — Имейте в виду, — говорила она, — кресло это должно иметь двойное назначение. Прежде всего — красотой своей доставить радость моему батюшке. Однако мне также хочется, — лукаво добавила она, смеясь, — приятно удивить батюшку. Почтенный мастер, я желала бы, чтобы вы встроили в это кресло и некий тайный механизм. Нажмешь пружину — и две могучие руки тут же выскакивают из кресла и не выпускают моего отца до тех пор, пока я не освобожу батюшку из его уютного уголка. Сможете ли вы изготовить такое кресло, почтенный мастер? Мастеру Клингшпорнеру подобный заказ показался безумной выдумкой странной венской горожанки, и он украдкой покачал головой. Однако девушка была столь хороша собой, что мастер не смог ей отказать. Через несколько дней кресло было готово, тщательно упаковано, и Эльсбет приказала тотчас же погрузить его в карету. И уже довольно поздно, ближе к вечеру, настало время возвращаться в Вену. У Чертовой Мельницы Эльсбет велела кучеру остановить лошадей. — Уже темнеет, — сказала она ошарашенным кучеру и слугам, — мы переночуем здесь. Карета въехала на просторный двор мельницы; тут же, источая лесть и мед, явился хозяин, и девушка потребовала горницу для себя и каморку для двух сопровождавших ее слуг. Кучеру было велено поставить карету пред окном ее горницы и не распрягать лошадей, а слугам она приказала внести в ее горницу кресло. Когда позднее Эльсбет сидела в трактире за ужином, туда вошел дюжий могучий человек и, не говоря ни слова, уселся за ее стол. «Это — наверняка Лесной Черт, — подумала храбрая девица. — Ну вот, сейчас станет ясно, может ли слабая девушка свершить то, что до сих пор не удавалось сильным мужчинам». Когда незнакомец заговорил с Эльсбет, она любезно ответила ему и притворилась простодушной и несведущей. Свежая, веселая, жизнерадостная, хорошенькая девушка произвела впечатление на незнакомца. Придвинувшись поближе к Эльсбет, он позволил себе меж разговорами грубые, претендующие на интимность, жесты, которые в некотором роде были отклонены, но в еще большей степени мужчине показалось, будто девушка поощряет его. И вскоре он был уже близок к тому, чтобы объясниться ей в любви. Однако же Эльсбет ловко перевела разговор на искусной работы серебряный кубок, приобретенный ею в подарок отцу в Венском Нейштадте. Тут разбойник стал так назойливо приставать к ней, дабы она показала ему кубок, что Эльсбет, делая вид, будто сопротивляется, дозволила ему проводить себя в горницу. Там она любезно пригласила Лесного Черта занять место в кресле, которое именно с этой целью и было поставлено в горнице. Стоило этому грузному мужчине сесть в кресло, как Эльсбет нажала на пружину и тут же сработал тайный механизм. Выскочили железные обручи и столь крепко приковали разбойника к креслу, что он ни руками, ни ногами шевельнуть не мог. Обезумев от ярости, он попытался было вырваться из железных объятий, но на сей раз встретил противника более сильного. Девушка же поспешно подбежала к окну, распахнула его и позвала на помощь слуг и кучера. Мужчины с величайшим удовольствием вытащили кресло с его неистовствовавшим пленником из дому и водрузили его в карету. Затем они «позаботились» о трактирщике и, заковав в цепи, положили рядом с его сообщником. Несколько мгновений спустя карета покатила по ночным улицам города и остановилась на Кернкнерштрассе пред постоялым двором Гундтля. Хозяин был немало удивлен, когда Эльсбет показала ему свою диковинную поклажу. Ему показалось, будто в человеке, прикованном к креслу, он узнает торговца скотом, частенько заходившего в его трактир. — Нет, — ответила Эльсбет. — Никакой это не торговец скотом, это — Ганс Ауфшринг, Лесной Черт, которого никто до сих пор не мог поймать. И рассказала озадаченному хозяину, каким образом она одолела разбойника. Вся Вена не могла надивиться тому, что юная слабая девица сумела обезвредить ужасного разбойника, которому до этого удавалось перехитрить всех самых сильных мужчин. А Ганс Гундтль немало гордился своей Эльсбет и принял еще более твердое, во сто крат более сильное, решение жениться на ней. Двадцать четвертого января тысяча триста семьдесят второго годаГанс Ауфшринг вместе во своим сообщником был казнен на Вышнем Базаре — Хоэ Маркт. А Эльсбет с той поры стали величать «Юдифь из Вены». Вскоре она вышла замуж за Ганса Гундтля, а их потомки еще долгие годы держали трактир «У Лесного Черта» на Кернкнерштрассе, тот самый трактир, что позднее перекочевал в Веринг.Окорок на Красной башне
Множество дорог, соединяющих богатые северные земли с Веной, сходятся у ворот Красной башни. Каждый божий день сотни повозок проходили здесь, а уж пешего люда — так просто не счесть, и случалась там частенько несусветная толчея. Простые люди всякий раз ухмылялись, проходя под теми воротами, потому что наверху на самом видном месте окорок висел, вырезанный из дерева, и сделан он был так искусно, что посмотришь на него, и прямо слюнки текут: точь-в-точь как настоящий. А под окороком помещалась надпись, которая, надо сказать, жителям Вены большой чести не делала. Надпись эта была такая:Много десятков лет висел тот окорок на башне, аж поседел от времени и пыли, и за все эти годы не нашлось в Вене охотника за окороком тем лезть. И выходило вроде, что и впрямь все достопочтенные мужья Вены у своих благоверных под каблуком. Но вот однажды нашелся-таки один смельчак из магистрата, который заявил во всеуслышанье, что уж он-то у себя дома полновластный хозяин, потому окорок по праву ему причитается. И то верно, уже давно пора было этот позор честных мужей с глаз долой убрать! В городском совете ничего против того не имели, и вот начались приготовления к торжественному снятию окорока. Слух об отчаянной затее смелого мужа вмиг разлетелся по всему городу, и когда наступил назначенный срок, собралось перед Красной башней множество народу. Вот приладили лестницу, и достославный муж, объявивший себя полновластным хозяином в своем доме, бодро так полез наверх, дабы избавить город от созерцания этого вечного укора всем честным мужьям. Добравшись до середины, обозрел он вожделенный трофей, покачал головой и быстро так дал задний ход. Шлепнулся он на землю и заголосил: — Ой, ужас! Штука та вся чумазая, пылью до ушей заросла! Люди добрые, что ж мне делать, ведь я-то по такому случаю в самое лучшее платье нарядился, я ж весь там вымажусь! Достанется мне от моей благоверной по первое число! Сжальтесь надо мною, пусть кто-нибудь сперва наверх заберется да свинью ту как следует почистит! Народ на площади притих, а потом все как захохочут, засмеются, а наш герой, что еще недавно похвалялся своею безраздельной властью над женой, устыдился и поспешил убраться восвояси. Долго еще висел окорок на башне. Говорят, не нашлось больше ни одной души, пожелавшей получить такую награду. Со временем разрушилась Красная Башня, а вместе с нею исчез и окорок с той надписью — к великой радости и облегчению всех честных мужей Вены.Коли в доме ты хозяин,коль в ладу живешь с женой,знать, и впрямь ты смелый парень,лезь на башню за свиньей.Тот, кого жена не мучит,тот и окорок получит.
Почеширыло
В старину в Вене что ни день, то какой-нибудь праздник или гулянье. И вот как-то в те стародавние времена играли свадьбу богатого купеческого сына — то-то была гулянка! Съехались музыканты, циркачи, фокусники — ведь венцам только повод дай повеселиться. И нищих вдруг объявилось — пруд пруди, каждый норовит праздничком поживиться, и вроде бы с пустой сумой никто не ушел. Но нашелся однако же один нищий, которому мало показалось. Сгорбившись, сидел он на паперти собора Св. Петра, весь день прилежно протягивал прихожанам свою старую шляпу, прося подаяния, а когда вечером заглянул в нее, то рассердился не на шутку. Лежало там всего-навсего несколько жалких грошей. Сунул он их в дырявый карман потертой куртки и, проклиная все на свете, надел шляпу. «Ну, венские богатеи хороши, нечего сказать! — ворчал он. — У самих-то дом — полная чаша, знай себе ближнего надувают да обирают, богатством своим кичатся. Не думают они о том, что и бедному человеку как-то жить надо. И оттого мне, старому бедолаге, даже светлый праздничек со всем честным народом отпраздновать не на что. Ей-Богу, легче, пожалуй, у самого черта милостыню выпросить, чем у этих заносчивых, бессердечных скупердяев!» Бормоча все это себе под нос, хотел было он уже спуститься по ступенькам с паперти, как вдруг приметил хромого человечка в зеленом камзоле и в черной шляпе с красным пером, который спешил к нему. Человечек сунул руку в карман, и нищий решил было, что тот хочет подать ему милостыню. Он привычно забубнил: «Пода-а-айте нищему на пропитание!» Но человечек помотал головой и сказал: «Погоди, я дам тебе кое-что получше». Он повел нищего в тихий переулочек и достал из кармана маленькую терку. «Ты сам убедишься, бедолага, — таинственно сказал незнакомец, — что черт много благороднее любого из твоих ближних, на головы которых ты только что насылал проклятия. Глянь, тут у меня одна такая вещица, которая поценнее будет, чем серебряный талер. Выслушай меня внимательно, и твоей нужде придет конец. Проведи этой теркой по губам и скажи: „Почеши рыло!“ — и тут же изо рта у тебя выпадет золотая монета». Нищий слушал его, разинув рот. Как-то не по себе ему стало, но маленькая терка в руках человечка в зеленом камзоле была совсем рядом — он глаз от нее не мог оторвать! Кто никогда досыта не ест, у кого тело прикрыть заплат не хватает, поймет, что было на душе у нашего нищего в тот момент. «Ты только попробуй разок! — уговаривал человечек, видя, что тот колеблется. — Сам увидишь, что я не вру». Нищий взял терку и дрожащими руками поднес ко рту. Губы у нею как адским огнем обожгло, зато изо рта вывалилась золотая монета и звеня покатилась по мостовой. Он поднял монету, еще провел по губам — и снова зазвенел по булыжникам золотой. От волнения нищего прямо затрясло. «И сколько раз это можно повторить?» — спросил он у благодетеля. «Дружище, — отвечал человечек, — чеши сколько хочешь и сколько выдержишь. У этой маленькой замечательной вещицы есть еще одно качество, которое придется тебе по душе. Если тебе кто не угодит, то стоит только сказать: „Почеши рыло!“ — и твоя терка тут же примется так почесывать твоего обидчика, что тот света белого не взвидит. Вот как я великодушен! Я дарю тебе эту чудодейственную вещицу. Понятное дело, что и ты мне за это кое-что дать должен, ведь даром только смерть бывает. Я помогу тебе разбогатеть, и ты будешь семь лет жить в роскоши и довольстве. Но все это время ты не будешь ходить в церковь. И Богу молиться тоже не будешь. Через семь лет я приду и заберу твою душу. Договорились?» У нашего нищего мурашки побежали по спине, когда он понял, с кем имеет дело — ведь это же черт! Но он до сих пор жил в такой бедности, что богатство представлялось ему самым вожделенным, самым прекрасным на земле. Не ходить в церковь и не молиться было для него дело нехитрое — он и до того себя молитвами особо не утруждал. Вот обещать черту свою душу — тут надо было крепко подумать! Ну ничего, утро вечера мудренее, решил он и обернулся к черту. Но того и след простыл. Нищий засунул драгоценную терку в карман штанов и побежал на ближайший постоялый двор. Там он попросил комнату, якобы для ночлега, заперся в ней, и со словами «Почеши рыло!» поскорей провел теркой по губам. Сияющий золотой дукат выскочил изо рта и покатился по полу. «Почеши рыло!»- вновь воскликнул нищий — и получил еще золотой. Не беда, что всякий раз терка срывала у него с губ кусочек кожи! До поздней ночи нищий неустанно трудился, как прилежный рудокоп, и добыл у себя изо рта солидную горку золота. Наутро он продолжил работу, хотя губы у него саднило, рот распух, покрылся безобразной коркой и скоро стал похож на свиное рыло. Ему пришлось завязать рот повязкой, а когда он показывался за воротами, уличные мальчишки освистывали его и кричали обидные слова. Не прошло и месяца, как наш нищий сделался так богат, что построил себе большой красивый дом и зажил в роскоши и довольстве. Вечера он проводил в трактире, в шумной компании веселых собутыльников и не скупясь пускал на ветер золотые, добытые чудесной теркой. А если кто из приятелей вдруг вставлял острое словцо про его рыло, он говорил «Почеши рыло!», и маленькая терка принималась так усердно чесать обидчика, что тот потом уж строго держал язык за зубами — а то неровен час поранишься. Так прошло семь лет. Оборванный, брюзгливый нищий превратился в благородного господина, у которого, наверное, птичье молоко — и то было, да дом — полная чаша, и слуги на каждый случай — бросались исполнять всякое его желание. Короче говоря — ему были доступны все мирские радости. Так что единственную печаль — вечно израненные губы — можно было как-то и пережить. И вот однажды этот богач, всем-то на свете довольный, сидел в удобном кресле в своей роскошной гостиной и с наслаждением попивал огненное венгерское вино. Тут отворилась дверь, и в комнату вошел маленький хромой человечек в зеленом бархатном камзоле. «В чем дело? Чем обязан? — гневно вскричал хозяин. — Отправляйтесь к моему камердинеру!» Зеленый человечек захихикал. «Нет уж, позволь, камердинер нам теперь ни к чему! — со смехом произнес он. — Все, семь лет истекли. Идем со мной!» С перепугу у благородного хозяина стакан с вином выпал из рук. Но он быстро пришел в себя, посмотрел непрошеному гостю прямо в глаза и сказал: «Вот еще — „идем со мной!“ Нет, дорогой мой, слушаться других я разучился. У меня для таких, как ты, одно средство: „Почеши рыло!“» Не успел он договорить, как терка выскочила у него из кармана и пошла чесать черта прямо в рыло. Тот и так и сяк — и с ножки на ножку прыгнет, и через голову перекувырнется — ничего не помогает. Он и умолял, и пощады просил, а терка знай себе чешет! Ведь глупый чертяка семь лет назад, когда терку дарил, совсем позабыл так ее заколдовать, чтобы та на него самого не набрасывалась. Бросился, наконец, черт перед господином Почеши-рыло на колени и стал молить о пощаде. Но терка только тогда чесать перестала, когда черт, воя от ярости, торжественно пообещал не забирать его душу. Черт, окутанный ядовитым серным облаком, выскочил за дверь, а господин Почеши-рыло так и жил себе припеваючи, до самой своей смерти, вкушая плоды начесанного теркой богатства.Дьявол и оружейница
В начале шестнадцатого века на Оружейной улице, где проживали все мастера, изготовлявшие луки и стрелы, занимался своим ремеслом оружейник Каспар Пергауэр. Дело ладилось, работа спорилась, выручка согревала сердце и жить бы ему не тужить. Чему удивляться, что вскоре он нажил состояние, о котором мог только мечтать. Добродушный, жизнерадостный, готовый прийти на помощь соседу, он пользовался уважением окружающих, и все было бы в полном порядке, если бы не его женушка! Урсула, невеста Каспара, в ту пору, когда он в нее влюбился, была красивой девушкой, бережливой, домовитой, и мастер считал, что ему привалило счастье. Правда, уже тогда она была остра на язык и за словом в карман не лезла, но от этого меньше нравиться ему не стала. Пройдет время и все образуется, думал он; станет старше и поумнеет. Ну, ввернет она один раз словечко, кому от этого плохо! Поэтому он пропустил мимо ушей предостережения приятелей, сочтя их добрые намерения завистью, и женился на Урсуле. Но все пошло совсем не так, как ему хотелось. То, что у молоденькой девушки могло сойти за озорство, у зрелой женщины выглядело далеко не безобидно. Шли годы, а Урсула все распускала и распускала язык. В конце концов дело зашло слишком далеко: она, казалось, задалась целью превратить жизнь мужа в ад. Урсула злобствовала с самого утра, едва открыв глаза, и кончала поздно вечером, когда он, жалея мастера, захлопывал ей рот. Не помогало и то, что Каспар молча терпел все ее издевки: она не унималась. Наш оружейник уже не радовался жизни. Прежде за работой он пел и насвистывал, а теперь молча слонялся по улицам и лицо у него было, как у человека, которого пригласили на собственные похороны. Скоро о его доме пошла такая дурная слава, что ни подмастерья, ни служанки уже не желали наниматься на работу к оружейнику. Однажды вечером, когда оружейница в который раз особенно рьяно взялась за него, мастер, не сказав ни слова, хлопнул дверью и стал, не разбирая дороги, бродить по улицам, пока не обнаружил, что оказался на кладбище святого Петра. Он обессиленно облокотился на какой-то надгробный камень и вздыхал так, что даже покойникам было впору перевернуться в могилах. «Я не могу больше так жить, сетовал он. Это адские муки! Хоть бы небо сжалилось надо мной, но ему до меня нет дела. Приходится, хочешь не хочешь, звать не помощь дьявола!» Едва произнес он эти слова, как услышал позади себя громкий, пронзительный смех. У оружейника мурашки по спине забегали. Он обернулся. Луна как раз, выглянув из-за облака, облила тусклым светом кладбище, и в этом тусклом свете перед перетрусившем мастером возникла зловещая фигура. — А вот и я, дружище! — прохрипело страшило. — Чего тебе от меня надо? Бедняга оружейник побелел как полотно, лишился дара речи и замахал на него руками. — Ладно, ладно я все знаю, — продолжал дьявол методичным голосом. — Ты, верно, желаешь, чтобы я научил твою жену хорошим манерам, превратил кровожадного волка в кроткого ягненка? Разве не так? — Так, так, если ты только можешь! — вздохнул Пергауэр, который уже немного пришел в себя. — Научу, научу, не печалься, — с самодовольным видом ответил дьявол. — Наш брат все может, приятель, мы умеем мигом обтяпать любое запутанное и мудреное дельце. Смешно, чтобы я не справился с такой ведьмой-бабой. Давай заключим договор. В три дня я укрощу твою жену, после чего ты счастливо проживешь с ней всю жизнь. За это я приду к тебе в твой смертный час и заберу твою душу. Если мне не удастся — правда, ты на это не надейся — сделать ее за три дня тихой и кроткой как голубица, то можешь обозвать меня самым глупым чертом из тех, что ходили по земле. Договор в этом случае теряет силу, твоя душа, конечно, мне не достанется, потому что рядом с такой женой ты искупишь свои грехи уже при жизни. Оружейник очень боялся заключать договор с дьяволом, но бедняга подумал, что по сравнению с адской жизнью рядом с Урсулой жизнь проклятого навеки не так уж страшна. Итак, он сказал «согласен», и дьявол исчез, как сквозь землю провалился. На следующий день дьявол в обличьи Пергауэра появилась в доме на Оружейной улице, чтобы начать укрощение настырной дамы. Сначала он решил попробовать перевоспитать ее добром, потому как знал, что нет на белом свете человека, который не соблазнился бы заманчивыми, льстивыми бесовскими уговорами. Кроме того, наш черт был о себе довольно высокого мнения и считал себя бесшабашным, неотразимым парнем. Итак, он подошел к спящей женщине и дружески поцеловал ее. Урсула открыла глаза, увидела своего мнимого мужа, взвилась, словно ее укусила гадюка, и учинила ему скандал. Обозвала зловредным нарушителем покоя, который с самой утренней зари отравляет ей жизнь. И пошло и поехало. Весь день оружейница молола языком быстрее мельничного колеса. Бедняга дьявол и слова вымолвить не смог. Но именно из-за этого оружейница просто взбесилась. Ведь самое распрекрасное в споре — это когда другой спорщик платит тебе той же монетой. Этот тупица, эта тряпка и рот открыть не может. На озадаченного черта посыпались удары и тычки. Даже на улице были слышны громкие шлепки, отчего у совершенно обалдевшего дьявола больше всего пострадали щеки, ведь оружейница целила именно в них. Первый день прошел, но дьявол не добился успеха, разве что мог похвастаться синяками и шишками. Так просто с этой бабой не совладать, сказал себе дьявол и решил на следующий день уговорить оружейницу по-хорошему. Ведь дьявол умеет разглагольствовать хитро и убедительно, как ни один человек на белом свете. Итак, на следующий день дьявол повел себя по-другому. И в самом деле, до обеда он вроде бы добился успеха. Урсула слушала его спокойно, и дьявол посчитал себя прямо-таки мудрецом. Она видит, что не права, сказал он себе, теперь мне надо чуть-чуть поднажать — и душа оружейника принадлежит мне! Итак, прекрасные фразы все сыпались и сыпались, и дьявол не подумал замолчать даже во время обеда. Он объяснял Урсуле, как недостойно человека, как ужасно обращение, которое он ежедневно и ежечасно должен терпеть. Та поджала губы, и дьявол счел, что она с ним согласна. Он уже раздулся было от гордости, но не ко времени, потому что Урсула неожиданно снова открыла рот и завопила с такой злобой, что затряслись стены, а дьявол вздрогнул. — Тьфу, пропасть! Разрази тебя гром! Полудурок несчастный! Жаба надутая! Решил меня хорошим манерам учить? Я тебе не ребенок! Получи, дорогой наставник! И она нахлобучила на черта горшок с супом, который стоял на столе. Пришлось ошпаренному дьяволу улепетывать — иначе ему в голову полетели бы в придачу и жаркое, и картошка. Чуть погодя, собравшись с мыслями, он робко просунул в дверь голову, но оружейница все еще буйствовала и мощным пинком вышвырнула его из дома. — Клянусь преисподней, да что ж это такое, — со злостью выругался про себя дьявол, с которым так неучтиво обошлись. — Неужели с этой ведьмой, этой одичавшей бабой и сам дьявол не сладит? Ничего себе! Завтра я ей покажу, почем фунт лиха. Посмотрим, найду ли я на эту сварливую гадину управу. Она у меня получит! Поглядим, повинится она или нет, когда прозреет и увидит, что имеет дело с самим чертом. На третий день он стал перед оружейницей в позу и напустился на нее прежде, чем она успела открыть рот: — Глупая женщина, — я напрасно старался по-хорошему образумить тебя, — ты сварливая, злая, мерзкая баба. Мое терпение лопнуло. Немедленно перестань дурить. Не то пеняй на себя. Вот тут-тои начался скандал. — Что?! — завопила она, сверкая глазами. — Ты, тупая тварь, угрожаешь мне и еще мелешь языком про терпение! Сейчас ты почувствуешь на собственной шкуре, что с меня довольно. И она накинулась на дьявола и стала лупить его — да так, что у него в голове помутилось, и он, чтобы отбиться не придумал ничего лучшего, как принять свое подлинное дьявольское обличье. Урсула на мгновенье опешила, но потом снова накинулась на него, схватила за рога и стала возить взад и вперед с такой силой, что один рог обломился и остался у нее в руках. Властелин ада пришел в ярость и отступился. Распространяя адскую серную вонь, он взревел и выскочил сквозь дверь на улицу. Оружейница, торжествуя, швырнула ему вдогонку оставшийся у нее в руке обломок рога и пожелала здравствовать. Вот так Каспар Пергауэр выиграл пари у дьявола и спас свою душу, но окончательно потерял покой на этом свете. Уж если сам дьявол не сумел укротить строптивую оружейницу, то каким образом смог бы это сделать обыкновенный человек, да еще такой, как бедный, добродушный Каспар! Итак, он еще долгие годы искупал все свои грехи при жизни, а после смерти попал наверняка в рай и обрел там долгожданное успокоение. А что сталось с оружейницей? Ворота в рай были для нее закрыты, ведь она в сущности устроила мужу ад на земле, а в раю так продолжаться не могло, ведь Каспар Пергауэр в награду за свои муки на земле заслужил вечное блаженство. В ад оружейница также не могла попасть: дьявол, не желая больше иметь с ней дел, перегородил ворота в ад, как только издали заметил ее. Она, верно, и по сей день странствует в том или ином обличьи по белому свету, и бедные мужья раз за разом попадают в ее сети. На вечную память о стычке дьявола с оружейницей на доме три по Оружейной улице, том самом, где жил и страдал Каспар Пергауэр, впоследствии была нарисована картина единоборства дьявола с Урсулой. Под картиной стихи:Береги пфенниг
Без малого четыре сотни лет пользовалась заслуженной славой гостиница «У черного орла», что стоит в Вене неподалеку от Красной башни. Ее хозяин Ганс Венглер старался, не покладая рук, потрафить всем желаниям своих постояльцев, отчего еда и выпивка имелись на любой вкус. Мария, его бедная родственница, девица красивая и скромная, и Йозеф, единственный сын, усердно обихаживали гостей. И не было никакого чуда в том, что гостиница никогда не пустовала и здесь останавливались путешественники из самых дальних стран. Хотя у хозяина поначалу в мошне было не густо, теперь он был состоятельным человеком, несмотря на это сберегал каждый пфенниг, а когда собирался золотой гульден, радости его не было конца. Ганс Венглер мечтал сделать сына Йозефа самым богатым бюргером города Вены и уже составил план, как это устроить: женить на богатенькой. Но, к сожалению, Йозеф и знать ничего не желал о таком браке. Он отдал свое сердце красивой, нежной Марии, и, по правде говоря, она тоже отдала свое сердце ему. Стоило отцу заговорить о женитьбе на богатой невесте, как сын тут же придумывал отговорки: то он еще слишком молод, то избранница отца и впрямь очень богата, но отцу не мешало бы заметить ее уменье пускать деньги на ветер и так далее. Каждый раз он придумывал что-нибудь новенькое. В конце концов терпенье у отца лопнуло, а сын уже ничего больше придумать не мог. Наконец Йозеф признался, что ни на ком другом, кроме Марии, он жениться не желает. Но его честность дорого, ему обошлась! Отец пришел в ярость и заорал, что об этом не может быть и речи. Мария, конечно, девица хорошая, но бедная, как церковная мышь, а посему ей его снохой не бывать. — Это мое последнее слово, — так вне себя от злости закончил он свое наставление, — ты женишься на дочери хозяина гостиницы «У зеленой лозы». Она не дурнушка и принесет подобающее приданое. Мария должна уйти из дома, и чем скорее, тем лучше, чтобы наступил покой. И больше ни слова! Я лучше тебя знаю, что к чему, пусть насильно, но сделаю тебя счастливым. Йозеф, правда, был другого мнения о счастье, нежели отец, и с этого дня постояльцам осталось лишь сожалеть, что молодой человек, который обихаживал их, перестал улыбаться. Йозеф скорбно бродил по гостинице, а Мария с заплаканными глазами делала свою обыденную работу. Однажды, поздним вечером, когда все гости разошлись, в трактир вошел просто одетый человек, который по первому впечатлению вряд ли располагал тугим кошельком. У него ничего не было, кроме котомки. Незнакомец уселся за стол, спросил еду и ночлег и сказал, что хочет остановиться здесь на несколько дней. Хозяин больше привечал платежеспособных постояльцев, чем не внушающих доверия подмастерьев — позднего гостя он принял за такового — а потому ответил настороженно: — То, что вы пожелали, у нас имеется, спрашивается только, можете ли вы за это заплатить? — Заплатить? — возразил незнакомец. — Кто с первых слов заговаривает о плате, когда самый знаменитый врач на земле входит в его дом! Я Теофрат Бомбаст Парацельс из Хоенхайма, моего имени, надеюсь, вам достаточно, чтобы немедленно освободить для меня весь дом. Я пришел из Зальцбурга. Дайте мне пищу и ночлег. Я голоден и желаю отдохнуть. Это уже было слишком. Хозяин вышел из себя: — Катитесь к черту, коли у вас нет денег, — закричал он, — высокопарные речи мне ни к чему! Мария оказалась свидетельницей этого разговора и пожалела позднего посетителя. Она подумала, насколько малоприятно, если тебя, голодного и усталого, вышвырнут в такой поздний час в холодную ночь, и попросила хозяина все-таки оставить незнакомца: она оплатит счет из своих маленьких сбережений, если у гостя нет денег. Хозяину это не понравилось, но отказать было неудобно. Он приказал накрыть незнакомцу стол, налить вина и предоставить скромную комнату. Зальцбургский врач, казалось, и в мыслях не держал поскорее съехать из гостиницы. Целый день он слонялся по городу, быстро обзавелся друзьями, а вечером сидел вместе с ними и весело попивал вино, однако не собирался оплачивать уже весьма значительный счет. Хозяин начал тревожиться за свои деньги и мрачнел все больше и больше. Из-за его плохого настроения в первую очередь страдала Мария. Последнее время ей трудно жилось в этом доме, но все-таки она с тяжелым сердцем думала о дне, когда придется его покинуть. В конце концов она не выдержала и поделилась своим горем с Йозефом. Молодой человек обнял ее, стал утешать и подбадривать. И случайно получилось так, что именно в эту минуту хозяин проходил мимо и застал их врасплох. Он как раз шел в комнату зальцбургского врача, чтобы предъявить нежелательному постояльцу счет. Увидя Марию в объятиях сына, он чуть не лопнул от злости и заорал: — Хватит, я сыт по горло! Собирайся и проваливай отсюда! Только сначала оплати мой счет, по которому честный постоялец еще ничего не заплатил. И не менее грубо напустился на сына: — Вот так, молодчик, одно дело сделано! Теперь второе! Черт побери, ты, миленький, перехитрить надеешься меня! Марш отсюда, надень воскресный костюм, отправляйся к хозяину «Лозы» и проси руки девчонки, которую я тебе предназначил. Хозяин только что не лишился речи, когда его Йозеф — тихий, спокойный Йозеф! — решительно заявил, что коли Мария должна покинуть дом, то он уйдет вместе с ней. Тут хозяин вообще потерял рассудок, стал жадно хватать воздух, а когда, наконец, пришел в себя, начал драть глотку, да так, что его слышно было во всем доме. Внезапно отворилась дверь комнаты, в которой, жил Парацельс, и врач подошел к спорящим. — Ладно, ладно, — сказал он, успокаивая разбушевавшегося хозяина, — к чему такое упорство! Отдайте наконец юноше красивую девочку! Она возместит ваши потерянные деньги усердием и сноровкой. Вот этого ему говорить было бы не надо! Теперь злоба хозяина обрушилась на постояльца, и он запретил гостю как-либо вмешиваться в свои домашние дела. — Все, чего мне не хватает, так это чтобы каждый приезжий указывал, что я должен и чего не должен делать! И хозяин кричал и бушевал, пока не задохнулся и не побагровел: с ним чуть не случился удар. В конце концов он отдышался и выпалил: — Впрочем, милейший, лучше заплатите по счету, иначе вам придется немедленно покинуть мой дом, как и этим неизвестно отчего лишившимся разума олухам. Парацельс только улыбнулся, пропустил это требование мимо ушей и спокойно объяснил, что хозяин, видимо, не слышал о познаниях знаменитого врача в алхимии. Поскольку по всем признакам он и не думал платить, Мария вытащила свои наличные деньги, чтобы уплатить его долг. Но тут Парацельс остановил девушку, полез в карман, подал хозяину медный пфенниг и с едкой усмешкой сказал: — Раз уж для вас, дружище, деньги важнее всего, я дам вам задаток. Остальное получите позже. Как только хозяин увидел пфенниг, он, задыхаясь от гнева, швырнул его под ноги гостю. — Как? — заорал он. — Это вы называете задатком? Вы должны мне много золотых дукатов и хотите заменить их жалким пфеннигом? Вы просто бесстыжий враль и хвастун, бездельник, которого надо посадить под замок. Вы с таким же успехом можете превратить этот пфенниг в золото, как мой сын когда-либо получит в жены эту девчонку. Это мое последнее слово. — Хотите пари? — спокойно спросил Парацельс. — Ваше слово в самом деле последнее? Верно? — Так же верно, как то, что я здесь стою, — воскликнул, скрипя зубами, хозяин. — Тогда поднимите хотя бы один раз этот пфенниг и внимательно посмотрите на него! — возразил постоялец и ободряюще улыбнулся молодым людям. Хозяин нагнулся и поднял пфенниг. Когда тот оказался у него в руке, он побледнел как полотно и задрожал всем телом. Это была тяжелая золотая монета! — Полагаю, мы в расчете, — смеясь сказал Парацельс, — и вам больше ничего от меня не надо? Но теперь сдержите свое слово и благословите ваших детей! Сохраните золотую монету на память обо мне! Парацельс дружески кивнул влюбленным, взял свою котомку и покинул гостиницу. Потрясенный до глубины души хозяин молча пристально смотрел ему вслед. Молодые люди были на седьмом небе. Хозяин гостиницы долго разглядывал волшебный золотой пфенниг, который держал в руке. Наконец, он благоговейно поцеловал его. Ему пришла в голову странная мысль, что отныне эта золотая монета — залог изобилия золота в его доме, и от избытка чувств он сначала обнял счастливую Марию, потом сына уже и теперь словечка не сказал против их женитьбы. Весть о волшебном пфенниге в «Черном орле» с быстротой молнии разнеслась по городу. Каждый вечер в трактире было полно гостей, все хотели посмотреть на золотой пфенниг и услышать его историю. Дела хозяина шли блестяще, поскольку его мечта стала явью: с золотым пфеннигом в дом пришло много денег. Каждый раз, когда он доставал и показывал гостям золотую монету, он с любовью гладил ее и перед тем, как спрятать, целовал свое волшебное сокровище. Вскоре трактир стали называть «Береги пфенниг». Над входом в дом по Адлерштрассе, так теперь называется эта улица, со временем была нарисована картина, на которой изображено превращение пфеннига в золотую монету. Подпись под картиной гласит:Мохнач-Космач
В 1444 году состоялась печально известная битва под Варной, когда туркам удалось чуть не наголову разбить христианское войско. Среди тех немногих, кто остался в живых, был один ландскнехт по имени Георг Тальхаммер. Спасся же он только потому, что были у него быстрые ноги, благодаря которым он и сумел убежать от своих свирепых преследователей и укрыться в густом-прегустом лесу. Падая от усталости, забрался он подальше в кусты, притаился там и принялся размышлять о своем положении. Бедняга понимал, что ничего хорошего ему ждать не приходится. Что ж хорошего, когда ты сидишь один-одинешенек в диком лесу, да еще и турки в любой момент тебя выследить могут? Без языка, без денег, чужой и никому не нужный, как тут найти себе пропитание и крышу над головой? Еще немного, и наш храбрый вояка расплакался бы от отчаяния, как малое дитя. Но тут откуда ни возьмись как из-под земли вырос перед ним какой-то незнакомец — сам худой, нос крючком, а глаза — колючие-преколючие. Ландскнехт тут же забыл о своих мрачных мыслях, и рука сама потянулась к оружию — так просто его не возьмешь, он готов был биться не на жизнь, а на смерть. — Ну-ну, полегче, дружок! — обратился к нему незнакомец. — Тебе нечего меня бояться. Я ведь хочу тебе помочь добраться до дому живым и здоровым. Больше того. Я хочу дать тебе много-много денег и всякого добра, чтобы ты жил себе припеваючи и ни о чем не беспокоился. А за это мне надо от тебя только одно — когда ты умрешь, я заберу себе твою душу. Поначалу честный ландскнехт с радостью слушал слова незнакомца, но едва он понял, чего добивается от него длинноносый, мурашки побежали у него по спине. — Нет, нет и нет! Я свою душу ни за что не продам! Уж лучше я погибну тут от холода и голода, чем пойду на такую мерзкую сделку. Напрасно старался черт, расписывая ему яркими красками, не жалея слов, как замечательно будет, когда ландскнехт вернется домой и заживет себе в удовольствие. Тот оставался непреклонен. Тогда черт решил подойти к делу по-другому и прикинулся этакой робкой овечкой. «Все равно ты от меня никуда не денешься, дурья твоя башка!» — подумал он про себя, а вслух сказал: — Друг мой, люди на меня возводят всякую напраслину и говорят, что от меня, мол, одно зло. Но я желаю тебе только добра. А чтобы ты мне поверил, я хочу тебе сделать другое предложение, которое тебе наверняка больше придется по нраву. — Какое такое предложение? — заинтересовался молодой человек. — Я тебе помогу, а ты за это должен три года подряд не мыться, не причесываться, не постригаться, ногти не стричь, и все время ходить в одной и той же одежде — иначе твоя душа достанется мне. А так ты можешь есть, пить и делать все что тебе угодно. Тут у тебя ни в чем отказа не будет, уж я об этом позабочусь. Это предложение показалось нашему славному Георгу не таким уж плохим. «Ведь сколько раз на войне мне приходилось месяцами ходить немытым и нечесаным, и ничего, — думал он про себя. — Раз я тогда смог, смогу и еще три года потерпеть.» Ударили они по рукам и таким образом скрепили свой договор. Черт принялся за дело. Пустив в ход свои уловки, он в один миг отловил большого медведя, содрал с него шкуру и нарядил в нее ландскнехта, потом дал ему кошелек, полный денег, и сказал, что он может брать отсюда денег, сколько его душе будет угодно, потому что, мол, кошелек этот никогда не опустеет. На прощание он напомнил своему подопечному о том, что тот должен в точности соблюдать все условия договора, и на том исчез. Не успел Георг Таль-хаммер опомниться, как в тот же миг к своей несказанной радости очутился в Вене. Он старался ни в чем не нарушить договора, который заключил с чертом: он не мылся и не причесывался, не стриг волосы и не брился, и все время ходил в медвежьей шкуре. Ничего удивительного, что уже через несколько недель Георг имел такой запущенный и дикий вид, что в этом заросшем и чумазом существе только с трудом можно было признать человека. И действительно, он выглядел как настоящее чудище, так что люди уже начали бояться и шарахались при виде его, а детишки от страха кидались с криком и плачем врассыпную, стоило им услышать, что «Мохнач-Космач идет». Тальхаммер немало перенес за свою походную военную жизнь, но то, что приходилось ему терпеть сейчас, казалось поначалу просто невыносимым. Однако человек ко всему привыкает, вот и Тальхаммер привык и к грязи, и к тому впечатлению, которое производила на окружающих его медвежья шкура. Денег у него было полным-полно, он ни в чем себе не отказывал, ел да пил себе в удовольствие — а уж это он любил как никто другой. Он нанял себе комнату в дряхлой хижине на краю города, ну а поскольку парень он был добрый и не жадный, то и его хозяевам от щедрот кое-что перепадало. Образ жизни Тальхаммера многим казался странным, но никто не знал, отчего и почему он так живет, так что вскоре людская молва сделала из него чародея и прорицателя, и с каждым днем все больше и больше народу приходило к нему в старую хижину, чтобы посоветоваться да потолковать о том о сем. Ну, а поскольку он в своих советах руководствовался, как правило, здравым смыслом, то частенько из его советов выходил толк, и это только умножало его славу. Так и жил себе Георг Тальхаммер, строго соблюдая условия своего договора с чертом. Так что тот в конце концов понял, что с ландснехтом он все-таки маху дал: не тот парень оказался. И все же черт надеялся не мытьем, так катаньем добиться своего. И вот однажды, когда до конца срока оставалось еще полгода, явился черт к своему подопечному и говорит, что, мол, готов скостить ему оставшиеся шесть месяцев. — Скоро, — сказал черт, — придет к тебе за советом один богатей из Вены. Ты же согласишься ему помочь только при одном условии — если он отдаст за тебя одну из своих дочерей. Черт растолковал Георгу, что тот должен сказать богачу. — Он известный сквалыга, — продолжал черт, — и ты можешь спокойно пообещать ему тысячу дукатов, чтобы он все делал, как ты скажешь. Я тебе, конечно, заплачу, а уж он, посмотришь, будет со всем соглашаться, только бы эти денежки заполучить. На следующий день и впрямь пришел к ландскнехту тот богатей из Вены и льстивыми речами да посулами принялся умасливать его, чтобы Мохнач-Космач дал ему дельный совет. Тот же поступил так, как велел ему черт: — Совет я тебе дам, но не за деньги, потому что денег у меня и у самого достаточно. Я и тебя могу деньгами выручить. Хочешь, тысячу дукатов тебе дам? У меня от этого не убудет. А за свой совет я хочу, чтобы ты мне одну из своих дочерей в жены отдал. Если же тебе мой вид не по нраву, то скажу на это одно — это сущий пустяк по сравнению с тем, что твоя дочка будет самой богатой женщиной во всей стране. Услышав это предложение, возмутился гость необычайно. Чтоб за одну из его дочерей сватался этакий урод! Такое ему и в кошмарном сне привидеться не могло. Но жадность взяла свое, и он согласился отдать Георгу ту из дочерей, которая сама по доброй воле пойдет за него. Так уговорились они, богач получил желанный совет и поспешил прочь. На следующий день Тальхаммер отправился в город и заявился во всей своей красе в дом к давешнему посетителю, чтобы посвататься к одной из его дочерей. Те же, увидев его чумазую физиономию, косматую голову да всклокоченную медвежью шкуру, так и обомлели. Старшие дочки и слышать ничего не хотели о том, чтобы пойти под венец с этаким чудищем. Младшая тоже поначалу отказалась, но она была девушкой славной и милой, да к тому же очень любила своего батюшку. Скряга знал это и принялся уговаривать ее, так что она в конце концов ради него согласилась на все. Может быть, правда, она дала свое согласие и от жалости к несчастному жениху. Потому что, честно говоря, наш славный ландскнехт с первого взгляда влюбился в прекрасную девушку, и глаза его смотрели очень печально, когда он понял, как противен ей. Так или иначе, девушка согласилась, из жалости ли к Отцу, или из жалости к Мохначу-Космачу — кто его знает! Со свадьбой решили не затягивать. Мохнач-Космач, сияя от счастья, поспешил восвояси, а девушка, не то чтобы слишком счастливая, осталась дома. В доме богача начались приготовления к свадьбе, Тальхаммер жил себе по-прежнему, ничего не меняя в своем внешнем облике, и, глядя на его немытое лицо, всклокоченные волосы и бороду, свалявшуюся медвежью шкуру, едва ли можно было представить его в образе жениха. А невеста рассказывала всем, какой он, мол, хороший человек, ее жених, ведь у него такие добрые глаза! Сестры же только потешались да издевались над ней. Настал день свадьбы. Утром заявился в хижину к ландскнехту черт и говорит: — Ну, что ж, пора тебе показаться невесте в другом виде. Он отвел ландскнехта к ручью, намыл, надраил его как следует, умастил всяческими благовониями, а потом отправил в город, велев купить там новый костюм, карету, лошадей, да нанять слуг, чтобы затем явиться во всей красе перед невестой и отвести ее под венец. Тальхаммер сделал все так, как велел ему черт. Можно себе представить, какой переполох случился, когда перед домом невесты остановилась роскошная карета и из нее вышел благородного вида господин в изысканных одеждах, в котором невозможно было узнать Мохнача-Космача. Невеста была, конечно, на седьмом небе от счастья, а обе ее сестры позеленели от злости. Они проклинали все на свете, потому что сами отказались от такой выгодной партии. Мрачные, ходили они из угла в угол, не находя себе места, ничего не ели, не пили, и в конце концов от злости и досады не выдержали да наложили на себя руки. Так что черт все-таки оказался не внакладе. Георг Тальхаммер жил со своею женою долго и счастливо, и жили они в доме на Лугеке, который с тех пор называется «Дом Черного Медведя».Доктор Фауст в Вене
