Серая зона [Хаим Соколин] (fb2) читать постранично

Хаим Соколин Серая зона

Моим близким и памяти тех, кого уже нет

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ АЛЕКС

1

Было шесть утра. В низинах туман еще не рассеялся, и Алекс вел “лэндровер” медленно, почти на ощупь. А на западе, слева от дороги, солнце уже освещало вершины Скалистых гор. В Канаде их называют “рокки”. Там, где дорога выходила из лощины, тумана не было, и открывался завораживающий вид на далекие утесы. Раньше Алекс не упускал случая остановить машину, постоять несколько минут на обочине и как бы подзарядиться первозданной энергией, исходящей от этой могучей девственной природы. Но сейчас он не мог думать ни о чем, кроме дела, ради которого вот уже несколько месяцев торчал в маленьком сонном городке с красивым названием Вермиллион, затерявшемся среди озер и болот где-то на севере Альберты. Все это время по два-три раза в неделю, в любую погоду он мотался по той же самой дороге в необитаемый район, даже не имевший названия и обозначенный только координатами, на стыке трех провинций — Альберты, Британской Колумбии и Северо-Западных территорий. В центре района находились невысокие холмы Камерон. А к северо-западу от них простирались места, знакомые с детства по рассказам Джека Лондона. Слова “Маккензи”, “Клондайк”, “Юкон”, “Форт Даусон”, как отзвуки золотой лихорадки, мгновенных обогащений и столь же быстрых разорений, не переставали и сейчас волновать его воображение. Параллели напрашивались сами собой. В такие минуты Алекс лишь иронически усмехался и гнал от себя эти навязчивые книжные сравнения.

“Лэндровер” вынырнул из-за последнего поворота, и невдалеке показались ажурные очертания буровой вышки. В голове непроизвольно возникла мысль: “Ну вот, момент истины приближается”. Алекс выругался: “Опять эти чертовы банальности”. Он злился, когда вдруг лезли в голову или срывались с языка затертые слова. Но именно они почему-то всегда первыми приходили на ум. Надо же — “момент истины”, как в плохом детективе. “Ладно, не будем придираться к словам, — примирительно подумал он, — скажем иначе: вот сейчас станет, наконец, ясно — кто есть кто, а кто есть никто”. И хотя вероятность того, что он и Андрей могут оказаться “никем”, была теперь очень мала, мысль об этом нет-нет да закрадывалась в сознание. “Все будет хорошо. Все должно быть хорошо”, - Алекс привычно отогнал тревожные сомнения.

Он остановил машину рядом с фургоном геофизиков. Они были здесь с вечера и уже ждали его.

— Привет, Крис. Как дела? — обратился Алекс к старшему оператору Гибсону.

— Все идет нормально, док. Заканчиваем спуск.

Они понимали друг друга с полуслова. Речь шла о спуске в скважину кабеля со специальным зондом для регистрации электрических параметров горных пород. Через несколько минут Крис сообщил, что спуск закончен, зонд достиг забоя и спросил:

— Ну что, начнем записывать?

— Начинайте, — ответил Алекс.

— О'кей, начинаем, — Крис дал знак оператору лебедки, и тот перевел агрегат в режим подъема.

Кабель начал медленно наматываться на барабан, и с этого момента датчики зонда стали посылать непрерывные сигналы на приемное устройство. Кривые трех разных электрических параметров записывались одновременно. В совокупности они давали четкое представление о минеральном составе горной породы и о пластах, которые могут быть заполнены нефтью. Подъём зонда из скважины напоминает, при известном воображении, извлечение из земли моркови, на французском — каротаж (от carotte — морковь). Поэтому изобретатели метода, французские евреи братья Шлюмберже (Шломберг), назвали его каротаж и ввели этот шутливый термин в профессиональный лексикон нефтеразведки. Впрочем, американцы предпочитают более грубоватое название — лог (бревно), а исследование называют логгинг.

Алекс прильнул к экрану компьютера. Нижние триста метров показывали обычное чередование геологических пластов — известняков, глин, песчаников. Зонд продолжал медленно ползти вверх. Внезапно, на глубине две тысячи метров, левая кривая дала резкий отрицательный пик и одновременно две другие — столь же резкий положительный. Они как бы оттолкнулись друг от друга. Это противостояние пиков, направленных в разные стороны, сохранялось на протяжении тридцати метров, а затем кривые снова сблизились и вернулись к прежней спокойной маловыразительной форме. Алекс почувствовал, как кровь застучала в висках. За четверть века работы нефтяным геологом он пропустил через свои руки тысячи каротажных диаграмм. Но каждый раз, когда в новой скважине он обнаруживал этот характерный для нефтяного пласта “отпечаток пальцев” — комбинацию одной отрицательной и двух положительных аномалий, — его снова охватывало волнение, как и тогда, много лет назад, во время первой самостоятельной разведки на Северном Кавказе. А сейчас повод был особый, не сравнимый ни с каким другим за всю его прошлую карьеру. Это