Том 8. Девушка из космоса [Картер Браун] (fb2) читать онлайн

Картер Браун ПСС, т.8. Девушка из Космоса

Зеленоглазые джунгли (Пер. с англ. П. В. Рубцова)

Глава 1

Шестиэтажное административное здание, состоящее почти целиком из зеркального стекла, сияло отраженным солнечным светом, словно заколдованный дворец из сказки Андерсена, перенесенный каким-то чудом на бульвар Уилшир. Все вокруг сверкало новизной; даже медная дощечка, на которой готическим шрифтом было выведено: «Каденция филмз», казалось, излучала девственный аромат ничем не запятнанной чистоты. Внутри здание тоже выглядело таким легким и воздушным, что я старался стоять в центре лифта, чтобы не нарушить равновесия и не создать тем самым еще одну архитектурную загадку, соперничающую с Пизанской башней.

А в поисках нужного кабинета на пятом этаже я держался подальше от лиловых стен коридора, поскольку создавалось впечатление, что краска не совсем еще высохла… Похоже, компания «Каденция филмз» не пожалела средств, чтобы появиться на свет без малейшего дефекта; сейчас, судя по всему, она пребывала в младенческом возрасте. Как же вышло, что ей уже понадобилась моя помощь?

Глава отдела по связям с общественностью, сидевшая за широким, скандинавского дизайна столом, строго оглядела меня синими глазами. Ее стриженые светлые волосы были аккуратно зачесаны назад, не отвлекая внимания от прекрасной формы лица с высокими скулами, классическим носиком и плавно изогнутыми губами широкого рта. Короткий пиджачок шелкового костюма, искрящегося, словно шампанское, тесно облегал полную грудь и еще теснее — талию, подчеркивая, как она тонка.

— Мистер Холман? — Голос у нее оказался хриплым, но приятным. — Присаживайтесь. Меня зовут Ленора Палмер.

— Благодарю вас. — Я уселся в кресло скандинавского же дизайна и зажег сигарету.

— Рик Холман? — непринужденно спросила она. — Вы не против, Рик, если мы отбросим излишнюю официальность и будем называть друг друга по имени?

— Что ж, это было бы вполне по-дружески, Ленора, — согласился я.

В больших синих глазах мелькнул стальной блеск.

— Не обязательно быть чертовски искренним, Рик, — хмуро посоветовала она, — особенно когда вам нужны деньги.

— Мне всегда нужны деньги, — честно заметил я.

— Хорошо! — Блондинка улыбнулась, показав ослепительно белые зубы. — Должна вам сказать, Рик, что меня заставила пригласить вас ваша прекрасная репутация в шоу-бизнесе. Я наслышана о вас, как о человеке, умеющем улаживать любые внутренние неурядицы эффективно и благоразумно.

«Шоу-бизнес»! Я мысленно содрогнулся от этого слова. Но что могла знать обо мне блондинка? Казалось, она появилась в киноиндустрии примерно в то же время, когда завершилось строительство этого здания, то есть вчера или в крайнем случае позавчера. Однако вслух я произнес:

— Очень приятно, что вы слышали обо мне, Ленора. Надеюсь, вы не сочтете бестактностью, если я в свою очередь признаюсь, что ничего не знаю ни о вас, ни о компании «Каденция филмз»?

Она снова улыбнулась или скорее ощерила зубы.

— А о компании «Ария продакшн», Рик? И о ее бывшем президенте Оскаре Нельсоне?

— Конечно. Кто о них не слышал!

— «Каденция филмз» — филиал «Арии», и заведует им лично мистер Нельсон, — пояснила блондинка покровительственным тоном. — Возможно, вам ничего не известно обо мне потому, что последние четыре года я работала в Европе пресс-секретарем мистера Нельсона.

— Его пресс-секретарем? — Мой голос сохранил полную невозмутимость. — У вас, наверное, было множество развлечений?

— Не наглей, парень! — отрезала она с ледяным презрением. — Оскар Нельсон никогда не путает дело с развлечениями, особенно если речь идет о его ближайших подчиненных! Надеюсь, я выразилась достаточно ясно?

— Вполне. Думаю, мистер Нельсон большой олух.

— И не пытайтесь мне льстить, — добавила она раздраженно. — Мы отлично сработаемся, если вы запомните, что у нас обоих есть дело и его нужно выполнять.

— Это был искренний комплимент, — осторожно разъяснил я. — Сами знаете, Ленора, вы очень привлекательная женщина. Или ваша близорукая гордыня не позволяет вам надеть очки?

— Ладно, забудем об этом! — Она глубоко вздохнула. — Только попусту тратим время. Буду вам благодарна, Рик, если в будущем вы ограничите свои замечания только делом. Надеюсь, теперь, начиная работать на меня, вы поняли, что я отношусь к типу самых ретивых исполнителей и просто не потерплю потери даже минуты служебного времени. Так что настраивайтесь внимательно выслушать меня, и мы сойдемся, как парочка попугайчиков, поющих свою прекрасную песенку!

— До тех пор, пока я позволю вам петь соло, в противном случае вы взъерошите мои милые перышки?

— Снова грубите?

Меня удивляли внезапные резкие нотки в ее голосе, но потом я понял, что ей, очевидно, хотелось установить между нами такие же дружеские отношения, как бригадиру слесарей — с его бригадой, когда необходимо поскорее закончить ремонт канализации.

— Не беспокойтесь, Рик, — белые зубы снова сверкнули, — через некоторое время вы убедитесь: не такая уж я стерва.

— А меня только что осенило: в этом месяце уплата по закладной уже произведена. В конце концов, деньги мне не так уж и нужны.

— Что вы хотите этим сказать? Выразитесь точнее! — Светящиеся глаза приобрели едва заметное озадаченное выражение.

— Хочу сказать, что не позволю кастрировать себя даже самому голосистому попугайчику, — размеренно произнес я. — Между прочим, был бы не против работать и на скверную старую стерву, но вы — позолоченная молодая стерва, а это намного хуже. — С этими словами я поднялся с кресла и с улыбкой посмотрел сверху вниз на ее побледневшее лицо. — Так что можете исполнять вашу каденцию, милая, кому-нибудь другому; боюсь, что я внезапно потерял слух.

Почти у самой двери она окликнула меня приглушенным голосом:

— Подождите!

Увы, вежливость всегда была характерной чертой Холмана. Обернувшись, я получил полный разряд убийственного гнева из светящихся кобальтово-синих глаз. Ее лицо было белым как мел, а щеки пылали двумя ярко-красными пятнами.

— Садитесь, вы… Вы, чувствительный пройдоха… — Она чуть не задохнулась, выдавив эти слова. — До ваших кроманьонских птичьих мозгов еще не дошло, что мы живем в двадцатом веке? Не понимаете, что теперь у женщин равные права с вами? Им требуется от жизни нечто большее, чем проводить время у горячей плиты и получать время от времени жалкое вознаграждение в виде клочка сена от хозяина… Кто вы такой, черт возьми, чтобы уходить от меня прежде, чем…

— Почему вы мне сразу не сказали, что сделка заключается в этом? — страстно прервал я ее тираду. — Ленора, милая, буду счастлив приглядывать за вашей горячей плитой, да еще за такое дивное вознаграждение.

Вот что я вам отвечу! Сейчас запру дверь, вы скинете одежду, и мы при деле!..

На какой-то миг показалось, что она просто распадется на части. Затем неожиданно тяжело согнулась на стуле и испустила тонкий плачущий звук. Я не сразу сообразил, что это был смех.

— О’кей, — сказала она слабым голосом спустя минуту. — Извините меня, Рик, и садитесь. Я провела последние два года в Риме. А если с итальянцами не говорить в таком тоне, они все время пытаются исподтишка тебя ущипнуть, даже если ты стоишь к ним лицом!

Пришлось снова сесть, хотя это и не входило в мои планы. Ленора Палмер слегка коснулась носовым платочком глаз и быстро восстановила утраченное спокойствие; на сей раз оно не было столь несносным.

— Как случилось, что у вас возникли проблемы, если «Каденция филмз» совсем новая компания? — спросил я.

— Они перешли к нам по наследству, — объяснила она. — У мистера Нельсона возникла блестящая идея. Он всегда был лояльным стопроцентным американцем, поэтому для него перенос производства в Европу не…

— Особенно теперь, когда это стоит там столько же, сколько здесь? — пришел я на помощь. Но, не встретив поддержки, не стал продолжать.

— Мистер Нельсон понял, что многие европейские звезды засверкали благодаря своей яркой индивидуальности, — с энтузиазмом продолжила Ленора. — Вот его и осенила идея: привозить оттуда талантливых звезд и снимать их прямо здесь, в Голливуде. Поэтому он и создал собственную компанию, чтобы управлять этими делами. Это и есть «Каденция».

— И одна из таких звезд — Карола Руссо? — поинтересовался я. — Помнится, читал о ней в киноновостях. Она приехала около месяца назад?

— Да. — Уголки широкого рта выразительно загнулись вниз. — Проблема в ней, Рик. С нею приехал ее продюсер — Джино Амальди.

— Он же и муж?

— В любом смысле этого слова, но только не в том, что дано в словаре, — пояснила Ленора, пожав плечами. — У него уже была жена, когда он встретил Каролу. В сущности, Амальди никогда не сможет узаконить свою связь с Каролой: в Италии большие проблемы с разводом.

— Их отношения, наверное, мало чем отличаются от тех, что так распространены сегодня в Европе? Он — крупный продюсер, который открыл Каролу и сделал из нее звезду. А она влюблена в него до такой степени, что не решится выпить стакан апельсинового сока без его согласия?.. Угадал? Такой порядок?

— Вы совершенно правы, — сказала Ленора, — все так и было еще три недели назад! Но тут Карола Руссо познакомилась с Доном Талантом, который играет вместе с ней в фильме, и…

По словам Леноры, это было как ядерный взрыв — всего через пять минут после того, как они встретились, Талант пылал от страсти, а Карола не сводила с него влюбленных глаз. Затем, два дня спустя, Амальди понадобилось съездить по делам в Рим. Это освободило и раскрепостило Каролу. Даже сам мистер Нельсон заметил, что происходит между нею и Талантом!

— Мистер Нельсон, похоже, проницательный парень? — произнес я восхищенно.

— Оскар Нельсон — гений! — Ровный голос Леноры не допускал возражений. — Но была еще одна маленькая проблема, сдерживавшая Таланта…

— Его жена? — утомленно предположил я, — О, я начинаю думать, что вы уже побывали здесь, Рик? — Ленора мрачно усмехнулась. — Его жена Моника Хейс — женщина, которой в телевизионных драмах всегда достаются роли доверчивых и любящих супруг. А в жизни она так доверчива, что снимает отпечатки пальцев с получаемых им конвертов и бандеролей, прежде чем передать их ему, а потом проверяет в ФБР. Но удача сопутствовала Дону. Моника получила роль в вестерне и уехала на съемки в Колорадо через несколько дней после того, как Амальди отбыл в Рим. Но тут у влюбленных возникла еще одна проблема — мистер Нельсон. Он сделал все, чтобы у них не было никакой возможности остаться наедине. Жертвуя своим собственным временем, Нельсон находился рядом с Каролой постоянно.

— Мистер Нельсон не только гений, у него еще и доброе сердце, — заметил я с уважением. — Это впечатляет.

— Срабатывало отлично! — проскрипела Ленора. — Только вот три дня назад они неожиданно исчезли.

— Вы имеете в виду Каролу и мистера Нельсона? — спросил я наивно.

— Вы чертовски хорошо знаете, кого я имею в виду! — рявкнула она. — Это не тот случай, чтобы шутить, Рик, у нас серьезная проблема. Они просто испарились. Но это было бы еще полбеды! Неожиданно Амальди вернулся из Рима на неделю раньше, чем предполагал, и орал тут с пеной у рта двадцать четыре часа. Затем оказалось, что в Колорадо была прекрасная погода и у съемочной группы ни одна сцена не заняла больше трех дублей. Моника Хейс тоже вернулась раньше и обнаружила, что ее ждет прекрасный, но необитаемый дом. Она шумела так, что портовый грузчик, только что уронивший себе на ногу стальной крюк, по сравнению с ней мог бы показаться Томасом Элиотом^[1], читающим лирические стихи нескольким избранным друзьям.

— Следовательно, в любую минуту она может взорваться и пересказать эту историю кому-нибудь из голливудских репортеров?

— Совершенно правильно! — На мгновение прекрасное лицо моей собеседницы помрачнело.

— Не понимаю, — сказал я. — Кто-то из нас сошел с ума. И мне кажется — это вы.

— В чем дело?

— Вы же руководитель отдела по связям с общественностью — и говорите, что у вас большая проблема. Какая проблема? Лишь только Моника Хейс обратится в газету, ваша компания получит миллион долларов! Это же самая лучшая реклама фильма, причем совершенно бесплатная!

— Нет! — Ленора заметно вздрогнула, при этом искрящийся шелк на груди очаровательно подпрыгнул. — Если хоть что-то вылезет наружу, мистер Нельсон перережет мне горло. Это может погубить всю сделку с Амальди, а картина без Каролы Руссо в главной роли — ничто! Мистер Нельсон уже потратил двести тысяч, и если у него не будет Руссо, эти деньги можно считать спущенными в унитаз. Вам нужно найти ее и Дона Таланта и обоих привезти сюда. Да побыстрее, Рик!

— Их нет уже три дня? — спросил я уныло. — Но только теперь вы надумали обратиться к кому-то, чтобы их разыскать?

— Мистер Нельсон, естественно, очень расстроился, когда это случилось. — Но был уверен, что они вернутся раньше, чем Амальди и Моника. Весь ужас в том, что Руссо не ожидает возвращения Амальди раньше, чем на следующей неделе, а Талант уверен, что его жена еще на съемках в Колорадо. Как только им станет известно, что оба вернулись, будет нетрудно ускорить и их возвращение. Они сами сразу примчатся, Рик!

— Фокус в том, что сначала их надо найти, — напомнил я Леноре. — Откуда вы знаете, что они вместе?

— В тот вечер у мистера Нельсона было совещание по сценарию, поэтому он оставил Каролу на пару часов одну в ее гостиничном люксе, — объяснила Ленора. — Когда совещание закончилось, он поднялся в люкс и обнаружил, что ее нет. Дежурный клерк сказал, что примерно час назад приезжал мистер Талант, позвонил Кароле в номер, и она уехала с ним спустя десять минут, прихватив небольшой чемоданчик.

— Конечно же им ни к чему, чтобы их увидели где-нибудь вместе и узнали, — сказал я, опираясь на очевидную логику. — Госпожа Руссо здесь впервые, ничего не знает, так что подыскать тихое и хорошее убежище должен был Талант.

— Продолжайте! — На лице у Леноры появилось глупое выражение надежды, что Холман вот-вот решит всю проблему за две минуты.

— Считая, что Амальди в Европе, а его жена, Моника Хейс, на съемках, может Талант беспокоиться, что кто-то станет их преследовать?

— Талант знает, что мистер Нельсон никогда не унизит себя и компанию «Каденция филмз», организовав какую-то дешевую слежку на людей, — произнесла Ленора с величайшим достоинством.

— Значит, все, что необходимо Таланту, — это убежище, которое гарантировало бы уединение и предохраняло от случайной встречи со знакомыми?

— Думаю, это так, Рик.

— Может быть, у него есть коттедж на каком-нибудь тихом пляже? — предположил я. — Или маленький бревенчатый домишко в горах, или палатка на двоих, разбитая под одинокой сосной?

— Не знаю, но, черт возьми, уверена, что могу узнать! — Глаза Леноры загорелись, когда она потянулась к телефону.

После оживленной беседы с какой-то девушкой по имени Долли, — я надеялся, что в любом случае это была девушка, потому что у компании «Каденция филмз» и так было много проблем, — и долгого ожидания, за которым последовала еще более оживленная беседа, Ленора положила трубку.

— Маленький бревенчатый домик в горах, — наконец сообщила она мне, затаив дыхание. — Сейчас запишу вам его координаты, которые мне дала Долли, так что вы не заблудитесь.

Она деловито написала что-то в блокноте, потом вырвала из него листок и протянула мне через стол.

— Вы должны вернуть Каролу и Таланта до вечера. Вы гений, Рик! Решить проблему прямо здесь, на моих глазах… Вот это да! — Ленора щелкнула пальцами, торжествуя победу.

— Вы завопите, когда увидите мой счет, — мрачно сказал я.

— Если вернете Каролу и Таланта сегодня — никто даже бровью не поведет ни от какой суммы, — заявила она самоуверенно. — Желаю удачи, мой храбрый рыцарь!

Я промолчал, но, открыв дверь, обернулся и с вожделением посмотрел на нее.

— А вы продолжайте присматривать за плитой, пока меня не будет, прекрасная леди. И подбросьте сена к моему возвращению.

В лукавых светящихся глазах Леноры Палмер заплясали чертики.

— Но я все такая же позолоченная исполнительная стерва, даже когда речь идет о клочке сена. Надеюсь, вы не перепугаетесь до смерти, если подхватите сенную лихорадку?

Глава 2

Часа через два я нашел бревенчатый домик, рискованно прилепившийся на горном склоне. Моя машина оказалась третьей перед входом в убежище Таланта.

«Какого черта? — растерянно подумал я. — Может, он президент лиги тайных любовников, и сейчас в его убежище проходит их ежегодный съезд?»

Первой в ряду была пустая сногсшибательная белая спортивная «джиа». Вторым — «тандерберд» с опущенным верхом, за рулем которого сидела девушка и наблюдала за мной с выражением слабого любопытства. Выйдя из машины, я направился к ней.

У девушки был натуральный темно-каштановый цвет волос, вышедший, как мне казалось, из моды, поскольку встречался очень редко. Но ее волосы — с одной стороны зачесанные за ухо, а с другой нежно обрамляющие шаловливое личико — смотрелись хорошо. Умные карие глаза, нос слегка вздернут, полные и чувственные (разумеется, когда она этого хочет, подумалось мне) губы. Белая вязаная блузка из хлопка обтягивала высокие груди, а трикотажная юбка плотно облегала щедрые ягодицы и упругие бедра.

— Сейчас угадаю! — Она закрыла на мгновение глаза. — Готово! Вы — сексуальный маньяк!

— Я ищу Дона Таланта, — пришлось ее разочаровать. — Но меня не предупредили, что здесь собралась целая компания.

Девушка пристально вглядывалась в мое лицо еще несколько мгновений, потом слегка покачала головой.

— Нет, вы не можете быть женой Таланта. Она уже там и тоже занята поисками. Но судя по зловещей тишине, окутывающей эту хижину последние десять минут, похоже, еще ничего не нашла.

— Я — Рик Холман, — представился я упавшим голосом. — Студия, в которой снимается Талант, наняла меня найти его прежде, чем произойдет что-либо подобное.

— Ну ладно, — она весело улыбнулась, — возможно, вы одержите победу в следующий раз?

— Кто вы?

— Подруга брошенной жены, оказывающая ей моральную поддержку на всем долгом пути от Бель-Эра^[2] досюда.

Ее нижняя губа отвисла в неправдоподобной пародии на оскорбленную женщину, снятую крупным планом, — таких можно увидеть едва ли не каждый вечер на телеэкране.

— Вам, наверное, неизвестно самое печальное, — жалостно пробормотала она, кивнув на домик. — Дон Талант и Моника провели в этом уютном гнездышке свой медовый месяц. А теперь, как подозревает Моника, ее заблудший муж прячется тут с маленьким кусочком итальянской пиццы.

— Сейчас пойду и соберу то, что там осталось, — проворчал я.

— Отлично! — воскликнула девушка с неподдельным энтузиазмом. — Пойду с вами. Ждала хоть какого-нибудь повода, чтобы полюбопытствовать, и повод появился — вы, приятель.

Когда она встала рядом со мной, то оказалась выше, чем я предполагал. Сильный ветер с горных вершин прижал юбку к ее ногам, и я увидел, что они намного стройнее, чем думал.

— Рик Холман? — спросила подруга Моники.

— Правильно.

— Видите, какая у меня превосходная память! — Она самодовольно улыбнулась. — Никогда не забываю имен. А вот с лицами — проблема. Меня зовут Дженни Трент. Когда я не занята, помогая подругам, у которых что-то стряслось, то рекламирую мыло на телеэкране.

— Мыло?

— Ну, разные моющие средства, — уточнила она. — Всякий раз, когда вы видите, как две руки ныряют в груду посуды и появляются оттуда такими прекрасными, какими никогда не были, благодаря чудесным добавкам в продукте рекламодателя, — то вы, приятель, видите мои руки.

— Это невероятно, — пробормотал я.

— Позвольте вам сказать, что у меня лучшие руки в этом бизнесе, — гордо произнесла Дженни. — Правда, есть и еще кое-какие достоинства, тоже нисколько не хуже, но это только мое личное мнение. Хотите, расскажу?

— Вы — как раз то самое развлечение, которое мне сейчас необходимо, — сказал я, подхватил ее под локоть и мягко подтолкнул к домику.

— Мне двадцать три года, не замужем, но не без определенного благоразумия и опыта, — продолжала между тем девушка. — Никогда не ношу нижнего белья, потому что от него просто чешусь. Сплю нагишом, так как невозможно предвидеть все. Вдруг какой-нибудь высокий симпатичный тайный агент захочет однажды ночью найти убежище в моей квартире? Еще предпочитаю пить хлебную водку — если уж вообще что-то пить. Моя фигура лучше, чем вы думаете, но я настоящая интеллектуалка — можете посмотреть список книг, которые я никогда не читала! Знаю-знаю, о чем вам хочется спросить. Отвечаю. Моя чарующая карьера на телевидении меня совсем не изменила. Остаюсь все такой же стервой без предрассудков, какой была всегда.

Когда она сделала паузу, чтобы передохнуть, мы уже подошли к грубо сколоченному крыльцу. Входная дверь была широко открыта. И все, что я мог слышать из глубины дома, — это ту самую зловещую тишину, о которой уже упомянула Дженни Трент.

— А кто вы? — спросила она. У нее слишком быстро восстановилось дыхание.

— Всего лишь неудачник, который только что пополнил ряды безработных, — сообщил я. — Давайте посмотрим, какие увечья ваша подруга и обманутая жена нанесла потерпевшим, что она там натворила.

Открытая дверь сразу вела в гостиную, обставленную дорогой мебелью в грубом стиле конца пятидесятых годов — примерно того времени, когда Таланты проводили здесь свой медовый месяц. Посреди комнаты две женщины, казалось, замерли, словно в драматической сцене, но, когда мы вошли, обе повернули головы и свирепо посмотрели на нас.

Та, что небрежно раскинулась в кресле, несомненно, была Каролой Руссо — рыжие волосы, ниспадающие на плечи, и зеленые глаза, пылающие яростью, выдавали ее безошибочно. Следовательно, брюнетка, стоявшая, глядя на нее злыми глазами и сложив руки под своим оскорбленным сердцем, — обманутая жена Моника Хейс.

— Какого черта вам надо? — прорычала брюнетка.

Я подумал, что если бы режиссер мог увидеть ее сейчас, она больше никогда не получила бы даже самой маленькой роли доверчивой и любящей жены.

— Моника, милая, — непринужденно сказала Дженни Трент. — Это Рик Холман. Его прислали со студии, поэтому я решила, что, возможно, мне следует пойти с ним на случай, если тебе потребуется моральная поддержка.

Откровенно ненавидящий взгляд, которым одарила меня Моника, заставил бы встать дыбом волосы самого Самсона^[3].

— Что? — Она словно хлестнула меня этим словом. — Как только Нельсон узнал, что я вернулась, у него внезапно пробудилась совесть, да? Его не беспокоило, что мой муж спутался с этой кучей иностранного дерьма, пока я была в Колорадо, а когда он увидел, что я вернулась раньше, чем предполагалось, начал заботиться о моральном облике снимающегося у него актера?! Так можете передать ему, что это будет сенсационной новостью в завтрашних газетах. По всей стране! От берега до берега! Я взорву его и похороню. Эта сенсация выроет прекрасную глубокую могилу, достаточную и для Нельсона, и для этого подлого бездельника, за которого я вышла замуж, и для этой бродячей кошки. Уложу туда всех троих, бок о бок! Уж доставлю себе удовольствие бросить лопату грязи в их сопливые рожи!..

Моника Хейс перевела злобный взгляд с меня на рыжеволосую женщину, развалившуюся в кресле. Итальянка презрительно ухмыльнулась по адресу разгневанной жены, потом выпалила что-то резкое, от чего содрогнулся воздух. Смысл был понятен даже не знающим языка. По тому, как вспыхнуло лицо Моники Хейс, было ясно, что и до нее он дошел тоже.

— А где Дон? — энергично спросила Дженни Трент — возможно, за две секунды до того, как напряжение между двумя женщинами разрядилось бы элементарной дракой.

— Его здесь нет! — рявкнула Моника. — Я все обыскала, но он куда-то исчез… Может, когда увидел меня, выскочил в окно? Лежит теперь там, в долине, со сломанной шеей! — Ее глаза загорелись при этой мысли.

— А она не знает, где он? — Дженни указала на Каролу Руссо.

— Понятия не имею! — прорычала Моника. — Я не говорю на языке спагетти, а ты?

Дженни покачала головой, затем вопросительно посмотрела на меня.

— Увы, я тоже не говорю по-итальянски, — признался я.

— Ты хочешь подождать его, милая? — спросила Дженни.

— Думаю, не стоит, — ответила Моника неохотно. — Если он видел меня, то теперь уже на полпути в Беверли-Хиллз! — Оскорбленная душа Моники внезапно поднялась над мелкой мстительностью. — Я уже было собралась оставить Лукреции Борджиа^[4] на память что-нибудь вроде разорванной губы, но тут вы вошли. Думаю, огласка принесет больше пользы!

— Миссис Талант… Мисс Хейс! — нервно сказал я. — Вам не кажется, что нужно немного успокоиться и все обдумать, прежде чем предпринимать какие-то действия? Впоследствии вы можете пожалеть о такой поспешности!

Ее ответ прозвучал оскорбительно, как пощечина.

— Вы ничтожество! — прошипела она резко. — Вы не только похожи на этих недоношенных рекламных агентов Нельсона, но и говорите точно так же! Возвращайтесь к этому самозваному цезарю и передайте ему от меня, чтобы он собирал чемоданы и убирался из города — приближается лавина! — Затем она посмотрела сверху вниз на рыжеволосую итальянку. — А эту возьмите с собой и спустите в ближайшую канализацию, ее место там!

Карола Руссо снова заставила воздух треснуть, как уже это сделала недавно. Только на сей раз сопроводила свое высказывание вульгарным плевком сквозь зубы.

Брюнетка побледнела, затем шагнула к ней с видом, выказывающим убийственную решимость. Дженни Трент выполнила что-то вроде прыжка с места, схватила Монику за руку и потянула к двери. Когда они достигли ее, Дженни сначала вытолкнула обманутую жену на крыльцо, затем повернулась ко мне и сочувственно улыбнулась.

— Не думаю, что вы похожи на этих недоношенных агентов, Рик Холман, — сказала она нежно. — Даже если говорите, как один из них.

Наконец они ушли. А вскоре и шум «тандерберда» замер в отдалении. С каждой секундой тишина в комнате становилась все невыносимее.

Я подошел к Кароле Руссо, которая с презрительным видом все еще сидела развалившись в кресле, и предложил ей сигарету. Она взяла одну, а я держал спичку, давая ей возможность прикурить.

— Благодарю. — Итальянка выпустила облако дыма мне в лицо. — Думала, эта глупая старая корова никогда не уйдет!

В изумлении я тупо уставился на нее.

— Полагал, вы говорите только на одном языке — итальянском…

— Неужели корова была права насчет вас? — Она выпустила новое облако дыма мне в лицо. — Если бы вы были хорошим рекламным агентом, то знали бы, что некоторое время я была английской кинозвездой, хотя мне не повезло в Лондоне. Надеялась добиться своего в Риме, когда Джино Амальди нашел меня. Вы что, никогда не читаете пресс-релизы?

— Я вовсе не рекламный агент, но это не важно. Зачем вам понадобилось изображать перед Моникой Хейс, что вы не говорите по-английски?

— Это был самый простой выход из затруднительного, а также опасного положения, — устало объяснила Карола. — Кстати, вы вовсе не похожи на безнадежного идиота, но, заимствуя фразу коровы, почему-то говорите как он, мистер Холман.

Она поднялась с кресла гибким плавным движением, поистине кошачьим, и вытянула руки над головой.

— Хочу выпить!

Это позволило мне впервые с тех пор, как я вошел в дом, хорошенько ее разглядеть. У Каролы Руссо было лицо осиротевшей, бездомной и потерявшейся в этом жестоком мире женщины. Стройная мальчишеская фигура не соответствовала высокой и пышной груди, которая казалась больше, чем была на самом деле, из-за контраста с узкими бедрами. Каждое ее движение было женственным и по-кошачьи изящным. Она излучала сексуальность с презрительным безразличием к производимому эффекту, что означало — эта ее способность была врожденной, а теперь стала просто частью повседневной жизни, как еда, сон, умывание.

Черная шелковая рубашка с золотой монограммой, удачно расположенной на твердой покатости левой груди, была смята, будто она спала в ней прошлой ночью. Черные брюки из ткани с вплетенной в нее серебристой металлической нитью были такими узкими, что казались приклеенными прямо к голому телу. Когда она отошла от меня к бару, я решил, что Джино Амальди не нужно было быть таким уж гением, чтобы открыть в ней потенциал кинозвезды. Только слепой мог этого не заметить.

Карола щедро налила себе и одним глотком выпила половину, прежде чем снова повернулась ко мне с рюмкой в руке.

— Ах, как это кстати! — Напряженность сквозила в ее глазах, хранивших выражение загнанности, словно по ее следам в вечнозеленых джунглях крался безжалостный охотник, находящийся вне пределов видимости.

— Что случилось с Доном Талантом? — спросил я.

— Подруга коровы сказала, что вы со студии? — В ее голосе сквозила подозрительность с сильным оттенком страха и истерики. Было удивительно, что второсортная актриса Моника Хейс, даже если она долго исполняла роль обманутой жены, могла настолько испугать такую девушку, как Карола Руссо.

Я объяснил ей, что «Каденция филмз» в лице Леоноры Палмер наняла меня, чтобы найти ее и Таланта и как можно быстрее доставить в город, надеясь, что это произойдет раньше, чем Моника Хейс и Амальди узнают, где они были.

— Джино? — Она втянула воздух со свистящим звуком. — Джино вернулся?

— На неделю раньше, чем предполагал, — процитировал я Ленору Палмер, — и, говорят, орал с пеной у рта целых двадцать четыре часа.

На мгновение Карола закрыла глаза; дрожь пробежала по всему ее телу; потом одним глотком допила рюмку.

— Как насчет Таланта? — вернулся я к своему вопросу. — Куда, черт возьми, он запропастился?

— Он в подвале, — прошептала она.

— Пойду и скажу ему, что теперь можно выходить, его жена уже пять минут как уехала, — усмехнулся я.

— Он не сможет выйти. — Карола прижала тыльную сторону ладони ко рту и неистово прикусила кожу, прежде чем произнесла: — Он мертв!

— Мертв?

— Вот почему я была так напугана все это время, пока корова была здесь, — продолжила она тем же сдавленным шепотом. — Думала, она собирается убить меня тоже!

— Вы хотите сказать, что Моника Хейс убила его? — Неожиданно для себя я заметил, что и в моем голосе появились визгливые нотки. — Как, черт возьми, это случилось?

— У Дона что-то вроде мастерской в подвале. Он работал там пару часов утром, пока я спала. Проснувшись, я спустилась сказать ему, что пора бы выпить, он вышел и вдруг… — Карола прикусила нижнюю губу. — Раздался выстрел, Дон упал назад, в мастерскую, весь в крови! Я рванулась к нему, но тут грохнул второй выстрел и сразу же раздался треск: пуля вонзилась в дверной косяк, прямо рядом со мной. Ясно, что, кто бы это ни был, он пытался убить меня тоже. Я испугалась, побежала наверх, в дом…

Взяв рюмку из ее дрожащей руки, я прошел к бару, чтобы налить еще.

— Не знала, что делать!.. — Карола снова в отчаянии закусила палец. — Там в углу телефон, но кому звонить? Потом услышала снаружи ее шаги, и, прежде чем я успела что-то сообразить, корова вошла в комнату. Я не увидела у нее оружия, поэтому подумала, что, возможно, она собирается меня ударить. И упала в кресло, как маленький ребенок, пытающийся спрятаться там, где спрятаться невозможно.

— Что она говорила?

— Обзывала меня самыми грязными словами, какие только могла придумать, повторяя их снова и снова, — тупо сказала Карола. — Через некоторое время просто выдохлась. Потом спросила, где ее муж, но я знала, что это хитрость, поэтому притворилась, будто говорю только по-итальянски и не понимаю, о чем она спрашивает. Корова протопала по дому — заглянула в спальню, ванную, открыла заднюю дверь, выглянула, но не вышла наружу. Я думала, она спустится в мастерскую, чтобы убедиться, что убила Дона, но почему-то не спустилась. Подошла ко мне, так и стояла, глядя ненавидящими глазами. Наверное, взвинчивала свою ненависть до точки, когда сможет меня застрелить. И тут вошли вы и ее подруга.

— Пойду посмотрю в мастерской. — Я вложил рюмку ей в руку. — Выпейте, вернусь через пару…

— Что это? — Ее зрачки расширились от ужаса.

До меня тоже донесся отчетливый шаркающий звук откуда-то из-за стены дома. Но я успел сделать только три шага к задней двери, когда она вдруг с треском распахнулась.

— Дон! — тонко взвизгнула Карола.

Высокий темноволосый мужчина, шатаясь, вошел в комнату и остановился, слегка покачиваясь. Его рука, прижатая к левому плечу, лишь частично прикрывала огромное темное пятно, расплывшееся по рубашке.

— О, Дон! — простонала Карола. — Я думала, ты мертв!

— Я… — с трудом произнес Талант — я… — И внезапно рухнул на пол во весь рост.

Глава 3

Карола сидела, откинувшись на спинку кресла, сцепив руки на коленях, плотно закрыв глаза. Я прошел мимо нее к кушетке, где, вытянувшись в струнку, примостилась Ленора Палмер. Она приняла от меня рюмку, ничего не сказав. Осунувшееся лицо выражало озабоченность.

Оскар Нельсон вышел из спальни в гостиную, осторожно прикрыв за собой дверь. Когда он повернулся, Карола уже сидела выпрямившись, с широко открытыми глазами, а Ленора была на ногах, всем своим видом выражая нетерпение поскорее начать работать на благо своего гениального шефа.

— Доктор говорит, что беспокоиться не о чем, — тихо объявил Нельсон; его четко произнесенные слова, очевидно, произвели успокаивающее действие на обеих женщин. — Кость не задета, пуля прошла навылет через плечо. Доктор оценил ваши усилия, Холман: он сказал, что вы хорошо промыли рану и остановили кровотечение.

Нельсон прошел на середину комнаты и молча тяжело уставился на Каролу. Тишина, казалось, сгустилась, подавленная силой его личности. Прилизанные седые волосы и гладкое загорелое лицо придавали Оскару Нельсону сходство со святым. Впечатление усиливалось мягкой терпимостью, которую излучали его ясные голубые глаза, и прекрасно поставленным глубоким басом. Это было поразительно: никто другой в Голливуде не смог бы добиться того положения, какое занимал он, и при этом сохранить пусть даже отдаленное сходство со святым.

— Карола, дорогая, хочу, чтобы ты внимательно меня выслушала. — Нельсон тепло улыбнулся ей. — Я объяснил доктору, что Дон чистил пистолет, и тот случайно выстрелил…

— Чистил пистолет?! — Она посмотрела на него непонимающе. — Он не чистил пистолет! Это его сумасшедшая жена! Она пыталась убить его… И меня! Ее нужно увезти куда-нибудь и…

— Спокойно, моя дорогая! — Он положил руку ей на плечо, словно удерживая, и она неожиданно содрогнулась от отвращения. — Жизненно важно для всех нас, чтобы правда осталась тайной. Если она станет известна многим, все будет кончено.

— Но она снова попытается… — испуганно прошептала Карола.

— Я присмотрю, чтобы этого не случилось, — непринужденно и уверенно сказал Нельсон. — Соберись, дорогая, скоро здесь будет Амальди, и твои беды закончатся.

— Джино приедет сюда?! — Глаза Каролы наполнились невыплаканными слезами, словно она заглянула внутрь себя, в ужас своих собственных зеленых джунглей.

— После того, что случилось, мне ничего не оставалось, как рассказать Джино всю историю, — сочувственно объяснил Нельсон. — Он очень чуткий человек, моя дорогая, очень чуткий!

— Джино?.. — Ее губы искривились в иронической усмешке.

Но Нельсон уже как будто забыл о ней, направившись к главе отдела по связям с общественностью. Ленора болезненно вздрогнула, когда он приблизился.

— Это целиком ваша вина, глупая вы стерва, — шутливым тоном произнес он. — Еще вчера вечером я велел вам позаботиться об этом, пригласить Холмана, уладить все — он знаток в таких делах! Но вы почему-то предпочли отложить все до сегодняшнего утра… Почему?

— Ужасно сожалею, мистер Нельсон! — Голос Леноры дрожал. — Было уже поздно, когда вы сказали мне, — после пяти, и я как-то автоматически решила, что такое ответственное поручение должно выполняться в рабочее время.

— Вы сходите с ума, — беспристрастно поставил он медицинский диагноз. — Это случается со старыми девами. Ваши сексуальные фантазии переходят все границы, разрушают ваш здравый смысл. Знаете, вы ведь не становитесь моложе!

— Сожалею, мистер Нельсон, — ответила она сдавленным голосом. — Ужасно сожалею! — Убитый вид Леноры выдавал, что душа ее истекает кровью. — Что я могу сделать?

— Вы уже достаточно сделали. Теперь мне придется расхлебывать это! — резко ответил он. — Вы помните домашний телефон Таланта?

Ленора назвала его без колебаний, и Нельсон, коротко кивнув, шагнул к телефону. Аудитория из трех человек выжидающе следила за тем, как он набирал номер, потом за скучающим выражением его лица, пока он ждал ответа.

— Это Оскар Нельсон, — решительно сказал Нельсон несколько секунд спустя. — Мне нужно поговорить с миссис Талант.

И снова стал ждать, полностью расслабившись, словно человек, который пытается всего лишь дозвониться до ближайшего винного магазина, чтобы заказать свежую бутылочку скотча.

— Моника? — Он успел слегка зевнуть в те считанные секунды, пока слушал ее. — У вас поганый рот. Закройте его и слушайте меня! — Глубокий бас Нельсона стал ледяным. — Полагаю, вы будете отрицать все, что я скажу. Поэтому изложу вам последовательность событий, а вы не смейте прерывать глупыми восклицаниями и возражениями, пока я говорю!

Далее Нельсон поведал историю Каролы о стрельбе, сказал, что Моника появилась в доме вскоре после того, как охваченная паникой девушка прибежала из подвала, объяснил, что та притворилась, будто говорит только по-итальянски, боясь за свою жизнь. Затем он добавил, что ее муж очень далек от смертельной опасности: фактически он только легко ранен в мякоть, а доктору сообщили, что все произошло случайно, когда Дон чистил пистолет.

— Если хоть одно слово об интермедии вашего мужа с Каролой в горах просочится в прессу, — непринужденно продолжил Нельсон, — обещаю, вы будете обвинены в покушении на убийство, а я буду считать своей личной задачей проследить, чтобы вас отдали под суд! — Нельсон несколько секунд вежливо послушал, что ему отвечала Моника, потом блаженно улыбнулся. — Моя дорогая, у меня есть дюжина и даже больше людей, которым доставит удовольствие засвидетельствовать под присягой, что они были там в это время и своими глазами видели, как вы стреляли в мужа. Если на то пошло, у меня найдется пара артистов, занятых в эпизодических ролях, которые с удовольствием подтвердят, что имели довольно гнусную любовную связь с вами в то время, как вы пытались убить своего мужа! Стоит им пообещать главные роли в моем следующем фильме — они, уверен, вызвались бы даже убить вас, если я того пожелаю. — Улыбка Нельсона стала шире, когда он снова слушал Монику. Затем вновь заговорил: — Рад, что вы так благоразумны, моя дорогая. Доктор доставит вам Дона на санитарной машине сегодня вечером. Я прослежу, чтобы ему был обеспечен квалифицированный уход с того момента, как он прибудет домой. Как только Дон очутится в руках своей прекрасной женушки, мы покончим с этой историей. Получше смойте следы своего расстройства, прежде чем приедут репортеры, чтобы вы могли им показаться не только прекрасной, но и неунывающей. От души желаю, чтобы вы выпутались из всего этого, моя дорогая!

Нельсон повесил трубку, затем посмотрел на Ленору.

— Пока оставайтесь здесь. Потом поедете в санитарной машине с Талантом и доктором. Как только убедитесь, что все в порядке — за Доном ухаживает хорошенькая сестра с термометром и все такое прочее, — сообщите об этом в газеты.

— Да, мистер Нельсон, — тупо ответила Ленора.

— И улыбка! Ради Бога, умоляю вас, больше энтузиазма!

— Да, сэр! — Ее широкий рот боязливо искривился в жалкой имитации приветливой улыбки. — Я сделаю так, что эта история получит самую благожелательную прессу, какую только возможно представить.

— Вот так-то лучше!

В этот момент на крыльце послышались быстрые шаги, и толстый сгусток нервной энергии ворвался в комнату.

— Все в порядке, Джино! — легко встретил его Нельсон. — Ситуация под контролем.

— Что? — Джино Амальди внезапно остановился в шести футах от двери. Это был невысокий толстый человек с абсолютно лысой головой, которая казалась выбритой. А пока его дыхание восстанавливалось, он внимательно изучал заплывшими сальными глазами лицо Нельсона, словно оценивая, какова доля правды в успокаивающем заявлении: «ситуация под контролем».

Нельсон покорно пожал плечами и выдал ему полную и подробную информацию — пулевое ранение Таланта незначительное и произошло в результате несчастного случая, Моника Хейс будет держать язык за зубами и сыграет свою роль как надо. Сплошные розы.

— Ах вот как? — Жирный маленький человек согласно кивнул, когда Нельсон закончил. — Хорошо. Ни суеты, ни скандала, и у нас по-прежнему впереди наша великая картина.

— У нас все впереди, мой друг, — мягко заметил Нельсон, — я думаю, что вы должны отвезти Каролу в больницу. Она расстроена неприятностями, которые выпали на ее долю.

Амальди снова кивнул, потом, подпрыгивая, словно в высокие каблуки его башмаков были вставлены пружины, прошел к креслу. Это должно было бы показаться забавным, как напоминание об ушедшей эпохе балаганных развлечений, но почему-то нисколько не было смешным. Возможно, из-за того, что ссутулившиеся плечи Амальди и его жирная шея, выпиравшая из-под воротника, выглядели угрожающе. Он остановился прямо перед креслом, долго смотрел сверху вниз на Каролу, затем широко развел руки.

— Cara mia! — Его голос был сама нежность.

Она медленно поднялась с кресла с каким-то щемящим внутренним сопротивлением, но на ее лице совершенно ничего не отразилось. Карола оказалась на три дюйма выше итальянского продюсера, несмотря на его высокие каблуки. Было что-то неприятное в контрасте бесформенной массы Амальди и стройной фигуры девушки, когда они вот так стояли, глядя в лицо друг другу.

— Джино…

Его мясистые губы раскрылись в слабой улыбке.

— Тывыставила папашу Джино старым толстым дураком, почему же не смеешься, сага? Это хорошая американская шутка?

— Джино… — Она умоляюще приподняла руку, но внезапно передумала и опустила ее. — Джино, пожалуйста, не надо!

— Четыре дня и четыре ночи… — прохрипел Амальди. — Тот мужчина высокий, с такими густыми черными волосами! Красивый и мужественный. Даже имя — Талант — очень нравилось тебе, сага. Кому нужен смешной папаша Джино с его противной лысиной? — Он неожиданно с силой дернул луковичный кончик своего носа. — Я скажу тебе, кому он нужен, сага, — тебе! Без папаши Джино ты снова будешь там, где я нашел тебя!.. — Амальди внушительно покачал головой. — Ты никогда не должна забывать этого, сага! Без меня ты — ничто!

Он высоко поднял правую руку и размахнулся неторопливо, но уверенно. Карола видела приближение его руки, у нее было достаточно времени, чтобы увернуться, но она почему-то предпочла неподвижно стоять и ждать. Тыльной стороной ладони Амальди ударил девушку по лицу. Звук пощечины был очень громким. Карола не устояла — качнулась и упала на колени.

— Ты никогда не должна забывать этого, сага, — мягко повторил Амальди. — Поднимайся на ноги, поскольку это повторится еще три раза. Получится по одной пощечине за каждый день, который ты провела с Талантом. Ты навсегда должна запомнить, что принадлежишь папаше Джино!

Карола, пошатываясь, поднялась с колен и снова повернулась к Амальди. Одна сторона ее лица воспаленно алела. Амальди поднял правую руку все с той же неторопливой уверенностью.

— Только попробуй ударить ее еще раз, — предупредил я холодно, — сломаю тебе руку!

— Не ваше дело, — сказал он совершенно безразличным голосом. — Это касается только зеленоглазой Галатеи и того, кто ее сотворил — меня!

Амальди снова широко размахнулся перед лицом Каролы, и я ринулся вперед. Мне удалось схватить сильные бицепсы обеими руками и направить удар так, что он прошел над головой женщины, не причинив ей вреда. Мой толчок, добавленный к инерции замаха, лишил Амальди равновесия. Отпущенный мною, он прокрутился несколько раз, будто исполняя какой-то дикарский танец, и тяжело свалился на пол.

— Мисс Руссо, — сказал я церемонно, — почему бы вам не уйти со мною куда-нибудь, где мы сможем встретить цивилизованных людей?

Карола сдержанно улыбнулась и покачала головой:

— Ценю ваше предложение, мистер Холман, но Джино прав. Мы единое целое. Без него я ничто!

Я с недоверием наблюдал, как она наклонилась, обняла Амальди за плечи, помогла ему подняться на ноги, словно нежно любящая мать — сына. Карола, не переставая, что-то тихо говорила ему, мелодичная итальянская речь звучала сладко и интимно. Он позволил ей помочь ему пройтись по комнате, потом они вместе медленно двинулись к двери, как воссоединившиеся счастливые любовники, удаляющиеся на фоне заходящего солнца в последних кадрах фильма.

— Вы выглядите смущенным, Рик, — сладко проговорила Ленора. Белые зубы сверкнули, возвещая мне о неожиданном возвращении ее былой уверенности.

— Никогда бы не подумал, что ей теперь нужен этот лысый папаша и его мускулы! — зло бросил я.

— Тебе предстоит еще многое узнать о женщинах, малыш! — Она иронично рассмеялась.

— Учусь все время, — признался я, — если не всегда получаю удовольствие, то, во всяком случае, извлекаю массу пользы. Сегодняшний день, судя по всему, был очень полезным.

— Что вы собираетесь теперь делать, Холман? — вежливо поинтересовался Нельсон.

— Пойду прямо домой и отмою руки, — ответил я. — Если даже передумаю, счета за оказанные услуги все равно не будет, потому что услуги оказаны не были.

— Думаю, нам нужно поговорить, — сказал он тихо. — Ленора, мне кажется, тебе лучше выйти на дорогу и посмотреть, не едет ли санитарная машина.

— Но она, наверно, появится здесь не раньше чем через полчаса, — возразила глава отдела по связям с общественностью.

— Что ж, у тебя будет достаточно времени, чтобы встретить ее, моя дорогая.

Ленора поколебалась еще мгновение, но, увидев выражение его лица, не стала больше спорить. Входная дверь захлопнулась за ней с ненужной силой, каблучки быстро застучали по крыльцу.

— Почему вы не садитесь, мистер Холман? — Нельсон указал на кресло, в котором еще недавно сидела Карола Руссо.

— Не хочется.

Он печально улыбнулся, словно я был заблудшей овечкой.

— Я неприятен вам, мистер Холман?

— А кому вы приятны?

— Но я преуспевающий человек. — Мощный бас звучал с подкупающей простотой. — Вы тоже преуспели в своем роде. Однако, чтобы продолжать преуспевать, я вынужден иногда поступать как настоящий сукин сын. И сожалею об этом. А вы, Холман?

Натянуто ухмыльнувшись, я подошел к креслу и сел.

— Слушаю вас, мистер Нельсон.

Он не торопясь раскурил сигарету, потом внимательно, как бы изучая, посмотрел на меня и наконец, улыбаясь, сказал:

— Рик, вы не возражаете, если я буду называть вас просто Риком?

— Это все войдет в счет.

— Мне удалось поговорить с Талантом, пока доктор выходил на несколько минут. — Нельсон понизил голос, чтобы быть уверенным, что ни доктор, ни пациент в спальне не смогут его услышать. — Вы знаете, что на самом деле там произошло?

— Со слов Каролы-Руссо.

— И что вы на это скажете?

— Еще не думал об этом по-настоящему, — искренне признался я. — Сразу после того, как она рассказала мне все, появился Галант, весь в крови. Это было так драматично, что пришлось полностью сосредоточиться на раненом.

Нельсон прошелся передо мной, рубя правой рукой воздух в такт словам:

— Я хочу, чтобы вы подумали об этом теперь, Рик. Карола подошла к мастерской и позвала его. Талант оказался у двери. Раздался выстрел — пуля, ранившая Дона, сбила его с ног. Он упал в мастерскую. Но за несколько секунд до того, как потерял сознание, услышал второй выстрел…

— А пуля попала в дверной косяк рядом с Каролой, — закончил я фразу. — Карола испугалась и поднялась по ступенькам в дом. А вскоре — она еще не успела сообразить, что предпринять — послышались приближающиеся шаги, и вошла Моника Хейс. Карола подумала: она пришла, чтобы убить и ее.

— Но не убила же! — категорично возразил Нельсон. — Вы специалист в таких делах, Рик, мне хотелось бы услышать ваше мнение! Какие еще версии можно построить на основе этих двух выстрелов?

— Во-первых, случайность, — начал я и поежился. — Только не похоже. Самый плохой стрелок не мог бы случайно уложить две пули в ярде друг от друга. Вывод очевиден — кто-то пытался убить Таланта. — Подумав несколько секунд, я резко вскинул голову и встретил вкрадчивый взгляд мягких голубых глаз. — Непонятно, однако, зачем понадобился второй выстрел, когда первый уже уложил его? Отсюда другая версия — кто-то хотел убить обоих, вторая пуля предназначалась Кароле.

— Если вы не против, Рик, — извиняющимся тоном произнес Нельсон, — мне хотелось бы услышать от вас и другие версии.

— Пожалуйста. Убить хотели Каролу Руссо, а Таланту не повезло, одна из пуль случайно попала в него.

— Точно! — Нельсон выглядел почти довольным. — Я ни на минуту не верю, что стреляла Моника Хейс. Во-первых, у нее не хватит духу на такое. Во-вторых, почему же она не убила Каролу здесь, когда они были одни?

— В этом есть своя логика, — возразил я, — хотя многие, тем более женщина с пистолетом в руке, частенько ей не подчиняются. Особенно если человеком руководит такое сильное чувство, как ревность. В подобных ситуациях совершаются безумнейшие поступки! Моника могла сделать те два выстрела с целью убить обоих, потом вошла в дом, готовая завершить дело, однако внезапно передумала по одной из миллиона нелогичных причин.

— Понимаю! — В голосе Нельсона отчетливо послышалось раздражение. — Но давайте оставим Монику Хейс. Меня интересует Карола Руссо. Кто-то пытался ее сегодня убить, я убежден в этом, и они могут повторить свою попытку. Хочу, Рик, чтобы вы узнали, кто они, и обезвредили их прежде, чем им захочется повторить попытку!

— Вот это задание! — воскликнул я. — Если вы искренне верите, что жизнь девушки в опасности, вам следует обратиться в полицию!

— Как можно?! — В его голосе появились скрежещущие нотки. — Вы слышали, мне пришлось прибегнуть к приемам дешевого шантажа, чтобы заставить Монику Хейс молчать. Если хоть что-нибудь попадет в газеты, Амальди бросит картину, увезет Каролу в Рим, а я буду раздавлен!

Чем больше я думал о предложении Нельсона, тем меньше оно мне нравилось, но в конце концов сообразил, что другого выхода у меня просто нет. Сам Нельсон, как он только что сказал, никогда не сообщит полиции, что, по его мнению, жизнь Каролы Руссо находится в опасности. Если же это сделаю я, он наберет лжесвидетелей, которые докажут, что произошел несчастный случай, когда Талант чистил пистолет. Так что, если я хочу спасти Каролу, мне ничего не остается как взяться за дело.

— Есть еще одна мысль, — произнес Нельсон задумчиво. — Мне всегда не нравятся совпадения, даже в кино. В жизни я тоже их не терплю. Пока Талант и Карола наслаждались любовью в своем временном гнездышке, уверенные, что несколько дней могут ни о чем не беспокоиться, Амальди и Моника оба вернулись преждевременно. Амальди — на неделю раньше, чем ожидалось, а Моника — по меньшей мере на шесть дней.

— Думаете, их кто-то предупредил?

— Это вполне возможно! — предположил он. — Я, Рик, живу и работаю в особенном бизнесе, где деньги и эмоции значат очень многое. Они могут возвысить или уничтожить человека очень быстро, иногда — за одну ночь, если он совершит ошибку и недооценит их. Давайте уточним. Об эмоциях: оба — и Моника, и Джино Амальди — очень непросты. Амальди определенно способен на убийство из мести, даже может нанять убийцу, который спустит курок вместо него! О деньгах: мой бывший компаньон Сэм Брюнхофф никогда не простит мне, что я отделился от «Ария продакшн» и основал свою компанию. В последний раз, когда мы разговаривали, он поклялся, что уничтожит меня и не даст мне сделать эту картину с Талантом и Каролой Руссо! Значительная доля финансовой поддержки Сэма идет от человека по имени Луис Мартель. Вам знакомо это имя?

— Помнится, какой-то журналист назвал его одним из классических противоречий нашего общества, — ухмыльнулся я. — Все знают, что долгие годы Мартель занимался рэкетом, извлекая огромные доходы из этого источника, и, возможно, был лично причастен к разным преступлениям — от вооруженных нападений до убийств. Однако никому до сих пор не удалось найти достаточно доказательств, чтобы привлечь его к суду.

— Мартелю не стоит большого труда организовать убийство, чтобы помочь своему компаньону и сохранить собственные вложения, не так ли? — проскрежетал Нельсон.

— Думаю, да, — кивнул я. — Но если вы полагаете, что Амальди способен убить Каролу Руссо, кому-то надо приглядывать за ними.

— Заберу их обоих из гостиницы на обратном пути, — решительно заявил Нельсон. — Могут жить в моем доме. Джино не станет возражать, если ему объяснить, что жизнь Каролы в опасности, а дома я смогу последить за ними.

— Отлично. Но не скажу, что ваше поручение из легких, мистер Нельсон. Оно может занять немало времени…

— За деньгами дело не станет! — нетерпеливо бросил он. — Ликвидируйте угрозу и называйте свою цену, Рик!

— Всегда называю свою цену, — ледяным тоном ответил я. Однако случилось так, что на этот раз я совсем не думал о деньгах, а только о том, как уладить дело. — Но, возможно, — добавил я, — наши интересы в данном случае не совпадут.

— Не совпадут?! — Он подозрительно оглядел меня. — Как это не совпадут? Я хочу, чтобы вы уладили это наилучшим способом на ваше усмотрение, вот и все! Вы специалист, как я уже говорил…

— Да, говорили. Но если я возьмусь за это дело, то при условии, что вы не только позволите мне уладить все по-своему, но и не будете жаловаться, если к вам начнут бегать с доносами, что кое-кому наступают на пятки.

— Наступают на пятки?

— Да, потому что некоторым придется отдавить пятки.

— Если в моем кабинете каждое утро будут толпиться люди с больными пятками, клянусь не обращать внимания, — беззаботно пообещал Нельсон. — Все, что мне надо от вас, — это результат. Не важно, каким образом вы его добьетесь. Ясно, Рик?

— Ясно.

— Не стану вас задерживать.

Я поднялся с кресла и пошел к двери.

— Рик, — непринужденно окликнул Нельсон, — мой конфликт с Луисом Мартелем не заставил вас нервничать?

— Пока — нет. Хотите взглянуть на мой бойскаутский значок за храбрость?

— Мне только что пришла в голову мысль, что конфликт с Мартелем может быть опасным. Что, если он вам предложит альтернативный вариант — взять более крупную сумму денег и не шуметь?.. — Нельсон довольно улыбнулся. — Что вы тогда сделаете, Рик?

— Никому не доверяете, да? — спросил я тихо.

— У меня еще никогда не было для этого веских причин!

— Даже Леноре Палмер?

— Очень часто — даже себе!

Открыв дверь, я вышел на крыльцо. Он снова заговорил шутливым тоном:

— Кстати, Рик, если вы надеетесь в ближайшее время позабавиться в постели с Ленорой, то желаю успеха. Только не ожидайте слишком многого от бедной девочки, хорошо? С тех пор как она вернулась из Рима, у нее, кажется, многое пропало. Как вы думаете, такое бывает от смога?

Закрыв за собой дверь, я пошел к дороге, где Ленора Палмер, скучая, ждала санитарную машину, которая должна была появиться не раньше чем через пятнадцать минут. Может, подумалось мне, я ошибаюсь в отношении Оскара Нельсона. И он вовсе не сукин сын, а кровожадный вампир: впивается в людей и не отпускает их, пока не высосет досуха. А дальше уже совсем просто: то немногое, что остается от человека, можно легко растереть в порошок, используя специальный кухонный агрегат для уничтожения мусора.

Глава 4

Самый легкий способ поговорить с таким человеком, как Сэм Брюнхофф, — это позвонить в его дверь в надежде, что он окажется дома. Ему такое может не понравиться, но за годы учебы в старших классах я научился не огорчаться, если меня не сразу полюбят. В ранней юности я почему-то считал, что любая девушка, стоит ей назначить свидание, ответит на мои страстные желания с вполне взрослой опытностью.

Жилищем Сэма Брюнхоффа оказалась квартира на шестом этаже чрезвычайно современного здания на бульваре Сансет. Около девяти вечера я нажал на кнопку звонка.

— Давайте, заходите, детки! — Зычный голос, словно рев быка, пророкотал откуда-то из глубины квартиры. — Дверь открыта!

Через просторную прихожую я прошел в неправдоподобно огромную гостиную, которая по праву могла бы войти в список новых чудес калифорнийского света. Холостяцкая лачуга миллионера? Мои ноги утонули в восхитительно густом ворсе белого ковра, раскинувшегося от стены до стены. Две гигантские кушетки, обитые тканью переливчато-синего цвета, примыкали к панели тикового дерева; полукруглый бар, набитый таким количеством спиртного, что его хозяин мог выдержать двадцать лет сухого закона, находился у противоположной стены. Над ним мое внимание привлекла приборная доска со множеством кнопочек, над каждой из которых была аккуратная надпись.

Я не мог удержаться и нажал на одну с надписью «стерео». Почти сразу мягкое ритмичное танго спрыгнуло в комнату из полудюжины различных точек. Дальняя стена, целиком из зеркального стекла, шторы на которой были раздвинуты, сверкала бесчисленными огоньками Лос-Анджелеса, похожего на огромную освещенную игровую площадку.

— Вы, девочки, что-то рановато. — Голос, напоминающий рев быка, прогрохотал в прихожей. — Мы еще даже не одеты, но я приготовлю вам выпить и поддержу компанию…

Неожиданно обладатель голоса возник в дверном проеме и тупо уставился на меня в удивлении. Его телосложение соответствовало издаваемым им звукам. Он походил на стареющую гориллу, которая тем не менее готова дать фору любому зеленому новичку. Редеющие каштановые волосы были коротко подстрижены, а близко посаженные карие глаза разделялись сплющенным носом, который, казалось, был сломан задолго до того, как попал в этот набор грубого неровного лица плейбоя.

— Кто вы, черт возьми? — заревел он, продолжая машинально завязывать галстук. — Думал, это девки явились так рано…

— Рик Холман, — представился я, вежливо улыбнувшись. — Вы — мистер Брюнхофф?

— Конечно, Брюнхофф! Какого черта вы вломились сюда таким образом?

— Я не вламывался. Дверь была открыта, и вы пригласили зайти.

Ну, думал, это девки. — Он сердито помотал головой. — Уже говорил. Зачем бы вы ни явились, мне вы не нужны, так что убирайтесь к черту, и побыстрее!

— Оскар Нельсон считает, что вы ненавидите его так сильно, что не остановитесь даже перед убийством, — сказал я располагающим к беседе голосом. — Это так, мистер Брюнхофф?

— Что? — Его челюсть отвисла, он в изумлении уставился на меня.

— Кто-то сегодня днем сделал два выстрела по актрисе, играющей главную роль в его новом фильме, — добавил я. — Сразу же после этого Оскар сказал, что никто, кроме паршивого сукина сына Сэма Брюнхоффа, не мог это организовать.

— Эй, Лy! — заревел Брюнхофф в полную мощь своего оглушительного голоса. — Иди скорее сюда, мальчик, у меня тут один хитрющий жулик!

Секунду спустя в дверном проеме появился мужчина среднего роста и такого же сложения, однако рядом с массивной фигурой Брюнхоффа показавшийся маленьким. Оба были приблизительно одного возраста, только новоприбывший еще сохранил роскошную черную шевелюру, слегка тронутую сединой. Глаза у него были холодной металлической синевы, а лицо — ничем не примечательное, если не считать того деревянного выражения, которое частенько отличает профессиональных картежников и адвокатов.

— Эй, Лу! — Брюнхофф основательно ткнул его локтем. — Смотри-ка! — И показал толстым указательным пальцем в мою сторону. — Вы! Повторите-ка все сначала!

Я повторил еще раз с самого начала. А когда закончил, Брюнхофф весело посмотрел на второго парня.

— Ведь сказал же тебе, что у меня тут хитрющий жулик, не так ли? Как тебе нравится его стиль? Вламывается и несет всякую чушь! Мне стыдно, но я должен дать ему в нос и выбросить отсюда.

— Сэм, — мужчина поменьше говорил тонким высушенным голосом, — заткнись, а?

— А что я такого сказал? — Брюнхофф, казалось, обиделся.

Прежде чем второй мужчина снова заговорил, его холодные глаза металлической синевы буравили меня несколько секунд.

— Я — Луис Мартель, — сказал он наконец. — А кто вы?

— Холман, он назвался, — радостно вставил Брюнхофф. — Может, этот тип просто ищет, где бы подраться, Лу? Тогда попал в нужное место! Я по-настоящему не дрался уже лет десять!..

— Сэм! — Ледяной голос Мартеля подействовал на здоровяка как удар ружейным прикладом. — Холман? Слышал где-то это имя. — Он задумался. — А, вспомнил! Вы тот парень, к которому студии несут свои беды, когда деть их некуда, кроме как в суд.

— Что-то вроде частного детектива, да? — спросил Брюнхофф.

— У него неплохое имя и, соответственно, неплохие цены, как я слышал, — добавил Мартель.

— Все равно выброшу отсюда этого бродягу! — Брюнхофф авансом тяжело задышал.

— Насколько мне известно, у этого Холмана высокий класс, — сказал Мартель. — Сэм, ты никогда не был таким драчливым идиотом, какого сейчас пытаешься изобразить. Перестань, а? С чего это ты вдруг разошелся?

Брюнхофф слабо усмехнулся.

— Не знаю, не понравилось, как он вошел сюда и как говорил. А может, сыграло свою роль упоминание об этом змее Оскаре Нельсоне, который за ним стоит?

— О’кей, мистер Холман, — спокойно произнес Мартель. — Не думаю, что вы пришли сюда, чтобы заставить Сэма ввязаться в кулачный бой.

— Пришел, чтобы разузнать, не пытался ли он убить одну из артисток Нельсона, — простодушно пояснил я. — Не получил ли от вас, мистер Мартель, какие-нибудь профессиональные советы? Не предложили ли вы ему нанять кого-нибудь из ваших дружков?

— Возможно, Сэм находит все, что вы, Холман, тут говорите, остроумным, — прошептал он, — но я не нахожу.

— Эта сказка о выстрелах, — спросил Брюнхофф озадаченным тоном, — что это? Розыгрыш или что-то другое?

— Не думаю. — Мартель покачал головой. — Я слышал по радио, что Дон Талант случайно выстрелил себе в плечо сегодня утром. Чистил пистолет, когда отдыхал в своем доме в горах. Так передали.

— Сильно ранен? — поинтересовался Сэм.

— Задело только мякоть. — Луис Мартель снова уставился на меня. — Так что, это не был несчастный случай?

— Стреляли дважды. — объяснил я. — Нельсон считает, что Таланту просто не повезло — первая пуля случайно угодила в него. Обе предназначались Кароле Руссо.

— Итальянской девице? — Сэм тяжело покачал головой. — Рад, что они промахнулись, это была бы невосполнимая потеря. В этой маленькой сексуальной штучке еще много горючего.

— Сэм большой специалист в таких вещах, — заметил Мартель. — А вы, мистер Холман, очевидно, занимаетесь этим для Нельсона, и он сказал вам, что один из нас или мы оба имеем отношение к выстрелам?

— Правильно.

— А ваше мнение? Или это как раз то, чего не выносит ваш работодатель?

— Мне не нужно мнение, — честно признался я. — Мне нужны факты. Нельсон говорит, что Сэм Брюнхофф никогда не простит ему разрыва их сотрудничества, открытия им собственной компании. Говорит, что Сэм поклялся разорить его и не дать ему закончить его первую картину с Каролой Руссо и Доном Талантом. Вот что говорит Оскар Нельсон. Мне же любопытно услышать, что скажут по этому поводу Брюнхофф и Мартель.

— Может, нам выпить? — предложил Сэм, потом посмотрел на часы. — У нас есть еще полчаса до прихода девиц, Лy…

— В любом случае дай нам выпить, — ответил Мартель, кивнув, и что-то пугающее случилось с его нижней челюстью. На один ужасный миг показалось, что кожа на лице Мартеля треснула, но затем с чувством облегчения я понял, что он просто мне улыбнулся. — Ничто не мешает нам по-дружески поговорить. Что будете пить, Рик?

— Хлебную водку со льдом, это было бы отлично. Спасибо, Лу.

— Сделаю, — объявил неожиданно Брюнхофф. — Тебе как обычно, Лу?

Я присел около Мартеля на сияющее сооружение из нержавеющей стали, пока Брюнхофф исполнял роль бармена.

— Сэм и Оскар Нельсон были компаньонами в «Ария продакшн», — небрежно произнес Лу. — Примерно четыре года назад Нельсон решил, что они смогут разбогатеть, если откроют филиал за рубежом, нужны были только деньги, чтобы финансировать его. У Нельсона были прекрасные намерения, и, когда Сэм рассказал это мне, я решил, что мысль и в самом деле неплохая. Дал ему в долг сто тысяч долларов и еще вложил двести тысяч от своего имени. Нельсон укатил, следующие четыре года провел в Риме, приезжал сюда лишь два раза в год.

— Он ставил там фильмы, все правильно! — прохрипел Сэм.

— Только эти фильмы не приносили денег! Здесь дела тоже шли не блестяще. Если учесть, что мы теряли деньги здесь, а Оскар терял их там, наши дела стали совсем плохи. Но в одно прекрасное утро, примерно шесть месяцев назад, Оскар прилетает из Рима с большой сделкой, которая просто не могла не вернуть нам все потерянные деньги и не дать еще чертовски много сверх того! — Луис Мартель осторожно поставил рюмку на стойку и посмотрел на меня со скорбным выражением в глазах. — Вы понимаете, Рик, в наши дни киноиндустрия требует огромных расходов, — продолжил он педантичным тоном бухгалтера. — Добиться высокого качества фильма, который к тому же принесет финансовый успех, можно только потратив не менее восьми миллионов! А это все равно что сделать ставку сразу на пять лошадей. Вы начинаете, например, имея такую собственность, как книга, пользующаяся спросом. Возможно, она сделает вас звездой с именем или великим режиссером. Но еще необходимо заполучить кредит в банке, людей, которые захотят распространять вашу картину…

— Вот это и было у Оскара — ставка! — мрачно перебил Мартеля Сэм. — Он сказал нам, что у него есть права на классный европейский бестселлер, написанный каким-то французским парнем. Сказал, что итальянская кинозвезда Карола Руссо безумно жаждет сняться в фильме по этой книге. Но управляет всеми ее делами Джино Амальди, а он не подпишет контракта, если вместе с этой девицей не будет сниматься американская кинозвезда.

— Этот Амальди — хитрая гнилушка, — пробормотал Лy. — Он считает, что его девица может хорошо сыграть, но ее имя здесь никому ничего не говорит. Поэтому, чтобы фильм принес кассу, с ней должен сняться известный американский актер.

— Оскар оставил лучшие новости напоследок, — прорычал Брюнхофф. — Он знал, что Дон Талант был помешан на мысли поработать в одном фильме с итальянкой — с тех пор, как встретил ее в прошлом году в Европе. Поэтому все, что ему было нужно, — это пятьдесят тысяч, чтобы осчастливить антрепренера Таланта, и наше дело в шляпе!

— Это звучало хорошо, — тихо сказал Лу, — действительно хорошо. Мы раздобыли пятьдесят тысяч. И только когда Оскар заявил нам, что решил выйти из игры и мы можем забрать эти пятьдесят тысяч в счет его доли в имуществе студии — каком, к черту, имуществе? — мы вдруг узнали, что вся сделка принадлежит ему одному. Он создал «Каденцию», подписал личные контракты с драматургом, итальянской девицей и Талантом. И все это он крепко зажал в свой кулак.

— Так что Оскар Нельсон — ничтожный подлец и вонючий сукин сын! — зарычал Сэм. — Я могу сказать о нем много крепких слов, и все от души! Но чтобы попытаться продырявить Таланта?!

— Это абсурд, конечно, — подтвердил Мартель. — Мы, естественно, возьмем под прицел повозку этой подлой мокрицы, но иначе. В рамках законов киноиндустрии.

— Возможно, это займет некоторое время, — едко усмехнулся Брюнхофф. — Ничего, подождем!

Я допил, поставил свою рюмку рядом с рюмкой Лу, потом встал и сказал:

— Благодарю за угощение и потраченное на меня время. Сочувствую вам, джентльмены, и признателен за то, что вы рассказали мне о своих бедах.

— Возможно, теперь у вас сложилось мнение, Рик? — спросил Мартель равнодушным тоном.

— О чем?

— Не хитрите со мной, молокосос! — зашипел он. — Чего я не выношу — так это если кто-то со мной хитрит.

— Не принимай все так близко к сердцу, Лу. — Брюнхофф широко мне улыбнулся, но в его глазах была холодная расчетливость. — Лу имеет в виду, что теперь, выслушав нашу историю, вы, возможно, больше не верите версии Нельсона?

— Думаю, истина лежит где-то посередине, — правдиво ответил я. — Если хотите знать мое мнение о вас, то я бы сказал, что вы, Сэм, довольно хороший актер, — А Лу, выходит, — один из честнейших людей в кинобизнесе. То, как вы провернули эту сценку, было действительно замечательно. И вы убедили бы меня, что просто нелепо думать, будто кто-то из вас имеет отношение к стрельбе, если бы можно было забыть связь Мартеля с рэкетом двадцатилетней давности.

Мои собеседники молча переглянулись, затем Брюнхофф сожалеюще покачал головой:

— Я должен был сразу же выбросить отсюда этого бродягу!

Он неуклюже обошел вокруг бара и решительно двинулся ко мне. Я постарался его остановить, сказав:

— Не стоит этого делать. Уже ухожу.

— Не беда! — Брюнхофф блаженно улыбнулся. — Мне это доставит удовольствие!

Подойдя достаточно близко, он резко замахнулся кулаком, явно целясь мне в лицо. И, наверное, снес бы мою голову, если бы задел. Но я успел нагнуться и ударить его в живот. Пальцы моей правой руки глубоко утонули в жировой ткани. Брюнхофф издал пронзительный свистящий звук, словно подал ночной смене сигнал приступить к работе. Увидев его сразу же посеревшее лицо, я отступил немного назад, но он, бросив на меня кровожадный взгляд, снова бросился в бой. Я перехватил его кулак уже у своего лица, сильно дернул его за руку и одновременно наклонился вперед. Брюнхофф пролетел над моим плечом по короткой, эффектной траектории и с глухим стуком грохнулся на пол. От его падения, думаю, сотряслось все здание. Однако через некоторое время он набрал воздуха в легкие и озадаченно посмотрел на меня снизу вверх.

— Черт возьми, как это случилось?

— Не знаю. — Посмотрев на него сверху вниз, я печально пожал плечами. — Думаю, вы просто не так живете, Сэм!

Затем вышел из квартиры, осторожно прикрыл за собой дверь и закурил сигарету, ожидая лифта. Когда он наконец подошел, из него выпорхнули две девушки, слишком увлеченные разговором и хихиканьем, чтобы обратить на меня внимание.

Одна была вертлявая невысокая блондинка с прической, похожей на пчелиный улей. Другая — чуть повыше, с темно-каштановыми волосами и лицом феи. В отличие от вертлявой блондинки, она по-настоящему впечатляла. Обе направились к двери квартиры Брюнхоффа, все так же неистово хихикая. Я нажал кнопку, чтобы дверь лифта не закрылась, и сказал:

— Эй! Это пойдет под рубрикой «Больше благоразумного опыта для двадцатитрехлетних»?

Они остановились и повернулись ко мне с обычным вызывающим пренебрежением на лицах.

— Вот уж действительно! — Вертлявая маленькая блондинка говорила невозможно чистым голоском. — Девушки в наше время нигде не чувствуют себя в безопасности!

Шатенка ничего не сказала. Увидев меня, она свирепо закусила нижнюю губу, а в ее карих глазах промелькнула тревога.

— Эй, да это же Дженни! — успел я произнести, прежде чем двери лифта скрыли их из виду.

Глава 5

Утреннее солнце демонстрировало полную беспристрастность, бросая такой же яркий свет на дом Оскара Нельсона, как и на весь остальной мир. Я припарковал машину на расчищенной граблями площадке перед домом, потом поднялся на крыльцо и позвонил в дверь. Мы заранее договорились с Нельсоном по телефону о моей встрече с Каролой Руссо, и он согласился увезти Амальди с собой в деловой центр города и занять его там чем-нибудь. Так что не надо будет отгонять маленького толстяка, чтобы поговорить с его девицей.

Высокий, худой, жилистый на вид тип открыл дверь и равнодушно посмотрел на меня. Его густые черные волосы были обильно напомажены и зализаны назад, источая слишком резкий для моего обоняния запах. Загорелое лицо было лишено выразительности — под стать темным глазам. Один быстрый взгляд — и мне уже стало ясно, что он — нечто среднее между бессловесным слугой и представителем наркомафии.

— Меня зовут Холман…

— Мы ждали вас, мистер Холман, — перебил он ровным голосом. — Я Тино — слуга.

— Отлично! А мисс Руссо?..

— Она возле бассейна, за домом, — снова прервал он. — Принести вам что-нибудь освежающее, мистер Холман?

— Это было бы здорово! — Я посмотрел на часы, они показывали начало двенадцатого. — Рюмочка мартини была бы дружеским жестом…

— Не будете возражать, если напиток окажется не сильно охлажденным? — Он устало улыбнулся.

Взглянув на него, я вернул ему его усталую улыбку.

— Нормально. Не знаю, что пьет мисс Руссо, но…

— Водку с тоником, — пояснил он вежливо. — И лед должен быть кубиками, нераздавленный.

— Клянусь, вас учил сам мистер Нельсон! Лично, не иначе. У вас точно такая же отталкивающая расторопность, Тино.

— Благодарю вас. — Его глаза смотрели на меня с насмешливым презрением. — Что еще я могу сделать для вас?

— Думаю, бассейн смогу найти сам. У вас там случайно не бегают отвязанные бешеные собаки?

— Нет. С тех пор как здесь появился я… — Он улыбнулся, во всяком случае его тонкие губы слегка изогнулись. — В них отпала необходимость.

