Царское золото [Валерий Викторович Курносов] (fb2) читать онлайн
- Царское золото (и.с. Путешествие за тайной) 778 Кб, 214с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Валерий Викторович Курносов
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Валерий Курносов
Царское золото
В книге содержится информация о 17815,147 кг золота. Эти тонны исчезли из хранилища Казанского отделения Народного банка России в августе 1918 года. Ценности до сих пор не обнаружены. В МВД существует оперативно-розыскное дело «Золотое руно»; часть информации на эту тему хранится под грифом «совершенно секретно». В настоящее время к поиску царского золота подключились и кладоискатели. Автор впервые приводит данные двух рассекреченных фондов Национального архива Татарстана. Исторический контекст событий, развернувшихся одновременно с работами по эвакуации золотого запаса, воспроизводится на основе мемуаров и трудов историков.
17 815,147 КГ ЗОЛОТА (От автора)
В этой книге содержится информация о 17 815,147 кг золота, исчезнувших из хранилища Казанского отделения Народного (государственного) банка России в августе 1918 года. Эти тонны составляют 572 770 тройских унций и постоянно растут в цене. На 1 января 2011 года они оценивались на лондонской бирже в $ 813 619 785. На момент прочтения этих строк вы сами можете найти в Интернете котировку тройской унции золота и просто умножить на количество унций. Вы увидите, как цена этой пропажи сегодня неумолимо приближается к одному миллиарду долларов США. Возможно, вы знаете клады подобной величины, но автор не нашел во всей мировой истории никаких упоминаний о сокровищах такой ценности. Для сравнения: всемирно известное захоронение Тутанхамона хранило золотую гробницу фараона весом в 110,4 кг. Естественно, что артефакты фараона XVIII династии правителей Древнего Египта гораздо ценнее в культурно-историческом смысле. Но вот в прикладном значении ценность золотых сокровищ под Казанью сравнить не с чем… Насколько реальны эти загадочные тонны желтого металла, автор предоставляет право судить читателю по рассекреченным документам Госбанка СССР. На самом деле прояснить вопрос не так просто. В недрах МВД существует оперативно-розыскное дело «Золотое руно», которое большую часть информации на эту тему хранит под грифом «совершенно секретно». Летом 1918 года в «золотой кладовой» Казанского отделения Народного банка поблескивали желтыми боками монет и слитков 444 тонны 509 килограммов 799 граммов и 65 миллиграммов золота на сумму 574 127 751,46 царского золотого рубля. Народным в ту пору именовался Государственный банк России. Четыре стальных сейфа и сундука «золотой кладовой» Казанского отделения, а также семь стеллажей хранилища были предназначены для размещения золота, два стеллажа — для серебра. Вход в кладовую надежно запирали стальные решетчатые двери от АО «Артур Коппель», сваренные по системе берлинской фирмы «Понцер». Со второго подземного этажа, где размещалась «золотая кладовая», наверх вела винтовая лестница. В верхнем хранилище — «денежной кладовой», а также в помещениях разменной кассы стояли еще семь сейфов и сундуков, в конторе ссудной кассы — еще один. В «верхнем» хранилище покоились драгоценные ювелирные изделия, пачки бумажных ассигнаций, ценные бумаги, мешки с медной монетой. А также та часть золота, которую привезли летом 1918 года и которая просто уже не помещалась в специализированной кладовой. Всего к августу 1918 года в Казани под контролем большевиков сосредоточилось свыше 73 процентов золотого запаса России. Стратегический запас беспокойно прожигал карман представителей новой власти и манил к себе их противников. В это время в Берлине шли переговоры большевиков об условиях вывоза части золота России в Германию в качестве контрибуции по условиям Брест- Литовского мира 3 марта 1918 года. Враги Германии — воевавшие с ней русские офицеры — не могли простить ленинцам капитуляции перед войсками кайзера. Но кроме эмоций у противников большевиков были и другие причины для недовольства. 22 января 1918 года Ленин своим декретом объявил о финансовой несостоятельности России — дефолте. На тот период времени выяснилось, что к началу Первой мировой золотой запас России был самым большим в мире и составлял 1,695 млрд царских золотых рублей. В метрической системе эта цифра соответствует 1312328325 граммам благородного металла, в тройских унциях — 42192 335,39190706. Умножьте эту цифру на современный курс тройской унции, о чем имеется информация в Интернете. На 1 января 2011 года царский золотой запас 1914 года оценивался бы в $59 934 212 424,2. А вот к моменту захвата банков большевиками золотой запас снизился более чем в 1,5 раза. В то время как общий государственный долг России превысил весь оставшийся золотой запас страны. Ссылаясь на банкротство и революцию, большевики впервые в мировой истории вовсе отказались платить долги — иностранцам (хотя золота на оплату внешних обязательств хватало с избытком) и подданным России. Получалось, что фактически Брест-Литовским миром кредиты, данные Англией, Францией и США на войну с Германией, Россия передавала той же Германии на продолжение войны с кредиторами России, а самой Антанте большевики показали революционную фигу. Смириться с этим не могли очень многие. Русские и заграничные руки тянулись к казанскому хранилищу золотого запаса. Оба лагеря Гражданской и мировой войны говорили о патриотизме, спасении Родины, чести заемщика. Но понимали их противоположно: вывозить золото в Берлин (Вену) или Лондон (Париж, Вашингтон). И сколько-то при этом оставлять в пределах России… Рядовые жители оказались заложниками обстоятельств и напоминали пациента двух дантистов, которые по очереди дергали за один и тот же золотой зуб. Для современника та рана не зарубцевалась до сих пор. Потому что часть золота в суматохе боев просто исчезла и сидит беспокойной занозой в теле страны в районе, известном спецслужбам России вот уже более 80 лет. Даже для автора книги ее информация остается неразгаданным кодом. Поскольку документы авторитетно свидетельствуют, что сокровища реальны. Но почему же тогда они не найдены до сих пор весьма квалифицированными представителями банковского сообщества и спецслужб? Видимо, «дьявол прячется в деталях». Следуетеще и еще раз перечитать все перипетии этой золотой драмы, которые автор, как журналист-расследователь, приводите максимально возможной тщательностью и подробностью. И только после этого понять: что не додумали охотники за золотом при всех прошлых поисках? На какую деталь не обратили внимание? Куда не повернули стопы своих ног? В ответах на эти вопросы и реальных поисках реальных следов золота читатель может превзойти предшественников. Чего автор ему искренне желает. Примечательны еще два обстоятельства появления книги на свет. В 12:38 25 ноября 2009 года по электронной почте ее рукопись была отправлена в редакцию «Новой газеты». С предложением автора расследования выбрать те фрагменты, которые она сочтет нужными для публикации на своих страницах. 15 января 2010 года в 15:37 в электронной переписке редактор газеты Дмитрий Муратов написал автору: «Я прочитал. Мне интересно». Однако в последующем даже это издание заробело публиковать фрагменты расследования. Дайджест из книги вышел небольшим тиражом на страницах газеты «Вечерняя Казань» в сентябре — ноябре 2010 года в двенадцати статьях. Статьи резко проиграли в тираже, но выиграли в качестве критики. Их молча «просветили» и не оспорили в суде пресс-служба Национального банка Республики Татарстан (правопреемника Казанского отделения Госбанка), татарстанские сотрудники МВД и ФСБ, а также кладоискатели. Все они заинтересованы не поднимать шум вокруг этих ценностей до обнаружения клада. Единственное замечание по общеисторическому контексту событий, которое автор учел, сделали историки- краеведы. А также в ходе публикаций газетных статей откликнулся благодарный сын одного из главных фигурантов истории 1918 года — секретаря банка Виктора Калинина. Сына зовут Герман Викторович, он обогатил содержание книги новыми деталями и фотографиями отца. Также он был благодарен за то, что я рассказал читателям о родителе. Публиковать все содержание книги автор не торопился до тех пор, пока осенью 2010 года в федеральных СМИ не появились откровенные искажения информации об утерянном золоте. Это делали кладоискатели. С целью увести читателя от места поисков тонн золота. К сведению, статья 51 закона о СМИ, в частности, гласит: «Не допускается использование установленных настоящим законом прав журналиста в целях сокрытия или фальсификации общественно значимых сведений, распространения слухов под видом достоверных сообщений…» Было ли у лиц, даже не читавших эту статью, желание соблюдать другие правовые нормы и по закону делиться с государством и обществом неучтенными миллионами в золоте? Сомнения в этом вопросе и заставили автора ускорить публикацию книги.Эвакуация Войска комуча вынуждены были брать Казань
17 июля 1918 года 50 боевиков из всероссийской подпольной организации «Союз защиты Родины и свободы» под командованием 42-летнего полковника Александра Перхурова вырвались на пароходе из осажденного красными Ярославля, где безработные офицеры организовали антисоветский мятеж. Отряд Перхурова решил прорываться в Казань для продолжения борьбы — как это было предусмотрено еще майским планом организации. Тудаже после подавления 8 июля восстания в Рыбинске направился и лидер всего «Союза…», известный в международных кругах террорист Борис Савинков. Организацию Савинкова финансировали дипломаты Антанты. 22 июля войска самарского Комитета членов Учредительного собрания (КОМУЧ) взяли Симбирск. Военные силы самарцев состояли из офицеров отряда 36-летнего подполковника Генштаба Владимира Каппеля (в основном — монархистов), эсеров-республиканцев и сочувствующих эсерам легионеров чехословацкого корпуса. 23 июля обрусевший немец Каппель официально возглавил всю «Народную армию» КОМУЧа, ставившую цель войну с Германией и ее союзниками — большевиками. От едва захваченного Симбирска до Казани по Волге на пароходе можно было добраться за один световой день. У представителей савинковского подполья Казани на преодоление линии фронта в обратном направлении ушло пять суток. Гонцы явились к своим соратникам с предложением скоординировать действия по захвату золотого достояния государства. К тому времени, 27 июля, в Симбирске военное руководство КОМУЧа уже открыло совещание и решало, как действовать дальше. Бывший управляющий морским министерством Временного правительства России, 35-летний эсер Владимир Лебедев, уполномоченный КОМУЧа в Симбирске, записал в своем дневнике, что на следующий день, 28 июля, к нему явилась казанская делегация, предложившая командованию «народной армии» идти на Казань. Не дремали и союзники — представители французской армии, в чье подчинение по решению Антанты перешел чехословацкий иностранный легион. «В Симбирске мы встретили капитана Борда — офицера французской армии, который только что прибыл из Казани, куда он был послан генералом Лаверном, французским военным атташе в России, — писал Лебедев. — Он осведомил нас о приближении союзников к Вологде (9-тысячного отряда англо-американских войск. — В.К.) и о необходимости возможно быстрее захватить Казань с целью соединиться с союзными силами по пути на Вятку. Он сообщил нам, что союзные войска направляются из Вологды в Вятку. Я отправил его на аэроплане в Самару к главнокомандующему (славянскими легионерами. — В.К.) генералу Чечеку, который после беседы с капитаном Бордом дал разрешение на захват Казани…» Несмотря на колебания руководства КОМУЧа, его отряды не могли не атаковать хранилище золотого запаса. Во время наступления войск «народной армии» большевики успели вывезти в Казань из Самары и Симбирска все ценности и наличные деньги. Без овладения финансовыми ресурсами КОМУЧ далее не мог управлять людьми. «Положение Самары в финансовом отношении к моменту занятия Казани было крайне критическое, ибо в Банке должны были совершенно прекратиться всякие операции за полным отсутствием каких бы то ни было денежных знаков, о чем можно судить по…письму Управляющего Самарской К-ры (конторы. — В.К.) Банка», — констатировала в сентябре коллегия финансовых ревизоров, проверявших состояние разграбленного Казанского отделения Народного банка. Это подтверждает и эсер Лебедев: «Казань нами было решено взять еще и по следующим мотивам: в Казани находилось все золото Российского государства… Там же находилось колоссальное количество всякого интендантского и артиллерийского снаряжения и вооружения… В Казани было очень много офицеров, среди которых значительное число организовывалось для выступления против большевиков и которых большевики начали уже беспощадно расстреливать». Командовать частями «народной армии» было поручено капитану А.И. (имя-отчество не установлены. — В.К.) Степанову, чехами и словаками — поручику Йозефу Йиржи Швецу, офицерскими отрядами — Каппелю. В Казани отстаивать тонны золота и русскую революцию готовились латышский полк Иоакима Вацетиса, мусульманские части татар и местное рабочее ополчение.Большевики опоздали с началом вывоза ценностей
Угрозу захвата Казани хорошо чувствовал 49-летний управляющий Казанским отделением Народного банка Петр Марьин, отвечавший единственной своей ногой, да и самой головой за сохранность царского золотого запаса: «В своей очередной телеграмме Попову (главному комиссару Народного банка Тихону Попову. — В.К.) я высказал свои опасения по вопросу устойчивости Казани и мнение о том, что было бы своевременным приступить к эвакуации ценностей в более безопасное место», — показывал в 1929 году Марьин. 23 июля управляющий прихромал к новому командующему Восточным фронтом 45-летнему полковнику Иоакиму Вацетису. Командующий замял тот же кабинет и в тех же стенах гостиницы «Казанское подворье», где ранее командовал убитый мятежник толковник Михаил Муравьев, сам вознамерившийся распорядиться золотым достоянием России. Марьин настоятельно попросил нового военачальника дать гарантии безоптасности золотому запасу, как месяц назад просил об этом Муравьева. «Вацетис меня уверил, что Казани опасность не угрожает, так как имеется достаточно сильный гарнизон — 12 тысяч человек. В случае же наступления на железнодорожной станции всегда наготове состав для вывоза имеющихся в банке ценностей, так как, по его мнению, опасность могла угрожать со стороны Волги, — вспоминал позже Марьин. — Во время одного из моих посещений Вацетисая видел в ставке одного из его помощников, к которому я обращался по вопросу охраны банка. Впоследствии уже при белых я был удивлен, увидев его у себя в кабинете явившимся за получением денег в качестве начальника партизанского отряда белых. Фамилия, насколько мне помнится, была Лихачёв». Марьин передал Вацетису поручение председателя Совнаркома (СНК) Владимира Ленина и главкомиссара Народного банка Тихона Попова о необходимости ежедневно докладывать в Москву сведения о продвижении фронта. Вацетис приказал сотрудникам штаба предоставлять банковскому служащему всю необходимую информацию. Не удовлетворившись успокаивающими устными заверениями, комиссар финансов Казанской губернии В. Скачков 23 июля отправил в Реввоенсовет (РВС) фронта нервное письмо: «Ввиду угрожающего для Казани военного положения со стороны Симбирска, мною были приняты меры по эвакуации ценностей Государственного Банка. Для выяснения вопроса о порядке эвакуации был делегирован к тов. Милху и Мехоно- шину заместитель Председателя Финансового Совета тов. Лаздын. Военный Комиссар Мехоношин в присутствии товар. Баландина, Милха и Кобозева дал категоричный ответ, что в эвакуации ценностей Казанского Отделения Государственного Банка надобностей нет, так как со стороны военных властей приняты самые энергичные и необходимые меры для отражения неприятеля и защиты г. Казани. Прошу Революционный Совет не отказать в срочном порядке официально подтвердить вышеизложенное заявление тов. Мехоношина. В случае (если. — В.К.) Военно-Революционный Совет по каким-нибудь соображениям сочтет возможным (так в тексте, видимо, должно быть “невозможным”. — В.К.) дать просимые гарантии, прошу указать: 1. Стратегически безопасный пункт для эвакуации. 2. Техническую возможность эвакуации. 3. Возможность эшелонного хранения ценностей на наименее угрожаемой станции при условии надежной и многочисленной охраны». На тексте письма новый главнокомандующий Вацетис и два члена РВС, Мехоношин и Раскольников, наложили свою резолюцию: «Революционный Совет находит, что в настоящее время нет надобности эвакуировать из Казани государственные ценности». Несмотря на заверения военных, председатель Совнаркома (СНК) Ленин все же принял решение о вывозе драгоценностей и 27 июля назначил 50-летнего старшего контролера Московской конторы Государственного банка Иллария Наконечного «комиссаром по выполнению поручения Совнаркома особой важности, связанного с эвакуацией ценностей РСФСР из Казани». Инспектор Народного банка К. (имя установить не удалось. — В.К). Андрушкевич и симбирский губернский комиссар финансов Сергей Измайлов назначены комендантом и помощником комиссара по выполнению поручения СНК особой важности. В архивах сохранился рукописный вариант мандата Андрушкевича № 2123 от 27 июля, который гласил: «Предъявитель сего инспектор Народного Банка К.П. Андрушкевич назначен Комендантом по выполнению поручения Совета Народных Комиссаров особой важности, в связи с эвакуацией ценностей Российской Социалистической Федеративной Советской Республики. Предлагаю всем местным Советам, Командующим Фронтами, Комиссарам и Начальникам Отдельных военных и Гражданских Частей оказывать упомянутому Андрушкевичу всяческое содействие, принимая все его распоряжения, предложения и указания к безотлагательному и точному выполнению. За всякое неисполнение, промедление, недобросовестность и тому подобные поступки виновные подлежат строгой ответственности. Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин). За Управляющего делами Совета Народных Комиссаров Н. Горбунов Главный Комиссар — Управляющий Народного Банка Т. Попов Секретарь СоветаЛ. Фотиева». В этот же день Ленин подписал распоряжение Нижегородскому Совету об обеспечении чрезвычайных комиссаров необходимым количеством средств водного транспорта, Казанскому Совету и командующему Восточным фронтом Вацетису было предписано оказывать всяческое содействие Наконечному и Андрушкевичу. Авторы официальной летописи Казанского отделения Госбанка — книги «Банк на все времена», свидетельствуют: «Предполагалось переправить содержимое кладовых Казанского банка в Нижний Новгород. К казанским пристаням прибыла специальная экспедиция: четыре буксира с четырьмя баржами и два моторных катера». В тот же день, 27 июля 1918 года, главный комиссар Народного банка Попов информировал управляющего Казанским отделением Нарбанка о назначении комиссаров для эвакуации ценностей из Казани. Среди прочего, в секретной телеграмме № 1630 значилось: «Предлагаю Вам не чинить никаких препятствий означенным лицам, в случае решения их эвакуировать из Казанского Отделения ценности. Комиссар НАКОНЕЧНЫЙ уполномочен мною иметь общее наблюдение за кладовыми Казанского Отделения». Марьин позже называл и другие фамилии уполномоченных: «В числе комиссаров были — Наконечный, Дубринский, Леонов и двое других, фамилий коих не помню. Накануне или дня за два я получил телеграфный запрос за подписями Ленина и Попова — высказаться, не представляется ли целесообразным заделать кирпичом и цементом подвальные помещения, в коих хранились ценности, или закопать их во дворе банка, сравняв с землей. На этот запрос я ответил, что эта мера едва ли поможет спасти ценности в случае захвата Казани неприятелем, так как нахождение ценностей в банке в большом количестве и бывшие в течение лета их перевозки, совершавшиеся большей частью по ночам, всё же не были секретом для населения города». В это время служащие казанского филиала Госбанка начинают пересчет государственного золотого запаса, готовят ящики для его вывоза в Москву или Коломну. Чуть позже в Казань из Нижнего прибыли буксиры и баржи. Москва назначает 5 августа 1918 года датой эвакуации казанских ценностей. «В день прибытия мы, т. е. чрезвычайная комиссия и я, — свидетельствовал Марьин, — приступили к обсуждению вопроса о выгрузке из кладовых и погрузке на пароходы и баржи ценностей. Пристани отстояли в верстах 5–6 от здания банка. Необходимо было договориться с командующим фронтом и властями управления трамвая, так как перевозку решено было производить в трамвайных вагонах, добыть необходимое количество тачек и материалов для устройства мостиков во дворе банка и на пристанях, а также достать необходимую рабочую силу. Приготовления эти заняли несколько дней». В рапорте на имя главного комиссара Народного банка в сентябре 1918 года комиссар Измайлов напишет: «Предварительные переговоры по вопросу об эвакуации велись с ним (Марьиным. — В.К.) непосредственно Чрезвыч. Комиссаром Наконечным и Комендантом Чрезв. поручения К. Андру шкевичем, и с их слов и разговоров я вывел заключение, что Марьин ведет особую политику, стараясь затягивать все подготовительные вопросы по эвакуации, считая, например, необходимым самую тщательную заделку золота и ценностей, пересыпку их в новые хранилища, пересчет всех ценностей, что должно было занять много времени. В то время я думал, что такое его отношение вызвано тем, что Марьин, как старый банковский служака-формалист до мозга костей, и поэтому все эти его предложения вызываются желанием соблюсти все решительно формальности и предусмотреть все возможное, чтобы как-нибудь не нарушить каких-либо банковских правил». Марьин действительно тормозил ход эвакуации ценностей из Казани. Позже он признавался: «…среди служащих (банка. — В.К.) высказывалось мнение, что золотой фонд как принадлежащий государству в целом должен был во время гражданской борьбы оставаться неприкосновенным и достаться той власти, которая окончательно утвердится в стране»…
Лихорадочная эвакуация
В Симбирске войска самарского КОМУЧа установили на баржу две шестидюймовые пушки Шнейдера, сняли с правого берега Волги свои части, погрузили их на пароходы и отправились речным десантом к Казани. С 1 августа они начали движение по территории Казанской губернии, от чего местную власть большевиков залихорадило. Угроза золотому хранилищу России стала предельно конкретной. В подвальных кладовых Казанского отделения Народного банка служащие спешно укладывали золото в солдатские вещмешки, а те, в свою очередь, упаковывались в большие мешки и зашивались. А потом размещались в деревянных ящиках. 3 августа сотрудники написали управляющему отделением письмо, в котором просили срочно оплатить сверхурочные работы в банке, возникшие в связи с хаосом в банковских документах во время экстренного вывоза ценностей с запада России в Казань. В тот же день администрация учреждения доплатила сотрудникам за четыре месяца 3044 рубля. По всему чувствовалось, что служащие ждут конца советской власти и желают успеть с финансовыми расчетами до ее падения. 3 августа управляющий отделением Нарбанка Петр Марьин обращается письмом в губернский военный комиссариат: «Казанское отделение просит отпустить два грузовых автомобиля для спешной вывозки инвентаря, книг, имущества и дел в связи с эвакуацией ценностей». 4 августа разведка КОМУЧа вошла в обезлюдевшие уездные Тетюши, расположенные в 180 километрах от Казани, на правом берегу Волги. Военные связисты «народной армии» соединились по телефону с Казанью и перепугали командование Восточного фронта Красной Армии «приветом» от подполковника Владимира Каппеля и иностранных легионеров. Встревоженные большевики экстренно провели совещание Казанского комитета РКП (б). «Ни у кого не было ни малейшей уверенности, что Казань не будет взята чехами, — вспоминал участник совещания, 24-летний редактор газеты “Гражданская война”, латыш Карл Грасис. — Отсюда вытекал ряд решений: первое и самое важное — во что бы то ни стало вывезти золотой фонд…». Красные войска отступили на север к Богородску (современное Камское Устье), который защищал отряд анархистов под командованием эсера-максималиста Н. Трофимовского, бывшего приближенного мятежного командующего Восточным фронтом Михаила Муравьева. Председатель ЧК на Восточном фронте Мартын Лацис признавался, что направление буйных анархистов Трофимовского к Богородску «было продиктовано не столько желанием усилить фронт, сколько стремлением избавиться от этого бандита». В докладе Троцкому командующий фронтом Вацетис сообщал: «…они не обладают никакой боеспособностью, это такие части, которые я выкинул из Казани вопреки их желанию и за неимением лучших». При первых же выстрелах с пароходов симбирской флотилии КОМУЧа Трофимовский отдал приказ об отступлении, сел на пароход «Миссури» и мимо Казани бежал вверх по Волге — в Чебоксары. Чешские легионеры совместно с офицерами Каппеля заняли ключевую позицию в устье Камы. Марьину и «комиссару по выполнению поручения особой важности, связанного с эвакуацией ценностей» Илларию Наконечному 4 августа приходит из Москвы телеграмма главкомиссара Нарбанка Тихона Попова: «Эвакуируйте все золото возможности и все серебро откуда бы ни поступило». Но было уже слишком поздно. Караваном из 6 пароходов и 15 вспомогательных судов КОМУЧа командовал 21-летний мичман Георгий (Генрих) Мейрер. Он вспоминал, как 5 августа верстах в двенадцати до Казани, у села Нижний Услон, речная экспедиция наткнулась на брошенные на реке «…пароходы и баржи, оставленные позади красными. Одна из барж была нагружена бакалейными товарами. Найденный шоколад был сейчас же разделен по судам, и проголодавшаяся команда буквально им объелась». По заранее разработанному плану, флотилия Мейрера должна была ждать у Нижнего Услона подхода пехотинцев 1-го чехословацкого полка под командованием поручика Швеца и офицеров Каппеля, действовавших по обоим берегам Волги. Однако сблизившиеся с флотилией буксиры красных, выкрашенные в защитный цвет, около полудня обстреляли из пушек корабли Мейрера. Мичман решил атаковать, не дожидаясь подмоги. Пароход «Вульф», шедший головным, пулеметным огнем разогнал орудийную команду концевого красного парохода. Боевой порядок красной флотилии расстроился. Три казанских корабля причалили к берегу, их команда разбежалась. Мейрер организовал погоню за беглецами, высадив десант у крутого берега, на котором расположено соседнее село Верхний Услон. Это село — ключевая позиция в обороне Казани. Оно расположено в самом центре течения Волги, в том месте, где великая река под прямым углом совершает разворот своих вод. До села река течет из Нижнего Новгорода с запада на восток, а далее от Верхнего Услона устремляется к югу — на Симбирск (Ульяновск) и далее к Каспийскому морю. Верхний Услон возвышается на 200 метров над Казанью, расположенной на противоположном берегу. Чешские пехотинцы под командованием прапорщика Карла Кутлвашера стали карабкаться вверх по холму. Одновременно орудия флотилии стреляли по верхушке горы, где прибывшие накануне ночью 40 латышских стрелков с двумя орудиями, под командованием комиссара финансов Казанской губернии В. Скачкова, пытались организовать оборону. После небольшой перестрелки холм оказался в руках чехов, а комиссар убит. Захваченные орудия чехи тут же направили на железную дорогу, ведущую из Казани в Москву. С холма было видно, что весь железнодорожный путь на низменном берегу города забит тянувшимися из Казани поездами. «Комучевцы» торопились подорвать эти пути, чтобы «… воспрепятствовать увозу золота из Казани. Для этой цели на левый берег была высажена подрывная команда, а десант с флотилии захватил пристани, необходимые для высадки армии», — вспоминал Мейрер. К трем часам дня к авангарду «народной армии» КОМУЧа приблизились основные силы. Командующий — подполковник Каппель разнес 21-летнего мичмана за мальчишество:«“Какая судьба постигла бы армию, — сказал он, — если бы флотилия оказалась разбита береговыми батареями? Ведь суда красных, преднамеренно отступая, могли завлечь вас на кинжальные батареи и тогда, уничтожив вас, забрать голыми руками всю нашу армию ”. — В продолжение всего разговора глаза Каппеля улыбались, и мичман М. понял, что если бы Каппель был на его месте, то поступил бы как он», — писал о себе в третьем лице Мейрер. С 17 часов самарские войска начали артобстрел Казани. Расстояние до местного кремля и штаба Восточного фронта было около восьми верст. Снаряды трехдюймовых пушек едва достигали города. Зато шестидюймовые пушки Шнейдера безостановочно стреляли по кремлю и по районам города, где, по данным разведки, наблюдались скопления войск красных. Вскоре с холма заметили, как толпы горожан спасаются из города бегством на север, восток и запад… В 18 часов командующий Вацетис телеграфировал Ленину: «Противник обстреливает Казань и на Любимовской пристани делает десант. Торопите помощь». Позже Вацетис докладывал Троцкому: «Флотилия противника прорвалась к пристани и заняла ее. Шлите скорее подкрепления. До сих пор подкреплений нет». Штыковой атакой военком Казани Дмитрий Авров вынудил десант отступить. Огнем двух артиллерийских батарей был потоплен один пароход «народоармейцев». Однако из- за неожиданного захвата господствующей высоты Верхнего Услона войсками КОМУЧа эвакуировать золото Волгой стало невозможно. «Наши комиссары кинулись опять к командующему, с тем, чтобы получить другие транспортные средства», — вспоминал Марьин. «И когда был получен категорический ответ главкома Вацетиса и начальника военных сообщений Бакинского, что нет никакой возможности приступить хотя бы к частичной эвакуации по железной дороге, — дополнял позже помощник комиссара по выполнению поручения особой важности Сергей Измайлов, — …мной было предложено попытаться на автомобилях вывезти сколько представится возможным ценностей по единственному оставшемуся пока свободным пути — на Арск, с тем, чтобы повторять эту операцию, пока представится возможным. План этот был всецело одобрен главкомом, но он предложил не приступать к его выполнению, пока не стемнеет. После нескольких часов езды по городу (город уже обстреливался чехословацкой артиллерией, и на улицах раздавалась ружейная перестрелка) нам удалось найти всего 4 грузовых автомобиля и один легковой и с ними мы явились в банк». Руководство отделением банка сделало распоряжение, «чтобы сотрудники банка под строгой ответственностью явились к девяти часам вечера в помещение банка, цель явки будет объявлена особо, — вспоминал позже сотрудник казанского отделения Госбанка Гали Ахмадуллин. — Когда все сотрудники явились к определенному часу, в это время происходило в кабинете Управляющего совещание — где присутствовали тов. Введенский, Сеген, Лаздын, управляющий Марьин и кто-то из московских представителей… Результата этого совещания сотрудникам не было объявлено, но слухи среди сотрудников носились, что нас призвали для эвакуации золота, так как на пристанях Волги были заготовлены баржи». С собой в банк Измайлов привел 15 латышских стрелков с пулеметом, выделенных Вацетисом, в то время как здание уже охранял отряд в 30–40 стрелков из интернационального батальона имени Карла Маркса. В этот критический момент неожиданно вспыхнувшей золотой лихорадки командиры отрядов, управляющий и комиссары схлестнулись в яростном споре. Марьин, комиссар финансов отделения банка Карл Лаз- дын, эвакуированный помощник директора Московской конторы банка Петр Антушев были категорически против вывоза ценностей, а начальник охраны банка попытался даже арестовать Измайлова за попытку погрузить золото в грузовики. Накануне, в тот же день 5 августа, сам Лаздын, неизвестно для каких целей, получил в банке 11 925 руб. «за счет разных выдач № 228». Чтобы не затевать смуту на виду у подчиненных, Марьин увел спорщиков в свой кабинет.Куда девать тонны золота?
