В лабиринтах смертельного риска [Михаил Владимирович Михалков] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (128) »
Михаил Михалков В лабиринтах смертельного риска
Пролог
1941 год. Ноябрь. Моя мать в Москве получила с фронта повестку, в ней говорилось: «Ваш сын… пропал без вести…». 1942 год. Январь. Моему брату Сергею Михалкову незнакомый военврач сообщил в письме: «Я знал вашего младшего брата Мишу. В октябре 1941 года в городе Кировограде он был расстрелян фашистами». 1944 год. Декабрь. Когда моей матери уже не было в живых, к моему брату Сергею Михалкову зашел гость, он оказался военнослужащим Дмитрием Цвинтарным. «Я хорошо знал вашего брата Мишу, — сказал он. — Я был с ним в фашистском лагере в городе Днепродзержинске, оттуда мы вместе бежали в феврале 1943 года…» 1945 год. Март. Мой брат Сергей Михалков получает письмо от латыша Жана Кринки, этот незнакомый товарищ писал: «Сообщаю вам, что ваш младший брат Михаил несколько месяцев жил у меня на хуторе Цеши, партизанил, бил фашистов и в сентябре 1944 года ушел с вражеской стороны через фронт к своим…». 1945 год. Май. Кончилась война. Никто из моих родных не знает, жив ли я, где я и что со мной… Что же со мной произошло? Где я был всю войну? Об этом я и хочу рассказать. Пусть мои воспоминания хоть небольшой веточкой вплетутся в вечно живой венок всенародной памяти о той жестокой войне. АвторГлава 1 Без вести пропавший
На фронтовых дорогах
Память… Память… Она снова возвращает меня к тем незабываемым дням сентября 1941 года, к тем боям, когда, зажатые со всех сторон в клещи фашистскими танковыми и пехотными частями, героически бились с врагом около тысячи бойцов и командиров, возглавляемые генерал-полковником М. П. Кирпоносом. В роще Шумейково близ хутора Дрюковщина наши бойцы и командиры стояли насмерть… Я хорошо помню эти жестокие бои на Полтавщине, ибо почти с самого начала войны находился в охране штаба Юго-Западного фронта. Рощу бомбила вражеская авиация, поливали огнем фашистские танки, артиллерия, минометы. С нашей стороны, особенно по ночам, на сгоревших кукурузных полях одна штыковая атака следовала за другой. — В атаку! Вперед! — слышался мужественный голос Михаила Петровича Кирпоноса. Был намечен прорыв из окружения отдельными группами. Схватки с врагом носили очаговый характер. В те дни в неравных боях погибли командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник Кирпонос, член Военного совета Бурмистенко, генерал Тупиков и многие командиры. Лишь после войны я узнал, что генералы Добыкин, Данилов и Панюхов с группой командиров штаба фронта пробились тогда к своим, а о судьбе генералов Потапова, Писаревского, бригадного комиссара Кальченко и дивизионного комиссара Рыкова до сих пор ничего не известно… Мне с группой бойцов тогда удалось вырваться из тисков вражеского окружения… Посоветовались. Разработали план дальнейших действий. После нескольких стычек по ходу движения нас осталось двое — я и боец-армянин. Однажды ночью, сняв часового и раздобыв у немцев двух лошадей с седлами, мы верхами ушли в южном направлении. Через дней пять на лошадях вплавь переправились через Днепр. Но и за Днепром оказалась та же неразбериха. После бомбежки потеряли лошадей. Мой попутчик был ранен в ногу, и мне пришлось пристроить его к отступающему медсанбату. Я остался один. Как-то под вечер вышел из лесопосадки. Тяжелая картина открылась моим глазам. Дороги заполнены нескончаемыми колоннами беженцев. Кто — и повозках, кто — на фурах, кто — верхом. Большинство бредет пешком, многие разуты. Женщины, прижимая к груди младенцев, тащат за собой детские коляски со скарбом. Старики с мешками и узлами за спиной еле плетутся, опираясь на палки. Маленькие дети, ухватившись за подолы матерей, хнычут, чего-то просят, семенят по пыльному тракту. Скрипят арбы и телеги. Гремят привязанные к чемоданам и ручным ящикам кастрюли и чайники. Кто-то кричит, кто-то ругается, кто-то крестится и причитает, но в массе своей люди идут молча. Несметные толпы идут на восток. С группой военнослужащих минуем разбомбленные сожженные села. Кое-где догорают дома. Закопченными скорбными обелисками высятся на пепелищах несгоревшие кирпичные печи. Согбенные старухи, скрестив руки, провожают нас печальными взглядами: то ли жалеют, то ли осуждают… Гонят скот. Столб сизой густой пыли висит над морем животных — ржущих, хрюкающих, мычащих, блеющих. На обочинах дорог — разлагающиеся и уже вздувшиеся трупы лошадей, свиней, коров, расстрелянных фашистами с воздуха. Часто раздается команда: «Воздух!» Бойцы спрыгивают с машин и из кюветов открывают беспорядочную стрельбу по немецким самолетам. «Мессершмитты» и «хейнкели» группами по десять — пятнадцать машин, на бреющем полете поливают все вокруг свинцовым дождем. Потом в небе воцаряется тишина, а на земле стонут раненые, слышны душераздирающие вопли женщин, детей. На дорогах, в придорожных кюветах, в кукурузных полях остаются- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (128) »
Последние комментарии
8 часов 34 минут назад
17 часов 26 минут назад
17 часов 29 минут назад
2 дней 23 часов назад
3 дней 4 часов назад
3 дней 5 часов назад