Авенджер. Сборник рассказов. [Владлен Валерьевич Щербаков] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

АВЕНДЖЕР
Майское солнце только начало прогревать воздух. Отблески мелких волн напоминали о купальном сезоне, но от широкой реки веяло холодом. Вдоль берега бежал коренастый молодой человек, до города оставалось с полверсты. Мирно совершавшие променад мещане отступали в сторону, провожали взглядом скромно одетого парня. С молодого человека слетела фуражка с околышем реального училища, но тот лишь вытер капли пота с высокого лба. Владимир летел артиллеристским снарядом, взгляд заставлял разночинный народ сходить с линии прицела. Перед глазами мрачные камни Шлиссербургсой крепости, брат, не уступающий по твердости крепостным камням. хищно раздвигаются толстые крылья носа, легкие кузнечными мехами перегоняют прохладный воздух, сердце сжигает кислород, толкая горячую кровь по тренированному телу.
Гравий под ботинками сменился мостовой, несколько переулков, и рассохшиеся ступеньки крыльца скрипят под тяжестью шагов. Рывком распахнув дверь, Владимир видит мать в черных одеждах, седую склоненную голову, бумагу с гербом на столе. Женщина не взглянула на сына, казалось, горе превратило ее в мрамор. Сгорбленная фигура на плетеном стуле навсегда отпечаталась в памяти. Владимир не в силах поверить известию, дошедшего до него в училище, берет бумагу со стола. Уведомление. Слова расплывались, шрифт утратил четкость, молодой человек сжал зубы, лоб прорезала морщина. «В помилованiи отказано… приговоръ приведен в исполнение…» бумага падает на пол, Владимир сжимает плечо матери, не в силах найти слов утешения. Навернулись слезы, юноша заморгал, развернулся от матери. Некогда рыдать по павшим, надо мстить!
Владимир бросился в комнату брата. Из всей мебели в маленькой комнатке узкая деревянная кровать, стол, шкаф, набитый книгами и обитый железом сундук. Александр в шутку называл свою обитель склепом – небольшое окно было зарешечено. Владимир своим ключом открыл сундук. Под тяжелой крышкой немудреная одежда, которую в былые времена носили оба брата. В отрочестве Владимир приналег на физкультуру и через пару лет слишком велика стала разница в телосложении. Владимир двумя движениями очистил сундук, с силой нажал на дно в условном месте. Щелкнула пружина, край дубовой доски приподнялся. К этому времени глаза стали сухими, движения четкими. Владимир поднял фальшивое дно, принялся выкладывать на стол наследство брата. Стопка рукописных листов с чертежами бомб, револьвер, кинжал в ножнах и книга на немецком языке. «Das capital» – потертое золото латиницы на черной обложке.
Владимир сунул револьвер за пояс, взял кинжал в руки. Задумчиво потянул за рукоятку, сверкнула сталь обоюдоострого клинка. кого громить? жандармское отделение провинциального городка? суд? до царя далеко. И что такое один человек, когда будет струиться его кровь в потомках! Владимир заворожено посмотрел на клинок, взгляд опустился на стол. Вот она – утопия бородатого теоретика.

– Нет! – удар был такой силы, что клинок насквозь пробил томик Маркса и на полдюйма воткнулся в стол.

– Мы пойдем другим путем!

***
Ноябрьский вечер, легкий морозец. Дворники давно убрали пожухлую листву с мостовой, снежный песок набился в щели камней, образуя привычную мозаику питерской улицы. В такую погоду в трактире бы сидеть за самоваром или за бутылкой беленькой. Стекло витрины с надписью «Аптека» отражает пламя костров, груду наваленных мешков, перевернутые подводы, мелькающие фигуры мужчин.

– А чего, мужики, выгодно устроились – ежели ранят кого, вот она аптека, никуда бегать не нать!

Сдержанный хохоток прервал строгий голос:

– Посерьезней товарищи! Не забывайте, жандармы усилены казачьими частями, они к нашему рабочему классу не шибко хорошо настроены, наймиты царские! А ты, Михеич, расхолаживаешь народ. – Пожилой мужчина в распахнутой тужурке подошел к группе, сидящей у костра, за поясом торчала рукоятка револьвера.

– Вон оно чего – наган ему выдали, так сразу командовать! – Михеич пыхнул папиросой, оглянулся на товарищей.

– Нам бы, Петрович, оружия поболе, да патронов, всю власть бы поганую своротили!

– Да, если б рабочий класс вооружился, никакие наймиты не сунутся! – поддержали Михеича.

Рабочий люд был вооружен абы чем: обрезы охотничьих ружей, самодельные запалы, бутыли с керосином да пара наганов. Да развороченная на булыжники мостовая.

– Внимание, товарищи! Что-то там происходит! – Петрович припал к мешкам с песком, всматриваясь в противоположную часть улицы. Метрах в ста освещенная газовым фонарем серая шеренга заволновалась, послышались свистки, к центру, прижимая шашку к бедру, побежал офицер. Шеренга жандармов развалилась, серые шинели разметало, как городошные чушки. Из образовавшейся бреши вылетели кони.

– Казаки! – Петрович вытащил наган. – К оружию, товарищи.

Рабочие развернулись по баррикаде, напряженно всматриваясь в темноту.
На них летела двуколка, плотный возница стоя бьет кнутом лошадей. Послышались выстрелы, крики «Стой!»

– Не стрелять, мужики! – Петрович приподнялся и закричал в обе стороны. – это нашенский – товарищ Ильин!

Через минуту Ильин, не обращая внимания на выстрелы, лихо развернул бричку у баррикады. Пружинисто спрыгивает, улыбается рабочим, сжимает руку Петровичу:

– Здравствуйте (от возбуждения получилось «здгавствуйте»), товарищи! разбирайте оружие!

– Много привезли?

– На сколько денег хватило. – Ильин снял картуз, вытер рукавом лобную залылину.

– Кавказские товарищи в этот раз мало прислали, что-то там с эксом не заладилось. Так что всего по десятку винтовок и револьверов, да пару ящиков с патронами. Разбирайте, товарищи!

Рабочие, оживленно переговариваясь, начали разбирать вооружение. Ильин заметил, что у некоторых дрожат руки, другие держат винтовку, как будто поймали гадюку.

– Навыка нет, товарищ Ильин. – Заметил Петрович. – Мы же рабочие, а не военные.

Ильин задумался на минуту, оглянулся на серые шинели.

– А если, товарищ, сам царь народу оружие даст, да к тому же выучит воевать, а? – Ильин хитро прищурился…

***
Свинцовое небо, соленые брызги. Через смотровую щель оружейной башни переливы волн кажутся спинами морских чудовищ. Чудовища ныряют друг за другом, подныривают под броню, монотонно качая крейсер. Вдали перед горизонтом расплываются корабли неприятеля. Флот его величества страны восходящего солнца. В башне пахнет маслом, металлом и порохом. Лысый матрос вручную заряжает орудие – электричество и телефонная связь повреждены. В рваной тельняшке блестят мускулы, тяжеленный снаряд находит свое место в казеннике.

– Сейчас, господа узкоглазые, получите гостинец! – Матрос уже нашел прицел, когда услышал лязг двери и в башню ворвался боцман.

– Амба, Вован! Капитан приказал прекратить огонь! Всем построиться на палубе!

– Что, японцы уже капитулировали? – Оскалился лысый.

В этот момент очередной разрыв японского снаряда перед носом крейсера разъяснил сарказм матроса.

– Двигай за мной, тилигент!

Подчиняясь приказу, лысый двинулся за боцманом.
С палубы картина разгрома русской эскадры предстала во всем ее ужасе. Справа и слева тонули корабли. Горящий металл, дым, как шелуха семечек трупы матросов в воде. Вдали ровный ряд неприятеля.
Владимир замечает рядом с бортом «Варяга» моторизированную шлюпку под японским флагом. Боцман командует:

– Становись!

Оставшиеся в живых матросы приняли подобие строя. Справа подходят капитан, в двух шагах за ним вышагивают два японца с неподвижными лицами.

– Господа матросы! – Нервно начал капитан.

– Наше положение катастрофическое! Большая часть кораблей потоплена, часть покинула Цусимский залив. Японцы расстреливают нас с неуязвимой дистанции, за время длительного путешествия порох в наших снарядах отсырел, мы не можем продолжать огонь. Японцы предлагают нам сдать оружие и покинуть крейсер. Они обещают не чинить препятствий к выезду в Россию.