— Предупредите меня, когда в следующий раз побежите отвязанным. Хотелось бы посмотреть.

— Не желаете ли домашнего печенья к напитку, мистер Холман? — Тино слегка поежился. — До обеда далековато.

Я отвернулся от уже открытой двери с выражением глубочайшего уважения на лице и произнес:

— Если бы стало широко известно, что появилась новая порода слуг, то дома стали бы строить побольше.

Спустя несколько секунд я обнаружил, что, как и было мне сказано, бассейн действительно находился за домом. Карола Руссо лежала на спине около него, пытаясь покрыть свое тело, уже поджаренное до шоколадного цвета, еще одним слоем загара.

Остановившись в двух футах от нее, я посмотрел вниз. На Кароле было черное бикини — самая минимальная уступка пристойности, какую она могла сделать. Одна узкая полоска туго обтягивала бедра, другая безуспешно пыталась сдержать напор высоких упругих грудей.

Если рассуждать здраво, это была просто девушка — девушка с длинными стройными ногами, мальчишескими ягодицами и непропорционально большой грудью. Так почему же всякий раз, когда я смотрел на нее, у меня возникала какая-то неуправляемая, не дающая покоя страсть? Конечно, ответа на это не было. Как, черт возьми, можно определить этот не поддающийся описанию магический признак сексуальной привлекательности, с которым рождается, может быть, одна девочка из сотни тысяч?

Видимо, природная радарная система предупредила ее, что хищный самец находится слишком близко и может нарушить ее покой. Глаза Каролы широко распахнулись. Я заглянул в глубину их зелени и снова очутился в джунглях. Только на этот раз их спокойствие не нарушало присутствие безжалостного охотника.

— Мистер Холман! — Она села и с наслаждением потянулась, отчего груди почти вывалились из бикини. — Что вы здесь делаете?

— Хотел немного поговорить с вами, мисс Руссо, — сказал я несколько взволнованным голосом. — Надеюсь, не потревожил вас?

— Нет. — Она посмотрела в мои глаза и неожиданно опустила руки. — Но зато я вас тревожу, так?

— Такова ваша судьба — сводить с ума всех мужчин, мисс Руссо. Возможно, сие не зависит от вас, но также не зависит и от мужчин.

— Ну, это только констатация факта, так что можете не извиняться. — Она одарила меня улыбкой беспризорного мальчишки и протянула руки. — Помогите встать, пожалуйста.

Я потянул ее за руки, не почувствовав веса тела. Она прошла к дереву, в тени которого стояли стол и два стула. Следуя за нею, невозможно было отвести глаз от ее маленьких округлых, мягко раскачивающихся ягодиц.

Когда мы опустились на стулья, все мое тело болезненно сотрясалось от неудовлетворенного желания.

— Хотите поговорить о вчерашних выстрелах? — спросила Карола с плохо скрываемым нежеланием касаться этой темы. — Мистер Нельсон объяснил мне все, вот почему мы переехали из гостиницы сюда.

На фоне дома вырисовалась фигура Тино с подносом в руках и направилась к нам.

— Здорово! — Девушка захлопала в ладоши, как маленький ребенок. — Как раз то, что мне сейчас нужно.

Слуга обогнул бассейн, подошел к столу и осторожно поставил на него поднос. Когда он выпрямился, его рука случайно задела плечо Каролы. На мгновение Тино напрягся, в его темных глазах вспыхнул слабый проблеск какого-то чувства. Увидев это, я не без удовольствия отметил, что мое утверждение об одинаковом воздействии Каролы Руссо на всех мужчин абсолютно верно.

— Что-нибудь еще принести вам, мисс Руссо? — вежливо спросил Тино.

— Нет. — Она подняла долгожданную рюмку водки и хищно посмотрела на нее. — Это мило, спасибо.

— А вам, мистер Холман? — Его голос резко изменился: если для Каролы Руссо в нем звучало вежливое уважение, то для меня — высокомерное презрение.

— Буду весьма доволен, если вы просто исчезнете, Тино, — тепло улыбнулся я ему. — Откровенно говоря, вы портите вид!

На мгновение он застыл, потом кивнул, скрывая вспыхнувшую ярость, которая проскользнула в его взгляде, затем бесшумно, как кот, удалился.

— Вы всегда так обращаетесь со слугами? — холодно спросила Карола Руссо.

— Только с этим. Он особенный. Это наш стиль общения.

— О! — Она беззаботно пожала оголенными плечами. — Тогда вы прощены. Выпьем за лакеев! — И подняла свою рюмку.

— Мисс Руссо…

— Называйте меня просто Карола. — Она опустила рюмку и раздраженно посмотрела на меня. — Что с вами случилось сегодня? Вы были намного приятнее вчера вечером, когда пытались спасти меня от Джино.

— Думаю, тогда у меня была куча других дел, о которых нужно было беспокоиться, — правдиво ответил я, — а сегодня утром вы одна, и это немного меня волнует.

Ее губы сердито надулись.

— Вас сводит с ума мое великолепное тело? — Усталое выражение пробежало по ее лицу. — Не продолжайте нанизывать шаблонные фразы. Мистер Холман, я знаю все это наизусть, и ответ все тот же — нет!

— Даже в телевизионном вестерне героиня одинаково действует и на «хороших», и на «плохих», — проворчал я. — Но вы всегда можете сказать, что «хорошие» — это те, которые не распускают рук!

Она хихикнула и пролила немного из рюмки прямо на себя. Блестящие капельки тоника скатились по впадине, разделяющей груди, и это чуть не превратило меня в «плохого».

— Извиняюсь, — прожурчала она. — Это какой-то условный рефлекс, мистер… Рик, не так ли?

— Да, Рик. По-моему, я нисколько не продвинулся вперед. Нельсон нанял меня, чтобы найти того, кто сделал вчера два выстрела, и не допустить новых. И я убедился в безотлагательности этого дела, как только снова увидел вас.

— Не хотелось бы портить такое прекрасное утро разговорами об этом, — мягко сказала она. — Но вы правы, мы должны поговорить, хотя и не знаю, чем я могу помочь. Задавайте любые вопросы, обещаю быть прилежной девочкой и отвечать честно.

— Что вы делали в Риме, Карола, когда Джино Амальди нашел вас?

Ее лицо застыло.

— Какое это имеет отношение к людям, стрелявшим в меня?

— Вы обещали быть прилежной девочкой, помните?

— Да, обещала, правда.

Она поставила пустую рюмку на поднос, расслабилась и пробежала пальцами по взъерошенным рыжим волосам.

— Что я делала в Риме, когда Джино нашел меня? — медленно повторила она вопрос, будто обращаясь к самой себе. — В основном пыталась выжить, готовилась не упустить шанс, если рядом окажется удача. Есть разные способы, какими девушка с Виа Венето может добиться успеха, и все неприятные. Знаю это, потому что испытала их все сама. — Ее зеленые глаза печально посмотрели вдаль. — Впервые я встретила Джино в номере гостиницы, где он ожидал девушку по вызову. Немного опоздала, и едва вошла в дверь, как он ударил меня по лицу. Но после этого его гений признал мои таланты, поэтому он всегда спрашивал меня, когда обращался в службу вызова девушек.

— Карола, — мягко сказал я, — вы не должны…

— Коли начала, дайте закончить! — перебила она с горечью в голосе. — Моя большая удача пришла однажды ночью, когда у него не оказалось денег, чтобы мне заплатить, а он не мог смириться с мыслью, что я сбегу от него. Тогда Джино заключил со мной сделку… Предложил на следующий день сыграть в эпизоде его нового фильма, что стоило даже немного больше, чем обычная плата за предоставляемые мною услуги. Я согласилась. А еще через пару дней мы встретились у него в студии, и Джино, прокрутив эпизод со мной, сказал, что на экране я смотрюсь намного сексуальнее, чем в спальне. Мне показалось, что он хочет снизить цену, поэтому я стала кричать на него. — Карола как-то грубо засмеялась, отчего сразу же затуманилось сияние солнечного света, сверкающий голубизной бассейн покрылся серой пеленой. — Папа Джино, конечно, имел в виду другое. Он вдруг сообразил, что у меня есть то, чего ему не нужно будет больше покупать. Более того, он сможет это продавать. В тот же вечер я подписала с ним контракт, который невероятно преобразил мою жизнь — из оплачиваемой шлюхи, мечтающей о судьбе кинозвезды, я стала оплачиваемой кинозвездой и неоплачиваемой любовницей! Джино учил меня играть, я училась быстро, потому что он всегда пускал в ход тяжелые кулаки, указывая на ошибки! Еще он изобрел чудесную серию пыток: диеты, чтобы я похудела, физические упражнения, массаж и диеты, чтобы снова поправилась. Наконец добился, что мой бюст увеличился на два дюйма, а бедра похудели на три дюйма. «Сверхмощный вид! — сказал тогда Амальди. — От пояса выше — женщина, от пояса ниже — мальчуган. Теперь, сага, ты в моем вкусе!» И он оказался прав, мы стали большой сенсацией, Рик. Ну разве это не прекрасно? — Карола выпрямилась и взглянула на меня. На лице ее было страдание. — В чем дело, Рик? Думала, всем нравится слушать истории с хорошим концом, потому что они навевают иллюзии и позволяют каждому чувствовать себя лучше!

— Не могу больше выносить этого, Карола, беби! — нежно сказал я. — Сейчас разрыдаюсь…

— Считаете все это выдумкой? — процедила она с холодным презрением.

— Нет! — Я даже затряс головой. — Верю каждому вашему слову, Карола!

— Мой рассказ развлекает вас?

— Развлекает. Только не рассказ — вы!

— Я?!

— Да, вы! Вы чертовски высокомерны. А самая наглядная, самая выразительная форма высокомерия — жалость к себе. Вы сидите, рассказываете историю своей большой удачи, а сами купаетесь в жалости к себе! Бедная маленькая Карола, одинокая незащищенная девочка, которая готова делать что угодно, лишь бы стать кинозвездой. И ее заставили делать то, к чему она была готова, и она стала большой кинозвездой! — Я откинулся на спинку стула. — Не нахожу в этом ничего невероятного. Если бы вы не добились успеха, в этом было бы хоть какое-то разнообразие. Если бы вы рассказали, что ваше маленькое прекрасное тело выловили в водах Тибра однажды ночью, после того как Амальди вышвырнул вас с ребенком на улицу, — вот тогда бы я разрыдался!

Ее зеленые глаза наполнились ненавистью, а с исказившегося лица полностью сошел цвет. Потом раскрылся рот, и она закричала. Тонкий звук установился на одной неизменной ноте, бьющей по нервам, и в то же мгновение она прыгнула на меня с хладнокровной яростью зверя из джунглей. Обе руки тянулись к моему лицу, длинные ногти свирепо скребли мою кожу. Мне удалось схватить ее, когда внезапным движением тела она отбросила в сторону стул. Мы упали на землю и покатились по траве. Карола царапалась, как дикая кошка. Наконец мы остановились, она оказалась подо мной. Я медленно уложил ее руки на траву по обе стороны от головы и утомленно сел на обнаженный живот. Еще несколько секунд она неистово сопротивлялась, потом закрыла глаза и обмякла.

— Ты стала намного эмоциональнее, беби, — проворчал я, задыхаясь. — У тебя с папой Джино что — взаимная договоренность? Ты использовала его настолько же, насколько он использовал тебя!

Она открыла глаза и уставилась на меня.

— Что вы собираетесь делать теперь, профессор Фрейд^[5] Холман? Изнасиловать меня, чтобы подтвердить свое мнение?

Я отпустил ее руки и встал на ноги. Карола откатилась в сторону иотвернулась.

— Уходи, падаль, — сказала она сдавленным голосом. — Ты — гнида!

— Когда папа Джино оставил тебя здесь одну и уехал в Рим, ты еле дождалась минуты, когда можно будет сбежать в горы с Талантом! А вчера, когда папа Джино поймал тебя с поличным и начал бить, ты не позволила мне его удержать. Взаимная договоренность, беби! Получила удовольствие с Талантом — полагаются шишки от Амальди. Это можно назвать переносом вины. Пока ты можешь обвинять Амальди во всем — и верить этому! — продолжай купаться в сиропе жалости к себе!

— Оставьте меня! — истерично завопила она. — У вас вместо головы клоака!

— Время бежит для тебя слишком быстро, беби, — мягко сказал я. — Если остановишься и прислушаешься, наверняка услышишь!

— Не хочу слушать, понятно вам?! — завопила она тонким детским голоском. — Оставьте меня в покое!

— И мне, и тебе, беби, понятно, как на самом деле ты относишься к Амальди, — рассердился я. — Но кому известно, что чувствует он? Что думает этот маленький толстяк с сияющей лысиной о прекрасной актрисе, из которой он сделал секс-символ, известный всему миру? Может, видит в маленьком эпизоде с Талантом начало своего конца? Сознает ли, что рано или поздно какой-нибудь красивый молодой человек заберет тебя у него навсегда? Готов ли он однажды потерять тебя?

— Вы сумасшедший, — простонала она.

— Поднявшись над облаками на обратном пути из Рима, пришел ли папа Джино к какому-то решению? — продолжил я. — Какой сделал выбор? Уступит он тебя молодому сопернику или предпочтет увидеть мертвой? Ведь тогда ты навеки его творение — с рождения до смерти. — Я сделал маленькую паузу. — И вот теперь — главный вопрос, беби! Палец, который нажал на спусковой крючок, был оплачен папой Джино?

Карола подскочила на месте, потом медленно повернула ко мне голову. Всем своим видом она молила о жалости, но я твердо знал: жалость была верным средством ее погубить.

— Вы не знаете папу Джино, — сказала она хриплым голосом. — Вам он кажется маленьким смешным человечком, и вы думаете, что таким же его видят все остальные, включая его самого. Вы и меня не знаете, если думаете, что я провела те четыре мерзких дня в этой вонючей хижине только из озорства.

— Понимаю тебя, беби! — холодно сказал я. — Каждый раз, когда смотрю в твои ярко-зеленые глаза, я тебя понимаю! Весь твой мир отражается в твоих глазах, ты знаешь об этом?

— Какой мир? — усмехнулась она.

— Мир страха. Ярко-зеленые джунгли, которые живут блеском красок и темной тенью, где бродят дикие звери. Но они не беспокоят тебя, потому что это твой мир, и ты знаешь, как выжить в нем. Только теперь добавился новый фактор, и он означает, что твоя единственная возможность остаться в живых — это покинуть джунгли. Правда, ты не знаешь, как это сделать.

— Какой новый фактор?

— Охотник, — пояснил я. — Дикие звери охотятся друг на друга, подстерегая легкую добычу, и если ты осторожна в джунглях, можешь их избежать. Но охотник — это другое. Он выслеживает только предназначенную ему добычу. А эта добыча — ты!

— Один взгляд в мои глаза — и вы все это увидели? — Карола презрительно рассмеялась. — Вы не в своем уме!

— Возможно. — Я пожал плечами. — А ты?

Карола поднялась на ноги и крепко обхватила свое тело руками, слегка поеживаясь, несмотря на жуткую жару.

— Что вам нужно от меня, Рик Холман? — В ее голосе звучало отчаяние.

— Хочу услышать, не зовут ли этого охотника Джино Амальди?

— Джино — последний человек в мире, который хотел бы видеть меня мертвой, — решительно заявила она. — Я ответила на ваш вопрос. Теперь вы оставите меня в покое?

— Да.

Карола повернулась и пошла прочь, все еще вздрагивая всем телом. Я стоял и наблюдал, пока она не скрылась в доме. Потом тоже слегка поежился.

Глава 6

Очевидно, Ленора Палмер всем сердцем восприняла инструкцию Нельсона, полученную накануне вечером, потому что вихляющая бедрами медицинская сестра в белом халате, за которой я поднимался по лестнице в доме Таланта, вне сомнения, была самая сексуальная медсестра, когда-либо виденная мною в жизни.

Остановившись у двери в спальню, она посмотрела на меня, как хранительница великой тайны, что так любят обычно проделывать медицинские работники, когда говорят с посторонними о больном. Вероятно, начало этому положили медицинские сестры. У них эту манеру переняли врачи, и в конце концов ее подхватили работники похоронных бюро. У меня от этого заговорщического вида всегда по телу пробегают мурашки.

— Оставлю вас одного, — конфиденциально шепнула сестра. — Подожду внизу, пока вы будете беседовать.

— Спасибо, — поблагодарил я.

Сестра поправила прическу, вздохнула, затем несколько раз моргнула, словно скрепляя наш тайный сговор против ее подопечного.

— Уверена, нет необходимости напоминать, мистер Холман, что вам нельзя тут долго задерживаться. Не так ли? Я потеряю к вам уважение, если вы его утомите.

— Бьюсь об заклад, сестра, вы постоянно утомлены! — парировал я таким же конфиденциальным шепотом.

Ее рот приоткрылся на целых полдюйма, потом нижняя губа искривилась в тщательно рассчитанной обиде.

— Почему, мистер Холман? — игриво хихикнула она. — Не понимаю, что вы имеете в виду…

— Если бы только можно было заключить с вами пари, милая, — я тяжело вздохнул, — мы бы встречались каждый обед и ужин в течение следующих шести недель! — С последними словами я толкнул дверь и быстро вошел в комнату — на случай, если она вдруг решится принять мое предложение.

Дон Талант сидел в постели, удобно опираясь спиной на кипу подушек, и смотрел какую-то мелодраму по телевизору.

На экране мелькнула афиша перед кассой кинотеатра с портретом Таланта. Она просто била в глаза. Достаточно было только раз взглянуть на портрет, чтобы понять, почему он получил за участие в фильме четверть миллиона долларов. Вьющиеся черные волосы, продолговатое меланхоличное лицо с резко очерченными скулами и жесткими складками у рта, чистая кожа, покрытая ровным загаром. Один раз увидишь — и сразу поймешь, что перед тобой герой, неохотно признал я. А белая повязка на плече сидящего передо мною актера определенно была последним искусным мазком художника.

— Мистер Талант? — Мне пришлось повысить голосу чтобы перекричать героиню мелодрамы, страстно умоляющую своего мужа предоставить ее любовнику шанс ради их детей.

Он нажал на кнопку дистанционного управления, в тот же миг изображение и звук одновременно исчезли. Но еще пару секунд он смотрел на чистый экран с печальным выражением на прекрасно отчеканенном лице.

— Знаете, — медленно и грустно, под стать своему виду, произнес Талант, — просто не понимаю, что люди находят в телевидении?

— Хотите сказать, — с умным видом подхватил я, — оно не может сравниться с кино?

— Думаю, да! — Теперь Талант казался весьма довольным собой. — И потом, это все так… ну, так фальшиво!

— Вы совершенно правы, — согласился я. — Особенно если сравнивать с вашим последним фильмом, который я видел. Как он назывался? Кажется, что-то вроде «Султан…».

— «…и рабыня»! — быстро подсказал он. — Благодарю вас, Холман. Так получается, что я всем сердцем согласен с вами. Те серии были подлинно египетскими, до последней подробности, вы знаете?

— Мне казалось, там только подразумевалась арабская обстановка?

— Нет, это была историческая картина, — холодно пояснил Дон. — В те времена Аравия и Египет были практически одно и то же! Костюмеры угрохали более пятидесяти тысяч долларов лишь на костюмы Айванны и Клавель!

— Даже и представить себе не мог, что для нее шили костюмы, — искренне удивился я. — По-моему, весь фильм она носилась просто в нижнем белье.

Талант ничего не ответил, только так пристально посмотрел на меня из-под густых черных бровей, что через некоторое время мне стало не по себе.

— Как сегодня плечо? — спросил я, чтобы сменить тему разговора.

— Отлично! — Он вздрогнул и закрыл глаза, откинувшись на подушки. — Просто отлично, — добавил сквозь стиснутые зубы. Затем, выдержав нужную паузу, мужественно усмехнулся: — Доктор говорит, что потеряно примерно две пинты крови. Это сделали рекламным заголовком.

— У вас, должно быть, чертовски крепкое здоровье, — восхищенно произнес я.

— Стараюсь сохранять форму, — скромно улыбнулся Галант, обнажив ряд зубов, будто нарисованных художником. — Никогда не работаю с дублером, Холман.

— Поговорим о тех выстрелах вчера днем? — сказал я решительно. — Мне…

— Это был несчастный случай, — оборвал он. — Какой-то дурак, не умеющий стрелять, целился в птицу, а попал в меня.

— Второй выстрел чуть не задел мисс Каролу Руссо…

— А! — Он понимающе улыбнулся. — Совсем забыл, чем вы зарабатываете на жизнь, Холман. Конечно, в ваших интересах попытаться что-нибудь сделать из этого. Но, боюсь, вам придется обойтись без моей помощи, старина!

— Это идея Оскара Нельсона, а не моя, — уточнил я. — Он считает, что кто-то хотел убить Каролу Руссо, а в вас попали по ошибке.

— Ошибка? — Он вытаращил глаза, чтобы подчеркнуть полнейшую несуразицу этой мысли. — Смешно!

— В любом случае, — я постарался многозначительно улыбнуться, — был этот инцидент несчастным случаем или нет, думаю, он стоил четырех дней с Каролой Руссо, а?

Киноактер помрачнел как туча и бросил на меня сердитый взгляд.

— Галант — это моя фамилия и суть моего характера! — Он сделал паузу, тщетно выжидая моей реакции на эти слова. — Шучу! Должен откровенно признать, Карола Руссо горько меня разочаровала, когда дошло до дела. Эта девушка столь же сексуальна, как сестра моей бабушки Матильда, которой в следующем году исполнится восемьдесят пять лет. Она, похоже, думает, что секс — это то, что следует за словом «файв»^[6]. Никогда так долго не скучал, как эти четыре дня в горах.

— Не расскажете поподробнее? — с уважением попросил я.

— Представьте, как любая нормальная девушка вела бы себя в такой ситуации, Холман? — горько воскликнул Талант. — На горы спустилась ночь, но в бревенчатой избушке тепло и уютно. Перед нею ярко горит открытый камин, потрескивают в огне поленья, а в комнате запах хвои. Она уютно сидит на белой овчине, попивая ликер из настоящего античного бокала, и наблюдает за мерцанием пламени, а рядом с ней… Да, я!

— Представляю. И как же вела себя барышня Руссо?

— Зевала! — Его голос задрожал от негодования. — Когда я обнял ее за плечи и прошептал милые словечки, которые так нравятся девушкам, она заскрипела зубами! — Он закрыл глаза, демонстрируя, как ему неприятно это воспоминание. — Боже! — вскрикнул он внезапно. — Эта девушка с виду так романтична! Но когда я взял ее за подбородок и ласково повернул к себе, чтобы поцеловать, знаете, что она мне сказала? «Опустите избитые прелюдии и переходите к главному. Я устала, мне нужно хорошо выспаться!» Вот что она сказала!

— Да, это не похоже на язык любви, — посочувствовал я.

— Не то слово! — пробормотал он. — Ее язык заставит покраснеть портового грузчика! Так что можете мне поверить: Руссо — это всего лишь подделка, фальшивка! Поэтому мысль, что кто-то воспылал к ней страстью настолько, что готов пойти на убийство, — полный абсурд!

— Верю вам на слово. А как насчет вашей жены?

— Пожалуйста, — его неистово передернуло, — не произносите этого неприличного слова, Холман!

— Не думаете, что у нее достаточно страсти, чтобы пойти за вами с ружьем?

— Моника? — Талант невесело рассмеялся. — Давайте я расскажу вам о Монике! Ее агрессивный невроз полностью основан на сильном комплексе неполноценности, и это конечно же причина всех ее патологических отклонений, подозрительности, истерик и повторяющихся психозов!

— Хотите сказать, что она вас ревнует?

— Да! — Он несколько раз моргнул. — Думаю, так! Но она также убеждена, что муж — самая престижная вещь, которая ей досталась в жизни. По секрету, Холман, Моника свободно признается в этом в постели. Вся ее стервозность возобновляется, возрождается — называйте это как хотите, — как только она снова ставит ноги на пол!

Тут я решил, что вытерпел все интимные признания великого любовника, которые способен был выдержать за один день.

— Было действительно приятно навестить вас, мистер Талант! Надеюсь, плечо быстро заживет…

— Да, заживет, — повторил он самодовольно. — Любезно было с вашей стороны заскочить проведать меня, Холман. — Скверная усмешка заиграла в уголках его рта. — Извините, что не помог вам развить достаточно впечатляющий сюжет убийства, чтобы вытянуть жирненькую сумму из Оскара Нельсона… Но я никогда не умел потворствовать. Да и, откровенно говоря, надо думать о будущем. Что сделает Нельсон со мною потом?

— Вы хотите, чтобы я прислал сюда медсестру?

— Нет! — Талант слегка побледнел. — Хочу, чтобы Моника вернулась домой, тогда я смогу отпустить медицинскую сестру. Знаете, Холман, под этим белым халатом скрывается сексуальная маньячка. Я боюсь даже вздремнуть украдкой, когда она поблизости, — боюсь, тут же окажется под моим одеялом.

— Вы давно не беседовали с вашим психиатром? — спросил я.

— Последние два месяца, с тех пор как… — Он неожиданно замолчал и бросил на меня подозрительный взгляд: — Что заставило вас задать такой вопрос?

— Ничего. Ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться… — произнес я успокаивающим тоном, направляясь к двери.

— О чем не стоит беспокоиться? — вскрикнул он.

— Просто иногда все эти сексуальные фантазии вроде ваших свидетельствуют о реальной физиологической проблеме, — туманно пояснил я. — Но не стоит беспокоиться, право же, не стоит!

Его голова поднялась с подушек.

— Что за реальная физиологическая проблема?

— Ну… — Я открыл дверь и шагнул в коридор, поворачиваясь, чтобы больше не видеть его изможденного лица. — Утрата половой потенции. Но в вашем случае это полный абсурд! Вы ведь не замечали в последнее время, что женщины потеряли к вам интерес? Ваше очарование не померкло, правильно?

— О Боже! — Галант снова упал на подушки. Его лицо под загаром стало бледно-землистым. — Те четыре дня в горах! — В его голосе зазвучали нотки трагической иронии. — Конечно, в некотором смысле было забавно. Все это время я думал, что она просто бесполая!

— Но, разумеется, вы не хотите, чтобы это распространилось на вас? — спросил я и увидел, как он вздрогнул. — Между прочим, у медицинских сестер острое чутье на такие вещи. Почему бы вам не попробовать разыграть ее?

— Спасибо, дружище! — Он благодарно улыбнулся. — Уже через полчаса сестра будет уверена, что она самая знойная штучка в моей жизни с момента достижения половой зрелости.

Я закрыл за собой дверь и медленно пошел по коридору, считая, что провел с Талантом неплохую беседу — теперь этот сукин сын дважды подумает, прежде чем снова употребит слово «потворствовать». Медсестра очутилась на лестничной площадке одновременно со мной и изъявила готовность продолжить интимную беседу.

— Как вы нашли мистера Таланта? — бодро спросила она.

Оглядев ее сверху вниз, затем снизу вверх, не пропустив ничего, я покачал головой с нескрываемым восхищением и произнес завистливым тоном:

— Этот Дон! У него определенно хороший вкус!

— Вы хотите сказать, что у него хороший вкус на медицинских сестер, мистер Холман? — хихикнула она с надеждой.

— Хочу сказать, что он умеет выбирать их. С большим потенциалом для будущих фильмов. — Пришлось говорить таким образом, чтобы протолкнуть идею в ее толстую голову. — Знаете? Он намекнул, что намерен дать вам маленькую роль в его новом фильме!

— Мне? — Она зарделась, как рождественская свечка. — Мистер Талант желает, чтобы я снялась в его новом фильме?

— Послушайте, милая! — Я перешел на шепот. — Не стоит, чтобы об этом кто-нибудь узнал, поэтому не говорю громко, но он сходит от вас с ума. Влип! Беда в том, говорит, что вы его просто не замечаете.

— Неправда! — страстно воскликнула она. — Мистер… Дон самый красивый мужчина, какого я когда-либо видела!

— Тогда такая умная девушка, как вы, должна дать ему знать о своих чувствах, милая. Почему вы не уделите ему немного внимания? — Локтем я панибратски ткнул в ее упитанный живот. — Понимаете?

Ее нижняя губа выпятилась так, что, казалось, больше не вернется на место. Медленный глубокий вздох помог ей усвоить сказанное и в то же время размять грудные мышцы.

— Мистер Холман, — произнесла она тихим голосом новообращенного, — пожалуй, я точно знаю, что вы имеете в виду.

Я наблюдал за ее исступленным вихлянием, когда она торопливой рысью помчалась к комнате Таланта. Меня обуяло теплое чувство от сознания выполненного долга. И снова вспомнилось словечко Таланта — «потворствовать».

Было около половины шестого, когда, припарковавшись рядом с суперсовременным зданием на бульваре Уилшира, я отправился разыскивать Оскара Нельсона. Оказалось, он уже ушел, прихватив с собой Джино Амальди. Мне пришла идея подняться на пятый этаж и посмотреть, нет ли там кого из нанятых им помощников.

Глава отдела по связям с общественностью стучала на машинке за своим столом. Для удобства она сняла коричневый льняной пиджак, оставшись в белой шелковой кофточке без рукавов, что привело меня в полное восхищение. Дверь ее кабинета была открыта, так что я просто прислонился к косяку и наблюдал. Когда она делала вдох, белый шелк на ее полной груди разглаживался, при выдохе — слабо трепыхался.

Минуты через две она подняла голову, широко раскрыв светящиеся синие глаза.

— О! Сколько времени вы там стоите?

— Достаточно долго, чтобы насладиться. Знаете, как завлекательна ваша кофточка?

— Все, что я ношу, — завлекательно, — ответила она самодовольно. — Я сама завлекательная! Возможно, самая завлекательная среди глав отделов по связям с общественностью в нашем бизнесе! Вы не знали этого?

Войдя в кабинет, я опустился в кресло в форме яичной скорлупы.

— По правде говоря, шел к вашему шефу, но он уехал домой.

— Мне не нравится, как вы это сказали! — Ее широкий рот вдруг скривился. — Прозвучало так, будто мой шеф завлекательнее меня.

— Я был у него дома сегодня утром. — И я умолк, прикуривая сигарету. — У него хороший дом.

— Действительно, — кивнула она. — Очень впечатляет!

— А слуга впечатляет еще больше, чем дом. И где только Нельсон нашел такого?

— Тино? — Ленора улыбнулась. — В нем что-то есть, не так ли? Мистер Нельсон решил, что ему нужен личный помощник. В прошлом году, когда мы были еще в Европе, он подобрал Тино. Во время командировки туда по делам фирмы.

— Падение от личного помощника до слуги? Как такое случилось?

— Это сам Тино сказал вам, что он слуга? — Она выглядела довольной. — У него такая манера шутить, такое странное чувство юмора.

— Просто поражен, — лениво произнес я. — Если Нельсон был там только в командировке, у него не было времени ходить даже за покупками. Как ему удалось за столь короткое время подобрать личного помощника?

— Это было еще во времена «Ария продакшн», — вспомнила Ленора. — Мистер Нельсон попросил своего партнера найти ему кого-нибудь, кому можно доверять, и, думаю, это Луис Мартель рекомендовал Тино…

— У меня был дружеский разговор с Брюнхоффом и Мартелем вчера вечером, — сообщил я.

— Даже не подозревала, что можно иметь дружеский разговор с двумя такими проходимцами! — холодно отреагировала она.

— По их версии, именно старый святой Оскар предал их и увел сделку «Карола Руссо — Дон Галант» прямо из-под носа!

Лицо Леноры слегка покраснело.

— Мистер Нельсон работал на износ все четыре года в Европе! А эти ублюдки не оказывали ему совсем никакой поддержки! Если они не смогли добиться проката фильмов, которые он снимал, в кинотеатрах, то могли хотя бы заключить сделку с телевидением, но и этого не сделали. Они разбили ему сердце, Рик!

— У Оскара Нельсона есть сердце? — усмехнулся я. — Да вы шутите!

— Это вы не понимаете или не хотите его понять, — горячо парировала она. — Да, ему нравится выставлять себя каким-то типичным пройдохой, сукиным сыном, но на самом деле он очень милый и чуткий человек.

— Ладно! Все мы, девочки, не спим с ним и потому не знаем, каков настоящий Оскар Нельсон.

В сияющих синих глазах мелькнула боль, и сразу же Ленора отвела взгляд.

— А это так необходимо?

— Только пытался примерить подход Оскара Нельсона. Но вы правы, он не совсем уместен.

Она опустила глаза на пишущую машинку.

— Если вы не против, Рик, мне нужно закончить этот пресс-релиз.

— Надеялся, что смогу купить вам чего-нибудь выпить.

— Спасибо, может быть, в другой раз.

— «Найти тех или того, кто пытался убить Каролу Руссо вчера, и найти быстрее, чем они совершат вторую попытку, возможно, с лучшим результатом», — процитировал я ровным голосом.

— Что? — Ленора резко вскинула голову.

— Это четкие указания Оскара Нельсона мне. Все было бы намного проще, если бы я был полицейским. Тогда мог бы ходить и задавать вопросы вроде: «Где вы были между двенадцатью и двумя часами дня?..» И люди отвечали бы полицейскому. Можно было бы послать моих помощников проверить алиби тех, на кого падает подозрение, и, возможно, методом исключения найти того, кто выстрелил из пистолета. Криминалисты извлекли бы пулю из дверного косяка, а у меня было бы заключение баллистической экспертизы. Полдюжины человек прочесали бы склон горы у домика и, может быть, нашли пистолет или след ноги, словом, что-нибудь!

Она зажмурилась.

— В чем же дело?

— Я не полицейский…

— Ну, не полицейский! — оборвала Ленора. — Что же прикажете делать мне? Поплакать немного?

— Лучшее, что я могу сделать, — это походить вокруг, задавая вопросы, на которые люди могут не отвечать или, если пожелают, солгать, мне их все равно не проверить. Но если я стану грубить, воздействовать на них особой техникой допроса, которая отчасти оскорбляет, отчасти разжигает злобу, — возможно, они выйдут из себя, или обидятся, или почувствуют настолько сильную боль, что выболтают правду, даже не успев обдумать сказанное.

— О! — Ленора улыбнулась с искренней теплотой впервые за время нашего знакомства. — Теперь понимаю! Что же это за правда, которую вы надеетесь вытянуть из меня, Рик?

— Надеялся узнать кое-какую правду о Нельсоне.

Ее глаза вдруг стали отчужденными.

— Мы не станем проходить через все это снова?

— Он использует людей в своих интересах, — сказал я с отчаянием. — Так поступают многие, но Нельсон использует людей до конца, высасывает досуха! Ему нужно обязательно раздавить их. Поездка с ним — это билет в один конец, на мусорную свалку, разве вы не видите?

— За что вы его так ненавидите? — Она посмотрела на меня почти испуганно. — Вы его совсем не знаете!

— И что из этого? — Я безучастно уставился на нее. — И кто сказал что-нибудь о ненависти к нему?

— Пожалуйста, уходите, Рик! — Ее голос был приглушенным, мне пришлось напрячься, чтобы расслышать слова. — Не хочу больше говорить об этом, это заставляет меня чувствовать себя такой… такой вероломной!

— Если вы не разорвете ваших отношений с Оскаром Нельсоном как можно скорее, — строго произнес я, — вы закончите свою жизнь в клинике, Ленора. Думаете, он будет приносить вам цветы?

Глава 7

У моего дома стоял автомобиль с опущенным верхом.

Выйдя из машины, я разглядел затылок девушки, сидевшей на месте водителя, восхитился естественным темно-каштановым цветом ее волос и направился к ней.

Девушка, не отрываясь, смотрела прямо перед собой сквозь ветровое стекло и, казалось, не заметила меня даже тогда, когда я остановился возле ее автомобиля, заглянул ей в лицо и присвистнул:

— Ну и ну! Как тут не стать сексуальным маньяком? Неужели сама малышка Дженни Трент? Что это привело вас в маленький серый домик Холмана, затерянный в шумных кварталах Беверли-Хиллз — символа состоятельности и престижа?

Личико феи осталось совершенно спокойным. Карие глаза невозмутимо продолжали созерцать через ветровое стекло очаровательный вид на закрытые ворота моего гаража. Только некоторая жесткость в уголках ее рта выдавала скрытую напряженность.

— Что меня привело? — переспросила она ровным голосом. — Ваше саркастическое замечание насчет того, что может пойти под рубрикой «Больше благоразумного опыта для двадцатитрехлетних». И еще эта идиотская ухмылка на вашем глупом лице, когда закрывались двери лифта.

— Ах, вот оно что! — серьезно отреагировал я.

— По какой-то безумной причине, которая мне самой неясна, — продолжила она тем же ровным голосом, — у меня возникло сильное желание объяснить вам, что я делала в квартире Брюнхоффа вчера вечером. Правда, с другой стороны, не вижу особых причин, по которым вы захотели бы меня выслушать. Или как?

— Ну что вы! Меня всегда интересуют интимные подробности ночи, проведенной незамужней девушкой в квартире молодого плейбоя! Давайте зайдем в дом. Что-нибудь выпьем, и вы раскроете тайны своего потрясающего времяпрепровождения на бульваре Сансет.

— Спасибо, зайду! — сладко улыбнулась Дженни. — Вы настоящий бродяга с извращенными садистскими мыслями.

Спустя три минуты она уже восседала в кресле в моей гостиной с рюмкой скотча в руке. Я устроился на кушетке, посасывая свой излюбленный бурбон.

На мой взгляд, портной, который сотворил ее элегантное платье из серебристой парчовой ткани, был не только большим мастером дизайна, но и хорошим скрягой. На ткани он сильно сэкономил. Когда Дженни скрестила ноги, подол автоматически задрался на добрых четыре дюйма выше колен. Вверху все творение держалось на двух лямочках шириной с ее мизинчик. А закругленный вырез прозрачно намекал, что серебристая парча не может соревноваться с манящим углублением между волшебными грудями.

— Моника Хейс — моя лучшая подруга, — сказала Дженни решительным тоном. — Знаю, у нее есть свои недостатки, но она добра ко мне более чем кто-либо.

— И добрее, чем была к Таланту? — Леденящий взгляд карих глаз заставил меня моментально нырнуть в укрытие. — О’кей, буду только слушать!

— Два дня назад, вечером, мне позвонил человек, назвавшийся Сэмом Брюнхоффом, — продолжила она еще более решительно, — и сказал, будто бы узнал от приятеля своего друга, что я близка к Монике Хейс. А дело в том, что Моника вернулась с выездных съемок и не обнаружила в городе мужа, он куда-то пропал. Я постаралась сохранить спокойствие и ответила, что, по крайней мере, первая часть его сообщения верна. Тогда он сказал, что Дон Талант скрылся вместе с Каролой Руссо тремя днями раньше и никто, кроме него, не знает, где они. Между прочим, и Джино Амальди тоже вернулся из Рима раньше, чем ожидалось, а если он первым узнает, где прячутся любовники, то вся преисподняя вырвется наружу. Естественно, мне тут же захотелось задать Брюнхоффу очевидный вопрос — почему он рассказывает все это мне, а не Монике? Брюнхофф рассмеялся и заявил, что у него от природы доброе сердце и он считает, будет лучше, если она услышит это от меня, своей лучшей подруги. Пришлось его спросить, не сошел ли он с ума, если думает, что я расскажу ей эту историю? Ведь мне даже неизвестно, правда ли это. До этого Брюнхофф говорил дружеским тоном, но тут его голос совершенно изменился. Стал просто рычать. Объявил, что Талант с итальянкой находится в своем доме в горах, а если я, безмозглая девка, ему не верю, то могу утром туда поехать и увидеть сама. И бросил трубку…

— …оставив вас наедине с этой проблемой, — закончил я фразу, начатую Дженни.

Она отпила скотч и зябко передернула гладкими обнаженными плечами, словно пытаясь таким образом отделаться от воспоминаний.

— Совсем не могла заснуть в ту ночь, раздумывая, как поступить, — сказала она тихо. — Но утром позвонила Монике и предложила поехать туда вместе, чтобы избавиться от беспокойных мыслей. Она согласилась. — Дженни подняла голову и чуть ли не вызывающе посмотрела на меня. — Подумала, если Брюнхофф лгал, то в этом не будет никакого вреда. А если все правда, для Моники даже лучше все узнать самой до того, как одна из ее подружек изложит ей эту историю, добавив подробности собственного сочинения. Когда мы приехали к домику, Моника увидела спортивный автомобиль Дона и сразу все поняла. Она хотела, чтобы я пошла с ней, но мне показалось, что будет лучше, если она пойдет одна, потому что мое присутствие только вызовет больше смятения. Ну, все остальное вы знаете сами.

— А в отношении вчерашнего вечера?

— Надеюсь, вы в курсе, что Нельсон звонил Монике?

Я утвердительно кивнул.

— Мы были вместе, когда он звонил, — продолжила Дженни. — Моника рассказала, что он шантажировал ее, требовал, чтобы она приняла версию, будто пулевое ранение Дон получил по собственной неосторожности. Она была ужасно расстроена, чуть ли не в истерике… Я дала ей успокоительное и уложила в постель. Но по пути домой обдумала все это и встревожилась еще больше. Факт оставался фактом — кто-то пытался убить Дона… Положим, попытается снова, и это получится. Что тогда будет с Моникой, если Нельсон убедит других, будто это именно она — ревнивая жена — пыталась его убить в домике в горах?! — Дженни наклонилась вперед и посмотрела на меня с серьезным видом. — Вы понимаете, куда я клоню, Рик?

— Конечно. Нельсон или кто-то, стоящий за ним, может сделать Монику козлом отпущения, если новая попытка убийства Таланта будет успешной.

— Вот именно. — Дженни облегченно вздохнула, очевидно убедившись, что я не считаю ее опасения помрачением рассудка.

— И еще вы задумались, почему Брюнхофф позвонил именно вам и каким образом он узнал о возвращении Хейс и Амальди, — подсказал я.

— Правильно! — Она благодарно улыбнулась. — Поэтому, приехав домой, сразу же позвонила Брюнхоффу в офис. У мистера «Зови меня Сэм, беби» не было никаких новостей. Зато было игривое настроение. Начал шутить и наконец пообещал, что, если мы встретимся, он выдаст мне кое-какую секретную информацию. Я была в таком отчаянии, что согласилась; он предложил прийти к нему домой вечером, в девять тридцать. Потом этот сукин сын, покатываясь со смеху, вспомнил, что с ним будет его компаньон Лy Мартель, и посоветовал мне прихватить подругу. — Дженни свирепо взглянула на меня, будто перед нею был Сэм Брюнхофф. — Я взяла с собою Шерри Кинг, она работает моделью, демонстрирует нижнее белье, умеет следить за собой. Шерон подумала, что это большая удача — свидание с боссами кинокомпании «Ария продакшн». — Дженни презрительно усмехнулась над предположением подруги. — Свидание с деятелями дешевой пятиразрядной кинокомпании, которая не сняла ни одного приличного фильма!

— И что же было дальше? — нетерпеливо прервал я.

— А ничего! — Ее голос опять стал ровным. — Не знаю, что вы там делали, но, что бы это ни было, сработали на славу. Брюнхофф открыл дверь с таким видом, будто его только что протащили через канализационную трубу, и велел нам убираться к черту, мол, ему и его компаньону нужно работать. И прежде чем мы успели что-нибудь сказать, захлопнул дверь прямо перед нашим носом. — Дженни слабо улыбнулась. — Не думаю, что бедная Шерри когда-либо снова станет со мной разговаривать.

— Ну, теперь верю, что вы не из синдиката девушек по вызову, предоставляющего услуги крикливым продюсерам. — Я улыбнулся Дженни. — Думаю, за это стоит еще выпить. — С этими словами подошел к ее креслу и взял у нее пустую рюмку.

— Рик! — В ее карих глазах, когда она подняла голову, была неподдельная теплота. — Не знаю почему, но со вчерашнего вечера для меня было очень важно, чтобы вы не думали обо мне как о какой-то дешевой шлюхе.

— Не знаете? А кто же знает?

— Кажется, начинаю догадываться, — добавила она нежно.

Когда я вернулся с наполненными рюмками, Дженни уже пересела из кресла на кушетку и показала на место подле себя, предлагая мне сесть. Как только мы оказались рядом, она повернулась ко мне, упершись одной рукой в стену, пристально вгляделась в мое лицо и коснулась своим коленом моего.

— Ну, — сказала хрипло, — расскажите мне о вашей жизни, Рик Холман.

— Это омерзительно. Не захотите слушать.

Она наклонилась ближе. Я скользнул беглым взглядом по ее груди, и мои глаза остекленели от ошеломляющего зрелища, открывшегося за вырезом платья.

— Тогда скажите, почему, потратив столько времени и доказав вам, что я не шлюха, — нежно прожурчала она, — я веду себя так, словно так оно и есть на самом деле?!

— Было бы приятно думать, что вы собираетесь принять решение и получить побольше благоразумного опыта. Но я слишком робок, чтобы надеяться на это.

Дженни засмеялась — это было похоже на мурлыканье тигрицы — и притянула меня к себе. Ее губы на мгновение показались холоднее моих, потом она откинула голову и положила обе ладони мне на грудь. Спустя мгновение ее губы вернулись, а руки начали исследовать мою грудь и спину короткими ласковыми движениями, явно рассчитанными на то, чтобы довести меня до неистовства. Это была игра, в которой требовались два игрока, поэтому я тоже положил обе руки на ее грудь и уже собирался исследовать всю эту чудесную территорию аналогичной серией ласкательных движений, когда она вдруг отскочила на другой край кушетки.

— Не сейчас, Рик. — И поспешно натянула свои мизинчиковые лямочки на плечи. — Это… Это так неожиданно. — Ее улыбка сожаления несколько запоздала.

— Как скажешь, Дженни, — скромно отреагировал я.

Она подняла свою рюмку и отпила глоточек скотча, словно очень нуждалась в нем, потом снова улыбнулась.

— Вы паршивый собеседник, Рик Холман. Расскажите мне… о вашей работе, если не хотите говорить о себе.

Ее колено снова дотронулось до моего, словно обещая вознаграждение после моего рассказа.

— Поскольку нет предела моему возмущению вашим сарказмом и вашей характеристикой, милая Дженни, — весело сказал я, — поведаю вам самую очаровательную историю, какую вы когда-либо слышали. Это не только самая очаровательная, но и самая смешная история. Вы умрете со смеху, обещаю. И, как все великие истории, она о тех, кого вы знаете очень хорошо.

Ее глаза обшарили мое лицо в поисках разгадки, потом она облизнула губы и небрежно улыбнулась.

— Это кажется интересным, Рик. Давайте, начинайте!

— Сегодня днем я навестил Дона Таланта, — начал я. — Этот парень, может быть, и незаменим для кассовых сборов, но для меня он просто ничтожество. Знаете, единственный способ, которым он может поддержать беседу, — это выцарапывать строчки диалогов из старых фильмов.

— Ну и что? — возразила она, поежившись. — У каждого свое мнение о Доне. Но продолжайте.

— Я видел его медицинскую сестру — это самая сексуальная сестра, какая только может быть. Блондинка с неправдоподобным нижним ярусом! А уж как она им виляла, когда…

— Можете опустить анатомические подробности, — посоветовала Дженни.

— О’кей! — Я бросил на нее укоризненный взгляд, но она предпочла его не заметить. — Так вот, когда я вошел в спальню, он смотрел телевизор.

Короче, я описал мой визит к раненому, ничего не пропустив, уделяя внимание мельчайшим подробностям. Это длилось чертовски долго, как мне показалось, но наконец я достиг кульминации и буквально захлебнулся от смеха.

— Можете представить себе Дона, жаждущего доказать самому себе, что с мужской потенцией у него все в порядке? Наверное, говорит ей ласковые слова, ищет подхода к ее сердцу? А она вдруг заявляет, что сходила по нему с ума с самого начала, сбрасывает белую униформу, потрясает своей восхитительной грудью, вздымающейся от страсти, откидывает одеяло и прыгает к нему… — Я схватился за бока, покатываясь со смеху. — Ну, разве не смешно?

— Думаю, что это одна из самых отвратительных и жалких шуток, какую мне когда-либо доводилось слышать, — произнес металлический голос. — Нужно иметь совершенно извращенное мышление, чтобы выдумать такое… Это низко и омерзительно.

Увидев холодный, злобный блеск в глазах Дженни и ее побледневшее от ненависти лицо, я перестал смеяться.

— В чем дело, милая? — спросил я, изобразив крайнее удивление. — Мне казалось, вам понравится этот рассказ, поскольку вы хорошо знаете, какой разгильдяй этот Галант. — Проглотив комок в горле, я попытался развить мысль дальше: — Если иметь в виду, что вы лучшая подруга Моники и все такое…

— Вы — негодяй! — прошептала она.

— Стерва! — парировал я.

— Что? — Дженни вздрогнула, словно получила удар по лицу.

— Лучшая подруга Моники! Да с такой лучшей подругой, как вы, ей не нужны враги. Верно?

— Вы в своем уме? — грубо выкрикнула она.

— Может, вы когда-то и были лучшей подругой Моники, но с тех пор, как стали любовницей ее мужа, все изменилось. — Я помолчал, зажигая сигарету. — Кто вы для Моники с той поры? Поскольку все это происходило под носом у вашей лучшей подруги, она ничего не замечала…

Дженни пыталась выдержать мой взгляд — и не смогла.

— Это наглость сверх всякой меры! — воскликнула она, но фраза прозвучала неубедительно и фальшиво.

— Вот почему после того, как Брюнхофф позвонил вам и сказал, что Дон с Каролой Руссо в горах, вы не могли дождаться момента, когда отвезете туда Монику и удостоверитесь, что это правда. Вы, милая, дамочка непростая, вам удалось проглотить собственную обиду и воспользоваться очевидным преимуществом сложившейся ситуации. Вы надеялись — вдруг Моника так разъярится, что даже разведется с ним? Потому что были чертовски уверены, что, получив такой шанс, запустите когти в Таланта и у него не будет никакой возможности от них освободиться.

— Это ваша нелепая фантазия! — упорствовала она; но упавший голос выдавал ее поражение.

— Вы совсем не выглядели встревоженной судьбой своей лучшей подруги, когда мы с вами встретились там, в горах, — напомнил я. — Даже пытались задержать меня как можно дольше разглагольствованиями в ужасно живой и чарующей манере — помните? Полагали, чем больше будет Моника в доме с Талантом, тем больше в ней накопится злости. Только ваша затея сорвалась, поскольку его там не было вовсе. Наверняка весь обратный путь в машине вы играли на оскорбленных чувствах Моники, — продолжал я жестоко. — Знали, что если она сообщит в газеты о случившемся, гордость и положение в обществе вашей лучшей подруги заставит ее пойти на развод. Но это тоже сорвалось, когда Нельсон путем шантажа заставил Монику замолчать. Выстрелы, конечно, беспокоили вас, но еще больше интересовало, от кого Брюнхофф узнал, что вы любовница Дона. Вы понимали: кто бы ни был тот человек, который рассказал Брюнхоффу о вас, его ничто не остановит, если он захочет сообщить об этом и другим, Монике, например. Думаю, вы сказали мне правду только однажды, когда упомянули о том, что позвонили Брюнхоффу. Вы тогда попросили его назвать вам имя информатора. Но когда и это не вышло, клянусь, могу поспорить на что угодно, вы сами предложили ему страстный вечер в его квартире в обмен на имя, которое было вам так нужно! Хотели добыть его любой ценой! — Неожиданно я снова рассмеялся. — Но даже это сорвалось. Мое посещение Брюнхоффа оставило его совсем не в гостеприимном настроении. Тогда вы придумали то, что сделали сегодня. Сочинили предлог, под которым навестили меня, ради единственной задачи — узнать, что Брюнхофф рассказал мне прошлым вечером. — Тут я выдержал паузу, медленно покачав головой. — Кстати, этот прием — «тискай, но за это плати» — довольно старомодный. Так вы больше проиграете, чем выиграете.

— Вы еще не закончили? — устало спросила Дженни. — Кажется, у вас заело пластинку?

— Все, закончил. Не хотите поцеловать меня, прежде чем уйти?

— Вы ничтожество! — Она даже содрогнулась.

— Между прочим, беби, я знаю, кто рассказал Брюнхоффу о вас и Доне Таланте, — солгал я с многозначительным видом.

Она села, не отрывая от меня глаз, и я понял, что до сих пор не подозревал, каким бывает столкновение страстей. Было даже любопытно наблюдать, как человек может выдержать все эти муки, не распавшись, не разорвавшись на мелкие части. Закаленная старушка Дженни выдержала до конца! Страх, жадность и алчность одержали победу.

Она лениво поднялась с кушетки и несколько секунд стояла с закрытыми глазами, крепко прижав к щекам ладони. Потом медленно открыла глаза и достаточно сносно имитировала улыбку.

— Ладно, Рик, — тихо произнесла она. — Вы победили.

И вдруг сдернула мизинчиковые лямочки с плеч, потом закинула руку за спину и резко дернула «молнию» вниз.

— Постойте! — воскликнул я, но было уже слишком поздно.

Серебряная парча блеснула у ее ног, Дженни изящно перешагнула через нее, оставшись в одних белых нейлоновых трусиках. Увиденное лишило меня дара речи. Мой пораженный рассудок смутно осознавал, что любая девушка, которой выпало счастье получить от природы такую высокую грудь, и не подумала бы носить бюстгальтер. Дженни и не носила. Потом пришло в голову, что уже несколько поздно признаваться, что мне неизвестно имя, которое ей так нужно.

Дженни тряхнула головой, темно-каштановые волосы в буйном беспорядке разметались по лицу. Затем она слегка выгнула спину и пробежала руками по изгибу ягодиц так, что я услышал шелестящий звук шелка. Когда ритуал прелюдии был выполнен, она начала приближаться ко мне возбуждающим волнообразным скольжением, от которого наверняка свихнулся бы и восьмидесятилетний старец.

— Постойте! — Все-таки я принял решение вести честную игру. — Дженни! Я обманул вас… Я не узнал имени у Брюнхоффа.

— Что?! — Ее голос прозвучал невнятно, словно она бредила во сне.

— Вы тратите время попусту, милая! Мне неизвестно имя!

— Что?! — Она резко остановилась, ее тело будто закоченело.

— Мне жаль, это, конечно, паршиво, — извинялся я. — И все оттого, что становлюсь сам не свой, если кто-то называет меня ничтожеством. Поверьте, мне совсем не хотелось, чтобы вы заходили так далеко, только надеялся подтвердить факт…

— Вы просто самоуверенный, чопорный человек, такой же, как и все остальные, не так ли? — горько сказала она. — И вот таким способом стараетесь сдержать свои естественные распутные инстинкты, закупоренные внутри. Но порой, как сейчас, ловите шанс.

— Дженни, вы правы, — скромно произнес я. — Вы совершенно справедливо считаете меня ничтожеством.

— Кому до этого дело? — Она плюхнулась на кушетку рядом и тяжело застонала.

— Что такое? — переполошился я.

— Рик Холман, будьте сомной откровенны! — Она убрала длинную прядь волос с лица и пристально посмотрела на меня. Уголки ее рта едва заметно дрожали. — Вы бы сказали, что сегодня у меня выходной?

Прежде чем мне удалось сообразить, о чем это она, Дженни бросилась мне на грудь и уткнулась лицом в мое плечо. Я похлопал ее по спине — нерешительно и утешающе. Плечи ее конвульсивно вздымались, упругая тяжесть грудей мягко билась в мою грудь. Пришлось испытать столкновение собственных страстей, а это, поверьте, было нелегко.

Дженни подняла голову — и тут оказалось, что слезы, катившиеся по ее плечу… от смеха.

— Что тут смешного? — изумился я.

— Ты… Я… Все… — еле выговорила она. — Ты не представляешь, на что я готова, лишь бы узнать, кто сообщил Брюнхоффу обо мне. Но это был мой последний отчаянный бросок. И вот я разделась до трусов, делающая невозможное, чтобы казаться эротичной и экзотичной, причем одновременно, — а ты небрежно сообщаешь, что не знаешь имени, которое меня интересует! — Новый приступ смеха потряс ее тело. — Как мне теперь себя вести? Не представляю. Во всяком случае, мне еще никто никогда про такое не рассказывал!..

— Сожалею. Это целиком моя вина.

— Рик! — Она запустила руку мне под рубашку и вцепилась в мою нежную плоть, сжав пальцы так, что я закричал. — Обещай мне только одно — ты никогда не будешь таким чертовски самодовольным в будущем, даже когда прав!

— Если ты пообещаешь понять, что Талант на самом деле полное ничтожество.

— Обещаю! — торжественно произнесла она. — Дон Талант — ничтожество!

— И я обещаю, — столь же торжественно ответил я. — Обещаю больше никогда не быть таким самодовольным развратником! Развратником — может быть, но не самодовольным. Никогда и ни за что!

— Хорошо, — удовлетворенно пробормотала Дженни и снова прижалась к моей груди.

— Что нам теперь делать? — растерянно спросил я.

— Было бы глупо снять платье просто так, — загадочно улыбаясь, ответила она. — Почему бы нам не заняться любовью, Рик? — Затем повернула голову, укусила мочку моего уха и шепнула: — Как-никак, а для меня это обернется благоразумным опытом!

— Для меня тоже, милая, для меня тоже, — быстро проговорил я.

Примерно пятью минутами позже Дженни снова внезапно рассмеялась. Мой рассудок едва не изменил мне — это было совершенно неуместно и не ко времени.

— Что смешного? — прохрипел я, недоумевая.

— Прости, любимый. — В голосе Дженни звучало искреннее раскаяние. — Только что подумала о Доне и той ретивой медсестре. Как ты считаешь, она могла залюбить его до смерти к этому времени?

— Кто знает? — усмехнулся я, хотя все работало не в пользу моего чувства юмора. — Может, в этот самый момент она готовит Таланта для маленькой роли в ее следующей постановке!

Дженни испустила пронзительный вопль и в приступе смеха скатилась с кушетки.

— О, это была безумная любовь!

Глава 8

На следующее утро телефон зазвонил примерно в десять минут девятого, когда Дженни принимала душ. Мощный глубокий бас Оскара Нельсона сообщил, что я обязан срочно прибыть в его офис. Должен мчаться туда со всех ног. И добавил: если бы он знал, каким сукиным сыном, к тому же совершенно бесполезным, я окажусь, то никогда бы меня не нанял. Все было четко сформулировано, несмотря на такую рань.

Дженни вышла из ванной две минуты спустя в моей любимой шелковой рубашке, которая едва прикрывала ее бедра.

— Завтрак через пять минут, любимый, — сообщила она, направляясь на кухню.

— Только не для меня! — прорычал я и рассказал о звонке Нельсона.

— Это очень плохо, любимый, — заметила она с сожалением. — Не знаю, успею ли я съесть что-нибудь. Лучшие руки для моющих средств в десять тридцать должны встретиться с рекламными агентами. Не думаю, что им понравится, если я буду плюхаться по локти в пену в этом платье!

— У каждого свои проблемы, — печально резюмировал я. — Когда мы увидимся снова?

— Мне кажется, будет разумным списать эту ночь на безрассудный минутный каприз, — легко сказала она. — Ты чистый убыток в моей карьере, Холман!

— А мне показалось, твой характер преобразился за эту ночь, — сказал я обиженно.

— Какой ты, к черту, преобразователь, малыш! — Она подмигнула, ошеломив меня неясным намеком. — Можешь позвонить, когда твое раздражение развеется…

— Это, конечно, великолепная идея, за исключением одного обстоятельства, — сердито возразил я. — Не знаю твоего номера.

— Запишу его и оставлю возле телефона, — безмятежно пообещала она. — А тебе лучше идти. До свидания, любимый, и не становись снова самодовольным.

— Повтори еще раз, прежде чем уйду, — потребовал я сурово.

— Дон Галант — ничтожество! — послушно произнесла она.

У выхода мне неудержимо захотелось обернуться и бросить на нее прощальный взгляд. Дженни направлялась на кухню, пощелкивая пальцами в такт какому-то языческому варианту ча-ча-ча. С легкой завистью я отметил, что моя шелковая рубашка никогда еще не смотрелась так хорошо, и решительно двинулся навстречу жестокому миру реальности, ожидавшему меня за дверью.

Если кабинет Леноры Палмер производил неизгладимое впечатление, то кабинет Оскара Нельсона просто ошеломлял. Только спустя какое-то время мне удалось сфокусировать зрение и понять, что отдаленные, слабо очерченные силуэты на громадном — от стены до стены — ковре площадью не менее акра суть не что иное, как кресло, в котором восседает сам Нельсон, а перед ним — соответствующих масштабов стол.

Телохранитель, который выглядел почти как личный секретарь, скрылся в приемной, оставив нас одних. Я предчувствовал, что нам предстоит поединок, и, кажется, был к нему готов.

Кресло для посетителей вдруг поднялось из ковра в шести футах от стола Нельсона и приняло меня в свои мягкие объятия.

Несколько секунд Нельсон сидел со своим обычным святошеским выражением лица, потом взглянул на наручные часы.

— Почему так долго?

— Ветер дул навстречу, — холодно, но вежливо пояснил я.

— Нечего острить! — произнес он ледяным тоном. — У меня нет времени для ваших шуток. Вы понимаете, Холман, что прошло уже почти двое суток, как я вас нанял? Но вы еще не сообщили ничего существенного!

— Вы мне больше нравились, когда обращались по имени, — заметил я. — Не очень, но больше.

Его пальцы отбарабанили слабую дробь по крышке стола, потом, расслабившись, он еще глубже погрузился в кресло.

— Хорошо, — сказал он мягко, — я немного на взводе с утра! Срывается шестимиллионное обязательство. Если что-нибудь случится с Каролой Руссо, вся сделка полетит в трубу, Рик. Согласитесь, есть основание для несдержанности.

— Думаю, да, — великодушно согласился я, кивнув. — Чего вы хотите? Доклада о моих успехах?

— А есть ли успехи? — вздохнул Нельсон.

— Помните, вы говорили, что не доверяете совпадениям? Вам было только известно, что в Риме кто-то предупредил Амальди насчет Каролы и Таланта?

— Да, его известили об этом анонимной телеграммой, — подтвердил Оскар. — Показывал ее мне вчера.

— Моника Хейс была предупреждена более искусным способом, — сообщил я. — Ее лучшей подруге Дженни Трент позвонил Сэм Брюнхофф и все выложил. Посоветовал, чтобы подруга предложила Монике съездить в горы и лично во всем убедиться.

— Как, черт возьми, вы сказали? Сэм Брюнхофф? — Кроткие синие глаза на мгновение блеснули. — Но как он узнал об этом?

— Хороший вопрос, но не самый существенный, — заметил я. — Мне удалось побеседовать с Сэмом и Лу Мартелем позавчера вечером. Они, естественно, отрицали какую-либо причастность к выстрелам. Негодовали, что вы предали их, подписав собственный, не от имени компании, контракт с людьми, от которых зависел успех кинопроизводства. Особенно злило, что вы взяли у них пятьдесят тысяч для агента Таланта, а вернули их акциями «Ария продакшн».

На мгновение лицо Нельсона осветила блаженная улыбка.

— Должен признать, что и сам был втайне доволен этим! Очень доволен! Что еще?

— По их словам, вы представляете собой то, что говорите о них!

— Но вы еще не слышали моего рассказа обо всем этом, Рик, — уточнил Нельсон весело.

— Да, не слышал, Но Ленора Палмер изложила мне вчера вечером вашу точку зрения, кстати, завершив свой монолог сверкающим взглядом и вздымающейся грудью. Я не понимал раньше, что вы — это Альберт Швейцер^[7] в киноиндустрии, но она мне разъяснила.

— Такая подкупающая преданность подчиненных поистине ставит меня в неловкое положение, Рик. — Было любопытно наблюдать, как Нельсон старался подобрать подходящее для такой сентенции выражение лица. — Скажите, я это спрашиваю не ради пустого любопытства, где находилась Ленора, когда так горячо выступала в мою защиту? В своем кабинете? Или в вашей постели?

— Вам чертовски хорошо известно, что она, фигурально выражаясь, живет в вашей постели, — ухмыльнулся я. — Вчера утром у меня был долгий и неприятный разговор с Каролой в вашем доме. Она убеждена, что последний человек в мире, который может пожелать ее смерти, — папа Джино.

— Это доказывает только одно — ее волнующую связь с Джино Амальди, — презрительно фыркнул Нельсон.

— Правильно!

— Что еще?

— Ничего!

— Ничего?! — Его лицо напряглось. — Вы, должно быть, шутите, Рик? Я нанимаю лучшего специалиста в этой области, полностью на его условиях, и спустя сорок восемь часов это все, что вы можете мне сообщить?

— Если помните, я сразу же сказал вам, что это не просто и может занять много времени. Ошибся немного — это займет вечность! Вы были правы, мне пришлось в этом убедиться, те выстрелы предназначались Кароле Руссо. Что касается Таланта, то ему просто не повезло: он угодил под первый из них. Теперь нет возможности узнать, кто стрелял. Был небольшой шанс вначале, если бы полиция прибыла туда сразу же после происшествия, но вы не хотели ее допустить. Все, что вам теперь остается, — это сделать выбор из двух возможных вариантов и на том успокоиться. Первый: все это организовал Амальди в приступе ревности. И может повторить попытку, если не успокоился, а такое вполне возможно. Второй выглядит так. Ваш бывший компаньон и его приятель провели эту акцию в отместку за ваше предательство. Если за этим покушением стоят Брюнхофф и Мартель, вы никогда не докажете этого и у вас не будет возможности предотвратить убийство девушки.

— Это все? — рявкнул Нельсон.

— Единственный совет, который я могу предложить, покажется вам отвратительным, знаю точно! Можно лишь одним способом сохранить жизнь девушки: с одной стороны, постоянно следить за Амальди, с другой — заключить что-то вроде сделки с Брюнхоффом и Мартелем. Альтернативы нет.

Довольно долго Нельсон сидел молча, потом его пальцы медленно забарабанили по крышке стола. Эта дробь прозвучала, как похоронный марш.

— Вы больше ничего не можете сделать? — спросил он.

— Где теперь Амальди?

— В моем доме.

— Мог бы съездить туда и поболтать с ним в последний раз, — предложил я без всякого энтузиазма. — Сомневаюсь, что это даст какие-нибудь существенные результаты, но попытаться стоит.

— Согласен, надо попытаться, — решительно произнес Нельсон. — А если не получится, — чего вы, очевидно, ожидаете, — что тогда?

— Тогда все!

— И я останусь с вашим мудрым советом? — Нельсон рассмеялся. — Наблюдать за Амальди день и ночь на случай, если он сделает еще одну попытку, и ползать на брюхе перед Сэмом Брюнхоффом и Лу Мартелем, умоляя их о сделке? Мне нравится ваш совет, Рик! Вам он тоже нравится?

— Предупреждал вас, что он не совсем приятный!

— Скажите мне еще одну вещь, прежде чем навсегда исчезнете из моей жизни. — Голос Нельсона неожиданно наполнился добрым юмором. — Вы ждете, что я заплачу вам за ваш совет?

— Хотите сказать, что не станете за него платить?

— Рик! — Сама интонация прекрасного нельсоновского баса упрекала меня в том, что в моем мозгу могли возникнуть сомнения на этот счет. — Я всегда оплачиваю свои счета! Безусловно, ваш совет будет оплачен соответственно его стоимости. Для меня она — пять центов! — Нельсон поднял руку, предупреждая мои возможные протесты. — Ладно, Рик! Выписывайте счет на десять центов, возможно, я не стану спорить!

Он безмятежно развалился в кресле и стал за мной наблюдать. Выражение его лица было почти доброжелательным. Я ответил ему беззаботной улыбкой, и это неожиданно стало испытанием выдержки. Мы сидели так, молча любезничая друг с другом, казалось, целую вечность, наконец Нельсон первым прервал молчание.

— У вас нет возражений? — В его подтрунивающем тоне проскальзывала скрытая злоба. — Значит, вы согласны, Рик, что моя цена справедлива?

— Напрасно стараетесь! Вам это никогда не удастся, приятель!

Нельсон нахмурился.

— Не могли бы вы, Рик, разъяснить мне ваши слова, чтобы я понял, что вы пытаетесь выразить?

— Вы никогда не вонзите в меня свои зубы, Оскар, потому что я не позволю вам этого сделать. Вы выживаете за счет других людей, и вам это удается потому, что вы преуспели в практике их уничтожения. Как только у кого-нибудь возникают ответные эмоции, вы бросаетесь на него, глубоко вонзаете в такого человека зубы и грызете, пока не перемелете. Потом ищете новую жертву. Вы стали мастером возбуждения ответных эмоций, поскольку это вам необходимо. Ненависть к людям — основное ваше качество, Оскар. Вам самому так не кажется?

Нельсон уставился на меня, ухватившись за край стола. Его загорелое, без единой морщинки лицо у меня на глазах медленно превратилось в маску холодного непримиримого бешенства, святошеское выражение бесследно исчезло.

— Но у вас, Рик, я не вызываю ответных эмоций? — спросил он, с трудом скрывая гнев.

— Конечно же нет! — заверил я, поднялся с кресла и встал перед столом, глядя на моего собеседника сверху вниз. — Для меня, — объяснил я тоном учителя, которому надоело тупоумие ученика, — вы паразит на теле человечества, Оскар. Но разве когда-нибудь какой-нибудь человек был эмоционально связан с паразитом? — Затем я повернулся и пошел к двери, преодолевая необъятный ковер. Не важно, думал я, пусть это задание не принесло мне прибыли, зато дало приятнейшую возможность извлечь моральные ценности из пяти центов.

Утреннее солнце с одинаковой яркостью освещало и дом Нельсона в Палисаде, и остальную часть Большого Лос-Анджелеса, лишний раз демонстрируя свою беспристрастность. Я припарковал машину на расчищенной граблями площадке перед домом, потом поднялся на крыльцо и позвонил в дверь.

Высокий, худой, жилистый тип открыл дверь и безразлично уставился на меня. Его густые черные волосы были гладко прилизаны и слишком резко благоухали.

Возникло странное ощущение, будто вчера утром кто-то снял меня на пленку и теперь снова ее прокручивает.

— Это начинает входить в привычку, мистер Холман, — сказал жилистый тип ровным голосом.

— Ну, привет, Тино! — Мой дружелюбный тон мне самому понравился. Но нашу игру надо было продолжать. — Надеюсь, мои визиты вас не очень беспокоят, Тино?

— Похоже, вы деятельный человек, мистер Холман! — Темные глаза Тино презрительно усмехались.

— Не переставал думать о вас, Тино, с момента, как ушел отсюда вчера, — сказал я спокойно и, полагаю, убедительно. — Почти не спал всю ночь, размышляя, не сочли ли вы наш разговор возле бассейна обидным для себя…

— Вы имеете в виду вашу реплику, что я порчу пейзаж?.. — Тино слегка покачал головой. — Это не задело меня, мистер Холман. Ну, возможно, сперва несколько оскорбило, но позднее я понял — вероятно, вы сильно переутомили ваш мозг, так что больше об этом не вспоминал.

— Сильно переутомил мозг? Как это?

— Хотели взять мисс Руссо грубой силой, — сказал Тино мягко. — Я наблюдал в бинокль, как вы катались по траве, это, скажу вам, занятнее, чем смотреть телевизор. Жаль, что вы потерпели поражение, мистер Холман! — Он тонко улыбнулся. — На какой-то миг мне показалось, что во двор впустили стаю бешеных собак.

— Вы, должно быть, ждали меня, Тино? Конечно же ждали! Такой чудесный монолог не может быть экспромтом и, видимо, потребовал серьезной тренировки.

— Мистер Амальди возле бассейна с мисс Руссо, — произнес он так, словно сделал официальное сообщение.

— Спасибо, Тино! — Я закурил сигарету, совсем не торопясь с этим маленьким ритуалом. — Знаете что, Тино? Мне никогда прежде не доводилось разговаривать с личным помощником большого босса. Вот занимаюсь этим делом впервые, и с каждой секундой оно мне кажется все отвратительнее. Скажите, как становятся личным помощником? А точнее, каким образом вы начали свою карьеру?

— Прежде всего, надо не совать нос в чужие дела! — раздраженно проворчал он.

— А мне говорили совсем другое. — Эту фразу и все последующие я произнес со всей доступной мне твердостью. — Вроде бы лучший способ — начинать такую карьеру с побегушек у какого-нибудь серьезного босса, добившегося практических результатов в любом роде деятельности… Ну, скажем, у такого босса, как Лу Мартель.

— Как вы сказали, мистер Холман? — спросил Тино, устало улыбаясь. — Мистер Мартель — серьезный босс, добившийся практических результатов?

— Вероятно, вы часто его видите? — лениво спросил я. — Болтаете о старых временах, и все такое…

— Нет! — оборвал он.

— Должно быть, для Лу вы были ценным человеком, Тино? Клянусь, наверняка делали за него всю грязную работу. Действительно грязную, которую и обязаны были делать, иначе никогда бы не выросли до личного помощника. Во всяком случае, в ближайшие двадцать лет! — Я тепло улыбнулся. — Лу не забывает никого, кто ему помогал, старался устранить его невзгоды, он просто не такой человек! Когда вы в последний раз с ним встречались и болтали о прошлом? А также о настоящем?

— Не видел Лу ни разу. С того момента, как уехал в Европу вместе с мистером Нельсоном, мы не встречались! — Голос Тино на мгновение задрожал. — Я понял, чего вы добиваетесь, Холман, но это у вас не сработает, ясно?

— Ну, может, вы немного поговорили по телефону? — Я опять одарил его улыбкой.

— Не пытайтесь, Холман! — заплетающимся языком произнес он. — Это все!

— Не принимайте наш разговор так близко к сердцу, Тино, — посоветовал я. — Мне бы не хотелось, чтобы вы с утра выпустили весь пар!..

— Теперь у вас появился истинный друг, Холман, вы знаете это, не так ли? — прошептал он. — Буду приглядывать за вами все время! — И мягко закрыл дверь перед моим носом.

Я обошел вокруг дома и увидел две фигуры возле бассейна. С более близкого расстояния стали видны и некоторые детали. На этот раз Карола лежала лицом вниз. Лифчик ее красного хлопчатобумажного бикини был расстегнут, так что тесемки не мешали Джино Амальди натирать ей спину маслом. Лифчик не спадал — его поддерживала тяжесть грудей Каролы.

Было что-то языческое в безупречных линиях ее тела, в плавном изгибе от плеч вниз к тонкой талии, в округлости упругих ягодиц, в поэтичности длинных стройных ног.

Рядом с нею Амальди выглядел настоящим уродом — скорчился, как невесть откуда взявшийся лысый сатир. Капли пота непрерывно катились по его груди и отвислому брюшку, массивные руки и ноги, поросшие густым черным волосом, казались слишком большими для его низкорослого тела. Ярко-красные шорты в белый горошек отнюдь не улучшали общее впечатление.

Он медленно поднял голову и посмотрел на меня. Тусклый взгляд его карих глаз не выражал ничего. И вдруг неожиданно хрюкнул.

— Похоже, вы усердно трудитесь, — вежливо сказал я и заметил, как напряглось тело Каролы при звуке моего голоса.

— Достаточно, папа Джино! — произнесла она. — Помоги мне!

Его короткие, похожие на обрубки пальцы засуетились с завязками, пока наконец не связали их неумелым бантом. Карола перевернулась на спину и села. Бант, сооруженный Амальди, должно быть, развязался, потому что лифчик бикини тут же свалился, обнажив все прикрываемое им великолепие. На миг я оцепенел, сраженный удивительным контрастом между темно-коричневым загаром, покрывавшим ее тело, и гипсовой белизной груди.

Спустя мгновение Карола без тени смущения вернула на место красную хлопчатобумажную ленточку и закинула обе руки за спину, чтобы крепче завязать узел. Звучный итальянский возглас сорвался с ее губ, а когда Амальди ответил ей сердитым взглядом, она откинула голову назад и весело рассмеялась. Потом, впервые с того момента, как я подошел, посмотрела прямо на меня и тут же резко оборвала смех.

— Как сегодня в джунглях, Карола? — мягко спросил я.

