Звезды Маньчжурии [Альфред Петрович Хейдок] (fb2) читать постранично

Альфред Петрович Хейдок Звезды Маньчжурии

Предисловие

Глаза всего мира обращены на Маньчжу-Ди-Го. Древние были этой страны ожили и воплощаются в разнообразные строительства. Среди этих наслоений, полных значения современности, рассказы А. Хейдока, посвященные жизни Маньчжурии, являются ценным вкладом в литературу новой страны. Рассказы эти прежде всего углублены качеством убедительности, этим редким отличием, свойственным лишь чему-то действительно пережитому, перечувствованному. Помимо увлекательного содержания и вдумчивого изложения «Звезды Маньчжурии» полны тех внутренних зовов, которые пробуждаются на древних просторах, написанных славою прошлого. В каждом рассказе, безразлично, будет ли он основан на бытие современности или на далеких наследиях, всюду внимание останавливается на чертах больших реальностей, которые уводят внимание читателя в область высоких представлений.

Творчество А. Хейдока своими литературными качествами всегда нужно, но сейчас, когда, поистине, глаза всего мира устремлены на эти древние места, — оно нужно особенно. Тем, кто много ходил по просторам Азии, особенно звучит быль и тайна, которая нигде, как в Азии, не сочетаются так убедительно.

Н.К.Рерих

Моему Великому Учителю Н.К. Рериху, чьи произведения как кисти, так и пера служили мне светлыми маяками в оглушающем мраке жизни, с благоговением преподношу свой скромный труд.

Альфред Хейдок.

Харбин,

11.09.34 г.

Три осечки

Мне безумно хотелось пить¹. Помню, что мучительная жажда натолкнула меня на мысль о существовании таинственного дьявола, специально приставленного ко мне, чтобы он пользовался малейшей моей оплошностью и причинял страдания… Чем же иначе объяснить, что час тому назад, когда наш отряд проходил китайскую деревушку с отменным колодцем, я не пополнил своей фляжки?

Но тогда я совершенно не ощущал жажды — она появилась спустя совсем короткое время! А последний глоток теплой жидкости пробудил во мне яркую мечту о затемненных ручьях, с журчанием переливающихся по мшистым камням с дрожащими на них алмазными росинками, и о таких количествах влаги, по которым свободно мог бы плавать броненосец… И я всю ее выпил бы!..

Точно в таком же состоянии, надо полагать, находился Гржебин, правый от меня в стрелковой цепи; убедившись, что у приятеля тоже ни капли не раздобудешь, он пришел в дикую ярость и стал ожесточенно стрелять по невидимому неприятелю, залегшему точно в куче опенков, меж пристроек древней кумирни. Последняя всем своим до крайности мирным видом, — с купами тополей и низкими башенками, так наивно и просто глядевшими на нас, — являла собою как бы воплощение горестного недоумения по поводу тарарама, какой мы тут подняли.

Свое занятие Гржебин продолжал с такой поспешностью, что вызвал во мне подозрение о старом солдатском трюке: пользуясь первым удобным случаем, поскорее расстрелять обременяющие запасы, оставив лишь действительно необходимое количество зарядов.

— Ты чего там расшумелся? Разве кого-нибудь видишь?

— А то нет? — злобно отозвался Гржебин, — можно сказать, всех вижу!..

— Пре-кра-тить огонь! — торжественно провозгласил взводный командир, начав с повышенного тона и, как по ступенькам, каждым слогом понижая его.

Причину распоряжения мы тотчас же уяснили: над нами, брюзгливо и злобно шипя, с присвистом пронесся первый снаряд полевой батареи — стало быть, «кучу опенков» решено разнести артиллерией.

Молчание водворилось по нашей цепи. Из собственных локтей я соорудил подставку для колючего подбородка и равнодушно уставился на обреченную кумирню — там, мол, теперь все пойдет по расписанию: земля разразится неожиданно бьющими фонтанами взрывов, невозмутимо спокойный угол ближайшего здания отделится и сначала, с полсекунды задумчиво, а потом стремительно обрушится и погребет под облаками двух-трех защитников, а то и целую семью… Мечущиеся с места на место фигуры, охрипшая команда — все это покроется заревом пожара, а поле за ним усеется бегущими серыми куртками… Мы будем стрелять им вдогонку, и так изо дня в день, пока… К черту «пока» — волонтер меньше всего думает о смерти!..

— Смотри, как перья летят! — крикнул мне Гржебин, указывая рукою на храм: с него слетела черепица, и в стене показалась брешь — каково богам-то, а?

Мне не понравилась злобность его замечания: разве смиренные лики Будд не являлись такими же страдающими лицами, как мирные поселяне, которым генеральские войны жарили прямо в загривок? Финал уже наступил. Осипшая глотка командира изрыгнула краткое приказание — наша цепь бегом пустилась к