Последние слова капитан говорил в палубу, японцы за спиной хищно улыбались, глаза вовсе превратились в щели.

– Да вы что, братва! – Перед капитаном вырос матрос в рваной тельняшке, лысая голова на могучей шее блестит бильярдным шаром.

– Когда это русский моряк сдавал корабли! Это же явное предательство! – Палец лысого указал на капитана.

– Ульянов, вернись в строй! – Заорал боцман.

– Товарищи, вы же сами бывшие рабочие, отцы у вас на фабриках надрываются! Как мы домой вернемся? Какими глазами смотреть будем?

Строй загудел, матросы опустили головы. К Владимиру подошел боцман.

– Вован, братва не готова, картина ясная – все к рыбам пойдем ни за что.

– Эх, Железняк! Фамилия у тебя стоящая, только ты ее не стоишь. – Владимир прямо в глаза смотрел боцману. Тот отвел взгляд.

– Не готовы еще, Владимир.

– С вами революцию не заваришь! Эх, вы, патриоты! Не порох – сердца у вас отсырели!

Матрос толкнул плечом боцмана и бросился к оружейному складу.

– Останови его, боцман! – Пришел в себя капитан.

– Он же боеприпасы взорвет!

Железняк бросился к стальной двери, за которой скрылся бунтарь, но успел услышать скрежет запорных листов.
Владимир услышал глухой крик боцмана:

– Полундра, братва! Спасайся, кто может!

В железных коридорах кое-где еще горели электролампы, хотя Владимир и в полной темноте нашел к ящикам с оставшимися снарядами. Личная месть отодвинулась на второй план. Честь дороже мести!
В этот момент корпус корабля вздрогнул, японский снаряд угодил в борт рядом с тем местом, где находился Владимир.
Русский матрос, не в силах удержаться на скользких металлических ступенях, ухнул вниз.
Владимир очнулся на мягкой кровати, вокруг было белым бело, маленькие узкоглазые медсестры, как ангелы, неслышно скользили мимо. Владимир попытался приподняться на локтях, голова гудела, тошнота подступала к горлу. Перед глазами образовались двое японских военных. Один склонился, положил ладонь на забинтованное плечо.

– Ты настоящий самурай, Ульяна-сан! Ты скоро поправишься.

***
Солнце уже начинало припекать, ветерок сдувал последнюю росу с проклюнувшейся травы. В свежем окопе от земли в нос шибал сладкий запах, чернозем бруствера напоминал родную пашню.

– Сеять пора, а мы три года вшей кормим! Эх, землица наша Русская, когда ж тебе Господь разумного царя пошлет! – Бородатый солдат, прислонившись к брустверу, достал кисет из кармана шинели.

– Зачитался! Дайкось прокламацию.

Молодой солдатик протянул ветерану листок дрянной бумаги.

– «Долой царизм!» Социалисты опять бумагу пачкают! Для курева сгодится. – Солдат оторвал половину, другую протянул товарищу. – Держи, сейчас табаку отсыплю.

– Я не курю, дядя Игнат. Спасибо.

– Из тилигентов что-ли? «Спасибо». Благодарствую надо говорить. – Старый солдат сыпанул махорку в раструб «козьей ножки». Кисет вернулся в карман, терпкий дым потянулся в сторону вражеских окопов.

– Ты привыкай, Андрюшка, – пыхнул на молодого дядя Игнат.

– А как газами бомбить зачнут, совсем окочуришься!

– А часто бомбят, и сейчас могут?

– Нет, сейчас не будут – ветер в ихнюю сторону. Германец, он аккуратный: сперва беготню в окопах затеет – к атаке готовится, потом артиллерия нас утюжить будет с полчаса. Ежели газовые снаряды, сразу не пойдут – травится не захочут…

– Это кто тут у нас позицию демаскирует? – Кряжистый солдат с красным бантом в петлице скатился в окоп. Аккуратная бородка сглаживала жесткое выражение широкого лица, в раскосых глазах сверкал маньяческий огонь.

– Принесла нелегкая. Опять агитировать начнет. – В сторону простонал Игнат.

– А как без этого. – Агитатор приладил винтовку на бруствер, отряхнул шинель.

– Вот вы, товарищ, – обратился к Игнату, – который год семью не видели, пшеницу не сеяли? А вы, – посмотрел на молодого, – так недоучкой и останетесь?

– Так Отечество защищать надо! – Вскинулся молодой.

– А почему помещика с фабрикантом с нами в окопах нет? Это что не их отечество? И правильно – не их! Их родина везде, где за деньги можно купить власть и удовлетворить свои низменные потребности! Земля – она только для того, кто на ней работает. Земля – крестьянам! – Агитатор встал во весь рост, к месту агитации стали подтягиваться солдаты.

Игнат набрал землю в широкую ладонь, в грубых заскорузлых пальцах чернозем задвигался как мех норки. Крестьянин посмотрел на агитатора:

– Вот скажи мне, товарищ Ильин, у меня, к примеру, две коровы, свинюшки, куры с гусями. Я жилы рву, пуп надрываю, землю, стало быть, обрабатываю, пшеницу рощу, отдам часть хозяину и сплю спокойно. И вот на кой ляд мне все раздавать дармоедам городским, да нашим деревенским лоботрясам, а?

– А работников ты нанимаешь?

– Как же без них? Конечно. Одному с сыновьями не справиться в сезон!

– А работники разве пуп не рвут? Разве лоботрясничают? Так почему они голытьбой живут, а ты их за гроши нанимаешь? А сломается молотилка у тебя, за деталями к кому пойдешь, к тому же рабочему. Скоро труд крестьянина облегчат машины с бензиновыми двигателями. Придется тебе, Игнат, на старость лет за книжки засесть, мануалы читать.

Подтянувшиеся солдаты засмеялись.

– Ох, и балобол ты! – Усмехнулся Игнат.

– Теперь ты мне скажи, а зачем ты с помещиком делишься? Его почему в дармоеды не заносишь?

– Дармоед еще тот! Так земля его вроде, закон на его стороне, жандармы! Попробуй не отдай!

– Таки и попробуй, чего боишься? Винтарь есть у тебя.

– То на фронте, а то дома. Вы, большевики, воду мутите, по домам всех распускаете, а как немец на плечах в избу войдет?

– Не войдет! На той стороне такой же брат рабочий с крестьянином в окопе гниет. Оно ему надо, на чужой земле на своего дядю пахать? Немецкие коммунисты сейчас тоже революцию готовят.

– Что, не могете, стало быть, без мужика? Царя-батюшку зачухонили, а остальных буржуев кишка тонка?

– Ты, солдат, свою кишку сначала измерь. Вместе нам надо быть, вместе новый мир строить! А царь, как символ мировой несправедливости, должен висеть в петле! И будет висеть! – Раскосые глаза остекленели.

Агитацию прервал рев фугаса. С немецкой стороны раздались пушечные залпы. Солдаты скатились в окопы, сжимая винтовки, с опаской глядели в небо. Рев нарастал. Взрывы доносились из далекого тыла.

– Пристреливаются что-ли?

Ильин поднялся, посмотрел на восток. В полутора верстах рвались снаряды, земля комьями взлетала вверх, зеленый дым застилал горизонт, медленно двигался на запад.

– Газами решили потравить, суки!

Ильин присел к товарищам.

– Вот тебе и немецкий рабочий – эвон как революцию начал делать!

Сильные руки в два движения приладили штык к «мосинке». Ильин сдвинул брови:

– Чем за даром помирать, покажем немчуре, как может воевать русский солдат.

Ильин пристегнул полы шинели к ремню, вскарабкался на бруствер.

– Братушки! За мной, в атаку!

Следом сразу из окопа выскочил Андрей. За ним, вздохнув, полез Игнатий.

– Куда, молодой, поперек батьки. – Клацнул затвором.

Разноголосое «Ура!» покатилось от русских окопов в сторону врага.
Пальба сотни трехлинеек в разнобой да молодецкое «ура» лишь на несколько минут огорошили немцев. Деловито забубнили пулеметы, вдарила артиллерия обычными фугасами. Контратака начала захлебываться. Тут и там падали солдаты – кто матерно крича, кто беззвучно встречал смерть. У Андрея кончились патроны, с вытаращенными глазами он бежал со штыком наперевес. Впереди маячила широкая спина агитатора. Ильин бежал из стороны в сторону, изредка припадая на колено и прицельно стреляя.
Сзади пыхтел дядя Игнат.