«Помощник комиссара по выполнению поручения особой важности по вывозу ценностей» Сергей Измайлов позже докладывал следственной комиссии, что он заявил присутствующим на совещании в кабинете Марьина, что «мы сейчас должны погрузить часть ценностей на четыре автомобиля и направиться в направлении, указанном нам главкомом (ему (Марьину. — В.К.) лично я сообщил это направление), и что ввиду этого я прошу его приказать выдать 300пудов золота для погрузки на 3 автомобиля, а на 4-й автомобиль я возьму весь запас кредитных билетов… около двухсот миллионов рублей». Причем сумму наличных денег, хранящихся в банковском отделении, Марьин сам назвал Измайлову за три-четыре дня до совещания, а бывший симбирский губернский комиссар финансов Измайлов прекрасно понимал, как важно лишить противника возможности пользоваться ассигнациями. «Когда я сделал это заявление, — продолжал Измайлов, — то Марьин… настаивал на необходимости предъявления письменного приказания главкома. Тогда я указал ему, что теперь каждая минута нам дорога, что в такой серьезный момент я не стану снова отрывать внимание главкома для таких мелочей (за час до этого пришлось нам быть у Вацетиса, чтобы получить письменный приказ на предоставление нам еще двух автомобилей, помимо имевшихся уже двух)… и что имеющиеся у нас мандаты Председателя Совнаркома Ленина предоставляют нам и так достаточно полномочий для эвакуации, и огласил для сведений присутствующих их содержание, причем повышенным тоном заявил, что всякое дальнейшее с его стороны препирательство буду считать саботажем и приму другие меры. Все его окружавшие хотя и продолжали его поддерживать, но я встретил поддержку во вновь назначенном… комиссаре финансов Введенском, который подтвердил, что я имею право на основании этого мандата предъявлять такое требование. Тогда, соглашаясь на погрузку золота, Марьин заявил, что в мандате ничего не говорится об эвакуации кредитных билетов. Тут я возмутился и категорически предложил ему, не рассуждая дальше, исполнять приказание». Марьин продолжал настаивать на своем: деньги нужны для населения, исполкому губернского Совета и главнокомандующему. И спор людей, за спинами которых находились противостоящие вооруженные отряды, разгорелся с новой силой. В это время в кабинет управляющего вошла женщина и предъявила спорщикам еще один мандат, в котором было написано: «Комиссару Финансов и председателю Государственного банка. Президиум Казанского Совета предписывает вам немедленно выдать под расписку за ответственностью президиума Совета бумажные и денежные знаки, находящиеся в кладовых Государственного банка и в казначействе тов. Данилевской для препровождения их по ее указанию». Спорившие мужчины от неожиданности осеклись на полуслове, а комиссар Введенский поехал с важной дамой обратно в Совет уточнять ситуацию… На часах в кабинете Марьина пробило полночь. «А я, — продолжал Измайлов, — несмотря на все, категорически предложил ему немедленно, без дальнейших проволочек, исполнять приказание и начать погрузку. Он отдал приказание открыть кладовую и начать погрузку золота, что же касается кредиток, то заявил, что их у него всего около 130 миллионов, и на мой вопрос, почему он сам мне дня три тому назад говорил о двухстах, сказал, что он тогда ошибся. Тогда я, подозревая, что он на этот раз мне солгал, сказал ему: “значит, вы официально в присутствии всех подтверждаете, что у вас есть только 130 миллионов ”, на что он ответил утвердительно. Тогда я сказал, что ему на всякий случай я могу оставить 10—15миллионов, ушел на двор распорядиться начать погрузку, оставив в кабинете Андрушкевича». Позже сотрудник Казанского отделения банка Гали Ахмадуллин косвенно подтвердил следственной комиссии информацию Измайлова: «До двенадцати часов ночи сотрудники банка никаких распоряжений не получали. Что было постановлено совещанием… нам, сотрудникам, не было известно. В начале первого часа последовало распоряжение нагрузить два автомобиля ящиками с золотом». Интересно отметить, что оплату служащим за помощь «красным» в отправке золота в банке произвели 21 августа, когда в городе командовали противники большевиков, представители КОМУЧа! Об этом говорит составленный от руки акт «Расходы по эвакуации ценностей с 5 Авг. по 5 Сент.». Напротив даты 21 августа имеется цифра оплаты —23 970 рублей 71 копейка и странная сноска, в содержание которой слабо верится: «Сюда входит и вознаграждение и за эвакуацию 5августа»… К неестественности этой приписки автор еще обратится по ходу анализа фактов. Вернувшись через полчаса со двора, Измайлов увидел в кабинете 33-летнего банковского секретаря Виктора Калинина, набирающего на машинке акт приема-передачи ценностей. В документе значилось, что Марьин отпускает из своего хранилища для эвакуации 80 ящиков золота и 65 миллионов кредитными билетами. «На что я, — вспоминал Измайлов, — крайне возмущенный, заявил, что никогда не соглашусь подписать такой акт и оставить без всякой нужды такую громадную сумму в опасности попасться чехословакам. Меня все начали уговаривать, что ведь здесь остается главком, и исполнительный комитет, что в случае опасности они вывезут оставшиеся кредитные билеты или сожгут, что они в лице комиссаров финансов берут это на себя, тем более, что исполком уже прислал об этом бумагу…» Не желая далее слушать уговоры, Измайлов решительно пишет расписку: «Получено для эвакуации из Казани согласно приказанию Председателя Совнаркома Ленина и приказанию главнокомандующего фронтом Вацетиса — кредитными билетами в… мешках на сумму тридцать миллионов руб.». После чего комиссар, по его словам,«.. .приказал Марьину без разговоров немедленно упаковать эти 30 миллионов, причем в присутствии всех заявил, что эти деньги мы оставляем под ответственность присутствующих представителей Исполкома. Тогда Марьину не оставалось ничего делать, как исполнять это приказание». Главный кассир Казанского отделения Народного банка Аристарх Куколевский через месяц сообщил в своем докладе специальной комиссии: «Отделение имело намерение отправить эту суммуразными разменными знаками, для чего уже были вынуты из шкафов для заделки кредитные билеты разных достоинств, но последовало распоряжение, чтобы заделка была произведена по возможности в кратчайший срок, тогда контролер Гусев, следивший за заделкой, пошел в кабинет управляющего, спросить его: какими же купюрами отсылать кредитные билеты, и получил ответ: “Какими хотите, но только поскорее заделывайте тюки поневоле пришлось мелкие билеты положить обратно и заменить их крупными». В этом распоряжении Марьина Измайлов увидел злонамеренный умысел управляющего. «Но и тут он, оказывается, постарался схитрить, — продолжал вспоминать комиссар Измайлов. — Дело в том, что я привез (1 августа 1918 года из Московской конторы Госбанка. — В. К.) в Казанское отделение банка 70миллионов преимущественно мелкими купюрами (десятки, четвертные, пятерки и т. п.), и эти деньги были консервированы для Симбирска, почему и лежали в отдельном шкафу. Поэтому я и просил его упаковать эти деньги и прибавить к ним еще нужную сумму. Но оказалось, что когда начали грузить на автомобиль кредитные билеты, то они заняли немного места, и на мой вопрос: почему такая сумма занимает так мало места, мне кто-то из кассиров сообщил, что нам погрузили почти всю сумму керенками и тысячерублевыми билетами. Я был возмущен, но так (как) погрузка уже была закончена, и я ждал с минуты на минуту приказаний из штаба выступать (туда ушел за инструкциями Андрушкевич), то я поднялся наверх в кабинет Марьина, и, заявив, что он перехитрил меня, как бы желая оставить для чехословаков мелкие разменные кредитки, потребовал, чтобы мне погрузили еще 20ящиков по 5пудов золотой монеты, так как автомобиль, предназначенный для кредиток, почти пустой». Позже помощник контролера отделения банка Борис Калашников показал: «При эвакуации в Москву золота и кредитных билетов я находился в нижней кладовой и наблюдал за выдачей ста ящиков с золотой монетой. Закончив работу и, зайдя в верхнюю кладовую, где запаковывались для отправки кредитные билеты, я поинтересовался: на какую сумму увозится кредиток, узнав, что увозят только 95 миллионов, а остальные 45 остаются, я был крайне поражен таким распоряжением, но сказать что-либо считал себя не вправе». В конце концов были составлены два акта и даны две расписки о том, что Измайлов и Андрушкевич забрали из хранилища 54 мешка с банкнотами на 95 миллионов рублей, из них 44 мешка с 65 миллионами наличных и 100 ящиков золота погрузили для эвакуации. По банковским документам, в которых четко прописаны номера всех ящиков и присутствующие при передаче свидетели, выходило, что золота комиссары забрали ровно на 6 миллионов золотых рублей.698 ящиков с золотыми слитками, хранившихся в банке, Измайлов не трогал. Слитки были разномастными. В ящике помещались по 4 слитка Монетного двора весом 16,8 кг каждый. А слитки частных вкладчиков и частных банков весом от 6,62 кг до 12,22 кг каждый помещались от 4 до 8 в каждый ящик. Ящики с частными слитками «тянули» от 49 до 52 кг полезного груза. А ящик со слитками Монетного двора и вовсе был неподъемен — 67,2 кг. Разные ящики трудно укладывать в кузове автомобиля. Поэтому большевик брал лишь золото в монетах. Вероятно, номинал 60 тысяч золотых рублей в ящике являлся неким банковским стандартом. Как покажет ревизия 24 мая 1920 года, произведенная в Казанском отделении банка после вскрытия 10 ящиков с золотом, отбитых у белых и вернувшихся в Казань, каждый ящик содержал ровно 60 тысяч золотых рублей. В каждом ящике было от 6 до 8 малых мешков с монетой. И все ящики содержали монеты одного, строго определенного достоинства — 5, 7,5 («полуимпериал») или 10 рублей. Если учесть, что 15-рублевый «империал» весил12,9 г (из них 11,61 г — чистого золота, остальное медь), а монеты другого достоинства содержали кратное своему номиналу количество металла, получаем вес цветного металла в стандартном банковском ящике — 51,6 кг. По воспоминаниям свидетелей, площадь днища стандартного ящика примерно метр на полтора, вместо ручек по бокам у них свисали канатные петли, углы ящика окованы металлическими полосами. Для последующего анализа нам еще пригодится знать вес груза в ящике. А пока его отметим себе в памяти. Еще более запутывал ситуацию с эвакуацией бывший управляющий Марьин, который в 1929 году давал следующие показания: «Грузовых автомобилей удалось достать только четыре и один нефтяник. На эти автомобили мы погрузили около 200 ящиков золота в монете на сумму 12 миллионов рублей». Под «нефтяником» следует понимать легковой автомобиль, сопровождавший грузовики… Автор этих строк подозревает Марьина в умышленном искажении фактов, о чем еще пойдет речь в расследовании… Между четырьмя и пятью часами утра 6 августа 1918 года, «еще раз оставив остаток кредитных билетов на ответственности представителей Совдепа, мы уехали на пяти автомобилях с 16 стрелками и 2-мя пулеметами в сопровождении 6 человек банковских служащих», — уточняет Измайлов. «В качестве сопровождающих были назначены сотрудники банка Мошковцев и Лихачев, которые этой же ночью отправились по Сибирскому тракту», — назовет следователям две фамилии своих коллег Ахмадуллин. «Золотой караван» потянулся к северо-востоку от Казани, в подконтрольный «красным» городок Арск с татарским населением, в 65 километрах от губернского центра, откуда Измайлов позвонил Марьину и сообщил о благополучном прибытии груза. Далее караван отправился на север — на станцию Вятские Поляны. А затем поездом через Котельнич и Ярославль — в Москву.Мародеры выносили золото ведрами
После эвакуации партии золота, 6 августа «помощник комиссара по выполнению поручения особой важности по вывозу ценностей» Сергей Измайлов позвонил управляющему Казанским отделением Народного банка Петру Марьину, чтобы узнать обстановку в городе и повторить рейс. Однако возвращаться было поздно. Около 11 часов дня 400 офицеров-добровольцев подполковника Каппеля неожиданно ударили с юго-восточной окраины Казани по Суконной слободе, расположенной буквально в двух километрах от банковского хранилища золотого запаса. С запада слобода граничила с озером Кабан, на другом берегу которого 600 чешских легионеров под командованием поручика Йозефа Швеца атаковали в районе татарского кладбища национальные части мусульман. На северо-западной границе города, откуда ожидался удар, новый десант чешских легионеров захватил пристани Адмиралтейской слободы. Через 11 лет бывший управляющий Марьин в своих показаниях слукавит, рассказывая о том, что произошло в его учреждении после проводов Измайлова и автомобилей с золотом: «Начинало уже светать. Я задремал, сидя на стуле. Меня разбудили, сказав, что меня требует к себе сербский офицер. Выглянув в окно, я увидел на улице выстроенный отряд во главе с офицером». На самом деле легионеры возьмут под охрану здание лишь 7 августа. Просто управляющему не очень хотелось описывать подробности вакханалии 6 августа на улицах города и в самом банке. А также напоминать следователям, как в день междувластия он скромно признался банковскому комиссару Введенскому, что немного ошибся, занизив Измайлову сумму наличных денег, имевшихся в хранилище… Тысячному отряду самарских войск большевики противопоставили 12 тысяч штыков: 507 стрелков 5-го латышского полка, части новобранцев и рабочее ополчение. Совместными усилиями им удалось остановить продвижение самарцев на юге и даже потеснить десант чехов на пристани. Однако около двух часов дня на Казань хлынул августовский ливень. «Над городом разразилась сильнейшая летняя гроза. Раскаты грома сливались с грохотом артиллерии», — вспоминал участник боев. Стихия заставила прервать сражение. Именно в этот критический момент шаткого равновесия с тыла по «красным» ударили боевики подпольного «Союза защиты Родины и свободы» — всероссийской организации, возглавляемой Борисом Савинковым. В Казани руководил их действиями 51 — летний генерал- лейтенант Вениамин Рычков, его помощниками были полковник Потчин, подполковник Клочков, капитан Иванов и еще один гражданский тип, чью фамилию чекистам установить не удалось. Все они занимали ответственные посты в казанском гарнизоне. О заговоре в самый последний момент узнали контрразведчики большевиков, работа которых была реформирована после ликвидации мятежа командующего Муравьева. 16 июля Казанскую губЧК преобразовали в ЧК по борьбе с контрреволюцией на Восточном фронте под председательством члена коллегии ВЧК Мартына Лациса. Позже Лацис вспоминал: «Чрезвычайная комиссия переехала на Гоголевскую улицу и приступила к расширению своего аппарата. Но это дело подвигалось вперед чрезвычайно медленно. Из Москвы мне дали с собой лишь двух товарищей из разведки (тт. Эглита и Пунку). В Казани сотрудников старой комиссии оказалось около 10…Вгороде находилось много офицерства. Более активные жили в ближайших деревнях… Необходимо было произвести массовые обыски на предмет… изловления белогвардейцев. Для этого требовалось300человек солдат. Но эту операцию пришлось отложить, так как у командующего такой силы не оказалось». Тем не менее в самом конце июля чекисты в очередной раз вышли на след антикоммунистического подполья. Они обратили внимание на случаи пропажи секретных документов в воинских частях, превратившиеся в систему. В ходе расследования сотрудники ЧК арестовали более 60 офицеров. 31 июля газета «Знамя Революции» пофамильно перечислила 10 «золотопогонников», расстрелянных «за организацию белогвардейских боевых дружин, с намерением свергнуть Советскую власть». В ходе интенсивных допросов вечером 5 августа офицеры Бедняков, Михайлов и Николаев, служившие в Казанском гарнизоне и в штабе Восточного фронта, дали признательные показания. Чекисты констатировали: «Раскрывается организация, объединяющая вокруг себя все офицерство Казани», а также выяснили, что в одну из ближайших ночей следовало ожидать вооруженного восстания в городе. На самом деле восстание уже должно было начаться в 20:00 5 августа. Однако этого не произошло: с 17 часов «народоармейцы» и чехословацкие легионеры начали артобстрел Казани, от чего в городе возникла паника, и обыватели бросились вон из губернского центра. В суматохе массового бегства обе стороны оцепенели: противостоять обезумевшей толпе и выступать против большевиков или арестовывать заговорщиков стало просто невозможно. «Часа в 2 дня 6 августа в Суконной слободе поднялась стрельба, восстали белогвардейцы, к вечеру, часам к 6–7, они распространились, судя по стрельбе, к Проломной, Рыб- норядской», — вспоминал казанский губернский военный комиссар Дмитрий Авров. Тогда и сыграли свою роль 125 винтовок и ящик ручных гранат с тайного склада генерала Попова, которые савинковцы успели перепрятать после начавшихся 3 июня арестов членов организации, проведенных чекистами. Начальником всей артиллерии гарнизона красных был участник белогвардейского подполья полковник Потчин. Своими распоряжениями он сумел профессионально заблокировать сопротивление большинства артиллеристов города. «Почти одновременно с комитетскими войсками на улицах Казани показались вооруженные группы каких-то молодых людей с белыми повязками на рукавах, которые носились по городу в грузовых автомобилях, врывались в дома, арестовывали подозрительных по большевизму людей», — вспоминал член ЦК партии меньшевиков Иван Майский, позднее ставший управляющим ведомством труда КОМУЧа. Друг и адъютант Бориса Савинкова Флегонт Клепиков, прибывший в Казань в конце июля 1918 года, позже вспоминал, как 6 августа кинулся в гостиницу «Волга» арестовывать «предателей» из бывшей Академии Генерального штаба во главе с 42-летним генерал-майором Александром Андогским — крупной «шишкой» у большевиков, участвовавшей в подписании Брест-Литовского мира с Германией, Но каково же было разочарование Клепикова, когда ему объяснили, что охотно сдавшиеся в плен 15 бывших офицеров — «свои»… Одновременно с савинковцами в Казанском кремле восстал сербско-хорватский батальон майора Матии Благотича. Южные славяне, так же как чехи и словаки, в свое время были организованы в боевую часть из военнопленных, пожелавших сражаться за независимость своей страны. В Казань они прибыли из Ярославля в конце июня — начале июля. Вероятно, Благотич познакомился с савинковцами во время частых совместных встреч военных, которые организовывал мятежный командующий Муравьев. 6 августа триста сербов обратили свое оружие против роты латышей 5-го Земгальского полка и отрядов местных рабочих под командованием 22-летнего чекиста Ивана Фролова, которые сражались с западными славянами в Адмиралтейской слободе. 21-летний мичман флотилии КОМУЧа Георгий Мейрер свидетельствовал: «Так вот эти сербы в самый критический момент боя вдруг с диким криком “на нож’’кинулись с фланга на красноармейцев. Произошло это в пределах видимости флотилии, и с мачт можно было наблюдать, как красный фронт дрогнул и обратился в бегство. Чехи бросились преследовать». У красных были резервы. Но в командование ими вступил не имевший военного образования и опыта 30-летний председатель Всероссийского бюро военных комиссаров Константин Юренев (Кротовский), посланный на фронт ЦК РКП (б) и ВЦИК узнать причины неудач на фронте. В телеграмме в Москву, посланной на имя Владимира Ленина и Якова Свердлова, Вацетис сообщал: «Юренев, не говоря мне ни слова, остановился на ст. (станции. — В.К.) Свияжск, образовал там Ревштаб и распоряжается прибывающими подкреплениями по своему усмотрению, задерживая их в районе Свияжска, поэтому неудивительно, что в течение последних суток не прибыл в Казань ни один эшелон подкреплений. Прошу дать приказ Юреневу не вмешиваться. Дальше так недопустимо». В результате боев на окраинах образовался вакуум власти в самом центре города. «Когда стих бой в районе Рыбнорядской площади и латышские стрелки под командованием Яниса Берзиня отступили от здания банка, толпа горожан ворвалась в него и начала грабеж, — гласит книга “Банк на все времена” под редакцией управляющего Национальным банком Республики Татарстан Евгения Богачева. — Как ни странно, но в результате этой стихийной “экспроприации ” пропало довольно мало. Находящаяся в лихорадочном возбуждении толпа мешала самой себе. Узкая винтовая лестница, ведущая в подземную кладовую банка, сталкивала и тормозила стремящихся вниз грабителей и спешащих наверх счастливчиков. У сейфа царила полная неразбериха, сутолока, люди дрались. …Впоследствии мало что удалось вернуть из похищенного в те безумные два часа. Спустя много десятилетий милиции случайно стало известно имя человека, вдвоем с товарищем умудрившегося утащить два оцинкованных ведра золотых монет». На первый взгляд, официальная информация о мародерстве противоречит документу, который автор этих строк обнаружил в архиве. Дело в том, что 13 августа 1918 года Марьин выдал справку, в которой черным по белому сказано: «Настоящее удостоверение выдано Казанским Отделением Государственного Банка Петру Заречнову по его личной просьбе, в том, что он 6 сего августа нес охрану в отряде Карла Маркса в помещении Отделения вплоть до входа в банк отряда сербских войск». Сербы вошли в банк утром 7 августа. Если до этого времени банк охранялся вооруженными людьми, как же туда могли ворваться мародеры? С другой стороны, в следующей главе читатель познакомится со свидетельством о том, что сербы часть военных охранников увели под конвоем. По признанию Марьина, сделанному в 1929 году, в подвалах банка успешно прятались два комиссара — К. Лаздынь и Г. Сеген, поставленные в банк большевиками… Выходит, что охрана в переходный период оставалась, но, деморализованная напором КОМУЧа, оказалась просто несостоятельной в защите здания. В начавшейся общей панике отступления в доме Око- нишникова на Грузинской улице, расположенном напротив «Клуба коммунистов», к северо-востоку от банка, отступавшие бросили 7 523 064,41 рублей наличными. Эти банкноты через неделю «народоармейцы» Каппеля вернули Марьину в банковское хранилище.7 августа Каппель телеграфировал в Самару и сообщил, что он потерял всего 25 человек… Много позже, по итогам ревизии в официальном издании «Вестник финансов» министерства финансов колчаковского правительства будет опубликовано, что из Казани доставлено золота: «Всего на сумму 651 535 834 руб. 64 коп.». Если конвертировать золотые царские рубли в вес, это означает 504 441,847 кг желтого металла, прибывшего из города на Волге. Подчеркнем, что речь идет лишь о том драгоценном металле, стоимость которого в Омске смогли пересчитать. Сколько золота не доехало до ставки адмирала Александра Колчака, никто не знал…Таинственная сделка в кабинете управляющего банком
7 августа 1918 года в 7 часов утра под окнам и Казанского отделения Народного банка уже стоял отряд из тридцати сербских легионеров батальона Матии Благотича. «Их офицер прошел в сопровождении (сотрудников банка. — В. К.) Калашникова и Гусева в кабинет управляющего и заявил, что должен занять банк», — зафиксирует в сентябре 1918 года протокол допроса, составленного специальной комиссией в ходе внутренней проверки состояния банка. «На вопрос последнего, имеется ли в банке вооруженная сила и какая, — показывал в 1929 году бывший управляющий Казанским отделением Народного банка Петр Марьин, — я ответил, что имеется воинская охрана, большая часть которой разбежалась, побросав винтовки, а остальная исключительно банковская. Часть из воинской охраны была приведена солдатами, после произведенного обыска в здании и во дворе несколько из них были поставлены в ряды солдат, а несколько человек отправлены куда-то под конвоем. С этого момента в банк была введена чешская охрана и оставлена банковская». Марьин просил для банка оставить больше караульных, но офицер оставил только 10 человек. Кроме того, военный сообщил, что он сам бежал из Казани во время чекистского террора, но затем вернулся. Перечить военным было опасно. В тот день по приказу Благотича в казанском госпитале будут расстреляны тридцать раненых сербов и хорватов из его батальона, перешедшие на сторону коммунистов. Чуть позже в кабинет управляющего зачем-то явился «адъютант командующего Народной армией Устякин, как он себя назвал, и потребовал управляющего, — вспоминал Марьин. — На мой ответ, что я являюсь управляющим, он ответил, что “таких управляющих мы не признаём”; тогда я ему возразил: “значит разговаривать нам не о чём ”». П.П. Устякин ранее управлял Симбирским отделением Народного банка и хорошо знал, что Марьина во главе Казанского отделения поставили большевики. Оттого доверия к ставленнику комиссаров не испытывал. Устякин был адъютантом капитана А. Степанова, командующего войсками Северной группы «народной армии». 7 августа банк фактически не работал, город был взбудоражен видом убитых солдат и крови на улицах. Каратели искали комиссаров. По заранее составленным спискам савинковцы пришли в дом Мартирия Суханова (современный д. 31 на улице Ульянова-Ленина) и арестовали зятя хозяина — 39-летнего члена РСДРП (с 1903 г.), председателя профсоюза портных Абрама Комлева. При рождении у Комлева была повреждена нога, и потому хромой не мог бежать из города. Сторонники КОМУЧа отвели его в дом Набокова (современная улица Гоголя, дом 4), где размещалась ЧК Восточного фронта. А затем во дворе дома офицер Антипин пристрелил большевика. 28-летний председатель Казанского губкома РКП (б) Яков Шейнкман решил укрыться у знакомой в земской больнице, имея при себе липовый паспорт на фамилию Аккерман. Как Ленин по дороге в Смольный в ноябре 1917 года, главный комиссар губернии повязал платком щеку и долго сидел на скамье у входа. Но стоматологическая конспирация, наоборот, привлекла внимание: большевика узнал 54-летний охранник лечебного учреждения Г. Моке- ев и не пустил в больницу, попросив дождаться знакомую у входа. В это время охранник бросился за помощью к 30-летнему фельдшеру С. Фурсову — «приглядеть» за комиссаром, пока Мокеев не приведете собой военных. Когда офицеры схватили большевика, главного вдохновителя коммунистических расстрелов в городе летом 1918 года, служащие потребовали убить его немедленно, во дворе больницы. Но офицеры отвели арестованного в здание городской гауптвахты. Важный большевик был расстрелян на следующий день. Вопреки вакханалии расстрелов на улицах, в стенах банка сохранялось спокойствие. Позже полковой врач Первого чешского полка Франтишек Лангер, ставший писателем, опишет свой шок от увиденных им в первые дни после захвата Казани, в хранилище банка, дубовых ящиков, наполненных золотыми слитками и монетами… 8 августа в кабинет Марьина прибыли «Особоуполномоченные самарского КОМУЧа» Борис Фортунатов и Владимир Лебедев. После нескольких часов таинственных переговоров за закрытыми дверьми (к содержанию которых мы еще вернемся) Фортунатов взял со стола управляющего лист бумаги и написал свой приказ: «Управляющему Казанским Отделением Государственного Банка. Предлагаю Вам немедленно отправить в Самару пятнадцать миллионов рублей и в Симбирск пять миллионов рублей для подкрепления разменного капитала отделений Государственного Банка». Собственный автограф скрепил внизу круглым оттиском личной печати. В тот же день Марьин собрал сотрудников, «которым было объявлено, что они под ответственностью военного времени обязаны исполнять все приказания, исходящие от военного штаба», — вспоминал служащий Гали Ахмадуллин. 33-летний секретарь Казанского отделения банка Виктор Калинин через месяц после событий сообщал следствию о том, как пришел 8 августа в банк: «…часа в 3 дня, где видел управляющего и многих товарищей, делившихся впечатлениями о последних событиях. Так как мне поручили изготовлять удостоверения личности служащим, то разговоры слушал урывками, и в моей памяти не осталось ничего, кроме рассказа о появлении в банке адъютанта командующего Устякина, который повышенным тоном заявил управляющему Марьину, что новая власть выборных при Совдепах управляющих не признает, и он будет смещен. Около 5 часов вечера управляющий пригласил трех оставшихся в банке служащих: меня, помощника бухгалтера A. Я. Козлова и помощника кассира (2-го разряда Бориса. —B. К.) Кухаре кого и отдал приказание немедленно ехать с ценностями в Симбирск и Самару и приказал собраться в дорогу к 7 часам. Получив запечатанные при нас денежные знаки на 20 миллионов руб…мы в составе трех упомянутых выше служащих и двух счетчиков: Каштанова и Мартынова в 10 часов вечера выехали на пристань, где ждали парохода “Амур ”, не могшего подойти к пристани, т. к. был обстрел пристаней, до 3 часов утра». На путевые издержки Калинин получил из кассы 5 тысяч рублей, четыре из которых позже вернул в банк. В Симбирск инкассаторы прибыли к 14 часам дня 9 августа. Комендант парохода нервничал и заявил Калинину, «что пароход будет стоять всего два часа. Я принужден был торопиться, — показывал Калинин. — И, передавши тюк с деньгами в кладовую Симбирского Отделения, уехал на пароход, оставив счетчика Каштанова присутствовать при приеме и получить квитанцию». В Самару «Амур» благополучно прибыл в 8 часов утра 10 августа. «Я вынес впечатление, что Самара крайне нуждалась в деньгах и до нашего приезда принуждена была пустить в ход все суррогаты денежных знаков, какими располагала», — подметил Калинин. Не дожидаясь прибытия казанских инкассаторов с наличными, депутат Учредительного собрания В. Абрамов на бланке управляющего Самарской конторой Госбанка 8 августа составляет письмо за № 2807, которое гласило: «Управляющему Казанским Отделением. Ввиду восстановления сообщения с Казанью командируются в Казанское Отделение Государственного Банка Кассир 2разряда Иван Ефимович Уваров и счетчики Иван Николаевич Кругомов и Иван Иванович Кульков, которые уполномочиваются получить и вывезти из Казани эвакуированные 2-го июня с.г. из Самарской Конторы золотую монету на сумму 57500 ООО рублей и кредитные билеты на 30 ООО ООО рублей. Транспортировать ценности будет Начальник Вооруженного речного флота. Вследствие сего, имею честь просить Вас отпустить названным лицам означенные ценности для возвращения их Самарской Конторе Государственного Банка и не отказать в возможном содействии к погрузке транспорта». Вероятно, к 10 августа командированные самарцы уже были в Казани, поскольку в этот день «Особоуполномоченный КОМУЧа» Фортунатов отправляет Марьину новый секретный приказ: «Предписываю Вам сего числа отправить в г. Самару в Государственный Банк пятьдесят семь миллионов пятьсот тысяч рублей золотом… и пятнадцать миллионов… кредитными бумагами». А командующий северной группой войск КОМУЧа капитан Степанов 11 августа в 20:20 шлет еще один приказ: «В первую очередь эвакуировать все кредитные билеты и во вторую очередь все остальное». Марьин получает дополнительное секретное предписание Фортунатова «…снабдить Самарскую Контору 5 % обязательствами Госказначейства на сумму до 15 миллионов, а также мелкими разменными марками, казначейскими знаками и купонами». Чтобы подготовить эвакуацию золота, требовалось время, люди и техника. Уже 9 августа Марьин отдает распоряжение заведующему хозяйственной частью Ивану Данилову закупить гвозди в кладовую на огромную сумму 2857,25 руб. — для заделки ящиков с ценностями.