В нефритово-зеленых глазах сверкнуло что-то неопределенное. Я почувствовал палящие лучи солнца и уловил напряженную сосредоточенность Амальди — похожий на гориллу, он сидел на корточках и внимательно наблюдал за нами.

Высоко в кроне дерева неожиданно зловеще закричала птица и резко взмыла в небо.

— Сказала же тебе, Джино, чтобы ты оставил меня одну! — прошептала Карола. — Почему ты не хочешь выполнить мою просьбу? В чем дело?

— Он получил анонимную телеграмму, когда был в Риме. В ней говорилось о вас и о Таланте, — сообщил я. — Сказал вам об этом?

— Это ничего не значит! — отмахнулась она. — Если бы я только знала, как вам это объяснить!

— У него было много времени на раздумья, — сказал я, не обращая внимания на ее слова. — Проносясь в самолете над облаками, Джино не мог больше ни о чем думать, как только об этой телеграмме и о вас. В его мозгах все перевернулось. Амальди — человек сильных примитивных страстей. Другими словами, человек, способный преобразовать небольшую эмоцию вроде ревности в нечто большее, вплоть до ненависти…

— Я не все слова понимаю, — раздраженно сказал Амальди.

— Он говорит, что ты ревнивый мужчина, папа Джино, — пояснила Карола безучастным тоном, не спуская с меня глаз. — Говорит, что телеграмму, в которой говорилось обо мне и том артисте, ты получил в Риме.

— С этим покончено, сага! — Тон его голоса полностью соответствовал произнесенным словам. — Я побил тебя, ты пожалела, что сделала глупость. Так что с этим покончено.

— Слышите, Рик Холман? — спросила Карола натянуто. — Все кончено. Он побил меня, а я пожалела о том, что сделала.

— Вы использовали его, а он использовал вас. Эта взаимная договоренность снова отлично действует, не так ли?

— Да, отлично! — отрезала она.

— Снова! — простонал Амальди. — Не понимаю, сага!

— Ничего существенного, папа Джино. — Она притворно улыбнулась мне. — Совсем ничего.

— Он скоро уйдет? — спросил Амальди с надеждой. — Мне не нравится терпеть его рядом. — В его голосе появилось негодование. — Прошлый раз ударил меня совсем без причины! Он — сумасшедший!

— Ты прав, — счастливо рассмеялась Карола. — Слышите, Рик Холман? Вы сумасшедший! Так что уходите и оставьте нас одних, сумасшедший, потому что нам не нравится терпеть вас рядом!

— Уйду! — успокоил я ее. — Это была последняя моя попытка что-то объяснить одинокой, потерянной маленькой Кароле Руссо! Мне следовало остаться дома. Как сказал этот человек: вы были ничем, когда он вас нашел? Так вот, он достаточно хитер, чтобы держать вас в таком состоянии и дальше. А теперь вы уже свыклись со своим положением и не представляете себе ничего другого. Возможно, стремление быть ничем — довольно паршивое желание, но я скажу вам, милая, вы сами этого хотите!

Карола резко отвернулась.

— Оставьте меня!

— Навсегда! — пообещал я.

— Уходите? — с нескрываемой радостью спросил Амальди, оживившись.

— Да, ухожу, хищное, хваткое первобытное чудовище! — Я говорил дружеским теплым тоном, не переставая улыбаться. — Искренне надеюсь, когда-нибудь ваши человекообразные ужимки и обезьяноподобные привычки вызовут у какого-нибудь директора института зоологии желание заключить ваше тело в клетку!

Амальди лучезарно улыбнулся, потряс головой и спросил:

— Все хорошо?

— Великолепно! — гаркнул я, потом повернулся и направился в сторону дома.

Тино ждал, прислонившись к капоту машины. Его темные глаза пытливо осмотрели меня, потом он удовлетворенно улыбнулся:

— Думаю, мистер Холман, это заставит вас остановиться и подумать, не так ли?

— Что? — не понял я.

— Когда такой лакомый кусочек, как она, предпочитает такую обезьяну… вам!

— Не хочу иметь с вами никаких дел, — буркнул я, протискиваясь за руль. — Скоро у вас будут бородавки по всему лицу!

— Это намного ниже вашего обычного стиля, мистер Холман, — сказал он с сожалением. — Думаю, вы потерпели полное поражение от итальянки, а?

— До свидания, Тино! — Я завел мотор и стал выруливать. — От бородавок помогает большая зеленая жаба. Вам придется ее содержать. Бородавки проходят под воздействием жабьей кожи или, возможно, жабьих бородавок. Поэкспериментируйте, когда придет время.

Я включил зажигание, нажал на стартер, машина рванулась вперед. Задние колеса оставили на разровненной граблями площадке заметную колею.

— Постойте! — безумно заорал Тино.

— Что? — Я затормозил, увидев, что он бежит вдогонку.

— Вам звонили, — задыхаясь сказал Тино. — Мистер Нельсон велел, чтобы вы ехали прямо в офис и встретились там с мисс Палмер. Это чрезвычайно важно!

— Да бросьте! — Я свирепо оглядел Тино. — Думаете, если я появлюсь там раньше, он даст мне шанс заработать еще один или два цента?

Глава 9

Похоже, у главы отдела по связям с общественностью был обеденный перерыв, потому что в одной руке мисс Палмер держала сандвич, а другой сжимала телефонную трубку. Она радостно мне улыбнулась и махнула сандвичем в сторону яйцевидного кресла. Неожиданно все стало как раньше — до момента, когда Оскар Нельсон столь подчеркнуто оценил мои услуги всего лишь в пять центов.

Ленора закончила говорить, повесила трубку, свирепо куснула свой сандвич, потом улыбнулась и невнятно пробормотала:

— Привет, Рик!

— Привет, Ленора! Любопытно, что вы должны мне сказать, но готов подождать, пока вы расправитесь с этим сандвичем. Можете не торопиться, найду, чем развлечься, может быть, отращу бороду, кто знает?

Она судорожно проглотила кусок и обиженно посмотрела на меня.

— Вы грубиян! Я просто ужасно голодна.

— Вам так очень идет, — уступил я. — Так какие же срочные новости от Оскара Нельсона?

— Они у меня на столе. — Ее пальцы погрузились в стопку бумаг. — Вот!

Какое-то мгновение Ленора рассматривала бумагу, потом пожала плечами и перевела взгляд на меня.

— Конечно, при условии, если это имеет для вас какой-то смысл…

— Прочитайте-ка! — предложил я.

— «Скажите Холману, что я решил принять его совет, — медленно прочла Ленора, — следовательно, ценность его значительно возросла». Эта фраза, Рик, подчеркнута три или четыре раза. «Я устраиваю встречу с Брюнхоффом и Мартелем у меня дома сегодня вечером в девять тридцать, чтобы обсудить сделку. Необходимо присутствие Холмана как мера предосторожности. Отказов не принимать, оплата гарантирована!» — Она положила листок на прежнее место. Вот и все! Для вас это что-нибудь значит?

— Думаю, что да, — равнодушно проговорил я. — Спасибо, Ленора.

— Рада, что смогла быть вам полезной! — Она изящно склонила голову. — Что нового, Рик?

— У меня для вас свежие новости, — шепнул я ей таинственным тоном. — Большой тайный роман между Дженни Трент и Доном Талантом навсегда сдан в архив.

— Неудивительно! — Ленора презрительно фыркнула. — Не далее как две недели назад он поведал о своем новом романе с этой девицей, Дженни Трент, и вот, пожалуйста!

— Но этот роман должен по-прежнему оставаться большой тайной, потому что Дженни Трент — лучшая подруга его жены! — хихикнул я.

— Ну конечно! — Ленора цинично ухмыльнулась. — Иначе это может испортить прекрасную дружбу!

— Разумеется. И еще кое-что, пока не забыл. Я должен извиниться перед вами за прошлый вечер.

— Не стоит, Рик! — Синие глаза Леноры засветились дружелюбием. — Вы пытались дать мне хороший совет — по крайней мере, так вам казалось…

— Я не понял тогда, что вы сами себе уже дали такой же совет и приняли его!

Ленора погладила левой рукой свои коротко остриженные светлые волосы и непонимающе посмотрела на меня.

— Что-то не улавливаю вашей мысли…

— Главное, что я хотел сказать вчера вечером, — это о постоянном желании Нельсона уничтожать людей… Он пытается сделать то же самое с вами, но вы должны сопротивляться… Не знал тогда, что вы уже сопротивляетесь. Поздравляю!

— Сожалею, Рик, — Ленора неопределенно улыбнулась, — но я все еще не понимаю.

— Мне казалось, что Тино был виновником утечки внутренней информации, — пояснил я. — Но по пути в город я вдруг подумал, что он побежал бы к Мартелю, а не к Брюнхоффу. Предупредить Амальди не было проблемой, достаточно было отправить ему анонимную телеграмму, другое дело — Моника Хейс. Тут сложнее…

— Рик?! — В голосе Леноры зазвенела убежденность в собственной правоте и непогрешимости. — Вы сошли с ума!

— Вы работали на Сэма Брюнхоффа задолго до того, как Нельсон, разорвав с ним и с Мартелем, учредил собственную компанию, — сказал я. — Клянусь, он был очень доволен, когда вы рассказали ему, что Талант и Руссо укрылись в горах. Это он объяснил вам, что лучший способ сообщить мстительной Монике Хейс о них — рассказать все Дженни Трент. Ведь Дженни не только лучшая подруга Моники, но и тайная любовница Дона Таланта. Это была действительно хитрая идея, Ленора, еще и потому, что она отлично прикрывала вас. Сэм Брюнхофф не стал бы, конечно, отказываться от возможности и дальше получать от вас бесценную информацию и, разумеется, не выдал бы вас. — Пока все это мною произносилось, прекрасное овальное лицо Леноры приобрело нездоровый землистый оттенок. Она смотрела на меня, как загипнотизированный кролик на удава. — Раньше я не понимал, почему вы не позвонили мне в тот вечер, когда Нельсон приказал вам это сделать, отложили звонок до утра. Потом догадался. Просто вы не хотели, чтобы я попал туда раньше Моники.

— Мне жаль, — прошептала она, — но я по-прежнему не понимаю, о чем вы говорите…

— Ладно, Ленора! — заключил я раздраженно. — Я не собираюсь все это рассказывать Нельсону! Ваш маленький секрет останется со мной!

— Нельсон знает! — В ее глазах появилось отчаяние. — Уверена в этом, хотя он ничего не говорил на эту тему. Но все равно убеждена — знает, вне всякого сомнения. Помните, как он кричал в домике Таланта? — Ее лицо исказилось от сдерживаемого рыдания. — «Вы не становитесь моложе!» А потом еще высказал эту очаровательную мысль о психических отклонениях старой девы и о сексуальных фантазиях?

— Помню.

— Я стала его любовницей еще в первый год нашей жизни в Европе, — призналась она с какой-то мечтательной гордостью в голосе. — А вернувшись, мы вместе переехали в тот дом в Палисаде. Но когда я привезла Таланта на санаторной машине и потом заехала сюда, в офис, чтобы забрать кое-что, то обнаружила, что все мои вещи: одежда, драгоценности, книги, чемоданы — одним словом, все свалено в кучу у моего стола. На столе лежала записка, в которой говорилось, что все замки в доме заменены, и если я когда-нибудь посмею хоть словом заикнуться ему об этом, то буду выброшена с работы так же, как из его постели.

— Жестоко, — оценил я поступок Нельсона. — И все-таки разорвать отношения, которые длились три года, вот так, одним ударом, — это неожиданно даже для него, не так ли?

Губы Леноры горестно искривились.

— К этому все шло давно! С того дня, когда он встретил Джино Амальди и Каролу Руссо. Я наблюдала за его лицом, когда он разговаривал с итальянкой, и поняла! А выбросить меня из своей жизни — для Оскара то же самое, что просто провести домашнюю уборку. Он освободил место для новой квартирантки. Только не думаю, что она когда-нибудь его займет.

— Из-за Амальди?

— Возможно, — ответила она напряженно. — Но прежде всего дело в самой девице. Карола не выносит Оскара Нельсона! Это видно по глазам итальянки, когда он входит в поле ее зрения. Думаю, она даже могла бы покончить с собой, если бы он оказался для нее единственным вариантом. — В светящихся глазах Леноры мелькнула смутная надежда. — Или, вполне вероятно, сама бы его убила.

Вечером я надел на пояс кобуру с кольтом 38-го калибра. По-моему, единственной причиной, по которой Нельсон потребовал моего присутствия при его сделке с бывшими компаньонами, была его забота о дополнительной охране для Каролы Руссо. На тот случай, если Брюнхофф и Мартель попытаются что-нибудь затеять.

Дом сиял огнями, когда я подъехал к нему в начале десятого. Даже бассейн был залит светом, словно намечался какой-то большой праздник. А может, хозяин немного нервничал и считал, что свет не позволит никому подкрасться незамеченным. Только этим можно было объяснить столь необычную освещенность пространства примерно на двадцать футов во все стороны от дома. А дальше, за этими пределами, стояла непроглядная тьма, в которой могла спрятаться хоть целая армия, зная наверняка, что разглядеть ее невозможно.

Как всегда, дверь мне открыл Тино и заявил, что я приехал рано. Причем произнес это таким тоном, которым разговаривают с нежелательными и докучливыми визитерами.

— Где все? — спросил я его.

— На задней террасе. — Он неопределенно указал куда то в глубину дома. — Там. Но все серебро пересчитано!

— В таком случае займусь ювелирными изделиями и сейфом, — пообещал я, — если, конечно, после вас осталось хоть что-нибудь ценное.

— Просто не могу дождаться момента, когда здесь появится Лу Мартель, а вы продолжите свои шуточки. — Темные глаза Тино злобно смотрели на меня. — Лу — парень с крутым характером, Холман. Он оторвет вам голову так быстро, что вы даже не успеете сообразить, что произошло, пока ваш подбородок не ударится о землю!

— А я-то думал, Мартель собирался приехать сюда поговорить с Нельсоном. Но не стану спорить, если вы считаете, что он желает встретиться со мною. Ведь вы, Тино, связаны с Лу проводом. И у вас всегда есть возможность поболтать с ним о старых временах, когда возникнет такое желание, правильно?

— Попробуйте сказать это при Нельсоне, — прошипел он, — и я вырежу ваше сердце!

— Как-то неожиданно вы потеряли то очаровательное хрупкое чувство юмора, которое проявили однажды, Тино, — произнес я с сожалением. — Почему бы вам не пойти поискать его, пока я буду искать дорогу на террасу?

Всякими замысловатыми переходами мне удалось пройти через дом и возникнуть на задней террасе. Оскар Нельсон отделился от небольшой группы людей, стоящей на краю бассейна и, видимо, восхищающейся его иллюминацией, и направился ко мне.

— Вы рано, Рик!

— Знаю, — буркнул я. — Тино сказал мне это, когда открыл входную дверь.

— Это хорошо, мы можем поговорить до приезда Брюнхоффа и Мартеля. Знаете, почему я хотел, чтобы вы были здесь сегодня вечером?

— Для дополнительной охраны Каролы на случай, если они что-нибудь затеют?

— Примерно так, — кивнул Нельсон. — Хочу, чтобы Тино был в доме все время, пока мы будем совещаться. Иначе Лy может протащить своих людей, пока я буду увлеченно обговаривать проценты! Тино знает дом как свои пять пальцев, а также знает большинство уловок, которые Лу может попытаться применить. Так что вы здесь только для одной цели, Рик! Охранять Каролу и ни на секунду не выпускать ее из виду. Я уже сообщил остальным, для чего вы здесь, и попросил, чтобы все вы остались на этой террасе, пока моя встреча с этими двоими не закончится. Ну вот, вроде сказал вам все.

— Что заставило вас передумать и принять мой совет?

— Логика отрицания! — Нельсон тихо хихикнул. — Я упомянул в той записке, которую оставил у Леноры, что цена поднялась?

— Упомянули. Теперь заплатите целых двадцать центов?

— Думаю, вы будете полностью удовлетворены, Рик, когда все закончится и увидите мой чек, — непринужденно сказал он. — Может, пойдем к остальным? — Нельсон посмотрел на часы. — Теперь только четверть десятого. Они не появятся раньше, потому что не захотят показаться чересчур взволнованными.

— А на самом деле?

— Когда я позвонил Сэму и предложил встретиться, чтобы обсудить сделку, то отчетливо слышал, как бьется его сердце на другом конце провода! — Он снова хихикнул. — Ну, все это мы с вами увидим чуть позже.

У бассейна стояли три человека. Третьей была Ленора Палмер. Она выглядела очень элегантно и чувствовала себя совершенно свободно, оживленно разговаривая с Джино Амальди. Карола Руссо между тем уставилась на воду с выражением полнейшей скуки на лице.

— Ну, вот и мы! — объявил Нельсон своим прекрасным басом. — Вы, конечно, со всеми знакомы, Рик. Позвольте, принесу вам что-нибудь выпить?

— Отлично! — отозвался я на его предложение, и он отошел, жужжа что-то себе под нос.

— Привет, Рик! — весело сказала Ленора.

На ней было платье из дорогой парчи, блестевшей и переливавшейся в ярком свете. Высокий воротник и узкий покрой подчеркивали все преимущества ее фигуры; нельзя было не заметить длину стройных ног, полные груди и тонкую талию. Бриллиантовые сережки сверкали каждый раз, когда Ленора поворачивала голову. Короткие светлые волосы каким-то образом придавали почти надменный аристократический вид ее прекрасному овальному лицу.

В сравнении с ней Карола Руссо, одетая в простое черное платье, казалось, должна была остаться незаметной. Но миниатюрная женщина, похожая на рыжеголового беспризорного ребенка, с полными чувственными губами, надутыми словно в обиде, с неожиданно большой грудью над прямой линией платья, привлекала внимание и властно удерживала его безо всяких усилий.

Амальди, воспользовавшись короткой передышкой в болтовне Леноры, посмотрел в мою сторону, кивнул мне и что-то сказал Кароле по-итальянски. Она равнодушно пожала плечами, однако повернула голову ко мне.

— Папа Джино хочет знать, почему сумасшедший так быстро вернулся?

— Разве Нельсон не объяснил — почему? — удивился я.

— Он объяснял, но папа Джино не слушал. Ваш последний залп сегодня утром заставил его навсегда повернуться спиной к английскому языку!

Нельсон подошел и подал мне рюмку.

— Осталось пять минут.

Его мягкие синие глаза смотрели прямо на Ленору. В ее взгляде, который она тут же отвела в сторону, мелькнул панический страх.

— Определенно, ты сегодня выглядишь блестяще, Ленора! — непринужденно произнес Нельсон. — Веселая жизнь незамужней девушки, очевидно, тебя устраивает? Имела возможность осмотреть дом? В твоей комнате перекрашивают стены. Она станет намного ярче, по-юному веселой, когда работа будет закончена. В прежнем виде она действовала на меня так угнетающе, что я всегда думал: у нее вид женщины средних лет. А ты?

Ленора нервно закусила нижнюю губу, потом покачала головой: видимо, не могла ручаться за себя, свое благоразумие и предпочла промолчать.

— Мне нравятся женщины средних лет, — неожиданно высказался Амальди. Выбросил вперед массивные руки, затем медленно сжал пальцы. — Славные пухлые ягодицы, — продолжил мечтательно, — большой мягкий живот, на который можно положить голову! Нет девственных воплей после каждого маленького щипка, верно? Женщина средних лет скорее сама ущипнет вас! — Амальди остановился с поднятыми руками и блаженной улыбкой на лице. Но вскоре все поняли, что на этом он завершил свой монолог.

— Ну, это провокационная мысль! — добродушно сказал тогда Нельсон. — А как вы думаете, Ленора? Признавайтесь, вы щиплетесь?

Ленора делала отчаянные усилия, чтобы улыбнуться, но трясущиеся губы не слушались.

— Ну ладно! — В голосе Нельсона прозвучало умиление собственной кротостью и долготерпением. — Полагаю, девушки всех возрастов хотят сохранить свои секреты. А вы, Карола?

Она задумчиво смотрела на бассейн, отвернувшись от Нельсона, пока он говорил. Прошли долгие пять секунд, мне даже показалось, что итальянка совсем не собирается ему отвечать, когда коротенькое словечко вдруг сорвалось с ее губ. Вернее, взорвалось у ее губ. Fe глаза по-прежнему изучали бассейн, остальным же была предоставлена возможность собирать осколки разбитой беседы; если им этого захочется.

Нельсон еще раз посмотрел на часы, потом быстро отошел в сторону. Ленора воспользовалась этой передышкой, чтобы вернуть самообладание. Амальди все еще блаженно улыбался. Его пальцы сжимались и разжимались в каком-то первобытном ритме.

Вдруг на террасе возник Тино. Несколько секунд спустя появились Брюнхофф и Мартель. Нельсон поспешил к ним.

— Это в самом деле хорошо, что вы приехали, ребята! — Он включил всю мощь своих легких, и его глубокий бас, отразившись от задней стены дома, срикошетил так, что показалось, будто он одновременно несется из всех углов.

— Что делают здесь эти люди? — пропищал Лу Мартель. — По-моему, у нас предполагалось обсуждение в узком кругу.

— Так оно и есть, Лу, — успокаивающе ответил Нельсон. — Для нас все приготовлено в доме. Эти люди — мои гости, Лу. Разреши представить…

— Не нужно! — оборвал Мартель. — Девицы не в счет, маленькая обезьяна не имеет значения, но что здесь делает Холман?

— Он тоже мой гость, Лу, только и всего! — Нельсон погладил плечо Мартеля. — Теперь мы втроем пройдем в дом и приступим к делу.

Они медленно прошли в дом. Тино почти сразу же последовал за ними. Тяжелая тишина опустилась на террасу. Ее неожиданно нарушило чирканье спички.

Карола, закурив сигарету, жадно втянула дым.

— Папа Джино, — почти прошептала она, — почему-то я вдруг испугалась до смерти!

Амальди оторвался от каких-то своих мыслей с явной неохотой.

— Ты что-то сказала, сага?

Карола резко повернулась ко мне и с нетерпеливым жестом спросила:

— Может, вы назовете мне причину тревоги, Рик Холман? Вы ведь великий специалист в том, что касается смутных чувств и неясных ощущений!

Я внимательно взглянул в ее нефритово-зеленые глаза и тихо ответил:

— Охотник вернулся в джунгли, беби!

— Вы — хороший помощник, — сердито заметила она и снова отвернулась.

Ночной бриз стал свежее и легко перебирал ее волосы. Карола поежилась и чуть подвинулась ко мне, потом еще и еще, пока наши плечи не соприкоснулись.

— Чувствую, что-то движется где-то рядом, — прошептала она, кивнув в сторону непроницаемого для взора барьера темноты, который начинался примерно в двадцати футах от террасы.

— Все хорошо, — подбодрил я ее. — Ваши нервы немного перенапряглись за последние несколько дней, вот и все.

Ее зубынеожиданно застучали.

— Я знаю, это там, Рик, чувствую это! — Карола крепко зажмурила глаза. — Не видите, кто оттуда крадется? Нет? Тогда я вам скажу — смерть!

— О, может быть, это охотник, о котором я вам говорил?

— Это одно и то же! — Она широко открыла глаза. — Вы знали об этом все время, не так ли? Вот почему вы сказали, что я должна убежать из джунглей — прежде, чем охотник меня догонит! — Ее нижняя губа отчаянно задрожала. — Но я никогда не смогу оставить джунгли, Рик! Не знаю как!

— Знаете! — тихо проворчал я. — Просто перестаньте быть ничем!

— Думаете, я смогу?

— Конечно! Не сомневаюсь. Вы…

Крадущийся, шуршащий звук послышался с дальней стороны бассейна, укрытой завесой темноты. Карола резко повернула голову. Ее глаза безуспешно пытались разглядеть то, что было скрыто за освещенным пространством.

— Уже слишком поздно, Рик! — Плечи Каролы опустились. — Она уже там. Ждет. Я помню ту хорошую фразу, которые вы произнесли, — ее нервный смех больше походил на рыдания, — насчет того, что охотник пытается найти предназначенную ему добычу! Это я, не так ли? — прошептала она спустя полминуты, когда наконец справилась с охватившим ее отчаянием.

Глава 10

— Не знаю, зачем ему понадобилось, чтобы я была здесь сегодня вечером! — сказала Ленора напряженно. — Но это был его королевский приказ.

— Возможно, просто обычный приемчик, — предположил я. — Чтобы показать вам вашу бывшую комнату, которую перекрашивают, символично изгоняя вас из его жизни. Его это развлекает. Еще — чтобы иметь повод для всех этих дешевых острот о женщинах среднего возраста — кстати, полнейшая чушь. Такое тоже его развлекает. Но вы теперь выглядите так, что никто и не подумал бы, что, высказываясь по поводу женщин среднего возраста, Нельсон имел в виду вас…

— Ну! — Ленора вымученно улыбнулась. — Во всяком случае, спасибо за комплимент. Сколько времени они уже там?

Я посмотрел на часы.

— Почти два часа…

— О Боже! — Она тяжело вздохнула. — Думаете, могут просидеть всю ночь?

— Хороший вопрос!

Ленора нетерпеливо передернула плечами.

— Хочу выпить! А вы?

— Не сейчас.

Я прошел к краю террасы, где рядом стояли два стула с высокими спинками. Карола сидела выпрямившись, плотно обхватив грудь руками, и, не мигая, всматривалась в темноту. Рядом с нею тихо похрапывал Джино Амальди, его толстые мясистые губы вздрагивали при каждом выдохе.

— Принести вам что-нибудь выпить? — мягко спросил я.

— Нет! — Она отрицательно замотала головой. — Уходите! От вас так много шума!

У переносного бара, куда я направился, Ленора уже занималась приготовлением напитка и вдруг замерла, услышав чьи-то быстрые приближающиеся шаги.

Через несколько секунд на террасу вышел Оскар Нельсон. Выражение его лица было таким же, как всегда, мне, во всяком случае, ни о чем не говорило.

— Все закончилось? — спросил я.

— Закончилось, — хрипло ответил он. — Два человека, которые приехали сюда как мои экс-компаньоны, только что уехали в том же качестве.

— Очень плохо.

Нельсон презрительно щелкнул пальцами.

— Я должен был знать, что договориться о чем-нибудь с этими двумя жадными кретинами невозможно!

Он испытующе посмотрел на меня, и вдруг его лицо осветилось блаженной улыбкой.

— Ваш совет, Рик, снова упал в цене! — воскликнул он оживленно. — Я хочу, чтобы вы вернули мне мои пять центов!

Эта картина все еще стоит перед моим взором, словно кадр из фильма: один маленький кусочек пленки из мириада других, составляющих фильм, выхваченный лучом прожектора так, что малейшая подробность может быть изучена на экране.

Оскар Нельсон впился в меня взглядом в надежде спровоцировать своей колкостью по поводу пяти центов на ответную резкость. Я услышал, как кубики льда столкнулись в бокале Леноры Палмер. Ветерок немного ерошил мои короткие волосы на затылке… Вдруг взрывной звук выстрела расколол ночь. Рюмка Леноры разлетелась вдребезги, ударившись о бетонный пол. Мою душу пронзил тонкий крик Каролы, охваченной ужасом от встречи лицом к лицу с безжалостным охотником.

Я завертелся волчком, выдергивая тридцать восьмой из кобуры на поясе. Когда же достиг края террасы, раздался второй выстрел — вспышка сверкнула где-то в толще темноты за бассейном.

— Тино! — Мощный бас Нельсона, стремительно вбежавшего в дом, загремел, отражаясь эхом от каждого угла. — Тино, они убили ее! Ты должен задержать их, Тино!

Я спрыгнул с террасы и, обогнув бассейн, побежал туда, где в темноте на мгновение вспыхнул огонек выстрела. Грохнул третий выстрел, пуля щелкнула о бетон под моими ногами. На этот раз вспышка сверкнула в другом месте: я сообразил, что стрелок передвигается влево. В свете огней я представлял собою прекрасную движущуюся мишень, и эта мысль заставила меня еще быстрее побежать по бетону, чтобы поскорее пересечь освещенное пространство; наконец я скрылся в спасительном мраке.

Когда мое дыхание восстановилось, а глаза стали привыкать к темноте, я снова двинулся вперед — так быстро, как только мог. Немного погодя выстрелы прозвучали снова — целая очередь; теперь где-то перед домом.

Если бы я сделал целый круг, чтобы попасть к дому, то наверняка упустил бы шанс схватить убийцу. Поэтому я срезал угол освещенного прямоугольника, и какое-то время бежал в потоке света, льющегося из подъезда.

Черный седан стоял, накренившись под невероятным углом, на краю подъездной дороги. Стекло было разбито, мелкие осколки густо усеивали асфальт вокруг машины. Две фигуры стояли рядом, молчаливо созерцая место аварии. Когда я приблизился, они, услышав хруст под моими ногами, обернулись ко мне.

— Это вы, Рик? — Нельсон, очевидно, сразу узнал меня и расслабился. — Убийцам не удалось удрать, — тускло произнес он.

Я подошел к седану и посмотрел внутрь.

Сэм Брюнхофф лежал, распластавшись на рулевом колесе, его череп был совершенно размозжен. Рядом с ним, лицом к дому и ко мне, скорчился Лу Мартель. Он сидел, привалившись к дверце автомобиля, локоть неловко торчал наружу из окна автомашины; пистолет каким-то образом удерживался в его руке. Лицо его еще было искажено яростью, этого выражения не могли скрыть ни разбитая вдребезги челюсть, ни дыра во лбу, из которой медленно сочилась кровь.

— Что случилось? — Я отступил от седана и вопросительно посмотрел на Нельсона.

— Зная, что Тино в доме, я вбежал внутрь, чтобы позвать его…

— Слышал это, — нетерпеливо перебил я. — А потом?

— Тино вышел на крыльцо в тот момент, когда Лу Мартель выскочил из-за дома и нырнул в машину. Брюнхофф уже завел мотор и сразу же, как Лу вскочил в салон, нажал на педаль. Тогда Тино сделал то единственное, что мог, чтобы остановить их.

— Из чего вы стреляли? — спросил я. — Из автомата?

— Автоматический карабин, — тихо пояснил Тино. — Поставил его на «очередь» и прошил машину… Мне больше ничего не оставалось, не так ли?

— Нам лучше вернуться к остальным, — свирепо сказал Нельсон. — Ничего неизвестно! Может, еще есть шанс, и мы сможем что-нибудь сделать для Каролы.

Через дом мы прошли на террасу, и давящая тишина, как туман, окутала нас со всех сторон. Одинокая фигура Леноры Палмер оставалась все в том же положении, в каком была во время первого выстрела.

Больше никого на террасе не было видно; только два стула с высокими спинками возвышались на ее краю. Оттуда раздался слабый воющий стон. Я подбежал к стульям, Нельсон и Тино последовали за мной. Там мы оказались одновременно и резко остановились, увидев неожиданную картину.

Карола Руссо сидела на полу перед стульями, прижимая к себе голову Амальди, и то ли нашептывала ему отрывки каких-то итальянских и английских фраз, то ли напевала что-то вполголоса сквозь душившие ее слезы.

Папе Джино было безразлично, что делала Карола. Залитый кровью пиджак говорил, что оба выстрела попали ему в грудь, и он, видимо, был мертв уже после первого выстрела.

Нельсон опустился на колени перед Каролой, осторожно принял голову Амальди из ее рук, уложил на пол. Потом помог ей подняться на ноги.

— Пойдем! — сказал он Кароле с бесконечной нежностью в голосе. — Теперь мы присмотрим за ним…

Он повел ее к дому. Сделав несколько шагов, Карола внезапно остановилась и оглянулась на меня. Ее зеленые глаза казались темными и огромными на измученном бледном лице.

— Охотник! — закричала она. — Это не я была его добычей. Вовсе не я! Вы знали это?

Мне ничего не оставалось, как молча отрицательно покачать головой.

— Он охотился за Джино все время — там, в темноте! — продолжала между тем Карола. — А Джино даже не знал! Бедный папа Джино заснул, он храпел, я щипала его, чтобы разбудить!

Она залилась слезами. Нельсон обнял ее за плечи, мягко привлек к себе.

— Охотник, который сидит в том седане, охотился на нее, это точно! — тихо произнес Тино. — Узнает ли когда-нибудь эта госпожа, как ей повезло! Два кресла стояли бок о бок… Он — в одном, она — в другом! А там, в темноте, — Тино указал на черноту за краем бассейна, — Лу с пистолетом в руке. Возможно, это игра света? Как вы думаете, Холман? Они сидели спиной к нему так, что их лица были в тени, правильно, мистер Холман? Возможно, из-за того, что маленький толстяк спал, согнувшись в кресле, он показался меньше ростом, чем госпожа? Как бы то ни было, Лу направил пули не в ту грудь!

— К счастью для Каролы, — тихо произнес я, — и к несчастью для Джино!

В этот момент Нельсон медленно провел Каролу мимо неподвижно стоящей Леноры Палмер. Через плечо он окликнул Тино мягким рычанием:

— Достань какие-нибудь одеяла и коньяк! Она в шоке, болван! Скорее!

— Сию минуту, мистер Нельсон! — Тино заспешил в дом. — Куда все принести?

— В ее комнату! — В густом голосе Нельсона прозвучал оттенок чудовищного торжества.

Я подошел к Леноре, дотронулся до ее оголенных рук. Они показались мне ледяными.

— С вами все в порядке?

— Карола видела его лицо?.. Лицо Нельсона? — прошептала Ленора. — Его взгляд, когда он повел ее в дом! В ее комнату! Ту, что была моей, ту, что он перекрашивает, готовя для новой хозяйки! — Она зябко передернула плечами, ее светящиеся глаза уставились на меня с внезапным ужасом. — О мой Бог! — Она качнулась, но я схватил ее за руки, не дав упасть. — Рик! Разве вы не видите! Вот почему Нельсон потребовал моего присутствия здесь сегодня вечером… Вынудил наблюдать за церемонией введения в должность его новой любовницы? Он знал, что все это случится!

Пальцы Леноры впились в мои лацканы и неистово дернули их вниз.

— Знаю, — ответил я спокойно. — Только узнал слишком поздно, когда уже невозможно было предотвратить случившееся. Мне нужно войти в дом и попытаться отвлечь их. А вы могли бы в это время подойти к телефону и вызвать полицию?

— Не знаю, — ответила она слабым голосом. — Попытаюсь!

— Не спешите. Подождите несколько минут, чтобы дать мне возможность сделать что-нибудь. Выпейте сначала!

Ленора кивнула, потом отпрянула от меня и уцепилась за стойку бара, чтобы не упасть.

— Сделаю все как надо, Рик! — заявила она горячо. — Идите!

Войдя в дом, я высвободил свой тридцать восьмой из кобуры и прижал правой рукой к бедру.

С таким парнем, как Тино, в арсенале которого автоматический карабин — а я уже видел, что он может с ним делать, — нельзя было рассчитывать выступить в роли идеального киногероя. Хотелось надеяться, что, когда найду его, он будет смотреть совсем в другую сторону и мне удастся оглушить его рукояткой кольта. Такой план гарантировал относительную безопасность.

Я беспрепятственно пересек первую комнату — ее стеклянные двери выходили на террасу, поэтому мне заранее было видно, что она пуста. Другая дверь, ведущая из нее в вестибюль, была закрыта, и неизвестно, что ожидало за нею. Не будь цыпленком, сказал я себе, просто толкни эту чертову штуку!

Вдруг мне пришло в голову, что Нельсон и Тино провели фантастическую по объему подготовку, чтобы добиться таких кровавых результатов. Невероятно, чтобы в конце преступления они вдруг оба расслабились. Им неведомо, попался я на их удочку или нет, ведь не могли же они задать прямой вопрос. Самым простым для них способом выяснить это было — исчезнуть обоим внутри дома, как людям, обремененным многими разнообразными заботами. Тогда я остался бы на террасе с кем-нибудь, кому бы доверился, — Ленорой Палмер, например. Дело нехитрое подслушать наш разговор — и все стало бы известно.

Я резко прыгнул к дальнему косяку закрытой двери, прижался к стене и, с трудом дотянувшись левой рукой, толчком распахнул ее.

Внутри дома карабин прогремел как пушка! Три выстрела прозвучали один за другим, пули вдребезги разбили деревянную отделку и термостекло на противоположной стене. Отсчитав про себя еще пять выстрелов, которые последовали после того, третьего, я проскочил через дверной проем в вестибюль. На мгновение на лице Тино появилось замешательство, когда он взглянул на меня поверх прицела карабина, лежа в дверном проеме по другую сторону вестибюля. Мой палец автоматически нажал на спусковой крючок тридцать восьмого, словно это был безусловный рефлекс на его отвратительное лицо.

Первая пуля вонзилась в ложе его карабина, так что щепки отлетели ему в глаза. Вторая пуля пробила переносицу и уложила Тино на месте. Его темные глаза застыли широко открытыми, словно в удивлении.

Я сразу вернулся на террасу. Ленора слышала выстрелы, и мне оставалось лишь рассказать ей, что произошло. И тут же я получил подробную инструкцию, как найти комнату, которая до недавних пор принадлежала Леноре. Она находилась в самом конце крыла дома. Добравшись до нее, мне захотелось похвалить себя за то, что расспросил о ее расположении.

Дверь была полузакрыта, но заглянуть в комнату было невозможно. Оттуда не доносилось ни звука. Тогда я решил повторить процедуру, которая так оправдала себя с первой дверью. Но когда толчком отворил ее, совершив отчаянный прыжок несколько с большей уверенностью, чем тогда, ровным счетом ничего не случилось.

— Следовало постучать, Рик, — непринужденно произнес Нельсон. — Я бы разрешил вам войти!

Его голубые глаза наблюдали за мной с интересом. Он сидел, удобно устроившись в изголовье кровати.

Карола лежала на этой же кровати, ее тело оцепенело от страха. Впрочем, кто бы не перепугался, если бы к его виску приставили пистолет?

— Давайте действовать по правилам, хорошо, Рик? — предложил Нельсон. — Бросьте ваш кольт на пол и толкните его ногой ко мне. Тино, должно быть, расслабился?

— А может, это мне пришлось оказаться сверхосторожным? — ответил я вопросом на вопрос, подталкивая ногой мой кольт к кровати.

— Жаль Тино, он был классным стрелком.

— Да, показал тот еще класс, когда попал в плечо Таланта!

— Расстояние было приличное! — пояснил Нельсон.

— Что произошло с Брюнхоффом и Мартелем? Вы влетели в дом, громко кричали, обращаясь к Тино, чтобы прикрыть его, пока он бежал вокруг бассейна после того, как застрелил Амальди, правильно? Но где были ваши экс-компаньоны в это время?

— Пытались завести машину, — просто ответил Нельсон. — Тино конечно же кое-что сделал, чтобы им это никогда не удалось. Я прошел с террасы через дом на крыльцо, при этом кричал, чтобы Тино задержал их любым способом, взял карабин, заранее припрятанный за дверью, и нашпиговал машину пулями.

— Да, вы не случайно упомянули, что Тино стрелял из карабина. Это давало ему железное алиби на случай, если бы его обвинили в убийстве Амальди. Пистолет, из которого он стрелял в папу Джино, — тот самый, что потом так живописно лежал в безжизненных пальцах Лу Мартеля? Не так ли?

— Естественно! — Нельсон почти смеялся. — Ну и крепки вы задним умом, Рик! Просто впечатляет.

— Ленора сразу же заметила, — продолжил я, — что вы с первой же встречи без ума от Каролы. Когда Амальди уехал в Рим, вы стали ее домогаться. Тогда она удрала в горы с Талантом только для того, чтобы скрыться от вас! Ленора предупредила Джино в Риме, а жену Таланта — здесь, в порыве раздражения. Когда Амальди вернулся из Европы и рассказал вам об анонимной телеграмме, вы догадались, что ее отправила Ленора. Да и Монику предупредила, скорее всего, она. Вы попросили Ленору найти меня, а Тино послали в горы. Приказали ему ранить Таланта так, чтобы рана причинила боль, но не была серьезной, однако до смерти напугала бы Каролу. Думаю, тогда вам хотелось только отомстить им обоим. Но то, как сработал ваш замысел, подсказало дальнейшие действия. Я вам понадобился для того, чтобы подкрепить этот план. Если бы удалось убедить меня, что кто-то действительно охотился за Каролой, то не составило бы труда убить Амальди чуть попозже и заставить каждого поверить, что пистолет был нацелен на девушку.

— Блестяще! — с явной издевкой протянул Нельсон и лениво зевнул.

— Вы тонко намекнули мне на своих экс-компаньонов, как на наиболее вероятных злодеев в этой пьесе. При этом были заранее уверены, что в ходе расследования я не приду к такому выводу. Если бы я не посоветовал вам заключить сделку с вашими экс-компаньонами, а это, согласитесь, было вполне логичное решение, то вы сами бы ее предложили. Надеюсь, мое изложение сюжета не кажется вам чертовски глупым? Вы ведь отлично знаете его и без меня!

— В любом случае теперь все это — уже история, Рик! — Нельсон задумчиво посмотрел на меня. — Последний важный вопрос: что будет теперь?

— Принимать решения — ваша привилегия. Сейчас вы держите дуло у виска Каролы, — осторожно напомнил я. — Но хотел бы сказать еще кое о чем, если вы не возражаете?

— Знаете, Рик, мне нравится, когда вы размышляете вслух, — учтиво произнес Нельсон. — Это придает мне уверенность в собственных умственных способностях.

— Если вы убьете девушку, я прыгну на вас прежде, чем вы успеете сделать второй выстрел. А для того, чтобы сначала расправиться со мною, вам нужно убрать пистолет от ее головы. Однако я знаю: Карола скорее предпочтет умереть, чем стать вашей любовницей. Так что, как только вы уберете пистолет от ее головы, она либо схватит вашу руку, либо оттолкнет ее… Ясно?

— Звучит довольно убедительно, Рик! — В голосе Нельсона сквозила презрительная усмешка. — Как ни крути, выходит, я в тяжелом положении, или, как говорят интеллектуалы, высоко поднят на рогах дилеммы… Ну, положим, еще на некоторое время мы останемся в той же позиции…

— Подходит! — искренне обрадовался я. — Прошло уже минут десять, как Ленора вызвала полицию.

Уголки его рта заметно дрогнули.

— Удивляюсь, как это я умудрился поставить себя в такое ненормальное положение?

— Вы просто тупой.

— Пожалуйста, без грубостей, Рик!

— Извините. Это было не только грубо, но и неверно. Правильное слово — глупый!

— Смешно слышать это от вас! — процедил Нельсон.

— Вы были глупым с самого начала, — продолжал я тоном светской беседы. — Глупо было думать, что вы можете обладать такой девушкой, как Карола. Знали же, что Каролу передергивает всякий раз, как вы оказываетесь в поле ее зрения. Если не знали, то должны были понять, когда она удрала в гнездышко любви в горах с таким разгильдяем, как Талант. Предпочла такой вариант вашим ухаживаниям в гостиничном люксе. Но до вас, Оскар, это не дошло потому, что вы глупый, правильно?

Выражение вежливости исчезло с его лица, ее место уверенно заняла холодная безжалостная ярость.

— Самое глупое, что вы сделали, — пригласили Ленору Палмер на церемонию ее отставки и ритуал восхождения на пьедестал вашей новой пассии. Это была роскошь, а тот, кто планирует в один вечер тройное убийство, не должен купаться в роскоши. Ленора совершенно самостоятельно вычислила — да иначе и быть не могло! — что если вы пригласили ее посмотреть на воцарение в доме новой любовницы, значит, наперед знали все, что произойдет. Вы никогда не могли бы сделать Каролу своей любовницей, пока Амальди был жив. А это означает — вам заранее было известно, что он умрет. Получается неувязочка с версией, что Джино застрелен якобы по ошибке вместо Каролы. Разве не так?

— Мне надоела ваша глупая болтовня, Холман! — Ярость, которую Нельсон долго сдерживал, внезапно прорвалась. — Вы самодовольный красноречивый болван! Я водил вас за нос с самого начала!

— Что вы пытаетесь доказать, Оскар? Что вы не ничтожество? Хотите проверить это с Каролой, сопляк?

Нельсон затрясся от злобы, его глаза застлала пелена ненависти.

— Достаточно! — крикнул он дрожащим голосом. — Я не выдержу больше, вы понимаете?

— Еще один вопрос, Оскар! — процедил я сквозь зубы. — Итак, мне удалось спровоцировать вас на ответную эмоцию. Выходит, я глубоко вцепился в ваше белое нежное брюшко? Не так ли?

Нельсон разразился непристойной бранью, потом резко отвел ствол пистолета от виска Каролы и наставил его на меня. Карола встрепенулась, толкнула Нельсона так, что пистолет оказался нацелен не в меня, а в угол комнаты. Я прыгнул в сторону Нельсона; он решил — для того, чтобы выхватить его пистолет, поэтому отскочил и прижался к стене.

Но меня интересовал не его пистолет, а мой собственный кольт, лежащий на полу у кровати. Я схватил его правой рукой, как только приземлился на грудь.

У Нельсона было немного больше времени, чем у меня, и первый выстрел сделал он. Но во всей этой эмоциональной передряге ему было очень трудно точно прицелиться. Пуля прошила кровать в двух дюймах от левого колена Каролы и вонзилась в пол.

Настала моя очередь стрелять. Первый выстрел поразил Нельсона в верхнюю часть груди, вторая пуля попала ему в голову — в это время он уже падал вперед.

Я помог Кароле подняться с кровати и выйти из комнаты.

Ленора, от страха чуть ли не тронувшаяся рассудком, пряталась за углом в вестибюле. Она с радостью взяла на себя заботы о Кароле. Они медленно шли чуть впереди меня, когда я остановился зажечь сигарету. И тут вдруг вспомнил об одном маленьком дельце, которое нужно было исполнить.

Тело Оскара Нельсона перевернулось, когда он ударился об пол, и теперь лежало на боку, лицом к двери. Я почему-то вспомнил, что довольно долго воспринимал его лишь как святошу. Сейчас на его лице застыло свирепое выражение, совсем не привлекательное. Я вытащил из кармана брюк горсть мелочи, нашел пятицентовую монету и бросил ее через комнату. Монета упала на лоб трупа, перекатилась на переносицу, оттуда — на верхнюю губу и остановилась в углу ощеренного рта.

— Теперь я не должен тебе ничего! — сказал я.

Дженни Трент посмотрела на меня; лицо феи было удивительно серьезным.

— Но почему, Рик, эти отвратительные полицейские продержали тебя под замком всю ночь? Ведь ты, по сути, — герой!

— Не для них, беби, — ответил я уныло. — На полицейских свалилось четыре трупа, пара полуистеричных дамочек и я! Кого бы ты забрала, скажи-ка?

— Ну конечно тебя, любимый! — Дженни нежно улыбнулась. — Все-таки как там все было? Я имею в виду, они не били тебя резиновыми дубинками или еще чем-нибудь?

— Я нес ту долю ответственности, которая падает на обладателя лицензии частного детектива. И поверь, если бы у меня был выбор, предпочел бы резиновую дубинку!

— Но раз они тебя выпустили, значит, все в порядке? — настаивала она.

— Теперь все в порядке. Но поначалу мне так не казалось.

— Ты пережил тяжелую ночь, любимый, я вознагражу тебя за нее! — Дженни подкрепила обещание, укусив мочку моего уха острыми зубками.

— Не делай этого! — запротестовал я.

— Предпочитаешь, чтобы я сделала так? — Ее улыбка излучала свет и сладость, а ее ногти жестоко вцепились в мою обнаженную грудь.

— Сдаюсь! — завопил я. — Сдаюсь!

— Конечно! — Дженни повернулась на живот, уперлась локтями мне в грудь, поддерживая свой подбородок ладонями, затем посмотрела на меня сверху с безразличным видом. — Ты уже знаешь о Монике Хейс?

— Пока нет, — простонал я.

— Она ушла от Таланта три дня назад! — взволнованно произнесла Дженни. — Определенно собирается разводиться, сама мне об этом сказала, а я почувствовала себя такой виноватой! Мне пришлось сознаться в тайной связи с ее мужем… Я сказала Монике: если она хочет привлечь меня как соответчика по делу о расторжении брака, то я согласна.

— И она решила привлечь?

— Нет, у нее уже был список из двух дюжин имен. Но дело в том, что она мне все легко простила. Оказывается, она все знала, и это ее не беспокоило. Знаешь, что Моника сказала мне? «Какая же это лучшая подруга, если она не может поделиться своим супругом?» — Дженни просияла. — Не правда ли, мило?

— Она чокнутая! — проворчал я. — И ты, кстати, тоже. Если тебе так нужно опереться чем-нибудь на мою грудь, не могла бы ты найти кое-что получше пары колючих локтей?

— О’кей! — сказала она счастливым голосом. Немного поерзав, спросила: — Как теперь?

— Намного приятнее!

— Не уверена, что мне нравится это «намного». Моника, по-моему, подала на развод как раз в то утро, когда ты свел Дона с сексуальной сестрой, — продолжала болтать Дженни. — А как тебе это?..

— Похоже, единственный способ заставить тебя замолчать, беби, это заняться с тобой неистовой любовью. О’кей, готов начать! Хэй!

— Не делай так! — вскричала она. — Когда ты так неожиданно прыгаешь, я не знаю, что со мной случится!

— Если Моника ушла в то утро, — раздельно произнес я, — возможно, Дон и та сексуальная сестра с тех пор в доме одни? Как ты думаешь?

— Как это? — Ее карие глаза загорелись женским любопытством, которое было почти таким же сильным, как мое.

— Телефон с твоей стороны кровати, — подсказал я.

— Нет, он на журнальном столике, Рик. Простужусь, если пойду туда голая!

— А я сойду с ума, наблюдая, как ты это сделаешь. Давай, твой выход!

Я ободряюще шлепнул Дженни по роскошным ягодицам. Она, взвизгнув, подскочила к столику, схватила телефон и вернулась обратно.

— Ты знаешь номер… Набери, — сказал я.

— Но говорить будешь ты?

— Согласен.

Дженни набрала номер, потом подала мне трубку. Довольно долго никто не подходил, и я уже собрался дать отбой, когда раздался щелчок.

— Да? — Женский голос сонно зевнул мне в ухо.

— Можете ли вы подтвердить сообщение, что мистер Галант последние несколько дней был занят в новой роли? — спросил я приятным голосом. — Вероятно, это киноэпопея о больном?

— Не уверена, что могу подтвердить или отрицать это сообщение, — ответила она устало. — Но могу утверждать, что имеется серьезное отставание от графика, которое следует наверстать, так что вся группа будет работать день и ночь на протяжении всей следующей недели.

— Благодарю вас. Как плечо мистера Таланта?

— Заживает, уже хорошо!

— А как сам мистер Галант?

— Отлично! — произнесла она с нежностью, пожалуй, даже большей, чем материнская. — Он потерял в весе, и это вызвало некоторую меланхолию, но в дальнейшем будет соблюдать режим, это я гарантирую.

— Еще раз спасибо за информацию! — поблагодарил я собеседницу. — До свидания.

— Вы не знаете? — Она деликатно кашлянула. — Случайно… Что с его женой?

— Она с ним разводится.

— О, спасибо! — тепло сказала она. — Только вчера мистер Галант интересовался, куда она делась?

Я отставил телефон в сторону, потрясенный обилием открывшихся мне женских прелестей.

— О’кей, Холман! — напомнила о себе Дженни. — Бросай дурачиться! О чем ты там задумался?

— Я твой, — ответил я ей, — но только с одним условием. Если вдруг начну впадать в меланхолию, ты вызовешь мне эту сестру!

Дженни издала пронзительный вопль и скатилась с кровати. Это было чертовски многообещающее начало!

Девушка из космоса (Пер. с англ. П. В. Рубцова)

Глава 1

Анджела Бэрроуз с ее коротко подстриженными и уложенными просто идеально белокурыми волосами была бесспорно хороша, когда сидела вот так за огромным старинным письменным столом и о чем-то размышляла. Во всяком случае, мне так казалось. Но кто мог бы сказать, что происходит за ее темными очками в роскошной оправе, украшенной бриллиантами? Потом она помахала длинным нефритовым мундштуком, в который была втиснута турецкая сигарета с неприятным резким запахом. В ответ на этот властный жест вся коротенькая округлая фигура Хью Лэмберта замерла по стойке «смирно».

— Объясните ему! — распорядилась женщина.

— Дело в следующем, Рик… — Хью растерянно посмотрел на меня, на его физиономии застыла вымученная улыбка. — У нас небольшие неприятности сугубо конфиденциального характера, понимаете? Когда в Голливуде случается нечто подобное, существует всего один человек, который в состоянии помочь, и этот человек — Рик Холман, не так ли?

— Объясните же ему! — повторила Анджела.

— Я это и делаю, — почти огрызнулся Хью. — Я вот к чему клоню, Рик… Мы целиком полагаемся на вас, зная, что вы сумеете уладить дело без всякого шума и огласки. Для нас имеет значение не только ваша превосходная репутация, но и еще одно обстоятельство: я подумал, что могу рассчитывать на вас как на старого приятеля.

— Помнится, приблизительно с год назад мы выпивали вместе в одном ресторанчике на Стрипе, — ответил я, — по-видимому, это и делает нас старыми друзьями?

— К чему быть таким колючим? Все нормально! — Хью протестующе замахал обеими руками.

— Если одна выпивка превратила нас в старых друзей, — пожал я плечами, — возможно, еще две сделают вас моим дядюшкой или еще более близким родственником?

Горящий кончик сигареты Анджелы угрожающе метнулся к физиономии Хью, заставив его отшатнуться.

— Объясните ему! — вновь приказала она.

На мгновение мне показалось, что Хью ударит ее по губам, но он сумел взять себя в руки и вместо этого шлепнул по губам самого себя. Послышался глухой чмокающий звук.

Я легонько вздохнул и закурил сигарету в ожидании продолжения. Мне было куда, интереснее наблюдать, не лопнет ли тонкий шелк на блузке Анджелы под напором ее пышной груди, нежели ждать, пока Хью изобьет себя хоть до смерти. Если мой взгляд и был излишне откровенным, то он ее ни капельки не смущал. Впрочем, шикарные черные очки служили надежной ширмой, отгораживающей ее от внешнего мира.

Снова зазвучал тягучий голос Хью:

— Дело обстоит таким образом, Рик. Понимаете, мы все сделали, а теперь наши старания полетели ко всем чертям, потому что эта безмозглая девка надумала встать на дыбы и…

— Конечно, вы мой старый друг, если еще не дядя, но… — Я вопросительно взглянул на черные очки: — О чем он толкует? Не понимаю!

— Откровенно говоря, мистер Холман, — губы Анджелы изогнулись в гримасе, которую никто бы не посчитал улыбкой, — я и сама этого не знаю, хотя мне известно, о чем он намерен был сообщить. — Ее мундштук указал на дверь. — Хью, почему бы вам не отправиться в приемную и не вытряхнуть там пепельницы?

— Но, Анджела, милочка!..

Нижняя челюсть Хью отвисла. Я почти пожалел его. Если даже не принимать во внимание его самолюбие, он был всего лишь маленьким толстячком в ботинках с массивными подошвами и высокими каблуками.

— Вон! — скомандовала она.

— Но я же первый вице-президент…

— Завтра вы можете стать мусорщиком! — Мундштук нетерпеливо дернулся. — И станете им, если через три секунды не окажетесь за дверями этого кабинета.

Лэмберт быстро и отнюдь не с достоинством удалился, осторожно прикрыв за собой дверь.

— Хью — специалист по составлению отчетов, — спокойно заявила Анджела, — но когда ему необходимо дать разумное объяснение о чем-то более сложном, чем старлетка…

— Мы установили, что у вас конфиденциальная проблема, — напомнил я. — Может, начнете прямо с этого?

— Девушка из космоса, — сказала она.

— Вы заговорили точно так же, как Хью.

— Моника Байер, — голос ее звучал нетерпеливо, — ну а у нас она получила псевдоним Девушки из космоса. Разве вы никогда не читаете рекламные газеты?

— Никогда.

— Как же вы узнаете, что происходит в мире? — Анджела с минуту взирала на меня в изумлении, затем пожала плечами. — Ну ладно! Во всяком случае, Моника — немецкая девушка с фантастическими перспективами. Мы видели парочку малобюджетных кинофильмов, в которых у нее были эпизодические роли, и она произвела на нас такое впечатление, что мы выкупили ее у продюсера, то есть ее контракты, разумеется. Доставили самолетом из Мюнхена в Лос-Анджелес и принялись наводить на нее лоск, не считаясь с расходами. Потратили кругленькую сумму, чтобы создать ей рекламу в прессе, а на прошлой неделе заявился Стеллар, чтобы заключить с ней контракт на ведущую роль в очередном фильме Барбары Дун.

— Пока что все звучит просто великолепно.

— Все так и было бы, если бы Моника Байер все еще находилась здесь! — Мундштук теперь был направлен на меня как указующий перст. — Но ее нет!

— Ее похитили?

— Хуже, она просто ополчилась на нас.

— Как это могло случиться, если у вас в руках ее контракт?

— Именно на этот вопрос я и хочу услышать ее ответ! — желчно произнесла Анджела. — Но сначала надо ее разыскать.

— Итак, она взбунтовалась против вас? — переспросил я. — Ни формального «до свидания», ни прощального взмаха рукой, ничего такого?

— Если бы она оставила записку со своим новым адресом, я вряд ли разговаривала бы сейчас с вами. — Она сверкнула зубами в усмешке. — Я уверена, что ваше время ценится на вес золота, мистер Холман, так что не будем тратить мои деньги на светскую болтовню, хорошо?

— Слушая вас, я невольно подумал: что еще прячете вы за темными стеклами, кроме глаз? Да и вообще, сколько у вас глаз?

Анджела резким движением сняла очки, и я увидел пару темно-синих глаз, в которых мерцали задорные огоньки.

— А теперь, когда вы убедились, что я не какой-нибудь монстр, мы, может быть, все же перейдем к делу, мистер Холман? — совершенно серьезно сказала она. — Мы устроили свою подопечную в хорошенькой квартирке в. Брентвуде с кем-то вроде компаньонки, мисс Фрик, чтобы избавить девушку от ненужных хлопот. Во вторник у мисс Фрик выходной и она ушла из дому приблизительно в десять утра. Моника еще не вставала, сказала, что решила устроить день отдыха. А когда мисс Фрик вечером вернулась, ее ждала записка. И только. Моника исчезла, захватив сумочку, свои вещи, словом, все.

— Что было в записке?

— Девушка выражала глубочайшее сожаление, что поступает так после того, как все к ней были исключительно добры, в особенности мисс Бэрроуз, но у нее, мол, нет выбора. Она должна уехать и никогда уже не вернется. Искать ее бесполезно, потому что к тому времени, когда кто-либо прочтет записку, она будет уже за пределами страны. В общем, это было своего рода благодарственное послание, при чтении которого вам в лицо так и брызжет едкая кислота.

— На каком языке была записка — на немецком или на английском?

— На английском. Моника прекрасно говорит и пишет по-английски. Почерк, вне всякого сомнения, ее собственный.

Анджела снова водрузила на нос очки и вставила в мундштук новую сигарету.

— Чтобы сэкономить немного своих денег, сразу заявляю, что не имею ни малейшего представления о причине, толкнувшей ее на такой поступок. Не было ни любовника, ни скандала, ни семейных неприятностей. То, что случилось, представляется мне лишенным всякого смысла.

— Как вы думаете, возможно ли, что она уже покинула страну?

— Пожалуй, да… — Анджела пожала плечами. — Мы ждали двадцать четыре часа, надеясь, что получим от нее хоть какое-то известие, что она еще передумает! Ну а после того, как наше ожидание оказалось безрезультатным, я решила, что необходимо предпринять какие-то шаги по ее розыску. Но так, чтобы о ее исчезновении не было известно фирме «Стеллар продакшн», если вы понимаете, что я имею в виду.

— Когда они приступают к съемкам нового, фильма Барбары Дун?

Она усмехнулась:

— Через двенадцать дней.

— И если они посчитают, что существует малейшая опасность того, что Моники не окажется вовремя на месте…

— Вот именно! Поэтому я готова заплатить вам самый высокий гонорар, мистер Холман. Не только за то, что вы ее разыщете и привезете сюда, но и за то, чтобы никто не узнал, что это сделали вы!

— Это звучит как весьма привлекательный, однако нереальный проект, — заметил я. — Предположим, в настоящий момент она в Боливии или в Конго. Вы готовы оплатить мне дорогу, естественно первым классом, туда и обратно? Я хочу сказать, у меня нет ни малейшего желания оказаться на мели в какой-нибудь Внешней Монголии, где, как мне говорили, холодно даже летом.

— Чтобы вернуть Монику назад, я готова оплатить вам дорогу в ад и обратно! — бросила Анджела. — В эту девушку вложено слишком много, причем не только денег. За пару лет, которые я тут работаю, я завоевала нашему агентству прочную репутацию. Такой скандал, как этот, связанный с фирмой «Стеллар», способен свести на нет все мои труды. Поэтому… — Ее грудь начала беспокойно вздыматься от тревожных мыслей. — Можете тратить сколько потребуется, только верните ее… Я щедро вознагражу вас, не сомневайтесь.

— Фотография имеется? — спросил я.

Анджела протянула через стол объемистую папку. На вид в ней было не менее двухсот снимков, но мне оказалось достаточно первого, великолепно выполненного портрета девушки в бикини. Высокая брюнетка с развеянными ветром волосами. Длинная прядь спустилась на грудь с округлого плеча. Темные глаза устремлены вдаль с мечтательным выражением. Довольно большой рот изогнут в полунасмешливой улыбке, в которой чувствовался определенный вызов. «Вы утверждаете, что вы мужчина? — говорила улыбка. — Так докажите это!» Фигура давала ей право называться Девушкой из космоса, поскольку Моника поистине была из неземных созданий. Высокая грудь, тоненькая талия, потрясающе крутые бедра, такие ноги, о которых «Мисс Вселенные» могли сколько угодно мечтать и весьма редко иметь. Моника Байер была красива, соблазнительна, сексапильна. Такую девушку я бы с восторгом разыскал на каком-нибудь пустынном острове, где нашими компаньонами были бы только пассаты.

— Вы, естественно, хотите иметь ее фотографию? — не без едкости спросила Анджела.

— Да, разумеется, — ответил я рассеянно. — Где я найду мисс Флик?

— Фрик, а не Флик! — Она, придерживая мундштук, ухитрилась прикурить от спички, которую держала на расстоянии вытянутой руки от себя. — Мисс Фрик все еще в брентвудской квартире, где отвечает на телефонные звонки Монике. Хью сообщит вам адрес, перед тем как вы уйдете, мистер Холман.

— Мне уже уйти?

— Да, прямо сейчас.

— Что с вами? — вежливо поинтересовался я. — Это честолюбие делает вас такой холодной? Или наоборот, ваша холодность — причина честолюбия?

— Сперва найдите Монику Байер, мистер Холман. — Анджела медленно улыбнулась и, как показалось мне, стала похожа на кошечку, добравшуюся до сливок. — Тогда, возможно, я предоставлю вам шанс это выяснить.

— Мысль об этом лишит меня сна, — произнес я без всякого энтузиазма. — Моника Байер — это ее настоящее имя?

— Я думала, вы никогда не зададите этого вопроса! — фыркнула Анджела. — Нет, в действительности она Моника Брюль.

— Значит, Байер считается более броской фамилией, чем Брюль?

Она пожала плечами:

— Возможно, она не представляла, как изобразить ее фамилию по-английски. Со мной она не советовалась, изменила имя еще до того, как я узнала о ее существовании… Скажите Хью, сколько вам потребуется денег, и он выпишет чек, когда вы будете уходить.

— Пока мне ничего не нужно, поскольку отправляюсь я всего лишь во Внешний Брентвуд.

— Всего хорошего, мистер Холман!

Хью Лэмберт ожидал меня в приемной. Он вцепился мне в руку и потащил в свой собственный кабинет, весьма элегантный, но раза в четыре меньше комнаты Анджелы. Когда мы вошли, он осторожно прикрыл дверь.

— В чем дело? — поинтересовался я. — Опасаетесь шпионов?

— Она рассказала вам про Монику? — спросил он каким-то придушенным шепотом.

— Разумеется!

— Могу поспорить, она и половины вам не сообщила! — Он радостно хохотнул. — А знаете почему? Потому что она сама этого не знает. Вот почему!

— У меня небольшая проблема, Хью, — начал я. — Каждый раз, когда вы заговариваете со мной, слова все вроде бы знакомые, английские, но стоит мне попытаться связать их воедино…

— Дарен! — произнес он с триумфом.

— Это шифр? А парень в защитной куртке вон там на улице на самом деле не просто роет канаву? У него, к примеру, тайные планы…

— Билл Дарен! — Хью прижал палец к носу и подмигнул мне. — Внутренняя информация, дружище!

— Я хотел бы, чтобы вы этого не делали! — сказал я. — Это напоминает мне о детских кошмарах, когда я никак не мог понять, как выглядит Санта-Клаус… Кто такой, черт возьми, Билл Дарен?

— Он занимает значительное место в жизни Анджелы, — ответил Лэмберт с ухмылкой. — Новый, большой, потрясающий директор в «Стелларе». Довольно скверный актеришка, который понял, что самый быстрый путь к благополучию — жениться на «Агентстве талантов» Анджелы Бэрроуз, даже если это означает необходимость жениться на ней самой. Парень чуть не вывалился из окна, когда впервые увидел эту девчонку Байер. Могу поспорить, что они прекрасно спелись. Но, конечно, у Анджелы за спиной. Понимаете?

— Вы думаете, что они удрали вместе? — спросил я громко.

— Вы шутите? — Хью надменно посмотрел на меня. — Они вовсе не так глупы. Им обоим нужна Анджела. Нет, держу пари, что они отбыли вдвоем на длительный уик-энд куда-нибудь в горы и через какое-то время вернутся, чтобы начать работать над новой картиной. Мисс Байер явится сюда со скромным видом и только глянет на Анджелу — у девочки потрясающие глаза! — и тут начнется душераздирающая сцена, а весь ковер промокнет от слез.

— Понимаю, что задаю глупый вопрос, Хью, и все же для чего вы рассказываете мне все это?

— Я же ваш старый приятель, помните? — И он улыбнулся мне по-приятельски. — Я хочу помочь вам заработать, Рик. Отправляйтесь на поиски Билла Дарена: отыщете его — найдется и девчонка.

— Вы хотите получить какое-то вознаграждение за эту информацию, Хью? Я имею в виду, будете ли вы находиться в кабинете Анджелы, когда я сообщу ей про девушку и Дарена?

— Именно это и восхищает меня в вас, Рик! — Он почти в экстазе захлопал в ладоши. — У вас большое сердце, и к тому же вы умница!

— Вы могли бы сообщить мне адрес в Брентвуде? А заодно и адрес Дарена? — попросил я.

— Получилось так, что я заранее написал для вас оба.

Он протянул мнелисток бумаги, затем снова хохотнул:

— Не смогли бы вы оказать мне небольшую услугу, когда встретитесь с ними, а, старый дружище?

— Какую именно?

— Ударить Билла Дарена по носу — за меня.

— А в чем дело? — поинтересовался я. — Что, девчонка Байер с самого начала дала вам от ворот поворот?

На мгновение в его глазах появилось по-настоящему злобное выражение.

— Я ей сделал столько хорошего, а эта маленькая стерва просто не замечала меня!

— Неужели? — притворно ужаснулся я. — Как это могло быть? Скажите, вы и в то время носили ботинки на таких же высоких каблуках?

— Убирайтесь отсюда, вшивый сукин сын!

Я не виню его за грубость. Но подобные типы, напрашивающиеся в старые друзья без всяких на то оснований, всегда пробуждают во мне зверя. Я быстро ушел, решив, что мы оба получили сполна.

Глава 2

В ожидании, пока кто-то ответит на мой звонок в дверь, я раздумывал о том, что этой Фрик на роду написано быть компаньонкой, точно так же, как Дженкинсу — дворецким. Она окажется подслеповатой особой среднего возраста с традиционным «кукишем» на голове, плоской грудью и привычкой шмыгать носом. Нереализованные запасы любви такие девы расходуют, как правило, на кошек.

Я настолько погрузился в свои размышления, что только чей-то нетерпеливый голос вывел меня из них.

— Судя по вашему виду, — холодно произнес голос, — вы только что где-то потеряли свой разум. Могу вас заверить, что не здесь.

— Я его не терял, поскольку никогда им не обладал, — сказал я, подняв глаза, и действительно чуть не лишился здравого смысла. — Мисс Фрик? — промямлил я.

— А вы ожидали увидеть Элизабет Тейлор? — поинтересовалась она.

Мисс Фрик, очевидно, минуло лет двадцать с небольшим, и обвинять ее в плоскогрудии было бы по меньшей мере глупо. Передо мной стояла блондинка языческого вида с необычайно чувственной верхней губой, впрочем, нижняя едва ли уступала в этом отношении. Одежду мисс Фрик составляли белая с синими полосками футболка и короткая белая юбка — дюймов на восемь выше колен. Идеальный туалет для спортсменки или туристки, но отнюдь не для компаньонки.

— Я ожидал увидеть некую близорукую мышку средних лет, — объяснил я ей, — и, обнаружив прямой контраст, лишился дара речи. Я — Рик Холман. Лишившийся дара речи Рик Холман.

— Я — Кэти Фрик. Мисс Бэрроуз предупредила меня о вашем визите, — произнесла она без всякого энтузиазма. — Полагаю, вам лучше войти.

Она резко повернулась. Белая юбчонка, вообразив, что с ней играют, в восторге обвилась вокруг крутых бедер. Я же, скромно потупив глаза, вошел в квартиру. Гостиная ничем не отличалась от других подобных помещений в меблированных квартирах: вроде бы все предусмотрено для вашего комфорта, а чувствуете вы себя неуютно.

Мисс Фрик опустилась на единственное кресло, а мне пришлось устроиться на краешке кушетки, которая наверняка могла бы рассказать более печальную историю, чем Достоевский, если бы имела такую возможность.

— Мне нечего сообщить вам о Монике, кроме того, что я уже рассказала мисс Бэрроуз, — для начала произнесла блондинка. — Боюсь, что вы напрасно тратите время, мистер Холман.

— Я знал, что в этом году юбки стали носить короче. — Я с восхищением бросил взгляд на ее ножки. — Но сейчас я впервые любуюсь модой тысяча девятьсот семьдесят пятого года, и мне хотелось бы выразить вам свое искреннее одобрение.

— Очень смешно, — раздраженно промолвила девушка. — Если у вас в запасе имеется еще с десяток подобных шуточек, почему бы вам не сохранить их для кого-то с детским чувством юмора, кому они пришлись бы по вкусу.

— Разумеется, это пустой разговор, — согласился я. — Но, если по-честному, какой мужчина может думать о чем-то другом при виде таких потрясающих ножек, как у вас?

Она даже не потрудилась одернуть юбку, только неторопливо скрестила ноги по-другому и зевнула. Мои ухаживания, несомненно, были отвергнуты.

— Если вы хотите что-то спросить в связи с Моникой, мистер Холман…

— Она исчезла, оставив записку, что никогда не вернется, верно?

— Совершенно верно.

— Она не казалась вам расстроенной или обеспокоенной чем-то?

— Только не она! — твердо заявила мисс Фрик. — Моника в самом деле была Девушкой из космоса. Ее ничто не трогало и ничто не интересовало.

— Включая Билла Дарена?

Лицо у мисс Фрик застыло.

— Откуда у вас такие мысли? Кто вам сказал?

— Не Анджела Бэрроуз. Но информация точная?

— Он появлялся несколько раз, — подтвердила она. — У них было несколько свиданий. Я посчитала это не моим делом: он же был директором и собирался работать с ней над новым большим фильмом.

— Ясно! — кивнул я в знак согласия. — Она ходила на эти свидания вместе с вами?

— Вы шутите? — фыркнула она насмешливо. — Мне вменялось в обязанности следить лишь за тем, чтобы у нее не было настоящих неприятностей, а вовсе не держать ее за руку двадцать четыре часа в сутки.

— Вы полагаете, что в настоящее время она с Дареном?

— Возможно. — Пожав плечами, она добавила: — В точности не знаю.

— Вы здорово мне помогли!

— Я предупредила вас с самого начала, — равнодушно сказала моя собеседница.

— Догадываюсь, что это ваши ножки убедили меня в том, что вы лжете… Не возражаете, если я тут осмотрюсь?

— На здоровье! В комнату Моники первая дверь налево.

Она опять зевнула, с вызывающей медлительностью заново перебросила ногу на ногу, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

Я вошел в комнату, которую занимала немка, и подумал, что она уже приобрела специфический нежилой вид. Стенной шкаф был пуст, ящики бюро тоже. По-видимому, Моника долго укладывала чемоданы, готовясь в длительное путешествие. На всякий случай я заглянул под кровать и, конечно, ничего там не нашел, кроме вытертого коврика. Оставался лишь письменный стол у окна. В одном ящике оказалась стопка путеводителей. Я тщательно просмотрел их, но ничего существенного не обнаружил. Три или четыре расписания внутренних и международных авиарейсов, рекламы западногерманских курортов и спортивных баз. И больше ничего. Я сунул все это обратно в ящик и вернулся в гостиную.

Мисс Фрик приоткрыла один глаз и лениво покосилась на меня:

— Вам еще что-нибудь нужно, мистер Холман?

— Сколько времени вы присматривали за мисс Байер?

— Около месяца.

— Вы не выглядите особой, которая избрала профессию компаньонки в качестве постоянного занятия.

Она пожала плечами:

— Я поднимаюсь по служебной лестнице в агентстве Анджелы Бэрроуз. Она хотела, чтобы я выполнила такую работу. Кто-то должен был присматривать за мисс Байер, и она велела этим заняться мне.

— Как вы с ней ладили? С Байер?

— Прекрасно.

— Она вам нравилась?

— Я не питала к ней никаких особых чувств, — равнодушно ответила она. — Для меня это была просто работа.

— Ну а как вы относились к Биллу Дарену?

Она широко улыбнулась.

— Уж не думаете ли вы, что, зная, как относится к нему моя хозяйка, я могла быть настолько глупой, чтобы иметь к нему вообще какие-то чувства?

— Вы не говорили Анджеле Бэрроуз, что Дарен часто встречался с Байер?

Она покачала головой.

— Кто решил не сообщать ей об этом — вы или же Хью Лэмберт?

Мисс Фрик задумалась на мгновение, облизала свои чувственные губы, как будто они были измазаны шоколадом, затем улыбнулась:

— Какой же вы сообразительный, мистер Холман! Однако поняли вы все совершенно неправильно. Лэмберт из тех маленьких пресмыкающихся, что готовы бегать за каждой юбкой. Он из кожи лез вон, чтобы завоевать сердце Моники Байер, но не продвинулся ни на дюйм: она даже не замечала его. Он и за мной ухлестывал, не жалея сил, и с тем же результатом. Уверена, он бы с огромным удовольствием узнал про свидания Моники Байер с Дареном, чтобы иметь возможность побежать к Анджеле и доложить ей об этом, но я убеждена, что он ровным счетом ничего не знал.

— В жизни Моники был еще кто-нибудь?

— Не думаю. Несколько раз ей названивал парень, называвший себя Марти. Каждый раз, когда так случалось, она уносила телефон подальше от меня, чтобы я не могла подслушать.

— Вы никогда не встречали этого Марти?

— Никогда. — Она решительно потрясла головой. — Я даже не знаю его фамилии.

— И вы уверены, что Лэмберт ничего не знал о том, что Дарен назначал свидания мисс Байер?

— Уверена. — Она вновь зевнула, не потрудившись на этот раз скрестить ноги, что слегка разочаровало меня. — У вас больше нет ко мне вопросов, мистер Холман?

— Похоже на то, — признался я. — За исключением таких, которые вы порекомендовали мне сохранить для недорослей с детским чувством юмора.

— Уверена, что среди ваших знакомых таких немало! — Она улыбнулась, но весьма сдержанно. — До свидания, мистер Холман, и желаю удачи. К сожалению, наша встреча была довольно скучной.

— У вас поразительно стройные ножки, мисс Фрик, — ответил я искренне, — но кроме этого в вас нет ничего положительного. Так что тоже могу подписаться под вашим замечанием.

