Любовь черного лорда [Энн Стюарт] (fb2) читать онлайн

Энн Стюарт Любовь черного лорда

Глава 1

1775 год, Англия

Боже, какой ужас!

Эмма Мэри Кэтрин Ланголет, оцепенев, стояла посередине маленькой комнаты на постоялом дворе «Груша и куропатка». Ее руки были в крови.

«Это неудивительно», — промелькнуло в голове у Эммы. Можно было подумать, что в человеке, лежавшем сейчас у ее ног, крови была целая ванна. Большая лужа, скопившись под его телом, уже начала растекаться и успела запачкать потертый ковер, мыски туфель Эммы и край подола ее платья.

Девушка, не шевелясь, смотрела на своего дядю. При жизни он был непривлекательным и к тому же скверным человеком, и смерть ничуть не изменила его к лучшему. Эмма подумала, что кузина Мириам придет в ужас от того, что она сделала. Это ведь смертный грех.

Но она вовсе не хотела убивать дядю! В тот момент, когда ее рука потянулась к лежавшей на столе шпаге, Эмма и в голове не держала, что оружие, казавшееся ей не совсем настоящим, окажется столь действенным. Не верила Эмма и в то, что дядя, невзирая на свое совершенно не родственное поведение, настроен по-настоящему агрессивно.

И вдруг, глянув в его маленькие, поросячьи глазки, она увидела там свою смерть. Какой бы невероятной ни была эта мысль, Эмма знала, и знала наверняка, что дядя Хорас решил ее убить.

И тем не менее, вовсе не она лежала сейчас на полу в луже крови. Шпага, которую Хорас де Винтер положил на стол, оказалась острой. Она с поразительной легкостью пронзила его плоть, и гримаса изумления, исказившая жестокое, похотливое лицо дяди, грозила теперь навсегда остаться ночным кошмаром Эммы.

Он действительно выглядел удивленным. Может быть, Эмме нужно было сейчас пасть рядом с ним на колени, чтобы покаяться в содеянном? Она ведь должна была мучиться угрызениями совести.

Но раскаяния не было и в помине.

Дядя был злым и жестоким человеком. Все в доме, за исключением его дочери Мириам, успели узнать не друг от друга, а на себе, насколько тяжелая у него рука. Служанкам он не давал прохода, а слуг изводил грубостью и придирками. Да, Хорас де Винтер был злым и жестоким. А еще он был порочным. Такой, как он, заслуживал смерти.

Беда в том, что убила его именно Эмма.

Женщин, виновных в преступлениях подобного рода, тоже вешали, хотя и нечасто. Ей это было доподлинно известно. Уж ее-то повесят точно. Как-никак дядя и его незамужняя дочь приняли Эмму в дом, когда она осталась сиротой, и все это время она вела под их присмотром простую жизнь, угодную Господу. Тогда Эмме больше не к кому было обратиться за помощью… Ее отец, имевший оружейные мастерские и составивший состояние на торговле им, практически не имел друзей. Мать Эммы была аристократкой, и в соответствии с понятиями ее родственников этот брак был безусловным, кошмарным мезальянсом. После того как она вышла замуж за оружейника, родные прекратили с ней отношения. И даже то, что ее муж был очень богат, не повлияло на их решение. Мать Эммы умерла во время родов, а отец, души не чаявший сначала в жене, а потом в дочери, — двенадцать лет спустя. После этого Эмма семь лет прожила с де Винтерами в их большом доме на Крауч-Энд, безоговорочно подчиняясь суровым требованиям Мириам, граничившим по сути с религиозным фанатизмом. Но больше всего огорчений ей доставляла не набожность кузины, а домогательства дяди. Его попытки совратить племянницу с каждым годом становились все настойчивее.

Эмме приходилось изобретать все новые и новые уловки, чтобы только не оставаться с ним наедине, но ей и в голову не могло прийти, что он настроен так решительно. Щеки Эммы еще горели от ударов, которыми дядя Хорас пытался сломить ее сопротивление сегодня…

«Нужно готовиться к худшему», — мысленно повторяла она, и худшее не заставило себя ждать.

Служанка, так не вовремя заглянувшая в комнату, бросила взгляд на окровавленное тело, распростершееся на полу, и с воплем побежала по коридору. Не пройдет и нескольких минут, как постояльцы, привлеченные шумом, узнают о том, что случилось.

Эмма попыталась сосредоточиться, но не смогла этого сделать. А может быть, ее вытащат во двор и сразу повесят прямо там — на груше, которая стала частью названия постоялого двора? И даже это лучше, чем встретиться с кузиной Мириам…

Эмма почувствовала на себе чей-то взгляд. Она хотелось поднять голову и осмотреться, однако не могла оторвать глаз от своих рук, вернее, от крови на них. Кровь дяди Хораса притягивала ее взор как магнитом. Эмма до последней минуты не верила в то, что дядя бросится на нее… Он ведь знал, что в чем, в чем, а в решительности его племянница не уступала родной дочери.

И эта пугающая легкость, с какой острие шпаги пронзило его тело!..

В тот зимний вечер настроение у Киллорана было не слишком хорошим. Во-первых, его мучила чудовищная мигрень, а бутылка бренди, которую он взял с собой в дорогу, не только не взбодрила — она еще больше усилила пульсирующую боль в левом виске. Было и во-вторых… У его страданий имелась и другая причина. Дав согласие на то, чтобы к нему приехал кузен Натаниэль, Киллоран пожалел о своем решении уже на следующий день. И все же по причине, непонятной даже ему самому, он оставил приглашение в силе. Если бы Мэттью Хепберн, простой помещик из крохотной деревушки Сент-Джаст в графстве Нортумберленд, был хоть чуточку более сведущим человеком, вряд ли бы он поручил своего единственного сына Натаниэля покровительству их дальнего родственника Джеймса Майкла Патрика, графа Киллорана. На самом деле, родство это было таким отдаленным, что практически могло считаться призрачным: сестра жены Хепберна приходилась кузиной даже не троюродной тетушке Киллорана, а ее мужу. И коль скоро все, кто мог сказать хоть слово во всей этой истории, давно уже пребывали в лучшем из миров, Киллоран мог с полным правом оставить просьбу Хепберна без внимания. В деньгах и благодарности он не нуждался. Что касается чувства долга или вины, подобные мелочи его не занимали вовсе.

И все-таки Киллоран решил воспринимать неминуемый приезд Натаниэля Хепберна чуть более благосклонно. Причина была простой — граф страдал от скуки.

Ему всегда дьявольски везло в карточной игре. В другой интересной игре — с женщинами — он тоже не знал проигрыша. Киллорану удалось покорить всех, кто в той или иной мере вызвал его интерес, за исключением, конечно, молодых девиц на выданье, к которым он такого интереса не испытывал вовсе. Граф поклялся никогда не возвращаться на родину, на развалины поместья Киллоранов — к заброшенному конному заводу, составлявшему когда-то его славу. Да будет на то воля Всевышнего — он никогда больше не ступит на землю Ирландии. У него нет там ни родных, ни друзей, ни сколько-нибудь стоящей земли. Он стал англичанином и умрет им. И, кстати, если его привычная скука не перестанет быть такой беспросветной, последний день его земного бытия наступит весьма скоро.

Судя по записке старого Хепберна, написанной быстрым, летящим почерком, его двадцатитрехлетний сын Натаниэль тоже может считаться истинным англичанином — он был, по мнению отца, трезвомыслящим и основательным, благородным и смышленым. Завершив практическое знакомство со светом, он вернется в Нортумберленд, чтобы вступить в управление их прекрасно обустроенным имением.

Если бы Киллоран не был в то время, когда читал сие письмо, так пьян, то, конечно, не обратил бы на написанное никакого внимания. К сожалению, сейчас среди его привычек числились поздние возлияния. Они, как и ранние, не заполняли душевную пустоту и не облегчали безмерную скуку, однако притупляли ощущение того, что в его жизни, в целом очень комфортной, чего-то все-таки не хватает.

В общем, Киллоран решил ввести своего юного кузена в лондонское общество. Он откроет глаза этому образцу совершенства, покажет, какие подводные камни скрываются под гладью вод, символизировавших внешние приличия. Когда же роль наставника ему наскучит, а произойдет это наверняка очень быстро, он отправит Натаниэля назад, повзрослевшим и умудренным опытом. Мальчик хочет увидеть настоящий свет? Что ж, Киллоран все о нем расскажет и охотно его покажет. Включая такие места, о существовании которых ни один сквайр^[1] в Нортумберленде даже не догадывается.

Да, в тот день, когда эта идея овладела его затуманенным сознанием, и он черкнул ответное письмо, выражая свое светлейшее согласие, лорд Киллоран определенно выпил больше, чем следовало. Зато сейчас, когда пришло время встретиться с кузеном на постоялом дворе в предместье Лондона, он был раздражающе, отвратительно трезв. Правда, сначала Киллоран решил выпить и пренебречь встречей, но вместо этого все-таки поехал, просто прихватив бутылку с собой.

Ему хотелось бы съездить на континент — Киллоран скучал по Парижу, по легкомысленному веселью Версаля, обитатели которого искренне предпочитали ирландцев, как, впрочем, и представителей любой другой нации, чопорным англичанам. Почему бы не провести недельку-другую в объятиях пышнотелой француженки, способной выполнить все его желания? Он смертельно устал от окружающих его людей и их пустой болтовни. Ему хотелось лишь плотских утех, а еще тишины, и он готов был платить и за то, и за другое. Подобные отношения предполагали безусловную честность, ибо избавляли от необходимости клясться друг другу в любви не только встав с постели, но и даже сев на ней.

Граф тряхнул манжетой, и ее белоснежный кружевной край скользнул по черному атласу плаща. Среди пристрастий Киллорана было и такое — он всегда носил только черное, белое или сочетание этих цветов с отделкой из серебра. Приятели нередко подшучивали над сей причудой. «Сегодня ты похож на чертова пастора!» — любил повторять его друг Сандерсон, быстро раздавая карты, причем на его ловкость в этом деле количества выпитых компанией бутылок повлиять не могло. Конечно, такая манера одеваться была эффектной. Граф не мог появиться в обществе незамеченным, что подчас доставляло ему удовольствие.

Киллоран устало помассировал висок длинными пальцами. Он редко утруждал себя ношением парика и не пудрил свои густые черные волосы, а просто зачесывал их назад.

Пульсирующая головная боль была невыносимой. Как бы не сорваться на кузена Натаниэля — это провинциальное совершенство…

Конечно, могло оказаться и так, что Хепберн-младший просто дурачит своего легковерного отца, а тот и рад был верить. На самом же деле сынок — закоренелый грешник, давно вступивший на путь порока. Впрочем, в этом Киллоран сильно сомневался. Скорее всего, Натаниэль Хепберн действительно добропорядочный и здравомыслящий молодой человек, совсем такой, каким его описал отец… Отвратительно правильный во всем, если только Киллоран не поднимет, насколько это возможно, его до своего уровня. Может, и стоит приложить к этому силы…

«Груша и куропатка» оказалась маленьким постоялым двором, расположенным на краю пустоши, заросшей, конечно же, вереском. Когда карета Киллорана прибыла на место, уже смеркалось. С ленивой грацией, ставшей его второй натурой, граф прошел в общую комнату и обвел тех, кто там в эту минуту был, рассеянным взглядом.

Натаниэля Хепберна он узнал сразу. Тот выглядел моложе своих двадцати трех лет. Каштановые волосы кузена были просто зачесаны, как и у самого Киллорана, назад. Привлекательное лицо немного портил взгляд — недоверчивый и осуждающий. Киллоран не без интереса отметил, что это неодобрение было направлено прямо на него.

— Лорд Киллоран, — Натаниэль вскочил с энергией, от которой в виске у графа застучало еще сильнее. — Я уже начал тревожиться, что с вами что-нибудь случилось.

— Со мной? Что-нибудь случилось? — удивился, протягивая тонкую изящную руку, граф. — Я что, опоздал? И почему бы тебе не звать меня просто Киллораном?

Во взгляде Натаниэля промелькнула растерянность.

— Уже четыре пополудни, сэр. А я приехал рано утром.

— Сэр… Это звучит почти так же плохо, как «лорд Киллоран», — пробормотал граф. — Боюсь, я был несколько рассеян… Ну да ладно. Закажи бутылку бренди, и мы отметим твой приезд. А как только лошади отдохнут, сразу отправимся в город.

— Но, сэр…

— Не стоит благодарности, мой мальчик, — Киллоран помахал рукой. — Ни слова больше. Я знаю, как ты мне признателен…

— На самом деле, ничуть.

Киллоран замер. Ему не хотелось показывать, насколько его забавляет эта сцена. Достав монокль, он вставил его в глаз и окинул молодого человека все тем же рассеянным взглядом. Ну и наглый щенок!

— Как мило, — в голосе его слышалось полное отсутствие интереса к собеседнику.

— Должен сказать вам, сэр, что я не хотел приезжать сюда, — начал явно заготовленную заранее речь Натаниэль. — Меня не интересует городская жизнь с ее сомнительными достоинствами. Но отец настоял на своем решении, а я, как послушный сын, подчинился. При этом я все равно не желаю быть здесь и не желаю, главным образом, пользоваться вашим гостеприимством. Отец пребывает относительно вас в неведении — он ничего не знает о вашей репутации, а я еще в Кембридже слышал о вас немало интересного. Вы, вероятно, и сами знаете, что пользуетесь там дурной славой. Молодым людям советуют не садиться с вами за карточный стол и вообще рекомендуют держаться от вас подальше. Уверяю вас, будь у меня выбор, я бы сюда ни за что не приехал. Жил бы себе в Нортумберленде! Женился бы…

— А-а, — скучающе протянул Киллоран. — Так здесь замешана юная дама. Неподобающее знакомство? Дочка какого-нибудь фермера?

— Да как вы смеете! — вспыхнул Натаниэль. — Мисс Поттл принадлежит к одной из лучших семей Нортумберленда!

— Пара недель рядом со мной, и тебе станет ясно, что запретных тем для меня не существует, — пожал плечами Киллоран. — А ты, если не ошибаюсь, собираешься задержаться здесь подольше?

— Если только вы не отошлете меня тут же назад.

Улыбка Киллорана была не слишком обнадеживающей.

— Вот оно что… А я-то не сразу понял, чем объясняется твоя чудовищная невоспитанность — ты ведь все время делаешь мне какие-то нелепые замечания, — просто невежеством или все-таки здесь есть умысел. Значит, ты рассчитывал, что я приду от твоих грубостей в такой ужас, что немедленно отправлю тебя к отцу? Ты просчитался, потому что забыл, что я ирландец, живущий в Англии. Я успел привыкнуть к оскорблениям.

Натаниэль на время потерял дар речи, за что Киллоран его мысленно поблагодарил.

— Ну а пока, — продолжил он, прежде чем молодой человек успел собраться с мыслями, — мне надо прилечь. Избыток эмоций перед ужином не ведет ни к чему, кроме головной боли. Я сниму здесь комнату на несколько часов, а ты пока можешь посидеть тут и поупиваться своим дурным настроением. Не сомневаюсь, что очень скоро сюда прибудет почтовая карета, направляющаяся на север. Если в итоге выяснится, что ты все-таки уехал, мне останется лишь предположить, что сыновний долг оказался для тебя невыносимым бременем, — граф склонил голову набок, задумчиво рассматривая юношу. — Если же ты останешься, — добавил он уже намного мягче, — то в скором времени поймешь, что утратил всякий интерес к божественной мисс Поттл.

— Это уже неважно, — помрачнел Натаниэль. — Она сама потеряла ко мне всякий интерес…

— Неужели? Да, большинство женщин непостоянны. Но ведь в таком случае тебе ничего не мешает остаться в Лондоне и утолить здесь все свои печали. В столице королевства немало приятных особ, и почти все они носят куда более благозвучные имена.

— Да как вы смеете! — опять воскликнул Натаниэль.

— Это я от тебя уже слышал, — напомнил Киллоран обманчиво мягким тоном — Ты что же, не только невежа, но к тому же еще и зануда? Хочешь — уезжай, а хочешь — оставайся. Как только лошади отдохнут, мы отправимся в Лондон.

— Черт бы вас побрал, — буркнул Натаниэль, но на этот раз куда более тихо. В конце концов, юношеская бравада его была небезгранична.

— Ну это само собой, — безмятежно улыбнулся Киллоран.

Комната, которую предложил ему хозяин постоялого двора, оказалась сырой, а постельное белье влажным. Дрова в камине дымили, а шум, доносившийся неизвестно откуда, любому другому человеку наверняка подействовал бы на нервы, но Киллорану было все равно. Он бросился на постель прямо в своей элегантной одежде и закрыл глаза. Между тем на улице начался дождь и скоро разошелся не на шутку, отчего в комнате стало еще более сыро. Стекла дрожали от порывов ветра, и кроме того, он гулял по полу, но и это не могло отразиться на настроении лорда Киллорана. Час сна — вот и все, что ему было нужно. За этот час его мигрень может стать вполне терпимой.

Из соседнего помещения до него донеслись приглушенные и тем не менее явно сердитые голоса. Затем раздался тяжелый стук, сопровождавшийся кратким вскриком.

Любой оказавшийся на месте Киллорана проявил бы хоть каплю любопытства. Но только не он. За свою жизнь граф повидал всякое и давно перестал интересоваться делами других людей, к какому бы сословию они ни относились. Насколько Киллоран мог судить по звукам, кто-то там, за стеной, только что отправился к праотцам, и явно не по своей воле. Оставалось надеяться, что теперь наконец станет тихо, и он получит возможность уснуть.

Граф уже начал погружаться в приятную дрему, когда чей-то пронзительный вопль буквально сбросил его с кровати. Те крохи хорошего настроения, которые еще были ему отпущены на этот день, улетучились без следа. Киллоран пинком распахнул дверь и решительно зашагал по коридору, туда, откуда донесся этот безумный крик.

Но теперь повсюду воцарилась тишина. Заглянув в одну из комнат, граф увидел там двоих — потрясающе красивую девушку с окровавленными руками и лежащего у ее ног пожилого человека, который, вне всяких сомнений, был мертв.

Итак, мало того, что ему пришлось все-таки приехать на этот убогий постоялый двор, так он еще и оказался на месте преступления. В том, что в этой комнате произошло убийство, сомневаться не приходилось.

Похоже, фортуна решила пошутить с лордом Киллораном, и заснуть ему в ближайшее время не суждено.

— Собираешься упасть в обморок?

Голос был холодным и слегка насмешливым. Этого оказалось достаточно, чтобы вернуть Эмму к реальности. Она взглянула на дверь. На пороге, прислонившись к косяку, стоял высокий мужчина.

Незнакомец был во всем черном, атласном, и только кружевные белые манжеты волной спадали на его кисти. Рубашку украшала серебряная вышивка. Панталоны были сшиты из той же ткани, что и камзол. Высокие, инкрустированные драгоценными камнями каблуки сапог увеличивали и без того немалый рост столь необычно одетого красавца, подчеркивая заодно изящную для мужчины линию ног. Его черные волосы свободно падали на плечи, а взгляд зеленых глаз был насмешливым, изучающим.

— Нет, не собираюсь, — свой голос Эмма услышала словно со стороны.

Ей очень хотелось вытереть кровь с ладоней, но под рукой не было ничего, кроме собственного платья, а это бы только ухудшило ситуацию.

Эмма Ланголет не привыкла находиться в обществе мужчин. Кузина Мириам мало кого пускала в дом — обстоятельство, не вызывавшее у самой Эммы ни малейших возражений. Неудивительно, что за свою жизнь она видела не так уж много представителей сильного пола, а на такого и вовсе смотрела впервые.

— Это я к тому, — промолвил элегантный господин, прикрывая за собой дверь, — что если ты все-таки соберешься падать, лучше заранее отступи назад, просто чтобы не рухнуть на тело.

Эмма судорожно сглотнула слюну.

— Я не собираюсь падать в обморок, — прошелестела она. — Впрочем, меня может стошнить.

— Вряд ли, — незнакомец пожал плечами. — Раз уж этого не произошло до сих пор, подобная неприятность тебе не грозит. Как я понимаю, это ты его убила. С чего вдруг?

— Я… мы…

— Не то чтобы это было мое дело, — он осторожно обогнул тело дяди Хораса и поднял лежавшую на полу шпагу. — Однако и мне не чуждо любопытство. Логика подсказывает, что ты — девица легкого поведения. Пыталась заманить и ограбить клиента. Впрочем, — он окинул Эмму оценивающим взглядом, — тут что-то не сходится. Шлюхи так не одеваются. Да и взгляд у тебя какой-то не такой… Ну что, я ошибся?

— Да.

— Вот жалость! — незнакомец смотрел на нее взглядом знатока. — Ты могла бы заработать на своей внешности состояние.

У Эммы и так было состояние — деньги, которые она унаследовала от отца. Ничего хорошего, впрочем, они ей не принесли.

— Он пытался меня изнасиловать.

Последовал еще один оценивающий взгляд.

— В чем-то я его понимаю, — пробормотал зеленоглазый красавец. — В любом случае он за это дорого заплатил. Ты хоть знаешь его?

— Конечно. Это мой дядя. И опекун.

— Как мило, — усмехнулся мужчина. — Полагаю, тетя у тебя тоже есть?

— Тети нет. Есть кузина. Дочь дяди. Она меня не очень любит…

— Не думаю, чтобы она стала любить тебя больше после того, что ты сделала с ее отцом.

— Теперь уже все равно… Меня так и так повесят.

Незнакомец склонил голову набок, задумчиво рассматривая девушку. Эмма с удивлением и даже смущением смотрела на гриву черных волос, падавшую ему на плечи. Те немногие мужчины, которых принимали в доме на Крауч-Энд, носили косички или напудренные парики, а эта волна наводила на мысль о чем-то очень необычном и, наверное, запретном.

Не менее смущающим было и беспечное изящество его одежды. Эмма привыкла видеть мужчин, одетых по всем правилам, предписанным хорошим тоном, и манеры их всецело соответствовали костюму. Они все были одинаковыми, хотя цвет камзолов, конечно, различался. Этот оказался ни на кого не похожим…

От Эммы не ускользнуло, что загадочный незнакомец был слегка пьян. Комнату, где произошло все то, что стало для нее кошмаром, он обозревал со смесью иронии и сдержанного любопытства. Девушка подумала, что ощущение нереальности случившегося с появлением загадочного незнакомца в черном, не назвавшего своего имени и бесцеремонно говорившего ей «ты», усиливается.

— Достойно сожаления, — пробормотал между тем мужчина. — Такая славная шейка… Пожалуй, мне стоит что-нибудь предпринять, — он вздохнул и обернулся.

В коридоре раздался топот множества ног, сопровождаемый невнятным гулом голосов. Надо всем этим возносился пронзительный визг служанки:

— Она стояла там вся в крови! Спокойная, как ни в чем не бывало! — Один вопль следовал за другим: — Я видела ее! Подумать только! Убила бедного старого джентльмена! Пронзила его шпагой! Прямо в сердце!

Краем глаза Эмма уловила какое-то движение. Мужчина распахнул двери пошире. На пороге уже собралась толпа, жаждавшая увидеть преступницу.

— Полагаю, что вы ошибаетесь, милочка, — холодно заявил незнакомец. В руке у него по-прежнему была шпага, на которой успела засохнуть кровь. Увидев ее, Эмма с трудом сдержала приступ тошноты. — Это я его убил.

— Лорд Киллоран! — воскликнул хозяин постоялого двора. — У вас была дуэль?

— Ты меня знаешь, Бейверс. Я не убиваю людей ради развлечения. Этот человек, похоже, внезапно лишился рассудка. Во всяком случае, я сделал именно такой вывод, когда пришел сюда, услышав ее крики. Он набросился на бедную девушку. Я попытался заступиться за нее, а он кинулся на меня со шпагой. Пришлось его обезоружить и проткнуть насквозь. А девушка, как видите, спасена…

Бейверс смотрел на своего благородного гостя с нескрываемым изумлением.

— Вы спасли ее?

— Да. Ее отец, судя по всему, действительно внезапно сошел с ума, — горестно вздохнул черноволосый господин.

— Дядя, — машинально поправила его Эмма.

— Ах да… У нас не было времени познакомиться. Я даже не успел представиться.

— Лорд Киллоран, это не дело — врываться в чужую комнату и убивать моих постояльцев, — недовольно буркнул Бейверс.

— Но он сам чуть было не убил бедняжку! У вас так и так был бы мертвец… Из-за чего, собственно, столько шума? Уберите тело, вымойте пол, и ваша комната станет такой же, как прежде.

Неожиданно Эмма поняла, что судьба, кажется, решила пощадить ее. И все благодаря этому странному человеку. Хозяин назвал его лордом Киллораном…

— Все равно будет проведено расследование, — предупредил Бейверс.

Человек, оказавшийся аристократом, наклонился вперед, и из его изящных пальцев в грубую ладонь хозяина постоялого двора скользнула тяжелая золотая монета.

— Надеюсь, я могу положиться в этом деле на тебя, — он перевел взгляд на толпившихся у двери, среди которых был и его кузен, и вздохнул — Нам лучше отправиться домой, Натаниэль, а то здесь становится слишком многолюдно.

Граф вышел из комнаты, не взглянув больше ни на Эмму, ни на труп ее дяди.

Остальные последовали его примеру. В конце концов, какое им было дело до убитого? Эмма осталась наедине с хозяином постоялого двора.

Тот попробовал на зуб золотую монету и довольно фыркнул. Затем его взгляд сосредоточился на девушке.

— Вот что я вам скажу, мисс, — от его былой почтительности не осталось и следа. — Вам нужно отсюда побыстрее уезжать. В жизни не поверю тому, что сказал его светлость. Он пальцем не шевельнет, чтобы родную мать спасти, а что ему какая-то чужая девка? Уносите отсюда ноги, да поживее.

Второй раз за сегодняшний день ее назвали шлюхой. Впрочем, лорд Киллоран был достаточно любезен, чтобы спросить об этом у нее самой.

— Если вы прикажете подать наших лошадей…

Договорить она не смогла — была поражена тем, что хозяин постоялого двора встал на колени чуть ли не в лужу крови и бесцеремонно обшарил карманы убитого. Поживиться ему, впрочем, ничем не удалось.

— Лошадей я пока придержу, — недовольно заявил Бейверс. — Должен же я вознаградить себя за предстоящие хлопоты. Да они и не ваши вовсе, а этого бедного джентльмена, но ему лошадки уже не понадобятся.

Денег у девушки не было: кузина Мириам строго следила за ее расходами, и у Эммы почти всегда были пустые карманы. Теперь-то она точно останется одна, без какой-либо надежды на поддержку близких, без средств. А впрочем, почему без средств?.. В душе Эммы Ланголет забрезжил лучик надежды.

Впереди ее ждала свобода. Никто больше не коснется ее, не ущипнет, не оскорбит и не обидит. Никто не будет надзирать за ней, заставляя отчитываться в каждом поступке и каждом пенни. Ей больше не придется часами стоять на коленях, каясь в грехах, которых она не совершала. В доме, где хозяйкой была Мириам, имелось не так уж много возможностей согрешить…

Она неожиданно для себя обрела свободу! Вот сейчас она может просто выйти за дверь, и никто ей в этом не помешает, никто не посмеет ее остановить. Мысль эта была поистине ошеломляющей.

Опасаясь, как бы хозяин постоялого двора вдруг не передумал ее отпускать, Эмма быстро вышла в коридор и поспешила вниз по узкой лестнице. Она боялась, что, если вдруг задержится здесь, все обернется для нее не столь удачно, как сложилось благодаря появлению этого во всем такого необыкновенного мужчины, как лорд Киллоран. Ей нужно уйти, исчезнуть… В большом городе она сможет скрыться от кузины Мириам. И она будет счастлива!

Внезапно взор Эммы упал на окровавленные руки, и девушка в ужасе содрогнулась.

Киллоран стоял в своей комнате, рассеянно глядя на огонь в камине. В руке у него опять был стакан с бренди. Натаниэль ушел проследить за тем, чтобы лошадей им подали как можно скорее. Последние сомнения в том, что юноша решил остаться с графом, исчезли. Не сказать, чтобы это решение вызвало у Киллорана восторг, но так и не прошедшая головная боль сделала свое дело: он решил положиться на волю судьбы. Если ему суждено стать нянькой или поводырем этого провинциального совершенства, пусть так и будет.

Между тем мигрень не помешала графу мысленно вернуться к рыжеволосой незнакомке. Конечно, Киллоран был бы рад прихватить с собой такую красотку, но от этого несвоевременного и, прямо скажем, неуместного желания пришлось отказаться. Не сказать, чтобы какие-либо самоограничения были свойственны его натуре, просто внутреннее чутье подсказывало, что от этой девушки будет больше хлопот, чем удовольствия.

Безусловно, она была потрясающе красивой, хотя оценить это мог только настоящий знаток женской красоты: высокая, с роскошными формами, потрясающими волосами цвета меди и карими глазами с оттенком верескового меда, в которых было столько испуга и недоумения… Рыжеволосые женщины вообще были его слабостью, но Киллоран сказал сам себе, что это не тот случай, чтобы можно было поддаться соблазну. Незнакомка напомнила графу другую рыжеволосую красавицу, которой давно уже не было на этом свете…

Пойти на поводу своих пристрастий в данном случае было бы неуместно, а главное — совсем не нужно. И эта чертова мигрень!

То, что встретил он девушку при обстоятельствах, которые трудно было назвать тривиальными — с окровавленными руками и лежащим около ее ног бездыханным телом, причем дышать тело прекратило не без ее помощи, — кого-нибудь другого могло бы заинтриговать. Но не лорда Киллорана.

Всем было известно, что связываться с невинными девушками себе дороже, но Джеймс Майкл Патрик Киллоран в данном случае беспокоился вовсе не о своей репутации. Ему уже доводилось соблазнять девственниц, и граф знал, с какими осложнениями это может быть связано. Все эти дурочки были уверены в том, что у них любовь. Взаимная. Когда же выяснялось, что аристократ в черно-белых одеждах ни в какую любовь, как и прочую разную ерунду, не верит, кроткие с виду создания превращались в настоящих фурий. Ему не раз приходилось выдерживать потоки слез, выслушивать горькие упреки и гневные обвинения. И все это ради нескольких ночей, в которые было больше канители, чем удовольствия!

Конечно, он оставит эту кровожадную красотку здесь, на постоялом дворе. Даже не станет ей предлагать доехать до Лондона в его карете. Он может себя контролировать, в этом не раз убеждались и друзья и враги, и женщины и мужчины, но у самоконтроля тоже есть границы… Да уж, ему давно уже не доводилось встречать столь соблазнительную девицу, но, надо надеяться, их пути больше никогда не пересекутся. Если рыжей бестии придет в голову еще кого-нибудь прирезать, пусть ее выручает другой благодетель.

Киллоран до сих пор не мог понять, что подтолкнуло его на этот странный поступок — признать себя виновным в гибели незнакомого человека. Слова слетели с его губ прежде, чем он успел осознать, что, собственно, говорит. Разумеется, ни о какой опасности для него тут речь не шла: лорд Киллоран был известным дуэлянтом. Все знали, что нажать на курок пистолета для него так же просто, как сделать выпад со шпагой в руках.

Но шейка у нее на самом деле была очаровательная… Просто позор — затянуть на такой красоте грубую веревку!

Ладно, он совершил благой поступок. Надо надеяться, что это ему зачтется на Страшном суде. При условии, конечно, что Джеймс Майкл Патрик Киллоран не отправится прямо в ад без какого то ни было суда, а это не столь уж маловероятная перспектива для таких, как он и его друзья.

Как же он устал от всего этого!

Граф Киллоран давно сделал вывод, что порядочность — не его удел. Судьба распорядилась так, что еще в юности из-за его горячности несколько человек лишились жизни. Тогда он решил, что пополнить ряды тех, кого в обществе шепотом называли негодяями, написано у него на роду. С тех пор для него не существовало понятия «мораль», ибо именно моральные принципы обрекли на смерть его близких. Заодно граф избавился и от прочих, не менее обременительных понятий. Его доблестями стали удача в картах и умение обращаться женщинами. И с лошадьми, конечно.

Жить без совести и без души оказалось нетрудно. Киллоран знал это, поскольку и то и другое время от времени пыталось напомнить ему о себе, но избавляться от незваных гостей сознания с каждым разом ему становилось все проще и проще. Сомнений в том, что очень скоро они и вовсе перестанут его беспокоить, у графа не было.

Впрочем, сейчас он не мог избавиться от мыслей о судьбе рыжеволосой незнакомки, в то время как самым разумным было бы поразмыслить о том, насколько хорош бренди в его стакане. Что толку думать об этой девушке и своем нелепом поступке? Это было не более чем минутное помрачение рассудка, вызванное все тем же самым бренди, выпитым накануне. А может, он просто поддался очарованию медно-рыжих волос?.. Хорошо хоть, что сообразил вовремя уйти оттуда! Бог знает, сколько еще добрых дел он мог натворить… От этой мысли по спине лорда Киллорана пробежал холодок.

К черту этот внезапный приступ явления души!

Граф быстро допил бренди, поставил пустой стакан на стол и вышел в коридор. Нужно как можно скорее покинуть постоялый двор «Груша и куропатка», чтобы не увидеть рыжеволосую красавицу еще раз.

Иначе он за себя не отвечает.

 

Глава 2

Он был один в полутемном коридоре, ее спаситель. Эмма сразу увидела его, спустившись по узкой лестнице. Заметив ее, он замер и, кажется, насторожился. Эмма Мэри Кэтрин Ланголет, исполненная благодарности, устремилась вперед, чтобы броситься к ногам аристократа, избавившего ее от петли.

Незнакомец тут же перехватил ее и не позволил Эмме пасть на колени. Руки у него оказались не только изящные, но и сильные.

— Ну-ну, детка! Не то чтобы я не мог найти тебе применения в этой позе, — насмешливо протянул он, — но мы как-никак в общественном месте. Коридор ведь считается именно таковым, не правда ли?

Эмма понятия не имела, о чем он говорил, но почему-то покраснела.

— Я обязана вам жизнью, — прошептала она. — Если бы только я могла вознаградить вас за доброту и благородство…

— Ты насчет меня в заблуждении, — голос незнакомца звучал холодно и иронично. — Во мне нет ни капли доброты и благородства.

— Но вы спасли меня! Рисковали собственной жизнью, репутацией, а ведь это сокровище сердца любого человека.

Киллоран от таких речей оторопел.

— У меня нет сердца, — холодно улыбнулся он. — Как нет и его сокровища — репутации, которую можно испортить. О риске и вовсе говорить не стоит. Твой… родственник был бы не первым человеком, которого я убил, и уж наверняка не последним.

— И все же…

— И ничего, радость моя. Повторяю еще раз: я взял на себя вину за убийство твоего отца вовсе не по доброте сердечной, как, впрочем, и не ради твоих прекрасных глаз.

— Моего дяди, — машинально поправила Эмма. — Это бы отец моей кузины.

— Неважно, — незнакомец небрежно махнул рукой. — Я сделал это, чтобы развлечься.

— Развлечься? — Эмма была не в силах поверить услышанному.

— Именно развлечься. Я скучал. Смертельно скучал. Это маленькое происшествие меня развлекло, но сейчас скуку на меня наводишь ты сама. Ступай с богом, девочка. Иди своей дорогой.

Эмма ошеломленно смотрела на своего спасителя. Он же разглядывал ее с тем интересом, с каким гурман может смотреть на вино двадцатилетней выдержки.

— Своим путем?..

Эмме тут же стало стыдно за нотки беспомощности, прозвучавшие в ее голосе.

Он поднял одну бровь — черную, прекрасно очерченную.

— Ты что же, собиралась уехать со мной? Это напрасно: любовница мне не нужна, а для простой служанки ты слишком хороша. Правда, я мог бы использовать другие твои качества… Вдруг мне понадобится кого-нибудь проткнуть шпагой… Хотя тоже нет… Со своими врагами я предпочитаю расправляться сам.

Насмешки этого человека были подобны пощечинам. Эмма попятилась, глядя на этого господина — такого элегантного! — с нескрываемым ужасом.

— Простите, — опять прошептала она. — Я не хотела…

От улыбки аристократа повеяло холодом.

— Ты очень милая девочка, — он небрежно коснулся ее щеки двумя пальцами.

Эмма дернулась, но мужчина не обратил на это ни малейшего внимания.

— Если сейчас ты сядешь в гостиной этого постоялого двора и будешь смотреть на окружающих своими прелестными, полными слез глазами, наверняка найдутся желающие позаботиться о тебе, — аристократ задумчиво окинул девушку взглядом. — Впрочем, сначала тебе нужно смыть кровь с рук, а то это может быть мужчинами неправильно истолковано.

Эмма сделала попытку убрать руки за спину, однако у этого человека оказалась молниеносная реакция. Секунда, и его пальцы сомкнулись на запястье девушки.

— Однако, — пробормотал он, склоняясь к лицу Эммы, — меня это совсем не смущает.

Эмма, у которой от взгляда незнакомца уже слегка кружилась голова, в панике подумала о том, что может произойти, если он придвинется еще ближе.

— Киллоран! — Голос молодого человека, стоявшего в дверях в конце коридора, был полон ужаса и возмущения.

Черноволосый красавец слегка улыбнулся и перевел взгляд с Эммы на негодующего юношу. Руку девушки он выпустил.

— Совесть… Опять явилась, — сказав эти непонятные слова, он повернулся и пошел по коридору.

Судя по всему, сделав два шага, незнакомец уже забыл о ее существовании.

Эмма смотрела ему вслед. Внезапно она почувствовала, что дрожит всем телом. Рука девушки до сих пор ощущала тепло его ладони, а щека — прикосновение пальцев. Каким-то внутренним чувством Эмма поняла, что избежала опасности даже худшей, чем то, что готовил ей дядя Хорас, а ведь она не сомневалась в том, что дядюшка мог ее убить.

Наверное, ей очень и очень повезло.

— Вы не можете бросить эту девушку на произвол судьбы, — сказал Натаниэль в спину Киллорану, пытаясь угнаться за ним.

Граф остановился и глянул на своего нового подопечного с наигранной скукой.

— И что ты предлагаешь? Взять ее с собой в Лондон? Можно было бы, но ты смотрел на меня с таким негодованием, что я тут же отбросил прочь все недостойные помыслы.

— Эта девушка невинна!

— Ну да. В той мере, в какой женщины вообще могут быть невинными. Именно поэтому мы и оставляем ее здесь. Позволь предостеречь тебя, мой мальчик. Никогда не связывайся с представителями среднего класса. Эти люди все как один ярые поборники морали. Ты не можешь иметь дела с их дочерьми и при этом остаться безнаказанным. Совсем иное дело — девушки из городской бедноты. Да и сельской тоже… Они будут признательны тебе за внимание и подарки. Немногим отличаются от них и аристократки: в высшем обществе все правила условны. Но средний класс не может думать ни о чем, кроме приличия! Свяжись мы сейчас с этой девушкой, и очень скоро ты… или я… словом, мы можем оказаться в западне. Мне-то что, а вот твой отец, полагаю, от такой партии будет не в восторге. Если его не устроила даже мисс Поттл, что уж говорить об этой юной особе!

— Черт возьми, вы же убили ее отца!

— Дядю, — поправил его Киллоран, наконец-то усвоивший, кем приходилось рыжеволосой красавице лежавшее на полу у ее ног тело.

— Я… Вы… Мы не можем вот так взять и оставить ее здесь!

Киллоран взглянул на Натаниэля с выражением крайнего смирения.

— Если ты решил уложить ее в постель, я готов удовольствоваться еще парой стаканов местного бренди… Хотя, конечно, привык к лучшему… За час управишься?

— Мне бы следовало проучить вас за это! — в гневе воскликнул Натаниэль.

— Что такое? Я задел твои чувства к этой девице?

— Вы задели мою честь!

— Поверь, она недолго будет тебя обременять, — вздохнул Киллоран. — И что, по-твоему, я должен сделать для этой особы?

— Это по вашей вине она сейчас осталась в одиночестве… И в отчаянии…

— Как сказать, — покачал головой Киллоран.

— Однако не она же пронзила шпагой своего… дядю.

Граф улыбнулся.

— Поверь, я сослужил ей хорошую службу.

Он сунул руку в карман и вытащил оттуда золотую монету. Хозяин постоялого двора, все время следовавший за ними, хотя и на приличном расстоянии, подскочил и подставил ладонь.

— Вот что, Бейверс… Передай эти деньги девушке. Ну, той самой… Ты меня понял? — Киллоран сказал это так, что хозяин «Груши и куропатки» кивнул не один раз, а целых три.

— Он и не подумает это сделать, — процедил сквозь зубы Натаниэль.

— У тебя доброе сердце, мальчик, — улыбнулся граф. — Но надеюсь, ты не станешь приносить домой бездомных котят и приводить маленьких попрошаек, — он снова взглянул на владельца постоялого двора, и теперь взгляд Киллорана стал тверже кинжала. — Постарайся не забыть о моей просьбе, Бейверс, иначе тебя ждут серьезные неприятности. Отдай девушке монету и скажи вот что… Пусть отправляется к миссис Уизерседж на Маунт-стрит. Эта дама найдет ей какое-нибудь занятие.

— Миссис Уизерседж с Маунт-стрит, — повторил Бейверс, с сожалением глядя на золотую монету.

Киллоран между тем уже сел в карету. Натаниэль, кипя от гнева и возмущения, последовал за ним.

— Да вы и правда дьявол во плоти, — мрачно вынес он свой вердикт.

— Рад, что сумел оправдать твои ожидания, — Киллоран небрежно откинулся на бархатные подушки. — И что, если не секрет, убедило тебя в истинности этого факта?

Карета тронулась с места.

— Не прошло и нескольких минут после нашего знакомства, как вы убили человека!

— Поверь, что не будь у тебя столь изысканных манер, — любезно заметил Киллоран, — мне пришлось бы убить тебя. К счастью, ты прекрасно воспитан. Как и все в нашей семье.

— А потом вы решили отправить эту несчастную особу — невинную девушку! — в бордель.

— И с чего же ты решил, что миссис Уизерседж является хозяйкой борделя? — лениво поинтересовался Киллоран.

— Полагаю, вы знакомы с женщинами только определенного сорта. Которые могут найти девушке какое-нибудь… занятие.

Киллоран устало прикрыл глаза.

— Полагаешь, стало быть… Ты ошибаешься, Натаниэль, и очень скоро поймешь, что у людей нашего круга нет никакой необходимости посещать бордели, а тем более набирать для них… работниц. Сомневаюсь, чтобы наша новая знакомая преуспела на поприще шлюхи. Если не считать роскошной фигуры и волос, действительно чудесных, что уж тут лукавить, ее внешние данные такой карьере не способствуют.

— Как это? Мне казалось, привлекательной внешности вполне достаточно для того, чтобы… — молодой человек замолчал, смущенный непривычной темой.

— Похоже, ты ею действительно увлекся-а-а, — задумчиво протянул Киллоран. — Так бы сразу и сказал. Взяли бы ее с собой, и никаких проблем.

— Я никогда не смогу снова полюбить!

— Ну-ну! Посмотрим, на сколько тебя хватит. К тому же, если не ошибаюсь, речь идет не о любви, а о другом, куда более понятном чувстве, — граф вытянул ноги и развалился на сиденье поудобнее. — Впрочем, если ты не испытываешь к этой девице влечения, я не могу понять, с какой стати она занимает твои мысли. Она, безусловно, красива, но эта красота на любителя. Чтобы оценить ее, нужен знаток, а ты не можешь быть таковым в силу своего юного возраста. Не переживай из-за нее, Натаниэль.Эта девушка сможет сама позаботиться о себе, уверяю тебя. Судя по всему, она на редкость хладнокровна, — на губах графа появилась загадочная улыбка.

— Вы точно дьявол, — опять взялся за свое Натаниэль, тоже откидываясь на сиденье. На лице его застыла гримаса возмущения.

— Ты так думаешь? Ну, не буду спорить с тобой, мой мальчик. И не нужно дуться. В конце концов, ничто не мешает тебе самому навестить миссис Уизерседж. Так, на всякий случай. Сможешь убедиться, чтобы волнения тебя больше не тревожили.

— Вы же сказали, что у нее не бордель!

— А ты и поверил, — улыбнулся Киллоран. — Ну подумай сам, где еще может заработать на жизнь молодая девушка, оказавшаяся в Лондоне без какой-либо помощи и поддержки?

— Подлец, — выдохнул Натаниэль.

— Весьма смело с твоей стороны, друг мой, — зевнул Киллоран. — Пожалуй, я заставил бы тебя заплатить за это замечание, если бы сегодня уже не отправил одного человека к праотцам. Вот тебе первый урок относительно поведения в свете: никогда не оскорбляй джентльмена даже шепотом. В противном случае ты не проживешь в Лондоне и недели, а на мою долю выпадет малоприятная участь сообщить твоему отцу о преждевременной кончине сына…

— Тогда-то она и пожалеет, — пробормотал себе под нос Натаниэль, весь в собственных думах.

— Сомневаюсь. Не исключено, что мисс Поттл назовет в честь тебя своего первенца, но на этом все и закончится. В конце концов, ты ее горе, последует оно или нет, уже не увидишь и не сможешь им насладиться. Второй урок, мой мальчик, таков: все женщины — ветреные и самовлюбленные особы. Все как одна! Да, они дарят нам немало удовольствий, но стоит дать им это почувствовать, как женщины погубят тебя, и произойдет сие весьма быстро.

— Так это женщина оказалась причиной вашей гибели? — опять так же смело спросил Натаниэль.

— Пожалуй, тебя все-таки придется проучить, — голос Киллорана стал холодно-любезен. — Единственной женщиной, обрекшей меня на погибель, была моя собственная матушка, имевшая несчастье произвести меня на свет.

— Лорд Киллоран…

— Довольно болтовни! Если ты и впредь продолжишь донимать меня вопросами, мне придется отправить к миссис Уизерседж и тебя. Привлекательные юноши сейчас нарасхват.

Сказать, что, услышав это, Натаниэль Хепберн пришел в ужас, значит не сказать ничего.

— Вы хотите сказать, — промолвил он наконец, — что такие места посещают и дамы?

Граф по-настоящему развеселился — впервые за несколько дней.

— Очень редко, мой мальчик. Ты станешь утехой для джентльменов с утонченными вкусами.

Натаниэль не счел возможным развивать тему, и Киллоран закрыл глаза, тут же забыв и о кузене, и о соблазнительной девице с роскошными рыжими волосами. Он начал погружаться в сон. Сон об Ирландии.

Двенадцать лет назад он был так же молод и так же наивен, как Натаниэль Хепберн. Ему тоже казалось, что жизнь будет к нему милостива, а судьба благосклонна. Он верил в то, что за истину следует бороться и что право всегда восторжествует над силой.

Прежде чем Киллоран убедился в обратном, было пролито много крови. Родители погибли, чтобы он смог жить, и Джеймс жил — жил, мучаясь осознанием собственной вины.

Натаниэль поудобнее устроился в дорожной карете. Его отец был человеком богатым, но о том, что существует такая роскошь, вряд ли подозревал, как и сам Натаниэль. Подушки в карете были из такого бархата, который могла бы пожелать себе на платье первая модница Нортумберленда.

Человек, согласившийся представить его в свете, был для Натаниэля малоприятной загадкой. Сейчас он дремал, сидя напротив, забыв и о своем юном госте, и о несчастной девушке из «Груши и куропатки»… Не говоря уж о том, кого он хладнокровно убил сегодня вечером. Все это подтверждало то мнение, которое сложилось у Натаниэля еще до знакомства с лордом Киллораном. Слава о последнем, конечно, дошла до Нортумберленда. Люди охотно делились с Хепбернами слухами и фактами, в которые трудно было поверить. Судя по всему тому, чему стал сегодня свидетелем сам Натаниэль, они не были досужим вымыслом.

Джеймс Майкл Патрик, четвертый граф Киллоран, был одной из примечательнейших фигур лондонского общества. Правда, принимали его далеко не везде. Он все-таки по рождению являлся ирландцем, что автоматически делало Киллорана в глазах многих бездельником, игроком, повесой и большим любителем выпить. При этом следовало заметить, что сам граф не предпринял ничего, чтобы хоть как-то поколебать мнение общества.

Будучи ирландцем, он обладал к тому же не только заброшенным поместьем где-то на родине, но и тем, что французы называют шармом, а также глазами, цвет которых имел только одно название — изумрудные. Природа щедро одарила Киллорана. Он был поистине неотразим: высокий, широкоплечий, с правильными чертами лица, густыми черными волосами и глазами, о которых кроме того, что было сказано, добавить нечего. Крепкий телосложением, Киллоран отличался изяществом, свойственным настоящим аристократам. Все это, вместе взятое, было гибельно для представительниц прекрасной половины человечества.

Гибельно, поскольку человек этот был бессердечен, безрассуден и безудержен в своих страстях. Остроумие и пренебрежительное отношение ко всему тому, что добропорядочные люди считали основой основ, в частности к вопросам веры, превращали его в опасную силу, с которой приходилось считаться. Киллоран появился в Лондоне словно бы из ниоткуда (как позже выяснилось, из Ирландии, что для многих было одно и то же). Прожив несколько лет в метрополии, он сумел составить себе состояние — во многом благодаря тому, что был дьявольски удачлив за карточным столом. Выигрывал он столько, что в обществе поползли слухи: этот человек либо мошенничает, либо продал душу сатане, и большинство склонялось к последнему. Впрочем, некоторые опасались худшего: поговаривали, что если Киллоран во что-то и верил, это была вера католика.

Впрочем, в то, что граф остался верен католической церкви, верили немногие, хотя с ирландцев станется. Образование Киллоран получил в одном из учебных заведений во Франции, однако там учились и многие ирландцы, ставшие протестантами. Никто и никогда не замечал, чтобы он соблюдал обряды католической церкви, как, впрочем, и любой другой. Во всем остальном граф Киллоран давно стал англичанином. Он являлся аристократом, и титул открыл ему дорогу в высшее общество. Киллоран мог пить не пьянея и всю ночь просидеть за карточным столом, чтобы наутро встать из-за него победителем или — очень редко проигравшим с одинаково невозмутимым видом. Он держал лошадей, отлично на них ездил, охотился и боксировал. Он дрался на дуэлях, причем несколько раз исход их стал для противников графа фатальным. Он был любим светскими дамами — теми, кто в силу своего возраста и жизненного опыта могли противостоять его натуре. Во всяком случае, они пытались сделать это. Джентльмены тоже охотно проводили время в компании с Киллораном. По крайней мере, те из них, кто не имел ничего против его сарказма или скрытого презрения к окружающим.

В свете все сходились во мнении, что граф Киллоран приехал в Лондон с одной-единственной целью: вернуть своему имени былой блеск, а себе — былое богатство. Другой бы на его месте нашел жену, за которой удалось взять богатое приданое, и тем самым решил вторую проблему. Конечно, отдать дочь за ирландца согласилась бы не все. Слухов по этому поводу ходило много. Вроде бы однажды Киллоран чуть было тайно не обвенчался с одной девицей из очень знатной и богатой семьи, но в последний момент этому сумел воспрепятствовать разъяренный брат невесты. Поговаривали также о несостоявшемся браке с не просто богатой — богатейшей вдовой… Сколько во всем этом было правды, а сколько вымысла, не знал никто, но Киллоран оставался холостяком — циничным и пренебрегающим всеми нормами морали.

Шептались также, что как-то раз его все-таки угораздило влюбиться. В первый год своей жизни в Лондоне он страстно увлекся рыжеволосой голубоглазой Мод Дарнли — девушкой, внешность которой превосходно оттеняла его собственную брутальную красоту. Никто не знал, делал ли граф предложение. Одни считали это маловероятым, потому что Киллоран не мог не понимать, что его предложение не будет принято ни при каких обстоятельствах. Другие намекали на то, что граф все же сделал попытку объясниться. Но что в этом было толку? Мисс Дарнли была из семьи, принадлежавшей к сливкам лондонского общества, и ей бы никогда не позволили выйти замуж за нищего ирландского графа. Так или иначе, Господь отмерил этой девушке недолгий век — Мод умерла совсем молодой, и теперь уже ответить на вопрос, как все произошло на самом деле, мог только сам Киллоран да еще один человек, но оба молчали.

Некоторые считали эту историю началом падения графа. Были и такие, кто настаивал на том, что он уже и до того катился вниз. Но все это лишь разговоры — не более. До тех пор, пока Киллоран не был уличен в нечестной игре, мог пить не пьянея и вел себя, как подобает джентльмену, в обществе не могли закрыть перед ним двери.

Приятелей у него было много, а о друзьях никто не слышал. «Он, безусловно, джентльмен, — говорили друг другу люди. — Но слишком сближаться с ним не стоит. Ирландец… Сами понимаете. Конечно, в лошадях лорд Киллоран разбирается, как никто другой. И еще ему чертовски везет в карты!»

Сам граф, которому не раз доводилось ненароком слышать эти речи, только улыбался — холодно и безразлично.

«Не надо было мне идти на поводу у отца, — с горечью думал Натаниэль Хепберн. — Зачем я приехал к этому ужасному человеку?..» Но отец редко обращался к сыну с просьбами, и Натаниэль никогда не отказывал ему. А после того, как поступила с ним Эльспет Поттл, у молодого человека и вовсе не осталось повода для возражений. Интересно, что она скажет, когда он вернется домой, изведав все удовольствия света? Наверняка пожалеет о своем решении, но уже будет поздно.

Натаниэль украдкой бросил взгляд на своего кузена и снова погрузился в размышления. Он не настолько глуп, чтобы недооценивать этого человека. До весны ему придется прожить в Лондоне в доме графа Киллорана, и поделать тут ничего не возможно. Значит, нужно извлечь из этого максимум возможного.

Дальше до самого возвращения в Лондон они не сказали друг другу ни слова. Казалось, что молодой человек тоже задремал, но по его редким вздохам, явно выражавшим недовольство, можно было понять, что Натаниэль продолжает размышлять о чем-то своем.

День, начавшийся для графа Киллорана так неудачно, окрасился в более яркие тона благодаря пикантному происшествию в «Груше и куропатке», но очень ненадолго. Приезд Натаниэля должен был бы развлечь его, но не случилось и этого. И вообще сейчас Киллорану хотелось швырнуть своего гостя в Темзу…

Пожалуй, оставить рыжеволосую красотку, заколовшую собственного дядю, на постоялом дворе было ошибкой. Нужно было взять ее с собой, а там оставить этого провинциального зануду. С тех пор как Киллоран оживлялся при разговоре о девственницах, прошло немало лет, однако юная особа с окровавленными руками вполне могла оказаться чем-то особенным. Интересно, что бы он испытал, лишив ее невинности в собственной карете по пути в Лондон? А она?..

Другой вопрос, что делать с барышней потом. Если она им увлечется, а так, скорее всего, и произойдет, отвязаться от девушки, да, собственно, уже вовсе и не от девушки, будет не так-то легко. А если не увлечется, его собственное удовольствие окажется не таким уж удовольствием. Ну и какой смысл вообще затевать все это?

Киллоран с любопытством взглянул на юношу. Натаниэль, недовольно выпятив нижнюю губу, смотрел в окно, словно мог разглядеть что-нибудь в темноте. Пожалуй, ему следовало прихватить с собой и кузена, и эту незнакомку. Они занялись бы друг другом, поговорили бы…

Вот только вряд ли кузен, в полной мере отягощенный моральными принципами, оправдал бы его ожидания. Киллоран вздохнул. Не оставалось ничего другого, как только бросить этого моралиста в доме на Керзон-стрит, а самому побыстрее отправиться в клуб. Там он как следует напьется, чтобы хоть чуть взбодриться. Неплохо бы также проиграться до последнего пенни — способствует обострению восприятия происходящего вокруг. Но это развлечение выпадало графу Киллорану нечасто: кто бы что ни говорил, ему действительно дьявольски везло в карты.

— Что с ней будет дальше?

Киллоран, не ожидавший от своего спутника вообще никаких вопросов, а этого меньше всего, внимательно посмотрел на кузена, пытаясь определить, чем вызван сей мрачный тон.

— Кто знает? — он пожал плечами. — Не исключено, что она просто вернется туда, откуда приехала. Откровенно говоря, я не интересовался, с какой стати она вообще оказалась на этом постоялом дворе, да еще в одной комнате со своим дядей, но этому наверняка есть какое-нибудь объяснение. Предположим, она хотела тайно венчаться, а дядя решил ее остановить. Это значит, что ее возлюбленный вот- вот объявится и они, взявшись за руки, отправятся, куда собирались.

— Сомнительно.

— Да неужели? Впрочем, действительно сомнительно, — Киллоран зевнул. — Второй вариант. Девушка возьмет у Биверса деньги и отправится к миссис Уизерседж. Не исключено, впрочем, что она предпочтет улицу и будет зарабатывать на жизнь… Ну, сам понимаешь как. Лично я надеюсь, что этого не произойдет.

— Почему?

— Такая девушка заслуживает большего, чем шиллинг за встречу.

— Не нужно было оставлять ее там, — Натаниэль снова уставился в окно.

Киллоран зевнул еще раз.

— В этом мире полно бездомных и заблудших, мой мальчик, так с какой же стати тратить на них свое время? Конечно, далеко не все они так соблазнительны, как незнакомка из «Груши и куропатки», но мало кто будет так же опасен, как она.

— Опасен? Почему вы считаете ее опасной?

Киллоран хотел было сказать кузену правду, но тут же передумал. Признайся он Натаниэлю Хепберну в том, что взял на себя чужую вину, тот мог бы счесть его поступок на редкость благородным, а Киллоран вовсе этого не хотел. Такой удар по его репутации! Ему-то хотелось одного-единственного: развлечься. Но как объяснить это наивному и неопытному юноше?

— Друг мой, все красивые женщины опасны, — глубокомысленно заметил граф. — Разве ты еще не успел этого понять?

— Я не думаю…

— Вот мы и дома, — не дал ему договорить Киллоран.

Карета остановилась около большого дома на Керзон-стрит.

— И, похоже, дома мы не одни, — добавил граф со вздохом.

— У вас гости? — удивился Натаниэль.

— Скорее всего, гостья. Впрочем, этого следовало ожидать.

— Гостья? — было видно, что молодой человек безмерно удивлен.

«Пожалуй, совратить его с пути истинного будет не так уж трудно», — с иронией подумал Киллоран.

И сделать это можно прямо сегодня. Та, что сейчас в его доме, поможет.

Жилище графа оказалось под стать его карете — все вокруг поражало роскошью и было очень изысканным. Натаниэль не мог скрыть свое удивление и восхищение, следуя за хозяином из одной комнаты в другую. Ничего подобного в своем Нортумберленде ему видеть не доводилось. Дом лорда Киллорана был обставлен в восточном стиле и напоминал скорее дворец султана, чем жилье английского джентльмена. По сути, это являлось вызовом тому скромному дому, в котором жили когда-то его родители, и вырос он сам. Для них все изменилось в тот самый день, когда его отец унаследовал титул от старшего брата — второго графа Киллорана, который имел обыкновение, выпив лишнего, ездить верхом, не разбирая дороги, причем очень быстро.

Джеффрис, дворецкий графа, уже ждал хозяина. На его лице, обычно совершенно невозмутимом, сейчас можно было различить признаки тревоги.

— По какому поводу столько переживаний, Джеффрис? — поинтересовался Киллоран, направляясь в гостиную. — Как я понимаю, здесь леди Барбара.

Дворецкий с облегчением вздохнул.

— Да, милорд.

— И где же она, позволь узнать?

— В вашей спальне, милорд.

— Леди Барбара становится на редкость назойливой, — Киллоран поморщился. — Пусть миссис Рамсон поднимется наверх и скажет, что я вернулся с гостем. Другими словами, леди Барбаре нужно передать, чтобы она как можно скорее выметалась из моей постели. В противном случае мне придется вытащить ее оттуда прямо в том, что на ней надето.

— Ваша светлость не будет возражать, если мы облечем вашу просьбу в более вежливую форму?

— Будет! Еще как будет! — Киллоран опустился в кресло возле камина. — Принеси-ка мне бренди, Джеффрис. И три стакана… с расчетом на то, что леди Барбара оденется и присоединится к нам.

— Я не пью бренди, — пролепетал шокированный всем услышанным Натаниэль.

— Разве? Стоит попробовать. Тебе понравится! — оживился Киллоран.

— Мне лучше уйти. Ваша… подруга наверняка смутится, встретившись с незнакомым человеком.

— Моя любовница. Ты это хотел сказать? Подруги не являются в дом незваными и не залезают без спроса в чужую постель. Впрочем, леди Барбара пока что мне не любовница. Она лишь борется за это звание.

— Сэр!

— Да, сэр! — передразнил его Киллоран. — Натаниэль, пора приступить к твоему обучению, и придумать более удачное начало, чем знакомство с леди Барбарой, трудно.

— Но я не могу…

— Джеймс! — раздался с лестницы мелодичный женский голос.

Мгновение спустя на пороге появилась редкой красоты женщина, которую не могло испортить даже то, что она буквально кипела от злости.

Леди Барбара Фицхью была еще очень молода, но репутацию и привычки имела отнюдь не соответствующие возрасту. В свои двадцать два года она успела сменить больше дюжины любовников. В обществе Киллорана считали одним из них, хотя он еще не прикасался к белоснежной коже, которая была видна в вырезе полузастегнутого пеньюара — одеться как полагается она не потрудилась. И причесаться тоже — белокурые волосы леди Барбары волной опускались ей на спину. Голубые глаза сверкали негодованием, а на щеках выступил яркий румянец.

— Леди Барбара, — приветствовал ее Киллоран, не потрудившись при этом встать.

— Да как вы смеете! — воскликнула она, не подозревая о присутствии Натаниэля, затаившегося в дальнем углу гостиной. — Угрожать мне! Стоит мне сказать одно слово, и кто-нибудь из моих поклонников вызовет вас на дуэль!

— Сомневаюсь, — протянул Киллоран, стараясь раззадорить ее еще больше. — Все мои дуэли заканчиваются, как правило, тем, что соперник отправляется на тот свет, и вашим… поклонникам это прекрасно известно. Кто захочет умереть во имя вашей чести, если доподлинно неизвестно, есть ли она у вас вообще?

Барбара побледнела и вскинула руку, намереваясь влепить графу пощечину. При этом пеньюар чуть не соскользнул с ее плеч, и женщина поспешила подхватить его. Словом, все вышло как нельзя лучше. Ударь она Киллорана, и ему тоже пришлось бы дать ей пощечину. Натаниэль, без сомнения, вызвал бы его на дуэль, и веселье закончилось бы, едва успев начаться.

— Ненавижу, — прошипела леди Барбара и повернулась, чтобы уйти, но в этот момент взгляд ее огромных голубых глаз упал на Натаниэля.

Женщина вспыхнула, и это не ускользнуло от внимания Киллорана. Он перевел взгляд на Натаниэля. Так и есть… Хотя его губы оставались сурово поджатыми, глаза смотрели на красавицу с обожанием.

— Леди Барбара, — Киллоран наконец соизволил подняться. — Разрешите представить вам моего гостя. Натаниэль Хепберн — сын моего дальнего родственника. Приехал в Лондон, чтобы увидеть свет и понять его обычаи, — тон его не оставлял никаких сомнений в том, какие именно обычаи он будет растолковывать Натаниэлю, не сводящему с Барбары горящего взора. Та сделала вид, что хочет застегнуть пеньюар, и теперь покраснел уже юноша.

Леди Барбара поменяла манеры мгновенно. Она подошла к Натаниэлю, рукой, на которой сверкали несколько колец с бриллиантами, придерживая на груди пеньюар, а вторую, тоже не обделенную украшениями, протянула ему для поцелуя. За одно из них, кстати, заплатил Киллоран — у него случился крупный выигрыш, а Барбара так хотела новое кольцо…

— Мистер Хепберн! Правильно я вас назвала? — леди Барбара улыбнулась. — Добро пожаловать в Лондон!

Он взял ее руку и поднес к губам. А что ему оставалось делать? Поступить иначе было бы неучтиво.

— Я очень рад знакомству, леди Барбара, — пролепетал юноша, но было видно, что бедняга на самом деле очень рад.

Киллоран хотел было сказать какую-нибудь колкость, но не стал этого делать. Он представил женщину так, как того требовало приличие.

— Это леди Барбара Фицхью, Натаниэль. Мой близкий друг.

Женщина смотрела на его кузена как-то странно, и Киллоран наконец развеселился. Он представил себя большим пауком, плетущим паутину. И в этой паутине сейчас запутаются Барбара и Натаниэль — две мушки. Отличное развлечение!

— Я провожу вас до кареты, леди Барбара. Или вы сначала предпочитаете одеться? Где ваше платье? В моей спальне? А пеньюар вы привезли с собой? Зачем, интересно?.. — он все-таки не удержался от града язвительных вопросов.

Барбара бросила на графа убийственный взгляд и снова обратилась к Натаниэлю:

— Будьте осмотрительны, мистер Хепберн. Не доверяйте этому господину, иначе очень скоро останетесь, как и он, без души. Нет, граф, я приехала к вам прямо в пеньюаре. Хотела сказать вам нечто очень важное, торопилась и забыла одеться.

С этими словами женщина вышла из гостиной. Киллоран последовал за ней. За дверью он на мгновение придержал ее за плечи.

— Вы простудитесь, если будете разгуливать по Лондону в подобном виде, — заметил он неодобрительно.

— Да вам-то что, — фыркнула Барбара.

— Не скажите, — сварливо возразил граф. — Встречи с вами так меня всегда радуют!

Она улыбнулась и облизала губы:

— Я могу порадовать вас еще больше.

— Сомневаюсь, чтобы мой юный гость одобрил это.

Барбара внезапно стала серьезной.

— Зачем он вообще здесь, Джеймс?

— Я ведь сказал, что по доброте душевной принял его в дом. Пообещал отцу мальчика, что введу его сына в свет.

— В жизни не поверю, чтобы вы сделали что-либо по доброте душевной, — прошипела Барбара — Чему хорошему вы можете научить мальчика?

— Ну, не такой уж Натаниэль и мальчик. Годами он постарше вас.

Барбара саркастически улыбнулась.

— Да уж, таких старух, как я, поискать, — горько заметила она. — Отправьте его домой, Джеймс. Пусть в этом мире останется хоть что-то чистое.

— Пусть. Но домой он пока не поедет. Ничто не мешает Натаниэлю остаться чистым и в Лондоне, — Киллоран небрежно погладил женщину по щеке.

Она повела плечами от этой случайной ласки — расчетливый, отработанный жест. Граф улыбнулся, а Барбара повторила:

— Отправьте его домой. Прямо сейчас. А я останусь…

— Ну куда же я его отправлю на ночь глядя? Это негостеприимно, не по-родственному… — граф показал женщине глазами на дверь, около которой уже застыл Джеффрис.

Барбара громко выругалась, и непристойное слово, эхом разнесшееся по дому, наверняка достигло ушей Натаниэля Хепберна, вновь вогнав несчастного в краску.

 

Глава 3

Эмма Ланголет знала, что природа наделила ее целым рядом несомненных достоинств, у которых, впрочем, была и обратная сторона. Она была сильной, и это позволяло успешно справляться с болью — как физической, так и душевной, но там, где слабая разрыдалась бы и избежала мучений, Эмме приходилось терпеть до конца. Она считала себя достаточно привлекательной, хотя и слишком высокой. Черты лица у нее правильные, однако, белоснежная кожа усыпана — с точки зрения самой девушки, испорчена — веснушками. Глаза красивые — карие, с оттенком верескового меда, но близорукие. Но главная проблема — это, конечно, волосы… Эмма ничего бы не пожалела за скромные русые локоны, однако природа наградила ее медно-рыжей копной. Кузина Мириам говорила, что такие волосы бывают только у ведьм.

В довершение ко всему Эмма была слишком умной для женщины. Это, впрочем, сослужило ей хорошую службу. Обладай она всего лишь средними способностями, ни за что бы не поняла, с какими намерениями вошел к ней тогда на постоялом дворе дядя Хорас.

Об Эмме Ланголет позаботилась не только природа, но и отец — он оставил ей прекрасное состояние. Не приличную сумму, способную обеспечить безбедное существование, а настоящее богатство. Ни к чему хорошему это, впрочем, не привело. Кузина Мириам управляла домом на Крауч-Энд железной рукой и с первого дня появления там Эммы дала понять, что требовать ни пенни из своего состояния та не вправе. Все будет идти на дела, угодные Господу. На какие именно, Мириам не рассказывала, и Эмме приходилось верить ей на слово. Будь она бедной, родственники вряд ли взяли бы ее к себе. И уж тем более дяде не пришло в голову избавиться от нее…

Она до сих пор не могла поверить в случившееся. Эмма всегда боялась дядю Хораса. Ее пугали взгляды, которые он бросал на нее, когда рядом никого не было. И уж тем более ей не нравились те щипки и похлопывания, которые дядюшка в последнее время позволял себе все чаще и чаще. Однако она была чересчур наивна, чтобы разглядеть за этим непристойные желания. В свои девятнадцать лет Эмма практически не общалась с мужчинами. Кузина Мириам — суровая, гордившаяся своей безупречной репутацией, была намного старше и столь яростно защищала Эмму от пагубного, с ее точки зрения, влияния извне, особенно мужского, что та оказалась в доме на Крауч-Энд в полном уединении. Немногие представители противоположного пола, которые сюда допускались, были лично отобраны и одобрены Мириам де Винтер — их высокая нравственность ни в чем не уступала ее собственной.

Впрочем, Герти, старая служанка кузины Мириам, просветила Эмму — объяснила ей все предельно откровенно. Это объяснение одновременно пугало и завораживало… Детали отношений между мужчиной и женщиной привели Эмму в ужас, особенно если мужчиной представить Хораса де Винтера. Однако после разъяснений Герти у нее не осталось сомнений в том, какие именно желания побуждали ее дядю столь часто протягивать к ней руки.

Эмме пришлось использовать в качестве прикрытия кузину Мириам — разумеется, не посвящая последнюю в то, что именно она прикрывала. Если бы эта тощая, суровая девица хотя бы заподозрила, какие чувства питает ее отец к Эмме, она бы в ту же секунду превратила жизнь в доме в ад для всех его обитателей. Сказать по правде, она и так в этом весьма преуспела, даже без подозрений подобного рода…

Конечно, Мириам любила отца — любила настолько, насколько вообще способна была на это чувство. На другое — ненависть и зависть к осиротевшей кузине с ее огромным наследством — она оказалась способна куда как больше. Тем самым наследством, которое в один далеко не прекрасный для Винтеров день должно было стать достоянием мужа Эммы. Словом, новость о смерти отца выбьет Мириам из колеи привычной жизни по многим причинам.

Смерть была уготована отнюдь не ему. Эмма понятия не имела, когда похоть дяди Хораса воплотилась в столь страшный для нее план — овладеть племянницей, а потом избавиться от нее. Сама мысль о том, что он хотел убить ее, казалась девушке настолько нелепой, что она никак не могла до конца поверить в это. Как не могла Эмма поверить и в то, что жертвой в итоге стал сам дядя Хорас — пал, сраженный шпагой, которая оказалась в ее собственной руке.

И тем не менее факт оставался фактом. Она стояла в комнате над его окровавленным телом, а инстинкт самосохранения кричал, что надо бежать. Бежать, бежать, бежать! Скрыться, пока ее не вытащили во двор этого постоялого двора и не повесили на груше, давшей ему название.

А потом появился он… Такой странный… Такой красивый… Сначала он иронизировал над Эммой, а затем взял на себя ее вину.

Мотивы незнакомца, о которых он сказал так прямо, девушке были не совсем понятны. Она вообще плохо соображала. А еще она смотрела в его бездонные зеленые глаза и действительно не видела там дна… Неужели его невероятный поступок был продиктован только скукой? Странно, но она не хотела этому верить.

И какая, собственно, разница, почему он это сделал? Красавец спас ей жизнь. Разве этого мало? И если он не шутил, она ничего не должна за свое спасение. Совсем неплохая сделка, совершенная зимним вечером, не сулившим ему ничего, кроме скуки: она осталась жива, а он на какое-то время развлекся. Они в расчете. Вот и все.

Внезапно на девушку накатила волна паники, но она сумела подавить страх. Что ни говори, она осталась жива. Плюс к этому молода, здорова и — об этом не раз напоминала ей кузина Мириам — прискорбно умна для своего возраста. Это значит, что выход из сложившейся ситуации она непременно найдет.

Эмме вовсе не хотелось становиться кокоткой, но что еще могла предложить ей загадочная миссис Уизерседж? Девушка не может сама устроить свою судьбу, особенно если в кармане у нее всего лишь одна золотая монета. Будущее представлялось Эмме заслуженной карой. В конце концов, она убила человека… И если миссис Уизерседж предложит ей то, что, скорее всего, предложит, Эмма покорно примет это предложение.

В любом случае подобная участь лучше, чем остаться одной на улице. Объяснив себе все это, Эмма два дня спустя, которые ушли у нее на то, чтобы добраться до Лондона и побродить по городу, удостоверившись, что ничего хорошего ее не ждет, явилась на Маунт-стрит. Она смирилась. Если ее удел — удел кокотки, что же тут поделаешь?

Впрочем, она плохо представляла, что именно от нее потребуется. Сведения о занятиях такого рода у нее были самые скудные, чему девушка, собственно, была даже рада. Если все, что понадобится сделать, — это лечь в постель и позволить мужчине совершить с ней то, о чем рассказывала старая Герти, она не первая и не последняя… В конце концов, то же самое ей пришлось бы терпеть и после замужества. Такова участь женщины. Ее долг. В данном случае он будет оплачиваемым. Со временем у нее появятся деньги. И свобода. А потом, может быть, она что-нибудь придумает.

Здание на Маунт-стрит совсем не походило на дом свиданий. Впрочем, Эмма не имела ни малейшего представления о том, отличаются ли такие дома от обычных. Скорее всего, нет. Привратник, проводивший ее во внутренние покои, тоже выглядел как обыкновенный слуга. Вульгарных девиц она также не увидела.

