Гора Крутая [Николай Владимирович Богданов] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (5) »
Николай Владимирович Богданов Гора Крутая
…Шумит веселый народ на горе Крутой. Кончилась школа, убрали скотину, повечеряли; старики на запечные места покарабкались, а вся молодежь кто с ледянками, кто с салазками, а иные счастливцы со скамейками на гору Крутую. Крепко повязала Дуняшка полушалку, а бабушкины красные чулки веревочками завязала; на горе растрепаться немудрено, беспокойная эта гора. Иван собирался тоже старательно, все привязал — и голицы и шапку ушастую, а поверх шубы красный галстук выпустил, считает себя Ванька первым пионером на селе. Как же, вот елки осенью рассаживали, кто больше всех насажал? — Он. А кто на сходе слово от пионеров говорил? — Он же. Как тут не считать себя Ваньке первым пионером. Так выкатили они скамейку, перевернули, заиневел ледок! — Дай-ка водицы, — сказал Иван. Дуняша подала ему ковшик. Плеснул Иван раз-другой, и на ядреном морозце заиграла вода радугами. — Эх, ты, гладенький! — Провел Иван рукавицей по свежему ледку. — Эх, скамеечка самокаточка! Эдакий ледок вывезти не шутка, сперва скамейку навозом обмажешь, разровняешь, снежку посыпешь, а уж потом водицей, и так каждое утро поливаешь. Чуть не так, чуть на один бок, и никуда скамейка не годна — заныряет. — Гожа у Ваньки скамейка, все соседи говорят. И гордится Иван скамейкой. По селу раскатит-раскатит. — Сторонись — дай дороги! Так и сейчас, поставил Иван скамейку, вытер сиденье подолом шубейки, «садись штоль», нарочно грубо сказал Дуняшке. А у Дуняшки и гляделки врозь! Прыгнула, вцепилась и от счастья слова сказать не решается. Двинул Иван скамейку сперва тихо, у двора катыхи твердые, а как на дорогу выехали, навалился всей грудью, скакнул раза два, вскочил сам сзади, и пошла скамейка юлить по дороге. — Эй, буржуи, — кричит Ванек встречным без скамеек, — сторонись, пролетарии едут! — Ишь разошелся, — ворчат встречные, рюхая в снег. Как увидит Ванька впереди себя ледень иль салазки, из шкуры вылезет, а обгонит, да норовит невзначай стукнуть — хоть и легонько, а знай наших! Дуняшка от восторга цветет маком, да нет-нет визгнет на особо страшном месте не на всю улицу, а с понятием, слегка. — Струсила, — смеется Ванька, ему лестно. Дуняшка захихикает и еще больше раскраснеется. Так лихо доезжают до горы. Шумит гора Крутая. Зимний перерыв в школе объявили. Народу съехалось, как на ярмарку, деревня большая — два конца; поречный конец дворов шестьдесят да заречный — сорок, а гора на всех одна, толочется народ, галдит. Всяк старается первым катить, оттого задеваются, оттого и кувыркаются зря. Ледней и салазок, скамеек всяких — целая очередь у горы, стали и Ванька с Дуняшкой в ряд. Задор у Ивана разыгрался, а тут вот жди. — Эх, и катнет его ледянка, дальше всех, до незаезженного снега! — Эй, вы тама, — кричит Ванька, — шевели, не задерживай. И видит он, подныривают иные мимо череда. — Кто там зря пущает? — Да они сами… — Как так то-есть сами? — А вон глянь — гляди Парфенька опять! Не вытерпел Иван, подскочил, цоп Парфеньку за шубу: — Куда прешь, элемент несознательный! — А ты чего шубу дерешь, — огрызнулся Парфенька. — Не пущу, не рвись. — Ну и оторви, оторви только… — Тпру-тпру серый… стой, — поддразнивает Иван и держит Парфеньку за шубу, пока едет народ до его череда. — Ну, Дуня, трогай! — Дуняшка пододвинула скамейку к самому краю, и сердце у нее забилось: ох, уж и страшно, ох, уж и ехать ли? Ванька подпрыгнул, влепился сзади, ледянка провалилась, как в пропасть, поддала раз, поддала два, как крылатый конь перелетела ухабы и понеслась по ровному скату. Дух ветерком занимает… Ух!.. — скамейка взрыла пухлый, нетронутый еще никем снег и Дуняшке залепило все глаза. — Вон куда хватила! — Здорово… — протирает Дуняшка глаза и видит, заехали они в самые незаезжаемые места. — Никто кроме нас! — Иван повертывает скамейку и чертит новый круг по незатоптанному снегу. С горы все видят, рукавами кажут — эко Иванова скамейка куда маханула! Лезет Иван на гору, топает громче всех, а девчата, что галчата, облепили скат и орут: — Скати Иван, Ваня скатни… меня, скатни меня! — Поспеете, — как можно важней говорит Иван и становится в новый черед. Дуняшка победоносно оглядывается; что, дескать, взяли, и любовь к брату, не променявшего ее ни на кого, сверкает в ее глазах. Парфенька теперь вперед не лез, а стоял сбоку смирненький и руки под полой держал… Вот опять двинул Иван скамейку и опять забилось у Дуняшки сердце… ой, спрыгну! Но уж поздно, скамейка ринулась. Раз, — что-то вдруг хрустнуло, и взметнулся вверх взрытый снег, ножки скамейки, дунькины красные чулки. Иван вскочил, отряхнулся и, не понимая в чем дело, таращил глаза. — Это Парфенька, Парфенька кинул, — галдели с горы девчата.- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (5) »
Последние комментарии
3 часов 2 минут назад
3 часов 6 минут назад
3 часов 18 минут назад
3 часов 19 минут назад
3 часов 33 минут назад
3 часов 50 минут назад