Королевская прогулка [Светлана Викторовна Крушина] (fb2) читать онлайн

Светлана Крушина Королевская прогулка

Моему мужу Александру, с любовью…

Часть 1

* * *

Каменистая долина, тянувшаяся вдоль северо-восточной границы Медеи, полностью оправдывала свое название: Долина Северных Ветров. Даже в разгар лета здесь не было тепла, с близкого северного моря дул устойчивый пронизывающий ветер, и не было никакой для него преграды. На плоской, словно доска, долине лишь кое-где среди огромных черных валунов торчали искривленные, угрюмые деревья. Над безжизненным пейзажем простиралось низкое, серое небо, такое тяжелое, словно с минуты на минуту оно собиралось исторгнуть из себя дождевые потоки.

Грэм натянул поводья, остановился рядом с одним из валунов и окинул безрадостную землю усталым взглядом. Ничего интересного он не увидел, глаза его бездумно скользили по долине, задерживаясь то на огромном камне, то на чудовищно изогнутом дереве. И вдруг он вздрогнул и выпрямился в седле. Вдалеке, почти на горизонте, в небо поднималась тоненькая струйка дыма. Кто-то жег костер.

В этот год в Медее костров следовало остерегаться. Уже два года в королевстве шла война, и усталый путник, решивший приблизиться к заманчиво теплому огню, рисковал обнаружить вовсе не то, на что рассчитывал. Грэм знал об этом, поскольку уже не первый день бродил по охваченному войной королевству. Было о чем задуматься: он не ел со вчерашнего вечера, и соблазн поесть горячей пищи и погреться у огня был слишком велик, однако же он помнил об осторожности. Он рисковал нарваться на дезертиров или мародеров, и неважно, к которой из воюющих сторон они принадлежали: все они были страшнее диких зверей.

Впрочем, едва ли мародеры стали бы открыто жечь костер в месте, где дым был виден за несколько лиг. И уж тем более, так не поступили бы дезертиры, скрывающиеся ото всех. И, конечно, то был не военный лагерь — в этом случае к небу поднимался бы дым не одного костра, а как минимум полусотни.

Грэм заинтересовано приподнял бровь и сжал каблуками бока лошади, направив ее в сторону дыма.

Вскоре стало ясно, что дым поднимается из-за длинной каменной гряды. Деревья здесь росли гуще, чем еще где-нибудь в долине. Грэм пустил лошадь быстрее, и через полчаса подъезжал к гряде, одной рукой правя лошадью, а вторую держа на рукояти меча.

Приблизившись к камням и никого по-прежнему не видя, он спешился и обмотал уздечку вокруг ветви низкорослого деревца. Не снимая руки с оружия, медленно и осторожно пошел в обход валунов. Далеко он не ушел. Навстречу из-за каменной глыбы шагнул человек с обнаженным мечом в руке, и пришлось остановиться.

Человек этот был невысокий, коренастый, плотного телосложения юноша лет девятнадцати-двадцати на вид, с круглым веснушчатым лицом. Его огненно-рыжие волосы, порядком взлохмаченные, спадали до плеч. Одежда, не слишком богатая, все же наводила на мысль о том, что шили ее у хорошего портного. На простого солдата, тем более мародера, юноша не походил.

— Ты кто такой? — агрессивно спросил он по-медейски.

— Долго рассказывать, — ответил Грэм, с некоторым трудом подбирая медейские слова. — Если только тебя не интересует исключительно мое имя.

— Мне плевать на твое имя! — объявил медеец, бестолково тыкая перед собой мечом. Грэм осторожно отступил.

— Зачем же тогда спрашивать, кто я такой?

— Слушай, ты: иди, куда шел! — круглая физиономия рыжего запылала. — Здесь тебе делать нечего!

— Даже так? — удивился Грэм. — Если я помешал, прошу прощения. Просто я увидел дым вашего костра и подумал, что найду здесь приятную компанию и тепло. Но если вы не расположены принимать гостей, я немедленно уеду.

Он шагнул назад, но рыжий еще яростнее замахал мечом и вдруг грозным голосом вопросил:

— Ты куда это собрался?

— Ты же только что велел мне убираться, — напомнил Грэм.

— Я передумал. Нечего тебе тут шататься, еще расскажешь кому-нибудь… Вот что, я беру тебя в плен.

— С какой это стати?

— Ты же хотел погреться? Вот и погреешься. А потом вернутся остальные, и мы решим, что с тобой делать.

Грэм задумался. Неприятностей он уже не ожидал, — медеец казался довольно безобидным, — но зато заинтересовался. Кто бы ни были эти люди, они явно не хотели, чтобы об их местонахождении знали. И, однако, они разводили костры, видные за несколько лиг. Чудные какие-то.

— Хорошо, — сказал он. — Подождем твоих друзей.

— Давай сюда меч, — важно сказал медеец. — Раз ты мой пленник…

— Даже и не мечтай.

— А…

— Могу обещать, — перебил Грэм, — что в дело его не пущу, пока не увижу явной для себя опасности. Этого с тебя хватит.

— Ну ты нахал, — поразился медеец. — Ладно, пусть будет так. Так как, ты сказал, тебя зовут?

— Тебе уже стало интересно мое имя?

— Ну… если нам придется провести несколько часов вместе, не помешает узнать, как друг к другу обращаться.

Грэм усмехнулся.

— Пожалуй. Что ж, раз я гость — или, вернее, как ты сказал, пленник, — мне и представляться первому. Мое имя — Грэм.

— Просто — Грэм? — уточнил рыжий.

— Не просто. Но это неважно.

— Хм… Ну, ладно, не хочешь, как хочешь. Подумаешь, какой секрет… А меня зовут Оге Аль.

Он с такой гордостью произнес свое имя (типично медейское), что Грэм невольно улыбнулся. Сразу стало ясно, что медеец — дворянин, причем наверняка из старинного, знатного рода. Впрочем, титул он не назвал, и это еще больше заинтересовало Грэма.

— Ну, вот и познакомились, — бодро сказал Оге и убрал меч. — А раз так, пошли в лагерь, нечего тут торчать.

— А моего коня оставим на всеобщее обозрение?

— Ты верхом? Ну, пойдем за твоим конем. Одного я тебя не отпущу, — объявил Оге.

Небольшой лагерь прятался между валунами. На поросшем короткой мягкой травой пятачке стояли два шатра, перед ними горел костер, над которым висел котелок. Поодаль паслись две стреноженные лошади. Грэм оглянулся, но больше никого не увидел. Интересно, где товарищи медейца, про которых он говорил, и сколько их?..

Своего коня Грэм оставил с лошадьми медейцев, а сам последовал приглашению Оге и присел у костра на вросшем в землю плоском белом камне. Протянул к огню руки, — стоял июль, но день выдался холодный, — и откинул капюшон. Оге не замедлил с любопытством уставиться на его белую косу, перевитую черной тесьмой.

— Ты ведь не из Медеи, верно?

— Верно, — согласился Грэм, ибо отрицать очевидное не имело смысла: помимо прически, с головой его выдавал, как минимум, характерный протяжный акцент, делающий речь похожей на заикание, и будь собеседник чуть повнимательнее (или же поумнее), он без труда догадался бы, откуда родом «пленник».

— А откуда?

— Не понимаю, какая тебе разница?

Оге важно надулся.

— Почем мне знать, вдруг ты касотский шпион? Тогда тебя надо пытать…

Эту несусветную чушь он выдал на полном серьезе, но в глазах его Грэм совершенно явственно увидел такие лукавые искорки, каких не видел никогда в жизни. Ну, разве только в черных глазищах Илис.

— Можешь попробовать, — в тон ему отозвался Грэм. — Только сразу предупреждаю: не надейся, что справишься со мной легко.

— А я и не надеюсь. У касотцев хорошие шпионы, сразу все секреты не выдают. Но если постараться… — Оге не договорил и привстал со своего импровизированного сиденья. — О! Кажется, едут. Наконец-то. Ну, берегись, от них ты так легко не отделаешься, как от меня.

Прислушавшись, Грэм различил стук копыт. Ехали двое или трое. Через минуту из-за ближайшего валуна показались двое всадников в кольчугах. На высоком вороном жеребце ехал высокий и широкоплечий молодой человек лет двадцати двух, с красивым, хотя и несколько высокомерным лицом. У него были черные, с сизым отливом, волосы, завязанные в хвост, смуглая кожа, черные глаза и горбоносый профиль. Одежда его, как и у Оге, выглядела дорогой и очень добротной, на поясе в ножнах хорошей работы висел меч с драгоценной рукоятью.

Бок о бок с ним ехала девушка в мужском платье и кольчуге, очень юная, почти дитя. Назвать ее красавицей было бы слишком большим преувеличением, но какое-то своеобразное очарование таилось в чертах ее лица. Белизну высокого и выпуклого лба оттеняли рыжие кудри, не уложенные в прическу, вздернутый нос украшала россыпь бледных веснушек, а губы были еще по-детски пухлыми. А вот серые глаза глядели совсем не по-детски, упрямо и властно. Похоже, эта девушка принадлежала к очень знатному роду и сызмальства привыкла повелевать. Неотрывно глядя на нее, Грэм медленно встал. Он понял, что пропал, когда встретился с ней глазами…

При виде Грэма черноволосый схватился за меч, а девушка подняла тонкие, сильно изогнутые брови и удивленно и насмешливо проговорила:

— У нас гость, вот как? Оге, как это понимать? стоило уехать буквально на полчаса, и ты уже нашел себе компанию?

— Это не я его нашел, а он нас! — пылко стал оправдываться Оге. — Я сидел, никого не трогал, а он явился и стал злостно нарушать мой покой! Пришлось взять его в плен! Наверное, он касотский шпион, — добавил он очень серьезно.

Черноволосый всадник фыркнул, соскочил с седла и подошел к девушке, чтобы помочь ей спешиться. Та проигнорировала протянутую руку и ловко спрыгнула на землю сама. Отдала поводья Оге и с любопытством во взоре повернулась к Грэму.

— Касотский шпион? — насмешливо повторила она. — Взятый в плен? Почему же тогда его меч висит у него на поясе? А, Оге?

— А? Меч? Какой меч? — Оге сделал невинное лицо и захлопал глазами. — Честно говоря, не заметил никакого меча!

— Прекрати валять дурака, — резко бросил черноволосый. — Ведешь себя так, словно тебе еще пять лет! Это становится утомительным, клянусь Рондрой!

— Остынь! — беззаботно посоветовал Оге. — Тебе нужно легче относится к жизни, только и всего. Смотри на мир не так серьезно, и, поверь мне, станет намного проще!

Короткую перепалку Грэм выслушал с возрастающим удивлением. Про него, казалось, уже забыли. Интересная подобралась компания…

Девушка подавила улыбку и, приняв строгий вид, велела молодым людям замолчать. Ее послушались беспрекословно.

— Как ты попал сюда? — обратилась она к Грэму так же строго.

— Ехал через долину и увидел дым вашего костра, — ответил Грэм. — Сейчас нечасто увидишь мирный огонь на этой земле…

— Я же говорил, что нельзя разводить костер, — заворчал черноволосый медеец. — Мы выдаем себя с головой! Хорошо, что пока только один человек заметил дым, а если бы это оказался касотский отряд?!

— Если вы скрываетесь от касотцев, лучше бы вообще обойтись без огня, — заметил Грэм. — Вас видно издалека, а людей сейчас много бродит лихих…

— Вот именно, — тут же подхватил черноволосый. — Лихих людей хватает. А сам-то ты кто?

— Просто бродяга.

— Выговор у тебя наинский, — сказала девушка.

— Я родом из Наи, верно, — кивнул Грэм.

Оге тут же завопил, хлопнув себя ладонью по лбу:

— Ну конечно, Наи! Как я сразу не догадался?!

— Потому что ты — балбес, — сказала девушка, не поворачиваясь к нему. — Наи! Далеко же ты забрел… бродяга. Зачем ты поехал на дым?

— Хотелось погреться у огня и перемолвиться с кем-нибудь словом — вот и все.

Черноволосый тронул за плечо девушку и сказал, не глядя на гостя:

— Для нас он не опасен. Но если он попадет к касотцам, и они начнут про нас спрашивать…

— С какой стати им про нас спрашивать? — нахмурилась девушка. — Они даже не знают, что мы здесь! Хотя… что ты предлагаешь сделать?

Грэму начало это все надоедать. Чего хорошего, когда о тебе говорят так, словно тебя тут нет. И тем более ему не понравилось, что медейцы взялись решать его дальнейшую судьбу.

— Я, пожалуй, поеду своей дорогой, — вмешался он. — Касотцам я про вас ничего не расскажу, не беспокойтесь. Я ведь даже не знаю, кто вы такие…

— Не знаешь — и хорошо, — сказала девушка. — Что до прочего, я прошу тебя остаться.

— Ты с ума сошла?! — приглушенно воскликнул черноволосый, но девушка жестом прервала его.

— Я прошу нашего гостя остаться, — повторила она с нажимом. — Нас мало, и если мы снова наткнемся на касотский отряд, как сегодня утром, шансов отбиться у нас будет еще меньше. Уйти мы пока не можем, сами знаете, а этот человек мог бы нам помочь… если он никуда не торопится, конечно. Заплатить за несколько дней мы тебе сможем, — сказала девушка, обращаясь уже непосредственно к Грэму. — Заплатим щедро, не пожалеешь.

— Мне не нужны деньги, — покачал головой Грэм. — Я не наемник.

— Раз так, уезжай. Нам нужен воин, но не гость.

Грэм не двинулся с места. Он думал. Он никогда еще не нанимался охранником за деньги, хотя ему и случалось выполнять обязанности телохранителя и проводника чисто на добровольных началах. Ремесло его было совсем другое, не имеющее никакого отношения к охране и воинскому искусству. При необходимости он мог бы стать и наемным солдатом, но из принципа не хотел брать деньги за такую работу…

Думать вроде бы было не о чем: ему предложили работу, он от нее отказался. Можно разворачиваться и уезжать. Но Грэм медлил. Медейцы ему нравились, к тому же они явно находились в затруднении и вряд ли сумели бы своими силами выпутаться из сложной ситуации. Да и девушка-медейка, слишком юная, чтобы разъезжать по долине Северных Ветров в военное время, возбуждала крайнее его любопытство. Да не только любопытство.

Медейцы смотрели на него с нетерпеливым ожиданием.

— Денег я не возьму, — сказал он, наконец. — А спешить мне некуда.

— И? — не поняла девушка.

— Вам нужен еще один меч? Ну, так вы его получите, — решился Грэм. — Задаром.

— У тебя разве нет никаких дел?

— Совершенно никаких. К тому же, я изрядно соскучился по разумным существам, обладающим даром речи.

— М-да, — сказал Оге озадаченно. — А вот здесь кое-кто, руку даю на отсечение, просто спит и во сне видит, как бы оказаться на необитаемом острове…

— Хватит болтать! — прервала его девушка, нахмурившись. — Ты это серьезно… э-э-э…

— Грэм. Да, серьезно.

— В таком случае, конечно, мы будем очень рады принять твою помощь…

— Что ты делаешь? — снова возопил черноволосый, сверля Грэма пронзительными черными глазами. — Какой-то подозрительный тип явился в лагерь, и ты уже готова нанять его, даже не выяснив толком, кто он такой??

Девушка вспыхнула.

— Я знаю, что делаю! — заявила она непререкаемым тоном. — Тебе не хуже меня известно, сколько здесь касотских отрядов! Если повторится такая стычка, как сегодня, нам будет легче впятером, чем вчетвером! — Грэм взял это «вчетвером» на заметку; четвертого члена маленького отряда он до сих пор не видел. — Подумай об этом.

— Я думаю, — яростно сказал черноволосый. — Но все равно нельзя довериться первому же проходимцу, предложившему помощь. Кто он такой, чем занимается? Вдруг он убийца или разбойник?

— Вот это меня совершенно не интересует, — повысила голос девушка. — Мы получим еще один меч, а на прочее мне плевать, пусть даже он резал невинных младенцев десятками. Если же наш гость попытается выкинуть какой-нибудь фокус, то уж вдвоем-то с Оге вы сумеете с ним справиться?

Черноволосый помолчал, потом сплюнул на землю и сказал:

— Делай, как знаешь, — и ушел в шатер.

Девушка, проводив его взглядом, повернулась к Грэму. Выглядела она теперь несколько смущенной.

— Все хорошо, — опередил ее Грэм. Его ничуть не взволновало и не оскорбило недоверие медейца. Он знал, какое впечатление производит на свежих людей своим видом, отнюдь не благопристойным. — Ваши опасения понятны. Уверяю, что не причиню никому из вас никакого вреда.

Оге недоверчиво хмыкнул.

— Пообещать-то можно что угодно…

— Если бы я хотел тебя убить, я бы это уже сделал, — доверительным тоном сказал Грэм.

— Ха! Ты так уверен?..

Грэм не любил показухи, но уж очень самоуверенным был этот рыжий медеец. Его меч молнией вылетел из ножен и кончиком коснулся горла Оге. Все произошло так быстро, что никто ничего не понял, и только когда сталь уже блестела около лица медейца, девушка ахнула и невольно подалась вперед.

— Ты труп, — сообщил Грэм.

— Да вроде бы еще нет, — растеряно отозвался Оге, хлопая глазами.

— Ну ты и лопух! — воскликнула девушка. — Пожалуйста, не убивайте его, сударь!

От неожиданности Грэм едва не закашлялся. Девушка, кажется, приняла его всерьез и даже перешла на «вы». Он успокаивающе протянул к ней свободную руку и медленно убрал меч.

— Я не собирался его убивать.

Оге тер горло, на котором не было и царапины, и таращил глаза.

— Вот это да! — сказал он с восхищением. — Ванда, не волнуйся, он же меня не убил!

Девушка, носящая традиционно медейское имя Ванда, глубоко вздохнула и сердито посмотрела на Грэма.

— С вами не соскучишься! Что это за представление?!

— Обращайтесь ко мне на "ты", — попросил Грэм.

* * *

Сурового черноволосого парня, отговаривавшего Ванду принимать Грэма в маленький отряд, звали Ив Арну. Об этом Грэм узнал от своего нового рыжеволосого приятеля, сам надменный брюнет не соизволил представиться. До вечера Ив вообще не сказал ему ни слова, а когда они сталкивались, — а не сталкиваться постоянно на крошечной полянке между камнями они не могли, — смотрел на него пронизывающим взглядом, словно пытаясь проникнуть в его мысли. Грэм делал вид, будто ничего не замечает. От неприязни Ива ему было ни жарко, ни холодно.

Быстро разъяснилось недоумение Грэм по поводу отсутствия в поле зрения четвертого члена отряда, которого при нем упоминали, но который не попался ему на глаза. С медейцами путешествовала еще одна девушка по имени Корделия, но ее ранили в той самой стычке с касотцами, о которой упоминала Ванда, и она отлеживалась в палатке. Рана была несерьезной, и вся компания надеялась уже через три-четыре дня продолжить путь.

Когда Грэм увидел раненую, он очень удивился, как она вообще не умерла от переутомления в первый же день путешествия. Тоненькая, хрупкая и почти прозрачная, с большими голубыми глазами и светлыми волосами, она казалась не жителем земли, а бесплотным духом. Особенно рядом со своей подружкой, девушкой отнюдь не худосочной и вполне крепкой. Лицо у Корделии было необычно серьезное, а глаза — грустные. Грэм попытался представить себе этого духа в гуще схватки, и не смог, воображение отказывало. Да, четверка медейцев остро нуждалась в хотя бы еще одном воине. Просто чудо, что они вообще ушли от касотцев живыми. Четверка, в которой один из парней едва знал, с какой стороны браться за меч, а обе девушки не вышли еще из детского возраста, была обречена на гибель в Долине Северных Ветров, кишевшей касотцами.

Медейцы просто напрашивалась на неприятности. Из всех четверых приспособленным к жизни среди дикой природы казался один лишь Ив, молчаливый, с резкими и уверенными движениями. Девушки, Грэм был готов поклясться, не провели ни одной ночи под открытым небом до того дня, как пустились в путешествие, и вообще были избалованы лаской и заботой. Что касается Оге, он то ли действительно был «лопухом», как его назвала Ванда, то ли мастерски притворялся.

Понаблюдав своих новых знакомых пару часов и проникнувшись к ним стойкой симпатией, Грэм твердо решил, что просто так от него они не избавятся. Им позарез нужен был человек, не такой наивный, как они, и кое-что соображающий в жизни. Грэм запросто сошел бы за такого человека. Оставь медейцев на произвол судьбы, и они, скорее всего, живыми домой не вернутся. Уже то, что они так наивно приняли совершенно незнакомого человека, даже не допросив его, говорило о многом. Человек, владеющий оружием так же, как Грэм, мог бы зарезать их всех одного за другим, и даже не запыхаться. Ну, может быть, пришлось бы немного повозиться с Ивом, который выглядел опытным мечником, но — четверть часа, не больше. Им сильно повезло, что им на голову свалился добрый Грэм, не режущий людей без веской на то причины, а не злобный касотский ассасин, которому веские причины для убийства просто не требовались.

Эти свои мысли Грэм поведал Оге, когда они вдвоем устроились у костра, чтобы сообразить какой ни есть ужин. Ванда не соизволила снизойти до стряпни, велела парням самим все сделать, после чего скрылась в шатре.

— Добрый какой, — ехидно отозвался Оге, выслушав монолог Грэма, и помешал варево в котле. — Просто поразительно. Ты, случаем, не странствующий рыцарь?

— А что, похож?

— Ну… вообще-то нет. Ты ни на кого не похож, честно говоря. Никак не могу сообразить, кто ты такой. А почему тебя заботит наша судьба? Ты так любишь ближних своих?

— Не очень.

— А что тогда?

— Да жалко мне вас, — усмехнулся Грэм. — Убьетесь ведь.

— Добрый какой, — повторил Оге. — Жалко ему… Вот слышала бы Ванда, она бы тебе устроила, мало не показалось бы. И вообще, нас не так просто убить!

— Ага, а подозрительных путников в лагерь проводите, даже оружие не удосужившись отнять…

Оге стремительно покраснел. Он вообще краснел часто и быстро, как и все рыжие на свете.

— Ты же ничего плохого не сделал…

— Но мог. Слушай, Оге, а что вы тут вообще делаете? Кругом касотских отрядов — тьма! Долина, как я понимаю, ими оккупирована. Вы от своих отбились?

Оге почему-то смутился. А чтобы скрыть смущение, грозно нахмурился.

— Да… Нет… Что-то вроде. Слушай, не приставай с этим, а?

— Военная тайна? — усмехнулся Грэм.

— Вот именно! Хочешь узнать — спроси у Ванды. Может быть, она тебе и расскажет. Хотя лично я сильно в этом сомневаюсь…

— А почему — у Ванды? Она здесь командир?

— Ну… да. Наверное.

— Любопытно… — пробормотал Грэм. — Она же совсем ребенок… А ты небось офицер, а?

Вообще-то, никаких нашивок он не видел ни у кого из четверки. А значит, даже если они и были офицерами, то не желали это афишировать.

— Не твое дело, — сердито мотнул своими патлами Оге. — Сказано тебе — к Ванде приставай! Я ничего не скажу. Что до ее возраста… — он почему-то понизил голос. — Этот ребенок, если хочешь знать, будет страшнее касотского магика.

— Да ладно тебе.

— Ты ее просто не знаешь. А я с ней тесно общаюсь уже много лет, так что можешь мне поверить.

— Она — твоя сестра?

— Сестра? — повторил Оге в священном ужасе. — Сестра! Благодарение Тса, нет! Только такой сестры мне и не хватало!

— Ты заставляешь меня думать, что ваша Ванда — просто монстр какой-то, — усмехнулся Грэм.

— Нет, конечно, не монстр… Но иногда на нее находит. И тогда лучше на глаза ей не показываться.

Интересная компания, однако. В командирах — девушка, едва вышедшая из детского возраста… и тем не менее, более страшная, чем касотский магик. Если, конечно, верить словам Оге. Магиков, хотя и не касотских, Грэм видел; мало того — общался с ними довольно близко, — и поэтому решил, что его болтливый собеседник преувеличивает. Причем сильно.

— А ты видел когда-нибудь касотского магика? — не удержался Грэм.

— Э? К чему ты клонишь?

Кажется, он уже не помнил, о чем говорил минуту назад. Что ж, бывает. Язык — как помело, а в голове — ветер… Ладно, подумал Грэм, переменим тему.

— Оге, а какой у тебя титул?

— Что? — удивился Оге. — С чего ты взял?

— У тебя на лбу написано.

— Нет, правда!?

— Оге, ну что я, повадки нобиля не отличу?

— А что, очень заметно?

— Заметно. Так какой?

— Не скажу, — гордо надулся Оге. — Военная тайна. Вот если Ванда скажет… Кстати, а ты сам-то?..

— Что — я сам? — Грэм приподнял бровь. — Уверяю тебя, у меня титула нет. И никогда не было. И, надеюсь, не будет.

— Хм… Хороший ответ. Можно истолковать как угодно… впрочем, твое дело. Вот только лошадь и меч у тебя слишком хороши для простого бродяги. Если ты даже не наемник…

— Глазастый какой, — пробормотал Грэм.

— Может, ты их украл? — хищно спросил Оге.

Не в бровь, а в глаз, подивился Грэм. Вот тебе и «лопух».

— Может быть, — отрезал он, чтобы пресечь поток внезапных озарений собеседника.

Оге осекся, сделал скорбное лицо и поднялся с камня, чтобы еще раз помешать варево. Подул на ложку, глотнул и с минуту стоял с задумчивым видом, возведя глаза к небу. Потом вздохнул душераздирающе. Грэм следил за ним с неподдельным интересом, покусывая сорванную под ногами травинку.

— Кажется, готово, — объявил Оге торжественно и тут же похоронным тоном добавил. — Но я в этом не уверен.

— Ты что же, не стряпал никогда раньше?

— Не-а.

— Что ж тебя кашеваром-то поставили? — усмехнулся Грэм.

— Вообще-то провиантом заведовала Корделия… Сейчас она не может, а у остальных еще хуже получается.

— Даже у Ванды?

— Ага.

— Н-да, — озадаченно сказал Грэм и забрал у собеседника ложку. В котелке оказалась фасоль, разваренная в кашу и порядком пересоленная. Грэм попробовал ее, решил, что есть можно, и вернул ложку Оге.

— Перестарался, — сообщил он. — В следующий раз не отвлекайся на разговоры, а смотри за едой получше…

— А по-моему, нормально, — отозвался Оге. — Ну что, пора звать к ужину?

Через десять минут вокруг костра собрались трое медейцев (Корделия отлеживалась в шатре), к ним присоединился Грэм, которого, конечно же, пригласили к трапезе. Огонь затушили, чтобы не выдавать себя больше дымом. К тому же, смеркалось, и отблески пламени могли послужить отличным ориентиром в темноте.

— Придется несколько дней посидеть на сухом пайке, — сказал Ив, когда все принялись за еду. — Хватит сегодняшней глупости. Мы сами ищем себе неприятностей.

— На сухом пайке! — сморщился Оге. — Я не согласен.

— А я и не спрашиваю твоего мнения. Я ставлю тебя перед фактом. К тому же, тебе не помешает немного похудеть.

— Нет, помешает! Если я похудею, я уже не буду таким красивым! Правда, Ванда?

Но Ванда, казалось, его не слышала. Она сидела, словно забыв о тарелке в руках, и задумчиво смотрела на Грэма. Его, впрочем, она тоже едва ли видела, но это не мешало ему в ответ смотреть на нее, не отрывая глаз. Внутри у него что-то переворачивалось.

— Але! Ванда! — возмущенно воскликнул Оге. — Ты меня слышишь или как?..

— А? — девушка вздрогнула, выведенная из задумчивости его громким голосом. Она заметила устремленный на нее пристальный взгляд Грэма и покраснела (она ведь тоже была рыжей и краснела буквально по любому поводу). — Что ты говоришь?

Грэм тоже смутился (Безымянный меня побери, подумал он, до чего дожил!) и отвернулся. Опыт общения с девушками у него был небогатый. Очень небогатый. А тем более, с девушками, которые ему нравились бы.

— Уже ничего, — сварливо ответил Оге, не заметивший обоюдного смущения. — А вообще, меня тут хотят морить голодом.

— Вот как? И по какому поводу?

— Это все Ив, — обвиняющим тоном заявил неугомонный. — Он говорит, что нам больше нельзя разводить костер.

— О боги! — вздохнула Ванда.

Уловив обреченные нотки в ее голосе, Грэм живо вспомнил собственные проблемы почти два года назад, когда ему пришлось путешествовать в обществе Илис и Роджера, которые пререкались друг с другом точно так же.

— Ив прав, — добавила Ванда. — Огонь слишком заметен. Придется тебе потерпеть, дружок.

— О! Если ты еще раз назовешь меня так же ласково, я согласен потерпеть не несколько дней, а целую неделю!

Ив фыркнул. Ванда возвела глаза к небу. Грэм молчал и с огромным удовольствием наблюдал за ними.

— Оге, я зашью тебе рот, — пообещала Ванда.

С громким хлопком Оге зажал себе рот обеими руками и сдавленно и невнятно сказал:

— Не надо.

— Надо, — возразил Ив. — Хотя бы для того, чтобы не перебивал. И не шутил.

— Без шуток с тоски помрешь, — все также сквозь зажимающие рот руки сообщил Оге. — Ладно, я умолкаю.

— Давно пора, — заключила Ванда. — Ну что, все согласны забыть на несколько дней про костры?

Все молчали. Молчание — знак согласия… но у Грэма имелись и другие соображения.

— В лагере — раненая девушка, — тихонько напомнил он.

Он поймал свирепый взгляд Ива и кивнул на шатер, где лежала Корделия. Надменному медейцу вмешательство подозрительного бродяги во внутренние дела компании было, вероятно, как нож в сердце.

— Да, об этом мы не подумали, — огорченно сказала Ванда. — Что же делать?

Грэм подумал немного.

— Есть здесь недалеко какие-нибудь селения? Медейские, я имею в виду?

Ив и Ванда переглянулись, и девушка утвердительно кивнула.

— В нескольких лигах отсюда находится большая деревня. Мы не подъезжали близко и не видели ее, но я точно знаю, что есть. Только ведь наверняка в ней касотцы…

— Не факт, — покачал головой Грэм. — Может быть, и нет.

— Да здесь касотцев тьма тьмущая! — воскликнул Оге. — Ты что, думаешь, они могут просто так пройти мимо деревни?

— Зачем гадать? Предлагаю завтра пойти и посмотреть, — сказал Грэм. — Тогда мы будем знать наверняка.

Ив одарил его таким подозрительным взглядом, что Грэм подумал невольно: да у парня паранойя! Он постоянно ожидает подвоха. Впрочем, это самая правильная позиция в их положении.

— Я сам проверю, если вы не хотите светиться, — предложил Грэм. — К тому же у вас на лбу написано, что вы медейцы, а я… я не занимаю чью-либо сторону.

— Вот именно, — буркнул Ив. — И кто тебе помешает рассказать про нас касотцам?

— Ив! — одернула его Ванда и пронизывающе посмотрела на Грэма. — Не занимаешь чью-либо сторону? Как это? Ведь сейчас ты с нами?

— Вы же не солдаты, — пожал плечами Грэм. — Вы просто попали в затруднительную ситуацию.

— А если бы мы были касотцы? Ты и тогда вызвался бы помочь?

— Может быть. Смотря что за люди вы оказались бы.

Все трое уставились на него так, словно он взялся утверждать, что земля — квадратная, а Борон — бог милосердный и добрый. Ему даже стало смешно, но он усилием воли сдержал улыбку, выползающую на лицо. Он посмотрел на небо, на котором уже загорались первые звезды.

— Позиция безразличия — самая страшная позиция! — с пафосом сообщил Оге.

— А чего ты хочешь? Наи уже несколько веков соблюдает нейтралитет и не влезает ни в чьи войны.

— Это все потому, что у ваших королей в жилах молоко вместо крови, — вполголоса сказал Ив и добавил не без ехидства: — Да и не только у королей…

— Ив! — Ванда покраснела, услышав такое откровенное оскорбление. Грэм же и ухом не повел — и не такое приходилось выслушивать. Он по-прежнему любовался на звезды. — Как тебе не стыдно!

— Ему никогда не стыдно, — влез Оге. — Наш Ив даже слова такого не знает…

— Короче, — резко сказал Ив. — Один он не поедет.

— Хочешь поехать с ним? — спросила Ванда.

— Да.

— А можно я? — с надеждой спросил Оге.

— Нельзя, — сказал Ив. — Он тебя зарежет и зароет, так что мы даже трупа твоего не увидим.

— Не зарежет! Если бы он хотел…

— Хм! — перебил его Грэм. — Оге, тебе и впрямь лучше остаться. Ты, извини, и меч-то держать не умеешь…

— Не в бровь, а в глаз, — заметил Ив. — Только вот что… странник. Ты не распоряжайся тут, ясно?..

— Але! — сказала Ванда. — А меня вы спросить не хотите?

— А у тебя есть возражения?..

— Нет.

— А чего же тогда тебя спрашивать? — хмыкнул Оге.

— У-у-у! Вот вы как, да?.. Ну, тогда… тогда… в наказание отправитесь мыть посуду, понятно? А я отнесу поесть Корделии.

Сердитая Ванда взяла наполненную до краев тарелку и скрылась в шатре.

Оге, улыбаясь от уха до уха, оглядел оставшихся парней.

— Ну? — вопросил он. — Кто будет мыть посуду?

— Наверное, самый болтливый, — задумчиво сказал Ив. — Давай, давай, увалень. Тебе полезно.

— Изверг! Грэм, составь мне компанию, а?

— Хочешь, чтобы тебя зарезали и закопали? — серьезно осведомился Грэм. — Если хочешь — пойдем.

— Злые вы все. Да, хочу. Доволен? Ну, пошли же!

Посуду мыли в неглубокой речке, протекавшей недалеко от маленького лагеря. Дно у нее было песчаное, что пришлось весьма кстати, и с делом покончили быстро. Можно было возвращаться, но Грэм медлил у берега. От воды поднималась прохлада, и становилось совсем холодно, но он не уходил, смотрел в небо. Звезды, холодные и яркие, мерцали на темном июльском небосклоне.

— Ну, чего ты застрял? — нетерпеливо позвал его Оге.

— Подожди немного, — негромко попросил Грэм. Ему пришла в голову мысль искупаться. Раз уж рядом вода… Правда, холодновато, но зато уже темно, и Оге не сможет разглядеть то, что ему не следует видеть, и не начнет задавать вопросы. Грэм невольно потер грудь. Почему-то всегда, когда он вспоминал про клеймо, оно начинало зудеть.

— Ты что делаешь? — осведомился Оге, когда он начал раздеваться.

— Хочу искупаться.

— Рехнулся? Холод собачий.

— Ну и что? Подумаешь… не зима же.

— Больной совсем, — сокрушенно сказал Оге. — Простудишься, лечить никто не будет.

— Не поверишь — ни разу не простужался, — усмехнулся Грэм, заходя в воду. Ледяной холод обжег кожу, но это было даже приятно. Он зашел в воду по грудь, зачерпнул со дна песок и стал растирать им кожу, мгновенно потерявшую чувствительность.

— У тебя все впереди, — пообещал Оге. — Какие твои годы…

— Типун тебе на язык… Мне при моем образе жизни болеть нельзя.

— Почему это?

— Подумай сам, — предложил Грэм и ушел под воду с головой, потом вынырнул и быстро поплыл к берегу.

— А! — сказал Оге, наблюдая, как он выбирается на землю и начинает одеваться.

Грэм покрылся гусиной кожей, да и надевать одежду на мокрое тело было весьма неприятно. Не говоря уже о том, что мокрые волосы противно липли к спине. Зато он наконец-то был опять чистый. Ура.

— А чем же ты все-таки занимаешься? — задумчиво спросил Оге.

— Граблю и убиваю людей.

— Я серьезно!

— Я тоже.

Оге озадаченно умолк.

* * *

Костер уже почти потух, только угли еще едва тлели. Около них на корточках сидела Ванда. Как заметил Грэм, кольчугу она уже сняла. Зря, с его точки зрения.

При появлении парней она подняла голову:

— Ага, вернулись! Я-то уж думала, вас русалки утащили.

— Нет, просто вот он, — Оге ткнул пальцем в Грэма, предварительно уронив (буквально) посуду на землю, — решил искупаться.

— Искупаться? — удивилась Ванда. — Не слишком ли холодно?

— Для него — нет. Он вообще, оказывается, страшный человек. Знаешь, кто он? Разбойник!

— Не болтай глупостей, Оге!

— Но он сам сказал!

— Оге!

Грэм только усмехался. Как забавно: говоришь чистую правду, а тебе все равно никто не верит.

— Хватит трепать языком, — сердито сказала Ванда. — Отправляйся лучше спать.

— А сторожить кто будет?

— Я посижу, все равно спать не хочется. Потом тебя толкну.

— Толкни лучше Ива, — буркнул Оге и ушел в шатер.

Грэму тоже следовало бы лечь спать, но уходить очень не хотелось. Он присел напротив девушки, по другую сторону полупотухшего костра, придвинувшись, чтобы тлевшие угли освещали его лицо. Так было честно: он-то неплохо видел в темноте, а Ванда — нет.

— Разрешишь посидеть с тобой? — спросил он.

Ванда удивленно на него взглянула:

— Почему ты спрашиваешь? Ты в праве делать, что хочешь. Я не могу тебе приказывать.

— Но ты меня наняла, — слегка улыбнулся Грэм.

— Ты ведь отказался взять деньги, — возразила Ванда. — Кстати, почему? Тебе разве совсем не нужно золото?

— Иногда нужно.

— Иногда? То есть сейчас как раз — нет?

— Сейчас мне больше всего нужна компания.

— Ммм? — не поняла Ванда.

— Слишком долго был в одиночестве, — пояснил Грэм.

Он сам себе удивлялся: никогда его не пробивало на откровенность. Он вообще считал себя крайне неразговорчивым человеком, и знал, что подавляющее большинство его знакомых придерживаются того же мнения. И то, что сейчас он так свободно и охотно беседовал с девушкой, которую знал всего несколько часов, было фактом более чем необычным. Тем более, что беседа касалась такой животрепещущей темы, как его собственная жизнь.

Ни в какую любовь с первого взгляда Грэм, конечно же, не верил. До сегодняшнего дня.

Потому что с ним, кажется, случилась эта самая неприятность.

Иначе с чего бы ему вдруг захотелось, чтобы эта молоденькая девушка знала про него все-все? Чтобы выслушала его? Почему было так радостно просто смотреть на нее?

Ведь он не знал о ней ничего, кроме имени.

— И часто с тобой такое случается? — вопрос Ванды вывел его из задумчивости.

— Что именно?

— Жажда общества.

— Первый раз, — усмехнулся он.

— Серьезно? А часто приходится путешествовать в одиночестве?

— Почти всегда.

— Наверное, это грустно.

— Обычно нет. Периода одиночества мне как раз хватает, чтобы отдохнуть от людей.

— Понятно, — протянула Ванда и замолкла, уставившись в угасающие угли.

Грэм тоже молчал, но смотрел на нее.

— Грэм, — вдруг тихо сказала Ванда, поднимая на него свои удивительные глаза, ярко блестящие в красноватом свете угольев. — А долго ты бродишь по дорогам?

— Долго.

— Сколько же?

— Всю жизнь…

— Значит, у тебя нет дома?

— Нет.

— И нет родителей?

— Они давно умерли.

— И тебя никто не ждет?

— Никто.

— Ни единый человек на свете? — продолжала допытываться Ванда. — Как это, должно быть, ужасно! Страшно представить, что некуда вернуться после трудной дороги, что никто не обнимет тебя, не скажет: "Как я рад тебя видеть!"

— И не представляй, — посоветовал Грэм. — Хотя это не так уж и страшно. Я просто давно уже не думаю об этом, вот и все.

— Да… а я вот каждую ночь вспоминаю дом… Я ведь первый раз сорвалась так. Меня растили словно в теплице, мама берегла меня не меньше, чем свои розы, — она слабо улыбнулась, откинула с лица рыжие кудри.

— Тяжело тебе, наверное?

— Еще как. На земле спать так и не привыкла… И, наверное, не привыкну никогда.

— Ко всему можно привыкнуть. Только вот стоит ли?..

— Странный ты, — сказала Ванда. — Никак не пойму, кто ты такой. Ты умеешь обращаться с оружием, это видно… но ты не солдат. Так? А для простого бродяги у тебя слишком правильная речь. Ты шулер?

— Нет.

— Но ведь чем-то ты зарабатываешь себе на хлеб? — не унималась она.

— Работы везде много.

— Но зачем тебе меч?

— Не забивай себе голову, — посоветовал Грэм.

— Интересно же.

— Хм… От любопытства кошка умерла. Скажи-ка лучше, тебя-то что выгнало из дома?

С минуту Ванда очень внимательно изучала его, словно пытаясь понять, может она быть с ним откровенной или нет. Он глаз не отводил и хранил серьезное выражение лица, хотя с удивлением чувствовал, что под взглядом этой девчушки готов расплыться в идиотской улыбке. Да что же это такое?

Ванда наконец решилась.

— Я ищу своего брата, — сказала она с таким видом, словно поведала страшную военную тайну. Да еще и вынудили ее к этому под пытками.

— Брата, вот как? Что же с ним случилось?

— А вот это… извини, конечно… не твое дело, — неожиданно холодно сказала Ванда. — Совершенно не твое.

Грэм молчал.

— Тем более, ты сказал, что не занимаешь ничью сторону.

А вот это уже интересно.

— Тебя это не должно волновать.

Грэм молчал.

— Что ты молчишь? — не выдержала Ванда.

— А что тут скажешь? — пожал плечами Грэм. — Не хочешь рассказывать, это твое право. Просто, вдруг я смог бы помочь тебе.

— А зачем тебе помогать мне… нам? Не понимаю. Как это: ты просто едешь, вдруг видишь каких-то людей и решаешь им помочь? Почему?

Он снова пожал плечами. Ответить на Вандин вопрос он затруднялся. Никогда прежде у него не возникало желания помогать людям, если только эти люди не были его близкими друзьями, а количество его близких друзей исчислялось единицами. И уж точно никогда он не бросался на помощь совершенно незнакомым людям. Как сказал однажды его друг — он вовсе не являлся воплощением вселенской добродетели.

— Почему ты не отвечаешь? — требовательно спросила Ванда. — Почему ты хочешь нам помочь?

Таким тоном маленький избалованный ребенок, привыкший, что ему все потакают, мог бы требовать трудного ответа от взрослого, который вовсе не хотел отвечать. Грэм слегка улыбнулся и отодвинулся от угольев, чтобы скрыть улыбку.

— Ну?

— Не знаю даже, что тебе ответить, — отозвался, наконец, Грэм, подергав себя за серьгу в правом ухе. — Во-первых, мне сейчас в самом деле нечем заняться. А во-вторых… Разве тебе никогда не встречался человек, настолько симпатичный, что у тебя возникало непреодолимое желание быть ему полезным, бросить все, оказать ему любую помощь, какая только в твоих силах?

— Нет, — озадаченно сказала Ванда. — И я не понимаю, к чему здесь это. Ты разве… Ой.

Угли, до того едва-едва тлевшие, погасли, и стало темно, хоть глаз коли. Грэму, правда, хватало и звездного света, а вот Ванда…

— Темнота-то какая! — жалобно сказала она. — Какой смысл сидеть и караулить, если не видно ни зги? Даже если кто-то подойдет вплотную, я все равно не замечу…

— А ты на слух ориентируйся, — серьезно посоветовал Грэм.

— Издеваешься?

— Нет. Да ты не бойся, я все вижу.

— Видишь? — усомнилась Ванда. — В этой черноте?

— Угу.

— Да ты, наверное, врешь.

— Интересно, зачем бы мне это?..

— Хм… Ну, не знаю… Бр-р-р… Холодно как стало, — она зябко поежилась. — О боги, ну почему ночи такие холодные?! Ведь сейчас же июль!

Ответ на это вопрос действительно могли дать только боги. Так что Грэм не стал даже и пытаться, а снял свой плащ и накинул его на плечи девушки.

— Ты что делаешь? — удивилась она.

— Укрываю тебя, чтобы ты не мерзла.

— А ты?

— Я же с севера, — пояснил Грэм, присаживаясь рядом с Вандой. Она не отодвинулась. — Я привык к холодам.

— А как ты попал в Медею? По-моему, ни один человек не полезет в королевство, где идет война, по собственной воле… если только он не наемник, конечно, и не авантюрист.

— А я как раз авантюрист.

— М-м-м… Мне кажется, ты не из тех, кто наживается на войне.

Грэм усмехнулся.

— Много ты обо мне знаешь! Может быть, я как раз из тех. Может быть, я мародер.

— Мародер не разъезжал бы так открыто. И не завернул бы к нам. А если бы завернул, то уж не затем, чтобы предложить помощь совершенно незнакомым людям. Ты просто убил бы нас. Думаю, для тебя это не составило бы труда. Но ты не убил. Значит, твоя цель — не нажива.

— Скажу честно: мне совершенно не хотелось ехать в Медею. То есть совсем. Я предпочел бы любое другое королевство… Ненавижу войны. Но… другого пути у меня не было. Так сложились обстоятельства.

Он сказал чистую правду. После того, как в Наи устроили на него облаву, и он понял, что отсидеться по храмам не удастся (просто потому, что свои же собратья откажутся его укрывать, опасаясь неприятностей), он рванул из королевства. Но единственная неизвестно как пропущенная «дыра» в грамотно выставленном кордоне позволяла уйти только в Медею. Выбирать не приходилось.

— Я, наверное, грустила бы, если быпришлось покинуть Медею, — сказала Ванда задумчиво. — Но это потому, что у меня здесь родители, брат, друзья… Хотя друзья, наверное, есть и у тебя?

— Не в Наи. Впрочем, не знаю.

— Как это?

— Вот так. Слушай, шла бы ты спать, что ли… не дело тебе сидеть в темноте и в холоде. О чем только твои приятели думают?

— Тебя не спросила! — сердито вскинулась девушка, встряхнув рыжими кудрями. — Уйти спать, а тебя оставить? Чтобы ты гадостей натворил?

— Ах, так ты меня сторожишь? — Грэму стало смешно. Вот забавная девчонка! Боится оставить его одного, а сидеть с ним наедине не боится… — Ну, это ты зря. Ждешь от меня неприятностей?

— А почем я знаю, что ты за человек? Вот возьмешь — и коней уведешь.

— Я не конокрад.

— Как я могу верить твоим словам? Я тебя даже не знаю!

— Да ты сама себе противоречишь, дурочка, — не выдержал Грэм. — Минуту назад ты мне же доказывала, что моя цель — не нажива!

— Как ты смеешь?! — совсем рассердилась Ванда. — Как ты посмел назвать меня дурочкой?!

— Дурочка и есть!

Он поддразнивал девушку, но столь бурной реакции на безобидную, с его точки зрения, «шпильку», не ожидал. Ванда отвесила ему хлесткую пощечину и вскочила на ноги, сбрасывая плащ. Ручка ее, хотя и маленькая и нежная, ударила довольно чувствительно. Но Грэму было не столько больно, сколько обидно.

— За что? — тихо спросил он.

— Не смей мне дерзить! — с неподражаемым высокомерием выдохнула Ванда. — Я… я не потерплю!

Да, подумал Грэм, ты и впрямь — маленький, избалованный, капризный ребенок. Чересчур избалованный и слишком капризный. Ты привыкла, что все ходят перед тобой на задних лапках и не смеют слова поперек сказать.

Впрочем, Оге-то не особенно сдерживается и дерзит направо и налево. Но он Ванду давно знает, по его собственным словам. А вот посторонним не позволено ущемлять достоинство Ванды.

Похоже, она даже не слышала настоящий дерзостей, если ее так оскорбила безобидная «дурочка».

— Я позову кого-нибудь из парней, — сказал Грэм, поднимаясь. — Нечего тебе сидеть одной. И надень, пожалуйста, плащ, а то простудишься…

Если Ванда ждала от него извинений, она просчиталась. Он молча направился к шатру, где спали Оге и Ив. Бесшумно откинул полог, заглянув внутрь. В темноте не разобрать было, где кто, а будить Ива не очень хотелось. Несмотря на то, что от Оге, скорее всего, толку гораздо меньше…

Ладно, решил он, попробуем наудачу.

Подождав, пока глаза привыкнут к темноте (ведь здесь не было даже звездного света), Грэм шагнул в шатер, опустился на колени и осторожно встряхнул за плечо одного из спящих.

Ему не повезло — под руку подвернулся Ив.

— Кто там? — шепотом спросил он, и Грэм заметил в темноте движение: медеец потянулся за оружием.

— Это я, — поспешно сказал Грэм, отшатываясь. Очень не хотелось попасть под меч.

— Что случилось? — приподнялся Ив.

— Ничего. Нужно, чтобы кто-то побыл с Вандой.

— Ты же вроде бы с ней оставался… — проворчал Ив. Впрочем, он уже поднимался, осторожно и тихо, чтобы не потревожить спящего Оге.

— Она дала понять, что мое общество ей неприятно.

Ив на мгновение замер.

— Что ты ей сказал? — спросил он неожиданно враждебно.

— Назвал ее дурочкой, — честно признался Грэм.

— А она?

— Ударила меня и сказала, чтобы я не смел ей дерзить.

— Н-да, — сказал Ив после короткой паузы. — Это на нее похоже. Ладно, ложись спать, я посижу с ней. Потом толкну вас с Оге, смените нас.

— Хорошо, — согласился Грэм и опустился на место, где до этого лежал Ив. Одеяла еще были теплыми. — Удачи.

Ив молча выскользнул из шатра, и Грэм услышал его удаляющиеся шаги, скоро замершие. Он опустил голову на мешок, служивший подушкой, и закрыл глаза. За последние несколько дней он порядком измотался, и отдых ему вовсе не помешал бы. Тем более такой, чтобы он мог не дергаться, а спать спокойно, не думая ни о чем.

Ни о чем и ни о ком, кроме рыжеволосой девушки.

Заснул он быстро, и сон его был крепок; так мирно он не спал очень давно.

Ночь прошла спокойно, даже вторая ее половина, когда вернувшийся Ив растолкал его и Оге и отправил их сторожить лагерь. Оге был совсем сонный, даже ночная прохлада не смогла разбудить его, поэтому он помалкивал, и Грэм мог без помех посидеть и подумать. Обо всем.

* * *

На рассвете из шатра показался Ив. Выглядел он бодро. Он уже был в кольчуге и с мечом на поясе, на плечи его был накинут плащ. Ив окинул взглядом караульных у потухшего костра и усмехнулся: Оге откровенно клевал носом, прислонившись спиной к большому округлому камню. Задумчивый Грэм сидел на земле, скрестив ноги; появление Ива он заметил сразу.

— Доброе утро.

— Надеюсь, что доброе, — проворчал Ив и легонько, носком сапога пихнул дремлющего Оге в бок. — Эй, соня! Подъем. Ты еще жив или уже с перерезанной глоткой?

— А? — Оге сонно приоткрыл один глаз. — Чего дерешься?

— Гляди-ка, жив, — едко сказал Ив и пнул его посильнее. — Хорош из тебя сторож… Спишь, как сурок.

— Да вроде бы все спокойно было, — зевнул Оге, ничуть не смутившись. — Хватит толкаться, а то сейчас как пну, мало не покажется…

— Проснись сначала, — посоветовал Ив и повернулся к Грэму. — И давно он тут… спит?

Грэм пожал плечами.

— Да он и не просыпался.

— Ага, — зловеще сказал Ив и одарил своего товарища очень выразительным гневным взглядом. — Вот негодяй! Ничего тебе доверить нельзя, что за жизнь?.. Ну ладно, Ванда тебе это просто так не оставит, готовься получать на орехи.

Перспектива получить на орехи от Ванды рыжего негодяя не слишком напугала. Он только снова зевнул и махнул рукой.

— Ничего она мне не сделает. Она меня слишком любит.

— Ну, ну… посмотрим. Эй… странник! Не передумал еще прогуляться по окрестностям?

Грэм легко вскочил на ноги и отряхнул с одежды землю.

— Как огурчик, — хмуро усмехнулся Ив, оглядев его с головы до ног. — Даже приятно посмотреть… не то, что некоторые.

Оге насупился, ясно поняв, кого его друг имеет в виду. Ив не обратил ни малейшего внимания на его гримасу, развернулся и пошел к лошадям.

— Оге! — бросил он через плечо. — Смотри тут, без шалостей…

— За собой смотри, — мрачно сказал в ответ Оге. — Сами не вляпайтесь. И вообще… поосторожнее. Не хватало еще вас спасать…

На местности Грэм ориентировался слабо. Пожалуй даже, не ориентировался вовсе, а потому решил положиться на Ива, который был местным и знал, что тут к чему. К тому же, он вчера уже проводил разведку. Грэм же, мало того, что не знал здешних мест, вообще предпочитал передвигаться по дорогам, забредая в места, далекие от цивилизации, в исключительных случаях. Поэтому с географией, если только дело не касалось расположения городов и прочих более или менее крупных населенных пунктов, у Грэма было тяжко.

С полчаса ехали в молчании. С удивлением Грэм обнаружил, что его спутник — еще более молчаливый человек, чем он сам. Ему даже как-то неуютно стало рядом со столь неразговорчивым и мрачным типом, под его подозрительными взглядами, которые при самой большой фантазии нельзя было назвать хоть сколько-нибудь дружелюбными. Чтобы нарушить тяжелое молчание, Грэм решил заговорить первым и попросил медейца рассказать о здешнем ландшафте.

Ив смерил его взглядом, в котором ясно читалось его мнение о навязавшемся на его голову бродяге, но ответил. Говорил он очень неохотно, почти сквозь зубы, и Грэм живо вспомнил своих так называемых родственников. Манера разговаривать была так сильно похожа, что аж зубы заломило.

Тем не менее, Ив поведал, что долина Северного Ветра тянется на восток и север еще почти на сотню лиг, а разделяет ее на две половины река, называемая медейцами Серебряной. Река эта, широкая, холодная и с быстрым сечением, являлась естественной и государственной границей между Медеей и Касот. Является и по сей день, только не все это признают. Император Касот Барден, например, совершенно искренне считает долину Северного Ветра целиком своей собственностью. Король Медеи Тео Тир (как и его подданные) придерживается совершенно противоположного мнения. Поэтому сейчас в злосчастной долине хватало представителей обеих сторон, пытающихся доказать свои на нее права.

Большей частью ландшафт долины не отличался от здешнего, и даже холмы, начинающиеся севернее, были голыми, словно коленка. Лишь по берегам реки Серебряной рос обширный лес. Грэму наличие леса на государственной границе показалось, мягко говоря, странным. Пересечь реку, углубившись в лес, ничего не стоило. Впрочем, это было в духе безалаберных медейцев. Но совсем не в духе практичных касотцев.

Хотя Ив ничего такого не говорил, Грэм заподозрил, что четверка медейцев имела намерением именно это и сделать: пересечь Серебряную и проникнуть на территорию Касот. Зачем им нужно туда попасть, он не понял. Возможно, они замышляли небольшой террористический акт, а может, сюда был замешан тот самый брат Ванды, которого она, по ее же словам, разыскивала.

Неясно было, как медейцы собираются перебираться через реку. Мосты через нее, несомненно, имелись, но Грэм сильно сомневался, что в военное время проезд через них оставался свободным. Особенно для медейцев. Скорее всего, они были заняты касотскими войсками. Перебираться же через Серебряную вплавь, да еще и верхом, могли решиться только любители острых ощущений, слишком сильное течение было у реки.

Впрочем, напору у медейцев хватило бы перейти реку пешком по дну.

От лагеря медейцев до предполагаемого местонахождения поселка было, по словам Ива, около трех лиг. Местность выглядела подозрительно пустой. Ехали молодые люди по берегу реки, в которой вчера купался Грэм. Ив рассказал, что река эта называется Ра, и через каких-нибудь полсотни лиг она впадает в Серебряную.

Пологие берега реки, кое-где усеянные большими валунами, были идеальным местом для военного лагеря. И однако, Грэм не заметил никаких признаков того, что поблизости расположился мало-мальски серьезный касотский отряд. Это было странно и подозрительно. По его сведениям, местность кишела касотцами, как кухня нерадивой хозяйки — тараканами; и разговоры медейцев утвердили его в этом мнении еще больше. Впрочем, очень скоро Грэм увидел то, что ему не понравилось еще сильнее: впереди, на севере, над горизонтом поднимались клубы черного, жирного дыма. Зловещего дыма. Так не могли дымить костры, даже и многолюдного военного лагеря.

Озабоченный, Грэм взглянул на спутника; тот тоже хмурил брови, вглядываясь вдаль.

— Не нравится мне это, — пробормотал Ив, покачав головой. — Ох, не нравится.

— Может, объедем стороной? — предложил Грэм и тут же понял весь идиотизм своего предложения. Кроме как поселку, в который они ехали, гореть в долине было нечему в радиусе нескольких десятков лиг.

Ив посмотрел на него, как на редкостного болвана, и даже поморщился.

— Объехать стороной мы не можем, — холодно сказал он. — Разумнее развернуться и отправиться восвояси. Дым поднимается оттуда, где должен находиться поселок… должен был находиться.

— Думаешь, что…

— Туда уже незачем ехать.

Грэм выругался вполголоса.

Скорее всего, Ив был прав, и поселок спалили касотцы. Коли так, ехать туда было к тому же еще и опасно. Дома до сих пор горели, а значит, солдаты побывали там недавно. Из поселка они уже наверняка уехали, но могли быть где-то рядом.

К тому же, обгорелые трупы — зрелище не очень приятное.

Однако же, что-то мешало Грэму просто так развернуться и уехать. Может быть, упрямство, а может, надежда найти выживших. Грэм остановился рядом с Ивом, вперившим задумчивый взор в черный дым, и сказал:

— Давай все-таки посмотрим, что там.

— Что? — Ив очнулся от каких-то своих мыслей и с подозрением посмотрел на него. — Не терпится попасть в лапы касотцев?

— Думаю, их там уже нет, — отозвался Грэм. — Зачем им оставаться на пожарище?

— Мало ли… Впрочем, давай подъедем. Только осторожно.

Легко сказать — осторожно, если ты находишься на плоской, как доска, равнине, и видно тебя издалека. Впрочем, слово «осторожно» Ив понимал по-своему. Он вытащил из ножен меч и тронул коня медленным шагом, настороженно поглядывая по сторонам. Смотреть на него было забавно, особенно если учитывать отсутствие живых душ на всем видимом пространстве, но Грэм сдержал улыбку. Что-то подсказывало, что смеяться над Ивом, пусть и дружески, не стоит. Себе дороже выйдет.

Сам он меч доставать не спешил. Во-первых, потому, что был уверен — он успеет сделать это, ежели возникнет нужда. Во-вторых, он вообще не привык разъезжать с обнаженным оружием.

А вокруг царили мир и покой. В тишине летнего дня, нарушаемой лишь тихим позвякиванием кольчуги, пели птицы; прохладный легкий ветер нес по небу прозрачные облака, отчего по земле бежали стремительные полосатые тени. И — никого вокруг.

Если бы не черный столб на горизонте…

Они так никого и не встретили, а когда, наконец, кони их ступили на единственную улицу поселка, Грэм понял, что касотцы побывали здесь, скорее всего, не сегодня, а вчера днем или вечером. Черные, обугленные, дымящиеся развалины и торчащие кое-где вверх трубы — вот и все, что осталось от домов. Дым, копоть… кровь. Неожиданно много крови для сгоревшего поселения.

Пахло дымом, кровью и смертью.

Грэм, медленно направлявший прядавшую ушами лошадь вдоль улице, видел обугленные тела, но их было слишком мало. Может быть, многие сгорели в своих домах, подумал он. Или, возможно, касотцы угнали пленных с собой. Но когда он въехал на пятачок, бывший ранее площадью, понял, что ошибся.

При виде открывшейся картины Грэм почувствовал приступ тошноты и отвернулся, пытаясь совладать с лицом. Обычно мало что могло его тронуть, но здесь… Он заметил, как побледнел Ив, бессильно сжимая рукоять меча.

— Звери! — выдохнул Ив. — Это звери!

Тут Грэм был с ним совершенно согласен. Он не вставал на чью-либо сторону в этой войне, но люди не могли сделать того, что он видел сейчас перед собой. Расчлененные, обугленные тела мужчин, женщин, детей… И кровь, реки крови.

— И тебе все равно, на чьей стороне быть? — спросил Ив, с трудом удерживая волнующуюся лошадь на месте. Лицо у него было белое, бешеное, и глаза наполняли неприкрытая ярость и боль.

Грэм промолчал. Да, здесь произошла настоящая бойня, множество беззащитных людей жестоко убили, но никто не гарантирует, что медейцы, случись им занять касотское поселение, не устроили бы точно такую резню. В отместку.

— Молчишь? — прошипел Ив. — Продолжаешь придерживаться мнения, что между нами и касотцами нет разницы?

Грэм пожал плечами, опасаясь этим жестом вызвать ярость спутника, на которого зрелище сваленных в кучу трупов жителей поселка произвело гораздо более сильное впечатление, чем на него самого. Но Ив только смерил Грэма таким взглядом, каким мог бы смотреть на груду мусора, и сказал:

— Больше нечего здесь делать… Если ты, конечно, насмотрелся.

Было ясно, что в его глазах Грэм упал окончательно.

— Не хочешь… похоронить их? — спросил Грэм, кивнув на трупы.

Ив мотнул головой и жестко ответил:

— Нет времени. Нельзя задерживаться надолго, в лагере начнут волноваться. Да и касотцы, если вернутся, заподозрят неладное.

Да, в здравом смысле ему было не отказать. Как бы ни оскорбляло его спокойствие Грэма, слишком сильно смахивающее на равнодушие, он все-таки оставался практичным человеком и солдатом, и умел действовать жестко.

Он тронулся прочь, через плечо обернулся на Грэма:

— Не вздумай девчонкам расписывать подробности.

Грэм представил, как он красноречиво описывает Ванде увиденное в поселке, как ужас наполняет ее серые прозрачные глаза, и подумал, что сделать так может только полный идиот. Или совершенно бездушный человек.

— Не буду, — сказал он сухо.

Половину обратного пути они проделали в полном молчании. Похоже, думал Грэм, мы прониклись друг к другу устойчивой антипатией. А жаль. Просто-таки безумно жаль. Почему-то ему казалось, что Ив может быть верным и преданным товарищем, которому можно доверить свою жизнь… но товарищем только для тех людей, кого он ценит.

Вокруг по-прежнему было тихо и спокойно, но Ив не снимал руки с оружия. Плащ, накинутый на плечи поверх кольчуги, был небрежно отброшен за спину и не закрывал его кисти, и Грэм смог разглядеть на пальце той руки, что сжимала рукоять меча, перстень искусной работы, богатый и очень эффектный. Камни, украшавшие его, складывались в знак, который не мог быть ни чем иным, кроме как гербом. Увы, Грэм по-прежнему был не слишком силен в геральдике и не разбирался даже в наинских гербах (хотя и следовало бы), не говоря уже о медейских. Отец пытался просветить его в этой области, но не достиг успехов. В те годы Грэм геральдикой не интересовался, о чем иногда жалел теперь. Единственный герб, который он выделял, был герб рода Соло.

— На что ты уставился? — недружелюбно поинтересовался Ив, перехватив взгляд Грэма.

— На твой перстень любуюсь, — отозвался тот. — Прекрасная работа. Это знак твоего рода?

— Не твое дело, — буркнул Ив.

— И вообще, — заговорил он снова через минуту, — вот что я тебе скажу. Ванда воображает, будто нам нужен еще один воин, но я тебя уверяю: он нам не нужен. Во всяком случае, не в твоем лице. Не знаю, чем ты ей так приглянулся, если она позволила — да что там позволила! — попросила тебя остаться. Наверное, ею овладело безумие. А может быть, это просто от усталости…

— Ну? — с интересом спросил Грэм. Он уже догадывался, что последует далее. — Что ты хочешь сказать?

Ив посмотрел на него, в глазах медейца мешались презрение и гнев.

— Я хочу сказать, что Ванда — еще ребенок, и многого не понимает. Я же не доверяю тебе ни на грош. Говорю это, потому что хочу, чтобы ты знал. Мне не нравится, что ты суешь свой нос в наши дела, мне не нравится, что я ничего не знаю о тебе. Ты не убил Оге, хотя имел возможность, но это еще ни о чем не говорит. Ты проходимец и, возможно, опасный преступник. Я хочу, чтобы собрал свои вещи и уехал. Чем быстрее, тем лучше.

— Ты хочешь… — повторил Грэм вполголоса. — Но ты не можешь мне приказывать.

— К сожалению, не могу. Но могу попросить. Убедительно. Очень убедительно.

— Не думаю, что ты сможешь попросить меня достаточно убедительно.

— И золото не убедит тебя оставить нас?

— Нет, — качнул головой Грэм, удивляясь про себя упорству, с каким Ив пытался избавиться от его общества.

— И острая сталь? — угрожающе спросил Ив.

— Попробуй. Только не будем подъезжать близко к лагерю. Ни к чему остальным видеть, как ты будешь убеждать меня.

— Упрямец! — зло вскричал Ив. — Что тебе за дело до нас?..

— Если интересно, спроси у Оге. Я ему вчера уже объяснял.

— Ах, объяснял! Хорошо же. Оставайся, коли хочешь. Но учти — я буду наблюдать за тобой неотрывно, следить за каждым твоим шагом, и если ты вздумаешь предать нас — берегись!

— Спасибо за разрешение остаться, — хмыкнул Грэм. — Вот только твоего слова мне и не хватало, чтобы принять окончательное решение.

Ив зло глянул на него, что-то прошипев сквозь зубы, пришпорил коня и уехал вперед. Грэм спешить не стал. Нагонять сердитого спутника ему не хотелось, хотя Ив поступил опрометчиво, ускакав вперед один. Мало ли что могло случиться.

Но ничего не случилось. Грэм приехал в лагерь спустя минут пятнадцать после Ива. Медеец успел спешиться и стреножить коня, и теперь объяснял товарищам, куда подевался его спутник. Когда из-за камней появился Грэм, целый и невредимый, Ив махнул на него рукой и процедил сквозь зубы:

— Ну вот он, никуда не девался.

— Все-таки это было неразумно, — сказала Ванда, как показалось Грэму, с некоторым облегчением. — Вам не стоило разделяться.

— Да ничего с нами не случилось бы, — буркнул Ив. — Здесь лиги на три в округе вообще никого нет. Думаю, все войска ушли севернее. Мы никого не видели: ни своих, ни касотцев.

— Это просто прекрасно! Значит, мы сможем без помех перебраться в новое место?

Ив предостерегающе взглянул на Грэма, и тот едва заметно кивнул. Пусть Ив сам рассказывает, что сочтет нужным.

— Придется нам остаться здесь.

— Почему? — удивилась Ванда. — Вроде бы, вчера мы решили, что нужно найти укрытие понадежнее.

— Обстоятельства изменились. Касотцев в обозримых окрестностях нет, но поселок, куда мы хотели перебраться… его больше не существует.

— То есть как это?

— Его сожгли.

— Ох! И как давно, по-твоему, это произошло?..

— Давно, — соврал Ив, не опуская глаз. — Развалины уже не дымились, когда мы приехали. Так что, я думаю — дня три или четыре.

Ванда выглядела сильно огорченной, а Оге так и вообще спал с лица. Плохие новости произвели на него тяжелое впечатление.

— Как плохо, — расстроено сказала Ванда. — Ох, как плохо! И не осталось ни одного уцелевшего дома?

— Нет, — ответил Ив. — Все сгорело дотла, только трубы торчат.

Возможно, Ванда сообразила, что за нарочито кратким описанием постигшего поселок несчастья скрывается нечто большее. Уточнять и допытываться подробностей она не стала, грустно поникла головой и с минуту молчала. Грэм искоса поглядывал на медейцев и удивлялся выражению, с которым они смотрели на девушку. В их взглядах смешалась нежность, обожание, граничащее чуть ли не с поклонением, надежда и ожидание. Так человек мог бы смотреть на горячо любимую младшую сестру, от которой ждет какого-то важного для всей семьи решения.

Или на обожаемую повелительницу, слишком юную, чтобы не опасаться, как бы она не сделала ошибки, но достаточно почитаемую, чтобы принимать всерьез ее решение.

Грэм решил во что бы то ни стало разобраться, в чем тут дело, и пусть Ив убеждает его, сколько угодно, силой оружия.

— Что ж, — заговорила, наконец, Ванда, не поднимая головы, — раз так… Останемся здесь, раз уж вы считаете, что поблизости никого нет. Конечно, было бы гораздо лучше найти какое-нибудь убежище, так, чтобы была крыша над головой…

— Здесь в окрестностях нет пещер? — спросил Грэм.

— Пещер? — насмешливо переспросил Ив. — Откуда бы им взяться? В этой долине нет гор, есть только камни. Попробуешь найти пещеру в одном из камней?

— Значит, остаемся, — кивнул Грэм. — Эта гряда скрывает нас от посторонних глаз.

— Решено! — тряхнула кудрями Ванда. — Остаемся, пока Корделия не почувствует себя в силах продолжать путь. То есть на три-четыре дня.

— Ну и скучное же местечко, — проворчал Оге, но возражать не стал.

Ив только согласно наклонил голову и бросил короткий взгляд на Грэма.

— Через три-четыре дня ты можешь быть свободен, — сказал он. — Когда Корделия поправится, у нас отпадет нужда в пятом спутнике.

— Там будет видно, — неожиданно уклончиво отозвалась Ванда и повернулась к Оге. — Оге, друг мой, раз уж твой приятель вернулся, организуйте-ка вы завтрак. А то мы и так задержались. И, Грэм, забери свой плащ. Он мне не нужен больше, спасибо.

* * *

Грэм удивился, что Ванда дожидалась его возвращения, чтобы поручить ему приготовление завтрака, вместо того, чтобы взяться за дело самой, но скоро понял, что девушка просто-напросто не обучена стряпне. Она не умела делать самых элементарных вещей, не знала даже, как сварить похлебку. Это было странно. Даже сестры Грэма имели кое-какое понятие о стряпне, несмотря на принадлежность к знатному роду и высокий титул. Что касается Ванды, то складывалось впечатление, что ее, в самом деле выращивали словно розу в теплице. Возможно, она и иглу никогда в руках не держала, и только и умела что ездить верхом.

Ванда совершенно не стеснялась использовать своих спутников в качестве рабочей силы, и чувствовалось, что для нее это привычно. Что у нее получалось хорошо, так это распоряжаться. Командовала она с прирожденной непосредственной властностью, и Грэм подумал, что даже его отец, крутивший и вертевший людьми, как ему хотелось, позавидовал бы ее уверенной силе.

Грэма она тоже приставила к работе, решив, видимо, что нечего ему болтаться по лагерю без дела. Похоже, она напрочь забыла ночной прецедент и вела себя так, словно ничего не случилось. Грэм не стал ей напоминать и делать вид, будто обиделся, потому что он вовсе не хотел, чтобы его попросили со двора. Он просто молча делал все, о чем просила девушка (точнее сказать, то, что она приказывала), и украдкой наблюдал за ней. Увиденное все больше забавляло и вместе с тем озадачивало его.

Почти постоянно Ванда пребывала в плохом настроении. Она не знала, чем заняться, страдала от скуки и поэтому постоянно придиралась — к чему угодно. Нормально разговаривать она могла только со своей подружкой, не показывающейся из шатра. С Оге она пререкалась, на Ива ворчала, а по отношению к Грэму вообще вела себя странно. Ни с того ни с сего она вдруг начинала командовать им, будто он был ее личным холопом, и тогда она только что ноги об него не вытирала. Ему это не нравилось, он не привык, чтобы им распоряжались, словно рабочей скотиной, но он молчал, потому что в иной раз на Ванду находило, и она заводила душевные разговоры наподобие того, какой состоялся между ними в первую ночь. Правда, Ванда тщательно следила за тем, что слетало с ее языка, и обходила все темы, какие считала нежелательными. Она, в основном, расспрашивала Грэм о нем самом. Тот тоже не стремился рассказывать о себе всяческие подробности… В общем, они были квиты. Ванду это заметно злило, и она быстро выходила из равновесия и начинала вести себя, как избалованный ребенок.

А иногда Грэм ловил на себе ее заинтересованные взгляды, в которых, как ему казалось, в равной степени смешивалось любопытство, пытливость и что-то еще, что откровенно его радовало. Настолько откровенно, что он прямо-таки пугался этой радости. Ему казалось, что интерес, который проявляла к нему Ванда, не был отстраненным. Это был интерес девушки к парню, который ей нравился. Во всяком случае, Грэм льстил себе надеждой, что истолковал выражение Вандиных глаз правильно. Ему помнилось, что похожие взгляды он замечал у девушек в годы своей недалекой юности. Только вот в те времена он как мог старался избегать подобных взглядов и не привлекать излишнего внимания к своей персоне. А уж от девиц с характером наподобие вандиного и вовсе шарахался, как от чумы. Теперь же ему хотелось смотреть в глаза Ванды, не отрываясь.

По прошествии двух дней Грэм по-прежнему ничего не знал о целях своих новых знакомых, хотя успел уже довольно близко сойтись с Оге. Так же он не знал ни фамилии Ванды, ни ее положения в обществе, ни положения ее спутников. Одно было ясно: положение это весьма высокое. Грэм уже не удивлялся. На особ голубой крови ему везло всегда. Правда, нельзя сказать, чтоб это ему нравилось.

Ив, несомненно, был воином, если судить по тому, как он обращается с оружием, и почти не вылезает из кольчуги. Причем он не был отнюдь простым солдатом. Офицер, как решил Грэм, и высокого чина, несмотря на молодость. Правда, никаких нашивок на его одежде не наблюдалось, но велик ли труд спороть нашивки, особенно, если мотивы и выгоды такого поступка очевидны? Перстень его Грэм так и не опознал, но остался при мнении, что перстень этот — знак рода, а, возможно, положения в обществе. Непонятно только, зачем Ив, старательно споровший все знаки различия, открыто носил заметное украшение, а не спрятал его подальше от любопытных глаз. Возможно, виной тому и причиной была фамильная гордость.

Определиться с положением Оге было сложнее. Он тоже, несомненно, был нобилем, но вот чем он занимался? Грэм терялся в догадках. Более всего Оге пристала бы роль придворного шута. Это было бы достойное применение его болтливому языку и непосредственному нраву. Но для шута Оге слишком уж трепетно относился к своей персоне и при неосторожном или насмешливом замечании в свой адрес вскидывался и сверкал глазами не хуже Ива. И еще была странная черта: для нобиля вообще и для воина в частности он до странности неумело обращался с оружием.

С общественным статусом Ванды и ее подруги дела обстояли и того хуже. Ванда была белоручкой, но не неженкой. Она знала, как надевать кольчугу и с какой стороны браться за меч, и прекрасно ездила верхом, но зато, как уже подметил Грэм, не знала и не умела практически больше ничего. Ну, может быть, шить и вышивать умела, ведь этому учили всех девушек, независимо от их положения в обществе. Да и то… Грэм допускал мысль, что Ванда предпочитала конные прогулки многочасовому сидению с рукодельем на коленях, благо что примеры такого времяпровождения он мог привести без труда. Его собственная сестра вела себя именно так.

Подружка Ванды, обладавшая гораздо более мягким нравом, вообще казалась странным существом, которому не место было в этой компании. Грэм никак не мог представить ее с оружием в руках, в гуще боя — ее, такую тоненькую и хрупкую, что, казалось, она и меч не поднимет, и кольчуга придавит ее к земле. Но ведь как-то ее ранили. Неужели случайно попали?

В общем, воин из нее, по мнению Грэма, был никудышный. Зато она знала и умела много такого, о чем ее надменная и капризная подружка и понятия не имела. Стряпать, во всяком случае, она умела, и неплохо. Но и служанкой она, конечно же, не была. Скорее, наперсница более знатной Ванды. Хотя и сама Корделия принадлежала, несомненно, к аристократии. Это легко было понять, глядя на ее нежные белые руки и плавные, неторопливые движения. Так и представлялось, как она медленно плывет посредине бальной залы, в невесомом шелковом платье, с драгоценными камнями, сверкающими на одежде и в волосах. Даже мужская одежда смотрелась на ней дико. Казалось, что Корделия впервые надела штаны и сапоги — в отличие от Ванды, которая чувствовала себя вполне комфортно в мужском платье.

Странная, очень странная компания. Грэм от души надеялся, что, решив присоединиться к медейцам, не нашел на свою голову еще большие неприятности, чем те, которые у него уже имелись. Впрочем, предчувствия у него уже были самые невеселые. Приблизительно такие же, как два года назад, когда он предложил другу увести из Истрии некую подозрительную девчонку. Последствия сего непредусмотрительного поступка он огребал до сих пор, скрываясь от гнева двоюродного брата этой самой девчонки, оказавшейся племянницей короля Истрии.

Но, предчувствия предчувствиями, а менять решения Грэм не собирался. Он был почти уверен, что ни к чему хорошему эта авантюра не приведет. Были ему свойственны приступы безумия особого рода, когда он, заранее зная, что приключение закончится плохо, все равно лез туда, куда не просили. Каждый раз он получал свое, но и это не могло удержать от того, чтобы в следующий раз снова не полезть в очередную авантюру.

Впрочем, в его профессии без риска было не обойтись.

Вечером третьего дня пребывания в лагере Грэма, из шатра вышла Корделия. Сама, без чьей-либо помощи. Ее, правда, заметно пошатывало, хотя она и старалась ступать твердо. Грэм, наблюдая за ней, удивлялся потрясающей выдержке этой хрупкой девушки-ребенка. Пожалуй, держаться после ранения лучше не мог бы и крепкий мужчина. Впрочем, Корделия, по словам Оге, была ранена не слишком серьезно и даже смогла сама добраться до места стоянки. Выглядела Корделия еще бледновато, но стоически улыбалась и вообще держалась молодцом. На вопрос Ива о самочувствии бодро ответила, что сможет сесть в седло через день. Грэм только головой покачал. Какое ей седло! Будь его воля, он немедленно отправил бы ее домой — отлеживаться, и не выпускал бы дальше ограды отцовского парка.

Выздоровление девушки решили отпраздновать. Откуда-то, из баулов (которых, кстати, было столько, что впору нагрузить целый обоз), Оге жестом магика извлек флягу с вином и предложил выпить. Все с радостью согласились, Грэм тоже не стал отказываться. Вино оказалось хорошим, даже, пожалуй, редкостно хорошим.

— Из королевских подвалов винцо? — поинтересовался он безо всякой задней мысли… и удивился, услышав беспокойные нотки в голосе Ванды:

— С чего ты взял?

— Слишком хорошо для любого другого подвала!

— Разбираешься в вине? — холодно спросил Ив.

— Немного.

— Немного? Всего-навсего можешь указать подвал, из которого оно было взято?

— А я что, прав? — немало удивился Грэм.

Ив не ответил. Зато Оге растопырил глаза и поинтересовался:

— Я вот подумал — а может быть, ты профессиональный дегустатор?

— Ага, при королевском дворе, — отозвался Грэм, пытаясь сохранить серьезность тона. — Только вот король Наи меня прогнал…

— За что?

— Переусердствовал, дегустируя вина, — пояснил Грэм и взглянул на Корделию, почти незаметную в шумной компании. Она сидела рядом с Вандой, тихонько, как мышка, и только внимательно прислушивалось к разговору. Грэм не сказал с ней еще ни слова, но время от времени ловил на себе ее внимательные, любопытствующие и вместе с тем какие-то мягкие взгляды. Он понял, что заинтересовал ее, но любопытство Корделии было не такое агрессивное, как, скажем, у Ива. Кажется, Грэм, был ей даже симпатичен.

— Болтуны, — проворчала Ванда, делая очередной глоток. — С тоской вспоминаю времена, когда у тебя, Оге, не было такого благодарного слушателя и собеседника.

— Я не болтун, — возразил Грэм.

— Да?.. А, ну конечно, мне мерещится, — ядовито сказала Ванда. — Так?.. В общем, хочу огорчить вас обоих. Пришла пора вам расстаться, хотя вы и спелись просто чудесно. Корделия почти здорова, мы выезжаем послезавтра, и обойдемся своими силами.

— То есть, мне проваливать на все четыре стороны? — Грэм взглянул на нее в упор.

С минуту они играли в гляделки, напрочь забыв про окружающих. Ванда глаз не отводила, только медленно заливалась краской, но это уже от нее не зависело. Напряжение все возрастало, еще немного — и взгляды стали бы ощутимыми, почти материальными. Кто-то должен был отвести глаза, но никто этого не сделал, словно это было не в их силах. Как будто нас заколдовали, подумал Грэм и невольно вздохнул.

Его едва заметный вздох вывел Ванду из оцепенения.

— Если хочешь, оставайся, — едва слышно выговорила она и отвела глаза.

— Ванда! — гневно выдохнул Ив.

— Молчи, — тихо, но твердо велела она и продолжила так же твердо. — Я хочу, чтобы Грэм остался. Если всем вам нужны какие-то основания для такого решения, то вот они: я беру Грэма в телохранители.

Грэм так удивился, что даже не стал возражать, хотя вовсе не хотел становиться чьим-либо телохранителем.

— Ванда… — повторил Ив, но уже тише и несколько угрожающе.

— Возражения не принимаются, — безапелляционно заявила Ванда и посмотрела на Грэма. — Если ты, конечно, не будешь против.

Вот как! Грэм изумился еще сильнее. Значит, от Ива возражения не принимаются, а его мнением очень даже интересуются. С чего бы? Впрочем… Иву, похоже, деваться некуда, а вот он может и отказаться, его ничто не связывает.

Что же все-таки связывает Ива?

— Я не против, — сказал Грэм. — Хотя, должен сказать, никогда не был телохранителем. Проводником — случалось. Телохранителем — нет.

Ванда улыбнулась, и стало ясно: ей абсолютно все равно, в роли кого он останется при отряде. Лишь бы остался. Для Ива улыбка тоже не осталась незамеченной, и он помрачнел и одарил Грэма отнюдь не дружелюбным взглядом.

Вечером, накануне отъезда, получилось так, что в лагере остались только Грэм и Корделия. Ив и Ванда ушли куда-то, взяв оружие и пообещав быть крайне острожными. Вернуться они обещали самое позднее через час. Девушка уже словно забыла о намерении взять Грэма в телохранители и не попросила пойти с ней. Грэм не напоминал, хотя предпочел бы, чтобы Ванда пригласила с собой его, а не Ива.

Оге, помаявшись немного, заявил, что ему тоже наскучило сидение на одном месте, и от скуки решил уйти пораньше спать. А поскольку слово у него не всегда расходилось с делом, он тут же удалился в шатер, предупредив, что будить его разрешается исключительно в экстремальных случаях. Таких, например, как нападение на лагерь касотцев. Не меньше.

Корделия, уже вполне здоровая, только лишь с едва заметным напряжением двигающая левой рукой (в левое плечо ей как раз угодила стрела), устроилась на одном из плоских камней и молча принялась за шитье. Говорила она вообще тихо и мало, только когда считала необходимым. К пустой болтовне у нее склонности не имелось. Качество похвальное, но необычное для девушки. Грэма, который тоже не любил треп ради трепа, это вполне устраивало. В лагере редко бывало тихо благодаря Оге, рот которого не закрывался почти никогда, разве что во время сна, и Грэм обрадовался, что хотя бы немного может отдохнуть от болтовни. Да, он устал от одиночества и искал общества, но не столь шумного. Скажем, приблизительно такого, какое представляла собой Корделия, склонившаяся над шитьем.

От нечего делать, Грэм бездумно обстругивал кинжалом прутик, срезанный с худосочного деревца на окраине лагеря. Мысли его гуляли очень далеко. От размышлений его оторвал тихий голосок Корделии — она окликала его по имени.

— Грэм! Что-то мне тревожно, — озабоченно проговорила она. — Ванда и Ив ушли почти два часа назад, начинает темнеть, а их до сих пор нет. Вдруг случилась беда?

— Тогда бы мы что-нибудь услышали, — мягко возразил Грэм. — Они ведь обещали не уходить далеко.

Корделия смотрела на него огромными голубыми глазами, таким просящим взглядом, что устоять было трудно.

— Не мог бы ты пойти поискать их? — сказала она тихо.

Грэму совсем не хотелось тащиться искать кого-либо. Особенно — Ива. Вот если бы речь шла об одной Ванде, он и размышлять не стал бы. Впрочем, и не отпустил бы он ее одну.

— Да вернутся они скоро, — сказал он с едва заметной досадой.

— Пожалуйста!

Грэм заколебался. Противиться просьбам Корделии оказалось неожиданно тяжело.

— Но оставить тебя одну…

— Я не одна, здесь Оге. Если что, я разбужу его. Да и спит он некрепко, проснется, если что-нибудь случится, — (утверждение спорное, но Корделия продолжала гнуть свою линию). — Да и что может случиться? Мы хорошо укрыты, никто нас не заметит…

Грэм посмотрел на небо. Темнело, а разведчики и не думали возвращаться. Тревога Корделии передалась и ему, и он сам уже подумал, что пора и поискать этих любителей приключений.

— Хорошо, — сказал он и встал, поправляя меч на поясе. — Спущусь к реке. Кажется, Ванда говорила, что они собираются сходить туда. Если не найду их, вернусь за лошадью.

Корделия благодарно кивнула.

— Удачи. И будь осторожен.

Конечно, парочка сидела на берегу реки. Завидев еще издалека их силуэты на фоне темной воды, Грэм ощутил укол ревности: надо же, засиделись, даже про время забыли! В данной ситуации он не отказался бы оказаться на месте Ива. Место для беседы они выбрали романтичное, и он почти не сомневался, что и разговор идет соответствующий.

Сначала он хотел просто развернуться и уйти, сказать Корделии, чтобы не волновалась за подружку, которая просто забыла про все за приятным разговором с молодым человеком. Поступить так, то есть уйти, было бы к тому же тактично. Но ему стало интересно, и он решил подобраться поближе и послушать, о чем идет речь. Незамеченным он подкрался настолько близко, чтобы слышать голоса, и застыл за одним из камней, иногда выглядывая, дабы не выпускать пару из виду.

Но увидел и услышал он вовсе не то, что рассчитывал.

Ванда сидела на поваленном стволе дерева у кромки воды. Волны подкатывали почти к самым ее ногам. Носком сапога она водила по земле, словно что-то рисовала. И смотрела она под ноги, а не на Ива, стоящего перед ней с мрачным лицом, скрестив на груди руки. Дорогое кольцо поблескивало на пальце в последних лучах солнца. Черные волосы его, обычно завязанные в хвост, сейчас рассыпались по плечам, так, словно черное облако его окутало, и придавали облику его что-то потустороннее.

Если он и объяснялся Ванде в чувствах, то вид у него был что-то слишком уж странный. Похоронный какой-то…

— …так что не надо указывать, что мне делать, а что — нет, — упрямо закончила Ванда. — Не забывай, Ив, кто я такая! А то в последнее время вы с Оге забрали себе слишком много воли!