Еще больше удивила Эмму сама хозяйка. Простая прическа миссис Уизерседж больше подошла бы скромной вдове, чем сводне, а неяркое платье и незатейливая косынка на плечах совсем сбили девушку с толку. Правда, лицо дамы было сильно напудрено и около носа, который был явно великоват, виднелась мушка.

Эмма, которую лакей провел в комнату, так и стояла посередине, из-под ресниц рассматривая ее убранство, когда туда вошла миссис Уизерседж, и девушка сразу переключила свое внимание на эту даму.

Перед тем как отправиться на Маунт-стрит, Эмма, проведшая предыдущую ночь в плохонькой гостинице и заплатившая за это последние деньги, вымылась и постаралась по возможности привести в порядок свою рыжую гриву. Оделась она настолько смело, насколько ей позволял скромный гардероб, тем более что в багаже оказалось всего два платья. Кузина Мириам строго следила за тем, чтобы Эмма одевалась во все темное и скрадывающее фигуру. Платья Эммы куда больше подошли бы горничной среднего возраста, чем молодой богатой наследнице. Те несколько нарядов, которые она прихватила с собой в злополучную поездку, хотя и были чуть поярче, все равно на новом поприще сгодиться не могли.

Худшие ожидания Эммы не заставили себя долго ждать. Миссис Уизерседж улыбнулась и ответила на ее приветствие, но явно рассматривала высокую, стройную фигуру девушки.

— Что ж, выглядите вы неплохо, — голос у нее неожиданно оказался низким, но Эмма вздрогнула не от этого, а от столь откровенной аттестации. — Чего вы, собственно, хотите, мисс?

Девушка растерялась:

— Чего я хочу? Не знаю…

Миссис Уизерседж села в кресло.

— Я очень придирчиво подхожу к отбору… К отбору своих, так сказать, протеже, — хорошо хоть она потрудилась поискать приличные слова. — Вы же понимаете, что давать работу девушкам с улицы я не могу. У них должны быть рекомендации.

— Рекомендации? — растерянно повторила Эмма.

Неужели и для этого нужны рекомендации?

— Боюсь, что у меня их нет…

Миссис Уизерседж сочувственно вздохнула.

— Вы, очевидно, попали в затруднительную ситуацию? — Она помолчала и продолжила, уже более откровенно: — Обычно я беру на работу тех, кто попроще, но манеры тоже ценятся. А что вы вообще умеете?

Эмма покраснела. Она понятия не имела, что должна уметь протеже такой дамы. Пришлось сказать откровенно:

— Ничего. Я девственница.

Миссис Уизерседж онемела. Затем она расхохоталась, и это очень не понравилось Эмме.

— Чудесно, детка, — она, видимо, решила, что церемоний хватит — Эмма для нее уже была не мисс, а детка. — Все мы когда-то были девственницами. Подумайте, как этим распорядиться с умом. Сядьте, пожалуйста, а то вы такая высокая… У меня уже шея затекла, так неудобно на вас смотреть.

Эмма вздохнула и села.

— Распорядиться? — повторила она и сама почувствовала, как глупо выглядит.

— В вашем положении…

— Э-э… конечно.

Между тем Эмма сосредоточилась на последнем слове, сказанном миссис Уизерседж. Положение… Она напряглась, вспоминая. Герти что-то говорила о разных положениях, когда мужчина сзади женщины, а то и снизу, но Эмма тогда замахала руками, отказываясь слушать непристойности. Наверное, зря.

— А как насчет умений в целом? — улыбнулась миссис Уизерседж. — Что-то же вы должны уметь? Читать, писать, шить, рисовать?

— Конечно, — эти вопросы вызвали у Эммы удивление.

Она ведь получила образование, которое получали все девушки ее круга. Конечно, ее акварели были написаны на религиозные сюжеты, а чтение составляли в основном назидательные трактаты, всегда составленные отцами Церкви — кузина Мириам отдавала предпочтение именно таким книгам, а читала Эмма, безусловно, под ее руководством.

— Конечно, — повторила миссис Уизерседж и усмехнулась. — Вроде как каждая умеет…

— А что, надо обязательно уметь?

— А как без этого можно работать гувернанткой?

— Гувернанткой?!

— Детка, вы что, плохо слышите? — миссис Уизерседж посмотрела на девушку с удивлением. — Я хозяйка агентства по найму прислуги. Подбираю горничных, камеристок, а также гувернанток в богатые дома. Разве вы не за этим пришли? Вам что, не нужна работа?

— Конечно, нужна, — Эмма почувствовала себя на седьмом небе от счастья. — Я с радостью буду работать гувернанткой.

— Ну-ну. Надеюсь, вы не разочаруетесь, — с иронией заметила миссис Уизерседж. — Судя по тому, как вы себя вели, рискну предположить, кто направил вас сюда. Наверняка Киллоран.

— Киллоран?

— Да, граф Киллоран. Такого, один раз увидев, не забудешь. Весьма неординарная личность. И внешность… Одевается граф исключительно в черное и белое. Ну, может быть, еще что-нибудь серебристое. Души и сердца у него нет, а склад ума весьма язвительный…

— Да-да, я встречалась с его светлостью, — торопливо подтвердила Эмма, припомнив тем не менее не черно-бело-серебристое, а зеленое — удивительные глаза.

— И куда, по-вашему, он вас направил, сказав мой адрес? — сухо поинтересовалась миссис Уизерседж.

Лгать Эмма не умела.

— В… в дом терпимости, — прошептала она.

Миссис Уизерседж задумчиво покачала головой.

— Гувернанткам платят не так хорошо, как в этом доме, да и работают они больше, — заметила она. — Если пожелаете отправиться в бордель, что ж, я могу помочь и с этим…

— Нет-нет, благодарю вас, — Эмма схватилась за сердце. — Думаю, я смогу стать неплохой гувернанткой. Я очень люблю детей.

Миссис Уизерседж с сомнением взглянула на девушку.

— Любовь к детям и умение писать акварели вряд ли обеспечат вам успех в жизни, — она покачала головой. — Как вас зовут, милая?

— Эмма, — ответила девушка и тут же спохватилась, укорив себя за неосторожность: — Эмма Браун.

— Браун? Вот оно как! Самая распространенная фамилия. Так вот, мисс Браун, вакансии не так уж много. Обычно я стараюсь не посылать молодых девушек в дома, где есть впечатлительные юнцы, но на этот раз у меня нет выбора. Миссис Варьенн — не самая приятная хозяйка, и у нее не один, а сразу два сына-подростка, способных на интрижку с привлекательной молодой особой. Так что, если миссис Варьенн согласится вас взять, будьте предельно осторожны.

Эмма стала очень серьезной.

— Я всецело сосредоточусь на своих прямых обязанностях, — пообещала она. — К тому же я не принадлежу к тем женщинам, которые способны пробудить у мужчин какие-либо чувства.

Миссис Уизерседж еще раз задумчиво окинула девушку взглядом.

— А я-то думала, вы знакомы с Киллораном, мисс. — Эмма не поняла, что имеет в виду эта женщина, но порадовалась тому, что она снова мисс, а не детка.

В доме было холодно. И темно, потому что портьеры на всех окнах плотно сдвинули. И тихо — только в большой гостиной можно было услышать, как кто-то ходил, не останавливаясь ни на минуту.

По комнате от одной стены к другой размеренно шагала Мириам де Винтер. Надев траур, она осталась все той же кузиной Мириам — хозяйка этого холодного, темного и тихого дома и до смерти отца всегда носила черное. Впервые она оделась так в двадцать три года, когда умерла ее мать. Когда минул год траура, Мириам решила остаться верна черному, ибо этот цвет шел ей больше других. В черных шелковых платьях она казалась сама себе элегантной и властной, и первое тешило самолюбие Мириам, а второе ему льстило. Неудивительно, что к тридцати годам она обрела повадки полновластной хозяйки, которой никто не посмеет возразить.

Мириам не хотела брать в дом кузину Эмму, но возобладало сознание своего христианского долга… К тому же дядя Родерик сумел составить большое состояние на производстве оружия и торговле им, а золотому тельцу Мириам поклонялась почти так же истово, как Богу. Пока Эмма росла в домашнем заточении, под ее бдительным надзором, сироте не грозили мирские искушения. Вход сюда молодым людям, которые могли бы увести Эмму из дома, был заказан, а значит, и за состояние Ланголетов можно было не беспокоиться. Мириам была тверда в своем намерении воспитать Эмму настоящей праведницей — кузина будет бояться и любить Бога, не отвлекаясь на такие приземленные вещи, как управление отцовскими деньгами.

Если бы только ее собственный отец смог совладать со своими животными страстями! Если бы только подросшая Эмма, с ее отвратительно соблазнительными формами и непристойной рыжей гривой, не выглядела так привлекательно! Мириам молилась о том и о другом, но Господь не услышал ее воззвания, и вот теперь ей приходится одной решать очень сложные проблемы.

Конечно же, отцу нужно было, как бы это поточнее сказать… избавиться от Эммы. Но он не прислушался к совету дочери. Неумеренные возлияния и, очевидно, как следствие этого греха, не менее тяжкий — похоть, ослабили его волю и разум. К тому же Эмма была постоянно у него перед глазами.

Ей следовало исчезнуть. Бесследно исчезнуть. Умереть. С этим отец Мириам не спорил. Они и так уже сильно рисковали: рано или поздно Эмма ускользнет из их рук, а вместе с ней уплывет и ее богатство. Этому надо было во что бы то ни стало помешать. Все вполне мог решить несчастный случай. Падение с высокой крутой лестницы… Случайно понесшие лошади… Пути Господни неисповедимы.

Но отец ничего не хотел слушать. Им не нужны осложнения, заявил он. Придется нанимать сообщников, платить им за работу. А вдруг они и дальше будут требовать деньги? Он все сделает сам.

Мириам прекрасно понимала, что именно отец сделает сам. Во всяком случае, сначала. Огонь желания, неугасимо горевший в его глазах в последние месяцы, не оставлял в этом никаких сомнений. Но Мириам ничего не могла с этим поделать. Она не стала возражать, когда отец взял Эмму с собой в ту злополучную поездку. Мириам понимала, что очень скоро все будет кончено. Что отец сделает с кузиной перед тем, как перерезать ей горло, ее уже не интересовало.

Но все обернулось так, что та самая поездка стала последней не для Эммы, а для отца. Его убил какой-то выскочка… Ирландский — подумать только! — граф. А Эмма пропала. Словно сквозь землю провалилась.

Только бы ей найти эту мерзавку! Тогда она заплатит за все! Мириам не сомневалась: именно Эмма виновата в смерти ее отца. Это она каким-то образом сумела подговорить ирландца совершить убийство, а потом сбежала с ним.

Мириам горько оплакивала отца, но разве поможешь рыданиями делу? Она стала обдумывать план мести.

Эмма заплатит ей за смерть отца, и платой станет ее собственная жизнь. Наследников у нее нет. Огромное состояние Ланголетов перейдет к кузине сироты Мириам де Винтер.

Но сначала Эмму нужно найти.

— Ну, Киллоран! Хотите я расскажу вам забавную историю?

Джеймс на мгновение оторвался от книги, которую лениво перелистывал, скользя глазами через строчку. Так, ничего особенного — советы по ведению сельского хозяйства… Он купил этот трактат больше десяти лет назад, когда еще рассчитывал вернуться в Ирландию. В последнее время он обращался к этой книге с одной-единственной целью: показать докучливому собеседнику, что очень занят. Очень.

— Прямо-таки забавную? — граф поднял бровь.

Леди Барбара нахмурилась, но тут же вновь расцвела улыбкой. Хорошо, что Натаниэля не было поблизости. Он, судя по всему, и так без ума от ее чар, а улыбка у Барбары, надо признать, на редкость хороша.

— Вы помните моих соседей? Этих ужасных Варьеннов?

— Не то чтобы помню… — Киллоран положил книгу на колени, по-прежнему глядя на леди Барбару со скукой во взоре.

На самом-то деле ему было совсем не скучно. Киллорана занимала настойчивость леди Барбары, помноженная на показное отсутствие интереса к нему. Это было почти так же забавно, как внезапная страстная влюбленность Натаниэля. Они трое уже стали предметом бесконечных пересудов во всех гостиных города. Поскольку леди Барбара Фицхью, не скрываясь, наведывалась к графу Киллорану в любое время суток, весь свет ошибочно считал ее любовницей последнего. Сам он никак не реагировал на эти знаки внимания, чем только распалял ее настойчивость. Было видно, что Барбара не успокоится до тех пор, пока он не окажется в ее постели, и это немало удивляло Киллорана. Он прекрасно знал женщин и сейчас видел, что в заученных движениях Барбары, в ее взглядах и улыбках не было ни страсти, ни настоящего желания. Радости плоти занимали ее в той же мере, в какой его самого интересовал трактат по сельскому хозяйству, лежащий сейчас на коленях. Он знал, чтоБарбара успела осчастливить своим вниманием — о! в полной мере! — многих его знакомых и тех, кто ошибочно считал, что может назвать графа Киллорана другом. Тем не менее они, казалось, не замечали ее пристального внимания к его светлости… Внимания, которое было ему абсолютно неинтересно.

И вот теперь Натаниэль сумел оживить эту скучную историю. Он смотрел на леди Барбару так пылко, так страстно, что иногда даже пугал ее. В последнее время она старалась, не привлекая к этому взглядов посторонних и, уж конечно, Джеймса, держаться от Натаниэля подальше. Киллорана сие стало забавлять. Его юный гость, безупречно корректный в поведении, заставлял леди Барбару слегка нервничать. Все это делало их общество вполне терпимым для Киллорана.

— Так вот. Эти Варьенны действительно ужасны, — леди Барбара, изящно покачивая бедрами, направилась к графу.

Часы пробили четыре пополудни. Сегодня Барбара Фицхью приехала к ним на ланч и задержалась, несмотря на явное равнодушие хозяина.

— У них два сына. Один из них все время заваливал меня цветами, — она закатила глаза, давая понять, как несносны все мужчины.

— Не то чтобы вы этого не заслуживали, — лениво заметил Киллоран, — но, собственно, с какой стати?

— А вы вот ни разу не послали мне цветов! — она неожиданно свернула совсем в другую сторону.

— Вам ведь нужны от меня не цветы, радость моя, — пожал плечами Киллоран.

Леди Барбара опять ослепительно улыбнулась, на сей раз одними губами. Ее небесно-голубые глаза остались холодными.

— Тут вы правы. А сынок Варьеннов по-соседски сумел оценить мои достоинства Он все время подглядывал за мной из окна своей спальни — она находится как раз напротив моей.

— Потрясающе, — это слово было сказано без какого-либо выражения. — И что, вы как-нибудь вознаградили его интерес?

— Бедняга так старался быть незаметным! Тушил свечи и прятался за портьерами… Но я все равно видела его силуэт. Знаете, у Варьеннов такие ужасные кружевные занавески! Миссис Варьенн обвешала ими весь дом. Такая безвкусица! Так о чем это я? Да, их сынок… Он ночь за ночью пытался хотя бы что-то разглядеть в моем окне. Я решила, что такая преданность не должна оставаться без награды.

— Правильное решение.

— Боюсь только, своим поступком я и вызвала неприятности, которые произошли сегодня… — леди Барбара потупилась и замолчала.

— Ну давайте заканчивайте эту забавнейшую историю, хотя ничего забавного я пока не услышал, — Киллоран лениво потянулся. — Вы же видите, что я оторвался от книги.

Барбара присела рядом с ним на маленький диван. Ее глубокое декольте открывало такую восхитительную грудь, что воспламенились бы девяносто девять мужчин из ста, но один оставался равнодушным. От леди Фицхью исходило нежное благоухание фиалок, но Киллорану этот запах никогда не нравился.

— Целую неделю горничная раздевала меня около самого окна. Свечи я оставляла зажженными. Клотильда держалась позади, чтобы ничего не загораживать. Какая я испорченная, правда? — вздохнула она.

— Не без этого, — согласился Киллоран. — Но ведь сие так естественно.

— Это только вы считаете испорченность естественной! Сказать по правде, мне такое мнение нравится. В общем, неделю я раздевалась около окна, а затем прекратила. С тех пор бедный юноша занимает позицию с сумерек и сидит так чуть ли не до утра в надежде снова увидеть столь волнующее зрелище. Вы ведь не будете спорить, Киллоран, с тем, что у меня очень красивое тело? Мужчины постоянно твердят мне об этом.

— Да, они правы, — равнодушно отозвался граф. — Заканчивайте свою сказку, Шахерезада.

— Это никакая не сказка! Я решила понаблюдать за молодым Варьенном. В этом я куда искуснее его, тем более что мальчишка и не подозревал, что я могу подходить в темноте к окну и прятаться за портьерами. Знаете, он и сам очень неплохо сложен. Лицо, правда, все в прыщах, но на таком расстоянии этого не видно.

— Может быть, вы эротоманка? — словно сам себя спросил Киллоран, прекрасно зная, что это не так. — Впрочем, надеюсь, вы не разочарованы.

Леди Барбара улыбнулась и медленно облизала пухлые губы — привычное, ничего не значащее движение.

— Сегодня утром мне удалось увидеть нечто более интересное, чем обнаженный юношеский торс.

— Только не рассказывайте мне, что наблюдали за тем, как этот мальчишка повалил на кровать служанку. При вашем-то опыте смотреть на подобную ерунду? И потом, что нового вы могли увидеть? Готов поспорить, что вы могли поучить и его, и ее. Куда им до вас…

— Думаете, я хочу рассказать, как они совокуплялись? — Барбара нарочно сказала это слово, чтобы показать, что для нее нет ни запретных тем, ни запретных слов. — Вовсе нет! Я видела кое-что поинтереснее. Настоящее убийство.

Киллоран закрыл книгу.

— Вот оно как, — он тем не менее не выглядел удивленным. — И кого же, позвольте узнать, убили? Вашего прыщавого обожателя?

— Ну да. Она ударила его по голове кочергой. Я сама видела кровь.

— Она? Все та же служанка, я полагаю. Знаете, ваша история вовсе не кажется мне забавной. Уж слишком в ней все предсказуемо.

— Можно подумать, служанки каждый день убивают сыновей своих хозяев. Да еще так неизящно — кочергой.

— И с чего это вдруг она решила взяться за кочергу?

— Варьенн, судя по всему, хотел ее изнасиловать. Набросился, начал срывать одежду… Боюсь, сие моя вина. Это я довела несчастного до безумия.

Киллоран хмыкнул.

— Дорогая, вы преувеличиваете. Так что там произошло?

— Девица ударила его кочергой. Он упал, потекла кровь. А она словно окаменела. Стояла там, как изваяние, несколько минут. Я все ждала, что кто-нибудь прибежит в спальню Варьенна, но этого не произошло. Потом она положила кочергу и стала приводить себя в порядок. Вы знаете, я даже на таком расстоянии увидела, как трясутся ее руки.

— Не каждый может похвастаться таким самообладанием, как вы, Барбара.

— Потом девица наклонилась, и я ее уже не видела, мешал подоконник. Не знаю точно, чего она хотела — помочь ему или добить. Через некоторое время она выпрямилась, поправила прическу и вышла из комнаты.

— И?..

— Я ждала целый час, но все напрасно. В спальню так никто и не вошел… Потом я собралась и поехала к вам на ланч. Вы же не против моих визитов, правда? Тем более что после таких волнений мне нужно было оказаться рядом с другом… С друзьями…

— Вы наверняка пропустили самое интересное. Когда вернетесь, все уже закончится. Кровожадную служанку отправят в тюрьму, труп уберут, портьеры, или что у них там?.. кружевные занавески задернут, да еще и ставни закроют. Боюсь, для вас спектакль завершен. Знаете что, Барбара? На вашем месте я бы поспешил назад. Вдруг удастся успеть хотя бы на последний акт?

— Пытаетесь избавиться от меня?

— С чего вы взяли?

— Предпочитаете советы, как выращивать зерно, тем радостям, которые я могу вам предложить? — словно невзначай леди Фицхью опустила свою изящную ладонь на колено графа.

— Все эти радости мне давно и хорошо известны. Не думаю, что вы сможете удивить меня чем-то новым.

— Почему вы так жестоки со мной, Джеймс? Неужели вы меня совсем не хотите? Поверьте, я постараюсь доставить вам удовольствие. Без ложной скромности, я очень… изобретательна.

— Не сомневаюсь. Но факт остается фактом: ваша изобретательность носит рассудочный характер. В ней нет ничего от чувств. Вы не испытываете желания быть с мужчиной, с которыми ложитесь в постель, и я тут не исключение. Мне вовсе не хочется тратить свое время на холодную и лживую потаскушку, уж извините за грубое слово. Но для вас ведь нет запретных слов, Барбара? Вам еще нужно поупражняться. Старайтесь держаться более убедительно.

Леди Фицхью встала.

— Вы бессердечный негодяй, Киллоран, — она тоже не стала церемониться. — Будь я такой же сильной, как эта высоченная рыжеволосая служанка, тоже бы вас прикончила.

Последнее заявление графа заинтересовало.

— Говорите, высокая? Рыжеволосая? Весьма любопытно! Что вы еще можете о ней сказать?

— Ничего, — Барбара пожала плечами. — Крепкая такая девица. Молодой Варьенн ее так и не раздел — не сумел. Мне кажется, она была повыше его. Он только порвал на ней платье и растрепал прическу. Волосы у нее и правда рыжие — настоящий ирландский оттенок, не то что у вас, — не удержалась от язвительного замечания леди Фицхью. — Может, потому она его и убила? Говорят, рыжими бывают ведьмы.

— И давно у них эта служанка?

— Откуда мне знать? — удивилась Барбара. — Меня совершенно не интересует, кто у кого и с какого дня служит.

— Конечно. Это же не так увлекательно, как демонстрировать свои прелести у окна.

Барбара скривила губы.

— Впрочем, не думаю, чтобы она была там давно. Недели две от силы. Говорят, что прислуга у Варьеннов не задерживается: сыновья все время норовят залезть служанкам под юбку, а мамаша и вовсе ведьма. Правда, она не рыжая… — видно было, что леди Барбара немного озадачена.

— Две недели, — задумчиво повторил Киллоран.

— Почти столько же, сколько гостит у тебя твой родственник. Долго еще он пробудет здесь, Джеймс?

— Разве вам не нравится Натаниэль, дорогая? Он ваш преданный обожатель.

— Я не люблю преданных обожателей, — опять скривилась Барбара.

— Да, я заметил, — Киллоран наконец тоже встал, хотя должен был сделать это давно, ведь дама стояла. — Я отвезу вас домой, Барбара.

Леди Фицхью чуть не подпрыгнула от неожиданности.

— Вы едете ко мне? — Во взгляде ее одновременно были недоверие и торжество.

— Да.

— Я вас столько раз звала, и вы всегда отказывались. С чего вдруг такая перемена?

Киллоран протянул руку, она вложила в нее свою изящную ладонь, но услышала совсем не то, что хотела бы услышать.

— Хочу посмотреть, что там все-таки было. И вообще у меня слабость к рыжеволосым кровожадным особам.

Эмма, как окаменевшая, сидела у себя в мансарде. Здесь всегда было холодно, и девушка так и не смогла к этому привыкнуть за те две недели, что служила в доме Варьеннов. Но холод — это еще не самое страшное. Намного страшнее были бесконечные домогательства Фредерика Варьенна.

Ее не смущали надменность и прижимистость миссис Варьенн. По сравнению с кузиной Мириам ее хозяйка была истинным образцом дружелюбия. Да и Фредерик Эмме поначалу не так уж докучал: ей ничего не стоило вежливо улыбнуться и ускользнуть от него.

И вот теперь он лежит в своей спальне в луже крови… Значит, она, Эмма, опять убила человека. Смерть своей первой жертвы она еще могла бы объяснить роковым стечением обстоятельств: не убей она тогда дядю Хораса, умерла бы сама. Но вот прошло всего несколько недель, и новое убийство… Она ужасное чудовище и заслуживает наказания.

Сейчас она сидит мансарде и ждет вестника этого наказания.

Смеркалось, и холод становился все ощутимее. Миссис Варьенн не тратилась на дрова для слуг, так что вечерами Эмма могла рассчитывать на то, что побудет в тепле, лишь в том случае, если ее приглашали в комнаты. Как правило, это происходило в те дни, когда Варьенны принимали гостей. Эмме потребовалось совсем немного времени, чтобы понять причину этой странной любезности.

Варьенны были очень богаты и очень вульгарны. По сравнению с ними даже дядя Хорас выглядел настоящим джентльменом. Каждый раз, когда к ним приезжали гости, мисс Браун приглашали спуститься вниз. Обращались с ней при этом с приторной любезностью. Эмма быстро догадалась, что ее присутствие — демонстрация своего рода аристократической атмосферы в доме. У нее на самом деле были отличные манеры, унаследованные от матери и подкрепленные воспитанием, — обстоятельство, которому прежде девушка не придавала значения. Сейчас Варьенны показывали гостям, кто у них служит.

Но за эти теплые вечера приходилось расплачиваться. После каждого из них усиливалась холодная враждебность миссис Варьенн. А тут еще проходу не стал давать Фредерик.

Миссис Уизерседж предостерегала ее. Теодор, младший брат Фредерика, был занят молоденькой служанкой и на появление в их доме рыжеволосой гувернантки внимания не обратил. Но Фредерику, который раньше мог целыми днями сидеть у себя в спальне, хватило одного взгляда на Эмму, чтобы поменять эту привычку на новую. Теперь он все время проводил внизу, и миссис Варьенн сие сразу заметила.

К концу первой недели ее службы он ухитрился поцеловать Эмму в коридоре — жаркий, слюнявый поцелуй, еще раз убедивший девушку в том, что она не создана для того чтобы выйти замуж и выполнять супружеский долг. Дальше стало еще хуже. Фредерик караулил ее в коридоре или выжидал, пока они останутся одни в комнате, и щипал за зад или хватал за грудь, и Эмма делала все возможное, чтобы их пути не пересекались. Она почти все время проводила в детской, с дочерью Варьеннов Амалией и их сыном Эдвардом, у которых была гувернанткой, но в то утро хозяйка позвала Эмму в свой будуар, чтобы выслушать отчет о занятиях с младшими детьми и заодно отчитать за то, что она отвлекает от дел старшего — Фредерика. Когда девушка возвращалась от миссис Варьенн, дверь в спальню этого самого Фредерика распахнулась, и он затащил Эмму внутрь, зажав ей рот потной ладонью.

Он оказался сильнее, чем Эмма могла предположить. Сильнее, чем дядя Хорас. Сопротивлялась она отчаянно, думая только об одном — как бы освободиться. Тогда она и схватила первый попавшийся под руку предмет и ударила Фредерика. Попала по голове, услышала тошнотворный хруст и сразу поняла, что произошло непоправимое. Предмет оказался кочергой.

Эмма в ужасе смотрела на распростертое перед ней тело. Голова и лицо Фредерика были залиты кровью, а сам он лежал неподвижно.

Она бросилась наверх по лестнице в свою холодную мансарду, заперла дверь, села на стул и стала ждать.

За ней никто не шел. Амалию и Эдварда в то утро увезли к бабушке за город, так что у Эммы был фактически выходной. Окажись на ее месте любая другая, она бы потихоньку выскользнула из дома и сбежала.

Эмме Ланголет это и голову не пришло. За месяц она совершила два убийства. Кошмар. Ужас. Катастрофа. Она останется на месте преступления и примет полагающееся ей наказание. На этот раз ее никто не спасет. Граф Киллоран не дал затянуть петлю на шее незнакомой ему особы, но теперь такой конец неизбежен.

Внизу послышались чьи-то голоса. Это могло означать только одно. За Эммой пришли. Тело Фредерика обнаружили, и через несколько минут ей предстоит отправиться в тюрьму.

Девушка решительно встала. Нет, она не будет больше прятаться и ждать, пока ее потащат вниз слуги закона. Она пойдет сама.

В коридоре было темно и тепло: сюда поднимался горячий воздух с первого этажа. Эмма спускалась медленно. Руки ее судорожно сжимались в кулаки и так же судорожно разжимались. Снизу донесся женский смех — легкий, кокетливый. Незнакомый голос что-то быстро говорил, но Эмма не улавливала слов — она была словно в тумане.

Девушка подошла к двери большой гостиной. Теперь она слышала голос миссис Варьенн. Интонации хозяйки показались ей какими-то странными, словно заискивающими. Ответил мужчина — слов Эмма не расслышала, но голос почему-то показался ей знакомым. Она уже не раз слышала его в своих снах…

Эмма распахнула дверь. Хозяйка обожгла гувернантку взглядом. Как она смела войти, когда ее не звали? Рядом с миссис Варьенн сидела удивительной красоты женщина. Эмме еще не доводилось таких видеть. И одета прекрасная незнакомка была восхитительно — во что-то розовое, переливающееся.

Около дам стоял Фредерик Варьенн — живой. Выглядел он, правда, весьма мрачно, на голове — белая повязка, в глазах — огонь ненависти.

Явление в гостиной человека, которого, как ей казалось, она отправила на тот свет, стало для Эммы Ланголет немалым потрясением. И все-таки оно не шло ни в какое сравнение с тем, которое она испытала, увидев еще одного гостя Варьеннов.

Джентльмен был одет во все черное. Только белый воротник. Плащ, тоже черный, но на серебристой подкладке, лежал на диване. Грива черных волос. Зеленые глаза. Ее спаситель из «Груши и куропатки».

Тонкий рот красавца кривился в усмешке. Смотрел он на Эмму с интересом, который может испытывать разве что палач к своей жертве. Потом граф перевел взгляд на повязку на лбу Фредерика и уже не сводил с нее глаз.

Девушка открыла рот, чтобы сказать хоть что-нибудь. Она справится с этой немыслимой ситуацией. Надо быстро придумать, что у нее здесь за дело. Объяснить вежливо и любезно, зачем она пришла, а затем, извинившись, покинуть гостиную. Она поднимется к себе в мансарду, будто ничего не случилось — она вовсе не пыталась убить Фредерика, и граф не уличил ее в преступлении… Он ведь наверняка все понял.

Эмма ничего не смогла сказать. В глазах все потемнело, и она упала в обморок.

 

Глава 4

В комнате было темно и очень тепло, почти жарко. Непривычное ощущение. С тех пор как Эмма покинула дом де Винтеров, отправившись с дядей Хорасом в ту самую поездку, она все время мерзла.

Она лежала, прислушиваясь к своим ощущениям. В камине, расположенном в дальнем конце комнаты, тихонько потрескивали дрова. Отсветы пламени плясали на темных стенах. Эмма поняла, где она находится. В маленькой гостиной, которая была чем-то вроде личного кабинета миссис Варьенн. И она здесь не одна.

Почему она лежит тут? Что этому предшествовало? Она упала в обморок, вспомнила Эмма. Это странно, ведь душевная организация у нее крепкая и вообще она очень здоровая. Но миссис Варьенн была прижимистой хозяйкой: слуг кормили не досыта и дров им не давали. Тут любое здоровье пошатнется. К тому же в последнее время у нее оказалось столько переживаний…

Эмма села. Должно быть, слишком резко, потому что у нее снова закружилась голова.

Выходит, она его не убила. Да и рана не слишком серьезная. Тусклые глаза Фредерика Варьенна смотрели на нее с ненавистью, но он все-таки промолчал. Не отправил Эмму в тюрьму, не обвинил ее в покушении на свою жизнь. Возможно, решил, что, если поднять шум, ему же самому будет хуже. Лучше промолчать и сделать вид, что он вообще ничего не помнит.

В любом случае из дома Варьеннов ей придется уйти. Вот только вопрос куда. Еще раз обратиться к миссис Уизерседж? А как объяснить, что всего через две недели службы она хочет получить новое место?

Эмма опять легла и зажмурилась. Она была голодна, измучена и вообще не хотела больше шевелиться. Сказать по правде, она готова была разрыдаться — это она-то, которая почти никогда не плакала! Хорошо бы вспомнить, что случилось перед тем, как она упала в обморок. Тогда молено было бы понять, почему она лежит здесь, а не у себя наверху. Кто о ней позаботился? Перенес ее на диван, расстегнул платье…

Эмма в ужасе снова села.

— О нет! — сорвалось с ее губ.

— О да! — насмешливо ответил из темноты низкий голос.

Девушка опустила ноги на ковер. Платье чуть не соскользнуло у нее с плеч, и она в ужасе подумала о том, кто оказал ей эту услугу.

— Вы?.. — она даже не пыталась скрыть, насколько это ее обескуражило.

— Конечно, я, — словно удивившись, подтвердил Киллоран. — А кто еще снова придет тебе на выручку, радость моя? У тебя, безусловно, просто талант попадать в разного рода неприятные ситуации.

Эмма не нашла, что ответить на это замечание. Она изо всех сил пыталась не поддаться охватившей ее панике и сумела взять себя в руки.

— Я не уверена в том, что на сей раз попала в неприятную ситуацию…

— Вот как? Тогда с какой стати ты упала в обморок, увидев Фредерика?

Узнать о том, что произошло между ней и молодым Варьенном, граф никак не мог. Впрочем… Дьяволу и его слугам, как известно, ведомо всё. Эмма не могла разглядеть в темноте того, кого уже поспешила зачислить в свиту князя тьмы: черная одежда делала Киллорана практически невидимым. И все-таки она готова была держать пари, что граф наблюдает за ней.

Последние семь лет своей жизни Эмма провела в обществе кузины Мириам, так что лишить ее присутствия духа было сложно.

— Я упала в обморок, увидев вас, милорд, а не мистера Варьенна, — заявила она. — Произошедшее на постоялом дворе «Груша и куропатка» до сих пор снится мне в кошмарных снах.

— Снятся кошмары, говоришь? Должно быть, ты действительно не высыпаешься и днем плохо соображаешь, если огрела кочергой Фредерика Варьенна. Стукнула парня по голове… — лениво протянул Киллоран. — Поражаюсь тебе: такая молодая и такая кровожадная… Так ты действительно лишилась чувств при виде меня, а не того бедняги, который, подобно Лазарю, воскрес из мертвых?

— Он вам рассказал… — в ужасе прошептала Эмма.

— Не угадала. Думаю, он вообще никому об этом не станет рассказывать. Да и мамаша этого растяпы, судя по всему, вряд ли будет довольна сынком, узнав, за что он получил кочергой по голове, хотя, безусловно, заявит, что это клевета.

— Тогда откуда вы узнали?

— Узнал что? — Киллоран шевельнулся, появившись из темноты — совсем как призрак, обретающий очертания.

Только тут Эмма заметила белый воротник — единственное светлое пятно на фоне темного силуэта графа. Его черные как смоль волосы опять не были напудрены. Приглядевшись, она увидела, что на лице этого ужасного человека не отражается ровным счетом ничего — никаких чувств. И все-таки как он хорош собой!..

Не дождавшись ответа на свой вопрос, Киллоран продолжил:

— Не знаю, что уж там сказал Фредерик по поводу своей головы, но о том, что у него пропала золотая булавка для галстука, он матери сообщил. А ты этим утром — молодой Варьенн сам это видел — украдкой выходила из его спальни.

— Я не брала никакую булавку! — Эмма была ошарашена и возмущена этой наглой ложью. — Вот то, что я постаралась выскользнуть из его спальни потихоньку, это верно. Однако Фредерик в тот момент был не в состоянии что-либо видеть…

— Полагаю, миссис Варьенн обратится в полицию, если уже не сделала это.

— Жаль, что я не убила мерзавца, — пробормотала Эмма.

— Не могу осуждать тебя за это заявление, — одобрительно кивнул Киллоран. — Кроме того, у тебя, похоже, действительно кровожадные насклонности… В этой истории мне непонятно только одно: если ты думала, что убила Фредерика, почему не сбежала сразу? Или тебе наскучило земное существование?

— Ситуация, в которой один человек убивает другого, может быть несчастным стечением обстоятельств, но если все повторяется, это уже преступление, — прошептала Эмма, сама себе не веря.

— Ну, тут мне, и не только мне, есть что возразить, — в голосе Киллорана была слышна насмешка. — С точки зрения закона убийство, неважно, первое, второе или десятое, всегда преступление. Можете что-нибудь возразить, мисс?

Эмма изо всех сил таращила глаза, вглядываясь в полумрак. Больше всего ей хотелось сейчас разглядеть выражение лица графа. Должны же быть на нем какие-нибудь проявления чувств!.. Но затем, вспомнив их первую встречу, она подумала, что сие вовсе не обязательно. В его зеленых глазах не промелькнет ни капли сочувствия, а прекрасно очерченный рот не тронет ни улыбка, ни даже холодная усмешка.

— Я? Возразить?

— Ясно. Возражать ты не хочешь. А чего вообще хочешь? Остаться здесь и ждать наказания, не знаю уж за что — покушение на жизнь или просто за кражу, — или все-таки намерена бежать? В последнем случае можешь рассчитывать на меня.

— Это было бы с моей стороны очень опрометчиво, — заявила Эмма. — Такой ужасной репутации, как у вас, нет в этом городе ни у кого.

— Верно, — согласился граф Киллоран, — хотя откуда у тебя такие сведения, непонятно. Впрочем, какая разница? А разве человек с такой репутацией, как у меня, не подходящая компания для убийцы?

— Я не… — возмутилась было девушка и тут же замолчала.

Конечно же, она была убийцей. Дядя Хорас умер от ее руки… Кузина Мириам сейчас в глубоком трауре, но это не помешает ей отомстить.

Киллоран, разговаривая обо всех этих ужасных вещах, оставался невозмутимым и спокойным, и это безмерно удивляло Эмму. Девушка думала, как же ей поступить, а граф между тем подавил зевок.

Наконец Эмма решилась.

— Полагаю, мне все-таки лучше покинуть этот дом…

Киллоран лениво кивнул и встал.

— Ну что же… Идем. Нас ждет карета.

Тут Эмму снова охватили сомнения:

— Вы на самом деле хотите мне помочь?

— Я ведь однажды уже пришел тебе на выручку. Я, как пресловутый посланец небес^[2], всегда появляюсь в нужный момент.

— Не очень-то вы похожи на посланца небес, — не могла не заметить Эмма. — Скорее наоборот.

И тут произошло невозможное — лорд Киллоран улыбнулся.

— Да нет! Я вовсе не приспешник сатаны. Это всего лишь маска.

Девушка растерялась, а красавец уверенно протянул ей руку. Кисть у Киллорана была изящная, узкая, красиво очерченная, а пальцы длинные, с ногтями превосходной формы. Тускло блеснули золотые кольца. Что и говорить, не рука, а произведение искусства… Эмме ужасно не хотелось прикасаться к ней.

Тем не менее она встала. Откинув с лица спутанные волосы, Эмма поспешила привести в порядок свою одежду. Она так и не решилась спросить, кто принес ее в эту комнату и расстегнул на ней платье, — знала, что ответ ей не понравится, тем более что Киллоран уже косвенно ответил на него. Эмма задала другой вопрос.

— А они не попытаются нас задержать? — поинтересовалась она, исподлобья глядя на графа снизу вверх. Эмма была высокой и привыкла смотреть мужчинам в глаза прямо, а тут ей приходилось немного поднимать голову.

— Думаю, нет. Леди Барбара развлекает их беседой, а мы тем временем уйдем через сад.

Киллоран опустил руку, не настаивая на том, чтобы Эмма приняла ее, но девушке вдруг показалось, что рано или поздно ей придется заплатить за то, что она ее отвергла.

— В садовой ограде нет калитки… — нерешительно сказала она.

— Значит, нам придется перебраться через нее.

Ночь была холодной. Эмма сразу пожалела, что не поднялась в свою мансарду и не прихватила шаль. Однажды ей уже пришлось поспешно скрыться, взяв с собой лишь самое необходимое. На этот раз у нее вообще ничего не осталось.

Девушка украдкой глянула на графа Киллорана. В неверном свете луны он был похож не на человека из плоти и крови, а на призрак. На мгновение у Эммы мелькнула мысль, не предпочесть ли ей обществу этого аристократа людей попроще, скажем полицейских. Или даже палача.

Но Эмма Ланголет никогда не была трусихой. Она привыкла к ударам судьбы и не уклонялась от них. Совсем еще девочкой из родного дома она попала в дом дяди Хораса, а его хозяйка — ее кузина Мириам — отличалась суровым нравом. Эмма не пала духом: она приспособилась к новым обстоятельствам жизни и стала сильнее. И сейчас она не отступит. Девушка пошла за Киллораном, стараясь держаться подальше от освещенных окон.

То ли ее спутник обладал сверхъестественным чутьем, то ли заранее узнал, что где находится в саду Варьеннов, но двигался он прямо туда, где стена была ниже всего. Дойдя до этого места, он остановился, поджидая Эмму.

В этот момент мужество едва не покинуло девушку. Она смотрела на фигуру лорда Киллорана, тускло освещенную лунным светом, и ей казалось, что перед ней на самом деле сын луны: безмолвный, серебристо-черный, холодный… И ей не остается ничего иного, как положиться на милость этого человека… который вряд ли располагал таким бесценным качеством.

Киллоран снова протянул ей руку. Эмма поняла, что на сей раз у нее нет другого выхода — она примет эту руку.

— По ту сторону стены тебя ждут, — сказал Киллоран, — Человек отвезет тебя в мой дом на Керзон-стрит.

— А вы?.. Вы не поедете?

Граф улыбнулся второй раз. Его улыбка была холодной — под стать зимнему саду.

— Сейчас нет, но я скоро приеду. Тебе придется подождать.

Эмма опять задала себе вопрос, не предпочесть ли ей общество слуг закона, а потом все- таки вложила свою руку в ладонь Киллорана.

Ладонь была прохладной. Кружева, ниспадавшие на запястье графа, скрыли их пальцы, и Эмма на мгновение замерла, не в силах что-либо сказать и уж тем более сдвинуться с места.

И тут Киллоран подхватил ее на руки. Он поднимал Эмму все выше и выше: под шелком и атласом чувствовались стальные мускулы.

Через несколько секунд он ее отпустил, и девушка соскользнула вниз уже по другую сторону стены. Здесь ее подхватили такие же сильные руки.

— Я поймал ее, Киллоран, — раздался из темноты голос второго спасителя.

— Поезжайте с Натаниэлем, мисс, — послышалось из сада. — Только не пытайтесь его прикончить. Этот молодой человек — спаситель бедных и заблудших… К тому же он ваша единственная защита от меня.

Эмма взглянула на красивого юношу, который был явно смущен всем происходящим и услышанным. Высвободившись из его рук, девушка поспешила оправить на себе платье. Она никак не могла вспомнить, кто это, хотя лицо показалось ей знакомым.

Между тем Натаниэль Хепберн снял с себя плащ и набросил его Эмме на плечи.

— Со мной она будет в полной безопасности, Киллоран, — он говорил со стеной, а смотрел на Эмму.

С той стороны раздался негромкий смех.

— В чем, в чем, а в этом я не сомневаюсь.

— Идемте, мисс, — Натаниэль показал девушке на карету.

Впервые за много лет Эмма почувствовала настоящую заботу о себе. Молодой человек помог сесть ей, сам сел напротив, и лошади помчались по темным улицам Лондона.

Эмма взглянула на юношу и решилась.

— Прошу прощения, сэр. Мы знакомы?

Ей показалось, что молодой человек покраснел. Эмма решила, что он ненамного старше, чем она сама, — года на два, на три, но по сравнению со своим родственником Натаниэль выглядел чуть ли не мальчиком.

— Я Натаниэль Хепберн. Мы виделись на постоялом дворе… Том самом, где… — молодой человек не договорил, но Эмма его прекрасно поняла. — Вы оказались слишком потрясены, чтобы обратить на меня внимание… Все это было так ужасно!.. Киллоран вел себя чудовищно.

Девушка была с этим согласна, но правда дороже.

— Ваш родственник спас мне жизнь.

— Вряд ли он сделал это из благородных побуждений. Но отныне вам нечего бояться. Обещаю, что с вами не случится ничего плохого.

— А граф Киллоран узнает о вашем обещании?

— Обязательно узнает, — Натаниэль улыбнулся.

Эмма порадовалась, что в карете темно и он не может разглядеть ее лицо, на котором отразилось не только сомнение, но и уверенность в том, что все будет не так просто. Ей не хотелось обижать молодого человека недоверием к его словам. Она осталась при своем мнении: если у графа Киллорана на нее другие планы, скорее всего, воспрепятствовать им не сможет никакой юный герой.

Впрочем, Эмма Ланголет не думала, что зеленоглазый аристократ заинтересуется ею. Наверняка его светлости нравятся настоящие женщины, тогда как сама она — объект мечтаний прыщавых юнцов и старых греховодников. В его доме ей ничего не грозит, а значит, можно будет решить, что делать дальше.

— Не сомневаюсь, что у Киллорана относительно вас чистые помыслы, — продолжил свою мысль молодой человек.

— Боюсь ошибиться, но, по-моему, чистые помыслы — это вообще не о его светлости, — пожала плечами Эмма. — Я не строю иллюзий относительно того, что заставило его прийти мне сейчас на помощь. Не заблуждалась я и несколько недель назад. Графу скучно, а все произошедшее со мной для него какое-никакое развлечение.

Она ожидала, что Натаниэль станет возражать, однако молодой человек промолчал. Пауза затянулась. Заговорил родственник Киллорана только тогда, когда карета остановилась около дома.

— Может быть, вы и правы, мисс, — негромко сказал он. — Но так поверхностно судить о графе не стоит. Это натура намного более глубокая, чем может показаться на первый взгляд.

— В этом у меня сомнений нет, — Эмма посмотрела юноше прямо в глаза и оперлась на протянутую руку.

Они вошли. Натаниэль повел Эмму по комнатам, но у нее не было даже сил разглядывать обстановку. Ковры, красивая мебель, элегантные портьеры — все это она видела как в тумане. Она задержалась взглядом на небольшом диванчике, стоящем около камина, в котором горели дрова. Тепло… Диванчик, наверное, такой мягкий…

— Садитесь, пожалуйста, мисс. Здесь вам будет удобно, — Натаниэль словно читал ее мысли. — Не хотите ли чаю? Подождите минуту, я распоряжусь.

Столь любезное предложение Эмма уже не слышала. Она заснула еще до того, как молодой человек договорил все это.

— Что вы собираетесь с ней делать?

Киллоран бросил взгляд на леди Барбару. Его самого порой удивляло, почему он остается равнодушным к столь совершенной красоте. Несмотря на полумрак, граф прекрасно видел свою спутницу, однако она всегда вызывала у Джеймса одно и то же чувство — море восхищения и ни капли желания.

— Какая вам разница, любовь моя?

— Не называйте меня своей любовью! — Барбара Фицхью отреагировала именно так, как он и предполагал. — Если, конечно, вы на самом деле не настроены на любовь со мной.

— Совершенно не настроен, — голос Киллорана звучал подчеркнуто равнодушно. — Вы и сами это прекрасно знаете.

— Вряд ли вы собираетесь положить эту девку в свою постель, — Барбара словно думала вслух.

— А почему нет?

— Вы ведь отказались от меня, а разве нас можно сравнивать? Послушайте, а может быть, вас вовсе не интересуют женщины? — она округлила глаза, словно эта мысль, ставящая под сомнение мужественность графа, только что пришла ей в голову.

— А может быть, мне нужна не легкая добыча, а победа? — рассмеялся Киллоран. — Вы ведь недвусмысленно дали мне понять, что вас я могу получить в любое время. Что, если мне нравятся недотроги?

— Недотроги-женщины или недотроги-мужчины?

— Вопрос интересный, — смутить Киллорана было трудно, если вообще возможно. — Вы разочарованы? Вам наверняка хотелось, чтобы я бросился на вас прямо сию минуту и доказал, что женщины меня все-таки интересуют.

— Хотелось, хотелось, — промурлыкала Барбара, прямо-таки излучая чувственность, в которой не было ни одной искренней ноты.

Как она ни старалась, ей ни разу еще не удалось разбудить если не желание, то хотя бы намек на него у графа Киллорана. Иное дело такой неопытный юнец, как Натаниэль Хепберн…

— Мне жаль разочаровывать вас, дорогая, но сейчас меня намного больше занимает то, как устроилась в моем доме эта малышка. Я говорю о мисс Браун.

— Ну уж малышкой ее никак не назовешь, — ядовито заметила леди Барбара.

— Пожалуй, да. Стати отменные, — Киллоран умышленно сказал это с оттенком восхищения, чем разозлил Барбару еще больше. — Соблазнительная молодая особа, вы не находите?

— Вы ведь знакомы с ней, правда? — леди Фицхью решила идти напролом. — Стоило мне описать ее, и вы сразу поняли, о ком идет речь. Кто она такая? И не лгите мне, что эту «малышку» на самом деле зовут мисс Браун. В это могла поверить миссис Варьенн, но уж никак не я.

— Сказать откровенно, я понятия не имею, как ее зовут. Чем, например, плохо имя мисс Поттл?

— Мисс Поттл? — Барбара поморщилась. — Ничего ужаснее я не слышала…

— Только не говорите об этом Натаниэлю. Он был без ума от мисс Поттл.

— Кажется, я совсем запуталась. Ваш родственник влюблен в девушку, которая служила у Варьеннов?

— Конечно, нет, милая. Он, бедняга, влюблен в вас, и вы это прекрасно знаете. Правда, до этого Натаниэль пылал страстью к нортумберлендской деве, которую, как это ни прискорбно, действительно зовут мисс Поттл. Не исключено, что следующим объектом его вожделения станет именно мисс Браун.

— Для меня это будет настоящей удачей, — похоже, Барбара и сама не поняла, что солгала. — Но вы так и не сказали мне, где встречались с ней раньше.

— Нет, — кивнул Киллоран. — Не сказал.

Как только карета Барбары остановилась у дома на Керзон-стрит, Киллоран быстро распахнул дверцу и выпрыгнул на тротуар.

На улице холодало все сильнее. В воздухе кружили крупные снежинки.

— Я понимаю, что войти вы все равно откажетесь, и поэтому не буду тратить время на пустые уговоры, словно именно об этом они говорили всю дорогу, сказал Киллоран, в то время как Барбара уже готова была принять его руку.

«А может, бог с ними, с чувствами?» — подумал вдруг граф. Что ни говори, а эта женщина — опытная, чувственная — могла бы скрасить ему пару ночей.

— Послушайте, что я вам скажу, — возмутилась Барбара, и мысль о том, чтобы уступить ее чарам, вылетела у графа из головы еще быстрее, чем залетела туда.

— Спокойной ночи, дорогая, — с этими словами Киллоран захлопнул дверцу кареты.

Граф терпеть не мог, когда за ним ходили слуги, и порадовался, что около двери не оказалось никого, кроме одного лакея, которому он жестом велел оставаться на месте. Он шел по комнатам и словно заново разглядывал все в них. Интересно, что подумала его гостья обо всем этом? Кто она вообще по происхождению? Граф затруднялся ответить на этот вопрос. С одной стороны, все указывало на то, что Эмма — типичная представительница среднего класса. Внучка, дочь и сестра людей добропорядочных, вдумчивых и начисто лишенных воображения. С другой стороны, обстоятельства, при которых он ее увидел первый раз, да и второй тоже, этому противоречили.

Чутье подсказывало Киллорану, что «мисс Браун» не так проста, как может показаться на первый взгляд. В ней чувствовалась порода. Об этом свидетельствовали изящество, грация, достоинство, которое не покидало ее ни на минуту даже в столь нетривиальных обстоятельствах, при которых они встретились. Все это было загадочно и в то же время занимательно.

Надо сказать правду, он хотел бы увидеть эту девушку еще раз. Сия мысль не давала покоя лорду Киллорану уже несколько недель, не выходя, впрочем, за рамки ленивых фантазий. Да и пожелай он разыскать рыжеволосую преступницу, не факт, что ему бы удалось это сделать. Конечно, можно было обратиться за помощью к миссис Уизерседж, но и тут шансы на успех не безоговорочные. Вдруг девушка отказалась от предложенного ей места? Вдруг решила вовсе не возвращаться в Лондон?

И тут на помощь ему пришло провидение, а Джеймс Киллоран был ирландцем и не мог не верить в провидение. Рыжеволосая красавица вновь возникла на его горизонте, и граф не стал отказываться от такого подарка судьбы.

В камине библиотеки горел огонь. Это было единственное место в доме, где Киллоран хотя бы иногда чувствовал себя комфортно, и он отправился именно туда.

Граф снял камзол и бросил его на кресло около двери. Он уже готов был швырнуть туда же рубашку, но тут заметил Эмму.

£е рыжие локоны казались огненными на фоне белоснежной подушки, которую ей КТО- ТО подложил под голову. Девушка спала на диване рядом с камином, так что в свете пламени Киллоран видел, как бледно ее лицо. Почему бы не вернуть ему краски жизни?

Но согласится ли эта красавица заплатать такую цену за свое спасение? Конечно, сейчас она полностью в его власти. А может быть, девушка уже поняла правила игры и приняла их? Ждала его и уснула? День-то был тяжелый…

Графа внезапно охватило желание, и это стало для него удивительным открытием. Джеймс Киллоран уже и не помнил, когда в последний раз мысль о женском теле пробуждала у него интерес, не говоря уже о других, куда более горячих желаниях. Но мисс Браун с ее соблазнительными формами и не по-девичьи решительным характером удалось это сделать.

Пожалуй, имеет смысл раздеться до конца и взять ее прямо здесь, на диване. Надо думать, ее скромность является показной и эта девица ответит ему взаимностью. Не может быть, чтобы с такой внешностью она оставалась невинной… Ситуации, свидетелем которых он был, дают основания сомневаться в этом.

Киллоран осторожно потянул покрывало, которым была укрыта девушка. Не исключено, что она уже разделась. Нет… На ней все то же самое ужасное серое платье, которое ему захотелось снять еще в доме Варьеннов, когда мисс Браун упала в обморок. Эта девушка рождена для шелка, атласа и бархата, а не для скучной шерстяной ткани.

— Что вы тут делаете?

Джеймс резко обернулся. В дверном проеме так некстати возникла чья-то фигура… Натаниэль, черт бы его побрал! Во взгляде своего родственника Киллоран увидел два чувства — настороженность и подозрение.

— Любуюсь мисс Браун, — граф снова повернулся к спящей девушке, которую не потревожил звук их голосов.

— А где леди Барбара?

— Я отправил ее домой.

— Знаете, Киллоран… — В голосе Натаниэля было слышно неодобрение.

— Полагаю, что знаю, — это было сказано таким тоном, что отступил бы кто угодно, но только не Натаниэль Хепберн, если речь шла о чести женщины.

— Оставьте ее в покое. Я пообещал этой девушке, что вы не причините ей вреда.

— И она тебе поверила?

— Боюсь, что нет…

— Мудро, — кивнул Киллоран. — Но сейчас она на самом деле в безопасности. Можешь быть уверен, я не стану протягивать руки к этому прекрасному телу… Пока что не стану.

— Черт побери, Киллоран! Это же невинная девушка! — Натаниэль не знал, какие аргументы, кроме этого, могут остановить графа.

— Дорогой мой, — ответил тот с саркастической улыбкой, но тем не менее отступил от дивана. — Невинность — это всего лишь иллюзия.

С этими словами Киллоран вышел из библиотеки, чтобы, не дай бог, не передумать.

 

Глава 5

Дрова в камине прогорели. Эмма тихо лежала, до подбородка укрытая покрывалом, в полной темноте. Она была совершенно одна — в чужом, незнакомом ей доме. Немыслимая ситуация для порядочной девушки… Другая на ее месте ужаснулась бы, а Эмма Ланголет просто наслаждалась теплом и покоем. Правда, она очень проголодалась, но бродить ночью по незнакомому дому в поисках хлеба насущного было бы крайне неучтиво. Придется потерпеть.

Конечно, кузина Мириам пришла бы в негодование, увидев Эмму на чужом диване в чужой комнате чужого дома. Мисс де Винтер часто негодовала по поводу и без оного. Большую часть своей жизни она занималась тем, что твердила о богоугодном поведении и изводила тех несчастных, кто так или иначе оказывался в ее власти. Уж кузина Мириам ни за что не оказалась бы в такой постыдной для девушки ситуации, а Эмма чувствовала себя сейчас совсем неплохо. Если бы еще не голод…

Перевернувшись на спину, она стала всматриваться в полумрак. Мысли о еде не могли пересилить думы о том, что, собственно, сегодня произошло. Граф Киллоран спас ее во второй раз. Чем ей придется расплачиваться за это? Эмма Ланголет была уверена в том, что она при ее росте и с такой нескладной фигурой не могла вызвать у этого красавца плотское желание. С другой стороны, ей ведь так мало известно о пристрастиях и причудах джентльменов… Если граф на самом деле захочет ее, придется расплачиваться тем, что есть. А что у нее есть, кроме невинности?Впрочем, лучше уж Киллоран, чем Фредерик Варьенн… И потом, может быть, все это ее досужие домыслы, а граф просто благородно поступил…

Пока что она в безопасности.

Девушка села. Тело ее было расслаблено после сна. Если Киллоран и обесчестил ее, пока она спала, по правде сказать, на ее самочувствии это никак не сказалось. Впрочем, она не верила, что смогла бы проспать такое событие, да и одежда была в полном порядке.

У Эммы разболелась голова, да и пустой желудок не давал забыть о себе, но уходить из этого дома у нее не было желания. Ей вовсе не хотелось оказаться на улице — без денег, без теплого плаща и без надежд на будущее.

Но еще меньше ей хотелось лежать не на диване в библиотеке, а на кровати в спальне лорда Киллорана и ждать его светлость. Тут в голову Эммы пришла мысль, которая ее ужаснула, а кузине Мириам, безусловно, дала бы основания говорить, что ее родственница беспутна и развратна по натуре. Граф Киллоран так красив, что опыт сближения с таким мужчиной наверняка доставит любой девушке удовольствие. И принесет ей пользу. Жизнь складывается так, что сейчас у нее практически не осталось шансов найти мужа… У нее нет ни отца, ни брата, за нее некому заступиться и помочь ей. А граф Киллоран, между прочим, уже два раза спас ее от верной смерти и пока ничего за это не попросил. И он так красив…

Что и говорить, дела ее плохи. Если она окажется на улице, все кончится известно чем. Лорд Киллоран не просто привлекательный мужчина — он намного лучше всех остальных, кто решил бы воспользоваться ее… услугами. Так почему бы не принять во внимание все эти соображения и не расстаться с девственностью в его постели?

Эмма даже на какое-то время забыла о муках голода. Она обдумывала, как ей поступить. Если что-то и приводило ее в смущение, так это манеры графа Киллорана. Ленивое любопытство на его лице, холодный взгляд зеленых глаз. Нет! Ей вовсе не хочется, чтобы этот человек касался ее.

Она не желает, чтобы эти сильные и в то же время такие изящные руки ласкали ее.

Волосы свободно падали ей на плечи, и Эмма скрутила их в узел Она встала с дивана, подошла к окну и раздернула тяжелые бархатные портьеры.

На улице шел снег. Камни мостовой покрыло белое одеяло. Эмма посмотрела на свои ботинки и невольно поежилась.

Она повернулась. В свете луны блеснуло что-то лежавшее на столике около окна. Это была бриллиантовая застежка. Эмма задумчиво погладила красивую вещицу.

Рядом на кресле она увидела атласный черный плащ. В карете в таком не замерзнешь, а вот на заснеженной улице он вряд ли спасет от холода. И все-таки это лучше, чем ничего.

Плащ, брошенный на кресле около камина, оказался таким теплым, как если бы хозяин только что снял его. Эмма решительно накинула его на плечи. От плаща исходил тонкий приятный запах: кожи, пряностей, бренди, нагретой ткани… Запах графа Киллорана.

Внезапно Эмма поймала себя на том, что гладит плащ. В раздражении она едва не скинула его на пол. Нет, ей положительно нельзя оставаться в этом доме! Она не может противостоять даже вещам Киллорана!

Не может быть, чтобы судьба была к ней немилосердна. Она уйдет из этого дома, где для нее все — опасность. Но нужны деньги… Их нет. Есть бриллиантовая застежка. Она возьмет ее, а потом вернет две. Эмма положила драгоценную вещицу в карман и решительно направилась к двери.

Застыв на пороге, девушка подумала о том, что надо быть поосторожнее. Пока что она не видела в доме ни одного слуги, но это не значит, что их здесь нет. Многие слуги встают с рассветом. Стоит ей выйти в коридор, и тут же можно будет с кем-нибудь столкнуться.

И в эту самую минуту Эмма услышала приближающиеся шаги. Дверь в библиотеке была одна, и девушка бросилась к окну. Медлить она не стала. К тому времени, когда дверь распахнулась, Эмма уже стояла на заснеженной мостовой.

Спрыгнула она прямо в снег, и подол платья мгновенно намок. Ботинки промокли через несколько секунд. Эмма поплотнее запахнулась в плащ графа Киллорана. Увы, ее худшие ожидания оправдались — согреться в нем было невозможно.

Ледяной порыв ветра ударил девушке в лицо, заставив на мгновение пожалеть об уютной комнате и теплом покрывале на диване. Но стоило ей вспомнить холодные глаза хозяина того и другого, как сожалений словно не бывало. Собравшись с духом, Эмма Ланголет шагнула вперед.

Прислонившись к оконной раме, Киллоран рассеянно смотрел, как высокая фигура, закутанная в его собственный плащ, исчезает в снежной круговерти.

Он бросил взгляд на столик. Бриллиантовая застежка исчезла. Вполне возможно, не только эта безделушка, подумал Киллоран и еле заметно улыбнулся. Другой бы на его месте такого не потерпел. Другой бы бросился за воровкой — и убийцей! — или как минимум послал за ней слуг, чтобы те вернули ему украденное. Джеймс Киллоран не собирался ничего этого делать.

Теперь уже эта девушка не просто забавляла графа. Она его восхищала. Очевидно, что у нее была необычайно сильная жажда жизни, причем жизни честной, порядочной. Она не ударилась в истерику, убив собственного дядюшку, посягнувшего на добродетель племянницы. Правда, потом эта самая племянница упала в обморок при виде своей второй жертвы, на сей раз ожившей, — она ведь была уверена в том, что раскроила кочергой череп негоднику, покусившемуся на то же самое сокровище. Впрочем, Киллоран подозревал, что на самом деле настоящим ударом для рыжеволосой фурии стало его собственное появление, а отнюдь не воскресение Фредерика Варьенна.

Потом она стащила его бриллиантовую застежку и плащ и выпрыгнула в окно, чтобы оказаться на заснеженной мостовой. Судя по всему, эта девица на редкость ловка, вынослива и смекалиста. Так почему бы не позволить ей уйти? Предсказать ее поведение невозможно. Предположим, он бы приказал слугам привести ее назад. Кто поручится за то, что рыжая не проткнет его шпагой или не огреет кочергой?

Киллоран невольно развеселился. С тех самых пор, как он вышел победителем из нескольких дуэлей подряд, никто не пытался убить его. Сложилось мнение, что графу дьявольски везет в поединках, и потому бросить ему вызов охотников не находилось.

Конечно, в последнее время его немало развлекал Натаниэль своими возвышенными идеалами. Впрочем, он то забавлял Киллорана, то раздражал. И все же, при всех своих нелепых представлениях о том, что есть жизнь, Натаниэль Хепберн был в большей мере мужчиной и мог претендовать на расположение графа, чем любой лондонский аристократ, считавший себя другом Киллорана.

Интереснее Натаниэля была разве что рыжеволосая убийца, с которой судьба свела его уже два раза. Об этом стоило поразмыслить. Киллоран верил, что встретился с этой девушкой не случайно и они наверняка увидятся еще. В последние пять лет только одному человеку удавалось вывести Киллорана из привычного состояния апатии, безразличия и скуки. Имя этого человека было Джаспер. Лорд Джаспер Дарнли.

У Киллорана к нему был давний счет. Побалуй, Дарнли пора нанести решающий удар. И, пожалуй, та, что ушла в ночь в его плаще, прихватив с собой его бриллиантовую пряжку, может стать в этой игре отличной фигурой. О, это будет тонкая игра.

Киллоран не сомневался, что Дарнли, увидев эту девушку, мгновенно воспылает желанием. На это он и сделает ставку. Впрочем, нет. Пусть «мисс Браун» идет, куда хочет.

Тем временем Эмма добралась до ограды. Киллоран с трудом мог разглядеть ее сквозь метель. В такую погоду ее тонкие ботинки наверняка уже промокли, как, впрочем, и дешевое платье. Атласный плащ — тоже не самая хорошая защита от ветра и снега.

А что, если девушка замерзнет до смерти неподалеку от его дома? Пожалуй, сие вызовет интерес. Начнут шептаться о том, что это, должно быть, его новая служанка. Негодяй Киллоран соблазнил бедняжку, а потом бросил… Или дальняя родственница, которой мерзавец отказал в приюте и куске хлеба. Люди охотно поверят всему и будут правы: он действительно мог сделать и то и другое.

В любом случае девушка обречена. Если ее не остановят снег и ветер, это наверняка сделает кто-нибудь из обитателей лондонских трущоб или какой-нибудь богатый бездельник. Киллоран понятия не имел, как эта девица жила раньше, но сегодня одного взгляда на ее бледное лицо было достаточно, чтобы понять: сил у нее почти не осталось.

Если он не вернет девушку и не поможет ей, рыжую ждут большие испытания.

Но какое дело до этого ему? Бессердечный подлец, репутацию которого он сам себе создал, наверняка предоставил бы все на усмотрение судьбы. Он и так уже дважды спасал эту девицу, а сейчас она к тому же его обокрала. Да и на улице холодно. Только сентиментальный глупец отправится в такую погоду за бездомной девчонкой.

Киллоран отошел от окна и налил себе бренди.

Ноги Эммы окоченели. Ей и раньше приходилось мерзнуть, но чтобы так… Казалось бы, все ощущения уже давно должны были исчезнуть, но ступни болели невыносимо — каждый шаг превращался в настоящую пытку. И все же она упорно шла вперед.

Ветер растрепал волосы Эммы, и теперь они били ее по лицу. На ресницах она ощущала застывшие слезинки. Над городом, должно быть, уже всходило солнце, но сейчас Эмма Ланголет не видела ровным счетом ничего.

Она где-то слышала, что замерзнуть совсем не страшно. Эмма не помнила, кто и когда говорил это: рассказ просто хранился у нее в памяти, как хранятся порой в доме ненужные вещи. Сейчас девушке, как никогда, хотелось бы поверить услышанному, поскольку собственные ощущения свидетельствовали об обратном.

Эмма даже не понимала, вышла ли она за пределы сада, но какое это теперь, на пороге смерти, имело значение? Девушка сделала еще шаг и всем телом ударилась обо что-то твердое. Она в изнеможении опустилась на колени. Должно быть, это ограда, решила Эмма, прижимаясь к ней. Решетка не могла закрыть ее от снега, но девушке было уже все равно. Единственное, чего она сейчас хотела, — быстро и безболезненно умереть.

Эмма не собиралась плакать: на лице у нее и так была чуть ли не ледяная корка. Ее трясло от холода, зубы выбивали дрожь, так что надвигающуюся смерть девушка ждала как избавление от страданий. Да скоро ли наступит конец? Она уже достаточно натерпелась…

Он вынырнул из снежного вихря так внезапно, что у Эммы не было ни малейшего шанса убежать, даже если бы она могла двигаться. Только что она была совсем одна — ледяная статуя, и вот уже сильные руки схватили ее и попытались поставить на ноги.

Она попыталась оттолкнуть незнакомца, но сил совсем не было. Мгновение, и этот человек просто сгреб ее в охапку — без особых, надо сказать, церемоний. Эмма его толкнула — На сей раз ей это удалось, и тут же услышала в свой адрес слова, которые трудно было посчитать комплиментами. Граф Киллоран, а это был, конечно же, он, сквозь зубы выругался, как последний бродяга.

— Если не перестанешь брыкаться, — рявкнул Киллоран ей прямо в ухо, — брошу тебя здесь! Замерзай до смерти!

Эмму угроза совсем не напугала. Девушка снова попыталась освободиться, и на этот раз граф церемониться не стал. Жалобно всхлипнув, она затихла. Несмотря на то что ношу нельзя было назвать легкой, Киллоран двигался быстро, так что очень скоро оказался у дверей дома.

На этот раз, стоило ему перешагнуть порог, вокруг них засуетились слуги. Эмма сразу ощутила блаженство — свет и тепло, услышала приглушенные голоса… В этот момент Киллоран поставил ее на ковер, и девушка застыла на нем — дрожащая, полуживая от холода.

— Ох, бедняжка! — к ним бросилась пожилая женщина, на Эмму она смотрела с сочувствием, а на графа с удивлением. — Где вы нашли ее, ваша светлость?

Эмма очень хотела бы упасть в обморок. Скользнуть на пол и забыться без чувств… И все же она смогла побороть слабость. Распрямившись, девушка глянула прямо в глаза Киллорану, который смотрел на нее холодно и совершенно невозмутимо. Тем не менее пожилой женщине граф ответил:

— Моя находка из сугроба, миссис Рамсон. Заберите ее наверх, пусть немного оттает.

— Куда прикажете поместить?

— Понятия не имею, — в глазах Киллорана промелькнуло нечто, похожее на усмешку. — Редкостная замарашка, не правда ли? Приведите ее в надлежащий вид, миссис Рамсон, а потом я подумаю, куда пристроить эту девушку. Через пять минут она будет в вашем распоряжении, а пока идите.

Граф дал слугам знак заниматься своими делами, и они остались наедине.

Эмма начала понемногу согреваться, но теперь все ее тело словно кололи иголками. Ей было очень больно.

— Меня никуда не надо пристраивать, — заявила она наглецу, выбивая зубами дрожь.

Киллоран в ответ улыбнулся.

— Думаю, что вы ошибаетесь, мисс Браун. Впрочем, полагаю, тебе, детка, лучше отказаться от этого имени: уж слишком оно простое для такой экстравагантной особы, как ты.

Эмма открыла было рот, чтобы возразить, и тут же передумала. Какой смысл тратить силы на препирательства? Они ей еще понадобятся. Как только представится возможность, она опять сбежит из этого дома.

— Даже не думай, — покачал головой Киллоран, словно прочитав ее мысли.

— О чем это вы? — изумилась Эмма.

— Теперь ты покинешь мой дом лишь в том случае, если я сам тебя отпущу. Советую вам дорогая мисс Браун, проявить благоразумие и быть предельно покладистой. Угождайте мне во всем, тогда я очень скоро настолько утомлюсь вашим присутствием, что…

— Нет! — Эмма не дала ему договорить.

— Нет? — было видно, что горячность этой сосульки позабавила графа. — А что тебе еще остается? Здесь ты будешь жить в тепле и уюте, у тебя будет крыша над головой и еда. Эту ужасную тряпку, которую ты считаешь платьем, мы тоже сменим на что-нибудь более достойное так называться. Или тебя привлекают другие возможности? Куда ты, кстати, так спешила? Торговать собой на улицах Лондона?

— По крайней мере, это будет мой выбор.

— Не обманывай себя, крошка. Выбора у тебя нет. Очень скоро тебе придет конец — замерзнешь на улице или получишь нож в живот. В любом случае ты обречена.

— Я не боюсь смерти.

— Это понятно, раз ты только и делаешь, что посягаешь на жизнь других людей. Мой тебе совет, детка, прояви хоть каплю здравого смысла. Может, ты станешь посговорчивее, если узнаешь, что твое тело меня вовсе не интересует?

— Это правда: — теперь Эмма смотрела на графа не с опаской, а с надеждой.

— Правда, — кивнул Киллоран. — Я и так могу получить любую женщину, какую только пожелаю. Поверь, я давно утратил вкус к плотским забавам. А вот одна интрига…

— Тогда зачем я вам? — снова перебила графа Эмма, потому что какая-то там интрига не могла быть важнее, чем разговор о том, что ждет ее в этом доме.

— Ты не даешь мне договорить. Я хочу, чтобы ты помогла мне в одном деле. Это давняя история… Как только я ее закончу, ты получишь отличное вознаграждение и сможешь отправиться, куда пожелаешь. Так что выбор у тебя все-таки есть. Или поможешь мне и получишь деньги, или отдашь Богу душу в какой-нибудь лондонской канаве. Повторяю еще раз: как к женщине, я не испытываю к тебе ни малейшего интереса. Уж поверь мне…

Эмма молчала. Ее по-прежнему сотрясала дрожь, ступни все еще оставались ледяными, а лицо горело огнем. Да, конечно, отсюда надо было бы бежать, но как это сделать? Сил совсем нет. К тому же этот человек может ее просто не отпустить, и тогда придется действовать хитростью.

Во взгляде Киллорана читалась откровенна скука, и Эмма была склонна ему поверить. Она знала, как жалко сейчас выглядит. Немыслимо и подумать, что граф и правда испытывает ней мужской интерес. К тому же Эмма видела леди Барбару… Ясно, что, имея рядом такую красавицу, о других женщинах помышлять не будешь.

— Верю… — прошептала наконец Эмма.

На мгновение девушке показалось, что в его зеленых глазах промелькнуло торжество, но уже в следующую секунду граф смотрел на нее с прежним безразличием.

— Прекрасно, — Киллоран подавил зевок. — Умница, крошка.

— Я вам не крошка!

— А кто ты мне? Ладно, к этому мы еще вернемся. Полагаю, миссис Рамсон уже приготовила тебе ванну.

— Мне кажется, ваша светлость… — начала было Эмма.

— Зови меня просто Киллоран. Мой ирландский титул немногого стоит.

— Как можно так говорить?!

— Но это действительно так, мисс Браун. О господи! Ну и имя! Почти такое же ужасное, как мисс Поттл…

— Мисс Поттл? — в замешательстве переспросила Эмма.

— Нет, с этим нужно что-то делать! Как тебя зовут на самом деле?

Эмма Ланголет совсем не хотела называть свое настоящее имя. Кузина Мириам наверняка горит желанием найти свою пропавшую родственницу.

— Мисс Браун, — девушка с вызовом посмотрела на Киллорана. — Меня зовут Эмма Браун.