Я прошел под полуденным солнцем к своей машине, припаркованной у обочины. Бывают времена, когда красивая женщина не вызывает радостных эмоций. Так случилось и на сей раз, поскольку мне стало доподлинно ясно, что я котируюсь наравне с Хью Лэмбертом и не имею ни малейшего шанса подняться выше.

Поездка к жилищу Дарена заняла около получаса. По адресу, полученному от Лэмберта, мне пришлось ехать в Голливуд-Хиллз.

Парень лет тридцати, открывший мне дверь, в свитере, джинсах в обтяжку и грязных домашних туфлях, принадлежал к «доморощенным атлетам». Черноволосый, со злыми глазами, тонкогубым ртом и выражением внутреннего беспокойства на физиономии, он мне сразу же не понравился. Смотрел он на меня так, словно я продавал энциклопедии, а он не умел читать.

— Да-а? — выдохнул он.

— Мистер Дарен? — вежливо осведомился я.

— Нет.

— Меня зовут Холман. Мне очень нужно встретиться с мистером Дареном.

— Хотите пробиться в кино? — фыркнул он. — Вам следует сначала попытать счастья в «Сентрал кастинг».

— Видите ли, очень важно, чтобы мы с ним встретились. Когда вы ожидаете его возвращения?

— Совсем не ожидаю. — Он нетерпеливо пожал широкими плечами. — Так что сваливайте, ясно?

— Вы не представляете, где бы я мог встретиться с ним?

— Нет.

— Вы хотите сказать, что живете в его доме, а он до сих пор не знает об этом?

— Не умничай со мной, панк! — рявкнул он. — Или я выбью тебе передние зубы.

— Если Дарен где-то находится вместе с Моникой Байер и не хочет, чтобы их потревожили, почему бы вам так и не сказать?

На какое-то время у здоровяка сделался такой вид, будто у него самого повыпадали передние зубы. Затем он как бы проглотил какой-то комок и загрохотал:

— Кто вы такой, черт бы вас побрал?

— Имя по-прежнему Холман, — ответил я, затем спросил наугад: — А вы, как я догадываюсь, Марти?

Это вышло просто великолепно. Его физиономия неожиданно приняла зеленоватый оттенок. Воспользовавшись тем, что он все еще пережевывает мой неожиданный выпад, я прижал ладонь к груди Марти и тихонечко втолкнул его назад в дом. И лишь захлопнув ногой входную дверь, я убрал руку.

— Как я понимаю, нам необходимо конфиденциально поговорить о Билле Дарене, о вас и о девушке по имени Моника Байер, — сказал я.

— О’кей. — Он почему-то разнервничался. — Вы не против того, чтобы выйти на веранду? Я там оставил недопитый стакан.

— Почему бы и нет?

Я прошел следом за ним на веранду и обнаружил, что здание частично нависает над обрывом высотой футов триста.

Марти схватил со стола до половины налитый стакан, осушил его и с прежним враждебным выражением взглянул на меня:

— Итак, я Марти Круз. И я слышал имя Холман. Но кто вы такой, черт вас побери?

— Человек, разыскивающий Билла Дарена. — Я улыбнулся отнюдь не дружелюбно. — Полагаю, что если разыщу его, то найду и Монику Байер. Как вы сами сказали, вы — Марти Круз. Вы живете в доме Дарена. И вы тот самый тип, который частенько вел продолжительные секретные телефонные разговоры с Моникой. Хотите продолжить с этого места?

Марти налил себе еще и, пока стоял, повернувшись ко мне спиной, возле небольшого бара в углу веранды, видимо, обдумывал мои слова.

Он не предложил мне выпить, а если бы сделал это, то я бы встревожился, поскольку подобное было не в его духе.

Наконец он повернулся ко мне и ухмыльнулся.

— Холман! — воскликнул он. — Теперь я знаю, кто вы такой. Человек, который не позволяет выносить сор из семейного дома и не допускает туда газетчиков. Вы улаживаете все скандальные дела в Беверли-Хиллз. А если вас интересуют Билл и девчонка Байер, значит, вы работаете на эту суку Бэрроуз.

— А вы на кого работаете? — вежливо осведомился я.

— Сейчас у меня небольшой отпуск. — Он вытянул в сторону правую руку, чтобы продемонстрировать мне мощные бицепсы. — Мы с Карлом в настоящий момент отдыхаем, он загорает во Флориде, а я гощу у своего старого дружка Билла Дарена.

— С Карлом? — переспросил я.

— Да, с моим братом Карлом, — ответил он и недоверчиво спросил меня: — Уж не хотите ли вы сказать, что никогда не слышали о братьях Круз? Неужели вы не видели нас в увеселительном парке к югу от Санта-Моники? Дом иллюзий! Самый большой и самый лучший во всей стране. Мы работаем там с электронными манекенами и вытворяем такое, что напугали бы до смерти даже вурдалака. Но зимой наш аттракцион закрывается на пару месяцев, и поэтому мы сейчас свободны.

— Я рад, что у вас очередной отпуск. Так что же насчет Дарена и мисс Байер?

— Да-а…

Он допил стакан, согнул руку, как это делает подающий мяч, и швырнул стакан с веранды по дуге.

— Ну что ж, полагаю, эта сука Бэрроуз все равно раньше или позже все узнает. Вы слышали про нее и Билла? Как они совсем было спелись, собирались пожениться и все такое? А тут появляется эта девчонка Байер, и Билл втюрился. Думаю, все началось не всерьез. Билл о большем и не помышлял, поэтому действовал осторожно, старался, чтобы эта дамочка Бэрроуз ничего не пронюхала. Он даже несколько раз заставлял меня звонить Монике и договариваться о свидании. Но неожиданно все стало серьезным, и Билл решил, что ему больше нет никакого дела до суки Бэрроуз. Моника Байер была тем, что ему требовалось.

— Поэтому?

— Поэтому… — Он слегка пожал плечами. — Они уехали. Билл не удосужился сказать мисс Бэрроуз, что между ними все кончено, однако она запустила когти в Монику, заключив с ней контракт, и все такое. Он не сомневался, что из-за девчонки она устроит скандал. Единственное, что они могли сделать, — это удрать в такое место, где дамочке Бэрроуз не удастся ничего предпринять. Они так и сделали — улизнули.

— Куда?

— Стоящий вопрос! — Марти громко захохотал. — Билл позвонил мне из аэропорта, попросил пожить здесь, продать дом, навести порядок в его делах. Сказал, что через некоторое время он со мной свяжется. Пока же они отправляются куда-нибудь в Европу.

— Когда все это случилось?

— Во вторник рано вечером. Он не стал говорить, куда они едут, а я не спрашивал. Но в среду они, так или иначе, должны были прибыть в Европу, верно? А сегодня четверг, так что теперь они могут быть где угодно в Европе или возьмут да и отправятся другим самолетом в Гонконг или Токио. Это ваша проблема — выяснить, где они сейчас.

— Или проблема Анджелы Бэрроуз? — заметил я.

Он снова рассмеялся.

— Братец! Эта сука получила по заслугам! Вам бы следовало посмотреть на них вместе, на нее и Билла. Она обращалась с ним так, словно он был ее наемным слугой.

— Полагаю, он не мирился бы с этим, если бы не хотел жениться на ее «Агентстве талантов», — заявил я. — Судя по вашим словам, Дарен — самая отвратительная мразь, которая когда-либо выползала из-под камня!

— Послушай! — Его лицо сразу потемнело. — Холман, ты не должен говорить так про моего лучшего друга!

— Почему?

— Потому что я не просто выбью тебе зубы, панк, а сброшу тебя вниз с балкона!

— Если тебе охота подраться, я не возражаю, — ответил я. — Только учти, в драке я не миндальничаю, в особенности с парнями, у которых такие мускулы, как у тебя.

Он задумался над моими словами — парень был явно тугодум и любитель выпить, а я неожиданно почувствовал страшную усталость.

— Забудь, — сказал я ему. — Ты уже напугал меня так, что зубы мои сами собой зашатались. Ты не хочешь, чтобы я называл твоего старого приятеля мразью? Хорошо, я перестану и немедленно уйду к чертовой матери из дома этой мрази.

Я повернулся к нему спиной и двинулся к выходу: это было ошибкой. Через пару секунд сокрушительный удар по правой почке отправил меня на пол лицом вниз, и, только налетев на ножки тяжелого стула, я остановился. На то, чтобы подняться на колени, опершись об этот самый стул, потребовалось какое-то время. Я увидел, что Марти Круз наблюдает за мной. Его тонкогубый рот искривился в безобразной ухмылке.

— Это на память обо мне, панк! — заявил он радостно. — Чтобы в следующий раз ты хорошенько подумал, прежде чем начнешь оскорблять моих друзей!

Опираясь о спинку стула, я с трудом ухитрился встать на ноги. Затем снова наклонился вперед, прижимая руку к боку, как будто боль все еще не давала мне возможности выпрямиться (впрочем, почти так оно и было), и ухватился за ножку стула. Это был современный садовый урод из сварочной стали, так что он оказался вовсе не таким уж тяжелым. Я даже слегка удивился, насколько он легок, когда размахнулся и обрушил его на голову Круза.

Конечно, металл есть металл, так что наступила очередь Марти рухнуть на пол, что он и проделал с крайне удивленным видом. Он долетел до задней стены. Приземление сопровождалось отвратительным воплем, который, признаюсь, доставил мне немалое удовольствие. Упав навзничь, он замер, физиономия его выражала полное равнодушие к окружающему миру.

Пора, подумал я, осушить тот стаканчик, который он так мне и не предложил. А посему я налил себе пальца на четыре коньяка «Наполеон», и мое самочувствие заметно улучшилось.

Когда я уходил с балкона, Марти Круз по-прежнему притворялся человеком, извлеченным из вечной мерзлоты, и я с презрением подумал, что такие парни в действительности слабаки. Однако от этой мысли боль в моей почке не утихла.

Глава 3

Анджела Бэрроуз секунд пять молча взирала на меня, и только ее длиннющая сигарета в мундштуке чертила в воздухе какие-то замысловатые фигуры. Потом она решительно тряхнула головой.

— Я не верю ни единому слову! — заявила она решительно. — Билл Дарен и Моника Байер? Это безумие!

— Вовсе не безумие! Я проверил в кассах авиалиний. Мисс Брюль и мистер Дарен улетели в Париж. Они там находятся уже целые сутки, если, конечно, не перебрались на самолет до Тегерана или другого места назначения.

— Эта грязная маленькая… — Анджела сорвала свои черные очки, ее ярко-синие глаза сверкали от возмущения. — Мы собирались пожениться — Билл и я. Вы знали об этом?

— Нет. — Я тепло улыбнулся ей. — Поздравляю.

— Не хитрите со мной, Холман, или я… — Мундштук с сигаретой беспомощно затрепетал в воздухе, затем она вымученно улыбнулась.

— Ладно, наверное, я это заслужила! Но я по-прежнему не верю. Моника — карьеристка, она не отправилась бы в Европу просто так, понимая, что тем самым перечеркнет свою карьеру в кино. Кстати, кто вам все это рассказал?

— Парень по имени Марти Круз, который сейчас гостит в доме Дарена. Компаньонка мисс Фрик, которую вы, вероятно, помните. И некий толстенький коротышка, вице-президент «Агентства талантов» Анджелы Бэрроуз.

— Что?!

— Как видите, настоящий сговор, чтобы скрыть от вас неприглядную правду, как я понял из их слов, — ответил я как ни в чем не бывало. — Я — штрейкбрехер, которому не нравится никто из этой компании, ну а потом, вы же моя клиентка. Если вы пожелаете уволить и мисс Фрик и Хью Лэмберта, я ничего не имею против. Если вы решите вызвать сейчас сюда Хью Лэмберта и сообщите ему все, что услышали от меня, я тоже ничего не имею против. Мне он не слишком по душе.

— С Хью можно подождать! — злобно воскликнула она. — Сейчас гораздо важнее Моника Байер. Я слишком много вложила в эту девицу, чтобы позволить ей улизнуть от меня, в особенности с Биллом Дареном! Я хочу, чтобы вы разыскали ее, Холман. Именно ради этого я наняла вас сегодня утром. Но за последние шесть или семь часов ничего не изменилось.

— За исключением одного: теперь нам известно, что она прилетела в Париж двадцать четыре часа назад.

— Так почему же вы сидите и теряете мое время на пустую болтовню? — проворчала Анджела. — Вам следует вылететь первым же рейсом.

— Я не хотел бы лишать себя удовольствия предъявить вам счет по моим расходам, — не менее ворчливо произнес я. — Но вы можете позвонить прямо сейчас в центральное агентство в Париже. Могу поспорить, они гораздо быстрее разыщут для вас девушку, и обойдется это вам в два раза дешевле.

Она вновь надела черные очки и устало вздохнула.

— Не знаю другого человека, который отличался бы такой же тупостью, как вы, Холман. Не могу понять, каким образом удалось вам завоевать такую великолепную репутацию! Я же вам с самого начала сказала, что любая огласка все расстроит с фирмой «Стеллар» — новый фильм и прочее. Если я готова щедро оплачивать ваши услуги и вашу поездку в Европу, то лишь потому, что вам известна специфика нашего бизнеса, необходимость полной секретности. Она выехала из страны тайком, воспользовалась своим настоящим именем — Брюль. И я хочу, чтобы вы так же незаметно доставили ее назад. На это вам дается неделя.

— Что вам известно о братьях Круз? — спросил я.

— Какое отношение это имеет к тому, что произошло?

— Не знаю, — ответил я искренне, — но мне любопытно, что это за субъекты. К тому же у меня на лопатках пока не выросли крылья и я не могу отправиться в Париж, просто разбежавшись и выпрыгнув из окна. Поэтому до того, как я вылечу туда следующим рейсом, у вас масса времени, чтобы рассказать мне о братьях Круз…

— Очевидно, вы правы. — Она нетерпеливо передернула плечами. — Карл и Марти… Карл — голова всего дела, так сказать, мозговой центр. А Марти — мускулы и коммерция. У них имеется аттракцион в увеселительном парке, особый павильон, который они назвали Домом иллюзий. Сделано блестяще. Вы платите пятьдесят центов за вход, и это равносильно тому, что вы одновременно смотрите пять фильмов ужасов. Выходите наружу, а у вас волосы стоят дыбом. У них там имеется все в таком жанре, включая скользящие стены и пол, электронные, в натуральный человеческий рост, фигуры, которые все, как одна, смахивают на Франкенштейна, а может, они и пострашнее. Полагаю, что больше всего это нравится юнцам, потому что напуганные девочки с визгом бросаются в объятия к мальчикам.

— Решено. Когда парк вновь откроется, я заплачу свои пятьдесят центов и посмотрю сам, — сказал я. — Но что вы знаете о братьях Круз как о людях? Марти не следует считать представителем человеческой расы, ну а как насчет Карла?

— Карл? — Она улыбнулась почти мечтательно. — Он настоящий парень. Одно время я всерьез думала выйти за него замуж. До того, как появился Билл Дарен.

— В таком случае, как получилось, что Марти очень дружен с Дареном и даже живет в его доме? — спросил я.

— Не знаю, — покачала она головой. — Но ведь не Марти обозлился на меня за то, что я передумала и решила выйти за Билла, а Карл.

— С Крузами более или менее понятно, — сказал я. — Ну а что с мисс Фрик? Она мне говорила, что работает ради того, чтобы подняться по служебной лестнице в вашем «Агентстве талантов».

— Она умная девушка, и, пожалуй, у нее действительно такая цель, — с нескрываемым раздражением ответила Анджела Бэрроуз. — Сейчас я не так уж уверена, что у нее есть перспективы на будущее, во всяком случае в нашем агентстве. Я направила ее в ту квартиру следить, чтобы у Моники не было никаких неприятностей, и это, естественно, включает всяческие эмоциональные ловушки.

— Возможно, она предполагала, что роман Моники с Дареном нечто скоротечное, — высказал я предположение, желая быть вполне объективным. — И что вы не оцените или даже вообще не поверите ей, если она расскажет вам об их отношениях.

— Возможно, — нетерпеливо пробормотала она. — Я решу это позднее.

— Я поеду в Париж, — сказал я, — но ничего не стану обещать. Мне думается, у меня нет ни малейшего шанса отыскать Монику Байер и привезти ее сюда в течение недели… или даже года.

— Я всецело полагаюсь на вашу репутацию, мистер Холман. Если же вы не вернетесь сюда через семь дней и не привезете мне Монику, я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы утратили свою репутацию во всех без исключения крупных киностудиях или агентствах.

Я с восхищением посмотрел на ее высокую грудь, натянувшую шелк блузки, затем с искренним сожалением покачал головой:

— Какая жалость, что вы лишены сердца, мисс Бэрроуз, тем более что у вас такой потрясающий контейнер для него.

Она снова посмотрела на меня с видом кошки, добравшейся до миски со сливками.

— Как я уже говорила вам, доставьте сюда Монику, и тогда вам представится шанс ознакомиться с моей холодностью — или с чем-то противоположным…

— Хвастунья и задира! — Я поднялся на ноги. — Еще один вопрос, прежде чем я отбуду в неизвестное далеко: если на этом закончится карьера Моники Байер в киноиндустрии, что это будет означать для Билла Дарена?

— То же самое. В нашей стране, во всяком случае, — холодно ответила она. — Он подписал контракт на пять лет со «Стеллар», который я для него и устроила.

— Таким образом, Моника удрала, оставив надежды на большое будущее в Голливуде и твердо зная, что у нее нет больше никаких перспектив в кинобизнесе, нигде не найдется для нее места, поскольку вы владеете ее контрактом? А Билл Дарен одновременно потерял свой пятилетний контракт со «Стеллар» и возможность жениться на «Агентстве талантов» Анджелы Бэрроуз? — Я слегка приподнял брови. — Не полагаете ли вы, что это большая любовь, мисс Бэрроуз?

— Убирайтесь отсюда, Холман, — сдавленно произнесла она, — пока я не ударила вас по голове чем-нибудь тяжелым!

Я вышел и обнаружил Хью Лэмберта, который вертелся неподалеку, как ночная сова в поисках ветки, на которой можно удобно устроиться. И снова он затащил меня в свой кабинет и осторожно прикрыл дверь. Можно было подумать, что я — британский генерал, а он Бенедикт Арнольд.

— Вы ей сообщили про Дарена и мисс Байер? — Его глаза-бусинки поблескивали в нетерпении. — Как она реагировала?

— Сообщил, — ответил я. — И еще сказал, что эти сведения получил сначала от вас. Ну и как вы на это смотрите, старый приятель?

— Вы этого не сделали!

— Можете не сомневаться. — Я весело подмигнул ему. — В конце концов, она моя клиентка, Хью, а, как мне это представляется, существовал настоящий заговор, чтобы скрыть от нее правду. Вы знали про Дарена и Байер, мисс Фрик тоже, даже Марти Крузу было известно все. — Я вздохнул. — Я всегда считал, что после денег больше всего ценится лояльность. И что это за друг, если он не относится к тебе лояльно? Я не мог поступить иначе, если даже в известной мере подвел вас, Хью!

— За это она меня непременно уволит! — прохрипел он. — Если сначала не убьет!

— У вас, как я понял, есть ответы на все вопросы, ведь именно вы первый сообщили мне, что Моника и Дарен должны быть вместе, — заговорил я непринужденно. — Скажите откровенно, пока с вас не начали снимать мерку для широкого коротенького гроба, известно ли вам, что они уже в Европе?

— Нет, — прошептал он.

— Если бы вы были на моем месте и отправились на их поиски в Европу, откуда бы вы начали?

— С Мюнхена! — ответил он не задумываясь. — Это ее родной город.

— Еще раз спасибо. Одна добрая услуга, как принято говорить, и человек непременно отплатит тебе добром за добро. Я рад, что вы так и сделали!

— Какую же услугу вы мне оказали? — неожиданно громко завопил он, забыв об осторожности.

— Я сделал вас лояльным маленьким вице-президентом, Хью, и вы должны быть этому рады. — Я сурово покачал головой. — Чего вы хотите? Всю жизнь оставаться крысой?

— В один прекрасный день. Холман, — зарычал он, — я отплачу вам точно такой же услугой, какую вы только что оказали мне.

— Не поднимайте мне кровяное давление! Мой врач говорит, что от этого у меня в голове возникают совершенно нереальные сексуальные мысли.

Я вышел из его кабинета, в то время как он продолжал раздумывать, выброситься ли ему немедленно из окна или ползти на коленях в кабинет Анджелы Бэрроуз и молить о пощаде.

Был ранний вечер, и я поехал в свое небольшое престижное обиталище в Беверли-Хиллз. Справившись с расписанием, заказал себе на следующее утро билет на самолет, летевший из Лос-Анджелеса в Мюнхен через Нью-Йорк и Лондон. Что-то мне подсказывало, что маленький Хью прав в своих предположениях: едва ли Дарен и очаровательная немочка остановятся в Париже. Впрочем, не исключено, что они могли укрыться и в этом городе — уже обвенчаться к этому времени и жить уединенно в любви и согласии до конца своих дней, не думая о разорванном контракте, судебном преследовании и прочих неприятностях.

Чем больше я об этом думал, тем большие сомнения одолевали меня. В конце концов я махнул на все рукой и приготовил себе холостяцкий обед — традиционную яичницу с ветчиной, ибо, как вам, возможно, известно, я человек с простыми вкусами. Потом я вспомнил о туристических проспектах, которые обнаружил, осматривая комнату Моники Байер.

Было бы не лишним просмотреть их еще раз, подумал я. И заодно взглянуть на потрясающие ножки мисс Фрик. Стоило ли мне ссориться с ней? Я должен предоставить ей еще один шанс. К тому же небольшое сопротивление всегда усиливает чувство победы. Возможно, на вечер она облачится в еще более короткую юбку. Очевидно, последнее предположение и заставило меня стремительно выскочить из дома и сесть в машину.

Было около девяти, когда я добрался до многоквартирного дома в Брентвуде и нажал на кнопку звонка. Дверь отворила немыслимая блондинка, для характеристики которой я затрудняюсь подобрать адекватные эпитеты. Она одарила меня таким взглядом, словно я — тот отвратительный инцидент в ее жизни, о котором она всячески старается забыть вот уже десять лет. Ее поднятые кверху и расположенные ярусами волосы создавали некую хрупкую архитектурную композицию, которая не приснилась бы даже самым заядлым авангардистам. На ней был жакет из черного атласа, туго обтягивающий пышную грудь, и штанишки из черных кружев, собранных в воланчики. Талию охватывали завязанные большим узлом три серебряные цепочки с жемчужинами, словно мисс Фрик только что рассталась с неким рыцарем, который отбыл в крестовый поход, надев на нее, свою обожаемую леди, пояс невинности.

Ее верхняя чувственная губка слегка дрогнула.

— Что мне сделать, чтобы вы перестали сюда являться? — ледяным тоном произнесла она. — Воткнуть булавки в восковую куклу?

Казалось бы, теперь у мисс Фрик нет никаких оснований для такой враждебности, разве что ее сопротивление моему мужскому обаянию было для нее большей проблемой, чем я предполагал.

— Сегодня утром я кое-что позабыл в комнате Моники Байер, — пояснил я. — Заехал, чтобы это забрать.

Я еще раз внимательно посмотрел на нее и подумал, что вот она-то наверняка была пришельцем из космоса, ибо ни одно земное существо не сумело бы изобрести туалет, в который она облачилась.

— Вы обещаете, что на это уйдет не более минуты? — спросила она.

— Обещаю. Поскольку не думаю, что способен любоваться вашим нарядом и прической более минуты, не потеряв разума.

— В таком случае можете задержаться на пару минут, — заявила она с ледяной улыбкой, — а потом я позвоню в психушку, чтобы вас забрали.

Она резко повернулась и пошла. Кружевные воланчики — все как один — затрепетали. Я вынужден был прекратить наблюдение, усомнившись, не привиделось ли мне все это.

Когда мы вошли в неуютную гостиную, я увидел, что у мисс Фрик кое-кто в гостях. Два парня примостились на краешке ветхой кушетки. Одного из них я сразу узнал.

— Привет, Марти! — Я одарил его настоящей дружеской улыбкой. — Тебя недавно оглушили тяжелым стулом, как я слышал?

Марти Круз хмуро посмотрел на меня, открыл рот, чтобы произнести что-то не слишком любезное, но передумал. Он не испугался, решил я, просто следил за своими манерами, учитывая обстановку.

Сидевший возле него второй человек был постарше — на мой взгляд, лет под сорок. По-настоящему красивый мужчина с каштановой шевелюрой, кое-где посеребренной сединой, и вандейковской бородкой. Холодные карие глаза в сочетании с орлиным носом придавали его физиономии безжалостное выражение. Он был одет в неброский черный костюм, безукоризненно на нем сидевший и резко контрастировавший с джинсами и бумажным спортивным свитером Марти.

— Думаю, это тот самый человек, о котором ты мне рассказывал? — обратился он к Марти вкрадчивым голосом воспитанного человека.

— Точно! — буркнул Марти. — Холман. И у нас с ним осталось неоконченное дельце!

— Я — Карл Круз, брат Марти. — Раздвинув в улыбке женственные губы, он продемонстрировал крепкие белые зубы. — Марти немного порывистый. Иногда он поступает ошибочно, но не слишком часто.

— Может, он проводит столь много времени, наблюдая, как вы создаете иллюзии, что стал путать мечту с действительностью? — высказал я предположение. — Например, он определенно вбил себе в голову, что он настоящий крутой парень.

— Послушай, ты…

Марти приподнялся с кушетки, но старший брат схватил его за локоть и потянул назад.

— Только не здесь! — твердо заявил Карл. — Не забывай, что ты в гостях у Кэти.

— О’кей! — Марти нетерпеливо провел тыльной стороной руки по губам. — Полагаю, он еще поживет на свете, но не слишком долго.

— Ваше время истекает, мистер Холман, — предупредила мисс Фрик. — Вы хотите, чтобы я вызвала санитаров из психушки, или предпочитаете закончить то, ради чего сюда явились?

— Терпение! — ответил я. — Я же не знал, что у вас собралась такая теплая компания. Я в восторге от знакомства с мастером иллюзий, человеком, который женился бы на Анджеле Бэрроуз, если бы Дарен не перебежал ему дорогу.

Карие глаза взглянули на меня с лютой ненавистью, но Карл тотчас справился с собой и снова улыбнулся.

— Теперь я начинаю уяснять, мистер Холман, почему Марти так жаждет вас побить! — Он принялся поглаживать свою бородку, словно она нуждалась в ласке. — Но, как я понимаю, без грубости в вашей работе не обойтись?

— Мне и в голову не приходило, что я груб, мистер Круз, — ответил я нарочито невинным тоном. — Мне казалось, я просто излагаю факты.

— Дарен был другом Марти, — ответил он, осторожно выбирая слова. — Марти познакомил меня с ним, а я его — с Анджелой. Все совершенно естественно. У меня нет желания продолжать этот разговор, мистер Холман. Ввиду того факта, что Дарен в настоящее время в бегах — полагаю, я подобрал точное выражение? — и находится с мисс Байер в Европе, совершенно бессмысленно обсуждать как его прошлую личную жизнь, так и мою.

— Вы правы, — согласился я. — Извините.

Я прошел в пустую спальню, выдвинул ящик письменного стола, достал путеводители, отобрал посвященные Западной Германии, сунул их во внутренний карман, а остальное положил на прежнее место.

Когда я возвратился в гостиную, все трое смотрели на меня так, словно я был тифозной бациллой или чем-то еще более вредоносным.

— Если вы уже управились со своими делами, мистер Холман, — произнесла увенчанная потрясающей прической блондинка, — то, полагаю, мне не обязательно вас провожать: вы и сами найдете дорогу.

— Очевидно.

— Мы открываем наш Дом иллюзий через неделю, мистер Холман… — Карл Круз снова погладил бородку. — Зашли бы и посмотрели… Думаю, вам было бы забавно.

— Если это забавнее вашего Марти, тогда там, должно быть, подлинный шедевр! Я даже готов заплатить дополнительно пятьдесят центов.

Карлу удалось вовремя схватить Марти за руку и вторично удержать на кушетке.

— Я уверен, мистер Холман, что вы получите удовольствие. Некоторые из наших фигур, управляемых электроникой, кажутся более живыми, чем настоящие люди из плоти и крови. Такие, как вы, к примеру.

Марти и блондинка чуть не умерли от смеха. Лично я не нашел в этих словах ничего остроумного или забавного и, вежливо улыбнувшись, вышел на улицу.

Вернувшись домой, я налил себе порядочный бокал бурбона со льдом, уселся в кресло и, чувствуя себя страшно одиноким, занялся напитком. Минут через двадцать раздался звонок в дверь. Я побежал открывать с надеждой, что меня надумала навестить какая-нибудь рыжеволосая красотка, которая заблудилась, разыскивая клуб нудистов, и решила, что в таком виде найдет приют и понимание только у меня. Но, распахнув входную дверь, я сразу понял, что ошибался, ибо никто не способен спутать Хью Лэмберта с потрясающей рыжеволосой нудисткой.

— Рик? — Он определенно нервничал. — Нельзя ли с вами минутку поговорить?

— Входите. — Я распахнул дверь пошире. — Сегодня паршивый день с самого утра, с чего бы ему меняться.

Мы прошли в гостиную, и я приготовил ему бокал, пока Хью сидел на кушетке, стараясь успокоиться. Потом я тоже сел. В течение нескольких минут мы молча глядели друг на друга, словно пара электронных кукол Карла Круза.

— Вы продолжаете гневаться, Хью… Может, мне понадобятся затычки для ушей? — произнес наконец я.

Он медленно осушил свой бокал, откашлялся, потом виновато посмотрел на меня:

— Я вам не нравлюсь, верно, Рик?

— Верно, — согласился я. — Надеюсь, из-за этого вы не страдаете бессонницей?

— По вашему мнению, из-за того, что эта девчонка Байер дала мне от ворот поворот, я не мог подождать, пока Анджела сама не узнает о ее романе с Биллом Дареном.

— Вы упорно продолжаете говорить мне о том, что я думаю, Хью, — сказал я. — Это делается с какой-то целью или же вы практикуетесь на мне, намереваясь заняться рэкетом чтения мыслей на расстоянии?

— Вы то и дело твердите о лояльности, — пробормотал он. — Я отношусь к Анджеле весьма лояльно, на триста процентов более, чем вы полагаете. Даже более, чем считает она сама. — Руки Хью судорожно двигались, создавая в воздухе сюрреалистическое изображение его преданности, и замерли тогда лишь, когда он плеснул себе на брюки бурбоном. — Конечно, мне хотелось, чтобы она узнала, что Дарен обманывает ее, но узнала бы не от меня. Вот почему я сразу дал вам сведения.

— Значит, теперь вы можете спать спокойно по ночам, — буркнул я. — Верю вам, старина Хью.

— Вы не понимаете! — с неожиданной напористостью воскликнул он. — Я же хочу помочь вам разыскать их. Я хочу, чтобы Анджела точно знала, какой проходимец этот Дарен! И если вам удастся вырвать девчонку Байер у него из рук и привезти ее назад, этот сукин сын получит добрый урок!

— Почему вы просто не бросили мне в почтовый ящик открытку с подписью «ваш доброжелатель»? Тогда бы вам не пришлось приезжать сюда и тратить время на все эти разговоры.

— О’кей, Рик, о’кей! Я просто пытаюсь объяснить вам, что я на вашей стороне. Сегодня утром вы спрашивали меня, где вам следует их искать, и я ответил, что в Мюнхене, не так ли? Потому что девчонка там родилась.

— Да, вы назвали мне Мюнхен, — подтвердил я. — Спасибо!

— Есть еще кое-что. Может, вы знаете, а может и нет. Девушка — сирота. У нее есть двоюродный брат, Эрих Вайгель, и уж если она пожелает встретиться с кем-то в Европе, то, разумеется, с ним.

— Где я могу его отыскать?

— В Мюнхене, ясное дело.

— Ну и как это сделать? Встать на углу какой-нибудь улицы и громко выкрикивать его имя, пока он не подойдет?

— Я приготовил вам его адрес, Рик. — Он вытащил из кармана листок бумаги и вручил мне. — Но он, разумеется, будет на ее стороне, вы сами понимаете. Вам необходимо выжать из него всю интересующую вас информацию: как мне кажется, он — ваша козырная карта.

— Спасибо, Хью, — сказал я. — В конце концов, вы, возможно, и в самом деле мой родной дядя.

Он кривовато усмехнулся:

— Я на вашей стороне из-за Анджелы, и вы это знаете. Для меня вы такой же ублюдок, как и Дарен, а это, пожалуй, самое сильное ругательство, которое я употребляю.

— Чем этот Эрих Вайгель зарабатывает на жизнь? — спросил я, не обращая внимания на оскорбление, так как посчитал, что брань Лэмберта — все равно что лай комнатной собачонки.

Хью весело хихикнул:

— С виду Вайгель один из самых устрашающих типов, которых мне доводилось когда-либо видеть. Будучи в Мюнхене, я поспрашивал о нем, но так и не получил вразумительного ответа. Полагаю, что средства на существование он добывает незаконным путем, аморальным и жестоким. Это написано у него на физиономии. Надеюсь, вы позабавитесь, выжимая из него информацию, старина, а если из Европы вы уже не вернетесь, я брошу пару окурков в ваш плавательный бассейн — за упокой вашей души.

Глава 4

Не знаю, кто придумал бессмертное изречение «Путешествовать значит возвращаться». Когда ты летишь самолетом, то постигаешь всю неприятную суть этого изречения, пристегнув ремень безопасности. Нет, я не нервничаю в самолете, я просто боюсь. Да, статистика права, утверждая, что я в большей безопасности в воздухе, чем посреди собственной гостиной. Но пол в моей гостиной не передвигается со скоростью двухсот миль в час на высоте тридцати пяти тысяч футов над уровнем моря без видимых глазу приспособлений, препятствующих падению вниз.

Правда, с моей стороны было бы несправедливо умолчать о том, что в моей гостиной не появляются каждые полчаса соблазнительные стюардессы с различными напитками и яствами.

К тому времени, как я добрался до гостиницы в Мюнхене, я счел странствия Марко Поло истинным втиранием очков. Тоже мне герой! Менее чем за двадцать четыре часа я обогнул половину земного шара, в то время как этому обманщику потребовалась пара лет на спине у верблюда, чтобы обнаружить Китай. В те дни это государство, как и многие другие страны, покоилось на спине у огромной черепахи, и некоторое время я провел в своем номере в отеле, размышляя над тем, куда, к чертям, провалилась эта черепаха. Потом добрался до кровати и проспал не знаю как долго. Чувство времени, а также надежность хронометра были поколеблены моими частыми попытками уяснить судьбу тех девяти часов, которые каким-то непонятным образом были похищены у меня с того момента, как я вылетел изЛoc-Анджелеса. Ну как можно быть вчера в одном месте, а сегодня — в другом?

Во всяком случае, когда я принял душ, побрился и оделся, часы в Мюнхене показывали десять утра — время завтрака. Я выглянул из окна и увидел, как со свинцового неба валится большими хлопьями мягкий снег, что полностью соответствовало моим представлениям о зиме в Европе.

Я полистал телефонную книгу, отыскал номер телефона Эриха Вайгеля и попросил оператора гостиницы соединить меня с этим абонентом. В ожидании звонка я держал пальцы скрещенными, загадав, чтобы Хью Лэмберт так же бойко говорил по-немецки, как я: это означало бы, что Вайгель говорит по-английски, иначе они бы друг друга не поняли.

— Вайгель, — произнес мне в ухо холодный ясный голос.

— Меня зовут Холман, — сообщил я. — К сожалению, я не говорю по-немецки, мистер Вайгель.

— Я говорю по-английски, — отчеканил тот же голос.

— Хью Лэмберт посоветовал мне разыскать вас, когда я доберусь до Мюнхена, — начал я. — Это касается Моники Байер, то есть Брюль.

— Да? — Голос доносился издалека.

— По телефону трудно разговаривать, — решительно заявил я. — Может, мы могли бы с вами встретиться и обсудить данный вопрос?

— Где вы остановились?

— В отеле «Четыре времени года».

— Прекрасный выбор, мистер Холман! У них на нижнем этаже — чудесный бар. Я встречусь там с вами в полдень.

— Большое спасибо! — поблагодарил я. — Я высоко ценю…

Но в трубке раздались гудки.

Я спустился в бар приблизительно в одиннадцать сорок пять, устроился в уютной нише и заказал бурбон со льдом. Минут через десять к столику подошел парень:

— Мистер Холман?

Ростом он был примерно шесть футов два дюйма. Широкие плечи, крепко сбитое тело, светлые волосы коротко подстрижены, мясистый нос, глубоко посаженные светло-голубые глаза, узкий вертикальный шрам подчеркивал ямку на подбородке, очертания рта напугали бы даже могильщика. Как и говорил мне Хью, Вайгель и впрямь выглядел крутым парнем. Элегантность его одежды ни капельки не смягчала неприятного впечатления.

— Не присядете ли, мистер Вайгель?

— Danke^[8].

Он уселся, присматриваясь ко мне, и заказал подскочившему официанту пиво. Когда напиток был подан, он приподнял кружку в знак приветствия, выпил ее до половины и опустил на стол.

— У меня маловато времени, мистер Холман, — произнес он сухо. — Буду благодарен, если вы сразу перейдете к делу.

Я вкратце обрисовал ему положение вещей — как Анджела Бэрроуз поручила мне отыскать Монику Байер и как я обнаружил, что она с Дареном улетела из Лос-Анджелеса в Париж. Из слов Лэмберта я выяснил, что Мюнхен — город, в котором она родилась, а единственный человек, с которым она пожелает здесь встретиться, — ее двоюродный брат Эрих Вайгель.

Когда я закончил, он закурил сигарету, выпил еще немного пива, затем слегка пожал плечами:

— Эта мадам Бэрроуз — та самая, которая выкупила здешний контракт Моники?

— Да.

— И она хочет вернуть Монику назад, поскольку вложила в нее капитал?

— Полагаю, вы правы.

— Какое мне дело до ее затрат и капиталовложений?

— Имеется прекрасная роль в большом американском художественном фильме, съемки которого начнутся приблизительно через неделю. Если Моника возвратится назад к тому времени, тогда, возможно, с ее карьерой будет все в порядке. Если же нет, то она может поставить крест на своей карьере, во всяком случае в Голливуде. Анджела Бэрроуз не успокоится и будет преследовать ее, пока не разыщет. При наличии контракта и, очевидно, судебного дела о невыполнении его, не составит особого труда добиться, чтобы Моника нигде и никогда не снималась.

Вайгель допил пиво, откинулся на спинку стула и взглянул на меня внимательно из-под тяжелых век. Это был поразительно бесстрастный взгляд, и на мгновение я почувствовал себя не человеком, а ничтожной козявкой.

— Прежде чем я устрою так, что вы сможете повидаться с Моникой, мистер Холман, вам придется мне кое-что пообещать.

— Например?

— Вы не скажете ей, что вас сюда прислала мадам Бэрроуз, и не сообщите о причине, по которой прибыли в Мюнхен. И не обмолвитесь о своем желании забрать ее назад в Америку.

— Черт побери, почему я должен с этим соглашаться?

— Хорошо! — У него в голосе прозвучала недобрая нота. — В таком случае обещайте мне не делать этого при первой встрече с ней. Затем, если вы пожелаете ее снова увидеть… — Он пожал плечами. — Вы скажете ей все, что вам заблагорассудится.

— Такое условие мне кажется неразумным, — произнес я в полнейшем недоумении, — но о’кей, мы договорились.

Он взглянул на часы:

— Мы встретимся с вами в вестибюле отеля в два часа. Рекомендую подкрепиться, мистер Холман, и надеть на себя что-нибудь теплое. Нам предстоит сегодня совершить довольно долгую поездку.

Затем он встал со стула и, даже не сочтя нужным обернуться, вышел из зала.

Я остался сидеть за столом с недопитым бурбоном и множеством оставшихся без ответа вопросов.

Справившись со своим стаканом и плотно поев, я прошел в вестибюль и стал ждать Вайгеля; он появился ровно в два. Мы прошли к спортивной машине марки «мерседес», и через несколько минут Вайгель ввел ее в плотный поток транспорта.

Первые минут двадцать мы вообще не разговаривали, и лишь когда позади остались пригороды Мюнхена и машина устремилась к покрытым снегом холмам, Вайгель произнес:

— Нам придется проехать миль шестьдесят. До Хильфендорфа. Вы слыхали о нем?

— Нет, — покачал я головой.

— В переводе с немецкого это название означает «Деревня надежды». Когда-то Хильфендорф был известным курортом, славившимся минеральными водами, и люди охотно приезжали туда в надежде, что целебная вода излечит все недуги. Но позднее появились более крупные и лучшие курорты, и теперь Хильфендорф снова стал маленькой деревушкой.

Я старался припомнить все курорты с минеральными источниками, упомянутые в путеводителях Моники Байер. Нет, никакой Хильфендорф там определенно не упоминался.

— Так что же Моника и Дарен делают в Хильфендорфе? Вроде бы они не нуждаются в минеральной воде? — спросил я.

— Моника там одна, — последовал короткий ответ. — Дарен оставил ее на следующий же день после приезда в Париж.

— Почему?

Вайгель осторожно повел машину вниз по крутому опасному склону. Потом «мерседес», сердито заурчав, пошел на порядочной скорости на подъем.

— Мы поговорим об этом позднее, — буркнул мой спутник, — у нас будет время на обратном пути в Мюнхен — уже после того, как вы повидаетесь с Моникой.

По мере того как машина упрямо взбиралась в царство Баварских Альп, местность становилась все более и более живописной. Снегопад прекратился, небо немного прояснилось.

Вайгель вел машину с какой-то порочной лихостью, используя мощность и маневренные особенности «мерседеса» до предела.

Затем, примерно через час, он свернул с шоссе, и мы начали осуществлять крутой спуск по узкой дороге, которая петляла и вертелась во все четыре стороны. Повороты были настолько неожиданными и страшными, что у меня просто волосы встали дыбом.

— Вот мы и приближаемся к Хильфендорфу, — объявил Вайгель. — Не забудьте о нашей договоренности, мистер Холман.

Эта была не просьба, а утверждение.

— Не забуду. Надеюсь, что наша договоренность имеет под собой реальную почву.

— Вы в этом убедитесь.

Деревушка приютилась в долине. Казалось, что она дремлет здесь вот уже четыре сотни лет и не собирается просыпаться ради кого-то или чего-то.

Вайгель медленно поехал по главной улице, по обе стороны которой возвышались постройки в готическом стиле. Свернув вправо, он проехал еще примерно квартал. Затем остановил машину перед высокими чугунными воротами, которые были заперты. Мы вышли из машины, и Вайгель нажал кнопку звонка, вделанного в каменную стену возле ворот. Через несколько минут из здания вынырнул пожилой человек, облаченный в подобие врачебного халата, и отпер ворота.

Пройдя по вымощенному булыжником тесному двору перед двухэтажным строением, мы с Вайгелем поднялись по трем ступеням широкого крыльца к входной двери.

Открыла нам дверь довольно пожилая медсестра в белой форме; она вежливо наклонила голову, здороваясь с Вайгелем, и прежде, чем она отошла в сторону, пропуская нас внутрь, они перебросились несколькими фразами.

Заперев входную дверь, медсестра провела нас по широкому вестибюлю к какой-то двери и тихонечко постучала в нее. Мужской голос внутри произнес:

— Herein!^[9]

Сестра распахнула дверь, и я прошел следом за Вайгелем в типичный врачебный кабинет. Из-за письменного стола поднялся невысокий, совершенно лысый человечек в очках без оправы и поздоровался с Вайгелем по-немецки. Они коротко переговорили друг с другом, после чего Вайгель повернулся ко мне:

— Это доктор Эккерт, мистер Холман.

Маленький человечек поклонился официально и произнес уже по-английски:

— Herr^[10] Вайгель сообщил мне, что вам необходимо встретиться с Fraulein^[11] Брюль.

Я с минуту смотрел на него, потом перевел взгляд на Вайгеля:

— Она больна?

— Через минуту вы сами все увидите, — сухо ответил он.

— Пять минут, пожалуйста. — Эккерт сурово посмотрел на него. — Не более!

— Я понял, — произнес Вайгель. — Позднее мы с вами потолкуем.

— Как угодно, — вежливо ответил доктор Эккерт. — Я к вашим услугам.

Он снова уселся за стол, мы же вышли в вестибюль.

Пожилая сестра повела нас по коридору и, остановившись перед другой дверью, извлекла из кармана связку ключей, выбрала один и заговорила по-немецки с Вайгелем.

— Она хочет, чтобы мы на минуточку задержались здесь, сама же войдет первой, — пересказал мне Вайгель ее слова. — Возможно, — он замялся, подыскивая нужные выражения, — она опасается, как бы не было затронуто человеческое достоинство, понимаете?

— Конечно, — сказал я на всякий случай, хотя ровным счетом ничего не понял.

Медсестра, прикрыв за собой дверь, исчезла в комнате. Мы ожидали в молчании, пока она снова не появилась через минуту и знаком не пригласила нас войти.

Внутри помещение больше походило на камеру, чем на палату или комнату. Малюсенькое зарешеченное окно находилось почти под самым потолком и пропускало ровно столько света, чтобы придать помещению призрачный, нереальный вид.

Мебель состояла из деревянного топчана, придвинутого к стене, маленького столика и стула с прямой спинкой.

На топчане сидела девушка, скрестив ноги. Не посчитав необходимым поднять голову, когда мы вошли, она продолжала нежно баюкать тряпичную куклу, которую держала на руках. Широкое и бесформенное одеяние, вроде ночной рубашки из белого материала, достигало ее щиколоток. Обуви на ногах не было. На балахоне виднелись пятна от пролитого супа и прочей еды. Спутанные черные волосы, вьющиеся крупными кольцами, ниспадали на плечи.

— Моника? — ласково окликнул девушку Вайгель; ему пришлось трижды повторить имя, прежде чем она подняла голову.

Вплоть до этого момента я хранил в памяти ту прекрасную, сделанную крупным планом фотографию, которую мне дала Анджела Бэрроуз. Девушка из Космоса с развеянными по ветру волосами. Переброшенная через плечо непокорная прядь. Темные выразительные глаза. Крупный дерзкий рот…

Спутанные черные волосы производили шоковое впечатление, но куда больший шок я испытал при взгляде на ее лицо. Оно было — как бы это выразиться? — лишенным всякой индивидуальности. Бегающие глаза пусты, ни на секунду ни на чем не задерживаются. Рот широко раскрыт. И я увидел, как из одного угла его вытекла на подбородок тоненькая струйка слюны. Девушка этого даже не заметила.

Вайгель заговорил с ней по-немецки по-прежнему мягко и сострадательно. Но девушка, не обращая внимания, продолжала баюкать куклу монотонным, неживым голосом. Вайгель помолчал какое-то время, затем перешел на английский:

— Как ты чувствуешь себя сегодня, Моника?

Он задавал множество подобных стандартных вопросов, даже сказал что-то о кукле, но не добился никакой реакции. Прекратив бесполезные попытки, он посмотрел на меня и кивком головы указал на дверь. Я понял его, и мы вместе вышли из комнаты. Сестра сразу же заперла дверь снаружи.

Когда мы вошли в кабинет к Эккерту, он предложил нам сесть и принялся хлопотать вокруг нас, словно мы его пациенты.

Первым заговорил Вайгель.

— Доктор Эккерт — один из лучших психиатров в нашей стране. Он руководит маленьким частным санаторием^[12], чтобы иметь возможность наблюдать за несколькими специальными случаями и лечить больных по своей методике. — Он закурил сигарету с какой-то холодной решительностью. — Доктор, я хотел бы, чтобы вы сообщили мистеру Холману свое мнение о состоянии мисс Брюль.

— Хорошо. — Лысая голова доктора энергично закивала, поблескивая под светом висевшей наверху лампочки, и я поймал себя на том, что ищу на стенах солнечных зайчиков. — Надеюсь, господин Холман, вы понимаете, что я не могу сделать окончательных выводов на столь ранней стадии заболевания?

Стекла его очков без оправы требовательно сверкнули, и мне пришлось согласно кивнуть головой.

— Во-первых, налицо полный упадок сил. Абсолютная, — он задумался, подыскивая подходящее слово, — абсолютная регрессия. Полагаю, я правильно выразился по-английски? Она совершила, фигурально выражаясь, полнейшую регрессию, возвращение к младенческому состоянию, почти к зачаточному. Она совершенно не может себя обслуживать, понимаете? Разучилась есть, мыться, причесываться. Полагаю, это кататония^[13]. — Он несколько раз энергично кивнул. — Да, определенно кататония! Несомненно, вызванная большим эмоциональным шоком, сильной душевной травмой, и, учитывая ее ранние потрясения… — Теперь голова его закивала очень медленно. — Я сожалею, глубоко сожалею, но пока у меня нет особых надежд на ее выздоровление в будущем.

— Я не уверен, что правильно вас понял, доктор, — сказал я. — Вы считаете ее безумной?

— Я не люблю это слово, — сухо ответил он. — Но в общепринятом смысле данного термина, так, как он трактуется в словарях, да. Мисс Брюль безумна.

— И как вы считаете, она может выздороветь?

— Не исключено. — Стекла очков предостерегающе блеснули. — Но сколько для этого потребуется времени — это другой вопрос. Может быть, месяцы, может быть, годы, а может быть, выздоровление не наступит никогда. Понимаете? К сожалению, это все, что я могу сказать в данный момент, господин Холман. Через шесть месяцев, возможно, я буду в состоянии дать вам более определенный ответ. Более полный анализ, предварительная психотерапия, только после этого можно будет разобраться в случившемся.

— Благодарю вас, — сказал я.

Эккерт выскочил из своего кресла с неожиданной быстротой, и я решил, что наше интервью с его точки зрения уже завершилось. Вайгель тоже поднялся, сказал доктору несколько фраз по-немецки, затем обратился ко мне:

— Мы еще поговорим, но не здесь.

— До свидания, господин Холман! — Лысая голова закивала, очки сверкнули.

Через пару минут чугунные ворота с грохотом закрылись за нами. Вайгель молча повел машину по главной улице деревушки, но у ресторана затормозил.

— Мне нужно выпить, мистер Холман, — заявил он, — полагаю, вам это тоже не повредит. За столом мы сможем поговорить.

— Ваше предложение мне по душе! — ответил я совершенно искренне.

Я попросил бурбон, но мне пришлось удовлетвориться скотчем. Нас обслуживала пухленькая розовощекая официантка. Мой стаканчик выглядел настоящим лилипутом по сравнению с колоссальной кружкой пива, заказанной Вайгелем. Я отпил немного скотча и в приятной атмосфере этого заведения почувствовал себя гораздо раскованней. В конце зала в камине весело потрескивали поленья, стулья были удобные, за соседним столом громко смеялись две блондиночки в лыжных костюмах.

Все это представляло резкий контраст с полуосвещенной мрачной камерой, где на деревянном топчане сидела, скрестив ноги, еще недавно такая красивая и полная жизненных сил девушка и баюкала грязную тряпичную куклу, а из уголков ее рта стекала тонкими струйками слюна.

— В семье Моники и раньше были случаи помешательства, — неожиданно заговорил Вайгель. — По материнской линии. У нее самой в семнадцатилетнем возрасте было нервное расстройство. Но тогда ее полностью вылечили за три месяца, и я надеялся, что больше такого не повторится. — Он выпил чуть ли не половину своего пива и обтер губы тыльной стороной руки. — Этот тип, Дарен, обещал жениться на ней, когда они приедут в Европу. Но в первую ночь в Париже она отказалась с ним спать, и они серьезно поссорились. Причем ссора была не только словесная, но и с рукоприкладством. Моника заявила, что не будет с ним спать, пока он на ней не женится, а он ответил, что у него и в мыслях не было жениться на ней. Кончилось все тем, что он ушел неизвестно куда, оставив ее одну в отеле. — Вайгель закурил новую сигарету. — Моника позвонила мне оттуда. Она просто обезумела, весь ее мир зашатался и разрушился. Америка и мысль об утраченном ею большом шансе подействовали на нее ужасающим образом. Но ведь все это получилось потому, что она полюбила этого человека и он сказал, что они уедут из Америки и будут жить счастливо. Просто надо улизнуть тайком, а в Европе они поженятся. Я сказал ей, чтобы она не переживала, я немедленно вылетаю в Париж и привезу ее в Мюнхен, где ее примут по-родственному. Я так и сделал, конечно, но когда прибыл в Париж, она была уже практически в таком состоянии, в каком вы застали ее сегодня. К счастью, доктор Эккерт мой старый друг. Он сразу же согласился забрать ее в свой частный санаторий в качестве привилегированной пациентки. Но вы слышали, что он сказал о ее шансах на выздоровление? — Он печально покачал головой. — Скоро я начну поиски этого негодяя Дарена. — Эту фразу он произнес свистящим шепотом. — Полагаю, спешить тут ни к чему: куда бы он ни уехал, я его разыщу.

— И?

Он красноречиво взглянул на меня из-под густых нахмуренных бровей.

— Убью его, что же еще? — произнес он деловито.

— Ну… — Я поморщился. — Дарен не моя проблема, а вот Моника Байер — да. Или, теперь уже можно сказать, была моей проблемой. Единственное, что мне осталось сделать — это улететь обратно в Лос-Анджелес и сообщить о случившемся Анджеле. Раз Моника в таком состоянии, хранящийся у нее контракт превратился в пустую бумажку.

— Вы можете сказать ей еще кое-что. Передайте ей от моего имени, мистер Холман, что о Монике забочусь я и буду заботиться до конца ее жизни, если уж так получится. Я не потерплю никакого вмешательства со стороны мисс Бэрроуз. Пусть она запомнит раз и навсегда: если у нее появятся мысли вмешаться или предъявить какие-то права на Монику, я буду вынужден объявить сестру сумасшедшей официально.

— Я все скажу, но не думаю, что Анджела Бэрроуз настолько мстительна… Когда она узнает, что произошло, она уничтожит контракт и забудет о нем.

— Надеюсь, вы правы. — Он глянул на часы. — Если не возражаете, мистер Холман, допьем то, что у нас осталось, и выедем в Мюнхен. Сегодня в семь вечера у меня важная встреча.

— Разумеется. — Я проглотил остатки скотча. — Поехали!

Поездка в Мюнхен проходила приблизительно так же, как из Мюнхена до санатория. Мы почти не разговаривали. Приблизительно в половине восьмого Вайгель остановил машину перед входом в мой отель.

— Я ценю то, что вы сделали для меня, мистер Вайгель, — сказал я.

— Это было необходимо, — холодно произнес он. — Вы понимаете, что после случившегося с Моникой я не испытываю ни к кому из американцев особого расположения.

— Естественно, — ответил я. — Полагаю, началом беды был тот момент, когда Анджела Бэрроуз выкупила контракт Моники и забрала ее в Штаты.

— Фактически все это — дело рук Лэмберта! — бросил Вайгель. — Мне кажется, если бы он так рьяно не наседал на эту самую Бэрроуз, она бы сама ничего не предприняла. Он часами разговаривал с ней по телефону, убеждая, что из Моники получится яркая звезда. — Он зло рассмеялся. — А теперь вы видели, во что она превратилась!

— Мне думается, вы не должны винить за это Хью Лэмберта, — промолвил я осторожно. — Он считал, что делает все это в интересах своей хозяйки и Моники.

— Возможно, но что это меняет?

— Это исключительно мое личное мнение. Лэмберт не из обворожительных типов. Вы ведь не считали иначе, когда впервые познакомились с ним?

Вайгель пожал плечами:

— Он знал, что я единственный человек, который мог восстановить Монику против него и его намерения забрать ее с собой в Америку. Поэтому, разумеется, со мной он был сама любезность.

— Очевидно, вы правы, — согласился я. — Скажите, когда вы увидели Монику в Париже, ее состояние было таким же ужасным, как сейчас?

— Не совсем, но к тому времени, как я привез ее в санаторий доктора Эккерта, оно ухудшилось. С тех пор она не произнесла ни одного связного слова. — Он ударил кулаком по рулю. — Она не говорит, она не слышит, и мне думается, что она даже не осознает, что кого-то видит.

— Мне нечего сказать, мистер Вайгель, — пробормотал я. — Но я считаю, что вам не надо беспокоиться из-за Анджелы Бэрроуз.

— Я надеюсь ради нее самой, что вы правы. До свидания, мистер Холман!

Это была команда. Он не протянул мне руку, просто нетерпеливо завел мотор, дождался, когда я выйду из машины, захлопнул дверцу и, не теряя ни секунды, влился в общий поток.

Я вошел в отель и поговорил со старшим носильщиком. Он мне здорово помог: через пятнадцать минут он заказал мне номер в гостинице в Хильфендорфе, а через полчаса к подъезду прибыла машина с шофером, чтобы отвезти меня туда.

Глава 5

Водитель был опытный, но все же не того класса, как Вайгель, так что добрались мы до гостиницы в Хильфендорфе уже в начале двенадцатого ночи. Горничная, которая отвела меня в мой номер, тоже была пухленькой и краснощекой. И когда она наклонилась, чтобы постелить мне постель, я с трудом удержался от желания шлепнуть ее по мягкому месту. Перспектива иметь дело с закатившей истерику горничной мне вовсе не улыбалась, тем более что прошло всего пять минут после моего прибытия в Хильфендорф с анонимным визитом.

Через десять минут я вышел из гостиницы и зашагал по главной улице, потом свернул направо и прошел еще четверть мили — до частного санатория доктора Эккерта. Ночь была холодной и ясной, снег поскрипывал у меня под ногами. Самая подходящая погода для прогулки.

Правда, мне несколько портила настроение мысль о том, что меня могут не погладить по головке за тайное проникновение в частную лечебницу.

Каменная стена с запертыми чугунными воротами посредине была высотой футов в шесть. Я прошел вдоль нее и, обогнув весь участок, вернулся к тем же самым воротам. Получалось, что санаторий занимал целый квартал. Проникнуть внутрь можно было, только перебравшись через стену, если я не хотел звонить в звонок. А я че хотел.

Я снова отправился в обход и оказался возле задней стороны дома. Остановился, убедился, что на улице никого нет, подтянулся на руках и спрыгнул вниз по ту сторону стены. Здание было погружено в темноту, светились лишь два окна. Я прошел по снегу к расчищенной бетонной дорожке, опоясывающей строение, и двинулся по ней к черному ходу. Через пять минут я уже проверял все окна подряд в надежде, что хоть одно из, них окажется незапертым, но мои надежды не оправдались. Тогда я решил, что надо изобрести какой-то более оригинальный способ проникновения в эту цитадель, и потому пошел прямо по снегу прочь от здания к стене и далее вдоль нее до чугунных ворот.

Между прутьями было достаточно большое расстояние, чтобы просунуть руку, и мне удалось дотянуться до звонка, вмонтированного в каменную стену со стороны улицы. Я нажал на кнопку и не отпускал несколько секунд, затем быстро пробежал вдоль внутренней стороны стены до угла и, спрятавшись в тени, стал ждать.

Секунд десять ничего не происходило, потом там, где находилась входная дверь, появился прямоугольник света, на фоне которого обозначилась человеческая фигура. Мне показалось, что это тот самый санитар — или кем он был? — который отворял ворота для нас с Вайгелем. Мне было слышно, как он бормочет сердито, неспешно шагая к воротам. Когда он проделал примерно полпути, я скользнул вдоль здания. Конечно, было бы гораздо проще и легче стукнуть служителя по голове, пока он ничего не видел, но ведь то был старик, выполнявший свою работу.

Он остановился в нескольких футах от ворот, включил фонарик и что-то крикнул по-немецки, очевидно спрашивая, кто, черт побери, мог явиться так поздно.

Продвинувшись вдоль фасада, я поднялся по трем ступенькам, юркнул в вестибюль и осторожно закрыл за собой дверь. По моим расчетам, в моем распоряжении было максимум полминуты до возвращения санитара, который либо отомкнет дверь своим ключом, либо начнет барабанить в нее, если такового при нем не окажется.

В вестибюле никого не было. Я быстро прошел по нему до кабинета доктора, вошел внутрь, закрыл дверь, прислонился к ней и стал ждать в полнейшей темноте. Скоро я услышал, как захлопнулась входная дверь, затем в коридоре раздались шаркающие шаги. Я прижался ухом к двери, но шаги прошли дальше. Потом до меня донеслось неясное бормотание. По всей вероятности, санитар решил, что кто-то по-детски пошутил — позвонил в дверь и удрал прочь, ну а входную дверь захлопнуло сквозняком. Я надеялся, что именно так рассудит старик.

Я прождал целых пять минут и, не услышав никаких звуков снаружи, принялся с большими предосторожностями открывать дверь. В коридоре никого не было. Я вышел из кабинета и неслышно добрался на цыпочках до той комнаты, где видел Монику Байер. Легонько нажал на ручку, но дверь оказалась запертой. Тогда я прошел до конца коридора, где перпендикулярно ему начинался еще один коридор, поуже.

Заглянув за угол, я определил, что свет проникает из-под двери слева, откуда доносились едва различимые голоса. Я прокрался почти вплотную к двери и прижался к стене возле нее.

Разговор продолжался. Я совершенно отчетливо слышал слова, и если бы знал немецкий, то без труда выяснил бы, о чем шла речь. Потом все перекрыл нетерпеливый женский голос, и тут уж я все понял, потому что эта особа говорила по-английски.

— …Разревусь в голос! Неужели вы не можете перестать перебрасываться немецкими фразами весь вечер! Одно то, что я торчу безвыходно в этом сумасшедшем доме, кошмарно, а тут еще ваши непонятные разговоры. Поди догадайся, о чем вы договариваетесь.

— Сожалею, фрейлейн, — ответил доктор Эккерт, голос которого я сразу же узнал. — Иногда мы забываем, что вы не знаете нашего языка.

— Это не имеет значения! — презрительно фыркнула женщина. — Я не представляю, о чем, черт побери, мы могли бы разговаривать, если бы даже я знала немецкий! Скажите мне одно: сколько еще времени я должна тут торчать, изображая ненормальную?

Я решил, что сейчас самое время войти, и сделал это. Я вошел в комнату с таким видом, будто меня давно там ждали, и одарил всех теплой дружеской улыбкой.

Это была гостиная, хорошо обставленная, и находились в ней поистине интересные люди. Например, доктор Эккерт, глаза которого при моем появлении едва не выскочили из-за стекол очков. Женщина, которую я до этого видел в сестринской униформе, сейчас одетая в дорогое платье с жемчужным ожерельем. Ее также поразил мой приход. Но сильнее всех была удивлена растянувшаяся на кушетке брюнетка, одетая в элегантный спортивный костюм, который подчеркивал соблазнительную форму ее упругих грудей и стройных ног. В одной руке она держала сигарету, в другой — стакан с какой-то жидкостью, но отнюдь не с чистой водой. Ее черные волосы были расчесаны и уложены в затейливой прическе.

— Разрешите мне первым принести вам свои поздравления! — заявил я с широкой улыбкой.

Ее глаза широко раскрылись.

— А? — выдохнула она.

— По поводу чудесного выздоровления, — продолжал я. — Вы больше не баюкаете тряпичную куклу, у вас не течет изо рта отвратительная слюна, да и едой вы уже не обливаетесь. — Я перевел взгляд на обескураженного доктора. — Разрешите мне также поздравить и вас, доктор Эккерт. Лично я считаю это выдающимся достижением в истории психиатрии!

Вся сложность моего положения заключалась в том, что, разыгрывая эту сцену, я не мог видеть, что творится у меня за спиной. Когда же я услыхал слабый шорох, было уже поздно. Кто-то очень сильно ударил меня по затылку неким очень твердым предметом, и в следующее мгновение я перестал что-либо ощущать.

Мне думается, я пришел в себя именно из-за сильной боли в затылке. Открыл глаза, моргнул раз-другой, и какие-то расплывчатые очертания постепенно превратились в маленький столик и стул. После этого я сообразил, что лежу на жестком топчане. Осторожно сел, осмотрелся и выяснил, что я прав. Они бросили меня в каморку, предназначавшуюся для кататонички Моники Байер. Хорошо еще, что не снабдили меня тряпичной куклой, чтобы я мог баюкать ее.

Я сел на край койки и, когда боль в затылке немного отпустила, закурил сигарету. Минут через десять после этого я услышал, как в замке поворачивается ключ. Дверь отворилась, и вошел Эрих Вайгель. В руке у него был зловещего вида пистолет, хорошо сочетавшийся со свирепым выражением его физиономии.

— Вы болван, Холман! — холодно произнес он.

— Согласен, только болвана вы могли так легко обвести вокруг пальца!

— Что заставило вас заподозрить, что дело нечисто? — спросил он.

Я слегка пожал плечами:

— Все это произошло слишком быстро. На протяжении недели Моника Байер сбегает с Дареном в Европу.

В первый же вечер в Париже между ними происходит ссора, и он ее бросает. К тому времени, когда вы приехали туда, она была уже полупомешанной, а когда привезли ее в Мюнхен, окончательно свихнулась. К счастью, у вас имеется хороший друг, блестящий психиатр доктор Эккерт, который случайно имеет частный санаторий… Все слишком удачно — и слишком быстро.

— Ясно, — проворчал он. — Теперь вы знаете, что на самом деле Моника не сумасшедшая. — Его бледно-голубые глаза смотрели на меня из-под тяжелых век, как мне показалось, очень долго. — Очень сожалею, Холман, но у меня нет выбора, — добавил он.

— В отношении чего? — задал я очевидный вопрос, в уме скрестив пальцы, чтобы не услышать очевидный ответ.

— Вас придется убить, — услышал я и тут же мысленно разъединил пальцы, потому что не было оснований держать их и дальше скрещенными.

— Анджела Бэрроуз послала меня сюда, чтобы отыскать Монику Байер, — сказал я спокойно. — Хью Лэмберт посоветовал мне сперва повидаться с вами, поскольку вы являетесь единственным родственником девушки. Старший носильщик в отеле в Мюнхене заказал мне место в здешней гостинице и нашел для меня машину с водителем, который, кстати сказать, утром приедет сюда за мной. У вас нет ни единого шанса убить меня и выйти сухим из воды, Вайгель. И вы это прекрасно знаете!

— Несчастный случай! — бросил он равнодушно, словно совершенно не слушал меня. — Его придется тщательно продумать, конечно. Все произойдет сегодня ночью. Я что-нибудь придумаю.

Он вышел из комнаты и запер дверь снаружи, оставив меня наедине с далеко не оптимистическими мыслями. Больше всего меня беспокоило, что Вайгель произвел на меня сильное впечатление. Раз он сказал, что собирается до наступления утра организовать для меня несчастный случай с фатальным исходом, можно было не сомневаться — так оно и будет. Черт знает что за положение — сидеть вот так, покорно ожидая, когда с тобой произойдет фатальный случай, который ты не в состоянии предотвратить!

Я выкурил одну за другой полдесятка сигарет, когда дверь снова открылась и в комнату вошел Вайгель.

— Все организовано. — Дуло пистолета в его руке поднялось на пару дюймов и нацелилось прямо мне в грудь. — Идемте, мистер Холман.

Я поднялся с койки и вышел в коридор. Он шел сзади почти вплотную ко мне. Снаружи нас ждал здоровенный бугай — и тоже с пистолетом.

Мы шли гуськом, я впереди, они оба сзади. Перед входной дверью мы остановились. Пока Вайгель отворял дверь, бугай держал меня под прицелом. Потом мы спустились по трем ступенькам к большому черному седану, припаркованному прямо у крыльца. Бугай сел за руль, я устроился позади, рядом с Вайгелем, чей пистолет упирался мне в ребра.

— Если не возражаете, я спрошу вас из чистого любопытства, какого рода фатальный случай вы имеете в виду?

Вайгель равнодушно пожал плечами.

— Эта машина принадлежит доктору Эккерту. Он, как вы, очевидно, догадались, вовсе не врач, а дом его — не частный санаторий.

— Все это я понял. Так что переходите, пожалуйста, к наиболее интригующей части, к самому инциденту.

— Немного терпения, Холман. — Он слегка усмехнулся, презрение в его голосе стало более заметным. — В вашем распоряжении сколько угодно времени, чтобы выяснить все подробности.

Я выглянул из окошка и убедился, что мы оставили позади главную улицу деревни и теперь взбирались на дорогу, шедшую в противоположном направлении от того шоссе, по которому я оба раза ехал из Мюнхена. Мне показалось, что мы проехали по этой дороге самое большее с милю, когда машина замедлила ход, прижалась к обочине и остановилась.

Вайгель заговорил с водителем по-немецки, выслушал его, кивнул. По всей вероятности, полученные им ответы были именно такими, каких он ожидал.

— Нам надо подождать несколько минут, — сообщил он мне по-английски. — А теперь — подробности. Эккерт может не быть врачом, но он уважаемый член деревенской общины. И должен будет сообщить полиции, что его машину угнали. Ее разыщут, скорее всего, завтра утром милях в пятнадцати отсюда, брошенную на этой дороге. А тело несчастного американского туриста, который вчера вечером вышел из гостиницы с целью совершить продолжительную прогулку по живительному альпийскому воздуху, возможно, найдут даже раньше. Полиция без труда опознает похищенную машину и установит, что именно она сбила с ног и раздавила злополучного американца. Их логическим заключением будет то, что водитель угнанной машины, совершив наезд со смертельным исходом, сразу же выскочил из седана и удрал.

— А вы отправитесь пешком за пятнадцать миль в Хильфендорф? — спросил я.

— К тому времени, когда мы приедем на место происшествия, где оставим эту машину, меня там будет ждать моя собственная. Я тщательно рассчитал время, так что все должно пройти гладко, без каких-либо осложнений. — Голос у него звучал почти дружески. — И мы прямиком отправимся в Мюнхен по другой дороге. — Он что-то громко спросил у водителя, выслушал ответ и продолжил разговор со мной: — Осталось совсем немного времени, мистер Холман. Не хотите ли выкурить последнюю сигарету или прочитать молитву?

— Как я понял, — сказал я, не обращая внимания на последний вопрос, — в конце этого ненормального подъема вы предложите мне выйти из машины, встать посреди дороги и ждать, пока вы меня переедете, так?

— Не совсем… — Он кивком головы указал на водителя, застывшего за рулем машины. — Карл составит вам компанию, когда вы выйдете из машины и немного пройдете вверх по дороге. Разумеется, у него будет пистолет, чтобы исключить всякие выкрутасы с вашей стороны. В нужный момент он ударит вас по голове и бросит прямо под колеса приближающейся машины, за рулем которой буду сидеть я. — Он усмехнулся. — Понимаю, мистер Холман, у вас остался один аргумент. Почему бы вам, поскольку все равно терять нечего, не вынудить Карла пристрелить вас? Тогда получится, что у жертвы обычного дорожного наезда в теле почему-то пули. В таком случае полиция непременно занялась бы тщательным расследованием, что чревато для меня нежелательными последствиями. Тут я прав, не правда ли?

— Вы не только даете ответы, — сказал я, — но и предвидите вопросы, к тому же чертовски каверзные. Ладно, объясните мне.

— Ответ предельно прост, — раздался его холодный голос, — до смешного прост. Если Карл будет вынужден пустить в ход пистолет, мистер Холман, то выстрелит вам в ногу. Тело жертвы автомобильного наезда, в особенности когда машина несется на большой скорости, представляет собой кошмарное зрелище. Впрочем, уверен, вам это хорошо известно. Ведь тело, практически состоящее из крови и плоти, нетрудно сильно изувечить. Человеческая нога может быть так исковеркана, что никто даже не станет проверять, была ли она прострелена до несчастного случая. Конечно, если пуля заблаговременно извлечена…

— Думаю, что мне стоит выкурить сигарету, — произнес я едва слышно.

— Пожалуйста. — Он свободной рукой извлек пачку из кармана куртки и достал из нее сигарету. — Можете закурить сами, но осторожнее с огнем. Без фокусов, пожалуйста.

Я поднес зажженную спичку к сигарете и затянулся:

— Объясните мне еще кое-что. Почему так важно меня убить? Потому что я не проглотил эту фальшивую Монику Байер и историю об ее безумии?

Водитель повернул голову и заговорил с Вайгелем, который, кивнув ему, снова усмехнулся:

— Карл сказал, что уже пора. Крайне сожалею, что теперь уж вы никогда не услышите ответа на свой исключительно интересный вопрос. Выходите из машины, пожалуйста.

Я открыл дверцу и вышел на дорогу. Вайгель последовал за мной, все еще прижимая пистолет к моим ребрам.

Мы подождали, когда к нам присоединится Карл.

— Идите вперед, мистер Холман! — ровным голосом распорядился Вайгель. — Карл пойдет сзади, пистолет у него наготове. Он превосходный стрелок. Даже при свете звезд он просто не сможет не попасть в вас с расстояния в шесть футов.

Я медленно двинулся вперед по краю круто поднимавшейся вверх дороги. Когда я прошел футов тридцать, то услыхал голос Вайгеля, издевательски крикнувшего мне на прощание:

— Auf Wiedersehen^[14], мистер Холман!

Футов через пятьдесят я оглянулся через плечо и заметил черневшую в полумраке фигуру Вайгеля. Мы с Карлом прошли еще с сотню ярдов и почти добрались до вершины холма, когда я почувствовал вдруг, что дуло пистолета уткнулось мне в спину.

— Halt!^[15] — скомандовал Карл.

Мы оба остановились, и через минуту, я услышал, как заработал мотор седана, потом зажглись его фары, прорезая темноту двумя полосами света, направленными в нашу сторону. Полосы сдвинулись с места, дуло пистолета больше не касалось моей спины.

Я подумал, что машина достигнет нас максимум через десять секунд. Карл, прежде чем столкнет меня под колеса, ударит пистолетом. Он будет держать меня под прицелом, чтобы в случае необходимости, если я попытаюсь бежать, прострелить мне ногу. Вплоть до самого последнего момента. Но в самый последний момент ему придется поднять пистолет достаточно высоко, чтобы ударить им меня по голове. Так что мне необходимо точно рассчитать время.

Машина приближалась, фары надвигались на нас все быстрее.

«Черт с ними!» — подумал я, сжал руки перед собой в боксерской позе, сосчитал до двух, затем быстро повернулся на каблуках к бугаю, стоящему позади меня. При этом я вытянул руки во всю длину, приподняв их чуть выше плеч. На какую-то долю секунды я успел заметить смутные очертания Карла, который стоял, высоко подняв пистолет. Мои кулаки со страшной силой нанесли ему удар по левому уху.

Я увидел, как пистолет выпал у него из руки, а когда он, зашатавшись, повалился на бок, то услышал неожиданно тонкий крик ужаса, а вслед за ним — отвратительный визг колес, подмявших под себя Карла. Седан, не замедляя хода, перевалил за гребень холма.

Все произошло в мгновение ока. Вайгель, я был уверен в этом, не успел разглядеть, что произошло на самом деле. К тому же наши с Карлом пальто были похожи. В общем, он наверняка считал, что под колеса, как И планировалось, угодил я.

И все же я не мог рассчитывать на это, да и Вайгель должен был возвратиться назад.

Я опустился на четвереньки и принялся лихорадочно ощупывать все вокруг, пока не нашел на оледенелом снегу пистолет. А когда снова поднялся, уже с пистолетом в руке, то сообразил, что шум мотора замолк. Это могло означать, что Вайгель ожидает за гребнем холма, когда к нему подойдет Карл. Подумав, я решил, что и мне, пожалуй, лучше немного подождать. Я отошел футов на десять от дороги до зарослей молодых елочек и встал под ними, понимая, что в их тени меня с дороги не увидеть.

Ожидание показалось мне вечностью, хотя в действительности прошло не более пяти минут. Мои глаза привыкли к свету звезд, и через некоторое время я стал волноваться, что из-за белого снега вся окрестность освещена лучше, чем днем. Потом я заметил темную фигуру, показавшуюся на гребне холма. Она приближалась.

Я дождался, когда человек окажется ярдах в десяти от тела Карла, лежащего посреди дороги, крикнул: «Вайгель!» — и быстро метнулся в сторону, пригнувшись под лапами елей.