Первая баржа с золотом
12 августа к казанской пристани на Волге причалила баржа «Марс», которой предстояло стать первым транспортом по перевозке золота в Самару. «Общее впечатление у меня осталось такое, что личного руководства для эвакуации ценностей, кроме приказов, и не требовалось, так как план эвакуации на пристань посредством трамваев был выработан ранее чрезвычайным комиссаром по эвакуации совместно с управляющим и директором (уточнение: помощником директора Московской конторы Народного банка Петром. — В.К.) Антушевым, приспособления для эвакуации имелись в банке», — свидетельствовал в сентябре 1918 года секретарь банка Калинин. По данным предварительного внутрибанковского расследования 1918 года, вся эвакуация «протекала в совершенном порядке и даже не вызывала малейшего вмешательства со стороны чехословацких и белогвардейских властей», поскольку работами руководил управляющий Казанским отделением банка Петр Марьин, который рассказал о плане, разработанном еще комиссарами. «Не довольствуясь одним руководством эвакуацией, он входил во все мелочи работ по эвакуации, постоянно подгоняя и понуждая служащих банка к возможно более энергичной и продуктивной работе. Для этого он неоднократно прибегал к угрозам прибегнуть к помощи военных властей, угрожая гауптвахтой, арестами и даже расстрелом», — гласит резюме внутреннего аудита. Сам Марьин ситуацию описывал более детально: «Приблизительно на третий день после занятия чехами Казани в банк был прислан специальный воинский отряд, которому было поручено производить погрузку ценностей. Как физическая сила были взяты грузчики, большей частью татары с пристаней, и младшие служащие банка (сторожа, счетчики, охранники). Все кладовые Казанского госбанка по общепринятому правилу были за тремя ключами, кои находились: один у управляющего (у меня), один у контролера (Доброхотова) и один у кассира (Куколевского — умер). Кроме трех запоров на дверях кладовой, при ее закрытии на особо прикрепленной дощечке накладывались сургучные именные печати трех должностных лиц. Охраннику, стоящему на часах у двери кладовой, вменялось в обязанности следить за сохранностью печатей и не допускать к двери никого, кроме имеющих право входа. В кладовую могли войти и открыть ее трое указанных лиц вместе, т. к. ключи были разные. Кроме этих трех лиц входило в кладовую несколько кассиров и потребное количество счетчиков, так как каждый день производилась раскладка по шкафам и другим помещениям принятых накануне ценностей и денег и выемка тех и других на потребности текущего дня. Кладовых с одним ключом в банке не было. Для облегчения выгрузки чехами была проломлена стена кладовой, смежная с нижним залом банка и имевшая выход в верхнюю кладовую. Отпуском из кладовых руководили контролеры Гусев и Доброхотов. По пути до вагонов трамвая были расставлены служащие, в обязанность коих входило следить за грузчиками и вести счет ящиков. Сопровождающие вагоны снабжались соответствующей путевкой, с указанием количества. Они обязаны были привозить расписку приемщика на пароходе. Когда заканчивалась погрузка парохода, старшему из командируемых вручалась сопроводительная бумага. Сопроводительные бумаги адресовались на имя Самарской конторы госбанка. Кроме того, при каждой отправке составлялись акты». Секретарь Калинин подтверждал показания своего начальника: «Наблюдение за вывозом выполнялось несколькими лицами в военной форме, которые почти постоянно находились в кабинете управляющего. Выгрузка из кладовых производилась силами солдат в сопровождении назначенных к наблюдению за целостью и количеством ящиков и мешков. У подъезда дежурила военная охрана. Автомобили и трамвай по наполнению тюков с золотом в сопровождении указанных 3–4 служащих банка и вооруженной военной охраны отправлялись к пристаням. Сопровождать золото в Самару от банка особым приказом о командировке назначались более или менее ответственные служащие банка». Уже в эмиграции, в США, начальник 1-го речного боевого дивизиона Народной армии КОМУЧамичман Георгий (Генрих) Мейрер вспоминал: «Перед эвакуацией Казани первому дивизиону было поручено вывезти находившийся там золотой запас в Самару… Интересно было наблюдать, как пассажирские пароходы, специально для этого предназначенные, садились все глубже и глубже под тяжестью золота… Чиновники заведовали счетом золота, а чины флотилии погрузкой его и охраной. Охрана состояла из внутреннего караула, который запирался в трюм на все время перехода, и наружного, с часовым у каждого люка; люки запломбировывались чиновниками». Но Мейрер был не единственный, кто обеспечивал безопасность перевозок. «Товарищ (заместитель. — В.К.) управляющего военным ведомством КОМУЧа» Владимир Лебедев 13 августа направил в банк Марьину «Предписание», которое гласило: «Мичману Грицуто поручается совместно с Вами произвести эвакуацию золотого запаса и иных ценностей по Вашему усмотрению, но не кредитных билетов. По техническим условиям можно погрузить не свыше 3000пудов (48 тонн. — В.К.)». На следующий день Лебедев прислал еще одно распоряжение управляющему Казанским отделением Народного банка: «Эвакуацию золотого запаса и ценностей Госуд. Банка в г. Самару производите по соглашению с капитаном 1 ранга Ковалевским». Экспедитором в первую командировку Марьин назначил помощника бухгалтера 2-го разряда Вячеслава Лепешин- ского, которому вместе со счетчиком Мироновым выдал на путевые издержки 2500 рублей. Лепешинский ехать отказался. Свидетелем разговора в кабинете управляющего стал присутствующий Лебедев. «Слыша наш разговор, Лебедев спросил у управляющего, тот ли этот запасной офицер, о котором они говорили, — вспоминал Лепешинский (Марьин просил новые власти не призывать из банка в “народную армию” служащих — офицеров запаса, поскольку для эвакуации золота работа сотрудников становилась стратегически важной. — В. К.). — Получив подтверждение, спросил мою фамилию, и, вырвав из блокнота листок, написал на нем приблизительно следующее: “чиновнику Госбанка офицеру запаса (подпоручику артиллерии в запасе. — В.К.) Лепешинскому. Приказываю вам немедленно принять эшелон золота для сопровождения в Самарский Госбанк. Настоящее распоряжение отдается в порядке военного приказа. Военный министр Комуча Лебедев (дата) ”. Я подписался и просил разрешения съездить домой за вещами. Лебедев отказал и приказал получить дорожные вещи через посыльного. Когда я получил накладные, прочие документы и командировочные деньги, представители командования осматривали кладовые, наблюдали за начавшейся погрузкой золота на трамвайные вагоны и установили охрану из прибывшей какой-то части. Когда погрузка золота была в разгаре, они увезли меня на пристань и приказали осмотреть и приготовить трюм парохода по погрузке золота. Названия парохода я не помню — на нем помещался штаб речной флотилии белых. Золото на пароходе должен был мне сдать счетчик т. Миронов, который следовал с вагонами трамвая и должен был ехать дальше в Самару. Осмотрев трюм и убедившись, что все люки надежно закрыты, я долго ждал прибытия трамвайных вагонов». Но трамваи все не шли. Оказалось, что в Адмиралтейской слободе вагон, в котором следовал счетчик Миронов, обстреляла пушка красных (осталось невыясненным, с речной батареи на барже или с курсировавшего по берегу бронепоезда «Свободная Россия»), и электротранспорт ретировался в банк. Пришлось администрации банка 13 августа 1918 года командовать перегрузкой ценностей на автомобиль, а чешские военные под покровом темноты вечером того же дня угрозами погнали людей другой дорогой обратно к пристаням. Кроме обстрела случилась еще одна неприятность: когда грузчики разгружали трамвайный вагон № 106, из мешка выпала золотая пятирублевая монета. По банковским правилам был составлен акт, вскрыт мешок, проверена сохранность четырех солдатских вещмешков внутри большого продырявившегося мешка. На все это требовалось дополнительные время и нервы. Лепешинский сопоставил количество принятых на борт мешков с числом, указанным в накладной, и обнаружил огромную недостачу. «Я просил командование доставить меня в банк, чтобы получить в накладной исправление. Под охраной на автомобиле я был доставлен в банк, где началась обратная разгрузка золота из возвратившихся вагонов, по сверке принятого мною золота и возвращенного в накладной было сделано исправление, и я был доставлен на пароход», — вспоминал банковский служащий. В конце концов, судя по сопроводительному акту, на борт баржи «Марс» удалось погрузить и отправить обратно в Самару из планировавшихся 1917 мешков с золотой монетой всего лишь часть от этой суммы. Но какую? В Национальном архиве Республики Татарстан сохранились два варианта итогового документа. Один называется «В САМАРСКУЮ КОНТОРУ № 11639». Другой вариант называется просто «Акт». Почти во всем они дублируют друг друга. Но есть и отличия. Первый гласит: «13 августа 683мешка с золотой монетой, эвакуированной из Самарской Конторы 7июняс.г. на сумму двадцать миллионов четыреста девяносто тысяч (20 490 ООО) рублей». Другой вариант формулирует иначе: «12 августа 683мешка, заделанных в 643вещев. солдат, мешка с золотой монетой, эвакуированной из Самарской Конторы 7 июня с.г. на сумму двадцать миллионов четыреста девяносто тысяч (20 490 ООО) рублей». На самом деле противоречия между вариантами нет. 12-го баржа встала под погрузку, 13-го на нее был доставлен отвечающий за груз Лепешинский. И то, что ради сохранности груза одни мешки вкладывались в другие мешки, тоже верно. Отсюда разница в количестве мешков и единство в цене груза. Однако обращает на себя внимание, что сопроводительного акта об отправке груза с точными цифрами в открытом архиве нет. Позднее мы еще вернемся к этому обстоятельству… Из первоначально составленных документов следовало, что баржа была загружена той самой монетой и в тех же мешках, что были вывезены красными из Самарской конторы госбанка 2 июня 1918 года, перед входом в город частей чехословацкого легиона. Судя по документам, вес золотых монет составил 15 864,08 кг. Фактически, из-за обстрелов красных первая пробная баржа отправилась в рискованный рейс, загруженная менее чем на треть от своей грузоподъемности. Снова загадка. Как мы узнаем в следующей главе, сразу за недогруженным транспортом под погрузку встал второй пароход. Но зачем? Если боялись обстрела, зачем подставили второй борт? А если не боялись, то почему не догрузили? «С рассветом пароход отошел на несколько верст вниз и приткнулся у левого берега. Часов около 10 утра пароход поднялся к пристаням и, не подходя к ним, принял на борт с правого катера один или два тюка с бумажными деньгами, доставленными из Госбанка. После этого пароход вновь спустился к месту… стоянки. С наступлением темноты пароход с потушенными огнями ушел вниз по Волге, миновал Симбирск, прибыл ночью в Самару, — вспоминал Лепешинский. — Какая воинская часть несла караул у золота в пути — не знаю. Один часовой ходил по среднему настилу трюма между мешков с золотом, сложенных рядами по обе стороны трюма; второй часовой стоял на палубе у открытого трапа в трюме, трюм был освещен. В Самаре прибывший караул был смещен караулом от чешской части. Утром, по прибытию в Самару я явился в Контору госбанка и представил документы на прибывшие ценности».
Золотая афера
Через месяц Лепешинский показывал следователям: «Бумажные деньги были приняты немедленно: золото отказались принять ввиду того, что в кладовых конторы шел ремонт. Беспокоясь за сохранность золота на пароходе, я обратился к содействию мичмана Ершова, прося его похлопотать перед Госбанком о скорейшем принятии груза. Однако содействие Ершова, несмотря на то, что он был сыном Управляющего Самарской Конторой Госбанка, результатов не имело, и золото пролежало в трюмах парохода долго. Не помню точно сколько, но за это время прибыли из Казани второй и третий эшелоны с ценностями. Второй в пароходе, а третий — (на) какой-то барже, имевшей надпалубные каюты». Третьим транспортом с золотом был пароход «Александр Невский», вышедший из Казани 16 августа с золотом, доставленным в Казань в мае — июне 1918 года из Московской конторы Народного банка. Но если прав Лепешинский с задержкой в разгрузке как минимум до 16–17 августа, то вызывает изумление следующий документ, составленный в Самаре: «1918года августа 14 дня настоящий акт составлен в том, что согласно отношения Казанского Отделения от 12 августа 1918года за № 0987, Самарской Конторой приняты присланные в означенном отношении нижеследующие ценности: а) золотою монетою 683мешка на 20.490.000 руб. б) кредитными билетами на 61.317.600 руб. в) прочими ценностями 15.768.000 руб. в том числе: 5 % обяз. Гос. К-ва 15.500.000 руб. размен, марок 60.000 руб. казнач. знаками 208.000 руб. Всего 97575 000 руб. Девяносто семь миллионов пятьсот семьдесят пять тысяч шестьсот рублей. Означенная сумма превышает сумму, указанную в упомянутом отношении Казанского Отделения на одну тысячу шестьсот (1600) рублей вследствие того, что при пересчете кредитных билетов оказался один лист лишним 40-рублевого достоинства. Настоящий акт составлен в двух экземплярах, из которых один оставлен в Самарской Конторе, а другой вручен представителю Казанского Отделения пом. бухгалтера Вячеславу Ивановичу Лепешинскому…» Почемуже акт составлен в день приезда, а не 16–17 августа? Ответ может быть один: спешно принимая один задругам пароходы с ценным грузом, в Самаре очень торопились и первоначально отказались от хлопотной перепроверки содержимого. Поэтому в документах о приемке просто переписывалось содержание документов об отправке. Как покажут события последующих дней, делать это было категорически нельзя. Вслед за баржей «Марс» 14 августа на пароходе «Латник» в Самару отправилась вторая часть золотого запаса России. В командировку был направлен помощник кассира 1-го разряда Михаил Белов и сотрудники Минского отделения Госбанка: помощник бухгалтера Б. Быстржановский, помощник контролера Л. Гурьев и счетчик Великий. На путевые издержки в дорогу в банке им выдали три тысячи рублей, одну из которых они позже вернули в банк. Очередной акт об ОТПРАВКЕ ценностей свидетельствует: «В дополнение и изменение акта, составленного Казанским Отделением Государственного Банка 12 сего августа по поводу эвакуации ценностей в Самарскую Контору Государственного Банка, 14 августа 1918 года составлен настоящий акт в том, что: 1) из указанных в помянутом акте отправленных 12 сего августа из Отделения для погрузки на пароходе на устье р. Волки (ошибка грамматическая и по существу: на казанском жаргоне того времени «Устье» — это устье реки Казанки, впадающей в Волгу. — В.К) 1876 помещений с золотой монетой на общую сумму 57.499.510 руб., всего было погружено 643 помещения на сумму двадцать миллионов четыреста девяносто тысяч (20.490.000) руб.; 2) все возвращенные с устья р. Волги вследствие начавшегося обстрела пристаней и оставшиеся таким образом указанного числа не отправленными 1233 помещения с золотой монетой, на сумму тридцать семь миллионов девять тысяч пятьсот десять (37.009.510)руб., отправлены, согласно предписания Товарища Управляющего Военным Ведомством, 14 сего августа; 3) все отосланные 12 августа и отсылаемые ныне 14 августа мешки, в количестве 1917, эвакуированные из Самарской Конторы 7июня 1918года, имеют надпись “Самара "(ценности Самарской конторы эвакуированы 2 июня, а 7 июня они были приняты по акту в Казани. — В. К); 4) сверх указанных в пункте 2-м настоящего акта досылаемых 1233помещений с золотой монетой, высылается сего же 14 августа золотая монета в количестве 767мешков, на общую сумму двадцать три миллиона десять тысяч (23.010. ООО)руб., заделанных в вещевые солдатские мешки по 1 мешку, по 30.000 руб. в каждом; из них на 711 мешках с монетой 5-ти руб. достоинства на сумму двадцать один миллион триста тридцать тысяч (21.330. ООО) руб. имеется цифра “5” и на 56мешках с монетой 10-ти руб. достоинства на сумму один миллион шестьсот восемьдесят тысяч рублей (1.680.000р.) имеется цифра “10”». Смущает цифра пункта 4 этого акта. Она полностью совпадает с последующими указаниями о том, что из «золотого хранилища» Казанского отделения осталось не вывезенным на пароходах золото именно на сумму 23,01 млн рублей. Об этом мы еще узнаем дальше. Не умышленная приписка ли это в фальсифицированной отчетности? На этот вывод наталкивает и скандал, разразившийся в Самаре 17 августа1918 года. Обнаружится, что при перевозке золота на «Латнике» сотрудники охраны воровали золотые монеты. С документами об этом ЧП читатель еще познакомится позже. Этот инцидент заставил власти КОМУЧа внимательней подойти к перепроверке прибывавшего груза. И тут обнаружится большая несуразица между документами и грузом, скопившимся на волжских пристанях. На следующий день в месте назначения будет составлен новый акт О ПРИЕМКЕ ценностей, который будет утверждать: «1918года августа 18 дня составлен Самарской Конторой настоящий акт в двух экземплярах в том, что прибывшее из Казанского отделения на барже “Марс ’’золото в деревянных ящиках, окованных железом, в количестве пятисот тридцати девяти (539) ящиков принято Конторою без перечета содержимого в ящиках». Что за чертовщина? По казанскому акту об отправке следует, что 13 августа на «Марсе» отправлено золота на сумму 20 490 ООО руб. в МЕШКАХ, а в Самаре с этой баржи сняли уже 539 ЯЩИКОВ с золотой монетой на сумму 32 340 ООО рублей?! Видимо, разъяснения запросили в Казани по телеграфу.23 августа 1918 года для Самарской конторы будет составлен в Казани сводный акт № 11639 по всем вывезенным драгоценностям. В котором будет приписано, что кроме вышеперечисленного 14 августа были отправлены вторым транспортом: «в) 539 ящиков золотой монеты, эвакуированной из Московской Конторы в мае и июне с.г. на сумму тридцать два миллиона триста сорок тысяч (32.340.000)рублей». Но 14 августа, как свидетельствует акт, составленный в тот же день, 14 августа, в Казани, и самарский акт приемки ценностей от 20 августа, золото Московской конторы банка не отправлялось вовсе!!! Что за художества в столь важных документах и кто тому виной? Для ответа на этот вопрос познакомимся с еще одним интересным документом. 15 августа вечером из Самары в Казань на пароходе «Александр Невский» прибыли служащие Казанского отделения Народного банка, 8—10 августа доставившие пароходом «Амур» наличные деньги в Симбирск и Самару. Принимавший участие в той поездке секретарь отделения Виктор Калинин в «Докладной записке» в сентябре 1918 года писал: «16-гоутром я явился в Отделение, где сейчас же приступил к составлению списков за сверхурочные работы по эвакуации ценностей, т. к. никто не мог до меня составить списки, и было громадное недовольство служащих, не знающих, получат ли они за работу по эвакуации под обстрелом. За составлением списков я провел двое суток. Настроение было крайне нервное у всех, в особенности у управляющего; разговаривать с ним мне почти не пришлось, т. к. и раньше у нас были отношения холодные ввиду того, что мне, как председателю союза служащих, приходилось защищать интересы служащих, а теперь я понял, что управляющий ОТНОСИТСЯ ОТРИЦАТЕЛЬНО к союзу служащих (выделено мной. — В.К). За все время эвакуации, продолжавшейся при мне до утра 25 авг., я был занят составлением списков на получение вознаграждения за работы по эвакуации и пытался составлять акты на отправку ценностей, но так как АДМИНИСТРАЦИЯ НЕ МОГЛА МНЕ ПОЧТИ НИЧЕГО ДАТЬ ИЗ ЦИФР (выделено мной. — В.К), то работа шла крайне медленно. Секретарские обязанности при управляющем фактически исполнял делопроизводитель Ц.У. Николай Юлианович Комошинский, занимавшийся в кабинете управляющего, и мне приходилось редактировать разве только маловажные бумаги со слов Комошинского и по операциям Отделения или подписывать, в качестве секретаря, бумаги, составленные Комошинским». Обратим особое внимание на эти строки из показаний банковского секретаря! Как видим из документов по вывозу золота первым — третьим транспортами, в них содержится чудовищная путаница, из которой невозможно понять — в какой день и сколько золота было вывезено на самом деле. Из командировки возвращается человек, в функциональные обязанности которого входитсоставление подобных документов. Вот бы ему и начать грамотно составлять правильную отчетность, но Марьин ПРЕПЯТСТВУЕТ Калинину в этом. Почему? Возможная причина недоверия к банковскому секретарю стала проявляться после публикации фрагментов расследования в газете «Вечерняя Казань» в сентябре — ноябре 2010 года. Статьи автора на эту тему прочитал Герман Калинин, 1929 года рождения, сын банковского секретаря. Герман Викторович показал фотографии отца в семейных альбомах и рассказал, что Виктор Михайлович Калинин родился 10 сентября (29 августа по старому стилю) 1885 года в Рыбинске. В начале XX века он поступил на естественный факультет Московского университета. В 1905 году участвовал в революции — сражался на баррикадах Красной Пресни, был с 5-го курса МГУ выслан в Рыбинск на поселение. За две недели до (или две недели после) большевистского переворота 7 ноября (25 октября) 1917 года он с семьей приехал в Казань и стал работать в банке секретарем. Ему с женой и маленькими детьми выделили для жилья квартиру на втором этаже банка. Жена — полька Зоя Андреевна Грабовская. Из-за криков младенцев Калининым неоднократно приходилось вступать в перепалки с другими служащими, жившими в здании банка. Требовательного секретаря с биографией эсеровского боевика- революционера, вероятно, опасался новый управляющий Казанским отделением банка Марьин. В сентябре 1918 года коллегия комиссаров-ревизоров обнаружит в брошенных бумагах управляющего копию приказа Фортунатова, согласно которому Комошинский исполнял «особые возлагаемые на него поручения». Вырисовывается подозрительная последовательность событий. 7 августа, в первый день власти КОМУЧа в Казани, «адъютант командующего Народной армией» Устякин угрожает Марьину, что новая власть его не признает. 8 августа в кабинете Марьина «особоуполномоченные самарского КОМУЧа» Фортунатов и Лебедев проводят долгие переговоры с управляющим. Вечером из банка в командировку отправляется опасный боевик, 33-летний секретарь Казанского отделения банка Калинин. Мелкому делопроизводителю Комошинскому передаются функции Калинина по составлению актов, и начинается чехарда с цифрами. Вернувшегося из командировки банковского секретаря не допускают к исправлению этой чехарды… Весьма похоже, что 8 августа 1918 года в кабинете управляющего Казанским отделением Народного банка состоялось заключение тайного соглашения между Марьиным, Фортунатовым и Лебедевым. Марьин был оставлен управлять отделением при условии квалифицированной помощи в хищении части золотого запаса и в профессиональном заметании следов руками делопроизводителя Комошинского. Характерно, что 31 августа, в самом конце эвакуации ценностей, из Самары Марьину будет отправлена телеграмма № 1/768: «Прошу срочно выехать в Самару для служебных переговоров привезите материалы касающиеся эвакуированных ценностей б-Управляющий ведомством финансов РАКОВ». По недовольству финансистов Самары и характеру казанских документов становится ясно, что под наблюдением Фортунатова и Лебедева Марьин вывел из-под контроля КОМУЧа эвакуацию золота. Но зачем? И ради кого?