Нет, он вовсе не делает признаний! А если и делает, то какого-то совершенно особого рода…

— Я не забываюсь, — не менее упрямо отозвался Ив, сверля собеседницу взглядом. — Я все отлично помню — и кто ты, и кто я. И я помню клятву, которую давал твоему отцу и твоему брату…

— Ты не можешь одновременно соблюдать верность моему отцу и моему брату! — перебила Ванда. — Это-то ты понимаешь?.. Сейчас эти две клятвы взаимоисключающие! Ты должен выбрать, с кем быть!

— Я выбрал, поэтому я здесь, — не дал сбить себя с толку Ив. — Но, между прочим, я клялся защищать тебя. А ты забыла про это!

— Ты пообещал отцу — или брату, не знаю, кому именно, — защищать меня, — ну так у тебя это получается! — с досадой сказала Ванда, стукнув кулаком по стволу дерева. — Я шагу не могу сделать без твоего совета! Так чего же еще ты хочешь?

— Я хочу, чтобы ты не только выслушивала мои советы, но и прислушивалась к ним! Ты настолько легкомысленная, что я просто поражаюсь!

— Я легкомысленная? Я не прислушиваюсь к твоим советам?! Да я, по-моему, только и делаю, что прислушиваюсь к тебе! И делаю все так, как ты говоришь, хотя должно быть, по-моему, наоборот!

— Это не так, Ванда, — Ив ничуть не смутился и не склонил голову пред ее гневом. — Ты не всегда слушаешь меня.

— Да? И когда же я тебя не слушала?

— Когда я советовал отправить восвояси этого бродягу, что пристал к нам. Он проходимец, возможно, разбойник и убийца, а ты берешь его в телохранители!

Грэм навострил уши.

— Не пойму, чем он тебе так не угодил! — все еще на повышенных тонах сказала Ванда. — Ты на него все время смотришь, словно он твой кровный враг, и ты ждешь — не дождешься момента, когда сможешь удовлетворить жажду мести! Ты ненавидишь его!

— Не говори глупости, Ванда! За что мне его ненавидеть? Я его не знаю… И именно это меня и тревожит! Я не знаю, кто он такой! Я не доверяю ему, вот и все. Нам всем было бы легче, если бы мы могли верить каждому человеку в отряде.

— Будь добр, говори за себя, — буркнула Ванда. — Если ты не веришь Грэму, это не значит, что не верят и остальные тоже.

— А ты? Ты веришь?

— Да! Представь себе, верю. Грэм с нами уже несколько дней, и не раз ему предоставлялась возможность навредить. Но, я уверена, он желает нам только добра, и хочет помочь…

Ив покачал головой и склонился в почтительном, хотя и неглубоком, поклоне.

— Ежели так… Что я могу сказать? Только одно — будь осторожна, Ванда.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что сказал. Будь осторожна с этим парнем. И дело не только в том, доверяешь ты ему или нет. Я прошу тебя — следи за своими словами… и чувствами.

— Что? —вспыхнула Ванда, покраснев. Грэм за своим камнем вздрогнул. Не зря, ох, не зря Ив сказал это! Он-то гораздо лучше знал девушку, и значит, его мнению можно доверять больше, чем собственным глазам и чувствам. Значит, он тоже решил, что Ванда смотрит на пришельца не только лишь с пустым любопытством.

— Я не слепой. Не забывайся, Ванда! Помни, кто ты, и кто — он.

— А вот это уже совершенно не твое дело! — сердито сказала Ванда. — Да как ты вообще смеешь говорить мне такое!

Она соскочила со ствола и сделала несколько шагов в сторону камня, за которым скрывался Грэм. Потом остановилась и повернулась к Иву. Когда она заговорила, в голосе ее звучала властность, словно не шестнадцатилетняя девчонка беседовала с другом, а царственная особа отдавала приказы вассалу:

— Знаешь, Ив, я сама разберусь, без твоей помощи. Мой отец слушает советы твоего и следует им, когда считает нужным… но я не собираюсь исполнять твои указания. Ясно? Не суй нос не в свое дело! Я имею в виду мои симпатии… и антипатии. Вот так!

Задрав нос к темнеющему небу, Ванда направилась прочь от реки по направлению к лагерю. Она прошла в нескольких шагах от Грэма, затаившего дыхание и вжавшегося в холодный камень так, словно от этого зависела его жизнь, но не заметила его. Проводив ее взглядом, он осторожно высунулся из укрытия, чтобы посмотреть, идет ли следом за девушкой Ив. Тот по-прежнему стоял на берегу, склонив голову и о чем-то задумавшись. Поднявшийся ветер разметал его черные волосы, но он даже не шевелился, чтобы убрать их с лица.

Грэм решил не дожидаться его — Ив и сам за себя постоит, если что, — и пошел следом за Вандой, стараясь не выпускать ее из виду, и, при этом, не попадаться ей на глаза.

У самого лагеря он нагнал ее, и девушка вздрогнула от неожиданности, когда он бесшумно возник у нее за спиной.

— Ты что тут делаешь? — спросила она, за сердитым тоном пряча испуг.

— Вас ищу, — ответил Грэм, улыбнувшись. Ему нравилось, как она храбрится. — Твоя подруга начала беспокоиться и попросила поискать вас… А где Ив?

— Сейчас придет, — Ванда улыбнулась в ответ, да так, что глаза ее засияли, а лицо потеряло всю искусственную жесткость и стало совершенно детским. Грэму неожиданно стало жарко, хотя летний вечер был скорее холодным, чем теплым, и мог вызвать только дрожь. Он снова улыбнулся, чувствуя, как краска заливает щеки. Оставалось лишь надеяться, что в сумерках его смущение незаметно.

К собственному удивлению, он понял, что очень хочет прикоснуться к Ванде. Просто прикоснуться… К волосам, к щеке, к плечу — неважно, лишь бы почувствовать ее тепло. Вандино лицо пылало, серые глаза сияли. Смотреть на нее равнодушно было просто невозможно, и желание прикоснуться к ней грозилось перерасти в желание поцеловать. А это было уж совсем нехорошо.

Неизвестно, сколько времени они еще стояли бы друг напротив друга, и чем в конце концов все закончилось бы, если бы из сгущающейся темноты рядом с ними не возник Ив.

— Что вас, молнией ударило? — поинтересовался он холодно. — Собираетесь до утра стоять? Я бы не советовал…

Ванда открыла было рот, но почему-то осеклась. Ив, ничего не добавив, прошел мимо, на ходу посмотрев на Грэма так, что тот понял: медеец знал, что он подслушивает их разговор. Но откуда? Грэм был уверен, что его не видно и не слышно за камнем. Только боги знают, как Ив догадался.

* * *

На утро компания быстро свернула лагерь и тронулась в путь. Все четверо медейцев облачились в кольчуги. Грэму облачаться было не во что. Кольчуг, и вообще доспехов, он никогда в жизни не носил, и не собирался. Его профессия требовала большой ловкости и подвижности, а доспехи, даже самые хорошие, в некоторой степени сковывали движения, что было недопустимо. Естественно, кольчугу он с собой не возил.

Было подозрительно тихо. Ехали по берегу Ра, не очень-то скрываясь. Да и скрываться было негде. Долина, открытая всем ветрам, отлично просматривалась. Только вот смотреть на путешественников было некому.

Тишина и покой, даже никаких дымов на горизонте.

Грэм, обеспокоенный отсутствием малейшего прикрытия, всю голову сломал над вопросом, куда подевались войска. Никто из спутников тоже не мог прояснить ситуацию, медейцы точно так же находились в крайнем замешательстве. По словам Ива, еще месяц назад в этом районе шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на человека с медейскими или касотскими нашивками, с оружием в руках; здесь было тесно от штандартов. Ив мог утверждать с уверенностью, поскольку месяц назад сам был здесь в одном из отрядов и принимал участие в боях.

Пару дней ехали вдоль реки, все сильнее недоумевая. Лагерь разбивали еще за полчаса-час до наступления темноты; никому не хотелось идти ночью, не зная, что ждет через пару десятков шагов. Да и девушки быстро уставали; Ванда еще крепилась, а у Корделии не хватало сил даже на то, чтобы изображать бодрость духа. Сказывалось и недавнее ранение, после которого она еще не оправилась, как следует. Она не произносила ни слова жалобы, но ближе к вечеру с первого взгляда становилось ясно: еще немного, и она просто упадет с коня. Так же тихо и безмолвно, как переносила утомительные переходы.

Грэм не переставал удивляться, как в отряде уживаются такие непохожие люди. Все четверо отличались от друга так же сильно, как огонь от воды, а земля — от воздуха. Грэм, во всем и всегда придерживающийся нейтралитета, чувствовал себя так, словно угодил точно посередине четырех сошедшихся стихий.

С Оге было легко. С ним, обаятельным и непосредственным оболтусом и болтуном, даже у Грэма, не отличавшегося особой разговорчивостью, язык развязывался.

А вот с Ивом отношения не складывались. Черноволосый медеец продолжал смотреть на Грэма волком и старался зацепить его при каждом удобном случае. Язык у него был острый, ехидства и яда хватало. Грэм старался не реагировать на оскорбления, но с каждым разом сохранять спокойствие становилось все труднее. Ванда старалась как-то сдерживать Ива, ей не нравилось его поведение, но у нее ничего не получалось. Ив игнорировал ее просьбы и продолжал провоцировать неугодного ему пришельца. Грэму очень не хотелось бы, чтобы дошло до откровенного выяснения отношений.

Не раз и не два он задавался вопросом, что же случилось с Вандиным братом, если за ним отправилась такая странная экспедиция. Если Ив дезертировал из армии (а Грэм почти не сомневался, что это так). Если в путешествие отправился такой совершенно неприспособленный человек, как Корделия, и такой ненадежный, как Оге. Он не смог узнать ничего сверх того, что уже знал, поскольку все четверо медейцев молчали, как рыбы, и это порядком нервировало и злило. Он предпочитал знать, во что впутывается. Развернуться же и поехать своей дорогой он уже не мог. В сердце будто засела заноза, которая начинала болезненно ворочаться в ране каждый раз, когда он просто смотрел на Ванду. И вонзалась глубже при мысли о расставании. Это было неожиданно больно, и Грэм не мог сказать, чтобы такие ощущения ему нравились. По его мнению, они не могли понравиться ни одному здравомыслящему человеку.

Тем более, ничего ему не светило. Ванда смотрела на него отнюдь не равнодушно, и улыбалась словно нарочно для него, но он знал, что ничего эти улыбки не обещают. Он крепко помнил непонятный разговор, произошедший несколько дней назад между девушкой и Ивом, и призыв последнего не забываться. И когда он вспоминал об этом, заноза в сердце начинала шевелиться, бередя рану.

По мере продвижения на восток местность менялась. Плоская равнина вздыбливалась холмами, поначалу пологими, но постепенно становившимися все более и более крутыми. Деревья по-прежнему встречались редко, а камней стало заметно меньше. Грэма изменение ландшафта скорее тревожило, чем успокаивало: с одной стороны, холмы закрывали отряд от посторонних взглядов, но зато выросла вероятность неожиданно наткнуться на касотский отряд. Совершенно идиотская ситуация.

Скоро стало ясно, куда исчезли все войска.

…Лагерь разбили у подножия холма, недалеко от реки. Ив, как и каждый вечер, пожелал провести разведку, чтобы знать, что ожидает их по ту сторону холма, довольно-таки высокого; не выскочат ли они, объехав его, прямо на лагерь касотцев.

Ванда заявила, что хочет посмотреть сама. Произошла небольшая перепалка, так как Ив ни в какую не хотел ее отпускать и даже не желал взять ее с собой.

— А об этом я тебя и не прошу! — вконец разозлилась Ванда. — Я и не собиралась идти с тобой!

— Тем более, я не позволю тебе уйти одной, — сухо сказал Ив.

— Не позволишь? Ха! Я еще буду тебя спрашивать… Грэм! — повернулась она так резко, что взметнулись языками пламени рыжие кудри. — Пойдем со мной.

Грэм, именно этого и ожидавший с начала спора, кивнул. Перечить Ванде было бесполезно, уж если она что втемяшила себе в голову, ни за что не отступится. Мельком Грэм глянул на Ива — того прямо-таки перекорежило от ярости. По побледневшему лицу его ясно читалось, что ему сильно хочется выругаться, и только присутствие девушек удерживает от грубых слов. Грэм понимал его: весьма непросто выполнять клятву верности такому капризному и своенравному существу, как Ванда. Впрочем, на берегу реки речь шла о клятве брату или отцу девушки, но какая, в общем, разница, раз это распространялось и на нее тоже?

Обескураженный злобной перепалкой Оге помалкивал, переводя глаза с Ванды на Грэма, с Грэма — на Ива. Он плохо переносил всякие разногласия в компании, и обычно старался погасить конфликт в зародыше.

Сочувствия разозленному Иву Грэм выражать не стал. Все равно не оценит. Выражению глаз медейца позавидовал бы и оголодавший волк… Пожалуй, на Грэма еще никто не смотрел с такой ненавистью, тем более сильной, что поводов для нее не было никаких.

— Пойдем, — сказал он Ванде и взглянул в темные ненавидящие глаза Ива. — Не беспокойся, она будет в безопасности. Я присмотрю за ней.

— Конечно, присмотришь, — холодно ответил тот, зло прищурившись. — И присматривай хорошенько, потому что, клянусь, если с Вандой что-нибудь случится, я собственноручно перережу тебе глотку, ясно?

— Более чем, — кивнул Грэм и махнул рукой Ванде, которая уже от нетерпения только что не подпрыгивала.

Уже отойдя на несколько шагов, Грэм обернулся и невольно улыбнулся при виде представшей его глазам картины. Корделия, с видом крайне озабоченным, подступила к Иву и что-то весьма решительно ему внушала. Что именно, Грэм не слышал, но, скорее всего, она упрекала Ива в излишней резкости. Молодой человек слушал молча, но с видом совершенно непримиримым, как будто воспитание не позволяло ему перебить ее, а внутренние убеждения — согласиться. Оге хлопал глазами, смотря на Корделию словно на святую, от которой, по меньшей мере, зависела его жизнь.

— Чему ты улыбаешься? — озадаченно спросила Ванда и, проследив направление взгляда Грэма, нахмурилась. — Сейчас Иву объяснят, что такое хорошо, и что такое плохо, — мрачно сказала она. — Корделия — мастер такого рода внушений.

— Мне так не показалось, — заметил Грэм.

— Ты много с ней разговаривал? То-то же. Она еще тот морализатор… Хотя Ив, конечно, заслужил хорошую трепку. Совершенно распустился в последнее время…

— А я вообще не понимаю ваших отношений, — осторожно сказал Грэм. — Ты говоришь так, словно Ив обязан тебе подчиняться…

Ванда сердито дернула плечом, отвела в сторону ветку колючего кустарника, которым порос склон холма. Заросли были не слишком густые, но шипы на ветках цепляли чувствительно. Девушка уже несколько раз освобождала рукав рубашки или полу плаща, а на белых руках ее появились красные царапины. Выглядела она раздосадованной.

— Он обязан, — мрачно сказала Ванда после затянувшейся паузы, когда Грэм уже и не ждал ответа. — Но он забывается.

— А почему обязан?

Резким движением Ванда освободилась от очередной ветки и сердито посмотрела на Грэма.

— Тебе это знать необязательно.

Так больше продолжаться не могло. Грэм остановился и, взяв за руку девушку, заставил остановиться и ее, развернул к себе лицом. Ванда вскинула голову, недоуменно взглянула ему в глаза.

— Ты что?

— Я хочу помочь вам, — насколько мог мягко сказал Грэм, не отпуская ее руку. С некоторым удивлением он почувствовал, что девушка вовсе не пытается вырваться; наоборот, ее неожиданно холодные маленькие пальцы напряженно сжались. — А вы не хотите принять помощь и скрываете цель путешествия и вообще все обстоятельства. Почему? Вы мне не доверяете? Ты мне не доверяешь?

— Ну и место ты нашел для беседы по душам, — нервно сказала Ванда, оглядываясь по сторонам. — Может быть, поговорим, когда вернемся?

Грэм был уверен, что поговорить спокойно им не даст Ив, и покачал головой.

— Потом мы не поговорим.

— Почему?

— Я хочу поговорить наедине, чтобы нам не мешали.

— Без свидетелей?

— Да, — улыбнулся Грэм. — Без свидетелей.

— Давай все-таки потом. Обещаю, что мы поговорим с глазу на глаз. Хорошо?

— Хорошо, — согласился он, понимая, что большего он сейчас не добьется.

Ванда словно только в эту минуту осознала, что все еще держит его за руку; она опустила взгляд и посмотрела на нее как будто на ядовитую змею. Так, словно Грэм схватил ее и не отпускал, а не она сама вцепилась в его ладонь. Пальцы ее мгновенно стали горячими, лицо залила краска, она рывком отняла руку.

— Не прикасайся ко мне больше, — сказала она едва слышно, повернулась спиной и упрямо пошла дальше сквозь кусты. Грэм, чувствующий себя последним идиотом, двинулся следом, размышляя, как истолковать ее поведение.

На вершину холма они поднялись изрядно исцарапанные, а Ванда еще и запыхалась. Щеки ее раскраснелись; Грэм же дышал ровно и ничуть не устал.

Первым порывом его было упасть на землю, чтобы их не увидели, но тут же пришла здравая мысль, что с такого расстояния их просто не разглядят.

Сверху прекрасно просматривалась долина, бугрившаяся холмами, поросшая кустарником и редкими деревьями. На вершине следующего холма, располагавшегося, по прикидкам Грэма, в нескольких лигах отсюда, стояла крепость. Было неясно, кому она на данный момент принадлежала, потому что цвет флага на главной башне с такого расстояния было не разобрать, но это и неважно, потому что все равно ее штурмовали. Или, точнее, осаждали. А может, и то, и другое сразу. И народу вокруг нее собралось изрядно, а в отдалении был разбит большой лагерь.

— Безымянный, — сказал Грэм в сердцах. — Безымянный на ваши головы! Почему никто не сказал, что рядом укрепление?

Ванда словно не слышала вопроса. Она ошеломленно рассматривала открывшуюся картину. С такого расстояния казалось, что оловянные солдатики идут на штурм игрушечной крепости; иллюзия усиливалась вследствие того, что звуков битвы до стоявших на холме людей не доходило — слишком далеко, и ветер дул не в их сторону.

— Неужели никто из вас не знал про эту крепость?

— Не знаю, — растеряно отозвалась Ванда, пожав плечами. — Не знаю… Ив должен был знать… А почему тебя это беспокоит? Нам только на руку, что войска собрались здесь. Мы можем ехать без опасения наткнуться на касотцев.

— Да потому, что придется обходить крепость Безымянный знает за сколько лиг. Это лишний крюк… А как я понимаю, вы спешите.

— Спешим, — подтвердила Ванда. — Ну и что ж? Будем обходить. Или ждать, пока битва закончится.

— Ага, пару недель. Насколько может затянуться осада, только Рондра знает.

— Может быть, там наши? — с надеждой спросила Ванда, силясь что-то рассмотреть в сплошной массе людей далеко впереди. — Тогда проще.

— Ваши там точно есть. Только вот с какой стороны?.. Отсюда ничего не поймешь. Если бы подобраться поближе…

— Это опасно!

— Угу, — кивнул Грэм и сел на землю, скрестив ноги. — Надо подумать…

— Что тут думать? Обойти подальше и все! И нечего тут рассиживаться, только время терять!

— Гораздо больше времени мы потеряем, если пойдем в обход. Сядь, посиди. И помолчи немного, дай мне подумать…

— Не указывай мне, что делать! — возмутилась Ванда, но больше для порядка, потому что тут же уселась рядом; повозилась немного, устраиваясь поудобнее. Но молчать не смогла: — И долго ты будешь думать? Сидеть холодно, знаешь ли…

— Чем меньше ты будешь говорить, тем быстрее я буду думать.

Ванда гневно фыркнула, но ничего не сказала, отвернулась, о чем-то задумалась. Грэм, стараясь на нее не отвлекаться (это было нелегко), попытался сообразить, как лучше поступить. Обойти ли, в самом деле, укрепление по широкой дуге, или подойти ближе, узнать, в чем дело, и, если атакуют медейцы, поехать короткой дорогой, потому что вроде как свои… Но, может быть, его загадочным спутникам нельзя показываться на глаза и землякам тоже? Он выругался про себя. Как можно решать вслепую? Нет, без совета Ива не обойтись.

— Безымянный на ваши головы, — пробормотал он вполголоса.

— Что? — тут же повернулась Ванда. — Ты что-то сказал?

— Я сказал, что ваша скрытность до добра не доведет.

— По-моему, ты сказал другое, — девушка смотрела настойчиво, наматывая на палец медный локон. Получалось у нее исключительно мило.

— Не важно. Смысл тот же…

Ванда обиженно надула губки и нахмурилась. Грэм, глядя на нее, не удержался от улыбки: настоящий ребенок. Какая прелесть…

И шевельнулась проклятая заноза в сердце.

— Ты придумал что-нибудь?

— Нет. Не зная ничего, трудно решать. Нужно переговорить с Ивом.

— Опять Ив! Почему ты всегда советуешься с ним? — возмутилась Ванда.

— Во-первых, не всегда. Во-вторых, он кажется наиболее здравомыслящим человеком в вашей компании, — Грэм еще раз насладился гневным румянцем на щеках девушки. Он был восхитителен.

— Ну, знаешь ли! Это уже просто… просто…

От возмущения она не могла найти слов. Грэм усмехнулся и решил еще «подколоть» ее:

— Даже не знаешь, что и возразить? Значит, я прав…

— Это ни в какие ворота не лезет! Ты все-таки думай, с кем говоришь!..

— А с кем я говорю? — серьезно спросил Грэм.

Ванда осеклась и сердито тряхнула кудрями.

— Ты все время меня провоцируешь. Хочешь поймать на слове? Дожидаешься, пока по неосторожности сболтну что-нибудь? Ты, наверное, и впрямь касотский шпион.

— Будь я касотским шпионом, — пожал он плечами, — ты бы не сидела тут так мило и спокойно. А лежала бы связанная по рукам и ногам и подвергалась бы допросу с пристрастием. Так что не неси чуши, девочка.

— Девочка? — продолжала кипятиться Ванда, все больше распаляясь. — Девочка?! Придержи язык, бродяга!

— Спокойно, — сказал Грэм примирительно. Ему вовсе не хотелось нарываться на еще одну пощечину. — Ты должна извинить меня, ведь я не знаю, с кем говорю…

— Прежде всего — ты говоришь с дамой! — задрала веснушчатый носик Ванда. — И уже одно это должно послужить причиной для уважительного обращения!

— Хорошо, я буду уважительным, — покорно согласился он, пряча улыбку, и отвернулся, устремив взгляд на крепость.

Несколько минут Ванда дожидалась его слов или действий, но Грэм не говорил и не двигался, и она занервничала и потеряла терпение.

— Ну и чего мы ждем? Ты вроде уже подумал…

— Хочу немного посидеть в тишине и спокойствии.

Ванда фыркнула и поднялась на ноги. На месте ей не сиделось, а расхаживать мешали колючие ветки кустов, и она не знала, чем заняться. Грэм, делавший вид, что изучает лежавшие перед ним холмы, наблюдал за нею краем глаза, сознательно бередя сердечную рану. Все-таки, подумал он, таких красивых девушек я еще не видел… Красивых? Ему никогда не нравились девушки такого типа, как говорится, "кровь с молоком", а вот поди ж ты… Не красавица, крепкая, румяная, со вздорным характером, а как зацепила, просто глаз не оторвать.

Рыжие волосы вспыхивали пламенем в редких лучах солнца, проскальзывающих сквозь низкие облака, и Грэму очень хотелось прикоснуться к этим кудрям, а еще лучше — зарыться в них лицом и вдыхать запах осенних листьев. Почему-то казалось, что именно так они и должны пахнуть. Но — нельзя, нельзя!..

Скучающая и встревоженная Ванда крутилась на месте, подставляя лицо ветру. Здесь, на вершине холма, здорово ветрило, и было довольно холодно; она поеживалась и куталась в плащ. Грэм сидел неподвижно, как истукан, не чувствуя ни ветра, ни холода, забыв обо всем, кроме игры солнечного света в рыжих волосах. Он уже даже не притворялся, что осматривает окрестности, и Ванда это заметила.

— Что ты на меня смотришь? — поинтересовалась она недовольно.

— Ты такая красивая, — сорвалось с языка у Грэма прежде, чем он успел понять, что говорит. И тут же испугался своих слов, увидев, как нахмурились тонкие брови Ванды.

— Ты что же, издеваешься? Что за чушь? Смеешься надо мной? — она встретилась взглядом с серьезными, сумрачными синими глазами Грэма, и широко распахнула глаза. — Нет?

— Ты в самом деле очень красивая, — повторил он, удивляясь своей наглости и тем словам, что слетают с языка. Никогда никому он не говорил таких слов. Взгляд Ванды не предвещал ничего хорошего, но ему уже было все равно. Стоило только начать говорить, и дальше слова полились сами собой. — Самая красивая девушка из всех, кого я видел. Твои волосы, словно пламя…

— С тобой все в порядке? — встревожено спросила Ванда, склоняясь и заглядывая ему в глаза. Ее лицо оказалось совсем близко, стоило только чуть податься вперед и вверх, чтобы…

Он не шевельнулся.

— Я люблю тебя, — сказал он.

Ванда резко распрямилась, удивленно посмотрела сверху вниз, помотала головой.

— Что?

— Я люблю тебя, Ванда.

— Как… как ты смеешь! — запинаясь, проговорила Ванда. — Какая дерзость! Услышь тебя мой отец, не сносить бы тебе головы, бродяга!

— Но он не слышит нас, — так же тихо ответил Грэм. — И я не знаю, кто он.

— Меня ты тоже не знаешь. Мы знакомы всего лишь немногим более недели!

— Мне хватило одного лишь взгляда.

Ванда снова вспыхнула, отвернулась. Грэм, не отрываясь, смотрел на нее. Он ощущал в груди странную пустоту. Он знал, что надежды для него нет.

— Не жди, что я что-то отвечу тебе, — едва слышно проговорила Ванда. — Скажу одно: никогда не заговаривай об этом снова. Мне нечего сказать тебе сейчас, нечего будет сказать и потом. Забудь все.

— Забыть я не смогу, — ответил Грэм. — Но буду молчать, раз ты просишь.

— Пойдем отсюда, холодно.

Не дожидаясь, пока он встанет, Ванда начала решительно спускаться с холма, ругаясь шепотом, когда цеплялась за очередной шип. Грэм поднялся и молча пошел следом за ней.

* * *

Короткий рассказ Грэма Ив выслушал молча, с сосредоточенным лицом, не перебивая и не задавая вопросы. Никаких предложений он не выдвинул, сказал только, что надо подумать. Ванда пришла в ярость. Раздумывать она не любила, предпочитала сразу действовать. И ее совершенно не волновало, что временами она огребала от спонтанности своих действий.

До принятия какого-либо решения Ив предложил остановиться здесь же, под прикрытием холма; никто не возражал. Разбили лагерь, но костер разводить не стали, хотя все и замерзли изрядно. Хорошо хоть, крутой склон холма закрывал от ветра.

Погода волновала Грэма меньше всего. На душе у него стало вдруг муторно, как никогда в жизни; не хотелось ни говорить, ни слушать. Вообще ничего не хотелось. Весь день он ходил как в воду опущенный, ничего не замечая вокруг, и реагируя на обращенные к нему фразы через раз. Оге пытался его разговорить, но тщетно, потом несколько раз спросил, что с ним творится, но ответа не получил и скоро в недоумении отступил.

Мысленно Грэм ругал себя последними словами. Ведь с самого начала было ясно, что ничегошеньки ему не светит: ну не снизойдет девушка знатного рода до подозрительного безродного бродяги. Даже если он заинтересует ее, — как заинтересовал Ванду Грэм, — фамильная гордость не позволит ей показать это. А он как последний дурак влюбился, да еще имел глупость сказать об этом.

Всю жизнь Грэм плевал на титулы и ненавидел аристократию за ограниченность и высокомерие, и всеми силами старался скрыть собственное благородное происхождение. При мысли о том, что, не дай Фекс, когда-нибудь придется изображать из себя высокородного князя, его начинало тошнить. Но сейчас он подумал, — наверное, в первый раз, — что голубая кровь в венах — это не так уж и плохо. Будь он ровней Ванде, все могло быть иначе.

К вечеру он совсем измучился. Невыносимо было оставаться в обществе медейцев и через силу отвечать на их вопросы. Невыносимо было видеть Ванду, расхаживавшую по лагерю как ни в чем не бывало. Грэм предупредил Ива, что хочет сходить к реке, и ушел.

От воды ощутимо тянуло холодом, и Грэм поплотнее запахнулся в плащ и устроился на каменистом берегу, положив меч на колени. Перед ним лениво и неспешно катила свои волны Ра, вода казалась почти черного цвета.

В одиночестве стало немного легче, мысли прояснились. Но на душе все еще лежала тяжесть, и вообще было как-то муторно. Правильнее всего сейчас было собрать вещички, попрощаться с медейцами и двинуться своей дорогой, но Грэм не мог этого сделать. Это было слишком уж тяжело.

Грэм сидел неподвижно, словно неживой, полностью погруженный в невеселые мысли. Он не заметил, как начало темнеть; на вечернем небе зажигались первые звезды, иногда выглядывающие из-за гонимых ветром облаков. Так, не меняя позы, не шевелясь, он мог сидеть часами. Так он сидел час или два, пока не услышал за спиной легкие шаги. Человек шел тихо, явно хотел подобраться незамеченным. Грэм вздрогнул, рука рефлекторно потянулась к мечу, хотя он уже понял: это Ванда. Он узнал ее шаги. Он прерывисто вздохнул и убрал руку с оружия, но расслабиться не смог. Так и сидел, напряженный, словно в ожидании удара.

Ванда поняла, что ее услышали, и перестала подкрадываться. Остановилась в нескольких шагах за спиной Грэма, тихо кашлянула и позвала:

— Грэм! Грэм, слышишь меня?

— Слышу, — отозвался тот, не оборачиваясь и все еще пытаясь совладать с лицом. — Что тебе нужно?

— Я же обещала, что мы поговорим.

— Мы уже поговорили.

— Не о том. Я… я хочу объяснить, в чем наша проблема. Ведь ты хотел знать, так?

Грэм повернулся к ней.

— Хотел. Но ты вроде бы сказала, что это не моего ума дело?

Ванда досадливо сморщилась.

— Не ехидничай, иначе я уйду.

— Садись. Я внимательно тебя слушаю.

Она огляделась, подыскивая местечко поудобнее, ничего не нашла и с вздохом устроилась на камнях рядом с Грэмом.

Снова вздохнула.

— Слушаю тебя, — повторил Грэм нетерпеливо.

— Не торопи. Мне надо… надо собраться с мыслями. Не знаю, с чего начать…

— С начала, — посоветовал он, не удержавшись.

— Почему ты такой ехидный? — спросила Ванда сердито. — Я сейчас расскажу… только сначала поклянись, что честно ответишь на один вопрос.

— На один?

— Один единственный.

Грэм насторожился. Далее могло последовать все, что угодно.

— Клянусь.

— Хорошо. Тогда ответь, чем ты занимаешься? Чем зарабатываешь на жизнь?

Грэм долго молчал. Ответить честно значило еще больше увеличить пропасть между собой и Вандой. И, возможно, окончательно отвратить ее от себя. Но он уже поклялся, и Ванда смотрела на него с нетерпеливым ожиданием.

— Если скажу, у тебя может пропасть всякая охота говорить со мной, — медленно сказал он.

— Даже так?

— Даже так.

— А мне все равно, — упрямо сказала Ванда. — Я уже сказала, что мне плевать, пусть даже ты разбойник и убийца… Ну? я жду…

— Я брат Фекса, — сказал Грэм.

Ванда нахмурилась.

— Брат Фекса? Что это значит? Постой-ка… это ведь, попросту… вор?! Значит, Ив прав, что не доверяет тебе? И Оге…

— Я сразу сказал ему, кто я такой. Он не поверил. Ты — тоже. А зря.

— Да уж. Вор… А ты, случаем, не…

— Нет, — перебил Грэм. — Клянусь. У меня и в мыслях не было. Если не веришь, можешь проверить вещи.

Ванда дернулась, словно хотела отодвинуться подальше, но удержалась и осталась на месте. Выражение лица ее, впрочем, было достаточно красноречиво. Грэм тихонько вздохнул.

Все получалось так, как он и предполагал.

— Не стану я проверять вещи. Мне все равно, пусть тебя хоть разыскивают за убийство, — повторила Ванда, правда, в этот раз гораздо менее уверенно.

— Окажись я в самом деле убийцей, ты не рассуждала бы так, — тихо сказал Грэм.

— Не знаю… Может быть… А скажи, что наинский вор делает в Медее, да еще в малолюдных местах? Вроде бы, здесь тебе поживиться нечем.

— А это — уже второй вопрос. На него отвечать я не обещал.

Ванда обиженно надула губы. Судя по всему, ее не очень встревожила новость, что их загадочный спутник оказался банальным вором. Гораздо сильнее ее задел отказ Грэма удовлетворить ее любопытство касательно его жизненных обстоятельства. На редкость легкомысленная девчонка, не зря ее Ив упрекал.

— А ты? — спросил Грэм. — Не передумала еще порадовать меня своим рассказом?

— Надо бы передумать, — мрачно сказала Ванда. — Но я расскажу. Не надейся, не все. Рассказать все я не имею права, понимаешь?

Начало было интересное. Права она не имеет… Что там такое, тайны государственного масштаба, что ли? Грэм навострил уши, надеясь недосказанное додумать самостоятельно. Если слушать внимательно, и при этом шевелить мозгами, можно понять гораздо больше, чем предполагает рассказчик.

— Что ж, — начала Ванда не очень охотно. — Для начала знай, что мои родители — очень знатные люди. Думаю, ты уже и сам догадался. Оге, Ив и Корделия тоже принадлежат к знатным родам. Мой брат… Он старше меня на девять лет, — продолжала Ванда, заметно нервничая (она сцепила между собой пальцы с такой силой, что просто чудом еще не сломала их). — Это большая разница в возрасте, но у нас всегда были хорошие отношения. Я бы сказала, доверительные. Всегда Дэмьен (так зовут моего брата) был моим лучшим другом. Я очень люблю его, хоть у нас разные отцы. Его отец погиб на охоте при неясных обстоятельствах, когда брату было года четыре или пять. Дэмьен почти не помнит его. Но чтит его память.

— Мой брат и мой отец всегда были в натянутых отношениях. Мама второй раз вышла замуж, когда Дэмьену исполнилось восемь, и он очень болезненно воспринял такую измену его отцу. Отчим тоже его не очень-то жаловал… Видишь ли, у нас в Медее женщины не наследуют, разве что при отсутствии наследника мужского пола — а Дэмьен как раз и есть такой наследник. После смерти моего отца к нему перейдет и титул, и все состояние, так что Дэмьен отцу всегда был как кость в горле, но он терпел его как неизбежное зло, отчасти чтобы не огорчать матушку… Дэмьен тоже терпел отца как неизбежное зло…

— Когда началась война, Дэмьен принял под командование отряд и уехал вместе с Ивом — они с детства неразлучны, — на границу. Сначала мы с матушкой очень беспокоились за Дэмьена, но со временем война стала чем-то совсем привычным, и наша тревога тоже. Она притупилась, что ли, тем более, что поводов волноваться за отца было ничуть не меньше, он тоже не сидел дома.

— …Дэмьен воевал, мы молились за него богам. А потом в нашем доме появился Ив. Совершенно неожиданно, когда его никто не ждал. Он был едва жив и не оправился еще от раны. Ив рассказал, что их отряд попал в окружение, был жестокий бой, и почти всех перебили. Остались в живых всего несколько человек, он в том числе. Ему повезло: он был ранен и выжил только потому, что его приняли за мертвого и оставили на поле битвы. Когда он пришел в себя, то увидел вокруг только мертвых товарищей. Первым делом он попытался отыскать тело Дэмьена. Поиски его были тщетны, и он решил, что Дэмьен жив, но попал в плен. Смерть — это ужасно, но и оказаться в руках у касотцев не лучше, особенно для офицера. Не оправившись еще от раны, Ив начал выяснять, что случилось с Дэмьеном, но в одиночку разузнать что-либо было сложно, и он приехал ко мне.

— Стоп, — прервал ее несколько озадаченный Грэм. — А почему — к тебе? Почему он не разыскал кого-нибудь из своих?

Ванда заметно смутилась, и это не ускользнуло от взгляда Грэма и заставило задуматься еще сильнее.

— Это не имеет отношения к истории. Скажу только, что Ив до сих пор числится в списке погибших, и если его увидят, могут возникнуть нежелательные вопросы.

— Ничего не понимаю, — признался Грэм. — Странная история.

— А я и не обещала, что ты что-то поймешь, — задиристо сказала Ванда. — Будешь слушать дальше или с тебя хватит?

— Продолжай.

— То-то же. Итак, Ив приехал ко мне. Точнее, сперва он приехал к моему отцу, чтобы сообщить печальную новость и попросить помощи. Но отец уже все знал. Дэмьен в самом деле был в плену у касотцев, и те предъявили весьма жесткий ультиматум. Если бы отец принял их условия, последствия для королевства были бы весьма печальными.

— Твой брат — такая важная птица, чтобы из-за него страдало королевство? — еще больше удивился Грэм. В голове у него, вместо того, чтобы начать проясняться, все еще сильнее затуманивалось.

— Достаточно важная. Отец же в ответ ультиматум заявил, что касотцы вольны поступать с Дэмьеном как им угодно, а он не пойдет ни на какие уступки. Иными словами, отец обрекал его на мучительную смерть. Когда об этом узнал Ив, он пришел в ужас. Он не знал, что делать. Он клялся в верности моему отцу и моему брату когда-то, но теперь стало невозможно выполнять обе клятвы. Вообще-то, Ив обязан был подчиниться решению моего отца и забыть о Дэмьене, словно его и не было, но они были друзья… Ив бросился ко мне за советом. Я же знала одно: я не вынесу смерти Дэмьена, как не вынесет и наша мать. Я отправилась к отцу и умоляла его сделать что-нибудь, но он не отступал от своего решения. Он очень упрямый человек.

— И тогда… тогда я решила, что мы сами должны вызволить Дэмьена. Сначала мы собирались ехать вдвоем с Ивом, но о наших планах узнали Корделия и Оге. Они напросились с нами, да мы и не возражали. Корделия любит моего брата, и для нее известие о его пленении было не менее ужасным, чем для меня или Ива. Даже, может быть, более страшным.

— А Оге? — быстро спросил Грэм.

— Оге наш друг, — ответила Ванда просто. — Что ж, что он не воин. Перо и лютня привычнее его рукам, чем меч… И вот мы едем в Касот, чтобы вызволить Дэмьена, потому что никто, кроме нас, ему не поможет. Почти никто не знает, что он в плену, его считают погибшим. А те, кто знает правду, преданы моему отцу и будут делать то, что он прикажет.

— Вы едете в Касот, — повторил Грэм. — А вы знаете, где именно искать вашего Дэмьена? Есть ли у вас план?

— Пока неточный. У Ива есть знакомый в Акирне. Он обещал нам помочь.

— Этому человеку можно доверять?

— Не знаю. Ив считает, что можно.

— Ну, раз Ив считает… тогда, конечно, можно.

— Издеваешься? — с подозрением спросила Ванда.

— Нет, — очень серьезно ответил Грэм и потянулся. Долгое сидение в неподвижности все-таки сказывалось. — Ни в коем случае.

— Ты еще не передумал ехать с нами? Теперь ты знаешь, во что ввязываешься.

— На самом деле, все еще не знаю. Многое зависит от того, насколько важная шишка твой брат… Но одно я знаю точно: к той крепости, которую мы видели, соваться нам ни в коем случае нельзя. Раз Ив числится мертвым, могут возникнуть нежелательные вопросы, если кто-нибудь его узнает. Нас задержат до выяснения всех обстоятельств, а каждый день промедления может стоить жизни твоему брату.

— Да… ты прав, — тихо сказала Ванда и как-то неуверенно взглянула на него исподлобья. — Так значит, ты все-таки едешь с нами?

— Конечно.

Ванда тихонько вздохнула. Грэм вгляделся в лицо девушки повнимательнее и с удивлением понял, что она искренне радуется его решению. Странно. После той отповеди, что ему прочитали сегодня днем на холме? Чего-то он не понимал. Или дело просто в ее чересчур уж знатном происхождении, которое предписывает вести себя именно так вот — неприступно и высокомерно?

— И все-таки мне неясно, — снова заговорил Грэм. — Почему ты так темнишь со своим происхождением? Мало ли на свете знатных людей. Почему твой титул — такая тайна?

— А тебе так важно его знать?

— В общем-то, мне плевать, — пожал плечами Грэм. — Просто интересно, почему твой брат так важен для королевства…

Он вдруг умолк, сраженный неожиданной догадкой: кто самый значимый человек в королевстве, если не король? А кто следующий по важности? Наверное, наследный принц. Ох нет, только не это! Меньше всего Грэму хотелось снова общаться с коронованными особами. Хватит и одного раза…

Да нет, что это я? подумал он. Просто фантазия разыгралась. Или это мания величия в извращенной форме? Померещилось, что на пути встречаются исключительно особы королевской пробы. Ведь может такое быть?

Он потряс головой, прогоняя пугающие мысли, и посмотрел на Ванду, которая, хмурясь, разглядывала его. Встретившись с ним глазами, она еще раз вздохнула и опустила голову на скрещенные руки.

— Я так устала, — сказала она тихонько. — А ведь мы не прошли и полпути.

Грэм смотрел на нее, борясь с вызванным жалостью порывом обнять ее, положить ее голову себе на плечо и погладить по волосам, как ребенка. Но он помнил властное: "Не прикасайся ко мне!" — и не мог нарушить ее приказ. Увы.

Правда, через минуту, когда он понял, что она плачет, он забыл про всякие приказы. Забыл начисто.

И Ванда тоже про них забыла.

* * *

— И где вас Безымянный носит?! — приветствовал их Ив, когда они, наконец, вернулись в лагерь. Он встретил их немного в стороне от места, где разбили шатры. Кажется, он специально их ждал. Ванда была слегка не в себе и только скользнула не совсем понимающим взглядом по Иву. Она едва успокоилась, а до этого целых полчаса проливала слезы на рубашку Грэма. Медейца же прямо-таки трясло от злости, и он с трудом сдерживался. От внимания Ива не ускользнул заплаканный вид Ванды и мокрые пятна на рубашке Грэма, и он одарил последнего таким ненавидящим взглядом, что Грэма пробила дрожь.

— А в чем дело? — спросил он как только мог спокойно.

— Вы ушли, никому ничего не сказав, а уже ночь, и где прикажете вас искать? — резко ответил Ив. — Вы хоть иногда думаете?

Ссориться Грэму не хотелось.

— Мы были недалеко. Буквально в двух шагах.

— Но мы об этом не знали! В будущем, будьте добры предупреждать о своих прогулках.

— Хорошо, — на удивление кротко ответила Ванда. — Мы больше так не будем.

— "Мы больше не будем"! О боги, с кем я связался?! Ванда! Ты мозгами время от времени шевели!

— Оставь ее в покое, — вступился Грэм.

— Я оставлю ее в покое, когда мы решим, куда двинемся завтра утром, — мрачно ответил Ив, не проявив ни капли сочувствия. — Мы не можем сидеть у этого холма вечно.

— Этот вопрос мы можем решить и без Ванды. Пусть она отдохнет.

— Нет! — вдруг гордо выпрямилась Ванда. — Я в порядке. Я посижу с вами.

— Тогда пойдемте, вот-вот луна зайдет.

— Кстати, Ив, — спокойно сказал Грэм, следуя за медейцем к шатрам, — а ты тоже ничего не знал о том, что где-то рядом находится это укрепление?

— Допустим.

— Не могу поверить в это. Ты должен знать эту местность, как свои пальцы!

— Что я должен, а что — нет, не твоего ума дело, — огрызнулся Ив и вдруг резко обернулся, пристально взглянул на него. — А откуда ты… Ванда! Ты что же, рассказала ему?

— Кое-что, — ответила Ванда. — Я подумала, что ему стоит знать…

Ив зло сплюнул, мотнул головой, но ничего не сказал. Впрочем, его мнение по этому вопросу было ясно и без слов.

Их встретили несколько обеспокоенные Оге и Корделия, которым было не слишком уютно вдвоем в темноте. Появлению остальной троицы они обрадовались, как дети, — прямо камень с души у них упал, как призналась Корделия, — и тут же всей компанией устроились между шатрами тесным кружком. На небе сияла почти полная луна, и было довольно светло. Но на то, чтобы рассмотреть заплаканные глаза Ванды, света не хватало, и, надо думать, девушка этому сильно радовалась.

Обсуждение много времени не заняло. Прежде, чем луна спряталась за горизонт, все разошлись по шатрам. Грэм настаивал на том, чтобы не соваться в крепость даже для разведки, советовал просто обойти ее подальше. Пусть они потеряют несколько дней, но это будет не так опасно. Ему очень хотелось добавить, что если медейцы узнают Ива, то ли пропавшего без вести, то ли погибшего, то ли вообще дезертировавшего, неприятностей не оберешься, но он не стал. Не хотелось показывать Иву, что он знает о нем что-то помимо того, что было сказано раньше, до разговора с Вандой.

Особенно уговаривать никого не пришлось. Оге, правда, сильно интересовало, по какую сторону укреплений находятся медейские войска, но интересовало чисто теоретически. Помощи от соотечественников никто не ожидал. Иву было очень трудно и очевидно неприятно согласиться с ненавистным бродягой, но возразить ему было нечего, и он только кивнул в знак согласия. Решено было обойти крепость по левую руку так, чтобы она оставалась за пределами видимости. Терялись несколько лишних дней, но это было, по общему мнению, меньшее зло.

Ночь прошла без происшествий. Все сильно замерзли, так что утром встали озябшие и сердитые, исключая Грэма. Он вообще всю ночь глаз не сомкнул, его одолевали разные мысли, отнюдь не веселые. Он никак не мог перестать думать о разговоре, произошедшем у него с Вандой. Точнее сказать, о двух разговорах, но больше о том, что состоялся днем на холме, когда он признался девушке в своих чувствах. Или кто-то, сидящий глубоко внутри него, признался за него. До сих пор он не мог поверить в то, что такие слова сорвались у него с языка. У него, который всегда был таким сдержанным в проявлении чувств и следил за тем, что говорит.

Треть ночи он просидел на улице в полном одиночестве, уставившись в темноту. Караульный, впрочем, из него в эту ночь был никудышный: едва ли он что-нибудь заметил бы, даже если бы на лагерь напали касотцы. Потом до рассвета он маялся в шатре, растянувшись на жестком одеяле и безуспешно пытаясь уснуть. Он жгуче завидовал Оге, чье умиротворенное сопение было хорошо слышно в ночной тишине. А вот Ив, когда вернулся с дежурства и растолкал Оге, тоже, похоже, долго не мог уснуть. Но в отличие от Грэма, лежавшего неподвижно, словно мертвец, он ворочался с боку на бок и иногда шипел что-то себе под нос на медейском, так тихо, что даже Грэм со своим острым слухом не мог разобрать ни слова. Но уж конечно это не были благословения.

Утром даже добродушный Оге огрызался, а Корделия выглядела необычно угрюмой. Только Грэм не злился, а пребывал в печальной задумчивости, на что никто не обратил внимания. Всех одолевали собственные проблемы. Улучшению настроения не способствовала и погода: ближе к полудню полил дождь, холодный и премерзкий. Укрыться от пронизывающих струй ливня было негде, и компания продолжаладвижение в подавленном молчании. Надвинутые до самого носа капюшоны плащей не спасали, и все промокли буквально до нитки. Ванда, стуча зубами, ругалась вполголоса, причем использовала такие выражения, что на нее с изумлением поглядывали не только Оге и Ив, но и Грэм. Не ожидал он услышать от нее такие красочные выражения. Да и негоже было юной знатной девушке так выражаться. Но упрекать ее он не стал, потому что вполне разделял ее чувства. Ему самому хотелось выругаться, удерживало лишь присутствие Корделии.

Через пару часов дождь кончился, но веселее не стало. Небо по-прежнему было затянуто тучами, дул холодный ветер. Тоскливое лето выдалось в этом году.

Мерзкая погода, с дождем и ветром, держалась три дня. К счастью, никто не заболел, но все здорово промерзли. Ехали съежившись, закутавшись в плащи, промокшие и злые, как осы. И когда, наконец, на четвертый день из-за туч казалось солнце, все готовы были благодарить за милость Прайоса, который наконец снизошел и явил свой лик смертным. С появлением солнца все заметно повеселели. Только Грэм оставался равнодушным к капризам погоды. Его изводила глухая тоска, происхождение которой ему было прекрасно известно. Усугубляло ее поведение Ванды, которая словно забыла про разговор на холме и улыбалась как будто нарочно для Грэма и смотрела на него светящимися глазами. Его эти улыбки ранили не хуже отравленных стрел, потому что он-то разговор помнил хорошо. Он не понимал, почему Ванда так ведет себя, если она и слышать ничего не хотела о его чувствах. С ее стороны это было, по меньшей мере, нечестно. Грэм уже не знал, что ему думать и как поступать. С каждым днем ему становилось все больнее и больнее, и он даже не надеялся уже на исцеление. Он старался держать себя в руках и не показывать никому, насколько ему плохо. Ни словом, ни жестом он не дал Ванде понять, какую боль она причиняет нему, и обращался с ней ровно и почтительно. Как и со всеми остальными, стараясь не выделять ее. Только Фекс знал, каких усилий ему это стоило.

Местность снова менялась. Холмы сгладились, стало заметно больше растительности, и деревья уже не выглядели такими худосочными. Огромные валуны исчезли, земля покрылась густой шелковистой травой по колено. Вскоре впереди поднялась черная громада леса. Значит, подумал Грэм, и граница с Касот теперь уже недалеко, то есть река Серебряная, которую бесшабашные медейцы решили перейти вброд. До реки оставалось дня два (много — три) пути, и во весь рост встал вопрос, в каком месте через нее перебираться. С точки зрения конспирации разумнее было сделать это в лесу, да желательно забравшись поглубже, но такой способ был чреват осложнениями. С ориентированием на местности в условиях леса все испытывали серьезные затруднения. Да и перспектива лазать по оврагам не привлекала. Желание перейти реку цивилизовано, по мосту, было сильно у всех, не исключая Грэма. Но обольщаться на сей счет не приходилось. Мост, расположенный, по сведениям Ива, лигах в тридцати восточнее, скорее всего, охранялся. И уж наверное, не медейскими войсками, раз их оттеснили от границы.

Но после непродолжительной, хотя бурной дискуссии решили все же пойти к мосту и выяснить, как обстоят дела. Грэму затея не пришлась по душе, о чем он и сообщил. Но в этот раз его слушать не стали. Даже Ванда, обычно прислушивающаяся к его мнению больше, чем к советам Ива, отмела все возражения.

— Не вижу смысла ломиться через лес, когда есть мост, — заявила она. — Не хватало еще ноги переломать по оврагам. К тому же, совершенно не обязательно идти до самого моста. Скорее всего, мы раньше встретим паром или что-нибудь в этом духе.

— Касотский, — мрачно вставил Грэм. Беззаботность и безалаберность медейцев выводила его из себя.

— Если он окажется касотский, мы на нем не поедем, — сказала Ванда таким тоном, словно растолковывала очевидную истину. — А может быть, и поедем. На нас же не написано, кто мы такие, и за плату нас могут перевезти. Или мы уговорим перевозчика другими способами, если золото его не переубедит.

— О боги, Ванда, послушай, какую чушь ты несешь! — не выдержал Грэм. — Да паром наверняка охраняется, так же как и мост! Будешь убеждать весь касотский отряд? Ты, никак, самоубийца? В жизни не слышал такой глупости!

— Попридержи язык, — оборвал его Ив. — А то я сам заставлю тебя сделать это.

— Попробуй. Посмотрю, как это у тебя выйдет.

— Хватит! — сердито крикнула Ванда. — Грэм, возражения не принимаются. Идем до моста, в случае опасности уходим в лес и ищем переправу там. Если тебя что-то не устраивает, можешь собирать вещички и уходить. Никто тебя насильно не тянет, так?

Грэм скрипнул зубами. Спорить бесполезно. Если Ванда уже втемяшила себе в голову… Но с Ивом-то что творится? Почему он так спокойно слушает заведомую чушь? Где его благоразумие? Неужели он не понимает, что нельзя идти к мосту? Что нет никаких шансов, что он будет свободен от касотских войск? Да и любая переправа, пусть даже полуразваленный паром, наверняка заняты. Подобные объекты просто так из рук не выпускают. А уж если медейские силы оттеснили от границы, то вообще нет никаких надежд. Почему этим четверым так хочется сунуть голову в пасть ко льву?

— Если уж вы мечтаете попасть в руки касотцев, — в сердцах сказал он, — то нечего и мучиться. Еще неделю назад можно было подойти к крепости и поздороваться, а заодно и представиться. Уверен, вы бы вмиг оказались там, куда хотите попасть!

— Это понимать так, что ты прощаешься с нами? — обманчиво сладким голоском поинтересовалась Ванда. Нетрудно было заметить, что серые глаза ее метают молнии.

— Безымянный на ваши головы, — пробормотал Грэм, сплюнув. — Нет.

— Вот и ладненько, — кивнула Ванда и повернулась к остальным. Оге имел вид понурый, как и всегда при подобных стычках. Ссор он не переносил, и когда в очередной раз сцеплялись Грэм и Ив, настроение у него резко падало. Впрочем, потом оно так же резко улучшалось. Что касается Корделии, она в основном пребывала в состоянии глубокой задумчивости и грустила, обращая на происходящее вокруг не слишком много внимания.

Сейчас все глаза были устремлены на Ванду, причем с таким выражением, словно ожидалось от нее по меньшей мере судьбоносное для королевства решение. Впрочем, подумал Грэм, откуда мне знать. Может, так оно и есть…

— Значит, возражений нет, — продолжала Ванда, — и все согласны. Прекрасно. Тогда предлагаю не терять времени и отправляться в дорогу.

Грэм чувствовал себя последним идиотом, когда они открыто тащились к мосту, ведущему на касотскую сторону Серебряной. Впрочем, идиотом было бы еще терпимо. А вот чувствовать себя самоубийцей ему не нравилось. Не для того он бежал из Наи, чтобы сунуть голову в пасть касотцам. Один он выкрутился бы, но в компании сумасшедших медейцев… Он боялся, что придется слишком долго объяснять, что он забыл на территории Касот в военное время в обществе этих милых молодых людей медейского происхождения.

Самым разумным было бы действительно распрощаться с веселой компанией и поехать одному в противоположную сторону. Может быть, даже попытаться вернуться в Наи. Или, допустим, съездить в Истрию, к Брайану, у которого он так толком и не погостил в прошлый раз. Или поискать Роджера, раз уж тот не соизволил разыскать его сам. Всем этим можно было заняться, и с гораздо меньшим риском. Но, несмотря на то, что все это было более привлекательно и уж точно гораздо более безопасно, уехать он не мог. Не мог, и все.

Ехали обычным порядком: авангард отряда представлял Ив (периодически они с Грэмом менялись), далее следовали бок о бок девушки, чаще всего занимавшие себя разговорами вполголоса (разговоры эти, как правило, сопровождались загадочными смешками и иногда — многозначительными взглядами в сторону кого-нибудь из парней), замыкал процессию Оге. Ему не доверяли быть передовым, а он не очень-то и расстраивался. Большую часть времени он трепался с девушками, иногда с Грэмом, а иногда задумывался о чем-то. Так глубоко, что переставал замечать окружающих. Именно поэтому его и не выпускали вперед. О чем он думал, неизвестно, но Грэм, помня слова Ванды, предполагал, что он сочиняет какие-нибудь сонеты.

Сейчас впереди ехал Ив, и Грэм с Оге замыкали отряд, пристроившись за девушками. Грэм не хотел разговаривать, но шансов отмолчаться у него не было никаких, на его спутника напало болтливое настроение.

— Слушай, а что ты все время с Ивом цапаешься, а? — поинтересовался Оге вполголоса как бы совершенно невзначай.

Грэм посмотрел на Ива, чья гордо выпрямленная спина, прикрытая походным плащом, виднелась впереди, потом взглянул на небо. Там он не увидел ничего интересного, если не считать редких облачков. Оге, между тем, не сводил с него требовательно-любопытного взгляда.

— Спроси у него самого, — наконец очень неохотно отозвался Грэм.

— А я вот у тебя спрашиваю, — не отступил Оге.

Грэм вздохнул и снова взглянул на небо. Хотел общения? Получай, сказал он себе.

— А тебе-то что за печаль?

— Просто пытаюсь понять, за что вы друг друга так ненавидите.

— Я ненавижу Ива? — искренне удивился Грэм. — Нет. Ты ошибаешься, Оге.

— Но он-то тебя точно невзлюбил, — продолжал приставать Оге.

— Если и так, спроси у него, если интересно.

— А ты не знаешь?

— Отстань! — не выдержал Грэм. — Не испытывай мое терпение…

— Да я еще не начинал даже, — улыбнулся Оге. Улыбка у него была такая плутовская, что, увидь ее Илис, она бы дико обрадовалась и поняла бы, что нашла себе товарища по духу. — Хочешь, я тебе расскажу, почему он на тебя злится?

Очень интересно, подумал Грэм. Что ж, объяснения Ива мы уже слышали (искренние ли?). Послушаем теперь версию Оге.

— Ну?

— Его бесит, что Ванда слушается тебя, а не его, — вполголоса поведал Оге таким заговорщицким тоном, словно выдавал тайну государственного масштаба.

Грэм невольно улыбнулся.

— Ничего смешного! — побагровел от возмущения Оге. — Это действительно так.

— Он что же, ревнует? — поинтересовался Грэм небрежно.

— Причем тут — ревнует?! Да ему Ванда не по зубам, чего тут ревновать?

— А в чем тогда дело-то?

— Ив давал клятву верности семье Ванды, — пояснил Оге. — Он должен ее защищать, если следовать этой клятве. В смысле, Ванду защищать. А ты ему мешаешь.

— Мешаю? Каким же это образом? — спросил Грэм с изрядной долей иронии.

— Не валяй дурака! Ты для Ива — неизвестная величина, и уже это его жутко бесит, он привык знать о людях все. По его понятиям, именно от таких, как ты, он и должен оберегать Ванду. А она что? Она больше тебя слушает, а на все советы Ива отвечает смехом или начинает злиться. Она его и слушать не желает. И как же ему не беситься? Спорим на что хочешь, он пытался убедить тебя уехать куда-нибудь подальше?

— Было дело.

— Вот видишь. А ты, конечно, отказался?

— Ну раз я здесь…

— Вот видишь, — повторил Оге. — В общем, ты раздражаешь Ива, дальше некуда. Он бы вызвал тебя на поединок, если бы не считал это ниже своего достоинства.

Грэм хмыкнул. Конечно, что он такое, чтобы сразиться со столь замечательно знатной личностью, как господин Ив Арну?

— Если ты все знаешь, зачем спрашиваешь, почему я с Ивом цапаюсь?

— Просто хотел предупредить, чтобы ты не нарывался, — доверительно сказал Оге. — И поаккуратнее вел себя с Ивом. Он вообще человек злопамятный, ему лучше дорогу не переходить.

— Ну, если поединок с ним мне не грозит, — усмехнулся Грэм, — чего еще мне бояться?

— Мало ли. Ты все-таки не раздражай его понапрасну.

— Боюсь, это не моих силах. Его раздражает одно лишь мое присутствие. Чтобы не раздражать Ива, мне нужно исчезнуть с глаз его.

— Не нужно тебе никуда уезжать. Впрочем, это, конечно, твое дело. Но Ванда огорчится, если ты уедешь, — заявил Оге как ни в чем не бывало, делая вид, что разглядывает что-то на окраине леса.

Грэм перестал ухмыляться и постарался не покраснеть. Безымянный меня побери, свирепо подумал он, чего это я стал такой чувствительный? Что раньше могло заставить меня покраснеть? Да ничего! Ну, почти ничего. А тут…

— С чего ты взял? — выдавил он, проглотив подкативший к горлу ком.

Оге все еще делал вид, что его необычайно заинтересовал какой-то куст.

— Да видно же, что ты ей нравишься. Ты сам-то еще не заметил?

— Ох, слышала бы тебя Ванда, получил бы ты на орехи, — пробормотал Грэм. Оге был неистощимым источником информации, но вот его способность запросто разглашать чужие тайны (да и просто личные сведения о других людях) — это был уже перебор. Если хочешь, чтобы какие-то подробности твоей жизни узнало все королевство, поведай их Оге, и желательно под большим секретом. Не пройдет и недели, и ты станешь самой популярной личностью.

— А что? Что я такого сказал? К тому же, она тебе вроде тоже нравится?

— Я тоже могу дать тебе на орехи, — прошипел Грэм, невольно бросив взгляд на Ванду — не слышит ли? — И покрепче, чем она.

— Я ошибся? — захлопал глазами Оге. — Ну, тогда извини. Не нервничай. Понимаешь, показалось мне, что ты… все-все, молчу, — поспешно сказал он, наткнувшись на свирепый взгляд Грэма, рука которого сама собой тянулась к оружию. — Спокойно, не надо волноваться.

Легко сказать — не надо волноваться. Вот волноваться как раз надо, раз уж даже Оге знает, какие чувства вызывает у Грэма Ванда. Это значит, что все написано у него на лице, что совсем не хорошо. Грэм не любил, чтобы посторонние люди знали, что происходит у него внутри. Пусть даже это посторонние люди и не совсем посторонние, а приятели, почти друзья — как Оге.

Придется срочно менять линию поведения, подумал Грэм. Вопрос — как? Что он делает не так? Ему-то казалось, что он ведет себя сдержанно, и ему удается не выдать себя. Он так старался, а вот, надо же…

— Что ты на меня так смотришь? — занервничал Оге. — Я же извинился! Ну, глупость сказал, ошибся. Больше не повторится. Грэм!

Грэм вздрогнул и обнаружил, что, задумавшись, не сводит взгляд с собеседника. Выражение глаз у него, надо думать, было не слишком дружелюбное, раз Оге заволновался.

— Надеюсь, ты не обсуждал этот вопрос с Вандой? — медленно спросил Грэм.

— За дурака меня принимаешь? — возмутился Оге, надувшись и побагровев. — Спросил бы еще, не перемывал ли я тебе косточки с Ивом!

— С тебя станется, — буркнул Грэм и пришпорил лошадь, заставив ее подъехать поближе к девушкам. Продолжать разговор с Оге тет-а-тет у него не было ни малейшего желания.

Кто предупрежден — тот вооружен, подумал Грэм, немного успокоившись. Теперь он знал, что его увлечение Вандой бросается в глаза, и мог обдумать, как сделать так, чтобы покончить с этим.

Вообще, наверное, поздно что-то менять, раз уж даже Оге заметил, но лучше поздно, чем никогда.

С этого дня Грэм стал обращаться к Ванде лишь в случае крайней необходимости. Он избегал встречаться с ней глазами и вообще смотреть на нее. Возможно, это был перебор, но Грэм даже не подумал о том, что такое поведение свидетельствует о его чувствах еще более красноречиво. Он помалкивал теперь на привалах, вперив взгляд в землю, или болтал с Оге, а к Ванде старался вовсе не подходить. Ива его поведение явно радовало, он даже злился и шипел не так часто, как обычно. Но только сначала, потому что реакция девушки оказалась странной. Вместо того, чтобы перестать обращать на Грэма внимание, она сперва озадачилась резкой потерей интереса к своей персоне, а потом открыла на Грэма самую настоящую охоту. Теперь она сама искала предлог поговорить с ним, а во время разговора все время пыталась поймать его взгляд. Грэму становилось не по себе, когда он все-таки встречался с ней глазами. Ведь она ясно дала понять, что взаимности от нее ждать не следует. Чего же она хочет?

Грэм понял, что ничего не понимает, махнул рукой на все эти сложности и окончательно замкнулся в себе. Разговорить его стало не легче, чем устрицу.

* * *

Надежды найти переправу помимо моста не оправдались. Найти удалось только пожарище. Когда-то здесь был паром. Кто его сжег — медейцы, отступая, или касотцы, наступая, — осталось неясно, да и не было ни у кого желания выяснять. Что бы тут ни случилось, произошло это сравнительно недавно. Берег был изрыт конскими копытами; и хотя Грэм не умел читать следы и не мог отличить отпечатки медейских подков от касотских, ему это все равно не нравилось. Ему не хотелось встречаться ни с теми, ни с другими, поскольку добра ни от кого он не ждал; эту мысль он постарался внушить спутникам. Не удалось. Четверка медейцев превратилась в настоящих баранов и не собиралась отказываться от своего первоначального плана, который им, по-видимому, очень нравился. Грэм, обычно спокойный, взбесился и начал ругаться, из-за чего возник очередной конфликт с Ивом.

К счастью, до рукоприкладства и на этот раз не дошло, но разнимали их долго. В результате оба остались при своем мнении, озлобленные и кипящие внутри наподобие чайников. Все остальные притихли, боясь спровоцировать еще одну свару, и вели себя тихо-тихо. Но направление движения не поменяли.

Грэм разозлился так, что готов был вцепиться в глотку надменному упрямцу. Нужно было остыть и прийти в себя. Успокоиться, созерцая перед собой высокомерную физиономию Ива, было нереально, и он решил уединиться. Остановились они засветло, и заблудиться он не боялся. Когда разбили лагерь на опушке леса, он, закончив все дела, встал и пошел прочь. Он не оглядывался, но спиной почувствовал, как все взгляды обратились в его сторону. Никто ничего не спросил. Правда, краем уха Грэм уловил звук, будто кто-то попытался привстать вслед за ним, но его остановили. Интересно, кто это, подумал он, и украдкой оглянулся. На поваленном стволе сидела Ванда с совершенно убитым видом, а у нее за спиной возвышался взбешенный Ив, удерживая ее за плечо. Грэм хмыкнул и отвернулся. Ему было грустно.

Через минуту его кто-то нагнал. Услышав за спиной шаги, он оглянулся, понадеявшись, что все-таки Ванда последовала за ним, но его постигло разочарование. Это был всего-навсего Оге, запыхавшийся и раскрасневшийся от быстрой ходьбы.

— В чем дело? — спросил Грэм. Пожалуй, излишне резко, но он все еще был очень зол.

— Ты куда? — выдохнул Оге.

— Отдохнуть от вас. Надоели, сил нет…

— С тобой ничего не случится? — не унимался Оге. — Небезопасно одному расхаживать по лесу, пусть и при мече, так близко от границы!

— Не опаснее, чем лезть через реку по мосту впятером. Оге, вернись в лагерь. Оставь меня в покое.

— Но ты уверен, что все будет в порядке?

— Да.

— Точно? А то Ванда… — Оге осекся.

— Что? — сердце у Грэма бухнуло так, словно хотело выскочить из груди.

— Ничего… Это я так… вырвалось. Ты когда вернешься?

— К утру, — неохотно ответил Грэм. Думал он уже о другом, а именно — почему его собеседник вдруг вспомнил Ванду.

Оге вздохнул, повесив голову.

— Ну ладно. Будь осторожнее… Ты уверен, что тебе не нужна компания?

— Уверен. Давай, чеши отсюда.

Еще раз вздохнув, Оге развернулся и двинулся в сторону лагеря, раздвигая ветки. Шуму от него было больше, чем от стада лосей. Если в радиусе лиги были люди, его, несомненно, услышали все, кто хотел услышать. Безымянный на его голову, разве можно так шуметь? Сам Грэм неуютно чувствовал себя в лесу, но передвигался по нему гораздо тише.

Уйти далеко от лагеря он не решился, боялся заблудиться. Опыт жизни в лесу у него был небогатый, и обогащать его желания не имелось.

С Грэма довольно было и того, что он больше не видел и не слышал Ива. Когда лагерь скрылся за деревьями, он остановился и взялся устраивать ночлег. Одеяла он с собой не взял, а спать на земле не хотелось, тем более, она еще не полностью просохла после недавнего дождя. Грэм отыскал относительно сухое место, наломал веток с мохнатого куста и устроил что-то вроде лежанки. Получилось вполне уютно, лучше даже, чем на простом одеяле. Грэм растянулся на импровизированной постели и только сейчас подумал, что в лесу могут водиться хищники, а костер ему развести нечем. Впрочем, так близко к краю леса волки и прочие милые зверушки едва ли будут приближаться, тут же возразил он себе, и закрыл глаза. Он постепенно успокаивался. Обычно его тяжело было вывести из себя, но у Ива просто талант доводить людей до кипения. Нобиль поганый, усмехнулся Грэм, вспомнив своего приятеля Роджера. Наверное, ему было так же тяжело со мной, как мне сейчас с Ивом…

Вскоре он уснул, и сон его был спокойным и глубоким. Если кто и бродил вокруг в ту ночь, Грэм ничего не слышал, а проснулся целым и невредимым, когда солнце стояло уже высоко. Голова была тяжелой, верный признак того, что спал он слишком долго. Он попытался определить время по солнцу, но небо закрывали кроны деревьев, и он ясно было только, что уже утро, и отнюдь не раннее. Вот разоспался, с неудовольствием подумал Грэм.

Он поднялся, мотнул головой, стряхивая остатки сна, раскидал лежанку и пошел к лагерю. Сон принес успокоение, и теперь он был хладнокровен и рассудителен, как и всегда. Нужно быть наготове и иметь холодную голову. Что ж, сегодня Иву не получится вывести его из себя.

Грэм быстро вышел к лагерю. Еще издалека ему показалось, что в лагере необычно тихо. Не слышно ни воплей Оге, ни бурчания Ива, ни капризного голоска Ванды. Про Корделию он даже не подумал: ее не было слышно никогда. Такая тишина ему не понравилась, и он прибавил шагу, разводя руками ветки деревьев и меньше всего думая о том, чтобы не шуметь.

С первого взгляда все было вроде в порядке. Шатры стояли там, где их вчера поставили, и даже костер еще не догорел. Недалеко паслись стреноженные лошади — на двух меньше, чем нужно. Грэм не досчитался тех, что принадлежали Оге и Иву. Куда их унесло с утра?

Грэм осторожно вошел в лагерь, на всякий случай вытащив из ножен меч. Впрочем, предосторожность оказалась лишней. Было очень тихо. Никаких посторонних. Но и своих тоже никого не видно.

— Эгей! — крикнул Грэм, оглядываясь по сторонам. И тут же вздохнул с облегчением, когда у него за спиной, из густого кустарника, раздался недовольный голос Ванды:

— Чего кричишь? Вот разоряется… — вслед за этим показалась и сама девушка, заспанная и явно не в настроении.

— Надо же, объявился, — продолжала она сердито, встряхивая огненными влажными кудрями. — Ну и как, полегчало?

— Где Оге и Ив? — спросил в ответ Грэм.

— Уехали, — коротко ответила Ванда и направилась к своему шатру с явным намерением исчезнуть в нем, но Грэм поймал ее за руку и удержал. Она одарила его таким негодующим взглядом, что Грэм невольно вспыхнул.

Но руку не отпустил.

— Куда уехали?

— К мосту.

— Как — к мосту? Зачем?

— Посмотреть, как там дела.

— Вот болваны! — не выдержал Грэм. — И давно?

— Вчера вечером, после того, как ушел.

— И они оставили вас вдвоем?!

— Ну и что? Место спокойное, и Оге сказал, что утром ты вернешься.

Утреннее спокойствие улетучилось вмиг. Грэма охватило глухое раздражение. Это же надо: спокойное место нашли! Уехали, оставили девушек одних, понадеявшись на его возвращение! Слов у Грэма уже не было. Ему хотелось зарычать и потрясти за шиворот все четверку, по очереди, одного за другим, как трясут глупых котят.

— Отпустишь ты меня или нет наконец? — сердито поинтересовалась Ванда. — Что ты в меня вцепился? Боишься, что я тоже уеду? Не беспокойся, я не собираюсь никуда.

Грэм и не подумал разжать пальцы. Он сказал еще не все, что собирался.

— Когда они собирались вернуться? Сколько, по их расчетам, займет дорога туда и обратно?

Ванда на минуту задумалась.

— Кажется, Ив говорил, что они должны вернуться через два, много — через три дня.

— Кажется! — вскричал Грэм. — Тебе кажется! Ванда, разве можно быть такой легкомысленной?

— А что?

Грэм ничего не ответил, только поднял глаза к небу и покачал головой. О боги, и откуда берутся такие легкомысленные болваны? И кто выпускает таких детски наивных людей за ограду родительских парков?

— Нечего гримасничать… Отпусти, мне больно!

Последнюю реплику Грэм проигнорировал.

— А они подумали о том, что оставляют вас с Корделией одних на три дня? На границе с Касот?

— Почему — одних? Ты же должен был вернуться.

— А если бы не вернулся?

— Как это — не вернулся бы? — недоуменно подняла брови Ванда. — Тут же твои вещи остались и твой конь.

— Тоже мне, нашли гарантию возвращения!

— Ну ладно, хватит уже, — нетерпеливо бросила Ванда. — Раз уж они ушли, не тащиться же вслед за ними. Незачем искать неприятности, они и сами нас найдут.

С этим трудно было не согласиться.

— Ладно, — сказал Грэм. — С нами пока все в порядке, будем надеяться, что и с ними ничего не случится. Подождем их возвращения.

— А если вдруг с ними что-нибудь все-таки случится?

— Тогда и будем думать, что делать, — ответил Грэм и отпустил, наконец, Вандину руку.

Ванда потерла плечо, вздохнула и ушла в шатер.

Грэм же решил приготовить завтрак, поскольку девушки еще к утренним делам не приступали, а ему хотелось есть. Он разжег погасший было костер и проверил наличие воды в котелке. Воды, конечно же, не оказалось, и он отправился к реке.

Река еще раньше произвела на него сильное впечатление, и теперь он залюбовался, глядя на ее бурные серые, а вовсе не серебряные, волны. Серебряная была слишком широка, чтобы перейти ее вброд, и с слишком сильным течением, чтобы пересечь ее вплавь, во всяком случае, здесь. Выше по течению, в лесу, возможно, имело смысл попытаться…

Когда Грэм вернулся, девушки сидели на поваленном стволе и беседовали. Заслышав его шаги, они тут же смущенно замолкли, заставив его предположить, что речь шла о нем. Возясь с готовкой, он не раз и не два ловил загадочные взгляды девушек, адресованные ему, и окончательно уверился в своей правоте. Грэма так и подмывало спросить, чем он заслужил такую честь, но он сдерживался. Из-за этих переглядываний чувствовал он себя дурак дураком, и уже начал закипать, когда девушки неожиданно перенесли свое внимание на что-то другое и заговорили на другую тему.

День выдался довольно скучный. Делать было нечего, и Грэм занялся осмотром оружия, не спеша и обстоятельно. Он уселся на поваленный ствол и углубился в свое занятие, иногда поглядывая на девушек. Они тоже откровенно скучали, усевшись рядом с шатром, позевывали, и лениво переговаривались вполголоса. Говорили они так тихо, что Грэм, сколько ни напрягал слух, не смог разобрать ни слова, хотя его мучило любопытство.

К полудню Ванде стало настолько скучно, что она раззевалась и, сообщив, что пойдет лучше поспит, удалилась в шатер. Грэм остался наедине с Корделией. Некоторое время она сидела тихо, изредка бросая на Грэма странно многозначительные взгляды, которые здорово его нервировали. Уж от Корделии-то он ожидал большей сдержанности и такта.

Потом вдруг она решила разговорить его. Не иначе как по наущению подруги, потому что по своей инициативе она заговаривала с Грэмом за все путешествие хорошо, если раза три, причем исключительно по необходимости. А теперь вдруг заговорила первой, да еще и на наи. Грэм удивился, но отметил, что произношение у Корделии идеальное, и говорит она очень правильно.

— Где ты научилась так хорошо говорить на наи? — поинтересовался Грэм, проигнорировав пустяковый вопрос, который был задан явно для затравки.

— У нашей семьи есть хорошие друзья в Наи, — ответила девушка. — Мы часто бываем… то есть бывали у них в гостях, пока не началась война. Так что, у меня была хорошая возможность попрактиковаться. А вот ты где научился так правильно разговаривать? У тебя слишком гладкая речь. Ты учился в школе?

Грэму не хотелось рассказывать, кто именно и где учил его правильной речи, поэтому он ответил туманно:

— Пока были живы родители, я учился в храмовой школе, — это была полуправда, но все же лучше, чем полная ложь. — Потом, конечно, пришлось оставить учебу.

— В храмовой школе? — повторила Корделия с большим сомнением. — Наверное, это была очень хорошая храмовая школа…

— Да, неплохая.

— А сколько тебе было лет, когда ты потерял родителей?

— Мать умерла, когда мне было восемь, а отец погиб, когда мне исполнилось шестнадцать, — ответил Грэм, несколько удивленный тем, что тактичная Корделия задает подобные вопросы. Наверное, Ванда здорово насела на нее с поручением выпытать все как можно подробнее.

— Значит, когда ты остался без родителей, ты был уже взрослым. Какое будущее тебе готовили?

— К чему меня готовили — неважно, — буркнул Грэм. — Сложилось все равно так, что я стал бродягой.

— Твои родители не оставили тебе никакого состояния?

— У меня нет ни гроша, если тебя это интересует. Корделия, а с чего, собственно, такое любопытство?

Девушка заметно смутилась, но, пересилила себя и посмотрела ему в глаза:

— Мы уже давно путешествуем вместе, а о тебе почти ничего не знаем. Вот я и решила исправить это упущение.

Значит, Ванда ничего не рассказала подруге, не поведала о его принадлежности к братству Фекса. Что ж, и на том спасибо.

— Но ведь и я о вас ничего не знаю, — напомнил он. — Кроме того, что рассказала Ванда.

— А она рассказала достаточно, чтобы ты не терялся в догадках, — подхватила Корделия. — Так что, ты знаешь о нас больше, чем мы о тебе. Тебе известно, куда и зачем мы идем, а ты даже не объяснил, как и зачем оказался в Медее. Согласись, разумный человек просто так не полезет на территорию, охваченную пожаром войны. Для этого нужны веские причины, тем более, если человек этот не принимает ни одну из сторон. Но если тебе не хочется отвечать на мои вопросы, скажи, я не буду настаивать, — все-таки дала отступную Корделия. — В конце концов, причины могут быть очень личными, и тогда мы не имеем права требовать…

Грэм пожал плечами.

— Спрашивай, мне не жалко. Если мне твои вопросы не понравятся, я просто не стану отвечать.

Корделия ненадолго задумалась.

— Ты говоришь, что ты бродяга. Где ты побывал в своих странствиях?

— Много где. Всю западную часть материка исходил вдоль и поперек, — отозвался Грэм, и это была чистая правда. Далеко на восток он не забирался, но и западный край — немалый. К тому же, маршруты Грэма не ограничивались дорогами западных королевств. Заносило его и в Самистр (хотя и не по своей воле оба раза), и в островную Истрию. Но об этом он пока решил не говорить.

— Всю-всю? И в Касот тоже бывал?

— Бывал. Правда, не долго. И довольно давно, еще до войны.

— Ну и как там тебе показалось? Я никогда не бывала там, даже раньше. Мы и до войны не доверяли касотцам.

— Люди как люди… Язык у них, правда, трудный, но это с непривычки. А так… как и везде.

— Но ведь касотский император — колдун, и у него так много магиков!

— Магиков, и впрямь, хватает. В Касот не жгут на кострах всех, у кого есть хоть какие-то способности к магии, а обучают их. И магики там не бесправные пленники, как, например, у вас, заточенные в башнях и лишенные всего, своих семей и домов, а состоятельные, уважаемые люди.

— Но ведь магия — это так опасно, — сказала Корделия убежденно. — Любой магик, даже обученный, легко может причинить вред и себе, и другим, причем зачастую даже неосознанно! Магией можно только убивать и разрушать, никто и никогда не использовал ее для созидания. Магик — тот же убийца, только вооруженный не кинжалам, а силами, природа которых неизвестна, но корни их, несомненно, в хаосе. Поэтому мы и держим магиков изолированно, в башнях, стены которых препятствуют проникновению магии наружу, чтобы они не смогли навредить. А насчет костров… Это жестокая мера, и к ней стараются прибегать как можно реже, если не остается другого выхода. Чаще у нас просто запирают магика. А поступай мы иначе, воцарился бы хаос.

— Касот битком набит магиками, однако никаким хаосом там и не пахнет. Наоборот, все довольны, император правит твердой рукой и держит всю прорву магиков в узде, не говоря уже о других людях.

— Это потому лишь, что касотский император — сам колдун! — Корделия вдруг раскраснелась, словно эта тема задевала ее за живое. — Он знает, что такое магия, и умеет управлять ей, а следовательно, и людьми, владеющими ей. Никто другой не смог бы. И это единственная причина, почему королевство, в котором такое количество свободных магиков, не погрязло в междоусобных войнах.

— Так может, вам стоит поучиться у касотцев? Может, вместо того, чтобы уничтожать потенциально полезных королевству людей, лучше обучать их и пытаться контролировать? Это будет гораздо полезнее и эффективнее.

Неожиданно из шатра высунула нос Ванда. Вид у нее был абсолютно не сонный, и Грэм невольно усмехнулся: конечно же, она не спала, а подслушивала. Вот хитрюга! А теперь, когда разговор свернул в сторону, ей не интересную, она решила вмешаться.

— А может, вам стоит поучиться не совать нос не в свое дело? — сердито вопросила Ванда. — Вот у кого мо… наш король не спрашивал совета, так это у тебя. Уверена, он и сам знает, что делать с магиками. Кстати, и ваш король тоже не спешит уподобиться Бардену и продолжает исправно жечь магиков. Как ты это объяснишь?

— Я это объясню тем, что наш король, — как и ваш, впрочем, — не счел нужным спросить у меня совета, — убийственно серьезным тоном поведал Грэм. — А зря. Впрочем, что говорить об этом. Не имеет смысла призывать кого бы то ни было брать пример с тех, кто в настоящее время считается врагом. Это пустая трата времени.

— Вот именно, — кивнула Ванда, выбираясь из шатра. — И вообще, Грэм, тебе не кажется, что ты слишком самоуверен?

— Не кажется. Меня спросили, я высказал свое мнение.

— Ага. Ну ладно. Корделия, не хочешь сходить к реке? — Ванда поменяла тему по-детски непосредственно. — Я бы с удовольствием искупалась. Кажется, я уже сто лет не принимала ванну. Сегодня не очень холодно, так что…

— Куда? — вскинулся Грэм. — Что это ты вздумала? Никуда вы не пойдете вдвоем!

— Мы же недалеко будем, до реки — два шага!

— Допустим, не два, а побольше, — решительно возразил Грэм, которому идея Ванды совсем не понравилась. — Никуда вы не пойдете. Понимаю ваше желание искупаться, но я вас не отпущу. Придется потерпеть.

Ванда очень не любила, когда ей перечили. Она открыла рот, чтобы гневно сказать что-то не совсем лицеприятное, но, видимо, быстро сообразила, что в какой-то мере Грэм прав. Кроме того, они с Корделией все-таки зависели от него до возвращения остальных парней. Поэтому она быстренько взяла себя в руки, спустила пар и заговорила медовым голоском, заглядывая в глаза Грэму едва ли не просительно:

— Ну пожалуйста, мы будем очень-очень осторожными! Мы не будем шуметь, мы будем тихими, как мышки, нас никто не услышит! И никто не увидит: мы найдем укромное-укромное местечко…

— И мне тоже придется искать вас целый день. Нет.

Ванда нахмурилась, терпения ее хватало ненадолго. В поисках поддержки она повернулась к подруге, но лицо Корделии было безмятежно. В споры она не впутывалась никогда. Судя по всему, не собиралась и сейчас, тем более, по такому неважному вопросу.

— Упрямец! — в сердцах сказала Ванда. Ни кротости во взгляде, ни медовости в голосе уже не осталось.

— Я просто забочусь о вашей безопасности, раз уж больше некому. Одни вы никуда не пойдете, — повторил Грэм.

Ванда фыркнула.

— Может, ты пойдешь с нами, раз так?

— Почему бы и нет? — вдруг оживилась Корделия. — В самом деле, пусть идет с нами, раз одних нас отпускать не хочет…

— Чего? — Ванда не поверила своим ушам. — Хочешь, чтобы он сидел на бережку и пялился на нас?

— Я отвернусь, — пообещал Грэм, стараясь сохранять серьезное выражение лица. Ему стало смешно.

— Ха! Так я и поверила! — закипая, возмутилась Ванда.

Она хотела добавить что-то еще, но ее мягким жестом остановила подруга. Она серьезно взглянула на Грэма и спросила:

— Нет, правда, такой вариант тебя устроит? Ты будешь неподалеку, и сможешь помочь, если понадобится. Согласен?

Грэм пробурчал что-то утвердительное. Это был лучший вариант. Если вынудить Ванду совсем отказаться от ее затеи, несколько дней от нее не будет покоя.

Конечно, повернувшись к девушкам спиной, трудновато присматривать за ними, но он хотя бы будет слышать их. Что касается соблазна подсмотреть, Грэм был уверен, что справится. Уж чего-чего, а сдерживать низменные желания он умел. Правда, гарантировать, что такового желания не появится вовсе, он не мог. Если Корделия оставляла его равнодушным, то Ванда с каждым часом волновала все больше, и знать, что у тебя за спиной она плещется совсем раздетая (или полураздетая), что стоит обернуться, и увидишь нечто такое, что не всякий смертный видел в своей жизни… Нет, желание посмотреть определенно возникнет, но Грэм был убежден, что не обернется.

— Обещаешь, что не будешь подсматривать? — продолжала Корделия.

— Обещаю.

— И ты веришь ему? — снова влезла притихшая было Ванда. — Сказать-то можно все, что угодно!

— Верю, — просто сказала Корделия, и Грэм почувствовал к ней что-то вроде благодарности. Ванда мученически вздохнула.

— Ну, давай попробуем, — сказала она, — раз ты такая доверчивая…

* * *

Возможно, это было тонкое издевательство, придуманное девчонками заранее. Возможно, импровизация, оказавшаяся на редкость удачной. Грэм не слишком долго ломал над этим голову, сидя на берегу реки, потому что занимали его совершенно другие мысли, от которых он пытался избавиться всеми силами. Тщетно.

Купание заняло довольно много времени. Девушки вошли во вкус и не реагировали на оклики и предложения свернуть веселье и вернуться в лагерь. Точнее, реагировали, но дальше фраз: "Да-да, сейчас, мы уже одеваемся", — дело не шло. Через полминуты они уже забывали о том, что собирались одеваться, и продолжали развлекаться. Самое обидное, перейти к активным действиям Грэм не мог: пришлось бы обернуться, а этого он сделать не смел. Дело было не только в обещании. И подумать было страшно: он обернется, а там… При одной мысли о том, какая картина предстанет его глазам, он начинал краснеть. Так он и сидел, не смея пошевелиться, прислушиваясь к веселому плеску за спиной и воображая себе картины одна другой красочнее, при этом его бросало то в жар, то в холод. Нечего сказать, хорошую забаву придумали девушки.