В середине XVI века стоял на площади Фрейунг, на той стороне, что обращена к улице Тифен Грабен, маленький домик, в подвале которого помещалось питейное заведение. Хозяин его, веселый и славный малый, от души потчевал своих гостей, так что не было у него отбоя от посетителей, большинство из которых составляли художники да школяры. И вот как-то раз собралось здесь по обыкновению веселое общество. За одним из столов, что стоял в углу полутемного зала, разместилась дружная компания — странствующие школяры, лекомысленные студенты, художники да бродячие актеры. Тут в подвальчик зашел один человек, имя которого было известно всей стране и которого здесь знал всяк присутствующий. Это был ученый мудрец доктор Иоганн Фауст. Своими чудесами и дерзкими проделками доктор магии, как он сам себя величал, снискал себе необычайную славу. Заметив, что сей ученый муж направляется к их столу, компания, пребывавшая уже в весьма размягченном состоянии духа, приветствовала его радостными криками. Все поспешно сдвинулись, чтобы дать ему место, выказывая тем самым свое глубочайшее почтение. Спустя некоторое время подгулявшие выпивохи принялись наседать на него, требуя, чтобы доктор явил им одно из своих чудес. Доктор только улыбнулся в ответ и взялся за кружку, которую как раз поставил перед ним мальчик-слуга. Кружка была полна до краев, так что даже несколько капель стекло на стол. — Эй, дружище, а ну-ка постой, — воскликнул Фауст. — Что это ты так наливаешь? Ни одна капля не должна пропасть даром! Коли ты мне еще раз так нальешь, проглочу тебя со всеми потрохами, чтоб неповадно было! Стало парню досадно от этих слов, вот он и налил следующую кружку так полно, что вино выплеснулось на стол. Тогда доктор пристально посмотрел на него, открыл широко-широко рот и — парень в миг исчез. — Кто хорошенько поел, тому надобно и хорошенько попить, — преспокойно сказал доктор Фауст и, схватив бадью с водой, залпом осушил ее. Все посетители так и замерли, раскрыв рты от удивления, хозяину же трактира сделалось как-то не по себе и он стал молить и просить доктора, чтобы тот вернул ему слугу. — Чего вы причитаете? — ответил кудесник совершенно невозмутимо. Посмотрите за дверью — он сидит у вас на лестнице! И действительно, бедолага обнаружился под дверью на лестнице, весь промокший и продрогший. Когда он, дрожа от холода так, что зуб на зуб не попадал, вошел в зал, то первое, что он вымолвил, были слова, обращенные к доктору: — Ах, господин доктор, — сказал он еле слышным голосом, умирая от страха, — я больше не хочу такого! Вам, наверное, сам черт помогает! — Черт — не черт, — отвечал ему на это доктор, — а только впредь тебе наука будет: в следующий раз не наливай так, чтоб вино проливалось! Постепенно все оправились от пережитого ужаса, и веселье снова полилось рекой. Разговор вертелся все время вокруг черта. Заспорили о том, как он выглядит, и все никак не могли сойтись во мнениях. Тогда художник Хиршфогель вызвался нарисовать черта на стене. Все не долго думая его поддержали. Художник взял уголек из печки и принялся рисовать что-то вроде юнкера в платье благородного покроя. Он нарядил его в короткий плащ, развевающийся за спиной как крылья дракона, на голове изобразил островерхую шляпу с куриным пером, из-под которой выглядывала довольно мерзкая рожа, искривленная злорадной ухмылкой. В картинке было что-то зловещее, и все посетители притихли и теперь сидели, уткнувшись от страха в свои кружки. Тут поднялся доктор Фауст и сказал: — Вот здесь на стене вы видите намалеванного черта, я же покажу вам его сейчас живьем. В одно мгновенье в трактире стало темным-темно, и рисунок на стене зашевелился. Все платье стало кроваво-красным, пышные рукава камзола окрасились в иссине-черный цвет, шляпа и плащ сверкали ядовитой зеленью, а перо на шляпе заполыхало пурпурным огнем. Лицо отливало мертвенной бледностью, в глазах же — сверкали молнии. В мгновение ока жуткая фигурка соскочила со стены и прыгнула с диким хохотом, напоминавшим раскаты грома, в самую гущу гостей, которые, не помня себя от ужаса, с криками бросились сломя голову вверх по лестнице, на ходу сбивая друг друга с ног, лишь бы поскорее выбраться из жуткого подвала. — Ну, что? Страшен черт, как его малюют? — рассмеялся доктор Фауст, глядя на улепетывающих гуляк. — Не буди черта, а то накличешь беду, — добавил он и пошел себе своею дорогой. После этого удивительного случая трактир на площади Фрейунг стал называться «Красный плащ», а позже название перешло и на весь дом.Милый Августин
Год 1679 надолго запомнился жителям Вены, ибо пришла тогда в город большая беда, и не было семьи, которую она обошла бы стороной. Откуда-то из Венгрии занесло в город чуму. Поначалу ее никто особо и не заметил, пока она не начала косить людей направо и налево, так что уже скоро не осталось в Вене ни одного дома, которого бы не тронула страшная зараза. День ото дня больных становилось все больше и больше, и каждый день уносил все новые и новые жизни. Спасаясь от напасти, оставшиеся еьце в живых жители спешно покидали город, превратившийся постепенно в город смерти. Больные падали прямо на улицах и лежали тут и там, сраженные смертельной болезнью. Богатых и бедных, молодых и старых — никого не щадила чума, забирала всех без разбору. Денно и нощно по городу разъезжали повозки, доверху нагруженные трупами, и лежали они все тут как попало, вперемешку, ибо чуме — все одно, благородного ты звания человек или из простых. Уборщики прочесывали улицы и подбирали мертвых. Затем они сваливали их на телегу, отвозили за город, а там скидывали прямо в ямы, вырытые для этих целей. Если яма была уже полной, ее просто закапывали, и дело с концом. В это самое время жил в Вене один бродячий музыкант, мастер играть на волынке и песни петь, известный балагур и весельчак, который никогда не унывал, потому что, как любил он говаривать: «Тот, кто весело живет, тот и весело помрет. Тебе одна отрада, а черту — все досада». Всяк в Вене знал этого славного малого, все любили его за веселый нрав, за его шутки да прибаутки, и иначе как «милый Августин» ею никто и не называл. Чаще всего Августина можно было найти в пивной «Под красной крышей», что на Фляйшмаркт. Там проводил он все вечера, развлекая посетителей своими песнями да байками. И хотя люди, из боязни подцепить заразу, не очень-то ходили в это время по пивным да прочим питейным заведениям, «Под красной крышей» от желающих пропустить стаканчик-другой просто отбою не было. А все благодаря Августину, ради которого и приходили сюда смельчаки, рискуя собственной жизнью, чтобы здесь, слушая августинову волынку, залить свое горе и хоть ненадолго забыться. И вот однажды чудесным сентябрьским вечером пришел Августин как всегда в пивную, а там — никого, ни одной души. Приуныл тут Августин, грустно стало ему и тоскливо. Целый вечер просидел он один-одинешенек, и все пил и пил, кружку за кружкой, да веселее от этого не стало. Не дождавшись никого, поднялся он, наконец, и, едва держась на ногах, поплелся прочь из пивной, откуда обычно уходил героем, под рукоплескания друзей и собутыльников. А на дворе тем временем стало уже совсем темно. До дому ему было идти не близко: хижина ею стояла за самыми юродскими воротами. И вот идет он себе бредет по городу, вот уже и Кольмаркт показался, и тут он запнулся, упал и угодил прямехонько в канаву. Неизвестно, что он при этом подумал, может, вообразил, что добрался до мягкой постели, во всяком случае вставать он даже и не пытался, а все лежал себе полеживал и смотрел на луну, и было ему так хорошо, что захотелось даже на волынке поиграть, да только глаза закрылись сами собою, и заснул он молодецким сном. Тут мимо проезжала повозка, собиравшая трупы. Увидали уборщики милого Августина, лежащего бездыханным в сточной канаве, и решили, что он умер. Погрузили они его тело на телегу и отвезли за город, в общую могилу. Августин же ничегошеньки не почувствовал, и пока везли его на телеге, и потом, в яме, спал непробудным сном, тихо и мирно, как у себя в постели. Тем временем рассвело, стало свежо и остатки хмеля быстро улетучились из его затуманенной головы. Очнувшись ото сна, он увидел, что лежит в яме в компании трупов, среди которых, судя по всему, он провел всю ночь. Как ошпаренный, вскочил Августин на ноги и попытался поскорее выбраться из ямы, но как он ни старался, никак ему было оттуда не выкарабкаться, яма была слишком глубока. Тут как раз подъехала новая телега с трупами. Как увидели возницы, что в могиле кто-то копошится, испугались они и бросились уж было со всех ног наутек, да вовремя остановились, услышав человеческую брань, доносившуюся из могилы. Это Августин поносил их на чем свет стоит: — Куда вы несетесь, бестолочи проклятые! Помогите же мне вылезти из этой чертовой ямы! Что вы рты раззявили, как будто никогда в жизни человека живого не видели?! — Слушай, — воскликнул тут один из уборщиков, — это ведь давешний труп, который мы вчера из канавы выудили! — Видать, не труп, коли скачет теперь там, как блоха, — сказал второй. — Силы небесные! — вмешался тут третий. — Вот повезло человеку! Ведь мы ж могли засыпать вчера эту яму, если бы она была уже полной! И все, справил бы он тогда здесь свое последнее похмелье! Так стояли они и рассуждали, да только Августину совсем уже невмоготу стало от всех этих речей. Рассердился он не на шутку и снова принялся бранить уборщиков: — Эй вы, бездельники! Долго вы еще там будете рассусоливать?! Довольно, что я целую ночь тут с покойниками просидел! Сколько мне тут еще торчать?! А ну-ка вытаскивайте меня отсюда, да поживее, черт побери! Пошевеливайтесь-ка, сонные вы тетери! Да давайте же, черти лысые! Уборщики вытянули его из ямы, и как только милый Августин снова почувствовал под ногами твердую почву, к нему вернулось его обычное расположение духа, так что уже через минуту он вместе с другими от души хохотал над своими собственными злоключениями. Насмеявшись, поспешил он с веселыми песнями домой, время от времени принимаясь на ходу играть на своей любимой волынке. Вскоре Августин и думать забыл о злополучной ночи, проведенной в обществе чумных трупов. Он нисколько не заразился и жил себе припеваючи здоров-здоровехонек все то время, пока в городе неистовствовала чума. Как и прежде, проводил он все вечера в пивной «Под красной крышей», помогая другим людям хоть ненадолго забыть свои горести и печали. В 1702 году он умер, тихо и мирно, достигнув преклонного возраста, сохранив до последнего дня веселый нрав и бодрость духа, какие отличали его в молодые годы. И всю свою жизнь он любил петь песню, которая напоминала ему о страшной истории, приключившийся с ним в молодости:Подкоп язычников
В 1529 году Вену осадили турки. Однако даже спустя несколько недель осады им не удалось пробить брешь в городских стенах и проникнуть в город. Надеясь в скором времени водрузить свой полумесяц на колокольне собора св. Стефана, турки пошли на приступ, но жители Вены отчаянно отбивали все атаки. Однажды к коменданту Вены явился перебежчик, он донес, что турки хотят устроить подкоп и взрывают под землей пороховые заряды — чтобы проникнуть в город. Сам он, перебежчик, якобы видел много таких подкопов под городскими стенами. Если верить перебежчику, венцам грозила страшная опасность. Комендант немедленно принял меры. Всем домовладельцам, чьи дома находились поблизости от крепостной стены, было приказано поставить в подвалах домов большие чаны с водой, а затем внимательно следить за ними. Если земля станет сотрясаться от взрывов, производимых турецкими минерами, то на поверхности воды должна появиться рябь. А еще в подвалы домов принесли барабаны и на их туго натянутую кожу положили игральные кости, чтобы по их слабому перемещению также увидеть, происходят ли подземные взрывы. В одну из тогдашних тревожных ночей в подвале пекарни, что стояла на углу нынешнего переулка Штраухгассе и улицы Фрайунг, работал подмастерье пекаря Йозеф Шульц. Во время страшного нашествия многие жители венских предместий бежали от наступавших врагов в город, и всех этих людей нужно было кормить, так что в пекарне печь топилась днем и ночью. Вдруг подмастерье увидел, что кости, лежавшие на барабане, пришли в движение. Он насторожился и стал прислушиваться. Потом приложил ухо к земле, и ему послышались невнятные глухие голоса и тихий отдаленный стук заступов. «Господи, помилуй! — подумал Йозеф, — турки уже чуть не под самым нашим домом!» Он со всех ног бросился на улицу и поднял тревогу. Вначале комендант было не поверил, что турки так близко подвели свои подкопы, и тут же приказал рыть встречный подземный ход из подвала пекарни. Вскоре солдаты действительно наткнулись на турецкий подкоп. В темноте турки были застигнуты врасплох, их атаковали и почти всех взяли в плен, кроме нескольких человек, которым удалось бежать. Турецкий подземный ход, где уже был заложен большой пороховой заряд, приготовленный для взрыва, завалили землей. Так благодаря наблюдательности подмастерья пекаря Йозефа Шульца город был спасен. Дом, который турки собирались взорвать, с тех пор стали называть «подкопом язычников». А цех пекарей, один из подмастерьев которого своей бдительностью помог спасти Вену, получил от императора разные привилегии и разрешение ежегодно устраивать пышное праздничное шествие пекарей.НИЖНЯЯ АВСТРИЯ
Король Оттер и Рупрехтова Дыра на горе Оттерберг
В Земмерингской области на высокой горе Оттерберг стоял в глубокой древности огромный роскошный замок, в котором жил со своим двором могущественный король Оттер. Все земли в этих краях принадлежали ему, а еще имел он сильное войско, состоявшее из рыцарей и конных кнехтов. Когда поседели его волосы и приближающаяся старость ослабила его силы, земное владычество наскучило ему. Он разрушил свой замок на Оттере и спустился со всей своею свитою в недра горы, где велел выстроить себе великолепный дворец, и живет там себе с тех самых пор в мире и спокойствии. Сидит он в своих сияющих чертогах на золотом троне и вкушает мирный сон. На голове у него золотая корона, а перед ним на мраморном столе лежит усыпанный драгоценными каменьями скипетр. Вокруг застыли вельможи и слуги, так же, как и король, погруженные в глубокий волшебный сон. Вход в подземный дворец стерегут гномы, которые служат королю в те редкие часы, когда он пробуждается от долгого сна вместе со всеми царедворцами. Тогда велит король устраивать буйные пиршества, и в тихие ночи можно слышать доносящийся из горы шум множества веселых голосов и задорную музыку. Порою же слышатся оттуда как бы раскаты далекого грома. Это гремят кегли, которыми так любят забавляться гномы. Но иногда король вдруг изъявляет желание покинуть подземный дворец и выйти со свитою на волю. Словно ураган, летит кавалькада по лесам, покрывающим Оттерберг, затем поворачивает у Зоннвендштайна обратно и возвращается через Рупрехтову Дыру в замок. Решил как-то раз один бедный крестьянский парень посмотреть, что делается в Рупрехтовой Дыре, правду ли говорят, будто с потолка и со стен пещеры свисают сосульки. Он попросил двух приятелей спустить его на веревке вглубь пещеры, и когда его объяла тьма, стало ему вдруг не по себе, и он крикнул товарищам, чтобы они поскорее вытащили его наверх. Звук его голоса, многократно преломившись о выступы скалистых сводов и усилившись эхом, показался им так страшен, что они выпустили из рук веревку и убежали прочь. Крестьянин сорвался вниз, на дно пещеры, изодрал в кровь руки, но остался жив. Превозмогая боль в ушибленных членах, поднялся он на ноги и принялся искать выход из мрачной пещеры. Долго блуждал он во тьме, однако его окружали одни лишь отвесные каменные стены, и не было даже тоненького лучика света, который указал бы ему путь на свободу. Когда он уже потерял последнюю надежду на спасение, то увидел вдруг перед собою маленького человечка, который спросил, что он здесь делает. Сердце юноши бешено заколотилось от страха, но он собрал все свое мужество и поведал гному свою горестную историю. — Умоляю тебя, помоги мне выбраться отсюда! — воскликнул он, закончив рассказ. Гном улыбнулся и отвечал ему приветливо: — Я помогу тебе. Иди за мною след в след, да смотри не оступись. Юноша послушался, и они долго шли сквозь гору, пока не пришли к площадке, на которой гномы играли в кегли. Кегли все были из серебра, а шар — из чистого золота. Гномы сидели рядом с площадкою и пили вино из золотых кубков. — Расставь-ка нам кегли, — обратился к юноше один из них, — а за это можешь потом взять одну кеглю себе. Тот согласился, и когда гномы закончили игру, он взял себе одну кеглю. Затем провожатый повел юношу дальше, через залы и переходы, к воротам на восточном склоне горы. Здесь юноша простился с гномом и поблагодарил его за доброту. — Если ты и вправду хочешь отблагодарить меня, — сказал гном, — принеси мне подарок из вашего надземного мира. — А чего бы тебе хотелось? — спросил юноша. — Больше всего люблю я виноград и изюм, — отвечал гном и, заметив изумление юноши, улыбнулся. — Для нас, гномов, это такая же диковина, как для тебя золото и драгоценные камни. На следующее утро отправился юноша, набрав мешок винограда и изюма, на Оттер. Когда же пришел он к знакомым воротам в скале, то нашел их наглухо запертыми. Постояв немного в растерянности и так ничего и не дождавшись, он положил свой подарок на камень у ворот и пустился в обратный путь. Между тем небо омрачилось, поднялся туман. Хотя дождя не было, юноше показалось, будто платье его становится все тяжелее и тяжелее, так что скоро он уже едва переставлял ноги под бременем этого панциря. Дома же обнаружил он к великой своей радости, что и куртка, и штаны, и шляпа сплошь покрыты маленькими золотыми каплями. Вот как щедро отплатил гном с горы Оттерберг за подаренный виноград и изюм бедному крестьянскому юноше, который с тех пор никогда больше не испытывал нужды искать золота в Рупрехтовой Дыре.Волшебный замок Грабенвег
Когда-то в старину высились с обеих сторон живописной долины, в которой находится сегодня деревушка Грабенвег, близ Поттенштайна, дикие, изломанные скалы и отвесные склоны гор с заснеженными вершинами. Не многие люди селились здесь, и были они бедны, как церковные мыши, ибо в долине хватало корма лишь на две-три маленькие и неприхотливые отары овец. Местами росли в расселинах скал клочки скудной травы. Жиру на такой траве не нагуляешь, хватало ее овцам лишь для тою, чтобы не погибнуть от голода. И на одно из таких вот убогих пастбищ гонял некий молоденький пастушок день за днем свое стадо. Как-то раз — жители равнин праздновали в ту пору летнее солнцестояние — отправился он с овцами вновь по крутым и обрывистым склонам наверх. Добравшись до места, предоставил он животных попечению верного пса, а сам уселся на свое любимое место, маленький выступ скалы, с которого далеко видны были горные вершины и хребты. Спустя некоторое время достал он из своей пастушьей сумы дудочку и заиграл на ней. Внезапно почудилось ему, будто скала за спиною у него дрогнула и сдвинулась с места. Он в испуге вскочил на ноги. Земля затряслась, а из недр ее послышались зловещий гул и раскаты грома; гора разверзлась, и огромный камень, на котором он только что сидел, рухнул в бездну. Вокруг юноши что-то затрещало и зашипело; нестерпимый блеск ослепил его на мгновенье; он зажмурился, и когда вновь открыл глаза, то увидел на том самом месте, где так любил сидеть, дивно сверкающий хрустальный дворец. Пастушок замер от изумления и не сводил глаз с этого сияющего чуда, явившегося посреди голых скал неведомо откуда. Дворец горел на солнце и искрился; ряд стройных колонн из чистейшего горного хрусталя и золотой орнамент украшали его преддверие. Серебряные ступени вели наверх к створчатым воротам, усыпанным драгоценными камнями. Юноша стоял неподвижно, словно заколдованный. Наконец до слуха его сверху, с самых дальних вершин, донесся удар колокола. Там, в безмолвии поднебесья, жил старый отшельник, который всякий раз в час молитвы бил в колокол. Лишь только растаял в воздухе последний удар, из дворца послышался, вначале тихо, затем все сильнее и звонче, чистый, нежный голос. Очарованный сладостным пением, пастушок схватил свою дудочку и стал подыгрывать невидимой певунье. Когда песньсмолкла, сияющая створчатая дверь отворилась, и на пороге явилась девушка такой необычайной красоты, что даже роскошь хрустального дворца показалась рядом с нею убогою. Одета она была в белоснежное поблескивающее платье до пят. Юноша не мог на нее наглядеться. Красавица с улыбкою приблизилась к нему и поцеловала в лоб. Пастушок был так изумлен, что не смог произнести ни слова. — Милый юноша, — молвила девушка. — Своею дудочкою ты снял часть страшного заклятия, которое держит меня здесь в заточении уже много лет. Теперь от тебя самого зависит, сумеешь ли ты расколдовать меня до конца. Наградою за подвиг тебе будет этот хрустальный дворец с его несметными сокровищами и моя рука. Девушка устремила на него взор, полный мольбы, и промолвила заклинающе: — Достанет ли у тебя мужества? Готов ли ты попытать счастья и спасти меня? Пастух словно очнулся ото сна. Ради того, чтобы помочь прекрасной девушке, он готов был на любые подвиги. Глаза его загорелись, щеки разрумянились. — Что я должен сделать, чтобы расколдовать тебя? — воскликнул он. — Задача твоя не из простых, — отвечала девушка. — Нелегкую и опасную службу придется тебе сослужить мне. Хорошо ли ты подумал? Твердо ли твое решение? Юноша сказал, что в тот самый миг, когда он увидел ее, навсегда позабыл, что такое страх. Девушка улыбнулась и продолжала: — Каждый год в день солнцеворота приходи на эту гору через час после восхода солнца. Жди, покуда колокол отшельнику не возвестит час молитвы. Дворец этот вновь будет являться перед тобою. Входи в него смело, ничего не страшась, и ступай через все покои до самой последней комнаты. Там я буду встречать тебя в образе какого-нибудь мерзкого чудовища. Не пугайся же и не теряй мужества! Ты должен подойти ко мне и поцеловать меня в лоб. Коли сделаешь ты это три раза в один и тот же день и в один и тот же час, то с третьим поцелуем исчезнут злые чары, и я стану твоею вместе с замком и всеми его сокровищами. Если хочешь этого, протяни мне свою руку и дай слово, что не отступишь. Юный пастух поклялся, что никакие силы на свете не заставят его нарушить данный обет, и протянул девушке руку. — Благодарю тебя, — молвила красавица. — Если же когда-нибудь станут одолевать тебя сомнения, вспомни свое обещание и будь стоек. Ровно через год мы увидимся вновь. С этими словами она вернулась в волшебный замок, сияющая дверь затворилась за нею, раздался удар грома, и замок скрылся под землею. Скала вновь очутилась на своем месте, и все стало, как прежде. Юноше все происшедшее с ним показалось странным сновидением. С той поры он не мог думать ни о чем, кроме обещания, данного им волшебной красавице. И всякий раз, когда он гонял своих овец в горы, его охватывал священный трепет при виде загадочной скалы, из которой, благодаря его дудочке, вырос хрустальный дворец. Так прошел год. В день летнего солнцестояния отправился пастух вместе со своим стадом задолго до рассвета в указанное место. Сердце его громко билось. Он уже не знал, привиделось ли ему все это год назад во сне, или случилось наяву. Наконец на востоке поднялось из-за гор солнце, зазвонил колокол отшельника, и как только замер последний удар, перед юношей вновь засиял волшебный замок. Он помедлил всего лишь одно мгновение, затем отважно подошел к замку и хотел открыть ворота. Но они сами распахнулись перед ним, и юноша смог беспрепятственно войти во дворец. Такого великолепия, какое тотчас же окружило его, он не смог бы представить себе даже в самых дерзких мечтаниях, но он не смотрел ни направо, ни налево, а устремился через все покои прямо к самой последней комнате. Дверь ее была закрыта. Он постоял немного в нерешительности, потом собрал воедино все свое мужество и надавил дверную ручку. Перед ним предстал большой зал. Не успел он даже окинуть его взором, как с мягкого, устланного драгоценным бархатом ложа взвилась чудовищная змея и с шипением бросилась ему навстречу. Пастух пришел в такой ужас, что чуть было не потерял рассудок. Он уже хотел обратиться в бегство, но вовремя вспомнил слова девушки, храбро шагнул к змее и поцеловал ее в голову. Чувства покинули его, и он бессильно опустился наземь. Придя в себя, юноша увидел, что лежит все на том же выступе скалы, а волшебный замок бесследно исчез. Он выпрямился, огляделся кругом и не поверил своим глазам: склоны гор были покрыты сочною зеленью, на хребтах и зубцах уже не поблескивали, как прежде, вечные снега, а скалы не были больше такими изломанными и обрывистыми. Пастух на радостях схватил свою дудочку и заиграл самые сладкие мелодии, и утренний ветерок разносил дивные звуки далеко над зелеными склонами. А когда он отложил в сторону свирель, ему почудилось, будто он слышит во вздохах ласково реющего над скалами ветерка голос девушки, благодарившей его. Прошел еще год. Вновь наступил день солнцеворота, и все было так же, как в первый раз. Только на этот раз он нашел за дверью последней комнаты свирепого зверя, который, оскалив зубы, бросился к нему с бешеным ревом и с раскрытою пастью. Не диво, что юноша опять чуть было не поддался страху. Он вновь хотел спастись бегством, да вовремя вспомнил о данном девушке обещании. Скрепя сердце обнял он мерзкое чудовище за шею и поцеловал его в лоб. В ту же секунду, будто по мановению волшебного жезла, исчезло страшилище, и перед юношей появился хоровод прелестнейших фей. Хрустальный дворец огласился сладкою музыкой. Пастух не мог надивиться на сказочные существа и насладиться дивными звуками, но вдруг увидел прямо перед собою прекрасную девушку. Она улыбнулась ему и ласково помахала рукою, и в этот миг он, не раздумывая, прыгнул бы в огонь и сгорел дотла, если бы только это могло ей помочь. Он протянул руки, чтобы обнять ее, но стены дворца медленно поплыли прочь, и еще через мгновение все исчезло из виду, скалы сомкнулись, и перед ним был знакомый выступ, словно ничего и не произошло. Когда пастух вновь пришел в себя, он едва не вскрикнул от изумления: обрывистых скал точно не бывало. Повсюду видны были округлые вершины и покатые склоны, зеленели деревья и цвели кустарники. Там, где еще совсем недавно овцы уныло щипали меж камней чахлую траву, сияла на солнце изумрудная зелень. Внизу, в ласкающей взор долине, журчал серебряный ручей. Нетрудно представить себе, с какою охотою юный пастух гонял отныне своих овец на это чудное пастбище. Пока овцы паслись, он сидел на камне, играл на свирели и мечтал о прекрасной девушке. Наконец миновал и третий год. Пастух уже был не робкий отрок, а сильный красивый юноша. Ночь перед солнцеворотом провел он на заветной скале, играя такие дивные мелодии, какие никогда еще не выходили у него прежде. Когда взошло солнце и смолк колокол отшельника, дворец вновь внезапно появился перед ним. Но как изменился он! Из окон рвались наружу синие языки пламени, а вход охраняло омерзительное чудище. Пастух ничуть не смутился, а направился твердыми шагами прямо к зверю, и тот, рыча, уступил ему дорогу. Во всех покоях стоял невообразимый шум. Уродливые карлики прыгали вокруг него, корчили жуткие рожи и метали под ноги ему ослепительные молнии. Тут сердце пастуха все же дрогнуло, но он не отступил, а прошел все покои и решительно толкнул дверь последнего зала. Дверь отворилась — и огромный дракон, изрыгающий пламя, бросился на него с леденящим душу воем; огненные глаза его были величиною с тележные колеса. Пастух от неожиданности чуть было не лишился сознания; он в ужасе попятился, а потом и вовсе бросился вон из дворца. Вслед ему раздался громкий злорадный хохот. В одно мгновение очутился юноша на зеленой лужайке перед дворцом. И тут земля задрожала, воздух наполнился страшным шипением и свистом, и из дворца донесся чудовищный вой. А сквозь него пастух явственно услышал стенания прекрасной девушки. Тотчас же дошел до него смысл случившегося, и он понял, что не сдержал обещания. Неописуемый страх за девушку охватил его. Одним прыжком достиг он ворот и хотел поспешить ей на помощь, но ворота были уже закрыты. Он уперся в них изо всех сил, ворота, не выдержав, распахнулись, и он вбежал во дворец. Но тут раздался мощный удар грома — и дворец скрылся под землею вместе с юношей. Никто не знал, куда исчез молодой пастух. Через год, в праздник летнего солнцестояния, земляки нашли его мертвым на том месте, где раньше был небольшой выступ скалы. А долина до нынешней поры осталась такою же цветущей и приветливой.Этчер
Так как Этчер подъемлет свою главу выше всех гор в округе и даже издали выглядит необыкновенно величественно, то и не удивительно, что именно о нем с древних времен рождалось такое множество легенд. Говорят, будто живут на Этчере бесчисленные злые духи, но дела их будто бы так плохи, что они даже тоскуют по своей преисподней. Меж ледяным Торштайном и Шаухеншпитце обитает черт — так думали люди в старину; в ясные дни он порою мгновенно свивает и гонит по небу снеговые тучи, а по ночам напоминает о себе огненными искрами. Есть на Этчере большое и труднодоступное озеро. Огромные ледяные глыбы причудливых форм покрывают его поверхность, а в глубине обитают темные рыбы, о которых говорят, будто бы они слепы. Раньше люди считали, что это души ожидающих избавления грешников. А среди этих рыб водится одна особенная, отличающаяся своею величиною и странным видом. Уже более тысячи лет живет она в темных водах. Это — Пилат, неправедно осудивший Господа и сосланный за это в горное озеро, где и ожидает теперь, бессловесный и слепой, Страшного Суда. Потому-то озеро и называют «Пилатово озеро». О многочисленных пещерах, нередко ведущих далеко в недра горы, сложено было немало легенд, особенно о Грозовой Дыре, Голубиной Дыре и Денежной Дыре. Самая большая Грозовая Дыра — а их на Этчере несколько — находится на западном склоне горы. Если в ясную погоду бросить в эту пещеру камень, то тотчас же надвинутся тучи и разразится страшная гроза. Так мстят людям горные духи за потревоженный покой. Не верите? Ну так попробуйте сами — и увидите, правда это или нет! Голубиная Дыра получила свое название благодаря множеству гнездящихся в ней горных галок. На самом же деле это вовсе не птицы, а души великих грешников — скряг и ростовщиков, которые в наказание за свою неправедную жизнь были сосланы после смерти на Этчер и теперь блуждают там без сна и покоя в образе черных птиц. В Денежной же Дыре, по слухам, уже много веков таятся несметные сокровища. А было дело так: во времена Карла Великого жила в Маутерне некая богатая вдова по имени Гула. Когда авары двинулись вдоль Дуная, опустошая земли огнем и мечом, бросилась она со своим маленьким сыном Энотером и всеми своими богатствами на борзых лошадях в горы и укрылась в пещерах Этчера. Жилище она устроила себе в Голубиной Дыре, в Денежной же Дыре разместила запасы серебра и золота. Так жила она, не ведая горя, радуясь тому, что сын на чистом горном воздухе быстро подрастает и превращается в настоящего исполина. Он стал хранителем горы, наделенным волшебною силою, и показывался то там, то тут, всякий раз меняя обличье и распугивая с горных склонов разную нечисть. Когда граф Гримвальд предпринял поход против аваров, великан Энотер присоединился к его войску и, говорят, совершил немало ратных подвигов. После разгрома аваров Энотер положил начало новому мощному роду. Мать его до конца дней своих оставалась в Голубиной Дыре, а так как ее сын ни разу не притронулся к сокровищам, то они и по сей день лежат где-то в Денежной Дыре. Предание о сокрытых в недрах Этчера богатствах веками передавалось из поколения в поколение и ежегодно привлекало сотни искателей кладов, особенно чужеземцев. Они спускались в пещеру, а спустя несколько дней возвращались с туго набитыми мешками на родину. Говорят, будто некоторые счастливчики даже увозили найденные сокровища на ослах; ослы, конечно же, были невидимыми, зато топот их хорошо слышали по ночам местные жители.Снежный Якоб из замка Вольфштайн
В узкой долине, простирающейся от Аггсбаха до самого Дун-кельштайнервальдского леса, в местечке Вольфштайнграбен находятся развалины замка Вольфштайн. В часовне замка была когда-то установлена статуя Св. Якоба. Этого святого особенно чтут сельские жители, ибо он считается чудотворцем, и заступничеству его на небесах обязаны люди хорошею погодою, без которой крестьянину не обойтись. Почитали своего святого и вольфштайнцы и берегли его как зеницу ока. Потому и имели они самую благоприятную погоду во всей округе. Неудивительно, что соседи вскоре стали завидовать вольфштайн-цам в том, что есть у них такой покровитель. Пуще других недовольны были своею погодою гансбахцы и часто совершали паломничество в Вольфштайн к святому чудотворцу, чтобы вымолить у него для себя хорошую погоду. Однако Св. Якоб казался глух к чужим молитвам: погода у них оставалась по-прежнему скверной. В конце концов разозлились гансбахцы не на шутку. Несколько смельчаков пробрались однажды ночью в часовню замка Вольфштайн и выкрали святого. Когда вольфштайнцы пришли утром в часовню, Якоб бесследно исчез. Они, правда, тотчас же смекнули, что на такое кощунство способны лишь их соседи-гансбахцы, но доказать ничего не могли, поиски же их ни к чему не привели — статуя как сквозь землю провалилась. Гансбахские воры ловко спрятали ее в своей церкви в укромном месте, где ее не так-то легко было найти. Однако Св. Якобу не понравилось в гансбахской церкви. Она показалась ему чересчур большой, чужой и холодной. Он затосковал по своей маленькой уютной часовне. И вот мрачною, бурною ночью, когда снег покрыл всю землю, покинул он свое новое жилище и отправился назад в Вольфштайн. В Зидльграбене повстречался ему один старый крестьянин, который сразу же узнал в ночном путнике пропавшего чудотворца. — Боже, да это же Святой Якоб! — воскликнул изумленный крестьянин. — Скажи на милость, куда же ты держишь путь в такую непогоду? Святой отвечал: — Домой, куда же еще! Не понравилось мне в Гансбахе. Крестьянин был вне себя от радости и принялся горячо благодарить святого. Наутро, придя в часовню, он увидел, что Св. Якоб и в самом деле стоит на своем прежнем месте. Погода отныне вновь отвечала пожеланиям штайнбахцев, устроивших по случаю возвращения их святого небывалый праздник. Гансбахцы больше не осмеливались похищать святого, а покорно шли с молитвою к Св. Якобу, когда им нужна была хорошая погода. Так как чудо возвращения свершилось в снежную ночь, статую с тех пор называют «Снежный Якоб».Забытая часовня в замке Шарфенэк