Он обернулся на мой голос, и я увидел вспышку даже раньше, чем услышал выстрел из его пистолета. Пуля со свистом врезалась в дерево у меня над головой. Я тщательно прицелился из пистолета Карла и нажал на спуск. Поднялось небольшое облачко снега с дороги в том месте, где стоял Вайгель, практически рядом с ним, и он все понял.

— Холман? — В голосе было смятение. — Ладно! Мы можем это обсудить…

— Сначала отбрось в сторону свой пистолет, приятель!

— Как же! Дожидайся!

Он быстро сделал подряд три выстрела. Последняя пуля угодила в ствол дерева рядом со мной. Это меня напугало, и я чисто рефлекторно выстрелил дважды, а думать смог только после того, как увидел, что он упал лицом вниз на дорогу и замер.

Я осторожно вышел из укрытия, держа дуло пистолета нацеленным на его тело. Подходя к нему, я не был уверен, что это не ловушка с его стороны, и мне хотелось убедиться в смерти Вайгеля. Но когда я подсунул ногу под распростершееся тело и повернул его на спину, одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что он не притворяется. Эрих Вайгель был мертв. Одна или обе пули, выпущенные мною, угодили ему в грудь. На его пальто расплылось кровавое пятно.

Я подхватил тело под мышки и оттащил к обочине, потом побежал к гребню холма и ярдах в пятидесяти ниже увидел седан.

«У меня, возможно, имеется все же шанс, — подумал я в отчаянии, — крохотный шансик уйти от ответственности, пока какая-нибудь другая машина не появилась на дороге».

Я добежал до седана, дыша как паровоз, распахнул дверцу водителя и убедился, что ключи на месте. Развернув машину, ядоехал до того места на дороге, где лежал труп Вайгеля. Разумом я понимал, что мне необходимо на минуту остановиться и подумать, потому что я должен был сделать все без ошибок, но поселившийся где-то внутри панический страх одновременно твердил, что в любой момент может появиться какая-нибудь машина, и меня схватят по обвинению в убийстве.

Я вылез из седана, прошел вдоль дороги, подобрал пистолет Вайгеля и сунул его себе в карман. Потом подтащил тело к машине и затолкал его на водительское место. К тому моменту, когда я справился с этой задачей, я весь взмок от пота, словно была не зима, а жаркий летний день.

Обойдя вокруг машины, я отошел футов на десять от капота двигателя и выпустил пулю из пистолета Вайгеля в ветровое стекло и, разумеется, в мертвое тело. Потом я тщательно обтер пистолет, удалив с него мои отпечатки пальцев, и, держа оружие за дуло, обернутое носовым платком, подошел к трупу Карла и сунул сей предмет в его безвольную руку. После чего затолкал бездыханное тело в заросли придорожных кустов.

Ветровое стекло было эффектно продырявлено прямо напротив водителя. По этой причине я решил, что они не станут допытываться, сколько пуль было выпущено по нему. Я открыл дверцу машины возле тела Вайгеля, завел мотор и осторожно опустил ногу на педаль газа. Одной рукой я с большим трудом направил машину снова на дорогу, второй держался за открытую дверцу. После того, как мне удалось провести машину мимо тела Карла и она под крутой уклон начала набирать скорость, я спрыгнул вбок. При этом ноги у меня поскользнулись на укатанной дороге, я упал и катился кубарем вниз, пока мне не удалось задержаться на каком-то бугре.

Поднимаясь на ноги, я услышал оглушительный треск и увидел, как седан где-то в сотне ярдов далее по шоссе сошел с него и врезался в толстое дерево.

Пробежав туда, я обнаружил, что от удара распахнулись остальные дверцы, и теперь они все болтались на петлях. Тело Вайгеля высунулось до половины из отверстия в разбитом ветровом стекле и лежало на капоте двигателя, так что, возможно, я напрасно выпустил в него последнюю пулю.

Вернувшись назад на дорогу, я зашагал как мог быстрее под гору к деревне. Решив, что позади осталось с полмили, достал из кармана пистолет Карла, тщательно обтер его и забросил за деревья, отстоявшие довольно далеко от шоссе.

Возможно, копы представят себе случившееся таким образом: Карл, стоя посреди дороги, намеренно выстрелил в Вайгеля, когда тот на седане подъехал к нему, но не успел вовремя отскочить в сторону и был раздавлен сокрушительной силой машины, за рулем которой сидел мертвец. На пистолете, который они найдут поблизости, будут отпечатки пальцев Карла. Пули в теле Вайгеля выпущены именно из этого оружия. Все сходится.

Конечно, у полицейских может возникнуть несколько интересных вопросов, например, такие: какого черта стоял Карл посреди дороги с пистолетом в руке? Ожидал возможности кого-то застрелить? И почему это Вайгель направил седан уважаемого господина Эккерта назад к деревне, где его похитил?

Во всяком случае, подумал я, мне вроде бы удалось настолько запутать картину, что в течение нескольких недель у них будет забот выше головы, а для меня это гораздо предпочтительней, нежели быть обвиненным в убийстве, поскольку в таком случае я сколько угодно мог говорить о самозащите, не располагая при этом никакими свидетельскими показаниями, подтверждающими мою правоту.

Когда я был совсем рядом с деревней, то увидел огни фар машины, идущей мне навстречу, и быстро нырнул в кусты. Тяжелый грузовик медленно прогромыхал мимо меня, поднимаясь на холм. Через пару минут я уже шагал по главной улице деревни, а еще через пять минут оказался в своем номере в гостинице. Я подумал о том, что неплохо бы наведаться в дом Эккерта и, разоблачив мнимую Монику Байер, попытаться выведать правду, но это было связано с неоправданным риском. По всей вероятности, дом будет наводнен местными копами сразу же после того, как водитель грузовика сообщит о найденной им разбитой машине с мертвым человеком за рулем, а потом чуть дальше по дороге они найдут второй труп.

Около девяти часов на следующее утро я завтракал в маленькой столовой в гостинице, а страшно возбужденная официантка рассказывала мне, что ночью случилось что-то кошмарное. По-английски она говорила плохо, я совсем не знал немецкого, так что иногда мы сталкивались с неразрешимыми лингвистическими проблемами. Но я понял все же, что некий местный житель по имени Эккерт был ограблен, у него угнали машину среди ночи, и, возможно, через час после этого шофер грузовика нашел ее разбитой всего в одной миле от деревни.

— Вор был убит, но нет, — официантка буквально взвизгивала от возбуждения, — не подумайте, это не дорожное происшествие. Его застрелили! А потом они нашли тело другого человека — дальше по дороге, его задавили машиной насмерть. Той самой, на которой ехал похититель.

Я качал головой, выражая удивление, издавая подобающие звуки, то возмущаясь, то ужасаясь. А закончив завтрак, обнаружил, что до прихода машины за мной осталось всего десять минут.

К полудню я вернулся в свой отель в Мюнхене, в аэропорт приехал к трем, в Париж прилетел ранним вечером. Там я отправился в четырехзвездочную гостиницу, заказал билет на следующий день до Лос-Анджелеса, после чего со спокойной душой спустился в бар выпить стаканчик-другой.

Там я сразу приметил весьма угодливого типа. Он подождал, когда я расправлюсь со второй порцией бурбона, затем бочком подкатил ко мне и вежливо осведомился, не турист ли я из Америки. Я ответил, что да, точно, и все мы, американские туристы, восхищаемся Парижем больше, чем любым другим городом в любой стране мира, потому что в этом городе никто не кричит: «Янки, убирайтесь домой!» Во всяком случае, до той минуты, уточнил я, когда из тебя не вытащат все деньги. Он как-то слишком равнодушно пропустил это замечание мимо ушей, потом поинтересовался, не хочу ли я провести ночь где-то за городом. Париж, заявил он и тихонечко подтолкнул меня локтем под ребро, самый озорной город в Европе. В Париже, пояснил он, заговорщически подмигивая, мужчина может провести действительно потрясающую ночь. И все это он организует для меня за какие-то несколько жалких франков.

Я с сожалением отклонил его заманчивое предложение, объяснив, что у меня уже была одна потрясающая ночь в Европе и мне этого вполне достаточно.

Он вернулся назад в конец бара, бормоча что-то себе под нос. Поскольку по-французски я тоже не понимал, то не был уверен, что именно он твердит. Но сильно подозревал, что не в духе «Да здравствуют американцы!».

Глава 6

На Анджеле Бэрроуз снова были ее черные очки в оправе с драгоценными камнями. Прическа в стиле «маленький паж» выглядела, как всегда, безукоризненной. А идиотский длинный мундштук по-прежнему подпрыгивал в воздухе, как любимая кобра заклинателя змей, которая внезапно надумала сбросить старую кожу.

Хью Лэмберт стоял возле письменного стола. Руки у него беспокойно дергались.

— Итак, вы возвратились без Моники Байер, — злобно произнесла Анджела. — Что же случилось? Вы недостаточно тщательно ее искали? Или вам слишком наскучила Европа после целых четырех дней пребывания в ней, и вы ощутили острую необходимость вернуться домой в Беверли-Хиллз?

— Я отыскал ее, — сказал я ровным голосом. — Но назад не привез.

— Вы нашли ее, но не привезли… — Она была так потрясена, что мундштук неподвижно застыл в воздухе на пять секунд. — Почему? — Она презрительно фыркнула. — Или вы так испугались Билла Дарена, что изменили свои планы?

— Дарен оставил ее на следующий же день после приезда в Париж, — ответил я. — А если вы в состоянии вертеть своим мягким местом с половиной той скорости, с которой болтаете языком, то сможете стать самой пылкой исполнительницей экзотических танцев и занять первое место на конкурсе.

Пока ее рот все еще оставался открытым, я принялся рассказывать о своей поездке.

— Хью посоветовал мне встретиться в Мюнхене с Эрихом Вайгелем, — начал я. — Я так и сделал.

— С кем? — нахмурилась Анджела.

— С Вайгелем, — еще больше дергаясь, пояснил Лэмберт. — С двоюродным братом Моники, ее единственным родственником. Я решил, что раньше или позже она с ним увидится, так что, возможно, Рик получит от него какую-то информацию. — Он умоляюще посмотрел на меня. — Вы отыскали его, Рик?

— Да, я его нашел. Не было никакой необходимости уговаривать его или оказывать на него давление. Он сразу же согласился отвезти меня к ней.

Я рассказал им все очень подробно. О знаменитом враче докторе Эккерте и его частном санатории. О том, как выглядела Моника Байер, сидя на койке со скрещенными ногами и баюкая тряпичную куклу. О мнении врача, что могут пройти годы, прежде чем к ней вернется разум, если вообще когда-либо вернется. И о многом другом, например, о том, как Вайгель рассказал мне о ее звонке из Парижа после исчезновения Дарена, а когда он, Вайгель, добрался туда из Мюнхена, она уже была полностью невменяемой. Что их семья страдала от наследственного умопомешательства по материнской линии, а у самой Моники приблизительно пять лет назад наблюдался нервный срыв.

Я считал, что рассказал все это достаточно хорошо, убедительно и ясно.

К тому времени, как я закончил, они оба смотрели на меня широко раскрытыми глазами, как бы онемев от изумления, и я даже смог закурить сигарету, не услышав ни единого ядовитого замечания из уст Анджелы.

— Это еще не все, — продолжил я. — Вайгель уверяет, что, если понадобится, он будет заботиться о девушке до конца ее жизни, но не потерпит никакого вмешательства с вашей стороны. — Я невольно улыбнулся, заметив, как сжались губы Анджелы. — Если вы попытаетесь что-то предпринять насчет ее контракта, он добьется юридического признания ее невменяемости.

— Подумать только, — произнес Хью потрясенным тоном, — всего две недели назад «Стеллар» нам столько предлагал за контракт с ней, а теперь он ровным счетом ничего не стоит! Пустая бумажонка, которую мы можем спокойно порвать и забыть о ней! Конечно, мне страшно жаль бедную девушку, но мысль обо всех этих деньгах…

— Вон! — почти заорала Анджела.

— Что такого я сказал? — проблеял Хью.

— Вон! — Она злобно ткнула в него мундштуком. — Вы воображаете, что мне приятно сидеть здесь и слушать ваше бормотание?.. Убирайтесь вон!

Лэмберт стремглав вылетел из кабинета, словно опаздывал на собственные похороны и ему была невыносима мысль о том, что он вынужден будет заплатить профессиональным плакальщикам за дополнительное время.

— Что за идиот! — возмутилась Анджела. — В один прекрасный день я приложу к нему спичку, растоплю его и сделаю из него что-нибудь полезное.

— Сколько «Стеллар» предлагал за контракт с девушкой? — спросил я.

— Вы хотите, чтобы я разревелась? — спросила она уныло. — Приблизительно на сто тысяч больше, чем я заплатила за ее контракт в Германии.

— Нет худа без добра, — сказал я бодрым тоном. — Учитывая то, как поступил Дарен с Моникой Байер в Париже, вам здорово повезло, что вы не вышли за него замуж до того, как узнали, что он за человек!

— Не упоминайте в моем присутствии имя этого негодяя! — буркнула она. — Не то я могу позабыть, что я дама.

— Вы — экзотическая танцовщица с талантом торговать вразнос плотью других людей, — сказал я серьезно. — Но не будем отклоняться в сторону. Скажите, мисс Фрик все еще прикрывает отсутствие Моники в брентвудских апартаментах?

— Конечно, — ответила Анджела. — Но теперь это, очевидно, утратило всякий смысл.

— Почему бы не оставить ее там до того момента, пока полностью не истечет оговоренный срок до начала съемок фильма? — спросил я. — Ни в чем нельзя быть уверенным. Случаются чудеса.

— Я не верю в чудеса, но согласна оставить все как есть до самого крайнего срока. А почему, признавайтесь, вы интересуетесь мисс Фрик?

— Я нахожу ее очень умной и находчивой, — сказал я откровенно. — Есть ли у нее постоянный друг?

— Откуда мне знать?

— Я просто подумал, не Марти ли это Круз. Он был там, когда я последний раз заходил в апартаменты перед отъездом в Европу.

— Вы ошибаетесь. Приятельница Марти — никчемная артисточка, мечтающая об успехе любой ценой, с вымышленным именем Гиацинта или каким-то другим не менее нелепым. Он уже давно пытается сунуть ее в мое агентство. Эта дура не могла бы изобразить испуг даже на крыше горящего дома!

— Сделайте мне одолжение, — попросил я очень вежливо. — Позвоните мисс Фрик и скажите, что я все еще занимаюсь поисками Моники, так что она должна помогать мне, если я к ней обращусь.

— С какой стати оказывать вам одолжение, Рик Холман? — Она сняла черные очки и хмуро посмотрела на меня. — Вы даже не попытались привезти мне девушку!

— Я отыскал для вас Монику, но я не мог ничего сделать из-за того состояния, в котором ее нашел!

— Вообще-то вы правы, — неохотно признала она. — О’кей, позвоню Фрик и велю вам помогать, но, помните, только на деловой основе.

— Естественно. На любой другой основе я мог бы и сам справиться.

— Держите язык за зубами. Никому ни слова о том, что нашли Монику в Европе, — яростно заговорила она. — А я оставлю пока мисс Фрик в этой квартире. И будем уповать на чудо в течение остающихся трех дней. Ну а когда у «Стеллара» подойдет крайний срок, мне придется им все сообщить.

— Три дня могут оказаться большим сроком, — философски заметил я как можно более бодрым тоном. — Кто знает?

— Убирайтесь отсюда, Холман! — промолвила она с отвращением. — Вы заговорили так же глупо, как этот идиот Лэмберт!

На этот раз Хью не ожидал меня у выхода с целью затянуть в свой кабинет для конфиденциального разговора. Как я понимал, он был настолько расстроен, что самым правильным для него было бы пойти и утопиться.

Я позавтракал, потом поехал в брентвудские апартаменты и оказался там около трех часов дня. Блондинка-компаньонка встретила меня с покорно-вежливым выражением лица.

— О’кей! — произнесла она. — Хозяйка приказала мне помогать вам, так что входите, я попытаюсь. Не гарантирую, что у меня получится, но я попробую.

— Обещаю не прибегать к моему детскому чувству юмора, — сказал я в ответ. — Возможно, нам удастся, начать все сначала.

На ней была спортивная рубашка, на этот раз белая в черную полоску. И другая мини-юбка, не скрывавшая ее загорелые ляжки. Я прошел следом за ней в гостиную, наблюдая за ее упругими ягодицами, и охотно опустился на древнюю кушетку, поскольку ноги у меня все еще побаливали.

Она уселась в единственное удобное кресло и скрестила ноги. Подол ее воланчика, почему-то именуемого юбкой, приподнялся почти до трусиков. Я подумал, что если она решила свести меня с ума, то это был самый верный способ.

— Мисс Фрик! — Я одарил ее солнечной улыбкой. — Боже, это звучит ужасно формально! Вы не против того, чтобы я называл вас просто Кэти?

— Если это скрашивает ваше существование, пожалуйста, я не возражаю. — Она нарочито зевнула. — Хозяйка говорит, что вы все еще разыскиваете Монику и хотите меня кое о чем расспросить.

— Меня зовут Рик, — сказал я ей. — Кэти и Рик. Имена хорошо сочетаются, не правда ли?

— Лично я этого не нахожу! — холодно отчеканила она. — Как насчет ваших вопросов, Рок?

— Рик. — Я нахмурился.

— Извините. — Ее верхняя губа изогнулась в кисло-сладкой улыбке. — Очевидно, я неправильно расслышала ваше имя по ассоциации идей: в тот момент я смотрела на вашу голову. «Рок» означает «скала», или иначе «тугодум».

— Все ясно, Секси!

— Что?

Я щелкнул пальцами:

— Кэти! Очевидно, я тоже перепутал ваше имя по ассоциации идей: я как раз смотрел на ваши ножки.

С минуту ее взгляд не предвещал ничего хорошего, потом она неожиданно расхохоталась.

— О’кей! — махнула она рукой. — Пускай будет Кэти и Рик. — Она снова стала серьезной. — О чем вы хотели бы спросить меня?

— Вы припоминаете, что в первый раз, когда я был здесь, вы сообщили, что Монике несколько раз звонил парень по имени Марти?

— Точно.

— И вы сказали, что никогда с ним не встречались, даже не знаете толком, как его зовут.

— Разве? — Ее голос сделался каким-то бесцветным.

— Но в следующий раз, когда я приехал сюда, и Марти, и его старший брат сидели на этой самой кушетке с видом старых приятелей, явившихся поболтать с доброй знакомой.

Она моргнула раз-другой, потом ее глаза широко раскрылись.

— Вы хотите сказать, что Марти, частенько позванивающий Монике, был Марти Круз? — Это было произнесено еле слышным шепотом.

— Кто же еще? Моника встречалась с Биллом Дареном, а в то же самое время старый дружок Дарена, Марти Круз, гостил у него в доме.

Она с минуту сидела, покусывая нижнюю губку.

— Вы, наверное, думаете, что я — одна из тех самых безмозглых блондинок, с которыми вам доводилось встречаться… Очень сожалею, Рик, но мне ни разу не пришло в голову соединить эти два имени!

— Очевидно, не было на то основания! — беспечно махнул я рукой. — Сколько времени вы знакомы с братьями Круз?

— С недавних пор! — ответила она нарочито безразличным голосом. — Всего несколько месяцев.

— Марти Круз занимает особое место в вашей жизни?

— Нет! — Она неистово затрясла головой. — Они оба всего лишь мои друзья, не более.

— Прекрасно! — Я улыбнулся ей. — Теперь у меня — самый последний вопрос. Как вы смотрите на свидание сегодня вечером?

— Что? — Она с минуту оторопело смотрела на меня. — Вы шутите?

— Чего ради я стану шутить на эту тему? — Я даже возмутился. — Свидания — самое серьезное занятие в моей жизни.

— Ну… — Она неуверенно улыбнулась. — Я не против…

— Великолепно! — воскликнул я. — Что вы скажете, если я заеду за вами где-то около восьми?

— О’кей, Рик! Нужно ли мне устроить на голове «тиару» из волос? Или это не обязательно?

— Давайте сегодня вечером обойдемся без особого парада. Вот когда мы узнаем друг друга поближе, тогда станем назначать официальные встречи с соответствующим оформлением.

— Я не разобралась в подоплеке вашего предложения, — сказала она с улыбкой. — Может, лучше не спрашивать?

У меня было ощущение, будто я возвратился из длительного изгнания. Мне просто не терпелось встретиться со всеми моими старыми приятелями и рассказать им, как я соскучился по дому, как мне не хватало их знакомых лиц во время бесконечно долгого четырехдневного пребывания в Европе.

Так что сразу после того, как мы расстались с Кэти Фрик, я поехал в Голливуд-Хиллз повидаться с другим дорогим старым другом, который занимал двухэтажный дом, принадлежавший его дорогому старому другу. К сожалению, на его физиономии появилось какое-то двойственное выражение, когда он отворил дверь и увидел меня на пороге.

— Черт возьми, что вам нужно? — рыкнул он на меня.

— Разве так встречают друзей, Марти? — с упреком произнес я. — Я просто проезжал мимо и забежал, чтобы поздороваться после моего возвращения из Европы и всего такого. Я рассчитывал, что вы, самое меньшее, пригласите меня выпить стаканчик.

Он рассматривал меня несколько секунд, возможно, раздумывая, пристукнуть меня тут же на месте или заманить на веранду, где это можно будет проделать куда эффективнее. Но так и не пришел к окончательному решению, потому что за его спиной появился старший братец.

— Ну! — Белые зубы Карла сверкнули откуда-то из глубины его блиноподобной физиономии. — Мистер Холман? Вернулись из Европы? Уже? Очевидно, поездка была успешной? Входите же и расскажите нам обо всем за стаканом чего-нибудь крепкого.

Я прошел мимо хмурого Марти следом за его братом через весь дом на веранду. Карл приготовил напитки, и мы удобно уселись на садовых креслах с металлическими ножками, когда появился Марти. Он подошел к перилам, оперся о них спиной и, ссутулившись, продолжал все так же хмуро разглядывать меня.

— Итак, — дружелюбно заговорил Карл, — ждем вашего рассказа, мистер Холман.

Я отпил немного бурбона, потом глуповато улыбнулся.

— Это была полнейшая неудача! — сказал я смущенным голосом. — Дарен и мисс Байер бесследно исчезли после того, как прибыли в Париж. В течение четырех дней я пытался выйти на них, но не обнаружил ничего такого, что мог бы посчитать за путеводную ниточку. — Я пожал плечами. — Я прекрасно знаю, когда потерпел неудачу! Я нанял местного парня с превосходной репутацией, чтобы продолжать поиски, хотя у меня и было дурное предчувствие, что ему повезет не больше, чем мне.

— Какая жалость! — Карл покачал головой. — Представляю, как вы расстроились!

— Спасибо! — Я благодарно улыбнулся ему. — Есть еще кое-что, почему я сейчас здесь. — Я изо всех сил постарался выглядеть предельно смущенным. — Мне думается, с самого начала мы начали довольно неудачно… — Я взглянул на Марти. — Я оскорбил парня, не зная, что он ваш друг, потом вы ударили меня, а я вас. Я хочу принести искренние извинения по этому поводу. Тогда я был абсолютно не прав!

Марти надул правый бицепс и посмотрел на него — в силу привычки, как я решил.

— Ну… — Я просительно посмотрел на Карла. — Потом тогда вечером в брентвудской квартире я был невежлив с вами обоими без всякого на то основания, так что хочу извиниться и за тот инцидент.

— Как мне думается, мы были не менее грубы, — небрежно произнес Карл. — Почему бы нам всем об этом не позабыть, как вы сами сказали, Рик? Ведь вас так зовут, верно?

— Да. — Я благодарно улыбнулся. — Спасибо, Карл, я высоко ценю ваше отношение ко мне. — Потом я переключил улыбку на его брата. — Очевидно, вас это сильно позабавило, Марти, но я страшно из-за этого переживал. Я даже проверил, не является ли Кэти Фрик вашей постоянной подружкой, прежде чем назначил ей сегодня свидание!

— Терпеть не могу глупых блондинок! — отрезал он.

— Анджела Бэрроуз — это я ее спрашивал — сказала мне, что ваша приятельница — артистка по имени Гиацинта.

— Хелоис! — поправил он.

— Ох, извините! — Я выглядел окончательно смущенным. — Во всяком случае, я подумал, что, если вы ничего не наметили на сегодняшний вечер, может, мы соберемся вчетвером?

— Хелоис в настоящее время уехала из города, — буркнул он.

— Какая жалость!

— Осталось всего два дня до открытия нашего Дома иллюзий, как я вам уже говорил, Рик, — неподдельно дружеским тоном произнес Карл. — Я буду там сегодня вечером, надо кое-что проверить. Если у вас с Кэти нет никаких более интересных планов, почему бы вам не заглянуть туда на часок? Я задержусь там допоздна, так что можете приезжать в любое время. Убежден, вам обоим будет любопытно увидеть, как все это действует.

— Великолепная идея! — воскликнул я. — Спасибо, Карл, мы непременно воспользуемся вашим приглашением!

— Увеселительный парк еще закрыт, конечно, — пояснил он, — но вы сообщите парню у ворот свое имя, я договорюсь с ним, чтобы он вас пропустил. Во всяком случае, в любое время до полуночи. Советую воспользоваться этим приглашением, Рик.

— Мы придем! — обещал я, допив свой стакан, и поднялся. — Я очень рад, что мы достигли взаимопонимания и во всем разобрались. Благодарю за бурбон. До вечера, Карл! — Я подарил солнечную улыбку и Марти и протянул ему руку. — Пока, Марти, увидимся, а?

Он какое-то мгновение внимательно смотрел на меня, потом в его глазах вдруг вспыхнул злобный огонек.

— Точно, Рик! Скоро увидимся!

Он зажал мою руку с такой силой, что у меня затрещали кости, и рванул меня к себе. Но в последний момент он выпустил мою руку и отступил в сторону, так что я врезался в ограждение, бедра мои ударились о верхний металлический брус, а инерция все продолжала увлекать меня вперед. На какую-то кошмарную секунду я увидел трехступенчатый каньон далеко внизу, который, казалось, устремился мне навстречу, когда верхняя половина моего тела перевесилась через ограждение, а ноги предательски заскользили. Но неожиданно я почувствовал железные пальцы, схватившие меня за плечо. Секунду они удерживали меня на месте, затем поставили снова на ноги.

— Просто шутка! — сказал Марти; в его глазах горело выражение издевательского триумфа. — Никаких обид, старый приятель?

Я медленно набрал воздух в легкие и так же медленно выпустил его через ноздри, после чего все перестало вертеться у меня перед глазами.

— Никаких обид, Марти! — пробормотал я сквозь сжатые зубы. — Шутка отменная, ничего не скажешь! Был момент, когда я подумал, что полечу на дно каньона.

— Совершенно идиотская шутка! — холодно произнес Карл. — Ты мог бы чуть-чуть ошибиться, Марти, и было бы уже поздно!

— Ах! — Марти презрительно пожал плечами. — Рик разбирается в шутках. Это было так же забавно, как в тот раз, когда он огрел меня железным стулом по голове, припоминаешь? — Его тонкие губы искривились в недоброй усмешке. — Верно, старый дружище?

— Одно несомненно, — повысил голос Карл. — Рику надо еще выпить.

— Ну так налей ему, — сказал Марти, — а у меня нет времени, надо заняться делом.

Он вошел в дом с прежним торжествующим блеском в глазах, и я в этот момент с большим наслаждением обрушил бы на его башку сразу пару стульев. Но я этого не сделал.

Карл снова усадил меня, проявляя неумеренную заботливость, как будто я был старой дамой, которую только что сбил грузовик, и чуть ли не насильно сунул мне в руку новый стаканчик бурбона.

— По временам Марти ведет себя как проклятый дурак! — Он опустился на свой стул. — Я глубоко сожалею об этой идиотской шутке!

— Забудьте о ней. Если бы не она, у меня не было бы основания выпить второй стаканчик.

Он вежливо рассмеялся.

— Прекрасно, что вы это так хорошо понимаете, Рик. Как жаль, что вам не повезло в Европе.

— Вы даже не можете себе представить, до чего же неудачно все сложилось для меня там! — заявил я со вздохом. — У меня была одна ниточка, которую следовало бы проверить, если бы я ничего не нашел в Париже. И она вела в Мюнхен. Я имею в виду парня по имени Вайгель, двоюродного брата Моники Байер, ее единственного родственника. Я подумал, что, если визит в Париж мне ничего не даст, я отправлюсь в Мюнхен и поговорю с этим Вайгелем. Может, она с ним в контакте, и он в курсе того, где они с Дареном находятся.

— Но Вайгель вам тоже не помог? — вежливо осведомился Карл.

— Если не везет, так уж не везет! Произошло черт знает что! — Я покачал головой с обескураженным видом. — В тот самый день, когда я уже собрался отправиться в Мюнхен, я прочитал в газетах, что его убили.

— Убили?

— Это случилось в какой-то маленькой деревушке в Баварских Альпах. Отчет в газете был такой невразумительный и противоречивый, что я из него ничего не понял. Совершенно дикая история о том, что он угнал машину и уехал на ней за милю от деревни, а тут какой-то другой тип вышел на середину дороги и застрелил его.

Но убийца не успел отскочить в сторону и оказался под колесами. — Я нетерпеливо пожал плечами. — Черт знает что за неразбериха, верно?

— Несомненно!

Карл осторожно погладил бороду.

— Да, вам здорово не повезло!

— Иногда случается, что у человека наступает сплошная полоса невезения.

Я покончил со своим стаканчиком и снова встал.

— А теперь я с нетерпением жду возможности разобраться в том, как иллюзионист творит свои чудеса, заставляя публику визжать от страха или восторга!

— Убежден, что вам это покажется захватывающим зрелищем. — Карл проводил меня через весь зал до самого выхода. — Вы не представляете, как я доволен, что вы сюда сегодня заехали. — И он вновь широко улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами. — Предчувствую, что мы станем добрыми друзьями.

Я поехал домой и был там около пяти. Сыграв сцену на балконе с омерзительным Марти в роли Ромео, я посчитал, что для меня на сегодня достаточно. Но всем известно, что человек предполагает, а Бог располагает. В справедливости этого изречения я убедился минут через пятнадцать, когда в дверной звонок позвонил Хью Лэмберт.

— Пожалуйста, Рик! — взмолился он, как только я отворил дверь. — Мне необходимо с вами поговорить.

— Опять?

— Пожалуйста! — Он только что не плакал.

— О’кей! — сдался я. — Но в вашем распоряжении всего пять минут.

Мы прошли в гостиную. Хью примостился на кончике стула и стал смотреть на меня, часто моргая, как ночная сова, не выносящая дневного света.

— Рик, — начал он, — я оказал вам услугу, верно?

— Когда это было?

— Я посоветовал вам связаться с Вайгелем, помните? Вы ведь даже сомневались, удастся ли вам отыскать Монику, если вы сначала не найдете его.

— Возможно, возможно… — Я усмехнулся. — Итак, вы оказали мне огромную услугу.

— Вы рассказали нам правду о Монике? — Его голос прозвучал настойчиво. — Ну, то, что она находится в этом санатории, и все прочее? То, что она безнадежно больна?

— Так заявил психиатр.

— Тогда какого черта вы заставляете Анджелу верить в чудо? — выкрикнул он с неожиданной яростью свой вопрос.

Я с неподдельным изумлением посмотрел на него.

— Я только ей сказал, что в ее распоряжении остается на ожидание чуда лишь три дня, Хью. Это же верно?

— Нет, неверно, и вы это знаете! — Голос его звучал страстно. — Это нечестно по отношению к Анджеле. Зачем вселять в нее несбыточную надежду, что Моника Байер выздоровеет, избавится от безумия и возвратится сюда вовремя, чтобы начать работать в картине «Стеллар». И что все это должно произойти за три дня.

— Что вас грызет, Хью? — спросил я из непритворного любопытства.

— Анджела, вот о ком я забочусь! Рик, жестоко поддерживать в ней надежду, для которой нет никаких оснований! Проклятие! У нее и без этого достаточно неприятностей. Дарен практически ее обманул, а теперь к тому же помешалась эта немецкая девчонка… Вы понимаете, это обойдется ей минимум в сто тысяч: всего пару недель назад «Стеллар» предложил именно столько за контракт с нею.

— У каждого из нас свои проблемы, Хью, — сказал я миролюбиво. — Но если Анджела не дождется своего чуда в течение трех дней, полагаю, от этого у нее не произойдет нервного срыва!

— А вот я в этом совсем не уверен! — буркнул он. — Конечно, она держит себя в руках, не распускается, размахивает в воздухе мундштуком и говорит властным тоном. Но это внешняя сторона, в действительности же она легкоранима, Рик.

— Вы хотите, чтобы я истек кровью на моем дорогом ковре? — усмехнулся я. — Нет? А чего же вы от меня тогда хотите? Чтобы я сказал ей, что на свете чудес не бывает?

— Почему бы вам не сделать этого, Рик? — Он заговорил умоляющим тоном. — Если она немедленно порвет контракт и попытается забыть о существовании Моники Байер, ничего, кроме добра, ей это не принесет! Да и всему агентству тоже. Анджела обратит внимание на другие объекты нашего бизнеса. У нас множество действительно новых клиентов, которые начали проявлять недовольство тем, что у Анджелы они как-то отошли на второй план.

— Никак не могу разобрать, чего вы добиваетесь, Хью?

Я задумчиво посмотрел на него. Он все так же сидел, примостившись на самом кончике стула. Его толстые короткие ноги едва доставали до пола. На круглой физиономии было ангельски невинное выражение, которое портили беспокойно бегающие глазки.

— Не забывайте, что в первую очередь именно вы толкнули Анджелу на эту авантюру с выкупом прежнего контракта Моники, а теперь он утратил всякую цену, и в довершение всего Анджела потеряла человека, за которого намеревалась выйти замуж, — заговорил я. — Это вас и мучает? Вы считаете, что чем быстрее она порвет злополучный контракт и позабудет все, связанное с ним, тем это будет лучше для Хью Лэмберта?

— У вас порочное мышление, Рик! — Лицо у него побагровело. — Похоже, что вы не верите ни одному моему слову. Я говорил вам раньше и повторяю еще раз: Анджела — единственный человек, о котором я беспокоюсь в этой довольно скверной истории.

— Если вы это утверждаете, Хью, — я нарочито медленно закурил сигарету, — скажите мне, чем Эрих Вайгель зарабатывал себе на жизнь?

— Я уже сказал вам прежде. — Он нетерпеливо повысил голос. — Когда я бывал в Мюнхене, мне так и не удалось это выяснить. Но судя по его внешности, он — крутой парень, и род занятий у него наверняка нелегальный. Об этом я вам тоже сообщил.

— Не знаю. — Я беспечно пожал плечами. — Мне он не показался особенно крутым, как вы изволили его охарактеризовать. Разве что этот шрам на лице.

— Кто как считает! — фыркнул Хью. — Вы сами из тех, кому палец в рот не клади, так что ни один бандит не покажется вам достаточно крутой личностью.

— Этот шрам просто интригует, — продолжал я, не обращая внимания на замечание своего собеседника. — Неужели вы никогда не задумывались над тем, как он его получил? Ведь на пару дюймов ниже, и он лишился бы обоих глаз… Страшный удар, верно?

— В Мюнхене у меня были куда более важные заботы, чем его шрам! — раздраженно огрызнулся Хью. — До него мне не было никакого дела. Не ввязывайся Вайгель в сомнительные истории, и шрама бы не было.

— Еще один момент, — продолжал я невозмутимо. — Ни один человек с усами не выглядит крутым. Вам это известно?

— Ну а это к чему? — Он ошеломленно уставился на меня. — Впрочем, подходите к данному вопросу, как считаете правильным. Я ошибся насчет Вайгеля. Поскольку он носит усы, он не выглядит крутым парнем, не так ли?

— О’кей! Давайте внесем некоторые коррективы. Из-за густых усов он не выглядит крутым парнем, но зато шрам на лбу придает его физиономии бандитское выражение. Верно?

— Вы что, немного спятили? — пробормотал Хью. — Постепенно теряете рассудок?

— Знаете, — произнес я очень серьезно, — возможно, вы и правы.

— Во всяком случае… — Он вскочил на ноги. — Мне надо уходить. Так вы скажете Анджеле, чтобы она перестала ждать какого-то немыслимого чуда, Рик?

— Нет! — отрезал я. — Полагаю, существует малюсенький шанс, что чудо все же произойдет.

— Подлец! — Он чуть не зарыдал от отчаяния. — Какой вы низкий негодяй, Рик! Я вас упрашивал, уговаривал, умолял о такой пустяковой услуге взамен того огромного одолжения, которое я…

— Убирайтесь к чертовой матери, Хью! — произнес я устало. — Идите рыдать еще на чьем-нибудь дорогом ковре. Вы нервируете и раздражаете меня как раз тогда, когда мне следует быть очень собранным.

Он с минуту смотрел на меня бешеными от ярости глазами, потом выбежал из комнаты. А через несколько секунд я услыхал, как захлопнулась входная дверь. После ухода Хью дом показался тихим, его ноющий голос больше меня не раздражал, но легче от этого мне не стало.

Глава 7

Я заехал за Кэти Фрик ровно в восемь. На ней было надето черное платье, удерживаемое на месте тоненькими бретельками. Вырез-каре был весьма низким, он не скрывал совершенно потрясающие «подножия» двух упругих холмов, разделенных ложбинкой. От лифа почти до самых колен ниспадала пышная юбка (или волан?) из черных кружев.

Я посмотрел на нее с восхищением, затем покачал головой.

— Таково ваше представление о повседневной одежде? Что же вы наденете по случаю официального приглашения? Бикини, наверное?

Она снисходительно улыбнулась.

— Я совершенно случайно наткнулась в шкафу на эту старую тряпку. Решила, что ее надо проветрить.

— Кэти, дорогая, вам не нужны никакие наряды! — воскликнул я совершенно искренне. — У вас имеется все, я это вижу невооруженным взглядом.

— Может быть, мы пойдем куда-нибудь поесть? — спросила она с самым невинным выражением лица. — А то вы смотрите на меня такими голодными глазами, что у меня сердце сжимается от жалости.

Мы отправились в тихий итальянский ресторанчик, хорошо мне известный. Он мне нравился особой интимной атмосферой и настоящим красным «кьянти»; я отношусь к тем знатокам вин, для которых после двух стаканчиков бурбона любое вино кажется лимонадом, из которого исчез весь газ. Но настоящее «кьянти» — это совершенно особая вещь!

К тому времени, когда нам принесли по второй чашечке кофе, который Кэти запивала мятным ликером, а я бурбоном, стрелки часов подбирались к десяти.

— Это был потрясающий обед, Рик! — сказала Кэти мечтательно. — Ну а что вы запланировали на остаток вечера? — Она внезапно зарделась.

— Большой сюрприз! — ответил я. — Мы получили персональное приглашение от мастера иллюзий, который обещает продемонстрировать нам весь набор своих трюков. Это нечто единственное в своем роде, как принято выражаться в светской хронике, и будем присутствовать только мы двое.

Она не пришла в восторг:

— Вы случайно говорите не о Карле Крузе?

Я молча кивнул, выражая свое восхищение.

— Эта девушка — само совершенство! — произнес я торжественно. — Она не только красива, но и чертовски сообразительна!

— Я думала, что увеселительный парк еще не открылся.

— И снова в точку! Но, как я сказал, это персональное приглашение. Публики не будет, только мы вдвоем.

— Не уверена, что я в восторге от данной перспективы, — произнесла она с сомнением. — Не хочу быть грубиянкой, но Карл Круз не вполне отвечает моим представлениям об интересном вечере.

— Очень сожалею, милочка, но я ему обещал. Кроме того, нам вовсе не обязательно задерживаться у него долее четверти часа, выразим восхищение парой каких-нибудь пустяков и удерем. О’кей?

— Пожалуй!

Ее полная верхняя губа слегка дрогнула, и я с большим трудом удержался от намерения перегнуться через стол и легонечко ее куснуть.

— Я только оплачу счет, и мы сразу пойдем, ладно? Чем раньше мы туда заявимся, тем раньше уйдем.

— Знаете что, Рик? — Она одарила меня кисло-сладкой улыбкой. — По временам вы изрекаете прописные истины!

— И мне следовало на это обидеться, очевидно, вы считаете меня занудой, чья смелость не простирается далее приглашения в кино и на аттракционы.

— Как вас понимать?

— Догадываетесь, что я запланировал на оставшуюся часть ночи? Я хочу сказать: вечера?

Ее лицо снова вспыхнуло.

Попридержите язык, Рик Холман! Не то я немедленно отправлюсь домой! — пригрозила она.

Я заплатил по счету, схватил ее за руку и поспешно вывел из ресторана туда, где стояла машина, пока ей не пришло в голову привести свою угрозу в исполнение. На поездку до увеселительного парка ушло около тридцати минут. Я остановил машину перед запертыми воротами. Появился сторож. Когда я сообщил ему, кто мы такие, он сказал, что мистер Круз предупредил его обо всем и что он сейчас впустит нас.

— Отсюда до Дома иллюзий далеко, — добавил он, — но если сразу за воротами вы свернете налево и, проехав мимо колеса обозрения, у карусели еще раз повернете влево, то ярдах в пятидесяти перед собой увидите этот самый Дом иллюзий. О’кей?

— Огромное спасибо! — сказал я, протягивая ему доллар.

— Вы не были обязаны мне его давать, сэр.

Однако он моментально спрятал доллар в карман брюк, очевидно, испугавшись, что я могу всерьез принять его отказ.

— Сейчас открою ворота.

Через несколько минут мы въехали в увеселительный парк. Я в точности придерживался указаний сторожа. Свернул налево перед колесом обозрения, затем у карусели и внезапно почувствовал, что Кэти дрожит.

— Вы замерзли?

— Не совсем, — ответила она тоненьким голосочком маленькой девочки. — Просто в этом месте мне как-то не по себе, вот я и вздрогнула. Кругом все такое большое, и темное, и пустынное. Так и кажется, что на карусели надумают покататься привидения. Или из темноты выскочит какой-нибудь упырь…

— Замечательно! — засмеялся я. — У вас самое подходящее настроение для того, чтобы встретиться с мастером иллюзий.

— Рик! — Она на секунду взяла меня за руку. — Прошу, не будем долго задерживаться в обществе Карла Круза, хорошо?

— Конечно! Самое большее — пятнадцать минут.

Я припарковал машину перед большим темным строением высотой этажа в четыре. И мы вышли из машины. Первым делом мне бросились в глаза яркие буквы, горящие на фасаде:

«ДОМ ИЛЛЮЗИЙ.

ГАРАНТИРУЕМ, ЧТО ОТ СТРАХА ВЫ НЕ УМРЕТЕ.

ЗАЙДИТЕ И ПОЗНАКОМЬТЕСЬ С ЧУДОВИЩАМИ!»

Я посигналил клаксоном. Кэти снова вздрогнула.

— С самого детства я терпеть не могла подобные вещи! Карусель еще куда ни шло, но всякие поезда призраков, зеркальные дома и прочие ужасы пугали меня до потери сознания.

— Ну, во всяком случае, здесь они гарантируют, что вы не умрете от страха.

Я кивнул в сторону надписи на стене, и тут неожиданно появился прямоугольник яркого света в самом конце здания, где открылась дверь, и раздался голос Карла Круза:

— Это вы, Рик?

— Конечно. Мы приехали проверить точность ваших гарантий.

— Идите же сюда!

Мы подошли ко входной двери. Карл отступил в сторону, пропуская нас внутрь, затем провел нас по узкому коридору в огромную комнату, которая мне показалась внутренностью самого большого компьютера в мире.

Там были тысячи больших и маленьких проводов, приборов, катушек и электроламп, которые, очевидно, управлялись с одного щитка. Я не берусь описать это должным образом, ибо даже в мальчишеские годы у меня не пробудилось желание создать собственный перпетуум-мобиле.

— Хэлло, Кэти! — воскликнул Карл, когда мы оказались в центре комнаты. — Я в восторге, что вы оба приняли мое приглашение.

— Спасибо, Карл. — Она вымученно улыбнулась. — Я уже дрожу от страха.

И я увидел, как в центре его физиономии блеснули белые зубы.

— Ну, а для чего все это сделано? — спросил он, посмеиваясь.

— Надеюсь, вы не станете давать подробные объяснения о назначении отдельных частей этого огромного компьютера? — воскликнул я в притворном ужасе.

— Знаете, до вашего прихода я как раз и собирался так поступить. А теперь подумал, что будет гораздо интереснее, если вы с Кэти сначала самостоятельно походите по Дому. Ознакомитесь с тем, что видят посетители, а уж потом я объясню, как это делается.

— Отлично, Карл! — воскликнул я, делая вид, что не замечаю, как помрачнела Кэти. — Откуда начинать?

— Постойте минутку, только включу основной двигатель.

Он подошел к набору массивных выключателей и последовательно начал их включать. В комнате раздался характерный для любого цеха гул работающих машин.

— О’кей! — крикнул Карл. — Идите за мной.

Мы прошли назад по узкому коридору и выбрались из здания, обогнули его и очутились перед центральным входом. Теперь все здание было испещрено гигантскими неоновыми надписями. Одни вспыхивали, другие гасли. Неподвижными оставались лишь две кошмарные фигуры по обе стороны входа, излучающие зеленый свет.

— Вот мы и пришли! —объявил Карл, когда мы оказались у входной двери. Он ткнул пальцем в пустую будку билетной кассы и хохотнул: — Тут всегда бывает многолюдно!.. Проходите прямиком в эту дверь и идите дальше. А я буду вас ждать на выходе. Желаю получить удовольствие!

Я крепко взял Кэти за руку и потащил ее к подобию двери в склеп, где помещалась кровавая эпопея самого Дракулы.

— И мы должны туда войти? — дрожащим голосом спросила Кэти. — Боюсь, что со мной сейчас начнется истерика.

— Вам совершенно незачем волноваться, — заверил я ее. — Не забывайте, что я буду с вами до самого конца.

— Помню, помню, только почему-то страх у меня не проходит.

Когда мы оказались в нескольких футах от двери в подобие склепа, она распахнулась с душераздирающим скрипом, и мы оказались в непроглядной тьме. А когда дверь за нами захлопнулась, раздался леденящий душу стон, и я почувствовал, что рука у Кэти не дрожит, а трясется, словно под воздействием тока.

— Ну как мы сумеем пройти куда-то в этой кромешной темноте? — запротестовала Кэти.

И как будто в ответ на этот вопрос откуда-то справа от нас раздался жуткий шепот, от которого мороз продирал по коже:

— Чувствуете себя затерянными в темноте? — За этим последовал злобный хохот. — Не беспокойтесь, друзья! Я с радостью освещу вам путь.

Вспыхнул призрачный голубоватый свет, и перед нами предстал чудовищный Франкенштейн, держа окровавленными лапами лампу, с которой капала густая кровь. Странное видение шло нам навстречу.

— Проходите дальше! — прошептал тот же жуткий голос. — Не обращайте на него внимания, сегодня он уже наелся!

Я не слишком деликатно дернул Кэти за руку, и мы двинулись в путь. Когда мы находились уже футах в шести от чудовища, оно издало грозное рычание и чуть ли не кинулось нам навстречу. Кэти пронзительно закричала, и свет тотчас погас, а еще через две секунды тусклый желтоватый туман показал, что никакого чудища больше нет и что перед нами деревянная винтовая лестница.

У нас за спинами кто-то закудахтал противным голосом:

— Идите дальше, дорогуши! — Такой мерзкий голос мог быть только у ведьмы. — Вверх по лесенке, как хорошие послушные дети! Мы ждем вас там наверху. Получится очаровательная вечеринка. Котел с кипящей водой давно уже стоит на очаге. Но мы не сможем приступить к веселью, пока вас нет с нами.

Когда мы поднялись до половины лестницы, свет вновь появился, желтый туман — или это было сияние? — сменился неестественным пурпурным заревом. Но стоило нам оказаться на вершине лестницы, как свет снова погас, раздался удар грома, и сверкнула молния, осветив длинный стол, вокруг которого восседала всевозможная нечисть, оснащенная огромными кухонными ножами, топорами для рубки мяса, окровавленными вилами. Все они явно ожидали той минуты, когда смогут принять участие в праздничной трапезе. Тусклое красновато-оранжевое освещение придавало особую мрачность этой сцене. С каждым шагом мы все ближе подходили к столу. Один из вурдалаков вскочил с места и устремился к нам.

В таком духе продолжалось и далее, но с некоторыми вариациями. Так, например, на третьем этаже прямиком на нас начала падать высоченная стена, пока уже не оставалось сомнения, что сейчас вся эта каменная кладка обрушится на наши головы. Лестница, ведущая на последний этаж, ярко освещалась приятным белым светом, но под некоторыми ступеньками скрывались вентиляторы, и если кто-нибудь наступал на такую ступеньку, то на его обрушивалась мощная струя воздуха.

Когда такое случилось в первый раз, Кэти совершила большую ошибку, взвизгнув от страха, вместо того, чтобы хвататься за подол юбки. Так что, прежде чем перепуганная девушка догадалась подняться на следующую ступеньку, я имел удовольствие увидеть стройные ножки, обтянутые тоненькими колготками, и черные кружевные трусики. После этого до самого конца лестницы она придерживала юбку, как если бы ее преследовал сексуальный маньяк. Возможно, она была недалека от истины, учитывая, что я шел следом за ней.

Верхний этаж был погружен в темноту. Потом где-то над нашими головами возникло едва заметное голубоватое свечение. Раздался шуршащий звук, потянуло ветерком, словно кто-то пролетал неподалеку от нас.

— Приветствуем вас, смертные! — вкрадчиво произнес глубокий гортанный голос. — Приветствуем и приглашаем вас в обитель духов. На какое-то мгновение в вашем жалком временном существовании вы можете войти в величественный мир божественного бытия.

Свет стал чуточку ярче. Перед нами промелькнуло улыбающееся лицо Юпитера. Остальное было столь же потрясающей фантастикой. Пьяный Бахус носился по всей комнате, то и дело прикладываясь к золотому кубку. Из поблескивающей морской раковины появилась прозрачная Венера с золотистыми, струящимися по спине волосами, направилась танцующей походкой нам навстречу и исчезла только тогда, когда до нее оставалось лишь рукой подать. Крылатый Меркурий деловито пролетал из одного помещения в другое, определенно намереваясь выполнить какие-то распоряжения Юпитера.

Наконец снова наступила тишина, и тот же голос сказал:

— Простые смертные видели достаточно! Боги говорят: прощайте!

Прямо перед нами появился тускло освещенный коридор. Мы прошли по нему до эскалатора, находившегося в самом конце.

— Я не могу поверить, что все на самом деле кончено! — сказала Кэти, стоя на движущемся эскалаторе. — Последняя часть с богами была недурна, но все эти кошмары… Ой!

Окровавленная рука, неожиданно высунувшаяся из стены возле Кэти, тотчас исчезла, но я едва успел подхватить девушку, когда та рухнула на колени.

На этом ее мытарства окончились. Мы сошли с эскалатора и вышли через двери с прозаической надписью «Выход» туда, где нас ожидал Карл.

— Ну и как вам все это показалось? — спросил он, когда мы шли назад.

— Пожалуйста, не говорите на эту тему, — едва слышно взмолилась Кэти. — Я все еще могу упасть в обморок.

— Очень интересно! — сказал я. — И самым лучшим был тот момент, когда Кэти встала на ступеньку, а воздушная струя из вентилятора…

Мне не удалось окончить эту фразу: Кэти изо всех сил двинула меня в бок, тем самым довольно эффективно заткнув мне рот на несколько последующих минут.

Мы вернулись в служебное помещение. Карл выключил электропитание, и в комнате снова стало тихо.

— Вам не нужно придерживаться правил вежливости, — сказал Карл с улыбкой. — Если хотите немедленно уехать, пожалуйста.

— Нет, — сказал я, решительно игнорируя требовательный взгляд Кэти. — У меня имеется минимум парочка вопросов.

— Прекрасно, спрашивайте, Рик! — Карл улыбался во весь рот.

— Расчет времени, — произнес я с любопытством. — То, как фигуры приближаются к тебе, или как эти собравшиеся на шабаш ведьмы и прочая нечисть, ожидающие ужина, поднимаются постепенно один за одним на ноги, когда ты подходишь к ним? Как вы достигаете этого? Какие-то контролирующие устройства в полу или нечто в этом роде?

— По большей части радар, — сказал он, — контроль «магическим глазом». Когда вы продвигаетесь вперед, то прерываете невидимые лучи, и это активизирует электронные фигуры. То же самое с пластиковой рукой, которая хватает человека на эскалаторе.

— Ух! — Кэти вздрогнула. — Не напоминайте мне об этом. Я теперь целую неделю буду плохо спать.

— Верхний этаж — это нечто! Боги Олимпа! — произнес я с энтузиазмом. — Ну а это как вы делаете, Карл?

Венера, поднимающаяся из морской раковины, была совершенно как живая.

Он немного поласкал свою бороду и посмотрел на меня такими глазами, как будто я был его первым учеником.

— Это моя лучшая работа, — сказал он без ложной скромности. — Многие аттракционы в Доме дублируют то, что имеется в том или ином варианте у других, но верхний этаж — это мое собственное творение.

— Не станете же вы меня уверять, что все это достигается при помощи зеркал? — спросил я недоверчиво.

— Не совсем.

Он снова принялся поглаживать бороду, но когда я уже ожидал, что она вот-вот замурлыкает, прервал это занятие и вновь заговорил:

— Тут использован целый комплекс — сочетание кинопроектора и трехмерной мультипликации с…

— О’кей! — Я протестующе поднял руки. — С меня достаточно. Признаю себя побежденным, — Карл!

— Есть еще вопросы, Рик?

— Вроде бы нет, — ответил я с сожалением.

— В таком случае, — его глаза неожиданно сверкнули, — прежде чем вы уйдете, разрешите продемонстрировать вам новейшую иллюзию. Мое самое большое достижение, так сказать, венец моего искусства. Можете мне поверить.

— Если вы не возражаете, — робко заговорила Кэти, — я уже и так достаточно насмотрелась всего и теперь, наверное, по ночам меня будут мучить кошмары…

— В этом нет ничего устрашающего, — твердо заявил Карл. — Как раз наоборот. И на это потребуется всего минута.

— Мы с удовольствием посмотрим! — сказал я поспешно.

— Странные дела! — продолжал он задумчиво. — Я работал над этим два месяца, но довел до кондиции, как принято выражаться, лишь два дня назад. Когда я приступил к работе по совету Анджелы Бэрроуз, я не знал ни одного из вас. — Он открыл дверь в дальнем конце операторского зала. — Пройдемте сюда на минуточку.

Мне пришлось почти втолкнуть Кэти в комнату. Увидев, что это самая обычная комната с голыми стенами и полом, в которой нет ничего, кроме нескольких стульев, она с облегчением вздохнула.

— Пожалуйста. — Карл гостеприимным жестом указал на стулья. — Садитесь. Вы будете первыми зрителями величайшего иллюзиона, созданного мной, Карлом Крузом!

Мы сели, а он вышел из комнаты. Через несколько минут Кэти испуганно вцепилась мне в руку, потому что помещение погрузилось в темноту.

— Не бойся, милочка, — произнес я сочувственно. — Он, вероятно, просто хочет открыть могилу прямо у нас под ногами.

Она жалобно застонала, я покровительственно обнял ее за плечи. Во всяком случае, такова была моя цель, и я не виноват, что при этом моя рука нечаянно скользнула ниже и обнаружила упругую округлую грудь, которую было бы грех не погладить. Я почувствовал, что Кэти слегка замерла, но сразу же снова расслабилась, и я догадался, что, по ее мнению, мое соседство все же лучше, чем оказаться совсем одной, когда могила разверзнется у нее под ногами. Конечно, от этого я в ее глазах не превратился в Ромео, однако с моей стороны было бы глупо на такое рассчитывать.

— Леди и джентльмены, — объявил чей-то голос. — Карл Круз имеет удовольствие представить вам свою величайшую иллюзию — Девушку из Космоса.

Комната наполнилась мерцающим светом. Вначале я не мог понять, чем достигается эффект, но потом увидел, что такое «неземное» освещение создается множеством огней, различных по размеру и яркости свечения. Мыслилось, что мы с Кэти находимся где-то в космосе, скорее всего в зоне Млечного Пути. Затем откуда-то из дальнего конца комнаты на нас стала надвигаться ослепительно яркая вспышка, как если бы родилась новая звезда. Она быстро заполняла все пространство, значительно превосходя по яркости все другие источники света, взятые вместе, и оттесняя на второй план прежние звезды.

Новая звезда все увеличивалась в размерах, ее свет становился все ярче и ярче, пока не разлился ослепительным заревом по всей комнате. И тут началось что-то новое. Потоки света закружились в калейдоскопе вспышек разных оттенков, постепенно приобретая вполне определенные, не такие расплывчатые очертания, в которых угадывались человеческие формы.

А секунд через пять я ошеломленно смотрел на высокую брюнетку, находившуюся в каких-нибудь шести футах от меня. Одной рукой она упиралась в бедро. На губах у нее играла призывная, манящая улыбка. Ветер разметал ее волосы, но одна черная блестящая прядь свисала через плечо на грудь. Глаза были темные, задумчивые. Довольно большой рот, слегка изогнутый улыбкой, выражал презрительный вызов всем, на нее смотрящим. Надетое на нее бикини не скрывало фигуры — высокой полной груди, тоненькой талии, изящного изгиба бедер и длинных стройных ног.

Губы этого очаровательного создания медленно двигались, и она заговорила грудным, чуть хрипловатым голосом, в котором чувствовался едва уловимый иностранный акцент:

— Я — Девушка из космоса! Новая звезда, поднимающаяся на голливудском небосводе! Я приветствую вас, первых очевидцев рождения новой звезды. — На мгновение ее губы дрогнули. — Я бы хотела… Я хочу, чтобы вы… — Она замолчала, подыскивая слова. Неожиданно на ее лице появилось выражение безумного страха. — Помогите мне! — прошептала она. — Ради Бога, помогите, они хотят…

Свет померк. Девушка исчезла.

— Это была Моника! — дрожащим голосом произнесла Кэти. — Говорю вам, это Моника!

— Точно, — пробормотал я. — Но…

В комнате вновь загорелся свет, вернув ей прозаически голые стены и пол. Отворилась дверь, вошел Карл.

— Ну, что вы об этом думаете? — вкрадчиво спросил он.

— Фантастика! — воскликнул я.

— Это же была Моника Байер! — заговорила взволнованно Кэти. — Как вы смогли…

— Вначале это была идея Анджелы, — ответил он беспечно. — Ей захотелось получить шикарную рекламу. Я поделился с ней своими мыслями о новом иллюзионе, и она решила, что подобная диковинка будет способствовать успеху мисс Байер. Очевидно, вам известно, что Анджела сразу же окрестила ее Девушкой из космоса, так что данный аттракцион вроде был бы естественным.

— Но выглядело так, будто Моника рядом с нами! — никак не могла успокоиться Кэти. — Я готова побожиться, что она была живая, настоящая, говорила с нами…

— Основой, естественно, является трехмерный фильм, — продолжал Карл, как будто он не слышал ни единого слова, сказанного Кэти. — К сожалению, у меня имеется всего одна лента, которую мы сделали до того, как Моника Байер уехала с Дареном в Европу. Как вы видели… — Он неодобрительно пощелкал языком. — Под конец у бедняжки появилось чувство сценобоязни, довольно частое явление у молодых актеров. Мы собирались сделать дубль в тот самый день, когда она улизнула с Дареном. Самое же обидное то, что теперь мне придется заново осуществлять свою идею с какой-то другой моделью. Но космическое начало аттракциона, вид неба и рождение новой звезды можно оставить, не так ли?

— Но…

Больше Кэти не успела ничего сказать, потому что я толкнул ее локтем под ребра в качестве справедливого обмена условными знаками, просунул руку ей под мышку и заставил ее встать.

— Мне все это кажется великолепным, Карл! — сказал я. — Не знаю, как вас и благодарить за то, что вы разрешили нам все это посмотреть.

— Вы очень любезны, Рик! — Он принялся поглаживать свою бороду. — Я вас слишком уж задержал. Разрешите проводить вас до машины.

Мы снова прошли сквозь операторский зал и узенький коридорчик и очутились в погруженном во мрак увеселительном парке. Когда мы подошли к машине, я усадил Кэти на переднее сиденье, закрыл дверцу, затем снова повернулся к Карлу:

— Еще раз благодарю за потрясающий вечер!

— Мне самому это доставило удовольствие, поверьте, Рик!

— Еще один последний вопрос. — Я улыбнулся ему, как закадычному дружку. — Возможно, это затрагивает какие-то профессиональные тайны, поэтому я не обижусь, если вы не захотите отвечать… Когда иллюзия не является иллюзией?

— Это чертовски умный вопрос, Рик! — произнес он очень серьезно. — Но на него трудно ответить, не вдаваясь в технические подробности. Может быть, мне сформулировать это таким образом?

Он весьма непочтительно подергал свою вандейковскую бородку, чтобы, как мне показалось, активизировать свои умственные процессы. Впрочем, может, за него думала борода, кто знает?

— Когда иллюзия не является иллюзией? — повторил он начальствующим тоном. — Полагаю, проще всего на это ответить так: когда кто-то пытается ее разрушить.

Я уныло усмехнулся.

— Это выше моего понимания, Карл. Вам надо опуститься до уровня простых смертных, чтобы объяснить это мне.

— Ну, — в темноте его белые зубы блеснули особенно эффектно, — возможно, я отвечу несколько иначе. Иллюзия, какой бы блестящей она ни была, зависит целиком от восприятия. Если ты принимаешь иллюзию, когда видишь ее или думаешь, что видишь, она остается иллюзией. Но как только ты делаешь попытки проанализировать иллюзию, исследовать ее, тогда все разрушается.

— Сейчас ты ее видишь, сейчас — нет? — сказал я. — А когда ты подходишь к ней с точки зрения научных трактовок и всякой аппаратуры, иллюзия сразу же исчезает?

— Хорошо сказано, Рик. — Он медленно кивнул. — В точности то, что я имел в виду. Как иллюзионист, я не стану скрывать, что если кто-то надумает исследовать одно из моих творений, я предпочел бы сначала его разрушить, а уж потом пусть разные научные крысы растаскивают обломки.

— Спасибо, Карл! — сказал я. — Мне кажется, я разобрался, что вы имеете в виду.

— Уверен, что вы меня поняли, Рик. — Голос у него звучал по-дружески. — Чувства Марти совпадают с моими, но, как вы знаете, он слишком порывистый и неуравновешенный. Если Марти только подумает, что кто-то решил исследовать механизм одного из наших иллюзионов, он тут же уничтожит такого любознательного, не считаясь с тем, что при этом могут погибнуть не только любопытные, но и зрители, пришедшие в наш павильон без всяких дурных намерений.

— Вполне согласен с вами, Марти излишне порывист и неуравновешен. Спасибо, все это было чертовски интересно, Карл!

— Загляните как-нибудь еще разок, Рик, когда у вас не будет лучшего занятия. — Теперь в голосе Карла слышались холодные высокомерные нотки. — Только непременно предупредите заранее о своем приезде.

Глава 8

Кэти сделала еще один глоток из высокого стакана со скотчем, который я ей налил, затем сбросила туфли и устроилась с ногами на диване. Я медленно потягивал свой любимый бурбон с кубиками льда, восхищенно поглядывая на девушку. Ее платье поползло вверх по крутым бедрам, а две тесемочки, которые удерживали его на плечах, выглядели так, будто они вот-вот лопнут, не выдержав резких движений хозяйки.

— Благодарю вас, Рик Холман! — задумчиво произнесла она, затем выпила еще глоток скотча. — Благодарю вас за один из самых поразительных вечеров в моей жизни. За какие-то четыре часа вы познакомили меня с таким количеством ночных кошмаров, что мне этого будет достаточно до конца моих дней. И я хочу, чтобы вы знали, как я это ценю! — Она вздрогнула и вновь пригубила скотч. — А последний номер больше всего подействовал мне на нервы. Я до сих пор не могу поверить, что Моники не было с нами в комнате, хотя я и знаю, что она где-то в Европе.

Как кто-то сказал, дорога в ад вымощена благими намерениями. В тот момент меня раздирали противоречивые чувства, и это ощущение было болезненным.

Одна моя половина спрашивала: чего я жду, автобуса или чего-то еще? Передо мной потрясающая блондинка, которая на протяжении вечера продемонстрировала, что я ей совсем не противен. Потом, по ее собственному признанию, ее нервная система была подвергнута всяческим испытаниям. И вот теперь она сидит на моем диване и пьет слишком много скотча в слишком быстром темпе.

Другая моя половина твердила, что сейчас наступило время, когда я должен докопаться до истины, без которой мне никак не удастся соединить воедино уже скопившиеся у меня разрозненные куски и кусочки.

Я надумал подкинуть вверх монетку, но тут Кэти неожиданно выпрямилась, одернула юбку до самых колен и поправила бретели на плечах.

— Ответьте мне совершенно откровенно, Рик Холман, — заговорила она холодным как лед тоном, — был ли весь сегодняшний вечер, начиная с прекрасного обеда в ресторане и кончая посещением дома ужасов, частью большого плана соблазнить меня? Именно потому вы привезли меня к себе домой и теперь упорно спаиваете?

— Я вовсе вас не спаиваю, милочка, — возразил я миролюбиво. — Вы сами требуете вам подливать.

Она посмотрела на свой стакан, затем фыркнула:

— Ха! Мне следовало сразу об этом догадаться! Ты не получишь ничего спиртного в этом проклятом месте, если сама не потребуешь! Мой стакан снова пуст!

Я забрал его, прошел к бару и вновь наполнил до самого края, затем отнес ей. Она забрала у меня стакан и по-королевски махнула рукой, как будто ожидая, что я немедленно упаду на колени и буду стоять возле нее, замерев в почтительном экстазе. Потом сделала первый экспериментальный глоток.

— Чего вы сюда намешали? — спросила она с негодованием. — Подлили воды в скотч?

— Дом иллюзий вас и в самом деле напугал, — заметил я, — а вот Карл Круз вам ни капельки не страшен, верно?

— Совершенно верно, ни капельки! — От выпитого скотча она расхрабрилась, и все же в ее голосе чувствовался неподдельный испуг. — Я считаю его мразью, а его бородка вызывает у меня омерзение. Но вообще-то он меня не страшит.

— В таком случае, вы ужасно боитесь Марти? — спросил я вкрадчиво.

Она не донесла стакан до рта.

— Марти? — послышалось некое воркование, которое, очевидно, должно было изображать смех. — Чего ради мне его бояться?

— Не знаю, — ответил я правдиво, — но он напугал вас так сильно, что превратил в лгунью. И давайте смотреть правде в глаза: вы, Кэти, — милочка, вы — потрясающая девушка, и вместе с тем — трусливая врунья.

— Как вы смеете называть меня вруньей? — Ее глаза гневно засверкали. — Да я, Рик Холман…

— Что вы? Скажите мне правду. Я считал вас хорошей старомодной девушкой в удивительной современной рамке, — заговорил я насмешливо. — Именно старомодной порядочной девушкой, у которой достаточно ума, чтобы справиться с любым мужчиной и вертеть им, как заблагорассудится. Одним словом, девушкой с характером. Но Марти Круз вас до того напугал, что превратил вас в лгунью, а возможно, во что-то худшее.

Ее лицо вспыхнуло, затем она плеснула содержимое своего стакана мне в лицо. Лихорадочно нащупывая в кармане носовой платок, я сердито подумал, что это моя собственная вина: откинься я вовремя назад, все было бы в порядке.

— Рик… — Она произнесла это извиняющимся голосом, почти униженным. — Простите…

Я вытер глаза и снова обрел способность видеть. Кэти растерянно смотрела на меня, в глазах ее стояли слезы.

— Ладно, успокойтесь, — сказал я. — Забудьте о случившемся… Я все равно собирался отдать ковер в чистку, чтобы уничтожить пятна от пролитого на него вина.

— Вы, конечно, абсолютно правы, — со вздохом пробормотала она. — Вот почему я на вас так обозлилась. Я ненавижу Марти Круза! Он превратил меня в трусливую врунью, и за это я его возненавидела. Но я его к тому же боюсь! Он не просто жестокий человек, он настоящий садист!

Я внезапно живо представил себе, как выглядело дно каньона, когда я перегнулся через ограждение веранды, лишь чудом не полетев вниз.

— Это я знаю, милочка. Лучше расскажите, как он превратил вас в лгунью.

— Ладно… — Она похлопала длинными ресницами, ибо красивая женщина в любой обстановке не перестает кокетничать. — Как вы считаете, могу я выпить стаканчик для храбрости?

— О’кей… — Я исподтишка вздохнул, однако взял у нее из рук пустой стакан. — Но предупреждаю, если и этот скотч полетит мне в физиономию, я сразу же отвезу вас назад в дом кошмаров и запру там на всю ночь до утра!

— Да? — Ее чувственная верхняя губа слегка изогнулась. — А я подумала, что вы пригрозите сделать со мной что-то более волнующее!

Я был рад тому, что отошел от нее к бару, чтобы приготовить очередную порцию. Ее слова подлили масла в огонь, и соотношение между моими двойственными намерениями на какое-то время изменилось явно не в пользу здравого смысла. Устоять перед соблазном мне помогла лишь мысль о том, что я все же мужчина, а не безмозглый юнец, не умеющий управлять своими инстинктами.

Я отнес Кэти свежее питье. Она взяла стакан и похлопала ладошкой по дивану рядом с собой:

— Садитесь сюда, Рик. Так мне будет легче исповедоваться перед вами.

Она убрала ноги с дивана, чтобы я мог устроиться совсем рядом с ней. Я сел. В эту минуту она снова подняла ноги и положила их без тени смущения мне на колени. Это скрытое дикарство в ее натуре я заметил еще при нашей первой встрече, но ни в тот раз, ни сейчас не смог определить, являлось ли оно ее врожденной особенностью или же тщательно продуманной игрой.

— Итак, расскажите мне, каким образом Марти сделал из вас лгунью, — произнес я не совсем уверенно.

— Вообще-то я карьеристка, Рик, — начала она. — Полагаю, вы это заметили.

— С такими ножками вы могли бы… — начал я, затем сухо добавил: — Заметил, конечно.

— Анджела Бэрроуз — фантастическая женщина. Она создала это «Агентство талантов» из ничего, а теперь оно известно по всей стране. И прошло-то всего два года. Она — требовательный босс, которому нелегко угодить на работе, но я уверена, что могу многому научиться у нее, чтобы побыстрее подняться вверх по служебной лестнице. Как я считаю, в ее агентстве на это мне потребуется в четыре раза меньше времени, чем в любом другом месте. Но в чем она совершенно непреклонна — это ошибки. Допустите хотя бы одну серьезную ошибку, и она укажет вам на дверь.

— Вроде бы я не просил вас характеризовать Анджелу Бэрроуз?

— Вы хотели выслушать меня, ну так разрешите мне все объяснить по-своему! — огрызнулась Кэти.

— О’кей, обещаю больше не прерывать.

Я отпил немного бурбона и рассеянно положил руку ей на колено.

— Вы мне мешаете! — твердо заявила она.

— Автоматический рефлекс, — пояснил я с достоинством. — Надо же мне было на что-то опереться…

— Вот-вот, а потом скажете, что в голове у вас появляются фривольные мысли! — заметила она не слишком гневно. — Ладно, пусть ваша рука остается на моем колене, но если она начнет менять положение, я отвлекусь, и вы так и не услышите о том, как я превратилась в лгунью.

Я крепко сжал пальцами колено вокруг впадинки.

— Теперь рука никуда не соскользнет!

— О’кей!

Она сделала глоток скотча, чтобы прочистить горло.

— Ну, как вы знаете, Анджела поручила мне побыть в роли компаньонки при Монике Байер в брентвудском многоквартирном доме. Я не пришла в большой восторг от этой перспективы, но работа есть работа. До того, как я приступила к своим обязанностям, Анджела объяснила мне, что она не ждет от меня, чтобы я ровно в девять вечера загоняла такую красивую девушку, как Моника, в постель. От меня требуется лишь, чтобы я была в курсе всех ее свиданий во избежание у Моники каких-то серьезных неприятностей. — Кэти снова глубоко вздохнула. — Но стоило нам с ней перебраться в эту квартирку, как мы буквально были атакованы мужчинами. Первым появился с характерным голодным выражением в глазах Хью Лэмберт. До этого он уже несколько раз довольно откровенно приставал ко мне в офисе, но мне удавалось его вежливо поставить на место. Когда же он появился у нас в Брентвуде, он просто меня не замечал. Он был без ума от Моники. Каждый раз, когда он смотрел на нее, глаза у него становились маслеными, он только что не пускал слюну. Она действительно была славной девушкой. Для нее мистер Лэмберт был человеком, с которым она встретилась в Мюнхене, важной голливудской шишкой — он рекомендовал ее Анджеле в «Агентство талантов» и уговорил ту выкупить контракт Моники в местной киностудии. Поэтому она всегда была с Хью вежлива и мила, обращаясь с ним как со своим старым дядюшкой, наведывающимся к ней из города. Но однажды Хью приехал к нам вместе с Дареном. Дарен и Моника разок взглянули друг на друга, и все! — влюбились… Она стала ходить к нему на свидания. Он ей ничего не рассказывал про себя и Анджелу Бэрроуз, и я, таким образом, оказалась между двух огней. Понимаете? Нестроевой солдат, который получает тычки с обеих сторон… Я подумала, что если я скажу Монике про Дарена и Анджелу, она либо мне не поверит, либо передаст Дарену то, что я ей сообщила, и он придет в ярость. Если же я скажу Анджеле, результат будет точно таким же. Поэтому я помалкивала и только держала пальцы крест-накрест, надеясь, что это отвратит беду. Моника обычно мне рассказывала про свои встречи с Дареном, про те места, где они бывали, про его дом. А через какое-то время и про его приятеля Марти Круза. Она заявила, что Марти ей не нравится, но, естественно, поскольку он был другом Билла, она была вынуждена этого не показывать.

Кэти на минуту замолчала, чтобы снова смочить горло, затем опустила стакан на стол и задумчиво посмотрела на него.

— Наконец наступил тот роковой понедельник, как это принято называть в душещипательных романах. Зазвонил телефон, человек сказал, что говорит Марти Круз, он догадывается, что я — Кэти Фрик. Я ответила, что он не ошибся. Тогда он объяснил, что звонит по поручению Билла Дарена и хочет кое-что передать для Моники. Она в это время была у фотографа, там делали какие-то рекламные снимки, освободится уже после обеда, объяснила я ему. Его это не смутило, он попросил меня передать Монике, что Билл просил ее приехать к нему домой, как только она освободится. Он будет ее там ожидать, потому что ему необходимо ее повидать по крайне важному делу. Моника вернулась домой приблизительно в половине третьего. Я передала ей просьбу Дарена, она тут же вызвала машину и помчалась туда. А в половине четвертого раздался дверной звонок. Я побежала открывать. На коврике перед дверью стоял Билл Дарен. Он спросил меня, дома ли уже Моника. Тогда я объяснила ему, что произошло. Он переполошился, заявил, что не давал Марти Крузу никаких поручений. И сразу же удалился с видом мстительного вельможи. Я взяла с него слово, что он сразу же позвонит мне и подтвердит, что все в порядке. На протяжении последующих пяти часов я чуть не помешалась. Телефон молчал, дверной звонок тоже. Наконец я позвонила Дарену домой. Ответил Марти Круз. Я спросила, не могу ли я поговорить с Биллом. Марти сказал, что его нет дома. Тогда я спросила, все ли в порядке у Моники. Объяснила, как я за нее беспокоюсь. Он попросил меня немножечко подождать у телефона. Прошло довольно много времени, прежде чем со мной заговорила Моника. Сказала, что все в порядке. Марти Круз едет к нам домой, чтобы все объяснить. Ее голос звучал напряженно, но она упорно повторяла, что все прекрасно, Марти расскажет.

Марти приехал приблизительно через полчаса. Он сказал, что звонил вовсе не он, а какой-то человек, назвавшийся его именем. Анджела кое-что заподозрила и поручила кому-то позвонить, чтобы проверить, поедет ли Моника в дом к Дарену. В итоге Моника оказалась в весьма уязвимом положении, ведь ее контракт принадлежал Анджеле. Поэтому они с Дареном решили потихоньку удрать. На следующий день они тайком вылетают в Европу, и Моника просит, чтобы я упаковала ее вещи.