Воздушные налеты «злых бесхвостых обезьян»
Войска красных своим активным сопротивлением «народной армии» КОМУЧа усиливали хаос на фронте, в котором легче было спрятать «золотые» следы. В своих воспоминаниях нарком по военным и морским делам Лев Троцкий написал, что вопрос о его поездке на Волгу был решен после падения Симбирска. Из Москвы он выехал 7 августа в специально сформированном полу- бронированном «поезде предвоенсовета», еще не зная, что накануне пала Казань. Ленин предлагал ему взять с собой автомобиль из кремлевского гаража и аэроплан, «на всякий случай». Но Троцкий отказался. «Когда я в первый раз собирался на фронт между падением Симбирска и Казани, Ленин был мрачно настроен, — писал Троцкий. — “Русский человек добр”, “русский человек рохля, тютя… ”, “У нас каша, а не диктатура… ” Я говорил ему: “В основу частей положить крепкие революционные ядра, которые поддержат железную дисциплину изнутри; создать надежные заградительные отряды, которые будут действовать извне заодно с внутренним революционным ядром частей, не останавливаясь перед расстрелом бегущих; обеспечить компетентное командование, поставив над спецом комиссара с револьвером; учредить военно-революционные трибуналы и орден за личное мужество в бою ”. Ленин отвечал примерно так: “Все верно, абсолютно верно, — но времени слишком мало; если повести дело круто (что абсолютно необходимо), — собственная партия помешает: будут хныкать, звонить по всем телефонам, уцепятся за факты, помешают ”». По словам наркомвоенмора, в то время «Ленин дрогнул, усомнился, но это было, несомненно, переходящее настроение, в котором он едва ли даже кому признался, кроме меня». В своем первом приказе еще на пути в Свияжск Троцкий грозил: «Назначенный мною начальник обороны железнодорожного пути Москва — Казань тов. Каменщиков распорядился о создании в Муроме, Арзамасе и Свияжске концентрационных лагерей, куда будут заключаться темные агитаторы, контрреволюционные офицеры, саботажники, паразиты, спекулянты… Советская Республика в опасности! Горе тем, которые прямо или косвенно увеличивают эту опасность!» С наркомом была многочисленная охрана, одетая в кожаные куртки. Историки писали, что Троцкого постоянно сопровождали 300 отборных кавалеристов, одетых в кожу, которые носили на левом руке специальный знак, наделявший их особыми полномочиями. Своими расстрелами эти каратели наводили ужас на красноармейцев. Троцкий был убежден, что именно так и следовало поступать: «Нельзя вести массы людей на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни. До тех пор, пока гордые своей техникой, злые бесхвостые обезьяны, именуемые людьми, будут строить армии и воевать, командование будет ставить солдат между возможной смертью впереди и неизбежной смертью позади». Кроме карателей нарком привез с собой корреспондентов газет и кинооператора Э. Тиссэ, который снимет документальный фильм «Взятие Казани товарищем Троцким». Фильм в ноябре 1918 года демонстрировался в казанском кинотеатре «Аполло». Комиссар 233-го полка красных Ваврженкевич, сформированного из остатков Казанской дивизии, построил перед прибывшим начальством около 300 полуголых людей, чтобы убедить руководство выдать им одежду. Но помочь с обмундированием начальники не успели — в первом же бою раздетые солдаты были разбиты. 11 августа Троцкий издал приказ об организации Военного совета Казанского участка Восточного фронта.12 августа командующий Восточным фронтом Иоаким Вацетис сформировал штаб 5-й армии красных, которую временно и возглавил. В тот же день в наступление перешли красноармейские части по обоим берегам Волги. Особо важной была борьба за возвращение ключевой высоты Верхнего Услона. Но на дальних подступах к высоте, у села Спасское, ночью самарские войска обошли 2-й Московский и 4-й Латышский полки и заставили красных отойти к Свияжску. 14 августа рассерженный Троцкий предупредил свои войска: «Если какая-либо часть отступит самовольно, первым будет расстрелян комиссар части, вторым — командир. Трусы, шкурники и предатели не уйдут от пули». И далее грозил казанцам: «Всякий, кто во время господства чехо-белогвардейцев оказывал им содействие, будет расстрелян». А 15 августа телеграфировал Ленину: «Я строю организацию в расчете на длительную войну. Нужно эту войну сделать популярной. Нужно, чтоб рабочие почувствовали, что это наша война. Пошлите сюда корреспондентов, Демьяна Бедного, рисовальщика». Особо деморализующее влияние на войска КОМУЧа и эвакуацию золота оказывала авиация Троцкого, в распоряжении которого было около 40 аэропланов и два привязных аэростата. Летчик А. Григорьев рассказывал позже о том, как авиаторы вели разведку и нападали на неприятельские пароходы и баржи. Георгий (Генрих) Мейрер вспоминал: «Как-то раз “Вульф ” стоял, пришвартовавшись к базе береговой обороны. Мичман М. (Мейрер писал о себе в третьем лице. — В.К.) был предупрежден армейским штабом не стрелять по аэропланам, которые вскоре должны появиться, так как это будут аэропланы белых. Действительно, показалась парочка аэропланов, и вся команда “Вульфа ” и штаб обороны высыпали на палубу на них посмотреть. Вдруг от них отделились пакетики и полетели вниз. В мгновение ока “Вульф”навел свое зенитное орудие и начал стрелять. Бомбы разорвались на барже и на пристани, у которой стояли база и “Вульф ”. Своей стрельбой “Вульф ” вышиб почти все стекла на базе, чем вызвал большое негодование всего ее населения». Банковский сторож Банников в сентябре 1918 года показал в ходе внутреннего расследования, как во время эвакуации ценностей из хранилища на пристань контролер Казанского отделения банка Ф. Гусев «грозил расстрелом, когда некоторые разбежались при виде аэропланов». А Петр Марьин в 1929 году вспоминал: «В это время Казань уже стала обстреливаться с того берега Волги красными, а днем шла бомбардировка с аэропланов. Поэтому вагоны трамвая подавались с вечера и шли с потушенными огнями. Особенно опасным местом было большое открытое место между окраиной города и пристанями, которое усиленно обстреливалось по ночам. Пароходы и пристани были без огней, так как временами также подвергались обстрелу. Иногда пароходы снимались с пристаней и временно отходили, погрузка прерывалась. Были случаи возврата трамвайных вагонов. При этих обстоятельствах у служащих, которые должны были сопровождать ценности и сдавать их приемщикам на пароходах, явно не было желания сопровождать эти ценности в трамвайных вагонах. Но в то время рассуждать, а тем более не повиноваться нельзя было. Случалось, что некоторые пытались не являться на службу, но таких разыскивали в городе и приводили силой. Эвакуацией ценностей из Казани в Самару руководил начальник особого эсеровского отряда, солдаты коего сопровождали трамвайные вагоны до пристаней. Подачей барж и пароходов распоряжался командующий речной флотилией Ковалевский. На каждый пароход я назначал по 3–4 человека от банка, чтобы контролировать ценности в пути, доставить и сдать их на место в сохранности. Старший из командируемых снабжался особой препроводительной бумагой с обозначением подробно суммы, номеров ящиков и прочих отличительных признаков». 16 августа под Казанью впервые в истории Гражданской войны красные атаковали противника сразу двадцатью самолетами. После налета, пользуясь сгущающимися сумерками, летчик А.Ю. Штурм сумел оторваться от аэропланов красных и посадить свою машину на нейтральной полосе. На следующий день по этому поводу главным комиссаром Красного Воздушного флота А. В. Сергеевым был составлен рапорт: «16 августа 1918 г. под Свияжском… А.Ю. Штурм вылетел на самолете “Ньюпор-24” для обстрела г. Казани и, возвращаясь обратно, заблудился из-за позднего времени и сел между нашими позициями и расположением чехословаков у дер. Елизаветинская…. Летчик бежал в лес и пропал без вести. На другой день под моим руководством летчики Павлов, Ингаунис, Былинкин и комиссар группы Семенов пошли выручать самолет. Ввиду отказа красноармейцев 1-го Сов. Вл. полка, 6-го Латышского полка, сидевших в окопах, идти за самолетом… комиссар Семенов пошел со мною на разведку в деревню, где нашли самолет, и, позвав 5 красноармейцев, на крестьянских лошадях под угрозой расстрела хозяев их, вывезли таковой в наше расположение вполне исправным. Прошу об отпуске мне в виде награды комиссару Семенову 5000рублей из особо отпущенных мне сумм». В тот же день 16 августа подпоручик Штурм был зачислен на «провиантское, приварочное, чайное и табачное довольствия» при штабе авиации «народной армии»… Но перебегали к «учредиловцам» не все. С 11 по 31 августа летчики красных совершили 179 боевых вылетов с общей продолжительностью полетов более 200 часов. Иногда летали по 2–3 раза в день группами в 12–18 самолетов. Всего под Казанью было сброшено 3 тонны бомб. Троцкий свидетельствовал: «Авиаторы стали совершать ежедневные боевые налеты на Казань. В городе воцарилась лихорадка тревоги. Позже, после взятия Казани, мне доставили, в числе других документов, дневник буржуазной барышни, пережившей осаду Казани. Страницы, посвященные описанию паники, которую наводили наши летчики, перемежались со страницами, посвященными флирту. Жизнь не приостанавливалась. Чешские офицеры соревновались с русскими. Романы, начинавшиеся в казанских гостиных, находили свое развитие, а иногда и развязку — в подвалах, куда приходилось укрываться от бомб».
Мелкие кражи золота при перевозке
Когда самарские служащие местного отделения Народного (государственного) банка принялись за разгрузку парохода «Латник», пришедшего со второй партией золота, случился скандал. Суть его отражена в актах. Вот текст первого из документов. «Настоящий акт составлен Самарской Конторой Государственного Банка в том, что при выгрузке золота, прибывшего 14 августа из Казани в Самару (ошибка: 14 августа пароход только вышел из Казани. — В.К), находившегося в трюме парохода Латник ” под охраной военного караула, обнаружен один мешок прорезанный, самая сумка прорвана и один маленький мешок; при перечете этого мешка в кладовой Самарской Конторы Государственного Банка в одном мешке не оказалось 52 кружка на сумму 260 руб. Величина разреза внутреннего мешка полтора вершка (6,68 см. — В.К).17 августа 1918 г.». В тот же день был составлен еще один акт о новой краже из мешка 5-рублевых золотых монет на сумму 510 рублей. Причем оба акта свидетельствуют о хищении монет из РАЗНЫХ мешков. Поскольку третий акт о приемке ценностей «Латника» свидетельствует: «1918 года августа 20 дня настоящий акт составлен в том, что прибывшее на пароходе “Латник” из Казанского Отделения Государственного Банка золото в сопровождении Помощника Кассира Казанского отделения М. К Белова, Помощника Бухгалтера Минского Отделения Б. К. Быстржановского, Помощника Контролера Минского Отделения Л.М. Гурьева и счетчика того же отделения Великого принято в кладовую Самарской Конторы Государственного Банка в количестве двух тысяч (2000) мешков, причем один двойной, всего 2001 меш. путем осмотра мешков и целости пломб. Согласно надписям на ярлыках при мешках, считая по 30.000 руб. в каждом мешке, кроме двойного, в котором сумма вложения значится 49.510 руб., всего золота значится на сумму ШЕСТЬДЕСЯТ МИЛЛИОНОВ ДЕВЯТНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ ПЯТЬСОТ ДЕСЯТЬ РУБЛЕЙ (60.019.510 р.) Причем два мешка оказались надрезанными и при перечете золота в них обнаружен недочет в сумме семисот шестидесяти пяти руб. (765р.), о чем составлены два акта, прилагаемые к сему в копиях. Окончательный результат приема золота будет сообщен Казанскому Отделению Государственного Банка особо…» В 1929 году Петр Марьин прокомментировал это ЧП: «В пути от Самары до Казани был случай, когда часовой, оказавшийся белым офицером, расковырял штыком один мешок (часть золота была в мешках за пломбой и печатью) и стал оттуда выуживать монеты, но он тут же был пойман и передан властям». Строки этих документов расходятся с мифами, которые позже распространяли обе воюющие стороны о кристальной честности своих солдат, сопровождавших груз, и своекорыстии исключительно врага. После принятия ценностей второго транспорта, на следующий день был заново по акту принят груз первого транспорта. Очередной документ гласит: «1918 года августа 18 дня составлен Самарской Конторой настоящий акт в двух экземплярах в том, что прибывшее из Казанского отделения на барже “Марс ”золото в деревянных ящиках, окованных железом, в количестве пятисот тридцати девяти (539) ящиков принято Конторою без перечета содержимого в ящиках. Из числа 539ящиков — три ящика оставлены особо, так как доски на этих ящиках оказались поврежденными (расхождение досок, оковка цела) и по звуку монет в ящиках можно заключить, что мешки, находящиеся в них, порваны. О результате проверки содержимого в трех ящиках Конторою будет сообщено Казанскому Отделению особо. Настоящий акт составлен в двух экземплярах, из коих один оставлен в Самарской Конторе, а второй выдан представителю Казанского Отделения Пом. Кассира Минского Отделения Дмитрию Владимировичу Ржецкому. Директор Ив. Яндовский. Ст. Контролер А. Суворов. Ст. Кассир №. Пом. Кассира Минского Отделения Дмитрий Владимирович Ржецкий. Настоящий акт выдан Самарской Конторой для передачи Казанскому Отделению 20. VIII. 19…» Таким образом, скандал из-за мелкой кражи во время перевозки случайно приоткроет аферу такого масштаба, которую вблизи и сразу было не разглядеть. Воистину, был прав бывший президент США Теодор Рузвельт, умерший в 1919 году, который обратил внимание на специфическую пользу образования: «Совершенно необразованный человек может разве что обчистить товарный вагон, тогда как выпускник университета может украсть целую железную дорогу». О том, что с баржи «Марс» 20 августа выгрузили не то количества груза, которое было загружено 13 августа, экспедиторы через месяц умолчали. Помощник бухгалтера 2-го разряда Вячеслав Лепешинский, сопровождавший «Марс», давал в сентябре 1918 года показания коллегии комиссаров. Большевики были разъярены вывозом золотого запаса, Троцкий в листовках обещал расстрелы тем казанцам, которые помогали КОМУЧу, руководитель чекистов Лацис скучал без казней. Поэтому на допросе Лепешинский тщательно обдумывал каждое слово: «Как указано выше, золото долгое время ждало разгрузки, принято было штатом Самарской Конторы Госбанка. При отгрузке в автомобили проверялось количество мешков, их ценность и сохранность, наличие на них печатей. Золото сдано было без нехватки, о чем было сделано посвидетель- ствование (в какой форме не помню, где этот документ не знаю)». На самом деле акт о превращении вывезенных мешков с золотом в привезенные ящики лежал в Казани, среди прочих бумаг, доставшихся ревизорам. Но бумаг было много, а срок работы комиссаров в банке с 13 до 16 сентября был настолько ничтожен, что в свидетельских показаниях Ле- пешинского никто и не усомнился. Почему банковский служащий не откровенничал? Все объяснялось просто. Большевики были разъярены вывозом золотого запаса. После ранения полуслепой эсеркой Фанни Ройд (Каплан) 30 августа председателя Совнаркома Ленина в стране был объявлен «красный террор». Троцкий в листовках обещал расстрелы тем казанцам, которые помогали КОМУЧу. А скучающий председатель ЧК Восточного фронта Мартын Лацис в эти дни телеграфировал в столицу Г. Петровскому: «Казань пуста, ни одного попа, ни одного монаха, ни буржуя. Некого и расстрелять. Вынесено всего шесть смертных приговоров». 1 ноября 1918 года в газете «Красный террор», вышедшей в Казани, Лацис писал: «Мы не ведем войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию, как класс. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советов. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, — к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом — смысл и сущность красного террора». И все же Лацис нашел кого расстрелять в опустевшем городе. В Казани 10 сентября были показательно расстреляны 11 монахов Зилантова монастыря во главе с архимандритом Сергием. Уже после работы ревизоров в банке, 20 сентября чекисты задержали сотрудника банка С. Талызина, а на следующий день пришли в здание Казанского отделения и забрали сотрудников Гали Ахмадуллина, Павла Ожиганова, Петра Иванова, Стрекалова и Григорьева. Поэтому банковским служащим, реально помогавшим врагу в вывозе сотен тонн золота, приходилось держать язык за зубами и фактически покрывать аферу Марьина. Позже ревизоры банка передали документы в ЧК Восточного фронта. Но поскольку линия фронта ушла дальше на восток, а главной задачей чекистов фронта было контрразведовательное обеспечение безопасности войск, да и экономического образования у чекистов — бывших латышских солдат во главе с Лацисом — не было вовсе, то на противоречия документов и данные допросов никто и не обратил никакого внимания.
Афера была совместной
Из-за жестокого финансового голода в Самаре прибытию активов не могли нарадоваться. Даже несмотря на хлопоты с получением и хранением ценностей и непонятую путаницу в сопроводительных документах. Еще 12 августа управляющий Самарской конторой Государственного банка Ершов написал благодарственное письмо (№ 2819) на имя управляющего Казанского отделения Марьина. Вот его текст. «Милостивый Государь Петр Александрович. Спасибо Вам большое за присылку кредитных билетов; у нас давно уже недостаток денежных знаков; мы повытаскали со всех портфелей и заем свободы, и серии, и обязательства Государственного Казначейства; были положительно накануне закрытия Конторы, как вдруг совершенно неожиданно получаем от Вас пятнадцать миллионов. От доставивших эти деньги чинов Вашего Отделения я узнал, что кроме нашего золота у Вас хранится очень большой его фонд; не знаю, как Вы думаете поступить с ним, но я позволю себе высказать по данному предмету свое мнение в том смысле, что весь этот золотой фонд надо немедленно эвакуировать из Казани сначала в Самару, а потом может быть и дальше; ведь это все достояние Российского Государства: большевики примут все меры захватить этот фонд. Казань находится в близком расстоянии от Москвы, и они напрягут все усилия отнять у Вас эти сокровища, а главное они фактически в состоянии это сделать благодаря близости Москвы, где у них большие силы, примером этому может служить Ярославль, который совершенно разорили. Если Вы еще не погрузили золото, мой Вам совет: воспользуйтесь присутствием в Казани Начальника береговой охраны, его вооруженными пароходами и с достаточной охраной, в спешном порядке эвакуируйте все золото в Самару, а там будет видно, что надо делать с ним дальше; в Казани, как в крайнем пункте, ему оставаться очень опасно.25 пудов муки и 10 фунтов чаю отправил вместе с чинами Казанского Отделения, а в скором времени, по получении из Сибири, отправим Вам 600 пудов муки и 150 пудов масла; деньги за эти продукты оплотим в Самаре по счету с Банком за счет Казанского Отделения, о чем и сообщим Вам своевременно для соответствующего сквитования. Примите истинное уверение в совершенном уважении и преданности». Тем временем в Казанском отделении Народного банка 15 августа было зарегистрировано очередное распоряжение новой власти (входящий № 7417): «ПРИКАЗАНИЕ По ведомству Государственного Банка. Управляющему Казанским Отделением Государственного Банка Петру Александровичу Марьину и Заведующему эвакуированными из Московской конторы ценностями Петру Николаевичу Антушеву предписываю эвакуировать из Казанского Отделения Государственного Банка в Самарскую его Контору все золото и серебро, а также и другие ценности, ранее эвакуированные из Московской конторы Банка. Товарищ Управляющего. Народная Армия Военным Ведомством. Вл. Лебедев». Но поскольку (судя по самарскому акту о приемке) баржа «Марс» уже повезла московское золото накануне, в период с 12 по 14 августа, выясняется, что Лебедев официальным приказом всего лишь создает некую легитимность инициативе управляющего Марьина. Выходит, что не Лебедев подгонял Марьина, а наоборот: банковский сотрудник подсказывает «Особоуполномоченному КОМУЧа», какие приказы оформлять! О том же свидетельствуют и показания умного секретаря Казанского отделения Народного банка Калинина, которого тоже не простак Марьин упредительно не подпускал к отчетности. Калинин в середине сентября 1918 года показал: «Яслышал от управляющего фразу “надо испросить приказ на эвакуацию ценностей Отделения ” (не помню какого), отсюда заключаю, что делались приказы об эвакуации ценностей, принадлежащих другим учреждениям, задним числом». Прибывший в Казань 15 августа пароход «Александр Невский» отправился на следующий день назад, в Самару, с третьей частью царского золотого запаса, хранившегося в Казани. Судя по сопроводительным казанским документам, была вывезена золотая монета Московской конторы на сумму 93 600 ООО руб. Груз сопровождали помощник контролера Минского отделения Иван Кал еда и счетчик Казанского отделения Василий Иванов. Белорусские сотрудники были эвакуированы в город на Волге еще по ходу Первой мировой войны. Счетчик Иванов позже сообщил следствию: «Ездил с транспортом в Самару 16-го августа и вернулся 29-го августа на пароходе “Алекс. Невский ”. В Самаре золото два дня находилось на пароходе, а потом на ломовых перевезли в Банк. В это время распоряжения по выгрузке отдавались сыном Управляющего Самарской Конторы Ершовым, который был в морской форме, он же заведовал всей флотилией». Свидетельские показания косвенно подтверждены очередным документом о приемке: «1918 года августа 19 дня составлен настоящий акт Самарской Конторой Государственного Банка в том, что прибывшее из Казанского Отделения Государственного Банка на пароходе “Александр Невский” золото в ящиках, окованных железом, в количестве одной тысячи пятисот шестидесяти (1560) ящиков принято Конторою без перечета содержимого в ящиках. В числе 1560ящиков два ящика оказались с поврежденными досками (оковка цела) и по звуку находящейся в них монеты можно предположить, что мешки, вложенные в эти два ящика, порваны. А посему эти два сомнительные ящика оставлены в Конторе особо, впредь до проверки на перечет содержимого в них. О результате проверки вложения этих двух ящиков будет сообщено Конторою Казанскому Отделению особо…» Погрузка золота на пароход «Александр Невский» оставила свой след в архивах еще одним любопытным документом, характеризующим интенсивность работ. Чтобы как-то разрядить нервное напряжение, когда под надзором военных грузчики валились с ног от усталости и не получали за изнурительный труд вознаграждение, управляющий Марьин 16 августа составил необычное прошение (№ 11419): «Казанское Отделение Государственного Банка покорнейше просит выдать подателю сего 5 фунтов чаю и 5 пудов сахару для чайного довольствия служащим и рабочим, работающим в дневные и ночные часы по разгрузке ценностей из Отделения Государственного Банка». Поверх текста в левом углу прошения наискосок надпись синим карандашом — добавлен чей-то автограф с грамматическими ошибками: «Работаю не менше часов в сутки и никаких претензий не предъявляю. Выдать, если без 5ф(2 кг. — В.К.) чаю 5 п (80 кг. — В.К.) сахару работа итти не может»…
Консульское прикрытие эвакуации
После начавшегося контрнаступления войск Красной Армии условия для вывоза ценностей становились все более сложными. На Симбирск энергично наступали части 1-й армии красных под командованием 25-летнего Михаила Тухачевского. Эсеровское руководство Самары не смогло организовать мобилизацию солдат. Крестьяне убивали вербовщиков, мобилизованные разбегались. После четырех лет Первой мировой войны мало находилось охотников воевать за принципы парламентаризма или диктатуру коммунистов. Исключение составило лишь Ижевско-Боткинское восстание рабочих 8 августа — 11 ноября 1918 года. Под влиянием падения Казани рабочие прогнали большевиков. Но восставшие выступали в стороне от боевых действий войск Каппеля (свыше 400 километров от Казани на северо- восток по лесным дорогам) и не смогли деятельно координировать свои усилия с новой администрацией Казани. Правые эсеры и офицеры-монархисты КОМУЧа явно уступали поднаторевшим большевикам в искусстве политической демагогии и «сознательной» жестокости и потому не могли гнать вперед пушечное мясо в таких масштабах, как это делали каратели Троцкого. В такой обстановке вместо планируемого наступления из Казани на Москву Владимир Каппель грузит на пароходы тех же кадровых офицеров, что брали город. И 14 августа возвращается под Симбирск. Войска КОМУЧа вступали в бой прямо с пароходов. К17 августа Каппелю удалось оттеснить солдат Тухачевского на запад. Красный командарм вынужден был перенести свой штаб в Инзу, верстах в 80 от Симбирска. 24 августа за победу под Симбирском приказом КОМУЧа № 254 Каппель был произведен в полковники. Объясняя свою неудачу, Тухачевский писал: «В это время велось наступление на Казань и необходимо было перехватить в Симбирске вывозимый оттуда золотой запас… На правом фланге, в районе Белого Гремячего Ключа, мы перехватили уже Волгу, но зато на левом фланге, из-за неумения тов. Азарха управлять бригадой, последняя у него распалась и была разбита каким-то небольшим чешским отрядом». 17 августа председатель Совнаркома Владимир Ленин телеграфировал в Свияжск наркому Льву Троцкому о том, что французский и американский консулы запросили у большевиков разрешение провести из Казани в Самару пароход и баржи. Дипломаты заявляли, что транспорты планируется отправить под флагом Красного Креста, якобы «для закупки хлеба». Троцкий же в ответной телеграмме высказался категорически против такого разрешения. По словам наркомвоен- мора, получение хлеба «будет шарлатанами и глупцами» истолковываться «как возможность соглашения и ненужности гражданской войны». Однако, как показывает положение дел в Казани, запрос консулов был вызван не гуманитарными заботами, а желанием обеспечить безопасный вывоз по Волге драгоценностей. Дипломатам отказали. К19 августа части Левобережной группы 5-й армии красных под Казанью заняли пригородные деревни Васильево, Тура и окружили деревню Осино- во. Угроза для КОМУЧа потерять контроль над золотым запасом зримо возросла. В губернском центре резко ускорили темпы эвакуации. Сохранился документ от 17 августа, свидетельствующий о том, что для чрезвычайных работ в банке комендатура города мобилизовала все возможные ресурсы. «Капитану Шестову. С получением сего предписываю Вам отправиться с командой 20 человек из служащих Управления Округа Путей Сообщения в распоряжение Управляющего Государственного Банка, получив пароль от Начальника Резерва в Дворянском Собрании. По исполнении означенного предписания донести…» 18 августа был загружен банковскими ценностями и отправился в Самару пароход «Посланник». Казанский счетчик Иван Санин, находившийся в том рейсе на транспорте, показал, что «груз сопровождали чиновники: Ржецкий, Велик и Тихенко (сын бывшего управляющего Казанского отделения. — В.К.) и счетчик Минского Отделения Стасюк». Помощник кассира Минского отделения Ржецкий во время своего допроса в сентябре 1918 года подтвердил факт командировки и заявил, «что вообще на чиновников Минского Отделения возлагалась вся черная работа. Кроме того заявил, что, когда они привезли в Самарское Отделение Государственного Банка золото, то Управляющий Самарским Отделением сообщил, что за недостатком места в Самаре, придется следующие транспорты вывозить в Уфу». Еще до отчаливания «Посланника» капитан 1-го ранга Ковалевский послал Петру Марьину, в Казанское отделение Народного (государственного) банка, телеграмму: «Погрузку на “Суворов ’’будем продолжать беспрерывно до двадцати тысяч пудов. Крайне необходимо ускорить перевозку, увеличив, если требуется, число трамваев. Артель нового состава к 23 часам будет прислана с Самолетской пристани фечной пароходной компании “Самолет”. — В.К). Окончании погрузки на “Суворов ” будет продолжаться погрузка на баркас, поставленный к той же пристани». В середине сентября 1918 года счетчик банка Василий Соколовский сообщит внутрибанковской комиссии по расследованию дела о пропаже ценностей: «Погрузка золота началась 17 августа, а выехали 19-го. Вывезли 3719 ящиков и 2247узлов на пароходе “Суворов”. За старшего ездил секретарь Минского Отделения Мартыненко, помощниками Соболевский и Смирнов, а счетчиками Братчиков и он. Когда приехали, то дали один день отдыха, а на другой произвели разгрузку. Все распоряжения по разгрузке и приемке отдавались Мартыненко. Вознаграждение получил авансом 400р. В командировке пробыл 12 суток». Транспортировка четвертой и пятой частей золотого запаса Российского государства отражена в актах так же парадоксально, как и первые три. Для начала познакомимся с данными сводного акта № 11639 от 23 августа 1918 г., в котором представлена информация о грузе. «…4) 18августа: а) 3719ящиков золотой монеты Московской Конторы на сумму двести двадцать три миллиона сто со- роктысяч(223.140.000)рублей, б) 2247мешков золотой монеты Казанского Отделения на сумму семьдесят миллионов пятьсот тридцать три тысячи восемьсот сорок семь (70533 847) руб. 5) 19 августа 559 ящиков золотой монеты Московской Конторы на сумму сорок два миллиона шестьсот шестьдесят одна тысяча девятьсот восемьдесят два (42.661.982) руб. 04 коп., 514 ящиков ценностей Петроградского Монетного Двора, эвакуированных из Московской Конторы, оцененных Государственным Банком в 514 руб. и зачисленных на счет переходящих ценностей Казанского Отделения в этой сумме. 194 ящ. с 1521 золот. слит, частных банков на 13.005.359р. 45 З ящ. с вырубками к означенным слиткам 18 ящ. с франиузск. франками на 1.050.000р. Итого ценностей, принадлежащих частным банкам 14.055.359р. 45 в 215ящиках, зачисленных на переходящие ценности Отделения в этой сумме. Ценности, эвакуированные из Тамбовского Отделения: 375ящ. золот. мон. 5р. дост. на 22.500.000р. 353ящ. золот. мон. Юр. дост. на 21.180.000р. 18 сумок с разной золотой монетой 535.770р. 50 Итого золотой монеты Тамбовского О. 44.215.770р. 50 С переходящих ценностей Казанского Отделения следующих ценностей: 40 ящ. за №№ 455—494Петроградского Международного Коммерчес. Банка 243 слитка на 2.118.553р. 10 к. 51 ящ. за№№ 495–545 Русско-Азиатского Банка 338 слитков на 3.246.121р. 20 к. 1 ящ. за № 546вырубки от слитков частных банков —17пакетов СО СЧЕТА ЗОЛОТА, ПРИНАДЛЕЖАЩЕГО БАНКУ: 80 ящ. за №№ 374—453русские слитки частных аффи- неров — 329 на 5.193.069р. 76 к. 9 ящ. за№№ 547—555полос — 2012шт. на 529.594р. 24к. 7 ящ. за№№ 556–562 кружков 21200 шт. на 525.447р. 23 к. А 373ящ. за №№ 1—373русские слитки Монетного Двора 1492 шт. на 32.375.711р. 44 к. 1 ящ. за № 454русские слитки Монетного Двора (в 2 мешках) 16 шт. на 2329р. Всего 562ящика на 43.990.825р. 97к. 900ящиков серебряной монеты из Казанского Отделения по 2000р. каждый на один миллион восемьсот тысяч (1.800.000) руб…» Проанализируем представленные выше данные акта в следующей главе.