Ехал однажды лесом в окрестностях Бадена бедный рыцарь. Не было у него ни замка, ни жилища; все имение его составлял добрый меч, висевший на боку. Коня он с досады на свой жалкий жребий почти загнал насмерть. В отчаянии спешился он наконец, сел на зеленый мох и принялся клясть судьбу. — Последняя надежда покинула меня! — воскликнул он и тяжко вздохнул. — Даже черту нет до меня никакого дела! Едва успел он вымолвить эти слова, как увидел перед собою черта. — Я здесь. Чего тебе от меня надобно? — спросил тот. Рыцарь, претерпевший на своем веку столько горя и лишений, считал, что ничего хуже всех этих испытаний уже быть не может. И потому, ничуть не смутившись появлением зловещего гостя, без долгих раздумий потребовал он твердым голосом: — Добудь мне тотчас же замок со всем, что подобает иметь настоящему рыцарю! — Желание твое я исполню, — отвечал черт, — но при одном условии. Ты не должен жениться до самой смерти. Если же нарушишь условие, то вместо платы за замок отдашь мне свою душу. Рыцарь согласился и уже на следующее утро въехал в замок Шарфенэк, построенный для него чертом на высокой скале. Прошло несколько лет. Рыцарь жил весело и счастливо в своем замке, почитаемый всеми соседями за приветливый нрав. Однако со временем его начало томить одиночество. Он рад был бы жениться, но тогда ему пришлось бы отдать черту свою душу. К тому же недавно свел он знакомство с любезною и красивою дочерью хозяина близлежащего замка Рауенштайн. Прекрасная девушка с тех пор не выходила у него из головы. Сделать ею своею женою казалось ему высшим блаженством на земле. Юная красавица тоже влюбилась в рыцаря фон Шарфенэк; ему стоило лишь попросить у родителей руки девушки, и те с радостью согласились бы. Но он не решался совершить этот шаг, ибо ради него ему пришлось бы отказаться от вечного блаженства. Сам не свой от тоски, блуждал он по лесам, лишившись сна и покоя; образ любимой девушки день и ночь стоял у него перед глазами. В отчаянии обратился он за советом к благочестивому отшельнику, жившему неподалеку в лесу и почитаемому всеми людьми в округе. Он поведал ему о своей беде, не утаил и то, как связался с самим сатаною, из-за чего и не мог теперь жениться, не ввергнув себя в огонь преисподней. Добрый отшельник внимательно выслушал его. Страдания рыцаря тронули его сердце, и он обещал помочь беде и научил, как быть и что делать, так что рыцарь вновь воспрянул духом. Ибо он знал средство, как проучить черта! Рыцарь простился с отшельником, осыпая его словами благодарности, немедля помчался на радостях в замок Рауенштайн и попросил руки девушки. Спустя неделю в замке Шарфенэк пошло веселье. Хозяин праздновал свою помолвку с фройляйн фон Рауенштайн. Наехали близкие и дальние гости, для них приготовлено было богатое угощение. Когда отшельник, тоже приглашенный на пир, поднял свой кубок за здравие жениха и невесты, дверь зала внезапно с грохотом распахнулась. Одетый в черное платье высокий рыцарь, которого не знал никто из присутствовавших, переступил порог, взглянул с усмешкою на смущенного жениха и воскликнул: — Я пришел, чтобы получить условленную плату за замок. Рыцарь побелел как полотно; гости тоже в ужасе воззрились на зловещую фигуру незнакомца. Тут отшельник бесстрашно шагнул к нему и спросил: — Стало быть, это вы построили замок? Черный рыцарь дал утвердительный ответ. — Хотелось бы нам убедиться, что в замке вашем и вправду есть все, что подобает иметь настоящему рыцарю, — продолжал отшельник. Черный рыцарь нагло ухмыльнулся и кивнул головою. Однако отшельник оставался невозмутим. — Если все так, как вы говорите, вы непременно получите причитающуюся вам плату, — молвил он спокойно. — Но уверены ли вы в том, что ничего не забыли, выполняя свое обещание, и передали нынешнему владельцу все, чему надлежит быть в замке — покои и конюшни, кухню и подвал, стены и башни, окна и двери? — Все без изъятья! Все, что подобает иметь настоящему рыцарю! — торжествующе заявил незнакомец. — Что ж, тогда отведите нас всех вместе с женихом и невестою в часовню! — быстро произнес отшельник. Черт разразился чудовищным проклятием и в тот же миг провалился под землю. Построить часовню в замке, конечно же, было не в его власти, потому-то Шарфенэку и недоставало этой неотъемлемой части любого средневекового замка. Спасенный рыцарь бросился к ногам отшельника и со слезами благодарности на глазах поклялся никогда не забывать о его чудесном благодеянии.Маркграф Герольд и его дочери в Дункельштайнервальдском лесу
Разбив аваров и отбросив их на восток, Карл Великий заселил разграбленные, опустошенные земли меж Эннсом и Венским лесом баварцами и сделал правителем этих пограничных городов и весей своего шурина Герольда, чтобы предотвратить дальнейшие набеги буйных разбойничьих племен. Резиденция маркграфа Герольда находилась в Лорхе. В легенде же все описывается иначе. Северовосточнее, примерно в одном часе ходьбы от Мелька возвышается мрачная юра Праккерсберг, преддверие обширного лесного массива. На плоской вершине горы, откуда открывается широкий вид на равнину, на предгорье Альп и на Дунай, велел маркграф построить замок необычайной красоты. Там и устроил он себе жилище и владычествовал, окруженный своими тремя дочерьми и многочисленною свитою, в роскоши и великолепии. Во время очередного восстания аваров Герольд погиб, замок на юре ушел под землю, а дочери маркграфа бесследно исчезли. На месте, где стоял замок, в зловещем полумраке соснового леса, сегодня мерцает заросший элодеей пруд, называемый местными жителями озером. Нечистое это место, гора Праккерсберг. Где-то там до сих пор скрываются дочери маркграфа, одну из которых звали Саломея, и морочат одиноких путников. Однажды заманили они в чащу трех молодых ремесленников, явив им роскошный замок, представ перед ними прекрасными принцессами и ласково называя их своими сужеными; бедняги потом насилу выбрались из темного леса. Немудрено сбиться с пути, особенно ночью, если поспешить на зов манящего голоса или на звуки чарующего пения. Не успеешь опомниться, как вокруг уже дикие колючие заросли, а ты весь с головы до пят покрыт ссадинами и царапинами, и тропинки как не бывало. А за спиною — злорадный смех; это забавляются лесные призраки, дочери маркграфа Герольда. Графу обязана своим именем лежащая неподалеку деревушка Герольдинг, а овраг, протянувшийся от горы до древнего селения Мауер, и по сей день называется «Саломеин ров».«Кюнрингские псы»
В начале XIII века, когда рыцарское сословие в молодом герцогстве Австрия достигло наивысшего своего расцвета, Кюнринги, родовой замок которых находился в Вальдфиртеле, были одним из богатейших и могущественнейших родов страны. Однако они не считали зазорным умножать свои богатства, грабя крестьян и горожан. Хадмар III, владелец замка Аггиггайн, и его брат, Генрих I, были самыми известными разбойниками в Вахау. «Кюнрингские псы» — так именовали они сами себя. Вся страна страдала от бесчинств, творимых этими пиратствующими рыцарями, и даже жители хорошо укрепленных городов не знали покоя. Так, например, в 1231 году братья обратили в груду развалин города Креме и Штайн. Самый короткий и удобный путь с запада на Вену в те времена пролегал вдоль Дуная. Однако в Вахау свил свое разбойничье гнездо Хадмар фон Кюнринг и никогда не упускал случая захватить плывущий вниз по Дунаю купеческий корабль и уволочь отнятый груз в свой замок Аггштайн. Перекрыв Дунай железною цепью, он грабил задержанные корабли, забирал себе все, что понравится, а купцы рады были унести ноги. До недавнего времени меж Шёнбюелем и Аггштайном можно было видеть руины дозорной башни, с которой стражи Хадмара оповещали своего господина о приближении кораблей, трубя в рог, и которую поэтому называли в народе «Трубная башня». Долго продолжаться эти беззакония, конечно же, не могли; герцог Фридрих Воинственный решил раз и навсегда покончить с разбойниками. Он взял штурмом Цветтль, где находился в то время Генрих. Злодею удалось, однако, бежать и укрыться в Аггштайне, в замке своего брата Хадмара. Аггштайн был почти неприступен: расположенный на высокой отвесной скале, он мог выдержать даже многомесячную осаду. Герцог, убедившись, что силою здесь ничего не добиться, решил прибегнуть к хитрости и расправиться сразу с обоими братьями. Венский купец по имени Рюдигер, уже не раз ограбленный Хадмаром, отправился по поручению герцога в Регенсбург. Там снарядил он большой, крепкий корабль и нагрузил его драгоценными товарами. В трюмах же спрятал он отряд вооруженных до зубов воинов, которые должны были взять Кюнринга в плен, как только ступит он на палубу. Все произошло так, как и было задумано. Корабль был задержан у Аггштайна; весть о богатой добыче выманила из замка самого Хадмара. И едва ступил он на корабль, как воины бросились на него из засады и связали его по рукам и ногам. Корабль тотчас же отчалил; лучники и пращники отразили попытки рыцарских кнехтов отбить своего господина. Хадмар с триумфом был доставлен в Вену и брошен к ногам герцога, а оставшийся без хозяина замок вскоре захвачен и разрушен. Герцог поступил великодушно с обоими рыцарями фон Кюн-ринг. Он даровал им жизнь и свободу; впрочем, за это им пришлось вернуть все награбленное, возместить нанесенный ущерб и предоставить заложников. Однако дух Хадмара, грозного властелина Вахау, был сломлен. Спустя несколько лет он умер в маленькой деревушке в верховьях Дуная, совершая паломничество в Пассау.Король Ричард Львиное Сердце в Дюрнштайне
В войске крестоносцев, отправившихся вместе с императором Фридрихом Барбароссой в страну Востока, чтобы отвоевать святыни христианства, находились среди прочих князей и знатных рыцарей также король Англии, Ричард Львиное Сердце, и герцог Австрийский, Леопольд V, именуемый Добродетельный. Когда император Фридрих, достигший к тому времени уже очень преклонного возраста, утонул в реке, меж князьями возник спор, кто должен возглавить войско крестоносцев. Каждый считал себя умнее, храбрее и достойнее других. Король Ричард Львиное Сердце принадлежал к числу самых заносчивых властителей, и не без основания — ведь он был благородным господином; однако в своей гордости он часто забывал о том, что есть и другие, не менее достойные государи. Во время осады твердыни Акка в 1192 году он нанес тяжкое оскорбление герцогу Леопольду. Австрицы водрузили свой флаг на захваченном валу, а король Ричард велел сорвать его и поднял на валу свой стяг, бросив полевое знамя австрийцев в грязь. Герцог Леопольд почувствовал себя глубоко униженным и с тех пор не мог простить Ричарду этой дерзости. Втайне поклялся он жестоко отомстить королю. Вскоре после того герцог со своею дружиною покинул священную землю и воротился на родину. Остальные рыцари тоже недолго задержались в Стране Востока. Разразилась чума и унесла много жизней. Король Ричард, собравшись домой, избрал морской путь; внезапный шторм занес его к берегам Адриатического моря, и ему не оставалось ничего другого как продолжить путь через страну своего смертельного врага, Леопольда Австрийского. Он облачился в платье паломника, и так удалось ему добраться до деревушки Эрдберг, под самою Веною, куда он пришел вьюжным зимним вечером. Голод принудил короля и его спутников заглянуть на постоялый двор. Чтобы остаться неузнанным, он вел себя как простой паломник, встал даже сам к очагу, как велел ему повар, и принялся вращать над огнем жирную курицу на вертеле. На свою беду, знатный гость позабыл про драгоценное кольцо, поблескивающее на его пальце, а бедные паломники, которые сами должны жарить себе курицу на вертеле, обычно не носят драгоценных колец. Повар заподозрил неладное и повнимательнее присмотрелся к странному незнакомцу в сером платье паломника. В довершение всех бед в корчме случайно оказался старый воин, бывший вместе с герцогом Леопольдом в священной земле. Этому старому воину лицо паломника показалось знакомым; пристально вглядевшись в него, он вдруг узнал короля англичан. Нетрудно догадаться, что он тут же шепотом сообщил об этом повару. Ничего не подозревая, Ричард спокойно вращал курицу на вере-теле, и когда повар подошел к нему, он приветливо улыбнулся ему. Каковы же были изумление и страх короля, когда он услышал обращенные к нему слова «ваша светлость». — Не подобает вам самому жарить себе мясо, — сказал повар учтиво. — Сдавайтесь, ибо сопротивление бесполезно. Король Ричард быстро совладал с собою, придал своему лицу равнодушное выражение и притворился, будто не понимает ни слова из того, что сказал повар. Но тот не унимался и с упреком продолжал призывать его к благоразумию, говоря, что он король Англии и что отпираться бессмысленно, так как его опознали. Убедившись, что попал в западню, Ричард сбросил с плеч плащ и гордо воскликнул: — Хорошо! Ведите же меня к герцогу. Я сдамся только ему. В тот же день знатный пленник доставлен был в замок Леопольда. Вскоре после того герцог велел тайно переправить его в замок Дюрнштайн и поручить попечению верного слуги своего Хадмара фон Кюнринга. Мною месяцев томился Ричард Львиное Сердце в застенках мощного замка. Подданные его сбились с ног в поисках короля, но старания их не увенчались успехом. Когда же дошла до них весть о шторме и затонувшем королевском корабле, все наконец уверовали в его смерть. Новым королем провозглашен был его брат, принц Джон, и вскоре многие англичане забыли и думать о прежнем монархе. Но был в Англии один человек, не желавший верить в смерть своего господина: преданный королю певец Блондель. Взяв свою лютню, он отправился на поиски пропавшего господина. Много лишений и опасностей выпало на его долю, но Блондель не терял мужества, как бы безнадежны ни казались ему поиски. Он прошел вдоль Рейна от города к городу, от замка к замку, он искал короля на Дунае, расспрашивал воинов, рыцарских кнехтов и странников, но никто из них ничего не слыхал о судьбе его господина. Так добрался певец до Дюрнштайна. Его вера в успех затянувшихся поисков почти иссякла. Печально, ни на что не надеясь, поднялся он на холм, опустился наземь перед мощными башнями замка, окинул взором долину Дуная и запел свою песнь. Это была мелодия, которую знал один лишь его господин; перед походом в Страну Востока он исполнил ее королю в последний раз. Допев до конца первую строфу, он почувствовал в сердце такую горесть, что, не в силах больше произнести ни звука, скорбно умолк. И тут почудилось ему, будто откуда-то из-за высоких толстых стен замка на его пение откликнулся некий голос, тихий, приглушенный, но все же явственный и внятный. Как завороженный, внимал певец этим звукам. Нет, он не ошибся! Это его господин пел вторую строфу песни! Теперь Блондель знал, что король еще жив, и знал даже место его заточения. Верный шпильман поспешил обратно в Англию, разнес повсюду весть о судьбе короля и не успокоился до тех пор, пока Ричард не был освобожден за огромный выкуп. Весною 1193 года Ричард Львиное Сердце выдан был императору, который вскоре позволил ему вернуться в свое отчество.Розовый садик Шреккенвальда в замке Аггштайн
После того как нашли свой бесславный конец Куенринги и по велению Фридриха Воинственного было разрушено их разбойничье гнездо, замок Аггштайн почти два столетия простоял унылою развалиной. В 1429 году герцог Альбрехт V отдал «пустынную храмину», как тогда называли Аггштайн, «разрушенную в старину за злодейства, чинимые хозяевами, и ныне пустующую», своему верному советнику и камергеру Георгу Шекку фон Вальд, позволив ему вновь возвести стены замка. Семь лет стонали подданные рыцаря под непосильным бременем возложенного на них труда, кладя камень на камень, пока замок не принял свой прежний грозный вид. Странным способом добился рыцарь Шекк фон Вальд благосклонности герцога — ложью и лестью. Искусно притворяясь человеком честным, он в действительности был жаден, спесив и жесток. Как только обосновался он в новом замке, так тотчас же и показал подлинное свое лицо и принялся сеять ужас в Вахау не менее усердно, чем это делали когда-то «куенрингские псы». Он безжалостно угнетал своих подданных, выжимая из них все соки. Он так бесстыдно злоупотреблял своим правом сбора пошлины на Дунае, что корабли по обыкновению уходили от него дочиста ограбленными. Вскоре его уже по всей долине Дуная называли не иначе, как «Шреккенвальд» — лес ужасов. Особенно злая участь уготована была его пленникам. Он велел подвешивать их на веревке над кручею, чтобы выжать из них как можно более высокий выкуп. Если же надежды получить выкуп не было, он выталкивал свою жертву через маленькую дверцу в стене на узкую площадку, под которой зияла пропасть. Здесь несчастный сам выбирал: либо в муках умереть от голода, либо разом положить конец своим страданиям, прыгнув вниз на острые скалы. Этот маленький выступ скалы рыцарь называл своим «розовым садиком». О «садике» уже тогда ходили легенды, и люди содрогались при одном лишь упоминании его. Много лет промышлял Шреккенвальд разбоем и грабежом и накопил столько богатства, что сумел завладеть еще четырьмя замками в округе. Однажды привели к нему кнехты молодого пленника, который, судя по наружности, был знатного рода, но отказывался назвать свое имя. Он тоже должен был разделить судьбу многих своих предшественников, его тоже вытолкнули в «розовый садик». Но юноша оказался отважным и ловким скалолазом. Он измерил взором глубину пропасти, заметил внизу густые кроны древних могучих деревьев, вручил судьбу свою Господу и безбоязненно прыгнул вниз. Он упал на одну из крон; гибкие ветви смягчили силу удара, он успел ухватиться за толстый сук и удержался на нем. Через миг он благополучно спустился на землю. И немудрено представить себе, каково у него было на душе при виде этой земли, усеянной истлевшими останками прежних жертв рыцаря. Спасенный узник поспешил в долину, собрал рыцарей и конных кнехтов из соседних замков, подкараулил Шреккенвальда и взял его в плен. Разбойник получил наконец свою давно заслуженную кару и был обезглавлен. Замок Аггштайн остался во владении потомков рыцаря. Однако последний Шреккенвальд оказался не лучше своего предка: он также перекрыл Дунай цепью и стал грабить корабли. Однажды пленил он некоего графа, которому, однако, удалось бежать из замка с помощью одного юноши, сына госпожи фон Швалленбах. И пока граф спешил в Вену, чтобы пожаловаться герцогу на Шреккенвальда, юноша по приказу рыцаря-разбойника был брошен в подземелье. Спустя короткое время хозяин замка по обыкновению отдал своим кнехтам распоряжение отправить пленника через «розовый садик» вслед за другими на дно пропасти. Юноша уже стоял на краю площадки, как вдруг услышал звон вечернего колокола, донесшийся из Швалленбаха. Бедняга преклонил колена и попросил рыцаря подарить ему еще несколько мгновений для предсмертной молитвы, хотя бы до того, как прозвучит последний удар колокола. Рыцарь рассмеялся и сказал, что охотно исполнит его желание; ему смешон был этот глупец, который вместо того, чтобы просить о пощаде, стоял на коленях и молился Богу. Однако очень скоро веселье покинуло его. Колокол звонил, не переставая; ни на секунду не прерывался его звон, он звонил и звонил, так что всем присутствовавшим стало не по себе, а иные кнехты с похолодевшим от ужаса сердцем молили Бога, чтобы их господин отпустил пленника. Но Шреккенвальд не знал жалости; он клял сумасшедший колокол и с нетерпением ждал, когда он наконец умолкнет. Много невинных жертв было уже на его совести, но этот юноша остался жив. Ибо прежде чем затих швалленбахский колокол, Шреккенвальду и его людям пришлось сломя голову броситься к оружию. Капитан Георг фон Штайн со своими солдатами окружил замок и уже проник во двор. Разбойничье гнездо было захвачено осаждающими. Так чудо швалленбахского колокола предотвратило смерть молодого пленника. Последний потомок Шреккенвальда лишился всех своих богатств и умер жалким нищим. Память о «розовом садике» в замке Аггштайн и поныне жива в народе. В Вахау до сих пор, говоря о человеке, попавшем в беду и могущем выпутаться из нее лишь ценою смертельного риска, употребляют выражение «угодил в розовый садик Шреккенвальда».Медный вещун в замке Рауенштайн
Много веков назад в Бадене, в замке Рауенштайн, жил рыцарь по имени Вольф, искусно владевший мечом и не ведавший страха, но такого сурового и жестокого нрава, что его и называли за глаза не иначе, как «суровый камень». Был он могуч и отважен и полагал, что ему все дозволено в отношении людей бедных и неродовитых, особенно если те навлекли на себя его гнев. Как-то раз два молодых горожанина дерзнули подстрелить дичь в лесу, принадлежавшем рыцарю. Они были схвачены, доставлены в замок, брошены после краткого допроса в тюремную башню и приговорены к смерти. Престарелый отец обоих пленников предложил хозяину замка большой выкуп и просил пощадить сыновей, но рыцарь с насмешкою отверг предложение. В своем негодовании и отчаянии старик не сдержался и стал осыпать его страшными проклятиями. Тогда рыцарь велел схватить и злополучного отца и бросить его вслед за сыновьями в темницу. Горожанин же этот был искуснейший ремесленник, колокольных дел мастер; второго такого не сыскать было во всей округе, и баденцы вступились за него и за его сыновей, обратившись к рыцарю с просьбою о снисхождении. После долгих переговоров рыцарь Вольф согласился помиловать лишь двух узников, но на столь жестоких условиях, какие мог измыслить лишь человек с каменным сердцем. Отцу надлежало вместо выкупа за себя и за одного из сыновей отлить колокол, первый удар которого должен был прозвучать в минуту казни второго сына. К тому же рыцарь, чтобы поторопить старика, назначил очень короткий срок отливки колокола смерти. Отливать его велел он во дворе замка Рауенштайн. Легко можно представить себе отчаяние бедного старика, приступившего к работе, чтобы спасти хотя бы одного сына. Так как отведенный ему срок был мал, а необходимый материал трудно было достать так скоро, родственники и знакомые мастера приносили ему все, что только могли отыскать; были среди пожертвованных вещей и святые образа чеканной работы. С трясущимися руками взялся старик за дело. Его искусство всю жизнь было ему отрадою, но когда он лил колокол, несущий смерть его собственному сыну, он проклял свое ремесло и тот день, когда решил овладеть им. Наконец колокол был готов и подвешен в башне замка. Как только к нему привязали язык с веревкою, рыцарь приказал звонить. В этот миг старый мастер лишился рассудка. Он бросился по узкой витой лестнице на верхнюю площадку башни и принялся отчаянно трезвонить. Звон колокола заглушал его стенанья. Не умолкая, проклинал старик свой колокол и молил Бога ниспослать кару на голову рыцаря. Сын его давно уже был умерщвлен, а несчастный безумец на башне все продолжал звонить, ни на секунду не выпуская из рук: веревки. Внезапно разразилась страшная гроза. Молния ударила в башню и убила звонаря, замок же сгорел весь дотла. Однако рыцарь Вольф был достаточно богат, чтобы отстроить его заново. Через несколько лет замок вновь возвышался над городом, еще краше, чем прежде. И вот надумал рыцарь выдать замуж свою дочь. Торжественно, музыкою и колокольным звоном, приветствовали въезжавшего в замок жениха. Дочь рыцаря в подвенечном уборе стояла на балконе и махала своему избраннику. При этом она, забывшись, неосторожно перегнулась через ограду, упала вниз и в тот же миг скончалась. И тут вдруг сам по себе ударил колокол смерти. Это было первое из множества несчастий и бед, постигших замок и род Рауенштайнов. И каждый раз ударял в башне колокол. Сначала его хотели разбить, этою ненавистного глашатая рока, но к тому времени уже успело распространиться поверье, будто весь род вымрет, как только уничтожен будет колокол. И тогда с него сняли язык, а башню замуровали в надежде заставить ею хотя бы умолкнуть. Несчастья, однако, не оставляли в покое дом Рауенштайнов. И всякий раз, когда приближалась очередная беда, из башни доносились глухие удары колокола. Словно домовый сыч, посылал он людям свои зловещие клики в безмолвие ночи. В конце концов Рауенштайны покинули замок и продали свое родовое гнездо другому рыцарскому роду.Вино из развалин замка Грайфенштайн
Один бедный поденщик праздновал крестины своего седьмого ребенка. Поскольку в такой радостный день никак не обойтись хотя бы без скромного угощения и глотка вина для крестного, он купил на последние гроши маленький кувшинчик вина, который, однако, очень скоро был осушен. С пересохшим горлом, как известно, не до веселья, а так как кошелек хозяина был совершенно пуст, то он решил хотя бы выказать свою добрую волю и протянул старшей дочери кувшин со словами: — Ступай и принеси нам вина! Девочка спросила у него денег, но он отвечал ей шутливо: — Деньги тебе ни к чему. Ступай наверх, к развалинам замка, там тебе дадут вина без всякой платы. Там в погребах — целое море вина! Девочка не заставила себя долго упрашивать и поспешила на холм, к замку. Когда она добралась до развалин, было уже совсем темно, однако во всех окнах горел свет, и хотя замок уже не одну сотню лет пустовал, нынче там царило веселье. У ворот стояла красивая женщина в белом одеянии с большою связкою ключей у пояса. Без лишних расспросов взяла она у девочки из рук кувшин и велела ей ждать. Спустя короткое время она появилась вновь, вручила девочке до краев наполненный кувшин и сказала: — Ну вот, дитя мое, отнеси это вино отцу да передай ему, что как одолеет его жажда, пусть присылает тебя сюда. Но только чур никому не сказывать, откуда вино. Девочка поблагодарила ее и отправилась с полным кувшином домой. Отведав вина, гости в один голос заявили, что вкуснее в жизни своей ничего не пивали. В следующий же праздник отец вновь послал дочку к замку, и она вновь воротилась домой с полным кувшином благородного вина. Отныне всякий раз, когда в доме поденщика был праздник, он получал вино без всякой платы из подвалов старинного замка. И каждый раз девочке являлась белая женщина и наполняла принесенный сосуд. Но вот однажды, угощая пожаловавших в гости соседей и изрядно захмелев, бедный поденщик разболтался и открыл тайну своею вина. И когда он под вечер еще раз послал дочку к замку, она нашла по обыкновению ярко освещенные развалины темными, безмолвными и унылыми. И сколько ни ждала девочка у ворот, белая женщина так и не появилась, ни в тот, ни в следующий вечер. Ее бедняга отец своею болтливостью сам лишил себя доброю вина из подвалов замка.Корнойбургский крысолов
В старину, когда люди страдали от множества напастей, с которыми сегодня очень легко справиться, в городе Корнойбурге развелось однажды столько крыс, что жители пришли в отчаяние. Все углы и закоулки кишели крысами, они свободно разгуливали по городу, шныряли из дома в дом и из горницы в горницу, и нигде не было от них покоя. Выдвинешь ящик комода, а из него прямо на тебя выпрыгивает крыса, ляжешь спать, а они шуршат под тобою в соломе, сядешь закусить — непрошеные гости тут как тут и скачут без боязни прямо на стол. Чего только люди ни делали, чтобы избавиться от мерзких тварей, но все понапрасну. В конце концов совет жителей города постановил собрать высокое денежное вознаграждение для того, кто сумеет навсегда освободить город от крыс. Прошло некоторое время, и вот к бургомистру явился некий незнакомец и спросил, правду ли говорили люди, рассказавшие ему об обещанном вознаграждении. Когда его уверили в правдивости услышанного им, незнакомец заявил, что берется выманитьсвоим искусством всех крыс из их нор и укрытий и загнать в Дунай. Отцы города возликовали, услышав его слова. Незнакомец встал перед ратушей и вынул из своей темной кожаной сумы, висевшей у него на плече, маленькую черную дудочку. Звуки, которые извлекал он из своего инструмента, были малоприятны: пронзительный скрип и визг разнесся по всем переулкам, но крысам эта музыка показалась прекрасною. Они бросились все разом из своих дыр и поспешили за музыкантом. Крысолов же медленно зашагал к берегу Дуная; позади него, впереди и с боков змеилась по улицам города, словно гигантский черно-серый червь, жуткая процессия крыс. Придя на берег, незнакомец не остановился, а пошел дальше и погрузился в реку по самую грудь. Крысы последовали за ним в воду; поток тотчас же подхватывал их и уносил прочь, так что все они до единой утонули, точно их вовсе никогда и не было! Изумленные корнойбуржцы, собравшись на берегу реки, не могли надивиться на странное зрелище, а когда все закончилось, они с радостными криками проводили крысолова к ратуше, где его ожидало заслуженное вознаграждение. Однако теперь, когда крысы исчезли, бургомистр встретил его рке далеко не так приветливо. Он заявил, что работа оказалась не такою уж тяжелой, к тому же никто не может поручиться, что крысы не вернутся; одним словом, он хотел отделаться от незнакомца, заплатив ему лишь четверть назначенной суммы. Тот воспротивился этому и потребовал выдать ему все деньги сполна. Тогда бургомистр бросил тощий кошелек к его ногам и указал на дверь. Крысолов, не притронувшись к деньгам, с мрачным лицом покинул ратушу. Прошло несколько недель. И вот в один прекрасный день незнакомец вновь появился в городе. Теперь он был одет несравнимо богаче, чем в прошлый раз. Остановившись на главной площади, достал он из кармана дудочку, горящую на солнце, как золото, приложил ее к устам, и полилась такая дивная музыка, что люди замерли и обратились в слух, точно зачарованные, позабыв обо всем на свете. Одни лишь только дети бросились разом из своих домов и устремились вслед за незнакомцем, который, продолжая играть на дудочке, пошел к Дунаю. У берега покачивался корабль, изукрашенный пестрыми лентами и трепещущими флажками. Незнакомец, не прерывая музыки, поднялся на корабль, и дети вприпрыжку отправились вслед за ним. Как только последний из них ступил на палубу, корабль отчалил и поплыл вниз по течению, все быстрее и быстрее, пока не скрылся из виду. Только двое детей остались в городе: один был глух и не услышал призывных звуков дудочки, а другой рке у самой реки вдруг решил вернуться, чтобы захватить свою куртку. Когда корнойбуржцы хватились детей и обнаружили всего лишь двоих, горе их было непередаваемо велико, и весь город огласился душераздирающими криками и стонами. Ибо не нашлось в городе ни одной семьи, которая не оплакивала бы хотя бы одного ребенка. Так отомстил корнойбуржцам обманутый крысолов.Королева фей
Давным давно в долине Гройсбах у подножия горы Шпиц в Вахау в лесной чаще стояла мельница. Жили на мельнице только мельник, его жена и тринадцатилетняя дочь. Жена мельника уже много лет не вставала с постели, многочисленные врачи, которых отовсюду, не скупясь, приглашал мельник, все как один твердили, что недуг его жены излечить невозможно. Бедняга муж приходил от этого в отчаяние, но девочка самоотверженно ухаживала за больной матерью и исполняла каждое ее желание. Однажды девочка услышала, как сердобольные соседи рассказывали отцу удивительную историю. Есть будто бы средство исцелить больную, утверждали они: молодая девушка, обязательно девственница, должна в полночь, в полнолуние сорвать на горе Яуэрлинг чудотворный цветок Смертьстой. Но мало кому суждено сыскать этот маленький цветок, вздыхали соседи. Смертьстой — крошечный, незаметный цветочек и кроме того очень редкий. Сыскать его может разве что счастливчик, родившийся в воскресенье, да и то, если ему очень повезет. Девочка долго не раздумывала. Она любила мать и всем сердцем хотела, чтобы та выздоровела. Тяжелая, опасная дорога не страшила ее. К тому же девочка родилась в воскресенье, а такие дети — счастливчики, и ей обязательно удастся сыскать чудотворный цветок. Как только наступило полнолуние, она тайком вышла из дома, поднялась по гройсбаховской долине и стала взбираться по заросшему глухим лесом склону на Яуэрлинг. Ей было в самом деле страшно. Чертополохи и колючки искололи малышке руки и ноги, она часто скатывалась вниз с отвесных скал и расцарапала в кровь коленки. Но девочка думала о матери и неутомимо, не жалея сил, шла дальше. Луна поднималась все выше и выше, бледный лунный свет пробивался сквозь ветви. Вдруг деревья расступились, и перед ней открылся огромный луг, на котором стоял прекрасный замок. Малышка от удивления остановилась, потом нерешительно пошла дальше. Когда она приблизилась к воротам, те бесшумно отворились, и красивая женщина, стоявшая под аркой, подозвала девочку к себе. Девочка, не робея, пошла за ней, и если поначалу она немного побаивалась, то потом страх быстро прошел. Фея, улыбаясь, провела ее через волшебный сад, в котором росли редкие прелестные цветы, в высокий, сверкающий зал. Там она села на украшенный драгоценными камнями трон и сказала: — Дитя, что тебе нужно от меня? Может быть, ты хочешь у меня остаться? Ты мне нравишься, я с радостью оставлю тебя в моем дворце, и ты, конечно, никогда об этом не пожалеешь. Но девочка покачала головой. Правда, волшебный дворец ей очень понравился, а красивая женщина еще больше. Жить здесь, подумала малышка, наверное, чудесно! Но она поднялась на Яуэрлинг не для того, чтобы найти прекрасный дворец, а поэтому прошептала: — Прекрасная госпожа, моя мама больна, и я очень хочу, чтобы она выздоровела. Не могла бы ты дать мне цветок Смертьстой, который ее исцелит? Еще раз попыталась королева фей уговорить малышку остаться. Она рассказывала ей о вечной прекрасной жизни, предлагала красивые платья и веселые игры, но все обещания так и не смогли переубедить ребенка. Девочка попросила королеву фей не сердиться, ведь она не может оставить мать. Красивая женщина улыбнулась и ласково ответила: — Ты хорошая девочка и получишь чудотворный цветок. Твоя мать поправится, а в награду за верность ты счастливо проживешь свою жизнь. Не успела девочка поблагодарить фею, как земля под ее ногами дрогнула, и фигура прекрасной феи медленно опустилась вниз. Малышка закрыла глаза и услышала невнятные голоса, которые становились все тише и тише. Когда она снова открыла глаза, то стояла на лесной прогалине, которую окутывал серебристый лунный свет. Кругом царила тишина, ни один листочек не шевелился на ветвях. Когда девочка вернулась домой, ее уже в дверях встретила мать. Она выздоровела! Среди ночи мать проснулась, не ощущая никаких болей, и тихо позвала дочь, но ей никто не ответил. Она как раз собралась выйти и покричать свою малышку, когда та радостно вбежала в дом и бросилась в ее объятия. Прошло время, девочка вышла замуж за красивого, доброго парня и, как предсказала королева фей, была счастлива всю свою жизнь.Призрак фишамендской графини
Много сотен лет тому назад, когда дремучие леса еще покрывали окрестности Фишаменда, стоял на берегу Фиши прекрасный замок, в котором жила гордая молодая графиня. Графиня была такая заядлая охотница, что кроме этого ей ничего было не надо; ради охоты она даже в воскресный день забывала ходить в церковь. Когда колокола призывали прихожан под своды церкви, она, сопровождаемая звуками охотничьего рога, садилась на коня и окруженная сворой заливающихся лаем собак скакала со своей свитой в лес. Графиня и ее спутники неслись галопом по самым плодородным полям, вытаптывая посевы, и если какой-нибудь крестьянин молил ее пощадить хлеба, она стегала его плеткой и гнала прочь. В одно воскресное утро неистовая графиня снова оседлала коня и поскакала на охоту. Вскоре собаки графини подняли оленя и погнали в глубь леса. Спутники графини один за другим отставали и возвращались назад, но она гнала коня сквозь дремучие заросли и колючки. Долго преследовала она дичь по каменистым осыпям ущелья, пока смертельно уставшее, обессилившее животное не свалилось у подножия деревянного креста, стоявшего перед хижиной святого отшельника. Старик вышел из хижины, заслонил собой оленя и, расставив руки, остановил графиню со словами: — Довольно, графиня! Небо привело эту невинную тварь под мою защиту. Не пренебрегайте днем Господним ради необузданной страсти и даруйте лесному зверю хотя бы сегодня покой. Бессердечная графиня только засмеялась, натянула лук и убила лежавшего измученного оленя. Старый отшельник был настолько возмущен жестоким поступком графини, что погрозил ей воздетым кулаком и воскликнул: — Ты осквернила крест, у которого бедное животное искало убежища. Будь же навеки проклята! Твой дух будет бесприютным призраком скитаться в этих лесах и охотиться до скончания века. Казалось бы, своенравная графиня должна была только посмеяться над проклятьем старика. Она и собиралась это сделать — но смех застрял у нее в горле. Внезапно ей стало страшно. Мертвый олень, изможденный отшельник, глубокая тишина вокруг нее в лесу привели в ужас графиню, которая прежде никогда в жизни не ведала страха. Мгновенно повернув коня, она захотела поскакать туда, где осталась ее свита, но поняла, что не найдет ее, потому что очутилась вдруг в незнакомом месте. Со всех сторон ее окружал исполинский лес — мрачные, темные деревья, густой подлесок, заболоченные торфяные прогалины и каменистые склоны. До позднего вечера блуждала в лесу графиня. Она охрипла от крика, но вокруг не было ни души, и в конце концов ее охватил смертельный ужас. Стояла кромешная тьма, и она слышала лишь зловещие крики ночных птиц. И тут, наконец, гордая, безрассудно смелая графиня сошла с коня и попросила Бога простить ее. Внезапно она услышала вдалеке слабый, чуть слышный звон колокола. Это был колокол фишамендской башни. Графиня поднялась с колен и радостно поскакала навстречу колокольному звону. В конце концов она в полном изнеможении добралась до деревни Фишаменд и пала ниц перед деревянным крестом на башне, плакала и благодарила Бога за спасение. Потом графиня узнала, что никто не бил в колокол — он зазвонил сам. В память об это чуде графиня повелела, чтобы колокол звонил ежедневно в такое же позднее время, дабы указывать дорогу каждому, кто заблудился в лесной чаще. Прошла не одна сотня лет, а жители Фишаменда еще верят, что проклятье отшельника исполнилось после смерти графини. Когда начинает смеркаться, рассказывают они, графиня со сворой собак выезжает на призрачную охоту в полях и лесах. Каждый раз, когда бьют в колокол фишамендской башни, она начинает стонать и плакать; с последним ударом колокола воцаряется мертвая тишина, и графиня со сворой собак исчезает.Гордая сосна в Мархфельде
В Мархфельде неподалеку от Мархегга стояло когда-то старое-престарое дерево, которое за его красоту звали гордой сосной. В давние времена в дереве жила добрая фея. День за днем, обернувшись уродливой старухой, сидела она под сосной и просила милостыню у прохожих, чтобы проверить их щедрость. Никто и подумать не мог, что одетая в лохмотья старуха на самом деле прекрасная, знающая толк в волшебстве женщина. Тогда же в Мархегге жил зажиточный, но скупой крестьянин, который каждый день вместе с своей служанкой, бедной сиротой, проходил мимо дерева на свои поля. Девушка жалела старую женщину и всегда делилась с ней куском хлеба, который хозяин давал ей на завтрак. Но скаредному крестьянину даже крошка, перепадавшая старухе, не давала покоя, и он ото дня ко дню отрезал своей служанке все меньше хлеба, пока не настало утро, когда он не дал ей ни кусочка. Бедняжке приходилось теперь трудиться до обеда на пустой желудок, но больше всего она жалела нищенку, которой вообще ничего не доставалось. Каждый раз, когда девушка проходила мимо сосны, ей казалось, что старуха очень хочет хлеба, и оттого, что ей нечего было нищенке подать, она плакала. Однажды крестьянина пригласили на свадьбу в соседнее село. Он знал, что еды и питья там будет вдоволь, да к тому же и тратиться не придется, а поэтому скупердяй заявился в гости пораньше, целый день ел и пил, набил полное брюхо и только в полночь пустился в обратный путь. Когда он шел мимо гордой сосны, то был немало ошарашен, увидев вместо дерева прекрасный, ярко освещенный дворец. Окна дворца были открыты, и он услышал музыку. «Вот те на, — подумал крестьянин, — посмотрю-ка я, что там происходит! Может и мне что-нибудь перепадет». Он с любопытством прошел через открытые ворота и в конце концов добрался до красиво украшенного зала. У обеденною стола, на котором чею только не было, сидела дева, красавица из красавиц, какой он еще никогда не видывал. Толпа крошечных гномов слонялась по залу. Дева любезно пригласила крестьянина к столу и попросила есть и пить все, что его душа пожелает. Он не стал дожидаться второго приглашения, потому что из-за жадности ему всегда было всего мало. Крестьянин хоть и напраздновался вволю, но все равно стал заглатывать все подряд, пока не почувствовал, что вот-вот лопнет. Набил он до отказа и карманы, потому что хотел припасти побольше на следующий день. Когда через некоторое время прекрасная дева с гномами перешла в танцевальный зал, крестьянин отправился домой, потому что к танцам его душа лежала куда меньше, чем к еде. Дома он рассказал о своем удивительном приключении, а в подтверждение своих слов вынул из карманов пирожки, остатки жаркого и другие лакомства. Но что такое? Вместо них все увидели конский навоз и коровьи лепешки, да и пахли они не слишком аппетитно. Крестьянин рвал и метал, а громкий смех домочадцев еще больше выводил его из себя. Он в ярости швырнул отбросы в фартук служанке и закричал: — Забирай! По мне можешь завтра поделиться этим с нищенкой! Служанка, не сказав ни слова, вышла во двор и хотела выбросить нечистоты в помойную яму. Но когда она развязала фартук, то услышала странный звон, и — кто бы мог подумать — фартук был полон сверкающими золотыми монетами. Маленькая служанка не колебалась ни минуты. Уже смеркалось, но она помчалась к старой сосне, чтобы поделиться с нищенкой. Однако, под сосной сидела не уродливая старуха, а необыкновенно красивая дама. Девушка остановилась, робко смотрела на красавицу и не знала, что делать. Но фея подошла к ней, взяла под руку и сказала, что это с ней она день за днем делилась своим хлебом. Фея осыпала девушку подарками, и маленькая бедная служанка превратилась в богатую красавицу, потому что фея не отказала себе в желании подарить милой девушке немного своей красоты. Но даже самой малости красоты феи достаточно смертному человеку. Не удивительно, что наша служанка вскоре стала невестой молодого писаною красавца графа, с которым она была так счастлива, как того заслужила. Скупой крестьянин, напротив, разорился и вскоре умер, как говорили люди, из чистой зависти к своей служанке.Баденский домовой