Я сказала, что в целях самозащиты обязана до утра сообщить Анджеле обо всем. Как это будет выглядеть, если я между прочим упомяну, что Моника всю ночь не была дома, а я ровным счетом ничего не предприняла в связи с этим.

Марти ответил, что мне нечего паниковать, они все продумали. На следующий день у меня выходной, так что я могу заявить, что, когда утром уходила из дому, Моника еще не поднималась. Марти показал мне записку, написанную Моникой и датированную следующим днем, и заверил, что у меня не будет никаких неприятностей. Когда я вернусь домой после выходного, то смогу сообщить Анджеле, что Моника ушла из дому, забрав все свои вещи и оставив эту записку.

Я все еще не соглашалась, и тогда Марти прямо-таки осатанел. Он закричал, что, если я посмею сейчас предупредить Анджелу, она помешает Монике уехать с Биллом за границу, тогда Билл заявит, что я с самого начала знала о его романе с Моникой, но держала язык за зубами, потому что он платил мне за молчание.

Губы у девушки задрожали, она жалобно поморщилась.

— Таким образом Кэти нежданно-негаданно угодила в переплет… Так или иначе, но я уложила вещи Моники в чемодан, а Марти проверил ее комнату с такой придирчивостью, как будто он работал на ФБР, потом забрал пожитки и уехал. Теперь вы знаете все.

— Он сделал несколько больше, чем только это, — сказал я. — Он положил в ящик ее стола целую пачку путеводителей и рекламных туристических буклетов.

— Совершенно верно! — закивала головой Кэти. — Я об этом позабыла. Марти сказал: «Пусть они воображают, что Моника надумала вернуться в Германию. Это будет соответствовать содержанию оставленной Моникой записки. Анджела сконцентрирует свое внимание на тех местах, и у наших голубков будет время затеряться в Европе».

— Что делали Марти и Карл в вашей квартире, когда я туда заехал за этими рекламными проспектами? — спросил я.

— Предостерегали меня относительно вас. — Кэти улыбнулась. — Я им сказала, что вы из меня ничего не вытянули. Я сообщила вам только то, что велел Марти: Моника часто встречалась с Биллом Дареном, а иногда человек, называвший себя Марти, разговаривал от имени Дарена с Моникой.

— Вам не показалась довольно странной вся эта история? — задумчиво произнес я. — Сначала они шантажом заставили вас участвовать в заговоре, скажем так. Держать в тайне, что Моника с Дареном удрали в Европу. Затем, когда Анджела поручила мне отыскать Монику, они пожелали, чтобы вы преподнесли мне на блюдечке историю о существовании связи между Моникой и Дареном. И привлекли к этому Марти Круза.

Она закусила губу.

— Все это тревожит меня с самого начала. Но во второй раз, когда у меня побывали оба братца Круз, уже после вашего отъезда, Марти заявил, что если я когда-нибудь раскрою рот и обмолвлюсь кому-то о том, что Моника уехала в понедельник вечером, то он… — Губы у нее неожиданно задрожали. — Он мне в точности описал, что он со мной сделает! Я не хочу этого повторять вовсе не из-за интимных подробностей, а из-за тех мучений, которые все это сулит! Он настоящий садист, этот Марти! — Она передернула плечами и быстро поднесла к губам стакан.

— Этот Марти, — начал я вкрадчиво, — редкий экземпляр, ничего не скажешь!

— Ну… — Она снова опустила стакан. — Вы собираетесь приготовить мне новую порцию, Рик Холман, после моего чистосердечного признания?

— Нет, — твердо заявил я. — Вы уже выпили достаточно. Я намереваюсь отвезти вас домой. Уже два часа ночи, вам это известно?

— Если вы воображаете, что я собираюсь провести остаток ночи в этом проклятом брентвудском доме, где меня будут терзать кошмары об электронном Марти Крузе, преследовавшем меня в доме ужасов, — выкрикнула она, — то вам лучше подумать о чем-то другом. И уберите свою наглую руку с моего колена, Рик Холман! Мне надо выпить. Если вы не приготовите немедленно еще один стакан, я посрываю с себя всю одежду и буду кричать до тех пор, пока соседи не вызовут полицию. А когда они приедут, я заявлю, что вы похитили меня с улицы, когда я вышла на минуточку опустить письмо, привезли меня сюда, силком напоили, хотя я до этого ни разу в жизни не пробовала спиртного, после чего изнасиловали меня шесть или семь раз подряд!

— Я уже чувствую себя обессиленным, — устало заметил я.

— Итак? — Она торжествующе посмотрела на меня. — Уберите руку с моего колена, Холман!

— Непременно. — Я послушно убрал руку.

Она королевским жестом протянула мне пустой стакан, затем опустила ноги на пол.

— А теперь подавайте мне мой скотч!

— Безнадежно!

Чувственная верхняя губа воинственно изогнулась.

— Не думайте, что я шутила насчет того, что я сделаю, если вы не дадите мне еще выпить!

— Мне хорошо известно, какая вы храбрая, Кэти Фрик! Не забывайте, что я был вместе с вами в этом доме ужасов! — усмехнулся я совсем уж непочтительно.

— Вы сами все и решили! — Она яростно сжала зубы. — Ничего, скоро вы об этом пожалеете, Рик Холман! Ладно, только потом не говорите, что я вас не предупреждала!

Она вскочила с дивана и остановилась в двух шагах от меня, упершись руками в бока.

— И все же я хочу быть честной до конца! — произнесла она глухим голосом. — Это ваш самый последний шанс, Холман. Получу я скотч или нет?

— Нет, нет и нет!

— Хорошо.

Послышался слабый дребезжащий звук, когда Кэти расстегнула «молнию» на своем черном платье. Затем она скинула с плеч худосочные бретельки — обе одновременно, хихикнула, и платье упало к ее ногам. Она перешагнула через него, подняла с пола, встряхнула и аккуратно повесила на спинку ближайшего стула.

— Для девушки, которую только что впервые в жизни напоили, а затем пять или шесть раз изнасиловали, вы ведете себя с потрясающей аккуратностью, — ехидно заметил я.

Это был совершенно неподходящий для нее момент для «быстрого реагирования», потому что она как раз выбиралась из нижней юбки. Она возмущенно повернулась ко мне, потеряла равновесие, запуталась в черных кружевах и довольно неуклюже грохнулась на ковер. Правда, ей удалось подняться на ноги, хотя при этом пострадала ее замысловатая прическа. Волосы растрепались и закрыли полностью лицо, так что Кэти теперь смотрела на меня одним глазом, пылавшим дикой ненавистью.

— Вы воображаете, что я шучу, не так ли? — бормотала она неразборчиво. — Ничего, подождите немного, тогда поверите!

Если она хоть на секунду допускала, что я не стану ждать продолжения, значит, она ничего не понимала в мужской логике! Она стояла передо мной уже полуодетая, пугая меня приездом полиции. Наивное создание, даже свора полицейских не смогла бы меня сейчас поднять с дивана!

— Двигайтесь же! Идите к бару и приготовьте выпивку! — приказала она и тут же плюхнулась на диван рядом со мной, расстегнула подвязки, осторожно стянула с ног нейлоновые чулки, сняла пояс, все это аккуратно положила рядом с собой и с трудом поднялась снова на ноги.

Следующим номером было избавление от бюстгальтера. Это сопровождалось чисто риторическим вопросом:

— Вы все еще воображаете, что я шучу?

— Шутите, шутите! — пробормотал я.

— О’кей, смотрите!

И в следующее мгновение бюстгальтер вместе с чулками и поясом для резинок были аккуратнейшим образом повешены на спинку стула, где уже находились нижняя юбка и черное мини-платье. Стриптиз продолжался.

— Ол-райт! — Она отбросила прядь светлых волос с правого глаза и запустила пальцы за пояс кружевных штанишек. — Я получу свой скотч, Холман?

— Нет.

Штанишки постигла судьба остальных вещей: они соскользнули на пол, хозяйка их подняла и бросила на тот же вместительный стул.

Кэти уперлась руками в бока и с видом победительницы посмотрела на меня.

— Скотч — или я немедленно закричу!

— Никакого скотча!

— Прекрасно! — Она неистово затрясла головой. — Я могла бы даже изредка навещать вас в Сан-Квентине, куда вы теперь загремите на протяжении последующих пятидесяти лет! — Она откинула голову назад и широко раскрыла рот.

— Подождите!

— Ах так? — Она торжествующе посмотрела на меня. — Теперь вам не терпится принести мне этот стаканчик, Холман?

— Никаких стаканчиков, но, если мне суждено провести последующие пятьдесят лет в тюрьме, я считаю, что вы должны быть честной в этом отношении и разрешить мне сначала совершить преступление!

— Пять или шесть раз?

Я нервно откашлялся.

— Кто в такое время занимается подсчетами?

Неожиданно наклонившись ко мне, Кэти вытянула руки, и на мгновение мне показалось, что она намеревается выцарапать мне глаза. Но она схватила меня за плечи, опрокинула на кушетку и сама прильнула ко мне. Мне не оставалось ничего иного, как прижаться к ее губам.

— Вы знаете? — едва слышно спросила она через минуту.

— Что именно?

— Вы меня дважды напугали! — Голос ее звучал возмущенно.

— Что значит дважды?

— Я боялась, что вы испугаетесь и принесете мне этот проклятый скотч. Или что не потребуете своих гражданских прав сначала совершить преступление, а потом уже понести за него наказание.

— Ну а если бы ваши опасения оправдались?

— Все закончилось прекрасно! Зачем же думать о том, чего не должно было случиться?

Действительно, разве нам больше нечем было заняться?

Глава 9

Ничто так не выбивает холостяка из колеи, как завтрак, который кто-то готовит ему и даже подает на стол. Ну а если этим благодетелем оказывается потрясающая блондинка, одетая лишь в черный кружевной бюстгальтер и такие же штанишки, с полотенцем, накрученным в виде тюрбана на голове, тогда ты начинаешь чувствовать себя настоящим султаном. Одно плохо: в нашей стране так и не приняли закона о том, что владельцы гаремов не облагаются налогом.

Кэти уселась против меня за стол и, задумчиво помешивая ложечкой кофе, заговорила:

— Пока я готовила завтрак, я размышляла о моем вчерашнем представлении со стриптизом и решила, что ты мне все же преподал неплохой урок. Так что теперь мы квиты, верно?

— Верно, — согласился я. — Как насчет того, чтобы встретиться сегодня вечером? Никаких домов ужасов, обещаю!

— Прекрасно! — Она немного поколебалась. — Рик, я понимаю, что это глупо, но я ужасно нервничаю из-за Марти Круза. Ты не будешь возражать, если я побуду днем у тебя? Я могу позвонить Анджеле и сказать ей, что нездорова или что-то еще. Думаю, ее не особенно заботит, нахожусь ли я в брентвудском апартаменте. Туда уже никто не звонит в поисках Моники.

— Мне нравится твоя идея. Хочешь подкину тебя туда за твоими вещами?

— Не беспокойся, я вызову такси. И не изображай, что у меня в ушах зазвучали свадебные колокола: такая перспектива не для меня. Однако, если ты пожелаешь, я могу накормить тебя вечером домашним обедом. Мы, современные девушки, мастера на все руки!

— Звучит крайне заманчиво, — сказал я в ответ. — Но мне надо еще кое-что сделать, не представляю, сколько времени на это уйдет и на который час нам назначить торжественный обед. Потому что мне не хотелось бы опаздывать, а то, не дай Бог, у тебя подгорит черная икра!

Она засмеялась:

— Тебе решать. К этому времени я и приготовлю обед.

— Восемь тридцать?

— Договорились. — Она допила кофе и поднялась из-за стола. — Ну, почему ты не уходишь? Я бы живенько тут прибралась, помыла посуду и поехала за своими вещами.

Приблизительно через час я угрюмо подумал о том, что двухэтажное жилище Дарена находится довольно далеко, в районе Голливуд-Хиллз, и что дорога, которая, как я надеялся, приведет меня ко дну каньона, на самом деле оборвалась на полпути до него.

Пришлось выйти из машины и отправиться далее пешком. Где-то в трехстах футах над собой я увидел дом Дарена, выступающий прямиком в пустоту, и сразу же попытался мысленно провести отвесную линию с веранды до дна каньона, чтобы определить, откуда мне начинать.

Приблизительно через час до меня дошло, что существуют некоторыеопределенные препятствия, мешающие мне это сделать: деревья, скалы, ручьи, густой кустарник. Всего этого в каньоне было сколько угодно.

Но неустрашимый Холман упрямо продирался все дальше и дальше, и в следующий раз, когда я остановился, чтобы дать передышку своим легким и ногам, я решил, что нахожусь уже совсем близко.

Еще через пятнадцать изнурительных минут я откинул голову назад, чтоб посмотреть вверх, и убедился, что выступающий край веранды находится прямо надо мной.

Тогда я сел на ближайший выступ скалы, закурил сигарету и подумал о том, что во мне постепенно угасает надежда. Черт побери, я находился точно под тем самым местом, но разве я мог быть в этом уверен? Ясно одно: радиус моих поисков был довольно большим, мне предстояло прочесать минимум полквадратной мили.

Раз надо, значит надо, и я снова поднялся на ноги. А часом позже я громко проклинал все семена и побеги, которые превратили это место в непроходимую чащобу. И что это у людей за идиотская тяга к нетронутой природе! Лично я предпочитаю высотные здания со скоростными лифтами, а они, эти эстеты, пусть спускаются по веревочным лестницам на дно каньонов и гуляют там с утра до ночи.

В двухсотый раз задрал я голову вверх и наконец решил, что добрался до дальнего угла веранды. Но находился я от него примерно в трехстах футах. По вертикали, как вы понимаете.

Путь мне преграждали особо плотные переплетения растений, показавшиеся мне еще более непроходимыми, чем те, сквозь которые мне уже пришлось пробираться. Я собрался было повернуть назад, потом подумал — какого черта, мой пиджак и ботинки и так приведены в негодность и какие-то пятьдесят — шестьдесят дополнительных ярдов не сделают их хуже.

Возможно, я бы никогда его не разыскал, если бы не разодрал руку о сук. Я все еще громко клял дерево, когда сообразил, что ветка сломана. Я оторвался от ствола, чтобы прощупать подступившую к дереву густую поросль. Минуты через три-четыре моя палка наткнулась на какой-то предмет, достаточно податливый, так что это определенно не была скала, и в то же время слишком плотный, чтобы быть растением.

Когда мне удалось раздвинуть заросли, я столкнулся с другим препятствием — ужасным запахом, вызвавшим у меня рвотные позывы.

Нужно быть коронером-профессионалом, чтобы заставить себя подойти ближе и внимательно рассмотреть труп человека, упавшего неделю назад с большой высоты. Его спина превратилась в месиво, но лицо все еще можно было узнать. Очевидно, он приземлился сразу на спину. Его руки и ноги были раскинуты в стороны и подвернуты под немыслимыми углами, туловище оказалось почти непокалечено. Спереди на пиджаке виднелось большое пятно запекшейся крови, и я был готов поспорить на все мои деньги, что коронер сразу определит причину смерти этого человека. Я был абсолютно уверен: он был мертв еще до того, как очутился на дне каньона. Либо выстрел, либо удар ножом в грудь.

Выбравшись из проклятого каньона, я добрался до дома лишь в половине третьего. Кэти там не было, и я решил, что она бегает по ближайшим домовым кухням и ресторанчикам в поисках «домашнего обеда». Я принял душ, сменил одежду и лишь после этого позвонил в полицию. На разговор ушло мало времени: я сообщил типу на другом конце провода, что в таком-то каньоне лежит труп мужчины, довольно подробно объяснил, как его найти, и повесил трубку.

Потом я позвонил Анджеле Бэрроуз и через несколько секунд услышал ее энергичный голос.

— Это Рик Холман, — сообщил я. — Вы сейчас одна в офисе?

— Разумеется. — Она засмеялась. — А что? Вы планируете ворваться сюда и соблазнить меня?

— Я планирую организовать то чудо, о котором мы с вами толковали.

— Что-о?

— Возможно, оно произойдет. Но лишь в том случае, если вы сделаете все в строгом соответствии с моими указаниями и не станете задавать никаких вопросов.

— Хорошо, договорились.

Я себе ясно представил, как ее мундштук очерчивает замысловатые фигуры в воздухе.

— Говорите!

— У вас в офисе есть винный погребец?

— Что за идиотский вопрос! — Она возмущенно фыркнула. — У меня в офисе самый настоящий бар с неплохим выбором спиртного. Вы полагаете, я бы удержалась во главе бизнеса до сих пор, если бы не подкрепляла свои таланты соответствующим образом всякий раз, когда возникала какая-то заминка?

— Прекрасно, — сказал я вежливо. — Поэтому вы собираетесь устроить скромное празднование сегодня вечером в своем офисе. В котором часу расходятся ваши труженики-рабы?

— Официально в пять, — сказала она не без сарказма. — Или в половине пятого, если меня нет на месте и они считают, что, скорее всего, я уже не вернусь.

— В таком случае назначайте на шесть, — сказал я. — Пригласите Хью Лэмберта и братьев Круз. Скажите им, что это настоящее чествование, но касается оно всего лишь нескольких близких друзей. И непременно скажите Хью Лэмберту, что вы порвали контракт Моники Байер, поскольку решили, что самое правильное — позабыть про него. Разумеется, на самом деле этого не делайте.

— Ладно. — Она не сумела скрыть любопытство. — Ну а что я, предположительно, отмечаю?

— Когда все трое явятся, вы должны будете продемонстрировать огромную радость, показать, что вы безумно счастливы, так как только что получили известие от Билла Дарена. И скажете, что он возвращается в Лос-Анджелес.

— Это на самом деле так? — спокойно спросила она.

— Нет, Анджела. Крайне сожалею, но он не вернется сюда. Никогда.

— Вы говорите таким тоном, будто твердо уверены в этом.

— Да, уверен. Но хочу, чтобы все у вас прозвучало очень убедительно, когда вы сообщите им, что Билл возвращается к вам.

— Ладно. — Ее голос снова стал каким-то обезличенным. — Какие указания насчет подробностей? Откуда и как я это узнала?

— Самое правильное — сделать это своим большим секретом, — посоветовал я. — Скажите только, что он позвонил вам из Мехико и приедет через пару дней.

— Так. Вы, конечно, здесь будете?

— Непременно.

— И сотворится чудо? — Теперь ее голос снова звучал деловито, напористо. — И чудо, о котором вы говорите, — это здоровая, разумная Моника Байер, которая появится здесь вовремя, чтобы начать съемки в новом фильме «Стеллар»? А это значит, в ближайшие сорок восемь часов?

— Да, я говорю об этом чуде… Анджела, прошу вас, постарайтесь, чтобы ваши слова о звонке Дарена прозвучали как можно правдоподобнее и убедительнее.

— Можете в этом не сомневаться, — заверила она меня. — Но почему это так важно?

— Потому, что я хочу посмотреть, кто этому поверит… Увидимся около шести.

Я положил трубку на рычаг, немного подумал и прошел в спальню.

Надев кобуру, я проверил свой «магнум-357», сунул его на место, а сверху надел пиджак.

Конечно, подумал я, офис Анджелы Бэрроуз — не то место, куда надо являться с оружием, но когда Марти Круз находится на расстоянии пятидесяти футов, «магнум» будет совсем не лишним.

Желудок напомнил мне, что я совершенно позабыл про ленч: после атлетических упражнений по пересеченной местности на дне каньона организм требовал солидного подкрепления.

Я проехал пару миль по бульвару Уилшир и удовлетворил одновременно и свой голод, и тягу к приключениям, съев курицу в специализированной таверне. Могу сказать одно: птица была хорошо зажарена якобы на вертеле, но в действительности, как я полагаю, самым обычным образом в гриле.

После этого я проехал еще с милю до моего любимого бара и неторопливо испил две порции бурбона, пока не наступило время присоединиться к приватному празднованию у Анджелы Бэрроуз.

Я добрался до ее офиса примерно в шесть десять и направился мимо опустевших столов к ее личному святилищу. Дверь была распахнута, изнутри доносились голоса, так что вошел я без стука.

— Рик! — Анджела помахала своим мундштуком, приветствуя меня. — Я так рада, что вы сумели заехать! Присоединяйтесь же к нам!

На ней, как обычно, были ее темные очки в ювелирной оправе и серебристый костюм из китайского шелка, сшитый так, чтобы подчеркнуть ее пышные и округлые линии. Анджела Бэрроуз — потрясающая женщина, подумал я с восхищением, в ней столько индивидуальности, соответствующей пышности ее фигуры и острому уму. Но если бы мне представился шанс стать ее любовником — дело, разумеется, совершенно несбыточное! — я бы, наверное, быстро сбежал от нее: ведь это было бы равносильно попытке построить себе что-то толковое из набора «Сделай сам», когда кто-то стоит рядом и все время подсказывает, куда приспособить тот или иной кусочек.

— Хью, — сказала она приветливо, — приготовьте Рику что-нибудь выпить, хорошо?

— Конечно! — Лэмберт повернул ко мне сияющую физиономию. — Назовите свою любимую отраву, старый приятель!

— Бурбон со льдом, — сказал я и догадался, что его ликующий вид наверняка объясняется тем, что Анджела сообщила ему, будто она порвала контракт с Моникой Байер.

— С минуты на минуту должны пожаловать братья Круз, — заметила Анджела. — Тогда мы будем в полном составе, и я смогу сообщить вам что-то весьма неожиданное.

— Я просто не могу дождаться! — воскликнул Хью, сунул мне в руки бокал и незаметно подмигнул: — А вы, Рик?

— Я крайне заинтригован, — вежливо произнес я. — Не предполагаете ли вы, что Анджела намеревается провозгласить вас президентом, сама же будет вашим личным секретарем?

Хью все еще хохотал по этому поводу, когда в офис вошел Карл Круз. Анджела приветствовала его, как давно утраченного брата, отправила Хью принести ему выпивку, сказала, что мы с ним, конечно, знаем друг друга, и спросила: где же Марти?

— Он поручил мне извиниться, Анджела, — сообщил Карл голосом светского человека. — Он не может прийти. Он крайне об этом сожалеет, и я тоже.

Анджела бросила на меня вопрошающий взгляд. Я в ответ едва заметно пожал плечами.

— Ну что же, ничего не поделаешь! — Она взглянула на нас троих, как будто мы были экспертами, собравшимися назвать лучший голливудский фильм года. — Выпивка у всех есть?

— Теперь — да. — Хью сунул Карлу его стакан, затем высоко поднял свой. — Выкладывайте, Анджела! Сообщите нам свою сногсшибательную новость, чтобы мы не умерли от жажды, пока ждем.

— Отлично. — Она благосклонно улыбнулась. — Но сначала я скажу следующее. Это очень маленькое празднование. В тесном кругу. Но я хотела, чтобы вы все, включая Марти, сегодня здесь собрались, потому что вам известна вся история. — На какое-то мгновение она ухитрилась выглядеть скромной, а для такой дамы, как она, это была игра, достойная «Оскара». — Ну, все любят хорошие концы в любой истории, не так ли? — Она помолчала минуты две. Слушатели молча смотрели ей в рот и ожидали продолжения. — Сегодня днем у меня состоялся междугородный телефонный разговор с Мехико. — спокойно пояснила она. — Он возвращается, и мы сразу поженимся.

— Поздравляю, Анджела! — Голос Карла звучал сардонически. — Но кто именно возвращается?

— Билл Дарен, конечно, кто же еще? — Она рассмеялась так искренне, что мне захотелось ей поаплодировать.

— Но это невозможно! — прохрипел Хью. — Он не может… не мог… Это наверняка была какая-то мерзкая шутка! Розыгрыш!

— Хью, — произнесла Анджела терпеливым тоном. — Вы думаете, что я не узнала бы голос Билла? Мы с ним разговаривали тридцать минут! Он просил у меня прощения, мы обсудили миллион вещей, о которых было известно одному Биллу.

— Я считаю это поразительным, — сказал Карл. — Давайте же выпьем за счастливое будущее жениха и невесты!

Он приподнял бокал.

— За жениха и невесту!

— Нет! — завопил Хью. — Это невозможно. Это какая-то ловушка! Дарен просто не мог звонить из Мехико, потому что… — Он замер с полуоткрытым ртом, затем его маленькое жирное тело затряслось, как в лихорадке.

— Потому что его труп лежит на дне каньона под его домом? — спросил я вкрадчиво. — Вы это хотите сказать, Хью?

— Я… я больше ничего не знаю! — промямлил он. — Я запутался.

— Это правда, — сказал я. — Я нашел сегодня утром его тело.

— Но… — Анджела сняла темные очки, и я увидел, как в глазах ее отразился ужас. — Но, — повторила она еще раз, — он же уехал в Париж с этой девушкой.

— Почему бы не начать с самого начала? — предложил я. — Дарен ухаживал за вами, потом, когда появилась Моника Байер, он уже был с ней. И все это время толстый коротышка, который в самых безумных снах не мог привидеться ни одной девушке в качестве ее романтического возлюбленного, сходил с ума по Монике Байер. Однажды днем, когда он знал, что Моники утром не будет дома, а Дарен весь день проторчит на студии, он решился. Позвонил Кэти Фрик, назвался приятелем Дарена Марти Крузом и попросил передать Монике, что Дарену необходимо увидеться с ней днем в его доме.

Я взглянул на физиономию Хью и убедился, что в данный момент он ничего не может добавить.

— Моника Байер приехала и вместо Дарена обнаружила там ожидавшего ее Хью. Тем временем Дарен приезжает за Моникой к ней домой, соображает, что произошло что-то скверное и мчится на машине к себе домой. — Я вздохнул. — Вы сами нам об этом расскажете, Хью?

Он упрямо затряс головой, но в следующее же мгновение слова совершенно неожиданно полились у него изо рта неудержимым потоком.

— Она не понимала… я же ее любил… я сходил по ней с ума. Я бы не задумываясь женился на ней. Именно я первым открыл ее в Мюнхене. И это я уговорил Анджелу перекупить ее контракт и сделать из нее настоящую кинозвезду! Так что фактически я ее создал. Девушка из космоса! Даже это было моей идеей, но когда я попытался все это объяснить Монике в доме Дарена в тот день, она даже не пожелала меня слушать. Я очень обозлился на нее и заявил без утайки, что раз я не могу получить ее никаким другим путем, то возьму ее силой. А она рассмеялась! — С минуту он растерянно смотрел на нас, как будто все еще не верил столь чудовищной реакции девушки. — Она рассмеялась мне в лицо, — повторил он. — И это все решило. Я схватил ее за волосы и потащил в спальню. Больше она не смеялась, она кричала! Но мне это было безразлично. Я начал срывать с нее одежду. Она сопротивлялась, как дикая кошка. Укусила меня! Вцепилась зубами мне в руку и повисла на ней, как терьер. Что мне оставалось делать? Только ударить ее. Я стукнул ее по голове. Она потеряла сознание и свалилась на кровать. Я перепугался, подумал, что убил ее. Но нет, она дышала. Понимаете, удар был не такой уж сильный, но по виску, как я опасался. И тогда я стал срывать с нее остальную одежду и практически закончил, когда в комнату ворвался Дарен. — Хью задрожал еще сильнее. — Он схватил меня в охапку и вышвырнул из комнаты, кулаками и зуботычинами гнал меня по коридору в гостиную. Он был как ненормальный! Мне удалось подняться на ноги и скрыться на кухне, но он от меня не отставал. Я выдвинул ящик кухонного стола, увидел там длинный стальной нож и схватил его… Я предупредил Дарена, что, если он приблизится ко мне, я пущу в ход нож. Однако он ничего не слушал! С самого начала он вел себя, как безумец. Он пригрозил, что сбросит меня вниз с веранды, но сначала немного подержит на перилах ограждения, чтобы я мог подумать о своем гнусном поступке. Он вел себя так же неразумно, как эта идиотка Моника. Когда я направил на него нож, он засмеялся! И, конечно, когда он снова двинулся на меня, мне не оставалось другого выхода… Ну что бы вы на моем месте сделали? — Он поочередно посмотрел на каждого из нас, явно ища сочувствия. — Ведь вы понимаете, что я имею в виду, не так ли? Рик, старина? Анджела? Карл? Я не был виноват, я просто выставил нож ему навстречу, предупреждая, чтобы он отступил, ну, он на него наткнулся. Напоролся. Сам.

Он на мгновение закрыл глаза, и по щекам у него побежали слезы.

— Вот именно, он сам на него напоролся, — произнес он сквозь всхлипывания, — и какое-то мгновение мы оба стояли лицом к лицу, и я увидел по выражению его глаз, что он понимает, что он уже мертвец, но не может этому поверить!

— Ох, великий Боже! — произнесла Анджела. — Какой кошмар! Когда я вспоминаю, что я думала о Билле Дарене на протяжении последних десяти дней, что я о нем говорила… и все это время он был мертв!

Хью чуть ли не ощупью добрался до ближайшего стула и осторожно опустился на него.

— Во всем была виновата она одна! — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Вам это ясно? Если бы она не подняла меня на смех, ничего бы такого не случилось.

— Вот почему несчастная девушка помешалась, — медленно произнесла Анджела. — Вот почему она так выглядела и так себя вела, когда вы, Рик, видели ее в санатории.

— Нет! — Я покачал головой. — Это была вовсе не Моника Байер. Ее роль исполняла не слишком убедительно третьеразрядная артисточка. Из тех, кого приглашают для участия в массовках.

— Почему же по возвращении из Германии вы мне этого сразу не сказали? Вы уверили меня…

— Я подумал, что кому-то может быть известно, что я лгу, и они что-то предпримут в этом отношении. Мне было крайне интересно выяснить: кто этот человек. Или эти люди.

Анджела молча кивнула.

— Но давайте вернемся к Хью в тот же день в доме Дарена, а? Вы согласны, что мы оставили его действительно в пиковом положении? Перед ним стоял и смотрел на него убитый им Билл Дарен, а нагая Моника Байер, так и не придя в себя, лежала на кровати. — Я взглянул на Анджелу. — Задумайтесь на минуту об этой ситуации. Что бы вы сделали, оказавшись на месте Хью?

— Я? Не знаю… — Она медленно покачала головой. — Что можно сделать в такой ужасной ситуации?

— Позвать на помощь, — сказал я. — Но тут требовалась настоящая «специализированная» помощь. Нужно было вызвать человека, который бы не отличался высоконравственными взглядами, а, наоборот, в силу своей испорченности и беспринципности готов был бы сделать решительно все за большие деньги. Кого-то типа Марти Круза, верно, Хью?

Лэмберт кивнул, даже не потрудившись посмотреть на меня.

— Я ему позвонил. Он оказался дома и сразу же примчался. На выручку. Пожалуй, через полчаса.

— Что вы предприняли по отношению к девушке за это время? — спросил я негромко.

— Привязал ее к кровати. Руки и ноги. И сунул кляп ей в рот. Я решил, что Марти подскажет, как с ней поступить, когда приедет.

— Только одного Марти было недостаточно, чтобы вытащить вас из беды! — продолжал я уверенно. — Прямо скажем, ваше положение было настолько тяжелым, что тут требовался совет гения. Человека с богатым воображением, пожалуй, мастера иллюзий, не менее.

Карл рассеянно погладил бороду, затем сверкнул зубами в улыбке, адресованной мне:

— Полагаю, теперь уже вас ничто не сможет остановить, Холман? Так что уж договаривайте до конца, а когда закончите, мы перейдем к делу.

Я повернулся к Анджеле.

— Итак, Марти привлек к работе «семейные мозги», надеясь, что его братец сумеет разрешить проблему. Прежде всего надо было избавиться от трупа. Это как раз было проще простого. Они сбросили его с веранды, рассчитывая, что его в каньоне скорее всего никогда не найдут, если только не отправятся туда специально на поиски. А по расчетам Карла такая мысль никому не придет в голову. — Неожиданно я сообразил, что держу в руках стакан с бурбоном, и сделал из него глоток. — Карл обмозговал свою величайшую иллюзию. Основную опасность представляла мисс Байер. Если она не появится в скором времени в брентвудском апартаменте, Кэти Фрик, которая уже волнуется из-за нее, наверняка позвонит именно Карлу. И Карл нашел отличное решение. Дарен и Моника тайком улизнут в Европу. Они заказали билеты на самолет на следующий день. Урегулировать паспортные детали было несложно с крузовскими связями и находчивостью. Марти выступил в качестве Дарена, а его приятельница-артисточка, которая была высокой брюнеткой, сошла за Монику Брюль. Все это было достаточно просто организовать.

Я сообщил Анджеле, как Марти «обработал» мисс Фрик, передав ей записку, которую они заставили написать Монику. Он принудил дать им двадцать четыре часа фору, притворившись, что она нашла эту записку только вечером на следующий день.

— Все это выглядело великолепно, — сказал я, — но тут Хью вспомнил об одном серьезном препятствии — о вас.

— Почему? — спросила. Анджела.

— Потому, полагаю, что он вас слишком хорошо знает. Когда вы услышите, что парень, намеревавшийся жениться на вас, предал ваши интересы, бежав с таким стотысячедолларовым капиталовложением, как Моника Байер, вы не прекратите ее разыскивать. Ее и его, их обоих. А это означало, что Карл должен изобрести какой-то способ заставить вас утратить к ним интерес. Либо он, либо Марти были знакомы с неким Вайгелем в Мюнхене. Они не сомневались, что, если ему хорошо заплатить, он сумеет это все организовать. Поэтому Марти и Хелоис полетели прямиком из Парижа в Мюнхен, встретились с Вайгелем и состряпали мнимый санаторий. Хелоис должна была там остаться. Марти же незамедлительно вернулся назад, на этот раз воспользовавшись собственным паспортом, и они принялись «прокладывать» путь прямиком к этому санаторию. Хью отговорил вас что-либо предпринимать хотя бы в ближайшие сутки после того, как записка была якобы обнаружена, чтобы Марти успел вернуться назад. Потом он, Хью, спросил, почему бы вам не нанять Холмана поискать девушку.

— Поскольку Холман — мастер своего дела! — усмехнулся Карл в бороду.

— Во всяком случае, самый дорогой! — огрызнулся я. — Итак, вы наняли меня, и практически еще до того, как я успел разобраться что к чему, я стал гением дедукции! За одно утро я узнал о связи между Дареном и Моникой и о том, что они тайком уехали в Париж. Вы велели мне ехать разыскивать их, и пачка путеводителей и рекламных буклетов была подброшена в письменный стол в комнате Моники. Три или четыре из них превозносили курорты с минеральными источниками в Западной Германии, как бы намекая на район моих будущих поисков. Затем, чтобы быть уверенным, что я не стану терять время на Париж, Хью нанес мне визит и рассказал о существовании одного парня в Европе, который наверняка будет знать, где находится Моника, поскольку он ее единственный родственник, вроде бы двоюродный брат. Я говорю о Эрихе Вайгеле.

Я отправился в Мюнхен, и Вайгель, не теряя времени, отвез меня в этот санаторий и показал мне несчастную кататоничку! Я даже выслушал профессиональное мнение известного психиатра, что ее случай нельзя определенно считать безнадежным, он лишь почти безнадежен.

— Каким образом Вайгель ухитрился провалить это дело? — полюбопытствовал Карл. — Я всегда считал его весьма компетентным человеком.

— Он немного перестарался, — кивнул я. — Все это было слишком легко и слишком быстро, я практически не приложил никаких усилий, чтобы добраться до Моники.

— А теперь Эрих умер, как сказал мне Хью? — Карие глаза Карла смотрели на меня с любопытством. — Это вы его убили, Холман?

— Он пал жертвой дорожной аварии, — равнодушно бросил я. — Вы же знаете, каково положение на дорогах Европы с массой снега, льда и тому подобного.

— Еще один вопрос, Рик, — заговорила Анджела, и в ее голосе я уловил присущие ей стальные нотки. — Где сейчас Моника Байер?

— Они ее держат в каком-то укрытии, — ответил я, не задумываясь. — Вы же понимаете, что за те услуги, которые оказали Хью братья Круз, ему просто не хватит денег, чтобы с ними расплатиться. Бедный, маленький, никем не любимый Хью оказался все же достаточно сообразительным, чтобы изыскать способ оплатить их счет Моникой Байер.

— Я что-то не понимаю! — нахмурилась Анджела.

— Какую сумму вы рассчитывали получить за контракт с фирмой «Стеллар»?

— Сто тысяч, — автоматически ответила она. — Я…

Тут до нее, очевидно, дошло, это было видно по ее взгляду.

— Совершенно верно, сто тысяч. А какова была стоимость контракта, когда Моника Байер была заперта в санатории, а ее так называемый двоюродный брат пригрозил объявить ее официально недееспособной, если вы попытаетесь вернуть хотя бы небольшую часть своих затрат? Что твердил Хью? «Разорвите контракт и забудьте о нем». Он снова приходил ко мне с визитом лишь вчера вечером с душераздирающей историей о том, как вы совершенно извелись из-за перенесенного вами шока. Поэтому он просил меня попытаться убедить вас порвать контракт Моники и переключиться на всех остальных клиентов, которыми вы позорно пренебрегаете!

— И в тот момент, когда бы я разделалась с этим контрактом, Моника стала бы вольной птицей? — медленно произнесла Анджела. — Впрочем, вольной она бы, разумеется, не сделалась…

— Естественно. Братья Круз не отпустили бы ее до тех пор, пока она не подписала бы личного контракта с ними, — усмехнулся я. — Могу поспорить, что они планировали «чудесное исцеление» в то самое мгновение, когда вы уничтожили бы свой контракт. Хелоис вылетела бы сюда из Европы и снова неприметно стала бы самой собой, как только очутилась бы в аэропорту. Ну, а настоящая Моника Байер поладила бы с ними, потому что они наверняка убедили ее, что она каким-то образом повинна в гибели Билла Дарена.

— Это было совсем нетрудно сделать, — не без хвастовства заговорил Карл. — Хью позабыл упомянуть о том, что он ударил Монику вторично, прежде чем привязать ее к кровати и заткнуть ей рот. После этого удара она была без сознания около часа, если не дольше. Но она совершенно ничего не помнит ни про первый удар, ни про второй. К тому времени, когда она пришла в себя, мы уже успели все организовать соответствующим образом. Очнулась она на полу в кухне, в руке у нее был зажат нож, а труп Дарена находился прямо перед ней. Хью блестяще провел сцену, описывая ей свое отчаяние и раскаяние. При этом он сообщил ей, что якобы произошло. Дарен вернулся домой, объяснил Хью, они с ним сразились, и в этот момент вошла Моника. Хью наклонился над Дареном, вцепившись руками ему в горло, Моника закричала, подбежала к столу, вытащила из ящика нож и набросилась с ним на Хью. Но он вовремя отпрянул в сторону, и нож угодил прямо в сердце Дарену. — Карл противно хихикнул. — До чего грустная история! У меня слезы навертывались на глаза, когда я видел отчаяние несчастной девушки, уверенной в своей вине. — Он взглянул на наручные часы, его лицо посуровело. — Ладно, — сказал он деловито. — Теперь, когда во все внесена полная ясность, мы можем перейти к делу.

— К делу? — Анджела растерянно уставилась на меня.

— Холман, вы, конечно, знаете, где находится девушка? — рявкнул Карл, глядя на меня. — Я показал вам ее вчера, желая предупредить, чтобы вы отступились. Уверен, что вы поняли мое послание?

— Понял, что вы прячете ее где-то в своем Доме иллюзий, — сказал я. — Ну и что?

— Когда я получил это необычное настойчивое приглашение Анджелы на какое-то приватное празднование, — он ухитрился каждое слово произносить с издевкой, — я догадался, что это штучки Холмана. Вы не такой уж изобретательный человек, мой друг, ваши ходы легко предугадать. Поэтому я отправил Мартл в Дом иллюзий. Если я не позвоню ему в течение последующих пятнадцати минут и не подтвержу, что мы договорились, он убьет девушку.

— Договорились? — Голос Анджелы слегка дрожал. — Какую сделку вы задумали на этот раз?

— Очень простую и весьма выгодную для всех участников, — уверенно заговорил Карл. — Этот хныкающий болван, — он кивнул в сторону Хью Лэмберта, утонувшего в большом кресле, — больше ни на что не годен. Его так замучили угрызения совести, что, как мне кажется, он с удовольствием спрыгнет вниз с крыши высокого дома, его даже подталкивать не потребуется. Но до того, как он это сделает, он напишет чистенькое, аккуратненькое письмо. Можете назвать это исповедью самоубийцы, в которой он прежде всего объяснит, как получилось, что он убил Дарена. Как несчастная Моника помешалась от ужаса и как он, по сути дела не совсем уж плохой человек, нанял одного своего пропойцу-приятеля, чтобы тот под видом Дарена отвез девушку в прекрасный санаторий в Германии. Пропойца-приятель так и не возвратился из Европы. Хелоис полетела назад в Мюнхен, как Моника, — именно так, как несколько минут назад описал нам Холман, — а подлинная Моника полностью излечилась от своего недуга. Она будет настолько благодарна нам за то, что мы изобретательно разобрались в ошибочно приписываемом ей убийстве, что подпишет любой контракт, который мы пожелаем ей предложить. — Он взглянул на Анджелу. — Мы поделим доходы по этому контракту. Двадцать пять процентов вам, потом надо не забыть Холмана, остальное мне и Марти. Договорились?

— Вы, должно быть, ненормальный! — заговорила потрясенная Анджела. — Как вы могли подумать, что я…

Карл снова взглянул на часы.

— У вас остается десять минут на размышление. Если я не позвоню Марти и не скажу ему к этому сроку, что мы договорились, он выполнит мой приказ убить девушку.

На мгновение сверкнули его неестественно белые зубы, которые я впервые сравнил с Клыками хищника.

— И он это непременно сделает, можете не сомневаться. Полагаю, это доставит ему удовольствие!

Анджела в смятении посмотрела на меня.

— Что же нам делать, Рик? Мы не можем допустить, чтобы девушка погибла, но…

— Но у нас нет иного выбора, как пойти на эту сделку, — буркнул я. — О’кей, ваша взяла, Карл!

— Ох, Холман, прекратите болтовню! — раздраженно крикнул Карл. — Уж не считаете ли вы меня настолько глупым, что я попадусь на эту удочку? Вы согласитесь на сделку, я звоню Марти и говорю ему, что все в порядке, а потом вы от всего отказываетесь? Нет, прежде чем я позвоню Марти, мы втроем примем участие в осуществлении первой части программы. — Он снова подмигнул. — Разве я выражаюсь не как юрист? Мы будем соучастниками, верно?

— Должна заметить, я не понимаю, что вы имеете в виду! — холодно произнесла Анджела.

— Я имею в виду, что мы втроем усадим Хью за ваш письменный стол — не теряя ни минуты, прямо сейчас, — и продиктуем ему предсмертное послание, — ровным голосом ответил Карл. — А после того, как он его подпишет, мы втроем проведем его на крышу здания — это достаточно высоко, не так ли? — и поможем ему спрыгнуть вниз. Тогда, и только тогда я позвоню Марти!

— Даже если мы согласимся, — сказал я, — то неужто вы воображаете, что все это можно осуществить менее чем за десять минут?

В его карих глазах мелькнуло беспокойство.

— Пожалуй, вы правы, — согласился он. — Я разрешил вам слишком долго говорить, Холман. — Он заколебался. — Ладно! Если вы согласны на эту сделку, я позвоню Марти и велю подождать еще полчаса.

— Мне кажется, вы и правда ненормальный! — сказал я. — Посмотрите-ка сперва на него!

Я ткнул пальцем в Хью, все еще полулежавшего в кресле. Голова у него свисала вбок, глаза закатились под полуприкрытыми веками, так что видны были одни белки.

— Учитывая его теперешнее состояние, я считаю, что нам понадобится минимум тридцать минут, чтобы он смог хотя бы держать в пальцах ручку, не говоря о том, чтобы написать признание.

Карл снова заколебался, не сводя с Хью глаз.

— Час?

— Два, — безапелляционно заявил я. — Эта предсмертная записка должна быть написана собственноручно им. Ничто не вызывает столько подозрений, сколько записка, напечатанная на машинке и лишь подписанная самоубийцей. И почему вы учитываете только время, которое потребуется Хью, чтобы написать эту записку? Нам ее еще надо составить. Не забывайте, что в ней надо учесть и манеру Хью выражаться, и его состояние перед самоубийством. Если мы допустим хоть маленький ляпсус, нам всем придется отвечать за убийство.

— По временам вы рассуждаете разумно, Холман, — признал Карл. — Но я предупреждаю вас с полной ответственностью, что если кто-то попытается проникнуть в Дом иллюзий, Марти немедленно…

— Мы знаем! Звоните ему! — сказал я.

Он подошел к письменному столу и взял телефонную трубку. Я следил, как он набирает номер, и весь напрягся в ожидании.

— Марти? — Он говорил очень вкрадчиво в самую трубку. — Это Карл. Я был прав, конечно. Разумеется, Холман нашел его сегодня утром. Но никаких больших проблем нет, за исключением Хью. Потребуется некоторое время, чтобы все должным образом организовать. Так что даю тебе еще два часа от… — Он взглянул на часы. — Сейчас ровно восемь. Если я не позвоню тебе до десяти, вступает в силу наша прежняя договоренность, ясно?

Он слушал ответ брата, стоя к нам спиной. Я осторожно, не спуская с Карла глаз, извлек из кобуры «магнум».

— В данный момент единственной проблемой является сам Хью. Конечно! — Он положил трубку на рычаг и посмотрел на Анджелу. — Есть ли у вас…

Закончить он не успел, потому что я изо всех сил ударил его по затылку рукояткой «магнума». Он свалился вбок, свесился с края письменного стола и неподвижно растянулся на полу.

— Рик? — дрожащим голосом спросила Анджела. — Что…

Я подошел к Хью, все еще лежащему в кресле, и пару раз ударил его по щекам — отнюдь не слегка. Его голова качнулась в обе стороны, но никакой другой реакции не последовало.

— Вызывайте полицию! — сказал я Анджеле. — Скажите, чтобы они поспешили сюда. О Карле можете не беспокоиться, он не скоро очухается. Расскажите полиции, что произошло, и попросите их связаться со сторожем в увеселительном парке, пусть он меня встретит у ворот. Не разрешайте им направлять туда большую группу горланящих копов. Я ни минуты не сомневаюсь в правильности того, что Карл сказал про Марти: этот кретин получил бы величайшее удовольствие от убийства девушки. Так что наш единственный шанс состоит в том, чтобы незаметно проникнуть в Дом иллюзий и разыскать Монику до того, как Марти обнаружит меня или истечет двухчасовой срок. Надеюсь, я справлюсь с этим.

— Я немедленно звоню в полицию, Рик! — Анджела уже совладала с минутной растерянностью. — А вам лучше не терять напрасно времени.

Чтобы добраться до увеселительного парка, мне понадобилось не менее часа, а может, чуть больше. Поэтому в моем распоряжении оставалось еще минут пятьдесят до того, как Марти начнет действовать. Я припарковал машину в тридцати ярдах от главного входа и вылез из нее на тротуар. Внезапно ожили какие-то тени. Ближайшая ко мне спросила:

— Мистер Холман?

— Точно.

— Лейтенант Стерн. Я все еще не разобрался, что здесь происходит, но самым существенным является то, что какой-то псих удерживает девушку пленницей внутри парка. Так ведь?

— Да, в Доме иллюзий.

— Если ему не позвонит его брат до десяти часов, он убьет эту девушку? И если кто-то попытается проникнуть внутрь — то же самое?

— Все верно, сторожа нашли?

— Да, дежурит у ворот, — хмыкнул Стерн. — Знаете, я никогда не слышал, чтобы частный детектив опережал в своих действиях офицера полиции. Но мне ясно сказали, что я должен вам подчиняться! — Он медленно качал головой, шагая к главному входу. — Больше нет ничего святого!

Сторожа я сразу узнал, накануне дежурил он же. И ему тоже не требовалось никаких объяснений, а это было немало!

— Откуда Дом иллюзий получает ток? — спросил я.

— Весь парк питается от одной установки, — ответил сторож. — У нас имеется собственная подстанция, которая…

— Вы можете в нее попасть?

— Разумеется! У меня есть ключ.

Я с минуту смотрел на Стерна.

— Если бы кто-то сумел вырубить на пять минут ток после того, как я доберусь до Дома иллюзий, у меня появилась бы возможность незаметно проникнуть внутрь.

— Это мы сумеем для вас сделать, — произнес Стерн лаконично. — И не забывайте, Холман, я и мои люди будем находиться поблизости от вас, так что когда свет загорится, мы в любом случае ворвемся в здание.

— Прекрасно! — Я одобрительно закивал. Потом спросил у сторожа: — Вы можете отсюда позвонить в Дом иллюзий?

— Отсюда я могу позвонить в любое место в парке, — горделиво ответил он. — Даже в…

— Это замечательно! — прервал я его. — В таком случае, давайте сначала подготовим все, чтобы можно было без задержки выключить свет.

Сторож удалился в сопровождении одного из людей Стерна. Я в ожидании закурил сигарету.

— У вас оружие с собой, как я полагаю? — спросил Стерн.

— Конечно. — Я подмигнул ему. — Хотите взглянуть на лицензию?

Он неохотно подмигнул в ответ.

— Возможно, позднее.

Пять минут тянулись довольно долго. Наконец сторож вернулся с человеком Стерна.

— Никаких проблем, лейтенант, — отрапортовал парень. — Можете врубить ток и вырубить его, когда захотите.

Я взглянул на свои часы.

— По моим девять двадцать восемь.

— По моим столько же, — сказал Стерн.

— Договоримся так: в девять тридцать пять вы отключаете ток, — произнес я. — Мне хватит времени, чтобы подобраться очень близко. А ровно через пять минут включите его снова.

Я взглянул на сторожа:

— Через полминуты после того, как свет погаснет, позвоните, пожалуйста, в Дом иллюзий и скажите Крузу, что вам только что звонили с электростанции. У них какие-то неполадки в трансмиссионных кабелях, или как это именуется? Но они говорят, что это временно, они должны все наладить через несколько минут. О’кей?

— Это я могу сделать! — воскликнул он возбужденно. — Знаете что? Я работаю здесь вот уже пятнадцать лет, но ничего подобного тут еще не бывало!

Стерн согласился дождаться того момента, когда будет вырублен ток, после чего он направит своих людей в парк. Поэтому я один проскользнул в ворота. Когда я добрался до карусели, то проверил время. Было девять тридцать три. Дальше я уже пробирался осторожно, скрываясь в тени, чтобы Марти невзначай не заметил меня. Лишняя осторожность не помешает.

Приблизительно через минуту я добрался до темного главного входа в Дом иллюзий. Наиболее вероятным местом, где мог обосноваться Марти, подумал я, была комната с приборами. Девушка же находилась вместе с ним либо очень близко. Понимал я и то, что как бы я ни действовал, для Моники Байер это было сопряжено с несомненным риском, а на обдумывание плана операции у меня оставалось не более полминуты.

Я незаметно пробрался до двери в конце здания, из которой был прямой проход в операторный зал, и снова посмотрел на часы. До того, как отключат электричество, оставалось пятнадцать секунд. Я вытащил «магнум» из кобуры, снял его с предохранителя и зажал в правой руке. Фосфоресцирующие стрелки моих часов, отсвечивающие зеленоватым светом, показывали девять тридцать пять. Я нажал на ручку двери. Она оказалась запертой изнутри. Я услышал, что где-то в здании задребезжал телефонный звонок, и тотчас дважды ударил изо всей силы рукояткой пистолета по замку и навалился на дверь плечом. Сухое дерево затрещало, и дверь распахнулась, повиснув на петлях. Шум и треск был отчаянный, но я не обращал на это внимания.

Я припомнил, что за дверью начинался узкий коридор, и пошел вперед ощупью, держась одной рукой за стену. Телефон продолжал настойчиво звонить, раздражающе действуя не только на мои барабанные перепонки, но и на нервы.

Внезапно моя рука почувствовала впереди пустоту. Это означало, что я нахожусь внутри операторного зала, а телефон где-то рядом. Так какого же черта Марти не снимает трубку? Потом я сообразил, что это чертовски глупый вопрос: после того шума, с которым я расшатал дверной замок пистолетом, телефонный звонок был сущим пустяком, и Марти, скорее всего, где-то неслышно крадется в темноте в поисках незваного гостя.

Я замер на месте, прислушиваясь, но ничего не услышал.

Тогда я медленно протянул свободную руку назад, снова нащупал стену и двинулся вдоль нее направо. Щиток с основными выключателями находился как раз на этой стене, если это имело какое-то значение. Я пробирался вперед очень медленно, делал всего три-четыре шага, потом поворачивался к стене спиной и выжидал. Я не мог решительно ничего сделать, пока снова не загорится свет.

Телефон перестал звонить, и тишина показалась необычайно звучной. Я был уверен, что ток врубят вот-вот, и секунд через пять это сделали.

Все дальнейшее произошло одновременно. Операторский зал неожиданно залил яркий рвет, и в то же мгновение где-то поблизости раздался душераздирающий вопль. Я кинулся к двери соседней комнаты, в которой Карл демонстрировал нам накануне вечером Девушку из Космоса. Но там тоже никого не было, как и в операторском зале. Было похоже, что крик донесся из центральной части здания, но больше он не повторился. Я слышал, как люди Стерна заполняют павильон, и тут вдруг почувствовал, что где-то что-то горит. Я двинулся вперед на запах — втягивал носом воздух подобно охотничьей собаке и в итоге уперся в пустую стену. Только от отчаяния пнул я в нее ногой. И тотчас целая панель размером в дверь медленно повернулась внутрь.

Я прошел в тайник, находившийся за стеной. Он был заставлен дуговыми лампами и кинокамерами, старомодным оборудованием всех форм и размеров. Кабель был протянут по полу, свисал со стен и потолка.

Девушка из космоса, снова облаченная в бикини, стояла, прислонившись спиной к стене. Ее руки были зажаты над головой, запястья прикручены к балке.

— С вами все в порядке? — прохрипел я.

Она молча кивнула, облизала губы и попыталась что-то сказать, но не произнесла ни единого слова.

Запах гари усиливался с каждой минутой. Впрочем, это был не запах, а тошнотворное сладкое зловоние. Я медленно осмотрелся, затем увидел макушку головы Марти, возвышавшуюся над чем-то похожим на генератор.

Я прицелился в него из «магнума». Мой палец почти автоматически нажал на спусковой крючок, и тут я заметил струйку дыма, медленно поднимавшуюся в воздухе. Сделав пяток шагов, я оказался за генератором и все понял.

Возле ног Марти продолжал гореть фонарик. Одна его рука все еще была засунута внутрь массивной электрической машины. Пальцы буквально прилипли к обнаженному тяжелому сердечнику. Тело его выгнулось в дугу, лицо, повернутое ко мне, было искажено в агонии, глаза вылезли из орбит. Я снова втянул носом этот тошнотворный сладковатый запах. Над головой Марти поднялось новое облачко дыма, и я понял, что горят его волосы.

Я вернулся назад к девушке и развязал ее запястья. Она упала мне на руки.

— Он сказал, что из-за этой машины одни неприятности, — неожиданно заговорила она ясным голосом. — Поэтому погас свет. Он сказал, что все исправит без хлопот за какие-то пять минут. Потом свет снова загорелся…

В комнату вошел Стерн в сопровождении двух полицейских в форме, и тут Моника Байер потеряла сознание. Один из полицейских вынес ее из помещения, второй вызвал санитарную машину. Я подумал, что с ней все будет в норме, когда она справится с шоком, и особенно после того, как она узнает правду о смерти Дарена: что убил его Хью Лэмберт, а вовсе не она.

— Черт возьми, что тут произошло? — в недоумении спросил лейтенант.

Я кивкомуказал на тело Марти и закурил сигарету: мне это было совершенно необходимо. После того, как Стерн все увидел и понял, я передал ему в точности слова Моники Байер.

— Ирония судьбы, — сказал я. — Мы считали, что телефонный звонок отвлечет его, сторож сообщит ему о предупреждении с электростанции, но Марти не посчитал необходимым даже поднять телефонную трубку. Он торопился устранить неполадку в своем собственном оборудовании.

Домой я попал почти в полночь. На диване сидело существо, похожее на разъяренную тигрицу с всклокоченными светлыми волосами и держащее в руке стакан. Оно было закутано в какой-то балахон, скрывавший его от шеи до пят. Я воспринял это как намек.

— Все сгорело! — кислым голосом сообщила Кэти. — Весь обед!

— Очень сожалею, что я так поздно, дорогая, — произнес я миролюбиво.

— Зачем сожалеть? Я даже рада, потому что мне нужно думать о своей будущей карьере, а вываливать домашние обеды в помойное ведро каждый вечер меня не прельщает.

— У меня был очень тяжелый день, — пробормотал я, — мне надо выпить.

И тут она улыбнулась.

— Понимаю. Анджела позвонила час назад и все мне рассказала. Я счастлива, что Моника о’кей.

Я просиял.

— Прекрасно, значит теперь я могу получить свой бурбон?

— Ты должен приготовить мне стаканчик скотча. — И она протянула мне пустой стакан знакомым царственным жестом.

— Черта с два! — заявил я. — Хочешь выпить — сделай сначала стриптиз. Помни, что играть надо по правилам.

— С тобой тяжело иметь дело, Рик Холман, — мрачно произнесла Кэти. — Ну-ка лови!

Она запустила в меня пустым стаканом, и я еле успел поймать его, прежде чем он вышиб мне правый глаз. Кэти встала во весь рост, закутанная в свое одеяние, словно в арабский бурнус.

— Нравится? — дерзко спросила она.

— Мне кажется, в этом можно жить, как в палатке, — прорычал я. — Ты там свободно помещаешься?

— Ты хочешь знать, а я хочу выпить! — Она с важностью наклонила голову. — Я считаю, что мы могли бы решить обе проблемы одновременно, мистер Холман. Замечаете ли вы, что это одеяние спереди застегнуто на «молнию»?

— Ну?

— Ну, и я расстегиваю эту «молнию» — вот так!

Она и в самом деле ее расстегнула, и я скажу вам, что Венере, восстающей из морской раковины^[16], далеко до Кэти Фрик, явившейся из арабского бурнуса.

— Ты требовал стриптиза, — умиротворенно произнесла она. — Теперь подавай мне выпивку.

Она направилась ко мне, неся свою наготу, словно именно это самый последний писк моды, и с моей точки зрения так оно и было. Вся эта великолепная поэзия в каждом движении, это покачивание и пританцовывание… и она притом требовала выпивку?

Она ее получит — попозже!

Умереть в любой день после вторника (Пер. с англ. Л. Я. Машезерской)

Глава 1

Обычно у красоток в Голливуде больше бюста, чем мозгов. Чтобы постичь эту истину, не требуется долго пребывать в кинобизнесе. Мечтательницы, полные надежд, прибывают в Лос-Анджелес из самых разных мест, вплоть до таких отдаленных, как Монголия. Они слетаются на этот горшок с медом, именуемый Голливудом, как пчелы, не имеющие собственного улья.

Обычно эти прелестные пчелки либо сироты, лелеющие честолюбивые замыслы, либо настоящие или бывшие королевы красоты со Среднего Запада (например, какая-нибудь «мисс Канзас», 1969 года). Последние, как правило, происходят из семей, столь респектабельных, что там можно умереть со скуки. И в том, и в другом случае эти девицы являются лакомым куском для голливудских деятелей. Молодых красоток с блестящими глазками влечет в этот мир грез заманчивая жизнь, обещающая им сенсации, восторги, поклонников и упоение славой. Однако, не обладая опытом и достаточной ловкостью, они не могут утвердиться на вожделенной вершине. Как правило, их бессовестно используют, выжимая все соки, и выбрасывают как потрепанную колоду карт.

Уроки из этого печального опыта извлекают немногие. Большинство мечтательниц ожесточаются и, преисполненные горечи, отчаянно завидуют своим более ловким подругам. Неудачниц обычно снимают в эпизодах или короткометражках, и они проводят остаток своей жизни, вымещая обиды на еще больших неудачницах. Именно это обстоятельство делает мир кинобизнеса прибыльным для таких ребят, как я. У любого человека есть что-то на душе, но в Голливуде всегда отыщутся люди, которые не оставят вас в покое и обязательно пригласят кого-то вроде меня.

Конечно, в Голливуде уровень доходов может достигнуть астрономического уровня. Но даже из самых талантливых немногие добираются до самого верха карьеры и богатства. Кому-то повезет, кто-то завяжет выгодное знакомство. Бывает, конечно, помогает и талант.

Далеко не всегда кусок хлеба мне обеспечивают самые яркие и талантливые соискательницы. Обычно я занимаюсь теми, кто нуждается в дружеском, отцовском увещевании и объяснении, каким образом фабрика грез сбивает с пути очередную красотку. Но бывают и исключения.

Соня Майер — превосходный пример подобного исключения. Он заставляет вас усомниться в общепринятом порядке вещей. На вид ей было около тридцати. Светлые волосы молодой женщины тяжелой копной венчали голову, спадая волнами на ее правое плечо. Крошечный медный колокольчик, свисавший с нежной мочки уха, мелодично позвякивал при каждом движении головы. В очертаниях ее полных губ таилось врожденное высокомерие. Проницательный взгляд серо-зеленых глаз, короткий и прямой носик довершали портрет Сони Майер.

На ней было бежевое шелковое платье с достаточно глубоким вырезом, приоткрывавшим на четыре дюйма соблазнительную выемку между пышными грудями. Все это сооружение поддерживалось парой изящных полосок материи, которые, казалось, просто не способны выдержать даже глубокий вздох. В мире, быстро заполняющемся плоскогрудыми существами, столь милыми жрецам высокой моды, ее фигура явно выпадала из стиля. Достаточно широкие бедра Сони прекрасно гармонировали с изящными округлостями икр и точеными лодыжками. Когда бы она ни поворачивала голову, я слышал треньканье медного колокольчика, который словно окликал меня.

— Как случилось, что такая ослепительная блондинка, как вы, стала персональным менеджером комика Сэма Сорела? — шутливо поинтересовался я.

— Просто зацепилась за одно из крупнейших агентств по поиску талантов, Рик. — У Сони Майер был приятный голос, по тембру напоминавший контральто. — Мне позволили вести дела некоторых клиентов, — продолжала она, — из самых малообещающих, относительно которых сотрудники агентства не питали никаких иллюзий. Затем, примерно года два назад, мне предложили Сэма. Сэм Сорел тогда был на излете и быстро скатывался вниз. Втайне в агентстве надеялись, что он будет так оскорблен моей кандидатурой, что тут же разорвет с ними контракт. Но с самой первой нашей с ним встречи мы почувствовали обоюдную симпатию, и все кончилось тем, что мы сами порвали с этим агентством.

— Вы проделали титаническую работу, вернув Сэма на вершину, с которой он скатился, — уважительно произнес я. — Конечно, это было нелегко.

Соня пожала белоснежными плечиками.

— Сорел всегда был талантлив. Ему надо было только вернуть себе веру в собственные силы.

Никто в здравом рассудке не мог усомниться в том, что Сэм Сорел продолжает принадлежать к лучшим комикам шоу-бизнеса. Публика толпами стекалась на его выступления в самых фешенебельных клубах. Люди жадно внимали ему, сдерживая смех, чтобы не пропустить ни единого слова. Последние десять минут своего шоу он посвящал сюрреалистическим словесным фантазиям, рассуждениям о психоанализе. Все завершалось тем, что его напарник, игравший роль психоаналитика, советовал Сэму ради укрепления здоровья предпринять длительное путешествие и совал ему пятьдесят долларов на ЛСД. После того как стихали аплодисменты и оркестр играл вступление к новому номеру, публика наконец испытывала чувство облегчения. Теперь каждый мог расслабиться после той концентрации внимания, которой требовали отрывистая речь комика, его стремительные словоизвержения. Сэм буквально «выстреливал» фразы пулеметными очередями, и каждое его слово било точно в цель.

— Дадим ему пять минут, прежде чем отправиться в его артистическую уборную, — предложила Соня.

— А почему бы Сэму не присоединиться к нам здесь, за столом, и не выпить вместе с нами? — спросил я.

— Только не это. — Соня улыбнулась, обнажив крепкие белые зубы. — Сэм выносит общество других людей, только когда они сидят перед ним и восторженно аплодируют, отбивая себе ладони и признавая его комический гений. — Медный колокольчик звякнул, когда она взглянула на свои часы. — Я думаю, вам уже пора поговорить с ним.

— Вы все еще не хотите сначала ввести меня в курс дела, рассказать, что у него стряслось?

— Это его дело. И я думаю, он сам должен рассказать обо всем. — Соня встала. — Теперь, когда Сэм снова вернулся в Голливуд, кому еще мог бы он довериться, кроме Рика Холмана?

Это был комплимент, который делал излишними все дальнейшие дискуссии. Я последовал за бежевым шелком, за подпрыгивающей, как при верховой езде, попкой, и это очаровательное зрелище удерживало меня в состоянии транса на всем протяжении пути до артистической уборной Сэма. Чертовски много времени прошло с тех пор, как мне доводилось встречать какую-нибудь женщину, столь сексуально привлекательную, как Соня Майер. Каждую минуту, пока я был с ней, мне приходилось усмирять себя, подавляя желание сорвать с нее платье и отнести ее на ближайшую кушетку. И это была не просто физиология; Соня — воплощение женственности, которая придавала ей дополнительное очарование. Конечно, с точки зрения мужчины.

В своей артистической уборной Сэм сидел перед туалетным столиком со стаканом в руке и наполовину опустошенной бутылкой бурбона у локтя. При нашем появлении он приподнял стакан в шутливом приветствии, затем сделал большой глоток.

— Сэм, — сказала блондинка, — это Рик Холман.

— Рад познакомиться с вами, Рик. — По контрасту со словесными очередями во время представления сейчас его речь была замедленной и как бы неуверенной. — Не хотите ли присесть?

Мы выбрали два стула с прямыми спинками. Соня уселась, скрестив ноги и обнажив при этом колено. Сэм еще раз отхлебнул из стакана прежде, чем наши взгляды встретились в зеркале. У него было худое, мертвенно-бледное, изрезанное морщинами лицо очень усталого человека. Глубоко посаженные глаза под скорбно сдвинутыми бровями и темный загар придавали его облику трагический вид. Прямые, тронутые сединой черные волосы падали на воротник рубашки. Некоторым образом этот человек походил на скрипача-виртуоза, который, исполнив пару сотен концертов, так выдохся, что не может более выносить даже собственной игры.

В ожидании пока Сэм наберется сил начать разговор, я отметил про себя, что его уборная чуть больше, чем телефонная будка в вестибюле этого клуба, но меньше, чем мужской туалет. Очевидно, для такой звезды она была далеко не роскошной. Впрочем, я мог вынести подобное впечатление, бросив взгляд на облупившуюся позолоту, обнажившую голую серую стену.

Сама звезда, сидевшая спиной к упомянутой стене, только что угостилась еще одним глоточком бурбона.

— Я попал в слишком сложный переплет, чтобы кто-нибудь, кроме вас, Рик, мог справиться с моими трудностями, — сказал он наконец. — Вы — единственный обладатель прочной репутации человека не болтливого и способного совершить невозможное в рамках Голливуда. Теперь же, когда я снова наверху, мои проблемы необходимо решить как можно быстрее…

— Мы заключили трехнедельный контракт в этом клубе с тем, чтобы Сэм мог постоянно поддерживать форму, — перебила его Соня своим мягким контральто. — Сэм заканчивает выступления завтра вечером, а затем, через пару недель, начнет сниматься в кино. Эта съемка для него — важная сделка.

— Возможно, мы и приступим к съемкам через пару недель. — Сорел наполнил свой стакан. — Это все зависит от вас, Рик.

— Так расскажите же мне, в чем дело, — предложил я.

Он тяжело вздохнул.

— Все считают, что комики должны быть приятными людьми. Вам это известно? Даже больные комики, как представляется окружающим, должны уморительно философствовать, потому что у них золотые сердца. Весь окружающий мир готов поверить в то, что вы добры к детям и животным и любите своих жен. На самом же деле профессиональный комик надрывает сердце и вытягивает из себя жилы, стараясь быть смешным все то проклятое время, что находится на сцене. И ни на что другое у него уже просто не хватает времени. Ремесло превращает его в запойного пьяницу, портит его характер, и через некоторое время он становится психом. В конце концов только аудитория остается для него реальностью. Но когда гаснут огни рампы, единственно, чего хочет комик, — это чтобы его оставили в покое. Поэтому он идет к себе домой.

— Вы мне надрываете сердце, — сказал я Сэму.

— Дом — это место, где тебя ждет жена, — продолжал он, печально уставившись на мое отражение в зеркале. — Но как раз того единственного, в чем комик больше всего нуждается, он получить не может. Оставить его в покое — на это его жена заведомо не способна. Она требует денег, комфорта, внимания, отдыха, развлечений. И больше всего она жаждет, чтобы он слушал ее, сочувствовал ей, вникал в ее проблемы. Он терпит это до момента, пока уже больше не в силах терпеть. И тогда все рушится. Он оставляет и свою жену, и свой дом. Но вскоре — из-за чувства полного одиночества в этом проклятом мире — он заводит другой дом и новую жену. И весь этот идиотизм прокручивается заново. Вот и у меня три бывших жены висят на шее, Рик. Как известно, выплаты по алиментам достаточно велики, чтобы лишить комика всякого подобия роскоши на весь остаток, его жалкой жизни!

— Подобная проблема скорее для ваших адвокатов, — заметил я.

— Это всего лишь вступление, мой друг, — уныло возразил он. — До сути дела мы еще не добрались.

— Не забудь о кинофильме, Сэм, — напомнила Соня.

— Разумеется. — Он кивнул. — Это была долгая эпопея — вернуться на вершину. И я никогда не добился бы успеха, не будь Сони. — Сэм бросил на нее быстрый и нежный взгляд. — Если этот фильм окажется для меня подходящим — а все выглядит именно так, — я останусь наверху надолго. И даже не буду больше возражать против выплат по алиментам, если эти три ведьмы оставят меня в покое. Только в этом как раз и заключается моя проблема. Они не хотят оставить меня в покое. По крайней мере, одна из них, но я не знаю, какая именно.

— Вмешиваться в отношения между мужчиной и тремя его бывшими женами — это не мое амплуа, — заявил я.

— Как бы не так! — взорвался Сорел. — Одна из этих психопаток собирается убить меня! — Быстрым нервным движением он потер щеку тыльной стороной ладони. — Правда, я не уверен, действительно ли она решилась убить меня или, быть может, только хочет выкинуть какой-нибудь мерзкий трюк, вроде инсценировки покушения. И все это, чтобы впоследствии иметь возможность излить горести своего закованного в броню сердца журналистам. Поведать им об этом мерзавце Сореле, который довел ее до такого состояния. После подобной рекламы я мог бы фактически считать себя мертвецом.

— Ладно, — неохотно согласился я. — Слушаю вас.

Соня открыла сумочку, извлекла оттуда несколько сложенных листков бумаги и вручила их мне. Это были три письма. Кто-то использовал старый трюк, вырезав из разных газет и журналов отдельные слова, а затем наклеив их на лист бумаги. Первое послание гласило: «Брак должен быть навсегда. Я не могу жить без тебя, поэтому и ты не сможешь обойтись без меня».

Следующее послание оказалось более подробным.

«Ты выбросил нас, как мусор. Всех троих, Сэм. И теперь у тебя не хватит времени, чтобы постараться вычислить, кто из нас намерен убить тебя. Я ждала, пока ты обретешь свою прежнюю славу, так как для тебя потерять все сейчас будет гораздо болезненнее. Даю тебе неделю, чтобы ты смог сделать последние распоряжения. Не пройдет и двух недель, как ты уже будешь мертв».

Следующее и последнее письмо начиналось цитатой из словаря:

«Клаустрофобия — это болезненный страх перед замкнутым пространством. Это твоя черта, Сэм, я помню, и именно так ты и умрешь — в замкнутом пространстве. Подумай об этом, потому что у тебя осталось не так уж много времени. Я знаю, ты не сможешь убежать, так как этот глупый кинофильм, который ты никогда не сделаешь, слишком много для тебя значит. И теперь у тебя осталось всего три дня, чтобы сделать распоряжения относительно похорон. Ты умрешь на следующей неделе — в любой день, начиная со вторника».

— Сэм получил первое письмо примерно неделю назад. Второе — три дня тому назад. Последнее же пришло сегодня с утренней почтой, — уточнила Соня. — Все три письма отправлены из разных районов Лос-Анджелеса.

— Возможно, кто-то просто подшутил, — предположил я.

Сэм Сорел покачал головой.

— Докажите это, и я полюблю вас навеки, Рик. Но я, черт меня побери, уверен, что это не шутка. Одна из этих спятивших шлюх стремится разделаться со мной!

— Все они живут в Лос-Анджелесе, и никто из этих дамочек не вышел вторично замуж, — добавила Соня. — Возможно, таким способом они отдают должное Сэму как мужу? — У Сони на мгновение насмешливо дрогнули губы. — Или, может быть, условия выплаты алиментов были слишком привлекательны?

— Мне нужны их имена и адреса, — сказал я Соне.

— Я уже записала для вас их имена и адреса, они там. — Соня кивком указала на сумочку, которая лежала на небольшом столике возле нее. — Сэм заканчивает свои выступления сегодня вечером, — пояснила она. — В воскресенье мы перебираемся из отеля в дом одного друга в Брентвуде. Мы воспользуемся его гостеприимством пару недель, чтобы Сэм смог немного отдохнуть, прежде чем приступить к съемкам. Но вряд ли ему удастся расслабиться, памятуя о том, что какая-то из его бывших жен планирует убить его в любой момент, начиная со следующего вторника!

— Могу себе представить, — понимающе сказал я. — А кому бы вы отдали предпочтение, Сэм, учитывая желание ваших жен разделаться с вами?

Он пожал плечами.

— Откуда мне знать, кто из них с их микроскопическим и варварским умишком зациклился на этой идее? Впрочем, если строить предположения, я бы поставил на Беверли. Она всегда пыталась меня усовершенствовать, пока мы были женаты. Но это просто догадки.

— Рассмотрим ваших жен по очереди, — предложил я. — Какая была первой?

— Линда Гейлен. — Сэм криво и неодобрительно усмехнулся. — Она жила по соседству, но я с ней не встречался, пока не начал выступать на эстраде. Наш брак продолжался пять лет. Она была уютной женой, заботилась о доме. Но в течение первых четырех лет Линда так усердно хлопотала об уюте и комфорте, что я просто начал задыхаться. Затем она стала ворчать, принялась пилить меня по любому поводу — придиралась к моим костюмам, моим друзьям, к моей выпивке. И тогда я просто удрал из дома и так и не вернулся обратно. — Сорел медленно крутил стакан в руке. — Линда обычно вязала, когда пилила меня. Я, бывало, сидел и слушал, как позвякивают ее проклятые спицы, а ее язык болтал еще быстрее. Наконец у меня возникало ощущение, будто она опутывает меня кругом, обволакивает, превращая в кокон. Ей хотелось загнать меня в ловушку, сделать беспомощным, запутать своими нитками, чтобы я не смог шевельнуть и пальцем. Тогда у меня не оставалось бы другого выбора, кроме как бесконечно выслушивать ее тошнотворные придирки. Мысленно я представлял себе оболочку того, что когда-то было Сэмом Сорелом, гниющим заживо внутри этого кокона под щелканье спиц и неумолкающую брань. Линда не перестала бы работать языком даже после моей смерти!

— У Сэма очень живое воображение, — вскользь заметила Соня. — Но из-за всех этих событий он пристрастился к наркотикам, что имело самые печальные последствия для его карьеры и заработков.