Пятнадцать сотрудников банка вывозили золото не на пароходах
Вспомним, что в предыдущих актах о вывозе и приемке золота данные не совпадали. В информации по грузу четвертого парохода «Посланник» и пятого — «Фельдмаршал Суворов» хаос только усиливается! В казанском акте об отправке сказано, что 18 августа отправлено «3719 ящиков золотой монеты» и «2247 мешков золотой монеты». Однако счетчик банка Василий Соколовский, сопровождавший ценности «Суворова», сообщит комиссии по расследованию, что именно эти ящики и мешки были 19-го на «Суворове». Не на четвертом, а на пятом пароходе! Да и самарский документ будет говорить о правоте счетчика Соколовского: «Расписка Августа 22 дня 1918 г. приняты от командированных чинов Казанского Отделения с парохода “Фельдмаршал Суворов ” на пароход Харьков ” ТРИ ТЫСЯЧИ СЕМЬСОТ ДЕВЯТНАДЦАТЬ (3719) запечатанных ящиков, причем три ящика оказались поврежденными, из которых один настолько, что из него выпали два золотых кружка 5р.д., перечет монеты отложен до окончательного приема всего транспорта». Выходит, что составители сводного акта в Казани через четыре дня забыли, сколько и чего отправили? Вопрос этот принципиальнейший. Потому что в данных об эвакуации от 18 августа (отмеченных в казанском акте № 11639 как данные за 19 августа) речь идет о 338 золотых слитках Русско-Азиатского банка. Но именно присутствие этих слитков (якобы НЕ ЭВАКУИРОВАННЫХ в 1918 году) в схроне под Казанью и дало основание французскому банку «Р. де Люберзак и К-о» в 1929 году настоять на проведении кладоискательской экспедиции! На чем основаны подозрения в совершенной крупномасштабной афере, если согласно ведомости «О наличии и движении золота особой кладовой Казанского Отделения Государственного Банка» за август 1918 года, к 20 августу в «золотой кладовой» не осталось ничего? Какая разница, на каком пароходе что вывозилось? Колоссальная разница! Согласно банковскому делу «Кассовые операции Народного Банка за 10/23 Августа 1918 года» золото было списано со счета Казанского отделения 23 августа. Спрашивается, за вычетом вывезенного Измайловым, куда, кроме Самары, отправились еще 23 010 ООО рублей золота из «золотой кладовой»? Смущает полное совпадение этой цифры с сомнительным казанским актом об отправке ценностей от 14 августа 1918 года (смотрите подробнее главу «Золотая афера»). Где же оно, оставшееся золото? Автор подозревает, что именно для «потери» в дороге 23,01 млн царских рублей (17,8 тонн золота) и была затеяна профессиональная мистификация всей отчетности. Тогда куда делась эта невероятная золотая масса и кто ее прятал? Вернувшиеся в Казань большевики с 13 сентября 1918 года назначили в банк «Коллегию по ревизии и управлению Казанским Отделением Народного Банка». 16 сентября коллегия составила итоговый протокол по результатам своей работы. В документе, среди прочего, значилось: «Список старших служащих, не явившихся на службу тринадцатого сентября, можно разделить на шесть пунктов: …2. Назначенные в командировку по эвакуаиии золота в Самару: Пом. касс. 3 разр. КА. Аришин Пом. касс. З разр. А.И. Кесарев Пом. бухг. 1 разр. А. В. Козлов Пом. бухг. 2разр. А.А. Павлов Канцел. служит. В.В. Кимбор. …Список младших служащих Казанского Отд., не явившихся на службу: 1. Назначенные в командировку по эвакуации золота в Самару: Т. Жданкин счетчик С. Братчиков Л. Оринин М. Новиков Г. Андронов сторож Я. Свирский караульный Г. Сипайло С. Иванов A. Храмов B. Юрель А. Чечулин А. Архипов». В эти списки ошибочно зачислен Павлов, который 25 августа получил поручение сопровождать шестой пароход из Казани — с серебром и ценностями Курского отделения и Самарского военревкома. Фактически же, судя по полученным командировочным средствам, Павлов выехал в Самару 26 августа. Также есть ясность и в отношении счетчика банка С. Братчикова. По свидетельству счетчика банка Соколовского, Братчиков еще 19 августа уехал с ним в Самару сопровождать пятый пароход с золотом. Однако какие транспорты с золотом сопровождали еще целых ПЯТНАДЦАТЬ сотрудников банка? Все остальные фамилии в актах об отправке или доставке золота или каких-либо других ценностей на пароходах не значились. Как не названы они и во время допросов экспедиторов банка, сопровождавших пароходы с золотом. И чьи показания выше уже цитировались. Так на чем же увозили золото эти служащие и когда? В архивах сохранилась рабочая смета по учету трудозатрат, подлежащих оплате при работе на эвакуации ценностей Казанского отделения Народного банка 23–24 августа 1918 года, с подробным списком сотрудников банка. В главе 14 нашего расследования эта смета полностью приводится. Интересно, что напротив фамилий А.И. Кесарева, А.В. Козлова и В.В. Кимбора данных об оплате нет, а все младшие служащие (из документа от 16 сентября) вообще не включены в список. А это значит, что указанные лица повезли золото до 23 августа. Правда, в списке присутствует «К.А. АришинА». Если последняя буква появилась в результате описки, то это значит, что Аришин сопровождал отдельный транспорт после 24 августа. Путаница в актах, отсутствие окончательных данных о приемке в Самаре слитков частных банков (всех или части), давали основания истцам выступить с претензиями в суде Нью-Йорка в 1929 году и требовать доказательств от Госбанка СССР того, что эти слитки не находятся зарытыми в схроне под Казанью…Изучив документы этой главы, можно заключить, что истцы имели основания настаивать на поиске следов своих слитков.
Вывоз золота возможен был только утром 21 августа
Вывоз ценностей хранилища Казанского отделения Народного (государственного) банка продолжился и далее. 21 августа 1918 года Петр Марьин получает очередную телеграмму с волжской пристани Казани: «Ваше распоряжение предоставлена у самолетской пристани баржа для беспрерывной погрузки ценностей благоволите распоряжением погрузке. Начальник Казанского водного района капитан I ранга Ковалевский». В банковских архивах сохранились еще два акта об отправке ценностей из Казани. Вероятно, их тоже вывезли Волгой, хотя прямого документального подтверждения тому автор не обнаружил. Итак, первый документ гласил: «25 августа 1918 года составлен настоящий акт в том, что, согласно распоряжения Товарища Управляющего Военным Ведомством, из Казанского Отделения Государственного Банка отправлены в сопровождении помощника контролера Минского Отделения И. П. Кононовича, помощника кассира II-го раз. того же Отделения В. И. Родневича, помощника бухгалтера II разр. Казанского Отделения А.А. Павлова, счетчиков: Казанского Отделения М. Новикова и Минского Отделения Камлюк следующие ценности: 1) банкового серебра 7мешков двойных и один ординарный на общую сумму 15.000 руб., разменного серебра 700 мешков двойных и один ординарный на сумму 1.401.000 руб. 2) разменного серебра 880ящ. по 2.000р. в каждом на сумму 1.760.000р. и 2625мешков по 2.000р. в каждом на сумму — 5.250.000р. [1] 3) семь посылок с ценными вещами, эвакуированные из Курского Отделения на сумму 270.000 руб., числящихся на переходящих ценностях Отделения в этой сумме, и один сундук Самарского Губернского революционного Комитета Советов, опечатанный печатью Казанского председателя Совета с неизвестным вложением, числящийся на счете переходящих ценностей в 1 рубль. 4) 75мешков серебра, эвакуированного из Козловского Отделения банкового на 5.000р. и разменного на 145.000 руб. Серебра, эвакуированного из Орловского Отделения — 6 мешковбанкового на 12.000р. и 59 мешков разменного на 118.000 руб.». Судя по полученным Павловым командировочным, баржа отправилась в Самару 26 августа. И ниже — текст документа об отправке следующего транспорта: «27 августа 1918 года Казанским Отделением Государственного Банка составлен настоящий акт в том, что сего числа выдано из кладовой Казанского Отделения для отправки в Самарскую Контору Государственного Банка Помощнику Директора Московской Конторы Банка П.Н. Антушеву и Контролеру Iразряда той же Конторы НД. Крестовникову семнадцать (17) почтовых посылок с ценностями Петроградского Монетного Двора на четыреста восемьдесят шесть тысяч пятьсот девяносто восемь (486.598)руб.». После отправки седьмого транспорта по радио из Казани было распространено следующее заявление: «Казань. Всем! Всем! Всем! Всем радиостанциям. Доношу, что в настоящий момент отправка золотого запаса, принадлежащего России, закончилась. Мною из Казани отправлено: 1) весь золотой запас в нарицательную стоимость 657мил — лионов рублей, а по теперешней стоимости — шесть с половиной миллиардов рублей; 2) сто миллионов рублей кредитными знаками; на огромную сумму всяких иных ценностей; 3) запасы платины, золота и серебра. Счастлив донести, что теперь все это народное достояние из рук грабителей и предателей — большевистской партии Ленина — целиком перешло в руки Учредительного собрания, и Россия может быть спокойна за целостность ее богатства. Военный комендант Казани Владимир Лебедев, 13 часов 45минут 28 августа 1918 года». Как увидит ниже читатель, эта демонстративная радиограмма Лебедева была призвана ослабить натиск войск Троцкого на Казань. Не более того. В сентябре 1918 года в банке будет работать специально созданная коллегия ревизоров, одним из которых станет комиссар Сергей Измайлов. В своем совершенно секретном докладе на имя «Временного Революционного Гражданского Комитета г. Казани» Измайлов, подтверждая радиограмму Лебедева, напишет, что ревизорами «…было установлено, что означенная эвакуация была произведена семью транспортами начиная с 8-го по 27-ое августа». Однако это весьма спорный вывод. В распоряжении ревизоров был еще один документ с текстом от руки о фактическом количестве загружавшихся транспортов. Почему анализ его остался вне поля зрения комиссаров, остается лишь догадываться. Ниже прилагается полный текст этого документа. «Расходы по эвакуации ценностей с 5 Авг. по 5 Сент. Авг. 21 400р. 1875р. 500р. 700р. 3475р. агент, уголовн. милиции 24 2 30 « Вознагражд. служ. Отдел. Авг. 21 «[2] 23970-71 23 «10102 24 «56 27 «29475-95 Сент. 2 «545—55 ««2074 «5415-87 ««60 ««32 5 «60 ««241-90 «К-ва 360 72393-98 + 350 Авг. 23 Вознагражд. караульным 1312р. 1050 2362р. Авг. 9 Расходы по кладовой (гвозди) 2857—25 5 августа На обороте листа продолжение: Авг. 21 за погрузку и выгрузку 2225—80 ««10027-70 ««4841—80 23 «911-65 «787-50 ««3306-10 26 «5235-60 ««1810-55 ««220 « 145-10 27 «140 30651-80 5 сентября включительно. Например, управляющий Марьин получил командировочные 2 сентября. И выехал в Самару на пароходе последним, смертельно опасным рейсом, когда красные уже взяли под контроль волжский берег под Казанью. По размерам и количеству выплат также видно, что загружаемые транспорты (баржи, автомобили, аэропланы, гужевые подводы?) были как большие, так и маленькие. Причем 21,23,26 августа, 2 и 5 сентября таких транспортов было несколько за день. Последующие события особо внимательно заставляют посмотреть на отметки, связанные с 21 августа. Все остальные дни эвакуации командировочные выписывались по одному разу, а 21 августа выданы сразу ЧЕТЫРЕМ группам экспедиторов. Что грузилось в этот день столь интенсивно? Именно в этот день трижды оплачивались работы «за погрузку и выгрузку». Причем, судя по суммам, загрузка была очень трудоемкая. 17 095,3 руб. выплачено грузчикам за три погрузки 21 августа. Сравним: 12 556,5 руб. выплачено за восемь остальных отмеченных погрузок 23–27 августа! И еще одна деталь. Как видим из сноски документа, 21 августа служащим банка, участвовавшим в погрузке, выплачено 23 970 рублей 71 копейка. Со странной припиской, которая гласит: «Сюда входит и вознаграждение и за эвакуацию 5 августа»!.. Вы верите, что новая власть будет оплачивать финансовые обязательства своих смертельных врагов? Реалистичнее заподозрить, что под формулировкой «вознаграждение и за эвакуацию 5 августа» спрятана оплата работ за погрузку тех ценностей, которые без оформления документации тайно вывезены в секретном направлении… Также обратите внимание, что в списке под названием «Авансы, выданные командированным лицам на путевые издержки в Самару», со счета «разных выдач» указаны фамилии командированных. Однако, сравнивая фамилии из этого списка с фамилиями, что звучали в актах о приемке- сдаче ценностей и в последующих показаниях банковских служащих, нетрудно прийти к выводу, что в списке командированных перечислены не все экспедиторы. Однако всегда в этом списке назван старший в командировке. Который, видимо, являлся подотчетным лицом, расписавшимся за полученный аванс. Так вот, ни один из старших служащих, обозначенных в предыдущей главе как «Назначенные в командировку по эвакуации золота в Самару», командировочные не получал! Отсутствие командировочных говорит в пользу версии, что служащие из этого списка эвакуировавших золото (но не вернувшихся в Казань), выезжали куда-то рядом с Казанью — в место, где потратить деньги просто нереально. Например, в лес. Правда, следует признать, что младший служащий из списка сопровождавших золото числится и в списке получивших деньги на путевые издержки. Это караульный А. Архипов. Но он получил 400 рублей 29 августа вместе с помощником контролера П. Ивановым. Что говорит о том, что Архипов эвакуировал ценности отдельно от интересующей нас группы. И еще одно обстоятельство косвенно говорит в пользу версии о тайном транспорте, отправленном 21 августа. Если в следующей главе внимательно изучить рабочую смету по учету трудозатрат, подлежащих оплате при работе на эвакуации ценностей Казанского отделения Народного банка 23–24 августа 1918 года, мы обнаружим странное обстоятельство. Мартыненко, Сушков и Иванов, получив 21 августа деньги на командировочные расходы, 23-го уже вновь работали на эвакуации ценностей в банке. До и после них НИКТО не возвращался из командировки в Самару так быстро. Создается впечатление, что четыре официальные экспедиции, получившие командировочные деньги, должны были ОТВЛЕЧЬ ВНИМАНИЕ разведки красных от пятой, тайной экспедиции, отправленной в тот день (экспедиторы которой были засекречены и не получали командировочных вовсе)… При этом фальшивые экспедиции Мартыненко, Сушкова и Иванова через два дня уже успели вернуться обратно… И еще. Исследуемые архивные документы показывают, что уже после отправки 19 августа пятого парохода с золотом, 21 августа шли хорошо оплачиваемые интенсивные работы по загрузке другого транспорта. Последующие события покажут, что тщательно готовившаяся руководством города и банка афера — неконтролируемый вывоз золота — по времени возможна была только утром 21 августа.
Какими банковскими силами проводилась эвакуация?
Ревизоры большевиков, работавшие в банке 13–16 сентября 1918 года, обнаружили еще один весьма красноречивый документ, на который автор ссылался в главе 14. Это рабочая смета по учету трудозатрат, подлежащих оплате, при работе на эвакуации ценностей Казанского отделения Народного банка 23–24 августа 1918 года. Документ составлен 24 августа. Он интересен подробным списком сотрудников банка, цифрами их ежемесячной оплаты, из которых исходила оценка труда при эвакуации (час работы по эвакуации оценен в один процент месячного жалованья). И еще одно примечательное событие тех дней. 21 августа на Юнусовской площади Казани состоялся митинг, участники которого призывали горожан вступать в ряды «Народной армии». В мероприятии отметились представитель французской армии капитан Борд, американской — подполковник Рошторх, англичанин Митчел и поляк доктор Раковский. Представители Антанты внимательно наблюдали за эвакуацией ценностей, которая должна была обеспечить возврат их государствам военных кредитов, взятых Россией…Трехдневный бой на подступах к захоронению золота
Куда же после эвакуационных работ в казанском хранилище госбанка 21 августа подевалась часть его сотрудников, назначенных в командировку с золотом? Пищу для размышлений на эту тему дает анализ развернувшихся боевых действий. В советские времена историки писали: «22 августа 1918 года белогвардейцы атаковали деревню Высокая Гора, где стояла основная часть группы Азина. Артиллерийским огнем азинцев наступление превосходящих сил противника было отбито. Командование белых произвело быструю перегруппировку своих сил, подтянуло значительные резервы, и густые цепи белогвардейцев одна за другой стали появляться на подступах Высокой Горы. Бой…продолжался три дня. Шел он с переменным успехом и не дал перевеса ни одной из сторон». В этой информации нет ничего необычного, кроме самого направления наступления. Высокая Гора находится в 27 километрах к северо-востоку от Казани. В 1918 году от нее дальше на север и северо-восток на 400 километров не было крупных городов, складов, войск КОМУЧа или его союзников и прочего. Только лесные массивы и вспомогательная группировка партизан 2-й армии под командованием латыша Владимира Азина, победа над которой, вдали от Казани и в глубине лесов, не могла внести никакого перелома в ход боевых действий. Зачем же при дефиците солдат сторонники КОМУЧа вели там наступление? Свет на этот вопрос может пролить информация из 1929 года, когда в Казань прибыли представители международной кладоискательской экспедиции, речь о которой пойдет в главе книги «Где искать спрятанное золото?». Информацию о кладе представителям французского банка «Р. де Люберзак и К°» предоставил поляк Вячеслав Ветеско. Об этом в серии статей в казанской прессе в 2006–2008 годах написал местный кладоискатель Равиль Ибрагимов, который ищет следы царского золота. По уверениям Вячеслава, его брат Константин в составе сводного отряда иностранных легионеров участвовал в захоронении под Казанью части золотого запаса. Выбор иностранцев для организации схрона весьма понятен — им труднее передать информацию о кладе местным татарам и русским, труднее воспользоваться своими знаниями в случае благополучного возвращения на Родину в тысячах километрах от клада. Также не исключено, что золото было заранее обговоренной долей легионеров за их участие в захвате золотого запаса. В связи с чем характерно признание 21-летнего мичмана Народной армии Георгия (Генриха) Мейрера: «Дело обороны Казани складывалось печально: чехи утратили интерес к Гражданской войне…» Может быть, потому и утратили, что обрели золото, ради вывоза которого хотелось выжить, а не рисковать своей жизнью? Характерно, что командовавший в Казани чешскими и словацкими легионерами Йозеф Йиржи Швец застрелился 25 октября 1918 года, оставив после себя посмертное письмо: «Я не могу пережить этот позор, который покрыл нашу армию. Всё лучшее в нас, наша честь, уничтожено». Отчаянным шагом командир протестовал против превращения своей боевой части в банду мародеров. Но мародерам нужно иметь с собой хотя бы часть драгоценностей, чтобы превратиться в отряд самоохраны своих жизней ради использования в будущем награбленного имущества… Похоже, что западнославянский легион — ударная сила антибольшевистской коалиции 1918 года, соприкоснувшись с золотом, разложилась так же, как и наполеоновская армия, разграбившая Москву в сентябре 1812 года… Интересно, что в 1929 году к предполагаемому месту захоронения клада представители французского банка начали движение от села Калинине, в 7 километрах к востоку от Высокой Горы, на развилке дорог Сибирского тракта. Причем этот маршрут движения к кладу — по столбовой дороге — для кладоискателей ни к чему не привел. Они пришли к месту захоронения проселочной дорогой через деревни Савиново и Караваево, которые сегодня стали микрорайонами в северной части Казани. Анализируя протоколы экспедиции и сравнивая их с транспортной сетью местности, нетрудно предположить, что строго на север глухой дорогой уходил груженый караван, а по тракту в районе Высокой Горы караван возвращался обратно. Вот, возможно, почему представителям французского банка, никогда не бывавшим в этих краях, разбирая названия ориентиров в обратном порядке, по записям поляка 1918 года, в 1929 году в течение двух суток не удалось выйти в район захоронения. Зато следование другим маршрутом, в той же последовательности прохождения деревень, как в 1918 году, позволило участникам экспедиции достичь желаемого района в течение шести часов — по раскисшей от октябрьских дождей грунтовой дороге, на маломощных авто. По заверениям крестьян деревни, в окрестностях которой участники экспедиции искали следы клада, сводный отряд КОМУЧа, сопровождавший тяжелогруженые грузо- вики, имел на своем вооружении артиллерию. А Вячеслав Ветеско позже утверждал, что на обратном пути (под Высокой Горой?) отряд напоролся на красных, в результате боя чудом выжил только его тяжелораненый брат Константин. Интересно, что боевые действия под Высокой Горой развернулись 22 августа. В то время как 19 августа ушел последний пароход с золотом. Еще раз вспомним некоторые обстоятельства. Согласно данным ведомости «О наличии и движении золота особой кладовой Казанского Отделения Государственного Банка» за август 1918 года, «золотая кладовая» опустела к 20 августа 1918 года. А к 23 августа в работах по эвакуации ценностей банка уже не участвовали старшие служащие банка А.И. Кесарев, А.В. Козлов и В.В. Кимбор, поскольку они были назначены в «командировку по эвакуации золота в Самару» и не вернулись. Причем убыли не на пароходе… Так наступление ли вели войска КОМУЧа под Высокой Горой или порожний караван возвращался в Казань и напоролся на красных партизан, которые исполняли приказ командующего войсками Восточного фронта Вацетиса о выдвижении? 21 августа Вацетис предписал командующему 2-й армией В. Блохину подойти к Казани и объединить в своих руках операции войск, действующих со стороны Вятских Полян и Арска на Казань, а также установить прочную связь с левым флангом 5-й армии, находящимся в районе деревни Осиново. Одновременно Вацетис предложил бывшему полковнику Петру Славену, командовавшему 5-й армией красных, принять решительные меры для связи с группой войск 2-й армии под командованием Азина. ПОСЛЕ занятия азинцами деревни Высокая Гора (т. е. 21 августа деревня еще не была занята) Славену приказывалось принять общее руководство всеми войсками, действующими под Казанью. По мнению автора расследования, именно бой 22–25 августа с неожиданно двинувшимися из Арска к Высокой Горе «красными» и породил одну из загадок с пропажей части золотого запаса. В контексте других событий, связанных с эвакуацией ценностей, все совпадает по времени. И, вполне вероятно, именно этот бой привел к тому, что выжил всего лишь один легионер, участвовавший в организации золотого захоронения. …22 августа легендарный террорист Борис Савинков наконец-то пробрался через линию фронта к своим сторонникам в Казани.