— Эмма, — повторил он. — Снова неудача. Тебя нужно было назвать Будиккой^[3]. Ты похожа на древнюю воительницу, а не на какую-то там Эмму Браун. Ну ладно, Эмма, отправляйся в ванну, иначе мой ковер будет безнадежно испорчен.

Девушка посмотрела вниз. Под ногами у нее и правда была лужица от растаявшего снега…

Лестница показалась девушке невероятно длинной. У нее просто не хватит сил, чтобы подняться наверх…

«Потихоньку, шаг за шагом», — сказала она себе.

Эмма повернулась и пошла. Она чувствовала, что граф Киллоран смотрит ей вслед, однако ее это не тревожило: в этом взгляде, как она внушила себе, того самого интереса было.

«Забавная штучка», — думал Киллоран, глядя вслед рыжей красавице. И такая наивная… Это надо же! Она ему поверила…

Ну что же… Джаспер Дарнли перед ней не устоит. И, надо полагать, получит удовольствие. Но для него, Киллорана, главное не удовольствия недруга, а то, что они его погубят. Потом удовольствие получит он сам, если, конечно, пожелает. Ну а затем отправит красотку домой или куда там она пожелает. И если Эмма Браун все-таки закончит свои дни на улице, значит, такая у нее судьба.

Если говорить откровенно, Киллоран до сих пор не мог понять, почему отправился за ней в эту снежную круговерть, так и не допив бренди. Спасать виденную два раза в жизни, пусть и при весьма нетривиальных обстоятельствах, девицу только ради того, чтобы, использовав ее в своих целях, отомстить давнему врагу? Можно было найти другой способ.

Или его просто позабавило нежелание этой девушки быть спасенной? Как, впрочем, и явное отсутствие интереса к нему — при том, что Килл оран смертельно устал от впечатлительных молодых особ, готовых в любую минуту отдаться ему. А между тем роскошное тело этой красавицы возбуждало его до такой степени, что он предпочитал даже не думать об этом.

Она поверила его басням, бедняжка. Поверила, что совершенно ему неинтересна. Ну что же… Тем лучше. Эта девушка и впредь будет оставаться в неведении относительно его планов, пока не окажется с ним в постели — готовая в пылу страсти на все, что угодно.

Мисс Браун еще многое предстоит узнать. Он покорит не только ее тело, но и душу, так что наяву Эмма будет думать лишь о нем и его же видеть во сне.

«Негодяй, — подумал о себе, как о ком-то другом, Киллоран и слегка улыбнулся. — Мерзавец».

Все так же рассеянно кривя губы, он пошел в библиотеку, чтобы допить наконец бренди.

Глава 6

— Что вы намерены с ней делать?

Киллоран лениво поднял глаза от тарелки. Завтрак его состоял из ростбифа и эля. Сегодня, как ни странно, он проснулся и почувствовал больший аппетит, чем за несколько предшествующих лет. Да и голова у него совсем не болела. Граф был склонен поверить, что это воздействие присутствия в его доме соблазнительной мисс Браун, мирно спавшей в одной из комнат. Это благодаря ей холод из его груди начал понемногу уходить. Киллоран не сомневался, что на сей раз сбежать ей не удалось, даже если бы такая мысль снова пришла Эмме в голову. Он дал понять слугам, что им стоит повнимательнее относиться к своим прямым обязанностям. Гости, перед тем как покинуть дом, должны попрощаться с хозяином. И уж тем более не стоит женщине уходить в мужском плаще — собственности графа.

Теперь вопрос в том, как ему унять праведное негодование Натаниэля. Молодой человек интересуется тем, чем ему интересоваться вовсе не нужно. Если бы не безрассудная влюбленность юноши в леди Барбару, столь забавлявшая Киллорана, он бы немедленно отправил того к отцу.

Пылкое и в то же время почтительное чувство Натаниэля к женщине, которая почтительности вовсе не заслуживала, развлекало графа не меньше, чем таинственная Эмма Браун.

— Что я собираюсь с ней делать? — протянул он, откидываясь на спинку стула. — Абсолютно ничего. Твои подозрения оскорбляют меня, Натаниэль. Эмма так беззащитна… К тому же она еще совсем ребенок… Впрочем, нет, для ребенка она слишком велика. Формы совсем не детские…

— Я не могу одобрить…

— Да тебе ничего и не нужно одобрять. Поверь, я не собираюсь соблазнять бедняжку. Зачем мне вообще кого-то соблазнять, когда есть леди Барбара?

Выстрел был точным. Натаниэль побледнел. Киллоран даже удивился, почему не испытывает особого удовольствия при виде того, как изменилось лицо молодого человека.

— Это, конечно, не мое дело, но…

— Раньше сие тебя никогда не останавливало, — поднял брови Киллоран. — Ты заранее все решил за меня в отношении мисс Браун. Так зовут нашу гостью. Эмма Браун. Почему бы тебе не высказать свое мнение и относительно наших отношений с леди Барбарой?

— Значит, ее имя мисс Браун? — Натаниэль явно не хотел говорить о леди Барбаре.

— Да, но это, право, ненамного лучше, чем мисс Поттл. — Киллоран сокрушенно понурился. — Открою тебе тайну, Натаниэль. На самом деле эта девушка моя… — На его лице появилась смущенная улыбка. — Словом, это моя сестра. Она незаконнорожденная…

— Что?..

— Разумеется, об этом никто не должен знать. Я буду говорить, что она мне дальняя родственница… Кузина… И кто бы мог подумать, что у отца окажется внебрачный ребенок?

— Это ложь! — возмутился Натаниэль. — Она вам не сестра!

— Сестра, сестра… Но у меня нет ни малейшего желания открыто объявлять об этом.

— Я буду утверждать, что сие не так.

— Ну конечно. Я тоже. Хотя это вряд ли что-либо изменит… Так или иначе все узнают… В свете будут рады любому скандалу, а уж такому особенно. Тем не менее они примут Эмму, поскольку будут знать о ее высоком происхождении. Достаточно высоком… Она ведь моя родственница. Кстати, а кем могла быть ее мать? Пожалуй, это знатная английская дама, может быть, даже дочь или жена какого-нибудь герцога. Бедняжка… Пала жертвой чар коварного ирландца…

— Вы просто подлец! — Натаниэль вышел из себя. — Ублюдок!

— Я? — удивился Киллоран. — Как раз нет. С моим происхождением все в порядке. А ты что, хочешь, чтобы я выставил Эмму на улицу? Твое представление о христианском милосердии оставляет желать лучшего, Натаниэль.

— Я не хочу…

— Подумай еще вот о чем, мой мальчик. Сейчас мне придется заниматься делами Эммы, и у меня просто не останется времени на леди Барбару. У тебя есть шанс.

— Леди Барбара — порядочная женщина! — Натаниэль вспыхнул.

Киллоран позвонил в хрустальный колокольчик, вызывая слугу.

— Почему бы тебе не спросить об этом у нее самой? — словно в раздумье, спросил граф у Натаниэля. — Но, боюсь, ответ Барбары тебя разочарует.

Если бы не вошел Джеффрис, молодой человек, наверное, бросился бы на Киллорана с кулаками. Граф даже пожалел о том, что этого не случилось. Рано или поздно Натаниэль все равно сорвется, и Киллоран с нетерпением ждал этого момента, особенно потому, что не был уверен в том, кто выйдет из драки победителем физически они, пожалуй равны. Козыри Натаниэля — юношеский азарт и несокрушимые принципы. Сам он может противопоставить этому разве что свой опыт. Исход честного боя предсказать трудно, но кто сказал, что бой должен быть честным?

— Джеффрис, — граф обратился к слуге, не обращая больше внимания на кипящего гневом Натаниэля. — Приведи сюда мою сестру.

— Вашу сестру, милорд? — слуга решил, что ослышался. — А откуда я должен ее привести?

— Из зеленой гостиной, я полагаю.

— Прошу прощения, ваша светлость… выходит, эта юная особа — ваша сестра?

На лице Киллорана появилась смущенная улыбка.

— Лучше бы я об этом не говорил… Для всех она просто моя родственница… Кузина, к примеру. Надеюсь, ты понимаешь, что другим слугам совсем не обязательно знать правду?

— Конечно, ваша светлость, — кивнул Джеффрис. — Я сию же минуту приведу сюда вашу сестру.

— Нет, я, пожалуй, схожу за ней сам. Ступай, Джеффрис.

Как только дверь за ним закрылась, Киллоран повернулся к Натаниэлю:

— Видишь, как все просто? Завтра весь Лондон узнает, что ко мне приехала незаконнорожденная сестра. Все общество будет гореть желанием поскорее взглянуть на нее. Вот потеха так потеха.

— Так вот для чего она вам понадобилась? Для потехи?

— И для потехи тоже. Кажется, ты начинаешь что-то понимать, Натаниэль, и это меня радует. Согласись, если бы я питал к Эмме иные чувства, вряд ли бы решился представить ее в обществе. Из нее получится великолепная сестра.

— А что потом?

Киллоран пожал плечами:

— Пока не знаю. Я намерен разыграть эту карту, и сие главное. Потом… Скорее всего, потом я просто отошлю ее прочь. Так я обычно поступаю с теми, кто мне надоедает. Запомни это, Натаниэль, и постарайся не донимать меня нравоучениями, иначе мне придется распрощаться и с тобой.

— Буду очень рад.

— Я знаю, знаю. Поэтому ты и живешь здесь. Твоя враждебность меня развлекает.

— Вы умеете пробуждать у людей враждебность. В этом умении у вас мало соперников.

— На самом деле? — Киллоран смотрел на юношу с явным одобрением. — Для меня это комплимент. Благодарю тебя.

Эмме не хотелось встречаться с Киллораном, и в этом нежелании не было ничего удивительного.

Выйдя из ванной, она обнаружила, что ее одежда исчезла: вместо серого платья ее ждал черный атласный халат с серебряными пуговицами. Сомнений в том, кому принадлежала эта вещь, у девушки не было.

От халата исходил тот же еле уловимый аромат, что и от плаща: кожи, пряностей и бренди, Будь она решительнее, ни за что не стала бы надевать эту вещь.

С другой стороны, что ей оставалось делать? Ходить голой? Немыслимо, да к тому же холодно. Эмма все-таки надела халат, пытаясь убедить себя в том, что он принадлежит не графу Киллорану, а тому приятному молодому человеку, который привез ее в этот дом.

Выспавшись на мягкой постели, Эмма съела все, что принесла ей миссис Рамсон, а затем устроилась на диване у окна. Она смотрела на падающий снег. В камине пылал огонь, и девушка с содроганием думала о том, как сейчас холодно на улице. А если тебе некуда деваться с этой улицы? Ее снова стала бить нервная дрожь.

Эмма не слышала, как открылась дверь, но сразу почувствовала, что в комнате она уже не одна. Киллоран двигался бесшумно, как кошка, и если бы Эмма не была сейчас в таком состоянии, появление графа ее наверняка напугало бы. Она привыкла к тому, что в доме всегда бывает шумно. Дядя Хорас был на редкость громогласным, да и кузина Мириам раздавала указания и читала молитвы отнюдь не тихо. Даже в своей комнате за плотно закрытыми дверями Эмма никогда не оставалась в тишине.

Зато графа Киллорана тишина словно окружала незримым облаком.

Эмма медленно повернулась и неожиданно сама для себя сказала:

— Вы мне напоминаете сороку.

Зеленоглазый красавец, стоявший в дверях, оторопел.

— Я? Я похож на эту крикливую птицу? Не слишком лестное сравнение.

Эмма стиснула на груди полы халата. Волосы девушки свободно рассыпались по плечам и струились по спине — в доме Киллорана лент и шпилек не было, и причесаться как следует она не смогла.

— Это было сказано не в обиду вам, милорд, — сухо заметила она.

— Тогда что ты хотела сказать?

— Сорока красивая. У нее черно-белое оперение и… — тут Эмма запнулась.

— Да, в этом мы похожи. Благодарю, — граф поклонился.

— И знаете, сороки вообще такие интересные! — воодушевилась девушка. — Любят все блестящее! Стоит им заметить какую-нибудь сверкающую вещицу, тут же тащат ее в гнездо.

Не будь Эмма немного близорука, от нее не укрылись бы искорки веселья, мелькнувшие в глазах графа.

— Если не ошибаюсь, именно тебя недавно заподозрили в пристрастии к чужим блестящим вещицам, — голос его был насмешливым, как всегда. — Что-то вроде золотой булавки… Или нет?..

— Вы же знаете, что это неправда.

— Я не знаю о тебе ровным счетом ничего… если не считать твоих кровожадных наклонностей, — Киллоран подошел ближе. Лицо его оставалось бесстрастным, и понять, о чем он думает, было невозможно. — Я уже не говорю о том очевидном факте, что ты стащила мой плащ и бриллиантовую пряжку для него. Похоже, желание бросаться на людей со шпагой или кочергой в руках сочетается в тебе с желанием присваивать их вещи.

— Вы ведь получили свой плащ назад! И пряжку тоже, — Эмма тем не менее чувствовала себя виноватой.

— Получил. Но тебя это не оправдывает. И, кстати, чего я еще не получил, так это ответов на свои вопросы. Готов их повторить. Как тебя на самом деле зовут?

— Вас это и правда интересует?

— Не слишком, — Киллоран слегка улыбнулся.

— Я так и подумала. Почему бы нам не остановиться на имени Эмма Браун?

— «Эмма» годится, а вот «Браун» не подойдет ни в коем случае. Не желаю, чтобы моя подопечная носила такое ужасное, скучное имя. Ты и в самом деле, должно быть, Эмма, несмотря на твою столь яркую внешность, Эм-ма. В этом имени есть нечто упорядоченное, разумное.

— Так вы считаете меня рассудительной?

Эмма Ланголет очень удивилась. Мнение графа Киллорана ей польстило и в целом безусловно соответствовало ее характеру. Она ведь действительно была разумной, спокойной и доброй, невзирая на все то, что ей пришлось пережить в последние недели. Но как он мог об этом догадаться?

Граф сел рядом с ней на диван.

«Слишком близко», — подумала девушка и отодвинулась.

Эмма не сомневалась в том, что Киллоран заметил ее движение и понял, чем оно вызвано. Не сомневалась она и в том, что смогла отодвинуться лишь потому, что граф ей это позволил.

— Я неплохо разбираюсь в людях, — он пожал плечами.

— Однако не слишком им симпатизируете.

— По-моему, то же самое можно сказать о любом здравомыслящем человеке. Но я отнюдь не чудовище, каким меня изображают. Хоть ты и сравнила меня с сорокой, я вовсе не намерен тащить тебя в свое гнездо как новую блестящую игрушку. Ты свободна, Эмма. Хочешь уйти — иди.

«Куда мне идти?..» — подумала девушка, всем телом ощущая тепло камина.

— А если я решу остаться?

Взгляд графа был все так же непроницаем.

— Тогда тебе придется следовать моим указаниям. Ты будешь носить то, что я тебе скажу, и ходить туда, куда я велю. Будешь жить той жизнью, какую я для тебя определю.

— Я должна буду стать вашей… любовницей?

Киллоран рассмеялся.

— Не нужно говорить об этом с таким отвращением. Большинство женщин были бы рады этой возможности. Можешь не беспокоиться. Мы ведь сие уже обсудили. Я не собираюсь посягать на твою невинность. У меня на тебя совсем другие планы.

— Какие именно?

— Ну и настырная же ты! — Киллоран то ли возмутился, то ли похвалил ее. — Поверь, в них нет ничего такого, о чем тебе пришлось бы волноваться. Просто я решил вывести тебя в свет, представив своей кузиной. Кстати, вот что… Мы случаем не встретим там кого-нибудь из твоих настоящих родственников?

— Нет.

— Прекрасно. Знаешь, тебе очень идет этот халат. Черное тебе к лицу. Я это учту, когда буду заниматься твоим гардеробом. Не знаю, где воспитывалась мисс Браун, но за манеры можно не опасаться… Да и чего, в конце концов, ждать от ирландцев? Первым делом я повезу тебя в театр. В оперу.

— Я люблю оперу, — Эмма оживилась.

— Мы пойдем туда вовсе не поэтому, — возразил Киллоран. — Мне надо, чтобы тебя все увидели.

— Зачем?

— Зачем? Затем, что меня это забавляет. Значит, ты поняла? Для всех ты моя кузина. Так всем и говори.

— Ваша кузина? Кто в это поверит? — Эмма готова была расхохотаться.

И тут Киллоран дотронулся до нее. Изящные, прохладные пальцы легонько коснулись ее подбородка, и теперь Эмма смотрела прямо ему в глаза. Желание смеяться у нее пропало, словно его и не было.

— Понятия не имею, — ответил на ее вопрос граф. — Но люди готовы верить и не в такое. Главное, чтобы ты этого не отрицала.

Он встал с дивана. Такой высокий, широкоплечий… Такой спокойный и безразличный…

Эмма одновременно чувствовала тепло и холод в том самом месте, где рука графа коснулась ее лица. Никогда прежде ей не хотелось, чтобы мужчина дотронулся до нее. И уж тем более не будет желать она прикосновений этого красавца с холодным взглядом и холодным сердцем!

К тому же она была не из тех, кто легко сдается.

— А вы уверены в том, что поступаете правильно? — Вопрос Эмма задала уже спине графа.

Киллоран на минуту замер, а потом обернулся.

— Должно быть, я сегодня плохо соображаю, — если до этого взгляд графа был холодным, то теперь он стал ледяным. — Не могла бы ты пояснить мне свою мысль?

— Вы привели в дом женщину, которая убила одного мужчину и пыталась убить второго. Не боитесь, что я внезапно воспылаю неприязнью и к вам? — она словно раздумывала над тем, что говорила.

Смутить Киллорана было не так-то легко.

— Воспылаешь внезапной неприязнью? — переспросил он. — Значит ли это, что сейчас ты питаешь ко мне нежные чувства? Ей-богу, я польщен. Не бойся за меня, милая Эмма. Я постараюсь, чтобы ножи и пистолеты оказались тебе недоступны. И прямо сейчас прикажу, чтобы ни одной кочерги не осталось возле каминов. Если желание кого-нибудь прикончить пересилит у тебя все остальные, обрати свое внимание на Натаниэля. Меня, увы, убить не так-то просто.

— Кто-нибудь пытался?

— Да. Многие, — совершенно спокойно ответил граф. — Почти все они теперь пребывают в лучшем из миров. Помни об этом, крошка, — с этими словами Киллоран закрыл за собой дверь.

— Он просто дьявол, — Натаниэль был мрачен, как никогда.

Леди Барбара постаралась ничем не выдать свои эмоции. Для этих целей она обычно использовала изящный веер: обмахиваясь и поигрывая им, Барбара отвлекала внимание собеседника. Конечно, сравниться в умении прятать свои чувства с лордом Киллораном не могла даже эта женщина. Впрочем, у графа вряд ли вообще были какие-нибудь чувства. Как бы леди Барбаре хотелось уметь казаться столь же безразличной ко всему на свете!

— Вы говорите глупости, Натаниэль, — она прикрыла лицо веером. — Джеймс Киллоран обычный человек. Такой же мужчина, как все остальные.

Юноша вспыхнул.

Пожалуй, этого говорить не следовало. Барбара словно напоминала собеседнику о тех отношениях, которые, по мнению высшего света, связывали ее с четвертым графом Киллораном. Для всех Барбара Фицхью была его любовницей.

Впрочем, мальчика стоило подразнить. В его глазах, обращенных на Барбару, сияло такое обожание, что она невольно подумала о том, как могла бы измениться ее жизнь, если бы… Но тут она сочла за благо вернуться с небес на землю. На земле у нее еще столько дел!

И одно из них не сделано до сих пор — она ведь так и не смогла стать любовницей Киллорана. Может быть, Натаниэль прав и это на самом деле не человек, а дьявол? В том, что граф с таким упорством отвергал ее, не было ничего человеческого. Несмотря на свои насмешки, леди Барбара точно знала, что к мужчинам Киллоран интереса не испытывает. Между тем его романы с женщинами давно стали притчей во языцех. Правда, у него уже год не было постоянной любовницы, но все считали, что граф просто пресытился.

Сначала Барбара убеждала себя в том, что равнодушие Киллорана может объясняться именно этим, но не так давно стала известна история о его любовной связи с женой, невесткой и гувернанткой лорда Мальборо — все в одно и то же время. Женщины с восторгом рассказывали о мужской силе графа, и Барбаре не терпелось самой убедиться в ней. В конце концов, кто больше всех заслуживал внимания самого известного лондонского героя-любовника, как не самая умелая и опытная из светских куртизанок?

Леди Фицхью взглянула в зеркало, висевшее над головой Натаниэля. Барбара всегда садилась так, чтобы видеть свое отражение: оно не могло ее не радовать.

Пожалуй, ей не стоило так сильно подкрашиваться. Странно, но в последние несколько недель у Барбары было желание одеваться более скромно, чем обычно, да и украшений надевать поменьше. Неужели виной тому — юный родственник графа Киллорана? Она и раньше не страдала от отсутствия внимания молодых людей — они всегда смотрели на нее с обожанием, но Барбару это никогда не занимало. Теперь все было иначе, и леди Фицхью удивлялась сама себе.

Виноват в этом, конечно, Киллоран. Если бы он ею не пренебрег, она бы не стала смотреть по сторонам и не обратила внимания на этого мальчика.

Он действительно очень хорош собой. Широкие плечи, длинные стройные ноги, сильные руки с кистями безупречной формы… Какая женщина останется равнодушной к таким статям? Парики Натаниэль носил самые простые, а дома, в приватной обстановке, вообще ничем не закрывал свои слегка вьющиеся каштановые волосы. Одежда его, не столь элегантная, как у графа Киллорана, тем не менее была из превосходных тканей и хорошо сшита, что выгодно подчеркивало стройность фигуры молодого человека.

Натаниэль Хепберн был не только красив, но и умен, добр, честен и благороден. Все эти прекрасные черты внешности и характера не остались незамеченными Барбарой Фицхью.

Конечно, она ничего не сделала для того, чтобы молодой человек увлекся ею, но он тем не менее увлекся, причем не на шутку.

Натаниэль знал, что за женщина стала предметом его страсти. В Лондоне это давно было секретом Полишинеля, а леди Барбара не только не скрывала свои амуры, но и словно бравировала ими. И при муже, и позднее, овдовев, она меняла одного любовника за другим, искала наслаждений, где только могла, и всегда находила их. Что об этом думают и говорят другие, интересовало ее очень мало. Снова связывать себя узами брака и уж тем более рожать детей она не собиралась.

Кстати, Натаниэль Хепберн готов был предложить ей именно это. Малейшее поощрение с ее стороны, и он тут же бы опустился на колено, предложив ей свою руку, сердце, состояние и жизнь в глуши Нортумберленда, вдали от модных магазинов, а также светских гостиных и театров, что, впрочем, почти одно и то же.

Не в последнюю очередь именно поэтому леди Барбара и не спешила поощрять молодого человека, лишь изредка одаривая мимолетной улыбкой. Ей вовсе не хотелось быть жестокой, однако допустить такое развитие событий тоже было нельзя. Она не желала, чтобы ей предлагали то, что для нее просто невозможно.

А может быть, все-таки соблазнить Натаниэля Хепберна? Не исключено, что он еще невинен, хотя в этом леди Барбара сомневалась. В любом случае знает он немного, а если она научит его кое-чему из того, что знает сама, юноше это безусловно пойдет на пользу.

Тут леди Барбара поймала себя на мысли, что думает совсем не о том, о чем надо, а о всякой ерунде. Зачем ей этот юнец? Ей нужен граф Киллоран!

Беда в том, что Киллорану нет до нее никакого дела.

Барбара Фицхью встревоженно глянула на свое отражение в зеркале. Нет, оснований для беспокойства ни одного. Ее красота с ней: золотые локоны, бархатная розовая кожа, огромные голубые глаза и пухлые алые губы. Она красивее всех красавиц Лондона вместе взятых, а между тем Киллоран пренебрегает ею. Почему?!

— Он замышляет что-то злое, я не сомневаюсь в этом, — судя по всему, этим замечанием Натаниэль подводил итог своим размышлениям, но леди Барбара прослушала их, погруженная в собственные мысли. — Ни за что не поверю, что Киллоран дал приют этой девушке из благих побуждений.

— Но вы ведь сказали, что это его сестра? — леди Барбара и сама не верила в то, что услышала от Натаниэля.

— Это сказал не я, а сам Киллоран, но она ему не сестра, и вы это прекрасно знаете. Не могу только понять, зачем графу все это.

— Да какая разница?

— Я не могу допустить, чтобы он совратил невинную девушку!

— Почему нет?

Вопрос ошеломил Натаниэля.

— Боюсь, вы просто не поняли, о чем сейчас идет речь.

— Я все прекрасно поняла, кроме одного. Какая вам разница, соблазнит Киллоран эту девушку или нет? Должна признать, она довольно хороша собой, хотя все-таки внешность этой девицы далека от классических канонов красоты. Киллорану это может показаться любопытным… Пусть он удовлетворит свое любопытство. Или вы тоже ценитель монументальных форм?

— Нет, — Натаниэль был совсем сбит с толку.

Он счел за благо прекратить этот разговор. Леди Барбара шокировала юношу столь откровенными и циничными высказываниями, но он все равно находился во власти ее чар. Натаниэль молчал, но взгляд его был красноречив. Барбара понимала, что означает этот страстный, томящийся взор. Понимала, поскольку сама испытывала похожие чувства… Она корила себя за то, что не умеет совладать с ними, но ничего не могла с собой поделать. Леди Барбара решила, что разговор закончен слишком рано, и продолжила:

— В таком случае мой вам совет, Натаниэль. Я знаю Киллорана не первый год. Этот человек не из тех, кто готов прислушаться к мнению окружающих. Граф всегда поступает так, как считает нужным, и помешать ему не в состоянии никто.

Она улыбнулась и отложила веер в сторону. Леди Барбара встала со своего кресла и направилась к молодому человеку — медленно, слегка покачивая бедрами. Это позволило ей еще раз насладиться той страстью, что вспыхнула в его взгляде. Пожалуй, и правда стоит соблазнить его. Убедиться в том, что ее власть над мужчинами по-прежнему сильна. Над всеми мужчинами, кроме одного… Все они глупы и верят тому, что ее стоны на ложе любви вызваны наслаждением. Все, кроме одного.

Натаниэль тоже встал. Она подняла было руку, чтобы коснуться плеча молодого человека, но удержалась от этого опрометчивого жеста.

— На вашем месте, мой друг, я свела бы близкое, очень близкое знакомство с какой-нибудь молодой девушкой без предрассудков и наслаждалась ее обществом. Это избавило бы вас от переживаний по поводу того, что решил делать Киллоран.

— Я не могу воспользоваться вашим советом, — Натаниэль коснулся ладони леди Барбары и не смог совладать с собой — крепко сжал ее пальцы.

Ладонь его была твердой и сильной, не похожей на мягкие, изнеженные руки ее великосветских любовников. Сердце Барбары Фицхью застучало чаще.

Впрочем, через несколько мгновений оно снова билось размеренно и ровно, как обычно. У таких женщин, как она, не должно быть перепадов сердечного ритма. Леди Барбара решительно высвободила свою руку.

— Однако вы смелы! — она рассмеялась. — И, похоже, готовы преступатьграницы дозволенного. Смотрите, чтобы об этом не стало известно лорду Киллорану. Ревнивым его не назовешь, но свою добычу он не делит ни с кем.

Барабара имела в виду новоявленную сестру графа, но Натаниэль понял ее слова превратно.

— Выходит, вы его добыча?

Вопрос прозвучал глухо, и от звука этого голоса сердце леди Барбары снова застучало быстрее. А еще, конечно, от возмущения.

— Я?! Ну нет, милорд! Я не могу быть ничьей добычей! Я не принадлежу никому. И не буду принадлежать!

С этими словами она повернулась и быстро вышла — почти что выбежала — из комнаты.

 

Глава 7

Прежде чем Эмма снова увидела Киллорана, прошло три дня. Безусловно, это обстоятельство должно было ее только радовать.

Серое шерстяное платье, которое она носила, будучи гувернанткой, навсегда исчезло в недрах дома графа, а новое пока не появилось. Зато в дополнение к роскошному халату Киллорана у нее появилось тонкое батистовое белье. Кормили невольную заложницу отсутствия собственного гардероба очень вкусно — повар графа был знатоком своего дела. Слуги старались предугадать каждое желание девушки. Стоило ей слегка поежиться, и в камин тут же подбрасывали новые поленья. Не успевала она еще понять, что проголодалась, как на столике рядом появлялась чашка горячего чая и тарелка со свежайшими кексами и оладьями, щедро сдобренными маслом или джемом. После первого дня таких гастрономических излишеств Эмма, всегда питавшая слабость к мучному и сладкому, решила взять себя в руки.

Сделать это было нелегко, потому что много лет не она себя ограничивала, а ее ограничивали — в доме де Винтеров к чаю подавали пресные лепешки, делая исключение только в воскресенье и на праздники.

В течение трех этих дней Эмма редко оставалась в полном одиночестве. Натаниэль, внимательный и учтиво-заботливый, научил ее играть в карты. Прежде Эмма не умела этого делать, поскольку кузина Мириам почитала карты искушением сатаны. А между тем оказалось, что это весело и интересно, к тому же у Эммы проявлялись явные способности к карточной игре, так что уже на второй день она стала раз за разом выигрывать у своего учителя.

— Знаете, мне это нравится! — она не смогла удержаться от смеха.

— Только не надо играть на деньги, кузина Эмма, — предостерег ее Натаниэль. — Мужчины не любят проигрывать, особенно женщинам. Последствия такого проигрыша могут оказаться непредсказуемыми.

Эмма посмотрела на молодого человека с удивлением.

— Почему вы назвали меня кузиной? Мы же не родственники.

— Это, конечно, так, но граф Киллоран заявил, что вы его незаконнорожденная сестра… Мы оба знаем, что сие не так, но опровергнуть это утверждение мне нечем. Впрочем, называть вас «мисс Браун» мне тоже не хочется, а раскрывать свое настоящее имя вы не хотите. Для того чтобы я обращался к вам просто по имени, мы недостаточно хорошо знакомы…

— С другой стороны, сам факт, что мы сидим здесь за карточным столом, а я к тому же в чужом мужском халате, мог бы несколько повлиять на нюансы этикета. Согласитесь, что ситуация во многом нетривиальная.

— Вы так полагаете? — такая постановка вопроса Натаниэля удивила и в то же время заинтересовала.

Эмма внимательно посмотрела на молодого человека. Что и говорить, он на редкость привлекателен — обстоятельство, как-то ускользнувшее от ее внимания. Вообще-то она не из тех, кто больше всего ценит красивую внешность, да и в доме ее кузины привлекательные молодые люди бывали нечасто. Там Эмма большую часть своего свободного времени проводила за чтением — ее окружали вымышленные герои, а не реальные джентльмены с их силой и слабостями, достоинствами и недостатками.

Без сомнения, Натаниэль Хепберн был самым красивым молодым человеком из всех, с кем ей приходилось встречаться в своей жизни. У него такие ясные голубые глаза, густые каштановые волосы, широкие плечи… Лицо умное, доброжелательное. Эмма отметила все то же самое, что леди Барбара, и даже больше.

Но сердце девушки билось так же ровно, как всегда.

— Да, я так полагаю, — сказала она, наконец. — И хочу, чтобы мы общались как равные.

— Так и есть, — в голосе Натаниэля девушка уловила легкую иронию. — Лорд Киллоран гостеприимно распахнул перед нами двери своего дома.

— И в этом доме есть стол, где я раз за разом у вас выигрываю, — добавила Эмма и улыбнулась. — Пожалуй, я могла бы зарабатывать так себе на жизнь. Ведь некоторые люди существуют на выигрыш в карты, разве нет?

— Говорят, что именно так Киллоран составил себе состояние, — понизил голос Натаниэль.

— Он что, нечестно играет?

— Только не выскажите такое предположение при нем! — предостерег девушку Натаниэль. — А лучше даже не думайте об этом и уж тем более не говорите вслух. Вряд ли то, что такие слова скажет женщина, спасет вас от гнева графа.

В этом Эмма и сама не сомневалась. Ясно, что Киллоран, при всей своей холодной учтивости, рассердившись, будет очень опасен.

— Пожалуй, вам стоит предостеречь меня, — она смешала карты и подняла глаза на молодого человека. — О чем еще мне нельзя думать и говорить?

— Вам вообще лучше ни о чем не думать, — усмехнулся Натаниэль. — В обществе настороженно относятся к женщинам, которые думают.

— Что бы там ни говорил лорд Киллоран, вряд ли мне придется часто бывать в обществе, — она перевела взгляд на свой халат. — Хотя в оперу я бы съездила с большим удовольствием.

— Любите оперу? О себе я этого сказать не могу, — молодой человек немного смутился от такого признания. — А вот Киллоран, похоже, разделяет ваше пристрастие.

— Я ни разу не была в опере, — призналась Эмма. — Правда, дома меня начали учить музыке. Если бы отец заранее поставил условие, чтобы я и дальше брала уроки…

— И что это был за дом? — Вопрос задал уже не Натаниэль, а Киллоран.

Эмма от неожиданности чуть не подпрыгнула на стуле и тут же поплотнее закуталась в халат. Натаниэль встал. Во взгляде его мелькнуло что-то странное, словно молодой человек чувствовал себя виноватым. Эмма, по какой-то непонятной причине, тоже ощутила укол вины.

— Дом моих родителей, — прошептала она и покраснела.

— И как же звали твоего отца?

— Мистер Браун.

Было видно, что ее упорство снова позабавило Киллорана. Впрочем, он тут же перевел разговор на другую тему… Чтобы рано или поздно вернуться к нему вновь — в этом девушка не сомневалась.

— Я учил кузину Эмму играть в карты, — Натаниэль сказал это, словно оправдываясь.

— Неужели? Есть успехи?

— Да, и немалые, — Натаниэль кивнул и не удержался от улыбки.

Киллоран опустился в то кресло, где раньше сидел молодой человек.

— Думаю, тебе повезет за любым карточным столом, дорогая, — он тоже слегка улыбнулся. — Мужчины будут настолько зачарованы твоей красотой, что станут путаться в картах.

— А я так не думаю! — вспыхнула Эмма.

— И чем ты, собственно, недовольна? — поинтересовался Киллоран.

— Я всем довольна! Просто знаю, что я вовсе не красавица. Вот леди Барбара — совсем другое дело. Моя внешность совершенно не соответствует представлениям о красоте, и мне это хорошо известно…

— И чья же внешность, по твоему мнению, им соответствует? Кого ты считаешь красавицами?

— Изящных брюнеток, — Эмма поджала губы. — А еще хрупких блондинок… Я же слишком высокая и… полная. И цвет волос у меня ужасный…

— Напрашиваешься на комплименты, радость моя?

— Совсем нет, — фыркнула она. — Просто говорю то, что думаю. Откровенно…

— Вот как. Тогда почему бы тебе не рассказать нам с Натаниэлем о своем детстве? Откровенно.

А между тем молодого человека уже не было в комнате.

— Натаниэль ушел…

Киллоран даже не повернул головы, хотя наверняка догадался об отсутствии юноши еще раньше, чем Эмма сообщила ему об этом.

— Да, Натаниэль нас покинул. Это не совсем вежливо с его стороны, но нынешняя молодежь вообще плохо воспитана, — он откинулся на спинку кресла и вытянул вперед длинные ноги. — Иди и ты, детка. Поднимайся наверх, миссис Рамсон уже ждет.

— Зачем?

— Привезли твои наряды. Нам пора появиться в обществе.

Перед взором Эммы, словно наяву, предстали ее незатейливые платья, занимавшие в доме, где она провела свои последние годы, едва ли четверть шкафа.

— Наряды? — В голосе девушки было слышно явное напряжение. — Я привыкла носить простые вещи и сейчас тоже хотела бы что-нибудь такое… — она не смогла подобрать нужные слова и сделала неопределенный жест рукой. — Одним словом, это не должно быть… — Эмма опять замялась. — Не должно быть… вычурным. — Она твердо посмотрела графу в глаза.

— Конечно, нет. Просто новые платья подчеркнут… как ты там сама отозвалась о своей фигуре? Сказала, что слишком высокая и полная? Вот это они и подчеркнут. А еще платья должны оттенить цвет твоих волос. Ты, кажется, назвала его ужасным? Полагаю, тебе должен пойти розовый цвет… А еще абрикосовый. — Киллоран, как бы раздумывая, окинул девушку рассеянным взглядом и продолжил: — Жаль, что ты не видишь сейчас своего лица, дорогая Эмма. Неужели я похож на человека, который может посоветовать женщине носить эти ужасные цвета? Ступай к миссис Рамсон. Вечером мы поедем в оперу. Надеюсь, страдания Орфея и Эвридики полностью удовлетворят твою кровожадную натуру.

Эмма Ланголет очень хотела сказать этому человеку, что не нуждается ни в новых платьях, ни в развлечениях. Еще ей хотелось сказать, что она совсем не кровожадная, однако события, свидетелем которых был граф, этому противоречили. К тому же именно сейчас она испытывала острое желание швырнуть в Киллорана чем-нибудь тяжелым.

— Хорошо, ваша светлость, — сухо ответила она и пошла к двери.

Сказать по правде, девушка ожидала услышать смех, но вслед ей не донеслось ни звука.

Дом Мириам де Винтер отделяла от дома графа Киллорана миля, не больше, но скорее можно было сказать, что расстояние между ними равно длине экватора. И если снаружи эти два дома еще могли бы считаться просто зданиями в одном городе, то внутри они были совсем разными. Покойный дядя Хорас отдавал предпочтение темным и блеклым цветам, тяжелой, громоздкой мебели, а его дочь совсем изгнала из обстановки те милые безделушки, которые свидетельствуют о том, что хозяевам дома не чужды воспоминая о чем-либо приятном. По сравнению со всем этим жилище Киллорана напоминало дворец какого-нибудь восточного владыки: здесь все было ярким и красочным. В частности, на полу в спальне Эммы на втором этаже лежал роскошный персидский ковер, а ее постель была такой мягкой, что девушке казалось, будто она спит на облаке. Покрывало и портьеры были шелковыми, чудесного золотистого цвета, и даже серое лондонское небо словно становилось не таким мрачным, как, например, сегодня. Впрочем, как раз сегодня оно как нельзя лучше соответствовало настроению Эммы Ланголет.

В доме кузины Мириам ее комната походила на монашескую келью. Конечно, никакого ковра там не было, даже самого тоненького. Кровать стояла прямо на деревянном полу, была узкой и жесткой. Занавески простые, темные.

Условия ее нынешнего существования и того, как она жила совсем недавно, были несопоставимы, и Эмме приходилось время от времени напоминать себе, что в роскошном жилье графа Киллорана она в меньшей безопасности, чем в аскетическом доме кузины Мириам. Чем скорее она отсюда уйдет, тем лучше. Найти бы только какую-нибудь одежду поудобнее и попроще… Откровенно говоря, роскошное платье из черного шелка, которое сейчас миссис Рамсон протягивала Эмме, ни удобным, ни простым назвать было нельзя.

— Его светлость сказали, что сегодня вечером вы наденете это, мисс.

— Почему именно это, а не то? — удивилась Эмма, разглядывая новые платья, лежавшие на кровати. — Все они выглядят совершенно одинаковыми.

— Так распорядился милорд. У его светлости безупречный вкус. Все платья разные. Правда, гамма выдержана строго — они черные. Полагаю, потом в вашем гардеробе появится еще белое и серебристое.

— Почему?

— Этот вопрос не ко мне, мисс. Спросите графа. Он будет здесь через минуту.

— Ох, нет! — Эмма, успевшая к тому времени сбросить с плеч халат, схватила черное платье и стала судорожно натягивать его на себя.

Миссис Рамсон бросилась ей помогать. Не успели они как следует расправить складки, как дверь распахнулась. Эмма, запутавшаяся в пышных нижних юбках, готова была разорвать их и уйти из этого дома голой.

— Споришь с миссис Рамсон, мой ангел?

Девушка дернула платье вниз, от души надеясь на то, что тонкий шелк треснет, да погромче. Увы, этого не произошло. Шелк оказался не только тонким, но и прочным. Гладкая ткань скользнула вниз и идеально обрисовала фигуру девушки.

— Я не привыкла одеваться при мужчинах, — глаза Эммы метали молнии, но графу это, похоже, было совсем неинтересно.

Киллоран поудобнее устраивался в кресле.

— Привыкай, моя радость, — он пожал плечами. — Сейчас у многих дам есть не только камеристки, но и… преданные слуги, которые помогают им подбирать к наряду драгоценности и духи. Смотри на меня как на такого слугу.

— Я не из числа таких… дам, — теперь к молниям добавились раскаты грома.

Киллоран рассматривал девушку, как всегда, невозмутимо, разве что в его взгляде появилось оценивающее выражение.

— Пожалуй, ты права, — вынес он наконец свой вердикт. — Обычной твою внешность не назовешь. Но при этом в тебе есть нечто… завораживающее.

Последнее слово граф произнес так, что Эмма испугалась. Впрочем, уже в следующее мгновение перед ней сидел все тот же холодный, самоуверенный аристократ, которого ничто не могло ни заинтересовать по-настоящему, ни удивить.

— Подкрашивать глаза и губы тебе не нужно. Разве что пару мушек приклеить. Что касается драгоценностей, тут надо подумать…

Эмма попятилась.

— Я не могу принять от вас драгоценности, — сказала она.

— Почему же? Ты приняла кров, одежду, пищу и согласилась на мою скромную помощь в… э-э… иных вопросах. Так почему бы тебе не принять заодно и украшения? Если переживаешь из-за того, что это дороже, чем все перечисленное, то, право, зря. У меня столько денег, что потратить их я не смогу за всю жизнь, как бы ни старался.

— Нет.

Граф встал, и Эмма отступила еще немного. Между тем миссис Рамсон исчезла, оставив их наедине. Киллоран сделал два шага вперед, и Эмма, хотя и твердила себе, что бояться ей нечего, сделала столько же шагов назад.

Девушка уперлась спиной в стену. Граф подошел к ней практически вплотную, так что шелк его камзола скользнул по шелку ее платья, и Эмма ощутила жар тела этого ледяного человека. Немыслимо… Разве может быть лед таким горячим?

— Ты наденешь то, что я пожелаю, и будешь делать то, что я скажу, — это граф сказал очень негромко. — Ты ведь и сама не против, правда, Эмма?

Если быть откровенной хотя бы с самой собой, девушке следовало мысленно кивнуть. Сейчас она больше всего хотела, чтобы эта немыслимая во всех отношениях сцена закончилась.

Но Эмма Ланголет не могла сдаться! Она не допустит, чтобы лорд Киллоран догадался, какие чувства — одновременно ужас и сладкую истому — вызывают у нее его слова… его жесты… его взгляды.

— А если я откажусь? — Голос девушки все-таки слегка задрожал, но она тут же справилась с волнением, во всяком случае внешне.

У нового платья Эммы был очень низкий вырез, щедро обнажавший ее грудь. Рыжие волосы волной падали ей на плечи, и Киллоран подхватил один из локонов, поигрывая им, как шелковистой лентой. Затем произошло и вовсе немыслимое — граф провел этой прядью по коже у декольте.

Внезапная — и столь смелая! — ласка чуть не стала у Эммы причиной обморока. Казалось бы, что тут такого: ведь это ее собственные волосы, но прикосновение их оказалось таким возбуждающим, что девушка испуганно вскрикнула.

— Ты не откажешься, — Киллоран снова провел локоном по ее груди. — Ты умная девочка, Эмма, и знаешь, когда можно рисковать, а когда ставка слишком высока. Ты наденешь то, что я скажу. Не так ли?

Локон в третий раз скользнул по груди Эммы и теперь опустился за линию декольте, под черный шелк. Ощущения оказались такими, что впору было не просто кричать…

Девушка прикусила губу.

— Сегодня я это сделаю, — она и сама поразилась тому, что голос не дрожит.

Эмма смотрела на графа совершенно спокойно, и лицо ее было бесстрастно, однако от Киллорана не укрылось то, что грудь девушки вздымалась чаще, чем это происходит при спокойном дыхании.

Секунду он стоял неподвижно, а затем разжал пальцы и выпустил из них локон. Не успела Эмма первый раз вздохнуть чуть спокойнее, как ее ждало новое потрясение. Киллоран вновь дотронулся до нее — на сей раз до шеи, и не ее прядью, а своей рукой.

— Бриллианты, — произнес он вполголоса, — в оправе из белого золота. А волосы мы просто перехватим лентой и пудрить не станем.

— Я буду выглядеть как уличная девка! — Щеки Эммы полыхнули румянцем.

— Ты будешь выглядеть прекрасно. Никто не посмеет назвать мою сестру уличной девкой.

— Я вам не сестра!

Киллоран смотрел на Эмму со странной улыбкой, не убирая руку от ее шеи. В следующее мгновение он наклонился, и девушка ощутила дыхание графа на своих губах. Слабость, которую она почувствовала в эту минуту, была Эмме Ланголет еще неизвестна. Если бы не стена, девушка вообще вряд ли устояла бы на ногах. Затаив дыхание, она смотрела в насмешливые зеленые глаза, которые уже стали для нее наваждением.

— Помни об этом, — прошептал Киллоран и отступил назад, избавив ее от своего взгляда, своего дыхания, своей столь опасной близости.

Это было так внезапно, что Эмма с трудом удержалась от того, чтобы качнуться к нему.

И все же сие еще не означало окончательной капитуляции. Девушка дождалась, пока Киллоран коснется ручки двери, и бросила ему в спину несколько вопросов сразу:

— Почему вы решили одеть меня именно так? Почему выбрали такое украшение и такую прическу?

— Для этого есть основания.

— Наверное, все знают ваши вкусы, и вы хотите, чтобы окружающие думали, будто я в полной вашей власти. Ваша собственность.

— Фу, как неэлегантно, — Киллоран укоризненно покачал головой. — Скажем так: я намерен подчеркнуть нашу с тобой связь. Если ты будешь появляться в черных, а потом в серебристых нарядах, все поймут, что это не просто так.

— Ненавижу черное.

— Жаль. Тебе очень идет этот цвет. И разве ты сейчас не носишь траур? Неужели запамятовала о преждевременной кончине своего дяди?

Эмма была потрясена.

— Вы очень дурной человек, — сказала она наконец. А что еще можно было сказать?

— Слава тебе, господи, — губы Киллорана тронула полуулыбка. — А то я боялся, что ты этого до сих пор не поняла.

 

Глава 8

Бывали минуты, когда Джеймс Киллоран испытывал желание ощутить простые человеческие чувства. Сейчас у графа было именно такое состояние. Он сидел с Эммой в ложе — весь доброжелательное внимание к своей спутнице и окружающим. Сказать по правде, именно публика занимала его больше всего. Многие украдкой и даже открыто разглядывали Эмму, которая и не подозревала о таком успехе. Она целиком была поглощена происходящим на сцене, не обращая внимания на спектакль, разворачивающийся в зале.

Бриллиантовое колье на шее девушки переливалось и сверкало даже в тусклом свете ламп. Киллоран не сомневался, что все женщины, пришедшие сегодня в оперу, прекрасно знают, сколько стоит такое украшение. Что уж говорить о мужчинах, которым приходилось покупать драгоценности не только женам, но и любовницам? Столь дорогое украшение на шее никому не известной девушки, судя по всему, вызвало шок у общества, и обсуждать его будут еще долго.

Слухи о его предполагаемом родстве с незнакомкой появились до ее дебюта в свете. Об этом Киллорану сказал ждавший этого, но все равно расстроенный Натаниэль. Граф отреагировал на новости сдержанной улыбкой. Если события и дальше будут развиваться так же стремительно, ему предстоит незабываемая весна, в которой найдется место и мести, и, пожалуй, новой, захватывающей страсти.

Киллоран взглянул на свою «кузину», напрочь забывшую о его присутствии. Девушка была всецело поглощена оперой, сказать откровенно, весьма посредственной.

От удовольствия Эмма светилась не хуже, чем колье у нее на шее. Киллоран сидел чуть сзади и сбоку и видел, как сияют глаза девушки. Ее грудь вздымалась. Рыжие волосы были собраны на затылке лентой и свободно падали на плечи. Эта вызывающая в своей простоте прическа противоречила всем требованиям моды и безусловно была оскорблением для присутствующих в зале женщин и соблазном для мужчин.

Губы Эммы полуоткрылись от восхищения, и Киллорану самому пришлось испытать соблазн. Графу захотелось попробовать, каковы они на вкус.

Сие было воистину удивительно. Джеймс Киллоран не любил целоваться. Одно дело, утехи плоти, и совсем другое — поцелуи. Было в них что-то такое, чему уже давно не осталось места в жизни графа.

И вот теперь ему хотелось поцеловать Эмму. Просто поцеловать.

Должно быть, это потому, что она сидит в слезах. Этой девушке не раз доводилось смотреть на него в гневе и ярости, в скорби и отчаянии, но ни разу еще ее карие глаза не наполнялись слезами. Вызвать их смогли не реалии жизни, которым Эмма противостояла с завидным упорством, а фальшивые переживания бездарных актеров. Удивительно.

Когда Орфей пел о своей Эвридике, Эмма плакала. При этом тенор был весьма посредственным, а его привычку делать паузы перед надрывными вдохами Киллоран находил просто смехотворной. Но Эмма ничего этого не замечала. Она внимала музыке, и в ее глазах стояли слезы.

Киллоран вовсе не желал вспоминать те дни, когда и сам был так чувствителен. Воспоминания вызывали чувство вины и боль. И то и другое грозило тем, что крепость, в которую он себя добровольно заточил — и рад был такому заточению! — рухнет. Граф готов был сделать что угодно, лишь бы навсегда изгнать из своей жизни эти чувства.

А все эта рыжая красотка, оказавшаяся столь чувствительной, что рыдает в опере! Это она возвращала его к прежним ощущениям. К прежней жизни. К уюту и покою поместья, где Джеймс жил со своими любящими непрактичными родителями.

Потом покою пришел конец, и уюту тоже. Ему некого в этом винить, кроме себя.

Ему пришлось научиться жить без чувств, забыть о том, что окружающие называют моралью. Он похоронил родителей и покинул Ирландию, чтобы никогда туда не возвращаться. Все эти двенадцать лет он почти не вспоминал о прошлом.

И вот теперь прошлое возвращается… Воспоминания, а с ними боль. Киллорану вдруг захотелось оживить пламя страсти, воскресить благородные идеалы, которые были не чем иным, как ловушкой для простаков. Он безошибочно читал эти чувства во взоре сидящей с ним рядом девушки и больше всего хотел сейчас встряхнуть ее за плечи, вернуть к реальности. А еще Киллоран хотел прильнуть к ее губам…

Конечно, он не сделал ни того, ни другого.

Граф знал, что на них смотрят чаще, чем на сцену. Киллоран дождался самой скучной части оперы — того момента, когда глаза практически всех присутствующих в зале были устремлены на них, наклонился вперед и положил руку на обнаженное плечо Эммы.

Девушка непроизвольно дернулась, но граф сделал все, чтобы это движение осталось незамеченным заинтересованными зрителями.

— Мы уходим, — шепнул он, чуть ли не вплотную приблизив губы к щеке Эммы.

Она по-прежнему смотрела на сцену, но рука графа ощутила дрожь, пробежавшую по телу девушки.

— Они еще поют…

— Нам нужно ехать в другое место.

— Но…

— Мы уходим, — повторил Киллоран.

Он слегка сжал Эмме плечо — ясно было, что граф не собирается сделать больно, а напоминает о том, что она должна подчиниться. Девушка покорно встала и последовала за своим спутником. Повести плечом, чтобы Киллоран убрал руку, она осмелилась лишь на пороге ложи.

— А Натаниэль в этом… другом месте будет? — еле слышно прошептала она, и тут же ее голос окреп: — Почему он с нами вообще не поехал?

— Натаниэль не ценитель прекрасного, — усмехнулся граф. — Ему не нравится опера.

Киллоран накинул на плечи Эмме черный бархатный плащ и сразу надел капюшон, чтобы прикрыть ее волосы. Девушка сделала движение назад, но граф его словно не заметил.

— Идем. Тебе предстоит познакомиться с лучшими представителями лондонского общества.

— Не поздновато ли для визита? — девушка была удивлена.

Киллоран протянул руку, и Эмма оперлась на нее, хотя ей пришлось сделать над собой усилие, и граф это заметил.

— Ну что ты! Самое время. Сегодня у Дарнли вечер с танцами. Мы пробудем там недолго — полчаса или чуть больше. И, кстати, учти, ты не танцуешь, — в голосе Киллорана прозвучали металлические нотки.

— Я и не умею.

Граф замер.

— Танцевать умеют все.

— А я не умею!

— Где же ты росла, Эмма? Может быть, в монастыре?

Девушка глянула ему в глаза, и в ее взгляде снова сверкнула молния. Ответа не последовало.

— Ладно, к этому мы еще вернемся, — Киллоран пожал плечами и повел ее к карете. — Идем. Посмотрим, кого еще нам удастся сегодня удивить.

Эмма не знала, что больше всего привлекало к ней внимание собравшихся: то ли ее волосы, свободно падавшие на плечи и на спину, то ли глубокое декольте, открывавшее грудь больше, чем у присутствовавших в доме лорда Дарнли дам. А может, дело было в бриллиантовом колье или в том, что граф Киллоран крепко сжимал ее запястье?

Как бы там ни было, присутствующие не сводили с Эммы глаз все то время, что Киллоран вел ее через большой зал. Он несколько раз останавливался, чтобы перекинуться парой слов с кем-нибудь из знакомых. Свою спутницу граф никому из них не представил.

Самой девушке сейчас больше всего хотелось затеряться где-нибудь в толпе, но такой возможности у нее не было. Пришлось смириться.

Затем ее внимание сосредоточилось на музыке, свете и ярких нарядах. Эмма украдкой бросала взгляды то на танцующие пары, то на Киллорана. Когда они обошли зал, граф усадил ее на диванчик около стены и сам сел рядом. Руку Эммы он наконец выпустил, но теперь совсем близко от ее бедра была мускулистая нога Киллорана.

Их отделяли друг от друга несколько слоев шелка, оборки и нижние юбки Эммы, но это не мешало ей остро чувствовать его близость, как если бы они соприкасались кожей. Девушка, не в силах справиться со смущением, прикусила нижнюю губу и снова украдкой взглянула на Киллорана. На лице графа вообще не было видно никаких эмоций, словно он забыл о том, что сидит на диванчике не один. Эмма пожалуй, могла бы в это поверить, если бы не знала совершенно точно, что Киллоран никогда ничего не забывает.

— А вот это забавно, — пробормотал он, с интересом разглядывая подходившего к ним человека.

Ни одна из женщин, приехавших на вечер с танцами в дом лорда Дарнли, не обмолвилась с графом ни словом. Все они делали вид, что не замечают зеленоглазого красавца. Джентльмены оказались настроены немного дружелюбнее, но, видимо, особенно рад был его увидеть разодетый по последней моде человек, направлявшийся сейчас к ним. Он слегка пошатывался, и Эмма не сразу поняла, что щеголь пьян.

Его атласный камзол был усыпан множеством драгоценных камней, что девушку, плохо знакомую с обычаями высшего света, немного удивило. Впрочем, удивлялась она недолго. На смену этому чувству пришел испуг, потому что голубые глаза незнакомца почему-то излучали не радость, а плохо скрываемую злобу. Что забавного мог увидеть в этом граф?

— Кого ты привел с собой, Киллоран? — сверкавший камнями франт то ли был сверх меры дерзок от природы, то ли настолько пьян, что уже вообще не обращал внимания на правила хорошего тона.

Граф лениво взглянул своими зелеными глазами в эти голубые и снова взял Эмму за руку. Девушка попыталась было освободить ее, но Киллоран сжал ее пальцы, давая понять, что эта попытка бесполезна.

— Дарнли! — расслышать в голосе Киллорана скрытую неприязнь было очень трудно, но Эмма ее расслышала. — Рад видеть тебя в добром здравии.

— Да что ты! — ухмыльнулся невежда, оказавшийся хозяином дома. — В городе ходят слухи, что у тебя новая пассия, — он покосился на девушку, — но я не думаю, чтобы даже такой безнравственный человек, как ты, рискнул привести уличную девку в мой дом.

Эмма вспыхнула, но Киллоран еще сильнее сжал ее пальцы, явно давая понять, чтобы она не открывала рта. Он ответил грубияну сам.

— Полагаю, ты недооцениваешь мою безнравственность, но, если еще раз назовешь мою сестру, то есть кузину, уличной девкой, тебе несдобровать.

— Защищаешь честь женщины? — В голосе Дарнли звучала откровенная насмешка. — Вот уж не думал, что ты признаешь эту добродетель. Да кто поверит в то, что эта… девушка твоя сестра?

Киллоран выпустил ее руку, и Эмма на мгновение вздохнула с облегчением… чтобы ужаснуться еще больше от прикосновения к своему бедру.

— Вряд ли ты, да и кто-либо другой, так уж хорошо знаешь генеалогию моей семьи, — Киллоран обвел зал взглядом. — Впрочем, мы оба неучтивы. Эмма, разреши представить тебе моего хорошего знакомого. Джаспер Дарнли — Эмма Браун, моя кузина.

Если этот Дарнли — хороший знакомый Киллорана, то Эмме и думать не хотелось о том, что представляют собой его враги. Разряды ненависти, словно витавшие в воздухе между этими двумя… друзьями, были столь насыщенными, что не ощутить этого девушка не могла.

Эмма встала так быстро, что Киллоран не успел ее удержать.

— Я этого не выдержу. Мне плохо, — прошептала она в полном отчаянии.

— Выдержишь, — прошипел он сквозь зубы и тут же улыбнулся. — Нам пора домой, милая. Давай попрощаемся с хозяином. Спокойной ночи, Дарнли. Надеюсь, мы скоро увидимся.

— Безусловно, — ответ прозвучал так, будто это недлинное слово было составлено из частичек льда, а не из букв.

Киллоран повел Эмму к двери, и окружающие поспешили расступиться перед ними. Они еще не успели выйти, а зал уже загудел, словно растревоженный улей.

— Мы сделали все, что требовалось сделать, — Киллоран был явно доволен.

— Что нам, то есть вам, требовалось сделать? — Эмма начала злиться, и граф тут же уловил ее изменившееся настроение.

— Я хотел, чтобы Дарнли как следует рассмотрел тебя, — ответ его прозвучал холодно.

— Зачем ему меня рассматривать, позвольте узнать?

— Дарнли нравятся рыжеволосые девушки. Он от них, можно сказать, сходит с ума.

— А вы сходите с ума от ненависти к этому человеку.

— О! Кто бы мог подумать, что ты не только кровожадна, но и столь проницательна, детка? Все остальные, похоже, не понимают того, что так быстро стало ясно тебе. Людям кажется, я презираю Дарнли так же, как всех остальных представителей рода человеческого. Они успели забыть старые сплетни и думают, что я их тоже не помню. Люди ошибаются. Я действительно ненавижу лорда Дарнли, — граф взглянул на Эмму и вдруг улыбнулся, но это была такая улыбка, которая пришлась бы впору сатане. — Это скрашивает мое унылое существование.

Они уже спустились по лестнице и сейчас стояли в прихожей, где в это время были только двое слуг.

— И все-таки объясните, зачем вы привели меня сюда, — Эмма решила во что бы то ни стало добиться ответа, и граф ей любезно ответил:

— Для этого есть две причины. Во-первых, мне хотелось посмотреть, как отреагируют леди и джентльмены на то, что у меня появилась кузина. Они и меня-то терпеть не могут, а тут еще какая-то родственница… Во-вторых, конечно же, меня интересовала реакция самого Дарнли. Я получил удовольствие, когда смотрел, как он корчится.

— Корчится? С какой стати ему корчиться?

— Потому что он захотел тебя, детка. Ты этого не понимаешь, но я-то с самого начала знал, что все так и будет. Он не мог глаз от тебя оторвать. Вдобавок для Джаспера невыносима сама мысль, что ты спишь со мной, а не с ним.

— Я не сплю с вами, — только и смогла сказать Эмма в ответ на этот поток оскорбительных заявлений.

— Но Дарнли-то этого не знает. И не поверит тебе, даже если ты поклянешься всеми святыми. Все это делает происходящее и то, что еще произойдет, страшно интересным, — он усмехнулся, а Эмма готова была от стыда провалиться сквозь землю. В какой ужасной ситуации она оказалась!

— И вам все равно, что другие люди подумают, будто вы питаете чувства… низменные чувства к своей сестре?

— Моей репутации повредить уже ничего не сможет. Подобные слухи укрепят сложившееся обо мне мнение, вот и все.

Эмма была потрясена таким ответом до глубины своей души и тут же подумала о том, есть ли она у графа.

— У вас что, совсем нет души? — других слов у девушки не нашлось.

На мгновение лицо Киллорана утратило привычное безразличие.

— Нет, — холодно ответил он и повернулся, услышав шаги на лестнице.

— Киллоран! — К ним быстро подошел встрепанный джентльмен и коснулся рукава камзола графа. — Ты должен мне помочь! Я просто в отчаянии!

— Что на этот раз, Сандерсон? — Киллоран решительно отодвинулся.

Мужчина бросил смущенный взгляд на Эмму.

— Можем мы поговорить наедине?

Граф тяжело вздохнул.

— Подожди меня здесь, Эмма, — сказав это, Киллоран сделал несколько шагов в сторону, и Сандерсон тут же последовал за ним. Они скрылись в коридоре.

Девушка смотрела на спину удалявшегося графа, не в силах понять, на самом ли деле она его ненавидит. С одной стороны, этот циничный человек открыто признается, что хочет использовать ее в своих целях. С другой, Киллоран уже дважды спасал ее… Нет, даже трижды, если считать неудачную попытку сбежать из его дома в снежную бурю. Вдобавок он не посягает на ее добродетель. Разве всего этого недостаточно, чтобы отнестись к графу Киллорану с благодарностью?

Она и была бы благодарна, прояви он хотя бы капельку… капельку настоящего человеческого чувства, скажем, участия. Наверное, все было бы иначе, не преврати граф ее в свою пленницу. Впрочем, и это не так. Она может уйти в любую минуту, но ведь идти ей, собственно говоря, некуда.

А кроме всего прочего, еще одна напасть… Киллоран так красив!

Эмма не привыкла к обществу привлекательных мужчин. Будь у нее хотя бы немного здравого смысла, она наверняка влюбилась бы в Натаниэля — у молодого человека такие широкие плечи, благородные манеры, природное обаяние, и он так искренне расположен к ней.

А она увлеклась Киллораном! Она, считавшая себя образцом рассудительности, пала жертвой чар, которые не сулили ей ничего, кроме разочарования и боли. Но сколько бы Эмма ни повторяла себе это, сердце неизменно оказывалось сильнее рассудка.

Сейчас она поежилась, чувствуя неловкость от того, что ее рыжие локоны свободно падают на плечи и спину. Эмме весь вечер казалось, будто ее выставили на всеобщее обозрение: в опере и доме лорда Дарнли все бросали на нее быстрые взгляды и тут же отводили глаза прочь, как будто она была… прокаженной. Казалось бы, какое ей дело до того, что думают о ней все эти люди, но чувство неловкости не проходило.

Эмма подошла к высокому окну. Из него открывался замечательный вид на Кенсингтонский парк. На аллеях лежал снег, а на улицах он давно растаял. Мысли девушки опять вернулись в привычное русло. Можно было бы сбежать прямо сейчас… Вот только куда? На шее у нее сейчас настоящее сокровище. Если продать колье, денег вполне хватит на то, чтобы уехать из Лондона и поселиться где-нибудь в отдаленном графстве. Но как и, главное, кому можно продать такую вещь?

И еще беда… Ей вовсе не хочется бежать. По крайней мере, сейчас. Нужно понять, чего на самом деле хочет от нее Киллоран. Этот человек был и остается для нее загадкой. Он одинаково сильно привлекает и отталкивает ее. Сбеги она сейчас, и воспоминания о графе будут преследовать ее всю оставшуюся жизнь.

Внезапно девушка затылком почувствовала на себе чей-то настойчивый взгляд. Впрочем, почему чей-то? Это, без сомнений, был взгляд Киллорана. Ничего нового опасаться не приходилось, однако Эмма почувствовала, что у нее стиснуло сердце.

Она обернулась и встретилась глазами с лордом Дарнли, стоявшим на нижней ступени лестницы, ведущей со второго этажа.

— Должно быть, это ловушка, — он шел к Эмме.

— Прошу прощения. О чем вы, милорд?

— Он бы не оставил тебя здесь одну… Привел в мой дом, чтобы я все вспомнил… Мерзавец слишком хорошо меня знает…

— О чем вы? — Эмма ничего не понимала из бессвязной речи хозяина дома, но ей стало страшно.

— С другой стороны, Киллоран не из тех, кто торопит события. Где ваш кузен? — последний вопрос уже был адресован ей, и девушка выпалила:

— Он мне не кузен!

— Этого следовало ожидать, — Дарнли кивнул и подошел ближе. — Впрочем, какая разница? Будь он вашим кузеном, а еще лучше братом, это только сделало бы наш поединок интереснее.

— Какой поединок?

Теперь Дарнли подошел к ней чуть ли не вплотную. От него пахло вином и какими-то тяжелыми, приторными духами.

— Какие рыжие волосы… — пробормотал он. — Вы же знаете, Киллоран привел вас сюда не просто так… Он привел вас для меня.

Эмма постаралась ничем не выдать свой ужас.

— Прошу меня извинить, — сказав это, она направилась к двери.

Для пьяного реакция у лорда Дарнли оказалась весьма быстрой, а сам он очень сильным. К тому же Эмма растерялась…

Хозяин дома в одно мгновение проволок ее по коридору и куда-то толкнул. Это оказалась крошечная темная каморка, очевидно служившая кладовой. Девушка ударилась спиной о стену и тут же услышала звук захлопнувшейся двери. Руки Дарнли сжали ей плечи, скользнули по шее. Он рванул застежку бриллиантового колье, и Эмма едва не вскрикнула от острой боли. Конечно, она сопротивлялась, но силы были неравны. На этот раз ей пришлось противостоять не похотливому старику или охваченному животной страстью юнцу, а сильному мужчине. Она царапалась, кусалась, даже лягалась, но все было бесполезно. К тому же в этой западне нельзя было развернуться. Дарнли налегал на нее всем телом, пытаясь сломить отчаянное сопротивление.

И тут дверь кладовой с треском распахнулась. В глаза Эмме ударил свет, и тут же Дарнли рухнул на пол. Девушка, все еще прижимаясь к стене, сделала шаг в сторону — больше места не было. В эту секунду она чувствовала себя загнанной косулей, которой некуда деваться от охотника. Или от охотников?..

Дарнли лежал на полу, глядя снизу вверх на того, кто его поверг. Киллоран, изящным жестом отряхнув кружевные манжеты, рассеянно огляделся.

— Очень удачно, что я не стал задерживаться с Сандерсом, — это он очень любезно сказал Эмме, а потом спокойно обратился к Дарнли: — Моя кузина не любит, когда с ней так обращаются, а в гневе она способна на любое безрассудство. Не исключено, друг мой, что я спас тебе жизнь.

Дарнли попытался сесть, но не преуспел в этой попытке.

— Так я и знал… Это ловушка, — еле выговорил он.

— А если знал, зачем в нее полез? Тебе следовало быть осторожнее.

Киллоран протянул Эмме руку, но она еще сильнее вжалась спиной в стену.

— Ты испугалась, детка? — граф выглядел немного удивленным, и этот циничный вопрос стал последней каплей в чаше терпения Эммы Ланголет.

Если бы в руках у нее сейчас был пистолет, она бы не задумываясь пристрелила Киллорана, а заодно и Дарнли. Но оружия не было, и Эмма просто смотрела на графа с нескрываемой ненавистью. Впрочем, в полумраке кладовой он все равно не смог бы этого разглядеть.

Эмма наклонилась и подняла с пола бриллиантовое колье. Она не знала, все ли камни целы, но это девушку и не интересовало. Ей хотелось одного: оказаться как можно дальше от мужчины, лежавшего у ее ног и взиравшего на нее одновременно со злобой и вожделением. Впрочем, еще больше Эмме хотелось бежать от того, кто стоял сейчас в дверях, испытывая — в этом она не сомневалась — полное удовлетворение от того, что все так интересно сложилось.

Девушка попыталась проскользнуть мимо Киллорана, но тот придержал ее за руку, и высвободиться ей не удалось. Граф пропустил ее вперед и обернулся. Тон его стал еще спокойнее:

— Ты не сможешь ее получить, Дарнли. Если попробуешь еще раз прикоснуться к моей сестре, я тебя убью.

Немного пришла в себя Эмма только в карете. Она не помнила, как слуга подал ей плащ, как они выходили из дома Дарнли… Сломанное колье она все еще сжимала в руке. Киллоран, сидевший напротив, откинулся на мягкие подушки и прикрыл глаза. Он явно не собирался ничего ей объяснять, и Эмма дала волю своим чувствам.

— Теперь мне ясно, чего вы хотите! Вы желаете смерти этого человека! Хотите убить его! И мне отведена здесь очень неблаговидная роль! — Голос девушки дрожал от ярости.

Киллоран лениво пожал плечами. В полумраке кареты он выглядел равнодушным и холодным. Впрочем, так он выглядел и при свете — солнца ли, свечей ли.

— Да, я хочу его смерти, — голос графа звучал совершенно бесстрастно.

— И что же мешает вам воплотить свое желание в жизнь? Зачем вы втягиваете в свою игру меня?

— Просто смерть — это скучно. Дарнли все-таки аристократ и заслуживает более зрелищной кончины. Мне бы хотелось превратить ее в нечто особенное. Пусть он умрет с мыслью о том, что его сгубили собственные желания, которым он не захотел противостоять, хотя обязан был это сделать.

— Для этого я вам и нужна?

— Я ведь объяснял. Дарнли неравнодушен к рыжеволосым женщинам. Это его слабость.

— А у вас есть слабости? — Вопрос не имел отношения к тому, о чем они сейчас говорили, и взгляд Киллорана из равнодушного стал слегка заинтересованным.

— В том, что касается женщин, нет.

— Почему вы так хотите смерти этого человека? — Эмма вернулась к предмету их разговора, и взор графа снова подернулся скукой.

— У меня для этого есть причины, — тем не менее ответил он. — Наша взаимная вражда длится не первый год… Все началось с того, что я стал ухаживать за его сестрой. Всем Дарнли не понравилось, что какой-то там ирландский выскочка добивается руки Мод, и мне дали это понять. Я открыто сказал, что сие для меня не самое главное. Словом, то, что началось плохо, закончилось еще хуже.

— И как давно это было?

— Почти десять лет назад. За эти годы у нас с Дарнли было немало столкновений… Последнее произошло за пару месяцев до того, как я встретил тебя в «Груше и куропатке». Я бы, пожалуй, подразнил так судьбу еще год-другой, но тут она сама послала мне, так сказать, свое орудие — тебя. Идеальное орудие, чтобы отомстить.

— Боюсь не оправдать такие лестные аттестации.

И тут произошло невероятное — граф Киллоран рассмеялся.

— Я с трудом поборол искушение оставить вас в этой конуре и посмотреть, кто выйдет победителем. Побоялся, что с Дарнли не справится даже такая фурия, как ты. Но то, чтотребовалось от тебя, ты сделала, хотя и не понимаешь этого. Теперь-то он наверняка будет думать только о тебе, Эмма. А то, что Дарнли считает тебя моей кузиной, лишь добавляет в это блюдо перца. Жаль, конечно, что я не могу представить тебя как свою сестру…

— А что случилось с его собственной сестрой?

— Она умерла, — ответ прозвучал равнодушно, но Эмма сразу усомнилась в этом равнодушии. — Ходили слухи, что это произошло во время родов, но, поскольку Мод так и не вышла замуж за богатого английского аристократа, которому была обещана ее рука, им мало кто поверил. Очень может быть, что она покончила с собой.

— Вы ее любили?

Киллоран взглянул на Эмму с сожалением.

— Детка, я не понимаю, о чем ты говоришь. Я желал Мод Дарнли. Желал за происхождение, за красоту. Меня привлекала ее страстная натура. Мне очень нравились ее медно-рыжие волосы. Но все это не значит, что я ее любил.

— Она была беременна от вас?

Эмма и сама не знала, откуда у нее взялась смелость задать столь нескромный вопрос.

— Твоя дерзость просто удивительна, — Киллоран усмехнулся. — Одна из тех черт, которые я нахожу неотразимыми. — Он взял ее за руку. Это был кулак, в котором Эмма так и держала разорванное бриллиантовое колье. Киллоран без труда разжал ее пальцы и глянул на украшение.

— Оно сломалось, — девушка сунула колье ему в руку и откинулась назад, на мягкие подушки.

— Не может быть. Я покупаю своим женщинам только лучшие драгоценности.

— Я не ваша женщина…

— Ну, сломалось так сломалось, — он тоже откинулся назад. — Куплю другое. Нужно, чтобы Дарнли понял, как много ты значишь для меня.

— Я не намерена играть в ваши игры.

— У тебя нет выбора, — в голосе Киллорана послышались стальные нотки. — Ты живешь в тепле, довольстве и комфорте, причем за это от тебя не требуется ничего, кроме того, чтобы ты делала то, что скажу. Впрочем, можешь отправляться на улицу, но там ты долго не протянешь. Несколько недель, а может быть, даже дней, и окажешься в лучшем из миров.

— А если я все-таки выберу улицу?

— Пожалуй, все равно не отпущу…

— Вы сказали, что у меня есть выбор.

— Я солгал.

Эмма онемела от ярости. Карета в это время остановилась, и девушка поняла, что они приехали. Нужно было все-таки услышать ответ на главный вопрос, который ее сейчас занимал.

— Почему вы хотите убить лорда Дарнли?

— Я не собираюсь тебе больше ничего объяснять. И так уже много сказал…

— Почему вы хотите его убить? — упрямо повторила свой вопрос Эмма.

Киллоран преувеличенно устало вздохнул.

— Мод Дарнли была беременна не от меня…

— А от кого?