— Два года я был свободен, а затем снова угодил в капкан. — Помрачневший Сорел продолжил свой рассказ. — Моя вторая жена относилась к типу интеллектуалок. Она оказалась полной противоположностью Линде, что, как я подозреваю, и повлияло на меня. Ее звали Беверли Квиллен, и она обладала большим чувством юмора. Мне следовало бы догадаться, что этот брак обречен с самого начала. У Беверли тоже был вулканический темперамент. Сущая ведьма! Это была одна из тех женщин, кто, приходя в ярость, швыряет посуду, визжит и сыплет проклятиями. Она просто не в состоянии была оставить меня в покое. Я терпел это несколько месяцев, но потом Беверли дошла до такой наглости, что принялась критиковать мои выступления! Наши отношения становились все хуже. Когда между нами все уже было ясно, однажды она метнулась в кухню и выскочила оттуда, размахивая ножом. — Сэм поднял руку вверх, и рукав его пиджака, соскользнув, обнажил руку, так что я разглядел глубокий белый шрам на запястье. — После этого, — продолжал Сэм, — я уже знал, что не смогу спокойно уснуть, находясь с ней в одной квартире!

— Сколько же длился ваш второй брак? — осведомился я.

— Пару лет. Затем я покатился по наклонной плоскости, и так быстро, что очутился почти на самом дне, прежде чем осознал, что мне таки удалось ускользнуть от Беверли. Однако мне это уже не могло помочь: я совершенно опустился. Слишком много пил, мало работал, использовал в своей программе старые и самые простые номера. Неуважение к собственной аудитории — это было хуже всего. Думаю, что я запаниковал, когда понял это, Рик. Больше я уже не верил в себя и нуждался в ком-либо, кто встряхнул бы меня как следует и одновременно поддержал. Именно тогда я сделал самую крупную ошибку в моей, Богом проклятой, жизни!

Сэм Сорел осушил стакан и быстро наполнил его снова. Я прикинул, что, пока я находился в его уборной, он выдул уже почти целый стакан чистого виски. Между тем он продолжал выпивать в том же темпе, словно стремился установить некий алкогольный рекорд.

— Джеки Слейтер — так ее звали. — Голос Сэма стал хриплым. — Двадцатилетняя старлетка, потаскушка с прекрасной фигурой и порочными мыслишками. Мне нужен был кто-то, кто поверил бы в меня, ей же требовался, так сказать, пропуск в лучшие и более высокие сферы в киностудиях. Возможно, Джеки потребовалось два месяца, чтобы понять, что она вышла замуж не за Сэма Сорела, комика высочайшего класса, а за парня, к которому прочно прилипло прозвище: «Да кому он нужен?» Остальное было типично. Все окончилось тем, что я застал ее в постели с каким-то пляжным бездельником. Она только оглянулась на меня через плечо и расхохоталась!

— Так почему же вы платите ей алименты? — Мой вопрос был вполне уместен.

— Потому, — ответил Сэм, — что эта проклятая сука заявила: если я не позволю ей развестись со мной, она присягнет в суде, что наш брак в действительности так никогда и не был осуществлен, что фактически я не спал с ней. Это была бы самая ужасная пощечина, которую я когда-либо получал! Вы можете себе представить, какая шумиха поднялась бы вокруг после сообщения о том, что этот Сэм Сорел, смешной парень, рассуждавший с таким знанием дела о сексе и браке, — импотент! — Он быстро отпил глоток бурбона, пролив спиртное на одежду. — Признаюсь вам, Рик, я едва не дошел до состояния, когда мог убить ее! Она была похожа на омерзительную пиявку, высасывая из меня все, что только можно! Все это время Джеки уничтожала меня, и я ничего не мог с этим поделать. Я чувствовал, как лишаюсь всего: моей способности думать, моей энергии, мужества. Я не мог даже…

Он внезапно оборвал свою речь и, обхватив голову руками, горько заплакал навзрыд, захлебываясь слезами как маленький мальчик.

Прошло несколько долгих и мучительно неловких секунд, прежде чем блондинка подала голос.

— Я надеюсь, вы уже представили себе всю картину? — спокойно спросила меня Соня.

— Конечно. — Я кивнул и быстро поднялся. Грубые звуки, издаваемые плачущим взрослым мужчиной, начали действовать мне на нервы. — Я свяжусь с вами.

— Спасибо. — Голос Сони не дрогнул. Она полностью владела собой.

На полдороге я вспомнил, что позабыл лист бумаги с записью имен и адресов его бывших жен. Поэтому направился назад, к его артистической уборной. Дверь была неплотно притворена. Я коротко постучал, а затем широко распахнул ее.

Сэм Сорел стоял на коленях возле стула, на котором сидела блондинка. Она приспустила платье до талии; эти лямочки в палец шириной сейчас бессмысленно покачивались. Прижав голову Сэма к своей обнаженной полной груди, Соня слегка покачивалась. Сорел больше не плакал. Его глаза были закрыты. Изрытое скорбными морщинами лицо выражало полное умиротворение. На секунду глаза Сони встретились с моими, затем она кивком указала на сумочку, лежавшую на маленьком столике возле нее. Я на цыпочках пересек комнату — как некий актер, случайно попавший не туда куда нужно в момент ответственной съемки важной сцены в кинофильме, — вынул лист с нужными записями из сумочки и направился к выходу.

Соня коротко улыбнулась мне на прощанье. Одной рукой она нежно поглаживала голову Сорела, еще крепче прижав ее к своей груди. Серовато-зеленые глаза блондинки излучали подлинную кротость и спокойствие.

Она походила на мадонну, дарующую утешение каждому, и особенно тому, кто все еще остается в душе испуганным ребенком.

Самое невероятное заключалось в том, что и полунагая, обнаженная до талии, Соня вовсе не выглядела сексуальной.

Глава 2

Было яркое, солнечное утро, туман быстро рассеивался. Я только что ухитрился найти щель на автостоянке перед отелем в стиле модерн для моей машины с открывающимся верхом. Миновав в вестибюле с полдюжины энергичных служащих, поголовно оснащенных значками с изображением какой-то электронной фирмы, я понял, что и в прогрессе есть своя рутина. И я не удивился бы, удостоверившись, что и этот вечный, надоевший всем до чертиков обычай постоянно крутиться среди одних и тех же людей, которых вы ненавидите, входит в ту же рутину.

Внутри помещения почти никого не было. У фонтанов, окруженных кактусами и выбрасывавших струи воды, был такой вид, словно их только что отмыли и почистили. Прогуливаясь в вестибюле отеля между колонн, я обнаружил, что по одну его сторону располагаются небольшие и модные магазинчики. Почти сразу же я нашел то, что искал. «Бутик Линды» — возвещали над входом крупные светящиеся буквы с замысловатыми завитушками. Внутри магазинчика, казалось, покупателям предлагали все, начиная от элегантного вечернего платья и кончая миниатюрным шелковым одеянием, которое более походило на блузку, чем на платье. Очень эффектная брюнетка лет тридцати пяти появилась из задней комнаты. Она направилась ко мне с профессионально-приветливой улыбкой на лице.

— Чем могу служить? — любезно спросила она. У брюнетки был глубокий и очень приятный голос.

— Я бы хотел повидать владелицу этого заведения, — сказал я.

— Я Линда Гейлен.

— Вы совсем не похожи на домоседку, привязанную к семейному очагу! — искренне воскликнул я.

— Как это? — удивилась она, приподняв брови.

— Так описывал вас ваш бывший муж, — охотно пояснил я. — Может быть, у него плохое зрение?

Ее блестящие от лака густые черные волосы прекрасно сочетались с продолговатым овалом лица. Темно-карие умные глаза были широко расставлены. Я обратил внимание и на ее рот — красивой формы и без намека на чувственность. На хозяйке магазинчика было нарядное шелковое платье в коричневую и оранжевую полоски, которые весело переплетались на ее полной груди, подчеркивали узкую талию и стройные бедра. Судя по ее виду, эта молодая женщина куда лучше смотрелась бы где-нибудь в Акапулько, нежели перед кухонной раковиной, за мытьем посуды.

— Сэм? — Ее улыбка перестала быть профессиональной и стала просто улыбкой. — Вы знаете, как смешно! Я даже не вспоминала о нем в последние четыре или пять лет.

— Однако не забывали ежемесячно получать свои алименты?

— Конечно нет. — Ее глаза холодно блеснули, оценивая меня. — Вы его адвокат, мистер?..

— Холман, Рик Холман, — представился я. — Тот самый парень, который пытается установить, кто из его бывших трех жен собрался убить его.

— Вы полицейский? — пожелала уточнить Линда Гейлен.

Я отрицательно покачал головой.

— Сэм снова наверху, обрел прежнюю славу, — пояснил я. — Если бы он обратился в полицию с подобными проблемами, то получил бы нежелательную известность, которая только навредила бы ему.

— Так вы что-то вроде частного детектива, мистер Холман?

— Можно сказать и так, — согласился я. — Нельзя ли нам поговорить немного о Сэме? Дело в том, что кто бы ни хотел убить его, даже имея, возможно, на то основания, Сэм просто не может себе представить, за что такого славного парня, как он, можно желать убить.

— Что ж, в это время я обычно пью кофе, — прервала она меня. — Вы можете приписать эти расходы к счету Сэма, мистер Холман. — Брюнетка повернула голову и окликнула: — Андреа!

— Да, дорогая? — Из задней комнаты появилась изящная блондинка с длинными прямыми волосами, ниспадавшими почти до самой кромки ее крошечной юбчонки.

— Я собираюсь выпить кофе, — обратилась к ней Линда. — Ты могла бы побыть в магазине в мое отсутствие?

Блондинка, откинув волосы с лица, с надутым видом некоторое время рассматривала нас обоих.

— Ты уходишь надолго? — наконец спросила она.

— Минут на двадцать, — отрывисто бросила Линда голосом хозяйки заведения. — У меня есть дело, которое я должна обсудить с мистером Холманом.

Через пару минут мы уже сидели в кафетерии отеля. Линда Гейлен заказала сливки к кофе, — может быть, ее бедра и не нуждались в строгой диете? — и удобно устроилась на своем стуле.

— Вы сознаете, что только что поставили под угрозу мою репутацию? — Она старалась говорить небрежно и насмешливо, но у нее это плохо получалось. — Я теперь безнадежно скомпрометирована, поскольку в это замешана Андреа!

— Полагаю, у нее есть и свои проблемы, — шутливо заметил я. — С такой копной волос, которая закрывает лицо, она, должно быть, представляет угрозу для транспорта.

— Из-за юбчонки, урезанной до пупа, она еще более опасна, если за рулем сидит мужчина. — Линда пожала плечами и резко сменила тему: — В моей голове все время крутится одна и та же фраза: «Домоседка, привязанная к семейному очагу». А что еще Сэм говорил обо мне?

— Он говорил, что вы слишком заботились о домашнем комфорте и удобствах, — процитировал я. — Затем начали придираться к нему, причем обычно вязали, когда нападали на него. Клик! — звякали спицы, ни на секунду не умолкая. Клик! — и ваш язык тоже работал, не умолкая. Клик! И Сэм наконец не вытерпел, вышел через входную дверь и больше не вернулся.

— Я любила Сэма, поэтому и вышла за него, — охотно призналась она. — Но затем поняла, что ему нужна не жена, а мать. Я бы предпочла вести его дела. Но ему-то как раз требовались клетчатый передник вместе с заготовленными впрок бутылками и банками с вареньем и наливками. Я не очень-то возражала, когда он действительно нуждался в материнской опеке, если вспомнить ночные кошмары, которые его мучили. Но, вечно играя роль матери парня, который на тринадцать лет старше тебя, можно полностью превратиться в домашнюю прислугу. — Она слабо улыбнулась. — А вы знаете? Теперь, когда я об этом вспоминаю, я таки действительно вязала и бранилась одновременно! Так что, выходит, он довольно точно описал мое поведение.

— Вы, кажется, говорили о каких-то кошмарах? — допытывался я.

— Сэм был им подвержен. Он боялся замкнутого пространства. Всегда открывал все окна и двери, не выносил самолетов, не терпел закрытых окон в автомобиле. Даже в оборудованном кондиционером! Кошмары были всегда одни и те же: ему, видимо, снилось, что его погребают заживо.

Официантка, обслужив нас, удалилась. Я закурил и наблюдал за Линдой Гейлен, которая наслаждалась, смакуя свой кофе со сливками. Безусловно, Линда не принадлежала к типу домашних хозяек в том виде, в каком ее описал Сорел. Но я сомневался в том, что она была такой уж деловой, какой хотела казаться. Возможно, здесь была бы полезна небольшая шоковая терапия, решил я.

— Вы можете назвать хотя бы одну серьезную причину, по которой вам хотелось бы убить Сэма? — спросил я.

Линда задумалась, допивая свой кофе. Лицо ее стало сосредоточенным.

— Может быть, всего одну. Именно Сэм убил идею брака для меня — и навсегда. — Она пожала плечами. — Но кто знает? Этим он, возможно, оказал мне большую услугу.

— Вы никогда не помышляли о том, чтобы снова выйти замуж?

— Никогда. Этот бутик не приносит мне больших денег, но обеспечивает небольшую прибыль. Я руковожу магазином, веду расходные книги, заказываю товары и все такое прочее. — Она улыбнулась. — И я не стану притворяться, что не рада также и алиментам.

— Вы их потеряете, если выйдете снова замуж?

— Естественно.

— Это превращает вас в девушку мечты для целой кучи парней, — холодно сказал я. — Вы — редкий тип женщины, которая не заинтересована в том, чтобы увидеть завершение своей карьеры в успешном браке.

— Не думаю, что я настолько знакома с вами, чтобы обсуждать мою личную жизнь, мистер Холман, — небрежно заметила она.

— Вы жалеете о том, что разошлись с Сорелом?

— Нисколько не жалею! Но я бы пожалела об алиментах, если бы потеряла их: они помогают мне руководить магазином и осуществлять заманчивые проекты. Пока поступает ежемесячный чек, я могу особенно не беспокоиться относительно прибыли.

Мгновение она колебалась, затем обратилась ко мне:

— Вы уверены, что именно кто-то из бывших жен угрожает убить Сэма? Я просто не могу себе представить, что другие его жены тоже захотели бы отказаться от алиментов.

— Конечно, — согласился я. — Но когда это было, чтобы разум мог одолеть чувство?

— Вот глубокая мысль! — проговорила она с сарказмом. — Что ж, сожалею, что не смогла помочь вам найти предполагаемого убийцу.

Это был очевидный намек на то, чтобы нам распрощаться. Но я проигнорировал его.

— Вы сказали, что Сэм навсегда убил в вас идею брака. Убил ли он также идею другого мужчины для вас?

Ее глаза внезапно насторожились.

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Вы очень привлекательная женщина и, должно быть, встречаетесь со многими обеспеченными мужчинами в таком отеле, как этот. Брак с одним из них с лихвой возместил бы потерю алиментов.

— Спасибо за кофе и за этот комплимент. — Линда начала выбираться из-за стола. — Я надеюсь, вам удастся сохранить Сэма живым ради всех нас. А теперь, извините меня, мистер Холман, но мне пора возвращаться.

— Конечно. — Я добавил толику патоки в тон своего голоса. — Искренне надеюсь, что, когда вы вернетесь, Андреа не устроит вам сцены ревности!

Брюнетка испепелила меня взглядом, а затем отчалила с такой быстротой, словно кто-то только что сообщил ей, что бутик охвачен пламенем.

Я остался, чтобы рассчитаться за кофе, терзаемый неприятным чувством, что упустил что-то важное. Тем не менее, утешал я себя, осталось всего две предполагаемые убийцы. Выпив еще чашку кофе, я закурил сигарету, мысленно возвращаясь к тому, о чем только что поведала мне Линда Гейлен. Ее рассказ о Сэме Сореле и его потребности в материнской опеке, должно быть, был недалек от истины. Особенно если припомнить ту, мягко говоря, необычную сцену, которой я стал свидетелем, вернувшись накануне вечером в его уборную. Но то, что действительно заинтересовало меня, так это ее вполне разумный вопрос: зачем кому-то из бывших жен Сэма лишаться своих алиментов, устраняя их источник? Пять минут спустя я все еще обдумывал это, не приходя ни к какому выводу. Как вдруг изящная блондинка обрушилась на свободное место напротив меня, подобно своеобразному торнадо в мини-юбке, собравшемуся передохнуть.

— Вы негодяй! — Она понизила свой голос до свистящего шепота, который тем не менее мог бы проникнуть даже через бетонную стену толщиной в фут. — Вы знаете, что вы с ней сделали?

— Возможно, хозяйка бутика слегка рассердилась на меня, поскольку я угадал правду? — примирительно сказал я. — Иногда это случается, Андреа.

Блондинка откинула со лба волосы, закрывавшие ей глаза, и свирепо взглянула на меня.

— Я только что оставила ее в задней комнате в состоянии полной истерики. Если бы вы знали хотя бы половину правды об этом мерзавце Сореле, вы не пытались бы спасти его от участи быть убитым. Вы сами подстерегали бы его с дробовиком!

— Почему? — искренне изумился я.

— Как я подозреваю, Линда постеснялась рассказать вам всю правду. Ну а я не собираюсь ничего скрывать! — Андреа глубоко вздохнула, причем блузка на ее плоской груди даже не шевельнулась. — Сорел — это тип маньяка-эгоиста, который просто не может вынести, когда кто-то уходит от него. Не важно, что в конечном итоге он сам разрушил их брак; Сэм все равно считает, что Линда принадлежит ему как некая часть его личной собственности. Три месяца назад он каким-то образом разнюхал обо мне и Линде. — Сжав губы, она с вызовом уставилась на меня, ожидая с моей стороны неодобрения. Ее голос звучал слегка напряженно, когда она снова заговорила: — У нас особые с ней отношения. Есть возражения?

— Никаких, — поспешно ответил я.

— Отлично! — Глаза блондинки, обведенные темными кругами, насмешливо изучали меня. — Так вы действительно умеете помалкивать?

— Вы рассказывали мне о другом мерзавце, Сореле, — напомнил я Андреа.

— Сэм говорил вам о том, что избил ее?

— Возможно. Но расскажите мне еще раз.

— Однажды вечером, примерно около одиннадцати, Сорел неожиданно пришел к Линде домой. Я думаю, он был пьян; ревел и бушевал, как сумасшедший. Орал, что не собирается давать деньги своей бывшей жене, которая вступила в неестественную связь с другой женщиной. Сэм употребил все бранные слова, которые я когда-либо слышала, а также несколько, мне абсолютно неизвестных! Линда рыдала, и я больше уже не могла этого переносить. Поэтому велела ему убираться ко всем чертям, а он ударил меня!

Было ясно, что Андреа совершенно не ожидала подобной реакции Сорела, так как нотки изумления сквозили в ее голосе даже при воспоминании об этом случае.

Я ничего не сказал, и Андреа, помолчав немного, продолжила свой рассказ:

— Он просто стоял, покачиваясь, а затем ударил меня кулаком по губам. Потом, пока я лежала на полу в полуобморочном состоянии, Сэм схватил Линду и поволок ее в спальню. Надеюсь, мне не нужно объяснять, что там произошло? Но прежде чем Сорел ушел, он объявил Линде, что если она не порвет со мной, то в следующий свой приход просто убьет нас обеих.

— И что, ваши отношения не прекратились? — поинтересовался я.

— На следующий же день Линда переехала ко мне. — Андреа не могла скрыть тайного злорадства, оно сквозило в ее тоне. — Мой брат живет наискосок, через лестничную площадку, и он достаточно силен, чтобы справиться с двумя такими типами, как Сорел! — торжествуя, заключила Андреа.

— Сэм не пытался снова увидеться с Линдой — в вашем магазинчике или в каком-то другом месте? — спросил я.

Она покачала головой.

— Но Линда все еще боится, что он может предпринять такую попытку, хотя и не признается в этом. Можете себе представить, какую реакцию вы вызвали вашими идиотскими разговорами о бывших женах Сорела, угрожающих убить его. Затем немедленно, на одном дыхании, вы обрушили на нее сообщение о том, что вам все известно о наших отношениях!

— Сорел приходил к Линде около трех месяцев назад? Где-то в середине мая? — уточнил я.

— Наверное. — Андреа задумалась. — Это было вечером, в пятницу. Я помню, тогда у нас намечалась распродажа. Но мы не смогли открыть магазин в субботу, так как были заняты переездом ко мне на квартиру. Это не понравилось некоторым из наших клиентов, которые пропустили распродажу. Да, я уверена, это было на второй неделе мая.

— Ясно, — кивнул я. — Ну а вам-то зачем беспокоиться? Зачем приходить сюда и докладывать мне об этом?

— Вы работаете на Сорела, — холодно отрубила Андреа. — Не знаю, какую историю он состряпал для вас относительно своих бывших жен — они-де стремятся убить его. Но это мог быть и какой-нибудь трюк — попытка снова добраться до Линды. Поэтому я честно предупреждаю: оставьте ее в покое! И к вам, Холман, это тоже относится.

— Где вы живете? — поинтересовался я.

Поколебавшись, Андреа сообщила мне свой адрес в Западном Голливуде. Я сверился с напечатанными на машинке адресами, которые Соня Майер вручила мне накануне, и нашел среди них и этот. Относительно него указывалось, что здесь живет Линда Гейлен. Некоторое время, игнорируя пристальный ледяной взгляд блондинки, я размышлял об этом.

— Вам требуется ещё какая-нибудь информация? — с раздражением осведомилась она. — Мое полное имя — Андреа Марко, двадцати двух лет от роду, рост — пять футов семь дюймов, вес — сто пять фунтов. У меня голубые глаза и светлые волосы. Не следует забывать также и о родимом пятне в форме полумесяца на внутренней стороне моего правого бедра!

— Вы уже и так дали мне слишком много информации. — Я злорадно ухмыльнулся. — Например, уведомили относительно серьезного для Линды мотива желать смерти Сорелу. И я конечно же не забуду приписать и ваше имя к списку потенциальных убийц!

Блондинка на мгновение открыла рот, но затем вся напряглась, словно перед предстоящим броском.

— На вашем месте, Холман, — огрызнулась она, — я бы поинтересовалась истинными намерениями вашего клиента. Возможно, он сам рассчитывает убить одну из своих бывших жен — Линду, например. А вас просто использует в качестве дымовой завесы.

Мгновение спустя Андреа уже быстро шла к выходу. Ее мини-юбка колыхалась вокруг бедер. Длинные красивые ноги блондинки привлекли внимание всех мужчин, находившихся в кафетерии. Не было смысла объяснять им, что они только понапрасну теряют время.

Глава 3

Во время моей продолжительной поездки в Санта-Монику и обратно живописные пейзажи Южной Калифорнии не произвели на меня должного впечатления. Однако это путешествие дало мне время обдумать некоторые вещи. Если вы не в состоянии занять свой мозг чем-либо, преодолевая долгие мили до бульвара Санта-Моника, вы умрете от скуки. Лос-Анджелес — мой город, как вы понимаете. Но все его очарование — в окрестностях.

Мне хотелось хорошенько обдумать простую вещь. Верю ли я той истории, которую изложилСэм Сорел, и какова подлинная причина, почему он нанял именно меня? И если верю, то каковы шансы, что за упоминавшимися письмами не скрывается кто-то другой, а его бывшие жены тут ни при чем?

Поездка обошлась мне в энное количество бензина, но ответа на свой вопрос я так и не получил.

На обратном пути я подкатил к станции обслуживания, возле которой торчала телефонная будка. Разговор с Соней обошелся еще в десять центов. Я выяснил, что Сэма нельзя тревожить во время сиесты^[17]. И еще. По ее словам, ни сама Соня, ни Сэм не допускали и мысли, что кто-нибудь, помимо его бывших жен, мог желать смерти Сэма.

Я вернулся в машину, вяло размышляя о том, что было бы неплохо, если бы Сэм был мертв, а я счастлив и свободен. Мрачно выстраивая планы на утро среды, я покатил дальше.

Гостиница, где жила Джеки Слейтер, находилась в квартале от бульвара Уилшир, на границе между Беверли-Хиллз и Вествуд-Виллидж. Двухэтажное белое здание гостиницы выглядело дорогим и нарядным. Даже в кабинете администратора во всю стену висел ковер и стояла современная мебель из тика. Интересно, не отделан ли бассейн шкурками норки и не наливают ли туда шампанское вместо воды?

Крупный мужчина, сидевший за столом администратора, встал, когда я вошел в его кабинет. Его жесткие черные волосы были тщательно подстрижены, а лоб обрамляла короткая челка. На мужчине были рыжевато-коричневые брюки и цветная рубашка. Твердые мускулы играли под бронзовой кожей его рук. Глубоко посаженные глаза на обветренном красном лице устремили на меня жесткий, немигающий взгляд.

— Харви Грэм, — вежливо пробасил он. — Чем могу служить?

— Я ищу мисс Слейтер, — объяснил я. — Джеки Слейтер.

— Мисс Слейтер — одна из наших постоянных гостей. Номер десять с той стороны бассейна. Когда в последний раз я ее видел, она загорала у бассейна. Так что, может быть, она все еще там. — Харви Грэм медленно провел указательным пальцем по нижней губе. — Что-нибудь случилось?

— Да нет, обычный визит, — уклончиво сказал я. — А разве должно что-нибудь случиться?

— Мисс Слейтер — профессиональная киноактриса. — Мужчина слегка пожал плечами. — С ними всегда что-нибудь случается…

— У вас, должно быть, интересная жизнь, — вкрадчиво заметил я.

— Иногда до того доходит, что я начинаю думать о Пасадине как о первоклассном гнезде порока. — Он нехотя улыбнулся. — Но если из-за вас, мистер, здесь что-нибудь случится, это слегка разнообразит мое скучное утро.

Грэм напряг руки, так что его трицепсы вздулись буграми.

— Кто знает? — проворчал он. — Не исключено, что какой-нибудь маньяк может появиться после ленча!

Я нашел Джеки Слейтер на бортике бассейна. Она лежала на спине на пляжном полотенце с ярчайшими полосками, от которых просто рябило в глазах. Две узких полоски ярко-красного бикини оттеняли ее чудесный золотисто-шоколадный загар. Изгибы и округлости ее изумительного тела могли бы произвести потрясающий эффект на разворотах нового журнала для мужчин «Вожделение». Копна вьющихся серебристо-белокурых волос венчала кукольное личико, а губы, щедро намазанные белым, предохраняющим от ожога кремом, придавали ему экзотический вид. Огромные, в голубоватой оправе, затемненные очки скрывали глаза молодой женщины. И я не смог определить — спала ли она или просто размышляла.

— Мисс Слейтер? — поинтересовался я.

— Проваливайте! — Голос был грубый и неприятный.

— Я из киностудии, подбираю киноактеров, — заговорил я серьезным тоном. — «Стеллар продакшн» собирается отснять римейк фильма «Дождь». Они уже развели пары и хотят, чтобы вы сыграли миссионершу, а Сэм Сорел — члена секты. Он будет, естественно, в гриме, но волосы свои.

Медленно приподнявшись, мисс Слейтер уселась на своем полотенце. Но даже при таком плавном движении ее круглые груди едва не выскочили из бикини.

— Сэм Сорел?

Она рывком сорвала с себя очки. Голубые кукольные глазки подозрительно сощурились на меня.

— Кто вы такой? Какой-нибудь псих? — громко воскликнула она.

— Говоря по правде, — признался я, — это Сэм послал меня. Он терзается и хочет знать, по какой причине вы собираетесь убить его на следующей неделе?

— Убить его? — Джеки смотрела на меня, несмотря на яркое солнце, широко раскрытыми глазами. — Вы, должно быть, совсем спятили!

Я укоризненно покачал головой.

— Вам не следовало посылать ему угрожающие письма, — невозмутимо продолжал я. — Однако Сэм не держит на вас зла. Он просто хочет быть уверенным, что доживет до глубокой старости.

Женщина вскочила, схватила полотенце и выставила его перед собой, как щит.

— Ступайте назад, к Сэму, и передайте ему, пусть оставит меня в покое! — Ее голос внезапно поднялся до истерических нот. — Этого никогда больше не произойдет, никогда! Вы меня слышите?

— Думаю, сейчас вас слышат даже в Мексике, — с кислым видом сказал я. — Успокойтесь. Мне нужно только…

— Отойдите от меня, негодяй! — почти завопила она.

— Послушайте, — уговаривал я, протягивая к ней руку.

Быстро отступив назад, Джеки задела пяткой о край бассейна и поскользнулась на кафельном покрытии. Мгновение пытаясь удержать равновесие, она исполняла какой-то фантастический, неизвестно какой народности танец, а затем исчезла под водой. Через секунду ее голова возникла на поверхности, и она завопила «Харв!» во всю мощь своих голосовых связок. Несомненно, их сила и диапазон обеспечили бы ей успех на чемпионате среди пароходных сирен. Мне, вероятно, следовало бы нырнуть и сделать героическую попытку спасти ее. Если, конечно, отбросить тот факт, что она находилась в конце бассейна, на мелководье. Так что ей нужно было только встать на ноги. Но тут земля буквально задрожала под чьей-то тяжелой поступью, и я вовремя обернулся, чтобы увидеть бегущего администратора.

— Значит, вы все-таки заварили какую-то кашу, приятель? — Он притормозил передо мной, а я, пытаясь не обращать внимания на неприятный блеск в его глазах, отметил про себя, что он даже не запыхался.

— Эта дама, должно быть, немного не в себе, — огорченно заявил я. — Не было произнесено и трех слов, как она начала вопить, словно ее режут.

— А что это были за слова, дружище? — гневно раздувая ноздри, спросил он.

— Я сказал, что Сэм Сорел послал меня, чтобы…

— Сорел? — злобно буркнул администратор. — Теперь все ясно!

В его горящих глазах и напрягшихся мускулах я прочел свое ближайшее будущее. Нырнув под его сокрушительный удар, я с силой врезал ему в солнечное сплетение. У меня тут же возникло ощущение, будто мой кулак наткнулся на каменную стену, а Грэм даже не шелохнулся. Он снова ринулся на меня, как бык, перед мордой которого размахивают красной тряпкой. В последний момент я быстро отступил в сторону. Будучи не в силах вовремя остановиться, он с яростным воплем рухнул в воду. Как раз в это время Джеки Слейтер появилась на поверхности воды в пятый или шестой раз. Оба одновременно исчезли в фонтане брызг — это было эффектное зрелище. Затем Грэм встал на ноги и с потоками брани двинулся к бортику бассейна.

Я выждал, пока агрессивный администратор почти выбрался из воды, а затем толкнул его ногой в грудь. И он снова оказался в воде рядом с вдоволь нахлебавшейся старлеткой. С жалобными стонами она старалась вылезти из бассейна. Тут у Грэма сработал вдруг инстинкт джентльмена, и он лихорадочно рванулся к Джеки как раз в момент, когда она снова начала уходить под воду. Мисс Слейтер продолжала погружаться, пока совсем не исчезла, в то время как его рука неожиданно вынырнула из воды, сжимая в кулаке ее ярко-красный лифчик. Вторично эта рука опустилась под воду, и на этот раз она сжимала спутанную серебристо-белокурую массу волос. Наконец с гордым видом он извлек из бассейна Джеки Слейтер и поставил ее на ноги, продемонстрировав моему заинтересованному взгляду ее великолепную обнаженную грудь. Через секунду он выглядел уже менее горделиво: Джеки больно ударила его своим маленьким кулачком прямо между глаз.

Я посмотрел на небольшую группу любопытных лиц, собравшихся у бортика. Окружающие наблюдали за происходившими событиями с раскрытыми от восхищения ртами.

— Почему бы нам не обсудить все это, Харв, — скромно предложил я, — где-нибудь в тихом месте без зрителей?

Через пять минут мы уже сидели в номере Джеки Слейтер и пили скотч. Грэм сменил мокрую одежду на трикотажную рубашку и шорты-бермуды, в то время как восходящая кинозвезда облачилась в огромный, похожий на шатер, халат и соорудила на голове тюрбан из полотенца. Атмосфера, прямо скажем, была не очень дружелюбной; по угрюмой физиономии Грэма я понял, что он способен снова начать драку. Тщательно выбирая выражения, я объяснил, что одна из бывших жен Сэма Сорела грозилась убить его, я же стараюсь найти ее прежде, чем его имя появится в некрологе.

— Кто бы она ни была, надеюсь, она до него доберется! — сердито воскликнула Джеки Слейтер. — А я спляшу на его могиле!

— Ты — не полицейский, — бросил мне Грэм. — Интересно, кто ты вообще такой?

— Меня зовут Холман, — представился я. — И принадлежу к тем, кто разделывается с неприятностями.

— Тогда разделайтесь с Сэмом! — перебила меня Джеки. — От него одни только неприятности.

— Холман? — задумчиво произнес Грэм. — Слышал о тебе. У одной шишки из Голливуда были проблемы, а ты все уладил, верно?

— Вроде того, — согласился я.

— Надо было тебе сразу мне сказать. — Грэм заставил себя улыбнуться. — Если бы я знал, между нами не возникло бы недоразумений. Дорогая, — он перевел взгляд на серебристую блондинку, — такой парень, как мистер Холман, не стал бы попусту валять дурака. Должно быть, дело серьезное.

— И что? — Джеки уставилась на него.

— А то, что давай подумаем, чем мы можем помочь мистеру Холману, — сказал Грэм. — Сорел, конечно, подлый тип. И все вокруг об этом знают, но никто не помышляет убить его.

— Кто-то же помышляет! — Джеки Слейтер не обратила внимания на его многозначительный взгляд. — Сэм даже не мужчина! Вы знали об этом, мистер Холман? За десять месяцев, что мы были женаты, он и не прикоснулся ко мне. Даже в нашу брачную ночь! — Серебристая блондинка презрительно рассмеялась. — И он еще имел наглость устраивать мне сцены за то, что я развлекалась с кем-то другим! Сорел частенько вгонял меня в дрожь. — Джеки вся передернулась под своим объемистым халатом. — По ночам, лежа рядом с ним, я задыхалась от слез и не могла сомкнуть глаз. Его мучали ужасные кошмары, и он походил на маленького ребенка, перепуганного до смерти.

— А из-за чего возникали эти кошмары? — спросил я.

Она пожала плечами.

— Кто знает? Говорил, что боится быть запертым… Но я-то считала, что его мучает нечистая совесть!

— Вы виделись с ним после развода? — поинтересовался я.

Прежде чем отрицательно покачать головой, она на мгновение заколебалась.

— Я скорее бы умерла, чем приблизилась к Сэму хотя бы на милю.

— Расскажи ему, крошка, — вмешался Грэм.

— Харв, иногда мне хочется, черт тебя подери, чтобы ты занимался своим делом, — с раздражением отозвалась она.

— Возможно, мистер Холман уже знает, — настаивал он. — Не выставляй себя лгуньей, Джеки. Вспомни, что я говорил: такой парень, как Рик Холман, не станет валять дурака. Если кто-то убьет Сорела, ты же не хочешь, чтобы заподозрили тебя?

— Наверное, нет. — Ее голос звучал не слишком уверенно.

Она чуть прикрыла глаза, и я догадался, о чем она думает: Джеки представила себе ослепительную мисс Слейтер, несправедливо обвиненную в убийстве своего бывшего мужа. Со слезами она отклоняла предложения о заключении баснословных звездных контрактов, пока ее имя не будет очищено от обвинений.

— Простите, мистер Холман. — Блондинка открыла глаза и захлопала длинными ресницами. — Я сказала неправду.

— Зовите меня Рик, — с доброжелательной улыбкой предложил я.

— Спасибо, Рик. — Ее ответная улыбка, казалось, означала, что мы — приятели, и это главное. Остальное не так уж и важно. — Я действительно виделась с ним, примерно месяц назад. Сэм пришел однажды вечером, нежданный и незваный! Я так удивилась при виде его, что Сэм был уже в гостиной, прежде чем я смогла вымолвить хоть словечко. — Женщина говорила бесстрастно, без всякого выражения. — У него ведь не все дома, вы, наверное, это знаете? Сэм начал кричать на меня, утверждая, что знает обо мне и Харви. Ну так что же, кто этого не знает? Вопил, что не позволит своей бывшей жене встречаться с другим мужчиной. Я решила, что все это смешно и нелепо, и стала смеяться над ним. Это была моя большая ошибка, потому что он сразу же ударил меня. — Джеки нахмурилась. — И продолжал меня бить и вытряхивать из меня душу. Думаю, Сэм убил бы меня, если бы поблизости не оказался Харв и не вышвырнул его.

— Говорю вам, Рик, — искренне сказал Грэм, — Сорел вел себя как сумасшедший. В принципе я справился бы с ним одной левой. Но в тот вечер мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы выкинуть его. Я сразу же вызвал для Джеки доктора, и он дал ей успокоительное. Бедняжке пришлось пролежать в постели целую неделю.

— А эти синяки! — Джеки вздрогнула. — Вам следовало бы поглядеть на них, Рик! — Она вызывающе взмахнула длинными ресницами. — А может, и не следовало бы. Клянусь, на мне не было живого места, так он меня избил. Мои кровоподтеки и шрамы все еще не зажили, и доктор считает, что они могут остаться навсегда.

Представив себе эту кошмарную картину, я решил особо на нее не отвлекаться.

— Все произошло около месяца назад? Вы помните точную дату?

— Девятое июля. — Ее лицо превратилось в трагическую маску. — Разве можно это забыть? Был мой день рождения!

— Вы видели Сорела после развода всего один раз? — спросил я.

Блондинка кивнула.

— Конечно. И не мечтала увидеть этого мерзавца. Разве что в гробу!

— Джеки! — Грэм нервно откашлялся. — Мне бы не хотелось, чтобы ты употребляла подобные выражения. — Администратор отеля тускло мне улыбнулся. — Если будешь продолжать в том же духе, Джеки, у Рика создастся о тебе ложное впечатление.

— Не будь дубиной, Харв! — усмехнулась женщина. — Я не отрицаю, что хотела бы увидеть Сэма в гробу. Но разве из этого следует, что я готова воткнуть в него нож?

— Думаю, что нет, — мрачно согласился Грэм и сосредоточился на своем скотче.

— Я сочувствую любой женщине, которая побывала за ним замужем, — объявила Джеки. — Но Сорел не стоит того, чтобы рисковать своей жизнью ради удовольствия поквитаться с ним. Кроме того, нужно подумать и об алиментах.

— Сумма весьма значительная, — тут же ввернул я.

Самодовольство из блондинки так и выпирало.

— Конечно, — подтвердила она. — И любая женщина, которая терпела этого негодяя, заслужила каждое пенни из нее.

— Вы знакомы с кем-нибудь из его бывших жен? — спросил я.

— Нет, такого удовольствия я себе не доставила. — В ее глазах появился холодный, расчетливый блеск. Джеки устремила на меня долгий взгляд и, будто что-то решив для себя, повернулась к Грэму. — Харв, — проворковала она, — ты любишь меня, не правда ли?

— Конечно, дорогая, — пробубнил Грэм.

— Хочешь жениться на мне — прямо сейчас?

— Прелесть моя. — Его голос звучал так, словно он был прочно загнал в угол. — Ты же знаешь, это мое самое сильное желание. Но с такими ничтожными деньгами, которые я получаю, заведуя этим сущим моргом, — на что мы будем жить?

— Это должно означать — без алиментов и без Харва! — Глаза блондинки лукаво блеснули, она усмехнулась. — Кажется, я ответила на ваш вопрос, Рик?

— Думаю, да. — Я встал. — Спасибо за виски. Дам вам знать, как пойдут дела…

— Я провожу вас до машины. — Грэм живо вскочил на ноги.

— Приходите в любое время, Рик. — В хрипловатом голосе Джеки открыто прозвучали призывные нотки. — Когда захотите. И мы сможем всласть посплетничать о милых и влиятельных людях в Голливуде. Не таких, как Сэм, я имею в виду.

— Возможно, как-нибудь и загляну, — пообещал я неопределенно.

— По вторникам Харв навещает свою мать. — Джеки резко выпрямилась на стуле, при этом движении ее халат распахнулся, очевидно непреднамеренно, обнажив пышную правую грудь. — Так давайте условимся: во вторник вечером. Устраивает вас, Рик?

Грэм молча шел позади, пока мы не подошли к моей машине.

— Она шлюха, конечно, — с горечью произнес он. — Но всего лишь последняя в длинной череде тех шлюх, которых я знавал, начиная с моей матери.

— Что вам нужно? — спросил я его. — Сочувствие или психоаналитик?

— Не знаю. — Грэм в нерешительности потер нижнюю губу. — Я вообще ни в чем не уверен. Взять хотя бы тот вечер, когда Сорел поколотил ее. Когда я туда попал, они все еще кричали друг на друга в промежутках между его тумаками. Сэм орал что-то типа того — на что, черт ее подери, она рассчитывала, когда позвонила ему и бросила в лицо, что крутит со мной?.. Джеки же уверяла меня, что никогда не звонила ему. Но разве поймешь, когда она говорит правду? Конечно, Джеки похожа на всех этих глупеньких старлеток, у которых мозги располагаются в лифчике. Но главное — внутренне она настоящая сука. И я бы не удивился, узнав, что она действительно грозилась убить Сорела. Хотя бы ради смеха!

— По вторникам вы действительно навещаете свою мать, Харв? — спросил я и направил взгляд на его мускулы. Но никакой реакции на мои слова не последовало.

— Если хотите попытать счастья, я не возражаю, — хмуро буркнул он. — Может, для меня настал момент сорваться с крючка. Если Джеки влипла в грязную историю, связанную с угрозой убийства, мне тоже не отмыться. Хозяевам это не понравится!

— Вы все принимаете очень близко к сердцу, — сказал я ему и сел в машину.

— Рик? — Он просунул голову в открытое окно. — Возможно, я и не произвожу впечатления симпатичного парня — а где их найдешь? Но мне честно хотелось помочь. Если Джеки окажется в чем-то замешана, постарайтесь не впутывать меня, ладно?

— Попросите меня об этом еще раз, — поколебавшись, предложил я. — Скажем, через парочку вторников, начиная с сегодняшнего дня.

Беверли Квиллен — второй бывшей жены Сэма Сорела — не было дома. Она жила в шикарном высотном здании в отдаленной от центра части города. Я отправился перекусить, а затем сделал еще одну попытку встретиться с ней. Ее снова не оказалось на месте. Когда я позвонил в отель Сэму, телефонистка сообщила, что мистер Сорел всегда спит днем до пяти часов, и она не будет тревожить его. Что касается мисс Майер, то она велела передать, что не вернется до восьми вечера. Услышав это, я поехал домой. Мой небольшой дом на Беверли-Хиллз полностью соответствовал моим доходам и положению в обществе. «Раз обстоятельства не позволяют мне действовать, в том нет моей вины», — рассудил я.

Энергично размявшись в бассейне, расположенном позади дома, я вылез из воды и затем немного полежал на солнышке. Было приятно поплавать в свое удовольствие в то время, как и другие люди живут на этой земле на полную катушку. Совесть меня нисколько не тревожила. Либо мой клиент буйно помешанный, либо я только что имел дело с самыми отъявленными лгуньями. Я скрестил пальцы в надежде, что потенциальный убийца не солгал относительно времени предполагаемого убийства. Если с Сэмом покончат раньше следующего вторника, это подорвет мою веру в честных убийц.

Примерно в полшестого я принял душ и оделся. Предположив, что Беверли Квиллен обычно ночует дома, я решил, что стоит еще раз попытаться встретиться с ней. Через час, когда я уже принялся за второй стаканчик бурбона со льдом, окончательно решив, что уже пора двигаться, зазвонил телефон.

— Мистер Холман? — Голос в трубке показался мне знакомым. — Говорит Линда Гейлен.

— Мисс Гейлен? — учтиво отозвался я.

— Мне нужно поговорить с вами. — Ее глубокий грудной голос звучал решительно. — Андреа рассказала мне о вашем разговоре сегодня утром после моего ухода из кафетерия. Думаю, она представила вам одностороннюю картину. Есть кое-какие вещи, которые мне следует объяснить вам.

— Валяйте, — радушно отозвался я.

— По телефону не могу… Может быть, вы приедете ко мне домой попозже, скажем, около половины девятого?

— Хорошо, я приеду, — охотно согласился я.

— Андреа должна присутствовать на демонстрации мод, которая начнется как раз в это время. Ее не будет дома по крайней мере несколько часов. И хочу просить вас оказать мне любезность, мистер Холман. Знаю, это звучит глупо, но, — на мгновение женщина запнулась, — вы бы не возражали пройти через служебный вход? Там дверь не запирается до полуночи, а в своей квартире я оставлю незапертой дверь, выходящую на черный ход, так что вы попадете прямо ко мне. Все эти предосторожности из-за брата Андреа. Он живет как раз напротив нас, через лестничную площадку. После того как мы сюда въехали, и особенно после появления Сэма у нас, он чересчур бдителен. Андреа конечно же предупредила брата, что уходит. Поэтому он будет наблюдать за входной дверью, и если заметит вас, то поднимет шум. Он не станет слушать ничьих объяснений и непременно скажет Андреа, что вы приходили.

— Ладно, я пройду через служебный вход, — согласился я.

— Очень вам признательна. Номер квартиры — 3-Б, и она находится, естественно, на третьем этаже. — Помолчав, Линда снова заговорила с неожиданной теплотой в голосе. — Я вела себя очень глупо, мистер Холман. Мне следовало бы сразу сообразить, что вы, может быть, единственный человек, кому я могла бы довериться. — Она положила трубку.

Для того чтобы убить оставшиеся до встречи с Линдой пару часов, я использовал простейший из известных мне способов — ранний обед в ресторане Роу. Судя по выражению лица официанта, обедать в такое время мог только сбежавший из-под стражи заключенный или самый одинокий в целом мире человек. Затем я поехал в Западный Голливуд и припарковался у дома, где жила Линда Гейлен. Этот многоквартирный дом располагался на обычной, ничем не примечательной улице. Я немного побродил вокруг него в поисках служебного входа. Набрел на четыре мусорных ящика и обнаружил рядом с ними служебный вход. Как и говорила мне Линда, он оказался незапертым. Поднявшись по тускло освещенной лестнице на третий этаж, прямо напротив увидел табличку «3-Б». Дверь была слегка приоткрыта, я толкнул ее и вошел.

Слабый свет, проникавший через дверной проем, помог мне установить, что попал я в крошечную кухоньку. Я окликнул: «Мисс Гейлен?» — и подождал. Она не отозвалась. Еще несколько раз я окликал ее. Результат был тот же. Тогда я решил, что возможны три варианта: ее нет дома, она спит или мертва. Не худо бы проверить эти версии, угрюмо подумал я, притворившись, что не замечаю, как волосы шевелятся у меня на затылке. Наконец я двинулся вперед, в темноту и зашарил рукой по стене, пока не наткнулся на выключатель. Гостиная, обставленная с большим вкусом в чисто женском стиле, оказалась пустой. Пустовала и ванная, а также первая из двух спален, куда я заглянул. Во второй спальне я нашел Линду Гейлен.

Она лежала поперек кровати, на спине. На ней все еще было то самое шелковое платье, в котором я видел ее утром, — в коричневую и оранжевую полоски. Только теперь оно уже не выглядело элегантным. Задранное и закрученное вокруг талии, оно грубо обнажало нагое тело во всей его уязвимости. В верхней части платье было разорвано, и кровь все еще медленно сочилась из множества ножевых ран на ее груди. Справа и слева от талии на покрывале виднелись влажные полосы. Черты лица Линды были искажены от невыразимого ужаса, а темно-карие глаза уставились в потолок, словно моля о пощаде. Нижнее белье Линды было разбросано по полу, а на подушке, возле ее головы, лежал окровавленный большой кухонный нож. Только прическа женщины осталась нетронутой, и эта деталь придавала жуткой картине убийства еще более зловещий смысл.

Автоматически я глянул на часы: без двадцати девять. Мне было ясно, что прошло не так уж много времени с момента ее смерти. Логика подсказывала, что Линду убили в промежутке между тем, как Андреа Марко ушла на демонстрацию мод, и моим появлением в квартире. Если только — напрашивался и такой вариант — сама Андреа не убила Линду Гейлен. Я осторожно двинулся к выходу и тщательно вытер носовым платком выключатель в гостиной и дверную ручку. Возвращаясь через служебный вход, я никого не встретил. На улице, когда я подходил к машине, мне тоже повезло: вокруг никого не было. Конечно, никому из тех, кто так или иначе встречался с Линдой Гейлен, не удастся надолго остаться в тени. Но мне требовалось как можно больше времени, и поэтому я решил: пусть кто-нибудь другой найдет труп и позвонит в полицию.

Глава 4

Дверь в квартиру приоткрылась, и пара темно-голубых глаз бегло оглядела меня. Глаза принадлежали высокой рыжеволосой даме. Ее коротко подстриженные волосы были зачесаны вперед, оставляя открытыми уши изящной формы и закрывая высокий лоб челкой. Такая прическа хорошо сочеталась с выступающими вперед скулами и решительно очерченным подбородком. Правда, нос рыжеволосой дамы был несколько коротковат, а рот слишком широк, но все вместе представляло собой умное и привлекательное лицо. На ней были белая рубашка и самые короткие шорты из тех, что я когда-либо встречал. Ее длинные загорелые ноги двигались легко и грациозно; столь же легко, свободно и вызывающе двигались маленькие упругие груди, прикрытые хлопчатобумажной тканью.

— Я как раз занимаюсь гимнастикой, — объявила она без всякого смущения. — И никого не жду. Сегодня вечером решила сконцентрироваться исключительно на телесных упражнениях. Потому выбросила все мысли из головы к чертовой матери!

— Я Рик Холман, — начал я, — и…

— Хотите знать, зачем мне понадобилось убивать Сэма Сорела на следующей неделе, — закончила за меня хозяйка квартиры. — Проходите в квартиру, раз уж пришли.

Следуя за ней, я прошел через холл в гостиную, обставленную с претензией на восточный стиль. Какой-нибудь близорукий японец, попав сюда, возможно, и вспомнил бы о своем родном доме. Хозяйка жестом предложила мне сесть на кушетку, а сама устроилась рядом, непринужденно вытянув длинные ноги.

— Сэм позвонил мне где-то в полседьмого, и у нас состоялся разговор, довольно-таки сумбурный, — сообщила она. — Сэм уже, конечно, нагрузился, и я с большим недоверием отнеслась ко всем его россказням. Я имею в виду, что кто-то из его бывших жен угрожает убить его. Ну, а Рика Холмана я сочла исключительно плодом его алкогольных фантазий. Выходит, я ошиблась в обоих случаях. — Она внезапно улыбнулась, продемонстрировав ряд красивых, хотя и неправильной формы зубов. — Между прочим, я — Беверли Квиллен, если, конечно, это вам интересно, — энергично заключила она.

— Я просто пытаюсь перевести дух, — неопределенно проговорил я.

— Вам было бы полезно проделать вместе со мной ряд упражнений. Вы слишком молоды для одышки. — Неожиданно Беверли ткнула меня кулаком в грудь. — Никаких пустот, ничего такого, — рассудила она. — Возможно, моя ослепительная красота так подействовала на вас, что вы едва не задохнулись? — лукаво добавила она.

— Я думаю, это скорее из-за того, что вы говорите, не умолкая, — искренне ответил я.

— Прямолинеен до грубости! — тут же прокомментировала Беверли и, сцепив руки за головой, откинулась назад. — Мне нравится в мужчинах такая прямота. Признак решительности. А это очень редкое качество в нашем сверхорганизованном до идиотизма обществе.

— Может быть, как раз решительности Сэму и не хватало во время вашего брака, — огрызнулся я. — Вы сводили его с ума, постоянно разбирая его поведение. Когда же принялись критиковать его особое чувство юмора, этого он уже не стерпел…

— Сэм всегда нуждался не только в психоаналитике, но также в матери, любовнице и служанке — и все в одном лице, — спокойно сказала она. — В качестве аналитика я делала некоторые успехи и даже как любовница совершенствовалась. Но роли матери и служанки для меня совершенно неприемлемы. А вы не считаете, что Сэм требовал слишком многого, мистер Холман?

— А вы не считаете, что вы слишком легко заводились? — парировал я. — Бросались на Сэма с ножом, и все такое.

Ее лицо застыло.

— Сэм рассказал вам об этом?

— А кто же еще? Он даже показал мне шрам на запястье в качестве доказательства.

— Сорел показал вам всего лишь одно запястье? — насмешливо осведомилась она. — А ведь он сам разыграл этот спектакль! Устроил душераздирающую финальную сцену прощания с жестоким миром и еще более жестокой женой! Но эту сцену он устроил в момент, когда был точно уверен, что я зайду в ванную комнату через пять минут. Лежа в ванне, он надрезал себе запястья, но неглубоко. Во всяком случае, не настолько глубоко, чтобы задеть вену или артерию. Нет, он лишь слегка надрезал кожу, чтобы вытекло немного крови и смешалось с водой в ванне. Таким образом, он надеялся, картина будет более впечатляющая.

— Вы утверждаете, что это была попытка самоубийства?

— Сэм хотел, чтобы это выглядело именно так. Думаю, таким способом он старался пробудить во мне чувства матери и служанки. Так вышло, потому что в тот момент он дулся на меня. Из-за своих кошмаров. Потому что я всегда пыталась найти какие-то более глубокие причины для них вместо того, чтобы просто заключить его в объятия и мурлыкать ему на ушко детские стишки. Подавляющее большинство клаустрофобов во взрослом состоянии не страдают от ночных кошмаров. Вам это известно? Не страдают, если только сами не пережили — уже взрослыми — серьезную психологическую травму.

— Вы пытаетесь доказать, что причиной его ночных кошмаров не является клаустрофобия?

Беверли кивнула.

— Истоки его страхов уходят в детство, когда его любящая мамаша однажды на целый час заперла сына в сундук в наказание за какую-то провинность. Сэм как раз вписывается в эту схему. Ведь нормальные взрослые люди — из тех, кто страдает какой-либо фобией, — всячески стремятся обезопасить себя. Стараются не попадать в такие положения, когда рискуют вызвать в себе свои страхи. К примеру, клаустрофоб не лазит в пещеры и не работает шахтером. А у Сэма просто детский невроз. Все остальное у него связано именно с этим.

— Вы, кажется, специализировались в области психологии? — поинтересовался я.

— Да, вы правы. И сейчас участвую в экспериментальном психологическом проекте; его проводит Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. Это страшно интересно.

— Скажите, а вы виделись с Сэмом после развода?

— Пару недель назад. Однажды вечером, часов в девять, я открыла дверь, а он стоит у порога. Сильно на взводе и страшно возбужден. Поднял шум по поводу того, что, как ему стало известно, я встречалась с разными мужчинами после развода. «Совершенно верно, — сказала я. — Ну и что из того?» Жизнь, в конце концов, — всего лишь эксперимент. И я совсем не собиралась вторично совершать ошибку, решаясь на заведомо неудачный брак. Тут Сэм вышел из берегов. Кричал, что не позволит ни одной из своих жен стать шлюхой. Грозил, что проучит меня так, что я уже не смогу никого очаровать, разве что после пластической операции. И тут я поняла: он готов применить физическую силу.

— Сэм вас избил? — предположил я.

Она мягко кашлянула.

— Да нет! Я ведь сама неплохо тренирована, а Сэм никогда не был физически сильным человеком. К тому же он был очень пьян. Я просто увернулась от удара, а затем стукнула его по голове тяжелой пепельницей. И он отключился. Я вызвала такси и, щедро заплатив водителю, попросила отвезти домой моего мертвецки пьяного друга. После нашей стычки не осталось никаких следов, не пролилось ни капли крови, хотя пепельница, к моей досаде, и разбилась. Как-никак венецианское стекло, вещь очень дорогая!

— И с тех пор вы его не видели?

— Нет. И не думаю, что мне бы захотелось его увидеть. Особенно после того вечера. Сэм такой трус!

— Ваша квартира, — заметил я, оглядываясь вокруг, — вероятно, стоит недешево? Сколько вы платите за нее?

— Почти все, что я получаю по алиментам, уходит на уплату за жилье. Но я вполне прилично зарабатываю, на жизнь мне хватает. Скажите, мы можем называть друг друга по имени или вы всегда так официальны, общаясь с потенциальными убийцами?

— Я никогда не придерживаюсь официального тона с рыжеволосыми, — заверил я ее.

— Рада это слышать, Рик. Не возражаете, если я закончу свои упражнения, пока мы будем разговаривать?

— Будьте как дома.

Разложив свой коврик, она опрокинулась на спину и, поджав ноги к груди, принялась крутить педали в воздухе. Если у мужчины перед носом в напряженном ритме крутятся женские ягодицы, ему приходится нелегко. Я сидел всего в нескольких футах от Беверли и никак не мог сосредоточиться.

— Вы знакомы с кем-нибудь из бывших жен Сорела? — наконец спросил я.

— Нет. — Она прекратила делать «велосипед», легла на пол и через секунду приняла сидячее положение, а затем, наклонившись вперед, коснулась своих носков без малейших усилий. — И не хотела бы с ними знакомиться. Особенно после того, как Сэм, бывало, припирал меня к стенке, расхваливая свою первую жену. Судя по его отзывам, Линда очень нравилась ему. В ней, наверное, имелись все те качества, которые были ему так необходимы. И я никак не могла понять, почему он развелся с ней. И однажды я сделала ошибку, высказав это. Он не разговаривал со мной целый месяц — сама была виновата. Мне бы следовало помнить, что Сэм никогда не совершает ошибок. А вот он страдает от ошибок других, если вы улавливаете, куда я клоню. Когда с ним что-то происходит, виноват всегда другой.

— Интересно, а вы с ходу выскочили за него замуж?

— И я тоже. — Ее голос звучал приглушенно — теперь она перекатилась на живот, поочередно задирая вверх руку и ногу. — Вероятно, в то время я мучительно тосковала по отцу. Подсознательно. И это сыграло свою роль в том, что я потянулась к Сэму. Кроме того, он был богат и знаменит. Брак с ним выглядел весьма заманчиво. Я была околдована самой идеей влюбленности в него. Вы же знаете, как это бывает. Меня тешила мысль, что этот известный Сэм Сорел хочет жениться на такой простушке, как я!

Она снова перевернулась и уселась на коврике.

— А вы нечто вроде частного детектива, Рик?

— Нечто вроде, — подтвердил я.

— Это вас возбуждает? Хочу сказать, что это иногда опасно, и вы, должно быть, встречаетесь с самыми разными людьми. — Она сделала глубокий вдох, а затем, подняв руки над головой, медленный выдох. — А что вы думаете обо мне? — неожиданно поинтересовалась она. — Вы считаете меня очаровательной? Я вас волную?

Я ответил ей правду:

— У вас просто не все дома. И если бы вы решили, что появилась веская причина для убийства Сорела, то вы пойдете и сделаете это.

— Неужели? — Она снова перекатилась на живот и отжалась десять раз, почти не касаясь коврика животом. — Но у меня ведь нет серьезной причины. Не так ли?

— Если она у вас появится, это будет отличной возможностью бросить мне вызов — смотрите-ка, как я разделаюсь с Сэмом и выйду сухой из воды!

Она плюхнулась на кушетку возле меня, ее губы сложились в улыбку.

— Предполагается, что я разбираюсь в экспериментальной психологии, Рик! Но ваше замечание — довольно тонкое для неспециалиста. Предположим, я расскажу вам, что единственный мужчина, которого я любила, хотел жениться на мне, но Сэм отвадил его, нагородив обо мне кучу всякого вздора. Сэм был так убедителен, что этот мужчина поверил ему и испарился. Как вы считаете, это достаточно серьезный мотив, чтобы убить Сэма?

Я пожал плечами.

— Возможно. Но мне бы хотелось уточнить детали.

— Допустим, Сэм рассказал ему, что я нимфоманка и доказал это. Но ведь это так и есть. Такая пикантная «деталь» могла подстегнуть меня на убийство Сэма. Как вам кажется?

— В отношении вас, Беверли, у меня нет сомнений.

— Итак, значит — Роджер Хагилл… Он обитает в Брентвуде или, по крайней мере, жил там, пока не исчез с горизонта на прошлой неделе. Сэм должен был вступиться за меня и снести ему голову вот этой пепельницей. Да он наверняка так бы и сделал. Если хотите — проверьте.

— Его адрес в Брентвуде?

— Я не собираюсь облегчать вам задачу, Рик. Разузнайте сами. Или почему бы вам не спросить у Сэма? — Она вдруг наклонилась ко мне и положила руку на мое бедро. — Рик, я нахожу вас очень симпатичным. А что вы думаете обо мне?

— То же самое, — кивнул я.

— Вы не проявляете особого энтузиазма! — Вскочив с кушетки, она в нетерпении сделала несколько шагов, а затем повернулась ко мне: — Вы считаете все это трепотней — насчет нимфоманства?

О Господи! Я вздохнул.

— Вы можете произнести хотя бы одну фразу без знака вопроса?

— Ну вот, теперь вы сердитесь. — Она язвительно усмехнулась. — Это означает, что вы нервничаете, но пытаетесь скрыть свои чувства. Интересно, а представление обо мне как о нимфоманке возбуждает вас или пугает до смерти? Любопытно было бы узнать.

Она бросила на меня угрюмый взгляд. Зрачки ее расширились, глаза потемнели.

— Почему бы нам не удостовериться?

Впав в прострацию, я тупо наблюдал за тем, как она расстегивает пуговицы на своей белой рубашке, сбрасывает ее, а затем дергает «молнию» на шортах, позволяя им соскользнуть с ее ног. Беверли направилась прямо к кушетке. Из одежды на ней оставались лишь белый лифчик — чашечки подчеркивали упругость маленьких грудей с твердыми сосками — и крохотные белые трусики, едва прикрывавшие ее стройные бедра. Ее глаза светились, и где-то в глубине гортани рождался мягкий, мурлыкающий звук. Интуиция подсказывала мне, как важно перехитрить ее — именно сейчас! В моих мыслях не было никакой логики — они были продиктованы исключительно подсознанием.

Я встал с кушетки и быстро шагнул ей навстречу. Тут она как будто заколебалась, но отступать было уже поздно. Мои руки ухватились за ее бедра, а затем соскользнули к ягодицам. Запустив пальцы в их податливую плоть, я прижал ее тело к своему и приник ко рту, впившись зубами в ее нижнюю губу. Ее реакция была мгновенной и яростной. Комната закружилась передо мной, когда ее сжатые кулачки забарабанили по моей голове. Как раз за ушами. Я отпустил все то, что так крепко сжимали мои руки и зубы.

Потрясенная, она быстро попятилась от меня, пока не добралась до своей одежды. Она натягивала на себя шорты с таким видом, словно затягивала на себе металлический пояс верности, чтобы обезопаситься от волков.

— Знаете что, Беверли? — Я осторожно потер саднившие места на голове. — Я верю в то, что вы нимфоманка, не больше, чем в существование некоего приятеля по имени Роджер Хагилл!

— Вы просто животное! — Она надела рубашку и принялась застегивать ее спереди непослушными пальцами.

— Вот утонченный разговор с одним из специалистов в области психологии, — усмехнулся я. — Но в следующий раз, когда у вас возникнут остроумные идеи и вы снова приметесь разгадывать меня, вам лучше попасть в точку и не ошибиться.

— Не будете ли вы так любезны убраться отсюда к черту! — в отчаянии завопила она.

— У вас что, нехватка тяжелых пепельниц?

Ее свирепый взгляд не обещал ничего хорошего. Она могла бы прихватить из кухни даже первый попавшийся нож. Поэтому я быстро ретировался, махнув ей на прощанье рукой.

Был уже одиннадцатый час, когда я приехал в фешенебельный клуб, где вскоре должно было состояться последнее выступление Сэма Сорела, завершающее его трехнедельный сезон. Судя по выражениям лиц толпы, снующей вокруг, зал будет набит битком. Добравшись до артистической уборной Сэма и постучав, я выжидал на этот раз приглашения.

— Кто это, черт побери? — буркнул Сэм.

— Холман, — отозвался я.

— А, это вы! — Голос его звучал уже более приветливо. — Входите, Рик.

Облаченный в старый халат, Сэм сидел в своем любимом кресле перед туалетным столиком, зажав в руке стакан. Бутылка стояла у его правого локтя, а глубоко посаженные темно-карие глаза мрачно взирали на окружающий мир, словно молча оплакивали его.

Соня Майер была одета прямо-таки сногсшибательно — ее платье состояло из двух ярусов. Первый, черного цвета, начинался с низкого выреза над грудью и доходил до бедер; второй ярус — из чистых кружев — покрывал первый, мерцая и переливаясь, он добавлял блеска и сияния ее обнаженной груди и усиливал впечатление от округлостей ее колен и бедер. Крошечный медный колокольчик, по-прежнему свисая с мочки уха, позвякивал, когда она поворачивала голову ко мне.

— Привет, Рик. — Ее мягкое контральто звучало равнодушно. — Что нового?

— Все, что ново для меня, то старо для Сэма. — Я закрыл за собой дверь и прислонился к ней. — Если бы он посвятил меня в некоторые подробности вчера вечером, то сэкономил бы мне массу времени и бензина.

Сэм набрал в рот виски и смаковал его, прежде чем проглотить.

— Я как-то не могу вникнуть, о чем это вы, Рик?

— Сэм Сорел — буйно помешанный, — равнодушно изрек я. — Сэм Сорел попирает моральные устои. Сэм Сорел — насильник, который избивает своих бывших жен. Нужно ли продолжать?

— Рик, — обратилась ко мне Соня ледяным тоном, — вы что, рехнулись?

— Вполне возможно. — Я кивнул в направлении спины Сорела. — Спросите его.

Наблюдая за его отражением в зеркале, я увидел, как он строит гримасы, собирая миллионы складок и морщин на своей и без того сморщенной физиономии. Затем он медленно провел рукой по длинным седеющим волосам.

— У меня сегодня был длинный и трудный день, дружище. Все эти люди в клубе ждут моего последнего в этом сезоне выступления. Придется постараться изо всех сил, верно? Словом, нельзя ли подождать?

— Почему же нет? — Я пожал плечами. — Кому, черт возьми, есть дело до того, что вас убьют на следующей неделе?

— Сэм, милый. — В мягком голосе Сони столь искренне прозвучали материнские нотки, что я живо представил ее себе с детишками на коленях. — Я уведу Рика отсюда и поговорю с ним. Мы встретимся здесь после спектакля, не возражаешь?

— Ладно.

Он плеснул себе еще виски. Его рука дрожала, и бутылка несколько раз глухо стукнулась о стакан.

— Ты только помни, Соня, что бы он там ни наговорил, это только его точка зрения.

— Ну конечно, Сэм. — Она поднялась со стула и, подойдя к нему, ласково провела рукой по затылку. — Разве я когда-нибудь ослушалась тебя?

Он взял ее руку в свою и с нежностью поцеловал в ладонь.

— Ты единственная из всех, кто понимает меня, — хрипло пробормотал он.

— Не волнуйся. — Она мягко отняла свою руку. — Не успеешь появиться на сцене, как они все сразу же помрут со смеху!

Сорел снова уставился на своеотражение.

— Если я так чертовски смешон для других, почему я никогда не могу заставить себя смеяться?..

Соня Майер открыла дверь и подождала, пока я выйду первым. Мы молча дошли до конца коридора, и тут она остановилась.

— Здесь мы не сможем поговорить. Вы знаете какое-нибудь подходящее место поблизости?

— За квартал отсюда есть один бар, — сообщил я. — Тихая музыка, играет пианист. Люди заходят туда главным образом для того, чтобы выпить.

— Звучит заманчиво.

Она взяла меня под руку, и я почувствовал прикосновение ее левой груди, прижавшейся к моему локтю. Я предпочел бы пройти кружным путем — например, через Санта-Монику, — но квартал моментально закончился. А как только мы вошли в бар, она сразу же отняла руку. Официант посадил нас за уединенный столик в нише. Я заказал бурбон для себя и «Стингер»^[18] для нее. Мы слушали, как пианист импровизирует, наигрывая старые мелодии, пока нам не принесли заказ.

Взглянув на стаканы, поставленные перед нами, я отметил, что ее стакан выше моего. Наблюдая, как тает лед в бурбоне, я размышлял: какая же травма заставляет Сэма Сорела так пить?

Вздрогнув от неожиданности, я услышал голос Сони:

— Значит, Сэм Сорел плюет на общественную мораль, насилует и избивает своих бывших жен? — Ее серо-зеленые глаза расширились, она смотрела на меня в упор. — А вы не стесняетесь в выражениях, Рик!

— Давайте уточним кое-что. Где был Сэм во вторую пятницу мая, девятого июля и две недели тому назад?

— Вы что, шутите?

Я покачал головой.

— Что ж, давайте уточним. Что касается последнего, то это просто. Две недели назад Сэм был здесь, в Лос-Анджелесе. Относительно двух других дат — мне потребуется некоторое время, чтобы вспомнить.

— Я подожду, — сказал я.

— Это так важно? — Маленький медный колокольчик звякнул, когда она, откинув голову, несколько секунд изучала низкий потолок. — Я почти уверена, что девятого июля мы были здесь. Просто заехали на несколько дней, чтобы разузнать, как обстоят дела с предполагаемой киносъемкой. А в мае мы были в Чикаго.

Сэм играл там римского императора. Нет, подождите! Его выступления начались только четырнадцатого, во вторник. А в предыдущие выходные я не знаю… в четверг он внезапно решил уехать один, чтобы пообщаться со своей комической музой — что-то вроде того.

— Словом, он мог бы побывать и в Лос-Анджелесе?

— Наверное. Но почему это так важно, Рик?

Я рассказал Соне о том, как Сорел ходил к своим бывшим женам, а также о том, что, по их словам, происходило, когда он появлялся. Она внимательно выслушала меня, и ни один мускул не дрогнул на ее лице.

— У меня об этом нет никаких сведений. — Она отхлебнула из стакана. — Возможно, все так и было, как они утверждают. Но я не могу себе представить, зачем это Сэму. Для него все его бывшие жены были как бы мертвы и похоронены. Так было, пока не стали приходить эти угрожающие письма. Я знаю, это дикая идея, но не могли ли они сговориться между собой — все трое, — чтобы устроить какую-нибудь каверзу против Сэма?

— Идея дикая и, возможно, реальная, — признал я. — А тот список с их адресами, который вы мне вручили… Кто дал вам их адреса?

— Сэм, конечно. Я думаю, он добыл эту информацию, действуя через своих адвокатов.

— Но Андреа Марко говорила мне, что они переехали из квартиры Линды Гейлен к ней на следующий же день после визита Сэма. Они сочли, что там будут в большей безопасности. И отсюда вытекает, что они не стали бы давать адвокатам Сэма свой новый адрес. Но Сэм все-таки разузнал его и сообщил вам?

— В вашем изложении все выглядит скверно, Рик. Но ведь могли же существовать и какие-то другие объяснения, вполне логичные. А вы уверены, что эти дамы утаили свой новый адрес от адвокатов?

Я криво усмехнулся.

— Вы так настроены, потому что влюблены в него, Соня!

— Не в том смысле, в каком вы понимаете, — холодно возразила она.

— Вы, конечно, могли меня одурачить вчера вечером, когда я вернулся в его артистическую уборную, чтобы забрать список с этими проклятыми адресами, — с вызовом бросил я.

— У Сэма огромный талант. — Ее контральто звучало по-прежнему ровно, она вполне владела собой. — А человек, наделенный большим талантом, нуждается иногда в особом участии и поддержке.

— Возможно, это и не мое дело, — проворчал я. — Но мне бы хотелось, чтобы вы стали его частью.

— А я бы предпочла, чтобы вы занимались только одним: обеспечили безопасность Сэма на следующей неделе. — В глазах ее мелькнула улыбка. — А потом, возможно, мы могли бы и вернуться к этому разговору, не так ли?

— Ладно, — нехотя сказал я. — Вы, без сомнения, — самая прекрасная морковка, которой когда-либо размахивали перед моим ослиным носом. Наверное, в этом все дело.

— Сегодня вечером, скорей всего, с Сэмом поговорить не удастся, — поразмыслив, решила Соня. — После выступления к нему в уборную набьется толпа народу. А потом, вероятно, начнется вечеринка, которая затянется на всю ночь. Почему бы вам не заглянуть завтра утром, попозже, и мы все выясним?

— Почему бы и нет? — Я не мог сказать ей, что в ближайшем будущем Сэму придется свои вопросы выяснять с полицией. — Вы, кажется, переезжаете в Брентвуд? — как бы нехотя поинтересовался я.

Соня кивнула.

— Поэтому я и попросила вас приехать попозже. Что-, бы мы успели разложить вещи. У вас есть этот адрес в Брентвуде? Он в том списке, что я вам дала.

— Вы говорили, этот дом принадлежит какому-то вашему приятелю. Я так и не спросил, как его зовут.

— Роджер Хагилл, — небрежно бросила она. — Он мой старый друг. Я, правда, не уверена, что Сэм когда-либо встречался с ним.

— Вот как? — Я озадаченно посмотрел на нее. — А чем он занимается?

— Он богат. Мало кто об этом знает, но он участвует в финансировании самых разнообразных проектов, вкладывает свои деньги в заводы Рейнора по производству пластмассы, Детективное агентство Трашмена и, возможно, еще в какие-нибудь фирмы. А какое это имеет значение?

— Я всегда интересуюсь теми, кто оказывает гостеприимство людям, когда им угрожают убийством. Он в городе?

— Да. Роджер — холостяк и живет один, с ним только его экономка. А дом достаточно вместителен для нас троих, и мы можем прожить в нем хотя бы и месяц, не мешая друг другу.

— Я имел дело с агентством Трашмена, но не слышал, чтобы там упоминали его имя.

Она нетерпеливо повела плечами.

— Как я уже говорила вам, он держится в тени. Вкладывает половину капитала и получает половину прибыли. Я тоже не возражала бы против такой жизни.

— Мы все не возражали бы, — согласился я.

— Рик, вы не собираетесь проводить меня назад, в клуб? — Она покончила со своим коктейлем и выжидающе смотрела на меня. — Я должна вернуться раньше, чем Сэм выйдет к публике. Это в своем роде ритуал.

— Конечно. — Я махнул рукой, подзывая официанта. — Полагаю, работать с Сэмом Сорелом страшно интересно.

— Это не столько работа, сколько служение! — Внезапная улыбка осветила ее лицо. — И все же, несмотря ни на что, я не променяла бы свою судьбу ни на какую другую.

На обратном пути Соня не взяла меня под руку, и я бы пожалел об этом, если бы меня не осаждала куча других проблем.

Глава 5

Входная дверь дома в Брентвуде распахнулась почти сразу же после моего звонка, и высокий мужчина лет сорока с небольшим устремил на меня сердитый взгляд. У него были густые каштановые волосы, зачесанные назад, холодные серые глаза и коротко подстриженные усики щеточкой. Всем своим видом он слегка смахивал на военного. Характер у него был, по-видимому, властный. Он выглядел и держался так, словно только что вернулся с какого-то чрезвычайно важного совещания, и голос его оказался решающим для принятия решения: немедленно закрыть Форт-Нокс^[19].

— Мистер Хагилл? — осведомился я.

— Да? — отозвался он резко и нетерпеливо.

— Я Рик Холман. Мне хотелось бы поговорить с вами.

— О чем?

— У нас с вами есть одна общая знакомая — Соня Майер. — Я уже пришел к выводу, что Хагилл из той породы людей, которых можно невзлюбить с первого взгляда, и со мной это уже произошло. — У нас с ней общие цели. Мы оба — я и Соня — хотим, чтобы Сэм Сорел остался жив, пока он гостит у вас.

— Хорошо, — неохотно согласился он. — Полагаю, нам лучше поговорить в доме.

Следом за ним я вошел в просторную гостиную, заставленную мебелью в раннеколониальном стиле. На стенах висели картины, писанные маслом, изображавшие все мыслимые и немыслимые разновидности птиц. Некоторые из них производили сильное впечатление, и требовалось время от времени убеждать себя в том, что они не приснились вам в ночном кошмаре. Хагилл встал передо мной, заложив руки за спину, словно я находился у него в подчинении и ожидал его распоряжений.

— Мне известна ваша репутация, Холман! — рявкнул он. — И поэтому я смею надеяться, что это не какая-нибудь скверная шутка.

— Сэм Сорел был трижды женат, и одна из его бывших жен грозится убить его на следующей неделе — в один из дней после вторника, — сказал я. — Сэм серьезно относится к этой угрозе, и я склонен согласиться с ним. И поскольку он в ближайшее время будет жить у вас, нам следует обсудить ситуацию.

Его усы мгновенно ощетинились.