Но наконец они, то ли замерзнув, то ли сжалившись над своим стражем, выбрались на берег и принялись одеваться. Грэм вздохнул с облегчением. Через десяток минут ему милостиво разрешили обернуться, и взору его предстали обе девушки, мокрые, веселые, раскрасневшиеся и одетые весьма небрежно. Правда, Корделия была одета гораздо тщательнее своей подруги, которая даже не позаботилась как следует затянуть шнурки рубашки, из-за чего Грэму пришлось прилагать немалые усилия, чтобы не пялиться все время на ее декольте. Он почти не сомневался, что небрежная откровенность Ванды — тщательно продуманный стратегический ход. Проклиная в душе весь женский пол, Грэм помалкивал и делал вид, что ничего его в туалете девушки не интересует.

Он надеялся, что это издевательство — первое и последнее. Во всяком случае, с него хватило. Он предпочел бы длительную злобную пикировку с Ивом этому идиотскому сидению на берегу и последующим сценам. Но он зря надеялся. Девушкам было скучно, и они донимали Грэма мелкими пакостями, шутками и подковырками остаток этого дня и весь следующий. Грэм старался сохранять безразличное выражение лица и никак не реагировать на своеобразные шуточки, полагая, что девушки уймутся. Не тут-то было. Девушки удвоили и утроили свои, словно задавшись целью вывести его из себя. Верховодила, конечно, Ванда. Скоро Грэм уже мечтал о скорейшем возвращении Оге и Ива. Оставаться с девушками наедине ему больше не хотелось. Он боялся, что скоро потеряет терпение, и даже не исключал возможности рукоприкладства в случае, если его доведут окончательно.

Но миновал день, затем второй, а парни не возвращались. Ив говорил про два-три дня, прошло всего два, но Грэм начал волноваться. Три дня — это край. Возможно, ребята влипли в неприятную историю.

Девушки тоже явственно начали нервничать к исходу второго дня, и даже перестали шутить. Они пока помалкивали, но Грэм ясно видел в их глазах тревогу.

К вечеру третьего дня Ив и Оге не вернулись. Тревога, повисшая над лагерем, стала почти физически ощутимой, но никто не заговаривал о том, что беспокоило больше всего, словно заключив молчаливое соглашение подождать до утра.

Спать никто не ложился, несмотря на позднее время. Собрались у костра; особой нужды в огне не было, за последние два-три дня значительно потеплело, и хищники, судя по всему, разбежались кто куда при виде касотского войска, но костер все-таки развели. Если Оге и Ив будут возвращаться ночью или под утро, он послужит им прекрасным ориентиром.

Сидели молча, говорить никому не хотелось. Мрачная Ванда подвинулась вплотную к огню и сидела с таким видом, словно присутствовала на собственных похоронах. Грэм смотрел на нее и думал, что делать дальше. Для начала следовало разузнать, что стряслось с парнями. Для этого кто-нибудь должен был поехать к мосту, а по дороге расспрашивать всех встречных, хотя бы и касотцев. Грэм мог сделать это относительно безопасно, уж в нем никто не заподозрил бы медейца. Но ехать ему пришлось бы одному; если Корделия бегло говорила на Наи и могла сойти за соплеменницу Грэма, то медейское происхождение Ванды только что не было написано у нее на лбу. Если только она будет помалкивать, тогда еще может что-нибудь выгореть. Но — слишком опасно. Слишком.

Оставлять девушек одних Грэму тоже очень не хотелось, но это было меньше зло, и к утру он решился. Ждать дальше не имело смысла, промедление могло ухудшить ситуацию. Когда начало светать, он посвятил в свои планы девушек. Корделия выслушала его спокойно, зато Ванда приняла план в штыки. Она желала поехать вместе с Грэмом, утверждая, что так будет гораздо лучше.

— Да в вас в два счета узнают медейцев! — пустил в ход свой главный козырь Грэм.

— Ничего подобного! Корделия отлично говорит на наи, а я могу и помолчать! — Ванда как будто читала его мысли. — В крайнем случае, буду изображать немую.

— Все равно — нет, — отрезал он.

— А если на нас тут наткнутся касотцы? — сердито спросила Ванда. — Что тогда?

— Вряд ли вас найдут, если не будете шуметь. Ванда, пойми, у нас нет другого выхода. Остаться и ждать здесь для вас лучше, чем ехать со мной. Меньше вероятность вляпаться.

— Замечательно. А если вдруг и ты попадешься? Что тогда? А?

— Тогда вы развернетесь и потихоньку поедете домой. Ясно? И без всякой самодеятельности.

— То есть как это — поедем домой? А как же Дэмьен?

Грэм вздохнул.

— Сомневаюсь, что вы сумеете вдвоем добраться до него и чем-то помочь.Скорее всего, просто попадетесь сами и разделите его участь. Разве это лучше? Подумай, Ванда. Подумай хотя бы о своей матери. Тогда она лишится сразу и сына, и дочери.

Ванда закусила губу и нахмурилась. Видимо, благоразумие боролось в ней с желанием героически броситься на помощь друзьям и брату. Молчала она довольно долго, под спокойным взглядом подруги, которая, судя по всему, все для себя уже решила, готова была принять любой вариант и следовать за большинством. Потом Ванда решительно покачала головой.

— Нет. Это безумие. Нам нельзя разделяться. Мы уже отпустили Оге и Ива, и вот что получилось. Если уедешь еще и ты, только боги знают, что может произойти.

Это все, конечно, было справедливо. Но тогда оставалось только сидеть и ждать. Грэма это не устраивало. Ну никак.

Самым правильным сейчас было бы взять девчонок подмышку и отнести к папе с мамой. Но вот именно этого Грэм не мог сделать, не зная всех обстоятельств. Поэтому он прекратил свои неспешные сборы и уселся прямо там, где стоял. Девушки удивленно уставились на него.

— Что это значит? — поинтересовалась Ванда, уперев руки в боки.

— Это значит, что я с места не двинусь, пока вы не расскажите мне все до конца, ничего не утаивая, — спокойно пояснил Грэм.

— С чего это вдруг?

— С того, что только зная все подробности вашей прелюбопытнейшей истории, я смогу решить, как нам действовать дальше.

— И все равно я не вижу связи. Что ты собираешься делать? Ты уже передумал искать Оге и Ива?

— Больше всего мне сейчас хочется отвести вас к мамам, — честно признался Грэм. — Только вот не знаю, куда.

— Ах вот оно что, — прищурилась Ванда. — К мамам, значит, отвести… А наши желания тебя не интересуют?

— Меня интересует ваша безопасность.

— Да что тебе наша безопасность? Ты кто нам — сват, брат?!

— Ты сама попросила меня быть твоим телохранителем, — напомнил Грэм.

Ванда фыркнула так выразительно, что стало ясно: это для нее не довод. Телохранитель — всего лишь слуга, а она не обязана слушать слуг. Это отчетливо читалось у нее на лице.

Грэм мог бы еще раз сказать, что любит ее, а потому боится за нее… но именно этого он обещал больше не говорить. В душе он уже проклинал тот момент, когда, возжелав человеческого общества, решил посмотреть, кто развел костер, дымящий в безжизненной долине. Если бы он проехал мимо, поостерегшись связываться неизвестно с кем, не пришлось бы сейчас принимать решений. А если бы и пришлось, то решения эти не касались бы никого, кроме него самого. Грэм терпеть не мог взваливать на себя ответственность за кого-либо, особенно, когда этот кто-то воспринимал заботу о его безопасности в штыки. Вот как Ванда, например. Совершенно идиотская ситуация: ты, движимый чувством долга, делаешь то, что оно (то есть чувство долга) тебе предписывает, хотя в глубине души хочется послать все подальше, а получается, что это совершенно никому не нужно. Те, кого ты пытаешься облагодетельствовать, смотрят на тебя круглыми глазами и искренне недоумевают, что за блажь на тебя нашла и какое тебе вообще до них дело. Хотелось плюнуть на все, помахать ручкой и двинуться по своим делам… но беда была в том, что у Грэма иногда чувство долга затмевало все остальные чувства и желания. Увы.

— Я с места не двинусь, пока не узнаю вашу историю полностью, — решительно сказал Грэм. — Не хотите рассказывать — пожалуйста. Я могу сидеть тут, пока не явятся касотцы и не унесут меня на руках. Мне все равно… А вот вам советую подумать.

— Ну и сиди! — не унималась Ванда. — Подумаешь, напугал! Поедем без тебя!

— Интересно, куда.

— Да уж куда-нибудь!

Корделия, спокойная как обычно, тронула разбушевавшуюся подругу за руку, и, когда Ванда обратила на нее гневный взор, молча покачала головой. Один этот жест произвел действие, которое не произвели все слова Грэма: Ванда успокоилась. Причем сразу.

— Ну ладно, — сказала она уже совершенно другим тоном. — Хочешь, так сиди тут пока. А я немного подумаю.

И она удалилась в шатер, задернув полог. Грэм остался сидеть с твердым намерением дождаться полного рассказа, пусть даже касотцы нагрянут раньше, чем Ванда решит что-либо. Лично его касотцы не волновали. Вряд ли они станут связываться с нейтралом… каковой, правда, находится в обществе медейских девушек.

— Ты правда хочешь все знать? — тихо спросила Корделия, устремив свои спокойные серые глаза на Грэма. Выражение у нее на лице было загадочное, как и всегда. Не человек, а дух.

— Да, хочу.

— Я с ней поговорю.

Разговор длился около часа. За это время Грэм успел перебрать мысленно все возможные варианты действий, но так и не придумал ничего путного. Все, что приходило в голову, было плохо, и более или менее приемлемого решения он найти не смог. Выходило, что нужно бросать или Ванду с Корделией, или Ива с Оге.

Когда из шатра показалась Корделия, Грэм пребывал в полной растерянности, что случалось с ним нечасто. Корделия молча села напротив на поваленном дереве. Еще несколько минут они молчали.

— Ванда попросила объяснит тебе все, — проговорила Корделия.

— А почему не она сама?

— Она… не хочет.

Грэм хмыкнул.

— Видишь ли, Грэм, — тихо сказала Корделия, устремив на него прозрачный загадочный взгляд, — отец Ванды — Тео Тир. Король Медеи. Таким образом, как ты понимаешь, сама Ванда — медейская принцесса. Помимо этого, у нее есть еще множество титулов, но перечисление их займет много времени, да и ни к чему тебе знать их…

Вот это было уже не смешно. Грэму понадобилось минут пять, чтобы переварить новость. Да, у него имелись смутные подозрения, сомнения, но… какие-то несерьезные. Всерьез о принадлежности Ванды к августейшей династии он даже и не думал никогда.

— Что-то ты погрустнел, — заметила Корделия таким же ровным тоном после порядком затянувшейся паузы. — Эта новость тебя огорчила?

Грэм мотнул головой, не отрицая, впрочем, очевидное, а просто предлагая девушке продолжать. Но Корделия жеста не поняла, продолжала смотреть молчаливо и серьезно, и с каким-то даже сочувствием.

— Значит, Ванда — принцесса, — сказал он тогда, удивившись мельком, как хрипло звучит его голос. Почему-то пересохло горло, словно был он в пустыне, много часов под палящим солнцем. — Просто прекрасно. Как в сказке. А остальные? Ты, например?

— Мой отец — дюк Вирдик, — спокойно ответила Корделия. — Он — вассал короля Тео; наши владения находятся недалеко от столицы. Наш род один из самых древних в Медее. Слышал когда-нибудь?

Имя было знакомое. Впрочем, Грэм никогда не интересовался дворянскими фамилиями ни западной части материка, ни какой-либо другой. Он знал только, что медейский дюк — почти то же самое, что наинский князь. До короля не хватает самую малость. Мельком он подумал, что его отец в свое время вполне мог водить дружбу с этим самым дюком Вирдиком, а они с Корделией могли не раз и не два видеть друг друга на приемах лет восемь-девять назад. Впрочем, нет, не могли. Тогда она была совсем еще ребенком.

Голос Корделии вернул его к мыслям более насущным.

— Мы дружим с Вандой с детства, — продолжила она. — Моя мать — придворная дама, и часто брала меня с собой, и так я познакомилась с Вандой и с ее братом. Позже, когда мы выросли, мы с Дэмьеном полюбили друг друга, — она поведала об этом совершенно спокойно, без показной стеснительности, обычно свойственной молодым девушкам, когда разговор заходит на окололюбовные темы. — Нам едва ли позволят пожениться, но мы… мы продолжаем надеяться. Впрочем, я отвлеклась, — нечеловечески спокойным тоном заметила Корделия. — Ив — лучший друг Дэмьена, так же как его отец — королевский сенешаль — лучший друг и советник Тео. Они даже схожи по характеру, только Дэмьен… он более сдержанный.

— А Оге тоже какой-нибудь дюк? — поинтересовался Грэм не без сарказма. Надо же, в какое высокородное общество его занесло. Он даже в страшных снах не мог вообразить себе, что окажется в компании золотой молодежи Медеи.

— Оге — тан, — ответила Корделия, словно не заметив насмешки. — Не более и не менее.

— Ну да, мелочи, — кивнул Грэм. Впрочем, тан — это действительно были мелочи по сравнению с тем, что он узнал. Надо же, какой набор — принцесса, дюкесса, сын сенешаля (кстати, а сенешаль-то кто?), ну, и на закуску — тан. Очень мило. И все идут выручать парня, который является не более и не менее, чем наследным принцем. Ужас.

— Ты в самом деле не ожидал ничего такого?

Грэм пожал плечами… и вдруг насторожился, услышав кое-что, что ему сильно не понравилось. Он вскочил на ноги, схватился за меч и жестом велел Корделии исчезнуть. К лагерю кто-то приближался. Верхом. Шансы на то, что неведомые странники проедут мимо, были мизерны — кто бы то ни был, он ехал прямо на медейский лагерь. Решив не дожидаться гостей, Грэм, оглянувшись на Корделию, которая вовсе не собиралась исчезать, пошел им навстречу. Если это касотцы, лучше им не видеть девушек.

Но когда он, выглянув из зарослей орешника, увидел всадников, от сердца у него отлегло. И вместе с тем ему захотелось предать эту пару мучительной смерти за все те беспокойства, что они причинили.

Потому что всадники были ни кто иные, как Оге и Ив — уставшие, пропыленные, но живые и, кажется, совершенно здоровые.

Грэм выругался на наи и вышел им навстречу.

* * *

Когда улеглась первая бурная и вполне естественная радость, Грэм приступил к головомойке. Ему было плевать, кто перед ним — тан, дюк или сам король Тео. Он дал выход накопившейся злости и обрушился на медейцев с яростью, поразившей его самого.

Для начала он наорал на парней за то, что они оставили девчонок одних, не дождавшись его возвращения. Как только додумались? Ведь девушкам предстояло провести ночь одним, и только Безымянный знает, что могло случиться! Потом огреб персонально Ив. Как это он, такой расчетливый и недоверчивый, оставил свою принцессу (при этих словах Ив вспыхнул и бросил недоуменный взгляд на Ванду, однако же промолчал) на подозрительного проходимца, которого сам не раз и не два называл головорезом и которому приписывал все мыслимые и немыслимые преступления? Почему он не подумал, что может, вернувшись, обнаружить расчлененные тела убитых и изнасилованных девушек? О чем он, Безымянный его побери, вообще думал? Ив выслушал гневную отповедь на удивление спокойно, лишь мрачно сверкая глазами из-под насупленных бровей. Грэм ожидал, что в ответ услышит много интересных слов, но не услышал ничего. И удивился. То ли Иву и впрямь нечего было сказать, и он признавал свою вину, то ли он готовился к более серьезной словесной перепалке и не хотел бросаться в бой прямо сейчас. Зато Оге смотрел такими жалобными глазами, ну точь-в-точь побитая собака, что на секунду Грэмом овладело искушение смиловаться над медейцами и закончить свою обвинительную речь. Но приступ человеколюбия быстро прошел; стоило только бросить взгляд на хмурого, злого Ива, который, несмотря на молчание, выглядел не слишком-то виноватым. Грэмом овладел прежний гнев, и он продолжил метать молнии.

Он удивлялся сам на себя. Злился он редко, а когда это все-таки случалось, то выражалось в том, что он становился еще более холодным, замкнутым и резким, чем всегда. Таких приступов огненной ярости, как сейчас, с ним не случалось уже очень давно, наверное, лет шесть, с тех пор как он решил, что пора научиться держать себя в руках. Выглядел он во время этих приступов, надо думать, страшно. Об этом ясно свидетельствовали испуганные глаза девушек и крайне изумленные — Оге. Грэму было плевать.

Продолжать в том же духе он мог очень долго, если бы его не остановил Оге, буквально взмолившийся о пощаде. Девчонки не смели и рта раскрыть, так они были ошарашены неожиданным гневом, пусть даже и не них он был обращен, а Ив замкнулся в угрюмом молчании. Чем все могло закончиться, только боги знают, так что Оге, рискнувший сунуться под руку кипящему Грэму, просто спас ситуацию.

Грэм, остывающий так же быстро, как и заводящийся, одарил напоследок обоих парней совсем нелестными и в чем-то даже неприличными эпитетами (девчонки их не поняли, а вот Ив понял и побледнел) и замолк. Теперь он хотел собраться с мыслями. Вопросов накопилось множество, но сначала нужно было как-то рассортировать их по степеням важности.

Пока он остывал, инициативу перехватила Ванда, которая довольно агрессивно поинтересовалась у Ива, где же их носило столько времени. Все же молодец девчонка, даром что принцесса. Как быстро взяла себя в руки!..

— Где вы были? Мы уже не знали, что и думать! Где вы гуляли три дня, а? Ну что вы так смотрите на меня? Отвечайте!

Вид у Ванды был донельзя свирепый, глаза метали молнии. Грэм невольно залюбовался ей, забыв обо всем на свете. К делам насущным его вернул голос Оге, который хотел было отмолчаться, понадеявшись на Ива, но видя, что тот молчит, словно немой, принялся оправдываться сам. Молчание Ива внушало подозрения, у Грэма даже мелькнула шальная мысль: не вырезали ли ему касотцы язык?

— Ну что с нами могло случиться, Ванда? — оправдывался Оге, поглядывая на своего товарища. — Мы просто немного поплутали…

— Ах, поплутали! — еще больше разозлилась Ванда. — А с самого начала нельзя было об этом подумать?!

— О чем? — совсем скуксился Оге.

— О том, как обратно будете возвращаться! Болваны!

— Ванда, — тихо, мрачно и как-то угрожающе сказал вдруг Ив, давая возможность убедиться всем, что язык у него все-таки на месте. — Успокойся, пожалуйста. Следи все-таки за тем, что говоришь. Не хотелось бы продолжать разговор в подобном тоне.

Ох и зря он это сказал! Ванда резко повернулась к нему, с такой злостью на лице, что Грэму даже стало неуютно. Не хотел бы он, чтобы она так посмотрела на него. Ив, впрочем, ничуть не смутился и не отвел взгляда, даже когда девушка заговорила с ним, отнюдь не вежливо и почти срываясь на крик:

— А ты-то уж помолчал бы! Тебя я вообще не желаю слушать, ясно? Знал бы Дэмьен, кому он доверяет! Знал бы отец!

Ив выслушал ее спокойно и голову не склонил. В душе у него, однако, едва ли царило такое же ледяное, мрачное спокойствие, которое было написано на лице. Зато Оге явно было нехорошо и неуютно. Правда, вид его вызывал скорее не сочувствие, а смех, до того забавно он выглядел с жалобной физиономией, словно обиженный, испуганный маленький ребенок.

— Обоих вас слушать не желаю! — продолжала бушевать раскрасневшаяся от гнева Ванда. — И видеть вас не желаю! И говорить с вами не желаю! Убирайтесь куда хотите! Чтоб я вас не видела! Не смейте показываться мне на глаза! Катитесь отсюда! Мы без вас обойдемся, это безопаснее будет, а вы — уматывайте домой!

Словарный запас у нее оказался несколько неожиданным для принцессы.

Поскольку уматывать домой никто не собирался, так же как не собирался исчезать с глаз ее долой, Ванда решила уйти сама. В шатер. При этом дернула полог с такой силой, что чуть было не сорвала его.

— Ох, — перевел дух Оге. — Ничего себе…

— Получили? — поинтересовался Грэм все еще зло, но уже гораздо спокойнее. — Маловато, я бы сказал, получили. Не по заслугам.

— Маловато? Ничего себе! У меня до сих пор в ушах звенит. Теперь она будет до вечера дуться. Раньше завтрашнего утра к ней лучше не подходить, точно.

— Что, неужели такая отходчивая? — усмехнулся Грэм. — Добрая у вас принцесса… Я бы на ее месте…

— Принцесса? — вытаращил глаза Оге. — А ты откуда знаешь??

— Да наверняка ему сама Ванда и рассказала, — подал голос Ив и взглянул на Корделию, демонстративно игнорируя Грэма. — Так?

— Я ему рассказала, — тихо ответила та. Прошедшая буря словно и не коснулась ее, такое спокойствие было в ее взгляде. — По просьбе Ванды, конечно.

— Вот и отлично, — оживился Оге. — А то тайны эти… Кому они нужны? Ив! А ты-то хорош! Молчишь, как рыба, а я отдувайся? Что же ты не объяснил все Ванде? Да еще и ума хватило такое брякнуть…

— Оге, — мрачно отозвался Ив, — помалкивай лучше. А то ты не знаешь, что в таком состоянии Ванда никаких объяснений не приемлет.

— Ну и не говорил бы вообще ничего! А тоже — сунулся! Завел ее еще больше!

Ив посмотрел на приятеля с такой яростью, что стало ясно: сейчас грянет еще одна буря. Для одного дня это был бы уже перебор, и Грэм решил вмешаться.

— Прекратили препираться, — не поднимаясь, сказал он тихо, но так, что все трое сразу посмотрели на него. Оге, надувшийся было, словно драчливый петух, сразу успокоился. — Хватит уже. Сглупили вы ужасно, хуже не придумаешь, но кончилось все, к счастью, благополучно. Это мы уже обсудили, так что хватит в ступе воду толочь, — (Корделия одобрительно кивнула). — Теперь мне хотелось бы услышать о результатах вашей поездки. Только тогда мы сможем решить, что делать дальше и куда ехать.

— Только при Ванде, — тут же отреагировал Ив. — У меня нет желания пересказывать все по два раза. Да и вообще…

Последняя его фраза не несла в себе никакого конкретного смысла, но тон его ясно говорил об отношении Ива к презренному бродяге, который нагло взялся командовать, хотя никто его не просил. В Грэме снова поднялась утихшая было злость, до того его раздражал этот надутый высокомерный нобиль.

— Пока мы будем сидеть и ждать, когда ее высочество соизволит выйти к нам, — сдерживаясь, сказал он, — касотцы времени не теряют. Мы и так торчим на одном месте слишком долго, и просто счастье, что на нас до сих пор не наткнулся касотский патруль. А если вы еще попались им на глаза…

— И правда, — согласился Оге. — Ив, ведь нас действительно могли заметить, пока мы крутились около моста. Вдруг за нами следят?

— Оге, ты — болван, — коротко сказа Ив и встал. Пояснять свою мысль он не собирался, хотя Оге и смотрел на него непонимающими глазами. — Впрочем, делайте, что хотите. Я устал, как собака, и собираюсь лечь спать. Поговорим завтра.

— Не понимаю, — зашипел доведенный до крайней степени бешенства Грэм, сверля взглядом полог шатра, за которым исчез Ив, — не понимаю, как вы еще не проиграли войну при таком-то разброде?! У вас что, ни у кого мозгов совсем нет? Мы вот-вот можем угодить в лапы касотцам, нам отсюда убираться надо немедленно, а вы спать собрались? Вы же не дети, неужели ничего не понимаете? Нам крупно повезло, что нас еще не нашли! — повторил он свирепо. Никто и никогда не злил его так сильно своей беспечностью и легкомыслием. — Оге! вас и впрямь могли видеть?

— Ну… — растерялся Оге. — Я не знаю… наверное, могли. Мы совсем близко подбирались, хотя и по кустам…

— Ясно. Оге, Корделия, растолкайте этих спящих красавиц. Немедленно! Мы уезжаем.

— Куда?

— В лес, болван! Или хочешь организовать торжественную встречу для касотцев? И вообще, хватит! Все вопросы и подробности — по дороге! Как и отчет о ваших приключениях. Давайте же, шевелитесь!

Если Оге и Корделия промедлили хотя бы еще полминуты, донимая Грэма вопросами, он, пожалуй, дал бы им пинка для ускорения, не посмотрел бы на титулы. Он уже понял, что с этой компанией иначе общаться нельзя: их надо брать за шкирки, как котят, и тыкать носом. Иначе они ничего не сделают. Но медейцы не стали искушать судьбу. Одного взгляда на рассвирепевшего Грэма им хватило, чтобы понять: перечить или задавать вопросы не стоит. Себе дороже выйдет. Их словно ветром сдуло.

Оставшись в одиночестве, Грэм с минуту постоял на месте, подергивая за кольцо в ухе и собираясь с мыслями. Он мало что понял из реплик горе-разведчиков, но одной было ясно: касотцы могли их видеть. А значит, гости могли пожаловать с минуты на минуту. Нужно было собирать вещи и уходить немедленно. Грэм принялся упаковывать сумки и уничтожать следы лагеря. Рейнджер и следопыт из него был никудышный, но ему более или менее удалось привести место стоянки в порядок как раз к тому моменту, когда из шатров одновременно, словно сговорившись, вышли все четверо медейцев.

— Что происходит? — поинтересовался Ив агрессивно, оглянувшись вокруг и вонзив в Грэма взгляд горящих черных глаз.

— Мы уезжаем. Немедленно. Выспишься позже. Есть еще вопросы?

— По какому праву ты тут распоряжаешься? — кажется, Иву очень хотелось добавить «смерд», но он почему-то удержался. — Как ты смеешь указывать, что мы должны делать?..

— Ив! — гневно прервала его Ванда и взглянула на Грэма. Ох и странный это был взгляд! У Грэма даже перехватило дыхание, но отчего, он не смог бы объяснить. Ощущение было такое, словно ему обожгло душу. — Умолкни. Приказываю тебе. Слышишь? Теперь мы будем слушать Грэма. Он доказал, что заслуживает доверия куда больше, чем ты или Оге.

При этих словах Оге понурился, Ив же, с перекосившимся лицом, коротко поклонился Ванде, бросил на Грэма ненавидящий взгляд и направился к своему жеребцу, прихватив седельную суму. Приторочив ее, он вернулся к своему шатру и занялся его сворачиванием. Оге поспешил ему на помощь.

— Поможешь нам? — повернулась Ванда к Грэму.

— К твоим услугам, — склонил голову тот.

Они молча возились с шатром минут пять, потом Грэм решил заговорить.

— Зря ты так с Ивом. Не думаю, что он будет долго сносить такое обращение. Смотри, как бы тебе не нажить врага…

Ванда фыркнула.

— Он не посмеет. Неужели ты думаешь, что он способен пойти против меня? Он не из тех людей, что нарушают клятвы. Уж поверь мне, я знаю Ива с детства.

— Хорошо, что ты так уверена, но все-таки… прошу тебя: не надо помыкать им, — очень серьезно повторил он.

— Может, ты боишься, что он станет твоим врагом? — усмехнулась Ванда.

Грэм пожал плечами.

— Не хотел бы я, чтобы Ив стал моим врагом. Он опасный человек. А у меня и так хватает забот.

— Ну, ну…

Минут пять они молчали, занятые делом. При этом, не сговариваясь, держались недалеко друг от друга, словно их соединяла невидимая веревка, не позволявшая разойтись слишком далеко. Корделия, словно тень, скользила мимо них, не поднимая глаз. Снова Грэм почувствовал, что у него защемило сердце. Ванда была рядом, только протяни руку — и коснешься. Но это близость была кажущейся.

— А ты хорошо держишься, — снова заговорила Ванда.

— В смысле?

— Или тебе часто приходится общаться с принцессами и высшей знатью?

— А… вот ты про что. Нет, не часто, но приходилось.

— Серьезно?!

— Угу.

— Странный ты человек… Почему-то мне кажется, что ты меня обманул.

— Когда?

— Ну, когда сказал, что ты вор.

— Уверяю тебя, это чистая правда… Безымянный меня побери, — вдруг невесело засмеялся он, — первый раз приходится уверять кого-то, что я действительно вор! Обычно я доказываю прямо противоположное…

— И тебе верят?

— А мне вообще всегда верят… всё, девушки, идите, проверьте вещи, я и один дальше справлюсь. И поторопитесь.

* * *

Грэм решил, что нужно скрыться в лесу и поискать переправу. В крайнем случае, попытаться перейти реку вброд, там, где она не будет столь широкой и бурной. Решение его никто не стал оспаривать. То ли надоело уже пререкаться, то ли просто не возникло возражений. Грэм не стал докапываться до причин столь редкого единодушия, рассудив — молчат, и хорошо. Потом ему начало казаться, что молчание слегка подзатянулось. Конечно, было чудесно ехать в тишине, но хотелось узнать, что же все-таки видели разведчики. И он, не обращаясь ни к кому конкретно, полюбопытствовал, что интересного есть на мосту. Еще с минуту длилось молчание: видно, и Оге, и Ив, каждый ждали, пока заговорит другой. Но, наконец, высокомерный медеец соизволил открыть рот.

Ничего хорошего он не сказал. Мост, по словам Ива, сохранился в целости и сохранности, но подобраться к нему незаметно совершенно невозможно как для группы путешественников, так и для одинокого путника. На дороге, ведущей к мосту, через каждую лигу понатыканы касотсткие патрули. Можно подъехать к мосту не по дороге, а по местам диким, как и собиралась сделать спасательная экспедиция, но пересечь его все равно нереально. По обеим сторонам моста расположились заставы, по сравнению с которыми дорожные патрули казались просто отрядами оловянных солдатиков. Одна застава была как маленькая армия.

Движение через мост оказалось довольно оживленным: подтягивались отряды, скакали гонцы, шатались туда-сюда какие-то странные личности, но слиться со всей этой массой народа не получилось бы в любом случае: всех внимательно досматривали на заставах, и при малейших подозрениях брали под арест. Грэму, скорее всего, удалось бы пересечь мост, но вот четверке медейцев туда не стоило и соваться. Парни поняли это и не стали подъезжать ближе. Все наблюдение они вели из зарослей кустарника, ползая по нему, словно заправские следопыты. Коней пришлось оставить под защитой деревьев. Поползав по кустам, медейцы поняли, что надо уходить, уж слишком много в этом районе касотцев.

Вполне вероятно, что во время этих бдений парней засекли. Это было бы совершенно неудивительно, если учесть, с каким шумом Оге передвигался по лесу. Правда, откровенно предполагаемая слежка со стороны касотцев ни в чем не проявилась, но во время обратного пути Ив сильно нервничал, поскольку ему все время казалось, что за ними кто-то едет. Может, так оно и было, но преследования обнаружить не удалось, зато тревога Ива передалась и Оге. Ситуация усугублялась тем, что они в самом деле немного заблудились и довольно долго блуждали по кругу, прежде чем сообразили, куда все-таки нужно ехать. В частности, этой нервотрепкой и объяснялось крайне мрачное настроение Ива по возвращении в лагерь.

Такова была короткая версия рассказа о разведывательном рейде. Длинная версия Грэма уже не интересовала, поскольку он не видел в ней нужды. Все это он знал и раньше. Стоило лишь немного подумать, чтобы понять расстановку сил у моста, и в глубокой разведке необходимости не было.

Так что, ничего нового они не узнали, зато, возможно, приобрели «хвост». Впрочем, нет, тут же поправился Грэм мысленно, польза все-таки есть. Твердолобые медейцы убедились, наконец, что ехать через мост — самоубийство, и согласились повернуть в лес.

В лесу скорость передвижения заметно снизилась, зато Грэм чувствовал себя гораздо в большей безопасности под защитой деревьев. Несколько дней отряд двигался в обратную сторону, вверх по течению Серебряной. В том месте, где они выехали к реке в лесу, перебраться вброд не представлялось возможности. Течение казалось послабее, чем на равнине, но рисковать не стоило. Тем более, что Оге, по его собственному признанию, не умел плавать. Грэм прикинул, что сам он, пожалуй, сумеет перебраться а другой берег вплавь, но другие не были так уверены в себе. Нужно было искать брод.

Двигались по кромке леса. Река просвечивала сквозь стволы деревьев. На берег не выезжали: кто знает, вдруг на том берегу таким же образом прогуливаются касотцы. Из соображений же безопасности почти не разговаривали.

На второй день путешествия по лесу Ванда выбрала момент и пристроилась к Грэму, когда тот ехал в одиночестве в хвосте отряда.

— Не возражаешь, если я нарушу твое уединение? — поинтересовалась она, когда он удивленно взглянул на нее.

Грэм качнул головой и заметил, как обернулся на них Ив.

Некоторое время девушка ехала молча рядом с Грэмом, искоса на него посматривая и покусывая губу. Он старался не слишком пялиться на нее, делая вид, что внимательно оглядывает окрестности.

— Грэм, помнишь наш разговор на холме? — спросила Ванда вполголоса, глядя в сторону.

— Помню, — удивился Грэм.

— А помнишь то, что ты сказал мне?

— То, что ты просила никогда не повторять? Помню.

— Сказал бы то же самое теперь, когда знаешь, кто я такая? — она наконец взглянула на него. В глазах ее был вызов.

— Да, — ответил Грэм.

— Даже под угрозой лишения головы? Мой отец шутить не любит.

— Да зачем мне голова, если… — он осекся и вспыхнул. — Прости, я, кажется, несу чушь.

Ванда неожиданно смутилась и покраснела так, что все ее веснушки исчезли, растворившись в густом румянце.

— Скажи, Грэм, а ты хотел бы получить титул?

Грэм еще больше удивился и понял, что ничего не понимает. Вандина логика была недоступна его разуму.

— А в чем дело?

— Ты ответь!

— Честно говоря, не хотел бы.

— Это правда? Ты не лукавишь?

— Почему ты спрашиваешь?

— Остановись, — вдруг потребовала Ванда, а для пущей убедительности схватила за уздечку коня Грэма. Подъехала к нему боком так близко, что их колени соприкоснулись. — Поцелуй меня, — приказала она, глядя ему прямо в глаза.

Грэм молча смотрел на Ванду, судорожно пытаясь сообразить, что взбрело в голову взбалмошной девчонке, и чувствовал, как лицо заливает краска.

— Ну? — нетерпеливо сказала Ванда. — Чего ты ждешь?

Грэм наклонился и сделал то, что она требовала. Соображать он уже не мог. Поцелуй этот, кажется, был самым сладким в его жизни; таким сладким, что закружилась голова. Впрочем, опыт в поцелуях у него был не слишком большой, хотя и побольше, нежели у Ванды, которая, как ему показалось, вообще целовалась впервые в жизни. Очень хотелось обнять девушку, но руки не поднимались, словно налившись свинцом.

Когда он отстранился, они еще целую минуту не могли оторвать друг от друга взгляда. Ванда смотрела на него огромными глазами… и плакала. Он протянул руку, чтобы стереть слезы с ее щек, но она оттолкнула его.

— Какой ты, оказывается, колючий… — проговорила Ванда едва слышно, и эти слова вдруг вернули Грэма к реальности. Он отшатнулся, сообразив, что он только что сделал.

Как-то сразу он заметил, что трое их спутников остановились футах в ста впереди и смотрят на них круглыми глазами. Все бы ничего, но яростный, негодующий взгляд Ива просто обжигал. Не иначе, надменный медеец подумал, что Грэм применил силу. Сейчас что-то будет, подумал Грэм и не ошибся: Ив тронул шпорами бока лошади и направился к ним, медленно вытаскивая из ножен меч. Взгляд его не обещал ничего хорошего.

Грэм тоже схватился за рукоять меча, но Ванда заметила их движение и тут же оказалась между ними.

— Ив! — крикнула она повелительно. — Убери оружие! Слышишь? Я приказываю!

— Но, Ванда… — зашипел было тот.

— Без возражений! Ну?!

Ив нехотя вернул клинок в ножны, процедив сквозь зубы:

— Я до тебя еще доберусь… наинец.

— Без угроз, — предупредила Ванда и обвела всех взглядом. — Ну, что уставились? Поехали! Иначе мы так никуда не доедем.

Она пришпорила своего коня и понеслась вперед.

Что значила сцена с поцелуем, Грэм так и не понял. То ли это был каприз избалованной девчонки, которой захотелось острых ощущений и которая, заметив у мужчины интерес к своей персоне, решила использовать его, то ли… то ли это был прорыв каких-то чувств. Сказать было трудно, поскольку последующие дни Ванда вела себя так, словно ничего и не произошло. К Грэму она больше не приближалась, ехала бок о бок с Корделией и беспрерывно о чем-то с ней шушукалась, причем тихие беседы перемежались еще более тихими смешками.

Грэму же было не до смеха. Если раньше его изводила тоска, то поцелуй пробудил яростный огонь, который пожирал его изнутри. Если целью Ванды было обострить его чувства, она этого добилась в полной мере. Что теперь делать, Грэм не знал, но поклялся себе, что не дотронется более до Ванды и пальцем, даже под угрозой смерти. Главная трудность, состояла в том, чтобы она тоже не дотрагивалась до него…

На четвертый день путешествия по руслу Серебряной, компания достигла, наконец, места, где река заметно сужалась. Течение тут оказалось сильнее, у моста, но зато до противоположного берега было рукой подать. Правда, чтобы перейти реку, нужно было для начала спуститься в довольно глубокий овраг.

Компания расположилась на берегу, намереваясь пересечь реку до темноты.

— Как бы тут наши лошади ноги себе не переломали, — озабоченно сказал Оге, подойдя к краю оврага и заглядывая вниз, для надежности ухватившись за ветки росшего рядом куста.

— Постараемся, чтобы этого не случилось, — отозвался Грэм и тоже глянул вниз. Склоны оврага, заросшие кустарником, казались довольно крутыми, но спустится по ним можно было без потерь, если соблюдать осторожность. — Я сойду вниз, посмотрю, что там и как.

Не дожидаясь одобрения или возражений, Грэм стал осторожно спускаться вниз. Глинистый склон оказался скользим, хотя в последние дни дожди и не шли, и несколько раз Грэм проехался, как с горки, цепляя каблуками по земле и оставляя за собой две глубокие рытвины. Последние несколько футов он съехал, с трудом удерживая равновесие. Оказавшись внизу, он глянул на склон и подумал, что подниматься будет гораздо тяжелее, чем спускаться.

Серебряная в овраге притворялась горной речкой, весело прыгая по камням. Грэм обрадовался: при надлежащей ловкости по этим камням можно будет перейти на другой берег. Правда, он сильно сомневался, что их кони смогут — и захотят — прыгать по этим каменюкам, поэтому дно стоило проверить. Сев, он стянул высокие сапоги и подвернул штаны выше колен.

Течение оказалось довольно сильным, но не настолько, чтобы сбивать с ног. Вода местами доходила до колен, и все бы ничего, если бы не скользкая поверхность камней с острыми выступами. По ним особенно не попрыгаешь, подумал Грэм с досадой, особенно босиком. Впрочем, будь он один и без коня, он, пожалуй, и рискнул бы. Но вот акробатические способности спутников вызывали у него серьезные сомнения.

Вернувшись на берег, Грэм отыскал довольно длинную палку и отправился мерить глубину между камнями. Кое-где вода доходила до пояса. Более глубоких мест не нашлось. Можно было попробовать перебраться.

Выбираться наверх Грэм даже не стал и пытаться, рассудив, что дело это безнадежное, если только не применять веревки в качестве тросов. Он крикнул снизу спутникам, чтобы они спускались к нему, выразив заодно надежду, что вчетвером они сумеют свести лошадей без его помощи. Оге в ответ произнес длинную речь, смысл которой сводился к тому, что Грэм — тунеядец и нашел удобную причину, улизнув от неприятной и трудной работы. Грэм только усмехнулся и велел поторапливаться, посетовав, что не может дать пинка для ускорения. В ответ на такое хамство он услышал дружный смех и получил еще негодующий взгляд Ива.

Спуск лошадей оказался занятием в высшей степени экстремальным, как Грэм и предполагал. Оге и Ив порядком измучились, пока свели вниз всех пятерых коняшек, да и Грэм, который помогал им по мере сил, тоже валился с ног к концу этой операции, и перемазался в грязи с ног до головы. Оге едва не придавила лошадь Грэма, которая оскользнулась на глине и несколько футов проехала вниз; при этом медеец, вцепившийся в ее уздечку, едва удержался на ногах. Но через пару часов все пятеро лошадей, встревожено всхрапывая, стояли внизу в овраге, стреноженные, с намотанными на ветви кустов поводьями. Настал черед девчонок, но с ними было гораздо проще. Требовалось только подстраховать их и подхватить внизу, чтобы они случайно с разгону не кувырнулись и не сломали себе что-нибудь. Помня данное себе обещание не притрагиваться больше к Ванде, Грэм предоставил ловить девушку Иву, а сам занялся ее подругой, которая оказалась легкой, как перышко.

Спустившись, устроили небольшой привал. Нужно было отдышаться и смыть с себя грязь. Медейцы пристроились у берега, Грэм же по камням залез на середину реки и только там, повернувшись к спутникам спиной, стянул рубаху и начал отмываться. Скоро он почувствовал, что спину ему сверлит чей-то пристальный взгляд. Он обернулся и увидел Ванду, которая не сводила с него глаз. Это еще что такое, смутился Грэм, она что, любуется мной? Еще чего не хватало. Он отвернулся, ничего не сказав, а краем глаза заметил, что так же пристально, как Ванда на него, на нее саму смотрит Ив, мрачно сдвинув черные брови.

Когда все отмылись, немного отдохнули и перекусили, до темноты оставалось еще порядочно времени. Решили переправляться через реку, не медля, хотя спуск утомил всех, и все предпочли бы отдохнуть. И обсохнуть, кстати говоря. Грэм и Ив до сих пор напоминали русалок в мужском варианте со своими мокрыми длинными волосами. Грэм, ругаясь под нос, собрал мокрые волосы в косу; Ив, покосившись на него, поколебался, но все же просто перехватил их шнурком, завязав в хвост.

Переправа заняла не очень много времени и прошла благополучно, если не считать того, что безалаберный Оге умудрился порезать ногу, неосторожно наступив на острый выступ. Коней вели в поводу, осторожно выбирая место для следующего шага. Все спокойно, хотя и довольно медленно, перебрались на касотский берег, и только Оге вылез из воды, буквально истекая кровью. Впрочем, порез оказался не слишком глубоким, и Грэм, осмотрев его, сообщил, что рана скоро заживет.

— Откуда такие познания в медицине? — едко осведомился Ив.

Грэм пожал плечами.

— Или тебя столько резали на куски, что ты порядочно напрактиковался пришивать эти куски обратно? — продолжал Ив. — Я имею в виду — помимо отрезания кусков от других…

— Кстати! — вдруг вспомнил о чем-то Оге и повернулся к Грэму. — Чем у тебя так рассажен бок?

Оставлялось только удивляться глазастости Оге, который с приличного расстояния умудрился рассмотреть шрам.

— Где? — прикинулся дурачком Грэм.

— Вот здесь, — показал на себе Оге. — Чем это тебя так?

— Вилами.

— Вилами?! — разинул рот Оге. Девушки уставились на Грэма круглыми глазами, и даже Ив посмотрел на него с легкой заинтересованностью. — И ты жив? После протыкания тебя вилами?

— Как видишь.

— Поганая работа, — скривился Ив. — Работал дилетант, факт. Не иначе как папаша какой-нибудь крестьянской девахи застукал тебя с ней на сеновале.

— Слушайте, о чем мы говорим?! — быстро переменил тему Грэм. — Мы же на касотской территории, так, может, хватит болтать о ерунде? Давайте, наконец, по седлам и поехали отсюда!

— И правда, — как-то мрачно сказала Ванда и вскочила в седло. — Поехали, в самом деле. И держите ушки на макушке — мы теперь в стане врага. Забудьте поэтому, что мы — медейцы и давайте перейдем на всеобщий. Всем ясно?

Часть 2

* * *

Оказавшись на касотской стороне Серебряной, медейцы заметно повеселели. И, по мнению Грэма, совершенно зря. Предстоящее путешествие вовсе не казалось ему увесе-лительной прогулкой.

Новые трудности всплыли тем же вечером. По прикидкам Корделии, запасов еды оставалось на три — четыре дня, при условии сильного сокращения порций, что лично Оге ввергало в бесконечную тоску. Медейцы устроили импровизированный совет, чтобы со-образить, каким образом решить возникшую проблему. Дельных мыслей на этот счет пока ни у кого не имелось. У Грэма же родилось несколько вариантов, правда, все они были в той или иной мере незаконными, и он до поры, до времени решил не выносить их на все-общее рассмотрение.

После усиленного пятиминутного размышления Оге выдал:

— Думаю, нам стоит завернуть в ближайшее поселение и купить там еды. Совер-шенно честно, за деньги. Какая крестьянам разница, кто покупает их продукты.

— Будет разница, когда ты расплатишься медейским золотом, — возразил Грэм. — Думаю, они быстренько побегут и сдадут нас.

— Да, об этом я как-то не подумал… — погрустнел Оге.

— Вот-вот. А драгоценности какие-нибудь есть?

Все дружно покачали головами. В том числе и Ив. Грэм знал, — как и все осталь-ные, — что у него есть драгоценный перстень с родовым знаком, но не стоило даже и заи-каться о том, чтобы молодой человек расстался с ним. Да и слишком заметным оно было.

— Кажется, единственное не медейское золото у нас — вот, — Грэм щелкнул по серьге в своем ухе.

— Да за это можно скупить весь годовой урожай пшеницы в Касот, — заметила Ван-да, бросив быстрый взгляд на серьгу.

— Возможно, — кивнул Грэм. В украшении, сделанном в виде массивного кольца (и это было не дутое золото, весило оно порядочно), поблескивали несколько бриллиантов. Не слишком крупные, но чистейшей воды.

— Ты так просто согласишься продать его? — с сомнением спросила Ванда.

— Угу.

— Да оно же стоит Безымянный знает сколько!

— Ну и что? Легко пришло, легко и ушло…

Последняя фраза была все-таки лишней: Ванда и Ив взглянули на него с подозре-нием. Впрочем, девушка-то была в курсе его занятий, и вот Ив — нет, а поэтому его недоб-рый взгляд был особенно тяжелым.

— Слишком легко ты бросаешься такими вещами, — заметил он.

Грэм пожал плечами.

— Ценности у всех разные. И у меня есть вещи, с которыми я ни за что не расстался бы.

— Например, с мечом? — предположил Оге.

— И с ним тоже.

— Так, стоп! — вмешалась Ванда. — Вас опять понесло не в ту сторону. Давайте вер-немся к делам насущным, а обсуждение вечных ценностей оставим на более подходящее время. Грэм, я считаю, что идея с продажей твоей серьги не слишком хороша. Уж очень дорогая вещь, не стоит провизия того…

— Правильно, лучше подохнем с голода, — буркнул Ив, за что и получил сердитый взгляд от Ванды и довольно болезненный тычок в бок — от Оге.

— Пока все же опасность голодной смерти нам не грозит, — сказала Ванда резко. — Чем иронизировать, предложи что-нибудь еще. Ну, что молчишь? Язык проглотил? А вы что примолкли? Оге? Корделия? Грэм?

— У меня есть и другая идея, — отозвался Грэм. — Но… — он сделал многозначитель-ную паузу, — я совсем не уверен, что вам она понравится. Даже, пожалуй, у меня есть две идеи, но одна другой стоит.

— Говори, не томи, — велела Ванда. — Что бы там ни было.

— Ну ладно… я предупреждал, — Грэм не торопился. Он поерзал, устраиваясь по-удобнее, привалился спиной к стволу дерева, рядом с которым сидел. — Слушайте. Идея проста, как яйцо. Нам нужны касотские деньги? Ну, так мы можем получить их. Или, что даже лучше, сразу получить то, в чем нуждаемся больше — еду.

— Ну-ка, ну-ка, каким же это образом? — прищурился Ив.

Грэм проигнорировал его тон и продолжил, обращаясь исключительно к Ванде:

— Для начала, надо выйти на дорогу. Не хмурься, ничего страшного в этом нет, все равно рано или поздно придется. Дороги, надо понимать, здесь есть, не думаю, что Касот кардинально отличается от других королевств. А по дорогам ходят разные люди, и кое у кого из них в карманах позвякивает и касотское золото…

— Что?! — Ив вскочил, побледнев от возмущения. — Что ты хочешь предложить? Чтобы мы грабили людей?! Как ты смеешь, бродяга? Как ты смеешь предлагать нам та-кое?

Грэм спокойно смотрел на него снизу вверх.

— Слишком хорош, чтобы промышлять разбоем, да?

— А ты, я так понимаю, имеешь в этих делах опыт?!

— Имею, — не стал отрицать Грэм. Он заметил, как при этих словах Оге отодвинулся, а девушки смотрят на него, как на какое-то чудовище, и усмехнулся. Невесело. — Оге, без паники. Я же честно говорил в самом начале нашего знакомства, что граблю и убиваю людей. Правда, давненько это было…

— Аты не верила, — буркнул Оге, обращаясь к Ванде.

Та как-то судорожно вздохнула, взглянула сначала на бледного, разъяренного Ива, возвышающегося надо всеми, потом на Грэма, на тонких губах которого блуждала кривая усмешка. Махнула рукой.

— Ив, успокойся, сядь. А ты, Грэм, подумай еще. Мы не можем заниматься грабе-жами…

— Почему же?

— Не валяй дурака! Ты отлично понимаешь…

— Честно говоря, нет. Не понимаю. Ну ладно, если вы не хотите… Есть у меня еще одно предложение.

— Слушаем, — вздохнула Ванда, взглядом приструнив Ива.

— Нужно найти ближайшую корчму, или таверну, или еще что-нибудь в том же ро-де. В общем, место, где собирается много народу. А остальное — уже моего ума дело.

— Что ты собираешься делать?

— Какая разница? Вас я ни во что впутывать не буду. Вам понадобится только лишь подождать меня немного, вот и все.

— Грэм, ты, случаем, не профессиональный грабитель? — с подозрением спросил Оге, глядя на него во все глаза.

— Не совсем, — легко ответил Грэм и тут же подумал, что немного перебрал с легко-стью тона: уж очень нехорошо посмотрел на него Ив. — Ну что, мой план принимается?

— Вообще-то было бы неплохо, — как-то очень робко начал Оге. — В конце концов, мы смогли бы поесть по-человечески… и провести хотя бы одну ночь под крышей…

— Вот как раз этого я вам не обещаю. Возможно, придется уезжать быстро. Очень быстро. Тем не менее, Оге, я так понимаю, «за». Остальные? Что скажете?

— Я скажу, что можно попробовать, — неожиданно первой заговорила Корделия. — Это, конечно, авантюра, но другого выхода, мне кажется, у нас нет…

— Вот именно — авантюра, — мрачно кивнула Ванда. — Не нравится мне это, ой, не нравится! Впрочем, кажется, нам действительно некуда деваться…

— Да вы что, все с ума посходили? — зашипел Ив наподобие раздавленной гадюки. — Вы понимаете, что он предлагает? Если не разбой, то жульничество, грабеж! И вы так спо-койно говорите "надо попробовать"?

— Ив, — примиряюще сказала Корделия… и не успела сказать больше ничего. Ив взвился.

— Что — «Ив»? Что — «Ив»? Я не буду в этом участвовать! И вам не позволю! В част-ности, тебе, Ванда…

— Правильно, лучше подохнем от голода, — тихо повторил Грэм собственные же слова Ива, смотря в сторону. Созерцать неприятную картину у него не было ни малейшего желания.

— Не передергивай! Я — дворянин, и не позволю впутать ни себя, ни других, в гряз-ную историю! Лучше я…

— Если ты такой чистюля, — разозлился и Грэм, — то никто не мешает тебе придумать идею получше… или вообще свалить отсюда! Сейчас речь идет не о ваших дурацких принципах, а о ваших жизнях! Ты хочешь подохнуть здесь сам, да еще прихватить и дев-чонок? Пусть лучше будет красивая коллективная смерть? Ну так вот — этого тебе не по-зволю я.

Взгляду Ива позавидовал бы и василиск. Куда ему было до разгневанного потомка череды медейских сенешалей! Грэм даже ненароком подумал, как бы в нем не образова-лась дымящаяся дырка — результат этого самого взгляда.

— Хватит! — вскочила вдруг Ванда, сообразив, видимо, что недалеко и до вооружен-ного поединка. — Хватит же! Ив, если ты можешь предложить что-нибудь получше того, что мы уже слышали от Грэма — говори. Если нет — прекрати возмущаться и делай, нако-нец, то, что поможет нам освободить моего брата!

Повисла пауза; слышен был только шум реки и шелестение ветра в ветвях деревь-ев. Ив молчал, все смотрели на него.

Наконец, он плюнул и отвернулся.

Он так ничего и не сказал.

Утром небольшой отряд вышел к мощеной каменными плитами дороге. Как ни скудны были познания Грэма в географии, все же он сообразил, что это, должно быть, торговый тракт, ведущий прямо в столицу. Дорога была совершенно пуста, и это ему очень не понравилось. Если это тракт, да еще торговый, то какое-то движение на нем быть должно? Или все население Касот ушло на войну с Медеей, и путешествовать стало неко-му? Верилось с трудом.

Пока Грэм размышлял, из-за поворота показался всадники. Их было двое, оба на хороших лошадях, и направлялись они аккурат в ту сторону, которая была нужна медей-цам. Хорошо бы сесть им на хвост, подумал Грэм, чтобы они привели нас в ближайшую корчму. Он сделал знак спутникам, чтобы помалкивали, и шагнул с обочины на дорогу. Поднял руку, привлекая внимание всадников. Те натянули поводья, останавливая коней, но смотрели на Грэма настороженно. Рука одного из них метнулась под плащ, где навер-няка скрывалось оружие.

— День добрый, путник, — сказал он на всеобщем языке с сильным касотским акцен-том. Его серо-стальные глаза обшаривали Грэма, отмечая каждую деталь: и поношенную одежду, и пропыленные волосы, и свежие царапины на лице и руках. Его собственную одежду покрывала дорожная пыль, которая, впрочем, не могла скрыть ни добротности ма-териала, ни изящества покроя. И хотя его платье, как и наряд его спутника, не отличало ни богатство отделки, ни блеск драгоценностей, становилось ясно, что человек это небедный. Какая удача, подумал Грэм. Наверняка и деньги при них.

— И тебе добрый день, — ответил он. — Приятно встретить на пустынной дороге пут-ника.

Всадники пристально смотрели на него, Грэм же, в свою очередь, рассматривал их. Тому, что до сих пор не проронил ни слова, могло быть лет сорок пять-пятьдесят. Высо-кий, широкоплечий, грузный, он смотрелся весьма внушительно. Лицо его, не отличаю-щееся красотой, все же притягивало взгляд: правильные черты, высокий лоб с небольши-ми залысинами, нос с горбинкой, глубоко посаженные рыжие насмешливые глаза. Соло-менного цвета волосы его были стянуты на затылке в короткий хвост. Оружия при нем не было, или просто он не носил его открыто, зато из-под плаща поблескивала кольчуга. Грэм смотрел на него и никак не мог понять, с кем его столкнула дорога. Мужчина не по-ходил ни на воина, ни — тем более — на купца; вряд ли он был и простым горожанином или нобилем, путешествующим всего с одним спутником в угоду собственной прихоти. Странный человек.

Второй всадник казался несколькими годами моложе; несмотря на это, фигуру он сохранил просто-таки юношескую. Темно-русые волосы, обрезанные по плечи, густо се-ребрились седыми прядками, так же как и аккуратная бородка, скрывавшая щеки и подбо-родок. Серые глаза, недоверчиво прищуренные, почти терялись в тени глубоких глазниц. На нем тоже была кольчуга. Этот человек показался Грэму профессиональным охранни-ком или кем-то подобным. Впрочем, тогда непонятно, почему первым заговорил он, а не его господин.

— Оставим вежливые слова, — сказал сероглазый. Рука его все еще скрывалась под плащом. Интересно, что у него там? Меч, кинжал? Или метательные ножи? Впрочем, Грэм не был уверен, что действительно хочет знать. Лучше бы разойтись миром. Он видел этого сероглазого человека всего несколько минут, и он уже ему не нравился.

— Ты о чем-то хотел спросить, парень? Так спрашивай. У нас мало времени.

— Верно, хотел. Видишь ли, я и мои спутники — чужие здесь…

— Это я вижу, — перебил его всадник. — Точнее, слышу. Наи?

Грэм кинул.

— Интересно. И каким же ветром занесло к нам путешественников из Наи, да еще и в такое неспокойное время?

— Дела, — неопределенно отозвался Грэм. — Скажи, далеко ли отсюда до хорошей корчмы? Притомились мы…

Всадник немного расслабился. Рука его показалась из-под плаща и легла на луку седла — пустая, — но он все еще не сводил с Грэма пристального взгляда, поглядывая так же и на его спутников.

— Недалеко, — ответил мужчина, мельком глянув на спутника. Тот молчал и все так-же насмешливо разглядывал медейцев своими рыжими глазами. — Есть тут одна, довольно неплохая, в нескольких лигах отсюда. Прямо на дороге стоит, не пропустите.

— Благодарю, — кивнул Грэм.

— К полудню доберетесь, — продолжал сероглазый, снова переглянулся со своим спутником и наклонил голову, прищурившись еще сильнее. — Мы держим путь как раз в ту сторону, а места тут нехорошие стали в последнее время, так что мы могли бы поехать вместе. Если вы, конечно, не разбойники, — неожиданно улыбнулся он, сверкнув острыми зубами.

— Конечно, не разбойники, — в тон ему ответил Грэм. — Мы такие же простые путни-ки, как и вы.

При этих словах соломенноволосый всадник как-то странно улыбнулся, и улыбка эта почему-то не понравилась Грэму. Что-то в ней такое было… непонятное.

— В таком случае, будем рады компании, — усмехнулся сероглазый и взглянул на медейцев, стоящих в стороне. — Ну, молодые люди, что вы молчите, словно язык прогло-тили?..

— Благодарю вас, сударь, за любезное предложение, — неожиданно заговорила Кор-делия, и в первую секунду Грэм вздрогнул, лишь потом сообразив, что говорит девушка на всеобщем с роскошным акцентом наи. Вот молодец, подумал он. Главное, чтобы и дальше так же держалась.

Всадники улыбнулись, а сероглазый произнес, делая приглашающий жест рукой:

— Прошу по седлам, господа! Не будем тянуть время.

* * *

Все переговоры с новыми касотскими знакомыми пришлось вести Грэму. Впрочем, «переговоры» — это сильно сказано. У Грэма не было абсолютно никакой охоты вести бе-седы с касотцами, но элементарная вежливость вынуждала поддерживать разговор. Через пять минут он уже жалел, что не отверг приглашение касотцев ехать вместе. Тогда бы удалось избежать расспросов, которые были хотя и довольно сдержанными, но все же не-желательными.

Говорил в основном сероглазый, который представился Альбертом Треттом, не обозначив ни своего ремесла, ни цели путешествия. Впрочем, Грэм этого от него и не ждал, да и сам не собирался разглашать никаких сведений о себе и своих спутниках. Он назвал свое имя — и на этот раз не упомянув фамилии, — и имена товарищей, слегка пере-делав на наинский лад, уж очень откровенно по-медейски они звучали. Его собственное имя, правда, тоже было скорее медейским, чем наи, но этот факт с лихвой компенсировало его безусловно наинское произношение, не вызывающее ни малейших сомнений. Корде-лию он представил как свою сестру (почему бы и нет, Безымянный побери, при ее-то нор-дической внешности), насчет остальных спутников уточнять ничего не стал. Перебьются.

Рыжеглазый касотец, который большей частью молчал, назвался Эмилем Данисом. Пожалуй, на имени (с добавлением каких-то вежливых оборотов, конечно) он и иссяк, и больше не произнес ни слова. Этим молчанием он все больше и больше не нравился Грэ-му, причем тот никак не мог объяснить себе, что же именно вселяет тревогу. Возможно, то, что молчание этого Даниса казалось каким-то многозначительным, как и его странно пронизывающие взгляды. В остальном касотец казался вполне приятным человеком, а его голос так и вовсе завораживал. Очень низкий, глухой и в то же время мягкий, он почти гипнотизировал. Этот приятный, чарующий голос Грэму тоже не понравился. Не понра-вился на каком-то глубинном уровне сознания, потому что в общем Эмиль Данис произ-водил весьма и весьма положительное впечатление.

Силу его обаяния уже испытали на себе и девушки. Они так и стреляли в него гла-зами, а личики их излучали откровенное любопытство. Хорошо еще, что у них хватало ума помалкивать и не приставать к новому знакомому с вопросами. А пристать, надо ду-мать, хотелось, и не только к Данису, но и к его товарищу тоже, поскольку разговор, так уж получилось, крутился вокруг войны в Медее. Тема эта была для медейцев не менее бо-лезненной, чем для касотцев. Грэм несколько раз пытался увести беседу на другие, более безопасные темы (уж очень ему не нравился яростный блеск черных глаз Ива — как бы че-го не ляпнул), но тщетно. Почему-то касотцев интересовала именно война и мнение о ней гостей из Наи. "Гости из Наи" отмалчивались, а Грэм отдувался за всех. Правда, его вы-сказывания насчет войны Касот с Медеей могли показаться касотцам излишне резкими, но резкость Грэма Третта не смущала. Возможно, он списывал его замечания на юноше-ский максимализм, а может быть, просто увлекся собственными рассуждениями. Зато Да-нис, выслушивая замечания наинца, насмешливо щурился и ухмылялся так, что станови-лось ясно: ему есть что сказать, но он предпочитает молчать из каких-то своих загадочных соображений.

С какой-то точки зрения рассуждения Третта могли показаться вполне разумными. Грэм признавал, что кое в чем он прав. Но — именно не более, чем кое в чем. Все рассуж-дения о том, что земля, раздробленная на множество королевств, часть из которых, в свою очередь, разваливается на баронства, графства и прочие ленные угодья, обречена на мед-ленную, но верную гибель, и яйца выеденного не стоили. В частности, потому что были не новы: время от времени какому-нибудь королю приходила в голову светлая мысль о воссоединении западной части материка и создании одного государства с централизован-ной властью. И начиналось. Обычно такие походы ничем хорошим не кончались: от коро-левства, начавшего войну, соседи отщипывали изрядные куски, а король в большинстве случаев умирал не своей смертью. Вообще, идея объединения всех западных королевств Грэму казалась бредовой. Ну невозможно одному монарху, пусть даже человеку недю-жинных способностей, править такой огромной территорией. Какому-нибудь князю го-раздо проще управляться на своей земле и платить королю как своему сюзерену деньги. Ну и что ж, что раза два в год поссорится он с соседями, в результате чего развернется не-большая война локального характера? Подерутся, угробят сотни две человек, потом поми-рятся и заключат союз. Деньги в казну текут, а значит — все довольны.

Но вот в чем Третт был прав, так это в том, что каждый лендлорд (не говоря уже о королях) норовил установить на своей территории свои собственные законы, вследствие чего возникала большая путаница. А это было, конечно, очень неудобно. В законодатель-стве той же Наи и Безымянный мог ногу сломить, уж это Грэм знал наверняка, пришлось столкнуться. В других королевствах дела обстояли не лучше. Ну и, конечно же, каждый король чеканил свою монету; а если он был не в очень хороших отношениях с соседом-монархом, то золото его страны могло не иметь хождения в соседнем королевстве, и на-оборот. Тоже не слишком удобно. Император Касот Барден решил ситуацию исправить. За годы своего правления он утихомирил местную аристократию (не без помощи магиков, кстати) так, что она сидела тише воды, ниже травы, и уже подмял под себя несколько мел-ких северных королевств, после чего, собственно, Касот и стала именоваться империей. На очереди была Медея, а после нее, в случае успеха, и другие королевства, которые пока еще не осознали грозящего им светлого будущего и не спешили вмешиваться. По мнению Грэма, зря. Бардена, помешанного на магии и идее создания великого единого государст-ва, процветающего, надо думать, благодаря этой самой магии, нужно было останавливать, и побыстрее.

Так что, выслушивая разглагольствования Альберта Третта, Грэм вставлял время от времени ехидные комментарии. Скоро он сообразил, что в своих высказываниях увлек-ся: взгляды, которые бросал на него Данис, становились все более заинтересованными. В конце концов, видя, что рыжий касотец заинтригован не на шутку, Грэм занервничал и замолчал. Третт, поняв, что у собеседника резко сменилось настроение, и что от наинца не добьешься больше ни слова, переменил, наконец, тему, заговорив о пустяках.

Но у Грэма отпало всяческое желание вести беседу о чем бы то ни было, и он воз-благодарил всех богов разом, когда по сторонам от дороги выросло несколько домов, не-большое такое поселенье. Самое большое строение, окруженное крепкой изгородью, вы-ходившей на самую обочину, несомненно, и было корчмой.

Он не ошибся.

— Вот и приехали, — заявил Альберт Третт, бросив свою пустяковую болтовню. — Не правда ли, вы не проехали бы мимо?.. Тем не менее, мы рады, что не пришлось путешест-вовать в одиночку. Не согласитесь ли вы, господа и дамы, — последовал легкий поклон в сторону Ванды и Корделии, которые в ответ бледно улыбнулись, — выпить с нами по кружке пива?

— С удовольствием, — ответил Грэм.

Довольные всем миром и друг другом в частности, они въехали во двор. К ним подскочил мальчишка и что-то затараторил на касотском языке. Из понятого Грэмом ста-новилось ясно, что он вызвался отвести лошадей господ путешественников в конюшни и позаботиться о них. Эмиль Данис кинул мальчику серебряную монетку, спешился и отдал ему поводья. Третт последовал его примеру. Грэм посмотрел на них, переглянулся с ме-дейцами, прикинул, сколько у него в кошельке денег и заявил:

— Мы сами отведем коней.

Помимо необходимости экономить деньги, была еще одна причина такого реше-ния: Грэм хотел обсудить со спутниками дальнейшие действия и дать кое-какие указания.

Касотцы взглянули на них с интересом, но без удивления; Альберт кивнул:

— Мы будем ждать вас в зале. Присоединяйтесь.

После чего оба касотца удалились.

— Ты что задумал? — незамедлительно зашипел Ив. К счастью, у него хватило ума не перейти на медейский язык. — На кой тебе сдались эти типы?

— Замолчи, — вмешалась Ванда так быстро, что Грэм не успел ответить, — прекрати, Ив. Грэм знает, что делает.

— Благодарю за доверие, — усмехнулся тот. — Значит, так. Коней придется рассед-лать, тут уж ничего не поделаешь, иначе мы вызовем подозрения. Но по первому моему знаку — первому же, повторяю! — кто-нибудь должен отправиться сюда, в конюшни, и бы-стренько все подготовить к незамедлительному отбытию. Пусть, например, этим займутся Оге и… Ванда, ты тоже, — он подумал, что ушедшие вместе Оге и Ванда не вызовут по-дозрений, их запросто примут за брата и сестру. — Остальные отбывают в том же направ-лении по второму моему знаку. Когда в конюшне появляюсь я, все должны уже быть в седлах и готовыми отправиться в путь. Все ясно?

— Мне это не нравится, — заявил Ив.

— Мне тоже. Но другого плана, если мне не изменяет память, никто не предложил?

— Мы как-то очень быстро забыли про твою серьгу…

— Кажется, решено, что не стоит ее продавать, — сердито сказала Ванда. — Нет? И вообще, Ив, если тебе нечего предложить по делу… Давайте, наконец, действовать, сколько можно торчать здесь?

— Точно, — сказал Грэм. Встретился взглядом с Ивом и кивнул ему. — Не беспокойся, нам ничто не грозит. Все будет в полном порядке… и твоя родовая честь тоже не постра-дает.

— Что ты знаешь о родовой чести, бродяга? — задрал нос Ив.

— Я знаю о ней достаточно, — ответил Грэм спокойно, хотя спокойствие это далось ему нелегко. Надменность и высокомерие Ива достали его окончательно. Подумаешь, вы-сокородный… Ванда знатнее его, а держится намного проще и не рассуждает о родовой чести… Что касается последней, лично у Грэма имелось многое, что сказать по этому по-воду. Но он не хотел.

— Вот что я тебе скажу, — заявил Ив. — За один стол с этими касотцами я не сяду. Понятно?

— А от тебя этого и не требуется. Можешь сесть где тебе захочется. А я уж как-нибудь сам. Кстати, это относится и ко всем остальным.

К тому времени, как медейцы и Грэм появились в зале корчмы, касотцы уже вовсю ужинали. Стол, за которым они сидели, был заставлен едой, кружками с пивом и кувши-нами с вином. В корчме было довольно людно. Помимо касотцев, в зале было еще не-сколько человек, которых Грэм внимательно осмотрел, а рассмотрев, немного упал духом. Один из гостей не представлял особой опасности — по виду, бродячий торговец; но и день-гами с него не разжиться. Еще в зале были две женщины, постарше и помоложе, обе в до-рожном платье; а с ними мужчина средних лет, явно тот еще рубака. Так, кто еще… не-сколько крестьян, двое наемников — и все. Да, подумал Грэм, не разгуляешься, особенно учитывая, что к солдатам лучше вообще не подходить. Остаются касотцы. Деньги у них водились, вот только и с оружием они тоже наверняка обращаться умеют, а значит… зна-чит, придется действовать аккуратно.

Четверо медейцев, получив от Грэма несколько наинских монет, сослались на ус-талость и устроились у камина, в котором, несмотря на лето, жарко горел огонь. Грэм, кивнув в ответ на приглашающий жест Альберта Третта, направился к касотцам, сел за их стол, подозвал служанку и спросил пива.

— Угощаем, — быстро сказал Третт, но Грэм качнул головой.

— Благодарю, но…

— Не обижай нас, парень!

— Нет.

Касотец больше не настаивал.

Поговорив с полчаса о пустяках, Грэм решил, что пора приступать к делу. Долго высиживать было нечего, только зря время терять.

Еще через полчаса, — столько времени потребовалось, чтобы подвести касотцев собственно к тому, что нужно было Грэму, — касотцы, слегка расслабившиеся после горя-чей сытной еды и выпивки, решили сыграть в карты. Конечно, на деньги; касотцы считали себя слишком серьезными людьми, чтобы играть на интерес. Грэм же только этого и до-бивался, придя к выводу, что воровать тут опасно, слишком уж много мечей в зале. За-сыпься он, не поздоровится ни ему, ни его спутникам.

Грэм не был ни профессиональным игроком, ни шулером, но среди его знакомых в Ночной гильдии имелось полным-полно и тех, и других, и они частенько убивали время за игрой. Воры и шулеры дорогу друг другу не переходили и жили мирно… пока не сходи-лись за картами. Грэм умел играть очень и очень неплохо. Пару раз ему это умение очень пригодилось, но вообще за карты он брался редко. Оба касотца считали, что играть умеют, поэтому на ставки не скупились. Грэму же, кроме своей серьги (которую он поставил на кон за неимением денег) терять было нечего.

— Дорогая вещь, — заметил Эмиль Данис, разглядывая украшение.

— Недешевая, — согласился Грэм, решив не прибедняться.

Касотец заинтересовано посмотрел на него. Грэм заметил, что глаза у него, как у кошки — желто-рыжие, с коричневыми точками. Странные глаза. Взгляд их выдержать было сложно, и Грэм поймал себя на неожиданном желании забиться в угол потемнее, чтобы глаза эти его не нашли. Определенно, странный человек.

— Очень дорогая, — сказал Данис и вытряс из замшевого мешочка на стол пригорш-ню золота. — Думаю, здесь достаточно…

Самоуверенный, однако, тип, и даже не думает скрывать свое богатство. А народу незнакомого вокруг полно, и кто знает, нет ли среди гостей охочих до чужого золота. Та-ких, как Грэм, например.

— Не жалко будет проиграть такую вещицу, парень?

— Посмотрим, — криво улыбнулся Грэм в ответ. Почему-то ему вдруг стало неуютно. Данис улыбался насмешливо, словно читал его насквозь и заранее знал, что он задумал.

Карт не было ни у касотцев, ни у Грэма, поэтому спросили у хозяина. Через не-сколько минут в их распоряжении была новая, запечатанная колода, и игра началась.

Грэм видел, как на своем месте вывернулся любопытный Оге. Как его пытался раз-вернуть обратно Ив, но потерпел поражение. Потом Грэму стало уже не до спутников, нужно было сосредоточиться на картах. Сначала он играл с Эмилем Данисом и видел, как начинает нервничать Альберт Третт. А нервничать, пожалуй, было из-за чего: очень скоро Грэм стал обладателем всей горки золота, высыпанной на стол касотцем, и предложил сыграть еще. Отыграться. Неприятностей он не очень боялся. Играл он честно, обвинить в шулерстве его было нельзя. То есть обвинить-то, конечно, можно, а вот доказать что-либо… В крайнем случае, думал он, оружие при мне.

По мере того, как деньги Даниса перетекали в карман Грэма, взгляд касотца стано-вился все более загадочным. Было видно, что его переполняет любопытство, при этом гла-за его и улыбка ничего хорошего не обещали. Выражение лица у него было такое, словно он собрался Грэма изучить досконально — вплоть до вскрытия — и теперь прикидывает, с чего лучше начать. Чувствовать себя подопытным кроликом было настолько неприятно, что Грэм даже предложил прекратить игру, тем более, что касотец и так проиграл уже много денег. Ну просто таки очень много. Эмиль Данис улыбнулся и заявил, что желает отыграться. Грэм обречено вздохнул. Продолжать игру ему уже не хотелось.

Ясно было так же, что Альберт Третт тоже против продолжения. Он уже недобро поглядывал на Грэма, покусывая губы, но пока молчал. Тем не менее, взгляд его говорил о чувствах весьма красноречиво. Грэм мог бы поклясться, что под столом он сжимает ору-жие, и вот-вот пустит его в дело. Бодрости это ему не прибавляло.

В конце концов Эмиль Данис проигрался вчистую. Он лишился не только всех де-нег, но заодно и перстня с сапфиром, который поставил на кон последним. Грэм, ничуть не мучаясь угрызениями совести, спрятал выигранное золото и повернулся к Третту:

— Не хотите ли сыграть?

Спрашивал он только для приличия и не рассчитывал, что касотец согласится. Но Третт, криво улыбаясь, сказал:

— Изволь.

Играл он ничуть не лучше, чем Данис, но вот выдержка у него была гораздо хуже. Вскоре, лишившись значительной суммы денег, Третт резким движением бросил карты на стол, наклонился вперед и прошипел Грэму почти в лицо:

— Ты жульничаешь!

Грэм без особого удивления почувствовал, как под столом ему в живот утыкается что-то острое. Этого и следовало ожидать с самого начала. Безымянный меня побери, по-думал Грэм, и почему я не удивлен? О чем я только думал?.. Срезал бы кошелек, и все де-ла, а теперь вот выпутывайся.

Подавив жгучее желание вывернуться из-за стола и решив не пороть горячку, он положил свои карты на стол и спокойно взглянул в глаза Альберта Третта.

— Докажи.

Он был уверен, что касотец доказать не сможет ничего. Ну нельзя его было ули-чить в жульничестве, потому, что он играл честно. Другой вопрос, захочет ли Третт дока-зывать что-либо, не устроит ли скандал. Тогда и разбираться не станут, наверняка в зале найдутся люди, которые с радостью учинят расправу над попавшимся карточным шуле-ром.

— Не буду я ничего доказывать, — сквозь зубы сказал Третт. — Гони деньги назад, иначе брюхо вспорю…

Возвращать деньги Грэм не собирался, но желания валяться на полу с выпущен-ными кишками у него тоже не было. Он уже прикидывал, как бы ловчее уйти от удара, когда Данис, до сих пор просто наблюдавший за ними и сверливший Грэма пристальным взглядом, вдруг положил руку на плечо приятелю и сказал очень тихо:

— Оставь парня, Альберт. Убери оружие.

— Пусть этот шулер вернет деньги, — огрызнулся Третт.

— Мальчик играл честно. Альберт, это профессионал, нам нужно было понять это сразу…

Грэм не стал его разочаровывать. Какой из него профессионал? Так, любитель. Он промолчал и спокойно ждал, пока от его живота уберут оружие. Клинок исчезать не спе-шил.

— Эмиль… — дальше Третт заговорил по-касотски, причем с таким специфическим произношением, что Грэм ничего не понял. Данис спокойно выслушал, потом ответил то-же по-касотски, на удивление резко. Сразу после короткого диалога Грэм почувствовал, что клинок исчез, и тихонько вздохнул. На душе сразу полегчало. Он посмотрел на Дани-са и встретился взглядом с его насмешливыми рыжими глазами. Касотец усмехался.

— Иди, парень. Иди к своим друзьям, а то как бы они не подумали чего плохого и не бросились на выручку. Думаю, дальше вам спутники не понадобятся.

Слова эти сказаны были таким тоном, что Грэм аж скрипнул зубами. Ему было по-нятно, что, не вступись за него Данис, Третт в минуту разделал бы его, как поросячью ту-шу. Осознание этого было почему-то оскорбительным… Грэму хотелось задрать подбо-родок и сказать что-нибудь этакое… но он смолчал.

Решив сохранить хотя бы хорошую мину при плохой игре, он неспеша встал, опра-вил одежду и коротко поклонился касотцам — сначала одному, потом другому. Деньги возвращать он, конечно же, не собирался.

— Приятно было познакомиться, господа, — сказал он спокойно.

Третт злобно глянул на него, Данис же одарил его светской, неожиданно слащавой улыбкой.

— Доброго пути, парень, — мягко сказал, почти промурлыкал он.

— И вам того же, — светски ответил Грэм (правда, без улыбки), — и отвернулся. И вздрогнул, услышав небрежно брошенные в спину слова:

— Мы еще увидимся.

Грэму показалось, что звучали они почти как угроза.

Данис не зря опасался, как бы медейцы не подумали чего плохого. Оказывается, Ив уже некоторое время со своего места поглядывал на стол, за которым сидели касотцы, и подумывал, не стоит ли вмешаться. Ему не очень нравился мрачный вид Третта.

Как только Грэм подошел, Ив поднялся навстречу:

— Ну, что?

— Все в порядке, — Грэм показал мешочек, до отказа набитый касотским золотом. — Но задерживаться не стоит. Заканчивайте есть — и поехали.

Оге вдруг стал озираться, причем с таким преувеличенно испуганным видом, что Грэму незамедлительно захотелось дать ему подзатыльник.

— Что ты ищешь? — раздраженно спросил Ив.

— Вооруженных людей, которые угрожают Грэму, — невинным тоном отозвался Оге, продолжая озираться. — Что-то я никого не вижу… Ой, а что это он мне подмигивает?

— Кто? — вместе спросили Грэм и Ив.

— Да этот… рыжий который… как его там, Данис?

Грэм резко обернулся к касотцам. Данис, конечно, уже не подмигивал, но улыбался медейцам так сладко, что в горле запершило. Грэма передернуло от этой улыбки, и он бы-стро отвернулся.

— Так, быстро пошли отсюда!

— А что случилось? — поинтересовалась Ванда. — Неужели нельзя переночевать здесь, раз уж у нас теперь есть деньги?

— Переночуем в другой гостинице, дальше по дороге.

— Да в чем дело?! Ты что, у них деньги взял?

— У них, но не взял. Выиграл.

— Выиграл? Как это?

— Обычно. В карты. Кажется, они немного обиделись…

— Да ты, оказывается, человек многих талантов, — протянул Ив, прищурившись. — Очень интересно…

— Хватит болтовни, — прервал его Грэм. — Ив, ты, кажется, поел? Тогда пойдем, по-можешь седлать коней. Остальных ждем в конюшнях…

Подбородок Ива высокомерно задрался; надменный медеец хотел что-то возразить, возмутиться тем, что ему приказывают, но под резким взглядом Ванды утихомирился, встал.

— Я готов.

— Отлично, — сказал Грэм и развернулся, чтобы идти. Но его остановила Ванда, схватив за руку. Она взглянула ему в глаза, вид у нее был очень встревоженный. — В чем дело? — мягко спросил Грэм.

— А они… эти касотцы… не захотят поехать за нами, чтобы перехватить нас по до-роге и расквитаться за проигрыш?

Вопрос был резонный, над ним Грэм как-то раньше не подумал. К сожалению, оп-ределенно ответить он не мог.

— Не знаю, — сказал он.

* * *

До заката миновали еще два поселения, едва не загнав коней: Грэм запоздало ре-шил подстраховаться. Чем больше лиг ляжет между ними и касотцами, тем лучше. В ре-зультате, когда село солнце, пришлось остановиться прямо у дороги, никакой таверны по-близости не оказалось. Это обстоятельство вызвало недовольное ворчание у Оге и Ванды, которые рассчитывали переночевать под крышей, и с утра отправиться в путь после горя-чего сытного завтрака; и неприкрытое раздражение — у Ива, который всем своим видом показывал: "Вот, говорил я вам, что эта афера плохо кончится, так нате, получите — теперь нам приходится опасаться еще и мести касотцев." Корделия молчала. Грэм игнорировал всеобщее осуждение, хотя оно его и задевало. Он раздобыл деньги — и много денег, а ни-кто другой не смог, и стоило хотя бы поблагодарить его. А не дуться и не ворчать.

К тому же, располагая такой огромной, чтоб не сказать астрономической, суммой денег (не считая перстень с сапфиром, про который Грэм, повинуясь какому-то наитию, не сказал никому), можно было рассчитывать на приличный ночлег во все последующие ночи. Уж последний разок можно и потерпеть.

Месть не воспоследовала. То ли касотцы не смогли разыскать и догнать обидчика, то ли просто не сочли нужным. Грэм, размышляя над этим вопросом, вдруг неожиданно подумал, что вид у Эмиля Даниса был почти довольный, словно он наслаждался проиг-рышем. Это казалось странным… впрочем, этот касотец вообще был сплошной загадкой. По крайней мере, таким его воспринимал Грэм; поговорив на эту тему со спутниками, он выяснил, что никто не заметил ничего особенного. Кроме Корделии, которая считала, что в Данисе есть что-то одновременно отпугивающее и завораживающее, но четче свои ощущения сформулировать не смогла. Как и Грэм.

Ванда же заявила, что им, не иначе, померещилось. Ничего такого в Данисе нет, просто обаятельный мужчина, хотя и старый (для нее все мужчины старше тридцати были стариками). И ничего более. Грэм не стал ей возражать. Все равно они, скорее всего, больше никогда не встретятся, ибо нет смысла принимать прощальную фразу Даниса все-рьез.

Деньги, выигранные у касотцев, скоро очень пригодились. В одной из деревенек у дороги закупились едой, послав к крестьянам делегацию в лице Грэма и Корделии. После этого денег оставалось еще достаточно, и компания решила завернуть в ближайший го-род: сменить одежду, найти свежих лошадей и так далее. Идея обзавестись обновками привела девушек в восторг, и даже Ив, время от времени ворчавший из-за необходимости пользоваться «воровскими» деньгами, не возражал. Грэм, хотя и считал, что лучше не сто-ит светиться в городе, не стал отговаривать спутников. Хорошая новая одежда не помеша-ет, так же как и свежие лошади.

Медейцы приоделись, и Грэм, глядя на них, тоже решил сменить гардероб, по-скольку теперь рядом со спутниками выглядел как оборванец. Он без сожалений расстал-ся со старой одеждой; правда, новая была такой же скромной, как и прежняя. Красоваться в дороге в шелковой рубашке (как, например, Ванда) он считал излишней роскошью. Те-перь его можно было принять за охранника при богатых господах. Так же, впрочем, как и Ива, который не расставался с кольчугой и носил поверх нее неброский, плотный дорож-ный плащ. Получалось даже неплохо: две богатые путешествующие девицы, с ними — бо-гатый бездельник (Оге) и два охранника. Вполне реалистично. Если кто заинтересуется нашей компанией, подумал Грэм, можно будет и придумать историю. Хотя, вряд ли кто пристанет к нам с вопросами теперь, когда мы расстались со своими шатрами и останав-ливаемся на ночлег, как приличные люди, на постоялых дворах. Потому что, если ты ме-деец, нужно иметь очень много наглости, чтобы прогуливаясь, разъезжать по территории враждебного королевства, прямо в самом его центре. Никому и в голову не придет, что молодые бездельники — медейцы.

* * *

Путь был гладким. Грэм удивлялся, что путешествие проходит настолько спокой-но, и пытался припомнить, выпадала ли ему когда-нибудь такая же не насыщенная собы-тиями и встречами дорога. Выходило, что нет, и он не знал, радоваться или нет. С одной стороны, никаких стычек и опасностей, а с другой — как-то скучно… и тревожно, пожа-луй. Потому что никогда не знаешь, не обернутся ли тишь да спокойствие крупными не-приятностями.

Ванда словно прочитала его мысли и решила разнообразить скучное путешествие, устроив приключение. Правда, не кровавое и зубодробительное. Совсем в другом роде.

Но Грэм, пожалуй, предпочел бы хорошую драку, пусть бы его даже очередной раз проткнули насквозь. Уж к этому-то ему было не привыкать.

До Акирны оставалось два дня пути, когда компания остановилась на ночь на оче-редном постоялом дворе под забавным названием "Наша радость". Никакой радостью здесь и не пахло, — маленькая деревенька, совсем мало проезжающих, — но хозяйка была радушна. Она запросила за постой не очень дорого, и предложила роскошный ужин в виде излюбленного местного блюда — картошки под сметанным соусом.

После ужина медейцы поднялись в отведенные им две комнаты, а Грэм остался внизу. Несмотря на усталость, спать ему не хотелось, а хотелось посидеть в одиночестве, или, еще лучше, прогуляться по окрестностям, благо ночь выпала просто чудесная. Не-сколько дней назад значительно потеплело, целыми днями светило солнце, а по ночам на небо выплывала убывающая луна, и ярко сияли звезды. В августе, наконец, наступило ле-то.

Посидев немного в общей зале и дождавшись, пока посетители разойдутся по ком-натам, Грэм вышел во двор.

Видно, такова была его воровская судьба — подслушивать чужие беседы. Уж сколько раз он попадал в ситуации, когда не замечавшие его собеседники вели разговор, не предназначенный для чужих ушей. Иногда он уходил, но чаще оставался. Угрызения совести его не мучили, а полезного во время подслушиваний узнать можно немало.

В данном случае, впрочем, Грэм охотнее ушел бы, но его словно пригвоздило к месту.

Голос, который он услышал, принадлежал Ванде. Первой реакцией было удивле-ние: ведь видел же, как девушки поднимались наверх. Как и когда Ванда успела про-скользнуть мимо него?

Через секунду он отмел этот вопрос как второстепенный. Гораздо больше его ин-тересовало, ради чего, ради какого разговора Ванде понадобилось уединяться на дворе вместо того, чтобы спокойно обговорить все в своей комнате?