– Мать моя! – По-простецки выдохнул студент.

Из немецких окопов выскакивали фигуры в привычных шинелях и касках, но вместо лиц была темная маска со стеклами вместо глаз и хоботом.

– Вперед, Андрюха! – Толкнул в спину дядя Игнат.

– Ты чего противогазов не видал? Это только нас офицерье на газы без защиты посылает.

Противогазы! Андрей даже развеселился от такого простецкого объяснения. Оказалось, радоваться было рано. «Противогазы» не кричали, зато ловко стреляли из карабинов. Выстрелы перемежал лай немецких офицеров. Большая часть русских солдат обратилась в бегство. Немцы их не преследовали, фигуры в противогазах окружили агитатора – тот тоже не стрелял, видно, закончились патроны, Андрея, Игната и еще нескольких солдат. Ощетинившись штыками, русские образовали круг. Со всех сторон на них нацелились карабины. Андрею было очень жалко умирать, Игнат тоже понимал безвыходность положения – убью десять раз, пока штыком дотянешься.

– Слышь, агитатор, сдаваться надо – всех положат за зря. Мальчонке вон жить и жить. Давай командуй.

Ильин воткнул штык в землю, остальные последовали примеру. Смерть на миру красна, да только цель еще не достигнута.
Военнопленные выстроились. Подошел немецкий офицер – галифе, пенсне, тросточка. Китель отутюжен, сапоги блестят – сразу видно штабная крыса. Ткнул тростью в красный бант:

– Большевик?

– Большевик, большевик. – На чистом немецком ответил Ильин.

***

– Вихри враждебные реют над нами, в бой роковой… – В молодости Александр Федорович собирался стать оперным певцом, потом артистом, даже подумывал об арене цирка. Но Февральская революция уготовила ему сцену, зрителями которой стали граждане всей Российской империи. Женщины его боготворили, мужчины копировали стиль одежды и телодвижения. Керенский провел ладонью по ежику серебристых волос, сунул два пальца в отворот френча, повернулся перед зеркалом.

-До чего хорош, мерзавец!

В этот знаменательный день нельзя ударить лицом в грязь. День прибытия пломбированного вагона. День позора большевиков – этих беспардонных хамов и наглецов!

– Пора, Александр Федорович! – В дверь сунул рожу адъютант. Сам министр на военной службе никогда не служил, но в столь тревожное время и во френч нарядиться можно и помощника адъютантом назвать. Хотя бы про себя.

– Иду-иду.

На крыльце уже ждал черный лакированный «Рено», верх поднят – накрапывал весенний дождик. Керенский с адъютантом сели на задние сиденья. Сначала Александр Федорович думал самолично подрулить на перрон, но из гаража в последний момент прислали машину, на которой не было навыка вождения, а заглохнуть на глазах у толпы или, чего доброго, въехать в зрительный ряд – это моветон! Ничего, так даже солиднее!

– Михаил Львович, – Керенский повернулся к помощнику.

– Вы оповестили всех журналистов о часе прибытия? Полицейских сил достаточно для задержания? Рабочие массы не смогут его отбить?

– Не извольте беспокоиться, Александр Федорович! Журналисты и фотографы в первых рядах, там же полицейские в штатском, вооруженные наряды заступят с обеих сторон вагона, нас также будет сопровождать охрана. Жандармы оцепили прилегающие улицы.

Ровно тарахтел двигатель, кузов плавно качался на рессорах, поездка обещала быть одним удовольствием. «Рено» с узнаваемым профилем на заднем сиденье медленно проехал через ликующую толпу, остановился на перроне в пятидесяти шагах от железнодорожного полотна. Водитель развернул автомобиль так, что Керенский вышел прямо под магниевые вспышки фотографов. Побросав зонты, к министру сунулись было газетчики, но широкоплечие молодцы профессионально оттеснили и мужчин и женщин перемежающихся профессий. Керенский встал в позу Наполеона, нахмурил брови, картинно разворачивался профилем к рядам зрителей.
Умиротворенность серого утра разорвал гудок паровоза. Окутанное паром закопченное стальное чудовище вопило о своем приближении. Высекая искры, завизжали диски застопоренных колес. Провернувшись в обратную сторону, колеса накалили рельсы до красна, опломбированный вагон остановился точнехонько в центре перрона.
Толпа затихла, тонкая артистическая душа Александра Федоровича уловила фантомы чего-то страшного, исходившего от проклятого вагона. Надо было нюхнуть кокаина, подумал министр.
Тишина длилась минуту. Чья-то чудовищная сила сдвинула дверь вагона, лопнул стальной трос с пломбой, толпа в ужасе ахнула. Сфинктеры Керенского ослабли, штаны пришли в полную негодность.
В открывшуюся дверь поочередно спиной вперед выпали два трупа. В центре проема, широко расставив ноги, стоял человек в германском обмундировании. Сапоги блестели из-под черного каучукового плаща, под каской блестели стекла противогаза. В правой руке воин держал длинную трубу, в левой – маузер.
Из трубы вырвалась струя пламени, журналисты и агенты в штатском отпрянули. Толпа ухнула назад, женский визг, обмороки, мокрые штаны – интеллигентная публика превращалось в стадо испуганных бабуинов.
Воин прыгнул на перрон, еще раз брызнул огнеметом, убедившись в безопасном проходе, сбросил баллон с керосином. В стеклах противогаза отразился бобрик Александра Федоровича, следом лакированный кузов «Рено». На Керенского налетел ужас в черном плаще, очнулся министр много позже.
«Черный плащ» подлетел к автомобилю, водитель нюхнул ствол «Маузера», понимающе поднял руки. Воин запрыгнул на заднее сиденье, в окно полетел противогаз.

– В Смольный!

Взвизгнули скаты, толпа бросилась в стороны, черный автомобиль помчался в город.

– Ленин вернулся! – Катилось по толпе…


Литературный сценарий художественного фильма «Ленин – Авенджер». В главной роли – Федор Бондарчук.
МАССОВЫЕ РАССТРЕЛЫ НЕ СПАСУТ РОДИНУ
На верхней стороне зеленого кубика отблескивает лунка. Воск плавится к центру. Свеча похожа на отфотошопленное яблоко. Таких яблок четыре в изголовье кровати. Легкий аромат заполняет уютную комнату. Ложе низкое, на окне опущена штора с каким-то иероглифом, интерьер стилизован под японский. Наполовину укрытые простынями на кровати лежат любовники. В молодой женщине угадывается примесь азиатской крови, а мужик лет за сорок на вид к Японии имел отношение другим образом. Оба молчали, удовлетворенные друг другом.
Оперевшись на локоть, девушка лежала на боку. Наманикюренный пальчик скользил по груди мужчины. Тренированные мускулы натягивали загорелую кожу.
«Мы были бы красивой спортивной парой. Если бы я родилась лет на 20 раньше. Где теперь таких мужиков найдешь!» 
Эксклюзивный мужчина лежал с закрытыми глазами, лицо – мавзолейная маска.

– Какой же ты у меня романтик! – Восхищалась девушка. – Без охраны средь бела дня на такси примчался! 

«Оно, конечно, романтик. А еще с этими долбоебами сидеть неохота. Прямой эфир, могу не сдержаться – романтик, хуле». Кончики губ изогнулись вверх.

Рядом с «яблоками» завибрировал мобильник. Не открывая глаз, романтик бросил руку за голову. Пламя свечи не успело поколебаться, телефон возле уха.

«Айфоня ебаный!» Сжались стальные пальцы, пластик хрустнул, романтический терминатор одним движением сел на кровати. 

– Я Калину твою возьму? «хорошо, что не желтая».

– Конечно, Петя! Ключи в сумочке. Что-то случилось? – Глаза девушки стали огромными, но все равно со смешинкой. Такой уж характер, тем и привлекала суровых мужчин.

– Щас приеду и случится! – Петя уже застегивал «бомбер». Из сумочки взял ключи, нацепил солнцезащитные очки. Да хоть с мешком на голове, все равно узнают по походке! Петр Петрович Вовин поджал губы: «хуй с ним, только бы до машины незамеченным добраться!»

– Алл би бек, Алена! – Петр Петрович приподнял очки, подмигнул.