Жил в городе Бадене портной, который, получив от заказчика материю, всегда старался выкроить из нее кусок в свою пользу и скорее готов был обузить штаны или сюртук, чем сшить с запасом, так что его изделия выходили довольно кургузыми. Но вот с некоторых пор он стал замечать, что утаенные обрезки сами собой уменьшаются. Уж как он трудился, чтобы выгадать лишний аршин сукна при раскройке выходного сюртука для одного крестьянина, а наутро глядь — от него остался лоскуток, который не годится ни туда ни сюда. А портной-то собирался сшить из него жилетку для соседа. Поначалу портной подумал, что ошибся в кройке, но история повторилась, и это показалось ему странным. Он долго ломал себе голову, кто же это такой строит ему каверзы. И наконец придумал: он растянул на своем рабочем столе аршин тонкого сукна, сбереженного от нового сюртука священника, прикрепил его четырьмя гвоздями и спокойно лег спать. Утром портной осмотрел остаток сукна и убедился, что тот в самом деле стал меньше, но — чудеса, да и только — на столе было уже не четыре, а восемь дырочек от гвоздей. Значит ночью кто-то укоротил лоскут и снова тщательно прикрепил его гвоздями. Вот только кто же это мог сделать, и как он забрался в мастерскую? Ведь единственное окно мастерской зарешечено, а дверь была заперта. Так хитроумный портной оказался перед новой загадкой. Однако портной был малый не промах и нашел-таки выход из положения. Следующий раз, когда ему удалось словчить и разжиться изрядным куском материи от штанов бургомистра, он не стал откладывать дело до утра, а прямо в тот же день принялся шить безрукавку для сынишки пономаря; к вечеру работа была готова, чтобы сдать ее заказчику. Так он исхитрился, чтобы не понести ущерба. Однако, если взять это за правило, так, пожалуй, и уморить себя недолго. А иной раз у портного бывала такая запарка с работой, что всякую мелочь поневоле приходилось откладывать на потом. И вот лоскутки снова стали загадочным образом уменьшаться; хотя портной их и к столу прибивал, и в шкаф запирал — ничего не помогало. Тут было что-то нечисто. И портной решил один раз засесть на ночь в засаду и выследить воришку, тем более, что для этого был подходящий повод: богатый помещик заказал ему сшить сюртук, и портной отхватил от его материала такой кус, что должно было хватить на штаны для сельского учителя. Задумано — сделано! Вооружившись дубинкой, храбрый портняжка лег в кровать и притворился спящим, чтобы не спугнуть таинственного посетителя, однако вскоре уснул, как сурок. А наутро увидел, что плакали учительские штаны — от замечательного отреза осталась только половина, и портной опять в дураках. Он злился, проклинал сон, вора и сукно. Но к обеду успокоился. Охотник принес ему материал на плащ. Материала было так много, что из него запросто можно было выгадать на штаны. С приближением вечера портной все больше беспокоился, потому что сшить плащ и штаны до наступления сумерек было невозможно. Бедняге ничего больше не осталось, как засесть ночью в засаду, и он твердо решил, что на этот раз уж не уснет. Так и случилось: ведь настоящий портной может сделать все, что он всерьез захочет. Сначала, как он ни прислушивался, все было тихо, лоскут спокойно лежал на столе. Но когда часы пробили полночь, тут-то и началось. Лоскут на столе вдруг задергался, и рядом с ним портной увидел маленького голенького человечка, который сновал вокруг с большими ножницами и кроил так лихо, что любо-дорого посмотреть. Портной затаился в своем уголке и оттуда беспомощно наблюдал, как человечек спокойно снял мерку, скроил штаны, потом вдел нитку в иголку и, как заправский портной, принялся шить. Работа у молодчика спорилась, и, когда часы пробили час ночи, он вскочил, со смехом показал бедняге портному длинный нос и исчез вместе с штанами, не дожидаясь, когда наш храбрец оправится от испуга. Тут уж портной выскочил из укрытия и бросился к столу. Он подумал, что, наверно, заснул и видел все это во сне, но остаток сукна снова уменьшился, и желанные штаны для учителя так и остались мечтой. Эта история так подействовала на портного, что с этой ночи он перестал отстригать себе кусочки от чужого сукна, а кроил честно и добросовестно. Маленький воришка больше никогда не показывался в мастерской, дела у мастера пошли в гору, и он нажил себе состояние честным трудом.Бродячий точильщик и черт в замке Дюрнштайн
Случилось это в те времена, когда рыцари уже вымерли, а заброшенные замки постепенно стали превращаться в руины. Замок Дюрнштайн тоже был заброшен своими обитателям и, разрушаясь от времени, печально глядел пустыми глазницами окон с вершины скалы в волны Дуная, которые плескались у ее подножия. Однако окрестные жители говорили, что по ночам за его могучими каменными стенами начинается какая-то странная жизнь, лают собаки, раздаются непонятные гулкие звуки. Самые робкие из обитателей Дунайской долины советовали держаться от замка подальше, потому что там бесчинствует нечистая сила. Однажды в Дюрнштайн забрел бродячий точильщик, который ходил по дворам и точил крестьянские пилы. Дело было вечером, и он искал, где бы заночевать. Но ни в одной гостинице не нашлось для него свободного места, а поскольку одет он был, как обыкновенно бывают одеты все люди его ремесла, в убогое, потрепанное платье, то никто из жителей города не захотел дать ему пристанище. Наконец один почтенный горожанин посоветовал ему подняться в покинутый замок, уж там-то, мол, найдется свободная спальня и, может быть, даже кровать с шелковой периной. Напоследок дюрнштайнец честно предупредил путника, что в замке водятся привидения. — Ну, это не беда! — ответил точильщик. — На такие пустяки я не обращаю внимания! Он закинул за плечо железные тиски и не спеша побрел в гору. По дороге к замку ему повстречался старичок, который спускался с горы. Старик спросил путника: — Куда, друг, собрался на ночь глядя? — Да вот хочу переночевать в замке, потому что в городе не нашлось свободного места, — ответил точильщик. — Там наверху ты всю ночь не сможешь глаз сомкнуть, — сказал ему старичок, — потому что в замке хозяйничают черти. Но точильщик не испугался: — Авось, меня они не тронут! — ответил он старику и спокойно продолжал путь. В замке он и впрямь нашел хорошую кровать, растянулся на ней и, усталый с дороги, тотчас же уснул. В полночь точильщика разбудил громкий собачий лай. Он недовольно перевернулся на другой бок и только заткнул уши пальцами, собираясь снова уснуть. Но тут началась такая свистопляска, такой поднялся шум и гам, что как ни старался точильщик, а заснуть ему больше не удалось. Он поднялся, сел на кровати, достал из кармана горсть орехов и принялся от скуки грызть. Вдруг, откуда ни возьмись, перед ним появился черный как сажа черт, сверкнул на него глазами и закричал: — Эй ты, бездельник! Что это ты тут затеял! — Грызу орешки, — невозмутимо ответил точильщик. — А ну-ка, дай и мне попробовать! — потребовал черт и подставил горсть. Тут парень, не будь дурак, зачерпнул из другого кармана горстку камешков, которые подобрал по дороге, и как ни в чем не бывало протянул черту. Тот их схватил, да не разобравшись, сунул себе в пасть. Но едва он куснул, зубы-то и обломал, они так хрустнули, что даже искры посыпались из пасти. — Чтоб тебя! — выругался черт со злости. — Никогда со мной еще такого не бывало, чтобы я не мог раскусить орех! Как это ты их так ловко щелкаешь? — Подумаешь, чудеса! — усмехнулся парень, а сам щелк да щелк орех за орехом. — Недаром же я точильщик и умею точить железные зубья пил, вот я и себе так наточил зубы, что мне теперь любой орех нипочем. Если хочешь, я и твои наточу как следует. А то даже жалко смотреть, как ты с простым орехом не можешь управиться. Черт сразу растяпил свою поганую пасть и подставил парню. — Нет, так не пойдет! — отмахнулся от него точильщик. — Дело тут не простое. Дай-ка я вначале прикручу твою голову тисками, чтобы она не качалась туда-сюда, когда я буду точить. Глупый черт послушно запрокинул башку, как ему было сказано, и сам засунул ее в тиски, а точильщик быстренько их завинтил и прикрутил так крепко, что у черта хрустнули кости и он жалобно завопил: — Ой-ой! Перестань! Что за дьявольские штучки! Мне же больно! Но точильщик точно и не слышал его, а только еще сильнее заворачивал винты, так что черт весь скривился и заверещал: — Ой, отпусти! Ой, отпусти, бездельник! Так больно, что мочи нет терпеть! Тут точильщик заговорил с ним другим голосом и сам прикрикнул на черта: — Ага! Попался, наконец, адово отродье! Теперь ты у меня никуда не денешься! Сейчас я тебя проучу. Что ты это за моду взял добрых людей пугать? Попался, так уж сиди! Никуда я тебя не выпущу, пока не дашь обещания, что больше никогда не будешь безобразничать по ночам в замке Дюрнштайн! Видит черт, что дело плохо и, хочешь не хочешь, надо давать обещание, а не то, чего доброго, совсем башка треснет. — Никогда больше я сюда не вернусь! — сказал черт. — Пропади пропадом этот замок Дюрнштайн! Меня сюда больше нипочем не заманишь! Тут точильщик развинтил тиски, черт с воем выскочил и пустился наутек так, что только пятки засверкали. В развалинах замка Дюрнштайн он с тех пор больше никогда не показывался, но против точильщика затаил злобу и решил, что тот еще поплатится у него за свою проделку. А точильщику понравилось в Дюрнштайне. Он поселился в этом городе и спустя несколько лет обзавелся своим домиком и взял в жены красивую славную девушку. Однажды в воскресенье молодые весело гуляли в лесу, и тут вдруг из кустов перед ними выскочил черт, да как закричит: — Ну, держись, негодяй! Сейчас ты у меня за все поплатишься! Но точильщик только засмеялся и говорит: — Иди сюда, голубчик! Тиски-то вот они, при мне. Хочешь их снова отведать? При слове «тиски» черт так перетрусил, что поджавши хвост пустился наутек с такой скоростью, что только искры взвились из-под его копыт! И уж с того дня он больше никогда не тревожил точильщика.Привидения в замке Шауенштайн
Закончилась тридцатилетняя война, и толпы бывших наемников разбрелись, возвращаясь в родные места. Только многим некуда было возвращаться. У них не было ни семьи, ни родни, и они так и мыкались по дорогам, не зная, где остановиться. Один такой неприкаянный служака очутился во время своих странствий в окрестности замка Шауенштайн. Поздно вечером он набрел на придорожный трактир. Там редко бывали посетители, поэтому хозяин сразу подсел к новому гостю и затеял с ним разговор. Выслушав горестную историю служивого, который стал бродягой и не знал, где ему завтра доведется поесть и преклонить голову, хозяин посоветовал ему попытать счастья в замке Шауенштайн. Он рассказал, что вот уже сто лет на замке лежит заклятие: там спрятан богатый клад, давно дожидающийся счастливчика, который сумеет ею добыть. — Надо, правда, сказать, — заключил хозяин свой рассказ, — что до сих пор это еще никому не удавалось. Много людей входило в замок, но обратно еще никто не вышел. Все сгинули без вести. Старый вояка не раз уже глядел в глаза смерти и подумал, что его такая угроза не напугает. Он узнал у хозяина дорогу к замку, попросил у нею кусочек освященного мела и освященную свечку и на следующий день отправился на юру, где стоял замок. Из окон замка лился яркий свет, ворота стояли открытые; солдат вошел, на ощупь пробрался по темным переходам и очутился в просторном зале, озаренном сотнями свечей. Там он не встретил ни одной живой души. Солдат поставил освященную свечку на стол, очертил освященным мелком круг на полу, сам сел посередине и, вынув из ножен меч, принялся ждать, когда наступит полночь. Долю ли, коротко ли он прождал, но вдруг на него накатила такая жуть, что хоть вставай да беги без оглядки. И в тот же миг часы пробили полночь. После двенадцатого удара двери распахнулись, и в зал торжественно вступили четыре черных карлика, неся на плечах гроб. Они поставили гроб на краю мелового круга, крышка сама открылась, и из гроба вышел карлик в золотой короне. А гроб вдруг до краев наполнился сверкающими золотыми монетами. Царь гномов подошел к солдату и сказал: — Раздели это богатство на две равные доли. Коли сумеешь — половина твоя, а с меня тогда будет снято проклятие. А коли не сумеешь, тут тебе и конец, а мне еще долю придется ждать избавления. Солдатик помешкал одно мгновение, а затем принялся хладнокровно пересчитывать монеты и раскладывать их на две кучки. Под конец у него осталась в руках одна лишняя монета. Тут-то солдатику и пригодился его меч: не долго думая, он разрубил последнюю монету пополам. В тот же миг раздался удар грома, от которого сотряслось пустынное здание. Двери отворились, и в них толпою вошли служанки и вооруженные слуги, а сам гномик превратился в статного рыцаря. Он подошел к находчивому солдатику и сказал: — Я был последним владельцем Шауениггайна, перед тем как на замок было наложено проклятие. Все эти долгие годы я ждал твоею прихода. Хотя ты и не знал этою, но ты тоже принадлежишь к нашему роду. И вот теперь можешь вступить в свои наследные права. Рыцарь, служанки и воины исчезли. Но солдат сделался хозяином замка. Так его странствия завершились счастливым концом.Смерть в винной бочке
Вокруг Матцена раскинулась холмистая местность, усаженная виноградниками. Там снимают богатый урожай, и матценское вино пользуется доброй славой. Подвалы местных виноградарей до отказа уставлены винными бочками. Одним из самых богатых среди тамошних крестьян-виноделов считался когда-то Хойсль-Чертяка. В его подвале, без преувеличения, помещалось семьсот бочек вина, а кроме того у него еще были полные закрома хлеба. Хойслю не на что было пожаловаться: жилось ему богато, а от хорошей жизни и помирать не захочется. Да вот беда — от смерти ведь не откупишься! Хойсль это понимал и подчас сильно тужил при этой мысли. Как-то раз он, сидя в своем винном погребе, задумался о жизни, и при мысли о неизбежной смерти до того закручинился, что хоть сейчас ложись и помирай, и вдруг смотрит: спускается к нему по ступенькам сухопарый незнакомец — до того тощий, что прямо кощей да и только. Пришелец подошел и похлопал хозяина по плечу, словно они были добрые приятели. — Знаю, о чем ты печалишься, — сказал он, осклабясь. — И коли ты хочешь, я, пожалуй, могу помочь твоему горю. Крестьянин сначала и слова не мог вымолвить от испуга, но присмотревшись к посетителю и привыкнув, взял себя в руки, и вскоре они уже вели задушевную беседу, словно были знакомы с детских лет. У другого на месте Хойсля от таких разговоров, наверно, волосы стали бы дыбом, но Хойсль был человек хладнокровный. Одним словом, они между собой поладили и в знак согласия ударили по рукам: оба рассчитывали получить от сделки свою выгоду. А в договоре-то речь шла ни много ни мало как о жизни и смерти: незнакомец выговорил себе право отведать вина из всех бочонков и за это пообещал Хойслю вечную жизнь. Не откладывая, они тут же приступили к делу, начав с самой большой бочки. Гость улегся на полу, приник широким ртом к втулочной дырке и стал тянуть вино такими большими глотками, точно у него внутри был насос; он не отрывался, пока не высосал всю бочку до дна. Затем они подошли ко второй бочке, и с нею гость расправился так же, как с первой. Крестьянин постучал по бочке, и она отозвалась пустым, гулким звуком. «И куда только в него все поместилось! — со страхом подумал крестьянин. — Ведь с виду он каким был, таким и остался. Что же получится, если у него и дальше так пойдет!» А сухопарый кощей все тянул и тянул вино, и крестьянину все больше становилось не по себе. Наконец он подвел своего гостя к маленькому бочонку с самым лучшим вином, которое он про себя называл «вином для торжественного случая». Это было такое вино, что от двух рюмок закачался бы даже самый стойкий пьяница. А этот кощей только вкусно причмокнул от первого глоточка, а потом так присосался, что и не оторвать. Он сосал и сосал! Выпив бочонок, гость хотел было выпрямиться, но как ни старался, не смог устоять на ногах. Гремя костями, он повалился и растянулся в всю длину. — Ну что, дружок? На этот раз и тебя одолело? — усмехнулся крестьянин. — Я так и знал, что уж это вино тебя уложит! Он наклонился, посмотрел в лицо незнакомцу и тут же отпрянул, точно его ужалил шершень. Мороз пробежал у него по спине, и рука с фонарем так затряслась, что луч света заплясал в потемках, словно светлячок в туманном воздухе. Да и как было не испугаться! Хойсль увидел перед собой голый череп с зияющим мертвым оскалом. Он долго не мог оправиться от испуга, но, отдышавшись, ухватил необычного пьянчужку — тот оказался на удивление легким — и запихнул его в отверстие самой большой бочки, заткнул затычкой и на трясущихся ногах неверными шагами поднялся по лестнице, вышел из подвала и тщательно запер за собой дверь. На дворе солнце жарило во все лопатки, зеленела листва. Хойсль вдохнул свежего воздуха, у него сразу отлегло от сердца, и он, весело насвистывая, пошел к себе в дом: ведь он только что засадил саму смерть в винную бочку и чувствовал себя счастливейшим человеком на свете. Вот прошел год и другой, за ним еще многие годы, а смерть с тех пор ни разу не показывалась. Хойсль дожил до глубокой старости, сделался белым как лунь, и плечи у него согнулись, но он бодро ходил по полям и виноградникам и по-прежнему радовался жизни. О смерти для него больше не было речи, но и все остальные люди перестали умирать. Людей развелось столько, что они кишели целыми толпами. Уже не хватало на всех хлеба, вина и воды — на земле наступила вечная жизнь! Но такие вещи рано или поздно выходят на свет. В конце концов весть о хитрой проделке Хойсля дошла до неба. И Бог спешно послал ангела в погреб крестьянина. Ангел выпустил смерть из узилища. Смерть выкарабкалась из темницы, в которой просидела так долго, и вздохнула с облегчением. Сначала она проверила, на месте ли все кости ее скелета, затем сказала спасибо ангелу и тотчас же принялась за работу. На первых порах ей пришлось хорошенько потрудиться, включая сверхурочные часы, чтобы наверстать упущенное. Удивительно, как только бедняжка не свалилась от переутомления! Чтобы как-то облегчить свою задачу, смерть напустила на людей эпидемии, от которых они умирали, как мухи. И только старика Хойсля ничего не брало. Он стал уже совсем древним старцем и до тою ослабел, что сделался в тягость и себе, и окружающим. Теперь он и сам рад был призвать смерть на помощь. Да смерть не приняла приглашения: благодарствую, дескать, покорно, но во второй раз в бочку не полезу! И бедному Хойслю ничего не осталось, как бродить по белу свету бесприютным странником в ожидании того часа, когда для всего живущего на земле настанет смерть. И по сей день еще продолжаются странствия бедного Хойсля, согбенного ветхого старца, убеленного сединой. А смерть, едва завидев его на пути, старательно обходит стороной.Шатучий камень близ Целькинга
В долине реки Мельк, приблизительно в двух часах пешего хода от горда Малые, виднеется на лесистом склоне горы Хисберг живописная руина замка Целькинг. Сейчас там тихо и безлюдно, но в середине четырнадцатого века замок еще не лежал в развалинах, в нем жили знатные господа, и он стоял во всей красе. Хозяин замка рыцарь Альберо так проникся гордостью за свой могущественный род, что решил каким-нибудь наглядным способом продемонстрировать его величие перед соседними рыцарями и гостями замка. Для этого он хотел приискать себе в слуги необыкновенного силача. Он приказал своим подданным прислать к нему в замок своих сыновей, чтобы те показали, кто на что способен. Самого сильного рыцарь Альберо собирался взять к себе в слуги. Много молодых парней собралось во дворе замка, и все хотели блеснуть перед другими. Все были силачи, рослые, как на подбор; дамы и господа, явившиеся посмотреть на соревнование, дивились, глядя на них, восхищаясь их богатырской удалью. Один молодец подкидывал трехпудовую тяжесть на высоту в три человеческих роста. Второй превзошел первого — он еще выше подбросил тот же вес. Третий поднял на плечах лошадь, четвертый сдвинул с места тяжело груженную телегу. Еще один парень с бычьим затылком подставил спину вместо чурбана, на котором колют дрова. Следующий прошиб головою стену — правда, всего лишь дощатую. Но один крепыш стоял себе в сторонке и только посмеивался, глядя, как они друг перед дружкой стараются. Рыцарь Альберо заметил его, подошел к парню и сказал: — Ну, а ты-то что же, голубчик? Али не хочешь помериться силами с молодцами? Или испугался, наглядевшись на их молодечество? — Нет, государь, — ответил ему парень, — я пришел показать свою силу и не боюсь сплоховать перед другими. В лесу на горе лежит обломок скалы шириною в шесть обхватов. Так вот, когда вам угодно, я могу раскачать его одной рукой. Все в замке видели и знали эту скалу. Она была такая огромная, что, пожалуй, и вдесятером не стронешь с места. Хозяин замка нахмурился, услышав такие слова, он терпеть не мог хвастунов. А тут и один из гостей крикнул ему: — Эй, парень! Что-то ты уж больно язык распустил! Не слишком ли много ты на себя берешь? А если окажется, что ты понапрасну, только ради пустой похвальбы, заставил прогуляться в лес своего господина? Но парень недрогнувшим голосом ответил, что не обещает ничего невыполнимого и готов доказать свою правоту на деле. Тогда рыцарь пошел с ним на гору Хисберг, твердо решив хорошенько намылить шею молодцу, если увидит, что тот зря нахвастал. Вместе с ним отправились туда же приглашенные дамы и господа. Скала, о которой шла речь, покоилась, защемленная между двух камней, и весила, наверно, тридцать пять тонн. Однако эта махина находилась в состоянии равновесия, которое легко было нарушить. Зная, где нажать, даже ребенок мог бы ее раскачать одним прикосновением, а если не знать, как за нее взяться, то и тридцать мужчин не могли бы сдвинуть ее с места. Парень знал про эту игру природы — он сам однажды сделал это открытие — и теперь перед всеми собравшимися господами дотронулся одной рукой до скалы, и каменная громада у всех на глазах закачалась. Парень с улыбкой взглянул на хозяина замка и спокойно сказал, что вот я, дескать, и выполнил свое обещание. И Альберо Целькингский тут же назначил его своим слугой. Говорят, рыцарь потом сказал своим друзьям, что получил хороший урок: «В силе немного проку, если при ней нет ума. Умная голова иной раз и силача посрамит.»Как был основан монастырь Клостернойбург
Маркграф Бабенбергский, Леопольд III, прозванный впоследствии Святым, женился на дочери императора Агнессе. Как-то раз, стоя с женой на балконе своего нового замка, недавно возведенного на горе Каленберг (которая потом в честь него стала называться Леопольдберг), он любовался широким видом, открывающимся сверху. Дул ветерок, развевая прозрачную фату графини. Они собирались построить новый монастырь, но никак не могли решить, в каком месте он будет заложен. Тут порыв ветра сорвал фату графини и унес. Ее фата полетела, кружась над лесом, и исчезла вдали. Казалось бы, невелика беда. Мало ли у графини разных других нарядов и украшений, чтобы ей печалиться о такой утрате! Но Агнесса очень жалела о своей фате. Фата была свадебная, и Агнесса огорчилась не меньше, чем огорчилась бы на ее месте любая простая девушка. Поэтому на поиски были отправлены слуги. Прошло несколько недель, а фату все не могли найти. Леопольд не мог успокоиться и в конце концов дал такой обет: на том месте, где найдется фата, будет заложен монастырь. Восемь лет спустя Леопольд со своей свитой охотился в лесу приблизительно в часе езды от замка. И вдруг собаки залаяли. Маркграф кинулся в заросли с копьем наперевес, но, оказывается, собаки облаивали не зверя — на кусте бузины что-то белело. Граф подошел поближе, чтобы посмотреть, и узнал пропавшую фату. Фата осталась целой, невредимой и такой же белоснежной, как в тот день, когда ее унесло ветром. Маркграф удивился такому чуду. Он вспомнил про свой обет и решил выстроить на этом месте церковь и монастырь. Вот так был построен монастырь, расположенный поблизости от замка. Его назвали Клостернойбург, что значит «Монастырь — новый замок». В наши дни в монастыре можно видеть дароносицу с изображением куста бузины, украшенного жемчужными цветами, на ветки которого накинута фата. У подножия куста стоит коленопреклоненный Леопольд в окружении охотничьих собак.БУРГЕНЛАНД
Проклятье русалки
В старые времена — так давно, что никто уже и не скажет, когда это было, — в чистых водах озера Нойзидлерзее обитало веселое племя русалок и водяных фей. Изредка случалось кому-нибудь из людей вдруг увидеть одно из этих созданий водной стихии, и тогда рассказывали о них множество удивительных историй. В те времена на берегу озера жил один рыбак, старый и скупой. Каждый день ставил он в озере сети и по вечерам возвращался к себе в хижину с богатым уловом. Продавал он рыбу с хорошей прибылью, оттого денег у него становилось день ото дня больше. Со временем рыбак разбогател. Так что напрасно он сетовал, когда оказывалось, что не все его сети полным-полны рыбы. Но, как известно, иным людям вечно всего мало. Вот таким человеком был и наш рыбак. Чем больше у него было денег, тем ненасытней он становился. Мало-помалу озеро оскудело. Рыбак винил в этом русалок и водяных фей. «Ох уж эти никчемные твари, — ворчал он, — хотел бы я знать, и зачем они на свете живут? Плещутся, играют, вот и распугали всю рыбу!» И он грубо бранил обитателей озерных вод. Однажды рыбак сел в лодку и поплыл вдоль берега. Вдруг в одной бухточке он заметил прелестное существо, которое тщетно пыталось от него скрыться. Приблизившись, рыбак увидел, что это прекрасная водяная фея, запутавшаяся в сетях. Безуспешно стараясь освободиться, она в нескольких местах порвала сеть. — Помоги мне освободиться! — взмолилась она. — Вот уже семь дней и семь ночей, как я запуталась в сетях. Самой мне не выбраться. Мои детки плачут по мне! Но рыбак остался глух к ее мольбам, — слишком он разозлился, увидев, что русалка порвала сеть и распугала рыбу. В гневе он ударил ее багром и убил. Перед смертью русалка прокляла рыбака. — За это злодеяние ты никогда не вернешься домой к родным! — крикнула она, прежде чем погрузиться на дно. Рыбак ничуть не испугался, вытащил из воды свою сеть и, посмеявшись над проклятьем русалки, поплыл себе дальше. И вдруг солнце скрылось. Водная гладь всколыхнулась, набежали тучи, и разразилась буря, да так внезапно, что рыбаку уже не поспеть было добраться до берега. По озеру заходили высокие волны и унесли его лодку далеко в озеро. Тихими вечерами, когда над тростником по берегам озера повисает легкий туман, издалека с воды доносится чуть слышный плеск. Это проклятый русалкой рыбак пытается пригнать свою лодку к берегу. Но как он ни бьется, лодка не движется с места. Никогда, никогда ему не вернуться домой.Лесная фея
Когда-то давно на югеземли Бургенланд жил в деревне крестьянский парень по имени Ганс. Все деревенские девушки недаром на него заглядывались, потому что он был веселый и жизнерадостный, да и лицом пригож, так что любая готова была хоть сейчас за него замуж. Ганс со всеми держался учтиво и приветливо, но на ком жениться, никак не мог решить. И в конце концов надумал он уйти из деревушки мир посмотреть, и надо сказать, много девичьих слез было тогда пролито. Прошло несколько лет. Девушки нашли других женихов, а пригожею Ганса в деревне успели почти позабыть. Но однажды он вернулся, да не один, а привел с собой незнакомую девушку. На ней было голубое платье, а сама она была красивей самых хорошеньких девушек во всем Бургенланде. Вскоре они с Гансом поженились. Никто не знал, откуда она родом, и жители деревни начали ломать себе головы, гадая о том, кто же она такая. Им бы очень хотелось разузнать у Ганса, где и как нашел он свою красавицу, но сколько ни спрашивали, Ганс на все расспросы лишь улыбался и пожимал плечами. Скоро по деревне пошли всевозможные невероятные россказни. Эта пришлая, говорили добрые люди, — лесная фея, потому что смертная женщина не может быть такой красивой. И они все чаще шептались и шушукались, обсуждая загадочную красавицу. Иные утверждали, что Ганс дал своей возлюбленной обещание никому не говорить, откуда она родом, никогда не называть ее по имени, не приглашать танцевать и не просить спеть песню. Если, дескать, он нарушит обещание, то счастью их придет конец. Угадали добрые люди правду или нет? Все были рады за Ганса, который нашел свое счастье, но — так уж повелось на свете — все сгорали от любопытства, очень им хотелось узнать, какая за всем этим кроется тайна, и ради своего любопытства они бы не задумываясь принесли в жертву благополучие Ганса. Шли годы, и — ничего не менялось! Молодые люди жили счастливо, любили друг друга, казалось, еще больше, чем прежде, а еще у них появилось двое хорошеньких деток. Бывали, правда, дни, когда молодая женщина уходила из дому и часами пропадала в лесу. Тут, видно, было что-то нечисто! Деревенские жители с сомнением качали головами. Ганс, конечно, старался скрыть, что жена без него где-то шатается, но люди-то все видят! Но Ганс никогда ни о чем жену не расспрашивал, не упрекал ее, когда она уходила, и радовался, когда возвращалась. Как-то раз Гансу пришлось уехать по делам из деревни. Впервые он надолго разлучался с женой и едва смог дождаться того часа, когда снова ее увидит. Управившись с делами, поспешил он домой. Жена и дети встретили его у ворот. Увидев их улыбающиеся лица, Ганс на радостях все позабыл и воскликнул: — Ах, Вила, дорогая моя! Спой-ка да спляши, как тогда на лесной поляне, когда я впервые тебя увидел! Улыбка на лице его жены померкла, плечи поникли — казалось, она хочет убежать и скрыться в доме. Но, словно повинуясь какой-то неведомой силе, она пустилась в пляс и закружилась так легко и невесомо, как не сплясать ни одной другой девушке. Тихим печальным голосом завела она песню. Ганс смотрел на нее как зачарованный. Никогда еще не казалась она ему такой прекрасной, как в эту минуту, — такой прекрасной, но и такой печальной. И вдруг он вспомнил то, о чем забыл, охваченный радостью встречи: он же нарушил свое обещание! Ганс бросился к жене, обхватил ее руками, чтобы удержать. Но было поздно. Прекрасная Вила заплакала: — Ганс, мой Ганс! Зачем ты это сделал! Ему казалось, что он все еще держит жену в объятиях, а она уже выскользнула у него из рук легким туманным облачком и растаяла в воздухе. Муж и дети остались одни. Ну а жители деревни узнали то, что им так хотелось узнать, только их это не обрадовало. В деревне без загадочной красавицы стало вдруг пусто и скучно. Они и сами не рады были, что дознались, кем была жена Ганса — лесная дева, вила. Но больше всех горевал Ганс, который так ее любил. Правда, мало-помалу утихла его боль — ведь однажды приходит час, когда мы находим себе утешение после пережитой утраты, какой бы горькой она ни была. Дети принесли Гансу много радости и, наверное, это помогло ему утешиться. Но до конца своих дней Ганс всякий раз, когда по утрам или вечером над полями поднимается туман, выбегал из дому в надежде вновь увидеть свою Вилу, возвращающуюся домой, и всякий раз с разочарованием убеждался, что то был лишь легкий туман и что ему лишь почудился обманчивый образ любимой Вилы.Озеро Нойзидлерзее
Беспредельно широко раскинулось это озеро, с колеблющимися камышами у берегов и зарослями тростника, в которых обитают разные редкие птицы. Но не всегда так далеко простиралась в долине водная гладь. Там, где сегодня плещутся светлые волны, когда-то были плодородные поля и селения, и люди в них жили счастливо. Рассказывают, что однажды в эти края занесла нелегкая знатного владельца замка Форхтенштайн. В деревне Медхенталь он увидел девушку, и была она так мила и хороша, что он, забыв о своей жене, полюбил ее всем сердцем. Знатный хозяин замка назвался девушке простым охотником, и вскоре она его тоже полюбила. Хозяин замка зачастил в деревню. Отправляясь к Марии — так звали девушку, — он надевал простое платье и скрывал от нее, кто он на самом деле, поэтому девушка и не знала, что не вправе его любить. Может быть, ничего плохого и не случилось бы, да на беду слуга рыцаря Самуэль по злобе рассказал обо всем жене своего господина. Та глубоко оскорбилась и с того дня только и думала, как бы ей разделаться с девушкой. Вскоре рыцарь отправился на войну, а его жена тотчас взялась за дело. Едва он уехал, она позвала Самуэля, и они с большой свитой поскакали в деревню Медхенталь, там она приказала слугам схватить Марию вместе с ее матерью и заточить обеих в темницу. Для бедной Марии это был черный день. Ведь вместе с неволей на нее обрушилась и другая беда — она потеряла своего милого, ибо теперь знала, что любовь их была запретной. Но Мария была не только добра и красива, но еще и решительна и бесстрашна. Обе пленницы, мать и дочь, настойчиво твердили, что Мария невиновна: ведь она не знала, кем был тот, кого она полюбила, потому что он назвался простым охотником! И Мария просила знатную госпожу отпустить их с миром в родную деревню. А с тем, кто, назвавшись простым охотником, добился от нее взаимности, обещала никогда больше не видеться. Но жена рыцаря не пожелала отказаться от мщения. Она подкупила нескольких крестьян, чтобы те свидетельствовали против Марии. Поэтому вину девушки и ее матери сочли доказанной, и владелица Форхтенштайна приговорила обеих к смерти. Поняв, что им нет спасения, Мария покорилась судьбе и не проронила ни слова, когда ее, со связанными руками, повели к пруду. Но у стражников, которым было приказано столкнуть ее в воду, при виде спокойного достоинства и бесстрашия девушки на душе становилось все тревожнее. Зато мать Марии не помнила себя от отчаяния. Не мысль о собственной смерти, а гибель ни в чем не повинной дочери привела ее в исступление. В последнюю минуту перед тем, как мать столкнули в воду, она громко прокляла владелицу замка и тех людей, которые на суде оклеветали их обеих. Вся деревня вздрогнула, когда она пронзительно крикнула: — Прежде чем завтра закатится солнце, всех вас постигнет справедливая кара! На другое утро в пруде поднялась вода. Чистая гладь голубела, отражая небо, а на воде лежали, с просветленными лицами и молитвенно сложенными руками, всплывшие утопленницы. Страшно тут стало крестьянам. Увидев чудо, они поспешили предать земле тела двух невинных жертв владелицы замка. А вода в пруде незаметно и тихо все прибывала и, выйдя из берегов, затопила деревню. Жители в ужасе бежали. Пруд превратился в озеро, и оно затопило всю долину на мили вокруг. Спасшиеся жители Медхенталя обосновались на северном берегу нового озера и дали своему поселку имя Нойзидль, то есть Новый поселок. Когда владелице Форхтенштайна принесли весть о наводнении и гибели деревни Медхенталь и других селений, она поняла, какое зло сотворила. Прежние мысли о мщении показались ей ничтожными, и перед глазами у нее неотступно стоял образ бедной девушки, твердившей, что она невиновна. Все на свете отдала бы жена рыцаря, лишь бы исправить содеянную несправедливость. Но напрасны были ее слезы и запоздалое раскаяние. Былая гордячка не находила себе места, ломала руки и плакала. Потом она вдруг затихла, присмирела и даже не узнавала себя — она лишилась памяти и разума. Предатель Самуэль не раскаялся. Он только смеялся, когда кто-нибудь напоминал ему про его злодеяние. Как бы в насмешку, он стал часто плавать на лодке по озеру. Однажды, когда он снова плыл в своем челноке, разразилась непогода. Черные тучи заволокли небо, зашумела буря, и яростный ветер обрушился на озеро. Челнок перевернулся, Самуэль утонул. Немного времени спустя владетель Форхтенштайна вернулся из военного похода. Печальное то было возвращение. Супруга рыцаря сошла с ума, деревню затопило озеро, Мария была мертва. Рыцарь не находил себе утешения. В память о девушке он построил на берегу озера монастырь Пресвятой Божьей Матери, а сам отправился паломником в Рим, чтобы вымолить у Бога прощение своим грехам. Над озером еще долго возвышались верхушки деревьев и шпили колоколен. Но со временем и эти последние свидетели былого канули в глубинах вод, и ныне ничто не напоминает о деревнях и плодородных полях, которые когда-то лежали в долине. Берега озера поросли тростником, в зарослях поселились птицы, и озеро Ной-зидлерзее раскинулось, как маленькое море. Таким оно и остается по сей день.Пурбахский турок