— От брата, — Киллоран вышел из кареты и подал Эмме руку.

Девушка ее даже не заметила. Она продолжала сидеть не двигаясь. Эмма Ланголет была в шоке.

Киллоран зашел в библиотеку, но тут же пожалел об этом. Его ждал Натаниэль. На лице молодого человека застыла гримаса осуждения.

— Вы не должны так поступать, Киллоран, — заявил юноша, как только понял, что граф собирается развернуться прямо с порога.

— Ты ведь говоришь не о том, что я хочу уйти в другую комнату, Натаниэль? А вообще-то я могу делать все, что мне заблагорассудится. Чем ты недоволен на этот раз?

— Вы не должны были выводить Эмму в свет как свою кузину и уж тем более не должны были привозить ее в дом к Дарнли. Вести себя так, словно между вами есть… есть отношения… связь…

— Вот как? — Киллоран улыбнулся. — Слухи в этом городе распространяются быстро. Тебя ведь не было у Дарнли… Ну ладно. Раз уж ты решил дождаться меня и высказать все, что у тебя накипело, можешь продолжать.

— Вы должны прекратить эту отвратительную игру.

— С чего бы?

Этот простой вопрос на мгновение поставил Натаниэля Хепберна в тупик. Пока молодой человек собирался с мыслями, Киллоран решил налить себе бренди. Конечно, он пьет много. В свое время мать предостерегала его от пьянства, но теперь заботиться о его здоровье некому. И радостей у него мало. Бренди, безусловно, одна из них, так что же от него отказываться?

Киллоран сделал несколько глотков и вопросительно посмотрел на своего юного родственника. Натаниэль замялся:

— Потому что… Так не принято.

— Ты решил читать мне мораль? — притворно удивился Киллоран. — И когда же ты успел усвоить ее нормы? Уж не за те ли несколько недель, что провел в Лондоне?

— Но вы не можете представлять всем постороннюю девушку как свою сестру! Вы даже не знаете, кто она, откуда родом!

— Натаниэль, — граф устало вздохнул. — Я могу делать все, что хочу. И потом, мне казалось, что тебе наша гостья нравится.

— Не буду лукавить, это действительно так. И я не хочу, чтобы Эмма стала пешкой в вашей игре.

— Вы все пешки в моей игре, — Киллоран пожал плечами.

— Отпустите ее, Джеймс.

Киллоран обманчиво любезно улыбнулся. Это был беспроигрышный трюк — сия улыбка всегда наводила ужас даже на людей, куда более искушенных в жизни, чем Натаниэль Хепберн. Так случилось и на этот раз: молодой человек побледнел.

— Я не собираюсь ее отпускать и тебе, друг мой, хочу напомнить, что сам ты мой гость. Не имею ничего против того, чтобы ты время от времени составлял Эмме компанию, но не более. Сосредоточь свое внимание на леди Барбаре. Там благородные порывы будут не совсем уместны, но это уж как хочешь, советов давать не стану. Надеюсь, все понятно?

— Мне не ясно…

— Объясняю. Ты пылаешь чувствами к леди Барбаре, а она по какой-то совершенно неинтересной мне причине с тобой необычайно терпелива. Воспользуйся этим. Поверь, она тебя не разочарует.

— Пожалуй, вас стоило бы проучить.

— У тебя это вряд ли получится, — Киллоран пожал плечами. — Впрочем, можешь попробовать. Натаниэль, сосредоточься на чем-нибудь одном. Кто является предметом твоего интереса? Загадочная мисс Браун, о которой никто ничего не знает? Леди Барбара Фицхью, о которой всем все известно?

Натаниэль смотрел на графа с отчаянием и гневом. Киллоран спокойно допил бренди и налил еще — себе и молодому человеку.

— Не кипятись попусту, мой мальчик, — он протянул стакан юноше. — Через полгода ни та, ни другая не будет значить для тебя ровным счетом ничего.

Натаниэль взял бренди.

— Даже не знаю, кого мне жаль больше, — словно в раздумье, сказал он.

— Зачем их жалеть? Барбара делает все возможное, чтобы уж точно попасть в ад, и рано или поздно преуспеет в этом. Ну а мисс Браун покинет этот дом с солидной суммой, которой ей вполне хватит на то, чтобы так или иначе устроить свою жизнь. Поверь, ни ту, ни другую жалеть не стоит.

— Я не о женщинах, — Натаниэль сделал глоток и посмотрел графу прямо в глаза. — Мне жалко вас.

Эти слова Киллорана и удивили, и позабавили.

— Боже милостивый! — он испуганно махнул рукой и пролил немного бренди. — Пожалуй, мое воспитание пока не дает плодов…

 

Глава 9

Солнце над Лондоном еще только собиралось вставать. Снег на улицах начал таять, предвещая приближение весны, но в воздухе ее радостного предчувствия еще не ощущалось. Впрочем, граф Киллоран все равно бы этого не заметил. Сейчас он сидел у камина, вытянув ноги. В руке у него был стакан бренди. Простое ирландское стекло. Он предпочитал именно такую посуду. Нелепо, сентиментально, но факт.

Рассвет был каким-то тусклым и как нельзя лучше соответствовал мрачному настроению Киллорана.

Наверху мирно спала Эмма, разметав по подушке рыжие локоны. Граф снова и снова пытался убедить себя в том, что ему это безразлично, однако что толку обманывать себя самого?..

Он мог спать всего несколько часов в сутки, и те не всегда были спокойными. Ночью к Киллорану возвращалось прошлое. Ему снилось все то, что он давно изгнал из своей жизни. Граф ненавидел эти образы былого, которые обступали его со всех сторон во время сна.

Вчера вечером все сложилось как нельзя лучше. Даже странно, что он не испытывал при этом тех ощущений, на которые можно было надеяться. Реакция Дарнли на появление в его доме Эммы оказалась более чем многообещающей. Если уж на то пошло, сама внешность этой высокой рыжеволосой девушки стала для него залогом успеха, и Киллоран не преминул воспользоваться этим.

Он вспомнил, как рухнул к ногам Эммы Дарнли, и мимолетно улыбнулся. Конечно, ему бы не стоило труда вообще свернуть мерзавцу в эту минуту шею, но сие было бы слишком просто. Правда, пришлось вспомнить о том, что его самообладание уже стало легендой… В то мгновение оно очень понадобилось — холодная, мрачная ненависть, копившаяся на протяжении десяти лет, готова была прорваться наружу. А когда Киллоран увидел, как его злейший враг накинулся на Эмму, ему чуть не изменил рассудок.

Пожалуй, именно это больше всего и обеспокоило графа. Он полагал, что умеет управлять своими чувствами так хорошо, что окружающие думали, будто эти самые чувства ему вообще неведомы, а слабостей у Киллорана нет ни одной. Так оно и было, и единственное, что его еще радовало, — это предвкушение не слишком скучного вечера, проведенного в собственном доме, да мысли о скорой смерти Джаспера Дарнли. А тут вдруг вновь вскипели желания совсем другого рода, и посильнее, чем за все предыдущие годы. Киллорану это решительно не нравилось.

Сейчас он думал о том, что это не нравится и Эмме. В карете, когда они ехали домой, граф явственно ощущал ее враждебность, и сие было крайне возбуждающим. Такими же возбуждающими стали и воспоминания об опере. Сейчас он, как наяву, видел перед собой сияющее от удовольствия лицо Эммы. Киллорану захотелось прикоснуться к ее волосам, прижать девушку к себе, поцеловать. Разумеется, она стала бы сопротивляться, и в этом тоже была своя прелесть.

Интересно и другое: сколько времени потребуется для того, чтобы Эмма поддалась соблазну? Какие звуки слетят с ее прелестных губ в тот момент, когда с нее упадет черное шелковое платье, а следом корсет и все остальное? А после того, как он возьмет ее в порыве страсти?

В том, что ему удастся это сделать, Киллоран не сомневался. Он смог с самого начала заинтриговать Эмму. Да, многие его слова и уж тем более поступки ей не слишком нравятся. Ну так что же? Подобно большинству женщин, она ошибочно решила, что у него еще есть душа, и, если эту фантазию не развеять, рано или поздно она захочет эту душу спасти.

Джеймс Киллоран знал, что спасение такого рода не для него.

Как только Эмма сыграет в этой игре свою роль и с Дарнли будет покончено, он возьмет ее — именно тогда и ни минутой раньше. Он научит девушку любви — обычной и изысканной, превратит в менаду, которая будет во сне и наяву грезить его ласками. После этого ее можно будет отпустить. Со временем ее место займет другая женщина, а вот Эмме никогда уже не встретить мужчину, который сможет заменить ей графа Киллорана.

Он откинулся на спинку кресла и на мгновение прикрыл глаза. Разумеется, это были недостойные мысли, но Киллоран уже давно прислушивался не к мыслям, а к своим желаниям. Сейчас последние сосредоточились на рыжеволосой девушке, мирно спавшей наверху.

В это унылое утро его согревала не она, а пламя камина и бренди. Киллоран слышал, как тихонько потрескивают дрова, и вдруг уловил другой, еще более тихий звук. Кто-то осторожно спускался по лестнице. Спокойствие графа как рукой сняло.

Неужели она опять пытается сбежать?! Что, ему снова вставать с кресла и нестись за ней в сад? Да, Эмма на самом деле нужна ему для осуществления задуманного плана, но если окажется, что тревог от нее больше, чем пользы, от хитроумного замысла придется отказаться и просто проткнуть Дарнли шпагой. Удовольствия от задуманной игры тогда не будет, но он получит другое удовольствие. После смерти ненавистного врага он сможет насладиться Эммой.

Дверь в библиотеку была открыта. Спустившись с лестницы, девушка могла сразу направиться к выходу, для этого ей не надо было проходить мимо комнаты, где сейчас сидел Киллоран. Если бы все произошло именно так, графу пришлось бы последовать за беглянкой, а ему даже вставать не хотелось.

Эмма замерла на последней ступеньке. Киллоран затаил дыхание в кресле у камина.

Затем вновь раздались ее шаги — все ближе и ближе. Девушка шла к библиотеке.

Вот в дверном проеме обрисовался ее силуэт. Лицо в обрамлении рыжих волос казалось совсем белым. На Эмме был плотный пеньюар, и граф мысленно чертыхнулся: надо было купить ей домашнюю одежду полегче. Он сам лишил себя на редкость приятного зрелища.

Эмма замерла, вглядываясь в полумрак.

У Киллорана мелькнула мысль, что рыжеволосая красотка пришла соблазнить его, но только на одно мгновение. Характер у этой девушки такой, что сие предположение было маловероятно. Или он все-таки ошибся в своих оценках?

Наконец Эмма разглядела сидящего около догоравшего камина хозяина дома и приблизилась к нему. Тому, что на рассвете Киллоран находится не в своей постели, а в кресле в темной библиотеке, она, похоже, совсем не удивилась.

— Мне надо вам кое-что сказать.

При других обстоятельствах графа позабавило бы то, как может взволновать голос — просто голос. В его жизни было столько женщин, что ничего нового он от них уже не ждал. Да и чего, собственно, можно было ожидать от девственницы? И все-таки его покинули последние сомнения: эта босоногая девушка, решившая на исходе ночи ему что-то сказать, возбуждала его так, как до нее не возбуждала ни одна опытная куртизанка.

Все дело в том, что она дьявольски похожа на Мод, поспешил он найти объяснение сему невероятному факту. Это сходство возвращает его в те времена, когда он был куда более благороден и впечатлителен.

И даже в эту минуту Киллоран знал, что говорит себе неправду. Эмма Браун не так уж походила на Мод Дарнли, особенно в том, что касалось характера. Мод была хрупким, беспомощным созданием, которому, впрочем, не чуждо было вероломство, присущее всем женщинам — и слабым, и сильным. Это ее и погубило. Киллоран испытывал к Мод нежность, но даже в ту пору не называл свое чувство любовью. Они познакомились вскоре после приезда графа в Англию. В то время над ним еще довлело пережитое горе — недавняя смерть родителей… Мод была само очарование, и он немного отвлекся от мрачных мыслей. Однако и тогда Киллоран считал, что женщины отнюдь не главное в жизни мужчин, и поэтому не придал значения состоянию Мод в тот день, когда она пришла к нему с мольбой о помощи.

Если бы у Мод Дарнли была хоть десятая доля силы воли Эммы, она была бы сейчас жива…

Что касается внешнего сходства, они обе были рыжими, но у Эммы волосы более яркого оттенка, а фигура намного соблазнительнее, чем у Мод. Последнее очень хорошо. Джаспер Дарнли не устоит.

Между тем Эмма остановилась в шаге от кресла, в котором сидел Киллоран. В отблесках догорающих в камине поленьев граф увидел, что на щеках девушки выступила легкая краска. Нет, она пришла сюда вовсе не для того, чтобы броситься в его объятия, подумал Киллоран и на миг испытал разочарование.

Он знал, что Эмма близорука, и лениво разглядывал девушку, даже не потрудившись встать.

Она протянула на ладони что-то блестящее, и граф перевел взгляд на это странное подношение. Половинка сломанного бриллиантового колье. Другую часть он вечером положил в карман, даже не взглянув на нее.

— Я хотела оставить себе бриллианты, — было видно, что девушке нелегко далось признание. — Собиралась продать их, когда убегу из вашего дома. Сегодня ночью я думала, как мне это сделать, но потом поняла, что не смогу так поступить. Вы были добры ко мне, и я не обману ваше доверие.

Киллорану захотелось ударить Эмму, хотя он ни разу в жизни не поднял руку на женщину. Графу вообще не доставляло удовольствия демонстрировать свою физическую силу тем, кто был слабее. И тут вдруг такое желание…

— И доброта, и доверие к людям мне чужды, — процедил он сквозь зубы. — Неужели ты до сих пор этого не поняла? И что мне еще нужно сделать для того, чтобы развеять твои сомнения?

Бог мой!.. Эмма опустилась на колени и крепко сжала его руку…

— Не знаю, почему вы так настойчиво пытаетесь доказать мне, что вам чуждо благородство и порядочность. Других вы можете ввести в заблуждение, но мне-то известно, что вы не злодей и не подлец. Это всего лишь…

— Маска? — насмешливо подсказал Киллоран. — Ты ошибаешься, Эмма. Ошибаешься, и все тут. Порядочность мне на самом деле чужда, и благие порывы тоже. Я спас тебя на постоялом дворе только потому, что меня это на минуту развлекло. Второй раз я избавил тебя от неприятностей, поскольку тогда уже подумал об одном деле, которое до сих пор осталось недоделанным. Если бы не твои рыжие волосы, я бросил бы тебя на произвол судьбы.

— Это неправда. Я не верю.

— Да неужели? Ты не можешь поверить в то, что я не такой человек, который будет тратить свое время на спасение несчастных девиц? — Киллоран видел, как меняется выражение лица Эммы, и стал говорить еще холоднее. — С твоей помощью я намерен получить один старый долг. Именно поэтому-то я привел тебя в свой дом, — он сжал пальцы на руке девушки, где лежали бриллианты, в кулак. — Оставь это себе. Ты заслужила в награду не только сломанное колье. Мы еще поговорим об этом.

Эмма резко встала. В голосе ее теперь тоже звучали совсем другие нотки.

— Что я должна буду сделать? Лечь в постель с лордом Дарнли? А может быть, убить его? Но вы, кажется, говорили, что не нуждаетесь в услугах наемных убийц.

— У тебя хорошая память, детка, — ни на один из ее вопросов Киллоран не ответил.

— Не называйте меня деткой!

— Тогда не веди себя так, как ведут дети. Лорд Дарнли, хотя и был пьян, прекрасно понял, зачем я привел тебя в его дом. Да, ты приманка, и он обязательно на эту приманку клюнет. Твоя задача — подвести его к последней черте, а я нанесу завершающий удар. После этого мы сможем с тобой расстаться.

Сейчас Эмма выглядела совершенно спокойной, но это спокойствие нервировало Киллорана больше, чем истерики, свидетелем, а чаще виновником которых он столько раз был.

— Прекрасно, — девушка повернулась, чтобы уйти, и в этот момент по ее спине скользнул солнечный луч. Он блеснул на ее волосах не хуже бриллиантов…

Киллоран вскочил с кресла и резко повернул девушку к себе.

— Не надо! — закричала Эмма, но граф уже ничего не слышал.

Он рванул тонкую ткань пеньюара, и на пол посыпались пуговицы. Сейчас остановить Киллорана не смогли бы никакие слова, но, увидев на нежной шее Эммы синяки и царапины, он замер.

Девушка рванулась, но Киллоран властно удержал ее левой рукой за плечо. Правой он откинул голову Эммы назад, чтобы получше разглядеть «украшение».

— Дарнли…

Эмму потряс его совершенно неживой голос.

— Он не специально! Это из-за колье.

— Дарнли ответит и за это, — в голосе графа зазвучали знакомые ноты, и Эмма вздохнула спокойнее. — Он умрет, но перед смертью я вспомню ему и это, — Киллоран легонько провел пальцем по ее оцарапанной коже.

Внутри у Эммы все дрожало, но говорить она старалась спокойно.

— Ничего страшного со мной не случилось. И, кстати сказать, выглядит это так, будто меня пытались повесить. Подходящее наказание за убийство, не так ли?

Если она пыталась все свести к шутке, то особого успеха не достигла. Тем не менее Киллоран кивнул.

— Весьма подходящее.

Он чувствовал пальцами тепло ее кожи и видел соблазнительные линии тела. Ткань пеньюара была плотной, но для опытного глаза тайн тут быть не могло.

Искушение оказалось очень сильным. Киллоран наклонился и прильнул губами к тому месту на шее Эммы, которое было чуть ниже синяков и царапин.

Там лихорадочно билась крохотная жилка. Что стало причиной этого — страх или желание? Киллоран крепко прижал девушку к себе. Эмма была высокой — выше тех женщин, с которыми он привык иметь дело, и это оказалось весьма удобно: ее бедра прильнули к его бедрам, грудь оказалась на уровне его груди, а шея манила к поцелуям. Граф провел рукой по ее боку, и Эмма задрожала. Ощущение именно этого теплого, податливого тела в руках было завораживающим: Киллоран буквально растворился в нем.

Он желал Эмму всем своим существом. Хотел целовать ее губы, ее грудь. Хотел подхватить ее на руки и перенести на диван, чтобы там, сорвав пеньюар, увидеть наконец ее всю. Он бы ласкал это тело до тех пор, пока оба они не обессилели бы от ласк. И пусть сие продлится не один час и даже не один день! Он брал бы ее вновь и вновь и никогда уже не позволил ей уйти…

Последняя мысль колоколом прозвенела в голове графа. Он отпустил девушку так же внезапно, как схватил, — только придержал за талию, чтобы она не упала, в одно мгновение лишившись опоры.

С момента их знакомства Киллорану несколько раз приходилось видеть Эмму растерянной, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что отразилось на ее лице сейчас. Глаза девушки смотрели на него с откровенным недоумением, а грудь судорожно вздымалась. «Я так и не поцеловал ее в губы… — внезапно подумал граф. — И слава богу».

Эмма была слишком потрясена, чтобы обратить внимание на то, что руки Киллорана слегка дрожат.

— Да, он за все ответит, — граф словно и не прерывал разговор, хотя сейчас в его душе бушевала целая буря, казалось бы, давно забытых чувств. — Не пройдет и месяца, как Дарнли будет лизать тебе руки. Если все сложится удачно, тебе даже удастся сохранить свое сокровище — невинность.

Киллоран сказал это умышленно, надеясь вывести Эмму из себя. Он хотел, чтобы девушка пришла в ярость и все-таки ушла из его дома. На этот раз он не бросился бы за ней. В конце концов, он найдет какой-нибудь другой способ напомнить Дарнли перед смертью о том, что произошло десять лет назад. Эта девушка грозит его душевному спокойствию.

Эмма ничего не ответила. Она лишь взглянула на него, и в этом взгляде была бесконечная печаль. Девушка повернулась и вышла из библиотеки.

Киллоран замер, прислушиваясь. Было слышно, как она поднимается по лестнице, теперь уже не стараясь ступать бесшумно. Затем хлопнула дверь, и все смолкло.

Граф налил себе бренди. Чтобы унять дрожь в руках и в… душе, ему потребовалось сделать это несколько раз. Изгнать из памяти запах Эммы и тепло ее тела бренди не помог.

Бог Мириам де Винтер никогда не оставлял ее своими заботами. По-другому и быть не могло, ведь Мириам все делала по воле Всевышнего.

В газете она просматривала только новости биржи, поскольку деньги любила почти так же, как Господа. Еще ее интересовали военные притязания Англии — они сулили новые доходы с капитала покойного Ланголета.

В то утро все с самого начала пошло не так, как обычно. Наверное, потому, что ночью ей приснилась Эмма. Ярость снова захлестнула Мириам, так что сейчас она в раздражении металась по мрачной маленькой гостиной, служившей ей одновременно кабинетом. Мириам уже успела выплеснуть гнев на всех тех, кто ненароком попался ей под руку. Больше всех досталось повару и горничной. Не обошла гроза стороной и Прингла, ее флегматичного, ничему не удивлявшегося секретаря. Мисс де Винтер редко давала выход гневу, предпочитая ему ледяное спокойствие, но сейчас она не могла совладать с собой. Мириам схватила фарфоровую статуэтку — собачку, так нравившуюся ее отцу, и с размаху бросила об стену.

Затем она рухнула на диван, который протестующе заскрипел, и схватила со стола газету, надеясь узнать, нет ли где новой войны.

В этот самый момент Господь сподобил мисс де Винтер перевести взгляд на светские ново сти. Главная из них касалась появления в обществе загадочной незнакомки. Рыжеволосой.

— Прингл! — Пронзительный вопль Мириам эхом разнесся по всему старому дому.

Секретарь тут же возник в дверях гостиной.

— Слушаю, мисс де Винтер, — прошелестел он.

Мириам ткнула костлявым пальцем в газету.

— Я хочу знать, о ком идет речь, — безапелляционно заявила она. — Здесь написано лорд К. и мисс Э. Б. Мне нужно имя этой мисс. И лорда тоже! Причем не через неделю, а сегодня!

Секретарь с опаской вошел в гостиную, словно это была не комната в лондонском особняке, а клетка с тигром в итальянском цирке.

— В газетах никогда не пишут настоящих имен, если речь идет о важных особах.

— Почему?

— Полагаю, потому, что в высшем свете все и так хорошо знают друг друга, а если вы не принадлежите к их кругу, вам это и знать не нужно.

Мириам схватила газету и швырнула ее в Прингла.

— Здесь упомянуты семнадцать человек. Семнадцать, Прингл. Все они были вчера в опере, а потом на вечере с танцами у лорда Д. Мне нужны имена! Сегодня!

Секретарь поднял газету. Его хозяйка редко выходила из себя так, чтобы швыряться статуэтками и газетами, но смерть отца и совпавшее с этим печальным событием исчезновение кузины сказались на ее самообладании, и не лучшим образом.

— Я сделаю все, что смогу, мисс де Винтер.

— Ты сделаешь все, что нужно, Прингл, — в голосе Мириам явно слышались стальные нотки.

— Да, мисс.

Джаспер Дарнли стоял на коленях около своей кровати. Он склонился над тазиком. Лорда буквально выворачивало наизнанку. В последний год день часто начинался с этого. Организм просто не справлялся с тем, что ежедневная порция бренди стала непомерно велика, но Дарнли упорно не хотел ее уменьшать. Напротив, он стал пить еще больше, желая, чтобы его не тревожили тени прошлого и не досаждали призраки настоящего. Злейший враг — Киллоран — знал об этой проблеме.

Прошлой осенью они встретились на пустынной дороге в окрестностях Лондона. Дарнли думал, что ему предстоит дуэль, как принято у приличных людей, но проклятый ирландец набросился на него с кулаками. Они дрались до крови.

Исход этого неэлегантного поединка здорово удивил Дарнли. Он был сильнее Киллорана и даже медведя, обитателя лесов родины графа. Правда, соперник ему достался выше ростом и проворнее. Вдобавок Киллоран несколько раз ударил Дарнли в живот, и последний из этих ударов стал роковым. Когда Джаспер упал на землю, не в силах больше подняться, Киллоран пнул его еще раз, опять-таки в живот. Он явно преследовал какую-то цель.

После этого Дарнли месяц рвало кровью.

Немного утешало то, что и Киллорану тогда досталось.

А ведь, сложись все иначе, они могли бы быть друзьями… Да нет, вряд ли. Ни один из них не считал дружбу чем-то таким, что могло занимать важное место в жизни. Вот вместе гулять они могли бы. Уж женщин бы они поделили… И не поделили бы — не беда. Впрочем, одну они все-таки не поделили, и это стало бедой. Для всех троих…

А все Киллоран! И как только у него хватило наглости претендовать на руку такой девушки, как Мод Дарнли! Если бы не это, Джаспер бы тоже не увидел в ней женщину. Он вообще редко вспоминал, что у него есть сестра, и вообще забыл бы об этом, если бы не ирландский выскочка, осмелившийся посчитать себя достойной партии для английской леди. Сего оказалось достаточно, чтобы того… чтобы началась вся эта история… Конечно, со временем Мод вышла бы замуж. Но ведь не за ирландца же!

Тяжело дыша, Дарнли прижался затылком к стене. Боль в животе была невыносимой. Сегодня ночью ему вновь приснился кошмар: его опять соблазняет эта шлюха. Хотя он и пытался сопротивляться ведьме, искушение оказалось слишком сильно. Но на этот раз, когда он сжал ее шею пальцами, на него смотрели уже не голубые глаза Мод. Теперь они были карими. Женщина была другая. Сестра. Но не его собственная, а Киллорана.

Дарнли знал, что эта рыжеволосая не может быть ни его кузиной, ни тем более сестрой. Слишком явным было совпадение. И все же ему хотелось верить в это. Он смотрел вчера на этих двоих и думал, что сходит с ума. К тому времени до Дарнли уже дошли слухи о неизвестно откуда взявшейся родственнице лорда Киллорана, сплетни ведь разносятся быстро. А вот о том, насколько эта девушка похожа на Мод, его никто не предупредил…

Да, его сестра была пониже и постройнее. А еще Мод была слабее. И она не сопротивлялась, во всяком случае не так остервенело. Сегодня утром Дарнли увидел на своих щеках несколько царапин. Вдобавок эта рыжая сильно стукнула его ногой. Безусловно, она за это заплатит. Он ее обязательно получит, и Киллоран не сможет ему в этом помешать.

Пока он сам не знает, как воплотить эти мечты в жизнь. В последние несколько месяцев его ум утратил былую остроту. Вернуть ее помогала определенная доза бренди в сочетании с опиумом, но надо признать, что теперь она часто становилась избыточной, к тому же моменты абсолютно счастливого восприятия жизни быстро сменялись полным равнодушием, если не ненавистью к ней.

Теперь у Дарнли разболелась и голова. Живот тоже не давал забыть о себе, но он уже изверг изнутри все, что мог. Джаспер со стоном схватился за желудок. Пожалуй, ему стоит остановиться. Чтобы не разочаровать сестру Киллорана и заодно покончить с этим ирландским ублюдком, нужны силы. Чем скорее его заклятый враг отправится к праотцам, тем вернее он сможет возвратиться к привычному образу жизни и снова ощутить ее вкус.

Несколько недель относительного воздержания — не такая уж высокая цена за это счастье. Голова и желудок будут ему благодарны, но главную награду получит другая часть его тела. Этой наградой станет рыжеволосая красотка, которую Киллоран посмел назвать своей сестрой.

Она еще чувствовала прикосновения губ графа к своей шее. Эмма лежала в постели. Портьеры в спальне были задернуты, и унылый зимний пейзаж не мешал девушке предаваться солнечными мечтами. Она легонько коснулась ключицы и вспомнила ласку Киллорана, его сильные, уверенные руки. Эмма не забыла, какими нежными стали зеленые глаза, когда граф прильнул к ее шее… как не забыла и его внезапной холодности, потрясшей ее до глубины души.

Почему? Почему он так поступил? К чему была эта минутная ласка, прервавшаяся столь необъяснимо? Она ведь была буквально одурманена им и, честно говоря, не отказала бы… Киллоран это наверняка понимал. Или она все-таки не смогла пробудить желание у человека, возлюбленной которого была такая женщина, как леди Барбара?

Странно только, что она никогда не оставалась ночевать в доме на Керзон-стрит. Да и вне дома граф проводил с леди Барбарой не так уж много времени…

Возможно, он просто щадил чувства Натаниэля, но в этом Эмма тут же усомнилась. Конечно, Киллоран был не таким отъявленным негодяем, каким хотел казаться, но в данном случае это еще ничего не значило. В конце концов, он не из тех мужчин, что готовы пожертвовать своими желаниями ради впечатлительного юнца, воспылавшего страстью к их женщине. Должно быть, сие — часть хитроумной игры графа.

Что касается ее самой, наверное, Киллоран хочет добиться от нее покорности ласками или подарками. Значит, он не такой уж хороший знаток женщин, каким хочет казаться.

Она и так готова сделать для него все, что тот захочет. Ни бриллианты, ни его мужское внимание ей вовсе не нужны. В любом случае последнего она не хочет точно.

Эмма вдруг подумала, что, очевидно, уже очень давно никто не исполнял желания Киллорана просто так, не рассчитывая на вознаграждение. Она же вовсе не собиралась его получать и уж тем более торговаться из-за него. Если графу зачем-то нужно представить ее в обществе как свою кузину или даже сестру, пусть так и будет. Если он хочет, чтобы она вскружила голову его врагу, она готова это сделать. С собой Эмма не стала лукавить: ради Киллорана она согласится даже лечь в постель с Дарнли.

Все ясно. Она сошла с ума. Девушка даже знала, что было причиной ее безумия. Ей ведь пришлось провести свою жизнь в полном уединении, вне общества привлекательных молодых людей… Вот она и влюбилась в первого же мужчину, с которым ее свела судьба. И что с того, что он оказался пресыщенным жизнью и высокомерным, лишенным элементарных представлений о порядочности? Ей все равно. Ее не отпугивают ни его цинизм, ни распутная жизнь.

Эмма Ланголет всегда считала себя рассудительной девушкой. И вот теперь, лежа в темноте, она обдумывала то затруднительное положение, в котором оказалась. Вообще-то в том, что ее, несмотря ни на что, тянет к Киллорану, нет ничего странного. Этот человек спас ее от верной смерти. Какая разница, что побуждения его были далеки от благородных? Он взял на себя ее вину, и она осталась жива. А еще он так хорош собой…

Если бы их первая встреча оказалась единственной, она бы забыла зеленоглазого красавца. Но он снова оказался рядом в тот самый момент, когда она больше всего нуждалась в помощи.

Впрочем, все эти неуместные чувства рано или поздно пройдут. Что ни говори, граф Киллоран часто поступает очень дурно. За те несколько недель, которые ей по его прихоти предстоит провести в лондонском обществе, она встретит и других мужчин. Кто-то из них наверняка окажется порядочнее, добрее и красивее, чем Киллоран.

Может быть, она даже выйдет замуж. А почему бы нет? Она, в конце концов, унаследовала от отца большое состояние, да и собой не так уж нехороша. Правда, состояние еще придется отвоевать у кузины Мириам…

В любом случае у этой грустной истории еще может оказаться счастливый конец. Беда лишь в том, что она не представляет его себе без Джеймса Киллорана.

 

Глава 10

— Вы видели цветы?

Этот вопрос Натаниэля заставил Эмму очнуться. Она подняла взгляд от тарелки. Поспать девушке удалось всего несколько часов, так что днем она с трудом боролась с дремотой. Даже крепкий чай, который вопреки традиции Эмма выпила без молока, не смог придать ей бодрости. Еще девушке приходилось противостоять искушению съесть столько пирожных, сколько ей хотелось бы.

Радовало одно — сегодня лорд Киллоран не пил чай дома, избавив их с Натаниэлем от своего общества. Хватит и того, что несколько часов ее сна и так были наполнены его присутствием — таким призрачным и в то же время таким реальным.

— В этой гостиной всегда стоят цветы, — пожала плечами Эмма. — Удивительно… Где их только берет граф в самом конце зимы? Впрочем, я не завидую тому несчастному, кто не выполнит волю его светлости, слуга это окажется или вовсе не слуга…

— Вы не слишком расположены к нашему хозяину, кузина Эмма, и я могу вас понять, — усмехнулся Натаниэль и тут же сменил тему: — Как прошел вчерашний вечер? Понравилось вам у Дарнли?

— Нет. Все искоса меня разглядывали, но никто не сказал ни слова. К тому же я не умею танцевать. Правда, Киллоран сначала об этом не знал и предупредил, чтобы я не принимала приглашения, если таковые последуют.

— Тогда зачем он повез вас на вечер с танцами?

— Чтобы показать своим знакомым, я так полагаю. Не могу сказать, что все это было мне приятно.

— А с Джаспером Дарнли он вас познакомил?

Что-то в голосе Натаниэля показалось Эмме странным, и вся ее сонливость мгновенно исчезла. Девушка невольно поднесла руку к шее, хотя сейчас на ней было закрытое платье и молодой человек не мог видеть ни синяков, ни царапин.

— Почему вы спросили об этом? — она смотрела на юношу с тревогой.

— Цветы, — кивнул на вазу Натаниэль. — Это не те, которые обычно покупает Киллоран. Букет от лорда Дарнли. Для вас, кузина Эмма.

— Вот как…

Эмма встала и подошла к маленькому столику, на котором стояли цветы, чтобы получше рассмотреть их, и тут же отпрянула. Букет был непростой: багровые и пурпурные лепестки напоминали пятна крови, от бутонов исходил тяжелый, приторно-сладкий запах. Девушка невольно отступила назад.

— Ужасный букет, — прошептала она. — С чего вы решили, что это мне?

— Цветы принесли, когда мы с Киллораном завтракали. Он тут же прочитал записку, которая была приложена к букету, и сказал, что это от Дарнли вам. Киллоран выглядел очень довольным. Мне сие показалось странным, ведь весь свет знает, что они друг друга терпеть не могут. Представьте себе, заклятый враг присылает цветы его кузине, а тот радуется.

— Я ему не кузина! — возмутилась Эмма, с трудом подавив желание швырнуть этот букет на пол, а еще лучше — в окно.

Теперь, когда Натаниэль рассказал ей эту историю, девушке казалось, что отвратительный запах заполнил собой всю гостиную. Она уже не могла избавиться от мысли, что цветы предвещают ей что-то зловещее.

— Не обращайте на них внимания, — попытался отвлечь Эмму Натаниэль. — Скажите лучше, что вы думаете о нем?

— О ком?

— Ну что значит — о ком? Конечно, о Киллоране. Я вижу, что все ваши мысли теперь только о нем, Эмма.

— Неужели это так заметно? — девушка была поражена.

— Вы влюбились в него, как и все остальные женщины, — в голосе Натаниэля послышалась горечь. — Как вы все легкомысленны!

— Не думаю, чтобы леди Барбару можно было назвать легкомысленной, — мягко заметила Эмма.

Тем не менее молодой человек вспыхнул.

— А кто говорит о леди Барбаре?

— Но вы же сами сказали: «Все женщины»…

На несколько мгновений в комнате воцарилась тишина. Эмма размышляла о превратностях судьбы — своей собственной и Натаниэля.

— Вы сказали, что не умеете танцевать? — следующий вопрос юноши вернул ее к существующим реалиям. — Как такое может быть?

— Граф тоже удивился. Но ведь не все выросли в таких условиях, как вы двое… В таком изысканном окружении…

— Сомневаюсь, чтобы окружение Киллорана было столь уж изысканным. В Ирландии это вряд ли возможно, — Натаниэль словно размышлял о том, что и его занимало. — К тому же отец Джеймса довольно поздно вступил во владение наследством. Его мать была католичкой… Их семейное счастье оказалось недолгим. Мой отец говорил, что там произошла какая-то трагедия…

— И как же…

Но ничего спросить Эмме не удалось. Натаниэль внезапно сменил тему:

— Киллоран терпеть не может сплетен, а я не желаю, чтобы он считал сплетником меня. Знаете что, кузина Эмма? Давайте я научу вас танцевать.

— Я не хочу…

И снова договорить девушке не удалось. Молодой человек встал и предложил ей свою руку. Эмма вздохнула и приняла ее.

Они поднялись на второй этаж, в большой бальный зал, где Эмма еще ни разу не была. Натаниэль распахнул двери, девушка шагнула внутрь и замерла в удивлении.

Кто бы мог подумать, что в этом изысканном, элегантном особняке есть столь непривлекательное помещение! Стены здесь были не затянуты шелком, а просто оштукатурены и покрашены, паркетный пол не натерт. Вдобавок в зале оказалось мало света: маленькие окна его почти не пропускали, а свечей в канделябрах не было.

В углу стоял старый клавесин. Вдоль стен были расставлены стулья. Два больших камина — безжизненно холодных — собрали на себя всю пыль Лондона.

— Почему этот зал так запущен?! — Эмма не смогла сдержать возглас удивления и возмущения.

— Киллоран выиграл дом у одного молодого аристократа, — издалека стал рассказывать Натаниэль, шагая следом за девушкой по паркету, нуждавшемуся в основательной чистке. — Лорд только-только вступил в права наследства и собрался перестраивать этот дом, когда злой случай свел его с Киллораном. Прошло совсем немного времени, и у Уиттена не осталось ни дома, ни состояния, ни будущего.

— Не осталось будущего? — Эмма вопросительно взглянула на Натаниэля.

— Бедняга покончил с собой. Должно быть, не смог перенести такого удара. Стоит ли говорить, что общество во всем этом обвинило Киллорана?.. Графу дали понять, что бальный зал ему не потребуется…

— Несчастный…

— Впрочем, есть люди, которые считают, что Уиттен во всем виноват сам. Ему не нужно было садиться играть с Киллораном.

— Я говорю вовсе не об этом человеке, а о графе, — словно удивилась непонятливости юноши Эмма. — Он же не виноват, что ему чертовски везет в карты!

— Если не ошибаюсь, они играли в кости, — Натаниэль был удивлен тем, что даже в такой ситуации девушка защищает Киллорана, и счел за благо сменить тему. — Дайте мне руку.

— Зачем? — удивилась Эмма.

— Хочу показать вам танцевальные движения. Начнем с самого простого танца — менуэта. Девушка вы грациозная, так что все должно получиться.

— Но я не знаю…

— Давайте руку, Эмма, — это было сказано тоном старшего брата. — Я вас не укушу.

Эмма подала руку. Натаниэль вывел ее на середину зала и стал негромко напевать мелодию. К несчастью, музыкального слуха у молодого человека не оказалось, так что перевирал он ее безбожно. Правда, ритм различить было можно. Эмма послушно следовала за своим учителем, стараясь воспроизвести каждое его движение, а про себя размышляла о том, каково это — танцевать с лордом Киллораном…

— Ради всего святого, чем это вы тут занимаетесь? — Голос леди Барбары застал танцоров врасплох.

Натаниэль с нелестной для Эммы поспешностью выпустил ее руку. Даже в полумраке огромного зала было видно, что он залился румянцем.

— Кузина Эмма не умеет танцевать, — это объяснение прозвучало как оправдание. — Вот я и решил научить ее.

Леди Барбара сделала несколько шагов вперед. Девушка сразу отметила изысканный туалет, роскошные украшения и сложную прическу красавицы. Одну мушку она приклеила в уголок своего чувственного рта, а вторую чуть ниже левой ключицы. Натаниэль все это тоже не оставил без внимания. У молодого человека перехватило дыхание, но леди Барбара подобные мелочи не замечала.

Она была не такая высокая, как Эмма, и потому, подойдя к девушке, вынуждена была слегка откинуть голову назад. Улыбка на ее лице противоречила плохо скрытой неприязни.

— Нас не представили друг другу, но это не беда, — она окинула взглядом фигуру Эммы и задержала взгляд на ее рыжих волосах. — Я так люблю Киллорана, что его кузина, безусловно, станет моей подругой.

— Я ему не кузина, — сказав это, Эмма испугалась, но улыбка леди Барбары стала еще язвительно-приветливее.

— Да, он предупреждал, что вы скромны и будете отрицать ваше родство, — кивнула Барбара. — Лично мне нетрудно в это поверить, поскольку — так уж получилось — именно я свела вас обоих. Но в свете к вашим словам, дорогая, отнесутся иначе. Чем решительнее вы будете это отрицать, тем меньше у людей останется сомнений в том, что вы действительно кузина графа. На вашем месте я бы перестала опровергать сей факт. Мой вам совет — просто улыбайтесь как можно загадочнее. Это лучший способ пробудить у окружающих сомнение.

Закончив свои наставления, леди Барбара повернулась к Натаниэлю. Беднягу тут же кинуло в жар.

— Учитель из вас посредственный, — сухо заметила она, — но танцуете вы неплохо. Пожалуй, мы можем показать… кузине Эмме несколько танцевальных движений, если она сыграет на клавесине. Или вы и этого не умеете? — В голосе красавицы прозвучал притворный ужас.

— Умею, — поспешила Эмма развеять ее сомнения.

Девушка не могла пока разобраться в своем отношении к этой женщине. С одной стороны, леди Барбара делала все, чтобы уязвить ее, а с другой — Эмма, обладавшая тонкой интуицией, серьезной вражды той, что была любовницей Киллорана, нечувствовала. Об этом предстояло подумать.

Старый клавесин давно никто не настраивал. Клавиши пожелтели и покрылись пылью, а скамеечка перед инструментом, когда Эмма с опаской присела на нее, угрожающе заскрипела. Но все это уже не имело значения. Как только из-под пальцев ее полились звуки музыки, девушка забыла обо всем: о том, что ей неудобно сидеть, а клавесин расстроен, о тревогах и переживаниях и даже о лорде Киллоране.

Это было то единственное, что кузина Мириам не смогла отнять у Эммы. К тому времени, когда ей пришлось переселиться в дом де Винтеров, девочка уже хорошо играла. Кузина не стала запрещать ей музицировать, но строго ограничила репертуар: играть можно было только церковные хоралы, причем негромко. Для Эммы так и осталось загадкой, чем была вызвана подобная поблажка. Скорее всего, это позволило Мириам удержать ее в доме, иначе наследница состояния Ланголета сбежала бы от них.

Пальцы Эммы порхали по клавишам. Она очнулась от своих дум и стала смотреть на Натаниэля и леди Барбару, которые кружились в танце.

В зале по-прежнему царил полумрак. Пышные юбки леди Барбары поднимали с пола пыль, но разве стоило на это обращать внимание? Казалось, все трое растворились в звуках музыки и плавных движениях менуэта. Эмма играла все громче и вдруг ощутила то безнадежное томление, что связывало сейчас танцующих, причем сие касалось не только Натаниэля, но и леди Барбары. Правда, предмет этого томления у них, скорее всего, был разный.

И тут раздались издевательские, нарочито медленные аплодисменты. В дверях, небрежно привалившись к косяку, стоял Киллоран — черная тень на грани серого полумрака. За спиной графа виднелся слуга с канделябром в руке.

Эмма перестала играть. Натаниэль оступился. Леди Барбара смутилась. Холодная светская красавица выглядела провинившейся. Это еще одно доказательство того, подумала девушка, что она действительно является любовницей Киллорана.

— Сожалею, если помешал вам, — граф был подчеркнуто любезен, — но, вернувшись домой, я обнаружил, что у нас гости. Леди Барбару я, разумеется, таковой не считаю. Речь идет о даме, которая сидит в гостиной в полном одиночестве. Она желает видеть мою кузину.

Эмма оцепенела. Неужели Мириам все-таки разыскала ее?

— Кто это? — В голосе девушки прозвучал ужас, и это услышали все трое.

Киллоран, не обращая внимания на застывших танцоров, направился к Эмме. За ним следовал слуга. Остановившись у клавесина, Киллоран бросил взгляд на руки девушки, все еще лежавшие на клавишах.

— Неплохая игра, — похвалил он Эмму. — Оказывается, у тебя есть способности.

Но девушку сейчас интересовало только одно.

— Кто хочет меня видеть?

— Ты что-то побледнела, — Киллоран сделал слуге знак нагнуться и посветить получше. — Боишься кого-то? Уж не жену ли своей первой жертвы? Или опасаешься, что это миссис Варьенн?

— Первой жертвы?.. О чем это вы? — очнулась леди Барбара.

Киллоран не взглянул на нее, но ответил:

— У моей кузины есть странная причуда. Ей хочется убить каждого, кто поведет себя с ней излишне вольно. Одного она уже отправила на тот свет, а вот молодому Варьенну повезло больше. Счастье, что вы не столь экстравагантны, Барбара, иначе у гробовщиков в Лондоне было бы очень много работы.

— Киллоран! — Голос Натаниэля дрожал от ярости.

— Да, друг мой? — повернулся к нему граф и тут же добавил: — Идите с леди Барбарой в гостиную, развлеките нашу гостью. И, кстати, скажите ей, что моя кузина нездорова и поэтому не выйдет, — граф забрал у слуги канделябр, поставил его на клавесин и кивком отпустил лакея.

— Что за гостья, Киллоран? — Голос леди Барбары стал настойчивее.

— Леди Орелия Дарнли. Мачеха Джаспера. Сказать по правде, я не расположен к этой женщине. Придется отказать ей в удовольствии видеть мою кузину.

Эмма даже не пыталась скрыть облегчение. Она судорожно выдохнула, плечи ее обмякли. Только тут девушка заметила, что руки ее, по-прежнему лежавшие на клавишах, мелко дрожат. Она поспешно опустила их на колени и сжала, хотя не сомневалась, что от внимания Киллорана ничего не ускользнуло.

— Я вам не кузина, — это упрямое заявление было единственным, в чем она еще осмеливалась противиться графу.

Когда они остались вдвоем, Киллоран облокотился на клавесин и окинул взглядом просторный зал. Слуга, вышедший последним, закрыл за собой дверь.

— Пожалуй, стоит привести зал в порядок, — пробормотал Киллоран и тут же воодушевился: — Отличная идея! Я устрою здесь прием в честь моей обожаемой кузины.

— Натаниэль сказал, что сюда никто не придет.

Граф холодно улыбнулся.

— Натаниэль поведал тебе о грехах моей юности? Рассказал, что я погубил неопытную душу. Не имею ни жалости, ни совести. А чего еще ждать от ирландца? Да, Эмма, все, что обо мне говорят, — истинная правда. И это далеко не полный список моих прегрешений. Многие даже уверены в том, что я заключил сделку с дьяволом, мне ведь чертовски везет. Я всегда выигрываю — и в карты, и в кости, и во все другие игры. Меня-то самого сие уже немного утомляет…

— Как не посочувствовать, — отозвалась Эмма и посмотрела графу прямо в глаза. В эти невозможные зеленые глаза…

Сегодня он был одет очень просто, и черный камзол как нельзя лучше сочетался с ее собственным платьем. Девушка не могла не отметить, что даже в скромной одежде Киллоран выглядел элегантно, как выглядят немногие.

— Сыграй еще что-нибудь. Для меня, — то ли попросил, то ли предложил граф. — Или хочешь, чтобы я научил тебя танцевать?

— Это все затеял Натаниэль, — она словно оправдывалась.

— Ему бы лучше держаться подальше от тебя, — заметил Киллоран. — Я ведь предупреждал негодника.

Неужели он ревнует? Да нет, этого не может быть, и все-таки Эмма не удержалась от вопроса:

— Почему это Натаниэль должен держаться от меня подальше?

— Потому что поближе буду держаться я. Ты ведь знаешь о моем плане. Я привел тебя в свой дом не ради того, чтобы ты согревала чью-нибудь постель — мою или Натаниэля, у меня совсем другая цель. Ты должна стать приманкой для Джаспера Дарнли. Судя по тому, что он прислал сюда сначала цветы, а потом свою мачеху, мне удастся достигнуть желаемого, и очень быстро.

Эмма отвела взгляд.

— Я здесь только поэтому?

— А что еще, по-твоему, могло сподвигнуть меня на подобный шаг? — граф явно удивился, но девушка не сдавалась.

— Христианское милосердие, например.

Киллоран расхохотался.

— К твоему сведению, детка, ирландский католик по вашим английским меркам не может считаться настоящим христианином. Что касается милосердия, я вообще не знаю, что это такое, — он одним движением снял с ее волос ленту, и локоны свободно рассыпались по плечам. — Ну что? Танцуем или играешь?

Эмма резко встала. Она и сама не могла понять, что ее так рассердило. Киллоран и поведением, и речами стремился доказать ей, что он злодей — всегда и во всем, и у девушки не было оснований не верить этому. И все-таки она надеялась услышать от него хоть одно доброе слово. Глупо, что и говорить.

— Ни то, ни другое, ваша светлость, — она сделала несколько шагов к выходу, стараясь держаться подальше от Киллорана.

Ей уже следовало бы знать его лучше… Мгновение, и рука графа сжала ее запястье.

— Значит, танцуем, — сказал Киллоран так, словно минуту назад она согласилась.

Да, спасения от него нет.

Боли девушка не чувствовала, однако ее рука была словно в тисках. Ей пришлось последовать за Киллораном.

Им никто не играл, никто не напевал мелодию. В зале стояла абсолютная тишина, нарушаемая лишь шелестом платья Эммы. Мерцание свечи наполняло полумрак причудливыми тенями, которые танцевали вместе с ними. Эти призрачные гости парили над их головами, следовали по пятам и подражали каждому их движению.

В ответ на насмешливый поклон Киллорана Эмма склонилась в нарочито торжественном реверансе. Девушка замерла в этом положении, чувствуя, как бешено колотится ее сердце. Без музыки их безмолвный танец казался невероятно, пугающе интимным. Он заставил девушку вспомнить то, что шепотом рассказывала ей старая Герти. О сплетенных в порыве страсти телах и многом другом…

Холодные пальцы Киллорана коснулись ее подбородка. Граф заставил ее поднять голову.

— И танцуешь ты хорошо, — заметил он. — Быстро все поняла.

Как ни странно, в словах его не слышалось привычной насмешки. Киллоран продолжил ее хвалить:

— Природа щедро наделила тебя грацией.

Эмма, все еще в реверансе, смотрела на графа снизу вверх, словно завороженная его пристальным взглядом. А затем, едва ли не против своей воли, она опять склонила голову и прижалась щекой к его руке.

Граф легонько пробежал пальцем по ее губам, и Эмма затрепетала. Было что-то волшебное в этом мгновении: слиянии взглядов, прикосновениях… Девушка замерла в тревожном ожидании. Ей казалось, что сейчас произойдет нечто такое, что изменит в ее жизни все.

Киллоран наклонился к ее лицу. За мгновение до того, как его губы коснулись ее губ, Эмма закрыла глаза. Ее захлестнул поток новых, неизведанных ощущений.

Еще бы мгновение, и она бы просто рухнула — упала на пыльный паркет. Киллоран оторвался от ее губ в тот самый момент, когда поцелуй стал особо страстным, и удержал от падения — в прямом и переносном смысле слова.

— Мой тебе совет, Эмма, — голос графа звучал холодно. — Если будешь флиртовать во время танца, не забывай о равновесии. И от поцелуев лучше воздержаться, пока ты стоишь реверансе.

— Я не знала, что танец заканчивается поцелуем, — в эту минуту она ненавидела Киллорана всем сердцем.

— Иногда это действительно случается. Всегда нужно быть готовой.

С этими словами граф пошел к выходу из зала. Эмма молча смотрела ему вслед. Канделябр он оставил на клавесине, а сам растворился в полумраке коридора с привычной уже Эмме грацией хищного зверя. Девушка вдруг почему-то подумала, что Киллоран торопится убежать от нее, потому что не уверен в своей холодной циничности, однако она сочла это фантазиями.

Ему с ней просто неинтересно.

Эмма коснулась своих губ, все еще хранивших тепло его поцелуя. Что-то сжалось у нее в груди — странное ощущение, не имевшее ничего общего с тем, что корсет платья сразу показался ей излишне жестким. Нет, граф Киллоран не может заинтересоваться такой девушкой, как она.

А вот он вполне может стать причиной ее гибели.

Когда Киллоран вышел из бального зала, поблизости не было никого из слуг, и графа сие порадовало. Окажись сейчас кто-нибудь на его пути, и он мог бы сорваться.

Добравшись наконец до своей спальни, Киллоран с изумлением понял, что его все еще сотрясает нервная дрожь. Что за нелепость! К желанию отомстить Джасперу Дарнли теперь соединилась страсть к этой рыжеволосой девице, и он сам затрудняется ответить на вопрос, какое из этих двух чувств сильнее.

Ну с какой стати он поцеловал Эмму? Киллоран уже и не помнил, когда в последний раз его губы касались других губ. Ласки такого рода давно стали ему чужды. Но эта девушка смотрела на него так доверчиво, так явно ему сочувствовала, что неизвестно откуда на него нахлынули, казалось бы, давно забытые эмоции и желания, далекие от плотских. Разум его умолк, и тело молчало….

Тем не менее, ощутив тепло ее губ, тело проснулось. Еще секунда, и он повалил бы ее на пол прямо в этом зале и взял прямо там… Но здесь вслед за телом подал голос разум.

Плохо даже не то, что он поцеловал Эмму. Печально то, что этот поцелуй разбудил у него такое желание, и Киллоран задумался, не проще ли будет убить Джаспера Дарнли, например, на дуэли? Повод всегда найдется.

Граф в ярости стукнул кулаком одной руки о другую. Нет! Это решение слишком просто. Для того чтобы воплотить его в жизнь, не надо было ждать десять лет. К тому же, если он позволит Джасперу просто умереть, не испытав тех мук, что выпали на долю его самого, Киллорана, его по-прежнему будет преследовать призрак неотомщенной Мод. Сколько раз он повторял себе, что готов заплатить любую цену, чтобы навсегда избавиться от этого! А тут речь идет всего лишь о том, чтобы пожертвовать мимолетным — да-да, мимолетным! — увлечением. Конечно, он устоит перед этим соблазном. Что ему медово-карие глаза, грива рыжих волос и не по-девичьи роскошное тело Эммы Браун?

Краем глаза Киллоран уловил в зеркале свое отражение. Сейчас он на самом деле был похож на дьявола. Этакий искуситель, подумал граф и усмехнулся. Ему бы самому устоять перед искушением!

На столике около его кровати всегда стояла бутылка бренди, и Киллоран налил себе любимого напитка. Он выпил его одним глотком и тут же наполнил стакан снова. Нужно было заглушить это неуместное чувство… Все, что так или иначе связано с Эммой, нужно немедленно искоренить. Эта девушка напоминает ему о том, что он давным-давно потерял… О том, к чему предпочел повернуться спиной. Сейчас не он, а она искушает его. Искушает своей добротой и невинностью, и за это Киллоран готов был возненавидеть Эмму.

Нужно отдать ее Дарнли, причем отдать невинной.

Что ни говори, а к этой девушке его влекла не только внешность, но и ее безусловная чистота. Если Киллоран не устоит, она уже не сможет стать для него орудием мести заклятому врагу.

Ну нет! Он не безмозглый юнец, который не может устоять против своих желаний! В конце концов, если он не обуздает зов плоти, на него всегда готова откликнуться леди Барбара. Может быть, ей бы хотелось, чтобы все прошло по ее сценарию, но сие уже другой вопрос. Киллорана это волновало меньше всего.

Конечно, трудно предугадать, как поведет себя во всей этой истории Натаниэль. Мальчишка может вступиться за несуществующую честь своего нынешнего идола и сдуру вызвать его на дуэль, а Киллорану вовсе не хочется его убивать. Другой-то исход такого поединка попросту невозможен… И снова глупейшее проявление сентиментальности… Что прикажете делать? Итак, он не хочет убивать Натаниэля, пускать в свою постель леди Барбару и ставить под угрозу планы изощренной мести Джасперу Дарнли.

Киллоран налил себе еще бренди и вдруг замер.

Сверху доносились негромкие звуки музыки. Эмма снова играла: что-то очень нежное и бесконечно грустное. Мгновение спустя Киллоран узнал мелодию. Это была старинная ирландская колыбельная, которую он часто слышал в детстве — каких-нибудь тридцать лет назад.

Осознав все это, Джеймс Майкл Патрик четвертый граф Киллоран, которому все давно отказали и в чести, и в совести, закрыл глаза в немом отчаянии.

Леди Барбара буквально сбежала вниз по лестнице, ее широкие юбки подняли настоящий вихрь. Натаниэль спешил следом, но у юноши возникло ощущение, что она вовсе не хочет, чтобы ее догнали. Это действительно было так — странный танец в насквозь пропыленном зале дома Киллорана совсем выбил ее из колеи. Казалось бы, что такого произошло? Танцы ведь вообще одна из форм общения в свете, чуть менее значимая, чем откровенный флирт, и чуть более важная, чем послеобеденный чай. Но сегодня стоило ей сжать руку Натаниэля Хепберна, ощутить тепло его кожи, как леди Барбару накрыла волна совсем не нужных ей чувств.

Барбара Фицхью постаралась не поддаться им и словно распалась на две половинки. В то время как одна желала высвободиться из рук молодого человека с беспечным, ничего не значащим смешком, другая хотела притянуть его ближе к себе. Еще ближе… Еще…

Внезапное появление Киллорана она восприняла тоже двояко — со злостью и с облегчением. Впрочем, тут же появился отличный повод уйти, и леди Барбара просто сбежала — от искушения, а также от отчаяния.

Натаниэль догнал ее на последней ступеньке. Действовал юноша смело — схватил Барбару за руку и развернул лицом к себе. Молодой человек раскраснелся, во взоре его сияло обожание, и Барбара Фицхью неожиданно для самой себя растерялась.

— Почему вы от меня убегаете?

— Я? Убегаю? — она словно удивилась такому вопросу. — Вы ошибаетесь, милорд. Вы не настолько плохо танцуете.

Она ожидала, что Натаниэль смутится или улыбнется шутке, но молодой человек просто сжал ей руку.

— Я не причиню вам боли, — сказал он, не отводя глаз.

Барбара мгновенно высвободилась.

— Конечно, нет, — холодно сказала она. — Чтобы сделать мне больно, вы должны для меня что-то значить, а вы мне, как и все другие, совершенно безразличны, — она повысила голос, не в силах справиться с бушевавшим внутри пламенем, противоречащим холодности слов. — Вы похожи на щенка, Натаниэль, который все время пытается лизнуть мне руку. Сначала это может казаться забавным, но со временем начинает раздражать. И мне кажется…

И тут Натаниэль закрыл ей рот поцелуем.

В прикосновениях его не было ничего грубого или непристойного. Он просто привлек к себе это давно манившее его гибкое тело и поцеловал леди Барбару с такой страстью, которая потрясла даже ее.

Барбара подняла руки, чтобы оттолкнуть его, прогнать прочь. Но вместо этого через мгновение ее ладони легли на плечи юноши, и она ответила на поцелуй. Пусть это произойдет. Один поцелуй ничего не значит.

Леди Барбара ошиблась и поняла это уже в следующее мгновение. Ей понравилось то, как ее целовал Натаниэль. Понравились его запах и ощущение сдержанной силы. Теперь один поцелуй следовал за другим. Нужно было остановиться, избежать катастрофы.

И тут до них сверху донеслась негромкая музыка. Натаниэль невольно отвлекся, и этого оказалось достаточно, чтобы Барбара наконец освободилась. Вырвавшись из его объятий, она глянула на молодого человека с таким испугом, что в другую минуту он и сам бы перепугался. Сейчас этого не произошло.

Леди Барбара повернулась и снова бросилась бежать, на сей раз к двери. Натаниэль остался стоять, где стоял.

— Что значит ты ее не видела? — хрипло спросил Дарнли.

Вторая жена его отца, смертельно боявшаяся пасынка, отвела глаза:

— Она не вышла. Я приехала с визитом, но они не принимали гостей.

— Да как Киллоран посмел? — вскипел Дарнли. — Он должен быть счастлив, что его почтила визитом высокородная особа! Пожалуй, его стоит проучить.

— Даже не думай делать этого, Джаспер! — Орелия схватилась за сердце. — Киллоран — опасный противник, а ты еще так слаб после недавней… болезни.

— Дорогая матушка, — Дарнли просто исходил ядом, произнося это слово, — это я опасный противник, а не ирландский выскочка. Киллоран себе действительно кое-что позволял, но это время прошло.

— Мне казалось, ты хочешь положить конец ссоре, как-то наладить отношения, — растерялась Орелия. — Ты же просил меня познакомиться с этой девушкой, пригласить ее бывать у нас, говорил, что это будет первым шагом на пути к миру.

Дарнли чуть не застонал.

— Орелия, неужели ты настолько глупа, что и правда поверила в это? — он перевел взгляд на дверь — в проеме переминался с ноги на ногу их дворецкий. — В чем дело, Бомбли?

— Вас спрашивают, милорд. Женщина.

Бомбли с трудом скрывал возмущение, вызванное визитом, нанесенным в неурочное время, но Дарнли внезапно оживился.

— Молодая женщина? С роскошными рыжими волосами?

— Нет, милорд.

— Тогда пусть убирается.

— Да, милорд.

— Джаспер, с чего бы вдруг кузине лорда Киллорана приходить сюда? — осмелилась задать вопрос Орелия.

— Не с чего… Она и не придет, — ее пасынок потянулся ко второй бутылке.

Через минуту на пороге снова появился Бомбли.

— Эта женщина утверждает, что принять ее в ваших интересах, милорд.

— Боже, что у людей за манеры, — скривился Дарнли и добавил, очевидно считая собственные манеры безупречными: — Пусть убирается из моего дома.

— Она говорит, что хочет поговорить об одной девушке, которая…

Договорить дворецкому хозяин не дал, остановив его на полуслове жестом:

— Все они так говорят. Я уже несколько месяцев не трогал ни одну дуреху. Пусть шантажирует кого-нибудь другого.

— Женщина сказала, что это касается кузины лорда Киллорана.

Дарнли повернулся к мачехе:

— Иди к себе, Орелия.

— Но, Джаспер, дорогой…

— Я же сказал, иди к себе. Похоже, судьба решила помочь мне в том, что не удалось тебе. Пригласи эту женщину, Бомбли. Как она, приятная на вид?

— Нет, милорд.

— Собственно, какая мне разница…

Он налил себе бренди и сделал большой глоток.

Несмотря на предварительную аттестацию дворецкого, вошедшая в гостиную некрасивая, безвкусно одетая женщина весьма разочаровала Дарнли. На вид ей было лет сорок. Лицо длинное, какое-то лошадиное, лишенное даже намека на привлекательность или доброту.

Приветствуя ее, Дарнли насмешливо приподнял стакан. Во взгляд он вложил максимум высокомерия.

— У вас ко мне дело, мэм?

Джаспер хотел привести гостью в замешательство, но не преуспел в этом. Женщина смотрела на него с плохо скрываемым неодобрением.

— Лорд Дарнли?

— К вашим услугам.

— Меня привели сюда наши общие интересы, милорд.

— Общие интересы? Наши с вами общие интересы? Боюсь, что таковых просто не может быть.

На лице женщины появилась саркастическая улыбка.

— И тем не менее они есть, милорд. Дело в том, что я хочу найти свою кузину.

— Я не трогал вашу кузину, — пожал плечами Дарнли. — Был, знаете ли, болен.

— Вы знакомы с моей кузиной?

— Вряд ли, — высокомерно бросил аристократ. — Меня интересуют или девушки моего круга, или посудомойки. А вот узнать что-нибудь о кузине лорда Киллорана мне бы хотелось. Слуга сказал, что вы располагаете такими сведениями. Что вы можете мне сообщить и на каких условиях?

— Об условиях мы наверняка договоримся, — неприятная женщина прищурилась. — Эта девушка вовсе не кузина лорда Киллорана. Это моя кузина, Эмма Ланголет. Убийца и распутница. Она должна ответить за преступление, которое совершила. Она и ее любовник! И мне понадобится ваша помощь, милорд. Я читала вчерашнюю газету и сделала кое-какие выводы…

Дарнли раздумывал не более минуты, а потом улыбнулся.

— Присядьте, прошу вас, — тон его разительно изменился. — Позволите предложить вам чашку чая?

Глава 11

Киллоран не собирался вывозить Эмму в свет сразу после вчерашнего дебюта. Общество получило достаточно поводов для сплетен, да и Дарнли повел себя именно так, как ожидал граф. Сейчас было бы логично посидеть несколько дней дома. Пусть слухи и домыслы распространяются из одной гостиной в другую — их с Эммой там не будет.

Конечно, граф не мог просто сидеть и ждать. Не такая у него была натура. Как бы ни хотелось Киллорану, чтобы все думали, будто он уделяет особое внимание своей сестре, если это на самом деле сестра, выдержать паузу ему стоило немалых сил. Сам он оправдывался перед собой тем, что не любит долго оставаться без развлечений, хотя все было еще проще: Джеймс Майкл Патрик, четвертый граф Киллоран, игрок и циник, человек без сердца, но со стальными нервами, не был уверен в том, что сможет держаться на безопасном расстоянии от той, которой уготовил в этой шахматной комбинации роль пешки.

Сама Эмма не сказала ему ни слова, когда спустилась со второго этажа вниз, одетая для выхода. Киллоран окинул девушку критическим взглядом. Его взор задержался на ее шее, недостаточно закрытой для того, чтобы скрыть синяки и царапины.

— Пожалуй, люди решат, что я пытался тебя задушить, — как бы в раздумье заметил граф.

— Да, очевидно, первой им придет в голову именно такая мысль, — тоже, словно размышляя, ответила Эмма, в душе упрекнув себя в том, что плохо продумала свой туалет. — Такая уж у вас репутация… Разве что людям покажется странным, что вы так и не довели дело до конца.

— Вообще-то я не убиваю безоружных. Такого рода убийства мне претят. А тебе? К тому же чем мне могла так досадить добродетельная девица, чтобы я набросится на нее и стал душить?

— Вы полагаете, что меня считают добродетельной девицей?

Киллоран еще раз окинул ее взглядом. Черное шелковое платье очень шло девушке, а его вырез, пусть и весьма скромный, как наверняка решила бы леди Барбара, заставил бы многих поклонников последней задаться вопросом, доводилось ли им видеть столь совершен ные формы. Рыжие волосы Эммы, опять просто стянутые лентой, свободно падали ей на плечи, привлекая внимание и к ним, а нежный, правильных очертаний рот невольно наводил на мысль о поцелуях.

А еще были ее глаза… Карие, темного медового оттенка, они смотрели на собеседника столь доверчиво и ясно, что не заметить сие было невозможно.

С другой стороны, кто станет вглядываться в глаза, когда у нее столько других достоинств? Есть на что посмотреть…

— Трудно сказать, — ответил наконец граф на вопрос, когда Эмма о нем уже и забыла, ведь задан он был не по существу, а в диалоге, который девушка сочла своего рода поединком. — Моя репутация, как ты сама заметила, Эмма, может поставить твою добродетель под сомнение.

Киллоран сделал по направлению к ней нарочито медленный шаг, оставляя девушке возможность отступить.

Эмма этого не сделала, хотя больше всего ей сейчас хотелось не просто отступить, а выбежать из комнаты. Граф видел испуг, промелькнувший в ее глазах. И все же Эмма осталась на месте, только упрямо вскинула подбородок. О господи… Если бы она только знала, как взволновал его этот вызов…

Киллоран что-то достал из кармана и обошел девушку со спины. Через мгновение он отвел ее волосы назад, застегнул на шее колье, на сей раз жемчужное, и залюбовался тем, как подчеркнул жемчуг теплый тон ее бело-розовой кожи. Граф воздержался от искушения погладить эту нежную шею, коснуться губами царапин на ней. И ему вдруг тоже захотелось сбежать, запереться в своей спальне и немедленно выпить бренди. Конечно, он остался стоять, где стоял. Бренди его дождется.

Киллоран отступил немного назад и изобразил вежливую полуулыбку.

— Чудесно, — он прикрыл глаза. — Сегодня мы ужинаем в одном гостеприимном доме, а потом там будет небольшой музыкальный вечер. Гостей немного — около ста человек. Конечно, все они из числа тех, кого называют сливками общества.

— Неужели все? — Эмма ответила точно такой же полуулыбкой — ее спокойствие возрастало пропорционально тому расстоянию, на которое удалялся от нее Киллоран.

— Тебя удивляет, что туда приглашен я?

— Нет, — было видно, что этот вопрос девушку озадачил.

— У меня ведь есть титул, не забывай об этом, детка. Я граф. Пусть ирландский, но все- таки граф. К тому же леди Селдейн, хозяйка дома, питает ко мне слабость, а богатство этой женщины позволяет ей делать то, что непозволительно многим другим. Она хотела меня пригласить на столь изысканный прием и пригласила. Тем более что у леди Селдейн теперь есть и особый интерес. Ты, как моя кузина, тоже получила приглашение.

Киллоран ожидал, что Эмма снова упрямо заявит, что она ему не кузина, и был едва ли не разочарован, когда она этого не сделала.

А вот на его руку девушка опереться не спешила. Эмме явно не хотелось прикасаться к нему. Киллоран счел это весьма многообещающим.

Эмма чувствовала себя очень скованно. Сегодня она опять была в центре всеобщего внимания. За столом кто-то разглядывал ее искоса, а кто-то чуть не в упор. При этом два-три слова ей сказали очень немногие. Киллоран сидел очень близко к ней, часто прикасаясь плечом, и это нервировало Эмму. Она понимала, что граф ее компрометирует.

После ужина все пошло еще хуже. Музыкальный вечер показался ей ужасным: тенор фальшивил, сопрано не успевала за баритоном… Эмма с Киллораном сидели словно на острове, все места вокруг них пустовали. Девушка страдала и от этого, и от мысли, что Киллоран наверняка привел ее сюда, преследуя определенную цель. Радовало ее одно — здесь не было лорда Дарнли. Остальное — завуалированная враждебность и открытое любопытство гостей леди Селдейн — радовать не могло.

Очередная фальшивая нота заставила Эмму поморщиться. Киллоран усмехнулся — так, во всяком случае, ей послышалось.

— Те, кого пригласила леди Селдейн, не оправдывают твоих надежд, это видно, — прошептал граф, почти касаясь губами ее уха. — Может быть, споешь сама?

— Нет! — Эмма чуть сознание не потеряла от такого предложения.

— Наверное, правильно. Сие шокирует общество еще больше, чем то, что мы сидим сейчас так близко друг к другу, — с этими словами Киллоран придвинулся к ней еще ближе, так что его губы скользнули по ее щеке.

По залу пронесся возмущенный вздох.

Граф делал это намеренно, ибо мало что доставляло ему такое удовольствие, как возможность эпатировать общество. Небрежным движением он убрал с шеи Эммы рыжие локоны, так что со стороны могло показаться, будто он ласкает девушку. Свое кресло он еще в начале вечера вплотную придвинул к тому, на котором сидела Эмма, и теперь она чувствовала прикосновение его ноги, а все остальные его видели.

— Перестаньте, — прошипела она, изо всех сил стараясь сохранить невозмутимое выражение лица. — Что подумают люди?

— Они подумают то, что мне нужно, детка, — ответил Киллоран. — На это я, собственно, и рассчитывал.

Эмма попыталась отодвинуться подальше, но граф под прикрытием пышной юбки зацепил туфлей ножку ее кресла. Теперь она оказалась словно прикованной к Киллорану. В зале громко играла музыка, соловьем заливалась сопрано, а Эмма Ланголет вдруг поняла, что готова разрыдаться.

— Вы ведь говорили, что ваша мишень — лорд Дарнли… — едва сдерживая слезы, прошептала она. — А этого человека здесь нет…

— Это не имеет значения. Дарнли все передадут. Не упустят ни одну подробность.

Пальцы его вновь скользнули по шее Эммы, и зал опять возмущенно вздохнул. Руки у Киллорана сильные, девушка уже прекрасно знала это, но в его прикосновениях не было ничего грубого. Они мучили Эмму, изводили ее, вгоняли в краску… но были сладостны.

Уж лучше бы наоборот! Боль бы она перетерпела. На грубость не обратила бы внимания. Но ощущать сию уверенную ласку, чувствовать на себе нежные взгляды Киллорана и знать, что все это делается для того, чтобы люди увидели, подумали что надо и передали свои соображения этому мерзавцу — лорду Дарнли, понимать, что она не более чем пешка в какой-то игре, было невыносимо.

Она не смогла сдержать приглушенный всхлип, и Киллоран вдруг замер. Он смотрел на Эмму, и в этом взгляде не было ни привычной насмешки, ни холодного любопытства. Девушке показалось, что граф видит ее впервые в жизни, и если бы она не полагала, что уже хорошо знает Киллорана, наверняка бы решила, что в нем пробудилось раскаяние.

Но все это длилось всего одно мгновение. Киллоран погладил «кузину» по плечу. Эмма непроизвольно сделала движение, чтобы вскочить с кресла. Граф властно удержал ее, не дав подняться, и бедняжка невольно закрыла глаза, не в силах противостоять этому публичному унижению.

— Киллоран, ты чудовище! Эпатируешь моих гостей! — возмущенный женский голос она услышала, уже почти потеряв сознание.

Эмма открыла глаза и увидела перед собой необъятных размеров старую даму в платье, совсем не соответствующем ее возрасту.

— Ты компрометируешь свою… кузину!

Граф отодвинулся от мнимой родственницы.

В глазах его снова появилась насмешка, а по губам скользнула улыбка.

— Неужели? — Киллоран словно был удивлен. — Вы уверены в том, что говорите, леди Селдейн?

— Уверена. Как и в том, что, кроме меня, тебе этого никто не скажет, — женщина села в кресло рядом с Эммой и ласково посмотрела на нее. — Представь меня и оставь нас. Я вижу, что мои музыканты не произвели на тебя впечатления, Джеймс. Иди в курительную комнату.

— Эмма, это леди Селдейн, хозяйка дома. Леди Селдейн, я рад представить вам мою… м-м-м… родственницу. Мисс Эмма Браун.

— Значит, родственница… — леди Селдейн неаристократично хмыкнула. — Интересно, с какой стати ты нарядил ее в черное? Это ведь твой выбор, Киллоран? Спору нет, мисс Браун идет черный цвет. И ее наряд прекрасно сочетается с твоим, Джеймс. Но не слишком ли сие явно?