Девушка белозубо засмеялась, забрасывая шелк черных волос за спину.

Белая Калина мерно двигалась в потоке автомобилей. Пробок днем быть не должно. В нормальных Европейских городах.

***

– Как он не понимает, что модернизация не бывает бесплатной!

«Сейчас заплачет». Вовин уже несколько минут слушал жалобы узкоплечего человечка с большой головой.

– Деметрий Дерьмидонтыч, вы скажите толком, за что уволили министра? 

– На всю страну в прямом эфире заявил, что я деньги не туда, куда надо трачу! – Голова Дементия Дерьмидонтыча на тоненькой шее тянется вверх, ладошка опускается на стол. Звук удара не получился, скорее как пукнул кто-то.

– Как он не понимает, что без интернета и резиновых танков с нами никто в мире считаться не будет! Мы уже модернизировали МВД! Стоило только переименовать милицию, как граждане буквально на глазах стали законопослушными! Правильно я говорю, Расул Гамзатович?

– Совершенно правильно!

– Вот поэтому я предложил господину Кудряшкину покинуть пост министра финансов и уйти в отставку. И я всем ответственно заявляю, что не позволю над собой издеваться!

Дементий Дерьмидонтыч заморгал, вскочил с кресла и сорвавшимся голосом закончил:

– Все свободны, господа! – И первым выбежал из своего кабинета.

«Запись в бложик делать побежал».
***

– Господа, хуй с ним с Айфоном – скоро все равно менять по гарантии. Будем считать, главбух в отпуске. – Петр Петрович по-хозяйски откинулся в кресле.

– Меня сейчас интересует другое. Несколько часов назад я проехал через весь город за рулем обычного автомобиля. Я был поражен, как наши граждане не соблюдают элементарных правил поведения. Именно этим и отличается наша страна от Европы – если обманывать и ловчить в таких ничтожных вещах, то почему бы не воровать, не грабить по-крупному? (Без меня)

– Народ – это стадо баранов. – Расул Гамзатович являлся спецом по бараньей части.

– Вы мне скажите, кто баранами их сделал это раз и кто баранам зебр везде подложил.

– Распустился народ. Похоже, даже массовые расстрелы уже Родину не спасут. – Подал голос толстяк в черном костюме.

– Массовые? Массовые, может, и не понадобятся. Есть у меня одна идея. – Вовин встал.

– Расул Гамзатович, идите йогой позанимайтесь. Вы тоже, Сердюк, идите, тренируйте солдатские щеки, чтобы танки за 45 секунд надували.

– Значится так, Иван Иваныч, – после ухода толстого и тонкого продолжил Вовин.

– Сколько вы можете выделить людей без ущерба для государственной безопасности?

***

– Ты посмотри на этих уродов! Мало им снова личный состав от дел отрывают, так они еще как девок на базаре выбирают. Этого повыше, того пониже, другого чтоб на бабу похож был. Совсем в Москве охуели! Свяжись с отделом кадров, под видом инспекции проедешь по отделениям, выберешь кого надо. Два месяца! Чего они там делать будут? Вола ебать – опять в толпе ходить, демонстрации долбоебские устраивать! – Откровенность начальника захолстного отдела ФСБ объяснялась родственной связью с замом.

– Яволь, папа!

– Какой я тебе папа! На 10 лет старше! Смотри у меня, не дай бог дочка пожалуется!

– Феликс Прокрустович, ваша дочь для меня как именной ПМ – потерять не имею права!

***
Ветер играет желтыми листочками, солнышко давно высушило асфальт, воздух чист и прозрачен. Где то далеко за МКАДом. Над перекрестком многополосных дорог воздух – мечта токсикомана. Вазовские катализаторы выброшены за ненадобностью, шахи гастарбайтеров соревнуются выхлопами с КАМАЗами.
Волосы в ноздрях как фильтр противогаза после газовой атаки, в сетчатке глаз манящие белые полосы, в мозгах героическая задача – во что бы то ни стало перейти на другую сторону дороги. Обязательно на красный. Иначе не интересно, драйва нет, понимаешь! Как стадо баранов за самым героическим парнокопытным. 
Сигналя сначала культурно-вежливо, потом заходясь в истерике, перед табуном останавливается потрепанная девятка. Пара тинейджеров бросают презрительный взгляд, продолжают неспешно переставлять копыта.
Визжат шины, водительская дверь распахивается – аж стойка гнется.

– У вас, что, блять, глаза пиздой обшиты? Красный с зеленым путаете? Вот сверху – это красный! Стой, значит! Снизу – зеленый, иди! – Водитель, брызгая слюнями, машет в сторону светофора.

– Хули ты разорался! – Невесть откуда взявшийся мужик с небритой харей вступается за невнимательных пешеходов.

– Чё, блять, пропустить не можешь? Охуенно крутой? – Наезжает харя.

– А ты кто такой? – Стандартная ситуация, пешеходы заулыбались, предчувствую бесплатное развлечение, кто-то уже снимает на мобильник.

– И чё ты мне сделаешь? – Харя чувствует поддержку толпы.

Водитель достает из-за пояса пистолет и стреляет в живот небритому. Толпа в ужасе бежит по обе стороны дороги. Небритый корчится, прижимая руки к животу, темная кровь заливает асфальт. Стрелок садится в машину, спокойно уезжает с места происшествия. Зрители расправы не успевают придти в себя, как, воя сиреной, подруливает «Скорая помощь». Хмурые дяди в белых халатах кидают на носилки пострадавшего, щелкает подъемный механизм, никелированный катафалк проезжает мимо зевак к задним дверям. Усиливая вой, «Скорая» срывается с места – путь свободен.

***
Холодок весело забирается под юбки, стеклопакеты как чешуя золотых рыбок, солнце уже не греет, блестящим пятаком закатывается за горизонт. Это игра такая у бабулек – успеть перебежать на красный или перейти, не глядя по сторонам, испытывая мазохический оргазм.
На перекрестке с Тверской и в этот раз сборная пешеходов преимущественно женская. Девки, бабы, ребятишки. Бальзаковские шмары, мамки с дитями под мышку, божьи одуванчики – все бросаются между автомобилями, не обращая внимания на истошные гудки. Очередную группу возглавляет суровая старуха. Пальто вместо шинели, платок фашиста под Сталинградом, костылю только штыка не хватает. Бабуля машет палкой водителям – «красный, зеленый, да хоть синий – идите на хуй!»
А мог бы и на капоте прокатить. Но черный Фольксваген останавливается в сантиметрах от старушки. Вылезает здоровенный лысый дядька:

– Куда вы претесь на красный, пизды с ушами?!! – Бальзака явно не читал мужчина.

– Ты чего разорался тут, плешивый! – Бабка намахивается костылем.

Скинхед блокирует удар, апперкот, бабулька хрюкает на асфальте. Пешеходы в ахуе.

– Со всеми так будет, кто правила не соблюдает! Блеать!– Трясет кулаками поборник ПДД.

Через минуту, как скрылся Фольксавген, нарисовалась «Скорая помощь». Медбратья растолкали сочувствующих, бросили бабулю на носилки. «Разойдись, реанимация!» – Реанимобиль стартует за Фольксвагеном.

– Батюшки-светы, – стонет бабка в салоне.

– Средь бела дня! Убили, ироды!

– Чё за хуйня? Уж не попутал чего Кабан? – Забеспокоился санитар.

Люди в белых халатах склонились над старухой. Бабулька откинула платок, серые глаза внимательно смотрят на врачей, губы расплылись в улыбке.

– Испужались, окаянные? – мужским голосом спросила старушенция.

Ряженый встал с каталки, из за пазухи вынул помятую пластину.

– Пробил-таки Кабан, лысая башка. Ничего, скоро его очередь придет!

«Скорая» мчалась к новому перекрестку…
***
С десяток человек выстроилось на бордюре. Мужчины и женщины нервно переминаются.

– Вчера снова мужичка на перекрестке завалили! Что ж за водители пошли? Нервные все, со стволами! Двух старух позавчера до смерти забили! Куда полиция смотрит? Свидетелей сколько, номера известны, а поймать никого не могут! Все, зеленый – можно идти!

Обеспокоенный положением на дорогах гражданин посмотрел по сторонам и марафонским шагом пересек проезжую часть. В забеге приняли участие все пешеходы плечом к плечу.