Любопытство мучило Грэма не долго, ибо скоро он понял, что речь шла о нем. Вот тогда он застыл недалеко от двери, вжавшись спиной в стену, чувствуя, как от Вандиных слов вспыхивают сначала уши, потом все лицо.

— …не знаю, что делать, — донесся голос Ванды. Грэм определил, что она сидит под навесом у конюшен, неподалеку от входа в дом. — Первый раз со мной такое…

— В чем дело? — спокойно, как всегда, спросила Корделия.

— Чувствую себя последней дурой, — сердито ответила Ванда. — Не поверишь… мне кажется, я влюбилась, Кордель.

Последовала пауза.

— Ты даже не спросишь, в кого?!

— Я догадываюсь.

— Ну и? Как думаешь, кто это?

Грэм вспыхнул, услышав смешок Корделии. Раньше она никогда не усмехалась так — понимающе.

— Да о ком еще может идти речь? Это ведь Грэм, верно?

— Да, — отрывисто ответила Ванда. — Грэм. Что скажешь?

Вот тут Грэму нужно было уйти. Он был вовсе не уверен в своем желании знать, что сейчас скажет о нем Ванда, ему вполне хватило услышанного. Но с места его сейчас могла сдвинуть только какая-нибудь стихийная сила вроде наводнения. Да и то — не на-верняка.

— Ты уверена в своих чувствах? Уверена, что это не пустое увлечение и не обычное любопытство?

— Ты меня за дурочку принимаешь? Конечно, нет! Уж любопытство-то… Кордель, ты ведь знаешь, какие мальчики мне нравятся… а Грэм… он ведь…

— Не в твоем вкусе, — закончила Корделия. — И Иштан, и Олав, и Крис, все были редкостными красавчиками. То есть, я хочу сказать, они и есть красавчики.

— Вот именно! Но мы даже не целовались. Ни разу! Потому что я всегда помнила, кто я, и кто они. Мне и в голову не могло прийти…

— Значит, ты с тех пор здорово поглупела. Ведь Грэм даже не твой вассал. Он во-обще — никто.

На Грэма накатила новая волна жара, он невольно сжал кулаки. Никто? Он — ни-кто? Вот, значит, какого мнения о нем Корделия?

— Он бродяга, — с горечью сказала Ванда. — Оборванец, у него даже дома нет. По нему, наверное, веревка плачет. Ну и что? Я себе повторяю это по десять раз в день, но мне не становится легче. Не знаю, что происходит: стоит мне посмотреть на него, и я за-бываю все. Абсолютно все. А ведь… Я вообще не понимаю, что меня в нем так привлека-ет! Ты видела его глаза? Ледышки, и те теплее…

— Это точно. Посмотрит иногда, так кажется, что заледенеешь под его взглядом.

— Вот я и примерзла. Насмерть… не отодрать. Синий лед…

— Забудь все. Немедленно, иначе, в самом деле, с мясом придется отдирать. А луч-ше, чтобы наши дороги, наконец, разошлись.

— Нет!

— Ванда, я ничего не имею против Грэма, он нам помог. Но, раз уж такое дело…

— Нет! Я… не смогу.

Грэм представил себе, как в темноте Корделия поджимает губы и осуждающе смотрит на Ванду. Но ту уже было не утихомирить.

— Корделия, как же ты не понимаешь? Ведь ты сама…

— Тут совсем другое. Ванда, пойми, рано или поздно вам все равно придется рас-статься. Ты же не сможешь привести его к отцу, представить как спасителя Дэмьена и по-требовать для него деньги и титул?

— А почему бы и нет?

— Ванда, не сходи с ума. Ты прекрасно понимаешь, что это невозможно. Даже если твой отец и не велит немедленно казнить его, все равно ваши положения не уравняются. Никогда. Я уже не говорю о браке — вы даже видеться не сможете!

— Ну почему же? На балах…

— Да ты совсем голову потеряла. Ванда, попробуй взглянуть на эту ситуацию трез-во. Прошу тебя. Ведь принцесса, полюбившая жулика, это просто нелепо.

— Он не жулик.

— Ну авантюрист, какая разница?

Ванда молчала. Молчание длилось долго. Очень долго. Грэм уже собирался ухо-дить, — паралич его, наконец, прошел, — но Ванда снова заговорила. Странным, словно мечтательным голосом.

— Ты знаешь, Корделия, когда он меня поцеловал, я почувствовала себя такой сча-стливой, какой не была никогда в жизни. Ради этого поцелуя я отказалась бы от титула…

— Ванда!

— Я бы согласилась умереть в этот момент!

— Ванда! Только послушай, что ты говоришь! Опомнись!

Грэм готов был подписаться под Вандиными последними словами. Его ощущения во время поцелуя были точно такими же. Сейчас ему страстно захотелось повторения того поцелуя, а там — будь что будет. Пусть даже плаха или виселица.

Нужно уезжать, подумал он. На рассвете. Не прощаясь ни с кем… иначе — смерть, так или иначе.

Он попятился к двери, стараясь ступать бесшумно — не хватало еще, чтобы девуш-ки обнаружили его присутствие именно сейчас! Вернувшись в зал, он поймал сонную уже служанку и велел ей принести ему вина, самого лучшего, какое только найдется. Ему надо было как-то скоротать ночь.

На рассвете, когда все еще спали, Грэм вышел во двор и направился к конюшням. Прошедшая ночь не изменила его намерений: он хотел уехать. Немедленно. От выпитого за ночь вина его пошатывало. Болела голова, но соображал он вполне ясно. Никакого об-легчения от сознания правильности принятого решения он не испытывал, только глухое отчаяние.

Утро выдалось довольно прохладное. Утоптанную траву во дворе густо покрывала роса, воздух был влажным. Бледное небо только начинало розоветь, но Грэму было не до красот пейзажа. Пошатываясь, он дошел до конюшни, на входе едва не столкнувшись с заспанным мальчишкой лет тринадцати, помощником конюха.

— Господин, оседлать вашу лошадь? — удивленно спросил мальчик, пытаясь при-гладить руками взъерошенные темные волосы. Говорил он на всеобщем; все в трактире уже знали, что прибывшие вчера господа, сорящие деньгами, — наинцы, и здешнего языка не понимают.

— Иди, — махнул рукой Грэм. — Я сам…

— Вы уезжаете, господин? Один?

— Да.

— Сообщить вашим спутникам?

— Нет, — резко сказал Грэм, досадуя на любопытство мальчишки и его желание ус-лужить. Он достал из кошелька, висящего на поясе, серебряную монетку и кинул ее маль-чику. — Возьми это. Ничего не говори. Иди.

Мальчик подхватил монетку и ушел. Грэм дождался, пока он исчезнет со двора, и стал седлать лошадь. Он старался ни о чем не думать, но в голову упорно лезли последние слова Ванды, а перед мысленным взором стояло ее лицо, такое, каким оно было, когда онотстранился, завершив поцелуй.

Прицепив сумку и перекинув через седло плащ, Грэм взял лошадь под уздцы и вздрогнул. Всей спиной он ощутил чужое предчувствие. Он обернулся, стараясь не выдать замешательства, и вздрогнул еще раз.

В первых лучах восходящего солнца сверкала и переливалась огненная грива — пламя, стекающее по плечам, завивающееся крутыми кольцами… В дверном проеме, при-валившись плечом к косяку, стояла Ванда. Выглядела она сердитой, но под этой напуск-ной сердитостью чувствовалась плохо скрытая тревога.

Грэм молчал. Откуда она узнала? Неужели мальчишка все-таки пошел и доложил ей? Но зачем?.. Или… какое-то предчувствие выгнало ее из теплой постели? Впрочем, ка-кая разница. Все равно с ней придется объясняться. Вон как сверкают ее серые глазищи. Прям искры летят…

Грэм направился к выходу, ведя за собой лошадь. Ванда не пошевелилась.

— Очень интересно, — сказала она с напускным спокойствием. — И куда это ты со-брался?

— Деньги у Ива, — сказал в ответ Грэм, взглянув ей в глаза. — Я отдал ему достаточ-но. Вам хватит и на обратную дорогу тоже.

— Это понимать так, что мы должны попрощаться с тобой?

— Да.

— А с чего бы такая поспешность? Еще вчера вечером ты, кажется, никуда не соби-рался. Неужели ночью у тебя возникло срочное дело?

— Да. Очень срочное.

— Вот как, — Ванда прищурилась. — А если я попрошу тебя остаться?

— Не проси, — качнул головой Грэм. — Не надо.

— А я все-таки попрошу, — Ванда сделала к нему несколько шагов, отлипнув, нако-нец, от косяка. — Хорошо попрошу… Тогда — останешься?

Грэм отступил назад, стараясь сохранить между собой и девушкой неизменную дистанцию.

— Что ты пятишься? — спросила с удивлением Ванда. — Ты что, боишься меня?

Грэм молчал, но движения назад не прекращал, не отрывая глаз от Ванды. Со сто-роны, должно быть, мы выглядим очень глупо, подумал он. Такое впечатление, что она хочет загнать меня в угол.

— Стой, где стоишь! — не выдержала Ванда. — Стой, я тебе приказываю!

— Нет, принцесса, — неожиданно хрипло ответил Грэм.

Ванда издала непонятный сдавленный звук и на мгновение отвела взгляд. Грэму показалось, что в глазах у нее блеснули слезы. Но только на мгновение. Она вскинула го-лову, а в следующую секунду уже повисла у него на шее, вцепившись так крепко, что от-вести ее руки не было ни малейшей возможности.

— Никуда ты не уедешь! — зашептала Ванда, покрывая поцелуями все, до чего могла дотянуться: его лицо, шею, руки. Ее губы были, казалось, везде; мокрые колючие ресницы щекотали кожу. — Ясно тебе? Ясно? Никуда…

Совершенно опешивший, Грэм просто не знал, что делать. Тело говорило одно, сердце — другое, а разум — третье. Его затрясло, как в лихорадке. Ни о каких обещаниях он уже не помнил, куда там. Он почти умирал, чувствуя прикосновение груди девушки. Вот она, Ванда, медейская принцесса, такая желанная, в его объятиях. Провести ладонью по ее гибкой спине, по бедру, коснуться груди — и она будет его. Он это знал точно. Но его ру-ки, удерживаемые разумом, гладили и перебирали ее волосы, не смея опуститься ниже. Губы сцеловывали слезинки с мокрого лица и не осмеливались ни на что большее.

Ванда запустила руки в его жесткие спутанные волосы, и Грэм подумал, что сейчас просто умрет на месте.

— Ванда, — хрипло сказал он. Губы слушались с трудом. — Не надо…

— Ты никуда не уедешь! — повторила Ванда немного спокойнее. Она откинулась на-зад, чтобы видеть лицо Грэма, но рук, намертво сведенных на его шее, не расцепляла. Влажные огромные глаза ее сверкали. — Я тебя не отпущу.

— Ванда, зачем все это? Зачем? Чего ты хочешь?

— Чтобы ты остался.

— А что потом? Когда пора будет возвращаться? Что мы будем делать?

Ванда нахмурилась, закусила губу.

— Не знаю. Что-нибудь придумаем.

— Ничего мы не придумаем. Потому что нечего тут придумывать. Подумай, Ванда, ведь тебе этого не надо…

— Не надо — чего?

— Связи с беглым каторжником…

— Что?

— Я не все сказал тебе. Смотри.

Отстранив Ванду, Грэм освободившейся рукой распахнул на груди рубашку, вы-ставляя на обозрение клеймо.

— Что это? — Ванда не смотрела на клеймо, она смотрела в глаза Грэму.

— Такие клейма, — объяснил Грэм, — ставят в Наи убийцам и разбойникам, пригово-ренным к пожизненной каторге. Я в бегах шесть лет. Меня до сих пор ищут.

Он надеялся, что девушка, по крайней мере, испугается и отпрянет. Но Ванда толь-ко нахмурилась еще сильнее, плотно сжала губы.

— Спасение брата искупит все. Мой отец устроит тебе помилование.

Грэм не удержался от кривой улыбки. Везет ему на добрых людей. Не так давно ему уже обещали помилование. Правда, за дело не столь благородное, как освобождение медейского принца из лап касотцев.

— Почему ты улыбаешься? Не веришь?

Нет, все-таки храбрая девчонка. Или она просто не осознает, кому вешается на шею? Что находится наедине с клейменным за убийство каторжником? Да нет, вряд ли. Как это можно не понять?

— Не молчи!

— Разреши, я все-таки уеду… — тихо попросил Грэм.

— Нет!

Маленькая ручка Ванды скользнула по его обнаженной груди, пальчики нежно по-гладили клеймо, и Грэм едва сдержал стон, отчаяния или страсти, он уже не знал. Никто и никогда не водил его на поводке. А вот Ванда, похоже, будет первой. Он прямо-таки фи-зически почувствовал, как на шее сжимается ошейник.

— Пойдем, — сказала Ванда тихо и сжала его ладонь. — Все уже, наверное, просну-лись.

* * *

Все-таки Ванда была человеком настроения. После бурной сцены в конюшне Грэм ожидал всего, чего угодно. А Ванда продолжала вести себя, как и раньше, так, что никто ничего не заподозрил. Только Ив недобро взглянул на Грэма, когда тот появился в таверне с утра пораньше вместе с Вандой.

Грэм мысленно обзывал себя по-всякому. Уж кое-какие выводы можно было сде-лать и после первого Вандиного поцелуя. Он не сделал. А значит, сам дурак, и винить не-кого. Ведь Ванда, похоже, играет с ним, как кошка с мышкой. То отпустит, то, почуяв, что дала слишком много воли, притянет вновь, опутает паутиной слов, приворожит поцелуя-ми. Но зачем? Чего она хочет? Это ли любовь, о которой она говорила Корделии?

Цепь, протянувшуюся от него к Ванде, он чувствовал отменно, как будто на шее и впрямь красовался каторжный железный ошейник. Девушка поигрывала своим концом цепи с аристократической небрежностью, но каждое ее изящное движение причиняло Грэму такую боль, по сравнению с которой удар плети казался ничем. Знала ли Ванда об этом?.. Он сказать не мог. Если и знала, виду не подавала. Может быть, ей просто нрави-лось мучить влюбленного в него человека. Но как тогда понимать ночной разговор с Кор-делией? Неужели ей могут доставлять удовольствия страдания любимого человека? Или просто у принцесс такие извращенные замашки?

Или разговор был рассчитан на то, чтобы его услышали?

За два дня дороги Грэм заметно спал с лица и погрузился в такие пучины меланхо-лии, что озадачился даже Ив. Взгляд его оживал только в те мгновения, когда останавли-вался на Ванде, щебетавшей как ни в чем не бывало. В остальное время глаза его больше всего напоминали два сапфира, такие же синие и такие же равнодушные.

До Акирны оставалось несколько часов пути. Это обстоятельство взбодрило всех, кроме Грэма, которого уже ничто не могло взбодрить, и с утра все пребывали в приподня-том настроении. К тому же, выдался просто чудесный денек — солнечный, теплый; приро-да по сторонам дороги радовала пейзажами один живописнее другого. Девушки то и дело останавливались у обочины и спешивались, чтобы сорвать приглянувшийся цветочек, но даже эти задержки никого не раздражали.

— Что-то наш друг из Наи загрустил, — заметил Ив не без насмешки во время одной из таких остановок. Он, горделиво выпрямившись, восседал верхом на своем красивом вороном жеребце, и колечки его кольчуги, не снятой даже по поводу теплого дня, разбра-сывали во все стороны яркие солнечные пятна.

Грэм равнодушно взглянул на него. Эти два дня он почти не прислушивался к то-му, что говорилось вокруг, и сейчас даже не понял, что речь идет о нем. Мгновение рассе-янно посмотрев Иву в глаза, он отвернулся.

А от него ждали ответа. Ив не сводил с него нетерпеливого взгляда, все больше не-доумевая. Оге, последнее время какой-то необычно молчаливый, точно и ему передалась частица меланхолии Грэма, решил вмешаться:

— И правда, Грэм, что с тобой? Ты какой-то странный…

Реакции снова не последовало. Ив и Оге переглянулись, и черноволосый медеец, подъехав ближе, толкнул Грэма в плечо:

— Эй, ты что, спишь на ходу?

— Что? — Грэм вскинул на него непонимающие глаза.

— Что происходит?

Посмотрев словно сквозь него, Грэм перевел взгляд на Ванду, и глаза его вспыхну-ли. Оге и Ив снова переглянулись.

— Безымянный знает что, — пробормотал Ив сквозь зубы, отъехав. — Клянусь Ронд-рой, между ними что-то было. Хотел бы я знать…

— Ты про что? — не понял Оге.

Ив переводил взгляд с застывшего, словно статуя, Грэма на увлеченную цветами Ванду, и обратно. Лицо его как-то странно перекосилось.

— Кажется, мы с тобой что-то пропустили, — мрачно усмехнулся он. — Что-то инте-ресное. Надо бы порасспросить Ванду, а лучше — Корделию. Не к добру это, ох, не к доб-ру. Как бы Ванда не натворила глупостей.

— Ты думаешь, что…

— Я еще ничего не думаю. Я только надеюсь, что у наинца в голове мозгов поболь-ше, чем у нашей принцессы. Ну надо же, кто бы мог подумать, что я буду уповать на его благоразумие! — Ив снова скривился и повернулся к девушкам. — Эй, дамы, вы что, собра-лись любоваться цветами до ночи? — крикнул он. — Лично я намерен сегодня еще добрать-ся до города.

— Раскомандовался, — буркнула Ванда, но направилась к своей лошади, по пути су-нув Грэму в руку букет сорванных цветов. — Подержи.

Грэм даже не заметил, что рука его сжимает цветы. Он смотрел на девушку, как она забирается в седло, и чувствовал на щеке прикосновения ее губ, чувствовал жар ее те-ла. Она была так близко… А теперь она снова далеко, и не дотянуться до нее. Как он ос-мелился? Как он смог коснуться ее волос, как смел отвечать на поцелуи? Сжимать ее пле-чи, думать о близости?

Не иначе, как у него помутился рассудок.

— Спасибо, — сказала Ванда и забрала цветы, не обратив внимания на его странный вид.

А Ив обратил.

— Такое впечатление, что у парня крыша поехала, — пробормотал он. — Ох, ну Ван-да… — он не договорил.

Перед воротами Акирны Ив, спешившись, отозвал в сторонку Грэма.

Остальная компания расположилась на живописной поляне рядом с дорогой; Оге взялся развлекать девушек болтовней. Судя по заливистому смеху, доносившемуся с той стороны, он рассказывал что-то смешное, уж смешить-то он умел.

Ив повернулся к веселящейся троице спиной и пристально взглянул на Грэма. Тот, вроде бы, смотрел на него, но даже Оге смог бы понять, что мысли его витают далеко. Очень далеко.

— Что случилось? — резко спросил Ив.

Резкий тон — именно это и нужно было, чтобы вывести Грэма из сомнамбулическо-го состояния. Он заинтересовался происходящим, яростно растер лицо и посмотрел на Ива уже осмысленно. То, что он увидел, ему не очень понравилось. Оказывается, его сверлили два горящих злостью и презрением черных глаза.

— Ну, в чем дело? — подгонял медеец. — Хватит молчать, не то, клянусь Рондрой, придется взять тебя за шкирку, как котенка, и хорошенько встряхнуть!

Грэм помолчал еще минуту, внимательно разглядывая собеседника и прикидывая степень откровенности, которую он мог себе позволить с Ивом. Выводы были неутеши-тельными: откровенничать не стоило. Ив не оценил бы.

Поэтому Грэм просто пожал плечами:

— Все в порядке.

— Не ври! Видел бы ты себя со стороны. Что там произошло у вас с Вандой?

— Ничего, — отозвался Грэм, удивившись мельком проницательности Ива.

Черные глаза медейца сверкнули, пальцы сжались на рукояти меча.

— Врешь, — прошипел он.

Грэм улыбнулся, и от этой улыбки по красивому лицу Ива прошла судорога. Видно было, что ему смертельно хочется ударить Грэма, но он сдерживает себя.

— Когда-нибудь, — сказал он очень тихо, но зловеще, — когда-нибудь ты меня дове-дешь. В следующий раз, когда мы останемся с тобой наедине…

— Я понял. Мой меч к твоим услугам.

— Прекрасно. Тебе не нужно объяснять дважды, и это хорошо. А раз ты такой по-нятливый, то слушай и запоминай: я не знаю, что произошло и почему у тебя такой вид, словно ты витаешь в облаках, но я узнаю. Не от тебя, так от Ванды, или кто там замешан. Тогда — берегись. А пока, будь добр сосредоточиться, хватит мечтать. Не время. Что бы там ни было, возьми себя в руки. Ванде зачем-то нужно, чтобы ты оставался с нами, если бы не это, я давно бы…

— Я бы сам с удовольствием ушел, — искренне сказал Грэм.

— Так что же тебе мешает?

Грэм не ответил.

— Молчишь?.. Ну, молчи пока. Потом не отмолчишься.

Сочтя, что разговор закончен, Ив резко развернулся на каблуках и пошел к живо-писной группе, расположившейся на поляне. Грэм посмотрел ему вслед и с тоской поду-мал, как было бы хорошо сейчас развернуться совсем в другую сторону и пойти себе… куда-нибудь. Куда глаза глядят. Но в это самое мгновение он встретился глазами с Ван-дой, она улыбнулась ему, и натянулась цепь, привязывающая его к девушке, напоминая — никуда он не уйдет.

* * *

В Акирне Грэм никогда не бывал раньше, и, пожалуй, зря. Город был красив. Правда, большинство богатых домов было построено из столь нелюбимого Грэмом белого сверкающего камня, но они так красиво отливали алым в закатных лучах! Город был бо-гат. Даже простые горожане расхаживали в нарядной одежде, что радовало глаз. Грэм по-думал, что золота здесь крутится много. Эх, если бы он приехал сюда один…

Медейцы тоже любовались на местные красоты, но Ив не дал им вволю насмот-реться, прогнав их по улицам в очень быстром темпе. Грэм был с ним полностью солида-рен, медейцы уж очень откровенно пялились по сторонам и проявляли слишком много любопытства. Они пытались высмотреть на улицах магиков, которые, если верить слухам, свободно расхаживали по улицам касотских городов прямо-таки толпами. Но то ли слухи были ложными, то ли просто магики здесь не слишком выделялись среди обычных людей, никого необычного на глаза не попалось.

Грэм чувствовал себя после короткого разговора с Ивом значительно лучше и мог, наконец, нормально соображать. И в связи с этим испытывал к медейцу чуть ли не благо-дарность. Не помогали даже воспоминания об угрозах Ива — чувство признательности не проходило.

Уже вечерело, и отправляться на встречу с надежным человеком было поздно, по-этому отложили важное мероприятие на завтрашнее утро и остановились на ночлег в рос-кошной гостинице. Все немного волновались, и потому спать не шли, расселись внизу, в общей зале. А вот Грэм, наоборот, поднялся в комнату и снопом повалился на кровать, не раздеваясь. За последние дни он измотался так, что ему уже ничего не хотелось. Он уснул, даже не сняв сапог.

Ранним утром, не успел Грэм продрать глаза, его обрадовали новостью. Оказыва-ется, Ив, собираясь на встречу с всезнающим человеком, изъявил желание, чтобы его со-провождал Грэм. Объяснение его звучало чрезвычайно откровенно: он не желал оставлять Грэма с Вандой без своего присмотра. Оба вспыхнули; и если Грэм смог еще удержать на лице безразличное выражение, девушка эмоций скрыть не сумела. Да и не хотела она их скрывать. Получился маленький скандальчик. Грэм молчал, сцепив зубы, и чувствовал себя последним дураком. От унижения хотелось провалиться сквозь землю. Но возражать он не стал. И молчал, словно от этого зависела его жизнь, кто бы и что бы ни говорил. И попеременно то краснел, то бледнел.

Скандал разрастался. Шуму было много, и хорошо, что они не успели спуститься вниз, и все происходило в комнате парней. Нервы постояльцев были сохранены; сохране-но и инкогнито путешественников. Ведь, хотя все говорили на всеобщем, про акцент на-прочь забыли.

Ванда обвиняла Ива во всех смертных грехах, не исключая и нарушение вассаль-ной присяги. Ив молчал с таким видом, словно его это и не касалось. Все-таки он отлично держал себя в руках. Ничего не понимающий Оге вид имел довольно жалкий; Корделия пыталась успокоить подругу, но куда ей было со своим тихим голоском против разъярен-ной Ванды? Ее увещевания не возымели действия.

Самое правильное, что можно было сейчас сделать — это сгрести Ванду в охапку и зажать ей рот, но смельчака не нашлось. Иву сделать это не позволяли, возможно, прин-ципы, если вообще ему пришла в голову такая кощунственная идея — применять силу к принцессе. Оге уж точно не додумался бы до силовых методов. Грэму такая идея в голову пришла, но он не решался ее осуществить. Он просто не хотел прикасаться к Ванде.

К счастью, минут через двадцать гнев Ванды иссяк сам собой. Возможно, в боль-шей степени потому, что никто так и ничего не возразил ей.

К завтраку все спустились молчаливые, раздраженные и надутые. Атмосфера была нехорошая, и Грэм самым настоящим образом обрадовался, когда они с Ивом наконец оказались на улице. Вдвоем.

Пошли пешком, оставив лошадей в конюшне гостиницы. Акирна, город хотя и бо-гатый, был не очень велик. И хотя почти все улицы его покрывали камни, а не доски, всадников здесь было мало.

Грэм подумал, что Ив начнет выяснять отношения, как и обещал в прошлый раз. Но медеец угрюмо молчал, покусывая губы, и, кажется, размышлял о чем-то малоприят-ном. Может быть, об утреннем скандале. На Грэма он почти не обращал внимания, двига-ясь по улицам быстрым шагом, таким уверенным, словно бывал в городе не раз и не два. Правда, при этом он еще постоянно оглядывался по сторонам, и Грэм понял, что он про-сто ищет какие-то известные ему ориентиры.

Дорога заняла минут пятнадцать. Ив остановился перед богатым домом с цветны-ми витражами, поднялся по невысокой, в три ступеньки, мраморной лестнице и постучал в дверь. Через минуту к нему вышел пожилой худощавый мужчина, одетый, как слуга; окинув неприветливым взглядом парней, он что-то спросил по-касотски. Кажется, он ин-тересовался, что нужно незнакомцам. Ив не стал переспрашивать, а просто сказал на все-общем:

— Мы желаем видеть госпожу Илис Маккин.

В первую секунду Грэм подумал, что ослышался. Не может этого быть! Ну не бы-вает таких совпадений! Снова наткнуться на эту девчонку, да еще и в Касот?! После того, как он оставил ее в своем поместье в наинской глуши?

Видно, ему не удалось совладать с лицом, потому что Ив удивленно и неодобри-тельно покосился на него, но ничего не сказал. Внимание его было обращено на старого слугу.

— Кто ее спрашивает?

— Дюк Ив Арну.

Старик пригласил гостей войти и подождать немного в роскошном, но пустом и холодном холле. Дождавшись, пока она останутся вдвоем, Грэм повернулся к Иву, не за-мечая окружающей роскоши:

— Как ты сказал? Повтори имя!

— Илис Маккин, — с удивлением сказал Ив.

— Это и есть ваш надежный человек?!

— Да. А в чем дело? Ты что — знаешь ее?!

— Знаю, — сказал Грэм. — И хорошо знаю… Безымянный… вот уж не думал…

— Жулик жулика видит издалека, — тихонько сказал Ив, глядя в сторону и обращаясь словно только к себе.

Грэм не успел прокомментировать его замечание, потому что в этот момент в хол-ле появился третий человек. Он сразу понял, что ошибки быть не может. Это Илис. Уж ее огромные, лучащиеся лукавством глаза нельзя перепутать ни с чьими другими. Как и ее улыбку. Ну и что с того, что она отрастила челку, заплела одну косу вместо двух и надела платье? Все равно Илис — это Илис.

Илис тоже его узнала. На мгновение глаза ее расширились, хотя и казалось, что это невозможно, а потом она с воплем повисла у него на шее, словно маленькая девочка:

— Грэм!

Радость ее была столь неподдельна, что Грэм невольно засмеялся. Илис все та же, ничуть не повзрослела. Отдирая от себя невыносимую девчонку, он краем глаза заметил, с каким странным выражением смотрит на них Ив.

— Грэм, это ты?!

— Если ты сомневалась, зачем было вешаться мне на шею? — пробурчал Грэм, с удивлением понимая, что и он тоже рад видеть этого бесенка. — Ты что здесь делаешь?

— А ты?! Ой… — Илис, наконец, заметила и стоящего в сторонке со скрещенными на груди руками Ива, и сделала в его сторону реверанс. — Здравствуй, Ив… Извини, но, ты понимаешь, мы давно не виделись…

— Понимаю, — неожиданно холодно сказал Ив. — А я и предположить не мог, что вы знакомы.

Илис наградила его зубастой улыбкой и снова повернулась к Грэму:

— Так как же ты тут оказался?! Каким ветром занесло?

— А тебя каким? Мы же расстались в Наи!

— Вот именно!

— Илис, — убийственно вежливо вмешался Ив. — Может, отложите ваш вечер воспо-минаний на несколько часов? Мы, если ты помнишь, торопимся.

Интересно, когда это они успел дойти до такой степени интимности, что, ожидая от нее помощи, Ив так бесцеремонно ее дергает?

— Ив, — очень светски сказала Илис. Это были новые интонации, раньше Грэм не замечал у нее таких. — Я думаю, ваше дело все-таки не такое срочное и может подождать часок, а мы с Грэмом хотели бы поговорить. У меня, по крайней мере, есть, что ему ска-зать.

Вот даже как. Грэм мысленно почесал затылок. У Илис, значит, есть что ему ска-зать?

— И? — приподнял бровь Ив.

— Скажи, где вас можно найти, я через пару часов подойду. Вместе с Грэмом, ко-нечно. Или, если хочешь, можешь подождать в доме. Хозяин возражать не станет, тем бо-лее, что его сейчас и нет… ну?

— А может быть, ты сначала пойдешь поздороваешься со всеми, мы немного пого-ворим, а потом можете обмениваться новостями с Грэмом сколько пожелаете.

Взгляды, которыми обменялись Ив и Илис, стоили друг друга. Хотя и были в со-вершенно разном роде: у медейца — свирепый, у девчонки — одновременно безмятежный и ироничный. И как только она умудряется совмещать два совершенно разных выражения в своих глазищах?

— Нет, — отрезала Илис. — Ив, поверь, мне действительно нужно сказать Грэму кое-что очень важное.

Снова обмен взглядами. Очень интересно было наблюдать за этой парочкой со стороны. Это даже не Илис-Роджер, это — нечто гораздо более любопытное. А как, инте-ресно, Ив вообще вышел на девушку? При его-то патологической нелюбви к жуликам и аферистам?

— Хорошо, — неожиданно легко сдался Ив. — Я подожду здесь.

— Вот и молодец. Сейчас тебя проводит Алина. Не обижайся, но я хочу поговорить с глазу на глаз, — при этих словах откуда-то появилась девушка в простом платье и жестом пригласила Ива следовать за ней. — Грэм, пойдем.

Грэм бросил на Ива почти извиняющийся взгляд и пошел за Илис. Та, не огляды-ваясь, уже неслась через анфиладу комнат своим обычным быстрым шагом, и длинные юбки не помеха…

— Чей это дом? — спросил Грэм на ходу. Он сильно сомневался, что Илис разжилась такими деньгами, чтобы купить свой собственный дом, да еще и обставить его с такой роскошью.

— Одного моего друга.

— У тебя уже и в Касот друзья?!

— И не только в Касот. Сюда.

* * *

Илис привела его в маленькую комнату, в которой из мебели были: маленький сто-лик, два кресла и почему-то кровать. Грэм, взглянув на этот предмет обстановки, вдруг почувствовал неловкость. Чтобы скрыть смущение, он отвернулся и стал рассматривать фрукты и сладости, стоявшие на столике.

— Садись, — сказала Илис и первая плюхнулась в кресло, подобрав под себя ноги и ничуть не смущаясь тем, что для длинного платья эта поза несколько не подходила.

Кстати, платье! подумал Грэм и спросил, не спеша присаживаться:

— Илис, а почему ты в платье?

— Так получилось… — почему-то вздохнула она и подняла на него свои огромные глаза. — Грэм, сядь. У меня шея затекает смотреть на тебя. Ты что же, еще вырос за год?

Грэм улыбнулся и сел. Нет, все-таки Илис изменилась, и в лучшую сторону. Или просто ему так кажется после долгой разлуки?

— Вот, так лучше, — кивнула Илис, после недолгих раздумий взяла с тарелки боль-шое яблоко и впилась в него зубами. — Угощайся, — сказала она сквозь яблоко.

— Ты действительно хотела сказать что-то важное или хотела просто поболтать? — вместо того, чтобы угощаться, спросил Грэм. — Если второе, то напрасно ты отослала Ива. Он, видишь ли, и так меня не очень-то жалует.

— Я заметила. Нет, я действительно хотела поговорить серьезно. Подумать только, какое совпадение: я получаю новости, касающиеся непосредственно тебя, и тут появля-ешься ты сам лично. Странно, да?

— Что за новости?

— Может быть, ты уже и сам знаешь, — задумчиво сказала Илис и перегнулась через стол, наклонившись к Грэму. Тон ее стал заговорщицким. — Ты знаешь, что тебя здесь ищут?

— Смотря кто, — Грэм не сильно удивился. — Хотя… Кто может искать меня в Касот?

— А вот в этом-то все и дело. Во-первых, тебя ищет Крэст.

— Здесь?! Ты серьезно?

— Серьезнее некуда. Все углы обклеены бумажками с описанием твоей физионо-мии. Просто странно, что ты еще не наткнулся ни на одно объявление.

— Да я тут особо по сторонам не смотрел.

— А зря. Иначе знал бы, что Крэст обещает тому, кто доставит тебя ему мертвым, двести здешних марок, а живым — тысячу.

Грэм, к тому времени уже надкусивший грушу, чуть не подавился. Этой самой грушей. Впрочем, оставалась еще надежда, что он ослышался.

— Сколько-сколько?

— Сколько слышал. Сильно ты его обидел, сильно. Я же тебя еще тогда предупреж-дала, что мой братец — человек злопамятный, мстительный…

— Я так нужен ему живым? — мрачно спросил Грэм.

— Он просто спит и во сне видит, как бы вам свидеться. Хочешь, я тебя порадую? У него уже заготовлен список вещей, которые он намерен над тобой учинить. Палач его наи-зусть учит. А список длинехонек будет, локтя на два.

Грэм промолчал. Он и не знал, что все так плохо. Во время прошлого разговора с Крэстом тот, и так изрядно злой, обещал ему легкую смерть на эшафоте. Точнее, обещали его люди, но, конечно же, с его подачи. Да, осерчал Крэст за прошедшее время. И если уж у Крэста такие кровожадные планы относительно меня, подумал Грэм, то что же он хочет сделать с Роджером?

— А что насчет Роджера? Не знаешь?

— На Роджера-то он еще сильнее обижен. За его голову и вознаграждение побольше назначено, и список подлиннее. Раза этак в два. Только Роджера-то живым взять непросто.

— Меня тоже, — хмуро сказал Грэм. — Безымянный… Я-то думал, он только в Наи травлю устроил, а мне и здесь, оказывается, ходить оглядываясь надо.

— Именно, — жизнерадостно подтвердила Илис.

— Н-да. Порадовала ты меня, ничего не скажешь. А кто еще меня ищет? Кто еще на меня обижен?

— Ну, там-то дело давнее. Наверное, и сам знаешь. Ты еще разыскиваешься как сбежавший каторжник, но там сумма гораздо скромнее, так что, об этом можешь не вол-новаться, — лучезарно улыбнулась Илис. — Правда, подписи одни чего стоят…

— Какие подписи?

— Под приказом. Ищут-то тебя аж два короля — Наи и Медеи…

— Что?!

— Что тебя удивляет? Э, что с тобой? Тебе плохо?

Слово «плохо» не очень хорошо подходило для описания состояния Грэма. Он по-чувствовал сильное головокружение, когда вспомнил слова Ванды: "Мой отец устроит тебе помилование". Эх, знала бы она, что как раз ее отец и издал приказ о поимке Грэма, назначил вознаграждение за его голову. Сказать ей, что ли? Может быть, тогда она пере-станет играть с ним?

— Все в порядке, — выдавил он. — Нормально. Илис, не суетись.

— Вид-то у тебя… не очень. Может, вина выпьешь?

— Я в порядке, — повторил Грэм. Кровь, отхлынувшая было от лица, прилила снова. Странно, подумал он, почему меня взволновал именно приказ Тео? Хотя Крэста мне нуж-но бояться гораздо больше. Тео-то просто повесит меня или голову отрубит, на худой ко-нец — отправит обратно на каторгу, а вот Крэст… этот будет долго издеваться. Смерть может затянуться на часы, дни, а то и на месяцы, смотря насколько искусны его палачи.

— Да, вот еще что, — сказала Илис после длинной паузы, во время которой она вни-мательно вглядывалась в лицо Грэма. — Насчет твоего описания. Оно достаточно подроб-но, но тут уж ничего не поделаешь. Но там как особая примета значится твоя эта серьга. Избавился бы ты от нее…

— Серьга? — удивился Грэм и невольно подумал о представившемся недавно шансе проиграть эту самую серьгу. — Но она у меня всего-то пару месяцев…

— Вот даже как? Значит, кто-то из людей Крэста был совсем рядом недавно, и видел ее у тебя. Или…

— Или меня сдал кто-то из своих же, — сказал Грэм. — Два месяца назад я был в Наи и собирался в Медею. Значит, меня отслеживают?

— Возможно, — легко сказала Илис. — Очень возможно. И только ждут момента, ко-гда тебя будет удобнее взять.

— Да знаешь, сколько их было, таких моментов? Илис, а ты откуда все это знаешь?

— У меня же широкие связи, — улыбнулась она. — Забыл?

— Тебя забудешь — сама напомнишь. Вот как сейчас.

Илис снова улыбнулась.

— Рада слышать, что я, оказывается, такая незабываемая. Ну ладно, я тебя преду-предила, теперь твоя задача — по возможности не оставаться одному. Понятно? Впрочем, в такой компании ты не пропадешь. Особенно, когда Ив рядом.

— Ив… хм. Я бы уж предпочел, чтобы рядом был Роджер. Кстати, что с ним, не зна-ешь? И вообще, может, расскажешь все, что произошло с моего отъезда?

— Долгая история, — покачала головой Илис. — Хотя я, признаться, с удовольствием. Да и тебя послушала бы. Боюсь только, что Ив не переживет этого. Может, перенесем на вечер?

— Значит, пусть будет вечер. Только еще один вопрос. Пожалуйста, ответь. Может быть, ты знаешь, где сейчас Роджер?

Илис подняла на него свои огромные глаза, и Грэму показалось, что в них про-мелькнуло сожаление.

— Нет, не знаю. Со мной его нет. Но, могу сказать тебе точно, у Крэста его тоже нет.

Что ж, и на этом спасибо, подумал Грэм. У нас еще есть шанс войти в комнату пы-ток вместе, как то и полагается побратимам.

На пять минут они все-таки задержались. Илис ненадолго куда-то убежала, чтобы переодеться. Вернулась она очень довольная и в более привычном Грэму виде, то есть в кружевной блузке, замшевом камзольчике и рейтузах серебристо-серого цвета и в высо-ченных, до середины бедра, сапогах, почти таких же, как у Грэма, только еще со множест-вом пряжек и застежек. Как всегда, в откровенном виде оружия видно не было, но навер-няка под щегольским камзольчиком пряталось несколько метательных ножей. Илис была бы не Илис, если бы пошла без них.

Ив, брошенный в одиночестве в крохотной комнатенке, уже извелся от нетерпения. При появлении Илис и Грэма он подскочил, как укушенный; всем своим видом он выра-жал готовность немедленно двинуться в путь. Илис не стала его томить, сказала, что уже готова и велела показывать дорогу. А она, мол, пойдет сзади с Грэмом, потому что они не успели все договорить.

На разговоры времени было немного. Ив несся по улицам, словно подгоняемый попутным ветром, но кое о чем перемолвиться словечком они успели.

— Ты давно уехала из поместья? — спросил Грэм, едва они оказались в относитель-ном уединении позади Ива.

— Сейчас скажу… — Илис подняла глаза к небу, прикидывая. — Ты уехал в мае, я — месяца через два. Значит, в июле. Чуть больше года назад.

— Там… дома… — он запнулся — язык не поворачивался назвать поместье домом. — Там все было в порядке?

— Вроде да. Гата была цела и здорова, поместье процветало. Арендаторы довольны, поскольку урожай ожидался отменный, — отрапортовала Илис. — Что ты кривишься?

— Арендаторы меня слабо интересуют. В основном меня заботит, как там Гата. Она ведь осталась одна? Или…

— Одна. Роджер уехал раньше, чем я. Но она собиралась вернуться к матери.

— Понятно.

Илис помолчала, потом спросила, глядя в сторону:

— Может быть, тебя заботит здоровье еще кого-нибудь?

— Ты о ком?

— Уже забыл?

— Если ты про Камиллу… Мне все равно.

Ему действительно было все равно. Еще пару месяцев назад он вспоминал Камил-лу с тихой грустью, даже, пожалуй, с глухой болью, немного скучал по ней. Это продол-жалось до тех пор, пока он не увидел Ванду. С этого мгновения воспоминания о Камилле как отрезало.

— К тому же она, наверное, была обижена моим внезапным отъездом?

— А ты, надо думать, этого и добивался? — Илис состроила гримаску. — Тогда ты не достиг цели. Она не обиделась. Она огорчилась. Очень сильно. Серьезно тебе говорю…

Грэм стиснул зубы.

— Вот только не надо пытаться пробудить мою совесть. Бесполезно.

— Да? А мне раньше казалось, что нет.

Они снова замолчали. Интересно, слышал ли нас Ив? подумал Грэм. Если слышал, то наверняка сейчас обдумывает полученную информацию. Он много нового и интересно-го, должно быть, узнал. Есть над чем подумать.

— Гата, вероятно, обиделась? — глухо спросил Грэм через минуту.

— Да. Когда она получила твою записку… в общем, сначала она только что посудой не швырялась от злости. Я ее, честно говоря, понимаю. Поступил ты просто по-свински. Уж с ней-то мог попрощаться. А то, получается, Роджеру сказал, а сестру проигнориро-вал.

— Я не хотел долгих прощаний.

— Не оправдывайся!

— Я не оправдываюсь. Мне не в чем…

Илис только рукой махнула.

— Ну тебя. Горбатого могила исправит. В любом случае, неужели ты думаешь, что Гата не поняла бы твоего желания уйти? Ты думаешь, она не понимала твоей бродячей природы? Уверяю тебя, она понимала достаточно, чтобы не удерживать. Ее злость скоро прошла, а обида осталась. Она, правда, пыталась не показать этого, но… А потом еще и Роджер ушел.

— А он-то почему? Он же не хотел оставлять тебя.

— Как тебе сказать… Э, пожалуй, это вечером. Кажется, мы уже пришли.

* * *

Ив открыл дверь, галантно пропуская Илис. Та одарила его ослепительной улыб-кой и проскользнула вовнутрь.

— Наверх, — предупредительно сказал Ив. — Илис, тебя ждут наверху.

На Грэма он почти не обращал внимания. То ли он все-таки ничего не услышал, то ли наоборот, услышал слишком много и сделал какие-то свои выводы.

— Надеюсь, ты хотя бы познакомишь меня со своими спутниками? — осведомилась Илис, порядком удивив Грэма. Он-то думал, что она знает всех медейцев.

— Конечно, познакомлю. Илис, позволь твою руку.

Илис фыркнула и уцепилась за рукав Грэма, чем вызвала у того легкую панику. Что еще за штучки? Вид у девушки был донельзя довольный, в глазах прыгали и скакали лукавые огоньки, словно она сделала какую-то пакость. Грэм хотел стряхнуть ее руку, но не успел. Перед ними уже распахнулась дверь комнаты, где ждали медейцы.

Нужно было видеть глаза Ванды, когда вслед за Ивом на пороге комнаты появи-лись Грэм с Илис под ручку. Сначала глаза ее наполнились слезами, словно она собира-лась заплакать, но королевская гордость взяла вверх. Ванда вскинула голову, и глаза ее блеснули уже не слезами. Словно искры из них посыпались. Да она ревнует, с удивлением подумал Грэм.

Реакцию Ванды заметила и Илис тоже. Она перестала улыбаться, отпустила рукав Грэма и взглянула на него снизу вверх; в глазах ее явственно читался вопрос. Грэм не стал ничего объяснять, а, в свою очередь, встретился взглядом с Вандой.

В самых страшных фантазиях Грэм не мог вообразить, что связь с любимым чело-веком может быть похожей на каторжные цепи. А с ним случилось именно это: привязан-ность к Ванде стала для него кандалами, с той лишь разницей, сковывали они не руки и ноги, а мысли и чувства.

Взглянув в глаза любимой девушке, он взглянул в глаза жестокому надсмотрщику.

Он что, не такой как все? Порченый?

За что его так?..

— Знакомьтесь, это и есть Илис Маккин, — произнес Ив.

Илис светски улыбалась. Улыбка эта не слишком подходила к ее лукавому личику и поэтому казалась вымученной. Странно, подумал Грэм. Раньше у нее выходило естест-венно абсолютно все. Может быть, у нее и самой какие-нибудь проблемы?

— Илис, это Ванда, сестра Дэмьена. Корделия, Оге…

— Очень приятно, — сказала Илис, улыбаясь. — Ванда, не беспокойтесь, с вашим бра-том все будет в порядке.

— Давай на "ты", — предложила Ванда, холодно улыбнувшись в ответ. — Терпеть не могу все эти «выканья».

— Я тоже. Что ж, теперь, когда мы все в сборе и знакомы, приступим к делу? Мне хотелось бы закончить до вечера. У меня еще кое-какие планы есть, — Илис подмигнула Грэму, как бы напоминая про обещанный разговор.

Она примостилась на одном из стульев возле небольшого стола; по привычке по-догнула под себя ногу. Все сгрудились возле нее, Ванда так и ела ее глазами.

— Есть бумага и чернила? — поинтересовалась Илис, и Оге тут же подсунул ей тре-буемое. — Благодарю. Итак, — она вытащила откуда-то из-под одежды сложенный в не-сколько раз обширный лист бумаги, расстелила его по столу. Это оказалась карта Касот, подробная, выполненная очень тщательно и с немалым искусством. По комнате пронесся восхищенный вздох. Илис самодовольно прищурилась. — Неплохая штука, правда?

— Откуда у тебя это сокровище? — благоговейно спросил Оге.

— Места надо знать, — загадочно ответила Илис. Грэму подумалось почему-то, что тут не обошлось без касотского друга. А если так, то он должен быть интересным челове-ком, и довольно влиятельным.

Илис же бесцеремонно ткнула пальцем в какую-то точку на этом произведении ис-кусства.

— Вот здесь Акирна. Видите? А вот тут… — вторая точка, на сей раз — почти на се-верной границе. — Тут есть некий форт. Он не обозначен, не того уровня карта, — Илис взя-ла перо, обмакнула его в чернила и, не задумываясь, нарисовала на карте жирную точку в том месте, где должен был располагаться форт. — Называется он Северной Крепостью, — рядом с точкой появилось название, написанное почему-то по-касотски.

Медейцев поразило подобное святотатство, они смотрели на надпись совершенно круглыми глазами. Но никто не сказал ни слова.

— Илис… — Ив побарабанил пальцами по столу, задумчиво изучая новорожденную отметку на карте. — Ты уверена, что нам нужно именно туда?

— Уверена. А вот вам дополнительные координаты: вот Реад, некий захудалый го-родишко, вот — небольшой хуторок под названием Линк, вот здесь — озеро. Эти три точки образуют как бы треугольник, видите? Ровно в центре его находится форт. В любом слу-чае, вы его не пропустите, видно его Безымянный знает за сколько, да и местные подска-жут, если что. От Реада до форта лиг десять будет, приблизительно столько же от Линка и от озера. В общем, не заблудитесь. А если хотите, я вам и карту отдам.

— Ты серьезно? — поднял брови Ив. — Ведь это…

Илис пожала плечами.

— Мне она ни к чему, а вам пригодится. Слушайте дальше.

Грэм слушал дальше, и ему все меньше нравилась затея медейцев. То есть, она ему не нравилась с самого начала, но теперь то, что им предстояло сделать, более всего похо-дило на самоубийство.

Потому что именно в этом приграничном форте, Северной Крепости, по сведениям Илис содержался Дэмьен Кириан, наследный принц Медеи.

С точки зрения Грэма, уже проникновение в этот форт было очень большой про-блемой. Это не город, в его стены не пускают кого попало. Туда нельзя прийти, посту-чаться в ворота и попросить приюта. Военное сооружение, к тому же приграничное. Сол-дат там, наверное, пруд пруди. Слова Илис подтвердили его подозрения: в форте распола-гался гарнизон численностью около четырех сотен. Грэму стало интересно, откуда Илис так хорошо осведомлена. Неужели она уже и там побывала?

Впрочем, в данный момент этот вопрос его интересовал меньше всего.

Грэм представил себе, как они будут пробираться через все хитросплетения кори-доров, прорубаться сквозь четыре сотни солдат, и ему стало плохо. Нет, это нереально. Тут нужна маленькая армия, куда им впятером?

Он слушал Илис, качая головой и хмурясь, и вид у него был такой мрачный, что девушка не выдержала:

— В чем дело?

— Мы не пройдем. Это самоубийство, нам не позволят даже подойти к стенам, — ска-зал Грэм, не поднимая глаз. — Там полно арбалетчиков. Мы схлопочем по стреле, вот и все.

— Да ты даже не дослушал! — возмутилась Илис. — Ты сначала выслушай до конца, а потом возражай. Я же не предлагаю идти напролом…

— Тогда не тяни, говори сразу. Ты знаешь, как попасть в форт?

Илис знала. Правда, вариант, предлагаемый ею, был не менее опасным. Потому что нужно было довериться еще одному человеку по имени Хельмут Клингманн. Человек этот был касотец. Мало того, он был одним из младших офицеров гарнизона. Когда Илис ус-пела с ним спеться, и почему парень готов был рисковать головой, Грэм так и не понял. Эта девчонка умела втереться в доверие.

Илис предлагала медейцам отыскать этого офицера, передать ему серебряный браслет, — подтверждение того, что они действительно пришли от Илис, — и он им расска-жет, как попасть в крепость. Браслет Илис тут же передала Иву.

Сама Илис знала только, что внутрь стен можно попасть через сложную систему подземных ходов, которые брали начало за решеткой, находящейся под водой рва. Как именно это сделать, она не представляла. Хотя и накидала приблизительный план перехо-дов крепости.

Клингманн же должен был помочь найти Дэмьена. По словам Илис, он имел дос-туп к узникам, в том числе и к важным.

— Мы подставим парня, — тихо сказал Грэм, когда Илис сделала небольшую паузу — отдышаться. Он по-прежнему ни на кого не смотрел. — Если что-то сорвется, его ждет ви-селица.

— И что же? — с невыразимым презрением заговорил Ив. — Наша цель стоит того. Ради спасения Дэмьена…

— Вам мало своих жизней? — Грэм, наконец, поднял голову, обвел всех взглядом. — Вам мало того, что вы можете сами погибнуть, вы хотите еще, чтобы и другие жертвовали жизнями?

— Он всего-навсего касотец.

— Он всего-навсего человек, — резко сказал Грэм. — Такой же, как ты или я.

Взгляд Ива ясно дал ему понять, что за человека его не считают. Во всяком случае, за человека, равноценного самому Иву или кому-либо другому, здесь присутствующему. Что про него запросто скажут: "Он всего-навсего вор", — и без колебаний отправят на смерть ради принца.

Сам Грэм не слишком ценил человеческую жизнь, в том числе и свою, но не счи-тал себя вправе вот так вот распоряжаться, рассуждать, кто имеет ценность, а кто нет, кого можно пустить в расход. Слова Ива его взбесили; и видимо, его чувства во всей полноте отразились на лице, потом что на него теперь смотрели все.

— Ты хочешь сказать, — медленно сказал, почти процедил Ив, — что мы не имеем права вынуждать кого-либо рисковать ради нас, — и нашей цели, — своими жизнями. Это утверждение, надо думать, относится и к тебе тоже.

— Это был мой выбор, — сдерживаясь, ответил Грэм.

— Уверен, что согласие этого касотца помочь нам дано добровольно, без принужде-ния. Это его выбор. Если его разоблачат, и он погибнет, это будет результатом его выбора, не нашего принуждения. Разве нет?

Грэм молчал. Возражать Иву значило затеватьспор, который никому не нужен. Они не сумеют доказать друг другу ничего.

Его молчание Ив понял как признание своей правоты. Он улыбнулся и повернулся к Илис, которая все это время внимательно смотрела и слушала, но не вмешивалась:

— Илис… На случай, если мы не сможем разыскать этого офицера, не могла бы ты набросать план форта?

— Могла бы, — сказала Илис и притянула к себе лист и перо. — Смотрите.

Рисовала она уверенными движениями, почти не задумываясь, словно план крепо-сти отпечатался в ее голове, словно она специально заучивала расположение всяческих объектов и постов. Грэм смотрел на линии, ложащиеся на бумагу, и думал, что самим им ни за что не добраться до цели. Слишком много солдат. Слишком много постов, которые невозможно миновать. Даже вор, тихий, как мышь, и незаметный, едва ли сможет пройти все преграды. Хотя у вора-то как раз шансы будут, не то, что у увешенной оружием ком-пании. А ведь вполне возможно, подумал Грэм вдруг, что именно мне придется проби-раться в крепость в случае, если задумка с касотским офицером не удастся. Как самому осведомленному в искусстве незаметного подкрадывания. Ах да, ведь никто не знает, что я вор… Кроме Ванды, конечно. А оценить мои способности у них еще не было возможно-сти.

Что ж, будем надеяться, что и не появится.

Через полчаса Илис закончила объяснения и заставила всех по очереди повторить их, чтобы убедиться, что слова ее не пролетели мимо ушей. Она осталась удовлетворена результатом. Оказалось, что лишь Оге не запомнил почти ничего, но от него этого и не ждали. Ив задал несколько вопросов по делу, Илис ответила, опять же не задумываясь. Грэм смотрел на нее так пристально, что Илис не выдержала и опять спросила:

— В чем дело?

— Пытаюсь понять, откуда такие познания относительно касотских укреплений.

— Ну и как? Получается?

— Пока нет.

— И не поймешь, — Илис очаровательно улыбнулась. — Все, господа, консультация окончена. Все, что могла, я вам рассказала, — она сложила карту, положила поверх не-сколько изрисованных листов и придвинула всю стопку Иву. — Если есть вопросы, зада-вайте. Сейчас. Если вопросов нет, позвольте откланяться.

У Грэма вопросов не было. Медейцы, посовещавшись, решили, что им тоже все понятно.

— Прекрасно, — просияла Илис. — Тогда я пошла.

— Спасибо за помощь, — светским тоном сказал Ив. Грэму подумалось, что поблаго-дарить можно и подушевнее как-то… Он бы еще рявкнул в офицерской манере что-нибудь вроде "благодарю за проделанную работу, рядовой Маккин." — Но куда ты торо-пишься? Может быть, спустимся вниз и посидим немного за кружкой вина?

— Я не пью вина. Спасибо, конечно, за приглашение, но я бы предпочла уединиться с Грэмом. Нам есть, о чем поговорить.

Лучше бы она этого не говорила. Глаза Ванды опасно блеснули; вид у нее стал как у маленькой хищной зверушки. Илис, правда, не обратила на это внимания и повернулась к Грэму:

— Пойдем? Приглашаю тебя… э-э-э… к себе домой. То есть не совсем к себе… ну ты понимаешь, — она ослепительно улыбнулась медейцам. — Не беспокойтесь, до вечера я вам его верну. Ведь вы же никуда не поедете до вечера?

— Не забудь вернуться, — сумрачно сказала Ванда.

* * *

Дом Илис — или, точнее, дом касотского друга Илис, — встретил их гулкой тиши-ной. Странно, подумал Грэм, рассеянно оглядываясь, утром такого не было. И вздрогнул от слов Илис:

— Хозяин вернулся.

— Откуда ты знаешь?

— Чувствую. Чувствую, вот и все. Пойдем.

Дом словно вымер. Возможно, это служило верным признаком появления хозяина. Тогда это очень странно. Что это за хозяин, в присутствие которого даже дом становится словно нежилым?

Наверное, друг Илис весьма странный человек.

В одном из коридоров Грэму показалось, что впереди мелькнул чей-то силуэт. Он даже успел рассмотреть такую подробность, как соломенные волосы, завязанные в корот-кий хвост на затылке. Прическа показалась знакомой, но он никак не мог вспомнить, у ко-го видел волосы, причесанные подобным образом. Почему-то ему казалось очень важным все-таки вспомнить это.

Когда Илис остановилась в той самой комнате, где они сидели утром, его вдруг осенило, и он покрылся холодным потом.

— Илис, ты веришь в совпадения? — спросил он охрипшим голосом.

— Смотря в какие, — удивилась Илис. — А в чем дело?

— Тот человек в коридоре — кто он?

— Хозяин дома.

— И твой друг?

— Ну да… почему ты спрашиваешь?

— Илис… а случайно… его имя — не Эмиль Данис?

Глаза Илис расширились до такой степени, что заняли практически все лицо.

— Откуда ты знаешь?..

— Мы знакомы, — нервно усмехнулся Грэм.

— Как?!

Грэм коротко рассказал. Непонятно почему, рассказ его привел Илис в восторжен-ное состояние духа. Она повалилась в кресло, захлебываясь от хохота. Грэм попытался выяснить причину этого буйного веселья, но единственное, чего смог добиться, это непо-нятной фразы, выдавленной сквозь смех:

— Ну, ты порадовал старика! А я-то думала!..

Интересно, подумал Грэм в недоумении, чем же я его порадовал? Тем, что чуть не оставил без штанов и выманил у него все золото? Странные тогда, в самом деле, у касотца радости.

Он дождался, пока Илис немного успокоится, — с тем, что объяснений ему не полу-чить, он уже смирился, — и достал из кошелька сапфировый перстень. Показал его Илис:

— Узнаешь?

— Угу, — отозвалась девушка. Она еще никак не могла отойти от приступа смеха, вытирала кружевным платочком выступившие слезы и время от времени всхлипывала. — Это перстень герра Даниса, — она применила касотское обращение, не задумываясь. Над-писи на картах по-касотски, касотские словечки… Сколько же она живет тут? — А откуда он у тебя? Выиграл?

— Да, — Грэм положил перстень на столик, сел в кресло. — У меня просьба: будь доб-ра, передай его господину Данису с моими извинениями.

— И не подумаю. Во-первых, он не возьмет, а во-вторых, не надо давать мне таких поручений. Что я вам, девочка на посылках? Хочешь вернуть — возвращай сам. Позвать его?

— Нет, — занервничал Грэм. Вот личной встречи с касотцем ему только и не хватает. — Раз так… оставлю его себе. Не хочется мне что-то встречаться с господином Данисом. А перстень с удовольствием сохраню. Вещь редкая, дорогая, красивая…

— И подходит по цвету к твоим глазам, — хихикнула Илис.

— Не болтай чепухи, — Грэм убрал перстень обратно в кошелек.

Илис снова хихикнула, но тут же посерьезнела:

— Кстати! Пока находишься в Касот, лучше не держи его на виду. Вещь заметная, ее многие знают. У тебя могут возникнуть неприятности. Очень серьезные.

— Приму к сведению, — озадаченно кивнул Грэм. Чего-то он не понимал. — Этот Да-нис — такой важный тип, что его перстень знают по всей стране?

— Достаточно важный. Только не спрашивай, кто он такой, все равно не скажу.

Грэм вздохнул.

— Ну что, — после минутной паузы заговорила Илис как ни в чем не бывало. — Давай рассказывай, чем занимался, что интересного было…

— Сначала — ты.

Илис неожиданно охотно согласилась и начала рассказывать, удобнее устроившись в кресле и налив в железные кубки легкого вина. Грэм мельком удивился: раньше, на-сколько он помнил, она не пила вина. Впрочем, и сейчас она лишь пригубила и отставила кубок в сторону.

* * *

Майским утром, когда Грэм наконец решился покинуть поместье, на несколько ме-сяцев ставшее ему домом, Роджер дождался, пока проснется Гата, и сразу же передал ей письмо. Княжна прочитала послание, поняла, что ее братец снова исчез в неизвестном на-правлении, даже не попрощавшись, и пришла в ярость. Ярость эта усугублялась обидой, поэтому к Гате несколько дней никто не рисковал приближаться. Даже Роджер, на которо-го княжна была особенно зла — ведь он знал об отъезде Грэма, и ничего не сказал ей.

Впрочем, чтобы приблизиться к ней, нужно было для начала ее найти. Целыми днями Гата носилась верхом по окрестностям, вымещая распирающие ее злость и обиду на ни в чем не повинных зверушках. А может быть, даже и на крестьянах. Илис, лишенная подруги, вынуждена была сама себя развлекать и искать себе новых знакомых, ибо обще-ство одного только Роджера ее не устраивало. Он, впрочем, и сам отчего-то начал избе-гать ее. Пока Гата буйствовала, он пребывал в крайне мрачном настроении, и вообще за-был про то, что собирался Илис охранять, как будто что-то занимало его мысли гораздо больше. Так что Илис гуляла в свое удовольствие по близлежащим деревням, а однажды решила наведаться в город.

В городе она неожиданно наткнулась на Камиллу. Девушки разговорились, при-шлись друг другу по нраву, и с того дня Илис стала частенько выбираться в город. Снача-ла она отправлялась в гости к новой подружке одна, а через некоторое время, когда Гата перестала рвать и метать и пришла в прежнее расположение духа, вместе с ней. Роджер, вышедший из состояния задумчивости, понял, что слишком часто остается один, и попы-тался исправить ситуацию.

— Он, понимаешь ли, привык, что днем он со мной, а ночью в Гатиной постели, — равнодушно пояснила Илис. Было очевидно, что времяпровождение Роджера ее мало за-нимало. — А тут и меня под рукой нет, и Гата ему от ворот поворот дала — обиделась. Род-жер, заскучав, попытался вернуть прежние отношения, но скоро понял, что ничего у него не получится. Ух, видел бы ты его в те дни! Злющий, как тигр!

Окончательно отчаявшись, Роджер решился на разговор с Илис. Надо сказать, не первый. Он уже предпринимал попытки объясниться, но девушка просто не восприняла его всерьез. Не могла воспринять, ну не получались у Роджера сердечные признания, не выдерживал он нужный тон, терял терпение, быстро ярился, и в общем, все портил сам. К тому же, перспектива иметь влюбленного хищника-убийцу за спиной Илис не прельщала, и она пыталась как-то охладить его.

В этот раз Роджер повел себя так, что не воспринять всерьез его было просто не-возможно. Как именно, Илис умолчала, сказала лишь, что пришла в тихий ужас. Влюб-ленный Роджер ей был совсем не нужен. Хотя бы потому, что зрелище являл собой стран-ное, если не сказать страшное. Разговор был бурный, но завершился ничем. Собственно, чем-то он закончиться не мог.

Разошлись собеседники в расстроенных чувствах. Роджер — разъяренный и злю-щий, Илис — встревоженная и озадаченная. Илис стала судорожно соображать, как бы ей лучше собрать вещички и уехать куда-нибудь подальше. Одной. После такого объяснения ей стало ясно, что находиться под одной крышей с Роджером для нее невозможно, если, конечно, она не хочет обострения ситуации.

Но и уезжать одной ей было никак не с руки. Хотя бы потому, что она совершенно не была знакома с Наи, и у нее не было тут ни одного друга или хотя бы знакомого. Кроме Роджера, Гаты и Грэма, конечно (последнего, впрочем, к тому моменту уже носило Безы-мянный знает где).

И вот тут Илис неожиданно крупно повезло. Во время очередного визита в город, прогуливаясь по узким улочкам в компании Гаты, она встретила свою старинную подругу, с которой дружила еще с бессознательного возраста. Подруга, которую звали Луиза, была в городе проездом, причем не одна, а со своим новоиспеченным мужем. Муж этот, Рай-монд Торрес, тоже был знакомым Илис. Правда, с ним она познакомилась при таких об-стоятельствах, что предпочла бы до конца жизни с ним не встречаться. Что за обстоятель-ства, Илис тоже уточнять не стала. Правда, обмолвилась, что в свое время имела из-за это-го Раймонда кучу неприятностей на свою голову. Но, раз уж оказался мужем любимой подруги, деваться от него было некуда.

Супружеская чета держала путь из Медеи в Касот. Маршрут странный, особенно для недавно поженившейся пары, в которой по крайней мере девушка принадлежит к знатной истрийской семье. Впрочем, хотя Илис опять же ничего не сказала, Грэм заподоз-рил, что эта ее подруга также является неофициальной магичкой. Кем был Раймонд — Бе-зымянный знает.

Илис попросилась в компанию к молодоженам. Общество Раймонда ее не очень радовало, но оно все же было лучше, чем компания свихнувшегося на любовной почве Роджера. Луиза, и без того обрадованная встречей с подругой, охотно согласилась при-хватить ее с собой. Раймонд, которого просьба Илис обрадовала вовсе не столь сильно, все-таки сопротивляться не стал, и тоже выразил свое согласие. Вечером Гата и Роджер были поставлены в известность о скором отъезде Илис. Княжна заметно расстроилась, но не возразила ни слова, сочтя, видимо, себя не в праве удерживать гостью. Роджер спал с лица, но разводить сантиментов, как того опасалась Илис, не стал, а равнодушно пожелал ей приятного путешествия.

На следующее утро он спешно покинул поместье, попрощавшись лишь с Гатой. Или, точнее сказать, попытавшись попрощаться, потому что княжна все еще таила на него обиду и разговаривать с ним не пожелала. О чем сразу после его отъезда и пожалела. Но было уже поздно.

Через пару дней поместье окончательно опустело. Обе девушки одновременно по-кинули его. Илис направлялась в город на встречу с Луизой и Раймондом, Гата возвраща-лась в родной дом, к матери.

Со своими новыми спутниками Илис добралась в Касот без особых приключений. Она обмолвилась, что в основном от неприятностей ее спасал какой-то особенный статус Раймонда Торреса; этот факт сильно озадачил Грэма. У истрийской девчонки был просто талант какой-то находить себе защитников с загадочным статусом и нестандартными профессиями. А профессия Раймонда, кажется, была даже более чем просто нестандарт-ной.

Получилось так, что в Касот Илис осела. Познакомилась с несколькими интерес-ными людьми, в том числе с Эмилем Данисом, который, по причинам, понятным ему од-ному, одарил ее своим вниманием и покровительством. Был он очень влиятельным чело-веком, имел вес, помимо прочего, и среди магиков. Грэм, услышав это, ненадолго потерял дар речи, а потом поинтересовался:

— А сам он, случаем, не того?.. В смысле, не магик?

— Магик, — как-то неохотно ответила Илис.

— Ментальный? — наобум брякнул Грэм.

— С чего ты взял?! — она очень удивилась.

— Да или нет?!

— Ну… да… Откуда ты знаешь?

Он не отвечал.

— Не хочешь говорить? — прищурилась Илис. — Ну и ладно. Просто мне интересно, что навело тебя на эту мысль.

— Да ничто меня не наводило, — буркнул Грэм. — Просто так сказал.

— Не верю!..

Он пожал плечами.

— И что этот Данис? Учит тебя?

— Немного.

— С чего бы это?

— Я ему приглянулась, потому как способная, — задрала нос Илис. — Но что это мы все обо мне да обо мне? Расскажи лучше, ты-то как?

Грэм снова пожал плечами.

— Да что тут рассказывать? Как обычно, ездил из города в город, пока твой братец не взялся за меня вплотную, и мне не пришлось срочно убираться из Наи.

— Короче некуда, — рассмеялась Илис. — Как всегда. Подумать только, как кратко можно поведать о своей жизни в течение целого года. Клянусь Гесиндой, рядом с тобой я чувствую себя неисправимой болтушкой! Ты поподробнее не хочешь рассказать?

— Да нечего рассказывать-то.

— Что-то не верится. Хочешь сказать, что весь год сидел тихо, как мышка и ничем не занимался, а когда Крэст прижал тебя, так же тихо перебрался через границу? — она встретилась взглядом с его сумрачными, холодными глазами и обречено вздохнула. — А как ты с медейцами-то связался? Хоть об этом можешь рассказать?

Причин скрывать от Илис обстоятельства знакомства с медейцами Грэм не видел, а потому упираться не стал. Девушка задумчиво выслушала его, потом еще минуту молча-ла.

Потом заговорила.

— Теперь я понимаю, почему Ив так тебя не любит. С его точки зрения, ты откро-венно суешь нос не в свое дело, а он этого терпеть не может. Впрочем, не только с его точки зрения ты занимаешься не тем. С моей — тоже.

— То есть?

— Все это мероприятие — сплошное самоубийство, — пожала плечами Илис. — И уж кому, как не тебе, понимать это.

— Я понимаю.

— Да? Тогда тем более удивляюсь, почему ты не помашешь ребяткам ручкой и не поедешь в свою сторону. У тебя ведь своих неприятностей хватает, нет?

— У меня есть причина, — сухо ответил он.

— Да что ты говоришь? Настолько веская, чтобы забыть про инстинкт самосохране-ния и полезть в самое пекло?

— Достаточно веская, — Грэм заколебался, сказать Илис или нет. С одной стороны, не ее это дело, а с другой… Почему бы и нет? Они же не маленькие дети, чтобы краснеть и стесняться, когда речь заходит о чувствах. — Это Ванда.

— Что — Ванда? При чем тут она? А?.. А… Ох. Ну да. Понятно, — она озадаченно поджала губы. — Все, я поняла, не трудись объяснять… Ничего себе. И что, все так серьез-но?

— Серьезней некуда.

— Сочувствую. Вот тебе, кстати, и еще одна причина нелюбви Ива к тебе.

— Ты о чем? — не понял Грэм.

— О том, что Ив, кажется, сам имеет на нее виды… Он кое-что рассказывал мне. Не напрямик, конечно. Но мне показалось, что Ванда его волнует, и даже очень. Только он ни за что ей не признается, скорее, язык себе откусит.

Грэм потрясенно молчал. Ему и в голову не приходило, что фанатично преданный присяге Ив может питать к принцессе еще какие-то чувства, кроме верноподданнических.

— Насколько я наслышана, — продолжала Илис, — Ванда вообще очень успешно при-влекает к себе внимание мужчин. За ней табуны влюбленных мальчиков так и ходят. Так что ты не первый.

— Больно много ты знаешь, — в сердцах сказал Грэм. — Да и плевать мне, кто там за ней бегает.

— А зря, — прищурилась Илис. — Потому как тебе все равно ничего не светит. Грэм, подумай — ну какое у вас будущее? Пожениться вам не позволят; ее отец не допустит та-кого мезальянса.

— Да знаю я…

— Раз знаешь, на что надеешься? На то, что Ванда решится на случайную связь с тобой, не имея в перспективе замужества? Даже и не мечтай. А если и снизойдет, чем все кончится? Хочешь продолжить род еще одним бастардом? Вот уж будет всем бастардам бастард…

— Илис, — зашипел Грэм, мгновенно выйдя из себя. Слово «бастард» все еще дейст-вовало на него, как красная тряпка на быка. Впрочем, еще сильнее подействовали слова Илис насчет возможного нравственного падения Ванды. — Замолчи… немедленно… Ина-че… я тебя ударю.

— Уже молчу, — быстро сказала Илис. — Извини, не подумала.

— Вот именно. В следующий раз думай.

— Но ведь в главном-то я права.

— С чего бы тебя так стало волновать мое благополучие и душевное равновесие? — ядовито спросил Грэм.

— Мы все-таки давно знакомы. Впрочем, если не хочешь об этом говорить, пожа-луйста, не будем. Только скажу тебе еще кое-что, а ты подумай, — она наклонилась вперед, упершись локтями в стол. — У короля Тео нет родного сына и не будет, но есть родная дочь. Которая может наследовать престол исключительно в случае, если принц исчезнет со сцены, а она сама выйдет замуж за подходящего человека. Подходящего в смысле про-исхождения. Подумай теперь, на руку ли королю пленение Дэмьена или нет. Я так думаю, что он только обрадуется, если касотцы выпустят ему кишки, освободив, таким образом, Ванде дорогу к трону. И он совсем не обрадуется, если принца вернуть домой здоровым и невредимым. Не знаю, что грозит медейцам, но уверена, что постороннему человеку, уча-ствовавшему в этом мероприятии, не поздоровится. Благодарность короля будет просто безгранична, хотя и своеобразна. Так что, ты впутался в такое…

Грэм хмуро молчал. Вот над этим-то он как-то не думал. Король Тео, конечно, мог сколь угодно сильно не любить пасынка, но чтобы вот так обречь его на смерть, чтобы объявить наследницей свою дочь… которая, кстати, преданно любит брата и едва ли про-стит отцу его поступок. Даже ради трона.

Но даже после столь зажигательной речи неожиданно сведущей в политических интригах Илис он не собирался менять свое решение. Напротив, намерение помочь Ванде освободить брата стало более твердым. Раз уж ее отец такая свинья, а друзья настолько беспомощны, что постоянно нуждаются в посторонней помощи… И плевать ему было на матримониальные планы короля и самой Ванды. На то, что ему никогда не жениться на ней, и наградой за освобождение принца станет не рука принцессы и полкоролевства, как в сказке, а виселица и плаха. Как в жизни.

Молчание затягивалось. Грэм крутил в пальцах полупустой кубок с вином, Илис задумчиво строгала несчастное яблоко маленьким ножом. Тишина в доме была просто-таки звенящей.

За окнами темнело.

— Послушай, Илис, — заговорил снова Грэм. — Я все-таки не понимаю, где и когда ты познакомилась с Ивом.

— Ах, это, — вздохнула Илис. — Ива, понимаешь, прислал ко мне один мой касотский друг, к которому Ив обратился за помощью в поисках своего принца.

— Что? — опешил Грэм. — Ив пошел за помощью к касотцу?

Илис кисло улыбнулась.

— Это особенный касотец. Он не слишком… лояльный по отношению к Бардену, понимаешь? К тому же, они с Ивом хорошо друг друга знали еще до войны. Знаешь что, Грэм, ты лучше не приставай ко мне с этим. Все запутано, страсть, сам Безымянный ногу сломит.

— И Ив приехал сюда один? Вот прямо сюда?

— А что же ему оставалось делать? Он был на грани отчаяния. Да и храбрости ему не занимать.

— Это да, — согласился Грэм. — Только почему этот твой нелояльный касотец послал Ива именно к тебе? Где ты вообще набралась всех этих сведений насчет намерений Тео, и о том, где держат принца Кириана? Опять же, где ты так хорошо изучила план Северной крепости?

Илис почесала нос и сказала доверительно:

— Я там жила пару месяцев. Только, прошу, не говори никому больше.

— Ты там жила?! — изумился Грэм. — Ну и ну. А карта? И все остальное?

— У меня есть доступ к имперским архивам, — скромно потупилась Илис.

На несколько минут Грэм потерял дар речи.

— Извини, Грэм, я не могу рассказать тебе всего, — виновато сказала Илис. — Нельзя.

— Безымянный меня дернул впутаться в политику, — пробормотал Грэм.

— Вот и выпутывайся из нее поскорее.

Грэм покачал головой.

— Не могу. Не могу, Илис, вот и все.

Некоторое время они молчали.

— Останешься ночевать? — спросила вдруг Илис. — Комната найдется, и герр Данис возражать не станет. И я буду рада, честно говоря.

Грэм заколебался. Перспектива поспать в постели не на постоялом дворе, а в на-стоящем, жилом доме была весьма заманчивой. Он уже и забыл, что это такое. И пусть это не свой дом, не своя постель, все же она лучше, чем охапка сена или вовсе голая земля и камни. Но ночевать в доме у ментального магика? Ему стало не по себе об одной только мысли.

— Н-нет… — ответил он. — Не останусь.

— Пойдешь к своей отаре? — усмехнулась Илис. — Боишься оставлять овечек на ночь без пастуха?

— Нет. У меня… другие планы, — он неожиданно понял, что так оно и есть. Он уже знал, чего хочет. — Илис… ты знаешь, где здесь находится ближайший храм Рахьи?

— Рахьи? — поперхнулась Илис. — Ты что, серьезно?.. Эк тебя… Знаю. Попросишь проводить тебя туда?

— Попрошу.

— Хм. Ну ладно. Ты же… ты же вроде не любил такие места? — последовал мрачный взгляд Грэма. — Ну ладно, ладно, молчу. Не мое дело.

— Точно сказала.

* * *

Заходить к Илис, чтобы отчитаться за проведенную ночь, Грэм не стал. Почему-то ему не хотелось видеть ее, вчерашний разговор оставил в душе едва заметный, но нехо-роший осадок. Хотя и стоило бы поблагодарить ее за гостеприимство и готовность, с ко-торой она показала вчера дорогу в храм Рахьи.

Но он был здорово пьян. А Илис не любила пьяных, и кто знает, как она отреаги-ровала бы.

Так что Грэм прямой дорогой направился в гостиницу. Он хотел незаметно про-скользнуть в комнату. Быстро протрезветь он не рассчитывал, но хотел попытаться при-дать себе достойный человеческий вид. После бессонной ночи выглядел он не слишком хорошо: покрасневшие глаза, помятая одежда. К тому же, от него сильно пахло вином и духами (или, точнее, парфюмерным маслом, которым растирала его рыжеволосая жрич-ка). И это все, не считая мутного взгляда и неровной походки. Шатало его изрядно.

В таком виде он не хотел появляться на глаза никому из спутников. Особенно Ван-де. Но именно на нее Грэм и наткнулся.

Несмотря на ранний час, она сидела внизу, в общей зале. Грэм сразу понял, что ожидает она именно его. Выбранное ею место было стратегически выверено, с него Ванда могла видеть всех, кто входил в помещение.

Выглядела она странно осунувшейся, словно не спала всю ночь и к тому же ревела в подушку. Вид у нее был бледный, но решительный. Рядом сидел Ив, мрачный и молча-ливый, как сторожевой пес. При оружии и в кольчуге. Как всегда.

У Грэма не было никакого желания объясняться с мрачной парочкой, тем более в таком состоянии. Он кивнул Ванде и хотел пройти к лестнице, но Ив схватил его за рукав и довольно чувствительно дернул к столу.

— Куда это ты собрался? — поинтересовался он тихо, но угрожающе.

— Хочу умыться, — пояснил Грэм, пытаясь освободить рукав из пальцев Ива. Тот не-ожиданно быстро отпустил одежду и встал, заступив дорогу.

— Тебя где носило всю ночь?

— Это мое дело.

— Да?

— Да. Я не обязан отчитываться ни перед тобой, ни перед кем-то еще, — он посмот-рел на Ванду, и настроение у него резко испортилось. Девушка смотрела на него с тихим отчаянием, страдальчески закусив губу. Она даже не пыталась показать, что сердится. Но Грэм продолжил фразу, как и собирался. — Я не твой вассал и не твой слуга, Ив.

— Но у тебя есть кое-какие обязательства, — зашипел Ив.

— Какие еще обязательства? — искренне удивился Грэм. — Первый раз слышу.

— Ты пьян!

— Ну и что?!

С минуту Ив молчал, сверля его взглядом, а Грэм старался, в свою очередь, не от-вести глаза.

— Ты есть никто и имя тебе никак, — сказал Ив, понизив голос так, чтобы Ванда не сумела услышать его. — Но она, — едва заметный кивок в сторону девушки, — плакала из-за тебя всю ночь. Я не знаю, чем ты так привлекаешь ее, бродяга, но лучше бы тебе оставить ее в покое.

Грэм промолчал и посмотрел на Ванду. И увидел, как кровь приливает к ее блед-ным щекам, как прячет она вдруг заблестевшие от слез глаза. Странно… Ванда — и прячет глаза?..

— Хватит пялиться на нее! — зашипел Ив, схватив его за плечо и встряхнув. — Не смей!.. Я предупреждал тебя, наинец, что когда-нибудь придет конец моему терпению?..

— Предупреждал, — Грэм тоже понизил голос. — И что, он пришел? В смысле, конец?

— А ты тогда ответил, что твой меч к моим услугам.

— Да, — сказал Грэм. — А твоя семейная честь не пострадает от поединка с таким ни-чтожеством, как я?..

— О чем вы там? — встревожено спросила Ванда.

— Минуту, Ванда. Здесь все в порядке, — Ив на мгновение обернулся к ней, выдавил успокоительную улыбку и повернулся обратно. — Ничего, честь не пострадает, — сказал он сухо. — Ну так что ж? Я думаю, нам не стоит привлекать к себе внимание касотской стра-жи, так что — вечером, за городом.

Грэм хотел было снова сказать «да», но некое соображение пришло ему в голову. Просто удивительно, как они раньше не додумались до такой простой вещи?

— Ив… Подумай вот о чем. Если ты убьешь или ранишь меня, это не помешает вам продолжить путь. Но вот если ты будешь серьезно ранен…

— Это так же никому не помешает продолжить путь, — перебил его Ив. — Какая раз-ница, кто доберется до Дэмьена.

— Если я причиню тебе вред, мне не поздоровится, — заметил Грэм. — От Ванды дос-танется. Она не простит мне, если я… Не знаю, захочет ли она вообще видеть меня.

— Я могу то же самое сказать про себя. Думаешь, она меня простит? Ну, что ты так уставился? Я знаю, что говорю.

— Хорошо, пусть так, — сказал Грэм. — Значит, вечером. Ванде, я так полагаю, зара-нее знать не стоит.

— Разумеется.

Ив, наконец, отпустил его плечо и отступил. Но Грэму, видно, не суждено было добраться до комнаты. Не успел он пройти несколько шагов, уже начиная размышлять, как бы вечером устроить поединок понезаметнее, как его вновь остановили. На этот раз, дернув со спины за плащ.

Теперь это уже была Ванда.

— Слушаю, — обречено сказал Грэм. — Что случилось?

— О чем вы говорили с Ивом? — требовательно спросила девушка. — Почему шепта-лись? Что вы от меня скрываете?

— Ничего. Мы не говорили ни о чем важном, просто… Просто Ив делал мне выго-вор за ночную прогулку. Ну, ты же знаешь его.

— Да, — кивнула Ванда, глядя в сторону. — Знаю. Но, сдается мне, ты лжешь. Но тебе я не могу, как Иву, приказать говорить правду. Увы… — она помолчала, а Грэм подумал, что это все-таки к лучшему, что он может не подчиняться приказам. Тем более таким. Бедный Ив. — А где ты был ночью? От тебя пахнет вином. Ты пил?

Грэм кивнул.

— Ах вот как? — Вандины глаза сузились. — А позволь спросить, где? В доме Илис?

Сказать или не сказать? Разумнее было бы промолчать, потому что, хотя Грэм и не знал отношения девушки к храмам Рахьи и тамошним служительницам, можно было предположить, каково оно. Но, с другой стороны, ему вдруг неудержимо захотелось хоть чем-нибудь уязвить девчонку, сделать ей больно. Отомстить ей за цепи, которыми она опутывала его все крепче и крепче.

— Нет. В храме Рахьи.

— Где-е? — выражение лица Ванды стало просто-таки неописуемым. — У Рахьи? У этих потаскушек? — ее лексикон потрясал своей широтой и казался не совсем подходящим для молоденькой принцессы. — Ты там только пил или?..

— Это что, допрос? — сухо спросил Грэм.

Кровь бросилась Ванде в лицо, и девчонка покраснела в мгновение ока. На глазах у нее выступили слезы.

— Хам! — выкрикнула Ванда и размахнулась, чтобы ударить его по лицу. Грэм едва успел перехватить руку. Ванда вырвалась, развернулась и почти бегом понеслась к выхо-ду. А к Грэму подскочил бледный и рассвирепевший Ив, снова схватил его за плечо, встряхнул:

— Что ты опять ей сказал?!

— Оставь его в покое! — плачущим голосом прокричала от двери Ванда, на секунду обернувшись.

Ив одарил Грэма взглядом василиска, прошипел сквозь зубы: "Вечером я из тебя все кишки выпущу!" — и бросился вслед за Вандой, чей рыжий хвост уже исчезал в двер-ном проеме.

Оставшись, наконец, один, Грэм тяжело оперся о столешницу. Его неожиданно сильно замутило, к горлу подкатил ком. О боги, подумал он, и чем я провинился перед вами? Столько баллад написано о любви, прекрасной и светлой, так почему же ему она доставляет лишь мучения? Не врут же все барды?

Вино, бурная ночь и нервное напряжение делали свое дело. Чувствовал Грэм себя хуже некуда. Дурнота не проходила, а лишь усиливалась. Не хватало еще, чтобы в таком виде его застали спустившиеся вниз Оге или Корделия, или вернувшиеся Ив и Ванда. Усилием воли Грэм заставил себя собраться и медленно распрямился. Перед глазами все плыло, но он предположил, что сумеет добраться до своей комнаты. Он сделал несколько неверных шагов, и тут к нему вдруг подскочила молоденькая служанка, которую он в пы-лу страстей и не заметил, и предупредительно взяла его под руку:

— Вам плохо, господин? Помочь вам дойти до комнаты?

Он отстранил служанку:

— Спасибо, я сам.

— Позвольте все-таки помочь вам! Вы плохо выглядите, — настаивала девушка.

Начиная злиться, Грэм остановился и пристально взглянул на нее так, что бедная служанка отшатнулась.

— Что тебе от меня надо? Оставь меня в покое. Я же сказал, что все в порядке!

— Извините, господин, — пролепетала девушка и тут же убежала.

* * *

Когда Грэм добрался до комнаты, которую делил с парнями, то с некоторым об-легчением увидел, что Оге еще спит, а значит, вопросов задавать не будет. Хоть какая-то радость. Забыв о том, что хотел привести себя в человеческий вид, Грэм повалился нич-ком на кровать. Гори все синим пламенем, пошло оно все к Безымянному. Ему ни до чего не было дела, хотелось уснуть, и, желательно, никогда не просыпаться. Подумалось даже: а убил бы его Ив сегодня вечером, что ли, сделал бы такое одолжение. Смерть от меча ме-дейского нобиля — достойная смерть, к тому же, освобождает от множества проблем. Впрочем, уже через пять минут он отмел мысли о смерти как провокаторские и слабо-вольные, а так же как недостойные нобиля наинского.

Когда в комнате появился Ив и начал будить соню — Оге, Грэм не подал и виду, что не спит. Глаза у него были открыты, но он лежал лицом к стене, так что никто не мог это-го видеть. Он слышал, как недовольно ворчит Оге, насильно стащенный с кровати безжа-лостным приятелем, и как бродит по комнате, пытаясь отыскать неизвестно куда забро-шенную вчера перевязь с мечом. Слышал, как Ив вдруг быстро подошел к кровати с ле-жащим Грэмом и остановился. Грэм не пошевелился. Он ожидал, что его сейчас тоже бу-дут будить, но ошибся. Ив постоял немного, потом повернулся на каблуках и со словами: "Ну и осел", — направился помогать Оге в его поисках. Минут через пятнадцать оба удали-лись.