В 1532 году в очередной раз случилось турецкое нашествие. Отдельные шайки рыскали в окрестностях озера Нойзидлерзее, грабили и разбойничали. Разбойничьими походами дошли турки до самого Пурбаха. Жители этой деревни поспешно припрятали свое добро и бежали в горы на берегу Лейты. Войдя в деревню, турки увидели безлюдные улицы и опустелые дома. В ярости они перевернули все вверх дном и съели все, что годилось в пищу, потому что турки изрядно оголодали в походе. В поисках съестного они, конечно же, обшарили все подвалы и погреба. А в погребах крестьяне хранили бочки с вином, они там и остались, потому что бочку с собой не утащишь. Надо сказать, что туркам их вера запрещает пить вино. Но они так выбились из сил, так обливались потом, так устали, что совсем изнемогали от жажды. Вот они и нарушили запрет, а отведав немного, смекнули, что вино вкуснее, чем обыкновенная вода. А так как турки к вину были непривычны, то оно крепко ударило им в головы, с новыми силами они загалдели и развеселой толпой двинулись дальше. Был однако среди турок один, которому, сколько он ни пил, все было мало. Он улегся прямо на землю под бочкой с вином и пил до тех пор, пока весь мир вокруг не заблистал всеми цветами радуги. В таком-то состоянии турок с великим трудом одолел лестницу и выбрался из погреба наверх, шатаясь, проковылял в какую-то комнату, устроился в уголке, уснул и сладко проспал несколько часов. Наконец он проснулся трезвый и решил поскорее уносить ноги — дело в том, что он услыхал голоса людей, которые вели разговор на чужом языке. В голове у турка уже прояснело, хмель улетучился, и мир в эту минуту показался ему каким угодно, но только не сияющим всеми цветами радуги. Боевые товарищи ушли, бросив его одного, а жители деревни тем временем вернулись. Турок сообразил, что при свете дня ему незаметно не выбраться из деревни, и потому он забился в самый темный угол и там, дрожа от страха, стал дожидаться ночи. Когда стемнело, он на ощупь пробрался в кухню. Сквозь открытую дымовую трубу в сумрачное помещение пробивался лунный свет. Турок счел, что труба дымохода — наиболее безопасный путь для бегства. И вот воин Аллаха вскарабкался на плиту, протиснулся в дымоход и полез вверх в узкой и тесной трубе. Удовольствие, что и говорить, маленькое. Ему казалось, что он вот-вот задохнется, так там было тесно, и он едва мог что-либо различать из-за сыпавшейся в глаза сажи. Наконец турок высунул голову из трубы на крыше и глубоко вздохнул. Удивительно свежим и чистым показался ему ночной воздух. Над холмами плыла полная луна, заливая светом всю деревню. Турок опасливо огляделся по сторонам. Вдруг раздались громкие крики, и он с молниеносной быстротой юркнул назад в свое тесное, черное от сажи убежище. Внизу на улице собралась толпа. При свете луны крестьяне успели совершенно отчетливо разглядеть голову турка, торчавшую над печной трубой. Через некоторое время турок снова осторожно высунулся из трубы. Крестьяне опять закричали, потрясая кулаками. Турок мигом нырнул в трубу и больше уж не показывался. Накричавшись до хрипоты, но так и не дождавшись, чтобы турок по доброй воле вылез на крышу, крестьяне развели в кухонной плите жаркий огонь. Бедняге в дымоходе ничего не оставалось, как вылезти на крышу, иначе он задохнулся бы в дыму. От страха не чуя ног под собой, турок спустился на чердак, а там крестьяне встретили ею тумаками, отлупили как следует и отволокли в сельскую кутузку. Затем в доме сельской общины состоялся великий совет. Ярость крестьян начала понемногу остывать, и вот кто-то засмеялся, вспомнив, как бедный турок сидел в трубе, потом засмеялся еще кто-то, а потом уже и все начали хохотать во все горло. Жизнь турка была вне опасности. С него, конечно, взяли обещание, что он примет христианскую веру, — этого потребовали все жители Пурбаха. А турок был рад без памяти, что так легко отделался, — он ведь уже готовился принять самые ужасные муки и смерть, и потому охотно обещал все, что от него потребовали. А чтобы он не сделался обузой для сельской общины, его отдали в батраки хозяину того самого дома, где его поймали. Турок перешел в христианство, и скоро и хозяин, да и вся деревня его полюбили. После его смерти хозяин в память об этом забавном происшествии прикрепил на дымовую трубу своего дома каменную головку турка в тюрбане. Ее и по сей день можно видеть в Пурбахе.Турки у стен Гюссинга
В дни турецкой осады города Гюссинга турки безуспешно пытались взять штурмом его крепость, стоящую на крутой скале. Осажденные храбро защищались, и турки, поняв, что силой оружия взять город не удастся, решили, что голод заставит защитников сдаться. Как бережно ни расходовали защитники Гюссинга свои запасы, как ни ограничивали себя в еде — с каждым днем осады запасы продовольствия таяли. Наконец почти ничего съестного не осталось, и стало ясно, что удерживать крепость они смогут не дольше, чем несколько дней. Никто сегодня не помнит, кто тогда придумал, как перехитрить турок. Может быть, защитники Гюссинга вычитали об этой хитрости из старинных книг. И вот что они сделали. Владелец замка велел горожанам принести всю оставшуюся муку. Ее было так мало, что едва хватило на маленькую корзиночку. Ночью горожане выставили на крепостной стене перевернутую вверх дном мучную бочку и сверху высыпали на нее свой жалкий остаток муки, а на рассвете принялись гонять плетьми единственного тощего быка, которого еще не забили на мясо. Бедный бык ревел от ударов, а туркам казалось, что в крепости, наверное, мычит целое стадо коров. Туркам стало очень досадно — горожане словно издевались над ними, выставив на стене бочку, через край полную муки. Они подумали, что в городе еще полным-полно провизии, и решили, что не имеет смысла дожидаться, пока голод заставит противника сдать крепость. Турки сняли осаду и в тот же день в половине двенадцатого дня оставили Гюссинг. С тех пор в память о спасении от турецкого нашествия в Гюссинге каждый день в половине двенадцатого звонят колокола старинной приходской церкви.Поклонливый камень
Поклонливый камень, — так прозвали скалу, высотой примерно в человеческий рост, которая стоит неподалеку от селения Кляйнхефляйн. Существует старинное поверье, будто эта скала низко кланяется первому, кто пройдет мимо нее на рассвете. Своим поклоном она отдает дань уважения трудолюбию раннего путника. — Зеппль, — обратился однажды виноградарь к своему договя-зому ленивому сыну, — знаешь, сынок, хотелось бы мне, чтобы еще при моей жизни поклонливый камень тебе поклонился. Зеппль как раз был не из тех, кто встает с петухами, зато любопытства ему было не занимать: он очень хотел дознаться, правду ли говорят, что камень людям кланяется, или это одни сказки. Чтобы не опоздать и первым поспеть утром к камню, взял он с вечера теплое шерстяное одеяло и отправился на место. Дело было поздней осенью. Неподалеку от камня парень завернулся в одеяло и решил спокойно поспать до утра и проснуться при звуке шагов первого работника, который утром пойдет той дорогой на виноградник. «Тут-то я мигом вскочу и первым прибегу к скале», — подумал хитрец. Вскоре после полуночи ему сквозь сон послышались чьи-то шаги. Толком не проснувшись, Зеппель повернулся на другой бок и хотел еще поспать, как вдруг окончательно пробудился от чьего-то громкого смеха. Парень вскочил на ноги: мимо камня шел старичок, в синем фартуке и с корзиной за плечами. И в ту же минуту парень, опешив, увидел, что камень низко поклонился старичку. Дивясь этому чуду, Зеппль крадучись пошел за незнакомцем, потому что разобрало его любопытство: захотелось ему узнать, кто это такой и чего ради он заявился на виноградник глубокой ночью. К своему великому удивлению, он увидел, что старичок, подняв руку, благословляет виноградные лозы, каждую отдельно. Тут Зеппль понял, что перед ним Лозовичок, добрый дух виноградников. Он-то и подшутил над ним. А наутро гроздья винограда, которые накануне были зелеными и кислыми, поспели и стали сладкими, как мед.Чертов камень в Санкт-Йоргене
В старые времена жил в дубовой роще, что на горе Шайбенберг близ Санкт-Йоргена, один простоватый черт. Когда-то он неизвестно почему поссорился с главным чертом всей преисподней. Вероятно, санкт-йоргенский черт нарушил какой-нибудь дьявольский закон. Короче говоря, черта выгнали из преисподней, и он скитался по свету, бесприютный да одинокий, и наконец избрал себе для жительства дубовую рощу на горе Шайбенберг. Все имущество черта было — тощая коровенка и слепая коза. Днем черт выводил свою скотину на пастбище, а ночи проводил под громадной скалой, которая и по сей день зовется в народе Чертовым камнем. По вечерам, когда солнце садилось за далекими высокими горами, а холмы над озером окутывались сумрачными тенями, черт забирался на скалу и вопил хриплым голосом, громко щелкая бичом, — так он звал домой с пастбища свою скотину. Бичом же ему служила живая змея, такая длинная, что длинней ее на свете нет. Хоть и выгнали нашего черта из ада, он по-прежнему каждый вечер устраивал такой адский шум, что у бедных жителей Санкт-Йоргена волосы поднимались дыбом. Коровы, овцы и козы, которых вечером гнали домой с пастбищ, пугались до смерти, бесились, скакали, точно ошалелые. У коров пропадало молоко, и несчастные хозяйки не знали, как горю помочь. А крестьяне поносили на чем свет стоит козлоногого безобразника и желали ему поскорей провалиться в ад. Когда крестьяне сидели в деревенском кабачке, они могли говорить о чем угодно — о погоде, об урожае, о своем повседневном тяжелом труде, но всякий раз речь непременно заходила и о соседушке — придурковатом черте из дубовой рощи. Однажды вечером в кабачок заглянул какой-то незнакомый старик и скромно сел в уголке. — Откуда идете, старина? — спросил его бургомистр. — Из Турции, — отвечал старик, — долгое время я провел там в плену. В молодости я с войском императора ушел воевать с турками, попал в плен и всю свою жизнь просидел закованный в кандалы на галере, был гребцом на турецком корабле. Теперь я уже старик и ни на что не гожусь, вот они и отпустили меня на волю. — И чем же вы хотите теперь заняться? — полюбопытствовал кто-то из крестьян. Старик устало пожал плечами: — Не знаю. Родина моя — Швабия, но дорога туда слишком далека, да уже и не помнит меня никто в родных краях. — Старик вздохнул и подпер седую голову кулаками. Через некоторое время он снова заговорил: — Хочу вот пожертвовать церкви Божьей Матери в Лоретто мои кандалы, я их вывез с собой из неволи. А потом хочу доживать свой век где-нибудь отшельником. Крестьяне сдвинулись поближе и начали о чем-то шептаться. Потом бургомистр сказал: — Послушайте, добрый человек! Оставайтесь-ка в Санкт-Йорге-не. Мы вам дадим камня и леса, построите себе приют и будете жить отшельником. А если захотите нас отблагодарить за помощь, то можете оказать нам большую услугу. Здесь неподалеку, в дубовой роще, живет один черт-дуралей, и он давно нам всем надоел своими глупостями. Мы ничего не пожалели бы, лишь бы от нею избавиться. А кто же сумеет лучше избавить от черта, как не благочестивый старец-отшельник? Старик некоторое время молчал, размышляя, потом сердечно поблагодарил крестьян за их предложение и обегцал прогнать черта, если то будет в его силах. На другой день он отправился на гору Шайбенберг, выбрал там укромное место, которое показалось ему как нельзя более подходящим для хижины отшельника. Крестьяне доставили туда камни и бревна, и старик начал строить свой приют. Черт не заставил себя ждать — вскоре он объявился. Черти ведь очень любопытны, и наш черт не был исключением. Очень ему захотелось узнать, что тут затеял пришлый старичок. Выслушав его, старик хитровато прищурился и ответил: — Сельская община поручила мне построить вот на этом самом месте стойло для вашей скотины и жилище для вас. Черту это понравилось. Он ничуть не удивился, узнав, что жители Санкт-Йоргена решили позаботиться о нем и построить ему жилье. На радостях он пустился скакать по всей роще, прыгал козлом, вопил, поднял адский шум и не унимался до самого рассвета, так что бедные жители Санкт-Йоргена, как ни зажимали уши, даже на минуту не смогли заснуть. И вот день за днем стал черт каждое утро являться на стройку. Дурень, он и есть дурень! Он таскал тяжеленные камни и огромные бревна, помогал старику в работе как только мог. Скоро домик был построен. А в деревне тем временем был тайно освящен маленький колокол, и его теперь неприметно доставили в приют отшельника. Когда настал вечер, старик ударил в освященный колокол. Звон далеко разнесся по тихой роще. Черт в эту минуту как раз взобрался на свой камень и собрался было звать свою скотину с пастбища, как обычно, щелкая бичом и вопя во все горло. Однако при первом же ударе колокола он в ужасе затрясся от кончиков рогов до копыт. Ведь нет ничего более нестерпимого для черта, чем звон освященного колокола: для него это сущая адская пытка. Санкт-йоргенский черт с испугу перекувырнулся, кубарем скатился со скалы, вскочил на ноги и быстрее молнии пустился наутек. Только его и видели! Крестьяне Санкт-Йоргена с этой минуты обрели покой. Адский шум больше не донимал их по вечерам. А из приюта отшельника разносился над полями и лесами мирный колокольный звон. На скале остались следы от копыт черта, и в них вырос папоротник — больше ничто о черте не напоминало. Келья отшельника давным-давно развалилась. На том месте, где она когда-то стояла, теперь лишь несколько замшелых камней.Счастливчик из Вёртерберга
У жителей земли Бургенланд счастливчики, родившиеся в воскресенье, пользуются большим уважением, так как считается, что они обладают даром предвиденья и пророчества, и всю жизнь им сопутствует удача. А тот, кто при этом родился еще и в новолунье, будто бы и вовсе наделен нечеловеческой, сверхъестественной силой. Ведьмы ненавидят таких людей, потому что те могут ночью распознать их среди обыкновенных порядочных женщин. Поэтому рожденным в новолунье следует остерегаться ночной темноты, ведь именно в это время ведьмы строят против них всяческие козни. Как-то жил в Вёртерберге один старый мельник, которому как раз и посчастливилось родиться в новолунье. Всю жизнь преследовали его ведьмы, и чего только он от них не натерпелся. Всякий раз, когда он после вечерни возвращался домой, по дороге к нему со всех сторон слетались ведьмы, они так и норовили стащить его с телеги и, суля золотые горы, пытались заманить в погребок к себе на пирушку. Старый мельник старался помалкивать и не вылезать из телеги. Уж он-то прекрасно знал, что стоит ему только поддаться, и ведьмы его до смерти замучают, а вот этого-то ему хотелось меньше всего. Он изо всех сил держался за козлы, и на какие бы хитрости ни пускались ведьмы, не смотрел по сторонам и стойко продолжал свой путь. Позже, наученный горьким опытом, он перед каждой поездкой чертил освященным ножом перед лошадьми крест. Порой, правда, случалось и так, что мельник, хватив лишку, больше не мог держать язык за зубами. Тогда, возвращаясь вечером домой, он начинал проклинать своих мучительниц, но стоило ему раскрыть рот, как он уже был у них в руках. Уж ведьмы не упускали возможности расквитаться с ним за все те обиды, которые в иные дни он причинял им своим упрямством. Они заводили с ним жестокую игру, гоняли его бедных лошадей по горам и долам, да так, что мельник боялся дорогой все кости себе растрясти. Когда же мельник бывал уже ни жив ни мертв от усталости, они вскакивали ему на спину, погоняли его как лошадь, и он должен был везти их к ближайшему винному погребку. Там, проскользнув через замочную скважину внутрь, они высасывали из бочек все вино и наполняли их навозной жижей. А бедный мельник, не в силах пошевелить ни рукой ни ногой, лежал все это время в мокрой траве рядом с погребком и терпеливо дожидался, пока ведьмы вернутся и продолжат его мучить. На следующее утро после такой ужасной ночи он, совершенно измученный и разбитый, просыпался в какой-нибудь канаве далеко-далеко от Вёртерберга, и на нем не было ни одного живого места. И такое случалось, к сожалению, частенько, так как мельник обычно был не прочь пропустить стаканчик-другой. В конце концов, бедолага уж совсем отчаялся и рассказал о своих несчастьях одной старой, мудрой женщине. Она посоветовала ему пойти на кладбище, выкопать гроб и вырезать из него кусок доски с отверстием от сучка, затем на троицу встать у церковных ворот и смотреть через это отверстие на прихожан. Так он даже днем сможет распознать всех деревенских ведьм. Мельник поблагодарил старую женщину и, последовав ее совету, так и сделал. От того, что он увидел, у него волосы встали дыбом. Некоторые почтенные крестьянки — незаметно для всех остальных — держали на голове, как это принято у ведьм, кувшин молока или бочонок масла. В следующий раз, когда мельник ехал после вечерни домой, ведьмы как всегда были тут как тут и собирались уж было начать с ним свою обычную игру, но мельник, теперь знавший их всех, стал выкрикивать их имена, и они так перепугались, что тут же пустились наутек. Мельник остался очень доволен собой, чувствовал себя победителем и с тех пор больше не боялся своих ночных мучительниц. Если он видел, как одна из них танцует на площади среди честных людей, он при всех называл ее ведьмой, и той ничего не оставалось, как позеленев от злости, лететь прочь. Все ведьмы в округе поклялись жестоко отомстить мельнику, но старик был тоже не дурак и уже больше никогда не расставался со своим освященным ножом, так что они, как ни старались, не могли причинить ему вреда. Это так разозлило ведьм, что они одна за другой стали покидать деревню. Через несколько лет в этих местах не осталось больше ни одной ведьмы. Этим жители Вёртерберга были обязаны счастливчику, родившемуся в новолунье.Девичья пустошь
В 1201 году из Арагона в Бургенланд прибыл один отважный рыцарь. Верной службой он снискал дружеское расположение короля и в знак благодарности получил от него замок и поместье Маттерсбург. За это рыцарь обязался защищать границы края в случае войны. И сам он, и его потомки всегда верно исполняли свой долг, и род арагонца был пожалован графским титулом. Но вот ворвались в страну дикие татарские орды, добрались они и до окрестностей городов Маттерсбург и Айзенштадт, и тогдашнему графу Маттерсбургскому пришлось бежать и искать убежища в Нойштадте, что близ Вены. Там он вскоре и умер. Двое его сыновей, Конрад и Эммерих, славились храбростью и силой, но оба они отличались горячим нравом и вдобавок были молоды и неопытны. И, как иногда случается между братьями, они не могли прийти к согласию при разделе отцовского наследства. Каждый считал только себя правым. Спор их шел, главным образом, о большой пустоши, что лежала между Маттерсбургом и Айзенштадтом. Поскольку все бумаги покойного графа погибли при нашествии татар, никто не мог сказать точно, кому из братьев была завещана пустошь. В конце концов схватились они сгоряча за оружие, пошла междоусобица, и даже самому королю не удалось помирить братьев. Раздор между наследниками не прекращался, королю уже изрядно наскучили их нескончаемые распри, и потому он повелел устроить на спорной пустоши поединок, исход которого и должен был положить конец препирательствам. Решили, что днем Божьего суда станет понедельник после Троицы, Духов день. Дело было в 1260 году. Рано утром в назначенный день братья-враги выехали каждый со своей свитой на пустошь. Эммерих ехал из Айзенштадта, Конрад из Маттерсбурга. Появился и посланник короля в сопровождении супруги и многочисленной свиты, к месту поединка съехалось множество знатных людей и простых крестьян. И уж конечно, пришли все до одного вассалы Конрада и Эммериха. Два молодых графа во всем блеске воинских доспехов предстали перед собравшимися, и многие втайне пожалели их: ведь биться предстояло не на жизнь, а на смерть. Но горше всех горевали их подданные. Что и говорить, у каждого из братьев были свои недостатки, и тот и другой бывал вспыльчив и горяч, но все же они были честные и благородные юноши, и в народе их любили. Помолившись, братья опустили забрала и поскакали друг другу навстречу. И тут крестьяне бросились к ним, чтобы не допустить братоубийства. Молодые люди опомнились и, устыдившись, вложили мечи в ножны, оба прослезились при виде такой верности своих подданных. Они засмеялись и поцеловали друг друга в знак примирения. И ни одному, ни другому уже не казалось, что из-за какой-то пустоши стоит обнажать меч. Спор о наследстве закончился. Братья предоставили королю решать, кому из них он отдаст пустошь. На месте примирения братьев возвели часовню, а потом и красивую церковь, куда доставили образ Пресвятой Девы из замка Форхтенштайн. Небольшое селение, выросшее возле церкви, получило имя Фрауенхайде, что значит Девичья пустошь.ВЕРХНЯЯ АВСТРИЯ
Как дунайская русалочка лодочника отблагодарила
В Хесганге, что неподалеку от острова Верт, жил некогда один молодой лодочник. Маленький его домишко стоял прямо на берегу Дуная — вот там и жил он вместе со своею матушкой. Зарабатывал он себе на хлеб тем, что перевозил людей через Дунай, и было это дело небезопасным, потому что на пути попадалось множество водоворотов да воронок. И вот как-то раз перевозил он через реку одну веселую компанию. Парни были слегка навеселе и всю дорогу задирались, дурачились и раскачивали лодку. Проплывая мимо острова Верт, они вдруг заметили русалочку, которая вынырнула неизвестно откуда на мелководье. Разгулявшаяся компания принялась потешаться над испуганной русалкой и давай кричать ей всякие гадости, о которых им потом в трезвости и самим вспоминать стыдно было бы. Лодочник слушал-слушал, а потом не выдержал и, рассердившись не на шутку, сказал: — А ну-ка, хватит тут глотки драть! Ишь, разорались, бесстыдники! Да как вам не совестно? Кто еще слово скажет, того вмиг в воду скину, пока не протрезвеет! Лодочник был парнем крепким, никому не захотелось с ним связываться, и потому все туг же присмирели, а русалочка тем временем благополучно исчезла под водой. В ту пору напали турки на Австрию, целые полчища их разбойничали в стране, разоряя и уничтожая все вокруг. И вот однажды темной ненастной ночью кто-то постучался в дом к лодочнику. Он вскочил, отпер дверь и увидел на пороге незнакомую женщину в дорогих одеждах, рядом с которой стояло трое прелестных малышей. Со слезами на глазах дама попросила перевезти ее с детьми на другой берег. Турки разрушили их дом, и ей с огромным трудом удалось сбежать от них и спасти детей. Она была уверена, что турки все еще гонятся за ней. Лодочник подумал, что вряд ли турки будут искать ее здесь, в этой хижине, которая стоит вдали от всех дорог, но ему стало жалко бедняжку, и он, взяв фонарь, пошел вместе с женщиной и ее детьми к переправе. А ночь, надо сказать, была жуткая, хуже не придумаешь. Ветер бушевал в долине, волны вздымались до небес, и вряд ли сыскался бы другой такой смельчак, который бы отважился переправляться в такую тьму через разбушевавшуюся реку. Но лодочник был не робкого десятка. Он сотворил молитву, оттолкнулся от берега — и вот уже стремительный поток подхватил утлое суденышко. Сильным порывом ветра затушило фонарь, не видно было ни зги, мощным течением лодку повлекло в сторону опасною водоворота. Лодочник слышал, как бурлит вода в водовороте, но он уже и сам не знал, где какая сторона, и только понимал, что всем им грозит большая беда. Изо всех сил старался он выровнять лодку, но ничего не получалось, и тут до него вдруг донесся с другого берега чей-то певучий голос. Он ясно услышал, как кто-то кричал ему: — Сюда! Сюда! А потом снова: — Сюда! Лодочник налег на весла и направил свое судно туда, откуда доносился незнакомый голос. Вскоре он увидел берег и сумел к нему причалить. Высадив даму с детьми, он проводил их до ближайшего постоялого двора, где они могли бы укрыться от непогоды и переждать ночь. Буря тем временем совсем разыгралась. Переправляться на другой берег было бы равносильно самоубийству. Но юноша не стал долго раздумывать — ему не хотелось, чтобы матушка оставалась ночью одна, да к тому же и вокруг было неспокойно, в любой момент могли и турки нагрянуть. Он сел в лодку, оттолкнулся от берега и исчез во тьме. Не успел он отплыть, как лодка снова перестала слушаться его. Ее бросало и швыряло из стороны в сторону, сносило куда-то вниз по течению, и как он ни старался, как ни мучался, ему так и не удалось совладать с ней. Леденящий холод пронизывал все вокруг, а с нею пот лил градом. Бился он, бился, да только совсем выбился из сил, опустил весло и отдался на волю волн, которые повлекли его неудержимо к неминуемой гибели в сторону бурлящего водоворота. И вот сидит он в своей лодке, смирившись со своею судьбой, и вдруг видит в темноте что-то странное. Невесть откуда появилась вдруг женщина дивной красоты, от которой исходило слабое зеленоватое сияние. Как завороженный, смотрел лодочник на морскую красавицу, не в силах пошевелить ни рукой ни ногой. Она же легкой ручкой тронула так весло, поворотила лодку и та поплыла себе спокойно прямо к берегу. Не успел лодочник опомниться, как его лодка оказалась уже на берегу. Он хотел было поблагодарить волшебную незнакомку, но она уже исчезла в волнах. Вот так отблагодарила русалочка юношу за то, что он защитил ее, когда подгулявшие парни глумились над ней. С тех пор эту русалочку никто никогда не видел в здешних местах. А вот та знатная дама после того, как прогнали всех турок, вернулась к себе на родину. Она отыскала лодочника и щедро наградила его за храбрость и отвагу.Пещера гномов близ Обернберга
Один крестьянин из Обернберга, что на реке Инн, оказался однажды в бедственном положении. Весь год он трудился не покладая рук, возделывал свое поле, пахал, полол сорную траву, все лето вместе с детьми гнул спину ради будущего урожая. Но еще весной погибли от заморозков цветы плодовых деревьев, потом градом побило колосья, а когда настали дни сенокоса, пошли проливные дожди. И понял в конце концов крестьянин, что не дотянуть ему с семьей до следующего урожая. В прежние годы он всегда продавал часть урожая на рынке и из вырученных денег платил долги. Но в этот раз у него не осталось ни зернышка, ни травинки, которые можно было бы продать. А ведь надо было платить налоги, и кредиторы ждали уплаты процентов по ссудам, да и для дома и хозяйства тоже требовалось многое приобрести. С понурой головой поплелся крестьянин в деревню, где жили родственники его жены, чтобы занять у них немного денег и расплатиться с самыми неотложными долгами. Нелегко было ему идти на поклон, потому что он не привык плакаться на судьбу, да и не очень надеялся, что родственники жены ею выручат, — те и сами были небогаты. По пути в деревню надо было пройти мрачным ущельем. Усталый от долюй ходьбы, присел он на камень у тропинки и безнадежно вздохнув, заговорил сам с собой: — Вот если бы кто-то из могущественных духов, добрая фея или дружелюбный кобольд пришел мне на помощь! Грустно следил крестьянин за игрой резвых белок, которые скакали по ветвям сосен, и слушал веселое пение птиц, но самому ему ничуть не становилось веселее. И вдруг показалось ему, будто позади, за спиной, слышатся чьи-то негромкие голоса. Он обернулся, но никого не увидел. А голоса опять послышались. Тогда крестьянин встал и начал высматривать, не видно ли кого за густыми ветвями. Там не было ни души, зато голоса раздавались теперь гораздо отчетливее и доносились как будто с другого конца ущелья. Крестьянин начал пробираться сквозь густые заросли, которые все в этом ущелье заполонили, а голоса становились все громче и громче. Вдруг, достигнув края чащи, он увидел на зеленой лесной поляне маленьких гномов — они весело прыгали по траве и играли вокруг прекрасной, сверкающей белизной и золотом кареты, запряженной шестеркой белых козочек. В карете же сидел старый, почтенного вида гном, облаченный в пурпурную мантию и со сверкающей короной на седой голове. Крестьянин замер в своем укрытии за кустами и продолжал наблюдать за веселыми играми гномов. Некоторое время он оставался незамеченным, но потом его обнаружили два гнома, подошедшие совсем близко. В испуге они с громким криком бросились бежать от человека, который вдруг предстал перед ними, точно великан. Тогда все гномы толпой кинулись к нему и повели к своему королю, а тот принялся расспрашивать незваного гостя. Крестьянин пожаловался на свою беду, и, видимо, чистосердечный рассказ тронул короля. Он созвал гномов и велел им пойти к расположенному невдалеке холму и открыть в нем невидимые ворота. Сам король в сверкающей карете двинулся следом за своими подданными и позвал с собой крестьянина. В глубь холма вел длинный и темный ход, запиравшийся железными воротами, створки которых сейчас были распахнуты настежь. Крестьянин с изумлением увидел просторный зал, весь залитый ярким светом. Вдоль стен были насыпаны драгоценные камни, золото и серебро — так в кладовой богатого хозяина хранятся запасы зерна. Пока крестьянин в растерянности смотрел на эти неисчислимые богатства, один из гномов, подойдя к нему, приветливо пригласил его в соседнее помещение, где, как он сказал, уже накрыт стол. Крестьянин последовал за гномом в зал, где уже сидели за праздничным столом и сам король, и все его подданные. Блюд и напитков понаставлено было так много, что столы ломились, одно изысканное кушанье сменялось другим. Таких вкусных вещей крестьянин за свою жизнь не то что не едал, а даже не видывал. Всякий раз, как ему казалось, что больше он уже и куска проглотить не сможет, гномы любезно подносили ему новое кушанье, и крестьянин ел и ел — столько съел тогда, сколько, наверное, не съел за всю свою жизнь. Пиршество продолжалось целых два дня. На третий день король подозвал гостя и спросил, как ему здесь нравится и не хочет ли он навсегда остаться у гномов. Тут крестьянин опомнился и подумал о своей жене и детках, которые ведь не знали, где он, вспомнил он и о всех бедах, ожидавших его семью, и его самого. — Ваше величество, — заговорил он дрожащим голосом, — в вашем государстве все на диво прекрасно, здесь нет ни горя, ни забот, и я с радостью остался бы у вас. Но наверху, на земле, меня ждут жена и малые детки, они бедствуют и терпят нужду. Они не знают, куда я запропастился, и наверняка уже тревожатся обо мне. Прошу вас, отпустите меня домой к родным! Король гномов приветливо кивнул и сказал: — Завтра ты вернешься к семье. Но прежде можешь выбрать себе себе что захочешь из моих сокровищ. Гномы дали крестьянину большой мешок и предложили взять золота, серебра и драгоценных камней. Крестьянин и набил свой мешок доверху, положив столько, сколько смог унести. На следующее утро он попрощался с добрым королем гномов и его веселым народом и, взвалив на плечи тяжелый мешок, вышел через длинный подземный ход из пещеры. Он снова оказался на зеленой лесной поляне, где впервые увидел гномов, и со всех ног припустил домой, к родным, которые уже не на шутку тревожились из-за ею долгого отсутствия. Потому что отсутствовал крестьянин не три дня, как он думал, а целую неделю. Но теперь все беды кончились, и крестьянин всю жизнь вспоминал гномов с благодарностью.Дом доктора Фауста близ Ашаха
Прямо напротив селения Ашах, что на одном из скалистых уступов горы Ландсхааг, возвышается строение, похожее на замок, которое в народе прозвали Домом доктора Фауста. Великий чародей доктор Фауст продал дьяволу свою душу за то, что тот на долгие годы пошел к нему в услужение. Во время долгих странствий дьявол всюду в обличье слуги сопровождал доктора Фауста. Он был обязан выполнять все приказания хозяина. По-видимому, доктор Фауст нарочно ставил перед своим слугой задачи, которые считал невыполнимыми. Однако черт исполнял желания своего повелителя с легкостью. Однажды вечером после долгого и трудного странствия хозяин и слуга, смертельно усталые, пришли на берег Дуная неподалеку от деревни Ландшах. Поднялись они на вершину горы Ландсхааг, и тут доктор Фауст вконец выбился из сил и дальше идти не мог. Тогда он приказал черту к ночи выстроить ему дом на одном из скалистых уступов, чтобы у них был кров над головой. Черт выполнил приказание хозяина — не прошло и часа, как Фауст уже переступал порог небольшого, но красивого замка. Ему там так понравилось, что он решил пока никуда больше не уходить. Черту он повелел оборудовать в замке самый лучший кабинет для ученыхзанятий, где затем и проводил свои таинственные исследования и показывал людям, посещавшим его замок, удивительные колдовские кунштюки, благодаря которым прославился и стал известен во всей долине Дуная. Однако близился день, когда черт должен был получить душу Фауста. И доктор Фауст лишился покоя. Жизнь его наполнилась страхом, мысль о неминуемой гибели вселяла в него ужас. Ночи напролет можно было слышать, как он оглашает окрестности горестными вздохами и стонами, не давая спать жившим по соседству людям. И вот однажды ночью раздался страшный грохот — казалось, обрушилась громадная гора. Гремел гром, сверкали молнии, небо было черным как сажа. Это черт ворвался в замок, несмотря на то что ворота были заперты, схватил дико бившегося доктора Фауста и взлетел с ним, пробив стену, высоко в небо. Доктор Фауст жестоко раскаивался и кричал что было сил: — Милосердия, милосердия! Я раскаиваюсь! Но было поздно. Он нашел смерть в когтях у дьявола, и тот схватил душу бедного грешника и умчал ее в преисподнюю. С тех пор никто не хотел жить в доме на склоне горы Ландсхааг. В народе этот дом прозвали Домом Фауста и нынче показывают всем большой пролом в каменной стене, из которого вылетел черт, унося доктора Фауста.Повелитель Дуная
Тот, кому случится идти в Штруденгау вдоль берега Дуная темной ночью или в такой день, когда все тонет в густом тумане и ни зги не видать, может услышать иногда тихие вздохи или невнятные жалобы, разносящиеся над волнами могучей реки. То жалобы дунайских русалок, которые оплакивают своего повелителя, Дунайского царя, покинувшего их много лет тому назад. А было это вот как. Жил некогда в этих краях на берегу Дуная старый рыбак со своей красавицей дочкой. Рано утром старик уходил ловить рыбу и возвращался домой лишь поздним вечером, а девушка тем временем хлопотала по хозяйству. Однажды в обычный вечерний час рыбак поставил сети в реке и поднялся на берег. Тут он увидал, что возле его лачуги собралась и взволнованно о чем-то шумит целая толпа людей. Он испугался и спросил, что случилось, и к своему ужасу услышал, что его дочь похитил Дунайский царь, который явился к ней, приняв вид старика-отца. С тех пор старый рыбак сторонился людей. Часами сидел он в своей хижине и раздумывал о том, как бы вызволить дочку из подводного царства, или бродил по берегу Дуная, звал дочь, плакал и горевал. Наконец от другого старого рыбака он узнал, что увидеть хозяина реки можно в лунную ветреную ночь, и увидит его тот, у кого на теле не будет ни одной вещи, освященной церковью. Старик тотчас же решил, что в первую лунную ненастную ночь сядет в свой челнок и отправится искать встречи с Дунайским царем. Дождавшись лунной ветреной ночи, он выплыл на челноке на самую середину Дуная. И вдруг впереди прямо из волн поднялся величавый призрак. На нем была пурпурная мантия, мерцающие синевой волосы и борода были такие длинные, что спускались до самой воды, над грозным челом сверкала треугольная корона из раковин. Дунайский царь — ибо это был он — спросил у рыбака, зачем он сюда пожаловал и какое у него есть желание. Такой вопрос он задает каждому, кто ему встретится, а затем увлекает его в глубь потока, туда, где сбываются все желания. Рыбак ни слова не сказал в ответ, только смотрел как зачарованный, пораженный блистающим великолепием призрака, а тот медленно скользил по волнам, приближаясь к его лодке. Но когда Дунайский князь схватился за борт челна, старик опомнился, поднял весло и со всей силы обрушил его на голову речного владыки. Четыре огромных сверкающих камня вылетели из его короны и, описав высокую дугу, упали в воду и на берег. Ведь перед тем как плыть, старик обмотал рукоять весла четками — эти четки и спасли его, иначе он наверняка поплатился бы жизнью. С того времени прошло много столетий. Но повелитель Дуная до сих пор ищет в водах реки и на берегу те четыре камня, что выбил когда-то рыбак из его короны. Лишь тогда, когда он их найдет, ему можно будет вернуться в подводный дворец и снова стать полновластным хозяином Дуная. Любому утонувшему в Дунае разрешается четыре дня прожить во дворце Дунайского князя — по числу драгоценных камней, которых лишился речной владыка. Утопленнику прислуживают русалки, а дочь старого рыбака собирает на дне реки букет цветов и отпускает на поверхность, чтобы люди узнали о том, что еще один из их племени нашел смерть в водах Дуная.Трактирщица из замка Виндегг
Неподалеку от Швертберга на склоне холма виднеются развалины рыцарского замка, владельцы которого некогда были могучими и гордыми правителями, управлявшими обширными землями. Последняя хозяйка замка Виндег обходилась со своими подданными весьма сурово. Она отбирала у бедных крестьян последнее зерно из закромов и могла увести последнюю корову, если они не платили ей податей строго в назначенный срок. При этом в самом замке было все, чего только душе угодно, и уж себе графиня ни в чем не отказывала. Зато если какой-нибудь бедный путник стучался в ворота замка, она осыпала его насмешками и издевками, а потом прогоняла прочь. Однажды вечером пришел в замок бедный странник, который совершил паломничество во Святую Землю и теперь возвращался домой. Он был совсем без сил и попросил привратника дать ему хоть немножко поесть и пустить переночевать. Старик был так слаб, что сердце сурового стражника дрогнуло и он впустил его во двор. Графиня же, которая случайно проходила мимо, не нашла ничего лучшего, как выгнать старика за ворота. Она и слышать ничего не хотела, о чем он там жалобно просит, и даже отказала ему в глотке вина, о котором он молил ее из последних сил. — Там, в долине, — закричала она, — течет достаточно воды, вот там и напьешься, можешь пить, сколько тебе угодно. Здесь в замке нет места всяким попрошайкам! С этими словами она вытолкала старика на улицу и захлопнула за ним ворота. Старик побрел вниз, но дойдя до ручья, совсем обессилел, рухнул на землю и дрожащими губами проклял перед смертью жестокосердную хозяйку замка, которая отказала нуждающемуся в крове и пожалела даже глотка вина. Проклятие старика подействовало. В ту же ночь графиню хватил удар и вскоре после этого она умерла. Но ей не дано было обрести вечный покой. По ночам она блуждает среди развалин своего замка, одетая как простая трактирщица. В руках она носит огромную пылающую кружку, полную вина. Стеная и плача, ищет несчастная душа какого-нибудь человека, томимого жаждой, который бы принял у нее кружку. И только когда найдется такой смельчак, который сделает это, трактирщица из замка Виндег освободится от павшего на нее проклятия.Ганс-великан из Мюльфиртеля
Жил когда-то области, что называется Мюльфиртелем, Ганс-великан, рослый, здоровенный парень, сильный, как медведь, и был он родом из семьи великанов. Когда минуло ему семнадцать, нанялся он конюхом к одному крестьянину. Тот поначалу обрадовался, что повезло ему отхватить доброго работника. Но уже в первый день, как сели они завтракать, у хозяина прошло веселье. Хозяйка едва успевала подливать голодному великану похлебки, а в придачу он в один присест два больших каравая хлеба умял, только их и видели. После завтрака отправились хозяин с Гансом в лес, деревья валить. Хозяин, как водится, принялся помечать деревья, которые они с Гансом будут рубить. Но Гансу-великану не понравилась такая возня, и не долго думая, он упростил дело — повыдергивал деревья из земли и свалил их в огромную кучу. Хозяину, глядя на это, стало не по себе. Зная, что дровосеки придут из лесу голодные, и помня, сколько может съесть новый работник, хозяйка наготовила еды вдвое против обычного. Но Ганс так быстро расправился с мясом и клецками, что пришлось хозяйке дать ему прибавку, а вскоре она, к своему ужасу, увидела, что все горшки пустые. Тут крестьянин начал опасаться своего батрака, он уже рад был бы выгнать его, да не посмел сказать могучему великану, чтобы тот собирал свой узелок и шел искать себе другого хозяина. И тогда крестьянин задумал убить Ганса-великана. После обеда он велел Гансу выкопать на склоне холма глубокую яму. Ганс не спрашивал, зачем и для чего, а рьяно взялся за работу. Когда он вырыл яму глубиной три метра, крестьянин подкатил к краю ямы большие камни и столкнул их на голову Гансу. А тот только крикнул, дескать, пусть будет поосторожнее, а то песок в яму сыплется и мешает работать. Хозяин думал, что с Гансом уже покончено, поэтому он еще больше струхнул и только ответил слабым голосом, что больше не будет сыпать песок. Так Ганс-великан остался у крестьянина. Он и работал за десятерых, и ел тоже за десятерых. В конце концов каждый получил по справедливости — и крестьянин, и работник-великан.Хозяин Мюля и музыкант