***

Моргнули желтые светодиоды, белая Калина остановилась в левом ряду. Звуковая волна прошила кузов. «Что еще за паровоз такой?» Петр Петрович, поджав губы, наблюдал в зеркало, как «Хонда Пилот» выруливает на встречку. Едва не задевая левую фару, встает на пешеходном переходе.  Мажорики хуевы, вздыхает Петр Петрович.

***
«… в связи с осложнением оперативной обстановки срок командировки продлен на два месяца. Выслугу командированным сотрудникам исчислять как 1 месяц за 3  с соответствующими выплатами…»

– Твою мать! Чем они только там занимаются?! – Стукнул по столу Феликс Прокрустович.



ПЛАН ЧУБАЙЛЛЕСА
Жарко. Сухой воздух воняет тухлым тряпьем. Теплотрасса в идеальном состоянии, трубы меняли в преддверии выборов. Старорежимная лампочка бессовестно ворует государственное электричество. КПД сотни ватт едва хватает высветить метровый круг в центре железобетонных перекрытий. Подвальное помещение образует подобие комнаты…
В желтом круге на коленях стоит мужик в темно-синей форме, большие звезды расплываются на плечах. Между погонами шевелится черный мешок, мычание из-под полиэтилена варьируется от жалобы потерпевшего до визгов проверяющего. Шевеление прекратилось, полковник услышал шаги и бряцанье автоматного ремня. 

– Вуаля! – Жестом фокусника автоматчик сдернул мешок.

– Кто тут у нас? – Иллюзионист с АКСУ за спиной схватил потный подбородок.

-  Козимясов! Настоящий полковник! Здорово, друг! Узнал?

Полковник по обыкновению пучил глаза, смаргивая пот, привыкал к освещению. Круглая стриженная голова замоталась на короткой шее.

– Погоди, погоди. – Фокусник вытащил кляп, вытер пальцы о штанину.

Полковник несколько раз глубоко вздохнул не самый свежий воздух, прохрипел:

– Кабанов, ты чего творишь? Ты понимаешь, кто меня сюда послал? Теперь ты за все ответишь! Тебя с твоей бандой военные в порошок сотрут!

– Отвечу, отвечу, – Кабанов зашел за спину полицейского. – Все ответим в свое время.

Шея полковника напряглась, с коротких волос заструился пот. Больше всего Козимясов сейчас боялся вновь опозориться. История двухлетней давности, обрастая новыми подробностями, быстро разнеслась за пределы столицы. 

Одна сторона наручников ослабла, руки почувствовали свободу, полковник попытался встать.

– Сиди! – тихо приказал Кабанов. Полковничьи погоны сжали железные пальцы. Козимясов сел на пятки, ладони поставил на колени. На левом запястье болтались наручники, в свободной части торчал ключ, но пока Козимясов оставил мысль полностью освободить руки.

Кабанов отступил в тень, лишь компенсатор на автоматном стволе слабо отсвечивал.

За спиной Кабанова послышалась озабоченная матерная ругань, двое быстрыми шагами приближались из темноты.

– Кабан, на секунду. – Матершинник, сам больше похожий на лесную свинью, позвал командира.

– Горох, иди, посторожи пленного.

Молодой спутник приблизился к Козимясову, сохраняя дистанцию, спокойно направил ПМ в голову. Полковник старался делать вид, что не замечает угрозы.

– Что случилось, Николя? – Кабанов отошел с товарищем в другое бетонное перекрытие.

– Короче, ебать мой хуй, – Николай разговаривал матом. – Дельфин ласты склеил, успел свистнуть, что из Москвы едут с заданием и что намечается большой шухер завтра ночью – то ли гражданских зачищать начнут, то ли войска город займут. Чьи войска, хуй его знает. Такая хуйня.

– Понятно, ихтиолог. Возвращайся в дельфинарий, со своим млекопитающим сам разберусь.

– Так, время сейчас дороже героина, терять его – преступление. Обрисуем ситуацию.

Кабанов вернулся к пленнику.

– По дороге из аэропорта Мерседес не смог уйти от погони, высокопоставленные москвичи захвачены бывшими подчиненными. Народ выражает вооруженное недовольство, полиция занята самоспасением.

Теперь давай подумаем, как ты можешь устроить свою судьбу.

Вариантов, прямо скажем, немного: первый – в расход, второй – в народ, что, по сути, тоже в расход, третий – в нашу «банду», как ты выразился. А чего тебе терять? Семья где? У строена?

Козимясов кивнул, мускулы лица одеревенели, глаза вошли в орбиты, губы ниткой. Думает. Сглотнул, хрипло начал:

– Кабанов, ты понимаешь, что делаешь? Обратно ходу не будет! А если вернется все?

– Ты на миротворцев намекаешь? Как наши деятели натовцев пригласят? Так я тебе скажу: если народец не поднимется, такие банды как наши воевать будут. Войска НАТО или китайцы или моджахеды здесь – значит, нет больше Родины, значит и жить не за что! Так что решай, полковник, с нами или …

Козимясов встал, опустив голову, освободился от наручников.

– Значит, так, – полковник поднял голову, в глазах лед, голос робота.

– Завтра в 23-30 силами местного УВД намечена операция по захвату топливных и продовольственных баз гражданского населения, не подчинившегося указу временно исполняющего обязанности президента. Задача – лишить граждан  материального обеспечения. С учетом сложившейся обстановки разрешено применение оружия. При невозможности удержать захваченные объекты имеется указание их уничтожить. Инициативная группа из местного населения должна призвать миротворческие силы ООН.

– Инициативная группа из внештатных сотрудников ФСБ?

– Доподлинно не известно.

– Не жалко население? Они же защищаться толком не умеют, в бложиках воевать и под пулями на брюхе ползти – две большие разницы.

– Тебе что ли жалко? В твоей группе, судя по лексикону, ни одного гражданского нет. Забыл, как граждане в лицо плевали?

– Так-то все правильно, полковник. Поэтому свою операцию начнем после полуночи. Наша задача аналогичная вашей: захват материальных ценностей и оружия местного, как ты выражаешься, УВД. Поедешь в своей машине, за рулем вместо адъютанта – любитель дельфинов, я за тобой на заднем сиденье – чтоб глупостей не натворил. Прорвемся за ворота, там по обстановке, останемся в живых, сам решишь, куда податься. Гут?

– Проезд шлюзом устроен, перед внутренними воротами из пулеметов порешат.

– Есть одна идея. Мы же русские менты, с одной извилиной.

Через линзы ПНВ приближающаяся колонна напоминает насекомых, сползающих со ствола клена. Кабанов нырнул в мокрые струпья листьев, прикрывая лицо ладонью, прорвался сквозь ветки к Мерседесу. Задняя дверь приоткрыта, Кабанов мягко закрыл ее за собой.

– Держи, Горох. Наблюдай. – Передал молодому товарищу ПНВ. Поудобнее пристраивая автомат дулом в переднее сиденье, продолжал:

– Со склона двигаются две Газели за легковым седаном, фары потушены. Мне представляется, резервный отряд с области выслали.

– Николай, – Кабанов обратился к водителю. – Через минуту, как проедет вторая Газель, выдвигайся, пристраивайся в хвост.

– К жопе, ебать мой хуй.

– Едешь тихо, без сексуальных фантазий, фары не включаешь. Перед поворотом к УВД отстаешь немного – нам надо въехать в первые ворота, когда последняя Газель будет въезжать во внутренние.

– Да понятно  – как въезжаем, режем дельфинов на воротах, в это время подкатывает остальная братва. Обсуждали уже.

– Повторение…

– Мать учения, ебать мой хуй! Едут уже! 

Примыкающая к трассе дорога давно заросла орехом и карагачем. Сквозь ветки материализовался звук двигателей и реакция подвески на самые лучшие дороги в России – с интервалом в полминуты прокряхтели полицейские автомобили. С расстояния, где находились бандиты, можно было заметить темные полосы со знакомой надписью на бортах.

Николай завел двигатель, вырулил за колонной. Престижный внедорожник с ведрами на крыше, двигающийся с той же скоростью, не вызывает подозрений. Командир сводного отряда полиции получилуказание хранить радиомолчание по въезду за черту города. После первого поворота дороги он никак не мог видеть, что вслед устремились еще несколько автомобилей, на ведомственные уже никак не похожие.

– Вот, как и следовало ожидать – Расея! – Зашептал в ухо полковнику Кабанов. – Внутреннему посту в падлу закрыть ворота, когда еще не все заехали через внешний.