— Вы очень проницательны, леди Селдейн, — слегка поклонился Киллоран. — И очень откровенны, но в данном случае сделали ошибочный вывод. Видите ли, дело в том, что моя дорогая кузина недавно понесла тяжелую утрату.

— Вот как? — подняла брови хозяйка дома. — И кто же у вас умер, мисс?

— Дядя, — скорбно ответил за Эмму Киллоран. — Ее обожаемый дядя. Его убили на постоялом дворе в окрестностях Лондона около месяца назад. Для бедной кузины это стало тяжелым ударом.

Больше всего «бедной кузине» сейчас хотелось прикончить и этого «родственника». В его словах она слышала откровенную насмешку, хотя и достаточно далеко запрятанную, но не только. Было в них и предупреждение. Да, он спас ее, и не один раз. Но это не значит, что так будет продолжаться вечно.

— Печально, что и говорить, — согласилась леди Селдейн. — Значит, мисс Браун в трауре… Но это не помешало тебе, Киллоран, привести ее ко мне на музыкальный вечер, а вчера к Дарнли. У меня нет ни малейших сомнений в том, что ты задумал какую-то интригу, — она стала обмахиваться ярким, под стать платью, веером. — Ну, раз ты не желаешь идти в курительную, я приглашаю твою кузину посмотреть мою коллекцию фарфора. Пойдемте, милочка. Заодно поговорим о вашем… родственнике.

— При мысли о том, что вы поведаете Эмме, мне делается страшно, — сказал Киллоран, но испуганным он не выглядел.

Леди Селдейн округлила глаза.

— Страшно? Тебе? Позволь не поверить, Джеймс.

Леди Селдейн перевела взгляд на Эмму.

— Право, пойдемте, мисс. Мой фарфор стоит того, чтобы на него посмотреть.

Эмма с радостью последовала за хозяйкой дома. Леди Селдейн была едва ли не на голову ниже девушки и почти в два раза шире. Стоя рядом, они выглядели забавно, если не комично, но сейчас Эмма даже не обратила на это внимания. Оставаться дальше рядом с Киллораном и сносить его показные ласки она больше не могла. Это было выше ее сил. И как невыносимо бесцеремонное любопытство гостей!.. Произойдет ли скандал и чем он закончится?

Так что предложение леди Селдейн стало для Эммы истинным спасением, пусть хоть на время.

Хозяйка привела девушку в небольшую гостиную, где никого не оказалось. Стены здесь были затянуты бледно-розовым шелком, мебель удобной, но явно не новой. Леди Селдейн закрыла за собой дверь и знаком предложила девушке сесть на небольшой диванчик, но Эмма осталась стоять. Сама хозяйка опустилась в массивное кресло.

— Я вижу, вас удивила обстановка, — она улыбнулась, а Эмма расстроилась, подумав, что совсем не владеет собой и не может скрывать свои чувства. — Она всех удивляет. Безусловно, эта гостиная противоречит общему стилю моего дома. В обществе сие всем известно, а вам я объясню. Дело в том, что я удачно вышла замуж, причем оба раза. Сама-то я выросла в семье священника — дружной, но бедной. Эта мебель из моего дома. Когда мне нужно побыть наедине с собой, я прихожу сюда и закрываю дверь. Гостей я в эту комнату не приглашаю.

Эмма удивилась:

— А я? Меня-то вы пригласили…

— Вы заинтересовали меня, мисс. К тому же я с большой симпатией отношусь к лорду Киллорану — при том, что сам он подобные чувства ничуть не ценит. Мне захотелось знать, что вас связывает. Не смотрите на меня так. Конечно, я сразу поняла, что вы Джеймсу не кузина. Я хочу понять, что за игру затеял Киллоран и не принесет ли это вам вреда. Будет очень несправедливо, если он обидит такую милую девушку, как вы.

— Почему?

— Вы все-таки, пожалуйста, сядьте, — улыбнулась леди Селдейн. — Вы очень высокая… Я сломаю себе шею, если мне так и придется смотреть на вас снизу вверх. Сама-то я маленькая, хотя в молодости была хороша собой, вот лорды и не устояли… — рассмеялась она.

Эмма села, сначала на краешек дивана. Он хоть и был неказистым, но оказался очень удобным. Убедившись в этом, девушка расположилась поосновательнее и с удовольствием откинулась на спинку.

— Почему вы решили вмешаться в эту… интригу? — Эмма решила задать вопрос прямо — так же, как говорила с ней хозяйка дома.

— Даже не знаю, как вам ответить, мисс… Не буду лукавить, вы кажетесь мне очень приятной девушкой, и мне тревожно за вас. Похоже, граф Киллоран действительно ведет какую-то игру, и вы рискуете стать в ней пешкой, которой не страшно и пожертвовать. Но если Джеймс и правда подумал, что может распоряжаться человеческими судьбами, он должен остерегаться. Такие вещи никому не сходят с рук.

— Кто решится его наказать?..

— Киллоран сам станет себе судьей. Но неужели вы, как и все остальные, тоже видите в нем одно плохое? Не спорю, граф делает все возможное, чтобы люди забыли о том, что когда-то он был образцом порядочности и благородства, но эти качества снова и снова проявляются в нем, причем подчас в самых неожиданных ситуациях. Мне Джеймс нравится, и я не хочу, чтобы он наделал глупостей. И вы мне понравились, мисс, поэтому я так откровенна.

— У меня сложилось впечатление, что, если граф Киллоран задумал что-то сделать, он обязательно это сделает…

— Верно. Но когда я увидела вас рядом, то решила… — леди Селдейн запнулась.

— Что решили?

— Неважно, — хозяйка дома внезапно сменила тему: — Скажите, мисс Браун, что вы знаете о Джеймсе Киллоране? О его семье, прошлом?

— Почти ничего, — призналась Эмма. — Мистер Хепберн рассказал мне, что мать графа была католичкой, а отец унаследовал титул незадолго до смерти.

— А вы представляете себе, что значит быть католиком в Ирландии? Правда, отец Киллорана исповедовал протестантизм и к тому же был из знатной семьи, хотя титулом владел его старший брат. Семья Джеймса жила очень просто… Его отец разводил лошадей и держался в стороне от власть предержащих.

— Вам об этом рассказывал сам граф?

— Конечно, нет. Киллоран не способен на подобные откровения. Его мать была моей крестницей… За всю свою жизнь Мэйв не обидела ни одно живое существо. Добрейшее создание. И муж ее был хорошим человеком. Порядочным, надежным.

— Похоже, их сын не пошел ни в мать, ни в отца, — Эмма отвела взгляд.

Леди Селдейн замахала руками.

— Это не так! Джеймс хороший! Если бы только его дядя не сломал свою дурацкую шею… Титул унаследовал Джеймс-старший, отец Киллорана. Семья переехала в родовое имение. С этого и начались все их несчастья.

— Никогда бы не подумала, что титул и поместье могут стать причиной несчастья, — удивилась Эмма.

— Не забывайте о том, что Мэйв была католичкой. Ее сын не мог терпеть насмешки, а уж высокомерие тем более… Джеймс решил, что должен предпринять что-нибудь, — леди Селдейн прикрыла веки и вздохнула.

— И что же он сделал?

— Вы слышали когда-нибудь о движении «белых рубашек»? Должно быть, нет. В то время вы еще были слишком малы. Да и с какой стати англичанке интересоваться положением дел в Ирландии? Это было сообщество молодых католиков, не желающих отрекаться от веры своих отцов. Их отличительным знаком стали белые рубашки… Действовали эти юнцы безрассудно… Носились верхом на лошадях, нападали на сборщиков налогов, наносили вред хозяйству помещиков, которые перешли в протестантизм. Конечно, власти не могли оставить такие выходки без внимания, и возмездие их было суровым. Нескольких молодых ирландцев в белых рубашках казнили, и вовсе не за то, что они были так одеты. Явились и за Киллораном, но он в то время был в отъезде. Словом, все это закончилось трагедией. Его родителей убили…

— Боже мой… — прошептала Эмма, и в ее глазах блеснули слезы.

— Стоит ли говорить, что Джеймс в их смерти винил, и, надо признать, не без оснований, себя? Он никогда не говорил со мной об этом, но я абсолютно уверена в том, что именно тогда Киллоран решил, что в его жизни не должно быть того, что делает человека уязвимым, а это в первую очередь любое благородное чувство — нежность, дружба. И, конечно, любовь.

— А как сложилась жизнь у тех людей, которые совершили это злодеяние?

Леди Селдейн ответила не сразу.

— Точно не скажу… Ходили разные слухи, но наверняка никто ничего не знал. Известно лишь, что после смерти родителей Киллоран еще год прожил в Ирландии. Полагаю, он оставался там до тех пор, пока не рассчитался по всем долгам. Другой вопрос, что месть часто возвращается злом к тому, кто не смог противостоять желанию отомстить. И уж точно она способна погубить душу.

— Значит, душу лорда Киллорана погубила месть?

— Да кто же вам ответит на этот вопрос, мисс? — леди Селдейн была явно удивлена. — Иногда мне кажется, что это именно так, но он подчас совершает поступки, которые будят во мне надежду на то, что для Джеймса еще есть спасение. Правда, что касается истории, которую мне сегодня рассказали… Я говорю о произошедшем в доме лорда Дарнли…

Эмме захотелось вскочить с дивана и убежать — из этой гостиной, из этого дома, из этого города… Но она не двинулась с места, лишь прошептала, неожиданно для себя самой:

— Но что же я могу тут поделать?

Леди Селдейн раскрыла веер и принялась им обмахиваться. Она казалась всецело поглощенной этим занятием, и ответ Эмма услышала не скоро.

— Думаю, вы и сами это поймете.

— Я не хочу! — она гневно сверкнула глазами.

— И правильно! Хотя у девушки, которая поможет Киллорану вновь обрести свою душу, должно быть сердце ангела, — хозяйка дома многозначительно покачала головой. — Джеймсу нужен ангел, чтобы спасти его от терзающих демонов. Может быть, у вас это и получится… Если вы будете сильной и храброй. Если не побоитесь рискнуть для него всем: разбитым сердцем, жизнью, даже собственной душой… И все это еще не значит, что его удастся спасти.

— Но почему я должна спасать графа?

Леди Селдейн улыбнулась.

— Причина одна. Вы его любите. Я это сразу поняла, как только увидела вас вместе. Вам придется испить эту чашу до дна. Пожелай вы отказаться и даже убежать, сделать сие не удастся. Вы спасете Джеймса, но не принесете для этого себя в жертву.

Леди Селдейн сложила веер и замолчала.

С губ Эммы готовы были сорваться тысячи возражений, но она ничего не сказала. Тоже молчала и ждала. Мудрого наставления или предостережения… Но хозяйка дома, видимо, сказала все, что хотела сказать.

Значит, она любит Киллорана. Леди Селдейн это сразу поняла. Интересно, так ли проницателен сам граф, как крестная его матери?

Через минуту хозяйка дома заметила, что им следует выйти к гостям. Свой фарфор она покажет в другой раз — они еще наверняка увидятся. Эмма последовала за ней к двери и чуть ли не на пороге увидела графа. Леди Селдейн поспешила в музыкальную гостиную, сказав, что Киллоран прекрасно поступил, подождав «кузину» здесь.

— Ну что, тебе стало полегче? — любезно поинтересовался граф, как только они остались наедине. — Исповедалась?

— Нет.

— Стало быть, исповедалась леди Селдейн? Держу пари, что это было интересно. Эта женщинапрожила на редкость бурную жизнь. К тому же она привыкла говорить то, что думает, не считаясь с условностями.

Вы любите Киллорана. В голове у Эммы все еще звучал голос леди Селдейн. Я это сразу поняла.

— Да, с условностями леди Селдейн не считается, — это Эмма решила не оспаривать.

А зря! Ей ли было не знать, что Киллоран все слышит и ничего не оставляет без внимания.

— И что она хотела узнать? Историю твоей жизни? Подробности твоего прошлого? Пыталась выяснить, на самом ли деле ты моя родственница?

— Леди Селдейн прекрасно знает, что я не могу быть вашей кузиной, — Эмма старалась говорить подчеркнуто сухо. — Сказать честно, эта милая женщина хотела предостеречь меня.

— Предостеречь? Как трогательно. Действительно милая женщина. Неужели леди Селдейн решила, что я намерен соблазнить тебя, а затем бросить? — поинтересовался граф с притворным ужасом.

— Не знаю. Вообще-то ее больше интересует ваша судьба, а не моя.

— Вот оно что. Возможно, она считает, что это ты собираешься меня соблазнить. А потом, конечно, бросить. От этого она тебя и предостерегала, да? Счастье еще, что леди Селдейн неизвестна твоя тяга к убийствам, а то бы она тревожилась неизмеримо больше, — Киллоран подал ей руку. Эмме, перед тем как опереться на нее, пришлось собрать все свое мужество, но она сумела побороть внутреннюю дрожь. — Я полагаю, теперь тебе лучше уехать. Я пока останусь здесь.

— Почему?

— Что почему? Почему тебе лучше уехать или почему я пока останусь? Я останусь потому, что намерен еще кое-чем тут заняться, а ты будешь мне мешать. В зеленой гостиной начали играть в карты, и я бы не отказался поучаствовать. Сын первого мужа леди Селдейн очень богат — отец оставил ему значительную часть своего состояния. Я недолюбливаю этого человека и надеюсь на то, что фортуна тоже. Попробую узнать, прав ли я.

— Неужели вам так нужны его деньги?

— Совсем не нужны. Я просто хочу отвлечься.

— Отвлечься? От чего бы это?

Киллоран ответил не сразу. Его зеленые глаза скользнули по Эмме, и ей стало жарко. А что было бы с ней, если бы граф сейчас дотронулся до нее? И тут Киллоран действительно коснулся ее шеи, потом густых рыжих волос.

— Не столько от чего, сколько от кого, — шепнул он, наклонившись к самому лицу Эммы. — Мне нужно отвлечься от тебя.

Что, если он снова поцелует ее, как тогда, в пыльном полутемном бальном зале?

Ей этого хотелось. Хотелось броситься ему в объятия.

«Вы любите Киллорана», — как наяву, услышала она слова леди Селдейн и тут уже с дрожью не совладала.

Граф сразу отпустил ее. Его губы кривились в привычной полуулыбке.

— По правде сказать, мне просто скучно, и лучший способ развеять скуку — выиграть в карты или развлечься с какой-нибудь девицей, лишенной предрассудков.

Хорошо, что в полутьме Киллоран не мог разглядеть, каким несчастным стало вдруг лицо Эммы.

— А леди Селдейн не будет в претензии, если вы обыграете ее пасынка?

— Ничуть. Не рассердится она и в том случае, если я лишу ее падчерицу, дочь второго мужа, которая как раз сейчас гостит в Лондоне, ночного покоя — лишь бы не тронул внучку. Леди Селдейн вообще очень снисходительна ко мне.

Они уже были в вестибюле. Лакей накинул Эмме на плечи теплый плащ, и Киллоран попрощался с девушкой, сказав, что ее ждет карета.

— Желаю вам приятно провести время, — промолвила она.

— Благодарю, — граф слегка склонил голову. — Извините, кузина, что отправляю вас домой одну. Я дал указания кучеру: он проследит, чтобы с вами все было в порядке.

— Не стоило беспокоиться! — она улыбнулась. — Надеюсь, Натаниэль дома. Мы не будем скучать.

Киллоран на мгновение замер, и Эмма вдруг подумала, не зашла ли она слишком далеко в этих словесных ристалищах.

— Натаниэль умнее, чем может показаться на первый взгляд, — граф снова обрел способность двигаться. — Он не станет подвергать свою жизнь опасности без серьезной на то причины.

Эмма села в карету, и лошади рывком взяли с места. Девушка опять дрожала. От холода или от бессильной злости на этого невозможного человека? Такого красавца…

Она завернулась в меховую полость, лежавшую на сиденье. Карета ехала по темным улицам Лондона, и стук копыт по мостовой немного отвлек Эмму от печальных мыслей.

Должно быть, она задремала, убаюканная покачиванием кареты. Из забытья Эмму вывел внезапный толчок. Карета резко остановилась. Дверца распахнулась, чьи-то грубые руки схватили Эмму и потащили наружу.

Она отчаянно отбивалась, цепляясь за дверцу и за сиденье. Меховая полость и плащ Эммы упали на пол. Справиться с разбойником — они теперь, оказывается, промышляли не только на большой дороге, но и в самом Лондоне — ей не удалось. Этот человек оказался очень сильным. Он выволок Эмму на мостовую.

Грабитель оказался не один. Второй разбойник потянул с пола кареты плащ и меховую полость. Эмма закричала, стала звать на помощь. Первый разбойник тут же зажал ей рот огромной ладонью, а второй ударил ее.

Перед глазами девушки все поплыло. Что собираются сделать с ней эти люди? Ограбить? Убить? А может быть, это не воры или убийцы? Что, если эти люди хотят похитить ее? Эмма почувствовала, как один из них рванул с ее шеи колье, и услышала, как жемчужины со стуком рассыпались по мостовой. Эмму захлестнула ярость. Второе колье! Киллоран так не напасется для нее драгоценностей!

Она вцепилась зубами в руку, зажимавшую ей рот. Грабитель снова ударил ее и прижал спиной к стенке кареты. Его тело показалось Эмме каменной глыбой, которую невозможно будет сдвинуть с места. Это конец… Сейчас он ее убьет. Она больше никогда не увидит Киллорана… Не увидит его зеленые глаза… Не почувствует прикосновения его сильных рук… Только вот этих, мерзких…

И вдруг раздался гром. Эмма не успела даже сообразить, что зимой грома не бывает. Прижимавший ее к стенке кареты человек дернулся, обмяк и рухнул на мостовую. Следующая мысль девушки тоже была абсурдной — теперь она сможет собрать жемчужины и отдать починить колье.

Раздался еще один оглушительный раскат грома, и Эмма наконец сообразила, что это выстрел. Краем глаза она увидела, что второй лапавший на карету бросился в темный переулок.

Девушка оглянулась в поисках своего спасителя и даже не очень удивилась, обнаружив, что им снова оказался граф Киллоран. В обеих его руках было по пистолету, а лицо оставалось, как всегда, бесстрастным.

Он бросил пистолеты в карету и протянул Эмме руку.

— Садись. Я сяду на козлы. Кучер, похоже, не найдет дорогу к дому. Испугался так, что до сих пор как неживой.

А вот разбойник, лежавший на мостовой, оказался жив. Он застонал, и в руке Киллорана в ту же секунду блеснул нож.

— Не надо! Не убивайте его! — закричала Эмма.

— Почему? Он-то явно не собирался с тобой церемониться. Интересно, что это было? Разбой или попытка похитить тебя? — Киллорану пришла в голову та же самая мысль, что и Эмме. — Пожалуй, второе. Если это так, довести начатое до конца попытаются другие. Если я сейчас отправлю к праотцам этого, сие послужит им серьезным предупреждением.

— Но зачем кому-то похищать меня? Или убивать?

Киллоран убрал свое оружие и улыбнулся. Сравнить эту улыбку можно было разве что с лезвием только что спрятанного ножа.

— Кто может хотеть твоей смерти, вопрос не ко мне. Это тебе лучше знать. А вот если тебя хотели похитить, за этим, скорее всего, стоит Дарнли. Мерзавцев мог нанять он. Ты будешь садиться или нет?

Эмма взглянула на карету. Лошади стояли смирно, кучер, словно истукан, сидел на козлах. Удивительно, но он не издал ни звука — не кричал, когда на них напали, и сейчас не сказал графу ни слова. На мостовой стонал раненый разбойник.

Девушка приняла руку Киллорана. Он помог ей сесть и хотел уже было закрыть дверцу. Эмма остановила графа вопросом:

— Как вы здесь оказались? Вы ведь собирались остаться играть в карты у леди Селдейн.

— Передумал. Решил тоже поехать домой. Меня подвез в своей карете Сандерсон. Я вышел из его экипажа на перекрестке. Хотел немного прогуляться. Полюбоваться на звезды…

— С двумя пистолетами и ножом… Вы знали, что может что-то случиться, и поехали следом за мной.

Эмма хотела, чтобы Киллоран стал отрицать это. Она боялась поверить, что опять стала пешкой в его игре. Приманкой на охоте, которую он затеял.

Граф пожал плечами:

— Чего-нибудь подобного можно было ожидать.

— Вы использовали эту ситуацию, чтобы…

— Не ситуацию, — граф не дал ей договорить. — Я использовал тебя и намерен делать это впредь. После того как я закончу то, что задумал, ты получишь щедрое вознаграждение. У нас с тобой идеальный союз: тебе нужны деньги, чтобы устроить свою жизнь, а мне нужна девушка как раз такой внешности, какой обладаешь ты.

— Наш союз не похож на заключенный на небесах, — горько усмехнулась Эмма.

— Он заключен в аду, — с этими словами Киллоран захлопнул дверцу кареты.

 

Глава 12

Граф смотрел на Эмму, которая поднималась по лестнице на второй этаж — в свою спальню. Видно было, что девушка еле держится на ногах. Почему? От пережитого потрясения или этот мерзавец около кареты причинил ей какой-то вред? Может быть, он даже ранил Эмму и сейчас ей больно? Графу стало жалко девушку.

Киллоран тряхнул головой, отгоняя прочь эту совсем ненужную ему мысль. С Эммой все в порядке. Если бы у нее была рана, эта девушка не стала бы молчать. Граф поймал себя на том, что улыбается. По какой-то непонятной причине она все-таки действовала на него благотворно. Становилось легче на душе, если, конечно, так можно было сказать о нем — человеке, которому окружающие давно отказали в душе. Нет! Присутствие рядом Эммы для него не благотворно, а опасно, ведь из-за нее он снова вспомнил о чувствах, на которые просто не имеет права.

— Что произошло, милорд? — осмелилась задать вопрос миссис Рамсон и после этого вообще проявила чудеса отваги в разговоре со своим хозяином: — Неужели вы чем-то обидели ее? Если так, должна сказать вам…

— На карету, в которой ехала Эмма, напали какие-то люди, миссис Рамсон, — прервал служанку Киллоран. — Если уж на то пошло, я ее спас.

Конечно, он ее спас. Правда, сначала он подверг Эмму опасности. Сейчас графу было не по себе, но это, уж конечно, не из-за того, что вместе с жалостью проснулась и совесть, а из-за того, что ему давно пора выпить бренди.

— Бедняжка… Пойду помогу ей, — миссис Рамсон направилась к лестнице.

— Да, пойдите, — граф кивнул — И, кстати, где Натаниэль?

— Пока вас не было, приезжала леди Барбара, — служанка поджала губы. — Они куда-то уехали.

— Вам это, похоже, не нравится.

— Не мое дело, милорд, судить о том, что делают господа.

— Безусловно, — сказал Киллоран и направился в библиотеку.

Там уже были зажжены свечи, а в камине горел огонь. Граф встал около него и стал смотреть на разгорающееся все ярче пламя. Он думал о том, так ли уж счастлив будет Натаниэль, если получит наконец то, о чем страстно мечтает. Что касается леди Барбары, тут у Киллорана не было никаких сомнений: этой женщине любовные игры давно прискучили, если вообще когда-нибудь были интересны. Наверное, ему следовало предупредить Натаниэля. Объяснить, что эти томные взоры, «случайные» прикосновения и соблазнительные улыбки были не чем иным, как тщательно продуманным спектаклем. Несмотря на то что она отлично умела играть страсть, в душе Барбара Фицхью была так же холодна, как сам Джеймс Киллоран.

Сам Натаниэль слишком молод и неопытен, чтобы отличить игру такого рода от искренней — нет, не любви! — хотя бы привязанности. Но вполне возможно, что ему хватит и собственного удовольствия. Очень немногие из тех, кто удостоился особого внимания леди Барбары, смогли ее разгадать. Двадцатитрехлетнему юнцу из провинции вряд ли удастся это сделать.

Киллоран прикрыл глаза и облокотился на мраморную доску камина. Он чувствовал только исходивший от него жар и никаких угрызений совести. Да, он отправил Эмму домой одну. Кучер был предупрежден, и сам он сразу поехал следом. Конечно, никакого Сандерсона не было и в помине. Граф заранее позаботился о том, чтобы его ждала вторая карета, в которой был целый арсенал оружия. Эмма не пострадала. Какие тут могут быть угрызения совести?

Ну да, опасность оказалась серьезнее, чем он предполагал. По его расчетам, нападение должно было произойти немного позже. Когда он оказался на месте, этот здоровенный разбойник уже чуть не вдавил девушку в стенку кареты, да к тому же явно намеревался задушить ее.

Киллоран предпочел бы забыть о том, что почувствовал в ту минуту. Такую бешеную ярость он не испытывал уже много лет. Потом пришло другое чувство, настолько чуждое ему, что граф не сразу распознал его. Это было чувство вины, к счастью оказавшееся мимолетным. Его сменило хорошо знакомое — непреодолимое желание убить негодяя.

Эмма и сейчас стояла у него перед глазами: растрепанные волосы, белое как снег лицо, остановившийся взгляд. Ему оставалось лишь порадоваться тому, что ночная тьма скрыла от девушки его собственную бледность и такой же застывший взгляд. Черные кудри тоже, надо полагать, были растрепаны.

Киллоран открыл глаза и стал смотреть на языки пламени. Пожалуй, действительно нужно выпить, а лучше — напиться. Утром все эти переживания покажутся ему сущей ерундой. Он объяснит Эмме, что Джаспер Дарнли во что бы то ни стало захочет — уже захотел — получить ее. Он пойдет на все.

Тем не менее Киллорану не давала покоя одна мысль. Люди, напавшие на Эмму, не собирались похищать ее. Сейчас у графа не было никаких сомнений в том, что тот, кто прижал девушку к стенке кареты, собирался ее убить. За этим не мог стоять Дарнли…

От раздумий Киллорана отвлекла миссис Рамсон:

— Мисс Браун не пустила меня к себе. Она заперлась в спальне… Сказала через дверь, что никого не желает видеть. Милорд, вы уверены в том, что с ней все в порядке?

— Абсолютно уверен, — разозлившийся Киллоран махнул рукой и замер — на его белоснежном манжете было пятно крови.

— Но мне…

— Я сам зайду к мисс Браун. Вы можете идти спать, миссис Рамсон.

— Дело в том, милорд, что, по моему мнению, и опыту тоже, бывают моменты, когда женщина особо нуждается именно в женском участии и… помощи.

— Это тоже не ваше дело, миссис Рамсон, — судить о том, в чем может нуждаться моя кузина, — в голосе графа звучали стальные ноты. — Если ей действительно что-то необходимо, то это скорее родственное участие.

Миссис Рамсон поджала губы, но возражать осмелилась. Немногие на это осмеливались, когда Киллоран говорил таким тоном. Она тут же исчезла, а граф пошел наверх.

Спальня Эммы находилась в самом конце коридора, а его комнаты располагались прямо около лестницы. Он сделал это намеренно: так никто не мог пройти к девушке, не миновав апартаменты самого графа.

Кто-то, должно быть миссис Рамсон, оставил на столике в конце коридора канделябр с зажженными свечами. Киллоран минуту постоял перед запертой дверью, обдумывая, как поступить. Можно было постучать и попросить Эмму открыть. Можно было повернуться и уйти, оставив ее в одиночестве. Это, кстати, было бы самым разумным. Но Джеймс Киллоран далеко не всегда прислушивался к доводам разума, поэтому просто вышиб дверь и вошел.

Фигура графа заслонила едва ли не весь дверной проем. В полутьме он показался Эмме каким-то особенно высоким. И каким-то… угрожающим ей. Она сразу почувствовала именно угрозу, и это испугало девушку намного больше, чем неожиданное вторжение.

Испугалось она и того, что была практически полуодета. Поднявшись в свою спальню, Эмма сразу сняла платье и осталась в корсете и нижней юбке. Она прикрыла грудь руками.

Киллоран, в отличие от нее полностью одетый, поднял руку и показал на свой окровавленный манжет. Выражение его лица удивило Эмму — это была смесь видимого безразличия и страдания. Она пришла в ужас… Он ранен?!

— Ты ранена? — этот вопрос она ожидала услышать меньше всего и оторопела.

Киллоран быстро, с только ему присущей грацией, вошел в комнату. Эмма отступила, но спрятаться ей было негде, а прикрыться нечем. И некогда… В одно мгновение граф схватил ее и прижал к своей груди.

— Это твоя кровь?

Руки его были сильными и нежными, а сердце громко билось рядом с ее собственным сердцем. Эмме так захотелось прижаться к широкой груди Киллорана, закрыть глаза и забыть обо всем.

Нет! Этого ни в коем случае нельзя делать! Она решительно уперлась ему в грудь обеими ладонями, пытаясь отстраниться.

— Я не ранена, — Эмма порадовалась тому, что голос ее прозвучал ровно и спокойно. — Это кровь того человека, в которого вы стреляли. Сама я цела и невредима. Немного новых синяков вдобавок к полученным вчера, и все. Плохое настроение, конечно, не в счет.

Киллоран отпустил ее, причем сделал это быстро — просто разжал объятия и сделал шаг назад.

— Ты всегда в плохом настроении, детка, — на губах графа появилась столь ненавистная ей полуулыбка. — Что стало причиной на сей раз? То, что на тебя напали? Или то, что ты не успела расправиться с напавшими сама? Я появился не вовремя? Твои кровожадные инстинкты остались неудовлетворенными?

— Вам нравится шутить над такими вещами, как жизнь и смерть?

— Да. Нравится.

Киллоран словно не замечал, что она полуодета. Он подошел к окну и выглянул на улицу.

— С какой стати кому-то убивать тебя, Эмма? — спросил граф, и тут уж девушка сама забыла, как мало на ней надето, так поразил ее этот вопрос.

— Убивать меня? Действительно, с какой стати? — Эмма недоумевала. — Вы же сказали, это Дарнли желает получить меня. Не мертвой же я ему нужна, — она наконец сообразила схватить лежавшую на кровати шаль и закутаться в нее. — И почему вы думаете, что их целью была именно я? Ведь напали на вашу карету. Я думаю, в Лондоне есть люди, желающие не моей, а вашей смерти.

— Ты, моя радость, очевидно, тоже из их числа-а, — задумчиво протянул Киллоран. — Впрочем, оставим это и вернемся к делу. Эти люди знали, что меня в карете нет. В противном случае они стали бы стрелять, едва открыв дверь, — такая уж у меня репутация. Так кто же хочет убить тебя?

— Никто.

— Тогда почему ты убила своего так называемого дядю?

— Он действительно был моим дядей! — возмутилась Эмма. — Я не думала, что так получится. Дядя Хорас сам пытался меня убить… — Она внезапно замолчала.

— Ты же тогда сказала, что он тебя… Одним словом, домогался, — Киллоран повернулся и теперь смотрел на Эмму не отрываясь. — С какой стати ему в таком случае тебя убивать? Не мертвой же ты ему нужна, как и Дарнли?

— Понятия не имею.

— Но раз уж ты успела прикончить своего дядю раньше, чем он тебя получил, кто может тебе за это отомстить? Ревнивая тетушка?

— Тетя Тильда умерла раньше, чем мой отец, ее брат.

— Тетя Тильда, — Киллоран снова воззрился в окно. — Тетя Тильда и дядя Хорас. Уже кое-что. Назови-ка мне еще кого-нибудь из этой семейки. Имя?

Это была не просьба. Это было требование.

— Нет. Не скажу, — Эмма опустила глаза, хотя Киллоран смотрел не на нее, а на улицу.

Граф вздохнул.

— Скажешь, ангел мой, — он резко повернулся. — Уж я сумею разговорить тебя, — Киллоран снова подошел к ней и взял за руку. Он стал поглаживать ладонь Эммы своими длинными пальцами. — Я умею говорить с женщинами так, как мало кто умеет, — голос у него был низким, завораживающим. — Они мне рассказывают свои самые заветные тайны и готовы отдать все, что я пожелаю. И ты отдашь… Не просто охотно, но и с радостью.

Эмма не в силах была вымолвить ни слова. Сердце ее бешено колотилось, и девушка не сомневалась, что Киллоран чувствует это и понимает, почему оно так колотится.

— Вы напрасно так думаете, — прошептала она наконец, попытавшись стряхнуть с себя эти чары.

И опять эта мерзкая полуулыбка!

— Вовсе нет. Я тебя уже неплохо знаю. Пожалуй, даже лучше, чем ты знаешь саму себя. Ты ведь хочешь, чтобы я отпустил твою руку, правда?

— Да, — только и смогла кивнуть Эмма.

— Хочешь, чтобы я ушел и ты осталась одна?

— Да…

Киллоран обнял Эмму за талию.

— Но на самом-то деле ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал, правда?

— Да, — прошептала девушка.

В ее шепоте слышались гнев и беспомощность. Она злилась на себя за то, что не сопротивляется этому человеку. Злилась и на него — за то, что он будит в ней такие желания.

— Тебе нечего опасаться, — голос Киллорана как-то неуловимо изменился, и теперь Эмма уже не чувствовала себя завороженной. — Я не собираюсь тащить тебя в постель. Если я это сделаю, Дарнли тут же сие почувствует и потеряет к тебе тот самый интерес, на который я рассчитываю. Этого нельзя допустить. Так что не бойся. И вообще я постараюсь оградить тебя от случайных вспышек такого рода.

— От случайных вспышек такого рода?

— Обычно мне без труда удается контролировать свои желания. Да и желаний-то, собственно, нет… Похоже, ты действуешь на меня так, как не действует никто, — усмехнулся Киллоран.

— Мне очень жаль. Извините, — она нашла в себе силы посмотреть ему прямо в глаза.

— Не стоит извинений, — Киллоран снова шагнул к ней, и Эмма замерла в ожидании поцелуя. — По крайней мере, это скрашивает мою скуку.

С каким удовольствием бы Эмма сейчас огрела его кочергой, как Фредерика Варьенна, окажись у нее под рукой кочерга! Тем не менее ответить она постаралась спокойно.

— Рада слышать, что смогла развеять вашу скуку, но мне бы не хотелось мешать вашим планам. Как я понимаю, раз вы не потащите меня в постель, это сделает лорд Дарнли?

— Тебя сие пугает?

— Как сказать… Дело в том, что я боюсь не оправдать ваших ожиданий. Или ожиданий лорда Дарнли. Должна сознаться, что моя осведомленность в данном вопросе мизерна. Возможно, мне следовало бы взять несколько уроков у кого-либо, преуспевшего в продажной любви.

— Лучшей учительницы, чем леди Барбара, тебе не найти, — спокойно, словно речь шла об обучении писать акварелью, заметил Киллоран. — Она знает о продажной любви все.

— Вы ее очень любили?

Киллоран глянул на Эмму с холодным изумлением.

— Я? Леди Барбару? Это далее не смешно.

— Нет, не леди Барбару, а сестру лорда Дарнли. Ту женщину, за которую вы так жаждете отомстить.

Эмма хотела рассердить графа. Хотела пробудить в нем хоть какие-то чувства. Но Киллоран был все так же невозмутим.

— Мне казалось, я тебе уже все объяснил. Чтобы любить, нужно иметь сердце, а у меня его нет. Дарнли взял то, чем я хотел владеть сам. Вопрос о том, что эту связь назвал бы преступной любой человек, который бы о ней узнал, оставим. Что касается Мод, она давно мертва, и для нее неважно, что будет с ее негодяем-братом.

— Она преследует вас и после смерти?

На этот раз Эмма попала точно в цель. Киллоран побледнел. В его зеленых глазах вспыхнули злые огоньки. Было видно, что граф взбешен, но старается сдержаться.

Конечно, через минуту он взял себя в руки.

— Я был прав, — ответ прозвучал спокойно. — Ты и правда плохо на меня действуешь, — он решительно шагнул к Эмме, и она попятилась. — Но я хочу дать тебе совет, детка. Не нужно будить спящего льва. Это может обернуться для тебя бедой.

Эмма уперлась спиной в стену, и к ней вернулись ощущения, пережитые несколькими часами ранее. Она замотала головой, желая отогнать наваждение. Как воспринял это движение Киллоран, неизвестно, но он снова решительно прижал ее к себе. Эмма чуть не задохнулась от этого волшебного ощущения. Такое сильное тело… И такое горячее…

— Хочу, чтобы ты наконец поняла, от чего я тебя избавил, — прошептал Киллоран, наклоняясь к ее губам.

Это был не первый поцелуй в жизни Эммы Ланголет.

Совсем недавно она отбивалась от назойливых попыток Фредерика Варьенна, а чуть раньше от слишком нежных проявлений родственных чувств дяди Хораса. Эмма не сомневалась в том, что не любит целоваться.

Оказывается, она ошибалась.

Киллоран крепко обнял ее за талию и наклонился. Его губы скользили по ее губам — так медленно, что девушка утратила всякое представление о времени. Ей хотелось оттолкнуть графа и в то же время прижаться к нему еще крепче… Наверное, именно потому она просто стояла, как изваяние, опустив руки. Ну и что с того, что Киллоран ее целует? Главное, не отвечать на его поцелуй…

Большим пальцем он стал поглаживать ее щеку. Вторая рука графа по-прежнему обвивала ее талию, так что бедра Эммы были вплотную прижаты к бедрам Киллорана. Он снова коснулся губами ее губ… Девушка закрыла глаза.

Ощущение было приятным и очень волнующим… Эмма хотела, чтобы оно длилось до бесконечности. Киллоран слегка отпрянул, и она невольно потянулась за ним, не желая отрываться от его губ.

В чувство ее привел легкий смешок.

— Такая добыча для льва слишком легкая, — пробормотал граф. — Лично я люблю сопротивление. Ты позволяешь мне себя целовать… А разве ты меня не презираешь, Эмма?

Будь на ней туфли, Эмма непременно отдавила бы ему ногу каблуком. Конечно, можно было просто дать ему пощечину, но инстинкт самосохранения оказался сильнее.

Впрочем, это не помешало девушке разразиться гневной тирадой.

— Вы правы! Я вас презираю! — выпалила она. — Вы ужасный, отвратительный человек! Вместо того чтобы благодарить судьбу за дарованные вам блага, вы…

— Дарованные мне блага? — холодно переспросил Киллоран. — О каких подарках судьбы ты говоришь? Я ведь не английский аристократ, детка. Я ирландец. И все, что у меня сейчас есть, — исключительно моя заслуга.

— Вам чертовски везет в карты, — не смогла удержаться от язвительного замечания Эмма. — По крайней мере, так считает Натаниэль.

— Я смотрю, вы не тратили время зря. А что считает леди Селдейн? Она тоже поведала тебе об ошибках моей молодости и сегодняшних грехах?

Эмма вовсе не собиралась в чем-либо упрекать Киллорана, но желание высказать все, что накипело в душе, оказалось сильнее. Она уже не могла остановиться.

— Конечно, вы дьявольски красивы, женщины сами падают к вашим ногам… У вас прекрасный дом, обстановка, слуги… Словом, все, чего только можно пожелать…

В зеленых глазах графа загорелись искорки смеха.

— Я дьявольски красив… Вот оно что… Женщины падают к моим ногам… Так почему же не упала ты?

— Не желаю быть среди других покоренных обожательниц!

— Я не покоряю женщин, Эмма. — Эти низкие, волнующие ноты она уже слышала и чуть не сошла от них с ума. — Я их соблазняю. Очаровываю настолько, что они делают все, что я хочу. Тебе кажется странным, что во мне так много мужского обаяния?

Эмма не отрываясь смотрела в эти невозможные зеленые глаза. Собственно говоря, был ли у нее выбор? Был. Она могла или смотреть на него, или закрыть глаза. Еще неизвестно, что для нее опаснее в этой ситуации.

— Нет, — сказала наконец девушка. — Мне это ничуть не кажется странным.

— Почему же ты сопротивляешься?

— Наверное, я сильнее, чем другие женщины.

— Да, ты сильнее, — согласился Киллоран. — Но и это тебе не поможет.

Оказывается, все это время он потихоньку двигал ее к кровати, однако Эмма заметила данный маневр лишь в тот момент, когда уже чуть не упала на нее. Девушка в панике забилась в руках графа, но было уже поздно.

Через мгновение она лежала на спине… Глаза Эммы сверкали яростью, но сделать она ничего не могла. Ни вырваться, ни даже пошевелиться.

— А сейчас, моя дорогая, я покажу, чего тебе следует опасаться больше всего, — Киллоран снова припал к ее губам.

На этот раз в его прикосновении не было нежности и тихой ласки, но этот поцелуй потряс Эмму. Сие, безусловно, было величайшее искусство, искусство любви.

Эмма твердила себе, что ее просто целует опытный мужчина, что все это ровным счетом ничего не значит — так, умение, которым без труда может овладеть каждый. Она повторяла это раз, второй, третий, а тело ее дрожало и таяло от удовольствия, и губы послушно открывались навстречу новым поцелуям. Впрочем, Эмма все равно продолжала уговаривать себя, что ничего особенного не происходит и стон, вырвавшийся у нее, — лишь знак недовольства, не более.

Это был не один поцелуй и даже не двадцать. Киллоран целовал ее бесконечно, так что одни ощущения плавно перетекали в другие. Не успевала Эмма заново собраться с мыслями, как он снова погружал ее в океан эмоций. Граф целовал ее глаза, уголки губ, ямочку у основания шеи. Он касался губами кончика ее носа и подбородка, покусывал мочки, а затем снова запечатывал ее рот своим, и очень скоро Эмма окончательно растворилась в новых чувствах.

Руки Киллорана легли на ее бедра. Он ласкал их, медленно поднимая нижнюю юбку, и Эмма вдруг поняла, что сейчас может произойти. От этого понимания ей стало страшно. Киллоран желал ее… Тело его стремилось слиться с ее телом, и не было никакой возможности воспрепятствовать этому. Да она и не хотела делать это, даже если бы могла.

Киллоран прервал поцелуй и приподнялся на локтях. Он смотрел на Эмму все с той же своей полуулыбкой, которая уже грозила стать ее наваждением. Если бы не учащенное дыхание и не давление на ее бедра, Эмма ни за что бы не догадалась, что Киллоран возбужден.

— Хочешь меня, Эмма? — Голос его был на удивление спокойным. — Не нужно ничего говорить. Просто поцелуй меня.

Конечно, она хотела его, какой бы пугающей ни была для нее эта мысль. Эмма изнемогала от желания коснуться его, почувствовать тепло его кожи… А внутри себя она ощущала странную пустоту, заполнить которую мог только он… Ей нужны были глаза, губы, руки Киллорана. А еще ей нужны были его сердце и душа.

Но у него не было сердца… И души не было… Зато, похоже, ее собственные душа и сердце уже принадлежали ему…

— Нет, — она ответила тоже спокойно.

Сие было видимое спокойствие, и на то, чтобы его продемонстрировать, у Эммы ушли все силы. Физические и душевные.

На лице графа даже не мелькнула тень сожаления.

— Разумный ответ, детка. Браво!

Сказав это, Киллоран тут же встал с постели, а Эмма осталась лежать — она не могла даже пошевелиться.

Он подошел к слетевшей с петель двери, которую сам выбил, и внимательно осмотрел ее.

Эмма задала вопрос, ответ на который был для нee очень важен:

— У меня на самом деле есть выбор?

— Конечно. Приведи себя в порядок. Сейчас придет плотник.

— Славно вы дела делаете.

Мириам де Винтер молча смотрела на человека, небрежно развалившегося в кресле. Пальцы ее на мгновение сжались, но тем не менее она не промолвила ни слова.

— Вы не согласны с тем, что я сказал? — Язык у мужчины слегка заплетался. — Вам придется привыкать. И к этому, и еще кое к чему. Люди, которых вы наняли, должны были притащить мне… Сами знаете кого. И что в итоге? Добычи нет. Один охотник при смерти, второй жив, но ударился в бега. Вот я и говорю: славно вы дела делаете.

— Этих людей наняла не я, а вы. Мое было только предложение, — тон у Мириам был холодный.

— Да, и они бы справились, если бы точно следовали моим указаниям, — Дарнли ответил вообще ледяным тоном.

— Почему вы думаете, что они вас ослушались?

— У того, который с трудом приполз к моему дому, в карманах денег оказалось вдвое больше, чем я ему заплатил.

— Возможно, у него были общие деньги — и его, и второго вашего… охотника.

— Возможно. А возможно, кто-то заплатил ему вдвойне, чтобы все было сделано так, как нужно этому кому-то, а не мне. Думаете, я не знаю, как сильно вы желаете смерти своей кузины?

На лице Мириам не дрогнул ни один мускул.

— Мне совершенно безразлично, что произойдет с Эммой, если в итоге она все равно умрет. Она распутница, так что никто не мешает вам воспользоваться ею именно в этом качестве.

— Рад слышать, — пробормотал Дарнли. — Но теперь Киллоран будет настороже. Нам придется приложить массу усилий, чтобы получить свою добычу.

— Если не ошибаюсь, граф и так был настороже, — Мириам посмотрела в глаза Дарнли, и он отвел взгляд. — С чего бы иначе у ваших людей ничего не вышло?

— Дьявол их побери! — Дарнли стукнул кулаком по подлокотнику кресла. — Вторая попытка должна стать удачной. Третьей у нас не будет.

Мириам смотрела на аристократа с плохо скрываемым пренебрежением. Этот человек был более знатен, чем она, и более богат, но настоящей силы она в нем не чувствовала. Сиду ведь дают не происхождение и не деньги… Это понимала даже такая тщеславная и корыстная женщина, как Мириам де Винтер.

— Позаботьтесь о том, чтобы этого не произошло, — сказала она и встала. — В противном случае мне придется искать других союзников, и я их найду.

Она произнесла это так, что у лорда Дарнли ни на секунду не возникло в сказанном сомнения.

 

Глава 13

— Я люблю вас.

Это ожидаемое и все-таки неожиданное признание стало причиной того, что леди Барбара выронила карты. Она знала, что Натаниэль скажет именно эти слова, но когда они наконец прозвучали, поняла, что не готова к разговору.

Барбара Фицхью решила, что не откажет молодому человеку в своих ласках, как она это называла, в тот самый вечер, когда так поспешно покинула дом графа Киллорана. Конечно, она будет страстной и пылкой, чтобы Натаниэль ни на секунду не усомнился в том, что доставил ей неземное удовольствие. И сделать это нужно не откладывая. Необходимо покончить с двусмысленной ситуацией, в которой она чувствует себя так некомфортно.

Как только Натаниэль приехал к ней с визитом, Барбара приступила к реализации своего плана. Они сели играть в карты в ее изящно обставленной синей гостиной, к которой примыкали будуар и спальня. Натаниэль уже час не сводил с нее глаз, а леди Фицхью все медлила. И вот прозвучало признание в любви.

Барбара взяла со столика выроненные карты и улыбнулась Натаниэлю самой чарующей из своих улыбок.

— Вы ведь совсем молоды, не так ли? — этот вопрос вряд ли мог считаться ответным признанием, и Натаниэль поднял брови.

— Мне двадцать три года.

— Я никому ни в чем не признавалась уже в восемнадцать лет, — Барбара положила на столик карту. — Пики.

Натаниэль бросил свои карты на пиковую даму.

— Я не хочу играть с вами, леди Барбара.

— Это можно понять, — леди Фицхью улыбнулась. — Вы хотите совсем другого.

— Нет. Я…

— Неужели не хотите? — Барбара сделала вид, что удивлена. — Таких признаний я давно не слышала. Так, значит, вы меня не хотите?

— Конечно, хочу. Вы самая прекрасная женщина из всех, кого мне доводилось видеть за всю мою жизнь. И самая желанная.

— Если не ошибаюсь, большую часть своей жизни вы провели в Нортумберленде, не так ли? Каких же женщин вы могли видеть в этой глуши?

— Прошу вас, леди Барбара, — в голосе Натаниэля послышалось еле уловимое негодование. — Не нужно смеяться над моей преданностью.

— Значит, вы мне преданны? А я-то думала что это желание как таковое, — Барбара откинулась на спинку кресла и изящно, как кошка, потянулась.

Это была обычная уловка. При таком движении ее грудь обрисовывалась самым выигрышным образом. Барбара не сомневалась, что сейчас глаза Натаниэля скользнут ей в вырез, после чего разговоры о преданности закончатся.

Но этот юноша из Нортумберленда не желал играть по правилам. Взор его был прикован к ее лицу, как если бы выражение глаз казалось для него важнее, чем ее соблазнительная фигура. Значит, глаза должны затуманиться. Она умела делать и это, и многое другое.

— Барбара, — голос Натаниэля был полон нежности, и леди Фицхью тут же ощутила, как в ее душе вскипает раздражение.

Ей не нужна никакая нежность! Это глупо.

— Натаниэль, если вы хотите меня, так и скажите, — промурлыкала она, вставая с кресла. — Я давно жду, когда вы проявите свой интерес ко мне более явно. Я думаю о вас с того самого момента, как вы меня поцеловали. Вы на редкость привлекательный молодой человек. Я уже пресытилась любовью, но сейчас испытываю чувства, о которых много лет как забыла. Не продолжить ли нам разговор в моей спальне?

— Барбара…

Он тоже встал, с кресла. В голубых глазах юноши застыли смущение и досада.

Леди Фицхью подошла к Натаниэлю вплотную. Молодой человек был намного выше, чем она. От него исходил аромат свежести и чистоты, почему-то напомнивший Барбаре запах горящей свечи. Она тряхнула головой, чтобы отринуть возникший совсем некстати образ, улыбнулась и положила свои маленькие руки на плечи юноше.

— Чего вы испугались, Натаниэль? — спросила она и облизала губы. — Вы ведь не девственник и знаете, какое удовольствие вас ждет.

Она расстегнула пуговицу камзола Натаниэля. Молодой человек поймал и удержала руку леди Барбары.

— Нет, — сказал он мягко и в то же время решительно.

— Нет? — она сделала вид, что не поняла. — Значит, вы девственник и я буду вашей первой женщиной? Вам повезло. У меня большой опыт, и я смогу многому вас научить.

Она попыталась высвободить руки, но безуспешно.

— Нет, Барбара, — повторил еще раз Натаниэль. — Я не хочу продолжать этот разговор в вашей спальне. Во всяком случае, не сегодня.

Леди Фицхью не верила тому, что слышала. Ошеломленная, она опустила руки и отступила на шаг назад.

— Тогда зачем вы пришли ко мне?

— Я пришел с визитом. А еще я пришел потому, что люблю вас.

— Этого не может быть, Натаниэль. Таких женщин, как я, не любят. Мужчины меня желают, и я нередко удовлетворяю их желания. Ваши удовлетворю непременно. Хотите меня — берите. Не хотите — убирайтесь из моего дома.

— Я люблю вас, — повторил Натаниэль.

— Этого не может быть, — повторила и Барбара. — Вы просто мальчишка, и чувства у вас мальчишеские! В скольких женщин вы уже были влюблены? О мисс Поттл я знаю. Киллоран рассказал. Еще вы, похоже, неравнодушны к новоявленной кузине графа. А теперь еще я, любовница вашего родственника.

— Вы не состоите с графом в любовной связи, — Натаниэль слегка поморщился. — Как бы вам ни хотелось убедить меня в этом.

— Почему я должна вас в чем-то убеждать? — она уже злилась. — Если мое предложение вас не устраивает — что ж, забудьте о нем. Второй раз вы его не услышите.

Она, словно не в силах совладать с собой, стала дышать чаще. Грудь Барбары Фицхью в такой ситуации никого не могла бы оставить равнодушным, но Натаниэль устоял. Он был спокоен, во всяком случае внешне, и Барбаре вдруг стало страшно. Неужели она утратила свою привлекательность, магическую для мужчин? Что, если они больше не станут вожделеть ее? Не будут готовы ради нее на любое безрассудство? И с чем же она тогда останется?

Молчание давило на обоих, становилось невыносимым. Теперь Барбаре было не только страшно, но и стыдно. Последнее чувство, давно забытое, оказалось непереносимым.

— Убирайтесь из моего дома! — Барбара Фицхью с трудом сдерживала ярость.

Натаниэль повернулся и медленно пошел к двери.

Все было бы проще, не окажись он таким привлекательным… не смотри на нее с этой проклятой нежностью и состраданием, за которое Барбара была готова выцарапать ему глаза. Ей вдруг страстно захотелось разозлить молодого человека, вывести из себя.

— Что вы вообще собирались делать со мной, Натаниэль? — Голос Барбары звучал враждебно. — Читать мне мораль? Предложить уйти в монастырь? Молиться за мою душу? Слишком поздно — у меня ее давно нет. Именно поэто му мы с Киллораном так хорошо понимаем друг друга.

Юноша повернулся.

— Я хочу спасти вас.

Барбара удивленно подняла брови.

— Разве вы не знаете, что человека невозможно спасти, если он этого не хочет? Каждый идет в ад по собственной воле. Ни вы, ни кто-либо другой не в силах этому помешать. Вам не удастся спасти ни меня, ни Киллорана. Думаю, что и мисс Эмму Браун спасти вам тоже не удастся. Единственное, что в ваших силах, — спасти самого себя. Это сделать очень просто. Держитесь подальше от меня. Держитесь подальше от Киллорана. Возвращайтесь в Нортумберленд, найдите себе еще одну мисс Поттл, женитесь на ней, и пусть она рожает вам детей.

— Я хочу, чтобы моей женой стали вы, — ответил на эту тираду Натаниэль. — Хочу, чтобы матерью моих детей были вы.

Леди Фицхью чуть не задохнулась. Она сама не поняла, почему бросилась к Натаниэлю и принялась колотить его. Охваченная яростью, Барбара наносила удар за ударом. Ей хотелось, чтобы Натаниэль больше не произнес ни одного слова, а вместе с ним замолчал соблазн, который таился в его словах. Все, о чем говорил молодой человек, было немыслимо для такой женщины, как она.

Натаниэль позволил Барбаре выплеснуть ярость. Он не сопротивлялся, когда она била его по груди и хлестала по щекам. Когда этот порыв иссяк, он крепко обнял Барбару и прижал к себе.

— Я вижу, что вы несчастны, но ведь не я тому виной, — сказал он нежно.

В эту минуту Натаниэль Хепберн казался намного старше своих лет.

Барбара, все еще не придя в себя, услышала какие-то звуки, но не сразу поняла, что это такое. Между тем это были рыдания.

Откуда бы это? Натаниэль не плакал… Должно быть, какая-нибудь служанка за дверью, у которой разболелся зуб. Когда леди Фицхью сообразила, что рыдает она сама, сие поразило ее чуть ли не больше всего.

Молодой человек провел рукой по ее щекам, вытирая слезы. Барбара задрожала Натаниэль очень благородный, очень порядочный. Зачем ему такая женщина, как она?..

Леди Фицхью высвободилась из его объятий.

— Уходите, — сказала Барбара и сама испугалась того, как прозвучал ее голос. — Оставьте меня. Вам не нужно то, что могу предложить я, а мне ни к чему ваши чувства. Вам действительно лучше вернуться в Нортумберленд. Лондон не для вас. Уходите. Уезжайте.

Таким голосом, наверное, могло говорить привидение. Душу — несуществующую душу Барбары — терзали ярость и отчаяние. А слезы все продолжали струиться по ее щекам.

— Убирайтесь! — она готова была сорвать на истерику.

Натаниэль снова обнял ее и прижал к груди даже крепче, чем первый раз.

— Тише, тише, — он нежно погладил Барбару по голове. — Я не очень понимаю, что вас так испугало, но хочу сказать, что никогда вас не обижу. Это правда. Рано или поздно вы мне поверите.

Барбара перестала рыдать. Она затихла в кольце этих сильных рук. Натаниэль смотрел на нее не отрываясь, и в его голубых глазах светилась нежность. Молодой человек наклонился и бережно коснулся губами ее опухших век, а затем отпустил.

Когда Барбара наконец поняла, что Натаниэль ушел, бежать за ним было уже поздно. Леди Фицхью в изнеможении опустилась в кресло. Она не могла унять дрожь, причем дрожало не только ее тело — дрожала душа.

«Черт бы его побрал!» — билась у нее в голове одна и та же мысль.

Этого нельзя было предположить. Барбара редко дарила своим вниманием юношей — они были слишком страстными и чрезмерно ранимыми. Ей больше нравилось иметь дело с мужчинами,перешагнувшими как минимум тридцатилетний рубеж, и чтобы денег у них было не меньше, чем любовного опыта. Лучшим экспонатом ее коллекции должен был стать граф Киллоран — богач, умопомрачительный красавец, лучший любовник во всей Англии, не говоря уж о какой-то там Ирландии, но он в ее сети не попался. А вот сети на Натаниэля Хепберна она даже не собиралась закидывать — такая рыба ей была не нужна.

Однако все получилось совсем по-другому. Сегодня взгляды Натаниэля и прикосновение губ пробудили в леди Барбаре больше чувств, чем она испытала со всеми своими поклонниками, вместе взятыми.

Безусловно, это не ему, а ей нужно держаться как можно дальше… от сильных рук этого юнца, ласковых глаз, а главное — от его признаний.

— Черт бы его побрал! — повторила она наконец вслух. — Черт, черт, черт!

Воззвав к нечистой силе, Барбара Фицхью снова разрыдалась.

Ночь была на исходе. Близился рассвет. Джаспер Дарнли провел в постели едва ли больше часа, когда сквозь полудрему ему послышался внезапный шум. Дарнли сел на постели и стал всматриваться в полумрак. Перед тем как лечь, он выпил настойку опия и сегодня рассчитывал на то, что забудется сном. Так что же вывело его из забытья, в которое он только начал проваливаться?

У двери обрисовалась призрачная фигура, и Дарнли вдруг ощутил настоящий ужас.

— Кто здесь? — прошептал он еле слышно. — Это ты, Мод?

Фигура шагнула ближе, и Дарнли узнал того, по сравнению с кем даже призрак покойной сестры можно было считать желанным гостем.

— Не совсем, — Киллоран ответил только на второй вопрос. — Неужели тебя мучают видения, Джаспер?

— Что ты здесь делаешь? — В голосе Дарнли звучала паника.

Обычно у него под подушкой лежал пистолет, но накануне у лорда просто не было сил проверить, на месте ли оружие. Он рухнул на постель еще до того, как слуги раздели его, и тем пришлось повозиться.

Ну и чудовищная выдалась ночка! Сначала неудачная попытка похитить кузину Киллорана, чуть не закончившаяся для рыжей бестии смертью, при том что у него были на нее совсем другие планы! При одной мысли об этом Дарнли охватила такая ярость, что он едва не придушил свою страшную, в прямом и переносном смысле слова, союзницу.

А теперь вот Киллоран в его собственной спальне! Нет, ночь действительно чудовищная и к тому же нескончаемая.

Дарнли трясущимися руками зажег свечу. Киллоран по своему обыкновению был во всем черном, только кружевные манжеты белые. Его длинные волосы свободно падали на плечи. «Дурной стиль», — подумал Дарнли и провел рукой по собственной коротко стриженной шевелюре. А с другой стороны, что взять с ирландца?

Граф шагнул ближе. Оружия у него, кажется, не было, но Дарнли не склонен был преуменьшать грозившую ему опасность. Возможно, Киллорану надоел их затянувшийся поединок, и он решил, что сопернику пора выйти из игры.

— Собираешься убить меня? — хрипло спросил он.

— Собираюсь, — ответил Киллоран. — Этот вопрос я решил для себя десять лет назад. Собираюсь ли я убить тебя прямо сейчас? Нет. Я еще не насладился в полной мере твоими мучениями.

— О каких мучениях ты говоришь? — Дарнли и сам почувствовал, насколько фальшиво прозвучал его вопрос.

Киллоран отвечать не стал, только улыбнулся.

— Если ты пришел не для того, чтобы убить меня, убирайся. Я хочу спать.

— Да, Джаспер, тебе это не помешает. Ты в последнее время плохо выглядишь, — в голосе Киллорана прозвучала насмешка, тут же перешедшая в угрозу. — Я здесь потому, что сегодня ночью пытались убить мою сестру.

— И ты пришел сообщить мне об этом? — Дарнли повысил голос. — Или ты хочешь сказать, что я замешан в этом деле? Зачем мне убивать твою сестру?

— А зачем тебе было убивать свою? Я думаю, что тяга к злу усиливает твое врожденное стремление познать все запретное. Поэтому я тебя предупреждаю — держись подальше от Эммы.

— Даже не собирался подходить к ней, — губы Дарнли скривились в насмешливой улыбке.

— Позволь тебе не поверить, Джаспер. И, кстати, если уж я зашел, расскажи мне все, что успел узнать о ней.

Дарнли сделал вид, что удивился.

— Что я успел узнать о ней? Вряд ли больше, чем ты. Ты наверняка лучше знаешь ее родственников… У вас ведь они общие.

Киллоран подошел к самой его кровати, но Дарнли, к этому времени в полной мере ощутившему воздействие опия, уже было не страшно. Даже почувствовав на горле сильную руку своего заклятого врага, он усмехнулся.

— Мне ничего не стоит убить тебя, — спокойно сказал Киллоран. — Сожму чуть посильнее, и тебе конец.

Глаза Дарнли сверкнули.

— И в этом мое преимущество, Киллоран. Мне все равно, жить или умереть. А вот ты, хотя и пытаешься изображать бессердечного негодяя, так и не смог избавиться от желания жить среди родных и любимых людей, как жил когда-то. Вот в чем разница между мною и тобой. И еще в том, что я английский аристократ, а ты ирландский выскочка. Такие, как ты, никогда не станут равными нам.

Рука, лежавшая на его горле, сжалась крепче, и Дарнли закрыл глаза. Конечно, мысль о том, что его жизнь может вот-вот оборваться, пугала этого человека, как и любого другого. Вне сомнения, он бы предпочел отсрочить встречу — не с Творцом, ему сие не грозило — с сатаной.

Киллоран улыбнулся самой широкой из своих улыбок.

— С твоей стороны было ошибкой преследовать Эмму, и ты это знаешь. Надеюсь, впредь будешь умнее. Иначе ты умрешь раньше, чем я решу закончить наш поединок.

— Я же сказал, смерть меня не страшит.

— Возможно, хотя и маловероятно. И еще один вопрос, Дарнли. С кем ты вступил в сговор? Кто желает расправиться с Эммой?

— К дьяволу тебя и твою Эмму! Если не собираешься убивать меня, убирайся прочь!

Киллоран нажал сильнее, и Дарнли понял, что ему не хватает дыхания. Он попытался оторвать от своего горла руку заклятого врага, но безуспешно. Рассвет уже вступил в свои права, а в глазах Джаспера Дарнли потемнело. Похоже, это и правда конец — он умрет здесь, сейчас…

Он смирился. Силы покидали лорда Дарнли. Его руки разжались и упали на кровать. Сознание уходило… Он погружался во тьму.

«Смерть, — подумал Джаспер и последним усилием воли улыбнулся. — Мод».

Киллоран разжал руки и отошел от кровати. Теперь на его лице вместо улыбки было отвращение. Дарнли дышал, но был без чувств. На горле у него наверняка останутся синяки — пусть они будут напоминанием об этом разговоре.

— Ну нет, Джаспер, — вовсе не врагу, а самому себе сказал Киллоран. — Так легко ты не отделаешься.

Он внимательно огляделся. Можно было приступать к поискам. Граф не сомневался, что слуги в спальне не появятся. Он заплатил не только за то, чтобы ему открыли дверь, но и за то, чтобы не мешали.

Сначала Киллорану не удавалось найти ничего из того, что он надеялся обнаружить. Удача улыбнулась в тот момент, когда граф потерял надежду. Визитная карточка. «Мисс Мириам де Винтер, Крауч-Энд».

У аристократа Дарнли не может быть знакомых на Крауч-Энд. Значит, мисс де Винтер сама явилась к нему. Интересно, зачем?

На этот вопрос нужно найти ответ. Не исключено, что Мириам де Винтер что-то знала о той, что пока так и оставалась для него загадкой. Об Эмме Браун.

Киллоран задержался у постели своего врага. Дарнли был неестественно бледен, но теперь уже дышал глубже. Конечно, в себя он придет еще не скоро, но граф решил быть учтивым.

— До свидания, Джаспер. Это я возьму, — он положил карточку в карман. — Тебе больше не понадобится. Выспись наконец.

И тут произошло невозможное — Дарнли на мгновение очнулся. Разразившись проклятиями, он потянулся к Киллорану и даже схватил его за руку. Граф вспомнил, что он ирландский выскочка, размахнулся и ударил Дарнли в солнечное сплетение.

Крик боли разнесся далеко за пределами спальни, но узнать, что случилось, никто не пришел. Дарнли обмяк, глаза его остекленели. Он перекатился на живот, из горла хлынула кровь. Киллоран задержался еще на мгновение, наслаждаясь страданиями своего врага, а потом спокойно вышел из его дома. У него было важное дело.

Этой ночью Джеймс почти не спал. Запах Эммы отпечатался в его сознании, ощущение ее тела осталось у него на руках и губах. Только Киллоран начинал погружаться в дрему, как перед ним вновь и вновь появлялось ее лицо. В глазах Эммы читалось сокровенное желание неискушенной девушки. Она словно умоляла о том, о чем впоследствии ей пришлось бы горько пожалеть.

Затем домой вернулся Натаниэль. Киллоран хотел даже встать с постели, чтобы задать ему один-два вопроса, но все-таки решил не делать этого. Возможно, у Натаниэля тоже выдался непростой вечер. Должно быть, Барбара все-таки добилась своего. А что, если мальчишке не удалось соответствовать? Это часто случается с неопытными провинциалами, да и с жителями столицы тоже. Леди Фицхью могла начать изводить его насмешками. Она любила жалить тех, кто не мог скрыть, что им больно.

Впрочем, не исключено, что на сей раз больно было самой Барбаре. Эта женщина жаждала того, что было ей недоступно…

Пусть сами разбираются, у него своих забот хоть отбавляй. И первая из них — Джаспер Дарнли.

Карета подъехала в тот самый час, который Киллоран назначил. Кучер соскочил с козел и почтительно распахнул перед ним дверцу. Граф одобрительно кивнул. Ему нравилось такое отношение. Хорошо бы, чтобы им прониклась и Эмма Браун, но на это вряд ли стоит рассчитывать.

Ей всегда удавалось ему противостоять, и сие удивляло Киллорана. Ни одна женщина никогда не могла перед ним устоять. С Эммой все было иначе. Она вообще умела достойно принимать удары судьбы. Не далее как сегодня ночью на нее напали и едва не убили, и эта девушка, вместо того чтобы биться в истерике, нашла в себе силы оставаться спокойной.

Хорошо, что сам он привык контролировать свои чувства. В противном случае был риск за одно это проникнуться к ней симпатией. И сие говорит самому себе он — человек, которому давно все безразлично!

Джеймс Киллоран был не из тех, кто лжет своему «я». Он всегда мог сказать себе правду, какой бы неприятной она ни оказывалась. Сейчас эта правда была такой: чем больше он узнавал Эмму, тем больше ему эта девушка нравилась. Она напоминала ему о давнем прошлом, побуждала снова стать благородным и порядочным человеком, а ему этого вовсе не хотелось.

Пора заканчивать весь этот спектакль. Пусть Эмма Браун идет своей дорогой. Иначе наступит момент, когда он уже не захочет с ней расставаться и их дорога станет общей.

Но теперь появилось новое обстоятельство. Жизни Эммы кто-то явно угрожал, и оставить этот факт без внимания Киллоран не мог.

Кучер, очевидно, задремал. На сей раз Киллоран сам себе открыл карету. Он сел поудобнее и громко захлопнул дверцу. Слуга очнулся.

— На Крауч-Энд, — сказал граф и вернулся к своим мыслям.

— На Крауч-Энд, милорд? — переспросил кучер.

— Да. А что в этом удивительного?

— Не самое подходящее место для вашей светлости, — смешался слуга.

— Откуда тебе знать, какое место для меня самое подходящее? — удивился такому объяснению граф.

— Я служил там, милорд. До тех пор, пока три года назад не поступил в услужение к вам.

Это Киллорана заинтересовало.

— Вот как? Значит, тебе хорошо знакомо это место?

— Да, милорд.

— Ну тогда поехали к дому де Винтеров.

— К дому де Винтеров? Вам нужна мисс Мириам?

— Ты задаешь много вопросов, — в голосе Киллорана зазвучали нотки, которые были известны всем его слугам — когда хозяин говорил таким тоном, они замолкали минимум на неделю.

— Прошу прощения, милорд.

— А что, эта мисс Мириам живет одна? — Голос Киллорана стал помягче, и кучер воспрял духом.

— Раньше жила с отцом, но он около месяца назад умер. Во всяком случае, так говорят. Я слышал, его убил какой-то аристократ.

— Невероятно, — пробормотал Киллоран, тут же вспомнивший человека, которого Эмма называла дядей Хорасом. — А еще кто-нибудь в их доме живет?

— Жила племянница мистера де Винтера. Эта девушка почти все время сидела дома. Ходила только в церковь. Мисс Мириам следила за тем, чтобы на ней всегда была густая вуаль. Говорили, что бедняжка страшна, как смертный грех. Мисс де Винтер не позволяла ей ни с кем разговаривать.

— И где теперь эта племянница?

— Не знаю, милорд. Она исчезла приблизительно в то же самое время, когда убили мистера де Винтера. И все-таки зачем вам мисс Мириам?

— У нас с ней есть общие знакомые, — ответил Киллоран. — И все-таки ты очень любознателен для кучера.

— Виноват, милорд.

— Поехали, наконец. Я наговорился с тобой на год вперед.

Лошади рванули с места, и Киллоран повалился на подушки.

В карете было прохладно, и граф потянулся к меховой полости, лежавшей на сиденье. Он набросил мех на колени и решил хоть немного вздремнуть. Помешал ему это сделать чарующий запах.

Розы и лаванда — такое странное сочетание ароматов. Чувственное и в то же время невинное. Густой белый мех пах Эммой.

Киллоран раздраженно отбросил его. Ему очень хотелось поддаться соблазну, набросив на ноги эту столь волшебно пахнущую полость. Нет! Он не будет этого делать! Никаких запахов, воспоминаний, зрительных образов!

Черт возьми! Теперь его наваждением становится не Джаспер Дарнли, а Эмма Браун. Она искушает его, угрожает воле, которую все и сам граф считают железной. Этого Киллоран не мог себе позволить.

Глава 14

Когда Мириам де Винтер читала утренние молитвы, на входную дверь обрушился град ударов. До этой минуты в доме царила тишина, колени Мириам упирались в холодный пол, а сама она уже готова была обратиться к Господу с просьбой покарать всех ее врагов, как вдруг привычный ход мыслей нарушил внезапный грохот.

В столь ранний час никто, кроме нее, открыть дверь не мог. Мириам и помыслить не могла, чтобы позволить кому-то из слуг жить в ее доме. Женщины были слишком глупы и надоедливы, а мужчины — слишком распутны. Пока с ними жила Эмма, Мириам прекрасно обходилась минимумом прислуги. О ней заботилась старая Герти. Она же помогала повару на кухне, а Эмма с горничной должны были содержать в чистоте комнаты.

Это было разумное распределение обязанностей. Работа по дому была истинным спасением для таких грешных душ, как Эмма, и Мириам усердно следила за тем, чтобы ее кузина не сидела без дела. Но теперь все изменилось и пришлось нанять еще одну служанку. В противном случае Мириам пришлось бы самой выполнять часть домашней работы.

Сейчас было только шесть часов утра. Герти приходила к семи, и уже она открывала дверь горничным и истопнику, обязанностью которого было разжигать камины и очаг на кухне. Бомбли являлся в полдень.

Мириам встала и неспешно направилась вниз. Она шла по узкому, безупречно чистому коридору, лишенному каких бы то ни было украшений вроде картин, потом спускалась по лестнице, отполированной до такой степени, что всякий, кто рискнул бы легкомысленно сбежать по ней, мог поплатиться за это здоровьем, если сломает ногу, а то и жизнью, если свернет шею. Но кто бы осмелился повести себя легкомысленно в этом доме?

Грохот не ослабевал ни на секунду, но хозяйка шла медленно — лицо ее было сурово и невозмутимо.

Она решила, что к ней пожаловал лорд Дарнли. Очевидно, вчера он высказал не все свои претензии. Мириам де Винтер это нисколько не беспокоило. Дарнли очень ошибается, если думает, что она будет решать его проблемы, а не свои. Мужчины вообще глупы, а уж когда их одолевает похоть, они глупы стократ. Этот чванливый аристократ полагает, будто два главных желания его жизни — увидеть графа Киллорана в гробу, а его новоявленную родственницу в своей постели — могут быть ей интересны…

Нет! Ее цель — отомстить Киллорану и Эмме за смерть отца. Главным образом Эмме. Ее кузина умрет. А если перед этим ее получит лорд Дарнли, то это ведь окажется не первое ее грехопадение. Он сказал, что Киллоран ее любовник, и Мириам сему вовсе не удивилась. И раз этот человек заколол ее отца, он тоже умрет, хотя сделать это, конечно, будет труднее.

Вчера она потерпела неудачу, но больше не ошибется. Вместо того чтобы полагаться на Дарнли, она сама наймет людей. А если и они не справятся, подумает, как это можно сделать самой.

Мириам наконец спустилась вниз и распахнула дверь. На пороге стоял кучер в ливрее.

— Прошу прощения, мэм, хозяин велел стучать что есть сил. Он хочет поговорить с вами.

Мисс де Винтер увидела карету с распахнутой дверцей. Из нее вышел высокий мужчина. Мириам была такой же близорукой, как Эмма, и сейчас решила, что это может быть только один человек.

— Лорд Дарнли? — холодно спросила она. — Вы не находите свой визит слишком ранним?

Мужчина плечом отодвинул кучера, не успевшего сделать шаг в сторону, и предстал перед Мириам. Сказать по правде, она испугалась, но показывать этого было нельзя.

— Вы ошиблись, мисс де Винтер, — тон был насмешливым. — Хотелось бы, однако, знать, что может привести такого человека, как Джаспер Дарнли, в ваш дом?

Мириам де Винтер сумела взять себя в руки.

— Кто вы такой и что вам нужно, милорд? — она задала два вопроса, ответы на которые уже знала.

