Бедная Настя. Книга 5. Любовь моя, печаль моя [Елена Езерская] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Елена Езерская Бедная Настя Книга 5 Любовь моя, печаль моя

ЧАСТЬ 1 ГРОЗОВОЙ ПЕРЕВАЛ

Глава 1 Mademoiselle serait-elle russe? (Мадемуазель — русская?)

За кулисами делали ставки — небольшие, в несколько су. Спорили, кто победит.

— Уверена, что Гюго, — говорила яркая брюнетка лет тридцати с намеренно подведенными глазами и известная под сценическим именем мадемуазель Клико (импресарио дал актрисе это имя за пристрастие к шампанскому). Брюнетка плотоядно смотрела на одного из выступавших и выразительно играла бюстом в его сторону. — Говорят, у министра безудержный темперамент.

— А по мне, так он слишком высокомерен, пожала плечами ее молодая коллега, тоже с интересом наблюдавшая за событиями на сцене. — Зато когда выступает месье Дюма, в зале нет равнодушных. Я слышала, как однажды зрители едва не передрались — одна половина публики кричала после его речи от восторга, а вторая улюлюкала.

— Но я имела в виду совсем другое, — брюнетка многозначительно принялась косить бровями, словно подсказывая несообразительной товарке верную тему для разговора.

— Мир стоит на пороге великих перемен, а ты так и не выбралась из постели, — нахмурилась молоденькая артистка и отвернулась.

И правда — о чем еще можно было говорить в 1848 году в Париже, в самый разгар революции и борьбы за власть? Политика управляла всем — и человеческой жизнью, и искусством. А политикой управляли деньги.

Неудивительно, что театры, забыв о своем главном предназначении трогать сердца и души, превратились в политические клубы, отдавая сцены под дебаты — самый модный в то время и универсальный жанр публичных представлений. На дебаты собирались смелые буржуа, рискнувшие не уезжать из столицы ради выборов в Учредительное собрание, и отчаянные дворяне, не желавшие терять контроля над ситуацией и все еще надеявшиеся на реванш. Но главная часть публики состояла из люмпенов и студентов, с галерки и из прохода надрывавших горло за торжество демократии и социального прогресса.

Вот и сегодня театр «Шуазель» был переполнен. Но вся эта масса народа устремилась в Пассаж не за покупками — в этот день здесь соревновались в ораторском мастерстве Виктор Гюго и Александр Дюма-старший, два великих соотечественника: пэр Франции, а также лучший поэт страны и автор бессмертных романов о трех мушкетерах. Оба мечтали получить депутатский мандат и стать не только властителями дум, но и вершителями судеб своих сограждан.

Еще недавно они стояли по одну сторону политических баррикад — Гюго, как и Дюма, доказывал необходимость сохранения прав Орлеанской династии, с которой был теснейшим образом связан. Из рук Луи-Филиппа он получил титул пэра Франции. Но, будучи приглашен новым — революционным — правительством на должность министра просвещения, принужден был изменить своим прежним покровителям, как несколько лет назад изменил с ними Бурбонам, которыми тоже в свое время был обласкан и высоко оценен. Дюма же всегда оставался традиционен — во взглядах и в образе жизни. Настоящий титан и стойкий роялист, он не видел иного пути для укрепления пошатнувшегося государственного строя, кроме как в верности единому трону и одному монарху.

Поединка Гюго и Дюма ждали с нетерпением. На дебаты стекались репортеры ведущих галет и журналов — парижских и иностранных. И зачастую результат этой словесной дуэли, обнародованный в прессе, решал судьбу того или иного кандидата на народный мандат. По форме дебаты напоминали суды: противоборствующие стороны вызывались к барьеру ведущим, скорее исполнявшим роль прокурора, чем справедливого арбитра, и сначала излагали свои позиции по обсуждаемому вопросу, а потом принимались дискутировать. Судил сегодняшний поединок Арман Маррас, главный редактор газеты «Насьональ» — человек беспринципный, с легкостью сменивший амплуа состоятельного буржуа на роль пламенного революционера, защитника интересов народа.

Журналисты занимали в зале первые ряды кресел, и все время дебатов усердно черкали карандашами в записных книжках, часто некстати и громко выражая свое мнение в связи с ответами кандидатов. Но, кроме самих дебатов, их внимание привлекали персоны, занимавшие правую ложу у сцены. Среди них наиболее важным (судя по количеству вызывающих кивков и бесцеремонных указаний карандашами в его сторону) был молодой брюнет, сидевший по правую руку от графини Мари д'Агу, — баронет Альфонс де Ротшильд, молодой наследник дела и самого большого состояния Франции, а возможно и мира, сын знаменитого банкира и подающий серьезные надежды финансист. Он представлял в этом собрании интересы отца, Джемса Ротшильда, и его Парижского банкирского дома, пристально следившего за ходом предвыборной кампании.

В середине XIX века влияние Ротшильдов было неслыханным: семья находилась на вершине могущества — сам глава правительства Австрии князь Меттерних отблагодарил их за