Военный перелом под Казанью
27 августа 1918 года в Берлине полномочный представитель Совнаркома Адольф Иоффе подписал «дополнительный протокол» к мирному Брест-Литовскому соглашению между Советской Россией и странами Четверного союза. Согласно протоколу, большевики соглашались выплатить Германии контрибуцию в размере 6 миллиардов марок. Выплата ценностей должна была пройти с сентября по декабрь 1918 года. Как покажут события, договоренность была реальной. 10 сентября первый эшелон с 42,86 тоннами золота направился в Берлин по железной дороге… Однако хранилище Казанского отделения Народного банка к моменту подписания дополнительного протокола по-прежнему удерживали войска КОМУЧа. И не просто пассивно обороняли, а наступали: 28 августа ударная группа полковника Каппеля, срочно вернувшаяся из-под Симбирска, в составе 2 тысяч пехотинцев, 340 кавалеристов, 14 орудий и 20 пулеметов, ударила в тыл 5-й армии большевиков — в район Свияжска, где размещался штаб наркома Троцкого. В операции приняли участие все видные эсеры — представители самарской власти в Казани Лебедев и Фортунатов, а также и сам Савинков. Ктому времени боевики казанского отделения «Союза защиты Родины и свободы» в полном составе влились в ряды «народной армии» КОМУЧа. Писатель (а тогда матрос Волжской флотилии) Всеволод Вишневский вспоминал: «28 августа отборный белый отряд, под командой Савинкова и Швецова, обошел наш фронт и обрушился с тыла. Положение создалось весьма трудное». Под «Швецовым», Вишневский, вероятно, подразумевал чеха Йозефа Йиржи Швеца. На самом деле это проявил себя вернувшийся Каппель, который решил своим излюбленным маневром обойти позиции противника и неожиданным ударом внести панику в его ряды. Однако в данном случае ему это не удалось. Небо над Казанью было нашпиговано аэропланами Троцкого. И потому летчик Я. Конкин сверху обнаружил движение колонны войск и доложил об этом в штаб 5-й армии. 29 августа Каппель разделил свои силы. Он с двумя офицерскими батальонами штурмовал Свияжск, в то время как Савинков с кавалерийским эскадроном переправился через Волгу и вернулся ближе к Казани — к железнодорожной станции «Обсерватория», чтобы не дать красным возможности прийти на помощь Свияжску. Ключевым в тот день оказался бой за стратегический железнодорожный мост через Волгу. В рукопашной атаке красные дрогнули и бросились бежать. «Но враг не учел, что может сделать красная флотилия (Волжская военная флотилия. — В.К.). Быстрым ходом она двинулась к Романовскому железнодорожному мосту, где орудовали белые, и подкрепила отступавшие красные части», — писал участник боев Вишневский. Для Каппеля рейд моряков оказался полной неожиданностью. Дело в том, что под Свияжск прибыли миноносцы Балтийского флота «Прочный», «Прыткий» и «Ретивый». Их перегнали красные по Мариинской системе каналов. Чтобы провести морские корабли по речному мелководью, накануне с них были сняты орудия, на борт загружено минимальное количество топлива, откачена балластная вода. По прибытии в Нижний Новгород на Сормовском заводе орудия в течение нескольких дней были вновь установлены и корабли отправлены в район боевых действий. Миноносцы прибыли буквально перед наступлением Каппеля — 27 августа. Усиливающийся численный перевес красных, наличие в войсках Красной Армии авиации, миноносцев Балтфлота и расстрелы дезертиров по приказу Троцкого в корне переломили ситуацию под Свияжском. «Ночью из Нижнего Услона пришло донесение от сербов, что они не в силах выдерживать наступление красных и завтра принуждены будут отходить, отдав им Нижний Услон, — вспоминал Василий Вырыпаев, в 1918 году — 27-летний командир 1-й отдельной конной батареи “народной армии” КОМУЧа. — Это могло оголить наш фланг и дать возможность красным оказаться в тылу Народной армии, Каппель принужден был отказаться от Свияжска и идти на помощь сербам». Участь Казани была предрешена. Командующий Волжской флотилии красных Федор Раскольников предложил руководству использовать замешательство противника и немедленно организовать контррейд по Волге. 29 августа в 23 часа 20 минут флотилия красных снялась с якоря. Впереди шел миноносец «Прочный» с наркомом Троцким, командующим флотом Раскольниковым и женой командующего, флаг-секретарем Рейснер. «Наш ночной налет, как выяснилось вскоре через разведку, надломил силу сопротивления белых, — резюмировал Троцкий. — Неприятельская флотилия была уничтожена почти полностью, береговые батареи приведены к молчанию. Слово “миноносец на Волге! — производило такое же действие на белых, как позже, под Петроградом, слово “танк ”на молодые красные войска. Пошли слухи, что вместе с большевиками сражаются немцы. Из Казани началось повальное бегство зажиточных слоев. Рабочие кварталы подняли голову. На пороховом заводе вспыхнуло возмущение. У наших войск появился наступательный дух». Этой демонстрацией боевой мощи Троцкий добился окончательного перелома в ситуации под Казанью. 1 сентября гидроавиационный отряд Волжской флотилии красных бомбил пароходы противника в районе казанских пристаней. Несмотря на это, 2 сентября в Самару пароходом отправляется управляющий Петр Марьин, передав свои полномочия по управлению отделением банка контролеру Д. Доброхотову и получив в кассе командировочные. Марьин в 1929 году свидетельствовал, что выехал в день получения телеграммы, однако документ о выдаче командировочных гласит, что он ошибся на день: «Мне была дана телеграмма из Самары о выезде туда с последним пароходом и захвате с собой также книг, в кои был вписан золотой запас. Одновременно ко мне явился адъютант командующего речной флотилией, с которым я и выехал на пароход в день получения телеграммы. Мне разрешено было взять с собой жену и дочь, мать же осталась в Казани». В это время в Казанском отделении банка была зарегистрирована телефонограмма № 164, уведомлявшая, что «с 3/IXв здание Госуд. Банка городской караул высылаться не будет». Все войска из города отправились отражать новый натиск Красной Армии. 7 сентября, в 12 часов дня под прикрытием огня с кораблей Волжской флотилии Владимирский полк и десант матросов ворвались в Верхний Услон, отбили у противника девять орудий и пулеметов и развернули их в сторону Казани. На высоте были установлены два шестидюймовых и тринадцать трехдюймовых орудий. Бои в Верхнем Услоне снимал на пленку кинооператор П. Ермолаев. Позже, 18 января 1919 года, в казанском кинотеатре «Электра» состоялась премьера документального фильма Ермолаева под названием «Взятие Казани». Владимир Ленин, поправляющийся после своего ранения 30 августа эсеркой Фанни Ройд (Каплан), 7 сентября 1918 года шлет телеграмму в 5-ю армию с такими словами: «Уверен, что подавление казанских чехов и белогвардейцев, равно поддерживавших их кулаков-кровопивцев будет образцово-беспощадное». В тот же день, 7 сентября, в городе началась паника и бегство казанцев, поскольку в листовках, которые сбрасывали красные с аэропланов, большевики грозили срыть с лица земли буржуазные кварталы Казани. Город оставило не менее 30 тысяч жителей — четверть его населения. 10 сентября Троцкий отправил в Москву телеграмму: «Сегодня в 4.00 взята Казань». С передовыми частями красных в здание Казанского отделения Народного банка ворвался специально прибывший из Москвы главный комиссар Народного банка Тихон Попов. И обнаружил в пыльных подвалах хранилища лишь брошенные мешки с медной монетой. Пришлось главному банковскому комиссару ограничиться сбором оставленных бумаг, составлением их описи, складыванием в конверты и опечатыванием этих пакетов — для облегчения будущей работы ревизоров…
Где искать спрятанное золото? В банк вернулись прежние комиссары
Еще накануне взятия Казани Реввоенсовет 5-й армии 8 сентября создал для управления городом и губернией орган административной власти — Временный гражданский революционный комитет (Ревком). Этот комитет просуществовал до 4 октября 1918 года, когда передал всю полноту власти в Казани и губернии вновь избранному Совету. За это время комитет расстрелял 11 монахов казанского Зилантова монастыря во главе с архимандритом Сергием, торжественно похоронил в братской могиле на территории парка «Русская Швейцария» погибших в боях с учредилов- цами и призвал служащих учреждений вернуться на работу налаживать мирную жизнь. Одновременно, «12-го сего сентября Главным Комиссаром Народного Банка Т.И. Поповым была учреждена Врем. Коллегия по управлению и ревизии Казан. Отд. Нарбанка и его отделений, в составе Симб. Губ. Комиссара Финансов Члена Симб. Губисполкома С. Измайлова, б. Комиссара Каз. Отд. Нарбанка — Г. Сегена и Старш. Контролера Москов. К-ры Нарбанка — И. Наконечного (см. приказ № 1 от 12 сент. 1918 г.) с участием двух представителей от Рев. Гражданск. Комитета, в качестве коего последний делегировал Завед. Финансовым Отделом Совета — тов. Введенского. В таком составе Коллегия приступила 13-го сего сентября к работам по выполнению возложенного на нее поручения», — позже написал Временному Ревкому Казани в своем совершенно секретном докладе член создаваемой коллегии Сергей Измайлов. Все названные лица ранее работали в Казанском отделении Народного банка. Секретарем коллегии был назначен Н. Захаров. Председателем коллеги был поляк Илларий Наконечный, поскольку на рабочем документе той поры на имя руководителя этой коллегии имеется автограф с решением Наконечного по докладу. Он же расписался за управляющего в «Журнале Казанского отделения Госбанка за 1918 год» на с. 11, озаглавленной «Золото, принадлежащее банку». Комиссары появились в здании Казанского отделения Народного банка в тот день, когда на работу вернулись и служащие. Ход работы ревизоров нашел свое отражение в подробном итоговом протоколе. Начинался он так: «Сентября 13 дня 1918 г. мы, нижеподписавшиеся, приступили к просмотру документов, найденных в помещении Казанского Отд. Нарбанка у Секретаря Отделения и в кабинете у Управляющего, и хранившихся в запечатанных пакетах при описи, составленной прибывшим при вступлении Советских войск в Казань Главным Комиссаром Народного Банка Т.Н. Поповым, при чем по поводу ряда обнаруженных документов и актов, имеющих отношение к эвакуации из Казан. Отд. Нарбанка в Самару золотой наличности, а равно и кредитных билетов, а также имеющих касательство к операциям Отделения за период хозяйничания в городе чехо-словацких и белогвардейских банд и отношению служащих Отделения к врагам Советской Республики, постановили составить настоящий акт, выделив лишь те документы, кои могут иметь то или иное отношение к вышеуказанным вопросам, произведя затем расследование по всем пунктам протокола». Сам итоговый документ ревизоры подписали 16 сентября. А пока 13 сентября новая власть собрала служащих банка, разбежавшихся с наступлением красных, и пересчитала их. Проверив поголовье, комиссары приступили к работе. Алгоритм ее был позднее отражен в упоминавшемся секретном докладе Измайлова. «Затем на основании осмотра всех обнаруженных документов и актов, касающихся эвакуации, — сообщал Измайлов, — Коллегией была составлена подробная опись всех ценностей (золота, серебра, кредитн. билетов и иных ценностей) эвакуированных в Самару и иные города, находящиеся в местностях, занятых чехословаками… …Затем Коллегия приступила к самой тщательной проверке кассовых книг, приемочных и сдаточных актов в целях выяснения правильности кассовой отчетности и соответствия результатов ее с данными о кассовой наличности… …Затем Коллегией приступлено к производству расследования о действиях должностных лиц Нарбанка в связи с произведенной эвакуацией ценностей в Самару и незаконно производившимися банковскими операциями, при чем собран весь материал по вопросу о виновности ряда лиц из Банковской администрации в оказании существенной помощи и содействия врагам Советской республики, как в связи с эвакуацией ценностей Рос. Федер. Сов. Республики в Самару, так и вообще в поддержке чехословацкого и белогвардейского восстания… …Вместе с тем Коллегией собран и весь материал по вопросу о виновности главных инициаторов и распорядителей производившейся эвакуации и расхищения ценностей Республики — Уполномоченных Врем. Комитета Членов Учредит. Собрания — Фортунатова, Лебедева и Полковн. Степанова для привлечения их к ответственности как государственных преступников…» жДопросы служащих банка
В ходе ревизии комиссаров были собраны показания 30 служащих банка. Самые существенные моменты этой информации уже использованы в написании предыдущих глав расследования. Однако некоторые детали показаний, не звучавшие ранее, следует подчеркнуть. Помощник контролера Петр Иванов заявил ревизорам, «что официального приказа (об обязательном участии в эвакуации ценностей. — В. К.) не было, но слышал от бухгалтера Новикова, что лица, уклоняющиеся от участия в работе, будут подвергаться аресту и всяким карам». Помощник кассира 1-го разряда Павел Ожиганов «подтвердил показание об угрозах служащим отделения в случае отказа от работ, переданных бухгалтером отделения Новиковым». Помощник кассира 2-го разряда Борис Кухарский «указал на неоднократные угрозы Марьина сообщить белогвардейским властям о нежелании работать по выгрузке золота. Кроме того сообщил, что за сверхурочные работы при эвакуации платили обыкновенно нормальную плату, а также, что при эвакуации золота ближайшее участие принимал контролер Отделения Ф.И. Гусев». Помощник кассира 3-го разряда Пантелеймон Абразу- мов добавил, «что представителем от Комитета Учредительного Собрания был Устякин, который всячески помогал при эвакуации и грозил расстрелом за нерадивость». Бухгалтер 2-го разряда Ф. Куколеско «показал, что всячески пытался освободиться от работ по эвакуации, что могут показать многие сослуживцы. На этой почве был у него серьезный конфликт с управляющим Марьиным… Счетчики неоднократно отказывались производить погрузку, и на этой почве были частые конфликты. Все они принуждались к работе угрозами». Помощник бухгалтера 1-го разряда М. Лукьяненко «показал, что Марьин лично неоднократно угрозами расстрела и кар заставлял всех принимать участие в эвакуации ценностей в Самару». Монтер Пировский пояснил, как «…категорически отказывался работать и два дня совсем не ходил в банк, притворившись больным; затем был призван в кабинет управляющего, где с Марьиным сидел командующий войсками — Степанов (ставший в Казани полковником, А.И. Степанов командовал частями “Народной армии”. — В.К.) и Гусев (второе должностное лицо в отделении банка, контролер Ф.И. Гусев. — В.К.). При них Марьин пугал его освидетельствованием доктора и арестом за уклонение от работы по эвакуации. Пировский, уходя… слышал, как Марьин рассказывал, что этот Пировский грозил администрации сообщить своему союзу металлистов, которых до пяти тысяч человек, если не освободят арестованных комиссаров. Степанов велел взять его под усиленный надзор. Когда один раз работавшие в кладовой хотели уйти пообедать, то Новиков сказал, что Марьин напишет записку коменданту о нежелании работать. Степанов часто приходил и присутствовал при погрузке». «Сторож-караульный около ворот» Павел Иванов показал, что «заставлял принимать участие в погрузке кроме Марьина и Гусева еще Лепешинский, а также М. К. Новиков, который всячески всех заставлял работать: раз курьеры просились обедать, он сказал: “Вот будет вам обеду командующего войсками ”». Сторож Банников говорил о том же: «Пугали гауптвахтой и арестом, особенно Толмачев. Управляющий Марьин приходил сам и тоже грозил». Сторож Григорий Кузнецов рассказал ревизорам, как однажды «спросил у Толмачева, почему тот так старается скорее увозить золото, то Толмачев ему ответил: “Это для нас всех лучше, так как большевики напирают на Казань потому лишь, что здесь золото, а когда его не будет, то и не будут так наступать ”». Сторож Тимофей Желнов пояснил, что когда при тяжелой физической работе по отправке ценностей служащие «высказывали недовольство малой оплатой труда, то Марьин говорил, что для народной армии они должны это сделать даром, так как те проливают кровь и терпят страдания, а они не хотят немного поработать». В предыдущих главах уже упоминалось, что, чтобы понять, почему служащие на допросах особенно напирали на свое принуждение в работе по эвакуации ценностей, следует вспомнить, что 30 августа был ранен председатель Совнаркома Владимир Ленин. В ответ на покушение на своего вождя большевики заявили о начале «красного террора». Несмотря на царившую в городе атмосферу страха обывателей, секретарь Казанского отделения Народного банка Виктор Калинин составил для ревизоров докладную записку, в которой честно рассказал, почему сотрудники банка неохотно помогали эвакуировать ценности: «…из разговоров со служащими, работавшими по эвакуации, я вынес впечатление, что большинство их относилось ко всякой вывозке золота и ценностей отрицательно, стоя на чисто обывательской точке зрения: “увезут золото и деньги, и Банк могут закрыть или распустить половину служащих за отсутствием работы и денег; хороших денег не будет, а пойдут купоны и прочие суррогаты ”, которые, кстати сказать, накопились у большинства служащих и теперь приводят их в отчаяние». Одновременно с начавшейся работой со служащими ревизоры пересчитали оружие, хранившееся в банке. В наличии оказался целый арсенал, способный вооружить почти всех сотрудников банка — 5 револьверов системы «Маузер», 21 револьвер системы «Наган», 69 винтовок, восемь старых шашек, четыре ствола для пулемета системы «Кольт» и два ствола для пулемета системы «Максим». Также предположительно в первый день работы для комиссаров — членов Коллегии была составлена смета расходов по эвакуации ценностей, которая уже приводилась ранее.Недостача 23 010 ооо рублей (17 815,147 кг золота)
После первых допросов служащих комиссары спустились в хранилище для подсчета оставшихся в Казанском отделении Народного банка ценностей, о чем педантично составили очередной акт. Вот текст этого документа. «Сентября 14 дня 1918года мы, нижеподписавшиеся, члены Временной Коллегии по ревизии и управлению Казанским Отделением Нарбанка И.В. Наконечный, С.М. Измайлов, В.Я. Введенскй, Г. И. Сеген, секретарь коллегии Н. В. Захаров в присутствии и.о. Управляющего Казанским Отделением Нарбанка Д. А. Доброхотова и служащих Отделения приступили к осмотру кладовых Отделения. Ключи от кладовых были получены у и.о. Управляющего Отделением Доброхотова, и.о. Контролера Калашникова и Главного Кассира А.И. Коколев- ского. При входе в кладовую № 2 беспорядка не было замечено, шкафы с ценностями были заперты двумя замками, на полу лежали сложенные штабелями мешки с медной монетой, а на полках незаполненные ценные банковские бланки. В первую очередь приступлено к подсчету оборотной кассы. В сундуке дневной оборотной Кассы найдены расходные документы, деньги по которым были выданы уже по заключении Кассы 9 сентября 1918 г. в общей сложности на сумму один миллион четыреста тридцать семь тысяч четыреста восемнадцать (1.437.418)руб., всего семь документов на 11 листах и разными денежными знаками на сумму один миллион девятьсот девяносто пять тысяч двести восемьдесят руб. 17 коп. (1.995.280 руб. 17к.), а всего в оборотной кассе найдено три миллиона четыреста тридцать две тысячи шестьсот девяносто восемь руб. 17 коп. В сундуке разменной кассы найдено: разными кредитными билетами — годными сто тридцать шесть тысяч девятьсот пятьдесят девять руб. (136.959 руб.) и ветхими — восемьдесят девять тысяч пятьсот сорок один руб. (89.541 руб.), всего на сумму двести двадцать шесть тысяч пятьсот (226.500) руб., а равно найдены в полном порядке и полностью все ценности, поименованные в пунктах 2,4,5,6,8,9,13,14,15,17 и 19 баланса № 176 от 9 сентября 1918 г. В 1100 мешках оказалось медной монеты по 50 руб. в мешках, итого на сумму 55.000 руб. и в 8мешках неполных медной монетой — на 315р. 10 к. В 6мешках (вещевые мешки 6шт., и в 1 месте (полотн. мешок) обнаружены ценные вещи, переданные на хранение судебн. следов. Николаи, найденные в помещении Чрезвычайной Комиссии. Затем были открыты шкафы с ценностями и произведена проверка пакетов на выбор, причем содержимое оказалось соответствующим документам. В кладовой № 3 дверь оказалась запертой и запечатанной личной печатью представителя Петроградской Сберегательной Кассы. Остальные кладовые, где находились прежде ценности, оказались пустыми». К 16 сентября ревизоры закончат обзорное изучение информации, сгруппируют документы по интересующим их темам, вынесут свой вердикт о виновности отдельных служащих банка в вывозе ценностей из хранилища. Но, главное, они определят сумму эвакуированных ценностей, которая будет названа в первом пункте итогового протокола. Вот как эти цифры будут выглядеть. «1). При осмотре папки с надписью “'Дело Каз. Отдел. Госуд. Банка по эвакуации в Самару ценностей ’’обнаружен список эвакуированных в Самару за все время ценностей (золота в слитках, монет и разных ценностях, серебра, меди, кредитных билетов), всего на сумму: Золота 645.533.893 р. 21 к и 514 ящик с золотом, стоимость коего неизвестна. Серебра 14.244.328р. 15 к. Меди 3.099р. 18 к. Кредитных билетов… 69.116. ООО р. 00 к.[3] Разн. ценност. 270.000р. 00к и 1 сундук с цен. Самарск. Ревкома Помимо того эвакуировано в Симбирск: Кредит, бил. 5.000.000р. В Чистополь, Тетюши и Лаишев: Кредит, бил. 7.200.000 руб». Таким образом, первоначальные цифры ущерба были определены. Однако они оказались лишь приблизительными. Каждый читатель этого расследования может суммировать цифры, указанные в сводном акте № 11639, который был в распоряжении комиссаров. Автор этих строк пересчитал эти цифры, посвященные золоту. Итог получился другим — 650 411 969,5 царского золотого рубля. Смущает неточность расчета комиссаров. Не справившись с валом цифр и фактов, ревизоры большевиков не захотели разобраться и в их сути. Например, в «Журнале Казанского отделения Госбанка за 1918 год» есть страницы 11–12, озаглавленные «Золото, принадлежащее банку». На них за подписью Иллария Наконечного комиссары, как плохие ученики, подгоняют результат своих действий под известный ответ. На с. 11 сообщают, что до начала э?акУа_ ции на балансе банка числилось 574127 751 рубль 46 цопеек в желтом металле, хранившихся отдельно, в спещрльн0 оборудованной в 1915 году «золотой кладовой». Чтобы получить итоговый нулевой баланс и выве0™ ТУ же цифру в расходах, они проводят несложную матпуля- цию. Сообщают, что 6 августа эвакуировано 6 млн. рублей золотом. О чем они хорошо информированы, так как;Олото вывозил один из участников комиссии — Измайлов Далее берут цифру 545 117 751, 46 рубля, которг3’ со_ гласно «Общему журналу Казанского Отделения Государственного Банка (№ 66)» за август 1918 года (см. главУ 13), списана со счета банка, по четкой статье: «ОтсРлано в Самару золото». Т. е. не за один день, а за весь п? Риод эвакуации ценностей КОМУЧем. Однако Наконечный обозначает, что 545 11; 751, 46 рубля золотом отправлены 23 августа 1918 года. всю обнаруженную разницу недостачи — 23 010 ООО рублей фиксирует как списание с банковского счета от 14 аг1073- Или 17 815,147 кг. Включая в эту сумму и вес ту недостачу которая стала добычей мародеров 6 августа. И это несмотря на то, что под рукой ревизоров; сть и другие документы об отправке, и им известно, что было ПЯТЬ пароходов с золотом. И хотя данные актов окончательно перепутаны, все равно ни на одном из парсходов не было отправлено суммы, близкой к 23 млн. Фактически коллегия под руководством Наконного обнаружила недостачу, но предпочла не разбираться в причинах ее обнаружения. Легче в «Журнале за 1918 год>> было списать эту сумму на гипотетический вывоз по Волге, чем в отпущенные на ревизию четыре дня искать, куда это золото делось на самом деле.
Чем озадачились ревизоры?