Мерседес проехал ворота, остановился, мешая полному их закрытию. Через лобовое стекло маячат фигуры с автоматами в проеме внешних ворот. Из замыкающей Газели не спеша выбираются полицейские.

– Твой выход, полковник.

Козимясов вышел, солидно надел фуражку. Сверху вниз бросил взгляд на подошедшего караульного.

– Здравия желаю, товарищ полковник. Предъявите документы и пропуск. – Капитан козыряет без должного усердия, кисть левой руки на газовой трубке АК.

– Начальство надо знать в лицо, капитан. – Козимясов потянулся за удостоверением.

Водитель Мерседеса в эти секунды решительными шагами приближался ко второму караульному. Мощная фигура Николая или автомат наперевес оказали на полицейского гипнотическое действие.

К воротам уже подкатывали бандитские автомобили, когда раздалась первая автоматная очередь.

– Всем лежать, дельфины ебаные! – Николай дал очередь поверх голов караульного и полицейских у Газели. Чем не угодили лобастые млекопитающие бывшему оперу он и сам не мог объяснить. 

Козимясов коротким боковым ударом  вырубил капитана, побежал вслед за Кабановым. Во внутреннем дворе, освещенный прожектором, сверкая звездами и затвором Стечкина, полковник заорал:

– Говорит начальник штаба Главного Управления МВД России полковник Козимясов! Личному составу прекратить стрельбу, местные структуры ОВД переходят под мое руководство. Указом президента начальник полиции Мухаметгалиев снят с должности…

Козимясов рубил отсебятину, выигрывая секунды. Бывшие менты занимали помещения и обезоруживали нынешних полицейских. Те, впрочем, особого желания вступать в перестрелку не проявляли.

Кабанов впечатал подошву в дверь, по обивке которой всегда благоговейно стучали.

– Здорово, Нурали! – Не к месту и не ко времени гаркнул Кабанов.

Продолжением приветствия последовал выстрел из ПМа. Пуля проделала дырку меж узких глаз начальника полиции местного УВД. Приговор зачитывать некогда. Кабанов подскочил к рухнувшему у открытого сейфа телу, наступил на горящий листок бумаги.

– Посмотрим, что тут у нас.

Палач поднял обгорелый лист спецблокнота. В оставшейся части в корявом почерке удалось разобрать часть секретной телефонограммы.

«… используя СМИ необходимо навязать крайне негативный образ милиционера…

…переименованием в полицию окончательно разрушить связь с народом, сделать полицейских врагами, само происхождение которых…

… таким образом, достигаются две взаимодополняющие цели – население перестает видеть в полицейских защиту, выражает ненависть в формах недоверия, оскорблений и прямых угроз, включая насильственные действия. В ответ полицейские начинают ненавидеть гражданское население…

… за несколько месяцев до выборов планируется вдвое увеличить денежное содержание полицейских, следователей и дознавателей, оперативные подразделения обеспечить новым вооружением и транспортом. Подобные меры поднимут боевой дух, обеспечат победу в случае вооруженного мятежа или при разгоне демонстрантов…»

– План Чубайллеса, ебать мой хуй! – Кабанов аккуратно сложил листок вчетверо.

Из не вошедшего в книгу «Спасение неизбежно».
БЛОГЕРАМ ПОСВЕЩАЕТСЯ
Тонкие кожаные перчатки фирмы ESMEE без подкладки Все равно трудно привыкнуть к тактильным ощущениям. Чистыми руками все ощущается емче, правдивей. «Чистые руки» остались в прошлом. Облаченные в кожу подушечки пальцев не оставляют папиллярных узоров на клавиатуре. Ноутбук на столе как менеджер с Уолл-стрит в гарлеме. Тарелки с заветренными роллами, окурки в лужах сивушных масел, бутылки, грязные бокалы как в тумане в свете ночника. Один из бокалов со следами помады бородатый мужчина сунул в карман куртки. Бородач двигал мышью по очищенному участку, границей которого была затворная рама ПМ. Глушитель направлен в сторону дивана. Металлический цилиндр придавил банковскую платежку, свидетельствующую о получении 20 000 рублей со счета веб-мани господином Кревлецким В. К. 
Сам Виталий Казимирович сидел на диване в одних джинсах. Заплывшее салом тело 30 лет отроду имело вид просроченного товара. 
Виталий оторвал затылок от подушки, в голове затолкались полушария. Разлепив веки, Кревлецкий увидел, что за его родным ноутбуком сидит обезьяна в кепке. Нет, это бородатый мужик! Под рукавами куртки прокатились банки, правая кисть шевельнулась, звякнула тарелка. Пистолет! Виталий подобрался, утер слюну:

– Ты сутенер?

Ведь заплатил же! Виталик вспомнил девчонку в мини-юбке, десятку, в окно которой совал деньги. Кстати, где эта пизда, только что стриптизершу из себя корчила. Любитель клубнички повертел головой.

– Мы одни, тихо сиды, да! – Кавказский акцент и движение пистолетом оказали гипнотическое действие. Виталик захлопал глазами, сдвинул колени, куски сала свесились над поясом.

– Нет, я не сутенер, хотя это будет зависеть от результатов нашего разговора. – В бороде сверкнули зубы.

– Лучше быть живой проституткой, чем мертвым блогером. Хотя это и так одно и тоже. – Туманно выразился кавказец. Акцент пропал, но завороженный Кревлецкий не обратил внимание.

– Я поговорить пришел к тебе, Евпатов Андрей, или Веселый страус? А может, Крысомор, или Миша Всеславный? Так как, Виталий Казимирович, к тебе обращаться? А в трудовой книжке  так и прописано: «блогер»? Есть такая профессия?

– Хотя, – усмехнулся бородач, – моя деятельность тоже в трудовом кодексе не прописана. Да и не платит мне никто – за удовольствие работаю.

Тихая речь немного успокоила Виталия, глазки забегали, ладошки сжали сиденье дивана. Вскочить, прыгнуть к двери, закричать. 

Рядом с плечом вспоролась спинка дивана. Со стороны ноутбука прыснула темная струя газа. Хлопок по ушам. В нос ударил запах пороха.

– Даже не думай! Я тебя насквозь вижу, даже дырку в голове делать не надо. – Зарычал кавказец.

– С детства ты не любил работать. В школе физика с химией тебе не давались, поэтому ты причислил себя к гуманитариям. Точные науки для ограниченных, подобных флюсу, ты же возвышенной души человек. Попиздеть с такими же ебланами, в роли которых учителя-неудачники, вот это тема для прыщавого подростка. На ту же физкультуру пускай быдла идут, у тебя освобождение. Ебальник тогда еще отъел, типа солидности придает. К 18 годам куча болезней обнаружена знакомым терапевтом. Военные врачи поделили родительские деньги, с белым билетом весь мир на ладони!

Ты же, как все дети, хотел стать менеджером. Чтобы с 9 до 17 в офисе по сети в кваку рубится, или что там сейчас, в контактах порнуху смотреть, на корпоративах водку с пивом намешивать. В кредит иномарку взять, квартиру в ипотеку. Но сны не всегда сбываются. Настоящий управленец всегда в состоянии конфликта. А иначе, если все работают заебись, и менеджеры не нужны – нужны специалисты. Правильно с людьми конфликтовать – большая наука для зрелых пацанов. Не вышло у тебя менеджером стать. Куда деваться? Не на завод же идти, болванки таскать, гайки крутить! В журналисты, в писатели, блять ! а на хуя ты там нужен? Чтобы что-то дельное писать, надо сначала кучу книг прочитать. Снова облом. А тщеславие в яйцах чешется! Интернет, блять! Халявный почти. Сидишь дома, завел «жежешечку» – напрячь умишко, сайт сделать да еще платить за него – в падлу, и пишешь туда и комментируешь статейки в рамблерах под разными никами, подрядившись за копейки. Растет самосознание, ты, оказывается, во всем разбираешься, все знаешь, блять!

Бородатый давно забыл про акцент, зато пистолет направлен прямо в брюхо, поэтому поправок со стороны несостоявшегося менеджера-журналиста не последовало.

– А выборы для тебя вообще Клондайк! Главное, в нужное место нос засунуть, подрядится за 30 шекелей у господ-товарищей партийцев. И пишешь ты теперь как «За Русь» о засилье жидов, как «Хаим Векслер» ужасаешься русским фашизмом, как «Виктория» взываешь о братстве и толерастии, «Ястреб» у тебя поносит русский народ, «Викинг» призывает резать таджиков!