Оставшись один, Грэм тихо вздохнул и сел на кровати. Что делать дальше, он не знал. Очень хотелось побиться головой об стену, если бы только знать, что это поможет. А если не побиться, то хотя бы завыть волком.

Утреннее солнце заглядывало в окна, но предстоящий ясный день не радовал Грэ-ма. Беззаботное состояние, овладевшее им после ночи в обществе служительницы Рахьи, прошло без следа после разговора сначала с Ивом, потом — с Вандой. Стало тоскливо.

Он не стал ни биться головой об стену, ни выть. Он яростно растер лицо и попы-тался сообразить, что теперь делать. Опьянение уже прошло, но тяжесть в голове оста-лась, мысли перекатывались, словно булыжники.

Уехать одному не стоило даже и пытаться. Грэм отлично помнил, чем закончилась прошлая попытка. Можно, размышлял Грэм, остаться в комнате с наивной надеждой, что медейцы забудут про меня и уедут одни. Это было бы очень мило с их стороны — забыть и оставить меня в покое. Хотя… забудут, когда рак на горе свистнет! Ванда-то уж точно — нет. Да и Ив не откажет себе в удовольствии проткнуть меня пару раз мечом. Он, навер-ное, только и думает сейчас об этом, предвкушает вечернюю потеху.

Грэм глухо застонал и повалился обратно на кровать, накрыв голову подушкой. Будь что будет, он пустит все на самотек. Уедут медейцы без него — отлично, не уедут — так тому и быть. Убьет его Ив — значит, судьба такая.

Он уже почти уснул, невзирая на тревожные мысли, когда хлопнула дверь, нару-шая приятное забвение, и в комнату кто-то вошел. А притворюсь-ка я спящим, подумал Грэм, не вынимая голову из-под подушки. Но вошедшего явно не удовлетворил вид мирно спящего человека, вернувшегося с ночной попойки и изрядно уставшего.

— Хватит дрыхнуть! — услышал Грэм жизнерадостный голос Оге. — Грэ-эм! Ты меня слышишь? Сколько можно спать?

Кто бы говорил, хмуро подумал Грэм, никак не реагируя на радостные вопли. Оге производил невероятно много шума: он чем-то гремел, и звенел, и зачем-то открывал ок-на, и пару раз что-то повалил, невнятно ругнувшись при этом. Если бы в комнате находи-лось хоть что-то, что можно разбить, он бы обязательно разбил. Весь этот шум изрядно раздражал Грэма, но «просыпаться» он и не думал. Он надеялся, что Оге через некоторое время надоест шуметь, и он уйдет туда, откуда пришел.

Но Оге не надоедало. Точнее, сказать, ему надоело просто шуметь, и он решил пе-рейти к решительным действиям. Грэм услышал, как он подходит к кровати, а в следую-щую минуту подушка, прикрывающая голову, куда-то исчезла.

— Подъем! — провозгласил Оге, несомненно, очень довольный собой. — Завтрак сты-нет.

— Ценю твою заботу, — глухо ответил Грэм, не поднимая головы, — но ты трудился впустую. Завтракайте без меня. Будь добр, верни мне подушку и оставь в покое и ее, и ме-ня.

— Что случилось? — голос Оге тут же стал весьма серьезным. — Грэм, с тобой все в порядке?

— Спать хочу, вот и все. Пока вы будете завтракать, я успею выспаться, и буду как огурчик, — буркнул Грэм.

— Точно? Ты что же, все ночь не спал? Ах, ну да, вы же вместе с Илис ушли. Хоро-шо время провел?

— Просто отлично.

— Я и не сомневался. Илис все-таки симпатичная девчонка, да? А вы давно знако-мы?

Нет, это невозможно, свирепо подумал Грэм и, оторвав голову от матраса, взглянул на Оге. Тот с улыбкой от уха до уха стоял в обнимку с подушкой, явно никуда уходить не намеревался и не хотел даже уважить желание уставшего человека. Но увидев отнюдь не доброжелательную физиономию Грэма, он сразу заметно скис и даже отступил на не-сколько шагов.

— Уже ухожу, — быстро сказал Оге и в подтверждение своих слов бросил подушку прямо в руки Грэму. — Спи, пожалуйста, только имей в виду, сразу после завтрака мы уез-жаем. Иву почему-то не терпится выбраться из города как можно быстрее.

Еще бы ему не торопиться, подумал Грэм. Знаем мы, куда он так спешит. Выпус-тить мне кишки, вот куда. Остальные-то, конечно, думают, что он торопится освободить принца, и не буду я их разочаровывать. Грэм готов был поспорить на что угодно, что меньше всего сейчас Ив думает о принце.

И впрямь, в покое его оставили ненадолго. После того как ушел Оге, Грэм снова повалился на кровать. Но минут через двадцать в комнату вломился Ив. На его появление Грэм внешне не отреагировал никак, только подумал, что медейцы необычайно быстро позавтракали. Оге, любитель поесть, растягивал трапезы так, что, дай ему волю, он бы си-дел и ел с утра и до вечера. Чтобы ускорить его, требовалось приложить значительные усилия, и тем не менее, задерживал он всех значительно. Видно, в этот раз Ив здорово пнул его, если за двадцать минут все успели позавтракать.

— Поднимайся, — сухо бросил Ив в сторону Грэма. — Мы сейчас выезжаем.

Грэм сел на кровати, скрестив ноги. Ив, не обращая на него ни малейшего внима-ния, собирал вещи — методично, проверяя все уголки комнаты, чтобы, не дай боги, чего-нибудь не забыть. Через несколько минут Ив уже пребывал в полной готовности, — вы-муштрованный до полного автоматизма солдат, — и, наконец, обратил внимание на Грэма. Густые темные брови его немедленно сошлись на переносице.

— И долго ты намереваешься сидеть так? — поинтересовался он. — Ты никуда не то-ропишься? Все твои вещи собраны? Или ты просто передумал ехать?

— Хотелось бы, — буркнул в ответ Грэм, имея в виду последнее предположение ме-дейца.

— Даже и не думай.

Вот, значит, как. Уже и Ив не намерен отпускать его.

Кажется, я чем-то сильно прогневал Фекса, подумал Грэм мрачно, поднимаясь с кровати. И он отвернулся от меня. А заодно с ним и все остальные боги. Только леденя-щая улыбка Борона все ширится и ширится.

Никогда еще бог смерти не смотрел на Грэма с такой откровенной насмешкой.

* * *

Надвинув капюшон на самый нос, Грэм поглядывал по сторонам в надежде уви-деть бумажки со своим описанием — те, о которых говорила Илис. К сожалению, темп пе-редвижения по городу не позволял вчитываться во все объявления, в великом множестве расклеенные по людным местам.

Около городских ворот начались серьезные проблемы.

Скучающие стражники очень настоятельно попросили открыть лица, объяснив свое требование тем, что разыскивают опасного преступника, предположительно находя-щегося сейчас в городе. Медейцы, переглянувшись, требование выполнили. Грэм похоло-дел, хотя не было особых оснований думать, что разыскивают именно его. Стягивая ка-пюшон, он судорожно соображал, что же делать, если интуиция его не подводит. Ничего придумать он не успел, в голове по-прежнему мутилось, да и времени совсем не было. Стоило только капюшону соскользнуть, открывая белые волосы, заплетенные в растре-панную косу, оба стражника, как по команде, схватились за оружие.

— Твое имя — Грэм Соло? — выкрикнул один из них.

Ну и глупый же вопрос! Можно подумать, ответь Грэм отрицательно, они тут же извинятся и освободят путь.

— Стой! Именем императора Бардена — ты арестован! — заявил тот же стражник. Держа наготове оружие, он приблизился с явным желанием схватить коня Грэма под узд-цы. — Приказываю сдать оружие и следовать за мной!

Левой рукой Грэм резко натянул поводья, довольно грубо заставляя коня развер-нуться, правой рукой выдернул из ножен меч и рубанул по протянутой руке стражника. Вот и сопротивление властям при аресте, еще плюс два года каторги. Руку защищала кольчуга, и удар пришелся вскользь. Но это уже не имело значения, потому что в сле-дующую секунду Грэм гнал коня что есть мочи прочь от ворот, не оглядываясь. Немного запоздало он подумал, что на башне при воротах могли быть и арбалетчики, но ему повез-ло: если они и были, то соображали слишком медленно.

Очень хотелось оглянуться и посмотреть, что там с медейской четверкой. Впрочем, их, скорее всего, отпустят после недолгого допроса. Хотя, ведь им придется еще объяс-нять, где и при каких обстоятельствах они спутались с опасным преступником, а это будет не очень-то легко сделать.

В любом случае, думал Грэм, подгоняя лошадь, когда — и если! — я выберусь из го-рода, мне придется искать эту компанию уже на дороге к Северной крепости.

В небольшой тихой Акирне несущийся во весь опор всадник слишком уж сильно привлекал внимание. Оказавшись на относительно тихой улице, Грэм лихо спрыгнул на булыжную мостовую, сдернул с седла сумку и хлопнул коня по крупу. Когда затих цокот копыт, Грэм прислушался. Погоня все-таки наличествовала. По улице, не слишком дале-ко, сломя голову неслись два или три всадника. Не ожидая, пока они появятся в поле зре-ния, Грэм нырнул в ближайшую подворотню, и дальше следовал привычным для всех во-ров путем — дворами, переулками и закоулками. Он двигался на чистых инстинктах, ста-раясь как можно сильнее запутать следы. В одном из переулков Грэм остановился. При-слушался, ничего подозрительного не услышал и вздохнул с облегчением.

Он понятия не имел, где находится, но ничуть не обеспокоился. Уж где-где, а в го-роде заблудиться он просто не мог, всегда нюхом чуял, в какую сторону нужно идти.

Заботило его совсем другое: как выйти из города. Ясно, что через ворота уже не уйти. Точно зная, что преступник в городе, стража будет еще внимательнее досматривать всех выходящих. А значит, нужно искать неофициальные пути. Что таковые имеются, Грэм знал точно.

Пока что он видел три альтернативы. Во-первых, можно поискать лазейки самому, но это, скорее всего, будет долго и не слишком продуктивно. Этак можно застрять в Акирне на пару недель. Во-вторых, можно обратиться в Ночную гильдию. Несмотря на то, что почти родные, так сказать, Сумеречные собратья отказали в свое время Грэму в по-мощи, надежда на сочувствие и соучастие здешней гильдии все-таки оставалась. Здесь его не знали так хорошо, как в Наи, но серебряное кольцо с вязью расскажет все, что им хоте-лось бы знать о воре Грэме Соло. Да и имя они должны были слышать. Развешанные бу-мажки с объявлением розыска, конечно, могут сильно охладить желание помочь, но… это уж будет видно.

И в-третьих, был еще один путь. Обратиться за помощью к Илис, раз уж она здесь и раз уж она так неожиданно много знает. Когда-то Грэм помог ей, и был почти уверен, что она ему в помощи тоже неоткажет, если, конечно, будет в силах что-нибудь сделать. Вот именно — если… К тому же, помогая беглому преступнику, она могла получить кучу неприятностей в добавок к своим собственным. А Грэму этого очень не хотелось бы. Он, конечно, не стеснялся причинять неприятности людям, но на близких знакомых это не распространялось.

Что ж, подумал он, тогда начнем с храма Фекса.

* * *

Плохо начавшийся день плохо заканчивался. Самые худшие опасения Грэм сбы-лись. Сумеречные братья в помощи ему отказали.

Почти целый час он беседовал со местным гильдмастером, герром Матиасом. Священник узнал его и по сложному ритуальному приветствию, и по изукрашенному вя-зью кольцу, и по описаниям, развешенным действительно на каждом углу (у Грэма была уйма времени, чтобы в этом убедиться лично). Узнал и восторга не выказал. Следом за Грэмом ходили неприятности, а гильдмастер не хотел неприятностей. Вполне понятное желание. Вот то, что он отказал Грэму в любой помощи, было куда менее понятно. Он да-же не пожелал сказать, есть ли секретный выход из города и если есть, то к кому обра-титься. Стоило только Грэму заикнуться об этом, как гильдмастер поджал и без того узкие губы и сухо попросил к нему с такими вопросами не подходить. Он не намерен подвер-гать опасности всех собратьев, помогая одному, по своей же глупости вляпавшемуся в та-кие дела. Все, что священник мог сказать ему, это: "Выпутывайся сам, и да поможет тебе Фекс".

Грэм чувствовал себя преданным. На помощь Фекса он никогда всерьез не рассчи-тывал, но гильдия… Почти шести лет она заменяла ему дом, а сумеречные братья — се-мью, пусть и не слишком похожую на настоящую. Получить такой пинок от своих же он не ожидал. А, пожалуй, напрасно, ведь отказались же от него братья в Наи. Что ж, хмуро думал он, глядя в сощуренные, отливающие зеленью глаза священника, я был излишне наивен. Теперь я избавился от некоторых иллюзий. Возможно, пришло время распрощать-ся с Ночной гильдией навсегда. Конечно, вор-одиночка обречен вечно скрываться и от стражи, и от сумеречной братии, которая не терпит конкуренции, но зато он ни от кого не зависит и никому ничем не обязан.

Он на полуслове прервал гильдмастера, встав и заявив, что с него достаточно. Он уходит. Вежливость уже была ни к чему.

Первое, что сделал Грэм, покинув храм Фекса, это стянул с пальца кольцо и вы-бросил его в подвернувшуюся канаву.

Было уже достаточно поздно, но Грэм все же решился нанести визит Илис.

* * *

Старый слуга, вышедший на стук, был явно недоволен неурочным визитом и вовсе не старался это недовольство скрыть. На просьбу Грэма доложить о нем Илис старик до-вольно непочтительно сообщил, что госпожа Маккин уж полчаса как легла спать и велела не тревожить ее даже в случае землетрясения или наводнения. Грэм испытал жгучее же-лание взять слугу за воротник и встряхнуть его, а заодно и объяснить все насчет стихий-ных бедствий. Но он понимал, что добром это для него не кончится, особенно если хозяин дома. Поэтому Грэм сдержался и очень вежливо попросил разбудить все-таки Илис, а так же выразил согласие взять ответственность за ее пробуждение на себя. В ответ на что ста-рик пробурчал: "А идите вы отсюда, господин, и возвращайтесь-ка лучше утром…" — и попытался закрыть дверь. Что я ему, попрошайка какой-то? — возмутился Грэм и реши-тельно пресек его попытки, перехватив дверь, потом, стиснув зубы, попросил доложить о нем хозяину дома, если таковой присутствует и не спит. Лучше уж встреча с Данисом, чем ночь на улицах Акирны, битком набитых патрулями.

Старик посмотрел на него, как на ненормального, и сообщил, что герр Данис не спит, и долго еще будет бодрствовать, только вот его-то беспокоить в такой поздний час совсем негоже. Грэм потерял терпение и нагло вошел в дом, оттерев по-старчески сухого слугу плечом.

— Зови Илис или Даниса, кого хочешь, — сказал он, в упор глядя на опешившего от его неповторимой наглости старика. — Но только быстро. Скажи, что пришел Грэм Соло с очень срочным делом. Слышишь? Очень срочно.

Старик все же прислушался к его словам и торопливо удалился. Даже чересчур то-ропливо, можно сказать, рысцой. Грэм, проводив его взглядом, устало прислонился к сте-не в темном холле, прикрыл глаза и стал ждать. Сегодняшний день вымотал его неожи-данно сильно; может быть, потому, что он был на нервах с самого утра. Да что там, с вче-рашнего вечера. А если хорошо подумать, то… ох, нет, лучше не думать.

Появление Илис застало его врасплох. Он открыл глаза и увидел девушку уже в двух шагах от себя. Она стояла, щурясь от света бронзовой лампы, которую держала в ру-ках. На ней была какая-то очень обширная накидка, что-то вроде пледа. И впрямь похоже, что ее стащили прямо с кровати.

— Добрый вечер, — сонно сказала Илис, сдерживая зевок. — Я думала, вы уже уехали.

— Илис, извини, что пришел так поздно. Мне нужна твоя помощь.

Илис пронзительно взглянула на него — сна уже ни в одном глазу.

— Что-то случилось?

Не теряя времени и даже отказавшись пройти в комнату, Грэм рассказал все, что произошло. Особо он подчеркнул, что в храме Фекса в помощи ему решительно отказали, и на Сумеречную гильдию рассчитывать не приходится. Илис внимательно его выслуша-ла, переминаясь с ноги на ногу — видимо, каменный пол морозил сквозь тоненькие подош-вы домашних туфелек, — задумчиво покивала, потом спросила:

— Ты хочешь, чтобы я помогла тебе выбраться из города?

— Да.

Ему уже не нравилось выражение лица Илис. Оно было озабоченным, а таким он не видел ее никогда.

Илис тихонько вздохнула и сказала:

— Я не знаю, как можно покинуть Акирну, минуя ворота.

Навалилась смертельная усталость. Грэм отлип от стенки и сказал:

— Прости, Лисси. Зря я тебя потревожил. Меня ищут, я пойду…

— Куда это? — она схватила его за рукав, удерживая. — Ночь на дворе, вообще-то. Ну, не смотри так, я знаю, тебе не привыкать, но ты же на ногах едва держишься! Остань-ся, переночуй, а утром подумаем, чем можно тебе помочь.

Грэм хотел отказаться, но даже на это у него не хватило сил. В результате он был увлечен Илис вглубь дома и оставлен на пять минут в знакомой комнате подождать, пока для него приготовят спальню. Которой он уже не увидел, поскольку уснул сразу же, пря-мо в кресле. Будить его никто не стал, только кто-то заботливо укрыл теплым шерстяным пледом.

* * *

Так он и проснулся — в кресле, закутанный в плед. От неудобной позы затекла спи-на и шея, и Грэм потянулся, отметив про себя, что хотя в комнате царит сумрак, сквозь шторы просачивается солнечный свет. Значит, уже утро. За ночь ничего не случилось, и то хорошо. Слава богам. И чувствовал Грэм себя гораздо лучше, чем вчера вечером.

Еще раз потянувшись, он поднялся с кресла, откинув плед, и в ту же секунду в комнату вошла Илис.

— Доброе утро, — светским тоном произнесла она. Видно было, что сохранять такой тон стоит ей немалых усилий. Она с трудом сдерживалась, чтобы не фыркнуть, а в глазах прыгали знакомые огоньки, которые совсем не сочетались с хорошо пошитым светлым, очень элегантным платьем. — Хорошо спал?

— Спасибо, неплохо, — так же светски отозвался Грэм. — Было очень любезно с твоей стороны…

Илис не дала ему договорить, фыркнула все-таки.

— Я так не могу, — посетовала она и присела на подлокотник кресла. — Как два идио-та. Слушай, ты вчера мог бы и потерпеть немного, а не засыпать сразу. Я, видишь ли, по-ставила всех на уши, заставив срочным порядком приготовить постель, а когда все, нако-нец, было готово… нате вам. Ты уже спишь, да так, что и громом не разбудишь. Никто из слуг не взялся тащить тебя наверх, жлоба такого, и пришлось оставить тебя тут. Надеюсь, ты не в обиде?

— Я прекрасно провел ночь. Честно говоря, вчера мне было все равно, где спать.

— Ах, ну да, — иронично улыбнулась Илис. — Ты у нас крутой парень… Ладно, ночь прошла, и хорошо. Как ты смотришь на то, чтобы спокойно позавтракать? А заодно обсу-дить все твои проблемы и подумать, как можно их решить.

— Ты же вчера сказала…

— Это было вчера. Кроме того, если я чего-то не знаю, это не означает, что этого не знает герр Данис.

Так. Завтрак с господином Эмилем Данисом, значит. Грэм отнюдь не пришел в восторг от такой перспективы. Он хотел уже отказаться, но потом подумал — а какого, собственно, хрена? Раз уж он пришел сюда за помощью, нечего жеманиться и прятаться от человека, который эту помощь оказать может. Подумаешь, карточный проигрыш! Во-все необязательно, что Данис горит жаждой мести.

— Пойдем в столовую, — предложила Илис. — Или ты сначала хочешь умыться?

— Было бы неплохо, — согласился Грэм, растирая лицо. — И побриться — тоже.

Илис критически осмотрела его и хмыкнула.

— Уверен? Я бы сказала, что ты не брился уж давненько.

— Вот именно поэтому…

— Зря. Борода тебе идет, — ослепительно улыбнулась Илис. — Ладно, сейчас все уст-роим.

Через полчаса они вошли в столовую. Илис, в том самом светлом элегантном пла-тье, сияющая как начищенный медный котел; и Грэм — свежеумытый, чисто выбритый (впервые Безымянный знает за сколько времени), с влажными заплетенными в косу воло-сами, в пропыленной мятой одежде, и, как всегда, сумрачный. Наверное, он и Илис являли собой забавный контраст, потому что человек, слонявшийся по столовой, при их появле-нии разразился низким смехом.

Еще не видя его, Грэм сразу его узнал. Такой низкий голос он слышал лишь одна-жды.

В отличие от Илис, у которой вдруг проснулась тяга к элегантным дамским наря-дам, касотец был одет по-домашнему небрежно и даже, можно сказать, легкомысленно. На нем красовался широченный бархатный балахон, что-то среднее между халатом и ря-сой священника. В треугольном вырезе балахона курчавилась густая рыжая шерсть. Впрочем, и без доспехов и оружия выглядел он, мягко говоря, настораживающе, а говоря попросту — опасно.

Волосы касотца были так же стянуты в хвост на затылке, на щеках — двухдневная рыжая щетина, в желтых глазах — такие бесноватые огоньки, что позавидовала бы и Илис. Магик на отдыхе, подумал Грэм неприязненно, и сдержанно поклонился. Данис небрежно кивнул ему в ответ, сложив руки на груди и с интересом на него глядя.

— Ну надо же, — сказал он. Голос его был таким низким и глухим, что воспринимал-ся почти на границе слышимости. — Все-таки свиделись. Не ожидал увидеть тебя в своем доме, Грэм Соло.

— Он здесь уже был, — заявила Илис. — Два раза.

Эмиль Данис быстро взглянул на нее и снова повернулся к Грэму.

— Я сказал — не ожидал увидеть. Я знаю, что наш гость здесь не впервые. Будь вни-мательнее, Илис. Ну что ж, Грэм Соло, прошу разделить с нами скромную трапезу, — он сделал приглашающий жест.

Не сказав ни слова в ответ, лишь склонив голову в знак признательности, Грэм по-следовал приглашению и вслед за хозяином дома опустился на старинный стул с узкой резной спинкой.

Скромной трапезу не посмел бы назвать никто. Ну, кроме самого хозяина, конечно. Пожалуй, такого разнообразия изысканных блюд не стоило ожидать и на столе самого императора. Грэм невольно проникся уважением к касотцу: кем бы он ни был, какое бы положение в обществе ни занимал, устроился он очень неплохо. Таких деликатесов Грэм не то что не ел — не видел много лет.

Несмотря на острый голод и обилие тонких, изысканных блюд, он ел совсем мало. Кусок не лез в горло под пронзительным, насмешливым взглядом касотца, который сам почти не притронулся к еде, а занимался исключительно созерцанием гостя. Зато Илис, ничуть не смущенная воцарившейся в столовой странноватой атмосферой, уплетала за обе щеки.

Наконец Данис вдоволь налюбовался гостем и решил заговорить.

— Что ж, мой молодой друг, — удивительно мягко сказал он. — Кажется, у тебя серь-езные неприятности…

Грэм метнул взгляд на увлеченную завтраком Илис. Она, что ли, все разболтала? Касотец усмехнулся, насмешливо прищурился:

— Не смотри на Илис так свирепо, она ничего мне не рассказывала. У меня свои ис-точники информации.

Грэм подумал, что с завтраком, пожалуй, покончено, и отложил приборы. Внима-тельно посмотрел на касотца:

— Можно поинтересоваться, какие именно?

— Нет, нельзя, — улыбнулся Данис. Или, точнее сказать, оскалился, потому что так улыбаться мог бы волк. Здоровый, матерый, рыжий волк. — Это не имеет никакого значе-ния.

— Для меня — имеет, — сухо сказал Грэм.

Говоря по правде, его интересовало только, читает ли касотец его мысли или нет. Данис снова улыбнулся, показав ярко выраженные клыки.

— Ах, какой забавный мальчик, — протянул касотец. — Другой на его месте сидел и помалкивал бы, ожидая, пока умные люди помогут вылезти ему из того дерьма, в которое он по дури своей вляпался, а этому, видишь ли, интересно… — (Грэм скрипнул зубами, но смолчал). — Я ведь кое-что знаю о тебе, Грэм Соло. Увы, не очень много, но вполне доста-точно, чтобы заинтересоваться всерьез.

— Наверное, вам много рассказывала обо мне Илис? — сдерживаясь, спросил Грэм. Ему уже было ясно, почему девчонка сошлась с этим типом. И совершенно ясно, что сам он с касотцем не сойдется.

— Илис? — Данис приподнял бровь. — Нет. Говорю же, она-то как раз почти ничего и не рассказывала. А мне, знаешь ли, стало интересно еще там, в корчме, когда ты ободрал нас с Альбертом как липки. Я, признаться, тогда подумал, что ты профессиональный иг-рок, но с тех пор успел убедиться, что ошибался. Но это все, конечно, неважно. Тебя ин-тересует, откуда я знаю о твоих неприятностях? Изволь — у меня есть кое-какие связи с Ночной гильдией. Я уже знаю, что вчера ты просил их о помощи, и тебе отказали, причем в жестких выражениях. Так?

Удивленному Грэму не оставалось ничего, кроме как согласиться. Ничего себе, ментальный магик со связями в Ночной гильдии…

Данис, явно довольный произведенным эффектом, откинулся на спинку стула.

— Так. Однако непонятно, с чего вдруг такая немилость? Мне кажется, с тобой мог-ли обойтись и помягче. Насколько я знаю, ты оказал гильдии несколько крупных услуг?

Надо же, и это знает. Интересно, откуда? Первым попавшимся не рассказывали об операциях, которые организовывала Ночная гильдия. Об этих операциях не знали даже большинство братьев.

— Молчишь? — поинтересовался касотец. — Значит, мои сведенья верны. Из тебя выжали все, что можно, а когда стало жарко, выставили за дверь, дав пинка? Не пожелали иметь с тобой дела?

— Это вас не касается, — хмуро сказал Грэм.

— Гордый мальчик, — усмехнулся Данис. — Ох, какой гордый! Что же ты будешь де-лать со своей гордостью, обложенный со всех сторон, а?

— Уж найду, чем заняться, — не выдержал Грэм. Да, ему позарез нужна была по-мощь, но он не собирался выслушивать всякую чушь от касотца, будь тот хоть трижды ментальным магиком и самым влиятельным лицом в королевстве после императора.

Данис перестал улыбаться.

— У меня очень мало времени, — сказал он негромко. — Говоря короче, я уезжаю на рассвете, в моем распоряжении всего одна ночь. И я намеревался провести ее в свое удо-вольствие, — он сцепил руки в замок на столе; его рыжие глаза неотрывно смотрели в глаза Грэму. — Но. Я переменил свое решение. Я выведу тебя из города, я знаю, как это сделать. И знаешь, почему? Во всем виновато мое любопытство. Мне было жутко интересно по-смотреть на человека, на которого ведут охоту три короля и один император.

— Император? — одновременно воскликнули Грэм и Илис, в основном покончившая к тому времени с завтраком.

Данис снова показал клыки.

— Да-да, император. Представь себе, Барден тоже заинтересовался тобой.

Новость эта Грэма заинтересовала, но — не более. Даже и не особо встревожила. Одним больше, одним меньше, не имеет значения. Странно только, чем и когда он мог привлечь внимание касотского императора. А вот реакция Илис на сообщение Даниса по-разила его гораздо больше. Илис уставилась на касотца так, что на лице ее ничего, кроме глаз, не осталось.

— Герр Данис… ну я же просила… — с укоризной проговорила она.

— Я помню, о чем ты просила, Илис, — отечески улыбнулся ей Данис. — Не беспо-койся. Я держу свои обещания, к тому же… к тому же мальчик еще не успел надебоши-рить в Касот. Так? Или я что-то упустил?

Грэм молчал. Все это ему очень сильно не нравилось. У него появилось подозре-ние, что Эмиль Данис очень близко контактирует с императором. И если он умеет читать мысли, и если он пустил эту свою способность в дело и знает теперь, что спутники Грэма — медейцы, и идут они за принцем Медеи, ничего хорошего из этого не выйдет.

— Ладно, — сказал Данис, хлопнув ладонью по столу. — Жаль, но совсем нет времени с вами поболтать. А, поверишь ли, Грэм, с тобой мне очень хотелось бы поговорить, — он поднялся из-за стола, одарив Грэма очередным пронзительным рыжим взглядом. — Итак — вечером, как стемнеет, я жду тебя здесь. С вещами, конечно. Можно было бы вывести те-бя за ворота прямо сейчас, но… но небольшой отдых тебе не помешает.

Ну надо же, хмуро подумал Грэм, как он обо мне заботится. Даже жертвует ноч-ными развлечениями. Чтоб его…

— Господин Данис! — вдруг спохватился он. Слова благодарности давались ему с трудом, но он все же выталкивал их из глотки одно за другим. — Как… как я смогу отбла-годарить вас?

Почему-то слова о благодарности показались Данису невероятно забавными. Он расхохотался так, что эхо пошло гулять по огромной столовой. Грэм стоял и слушал этот смех, сжимая кулаки. Кровь бросилась ему в лицо. Он едва сдерживался, чтобы не развер-нуться и уйти, и пусть оно все горит синим пламенем!

— Отблагодарить? — переспросил Данис, отсмеявшись. — Ты не сможешь меня от-благодарить. По крайней мере, на настоящий момент времени. Поскольку у тебя нет ниче-го, что могло бы оказаться нужным мне. Я, однако, уверен, что это не последняя наша встреча. И вот когда мы встретимся в следующий раз, я напомню тебе о благодарности.

Грэм взмолился всем богам сразу, чтобы на этот раз слова касотца не сбылись. Еще одна встреча! О нет!

— А пока, — продолжал Данис, улыбаясь весьма загадочно, — я дам тебе еще один со-вет. Бесплатно. И совет этот будет таков: предоставь своих спутников их собственной судьбе, езжай своей дорогой, не ищи неприятностей.

— С чего вы взяли, — сдавленно проговорил Грэм, — что у меня будут неприятности?

— У меня богатый жизненный опыт, мальчик, — отозвался Данис. — Можешь пове-рить мне на слово, не задавая лишних вопросов.

Грэм промолчал.

Данис внимательно посмотрел на него, кивнул и вышел. После его ухода в столо-вой стало тихо. Илис чинно пила что-то из тоненькой фарфоровой чашки. Грэм стоял у витражного окна, вцепившись пальцами в оконную решетку, и не думал ни о чем. Точнее, старался заставить себя ни о чем не думать, потому что мысли лезли одна другой веселее.

Короткий разговор с Данисом непонятно с чего навел тоску. Все эти полунамеки, обрывки фраз… Грэм был уверен, что Илис знает, в чем тут дело. Но вряд ли скажет ему.

Поняв, что с мыслями ему не совладать, он повернулся к девушке, которая уже ус-пела завершить завтрак и теперь бесцельно крутила в пальцах высокий стеклянный кубок.

— Он читает мысли? — спросил он.

— Кто? — Илис так глубоко погрузилась в раздумья, что даже не сразу поняла, о чем идет речь. — Герр Данис? Вообще-то да, но…

О нет, боги, нет! мысленно застонал Грэм. Неужели он все утро рылся у меня в го-лове?! А чтоб я ничего не заметил, отвлекал меня своей глубокомысленной болтовней?

— Я сказала "но"! — повысила голос Илис. — Выслушай до конца, а потом делай вы-воды! Если тебя это утешит: у тебя имеется защита от ментального воздействия. Твои мысли для него недоступны.

— То есть? — не понял Грэм.

— Ментальная магия на тебя не действует. Совсем. Такое редко, но встречается.

— Кхм, — с сомнением сказал Грэм, припомнив магика, которого натравил на него Крэст два года назад в деревушке Ште. Того магика Крэст использовал как детектор лжи, и после общения с ним Грэм два часа валялся без сознания. — Но как… впрочем, не важно, — тут вдруг до него дошел полный смысл слов Илис. — А он-то откуда знает? Значит, он все-таки пытался?

— Да, да, пытался, — нетерпеливо ответила Илис. — Но у него ничего не вышло. Он обнаружил очень сильную естественную защиту и не смог пробиться сквозь нее.

Грэм промолчал, с сомнением на нее глядя.

— Итак, у тебя сегодня официальный день отдыха, — жизнерадостно объявила Илис, решив сменить тему. — Дом в твоем полном распоряжении, но вот на улицу прошу не вы-ходить. Надеюсь, ты и сам понимаешь, что это необходимо для твоей же безопасности?

Грэм, конечно же, понимал, а потому с обреченностью в голосе спросил:

— А есть в доме библиотека?

* * *

Нет, все-таки целый день взаперти — это ужасно, думал Грэм за несколько часов до заката, раскинувшись на постели в своей спальне. Не привык он сидеть так долго на од-ном месте, да еще и в четырех стенах.

Библиотека в доме Даниса оказалась богатой, но большинство трудов в ней были на касотском языке, или вообще на языках, о существовании которых Грэм даже и не по-дозревал. Из тех же, что написаны на всеобщем или на других понятных Грэму языках, добрая половина показалась полной тарабарщиной. Илис пояснила, что книги эти посвя-щены магии и лучше их не трогать. Грэм и не собирался трогать, а тем более читать по-добную белиберду, да еще и с риском для жизни и рассудка, — о чем и сообщил девушке. Заодно поблагодарив за предупреждение.

Из тех книг, что были доступны его пониманию, он выбрал несколько и попытался было углубиться в чтение. Но он никак не мог сосредоточиться. Мысли его перескакивали с одного на другое, думал Грэм о чем угодно, только не о том, о чем пытались рассказать ему древние тома. В частности, он думал о медейцах. В большей мере, конечно, о Ванде. Выехали ли они из Акирны, не задержала ли их стража для выяснения обстоятельств? По своей воле в городе они, конечно же, не останутся, Ив не позволит. А если вдруг и оста-нутся и начнут поиски, пара плакатов с описанием внешности преступника и кругленькой суммой вознаграждения остудит их пыл. Только бы с ними не случилось ничего плохого. Главное, чтобы Ванда была жива и здорова, а остальное неважно.

Поняв, что читать не сможет, Грэм отложил книги и стал думать, как убить пред-стоящие часы ничегонеделания. Чем заняться в чужом доме, если тебе нельзя даже выйти во двор?

Илис добровольно вызвалась составить ему компанию. Ей тоже не по душе было бесцельное сидение в четырех стенах, она тоже предпочитала шататься по улицам и ис-кать приключения на свою голову, но Грэм, как-никак, был ее гостем. Поэтому она стои-чески скучала с ним вместе, занимая не к чему не обязывающими беседами. Грэм попы-тался придать разговорам смысл, начав расспросы о хозяине дома, но скоро ему стало яс-но, что на эту тему Илис говорить категорически не желает. Она или не отвечала вовсе, или отделывалась неразборчивым мычанием.

Во второй половине дня они поняли, что начинают друг другу надоедать, и Илис предложила Грэму заглянуть все-таки в спальню и хорошенько выспаться. Намек был бо-лее чем прозрачен, и Грэм отправился по указанному адресу, коротать оставшиеся часы в полном одиночестве.

Заснуть он не сумел, сказывалось чрезмерное нервное напряжение; поэтому он лег на убранную кровать, не раздеваясь, закрыл глаза и отдался на волю мыслей.

К моменту долгожданного заката он уже устал от них и нетерпеливо ждал темно-ты. Лишь только начало смеркаться, он накинул на плечи тяжелый черный плащ, попра-вил ножны с мечом, взял сумку и спустился в столовую.

Даниса там не оказалось, зато на одном из подоконников в вальяжной позе сидела Илис, сменившая элегантное светлое платье на более привычный мужской костюм.

— Твой хозяин решил подменить себя тобою? — поинтересовался Грэм, усаживаясь на один из стульев. — Он передумал?

— Во-первых, — Илис задрала носик, — герр Данис — не хозяин мне! Во-вторых, он придет сам. Немного попозже.

— А ты тут что делаешь?

— Хочу проводить тебя. Имею я право попрощаться со старым другом?

Такое право Грэм, конечно же, за Илис признал. Девушка от его вполне невинно выраженного согласия вдруг стала жутко ехидной и приготовилась к словесным перепал-кам, но сцепиться им не позволило появление Даниса.

На нем была простая темная одежда обычного горожанина, поверх нее накинут плащ. Оружия Грэм не заметил.

— Смотрю, вы не скучаете, — заметил Данис. — Очень мило. Но боюсь, придется вам помешать. Если, конечно, Грэм не передумал и все еще горит желанием покинуть этот прекрасный гостеприимный город.

— Не передумал, — ответил Грэм. — Вот только…

— Так, — сказал Данис, облокотясь на подоконник рядом с Илис. — У тебя, кажется, появились сомнения?

— В некотором роде, — осторожно ответил Грэм.

— Так, — снова сказал Данис и после этого долго молчал, невозмутимо изучая Грэма. В сумерках в глубине его глаз вспыхивали желтые огоньки.

— Я же дал тебе совет, — заговорил он минут через пять. — Ты решил им воспользо-ваться?

— Нет, — тихо ответил Грэм. — Но что, если они еще в Акирне?

— Все может быть, — согласился Данис. — Но выяснять это некогда. Решай немед-ленно: уходишь ты или остаешься? Если решишь остаться, на мою помощь не рассчиты-вай.

— Илис уедет с вами? — спросил Грэм.

Данис кивнул.

Так, чудесно. Если я останусь в Акирне, подумал Грэм, я останусь один, без связей, без друзей, даже без знакомых, а это очень плохо.

— Я думаю, за воротами мне будет лучше, чем здесь, — сказал он.

— Отлично, — хищно улыбнулся Данис. — Тогда пойдем. Надеюсь, ты хорошо отдох-нул?

* * *

Зная, что касотец — магик, можно было предположить, что он воспользуется маги-ческими способностями и откроет телепорт. На что Грэм втайне надеялся и чего втайне же опасался. Только однажды ему приходилось воспользоваться телепортом, и он едва остался жив. Правда, телепорт создавала Илис, а она, по ее же собственному признанию, не очень хорошо владела этим заклинанием.

Но магическими способностями Данис пользоваться явно не собирался. Он отпер дверь дома и галантным жестом предложил Грэму и Илис выйти на улицу, сам последовал за ними и аккуратно дверь прикрыл.

— Ты хорошо видишь в темноте? — поинтересовался он у Грэма, и когда тот ответил утвердительно, удовлетворенно кивнул. — Отлично. Тогда не отставай. И молчи. Илис, к тебе это относится в той же мере.

Покончив с наставлениями, он уверенно двинулся по улице, не глядя по сторонам и на спутников. Его темный плащ развевался за ним, словно раздуваемый ветром, так стремителен был его шаг.

Вскоре Грэм понял, что идут они к тем самым воротам, через которые он недавно пытался покинуть город. Это заставило его задуматься: а каким же путем Данис намерен его вывести?

До ворот оставался примерно квартал, когда касотец остановился и повернулся к спутникам.

— Не отстали? Прекрасно. Грэм, теперь я попрошу тебя надеть капюшон и помалки-вать. Что бы ни говорилось в следующие полчаса или около того — молчи. Пока я не раз-решу тебе заговорить. Понятно?

Грэм кивнул.

— Илис, ты тоже молчи. Лицо можешь не закрывать, тебе незачем.

— Спасибо, я бы не догадалась, — ядовито сказала Илис.

— Не перебивай, — бросил ей Данис. — Теперь. Грэм, я не уверен, что у нас будет время поговорить попозже. Вот что я тебе скажу. Как только ворота откроют, не теряй времени. Я знаю, у тебя нет коня, но постарайся как можно быстрее раздобыть его, и пе-редвигайся быстро. Я гарантирую, что ты выберешься за пределы города, но не могу га-рантировать отсутствие погони. И, все же послушай — оставь идею о поисках своих спут-ников. Тебе это не нужно.

— Вот в этом вы ошибаетесь, — тихо возразил Грэм.

— Я никогда ни в чем не ошибаюсь. Конечно, я не провидец и не могу предсказы-вать будущее, но в данном случае не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, чем пахнет ваше путешествие. А пахнет оно большими неприятностями.

— Что вы знаете об этом путешествии?

Данис улыбнулся так, что Грэма передернуло.

— Вижу, ты мне не веришь, — мягко сказал Данис. — Ты упрям, и иногда это хорошо. Но не сейчас. Уверяю тебе, твое упрямство не приведет ни к чему хорошему. Тебе еще придется горько пожалеть о том, что не прислушался к моим словам.

— Не понимаю, почему вас так волнует мое благополучие, — занервничал Грэм.

— А не нужно понимать. Но хватит разговоров, я вижу, они ни к чему, и решения своего ты не изменишь. А значит, наша следующая встреча будет проходить совсем не при тех обстоятельствах, при каких хотелось бы мне, — вздохнул Данис. — Вот это я вижу ясно и заранее скорблю. Ну, двинулись.

Немало озадаченный его словами, Грэм надвинул капюшон и вновь пошел за ка-сотцем. О чем говорил Данис? Какие еще обстоятельства? Лично Грэм не намеревался встречаться с ним еще раз ни при каких обстоятельствах. Неизвестно, конечно, как повер-нется судьба, но… как знать заранее? Как можно быть уверенным в неизбежности встре-чи, да еще знать что-то про обстоятельства? Кто же, наконец, такой этот Эмиль Данис, ес-ли не провидец?

Совершенно замороченный, Грэм не сразу заметил, что они вышли к запертым во-ротам. Внизу скучали два скучающих стражника в полных доспехах и вооруженные до зубов, рядом на земле стоял фонарь. Еще несколько темных фигур маячило на боковых башенках. Появление поздних праздношатающихся «гостей» стражников отнюдь не обра-довало. Один из них, с роскошными усами, взял фонарь и шагнул навстречу, предупреж-дающе подняв руку.

Заговорил он по-касотски, но Грэм кое-что понял. Стражника интересовало, что путники забыли в такой поздний час у городских ворот. Данис спокойно ответил, что они хотят выйти из города. Завязалась небольшая перебранка, в которую спустя минуту вклю-чился и второй страж. Как понял Грэм, солдаты не желали отпирать ворота, ссылаясь на приказ бургомистра, который предписывал в ночное время держать ворота запертыми и никого в них не впускать и уж тем более, упаси боги, не выпускать. Грэм, хотя и не при-нимал участия в разговоре, понемногу начал терять терпение. Такие тупоголовые стражи порядка всегда быстро выводили его из себя. Возможно, это было у него профессиональ-ное.

Данис опустил руку за пазуху, извлекая оттуда какой-то небольшой металлический предмет, который и сунул стражнику. Предмет этот показался Грэму чем-то вроде того медальона, который таскал на шее Крэст Авнери, только не такой роскошный. Стражники в значительной мере утратили свой апломб, но все еще продолжали сопротивляться. Да-нис, не убирая своей железки от носа усача, принялся говорить что-то заметно более рез-ким тоном, чем вначале. Кажется, он обещал солдатам очень крупные неприятности, если они немедленно не отопрут ворота. Усач, заметно скисший, все продолжал ссылаться на указ бургомистра, который касался всех, будь ты хоть сам император, и советовал обра-титься к начальнику караула.

Данис велел позвать офицера.

— Нам с места сходить не велено, — заявил стражник с усами. — Хотите видеть на-чальника, идите к нему сами. А то мы явимся ему на глаза, и нам же по шапке — почему ушли с поста…

Тяжко с ними, с этими солдатами, подумал Грэм, озираясь вокруг в поисках чего-нибудь, на что можно было бы сесть. Объяснение могло затянуться надолго. Терпение Даниса тоже начало понемногу иссякать. Было видно, что лично отправляться на поиски начальника караула он не желает, и вообще не привык, чтобы его указания оспаривались, особенно после предъявления знака власти.

Будь на его месте Грэм, он бы как-нибудь подавил свою гордость, и почтил бы на-чальника караула личным визитом. Данису же, видимо, самому идти в караулку было как кость поперек горла. Он убрал знак обратно за пазуху и вперил в усатого стражника свой рыжий взгляд.

Спустя минуту стражники стало гораздо сговорчивее и согласились позвать офи-цера, а Данис приложил ладонь ко лбу, как если бы вдруг испытал приступ головной боли.

Офицер был мужчиной лет тридцати пяти, с тяжелым породистым лицом, храня-щем отпечаток смертельной усталости. Несмотря на то, что на нем был доспех, а на поясе висел меч, вид у начальника был такой, словно его сдернули с теплой и мягкой постели, и теперь он намерен устроить неурочным посетителям хорошую трепку.

При виде ожидавшей его троицы лицо офицера ничуть не смягчилось, а наоборот, еще больше закаменело. Еще бы: девчонка, пожилой горожанин и какой-то подозритель-ный тип, прячущийся под капюшоном. Такая компания ему вовсе не понравилась, и он отнюдь не любезно, отрывисто спросил что-то по-касотски. Солдат начал было объяснять ему что-то, но Данис перебил его. Он снова извлек из-под одежды металлический знак и показал его теперь офицеру.

Выражение лица офицера заметно изменилось, так же как и тон голоса. Кажется, он даже испугался. Теперь он был сама любезность и даже пообещал, что если его подчи-ненные-олухи были невежливы и хоть как-то оскорбили господ и сударыню, они завтра же понесут наказание.

— Вы только слово скажите, и их научат уму-разуму, ваше и…

— "Вашей светлости" будет достаточно, — резко оборвал его Данис. На взгляд Грэма, слишком резко. — И мне плевать, что вы сделаете с вашими подчиненными, — продолжил касотец на всеобщем. — Что меня сейчас интересует — это ворота. Я хочу оказаться за ни-ми, понимаете? Не с этой, а с той стороны.

Офицер проглотил издевательские слова, не пикнув. Знак действительно произвел на него сильное впечатление.

— Конечно, ваша светлость, — он даже заговорил на всеобщем и согнулся в поклоне. — Ворота немедленно будут открыты.

Отвесив еще один поклон, он повернулся к своим солдатам и накинулся на них с руганью по-касотски. Опешившие стражники, явно ничего не понимая, тем не менее от-правились исполнять приказ, искоса бросая недоумевающие взгляды на Даниса и его спутников. Что касается касотца, тот наблюдал за развернувшейся бурной деятельностью с явным удовольствием, от которого его желтые глаза прямо светились.

Когда ворота уже были отперты, решетка поднята, а мост опущен, офицер заик-нулся о том, чтобы досмотреть спутников "его светлости". "Приказ, — оправдывался он. — Сами знаете, мало ли что… награда объявлена за какого-то душегубца…" Данис бросил мимолетный взгляд на Грэма, и за один миг его глаза успели сказать все, что он думает об этом самом «душегубце». Грэму немедленно захотелось оказаться подальше отсюда, как будто он был напроказничавшим мальчонкой и вызвал гнев своего наставника. Тьфу, что за наваждение?

Довольство вмиг исчезло с лица Даниса, рыжие брови нахмурились, желтые глаза вспыхнули. С непередаваемым высокомерием он заявил, что не позволит оскорблять сво-их спутников — и его заодно — обыском. Офицер даже не стал настаивать. Ему хватило од-ного взгляда.

Вопросов больше не возникло, кроме одного: будут ли господа возвращаться и ес-ли будут, то через какое время? Данис, подумав, велел солдатам пока не запирать ворота и не опускать решетку, поскольку в скором времени лично он намерен вернуться. Офицер тут же отсалютовал ему и пожелал счастливого пути.

Нарушители ночного спокойствия прошли по широкому мосту и оказались за го-родской стеной. Белая лента дороги отчетливо вырисовывалась в лунном свете.

— Ну что ж, ты получил чего хотел, — сказал Данис, обращаясь к Грэму. — Советую теперь взять ноги в руки и, не теряя времени, убраться отсюда.

— Благодарю вас, господин Данис, — сказал Грэм, слегка поклонившись. Называть касотца "ваша светлость" ему почему-то не хотелось. — Я у вас в долгу.

— Тебя никто за язык не тянул, — ухмыльнулся Данис. — Ты сам заговорил про долг. Но — не сейчас. На данный момент, как я уже говорил, мне от тебя ничего не нужно. Но шанс расплатиться у тебя еще будет.

Ох как не нравились Грэму эти намеки на грядущую встречу! Его даже передерну-ло. Но он постарался не выдать своей тревоги, сказал спокойно:

— Буду рад служить. А теперь я, пожалуй, последую вашему совету и отправлюсь в путь. К утру мне хотелось бы оказаться как можно дальше отсюда.

— Разумно. Что ж, счастливого пути. Илис, ты, кажется, хотела попрощаться?

Илис, до этого момента молчавшая, как немая, вдруг оживилась, словно только и дожидалась указаний к действию. Она бросила на Даниса странный взгляд, а потом вдруг ухватила Грэма за рукав и оттащила в сторону. Вид у нее был заговорщицкий.

— Ну, в чем дело? — удивился Грэм. — Что за тайны?

— Ты что там наплел ему про благодарность? — накинулась на него Илис. — С ума сошел? Думать надо, с кем говоришь!

— А что такое? Что я такого сказал?!

— Зачем ты сказал про долг? — не унималась Илис.

— Илис, — сердито сказал Грэм, освобождая рукав. — Что ты говоришь? Это просто вежливый оборот! В конце концов, Данис действительно помог мне! Он вывел меня из города!

— Это для тебя вежливый оборот, а он выжмет из него все, что можно! — распаля-лась Илис. — Его упоминания вашей будущей встречи — не пустые слова, он знает, что го-ворит! И он действительно потребует от тебя благодарности, да такой, что ты взвоешь!

— Ты говоришь о нем так, словно он — чудовище.

— Хуже. Он… впрочем, нет, не скажу. Узнаешь сам, когда придет время. Я и так уже много наговорила.

— Секреты какие-то… — буркнул Грэм. — Чепуха это все, Илис. Мне все равно, кто такой Данис. Я действительно благодарен ему за помощь.

— Ну и дурак, — вздохнула Илис. — Все, больше я тебе ничего не скажу. Лучше давай попрощаемся. Когда твой путь пересечется с дорогой герра Даниса в следующий раз, я думаю, меня с ним уже не будет.

Похоже, и Илис начала предвидеть. Что творится в мире? Безымянный их разберет, этих магиков…

Прощание надолго не затянулось. Данис, видимо, уже сказал все, что собирался, и теперь ограничился одним лишь пожатием руки. Илис тоже кратко пожелала побыстрее нагнать спутников и больше не попадать в передряги. После этого все разошлись в разные стороны: Данис и Илис пошли обратно в город, Грэм же двинулся вперед по дороге.

Часть 3

Глава 1

По сторонам дороги лепилось великое множество деревенек, хуторков и прочих мелких поселений. Народ в них был не слишком зажиточный. Лишних лошадей на продажу не имелось ни у кого, хотя Грэм предлагал большие деньги. Лошадь отказался продать даже хозяин постоялого двора, в который под вечер первого дня пути забрел Грэм. То ли ему не понравился разбойный вид посетителя, и он не захотел отдавать животное в неизвестно чьи руки, то ли еще что. Грэм, страшно уставший, — он шел всю ночь и весь день, сделав краткий привал около полудня, — не стал настаивать.

Зато он узнал, что четверка молодых людей, путешествующих верхом, проезжала тут позавчера. Временной разрыв увеличивался. С каждой минутой медейцы уезжали все дальше и дальше, а он ничего не мог поделать.

В какой-то момент он даже начал подумывать: а надо ли ему это, в самом деле? Чего ради так истязать себя, сбивать ноги в тщетных попытках догнать пешком всадников? Их-то его судьба явно не волнует, ведь они даже не попытались разузнать, что с ним случилось после того, как он рванул от ворот обратно в город. Но даже этот довод перестал действовать, стоило Грэму вспомнить Ванду. Реакция последовала незамедлительно. Сжалось сердце, перехватило горло. При мысли, что он может никогда ее не увидеть больше, ему стало так физически больно, что он тут же подумал, что лучше убьется в дороге, чем по своей воле навсегда расстанется с Вандой. Страсть становилась прямо-таки болезненной, как будто его кто-то приворожил, не считаясь со средствами.

Три дня Грэм шел пешком, не считаясь с усталостью, выматывая себя до полного изнеможения, чтобы мысли о Ванде оставили его. Увы, даже когда поздно вечером он падал на очередное ложе (если везло, то это оказывалась кровать, если нет — то трава), скорее мертвый, чем живой, он не прекращал думать о девушке.

На четвертый день удача повернулась к нему лицом. Под вечер он зашел в придорожную корчму в маленькой деревеньке, и, переговорив с хозяйкой, пышной добродушной моложавой женщиной, которой он, кажется, пришелся по душе, стал обладателем лошадки, которую любезная хозяюшка согласилась продать. Лошадь была не слишком резвая, но Грэм не мог позволить себе капризничать. От словоохотливой хозяйки он узнал, что медейцы были и здесь. Причем не очень давно, пару дней назад. Видно, они не торопились, а может быть, у них возникли проблемы.

Хозяйка развеяла его опасения. Молодые люди, по ее словам, не выглядели озабоченными. Во всяком случае, не больше, чем какие-либо другие заезжие люди. Точнее, лишь один из них выглядел хмурым — черноволосый молодой человек, в описании которого Грэм легко узнал Ива. Остальные же трое были уставшими, не слишком разговорчивыми, но и только. Похоже, подумал Грэм, расставание со мной их не расстроило. Даже Ванду. Что ж…

Он поблагодарил милую женщину, закончил ужин, — еда была хорошо приготовлена, но Грэм не чувствовал вкуса, настолько он устал, — и, поднявшись в выделенную ему комнату, замертво упал на кровать и тут же уснул.

Уже на рассвете он был в конюшне и седлал купленную накануне лошадь. Он абсолютно не выспался, очень плохо соображал и боялся, что попросту уснет в седле, несмотря на утреннюю прохладу. Поэтому человека, появившегося в конюшне вслед за ним, он заметил не сразу. А заметив, удивился. Все-таки ранний час, он не ожидал, что кто-то еще будет собираться в дорогу.

Человек между тем, поправляя свои седельные сумки и проверяя ремни, искоса разглядывал его, не особо скрываясь.

— В чем дело, любезный? — не слишком вежливо поинтересовался Грэм, поняв, что мужчина не собирается отвлекаться от него на что-либо еще. — У меня что-то не то на лице?

— Извините, — тут же отозвался странный тип. — Просто ваше лицо показалось мне знакомым. Мы не могли встречаться раньше?

Грэм быстро осмотрел его. Мужчина в возрасте чуть за тридцать, среднего роста, светловолосый, ничем не примечательный. Если Грэм когда и сталкивался с ним, то просто не запомнил. Память на лица у него была очень избирательная.

Что касается его собственной внешности, то ее запоминали буквально все, кому он попадался на глаза. Очень неудобное свойство для вора. Так что, возможно, этот мужчина когда-нибудь его видел.

— Не могу сказать наверняка, — сухо сказал Грэм. — Я вас не помню.

— Странно, — ничуть не смутился блондин. — А я уверен, что видел вас… и не очень давно. Вы не из Акирны едете?

Грэм насторожился.

— Умерьте свое любопытство, — сказал он еще холоднее. — Это вас не касается.

На этот раз блондин стушевался.

— Извините, я не хотел вас обидеть. Я просто пытался установить, не знакомы ли мы.

Грэм отвернулся, показывая, что разговор окончен. Короткий этот диалог ему не понравился, особенно тревожно стало, когда он заметил, как неожиданноизменилось лицо блондина. Как будто он что-то вспомнил. В следующую минуту блондин покинул конюшню так стремительно, словно его кто-то укусил за пятую точку. Грэм, нахмурившись, закончил седлать лошадь и вскоре тоже вышел во двор. Блондина уже и след простыл.

* * *

Тревожное предчувствие не отпускало Грэма весь день. И, как оказалось, не зря. Не к добру блондин завел разговор про знакомое лицо.

Больше двенадцати часов Грэм провел в седле, проехав гораздо меньше, чем хотелось бы. Он снова очень устал, не приблизился к медейцам ни на дюйм, и вообще пребывал в плохом настроении.

Вечером он остановился в очередной корчме. Заказал ужин и устроился с ним за столом у стены, чтобы не слишком бросаться в глаза. Когда он уже заканчивал ужин, дверь в зал распахнулась с таким грохотом, что Грэм даже вздрогнул и поднял голову. И вздрогнул еще раз.

В зал входили трое. В одном из них он сразу же узнал блондина, пристававшего к нему с расспросами утром, а с ним были двое в доспехах и при оружии. О боги, неужели они ехали за мной? — ужаснулся Грэм. Значит, все-таки этот блондин вспомнил, где видел меня. И захотел получить награду. Замечательно.

Солдаты тем временем, не отходя от дверей, внимательно оглядывали зал, как и их сопровождающий. Грэм, у которого в запасе было еще немного времени (и слабая надежда, что не в нем все-таки дело), тоже осторожно, не поднимая головы, осмотрелся в поисках путей к отступлению. Результаты были неутешительными. Дверь загораживали солдаты, немалые габаритами, да еще и растопырившие в стороны ножны с мечами. Мимо них не проскользнуть. Окон в небольшом низком зале предусмотрено не было. Оставалось два пути — или через кухню, или по лестнице наверх, и со второго этажа прыгать вниз. Второй вариант Грэма не устраивал. Не с его ногой, и так нывшей после трехдневного марша, заниматься такими акробатическими упражнениями.

О боги, взмолился он, пусть не меня ищут! Пусть пронесет мимо!

Блондин, оживившись, вдруг ткнул пальцем в сторону Грэма. Тот мгновенно напрягся и схватил со скамьи ножны с мечом. Солдаты увидели его, кивнули и направились прямиком к нему. Перед ними все испуганно расступались. Грэм прикинул расстояние до двери на улицу, которую теперь ничто не загораживало, и сравнил с расстоянием до двери на кухню. Оценка получилась в пользу последней, но еще неизвестно, есть ли там окна, не загонит ли он сам себя в ловушку. Нет, подумал Грэм, прорываться нужно на улицу.

Он вскочил на ноги, одним прыжком забрался на стол, выдернул из ножен меч, еще раз огляделся, высматривая, как ему лучше добраться до двери.

— Стоять! — рявкнул на всеобщем один из солдат, ускоряя шаг и тоже вытаскивая меч. — Брось оружие! Именем императора, Грэм Соло, ты арестован!

— Как же, сейчас, — ответил Грэм и красивым прыжком перелетел на другой стол, приземлившись прямо перед носом у какого-то перепуганного фермера. Началась небольшая паника, народ повскакивал с мест, закричала женщина.

Оба солдата уже бежали к нему с двух сторон, на ходу опрокидывая скамьи, не говоря уже о предметах помельче и полегче, распихивая людей, которые не успевали убраться с дороги. Грэм на секунду задумался, живым или мертвым они хотят его получить, но тут же решил, что, по большому счету, это не имеет никакого значения.

Еще один прыжок, из-под занесенного для удара меча, закончился не очень удачно. Грэм поскользнулся, потерял равновесие, упал на одно колено, едва успев вскинуть меч, отражая удар второго солдата, оказавшегося ближе, чем он рассчитывал. Удар был так силен, что у него занемели руки; не опирайся он на колено, пожалуй, не устоял бы.

Теперь не стоило и думать о том, чтобы достигнуть двери в том же темпе, прыгая по столам. Ближний солдат, молодой парень, ровесник Грэма, только гораздо крупнее, перепрыгнул через мешающую ему скамью и пошел в атаку.

Ох, как плохо, подумал Грэм. Пока я буду отбиваться от этого, подоспеет его товарищ. Против двоих я выстою, но долго ли?..

Из положения на коленях атаковать было очень неудобно, и Грэм попытался приподняться, но очередной мощный удар опрокинул его обратно. Ладно, подумал он, пофантазируем. Вор я или не вор?

Следующий удар он даже не стал парировать. Долгие часы спарринга с Роджером не прошли даром. Уж чему-чему, а уходить от ударов тот его научил.

Сильно пригнувшись, Грэм нырнул под клинок, перекатился через плечо и кубарем слетел на пол. Поскольку просчитывать падение детально ему было некогда, он с размаху ударился лбом о подвернувшуюся перевернутую скамью, но даже не почувствовал боли и тут же вскочил на ноги. Если не учитывать рассеченный лоб и заливающую глаза кровь, упал он удачно, так что между ним и противником оказался стол. Это давало Грэму кое-какие преимущества. Хотя бы в том, что его бастарда была длиннее, чем солдатские мечи. Правда, с другой стороны приближался второй противник.

Дорогу к двери по-прежнему загораживал молодой громила, и это не помешало бы исправить. Грэм ухватился за край стола, поднапрягся и опрокинул его со всем уцелевшим содержимым прямо на противника. Пока тот пытался выкарабкаться из обрушившегося на него роскошного, тяжелого дубового стола, Грэм перемахнул через него и рванул к двери. Вообще-то стоило убить парня, пока тот еще не пришел в себя от неожиданности, но Грэму почему-то не хотелось этого делать. Убить имперского солдата значило ухудшить свое и без того неважное положение.

За спиной надрывались оба солдата, пустившиеся в погоню. Они призывали всех присутствующих задержать беглеца и даже сулили за это деяние награду. Присутствующие, не будучи дураками и самоубийцами, связываться с вооруженным человеком не хотели. Наоборот, они сторонились и расступались, освобождая дорогу не столько Грэму, сколько его обнаженному мечу.

Он уже почти достиг двери и, так сказать, вдыхал воздух свободы, когда перед ним возникло неожиданное препятствие в виде непримечательного внешне блондина, про которого все, казалось, благополучно забыли. Он словно вырос из-под земли перед самым носом Грэма, так, что тот он неожиданности споткнулся и едва не покатился кубарем.

Убивать безоружных было не в правилах Грэма, но в исключительных случаях он мог совершить и неблаговидный поступок. Сейчас настал именно такой крайний случай, и Грэм поднял меч, чтобы ударить мешающего ему блондина. Тот явно не ожидал подобного поворота событий. Видно, он думал, что для того, чтобы сыграть героя, достаточно просто встать на пути у убегающего преступника, и тот сразу испугается и остановится. Грэм же его почему-то не испугался. Когда блондин увидел занесенный над ним меч, он весь сжался, побледнел как полотно и впал в состояние ступора. Грэму стало его жалко, но удержать руку он не сумел, успев лишь немного подправить направление удара. На лицо и одежду брызнула кровь, блондин упал. Кажется, я все немного перестарался, с сожалением подумал Грэм. Но расстраиваться из-за своей оплошности времени не было, он пинком открыл дверь и выскочил во двор.

Уйти от преследования на своей лошадке нечего было и надеяться. К счастью, во дворе стояли оседланные лошади касотцев, совершенно никем не охраняемые. Только поводья были накручены на перила. Грэм немедленно освободил животное, показавшееся ему более выносливым и заскочил в седло. Хорошо бы увести с собой и вторую лошадь, но возиться с ее поводьями было некогда. Из дверей уже вывалились оба солдата, а с ними еще несколько человек сочувствующих. Грэм наподдал каблуками по бокам лошади, заставив пуститься ее с места в галоп, и направил ее в ворота.

Уже выезжая со двора, он услышал характерный щелчок. Ох, Безымянный! Кажется, к седлам были приторочены еще и арбалеты. Какое невезение! Один он увез с собой, но второй-то остался…

Он едва успел подумать о своей оплошности, когда арбалетный болт вошел в плечо. Он пошатнулся, но все же удержался в седле; рукав тут же пропитался кровью.

К счастью, к тому времени, как арбалет был перезаряжен, стрелять уже было поздно. Грэм исчез из зоны видимости.

* * *

Получив ранение, долгой скачки Грэм не выдержал бы. Но ему повезло, погоня отстала довольно быстро, и он смог спокойно съехать с дороги, углубиться в лес, там спешиться и заняться обеими ранами.

Чувствовал он себя неважно. Кружилась голова, наливалась тяжестью и болью рука. С ранениями в это плечо ему везло: года полтора назад он получил туда же из арбалета же в Обооре, от истрийских «друзей» Илис. Тогда его и Роджера хотели утыкать болтами, как подушечки для иголок, и уже начали исполнять свою задумку. Спасло их исключительно вмешательство Илис. Теперь болт угодил почти в то же самое место, что обостряло ощущения. Двигать правой рукой было тяжело и больно, и Грэм знал, что это только начало. Он, правда, не хуже сражался и левой рукой, но все же бастарда не совсем одноручное оружие. Он даже зашипел сквозь зубы, так все было плохо.

В лесу он разыскал маленькую речку, или, точнее, ручеек, и принялся за обработку ран. Смыв кровь с лица, он ощупал лоб и пришел к выводу, что ничего страшного с ним не произошло, просто рассек кожу. Скорее всего, останется шрам. Но что тут поделать? Просто рожа станет немного более разбойничьей. Успокоившись на этот счет, он замотал голову попавшейся под руку тряпкой (его сумка с вещами осталась в корчме) и принялся за вторую рану. Для начала предстояло вынуть из плеча болт. Порядком намучившись и искусав в кровь все губы, Грэм все-таки справился с этой задачей и даже сумел перевязать рану, после чего кое-как отмыл кровь с одежды, разложил ее на земле сушиться и сам уселся рядом подумать, что делать дальше. После недолгих размышлений он пришел к выводу, что в случившемся сегодня виноват он сам. Зная, что по всем городам и весям развешаны бумаги с его подробнейшим описанием, он, как последний дурак, поперся по дороге, вместо того, чтобы свернуть в лесную глушь и продолжить путь по бездорожью. Да еще и останавливался на всех постоялых дворах. Вот идиот… Конечно, ему нужна была лошадь, но уж заполучив ее, точно было пора сворачивать с дороги.

Теперь его в покое не оставят. Раз уж попался однажды на глаза стражам порядка, то все, пиши пропало. После сегодняшней неудачной попытки поймать Грэма вдвоем, в следующий раз касотцы явятся уже вдесятером, вдвадцатером… а может, вообще целой армией. Если сильно обидятся.

Грэм скрипнул зубами. Положение — хуже не бывает. Ему даже отступать некуда; на севере — Наи, где его уже ждали.

И в храме Фекса не приютят.

Допрыгался, воришка, мрачно подумал Грэм. Хотя, какой из меня вор? Меня даже ловят не за кражи, а совершенно за другие поступки…

Имея за собой такой «хвост», разыскивать медейцев, если подумать хорошенько, не стоило, чтобы не привести неприятности к ним. Но ехать Грэму было решительно некуда, только лишь на север. Как раз к Северной крепости.

Ночь Грэм провел у ручья, в котором промывал раны. Костер он не разводил, не того было, хотя его и лихорадило немного. Утром, едва рассвело, тронулся в дорогу, держа направление на север, пытаясь припомнить карту, которую показывала Илис.

Быстро ехать он не смог, несмотря на то, что украденная им у солдат лошадь оказалась резвой и выносливой. Мешало раненое плечо, каждое движение причиняло резкую боль, к тому же, рана воспалилась, начался жар. Грэм серьезно опасался заражения крови, но темпа движения старался не снижать. Он и так по-прежнему отставал от медейцев на несколько дней.

К вечеру он чувствовал себя совершенно измученным и, спрыгнув с седла, едва удержался на ногах. Пришлось ему схватиться за стремя и переждать, когда отхлынет дурнота.

Слабость от ранений усугублялась голодом. Никакой еды у Грэма с собой не было, а были деньги, но какая от них польза в лесу? Из-за жара особого аппетита не было, но есть-то все равно нужно. Пришлось переходить на так называемый подножный корм, хотя Грэм и не слишком хорошо разбирался в лесных растениях и живности.

Он понимал, что, по-хорошему, ему надо было бы отлежаться, желательно под крышей, пока не затянется рана на плече. Но такой роскоши он позволить себе не мог, хотя за два дня уже несколько раз случалось такое, что он почти терял сознание прямо в седле. Ночи, проведенные на земле, тоже не добавляли ему здоровья.

Но он всегда отличался живучестью, невероятно сильной, несмотря на не слишком крепкое телосложение. Эта живучесть выручила его несколько лет назад на каторге, где его пытались свести в могилу, потом, когда его ткнули вилами в бок, и он выжил буквально чудом. Не подвела и сейчас. Несмотря на изматывающий путь через лесную глушь, рана начала затягиваться, жар прошел, как и воспаление, и к Линку, маленькому хутору в десяти лигах от Северной крепости, Грэм подъехал во вполне приличном состоянии, разве только что заметно похудевший. Он все еще берег правую руку, а на лбу, с которого он уже снял повязку, красовался не до конца заживший шрам.

После попытки ареста Грэму очень не хотелось показываться на этом хуторе, чтобы не навлечь на свою голову еще бОльшие неприятности. Он предпочел бы объехать его подальше и выехать сразу к форту. Но в Линке он мог узнать что-нибудь о медейцах: были они тут или нет, и не слышно ли о каком-нибудь необычном происшествии в крепости. Последний вопрос был для Грэма особенно важен. Он хотел узнать, успели медейцы что-нибудь предпринять или нет.

Прежде чем соваться в хутор, он решил произвести разведку. По кустам, как Оге и Ив, он ползать не стал, а нашел более удобное место для наблюдения. Хутор располагался недалеко от кромки леса, и отлично просматривался наблюдателем, сидящем на достаточно высоком дереве.

Лазал Грэм всегда неплохо, и не только по деревьям, ибо профессия того требовала, но чтобы залезть на дерево в этот раз, ему пришлось приложить немалые усилия, ведь он до сих пор не мог нормально действовать одной рукой. Не без удобства он устроился в развилке одного из росших на окраине леса дубов, и весь день просидел незамеченный, любуясь в свое удовольствие живописным селеньицем. Впрочем, и замечать-то его было некому. Весь хутор состоял из четырех деревянных крошечных домишек. Но на всякий случай на ветвях рядом с собой Грэм положил арбалет, который умыкнул у касотских солдат вместе с лошадью. Он не слишком хорошо умел пользоваться этим оружием, но в случае нужды смог бы выстрелить и, пожалуй, даже попасть. К тому же, арбалетом всегда можно припугнуть. Особенно излишне любопытного крестьянина.

За весь день никаких посторонних в Линке Грэм не увидел. В маленьком поселении никак не чувствовалась близость с фортом. На самом хуторе не было ни одного солдата. Все казалось тихим и мирным. Никто никого не искал, а это значило, что медейцы еще не успели попасться касотцам на глаза и ничего не натворили. Грэм неподдельно обрадовался этому факту. Это значило, что у него еще есть шансы поучаствовать в афере, и есть еще время побыть рядом с Вандой до того, как она отправится с братом домой, к родителям.

Дождавшись, пока в сумерках уже хуторяне начали возвращаться домой с полей, Грэм слез с дерева, вскочил в седло и не спеша направился в поселок, чтобы расспросить о медейцах.

У дверей ближайшего же дома Грэм увидел пожилого крестьянина с женой. Они расположились с ужином за столом, вынесенным на улицу. Заметив всадника, под пыльным плащом которого топорщились ножны с мечом, они заметно встревожились, а мужчина даже встал из-за стола, чтобы приветствовать его.

— Вечер добрый, сударь, — произнес он на почти непонятном Грэму диалекте касотского.

— И тебе вечер добрый, — ответил Грэм на всеобщем. К испугу крестьянина примешалось удивление. Видимо, не часто в этой глуши встречались чужеземцы. — Пусть милостью богов стол твой и закрома твои никогда не пустуют.

Крестьянин согнулся в глубоком поклоне. Жена его, не поднимавшаяся из-за стола, с нескрываемым страхом смотрела на Грэма. Наверное, она приняла его за разбойника, и не удивительно, с его-то видом: бородатый, осунувшийся, пропыленный, да еще этот свежий шрам на лбу. На поясе — меч, у седла — арбалет. Грэм понимал ее тревогу, но развеять не мог. Да и не видел нужды, если честно. Если его будут бояться, то скорее ответят на интересующие его вопросы.

— Добрый человек, — заговорил он, дождавшись, пока крестьянин выпрямится. — Скажи, не проезжали ли здесь чужеземцы? — скрывать нездешнее происхождение четверки медейцев он не видел смысла. Зачем, если, едва они откроют рот, это становится очевидным? — Их четверо, все верхом. Два парня лет двадцати трех и две совсем молоденькие девушки, рыжая и блондинка. Они должны были держать путь на север.

Как ни странно, тревога хуторянина и его жены заметно возросла. Неспроста это, подумал Грэм. Проезжали они здесь, чует мое сердце, только почему-то старик не хочет или боится об этом говорить.

— Не припоминаю я таких, сударь, — ответил крестьянин почтительно. — Никто у нас тут не проезжал, а уж такие господа, как вы описали, и подавно.

— Вспомни получше, — предложил Грэм, покопался в кошельке и бросил в руки старику крупную золотую монету. Касотскую, из старых запасов.

Глаза старика заблестели. Теперь жадность боролась в нем со страхом. Грэм подумал, что мысли его сейчас как на ладони: золотая монета в таком захолустье — целое состояние, а старик надеялся получить еще и вторую, угодив богатому господину. Увидев это выражение надежды на его лице, Грэм утвердился в мысли, что медейцы здесь были. Чтобы положить конец мучительным размышлениям старика, он достал вторую монету, покрутил ее в пальцах так, чтобы металл вспыхнул на солнце. Тусклые глаза хуторянина загорелись ярче золота, не говоря уже о глазах его жены, которая просто пожирала монету взглядом.

— Говорите, два парня и две девушки, сударь? — крестьянин сделал вид, что его внезапно осенило. — Рыженькая и светленькая? Молоденькие совсем? — он переглянулся с женой, та кивнула ему. — Вспомнил я, сударь. Здесь они.

— Здесь? — вскинулся Грэм, не поверив своим ушам. Не может быть — такая удача! — Ты говоришь, они здесь? Где?

— У Гернота они живут. В сарае… Уж несколько дней как. Упросили его пустить их, никто не хотел — чужеземцы, да еще странные какие-то. Много золота обещали, только все боялись их пускать.

— Что они делают в сарае этого… Гернота? — удивился Грэм. Он попытался представить себе Ванду в сарае, но воображение отказывало ему. Даже после многих дней совместного путешествия. Медейская принцесса, живущая в сарае — это уже слишком.

— Да кто ж их знает, — вступила в разговор женщина. Тревога ее значительно ослабла при виде золотых монет. — Ждут как будто чего-то. Может, и вас ждали, сударь. Сидят днем и ночью в сарае, почти не выходят оттуда. Если нос и высунут, то вдвоем или втроем…

Вполне разумно, что они не выходят поодиночке, но что они вообще тут забыли? подумал Грэм. Может, все-таки не о них речь? Да нет, вряд ли.

— Ах да, сударь! — снизошло на старика новое озарение. Он даже хлопнул себя по лбу. — Один из парней-то, из чужеземцев, на следующий день уехал куда-то! Гернот-то рассказывал: мол, упросили его, ночь переночевали, а с утра один-то и уехал. Черный такой, длинноволосый. Суровый…

Не иначе, Ив, подумал Грэм. А куда же это он мог уехать, оставив девчонок на Оге? Впрочем, тут особо думать нечего. Наверняка отправился разыскивать офицера, к которому отсылала их Илис.

— Покажи-ка мне, где ваш Гернот живет, — велел Грэм. — Тогда золотой будет твой.

Если старик и опасался неприятностей для соседа, сила денег была непреодолима. Он махнул рукой, указывая на стоящую поодаль хибарку, едва видную в сгустившихся уже сумерках.

— Да вон его дом-то… отсюда видать. И сараюшка рядом — та, в которой чужие-то живут…

— Благодарю, — кивнул Грэм и бросил монету в подставленную ладонь. Не обращая больше внимания на супружескую чету, тронул каблуками бока лошади и направился к указанному домишке.

Быстро стемнело. Грэм остановился, осмотрелся. Окна домишки были темны, вокруг царила мертвая тишина, только сверчок трещал где-то поблизости. Видно, хозяин дома уже спал. Тем лучше, подумал Грэм.

Из-под двери маленького сарайчика пробивалась полоска света.

Грэм тихо спешился, обмотал поводья вокруг подвернувшегося под руку столба, подошел к двери, прислушался. Тихо. Спят они там, что ли, при свете? И кстати, интересно, где их кони? Едва успев подумать об этом, Грэм услышал тихое фырканье. Ага, значит, сарай этот заодно служит и конюшней.

Он открыл дверь, шагнул вперед и снова тихонько закрыл за собой дверь.

На засыпанном соломой полу стоял горящий фонарь. Сарайчик внутри выглядел еще меньше, чем снаружи. Просто невероятным казалось, что здесь разместились три лошади, и еще осталось место для четверых людей.

У боковой стены мирно спали все трое медейцев. Первым делом Грэм нашел взглядом Ванду и едва сдержал облегченный вздох. Девушка была, конечно же, жива и здорова. Она лежала на охапке сена, закутанная в какое-то одеяло, подложив под щеку кулачок, и казалась так совсем маленькой девочкой. Из-под одеяла выбивались ее огненные кудри, в прыгающем свете фонаря казавшиеся языками пламени. Рядом с ней лежала Корделия, так же закутанная в одеяло, а по другую сторону — Оге, укрытый плащом. На него, видимо, одеяла не нашлось.

Видимо, за время отсутствия Ива они расслабились настолько, что даже не сочли нужным оставить часового. Грэм подумал, что, узнай Ив о таком разгильдяйстве, он устроил бы друзьям хорошую головомойку.

Неплохо бы придумать какую-нибудь шутку, чтобы в следующий раз неповадно было, но сейчас Грэму не хотелось. Он испытывал слишком сильное облегчение от того, что нагнал все-таки эту непутевую компанию, и был просто счастлив, что с ними все в порядке.

Особенно с Вандой.

Грэм приблизился к ней и опустился рядом на колени, не обращая внимания на боль в ноющей ноге. Теперь девушка была совсем близко, протяни руку — и коснешься. Но он не спешил ее протягивать, он, затаив дыхание, рассматривал спящую принцессу. Ванда похудела и побледнела; под глазами лежали тени, а тонкие брови хмурились даже во сне. Видимо, что-то тяготило и огорчало ее в последние дни.

Ванда спала и совсем не чувствовала, что рядом на коленях, наклонившись к ней, стоит человек. Грэм невольно улыбнулся такой беззаботности и легко притронулся к пламенным шелковистым кудрям, лежавшим на одеяле. В то же мгновение девушку словно подбросило. Она резко села на охапке соломы, широко раскрыв огромные серые глаза.

И увидела Грэма.

Несколько секунд они просто смотрели друг на друга. Грэм не знал, что сказать, а Ванда…

— Живой, — выдохнула она, схватила его обеими руками за воротник, уткнулась носом ему в грудь и зарыдала.

Немедленно проснулись Оге и Корделия. Картина перед ними предстала самая что ни на есть умилительная: принцесса рыдает, как дитя, орошая слезами рубашку стоящего перед ней на коленях Грэма, растерянного, бледного и осунувшегося. Он же обнимает ее левой здоровой рукой и явно не знает, что делать. Утешать плачущих девушек и детей он не умел никогда.

Оге таращился абсолютно круглыми сонными глазами, явно им не веря и все еще думая, что спит. Корделия же села, завернувшись в одеяло, и тихо и радостно спросила:

— Ты откуда тут взялся?

— С неба упал, — так же тихо ответил Грэм, только отнюдь не радостно, а хмуро. Корделия хихикнула, но тут же приняла обычный серьезный вид. Кивнула на Ванду:

— А с ней что?

— Откуда я знаю? — огрызнулся Грэм. — У нее спроси.

Корделия понимающе кивнула.

— Я думаю, Ванда это от радости…

— Может, перестанете обсуждать меня? — вскинулась Ванда. Слезы все еще катились у нее по щекам, и голос срывался, но глаза гневно сверкали. Она пыталась взять себя в руки. Если она могла позволить себе слезы наедине с Грэмом, то в присутствии подданных, пусть даже и хороших друзей, плакать не могла. Ванда выпрямилась, оттолкнула Грэма, и сама отодвинулась в сторону, насколько ей позволяло одеяло, которое он придавил, опустившись на колени. Попыталась принять царственный вид, но слезы портили все дело. Она хлюпала носом и была похожа на обычную зареванную девчонку, а никак не на высокородную принцессу. Грэм не смог удержать улыбку, глядя на нее.

— Грэм, это ты? — Оге, наконец, обрел дар речи.

— Нет, не я, а Безымянный. Оге, у тебя со зрением все в порядке?

— У меня-то да, — расплылся в улыбке Оге. — А что это у тебя с башкой?

— Ушибся…

— А с рукой?

— Какая разница?

— Нет уж, — заговорила Ванда. Она более или менее справилась со слезами, но с радостью, сквозившей в каждом взгляде, слове и жесте, совладать не могла. — Грэм, я хочу знать все, что случилось с тобой за эти дни. Кажется, ты побывал в какой-то переделке?

— Ночь на дворе, — напомнил Грэм. — Может быть, отложим разговоры до утра?

— Мы прекрасно можем поспать и днем, — возразила Ванда. — Все равно нам абсолютно нечего делать.

— Я понимаю, что вы тут сидите который уже день и умираете от тоски, — усмехнулся Грэм. — Зато я валюсь с ног. Последнюю неделю я не вылезал из седла, чтобы нагнать вас, и устал жутко.

— Извини, я не подумала…

Грэм, и не ожидавший, что она подумает о подобных вещах, снова улыбнулся. Избалованная девчонка плакала от радости, увидев его живым, но, едва взяв себя в руки, тут же стала думать только о себе.

— Конечно, ложись спать, — важно продолжала Ванда. — Только… можешь уделить мне минутку?

— Разумеется, но в чем дело?

Выбравшись из одеяла, окутывающего ее, как кокон, Ванда опустилась рядом с ним на колени. Теперь он заметил, как легко она одета: совсем тонкая рубашка, глубокий вырез которой обнажал нежную кожу плеч и груди, и обтягивающие штаны до середины икр, — вот и вся ее одежка. Ванду ничуть не смущало, что она почти раздета. То ли она не задумывалась о том, какое действие производит на мужчин такой ее наряд, то ли, наоборот, слишком хорошо знала это. Грэм заметил, что Оге, покраснев, быстро отвернулся, сам же он был не в состоянии отвести взгляд. Тонкая ткань нижней рубашки не скрывала почти ничего, отчетливо обрисовывая грудь. Ванда на секунду наклонилась, убирая несколько щекотавших ее голые пятки соломинок, и в вырезе ее рубашки взору Грэма предстало такое зрелище, что кровь бросилась ему в лицо.

Корделия предупреждающе кашлянула, но принцесса и бровью не повела.

— Ты мог поехать в другую сторону, — обратилась она к Грэму, выпрямившись. — Мог оставить нас самих разбираться со своими проблемами. Но ты нагнал нас, хотя это было трудно. Почему ты так поступил?

Да неужели она не понимает? удивился Грэм. После всего, что было сделано и сказано — неужели она не знает, чего ради я тащусь за ними, словно пес на привязи? Или она хочет, чтобы я произнес это вслух, и тем самым укрепил ее власть надо мной?

— Ты же знаешь, Ванда, — тихо ответил Грэм. — Хочешь, чтобы я сказал при всех?

Она все-таки покраснела. И не стала настаивать на ответе.

— Я знаю, что тебя ищут три короля, — сказала она. — И мой отец тоже. Он хочет повесить тебя за то, что ты совершил когда-то давно. Ты убил человека, я знаю. И не одного. Но я уговорю отца отменить приговор, снять обвинения. Он сделает это. Он даст тебе титул, земли, деньги в награду за преданность. Обещаю. И тогда… тогда я скажу тебе кое-что. А пока прими подарок от меня.

Произнеся такую королевскую речь, Ванда с детской непосредственностью обняла его за шею и поцеловала в губы. Поцелуй этот трудно было назвать сестринским, несмотря на всю неопытность девушки, и Грэм подумал, что Ванда совсем уже перешла все границы. Если бы не присутствие двух зрителей, он бы поклялся, что она рассчитывает на продолжение, хотя это и казалось невероятным. Или при медейском дворе царят такие свободные нравы? И медейская принцесса — нимфоманка? Потому что, если это не попытка соблазнения, то что? Грэм почувствовал, что так скоро сойдет с ума. Он попытался отстраниться, освободиться от маленьких холодных ручек, но Ванда удерживала его крепко. Да еще и вцепилась ему в волосы, немилосердно оттягивая их назад. Кажется, она вошла в раж.

— Ванда, — снова кашлянула Корделия, на сей раз гораздо громче.

С тихим вздохом девушка отпустила волосы Грэма и отстранилась. Посмотрела на него сияющими от радости глазами — раскрасневшаяся, улыбающаяся.

— Жаль, что не могу подарить тебе большего, — заявила она.

А вот Грэму было не жаль. Он был безумно рад этому, поскольку фраза девушки прозвучала, мягко говоря, двусмысленно.

— Мне вполне хватит и поцелуя, моя принцесса, — хрипло отозвался он. Встретился взглядом с Корделией и неожиданно прочитал в ее глазах сочувствие.

— Теперь можешь ложиться спать, — улыбнулась ему Ванда.

До сна ли теперь было Грэму? Он был уверен, что не уснет до утра. Кровь в его жилах горела, жгла его.

— Оге, что ты там разглядываешь на стене? Может быть, повернешься к нам?

— А что, уже можно? — дурашливо осведомился Оге и обернулся. Вид у него был такой довольный, словно это ему выпала честь целовать принцессу. — Вы как, готовы ложиться? Я спать хочу, просто ужас.

— Ну так ложись!

Не дожидаясь дополнительного приглашения, Оге забрался под плащ и уютно свернулся под ним. Корделия тоже улеглась, укрывшись одеялом. Ванда же не торопилась ложиться.

— Думаю, для тебя тут места тоже хватит, — сказала она Грэму. — Выбирай, где понравится. Одеял у нас, правда, больше нет, так что придется тебе обойтись так… — она протянула руку, коснулась незажившего до конца шрама на лбу, провела пальцами по обветренным, потрескавшимся губам. Серые глаза ее смотрели напряженно. — Я так рада, Грэм, что ты жив и свободен. И что ты здесь. За это тебе спасибо.

Глава 2

Несмотря на свои опасения, в ту ночь Грэм спал так крепко, что его было не разбудить. Соломенная подстилка показалась мягче пуховой перины, и стоило закрыть глаза и опустить голову на свернутый плащ, как он сразу же провалился в сон. И проснулся он поздно. В щели сараюшки просачивались уже лучи бледного северного солнца, и все трое его снова обретенных спутников бодрствовали.

Прежде чем начались расспросы, Грэм сам потребовал медейцев рассказать, что произошло с того момента, как они расстались. Инициативу взяла на себя Ванда.