В комментарии к определенной ревизорами сумме вывезенных ценностей сказано: «В означенном списке имеются указания, откуда присланы эвакуированные ценности. Список никем не подписан и не скреплен. По поводу означенного списка Комиссия постановила: произвести сверку данных этого списка с результатом проверки кассовых книг и наличности ценностей, для чего приступить к немедленной проверке книг и наличности; выяснить по чьему распоряжению и на основании каких документов производилась эвакуация, выяснить степень участия служащих От-ния и их роль при эвакуации и вообще осветить всю картину этой эвакуации». Итоговый документ работы временной коллегии напечатан на десяти страницах. Кроме констатации обнаруженных документов и информации от служащих, полученной в результате их допросов, в протоколе после каждого пункта вынесено постановление коллегии. Нет резона приводить текст протокола полностью. Однако решения комиссии читатель вправе знать. Поэтому, ужимая текст, где это можно, констатирующую часть отдельных пунктов автор дальше опускает. А где такое сокращение невозможно, цитирует полностью. «2. В той же папке обнаружена черновая опись (написана карандашом) всех полученных из разных мест в Каз. Отд. Нарбанка ценностей, с указанием, откуда, когда и какие ценности получены для хранения. ПОСТАНОВЛЕНО: произвести проверку этого списка с кассовыми книгами. 3. …ПОСТАНОВЛЕНО: выяснить, на основании какого приказа произведены были отправки кредитных билетов и ценностей за время с 7-го по 15-е августа, когда дан этот приказ, а равно отметить, что, как видно из приказа, означенные Марьин иАнтушев по-видимому пользовались полным доверием со стороны “Ком-та Чл. Учр. Собр. ”, т. к. им предписывалось не только оказывать содействие эвакуации, а непосредственно возлагалась на них и самая эвакуация. 4. Далее в этой же папке обнаружен акт, составленный 23 августа 1918 г. об эвакуации в Самару согласно распоряжения “Товарища Управляющего Военным Ведомством ”Казанским Отделением Нарбанка пяти транспортов с подробным перечислением всех ценностей и сроков отправки (12 августа, 14 авг., 16авг., 18 авг., 19 авг.). ПОСТАНОВЛЕНО: Произвести сверку означенного акта с данными ревизии и выяснить по каким основаниям все ценности были распределены по транспортам, а равно кто их распределял. …6…ПОСТАНОВЛЕНО: по проверке всех этих актов с результатами ревизии выяснить соответствие этих приемочных актов со сдаточными актами и фактическим наличием имевшихся в Каз. Отделении ценностей. 7. Помимо всего перечисленного в этой же папке найдена копия телеграммы от 31 авг. за№ 1/768от “Управляющего ведомством финансов ” Ракова — на имя Управл. Каз. Отд. Нарбанка Марьина о срочном выезде Марьина для служебных переговоров в Самару с материалами, касающимися эвакуированных ценностей. ПОСТАНОВЛЕНО: произвести расследование, не является ли телеграмма фиктивной в целях представить отъезд Марьина вынужденным и имеющим характер неожиданной и кратковременной отлучки. …10. Рассмотрев список служащих Каз. Отд. Нарбанка — старших и младших — явившихся на занятия 13 сентября и не явившихся по уважительным причинам, Коллегия постановила: По сверке этих списков со списком штатов Казанского Отдел. Банка установить всех не явившихся на занятия служащих и считать их уволенными с работы, передав одновременно с сим эти списки в Чрезвыч. Следств. Комиссию для предания их суду на основании приказа НАРКОМВОЕНМОРтов. Троцкого как лиц, оказывавших содействие чехо-словакам и белогвардейцам во время нахождения их в Казани. 11. О явившихся на занятия служащих произвести следствие в целях установления степени виновности отдельных служащих, кои добровольно оказывали те или иные услуги белогвардейцам, если таковые среди них окажутся. …18. Усмотрев из “Списка лиц, принимавших участие в работе по эвакуации ”, что означенные в списке служащие получали особое вознаграждение за работу по расчету 0,01 месячного оклада в час, и таковое вознаграждение им было выдано со счета разных выдач, Коллегия вопрос о правильности произведенной выдачи представляет на разрешение Главкомиссара Банка, со своей стороны полагая затруднительным погашение служащими этих незаконных выдач и признавая, что в большинстве случаев служащие принуждались к непрерывной тяжелой работе угрозами всяких кар, вплоть до расстрела. …20. Ввиду обнаружения переписки по поводу прикомандирования Делопроизводителя Н.Ю. Комошинского, как исполняющего “особые возлагаемые на него поручения ” и копии приказа “Особоуполномоченного Комитета Членов Учредит. Собрания” о том же, Коллегия постановила направить переписку в Чрезв. Следств. Комиссию для расследования». Еще раз вспомним, что, по показаниям секретаря Казанского отделения Народного банка Виктора Калинина, Николай Комошинский вел при управляющем Петре Марьине особо доверительное делопроизводство, от которого Калинина отстранили! Комиссары нашли эти документы. Далее в итоговом протоколе сказано следующее. «21. В ящике письменного стола Управляющего Каз. Отд. Нарбанка (найдено письмо. — В.К.) № 2819 от 12 августа 1918 г., содержание коего с одной стороны рисует крайне печальную картину финансового положения чехо-словаков и белогвардейцев в Самаре к моменту взятия Казани в виду ПОЛНОГО отсутствия каких бы то ни было денежных знаков, с другой — дает основание определенно установить известный контакт между Управл. Каз. Отдел. Нарбанка Марьиным и врагами Советской Республики. ПОСТАНОВЛЕНО: Направить письмо в копии в Чрезвыч. Следств. Комисс. для привлечения к ответственности, как Управл. Каз. Отд. Нарбанка Марьина, так и Управ. Самарск. Конторой Нарбанка Ершова, и одновременно доложить об этом Главкомиссару Банка в целях исключения их со службы. 22. Усмотрев из переписки на 6листах о существовавшей в Казани организации по сбору на усиление фонда Народной Армии, помещавшейся по Б. Проломной улице в д. Остермана, Коллегия постановила: всю переписку направить в Чрезвыч. Следств. Комиссию для установления лиц, принимавших участие в означенной организации для привлечения их к ответственности, указав одновременно с сим, что помещение этого Комитета (в д. Остермана по Пролом, ул.) до сего времени никем из Советских властей не обследовано и там все находится в том же виде, в каком оставлено бежавшими белогвардейцами». В пункте речь идет о добровольных пожертвованиях казанцев в пользу армии КОМУЧа. К этому можно добавить следующее. 1 марта 1919 года на страницах газеты «Известия ВЦИК» председатель ЧК Восточного фронта Мартын Лацис рассказал, как были наказаны те преподаватели Казанского университета, которые собирали пожертвования в пользу «народной армии». Профессорам и доцентам было предложено сдать сумму в 10 раз больше той, которую они дали для войск КОМУЧа на восстановление разрушенного в городе. Затем некоторые преподаватели выступили в казанской прессе со статьями, осуждающими свой прежний поступок… Далее в итоговом проколе ревизоров содержится следующий пункт, существенный для темы расследования. «25. Усмотрев из разной переписки, что Управляющим Банком незаконно произведены разные расходы по счету разных выдач в связи с эвакуацией ценностей в Самару, Коллегия постановила: произвести точный подсчет произведенных расходов в целях получения от Главкомиссара Банков инструкций по вопросу о возмещении израсходованных народных денег».Обвинения, равные смертному приговору
Отдельно разберем вопрос отношения ревизоров к лицам, принимавшим участие в эвакуации ценностей, хранившихся в Казанском отделении Народного (государственного) банка. На удивление, несмотря на объявленную кампанию «красного террора» и обещание казанцам кар за пособничество властям КОМУЧа, работавшие в банке комиссары не оказались столь кровожадными. В итоговом протоколе они отметили следующее. «28. Общая картина, полученная от опроса служащих в Казанском Отделении Банка, как старших, так и младших, такова: работа по эвакуации ценностей в Самару громадным большинством служащих производилась по принуждению, из- под палки. Лиц, имевших настолько гражданского мужества, чтобы отказаться помогать врагам Советской республики, почти не оказалось, за единичными исключениями. Все остальные, отчасти вследствие угроз со стороны Воинских частей и Представителей Комитета Членов Учредит. Собрания, а главным образом ввиду определенно выяснившегося отношения высшей администрации Отделения в лице Управляющего Отделением Марьина и его ближайших сотрудников и категорических приказаний с их стороны, подкрепляемых постоянными угрозами прибегнуть к содействию военных властей, принуждены были принять то или иное участие в эвакуации ценностей. Из ближайших сотрудников, по-видимому, принимали деятельное участие в работе и очевидно были заинтересованы в скорейшем и успешнейшем ее окончании — Контролер Гусев, Нач. Охраны Лепешинский, Пом. Бухг. Толмачев, что подтверждается еще тем, что означенные лица скрылись из Казани при вступлении в Казань Советских войск. Самое деятельное участие при эвакуации принимал быв. Управляющий Симб. Отдел. Нарбанка П.П. Устякин, который, как это видно из документов, а равно из опросов служащих, и являлся главным образом, представителем военных властей при эвакуации, постоянно подгонял рабочих и служащих, грозил расстрелами и т. п». Вспомним, что Вячеслав Лепешинский, выехавший 13–14 августа 1918 года на первой барже с золотом, на самом деле был помощником бухгалтера 2-го разряда, а не начальником охраны. В документах, составленных комиссарами за дни работы, много описок, связанных с трудящимися банка, ради которых вроде бы власть большевиков создавалась. Так, бухгалтер 2-го разряда Ф.А. Куколеско записан как Коколеско, а с помощником кассира 3-го разряда К. А. Аришиным по документу вообще не поймешь — мужчина это был или была женщина! Поражает небрежность в работе комиссаров, оказавшихся в столь педантичной сфере, как банковская. Ревизор Сергей Измайлов в совершенно секретном докладе на имя Временного революционного гражданского комитета г. Казани сообщает, что было всего семь транспортов с ценностями, имея в виду семь актов об отправке, которые были у комиссии перед глазами. Но рядом же под рукой ревизоров лежал рукописный документ, вероятно, созданный 13–16 сентября, о погрузочных и охранных работах по эвакуации, который свидетельствует, что кроме известных пароходов было еще двадцать разного вида транспортов! Подробнее это обстоятельство мы уже разбирали. С такой низкой квалификацией работы с документами, которые к тому же умышленно запутаны, немудрено было не заметить, что часть ценностей ушла из Казани не водным путем и не в Самару… В отдельном резюме комиссии значится и следующий пассаж: «. ..Если бы старшие и младшие служащие способствовали захвату Казани белогвардейцами и чехо-словаками, то тогда разговор был бы другой, но здесь этого тягчайшего аргумента преступления нет, а потому на них надо смотреть, как на людей, которые будучи пленными, вынуждены были под страхом расстрела исполнять все повеления и приказания. Вся тяжесть ответственности лежит не на тех, кто исполнял приказания под страхом расстрела, а на тех руководителях, которые по эвакуации золота в Самару, бежали вместе с белогвардейцами, покидая Казань, каковыми и являются Марьин, Гусев идр… Действительных виновников этой трагедии нет, они не остались в Казани, а бежали». Как видим, главным аргументом вины подозреваемых является их руководящая должность и факт их отсутствия на рабочем месте… Комиссар Измайлов особо настаивал на персональной ответственности управляющего Казанским отделением Народного банка Марьина. Поэтому по завершении ревизии он пишет специальный рапорт на имя главного комиссара Народного банка, подробно освещая ход эвакуации ценностей в начале августа 1918 года. Информация из этого рапорта была использована в ходе написания текста некоторых глав. Особо комиссар припомнил управляющему нежелание отдавать из хранилища золото и наличные деньги, квалифицируя поведение Марьина как «если не открытое противодействие, то скрытый саботаж». Необходимость своего подробного рапорта Измайлов объяснил тем, «что все это существенно для суждения о виновности быв. Управл. Каз. Отдел. Нарбанка Марьина». С этим трудно не согласиться. Если вспомнить обстановку тех дней, Марьин с обвинениями комиссара Измайлова наверняка бы был «поставлен к стенке». Это замечание существенно для нашего расследования. Поскольку, как покажут дальнейшие события, в 1929 году Марьин будет спокойно проживать в Ленинграде. И даже привирать в своих показаниях о событиях 1918 года, опуская неприятные подробности и выпячивая детали, приятные победившей власти. Подчеркнем, что бывший управляющий благополучно проживал в колыбели Октябрьского переворота 1917 года вопреки деятельному участию в исчезновении части золотого запаса, службе Колчаку в Омске и обвинению специально созданной коллегии комиссаров в саботаже и пособничестве врагу. Как такое стало возможным — одна из нерешенных загадок расследования… Поразительно, что другой ключевой персонаж «золотой истории», лидер КОМУЧа Борис Фортунатов, после боев в составе войск Каппеля в марте 1920 года вступил в Первую конную армию красных. И был арестован в 1933 году по стандартному обвинению в участии в контрреволюционной организации. Чем активный антикоммунист купил себе у красных право на жизнь? Связано ли это с информацией по казанскому золоту? Неясно… В сентябре 1918 года специально созданная коллегия ревизоров не обнаружила следы вывоза ценностей на север от Казани. И лишь передала дальнейшее разбирательство Мартыну Лацису в Чрезвычайную комиссию Восточного фронта. Однако главная задача фронтовой контрразведки Лациса заключалась в обеспечении безопасности наступающих войск рядом с линией фронта. И потому заниматься розыскными мероприятиями в глубоком тылу ей тоже было не с руки. Вопрос о поиске золота под Казанью поставить было некому. Да и оснований к тому вроде бы не было. Тем более что главный практический вывод ревизоров гласил, что проверенные финансовые учреждения в принципе готовы работать дальше.Подсчеты сокровищ в Омске
29 октября 1918 года вышел приказ народного комиссара по делам финансов, который гласил: «Увольняются от службы за невозвращение к исполнению служебных обязанностей после освобождения Казани от белогвардейцев и чехословаков и в случае задержания предаются революционному суду управляющий Казанским отделением Народного банка П.А. Марьин и контролер Ф.И. Гусев». 1 декабря новым управляющим Казанским отделением назначается Илларий Наконечный, которому 3–7 мая 1920 года уже в должности старшего инспектора казанского губфинотдела довелось принимать обратно оставшуюся часть дореволюционного золотого запаса России. Тогда впервые банковским служащим представилась возможность оценить размер ущерба, нанесенного эвакуацией и неконтролируемым расходом казны. От должностных лиц на освобожденной территории были затребованы новые документы, которые помогли реконструировать некоторые нюансы пропажи золота в Казани. Но специальным поиском следов золота никто не занялся. Доставшаяся омскому Верховному правителю адмиралу Александру Колчаку часть золотого запаса получила в литературе и кинематографе название «золото Колчака». Драматическая история продвижения этого золота на восток сыграла злую шутку с той частью достояния государства, которая пропала из золотой кладовой Казанского отделения 21 августа 1918 года. Поскольку «казанская» пропажа оказалась в тени. Ниже обзорно приводится «колчаковская» часть истории с исчезновением части золотого запаса, поскольку некоторые из моментов этого периода помогают понять обстоятельства пропажи ценностей в Казани. Данные приводятся по публикациям кандидата исторических наук А. Гак, которая в соавторстве с В. Дворяновым и J1. Паниным написала статью для журнала «История СССР» (№ 1,1960 год), а затем еще раз обобщила факты в своей статье для журнала «Наука и жизнь» (№ 9, 2001). По распоряжению властей КОМУЧа прибывшие ценности были отправлены на восток пятью железнодорожными эшелонами. В ноябре 1918 года поезда прибыли в Омск, в котором 18 ноября адмирал Александр Колчак был объявлен Верховным правителем России. Так же как в Казани, при выгрузке ценностей от железнодорожной станции до хранилища местного отделения Госбанка в центре города коридором стояли войска. Больше месяца шел переучет прибывшего достояния. По итогам ревизии в официальном издании «Вестник финансов» министерства финансов колчаковского правительства были опубликованы данные о доставленном из Казани золоте: «в российской монете — на 523.458.484 руб. 42 коп., в иностранной монете — на 38.065.322 руб. 57 коп., в слитках — на 90.012.027 руб. 65 коп. Всего на сумму 651.535.834 руб. 64 коп.». Несмотря на то что подсчеты автора расследования о цене вывезенного золота оказались ближе к омским (650 411 969,5 руб.), чем данные ревизии 13–16 сентября в Казани (645 533 893,21 «и 514 ящике золотом, стоимость коего неизвестна»), все равно расхождение цифр не может не настораживать. А. Гак замечает: «Есть основание предположить, что итоговые данные, обнародованные омским правительством, были выведены не из реального пересчета, а на основе имевшихся документов — одного месяца для такой кропотливой работы при технических возможностях того времени явно недостаточно». Это — ключевой вывод, аналогичный тому, к которому пришел и автор этих строк, изучая сумму сосредоточенных в Казани сокровищ. За отпущенное Гражданской войной время банковские служащие города на Волге не могли педантично сосчитать, каким размером сокровищ они располагали, о чем еще пойдет речь в свое время. Соответственно, комиссарам в сентябре 1918 года трудно было и утверждать, что какая-то часть ценностей не эвакуирована. Такой вывод подтверждает акт очередной ревизии ценностей, обнаруженный автором этих строк. Юмая 1919года в Омске была проведена проверка перевезенных из Самары ценностей и установлена недостача, общая сумма которой в акте не названа. Сказано лишь, что мешки и ящики были повреждены и их содержимое дополнено теми золотыми монетами, которые выпали при перевозке золота со станции «Омск» в кладовые Омского отделения, в то время как многие иностранные золотые монеты дополнять было нечем. «Со счета переходящих ценностей недостача пополнена российскою полновесною монетою на сумму 1100 рублей и иностранною — 3 кружками испанских Альфонсов и 3 кружками румынских франков, а со счета разных выдач российскою полновесною монетою на сумму 2755 руб. Не покрыта следующая недостача, за отсутствием в Омском Отделении соответствующей монеты: а) 44 кружков дефектной российской монеты 10-руб. достоинства, переоцененная сумма коих не определена, и иностранною — 1 кружка японской иены на 9р. 70 к., 9 кружков испанских Альфонсов на 83 рубля, 1 кружка французского франка на 7р. 41 к., 2 кружков румынских франков на 14р. 98 к. и 4 австрийских гульденов на 31р. 30 к., всего 17кружков на 146 руб. 39 коп. Б) Все неповрежденные ящики и солдатские вещевые мешки с монетою были вскрыты и сумма, показанная на ярлыках, а также нумера больших и малых внутренних мешков и ящиков записывались БЕЗ ПЕРЕЧЕТА МОНЕТЫ (выделено мной. — В.К.). На ящиках ставились порядковые нумера с обозначением достоинства монеты, на вещевых мешках с иностранной монетой, кроме того, привязывались ярлыки с обозначением наименования монеты: по государствам, суммы и порядковые номера, а на ящиках подписывались наименования государства, коими была выпущена в обращение данная монета. В) Золотые слитки, полосы и кружки в 196 ящиках Казанского Отделения были вскрыты и по нумерам слитков были сличены с книгами Казанского Отделения. В14 ящиках Московской Конторы были обнаружены слитки Монетного Двора, по четыре слитка в каждом ящике. Из 197ящиков Московской Конторы со слитками частных банков были вскрыты лишь 14 ящиков; но за неимением данных о весе и стоимости каждого слитка, дальнейшая работа была приостановлена. Из 34 ящиков Монетного Двора были вскрыты лишь 7ящиков, в коих оказалось в ящике за № 1 — два золотых шара, чечевица и пластинки, принадлежащие Главной Палате Мер и Весов, в трех ящиках за №№ 2,3и4 платиновые и золотые самородки Горного Института, в двух ящиках за №№ 133 и 143—золото в катодных полосах и ящике за № 39—золотые полосы от монетных переделов». После окончания работ по проверке золотого запаса, в наличности оказалось следующее количество мест: с российскою монетою[4] на сумму 499.435.177 р. 65 к., с иностранной монетой 220 ящиков, 381 двойных и 12 ординарных мешков на сумму 40.577.839 р. 36 к., с переоцененной монетой 261 двойных и 3 ординарных на сумму 15.385.566 руб. 13 коп., со слитками 391 ящик, 9 ящиков с полосами на сумму 529.594 р. 24 к. и 7 ящиков с кружками на сумму 525.447 р. 23 к., 34ящика с ценностями Монетного Двора и 3 ящика с 17 почтовыми посылками из Лабораторий на имя Монетного Двора на сумму 486 598 р. «Вышеуказанное количество мест, с присоединением 1236ящиков, отправленных во Владивостокское Отделение, согласуется с данными о количестве мест, обозначенных в актах по перевозке золотого запаса из Самары и документами Казанского Отделения, если принять во внимание, что из общего количества привезенных в Омск мешков с золотою монетою было в наличности 5 ординарных мешков и что при переложениях монеты из 18 кожаных сумок из мешков в ящики и обратно из ящиков в мешки количество ящиков уведичилось на 18, ординарных мешков также на 18, а двойных мешков уменьшилось на 18. По документам Казанского Отделения ящиков со слитками, полосами, кружками и ценностями Монетного Двора эвакуировано 1679. Исходя из этого количества ящиков и принимая во внимание, что этих ящиков имеется в настоящее время в кладовых Омского Отделения 444ящика, необходимо предположить, что из 1236ящиков, отправленных во Владивостокское Отделение, один ящик имеется с монетою». Сумма полноценной российской монеты (в скобках указана цифра “49.943.517 р. 65 к.”, которая красными чернилами зачеркнута и надписана сверху другая цифра: “499.435.177 руб. 65 коп. В.К.) была выведена по наличию мест, находящихся в кладовых Омского Отделения, т. е. посредством умножения числа мест на 60000 р., заключающихся в каждом мешке, с прибавлением к ним сборных мешков на неполные суммы, причем один мешок, из которого, согласно акту, составленному в Уфе, было похищено монеты 10-руб. достоинства на 410 руб. и который при проверке золота НЕ БЫЛ ОБНАРУЖЕН) (?! — выделено мной. — В.К.) (вследствие чего был помещен в штабель мешков с полными суммами, без недочета) считался в сумме 59 590 рублей. «Суммы иностранной и переоцененной монеты были выведены на основании записей, производившихся при проверке золота. Суммы, указанные Лабораториями на 17почтовых посылках (499.898), находящихся в 3 больших ящиках, не согласуются с общей оценкой (486.598р.), произведенной Московской Конторой на 13.300р. При сем прилагаются сведения о наличности эвакуированного в Омское Отделение золота и две ведомости иностранной монеты». Как видим, неуверенность в общей сумме эвакуированного заметна и в этом документе…Для нашего же расследования интересны ящики Монетного двора, которые, по сомнительному сводному акту № 11639 от 23 августа 1918 года, составленному в Казани, были эвакуированы из Казани 19 августа. Этим актом из Омска от 10 мая 1919 года мы получаем подтверждение, что часть того золота действительно оказалась на пароходе. А вот о 51 ящике за №№ 495–545 с 338 слитками Русско- Азиатского банка и о 40 ящиках за №№ 455–494 с 243 слитками Петроградского международного коммерческого банка нет ни слова. В омском акте, правда, есть приписка: «Вышеуказанное количество мест, с присоединением 1236ящиков, отправленных во Владивостокское Отделение, согласуется с данными о количестве мест, обозначенных в актах по перевозке золотого запаса из Самары и документами Казанского Отделения». Означает ли это, что в отправленных к Тихому океану ящиках были слитки из ящиков №№ 455–545? Прямого ответа на этот вопрос в рассекреченной части архивных документов нет. Но, например, в описи № 2 фонда Р-3452 Национального архива Республики Татарстан рассекречены лишь дела №№ 2,3,4,5,6,7,8,9,10,11,12, 13,15,16,234. А какая информация хранится в недоступных делах №№ 1,14,17—233? При этом следует не забывать, что в Омск свозились ценности и из других отделений Госбанка. Например, из Перми.Золото, перешедшее иностранцам
В третьей части нашего расследования мы подробно рассмотрим, как в декабре 1917 года большевики своим декретом аннулировали обязательства России по внутренним и внешним займам прошлых лет. В результате чего правительства стран Антанты озаботились проблемой возвращения из России своих денег и финансово помогли участникам организации Бориса Савинкова «Союз защиты Родины и свободы» отправиться в Казань. Чтобы в результате подготовленного мятежа вернуть контроль над государственным золотым запасом тем из русских, кто готов был рассчитаться с иностранцами по долгам. Эта полугодовая операция фактически была решена в пользу Антанты с прибытием части золотого запаса в Омск. По свидетельству А. Гак, все приказы военного характера Колчак «…согласовывал с генералом М. Жаненом, командующим французским экспедиционным отрядом и всеми вооруженными силами союзников (исключая японские). Английский генерал А.В. Нокс (в 1911–1917 годах военный атташе Великобритании в России) ведал снабжением колчаковской армии. В распоряжении Колчака находился и отряд англичан во главе с полковником Дж. Уордом. (Среди оккупационных сил на востоке страны были подразделения чехов и словаков, американцев и канадцев, поляков, итальянцев и японцев. Общая численность иностранных войск к середине января 1919 года составила 120 тысяч человек). Союзники снабжали армию Колчака, боровшуюся с коммунистической Россией, отнюдь не безвозмездно и не бескорыстно. Гарантом их помощи Верховному правителю стало российское золото, которое они со знанием дела внимательно осмотрели в Омске». С весны 1919 года адмирал вынужден был платить российским золотом за военные поставки из-за рубежа. «По распоряжению Колчака (об этом говорят архивные документы) состоялось семь отправок благородного металла, — пишет А. Гак. — Первая из них произошла 10 марта 1919 года, когда во Владивосток ушли 1236ящиков с золотыми слитками, золотистым серебром и серебристым золотом. Следующие отправки датированы 19 и 20 июля, 8 и 26 сентября, 8 и 18 октября 1919 года. Итак, 18 октября — последняя отправка золота, о которой нам известно. По данным архивов, тогда во Владивосток отгрузили 92ящика со слитками частных банков, 80ящиков со слитками Казанского отделения народного банка и 550— с российской золотой монетой. Общая стоимость этого груза составила 43 577 444 руб. 06 коп. Однако ценности во Владивосток не попали. По пути из Читы в Хабаровск груз перехватили и присвоили отряды атамана Семенова. Судьбу пропавшего груза недавно выяснил профессор В. Сироткин: большая часть этого золота была передана на временное хранение японским оккупационным властям и увезена ими в Японию». В своей статье А. Гак приводит данные советского экономиста Н. Любимова, возглавлявшего в 1921 году работу «Особой комиссии по учету народнохозяйственных последствий войны и блокады». Так вот Любимов писал, что «…в сентябре 1919года было продано через Индо-Китайский банк 12 тыс. кг золота по 4280 франков за 1 кг на сумму 52 300 ООО франков. Из этой суммы в распоряжении финансового агента колчаковского правительства в Париже А.А. Рафаловича оставалось 15 620 ООО франков. В уплату заказа другого финансового агента, Угета, и на приобретение в Сан-Франциско большой партии винтовок было депонировано золота на 1 млн. долларов. По контракту с фирмой “Ремингтон” в октябре 1919 года в Гонконг вывезли золота на 2 059 217 долларов, а в апреле 1920 года, когда Верховного правителя уже не было в живых, — еще на 500902доллара. Эти суммы также числились за финансовым агентом Колчака Угетом. Следующее отправление — 30536434иены золотом — шло в обеспечение заключенного в октябре 1919 года с Йокогамским банком займа на 50 млн иен. В Лондоне финансовый агент Колчака вступил в контакт с банкирами, братьями Беринг, а Угет — с англо-американским синдикатом “Кидер-Пибоди ”(США). По этим двум договорам золото было депонировано в Шанхае и Гонконг-Шанхайском банке: на имя братьев Беринг — на 3 150 ООО долларов и на имя Пибоди — на 23 625 ООО долларов США. Основываясь на архивных данных кредитной канцелярии во Владивостоке, П.П. Любимов утверждает: 8 июля 1920года на счетах всех финансовых агентов Колчака в разных городах мира числилось более 60 млн золотых рублей. Всего же, по мнению Любимова, омское правительство Колчака истратило из золотого запаса России не менее 215 млн золотых рублей». Однако кроме официальных поставок золота на Запад существовала еще и утечка ценностей, организованная охранниками сокровищ — чешскими и словацкими легионерами. Вот как об этом пишет Станислав Мотл в своей статье «Русское золото украли чехи?» («Reflex» (Чехия), 2007, 12 января): «Еще в России руководство наших легионеров учредило специальный орган тыловых войск — технический отдел (TECHOD). Это был экономический и коммерческий орган, который владел и управлял сибирскими шахтами, торговал сырьем, скупал в больших количествах драгоценные металлы, прежде всего, шерсть-сырец, меха, каучук. В центре этой коммерческой деятельности стоял начальник финансового отдела политического руководства Чехословацкого корпуса Франтишек Шип. В архиве сохранилось его письмо от 5 ноября 1919 г., адресованное нашему военному руководству: “Принимая во внимание здешнюю таможенную ситуацию, необходимо, чтобы известный нам фонд металлов был как можно скорее перевезен во Владивосток, пока здесь действует TECHOD, который способен организовать его морскую транспортировку и перевозку на родину». Сегодня историкам известно, что этот «фондметаллов» никак не может быть царским золотым запасом. Если бы речь действительно шла о государственном золотом запасе России, Франтишек Шип не писал бы о нем так открыто и не упоминал бы о ситуации с таможней. По всей вероятности, он говорит о драгоценных металлах, полученных в ходе коммерческой деятельности легионеров. Это тем более вероятно, что уже в 1919 году в Сибири был учрежден банк Чехословацкого легиона с целью распоряжения накоплениями чехословацких легионеров». Прямо скажем, неуклюжая аргументация «о драгоценных металлах, полученных в ходе коммерческой деятельности легионеров». Сложно представить, как в условиях, когда одни русские убивают других, иностранные солдаты, ловко орудуя штыками между ними, занимаются в центре Сибири «коммерческой деятельностью». В результате которой неизвестно кто расплачивается с ними «драгоценными металлами»… И когда был учрежден этот «фонд металлов»? Не в августе ли 1918 года, когда часть золотого запаса была выдана из хранилища Казанского отделения Народного (государственного) банка, но не была погружена на пароходы? И еще один пример. Бывший прапорщик 4-й запасной артиллерийской бригады, расквартированной в Саратове, Николай Келин оставил мемуары, в которых описывал, как в феврале 1917 года участвовал в эвакуации части золотого запаса из Саратова. А в конце 1921 года Келин оказался в числе молодых русских эмигрантов, обучение которых в Пражском университете взяло на свой счет чешское правительство. Перед Новым годом русским студентам была устроена елка. «В огромный зал “Соколовны ” приехал и бывший председатель совета министров доктор К. П. Крамарж, говоривший по-русски бегло и почти без акцента, — вспоминал Келин. — В начале вечера Крамарж обратился с речью к русским студентам. “Дорогие русские друзья, — сказал он, — вы, часть русской интеллигенции, волею судеб очутившиеся за границей, естественно, задаете и будете задавать себе вопрос: почему мы, чехи, приняли участие в вашей судьбе и решили помочь вам получить у нас образование? Вам, людям интеллигентным, может это показаться странным в наш суровый век расчетливого отношения одного к другому. Может быть, многих из вас будет глодать мысль, что вы живете на нашем иждивении, как нищие, и мы, то есть чешское правительство, даем вам как бы милостыню. Эти чувства естественны и понятны. Но я, как член правительства, могу вас заверить, что мы даем вам не милостыню, а оплачиваем вам, то есть России, только незначительную часть того долга, который мы должны вашей родине. Детали и подробности я не могу, да и не имею права вам сообщить, но прошу верить: получая нашу материальную помощь, вы берете из своего ”». Был ли шаг нового государства искренним или всего лишь PR-ширмой, предназначенной прикрыть группой студентов размер золотых хищений в России? История об этом умалчивает.Золотые потери между Омском и Владивостоком
