Крылья [Лев Куклин] (fb2) читать постранично

Лев Куклин Крылья

Прокаленный солнцем сухой воздух над кремнистыми критскими скалами оставался неподвижным целый день. И только к вечеру с юга, со стороны Африки, потянул едва ощутимый лбом и щеками ветерок.

Дедал в легком просторном льняном хитоне стоял на плоской площадке одной из дворцовых башен и смотрел на солнце цвета остывающей в плавильне меди, которое заметно скатывалось к линии горизонта, четко прочерченной на границе неба и моря. Морская вода не была ни голубой, ни синей.

У греков вообще не существовало в языке слов, означающих эти цвета. Слепой аэд со странным для слуха именем Гомер назвал море своих героев "виноцветным". Да, пожалуй, именно такое вино он пил тогда — там, в далекой прежней жизни — густое, фиолетово-красное вино, привозимое в больших глиняных пифосах с острова Хиос прокопченными, как рыбы, курчавыми финикийцами. Это вино тяжело плескалось в фиале, подергивалось на свету маслянистой радужной пленкой — и тогда его цвет и впрямь точь-в-точь совпадал с цветом моря на закате… И в глубине его просверкивали тусклые золотистые искорки. Вот как сейчас. Прав старик Гомер…

Дедал глядел в сторону Греции… Камни квадратной башни, остывая от дневного зноя, еле уловимо потрескивали. Отсюда, с башни дворца, не было слышно, как ветер шелестел узкими серебристыми листьями в оливковых рощах, оглаживал пористые щечки еще зеленоватых незрелых апельсинов. Ветер дул вдоль вытянутого тела острова немного наискось — и вместе с ним летели в сторону родины птицы…

И опять — в который уже раз! — Дедалу померещилось, будто стоит он не на башне построенного им дворца, а у обрыва беломраморной скалы, на которой возвышался Афинский Акрополь. И с криком падает вниз его племянник Тал… Как случилось, что рука Дедала, движимая злой волей богов, толкнула мальчика? Конечно, ум Дедала мутился после большого пира, устроенного афинянами в его честь. Да, его, Дедала, называли великим скульптором, и горожане славили его последнюю статую. А хиосское вино было терпким и крепким, и его было очень много, и он, подобно далеким северным варварам, пил его, не разбавляя холодной родниковой водой. Напрасно… Да… В голове шумело, словно море в полосе прибоя. Опираясь на плечо племянника и пошатываясь, как пьяный Силен, выбрался Дедал на свежий воздух. Но какая злоба мгновенно ослепила его? Бесспорно, Тал был очень талантлив и изобретателен, и мог бы своим мастерством превзойти Дедала в будущем. Сейчас он помогал скульптору и был его лучшим учеником. Но умный помощник — всегда угроза! Неужели — втайне от себя самого — он желал Талу зла? Нашлись свидетели убийства — нашлись и завистники, считавшие убийство умышленным и требовавшие для Дедала смертной казни. О боги, боги! Какое горькое похмелье, ухмыляясь, подсовывает нам жизнь!

Икар, конечно, не таков… Он добр и послушен, он сумеет использовать, но он не сможет создать!

А Дедал и здесь, на Крите, после тайного побега, построил чудо света. Только, пожалуй, он один — архитектор и создатель — мог бы войти в придуманный им Дворец и безошибочно пройти по всем его залам, помещениям и кладовым, запутанным галереям и переходам: ведь весь план Лабиринта по-прежнему отчетливо существовал у него в мозгу. Уже одиннадцать долгих лет…

Дедал помнил, как впервые у него зародилась смутная идея. Четырехлетний Икар играл на дворцовой стене у его ног. Он урчал, как сытый щенок, довольный жизнью, мял в руках воск, из которого Дедал лепил ему смешные фигурки… А в тот раз забавлялся тем, что пускал по ветру перышко, легкое, как овечий пух. Перышко взлетало, подгоняемое дыханием ребенка. И, вращаясь, мягко опускалось на каменную кладку. Что-то было в этом, какая-то тайная связь: ветер, перышко и воск. Воск, перышко и ветер… Он взял белое голубиное перышко из рук сына и с силой дунул. Почти невесомое, оно вырвалось у него из пальцев и унеслось вниз со стены — в сторону Греции. Перышко из белого голубиного крыла…

Крыло — и ветер!

Как-то почти неосознанно он смастерил модель крыла, примерно в три раза больше голубиного и, сидя в мастерской, медленно, словно бы опахалом, обмахивался им, ощущая упругое сопротивление воздуха.

Икар неожиданно вошел в мастерскую и застал отца за этим занятием. Задумчивый, сосредоточенный на тайной работе мысли, взгляд Дедала не сразу задержался на сыне.

— Птицы свободны… — с тяжким вздохом сказал Дедал. — Для них нет предначертанных дорог. Свободными… — и он сильно взмахнул моделью крыла, так что оно со свистом рассекло воздух, — свободными их делает это! Но человек умнее птицы, и он должен научиться летать!

— Ты… ты сделаешь нам крылья? — задохнулся от восторга и сладкого ужаса Икар. — Как у птиц?

Дедал покачал головой.

— Нет… — твердо отчеканил он. — Машущие крылья — нет! На это может рассчитывать только глупец. Боги дали разную силу птицам и людям. Для