Бог не любовь: Как религия все отравляет [Кристофер Хитченс] (fb2) читать постранично, страница - 3

точной статистики по этому вопросу вообще был возможен, я уверен, факты показали бы обратное.) Мы понимаем, что жизнь конечна и что наше единственное бессмертие — в наших детях, и мы рады уступить им свое место в этом мире. Мы не исключаем, что люди, осознавшие, как коротка и тяжела их жизнь, возможно, будут добрее друг к другу, а не наоборот. Мы можем сказать с уверенностью, что нравственная жизнь возможна без религии. Мы также знаем, что верно и обратное: под властью религии слишком многие не просто вели себя не лучше других, но присуждали себе право совершать поступки, которые вызвали бы негодование даже у владельца борделя или военного преступника.

Важнее всего, пожалуй, то, что нам, неверным, не нужно постоянно подстегивать свое неверие. Именно нас имел в виду Блез Паскаль, обращаясь к тем, кто говорит: «Я так устроен, что не способен верить в бога». В деревне Монтелье, во время очередного разгула средневековой инквизиции, одну из обвиняемых спросили, кто ее научил еретическим сомнениям по поводу ада и воскрешения. Женщина, вероятно, понимала, что ей грозит долгая мучительная смерть от рук блюстителей веры, но все же ответила, что никто ее не учил, и до всего она додумалась сама. (Нередко слышишь, как верующие воздают хвалу простоте своих собратьев, но естественное здравомыслие и ясность рассудка этой женщины остаются без похвалы. Эти качества были затоптаны и выжжены каленым железом у такого числа людей, что на одно их перечисление не хватит целой жизни.)

Нам нет нужды собираться каждый день или каждый седьмой день, или в какой бы то ни было знаменательный день, чтобы вещать о своей праведности или каяться, упиваясь собственным ничтожеством. Нам, атеистам, не требуются ни священники, ни церковная иерархия, следящая за чистотой догмы. Нам отвратительны жертвоприношения и ритуалы, а с ними мощи и поклонение любым изображениям или предметам (даже если эти предметы имеют вид одного из самых полезных человеческих изобретений — книги). Ни один уголок Земли для нас не более «свят», чем другой. Тщеславной нелепости паломничества и откровенному ужасу кровопролития во имя какой-нибудь священной стены, пещеры, гробницы или камня мы противопоставляем то неспешные, то нетерпеливые шаги по залам библиотек и галерей или обед с хорошим другом — всегда в поисках красоты и истины. Если мы ищем всерьез, некоторые из наших прогулок среди книжных полок и картин, некоторые из наших обеденных бесед непременно сведут нас с верой и верующими: от великих художников и композиторов, черпавших вдохновение в религиозной тематике, до святого Августина, Фомы Аквинского, Маймонида и Джона Ньюмана. Эти могучие умы могли писать мерзости и глупости, могли быть до смешного невежественны в том, что касается истинной причины болезней или места Земли в Солнечной системе, не говоря уже о вселенной, но именно по этой причине подобных им больше нет и никогда не будет. Последние слова, в которых еще был смысл, благородство или вдохновение, религия произнесла очень давно. В лучшем случае, она переродилась в достойный восхищения, но расплывчатый гуманизм таких людей, как Дитрих Бонхеффер, храбрый лютеранский пастор, повешенный нацистами за нежелание им пособничать. Мы больше не увидим никого, подобного пророкам и мудрецам древности. Культы наших дней всего лишь отголоски дней минувших, иногда доходящие до крика, в попытке заглушить ужасающую пустоту веры.

Некоторые апологеты религии (можно вспомнить Паскаля) по-своему блистательны; некоторые (здесь нельзя не упомянуть Клайва Льюиса) занудны и нелепы. Но и тех, и других объединяет непосильная тяжесть их ноши. Какие нужны усилия, чтобы обосновать невероятное! Ацтеки каждый день вспарывали по грудной клетке, чтобы солнце не передумало всходить. Монотеистам полагается клянчить милости у своего божества еще чаще, возможно, по причине глухоты последнего. Сколько плохо скрытого тщеславия нужно, чтобы мнить себя центром божественного плана? Сколько собственного достоинства нужно принести в жертву, чтобы без устали ползать на брюхе, вымаливая отпущение грехов? Сколько требуется ненужных допущений и натяжек, чтобы «подстраивать» каждое новое научное открытие под откровения древних идолов, придуманных самим человеком? Сколько святых, сколько чудес, соборов и конклавов необходимо, чтобы сначала провозгласить догму, а затем — после бесчисленных страданий, утрат, абсурда и жестокости — эту догму отвергнуть? Бог не создавал человека по образу и подобию своему. Все было как раз наоборот. Отсюда повсеместное обилие богов и религий (и межконфессионального братоубийства), столь замедлившее развитие нашей цивилизации.

Преступления на религиозной почве происходили и происходят не потому, что мы порочны, а потому, что наш вид, по своей биологической природе, лишь отчасти рационален. Эволюция оставила наши предлобные доли слишком маленькими, а наши надпочечники слишком большими; наши репродуктивные органы, судя по всему,