Утром 7 ноября 1919 года адмирал Колчак с близкими членами своего правительства выехал эшелоном «литер Б» по направлению к Иркутску. Перед отъездом из Омска к Верховному правителю пришли дипломаты, аккредитованные при омском правительстве, и предложили взять золотой запас под международную опеку. Колчак остатки русского золота иностранцам не отдал. Вслед за адмиралом в поезде «литер Д» в город на Байкале 7 ноября отправился остаток золотого запаса, вывезенного из Казани. По сведениям кандидата исторических наук А. Гак, в 28 вагонах состава «литер Д» транспортировались ценности, в 12 размещалась охрана. «Основная часть охраны находилась в поезде “литер В”, который шел сзади эшелона с золотом. Между всеми литерными поездами поддерживалась телеграфная связь, — написала в своей статье А. Гак. — …На рассвете 14 ноября перед светофором у разъезда Кирзинский в хвост эшелона с золотом врезался “литер В”—с охраной. Удар большой силы разбил девять теплушек с золотом, в столкнувшихся эшелонах вспыхнул пожар, а затем начали взрываться боеприпасы, находившиеся у охраны. Несколько вагонов сошли с рельсов. От столкновения пострадали 147 человек, из них 15убиты,8 сгорели». О потерях ценностей в этот день ничего не сообщается. 18 ноября произошло новое ЧП. «Поезд “литер Д”остановился у семафора станции Ново-Николаевск (с 1926 года — Новосибирск. — В. К.), но, когда машинист дал сигнал к отправлению и потянул состав, сломался соединительный крюк третьего от паровоза вагона, — написала А. Гак. — Оторвавшиеся 38 вагонов с золотом и охраной покатились вниз к Оби, набирая скорость. Еще минута — и все они рухнули бы с моста в реку. Но в самый последний момент несколько солдат и путейцев, рискуя быть раздавленными, сумели подложить под колеса тормозные башмаки и иные подручные средства и остановили вагоны у самого спуска к мосту». 4 января 1920 года Колчак известил генерала Жанена о передаче командования в Сибири атаману Г.М. Семенову, а 6 января Верховным правителем России Колчак назначил генерала Антона Деникина. В результате подобных перемен Жанен сообщил адмиралу, что в распоряжении частного лица Колчака все еще остается один вагон, а охрану эшелона с золотом француз передает чехословацким легионерам. «8 января вагон с Колчаком, в который набилось несколько десятков человек из его окружения, прицепляют к золотому эшелону, — пишет А. Гак. — На нем развеваются флаги союзных государств: Франции, Англии, Америки, Чехословакии и Японии — свидетельство неприкосновенности самого Колчака и оставшейся части золотого запаса. Не сомневаясь в гарантиях союзников, Колчак распускает свой отряд охраны». Когда 12 января эшелон «прибыл на станцию Тыреть, обнаружилось, что из одного вагона пропали 13 ящиков с золотом на сумму 780тысяч золотых рублей. Чешский офицер Эмр, возглавлявший охрану эшелона, отказался подписать акт о краже. Известили Жанена, но тот даже не ответил». По утверждению историка, «чехи и словаки везли с собой много награбленного имущества, которое им очень не хотелось бросать. Но как обеспечить себе благополучный проезд на родину? Единственная козырная карта — оставшаяся часть золотого запаса и сам Колчак. И они успешно ее разыграли. Чехи, словаки и союзные комиссары единодушно решили: в Иркутске, если золото не удастся вывезти с собой, они передадут его вместе с Колчаком Политцентру, а тот в ответ не станет чинить препятствий их выезду на Восток. Соглашение состоялось». Когда 14 января поезд с золотом и бывшим Верховным правителем прибыл в Иркутск, его сразу же окружили местные партизаны. 15 января «…вздании вокзала, подписывается акт о передаче Политцентру адмирала Колчака, премьер- министра его правительства В.Н. Пепеляева и оставшейся части золотого запаса (золото находилось в 1678 мешках и 5143ящиках, в семи вагонах везли платину и серебро)». 1 февраля 1920 года, в четыре часа ночи красноармейцы привели Пепеляева и Колчака к притоку Ангары Ушаковке. «Колчак все время вел себя спокойно, а Пепеляев — эта огромная туша — как в лихорадке, — вспоминал позже комендант Иркутска Иван Бурсак. — Полнолуние, светлая морозная ночь. Колчак и Пепеляев стоят на бугорке. На мое предложение завязать глаза Колчак ответил отказом. Взвод построен, винтовки наперевес. Чудновский шепотом говорит мне: — Пора. Я даю команду: — Взвод, по врагам революции — пли! Оба падают. Кладем трупы в сани-розвальни, подвозим к реке и спускаем в прорубь». 2 марта из Иркутска выехал последний чехословацкий эшелон, который благополучно добрался до Владивостока. А13 апреля будущий генеральный директор «Легиобан- ка» в Праге Франтишек Шип сообщает своему дядюшке: «…в этот период мне удалось заполучить кое-какое золото; мы были на волосок от того, чтобы получить еще и несколько вагонов серебра, но нам не удалось вовремя достать локомотив. Золото я, разумеется, покупал на имя “Легиобанка ” мелкими партиями. Начинаю тебе его пересылать. Для начала пошлю три ящичка на разных судах…» Интересная «коммерческая деятельность» вырисовывается: достал локомотив — есть прибыль, не достал — нет. Вот и вся «торговая» операция…Транспортировка остатков золота в Казань
Остатки золотого запаса Сибирскому ревкому, расположенному в Иркутске, предстояло отправить назад: сначала в Омск, а потом в Казань. По мнению комиссаров ревкома, эта задача была по плечу Николаю Казановскому. В пункте своего назначения Казановский предъявил мандат № 3816, выданный Сибревкомом. Вот текст этого документа: «Предъявитель сего сотрудник Иркутского Губфинотдела КАЗАНОВСКИЙ Николай Станпелавович по распоряжению Финансового Управления при Сибревкоме, сопровождает поезд особого назначения в распоряжение Народного Комиссариата Финансов в Москве, в качестве заведующего этим поездом. Всем военным, гражданским и железнодорожным Учреждениям, должностным лицам и общественным организациям предлагается оказывать т. Казановскому всемерное содействие к скорейшему продвижению к месту назначения». Непонятно почему, но в документе датой его выдачи значится 1 апреля, в то время как поезд из Иркутска отбыл в четыре часа дня 22 марта… Как установили самарские краеведы, Казановский был ранее служащим Самарского отделения Госбанка. В Самаре вместе с ним работали Борис Челноков, Михаил Гайский и Петр Вещин. Всех их заведующий поездом взял из Сибири с собой, сопровождать груз. Также в эшелоне оказался Стахей Ахаимов, о чем свидетельствует удостоверение № 267, выданное 6 марта отделом финансов Иркутского губернского Революционного комитета: «Предъявитель сего Стахей Иванович АХАИМОВ назначен в распоряжение Заведывающего (так в тексте. —В.К.) поездом с золотым запасом Республики и следует до места назначения в одном из вагонов означенного поезда». Дата на документе свидетельствует, что заведующий поездом к этому времени уже был назначен. А также о том, что эшелон для отправки золота начали готовить сразу после эвакуации из Иркутска иностранных легионеров. Хранилось золото в городе на Ангаре неважно. Когда 24 мая 1920 года в Казани проведут ревизию поступившего груза, то обнаружат неприглядную картину: «После вскрытия для пробного пересчета одного ящика с золотой монетой Иркутской упаковки обнаружено, что находящиеся в нем вещевые мешки совершенно мокры. Это объясняется тем, что до весны настоящего года большое количество мешков с золотом перевозилось неупакованным в ящики без всяких предосторожностей, в обыкновенных товарных вагонах, были покрыты проникавшим в вагоны снегом и промерзли. В таком промерзшем состоянии и упаковывались поспешно в ящики в Иркутске при отправке в Казань». 18 марта 1920 года охранники золотого состава передадут ценности экспедиторам, которым предстоит везти груз. О чем был составлен еще один документ. «АКТ Станция Иркутск 1920 года Марта 18 дня мы, нижеподписавшиеся, произвели осмотр и вскрытие всех 13-ти вагонов с золотым запасом, а также проверку количества мест с золотом, находящегося в каждом из вагонов, причем оказалось: 1) . Что все вагоны, а также замки и пломбы на них, находятся в исправном состоянии. 2) . Что в каждом вагоне находится нижеследующее количество мест, а именно: ММ вагонов: Количество яшиков: 520 520 520 520 520 520 514 520 520 520 519 502 600 935.499 938.043 934.716 937.357 936.787 940.882 937.390 933.578 933.113 933.546 934.732 939.863 933.887 Итого 6815 ящиков. т. е. количество мест полностью соответствует акту от 8/ II. 1920 года. Все эти места сложены в должном порядке. После сего все 13 вагонов были вновь должным образом опломбированы с навеской на каждую вскрытую дверь вагона по одному замку и две пломбы Гос. Банка и Гос. К-ля. В виду вышеизложенного, а также согласно распоряжения Тов. Заведующего Финансовым Отделом Иркутского Губернского Революционного Комитета за М 280от 17/IIIзолото, а также ключи к замкам, навешенных на вагоне с золотым запасом, и пломбировочные щипцы Отдела Кредитных Билетов сдали: Начальник Эшелона Арбатский Старший Кассир Н. Кулябко Приняли: Заведующий поездом Казановский Заместитель Заведующего поездом Гайский Кассир Челноков Сотрудник Госуд. Контроля Помощ. Контрол. Брянцев, Новоселов Присутствовали: Заведующ. Финн. Отд. Ирк. Губ. Ревкома Бисенек Упособот ВЧК при 5 Армии Косухин». Более подробно о том, как проходила транспортировка, описано в докладе Казановского. Вот его текст с необходимым сокращением. «18 марта 1920 г., согласно распоряжению Заведующего Иркутским Губотделом, мною совместно с сотрудником Иркутского Губфинотдела М. Гайским и Б. Челноковым, была произведена приемка эшелона с золотым запасом Республики для обратного его сопровождения в Центр. Приемка была произведена посредством пересчета мест в каждом вагоне и в 13-ти американского типа вагонах; таким порядком было принято нижеследующее количество мест: (далее следует повторение цифр, содержащихся в акте от 18 марта, приведенном выше. — В.К.) …По имеющимся данным из всего количества 6815мест — 1) полноценной российской монеты имеется в 6354ящикахна сумму 381.234.944р. 65к.; (дефектноймонеты в 262ящиках на сумму 15.385.566 р. 13 к.); 3). со слитками 197 ящиков (в том числе 3ящика с вырубками) по оценке Отд. Кр. Бил. в Омске по документам Московской Конторы в 13.005.359р. 45 к.; 4) 2 ящика со слитками, полученными от Пермского Отделения 1/ II1919 г. при эвакуации золота из Омска, весом 4 пуда 28 ф. 63 зол. (75,469 кг. — В.К.) — без указания стоимости. Отсюда общаястоимость золотого запаса, не включая сюда стоимость слитков в 2ящиках Пермского Отделения, составляет приблизительно 409.625.870р. 28к. по номинальной стоимости. Более точных и подробных сведений по золотому запасу в настоящее время представлять нет возможности, т. к. вся переписка по запасу и книги Московской Конторы, Тамбовского и Казанского Отделений находятся во Владивостокском Отделении. Переписка же по перевозке золотого запаса из Самарской Конторы и Омского Отделения составлена Иркутским Губфинотделом в Иркутске для составления отчета. После проверки наличности мест в 13 вагонах, вагоны эти с обеих сторон были заперты на замки и опломбированы пломбами Отд. Кред. Билетов Госуд. Банка и Государствен. Контроля. От Иркутска до ст. Ачинск охрану золотого запаса нес 3-й батальон 262Красноуфимского полка в количестве 600человек, а от Ачинска до места назначения — I-й полк имени IIIИнтернационала в количестве 550человек, сменивший охрану 3-го батальона по распоряжению военсовета 5 Армии. Для сопровождения золотого запаса до места назначения Иркутским Губфинотделом были командированы следующие лица: Завпоездом — Н. КАЗАНОВСКИЙ, Замзавпоездом — М. Гайский, и сотрудники Губфинотдела: Б. Челноков, М. Осадчий, С. Неверович, Е. К (буквы не разобрать. — В. К.) ров, А. Ахаимов, П. Бещин, И. Стеклянников. Кроме перечисленных лиц при поезде находились представители Государствен. Контроля: Н. Никольский, Н. Брянцев и А. Новоселов. Кроме того: Начальник поезда П. Шляхетко, Комиссар поезда — В. Дидюк и Уполномоченный Особого Отдела ВЧК при 5 Армии — А. Косухин. Всем переименованным лицам вменено в обязанность доставить золотой запас Республики к месту назначения в полной сохранности. Поезд с золотым запасом отбыл со ст. Иркутск 22марта 1920 г. в 4 ч. дня, 16 апреля прибыл в Омск, где получилось распоряжение от отправке поезда в Казань, куда и прибыл благополучно Змая 1920 г. в 11 ч. 30 м. дня. Продолжительность следования поезда в пути была исключительно по причине неисправности мостов через реки Ию, Уду и Бирюсу. По перегрузке золотого запаса из вагонов в кладовые Казанского Отделения Народного Банка необходимо было бы принять меры к вскрытию в первую очередь 1672ящиков новой упаковки для перечета золота в таковых, т. к. при упаковке мешков в ящики на ст. Иркутск, при вскрытии некоторых вещевых мешков было обнаружено, что в таковых мешках внутренние мешки с золотом совершенно истлевшие и монета сохранялась только в вещевых мешках. По этой причине Иркутским Губфинотделом для обеспечения сохранности золота в мешках при его перевозках, была предпринята упаковка всех мешков во вновь изготовленные ящики. Кроме этого необходимо было бы убедиться в целости золота в 20ящиках, возвращенных Колчаком из своего поезда в Нижнеудинске в эшелон золотого запаса, еще при следовании такового в Иркутск. Поверки наличности в таковых ящиках своевременно не было сделано из-за происходивших в то время событий. При этом добавлю, что все лица, сопровождающие поезд с золотым запасом, относились к своим обязанностям с должной серьезностью, тотчас выполняя выработанную инструкцию в Иркутске и те мероприятия, которые вызывались в дороге обстоятельствами».Прием ценностей
В Казани золото ждали. Еще 30 марта 1920 года главный комиссар-управляющий Народным банком прислал управляющему Казанским отделением банка С. Кандор- скому секретную телеграмму № 287, которая гласила: «По распоряжению Наркомфина предполагается эвакуация из Иркутска в Казань находящегося там золотого запаса. Примите необходимые подготовительные меры для его размещения и хранения». Спецэшелон № 19950 был нагружен под завязку. По свидетельству самарских краеведов, в пути железнодорожные служащие опасались, что железнодорожный мост перед станцией «Самара» может не выдержать такую тяжесть (свыше 317 тонн). Пришлось груз перегонять через мост по одному вагону, после чего на другом берегу Волги вновь формировать состав. В 11:30 3 мая состав прибыл в Казань. Ход разгрузки ценностей подробно описан в итоговом сводном акте. Ниже приводится его текст с необходимым сокращением. «Гор. Казань, Мая восьмого дня тысяча девятьсот двадцатого года, мы, нижеподписавшиеся, составили настоящий акт в том, что на основании распоряжения Наркомфина от 27 апреля с.г., полученного Заведующим Казанским Губфи- нотделом по прямому проводу из Москвы, была произведена выгрузка на станции Казань и доставка в кладовые Казанского Отделения Народного Банка золотого запаса Республики, в количестве шести тысяч восьмисот пятнадцати ящиков, прибывшего из гор. Иркутска в тринадцати американских вагонах и поименованного в акте от 18Марта 1920года, составленном при приемке означенного золота на ст. Иркутск. …Разгрузка вагонов на ст. Казань и приемка ящиков с золотым запасом начались утром 4 Мая 1920 г. При наружном осмотре каждого вагона с золотым запасом все имевшиеся на вагонах пломбы, замки и затворы, а равно стенки, крыши и дно вагонов оказались в полной исправности, после чего вагоны были вскрыты и подвергнуты тщательному внутреннему осмотру, причем стены, полы и потолки также оказались в полной исправности; в вагонах никаких предметов, кроме ящиков с золотом, не обнаружено. По установлении сего было приступлено к проверке количества ящиков, тщательному осмотру исправности таковых, выемки их из вагонов и отправки их в кладовые Народного Банка. Количество ящиков с золотом, как во всех вагонах, так и в каждом в отдельности оказалось в полном соответствии с тем количеством, какое показано в акте от 18 Марта 1920 года, составленном при приемке означенного золота в городе Иркутске, а именно: (далее повторяются данные акта от 18 марта, приведенного в предыдущей главе. — В.К)….ИТОГО 6815 ящиков. Из коих 1672 ящика были переупакованы в гор. Иркутске и без наложения печатей, причем, по словесному заявлению сопровождавших означенный груз из гор. Иркутска, о переупаковке был составлен в гор. Иркутске соответствующий акт, ныне находящийся в гор. Иркутске же, при делах о золотом запасе. …Разгрузка всех вагонов с золотым запасом продолжалась в течение четырех дней и закончилась 7 Мая 1920года в 10 часов вечера. Ящики с золотом уложены в двух кладовых Народного Банка: 4474ящика — в так называемой золотой кладовой (по плану № 4) и 2341 ящик — в так называемой серебряной кладовой (по плану № 6)». Согласно докладу Казановского, содержимое вернувшихся ценностей составило сумму 409 625 870 рублей 28 копеек, что составляет 317 146,686 кг золота. Плюс 75,469 кг золота Пермского отделения госбанка. Итого 317 222,155 кг. Поскольку ранее в книге приводились данные ревизии министерства финансов колчаковского правительства о том, что из Казани доставлено золота «на сумму 651.535.834 руб. 64 коп.» (пни 504 441,847 кг), то можно оценочно говорить, что недостача в Казани после вывоза ценностей в 1918 году составила не менее 187 219,692 кг желтого металла. С двумя важными уточнениями: не все золото, что было вывезено из Казани, добралось до оценки колчаковскими финансистами. И не все золото, что вернулось в Казань в мае 1920 года, ранее хранилось в недрах местного отделения Народного (государственного) банка… В прессе неоднократно встречались утверждения, что по дороге в Казань из состава исчезло 35 млн золотых рублей. Автор этих строк не нашел в архивах документа, подтверждающего этот факт. Зато обнаружил свидетельство иного хищения. «1920года Ноября 6 дня мы нижеподписавшиеся И. об. Завед. Смешно-Расчетным Управлением Татфинотдела А. В. Воздвиженский, Старший Контролер Расчетно-Кассового Подотдела Д.А. Доброхотов, Старший Кассир того же Подотдела Г. С. Ахмадуллин, Контролер Б. И. Калашников и представитель Рабоче-Крестьянской Инспекции Г.П.Кошелев составили настоящий акт о нижеследующем: При выдаче из кладовой Татнаркомфина 3 ноября с/г. 1667ящиков золотой монеты Уполномоченному Отд. денежных и расчетных знаков Н.Н. Приклонскому, из одного ящика за № 2405/7989при погрузке его на автомобиль из щели ящика выпала одна 10-ти рублевая золотая монета. Тотчас же был произведен присутствовавшей здесь администрацией Татфинотдела тщательный осмотр площади подле автомобиля и пути переноски этого ящика из кладовой к автомобилю, при чем других монет найдено не было. Путь передвижения был под надзором. Взамен этого ящика для отправки был выдан другой. Ящик же за № 2405/7989 из которого выпала монета, 6 ноября в присутствии вышепоименованных лиц был вскрыт, при чем в этом ящике оказалось два больших мешка с ярлыками и за пломбами “Отд. Кред. билет. ” с надписями на ярлыках: “по Юр. 3000шт. на 30.000 руб. Контролер подпись”. По осмотре этих мешков один из них оказался вполне исправным и неповрежденным, другой же мешок оказался поврежденным с дырой в нижней своей части, ПО-ВИДИМОМУ, РАЗРЕЗАН (выделено мной. — В.К). По вскрытии этого последнего мешка в нем оказались четыре малых мешка, из коих три в вполне исправном виде, четвертый же мешок за ярлыком с надписью на ярлыке “10 рублевая монета 7500 рублей всего 15 ф. 72 зол. 54 дол.№ 170подпись "оказался поврежденным, по-видимому, одним и тем же разрезом с основным мешком. По подсчете количества кружков монеты, находящейся в этом мешке, оказалось 656кружков 10 руб. золотой монеты на сумму 6560рублей, т. е. на 94 кружка менее…» Казалось бы, в этой обстановке вернувшихся ценностей появилась возможность взяться за анализ исчезновения золота в 1918 году и поискать его следы. Однако заниматься этим не было ни малейшей возможности. В результате Гражданской войны и экономической разрухи в Казани царили голод, холод, эпидемии тифа и испанки. Чтобы удержать власть, большевики объявили в стране продразверстку. В деревни выехали отряды карателей, чтобы конфисковать у крестьян хлеб. С 7 февраля 1920 года к востоку от Казани на территории Казанской, Уфимской и Самарской губерний вспыхнуло мощное восстание протестующих селян. 16 мая в губернии было введено военное положение. На дворе стояла эпоха «военного коммунизма». Финансовая система пребывала в тупике. В январе 1920 года Народный банк РСФСР был упразднен, а его функции переданы Наркомату финансов. Сидя на мешках с золотом, банковские служащие бывшего учреждения выпрашивали у столичного Наркомата финансов кредит в инфляционных советских рублях на покупку топлива, чтобы высушить эти мешки: «В виду полного отсутствия дров в Отделении Нарбанка, необходимо сделать запас их путем покупки на рынке. На это Казгубфинотделом испрашивается в Москве кредит в 3 миллиона руб., так как получить дров по твердым ценам в Казани не представляется никакой возможности». Бумага в это время стоила дороже номинала денежных знаков, которые на ней печатались. Казанские старожилы позже вспоминали о том, как зарплату вьщавали большими неразрезанными листами с картинками денег. Над окошечком касс вывешивались объявления: «Товарищи! Не утруждайте кассира резанием денег. Режьте сами!» Одновременно со сложностями в России шли на поправку дела у иностранных легионеров. Чешские историки обнаружили среди документов штаба 1-й дивизии Чехословацкого легиона любопытную бумагу, в которой говорится о тайной перевозке на корабле «Шеридан» из Владивостока в Триест 750 ящиков с неким особо ценным содержимым. Это произошло летом 1920 года. Чтобы избежать ненужных обысков на границах государств, из Триеста груз был перевезен в Прагу в санитарном эшелоне — под койками солдат, объявленных психически больными. Интересно, зачем потребовался тайный вывоз ценностей легионерам, которые, по уверению чешских историков, официально занимались в России легальным бизнесом?!
Кладоискательская экспедиция 1929 года
После лишений Первой мировой войны люди нуждались в доброй сказке, и она пришла. 17 февраля 1923 года в Египте археолог Говард Картер и лорд Джордж Карнарвон впервые вошли в усыпальницу Тутанхамона. «Всюду мерцало золото!» — вспоминал Картер. О находке протрубили газеты, которые в Польше читал Вячеслав Ветеско, осведомленный о тоннах драгоценных металлов, спрятанных в лесах под Казанью. Во всяком случае, он верил той информации, которую перед смертью ему передел брат Константин. По сравнению с этим кладом золотая гробница Тутанхамона весом в 110,4 кг выглядела столь же маленькой, как невелика его родина рядом с Россией. По данным кладоискателя Равиля Ибрагимова, обнаружившего фамилии поляков и опубликовавшего их в казанской прессе, Вячеслав Ветеско через знакомых адвокатов вступил в переговоры с французским банком «Р. де Люберзак и К°». Обращение поляка в Париж было не случайным. В 1928 году банк прогремел судебной тяжбой с большевиками. Банк начал в Нью-Йорке процесс против СССР, требуя вернуть 51 ящик с 338 слитками золота на сумму 3 246 121 р. 20 к. (2513,26 кг). Эти слитки частного Русско- Азиатского банка в хранилище Казани уже неоднократно упоминались. В ходе разбирательства советская сторона отказалась вернуть банкирам их активы, ссылаясь на то, что во время Гражданской войны все ценности были вывезены из Казани войсками КОМУЧа в неизвестном направлении. Именно в этот момент в руках адвокатов банка «Р. де Люберзак и К°» и появилась информация о том, что из Казани вывезено было НЕ ВСЕ золото. И Ветеско знает, где это золото лежит. Это утверждение для советской стороны стало полной неожиданностью. Ввязавшись в судебный процесс, советская сторона уже не могла отказать представителям истцов в праве отыскать ценности под Казанью. 16 сентября 1929 года управляющий банком «Р. де Люберзак и К°» Александр Бунженер и специально уполномоченный представитель Госбанка СССР Аким Николаев в Париже составили договор, который гласил: «I. Г. “Р. де Люберзак и К-о ” обязуется послать в СССР представителей, снабженных планом и всеми указаниями, позволяющие обнаружить клад, состоящий из ценностей золота в слитках и монетах, платины и других драгоценных предметов, закрытых (вложенных) в ящиках и других формах упаковки, приблизительно 400, общей стоимостью, доходящей до (18000. ООО) восемнадцати миллионов долларовС.Ш. Америки. Эти представители будут руководить зондированием и розыском для нахождения клада. Условлено, что в случае, если поиски, ведомые с общего согласия представителями обеих сторон и в соответствии с положением настоящего договора, не привели бы к успешному исходу, ни та, ни другая сторона не может предъявлять рекламаций. II. Если клад будет найден этими розысками г.г. “Р. де Люберзак и К-о ’’получат вознаграждение от Государственного Банка в размере 20 % стоимости клада… III. Все работы по зондажу и раскопкам должны производиться обязательно только в присутствии представителей г.г. “Р. де Люберзак и К-о ” и представителей Госбанка; эти представители ежедневно составляют протокол всем произведенным работам. …IV. Глубина зондажа и раскопок может достигнуть 5 метров. V. К работам должно быть приступлено немедленно по указанию представителей г.г. “Р. де Люберзак и К-о ’’места, где находится клад; продолжительность работ устанавливается в 10 дней с десятью рабочими для зондажа и 50рабочими для раскопок. …X…Золото и платина оцениваются по курсу Лондона накануне дня оценки… Прочие драгоценности оцениваются при посредстве экспертов, приглашенных обеими сторонами, немедленно же по производстве оценки золота и платины. …XV. Если клад, по истечении срока работ, указанного в параграфе V настоящего соглашения, не будет открыт, то составляется заключительный (специальный) протокол произведенным работам по зондажу и раскопкам, в котором дается описание произведенных работ по розыску клада и констатируется обоими сторонами безуспешность произведенных работ». Указанная в договоре ценность клада была явно завышена. Неизвестно почему к кладу была приписана более дорогая платина, поскольку по рассекреченным документам самой опекаемой части хранилища — «золотой кладовой» банка, там находилось только золото. Но если бы более редкая и дорогая платина даже и находилась в кладе, она составила бы ничтожную долю от общего веса. Поэтому для предварительного подсчета и оценки порядка цифр представим, что в кладе было только золото. И открывается следующая картина. Золото продают по курсу тройской унции, которая в метрической системе мер весит 31,103494 г. Согласно американскому Gold Reserve Act от 31 января 1934 года, цена тройской унции золота накануне депрессии определялась в $20,67. В тех $ 18 млн золота по курсу сентября 1929 года должно содержаться 870827,2859 тройских унций, или приблизительно 27085,77 килограмма благородного металла. Если же золото было в монетах, то к весу драгоценного металла следует прибавить еще 10 процентов меди в монетах. То есть свыше 29793,5 кг груза! Между тем в главе 4 расследования мы уже определили, что вес цветного металла в стандартном банковском ящике с монетами — 51,6 кг. Это значит, что для перевозки $ 18 млн золота потребовалось бы 578 ящиков, которые пришлось бы разместить на 15 двухтонных грузовиков (грузоподъемность грузовиков в Казани в 1918 году), не считая отдельного транспорта для охраны и банковских экспедиторов. В то время как тот же договор оценивает общее количество спрятанных ящиков — «около 400»… Благодаря данным 13-й главы расследования читателю также известно, что, согласно банковским документам, из Казани не было вывезено на пароходах как минимум 23010 ООО рублей в золоте весом 17 815,147 кг благородного металла. Или 19,596 тонны (если золото было в монетах с десятипроцентной примесью меди). Аэто 380 стандартных банковских ящиков с золотом. Или «приблизительно 400», как сказано в договоре от 16 сентября 1929 года. Таким образом, банковские документы подтверждают правдивость утверждений Вячеслава Ветеско о наличии клада, но корректируют ценность захоронения. К мотивам, почему Ветеско сознательно завышал ценность клада, мы еще вернемся позже. Однако здесь автор выскажет свое предположение об объективных обстоятельствах ошибки. Вероятно, сопровождавший груз составитель плана захоронения не входил в руководство экспедиции и не знал деталей. Он всего лишь видел в грузовиках ящики двух размеров и несколько разного веса. Большинство представляло собой ящики с монетами, которые наблюдатель про себя считал «золотом», и небольшое количество было нестандартных ящиков. Всего скорей — с золотыми слитками, которые участник эвакуации принял за «платину»… .. Руководство Госбанка распорядилось отправить в Казань в составе кладоискательской экспедиции сотрудников Московского отделения Госбанка В. Большеменникова и Г. Ермана, и телеграммой проинформировало управляющего Казанской областной конторой Госбанка Николая Прасолова о состоявшейся договоренности: «Совершенно секретно. Т.т. Прасолову, Большеменникову и Ерману. 30-го сентября Вам надлежит выехать с гр. гр. Моррис-Вильям-Виктор Берсей, Роже-Георгий-Людвиг Га- риэль, К.Д. Томицкий и Владислав Броницкий в гор. Казань для поиска зарытых ценностей по указанию гр. Берсей. По приезде в г. Казань Вам надлежит связаться с Конторой нашего Банка и местным представителем ГПУ для получения соответствующих разрешений на производство поиска… Все работы по розыску клада должны детально ежедневно фиксироваться в протоколах на одном листе по-русски и по-французски (раздельно). Все протоколы должны быть подписаны гр. Берсей и еще двумя его представителями, а также с нашей стороны т. т. Прасоловым, Большеменниковым и Ерманом…. Тов. Прасолов назначается старшим…» 1 октября 1929 года для поиска пропавших ящиков с золотом в Казань прибыли участники экспедиции. И сразу же направились на улицу Большую Проломную — к зданию банка, ограбленного в 1918 году. «Золотых» разведчиков разместили в доме напротив — в гостинице «Бристоль» (сейчас на этом месте здание известной канадской закусочной «Макдоналдс»). В 16:00 следующего дня они впервые отправились на поиски драгоценностей. «Выехали на двух автомобилях, — гласит “ Протокол № 1 ” экспедиции, — и прибыли в 18 час. к месту пересечения Сибирского тракта железнодорожной линией Казань— Саратов, что у села Калинино на 24 версте от г. Казани, откуда, вследствие наступления темноты по предложению гр. М. Берсей, вернулись обратно в г. Казань». Интересна уже первая неточность протокола: расстояние в документе указано неверно. Верста равна 1,0668 километрам. Согласно справочникам, село Калинино находится в 34 километрах от Казани… Что важно отметить, поскольку для поиска кладов правильное расстояние до места захоронения играет решающую роль. Рукописный черновик «Протокола № 2» от 3 октября 1929 года гласит, что в тот день все участники экспедиции «выехали на двух автомобилях в 4 н. 30 м. утра, сопровождаемые охраной и рабочими на двух автобусах и грузовике, (вставка черными чернилами: “согласно соглашения, пар. №… ”), снабженные необходимыми инструментами (неразборчиво слово — В.К.) направлении (вставка черными чернилами): “до села Калинино ”, как и 2 октября 1929года. В упомянутом селе были оставлены охрана и рабочие. Между тем, представители обеих сторон продолжали путь на расстоянии 75 километров от центра города Казани. Черным вставлено: “гр. Берсей”установив, что (далее черным зачеркнут фиолетовый текст: “дорога была взята неправильно представитель дома Р. де Люберзак гр. Берсей составитель. — В.К.) предложил вернуться обратно в сторону Казани и на расстоянии 23 километра от города свернули к северу по проселочной дороге и проехали водяную мельницу и продолжали путь до села Сосновка, что в 34 километрах от города. Не обнаружив интересуемого места, гр. Берсей решил, с согласия всех членов комиссии, вернуться обратно в Калинино, где ожидала распоряжение охрана <…>. В свой черед члены комиссии решили на обратном пути изучить новую дорогу, по каковой предполагали продолжать свои дальнейшие розыски на следующий день. В 18 час. они были вновь в г. Казани». В тот же день кладоискатели выслали телеграмму: «Марелибар. Париж. На месте установлено, что ориентировочные сведения слишком путаны В частности сообщите необходим ли переход по Мосту через реку Казанку при выезде из города Строчите Берсей. Госбанк. Казань».
Последние комментарии
1 час 3 минут назад
6 часов 47 минут назад
7 часов 54 минут назад
8 часов 52 минут назад
9 часов 6 минут назад
18 часов 16 минут назад