Когда-то в Хаслахе жил веселый музыкант, который проводил свои дни в столь беспечных и легкомысленных забавах, что его жене жилось с ним не сладко. Однажды шагал этот музыкант долиной реки Большой Мюль на свадьбу, которую играли в Санкт-Освальде. Возле замка Лихтенау повстречался ему маленький человечек, ехавший верхом на такой же низкорослой лошадке. Вид у коротышки был престранный. Одет он был в зеленое платье, лицо у него было коричневое, волосы на голове и борода — зеленые, а глаза горели жарко, как угольки. И одежда человечка, и сбруя его лошадки были украшены всевозможными болотными и водяными растениями и цветами. — Куда путь держишь? — спросил странный всадник музыканта, который смотрел на него с удивлением. — Иду в Санкт-Освальд, — отвечал он. — Там я буду играть на свадьбе, когда всем захочется плясать. — Не ходи в Санкт-Освальд! — вдруг приказал зеленый человечек. — Там и без тебя обойдутся. У меня нынче тоже свадьба. Если пойдешь со мной и будешь играть на моей свадьбе, в убытке не останешься. Не долго думая парень согласился и пошел с новым знакомым. Человечек привел его на берег Мюля. А здесь, едва он шагнул в воду, река расступилась. Впереди вдруг появилась хрустальная лестница. Дивясь чуду и сгорая от любопытства, музыкант зашагал по ней все вниз и вниз, следом за человечком. В конце лестницы оказались железные ворота, они распахнулись, и музыкант со своим вожатым вошли в великолепный зал, который был вырублен в подводной скале и весь сиял от яркого света множества светильников. Музыкант глядел по сторонам во все глаза и рот разинул от удивления, но зеленый хозяин не дал ему вдоволь надивиться на это диво — пора было начинать игру. И музыкант начал играть. Он играл на своей скрипке так хорошо, как еще никогда в жизни. При первых звуках музыки во всех стенах распахнулось множество дверей и в зал парами начали входить маленькие зеленые кавалеры и дамы. Они тут же пустились в пляс, и танцевали куда лучше, чем любой парень или девушка во всей округе. А маленький жених вдохновенно закружился в танце со своей хрупкой зеленой невестой. У музыканта уже руки неметь начали от игры — как вдруг праздник окончился. Маленькие плясуны и плясуньи снова парами чинно покинули зал. Осталась только невеста. Она шепнула на ухо музыканту: — В награду за игру ничего не проси, кроме того, что лежит в мусоре под метлой. Вскоре пришел жених. Он спросил, что хочет музыкант получить за свою игру. — Дай мне то, что лежит в мусоре под метлой, — ответил тот. — Ничего другого мне не нужно. — Неплохой ты сделал выбор! — улыбнувшись, сказал человечек. — Там лежат всего три крейцера, но каждый крейцер исполнит одно твое желание. Музыкант, который устал до изнеможения, едва расслышал, что сказал хозяин. Три крейцера были, на его взгляд, смехотворно малой платой, и он недовольно сунул их в карман, подумав при этом, что на свадьбе в Санкт-Освальде, наверное, получил бы куда больше. Однако он был парень добродушный и огорчаться по пустякам не стал. Хозяин вывел музыканта из зала, и тут парень вдруг снова очутился на берегу Мюля. Он стоял и не мог понять, приснилось ли ему все это или было на самом деле. По небу плыл месяц, все вокруг было залито его таинственным светом, и музыкант увидел впереди замок Лихтенау и справа от него мощную башню Хаслахской крепости. Парень постоял, почесал в затылке, но так и не понял, что же такое с ним приключилось. С тем и отправился домой. Молодая жена встретила его градом упреков. Неудивительно — ведь он, сам того не зная, проиграл на скрипке в гостях у хозяина Мюля целую неделю. Что должна была подумать жена, если он на целую неделю бросил ее одну, ничего не объяснив и не попрощавшись? Она была в страшной тревоге, ведь, сказать по правде, она любила своего беспечного мужа. Однако это не помешало ей хорошенько его отчитать и припомнить все, чем он и раньше ее обижал по своему легкомыслию. Слово за слово — не прошло и получаса, а они уже всерьез поссорились и так разозлились друг на друга, что, казалось, никогда больше не помирятся. И вдруг музыкант вспомнил о волшебных крейцерах и, хотя он так и не мог сказать, правдой все было или только приснилось ему, поскорей полез в карман, вытащил один крейцер и воскликнул в сердцах: — Если каждый из этих крейцеров и правда исполняет желание, то я желаю тебе, сварливая ты баба, змея ты ядовитая, чтобы черт уволок тебя на гору Экартсберг и заставил там поплясать! Не успел он это сказать, как поднялась страшная буря, и так она завыла и загрохотала вокруг их домишки, что у обоих в глазах потемнело. Двери и окна вдруг распахнулись, и… жена музыканта исчезла. Ничего не оставалось бедняге, как поскорей достать второй крейцер и пожелать, чтобы жена вернулась. В тот же миг она снова оказалась на старом месте, кроткая как овечка и дрожащая от страха. Обнялись они, расцеловались, и охота ссориться пропала у обоих надолго. Эта жуткая история вскоре стала известна во всей округе, и люди начали сторониться музыканта и его жены, видно, нечисто что-то с этой парочкой, — так они рассудили. И музыкант присмирел, все чаще он грустил, пропало былое его легкомыслие, день ото дня становился он мрачней и суровее. А жену его, по правде сказать, куда больше бы устроило, если б он оставался прежним легкомысленным ветрогоном, которого она при случае могла крепко выбранить. Мало радости ей было жить с таким вот угрюмым парнем. В конце концов решил музыкант уехать в чужие края. Перед тем как проститься, достал он свой третий крейцер и сердито отбросил его подальше. А женато подняла монету и спрятала в свой кошелек. Итак, музыкант ушел странствовать и странствовал долго в далеких краях. Со временем его угрюмость прошла, и он опять стал веселым и радостным, вот только от легкомыслия его не осталось и следа. Вскоре он заскучал по жене и решил вернуться домой. Часть обратного пути ему пришлось проплыть по морю на корабле. Когда корабль плыл уже в открытом море и кругом были только волны и небо, разразился невиданной силы шторм. Матросы и капитан не знали, что и делать. А на корабле этом плыл один граф, и так бедняга струсил, что пообещал большие деньги тому, кто сумеет его спасти. И тогда музыкант вспомнил о третьем волшебном крейцере, который жена в последний момент сунула ему в карман, когда он уходил. Музыкант еще сильней затосковал по дому, да и утонуть в море ему совсем не улыбалось, вот и вытащил он из кармана последний крейцер и громко выкрикнул свое желание: чтобы море успокоилось и задул попутный ветер, который понесет корабль к дому. В тот же миг буря стихла, волны улеглись, а небо засияло синевой. Морякам и графу сделалось жутко, и они в страхе поглядывали на музыканта, хоть и радовались от души, что жизнь их теперь спасена. Граф сдержал слово — дал музыканту много золота. Вскоре музыкант целый и невредимый добрался до дому. Теперь это был совсем другой человек, хотя жизнерадостность к нему и вернулась. Никто не верил, что когда-то он был легкомысленным парнем. Жена его была счастлива, а так как он теперь не давал ей повода сердиться и браниться, то они сделались самой дружной супружеской парой, какую только можно себе представить. На графское золото музыкант приобрел лавку, жена ему усердно помогала торговать, и вскоре они разбогатели и стали уважаемыми людьми в глазах всех соседей. Немного времени спустя бывшего музыканта избрали судьей в Хаслахе, и он отправлял свою должность добросовестно и серьезно, всегда заботился о бедняках и больных. Умер он, достигнув преклонных лет, и все жители Хаслаха искренне о нем горевали.Гостиница «У прыгуна» в Эфердинге
В Эфердинге, у дороги, что ведет к рынку, стоит старинная гостиница для приезжих, с давних пор известная как гостиница «У прыгуна». На ее вывеске над воротами и в самом деле изображен высоко подпрыгнувший арлекин. Однажды жарким летним днем в трактире при этой гостинице собралась компания честных эфердингских жителей. Должно быть, выпили они намного больше, чем вначале предполагали, и это неудивительно — в тот день стоял палящий зной. Сонный хозяин трактира клевал носом, сидя в углу. Настроение у нею было довольно скверное, потому что в последнее время заведение его посещали совсем редко, не то что в старые времена, когда каждый вечер собирались здесь веселые компании вроде той, что бражничала сегодня. Нынче люди приходили в трактир лишь изредка, по большим праздникам. Так размышлял хозяин о плохих временах, и от этих мыслей настроение его ничуть не улучшалось. Как вдруг он услышал, что на улице кто-то запел веселую песенку. В следующую минуту в трактир вошел стройный молодой парень. Он приветливо поздоровался с присутствующими и крикнул: — Эй, хозяин, принесите-ка кувшин самого лучшего вина! Да поскорее — жарко, пить хочется. Знаете ведь: кто дает сразу, дает вдвойне. Хозяин не заставил себя упрашивать — побежал в погреб и принес полный кувшин лучшего вина. Незнакомый молодой человек с наслаждением отхлебнул вина, зажмурился от удовольствия и сказал: — Недурное винцо. — Да уж, надеюсь, что недурное, — ответил хозяин и затем спросил: — Позвольте узнать, издалека ли вы идете? — Сюда-то я пришел из Эфердинга, — улыбаясь, сказал парень, — но я повидал уже немало чужих городов и стран. — Однако, глядя на вас, не скажешь, что вы какой-нибудь странствующий подмастерье, — заметил хозяин. — А я и не подмастерье, — ответил парень и добавил не слишком скромно: — Я человек ученый и уже не раз показывал свою ученость королям и императорам. Я магистр вольных искусств, и меня всюду принимают с почестями и восхищением. Мое имя Ротхард. Посетители трактира начали перешептываться, а хозяин с любопытством продолжал разговор: — А может, вы и нам покажете какое-нибудь из ваших искусств? — Отчего ж не показать, — магистр хитро усмехнулся. — Можете меня испытать. Хотите, побьемся об заклад? — Идет! — воскликнул хозяин. Все, кто был в трактире, внимательно прислушивались к их разговору и теперь подсели поближе, с любопытством ожидая продолжения. Пришелец ухмыльнулся: — Ладно. Но смотрите в оба. Спорим, что я смогу подпрыгнуть выше вашего дома! Если у меня это получится, — значит, я выиграл пари и получаю ваш дом. А если проиграю, то заплачу цену пятидесяти кувшинов вашего лучшего вина. Хозяин в душе посмеялся и даже представил себе целый мешок золотых монет. — По рукам! — сказал он. — Пусть все так и будет. Спор скрепили, ударив по рукам, потом посетители, которых разбирало любопытство, встали в круг, и хозяин сказал: — Ну же, давайте, покажите-ка, что вы можете! Магистр с плутоватой, как у мальчишки-озорника, улыбкой вышел в середину круга. — Хотите верьте, хотите — нет, дорогой хозяин, но я сейчас подпрыгну выше вашего дома. — Э, дружочек, — засмеялся хозяин, — эта шутка будет вам дорого стоить. Бросьте-ка пока не поздно — все равно проиграли. А я пойду спущусь в погреб и открою бочонок моего лучшего вина. Дом-то двухэтажный, напрасно вы думали, что можете подпрыгнуть выше дома. Не смешите людей! — Вот тебе на! Мы так не договаривались! — воскликнул парень. — Ну да погодите, сейчас вам станет не до смеху. — Он обернулся к стоявшим вокруг. — Вы все свидетели: мы заключили сделку и ударили по рукам. Если я подпрыгну выше этого дома, дом мой, и хозяин не посмеет нарушить слово. Договор есть договор, баста! Гости с ним согласились. Вслед за парнем и хозяином все вышли на улицу. Парень снял свою куртку и сказал: — Ну, теперь смотрите внимательно, сейчас увидите, как высоко я прыгну! — И он легко подпрыгнул. Прыжок был высокий, но все же едва ли парень прыгнул выше, чем на высоту стола. — Вот так, дружочек, — сказал хозяин, — впредь не будете хвастать. — А что такое? — с удивленным видом возразил парень. — Я выиграл. Ваш дом теперь принадлежит мне. А чтобы вы убедились, что я не только прыгать умею, живо принесите-ка всем по кувшину вашего лучшего вина. Я заплачу. — Что?! — вскричал хозяин. — Насмехаться надо мной вздумал?! Чтобы мой дом да принадлежал вам! Да вы же прыгнули не выше, чем вот это окно в первом этаже! Погодите, уж пройдет у вас охота шутить такие дурацкие шутки. Это я выиграл пари, и вы должны уплатить мне стоимость пятидесяти кувшинов вина. — Полегче, дорогой хозяин! — сказал магистр. — Я прыгнул, теперь пускай ваш дом прыгнет. Если дом прыгнет выше меня, — я проиграл. А ну, старый домище, давай, скачи! И тут все засмеялись, поняв шутку студента. Только хозяин мрачно насупился, проворчал что-то себе под нос, а потом заявил, что он не понял условия спора и что они со студентом должны пойти к судье, а уж там он, хозяин, сумеет отстоять свою правоту. Гости смеялись и уговаривали спорщиков помириться, потому что известно ведь и так, что решит судья. Но хозяин и слышать не хотел о примирении. Наконец Ротхард взял его за руку и предложил: — Уважаемый хозяин, я не хочу показаться каким-то упрямцем и потому первым вас прошу: давайте помиримся! Я уже довольно постранствовал по свету. Честно говоря, мне давно хочется найти такое место, где я мог бы поселиться и жить спокойно. Возьмите меня в услужение, не пожалеете! Хозяин сделал хорошую мину при плохой игре: согласился взять к себе студента. И не пожалел об этом, потому что новый помощник был силен не только в острословии, — он и работал на совесть. Посетители трактира тоже не остались внакладе — их хорошо обслуживали и развлекали на славу. Остроумные прибаутки и веселые выдумки студента привлекали гостей в трактир, так что каждый вечер там было битком народу, просто яблоку некуда упасть. Со временем дела хозяина поправились, и не в последнюю очередь он был обязан этим своему задорному помощнику. Через несколько лет в стране случилась эпидемия. Веселый виночерпий заболел и умер, и все, кто его знал, о нем горевали, а хозяин его горько оплакивал. А гостиница с тех пор зовется «У прыгуна».О святом Вольфганге
Благочестивый епископ регенсбургский Вольфганг втайне давно мечтал удалиться от мира в пустыню и там послужить Господу Богу молитвой и отрешением. Однажды покинул он старинное епископское подворье в Регенсбурге и в поисках уединенного места пришел на озеро Аберзее, которое впоследствии было в честь епископа названо озером святого Вольфганга. На северном берегу Вольфганг обнаружил пещеру в скале Фалькенштайн. Там и прожил он отшельником пять лет. Каждое утро до восхода солнца выходил он из пещеры и пел священные гимны во славу Господа. Все вокруг замирало, все звери в лесу умолкали, прислушиваясь к его пению. По вечерам же, перед тем как устроиться на убогом ложе из мха, Вольфганг вновь возносил хвалу Богу, и птицы в гнездах и даже деревья молча и почтительно его слушали. Каждый день служил святой отшельник обедню. Однажды он проспал время обедни и так горевал из-за своего небрежения, что даже ударился головой о каменную стену. И камень вдруг стал мягким, словно глина! Вскоре по всей округе прошел слух о святой жизни благочестивого отшельника. Больные и немощные шли к нему и просили помощи и заступничества перед Богом. Нашелся однако кое-кто, кому не по нраву пришлась благочестивая жизнь святого, и был это сам черт. Как-то раз, когда святой Вольфганг спускался в долину, черт хотел обрушить на него большой камень, нависавший над тропой. Но святой уперся спиной и плечами в падающий обломок скалы, и тогда твердый камень сделался мягким как воск. Следы от рук и вмятины от плеч Вольфганга можно видеть на этой скале и по сей день. Наконец святому Вольфгангу наскучили козни, которыми изо дня в день донимал его черт, и он решил поискать себе другого приюта, построить там храм Господень и служить Богу еще добросовестнее. Он взял топор и забросил его далеко за скалу, где была его пещера, вниз в долину. Святой Вольфганг принес обет построить храм в том месте, куда упадет топор. Искать топор пришлось долго. Но все-таки Вольфганг нашел его в густом лесу на скалистом мысе, далеко вдававшемся в озеро. Святой Вольфганг не мешкая взялся рубить деревья. Много дней трудился он от зари до зари, не щадя себя, и от тяжкой работы до того ослаб, что уже едва мог взмахнуть топором. И вот как-то вечером, вконец обессилев, он впал в уныние. Он думал, что поставил себе непосильную задачу. Черт этого случая не упустил. С самым любезным видом явился он перед святым, высказал ему свое сочувствие и повел речи слаще меда. А кончил тем, что предложил свои услуги. Он пообещал в самое короткое время выстроить красивую высокую церковь, если святой Вольфганг продаст ему за это душу первого богомольца, который придет в новый храм. Епископ, не долго думая, принял предложение. Терпение его кончилось, и он решил хорошенько проучить черта. И вот черт взялся за работу, он ловко, как речной бобер, валил деревья, умело укладывал камни. А святой все это время молился и просил Бога не допустить, чтобы хоть одна человеческая душа досталась черту. Всю ночь черт работал, ни разу даже не присел передохнуть, и к восходу солнца храм был построен. Все до единого гвоздика было на своем месте. — А теперь, — сказал черт, подходя к епископу, — я хочу получить мою плату. — Втайне он надеялся, что святой на радостях сам первым поспешит в новую церковь, а значит, станет его добычей. Но Вольфганг кротко сказал в ответ: — Потерпи еще немного. Ведь порога церкви не переступил еще ни один богомолец. Первый же будет твоим. Черт остался доволен обещанием. Радостно помахивая хвостом, он взобрался на камень и принялся насвистывать чертовски удалую песенку, притоптывая в лад козлиными копытами. А святой стал молиться, отрешившись от всего, что происходило вокруг. Миновал день, а когда настал вечер, из лесу вышел матерый волчище, побежал к церкви, переступил через порог и заглянул внутрь. — Вот тебе, чертушка, и награда, — сказал святой Вольфганг. Возмущенный черт завопил: — Ух, Вольфганг, так вот как ты меня надул! Ну уж нет! Какой же это богомолец?! А Вольфганг ему: — Забирай-ка свою жертву! Чего ты ждешь? Разве мы не договорились, что ты заберешь первого, кто войдет в церковь? Вот Господь тебе кое-кого и послал. Забирай же! Черт завыл таким страшным голосом, что деревья затряслись в лесу, а волк поджал хвост и убежал. И тогда черт провалился в преисподнюю. С того часа он оставил святого в покое. А Вольфганг прожил в келье поблизости от новой церкви еще десять лет, творя добро и совершая чудеса. Однажды в церковь пришел паломник из Регенсбурга с епископскою подворья. Увидев Вольфганга, он узнал своего прежнего пастыря и, когда вернулся домой, рассказал, где и как повстречал епископа. Жители Регенсбурга давно уже скучали по своему любимому епископу, они радостно отправились на озеро Аверзее, чтобы просить Вольфганга вернуться. Хоть и грустно ему было покидать полюбившееся лесное уединение, но все же внял Вольфганг просьбам и вернулся в город. Говорят, маленький храм так затосковал по святому, что тоже чуть не пустился в путь, и Вольфгангу пришлось повелеть ему оставаться на месте, у озера. Но никто не знает, правда ли это или только красивая легенда…О том, как появилось озеро Иррзее
Там, где сегодня плещут темные воды озера Иррзее, которое называют также Целлерзее, в незапамятные времена простирались плодородные поля, а посреди полей стоял прекрасный замок. Он принадлежал волшебнику, которого все боялись за злобный нрав. Больше всего донимал колдун горняков и рабочих соляных копей, что в Ишле. Сам он за всю жизнь ни разу даже палец о палец не ударил, и потому трудолюбие этих людей его злило. Он называл их кротами, земляными червями, находил и другие обидные прозвища и клялся, что однажды покажет им свою власть. И вот колдун послал к жителям Ишля посыльного, чтобы тот отнес им горшок, закрытый крышкой. В горшке, сказал колдун, соляной раствор, который он, дескать, хочет предложить им на проверку. Но жители Ишля, к счастью, были осторожны, они остереглись открывать крышку и отослали посыльного с горшком назад. Посыльный забрал тяжелый горшок и двинулся в обратный путь к тому, кто послал его с поручением. Стоял жаркий летний день, солнце пекло, на небе не было ни облачка. Вскоре с бедняги пот лил в три ручья. Совсем недалеко уже было до замка чародея, и тут посыльный почувствовал, что окончательно выбился из сил, и присел в тени чуть-чуть отдышаться. Горшок он поставил возле себя на землю и с любопытством смотрел на него. Очень ему хотелось узнать, правда ли, что в горшке рассол. Наконец он не вытерпел и приподнял крышку. В горшке забурлило, через край хлынула вода, и как бедный парень ни старался закрыть горшок крышкой, ничего не вышло. Вода лилась и лилась, залила всю долину и заплескалась вокруг холма, на котором стоял замок чародея. Она размыла почву и прорыла глубокие пещеры в склонах холма, — в конце концов холм обвалился, а с ним обрушился и замок. Колдун утонул. Так он погиб от того зла, которое замыслил против жителей Ишля. Там, где когда-то стоял замок, сегодня простерлась водная гладь озера Иррзее. В ясные дни, когда даже слабый ветерок не морщит зеркальную гладь озера, в глубине можно разглядеть зубчатые стены замка. А когда над озером бушует буря, говорят, можно видеть — и видели иные рыбаки — страшного седобородого старика, который скитается по волнам в своем челноке.Крепость Раннаридль
На левом берегу Дуная ниже монастыря Энгельгартсцелль тянется цепь высоких холмов. По долине сбегает в Дунай чистая быстрая речка Ранна, а над ней возвышается на холме окруженный зелеными лесами замок Раннаридль. Его построили на развалинах древней крепости, что стояла когда-то на этом месте, и новый замок намного больше и красивей, чем некогда была старая крепость. В той старой крепости когда-то жил со своею семьей рыцарь, они проводили дни в счастье и благоденствии. Жена его была добрая и красивая женщина, и у них подрастал сынок, в котором они оба души не чаяли. Но времена были неспокойные, то и дело случались вражеские набеги, после которых оставались сожженные города и села. Не пощадила эта напасть и мирную долину Дуная. Однажды враги подошли к стенам крепости и потребовали, чтобы рыцарь ее сдал. Но рыцарь не захотел сдаваться на милость разбойничьей шайки, и уж тем более с женой и ребенком. Он велел поднять цепной мост и приготовиться к осаде. Враги долго не могли взять приступом мощную крепость. Бой шел все ожесточеннее, во многих местах уже были пробиты бреши в крепостных стенах. Рыцарь понимал, что ему суждено погибнуть, но решил держаться до последнего часа. Жена не согласилась его покинуть, — сказав, что как жила, так и умрет вместе с мужем. Но мысль о сыне не давала им покоя. И они решили: «Пускай мы оба умрем, но ребенка нужно спасти!» Среди прислуги нашлась одна сильная и бесстрашная девушка-служанка, которая вызвалась бежать с ребенком из крепости и уплыть на лодке по Дунаю подальше от вражеских орд. В ту лее ночь девушку и мальчика на прочном канате спустили с крутого неприступного утеса, на котором стояла крепость. Наутро вражеские войска ворвались в крепость и после отчаянной схватки убили рыцаря, его жену и всех защитников крепости. Крепость они сожгли и разрушили до основания, не оставив камня на камне. А девушка под прикрытием ночи выбралась на берег Дуная. Там она нашла чей-то брошенный челнок, положила ребенка под скамью и отчалила. Но в последнюю минуту ее заметил проезжавший мимо вражеский дозор. Лучник прицелился и пустил стрелу… Стрела вонзилась в грудь девушки, и, не издав даже стона, верная защитница мальчика упала в воду. А лодка, покачиваясь на волнах, поплыла к середине реки, где ее подхватило течение. Лодку прибило к берегу у подножья замка Хайхенбах, наутро ее обнаружил там старый рыбак. Под скамьей в лодке громко плакал младенец. Старик отнес найденыша в замок. Хозяйка замка пожалела сироту, приняла его в свою семью и растила как родного сына. Мальчик рос здоровеньким и смышленым. Хозяин замка полюбил его всем сердцем и воспитал как доблестного рыцаря, а когда он подрос, отправил служить при княжеском дворе. Молодого человека вскоре посвятили в рыцари, и он вернулся в отцовскую крепость, получив золотые шпоры, перевязь и оружие. Никто не знал об истинном происхождении юноши, и сам он считал себя сыном владетеля замка Хайхенбах. Здесь, в замке, молодому рыцарю случалось порой услышать разные удивительные истории. Рассказывали и про сокровища, которые, как говорили, лежат под руинами крепости Раннаридль, но никто не может их откопать, потому что дух, обитающий на развалинах, сторожит сокровища и изгоняет всякого, кто осмелится прийти в крепость. Иные смельчаки отправлялись туда, но все пропали без вести, ни один не вернулся. Молодой рыцарь слушал эти рассказы и — вот ведь что было странно! — готов был слушать их снова и снова. Но манили его не золото и сокровища. Он был молод, и у него уже было все, что только можно пожелать. И все равно он решил во что бы то ни стало найти сокровища Раннаридля. Зачем — он и сам не знал. Как свойственно молодежи, он об этом даже не задумывался. И вот однажды рыцарь решил окончательно разобраться, как и что там на самом деле, и отправился в путь. Не удержали его даже слезы названной сестрицы, которая упрашивала его не уезжать. Весело и бодро поскакал он вверх по долине Дуная, и в воображении ему уже рисовалось, как он сражается со страшным призраком и побеждает его своей храбростью и отвагой. Что ж, ведь он был очень молод, этот прекрасный рыцарь, и не мог представить себе, чтобы ему что-то не удалось! Но когда он очутился в окружении полуразвалившихся крепостных стен, среди обломков камней, заросших сорной травой, его вдруг охватило странное чувство и всю веселость как ветром сдуло. Пение птиц показалось ему печальным, в плеске дунайских волн послышалась грусть, и напала на юношу неизъяснимая тоска. Он медленно спешился и пошел бродить среди развалин. Наконец он набрел на поросшую вьюнками замшелую дверцу в стене и попытался ее открыть. И вдруг увидел перед собой маленького человечка в серой монашеской рясе, с длинной седой бородой, которая спускалась до самой земли. Человечек приветливо обратился к юноше: — Я давно тебя ждал, — сказал он. — Я знал, что однажды ты придешь. Следуй за мной. Я покажу тебе место, где лежат в земле твои родители. Я отдам тебе и сокровище, оно по праву принадлежит тебе, я хранил его для тебя много лет. — Мои родители, — отвечал юный рыцарь, — владетели замка Хайхенбах. Не понимаю, что означают твои слова! Серый человечек покачал головой, а затем рассказал удивленному юноше печальную историю его настоящих родителей, показал он ему и место, где под обломками остались лежать их тела. Потом он отвел юношу в подземные кладовые. Там было столько золотых и серебряных монет, сколько молодой рыцарь еще никогда не видел. — Это золото — твое, — сказал серый человечек. — Используй его для добрых дел. Наш юный рыцарь подумал, что все это ему снится. Не успел он что-либо сказать в ответ, как человечек бесследно исчез. Юноша наклонился и поднял золотую монету. — Это не сон, — прошептал он. — Но я не могу поверить, что это явь. Он медленно поднялся из темного подземелья на свет. Сияло солнце, трава зеленела и цвели цветы на развалинах. Лошадь рыцаря мирно паслась на заброшенном крепостном дворе. «Если все это правда, — решил про себя юноша, — то нельзя лучше истратить эти деньги, чем на то, чтобы достойно предать земле останки моих родителей и заново отстроить крепость». Он вскочил в седло и во весь опор поскакал в Хайхенбах. Прибыв в замок, он рассказал о своем удивительном приключении. И тогда ею приемные родители подтвердили, что он и правда не их сын, но они любят его как родного сына. В те дни, когда была разрушена крепость Раннаридль, его нашли в лодке на берегу Дуная и принесли в Хайхенбах. Вместе с приемным отцом юный рыцарь съездил в замок своих предков и забрал сокровища. Прошло несколько лет — и Раннаридль уже не лежал в развалинах. Юный рыцарь отстроил крепость, а останки своих родителей похоронил в замковой часовне. Женившись на своей названной сестре, он поселился с нею в Раннаридле и стал его новым хозяином. Приемным родителям он до конца их дней оставался верным сыном. И сегодня замок Раннаридль высится над Дунаем, рекой, которая когда-то спасла жизнь ею строителю.Хлеб горных гномов из Райхраминга
В долине Эннса близ города Райхраминг стоит у подножья высоких гор крутая скала. Рассказывают, что в давние времена в этой скале обитали гномы, которые в недрах гор роют золото и серебро. В расселинах своей скалы они стирают одежду, варят пищу и пекут хлеб. Однажды на рассвете проходил мимо этой скалы молодой лесоруб. Он пустился в путь до восхода солнца, потому что хотел вовремя поспеть на вырубку. Неторопливо поднимаясь в гору, он вдруг увидел, что из расселины в скале идет дым. «Кто же это в такой ранний час трудится здесь?» — подумал он с любопытством и подошел поглядеть. Как же удивился дровосек, когда увидел в расселине маленьких человечков, которые усердно пекли хлеб. Одни месили тесто и лепили караваи, другие подносили дрова и ворошили огонь в печи. Некоторое время дровосек наблюдал за ними, любуясь тем, как споро и ловко они работают. Наконец он набрался смелости и попросил себе один каравай. — Потерпи немного, — сказал один из гномов. — Мы еще не кончили. Но дровосек спешил в лес на работу и не хотел задерживаться, он не стал ждать, а пошел дальше своей дорогой. Возвращаясь вечером, он снова оказался возле той скалы, где видел гномов. Один гном вылез из расселины, подошел к дровосеку и сказал: — Что ж ты утром не подождал? Вот, на тебе обещанный каравай. — И протянул дровосеку большой каравай свежеиспеченного хлеба. Парень принял хлеб с благодарностью. От хлеба шел такой вкусный запах, что он тут же устроился на траве и отрезал себе добрый ломоть. Но как же он удивился, увидев, что каравай тотчас же снова сделался целым! Парень отхватил еще кусок — и снова хлеб остался целым и круглым. Тут дровосек чуть не пустился в пляс от радости: ведь он получил в подарок хлеб, который никогда не кончается. Каравай всегда оставался свежим, с хрустящей корочкой, и наш дровосек уже привык думать, что до конца своих дней не будет знать голода. Но как-то раз поделился он хлебом со своими товарищами лесорубами, нарезал всем по куску и позабыл оставить про запас хоть горбушку. И когда был съеден последний кусок, разом кончилось его беспечное житье — дровосек оказался с пустыми руками и долго еще потом вздыхал, вспоминая про чудесный каравай. Нынче в Райхраминге давно уж не стало гномов. Но говорят, в глубине той скалы лежит богатейший клад, золото и серебро. Хочешь его забрать? Тогда надо найти в лесу золотую шишку, говорят, есть такая где-то в горах. Тот, кто ее найдет, раскроет скалу и возьмет себе клад. До сих пор еще никому не посчастливилось найти золотую шишку. Может быть, тебе повезет?Святой Петр и пончики
Когда Господь наш жил на земле, странствовал Он вместе со святым Петром однажды в пору солнцеворота по области Мюльфиртель. Они были в пути уже долгое время, и под конец святой Петр сильно проголодался и попросил Господа: — Учитель, я голоден. Не пора ли нам попросить у добрых людей чего-нибудь поесть? А так как проходили они в это время мимо крестьянского хозяйства, Господь указал на крестьянский дом и сказал: — Здесь живут добрые люди. Пойди к ним, там тебе не откажут. Петр вошел в дом, и крестьянин дал ему три масляных золотистых пончика. Петр и подумал: «Один для Учителя, один — мне, а третий припрячу на потом. Одного-то пончика мне не хватит — уж очень я проголодался». Съев два пончика, они пошли дальше. Через некоторое время Петр немного отстал от Господа и, когда они вошли в лес, быстро вытащил из сумы третий пончик. Но всякий раз, как он откусывал, Господь задавал ему какой-нибудь вопрос, а так как отвечать с набитым ртом Петр не хотел, чтобы не выдать себя, — он тут же выплевывал откушенный кусок. Лес кончился, а бедный апостол Петр так и не съел ни кусочка припрятанного пончика. Вечером они шли назад той же дорогой в лесу. Петр с удивлением стал замечать, что вдоль обочины желтеют во мху маленькие грибочки — лисички, которых тут, помнится, раньше не было. Дивясь этому, он спросил Господа, что бы могло значить появление грибов, а Господь поглядел на Петра с улыбкой и кротко ответил: — Они выросли там, где ты бросал откушенные куски. Петр устыдился, ибо понял, что Учителю все ведомо. С тех пор каждый год в пору солнцеворота вырастают на мшистой земле в лесу желтые грибы лисички. Желтый, как у пончиков, цвет их служит напоминанием о мелком обмане, который не укрылся от Господа.Охотник с Мертвых гор
Давным давно в окрестностях Хинтерстодера в глухом лесу жил с своей семьей и работником бедный дровосек. По правде говоря, если бы его воля, деревья росли бы себе и росли. Не любил он своего промысла, зато охота была его любимым делом. Но он был бедняком, а охотиться на косуль, оленей и горных козлов дозволялось только богатым господам. Он, однако, не обращал на это внимания, считал, что приказы и указы не про него писаны; из года в год он охотился на крупную дичь, и его подмастерье от него не отставал. И оба были такие ловкие, что ни один егерь ни разу не сумел поймать их с поличным. Когда однажды в горах дровосек подкрадывался к матерому горном козлу, передним неожиданно возник, словно вырос из под земли, огромный черномазый детина, одетый егерем. Охотник вытаращил глаза и сразу догадался, что этот черномазый не кто иной, как черт собственной персоной. Но парень и виду не подал, что ему не по себе, хотя сердце у него так и екнуло. — Здорово, приятель! — сказал черномазый, — я вижу, ты любишь охотиться. Что ты мне дашь за такое ружье, которое бьет без промаха? У дровосека даже глаза заблестели от такого предложения. — Дело хорошее, — сказал он, — но я бедняк и такое ружье мне будет не по карману. — Не бойся! — ответил черномазый. — Цена невелика, да к тому же с отсрочкой на двадцать лет. Дровосек больше всего на свете ценил уменье попадать в цель с первого выстрела, а поэтому вступил с чертом в переговоры. В конце концов они сошлись в цене. Черт отдал охотнику ружье, которое всегда било без промаха и вдобавок наделяло своего хозяина даром оборачиваться бревном при появлении егеря. За это черт хотел получить через двадцать лет на этом же месте между двенадцатью и часом ночи душу дровосека. Дровосек подписал договор своей кровью, и черт исчез в расщелине скалы. Теперь дровосек стал королем леса. Его пули никогда не пролетали мимо цели, и ни один егерь не мог его поймать на месте преступления. Всякий раз, когда за ним следили, он оборачивался бревном и егеря оставались с носом. Так вот и промышлял дровосек двадцать лет: жил без забот и к тому же катался как сыр в масле, потому что охотничьи трофеи приносили ему деньги. Но наконец наступил день, когда черт захотел получить плату. Наш охотник, однако, не струсил: он твердо решил перехитрить черта. В условленный день ровно в двенадцать часов ночи дровосек пошел с работником в лес и взял с собой кусок мела и святую воду. На том же месте, где двадцать лет тому назад явился ему нечистый, он обернулся бревном. Работник пометил бревно тремя крестами и обильно окропил святой водой. В таком виде охотник стал ждать прихода черта. Когда наступила полночь, черт вышел из расщелины скалы и стал высматривать охотника. Но перед ним было лишь бревно с начертанными на нем мелом тремя крестами. Черномазый егерь ругался с такой яростью, что все зверье в округе попряталось в свои логова. Битый час бушевал и неистовствовал черномазый вокруг освященного бревна, но добраться до дровосека так и не смог. Когда колокол пробил час ночи, одураченному черту, как он ни злился, пришлось вернуться в расщелину скалы, из которой он вышел. Дровосек же продолжал охотиться без помех и радовался, что насолил черту.Мондзее
Глубоко на дне Лунного озера есть маленький холм. Когда-то на этом холме стоял замок дивной красоты, а вокруг, где сегодня раскинулась водная гладь, находились плодородные нивы и луга, и прелестная деревушка с церковью, возведенной в честь Пресвятой Богородицы. Жили в деревне трудолюбивые, богобоязненные крестьяне: в будние дни они прилежно работали, а воскресенье посвящали Господу. Правда, рыцарь, владелец замка, был человеком жестокого и свирепого нрава и с удовольствием угнетал своих подданных, драл с них три шкуры, нападал на замки соседей и грабил их. В воскресенье он и не думал переступать порог церкви, а без удержу бражничал в замке в компании таких же, как он, рыцарей. Однажды ночью деревенскому священнику явилась во сне Богородица и велела ему как можно скорее покинуть деревню вместе с жителями, потому что иначе всех их ждет неминуемая погибель. Священник в эту же ночь поспешил обойти все дома и предупредить их обитателей, и еще до рассвета они, собрав пожитки и забрав скотину, покинули родные места. Жители обосновались заново там, где теперь располагается мондзейский базар. Рыцарь и его собутыльники наблюдали из замка исход обитателей деревни и громко насмехались над ними. Потом они снова сели за стол и провели день, как обычно, — пили, пьянствовали и предавались пороку, пока не наступила ночь. Но в то время как владелец замка и его гости заливали глотки вином, тяжелые тучи заволокли небо. Молния за молнией ударяли в замок. Занялись огнем балки, а из-под земли хлынула вода и стала стремительно заполнять долину. Пылающий замок утонул вместе с владельцем и гостями, сколько они ни сквернословили и ни богохульствовали. Потоки воды сомкнулись над замком и залили покинутые жителями дома. На следующее утро там, где стоял замок и деревня, раскинулось огромное озеро. Формой оно напоминало луну, поэтому его назвали Мондзее — Лунное озеро. Говорят, что в старину в ясную погоду еще можно было увидеть глубоко внизу в темно-зеленой воде шпиль колокольни и зубцы стен замка. А иногда объявлялся рыбак, который рассказывал, что нередко слышал крики проклятий того владельца замка и его злополучных гостей.ЗАЛЬЦБУРГ
Горный человечек с Герлозского плато
В стародавние времена на пригорке между горами Герлозберг и Платтенберг жил один горный человечек. Он всегда носил серую курточку, серую шляпу, а в правой руке — березовый посошок. Горный человечек всегда был не прочь пообщаться с людьми — видно, не очень весело жилось ему в уединенной обители, и он часто спускался в Герлозскую долину, и даже еще ниже — в Циллерскую, и множество времени проводил с тамошними крестьянами и пастухами. Иногда он сидел в кругу этих закаленных, привыкших к кочевой жизни людей и состязался с ними в пении. У него был грубый, каркающий голос, но люди с охотой слушали его — горный человечек был остер на язык, и его песни всегда вызывали смех и веселье. Он был не только общительным, но и всегда готовым помочь тем людям, которые хорошо относились к нему. Но и в гнев он впадал быстро, а силой обладал прямо-таки медвежьей — не поздоровилось бы тому, кто стал бы его врагом. Однажды у Мадербахской стены у одного крестьянина заблудилось несколько коров из стада. Погода стояла — не приведи Господь, дождь, буря. Крестьянин и его пастушок Ганс, рискуя жизнью, обыскали все склоны и луга в поисках убежавших коров, но все их старания кончились неудачей, и они вернулись в хижину, уставшие и разбитые. Пастушонок чуть не выл от горя — крестьянин свалил всю вину на него, и теперь мальчик боялся, что тот выгонит его из дому. Уже спустились сумерки, когда мальчик заметил какие-то темные фигуры, которые приближались к хижине через луг. В ту же секунду он громко вскрикнул от радости — он узнал в фигурах потерянных коров, которые мерным шагом заходили в коровник. За ними ковылял маленький человечек. Он подошел к двери, стряхнул воду со своей круглой шляпы и вошел в хижину. Крестьянин и пастушок ошеломленно уставились на удивительного посетителя, а тот удовлетворенно потер ручки и сказал: «Ну, чего уставились на меня! Да уж, можете мне поверить, нелегко мне было согнать ваших коров с Мадербахской стены и привести их сюда. Но я подумал, что долг платежом красен, ведь на прошлой неделе ты, Ганс, сварил мне добрую мисочку хорошей, густой каши, поэтому я и спас ваших коров». Затем он приветливо помахал обоим ручкой и исчез. Далеко не все крестьяне и пастухи узнали горного человечка с хорошей стороны. Были и такие, которым он старался напакостить, но всегда они сами были виноваты.Король Ватцман