На губах Киллорана появилось подобие улыбки, и Мириам де Винтер подумала, что так могла бы улыбаться змея, если бы умела это делать. Тем не менее она ждала ответа, а услышала еще один вопрос.

— Почему, обратившись ко мне, вы сказали «милорд»? — спросила улыбающаяся змея, то есть змей.

Конечно, назвать его милордом, пока граф не представился, было ошибкой. Она уже знала, что стоявший перед ней человек умен, а коварством не уступает дьяволу, каким, без сомнений, и является. Но она сможет противостоять этому исчадию ада. Нужно следить за каждым своим словом, чтобы не сказать что-нибудь лишнее. Сделать это будет нелегко, потому что Мириам уже так и кипела праведным гневом.

— Я обратилась к вам так, потому что у вас кучер в ливрее, — она, словно в удивлении, подняла брови. — И на карете коронетка.

— Неужели вы и ее заметили? В таком-то тумане.

— У меня превосходное зрение.

— Теперь у меня в этом нет сомнений, — слегка поклонился Киллоран. — У другой представительницы вашей семьи оно похуже.

Мириам на это ничего не ответила.

— Что привело вас в мой дом, милорд? И назовите, наконец, свое имя.

— Джеймс Майкл Патрик, граф Киллоран.

— Я мисс Мириам де Винтер.

— Я это знаю. Я пришел побеседовать с вами, мисс Мириам де Винтер. О вашей семье, а также о вашем неумении выбирать себе друзей.

— У меня нет никакого желания беседовать с таким человеком, как вы, лорд Киллоран.

— Даже так? — теперь удивленно поднял брови граф. — А почему, позвольте узнать?

— Потому что вы игрок и убийца, негодяй и распутник. Об этом знает не только весь Лондон, но и вся Англия. Даже разговор с вами на пороге дома может скомпрометировать женщину. Уходите!

— Я убийца? С остальным готов согласиться, но какие у вас есть основания называть меня убийцей?

Этого Мириам выдержать не смогла.

— Убирайтесь! — закричала она.

На Киллорана вопль не произвел ни малейшего впечатления.

— Если вы имеете в виду своего отца, а он, судя по всему, действительно был распутником, должен вам сказать, что я защищался.

Мисс де Винтер завопила еще громче:

— Мой отец не был распутником! Это все она! Мерзавка! Она намеренно сбивала отца с пути! Но она за это ответит! И вы тоже ответите! Это убийство не сойдет вам с рук. Я сама… — Холодный, иронический взгляд заставил Мириам оборвать тираду на полуслове.

— Продолжайте, мисс де Винтер, — Киллоран был сама любезность. — Я вас внимательно слушаю. Так как же вы собирались покарать злодейку? Должно быть, заручившись поддержкой и помощью лорда Дарнли?

Мириам уже совершенно не владела собой.

— Она живет у вас дома! Спит в вашей постели! Думаете, я не знаю? — Тут крик перешел в шипение: — Так передайте ей: она умрет! Я буду стоять на ее могиле! Господь справедлив. Мщение — вот мой удел… — у мисс де Винтер перехватило дыхание.

— …рек Господь, — закончил за нее Киллоран.

— Не богохульствуйте! — снова завопила Мириам.

— Не буду, — кивнул граф. — Удачного вам дня, мисс де Винтер. Я узнал все, что хотел. Благодарю вас.

— Она негодяйка! — неистовствовала Мириам, не обращая внимания на то, что в соседних домах одно за другим стали открываться окна. — Гнусная девка! Блудница, заключившая союз с дьяволом!

— Я передам Эмме ваши наилучшие пожелания, — сказал Киллоран, усаживаясь в карету. — Вы ведь о ней говорили?

— Да поразит вас обоих гнев Господа! — воззвала к небу Мириам.

Карета уехала. Мисс де Винтер захлопнула дверь и, тяжело дыша, прислонилась к ней.

Всевышний покарает негодяя, но к нему взывают многие… Просьбы даже таких безупречных праведниц, как Мириам де Винтер, Господь не всегда выполняет сразу.

Но она не может ждать! Она будет действовать. И Творец, несомненно, даст ей знак, что его верная слуга поступает правильно. Мириам пошла в свой кабинет, чтобы снова преклонить колени и помолиться.

Действовать нужно быстро. Она окончательно убедилась в том, что Киллоран приспешник дьявола — как бы иначе он смог столь просто вывести ее из себя? Не исключено, что теперь, когда Мириам не совладала с собой и кричала, что жаждет смерти Эммы, граф решится что-нибудь предпринять. Например, где-нибудь спрячет эту мерзавку.

Значит, она подождет. Держать ее взаперти вечно Киллоран не станет. Это даже неплохо — так у нее будет время как следует подготовиться.

Однако как вытерпеть эту муку — ожидание мести? К тому же, пока Эмма жива, она хозяйка своего состояния…

Нет, ждать нельзя. Нужно действовать, немедленно действовать! И пусть ей сопутствует удача. Об этом и следовало молиться. Мириам де Винтер склонила голову.

Эмма совсем не хотела просыпаться. Впрочем, и спала она тоже не слишком хорошо. Тело болело после вчерашних приключений, перед глазами мелькала бесконечная череда образов. Кто-то что-то говорил, угрожал, пытался предостеречь. Была среди них и леди Селдейн. Темные глаза старой дамы смотрели на Эмму строго, словно она ее в чем-то обвиняла. «Вы же его любите!» — словно упрекнув Эмму за что-то сделанное — или несделанное? — сказала леди Селдейн и поджала губы. Но это был голос кузины Мириам, и она тут же как живая встала у постели Эммы…

Дальше перед мысленным взором возник вчерашний разбойник, в которого стрелял Киллоран. Она даже почувствовала тяжесть тела, когда этот человек прижал ее к стенке кареты. Потом Эмме стало легче — негодяй рухнул к ее ногам, хотя выстрелов не было, но он тут же превратился в кузину Мириам.

Граф стоял поодаль и не спешил вмешиваться. Эмма не видела его лица, одни только сильные и в то же время очень изящные руки, волну белого кружева вокруг запястий. Он молчал, и Эмма поняла: чтобы услышать от Киллорана хоть слово, нужно заговорить самой. Нужно подойти и заговорить с ним. Иначе произойдет что-то страшное…

На ее пути снова кто-то встал. Она хотела оттолкнуть этого «кого-то» и внезапно оказалась лицом к лицу с собственным отражением. Двойник, одетый в черное платье, не подпускал ее к Киллорану. У них не будет общей судьбы. При этой мысли Эмму охватили ярость и отчаяние.

— Я уж думала, вы сегодня не проснетесь, — миссис Рамсон улыбалась, но эта улыбка не могла скрыть ее тревогу. — Уже десять часов… Милорд сказал, что вы отправитесь не позже двенадцати. Я приготовила вам ванну, а Дороти уже уложила все необходимое…

— Отправимся? — Эмма ошеломленно затрясла головой. — Куда? Я что, уезжаю?

— Нет, что вы! Его светлость решил принять приглашение съездить на день-другой на природу, в окрестности Оксфордшира. Как я понимаю, это поездка к его… друзьям. Милорд сказал, что вам нужно подышать свежим воздухом.

— Похоже, вы это мнение не разделяете, — улыбнулась Эмма.

Миссис Рамсон потупилась.

— Это не мое дело. Просто мне не нравятся приятели его светлости…

— Пожалуй, мне лучше остаться в Лондоне.

— Милорд сказал, что поездка пойдет вам на пользу, — миссис Рамсон дала понять, что выбора у Эммы нет. — А мистер Хепберн остается дома. Его светлость уже готовы, поэтому вам следует поторопиться. Если вы не соберетесь вовремя, милорд может приказать Джеффрису отнести вас в карету как есть.

Надо полагать, миссис Рамсон пошутила. Эмма развеселилась.

— Не думаю, чтобы Джеффрис смог донести меня хотя бы до лестницы.

— Уж лучше он, чем его светлость… — Оказывается, сие была вовсе не шутка — Даже если это грозит вам падением…

— Значит, надо все делать побыстрее, — пробормотала Эмма и отбросила одеяло.

Очевидно, спорить не имело смысла. Да и с кем ей спорить? Не с миссис же Рамсон… А почему бы и не уехать на несколько дней из Лондона — города, где живет этот ужасный лорд Дарнли и по улице ходят наемные убийцы? Что может ей угрожать в этой поездке? Там будут приятели Киллорана и никаких злодеев.

Правда, Эмму смущало то, что, очевидно, придется ехать с графом в одной карете. Несколько часов наедине с ним, так близко друг от друга представлялись ей непростым испытанием — она и желала этого всей душой, и боялась. Киллоран, наверное, опять будет насмешливо-отстраненным. Значит, ей нечего опасаться. И надеяться не на что.

К тому времени, когда Эмма сошла вниз, отведенные ей два часа уже истекали. Порадовало ее то, что Киллоран собирался ехать верхом. Рядом с каретой стоял огромный вороной жеребец. Даже конь у него был черный…

Граф не сказал Эмме ни слова, и она тут же вспомнила тот самый полусон-полуявь.

Джеффрис помог ей сесть в карету. В ту же секунду вороной сорвался с места. Экипаж двинулся за ним.

Эмма Ланголет привыкла к одиночеству. После смерти отца, запертая в доме дяди Хораса и кузины Мириам, она быстро смирилась с уединенным существованием. Если у нее случалась свободная минута, Эмма читала, играла на клавесине или мечтала. Одиночество дарило ей умиротворенность и душевный покой.

Сейчас этот самый покой полностью исчез из ее жизни. Самое удивительное то, что произошло сие не из-за смерти дяди и последо вавших за этим перемен в жизни. Виной стал граф Киллоран.

Когда он находился рядом, все внимание Эммы оказывалось поглощено этим человеком. Стоило ему уйти, и она тут же начинала думать о нем. Она и сама знала, что любить такого, как граф, — сущее безумие. Впрочем, таких больше и нет…

Киллоран, конечно, был страшным человеком. Он мог разрушить всю ее жизнь. Лишь присущая Эмме с рождения чистота позволяла ей сопротивляться его гибельному для любой женщины обаянию.

Но что лукавить с собой… Киллоран стал смыслом ее существования, и Эмма, как ни старалась, не могла ничего с этим поделать.

Должно быть, она задремала. Миссис Рамсон дала ей в дорогу корзинку — там были хлеб, сыр и холодный цыпленок. Еще в корзинке оказалась бутылка кларета. Эмма съела все до крошки и выпила немного вина, но почему-то опьянела. Она вообще ничего не пила и сейчас испытывала новые для себя ощущения. Конечно, тут же снова нахлынули мысли о Киллоране — о его сильном теле, жарких губах, нежных руках. Воспоминания о прикосновениях зеленоглазого красавца и его поцелуях, об их взаимном желании привели Эмму в замешательство. На ее глаза навернулись слезы. Девушка смахнула их и стала мечтать о том, как все могло бы сложиться, если бы…

Всю оставшуюся дорогу Эмма словно грезила наяву. Наконец карета остановилась, и снаружи раздались голоса. Двое мужчин наперебой приветствовали Киллорана. Судя по тому, как они это делали, Эмме стало ясно, что пили они не кларет и не полстаканчика, как она.

— Я уж думал, ты н-никогда не приедешь, с-старина! — с запинкой, но весело кричал один. — Не уговоришь свою кузину составить нам компанию и останешься дома.

— Не знаю, стоило ли вообще ее представлять в свете, — явно продолжил начатый ими ранее разговор второй. — Мнение общества очень неоднозначное. Должен тебе сказать, Киллоран…

— Не трудись, Сандерсон, — прервал приятеля граф. — Ты ведь знаешь, я всегда руководствуюсь собственным мнением, а не тем, что сложилось у общества.

— Эт-то нам известно, — рассмеялся тот, у которого заплетался язык. — А вот известно ли тебе, что не один ты приехал с… дамой? Мы захватили с собой такую… штучку. Готов биться об заклад — даже тебя должно з-зацепить. Признаюсь честно, такую г-грудь нечасто увидишь.

— Неужели? — В голосе Киллорана звучала откровенная скука.

— Не сомневайся! Он говорит правду, — Сандерсон, напротив, оживился.

— Я и не сомневаюсь, хотя и не понимаю, зачем вы это сделали. Я ведь предупреждал, что привезу свою кузину.

Эмма, слышавшая этот разговор от первого слова до последнего, пришла в ужас. Киллоран между тем шагнул к карете. Девушка забилась в угол, но где тут было спрятаться?

Дверца распахнулась. Рядом с графом стояли двое мужчин. Одного она мельком видела в доме лорда Дарнли, он тогда отвлек Киллорана, второй был ей незнаком. Оба пошатывались.

— Она и правда красотка, Киллоран, — похвалил ее тот, который не Сандерсон. — Но это опасно. Говорят, когда привыкаешь к чему-то особенному, потом бывает трудно вернуться к обычным забавам.

— В том, что касается забав, и обычных и необычных, Киллоран дока. Он знает о женщинах все и всегда может дать дельный совет.

Граф молча смотрел на сжавшуюся в углу Эмму. Лицо его было холодным, равнодушным. За его спиной можно было увидеть небольшой охотничий домик. Все окна в нем были ярко освещены. В эту минуту из домика донеслись крики и громкий хохот.

— Я полагаю, что все о женщинах не знает даже Киллоран, — вынес свой вердикт Сандерсон и попытался заглянуть в карету.

— А кто же, если не он? — не унимался второй приятель графа. — Эти ирландцы… Им сам черт не брат. Ну где там твоя кузина, Киллоран? У нас общество, правда, не сплошь аристократы, но ценителей прекрасного собралось немало…

— Отойди от двери, — Киллоран вежливо отодвинул Сандерсона.

— Да ладно, старина! Не будь таким собственником. Ты бы не привез девушку, которую выдаешь за свою родственницу, к нам, если бы не хотел поделиться ею.

Это было последней каплей. Неужели Киллоран мог пасть так низко? Привез ее своим приятелям…

В эту минуту дверца кареты захлопнулась, а в следующее мгновение лошади понеслись вскачь.

Эмма, которую швырнуло от одной стенке к другой, пыталась уцепиться за дверную ручку. Она не могла понять, что произошло. Почему лошади вдруг понесли? У Киллорана неожиданно пробудилась совесть, и он дал кучеру знак гнать что есть силы? Эмма была слишком напугана, чтобы сейчас рассуждать. Она из последних сил пыталась удержать равновесие в бешеной скачке.

Сделать это девушке не удалось. Она все-таки рухнула на пол, ударившись головой о сиденье. Карету швыряло из стороны в сторону, и Эмма уже не сомневалась в том, что кучер не удержался на козлах и лошади мчатся сами по себе. Ну и пусть… Хотелось только надеяться, что, если карета упадет с обрыва, она умрет быстро и без боли.

Может быть, смерть — это вовсе не страшно? Жизнь — вот что бывает совершенно невыносимо.

Тем временем лошади пошли чуть медленнее. Трясти стало не так сильно, однако Эмма пока не решалась сесть на скамью. В ее ушах бесконечной дробью раздавался стук копыт, и очень скоро Эмма почувствовала, что погружается в какое-то оцепенение, безразличие.

Карета остановилась. Эмма очнулась. Кто-то спрыгнул с козел и подошел к дверце. Кучер?

Дверца открылась, и Эмма услышала совершенно спокойный голос Киллорана:

— С тобой все в порядке?

Эмма тут же поднялась и быстро села на скамью. Он не увидит ее растерянность и страх.

— Конечно.

— Прекрасно. Как ты понимаешь, прогулка не совсем удалась, но у меня есть здесь и собственный охотничий домик. Выиграл его несколько лет назад у одного человека. Поскольку я не охочусь, по назначению им никто не пользуется, но это не значит, что домик развалился. Он еще вполне крепок. Рано утром я послал туда слугу. Предполагал, что может понадобиться…

— Ты переночуешь здесь. Слуга позаботился о том, чтобы ты ни в чем не нуждалась.

— Охотничий домик… Слуга… А где будете ночевать вы? — Эмма пыталась собраться с мыслями, но пока это у нее получалось не очень хорошо.

И опять эта полуулыбка!

— Вернусь к своим приятелям. Я посмотрел на них и решил, что твое присутствие там неуместно. Судя по тому, как ты на них глядела из угла, развлечения такого рода тебе пока неинтересны. К тому же у тебя нет опыта, а мои друзья привыкли к обществу искушенных женщин. Для них ты станешь сплошным разочарованием, а виноват в этом окажусь я. Может пострадать моя репутация.

Киллоран протянул Эмме руку, чтобы помочь выйти из кареты. Что ей оставалось делать? Она шагнула с подножки, и ноги у нее тут же подкосились.

Не подхвати ее Киллоран, Эмма непременно упала бы. И снова это волшебное ощущение — тепло его тела, которое она почувствовала даже через плащ… Руки графа — сильные и нежные — держали ее и после того, как она смогла собраться с силами.

Наконец Киллоран отпустил ее.

— Слуга останется с тобой. Ничего не бойся. Здесь ты сможешь спокойно отдохнуть.

Эмма взглянула на домик. Окна были закрыты ставнями. Кусты вокруг росли почти вплотную к стенам, однако сам приют незадачливого охотника, в недобрый для себя час севшего играть в карты с графом Киллораном, выглядел очень мило.

— Вы действительно собираетесь туда вернуться? — этот вопрос сорвался у Эммы с языка против ее воли.

— Разумеется. Ехать недалеко, даже если просто шагом. Грант сказал, что с ними приехала какая-то красотка с потрясающей грудью. Поеду посмотрю… Кто-нибудь наверняка захочет сыграть в карты… И вообще, что, по-твоему, может удержать меня здесь?

Эмма отступила назад, кутаясь в свой черный плащ — совсем такой же, как у Киллорана.

— Полагаю, ничего, — голос ее прозвучал ровно.

Граф словно о чем-то раздумывал.

— Да. Пожалуй, что ничего. Или ты собиралась предложить мне себя? Наверняка та красотка с грудью имеет куда больший опыт в подобных делах. Такие женщины знают, как доставить мужчине удовольствие, но и девицы порой бывают занимательны. Так что, мне остаться?

— Остаться?..

— Остаться и переспать с тобой, — это прозвучало очень грубо.

Такое поведение было несвойственно Киллорану. Не его стиль. Граф избегал грубостей и редко говорил то, что думал.

Эмма с трудом поборола искушение сказать: «Да». Ей так захотелось увидеть, как это нарочитое равнодушие и высокомерное презрение ко всему окружающему — людям, деревьям, луне — сменится ошеломлением.

Но ставка в их поединке была слишком высокой.

— Думаю, не стоит, — она словно взвешивала все «за» и «против». — Когда вы еще увидите такую потрясающую грудь, о которой говорили ваши друзья и о которой сейчас вспомнили сами? Меня вполне устроит общество слуги. А перед сном я подышу свежим воздухом.

В зеленых глазах что-то промелькнуло. Удивление, невольное уважение? Промелькнуло и сразу исчезло.

— Разумно, детка, — похвалил ее Киллоран. — Тебе действительно нужно отдохнуть. И мне проще, раз ты сама так решила.

Эмма посмотрела ему прямо в глаза.

— Это почему же?

— Да потому, радость моя, — граф взгляд не отвел, — что в моих интересах сберечь тебя для Дарнли. Доброй ночи и приятных сновидений.

 

Глава 15

Счастье еще, что охотничий домик Киллорана был совсем маленьким. С виду он выглядел вполне крепким, но воздух в помещении был стылым. Очевидно, здесь давно не разжигали огонь. Дрова в камине уже пылали, но, чтобы протопить как следует, нужно было время.

Киллоран уехал, даже не оглянувшись на прощание. Эмма мысленно поблагодарила за это судьбу и стала наводить порядок. Она старалась не думать о том, куда граф сейчас отправился. Если уж Киллорану так захотелось развлечься, пусть развлекается.

Бешеная скачка, когда ее швыряло в карете от одной стены к другой, после вчерашних злоключений добавила измученному телу неприятных ощущений. Еще Эмма очень хотела есть, а в корзинке лежала только начатая бутылка кларета. Правда, оставалась надежда, что Киллоран позаботился о том, чтобы она не умерла здесь с голоду, и велел слуге захватить еды. Девушке захотелось упасть в кресло и заплакать… От усталости… От голода… И от какого-то иного чувства, которое она не в состоянии была объяснить даже себе самой.

Рыдать Эмма Ланголет не стала. Она закрыла глаза и постаралась удержать непрошеные слезы. К тому времени, когда пришел слуга с новой охапкой дров, она уже зажгла свечи, нашла тряпку и смахнула везде пыль. Слуга сказал, что сейчас приготовит ужин, и отправился на кухню, а Эмма стала осматривать охотничий домик.

Видимо, когда-то его посещали часто, но с тех пор, как хозяин сменился, здесь все пришло в запустение. Вместо охотников домик стал пристанищем мышей, во всяком случае одну из спален они явно не оставили своим вниманием. Впрочем, в двух других следов нашествия грызунов Эмме обнаружить не удалось. Девушка так и не смогла понять, какая из комнат раньше принадлежала хозяину. Все они были обставлены просто и безлико, так что в итоге Эмма выбрала ту спальню, где стояла самая широкая и удобная кровать. Окно в ней оказалось без ставен, и скоро комнату залил яркий свет луны.

Не прошло и часа, как в домике стало тепло. Огонь, вступивший в схватку с холодом, вышел из нее победителем и заодно развеял мрак. Слуга разогрел привезенные блюда и подал Эмме ужин. Она с жадностью, которую даже не стала скрывать, набросилась на еду. Кучер сказал, что ночевать будет на конюшне — оказывается, недалеко от домика было и пристанище для лошадей. Эмма сначала удивилась, а потом подумала, что удивляться тут нечему — конечно, многие охотники приезжали верхом, да еще, наверное, с собаками. Прежде чем уйти, слуга — его звали Билли — открыл все ставни на окнах, и домик стал совсем милым. Эмма предложила кучеру остаться ночевать в теплом доме, но он решительно отказался, сказав, что на конюшне есть жаровня с углями.

— Мое место там, — заявил он. — К тому же хозяин может вернуться, и тогда мне придется заняться лошадьми. Они, бедные, сегодня устали…

Предположение, что Киллоран не останется надолго со своими ужасными приятелями и их штучками, немало встревожило Эмму, но она устала не меньше лошадей и решила, что не будет об этом думать.

Билли подавил зевок.

— Просто не понимаю, как это можно было куда-то еще ехать на ночь глядя… Сам я хочу спать так, что, наверное, засну, как только лягу. Сказать по правде, я не привык быть на ногах с рассвета до ночи. Милорду ведь понадобилось ехать на Крауч-Энд в такую рань, что…

— Ехать на Крауч-Энд? — Эмма не дала кучеру договорить, пораженная этой новостью. — А зачем его светлость туда ездил?

Билли пожал плечами:

— Я и сам удивился… Милорд ездил к дому де Винтеров и разговаривал с хозяйкой… Вообще-то она не столько разговаривала, сколько кричала…

Эмме показалось, что в домик вернулся ледяной холод. Она зябко передернула плечами и подошла поближе к огню. «Милорд ездил к дому де Винтеров и разговаривал с хозяйкой», — эти слова напугали ее больше, чем возможное возвращение Киллорана. Во всяком случае, когда Билли сделал такое предположение, она не заледенела.

— И что же она кричала? — Голос у Эммы тоже был какой-то замороженный.

— Да я толком ничего не понял. Что-то про своего отца, что-то про какую-то мерзавку, — слуга подавил зевок. — А под конец эта женщина захлопнула дверь прямо перед носом милорда. Но, знаете, когда граф подошел к карете, на лице у него была улыбка. Из тех, которые хуже любой злобной гримасы.

Это точное определение, прозвучавшее из уст кучера, удивило Эмму, но добавить тут было нечего.

— Да, мне знакома эта улыбка, — кивнула девушка.

Билли пожелал ей доброй ночи и сказал, что граф Киллоран оставил на всякий случай меховую полость из кареты, так что холодно ей не будет. Эмма отправилась в выбранную ею спальню. В комнате уже было не просто тепло — жарко. Здравый смысл подсказывал девушке, что нужно лечь и попытаться заснуть, но его не слушались ни голова, ни сердце. В голове теснились мысли о кузине Мириам, сердце разрывалось от мыслей о Киллоране.

Она села в единственное имевшееся в спальне кресло, спиной к окну, из которого лился лунный свет, и стала смотреть на огонь в камине. Девушку сотрясала дрожь, хотя натопить маленькую комнату оказалось совсем нетрудно.

В споре головы и сердца победила первая. Упоминание о том, что Киллоран ездил на Крауч-Энд и разговаривал с ее кузиной, совершенно выбило Эмму из колеи. Откуда граф вообще узнал о ее существовании? И как давно это произошло?

Почему он увез ее из Лондона? Только ли от лорда Дарнли? Или для того, чтобы сберечь от опасности, сохранить для лорда Дарнли? А от кого исходит эта опасность? Эмма почувствовала, что совсем запуталась. Голова у нее шла кругом. Сегодня, когда Киллоран привез ее к своим приятелям, она усомнилась в том, что эта затея может хорошо закончиться, но ведь обошлось же. Граф уже столько раз спасал ее и от смерти, и от бесчестия… Пусть он был злодеем и подлецом — об этом Киллоран постоянно твердил сам, — все равно рядом с ним она ощущала себя в полной безопасности. Почти в полной… Но граф все-таки не преминул опять напомнить о том, что она достанется Джасперу Дарнли.

Значит, рассчитывать она может только на саму себя. Инстинкт самосохранения подсказывал девушке, что ей нужно бежать — подальше от этого камина, камина в доме лорда Киллорана и всех остальных каминов, пылающих в Лондоне.

Чем дольше Эмма об этом думала, тем больше утверждалась в этом намерении, но Киллоран как живой стоял перед ее мысленным взором. Его зеленые глаза… Изящные руки… Низкий, завораживающий голос… Его истерзанное сердце. Нет! Граф сказал правду — сердца у него нет. И чем быстрее она освободится от этого наваждения, тем лучше, спокойнее, безопаснее.

Ночь принесла с собой тишину, но не умиротворение. Потрескивание поленьев в камине могло бы настроить на мирный лад, если бы так бешено не билось сердце. И тем не менее усталость взяла верх. Эмма и сама не заметила, как погрузилась в сон. Ей снился Киллоран. Его зеленые глаза, черные волосы…

Он глядел на спящую Эмму. Несмотря на то что эта девушка, ставшая его наваждением, была крепкой и сильной, сейчас она выглядела удивительно хрупкой и трогательной. Рыжие волосы прекрасно оттеняли белую кожу, а закрытое дорожное платье, конечно черное, подчеркивало этот контраст. Погруженная в глубокий сон, Эмма казалась принцессой из сказки.

В спальне было жарко. От поленьев, догорающих в камине, шла волна благодатного тепла Киллоран снял плащ идержал его в руках, не зная, куда положить.

Кресло в комнате было одно, и сейчас в нем спала Эмма.

Граф злился. То, что ему захотелось вернуться сюда, да что уж лукавить, вернуться к ней, было плохим знаком. Почти таким же плохим, как его внезапное решение не позволить ей увидеть, что происходит в охотничьем домике одного из его друзей, Сандерсона.

Несколько часов, проведенных сегодня там, дали бы ей такой опыт, какого и за несколько лет не наберешься. Она бы узнала о том, чего желают мужчины, гораздо больше, чем многим женщинам удается узнать за всю жизнь. Какая бы судьба ни была ей предначертана свыше — верной жены или распутницы, — эти знания ей пригодились бы.

Граф пытался убедить себя, что увез Эмму оттуда с одной-единственной целью — пусть она остается невинной даже в своих помыслах. Так удар, который он готовит Дарнли, окажется верным. Достигнет цели. Станет смертельным.

Конечно, он понимал, что обманывает себя…

Киллоран перенесся мыслями на несколько часов назад.

Сандерсон привез с собой великолепного повара, еда была изысканная, но граф очень скоро понял, что совсем не хочет есть. Вино и бренди оказались выше всяких похвал. Он пил, но это не помогло избавиться от томительного ощущения, угнездившегося там, где у большинства людей находится сердце.

За двумя столами шла азартная игра. За картами сидели и плохие игроки, обыграть которых Киллорану не составило бы никакого труда, и опытные — достойные противники. Следующее неприятное открытие не заставило себя долго ждать — играть он тоже не хочет.

И уж тем более не могли заинтересовать Киллорана женщины, которые оказались в этом домике. Сегодня у Сандерсона были лучшие куртизанки, в основном актрисы, готовые удовлетворить любое желание гостей хозяина. Граф еле сдержался, чтобы не скривиться при виде их улыбок.

— Да что с тобой происходит? — удивился Сандерсон, протягивая ему бокал шампанского — лучшего, которое получали англичане из Франции. — Ты только посмотри, кто согласился ко мне приехать!

Сандерсон показал глазами на даму в маске. Значит, женщина из общества. Тоже ищет развлечений… Тут она их наверняка найдет. Киллорана этот маскарад не обманул. Виконтесса Бромвелд. Та самая, которая когда-то отказалась танцевать с каким-то там ирландским графом, недавно прибывшим в Лондон.

— И, пожалуйста, без гримас, — добавил Сандерсон, все еще с бокалом в руке — Киллоран не торопился его взять. — Ты же знаешь, как всех бесит эта твоя улыбка. Нет человека, который бы не сказал, что так, очевидно, улыбается если не сам сатана, то уж наверняка кто-то из его приспешников.

Виконтесса прошла вплотную к ним, прикоснувшись грудью к спине Киллорана, но граф не обернулся.

— А что же ты не позвал леди Барбару? — лениво спросил он и все-таки взял шампанское.

— Звал. Увы! Мне не удалось ее уговорить. Леди Барбара в последнее время какая-то странная. На любое предложение развлечься отвечает отказом. — Сандерсон неожиданно смешался. — Прости, ради бога… Я и забыл, что вы… что она… то есть ты…

Он совсем запутался и, в конце концов, замолчал. Выходит, Барбара стала избегать того, что прежде ее неизменно привлекало — так она, во всяком случае, уверяла. Забавно. Киллоран даже мог предположить, чье общество она предпочла.

— И все-таки почему ты увез отсюда свою кузину? — Сандерсон не мог не спросить о том, что его сейчас больше всего интересовало. — Ты же сказал, что ей будет полезно на все это посмотреть, чтобы лучше освоиться в обществе. Не то чтобы кто-то из мужчин рискнул привести на такой вот неформальный прием свою новоявленную сестру, но ты, как я понимаю, не похож на большинство братьев, — Сандерсон ухмыльнулся. — Вы очень разные внешне, но она, конечно, по-своему интересна. Я бы не отказался стать ее… кузеном.

— Забудь об этом.

У Киллорана вдруг возникло желание если не убить этого пьяного циника, то хотя бы поставить его на место, и сие оказалось для него самым ужасным открытием, ведь сам он, по мнению всего Лондона и даже всей Англии, был циником, часто пьяным. Глаза Киллорана сузились, и в голосе скрежетнул металл.

— Повторяю, забудь о моей кузине. Она предназначена другому.

— Дарнли? Или у тебя самого к ней не совсем братское чувство?

Сандерсон явно забыл, что даже те, кто называл себя друзьями графа Киллорана, и те, кого он сам так иногда называл, в одну минуту могли оказаться в стане тех, кто его смертельно боялся.

«Пожалуй, он не так уж пьян, чтобы не принять вызов», — с надеждой подумал Киллоран, и Сандерсон прочитал это в глазах графа.

— Почему ты упомянул о Дарнли? — Тем не менее Киллоран решил узнать, о чем сейчас судачат все, кто с ним знаком, и те, у кого надежды на это не было.

— Ну как же! — как и ожидал граф, Сандерсон начал с экскурса в историю их отношений с заклятым врагом. — Всем известно, что вы с Дарнли уже десять лет на ножах. Тогда ведь ходили слухи, что ты обесчестил его сестру, и Мод из-за этого покончила с собой. Правда, верили в это далеко не все. — Сандерсон немного подумал и добавил: — Я имею в виду, что поверить в то, что Мод уступила, было действительно трудно. Она ведь из очень знатной семьи, настоящая леди. И, конечно, замуж бы ее отдали только за человека благородного происхождения. Самого благородного. Я не хотел тебя обидеть, Киллоран, — Сандерсон уже и сам не рад был, что ввязался в этот разговор.

— Ну что ты, какие обиды! — граф поставил бокал, из которого так и не отпил ни глотка. — А Дарнли-то поверил этим наветам… Но какой же он брат, если не отомстил за честь сестры?

— Легко сказать, отомстил… — Сандерсон хмыкнул. — Ты не из тех, кого просто убить. Я думаю, никто и пытаться не станет…

— Ну почему же, — удивился Киллоран. — И пытались, и пытаются. Правда, пока все эти попытки были безуспешными, — внимание графа отвлекла стоявшая в дверях женщина — с высокой грудью, рыжеволосая.

У Киллорана неожиданно промелькнула искра интереса, что немало его удивило. Привлечь его давно уже никому не удавалось.

— О! Я вижу, что и ты не остался равнодушен к моим гостьям, — от Сандерсона новый поворот событий не ускользнул. — Что ж, я рад. И, кстати, чтобы закончить разговор о Дарнли. Я слышал, что его здоровье снова ухудшилось, так что в ближайшее время мы будем лишены удовольствия видеть Джаспера.

— Какая жалость! — Киллоран сокрушенно покачал головой. — Мне кажется, я уже слышал эту новость.

— Уж не от самого ли Дарнли, интересно?

И все-таки, сказал себе граф, Сандерсон совсем неглуп, хотя и чрезмерно болтлив, когда выпьет лишнего.

— Вовсе нет. Всем известно, что Дарнли мучают жестокие приступы кишечных колик и он часто вынужден оставаться дома, довольствуясь обществом докторов, а не ездить в свет и не волочиться за красотками, — Киллоран снова перевел взгляд на женщину.

— Это новое увлечение Харпера, — Сандерсон тоже посмотрел на рыжеволосую. — Вроде бы она актриса из Французской комедии. Харпер говорил, что эта девушка в полной мере соответствует тому театру, где являет свои таланты. Она на самом деле веселая и весьма преуспела в том, что наши с тобой друзья называют французской любовью. Ты, если память мне не изменяет, любитель всего французского.

Киллоран не сводил глаз с женщины, но взор его теперь был не столько пылающим, сколько задумчивым. Она призывно улыбнулась, и это решило дело.

— Почему бы и нет? — пробормотал граф. — Может быть, действительно поможет…

— Может быть, может быть, — усмехнулся Сандерсон и отошел к одному из карточных столов.

Киллорану даже не пришлось покидать свое место: незнакомка сама подошла к нему, соблазнительно покачивая бедрами. Прищурившись, он окинул женщину оценивающим взглядом. Безусловно, она была красива. И все-таки это была не та красота, которая теперь могла взволновать графа.

И цвет волос при ближайшем рассмотрении показался ему странным. Этот оттенок луковой шелухи просто не мог быть натуральным! Глаза голубые, ясные, но взгляд какой-то глуповатый. Губы накрашены, улыбка словно наклеенная — чуть уже, чуть шире. Ничего общего с пленительной улыбкой другой рыжеволосой девушки. Да и пахнет от этой веселой актрисы из Французской комедии мускусом, а не лавандой и розами.

К тому же она такая маленькая!

Другими словами, это была не Эмма.

Киллоран смотрел на подружку Харпера и удивлялся вкусу своего друга. Какие чувства может вызвать эта девица? Только скуку и раздражение.

Без сомнения, Эмма его околдовала — непонятно только как. Еще ни одной женщине не удавалось заполнить мыслями о себе все его время, каким-то образом повлиять на его планы, заставить делать то, что он делать вовсе не собирался. Мысли о ней не покидали его ни днем ни ночью. Киллоран хотел видеть Эмму, слышать ее, вдыхать ее запах.

Граф повернулся и вышел из охотничьего домика Сандерса. В конце концов, у него есть свой, нисколько не хуже.

Вернувшись, Киллоран увидел, что Билли мирно спит на конюшне. Будить кучера он не стал — сам расседлал лошадей и повесил им на морды торбы с овсом, приготовленные заботливым слугой. Он уже и не помнил, когда в последний раз делал что-то подобное…

И тут на графа обрушились воспоминания о прежней жизни. Любовь к лошадям, которую он унаследовал от отца, работа на конюшне и на лугу в загоне. Он объезжал самых норовистых жеребцов, и делал это неплохо…

Жизнь была такой простой и понятной, но все это в прошлом.

Похлопав на прощание по спине Сатану — любимого вороного, которого тоже привел от Сандерсона, Киллоран вышел с конюшни. Интересно, что бы сказали его приятели, если бы узнали, что граф сегодня получил удовольствие не от игры в карты и даже не от продажной любви, а от того, что позаботился о собственных лошадях? Решили бы, наверно, что Киллоран сошел с ума. И были бы не совсем неправы.

Он вошел в домик и остановился в комнате, которую в особняках называют гостиной, а в приюте охотников — общей. В какой спальне легла Эмма? Граф не мог ответить себе на вопрос, зачем он собрался идти туда, просто не мог совладать с нахлынувшими на него — такими ненужными! — чувствами. Зря он все-таки столько пил у Сандерсона! Перед глазами снова пронеслось виденное недавно — карточные столы, искрящееся в бокалах шампанское, рыжеволосая подружка Харпера.

Ему нужно было взглянуть на Эмму. Просто для того, чтобы понять, действительно ли по сравнению с ней другая рыжеволосая женщина — просто дешевая подделка. И он взглянул. Эмма спала в кресле, такая уставшая и трогательная. Все сомнения Киллорана развеялись.

В спальне витал запах роз и лаванды — ее аромат. Прислонившись к стене, Киллоран рассматривал ту, что стала его наваждением.

Нет! Он не отдаст ее этому мерзавцу — Джасперу Дарнли. И эта ее кузина тоже не дотянется до Эммы своими костлявыми руками.

Наверное, ее нужно выдать замуж за какого-нибудь порядочного молодого человека, который сможет сделать Эмму счастливой. Муж будет защищать и оберегать ее, увезет куда-нибудь подальше из Лондона. А также подальше от него, Киллорана.

Кого можно назвать порядочным молодым человеком? Конечно, Натаниэля Хепберна. Он благороден, и помыслы его чисты. Настоящий герой, готовый прийти на помощь нуждающимся в ней. Правда, Натаниэль избрал дамой своего сердца леди Барбару, но это у него от юношеской восторженности и отсутствия опыта в обращении с женщинами. Самой-то Барбаре он не нужен. Леди Фицхью во многом похожа на лорда Киллорана — у него вместо сердца камень, у нее — кусок льда.

К тому же Натаниэль очень расположен к Эмме. Он все время пытался оградить ее от Киллорана, ибо подозревал своего неуважаемого родственника в самых дурных намерениях. Нельзя сказать, чтобы несправедливо…

В Нортумберленде Эмма будет счастлива. Родит Натаниэлю детей. Причем и он, и она быстро поверят в то, что на самом деле влюблены друг в друга. Если вдруг эти оба заартачатся, Киллоран всегда сможет устроить так, что Натаниэль воспылает к ней страстью, которую не сумеет сдержать, а Эмма не устоит перед этим шквалом. В умении устраивать такие спектакли ему нет равных — проверено не раз и не два. Порядочный человек после этого считает себя обязанным жениться, а Натаниэль не просто порядочный — он очень-очень порядочный.

Отличный план. Киллоран наконец избавится от этой парочки, столь некстати в один день появившейся в его жизни. Сам он распахнет объятия леди Барбаре и, может быть, даже научит ее получать удовольствие. Впрочем, граф пока еще не был уверен в том, что захочет настолько утруждать себя. А потом он обратится к услугам профессиональной актрисы. Пусть рыжеволосая подружка Харпера сыграет главную роль в спектакле, который увидит единственный зритель — Джаспер Дарнли. Правда, это будет отнюдь не комедия.

Великолепный план. В нем всего один недостаток. Эмму придется уступить другому мужчине.

Он рассматривал девушку в неверном свете луны. Ну что в ней такого, что заставило снова стучать его сердце и разбередило душу? Каменное сердце не стучит, а несуществующую душу нельзя разбередить! Из-за этой девушки он стал сентиментальным, поверил в то, что люди могут жить чувствами. Разными — любовью, желанием во что бы то ни стало отстоять свою честь, защитить чужую…

Вот эта девушка такая необычная. Она удивительно смела и хладнокровна, в любой ситуации может постоять за себя. Осмеливалась перечить даже ему, а ведь сделать это не мог никто.

Нет! Она самая обыкновенная, просто вздорная и лишена сдержанности, которую дает хорошее воспитание.

Впрочем, все это не имеет никакого значения. Обычная или необычная девушка Эмма Браун, он хочет ее больше всего на свете.

Киллоран на мгновение закрыл глаза. Куда девалось его умение контролировать себя? Зачем она вообще появилась на его пути? Зачем его занесло на тот постоялый двор? И тут перед мысленным взором графа встала сцена в «Груше и куропатке»… Эмма со шпагой в руке стоит над телом собственного дяди…

Должно быть, своим присутствием Киллоран вторгся в ее сны. Он сидел абсолютно тихо, но глаза Эммы открылись. Сначала девушка его не заметила, и граф не отказал себе в удовольствии посмотреть, как она тянется, проснувшись.

Впрочем, Эмма тут же поняла, что она не одна в спальне.

— Вы вернулись? — В голосе девушки прозвучали и удивление, и испуг. — Почему? Ужин в охотничьем домике не оказался оргией?

Он подошел к креслу. Даже в лунном свете можно было увидеть, как недоумение и испуг в глазах Эммы слились в явную тревогу.

— О! Ты знаешь, что такое оргия?

— Я много читала…

— Читала об оргиях? Ну и ну! На самом деле то, что было у Сандерсона, на оргию совсем не похоже. Так, дамы полусвета и даже высшего света, последние, правда, в масках… Карты, шампанское, бренди… Ну что еще? Циничные разговоры. Какая же это оргия? Впрочем, на ужин тоже мало похоже, — граф словно на самом деле раздумывал, откуда же он приехал.

— Действительно, — согласилась Эмма. — Но мне хотелось бы кое-что у вас спросить.

Киллоран бросил взгляд на кровать. Она была широкой и, очевидно, удобной. Кто-то — должно быть, Билли — принес из кареты и бросил на нее меховую полость. Интересно, как будет смотреться обнаженная рыжеволосая Эмма на белом мехе?

— Спрашивай, — Киллоран нехотя вернулся из мира своих грез.

— Зачем вы ездили вчера на рассвете на Крауч-Энд?

В голосе ее слышались с трудом скрываемые панические нотки — по сути, первое реальное проявление страха с того самого момента, как судьба свела их друг с другом. Киллоран, вспомнив, что кричала мисс де Винтер, подумал, что за это Эмму вряд ли можно осуждать.

— Билли проболтался, — в голосе графа послышалась досада.

— Вы же не просили его молчать, — вступилась за кучера Эмма.

— Мои слуги и без этого должны знать, что им всегда следует держать язык за зубами. Что он тебе сказал? Что мы с твоей кузиной вступили в заговор, скрепив его рукопожатием? Или поцелуем?

— Вовсе нет! — запротестовала Эмма.

— Между прочим, о существовании мисс де Винтер, как и о том, где ее следует искать, я узнал, побывав у лорда Дарнли. Очевидно, что они-то поладили друг с другом. Я никак не мог понять, почему Джаспер поручил тем самым негодяям расправиться с тобой, а не привезти живой… Теперь мне ясно, что твоей смерти хотел не он, а твоя кузина. У вас это, должно быть, в роду… Все женщины в вашей семье такие кровожадные?

— Не издевайтесь надо мной.

— Ну что ты, какие издевки? — притворно запротестовал Киллоран. — Всего лишь констатация факта.

— Вы сказали кузине Мириам, где я нахожусь?

— В этом не было необходимости. Она и так оказалась прекрасно осведомлена о твоем местопребывании. Во всяком случае, была осведомлена до того, как я решил избавить тебя от лондонской суеты.

Эмма смотрела на графа с недоверием: Киллоран решил ее спрятать? Он заботится о ее безопасности?

— Вы собираетесь отдать меня ей?

— Разве ты моя вещь, чтобы я мог тебя отдать?

Эмма смутилась.

— Вы сами столько раз говорили мне…

— Даже если бы ты стала моей, то уж никак не вещью.

В спальне воцарилось напряженное молчание. Эмма смотрела на Киллорана, и во взгляде этих карих глаз цвета темного верескового меда читалась книга ее души. На ее страницах были страх и тревога, но и внутренняя отвага тоже была. А еще там было тщательно скрываемое, но очевидное влечение к нему.

Эмма желала его всей душой, и это немыслимое для порядочной девушки желание приводило графа в замешательство. Не то чтобы он был непривычен к подобному интересу со стороны женщин. Киллоран рано узнал, что природа наделила его внешностью, которую все они считали неотразимой, даже если женщины сопротивлялись своим желаниям.

Но Эмма была не такой, как все. Ее отличали решительность и здравый смысл — надежная защита от любой уловки какого бы то ни было покорителя женских сердец. Однако она смотрела на него обезоруживающе откровенно, и Киллоран понимал, что нашел то необыкновенное, чему не в силах противостоять: волшебное обаяние невинности и желание познать плотские удовольствия. Не с каждым. Только с ним.

Взять Эмму сейчас ничего не стоило. Он мог перенести ее на руках с кресла на кровать, сорвать с нее одежду, заставить стонать и содрогаться. Он мог бы дать ей то, чего она так желала. А затем навсегда расстаться с ней.

Поступив так, он раз и навсегда избавился бы от этой девушки. Она больше не влияла бы на него столь пагубно. Освободился бы от ненужной слабости, глупой сентиментальности и дурацких мыслей.

— Ну что, Эмма, помочь тебе раздеться? — граф задал этот вопрос так, как если бы был ее горничной и предлагал свои услуги.

— Нет, спасибо. Я буду спать одетой.

— Ну что ты! — удивился Киллоран, уже вполне освоившийся в роли горничной. — Спать одетой не годится.

Эмму обуял ужас, но она тут же взяла себя в руки.

— Я не стану вашей девкой, граф! Если вы не можете противостоять своим животным инстинктам, возвращайтесь к своим друзьям! Я не собираюсь ложиться с вами в постель!

— А зачем нам постель? При желании я могу взять тебя прямо на полу. Или вот в этом кресле.

Эмма встала и гордо выпрямилась.

— Вам не удастся это сделать.

Он тихо рассмеялся.

— Можешь не сомневаться, радость моя, удастся.

— Силой — может быть, — она попятилась к стене. — Но я буду сопротивляться до самого конца.

Киллоран протянул к ней руки, и Эмма тут же ударила его по щеке — так, что голова графа дернулась в сторону. Он в изумлении воззрился на девушку. Эмма и сама изумилась — она тоже не ожидала от себя ничего подобного.

— Простите, — прошептала она. — Я не хотела… Я ведь вас предупреждала…

— Не стоит извинений. Это всего лишь пощечина. Не самый действенный способ защиты, но мне в данном случае, безусловно, повезло. Вот если бы тебе взбрело в голову проткнуть меня шпагой…

Говорил Киллоран медленно, а действовал быстро. Он схватил Эмму за плечи и рывком притянул к себе, тем не менее готовый к тому, что за этим последует целый шквал ударов.

Но Эмма не сопротивлялась. В спальне было жарко, а она дрожала всем телом. Эта дрожь была признаком внутренней борьбы с собой, и Киллоран сие понял. Он прижал девушку к груди и улыбнулся. Это была не полуулыбка, а настоящая улыбка. Улыбка предвкушения и триумфа. Да, Эмма будет его.

И он наконец снова обретет свободу.

 

Глава 16

Выхода нет. Темная, освещавшаяся лишь слабым светом луны спальня стала для нее ловушкой. Эмма не сомневалась в том, что она обречена.

Если она проявит хоть малую толику своей всегдашней смелости, Киллоран ее отпустит — в этом она тоже не сомневалась. Но одно, бесспорно, исключало другое.

Что делать? Уступить или бороться до конца?

Куда деваются ее силы, когда к ней подходит лорд Киллоран?

Она понимала, что гибнет, но шла навстречу гибели и не могла остановиться на этом пути. Эмма знала, что уже не сможет быть свободной от чувства к нему, даже если сбежит на край света.

Лучше уступить. Она так давно жаждет этого… Наверное, Мириам де Винтер права — ее кузина действительно одержима дьяволом — своими распутными, неукротимыми желаниями.

Эмма расслабилась и обмякла в его руках. Надо признать — противостоять ему она не в состоянии… Зато можно сделать так, чтобы все поскорее закончилось. Если она покорится и позволит Киллорану делать с ней все, что он захочет, финал последует быстро. Второй раз это не повторится. Герти говорила, что, как только мужчина добьется своего, женщина теряет для него всякий интерес. А уж лорд Киллоран явно не просто добивается своего, но и освобождается от какого-то неведомого ей и тем не менее угнетающего его чувства.

Пальцы графа погрузились в роскошные волосы Эммы. Сжав рукой ее затылок, он приблизил лицо девушки к своему. Сейчас этого красавца можно было испугаться, так исказились его черты. Эмма замерла, ожидая чего-то страшного. И услышала вопрос, который мог прозвучать из уст сатаны:

— Готова принести себя в жертву? Этого следовало ожидать, — перед ней снова был невообразимый красавец. — Я полагал, ты действительно попробуешь сопротивляться, — и голос стал так хорошо ей знакомым — самоуверенным, ленивым.

— Я не буду сопротивляться, — еле слышно сказала Эмма. — Сожалею, если вас это огорчило, но у меня просто нет сил бороться. В конце концов вы все равно победите. Вы всегда побеждаете — играя в карты, кости или решая, жить либо умереть другим.

Киллоран провел пальцем по ее щеке.

— Да. Мне везет во всем. Меня любит фортуна, — он усмехнулся.

Эмма чувствовала силу этого человека. Физическую. Эмоциональную. Ей снова стало страшно, но где было укрыться от этого страха? Разве только в самом отдаленном уголке своей души, которым еще не завладел Киллоран, но остался ли такой уголок? Эмма отдавала себе отчет, что боится не графа. Она боится саму себя.

Конечно, теперь уже он ее не отпустит.

Граф поцеловал ее в краешек глаза. Это стало предвестием новых, неизведанных ощущений. Его губы пробежались по лицу девушки, и веки Эммы сомкнулись. Она слышала неистовое биение своего сердца — оно стучало отчаянно, как молот в руках обезумевшего кузнеца…

Никогда еще она не была так близко с мужчиной. Сила и жар, исходившие от Киллорана, включили в новый ритм не только ее сердце. В голове билась одна мысль: «Нельзя показать, как мне хорошо вместе с ним…» А будет еще лучше… Ее ждет что-то волшебное… Эмму накрыла волна чувств, названия которым она не знала.

Киллоран поцеловал ее второй глаз — сомкнутый, и Эмма уже была готова сойти с ума от этой ласки. Губы графа скользнули по ее виску, нежно дотронулись до щеки… А затем они слились с ее губами в страстном поцелуе.

В нем были свет и тьма, грех и искупление, муки ада и райское наслаждение. Эмма обняла Киллорана за плечи, притягивая ближе к себе. Батистовая рубашка графа показалась ей такой горячей, словно он час грел спину около камина. Но это был жар его тела… Рука Киллорана поглаживала ткань ее платья, и Эмма с досадой подумала, что вся эта одежда совершенно лишняя.

Он уже владел ее душой, ее жизнью, ее дыханием. Она отдавала все это с наслаждением, готовая заплатить за то, чего жаждала, самую высокую цену. Эмма прильнула к Киллорану в порыве всепоглощающей страсти и не сразу поняла, что он пытается ее оттолкнуть.

Она еще крепче прижалась к графу, желая слиться с ним в одно целое, но Киллоран был намного сильнее и сумел оторвать Эмму от себя. Он чуть ли не отшвырнул ее… Сгорая от стыда, она вопросительно посмотрела на графа.

— Скажи «нет», Эмма. — Если голос может быть треснувшим, как чашка от крутого кипятка, то сейчас именно таким он и был у Джеймса Киллорана. — Скажи, чтобы я ушел.

— Не уходи. Поцелуй меня, — она и не заметила, что сказала графу «ты».

— Что с твоим рассудком, Эмма? Где твоя гордость? Ты же губишь себя! Скажи мне «нет».

Это не тот Киллоран, которого она знала, — ко всему равнодушный, день и ночь скучающий циник! Рядом с ней был мужчина, разрывающийся между желанием и невозможностью его удовлетворить. Ее мужчина — пусть хоть на одну ночь.

— Да, — шепнула она и протянула руки.

Пальцы ее слегка дрожали. А вдруг Киллоран встанет и уйдет?

На лице графа появилась так хорошо знакомая ей холодно-отстраненная маска. Эмма почувствовала, что сейчас ее душа разорвется от отчаяния. Киллоран смотрел на нее ничего не выражающими глазами, а на его губах играла полуулыбка.

— Ну что же. Пусть будет «да», — он кивнул. — Как можно отказать даме в удовольствии?

Эмма отдернула руки, словно обожглась, но это уже ничего не решало. Пальцы Киллорана сжали ее запястья.

— Тебе понравится, — и голос стал тем самым — завораживающим. — Фортуна меня действительно любит и никогда мне не изменяет. В любой игре я неизменно оказываюсь победителем. Я знаю все о лошадях и прихожу к финишу первым или срываю банк, поставив на жокея. Женщины сходят от меня с ума. Мне не раз удавалось выиграть целое состояние, укротить самого бешеного жеребца и довести до любовного экстаза послушницу из монастыря или вдову, поклявшуюся на могиле мужа, что никто больше не снимет с нее чулки.

Теперь отпрянуть попыталась Эмма, но граф не позволил ей это сделать. Девушка никак не могла избавиться от ощущения, что сейчас перед ней вовсе не Киллоран — рядом был тот, кого она когда-то увидела в «Груше и куропатке», а не тот, что уговаривал ее сказать «нет» несколько минут назад.

Но изменить уже ничего не представлялось возможным. Граф встал и зажег свечу.

— Повернись, — властно сказал он через мгновение, и Эмма безропотно повернулась.

Киллоран отвел рукой ее волосы и прильнул губами к основанию шеи. Корсет он расшнуровал так быстро, что этой сноровке могла бы позавидовать любая камеристка. Минута, и платье с легким шелестом соскользнуло на пол. Граф стал целовать плечи Эммы, и по всему ее телу пробежала судорога наслаждения.

Он развязал завязки нижней юбки, и та полетела вслед за платьем. Граф опустился на колени и провел языком по ее бедрам. Теперь не было даже судороги. Душа Эммы расставалась с телом.

Девушка словно со стороны услышала протяжный стон и замерла, не в силах поверить, что стонет она сама, теперь лежа на боку. Пальцы Киллорана скользили по ее обнаженным ногам, поднимаясь выше и выше, прямо к лону. Все тело Эммы пылало, как в огне. Ей вдруг нестерпимо захотелось схватить его руки и подтянуть их к своей груди, к затвердевшим соскам. Но вместо этого она сцепила пальцы и крепко сжала губы, чтобы больше не было никаких стонов. Тем временем пальцы Киллорана добрались до ее лона. Эмма изо всех сил сжала ноги. Граф рассмеялся, и она вдруг испугалась, что последует новый разговор о «да» и «нет».

Опасения оказались напрасными. Руки Киллорана легли ей на плечи. Она снова лежала лицом вниз. Меховая полость ласкала ей живот, а граф спину. Он сжал ее ноги своими, и это ощущение оказалось столь сладостным, что помыслить о дальнейшем наслаждении уже было невозможно.

Не успела она так подумать, как это наслаждение последовало. Киллоран скользил губами по телу Эммы — от ягодиц до плеч.

— Нравится? — он на мгновение оторвался от шелковой кожи. — Я не сомневался в том, что все будет именно так. Ты на редкость чувственна, хотя видно, что стараешься это побороть. Ты просто создана для любви, Эмма.

Девушка хотела было возразить. Нет! Она создана не просто для любви, а для любви с ним.

Конечно, она промолчала, спрятав лицо в белоснежный мех. Киллоран снова припал к ее телу, и руки его неутомимо следовали за губами. Он целовал ее шею, плечи, спину, бока. С каждой минутой возбуждение Эммы нарастало.

— Я мог бы взять тебя так, — прошептал Киллоран. — Мне это нравится. И не пришлось бы смотреть тебе в лицо, в твои медовые глаза. Почему бы не представить, что это вовсе не ты, а, допустим, леди Барбара? Я был бы свободен в своих чувствах — ни вины, ни сожаления.

Эмма промолчала. Что она могла возразить?

Киллоран продолжал шептать:

— Но ты ведь девственница. Ты первый раз с мужчиной и можешь просто испугаться. Впрочем, и сейчас еще не поздно остановиться. Может быть, с тебя хватит и этого, Эмма? Ты ведь отдаешь мне свое единственное сокровище, как вы, девушки, это называете, а взамен не получаешь ничего.

Эмма слушала все это, уже совершенно не принадлежа себе. А тот, кому она принадлежала, хотя он еще не овладел ею, продолжал:

— Ты просто еще одна девственница. Их было без счета… Тут есть свои тонкости, но я давно не был с девицами… Отдаю предпочтение тем, кто уже все знает и все умеет. Но, уж конечно, ты не будешь разочарована.

Если бы он сейчас снова спросил ее — «да» или «нет», она бы ответила «нет», но Киллоран уже ни о чем не спрашивал. Он на мгновение приподнялся, чтобы повернуть ее на спину.

Граф разглядывал ее тело, словно хотел запомнить навсегда. Вот родинка под левой грудью, вот вторая — на бедре, вот небольшой шрам на голени. Он видел то, чего прежде не видел ни один мужчина…

Пауза в ласках становилась невыносимой для Эммы. Она закрыла глаза, пытаясь справиться с собой.

Киллоран продолжал разглядывать ее. Это был взгляд знатока, и Эмма в ужасе замерла, понимая, что даже с закрытыми глазами она не сможет скрыть свое желание. Наверное, ему нравятся женщины, которые не столь покорны, а она так явно готова расстаться со своим «сокровищем»…

Граф слегка наклонился вперед, и маска безразличия спала с его лица. Теперь зеленые глаза горели ярче, чем свеча, освещавшая их.

— Ты просто великолепна, любовь моя, — прошептал Киллоран.

Эмма и сама не знала, откуда у нее взялись силы возразить.

— Я не твоя любовь, — сказав один раз «ты», она уже не могла себе представить другого обращения.

Маска вернулась на место.

— Верно, — согласился граф. — Но сегодня ты ею будешь. — Зеленые глаза скрестились с карими, как два клинка. — Так ведь, любовь моя?

Эмма не хотела соглашаться. Даже отдавая ему все, она надеялась сохранить для себя крохотный кусочек души. Но Киллорана это не устроит, он ведь привык побеждать.

— Так, — она отвела взгляд.

Ладони графа легли ей на грудь. Эмма едва сдержала стон. Его пальцы стали ласкать ее соски, и тут уж она не выдержала.

— Я знал, что тебе понравится. Кто-нибудь из мужчин уже касался вот так твоей груди? Если ты скажешь «да», я все равно не поверю. Ну? Кто-нибудь уже ласкал тебя так, как я? — Пальцы Киллорана были нарочито неторопливы. Эмма почувствовала, как тело ее тянется вверх, едва он чуть выше поднимет руки.

— Нет, — прошептала она, пытаясь не делать хотя бы этого.

— Я так и думал, — произнес Киллоран. — А вот это, пожалуй, понравится тебе еще больше.

Он припал к ее груди губами.

Эмма судорожно вцепилась в меховую полость, на которой лежала. Казалось, что все ее существо сосредоточилось сейчас в груди. Длинные волосы Киллорана упали ей на плечи, и она потянулась к ним пальцами, стала перебирать, поглаживать…

Огонь, паливший ее снаружи и изнутри, бежал вниз, к лону. Не в силах больше ждать, Эмма стала двигаться сама. Киллоран поднял голову.

— Тебе так не терпится? — прошептал он. — Чудесно, — и тут же снова прильнул губами к ее груди.

Она вновь не сдержала стон. Эмме казалось, если Киллоран не возьмет ее сию же минуту, она сойдет с ума. И он прекрасно знает об этом.

Граф провел рукой по ее животу и скользнул вниз. Она непроизвольно сжала бедра. Киллоран стал их целовать, страстно, горячо, преодолевая таким образом сопротивление. Конечно, он знал, что делает и какого добьется результата…

Пальцы графа погрузились в глубь ее тела. Эмма дернулась и задрожала — сначала от шока, а затем от немыслимого, неземного удовольствия. Затем эта волна отхлынула — осталось только полное изнеможение. Она смотрела в зеленые глаза Киллорана и понимала, что готова утонуть в них.

Он улыбнулся, на мгновение приоткрыв ей крохотную частичку настоящего себя, а потом снова прильнул к ее губам.

Язык графа ласкал и возбуждал ее, и то же самое делали его руки. Новая вспышка удовольствия ослепила Эмму. За ней последовала еще и еще одна — все более мощные и яркие. Киллоран снова смотрел на нее. Пальцы его продолжали двигаться.

Эмма уже не в силах была дышать. Тело ее сотрясали конвульсии. И тут она ударила графа. Он этого словно и не заметил. Рука его по-прежнему была погружена в лоно Эммы. Еще немного, мелькнула у нее мысль, и она просто умрет.

— Хватит! — воскликнула Эмма в отчаянии. — Я больше не могу…

— Ну что ты, детка? Я еще не слышал твой крик.

И она закричала.

Через мгновение Киллоран перестал ее терзать.

Голова у Эммы кружилась, во всем теле ощущалась такая слабость, что пошевельнуться, казалось, она не сможет уже никогда. Граф что-то шептал ей на ухо, но Эмма ничего не слышала. Слова не доходили до ее сознания. Она попыталась открыть глаза, но не смогла сделать и этого. Тогда Эмма прекратила борьбу с собой… Через мгновение она провалилась в какую-то темную пропасть.

Киллоран неподвижно лежал рядом с Эммой. Он видел, что из ее закрытых глаз текут слезы. «Спит и даже не знает, что плачет», — подумал граф. Может быть, это к лучшему, Эмма так не любит, когда другие видят проявления ее слабости, особенно если «другие» — это он.

Граф глядел на ее роскошное тело, такое соблазнительное и все еще девственное. Ничто не мешало ему перейти от взгляда к действию, но Киллоран не сделал ни одного движения. Он не собирался больше прикасаться к Эмме.

Он и так овладел ею, причем получил больше удовольствия, чем если бы просто лишил Эмму невинности. Прорваться через барьер плоти, который поставила на пути мужчины природа, может любой. Другое дело — забрать у женщины нечто более важное — частицу ее души, овладеть ее мыслями. Отныне Эмма принадлежала только ему. Отныне с кем бы она ни была телом, душой будет с ним.

Киллоран встал с постели, стараясь не разбудить Эмму. Конечно, ему мешало собственное возбуждение. Он полюбовался на спящую еще несколько мгновений и накинул на нее меховую полость. Эмма спала тем сном, который принято называть мертвым, и Киллорана сие удивляло. Другая на ее месте сейчас бы рыдала или смотрела на него глазами, полными скорби, упрека и вопросов.

Он вышел в соседнюю комнату и опустился в кресло. Дрова во всех каминах прогорели, и в охотничьем домике снова стало прохладно, чему Киллоран даже обрадовался. Этот холод не мог погасить его возбуждение, однако как нельзя лучше соответствовал мрачному настроению.

Граф провел рукой по волосам. Они сохранили запах Эммы, и это вызвало у него новую волну желания — теперь неукротимого. Киллорану захотелось схватить что-нибудь и с размаху бросить об стену. С этим он справился. Но не с другим… Надо было ему остаться у Сандерсона. Может, та рыжеволосая и не похожа на Эмму, но с ней не было бы никаких хлопот. В конце концов, в темноте все женщины одинаковы. Он мог бы закрыть глаза и представить, что это Эмма.

Чем дальше Киллоран старался отодвинуть от себя эту девушку, тем ближе она подходила к тому месту, где он похоронил свое сердце. Графу казалось, что, получив от нее все, показав ей, что это — и не только это! — в его силах, он избавится от собственных демонов.

Нет, не избавился… Пробудив в Эмме чувственность, заставив ее загореться желанием, он сам попал в капкан.

Киллоран не мог бы ответить на вопрос, сколько времени провел в раздумьях, — час или несколько минут. Внезапно в спальне, где спала Эмма, раздался шорох. Услышав его, неустрашимый граф готов был сбежать.

Он остался в кресле, хотя нужно было бы идти на конюшню, седлать Сатану и мчаться отсюда, не разбирая дороги. Киллоран сидел и ждал. На его лице застыла привычная маска равнодушия и холодной учтивости. Да, любая другая девушка была бы в замешательстве от того, что произошло. И произошло ли?.. Она бы сама решила покинуть этот домик, лишь бы не увидеться еще раз с ним.

Любая другая, но не Эмма. Она наверняка решит пройти по этому пути до конца.

Когда дверь открылась, Киллоран даже не повернул головы. Он развалился в кресле, положив ноги на стол — поза безмятежного внутреннего монолога в ожидании рассвета. Граф ждал, чтобы Эмма подошла поближе, ни одной секунды не сомневаясь в том, что сейчас монолог превратится в диалог. Объяснение неизбежно. Но слов не последовало — Эмма просто размахнулась и ударила его. Это было настолько неожиданно, что Киллоран едва не упал.

— Ненавижу! — за первым ударом последовал второй, третий, четвертый…

Он наконец опомнился и схватил ее за руки. Мыслимое ли дело — терпеть побои от разъяренной фурии? У него и так отвратительное настроение. Не говоря уже о состоянии… Киллоран рывком усадил девушку к себе на колени, не давая ей пошевелиться.

— Мне повезло, что у тебя под рукой не оказалось ни шпаги, ни кочерги, — иронично заметил он.

Эмма забилась, но освободиться не смогла.

— Будь у меня шпага, тебе бы конец, — сдавленно прохрипела девушка.

Она надела нижнюю юбку и накинула на плечи шаль, но теперь Киллоран и через них видел то, что уже видел. Ему стоило большого труда сохранять внешнее спокойствие.

— Я привык к тому, что женщины время от времени обрушивают на меня свой гнев, — голос графа звучал, как всегда, невозмутимо. — Но обычно это происходит не в первую же ночь. Тебе следовало бы проявить снисходительность, радость моя. Я постарался доставить тебе ни с чем не сравнимое удовольствие и при этом оставил тебя девственницей. Ну кто из мужчин повел бы себя столь благородно?

— Благородно? — Эмма пылала гневом. — При чем тут благородство? Ты никогда не хотел меня! Даже не считал нужным скрывать это! В противном случае ты бы воспользовался ситуацией и… Ты же не из тех, кто отказывает себе в удовольствии! А я стала приманкой для твоего врага… И еще игрушкой… Ты хотел доказать мне, что можешь все, а я не могу ничего… Вот и сегодня ты играл со мной разве не так?

Киллоран вовсе не собирался оправдываться.

— В твоих не совсем справедливых обвинениях есть доля истины, — он был по-прежнему невозмутим. — Я просто забыл, насколько докучливыми бывают девственницы, если задеть их чувства. А между тем ты должна быть мне даже признательна. Ты же осталась при своем сокровище и можешь наградить им какого-нибудь добропорядочного молодого человека. Выйдешь замуж…

Эмма продолжала вырываться, и Киллоран, уставший от всего этого и того, что сему предшествовало, столкнул ее с колен. Будущая невеста добропорядочного молодого человека устояла на ногах и тут же сделала несколько шагов назад. В глазах девушки, устремленных на графа, по-прежнему пылала ярость.

— Действительно благородно с твоей стороны, — щеки у Эммы горели, а тон был ледяной.

— Конечно, благородно, — он пожал плечами. — Но я вижу, что ты с этим не согласна. Может быть, объяснишь почему? Я понимаю, что должен был бы вообще держаться от тебя подальше, но ты оказалась так хороша…

— Я оказалась хороша! — В этом крике было столько злости, что Киллоран чуть не рассмеялся.

— Да. Ты оказалась хороша, и я не устоял перед искушением, — в ответе графа можно было услышать притворное раскаяние.

— Будь я хороша, ты не сидел бы здесь одетым, а я не проснулась бы одна…

Он поднял брови.

— Радость моя, неужели ты сердишься на меня за то, что я не лишил тебя девственности?

— Нет, — ответила Эмма, уже тише. — Не за это…

— А за что?

— За то, что ты никогда меня не хотел… Ты унизил меня, не испытав при этом ни малейшего желания… Просто поиздевался надо мной…

Киллоран так быстро вскочил с кресла, что Эмма в испуге шарахнулась в сторону. Он тем не менее успел схватить ее за плечи.

— Я не унижал тебя и не издевался над тобой, — процедил граф сквозь стиснутые зубы.

— Ты даже не хотел меня…

— Господи помилуй! — все его внешнее спокойствие испарилось. Киллоран взял руку Эммы и прижал к своим чреслам — очевидному доказательству собственного возбуждения. — Ты хоть знаешь, что это такое?

Девушка попыталась вырваться, но граф силой удержал ее ладонь. Может быть, ей было больно — Киллоран этого не знал, да и не хотел знать. Желание окончательно уступило рассудку.

— Знаю, — прошептала Эмма.

Этот тихий шелест на мгновение охладил его пыл.

— Значит, знаешь? Прекрасно, — в следующее мгновение он едва не сорвался на крик. — Это явное свидетельство того, что я возбужден до предела. И причина этого возбуждения — ты. Как ни странно, и у меня бывают благородные порывы. Я сохранил твою девственность для того, кто ее заслуживает… Для того, кто сможет оценить ее по достоинству.

Эмма молча смотрела в зеленые глаза. Грудь ее вздымалась, и шаль едва удерживалась на плечах.

— Ты выбираешь самое неподходящее время, чтобы проявить благородство, — сказала наконец девушка.

— К черту! — Киллоран резко оттолкнул ее и отвернулся. — Ступай спать, Эмма.

Граф чувствовал спиной ее взгляд. Ощущал исходившее от нее тепло. «Иди же! — мысленно молил он. — Ради всего святого, уходи!»

Эмма помедлила, потом все-таки сделала несколько шагов. Киллоран старался думать о чем угодно, лишь бы не о том, что ни в коем случае не должно произойти. Это бы и не произошло, не замри она еще на одну секунду… не коснись ее плечо его руки.

Все доводы разума и зароки пошли прахом — Киллоран схватил девушку в объятия.

Эмма потянулась к нему, в надежде на поцелуй, и это стало последней каплей в чаше терпения графа. Он отбросил в сторону шаль Эммы, сорвал с нее нижнюю юбку, а с себя всю одежду. На сей раз ложа не было, и они рухнули на пол.

Не было и ласк. Киллоран сразу овладел Эммой, и в это мгновение он забыл обо всем на свете. Она сама была возбуждена ничуть не меньше, чем два часа назад,поэтому не успела толком осознать, что это произошло. Эмма вскрикнула, почувствовав боль, но, когда граф на секунду остановился, она крепче прижала его к себе, дав понять, что принимает эту боль и покоряется ей. Впрочем, боль тут же сменилась наслаждением.

Ничего изменить уже было нельзя. Киллоран долго сражался с собой, противясь неизбежному, но на то оно и неизбежное, чтобы произойти. Он уступил желанию, столь сильному, что все прочие желания отступили перед ним. И сейчас они были одна плоть и один дух. Киллоран все крепче сжимал Эмму в объятиях, словно пытаясь снова обрести ту часть себя, которую давно считал похороненной.

Первое ощущение, которое было из числа реальных, — пол. Холодный деревянный пол… Киллоран перекатился, не выпуская Эмму из объятий, так что теперь сверху оказалась она. Более прекрасной картины он еще не видел… Когда граф сильно и нежно сжал ее бедра, определяя ритм музыки их любви, Эмма затрепетала. Через несколько минут она достигла пика наслаждения и откинула в экстазе голову.

Киллоран обнял ее за плечи и привлек к себе на грудь. Эмма в изнеможении застонала. Изогнувшись, она прильнула к возлюбленному, и это стало для графа лучшей наградой.

Он по-прежнему лежал на холодном полу и нежно поглаживал волосы Эммы. Она предавалась любви с пылом, которого трудно было ожидать от неопытной девушки, и теперь оказалась совершенно обессилена.

Киллоран сел и помог сесть Эмме, но она все еще пребывала на небесах и чуть не упала. Тогда граф встал, подхватил ее на руки и понес в спальню. Он бережно положил Эмму на меховую полость, и в эту секунду она схватила его за руки. В широко открытых глазах Эммы появился страх.

— Не уходи, — прошептала она. — Не уходи от меня.

Он замер, пораженный, как тонко она почувствовала, что сейчас решается ее, да и его судьба. Киллоран действительно готов был уйти — уйти навсегда.

— Я даже не собирался этого делать, — неожиданно для самого себя солгал граф, лег рядом и крепко обнял ее.

И она, бедняжка, поверила.

Эмма прижалась к нему всем телом… В следующее мгновение она уже спала. Наверняка заснула с мыслью, что полностью принадлежит ему, а он ей. Увы…

Лежа рядом с Эммой и тихонько поглаживая ее волосы, Киллоран вглядывался в отступающую темноту и мысленно повторял одну и ту же фразу. В жизни Джеймса Майкла Патрика, графа Киллорана, нет места другому человеку — вот что он сейчас твердил себе. Он знал, что сегодня решится, так ли это на самом деле.

Глава 17

— Не думаю, что это хорошая мысль.

Натаниэль остановился и взглянул на леди Барбару.

— Вы сами решили, что пойдете за мной, — в голосе молодого человека было слышно едва уловимое раздражение.

— У меня есть здесь свой интерес, — спокойно ответила леди Фицхью. — Вы переживаете из-за Эммы, а я — из-за Киллорана.

— Ну конечно, — вздохнул Натаниэль.