Когда Грэм ускакал от ворот обратно в город, стражники велели остальным не сходить с места, и тут же послали трех человек вслед за ним. Еще несколько отправились к другим выездам с наказом никого из города не выпускать без тщательного досмотра, поскольку внутри городских стен находится опасный преступник. А медейцам приказали задержаться, чтобы расспросить, где и при каких обстоятельствах они сошлись с Грэмом. Ив, не на шутку разъяренный, потребовал объяснений, которые ему незамедлительно и представили. В виде одного из тех объявлений, что во множестве были расклеено по городу. Компания внимательно его изучила и ужаснулась. Надо ли говорить, что факт розыска Грэма тремя королями поверг всех в шок; к тому же, в бумаге приводился длинный список преступлений, за которые, собственно, преступник и должен был понести наказание. Ванда тут же заявила, что не верит во всю эту чушь. Касотский офицер пожал плечами и ответил ей в том духе, что она, конечно, может и не верить, но факты от этого не меняются. А лично он ничуть не удивлен, что такой негодяй, как Грэм Соло (так, кстати, медейцы узнали его фамилию), смог пустить пыль в глаза молоденькой неопытной девчонке. Теперь к ярости Ива прибавился гнев Ванды. Ив не без труда ее успокоил ее; после чего пришлось объясняться с касотским офицером. Сам он быстро сумел взять себя в руки. Судя по всему, длинный список преступлений Грэма и тот факт, что его разыскивают, чтобы предать смерти, не стал для него сюрпризом.

Он проигнорировал Ванду, которая хотела уговорить его вернуться в город и попытаться разыскать Грэма, и сосредоточил все свое внимание на касотце. Он сочинил какую-то довольно правдоподобную историю о цели путешествия, и рассказал, что человек, оказавшийся преступником, присоединился к ним случайно. Им просто оказалось по дороге, и они его практически не знают. Ванда была возмущена таким предательством со стороны близкого друга, но в тот момент ничего не сказала, поскольку понимала, что и их судьба сейчас висит на волоске. Зато потом она с Ивом не разговаривала дня два ли три.

Ив сумел убедить касотцев, что он и его спутники почти и не знают Грэма, и если к ним больше нет претензий, немедленно покинут город, дозволив досмотреть багаж. Но осматривать сумки солдатам было лень, подозрения их Ив сумел усыпить, и они разрешили медейцам уехать.

Ванда не стала устраивать скандал и уговаривать Ива вернуться и помочь Грэму. Она понимала, что это бесполезно. В упрямстве Ив превосходил свою принцессу. Его ничуть не смутило, что девушка временно перестала с ним разговаривать, да и Оге с Корделией посматривали на него осуждающе. Они тоже считали, что не дело бросать в беде человека, столько времени помогавшего им. Ив же только заявил, что не желает покрывать беглого каторжника и вытаскивать его из собственного дерьма. Грэм, узнав об этой фразе, ничуть не удивился. Надменный медеец неоднократно давал ему понять, что считает его не лучше грязи под копытами лошади.

В Линк компания медейцев прибыла без особых приключений, зато вконец разругавшись. Им едва удалось договориться о дальнейших действиях, для чего пришлось заключить на время мирный договор. Ванда начала разговаривать с Ивом, хотя и сквозь зубы, тот же вел себя так, словно ничего не случилось. Зная его немного, Грэм мог предположить, что на душе у него в самом деле тяжко, но показывать он этого не желает.

Решив на время остановиться на хуторе, чтобы хорошенько обмозговать план действий, полдня Оге и Ив потратили на то, чтобы разыскать жилье. Как и сказал Грэму старик-крестьянин, никто сначала не хотел пускать подозрительных незнакомцев к себе на постой, опасаясь неприятностей с имперскими войсками. Но, в конце концов, им удалось уломать Гернота, человека немолодого и одинокого, разрешить им пожить у него в сарае. Хотя никто из них не пришел в восторг от перспективы провести безвылазно несколько дней в маленьком сарайчике вместе с животными и различным инструментом, это все-таки было лучше, чем ничего.

Вечером того же дня решили: первое, что нужно сделать, это разыскать Хельмута Клингманна, поговорить с ним и узнать, чем он может помочь. Нужно было идти к самой Северной крепости, но вовсе не стоило всем сразу совать головы в пасть ко льву. Было ясно, что девушек отправлять нельзя, из Оге разведчик получился бы никудышный, он слишком много разевал рот по сторонам и вообще был не в меру беспечен и легкомыслен. Оставался Ив.

Ив уехал один, наказав остальным носа не высовывать из сарайчика до его возвращения и самодеятельностью не заниматься. Ни у кого такого желания даже не возникло, хотя сидеть целыми днями взаперти было просто невыносимо. Время от времени они все же вылезали на улицу, чаще все вместе, и недолго прогуливались по хуторку. В ожидании Ива время тянулось невыносимо долго.

Ждали же его уже не сегодня завтра.

Выслушав краткий рассказ Ванды, Грэм на минуту задумался, о чем стоит говорить ему самому, а о чем — нет. Почему-то ему не хотелось упоминать о второй встрече с Эмилем Данисом, как и о том, что он оказался магиком и человеком, обладающим большой властью. С другой стороны, без него в рассказе не обойтись, ведь именно он помог Грэму выбраться из города, обойти стражу. Сочинять историю, слишком сильно расходящуюся с истиной, он не хотел тоже. Фантазия его богатой не была, он боялся завраться и запутаться. Сослаться на Ночную гильдию Грэм тоже не мог. В результате, получилось так, что главным действующим лицом в рассказе стала Илис. Решение оказалось правильным: никто не удивился, узнав, что именно она нашла возможность провести Грэма через ворота, не привлекая внимания стражи. Пообщавшись с ней немного, никто даже не сомневался, что она очень ловкий человек.

А вот про стычку в придорожной корчме пришлось рассказать, иначе было не объяснить, откуда взялись рассаженный лоб и пробитое плечо. Девушки пришли в ужас и одновременно проявили желание осмотреть его раны, хотя смысла в этом уже не было. Но ни одной, ни второй, ни даже Оге не пришло в головы, что охотники на Грэма могут заинтересоваться и ими тоже. Будь с ними Ив, он живо сообразил бы, что присутствие Грэма равносильно тому, что они таскают с собой приманку для касотских солдат, этакий огромный вымпел, сообщающий всем желающим "Мы здесь!". Поняв это, Ив не позволил бы Грэму и минуты остаться с ними, пусть даже пришлось бы убить его.

* * *

Часы тянулись один за другим, августовский день проходил мимо. Позавтракав всухомятку вместе с медейцами из их припасов, Грэм устроился у дальней стены, привалившись к ней спиной. Пока такая возможность, он хотел как следует отдохнуть. Не часто выпадало такое, что можно было никуда не торопиться, и ничего не делать.

Вот девушкам и Оге такое времяпровождение явно успело надоесть. Они изнывали от скуки и не знали, чем себя занять. Чтобы хоть как-то скрасить тоскливые часы ожидания, Оге принялся рассказывать какие-то байки, которых, судя по всему, он знал неисчислимое множество. Девушки слушали, улыбались, вставляли свои реплики, иногда позевывали. Грэм слушал вполуха. Ничего интересного в подробностях придворной жизни он не находил, пусть даже подробности эти порой оказывались довольно забавными. Отвращение к светской жизни он питал еще с юности. Он находился в полудреме; одна половина сознания бодрствовала и замечала все, в то время как вторая половина спала.

Солнечные полоски двигались по соломенному полу вслед за солнцем. Около полудня, по прикидкам Грэма, в сарай заглянул Гернот узнать, как обстоят дела у его гостей. Это оказался крепкий мужик лет пятидесяти, заросший бородой до самых глаз, медведь медведем. Силищей он обладал, судя по всему, невероятной, и Грэму было нетрудно понять, почему он отважился пустить к себе подозрительных гостей, наплевав на возможные неприятности с имперскими солдатами. Такие люди обычно не боялись ничего. Гернот очень удивился, обнаружив в своем сарае четвертого, непрошеного гостя. Он сразу же захотел выяснить, откуда же этот гость взялся. Грэм понял, что не понравился хозяину, и тот принимает его едва ли не за разбойника. Свое появление он объяснил так, что обстоятельства задержали его в дороге, и нагнать спутников он смог только вчера вечером. Не верить ему у Гернота, вроде бы, причин не было, но объяснения Грэма он выслушал, недоверчиво качая головой, а потом поинтересовался, кто же это рассказал, где прячутся его спутники. По его тону было ясно, что болтливого соседа ждет жестокая расправа; Грэм же не хотел неприятностей для старика. Поэтому он сказал, что, еще расставаясь, он и его товарищи условились встретиться здесь. А найти четырех человек в маленьком хуторе не так уж и сложно. Гернот мрачно кивнул, но, похоже, не поверил ни единому слову.

Уже собираясь уходить, он не слишком любезно поинтересовался, как долго еще господа намереваются занимать его сарай. Не то чтобы они сильно мешали ему, пробурчал он совсем не дружелюбно, но сарай пригодился бы ему в качестве хозяйственной постройки, а пока медейцы занимают его, он не может быть использован. Корделия заверила, что буквально завтра или послезавтра они уедут и не будут больше мешать любезному хозяину. Гернот снова кивнул и наконец ушел.

— Кажется, я не слишком понравился вашему хозяину, — заметил Грэм.

— Что вовсе не удивительно, — ответил Оге. — Если бы я не знал тебя, я бы принял тебя за разбойника с большой дороги. Согласись, мало приятного в том, что такой тип решил поселиться в твоем сарае. Конечно, это всего-навсего сарай, а не дом, но… Наш хозяин человек вполне милый, но терпение его не бесконечно.

— Хорошо бы, Ив сегодня вернулся, — вздохнула Корделия. — Сколько можно сидеть в этом сарае? К тому же, еще пара дней, и этот человек просто выгонит нас. Ясно, что мы мешаем ему, и он опасается неприятностей. Я бы на его месте тоже опасалась.

— Остается только молиться всем богам сразу, — ответил ей Оге без тени улыбки. Что-то случилось с ним за последнее время: он стал гораздо меньше улыбаться и шутить, Грэм уже за это утро не раз и не два замечал глубокую задумчивость на лице Оге, и удивлялся, что же с ним приключилось. — Может быть, они услышат нас, и Ив вернется сегодня или завтра.

* * *

Грэм не знал, молились ли медейцы или нет, но сам он не молился. Потому что не знал, кому. Фекс отвернулся от него, остальные боги никогда не проявляли к нему благосклонности. Кроме разве что Борона, уже сколько раз даровавшего ему жизнь вместо неминуемой, казалось бы, смерти. Но молиться богу смерти о скором возвращении живым товарища, по крайней мере, странно. Поэтому Грэм решил, что молиться вообще не имеет смысла. И устроился опять у облюбованной стены, накрывшись плащом, и погрузившись в дрему.

Когда день уже клонился к вечеру, и вся компания готовилась провести еще одну ночь в тревожном ожидании, послышался приглушенный стук копыт и тихое ржание. Кто-то на полном скаку подлетел к сарайчику и резко осадил коня. Грэм, надеясь, что всадник окажется Ивом, но все же готовый к худшему, приподнялся на своей импровизированной лежанке, обнажив меч и положив рядом заряженный арбалет. Жестом остановил медейцев, бросившихся было к двери, как радостные дети. Они одарили его недоуменными взглядами, никто из них не сомневался, что прибывший всадник — Ив. Но послушались, замерли на местах.

Тем временем дверь отворилась так резко, словно ее пнули в нетерпении, и в проеме появился высокий черноволосый человек. Грэм тихонько вздохнул с облегчением. Это был Ив. Не в лучшем своем виде, покрытый дорожной пылью, уставший, с подсохшей уже царапиной на щеке, но живой и невредимый и с прежним мрачным блеском в глазах.

— Все в порядке? — выдохнул он, обводя взглядом маленькое помещение. Глаза его наткнулись на Грэма, привалившегося спиной к стене и готового в любой момент вскочить на ноги, с обнаженным мечом в руке и лежащим рядом арбалетом. Облегчение, проступившее было на лице Ива, тут же сменилось надменной злобной гримасой. — Ты тут, бродяга, — процедил он. — Видно, боги прогневались на нас за что-то, если не хотят избавить от твоего присутствия раз и навсегда. Я надеялся, что тебя поймали в Акирне и предали смерти, как ты того заслуживаешь.

— Как видишь, нет, — сухо ответил Грэм, вставая. Он не хотел разговаривать с Ивом, глядя на него снизу вверх, к тому же в таком тоне. Арбалет Грэм оставил лежать на полу, но меч из руки не выпускал. Он начал думать, что зря с таким нетерпением ждал возвращения Ива, ему-то оно точно не сулилоничего хорошего.

— Ив! — воскликнула Ванда сердито, тоже вскакивая на ноги. — Так-то ты благодарен Грэму за все, что он для нас сделал?!

— За все, что он сделал, — ответил Ив, даже не повернув к ней головы, — мы уже отблагодарили его, позволив ему уйти там, в Акирне, вместо того, чтобы задержать и сдать на руки страже. Впрочем, наинец, не обольщайся. Причиной тому вовсе не наша доброта, а обычная неосведомленность. Знай я тогда то, что знаю про тебя сейчас, вор…

— Что бы ты тогда сделал? — осведомился Грэм. — Сдал бы меня властям?

— Если бы я знал еще в Медее, я в цепях притащил бы тебя к королю, — Ив говорил ровным голосом, но за спокойствием его чувствовалась пылающая ярость. — К сожалению, в Касот было уже поздно.

— Ты мог бы отнести мою голову касотскому императору, — заметил Грэм. — Или истрийскому принцу. Уверяю тебя, награда была бы не меньше.

Ив прищурился.

— Отнести одну только голову? Нет, это плохая идея. Истрийский принц, как и мой король, хотел бы видеть тебя живым и невредимым, и снести тебе голову сам. Кроме того, я уже сказал, в Касот было поздно. Ты все-таки кое-что сделал для нас. А сейчас поздно вдвойне.

— Отпустишь меня с миром?

Ответить Ив не успел. Ванда с крайне решительным видом встала перед ним, словно защищая от него Грэма, и твердо сказала:

— Если хочешь прогнать его — забудь об этом. Я не позволю. Он искал нас, спешил за нами, хотел помочь нам. Ты не смеешь гнать его. Не смеешь говорить в таком тоне.

— Оставим мой тон. Ванда, ты видела бумагу. Ты знаешь, какие обвинения предъявляют этому человеку, кто и за что его ищет. Твой собственный отец вынес ему смертный приговор за убийство. И ты хочешь, чтобы он оставался рядом?

— Хочу. Я давно знаю, кто он такой.

— Что? Откуда?

— Он сам рассказал мне, — ничуть не смущаясь, ответила Ванда. Яростные черные молнии, метаемые глазами Ива, не пугали ее. — Еще давно.

Грэм увидел, как напряглись челюсти медейца. Кажется, он сдерживался из последних сил. Грэм почти слышал скрип зубов.

— И ты ничего не сказала? Ни мне, никому? Почему?

— Потому что знала, что ты скажешь и сделаешь, — спокойно ответила Ванда. — К тому же, я не обязана отчитываться перед тобой в поступках. Я — принцесса.

— А я — твой слуга, и поклялся защищать тебя, — мрачно сказал Ив. — Но как я могу выполнить клятву, если ты приближаешь к себе бандитов и убийц?

— Кого хочу, того и приближаю, — огрызнулась девушка. — Ты забыл, что я наняла Грэма в качестве телохранителя?

Что касается самого Грэма, то он-то как раз забыл. Казалось, тот разговор случился много лет назад.

— Хорош же из него телохранитель. Того гляди, от него самого защита понадобится.

— Перестань клеветать! — Ванда потеряла все свое спокойствие, зло притопнула ногой. — Я доверяю Грэму, как никому здесь, понятно тебе?

— Ванда, ты совсем ума лишилась. Подобрала бродячего блохастого пса и хочешь прикормить и приручить его?

Если своим сравнением с блохастым псом Ив хотел уязвить Грэма, то цели своей не добился. Грэм и ухом не повел. Весь разговор в целом ему, конечно, очень не нравился, но на личные оскорбления он не реагировал.

Происходящее напоминало ему как раз грызню псов у ног хозяйки. Каждый хотел показать свое превосходство и получить лакомую кость. Ему не хотелось участвовать в грызне, но выбора не оставалось. Альтернативой была немедленная вечная разлука с Вандой.

Ванда даже покраснела от злости. Выпрямившись во весь свой небольшой рост, она громко сказала:

— Приказываю тебе молчать, Ив Арну! Не желаю слышать от тебя больше ни одной угрозы и ни одного оскорбительного высказывания в адрес Грэма. Ты понял меня? Еще один выпад, еще одна попытка неповиновения, и я обвиню тебя в измене!

При этих словах судорожно вздохнул Оге, тихо ахнула Корделия. Ив даже не изменился в лице. Он отвесил в сторону Ванды небрежный поклон и неожиданно спокойно осведомился:

— А что насчет обещанного мне поединка?

— Какого еще поединка? — с подозрением спросила Ванда, взглянув на Грэма. — О чем ты говоришь?

— Мы с Грэмом уговорились о поединке, — пояснил Ив. — Он должен был состояться в день нашего отъезда из Акирны, но обстоятельства помешали. Я бы предпочел получить обещанное.

— Прямо сейчас? — поинтересовался Грэм. По правде говоря, время и обстоятельства были не слишком удачными. Нервные крестьяне, касотский форт рядом. К тому же, правая рука еще болела и не слишком хорошо повиновалась ему.

— Почему нет?

— Стойте! — воскликнула Ванда. — Вот уж кто лишился разума! Вы хотите поубивать друг друга?

— Зачем — поубивать? — возразил Ив. — Вовсе нет.

— Запрещаю! Я запрещаю вам драться.

— Слушаюсь, моя принцесса, — склонился в поклоне Ив, стиснув зубы. Но взгляд, посланный им Грэму, говорил о том, что повиноваться он на самом деле не собирается, и свое получит. Пусть даже после этого Ванда нажалуется на него своему королю-отцу.

— Грэм? — Ванда повернулась в другую сторону.

— Слушаюсь, — Грэм тоже не собирался отступать.

— Отлично, — она смерила взглядом обоих парней, и было понятно, что вид их ей не понравился. Черные глаза Ива сверкали яростью, красивые губы кривились в странной усмешке. Грэм же смотрел на него с обычным спокойствием, в глазах его был синий лед. — А теперь, Ив, я хотела бы услышать твой рассказ. Конечно, после того, как ты отдохнешь с дороги.

— Слушаюсь, моя принцесса, — повторил Ив, скидывая пропыленный плащ.

* * *

От отдыха Ив отказался. Точнее, он заявил, что вполне может отдохнуть в то время, пока будет рассказывать. С этими словами он устроился на полу, привалившись спиной к стене, положив рядом свернутый плащ и меч в ножнах.

Медейцы расположились рядом; Грэм остался на своем месте. Приближаться к Иву ему не хотелось. К тому же, раз его считают за бродячего пса, пусть так и будет. А бродячему псу не место у ног принцессы. Что касается его обязанностей телохранителя, о которых напомнила Ванда, то он вполне мог выполнять их и здесь, благо что пока девушке ничего и не угрожало.

Но Ива он слушал внимательно. И с каждым словом все больше утверждался во мнении, что дело плохо.

До форта Ив доехал без приключений. Дорога тянулась через бесконечные поля, между маленьких и больших деревенек. Ночь Ив провел на постоялом дворе, располагавшемся у самых крепостных стен, а утром приступил к поискам гарнизонного офицера.

Дело это было муторное. Гарнизонный офицер, естественно, и располагался в гарнизоне, то бишь внутри крепости, а туда абы кого в военное время не пускали. Ив же как раз подходил под определение "абы кто", в Северную мог попасть разве что под арестом, а потому ему нужно было как-то встретиться с Хельмутом вне форта. Он переговорил с солдатами у въезда, попытавшись узнать, нельзя ли вызвать офицера за стены для беседы или получить пропуск в крепость. Результаты разговора были неутешительны. Офицерам гарнизона, равно как и солдатам, конечно, разрешалось покидать крепость, но только по нуждам службы или в случае крайней необходимости. Добиваться разрешения выйти за стену ради встречи с каким-то незнакомцем не стал бы никто, ни офицер, ни рядовой.

Это был тупик. Ив не мог попасть в крепость и не мог вызвать наружу Хельмута для разговора, потому что тот не знал его. Сидеть у стены и ждать, пока нужный человек выйдет из ворот? Кто знает, сколько пройдет времени. К тому же, Ив просто не знал касотца в лицо.

Потом Ив вспомнил о вещице, данной им Илис для опознания, и у него появилась мысль. Конечно, рискованно отдавать серебряный браслет в руки солдат: была вероятность, что Ив больше никогда не увидит его, что не дойдет этот браслет и до офицера. Но другого выхода вроде не оставалось. Ив уговорил одного из солдат передать браслет лично Хельмуту с просьбой прийти на встречу. Ему пришлось раскошелиться, но зато солдат пламенно поклялся сегодня же передать адресату вещь и предложение о встрече.

Условились, что Ив будет ждать касотца вечером в таверне.

Дожидаясь Хельмута за столом в общей зале, он не был ни в чем уверен. Он боялся, что касотец не придет. Не позволят дела, или он не узнает браслет, или просто проигнорирует просьбу. Что тогда делать, Ив не знал.

Когда он увидел входящего в зал высокого молодого человека в доспехах, сжимающего в руке браслет Илис, он едва сдержал вздох облегчения. Сохраняя спокойное выражение лица, он поднялся навстречу, подавив внезапную мысль, что это может быть совсем не тот человек, что Хельмут послал кого-то вместо себя.

На касотце был черный форменный плащ, скрепленный у горла черной же с серебром пряжкой в виде мертвой головы. Такие пряжки носили касотские офицеры. Значит, по крайней мере, этот человек был из офицерского состава гарнизона, хотя и не слишком высокого звания — наметанный глаз Ива быстро разобрал его знаки отличия. Молодой касотец окинул зал взглядом, увидел стоящего Ива, и брови его удивленно поползли вверх. Видимо, он ожидал встретить здесь кого-то другого. Тем не менее, он решительно шагнул к Иву и протянул ладонь с лежащим на ней серебряным браслетом.

— Вы прислали мне эту вещь? — спросил он на всеобщем с сильным касотским акцентом.

Ив подтвердил. Удивление касотца возросло. Он потребовал объяснить, откуда Ив взял браслет. Ив, видя, что Хельмут полон подозрений, объяснил.

— Ах вот что, — сказал касотец, выслушав его. Впрочем, было непохоже, что сомнения его развеялись. Ив подумал, что нужно было попросить Илис еще и написать записку — чтобы его не приняли за вора. Мало ли каким способом можно получить у девушки браслет. — Я, откровенно говоря, ожидал увидеть Илис, а увидел вас, и подумал, что… Впрочем, неважно. Чего вы хотите? Я выполню любую просьбу Илис.

Ив объяснил, что просьба его не имеет к Илис никакого отношения. Касотец нахмурился. Видимо, он был готов сделать все, что угодно для истрийки, но отнюдь не для ее друзей. Ив понял, что скорее всего, помощи от него не получить, но пока оставалась хоть какая-то надежда, он не намеревался отступать.

Впрочем, про принца он пока решил не говорить. Если касотец откажется помогать, совсем незачем ему знать о целях медейцев. Поэтому Ив только сказал, что ему и его спутникам необходимо попасть в крепость. Желательно так, чтобы никто о них ничего не знал.

Хельмут очень удивился.

— Могу я поинтересоваться, зачем вам это нужно? — спросил он жестко.

— Сначала скажите, поможете вы нам или нет.

Касотец молчал так долго и смотрела на Ива так пристально, что тот уж подумал: сейчас он встанет и уйдет, ничего не сказав. И, возможно, отправится-таки к командованию с докладом о странном парне, говорящем с подозрительным акцентом и желающем попасть в крепость с неясными целями. А может быть, Ив даже и окажется после этого в крепости с помощью Хельмута, но один и в цепях.

Наконец, касотец заговорил.

— Не в вашем положении торговаться, — сказал он очень тихо. — Я по глазам вижу, что вы отчаянно желаете проникнуть в крепость, и не для пустой забавы. Выкладывайте.

И Ив выложил. Он рассказал и о битве при Каэроне, где был уничтожен отряд Дэмьена, чуть не погиб Ив, а сам принц захвачен в плен. Рассказал о своих поисках, о знакомстве с Илис, об ее обещании попытаться помочь, о возвращении в Медею и новом походе, теперь уже в компании с друзьями. Рассказал о последнем разговоре с Илис, в котором она указала на Хельмута как на надежного человека, способного оказать помощь. Оставалось только надеяться, что никто из присутствующих в таверне не слышал его рассказа. Медеец имел не слишком много шансов остаться в живых на северной границе Касот. Особенно после такого признания.

Если Илис ошибалась относительно Хельмута, думал Ив, я уже покойник.

Но касотец слушал, и светлые брови его все сильнее сходились на переносице.

— Похоже на Илис, — сказал он без восторга. — Устроить ближнему своему приятный сюрприз, а самой отойти в сторонку и наблюдать, как человек будет выпутываться. Впрочем, в данной ситуации она лишена такого удовольствия. Безымянный, она что же, хочет, чтобы мне снесли голову?

Хельмут очень долго колебался, прежде чем сказать «да» или «нет». Он рисковал. Его не заинтересовали деньги, предложенные Ивом. Зачем мертвецу деньги? С другой стороны, он и не отказывал в помощи, ведь заявил же он, что выполнит любое желание Илис. А в данном случае желание было высказано вполне ясно, хотя и не ее устами. Она хотела, чтобы он помог явившимся к нему медейцам, пусть даже ценой собственной жизни. Впрочем, так далеко Хельмут заходить не собирался, хотя и сказал «да» после очень долгих и тщательных раздумий. Он еще собирался пожить, а потому заявил, что не поведет медейцев прямо к камере Дэмьена, а поможет информацией. Кое-какими подсказками… и кое-какими действиями, которые никто не сможет приписать непосредственно ему. Он был осторожен.

Он объяснил подробно, как изо рва попасть в ход, ведущий в подземные помещения форта. Путь внутрь преграждали двери и решетки, запертые, но не охраняемые. Хельмут мог достать ключи к ним, поскольку частенько ходил в карауле именно по этим коридорам, но он не собирался доверять ключи Иву. Это было бы слишком опасно. Он мог только в условленное время подождать медейцев с ключами у первой двери и провести их во внутренние коридоры. С камерой Дэмьена дела обстояли иначе. Несмотря на уверения Илис, он вовсе не имел свободного доступа к узникам, и мог только рассказать, как попасть к темницам. Дальше медейцы должны будут действовать сами, и их счастье, если все пройдет гладко. Обратно им тоже придется выбираться самим, но двери, ведущие ко рву, останутся незапертыми…

Все это внушало не слишком много надежд, но было лучше, чем ничего. Ив поблагодарил и спросил, когда в следующий раз Хельмут будет в карауле в нижних этажах. Касотец не мог сказать точно, но предполагал, что дней через семь или восемь. Поэтому он предложил Иву пока вернуться за своими товарищами, приехать к Северной всем вместе и встретиться с ним еще раз. И тогда условиться точно. Ив согласился.

На том они и разошлись, и Ив отправился в обратный путь, не слишком вдохновленный перспективами и обуреваемый мрачными предчувствиями. Он боялся, что Хельмут все-таки сдаст их, и по приезду всей компании к форту их уже будет ждать небольшой отряд касотской конницы с вполне определенными целями.

Он умолчал о происхождении царапины на щеке, а никто и не стал спрашивать. Всем было не до нее. Грэм отметил это, но тоже не задал ни одного вопроса. Разговаривать с Ивом ему сейчас не хотелось.

Все заметно погрустнели и поскучнели. Кроме Грэма, который с самого начала знал, что путь к Дэмьену вовсе не будет устелен розами. И он же высказывал сомнения, что касотский офицер станет рисковать головой ради совершенно незнакомых людей. Тогда его не слушали. Не уверен он был, что выслушают и сейчас, слишком далеко медейцы уже заехали. Поэтому он промолчал, не стал произносить фраз "я же предупреждал", и просто ждал, что скажут остальные.

Остальные же явно не знали, что сказать. Оге выглядел подавленным, а девушки… а вот девушки, кажется, о чем-то усиленно размышляли.

Грэм молчал. Он даже не знал, суждено ли ему продолжить путь вместе с медейцами, потому что глаза Ива, сидевшего напротив, говорили — сегодня вечером или никогда.

— Давайте отложим обсуждение на завтра, — наконец, вздохнула Ванда. — У нас в запасе есть еще четыре или пять дней, а я хочу подумать.

— Как тебе будет угодно, принцесса, — отозвался Ив. — Тогда, если позволишь, я немного передохну.

В сарае уже сгущалась тьма.

— Конечно, — рассеянно ответила Ванда. — Да и мы, пожалуй, тоже…

* * *

Отдохнуть не получилось. Грэм, едва успев забыться сном, тут же проснулся от звука шагов. Кто-то осторожно шел к нему, стараясь не шуметь. Грэм приоткрыл глаза. Было темно, но спустя секунду глаза его привыкли к тьме, и он сумел рассмотреть мягко передвигающуюся фигуру, очертаниями похожую на Ива. Интересно, подумал он, и стал ждать.

Ив приблизился и мягко притронулся кончиком сапога к боку Грэма под ребрами. Хорошо, что не пнул, подумал Грэм и в то же мгновение оказался на ногах, с мечом в руках.

— Во двор, — едва слышно сказал Ив, качнув головой в сторону двери.

Во дворе оказалось на удивление светло, чему немало способствовали полная луна и звезды.

— Отойдем подальше, — предложил Ив. — Незачем привлекать внимание.

Они вышли за пределы хуторка и остановились на небольшой полянке, окруженной с трех сторон высокими ясенями. Грэм быстро оглядел место. Неплохо. Земля ровная, как в фехтовальном зале в замке князя, ни кочек, ни ям. Просто отлично.

Потом он взглянул на Ива. Тот сбросил плащ, под ним в лунном свете блекло поблескивала кольчуга. В руках у него был меч. Уже вынутый из ножен.

— Итак, — сказал Ив негромко. — Завтра в дорогу отправится только один из нас. Второй останется здесь, живым или мертвым, это уж как выпадет. Ты согласен, что нам обоим нет места в отряде?

— Нет, — ответил Грэм. — Не согласен. Но от поединка отказываться не буду.

Биться в одной рубахе против человека в доспехе было не слишком разумно. Но шла ли здесь вообще речь о разуме? Глаза Ива застилала пелена яростной ненависти.

— Не будем же терять времени, — сказал Грэм и вытянул из ножен на поясе свой клинок.

Он попытался ухватиться за меч двумя руками, как привык, крутанул его для пробы, и понял, что ничего не выйдет. Правая рука все еще болела и здорово мешала. Он перекинул клинок в левую руку, получилось ненамного лучше. Бастарда была слишком длинной и тяжелой для одноручного боя.

Внимательно наблюдавший за его манипуляциями Ив покачал головой.

— Собираешься драться левой рукой? Боюсь, будет не слишком удобно.

— Ничего, я справлюсь, — ответил Грэм сухо.

Ив ничего больше не сказал, но тоже переложил клинок в левую руку. Грэм не знал только, будет ли от этого больше пользы или вреда, одинаково ли хорошо владеет Ив обеими руками. С другой стороны, правша или левша противник, не имело для него особого значения.

— Начали? — спросил Ив, принимая боевую стойку.

Несомненно, он был в более выгодном положении, несмотря на то, что держал меч в непривычной левой руке. По меньшей мере, ему не мешало ранение.

Не дожидаясь атаки противника, Грэм сам нанес несколько быстрых ударов, прощупывая оборону Ива. Правое плечо тут же отозвалось на движение болью, заныло и заломило, но он только стиснул зубы. Ив мастерски отразил атаку и сделал обманный выпад, который Грэм едва успел отразить. Он крутанулся и ударил с разворота, но Ив снова успел поймать его меч. Правда, теперь это далось ему непросто. Подвижность его ограничивала кольчуга, и в этом он проигрывал Грэму, который, будучи одет лишь в рубаху, мог крутиться как угодно. К чему он и приступил, едва лишь заметив некоторую замедленность противника.

Девять лет назад князь не раз говорил, что двигается он как танцор. Князь сам был грациозен, как кошка, но сын превзошел его. Врожденная ловкость еще развилась, пока он с мальчишками развлекался кражами на улицах. Быстроте и плавности движений Грэма не мешали ни высокий рост, ни сломанная в тринадцать лет нога. Правда, долго он так «танцевать» не мог, нога все-таки подводила. После длительных нагрузок она начинала болеть, проявлялась хромота, и уже ни о какой плавности и быстроте не шло и речи.

И сейчас Грэм решил, что если он и сможет в чем-то превзойти противника, лучше защищенного и не раненного, то только в быстроте. И он затанцевал вокруг, нанося один быстрый удар за другим.

Такая тактика не прошла бы с быстрым и вертким, к тому же гораздо более сильным Роджером, но Иву приходилось жарко. Грэм видел капли пота, выступившие на его смуглом лбу, закушенные губы, напряженный взгляд. Он только защищался, но уже не пытался атаковать. Ив уставал, и это было хорошо, но и Грэм уставал тоже. Он почувствовал, что правый рукав стал горячим и влажным, и удивился, ведь меч Ива ни разу не коснулся его, но тут же понял, что опять закровоточила незажившая до конца рана от арбалетного болта.

Сам он несколько раз достал противника, но вреда особого не причинил. Ива защищала кольчуга, и меч Грэма, коснувшийся его кончиком, не сумел прорезать ее. Возможно, несколько часов спустя в этих местах у него появятся синяки, но не более. Грэм попробовал отвлечь противника хитрым обманным финтом, и, когда Ив на секунду открылся, рубанул со всей силы по ребрам. На этот раз ему удалось пробить кольчугу, и поверх колец ее выступила кровь. Ив охнул, пошатнулся, но устоял на ногах. Пока он пребывал в замешательстве, Грэм снова ударил в развороте, крутанувшись вокруг себя, но удар его не достиг цели. Подвела нога. Бедро пронзила резкая боль, он упал на колено, и меч прошел вскользь, не причинив вреда. Ив воспользовался этим и ударил сверху, целя по рукам. Меч вылетел из пальцев Грэма и со звоном упал на землю в нескольких шагах от него. Он метнулся в сторону, чтобы подобрать клинок, но дорогу ему заступил Ив, нанеся жестокий рубящий удар, который мог развалить человека пополам. Грэм понял, что о схватке до первой крови можно забыть, что теперь, похоже, Ив решил биться насмерть. Умирать же ему не очень хотелось. Он ушел от удара, перекатившись через спину вбок, и стараясь не обращать внимания на нарастающую пульсирующую боль в ноге и плече.

Он не успел подняться на ноги. Ив поймал его в перевороте, изо всех сил пнув ногою под дых. Грэм, задохнувшись, свернулся клубком, не имея сил распрямиться, и понимая уже, что это конец. Мучительно пытаясь вдохнуть, он уже ждал последнего удара мечом, но вместо этого почувствовал, как жесткие пальцы вцепились ему в волосы, оттягивая голову назад. Ив заставил его встать на колени и приставил клинок к горлу.

— Вот и все, — выдохнул он. — Ты почти покойник, бродяга. Выбирай теперь — или уйдешь, или умрешь.

— Немного чести в том, чтоб прирезать безоружного противника, — заметил Грэм. Говорить было трудно, он словно выплевывал каждое слово.

— Ничего, переживу. Даже если дать тебе меч, ты не сможешь долго сражаться. Ты хромаешь, и у тебя идет кровь.

— У тебя тоже.

Ив бросил быстрый взгляд вниз.

— Это царапина. Впрочем, если хочешь умереть с мечом в руках, я сделаю такое одолжение. Но сначала еще раз предложу — уходи.

— Нет.

— Как хочешь, упрямец.

Ив отпустил его волосы, убрал меч от горла и отступил в сторону. Грэм с трудом поднялся на ноги, подобрал клинок. Нога болела дико. Он взглянул на стоящего напротив противника. Ив тяжело дышал, смуглое лицо его заливала смертельная бледность, но вид был решительный. Кольчуга справа окрасилась кровью. Грэм подумал, что и Ив тоже долго не протянет. Рана вряд ли была царапиной, как он утверждал.

— Ну, давай.

Теперь Грэм не спешил нападать. Он ждал, что предпримет Ив.

А тот тоже не торопился. Он видел, что быстрый прежде противник потерял теперь свою ловкость и увертливость, и решил взять его измором. На его месте Грэм не стал бы тянуть, ведь с каждой каплей крови, покидавшей тело, Ив тоже слабел и становился медлительнее.

Теперь Ив бил на поражение, заставляя Грэма уворачиваться. Каждый удар мог стать смертельным, не отбей его Грэм или не уйди в сторону. Раз за разом ему становилось все труднее и труднее уклоняться. Но и Ив заметно уставал.

Долго так продолжаться не могло, но Грэм даже затруднялся предположить, чем может окончиться схватка. Ив открытым текстом пообещал убить его, но сам он не собирался ни подставляться под меч, ни убивать своего противника. Он даже не хотел наносить Иву серьезных ранений, чтобы не задерживать продвижение отряда.

Но, чтобы обойтись без крови, ему нужно было соглашаться, когда Ив велел уходить немедленно.

Что ж, подумал Грэм, вспомним приемы, которые показывал Роджер. Они, конечно, не слишком честные, но действенные.

Отбив несколько сокрушительных ударов Ива, он сам пошел в атаку, увел меч Ива вверх и в это мгновение ударил его ногой в колено. Этот удар был очень болезненным, он знал это — Роджер как-то раз продемонстрировал на нем, и потом Грэм два дня хромал. Ив потерял равновесие, споткнулся и открылся. Грэм едва не пропустил нужный момент, потому что сам с трудом удержался на ногах. Сейчас можно было нанести смертельный удар, он видел это, но ограничился тем, что просто выбил из рук противника меч. Теперь безоружным был Ив, и Грэм приставил к его груди кончик своего меча.

— Закончили? — спросил он, правой рукой отводя упавшие на лицо волосы, промокшие от пота. Плечо немедленно дернула боль, он поморщился. Кровь все еще текла, пропитывая рукав рубахи. Повязка, конечно же, промокла насквозь.

Ив обжег его яростным взглядом черных глаз.

— Ты, кажется, недавно говорил о том, что нет чести в убийстве безоружного?

— А ты, кажется, не раз утверждал, что у меня нет и не может быть чести? — усмехнулся Грэм. — Так чего же ты ждешь от меня? Но я не собираюсь убивать тебя. Я предлагаю закончить поединок.

— Нет! — плюнул Ив. — Он закончится только твоей смертью, бродяга!

До чего доводит людей ненависть, с сожалением подумал Грэм. Впрочем, он знал, что значит ненавидеть.

С минуту он молча рассматривал Ива. На какое-то мгновение ему показалось, что не Ив, а Роджер стоит перед ним, такая же бешеная ярость была сейчас в черных глазах. Но Роджер не ненавидел его.

— Прошу, — сказал Грэм и убрал меч.

Но Ив не успел и двинуться с места, потому что вдруг из-за дерева неподалеку раздался звонкий голос:

— Может быть, уже хватит?

Они одновременно повернулись, и на лицах у них проступило очень похожее выражение удивления. Из-за дерева вышла Ванда с заряженным арбалетом в руках. Нацелен он был в них.

— Ты что тут делаешь? — хрипло спросил Ив. Дыхание его стало прерывистым, и он зажимал рукой рану в боку, но между пальцами все равно текла кровь. — Ванда, почему ты пришла?

— Потому что, если вас не разнять, вы поубиваете друг друга, — ответила принцесса гневно. — Я же запретила вам драться! Разве нет? Вы что же, ни в грош не ставите запрет своей принцессы?

Оба дуэлянта молчали. Ив бледнел все сильнее, и было ясно, что через несколько минут он просто грохнется прямо там, где стоит. Ванда же этого не замечала. Ее арбалет по-прежнему смотрел между Грэмом и Ивом и был готов, в случае чего, повернуться в ту или иную сторону.

— Что вы сцепились? Я не понимаю, что вы не поделили?..

"Тебя", — хотел сказать Грэм. И промолчал. Ванда, пожалуй, не поняла бы.

— Ну и что же вы молчите? Грэм, убери оружие. В ножны!

Грэм повиновался. Как бы то ни было, драться с Ивом он более не собирался. Это все равно что добить раненого. Ив его жест не оценил — глянул, словно василиск, стиснул зубы.

— Ванда, прошу тебя, не вмешивайся!

— Не вмешиваться? И что? Уйти? Ив, опомнись, у тебя кровь идет, ты ранен! Грэм, у тебя тоже!

— Я не ранен, — возразил Грэм. — Это старая рана.

— Мне плевать! — взорвалась Ванда. — Вы, идиоты, вы мне нужны живыми, понимаете? Оба!

— Позволь нам самим разобраться, — тихо проговорил Ив.

— Не позволю! Я приказываю вам сложить оружие! Ив, я могу доложить о твоем неповиновении отцу. Он с тебя шкуру лентами спустит.

— Не сомневаюсь, — буркнул Ив и, шагнув в сторону, нагнулся за мечом, охнул, схватился за бок и второй рукой. Кровь пошла сильнее. — Будь ты проклят, наинец, — выдавил он, с трудом распрямляясь. Меч остался лежать на земле.

— Я уже проклят, — пробормотал Грэм и хотел подойти к Иву, чтобы помочь снять кольчугу и осмотреть рану. Но Ванда жестом запретила ему двигаться с места и сама подскочила к Иву, бросив арбалет.

Она помогла расстегнуть пояс и освободиться от кольчуги, и он в тот же момент осел на землю. Ванда опустилась рядом с ним на колени и, повернувшись к Грэму, крикнула:

— Приведи Корделию! Пусть она принесет свет, воду и что-нибудь для перевязок!

Надо думать, что принцессу не учили лекарскому искусству. Но Грэм сильно сомневался, что ему учили Корделию, знатную девушку, наперсницу принцессы. А вот он сам кое-что соображал в ранах.

— Я сам посмотрю, — сказал он и, не обращая внимания на протесты Ванды, встал рядом с ней на колени и приподнял рубашку Ива. — Мне света достаточно. А вот ты сходи и принеси воды. И все остальное.

— Чтобы ты добил его, пока меня не будет?

Грэм поднял на нее мрачные синие глаза. Вот, значит, какого она о нем мнения.

— Не будь ребенком, — сухо сказал он. — И не говори глупостей. Поторопись лучше…

Рана, к счастью, оказалась не слишком опасной, просто Ив успел потерять много крови. Острый меч Грэма прорезал плоть, как бритва, оставив чистый порез, длинный, но не слишком глубокий. Грэм промыл рану, зашил ее тем, что оказалось под рукой (он позаимствовал у Корделии ее набор для шитья) и наложил повязку. Ив не издал ни звука во время процедуры, даже когда Грэм шил по живому, и не дернулся, хотя оставался в сознании.

— И часто тебе приходилось шить раны, которые своей же рукой и нанес? — поинтересовался он, когда все было окончено.

— Не слишком, — ответил Грэм. — Но бывало.

— Давайте оставим сентиментальные воспоминания на другой раз, — решительно сказала Корделия, которую привела Ванда. — Грэм, иди сюда, я посмотрю, что у тебя с рукой. Кажется, кровь все еще идет.

Грэм повиновался и стянул рубаху.

— Ого, — тихо сказал Ив, окинув его взглядом.

Интересно, к чему относится это «ого», подумал Грэм. Наверное, к шрамам. Поскольку больше ничего примечательного Ив просто не увидел бы. Мускулатурой Грэм похвастать не мог. Он всегда был поджарым, худощавым и жилистым, особенно этому способствовало жаркое солнце и нечеловеческий труд в каменоломнях Самистра. Ни грамма жира не было в его теле, жестком, как камень, который он ломал и тесал два года. А вот шрамов на его шкуре хватало: и от плетей надсмотрщиков, и полученных в схватках, которых было больше, чем хотелось бы. И уродливое лиловое клеймо с изображением медейского грифона на груди, которым его наградил восемь лет назад палач на эшафоте. И огромный шрам на боку, от разбойничьих вил.

Кроме того, чуть выше живота, куда его ударил сапогом Ив, наливался кровью большой синяк.

— Кто-то изрядно постарался, чтобы свести тебя в могилу, — заметила Корделия на удивление спокойно, разматывая окровавленную повязку на плече. — Но, видно, ты очень живучий.

— Угу, — подтвердил Грэм и взглянул на Ванду. Та смотрела на него круглыми отчаянными глазами, закусив губу.

— Рану ты растревожил, — вынесла вердикт Корделия после беглого осмотра. — Воспаление со всеми вытекающими последствиями. Наверное, замотал ее, чем придется?

— Стерильных бинтов под рукой у меня не было, — проворчал Грэм. Вид у раны и впрямь был скверный. А он-то думал, что она заживает…

Корделия только покачала головой.

— Отлежаться бы вам с Ивом где-нибудь… И что вы за народ?

— Доедем, не развалимся, — подал голос Ив. — До свадьбы заживет.

— Если вы до нее доживете, — отрезала Корделия. — В чем лично я сильно сомневаюсь. Теперь — терпение, Грэм. Я хочу привести твое плечо в приличный вид.

— Дай я это сделаю, — попросила Ванда необычно робко. По ее глазам Грэм понял, что ей очень хочется прикоснуться к нему. Ему тоже было бы приятно, но доверять ее лекарским способностям он не стал бы.

— Ты не умеешь, — возразила Корделия. — Не надо, Ванда, ты только хуже сделаешь.

— Я ненамного хуже тебя умею!

— Значит, вообще никак. Поскольку мои познания в медицине совсем невелики. А теперь не мешай мне, пожалуйста.

Корделия была старательна, но неумела. Грэм кусал губы и думал о том, что никакого обезболивающего, конечно же, у медейцев с собой нет. Если не считать вина, но это плохое средство.

— Давай я пока заштопаю твою рубашку, — предложила Ванда робко. — И Ива тоже…

Сквозь боль Грэм улыбнулся. Кто бы мог подумать, что принцесса Медеи станет штопать дыры на его рубахе?

— Отложи до утра, — сказал он. — Не ночью же…

— Я так ни разу и не достал тебя, наинец, — вдруг проговорил Ив. — Где ты научился так фехтовать? В бродячем цирке?

Сказал бы я тебе, подумал Грэм, где меня учили, да ты не поверишь. А поверишь, еще хуже выйдет.

— Пожалуй, — продолжил Ив, не дождавшись ответа, — если бы не раненое плечо, ты бы раскроил меня на лоскуты в два счета.

— Я бы не стал убивать тебя, раненый или нет, неважно. И давайте уже вернемся на хутор. Как бы Оге, проснувшись, не обнаружил наше отсутствие и не поднял панику.

* * *

Когда они вчетвером вернулись в ставший уже почти родным сарайчик, Оге спал, как ребенок, и никакой паники устраивать не собирался. Как выяснилось позже, он даже не заметил ухода товарищей, и долго удивлялся утром, когда это Ив успел порезаться.

Грэм повалился на солому в свой угол, накрылся плащом и попытался уснуть. Его начинало лихорадить. Все тело болело, как будто его использовали для игры в мяч, дергало плечо. Будет не слишком приятно, если такая маленькая рана повлечет за собой серьезные последствия. Но кто мог подумать? Раньше он был крепче, и все заживало на нем, как на собаке. Теперь, видимо, уже нет.

Утром их снова навестил Гернот, которого интересовало, что за шум раздавался вокруг его дома ночью. Девушки уверили, что все в порядке, просто вышел небольшой спор. Гернот мрачно взглянул на Грэма, кутавшегося в плащ, — рубаха-то его была у Ванды, — на бледного Ива, уже успевшего напялить на себя неизменную кольчугу, покачал головой, пробурчал что-то под нос, и выразил желание, чтобы сарай был освобожден в двадцать четыре часа.

— Очень хорошо, — задрала нос Ванда. — Мы как раз собирались уезжать.

Собираться-то собирались, но, по мнению Грэма, следовало задержаться еще на день или два, чтобы они с Ивом смогли зализать раны. Но теперь выбора у них не оставалось. Входить в конфликт с крестьянином, терпевшим их присутствие столько времени, не стоило. Грэму не хотелось, чтобы его еще раз подняли на вилы, а разозленный Гернот, как ему казалось, вполне был способен за них взяться, чтобы поторопить гостей.

Глава 3

Около полудня они выехали. За час до этого Ванда вернула Грэму рубашку, зашитую и, насколько возможно, отмытую от крови и еще влажную. Это было очень кстати, поскольку сменой платья Грэм не располагал. Передавая ему рубашку, Ванда явно хотела что-то сказать, но поблизости оказался Оге. И хотя девушка всеми силами пыталась намекнуть, чтобы он на минуту оставил их одних, Грэм постарался, чтобы Оге далеко не отходил. Он предчувствовал очередную романтическую сцену со слезами и поцелуями, на этот раз посвященную ночной драке. Боги знали, как он не хотел еще раз трепать нервы себе и Ванде.

Ив самостоятельно забрался в седло и даже сидел, гордо выпрямившись, бледный как полотно и с закушенными до крови губами. Грэму было интересно, сколько времени он продержится так, прежде чем свалиться с седла.

Вообще, экспедиция грозила завершиться раньше времени. Двое ее участников были ранены, а оставшиеся явно не способны к самостоятельным действиям. Дорога до форта, занявшая у Ива неполный день, растянулась на два, так медленно они двигались. К удивлению Грэма, Ив не только ни разу не свалился с седла, но и не издал ни слова жалобы и вообще держался гораздо лучше, чем можно было ожидать. Что касается его самого, то ему становилось только хуже. Растревоженная рана и не думала заживать. Она снова воспалилась и причиняла дикую боль всякий раз, когда Грэм, подзабыв о ней, делал излишне резкое движение. Вместе с болью вернулся и жар. Грэм уж подумывал, не был ли болт смазан какой-нибудь ядовитой гадостью, которая теперь медленно, но верно убивает его.

Корделия приходила в ужас и отчаяние всякий раз, как снимала повязку с его плеча и осматривала рану. Бедная девочка, она ничем не могла помочь, ее знаний не хватало, и Грэм успокаивал ее, как мог.

— Тебе нужен лекарь, — в отчаянии сказала она под вечер того дня, когда они покинули гостеприимный хутор. — Иначе рана загниет, и…

— Если она не загнила до сих пор, думаю, и в дальнейшем этого не случится, — ответил Грэм. — Что касается лекаря — не знаю, где мы тут возьмем его. Придется тебе справляться самой…

— Но я не знаю, смогу ли…

— Сможешь.

Корделия посмотрела на него с большим сомнением, но промолчала.

На второй день пути впереди показался форт. Черной громадой нависал он над подступающими к нему деревеньками и полями. Грэм мысленно прикинул его размеры и подумал, что в Северной крепости мог разместиться гарнизон не в четыреста человек, а раза в два, а то и в три, больший. Безымянный, а какие там должны быть подвалы… Грэм взглянул на вздымающуюся в небо высоченную дозорную башню, и сердце его сжалось от нехороших предчувствий.

— Какой огромный, — пробормотала Ванда, с трудом оторвав взгляд от представшего им мрачного зрелища.

— Какой мрачный, — эхом вторила ей Корделия.

— Подумать только, где-то там сейчас томится мой брат…

— До которого еще нужно добраться, — прервал принцессу Ив. — И мы сделаем это. Мы найдем Дэмьена, чего бы нам это ни стоило, как бы ни была велика его темница.

Видимо, при воспоминании о принце на него нахлынули патриотические чувства. Во всяком случае, Грэм еще не слышал, чтобы он говорил с такой патетикой.

— Ну да, и сколько бы народу его не охраняло, — закончил он мрачно. — Ты слишком оптимистичен.

— А тебя вообще никто не заставляет ехать с нами, — огрызнулся Ив.

Похоже, у него что-то стало с памятью, и он напрочь забыл, как в Акирне сказал Грэму, чтобы тот и думать забыл об отъезде. Или просто настроение у него менялось. Или… или были какие-то свои соображения.

Грэм не стал ничего отвечать, в надежде, что на этом очередная словесная стычка и окончится. Надежды его не оправдались. Иву хотелось поговорить, и даже присутствие Ванды его не сдерживало. Видно, он решил, что после того, как она видела поединок, скрывать от нее больше нечего.

— Хотя, пожалуй, я ошибаюсь, — продолжил Ив. — Ты помнишь, я назвал тебя псом. Не знаю, обидело тебя или нет, да мне и плевать. Я продолжаю придерживаться мнения, что сравнение это верно. Даже в том, что оставаться с нами тебя вынуждает поистине собачья преданность.

— Иди к Безымянному, Ив! — вспыхнул Грэм. — Я не давал клятв верности! Если кто и демонстрирует собачью преданность, так это ты.

— Клятвы верности здесь ни при чем. К тому же, ты и понятия не имеешь, что это такое, вор.

— Это потому, что я никогда никому не служил.

Говоря откровенно, это была полуправда. Грэм действительно не присягал на верность ни человеку, ни организации, но Ночная гильдия… Пожалуй, можно сказать, что он служил ей, хотя и не давал никаких клятв. Но с этим было покончено, да и Иву совершенно необязательно было знать такие подробности.

Ив усмехнулся.

— Не сомневаюсь. Но теперь ты решил попробовать, не так ли? Кажется, Ванда обещала тебе от имени своего отца деньги, поместье, титул в награду за верность? Может быть, это — причина твоего упорства? Тогда могу сказать, что ничего из обещанного ты не получишь, и единственное, чем наградит тебя король — топор и плаха. Или, может быть, веревка. Король, конечно, любит свою дочь, и не может отказать ей ни в чем… почти ни в чем… но если речь пойдет о том, чтобы помиловать преступника, да еще даровать ему все вышеперечисленное… Король не пойдет на это. Может быть, в благодарность он оставит тебе жизнь, отправив обратно в каменоломни, но не более.

— Не распускай язык, — обернулась покрасневшая от гнева Ванда. — Как ты можешь говорить за моего отца и оспаривать мои слова?

— Ты лучше меня знаешь, что представляет собой твой отец, — спокойно ответил Ив. — И он никогда не изменит решения, чего бы оно ни касалось. Он оставил твоего брата в руках касотцев, обрек его на смерть, и ты думаешь, что он проявит больше милосердия к обласканному тобой голодранцу, к тому же — преступнику? Нет, Ванда. Благодарности не будет. И нам остается только молиться, чтобы нас не постигла та же участь, в случае, если мы вернемся с Дэмьеном.

— О чем ты говоришь?!

— О том, что король не желает видеть своим наследником Дэмьена. И тебе это прекрасно известно.

Красная от злости Ванда молча смотрела на него.

— Что-то я уже ничего не понимаю, — посетовал Оге. — По-моему, вас занесло куда-то не туда.

— Если бы, — сухо сказал Ив.

— Не хочу говорить об этом сейчас! — заявила Ванда гневно. — Но я еще припомню этот разговор.

Вечером того же дня, когда все разошлись по комнатам деревенской гостиницы неподалеку от форта, Грэм проклял миг, когда ему показалось, что одиночества с него хватит, и поехал к поднимающемуся над равниной дыму.

Всю ночь он не спал, не только из-за мрачных мыслей, но и из-за раны. Компания специально устроилась на ночлег в гостинице, а не под открытым небом, чтобы не причинять лишних страданий раненым, но Грэму не стало легче. Жар усилился, и спасался он, только смачивая полотенце в тазу с прохладной водой и обтирая им горящее лицо. Лежать он не мог, раненое плечо не позволяло устроиться удобно, и он слонялся по комнате, не зная, где и как ему провести ночь. К счастью, своими блужданиями он никому не мешал, поскольку в спальне находился один: все пятеро взяли себе отдельные комнаты, воспользовавшись тем, что в гостинице, кроме них, не было других постояльцев. Возможно, этот вариант был не лучшим с точки зрения безопасности, но всем хотелось провести эту ночь роскошно. А если получится, то и следующие несколько ночей. Ведь меньше чем через неделю им предстояло проникнуть в Северную крепость, и никто не знал, все ли вернутся оттуда.

Когда время перевалило заполночь, Грэм еще не спал и даже не помышлял об этом. Теперь его немного лихорадило, и он закутался в плащ и уселся на кровати, скрестив ноги. Хорошо было бы выпить вина, но хозяин гостиницы наверняка уже спал, и беспокоить его не хотелось, поэтому Грэм обходился водой.

Вдруг в дверь его комнаты раздался тихий стук. Грэм вздрогнул, подумав, не показалось ли ему. В состоянии, в котором он сейчас пребывал, можно было увидеть и услышать, что угодно. Но через полминуты стук повторился, уже громче, и Грэм понял, что на самом деле слышал его.

— Войдите, — сказал он негромко, недоумевая, кого это принесло глухой ночью.

Дверь тихонько отворилась, и в образовавшийся проем проскользнула тоненькая фигурка. Грэм вздрогнул, подумав было, что Ванда почтила его поздним визитом, но при тусклом неверном свете огарка свечи, стоявшей на столе рядом с кроватью, быстро разглядел, что это не принцесса, а ее подруга.

— Я не разбудила тебя? — тихо спросила Корделия, приближаясь.

Судя по всему, она еще не ложилась. Ее светлые тонкие волосы были разделены пробором и заплетены в две косы. Так она убирала их впути, а на ночь переплетала в одну. И одежда на ней была дорожная, только плащ и куртку она сняла.

— Нет, я не спал, — ответил Грэм. — А тебе что не спится?

— Не знаю, — Корделия пожала плечами. — Тревожно мне что-то… Да и поговорить с тобой хотелось наедине.

Грэм удивился.

— Ну садись, — сказал он, указав на стул рядом с кроватью. — Или ты предпочитаешь на кровати? Если что, я подвинусь…

— Нет, мне вполне хватит и стула, — поспешно ответила Корделия и уселась на стул. Взглянула на Грэма. — Плечо болит?

Он кивнул.

— Я плохой лекарь, — покаянно сказала она. — По правде говоря, меня этому и не учили, но мне кое-что рассказывал наш лекарь. Но этого слишком мало.

Грэм промолчал.

— Нужно все-таки найти настоящего лекаря, чтобы он посмотрел твою рану.

— Корделия, — мягко перебил ее Грэм, — ты ведь пришла не за тем, чтобы поговорить о ране.

— Да, — согласилась она, — не за этим.

После этой фразы она замолкла, задумавшись. Грэм не торопил ее.

— Когда мы пытались уехать из Акирны, — заговорила, наконец, девушка с обычным своим спокойствием, — и тебя пытались арестовать, стража в воротах принялась расспрашивать нас, как мы оказался в одной компании. Ванда рассказывала, да? Они показали листовку, и в ней было написано твое имя. Полное, не то, что ты назвал нам.

Кажется, Грэм уже понял, куда она клонит, и ему стало как-то совсем неуютно. Меньше всего ему хотелось разговаривать о родственных связях. Но пока он не прерывал Корделию. Молчал, глядя мимо нее на пляшущий огонек свечи.

— Грэм Соло — вот что было там написано. Ты ведь не будешь отрицать, что это твое имя?

— Не буду, — кивнул Грэм. — Меня действительно так зовут.

— Я сразу подумала: странно, почему ты не назвался полным именем? Что в нем такого? Но потом… Имя показалось смутно знакомым, я была уверена, что слышала его прежде. Через некоторое время мне пришло в голову, что фамилию Соло носит один из княжеских домов в Наи. Вроде бы, род Соло — один из самых древних, богатых и знатных в северном королевстве. О князьях Соло говорили, что они настолько горды, что не склонят головы и перед Бороном, явись он им. И тогда я задалась вопросом: по праву ли ты носишь эту фамилию?

— Более чем, уверяю тебя.

— Неужели ты — сын князя Соло? Но почему тогда ты…

— Я его бастард, — прервал ее Грэм сухо. — Моя мать и князь не были… в общем, они не женаты.

— Бастард? — удивилась Корделия. — Князь знает, что ты носишь его фамилию? Он позволил тебе взять ее?

— Позволил. Он официально признал меня своим сыном и наследником.

— О! Наследником? У князя не было других детей, рожденных в законном браке?

— У него были две дочери. Обе старше меня. Но в Наи женщины не наследуют ни при каких условиях. В лучшем случае, состояние перешло бы к их детям мужского пола. В худшем — во владение короны.

— Ничего не понимаю. Ты наследник князя Соло, и тебя разыскивают по городам и весям как разбойника и бежавшего каторжника? Почему? Ты не мог бы рассказать мне все с начала?

— Зачем? — коротко и хмуро спросил Грэм, первый раз за весь разговор посмотрев на нее.

— Чтобы я могла понять, кто ты такой, — просто ответила Корделия.

— Да что тут понимать? Откинь все, что знаешь обо мне, как о наследнике знатного рода, и получишь ответ.

— Этого мало. Кроме того, все не так просто, как ты пытаешься представить.

— Да куда уж проще…

Снова последовала пауза. Корделия, казалось, что-то обдумывала, нахмурив брови; Грэм, не стесняясь, разглядывал ее. Пожалуй, была она красивее августейшей подруги, изящнее и аристократичнее, с более плавными движениями. Грэму раньше нравились такие девушки — тонкие, нежные и почти прозрачные.

— Слушай, — сказала Корделия, приняв какое-то решение. — Я скажу тебе что-то, но это должно остаться между нами. Обещаешь?

— Обещаю. Кстати, я надеюсь, это касается и всего, что было сказано раньше? Оставим в тайне мою принадлежность к княжескому роду.

— Хорошо. Я ничего не скажу, пока ты сам не пожелаешь раскрыть тайну. Хотя и не могу утверждать, что Ванда самостоятельно не поймет того, до чего додумалась я.

— Вот когда поймет, тогда и будет видно, — буркнул Грэм. — Ну, что там у тебя за тайны?

— Извини, если я лезу не в свое дело, но… Что ты намереваешься делать после окончания нашей кампании? — спросила Корделия, в упор на него посмотрев.

Ее вопрос, в общем-то, вполне логичный, заставил Грэма растеряться. Он еще не думал, что последует за освобождением принца, поскольку ему хватало других, более насущных проблем.

Корделия словно прочитала его мысли.

— Полагаю, ты еще не задумывался об этом. Напрасно, я бы сказала. Насколько я знаю, тебя ищут не только в Касот, но и в других западных королевствах тоже?

— А заодно и в Истрии и Самистре, — мрачно добавил Грэм. — У меня большой размах.

— В твоем родном королевстве на тебя тоже идет охота?

— Еще как…

— Значит, свободно гулять по материку, да и по некотором заморским странам, тебе не удастся, — заключила Корделия. — Если только не прятаться по щелям, как крыса. Думаю, тебе не захочется такой жизни.

Грэм промолчал, не понимая, к чему ведет Корделия, и почему ее так интересует его дальнейшая судьба.

— Тебе остается только уехать куда-нибудь очень далеко — на юг, к дикарям, или на восток, где ничего нет, только степи и кочевники. Не знаю, чем бы там стал заниматься такой человек, как ты.

— Ну мало ли. Коней пасти, например. Чем не занятие?

— Сомневаюсь, — улыбнулась Корделия. — Пастух из тебя, извини, никакой…

— К чему ты ведешь? — не выдержал Грэм.

— Или ты можешь вернуться с нами, — невозмутимо продолжила она. — К королю Тео.

Предположение это показалось Грэму настолько абсурдным, что он не удержался и расхохотался, несмотря на мрачное расположение духа.

— Я еще в своем уме! Ты что же, думаешь, я сам приду к вашему королю, чтобы он тут же снес мне голову?! За кого ты меня принимаешь, за самоубийцу? Явиться к Тео все равно что преклонить колени на эшафоте и самому положить голову на плаху. Когда мне надоест жить, я, возможно, так и сделаю, но… Пока меня туда не заманишь никакими обещаниями.

— Не считай и меня тоже полной дурой, — оборвала его Корделия. — Я думала об этом. Ты говоришь, что тебя ничем не заманишь к Тео, но… как же Ванда? Разве ты не любишь ее и не готов последовать за ней куда угодно?

Смех Грэм точно ножом отсекло. Корделия, нарочно или нечаянно, попала в самое его больное место.

— Я-то готов, — сказал он глухо. — Но захочет ли она? Пока ее брат в темнице, я ей нужен, но потом… не знаю. К тому же, если я сам явлюсь к Тео… Корделия, я действительно не знаю.

— Ванда обещала заступиться за тебя перед отцом, — напомнила Корделия.

— Обещала. Но захочет ли она выполнить обещание, когда брат будет с ней, а она сама вернется домой? Сейчас она может наобещать золотые горы, лишь бы только удержать нужного человека.

Корделия недоуменно нахмурилась.

— Хорошего же ты о Ванде мнения. Ты действительно любишь ее? О любимом человеке так не говорят.

— Я действительно люблю ее, — ответил Грэм. — Если только это слово вообще имеет какое-то значение. Но я не питаю иллюзий. Моя любовь не застилает мне глаза, я вижу все недостатки, но они не имеют для меня никакого значения, вот и все.

— Понимаю, — вздохнула Корделия, неожиданно погрустнев. — Но обычно все закрывают глаза на отрицательные стороны характера любимого человека… Впрочем, мы отвлеклись. Так значит, ты думаешь, что как только ты перестанешь быть полезным Ванде, она забудет все обещания, ей станет безразлична твоя судьба?

— Не исключаю такой возможности.

— И поэтому ты, хотя готов следовать за ней куда угодно, к Тео не пойдешь?

— Именно.

— Интересно. Кажется, ты противоречишь сам себе…

— Может быть, — вздохнул Грэм и потер ладонью лицо. — Но все равно, к Тео я не пойду.

— Но я сказала не все, — вдруг прервала его Корделия. — Подумай еще вот о чем, помимо обещания Ванды заступиться за тебя. Ты — нобиль, и высокородный. Твой отец был одним из самых знатных людей в Наи. Если ты сможешь доказать, что ты на самом деле сын князя Соло, Тео отменит свой приговор.

— С чего бы это? — хмыкнул Грэм. — Разве есть какое-то особенное правосудие для нобилей? Первый раз слышу.

— Напрасно. Не знаю, как у вас в Наи, а в Медее для знатных людей существует свой суд. В самом худшем случае, Тео не отменит, а смягчит свой приговор.

— Еще не легче! Отменит казнь, а вместо этого опять отправит на каторгу! Нет уж, я предпочту пойти под топор, чем соглашусь на такое помилование.

— Нобиля не могут отправить на каторгу, — нахмурилась Корделия.

— Это ты так думаешь. Высокородных подонков в каменоломнях и шахтах, конечно, поменьше, чем безродных, но тоже хватает.

— Говоришь со знанием дела?

— Именно, — повторил Грэм сквозь зубы.

— Извини. Но ты просто выводишь меня из себя своим ослиным упрямством!

— Дело не в упрямстве. Просто я знаю, о чем говорю, а ты — нет.

В ответ на это Корделия одарила его взглядом, которому, несомненно, выучилась у Ива. Грэм подивился: ну надо же, довел такого спокойнейшего человека, как Корделия, до бешенства, — но продолжал гнуть свое. Пока собеседница уговаривала его сунуть голову в пасть медейского грифона (то бишь медейского правосудия в лице короля Тео), он припомнил разговор двух подружек, невольным свидетелем которого стал некоторое время назад.

— Никак не могу понять, тебе-то что за печаль? Почему ты так усердствуешь, чтобы убедить меня вернуться с вами? Ты ведь настаивала, чтобы Ванда распрощалась со мной, и побыстрее.

— Откуда ты знаешь?

— Я слышал ваш разговор.

— Когда?!

Грэм пояснил, когда и где произошел упомянутый разговор. Даже при тусклом свете свечи стало видно, как покраснела бедная Корделия; в глазах ее боролись гнев и стыд. В конце концов, гнев победил, или она просто сделала вид, что признание Грэма оскорбило и разозлило ее, а не заставило устыдиться.

— Так ты подслушивал нас?!

— Да, — просто ответил Грэм.

— Ты… ты… — она не находила слов. — Ты просто негодяй! — судя по всему, ругательства сильнее она не могла подобрать или произнести. — И ты стоял и слушал, что мы говорим о тебе?!

— Я был не в силах уйти. Любопытство, понимаешь ли…

— Ты должен был уйти или как-то дать знать о своем присутствии!

— И пропустить так много интересного?

Корделия вскочила со своего места, раскрасневшаяся, раздраженная и смущенная одновременно.

— Я все понимаю, но… О боги, и куда смотрят глаза Ванды?! У нее нет ума, у тебя — совести, а я тут стараюсь ради вас… Нет уж. Я не желаю больше с тобой разговаривать.

— Воля твоя, — ответил Грэм, немало озадаченный бурной реакцией собеседницы. Корделия всегда казалась ему очень сдержанным человеком, и он не ожидал от нее таких эмоций. — Не я начал разговор.

— Ты совершенно невозможный человек, — заявила Корделия все еще пылко. — Не понимаю, что нашла в тебе Ванда?

— Не думаю, что она сама это понимает. Да и я тоже… Но ты, кажется, не хотела продолжать более нашу беседу?

— Послушай, — Корделия, не обращая внимания на его последнюю фразу, опустилась на свой стул и попыталась взять себя в руки. Надо сказать, ей быстро удалось справиться со своими страстями и обрести обычное спокойствие. — Мы с Вандой росли вместе. Мы дружим, сколько я себя помню, она моя лучшая подруга, она как сестра мне. Даже ближе: с родной сестрой мы так не доверяем друг другу, как с Вандой. Я знаю ее, как саму себя. Поэтому я знаю, что благоразумие не входит в число ее достоинств. Если она что-то вбила себе в голову, никому и ни за что не удастся переубедить ее. Сейчас она уверена, что любит тебя, она честно верит в это. Может быть, это и впрямь так, но лично я сомневаюсь, зная легкомыслие Ванды. Ее увлечения меняются с поразительной быстротой. Но когда мы вынуждены были уехать из Акирны без тебя, я видела, сколько слез она пролила. Из-за тебя она поссорилась с Ивом, а ведь он ее близкий друг. Так что, хотя я знаю, что неразумно поддерживать Ванду в ее заблуждении, но… я не смогу уговорить ее расстаться с тобой. А если с тобой что-то случится, какое-нибудь несчастье… или обстоятельства разлучат Ванду с тобой… не знаю, как она на это отреагирует. Она всегда хватает через край в эмоциях. Поэтому я хочу, чтобы ты оставался с ней, покуда возможно, и при этом я хочу спасти твою шею. Понимаешь?

— Еще бы, — медленно сказал Грэм, немного сбитый с толку тирадой Корделии. — Ты заботишься о Ванде, чего тут не понять? Не хочешь, чтобы она лила слезы из-за подобранного на дороге блохастого (как тут выразился Ив) полуприрученного пса, вдруг сорвавшегося с привязи? Понимаю…

— Ничего ты не понимаешь! — снова вспыхнула Корделия. — При чем тут пес? Это слова Ива, не мои!

— Да какая разница, чьи, если суть одна, — вздохнул Грэм и откинулся на стену, поморщился от боли в плече при неловком движении. — Извини, Корделия, но я очень устал. Возможно, мне удастся уснуть сейчас, так что…

— Конечно, — она тут же встала. — Через минуту я оставлю тебя. Но сначала подумай хорошенько, и скажи: нет — это твой окончательный ответ?

— Окончательный.

— И тебе не будет больно разлучиться с Вандой навсегда?

Грэм помолчал, потом честно ответил:

— Будет. Но что ж из этого? В любом случае, нам предстоит разлука. Тео ни за что не согласится на наш союз.

— Но он может не возражать против дружбы. Впрочем, как знаешь. Не буду тебя больше уговаривать. Спокойной ночи, Грэм.

— О боги, помогите нам, — пробормотал Грэм, проводив ее взглядом. — Кажется, нам никогда не выпутаться из этой истории.

Глава 4

Под утро ему действительно удалось уснуть. Боль то ли отступила, то ли он просто перестал ее замечать, и он проспал мертвецким сном до самого полудня, благо никто его не потревожил.

Последующие несколько дней компания провела достаточно приятно. Пришлось немного потесниться, потому что в гостиницу нагрянули и другие гости, которых Грэм определил как наемников, но в остальном им никто не мешал. Даже вольная компания, состоящая из четырех человек, которые вели себя довольно шумно, не цепляла их. Возможно, потому, что редко кто из медейцев спускался вниз и еще реже сталкивался с ними в общей зале или еще где-либо.

Проведя некоторое время в тепле и спокойствии, под крышей, Грэм почувствовал себя гораздо лучше. Рана, наконец, начала заживать, и он обращался с ней крайне осторожно, чтобы вновь не потревожить ее и не вызвать очередное воспаление. К моменту выхода в крепость он должен быть в хорошей форме, а если не сможет свободно двигать правой рукой, какой от него толк?

Что касается второго раненого, тот изначально чувствовал себя гораздо лучше Грэма. Его рана, казавшаяся на первый взгляд гораздо более серьезной, причиняла не так уж много неудобств и почти не болела. Она даже не воспалилась после того, как Грэм буквально на коленке заштопал ее; данное обстоятельство сильно удивляло Ива.

Но, несмотря на относительно нормальное самочувствие, настроение у Грэма было поганейшее, чему немало способствовал последний ночной разговор с Корделией, который никак не шел у него из головы. Жизнерадостная болтовня Оге, с которым он после перерасселения оказался в одной комнате, выводила его из себя. Рыжий медеец встряхнулся, пришел в свое обычное расположение духа и разговаривал так же много, как раньше, по делу и не по делу. Ив игнорировал его — судя по всему, его волновало что-то значительно более важное, чем чепуха Оге, — а Грэм с трудом сдерживался, чтобы не психануть.

Ему хотелось, чтобы этот поход, наконец, окончился, и он смог бы развязаться с медейской компанией. Правда, он не знал, как будет дальше жить, но старался об этом заранее не думать. Время, чтобы помучиться, еще будет в избытке.

Пока он старался избегать встреч с девушкой, насколько это было возможно. Или, по крайней мере, старался не оставаться с ней наедине. Ванда посылала ему укоряющие взгляды и всеми силами пыталась дать понять, что хочет поговорить с ним без свидетелей, но он делал вид, что ничего не замечает. Точно так же он обходился и с Корделией, которая слишком часто многозначительно на него поглядывала и явно на что-то намекала.

* * *

На вторую встречу с Хельмутом Ив снова отправился один. Чувствовал он себя вполне здоровым, сопровождение ему не требовалось; к тому же два человека привлекали гораздо больше внимания, чем один. В этот раз Ив обернулся быстро, всего часа за три. Новостей он привез две: приятную и неприятную. Приятная новость заключалась в том, что Хельмут не отрекался от своих слов и через день, поздним вечером готов был встретить их в подземелье, у первой двери, с ключами в руках, и помочь, чем сможет. Неприятная новость была такова, что завтрашним днем в крепости ожидали прибытия императора, который желал еще раз переговорить с важным пленником и, возможно, добиться от него того, чего не смог добиться от короля.

— Значит, послезавтра может быть уже поздно, — упавшим голосом сказала Ванда. — Если Барден возьмется за допрос со всей серьезностью, мы можем не найти Дэмьена на прежнем месте…

— Но нам больше ничего не остается, — ответил Ив. — Только надеяться на удачу. На то, что хотя бы еще один день Дэмьена никуда не переведут.

— Нет, мы можем еще кое-что сделать, — возразила вдруг Корделия. — Нам не обязательно дожидаться условленного времени. Мы можем отправиться не мешкая, сегодня же. Или даже завтра. Если император прибудет днем, до вечера у него едва ли будет время заниматься пленником.

— Это безумие, — тут же возразила Ванда, и Грэм был с ней абсолютно согласен. — Я уже не говорю о том, что в ожидании императора усилится бдительность, но ведь мы даже не знаем дорогу к камерам пленников! Кроме того, Хельмут предупредил нас, что путь преграждает множество дверей! Как же мы сумеем открыть их?

— Когда император уже будет внутри крепости, бдительность, как ты говоришь, усилится еще более, — Иву, судя по всему, безумная идея Корделии пришлась по вкусу. Грэм ужаснулся. Если уж Ив потерял голову, чего же теперь ждать от остальных? — А что касается запертых дверей, так на что же еще может сгодиться вор, присутствующий среди нас?

Выпада в свою сторону Грэм не ожидал и потому немного растерялся. Остальные, между тем, молча смотрели на него. Очень быстро Ив потерял терпение, решив, видно, что молчание затянулось.

— Ну, что скажешь, вор? Дверь открыть тебе по силам?

— Двери бывают разные, — вздохнул Грэм и взглянул на Ванду. Взгляд этот решил дело, рассеял все его колебания — девушка смотрела такими умоляющими глазами, что устоять было невозможно. — Я думаю, можно попробовать.

— Пробовать нам нельзя, — резко сказал Ив. — Если будем пробовать, лишимся голов. Нам нужно действовать. Итак, решено — выступаем сегодняшним вечером, одни, без помощи Хельмута.

— Только не полным составом, — сказал Грэм. Почувствовав на себе недоумевающие взгляды, он пояснил: — Оге ведь говорил, что не умеет плавать, так? А нам придется перебираться через ров.

— Но вы же не собираетесь оставить меня одного здесь? — занервничал Оге. — Что я буду делать?

— Я тоже не умею плавать, — тихо проговорила Корделия, немного покраснев. — Так что, Оге, один ты не останешься…

— Замечательно! — зашипел Ив. — Просто замечательно! Что же вы раньше молчали?!

— Я не молчал! — запротестовал Оге возмущенно. — Я еще давно говорил…

— Без нервов, — вмешался Грэм. — Успокойтесь. В любом случае, лезть в крепость большой компанией нельзя. Кому-то пришлось бы остаться. Теперь нам просто не придется делать выбор, вот и все. Оге и Корделия будут ждать нас здесь, а в случае, если мы не вернемся, они смогут отправиться домой и…

— Мы вернемся, — с яростью сказал Ив.

— Тогда вообще не о чем волноваться. Мы вернемся, и вместе поедем обратно, вот и все.

— Мне все равно это не нравится, — заявил Оге. — Не хочу я сидеть тут и ждать вас.

— А что ты предлагаешь? — поинтересовался Грэм. — Сидеть на берегу рва и ждать нас там?

— Хотя бы и так.

— Оге, не глупи.

Оге насупился, лицо его приняло упрямое выражение.

— И не старайтесь, и не уговаривайте! Все равно у вас ничего не выйдет.

— А мы и не будем уговаривать, — вступила Ванда. — Что, если я просто прикажу?

Оге захлопал глазами, как обиженный ребенок, и открыл рот, чтобы сказать что-то в свою защиту, но Грэм опередил его.

— Кстати! Ванда, будет лучше, если ты тоже останешься.

Он ожидал бурю эмоций, и она воспоследовала.

— Что?! Ты хочешь и меня оставить? И уйти с Ивом вдвоем? Да ни за что! Я вас вдвоем не отпущу, хотя бы потому, что за вами нужен глаз да глаз! Вы ведь на дух друг друга не переносите, и, чего доброго, кто-нибудь из вас убьет другого раньше, чем вы сможете найти Дэмьена.

— Я согласен с Грэмом, — проигнорировал Ванду Ив, в кои-то веки продемонстрировав редкое единогласие с Грэмом. — Ванде незачем идти с нами, чем меньше народу, тем лучше. Но вот подождать нас действительно можно на берегу. Конечно, не на открытом месте. Нечего двум девушкам, да и Оге тоже, торчать в касотской таверне.

Грэм мог бы поспорить с ним, но не стал, хотя и считал, что рядом со рвом будет много опаснее, чем в гостинице. Но, во-первых, он уже успел смертельно устать от споров, а во-вторых, время споров вообще прошло. Теперь нужно было действовать, а не болтать, на это просто не оставалось времени.

Впрочем, буквально через несколько часов ему пришлось переменить свое мнение относительно безопасности проживания в гостинице.

* * *

У медейцев было еще несколько часов в запасе. Грэм и Ив, на плечи которых ложилась самая тяжелая часть операции, решили не терять времени даром, и хорошенько подготовиться. Остальные, которым пока нечем было заняться, спустились вниз, чтобы заказать ужин. Хотя ни у кого почти не было аппетита (исключая Оге, который, наверное, думал бы о еде и на эшафоте), решили подкрепиться перед выходом, ведь никто не знал, где и когда удастся в очередной раз поесть.

— Мы с Грэмом спустимся позже, — сказал Ив вслед Оге и девушкам. Он вытащил из ножен свой меч и внимательно изучал его, проверяя остроту клинка. — Закажите ужин и для нас тоже, да не съешьте его сами.

— А вы не сидите тут слишком долго, а то дождетесь именно этого, — хмыкнул Оге и скрылся за дверью. За ним последовали девушки, причем Ванда задержалась в дверях, бросив на Ива и Грэма тревожный взгляд. Видимо, она всерьез опасалась, что эти двое, оставь их наедине, все же зарежут друг друга.

Грэм бы на ее месте уже не опасался этого. Как ни странно, после поединка враждебность Ива к нему заметно поуменьшилась. Как видно, он отвел душу и теперь нервничал гораздо меньше. А может быть, искусство фехтования Грэма внушило ему такое уважение, которое затмило все прочие чувства.

— Отличный меч, — заметил Грэм, рассматривая клинок, лежавший у Ива на коленях. До этого момента не было возможности изучить меч: Ив редко вынимал его из ножен, а во время недавнего поединка Грэму было не до того, чтобы восхищаться красотой обнаженного оружия. А меч был красив. Настолько, что бастарда Грэма казалась рядом с ним дешевой поделкой. Клинок меча Ива, длинный, узкий и очень острый, был выкован из отличной стали. Его покрывала тонкая золотая гравировка в виде замысловатого растительного узора, среди которого скрывались какие-то письмена. Даже если это были буквы знакомого Грэму языка, он не мог разобрать их, настолько заковыристым трудночитаемым шрифтом были они написаны. Гарду украшали драгоценные камни, а яблоко было отлито в виде орлиной головы. Нарядное оружие, Грэм даже сказал бы — парадное, и не такой меч таскать с собой, бродя в поисках приключений.

— Это меч моего отца, — ответил Ив, не поднимая головы. — И моего деда.

— И отец отдал его тебе?

— Да, когда я вместе с принцем отправлялся на север. Отец тогда сказал, что меч нужнее мне, чем ему. Я не ожидал такого подарка. Сам король не мог оказать мне большей чести. Между прочим, твоя бастарда, наинец, тоже оружие высокого класса, она весьма неплоха. Как ты получил ее? — Ив взглянул на Грэма; усмехнулся, приподняв бровь. — Вероятно, украл?

— Всего лишь купил, — камни, которыми Грэм расплатился за свой меч, конечно же, были ворованными, но не сообщать же об этом Иву?

— Купил? Интересно. И где же можно приобрести такое оружие, если не секрет?

— В лавке некого наинского купца. Впрочем, тебе это уже не должно быть интересно, при твоем-то мече. Не думаю, чтобы тебе захотелось обзавестись новым.

— Конечно, нет. Но всегда полезно узнать что-нибудь новое. Например, что хорошее оружие можно найти в лавке наинского купца.

Дальнейшие сборы проходили в молчании. Грэму не о чем было разговаривать с Ивом; медеец, как видно, тоже так считал. Дело у них спорилось, и сборы много времени не заняли. Скоро оба были готовы спуститься вниз и присоединиться к Оге и девушкам, которые, должно быть, уже приступили к ужину.

В отличие от Оге, который красовался в бархатном камзоле вместо доспеха, и с одним-единственным кинжалом у пояса, и Грэм, и Ив не собирались расставаться с оружием, а Ив так даже облачился в починенную уже кольчугу, хотя нужды в ней, в общем-то, не было. Наверное, предположил Грэм, он так сроднился с ней, что без нее чувствует себя голым. Сам он накинул на плечи плащ, чтоб меч так не бросался в глаза.

А внизу, в зале, оказывается, творились просто страшные вещи, которых ни Ив, ни Грэм не ожидали увидеть.

Все дни проживания в гостинице медейцам счастливо удавалось избегать встреч с касотскими наемниками, но в этот вечер им не повезло. Оге и девушки спустились в зал и застали там всю четверку, проводящую вечер за пивом и игрой в кости и отчаянно скучающую. Им бы уйти, но они, ободренные, видимо, тем, что солдаты не причиняли им никаких неприятностей все это время, решили, что и сейчас все обойдется, и устроились на противоположном конце зала. Что происходило потом, Грэм не видел, но легко было догадаться даже и без позднейших рассказов Оге. Порядком упитые и скучающие наемники заприметили двух хорошеньких девушек и решили развлечься. Оге, присутствующий тут же, и его жалкие попытки вмешаться, не произвели на них никакого впечатления, а про еще двух вооруженных спутников девушек наемники то ли забыли, то ли не брали их в расчет.

Когда в зал вступили Грэм и Ив, самое веселье только начиналось. Оге был благополучно приперт к стене одним из солдат, мужчиной средних лет с темными, начинающими седеть волосами до плеч; всякие его попытки освободиться сдерживал кончик меча наемника, приставленный к его носу. Такому увальню, как Оге, и думать было нечего вывернуться. Второй солдат, приблизительно тех же лет, сидел за столом, пил пиво и похохатывал, наблюдая за двумя более молодыми товарищами, занятыми девушками. Ванда оказалась в объятиях у светловолосого парня, которых держал ее крепко, словно в тисках; все попытки высвободиться ни к чему не приводили. Как она ни вырывалась, он не отпускал ее, и хотя ей удавалось пока уворачиваться от его поцелуев, было ясно, что грубая сила скоро победит. Корделии же приходилось еще хуже — ее ухажер, здоровенный темноволосый детина, стиснул ее своими ручищами так, что она всхлипывала едва слышно и дышала с трудом, и все норовил запустить руку ей под рубашку. Хозяин гостиницы, хотя отлично все видел, делал вид, что ничего не происходит. Ясно, ему не хотелось связываться с четверкой отвязных пьяных мужиков в железе и при оружии.

Ива при виде этой картины прямо перекосило, и он рванулся бы вперед с мечом в руках, если бы его не удержал Грэм. У него тоже внутри все перевернулось при виде, как какой-то касотский ублюдок лапает Ванду, но он не хотел действовать наобум. Отпускать с миром солдат он не собирался, но подумал, что бросаться на них сломя голову тоже не дело.

— Спокойно, Ив, — шепнул он взбесившемуся медейцу, схватив его за плечо. — Спокойно.

— О чем ты говоришь? Какое еще спокойствие? — зашипел было Ив, выдираясь из его пальцев, но тут обернулся наемник, пивший пиво, и заметил их.

У этого были коротко остриженные русые волосы, жесткое, потемневшее от загара лицо со шрамом на щеке и светлые, северные глаза. Из доспехов на нем была бригантина и наручи; меч он носил за спиной. Грэм подумал, что если наемный солдат дожил до таких лет, дело свое он знает знатно, и тихо вздохнул. С профессионалами ему связываться не хотелось.

Девушки тоже увидели вошедших Ива и Грэма, и их попытки высвободиться стали активнее, хотя и оставались настолько же безуспешными. Парни же, держащие их, только развеселились сильнее.

Тем временем наемник встал из-за стола, легко перескочил через скамью и направился к ним, поправляя на ходу меч. Грэм не стал останавливаться, шел куда и собирался, пока не оказался в двух шагах от солдата.