Много сотен лет тому назад правил Зальцбургом и соседней с ним Баварией могущественный король по имени Ватцман. Своих подданных он не жаловал, угнетал и тиранил, при каждом удобном случае давал им почувствовать свое господство и жестоко наказывал по самому ничтожному поводу. Его величественный замок стоял на берегу Королевского озера. Однажды он повелел несчастным крестьянам впрячься в плуг и натравил на них собак, чтобы им быстрее работалось. Понурив головы, тащили крестьяне тяжелый плуг, и железный лемех глубоко бороздил землю. При этом кто-то из них случайно поддел ногой большой ком земли. Из под земли появился маленький, величиной в одну пядь, человечек и прыгнул на руку пахаря. Крестьянин так испугался, что чуть не закричал от страха, но человечек предостерегающе приложил к губам палец и юркнул к нему в карман. Вечером уставший до смерти крестьянин вошел в свою убогую хижину, осторожно вынул человечка из кармана и поставил перед собой на стол. Человечек выпрямился и тихо сказал: — Слушай и запоминай хорошенько все, что я тебе сейчас скажу. Я король гномов и не желаю впредь спокойно смотреть на деяния вашего жестокого правителя. Я положу конец вашим бедам и освобожу вас. Созови мне сейчас же всех крестьян. Крестьянин всегда безропотно покорялся своей судьбе, но унижения не сломили его. Он немедля помчался к хижинам собратьев по несчастью и позвал их. Когда все собрались в его хижине, король гномов вскочил на полено и воскликнул: — Завтра до работы набейте карманы камешками. Когда Ватцман снова натравит на вас собак, забросайте его. Не бойтесь, я постою за вас! Пока человечек говорил, он уменьшался и уменьшался и внезапно исчез. Крестьяне озадаченно смотрели на пустое полено. В эту ночь они почти не спали. Надо ли им, безоружным и беззащитным повиноваться приказу странного человечка? Однако рано утром, когда они пришли работать, их карманы были набиты камешками. У короля Ватцмана настроение было не лучше, чем в предыдущие дни, он свистнул собак и криками «ату, ату» натравил их на крестьян. Пахари промедлили всего лишь мгновенье. Потом пахарь, который принес гнома в свою хижину, первым швырнул камешки в короля. Остальные сразу последовали его примеру. И тут маленькие безобидные камушки стали превращаться в огромные, тяжелые каменные глыбы, которые падали на короля Ватцмана и его воющих собак. Вскоре вся свора и их хозяин были погребены под тяжелыми каменными глыбами. Потом испуганные крестьяне увидели, как камни на земле ожили, начали ворочаться и перекатываться; гигантские глыбы, величиной с человека и больше, катились, громоздились друг на друга, и на том месте, где только что стоял король Ватцман, поднялась огромная гора из камней. Ужас обуял крестьян, они бежали из этих мест в соседний Тироль. Короля гномов никто больше не видел и ничего о нем не слышал. Однако, когда в ущельи Ватцмана бушует буря, люди говорят, что это воют, прыгая вокруг хозяина, собаки короля Ватцмана.Подарок гномов
Однажды много-много лет назад четыре бедных, но никогда не унывающих музыканта отправились из Тироля в Верхнюю Австрию. Их путь лежал мимо горы Унтерсберг, о чудесах и тайнах которой они были давно наслышаны. И вот, когда они прекрасным летним вечером подходили к мосту близ Нидеральма, захотелось вдруг одному из четырех веселых приятелей удаль свою молодецкую показать. — Послушайте, друзья, — воскликнул он, — а что если нам взобраться на Унтерсберг и в полночь спеть нашу песню кайзеру Рыжей Бороде? Может, тогда и нам что-нибудь перепадет от сокровищ чудесной горы, и мы пойдем дальше уже не пустые, а с золотишком в карманах. — Что ты, что ты! — испугался самый младший из четверых. — Если только нас услышат гномы, им это не понравится. — Вот еще! — смеясь возразили братья. — С чего это им не понравится наша песня? Мы оба согласны, и ты не можешь нас бросить, иначе что ж это будет за квартет без одного. Пойдем, попытаем счастья под землей, ведь на земле нам до сих пор ничего не удалось скопить. И как ни сопротивлялся младший, они, смеясь, чуть не силком потащили его за собой. Взошла луна и осветила вершины гор. Мирная ночь несколько успокоила юношу. А когда церковный колокол в Нидеральме пробил полночь и друзья остановились и приготовили инструменты, он совсем позабыл свой страх. Они начали играть. Не прошло и нескольких минут, как кусты зашевелились, и перед удивленными музыкантами предстала молодая красивая девушка. То была дочка кайзера. Она пригласила приятелей пойти вслед за ней. Гора расступилась перед ними, и как только они вошли внутрь, очутились в великолепных покоях. В центре зала на золотом троне, подперев голову рукой, восседал сам старый кайзер. Его длинная борода обвивала стоявший перед троном мраморный стол. Вокруг кайзера столпились его многочисленные придворные, множество крохотных, пышно разодетых человечков. Принцесса взмахнула рукой, и четверо музыкантов начали играть, сначала робко, но, когда кайзер одобрительно закивал головой, они осмелели, и одна веселая мелодия полилась за другой. Затем их усадили за накрытый стол, и маленькие нарядные слуги поднесли еду и напитки, изысканные кушанья и великолепное вино, лучшее из тех, что им когда-либо доводилось пить. Наши друзья-музыканты не заставили себя долго упрашивать, они ели и пили и все не могли наглядеться на роскошь тронного зала. Все вокруг сверкало золотом, серебром и драгоценными каменьями, горели сотни свечей, в свете которых сокровища сияли и переливались. Когда они уже вдоволь напились и наелись, дочка кайзера попросила их продолжить концерт. Никогда еще не играли они так хорошо! Трое старших музыкантов думали только лишь об одном: какое щедрое вознаграждение они получат за этот вечер, младший же совсем позабыл о деньгах, чудесное приключение уже само по себе казалось ему достойной наградой. Они проиграли до самого утра, после чего кайзер милостиво отпустил их. Трое музыкантов рке представляли себя богатыми людьми и с нетерпением ожидали того момента, когда им наконец, наполнят карманы. Но каково же было их разочарование! Один из крохотных придворных проводил музыкантов до ворот. Когда они вышли из горы, он попрощался, с улыбкой вручил каждому из них по зеленой веточке и исчез, прежде чем они успели сообразить, что это-то и есть вся их награда. Трое старших музыкантов осмотрели веточки и, проклиная жадность кайзера и его дочки, в сердцах бросили их на землю. Только самый младший из них все еще с восхищением думал о необыкновенном приключении и решил навсегда сохранить зеленую веточку в память об этой волшебной ночи. Бодро и весело шагал он по дороге, а за ним молча плелись его приунывшие приятели. Когда они через некоторое время вернулись домой, молодой музыкант подал веточку своей жене и стал рассказывать ей о том, что произошло с ним и его друзьями в чудесной горе неподалеку от Зальцбурга. Внезапно его жена заметила, что веточка в ее руках становится все тяжелее и тяжелее, а когда музыкант закончил свой рассказ, ее уже почти невозможно было удержать, такой тяжелой она стала. И каковы же были удивление и радость обоих, когда они увидели, что листья веточки превратились в золото, а ствол — в серебро. Так молодой музыкант был вознагражден за то, что бережно сохранил подарок гномов. Когда его приятели узнали о чудесном превращении, они не на шутку разозлились, но вернуться обратно к горе все же не посмели. Они боялись показаться гномам на глаза, так как не сумели по достоинству оценить их подарка.Волшебный камень гномов Унтерсберга
Давным-давно было время, когда унтербергские гномы частенько выходили из своего подземного царства на свет и не боялись показаться людям. Однажды в ту пору один дровосек валил лес на склонах Унтерсберга. Он был честным человеком и всю жизнь работал не покладая рук, но никакого добра так и не нажил. И вот, только он ударил топором по стволу, как вдруг перед ним появился маленький человечек с длинной седой бородой. На нем была серая курточка и серые штанишки, а в руке он держал крохотный посошок. Человечек спросил дровосека, как его звать. Дровосек ничуть не смутился, назвал свое имя и спокойно продолжал работать — ведь он ни капельки не испугался внезапного появления гнома. Человечек же быстро начертил посошком в воздухе магические знаки и три раза свистнул, да так, что у дровосека в ушах зазвенело. Удивленный, он поднял голову и увидел, что вокруг него стоит добрая сотня гномов, словно в одну секунду выросших из-под земли. Тут-то уж задрожали коленки у нашего дровосека. Скопище серых людишек бесшумно приближалось, гномы с любопытством разглядывали его, словно впервые увидали такого великана. Дровосек стал уже прикидывать, как бы ему удрать побыстрее, как вдруг гном, который первым заговорил с ним, спокойно сказал: «Тебе нечего нас бояться, ничего мы тебе не сделаем. Скажи мне только, хочешь ли ты сослркить нам службу». Переведя дыхание, дровосек отвечал: «Сослужу, если мне по силам будет». Человечек приветливо улыбнулся и поманил дровосека за собой. Тот послушался, и пошли они в гору по еле заметной тропинке, через тесные скальные лабиринты, мрачные пропасти и полуразрушенные хребты. Вдруг перед ними выросла скальная стена, закрывающая путь. Гном трижды стукнул по ней посошком, и она раздвинулась, образовав длинный и темный проход. Человечек шагнул внутрь, а дровосек пошел следом. Сердце его бешено стучало от страха. Как долго шли они по темному корридору, дровосек не знал, но в конце концов перед ними появилась железная дверь, которая тут же открылась. Дровосек поднял руку к глазам, защищая их от слепящего света, хлынувшего из проема. Он увидел огромный зал, залитый светом тысяч светильников; мраморные стены и серебряные плиты пола лучились сотнями искрящихся зайчиков. В центре зала стоял золотой трон, усыпанный драгоценными камнями, которые сияли всеми цветами радуги. На троне сидел старый, величественный гном в пурпурном одеянии, на голове его красовалась корона, украшенная самоцветами, а в руке он держал золотой скипетр. Никогда в жизни дровосек еще не видел столько блеска и великолепия. Словно зачарованный, уставился он на сверкающее облачение гнома и не отваживался подойти поближе. Король же приветливо поманил его рукой и молвил: «Подойди сюда, сын мой!» Помедлив, дровосек ступил к трону и глубоко поклонился. «Смел ли ты, дровосек?» — спросил король. Дровосек не знал, что ответить, но он всегда считался храбрым малым, поэтому все же кивнул головой. «Ты сможешь достать нам Волшебный камень гномов?» — спросил король. «Да, — ответил дровосек, — если вы мне скажете, что нужно для этого». «Мы живем здесь счастливо, — сказал король, — но все же всегда тоскуем по жизни на поверхности земли и хотим быть такими же, как и вы, люди. Но в человека превратится лишь тот гном, который прикоснется к Волшебному камню, и потому уже много веков мы ждем силача и храбреца, способного добыть нам этот камень». Затем он рассказал дровосеку, где закопан камень. «Я не могу утаить от тебя, — продолжал король, — что камень неусыпно охраняет великан и что выкопать его не так-то просто. Тебе дается всею три дня времени, и все эти дни ты не вправе произнести ни единого слова, иначе все пойдет прахом. Должен предупредить тебя — это может стоить тебе самой жизни. Если же тебе удастся выполнить задание, я сделаю тебя самым богатым человеком на земле». Поначалу дровосеку не просто было отважиться, но он подумал о своем нищенском существовании, о всех своих горестях и тяжкой работе, и решил, что уж он-то не сглупит и будет в точности соблюдать наставления короля гномов. Он пообещал сделать все, что сможет, и гномы отвели его к месту, где был зарыт камень, и оставили одного. Дровосек с усердием принялся за работу. Он уже выкопал довольно глубокую яму, как вдруг из нее выскочили три гнома и спросили, чем он тут занимается. Чуть было не ответил дровосек на их вопрос, но к счастью вспомнил, что ему нельзя говорить. Он помотал головой и молча продолжал работать. Но гномы не давали ему покоя и всяческими хитрыми уловками пытались заставить заговорить. В конце концов дровосек рассердился, схватил дубинку и прогнал притворщиков. Избавившись от гномов, он снова принялся за работу. Яма становилась все глубже и глубже, и дровосек уже думал, что вскорости наткнется на камень. Наступила ночь, а он все копал и копал. В конце концов он свалился с ног от усталости и заснул прямо в яме, но проспал всего пару часов. Прошла ночь, уже и второй день подходил к концу. Дровосек медленно продвигался вперед, то и дело натыкаясь на огромные каменные плиты, которые едва удавалось откопать и вытащить из ямы. Затупились кирка и лопата, и ему пришлось долго затачивать инструменты, потом он снова спустился в яму и, обливаясь потом, продолжал работу. И наконец — Волшебный камень у него в руках! Переполненный радостью, дровосек выбросил его на край ямы, выкарабкался сам и со всех ног помчался к королю гномов, чтобы поспеть в срок. Перед самым входом в тронный зал ему встретилось несколько гномов. Они помахали ему ручками и крикнули: «Ну что, откопал камень?» На радостях дровосек забыл про запрет и громко воскликнул: «Да!» Едва это слово слетело с его губ, ужасный удар грома заставил содрогнуться гору. Камень упал из рук дровосека и скатился вниз по ее отвесным склонам. Поговаривают, что он и сегодня все еще лежит в одной из пропастей Унтерсберга. До сих пор не нашлось смельчака, который достал бы камень, и гномы напрасно мечтают стать людьми. А что же случилось с несчастным дровосеком? Когда камень выпал из его рук, он почувствовал странную слабость. В глазах у него потемнело, и ему показалось, что он сам падает в пропасть, вслед за камнем. Через несколько дней его нашли другие дровосеки мертвым на дне глубокого, непроходимого угцелья.О том, как один крестьянин повстречал фрау Перхту близ Радштадта
Были времена, когда жители земли Зальцбург верили в добрую фрау Перхту. С теми, кто ей не перечил, она была всегда милостива, и немало историй рассказывали о том, как она помогла беднякам выбраться из нужды. Один бедный крестьянин возвращался как-то раз под вечер из Радштадта к себе домой, на свой маленький хутор в горах. По пути повстречалась ему старуха в рваных лохмотьях, по всему видно, обыкновенная нищенка. Облокотившись о свою корзину, она сидела на краю дороги и тихонько всхлипывала. — Что стряслось, матушка? — добродушно спросил крестьянин и остановился рядом со старухой. — Может быть, ты устала нести свою корзину? Пойдем со мной, я тебе помогу. — Что правда, то правда, — вздохнула старуха, — корзина слишком тяжелая. Но что скажут люди, когда увидят, как ты несешь корзину старой нищенки? — А что мне за дело до того, что скажут люди? — рассмеялся крестьянин, взвалил корзину на плечи и медленно двинулся дальше рядом со старухой. Когда они дошли до Альтенмаркта, прохожие на улицах немало подивились, увидев крестьянина с дырявой корзиной на спине, шагающею бок о бок со старой оборванкой. Некоторые даже останавливались и смеясь смотрели вслед необычным путникам. Однако, крестьянин не обращал никакого внимания на их насмешки. Вскоре они добрались и до его хутора. — Кого это ты мне привел, муженек? — удивленно спросила жена крестьянина. — Бедную нищенку, — ответил крестьянин, — ей негде переночевать. — Ну, если дело только в этом, — добродушно сказала крестьянка, — места у нас на всех хватит. Заходи, матушка. Ты, поди, проголодалась. Она усадила старуху поближе к огню, поставила перед ней чашку молока и тарелку с лапшой и предложила угощаться не стесняясь. После ужина она отвела измученную старуху в светелку и приготовила там для нее постель. Когда на следующее утро крестьянин пришел будить старую нищенку, ее уже нигде не было, только корзина стояла на прежнем месте. Крестьянин и его жена не сомневались, что старуха скоро вернется за своим добром. Но проходили дни и недели, а от старой нищенки не было ни слуху ни духу. В конце концов они решили заглянуть в корзину, так как надеялись найти там что-нибудь такое, что помогло бы ее разыскать. Крестьянин с любопытством принялся за дело. Но в корзине оказались одни лишь ветхие лохмотья. Когда же он бросил их на пол, послышался какой-то странный звон. Тогда он повнимательнее осмотрел старое тряпье, и тут же заметил в нем блестящий серебряный талер — а потом еще один, и еще. Вскоре перед удивленными супругами лежала уже целая куча сверкающих, новеньких талеров, и им стало ясно, что они приютили у себя не простую нищенку, а фрау Перхту. С тех пор они больше не знали нужды, и до конца дней своих остались благодарны фрау Перхте.Лоферская дева
Недалеко от местечка Лофер среди скал находится большая пещера, так называемая Лоферская расщелина, в которой живет заколдованная дева, обладающая несметными сокровищами. Деве этой предначертано не покидать своего пристанища в глубине скалы и стеречь сокровища до тех пор, пока не удасться смертному ее расколдовать. Многие уже пытались это сделать, но так никому и не удалось. Дело в том, что перед входом в пещеру разлилось глубокое озеро, в котором навеки исчезнет всякий, кто отважится его пересечь. Только людям без греха за душой дозволено безопасно для себя попытать счастья. Так однажды проклятье чуть не было снято. А случилось это так. Жила-была в деревне бедная супружеская чета, знавшая лишь нужду да несчастье и не имевшая порой, чем и детей-то своих голодных накормить. В конце концов не осталось родителям ничего иного, как отдать своих деток на попечение одного старого нищего, который стал ходить с ними по домам да просить милостыню. И вот как-то раз привел нищий детей к Лоферской расщелине и приказал им войти в нее. — Уж там-то, верно, вас ждут не только еда и питье, — проговорил он, — но и щедрые подарки. Я вам не попутчик, потому что для меня вход прегражден водой. Вы же обязательно сумеете пройти. А я буду ждать вас здесь, снаружи. Дети были еще настолько малы, что даже не знали, что такое грех, и потому воды расступились перед ними, и, не замочив ног, они попали в пещеру. Взявшись за руки, они вошли в глубь скалы и вскоре увидели впереди себя чудесную зеленую поляну, на которой возвышались два роскошных дома. Пока дети изумленно взирали на это великолепие, к ним подошла прекрасная юная дева; дети вспомнили о том, зачем пришли сюда и попросили о подаянии. С улыбкой выслушала их дева, пригласила в дом и отвела в богато обставленную комнату, какой малыши еще и в жизни своей не видывали. Она накормила и напоила детей, а когда они наелись досыта и при всем своем желании не могли больше проглотить ни кусочка, сказала: «Нынешней ночью вы останетесь у меня. А завтра я вам дам столько золота, сколько вы сможете унести, и ваши родители больше никогда не будут знать нужды. Но запомните хорошенько: что бы вы сегодня ночью ни увидели и ни услышали, и как бы ужасно это ни было, — не пугайтесь. Не бойтесь ничего. Господь любит детей, и ваш ангел-хранитель вас бережет. Если же вы все сделаете так, как я вам завтра скажу, то вы не только освободите меня, но и сами всю жизнь будете богаты и счастливы». После ужина дева отвела обоих ребятишек к себе в спальню. Там для них уже были приготовлены две хорошенькие кроватки, и они тотчас уснули. В полночь их разбудил громкий треск и яркий свет от огня. Испугавшись, они поднялись и увидели, что ложе девы было все охвачено пламенем. Сама же она со стонами металась в огне. Всякий раз, когда пламя грозило угаснуть, зловещие призраки снова его раздували. В слезах вскочили дети со своих постелек и хотели кинуться к деве, но то, что они видели, было настолько чудовищно, что сознание их помутилось и они упали без чувств. Когда поутру они проснулись, все было, как вчера. Ложе прекрасной девы было цело и невредимо, а сама она с улыбкой сидела на постели детей. Тогда они решили, что все им лишь причудилось. Но дева сказала, что то был не сон и что каждую ночь она должна переносить такие муки. «Только невинные дети, как вы, — добавила она, — могут снять с меня это проклятие». С этими словами она взяла нищенские котомки детишек, наполнила их золотыми монетами и наказала отправляться домой и отдать деньги родителям. «Скажите им, — продолжала она, — чтобы они помогали и делились этими деньгами с теми, кто так же беден, как они. Только старому нищему, что привел вас сюда, пусть ничего не дают. Он злой, нехороший человек, и у него ничего доброго не было в мыслях, когда он вас отправил ко мне. И из пещеры не ходите той же дорогой, что пришли сюда, потому что нищий до сих пор сидит перед входом да вас поджидает, чтобы отобрать деньги и убить. Запомните, что я вам сказала и в точности следуйте моим советам. Когда же минут три недели, приходите снова, и тогда я скажу, как вам меня освободить». Дети пообещали сделать все так, как им было велено. Дева показала им дорогу наружу, и они ушли из пещеры так, что нищий этого не заметил. Счастливые, с блестящими от радости глазами помчались ребятишки домой. Там они поставили полные золота котомки на стол и принялись оживленно рассказывать о том, что с ними произошло, постоянно перебивая друг друга, как это обычно делают дети. Наступили в бедняцкой хижине радость да ликование, родители смеялись и целовали своих детишек и благодарили таинственную благодетельницу так громко и горячо, как если бы она могла их услышать. Настал тут конец всякой нужде. И другие бедняки тоже получили свою долю нежданной благодати — только старый нищий остался ни с чем. Одна беда — негодяй этот хорошо умел притворяться, вот он и напустил на себя невинный страдальческий вид и принялся плакать да причитать, как будто его незаслуженно обидели. Стал он упрекать родителей да говорить, что это благодаря ему они разбогатели, а теперь вот бросили его на произвол судьбы, хотя он всегда был им другом. Короче говоря, он так ловко прикидывался обиженным, что и дети, и их родители растрогались и решили, что действительно обошлись с беднягой несправедливо. Из благодарности они в конце концов все-таки подарили ему кошель, набитый золотыми монетами. Ровно через три недели дети снова отправились к Лоферской расщелине. Но на этот раз вход был прегражден водой, а озеро было таким глубоким, что они не решились ступить в воду. У входа же в пещеру стояла дева — бледна да печальна и горько плакала. Нищий все время крался вслед за детьми и тут как тут выступил из зарослей и зло рассмеялся. «Не бывать теперь избавлению! — прокричал он, потирая руки. — Не послушались вы деву, дали мне денег! А ведь это грех, а грешным людям нет входа в пещеру!» И продолжая злорадно хихикать, это мерзавец поковылял прочь. Дева же исчезла, а дети и их родители сидели на берегу озера и плакали от жалости. С тех пор больше никому не удавалось попасть в пещеру у Лофера. Так что прекрасная дева и по сей день ждет чистое безгрешное дитя, что избавит ее от мучений.Путц из деревни Нойкирхен в Пинцгау
Недалеко от деревни Нойкирхен в Пинцгау расположен Дюрренбахский ельник, по которому протекает ручей Дюрренбах. В стародавние времена, когда еще всякий спор решался при помощи оружия и вся страна была погружена в непрерывные распри и войны, жил в замке Нойкирхен рыцарь, и должен он был отправиться в военный поход. Собрал он тогда все свои богатства, отнес их в Дюрренбахский лес и закопал в потаенном месте. Рыцарь этот сложил голову в бою и никогда больше не вернулся на родину. Но при жизни он был невероятным скрягой и злодеем, и потому не мог теперь найти себе покоя в могиле. В наказание за свои грехи он был превращен в маленького серого человечка и обречен на то, чтобы вечно стеречь свои сокровища. С тех пор этот гном-лесовик, которого люди прозвали Путцем, и бесчинствует в Дюрренбахском лесу. Завлекая путников в самую непроходимую чащу, он прыгает из стороны в сторону прямо у них под ногами то в виде мерцающего огонька, то в обличьи маленького, едва достигающего трех пядей ростом человечка. Его излюбленное занятие — разыгрывать с людьми всевозможные злые шутки: так, уже не раз случалось, что он бежал вслед за кем-нибудь добрую милю в образе хрюкающего кабана. Затем Путц вдруг куда-то пропал и несколько лет не показывался, так что все уже решили, что он исчез навсегда. Но вот однажды пришел в Дюрренбахский лес крестьянин, чтобы нарубить дров. Едва он ударил топором по одной ели, как услышал чей-то голос: «Только не эту — пройди чуток подальше!» Испугавшись, крестьянин оглянулся по сторонам, но никого не увидел. Он прошел немного вперед и вышел на поляну, окруженную со всех сторон елями. Тут снова раздался голос: «А вот здесь руби так, чтоб только щепки летели!» Снова оглянулся крестьянин по сторонам, и на этот раз увидел на самом верху, на одной из еловых веток маленького серого человечка и сразу догадался, что это был не кто иной, как Путц, о котором он в детстве наслышался столько рассказов. Ничего доброго он от него не ждал, а потому было собрался тут же дать стрекача, но услыхал вдруг, как карлик его позвал: «Останься, прошу тебя, я же твой крестный и худого тебе не желаю. Именно поэтому я тебе сегодня и указал выгодное место для рубки дров. Тебе остается только правильно выбрать дерево!» Лесоруб внимательно осмотрел все ели поблизости и подошел наконец к той самой, в ветвях которой сидел человечек. Он подумал, что карлику самому было не спуститься вниз, и решил срубить это дерево, чтобы ему помочь. «Эх, крестный, — проговорил он, — уж коли я возьмусь за это дерево, чтобы вызволить тебя оттуда, то работа мне предстоит немалая, но, надеюсь, ты потом не поскупишься на стаканчик-другой доброго вина!» Но Путц скорчил в ответ на это такую злющую рожу, что всякая охота шутить у крестьянина пропала и больше всего ему захотелось убежать от этого места подальше. Наконец он все-таки собрался с духом и принялся рубить дерево. Уже после третьего удара ель наклонилась и с шумом упала на землю. Ствол ее был полым, и из дупла выкатились сверкающие дукаты. Лесовик упал вместе с деревом на землю и прокричал лесорубу: «Бери, сколько сможешь унести!» — и с этими словами исчез. Крестьянину не нужно было повторять дважды, и он набил все карманы блестящими монетами, затем продолжил работу. Однако деньги в карманах мешали ему, а потому он вывалил все на землю — а вот этого-то ему делать и не стоило! — и усердно принялся трудиться дальше. Когда же вечером перед ним выстроился целый штабель дров, он снова наполнил карманы золотом и, довольный, отправился домой. Но когда дома он вывернул карманы своего кафтана и штанов, вместо дукатов из них посыпались только гнилые лесные орехи. А среди них был обрывок бумаги, на котором было что-то написано старинным шрифтом. С трудом крестьянин разобрал следующие слова: «Земля поглотит как человека, так и металл. Человек и металл образуют семя, и из него вырастет ель, в ветвях которой будет крест. Только тогда, когда по мере своего роста ель поворотится так, что крест обернется к церкви, и пробьет час моего избавления. Ты мог расколдовать меня уже сегодня, если бы не положил золото снова на землю». Так что несчастный Путц должен дожидаться своего избавления до тех пор, пока не вырастет ель с крестом среди ветвей.Сто восемьдесят дюжин золотых дукатов
Это случилось давным-давно, добрых полторы сотни лет назад. Один возчик ехал с целой повозкой вина из Тироля в Зальцбург, где собирался продать свой груз в городе Галляйне. Как только он приблизился к мосту через Альм неподалеку от Нидеральма, деревни, что лежит у подножия горы Унтерсберг, навстречу ему вышел маленький человечек, один из обитателей чудесной горы, и спросил, что лежит у него в повозке. Возчик ответил, что везет, дескать, в Галляйн вино на продажу. — Поедем со мной, я заплачу за твое вино звонкой монетой, ты получишь за него больше, чем выручил бы в Галляйне, — сказал ему карлик. Возчик решительно отказался. — Я должен доставить вино тому, кто его заказал, — сказал он. Тут он щелкнул кнутом и хотел было двинуться дальше, но карлик ухватил лошадей за повод и сердито прокричал: — Раз ты не хочешь поехать со мной, так не бывать тебе и в Галляйне. Я сделаю так, что ты заблудишься и не сможешь отыскать пути-дороги. Эта угроза подействовала на возчика. Он не мог избавиться от гнома и не знал, что делать дальше. Хотя обещанная карликом цена на вино и показалась ему довольно-таки неопределенной и туманной, но это было все-таки лучше, чем ничего, так что он, в конце концов, решил смириться со своей участью и дал понять гному, что передумал и согласен ехать с ним. Маленький человечек одобрительно кивнул и влез на место возницы, а возчик примостился рядом. И помчались они прямиком к чудесной горе, а дорога казалась такой ровной и гладкой, как будто бы они ехали по отличной мощеной улице. Вдруг возчика одолела страшная усталость, и, как он ни держался, сон все равно сморил его. Когда же он очнулся, повозка уже подъезжала к великолепному дворцу, возвышавшемуся на отвесной, искусно отесанной скале. Его стены были выложены из красного и белого мрамора, множество окон из чистого хрусталя переливались в лучах заката, медная крыша огромной башни блестела на фоне чудесных красок неба. Замок был окружен широким, глубоким рвом, а возвышавшаяся со всех сторон каменная стена делала его неприступным. Чтобы попасть в замок, нужно было проехать семь мостов и столько же ворот с опускающимися решетками. Удивленно озираясь по сторонам, возчик миновал все эти препятствия и очутился на просторной площади внутри замка. Изо всех окон выглядывали любопытные гномы, глазевшие на возчика и ею груз. Вскоре на двор высыпало множество маленьких человечков, некоторые в нарядных сюртуках, другие в одних только рубашках, — судя по всему, слуги и дворовая челядь. Среди них был и сам смотритель винного погреба. Седая борода полностью скрывала его толстый животик, а белые как снег волосы спадали на плечи. Сбоку у него висела сумка, а на поясе болталась связка ключей. Он подошел к повозке и с видом знатока окинул взглядом бочки с вином. Затем он повернулся к дрожащему возчику и сказал: — Добро пожаловать, любезный друг! Не бойся, тебя ожидает отличное угощение, я прикажу подать тебе любые кушанья и напитки, какие только ты пожелаешь. Но, несмотря на приветливые слова карлика, у возчика задрожали коленки, и от страха он не мог вымолвить ни слова. На знак смотрителя винного погреба из толпы выбежало несколько человечков, которые распрягли лошадей и повели их в конюшню. Остальные окружили возчика и проводили в уютный зал в нижнем этаже дворца, где его уже дожидался накрытый свежей скатертью стол. Карлики засуетились — ив один миг на столе появилась начищенная до блеска оловянная посуда. Не успел возчик оглянуться, как другие уже поднесли множество кушаний и напитков. Когда гость наелся до отвала и хотел было поудобнее развалиться в кресле, человечки учтиво пригласили его прогуляться по замку и полюбоваться его красотами. Но бедняга так много съел и выпил, что даже устал, и его опять стало клонить ко сну, поэтому он бы с удовольствием еще немного посидел и отдохнул. Однако перечить наш возчик не осмелился и последовал за своими гостеприимными хозяевами. По лестнице из тридцати пяти позолоченных ступеней они провели его в просторный, роскошно убранный зал, стены которого были покрыты изысканными ткаными коврами. Через большие широкие окна струился яркий свет. Потом они перешли во второй зал, который был намного красивее первого. Пол здесь был выложен полированным мрамором, в котором ярким блеском отражались сверкающее золото стен и великолепное убранство высокого сводчатого потолка, хрустальные окна расщепляли солнечный свет на множество разноцветных бликов, и зал играл и переливался всеми цветами радуги. Но самыми удивительными были четыре отлитых из драгоценных металлов статуи великанов. Руки их были закованы в золотые цепи, как будто они были пленниками. Крошечный карлик с золотой короной на голове держал эти цепи в своей руке. Возчик довольно долго рассматривал эти фигуры. В конце концов один из его крошечных спутников спросил: — Знаешь ли ты, что означают эти статуи, с каким событием в будущем связаны эти великаны с цепями на руках и карлик в золотой короне? Тот ответил, что не знает. Тогда карлик снова замолчал, и никто позже не смог разрешить эту загадку. По мнению некоторых, это означало, что в одной из четырех частей света вспыхнет война или что четыре великих правителя попадут в зависимость к одному малому. Продолжая осматривать этот зал, возчик увидел также множество дорогих, украшенных золотом и драгоценными камнями доспехов, шлемов и мечей. Вдоль стен стояли многочисленные столы, каменные или металлические — точно он не смог разобрать, — но все они были богато украшены блестящим золотом и сверкающими драгоценными камнями. Наконец они перешли в третий зал, который по красоте и роскоши ничуть не уступал предыдущему. Тут аккуратными рядами были расставлены великолепные постели, украшенные искусной ковкой и усыпанные переливающимися драгоценными камнями. В этом зале они остановились, один из карликов сел за стол и пригласил возчика присесть рядом с ним. Затем он вытащил из кармана большой кошелек с золотыми монетами и отсчитал приятно удивленному гостю сто восемьдесят дюжин дукатов. — Вот обещанная плата за вино, — сказал он. — Купи себе на эти деньги другое вино. Ты сможешь торговать им всю свою жизнь, и все у тебя всегда будет получаться. Но смотри же, о том, что ты видел здесь, в горе, пока будешь жив, никому не рассказывай. Возчик радостно спрятал деньги, затем карлики проводили его во двор, где слуги вывели из конюшни его лошадей и стали запрягать в повозку, которую они к этому времени уже успели разгрузить. Заметив, что одна из лошадей слепая, гномы достали камень, от которого исходило красно-голубое сияние, провели им по глазам лошади, и она тут же прозрела. Камень они подарили возчику, сказав при этом, что он должен теперь помогать другим слепым лошадям. После этого они распрощались с гостем. Удивленный и восхищенный всем тем, что он увидел и услышал, возчик двинулся в путь и, сам не зная как, вдруг очутился на том самом месте, где впервые повстречал карлика. Он благополучно добрался до дома и с тех пор больше не знал нужды. Хотя сто восемьдесят дюжин дукатов и не увеличивались, но они никогда и не кончались. Несмотря на это, он никогда не скупился на милостыню и подаяния. Верный своему обещанию, возчик никогда даже словом не обмолвился о том, что видел и слышал в чудесной горе. Только перед самой смертью он решился все-таки рассказать об этом необыкновенном происшествии.Теофраст Парацельс в Зальцбурге