— И почему вы считаете, что Эмме что-то угрожает? До сих пор граф был безупречен по отношению к этой девушке. Ну, почти безупречен. Вряд ли у него были дурные намерения и на этот раз, — на лице леди Барбары застыла гримаса недовольства. — Если уж он решил добиться ее, мог бы сделать это в собственном особняке, а не в столь жалком домишке, — она кивнула на охотничий домик. — В его лондонской спальне такая удобная кровать!

Леди Фицхью сказала это специально, желая позлить Натаниэля. Тот действительно нахмурился, но промолчал.

— Долг джентльмена — убедиться в том, что девушке, с которой его свела судьба, ничего не грозит. Тем более если речь идет о невинной девице и человеке с такой репутацией, как у лорда Киллорана…

Натаниэль уже стоял на пороге. Барбара замерла за его плечом.

Бог ты мой, что за невероятное сочетание — благородство помыслов и такая явная мужская сила? Окажись он обычным представителем своего пола, как большинство других, если не все, Барбара не терзалась бы и не переживала ни полсекунды. Но стоило Натаниэлю Хепберну взглянуть на нее своими голубыми глазами, и леди Фицхью тут же погружалась в мир несбыточных мечтаний. Лучше бы он был злым или некрасивым…

— Барбара… — начал было Натаниэль, но женщина решительно взялась за ручку двери.

— Леди Барбара, — в голосе ее зазвучал металл. — Не думаю, что граф Киллоран придет в восторг от нашего появления здесь, тем более столь рано. Зачем вы вообще решили ехать сюда среди ночи? Безумная затея.

— Вам действительно незачем было это делать, леди Барбара.

— Я же сказала, что имею свой интерес. Не желаю, чтобы эта невинная девица, как вы не преминули отметить, вытеснила меня из сердца Киллорана, — Барбара все еще не решалась открыть дверь.

— Сомневаюсь, чтобы его сердце было занято хоть кем-нибудь.

— Пусть так, хотя это замечание спорно, — Барбара едва заметно усмехнулась. — Впрочем, я готова уточнить. Не желаю, чтобы она вытеснила меня из постели графа.

Это была очередная шпилька, но на сей раз Натаниэль молчать не стал.

— Если вы и делите постель с Киллораном, то не ту, что стоит в его спальне, — сказал Натаниэль, постаравшись, чтобы голос звучал спокойно. — Я живу в доме графа уже больше месяца и знаю, о чем говорю. И других женщин у него не бывает.

— Конечно, нет. Это невозможно после того, как он привел в дом Эмму, — саркастически заметила Барбара. — А может быть, Киллоран не хочет, чтобы в обществе говорили о его связях….

— Не думаю, чтобы он стал из-за этого беспокоиться, — губы Натаниэля тронула улыбка. — Почему вы настроены против Эммы, леди Барбара?

Женщина пожала плечами:

— Простая ревность. Мало того, что Киллоран готов наделать ради нее глупостей, так теперь и вы примчались среди ночи, чтобы убедиться в том, что она жива и здорова. И не побоитесь бросить вызов тому, кто не сразу вам это подтвердит…

— Ради вас я готов бросить вызов целому миру.

— Слишком поздно, — голос ее прозвучал устало. — Ну что? Пора заглянуть в этот домик. Не исключено, что мы застанем их в одной постели.

— Киллоран поклялся, что не прикоснется к Эмме. И я ему верю.

— Значит, вы еще больший глупец, чем я думала.

Барбара толкнула дверь. Она оказалась незапертой. Женщина сделала два шага вперед и замерла.

Киллоран в одиночестве сидел около камина. На нем была обычная одежда — черные панталоны и такая же рубашка с белыми кружевными манжетами. И выражение лица у графа оказалось обычное — маска абсолютного спокойствия и безразличия, однако Барбару охватило неприятное предчувствие.

— Вы так долго разговаривали на пороге, — бесстрастно сказал Киллоран, — что я уже начал сомневаться, не проведете ли в этом увлекательном занятии весь день. Чему обязан?

Натаниэль подтолкнул Барбару вперед, вошел сам и закрыл за собой дверь.

— Мы были сильно обеспокоены.

— И чем же, позвольте узнать?

Леди Фицхью немного успокоилась.

— Что за странные вопросы, Киллоран? Натаниэль переживает из-за своей маленькой подружки. Впрочем, маленькая — это, конечно, не про нее, — словно спохватилась Барбара — Вдруг вы успели совратить невинную девицу?

Граф перевел взгляд на Натаниэля, и в зеленых глазах вспыхнул огонь, не предвещавший молодому человеку ничего хорошего.

— Я и не знал, что ты так озабочен делами моей кузины.

— Она вам не кузина, черт возьми! — не сдержал возмущения Натаниэль. — И я вовсе не озабочен делами Эммы. Я просто хотел убедиться в том, что с ней все в порядке.

— Ты прав, — кивнул Киллоран. — Она мне не кузина. И ее дела — не твоя забота.

— Где Эмма?

— В постели, — последовал неторопливый ответ.

— Я уже встала.

Все трое повернулись на ее голос, Киллоран — последним. Эмма стояла в дверях. Барбаре хватило одного взгляда на нее, чтобы все понять.

— Какой же вы мерзавец! — она готова была броситься на графа, и Киллоран сделал предостерегающий жест — не хватало еще того, чтобы и эта кинулась драться.

— Вы проницательны, Барбара, но с каких это пор превратились в защитницу женской чести и достоинства? — Граф перевел взгляд на молодого человека. — Не вздумай, — это было предостережение уже Натаниэлю, который сжал кулаки.

— Мерзавец — это слишком лестная характеристика для него! — возмущению юноши не было предела.

— Не стоит тратить время на оскорбления, — ледяным тоном заметил Киллоран. — Мой тебе совет — ни слова больше, иначе мне придется отправить тебя на тот свет, а я уже успел к тебе привыкнуть.

— Думаете, я побоюсь принять вызов?

— Я думаю, что тебе пора бы расстаться с идеалами. Ты наверняка уверен в том, что справедливость превыше всего, а между тем у порядочного человека куда больше шансов умереть молодым.

— Хватит! — Эмма решительно прервала эту дискуссию. — Вы оба не правы. Натаниэль, с чего вы вдруг решили, что мне нужна защита?

— Бог ты мой, она все так же невинна-а-а, — протянула леди Барбара, усаживаясь в кресло. — Правда, теперь не телом, а только душой. Поверьте мне, дорогая, достаточно бросить на вас один взгляд, чтобы понять, как вы провели нынешнюю ночь. Что уж говорить о синяке у вас на шее? В этом домике есть вампиры, Киллоран?

В другой ситуации ее позабавило бы то, что Эмма мгновенно залилась краской. В другой ситуации она бы с удовольствием понаблюдала за этой мелодрамой, посмотрела бы, как сражаются за честь девицы… Увы, уже не невинной.

Киллоран был первым и единственным мужчиной, который устоял против чар самой Барбары, но она переживала вовсе не из-за графа. Леди Фицхью испугалась за Натаниэля. Если дойдет до поединка, у него нет шансов.

А еще леди Фицхью мучила зависть. Для Барбары это стало настоящим откровением. Дело было в той страсти, что пылала отныне в глазах этой девушки. Сама она такого чувства не ведала…

Благородство Натаниэля и его готовность броситься на защиту Эммы — вот что наполнило болью сердце Барбары. Ее никто никогда не защищал, даже тогда, когда она в этом нуждалась.

— Не кажется ли вам, — она удивленно подняла брови, — что весь этот шум абсолютно ни к чему? Очевидно, что Эмма не выглядит так, будто ее взяли силой. Мне кажется, Натаниэль, нам лучше уйти. Наше присутствие здесь действительно неуместно…

Она замолчала. Сделать это Барбару заставило что-то неуловимое в лице Киллорана. Никто, кроме нее, не обратил бы на эту тень внимания, но Барбара Фицхью знала, что кроется за самоуверенным видом и надменностью графа.

— В самом деле, — его губы тронула улыбка, но глаза по-прежнему оставались холодными. — А если ты, Натаниэль, так тревожишься за Эмму, почему бы тебе не забрать ее отсюда? Возвращайтесь в Лондон, — он откинулся в кресле и потянулся. — А Барбару оставь здесь.

От неожиданности все трое оцепенели.

Первой пришла в себя Эмма.

— Ты что, хочешь, чтобы я уехала? — спросила она, все еще надеясь на то, что ослышалась.

Киллоран прикрыл глаза.

— Полагаю, так будет лучше для нас обоих. Провести ночь с девственницей, конечно, приятно. Я бы сказал, сие освежает. Тем не менее, я предпочитаю женщин опытных. Послушайте, Барбара, почему бы нам с вами не съездить в Париж?

— Держитесь подальше от леди Барбары! — сквозь зубы процедил Натаниэль.

— У тебя что, нет других дел, кроме как спасать от меня всех дам и девиц, оказавшихся в поле моего зрения? Так ты скоро станешь совсем невыносимым… Не исключено, впрочем, что раньше, чем ты заступишься за следующую, я отправлю тебя на тот свет. Леди Фицхью ценит мое общество. И мне приятно с ней… беседовать. А ты, если хочешь, беседуй с Эммой. Если от разговоров вы решите перейти к делу, ты не разочаруешься. У Эммы большие способности… Не сомневаюсь, что через несколько месяцев она достигнет таких высот, что сможет поучить даже леди Барбару.

Это циничное откровение было лишним. Натаниэль, сжав кулаки, бросился на Киллорана. Барбара закричала и вскочила с кресла. Это был не поединок — обыкновенная драка, причем хладнокровие Киллорана сослужило ему лучшую службу, чем Натаниэлю горячность. Буквально через минуту юноша лежал на полу недвижно.

— Вы его убили! — Барбара в ужасе бросилась к молодому человеку.

— Вряд ли, — Киллоран сделал несколько шагов назад и снова сел в кресло. — Такого, чтобы я кого-то убил, если не хотел этого делать, еще ни разу не было, — он посмотрел по сторонам и удивленно поднял брови. — А где Эмма?

Барбара опустилась на колени около Натаниэля. Он дышал. «Всего лишь оглушен», — мелькнуло в голове у леди Фицхью. Теперь можно было ответить Киллорану.

— Какая вам, собственно, разница? — она усмехнулась. — Вы же сами отослали ее прочь.

— Действительно, — граф кивнул. — Какой смысл ей здесь оставаться дальше?

— Как вы жестоки!

— Боюсь, иначе бы она просто не ушла. Мне это ни к чему, да и ей тоже. Надеюсь все-таки, она не отправилась в Лондон пешком, а разбудила Билли. Впрочем, он бы пришел, чтобы спросить, какие будут указания… Хотя нет, я ведь вчера все сказал…

Граф встал и подошел к леди Барбаре, застывшей над молодым человеком.

— По-моему, вам тоже пора преподать Натаниэлю урок.

— О чем вы? — Барбара смотрела на Киллорана снизу вверх.

— Берите пример с меня. Нежные чувства не для таких, как мы с вами. Вы лишь разобьете этому идеалисту сердце… а заодно и то, что осталось от вашего собственного, — он протянул женщине руку. — Поедемте в Париж, Барбара. То есть сначала, конечно, в Лондон, а потом в Париж. Как знать, может быть, мне и правда удастся разбудить в вас женщину.

— К чему это все? Мы ведь абсолютно безразличны друг другу, — тихо сказала леди Фицхью.

Она не приняла руку Киллорана, а принялась тормошить Натаниэля.

— Именно так, — по губам графа скользнуло подобие улыбки.

Эмма выскользнула из дома, стараясь остаться незамеченной. Не то чтобы она боялась, что Киллоран или Натаниэль бросятся за ней. Они сейчас выясняли, кто сильнее, хотя исход этого выяснения был предрешен. Граф так цинично говорил о ней… Причем при леди Барбаре и Натаниэле… Эта светская красавица наверняка порадовалась ее унижению. Ну а попытка молодого человека вступиться за ее честь только усложнила и без того непростую ситуацию.

Она ушла потому, что не могла больше смотреть на холодное, равнодушное, убийственно красивое лицо Киллорана. Эмма просто не знала, как вести себя дальше: убить его или разразиться горькими слезами. И к чему бы это привело? А поскольку ее достоинство, судя по всему, осталось в прошлом вместе с девственностью, не оставалось ничего другого, как просто сбежать отсюда.

Первой мыслью Эммы было увести из конюшни одну из лошадей. Она не была уверена в том, доедет ли до Лондона верхом и вообще туда ли ей ехать. Но не пешком же идти из этого проклятого места? Можно взять даже вороного жеребца Киллорана. Правда, в этом случае, даже если лошадь не убьет и не покалечит ее, сие наверняка сделает сам граф.

Оказалось, однако, что все эти сложности ни к чему. Билли уже ждал ее на конюшне.

— Доброе утро, мисс, — сказал он, распахивая перед Эммой дверцу кареты.

Девушка растерялась.

— Куда ты собрался меня везти?

— Его светлость вчера сказали, что это вы решите сами. Может быть, на Керзон-стрит, а может быть, куда-нибудь еще. Милорд приказал, чтобы я доставил вас точно по назначению и проследил за вашей безопасностью.

— Уж лучше я сгорю в аду, чем вернусь на Керзон-стрит, — пробормотала Эмма так, чтобы слуга не слышал. — Но ведь ехать надо, и побыстрее… Лондон сам по себе не так уж плох.

— Хорошо, мисс. Едем в Лондон.

Забыв о хороших манерах, Эмма поспешно юркнула в карету. Все ее тело болело, а воспоминания о том, что именно стало причиной этой боли, были для нее не менее мучительны. Эмма откинулась на подушки, и лошади тут же рванулись с места. Смотреть в окошко на маленький охотничий домик она не стала. Там все только рады тому, что она исчезла. Ну, может быть, не все, а только двое…

Эмма закрыла глаза, и из ее груди вырвался полувздох-полувсхлип. Поцелуи Киллорана все еще горели на ее губах… «Так будет лучше для нас обоих», — сказал он, и Эмме не оставалось ничего другого, кроме как поверить в это.

Что заставило ее думать, будто за холодной маской кроется ранимая душа? Почему она решила, что граф способен любить, любить по- настоящему? Прошлой ночью он смотрел на нее с такой нежностью, с таким страстным желанием… Киллоран ведь старался держать ее подальше от себя. Она сама потянулась к нему, не смогла противостоять его красоте и мужской силе. Глупая, с чего она решила, что сможет вернуть ему душу?

В итоге она потеряла свою…

Она исцелится от этой любви, непременно исцелится. В конце концов, она дочь своего отца. Такие люди, как он, — гордость и слава Англии. И ее мать при всей своей хрупкости была на удивление стойкой. Что касается дяди Хораса, с ним у Эммы кровного родства не было, а ее кузина Мириам пошла в отца, а не в мать, тетю Эммы. У де Винтеров совсем другие черты характера, а она настоящая Ланголет.

Она выстоит, вне всякого сомнения, выстоит. Конечно, после того, как она подарила себя Киллорану, надеяться на замужество не приходится. Но сейчас Эмма вообще меньше всего думала о том, что когда-нибудь пойдет к алтарю. К чему ей это? Единственное, в чем она нуждается, это деньги. Те деньги, которые оставил ей отец.

Оружейные мастерские Ланголета приносила солидный доход — что ни говори, на оружие всегда был и будет спрос. Эмма знала, что должна унаследовать столько денег, сколько не сможет потратить за всю жизнь. Пусть Мириам оставит часть из них себе. Ей нужно ровно столько, чтобы купить скромный домик где-нибудь в далеком графстве и закрыть его двери перед всем миром. Чтобы на ее жизненном пути больше не было таких людей, как лорд Киллоран и лорд Дарнли…

И все-таки это совершенно невозможно себе представить… Как она вернется в мрачный дом де Винтеров и потребует у кузины Мириам свои деньги? При одной мысли об этом ладони Эммы вспотели. Но выбора у нее не было. К кому еще она может теперь обратиться? Уж не к Джасперу ли Дарнли, раз терять ей теперь уже нечего…

Эмма забилась в угол кареты и изо всей силы обхватила себя руками за плечи. Меховая полость осталась там, в домике. На мгновение девушка вспомнила, как лежала на ней обнаженная, а Киллоран сверху смотрел ей в глаза — как тогда казалось, с любовью. Его руки скользили по ее телу… Эти воспоминания снова пробудили у Эммы желание.

Как же она его ненавидит! И как хочет опять быть с ним…

Время от времени Эмма погружалась в полудрему. Очнувшись в очередной раз, она почувствовала, что замерзла. Щеки были влажными от слез. Она решительно вытерла их рукой и выглянула в окошко кареты.

Эмма знала, что они уже в городе — стук колес по мостовой эхом отзывался у нее в ушах. Но она никак не могла понять, что это за район, хотя в одном была уверена наверняка: это не Керзон-стрит. Может быть, Крауч-Энд?

Она застучала по стенке, но Билли то ли не услышал ее стук, то ли не обратил на него внимания. Эмма уже хотела было распахнуть дверь и выпрыгнуть, но в последний момент ее что-то остановило. Разумеется, есть на свете места и похуже, чем Крауч-Энд, однако сейчас думать об этом не время. Во всяком случае, возвращаться к кузине Мириам она пока не будет.

Карета между тем остановилась. Эмма сидела, крепко сцепив руки на коленях, прислушиваясь к отдаленному шуму голосов. Наконец в окне мелькнули отблески огня — кто-то шел к карете с факелом. Когда дверца открылась, Эмму ослепил свет, и она машинально прикрыла глаза рукой. Около дверцы стоял кучер.

— Где мы? — Эмма постаралась, чтобы слуга не заметил, как она напряжена. — Это не Крауч-Энд?

— Милорд сказал, сам туда пока лучше не возвращаться. И к лорду Дарнли он тоже запретил вас везти.

— Если не ошибаюсь, милорд оставил выбор за мной. Какое вообще графу Киллорану дело до того, куда я поеду? — Эмма понимала, что это вопрос не к кучеру, но других собеседников у нее не было.

— Милорд сказал, что, если вы не придумаете ничего лучше, мне нужно будет отвезти вас сюда.

Пришлось выйти из кареты. Оказавшись на мостовой, она взглянула на ярко освещенный дом, в распахнутых дверях которого можно было различить какую-то фигуру.

— И куда же ты меня привез? — спросила она и, не дожидаясь ответа, направилась к дому.

На крыльце стоял слуга в ливрее. Он распахнул перед Эммой дверь.

— Пусть поднимается сюда! — раздался сверху громкий женский голос.

И тут Эмма узнала и сам дом, и его хозяйку.

— Леди Селдейн, — прошептала она сдавленно.

— Пусть поднимается сюда! — снова сказала ее светлость слуге и далее обратилась уже к Эмме: — Ох, бедняжка! Судя по всему, вы еле живы от голода и усталости. Будь он неладен, этот Киллоран! Только он мог умудриться довести девушку до такого состояния! Идите сюда, деточка.

Эмма чувствовала, что силы окончательно покидают ее. Она с трудом поднималась по ступеням. Хозяйка стояла на площадке второго этажа. Леди Селдейн не стала церемониться и погладила ее по плечу.

— Ну-ну, милая! Все будет хорошо. Мы все уладим, обещаю вам.

И тут Эмма Ланголет расплакалась.

«Только этого и не хватало, — думала она, снова вытирая слезы рукой. — Раньше я держалась подостойнее…»

Леди Селдейн вздохнула и протянула Эмме белоснежный платок. Если бы он был другого цвета, какой-нибудь голубой или зеленый, этот жест не произвел бы на Эмму такого впечатления. Белое и черное… Цвета графа Киллорана… Она плакала и плакала, не в силах остановиться.

Впрочем, любой поток слез когда-нибудь иссякает. Рыдания понемногу утихли, и Эмма смогла изобразить на лице жалкую улыбку.

— Уже лучше, деточка, — похвалила ее леди Селдейн. — Каждый человек дает порой волю чувствам, но делать это часто нельзя. Ваш приезд меня не удивляет. Я это предвидела… Сейчас распоряжусь, чтобы вам приготовили ванну и легкий ужин. Комнаты тоже будут готовы незамедлительно. Следующие двадцать четыре часа вы будете отдыхать, и только. Я позабочусь о том, чтобы вам было хорошо в моем доме.

— Но как мне жить дальше? Что теперь делать?

— Я не знаю, почему вы задаете такие вопросы, но, если вы мне все расскажете, может быть, мы вместе найдем ответ на них. Не тревожьтесь, мы обязательно что-нибудь придумаем. Доверьтесь мне, милая. Обещаю — все будет хорошо.

— Но мне нельзя находиться у вас, — Эмма снова зарыдала. — Вообще нельзя находиться в приличном доме… Вы даже не представляете, что я наделала.

— И что же вы наделали?

— Я… мы… лорд Киллоран…

— Все понятно. И знаете, многие женщины сказали бы, что вам повезло, хотя я вижу, что вы настроены не столь оптимистически. Сие неудивительно… Значит, он не смог совладать со своими чувствами… Но это, на мой взгляд, хороший знак… очень хороший.

Эмма так изумилась, что даже плакать перестала.

— Что вы сказали?

— Такая ситуация для Киллорана не внове, и он прекрасно умеет их улаживать. Граф мог сделать то, что сделал, так, что вы приняли бы все как должное и дальше пошли бы своей дорогой, вспоминая время от времени, что в вашей жизни было такое счастье — лорд Киллоран. Вместо этого его кучер привез вас сюда… Интересно…

— Интересно? Да о чем вы, собственно?

Леди Селдейн улыбнулась.

— Я о том, что Джеймс намного лучше, чем о нем думают и говорят. Ну да бог с ним! Мне надо обо всем распорядиться, а вы пока идите в гостиную. Вам нужно прийти в себя. У нас еще будет время поговорить о том, что произошло.

Эмма хотела было возразить, но эта глупая истерика лишила ее последних сил. Она покорно отправилась в гостиную. Через полчаса ее ждала горячая ванна, потом поднос с закусками и чай, а далее роскошная кровать в просторной, элегантной спальне. Она дотронулась щекой до подушки и тут же уснула…

Всю ночь ей снился лорд Киллоран.

— Вам повезло, что граф вас не убил, — голос леди Барбары звучал спокойно, а в глазах затаилась тревога.

Натаниэль смотрел на нее снизу вверх. Он лежал на кровати и пробовал собрать мысли воедино. День явно близится к вечеру, а значит, он пробыл без сознания очень долго. В комнате прохладно. У него ужасно болит голова. Это все плохо. Хорошо то, что рядом леди Барбара. Она сидит около его кровати, окутывая тонким ароматом цветочной эссенции.

— Действительно повезло. И где же тот, что решил меня не убивать?

— Уехал. К Сандерсону, если не ошибаюсь. Меня с собой не звал.

— А я-то думал, вы везде желанная гостья.

— Киллоран между делом сказал, что мне там лучше не появляться. Должно быть, эти молодые люди задумали что-нибудь из ряда вон выходящее.

— Мне казалось, вас ничем нельзя удивить, — Натаниэль отвел взгляд.

«Ну вот, — обреченно подумала Барбара. — Это не упрек, но видно, что иллюзии развеялись…»

— Очевидно, граф позаботился не столько обо мне, сколько о себе, — она надменно улыбнулась. — Должно быть, чувствует себя собственником после того, как предложил мне поехать с ним в Париж.

— А вы собираетесь принять это предложение?

— Почему, собственно, нет? — леди Барбара встала и отошла к окну, стараясь не поворачиваться к Натаниэлю лицом: боялась, что заученные гримасы исчезнут с него в самый неподходящий момент. — О Киллоране говорят, что он потрясающий любовник. Почему бы не убедиться в этом самой? Глупо не использовать такую возможность.

— Значит, вы все-таки не были с ним в связи?

— Какой смысл отрицать очевидное? Вы очень наблюдательны, Натаниэль, — она повернулась и расцвела улыбкой.

— Вы не любите графа.

— Я никого не люблю. Я просто не верю в любовь. Подобные чувства могут испытывать только те, кто не сомневается в том, что это не выдумка. Возвращайтесь в Нортумберленд, Натаниэль. Найдите там вторую мисс Поттл. Разве вы не поняли, что мы с Киллораном и сами несчастливы, и другим приносим несчастье? Для вас такой доли я не хочу.

Он не ответил, и Барбара снова поспешила отвернуться, лишь бы не увидеть на лице юноши презрение или разочарование. Все к лучшему, напомнила она себе. Киллоран дал ей великолепный урок: истинная доброта порой требует жестокости. Она тоже должна быть жестокой с Натаниэлем, если хочет ему добра.

— Полагаю, графу не составит труда убить меня, если дело дойдет до дуэли, а не ограничится дракой, как сегодня, — голос Натаниэля звучал на удивление спокойно, словно он говорил не о жизни и смерти.

— Без сомнений, — Барбара не понимала, к чему это заявление.

— Ну что же. Придется найти другой способ.

— Другой способ?..

— Да. Я должен убедить Киллорана отказаться от вас. Увы, сейчас мне не приходится рассчитывать на то, что вы поверите в мое чувство и ответите на него. Вы делаете все, чтобы погубить себя… Когда-нибудь вы расскажете мне, что стало тому причиной.

— Ни за что!

На этот крик Натаниэль не обратил внимания.

— Значит, мне придется объяснить Киллорану, что он должен оставить вас в покое. Я хочу, чтобы вы стали моей женой, Барбара. И к графу я успел привязаться, несмотря на его несносный характер.

— Вы слишком сильно ударились головой, когда падали, — только и смогла сказать леди Барбара. — У меня такое ощущение, что вообще-то вы сошли с ума.

Натаниэль, поморщившись от боли, сел на кровати и улыбнулся.

— Вовсе нет. Скорее, Киллорану этим ударом удалось вбить в мою голову немного здравого смысла. Вам понравится Нортумберленд. Он так же прекрасен, как вы.

— Мне нравится жить в большом городе. Я люблю театры, магазины, светские развлечения.

— Вы любите меня, — Натаниэль продолжал улыбаться. — И рано или поздно поймете это.

Но Барбара Фицхью уже и сама успела разобраться в своих чувствах. Вот только признаваться в этом она совсем не хотела.

— Вы еще так молоды, — она отвела взгляд. — Со временем вы меня забудете…

— Забуду вас? Никогда.

Поверит ли она когда-нибудь ему?!

— Идите ко мне, любовь моя.

— Зачем? — леди Барбара насторожилась.

— Я хочу, чтобы вы снова сели рядом со мной.

Леди Фицхью усмехнулась.

— Села или легла? Действительно, сколько можно тянуть с этим?

— Я сказал, сели, — в голосе Натаниэля послышалась досада. — Я хочу, чтобы вы просто сели около меня, вот и все.

— Что за вздор! — воскликнула она. — Мужчина вы или нет? Я готова исполнить любое ваше желание, а вы…

— Я действительно хочу, чтобы эту ночь вы провели со мной. Около меня. Ничего больше.

Барбара смотрела на него в изумлении. Широкие плечи… Сильные руки… Ясные голубые глаза… Внезапно леди Фицхью ощутила тревогу.

— Вы что, совсем меня не желаете? — Голос ее сейчас звучал по-детски испуганно.

Натаниэль опять улыбнулся. Барбара подумала, что еще немного, и ее сердце просто остановится.

— Любовь моя, — прошептал он. — Я безумно желаю вас, но для меня важно, чтобы и вы этого хотели.

Барбара подошла, и молодой человек осторожно привлек ее к себе. Она не сопротивлялась. Кровать была узкой и неудобной, но для обоих это не имело никакого значения. Натаниэль обнял Барбару и крепко прижал к себе.

Сначала она чувствовала себя скованно, уж слишком непривычной была для нее истинная нежность. Но когда Натаниэль трепетно поцеловал ее глаза, а потом со вздохом откинулся на подушку, Барбара поняла, что он сказал правду. Натаниэль действительно безумно желал ее, но решил дождаться той минуты, когда она сможет ответить ему тем же.

Скоро в комнате стало совсем темно, но Барбара чувствовала себя рядом с этим юношей в полной безопасности. Должно быть, именно поэтому она рассмеялась, но совсем не зло.

— Это случится не завтра. Боюсь, вам придется подождать.

— Не завтра? — Натаниэль тоже развеселился. — Ну что же… Подожду.

 

Глава 18

— Не понимаю я Джеймса, — леди Селдейн задумчиво покачала головой. — На него это совсем не похоже.

Эмма взглянула на хозяйку дома. Она жила здесь уже неделю, и все эти семь дней леди Селдейн кормила ее, всячески баловала, иногда поддразнивала и играла с ней в карты, отказываясь в то же время обсуждать Киллорана или возможное будущее. И вот сегодня во время обеда она сама заговорила о графе. Эмма затруднилась бы ответить, рада она этому или огорчена.

— Вы не знаете, вернулся ли он в город? — она спросила это умышленно безразлично, отрезая кусочек ростбифа и не поднимая глаз от тарелки.

— Кто, Киллоран? Вернулся четыре дня назад. И вот что странно: за это время я не получила от него никакой весточки. Джеймс даже не поинтересовался, как вы себя чувствуете, хотя знает, что вы живете у меня. Это на него не похоже. Киллоран строг к деталям этикета пренебрегая при этом серьезными вещами.

— Возможно, его просто не интересует мое самочувствие.

— Или слишком интересует, — леди Селдейн многозначительно поджала губы. — Так или иначе, ясно, что граф решил выждать. Но у меня-то такого терпения нет и никогда не было! К тому же мне так хочется увидеть вас счастливой…

— Я очень виновата перед вами, — понурилась Эмма. — Мне не следовало злоупотреблять вашим гостеприимством. В последние несколько дней я много думала… Размышляла, как мне жить дальше…

— Надеюсь, вы не собираетесь вернуться к своей кузине, о которой столько мне рассказывали? — леди Селдейн нахмурилась. — Из этих рассказов у меня сложилось о ней очень неприятное мнение, хотя вы, деточка, по сути, не сказали о мисс де Винтер ни одного плохого слова.

— Конечно, характер у кузины Мириам тяжелый, но в том, что касается морали, она безупречна. Не то что я…

Леди Селдейн остановила ее жестом.

— Об этом мы еще поговорим, но в дом своей кузины вы в любом случае не вернетесь.

— Я и сама этого не хочу. И вообще, мне, наверное, будет лучше уехать из Лондона, — это девушка сказала несмело, потому что ожидала протеста.

Эмме пришлось разочароваться.

— Разумная мысль, дорогая. Кроме всего прочего, вам лучше держаться подальше не только от своей благочестивой родственницы, но и от неблагочестивого лорда Дарнли. Один Бог, вернее дьявол, знает, какие он строит планы в отношении вас, но я всегда готова подозревать худшее. Сказать по правде, для всех загадка, почему Киллоран не проткнул его шпагой еще много лет назад.

— Да, загадок в жизни много, — Эмма отодвинула от себя тарелку и вытерла губы салфеткой.

— Очень мудрое замечание для девицы ваших лет, — усмехнулась леди Селдейн. — А что касается желания уехать… Ну что же… Пожалуй, если вы вдруг исчезнете, Киллоран скорее решится что-нибудь предпринять. Сейчас-то граф знает, что вы живете у меня и в полной безопасности. Он, очевидно, полагает, что вы будете готовы ждать его столько, сколько ему заблагорассудится, а сам он может болтать в обществе о том, чего никогда не будет. Например, о том, что поедет с Барбарой Фицхью в Париж.

У Эммы от этого известия чуть не остановилось сердце.

— В Париж? С леди Барбарой?..

— Да что вы так побледнели, деточка? Джеймс никогда этого не сделает. Да и Барбара, полагаю, не согласится. Они ведь совершенно не подходят друг другу, уж я-то это знаю. Если верить сплетням, леди Барбара сейчас вообще не бывает у Киллорана, хотя раньше дня не проходило без того, чтобы весь Лондон не увидел, как ее карета часами стоит на Керзон-стрит. А еще говорят, что граф в последние дни сам не свой. Джеймс много играет, причем безрассудно, что ему совсем не свойственно…

— Мне казалось, он никогда не проигрывает.

— Действительно, фортуна Киллорану пока не изменила, — пожала плечами леди Селдейн, — но ходят слухи, что он рискует сверх всякой меры, словно испытывает судьбу. А еще граф слишком много пьет и вдобавок заключил глупейшее пари — мол, на своем вороном жеребце, вот уж истинно Сатана, а не конь, за пять часов доскачет до Дувра^[4]. Поставил на кон, вы не поверите, дом и огромную сумму… Если бы сама идея не была столь дурацкой, я бы сочла сей факт весьма многообещающим для нас, то есть для вас, Эмма.

— До Дувра? — девушка решила, что ослышалась. — Но это просто невозможно! Никто не в состоянии добраться туда за пять часов. Он загонит лошадь и все равно не успеет. Или просто свернет себе шею.

— Если есть хоть один шанс из ста выиграть это пари, Киллоран его выиграет. Он действительно фантастически везуч. Да и о его жеребце говорят, что он стоит трех… Впрочем, я тоже не уверена, что до Дувра можно добраться за такое короткое время. Может быть, только на кураже, а Киллоран нынче, говорят, совсем в другом расположении духа.

— И все-таки почему вы считаете этот факт многообещающим?

Леди Селдейн вздохнула.

— Вы еще так многого не понимаете… Если бы вы были Джеймсу безразличны, он вряд ли бы вел себя сейчас так… вызывающе. Но вернемся к нашему разговору. Куда бы вы хотели уехать?

— Пока не знаю, но вам не нужно заботиться и об этом. Я действительно злоупотребляю вашей добротой, леди Селдейн.

— Какие заботы? Моя жизнь в последнее время была очень скучной, а вы внесли в нее приятное разнообразие. Так куда мы поедем?

— Мы? — изумилась Эмма.

— Мы. Пожалуй, я засиделась в Лондоне и вообще в Англии. А не съездить ли нам в Ирландию? У меня там имеется небольшое поместье. У вас нет желания пожить немного деревенской жизнью?

Эмма смотрела на леди Селдейн, как на фею из сказки. Что и говорить, такая жизнь — все равно что рай. Но без Киллорана она все равно что ад.

— Есть, — она опустила глаза. — У меня есть такое желание. Благодарю вас. Вы так добры ко мне.

— Вам там понравится, — леди Селдейн уже воодушевилась и готова была собираться в дорогу. — Пора забыть о прошлом и подумать о будущем. Мы найдем вам хорошего мужа, деточка. Такого, знаете, красавца-ирландца с возвышенной, поэтической душой. Как вам эта идея?

Теперь вздохнула Эмма.

— Граф Киллоран тоже ирландец. И тоже красавец…

— Это так, — улыбнулась леди Селдейн. — Но я же сказала — красавца-ирландца с возвышенной душой.

— Куда они собираются ехать?! — Джаспер Дарнли был вне себя.

Мириам де Винтер оставалась совершенно спокойной. Она презирала лорда Дарнли всем своим существом. И все же, трезво оценивая собственные силы и возможности, Мириам понимала, что обойтись без этого человека не сумеет. Если бы она могла справиться сама, то давно бы уже все устроила. Но после того, как к ней приехал Киллоран и весьма недвусмысленно дал понять, что все козни против Эммы обернутся против тех, кто их замышляет, все значительно усложнилось. Впрочем, сейчас события повернулись так, что снова можно надеяться на лучшее.

— Я же вам сказала. Они собираются ехать в Ирландию, — Мириам повторила новость тоном, которым обычно доктора разговаривают со слабоумными. — Я наняла людей, которые сумели войти в доверие к кое-кому из слуг леди Селдейн.

Мириам обвела взглядом гостиную, где ее принял Дарнли. Отличная гостиная с прекрасной мебелью в шикарном доме. Кое-что она сделает так же, когда сможет распоряжаться деньгами своей кузины.

— А что Киллоран? Он тоже едет с ними?

— Нет, конечно. Граф и Эмма не виделись уже больше недели. Похоже, моя родственница, которую он выдавал за свою, ему надоела.

Лицо Джаспера Дарнли исказила гримаса.

— Почему вы вообще полагаете, что я каким-то образом заинтересован в решении ваших семейных проблем, мисс де Винтер? Если Киллоран потерял интерес к вашей кузине, то она ведь может стать неинтересной и мне…

Мириам на минуту задумалась. Стоит ли ей действительно иметь дело с этим человеком? Она уже знала о Дарнли достаточно, если не все. Он, судя по всему, не совсем здоров. Со времени их последней встречи миновало меньше двух недель, но состояние лорда — как физическое, так и душевное, — судя по всему, ухудшилось. Лицо у него стало совсем землистым, глаза лихорадочно блестят, и двигается он так, словно его мучает постоянная изнурительная боль. Но какая ей разница, болен он или здоров? Лорду Дарнли придется ей помочь, даже если это станет последним делом в его жизни. Мириам заставила себя улыбнуться.

— Ни для кого не секрет, что вы всегда питали слабость к рыжеволосым красавицам, милорд.

— Это действительно не секрет, но зачем мне связываться с девицей, которую Киллоран выдавал за свою кузину?

— Если вы с нею… свяжетесь, Киллоран обязательно вмешается.

— С какой стати? Вы же сами сказали, что она ему надоела, и они расстались. Граф отнюдь не благородный герой, готовый заступиться за любую. Когда моя… когда одна девушка обратилась к нему за помощью, он ни слова не ответил на ее мольбы. Бедняжка наложила на себя руки. В этом виноват он! — вспомнив о Мод, Дарнли уже не мог совладать с собой. — Вряд ли граф станет защищать вашу кузину.

— Вам лучше знать, — кивнула Мириам. — Вы же хороший игрок, лорд Дарнли. Умеете просчитывать ходы. Но, на мой взгляд, Киллоран непременно вмешается, и это даст нам возможность заранее подготовить ему ловушку. Этот человек заслуживает кары не только за свои старые преступления, но и за новые. Он убил моего отца и соблазнил мою кузину — невинную девушку. Да, да! Он совратил Эмму, а потом бросил ее! Она, конечно, тоже хороша! Киллоран будет наказан за свои прегрешения, а Эмма — за свои. Я могу сделать это и без вашей помощи, но полагала, что вы имеете к графу свой счет, а Эмма, перед тем как отправится в ад, может скрасить ваш досуг. Впрочем, если все это вам неинтересно, я ухожу, — она встала и сделала шаг к двери.

— Постойте! — Дарнли поступил так, как должен был поступить, — остановил ее.

Мириам замерла. Она не сомневалась, что заставит этого человека действовать в своих интересах.

— Ирландия, вот оно что-о-о, — протянул Дарнли. — И зачем леди Селдейн туда ехать? Пусть остается дома, а вот девочку мы у нее заберем. Я не брезглив. Вполне возможно, что Киллоран успел ее чему-нибудь научить, хотя времени у него было немного. Ну что же… Обучение продолжу я.

— Нам нужно действовать очень быстро, — Мириам снова села в кресло. — Еще день-два, и они могут действительно уехать.

Дарнли бросил на нее недовольный взгляд.

— Я сам решу, как все лучше сделать.

В этом мисс де Винтер как раз сомневалась.

— Конечно, но вы ведь хотите, чтобы граф Киллоран отправился на тот свет? А я желаю, чтобы Эмма последовала туда за ним. Я подскажу вам, как достичь первого, а взамен прошу о том, чтобы вы, когда пресытитесь Эммой, умертвили ее. Мне совершенно все равно, где это произойдет — в Лондоне, в Ирландии или по дороге туда либо оттуда. И как это произойдет, мне тоже безразлично.

Во взгляде Мириам да Винтер было столько холодной ненависти, что изумился даже лорд Дарнли.

— Умертвите Эмму, — повторила она. — И я помогу вам избавиться от графа Киллорана, причем сделаю это быстрее, чем вы думаете.

Джаспер Дарнли минуту подумал и кивнул.

— Это пари — чистое безумие.

Киллоран поднял глаза на встревоженного Натаниэля. Граф сегодня уже выпил достаточно бренди, хотя тот, кто его не знал, никогда бы не сказал, что Киллоран пьян. Впрочем, он не собирался останавливаться на достигнутом.

Он стал лениво тасовать карты, рассеянно глядя по сторонам.

— Я ведь, кажется, не спрашивал, что ты думаешь по этому поводу, хотя тебя подобные мелочи никогда не останавливали. Да, это пари — чистое безумие. Ты здраво мыслишь, Натаниэль.

— Это вообще не безумие, а самоубийство, — юноша решил во что бы то ни стало уговорить Киллорана взять слово назад, но не представлял, как это можно будет сделать.

— Ну почему самоубийство? — граф быстро раздал карты и тут же смешал колоду. — А если и самоубийство, то не пойдет ли оно кому-нибудь на пользу? Тебе, например? Если я сломаю себе шею, то не повезу леди Барбару на континент. Она-то наверняка расстроится… Не тому, что не поедет в Париж, а моей смерти… Значит, кто-нибудь должен будет ее утешить. Почему бы опять же не ты?

Натаниэль нахмурился, и Киллоран замахал руками.

— Даже не начинай! Если ты не уймешься, мой мальчик, перед самоубийством мне придется совершить убийство. Отправить тебя на тот свет. Я человек терпеливый, но не советую тебе испытывать мое терпение слишком часто.

— Вы не поедете с леди Барбарой в Париж.

Киллоран равнодушно пожал плечами:

— Я предложил ей эту поездку. Она согласилась. Леди Барбара последует за мной в Дувр, а оттуда мы отправимся во Францию. И то и другое для меня вопрос чести.

— Чести? — Натаниэль поднял брови.

— Именно чести. У меня о ней свое представление, хотя, конечно, образец порядочности и нравственного совершенства у нас ты, — с еле уловимой насмешкой заметил Киллоран. — Ума не приложу, как ты вообще можешь общаться с такими закоренелыми грешниками, как я и леди Барбара.

— Я хочу, чтобы вы взяли свое слово назад. Оба своих слова…

— О господи! И с какой же стати? Если речь идет о леди Барбаре, то она хороша собой,умна, раскованна. Настоящий подарок для любого мужчины.

— Так почему вы не сделали ее своей любовницей раньше?

— Да как-то не пришлось. А потом я немного… увлекся Эммой. Хотел просто помочь девушке, попавшей в сложную ситуацию, но не устоял перед искушением… Зато теперь, когда она находится в полной безопасности — и вдали от меня, — я могу проводить время с женщинами, у которых больше любовного опыта. Например, с леди Барбарой.

— Откуда вам знать, что Эмма в полной безопасности?

Во взгляде Киллорана промелькнула грусть.

— У тебя сложилось обо мне не слишком хорошее мнение, правда? Должен признать, основания для этого есть. Но в данном случае я повел себя очень порядочно. Распорядился, чтобы Билли отвез ее в безопасное место.

— Куда же это?

— Не слишком ли много вопросов об одной женщине, если ты увлечен другой, Натаниэль? Пора бы тебе определиться, кого именно ты желаешь вырвать из моих когтей. Я-то думал, ты без ума от леди Барбары.

— Я люблю ее, — молодой человек отвел глаза.

Киллоран подавил зевок.

— Не сомневаюсь, что она сочтет это достойным вознаграждения. Половина мужчин в Лондоне — я, конечно, имею в виду наш круг — не устояли перед ее чарами, и со многими леди Барбара обошлась милостиво. Лишь бы твой отец не узнал…

— Вы не поняли. Я люблю ее и хочу жениться на ней.

Граф зевнул.

— Это невозможно. Мезальянс. Ты ей не пара. Барбара Фицхью аристократка, тогда как ты всего лишь сын скромного дворянина из Нортумберленда. Здесь она на голову выше тебя. Полагаю, ты и сам разбираешься в таких тонкостях. С другой стороны, ты невероятно благородный и невероятно скучный молодой человек, а Барбара распутница по своей сути. И здесь ты на голову выше ее. Нет, вы никак не пара.

— И тем не менее я намерен на ней жениться.

— До того, как мы съездим в Париж, или после? — Киллоран сделал вид, что заинтересовался.

— Вы не поедете в Париж.

— Только в том случае, если я сломаю шею по пути в Дувр. Ничто не мешает тебе надеяться на такой исход. Но если я доеду живым, то непременно встречу в порту леди Барбару.

— Вы же не хотите этого!

— Почему не хочу? Я уже давным-давно делаю только то, что мне по душе.

— Вам нужна вовсе не Барбара, и мы оба это знаем.

— Ты становишься невыносимым, — Киллоран укоризненно покачал головой. — Пожалуй, мне все-таки придется тебя убить.

— Вполне возможно. Для вас это единственная возможность поехать с Барбарой в Париж.

Неожиданно взгляд Киллорана стал острым.

— Есть и другая возможность, уже для тебя, — он налил себе бренди и сделал большой глоток. — Ты можешь выиграть у меня леди Фицхью.

— Что?

— Сыграем на благосклонность прекрасной дамы. Победитель получит Барбару. Проигравший навсегда закроет рот.

— Вы просто варвар!

По лицу Киллорана скользнула улыбка.

— О! Ты вспомнил, что я ирландец? Действительно варварская нация. Во что будем играть? В пикет?^[5] Это совсем нетрудно, и даже у такого неопытного игрока, как ты, есть шанс выиграть. Конечно, джентльмены и без свидетелей не могут играть на женщину, поэтому ставкой будут деньги.

— Да я ни за что…

— Другой возможности у тебя не будет, — Киллоран скорбно поджал губы.

Конечно, он прекрасно понимал, что учит юношу ненавидеть. Разумеется, будь у «варвара» остатки совести, он бы устыдился такого предложения, но то, что люди называют совестью, было выбрано до конца. Киллоран ждал, пока Натаниэль проглотит наживку.

Все произошло так, как он предполагал. Молодой человек сел напротив, намереваясь вступить в игру.

— У вас не осталось ни капли порядочности, — тем не менее заметил он.

— Зато тебе ее налили полный стакан. Держи крепче, не расплескай! Или рискнешь отпить? Могу научить, как это делается.

— Благодарю. Не надо.

— Ну как знаешь. Посмотрим, на чьей стороне фортуна.

Сначала Натаниэль играл превосходно. В его ходах просматривалась та же рассудительность, с какой он привык действовать в жизни. Киллоран без труда копировал его манеру. К тому моменту, когда граф открыл новую бутылку, молодой человек уже проигрывал — не настолько, впрочем, чтобы начать тревожиться за исход игры.

Киллоран начал атаку.

Он играл одновременно очень рискованно и вдохновенно, а вдохновение его еще ни разу не подводило. К тому времени, когда Джеффрис зажег свечи в канделябрах, проигрыш Натаниэля вырос до таких размеров, что покрыть его уже не смогло бы отцовское состояние. В глазах молодого человека застыло отчаяние.

Киллоран, незаметно наблюдавший за своим противником, понял, что пора останавливаться. Он полностью отдавал себе отчет в том, что умышленно загоняет молодого человека в ловушку. Натаниэль, живший в его доме, был для графа постоянным напоминанием о том, кем сам он уже никогда не будет. И если Киллоран хотел избавиться от немого укора в образе человека, ему необходимо было сделать так, чтобы этот человек стал таким же, как он, — циничным и равнодушным. А еще чтобы он скомпрометировал себя и попался на этом.

Сейчас Киллоран весьма тонко и незаметно для юноши создал в игре такую ситуацию, что Натаниэль Хепберн не мог бы увидеть для себя другого выхода, кроме как смошенничать, то есть нарушить одну из заповедей негласного кодекса чести джентльмена. Ловушка была расставлена с величайшим искусством. Несмотря на то что Киллоран выпил столько, что другой на его месте уже не различал бы карточные масти, он полностью контролировал происходящее. От него не ускользнули ни отчаяние, застывшее в глазах Натаниэля, ни то, что у него стали подрагивать руки. Граф часто видел эти признаки у молодых людей, пытавшихся бросить вызов его удаче. Он никогда не жалел этих глупцов. Не пожалеет и Натаниэля.

— Ты должен мне уже тридцать тысяч фунтов, мой ма-альчик, — лениво протянул Киллоран и забрал у Натаниэля обе колоды. — Пожалуй, пора заканчивать.

— Тридцать тысяч, — как эхо, повторил юноша.

— Это не считая благосклонности леди Барбары. Увы, ты не смог составить мне достойную конкуренцию, только разжег интерес к игре. Пожалуй, поеду к Сандерсону, сыграю с кем-нибудь там.

— Еще одну партию, — в голосе Натаниэля слышалась мольба.

— Ну что же… Я готов по-родственному пойти тебе навстречу. Ставлю тридцать тысяч фунтов. Если выиграешь, твой долг будет погашен.

— А если проиграю?..

— Боюсь, что у твоего отца появится серьезный повод для недовольства.

— У нас просто нет таких денег…

— Сие весьма прискорбно. Вот тебе еще один совет, мой юный друг: никогда не ставь на кон больше того, что ты в состоянии заплатить.

— А… Что касается уговора о леди Барбаре?

— Ставлю и это. Надеюсь на удачу, обычно она меня не подводит, — граф сдвинул карты. — Сдавай.

Киллоран встал из-за стола и отошел к окну. Он встал так, чтобы видеть в зеркале Натаниэля. Отчаянное выражение лица не оставляло сомнений — юноша подтасует карты.

Лорда Киллорана ждало большое разочарование: молодой человек этого не сделал. Он сдал честно. Упустил свой шанс.

Киллоран вернулся к столу, взял свои карты и взглянул на них. Терц^[6] на пиках и червах. Натаниэль в своей столь неуместной сейчас честности сам обеспечил противнику выигрыш.

По тому, как судорожно сжали пальцы молодого человека свои карты, Киллоран понял, что у Натаниэля крайне неудачная комбинация. И что он теперь будет делать?

Ладно, он преподнесет ему еще один подарок. Киллоран, словно спиртное наконец подействовало на него, покачнулся и схватился обеими руками за край стола. Его карты рассыпались, и граф, посетовав на свою неловкость, подвинул их Натаниэлю, чтобы тот пересдал. Сам Киллоран, пошатываясь, снова отошел к окну и застыл там надолго.

«Да уж, мошенник из этого благородного рыцаря еще хуже, чем игрок», — промелькнуло в голове у графа, когда он увидел, что карты снова сданы честно. Киллоран вернулся на место. Оставалось надеяться на то, что его удача на минуту отвлеклась, а удача Натаниэля, наоборот, поняла, что ей медлить больше нельзя.

Киллоран открыл свои карты. Еще лучше… Кварт-мажор^[7] в трефах и червовый марьяж^[8]… Оставалось одно: раз на обман не идет Натаниэль, сделать это самому.

— Прошу прощения, старина, — сказал граф и потер лоб. — Но, кажется, сейчас была моя очередь сдавать, разве нет? Ты все перепутал… Эту партию придется переиграть!

Натаниэль, жалкий, несчастный и багровый от стыда, тут же бросил свои карты на стол, словно они жгли ему руку.

Через минуту все было кончено. Хотя Киллоран никогда прежде не мошенничал при игре, он мог бы легко это сделать, а тут еще Натаниэль не поднимал на него глаза. Граф сдал ему такую комбинацию, которой этот дурачок из Нортумберленда, наверное, уже не увидит до конца жизни. Конечно, лицо его озарилось лучезарной улыбкой.

— Да, повезло, — лениво протянул Киллоран, когда Натаниэль разыграл эти карты. — Иначе как дьявольским такое везение и не назовешь. А я-то думал, что у тебя теперь только один выход. Застрелиться…

— Вы вернете мои расписки?

— Конечно, верну, — Киллоран сделал вид, что очень удивлен таким вопросом. — Как думаешь, относительно Барбары написать отдельную расписку или ты сам ей все расскажешь?

— Что вы имеете в виду? — теперь удивился Натаниэль, причем искренне.

— Барбара должна знать, что ты ее, то есть ее благосклонность, выиграл в карты. Можно, конечно, просто сказать, что я передумал ехать с ней в Париж, но вряд ли она примет подобное объяснение. Хотя я и неисправимый грешник, слово мое твердо. Об этом знают все. И о том, что я всегда честно играю в карты, тоже.

На щеках молодого человека выступила краска.

— Вы хотите сказать, что нечестно играю я?

— Вовсе нет. Я знаю, что ты играл честно, — Киллоран взял карты и стал их складывать в две колоды.

Для Натаниэля Хепберна это заявление стало слабым утешением. Он кивнул графу и направился к двери. Киллоран, провожая юношу взглядом, подумал, что может записать на свой счет еще одну простившуюся с иллюзиями душу.

Он остался один. Свечи догорали, огня в камине уже не было — только тлеющие угольки. Киллоран понятия не имел, куда именно сейчас направился Натаниэль, но готов был держать пари, что вовсе не к даме своего сердца. Юноша не смог бы отвечать в эти минуты на вопросы леди Барбары и разговаривать с ней. Ему предстоял намного более тяжелый разговор — с самим собой.

Ну что же… Пусть поговорит. Хорошо хоть Эмма находится у леди Селдейн. Там она в полной безопасности. В этом Киллоран был абсолютно уверен.

Если он еще кому-то доверял, то только этой женщине, крестной его матери. Киллоран питал к ней искреннюю привязанность, но старался не показывать даже этого. Леди Селдейн не даст Эмму в обиду. Даже ему. Или тем более ему?

Интересно, сумела Эмма забыть его? Может быть, теперь она его вообще ненавидит? Или по-прежнему страстно желает? Или, не приведи Господь, жалеет?

Как это ни прискорбно, но, скорее всего, последнее. Эмма не из тех, кто будет обманывать себя. Она не станет тратить время и силы души на такого закоренелого грешника, как лорд Киллоран. Его уже не исправишь, а ей в любом случае надо жить дальше. Леди Селдейн найдет ей мужа — какого-нибудь добропорядочного молодого человека. С ним Эмма заживет счастливо и спокойно — где-нибудь подальше от Лондона и графа Киллорана, чтобы последний, если ему вздумается напомнить бедняжке о своем существовании, не смог сие сделать немедленно. А там, глядишь, он выбросит эту вздорную мысль из головы.

Так, очевидно, думает леди Селдейн. Он не станет ее разочаровывать — забудет Эмму и сосредоточится на Джаспере Дарнли. Кровь злейшего врага поможет ему очистить свою душу… Или запятнает ее еще больше?

Ночь была тихой и темной. Натаниэль, запахнувшись в плащ, брел по улице и, спроси его сейчас кто-нибудь, куда он идет, вряд ли бы ответил на этот вопрос. Ему было все равно, куда идти.

У него больше не было чести. Натаниэль до сих пор не мог понять, как совершил столь ужасный поступок. Он поддался искушению и согласился с тем, что сдавать должен был Киллоран. Это опорочило все, что было для него свято.

Он сел играть с противником, заведомо более сильным — и удачливым — и был обречен на проигрыш… В последней партии, которая была нечестной, удача наконец повернулась к нему лицом. Но дело даже не в этом. Он согласился играть на леди Барбару… А ведь Киллоран считал его едва ли не праведником — эдаким безгрешным существом, которое никогда не унизится до неблаговидного поступка, до лжи и обмана. До мошенничества в картах…

Натаниэль поспешил уйти из дома, поскольку понимал: задержись он здесь хоть на минуту, признание само сорвется с его губ. Но этого нельзя было допустить.

Он поступился своими принципами, и сие не случайно. Его поступку нет оправдания, но объяснение ему есть. Натаниэль пошел на это во имя любви. В противном случае Барбара непременно отправилась бы с Киллораном в Париж. Ни она, ни граф не смогли бы признать, что это совсем не то, что им нужно. Может быть, честь — не такая уж высокая цена за спасение любимой женщины?

Очнулся Натаниэль только тогда, когда ноги привели его к особняку леди Фицхью. Света в окнах не было. Молодой человек тяжело вздохнул. Он уже неделю не видел Барбару. Проснувшись в то памятное утро в охотничьем домике Киллорана, Натаниэль увидел, что ее там нет. Остался лишь еле уловимый аромат духов… Возвращение в Лондон не принесло желанной встречи. Барбара отказывалась принимать его и сама не бывала ни у Киллорана, ни в свете.

Дома ли она сейчас? Одна? Или пригласила к себе кого-то из бесчисленных поклонников и упала в его объятия, высмеивая Киллорана и его незадачливого кузена?

Нет, Барбара не будет смеяться над ним. Натаниэль понимал это если не рассудком, то сердцем. Киллоран сказал, она должна знать правду. Что ж, он не будет оттягивать объяснение. Натаниэль поднялся по ступенькам и решительно позвонил в колокольчик.

Прежде чем этот мелодичный звон был услышан, прошло немало времени. Слуга в ливрее приоткрыл дверь, и из-за его плеча послышался голос женщины, служившей у леди Барбары экономкой. Она, еще не видя незваного гостя, уже выговаривала ему.

— Что за манеры? Прийти в благородный дом в такое время! — возмущению пожилой женщины не было предела — Кто вообще смог себе такое позволить?..

Слуга отступил в сторону. Экономка замолчала. Натаниэль тоже не говорил ни слова.

— А, это вы, мистер Хепберн, — тон стал совсем другим.

— Может ли принять меня леди Фицхью?

— Принять вас? Сейчас? — экономка изумилась. — Полночь — не самое удачное время для визита.

Натаниэль был готов к тому, что дверь тотчас захлопнется, поэтому удивился приглашению войти. Между тем леди Барбара тоже спустилась вниз и теперь с тревогой смотрела на молодого человека.

— Что случилось? — спросила она. — Зачем вы пришли?

— Мне нужно поговорить с вами.

— В такой поздний час?

— Да.

Леди Барбара сделала жест, отпускающий слуг. Лакей удалился сразу, а экономка немного замешкалась. Барбара нетерпеливо повела плечами. Подождав, пока женщина скроется в глубине коридора, леди Барбара подняла глаза на Натаниэля. В них был вопрос. Молодому человеку тоже не терпелось задать свой.

— Почему вы все это время отказывались принимать меня?

Барбара молчала. Потом она тяжело вздохнула. Натаниэль ждал, что она пригласит его в гостиную, но Барбара стояла в прихожей, явно давая понять, что не намерена затягивать разговор. Она поплотнее запахнула пеньюар, из-под которого виднелся край ночной рубашки.

— По-моему, здесь все ясно, — леди Барбара не смотрела юноше в глаза. — У нас с вами нет будущего, и вы знаете это не хуже, чем я. Я поеду с Киллораном в Париж, а вы найдете себе…

— Вы не поедете в Париж с Киллораном, — перебил ее Натаниэль, вовсе не желая слушать, какую судьбу она прочит ему.

— Почему? Вы не сможете мне помешать.

— Вы не поедете в Париж с Киллораном, — повторил молодой человек. — Вы останетесь со мной. Я вас выиграл.

Барбара изумленно воззрилась на юношу.

— Что вы сделали?

— Мы с Киллораном сыграли в карты. На вас. И я выиграл.

— Вот оно что, — сказала Барбара после продолжительной паузы. — Киллоран никогда не проигрывает. Значит, здесь было какое-то мошенничество. Как низко с его стороны…

— Граф играл честно, — Натаниэль наконец поймал ее взгляд. — Это я смошенничал.

Барбара Фицхью совсем растерялась. Что ей было делать после такого признания? Смеяться или плакать? Но как он вообще посмел?! Играть в карты на женщину, да еще пойти на обман, чтобы выиграть ее? Но кого она может винить в том, что один предложил такую ставку, а второй ее принял, кроме себя самой?

— Понятно, — тон у нее тем не менее был спокойный. — Раз уж вы такой счастливый игрок, я должна вас вознаградить, — она распахнула пеньюар. — Хотите взять меня прямо здесь, или на лестнице, или все-таки предпочитаете кровать? Выбор за вами, но я бы…

Натаниэль придержал ее руки.

— Барбара, вы меня не поняли, — мягко сказал он.

— Ну что вы! Я прекрасно вас поняла. Вы меня хотели, вы меня выиграли, и вы меня получите. Глупо… Вы и так могли получить меня в любой момент. Зачем вообще было ждать? Вы не разочаруетесь, но боюсь, как бы в итоге не решили, что сие не стоило таких переживаний… В конце концов, все женщины одинаковые.

— Все женщины, наверное, разные, но мне нужна только одна. Вы, Барбара.

— Наверное, разные? — она улыбнулась, но в голубых глазах мелькнула грусть. — Мой милый мальчик… Вы ведь еще мальчик, правда? А я давно потеряла счет своим мужчинам… Все, что вы слышали обо мне, — правда, и даже хуже того.

Она ждала момента, когда правильные черты Натаниэля закаменеют от презрения.

Между тем на лице молодого человека было все, кроме этого чувства.

— Барбара, — сказал он наконец и нежно коснулся ее волос. — Обещаю, никто больше не сделает вам больно, не обидит вас.

Она была готова к чему угодно. Ждала, что на нее сейчас обрушится шквал упреков и негодования. Не готова только к этой безыскусной ласке…

На глаза Барбары навернулись злые слезы. Не желая поддаваться нахлынувшим чувствам, она сделала несколько шагов назад.

— Как вы смели играть на меня? — воскликнула она, надеясь на то, что разговор еще можно вернуть в прежнее русло. — Ненавижу вас!

Не обращая внимания на эти слова, Натаниэль подошел и осторожно провел пальцем по шее Барбары.

— Неправда. Вы меня любите. И я намерен убедить вас в этом.

Он наклонился и коснулся губами ее губ. Поцелуй этот был так прекрасен, что по щекам Барбары все-таки покатились слезы, но теперь это были слезы счастья.

 

Глава 19

Барбара Фицхью закрыла глаза и замерла. Мужчины не раз говорили, что в поцелуях ей нет равных, но сейчас она не хотела проявлять инициативу. Желание было только одно: чтобы Натаниэль и дальше целовал ее. Его губы скользнули по губам Барбары, неясно пробежали по скулам и осторожно коснулись уголков глаз.

Барбара затрепетала — это она-то, давно уже все познавшая! На этот раз Натаниэль не отступит. Она окажется в постели с мужчиной, которого любит. Наверное, это не сулит им ничего, кроме несчастья…

Из ее груди вырвался слабый стон. Барбара попыталась сдержаться, но в этот момент Натаниэль слегка отстранился. Теперь он крепко сжимал руки любимой. Ей не хотелось открывать глаза, и все же, почувствовав, что он хочет именно этого, она взглянула на Натаниэля.

Пересиливая себя, Барбара вернулась к привычному ей тону.

— Похоже, вам все-таки не хочется этим заниматься? — усмехнулась она.

Молодой человек улыбнулся.

Боже, что это была за улыбка! Настоящее преступление с его стороны — улыбаться женщине так лучезарно.

— Нет, если этого не хочется вам. Я не сделаю ничего против вашей воли. Вы ведь знаете это, правда? Чего вы боитесь, любовь моя?

По губам Барбары скользнула горькая усмешка. Она нарочито небрежно пожала плечами.

— Если я чего и боюсь, так это скуки, — сказала леди Фицхью. — Зря мы тогда отложили все на потом. Лучше было сразу раз и навсегда покончить с этим.

— Вот как? — словно не замечая ее тона, спросил Натаниэль.

Барбара надеялась, что он отпрянет от нее, оскорбленный цинизмом. Этого не произошло — Натаниэль по-прежнему сжимал ее руки.

— Так чего вы на самом деле боитесь, любовь моя?

— Не смейте называть меня так! Я не ваша любовь! И вообще ничья…

Натаниэль снова закрыл ей рот поцелуем, и от прикосновения его губ гнев Барбары сразу улетучился.

Этот поцелуй был медленным и столь страстным, что Барбара, не в силах противостоять соблазну, крепко сжала Натаниэля в объятиях.

Когда он наконец закончился, из груди леди Фицхью вырвался стон удовольствия. Удовольствия настоящего, а не сто раз отрепетированного.

Сердце Барбары стучало так, как не стучало, наверное, никогда. Ей хотелось, чтобы Натаниэль еще раз назвал ее своей любовью, и в то же время было страшно, очень страшно.

Юноша понял это. Понял то, чего не смог понять до него ни один мужчина, и от этого страх леди Барбары становился все сильнее. Она так хотела бы оттолкнуть его, прогнать прочь своими насмешками и даже намеренной грубостью…

— Что ж, — сказала она, оглядываясь. — Видно, что вы скорее отдадите предпочтение лестнице, а не кровати.

— На этот раз вам не удастся оттолкнуть меня, — он легко поднял Барбару на руки, а ей показалось, что она возносится прямо на небеса.

Прежняя леди Фицхью хотела бы высмеять молодого человека за этот романтический жест, но язык отказывался ей повиноваться. Барбара чувствовала: еще немного, и из ее глаз выкатятся не несколько слезинок. Она разрыдается. Не желая давать волю чувствам, она закрыла глаза и тут же непроизвольно прижалась щекой к плечу Натаниэля.

Юноша без труда нашел ее спальню — Барбара оставила дверь открытой, когда спустилась вниз, услышав сначала звонок, а потом голоса. К тому же в камине ярко пылал огонь.

То была спальня кокотки, и Барбара это знала. Она обставила и украсила ее так, чтобы все наводило на мысль о чувственности. А теперь, когда Натаниэль положил ее на кровать под алым балдахином, над которой висела весьма фривольная картина, Барбара готова была сгореть со стыда.

Он лег рядом. В низком голосе, уже таком волнующем для нее, послышался отзвук смеха:

— Никогда не видел ничего подобного. По-моему, ваша ночная рубашка совершенно не гармонирует со всем остальным. Уж больно она скромна.

— Я могу ее снять, — прошептала Барбара.

Она потянулась это сделать, но Натаниэль удержал ее руки.

— Не нужно спешить, любовь моя.

Ощутив это прикосновение — сильное и в то же время нежное, — леди Барбара чуть не закричала. Уж лучше бы он спешил! Пусть бы поскорее разделся и удовлетворил, в конце концов, свою страсть, чтобы сразу после этого отвернуться и заснуть. На рассвете бы проснулся и выскользнул потихоньку из постели, а потом из дома, довольный тем, что никто не спешит его остановить.

Но он вел себя совсем не так, как другие… Когда руки Натаниэля через рубашку коснулись ее груди, Барбара снова застонала — не от притворного возбуждения, а в порыве искреннего желания. Когда он стал ласкать ее ноги, леди Фицхью готова была и сама признаться в любви. Когда же Натаниэль потянул рубашку вверх, Барбара позволила снять ее с себя одним движением, не вспомнив о тех кокетливых уловках, которые успела довести до совершенства.

Все мужчины говорили, что такой груди, как у нее, нет ни у кого, и Барбара привыкла к восторгу, который они испытывали, припадая к ней. Натаниэль не стал исключением — и все-таки он был другим. Когда губы юноши прикоснулись к ее обнаженной плоти — левой груди, под которой неистовствовало сердце, удовольствие испытал не только Натаниэль. Барбара Фицхью наконец поняла, что желание отдать всю себя любимому человеку может быть сильнее любого другого.

Барбара при всем своем опыте почувствовала себя дебютанткой в любви. Она узнала, что это необыкновенное ощущение… чувство… Впервые в жизни мужчина, который, по сути, еще и мужчиной-то не был, открыл ей ощущения, о которых раньше она даже не догадывалась.

Леди Фицхью отчаянно сопротивлялась новому чувству. Губы Натаниэля коснулись ее другой груди, и Барбара сжала его голову ладонями, намереваясь оттолкнуть.

Это ей не удалось. Неожиданно для себя Барбара не оттолкнула, а прижала Натаниэля к себе еще крепче. Когда же его рука скользнула к ее лону, она, в предвкушении еще большего счастья, раскрылась вся.

Окажись вместо него в ее постели другой неопытный юнец, Барбара бы, наверное, сначала разделась сама, потом раздела его, а затем довела до изнеможения, оставаясь сторонней наблюдательницей этого увлекательного процесса. И сейчас бы стоило показать, что хозяйка положения она. Во всяком случае, хозяйка самой себе…

Между тем она покорно лежала на своих белоснежных простынях под алым балдахином и не могла пошевелиться. Просто смотрела на то, как Натаниэль, путаясь то в рубашке, то в панталонах, срывает их с себя.

При отблесках огня, догорающего в камине, он выглядел потрясающе красивым. Барбара не могла оторвать глаз от сильного, прекрасно сложенного тела. Она хотела сказать об этом Натаниэлю, признаться в том, как сильно его любит… но юноша снова поцеловал ее, и слова остались несказанными, а желание вспыхнуло еще сильнее. Натаниэль встал на колени между ее бедер, и Барбара, целиком во власти чувства, не смогла даже показать глазами на кувшинчик с французской мазью — той, что могла помочь юноше в том, что стало неизбежным. Без нее даже мужчины, которых природа одарила не так щедро, как Натаниэля Хепберна, желая овладеть Барбарой Фицхью, испытывали серьезные затруднения.

Удивительно, но сейчас никакая французская мазь ей была не нужна… Оказывается, женщина может сама быть готова принять любимого… И когда Натаниэль овладел ею, она поняла, что наконец встретила того, кто даст ей счастье.

Первое же его движение заставило Барбару содрогнуться от наслаждения. Она крепко сжала плечи Натаниэля в надежде на то, что буря чувств, захлестнувшая ее с головой, пройдет и она вновь обретет привычное спокойствие.

Но выяснилось, что такой, как раньше, ей быть уже не суждено. Лед, столько лет бывший Барбаре Фицхью панцирем, растаял.

Когда Натаниэль стал двигаться, она подхватила эти движения — первое машинально, а затем с жаром и страстью… с желанием… Столь неистовое желание даже испугало Барбару. Этот юноша знал, как целовать ее, как прикоснуться к ней, как ласкать ее. И тело ее впервые откликнулось на ласку.

Он понимал, что значит приглушенный полустон-полувсхлип, так непохожий на те звуки, которые она привыкла заученно издавать в постели. Он понимал ее… Когда, наконец, внутри Барбары все сначала замерло, а потом взорвалось, ощущение это было столь мощным и столь необычным, что она, вцепившись в Натаниэля, громко закричала. В эту секунду и он достиг наивысшего блаженства, отдавая ей все, что мог отдать, вместо того чтобы брать.

Натаниэль в изнеможении рухнул рядом с ней. Барбара все еще ощущала внутреннюю дрожь, но теперь эта дрожь переходила в другую. Леди Барбара боялась, что слов больше не будет, что Натаниэль уснет. Дыхание его действительно стало ровнее, но это было просто дыхание счастливого человека. Юноша нежно погладил ее по голове, стал перебирать волосы.

И тут леди Фицхью расплакалась. Барбара захлебывалась от рыданий и даже не пыталась их унять. Натаниэль сел в постели. Сейчас встанет и уйдет… Она не будет его задерживать. Она его вообще ненавидит. Уже сказала об этом и повторит еще раз.

Барбара действительно сказала то, что думала. Натаниэль обнял ее и крепко прижал к себе. Так он и держал ее в объятиях, пока она рыдала о своей чуть было не погибшей душе.

— Это несправедливо… — она прижалась к теплой широкой груди. — Я не хочу тебя любить…

— Я знаю, ангел мой.

— Какой я ангел? — взвилась Барбара. — Я кокотка, шлюха…

Он решительно закрыл ей рот ладонью. Барбара впервые видела его рассерженным.

— Никто не посмеет называть мою жену шлюхой, — он говорил строго, а глаза уже смеялись. — В том числе и она сама.

— Об этом не может быть и речи. Я не могу стать вашей женой, Натаниэль.

— У вас просто нет выбора. Вы меня соблазнили, — Натаниэль поцеловал ее в шею, — и теперь должны выйти за меня замуж.

— Ну как вы не понимаете?! Я ведь назвала вещи своими именами. Всю свою жизнь я была шлюхой.

— Вся жизнь — это очень много.

— С тех пор, как мне исполнилось пятнадцать лет….

Это признание вырвалось у Барбары против ее воли. Она ждала, что уж теперь-то Натаниэль точно отпрянет от нее, с отвращением отстранится, но он по-прежнему прижимал ее к себе.

— Пятнадцатилетняя девочка не может быть шлюхой. Только жертвой, — тон у него был спокойным, сдержанным.

— Жертвой? Даже если ее отдают мужчине желающие услужить ему родители? И просят быть любезной? Делать все, что он пожелает, и ни в коем случае не плакать?

— Услужить кому?

— Герцогу Касторскому.

— Дядя короля, — задумчиво сказал Натаниэль. — Жаль, что он мертв. Я бы убил его за вас.

Слова эти прозвучали так обыденно, что Барбара слегка растерялась.

— Натаниэль, — она попыталась заглянуть ему в глаза, — с тех самых пор…

— С тех самых пор вы наказывали себя за то, в чем не было вашей вины, — закончил он. — Но вы потратили на это достаточно много времени, любовь моя. Вы выйдете за меня замуж и будете самой преданной и верной женой, какую только можно пожелать.

— Но я не могу…

— У вас нет выбора, — повторил Натаниэль и улыбнулся. — Вы станете моей женой. Вы ведь не глупая женщина, хотя и вели себя столько лет столь неумно. Даже если вам хочется и впредь наказывать себя, вы слишком добросердечны, чтобы наказывать заодно и меня. Ну что, любовь моя, вы выйдете за меня замуж?

Барбара была ошеломлена.

Она-то не глупая, а вот он, похоже, глупец. Нет, безумец. Но такой красивый и такой… Это ее мужчина. Так почему бы не поверить вдруг в невозможное?

— Если вы… ты еще будешь желать меня завтра утром… — она сказала Натаниэлю «ты» и тут же поняла, что по-другому уже не будет.

— Я буду желать тебя даже на смертном ложе, когда стану совсем дряхлым стариком.

Конечно, Барбара ему не поверила. Но она любила Натаниэля и поэтому улыбнулась сквозь слезы, а затем крепко обвила руками его шею. И она же первая уснула.

Эмма вышла на темную, пустынную улицу. Решившись на столь безрассудный и к тому же опасный поступок, она пожелала иметь в запасе некоторое время. Бегство из дома леди Селдейн — женщины, окружившей ее заботой в столь сложный период жизни, — было кроме всего прочего черной неблагодарностью. Она ведь покидала особняк потихоньку, оставив лишь записку с извинениями и краткими объяснениями. И хотя руководили Эммой самые благородные чувства, она не переставала терзаться сомнениями, правильно ли поступает.