— Стойте, парни, — обратился к ним тот с ухмылкой, особенно неприятной, потому что двух зубов у него недоставало. — Стойте, где стоите, и не рыпайтесь.

— Пошел прочь с дороги, ублюдок, — с яростью и презрением бросил ему Ив. — Или я распорю тебе брюхо, как свинье, да и твоим дружкам тоже.

— Да что ты говоришь? — ухмылка наемника стала еще шире. — А может, решим дело миром? Ребятки ваших девочек не обидят, только развлекутся немного и вернут в целости и сохранности. И девочкам понравится, уверяю.

Ив решил не продолжать разговоры, а размахнулся и съездил ему по зубам той рукой, на которой носил украшенный камнями перстень. Наемник, вероятно, обладал хорошей реакцией, но теперь он был пьян, и отпрянул недостаточно быстро. Удар был силен, он покачнулся и сплюнул кровью — острые грани камней разорвали ему губу. Выпрямившись, он уже не ухмылялся, и дружки его тоже. Рука его потянулась к мечу, и оружие с легким шелестом вышло из ножен. Ив тоже обнажил меч, и Грэм — вслед за ним, но его больше волновал не стоявший перед ними человек с окровавленным ртом, а его приятели.

Тот, что удерживал у стены Оге, решил больше с ним не возиться. От мощного удара в челюсть Оге сполз по стене без сознания, а его «сторож» направился к своему приятелю, перепрыгивая через скамьи. Двое наемников помоложе тоже решили присоединиться к новой потехе; они отпустили девушек и встали из-за стола, обмениваясь короткими резкими фразами на касотском. Видимо, они рассчитывали сначала избавиться от неожиданной помехи, а потом продолжить развлеченье.

— Безымянный, — едва слышно проговорил Грэм, ожидая, пока подойдут противники. — Четверо против нас двоих не слишком хорошо…

— Ничего, разберемся, — так же тихо ответил Ив. — Но как же неудачно все…

Что неудачно, подумал Грэм — это точно. Только настал решающий день, как возникла такая помеха. Схватка с превышающим числом противником — не самое лучшее, что могло случиться.

Касотцы окружали их, ухмыляясь. Грэм и Ив по молчаливому согласию встали так, чтобы не мешать друг другу и вместе с тем чтобы можно было прийти на помощь в случае необходимости. Грэму было некогда разглядывать подробности, но он заметил, что Корделия, торопливо запахнув на груди рубашку и утерев слезы, бросилась к Оге посмотреть, все ли с ним в порядке; Ванда же не сошла с места, не отрывая глаз от окруженных касотцами спутников.

— Ты пожалеешь о своих словах, щенок, — пообещал тот, которому Ив разбил лицо. — Сильно пожалеешь.

— Сейчас посмотрим, кто тут пожалеет, — ответил ему Ив.

— Даже не вздумай просить о пощаде, — продолжал касотец, выписывая острием меча замысловатые фигуры в воздухе перед лицом Ива. — Будешь визжать как свинья, когда я буду вспарывать тебе брюхо. Да и твой беловолосый молчаливый дружок тоже. А ваши девочки будут на это смотреть. А потом мы прирежем вашего рыжего приятеля и пустим девок по кругу.

Он добавил еще несколько слов на своем языке, и расхохотался вместе со своими приятелями.

А потом началась схватка.

Грэму достался светловолосый парень, который тискал Ванду (чему Грэм был очень рад, руки у него чесались) и мужчина постарше, ударивший Оге. Светловолосый был ненамного старше Грэма и казался не слишком опасным противником, в отличие от своего старшего товарища. Зато они были явно хорошо сработавшейся парой и действовали в редкостном согласии, и Грэму приходилось туго. К тому же, оба его противника были одеты в кольчуги, а у младшего имелся маленький щит, которым он не только оборонялся, но и наносил удары. У старшего же был полуторный меч, и действовал он им, как Грэм своей бастардой, двумя руками.

С несколькими противниками сразу Грэму сражаться уже приходилось, но ни разу еще с настолько сработавшейся парой. Удары следовали с такой частотой, что звон мечей сливался в сплошной гул. Грэму даже некогда было посмотреть, как идут дела у Ива, их оттеснили друг от друга, и теперь его норовили ударить со спины. Пока он успешно отражал атаки, пытаясь достать кого-нибудь из противников. Довольно долго у него ничего не получалось, но, наконец, ему удалось поймать ритм пары касотцев. Теперь нужно было сломать его, сбить напарников, чтобы они потеряли темп и запутались.

Тянуть с окончанием схватки не стоило, Грэм только зря вымотал бы себя, а вечером предстояло трудное дело. Он перехватил меч левой рукой, зная, что большинство людей не привыкли драться с левшами, а освободившейся рукой рванул с плеч плащ. Он намотал его на предплечье и закрутил, обманывая противников, сбивая их с толку, путая удары. Старший наемник не обманулся таким трюком, только заухмылялся шире и бросил насмешливо несколько слов на касотском. А вот светловолосый, менее опытный, растерялся, сбился. Грэм на это и рассчитывал. Он резким движением стряхнул плащ с руки и набросил его на голову светловолосому, отбил атаку второго противника, ушел из-под следующего удара и рубанул парня в лицо, прямо сквозь плащ. Светловолосый взвыл и повалился, схватившись за лицо.

Старший касотец, с лица которого ухмылку будто стерли, зарычал что-то и удвоил частоту ударов, осыпая Грэма ругательствами вперемешку на всеобщем и касотском языках. Но стало легче, не приходилось уже крутиться в две стороны, обороняя еще и спину.

Смертельная пляска сверкающей стали продолжалась, мечи сталкивались, звенели. Сильный противник достался Грэму — опытный солдат, быстрый, хитрый, знающий. Обмануть его финтами и ложными выпадами было непросто, и сам он знал приемы, неизвестные Грэму.

— Парень, брось оружие, я ничего тебе не сделаю, — вдруг сказал касотец, нанося один удар за другим. — Ты хорошо дерешься, не хотелось бы тебя убивать.

— А иди к Безымянному, — ответил Грэм коротко. Удар. Блок. Разворот. Удар. — А лучше — к Борону.

И действительно, короткий разговор во время схватки мог стоить жизни. Грэм приблизился к касотцу, словно танцуя, и коротко, без замаха, ударил в шею. Брызнула кровь, он почувствовал горячие капли на лице, но не обратил на них внимания.

Он остановился и огляделся.

Иву приходилось туго. Оба его противника были целы и невредимы, если не считать раненной руки у темноволосого молодого парня. Правда, и сам Ив был цел, хотя заметно начал уставать. Теснили его сильно. Грэм коротко отсалютовал окровавленным мечом Ванде, смотрящей на схватку круглыми глазами, и отправился на помощь Иву. Он оттянул на себя старшего, того, что носил бригантину. Темноволосый парень тоже был хорош, гораздо лучше светловолосого (который до сих пор катался по полу, зажимая лицо и завывая), но хуже своего приятеля со шрамом, Ив мог с ним справиться самостоятельно.

— Ублюдок, — сказал наемник, окинув быстрым взглядом забрызганного кровью Грэма и оценив стремительность, с которой он расправился с двумя противниками. — Сучий потрох…

— Болтай поменьше, — посоветовал Грэм, смотря прямо в светлые бешеные глаза и переходя в атаку. — Один уже доболтался.

Чего не хватало украшенному шрамом солдату, так это спокойствия, что было странно для такого опытного воина. Он взбесился, то ли от слов Грэма, то ли от увиденного, а может, по каким-то своим, сугубо личным, причинам. Как бы то ни было, ярость застилала его глаза и мешала думать ясно и хорошо рассчитывать свои удары. За что он и должен был поплатиться очень быстро.

— Щенок! — продолжал беситься и шипеть он. — Я выпущу тебе кишки!

Вот ведь заклинило его, подумал Грэм, не отвечая. Брюхо и кишки, ничего более. Впрочем, он что-то выкрикивал еще и по-касотски, но тут уж Грэм его не понимал.

Не получив ни царапины, Грэм распорол наемнику бедро, так что кровь хлынула не хуже чем из горла. Он выронил меч и повалился на бок, пытаясь зажать рану руками. У него, конечно же, ничего не вышло. Грэм опустил меч и встал над ним, взглянул на Ива, который тоже закончил, наконец, схватку и подошел, стряхивая с клинка кровь.

— Будешь добивать? — поинтересовался медеец, разглядывая корчащегося на полу у их ног наемника.

Грэм покачал головой.

— Сам подохнет. И этот тоже, — он кивнул на светловолосого парня с рассеченным лицом, который, наконец, затих, но был еще жив. — А твой как? Мертв?

— Мертвее не бывает.

— Прекрасно. Итак, мы имеем два трупа и еще двоих, которые скоро станут трупами. Неприглядная картина. Если наш любезный хозяин поведает о сегодняшнем столкновении здешним стражам порядка, нам не сдобровать.

Ив бросил свирепый взгляд на хозяина гостиницы и служанок, забившихся за стойку. Те сразу как будто сжались, стараясь стать совсем незаметными.

— Мы же не будем здесь задерживаться, — бросил Ив. — Уйдем сразу же. А потом уже будет неважно. Пойдем, посмотрим, как там девушки и наш герой.

Девушки были в полном порядке, только испуганные и заплаканные. Когда Ив и Грэм подошли, они бросились к ним и буквально повисли на шеях, снова разревевшись.

— Спокойно, — сказал Ив, осторожно снимая с себя Корделию. Он пытался говорить мягко, у него это не получалось. — Уже все кончено. Все в порядке.

— Ты не ранен? У тебя тут кровь!

— Это не моя.

Корделия довольно быстро успокоилась и вместе с Ивом отправилась поднимать с пола пришедшего в себя Оге, вид у которого был обалделый. На левой стороне лица, — там, куда попал кулак наемника, — медленно проступал громадный кровоподтек. Вполне вероятно, что после такого мощного удара Оге лишился пары зубов.

Отделаться от Ванды было сложнее. Грэм уже знал, что если она виснет на шее, снять ее нельзя никакими силами. Ручки у ненаследной медейской принцессы были весьма и весьма цепкими. Тем не менее, избавляться от нее как-то нужно было.

— Ванда, я весь в крови, — сказал он прямо в ее рыжую макушку. — Ты испачкаешься.

— В крови! — Ванда тут же отпрянула, посмотрела на него испуганными глазами. — Ты ранен?

— Нет. Это касотская кровь…

Она бросила взгляд туда, где в лужах крови лежали двое мертвецов и двое живых. Пока еще живых. Ее передернуло.

— Ты страшно убиваешь.

Грэм пожал плечами.

— Как умею. Кроме того, покажи мне хоть одного человека, который убивает красиво…

— Я бы сказал, что это ты, — подошел Ив. — Ты убиваешь даже не красиво — изящно. Нет, правда, кто учил тебя?

— Какая разница? — буркнул Грэм, и, встретившись глазами с понимающим взглядом Корделии, отвернулся.

— Хочешь, я поговорю с Дэмьеном, чтобы он взял тебя в свою личную гвардию?

Грэм удивился так, что с минуту не мог выговорить ни слова, пытаясь понять, шутит Ив или нет. Слова медейца ошарашили не только его: обе девушки тоже изумленно уставились на него, не в силах поверить ушам. Даже Оге, который не полностью еще отошел от свалившей его оплеухи, удивленно хлопал глазами.

— Я не шучу, — серьезно добавил Ив.

— Спасибо за предложение, но я скажу — не надо, — наконец, Грэм нашел в себе силы заговорить. — Личная гвардия принца — это, конечно, прекрасно, но… Но я не присягал на верность никому и впредь не собираюсь.

— От тебя этого и не потребуется. В гвардии есть и наемники, — настаивал Ив.

— Но я-то не наемник. Кроме того, вряд ли Тео понравится, если среди людей принца окажется вор и разбойник.

Ив хотел что-то сказать, но его опередила Ванда:

— А как насчет того, чтобы поступить в мою гвардию, Грэм? Уж я-то сумею уладить все с отцом…

Ну надо же, подумал Грэм, предложения работы сыплются одно выгоднее другого. Если бы он озаботился сейчас проблемой поиска хорошего места, ему не пришлось бы долго раздумывать.

— У тебя же нет гвардии! — фыркнул Оге. Говорил он слегка невнятно, сказывались разбитые губы.

— Ну и что? — задрала нос Ванда. — Не было — так будет! Ну, что скажешь, Грэм? Или, хочешь, я сделаю тебя своим телохранителем? Официально? Отец не посмеет тебя тронуть тогда.

Мысль остаться телохранителем Ванды была, что и говорить, заманчивой. Всегда быть рядом с ней, за ее спиной, следовать за ней, как тень… Грэм, правда, не знал, на сколько его хватит. Как долго он сумеет сдерживать низменные желания. Поэтому он решил пока не давать ответ. Кроме того, на данный момент имелась гораздо более важная проблема.

— Давайте отложим обсуждение моего возможного положения при дворе на потом, — стараясь быть серьезным, предложил он. Почему-то его разбирал нервный смех, сдержать который стоило ему немалых усилий. — Сейчас нам есть, чем заняться.

* * *

Перед тем, как уйти из гостиницы, Грэм и Ив припугнули хозяина и служанок, чтоб помалкивали. Ив пообещал им в случае, если они обмолвятся о сегодняшнем происшествии хотя бы словом, смерть такую же кровавую, как та, что постигла касотским наемников, но отнюдь не столь же быструю. Впрочем, быстрой смерть светловолосого парня и солдата со шрамом, которому Грэм вспорол бедро, назвать тоже нельзя было. Угрозы вроде бы возымели свое действие, но наверняка сказать было сложно. Хозяин казался испуганным, но еще бы ему не испугаться, когда в его заведении на его глазах как свиней зарезали четверых посетителей. Если он окажется законопослушным подданным, он, стоит медейцам выйти за дверь, тут же побежит к ближайшей заставе и расскажет о драке.

А потому мешкать не стоило.

Через час после захода солнца все пятеро уже сидели в сотне метров от рва, окружавшего форт, в густых зарослях орешника. Кони их были стреножены и привязаны тут же недалеко.

— Ждем темноты и выходим, — сказал Ив командирским тоном.

— Темноты мы не дождемся, — ответил Грэм хмуро. — Безымянный побрал бы эти августовские ночи. Мы на севере, и темнее, чем сейчас, уже не будет.

Ив вполголоса выругался на медейском.

— Нас будет видно, как на ладони.

— В воде-то? Не думаю. Главное, не высовываться слишком сильно и не шуметь. А в подвалах нам будет уже все равно, ночь на улице или день.

— Это точно.

— Тогда и ждать нечего. Раньше начнем, раньшезакончим. Только вот что. Оге, слушай сюда. Нечего вам торчать здесь, не хватало еще, чтобы вас нашел патруль. Бери девчонок и дуй к Герноту. Ждите нас там.

— Но… — сделал несчастные глаза Оге.

— Я сказал! — повысил тон Грэм. — Езжайте к Герноту, и без разговоров, — он посмотрел на Ива, тот одобрительно кивнул. — Если он не будет вас пускать, скажите ему… скажите, что мы приедем и уши ему обрежем. А может, и еще кое-что. Пусть подумает. В случае чего — отдайте ему вот это, — он снял с пояса мешочек с золотыми монетами и бросил его Оге на колени. — Ему хватит до смерти. А вот коней наших оставьте тут. Они нам еще пригодятся.

— А ты не хочешь нас спросить? — королевским тоном поинтересовалась Ванда. Впрочем, кроме тона, королевского в ней в этот момент ничего не оставалось. Глаза у нее были огромными и отчаянными, а пальцы рук она судорожно сцепила на коленях.

— Нет, — мотнул головой Грэм. — Хотела получить телохранителя, так слушай теперь, что он тебе говорит.

— Так телохранитель должен быть при мне…

— Еще будет. Ну, хватит болтать. Ив, ты готов? Так и поплывешь в кольчуге, что ли? Снять не хочешь?

— Не хочу, — буркнул Ив. — Но придется.

— Вот именно. Давай, поторапливайся.

Пока Ив освобождался от кольчуги, Грэм подошел к Оге, присел рядом с ним на корточки.

— Смотри мне, — сказал он. — Береги девчонок. Если до нашего возвращения с ними что-то случится, особенно с Вандой, голову отрежу.

— Да какой из меня охранник? — с тоской сказал Оге, понурив голову. — Сам видел…

— Ничего, постарайся уж. Для меня.

Оге кивнул без особого энтузиазма. Грэм с сочувствием глянул на него. С той минуты, как Оге более или менее пришел в себя после богатырского удара, он ходил, как в воду опущенный, что и понятно: девушек он защитить не сумел, и это очень его мучило. Вояка из него был никудышный. Грэм, впрочем, не стал из-за этого относиться к нему хуже, не всем же быть великими воинами, кто-то должен и другими делами заниматься. Он хлопнул Оге по плечу, бросив коротко: "Не вешай нос", — и вернулся к Иву.

Тот уже снял и кольчугу, и подкольчужник, и рубаху, и теперь пытался пристроить за спину свой меч.

— Помочь? — поинтересовался Грэм. Ив утвердительно кивнул. — Ты сапоги-то тоже снимай. Без них плыть удобнее, поверь мне.

Ив бросил на него через плечо яростный взгляд.

— Может быть, нам раздеться догола? То-то касотцы обрадуются…

— Ну, догола не стоит, — невозмутимо ответил Грэм. — Слишком много чести будет… Готово. Давай теперь мой.

Девушки молча наблюдали за их приготовлениями, и только когда они уже были готовы спускаться ко рву, поднялись и подошли к ним.

— Удачи вам, — сказала Корделия и, поднявшись на цыпочки, поцеловала в щеку сначала Ива, потом Грэма. — Будьте осторожны. О боги, как бы я хотела пойти с вами!

— Все будет в порядке, — пообещал ей Ив. — Через несколько дней мы вернемся в вам — с Дэмьеном.

— Может быть, вы все же позволите мне пойти тоже? — несчастным голосом спросила Ванда.

— Нет, — одновременно ответили Грэм и Ив и засмеялись.

— Тогда — удачи, — вздохнула Ванда. Она, вслед за подругой, подошла к Иву и поцеловала его в щеку. — Ив, забудь все те глупости, которые я наговорила тебе — ну, про измену и все прочее…

— Моя принцесса, я о них и не помню, — серьезно отозвался Ив.

Ванда ослепительно улыбнулась ему (впрочем, видно было, что улыбка эта далась ей не без труда) и перешла к Грэму. Тот стоял неподвижно, глядя на нее, и думал, что ему, вероятно, предназначено нечто большее, чем сестринский поцелуй в щеку. Он не ошибся. Ванда крепко поцеловала его в губы, не обращая внимания на остальных присутствующих, а потом заставила наклониться. Ее губы оказались у самого уха Грэма, а кудри щекотали ему щеку.

— Я люблю тебя, — шепнула она. — Так что, пожалуйста, вернись целым и невредимым.

Сегодня просто день сюрпризов, подумал Грэм. Сначала предложение места в королевской гвардии, теперь вот принцесса делает любовные признания. Он не знал, плакать или радоваться теперь. А потому не стал делать ни того, ни другого, просто коснулся губами огненной макушки Ванды и сказал:

— Конечно, вернусь, что может со мной случиться?

— Обещаешь?

— Обещаю, — улыбнулся Грэм.

— Хорошо, — Ванда отпустила его и сделала шаг назад. — Тогда — иди.

Но уйти им не удалось еще минуту или две. Оге тоже желал с ними попрощаться и пожелать им удачи, так что пришлось задержаться, обмениваясь любезностями и рукопожатиями еще и с ним.

После этого, наконец, можно было идти.

* * *

К сожалению, лес не подступал вплотную ко рву, а заканчивался футах в ста пятидесяти от него. Грэм и Ив подобрались к самому краю леса. Точнее, это был уже не лес, а подлесок, в основном молодая поросль кленов и дубов и кустарник. Совсем близко темнела вода рва, за ним возвышались стены форта. На фоне светлого августовского неба четко вырисовывались зубцы стен и фигуры часовых между ними. По стенам крепости двигались яркие огоньки множества факелов, отражавшиеся в темной воде рва.

Парни ждали момента, когда часовые разойдутся в разные стороны, чтобы можно было незамеченными соскользнуть в воду.

Ночь была светлой, но холодной, к тому же от воды тянуло сыростью. Грэм успел порядком замерзнуть. Из одежды на нем оставались одни штаны, подвернутые выше колен. Из вещей у него были только меч в ножнах на спине и непромокаемый кожаный футляр с воровским инструментом и картами Илис. Его спутник был экипирован точно так же, за исключением футляра, и тоже замерз. К тому же, им изрядно докучали комары. Грэм старался не обращать на них внимания, но кожа уже зверски чесалась и зудела везде, куда смогли добраться кровососы.

— Нас сожрут прежде, чем мы успеем что-то сделать, — недовольно пробурчал Ив. — Безымянный побери этих касотцев! Сколько можно торчать на одном месте?

— Тихо! — зашипел на него Грэм. — Возмущаться потом будешь. Наберись терпения и жди.

Ждать пришлось еще с четверть часа. За это время Грэм успел целиком покрыться гусиной кожей, а на теле его, кажется, не оставалось ни единого места, которое не зудело бы от укуса комара. Он смотрел на тихо плещущуюся темную воду и прикидывал, насколько холодной она должна быть. Боги знали, как ему не хотелось туда лезть.

За это время Грэм успел переплести волосы в более тугую косу и подвязал ее, чтобы не мешала. Но даже так она свисала до лопаток. Не обрезать ли мне ее, подумал он, но времени на такие парикмахерские операции уже не оставалось. Часовые, наконец, ушли со своего поста, их темные силуэты медленно двинулись в противоположные стороны.

— Пошли, — коротко бросил Грэм и первым, пригнувшись, быстро направился к реке. Ему было не видно, лицом или спиной повернуты ко рву часовые на стене, и оставалось только молиться, чтобы они с Ивом остались незамеченными, чтобы касотцы не подняли тревогу.

За считанные секунды они преодолели расстояние, отделяющее их от воды, и Грэм первым соскользнул в ров, стараясь не поднимать шума. Ледяная вода обожгла кожу, и он с трудом удержался от вскрика, только втянул воздух сквозь сжатые зубы. Рядом послышался тихий плеск и какой-то сдавленный звук — это нырнул Ив.

Стараясь не высовываться из воды, они быстро и бесшумно поплыли к крепостной стене, к тому месту, что указали Илис и Хельмут.

Грэм подумал, что долго в такой воде он не вытерпит. Вообще, он плавал неплохо, но в таком холоде… Зато он лишний раз порадовался, что с ними нет Ванды, и ей не приходится мерзнуть в воде, такой ледяной, что мертвеют руки и ноги. К счастью, ров был не слишком широким, и долго плыть не пришлось. Минут через пять Грэм уже был у крепостной стены, покрытой мхом и слизью. Вода подступала к самой кладке. Он осмотрелся в поисках Ива и заметил его темноволосую голову на расстоянии вытянутой руки от себя. Пока все шло нормально.

Теперь предстояло найти проход, который привел бы их в нижние помещения крепости. Проход этот скрывался под водой и сверху не был виден, а значит, его нужно было найти, и побыстрее.

— Ныряем по очереди, — едва слышно прошептал Грэм, когда они с Ивом подобрались друг к другу так близко, что почти касались лбами. — Сначала я, потом ты, и так продолжаем, пока не найдем решетку, или что там должно быть.

Ив коротко кивнул. Даже при таком скудном свете было видно, как его колотит дрожь, но он не произнес ни слова жалобы. В его темных напряженных глазах отражалось пламя факелов.

Набрав в легкие побольше воздуха, Грэм нырнул, стараясь не слишком сильно плескать. Ночью под водой от зрения мало толку, и он закрыл глаза. Впрочем, он все равно не умел нырять с открытыми глазами. Пришлось полагаться на руки. Он тщательно ощупывал каждый квадратный дюйм поверхности стены, но пальцы чувствовали только скользкий камень, мох и слизь. Когда легкие уже грозили разорваться, Грэм устремился наверх, к воздуху. Холодный ночной воздух ожег горло и легкие, но все равно это было чудесно — снова дышать.

— Ничего, — помотал головой Грэм в ответ на вопросительный взгляд Ива. Тот молча кивнул и ушел под воду чуть в стороне от места, где нырял Грэм.

Время тянулось бесконечно долго, как показалось Грэму. Ива не было целую вечность, но, наконец, его голова показалась над поверхностью воды. Он тоже ничего не нашел.

Они нырнули еще по четыре раза. Безрезультатно. Грэм начал уже опасаться, что Илис указала неверное место, но это значило, что и Хельмут ошибался тоже, а это уже странное совпадение. Он хотел поделиться своими подозрениями с Ивом, но решил подождать немного. И нырнул еще раз. И снова впустую.

Зато Ив, нырнув вслед за ним, вернулся с радостной вестью.

— Я нашел решетку, — тяжело дыша, сказал он. — Вот здесь, в стороне. Но не знаю, можно ли за нее проникнуть. Мне показалось, она заперта.

— Хельмут что-нибудь говорил тебе об этом?

— Нет, ничего. И Илис, кажется, тоже.

Грэм нахмурился, закусив губу.

— Плохо. Может быть, они в преддверии приезда императора решили навести порядок в форте? Тогда нам придется придумывать что-то еще. Впрочем, подожди. Я посмотрю.

Он нырнул в указанном месте и, действительно, нащупал решетку, про которую говорил Ив. На ощупь она не казалась скользкой, как камни стены. Похоже, ее установили совсем недавно. Грэм покачал ее — держится крепко. Никакого замка или засова он не нашел, а переплетение прутьев было слишком плотным, чтобы между ними удалось протиснуться. Грэм выругался про себя. Похоже, у них неприятности. Для очистки совести, он опустился вниз, цепляясь за прутья решетки, чтобы понять, как велико отверстие, которое она закрывает. Возможно, это вовсе не тот вход, который они ищут.

Неожиданно пальцы его вместо переплетения решетки наткнулись на пустоту. Он, уцепившись за ее край, второй рукой попытался нащупать нижний край прохода. Ему показалось, что решетка оставляет свободным отверстие, через которое он вполне сумеет пролезть. Может быть, обдерет спину и живот, но пролезет. Вот более мощному Иву потяжелее придется.

Оказавшись на поверхности, Грэм, не дожидаясь пока восстановится дыхание, сразу рассказал о своей находке.

— Если это тот ход, интересно, насколько длинным окажется коридор за ним? — озабоченно прошептал Ив. — Впрочем, если он используется в экстренных случаях, а не просто как спуск для воды, то на пределе сил его пройти можно… то бишь, проплыть.

— Да нечего гадать, — отозвался Грэм. — Нужно или делать, или не делать и возвращаться. Если мы будем торчать здесь, то обязательно привлечем внимание часовых. Не думается мне, что здесь водится рыба, за которую нас можно было бы принять.

— Тогда поплыли. Ты вперед, я за тобой. И да будут милосердны к нам боги.

Они оба почти одновременно скрылись под водой. Грэм сразу направился к низу решетки, чтобы не терять времени, поднырнул под нее и довольно быстро сумел протиснуться. Разодрав, как и предполагал, кожу на спине и животе, но осторожничать было некогда. Его, помимо быстро заканчивающегося воздуха в легких, подгоняла мысль об Иве, ждущем своей очереди.

Вынырнуть сразу же за решеткой не получилось. Путь наверх преграждал низко нависающий каменный свод. Грэм быстро поплыл вперед, время от времени проверяя, нельзя ли уже всплыть. По идее, такое подводное плавание не должно было продолжаться слишком долго, иначе спасающиеся из замка, — а ход этот, действительно, скорее всего, был сделан для экстренных случаев, — рисковали нахлебаться воды и утонуть. Но Грэму показалось, что он плывет целую вечность, легкие горели и рвались наружу. Еще немного, думал он, и я — труп. Но тут свод над ним стал явственно подниматься, а еще через некоторое время Грэм не обнаружил над головой никакой преграды и изо всех сил рванулся наверх, рискуя разбить голову о камни в случае, если каменный потолок все же никуда не делся, а просто сильно поднялся. Но, — о, радость! — он ни обо что не ударился, а пробкой выскочил на воздух, откашливаясь и задыхаясь. Через секунду над водой показался и Ив.

Отдышавшись и поняв, что с ним самим, как и с его спутником, все в порядке, Грэм огляделся. Они находились в нешироком коридоре, заполненном водой. Потолок находился высоко над головой, в нем местами виднелись решетки, сквозь которые проникал тусклый свет и лилась вода. Было довольно темно, и поэтому Грэм не смог разглядеть, как далеко тянется коридор.

Он прислушался. Было тихо, и только шумела и капала вода.

— Мы в крепости, — прошептал за его спиной Ив. — Клянусь Рондрой, мы в крепости!

— Погоди еще радоваться, — осадил его Грэм. — Мы еще не открыли ни одной двери, и находимся так же далеко от Дэмьена, как час назад, когда сидели на берегу.

— Тогда пошли… то есть поплыли! По правде говоря, если я проведу в этой проклятой воде еще хоть пять минут, я просто околею.

В этом Грэм был вполне с ним согласен. Вода за решеткой была отнюдь ни теплее, чем во рву, и они оба рисковали замерзнуть насмерть.

Часть 4

Глава 1

К счастью, ничего такого с ними не случилось. Довольно быстро коридор закончился стеной с врезанной в нее частой решеткой, в которую уходила вода. Футах в пятнадцати от стены Грэм увидел нишу с поднятым над водой полом, большую настолько, что там могло поместиться человек пять, и в этой нише — дверь. Судя по всему, ту самую, у которой их должен был встретить Хельмут, приди они двумя днями позже.

Подтянувшись на руках, Грэм вылез из воды на возвышение перед дверью. Ив последовал за ним.

— Следов мы тут оставим огромное количество, — мрачно сказал он, глядя на стекающую с него и Грэма воду. — Если они попадут кому-нибудь на глаза, подумают, что в подвалах завелись водяные.

— Ничего, переживут, — Грэм немного наклонился вперед, выжимая косу. — К тому же, мы не будем долго расхаживать по форту в таком виде. Нам придется разжиться касотской формой.

— Где ты собираешься ее раздобыть? — с подозрением спросил Ив. — Придешь к кастеляну и попросишь у него?

— Здесь располагается гарнизон численностью четыреста человек. И каждый носит форму. Неужели ты думаешь, что мы не найдем среди них подходящий размер?

— Ты хочешь снять одежду с кого-нибудь из солдат?

— Разумеется. Но это чуть позже. Для начала, нам нужно попасть за эту дверь. Отойди немного, я хочу посмотреть, что тут можно сделать.

Ив посторонился, открывая Грэму подступ к двери. Тот склонился над ней, изучая замок.

Света было маловато, но достаточно, чтобы понять — замок совсем простенький. Что и понятно: убегая в спешке, не до того, чтобы вспоминать, как открыть тот или иной замок. Грэм снял со спины кожаный футляр, вытащил из него одну из отмычек, и через полминуты дверь гостеприимно открылась, приглашая войти.

Что они и сделали, очень осторожно, держа наготове обнаженные мечи. Грэм шел впереди, он в темноте видел лучше своего спутника и мог быстрее заметить опасность. За дверью оказалось темнее, чем в коридоре с водой, только откуда-то сверху просачивался бледный свет явно неестественного происхождения. Как он попадал сюда, в подвальные помещения, оставалось неясным, но Грэма мало волновали архитектурные секреты форта. Его больше интересовало, где они оказались.

Он приостановился, давая глазам привыкнуть к темноте и пытаясь припомнить, что там рисовала на карте Илис. Кажется, она говорила, что придется пройти через кладовые. И действительно, комната, в которой они оказались, больше всего походила именно на кладовую. Не очень большая, с каменными холодными стенами, вдоль которых тянутся длинные полки, на которых что-то лежит рядами, на полу бочки и ящики.

Прислушавшись хорошенько, Грэм уловил где-то на пределе слышимости слабый звук шагов. Да, вполне вероятно, что здесь недалеко есть стража, а это значит, что нужно быть очень осторожным.

Жестом Грэм велел Иву не сходить с места и пошел вперед, бесшумно переступая босыми ногами и едва касаясь поверхности стены кончиками пальцев левой руки. Он искал дверь или проем и нашел сразу и то, и другое. В одной стене была запертая дверь, а в другой — ничем не закрытый проем, в котором Грэм увидел отблеск красноватого факельного света. В этом направлении, скорее всего, находилась караулка или что-то в этом роде.

Так же бесшумно Грэм вернулся к Иву и шепотом поведал о своих открытиях, отчаянно жалея, что спутник его не знает тайного языка жестов, распространенного среди воровской братии. Сейчас этот бесшумный язык ох как пригодился бы!

— Это удобный случай заполучить форму, — прошептал под конец Грэм. — Хотя бы один комплект.

Ив согласно кивнул. Они тихо двинулись в сторону проема.

После короткого коридора, пройдя поворот, они оказались в маленькой комнатке, освещенной одним коптящим на стене факелом. Всю обстановку ее составлял грубо сколоченный стол и табурет, на котором спиной к двери сидел человек в черном облачении касотских солдат.

Грэм, подняв глаза к потолку, только головой покачал — хороша стража. Если она вся здесь такая, с похищением Дэмьена не возникнет никаких проблем… Что, конечно же, им на руку.

Стремительно и совершенно бесшумно Грэм подскочил к сидящему солдату и приставил меч к его горлу.

— Ни звука, — предупредил он. — Иначе поплатишься жизнью.

По правде говоря, он не хотел пока убивать касотца, — зачем пачкать кровью одежду и доспехи? — но сообщать об этом не собирался.

Предупреждение его явно было лишним, касотец уставился на двух мокрых полуголых неизвестно откуда взявшихся людей такими изумленными глазами, что было ясно: скорее всего, он лишился дара речи.

— Ты меня понимаешь? — решил удостовериться Грэм. Солдат кивнул. — Отлично. Тогда слушай меня очень внимательно. Ты сейчас разденешься, и чем быстрее, тем лучше для тебя. Снимай все. Ясно?

Касотец закивал. Сговорчивый попался парень.

— Очень хорошо. Сначала сними все оружие, что у тебя есть, и брось его в тот угол. И смотри, не пытайся чего-нибудь учинить, а то враз заработаешь себе второй рот. На шее.

Без возражений касотец снял пояс с мечом, бросил его в указанный угол к ногам Ива, за ним последовал кинжал. Затем он снял с головы простой шлем с наносником и поставил его на стол, взглянул на Грэма круглыми глазами. Под шлемом оказалось совершенно мальчишеское испуганное лицо в раме темных взлохмаченных волос. Парнишке было не больше восемнадцати, у него только усы начинали пробиваться. Впрочем, Грэму было наплевать, восемнадцать, восемьдесят или восемь. Его больше интересовало, подойдет ему самому или Иву одежда этого парня. Вроде бы, он был достаточно высоким и крепким.

— Вы ведь не убьете меня, господин? — спросил касотец на всеобщем с сильным акцентом.

— Если будешь делать все, что я тебе говорю — нет, — заверил его Грэм, на самом деле не будучи в этом уверенным. — Давай, раздевайся.

Через десять минут в распоряжении Грэма и Ива оказались: шлем, черный плащ с простой железной пряжкой (без мертвой головы — такие носили только офицеры), кольчуга, кожаная куртка, рубашка и пара сапог. Штаны Грэм милостиво разрешил оставить. Когда касотец скинул с себя все, что можно, Грэм скрутил ему за спиной руки его же ремнем и запихнул парня в угол. Он еще не решил, убьет или оставит в живых касотца, но допросить собирался в обязательном порядке.

— Кто все это наденет? — Ив кивнул на груду одежды на полу.

Грэма не грела мысль о том, что придется надевать кольчугу, о чем он и сообщил медейцу. Он предпочитал оставаться раздетым, чем напяливать на себя фунты бесполезного, с его точки зрения, железа.

— Как знаешь, — отозвался Ив. — А я вот чувствую себя без кольчуги так, словно с меня содрали кожу.

— Ну так и надевай ее.

Пока Ив возился с одеванием, Грэм решил порасспросить касотца о местонахождении пленных в крепости. Парнишка не упирался, отвечать не отказывался, но многого не рассказал. Он знал, что в форте находится медейский принц, но дорогу к его камере указать не мог, потому что не знал, где именно его содержат. Он знал только, Дэмьен находится не в подвале, где остальные пленные, а в тех камерах, что повыше, возможно даже, в одной из башен. Грэма это не слишком порадовало. Одно дело вытаскивать принца из подвалов, откуда можно в случае чего быстро убежать тем же путем, которым они пришли сюда, и совершенно другое — разыскивать его в башне…

Грэм собирался уже закончить расспросы, но тут вспомнил о решетке, преграждающей путь наружу, в ров. Он полагал, что она должна была подниматься, и хотел узнать, как это сделать. Неизвестно, в каком состоянии они обнаружат принца, а заставлять полумертвого человека лезть в ту щель ему не хотелось бы.

Когда он спросил у парня про решетку, тот вылупил на него удивленные глаза.

— О чем вы говорите, господин? Я ничего не знаю про этот ход!

— Врешь, — бросил Грэм, подумав между тем, что, скорее всего, парень говорит правду. Простой солдат может и не знать про потайной ход. Но тогда сам он свалял дурака, упомянув про него. Когда парня найдут раздетым и связанным, возникнут вопросы, и он может вспомнить, что незваные гости говорили про ровную решетку. А Грэму не хотелось бы, чтобы кто-нибудь знал о пути, которым они сюда проникли.

— Клянусь вам! — горячо проговорил касотец. — Мне ничего не известно!

Грэм взглянул на него с сожалением. Н-да, жаль… Он пообещал мальчишке не убивать его, но что поделать? Обещания не всегда удается сдерживать. А от свидетелей избавляются. Грэм схватил левой рукой парня за густые темные волосы, оттянул голову назад и правой рукой одним движением перерезал ему горло. На миг он встретился с умоляющими светлыми глазами мальчишки, но рука его не дрогнула.

— Ты убил его? — вскинулся Ив, поправляющий на плечах черный плащ.

— Да.

— Но зачем? Связанный, он не причинил бы нам вреда.

— Если его найдут, о нашем присутствии узнают в любом случае, будь он жив или мертв, — Грэм умолчал тот факт, что найдут его, по всей вероятности, очень нескоро. — Но мертвецы молчат. Так он не сможет ничего рассказать.

Ив покачал головой.

— Но безоружных…

— Заткнись, — оборвал его Грэм. Только моралей о чести ему сейчас и не хватало. — И пойдем.

Хорошо бы убрать труп, подумал Грэм, спрятать его куда-нибудь, да хотя бы оттащить и сбросить в ров. Увы, на это не было времени, да и пользы тоже вышло бы мало. Из рассеченного горла успела натечь лужа крови, не убирать же ее?

Между тем, стоило подумать, куда направиться дальше. Слова юного касотца совершенно спутали их первоначальные планы и оставили больше вопросов, чем ответов. Впрочем, Грэм видел пока только одно направление, в котором можно двигаться. Запертая дверь в кладовой. Комната, где они нашли стражника, выходов не имела.

За кладовой последовала череда похожих помещений, соединенных между собой совершенно нелогичным образом. Если бы Грэм не запоминал в точности, куда они идут, они уже заблудились бы здесь. К счастью, его память была натренирована такого рода упражнениями: богатые дома, в которых он бывал частенько, имели столь же нелогичную планировку.

Во всех комнатах царила тьма. Можно было прихватить факел из караулки, но он мог бы привлечь нежелательное внимание, и Грэму приходилось полагаться исключительно на чутье.

Ему жутко мешал Ив, который совершенно не ориентировался в темноте, да и шумел в своей кольчуге так, что оставалось неясным, почему на шум еще не сбежалась половина гарнизона форта. Грэм подумывал, что один гораздо лучше справился бы, но разве скажешь об этом Иву? Ведь это его принц, и, как он считает, его долг.

К счастью, им пока не повстречалось больше ни одного стражника. Отпирая двери одна за другой, довольно быстро Грэм добрался до комнаты, которая размерами казалась меньше всех предыдущих, была не так заставлена ящиками и прочей тарой, а, кроме того, в ней имелась лестница. Ведущая как вверх, так и вниз.

Грэм осторожно поднялся на две или три ступеньки, держа наготове меч, и взглянул вверх. Там виднелось красноватое мерцание факельного света. Вниз же по лестнице царила тьма.

— Наверняка внизу тюремные помещения, — пробормотал Грэм. — Но нам-то что делать? Вниз или вверх? Ив, припоминай, говорил тебе что-нибудь Хельмут о месте, где содержат принца, или нет?

— Насколько я помню, он говорил про нижние тюремные камеры, — отозвался Ив. — Может быть, он просто не знал, где находится Дэмьен?

— Не хотелось бы бродить наобум. Так мы ничего не добьемся, только время потеряем и найдем неприятности на свою голову. Нам нужно найти человека, который наверняка проведет нас в нужное место. И лучше, чтобы это был офицер.

— Где ты возьмешь такого человека? — поинтересовался Ив.

— Наверху, — Грэм мотнул головой, указывая на лестницу. — Найти бы твоего старого приятеля, — я Хельмута имею в виду, — чтобы не пришлось прибегать к насилию, но вряд ли нам настолько повезет…

— Ты думаешь, касотский офицер согласится отвести нас к камере Дэмьена? — с сомнением спросил Ив.

— Если ему хорошенько пригрозить — почему нет? — пожал плечами Грэм. — Хотя, конечно, может попасться и крепкий орешек. Но, знаешь ли, на всякое действие найдется противодействие. Впрочем, если ты хочешь справиться своими силами, давай попробуем.

Поскольку Ив тоже вовсе не был уверен, что удастся справиться своими силами, он согласился с планом по добыче «языка». Конечно, найти Хельмута надежды было мало, но на худой конец сгодился бы любой мало-мальски просвещенный офицер.

Они направились вверх по лестнице. Плохо было то, что они располагали одним комплектом формы на двоих, но Грэм надеялся, что вторым они еще разживутся. А пока Ив надел шлем и, не скрываясь, двигался впереди, а Грэм тихо крался вслед за ним, стараясь держаться тени, с мечом наготове.

Очередной стражник не заставил себя долго ждать. Поднявшись по лестнице, Грэм увидел небольшую комнату, освещенную единственным воткнутым в кольцо на стене факелом; за дверью тянулся сумрачный узкий коридор, по которому туда-сюда расхаживал одинокий, явно скучающий солдат в неизменном черном плаще. И что же они все так любят черный цвет? подумал Грэм, прикидывая, как сподручнее подобраться к касотцу, чтобы и от него избавиться, и шкурку… то бишь одежку не попортить. Прямо вороны какие-то. В шпионы бы им всем податься — в самый раз будет.

Пока Грэм примерялся, Ив, идущий впереди, решил действовать. Он дождался момента, когда проходящий стражник повернется спиной, выскочил в коридор и рубанул его по ногам так быстро, что касотец не успел ни заметить его, ни обернуться. Зато, падая, он вскрикнул. Ив тут же оказался рядом и воткнул клинок прямо в незащищенное шлемом лицо.

— Идиот! — прошипел Грэм, выскакивая из двери. — Этот вопль был слышен во всей крепости!

— А что, по-твоему, нужно было делать? — огрызнулся Ив. — Раздеть и зарезать, как того мальчишку?

— Да хотя бы. Безымянный! теперь весь шлем в крови.

Вдвоем они стащили убитого вниз по лестнице, там сняли с него одежду, и Грэм быстро оделся, кое-как стерев кровь с шлема и одежды. В кольчуге он чувствовал себя непривычно и неуютно, а шлем, хотя и открытый, здорово уменьшал обзор. Это его бесило. Впрочем, без шлема было не обойтись, слишком заметные белые волосы следовало спрятать. Но с кольчугой он смириться не мог.

— Ну ее к Безымянному, — решил он, минут пять пытаясь убедить себя, что быстро сумеет привыкнуть и к весу, легшему на плечи, и к скованности движений. — Не буду я ее носить. Ив, помоги ее снять.

Ив попытался убедить его, что в кольчуге гораздо безопаснее, но Грэм стоял на своем. Он чувствовал себя в гораздо большей безопасности в легкой кожаной куртке, чем в двадцати с лишним фунтах железа. От стрелы кольчуга все равно не спасет, а вот ловкость вполне может сохранить жизнь.

Покончив с переодеванием, они снова поднялись по лестнице. В коридоре было тихо. То ли последний крик стражника никто не услышал, то ли на него не успели среагировать. Как бы то ни было, отсутствие паники играло на руку двум фальшивым касотцам. Они, не скрываясь более, двинули по коридору в сторону, выбранную наобум.

По дороге Грэму пришло в голову, что, устраивая маскарад с переодеваниями, они допустили одну крупную промашку. Ни он, ни Ив не знали толком касотского языка, и даже на всеобщем разговаривали отнюдь не с касотским акцентом. Впрочем, в гарнизоне наверняка есть наемники и вряд ли они все из Касот. Медейцев среди них, вероятно, нет (или же очень мало, ибо всегда найдется выродок, готовый за деньги продать что угодно), а вот выходцы из Наи могут и быть. Поэтому договорились, что переговоры будет вести Грэм, а Ив будет помалкивать.

По мере приближения к обитаемым помещениям, количество факелов на стенах увеличивалось, и тишина то и дело нарушалась разнообразными звуками. За очередным поворотом оказалась дверь, за которой раздавились громкие голоса. Грэм прикинул, что там находятся пять или шесть человек. Говорили на касотском. Вот, пожалуй, удобный случай узнать, где можно найти Хельмута, подумал Грэм и, не давая себе времени на сомнения, толкнул дверь.

В тесной комнате ярко горел камин, за столом у стены сидели пятеро в черных плащах и играли в карты. Игра была в самом разгаре.

— У меня дело к Хельмуту Клингманну, — деловым тоном провозгласил Грэм в пространство. Говорил он на всеобщем. — Где его найти?

С минуту казалось, что слова его повисли в воздухе, и никто не обратил на них внимания. Но один из солдат, не отрывая взгляда от карт в руке, буркнул, так же на всеобщем:

— А чего его искать-то? Небось, в своей конуре, отсыпается перед ночной стражей-то…

— Где это? — спросил Грэм.

Касотец поднял на него светлые глаза.

— Ты новый тут, что ли? — спросил он. — Что-то я тебя не узнаю, парень.

Не хватало еще, чтобы он принялся выяснять мою личность, подумал Грэм, но ответил спокойно:

— Да, я тут недавно.

— Я так и подумал, — солдат продолжал сверлить его взглядом, да и другие игроки начали посматривать заинтересовано. Грэм, нервничая, прикидывал, каковы у них с Ивом шансы против этой компании в тесной комнате. — Наверное, из тех ребят, что подошли недавно? Из Наи, надо полагать? Говор у тебя ихний…

— Из Наи.

— Северянин, — кивнул касотец, усмехаясь. — Говорят, у вас крепкие парни. А Клингманн-то тебе зачем?

— Не твое дело, — сухо сказал Грэм. — У меня слово для него, не для тебя…

— Ну, ну…

Касотец еще поухмылялся, но все-таки объяснил, как найти «конуру» Хельмута. Грэм сухо поблагодарил и двинулся к выходу, спиной чувствуя прикипевшие к ней взгляды.

Стараясь не привлекать лишнего внимания и не запутаться в переходах, лазутчики быстро двинулись в указанном направлении. Несмотря на поздний час, кругом кипела бурная деятельность. Почти все, солдаты и офицеры, куда-то спешили. Причиной такой суеты могло послужить только одно — завтрашний приезд императора. Никто не остановил лазутчиков и не спросил, что они делают в переходах форта ночью, и Грэм набрался наглости и спросил одного из пробегающих мимо солдат, правильным ли путем они следуют. Касотец одарил его удивленным взглядом, но вид у него был замороченный, и он не стал выяснять, зачем это говорящему с наинским акцентом типу посреди ночи потребовался офицер Клингманн. Видно, ему хватало своих проблем, и он просто скороговоркой подтвердил правильность маршрута и убежал.

Вскоре Грэм остановился у двери комнаты Хельмута, надеясь, что не ошибся, и это все-таки именно та самая дверь, которая им нужна.

* * *

Оглянувшись и убедившись, что в коридоре они одни, Грэм толкнул дверь, потом дернул на себя. Что-то удерживало ее изнутри. После полуминутного внимательного изучения ее Грэм пришел к выводу, что она заперта на задвижку, и полез за инструментом.

Ив схватил его за руку.

— Что ты делаешь? Можно просто постучать.

— Ну постучи, — выпрямился Грэм. — А заодно покричи, представься, кто ты такой. Думаю, тебя услышит не только Клингманн.

Прошипев сквозь зубы какое-то ругательство, Ив махнул рукой. Грэм снова наклонился к двери. Действовал он бесшумно, так что, даже если хозяин комнаты и бодрствовал, он никаких подозрительных звуков не услышал, не заинтересовался и не забеспокоился. К тому же, Грэм возился недолго. Через несколько минут он распахнул дверь и жестом предложил Иву входить, сам проскользнул следом и прикрыл за собой дверь.

В темноте Грэм разглядел, что комната изрядно захламлена. Как видно, герр Хельмут Клингманн не слишком утруждал себя уборкой, как и его денщик или оруженосец.

Грэм остался у двери, а Ив пошел будить касотца, который крепко спал на узкой кровати у дальней стены. Шел он довольно неуверенно, как человек, в темноте не ориентирующийся совершенно.

— Эй, — позвал он, склонившись над кроватью. — Эй, просыпайтесь! — он довольно бесцеремонно потряс касотца за плечо.

— Кто тут? — Хельмут приподнялся, увидел склонившуюся над ним темную фигуру и сонно выругался. — Кто ты такой, Безымянный тебя побери?

— Я — Ив Арну, — ответил Ив, стаскивая с головы шлем. Впрочем, пользы от такой манипуляции было немного, учитывая темноту в комнате. — Нам нужна ваша помощь.

— Ив?! — касотец, кажется, пропустил мимо ушей вторую часть фразы. В его голосе звучало неприкрытое удивление. — Ив?! Подождите, я зажгу свечу.

Через минуту в комнате стало немного светлее. Грэм смог разглядеть Хельмута, это оказался не слишком высокий, худощавый молодой человек лет двадцати семи — двадцати восьми, светловолосый и светлоглазый. Типичный касотец.

Теперь этот типичный касотец, бросив взгляд на Ива и убедившись, что это действительно он, сонно щурился и пытался разглядеть еще одну темную фигуру, притаившуюся у двери его спальни.

— Ив, так вы не один? Кто это там?

— Мой… приятель. Неважно.

— Но мы же договорились на другой вечер. Почему вы здесь?

— Потому что после приезда вашего императора может быть уже поздно, — ответил Ив. — Мы не уверены, что уже через день застанем Дэмьена в живых.

— А сюда-то вы как попали? Как меня отыскали? — продолжал недоумевать Хельмут. — На вас наша форма… Где вы ее взяли?

— Какое это имеет значение? — нетерпеливо отозвался Ив. — Нам нужна ваша помощь. Помогите нам, и мы сразу уйдем. Неприятностей у вас не будет. Раз мы начали это дело вдвоем, вдвоем его и завершим.

— Просто чудесно… — касотец слез с кровати, нервно прошелся по комнате и остановился перед Грэмом. Попытался разглядеть его лицо, но этому в немалой степени мешал шлем и темнота у двери. — А вас как зовут?

— Какая разница? — поинтересовался Грэм.

Хельмут пожал плечами, не стал настаивать и отошел. Снова повернулся к Иву.

— Чего вы хотите?

— Где держат Дэмьена? — тут же спросил Ив. — Парнишка, которого мы встретили внизу, сказал нам — по секрету — что принца держат не в нижних камерах.

— Какой еще парнишка?.. Безымянный! Вы… вы наткнулись на часового? Он вас видел?

— Видел, но никому не расскажет.

— Вы убили его?!

— А чего вы хотите? Это война.

Хельмут явственно помрачнел. Грэм уж подумал было, что сейчас он выдаст что-нибудь — например, что не желает быть сообщником убийств своих же подчиненных, но касотец промолчал. Пусть он оказался настолько глуп, чтобы согласиться выполнить просьбу Илис, все же ума, чтобы понять, во что он впутывается, у него хватало.

— Ваш принц был в нижних камерах, — вместо этого сумрачно сказал он. — Но в связи с приездом императора его, действительно, перевели.

— И где он теперь?

— В Западной башне. На верхнем ярусе.

Грэм прикрыл глаза. Кажется, пришло время впадать в отчаяние. Насколько он помнил карту, нарисованную Илис, Западная башня находилась как раз по диагонали от того места, откуда они с Ивом попали в крепость. Вот уж везет, как утопленникам. Вдвоем они еще, возможно, и сумеют туда добраться, но вот обратно, с Дэмьеном? Грэм не был уверен, что им удастся отступление. Если только… если только раздобыть еще один комплект формы?

— Как нам попасть туда? — настаивал Ив. — Сейчас мы где?

— В Северо-Восточной башне. Я даже не знаю, как вам попасть в Западную, это единственная башня, в которую нет входа со двора. Именно поэтому принца перевели туда…

— Туда можно пройти по стенам?

Хельмут колебался.

— Да, но… на стенах полно часовых… Просто так в ночное время они едва ли кого-то пропустят.

— Им придется пропустить.

— Вы слишком самоуверенны, — усмехнулся касотец. — В конце концов, вас всего лишь двое, а солдат здесь больше, чем четыре сотни. Согласитесь, перевес явно не в вашу пользу.

— Все равно у нас нет другого выхода, — хмуро сказал Ив.

— Самоубийцы, — тихо проговорил Грэм. Предчувствие говорило ему, что до Дэмьена они не доберутся, если будут «убеждать» стражу пропустить их. Полягут на стенах… оба.

— Это действительно опасно, — повернулся к нему Хельмут. — Но, как я посмотрю, вы и впрямь полны намерений освободить вашего принца. Что ж, я помогу вам немного. Я проведу вас в Западную башню. Но там уж разбирайтесь сами. И обратно тоже возвращайтесь сами.

— Обратно — это отдельный вопрос. Главное — попасть к Дэмьену.

По мнению Грэма, волноваться как раз следовало насчет возвращения, но озвучивать свое мнение он не стал. Все равно Ив не прислушается.

— Хорошо, — решился Хельмут. — Подождите минуту и пойдем. По дороге ваше дело будет помалкивать. Вы — гонцы от императора к командующему Северной крепости; его апартаменты располагаются в Западной башне. Это все, что вам нужно знать. Впрочем, объясняться, если что, буду я, ваш провожатый.

Во время этих кратких инструкций Хельмут приводил себя в вид, приличный офицеру: надел кожаную клепаную куртку, накинул неизменный черный плащ с мертвой головой, опоясался перевязью с мечом. Пригладил встрепанные после сна светлые волосы, коротко остриженные на лбу и свисающие длинными прядями на спину и по сторонам лица.

— Помните: ваше дело — молчать, — повернувшись к Иву, напомнил он. — Пойдемте.

* * *

Будет совсем не смешно, размышлял Грэм, следуя за стремительно шагающим Хельмутом, если кто-нибудь из часовых спросит, что за новости привезли командующему императорские гонцы. Впрочем, можно, пожалуй, и осадить их, ибо не их это дело.

Система переходов форта действительно была более чем запутанной, и без провожатого двое чужаков далеко, пожалуй, не ушли бы. Даже имея на руках карту Илис, на которой много чего показано просто-напросто не было. Впрочем, подумал Грэм, никто не знает, куда ведет нас касотец, кроме самого касотца. Ему проще простого завести нас в комнату с парой-тройкой солдат и крикнуть — вот, мол, медейские шпионы.

В общем, очень неуютно чувствовал себя Грэм, шагая вслед за касотским офицером по касотской же крепости посреди августовской ночи. Мало того, ему было просто-напросто страшно. Страшно, как никогда в жизни, потому что вообще мало что могло напугать его, разве что перспектива возвращения на каторгу. В данном же случае ему грозила не каторга, он запросто мог оказаться в местных подвалах на пару с принцем, а то и на пыточной скамье. В одиночку. Боялся он не смерти, с которой давно привык обращаться на «ты», а вечности мук — таких, что разум и вообразить не в состоянии, ибо касотские палачи свое дело знали.

Не проходило и минуты, чтобы Хельмут не обменялся с проходящим навстречу человеком приветствием или короткой фразой на касотском. Стоило касотцу открыть рот, как Грэм тут же напрягался. В большинстве случаев он просто не понимал, о чем идет речь, а значит, касотец мог говорить со своими соотечественниками о чем угодно. Нервы же у него были не железные, и выдерживать долго такое напряжение он не мог.

Чтобы выйти на стену, соединяющую башни между собой, пришлось порядком попетлять по внутренним переходам. На стене Грэма обдало холодным ветром, который хлестал по щекам и едва не сбивал с ног. Как будто там, внизу, еще продолжался август, хотя и холодный, а здесь, наверху, уже начиналась зима. От ветра ни в коей мере не защищали зубцы стены. Грэм поплотнее запахнулся в черный шерстяной плащ и, не сбавляя шага, поискал взглядом лесок, откуда они с Ивом начали поход. Он нашел его у себя за спиной — сплошная черная масса, — и подумал, уехали ли уже Ванда со товарищи или, невзирая на строгий наказ, ждут их под кронами деревьев. Он много отдал бы сейчас, чтобы узнать, в безопасности ли эта безалаберная медейская компания.

— Западная башня вон там, — приостановившись, показал рукой Хельмут. На фоне серого ночного неба четко выделялся черный силуэт башни, увенчанный развевающимся на ветру двузубым флагом. — Нам придется сделать несколько переходов.

— Тогда давайте поторопимся, — с плохо сдерживаемым нетерпением сказал Ив.

Да они и так шли отнюдь не прогулочным шагом. Хельмут шел торопливо, но без суетливости, так, словно у него было срочное важное дело, и он имел полное право разгуливать посреди ночи по крепостным стенам. От часовых, чьи факелы виднелись по всей стене через каждые двести-триста шагов, он небрежно отмахивался, когда они окликали его.

Все шло просто прекрасно, пока они не оказались в башне, соседней с Западной. Дорогу им заступил какой-то человек с серебряной мертвой головой на плаще. Грэм, чьи нервы были напряжены до предела, с трудом подавил желание схватиться за меч.

— Хельмут, это вы? — сказал этот человек по-касотски. — Очень хорошо. Вы нужны мне.

Хельмут ответил в том духе, что с удовольствием поступит в распоряжение барона, вот только покончит с маленьким поручением. Барон посмотрел на Ива и Грэма так, словно только что заметил их, и что-то буркнул.

Хельмут попытался возразить, объяснил, что гонцов от императора нужно немедленно проводить к командующему. Барон смерил взглядом «гонцов», и Грэмпонял, что дела их плохи. Очень ему этот взгляд не понравился. А полупонятый ответ не понравился еще больше.

— Вы нужны мне немедленно, — заявил барон непререкаемо, отметая сразу все робкие «но» Хельмута. — А этим господам я найду сопровождающего.

"Гонцы" переглянулись. Перспектива быть препровожденными к командующему Северной крепости им не улыбалась. Хороши же они будут, не умея даже и слова сказать по-касотски! Впрочем, Грэм выхода из сложившейся ситуации не видел. Не могут же они сказать: извините, это ошибка, мы вовсе не гонцы.

Было очевидно, что Хельмут тоже не видит выхода. Он бросил на спутников извиняющийся взгляд и едва заметно пожал плечами, словно говоря "ничего не могу поделать, обязан подчиняться старшему; выкручивайтесь, ребята, как умеете". Старший тем временем пристально разглядывал фальшивых гонцов, и видно было, что мучат его какие-то сомнения.

— Здоров ли император? — спросил он вдруг.

Грэм молча наклонил голову. На касотском языке он не рисковал сказать даже «да», опасаясь за свое произношение. Барон нахмурился и махнул рукой.

— Секунду, господа, я только найду вам сопровождающего. Впрочем, разве вы не знаете, где находятся апартаменты герра Риттера? Вы впервые в крепости?

— Посторонних в башню просто не пропустят, — поспешил ответить Хельмут.

— А разве император не дал вам никаких опознавательных знаков, господа? — еще сильнее нахмурился барон.

Грэм понимал его через слово, но и понятого ему хватало с лихвой. Страх его усилился. Кажется, сейчас они с Ивом были как никогда близки от разоблачения.

— Впрочем, — спохватился барон, не дожидаясь ответа, — мы с вами поговорим позже. Надо спешить. Вам, я полагаю, тоже.

Он резко обернулся, схватил за руку пробегавшего мимо солдата и велел ему препроводить императорских гонцов в апартаменты командующего. Солдат почтительно поклонился и жестом пригласил гонцов следовать за ним. Хельмут бросил на них последний взгляд и удалился вслед за бароном, который начал что-то негромко говорить ему на ходу. Грэму и Иву ничего не оставалось, кроме как следовать за своим новым провожатым.

Самое плохое, что они даже не могли обсудить план дальнейших действий.

Они даже не могли избавиться от провожатого, поскольку коридоры, по которым они шли, были слишком многолюдными.

Грэм был полон самых мрачных предчувствий. Вот уж командующий крепости устроит им допрос с пристрастием…

— Господа, а вы и впрямь от самого императора?! — нарушил мрачные мысли Грэма голос сопровождающего солдата. В вопросе прозвучал откровенный восторг, смешанный с изрядной долей почтительного страха.

Грэм коротко ответил по-касотски «да», сдерживаясь изо всех сил, чтобы это не прозвучало у него как «даа», на манер наи.

Солдат затрещал что-то о том, какая это честь — быть приближенным к императору, такому могучему и великому, как Барден, и болтовней своей он мешал Грэму сосредоточиться. Оба «гонца» хранили мрачное молчание.

— Можно поинтересоваться, какие новости вы привезли для господина командующего? — совсем обнаглел солдат.

— Нельзя, — отрезал Грэм, поражаясь дерзости касотцев. Впрочем, будь на них с Ивом офицерские плащи, им не пришлось бы отмахиваться от бесцеремонных расспросов солдатни.

Солдат замолк.

Апартаменты командующего Северной крепостью герра барона Риттера находились на среднем ярусе; от комнаты, где держали Дэмьена, их отделяло всего несколько пролетов. Грэм заскрипел зубами. Вот уж кажется, протяни руку — и достанешь, ан нет…

А не попытаться ли убить этого командующего и, не теряя времени, рвануть наверх, к Дэмьену? — подумал Грэм. Главное не наделать шуму. А для этого нужно, чтобы Риттер оказался в комнате один.

Нравы в крепости царили демократические. Солдат запросто распахнул дверь комнаты командующего (предварительно, правда, постучав), и крикнул:

— Герр Риттер, к вам гонцы от его императорского величества Бардена!

— Пусть войдут! — рявкнул кто-то из глубины комнаты недовольным голосом.

Солдат пропустил фальшивых гонцов в комнату и сам вошел следом, встал рядом с дверью, словно в карауле.

— Безымянный, — одними губами сказал Грэм.

— Мы трупы, — так же одними губами ответил ему Ив, каким-то чудом его услышав.

Грэм готов был с ним согласиться.

Апартаменты герра Риттера состояли из нескольких комнат. Та, в которой находились Грэм и Ив, представляла собой что-то вроде прихожей, тесной, пустой и темной, освещенной лишь отблесками пламени, пробивавшимися из соседней, более просторной комнаты. Оттуда и раздался сейчас вторично грубый недовольный голос:

— Прошу сюда, господа посланники.

Что оставалось делать посланникам? Они двинулись на голос и оказались во второй комнате, где горел камин. Эта комната была весьма велика, а может быть, так только казалось, потому что часть ее терялась во мраке. К камину были придвинуты два тяжелых, массивных кресла с высокими резными спинками и стол, заваленный картами. Оба кресла были заняты. Командующий крепости коротал ночь не один.

— Сюда, — донеслось из одного из кресел.

Грэм увидел в нем обладателя грубого голоса. Это оказался немолодой уже мужчина, грузный, седоволосый, с обрюзгшим лицом и неприятными колючими глазами. В соседнем кресле сидел мужчина помоложе, с остриженными скобкой светлыми волосами. Оба были без доспехов и даже без плащей; об их принадлежности к офицерству свидетельствовали только перстни в виде неизменной мертвой головы. У старшего он был золотой, у младшего — серебряный.

— Доброй ночи, господа, — сказал Грэм на всеобщем, сдержанно поклонившись. Нужно было как-то выкручиваться, и он решил не тянуть.

Седые кустистые брови старика поползли вверх при звуках всеобщего языка с явными нотками наи.

— Ты кто такой, Безымянный тебя побери? — вопросил он тоже на всеобщем. — Ну-ка, сними шлем.

Грэм повиновался.

— Однако, — проговорил седой. — Однако. Я тебя не знаю, парень. Ты кто такой и как тут оказался?

— Я князь Грэм Соло, — Грэм напустил как можно больше пафосу в голос. Он решил не слишком заморачиваться с именами и не изобретать колесо. — Посланник его императорского величества Бардена.

— Че-го-о? — скривился старик. — Какой еще князь Соло? Первый раз слышу. Ты — наинец?

— Да, герр Риттер.

Касотцы переглянулись.

— С каких это пор наинцы поступают на службу к нашему императору, а? Да еще и князья?

— С недавних, герр Риттер.

— Интересно. А вы, — старик повернулся к молчаливо стоящему Иву, — тоже из Наи?

Ив без принуждения стащил с головы шлем и согласно наклонил голову. Его черные волосы рассыпались по плечам. Наинец… нет, конечно, бывают и черноволосые северяне, но встречаются они так же часто, как и белокурые южане.

— Да, герр Риттер.

— Интересно, — повторил касотец, поджав губы. — Наинское дворянство на побегушках у нашего императора — это что-то новенькое.

— Ваш император оплачивает наши услуги, — холодно ответил Грэм.

— Наемники, — хмыкнул старик. — Вырождается, вырождается аристократия… Вот уже и нобильские сынки нанимаются служить за деньги. Впрочем, я отвлекся. Так вы говорите, что вы — посланники его императорского величества Бардена, господа? А есть у вас что-нибудь, чем вы можете подтвердить свои полномочия?

Это был тупик, настоящий тупик. Естественно, подтвердить полномочия посланника ни Грэму, ни Иву было нечем, никаких бумаг от Бардена у них не имелось. Грэм подумал, что вот, пожалуй, и пришел конец приключению. Сейчас командующий поймет, что гонцы липовые, и…

Впрочем… безумная мысль пришла Грэму в голову. Настолько безумная, что он сначала даже побоялся додумать ее до конца, а потом решил — а какого, собственно?.. Чем он рискует? Если предположение его ошибочно, хуже уже не будет.

Он вспомнил про сапфировый перстень, лежащий тихо и мирно в кошельке у пояса. Перстень, выигранный у Эмиля Даниса, ментального магика, приближенного, по предположению Грэма, к императору Касот. Перстень, который Илис просила не надевать, пока Грэм будет находиться в пределах Касот. Перстень, обладающий, несомненно, какой-то властью.

Это могло окончиться ничем. Герр Риттер мог равнодушно пожать плечами и позвать охрану, приказать арестовать двух подозрительных парней, непонятно как попавших в форт и выдающих себя за императорских гонцов. Грэм все это обдумал, и… и, не давая себе времени на сомнения, сунул руку в мешочек у пояса и извлек оттуда сапфировый перстень. Хитро ограненный синий камень заиграл волшебными сполохами в свете камина.

— Вот наши полномочия, — сказал Грэм нагло.

Оба касотца подались вперед, чтобы лучше разглядеть вещицу. Брови старика удивленно задрались; Ив тоже выглядел удивленным, но смотрел не на перстень, а на Грэма.

— Однако, — сказал Риттер озадаченно и поджал губы. Грэм надеялся, что он сопроводит свое замечание хоть какими-нибудь комментариями, но — увы. Его любопытству суждено было оставаться неудовлетворенным. А уж как хотелось узнать, что кроется за этим «однако». Жаль, Илис так и не рассказала, кто же такой герр Эмиль Данис.

— Спрячьте перстень, князь, — продолжил Риттер после недолгой паузы. — Не знаю, как вы заслужили честь обладать этим кольцом, да и знать не хочу.

Грэму становилось все интереснее и интереснее. Если сапфировое кольцо имеет такую силу, то почему Данис с легкостью продул его в карты? Азарт? Больше Грэм просто не мог ничего предположить.

— Итак, — Риттер выпрямился в кресле, сцепил руки в замок. — С каким же поручением вас прислал сюда наш император?

Было ясно, что вопрос с полномочиями решен. Грэм тихонько перевел дыхание и нагло сказал:

— Император послал нас убедиться, что важный пленник, находящийся в этой крепости, содержится в приличествующих его положению условиях и будет в состоянии ответить на интересующие императора вопросы.

Несомненно, Риттер знал, о ком идет речь, и поручение посланников не привело его в восторг, о чем свидетельствовали сошедшиеся на переносице седые брови. Второй касотец тоже нахмурился и вопросительно посмотрел на командующего.

— Вот как, — сказал Риттер непонятным тоном. — Значит, проверка. По мне, так слишком много церемоний с этим мальчишкой. Впрочем, раз император желает… Извольте. Я сам проведу вас.

— Для нас это большая честь, — произнес Грэм, мысленно призывая на седую голову командующего все громы и молнии. Только такого сопровождающего им и не хватало.

— Или, может быть, вы предпочитаете отложить визит до утра? А сейчас выспаться, отдохнуть?

Грэм предпочел бы отменить визит вовсе, а заодно и оказаться от форта подальше. И отдохнуть не мешало бы. После драки в трактире и последующего ныряния в ров каждый мускул просто ныл от усталости. Но касотская крепость, да еще накануне приезда императора, для отдыха не подходила, и ничего тут не поделаешь.

— Сейчас, — сказал он.

— Хорошо.

Риттер тяжело поднялся с кресла. Второй касотец тут же почтительно вскочил.

На первый взгляд, командующий Северной крепостью мог показаться старым, грузным и неповоротливым, но Грэм был уверен, что на самом деле это не так. Старый вояка наверняка был хорош в бою, и Грэму не хотелось бы оказаться с ним один на один.

— Вы отправляйтесь к себе, — повернулся Риттер к своему соотечественнику. Тот склонил голову и стремительно исчез. — Пойдемте, господа наинцы.

Он сдернул со стены потушенный факел и сунул его в камин. Тут же взвилось искристое, дымное пламя.

— Пойдемте, — повторил Риттер, щурясь на свет.

Слишком много проводников сегодня, думал Грэм, следуя за касотцем. Тот шел неспешно, и у Грэма было время поразмыслить над тем, что же все-таки делать дальше, после того, как они попадут в камеру Дэмьена. Он не знал, как они втроем будут выбираться из крепости. Сейчас он бы много отдал за то, чтобы получить возможность остаться наедине с Ивом и переговорить с ним. Эх, надо было сразу разрабатывать точный план. Впрочем, чего уж теперь.

Герр Риттер разговорчивостью не отличался. Он не спрашивал, как здоровье императора и каковы его дальнейшие виды на медейскую кампанию, он вообще ничего не спрашивал. То ли его это не интересовало, то ли он просто переваривал обиду, нанесенную ему императором своим недоверием. Грэм смотрел на его спину, не защищенную даже и вареной кожей, кусал губы и думал, что очень удобно было бы сейчас всадить в эту спину кинжал. Если бы только вокруг не было так много свидетелей. И чего этим касотцам не спится по ночам?!

Весь путь наверх занял минут двадцать, но Грэму показался вечностью. Он успел перебрать множество вариантов бегства из крепости, но ни один ему не приглянулся. Все они имели множество недостатков, а главное, ни один из этих вариантов не предполагал спасения всех троих.

— Вот здесь, — сказал вдруг Риттер, останавливаясь на тесной круглой площадке почти под самой крышей башни. — Мы пришли, господа.

Грэм огляделся и увидел дверь — одну-единственную. Дверь была ничего себе — каменная, тяжелая, закрытая на засов, который выглядел так, что, казалось, не каждый человек сможет отодвинуть его. У двери стояли двое солдат в доспехах и при оружии. При виде Риттера они вытянулись в струнку, отсалютовали и снова застыли, как изваяния.

— Если вы не возражаете, мы хотели бы посетить пленника вдвоем, — сказал Грэм. — Без сопровождающих.

Если Риттер и удивился, то виду не подал. Он только цепко глянул сначала на Грэма, потом на Ива, и медленно кивнул.

— Пожалуйста. Только будьте осторожны. Этот малый, хотя и в цепях, может выкинуть какую угодно штуку. Возьмите факел, там темно.

Грэм принял из рук Риттера факел.

— Я вернусь к себе. Когда насмотритесь, зайдите ко мне. Побеседуем.

— Будет видно, — отозвался Грэм. — Возможно, мы не будем дожидаться приезда императора, а немедленно поедем ему навстречу.

— Как вам будет угодно, — хмыкнул Риттер. — Все мои люди в вашем распоряжении. Просто сошлитесь на меня, а если этого вдруг окажется недостаточно, тогда найдите кого-нибудь из офицеров и покажите тот перстень, что показали мне.

— Хорошо, — сказал Грэм и подумал: вот будет смеху, если кому-нибудь взбредет в голову узнать, когда именно в крепость прибыли гонцы императора, и этот любознательный человек обнаружит, что никакие гонцы в крепости и не появлялись, и никто из часовых их не видел.

Стражники сняли огромный засов и распахнули дверь. Грэм, держа в руках факел, шагнул в открывшуюся тьму.

Глава 2

А за дверью и впрямь было темно, хоть глаз коли. Если бы не факел, то даже воровское зрение Грэма, пожалуй, не помогло бы нисколько.

Он с трудом смог разглядеть уходящую вверх узкую винтовую лестницу. Надо же, а он-то думал, что они и без того уж находятся на самом чердаке.

— Наконец-то, — выдохнул за спиной Ив, и Грэм спохватился: вот он, шанс поговорить наедине! Только не поздно ли уже?

— Что — наконец-то? — повернулся он к Иву. — Нам осталось самое трудное: освободить вашего принца от цепей и выбраться отсюда! Может быть, обсудим, как это сделать?

— Обсудим наверху, — нетерпеливо отозвался Ив. — Там будет спокойнее, да и Дэмьен может что-нибудь присоветовать.

— Спокойнее? У нас мало времени, мы не можем спокойно обсуждать наши проблемы! Нам некогда устраивать военный совет!

— Все — наверху, — повторил Ив. — У нас и впрямь мало времени, не будем же терять его в пустых спорах.

Грэм только головой покачал.

Они стали подниматься по крутой закрученной лестнице. Она оказалась настолько узкой, что два человека здесь не сумели бы разминуться, а потому Грэм с факелом шел впереди, а Ив — следом, отставая на пару шагов. Лестница довольно быстро кончилась, и молодые люди оказалась в комнате, очертания которой терялись во тьме. Здесь, впрочем, было уже не так темно, как внизу. Под потолком было проделано небольшое отверстие, куда проникал воздух и свет. Сейчас, ночью, это был бледный свет звезд. Теперь пламя факела скорее мешало, чем помогало Грэму, и он, не оглядываясь, сунул факел Иву, и сделал несколько шагов вперед.

И почти сразу увидел противоположную стену. Комната оказалась очень маленькой. И круглой.

Грэм увидел низкий стол и еще более низкий, похожий на детский, грубый стул, мятую жестяную кружку на столе. Соломенный тюфяк с грубым одеялом на полу. И — человека на этом тюфяке.

— Сюда, — сказал Грэм и присел рядом со спящим человеком на корточки. — Ив, взгляни, это именно тот, кого мы искали?

— Да, это Дэмьен, — сказал Ив.

Грэм думал, что брат Ванды должен быть похожим на нее. Он ожидал увидеть кого-то, похожего на Оге. Но этот человек был вовсе не рыжим и не белокожим. Скорее, он напоминал Ива. Насколько позволял рассмотреть неровный свет факела, этот парень был смугл и черноволос. Густые волосы его, обрезанные по плечи, вились совсем несильно, темное красивое лицо даже во сне выглядело угрюмым, и сросшиеся на переносице густые черные брови придавали ему совсем уж мрачное выражение, не говоря уже о черной бороде. Ничего общего с миленькой мордашкой Ванды.

Одежда на принце истрепалась, но еще не превратилась в лохмотья. На нем даже были сапоги. Видно, такого знатного пленника не обобрали до последней нитки. Цепей Грэм сначала не заметил и удивился. А потом заметил, что талию принца охватывает железный обруч, от которого к кольцу на стене тянется довольно длинная цепь, позволяющая пленнику передвигаться по всей комнате. Что ж, можно было сказать, что с принцем действительно обходятся мягко и уважительно.

Ив тоже увидел обруч и спросил тихо:

— Сможешь разомкнуть?

— Надо посмотреть, — отозвался Грэм. — Может случиться так, что на нем нет замка. Тогда нам придется разбивать цепи, а это процесс долгий и шумный.

— Посмотрим, — сказал Ив и склонился над Дэмьеном, потряс его за плечо. — Дэмьен! Дэмьен, просыпайся.

Принц вздрогнул и открыл глаза.

— Что вам нужно? — сказал он хрипло на медейском.

— Это я, Ив!

— Ив?! — Дэмьен приподнялся на локтях. — Ты… что ты тут делаешь?!

— Долгая история. Я все объясню потом. Сейчас нужно уходить. Быстро.

— Уходить? Как? Ты видишь это? — Дэмьен приподнял цепь.

— Разберемся.

— Ничего не понимаю, — пробурчал принц, сел и увидел Грэма. — А ты кто? Я тебя знаю?

— Нет, — отозвался Грэм на всеобщем языке. — Уверен, что нет. Ну-ка, выше высочество, повернитесь. Я хочу осмотреть ваш пояс.

Дэмьен повиновался. Железный пояс на нем закрывался замком, который при близком рассмотрении оказался не слишком сложным. Грэм достал из футляра инструменты и принялся за работу, прислушиваясь, как Ив быстро, вполголоса, рассказывает Дэмьену предысторию своего появления здесь. Принц хмурился и молчал. Сообщение о том, что поблизости находится его сестра, кажется, рассердило и озаботило его.

— Готово, — сказал Грэм еще до того, как Ив успел закончить рассказ. Железный пояс был у него в руках, и он осторожно, стараясь не шуметь, положил его на пол. — Вы свободны, ваше высочество.

— Благодарю, — Дэмьен пристально посмотрел на него. — Ловко у тебя получилось.

Грэм пожал плечами и собрал инструменты обратно в футляр.

— Теперь что? — поинтересовался Дэмьен. — У вас есть какой-нибудь план, ребята, как отсюда выбираться?

— Откровенно говоря, нет, — ответил Ив. — Есть одно-единственное соображение: нас двое вошло, двое должны выйти.

А ведь он прав, пожалуй, подумал Грэм. Это самый приемлемый путь.

— Это значит, что кто-то из вас должен остаться вместо меня? — нахмурился Дэмьен. — Но… Нет, ребята, так не пойдет. Не дело.

— Но у нас нет другого выхода, — возразил Ив.

— Есть. Сколько человек стоит у двери?

— Двое. Ты… Дэмьен, ты хочешь уйти с боем?! Но мы не сможем прорубиться через весь гарнизон!

— Придется. А если не сумеем… Что ж, все лучше погибнуть в бою, чем иметь приватную беседу с Барденом, — Дэмьен мрачно усмехнулся. — Жаль только, что оружия у меня нет.

— Это безумие, — вскинулся Ив. — Мы не затем шли сюда, чтобы позволить тебе погибнуть! Я не могу этого допустить!

— А я не могу допустить, чтобы из-за меня гибли другие люди, — принц упрямо сверкнул глазами. — В частности, человек, который и без того рисковал жизнью, чтобы прийти сюда. Человек, которого я не знаю, и который не знает меня, — он посмотрел на Грэма. — Так что решено. Мы уходим втроем.

— Подождите, — Грэм понимал, что это чистой воды самоубийство, но ничего не мог поделать. Он полагал, что Ванда больше радости испытает, увидев живым и невредимым брата, а не его. А это главное — чтобы Ванда была счастлива. Он рванул с плеч черный плащ, торопливо стянул куртку, поставил на пол шлем. — Наденьте это, ваше высочество. Так у вас с Ивом будет больше шансов уйти так же, как мы с ним пришли.

— У нас с Ивом? — Дэмьен посмотрел на него без восторга. — А как же ты, парень?

Грэм поежился (он остался в одной рубахе, а в комнате было свежо), и ответил уверенно, хотя на самом деле никакой уверенности не чувствовал:

— Я выкручусь. Да, возьмите еще вот это, — он протянул принцу свой меч. — Вам понадобится оружие.

— Вот этого я не возьму, — решительно сказал принц. — Это твой меч, мне он не нужен. Но… я не забуду этого.

Он быстро надел куртку и шлем, накинул на плечи плащ. Куртка оказалась немного тесновата в плечах, но сейчас было не до мелочей.

— Отлично, — сказал Грэм, окинув его критическим взглядом. — Жаль, не хватает наинского акцента. Так что помалкивайте лучше. Ив, если что, сможешь поддержать легенду?

— Да. Грэм, я не понял, ты не идешь с нами?

— Как ты себе это представляешь? Тогда уже никакая легенда не спасет.

— Сумасшедший, — сказал Ив, но возражать не стал.

— Ты уверен? — Дэмьен сжал твердыми пальцами его плечо.

— Да, — соврал Грэм. — Ив, встретимся у Гернота.

* * *

Убрать стражу у дверей темницы не составило никакого труда. Они не ожидали подвоха, и, доверчиво открыв дверь по просьбе Грэма, были тут же зарезаны «гонцами». Дэмьен разжился мечом, без зазрения совести снятым с одного из трупов.

— Ив, возвращайтесь тем же путем, — сказал Грэм. Его рубаха была забрызгана кровью, и он раздумывал, не снять ли ему одежду с одного из солдат. — Дорогу помнишь?

— Помню. А ты куда?

— Попробую пролезть вниз. Не думаю, что лазы в ров есть только в одной башне.

— Может быть, лучше тогда пойти всем вместе вниз? — с сомнением спросил Дэмьен.

— Не стоит. Что мы будем делать, если выхода не окажется?.. Да, вот еще. Ив, возьми это, — Грэм покопался в мешочке у пояса и выудил оттуда сапфировый перстень. — Будет кто останавливать — суй прямо в нос. Без вопросов! Все объяснения потом. Ну, пошли. Вам что, пинка для ускорения дать?!

Пинков Ив и принц дожидаться не стали, хотя им обоим явно было что сказать. Через мгновение Грэм остался на площадке один, — если не считать двух трупов, — привалился к стене и задумался. Шансов выбраться из крепости у него было маловато, если только не повторять маскарада. Он опустился на корточки рядом с бывшими стражниками, осмотрел одежду и покачал головой. Да, пожалуй, нужно было действовать поаккуратнее. Вся одежда касотцев оказалась залита кровью. Хорош маскарад выйдет…

Придется идти внаглую, хотя, скорее всего, ничем хорошим это не закончится. Грэм подождал еще немного, давая время медейцам уйти подальше, и, перехватив удобнее меч, направился вниз по лестнице.

Несколько пролетов вниз Грэм миновал благополучно, прикидывая на ходу, нельзя ли выскочить в какое-нибудь окошко по дороге. От этой идеи он, правда, сразу отказался, оценив ровность кладки стен. Решительно не за что было зацепиться, если только ты не муха. Крепость строили на совесть. Не было даже узеньких карнизов.

Но неприятности не заставили себя ждать. Грэм увидел, что навстречу ему по лестнице поднимаются четверо. Он метнулся назад, но было поздно, его уже увидели. Да и отступать, собственно говоря, было некуда, разве только обратно в камеру принца?

— Стой, где стоишь! — крикнул один из касотцев. — Назови себя!

Грэм развернулся и бросился вверх. Принимать бой на лестнице ему не хотелось.

Конечно, можно было выскочить в любое окошко и броситься вниз, чтобы наверняка избежать пленения и допроса, но у Грэма не хватило духу так поступить. Возможно, выбросившись из окна, он сделал бы большую услугу всем медейцам, в том числе Ванде, но он просто не мог. Умирать ему не очень хотелось, тем более таким героическим и дурацким образом.

За спиной загрохотали сапоги. Касотцы, ясное дело, поняли, что убегает неизвестный не просто так.

На полпути до Грэма дошло, что незачем вести эту четверку на самый верх, чтобы они увидели трупы и сразу поняли, в чем дело. Им ничего не стоит кого-нибудь одного послать оповестить всю крепость о произошедшем, и тогда Иву и Дэмьену, вполне возможно, уже не удастся уйти. Грэм притормозил на первом же пролете, развернулся так, чтобы за спиной оказалась стена, и стал ждать. Следом за ним на площадку выскочили все четверо. Сейчас он разглядел, что один из них офицер, да не из низших чинов.

— Сдавайся! — крикнул этот офицер на всеобщем, вынимая из ножен меч. — Обещаю, тебе будет дарована жизнь.

— В комплекте с пыточной скамьей? — криво улыбнулся Грэм. — Спасибо за милость. Обойдусь.

— Как хочешь. Тебе же будет хуже. Вы, двое, возьмите его, — приказал офицер. — Живым. А ты, — повернулся он к третьему, — бегом за магиком! Если спит, буди. Да шустрее!

Грэм судорожно вздохнул. С появлением магика его шансы уйти живым уменьшатся практически до нуля. Впрочем, магика еще нужно было дождаться, а пока стоило разобраться с двумя касотцами, пожелавшими справиться с ним своими силами. Уточнением насчет "взять живым" офицер здорово осложнил жизнь своим людям, ограничив их действия. Грэм же не был связан никакими приказами и потому мог убивать, поэтому даже двоим противникам было сложно схватить его. Грэм мог противостоять им, но понимал, что только теряет время и силы. С минуты на минуту появится магик, а тогда уже будет неважно, сколько противников. Поэтому Грэм в удары вложил всю ярость и все отчаяние, стараясь как можно быстрее избавиться от надоедливой парочки и спрятаться хоть куда-нибудь, чтобы магик не обнаружил его.

Но и касотцы тоже были не лыком шиты. Яростные атаки Грэма они отбивали без особенного напряжения, а сами на рожон не лезли, ибо им было и незачем. Им, в отличие от зажатого в угол Грэма, нужно было именно тянуть время.

Вот уж влип, так влип, подумал Грэм. Ни разу еще такого не было, чтобы совсем никакого выхода не оставалось. Он уже понимал, что вырваться не удастся. Касотцы успешно сдерживали все его атаки, и дотянули-таки до появления магика.