Самые невероятные истории сказывают о жизни и деятельности известного врачевателя Теофраста Парацельса,долгое время прожившего в Зальцбурге и там же похороненного. Известен он был не только в Зальцбурге, ибо и из соседних земель сходились к нему больные и страждущие за помощью и советом. А поскольку ему удавалось исцелять самые тяжкие недуги, то вскоре пошла молва, что Парацельс творит чудеса, располагает тайною волшебной силой и обладает чудотворным эликсиром жизни, одной капли которого достаточно, чтобы уничтожить любую болезнь в самом ее зачатке, чтобы пробудить полумертвых и продлить жизнь на добрую сотню лет, перешептывались, что лекарь этот умел делать золото и понимать язык зверей и растений. Враги же его да завистники, напротив, приписывали ему всякое зло и даже утверждали, что он заключил союз с дьяволом. В бытность свою студентом в Инсбруке почти каждое утро Теофраст бродил по лесу, чтобы поразмышлять в одиночестве о себе и обо всем свете. И вот однажды, когда он туда отправился, послышалось ему, будто кто-то кличет его по имени, хотя вокруг не было ни души. «Кто звал меня?» — спросил он. «Я, — прозвучал ответ. — Вызволи меня из этой ели, в которой я заключен». «Кто это — „я“? — поинтересовался Теофраст. — Все меня лукавым величают, — отвечал незримый собеседник, — но стоит тебе меня освободить, и ты убедишься, что меня назвали так по несправедливости». «Но как мне это сделать?» «Подними голову и взгляни на ту старую ель справа от тебя! Видишь затычку с тремя крестами? Никак мне самому ее не вытолкнуть изнутри. А засадил меня сюда один чародей». «А если я тебя вызволю, чем ты меня вознаградишь?» «Проси чего пожелаешь!» «Перво-наперво лекарство, способное излечить любой недуг, а во-вторых, средство, обращающее в золото все, к чему им только ни прикоснешься». «Будет у тебя и то и другое!» «А кто мне поручится, что ты не обведешь меня вокруг пальца?» «Я сам! Да не будь я дьявол!» «Ну, раз так, попытаюсь тебя освободить». Подошел Теофраст к дереву, раскачал затычку ножиком и принялся тянуть ее да дергать, пока она не оказалась у него в руках. Как зачарованный, уставился он на маленькое дупло в стволе в ожидании того, что же произойдет. Тут вылез из дупла большой и черный паук, спустился по паутинке на покрытую мхом землю и исчез. А на его месте пред изумленным студентом, сердце которого, несмотря на его храбрость, тут забилось довольно скоро, появился высокий худощавый человек с остреньким дьявольским лицом. Его широкая алого цвета мантия спускалась до самой земли, но не могла скрыть лошадиное копыто нечистого. «Ступай за мной!» — воскликнул черт, сломал ветку орешника и зашагал вместе с Теофрастом к ближнему утесу, возвышавшемуся среди елей. Хлестнул черт прутом по утесу, и разверзся камень. «Обожди чуток, я мигом вернусь», — проговорил нечистый и скользнул в расщелину. Не прошло и нескольких минут, как он появился снова, протягивая студенту два пузырька. «Здесь то, что я тебе обещал, — молвил черт. — В желтом пузырьке золотая субстанция, а в белом — лекарство». Черт заговорщически подмигнул и добавил: «Пошли вместе в Инсбрук! Сил моих нет, как мне хочется отыскать того негодяя, что засадил меня в древесный ствол. Вот бедняга! Представляю, как выпучит он глаза, когда увидит меня так скоро на свободе». Посочувствовал Теофраст тому человеку, и захотелось ему его спасти. Предостеречь его он не мог, ведь не знал ни его имени, ни адреса. Да и черт наверняка был намного расторопнее его. Но вот пришла ему вдруг добрая мысль: поймать черта на тщеславии. Когда они проходили мимо ели, в которой раньше сидел нечистый, Теофраст сказал: «Верно, этот чародей обладает могучей силой, раз ему удалось затолкать вашу милость в это малюсенькое дупло. Уж ваша милость сами-то вряд ли сумели бы превратиться в такого крохотного паучка!» «А вот в этом ты, приятель, сильно ошибаешься», — отвечал черт и высокомерно ухмыльнулся. Надувшись, он принялся хвалиться: «Черту по силам многое из того, о чем вы, жалкие смертные, и понятия-то не имеете. Да что там? Сейчас я на твоих глазах снова обернусь маленьким паучком и залезу в дупло». «Ну, уж если ваша милость и на такое способны, — воскликнул студент, — берите обратно оба пузырька! Ради того, чтоб взглянуть на такое чудо, я бы чем угодно пожертвовал!» «Ну и подивишься же ты сейчас!» — молвил черт и мигом превратился в черного паука. А черный паук вскарабкался вверх по стволу дерева и скрылся в дупле. Не успел он очутиться внутри, как Теофраст схватил затычку и изо всех сил принялся засовывать и вколачивать ее в ствол дерева. Жалобно запричитал черт в дупле, но студент не дал себя одурачить и в завершение всего вырезал ножиком на затычке три новых креста. А сам побежал прочь из леса, предоставив черта его судьбе. На лужайке перед лесом он остановился, перевел дух, а после — радостно оглянулся по сторонам. Все этим утром казалось ему особенно чудесным: и цветы в траве-мураве, и голубое небо, и белые облака. Сел он на траву и проговорил: «Ну-ка, глянем, не обманул ли меня черт!» — затем открыл желтый пузырек и налил капельку себе на ладонь. И верно, капля на его руке становилась все тяжелее и тяжелее и превратилась наконец в червонное золото. Присвистнул довольный студент и порешил опробовать второй пузырек на первом же больном человеке, что встретится ему на пути. Так вышло, что по дороге домой в Инсбрук набрел он на убогую хижину, где лежал больным один охотник. Дал ему Теофраст выпить несколько капель лекарства, и человек тот поднялся со своего ложа и выздоровел. Не знала тут радость студента никаких границ. А в скором времени он стал самым известным врачевателем во всей округе. Долгие годы упражнялся Теофраст в своем искусстве и излечил множество больных, от которых другие врачи уже отказались. Росли его слава и уважение сограждан, а вместе с ними и зависть да злость других врачей в Зальцбурге, растерявших мало-помалу всех своих пациентов. Не раз они исподтишка посягали на его жизнь, но планы их никогда не удавались. Однако в конце концов Теофраст все же стал жертвой коварства одного из своих соперников. Дело все в том, что этому сопернику удалось подмешать в еду Парацельсу толченые алмазные зерна. И Теофраст Парацельс, который помог столь многим людям, не смог спасти самого себя, потому что против смертельного воздействия алмазной крошки не существовало ни единого средства, и даже чудесное лекарство черта отказало. Когда Теофраст лежал при смерти в своем доме на площади Плацль в Зальцбурге и почувствовал, что конец уже близок, то подозвал своего слугу, отдал ему пузырек с жидкостью золотистого цвета и приказал вылить его содержимое в реку Зальцах. Слуга же решил, что в пузырьке — волшебный эликсир, при помощи которого его господин столь чудесным образом исцелял людей. «Дураком же я буду, — подумал слуга, — если выполню это приказание моего господина. Вылить содержимое пузырька? Да ни за что на свете! Это же наивернейший способ стать в скором времени богатым и уважаемым человеком». Он отправился к реке, побродил по берегу, пузырек же оставил надежно спрятанным в кармане своего кафтана. Когда через некоторое время он возвратился к своему хозяину, то сказал: «Господин мой, я сделал все, как вы мне приказывали». «А когда жидкость влилась в воды, — спросил Теофраст, — ты ничего не увидел?» «Ничего», — отвечал удивленный слуга. Поднялся тогда Парацельс в гневе со своего ложа и воскликнул: «Ах ты негодник! Так-то ты выполняешь мои поручения! Ты меня обмануть хотел! Сей же час ступай и действительно вылей эту жидкость в Зальцах, а не то, видит Бог, ты об этом пожалеешь!» В страхе убежал слуга, кинулся к реке и вылил содержимое пузырька в воду. А как только раствор смешался с водами Зальцах, засверкала река, словно чистое золото. С тех пор и находят на дне Зальцах золотой песок. Что же касается Теофраста Парацельса, то по прошествии нескольких дней он умер в своем доме на площади Плацль в Зальцбурге.Подледный луг
Слыхали вы когда-нибудь, отчего вершина Хохкенига сплошь покрыта глетчером, который блистает и искрится в солнечных лучах тысячами ледяных кристаллов? Нет? Тогда слушайте! Когда-то давно там простирались выгоны и пастбища с травами по колено, и стада коров мирно паслись на тучных лугах. Пастушьи хижины были ухожены, коровницы-хуторянки хороши собой и охочи не только до работы, но и до песен. А работы у них было хоть отбавляй, ибо нигде больше в округе коровы не давали столько молока. Причиной тому, верно, были нежное сено и сочные душистые травы, которые росли там в изобилии. Наконец пришел день, когда масло, и сыр, и молоко некуда стало девать, столь велико было благословение над этим краем. Хуторянки разбогатели, в кошельках у них зазвенело золото. Не диво, что привольная жизнь в достатке быстро научила их высокомерию и чванству, и они уже не знали, что делать со своим богатством. Хотите верьте, хотите нет — бубенчикам на шеях у коров полагалось быть из чистого серебра. И до того они чудесно звенели, эти серебряные бубенцы, что хуторянок взяла обида за своих быков — чем те хуже? Сказано — сделано: быки отныне щеголяли вызолоченными рогами, которые так и сверкали на солнце. Но и этого хуторянкам было мало. Они ели и пили, сколько душе угодно, а на прозрачную воду из горных источников и смотреть больше не хотели: вместо нее им доставляли бочками лучшее вино из погребов епископа Зальцбургского. На свои развеселые праздники они сзывали самых бедовых охотников со всей округи и распевали и отплясывали с ними ночи напролет. Когда-то прежде они славились своим благочестием, ныне же совсем позабыли чтить Господа и обходились с его дарами так, словно те даются человеку не во благо его жизни, а только удовольствия ради. Девицы желали, чтобы их руки и лица были нежные и холеные, как у графинь; они купались в молоке, а искупавшись, так и выплескивали его целыми лоханками. Дорожки между домами эти гордячки мостили сырными головами, а на замазку пускали свежее масло и шутили, будто все это на тот случай, чтобы нечистому было чем полакомиться, если он со своей братией как-нибудь заявится к ним ночью. Из золотистого масла они скатывали шары и играли ими — словом, вконец избаловались с жиру. Но вот однажды к ним на пастбище забрел бедный странник, который падал с ног от усталости, только вместо привета он услышал громкую брань. «Черт тебя принес, у черта и ищи себе приют! — ругались хуторянки. — Нам непрошеных гостей не надо!» У бедняги не достало проворства поскорее унести ноги, и женщины в ярости погнали его метлами прочь. Едва путешественник скрылся из виду, как черные грозные тучи заклубились над пиком Чертов Рог и наползли на пастбище. Разыгралась буря, град и снег посыпались из туч на испуганных до смерти женщин. Напрасно пытались они укрыться в долине. Снежная буря погребла их под собой вместе с домами и стадами, и вечный лед навсегда сковал некогда цветущие луга. До сего дня лежат они подо льдом, и глетчер вдали у самой вершины Хохкенига зовется у людей с тех пор «Подледный луг».Вайтмозеры из Гаштайнской долины
Тому, кто хочет поведать о бесчисленных горных богатствах Гаштайнской долины и Рауриса, нельзя не упомянуть имя Вайтмозеров. Это семейство теснейшим образом связано как с расцветом, так и с упадком горного дела в этом крае. Эразмус Вайтмозер был простым крестьянином, работавшим в Гаштайнской долине. Он пахал неплодоносную землю здешних полей — тем и кормилась его семья. Жизнь крестьянина была тяжелой, а урожай — скудным. Но Эразмус был не лыком шит, он не хотел идти по стопам своих предков, которые оставляли детям в наследство лишь нищету и тяжкий труд. Во время работы на полях он видел горы, и таящиеся в их глубине сокровища не выходили у него из головы. И вот в один прекрасный день он сменил холстину крестьянина на горняцкую куртку и принялся искать золото. Эразмус был твердо убежден, что золото где-то близко, и не останавливался ни перед какими трудностями. Он сам копал днем и ночью, нанимал рабочих, и в конце концов докопался до золотоносной руды. Но настоящие золотые жилы проходили глубже, и прежде чем он наткнулся на них, у него кончились деньги. Не нашлось ни одного человека, который хотел бы вложить свои деньги в это ненадежное дело. Кредиторы — а таких набралось множество, ведь без долгов ему было не обойтись — испугались и не переставали торопить его с отдачей долга. Напрасно упрашивал он их еще немного подождать и потерпеть. Но однажды эта история дошла до ушей самого Зальцбургского архиепископа, Леонарда фон Койчаха. Объятый любопытством, архиепископ приказал вызвать Вайтмозера в свою резиденцию. Вайтмозер произвел на него впечатление честного, порядочного человека, и уж никак не похож был на пустого болтуна. Одним словом, он завоевал доверие архиепископа, и тот выдал ему приличную сумму денег и поручил продолжать работы. Эразмусу не нужно было повторять, и он принялся за работу с удвоенной силой. Его упорство не осталось без награды. Еще задолго до того, как занятые деньги кончились, Вайтмозер добыл на-гора богатую золотом руду. Радостные работники то и дело приносили ему золотые и серебряные слитки. Земля все охотнее отдавала свои богатства. Кучки золота росли, и вскоре Эразмус стал самым богатым человеком в долине. Всю его жизнь изобилие не прекращалось, и даже лежа на смертном одре, он услышал от своих помощников, что открыта новая, необыкновенно богатая жила. Горняцкое счастье не изменило и его сыну Кристофу. Люди считали, что он владеет несметными богатствами; тайком они рассказывали друг другу, что Кристоф закопал на опушке леса невероятных размеров клад, а в его доме лежит такая груда золота, что в ней можно зарыть целую лошадь вместе со всадником. Кристоф Вайтмозер арендовал шахты и заводы, покупал великолепные замки и огромные имения. Он стал таким богатым, что к его дочерям сватались графы и князья, ведь каждой он мог дать в приданое тысячи золотых гульденов. Сыновьям же он завещал целый миллион золотых. Его везде знали и почитали, и даже графы входили в круг его друзей. Жена Кристофа была красивой и гордой, но уж очень жесткосердной. Богатство вскружило ей голову, и вместо того чтобы благодарить судьбу за счастье своей семьи, она презрительно относилась к простолюдинам, жила в роскоши, разбазаривала деньги и высмеивала обедневших крестьян и нищих. Тщеславная женщина расхаживала повсюду в дорогих одеждах и обвешивалась огромными бриллиантами — на зависть всякой княгине. Ее заносчивость и кичливость были известны всей округе, и в скором времени о ней повсюду пошла слава самой жестокой женщины. Однажды она словно королева скакала в Гаштайн на своем белом коне в платье, украшенном драгоценными камнями. Проезжая по тесному ущелью, в котором текла бурная Аше, дама никого из встречных не удостаивала даже взглядом, а когда ее лошадь испуганно остановилась и вздыбилась, ее лицо от гнева покраснело. Старая, дряхлая нищенка сидела у дороги, протянув руки и прося милостыню. Богачку передернуло при виде нищенки. Она сморщила нос, с презрением взглянула на нее и крикнула: «убирайся отсюда! Интересно бы узнать, почему нигде мне нет покоя от этого бесстыдного сброда!» Она уже хотела поехать дальше, но нищенка с трудом поднялась и встала у нее на дороге. Дрожащим голосом она молвила: «Сейчас ты ругаешься, но откуда ты знаешь, что не окажешься завтра на моем месте, несмотря на все твои красивые платья!» Тут уж Вайтмозериха не на шутку рассердилась, теперь это была не только гордость и тщеславие — она просто вышла из себя. Слова старой нищенки привели ее в исступленную ярость. Богачка резко рванула уздечку и, сидя на вздыбившейся лошади, сорвала с пальца самое дорогое кольцо и показала его старухе. Огромный бриллиант сверкнул на солнце. «Ах ты, проклятая тварь! — прокричала всадница. — Я пойду просить милостыню?! Смотри!» Она швырнула кольцо в бурлящие волны Аше, громко рассмеялась и воскликнула: «Кольца больше нет! Пока это кольцо не найдется, ни один Вайтмозер не пойдет просить милостыню!» С багровым от злости лицом она всадила шпоры лошади в бока. Прошло несколько недель. Вайтмозериха давно забыла и про кольцо, и про нищенку, но однажды утром в господском доме появился хозяйский рыбак. Он принес форель, пойманную в Аше, которая превосходила по размеру всех виденных раньше. Случилось так, что именно в этот день Вайтмозер давал праздничный обед, и он приказал украсить этой необычной и красивой рыбой стол. Когда рыбину разрезали, в ее нутре оказалось кольцо с великолепным сверкающим бриллиантом. Жена хозяина вскочила со своею места и смертельно побледнела. Это было то самое кольцо, которое она вышвырнула в реку. С этою момента ее словно заколдовали. Ни днем ни ночью не могла она забыть о кольце. Ее терзал необъяснимый страх перед надвигающейся бедой. Неужели судьба поймала ее на слове? Неужели она накликала беду на дом Вайтмозеров? То, что случилось через несколько лет, только подтвердило ее опасения. Постепенно удача отвернулась от Вайтмозеров. Богатые жилы иссякли, штольни и шахты обрушивались, подземные воды затапливали их, и одно несчастье сменялось другим. Вайтмозеры завязли в долгах и обнищали, их дома и замки обветшали, и в конце концов лишь руины свидетельствовали об их былом богатстве. Давным-давно род Вайтмозеров вымер, но в сказаниях они продолжают жить. На склонах и в ущельях юры Гамскаркогель иногда показывается охотникам старый горный баран — так рассказывают люди. Но стоит охотнику навести на него ружье, как баран превращается в одного из жителей долины. Люди думают, что это и есть старый Вайтмозер, который в образе барана рыщет по серым кручам Гамскаркогеля в поисках зарытых кладов и отыскивает золотые жилы. И не обретет он покоя, пока не найдет их.Доктор Фауст и зальцбургский келарь
Было это в те дни, когда вокруг города Зальцбурга еще зеленели на холмах виноградники. На Масленицу, когда все, кроме заядлых ворчунов, радуются и веселятся, доктор Фауст устроил пирушку с развеселой компанией. Среди гостей были и студенты, и просто молодые люди всякого звания. Доктор потчевал их вином и разными изысканными лакомствами, молодежь не щадя сил бражничала, шутила и веселилась. Так и засиделись допоздна. Тут доктору Фаусту пришла охота прокатиться на ночь глядя, а заодно и отведать вина, какого они еще не пробовали. «За мной, друзья! — воскликнул он. — Наведаемся в винный погреб архиепископа Зальцбургского! У него, говорят, вдоволь отличного вина. Так отчего бы нам не побаловать себя стаканчиком-другим из епископских запасов? В путь! Его святейшество наверняка не будет на нас в обиде». Гости были уже крепко навеселе и обрадовались предложению доктора. Шальная компания с хохотом высыпала в сад. Доктор Фауст, известный чародей, огляделся в поисках чего-нибудь подходящего для путешествия и заметил лестницу у стены. По его приказу парни уложили лестницу на землю, сами поместились на перекладинах, а их предводитель уселся впереди всех верхом, точно на коня. Он пробормотал заклинание, и в тот же миг лестница помчалась по воздуху так быстро, что у летящих шапки попадали с голов, а плащи развевались по ветру. Полночь давно миновала, когда диковинные путешественники очутились в Зальцбурге и через открытое окно влетели прямехонько в погреб архиепископского замка. В замке все было тихо. Архиепископ, весь причт и слуги давно уже спали крепким сном. Доктор Фауст высек огонь, и у его спутников от восторга заблестели глаза. Под просторными, сумрачными, прохладными сводами громоздились ряды винных бочек. Фауст и его приятели расположились за столами и принялись пробовать вино из всех бочек по порядку, пока не отыскали бочку с самым лучшим вином. Опустошив ее, они почувствовали себя на седьмом небе. Добрый час они кутили, хохоча и горланя песни, как вдруг отворилась дверь, и в погреб вошел келарь с фонарем. Толстяку этой ночью что-то не спалось, и он решил пропустить глоток винца на сон грядущий. Увидев в погребе свет и услыхав гомон, келарь замер как вкопанный. С перепугу он чуть было не выронил фонарь, но тут же спохватился. А когда разглядел, что перед ним всего-навсего пьянчужки, которые едва держатся на ногах, то заорал: «Ах вы, ворье бесстыжее! Погодите, сейчас я отобью у вас охоту до чужого вина! Дорого вам обойдется ваша наглость!» И он закатил им такую отповедь, что осоловелые бражники так и застыли с открытыми ртами, уставившись на него. Облегчив душу, келарь бросился будить слуг в замке, но доктор Фауст не медлил: ухватил толстяка за волосы и отпускать не собирался. Затем он велел своим спутникам прихватить еще несколько бутылок того вина, что им более всего пришлось по вкусу, и вновь оседлать лестницу. Одним взмахом он забросил келаря перед собой на перекладину, и не успел толстяк опомниться, как лестница-самолет взвилась в воздух и вылетела в окно. Не то от возмущения, не то со страху летун поневоле поднял такой душераздирающий крик, что все как одна кошки, гулявшие в ночной тиши по городским крышам, мигом разбежались, поджав хвосты. У доктора и его приятелей уши заложило от крика. Когда они пролетали над густым лесом, то доктор, не в силах больше выносить эти вопли, ссадил упирающегося и орущего от страха благим матом келаря на верхушку могучей ели. Тот решил, что пробил его последний час, и вопил не переставая. Сообразив, наконец, что колдовской полет окончен и что он все еще жив, келарь вздохнул с облегчением. Но в какую же переделку он угодил! Сидя на верхушке ели, которую раскачивал ветер, толстяк отчаянно цеплялся за ствол, ведать не ведая, как спуститься вниз. Холодный пот выступил у келаря на лбу. Вокруг темно — хоть глаз выколи, и нигде ни души. Келарь пробовал было слезть — да куда там: сучья гнулись под его тяжестью и так угрожающе скрипели, что он и думать забыл о спуске, притих и весь дрожал, вцепившись в ствол дерева. Вздыхая и охая, бедняга все ждал, когда наступит утро. А Фауст и его спутники тем временем давно уже были дома и помирали со смеху, вспоминая свое ночное приключение. Над Зальцбургскими Альпами занялся рассвет. Келарь совсем окоченел на своей верхотуре. Наконец он заметил невдалеке двух крестьян, шедших в город на базар. Келарь принялся что есть мочи звать на помощь, и крестьяне остолбенели от неожиданности. Когда они разглядели крикуна, точно приросшего к верхушке ели, то сперва никак не могли взять в толк, что за здоровенная шишка такая уродилась на елке. Но потом они узнали в вопящем бедолаге архиепископского келаря и глазам своим не поверили. Келарь сулил им с елки золотые горы, если только его спустят вниз, однако крестьяне не отважились сами снимать толстяка. Они бегом пустились в город, но в епископском замке им поначалу никто не хотел верить. Только обшарив весь дворец и не найдя нигде келаря, отправились на поиски в лес. Крестьяне вели за собой епископских слуг, а так как слухи о пропавшем келаре уже гуляли по всему городу, то следом валом валили любопытные. Когда на верхушке самой высокой елки и в самом деле обнаружили келаря его милости архиепископа Зальцбургского, то весь народ так хохотал, что со спасением пришлось повременить, покуда епископские слуги не отсмеялись. Те, кто был посмелее, вскарабкались на елку, обвязали толстопузого келаря канатом и с превеликим трудом и немалыми усилиями, а также и с немалым весельем стащи-ли-таки горемыку вниз на твердую землю. Тот не в силах был сам сделать ни шагу и до того ослаб, что пришлось нести его в город на носилках. Там он был сдан на руки господину своему архиепископу, которому и рассказал, все еще трясясь от страха, приключения минувшей ночи, и епископ, надо полагать, втихомолку хохотал от души, как и все зальцбуржцы. А о том, кто побывал в погребе и устроил келарю ту прогулку по воздуху — так тогда и не дознались. Лишь много лет спустя прошел слух, что к полету на лестнице не иначе, как приложил руку сам знаменитый доктор Фауст. Что до келаря, то у него с тех пор раз и навсегда пропала охота пропускать глоток вина на сон грядущий. За все сокровища мира не согласился бы он больше спуститься в погреб после того, как колокола прозвонят к вечерне.Император Карл из Унтерсберга
Много всякого странного рассказывают об Унтерсберге. Говорят, что в этих могучих горах неподалеку от Зальцбурга водятся разные удивительные существа. А еще сказывают, будто здесь полным-полно сокровищ. Карлики и великаны, храбрые удальцы и князья живут там, есть и лешие с лешачихами, только людям они никакого вреда не причиняют. Самая же большая тайна той горы — старый император, который спит где-то там, в самой середке, и дожидается своего часа. Редко выходит он из укрытия и только, может, раз в сто лет попадается на глаза кому-нибудь из смертных. Вот как-то раз пас бедный мальчишка-подпасок свое стадо у подножья Унтерсберга. Сидит он себе на поросшем мхом валуне и, довольный такой, дудочку вырезывает. Тут откуда ни возьмись, как из-под земли, карлик перед ним вырос и говорит: — Эй, сынок, не хочешь ли ты императора Карла из Унтерсберга повидать? — Как же не хотеть, еще как хочу! — ответил ему пастушок недолго думая. В стародавние времена, когда все было не так, как нынче, унтерсбергские карлики частенько людям на пути попадались, и потому наш пастушок маленького человечка нисколечко не испугался. — Ну, тогда пошли! — сказал карлик, махнул рукой и посеменил вперед. Мальчик же безо всякого страха последовал за ним. Шли они шли, через кусты, по осыпям, по ущельям и расселинам, забрались уже в самое сердце гор, и там-то наконец остановились перед какой-то железной дверью, которая как будто была заперта крепко-накрепко. Нигде не видно было ни замка, ни запора. Пастушок стоит себе, ждет, что же дальше будет. А карлик только руку поднял, тут дверь с жутким грохотом и отворилась сама по себе. Не успел пастушок опомниться, как очутились они в большом-пребольшом роскошном зале. Своды того зала отливали серебром, и все вокруг усеяно было драгоценными каменьями. Удивился пастух, огляделся по сторонам и видит: вокруг полным-полно рыцарей да великанов, только все они сидят, застывшие, словно каменные изваяния. А посередине огромного зала сидел сам старый император на золотом троне. Перед ним стоял здоровенный стол с тяжелой мраморной столешницей. Уставился паренек на драгоценную корону и ни вздохнуть, ни слова вымолвить не может. Император же сидел с закрытыми глазами, будто спал. Его серебристая борода два раза вокруг того мраморного стола обернулась. И было тут множество людей благородного звания: графы, князья, прелаты да священники. Все как один в дорогих одеждах или в сверкающих доспехах, сидят, головы повесили, молчат недвижимые, погруженные, как и сам император, в глубочайший сон. А пастушок все стоит, смотрит на всю эту красоту как завороженный, глаз оторвать не может. Но тут подумал он, что нехорошо это — стоять перед такой важной персоной и пялиться. Преклонил он тогда колена перед императором и поприветствовал его так вежливо, как только умел. В тот же миг поднял император голову, приоткрыл глаза и, как будто еще не вполне очнувшись, посмотрел на мальчика. — Дитя мое, — заговорил он, — скажи-ка мне, летают ли еще вороны над горой? — Да, господин мой, летают, — ответил пастушок. Поник император головой и жалобно так сказал: — Значит, мне еще сто лет спать придется! Тут закрылись у него глаза и погрузился он снова в глубокий сон, а вместе с ним заснули опять все рыцари и придворные, которые вместе с императором ото сна пробудились. Карлик подал мальчику знак и молча повел его из зала через горы к пастбищу, где по-прежнему мирно паслось его стадо, поджидавшее своего пастуха. Там карлик щедро наградил паренька и в тот же миг исчез, так же неожиданно, как и появился.Мать-сова из деревни Целль и ее дети
Жил-был однажды в деревне Целль, что стоит на берегу озера, богатый крестьянин, которого за трудолюбие и порядочность почитали и односельчане, и жители всей округи. Только вот о его жене люди отзывались совсем иначе. Она была нерадивой, ленивой и расточительной и даже о детях почти не заботилась. Но случилось так, что крестьянин тяжело заболел и вскоре умер. Хозяйство досталось его жене, а она и обрадовалась, что теперь то уж может ни перед кем не отчитываться. Вдова легкомысленно сорила деньгами направо и налево и вскоре осталась ни с чем. Нисколько не задумываясь, она, где могла, назанимала столько денег, что вскоре подворье за долги пошло с молотка, а хозяйке оставалось только идти на поклон к добрым людям — авось, дадут ей на бедность. Но она отправляла за милостыней детей, а подаяние, которое малыши приносили домой, снова быстро проматывала. Если дети за день собирали меньше денег, чем ей хотелось, она не давала им есть, колотила и бранилась. Однажды, когда детишки пришли домой с пустыми руками, мать устроила им голодный пост. Малыши, которые и накануне почти ничего не ели, стали плакать и просить хоть кусочек хлеба. Их плач так надоел крестьянке, что она со злостью закричала: — Перестаньте, наконец, вопить! Чтоб вы окаменели, тогда у меня хоть будет покой! Не успела она произнести эти слова, как небо внезапно заволокли густыми черными тучами. Разразилась сильная гроза, какой в этих краях еще никто не видел. Когда небо прояснилось и стих ветер, на том месте, где только что стояли малыши, вместо них остались два больших камня, чем-то похожие на пропавших детей. Мать закричала от ужаса. Теперь, когда уже было слишком поздно, в ней внезапно проснулась материнская любовь: она бросилась на каменные глыбы, стала обнимать их, причитать и плакать. Но ее дети превратились в холодные камни, как она сама того пожелала. С того дня женщина исчезла и больше не появлялась в деревне. Через несколько дней крестьяне увидели сову, которая с жалобным криком кружила над каменными изваяниями. Это была мать несчастных детей. Днем она совой кружила над ними, ночью в прежнем обличьи, не знал покоя, бродила вокруг. В былые времена не один путник, должно быть, видел, как она ночью плача ходила вокруг камней.Пропавшее свадебное шествие
Солнечным майским днем жених с невестой и приглашенными на свадьбу гостями по пути из Гредига в Санкт-Леонхард проходили мимо Унтерсберга. Впереди шагали музыканты со скрипками и флейтами и наигрывали веселые напевы, за ними, болтая и смеясь, остальная компания; всем было весело, и никого не смущало, если кто-то из музыкантов вдруг сбивался с тона. Нарядная невеста в свадебном венце на уложенных короной косах была чудо как хороша, и глаза ее сияли от счастья. Шляпы мужчин были украшены веточками розмарина и гвоздики, шелковые ленты на женских передниках трепетали на ветру, а серебряные украшения сверкали в солнечных лучах. — Слыхали вы, что здесь неподалеку когда-то исчез император со всем своим войском? — спросил один из гостей. — Да ну же, оставь, — насмешливо крикнул ему другой. — Опять ты за свои небылицы! — Пусть расскажет, — возразила невеста, — а мы его послушаем. — Верьте мне, — настаивал парень. — Призраки исчезнувших воинов время от времени появляются и одаривают тех, кто им случайно встретится. — Ну что ж, попытаем и мы счастья, — решил жених, сложил руки и дерзко прокричал, оборотившись к лесу: — Пожалуйте к нам, добрые духи, да принесите моей Аннерль что-нибудь покрасивее. Едва слетела с его уст эта просьба, как отвесная скала Унтерсберга приотворилась и из нее вышел крошечный седовласый человечек в платье рудокопа. Внимательно окинув всех испытующим взглядом, он улыбнулся и знаком пригласил следовать за собой. Участники свадебного шествия сначала оробели, но гном был так дружелюбен на вид, что они не раздумывая приняли приглашение. Длинными переходами шли они в глубь горы, пока не очутились в невиданно роскошном зале с высокими сводами, посреди которого стоял накрытый для пира стол. Гном пригласил смущенных и оробевших гостей к столу, и люди сели. В дороге они успели проголодаться, и потому без долгих уговоров начали есть и пить, а маленькие обитатели гор подносили все новые и новые блюда и кувшины, пока не накормили всех до отвала и не напоили допьяна. Стихли напевы музыкантов, замолк смех, и участники свадебного шествия разлеглись на скамьях и заснули мертвым сном. Недвижимо вытянулись мужчины и женщины на скамьях, а когда гости наконец пробудились, крошечный седой человечек, который привел их в глубь горы, был уже тут как тут и тем же путем вывел всех обратно на волю. Они поблагодарили его за богатое угощение и зашагали дальше по лесу, держа путь в родную деревню. Но, выйдя из лесу, они увидели, что все неузнаваемо изменилось: и дома, и села, и люди, попадавшиеся им навстречу, — все было точно чужое. Они в недоумении переглядывались и никак не могли взять в толк, что же с ними приключилось. Невеста от горя даже заплакала, а жених утешал ее: «Не печалься, Аннерль! Должно быть, это гном нарочно завел нас не туда, и мы сбились с дороги!» Все снова тронулись в путь, но теперь им было уже не до веселья: все устали и уныло плелись, волоча ноги. Завидя их, люди останавливались и удивленно смотрели им вслед. Дети над ними смеялись, как над ряжеными, а иные сорванцы громко насмехались. Наконец они пришли в родную деревню. Но и здесь ничего не узнали, потому что дома их встретили чужие люди. В смятении отправились они к священнику и поведали о том, что с ними приключилось. Старый священник полистал церковные книги. Одна из записей гласила, что сто лет назад жених с невестой и приглашенными на свадьбу гостями бесследно исчезли неподалеку от Унтерсберга. Потрясенные, упали они на колени. Священник благословил их и произнес: «Скорее покайтесь перед Господом, коего прогневили вы в глупой своей гордыне; ибо уже сегодня настанет ваша кончина». «Господи, смилуйся над нами!» — вскричали они рыдая. Потом они благоговейно вознесли молитву и покаялись в совершенных грехах. Они чувствовали, как с каждым мгновением убывают их силы. Миг, другой — и вот уже поседели их волосы, покрылась морщинами гладкая кожа, а спины согнулись от старости. Не прошло и часа, как все они покинули этот мир. В глубокой задумчивости склонился священник над усопшими. «Да, — подумал он, — для Него сто лет, точно один день». И смутное предчувствие вечности Божьей посетило его душу.ШТИРИЯ
Сокровища Штубенбергеров в пещере Шекль
Мною веков назад в замке Оберкарпфенберг, что в Мюрцтале, от которою давно уж остались одни развалины, жили два брата из рода Штубенбергеров. Это были дикие и необузданные люди, они вели разбойничью рыцарскую жизнь и находились в постоянной вражде с рыцарями из соседних поместий. Братья то и дело разоряли монастырские угодья, и папа римский предал их анафеме. Но и после этою они не утихомирились и в конце концов так распоясались, что окрестные рыцари, объединившись, объявили им войну и двинулись на замок. Не под силу было Штубенбергерам сражаться с такой оравой, к тому же большая часть слуг их покинула, переметнувшись на сторону соседей. Собрали они тогда все свои награбленные сокровища, покинули замок Оберкарпфенберг и с несколькими верными подданными укрылись в неприступных ущельях у подножия горы Шекль, поросшего с северной стороны непроходимыми лесами. Там они выстроили крепость Штубегг, развалины которой и сейчас можно найти там, где начинается ущелье Раабкламм. Вскоре после этого император Фридрих Второй стал снаряжаться в крестовый поход к Земле Обетованной, и австрийский герцог решил присоединиться к нему. И вот пронеслась молва, что у Гроба Господня в почетном карауле стоял командир римского легиона, который происходил из рода Штубенбергеров. Братья тоже решили отправиться в Землю Обетованную и доблестью в битвах с неверными искупить свою вину перед папой. Прежде чем покинуть родину, они понадежнее запрятали свои сокровища. Дикие ущелья и неприступные скалы Шекля показались им самым подходящим местом. У подножия горы они после долгих поисков нашли, наконец, среди каменистых осыпей и обрывистых утесов просторную пещеру и темной ночью с помощью надежных слуг перетащили туда сокровища в большом кованом сундуке. Ко входу в пещеру они приделали массивную железную дверь, закрыли ее на замок и завалили сверху камнями. Щели между камнями они заткнули мхом, чтобы ни одна душа не заподозрила, что за этой кучей камней есть дверь. Ключи от сундука и от железной двери рыцари взяли с собой, оставили крепость на попечение надежного домоправителя и, собрав своих сторонников и слуг, отправились в варварские земли. Там они примкнули к другим паломникам. Прошло несколько лет. И вот однажды в Штубегг пришел некий паломник из Земли Обетованной и принес домоправителю печальную весть о том, что господа фон Штубенберг отдали свою жизнь, защищая Землю Обетованную от неверных. Он сам, сказал паломник, закрыл глаза одному из умиравших братьев, и тот перед самой смертью поведал ему тайну спрятанных сокровищ и передал ключи. Братья велели, чтобы домоправитель передал сокровища их наследникам. Домоправитель был немало удивлен, но раздумывать долго не стал, собрался и вместе с паломником отправился к горе Шекль. Они принялись искать сокровища — но вот прошла неделя, потом другая, а найти пещеру им все не удавалось. Они долю безуспешно лазали по камням и в довершение всего потеряли оба ключа. Отчаявшись, они вернулись домой, и постепенно все в округе стали забывать о сокровищах Штубенбергеров. Прошло, наверное, еще лет сто. В Гшайде, недалеко от Вейца, жил тогда один бедный крестьянин, бывший подданный Штубенбергеров. Звали его Георг Гресхубер. Хлеба у него в доме обычно не было ни крошки, зато детей мал мала меньше — полон дом. Однажды, холодным зимним днем незадолго до Рождества, отправился он к подножию горы Шекль за хворостом, чтобы хоть в праздники детям дома тепло было. В унынии, тяжко вздыхая, он волочил по земле сухие сучья и ветки и стаскивал их в кучу. Занятый этим делом, он совсем не заметил, что, откуда ни возьмись, рядом с ним появился парнишка-пастушок. «Эй! — крикнул парнишка. — Что с тобой? Что ты все вздыхаешь да причитаешь?» Крестьянин испуганно взглянул на него и грустно отвечал: «Да как же мне не причитать, если в животе у меня пусто, а дома пятеро детишек голодные сидят, и я придумать не могу, как их прокормить!» «А ну пойдем со мной! — сказал пастушок. — Чем дрова собирать, посмотри лучше, что я тебе покажу!» «Да что ты мне покажешь-то?» — проворчал крестьянин и внимательно взглянул на пастушка. Уже начинало смеркаться, и крестьянину показалось, что глаза у паренька вспыхивают, как раскаленные угли. Не по себе стало крестьянину. Парнишка усмехнулся, схватил крестьянина за рукав и сказал: «Не бойся, ничего плохого с тобой не случится. Пойдем со мной, и я покажу тебе сокровища, которых тебе с лихвой хватит на всю жизнь». Вот теперь крестьянину сделалось по-настоящему страшно, и больше всего ему теперь хотелось броситься вниз с горы и убежать подальше. Но парнишка так доверительно положил руку ему на плечо, что крестьянину стало стыдно, что он так испугался. К тому же его охватило любопытство: не было ли в россказнях странного пастушка хоть крупицы правды? Он пошел за пастушком, и вскоре они подошли к раскидистому можжевеловому кусту, а за кустом, полузаваленная грудой замшелых камней, виднелась железная дверь. Пастушок вынул из кармана два ключа. Один ключ он протянул крестьянину и попросил его отомкнуть дверь. Тот дрожащими руками повернул ключ в замке. Заскрипели заржавленные петли, и дверь отворилась; перед ними открылась сумрачная пещера. У пастушка в руках внезапно оказался горящий факел, и в свете неровного пламени крестьянин с замиранием сердца увидел, что парнишка рядом с ним черен, как уголь, а глаза у него горят страшным огнем. Весь дрожа, крестьянин пошел следом за пастушком, который провел его через три сводчатых зала. В первом и втором высились груды угля, а в третьем стояло семь больших кованых сундуков, и огромный черный пес охранял их. Глаза у черного парня сверкали все ярче и, казалось, становились все больше и больше, и от этого сердце у крестьянина билось так громко, что он плохо понимал, что говорил ему спутник. «Ты все хорошо рассмотрел?» — спросил парнишка. Крестьянин молча кивнул. «Теперь давай вернемся назад во второй зал!» Крестьянин послушно пошел за ним. «А теперь набери полные карманы угля!» — велел ему тот. Крестьянин сделал, что велено. Потом они вышли из пещеры, и хотя уже подступала ночь, и небо над горами потемнело, крестьянину показалось, что вольный свет небес никогда еще его так не радовал. «А теперь взгляни, что за угли у тебя в карманах!» — вдруг ласково сказал ему парнишка. Тут увидел крестьянин, что карманы у него набиты золотом. «Всю свою жизнь, — серьезным голосом сказал ему пастушок, — ты можешь раз в день приходить сюда и всякий раз набирать две пригоршни углей. Но только из той кучи, которая навалена во втором зале. Однако берегись, не проговорись никому об этой тайне, иначе плохо тебе придется. Но если тебя прижмут к стенке, да станут заставлять открыть тайну, тогда пойди к начальникам и отдай им эти ключи и тот кусочек пергамента, который к ним привязан». Крестьянин пообещал хранить уговор. Когда же он запер железную дверь и спрятал в карман ключи, парнишка исчез, как сквозь землю провалился. Бедный крестьянин скоро разбогател. Каждый день ходил он к подножию горы Шекль и набирал полные пригоршни угля, который превращался в золото, как только он покидал пещеру. Дети его больше ни в чем не нуждались. Он покупал пашни, луга и виноградники. Сундуки и ларцы в его доме наполнялись золотом. Но когда год спустя он снес свою жалкую нищенскую лачугу и затеял строить солидный дом, зависть одолела соседей. Пошла молва, что он колдун, а кое-кто подозревал и кое-что похуже. Россказни о колдовском богатстве дошли в конце концов и до самого барина — графа Ульриха фон Штубенберга, потомка рыцарей-разбойников. Он позвал к себе крестьянина и спросил, откуда у того деньги и с чего это он швыряется ими направо и налево. Крестьянин дерзко ответил: «Деньги эти— не краденые! А откуда они у меня — я не скажу, это моя тайна. Но земли эти, где мы живем, в вашей власти, и я, так и быть, готов каждый день приносить вам пригоршню золота». На следующий день крестьянин и вправду явился пред графские очи и дал удивленному графу золотой слиток величиной с кулак. И тут вспомнил граф Штубенбергер легенду о пропавших сокровищах его предков и понял, что бедный крестьянин нашел то место, где они спрятаны. Но Георг Гресхубер не пожелал раскрыть тайну. Даже когда граф приказал пытать его, с уст крестьянина не сорвалось ни одного неосторожного слова. И все же под конец он не смог дольше переносить истязаний и поведал о чудесном пастушке и о том, как тот показал ему пещеру. Он пообещал графу показать ему заветное место и, оправившись от пыток, повел его к тому самому можжевеловому кусту, за которым находилась железная дверь. Куст оказался на месте, но за ним были лишь груды замшелых камней, железная дверь исчезла бесследно, и с тех пор еще никому не удавалось напасть на след сокровищ. Ключи, которые крестьянин передал графу, хранятся у Штубенбергеров как семейная реликвия. Надпись на пергаментном свитке гласит:«Да хранят господа фон Штубенберг сей свиток и ключи как зеницу ока, и даровано им будет за это большое счастье».
Последние комментарии
1 час 28 минут назад
1 час 31 минут назад
1 час 43 минут назад
1 час 45 минут назад
1 час 59 минут назад
2 часов 16 минут назад