Леди Селдейн нельзя пускаться в столь длительное путешествие. Она уже стара и нездорова. Ей не пойдет на пользу поездка в Ирландию. Это ведь нужно проехать через всю страну, а потом еще плыть по морю. Леди Селдейн не без причин редко выходила из дома… Как можно ей сейчас ехать на другой конец Англии, коль скоро за последние двадцать лет она не была дальше Эссекса, где живет ее дочь?

Имелась у Эммы и другая, куда более весомая причина для того, чтобы отказаться от ее гостеприимства. Она решила раз и навсегда порвать с прошлым. Прежде всего с теми, кто знал Киллорана. Ей предстоит новая жизнь, в которой нет места ни Киллорану, ни даже Натаниэлю Хепберну. Она найдет себе приют где-нибудь подальше от Лондона. Там, куда сможет добраться на небольшие деньги, которые одолжила у леди Селдейн, правда, без ее ведома. Она их обязательно вернет, как написала в прощальной записке. Если удастся, она найдет работу. Если же нет, значит, потребует свое у кузины Мириам. Она так хочет жить без воспоминаний, без несбыточных желаний! Вести простую, спокойную жизнь там, где ее никто не найдет.

Вещей у Эммы при себе было немного. Киллоран переслал ей черные шелковые платья, но леди Селдейн решительно отвергла этот гардероб.

— Ты же не в трауре, — она пожала массивными плечами. — Что хорошего в том, чтобы наряжаться этакой вороной?

Через два дня у Эммы уже были другие платья — нежных пастельных тонов, которые очень шли к ее рыжим волосам. Правда, такие цвета носят девицы, а Эмма таковой уже не была… Эта мысль сразу потянула за собой другую. Лорд Киллоран… И пусть одна часть ее души ненавидела этого человека, вторая по-прежнему разрывалась от любви к нему.

Вечером, а тем более ночью, на улицах Лондона никогда не было безопасно. Эмме недавно предоставилась возможность убедиться в этом, однако за прошедшее время она успела забыть об осторожности. Занятая горестями души, она не думала об угрозе своему телу. Ни звук шагов позади, ни мелькание теней не привлекли внимание девушки.

Когда ее схватили, она забилась и попыталась вырваться, но было уже поздно.

— Да проснись же, черт бы тебя побрал!

Лорда Киллорана давно никто не будил столь бесцеремонно, если вообще когда-нибудь будил. Спросонья он машинально потянулся за шпагой. Незваный гость между тем раздвинул портьеры, впустив в спальню слепящий свет зимнего солнца, так что граф, голова которого после вчерашних возлияний гудела, как колокол, мог разглядеть лишь массивный, приземистый силуэт незнакомца.

— Спать до полудня! Ты, конечно, опять вчера пил… Намерен и впредь напиваться до потери сознания или поищешь другой способ побыстрее отправиться на тот свет?

Киллоран наконец понял, кто перед ним, но разум отказывался верить глазам. Уж конечно, это существо, бурей ворвавшееся в его спальню и обрушившее на него град упреков, не могло быть леди Селдейн, которая вообще редко выходила из своего дома.

С другой стороны, у кого бы еще хватило смелости все это говорить и хозяйничать в его спальне?

Он откинул одеяло и сел. Рубашки на Киллоране не было, но подобный пустяк смутить леди Селдейн не мог. Бросив на него еще один уничтожающий взгляд, она продолжила обвинительную речь:

— У нас беда, а он спит среди белого дня! Нет, люди правы! Ты бессовестный человек! Негодяй, каких поискать! Скажи, неужели все эти годы я ошибалась в тебе?

— Понятия не имею, — Киллоран пожал плечами и потянулся.

Ему не хотелось, чтобы леди Селдейн догадалась, насколько он встревожен. Не хотел граф показывать и того, как ему сейчас скверно. Она что-то сказала о беде, но не спрашивать же напрямик…

— А что вы вообще думали обо мне все эти годы?

— Я думала, что ты не такой законченный мерзавец, каким хочешь казаться.

— Вы меня убиваете, Летти, — запротестовал граф. — Уверяю вас, во мне на самом деле нет ничего хорошего. Я бессердечный, бездушный, порочный негодяй.

— Ну что же. Тогда тебя вряд ли заинтересует, что Эмма сбежала из дома.

— И вы позволили ей уйти?

— Я же тебе говорю, она сбежала! Мне казалось, что мы обо всем договорились. Решили поехать в Ирландию… Пожили бы в моем поместье. Ей бы это пошло на пользу. Девочка успокоилась бы, пришла в себя…

— А как насчет того факта, что ваше поместье граничит с землей, на которой я вырос? Надеюсь, это обстоятельство не было решающим?

— Ты что, обвиняешь меня в сводничестве?

— Прежде за вами такое не водилось.

— И сейчас не водится, — с достоинством парировала леди Селдейн. — Просто эта девочка мне нравится. Я уверена, что смогу найти какого-нибудь порядочного молодого человека, который станет ей хорошим мужем. А ты для нее вообще слишком стар.

— Вы что, пытаетесь оскорбить меня, Летти? Задача не из легких. Должен признать, впрочем, что вечером я выпил лишнего и сегодня пребываю не в лучшем состоянии. Даже не могу вам ответить достойно. И что тут такого? Да, я на пятнадцать лет старше Эммы.

— Если верить слухам, ты напиваешься уже не первый вечер. Не сомневаюсь, что история, которая у тебя была с Эммой, не имеет с этим ничего общего…

— Абсолютно ничего.

— Вот и хорошо. Ты волен делать что хочешь, но меня беспокоит Эмма.

— А зачем вы пришли ко мне? Чтобы поведать о своих тревогах? Полагаю, что наряду с этим вы отправили кого-нибудь на ее поиски? Пусть приведут ее домой. Вы не можете не знать, куда она предположительно могла отправиться. Целую неделю сидели на одном диване! И не донимайте меня тем, что мне абсолютно безразлично.

— Ты несколько раз выручал ее из беды, Джеймс. Значит, тебе не все равно, что с ней было бы, не вмешайся ты. Могу ли я предположить, что и тебе не чужды человеческие чувства?

— Просто я виноват перед ней, — возразил граф.

— Я говорю о том, что было до этого. А сейчас Эмме, может быть как никогда, нужна помощь. Если тебе это безразлично, я поищу другого человека.

— Как она вообще могла уйти из дома без вашего ведома?

— Я два дня провела в Эссексе. Когда уезжала к дочери, наша поездка с Эммой в Ирландию уже была оговорена в деталях. И вот я вернулась и обнаружила записку от нее! Эмма написала, что хочет какое-то время побыть в одиночестве, что мне не надо за нее беспокоиться и что все будет замечательно. Она, мол, даст мне знать, когда устроится на новом месте. Берет в долг немного денег…

— Тогда из-за чего столько шума? — Внезапно в голову графу пришла невероятная мысль, и он вскочил с постели. — Она что, беременна?

Леди Селдейн схватила со столика фарфоровую вазу и швырнула ее в голову графу. Тот едва успел присесть. Ваза уцелела — упала на кровать, в подушки.

— Ты точно мерзавец! — крик был такой, что ваза могла лопнуть и от него. — Не знаешь, как избежать таких последствий? С твоим-то опытом? Да нет, наверняка знаешь. Я ни разу не слышала, чтобы у тебя были внебрачные дети…

— Я знаю, что нужно делать в таких случаях, — эти слова прозвучали как оправдание. — Но я этого… не сделал.

— Не сумел совладать с собой? Ну-ну, — леди Селдейн прищурилась. — Это не похоже на тебя, Джеймс.

— С чувствами я как раз совладать сумел. Именно поэтому и послал Эмму к вам.

— А я-то думала, что ты сделал это потому, что испугался. Разве не так? Эта девушка задела тебя за живое, смогла достучаться до твоей полумертвой души. Не нужно бросать на меня такие гневные взгляды! Ты и сам знаешь, что сие не подействует. Выставить меня из дома ты не посмеешь, а напугать не сможешь. Что бы ты там ни говорил, Эмма тебе не безразлична.

— Летти, похоже, что с возрастом вы не умнеете.

— Ты тоже, — не осталась в долгу леди Селдейн. — Ну что, ты намерен мне помочь в поисках Эммы? Или мне нужно поискать кого-нибудь другого? Поверь, не многие мужчины захотели бы упустить такое сокровище.

— Отправьте за ней Натаниэля. Он считает своим долгом помогать девушкам, попавшим в беду. У меня нет никакого желания снова решать ее проблемы! Так будет лучше для всех… Уж это-то вы должны понимать!

— Натаниэль Хепберн, — кивнула леди Селдейн. — Судя по тому, что я о нем слышала, он настоящий джентльмен. Не знаю только, сможет ли он противостоять Джасперу Дарнли.

Кровь ударила Киллорану в голову. В глазах у него потемнело.

— Дарнли? — переспросил он так хрипло, что и сам едва узнал собственный голос.

— Ты же не думаешь, что такой человек, как Дарнли, упустит то, что хочет считать своим? Уж он-то, узнав о том, что Эмма ушла из моего дома, сразу отправится за ней… Бедной девочке даже не к кому будет обратиться за помощью. Она храбрая, но коварству противостоять не сможет… Если, конечно, не считать тех уроков, которые ей дал ты. У нее нет шансов против Дарнли.

— С чего вы вообще решили, что он помнит о ее существовании?

— Ты сам все сделал для этого. Не удивлюсь, если Джаспер уже отправился в погоню. Зря ты все это затеял, Киллоран… Теперь Дарнли куда больше интересуется твоей мнимой кузиной, чем ты сам. Конечно, как только он получит от нее то, чего желает, этот мерзавец найдет способ избавиться от девочки. Тогда главной заботой его жизни снова станешь ты. Так что тебе в любом случае придется встретиться с ним лицом к лицу, не сейчас, так потом. Не думаю, впрочем, что ты готов уступить Эмму кому-либо, а уж тем более Дарнли.

Киллоран в спешке одевался. Леди Селдейн замерла в ожидании того, что он скажет.

— Почему вы не пришли ко мне сразу? — В зеленых глазах зажегся огонь, который не сулил ничего хорошего тому, кто посмеет встать на пути графа. — Вы не могли не понимать, что я полностью полагался на вас в том, что касается Эммы.

— Я-то как раз пришла сразу! Вернулась из Эссекса час назад, обнаружила, что девочка исчезла, и помчалась к тебе.

— Помчались… Хотелось бы на это взглянуть… — он встал прямо перед леди Селдейн. — Я найду Эмму, черт бы всех вас побрал, и верну ее вам. Вряд ли это займет у меня много времени. А если мне заодно подвернется под руку и Дарнли, это будет последний день его земного существования. Джаспер и так зажился. Впрочем, вы правы, Летти, я зря затеял всю эту историю, — граф взял шпагу. — И после того, как привезу вам эту любительницу бегать в одиночестве по улицам, вы, уж пожалуйста, следите за ней получше. Во всяком случае, до тех пор, пока не найдете ей подходящего мужа.

Леди Селдейн смерила Киллорана странным взглядом — раздраженным и одновременно одобрительным.

— Знаешь, — она широко улыбнулась, — пожалуй, я это уже сделала.

Когда Натаниэль поднимался по ступенькам дома на Керзон-стрит, он чувствовал себя на седьмом небе от счастья и готов был поделиться своей радостью со всем белым светом. Один слушатель у молодого человека нашелся сразу… Киллоран сегодня встал неслыханно рано — в час пополудни. Граф стоял на пороге, одетый, по своему обыкновению, в черное, и при шпаге — видимо, собирался уходить. Но куда в такое неурочное время?

— Где тебя дьявол носит?!

Услышав столь нетривиальное приветствие, Натаниэль озадаченно заморгал.

— Доброе утро, Киллоран. А в чем, собственно, дело?

Графу хватило одного взгляда, чтобы понять, что для молодого человека, в отличие от него, утро действительно доброе.

— Она тебя все-таки соблазнила, — губы его искривились в ухмылке. — Странно, что это заняло так много времени. Ну как, ты не разочарован?

— Мне бы не хотелось бросать вам перчатку, — сдержанно заметил Натаниэль, — но, видимо, придется.

— Попытаться ты, конечно, можешь, но не сегодня. Поживи еще немного. Сейчас у меня есть дело поважнее.

— Ну как же… Вы ведь собрались скакать в Дувр. Я и забыл. Вы ведь уговаривались на сегодня?

Граф опешил.

— О господи! Я исам забыл…

— Киллоран…

— Избавь меня от нравоучений, милый друг, а я взамен окажу тебе ту же любезность, — он внимательно оглядел юношу с головы до ног. — Вынужден признать, впрочем, что сегодня ты выглядишь куда более мужественным и уверенным в себе, чем раньше. Должно быть, сказывается благотворное влияние леди Барбары.

— Хватит, Киллоран! Ваши шутки неуместны, — Натаниэль вспыхнул. — Она никогда не занимала места в вашей жизни.

— Это верно. Но мне хотелось посмотреть, как ты воспримешь мои слова, — граф прищурился. — Сам я, увы, утратил всякие права на ее благосклонность. Кто бы мог подумать, что удача в картах изменит мне?

— Людей, которые выигрывают всегда, не бывает, — буркнул Натаниэль и тут же пожалел об этом.

— Неужели? А я?

— Но ведь вчера вы проиграли…

— Проиграл или хотел проиграть? — этот вопрос Киллоран задал словно сам себе.

Натаниэль с трудом выдержал удар. Оказывается, он был всего лишь игрушкой в руках графа, на кону стояла его собственная честь, и Киллоран принял эту ставку.

— Ирландский ублюдок, — всегда такой вежливый, Натаниэль не смог сдержаться.

— Что касается слова «ублюдок», извини. Мои родители венчались в церкви. Что ирландский, это точно. Недостойный сестры аристократа и даже вдовой дочери английского графа. Может быть, тебе повезет больше и ты сможешь спасти леди Барбару, мой маленький святой. Вот только не пытайся спасти меня — это лишнее. И сразу извинись за «ублюдка».

— Простите, граф. Я не сдержался.

Киллоран кивнул, и молодой человек счел за благо вернуться к разговору о пари:

— Если вы забыли о том, что должны быстрее ветра нестись в Дувр, зачем тогда встали так рано?

— A-а… Дело в том, что Эмма покинула дом леди Селдейн без всякого видимого на то повода. Должен признать, я чувствую себя… ответственным за эту девушку и теперь намерен разыскать ее.

— Вы? Это немыслимо! Я сам отправлюсь искать ее. Мою помощь она еще может принять, а вот вашу — вряд ли, — Натаниэль отвел глаза.

— Скорее всего, так и будет. И все-таки, так уж получилось, я хочу Эмме ее предложить. Скажите Сандерсону, что пари проиграно, и я немедленно расплачусь. Этой новости обществу хватит не на один день. Джеффрис, плащ!

Появившийся слуга вместо того, чтобы подать плащ, протянул Киллорану листок бумаги.

— Милорд, — дворецкий выглядел смущенным, — вам записка.

Киллоран вперил в него взгляд.

— Мы стоим здесь уже четверть часа и не видели, чтобы кто-то приходил.

— Листок лежал на заднем крыльце. Его только что принес кучер. Конверта не было. Листок не сложен, и буквы крупные. Словом, я ее случайно прочитал…

— Понятно, — Киллоран кивнул. — И что там? Ну же, говори.

— Я не понял, о чем это, — Джеффрис протянул графу лист бумаги.

Киллоран прочитал и тут же скомкал его. На лице его при этом ничего не отразилось. Натаниэль был не так спокоен.

— Что там, Киллоран?

Граф повернулся и бросился в библиотеку. Натаниэль последовал за графом. Киллоран вытаскивал из бархатного футляра, стоявшего на специальном столике, свои знаменитые дуэльные пистолеты — лучшие во всем Лондоне.

— Что происходит, Киллоран? — требовательно спросил Натаниэль. — Это не похоже на дуэль — вы бы наверняка получили официальный вызов.

— Еще один урок поведения в обществе, милый мальчик. Уплата долга намного важнее, чем дуэль, — небрежно бросил через плечо Киллоран, проверяя один пистолет за другим.

— Я слышал, что ставки были очень высокими. Что вы поставили на кон?

— Сущие пустяки. Дом и пятьдесят тысяч фунтов.

— Господи, помилуй!

— Натаниэль, ты меня удивляешь, — Киллоран укоризненно покачал головой. — Помилуй не помилуй, долг заплатить нужно.

— Но у вас просто нет таких денег.

— В отличие от иных, тебя, например, я никогда не рискую тем, чего у меня нег. Поверь, я в состоянии заплатить проигрыш. Другой вопрос, что после этого у меня останется немного…

— Дайте мне записку, Киллоран. Я постараюсь уладить эту проблему, а вы тем временем сможете попытать счастья и выиграть пари…

— Пытаешься спасти еще одну пропащую душу, Натаниэль? Да ты и в самом деле святой. Но я вовсе не желаю быть спасенным. Будем считать, что я действительно продал душу дьяволу. На дом, на деньги и на многое другое мне наплевать. Так что оставь свои душеспасительные беседы для леди Барбары. На нее они, судя по всему, подействовали.

— Черт побери, Киллоран, что в этой записке?

Глаза графа сузились.

— Мое терпение не безгранично, Натаниэль. Если ты и дальше намерен задавать мне вопросы, я тебя лучше пристрелю.

— Разумеется, вы можете это сделать, — молодой человек решил не отступать. — Вас не волнует, что будет с Эммой, меня вы просто готовы пристрелить, чтобы я ни о чем не спрашивал…

— Натаниэль, — Киллоран устало вздохнул, — возвращайся к леди Барбаре. При известной доле везения ты научишь ее наслаждаться тем, чего она якобы так жаждет.

Лицо молодого человека залила краска, и лорд Киллоран вдруг остановился. Он понял и поразился тому, что понял.

— Хочешь сказать, что тебе это удалось? — вымолвил он наконец.

— Я не намерен обсуждать с вами свою будущую жену. — Натаниэль Хепберн был само достоинство.

— Она и на это согласилась?

— Да.

Впервые за все то время, что юноша знал графа, Киллоран улыбнулся. По-настоящему улыбнулся.

— Я недооценил тебя. Что ж, желаю вам счастья… Это на тот случай, если мы больше не увидимся.

— Киллоран…

Но тот уже был на пороге библиотеки. Еще мгновение, и хлопнула входная дверь.

 

Глава 20

Обоняние подсказало Эмме, где она находится. Это был столь знакомый ей запах… Вареная капуста. Всего-то вареная капуста, но девушка ощутила невыразимый ужас. Стараясь не шевелиться, Эмма медленно открыла глаза. Вокруг царит темнота. Она лежит на тонком матрасе. В комнате холодно. Сомнений нет — она на Крауч-Энд. В доме кузины Мириам.

Эмма попыталась сесть, но ей не удалось это сделать — тело буквально свело от боли. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота, и она без сил рухнула обратно на свое жесткое ложе.

Как она здесь очутилась? Кто привез ее сюда?

Она помнила лишь, как кто-то подкрался к ней сзади и зажал ей нос и рот дурно пахнущей тряпкой. Несколько секунд она отчаянно сопротивлялась, а потом провалилась в черную пропасть.

И все-таки пусть она не знает, кто ждал ее на ночной улице, кто заплатил за это злодейство, ей теперь известно. Эмма и прежде испытывала страх перед своей кузиной, но сейчас это было уже совсем другое чувство — безмерный ужас. Мириам предъявит ей счет за все. И если наказание за какую-то оплошность в домашнем хозяйстве всегда было суровым, то какую кару мисс де Винтер сочтет возможной за смертные грехи — смертоубийство и блуд?

Эмма снова пошевелилась, но теперь осторожнее, чтобы избежать головокружения и тошноты. Ей удалось сесть. Девушка стала вглядываться в темноту, пытаясь понять, где именно находится. Скорее всего, это одна из пустых комнат в мансарде. Когда-то они предназначались для слуг, но Мириам никому не позволяла жить в доме — даже преданной Герти. Эмма встала и, пошатываясь, пошла к двери. Удивительно, но она оказалась открытой. Девушка вышла в коридор. Сердце ее стучало так громко, что Эмма испугалась, не услышит ли этот стук кузина Мириам.

Она дошла до лестницы, полагаясь при этом не столько на зрение, сколько на чутье. Весь дом был погружен во тьму — такой черный и безмолвный, как сама смерть.

Эмма сняла туфли. Она умела двигаться по этому дому совершенно бесшумно, и теперь это умение должно было сослужить ей добрую службу. Сделав несколько шагов по узкой лестнице, девушка внезапно остановилась. В воздухе витала беда — беда для нее. Ощущение это оказалось настолько отчетливым, что Эмме нестерпимо захотелось повернуться и бежать, бежать как можно дальше и быстрее. Но куда же здесь побежишь… Она прекрасно знала этот дом, даже лучше, чем сама Мириам. Пожалуй, Эмма смогла бы найти тут местечко, где можно было бы спрятаться.

Интересно, что сейчас: вечер, глубокая ночь или час перед рассветом? А какой день? Сколько она пролежала здесь без сознания?

Рано или поздно за окном посветлеет. Если к этому времени она успеет найти себе убежище, появится шанс спастись. Нужно собраться с мыслями и действовать.

Эмма спустилась по лестнице и застыла в коридоре. Когда глаза немного привыкли к темноте, девушка поняла, что дверь в маленькую гостиную — кабинет Мириам — открыта. Она, словно наяву, увидела свою кузину — злую, предвкушающую расправу над преступницей. Мириам умела заставить Эмму признаться даже в несовершенных грехах…

Сколько раз ей приходилось это делать… Но сейчас, когда грехи были реальными, она вовсе не собиралась каяться в них. Нет! Она не будет этого делать! Девушка повернулась, чтобы идти дальше, и вдруг услышала слабый стон.

Эмма Ланголет никогда не была трусихой. Стараясь ступать как можно тише, она подошла к двери, в надежде, что сможет что-нибудь разглядеть. В камине догорали поленья, наполняя комнату теплом. Этого тусклого света оказалось достаточно для того, чтобы Эмма увидела на полу неподвижную фигуру женщины.

— Герти! — мгновенно забыв об осторожности, девушка бросилась к служанке.

Слава богу! Герти была жива. Но тут Эмма с ужасом заметила, что одежда старой служанки порвана, а лицо и руки покрыты ссадинами и синяками.

Герти что-то шепнула, но Эмма не разобрала слов. Она опустилась на колени и склонилась к служанке поближе.

— Что случилось, Герти? Кто тебя избил? Где кузина Мириам?

Герти с трудом могла шевелить разбитыми губами.

— Беги, Эмма… Скорее уходи, пока они не…

Комната озарилась светом свечей в канделябре. Герти замолчала — возможно, навсегда. Эмма повернулась на свет.

Больше двух месяцев не видела она свою кузину и уже забыла, насколько устрашающе может выглядеть мисс де Винтер. Мириам стояла в дверях. На ее лице застыла гримаса ненависти и осуждения. Темное платье висело на худом теле. Присмотревшись, Эмма увидела на нем пятна крови.

— Мириам, — прошептала она, стараясь справиться с приступом страха.

— Очень мило с твоей стороны вернуться наконец домой, — это было сказано ледяным тоном. — Я не сомневалась, что ты постараешься скрыться от заслуженной кары.

Эмму охватила дрожь. Она боялась представить, какую судьбу уготовила ей Мириам.

— Что ты сделала с Герти?

— Она согрешила, — кузина пожала плечами. — За это ее следовало наказать. Она замышляла недоброе дело и поплатилась за это.

— Да о чем ты говоришь? Добрее Герти трудно найти человека!

— Она хотела помешать мне. Заявила, что я не имею права поступать так. Сказала, что не позволит мучить тебя. Как будто я собиралась тебя мучить, — Мириам презрительно усмехнулась. — Герти приняла справедливость за жестокость. У меня не было другого выхода, кроме как наказать ее. То же самое произойдет с тобой. На самом деле это будет тебе во благо. Чистая смерть лучше грязной жизни. Но я не обещаю тебе легкой кончины. Душа должна очиститься страданиями.

Эмма изо всех сил старалась побороть ужас. Герти у ее ног совсем затихла, слышалось лишь негромкое, прерывистое дыхание.

— Зачем тебе убивать меня, Мириам? Я ведь ушла из дома и не претендую на свое состояние. Деньги остались тебе. Распоряжайся ими, а про меня забудь.

— Не могу, — Мириам была непреклонна, — да и не хочу. Это он хотел бы оставить тебя в живых, чтобы потешиться тобой, но этого не позволю я. Кому, как не мне, знать твою порочную сущность! Я знаю, как ты жаждешь удовольствий. Он не получит тебя. Никто не получит.

— Кто, Мириам? О ком ты говоришь?

— Полагаю, обо мне.

Услышав этот голос, Эмма ужаснулась еще больше, хотя больше уж, казалось, и некуда. Она и думать забыла об этом человеке… Стоило ей взглянуть на негодяя, и девушка тут же поняла, кто притащил ее в этот дом.

— Лорд Дарнли, — прошептала Эмма.

— К вашим услугам, мисс, — мерзавец отодвинул Мириам, переступил через Герти и подошел к Эмме. — Мы с вашей кузиной заключили временный союз. Впрочем, она, очевидно, так не считает, — он перевел взгляд на Мириам. — Я не хочу, чтобы она умерла. По крайней мере, до тех пор, пока я не удовлетворю свои желания.

— Ее следует покарать.

— Всему свое время. Можете даже поприсутствовать. Вам ведь нравятся подобные сцены? Я слышал, как вы дышали за моей спиной, пока я расправлялся со служанкой.

— Ну нет! — крикнула Мириам. — Сначала я убью ее, а потом можете удовлетворять свои желания!

— Интересное предложение. Чувствуется фантазия. Здесь я вам не соперник… Девка нужна мне живой. Я хочу, чтобы она кричала и сопротивлялась. Впрочем, вы можете молиться за ее душу, пока я буду заниматься ее телом.

— Безбожник!

Мириам сжала кулаки и бросилась на Дарнли. Он схватил ее за руки, но Эмма не стала ждать, что за этим последует. Девушка стремглав выскочила из гостиной и устремилась по коридору, осознавая одно — она бежит от собственной смерти.

Эмма с разбегу ударилась обо что-то большое и теплое — что-то такое, чего раньше в этом доме не было. Она было вскрикнула, но это «что-то» оказалось с руками. Широкая ладонь тут же закрыла ей рот. Девушка отчаянно пыталась вырваться из железных тисков, но тут голос, который она и не думала больше услышать, прошипел ей в ухо:

— Да тише ты, дурочка! Или хочешь, чтобы эти двое нас услышали?

Эмма мгновенно затихла.

Какое счастье! Киллоран пришел за ней. Он спасет ее от этих вурдалаков.

— Как ты меня нашел? — пробормотала девушка сквозь слезы. — Как ты сюда попал? Они убили Герти и теперь хотят…

Граф встряхнул Эмму так, что ее голова дернулась от одного плеча к другому. Этого оказалось достаточно, чтобы она пришла в чувство.

— Тише, — приказал Киллоран, крепко сжимая ее руки.

— Ты ведь не отдашь меня им? Они меня замучают… Убьют…

— Черт возьми, Эмма!

— Но ты ведь говорил тогда, что отдашь меня Дарнли. Он убьет меня, как убил Герти. А Мириам будет смотреть…

— Ради бога, — прошипел Киллоран, крепко прижимая ее к себе. — Я не собираюсь отдавать тебя Дарнли. Хочешь, я убью его?

Эмма вспомнила окровавленную Герти, лежавшую на полу.

— Да, — неожиданно для самой себя сказала она… и тут же отказалась от своих слов: — Нет. Я просто хочу уйти из этого дома. Забери меня отсюда, Киллоран.

— Прости, детка, но мы не можем уйти прямо сейчас. Мне надо закончить одно старое дело.

— Нет! Умоляю, нет!

И тут послышались шаги. Мерцание свечей в канделябре возвестило о приближении врага, и Эмма потянула графа прочь. Вернее, не потянула, а попробовала потянуть. Киллоран остался неподвижен. За светом, который становился все ярче, он наблюдал с холодным, невозмутимым любопытством.

В дверном проеме показался Дарнли. Канделябр он держал в левой руке, правая была за спиной.

— Вот и ты, — он словно и не удивился, увидев графа. — Знаешь, Киллоран, ты мог бы и поспешить. Я уже начал бояться, что ты не ответишь на мой вызов. Впрочем, какие были сомнения в том, что похищение этой рыжей ведьмы оставит тебя равнодушным? — он злобно взглянул на Эмму и тут же шутовски поклонился. — С прискорбием вынужден сообщить вам, мисс, что вашей кузины больше нет с нами. Вы же видели, что она набросилась на меня. Я ее слегка толкнул, и мисс де Винтер упала. Виском на ручку кресла… Ваша кузина почему-то была уверена в том, что Господь избрал ее орудием возмездия, — в неверном мерцании свечей улыбка Дарнли показалась Эмме просто кошмарной. — Никак не желала перепоручить мщение мне. — Он перевел взгляд на Киллорана: — Собираешься пристрелить меня? А как же честное противостояние?

— Честное? С тобой? — граф поднял брови — Впрочем, я готов. Можешь выбрать любое оружие, какое только пожелаешь. Как именно ты предпочитаешь умереть?

— Ублюдок, — в голосе Дарнли звучала ненависть. — Ты убил мою сестру. Вы знаете об этом, мисс? Он соблазнил мою дорогую Мод, а затем бросил ее. Бедняжка в отчаянии покончила с собой.

— Остановись! — Киллоран тоже еле владел собой. — Я не соблазнял твою сестру, и ты это прекрасно знаешь.

— Мод сама мне сказала, — не унимался Дарнли. — Я заставил ее рассказать все — все, что случилось. А затем я сделал так, чтобы ни один мужчина не смог коснуться ее впредь…

— Ты взял ее силой, а затем вынудил совершить самоубийство, — Киллоран скрипнул зубами. — Теперь тебя преследует призрак Мод. Так же, как меня.

— Если ты ни в чем не виноват, зачем ей тебя преследовать?

— Да есть причина… Я ведь отказал Мод, когда она обратилась ко мне за помощью. Указал ей на дверь. Она не пожелала назвать имя своего соблазнителя, а я не поверил, что все произошло против ее воли.

— Она хотела меня! — воскликнул Дарнли.

— Она тебя ненавидела.

— Отправляйся к дьяволу!

В правой руке Дарнли оказался пистолет. Раздался выстрел. Поняв, что, должно быть, промахнулся, Дарнли в одну секунду поставил канделябр на пол и бросил оружие. Он кинулся вперед, но не на Киллорана, а на Эмму. Негодяй схватил девушку. Она даже не успела понять, как в его руке оказался нож. Тем не менее, сейчас ее горло покалывало острое лезвие.

— Отпусти ее, Джаспер, — спокойно сказал Киллоран. — Какой тебе прок от того, что она умрет?

— Не скажи, — ухмыльнулся Дарнли. — Тебе ведь не все равно. Ее жизнь для тебя дороже своей. Я перережу ведьме горло, так что она умрет прямо у тебя на глазах, и ты ничего не сможешь сделать. Смотри, я надрезал кожу, но рана пока не смертельная. И попробуй только пошевелиться! Одно твое движение, и я воткну нож по самую рукоятку. Для тебя это будет куда мучительнее, чем если бы…

— Что ж, тогда поспеши, — спокойная интонация исчезла из голоса Киллорана. Теперь в нем звучала скука.

— Хочешь уверить меня в том, что тебе наплевать на девку? Даже не пытайся. Я знаю, что это не так.

— Неужели? — Киллорана словно позабавила такая уверенность Дарнли. — И с каких это пор ты начал подозревать меня в сентиментальности? Убей ее, но только, ради всего святого, побыстрее. Я хочу покончить с этим и вернуться домой, к своей бутылке бренди. Но до этого мне нужно отправить на тот свет тебя, Дарнли. Я и так задержался с этим на несколько лет. А что касается женщин… Все они одинаковы. Так какая мне разница, заберешь ты Эмму с собой в ад или нет?

«Он говорит неправду, — подумала Эмма. — Пытается ввести этого негодяя в заблуждение, чтобы он отпустил меня. Или все-таки?..»

— Я тебе не верю, — заявил Дарнли, но голос его звучал уже не столь уверенно.

— Так я, по-твоему, действительно сентиментальный глупец? Убивай ее, не тяни. Потом я прикончу тебя.

Нож по-прежнему был у ее горла, и Эмма чувствовала, что по шее течет кровь. Киллоран теперь стоял, прислонившись спиной к стене. Казалось, что граф не двинется с места, даже если в доме начнется пожар.

— Тебе не удастся…

Вдруг Дарнли дернулся, и Эмма тут же услышала выстрел. Дарнли рухнул на пол, еще раз оцарапав девушке горло. Она в ужасе схватилась за шею обеими руками, и тут от стены к ней метнулась быстрая тень. Киллоран…

— Все кончено, — граф сжал ее плечи. — Он мертв.

Эмма была чуть ли не в истерике и не сразу поверила услышанному.

— А что, если…

— Я убил его выстрелом в лоб, — Киллоран достал из кармана белоснежный платок и протянул его девушке. — Он мертв, Эмма.

Она ошеломленно смотрела на спокойное лицо графа.

— То, что ты сейчас говорил… это правда? — она не отрывала рук от горла.

— Чего ты от меня ждешь? — Киллоран сам стал вытирать кровь, сочившуюся из-под пальцев девушки. — Что здесь, над телом своего злейшего врага, я поклянусь тебе в вечной любви? Мне нет дела ни до кого и ни до чего. Я ведь уже говорил тебе об этом. Не знаю, что еще я должен сделать, чтобы ты мне наконец поверила.

Эмма отпрянула от Киллорана. Он не стал кидаться к ней — снова отошел к стене и прислонился к ней, само равнодушие.

— Я тебе верю, — она собралась с силами и сказала это без дрожи в голосе. — Пойду посмотрю, что все-таки с Герти.

Эмма пошла к кабинету Мириам. Служанка, безмолвная, неподвижная, лежала на том же самом месте, а кузина около кресла, лицом вниз. Под ее головой чернела лужа крови.

Девушка опустилась на колени рядом с Герти и замерла, боясь поверить в то, что видит. Служанка дышала. Еле слышно, но дышала… Ей нужна помощь! Она громко позвала графа.

Где Киллоран? Эмма думала, что он тут же прибежит, услышав ее крик, но в доме царила абсолютная тишина. Неужели он все-таки ушел, оставив ее с двумя покойниками и еле живой Герти?

Да, ушел… Ему нет дела ни до кого и ни до чего, так он сказал. Она этого не переживет… сойдет с ума… уже сходит… Больше всего сейчас Эмме хотелось разрыдаться, но вдруг Герти еле слышно застонала. Этот стон и вернул девушке разум. У нее еще будет время погоревать, а пока нужно подумать о том, как помочь Герти.

В коридоре послышались шаги, и Эмма радостно встрепенулась. Она готова была броситься вошедшему Киллорану на шею, но это был вовсе не граф. На пороге замер Натаниэль Хепберн.

— Эмма, вы целы? С вами все в порядке?

— Все хорошо. Но Герти… Это старая служанка моей кузины… а сама Мириам… — у Эммы сорвался голос.

— Мы сейчас пошлем за помощью, — он перевел взгляд на Мириам и содрогнулся. — Вам нельзя оставаться здесь. Идемте.

Юноша попытался поднять ее, но Эмма все так же стояла около Герти.

— Как вы здесь оказались, Натаниэль? А где Киллоран?

Ответ на второй вопрос был для Эммы намного важнее, но она уже знала, что не услышит ничего хорошего.

— Как я здесь оказался? Сейчас расскажу. А граф… он ушел.

Натаниэль подошел к камину и зажег свечи в канделябре, стоявшем на доске.

— Ушел? И куда же?

— Понятия не имею, — Натаниэль все-таки поднял ее. — Идемте, Эмма. Нужно послать за помощью. Так как я здесь оказался… Сегодня графу прислали какую-то записку… Она была без конверта, и дворецкий, который ее принес, прочитал, что там написано. Мне Киллоран ничего не сказал, но я сумел выведать у Джеффриса. Правда, не сразу… Слава богу, успел, а то подумать страшно, что здесь могло произойти.

— Все уже произошло. Лорд Дарнли чуть не убил Герти. Кузине Мириам повезло меньше. Я спаслась. Киллоран застрелил Дарнли, а потом повернулся и ушел, — голос Эммы на мгновение дрогнул, но она тут же взяла себя в руки. — Впрочем, я жива, и теперь все будет в порядке. Ну ясно помочь Герти. Вы бегите за доктором, а я останусь с ней.

— Нет, — Натаниэль слегка дотронулся до ее плеча. — На улице вас ждет карета. Леди Селдейн, наверное, с ума сходит от беспокойства, так что ступайте скорее. С вашей служанкой останусь я.

Эмма закрыла глаза… Леди Селдейн ждет ее. Натаниэль поможет Герти. А у нее уже больше просто нет сил…

— Хорошо, — она сделала шаг к двери, — я пойду.

— Пообещайте мне, что больше не сбежите.

— Не сбегу? А куда мне бежать? — прошептав это, Эмма сделала второй шаг, третий.

Она вышла из кабинета Мириам, прошла по коридору, где лежал труп Дарнли, и сказала себе, что больше никогда не переступит порог этого дома. Через мгновение ее уже обнимала леди Селдейн.

— Она ушла.

Киллоран внимательно смотрел на встревоженного Натаниэля.

Не в силах больше стоять, он медленно сполз по стене. Хорошо, что Эмма прошла мимо, глядя себе под ноги.

— Доктор вот-вот придет…

— Нет. Я хочу уйти прямо сейчас.

— Вам нельзя двигаться! Вы, наверное, потеряли много крови…

— У меня и раньше были раны. Сомневаюсь, чтобы эта оказалась такой уж тяжелой, — возразил Киллоран, тщетно пытаясь встать.

— Леди Селдейн послала за своим врачом… Сказала, что он волшебник…

— Я возвращаюсь на Керзон-стрит, — Киллоран удивился тому, как странно — будто издалека — звучит его собственный голос.

— Вы убьете себя.

— Возможно. Но я не хочу умереть рядом с Джаспером Дарнли.

Он все-таки встал на ноги и сделал шаг к двери. Пуля застряла чуть ниже плеча. Граф крепился сколько мог, но боль стала невыносимой.

— Киллоран, да будьте же вы хоть чуточку благоразумным! — в отчаянии воскликнул Натаниэль. — Что, если пуля попала в легкое? Или прошла возле самого сердца?

— У меня нет сердца, — граф попытался улыбнуться.

— Это не так, — покачал головой Натаниэль. — Но Эмму вы в этом смогли убедить. Ну что, сядете сами или усадить вас силой?

— Не надо меня сажать… — буркнул Киллоран.

Силы оставили его, и граф вновь сполз на пол. Неожиданно стены коридора стали складываться над ним, как шалаш. Сейчас они его прихлопнут… Это смерть. Но точно не здесь! Он умрет в своем доме!

— Натаниэль, пообещай мне…

— Все, что угодно.

— Если мне действительно суждено отправиться на тот свет, — прошептал Киллоран, — пообещай, что выполнишь мою последнюю просьбу.

— Да почему вы должны умереть?

— Если я буду звать ее… ты ни в коем случае меня не послушаешься… Если на смертном одре я буду умолять об этом, ты ее не позовешь…

— Но, Киллоран! — Натаниэль пришел в ужас от такой просьбы.

— Обещай мне. Поклянись честью, — в глазах графа была мольба, и это лишило Натаниэля сил сопротивляться.

— Ладно, обещаю…

Зеленые глаза закрылись.

— Пожалуй, ты прав, — прошептал Киллоран.

— В чем именно?

На лице графа появилась слабая улыбка.

— Похоже, сердце у меня все-таки есть…

 

Глава 21

В Ирландии — на острове, со всех сторон окруженном морем, — воздух был на удивление теплым. «Какие здесь красивые места — не сравнить с Англией», — думала Эмма, любуясь пробивающейся зеленью. Когда она уезжала от леди Селдейн, улицы Лондона были окутаны ледяным туманом. А вот в Ирландии ярко сияет солнце. Без сомнения, она будет здесь счастлива, а как же иначе?

Если она вообще сможет быть счастлива где-нибудь без Киллорана. Но поскольку выбора у нее все равно нет, остается полагаться на здравый смысл. С собой Эмма привезла Герти, которая поправилась на удивление быстро. Служанка у нее рассудительная и не позволит увлечься пустыми мечтаниями.

Теперь Эмма могла вздохнуть свободно. Ей уже не нужно было бояться козней кузины Мириам или этого мерзавца — лорда Дарнли. Здесь она наконец обретет душевный покой. В этом Эмма Ланголет не сомневалась. А если ей и доводилось всплакнуть по ночам в просторной, прекрасно обставленной спальне поместья леди Селдейн, то об этом никто не знал, даже Герти.

Дни шли один за другим, принося с собой успокоение. Эмма погрузилась в состояние выжидания, правда, чего именно она ждала, не знала и сама. В доме почти не было прислуги — лишь пожилые супруги Мерфи да выздоравливающая Герти. Уединение и покой этих мест, прелесть ранней весны понемногу излечивали душу Эммы. К концу второй недели она почти совсем оправилась и теперь надолго уходила из дома, чтобы полюбоваться окрестностями.

Во время одной из таких прогулок Эмма вышла к какому-то старому дому. Здание было окружено кустами и плодовыми деревьями, Когда они зазеленеют и покроются цветами, здесь наверняка будет настоящий райский уголок.

В доме, видимо, давно никто не жил. На крыше даже кое-где виднелся изумрудно-зеленый мох. Часть окон оказалась забита досками. Дорожки давным-давно не чищены. Тем не менее, девушка решила подойти поближе.

Удивительное дело, серый каменный дом вовсе не выглядел мертвым. Казалось, он просто уснул, словно какое-то огромное сказочное существо. Эмма готова была поклясться, что дом лишь ждет, чтобы кто-нибудь снова пробудил его к жизни. Она поднялась на крыльцо и совсем не удивилась, когда дверь распахнулась.

Эмма вошла. Внутри было сыро, пахло пылью, но даже несмотря на это, чувствовалось, что дом ждет хозяев.

Девушка прошлась по комнатам, не чувствуя ни малейшего смущения из-за того, что вторглась сюда без приглашения. Дом оказался большим и удобным — в нем вполне хватило бы места для дюжины ребятишек. При мысли, что такое чудесное место оказалось никому не нужно, сердце Эммы сжалось.

Этот дом приснился ей ночью и потом стал сниться постоянно. Днем ее тоже неудержимо тянуло туда. Она хотела спросить, кому этот дом принадлежал и почему пустует, но не решилась. Эмма имела самые смутные представления о том, какие события происходили в Ирландии в прошлом и происходят в настоящем, но предположила, что это собственность какого-нибудь из католиков, не пожелавших остаться на острове.

Девушке захотелось купить эту землю, и сие желание немало удивило ее саму. По какой-то непонятной причине все здесь напоминало ей о Киллоране. О том Киллоране, которого, как ей казалось, она смогла разглядеть в человеке, задевшем на себя маску негодяя и циничного прожигателя жизни. Дом напоминал ей о Киллоране, которому она отдалась… и сделала бы это снова, если бы он только пожелал этого.

Безумная надежда… Граф ее не любит. Эмме пришлось напомнить себе сей печальный факт. Для Киллорана она была игрушкой. Ну, может быть, он немного увлекся ею, но стоило графу получить то, чего он на одну ночь пожелал, и он тут же дал ей понять, что эта ночь закончилась, и настало утро. В жизни лорда Киллорана ей нет места.

Ладно, она больше не будет о нем думать. Лучше станет думать об этом чудесном доме, ведь женщина может любить дом, а не мужчину. Дом уж точно не разобьет ей сердце… Не заставит плакать ночами. Она найдет возможность приобрести эту землю и дом со всеми прилегающими постройками и садом. И тогда наконец почувствует себя счастливой.

Эмма ходила туда каждый день и не в силах была не войти в дом. Она хотела там немного прибрать и решила как-нибудь незаметно принести веник и тряпку, но нашла в доме метлу, правда весьма потрепанную. Девушка тут же вымела комнаты и вытерла пыль со старой мебели. Занавески она сняла и выбросила, и в уцелевшие окна тут же полился по-весеннему яркий солнечный свет, хотя стекла, конечно, были очень грязными.

Она просто жаждала получить этот дом в свое полное распоряжение. Хотела этого так же сильно, как быть с лордом Киллораном. Последнее — главная страсть ее сердца — оказалось недостижимым, и теперь Эмма намеревалась сделать все возможное, чтобы стать хозяйкой этого чудесного старого дома.

У нее ведь есть деньги — очень много денег. Теперь посягнуть на ее состояние никто не может. Она не пользовалась ими раньше, но теперь, должно быть, пришла пора. Пожалуй, нужно обратиться за помощью к леди Селдейн или написать Натаниэлю Хепберну. Они с леди Барбарой скоро вернутся из свадебного путешествия, и тогда он сможет ей посодействовать.

Она узнает, кто хозяин этой земли, купит ее и устроит здесь все по своему усмотрению. Она начнет новую жизнь и перестанет наконец думать о Киллоране. Она и так уже думает о нем не чаще одного раза в час. Ну, может быть, два.

У нее все получится. А как же иначе?

* * *

Жаль, что их поездка не длилась вечность. По мнению Киллорана, они вернулись слишком быстро. Сидя в почтовой карете, которые с недавнего времени стали перевозить и путешествующих, он чуть с ума не сходил от скуки, так невыносимо было слушать воркование Барбары и Натаниэля — мистера и миссис Хепберн. При этом граф все больше и больше укреплялся в мысли, что о нем эти двое вовсе забыли.

Он не хотел возвращаться сюда. После смерти родителей Киллоран прожил тут недолго, уезжая, поклялся, что никогда больше не ступит на ирландскую землю, и вовсе не собирался нарушать это обещание.

Киллорану казалось, что все осталось в далеком прошлом — гнев и боль, ненависть и отчаяние. Он считал так до тех пор, пока проклятый корабль не вошел в порт — слишком быстро, чтобы он успел собраться с мыслями.

Весна в Ирландию пришла раньше, чем в Англию, и это было, пожалуй, единственным утешением. На обочинах дорог уже цвели нарциссы, в синем небе не было ни единого облака, и птицы пели точно так же, как в дни его юности.

Да, он поклялся, что не вернется сюда. Сумел убедить себя и других в том, что никто и ничто не заставит его вновь ступить на эту беспокойную землю с ее беспокойным народом.

Он нарушил эту клятву, как и многие другие до этого. Он смошенничал в картах — не ради выигрыша, а ради проигрыша, и все равно это было нарушением зарока. В его сердце теперь жила привязанность не только к пожилой даме, которая одна могла говорить ему то, что считала нужным сказать, но и к благородному юноше, в одном мизинце которого было больше порядочности, чем в самом Киллоране целиком. Он проникся жалостью к заблудшей душе — леди Барбаре — и расстался с Эммой, хотя и стремился к ней всем своим существом. Он влюбился в эту девушку — это он, который никогда не верил в любовь!

Киллоран не имел ни малейшего представления о том, где сейчас находится Эмма, чему был, кстати, очень рад. В те долгие дни и ночи, когда он, раненный, метался в жару, имя это не раз срывалось с его губ, но Натаниэль сдержал обещание. Эмма уехала, и Киллорану было все равно, умрет он или выживет.

К своему великому удивлению, он все-таки выжил. Правда, все еще был слаб и бледен, и путешествие не прибавило ему сил. Что касается настроения, о том, чтобы оно сейчас оказалось хуже некуда, позаботились эти двое голубков.

— Не понимаю, с какой стати вы потащили меня с собой? — Киллоран даже не смог скрыть свое раздражение. — Почему бы вам не осмотреть этот дом самим? И это тоже загадка. Зачем вам понадобилось заброшенное поместье в графстве Слиго? Земля там пригодна лишь для того, чтобы разводить лошадей, а вы, насколько мне известно, никогда не проявляли к этому интереса.

— Было бы нечестно купить эту землю, не позволив вам попрощаться с ней. Чего вы так боитесь, Киллоран? Это всего лишь прошлое…

— Пожалуй, мне все-таки стоит убить тебя, — словно в раздумье, сказал граф. — Я, конечно, слаб, но на это сил у меня хватит. А молодой вдове могу предложить поездку в Париж…

Барбара даже отвечать ничего не стала на эти глупые речи. Все внимание миссис Хепберн было занято мужем, на которого она смотрела с таким приторным обожанием, что на язык хотелось насыпать ложку соли. Так, во всяком случае, казалось лорду Киллорану. Чем скорее он расстанется с ними, тем лучше.

Препятствие на пути исполнения этого желания было одно — пока он не продаст остатки своего имущества, у него просто не будет денег на жизнь. В свое время он поклялся не только в том, что никогда больше не вернется в Ирландию. Он пообещал себе также не продавать отцовскую землю.

И что в итоге? Он возвращается в свое полуразрушенное поместье, чтобы продать его Натаниэлю — за любую сумму, которую тот сочтет нужным предложить. После этого он сразу отправится на континент — к веселой жизни и скорой смерти. Выходит, хоть какая- то цель у него все-таки есть.

День близился к вечеру. Благодаря усилиям Эммы дом, который она уже привыкла считать своим, с каждым днем обретал все более жилой вид. Она даже принесла сюда простыни и кое-что из посуды. Вот и сейчас, отлично зная, что ей пора возвращаться, она никак не могла покинуть его.

У нее все очень хорошо, и Герти Ирландия пришлась по душе. В последнее время старая служанка подолгу сидела у камина, о чем-то размышляя. Эмма выглядела как никогда спокойной и довольной, и Герти не тревожила ее расспросами о том, где та проводит целые дни. Супруги Мерфи тем более не докучали ей вопросами, но она тем не менее опасалась, что как-нибудь понадобится им и ее будут искать. Эмме очень не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел ее в этом старом доме, на который у нее пока не было никаких прав.

Здесь у нее была своя, особая жизнь. Утром она вытирала везде пыль, приносила воду и мыла полы, а после обеда устраивалась на широкой кровати в одной из комнат на втором этаже и погружалась в полусон-полуявь. Дом в ее видениях вновь обретал былой вид, становился нарядным и уютным. Постель, на которой спала Эмма, была застлана красивым чистым бельем, а рядом с ней лежал муж. Черноволосый красавец с зелеными глазами… Из сада доносились звонкие детские голоса. Обветшавшие амбары и конюшни тоже, как по волшебству, изменились. Теперь там жили коровы, и овцы, и, конечно, лошади. Чудесные лошади. Эмма знала, что непременно научится ездить верхом и будет получать от этого удовольствие. А дети станут ездить на пони.

Фруктовые деревья в саду будут гнуться от тяжести плодов. У лошадей родятся прекрасные жеребята. Поместье снова оживет, все устроится как нельзя лучше. Мужчина, лежащий с ней в постели, крепко ее обнимет, бережно прижмет к себе. А еще он будет часто смеяться.

Слышала ли она хоть раз, как смеется лорд Киллоран? Просто так, от души? Нет. И души у него нет.

Мужчина, который станет отцом ее детей, будет улыбаться по-настоящему, а не полуулыбкой. Он будет рыжим, как многие ирландцы, с голубыми глазами. Ничем не напомнит ей Киллорана…

И желания к нему у нее тоже не будет.

Она каждый раз просыпалась в слезах. И дом в эту несчастливую минуту казался ей чужим, и жизнь эта тоже была не для нее.

Эмма легла на широкую постель — в последний раз. Она решила, что пора прощаться. С пустыми надеждами, с мечтами, которым не суждено сбыться, с домом, который так и не стал ее собственным. Завтра она скажет Герти, что пора возвращаться в Лондон. Там леди Селдейн найдет ей мужа, такого, который ни в чем ее не упрекнет. Потом у них появятся дети. Да, дети! Они заполнят пустоту, образовавшуюся в ее душе.

Она не забеременела в ту ночь… Сложись все иначе, сейчас она носила бы его ребенка…

Завтра она подумает о том, как будет жить дальше, а сегодня позволит себе немного помечтать. В последний раз.

— Я хочу побыстрее решить все эти вопросы, — Киллоран сел в кресло и вытянул ноги.

— К чему такая спешка? Этот постоялый двор кажется вполне приличным, а за окном быстро темнеет. Завтра утром мы поедем на место и осмотрим дом и землю. После этого подпишем необходимые бумаги, и вы будете вольны отправиться куда угодно. Это ведь все, чего вы хотите?

— Это все, чего я хочу.

— Тогда отдыхайте и наслаждайтесь нашим обществом, — Натаниэль так и лучился бессердечным весельем. — Я заказал хозяину бутылку кларета, а если верить запахам, доносящимся с кухни, ужин будет чудо как хорош. Комнаты здесь чистые, постели пахнут лавандой…

— Не думаю, чтобы вы с Барбарой обращали внимание на такие мелочи, — кисло заметил Киллоран. — А постоялый двор этот, к твоему сведению, всегда славился отличной стряпней. Вам она должна понравиться. Разве что за последние двенадцать лет повар умер…

— Так вы здесь бывали?

— Доводи-и-илось. Ну сам подумай: это единственный постоялый двор, расположенный поблизости от нашего поместья.

— Вот оно что… Тогда вы наверняка должны знать, лавандой ли раньше перекладывали простыни в здешних шкафах.

— Что стало с тем невинным юношей, который прибыл в Лондон, одурманенный мыслями о мисс Поттл? — хмуро поинтересовался Киллоран.

— Его наставил на путь истинный добрый старший родственник. Теперь я не невинный юноша, а муж прекраснейшей из женщин и чувствую себя на седьмом небе от счастья. Думаю, счастливее меня может сделать только отцовство.

— Да откуда ты можешь это знать? — изумился Киллоран. — Ты женат всего месяц.

— Разве этого недостаточно?

— Не знаю, смогу ли я выдержать твое общество еще хоть минуту, — простонал граф. — У меня сейчас будет приступ лихорадки.

— Что, граф, не слишком приятно смотреть на чужое счастье? А кто в этом виноват? Вы сами отослали ее прочь.

От последних слов Киллоран скривился, но ответить постарался спокойно:

— Я ничего не имею против чужого счастья. Но смотреть на идиотское блаженство, написанное на ваших лицах, выше моих сил. Все, я пойду погуляю.

Как только он встал, в зал вошел хозяин постоялого двора с бутылкой вина в одной руке и двумя стаканами во второй.

— А вот и наш кларет! Не уходите, Киллоран, — попросил Натаниэль.

Услышав, к кому обращается его гость, старик замер. В глазах его блеснули слезы.

— Ваша милость! — Голос хозяина дрожал. — Это на самом деле вы?

— Да, это я, Райан, — спокойно ответил граф.

— Какое счастье! — старик поставил бутылку и стаканы на стол и вытер глаза кулаком. — Вы все-таки вернулись домой.

— У меня здесь больше нет дома, — Киллоран прикрыл глаза. — Землю эту я не считаю своей…

— В том, что произошло, не было вашей вины, милорд, — замахал руками хозяин постоялого двора. — Разве вы не поняли этого за годы, которые провели вдали от родины? Вы были так молоды и горячи — истинный сын Ирландии…

— За мою горячность поплатились отец с матерью.

— В этом не было вашей вины, — повторил Райан. — Мерзавцы, которые убили ваших родителей, тоже долго не прожили…

— Они приходили за мной, а не за родителями, — возразил Киллоран. — А я в то время был в отъезде — обсуждал с другими молодыми и горячими, как противостоять гонителям нашей веры.

— Не браните себя за это… Теперь уж ничего не вернешь… Главное, что вы вернулись в Ирландию.

— Мне очень жаль, Райан, но я здесь лишь для того, чтобы продать другу свою землю. Потом я снова уеду, навсегда.

Старик перевел взгляд на Натаниэля.

— У нас будет еще один английский помещик? — он снова смотрел в глаза Киллорану. — Неужели вы сможете так поступить? Не верю. Когда вы пройдетесь по этим полям, подышите ирландским воздухом, вам самому не захочется уезжать.

Райан пребывал в преклонных годах уже тогда, когда сам Киллоран был восторженным юнцом. Граф смотрел на хозяина постоялого двора, стараясь скрыть усталость и… отчаяние.

— Прости, старик, но я действительно приехал сюда в последний раз. Я пройдусь по этим полям и подышу ирландским воздухом. А потом продам свою землю английскому помещику и никогда больше не вернусь сюда, — сказав это, Киллоран развернулся и вышел на улицу.

Шел он медленно — той ленивой походкой, что отличает аристократа от человека, вынужденного зарабатывать себе на хлеб трудом. Но так продолжалось лишь до тех пор, пока граф был в поле зрения тех, кто мог его видеть. После этого он зашагал энергичнее, невзирая на слабость и боль в плече.

Конечно, Киллоран помнил путь к своему дому — через луга, сквозь заросли кустарника, мимо ручья, разлившегося после весенних дождей. Граф больше не мог обманывать себя — он не в силах ждать. Ему нужно увидеть дом и на его пороге повторить себе, что все это для него ничего не значит. Прошлое осталось в прошлом. Ничто уже не привязывает его к этой стране, земле, семье.

Граф и сам не знал, что именно ожидал увидеть. Двенадцати лет, конечно, было недостаточно для того, чтобы стены рухнули, а крыша провалилась. На первый взгляд в сумерках дом выглядел таким же, как прежде.И лишь подойдя поближе, Киллоран разглядел давно не чищеные дорожки и заколоченные окна. Он постоял, наблюдая за тем, как заходящее солнце скользит по стеклам окон второго этажа.

И тут на графа нахлынули воспоминания. Как наяву, он увидел мать — такую красивую и веселую, потом отца — спокойного и доброго. Родители погибли, а сам он покинул Ирландию, чтобы никогда больше не возвращаться сюда. Но пришлось… Единственное, что сейчас у него осталось, — это поместье, где он вырос и когда-то был очень счастлив… до тех пор, пока отец не унаследовал после брата титул, который был ему совершенно не нужен…

Подойдя еще ближе, Киллоран заметил, что два окна на втором этаже распахнуты. Входная дверь тоже была открыта, и вообще дом, невзирая на то что кругом царило запустение, выглядел так, словно ждет хозяев.

В душе графа шла мучительная борьба. Он не желал поддаваться чувствам. Никаким! Он и так стал на себя не похож — сначала влюбился в Эмму, а теперь готов прослезиться на пороге старого дома. Но Эмме он дал понять, что ей нет места в его жизни, а дому и понимать ничего не нужно.

Между тем, ступив на порог, Киллоран сразу почувствовал, что внутри кто-то есть. Он уловил запах щелока и свежести, словно недавно кто-то вымыл полы. Они действительно оказались чистыми. Наваждение…

Граф стал подниматься по лестнице, не зная, чего ему ожидать — то ли эльфов и фей из сказки, то ли злодеев из реальной жизни. Но разве злодеи моют полы в доме, где двенадцать лет никто не живет?

На пятой ступеньке широкая дубовая лестница скрипнула. Киллоран помнил этот звук с детства, и сейчас он стал предвестником чего-то неведомого. В доме царило безмолвие, и все-таки он был тут не один.

Кто здесь, черт побери? Где искать это чистоплотное привидение или забредшего переночевать странника, он уже знал.

Когда-то первая спальня слева принадлежала его родителям. Это было еще до того, как отец стал графом, и они переехали в родовую усадьбу Киллоранов — место, которое он сам ненавидел. А здесь, в старом поместье, он был счастлив…

Киллоран вошел в спальню и сразу направился к окнам. С улицы тянуло свежим, холодным воздухом. Он закрыл оба окна, повернулся и увидел ее.

Граф знал, при всей невозможности этого знания, что найдет ее здесь. Сейчас он смотрел на Эмму, мирно спящую на широкой кровати его родителей, и не удивлялся тому, что видит. На ней было платье цвета весны — светло-зеленое, рыжие волосы перевязаны белой лентой, на щеке — след пальцев руки, испачканной пылью. Так вот кто моет полы в его доме…

Туфли Эммы, слишком маленькие для такой высокой и не худенькой девушки, были сброшены около кровати. Она спала, положив ладони под голову, и выглядела при этом беззащитной и очень трогательной.

То ли Эмма услышала, как он закрывал окна, то ли сквозь сон уловила звук его шагов… Она вдруг открыла глаза и тут же в изумлении ахнула.

— Это мой дом, — сказал Киллоран негромко — нужно же было что-нибудь сказать.

Эмма села, прижавшись спиной к резному изголовью.

— Я не знала, — прошептала она. — Мне никто не сказал. Дом был словно живой, но такой заброшенный, такой печальный, что я…

Она сбилась и посмотрела на хозяина печального дома с такой болью и надеждой, что внутри у него все перевернулось.

— Разве дом может быть печальным? — спросил Киллоран, подходя ближе.

— Конечно. Я думаю, он тосковал по тебе. Ему отчаянно не хватало тебя, хотя ты и оставил его, уехал…

— Без меня ему лучше, — граф уже знал, что они говорят не только о доме и оба понимают это.

— Нет, не лучше, — возразила Эмма и тут же задала вопрос по существу: — Как ты оказался в Ирландии? Почему ты пришел сюда? Ты ведь не знал, что я здесь, уж в этом-то я уверена.

Ее глаза и голос лишали Киллорана остатков самообладания. Он попытался собраться с силами и смог сделать это. Граф улыбнулся так, как улыбался на Керзон-стрит.

— Дело в том, что в моей жизни произошли кое-какие изменения. Эта земля и дом — все, что у меня осталось. Больше ничего нет.

— Неправда, — она покачала головой. — У тебя есть я.

Он молчал. В спальне стало совсем темно — ночь вступала в свои права. Все происходящее сейчас здесь было похоже на сон, а во сне ведь можно делать все, что захочется, разве не так? И Киллоран повторил то, что услышал:

— У меня есть ты. Даже не знаю, проклятие это или благословение.

Эмма смотрела на него не отрываясь.

— Все зависит от того, чего ты хочешь — проклятия или благословения, — сказала она еле слышно. — Или от того, хочешь ли ты, чтобы у тебя была я.

— А как ты сама думаешь?

— Могу лишь гадать.

Он понял, что Эмма говорит правду. Она на самом деле не знала, как сильно он ее желал — не только телом, но и душой.

Еще можно вернуть себе — и ей! — свободу. Что мешает ему повернуться спиной к Эмме, к этому дому, где он провел счастливейшие дни своей жизни, к самой Ирландии? Эта девушка начнет новую жизнь. В конце концов, она еще так молода.

Это будет первым его благородным поступком за последние двенадцать лет. Никому и в голову не придет, что он способен на такое, что уж лукавить, самопожертвование. Да, он должен это сделать — ради Эммы.

— Значит, ты предлагаешь мне выбрать? — словно не понял Киллоран. — Я, конечно, ценю твое предложение, но все-таки вынужден отказаться от него.

— У меня теперь есть деньги, — Эмма говорила совсем не то, что хотела сказать. — После отца осталось большое состояние…

— Зачем мне твои деньги?

— Я знаю, что ты и так богат, но…

— Я же сказал, что у меня остался только этот дом, — Киллоран сказал об этом так, словно сообщал, что потерял перчатки. — Удача мне все-таки изменила. Я поставил не на ту лошадь… Стало быть, сей печальный дом да немного земли — вот и все, чем я владею.

Огонек надежды, который еще теплился в глазах Эммы, окончательно погас. «Вот и к лучшему», — подумал Киллоран.

— Почему ты оставил меня тогда в доме кузины Мириам? — внезапно спросила девушка. — Просто ушел, после того как застрелил лорда Дарнли?

Киллоран с напускным равнодушием пожал плечами.

— Я сделал все, что хотел, — он пробежал пальцами по ее волосам. — Ты, конечно, чудо как хороша, милая Эмма, но мне ты больше не нужна.

— Я вижу, — она отвела голову назад. — Похоже, я должна покинуть твои владения.

Девушка хотела встать, но Киллоран не дал ей это сделать — удержал, положив руки ей на плечи. В легком зеленом платье Эмма казалась тоньше и изящнее, чем в черных одеяниях.

— А я-то думал, что владею и тобой.

— Ты же этого не желаешь.

— Эмма! Я, конечно, жесток, бессердечен, а сейчас к тому же еще и небогат. Но почему ты решила, что вдобавок к этому я глуп?

Ему бы следовало уйти. Прямо сейчас. Но Киллоран понимал, что не сможет этого сделать. Еще один раз, только один раз… Он и так обречен гореть в аду. По крайней мере, будет что вспомнить в пламени преисподней.

Граф наклонился и осторожно коснулся губами ее рта. И тут же понял, что не сможет устоять перед искушением.

Дыхание Эммы было теплым и легким. Уже не осознавая, что делает, Киллоран развязал белую ленточку, погрузил пальцы в копну рыжих волос и отдался нахлынувшим чувствам.

Эмма не выразила ни протеста, ни желания ответить. Она просто откинулась на спину и смотрела на склонившегося над ней Киллорана. Хватило этого нарочитого самообладания ненадолго — через минуту Эмма уже застонала.

Последний раз, сказал он себе, снимая с нее платье. Эмма уже расстегивала его камзол, затем рубашку… Киллоран даже не обратил внимания на боль в плече, когда Эмма сорвала ее. Он вообще не осознавал, что она делает, пока не почувствовал вдруг, как Эмма застыла в его руках.

Он знал, что рана еще не до конца зажила. Шрам был ужасный — красный воспаленный рубец, ведь пулю пришлось доставать.

— Он тебя тогда ранил, — прошептала Эмма. — А я и не поняла…

— Обычная царапина, — он прикрыл шрам ладонью.

Эмма встала на колени, и Киллоран залюбовался ее прекрасным телом.

— Ты мне ничего не сказал… — она чуть не плакала. — Так вот почему ты ушел… Тебя ранили, и ты не хотел, чтобы я узнала об этом. Не хотел, чтобы пожалела…

— Да что ты, в самом деле! — уж этого Киллоран точно не мог допустить. — С чего ты взяла, что, если бы Дарнли промахнулся, я поступил бы иначе? И вообще, если у тебя осталась хоть капля здравого смысла, ты сейчас же встанешь и уйдешь! У меня-то его, похоже, нет…

Киллоран не договорил, потому что Эмма наклонилась и поцеловала его. Их губы слились, и граф понял, что этот поцелуй не прервет никакая сила.

И он уже ничего не мог поделать с собой, ибо разум словно оглох, ослеп и онемел, а тело, наоборот, готово было торжествовать.

Ему нужна была Эмма — на этой кровати, в этом доме, на его земле…

Казалось, прошла вечность, прежде чем дыхание его снова выровнялось. Эмма замерла, прижавшись лицом к его груди. Ее запах — аромат лаванды и роз — растворялся в свежем, как сама весна, воздухе Ирландии. В окно лился лунный свет. Все было прекрасно.

Киллоран провел рукой по ее волосам. Эмма подняла голову и взглянула в зеленые глаза:

— Ты действительно хочешь, чтобы я ушла?

На мгновение его рука замерла.

— Сие было бы самым разумным.

— Это не ответ. Ты хочешь, чтобы я ушла?

— У меня совсем не осталось денег. Мне негде жить, кроме этого печального дома… Да и сам я — бессердечный негодяй, которому нет дела ни до кого и ни до чего.

— Ты хочешь, чтобы я ушла?

— Муж из меня получится хуже некуда. Вся наша жизнь будет связана с этим поместьем — никаких развлечений. Большую часть времени я буду проводить с лошадьми, а ты одного за другим рожать детей…

— Ты хочешь, чтобы я ушла?

— Нет, — ответил наконец Киллоран и крепко прижал Эмму к себе.

 

Эпилог

1785 , Ирландия

— Папа! — требовательный возглас эхом разнесся по всему дому.

Киллоран едва успел войти и сейчас снимал в прихожей сапоги. Он чувствовал приятную усталость и удовлетворение, как всегда, когда возвращался со своего конного завода. Впрочем, его старшую дочь Летицию сейчас интересовало совсем не это.

— Что ты хочешь мне сказать, детка? — он погладил девочку по спутанной копне медно-рыжих волос. В мать она пошла не только волосами — для своих девяти лет Летиция была очень высокой.

— Мама сказала, что она скоро сойдет с ума. И я, кстати, тоже. Близнецы ссорятся весь день напролет, у малыша режутся зубки, а Колин играла с моей лучшей куклой — той самой, которую мне прислала из Лондона леди Селдейн, — голос Летиции звенел от возмущения. — И к чему, скажи на милость, маме столько детей, а мне братьев и сестер? — она воззрилась на отца в ожидании ответа.

— Чтобы жизнь не казалась вам скучной, — улыбнулся Киллоран и направился к лестнице.

Сверху доносились детские вопли, сквозь которые время от времени прорывался негодующий голос Эммы. Граф рассмеялся и обернулся к старшей дочери:

— А у нас новый жеребенок.

— Дейлили ожеребилась? — Летиция расцвела улыбкой и тут же нахмурилась: — И ты мне не сказал?

— Как не сказал? Вот только что.

На верхней площадке появилась Эмма. На руках у нее был ребенок. Малыш горько плакал, но, увидев отца, заулыбался прямо сквозь слезы.

— И что только заставило меня выйти за тебя замуж? — графиня Киллоран явно не спешила разделить счастье своего младшего сына.

— Полагаю, ты хотела получить титул, — предположил граф.

— Нечего мне тут улыбаться, — Эмма решительно сунула ему в руки малыша — Нужно было мне выйти за Натаниэля… За эти десять лет у них с Барбарой родилось всего двое детишек — такие спокойные, такие благовоспитанные. Живут люди в свое удовольствие… А что получила я?

— Очевидно, ты получила то, что хотела, — Киллоран пожал плечами. — А где наши слуги?

— У Нэнни болят зубы. Шэрон и Бриджет пошли в церковь, а кухарка — на кухне, где ей и положено быть.

— Все ясно. Ну что же, моя радость, если у нас так много детей, почему бы нам не избавиться от некоторых?

Томас, положив голову на отцовское плечо, сосал большой палец. Колин застыла на пороге комнаты, которую делила со старшей сестрой. На лице у девочки, слышавшей этот вопрос, мелькнуло недоумение. Близнецы Мэри и Рон в кои-то веки замолчали и воззрились не друг на друга, а на родителей.

Эмма переводила взгляд с одного своего ребенка на другого, и в ее карих глазах замелькали искорки смеха.

— Нет! Оставляем всех. Я люблю этих маленьких разбойников, хотя время от времени они сводят меня с ума. Давай дадим им еще один шанс!

— Ну что же, я не возражаю, — согласился Киллоран. — Если, конечно, ты не предпочтешь отправить их на конюшни.

— Для этого мы еще малы, — вздохнул Рон. — А то бы мы с удовольствием. Правда, Мэри?

Сестра кивнула.

— Пожалуй, верно, — Киллоран сделал вид, что задумался. — Но вас ведь можно отдать кому-нибудь в обучение. Скажем, лудильщикам.

— Если нас отдать в обучение, вам придется платить за это деньги, — заметила рассудительная Колин.

— Тогда просто выставим их из дома? — Киллоран повернулся к жене.

— Да ты не способен выставить из дома даже никого из собак, — фыркнула Летиция. — Всем известно, что у тебя самое доброе сердце во всей Ирландии, папа.

— Боюсь, найдутся такие, кто с тобой не согласится, — усмехнулся Киллоран. — Ладно, если уж я не способен быть с вами строгим, может быть, это удастся вашей матери.

— Маловероятно, — Эмма притянула к себе близнецов. — Нет ничего хуже, детки, чем раскаявшийся негодяй. Жизнь с таким человеком — сплошное несчастье.

— Это наш папа, да? Раскаявшийся негодяй? Я тоже буду таким, — Рон всегда и во всем старался подражать отцу. — И ты, Мэри?

Киллоран, словно в ужасе, закатил глаза.

— Знаете что, дети? Идите на конюшню и попросите Билли показать вам нового жеребенка. А ваша мать пока получит передышку на четверть часа, — граф передал Томаса Летиции.

— Передышку на четверть часа? Неслыханная милость, — хмыкнула Эмма, но дети уже сбегали по лестнице.

В доме наступила полная тишина, и это было удивительно.

— Что, любовь моя, слишком много детей? — шепнул Киллоран жене.

— Да нет, — она удивленно подняла брови.

— Значит, слишком много Ирландии? Мы не выбирались никуда уже целых десять лет.

— Тоже нет.

— А как начет твоего мужа — раскаявшегося негодяя? Не устала от него?

— У меня лучший муж в мире, — Эмма расплылась в улыбке.

— Тогда будем надеяться, что Билли удастся задержать детишек подольше, чем на четверть часа, — Киллоран показал жене глазами на спальню.

Ответом ему стала соблазнительная улыбка.

Примечания

1

Низший дворянский титул в Англии, то же, что землевладелец.

(обратно)

2

Deus ex machina — практика древнегреческой трагедии, когда драматург не мог завершить трагедию из-за слишком насыщенного сюжета. Он просто «спускал на землю» бога, который и решал все проблемы героев. Этим приемом пользовался, в частности, Эврипид.

(обратно)

3

Королева-воительница в мифологии древних кельтов. После смерти ее мужа, вождя племени икенов Прасутага, римляне разграбили королевскую сокровищницу, похитили дочерей Прасутага и Будикки, а саму Будикку подвергли жестокой порке. Оскорбленная королева подняла восстание против римского владычества, но в решающей битве потерпела поражение. После этого Будикка покончила с собой, приняв яд.

(обратно)

4

Город в графстве Кент у пролива Па-де-Кале, соединяющего Великобританию и Францию.

(обратно)

5

Карточная игра. Играют двое, в две колоды. Тасует себе каждый играющий сам, а снимает противник.

(обратно)

6

При игре в пикет — три карты одной масти, идущие подряд одна за другой (например, король, дама и валет).

(обратно)

7

Карты одной масти от туза до валета включительно.

(обратно)

8

Король и дама одной масти, ценящиеся в некоторых играх очень высоко.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Эпилог

*** Примечания ***