Синие камешки [Владимир Михайлович Марышев] (fb2) читать постранично

Стиг Олссон, сорокалетний потомок викингов, покоритель десятка планет, занимался ерундой. Многие из бывших соратников пожали бы плечами, увидев, как ас косморазведки, простой, грубоватый и ничуть не сентиментальный, перебирает разложенные на столе камешки. Небольшие, округлые, они напоминали обыкновенную гальку, но были удивительной красоты — ярко-синие с сетью золотых прожилок.

— Янош, — тихо произнес Стиг, коснувшись одного из камней. — Робер, — выдохнул он, погладив другой, — Фабиан, Антонио, Болеслав, Гуннар, Алексей, Уве…

ЭТО ПРОИЗОШЛО пятнадцать лет назад на Кали — планете с нормальной, почти земной атмосферой, но невыносимо скверным характером. Не зря ей дали имя индийской богини смерти — четырехрукой фурии с безумным лицом, в ожерелье из черепов, держащей меч и отрубленную голову врага. Если к исследованию более покладистых миров сразу приступали ученые, то укрощение строптивых возлагалось на вояк из косморазведки. Конечно, даже самые опытные профи могли подкачать: рухнуть в расколовшую плато расщелину и свариться в заполняющем ее лавовом бульоне, погибнуть от резкого, в сотню-другую градусов, скачка температур, не отбиться от какой-нибудь плотоядной мерзости — ползающей, летающей или притворяющейся кустиком. Но штатских на их месте выкашивало бы десятками — при каждом неверном шаге.

Лейтенант Олссон считался везунчиком. С легендарным полковником Ризли, конечно, ему было не сравниться, но до сих пор удавалось перехитрить судьбу. Однако свирепая Кали не собиралась давать поблажки никому из пришельцев. И здесь, в ее владениях, Стиг за несколько секунд потерял сразу восьмерых из своей группы.

В одной неуютной, но, как думали, более-менее изученной местности они неожиданно напоролись на трубку Хольца. Сам Хольц, открывший эту дрянь несколькими годами ранее, по счастливой случайности сумел унести ноги. А вот им не повезло…

Представьте себе жуткую, с километр глубиной, дыру в земле, где происходят загадочные процессы. Одни минералы превращаются в другие, и содержимое гигантской «пробирки» то плавится, то вновь кристаллизуется, причем кристаллы эти безостановочно путешествуют вверх-вниз. Обычно сосуд с «похлебкой дьявола» (выражение того же Хольца) бывает плотно закупорен. Но с годами многометровая каменная пробка начинает разрушаться. Ее истачивают снизу агрессивные газы, превращая в нечто эфемерное, вроде готового осыпаться от малейшего сотрясения столбика пепла. Почему-то именно эту трубку в свое время проглядели, а у группы не было необходимой аппаратуры. Это ее и погубило.

Все произошло невероятно быстро. Под землей словно заворочался ожидавший своего часа исполинский червь. Напряг мускулистое тело, закрутил бронированной башкой, обрушивая изъеденную крышу своего жилища, и люди полетели в расширяющуюся воронку, как сброшенные со стола оловянные солдатики. Когда воронка поглотила последнего, «похлебка дьявола» выступила на поверхность. Отвратительное болотно-зеленое месиво бурлило, чавкало, плевалось дымящимися ошметками.

Командир группы и еще несколько человек уцелели чудом — они шли в стороне от остальных. Трубка почти сразу засасывала жертву на огромную глубину. Но вот именно — почти… Позже Стиг много раз прокручивал эту сцену в мозгу. И неизменно приходил к одному и тому же выводу: две-три секунды у него в запасе были. Были, черт возьми, несмотря на изощренное коварство богини Кали!

Если тебя угораздило попасть в трубку Кольца, выбраться самостоятельно нечего и думать. Но группу сопровождал «Кагуан» — летающий робот-охотник. Он должен был высматривать и обезвреживать самых ужасных местных монстров, которых не брал лучемет из стандартной экипировки.

Двух секунд все-таки не хватило бы. А вот трех — наверняка. В инструкции такой случай не был четко прописан, но Стиг, в принципе, знал, что делать. Он должен был сформулировать задачу для робота и отдать ему приказ. Примерно секунда уйдет у «Кагуана» на разворот. Затем охотник выстрелит ловчей сетью, она охватит незадачливую восьмерку и выдернет ее из объятий четырехрукой богини Кали!

Должен был… Два слова, коротких, как пощечины. Да, он был должен, но не смог. В тот самый момент, когда судьба доверила ему восемь чужих жизней, Стига захлестнул невероятный, дикий, первобытный ужас. Он окаменел, превратился в языческого идола, который не сдвинется с места, пока его не свалят и не поволокут к реке, чтобы утопить во славу нового бога.

Олссона никто никогда не осмеливался назвать трусом. Что же случилось? Может, дело в чистой физиологии — сильнейший стресс перерос в ступор? Впоследствии у Стига было сколько угодно времени для анализа. А тогда он просто стоял истукан истуканом и смотрел, как испражняется преисподняя, только что сожравшая его товарищей.