Медвежий угол [Виктор Алексеевич Пронин] (fb2) читать постранично

Виктор Пронин Медвежий угол Повесть

Самолетик, маленький и насквозь промерзший, с инеем на иллюминаторах и на жестких металлических скамьях, летел над мерзлыми болотами, затянутыми туманом, над худосочной северной тайгой. Несколько раз он садился на каких-то таежных аэродромах, больше напоминающих обычную укатанную лыжню, пробегал мимо занесенных по самую крышу избушек, мимо воткнутых в снег елочек, которыми ограждали взлетную полосу, и останавливался. Сквозь тонкие, вибрирующие борта слышались злые порывы ветра, скрип и скрежет каких-то тросов, распорок, креплений. Ненадежным казался самолетик, весь его вид настораживал и как бы предостерегал от слишком честолюбивых планов, заставлял вспомнить забытые суеверия, осмеянные предчувствия.

Приземлившись, летчики, не обращая внимания на одинокого пассажира, что-то вытаскивали из самолетика, втаскивали в него, беззлобно смеялись над кем-то, договаривались о встрече, а потом захлопывали дверцы, отряхивали с себя снег, падали на остывшие сиденья и, не прекращая начатого разговора, выруливали на старт. Провожающие что-то беззвучно кричали им, размахивая рукавицами, шапками, бежали следом. Самолетик набирал скорость, его бросало, заносило из стороны в сторону, а потом вдруг наступало такое ощущение, будто он с проселочной дороги выехал на асфальт. Значит, поднялись. Теперь надо было поскорее набрать высоту — до того, как приблизится темная стена леса. Последний раз мелькали покосившиеся на ветру елочки, и узкая просека исчезала. И было немного жутковато думать, что ее могли и не найти в бесконечной белой круговерти. Но летчики находили и следующую просеку, приземлялись, сбрасывали мешки с почтой и снова поднимались.

Панюшкин сидел недалеко от кабины пилотов, плотно сжав крупные жесткие губы. За время полета углы поднятого воротника куртки от его дыхания покрылись инеем, да и Панюшкин казался как бы смерзшимся, меньше обычного. Прижимаясь лбом к иллюминатору, он видел далеко внизу то жиденькую рощицу, то сопку, но в следующий момент все опять скрывалось в снегу и возникал новый пейзаж, точно такой же...

«Какого черта вызывают?» — думал Панюшкин недовольно. Он не любил, когда его вызывало начальство, он всегда ощущал неприятное чувство зависимости, которое приходилось подавлять усилием воли. «Опять, наверно, какая-нибудь неприятность», — решил он. Было досадно, что его сорвали с места, заставили бросить стройку, а завтра, если не сегодня, ему предстоит сквозь вот эту же белесую мглу проделать обратный путь. Если, конечно, будет самолетик, если будет оказия, соизволение начальства...

Панюшкин ворчал про себя, но в то же время был рад этой поездке, которая нарушила его не больно веселые будни. Каждый месяц ему приходилось вот так, воспользовавшись почтовым рейсом, добираться в городок, где он за день решал уйму вопросов со снабженцами, заказчиками, проектантами, со всеми, кто был заинтересован в скорейшем окончании строительства нефтепровода.

Добираясь из аэропорта в городок, идя по дымящейся от мороза улице, утонувшей между сугробами, толкаясь в приемных начальства, ругаясь и отшучиваясь, Панюшкин все еще чувствовал в теле насадную вибрацию самолетика. Когда он наконец утряс все хозяйственные, кадровые и прочие дела, он вспомнил, что ему еще надо зайти в райком. «Эх, некстати!» — с досадой крякнул Панюшкин: он не успевал на обратный почтовый рейс. «Эх, некстати!» — продолжал про себя повторять он, вышагивая по вытертой дорожке в приемной секретаря. Несмотря на его маленький рост, шаги у Панюшкина были крупные, поворачивался он круто, смотрел исподлобья напористо, даже зло.

— Может, ему напомнить? — спросил он, резко остановившись у столика секретарши.

Полная женщина с легкомысленным шарфиком на шее вначале подперла пальцем строку, которую читала, сняла очки, приосанилась и только тогда подняла глаза.

— Простите, вы что-то сказали?

— Я спросил, не напомнить ли вашему? — он дернул подбородком в сторону обитой двери. — Я здесь уже достаточно поторчал и его начальственное самолюбие, полагаю, вполне ублажил.

Секретарша неодобрительно посмотрела на Панюшкина, надела очки и убрала палец со строки. Углубилась в работу.

— Между прочим, он не только мой начальник, — проговорила она, не поднимая головы.

— А чей же еще? — быстро спросил Панюшкин.

— Хм, — она улыбнулась бумажке, которая лежала перед ней. — Будто не знаете... А между прочим, он не из таких.

В это время раздался звонок.

— Вас ждут, — проговорила секретарша так, будто эти ее слова были самым убийственным доводом в их споре.

Панюшкин решительно подошел к обитой черным дермантином двери, рванул ее на себя и, одним шагом перемахнув через маленький темный тамбур, ступил на мягкую ковровую дорожку, которая вела прямо к столу секретаря.

Секретарь, Олег Ильич Мезенцев, сидел за столом, правильно, по школьному.