Бородач разбушевался, пинком опрокинул стол, прыгнул к блогеру на диван. Глушитель воткнулся в пухлую щеку Виталия, трахею сжали железные пальцы. Вращая глазами, бородач продолжал озвучивать приговор. Об апелляции Кревлецкий даже не думал. Его организм облегчил прямую кишку, но «судья» не обращал внимания такие издержки.

– Кто ты после этого? Провокатор и проститут! Ты же своими словами судьбы ломаешь, жизни калечишь! А ты знаешь, что за слова надо отвечать? Как всем интеллигентным людям. Думаешь, как я тебя нашел? Вы же, интеллигенты, народишко тщеславный. Для таких и придуманы социальные сети, чуть покопаешься в ваших хвастливых откровениях и никакой базы данных не надо. 

Обвинитель почесал бороду, Виталий глубоко вздохнул, задохнулся собственными миазмами, выдыхать пришлось тоненько через нос. Губы расплющила ладонь, язык лизнул тонкую кожу перчатки фирмы ESMEE. «Последний выдох, последний вдох…», вспомнил Кревлецкий залихватскую песню Жана Сагадеева. 

– Нет, пожалуй, тебя к интеллигентным людям нельзя причислять. Такие как ты – это паразиты общества. Вы же как хотите – чтобы у вас все было и чтобы за это ничего не было! Лупиться в зомбоящик, жрать чего подают, а потом рассуждать с умным ебалом о том, чего не знаешь. Обкладывать хуями правительство и пользоваться льготами, требовать сильную руку, но полицейские чтобы как из балетной школы с английским уклоном. Жалеете жуликов и наркоманов, но сразу бежите в ментовку, как телефон из кармашка тиснут. Вялые седалища и геморрой считаете издержками своих героических блогерских будней. Хотите вкусно жрать и пиво пит, а жир на пузе считать мускулатурой. Соленым огурцом водку закусывать и наступившую дебильность считать удалью. Стрелять вас надо!

Глушитель сильнее вдавился в щеку, Кревлецкий зажмурился, последние фекалии покинули кишечник, челюсти задвигались, последние слова оправданий рвались наружу…

Кабанов дернул головой, выпрямился на сиденье. Глаза разорвала белая вспышка. Через мгновенье спектр наполнился различной длиной световых волн, обозначилось грязное ветровое стекло, за ним буйство весенних красок.

«Приснится же такое. Стал бы я рассусоливать, шлепнул и все дела». Дмитрий Петрович оторвал руки от руля, открыл перчаточный ящик. Фальшивая борода, тюбики с гримом на месте. Понюхал правую ладонь между большим и указательным пальцами. Тонкая кожа перчаток ESMEE пропитана фирменными дубильными веществами. В изысканном запахе примеси сгоревшего пороха не ощущалось. Кабанов развернул ладони, телячья кожа перчатки на левой руке надорвана, в бороздках явственно угадывались следы зубов.

«Один хуй, перчатки выкидывать». Кабанов всегда без сожаления избавлялся от предметов, способных стать уликами в уголовном деле.


СОБАКА КАБАНОВА
Как тепло! Все вокруг блестит на солнышке. 
Котенок жмурился, в желтизне оболочки едва угадывалась нитка зрачка.
Черное ухо среагировало на стук по асфальту, из-за угла дома вышли они. Большие звери, ходящие на двух ногах. 
Мама велела всегда бежать от них, не слушать  их призывные звуки, даже запах не вдыхать, какой бы он ни был! Но до окошка в родной подвал высоко, двуногие все ближе. Какие они разные – кто стучит по асфальту большой зверь, а его дитеныш совсем маленький, раз в пять меньше. Держаться лапами друг за друга. Маленький заметил меня, тянет свободную лапу! Мама говорила, если некуда бежать, надо увеличиться в размерах!
Котенок выгнул спину, попробовал распушить шерстку, но среагировали луковицы волос  только на хвосте.

– Мама, смотри! – Девочка лет 4-х тянет руку к мохнатому клубочку. – Это котик? Прямо как в книжке был нарисован!

Молодая женщина остановилась, с удивлением посмотрела вниз.

– Да, Оленька, это котик. Какой хорошенький! – Женщина улыбнулась, но продолжала держать руку дочери, не позволяя приближаться к котенку. – Надо же, они еще остались на улице.

Из подвального окна к котенку метнулась тень. Тень зашипела, котенок оглянулся, еще больше выгнул спину и попытался вторить матери. Вдвоем они прогонят больших зверей! 

Женщина в испуге дернула за руку дочь, та мгновенно заплакала, впечатлившись больше от кошкиного шипения. 

Котенок почувствовал на загривке материнский прикус. Так, хвостик поджимаем! Через мгновенье котенок полетел ввысь, зрачки расширились, подвал встретил знакомыми запахами.

Припекает! Неохота вставать, старею. Снова забегали, отношения выясняют, статус устанавливают. Стая большая, щенки вырастают, все как на подбор рослые, того и гляди примутся в вожаки лезть. Вроде и самок полно и двуногие в городе отстреливать не решаются, а жратвы мало становится! А когда-то кошек полно было, вроде мало мяса и загонять только стаей, но безопасно и вкусно, вошь меня задери! 

Резким движением огромная дворняга впилась в свою ляжку, передние зубы перемололи блоху, заодно почесали зудевшее место.

Как хорошо, слушай! Как в Душанбе солнце! 
Смуглый мужчина быстро перебирал пухлыми ногами по щебенке. Через пустырь с долгостроем кратчайший путь к вокзалу. Мужчина шевелил губами, улыбался, блестя коронками.
А в кармане рублики, урусы чебуреки раскупают, как перцовку в аптеках. Муки надо прикупить, парни в подвале кошку с котятами нашли почти удачно, только Хаким чуть глаза не лишился – кошка, сволочь, кинулась. Ничего, осторожнее будет в следующий раз! Собак бы помельче найти, а то, сволочи, вымахали все, не подойдешь. Как это называют – естественный отбор! Вот же сволочь, как накаркал – стая дворняг справа! Уходить быстрее надо, пока не заметили, а завтра с отравой сюда придти!
Огромный старый пес внимательно следил за человеком, блошиные укусы забылись, ветер доносил до ноздрей знакомые молекулы.
Спокойно, только бы щенки не сорвались раньше времени, не заорали бы, пытаясь напугать. Молча надо дело делать! Двуногий идет один, походка семенящая, уже увидел, опасается. В руках ничего нет. Тихо, спокойно пошли. Ветер в нашу сторону, двуногий давно не мылся, странно, кошками пахнет. Какой сладкий запах!
Пес поднялся и размеренно, чуть пригнув голову, побежал в сторону работника быстропита. Еще несколько собак, повизгивая от нетерпения, бежали вровень с вожаком. 

– А-а-а!!! Шайтан!!!

Кабанов откинулся на спинку дивана, с возрастом позвоночник дубел после трудового дня. Массаж нужен, массажистка нужна. Женится что-ли? Дмитрий Петрович улыбнулся, посмотрел на немецкую овчарку, лежавшую между ним и зомбоящиком. По телевизору сисястая корреспондентка пуляла словами как из МГ-42 – шла передача типа «666 секунд». Кабанову показалось, что собака подмигнула. Рэм поднял голову, чтобы не смущать психику хозяина, высунул язык, часто задышал. 

– Скандально известным музыкантам из группы «Pussy Riot» вновь продлили меру содержания под стражей. Адвокаты взывают к общественности помочь бедным девушкам, судьба которых в руках ханжей, облеченных в форму.

– Пизды с ушами, блять! – Что греха таить, Кабанов временами разговаривал с телевизором.

– Они бы в мечети ляжками потрясли, их бы матку сожрать заставили! Заложницы системы, блять!

– А теперь о местных происшествиях. – Продолжала трясти сиськами корреспондентка.

– На пустыре возле железнодорожного вокзала обнаружен труп неустановленного мужчины, предположительно гастарбайтера. По многочисленным рваным ранам на останках эксперты заключили, что мужчину загрызла стая собак.

Кабанов убавил звук, взгляд упал на книгу, лежавшую под телевизором. Конан-Дойл «Собака Баскирвилей».