Грэм краем глаза увидел, как на площадке появились два новых действующих лица. Точнее, одно старое — посланный за магиком солдат, — и одно — новое. Это был молодой человек с острой бородкой и с недовольным, заспанным лицом. Быстро охватив взглядом площадку, он жестом велел всем расступиться. Солдаты, удерживающие Грэма, шагнули в сторону, и тот рванул вперед в попытке достать магика прежде, чем тот успеет что-либо сделать. Но магик оказался быстрее, все произошло в мгновение ока. Точнее, наверное, в мгновение ока. Потому что для Грэма время почему-то сильно замедлилось. Он видел, как магик вскинул руку, видел его причудливо сложенные пальцы, слышал, как он проскандировал короткую фразу. Шагнуть вперед почему-то не получалось, словно воздух стал вязким и не пускал. Ощущение было похоже на то, которое Грэм испытал прошлой зимой в порту Обооре, когда истрийцы пытались арестовать Илис. Похожее, но немного не такое. Все это Грэм едва успел подумать, продираясь вперед через застывший воздух, как вдруг клинок в руке у него словно взорвался. Лопнул, разлетевшись тысячей мелких осколков, которые вонзились в лицо, каждый как острая игла. С этого момента время снова потекло нормально. Грэм от неожиданности приостановился, рефлекторно заслонил лицо, и тут его как будто с размаху ударили обухом по ногам. Охнув, он повалился на колени, и только краем сознания отметил, как ему заламывают за спину руки и скручивают их там. В глазах у него потемнело, к горлу подкатил ком, и несколько секунд он думал, что сейчас потеряет сознание. От боли. Магический удар пришелся по больному месту, и теперь Грэм был почти уверен, что нога сломана вторично.

Он все-таки справился с собой, сумел остаться в сознании. Его подхватили и попытались поднять на ноги, но едва он оперся на больную ногу, как снова охнул, закусил губу, и повис на руках у касотцев, бледный до синевы.

Между офицером и магиком завязался оживленный разговор. Разгневанный офицер желал знать, что магик сделал с пленником, если он даже не может держаться на ногах. Магик, кажется, смущенный, заявил, что всего лишь немного переборщил…

— Ничего себе — немного, — буркнул офицер, разглядывая потерявшего весь запал Грэма. — Ну ладно, разберемся потом. А пока тащите-ка его к командующему. Пусть допросит.

И его потащили, немилосердно выламывая руки. Впрочем, это было ерундой по сравнению с болью в ноге. А боль в немалой мере заглушалась страхом. Никогда в жизни Грэму не было так страшно.

Они живописной группой спустились несколькими пролетами вниз, не обращая внимания на удивленные взгляды и возгласы. По дороге как-то неожиданно исчез магик. Впрочем, возможно, Грэм просто пропустил момент, когда он свернул в боковой проход.

Несмотря на пелену боли, застилавшую глаза, он понял, что находится уже в коридоре, ведущем в апартаменты командующего. Через несколько минут его проволокли через знакомый темный закуток, и бросили перед креслом, в котором восседал Риттер. Сейчас старик был один.

Стоять на коленях с поврежденной ногой было невыносимо больно, и Грэм, пожалуй, упал бы, если бы его не поддерживали с двух сторон солдаты.

— Это еще что такое?! — ворчливо удивился Риттер, поднимая глаза на офицера. Грэм его пока не заинтересовал.

— Мы поймали его несколькими ярусами выше, — доложил офицер. — Он отказался назвать имя, оказал сопротивление при попытке ареста…

— Что он там делал?!

— Он не говорит, а допросить времени у нас не было…

Командующий посмотрел на склоненную голову Грэма и вдруг изменился в лице. Несомненно, белая спутанная шевелюра будто бы императорского посланника запомнилась ему отлично.

— Где второй? — отрывисто и хрипло спросил он.

— Второй? — с крайним изумлением переспросил офицер. — Но этот парень был один!

Пальцы Риттера стиснули подлокотники кресла так, что побелели костяшки. Командующий крепости был, несомненно, умным человеком и понял все сразу.

— Быстро, кто-нибудь, наверх! Проверить камеру Кириана!

— Но…

— Быстро! — рявкнул командующий. — Я хочу знать, что с пленным ничего не случилось.

Один из солдат, поддерживающий Грэма, отпустил его и поспешно ушел. Грэм почувствовал, что оставшийся усилил хватку, как бы опасаясь, что пленник вот-вот упадет ничком. Надо сказать, Грэм действительно был к этому близок.

— Где твой приятель? — наклонился вперед Риттер, пытаясь заглянуть ему в глаза. — Говори, щенок!

Грэм не был расположен к беседам и молчал. От боли его мутило.

— Посмотри на меня! — потребовал Риттер и, поскольку Грэм не спешил повиноваться, сам схватил его за волосы и запрокинул сочащееся кровью из множества маленьких порезов лицо. Пристально посмотрел на сведенные болью скулы, плотно сжатые губы, упрямые холодные глаза. — Как попал к тебе перстень?!

Ситуация, конечно, была отнюдь не смешной, но от смеха Грэм удержаться не мог, стоило только вспомнить о перстне. В самом деле, перстень… Хохот его, хотя и был наполовину истерическим, все же произвел заметное действие. Риттер окончательно рассвирепел.

— Я выиграл его в карты, — выдавил Грэм сквозь нервный смех.

Рука у командующего оказалась тяжелой, и он сию же секунду испытал эту тяжесть на себе. Но даже мощная оплеуха не смогла заставить его успокоиться.

— Смеешься, щенок?! Смешно тебе?! Посмотрим, как ты засмеешься на скамье у палача!

Грэм только сплюнул кровь и хлюпнул носом. Сейчас его почему-то уже не пугала перспектива подвергнуться допросу с пристрастием.

— Вы обыскали его? — Риттер распрямился в кресле и вперил взгляд в офицера.

— Нет… — растерялся тот.

— У него при себе должен быть сапфировый перстень! Я хочу его получить.

Под пристальным взглядом командующего и офицера солдат, продолжая одной рукой придерживать Грэма за плечо, второй весьма неловко стал шарить по его одежде.

Улов оказался небогатым: черный кожаный футляр, который он не сумел открыть, и бархатный мешочек, в котором что-то глухо позвякивало. Обе вещи касотец почтительно протянул Риттеру. Тот нетерпеливо вытряхнул содержимое мешочка в ладонь. Ничего интересного он не увидел, исключая разве что немалое количество золотых монет касотской и медейской чеканки. Он стряхнул их на пол, как мусор, и попытался открыть футляр. Тот не подавался, даже когда Риттер попробовал поддеть его крышку острием кинжала.

— Кольцо там? — свирепо спросил он Грэма.

— Откройте да посмотрите, — отозвался тот. И заработал за свой ответ еще одну оплеуху.

— Открой свою коробку, — Риттер бросил футляр на пол перед ним.

— Руки развяжите, открою…

— Руки развязать?! Нет уж… Скажи, как открыть.

— И зачем мне это надо?

Риттер одарил его долгим тяжелым взором и только хотел что-то сказать, как в комнате появился посланный с поручением наверх солдат. Вид у него был довольно жалкий.

— Что? — только и сказал Риттер, подавшись вперед в кресле и вцепившись пальцами в подлокотники.

— Там… — выговорил солдат с трудом; дышал он тяжело, как будто несся по лестнице вприпрыжку. — Стража убита, камера пуста! Кириана нет! Цепи разомкнуты…

— Твоих рук дело, щенок? — сквозь зубы проговорил Риттер, обращаясь к Грэму. — Конечно, твоих, чьих же еще? Отвечай, через какой выход вы собирались покидать крепость? Где они должны выйти?

Грэм молчал. Пока он молчит, у Ива и Дэмьена есть время уйти, даже если начнется суета в крепости. А значит, все было не зря. Он не был уверен, что будет продолжать молчать в руках палача; скорее всего, заговорит, но это будет уже потом. Офицер, не дождавшись ответа, подошел и пнул его сапогом под ребра. Грэм согнулся, точнее, попытался согнуться: его продолжали удерживать.

— Оставь, — глухо сказал Риттер. — Отведите его наверх, в камеру Кириана. Допросите. Но — не калечить. Думаю, император еще захочет поговорить с ним. И перекройте все выходы из форта.

— Слушаюсь, — ответил офицер и еще раз, видимо, намекая на нечто большее в дальнейшем, пнул Грэма. В бедро. Этого было достаточно, чтобы тот сразу потерял сознание.

Глава 3

Допрос Грэм почти не помнил и даже не мог предположить, сколько он продолжался. Он то и дело терял сознание, несмотря на то, что допрашивающие действовали на удивление аккуратно и свято соблюдали приказ Риттера не калечить. Сказывались усталость и напряжение последних дней и вновь покалеченная нога, которая сама по себе была не хуже любой пытки.

Несмотря на провалы в памяти, Грэм все же умудрился запомнить, что вопросы задавал тот самый офицер, который схватил его, а потом таскал к командующему; а били его двое здоровяков, по виду вроде бы не профессиональные палачи, а обычная солдатня. Тем не менее, к задаче своей подошли они со знанием дела, били точно и очень болезненно, но вместе с тем не увлекаясь. Когда Грэм терял сознание, они с такой же сосредоточенной деловитостью приводили его в себя и продолжали.

На вопросы Грэм не отвечал. В своем затуманенном состоянии он их почти не понимал; к тому же, на него вдруг навалилось полное безразличие к собственной судьбе. Да пусть хоть забьют насмерть, ему было плевать.

Ничего не добившись, его оставили в покое до приезда императора. Заперли в той самой камере, откуда несколько часов назад умыкнули Дэмьена Кириана, но обошлись с ним не так мягко, как с медейским принцем. Вместо железного пояса, на руки надели тяжелые кандалы, крепящиеся к стене короткими цепями. Сидеть они позволяли, но не лежать. Грэм, оставшись один в густом сумраке, привалился спиной к холодной каменной стене и впал в состояние, близкое к забытью.

Иногда он полностью возвращался к реальности, ощущал в полной мере боль избитого тела, сквозь которую пробивались слабые мысли. Удалось ли уйти Иву и Дэмьену, или их тоже схватили? Странно, что это еще тревожило его, в таком-то состоянии. Еще вспоминалась Ванда, но как бы на краю сознания.

Было очень холодно и хотелось пить. Грэм, чтобы отвлечься, ощупывал ногу. Нога опухла и дико болела.

Неизвестно, сколько времени он провел в полной тишине. Грэма утомляло следить за переменой освещения. С одинаковым успехом могла пройти и минута, и вечность, он не знал и не хотел знать. Из забытья, наполненного болью, его вырвал грохот отпираемой двери. К нему пожаловали гости, и в изрядном количестве.

Грэму, ослепленному светом нескольких факелов, показалось, что в камеру вошли пятеро или шестеро. В комнате сразу стало тесно. Он попытался рассмотреть вошедших и тут же решил, что у него начались галлюцинации. Двое были обычными солдатами. Еще здесь был Риттер, мрачный, как туча, и словно постаревший лет на десять. Сейчас он казался полным стариком. Рядом с ним стоял высокий юноша в доспехах, стройный, светловолосый, лицом удивительно схожий с еще одним присутствующим здесь человеком. С человеком, который и показался Грэму лишь плодом его фантазии. Ибо перед ним в черном доспехе, в черном же плаще с изумительной работы серебряной застежкой у горла, c толстой серебряной цепью на груди, с мечом на поясе стоял тот, кого он знал как Эмиля Даниса, касотского магика и покровителя Илис. Даже точно с такой же прической, как он запомнил — короткий соломенный хвост, завязанный на затылке.

Тот, кто выглядел точь-в-точь как Эмиль Данис, внимательно разглядывал его со сложным выражением лица, и Грэму казалось, что вот-вот он что-нибудь скажет. Но вместо того, чтобы обратиться к Грэму, Данис повернулся к Риттеру.

— Вы его допрашивали, Риттер? — пророкотал он своим низким басом.

— Да, ваше величество.

Грэм не верил своим ушам. "Ваше величество"?! Барден? Этот человек, магик Эмиль Данис, на самом деле — император Касот? Он спит или бредит?

— Он сказал что-нибудь?

— Ни слова.

— Плохо допрашивали.

— Люди старались, — сдержанно ответил Риттер. — Этот мальчишка — крепкий орешек. Не так-то просто раскусить его, выше величество.

— Я пришлю Альберта, и тогда посмотрим, просто или нет. Ну, здравствуй, Грэм Соло, — обратился вдруг Данис к Грэму. — Я предвидел эту нашу встречу, но надеялся все же, что произойдет она при других обстоятельствах.

— Вы… — выдохнул Грэм и замолчал — перехватило горло.

— Да, я. Извини, что не сказал всего, но я назвал тебе свое настоящее имя, не прозвище — цени, — Барден ухмыльнулся своей волчьей усмешкой. Рыжие его сощуренные глаза смотрели прямо на Грэма. Взгляд их ничего хорошего не предвещал. — Я предупреждал тебя, что дружба с медейцами не доведет до добра. Я думал, что ты умный мальчик и все-таки сделаешь нужные выводы, несмотря на упрямство. Жаль, что я ошибся. Ты оказался глупцом, да к тому же еще и неблагодарным. Так-то ты отплатил мне за помощь?

Грэм ошарашено молчал.

— Молчишь? Напрасно. Помнишь наш разговор о благодарности и долге? Так вот, настала пора платить долги.

— Чего вы хотите? — выдавил Грэм. Горло словно было набито толченым стеклом, каждое слово давалось с трудом.

— Всего-то ничего. В качестве благодарности за оказанные тебе немаловажные услуги ты мне кое-что расскажешь. Не правда ли, несложно? Ведь говорить ты умеешь? — не дожидаясь от ответа, Барден вдруг, не поворачиваясь, резко велел своим сопровождающим: — Уйдите все. Оставьте нас одних. Марк! Ты — останься.

Всех тут же словно сдуло ветром. Кроме высокого юноши, который замер чуть позади и сбоку императора. Ни один человек не попробовал протестовать против странного приказа своего повелителя.

— Вот так лучше, — удовлетворенно сказал Барден, поискал взглядом, на что можно сесть, обнаружил низкий стул и опустился на него. Юноша остался стоять. Выражение лица у него было равнодушное, но золотые напряженные глаза словно приковало к Грэму. — Поговорим по душам. Для начала, чтобы ничто нас не смущало: этот молодой человек, — он кивнул через плечо на юношу, — мой сын Марк. Наследник империи. А вот это, — кивок на Грэма и полуоборот головы в сторону сына, — некий Грэм Соло, наинский вор и авантюрист вроде бы голубых кровей. Достаточно знаменитая личность на родине, насколько мне известно. И популярная, поскольку ищут его сейчас все, кому не лень, и на материке, и в Самистре, и даже в Истрии; цена на его голову растет не по дням, а по часам. А попал он к нам. Неплохо, не правда ли?

Грэм подумал, что касотский император слишком уж много знает о его делах, словно специально наводил справки. И он никак не мог понять, к чему такое вступление. И зачем здесь этот "наследник империи"?

— Итак, все тебя ищут, а попал ты в мои руки, — продолжил Барден. — Ирония в том, что мне ты не нужен. Передавать тебя в руки тех, кто заинтересован в твоей поимке, я не хочу. Во-первых, я как-то не привык делать людям добро, а, во-вторых… это будет слишком уж сильно смахивать на работорговлю, не находишь? Поэтому я хочу предложить тебе сделку. Ты расплачиваешься за прежние мои услуги и посвящаешь меня в подробности своего появления здесь, а я отпускаю тебя на все четыре стороны. Правда, придется признать, что после этого ты останешься в огромном, просто-таки неоплатном долгу передо мной, после всего того, что натворил здесь, но мы с тобой, я думаю, как-нибудь это переживем.

Грэм попытался сохранить равнодушное выражение лица. Барден предлагал ему свободу, что, в общем, было очень заманчиво (Грэм почему-то не сомневался, что касотский император сдержит слово), но — такой ценой? Чувствуя, что с лицом ему все-таки совладать не удается, он наклонил голову и отвернулся.

И промолчал.

— Что такое? — с наигранным удивлением спросил Барден. — Тебя не устраивают предложенные условия? Может быть, ты боишься, что, ответив на вопросы, совершишь предательство? Я на твоем месте не опасался бы этого. Не думаю, что ты можешь назвать своих спутников-медейцев друзьями, у вас слишком разные положения в обществе. К тому же, они поступили как твои сумеречные «братья» — использовали тебя, а потом выбросили. Слишком легко они оставили тебя, не находишь? Уверен, никто даже не попытается выяснить, что с тобой случилось, не говоря уже о том, чтобы попытатьсятебя выручить. Вот это — предательство. Теперь они на свободе со своим принцем, а ты тут, отдуваешься за тех, чья война тебе безразлична.

Эта болтовня становится утомительной, подумал Грэм. Он снова почувствовал странное равнодушие, тяжело навалившееся на него. Чтобы отвлечься от низкого, вкрадчивого голоса Бардена, ввинчивающегося в мозг, он поднял голову и стал смотреть в окошко наверху, гадая, сумерки ли уже настали, или просто пасмурный день.

— Еще мне очень интересно узнать, кто рассказал вам, как незаметно проникнуть в крепость, и где ты взял вот это, — Барден выдернул откуда-то сложенный в несколько раз лист бумаги, встряхнул им. Это оказалась карта, которую отдала Иву Илис. Так значит, это императорская карта, подумал Грэм не без удивления. Но неужели он даже не подозревает, какими путями она попала в футляр Грэма? — Это уже предательство по отношению ко мне, а я предательств не прощаю. Не хочешь разговаривать? Ну, ну… Подумай, Грэм, ведь я найду способы, чтобы разговорить тебя. В моем распоряжении магия и лучшие заплечных дел мастера на всем материке. Тебе хочется испытать на себе их искусство? Я запросто могу устроить тебе знакомство с ними.

Да делайте, что хотите, подумал Грэм устало, продолжая разглядывать серый клочок неба в окошке.

— Или, может быть, тебе хочется стать объектом магических экспериментов? Они иногда бывают довольно забавными.

И почему мне все равно? — удивился Грэм. Пока мы искали Дэмьена, и потом, когда меня вели к командующему, мне было так страшно, как никогда в жизни, а теперь — нет. Странно. Казалось бы, теперь, когда начинается то самое, что пугало его, и нужно бояться, он же не испытывал ничего, кроме безразличия и бесконечной усталости.

Некоторое время Барден молчал, внимательно разглядывая его при свете факела, воткнутого в кольцо на стене. Его сын неподвижно стоял за его спиной, положив руки на рукоять меча и чуть склонив голову. Светлые рыжеватые пряди волос падали на лицо, заслоняя его, и Грэм не мог уловить его выражения.

— Вижу, разговора у нас с тобой не выйдет, — вдруг сказал Барден, легко поднимаясь на ноги. — Жаль. Но я дам тебе сутки на размышление. Хотелось бы, чтобы ты образумился, и мы поговорили с тобой как два нормальных человека. Если же нет… я думаю, ты не обольщаешься относительно своего будущего? Впрочем, для начала с тобой поговорит Альберт, а потом придется принять крайние меры. Ты понимаешь, о чем идет речь, не так ли?

Барден развернулся, и, словно крылья, взметнулись за его спиной полы черного плаща. Он выдернул из кольца факел и сделал шаг к двери. Принц Марк направился за ним, но на полпути за спиной отца повернулся и посмотрел на Грэма в упор. В золотых глазах юноши было предостережение.

* * *

Грэм предполагал, что на сутки его оставят в покое, и намеревался за это время обдумать дальнейшую линию поведения. Ему казалось странным, что император теряет время, дав сутки на размышление, и тем самым уменьшая шансы схватить беглеца. Впрочем, он еще давно пришел к выводу, что мотивы поступков магиков ему не понять, а потому нет смысла заморачиваться ими каждый раз, как сталкиваешься.

Подумать ему не дали. Сутки еще не прошли, как к нему уже пожаловал гость, а спустя некоторое время еще один. Причем оба такие, каких он даже и не ждал.

Сначала в камере появился человек в длинном балахоне. Это был мужчина, еще не старый, с худощавым, тонким, очень усталым лицом, с длинными светлыми волосами, перехваченными на лбу матерчатой повязкой, и с острой бородкой клинышком. В руках у него был небольшой короб. Грэм хотел спросить, кто он такой, но тут же понял, что не сможет выдавить ни слова, так пересохло горло. За все время, проведенное здесь, он не выпил ни глотка воды, и теперь его мучила жажда.

Оставалось только молча наблюдать за гостем.

Тот, тем временем, поставил свой короб на пол перед Грэмом, сам опустился на колени рядом, поднял крышку и стал рыться в содержимом. Все это без единого слова. Грэм был немало озадачен. У него не имелось никаких предположений, кем бы мог быть гость, и он решил попытаться еще раз спросить:

— Кто ты? — выдавил он. Голос звучал так хрипло, что он сам не узнал его.

— Принц Марк прислал меня, — негромко ответил гость, не поднимая голову от короба. Говорил он на всеобщем с сильным касотским акцентом, как и большинство его соотечественников, — чтобы я осмотрел вас. И в особенности вашу ногу.

— Принц Марк?.. — повторил Грэм едва слышно. Он ничего не понимал. С какой стати касотскому принцу, который видел его первый раз в жизни, принимать в нем такое участие? — Почему?

Гость пожал плечами.

— Это не мое дело. Сейчас вам будет больно. Потерпите.

Предупреждение было совершенно излишним, выбора-то у Грэма не имелось. Он терпел, пока лекарь делал свое дело; осмотром одной лишь ноги он и в самом деле не ограничился. Ощупал каждую косточку и каждый квадратный дюйм тела, отзывавшегося на прикосновения болью. Во время неожиданного осмотра Грэм пытался собраться с мыслями, но его отвлекали, не давали сосредоточиться частые вопросы гостя: "Здесь больно? А здесь?" А он пытался понять, что же все это значит, зачем принц Марк прислал лекаря, знает ли об этом император… и если знает, какого его мнение.

Наконец, лекарь закончил осмотр, пришел к выводу, что все кости целы, и вплотную занялся ногой, в которой, совершенно очевидно, все кости целыми не были. Грэм закусывал губы и молчал, пока пальцы лекаря мяли и ощупывали ногу, и сжимал кулаки так, что ногти вонзились в ладони, и потекла кровь.

— Хорошая выдержка, — сказал лекарь, коротко на него глянув. — Она вам еще ох как пригодится. Вас били, но ничего страшного, никаких травм. Вот с ногой дело обстоит хуже. У вас перелом голени, и перелом, насколько я могу судить в такой обстановке, сложный. Мне непонятно, почему вы еще остаетесь в сознании. Вы раньше уже ломали эту ногу?

— Давно.

— И, вероятно, страдали хромотой? Кость срастили не слишком удачно… Теперь же… При каких обстоятельствах вы получили травму?

— Магический удар. Кажется…

Лекарь покачал головой.

— Очень плохо. Ладно, посмотрим, что я могу сделать… Только предупреждаю сразу: вероятно, после срастания кости, хромота усилится. Возможно, вы вообще не сможете нормально ходить.

На какой-то миг Грэму стало смешно; он даже подумал, что не сможет совладать со смехом, рвущимся наружу. Предполагаемая хромота меньше всего волновала его на данный момент, когда сомнителен был сам факт выживания.

— Выпейте вот это, — лекарь протянул ему маленький пузырек с мутной жидкостью. — Снадобье ослабит боль.

Очень кстати, подумал Грэм, зубами срывая с пузырька пробку. Болеутоляющее весьма пригодилось бы ему сейчас, когда тело не отошло еще от побоев, да и нога причиняла сильную боль. Жидкость имела резковатый вкус и пахла терпкими травами. Грэм сразу жадно проглотил ее и вернул пузырек лекарю. Тот принял его, кивнул.

— Теперь подождем немного. Снадобье начнет оказывать эффект через несколько минут. Потом придется действовать быстро. Эффект хотя и силен, но непродолжителен.

Через несколько минут Грэм почувствовал, что сознание начинает мутиться, его клонило в сон, боль отступала. Он закрыл глаза и расслабился, насколько это было возможно в его положении. Полностью сознание он не утратил, некоторые чувства даже как будто обострились. Он продолжал отчетливо слышать движения лекаря, даже самые незначительные, и чувствовал его слабые прикосновения. Ощущение было такое, словно тело затекло от долгой неподвижности, и теперь было не слишком чувствительно к внешним факторам. Боль оставалась, но как-то на втором плане.

К сожалению, снадобье прекратило действие несколько раньше, чем лекарь закончил свою работу. Грэм, втянув воздух сквозь зубы (очередное прикосновение гостя оказалось неожиданно болезненным), приоткрыл глаза и сквозь ресницы увидел, что нога освобождена уже от сапога, штанина распорота, и лекарь прилаживает лубки.

— Все в порядке? — поднял голову касотец. — Снадобье еще работает?

— Уже нет.

— Безымянный! Я рассчитывал на более длительный эффект. Впрочем, осталось недолго. Потерпите.

Грэм прислонился затылком к стене и снова закрыл глаза. После короткого периода облегчения боль стала казаться какой-то уж слишком сильной, почти невыносимой.

— Вот и все, — услышал он через какое-то время, показавшееся вечностью. — Большего я в данных условиях сделать не могу.

— В любом случае — благодарю, — сказал Грэм, открывая глаза. Благодарность была произнесена сквозь зубы, а потому прозвучала словно проклятие. — Хотя до сих пор не понимаю, почему…

— Вопрос «почему» — это не ко мне, — коротко ответил лекарь. Он быстро и аккуратно собирал все вынутые ранее предметы обратно в короб. — Я делаю лишь то, что должно. Боюсь, правда, что старания мои окажутся напрасными. Скажу напрямик, шансов остаться в живых у вас мало… если они вообще есть.

— Я знаю, — согласился Грэм.

— Ну, желаю вам удачи, — лекарь закрыл короб, поднялся с колен. — Хотите, я оставлю свет? — он кивнул на факел. — Его надолго не хватит, но хоть что-то.

— Мне все равно, — проговорил Грэм. Глаза его уже достаточно привыкли к темноте камеры, и теперь свет факела только мешал. Вот если бы касотец предложил воды, он не стал бы отказываться.

— Тогда я, пожалуй, заберу его.

Гость исчез очень быстро и тихо, и уже через десять минут Грэм мог подумать, что у него случилась галлюцинация. В том, что ему ничего не привиделось, убеждала лишь только нога, забранная в лубки.

Он попытался устроиться удобнее, но не преуспел, мешали цепи и лишенная подвижности нога. Он проклял все на свете. Уже довольно долго он пребывал в одном положении, и спина устала, а все тело затекло. Но оставалось лишь довольствоваться тем, что имеется, и он снова откинул голову к стене, закрыл глаза и попытался уснуть или хотя бы задремать. Подобной усталости он не испытывал уже давно, но забыться сном ему не давали холод, жажда, боль и тревожные мысли. Тревожился он не за себя — с ним все было ясно, — и даже не за Ива. Его волновало, все ли в порядке с Вандой. Возможно, в первую очередь ему стоило все же волноваться за свою жизнь, но девушка, ее безопасность, была для него несоизмеримо важнее. Даже сейчас, когда он оказался в темнице, — из-за Ванды, можно сказать, — он не прекращал любить ее.

Но как же глупо все получилось…

Если бы только мне сказали, что она спокойно добралась до дома, подумал Грэм, я был бы, пожалуй, готов умереть. И ничего мне больше не надо…

Когда дверь загрохотала в следующий раз, он подумал, что прошли уже сутки, и по его душу явились Барден и его друг (или все же охранник?) Альберт Третт. Эта мысль не вызвала ни малейшего душевного отклика, он был готов ко всему.

Но удивляться он еще не разучился, и понял это, когда вместо двух внушительных силуэтов императора со товарищи при свете нового внесенного в камеру факела увидел высокого, стройного человека, которого сразу узнал, несмотря на то, что видел его всего лишь один раз. Эти светлые, рыжеватые волосы до плеч и золотые внимательные глаза запомнились ему очень хорошо, и теперь он без труда сообразил, что к нему пожаловал сам наследник Касотской империи, принц Марк.

— Здравствуй, — сказал Марк как ни в чем не бывало, подходя. На нем не было ни доспехов, ни шлема, только кожаный дублет с эмблемой, которую Грэм не сумел разобрать, и серый плащ с белым подбоем. Принц был безоружен. — Ага, вижу, мой лекарь побывал у тебя. Это хорошо. Как ты себя чувствуешь, лучше?

Голос принца был вовсе не похож на голос его отца: не такой низкий и гораздо более мягкий.

Грэм облизнул сухие растрескавшиеся губы. Жажда донимала его уже изрядно, хотя и не так сильно, как это было давным-давно в каменоломнях Самистра.

— Не понимаю, зачем ты это сделал, — хрипло ответил он после короткой паузы.

— Что сделал? — удивился Марк. Он подошел почти вплотную, подтащил стул и уселся на него, приняв ту же позу, в которой не так давно сидел тут его отец — упершись руками в колени. Теперь лицо его оказалось совсем рядом с Грэмом, и тот мог еще раз отметить, как сильно он похож на Бардена: тот же высокий лоб, рыжеватые брови, глубоко посаженные смеющиеся пристальные глаза, насмешливый рот. Не классически красивое, но располагающее к себе лицо. — А, ты про лекаря?.. Я, видишь ли, знал, что тебя уже допрашивали. И решил удостовериться, что у тебя целы все кости.

— С чего вдруг такая забота? — сощурился Грэм. — Кто я тебе?

— Никто, — согласился Марк. — Я не знаю ничего о тебе, если не считать того, что рассказал отец. Еще я знаю, что ты зачем-то впутался в авантюру, выдуманную медейцами, и теперь расплачиваешься за это, один за всех. И впрямь, всего этого маловато, чтобы всерьез озаботиться твоей судьбой. Но есть здесь человек, который тебя знает, и, мало того, утверждает, что вы друзья. Которого твоя судьба весьма волнует.

На миг у Грэма захолонуло сердце. Глупо, конечно, но первое же имя, промелькнувшее в мыслях, было — Ванда. Невероятно, чтобы касотец говорил именно о ней, но ведь случаются в мире чудеса? Грэм вдруг очень захотел, чтобы сейчас случилось такое вот неожиданное чудо.

— Я знаю этого человека?

— Знаешь, конечно, раз вы друзья, — Марк не сдержал улыбку, но сразу же снова стал серьезным. — Это Илис Маккин. Знакомое имя?

— Илис, — повторил Грэм потеряно. Да, конечно же, чего он еще мог ждать? Не могла же Ванда и впрямь оказаться здесь. — Она в крепости?

— Она прибыла вместе с моим отцом. Илис узнала, что ты находишься здесь, и хотела прийти к тебе с нами, но отец запретил ей. Тогда она попросила меня помочь тебе, чем можно, и попросить кое о чем.

— О чем?

— Тебя уже допрашивали, и будут допрашивать еще, мой отец привык добиваться своего. Он упрям и принципиален, и не остановится ни перед чем. Свои ответы он получит, рано или поздно, пусть даже они не будут ему нужны на тот момент. Поэтому Илис просила передать, чтобы ты не упрямился, отвечал сразу. Если ты расскажешь отцу все, что он спросит, он сдержит свое слово и вернет тебе свободу.

Рассказать все? Но это значит предать, по крайней мере, двоих: Хельмута и Илис. Грэм нахмурился и упрямо опустил голову.

— Мне нечего рассказать императору.

— Послушай, это серьезно. Ты обязательно заговоришь, но уже после того, как тебя сломают пытки и магия, а это все равно, что смерть. Палачи отца умеют ломать людей. Ты этого хочешь?

А ведь все это может быть с равной вероятностью и просьбой Илис, и хитростью Бардена, пришло в голову Грэма. Илис он даже и не видел, в отличие от императора. А что, интересная идея: заслать сына будто бы от имени Илис, а на самом деле…

— А тебе-то что за печаль? — спросил он хмуро, поднимая глаза на Марка. — Ты просьбу Илис передал, чего тебе еще надо?

— Мне не хотелось бы, чтобы Илис что-то огорчало, — ответил принц сразу же, без колебаний. — В том числе твоя смерть.

Надо же, Илис он огорчать не хочет. Неужели он тоже поддался ее обаянию? Вот была бы достойная пара истрийской княжне в изгнании.

— Мне тоже не хочется омрачать веселый нрав Илис, — проговорил Грэм. — Но мне нечего рассказать твоему отцу.

— Если ты боишься за своих друзей, не бойся: им уже ничто не грозит.

— Ничего я не боюсь, — упрямо сказал Грэм и повторил в третий раз: — И мне нечего сказать твоему отцу, я устал повторять это. Передавай привет Илис.

— Это все, что ты можешь мне сказать?

— Все.

— Илис предупреждала о твоем упрямстве. Но, признаться, я думал, что она несколько преувеличивает. А ты, кажется, и в самом деле хочешь сыграть мученика…

На это Грэм промолчал. Кажется, что-то подобное он слышал уже от Роджера, но и тогда, и теперь, это было неправдой. Мучеником он себя не ощущал. И не более других живущих на земле желал терпеть муки за дело, которое даже не было его делом. Но и заговорить он тоже не мог — тому было помехой его известное упрямство и не менее известные принципы.

— Я передам Илис твои слова, — сказал Марк, поднимаясь на ноги. — А теперь — прощай. Больше у нас не будет случая поговорить, хотя лично я жалею об этом.

А я — нет, мысленно проговорил Грэм. Хватит с него августейших особ, надоело уже.

После ухода принца ему даже удалось задремать. Но спал он недолго Дверь загрохотала снова, пропуская еще одну порцию посетителей.

* * *

На Бардене не оказалось ни доспехов, ни меча, только стеганый кафтан темного цвета, шитый серебром; на шее висела та толстая цепь, которую Грэм уже видел, плечи покрывал серый с белым плащ. Его дикарская прическа превратилась в гладкие, зачесанные назад рыжие волосы. Вид у него был рассеянный и расслабленный, даже, можно сказать, благодушный, как будто он собрался на прогулку, а не на допрос.

За императором шел его сын с совершенно равнодушным выражением лица. Вид у него был довольно усталый, а глаза — покрасневшие, словно он долго не спал. Что ж, подумал Грэм с мрачным юмором, может статься, он всю ночь утешал Илис, расстроенную отказом пленника выполнить ее просьбу. Несомненно, увлекательное, но довольно утомительное занятие.

Чуть позади держались Альберт Третт, — мрачный, облаченный в кольчугу, и с мечом у пояса, — и командующий Северной крепостью герр Риттер. Замыкали процессию двое солдат с факелами.

В камере сразу стало очень тесно.

Барден сел, откинув за спину полы плаща. Марк и Риттер встали соответственно справа и слева от него, Третт — чуть в стороне. Солдаты остались у двери.

Грэм осмотрел всю эту компанию, и понял, что промолчать не сможет. Ему не раз и не два приходилось расплачиваться за свой дерзкий язык, и сейчас тоже стоило ожидать расплаты. Впрочем, терять ему уже было нечего.

— Какое изысканное общество, — проговорил он с трудом. Язык почти не повиновался ему, а слова не хотели пролезать сквозь иссохшую глотку, но он заставлял себя говорить. — Я польщен. Надеюсь, его императорское величество простит меня за то, что я сижу в вашем присутствии?

Третт сделал шаг по направлению к нему и занес руку для удара, но был остановлен жестом императора.

— Оставь, Альберт. Пусть болтает, коли ему охота.

— Надо же, — не удержался Грэм. — Я-то думал, вам приятно будет видеть меня разговорчивым.

— Болтаешь не по делу, мальчик, — спокойно сказал Барден. — Или по делу ты будешь говорить так же охотно и много?

— Смотря по какому делу.

— Дело у нас на данный момент одно, не так ли? Ты надумал ответить на мои вопросы добровольно?

Грэм пожал плечами.

— Что я могу сказать? Ведь я не знаю, какие вопросы вы собираетесь мне задавать.

— У мальчика, кажется, отшибло память. Мне кажется, ваши люди, Риттер, действовали не слишком аккуратно. Альберт, помоги, пожалуйста, Грэму вспомнить, о чем идет речь. Только, прошу, не калечь его.

Вот это было впрямь больно. Несколько минут Грэм, стиснув зубы, молча корчился в цепях, пытаясь потерять сознание и не в состоянии сделать этого. Те ребята, что допрашивали его первыми, знали дело неплохо, но до Третта им было далеко. Расти и расти до такого мастерства.

Когда он отдышался и смог распрямиться, то увидел, что Барден наблюдает за ним со странным выражением на лице, в котором смешались любопытство и сожаление. Марк был бледен и смотрел в сторону.

— Ты вспомнил? — осведомился Барден почти заботливо. И тут же, не дожидаясь ответа: — Я вижу, кто-то похлопотал о тебе. Или ты сам сумел соорудить эту шину на ноге?

— Это был мой приказ, отец, — ответил Марк довольно спокойно, взглянув императору в глаза. — Я прислал своего лекаря.

— Вот как? — прищурился Барден. — И почему я ничего об этом не знаю? Впрочем, обсудим позднее. Сейчас я бы предпочел поговорить с Грэмом. Если, конечно, он вспомнил.

Грэм молчал. Не зря, ох, не зря Третт показался ему опасным еще в начале знакомства.

— Будем считать, что молчание выражает согласие. Ну что ж, начнем с самого простого. Где ты достал карту? Уж это ты можешь сказать мне?

А ведь он наверняка знает, каким образом карта уплыла от него, мрачно подумал Грэм, вперив взгляд в пол. Только хочет подтверждения своим догадкам. Интересно, что он сделает с Илис, если я вдруг проговорюсь? Грэм предпочел бы никогда это не проверять.

Молчание, по мнению присутствующих, затягивалось, и Третт отреагировал на нетерпеливый жест Бардена несколькими ударами, быстрыми, короткими и точными.

Странно, но боль производила на Грэма действие абсолютно противоположное ожидаемому. Предполагалось, что она заставит его заговорить; на самом же деле, она помогала ему молчать, нужно только отвлечься от голосов, задающих какие-то вопросы. Можно кричать, стонать, скрипеть зубами, но при этом не произнести ни одного осмысленного слова, а все из-за того, что просто не слышишь вопросов.

Первый допрос по сравнению с этим мог показаться дружеской потасовкой. Грэм не думал, что сможет продержаться до конца, но каким-то чудом смог, ни разу даже не потеряв сознания. А, видят боги, как он молился об этом! Третт не позволил ему уйти в спасительную тьму, умудряясь удерживать его на границе сознания. Пожалуй, трудно было сосчитать, сколько проклятий послал ему Грэм и в душе своей, и во всеуслышанье. Проклятиями он так же не обделил и Бардена, а уж сколько их вознеслось богам! Никогда Грэм не богохульствовал так много. Он охрип, сорвал голос, но Барден под конец допроса знал ровно столько же об операции спасения медейского принца, сколько в начале его. Когда Третт отступил, оставив Грэма полулежать, жадно глотая холодный воздух, он подумал, не правильнее ли было все-таки выпрыгнуть в окошко с верхней площадки башни. Тогда, по крайней мере, смерть была бы намного быстрее и чище. Он все равно умрет, но теперь смерть затянется надолго. И неизвестно еще, принесет ли кому пользу его молчание.

— Я же говорил, что мальчишка — крепкий орешек, ваше величество, — сухо проговорил Риттер. Он перешел на касотский, и поэтому Грэм, по-прежнему пребывающий в сознании, понимал одно слово из трех. — А вы сомневались в способностях моих людей.

— Сомневался, — согласился Барден. — И продолжаю. Мало того, я начинаю сомневаться и в способностях Альберта тоже. Мальчишка говорит, но совсем не то, что надо… Герр Риттер! Прошу вас сегодня же устроить перевод его в нижние камеры. Сегодня же, слышите? Я не задержусь надолго, а поговорить еще разок мне очень хотелось бы.

— Не знаю, получится ли перевести его вниз, — буркнул командующий. — Идти он сам не сможет, а…

— Это ваши трудности. Придумайте что-нибудь. И совершенно необязательно обсуждать мои приказы!

Глава 4

Повеление императора взялись исполнять сразу же после того, как Барден и компания покинули апартаменты Грэма. Не успел он еще отдышаться и поразмышлять на тему, все ли кости у него остались целыми на этот раз, как пожаловали два дюжих молодчика, которые без лишних слов принялись освобождать его от цепей. Будь у Грэма оружие, это был бы чудесный шанс вырваться на свободу, но меч его разлетелся на тысячу кусочков пару дней назад (по крайней мере, Грэм предполагал, что прошло именно столько), кинжал он оставил по ту сторону рва, да и состояние самого Грэма, по правде говоря, оставляло желать лучшего. Едва ли он сейчас сумел бы сделать хотя бы пару шагов без посторонней помощи.

Впрочем, мысли о побеге как отрубило, когда, сняв с него цепи, один из молодчиков сунул ему в руки металлическую флягу с водой. Грэм, которого жажда мучила уже больше суток, и у которого во рту стоял вкус собственной крови, еще более жажду обострявший, жадно прильнул к фляге, стараясь не пролить ни капли.

После того, как он выпил все, один из парней объяснил, что они помогут ему спуститься вниз, в подвалы.

— Руки мы оставим тебе свободными, но, смотри — без глупостей!

— Какие тут глупости, — мрачно усмехнулся Грэм. — Можете меня не опасаться, ребята.

Но они все равно смотрели настороженно — два молодых светловолосых парня, похожие, как братья. Пожалуй, они были ненамного старше того мальчишки, которому Грэм перерезал горло в кладовых крепости. Он и им перерезал бы без колебаний, будь у него силы и оружие. Возможно, они прочитали это в его глазах, и это заставляло их держаться настороже, как с раненым, но все еще опасным зверем.

— Встанешь сам или помочь?

Грэм попытался подняться самостоятельно, придерживаясь за стену. Это оказалось непросто, и он скоро понял, что попытка его обречена на провал. Его конвоиры тоже поняли это, и потому поспешили на помощь, подхватив его под руки. Кое-как с их помощью он поднялся, и втроем они медленно двинулись к ведущей вниз лестнице. Грэм хорошо помнил, насколько узкой она была, и не представлял, как же они будут по ней спускаться втроем? Да и вообще он весь предстоящий путь представлял с трудом, ведь предстоит преодолеть столько лестниц, и каждая станет настоящей пыткой для него.

Они миновали винтовую лестницу. Один из конвоиров поддерживал Грэма спереди, второй сзади, и все равно это было безумно тяжело. Как бы не сломать и вторую ногу тоже, мрачно думал он, ковыляя со ступеньки на ступеньку. Когда они с Ивом пришли сюда, они этой лестницы и не заметили, взлетели по ней, словно на крыльях, теперь же приходилось с муками считать каждую ступеньку.

Он попытался отвлечься от лестницы, подумав о чем-то еще, но не смог. Мучительный спуск завладел вниманием полностью. А ведь за винтовой лестницей предстоит преодолеть просто-таки несчетное их количество! При одной мысли об этом Грэма бросило в дрожь.

— Крепись, парень, — сказал солдат, поддерживающий его справа. Ему спуск тоже дался нелегко, судя по его тяжелому дыханию. — Нам в самый низ.

— Да выкиньте меня из окошка, и дело с концом, — Грэм даже сумел выдавить из себя смешок.

— Нельзя, — нахмурился Левый, принявший, видимо, попытку пошутить за серьезную просьбу. — У нас приказ доставить тебя в подвальные камеры.

— Ну так доставьте побыстрее! Надеюсь, вы не собираетесь сломать мне и вторую ногу тоже? Если собираетесь, то сделайте это как-нибудь поаккуратнее, что ли, чтобы я не заметил…

Как и раньше, много лет назад, боль полностью лишала Грэма чувства самосохранения; он начинал нести самоубийственную чушь с поразительной легкостью. Впрочем, сейчас ему было бы только на руку, если бы конвоиры разозлились и выкинули бы его в окно по собственной инициативе.

Но вот чего уж у касотцев было не отнять, так это выдержки. Возможно, это происходило от недостатка мозгов. На ядовитые замечания Грэма его конвоиры перестали реагировать почти сразу, как только поняли, что он болтает исключительно ради того, чтобы болтать. Он же, раз начав, остановиться не мог. За разговорами он хоть немного отвлекался от боли.

Подвал находился ниже уровня воды. Пожалуй, ниже и того места, где Грэм и Ив проникли в крепость. Здесь было гораздо более промозгло и сыро, чем там, откуда они начали свой путь. Стены выглядели склизкими, по коридору тянуло мертвенным холодом. Пока один из касотцев возился с замком железной глухой двери, Грэм, опираясь на плечо второго, внимательно прислушивался и осматривался по сторонам. Коридор, скудно освещенный натыканными кое-где факелами, тянулся по обе стороны, и оба конца его утопали во тьме. Грэм знал, что с той стороны, откуда пришли они, скрывается поворот и крутая лестница наверх; чем коридор оканчивается с другой стороны, оставалось только гадать. Впрочем, что бы ни таила в себе темнота, для Грэма это было бесполезно. Он предполагал, что ближайшие два месяца не сможет самостоятельно передвигаться, и только потом… Если, конечно, это «потом» будет. Он сильно сомневался, что ему суждено прожить так долго.

Тишина здесь была почти полная. Единственными звуками, доносящимися до напряженного слуха Грэма, помимо бряцанья ключей конвойного, были едва слышный звон капающей воды и далекие размеренные шаги стражника. Да, подумал он, вечность тишины и спокойствия мне обеспечена. Или, точнее, то, что осталось от вечности.

— Нельзя ли побыстрее? — подбодрил он своего конвойного, который никак не мог совладать с замком. Голос странно звучал в этом поразительно тихом коридоре, гулко и мертво. — У меня ноги не казенные. Так и второй недолго лишиться.

Касотец прошипел в ответ что-то неразборчивое, но явно не доброе. Грэм, который действительно устал уже стоять и мечтал только о том, чтобы присесть, а еще лучше прилечь где-нибудь, предложил:

— Хочешь, давай помогу. Уверяю, у меня получится гораздо быстрее, и нам не придется торчать тут следующие несколько часов.

В этот самый момент замок поддался, лишив касотца возможности достойно ответить. Грэма подхватили под руки и волоком втащили в камеру, ноги уже совсем его не держали.

— Приятное местечко, — пробормотал он, оказавшись на полу.

Вот тут было по-настоящему темно, холодно и сыро. Грэм, коснувшись случайно осклизлых стен, брезгливо вздрогнул и подумал, что темница наверху башни, где он провел последние дни, и где раньше содержали Дэмьена — просто королевские апартаменты. Там был и кусочек неба, и живой воздух, а здесь — тьма, застоявшийся холод и плесень. И крысы, если Грэм верно истолковал слышимый им в углу шорох и писк.

На него снова надели цепи. Они были гораздо тяжелее тех, что он носил наверху, но зато замыкались на замок, а не заклепывались намертво. Грэм успел рассмотреть кандалы и пришел к выводу, что в случае нужды без проблем смог бы освободиться от них, располагая, правда, чем-нибудь тонким и острым. Но увы. Пользы ему освобождение не принесло бы. Была еще дверь, которая изнутри вообще не имела ни замочной скважины, ни чего-нибудь подобного, а за дверью — крепость, битком набитая касотскими солдатами.

Конвойные молча закончили свою работу, потом так же молча взяли факел и ушли. Грэм, оставшийся в полной темноте, услышал, как загрохотала запираемая дверь, а потом — звук удаляющихся шагов. И тишина.

— Добро пожаловать в могилу, — сказал он сам себе тихо.

Здесь и впрямь было как в могиле, правда, достаточно просторной. Цепи в этой камере были длиннее, чем наверху, и ограничивали свободу передвижений не так сильно.

Но, как ни просторна могила, назначение у нее всегда одно. А значит, подумал Грэм, с этой минуты мне суждено становиться трупом. Мысль не утешительная, но трезвая.

* * *

По прикидкам Грэма, он находился в крепости Северной уже около двух суток, а значит, Ив со своим принцем должны были уже достигнуть дома Гернота, где их ждали остальные. А значит, Ванда уже знает, что Грэм, с некоторой, довольно большой вероятностью, остался в форте как пленник. А возможно, как покойник. Интересно, что они предпримут? Станут ждать его или сразу уедут, чтобы он не смог догнать их, если вдруг ему посчастливится выбраться из крепости, или вернутся за ним, чтобы как-то помочь? Последнее было настолько маловероятно, что такую возможность Грэм не принимал в расчет. Даже если у Ванды и появится такое желание, ее спутники просто не позволят ей совершить сей безумный поступок. Не возвращаться же в крепость, похожую на растревоженное осиное гнездо, ради какого-то бродяги-вора. Грэм отчетливо понимал это, но ему все равно было больно. Он чувствовал себя преданным, и удивлялся этому новому для него чувству.

И зачем только он принял проблемы медейцев так близко к сердцу? Почти всю жизнь он обходился без друзей и без привязанностей, а эта четверка сумасшедших привязала к себе. А потом предала его. И все равно, получи он сейчас свободу, без размышлений последовал бы за ними, хотя бы для того, чтобы убедиться, что у них все в порядке.

Горько было думать об этом, но других занятий у Грэма все равно не имелось. Да и лучше уж было думать, чем бесконечно прислушиваться к звону водных капель.

Потом его размышления прервали. В камере появился охранник с факелом, молча поставил перед ним миску с какой-то водянистой массой и помятую кружку, накрытую куском хлеба, и ушел. Грэм был очень голоден, и он не дождался даже, пока запрут дверь. В мгновение ока уничтожил всю еду, даже не замечая вкуса, и только потом подумал, не разумнее ли было бы уморить себя голодом? Впрочем, об этом легко рассуждать, когда ты сыт, а когда все внутри уже сводит от голода… Нет, подумал Грэм, не нужно так быстро сдаваться.

В темноте он провел еще какое-то время, прислушиваясь к крысиному писку и ощущая время от времени легкие прикосновения к рукам. Крысы здесь были обнаглевшие, но что ему крысы? Они не беспокоили его, он только задумался, что же они едят здесь, в этой камере, ведь здесь нет ничего, кроме подгнившей соломы и камней? Или, может быть, они почуяли человека и собрались в надежде, что скоро человек этот обратится в гору мертвой плоти, и они смогут полакомиться мясом? Грэму не нравилась перспектива быть съеденными крысами.

А ведь он, вор, ни разу не был в тюрьме, вдруг пришло ему в голову. Все аферы сходили ему с рук, ни разу он не был схвачен, а вот теперь, надо же, попался. И даже не из-за профессиональной деятельности…

И так он сидел и думал, думал… Потом решил, что так и с ума можно сойти, и попытался уснуть. Хорошо было бы заснуть и не проснуться, подумал он, укладываясь на голом полу. Несчастную ногу дергало болью при каждом движении. Напиться вина, лечь спать и тихо умереть во сне… Как это было бы чудесно! Но Грэму уже неоднократно говорили, что он не тот человек, который может мирно умереть в своей кровати.

На какое-то время ему даже удалось уснуть, но облегчения сон не принес. Он снова увидел кошмар, который не возвращался уже много месяцев: кровь, море крови и мертвое тело отца, возле которого он стоит на коленях, сжимая в руке окровавленный меч. Это было так больно, что он тут же проснулся, с трудом сдерживая рвущееся от боли и горя на волю сердце.

К нему еще два раза наведывался тюремщик; Грэм не понял, один и тот же или двое разных. После темноты ему было трудно смотреть на принесенные факелы, и он отворачивался. Оба раза они приносили еду, жидкий суп и такую же жидкую водянистую овсянку, как в первый раз. Голод, испытываемый Грэмом, был уже не таким острым, и на этот раз он сумел почувствовать вкус. И его чуть не вывернуло наизнанку. Ему приходилось много скитаться по земле, и не всегда он мог пообедать или поужинать по-королевски (особенно, если у него не было денег), но таких помоев, как здесь, ему пробовать не случалось. Даже на каторге в Самистре еда была вполне съедобная, другое дело, что ее было мало. Что ж, придется запрятать подальше брезгливость и разборчивость к еде. Или оставить их при себе, и уморить себя голодом. Но Грэм почему-то знал, что не сделает так. Он вроде бы был готов умереть, но все же какая-то часть его протестовала против самой мысли о смерти, хотя и надеяться вроде было уже не на что.

Оба раза Грэм пытался выяснить у тюремщика, утро, день или вечер сейчас; это помогло бы ему сориентироваться, сколько раз в день приносят еду, а следовательно, сделало бы возможным отсчет времени. Но они оба (или все-таки один?) молчали и не обращали на него внимания, словно в упор его не видели. То ли они не понимали его, что вряд ли, то ли им просто было запрещено разговаривать с заключенными, что более вероятно. Так или иначе, оба раза он наткнулся на стену молчания и решил больше попыток не повторять. С тем же успехом он мог вопрошать камни своей темницы.

Третьего визита тюремщика с едой он не дождался. Вместо него пришли те двое парней, которые сопровождали его сюда, и один из них сообщил:

— Император хочет говорить с тобой. Мы сейчас отведем тебя к нему.

— Может, он сам придет, раз хочет поговорить? — поинтересовался Грэм. — Здесь, правда, не очень удобно, ну да ничего не поделаешь. Я не виноват, что мне выделили такие апартаменты.

— Император выбирает место, удобное ему, а не тебе, — хмуро выдал второй парень. — А разговаривать будешь, когда тебя спросят…

Обнаглели ребятки, подумал Грэм. Силу, что ли, почуяли? Очень удобно помыкать избитым человеком, закованным в цепи, ничего не скажешь. Впрочем, хоть руки не распускают, и то ладно.

С него сняли цепи, и он размял запястья, уже успевшие стереться до крови. Будут у него теперь новые следы от кандалов. Если только это еще будет иметь значение…

Снова подхватив его под руки, его вывели из камеры. В коридоре ему пришлось сощурить глаза, свет не слепил так болезненно. Путешествие было трудным, но недолгим. Они миновали тяжелую железную дверь и оказались в обширной комнате. Грэма ткнули в спину, заставляя сесть на грубую деревянную скамью; при этом продолжали крепко удерживать за локти. Он некоторое время пытался повернуться так, чтобы нормально устроить сломанную негнущуюся ногу, понял, что ничего у него с выкрученными руками не выйдет, и поднял голову, чтобы рассмотреть, куда же его привели.

Ему не приходилось еще бывать в пыточных домах, но это не помешало сразу же понять, где он находится. Комната освещалась довольно скудно несколькими факелами и небольшой жаровней, наполненной раскаленными красными углями. Из-за царящего тут сумрака разнообразные странные предметы, стоящие и висящие повсюду, выглядели особенно зловеще. Грэм осмотрел их мельком и решил, что знакомство с ними ему сводить не хочется. Приятным дополнением ко всему разнообразию пыточных предметов и инструментов был здоровенный мужичина, одетый в один лишь кожаный передник. Пожалуй, он мог сойти за кузнеца, если бы не излишне мрачное и, можно сказать, пугающее, выражение лица. Он неподвижно стоял возле жаровни, сложив на обширной груди огромные руки, напоминающие окорока, и по очереди оглядывал всех присутствующих в комнате своими темными равнодушными глазами.

А присутствующих, за исключением Грэма и его конвоиров, было всего ничего. Грэм увидел лишь Бардена, небрежно развалившегося в кресле с высокой прямой спинкой, и стоящих у него за спиной герра Риттера и магика, который сломал его меч и ногу. Маловато зрителей, подумал Грэм. Видно, никого не заинтересовал предстоящий спектакль.

Барден, тем временем, внимательно рассмотрел Грэма и, кажется, остался недоволен увиденным; рыжие брови его нахмурились.

— Ну и как? В голове прояснилось или нет? Кажется, времени, чтобы подумать хорошенько, у тебя было в избытке.

— В темноте думать очень плохо, — медленно ответил Грэм. — Поэтому я, в основном, спал.

— Это следует понимать так, что по-хорошему ты говорить не будешь? — прищурился Барден.

— Может, и поговорил бы, кабы знал, о чем…

— Вот как. Ну ладно, я предупреждал тебя.

Светловолосые конвоиры, подчиняясь жесту императора, усадили Грэма в деревянное кресло. Оно могло бы сойти за обычное, если бы не фиксаторы для рук, ног и шеи, предусмотренные его конструкцией. Грэм, буквально примотанный к нему (оставили свободной одну покалеченную ногу, поскольку она не сгибалась), почувствовал себя весьма неуютно, но страха по-прежнему не испытывал, хотя, казалось бы, уже пора настала. Он ожидал, что сейчас приступит к делу мрачный мужик, но тот по-прежнему стоял неподвижно, словно статуя. Зато вперед выступил магик, которому Барден сказал несколько слов, так тихо, что Грэм не смог услышать.

Магик сделал сложный жест, сопроводив его фразой, произнесенной четким полушепотом. Грэм думал, что сейчас его чем-нибудь шандарахнет, как наверху в башне, и заранее напрягся, но почувствовал только сильное головокружение, а потом что-то, что было сродни легкому прикосновению. Как будто его лица и затылка коснулись холодные, влажные, липкие пальцы. Это было не больно, но очень неприятно, просто-таки омерзительно, словно по коже ползали слизни, и Грэм невольно содрогнулся. Воображаемые пальцы оглаживали лицо, ерошили волосы, словно отыскивая путь внутрь, под кожу и кость, и он решил, что ощущает на себе действие пресловутой ментальной магии. Правда, он ожидал какого-то более сильного и действенного воздействия и не мог понять, чего таким странным способом пытаются добиться.

Потом головокружение усилилось, комната закрутилась у него перед глазами в бешеном танце, и он закрыл глаза. Это не очень помогло, теперь крутился и раскачивался он сам, к тому же, к бешеной пляске добавилась тошнота. Наверное, именно так бывает при морской болезни, подумал Грэм. Неприятно, но не более. Вполне терпимо, особенно, если не обращать внимания на слизней.

Продолжалось это безобразие довольно долго, а потом вдруг прекратилось. Грэм только вздохнул с облегчением и открыл глаза, как в виски его словно воткнулись две раскаленные иглы. Боль была мгновенной, но такой пронзительной, что он зарычал сквозь стиснутые зубы. Потом иглы вонзились еще и еще раз… и его отпустило. Совсем.

Магик опустил руку и отступил. Его шатало, и вид у него был измученный.

— Безымянный, — тихо сказал Барден. — Я же говорил, что не действует.

Так этот магик что, пытался мои мысли читать? осенило Грэма. Значит, вот так это бывает? Но если чтение мыслей такой болезненный процесс, почему он ничего не заметил, когда в его голове пытался копаться Барден? Если только он действительно это делал, а Илис не обманула его. Или, может быть, он просто действовал более профессионально и потому не так заметно?

— Очень сильная защита, — проговорил магик. — И, причем, неосознанная. Очень интересно. Вот если бы исследовать это явление…

— Успеешь еще, — буркнул Барден.

— Боюсь, я не слишком подходящий экземпляр для опытов, — влез Грэм. Голова у него гудела, но он старался не подавать виду. — Могу терпение потерять…

Барден одарил его рыжим взглядом и отвернулся. Некоторое время царило молчание; император погрузился в глубокое раздумье, и никто не рисковал его прерывать. Грэм тоже не хотел торопить события.

— Я уже знаю, кто подсказал вам способ пробраться в форт, — сказал вдруг Барден, не поворачиваясь. — Это было нетрудно вычислить. Но, Грэм, я теперь хочу услышать имя и от тебя тоже.

— Зачем? — спросил Грэм хрипло.

— Зачем? — переспросил император и ухмыльнулся. — Мне было бы приятно знать, что у тебя нет тайн от меня.

Грэм улыбнулся ему в ответ, надеясь, что его ухмылка вышла не менее кривой.

— У меня от себя-то тайн полно, а вы хотите, чтобы я доверился вам, ваше величество? Нет, боюсь, вы будете разочарованы…

— Возможно, — наклонил голову Барден. — И все же я хотел бы попытаться. Ведь так прекрасно, когда все вокруг доверяют друг другу. Приступайте, господин палач.

Гора мяса, стоявшая до сих пор неподвижно около своей жаровни, расцепила руки и сделала шаг вперед. Никаких конкретных указаний Барден ему так и не дал, словно у них все было условленно заранее.

Глава 5

Наверное, всем и каждому в Северной крепости император Касот дал указание не калечить пленника, виновного в похищении самого важного заложника империи. Зачем Бардену нужнобыло, чтобы Грэм оставался в относительном здравии, знали только боги и он сам. Грэм не знал и знать не хотел. Любопытства в нем не оставалось ни на грош, как и других чувств тоже. Одной ночи в пыточном кресле хватило, чтобы он забыл все, кроме всепоглощающей боли.

И все же, надо признать, с ним обошлись лучше, чем могли бы. Вот только замки ему уже никогда не вскрывать.

По окончанию допроса Грэму было не до того, чтобы смотреть по сторонам, но все же ему показалось, что Барден ушел несколько раздосадованный. Еще бы, допрос оказался не более содержательным, чем прошлый, с участием Альберта Третта, хотя в этот раз применялись гораздо более жесткие средства. Сохранить гордое молчание Грэм не сумел, это было выше его сил, но ни одного внятного слова от него не добились, что привело в ярость командующего Северной и в заметное недоумение — Бардена. Как результат, Грэм теперь имел десять пальцев на руках искореженными, покрытыми кровью и не способными даже поднести кусок хлеба ко рту, а плюс к тому — легкое безумие во взоре, которое он, правда, видеть не мог. Он не был уверен, вернется ли к его рукам прежняя ловкость, и будут ли пальцы хотя бы когда-нибудь гнуться.

Осознанно или нет, Барден лишил его главного инструмента — рук, которые были одинаково важны и для вора, и для воина. Если мне все-таки посчастливится выйти отсюда живым, думал Грэм в темноте своей камеры-могилы, мне придется заняться чем-нибудь другим.

Вскоре после допроса Барден, судя по всему, покинул крепость. За Грэмом долго не приходили, то ли давали время оклематься, то ли просто не хотели продолжать допросы без участия императора. Но Грэму и без того приходилось несладко, каждая тюремная трапеза превращалась в настоящую пытку. Пальцы его не могли удерживать решительно ничего. Кроме того, они нестерпимо болели и еще долго продолжали кровоточить. Через какое-то время кровотечение остановилось, но боль не утихала. Грэм, почти ничего не видящий в темноте и уже воспринимающий свою слепоту как должное, попытался установить степень повреждения на ощупь, но не смог. Тогда он, превозмогая боль, сделал попытку сжать пальцы в кулак и чуть не лишился сознания. Если кости раздроблены, мрачно подумал он, мне крышка. И это самое начало… о боги!

— Борон, — прошептал он в темноте, — пошли мне легкую смерть!

Но и Борон, похоже, отвернулся от него и не желал посылать ему никакой смерти, не говоря уже о легкой. Да и сама судьба откровенно издевалась над ним, приняв в этот раз облик касотцев.

После первой неудачной попытки Грэм не потерял надежды установить, целы его пальцы или нет. Он подождал некоторое время (тюремщики приходили четыре раза), и повторил попытку. Несколько пальцев получилось немного согнуть, приложив значительные усилия, но боль при этом была такая, что никаких пыточных приспособлений не требовалось. При том холоде, который царил в камере, Грэм покрылся потом, но упрямо сгибал один палец за другим. Жаль, что он не может их увидеть…

Но скоро такая возможность ему представилась. Кому-то крепко не хотелось, чтобы он умирал. К нему пожаловал очередной лекарь, приведя его в крайнее смятение.

Сначала он, конечно, и не подумал, что это лекарь. Он ожидал, что за ним пришли, чтобы отвести в пыточную камеру для очередного допроса. Поэтому он даже и смотреть в ту сторону не стал, да и бесполезно это было с его слепыми сейчас глазами, а отвернулся и буркнул:

— А пошли бы вы к Безымянному со своими факелами…

— Безымянному свет ни к чему, — услышал он незнакомый мягкий голос, принадлежавший, судя по всему, пожилому человеку. — А мне пригодится.

Грэм повернулся, сощурив глаза, и с удивлением увидел высокую сухопарую фигуру в длинном одеянии. Свет мешал ему рассмотреть как следует, но кажется, это был очень прямой старик с ухоженной белой бородой. И с коробом в руках.

— Вы тоже лекарь принца Марка? — осведомился Грэм не слишком любезно.

— Я лекарь здесь, в Северной крепости. Герр Риттер поручил мне проследить за вашим здоровьем. Понимаю, звучит дико, учитывая, что с вами делали и что вам еще предстоит, но приказы не обсуждают.

— Очень интересно, — значит, его вовсе не собираются запытать насмерть? — Лучше бы вас прислали с целью отравить меня по-тихому, что ли…

— Я вас понимаю, — тихо произнес старик. — Но я лечу людей, а не убиваю их. Я не могу дать вам яд… если бы даже он был у меня.

— Он у вас есть, не сомневаюсь. Но просить вас о такой милости не буду.

— Благодарю. А теперь позвольте мне осмотреть ваши руки, герр Риттер сказал, что они в ужасном состоянии. Ах, да! Чуть не забыл… вот. Возьмите.

Сквозь слезы боли, застилавшие глаза, Грэм увидел, как старик протягивает ему что-то, похожее на клочок бумаги. Взять! Если бы он мог…

— Что это? — спросил он, не шевельнувшись.

— Записка, — понизив голос, сообщил ему старик.

— Записка? От кого?

— Вы поймете, когда ознакомитесь с содержанием. Ах, вы же не сможете ее прочитать! — спохватился старик. — Что же делать?

— Прочтите вы.

— Удобно ли это?

— Читайте, прошу вас, — нетерпеливо проговорил Грэм.

— Хорошо… — старик развернул бумагу и вгляделся в буквы. — Хм… Итак. "Свет еще не видывал таких болванов, как ты! Прекращай, наконец, играть в героя и выкладывай все, что знаешь! Тебя будет гораздо приятнее видеть одним куском и в относительном здравии. Неприятностей для других не бойся". Хм… это все.

Уже с первой же фразы, нет — с первых же слов Грэм сообразил, что письмо написано Илис. Никто больше не назвал бы его болваном вместо приветствия. Но если Барден уехал, то и она тоже должна была… или нет? Неужели он оставил ее в Северной без личного присмотра? Грэм почему-то сомневался в возможности такого. И эта фраза: "неприятностей для других не бойся". Что значит "не бойся"? Значит ли это, что неприятностей не будет, или Илис (если только записку писала действительно Илис) советует наплевать на них? Грэм понял, что записка ему эта не нравится.

— Кто вам дал эту бумажку? — спросил он сумрачно.

— Вы разве не поняли, кем написано послание? — вроде бы удивился старик.

— Я-то понял, но хочу услышать от вас.

— Девочка… Мне передала записку девочка, которую наш император возит с собой.

Девочка, повторил про себя Грэм. Мало ли, кого император возит с собой? Вполне возможно, что Илис и не единственная «девочка», сопровождающая его в разъездах. Так как Грэм может быть уверен, что послание написано ее рукой? Он даже не может судить, ее почерк или нет на листе бумаги, потому что не сумеет разобрать ни единой буквы…

— Как эта девочка выглядит? Можете мне сказать?

Старик пожал плечами в явном замешательстве.

— Я, видите ли, особенно не приглядывался… Кажется, темноволосая, довольно милая и совсем молоденькая.

Вроде бы Илис, но… под такое описание мог подойти кто угодно. Нет, подумал Грэм, так каши не сваришь.

— Ладно, — сказал он устало. — Будем считать, что мы все-таки подумали об одной и той же… девочке.

— Вы не доверяете мне? — тоном оскорбленной невинности спросил старик.

Несмотря на боль и усталость, Грэм рассмеялся. Надо же, он ждет доверия.

— Подумайте сами, могу я тут вообще доверять кому-нибудь? Особенно человеку, лица которого не вижу… Впрочем, я из-за вашего факела вообще ничего не вижу. Ладно. Делайте, наконец, то, за чем пришли.

— А записка? Что вы скажете на нее? Что мне передать, если девочка спросит меня об ответе?

— Так она еще здесь?

— Не знаю. Император уехал, но он мог и оставить ее в крепости.

Вряд ли, подумал Грэм. Если я правильно понимаю их отношения, Барден никогда не оставит свою ученицу без присмотра, чтобы не натворила что-нибудь. А она может.

— Ничего не передавайте.

— То есть как? Совсем ничего?

— Совсем. Если она хочет получить конкретный ответ, пусть пишет определеннее, чего ей надо.

— Хм, — с сомнением сказал старик. — Мне показалось, что записка написана достаточно конкретно. Впрочем, это ваши дела.

— Вот именно.

Разговор на этом увял, и лекарь принялся за дело. Он поднес факел поближе, окончательно ослепив Грэма, и взял его руки в свои. Грэм почувствовал аккуратные прикосновения: старик разглядывал его пальцы. Длилось это достаточно долго, он потерял терпение и спросил:

— Ну и как?

— Плохо, плохо, — профессионально-ворчливым тоном отозвался старик. — Кости, в основном, целы, но повреждены сухожилия, и…

— То есть как это — в основном? — перебил его Грэм.

— Так и есть — в основном. Вот здесь, — легкое нажатие, от которого, впрочем, у Грэма глаза на лоб полезли от боли, — и здесь, — еще одно, — кость, похоже, все-таки раздроблена.

— Похоже! Так скажите же точно, Безымянный вас побери!

— На вашем месте, — сухо сказал старик, — я бы не был так озабочен своим будущим. И в, частности, меня не слишком волновало бы состояние моих рук.

— Почему это?

— Потому что вам не суждено выйти отсюда…

— На кой ляд вы тогда вообще притащились сюда! — психанул Грэм. — Да, да, про приказ я уже слышал…

Старик вздохнул, но ничего не сказал. Полез в свой короб, долго там копался.

— Хорошо бы сделать примочки, да только их нужно менять каждый день, а это нереально.

— Ну сделайте хоть что-нибудь.

— Я попробую остановить воспаление и наложу повязки. Жаль, но это все, чем я могу помочь вам в данных условиях.

Копался он довольно долго, но Грэм его не погонял. Пусть делает свое дело спокойно, без нервов. К тому же, старик хоть немного скрашивал одиночество, от которого Грэму уже хотелось взвыть.

— Недели через две должно более или менее зажить, — сказал старик напоследок. В тоне его, однако, сквозило сомнение. — Если, конечно, не появится никаких осложнений. Но давайте надеяться, что у меня еще появится возможность в скором времени навестить вас.

— Тогда уж тащите с собой яд, — мрачно усмехнулся Грэм. — Просто так вы не понадобитесь. Неизвестно, что вы найдете у меня переломанным в следующий визит.

Он говорил про яд, но все же сомневался, что выпил бы его, попади тот ему в руки. Он просил Борона о смерти, но яд — это другое, это уже самоубийство.

Тем временем, проходили часы и дни, а Грэма пока больше не трогали. Возможно, давали время оправиться после последнего допроса. Это его отнюдь не порадовало, а, наоборот, навело на мысли о том, что, возможно, готовится что-то грандиозное.

Надежды старого лекаря на скорое повторение визита не оправдались. Очень долго никто, кроме тюремщика, к Грэму не приходил. Повязки он через некоторое время стащил самостоятельно, когда у него появилось подозрение, что если этого не сделать, они начнут гнить вместе с плотью. Ему в голову приходили уже мрачные мысли, как бы не пришлось вскоре отнять ему пальцы вместе с рукой этак по локоть. Впрочем, мысли эти казались очень смешными на фоне общих перспектив. Зато нога чувствовала себя гораздо лучше, боли почти прекратились; но опираться на нее Грэм по-прежнему не решался, боялся повредить еще сильнее.

А пока он не мог самостоятельно встать, о побеге не стоило и помышлять; и он не думал об этом, чтобы раньше времени не прийти в отчаяние.

* * *

Когда Грэм начал уже подумывать, что про него благополучно забыли, и решили сгноить в темнице, разочаровавшись разговорить, за ним снова пожаловали двое светловолосых молодчиков, которых Грэм воспринимал уже просто как родных. А может быть, это были просто парни похожих габаритов, лиц он все равно не мог отчетливо разглядеть.

С него молча сняли цепи и помогли подняться; он попытался опереться на обе ноги и понял — рано. Конвоиры заметили его попытку по тому, как он пошатнулся, и один из них буркнул, подхватывая его под руки:

— Без глупостей.

После этой фразы Грэм окончательно убедился, то парочка все та же.

— Как же вы мне надоели, ребята, — вздохнул он. Реакции не последовало.

В камере пыток присутствовали все те же знакомые лица, только в уменьшенном составе. Грэм не увидел ни Бардена, ни Марка, зато на их месте расположились Риттер и молодой магик, играющий на этот раз роль писца. В уголке, у разогретой жаровни, маячила здоровенная фигура палача, который на сей раз был с помощником, высоким парнем с тупым лицом.

Без лишних слов Грэма усадили в неизменное кресло и крепко прикрутили к нему.

— Приятно видеть вас всех снова, господа, — сообщил Грэм. Он почти ничего не видел, но разговорчивости его этот факт не уменьшал.

— Жаль, что нельзя вместо твоих пальцев зажать в тиски твой язык, щенок, — зло буркнул Риттер.

— У вас еще будет возможность сделать это, когда надоест играться…

Риттер только поморщился, но не ответил. Он смотрел на дверь — ждал кого-то. Интересно, подумал Грэм, к нам прибудут еще зрители? Если да, то кто же? Может быть, ожидается император собственной персоной? Или его августейший сын? Или, даже, Илис?

Ожидание долго не продлилось. Грэму еще не успело надоесть, когда в камере появились новые действующие лица. Он не смог различить лиц, но понял, что все трое облачены в касотскую форму, причем у того, что в центре, у горла поблескивала серебряная офицерская пряжка, а на руках были надеты цепи. Грэма охватило нехорошее предчувствие, которое усилилось, когда новоприбывшие подошли ближе, так что он смог кое-как разглядеть их. Грэм едва удержал порыв облизнуть внезапно пересохшие губы. Он не хотел показывать, что узнал офицера в цепях. Это был Хельмут Клингман.

Несмотря на цепи и конвой, держался он независимо и спокойно, словно просто случайно проходил мимо и зашел посмотреть, что происходит. Грэм подумал, что арестовали его недавно (если только действительно арестовывали, и все это не фарс), и в темнице он побывать не успел. А если и успел, то недолго, судя по его довольно свежему виду.

Взгляд Хельмута скользнул по камере и наткнулся на прикрученного к креслу Грэма; губы касотца едва заметно вздрогнули, но он тут же отвел глаза.

— Офицер Клингман, вы знаете этого человека? — без лишних слов приступил к делу Риттер.

Хельмут вновь взглянул на Грэма, на этот раз задержав взгляд дольше. Приблизительно с полминуты он любовался на сидящего с каменным лицом пленника, потом кивнул и ответил:

— Да, я знаю его.

Вот как. А ведь сам же просил, чтобы его имени даже не поминали. Или, возможно, у него есть план, как выкрутиться? Грэм от души пожелал ему удачи.

— Кто этот человек?

— Это наинский князь Грэм Соло, — не моргнув глазом, ответил Хельмут. Видно, он уже знаком был с легендой. — Посланник его императорского величества.

— Прекрасно. А ты, — Риттер повернулся к Грэму, — знаешь этого человека?

Никакая сила сейчас не могла заставить Грэма сказать «да».

Он промолчал.

Риттер был вовсе не таким сдержанным человеком как Барден, и все эмоции его немедленно проступали на тяжелом, породистом лице. Сейчас его охватило бешенство, ему хотелось ударить Грэма, и останавливало только то, что специально для этой цели здесь присутствует палач. Который, кстати, с показательной медлительностью повернулся к своей жаровне и, тщательно выбрав из множества инструментов нужный, сунул его в угли. Грэм невольно содрогнулся. С раскаленным железом он уже свел знакомство восемь лет назад, и повторять опыт ему ох как не хотелось. Но даже и это не могло заставить его разомкнуть уста.

— Вас видели вместе, — почти прорычал Риттер. — Нет смысла отпираться.

Да кто тут отпирается, подумал Грэм, но вслух ничего не сказал.

— Вы были в сговоре? — не успокаивался командующий. — Соло? Клингман?

— Никакого сговора, герр Риттер, — твердо и вежливо ответил Хельмут. — Господа послы попросили меня проводить их в ваши апартаменты, вот и все.

— Почему именно вас?

Хельмут пожал плечами.

— Возможно, потому, что я был первым, кто встретился им?

— То есть, вы утверждаете, будто не знали о том, что на самом деле эти двое — медейские лазутчики?

— Я и сейчас этого не знаю.

Риттер просто побагровел. Грэм мысленно зааплодировал Хельмуту. Так его! Правда, таким поведением молодой офицер значительно уменьшал шансы на благополучный исход своего дела и нарывался на неприятности.

— Подумайте хорошенько, прежде чем разговаривать в подобном тоне, — едва сдерживая бешенство, посоветовал Риттер. — И так откровенно врать! Свидетели показывают, что вы находились у себя в апартаментах, а эти «господа», как вы называете их, разыскивали вас. Расспрашивали о вас!

— Какие еще свидетели?

Риттер назвал имя. Грэм предположил, что он имеет в виду одного из тех игроков в карты, который попался им по дороге, и которого он расспрашивал о Хельмуте.

Хельмут пренебрежительно хмыкнул.

— Этот пьяница? Тоже мне, свидетель…

Грэм подумал, что еще минута, и командующий лопнет от ярости. Нет, не тот это человек, которому годилось вести допросы, терпения у него нет. Надо бы ему равняться на своего императора.

— Итак, вы отрицаете, что находились в заговоре с медейскими лазутчиками, указали им путь в крепости и далее оказывали им помощь?

— Чушь какая, — очень искренне ответил Хельмут, и Грэм даже немного позавидовал его выдержке.

— Надо бы выслушать другую сторону, — мрачно сказал Риттер. — Только, боюсь, без вспомогательных средств этот липовый князь не заговорит. Или заговорит? А, щенок?

— Кажется, не очень давно вы выражали желание зажать мой язык в тиски, — отозвался Грэм. — Вас раздражала моя излишняя болтливость. Я боюсь, как бы вы не исполнили свой замысел, когда я начну говорить… мой язык дорог мне.

— Разговорите его, — Риттер повернулся к палачу. — Я хочу, чтобы он заговорил. Выполняйте же свою работу, Безымянный вас побери.

Парень с туповатым лицом, помощник палача, подошел к Грэму и без церемоний распахнул рубаху у него на груди, разорвав ее сверху до низу, сдернул ее с плеч.

— Поосторожнее, — сказал Грэм. Взгляд его был прикован к железкам, лежавшим на углях жаровни, и слова давались с трудом, но он заставлял себя говорить. — Смены одежды у меня нет, понимаешь ли.

Никто не ответил. Здоровяк неспешно направился к нему, держа перед собой железный прут с раскаленным докрасна концом. Грэм напрягся, ожидая боли, и она не заставила себя ждать. Он рванулся в кресле и зарычал сквозь стиснутые зубы.

— Ну как? — поинтересовался Риттер. — Хорошо? Это развяжет твой язык?

— Пошел бы ты к Безымянному, — сказал Грэм, переведя дыхание.

— Продолжайте, — процедил командующий и повторил: — Я хочу, чтобы щенок заговорил сегодня. Смотрите, Клингман, и думайте, не лучше ли вам сказать всю правду? Если вы будете продолжать лгать, вас постигнет та же участь.

С какого-то момента Грэм перестал себя помнить. Он оставался в сознании, но тот барьер, до которого он еще осознавал себя, воспринимал окружающее и не потерял способность реагировать, был пройден. Палач понял это и предложил сделать перерыв, отложить допрос, но Риттер не внял совету. Допрос продолжался.

Что-то соображать Грэм начал, только оказавшись в своей камере. Промозглый холод пола, на котором он лежал, — так, как его бросили, — прояснил разум. Он понял, что все уже закончилось, по крайней мере, на этот раз, и с пылом послал проклятие Борону за то, что не дал умереть. Сорванный голос звучал хрипло и глухо.

Он с трудом поднялся и сел. Казалось, на его теле не осталось ни единого дюйма поверхности, который не болел бы. Сильнее всего сейчас досаждали свежие ожоги, глубокие, сочащиеся кровью и чем-то еще, прозрачным.

Грэм застонал и привалился спиной к стене. Там, на спине, ожогов не было. Пока. Больше всего на свете сейчас он хотел умереть.

Умереть ему снова не дали, прислали лекаря. Все было сделано с тонким расчетом: тот появился, когда ожоги хорошенько загноились и причиняли немалые муки. Грэм еще раз намекнул про быстродействующий яд, старик сделал вид, что не слышал. Его можно было понять: легко догадаться, отчего вдруг умер пленник, который вроде умирать не собирался. Лекарь стар, и ему жаль терять оставшиеся годы жизни. А головы ему не сносить, если кто-то заподозрит.

Так некоторое время и продолжалось: Грэма тащили на очередной допрос, ничего осмысленного не добивались, доводили его до потери сознания, возвращали в камеру и присылали лекаря, когда очередные увечья начинали серьезно угрожать здоровью.

Прошло около двух месяцев. Так, по крайней мере, сказал лекарь, снимая с ноги лубки. Грэму, впрочем, к этому моменту было уже почти все равно. После интенсивных допросов в нем не осталось уже ничего, кроме отчаяния и нервного ожидания очередной встречи с палачом. Дело еще даже не дошло до магии, а он чувствовал, что находится на грани, за которой безумие и равнодушие. Казалось бы, что может быть проще, чем дать, наконец, ответы на вопросы, но он не мог себя заставить. Он вообще перестал разговаривать с кем бы то ни было. Риттер даже заподозрил его во внезапной немоте, и долго пытался убедиться, что все в порядке, язык на месте и не отсох.

Еще месяц назад его обуяла бы буйная радость при сообщении лекаря, что нога его зажила, кость срослась. Теперь же он не почувствовал ничего, ему было все равно. Его даже пришлось уговаривать, чтобы он встал и попытался сделать несколько шагов, чтобы испытать ногу. И никакой радости он не почувствовал, когда поднялся и понял, что нога его держит, пока еще плохо, но держит! Надо лишь заново научиться ходить, а это, если захотеть, не так уж и сложно. Но Грэм не хотел.

Пальцы тоже более или менее зажили, но в большинстве своем по-прежнему не сгибались, а те, что все-таки слушались, болели. Лекарь сказал, что надо их разрабатывать, чтобы они стали вновь послушными, но Грэм только мрачно посмотрел на него и ничего не сказал. Это тоже было уже ни к чему. Какая разница, сможет он сжать пальцы или нет? Лекарь покачал головой, но говорить ничего не стал.

Хельмута Грэм больше на допросах не видел. То ли касотского офицера оправдали, то ли его допрашивали отдельно, то ли уже казнили или бросили в темницу. Это тоже его не интересовало.

Еще раз появился Барден, но Грэм только скользнул по нему равнодушным взглядом и опустил голову. Он был надломлен внутри, и император, судя по всему, это почувствовал. Он сидел молча, не задавая вопросов, и только смотрел задумчиво. Так и не проронив ни слова, он покинул камеру пыток, не дождавшись конца допроса.

После этого визита Грэма препоручили молодому магику, который еще давно в присутствии императора выражал желание заполучить пленника в свое распоряжение. Теперь, поняв, очевидно, что от Грэма ничего не добиться, желание это удовлетворили.

Темный пыточный подвал сменился лабораторией магика, не такой темной и мрачной, но суть особо не изменилась. Вопросов Грэму больше не задавали, но магические эксперименты причиняли не меньше боли, чем пытки, разве что физических увечий не наносили. Но легче не становилось, потому что Грэм чувствовал, что скатывается в безумие. Впрочем, если подумать, в безумии стало бы легче жить.

Обычно потом он не мог вспомнить, что именно с ним делали в лаборатории магика, оставалось лишь общее смутное впечатление, будто его выворачивали наизнанку и шарили по внутренностям. Он подозревал, что лучше и не пытаться вспоминать. Ему и так было достаточно плохо.

Магик оказался упорный. Было очевидно, что ничего у него не получается, но он не отступал и не успокаивался. Потом что-то случилось. Наверное, что-то пошло не так: магик допустил ошибку или причиной стали внешние факторы, но Грэм почувствовал, что находится на волосок от смерти. Он возблагодарил богов и приготовился уже расстаться с этим миром, но магик явно не обрадовался. Он вытянул Грэма… и себя заодно.

После этого случая опыты прекратились.

За Грэмом перестали присылать вовсе.

Сначала он даже не понял, что изменилось. Он находился в оцепенении, которое сковало и его тело, и разум. После того, как смерть в очередной раз не пожелала забрать его, он очень долго лежал ничком на полу, не шевелясь и ни о чем не думая. Несколько раз приходил тюремщик, но Грэм не реагировал на него. Лишь после третьего или четвертого раза, забирая нетронутую пищу, тюремщик засомневался, жив ли его подопечный или нет, и решил проверить, ткнув его под ребра кончиком сапога. Грэм, ощутив постороннее прикосновение, вздрогнул и судорожно вздохнул, и тюремщик, удовлетворенный, ушел. Грэм медленно поднялся, сел, и попытался сообразить, что не так.

А не так было абсолютно все.

Проведя безумно долгое время наедине с крысами, он понял, что вот теперь-то его и похоронили заживо. Ему не хватало человеческих лиц и голосов, и он жадно пожирал глазами по-прежнему приходящих тюремщиков, хотя свет и резал глаза невыносимо, и пытался говорить с ними. Они молчали, но он не оставлял попыток, чтобы слышать хотя бы свой голос, сорванный и совершенно неузнаваемый. Через некоторое время он мог бы отдать все за что, чтобы только увидеть хоть чье-то знакомое лицо, пусть даже это будет Барден.

А он-то думал, что пытки — это худшее, что может с ним случиться.

Оставаясь один, он предавался проклятиям. Молиться больше не мог, не осталось сил и надежд, а проклятия срывались с языка по-прежнему легко и просто. В какой-то момент он смог даже проклясть Ванду, поверив, что возненавидел ее за то, что он перенес из-за нее, и за то, что продолжает сносить, тогда как она уже наверняка вернулась в объятия матери. Затем, осознав вдруг, чье имя он предает проклятиям, он ужаснулся и долго умолял ее простить, умолял так, как будто она сидела рядом, перед ним. И рыдал — без слез, со стиснутыми до боли зубами. Потом кончились и проклятия, и рыдания. Все сгорело, и не осталось даже и пепла.

Грэм лежал ничком на гнилой соломе и чувствовал легкие прикосновения — это крысы тыкались в него носами, дергали за волосы. Он не двигался. Он умер для всех, пора, наконец, умереть и для себя.

Только не думал он, что умрет такой смертью; при своей беспокойной жизни он предполагал, что его убьют в поединке или вздернул на виселице. А вот, поди ж ты… Пожалуй, это единственное, что занимало сейчас его мысли — что он умирает не так, как предполагал умереть.

* * *

Минуты, часы, дни, месяцы, годы — все потеряло в темноте и тишине смысл. В своем оцепенении Грэм не замечал ничего, и даже того, что уже слишком долго к нему не приходят и тюремщики. Да если и заметил бы, то не придал бы большого значения: он и так уже не притрагивался к пище довольно долго.

Его не тревожили ни свет факелов, ни шум отпираемой двери, и только крысы тихонько попискивали; но он уже так привык к этому звуку, что не слышал его.

Борон был близко. Он чувствовал это. Он чувствовал его леденящее присутствие.

Лихорадочная дрожь нетерпения сотрясала его; еще немного, и он, наконец, сможет встретиться с мрачным богом смерти.

Увидеть лицо черного Борона.

Уже скоро.

Конец

Ноябрь 2001-август 2002 г.

Оглавление

Светлана Крушина Королевская прогулка