– А что, Рэм, не поработать ли тебе на благо Родины? Нет, не твоей исторической, а вот этой нашей, общей, которая раньше Российской империей называлась.

Пес склонил рыжую голову, глаза немигающее впились в хозяина.
Ничего вы, люди, не понимаете! Немецкая, Шотландская, Австралийская овчарка, да хоть Кавказская! Родина – там, где родился, где живут те, кого будешь защищать, ради кого пойдешь на смерть!
НАЧАЛЬНИК
Весеннее солнце подсушило поле. Серый снег маскировался в овраге.  Комья земли летят из-под гусениц, лязг траков звенит над сопением усовершенствованной системы выхлопа Т-170. Жестокий тюнинг преобразил детище Челябинского тракторного в подобие танка. Стальные листы наварены вокруг кабины,  двигателя и верхней части гусеницы.  Со всех сторон в железо вмонтированы видеокамеры, над объективами форсунки омывателей. На мониторе в тесной кабине приближается коттеджный поселок. Уже различается кирпичная кладка, Дмитрий Петрович дернул рычаг, прибавил газу. Отвал приподнялся, трактор на полной скорости протаранил забор. Куски испанского кирпича забарабанили по железу, струя воды очистила объектив передней камеры от пыли, следующая цель – стена двухэтажного дома. Кабанов знал расположение комнат – коттедж стандартной планировки. Эрзац-танк, нисколько не задержавшись на несущей, пробил две стены, остановился в гостиной. Сдвинулась заслонка на листе кабины, в дверь спальни полетел газовый патрон. Газ быстро наполнил комнату, надрывный кашель на два голоса показал Кабанову, что бывший начальник ночевал с супругой.

– Жаль, но ничего не поделаешь. – Кабанов убавил громкость, натянул противогаз. Пальцы нащупали нужную кнопку, к бухтению двигателя добавился рокот компрессора. Дмитрий Петрович подождал, когда давление в кабине повысится, толкнул дверь. Кашель и сдавленный мат указали на цели. В сизом дыму загибались два тела – побольше женское, поменьше то ли мужское, то ли детское. 

Кабанов спрыгнул с покрытия гусеницы, метнулся к телам. То, которое помельче, жестко вырубил, большому телу аккуратно зажал рот, подхватил под мышки, вытащил в гостиную. От страха женщина отключилась сама, во многом облегчив задачу. Тело помещено в кладовую, подальше от выхлопной трубы. Кабанов вернулся в спальную, прошел к окну. Оценив пейзажик, отворил створку. Свежий воздух погнал газы в сторону пролома, тельце застонало на полу. Кабанов снял маску противогаза, подошел к стонущему. Из кармана достал четыре коротких ремня, быстро затянул на узких конечностях не пришедшего в себя человечка.

– Какой же ты щенок все-таки, господин начальник! – Дмитрий рывком поднял худосочное тело – килограмм 50, не больше. 

На отвале приварены четыре крюка – на верхние руки начальника легко растопырились, на нижние, чтобы зацепить ноги, пришлось развернуть корпус.

– Ты теперь прямо как Гермес, Алексей Николаевич! – Усмехнулся Кабанов.

– Ты же любишь, когда тебя по имени-отчеству, щенок! – Кабанов с ненавистью влепил пощечину.

Тощий Гермес задергался на ремешках, глаза заметались по сторонам, изо рта вырвался хрип ужаса.

– Заткнись, пидарас! – Дмитрий Петрович заткнул рот бывшего начальника его же носком.

К этому времени отравляющий газ улетучился, Кабанов сунулся в кабину, отключил двигатель. Провернувшись несколько раз, затих и компрессор. Наступившую тишину нарушали лишь мычание Алексея Николаевича и время от времени скрежет раций в кабине.

– Если бы ты знал, как я ненавижу начальников, – Дмитрий Петрович загнал кляп поглубже в ненавистную глотку, –  давно бы уже вырубился от страха. До судорог ненавижу. 

Кабанов нашел стул, уселся поудобнее напротив своего творения.

– Я начальник – ты дурак, а? Русский менталитет! Вот так вы и набираете холуев по нисходящей. Эта наша русская система такая – подбирать по холуйским качествам, по гладкости языка, по мягкости булок. Получается наверху единственно умный начальник, ниже – дурак, но относительно умный для нижестоящего. А по доктрине все равно дурак. Кто у нас в начальники рвется? профессионал, борец за идею? если бы! лентяй и уебок, стремящийся утвердится за чужой счет. Лень и страх – основа вашего бытия. Ну не любите вы двигаться, мышцами шевелить, боитесь физической работы! Вы же умные все, блять, гуманитарии, знатоки законов. Умственную работу как проверишь? ну не решается задача – «здесь нужны специальные знания, здесь нужны специалисты!» А ебальники отъедать – много ума не надо. Все начальнички, как из инкубатора – щечки, животик. Один ты задротыш. Так ты и не усидишь в широком кресле – тощая жопа не всем по нраву, а язык маловат. Вот ты сам давно жулика видел, колол, нервы тратил? да ни хуя! Вы задачу свою понимаете подчиненным нервы трепать, контролеры хуевы! С подчиненным – это тебе не с зэком зубами скрипеть, тут и щеки понадувать можно, задним умищем блеснуть, в говно носом ткнуть. Вы же про идею совсем забыли – народу служить, защищать! Держитесь за должность хлебную, не дай Бог руками поработать, да на гражданке, где пиздюлей на каждом углу получить можно. Отчитаться главное – преступность снижается при охуенном руководителе! А как ее снизить? метод простой – уголовное дело не возбуждать – то справки нет, то еще чего – иди, исполнитель, пиши отказной! отсутствие оснований не ебет! 

В кабине забормотала рация, Кабанов прислушался, решил, что время еще есть, продолжил:

– А как вы любите все усложнять, обставлять приказами, инструкциями, подзаконными актами. Это уже про всех наших чиновничков можно сказать – как же так, если не усложнять, значит и промежуточных звеньев не надо, всяких советников, помощников, заместителей, менеджеров по переносу бумаг в офисах, кто же про достойную зарплату верещать будет? А как совещаться любите, докладывать о личных успехах, закладывать подчиненных. Так проездил целый день по совещаниям, потом кулаками в грудь – «вас бы туда на мое место!» Вы же, начальники, жопой думаете! Сначала постовых убрали, гопота обнаглела, затем ДПС видеокамерами заменили. Да поебать малолетним и гламурным стритрейсерам на камеры! Отсюда и куча аварий и жертвы на дорогах! 

– А скоро вообще руками работать никто не захочет, – Дмитрия Петровича понесло. – Пускай чурки работают! По зомбоящику сплошь героями студенты, менеджеры заебаные, шлюхи, проститутки,   менты и бандиты, сами артисты, артисты и проститутки политические, словом, все работники умственного труда. Ни одного героического рабочего, про крестьян уже не говорю – скоро и слово такое забудут. Мигрантов, мигрантов побольше! Уже и торговать в магазинах некому – разрешить азиату. Кто раньше в СССРе жил – вот вам российский паспорт с гражданством! У нас граница вообще есть, интересно? Хотя кого я спрашиваю – из вас, начальничков тридцатилетних, и не служил-то никто.

Снова забубнила рация в кабине, бубнеж становился все оживленней.

– Ты думаешь, почему я перестал быть националистом? Вот из-за таких, как ты! К чему такая нация, которая вырождается на глазах? Знаешь бывший купеческий девиз: прибыль превыше всего, честь выше прибыли. Хлопнули по руками – договор заключили. За слова отвечали. Так же как в Европе веками за слова резали друг друга, теперь у них полное понимание между коренным населением,  так у нас, похоже, не дорезали многих, а скорее порезали не тех в свое время. Теперь у нас – «не наебешь, не проживешь!», «работа дураков любит», «нас ебут, а мы крепчаем!». Эх, русские. Проведут клоуны депутатские закон о профилактической анальной ебле по субботам, скажем, с целью массажа простаты, так ведь с пятницы очередь занимать начнут, чтобы побыстрей освободится. 

– Ладно, хватит, вон твои друзья уже на походе! – Кабанов поднялся, губы в нитку, в глазах бешенство. 

Хлопнула дверь, взревел двигатель, лязгнули гусеницы. На ноже боевого трактора Алексей Николаевич Пантелеймонов поехал встречать полицейские наряды…