— Вы печетесь о его защите, пока он гостит в моем доме?

— Я пекусь об одной из его бывших жен — Беверли Квиллен. Это та самая женщина, на которой вы собирались жениться. Так, во всяком случае, она утверждает. А Сэм Сорел нагородил вам о ней всякого вздора.

— Что? — Он вытаращил глаза. — Но это полнейшая чепуха!

— Это вы так говорите, — рассудительно сказал я. — А Беверли Квиллен утверждает обратное. Как же установить, кто из вас лжет, а кто говорит правду?

Его лицо потемнело, и я подумал, не собирается ли он вызвать охрану и приказать ей бросить меня в тюрьму за неповиновение. Затем он медленно моргнул, откашлялся и даже ухитрился выдавить улыбку на своей физиономии.

— По-видимому, происходит нечто, чего я не понимаю. Впервые слышу о женщине по имени Беверли Квиллен и никогда не знал ее. А с Сэмом Сорелом связан исключительно через Соню Майер.

— Как вы с ней познакомились?

— Я встречался с ней еще до того, как она стала личным импресарио Сэма Сорела. Я получал небольшую прибыль, вкладывая некие суммы в агентство, которое занималось поиском способных молодых исполнителей, где Соня тогда работала. Там я с ней и познакомился. Мы продолжали поддерживать наши дружеские отношения и после того, как она стала работать с Сорелом. Поэтому, когда она позвонила мне и объяснила, что Сэм закончил выступать в клубе и нуждается в тишине и покое, чтобы передохнуть перед началом работы над кинофильмом, я был счастлив пригласить их обоих погостить у меня.

Я угрюмо подумал, что под этой чванливой маской черта с два узнаешь — лжет он или нет?

— Вы знакомы с Линдой Гейлен или Джеки Слейтер? — спросил я его. — Это тоже бывшие жены Сэма.

— Определенно нет! — решительно отрубил он. — Я ведь, кажется, уже объяснил вам, Холман, что связан с Сэмом Сорелом исключительно через Соню Майер.

— А какие, собственно, у вас были отношения с Соней, когда она работала в агентстве? — Я искоса посмотрел на него, стараясь, чтобы мой голос звучал совершенно невинно.

— Наши отношения были чисто дружескими. — Он снова насупился. — Черт побери, Холман! Это возмутительно! Я не намерен терпеть ваши допросы! Вы обращаетесь со мной как с каким-нибудь преступником. Вы…

Зазвонил телефон, оборвав его громовую тираду. Раздраженно фыркнув, он пересек комнату и подошел к аппарату, который стоял на каком-то уродливом столе.

— Хагилл у телефона! — рявкнул он в трубку, но тут же выражение его лица смягчилось. — А, здравствуйте, Соня… Кого? — Его кустистые брови приподнялись. — Да, он здесь. Не кладите трубку. — Хагилл просверлил меня подозрительным взглядом. — Это Соня. Она хочет поговорить с вами, Холман. — Он с такой неохотой передал мне трубку, словно посвящал в тайны сверхсекретного кода.

— Рик? — Она всхлипнула. — Случилось нечто ужасное. Линду Гейлен убили сегодня вечером!

— Что? — Я постарался изобразить искреннее удивление.

— Полиция уже в клубе. Они хотят допросить Сэма, как только он закончит свое выступление. Я пыталась объяснить им, рассказать об угрозах убить Сэма, но они хотят увидеть эти письма.

— Вы сообщили полиции, что письма у меня?

— Да. И они требуют, чтобы вы немедленно приехали в клуб.

— Я так и сделаю, — сказал я, не испытывая ни малейшего желания встречаться с полицией. — А кто ведет расследование?

— Лейтенант Сантана. Вы его знаете? — с надеждой спросила она.

— Встречались, — мрачно пробурчал я. При воспоминании о последней встрече с Сантаной у меня заныло солнечное сплетение. Тогда наша встреча закончилась дракой. — Передайте ему, что я приеду через пятнадцать минут.

— Спасибо, Рик.

Я повесил трубку. Хагилл зорко наблюдал за мной, как охотничья собака, и я бы не удивился, если бы он вдруг громко залаял, а затем сделал стойку. Помолчав, я сокрушенно покачал головой и с унынием произнес:

— Скверно! Одну из бывших жен Сэма убили сегодня вечером.

— Какой ужас! — Похоже, он был искренне потрясен.

— Бедная Беверли Квиллен, — пробормотал я.

— Беверли? — Его голос дрогнул.

Я неспешно всматривался в его посеревшее лицо и затуманенные болью глаза, а затем, пожав плечами, стал плести заведомую ложь.

— Она, должно быть, совершенно ошибалась насчет Линды Гейлен.

— О чем это вы болтаете, черт побери?! — Он едва не заорал во все горло.

— Теперь, когда Линда Гейлен убита, — терпеливо разъяснил я, — она не может быть главной подозреваемой в предполагаемом убийстве Сэма Сорела, как считала Беверли Квиллен.

Он совершенно остолбенел и, похоже, начисто лишился дара речи. Наконец он заговорил, медленно и с трудом:

— Так вы утверждаете, что сегодня вечером убили Линду Гейлен, а не Беверли?

— Ну конечно. — Я слегка приподнял брови. — А кто внушил вам эту идею — насчет Беверли?

— Вы и ваша мерзкая двусмысленная болтовня! — злобно огрызнулся он.

— Ну а вам-то что за дело, кого убили? — Я не пожалел для Хагилла теплой улыбки. — Вы ведь никогда не были знакомы с Беверли Квиллен.

— Немедленно убирайтесь из моего дома, Холман. — Его усы воинственно ощетинились. — Или я сам вышвырну вас отсюда!

— Я из тех, кто понимает намеки, — с достоинством произнес я. — И на прощанье скажу вам, мистер Хагилл, что все ваши отвратительные картинки просто никуда не годятся.

Это была не лучшая финальная сцена, но мысль о предстоящей встрече с лейтенантом Сантаной не давала мне покоя. На обратном пути я думал о нем непрерывно и приехал в клуб совершенно взвинченный. В фойе полицейский сообщил мне, что лейтенант находится в кабинете администратора, и показал, как туда пройти.

Сантана совсем не изменился с тех пор, как я в последний раз видел его, и это не внушало оптимизма. Лет ему было около пятидесяти, среднего роста и умеренной комплекции. Его волосы заметно поредели на макушке и поседели у висков. Физиономия выглядела так, словно ее тупой киркой вытесали из камня, а карие глаза, как и раньше, с глубоким презрением взирали на этот проклятый мир, а на меня лично, возможно, с еще большим презрением. Вроде бы так оно и надлежит, лейтенант восседал за столом администратора, заваленным грудой неоплаченных счетов и писем, требующих ответа.

В кабинете находились еще трое людей. На диване сидела Андреа Марко с покрасневшими от слез глазами на окаменевшем лице. Возле нее примостился какой-то крупный субъект лет двадцати пяти; вид у него был пришибленный. Он нервно курил сигарету, время от времени отбрасывая падающую на лоб длинную белокурую прядь. Соня Майер, сидя на стуле с прямой спинкой, попыталась дружески улыбнуться мне с противоположной стороны комнаты.

— Ну что ж, — мягко произнес Сантана. — Я думаю, теперь все в порядке, раз появился Холман.

Я подошел к столу, вытащил из бумажника письма и положил перед ним.

— Как вы поживали, лейтенант, все это время?

— Превосходно, — проворчал он, — до тех пор, пока не услышал, как упомянули ваше имя. — Занявшись письмами, он прочел все подряд, а затем, сложив в стопку, отодвинул в сторону. — Вы знакомы с мисс Марко, как я понимаю? — Я кивнул. — А с ее братом Фрэнком?

— Привет, мистер Холман! — пронзительно заверещал парень. Он заулыбался, но, покосившись на сестру, резко изменил свое намерение.

Сантана зевнул без стеснения, а затем обратился к Соне:

— Долго нам еще ждать? Когда этот комик кончит отпускать свои шуточки?

— Должно быть, скоро, — произнесла она своим теплым контральто. — Но это его последнее выступление, лейтенант, и публика, возможно, не захочет сразу отпустить его.

— Я как-то видел его по телевизору, — холодно сказал Сантана. — Ему не удалось меня рассмешить.

— А когда-нибудь и кому-нибудь это удавалось? — громко поинтересовался я.

— Только вам, Холман. — Он бросил взгляд на диван. — Так в котором, вы говорите, часу вы вернулись к себе домой и обнаружили труп мисс Гейлен?

— Я вернулась в пол-одиннадцатого, — отозвалась Андреа скучным, безжизненным тоном. — Уже пять раз я говорила вам об этом.

Сантана кивнул, соглашаясь.

— Коронер считает, что убийство произошло между восемью и девятью часами вечера. Где вы тогда находились?

— На предварительной демонстрации моделей одежды. И об этом вы тоже спрашиваете в пятый раз!

— Верно. — Он снова кивнул. — А вы, Холман? Где вы находились между восемью и девятью часами?

— Дома, — хладнокровно солгал я. — После девяти я вышел, чтобы навестить Беверли Квиллен, одну из бывших жен Сорела. А затем приехал сюда и выпил немного с мисс Майер.

— Дома вы были один? — Он скривил губы. — Я хочу сказать — в полном одиночестве?

— В полном одиночестве, — подтвердил я.

— Выходит, у вас нет алиби. И если вы замешаны в деле, то все идет наперекосяк.

— Таков комплекс власти, — печально резюмировал я, обратившись к Соне. — Стоит только нацепить на некоторых ребят хотя бы крохотный значок, и вам сразу покажут, почем фунт лиха!

В дверь постучали. Полицейский распахнул дверь и, отступив, пропустил Сорела. Затем он захлопнул за ним дверь. Соня, поднявшись со стула, подбежала к нему.

— Сэм, милый, — с нежностью заговорила она. — Не принимай это близко к сердцу, ладно?

— Со мной все в порядке, — пробормотал он.

Соня взяла его за руку и подвела к креслу. Он упал в него, ослабил узел на галстуке и расстегнул воротник своей яркой рубашки. Его потускневшие глаза еще глубже ушли в глазные впадины. Изрытое морщинами лицо покрылось сероватой бледностью. Он сразу постарел лет на пятнадцать.

— Мне необходимо выпить, — прошептал он.

— Позже! — отрезал Сантана.

Сорел бросил на него раздраженный взгляд.

— Кто вы такой, черт возьми?

— Это лейтенант Сантана, Сэм, — объяснил я. — Он утверждает, что вам никогда не удавалось его рассмешить.

— Мне тоже никогда не удавалось себя рассмешить. — Сэм пожал плечами. — Но какое это имеет значение, если нас всего двое, а против нас — весь остальной мир?

Метнув на меня свирепый взгляд — мол, держи язык за зубами, — лейтенант Сантана вплотную занялся Сэмом.

— Где вы были около восьми часов вечера? — грозно вопросил он.

— В квартире у Линды, — сообщил комик. — Она мне позвонила, примерно за полчаса до того, как я приехал туда, и сказала, что хочет повидаться. И еще, — тут он уставил палец на Андреа Марко, — что этой шлюхи не будет дома и мы сможем поговорить.

— Вы ее видели?

Сорел покачал головой. Покачал очень осторожно, словно опасаясь, что она в любой момент может свалиться с его плеч.

— Нет, я не видел ее. Этот гомик, — его указательный палец нацелился теперь на брата Андреа, — встретил меня у входа и сказал, что не пустит в квартиру. Мы немного поспорили. Но ведь у него мозги набекрень, так же, как и у его сестрицы! Он пригрозил мне ножом, а я побоялся, что он пустит его в ход, и убрался восвояси.

— Лейтенант! — Фрэнк Марко улыбался Сантане, на его пухлых щечках играли ямочки. — Это абсолютная фантастика! Я хочу сказать, у меня никогда не было ножа. Я просто предупредил его, что не пущу в квартиру. И это все. Особенно после того, как он приходил к Линде в последний раз, тогда у нее была моя сестра, и он едва не убил их обеих! Я просто не хотел…

— Ясно! — резко оборвал его Сантана, и лучезарная улыбка Фрэнка слегка увяла. — Итак, вы ушли. — Повернувшись к Сэму, Сантана изучающе смотрел на него. — И куда вы направились?

— Вернулся в отель.

— Вы лжете! Вы обошли вокруг здания и проникли в него через служебный вход — он не был заперт, затем вы поднялись по черной лестнице и вошли в квартиру через заднюю дверь. Кода мисс Марко вернулась домой, эта дверь оказалась открытой. Затем вы пустили в ход нож и убили Линду Гейлен.

— Нет! — Сэм в ужасе крепко зажмурил глаза. — Нет, я поехал прямо в отель. Я не мог убить Линду. Я любил ее, разве вы не понимаете? Я хотел, чтобы она вернулась ко мне и мы снова были вместе.

— Это даже не смешно, — подала голос Андреа. — За все те годы, что они живут врозь, он впервые навестил ее три месяца назад. Я была у нее, когда он вломился в ее квартиру, как маньяк. Ударом он сбил меня с ног, так что я лишилась чувств, и… — На мгновение она запнулась. — Зверски изнасиловал Линду. Сегодня вечером он увидел ее всего второй раз после развода и убил ее. Если это любовь, тогда он, должно быть, еще больший безумец, чем я считала!

— Скажите им, Соня, — прошептал Сэм, не открывая глаз.

— Сэм говорит правду, — подтвердила его импресарио. — Три месяца назад, когда Сэм впервые увидел Линду после их развода, он потерял контроль над собой. Но после этой встречи он понял, что всегда любил Линду. Я знаю, что они встречались, когда выпадала такая возможность. Но это было очень трудно. Андреа Марко — собственница по натуре. Поэтому они могли видеться только в ее отсутствие, а это бывало нечасто. Дело дошло до того, что Линда страшно боялась, как бы Андреа Марко и ее брат не узнали о ее отношениях с Сэмом. Она была слишком напугана, чтобы позволить Сэму помочь ей.

— Ты — грязная, лживая шлюха! — закричала Андреа, чеканя каждое слово. — Линда никогда никого не любила, кроме меня, и…

— Заткнись! — бросил ей Сантана, не повышая голоса. — Мисс Майер, — обратился он к Соне, — а вы сами когда-нибудь видели Линду Гейлен вместе с Сэмом Сорелом в течение этих последних трех месяцев?

Соня заколебалась, но затем отрицательно покачала головой:

— Нет, лейтенант.

— Приходилось вам когда-нибудь разговаривать с ней по телефону?

— Нет, никогда.

— В таком случае, откуда вы знаете, что это правда?

— Сэм рассказал мне обо всем. — Она старалась не смотреть на лейтенанта, ее серо-зеленые глаза выражали тревогу.

— Ну конечно, ведь ей будет так одиноко без Сэма! — ввернула Андреа со злобой. — Нечем себя занять, никто не согреет ее постель, и она уже не будет важной шишкой — личным менеджером знаменитого комика!

Сантана бросил на нее ледяной взгляд.

— Вы, — проскрипел он, — и ваш брат можете идти. Сообщите караульному офицеру, где я смогу найти вас обоих завтра утром. У меня будут к вам еще вопросы.

Но Андреа заартачилась:

— Я не уйду. — На ее лице появилось выражение свирепой решимости. — Не уйду, пока не увижу, как вы арестуете Сорела за убийство Линды.

— Вон! — заорал Сантана.

Фрэнк Марко отреагировал мгновенно. Стремительно поднявшись с кушетки, он схватил сестру за руку и одним рывком поставил на ноги.

— Пойдем, сестренка, — взмолился он. — С лейтенантом нельзя спорить.

— Я должна знать! — Высвободив руку, Андреа с яростью обрушилась на брата. — Неужели ты не понимаешь, Фрэнк? Я должна быть уверена, что он поплатится за убийство Линды!

— Уберите ее отсюда, — раздраженно потребовал Сантана. — Или я вызову полицейского.

Марко боязливо дотронулся до руки Андреа, но та хлестнула его наотмашь по губам. И пока брат скулил от боли, приходя в себя, его сестра с высоко поднятой головой решительно промаршировала к выходу. Фрэнк догнал ее в коридоре. Он весь дрожал, и кровь стекала с его подбородка — кольцом Андреа рассекла ему нижнюю губу. Лейтенант выждал, пока дверь за ними закрылась, а затем повернулся к Соне:

— Я думаю, что вы мне тоже больше не нужны, мисс Майер.

— А как насчет Сэма? — спросила она.

— Он-то мне и нужен!

— Очень хорошо. — Она подошла к креслу и, дотронувшись до плеча Сэма, задержала на мгновение на нем свою руку. — Я подожду тебя в артистической уборной, Сэм.

Ее глаза с отчаянной мольбой остановились на мне, затем она вышла из кабинета. Закурив, Сантана жестом предложил мне занять стул, освободившийся после ухода Сони.

— Ладно, ребятки, — проворчал он. — А теперь вам обоим придется облегчить свою душу признанием. Даже если для этого нам придется проторчать здесь всю ночь. — Глаза его сверкнули. — Вы наняли Холмана, Сорел, поэтому я хочу, чтобы вы выслушали все, что он мне расскажет. Вы его клиент, следовательно, то же самое относится и к нему. — Он ткнул в меня сигаретой. — Начинайте-ка вы.

Я рассказал о своих визитах ко всем трем бывшим женам и о моих беседах с ними. Но я, конечно, умолчал о том, что Линда Гейлен звонила мне и просила приехать к ней домой, где я и застал ее уже мертвой. Кроме того, я утаил от него вероятную любовную интрижку между Беверли Квиллен и Хагиллом. Я умолчал об этом факте, полагая, что каждый полицейский вправе выполнять свою работу так, как считает нужным.

Выслушав меня, лейтенант загасил сигарету в пепельнице и обратил взгляд на Сорела:

— Не хотите ли заявить, что вы не совсем нормальны или что-нибудь в этом роде?

— Что? — Сэм захлопал глазами, но, сделав над собой усилие, заставил себя сосредоточиться на допросе.

— Три месяца назад, — заговорил Сантана, стараясь, чтобы голос его звучал равнодушно, — вы навестили вашу первую бывшую жену. Мисс Марко сообщила мне, чем закончилась эта встреча. Около шести недель назад вы ходили к вашей второй жене и жестоко избили ее. И ваша третья бывшая жена, которую вы посетили две недели тому назад, не избегла бы этой участи. Только вы были пьяны, а она не струсила и сумела дать вам, отпор. Будете отрицать?

— Вы не понимаете, лейтенант, — устало отозвался Сэм. Голос у него был хриплый. — Вы просто не представляете себе, как все это происходило!

— Вы абсолютно правы, я не понимаю, — резко бросил Сантана. — Вы хотите мне объяснить?

— Когда я женился на Джеки Слейтер, — взволнованно начал Сэм, — я уже катился вниз по наклонной плоскости. А когда мы развелись, я уже был на самом дне: мне некуда было идти и не на что надеяться. Однако я продолжал платить алименты — все время, всем троим. Я наделал долгов, чтобы не прекращать выплат. Но хоть кто-то из них поблагодарил меня? Соня помогла мне обрести уверенность, вернуть себе имя, известность. О своих бывших женах я старался не вспоминать. Но тут позвонила Линда. Это был междугородный звонок — я как раз выступал в Чикаго. Она подробно рассказала мне о том, какого рода отношения у нее были с этой Марко. Заявила, что это, мол, гораздо лучше того, что у нее было со мной. Ну, я и сорвался. А кто бы это стерпел? Я вспомнил, как я потел, выбивался из сил, чтобы только платить им денежки, — что в награду? Я решил, что как-то должен рассчитаться!

— Как вы рассчитались с Линдой, нам известно, — заявил Сантана. — Как насчет остальных?

— Джеки Слейтер тоже позвонила мне и прямо-таки донимала меня своей нимфоманией. Она в деталях живописала мне, как обращались с ней парни, с которыми она спала. Она уверяла, что все, что у нее сейчас, — куда лучше, чем быть замужем за каким-то никчемным старикашкой вроде меня. И вдобавок потребовала, чтобы алименты поступали в срок.

— И поэтому вы поехали к ней и избили ее, — со скукой в голосе заключил лейтенант. — Ну а как насчет Беверли Квиллен?

— Я не ходил к ней, это гнусная ложь! — Сорел бросил на меня свирепый взгляд, словно это была моя вина. — Беверли, конечно, позвонила мне — так же, как и те две — и преподнесла историю в том же духе. Но тогда я уже немного поумнел, потому что поговорил с Линдой. — Он снова посмотрел на лейтенанта. — Когда я остыл после встречи с Линдой, то понял одну вещь. До меня дошло наконец, что я люблю ее, что всегда любил, но не понимал этого. Словом, я снова начал встречаться с ней, используя любую возможность. Но это случалось нечасто. Эта шлюха Марко всегда крутилась вокруг нее. Линда поклялась, что никогда не звонила мне в Чикаго, и я поверил ей. Это кто-то другой имитировал ее голос.

— Бросьте! — отмахнулся лейтенант.

Но Сэм стоял на своем:

— Мне позвонил тот, кто ненавидел нас обоих и хотел поквитаться с нами.

— Ну конечно, — с ухмылкой сказал Сантана. — Ведь ничего не стоит подражать ее голосу, а также голосу других ваших жен. Все, что для этого требуется, — быть профессиональным имитатором и знать кое-что о вашей интимной жизни. Например, что вы три раза были женаты. Кроме того, надо еще иметь представление об интимной жизни ваших подруг после развода с вами.

— Ладно, ладно, — пробормотал Сэм убитым голосом. — Я ничего не утверждаю наверняка! Но я знаю, что я любил Линду, и если вы считаете, что я убил ее, тогда у вас нет ни капли ума. — Он быстро заморгал. — Она была единственной женщиной для меня. Единственной женщиной, которую я когда-либо любил. Вы ведь даже не знали ее — разве можете вы понять ее сердечность, оценить ее красоту…

— Почему бы вам не убраться отсюда к черту? — холодно предложил Сантана. — Завтра утром мы продолжим наш разговор.

Сорел встал и медленно побрел к выходу. Когда дверь за ним закрылась, лейтенант, вздохнув, ухватил себя за нос большим и указательным пальцем.

— Иногда мне приходит в голову, — посетовал он, — а не лучше ли заниматься другим, приятным и чистым делом, например, работать ассенизатором?

— Но как он мог узнать пикантные подробности их сексуальной жизни после развода, если эти три дамы или тот, кто подделывает их голоса, не звонили ему? — резонно спросил я.

— Откуда мне знать, черт побери! Возможно, он нанял какого-нибудь недоумка вроде вас, чтобы разузнать обо всем.

— Вы можете это проверить.

— Страшно признателен вам за напоминание! — Он злобно сверкнул глазами. — Вы чего, собственно, добиваетесь? Хотите занять мое место?

— Я только хотел помочь, — скромно уточнил я.

— Кому? Своему клиенту? — Он схватил письма и засунул их во внутренний карман пиджака. — Если он замышлял убийство, то мог сам сфабриковать эти письма и отправить их себе по почте. А потом нанять вас, чтобы вы спасли его от мифического убийцы — одной из его бывших жен. Убийцы, которого никогда не существовало!

— Возможно, то, что нам нужно, — это парочка правдивых фактов взамен интересных гипотез, — предположил я.

— Поэтому я и собираюсь утром повидать двух бывших жен, которые еще живы, — проворчал Сантана. — Но у меня уже есть парочка точных фактов, Холман. Например, присутствие вашего клиента, по его собственному признанию, на месте убийства. И время совпадает. Можете отправляться домой и поразмышлять над этим.

Я пожал плечами.

— Идея неплохая. Доброй ночи, лейтенант.

Когда я подошел к двери, он окликнул меня:

— Еще несколько слов, Холман. Я не забыл, как мы в последний раз бились над одним случаем убийства. Вы тогда попали в точку, отыскали еще парочку трупов — и все в одиночку. Я списал это на совпадение. Но на вашем месте я бы этого не повторял. Если кто-то со стороны вмешивается в расследование, это неприятно. Запомните это!

— Мое расследование продиктовано стремлением добиться справедливости для моего клиента, — возразил я, едва удерживаясь от желания отдать честь.

— Красиво звучит! — Он снова закурил и добавил с усмешкой: — Я хотел бы услышать, как вы это говорите комиссару. И, возможно, такой случай вскоре представится.

— Я имею полное право защищать интересы своего клиента до тех пор, пока не встану у вас на пути. И вы это отлично знаете, — пробурчал я.

— Верно. — Он насмешливо улыбнулся. — Так не становитесь у меня на пути, Холман, или я разорву вас на куски!

В ответ напрашивалась ядовитая реплика, но поскольку я утаил от него важную улику, то решил промолчать.

Глава 6

— Ваш приятель-насильник, живущий по соседству, — снова у вас! — выпалил я, врываясь в квартиру и проносясь мимо застывшей с открытым ртом Беверли Квиллен. Она так и не успела захлопнуть дверь перед моим носом.

— Я вызову полицию! — пригрозила она.

— Вызывайте немедленно! — подхватил я. — И тогда вам придется сообщить им, где вы были сегодня вечером. Примерно в то время, когда убили Линду Гейлен. Убийца орудовал обычным кухонным ножом.

— Что?! — Все краски исчезли с ее лица.

— Давайте-ка поговорим. — Я взял ее за руку и повел в гостиную, оформленную под «восток».

Она рухнула на кушетку, а я подошел к бару и приготовил два стакана бодрящих напитков. Возвращаясь к кушетке, я заметил, что Беверли одета в нарядное вечернее платье с широкими рукавами, ее туалет явно гармонировал с убранством комнаты. «Интересно, — подумал я, — зачем ей облачаться в такое платье, если она не собирается играть роль хозяйки, принимая гостей?» Но на этом мои размышления прервались. Выхватив стакан из моей руки, Беверли тут же наполовину осушила его, и ее лицо немного порозовело.

— Вы это серьезно? Не разыгрываете меня? Убийство — не повод для шуток, Рик. — Ее яркие голубые глаза потемнели. — Линду Гейлен действительно убили сегодня вечером?

— Конечно. — Я сел рядом с ней. — Разве Роджер Хагилл не сказал вам об этом?

— Бог мой, нет. Он только… — Она плотно сжала губы. — Это что же — ловкий трюк? Чтобы провести меня, не так ли?

— Вы полагаете правильно, — съязвил я. — Вы сказали мне, что Роджер Хагилл готов был жениться на вас, но Сэм подставил вам ножку. А в разговоре с Хагиллом выяснилось, что ваше имя ему незнакомо.

— Роджер — очень нервный тип, — холодно ответила она. — Вы с вашей настырностью и манерой врываться к людям в их дома, вероятно, встревожили его. Поэтому ему захотелось выяснить, с кем он имеет дело, прежде чем что-то рассказывать.

— Сэм говорит, что он всегда любил Линду. Она в свою очередь утверждала, что никогда не звонила ему. Он склонен считать, что так оно и есть. Возможно, кто-то другой искусно воспроизвел ее голос по телефону. Словом, когда кто-то позвонил ему, назвавшись Беверли Квиллен, он повел себя разумно и не поддался на уловку. Это выставляет вас лгуньей, милочка.

— Или Сэма! — Она села прямо. — А я говорю вам, что он был здесь в тот вечер. И все произошло так, как я вам рассказывала. Я запустила в него пепельницей и отправила домой на такси.

— Вы знакомы с его личным менеджером — Соней Майер?

— Нет.

— Она старый друг Хагилла, и, между прочим, Сэм и Соня собираются погостить в его доме в Брентвуде несколько недель.

— Я знаю об этом. Роджер сказал мне. Он позвонил мне сразу же после того, как расстался с вами.

— И Он не сказал вам о том, что Линда Гейлен убита?

— Нет. — Беверли покончила с содержимым стакана и, поднявшись с кушетки, устремилась к бару. — Возможно, он не поверил вам. Или побоялся сообщать мне, опасаясь моей реакции. — Она приготовила себе новую порцию выпивки и вернулась к кушетке. — Роджер всегда терпеть не мог болтовни. Он предпочитал помалкивать и держаться в стороне. Особенно если полагал, что будет втянут во что-то недостойное.

— Например, в убийство?

Она кивнула:

— Например, в убийство.

— Расскажите, как вы познакомились с ним.

— На вечеринке.

— Беверли, — печально сказал я, — вы — прирожденная лгунья.

— Вы так считаете, потому что вы сами — прирожденный неверующий, — возразила она.

— Ну хорошо. Вы познакомились на вечеринке. Полюбили друг друга. И он собирался жениться на вас. Пока Сэм не напугал его, рассказав о ваших интрижках с другими мужчинами.

— Вы так деликатно изложили все это, Рик! — Она скорчила гримаску. — Возможно, что так оно и есть.

— А что за человек этот Роджер Хагилл?

— Ему сорок один год, рост шесть футов; у него каштановые волосы, серые глаза и коротко подстриженные усы.

— Впечатляюще! — проворчал я.

— Он очень богат, очень респектабелен и очень хитер. — Беверли широко раскрыла глаза. — Так лучше?

— Пожалуй, — сказал я. — Он когда-нибудь говорил вам о Соне Майер?

— Говорил. — Она отпила из стакана. — У меня создалось впечатление, что Роджеру хотелось бы углубить их отношения. А ей — нет. И он восхищался ею за то, что она помогла Сэму выкарабкаться.

— Давайте уточним: где вы были сегодня вечером между восемью и девятью часами?

— И никто не звонил?

— Нет, насколько я припоминаю. — Она откинулась назад, прислонившись к спинке кушетки и закрыв глаза. — Линду Гейлен убили как раз в это время, так я предполагаю? Выходит, у меня нет алиби, Рик. Хотите сразу же вызвать полицию или сначала допьете виски?

— А вы уверены в том, что Сэм звонил вам сегодня, где-то в половине седьмого, и говорил обо мне?

— Конечно, — с раздражением подтвердила она. — Он уже нализался и говорил невнятно. Но это, несомненно, был старина Сэм, вечно под мухой! А это имеет значение?

— Не знаю, — честно признался я. — Скажите, а Хагилл был когда-нибудь женат?

— Он никогда ничего такого не говорил. Не думаю. — Она искоса посмотрела на меня. — Вероятно, вы никогда не прислушиваетесь к чьим-либо советам, Рик?

— А вы попробуйте.

— Держитесь подальше от Роджера. Таких, как вы, он ест на завтрак!

— По-моему, он смахивает на мазохиста, — благодушно сказал я. — Кто другой украсил бы стены своей гостиной этой ужасной мазней?

— У него весьма своеобразный вкус. — Беверли крепко стиснула мою руку. — Я серьезно предупреждаю вас, Рик. Вы понятия не имеете, что за характер скрывается за его помпезным внешним видом и всеми его выкрутасами. Я могу побиться об заклад, что уже к девяти часам утра на его столе будет лежать досье толщиной в два дюйма, где подробно расписана жизнь некоего Рика Холмана. Начиная с дня его рождения и кончая сегодняшним днем.

— Сведения из Детективного агентства Трашмена?

— Понятия не имею, — быстро отреагировала она. — Но если завтра Роджер решит, что вы представляете для него какую-то угрозу, он ни перед чем не остановится, чтобы убрать вас с дороги.

— Вы говорите так, словно знаете это по собственному опыту.

Она тяжело вздохнула.

— Вы всегда в любой разговор вкладываете какой-то смысл, которого отродясь не было! Хотите верьте, хотите — нет, но я только пытаюсь помочь вам, Рик. У Роджера деньги и связи; у него в одном мизинце больше власти, чем будет у вас, доживи вы хоть до ста лет. И ему везет с каждым годом все больше и больше!

Я повернул руку ладонью вверх и сунул ей под нос.

— А как насчет моих любовных связей в будущем, ясновидящая?

Она оттолкнула мою руку нетерпеливым жестом.

— Хорошо же! Увидим, права ли я, когда окажется, что Роджер обвел вас вокруг пальца как мальчишку!

— Кто устраивал вечеринку?

— Какую вечеринку, черт возьми?!

— Ту, на которой вы впервые встретили Хагилла?

— Я не помню. — Она отхлебнула из своего стакана. — Хотя погодите. Кажется, его звали Шелли. Он тогда говорил, что даст мне работу, но из этого так ничего и не вышло.

— Какую работу?

— На заводах по производству пластмассы, где осваивались проекты Рейнора. Он рассчитывал, что сможет использовать специалиста-психолога для работы с персоналом. Труд на таком заводе скучен и однообразен. Из-за этого у них большая текучесть кадров, что недешево обходится администрации. Но Шелли в конце концов охладел к этой идее.

— А как вы впервые встретились с Шелли?

— Он позвонил мне однажды — это было еще до того, как я стала принимать участие в работе над экспериментальным психологическим проектом Калифорнийского университета, — сказал, что подумывает о работе для меня, и тогда он осведомился, интересует ли меня это. Проверил мою квалификацию, мой послужной список, чтобы решить, подхожу ли я для него. Мы раз или два побеседовали, а затем он пригласил меня на эту вечеринку. Я считала, что это тоже входит в систему проверки профессиональной пригодности, понимаете? Он хотел посмотреть, как я веду себя в обществе, и все такое. Возможно, именно тогда я и провалилась. Как только нас с Роджером представили друг другу, Роджер завладел мною и не отходил от меня весь вечер. Шелли это не понравилось. Но, во всяком случае, мне не очень улыбалось работать на каком-то пластмассовом заводе с людьми, которые выпускают всякие пластиковые эрзацы, вроде ночных горшков и тому подобной дребедени.

— Если бы вам удалось получить это место, у вас не появилось бы шансов испробовать на мне свою экспериментальную психологию, — съязвил я.

У нее насмешливо поднялись уголки губ.

— Хотите напомнить мне, как я атаковала вас, сбросив с себя одежду и оставив только трусики и бюстгальтер? Но едва вы ушли, у меня возникло скверное предчувствие, что вы взяли надо мной верх в области экспериментальной психологии. Ведь вся ваша взрывная реакция была рассчитана только на то, чтобы проверить, не разыгрываю ли я вас, — правильно?

— Всегда опасно недооценивать своего противника, — заметил я.

— Или друга, — ввернула Беверли, бросив на меня испытующий взгляд. — Кто вы для меня, Рик, — друг или враг?

— Я еще не решил, — уклонился я от ответа. — Не рановато ли делать выводы в самом начале знакомства?

— Но вы мне симпатичны. И я вам, наверное, тоже. Давайте исходить из этого.

Поднявшись с кушетки, Беверли снова направилась к бару. На сей раз она оставила там свой пустой стакан. Ее нарядное платье, скромно облегавшее фигуру от шеи до лодыжек, застегивалось спереди на «молнию». Повернувшись ко мне, Беверли расстегнула «молнию», опустив ее гораздо ниже диафрагмы. Лицо ее преобразилось, глаза сияли. Потупив взор, она закусила губу.

— Я очень расстроена смертью Линды, — тихо проговорила она. — И хотя я никогда не знала ее, мы делили с ней одного мужа… правда, в разное время. Я не могу отнестись равнодушно к ее гибели. Кроме того, я устала, меня угнетает одиночество. Я чувствую себя самой одинокой женщиной в этом огромном мире. — Она улыбнулась мне, и в глазах ее полыхнулопламя. — Вы очень милый. Думаю, мы могли бы доставить друг другу несколько приятных минут. Как вы считаете? Никаких предварительных условий, никаких обязательств. Просто двое одиноких людей немного согреют и приласкают друг друга.

Я вздохнул.

— Пожалуй, в любое другое время я сказал бы, что это великолепная идея. Но не сейчас. Время выбрано неудачное, Беверли. Я в плохом настроении. Мне очень жаль. Но главное — я абсолютно убежден, что уже через пять минут после ухода буду проклинать себя за то, что не остался у вас!

Она выпростала руки из широких рукавов платья, которое мягко опустилось у ее ног. Под ним ничего не было. Две белые горизонтальные полосы резко выделялись на ее загорелом теле. Я смотрел на округлости ее маленьких грудей, стройные, упругие бедра, длинные красивые ноги. Во мне пробуждалось желание, и я изо всех сил пытался обуздать его.

— Вы уверены, что не передумаете? — хрипло прошептала она.

— Уверен, — пробормотал я. — Но мне сейчас нелегко. — Я заставил себя встать и направился к выходу. Ее сухой смешок догнал меня в передней.

— Что ж, — бросила она не без иронии, — наверное, не каждый день девушке выпадает шанс доказать, что она действительно рыжая.

Когда я добрался до машины, на моих часах было без двух минут два, и я рассудил, что, после того как заскочу еще в одно местечко, уместно будет сказать: ну и ночка выдалась! По дороге в отель я подумал, что не так уж и трудно было воспротивиться предложению Беверли Квиллен лечь с ней в постель. То, как она предложила это, походило на подачку, а мне никогда не улыбалось играть в таком деле роль попрошайки. Может, когда-нибудь и наступит такой момент, но я от всей души надеялся, что он наступит не раньше, чем мне стукнет лет эдак девяносто.

Немалой суммы стоило подкупить коридорного, чтобы он стащил для меня ключ от номера Сэма Сорела. В счет не шло то, что я ему наплел при этом. Я надеялся, что Сэм не станет ворчать по поводу лишних расходов.

Можно было, конечно, сберечь чаевые и просто постучать в дверь, но я опасался, что разбужу «сторожевого пса» — красивую блондинку по имени Соня, которая не пустит меня к Сорелу. При этом мне подумалось, что он сейчас, наверное, спит, и, если мне повезет, я как раз попаду в один из его ночных кошмаров.

По черной лестнице я поднялся на пятый этаж и приблизился к номеру 505 так тихо, что даже не потревожил плотный слой пыли на ковре бежевого цвета. Ковер был предназначен для того, чтобы коридор выглядел эдаким роскошным проходом к номеру стоимостью в какой-нибудь миллион долларов, но, увы, был слишком стар и опоздал лет на пять, чтобы преуспеть в выполнении своей задачи.

Замок слегка щелкнул, когда я поворачивал ключ. Затем я толкнул дверь, и она распахнулась почти бесшумно. Пожалуй, я не удивился тому, что увидел, но все же не ожидал этого.

Сорел спал, и спал не один. Его личный импресарио сидела рядом с ним в постели, убаюкивая его. Ее блузка была распахнута и полная грудь обнажена. Она сидела, опираясь спиной на изголовье и поглаживая Сэма по голове.

Она взглянула на меня и мило улыбнулась.

— Как это вам удалось раздобыть ключ от номера, Рик?

— Подкупил коридорного.

— Так чего же вы хотите?

— Я хотел поговорить с Сэмом.

Входная дверь защелкнулась за мной. Я осторожно подошел к постели, подозревая, что выгляжу несколько глуповато.

— Я уверена, что Сэм не смог бы ответить ни на один вопрос в это время, ведь сейчас ночь. — Продолжая гладить Сэма по голове, Соня не отводила от меня взгляда.

— Я подумал, что мог бы выяснить, сказал он или нет Сантане всю правду, если только вы не будете оберегать его как наседка.

— Очень смешно, — спокойно отозвалась она. — Но я буду оберегать его как наседка — днем и ночью. Поймите это. А сейчас уходите отсюда. Мы увидимся с вами завтра.

Я пожал плечами.

— Что вы сами думаете? Он кто: крутой парень — за внешностью слабохарактерного человека, который жалуется на свою судьбу, скрывается злобный, жестокий тип, избивающий женщин? Возможно, он сам написал эти письма, чтобы оправдать…

Ее глаза сверкнули на меня, как два ствола сорок пятого калибра.

— Даже не думайте об этом, Рик. Он нанял вас для того, чтобы спасти свою жизнь, и это все, что вы…

Сэм прервал ее пронзительным воплем. Я отскочил от постели, словно меня ужалила змея, но Соня была на месте.

Она быстро наклонилась над ним, погладила его по лицу и ласково зашептала ему на ухо что-то, чего я не расслышал.

Сэм снова вскрикнул и, сжав кулаки, замахал ими по воздуху, так что едва не заехал ей в ухо. Понемногу он успокоился. Соня продолжала утешать его, и лицо его постепенно разгладилось, он снова начал дышать ровно.

Когда я выходил, Соня не подняла головы.

Не успел я войти в свой собственный дом, как чей-то голос окликнул меня из темноты:

— Рик, это вы?

— Это я, Соня, — отозвался я, подавив внезапное желание нырнуть в кусты, когда я узнал этот голос.

— Извините, Рик. — Она с беспокойством улыбнулась мне. — Но я должна с вами поговорить. Это не может ждать до утра.

— А как вы меня обогнали? — в замешательстве спросил я. — Наняли реактивный самолет?

— На обычном такси, — смущенно ответила она. — Это самое лучшее средство передвижения после самолета, во всяком случае — в три часа ночи.

— Что ж, входите и переведите дыхание.

Я открыл входную дверь, зажег свет и проводил ее в гостиную. На ней было все то же сногсшибательное платье на двух тонюсеньких бретельках, и все тот же медный крошечный колокольчик, свисая с мочки уха, весело звякнул, когда она уселась на диван. Я подошел к бару и, повозившись там с бутылками, смешал пару коктейлей и отнес их к дивану.

— Как Сэм? — спросил я, устроившись возле нее.

— Спит. Я дала ему столько нембутала, что и лошадь уснет.

— Так что же не может подождать до утра? — поинтересовался я.

— Вы выслушали все эти ужасные вещи, которые лейтенант говорил Сэму сегодня вечером, и, должно быть, поверили им! Как только вы ушли из отеля, я начала подозревать, что это так. Вы решили, что Сэм сделал нечто ужасное. — Блестки на ее платье сверкнули, а кружева поверх ее великолепной, полной груди мягко заколыхались. — А я ведь думала, что вы на стороне Сэма.

— Если он убил Линду Гейлен сегодня вечером, то нет.

— Вы просто не можете так думать! — запротестовала она.

— Сантана уже почти поверил в это, — сказал я. — Сэм сам признает, что он побывал там примерно в то время, когда произошло убийство. И тому есть свидетель. А орудие убийства лежало в ящике, на кухне, и любой мог им воспользоваться. Если Андреа Марко клянется, что Линда не собиралась расставаться с ней и возвращаться назад, к Сэму, это дает ему сильный мотив против Сэма. Как вы считаете, какое впечатление произведет в суде рассказ Андреа о первом визите Сэма и о том, что он проделал тогда с Линдой? Джеки Слейтер может также выступить в суде с великолепным продолжением этой истории, поведав, что произошло с ней во время визита Сэма.

— Но Сэм не убивал Линду, Рик! Он не мог!

— Вера — это не доказательство, дорогая, — сказал я, повторяя вполне очевидную истину.

— Вы должны помочь ему, Рик! — Ее глаза светились решимостью. — Сейчас вы нужны ему больше, чем когда бы то ни было.

— Я постараюсь, но, поверьте, не легко лавировать и хитрить, имея дело с Сантаной.

Она тепло улыбнулась мне.

— Я уверена, что вы справитесь. Спасибо, Рик.

— Но если не Сэм убил ее, то кто же тогда?

— Конечно, Андреа Марко, — тут же отреагировала она. — Эта дамочка пошла бы на что угодно, только бы не допустить возвращения Линды к Сэму.

— А как насчет вас?

— Меня? — Она растерянно моргнула. — Вы что, серьезно?

— Где вы были сегодня вечером между восемью и девятью часами?

— Вы серьезно меня это спрашиваете? — Взгляд ее заметно похолодел, а голос лишился теплоты. — В полдень у меня была деловая встреча с Питером Агиносом относительно «Стеллар продакшн»; мы немного поторговались по поводу условий договора и закончили только в начале седьмого. Затем мы немного выпили в баре на бульваре Уилшир. Я думаю, было около семи часов, когда я ушла оттуда и вернулась в отель.

— И в котором часу вы туда вернулись?

— Примерно в семь пятнадцать. — Она допила свой коктейль и, осторожно поставив стакан на подлокотник, добавила: — Но затем я снова вышла.

— И куда вы направились?

— Я искала Сэма. Узнав, что он ушел за час до того, как я вернулась в отель, я встревожилась и отправилась на поиски.

— Вы нашли его?

Она отрицательно покачала головой.

— Был уже девятый час, когда я вернулась в отель, — может быть, полдевятого или даже позже — я не помню. Так или иначе, Сэм скоро пришел.

— Словом, у вас нет алиби на время убийства.

— Наверное. — Она серьезно кивнула. — Почему вы думаете, что я убила Линду Гейлен, Рик?

— Вы так же, как и Андреа Марко, не хотели, чтобы она вернулась к Сэму, — сказал я. — Ваши собственные слова: это не столько работа, сколько служение. Когда Сэм женится на другой женщине, это будет уже не то же самое, правда?

— Да, все будет иначе. — Ее голос звучал ровно. — Вы собираетесь посвятить во все это лейтенанта?

— Кстати, о Роджере Хагилле. — Я пропустил ее вопрос мимо ушей. — Вы когда-нибудь говорили с ним о бывших женах Сэма?

— Нет, насколько я припоминаю. А что?

— Вы никогда не упоминали имени Беверли Квиллен, беседуя с ним?

— Не думаю. — Она сдвинула брови. — А какое Роджер имеет отношение к вашим подозрениям относительно меня?

— Не обольщайтесь, — съязвил я. — Вы всего лишь на втором месте после Сэма. А скажите-ка, были вы и Хагилл любовниками — хотя бы раз — еще до того, как Сэм вошел в вашу жизнь?

— Нет. — Она нехотя улыбнулась. — Но думаю, Роджер помышлял об этом в начале нашего знакомства, только я отговорила его.

— Чего это стоило? Обычного разговора?

— Возможно, и не совсем. Роджер — человек решительный, но я в конце концов убедила его прекратить свои попытки. У вас есть еще какие-нибудь вопросы относительно моей личной жизни?

— Вы с Сэмом любовники?

— Я люблю Сэма, но мы не любовники. Я уже говорила — вам никогда не понять наших отношений, Рик. — Глаза ее были ясными, она смотрела мне прямо в лицо. — Но теперь — если это поможет вам вытащить Сэма из этой передряги — я стану вашей любовницей.

В ту ночь я получал уже второе предложение, и оно понравилось мне еще меньше, чем первое. Но я подумал, что было бы интересно проверить, насколько искренен ее порыв.

— Отлично! — хрипло произнес я. — Раздевайтесь и пошли в постель.

— Здесь?

— Конечно. — Я кивнул. — Я умираю от желания увидеть, как прекрасные блондинки раздеваются в моей гостиной!

Казалось, она долгое время сидела не шевелясь. Затем слезы выступили на ее глазах и медленно потекли по щекам. Я наблюдал, как она поднялась с дивана и повернулась лицом ко мне; ее пальцы нащупывали «молнию» на спине.

— И вы туда же! — мягко заметил я. — Готовы на все ради Сэма, а?

— Разве это не то, чего вы хотите?..

— Я передумал, — сказал я. — У меня уже три блондинки на очереди, а пятерым тесно в любой постели.

— Спасибо, Рик, — прошептала Соня и, повернувшись, вышла из комнаты.

Допивая свой коктейль, я прислушивался, когда захлопнется входная дверь. На секунду у меня мелькнула мысль предложить подвезти ее домой, но что мне сделали водители такси, чтобы отнимать у них заработок? Я провел несколько нелегких минут, ломая голову над тем, кто из нас одержал верх — я или Соня, и вынужден был признать, что не я.

Глава 7

Мистер Барри полностью соответствовал надежной репутации фирмы. Он одевался в консервативном стиле, курил трубку и не пытался накладкой прикрыть намечающуюся лысину.

Вся контора была такой же — консервативной по стилю. У нее был столь внушительный вид, что и речи не шло, будто вам тут пускают пыль в глаза. Кабинет был обставлен дорогой мебелью, что усиливало впечатление надежности и успеха. На полу лежал толстый серый ковер, на котором стоял квадратный письменный стол темного цвета с кожаным покрытием; на стене висела фотография президента Никсона.

— Рад встретиться с вами, мистер Холман, — сказал Барри после того, как мы совершили ритуал рукопожатия и он благополучно обосновался за своим письменным столом. — Я знаю, что вы время от времени нанимаете одного из наших оперативников. — Его голубые глаза моргнули многозначительно. — Я сам высоко оцениваю статус вашей клиентуры, а также вашу репутацию, которая связана с умением добиваться успеха. Что я могу для вас сделать?

— У меня как раз есть клиент, — сообщил я ему. — Сэм Сорел.

— Вот как? — Он слегка приподнял брови, но это только доказывало, что он уже прочел утреннюю газету.

— Сэм из тех, кто обожает жениться, — сказал я. — За ним тянется шлейф из трех бывших жен, и одна из них убита вчера вечером. Я бы не хотел понапрасну занимать ваше время, мистер Барри, поэтому перехожу прямо к делу. Несколько месяцев назад кто-то обращался в ваше агентство, чтобы навести справки насчет бывших жен Сорела, уточнить их адреса, занятия и, в особенности, разузнать об их личной жизни. Я бы хотел просмотреть копию этого отчета и услышать имя клиента, который заплатил за него.

Барри тщательно выбил табак из трубки, а затем зажег спичку, позволив ей гореть между его большим и указательным пальцами.

— Я не припоминаю никакого такого отчета, мистер Холман. Но я, конечно, проверю. Прошу меня извинить.

Он вышел из кабинета, а я, оставшись один, закурил, скрестив пальцы. Это была всего лишь интуитивная догадка, но я считал ее вполне логичной. Сама идея о преступном сговоре всех трех жен после того, как каждая из них позвонила Сэму, умышленно снабдив его подробностями своей интимной жизни — просто, чтобы довести его до бешенства, — была слишком фантастичной. Я склонялся к версии Сэма: кто-то, должно быть, воспроизвел голоса и интонацию его бывших жен. Но чтобы проделать это, требовалась подробная информация об их личной жизни, а дать ее запросто могут в Детективном агентстве Трашмена.

Барри вернулся в кабинет и, усевшись за стол, улыбкой выразил сожаление.

— Никакого отчета. Возможно, кто-то ошибочно сослался на нас. Или намеренно направил вас по ложному следу. Я знаю, как часто это случается в нашем деле!

— А как поживает мистер Хагилл? — участливо осведомился я.

— Мистер Хагилл? — переспросил он. — Боюсь, что я не совсем понимаю…

— Ваш компаньон, — подсказал я. — Он является также другом моего клиента и его личного менеджера — Сони Майер.

— Неужели? — Он зажег еще одну спичку, но позабыл раскурить трубку.

— Лейтенант Сантана ведет расследование этого убийства, — объяснил я. — Если я сообщу ему, что, возможно, вы составили конфиденциальный отчет о бывших женах Сорела, он прижмет вас как следует, чтобы выбить из вас нужные ему сведения. — Я печально покачал головой. — Этот Сантана! Это тот еще тип — человек из Миссури, короче, он не удовлетворится вашим словом, мистер Барри. — Я сочувственно пожал плечами. — Вы ведь не захотите осложнений с полицией? Не так ли?

Он выбил свежий, нетронутый табак из своей трубки в медную пепельницу и принялся набивать ее снова. Может, ему и надоели наши словопрения, но он не показывал этого. Затем он мягко откашлялся.

— Роджер сказал, что если вы объявитесь здесь, в кабинете, — это будет служить доказательством, что вы не совсем… э… хм… не такой уж идиот, как он подумал о вас вчера. Он сказал также, что увидится с вами сегодня вечером в одиннадцать часов в своем доме.

— Это большая жертва с его стороны — уделить время такому идиоту, как я, — проворчал я. — Вы не возражаете, если я воспользуюсь вашим телефоном и сейчас же позвоню лейтенанту?

— Дайте мне сперва несколько минут. — Он открыл верхний ящик письменного стола, вытащил оттуда папку и осторожно положил перед собой. — Здесь лежит отчет одного из наших лучших оперативников — вы могли бы сказать, что он гений наружного наблюдения. Некоторые из наших других оперативников считают его вообще человеком-невидимкой. Я думаю, что они, конечно, преувеличивают, но не слишком.

Он открыл папку и перелистал первые страницы.

— Вот он. Я выделю только самое существенное. Объект покинул ресторан в 8.10 вечера, поехал в Западный Голливуд и так далее. Вошел в многоквартирный дом через черный вход в 8.28 вечера. Объект вышел из дома тем же путем в 8.42 вечера. — Мистер Барри закрыл папку и одарил меня быстрой сочувственной улыбкой. — Здесь все подробности, мистер Холман. Вы все еще хотите позвонить лейтенанту Сантане?

— Один из ваших оперативников висел у меня на хвосте вчера вечером… — Я едва не подавился, когда меня внезапно осенило. — И я его не заметил!

— Как я уже говорил вам, — Барри старался не слишком пыжиться, — по наружной слежке он почти гений. Естественно, он знал о вашей репутации, когда взялся за это задание. Он воспринял это как вызов — так я понял.

Не было смысла отряхиваться, потому что я увяз по уши.

— Так что же выходит? — с раздражением бросил я. — Если я расскажу Сантане об этом отчете относительно бывших жен Сорела, вы, конечно, покажете ему отчеты вашего оперативника о моих передвижениях вчера вечером?

— Что-то вроде этого, я полагаю.

— Я считаю, вы должны представить меня вашему гениальному оперативнику, — сказал я с горечью. — Теперь, когда я знаю, что он все время был рядом со мной, мы сможем ездить в одной машине и сбережем его расходы.

— Вы узнаете, что он в машине, если, конечно, увидите его. — Барри хмыкнул. — Но боюсь, что Роджеру больше не понадобятся его услуги.

— Вы хотите сказать, что он получил то, что хотел?

Он кивнул с самым безмятежным видом.

— С другой стороны, — заметил он, — будьте осторожны. Я уверен, что за вами числится не один грешок, который можно раскопать.

— Заплатите мне десять центов за каждый, и я перечислю их вам, — проворчал я. — Что ж, не очень-то приятно было беседовать с вами, мистер Барри.

— А я, должен признать, получил большое удовольствие от того, что немного поболтал с вами, мистер Холман. — На этот раз он действительно набил трубку и удовлетворенно запыхтел ею. — Не так уж часто Роджер позволяет мне участвовать в своих играх.

Выйдя из конторы Детективного агентства, я поплелся в ближайший бар. Чтобы справиться с потрясением, я нуждался в изрядном глотке спиртного. Если и в дальнейшем меня ждут подобные сюрпризы, то самое время подыскать какую-нибудь другую работенку, например, подбрасывать реплики какому-нибудь комику в ревю. Наступило время ленча, но этот гений оперативник из агентства Трашмена отбил у меня аппетит, поэтому я решил вместо этого навестить блондинку, к которой не питал никаких симпатий.

На мой звонок в дверь никто не ответил. Я жал на кнопку минуты три, пока не вспомнил, что ее брат живет напротив. Когда я позвонил в третий раз, дверь, удерживаемая цепочкой, приоткрылась на целых пять дюймов. Фрэнк Марко бросил на меня подозрительный взгляд.

— Холман! — выпалил я. — Тот, что был в кабинете вместе с лейтенантом вчера вечером.

— Ах да! — Он снял цепочку и распахнул дверь пошире. — Входите, мистер Холман. — Он быстро закрыл дверь, вернув, цепочку на место. — Я подумал, что это очередной надоедливый репортер. Они буквально отравляют нам жизнь с самого раннего утра.

— Я хочу поговорить с вашей сестрой, — сказал я.

Быстрым нервным движением он дотронулся до своей рассеченной и распухшей нижней губы.

— Бедная Андреа все еще страшно переживает из-за этого кошмарного убийства. Вряд ли бедняжке удалось хоть на миг сомкнуть глаза прошлой ночью. Конечно, я решительно настоял, чтобы она осталась здесь, со мной. — Драматическая дрожь сотрясла этого откормленного юнца. — Можете себе представить — находиться в той же квартире, где только что убили вашу самую близкую подругу? Это невыносимо!

— Где ваша сестра? — нетерпеливо перебил я.

— В гостиной, мистер Холман. Прошу вас, будьте с ней помягче. — Он быстро заморгал своими водянистыми голубыми глазками. — Она не… вполне… не совсем пришла в себя, если вы меня понимаете.

— Конечно, — отозвался я. — Я человек мягкий. А теперь мы можем повидать ее?

Гостиная, куда мы вошли, удивляла своей старомодной экстравагантностью — в духе Фрэнка Марко, и свисающее с потолка сооружение из маленьких цветных стеклянных шариков выглядело унылой рухлядью эпохи поколения «детей-цветов»^[20]. Андреа Марко сидела на кушетке, покрытой изрядно поизносившимся тайским шелком жуткого лилового цвета. На ней был черный шелковый халат, доходивший до лодыжек. В таком виде она вполне могла бы сойти за участницу похоронной процессии, но по виду у нее явно не хватило бы на это сил. Ее длинные белокурые волосы в беспорядке рассыпались по плечам, весь ее лоск улетучился. На ее изможденном лице жили только горящие глаза, обведенные темными кругами.

— Убирайтесь! — злобно прошипела она.

— Только один вопрос, — сказал я.

— Это вы вчера навели Сорела на Линду, и я никогда не прощу вам этого, Холман.

Но тут вступил ее братец со своим дрожащим, пронзительным голоском:

— Андреа, дорогая, ты ведь не знаешь, так ли это!

Взгляд, который она бросила на него, мог бы заставить и Борджиа содрогнуться от ужаса. Отступив, Фрэнк едва не опрокинул бутафорское верблюжье седло, которое отчаянно нуждалось в покраске.

— Ладно, сестренка, как скажешь!

Театральным жестом он в отчаянии растрепал свои длинные светлые волосы и, похоже, готов был расплакаться.

Я снова сосредоточил свое внимание на Андреа.

— Вы или Линда слышали когда-нибудь о парне по имени Хагилл?

— Я сказала вам — убирайтесь вон!

— Как только вы ответите мне на этот вопрос, я уйду, — пообещал я.

— Хагилл? — Она отрицательно мотнула головой. — Никогда не слышала этого имени.

— Высокий, ему лет сорок, — настаивал я. — У него каштановые волосы и жесткие усики. Из тех, кто хочет создать впечатление — будь он с Кастером, индейцы тут же сдались бы^[21].

— Похоже, был такой. — Она задумалась. — Одно время он заходил в бутик почти каждый день и всегда требовал, чтобы его обслуживала Линда. Дошло до того, что едва он появлялся, она тут же скрывалась в задней комнате и просила меня заменить ее. Мол, она больна или что-то в этом роде. После нескольких таких визитов он, я думаю, утратил интерес, потому что перестал заходить в бутик.

— Когда это было? — спросил я.

— Несколько месяцев тому назад, я не помню точно. — Она презрительно оттопырила нижнюю губу. — Хотите попытаться доказать, что этот человек убил Линду? — Она коротко хохотнула, и я вздрогнул при звуке ее смеха. — Мы все знаем, кто убил бедняжку, Холман.

Это — Сорел, и я приложу все свои силы, чтобы его покарали! Сорел… — Тут она разразилась длинным потоком брани.

— Сестренка! — возопил скандализованный Марко. — Это некрасиво! Девушка из такой семьи, как ты, просто не должна выражаться подобным образом.

К моему изумлению, она умолкла и, откинув голову назад, прикрыла глаза.

— Дай мне выпить!

— Сию минуту, сестренка, — обрадовался Марко. — А как насчет вас, Холман? Сухой шерри вас устроит?

Я моргнул.

Он исчез в кухне и вернулся с каким-то вычурным подносом и тремя изящными стаканчиками на нем, из которых торчали соломинки. Стаканчики весело позвякивали, и Андреа, открыв глаза, выпрямила спину и взяла один из них. Увидев меня, она завопила:

— Что здесь делает Холман, черт побери? Я ведь велела ему убраться отсюда! — Глаза ее зло горели.

— Успокойся. — Марко сделал умиротворяющий жест свободной рукой. — Мистер Холман только пытается помочь…

— Помочь Сорелу — ты это имеешь в виду. — Андреа отпила немного из стаканчика. Лицо ее исказилось, и она швырнула его в угол. — К дьяволу! Что это за пойло? Я хочу мартини!

Марко, опустившись на колени, собирал кусочки стекла. Когда он поднялся, его лицо пылало негодованием.

— Как ты можешь, Андреа! Ты же знаешь, это мои любимые стаканчики! Привезены из Швеции, их нельзя заменить!

— Перестань канючить и принеси мне мартини, — оборвала она его.

— Нет! — Он топнул ногой. Я бы не поверил этому, если бы не видел собственными глазами. — Нет! Сама принеси!

Она поднялась с кушетки, презрительно усмехаясь, и с трудом побрела на кухню. Я надеялся, что она принесет два мартини. Но надежды мои были напрасны.

Фрэнк придвинулся ко мне поближе, стараясь сделать это скрытно.

— Я знаю, что Андреа страшно расстроена, — доверительно прошептал он. — Но я думаю, она немного перегибает палку! Она пережила страшное потрясение, обнаружив труп Линды. Я хочу сказать, что могу понять ее и очень сочувствую бедной моей сестренке. Но все эти ужасные мелодраматические выходки начинают действовать мне на нервы. Разбить вдребезги один из моих любимых стаканчиков — какая злобная выходка, мистер Холман. К сожалению, я должен сказать это о моей собственной сестре — она просто срывает на мне досаду. В конце концов, не могли же их отношения продолжаться вечно, не так ли?

— Почему это? — спросил я.

Он выразительно пожал плечами.

— Все бы кончилось через какой-нибудь месяц-другой. Линда определенно собиралась вернуться к Сорелу. Я это знаю. — Он возвел глаза к потолку и сокрушенно покачал головой. — А какие ужасные драки они затевали! Их стоило бы увидеть, чтобы поверить, уверяю вас.

— Но Линда видела его всего один раз, когда он вломился к ней в квартиру около трех месяцев тому назад. По крайней мере, так сказала ваша сестра лейтенанту вчера вечером.

— Она сказала это из гордости. — Фрэнк поджал свои пухлые губки и заговорил вкрадчиво: — Она солгала, потому что не могла смириться с правдой. Линда виделась с Сорелом при каждом удобном случае, впрочем, эти случаи выпадали не так часто, ведь Андреа стерегла ее как курица цыпленка. Но все шло к краху. Вот почему я остановил Сорела и не пустил его в квартиру вчера вечером. Я подумал, что он пришел за Линдой. Я знал, что если допущу его встречу с Линдой, то Андреа, узнав об этом, устроит мне адскую жизнь. — Его голос постепенно, по мере того как он излагал события, приобретал нормальное звучание. — Думаю, сейчас у вас уже есть некоторое представление о том, как тяжко мне приходится порой.

— Опять за свое, братец! — окликнула его Андреа с порога кухни. — Делишься кое-какими секретами за моей спиной?

Она подошла к кушетке и уселась. Марко, побелев, смотрел, как его сестра потягивает мартини. С дрожью я отведал слабого шерри. Впрочем, возможно, он был великолепен, но как может судить об этом убежденный сторонник виски?

— Я лишь говорил, что тебе, сестренка, рано или поздно пришлось бы взглянуть в лицо реальности, — приглушенно пробормотал Марко. — Только и всего.

— О какой реальности речь? — осведомилась она.

— Ну… — Он сам себя выдавал своей склонностью к болтовне и сознавал это. — Я имел в виду твою жизнь с Линдой; она ведь не могла продолжаться вечно?

— А почему не могла?

Марко сделал беспомощный жест.

— Она вернулась бы назад, к Сорелу.

— Я не оскорблю памяти моей матери, назвав тебя лживым сукиным сыном! Линда не хотела и слышать о Сореле! — Андреа швыряла ему в лицо слова. — Она боялась его, вот и все. Предполагалось, что ты защитишь нас обеих, но у тебя кишка тонка. Ты не можешь взять себе в твою тупую башку, что Линда любила меня? И всегда любила бы, безмозглый ты кретин! По какой же тогда причине, как ты думаешь, Сорел убил ее?

— Это неправда! — В его голосе прозвучала слабая истерическая нотка. — Внутренне ты сама сознаешь, что это неправда. Линда была готова уйти от тебя к Сорелу и восстановить свой брак с ним, только ты не хотела и думать об этом. И вот теперь она мертва!

— Она любила меня, — упрямо повторила Андреа с упорством фанатика, абсолютно убежденного в своей правоте. — Ничто не могло изменить ее привязанности ко мне, пока она была жива.

— Сестренка! — Слезы выступили на глазах Марко. Он, спотыкаясь, обошел вокруг кушетки и опустился на колени возле Андреа. — Не говори так, — захныкал он. — Прошу тебя!

Она смотрела на брата, уткнувшего лицо в ее колени, с выражением безграничного отвращения, и я счел, что пора Холману удалиться. В моей работе не так уж часто встречаешь нормальных людей. Благо, что большинство из них не бывают скучными. Я направился к двери, оставив на столе почти нетронутый стакан шерри.

— Сестренка. — Голос Марко зазвучал приглушенно и умоляюще, как у маленького мальчика. — Прошу тебя…

Я услышал ее ответ, когда вышел в переднюю, и по моей спине пробежал холодок — так меня ошарашили ее слова.

— Бедный глупыш! — вырвалось у нее с каким-то отчаянием и презрением одновременно. — Уж не думаешь ли ты, что теперь, после смерти Линды, я когда-нибудь вернусь в твои объятия?

После изрядной встряски в квартире Марко я решил немного проехаться, чтобы остудить голову. И спустя некоторое время припомнил удар, который получил в Детективном агентстве Трашмена.

Мне потребовалось проехать три мили до бульвара Санта-Моника, прежде чем я разгадал этот трюк. Его знает каждый девятилетний мальчишка с игрушечным набором фокусника: заставьте зрителей смотреть туда, куда вам нужно.

Естественно, я оглянулся. И сразу же перед глазами у меня возник худой мужчина с короткой стрижкой и густыми усами, в кепочке для гольфа, сидевший за рулем «ягуара» кремового цвета, на левом крыле которого красовалась эмблема команды «Лос-Анджелес Лейкерс».

Да, в уме и смекалке ему не откажешь! Он использовал также и обратную психологию: если кто-то вас ищет, а вы хотите спрятаться — будьте чертовски заметны.

Я раскусил его, так как он передвигался со скоростью всего двадцать миль. Однако на протяжении двух миль я не терял его из виду. Кто станет тащиться на «ягуаре» со скоростью двадцать миль в час в пыльное, душное летнее утро, когда через двадцать минут он мог бы уже оказаться там, где щебечут птицы и плещутся волны.

Я набрал скорость, но даже моему «тандерберду» с табуном лошадей под капотом не разогнаться в центре Лос-Анджелеса. Вообще-то поток был не очень плотный; останавливаясь и трогаясь, можно было выжать и все сорок, но все равно Энди Кэп не давал мне сблизиться с «ягуаром».

Я мог бы так поиграть с ним все утро, но в этом не было никакого смысла.

Место, которое я выбрал для нашей встречи, не отличалось особой красотой, но здесь пахло богатством. Насосы, похожие на жуков, которые втыкают свои хоботки в почву, качали нефть из земли. Эти тысячи маленьких монстров работали без устали и так безупречно, что им позавидовал бы сам Эрол Флинн^[22]. Над некоторыми насосами возвышались буровые вышки; у других вышек не было — они покрывали всю эту площадь, как саранча пшеничное поле.

Едва успев поставить машину, я побежал. Хотелось убраться с дороги прежде, чем он засечет меня. Я припарковался на гребне холма; он отставал от меня примерно на четверть мили, и я полагал, что справлюсь с этой задачей.

Пригнувшись, я укрылся за сараем из рифленого железа и выжидал, прислушиваясь, когда его машина замедлит ход и остановится.

Быстро поднявшись по склону, он перевалил через гребень холма. Его нога не дрогнула на педали газа, и если бы я ждал его в машине, он, вероятно, улыбнулся бы мне и дружески помахал рукой.

Я ждал. Шум мотора замер в отдалении. Насколько я мог судить, он не остановился. Но я не стал его недооценивать и побежал через нефтяное поле. Это напоминало бег через чащу, рожденный в мозгу сумасшедшего. Насосы работали в монотонном ритме, поднимая и опуская свои хоботки, ветерок веял в верхушках стальных башен.

Заметив его, я остановился и перевел дух, вдыхая вместе с булькающими монстрами вонь их испарений.

На этот раз Энди был без кепочки. Он лихо забросил ее на антенну. Формой своей головы он напоминал лысого моржа. Стоя на вершине холма, он осматривал дорогу.

Я подумал, что он может заметить мою машину в бинокль, который как раз поднес к глазам.

Описав круг, я пересек дорогу у поворота и подошел к нему сзади. Я был уже шагах в двадцати от него, когда он, не опуская бинокля и не оборачиваясь, произнес:

— Не подходите ближе, мистер Холман.

Я выхватил револьвер, прежде чем он закончил эту фразу, но все равно чувствовал себя человеком, у которого на руках пара тузов, а у противника все козыри.

Все еще не оборачиваясь, Энди сказал, словно глаза торчали у него на затылке:

— Спрячь пушку, парень. Это жизнь, а не кино.

Я стоял, глядя на его широкую спину, обтянутую спортивной рубашкой темно-красного цвета — из хлопка, но дорогой. Рубашка была вправлена в обычную пару белых парусиновых брюк; чистых, надетых в это утро. Под мышками рубашка потемнела от пота. На ногах красовались туфли для гольфа. Он был крупный мужчина, и я охотно допускал, что не из слабых. В мышцах — ни грамма жира.

— Ты потеешь, — сказал я. — Это некрасиво.

— Девушки говорят, что это сексуально, — ответил, он. — А красивый ловкач вроде тебя ничего не смыслит в настоящих женщинах. Верно, Холман? — Он произнес мое имя так, словно выругался.

— Зря ты так говоришь, — проворчал я. — А я-то надеялся, что мы станем друзьями.

— Посмотрим фактам в лицо, — спокойно возразил он. — Из-за своей пушки ты выглядишь глупее, чем кажешься на первый взгляд. — Его нижняя губа — широкая и мясистая, — когда он улыбался, оттопыривалась и почти касалась подбородка. — Пункт первый: я частный детектив с лицензией. Пункт второй: я мирно гуляю ради своего удовольствия, поглядывая на птичек. И вдруг меня атакует какой-то панк, который считает, что лицензия дает ему право размахивать револьвером перед носом у людей. Пункт третий: объясни, как выйти из этого положения, умник.

Спорить не было смысла Я убрал револьвер.

— Единственные птицы, которые здесь обитают, — это стервятники, — подчеркнул я. Но Энди не обратил внимания на мои слова.

— Спасибо, — произнес он почти вежливо. — Оружие заставляет меня нервничать.

— Теперь, когда мы на дружеской ноге, ты можешь мне сказать, нравится ли тебе работать на Роджера Хагилла?

— Никогда не слышал о нем.

— Ты слышал о нем.

— Я лоялен по отношению к своему клиенту.

— Ты слышал когда-нибудь о Сэме Сореле? Ты ведь и за ним должен был следить по поручению Хагилла?

Крупный мужчина облизал губы языком и дотронулся им до кончиков своих усов.

— Послушай, Холман, спроси меня: слышал ли я когда-нибудь об Уолте Диснее, и я отвечу то же самое — никогда не слыхивал о таком. Тебе следует уяснить, что человек в моем положении не имеет права распускать язык.

— А как насчет личного одолжения — мне?

— В качестве личного одолжения я бы и пальцем не пошевелил ради тебя. Исчезни.

— Я думаю, ты просто не хочешь отнестись ко мне по-дружески, как бы я ни старался, — перебил я, выхватывая револьвер. Малыш Билли^[23] наверняка уложил бы меня, прежде чем я спустил курок. Но для Энди я оказался достаточно проворен.

Его улыбка увяла с быстротой летнего дождя. Взгляд его серых глаз стал холоден и суров.

— Ты опять играешь со своей пушкой, Холман. Мне это не нравится.

Я кивнул. Я понимал его чувства. Но не моя вина, что он расстраивался из-за таких пустяков.

Его машина стояла примерно в сорока футах от нас, ниже по склону холма. Я прицелился и выстрелил, пробив правое переднее колесо, а затем вновь навел на него револьвер.

— Для такой дыры потребуется большая заплата, — сказал я.

Детектив с лицензией ничего не ответил, но легко можно было заметить, что он не в восторге от моих действий.

— Это твоя машина? — спросил я.

Он промолчал.

— Ответь мне на несколько вопросов, и я пощажу твою красотку.

— Слушай, Холман, попробуй только расстрелять мою машину, и я…

— Ты выслеживал Сэма Сорела по поручению Хагилла?

— Да.

— Ты следил за ним в тот вечер, когда он избил Линду Гейлен?

— Если он когда-либо и избил кого-то, я ничего об этом не знаю.

Я размышлял об этом с минуту, пристально наблюдая за ним, не желая, чтобы он сбил меня с ног.

— Ты не знаешь, но это не исключено?

— Не исключено.

— Он навещал Беверли Квиллен, когда ты висел у него на хвосте?

— Нет.

Я устремил на него тяжелый взгляд, давая ему понять, что не верю ни единому его слову, а затем прострелил левое заднее колесо.

Он даже подскочил.

— Ах ты, ублюдок!

— Скажи мне, — спросил я его, — зачем ты работаешь на Хагилла? Только не уверяй меня, будто не знаешь, что он за тип.

— Никогда не слыхивал о таком.

Рассудив, что напрасно теряю время, я оставил его там и вернулся к своей машине. Был жаркий день, слишком жаркий для того, чтобы возиться со спущенными колесами. Но я не испытывал жалости к старине Энди. В конце концов, он не был со мной особенно приветлив.

Глава 8

Грэм сидел в кабинете администратора, одетый на сей раз по всей форме — в опрятном, ловко сидящем на нем голубом костюме и строгом галстуке. Я вспомнил, что по вторникам он навещал свою мать, и это был его вечер. При виде меня Грэм слабо улыбнулся, и я предпочел принять его улыбку за приглашение войти.

— Привет, Рик. — Улыбка вышла немного кривой. — Ты рано явился. Я не собираюсь уходить примерно до пол шестого, но я не в обиде.

— Джеки дома? — спросил я.

Он пожал плечами.

— Я не уверен, не видел ее сегодня. Почему бы тебе самому не проверить?

— Это мысль, — согласился я. — Но сначала я хотел бы спросить тебя кое о чем. Ты говорил, что ее регулярно, по вторникам, навещал некий джентльмен. Как он выглядел?

— Откуда мне знать, черт побери? Я навещаю свою мать по…

— Конечно, конечно, — перебил я его. — Но как же тогда ты узнал, что он существует, если никогда не видел его?

— Следы, — произнес он многозначительно и ухмыльнулся, когда я тупо уставился на него. — Ясно? Окурок сигары в мусорном ведре, новая бутылка спиртного на полке. Я очень наблюдательный парень, Рик. Особенно, когда речь идет о неверных дамах. Когда я стал абсолютно уверен, однажды вечером я бросил это ей в лицо. Она призналась, но отказалась сообщить что-либо об этом парне. По моим предположениям, это был Бэтмен, и она не хотела вызывать ревность у Робина^[24].

— Пойду, пожалуй, взгляну, дома ли она, — сказал я.

— Позволь мне, согласно правилам нашего заведения, проявить учтивость и позвонить ей.

Он встал из-за стола и прошел в маленькую боковую комнату, где, как я смекнул, помещался коммутатор. Секунд через тридцать он вернулся и покачал головой.

— Тебе не повезло, Рик. Я звонил достаточно долго, чтобы дать ей время выйти из душа, если она там. Но мне так никто и не ответил. Когда Джеки дома, она сразу же отвечает, так как надеется, что это, возможно, звонок с каким-нибудь выгодным предложением.

— Так оно и есть, — подхватил я. — Я здесь как раз для того, чтобы предложить ей главную роль в супербоевике под заглавием «Сорел и я».

— Она должна играть Ее?

— Сорела, — поправил я его. — Я думаю, она знает Сэма лучше, чем он сам себя знает. Фактически, я быстро пришел к заключению, что почти каждый понимает Сэма лучше него самого.

— Ну и положеньице, а, Рик? — Грэм был полон внимания и симпатии, как бы приглашая меня довериться ему.

Когда этот оперативник из агентства Трашмена следовал за мной по всему городу, я даже не подозревал об этом. Интуиция моя не сработала, волосы на затылке не шевелились. Но сейчас поведение Грэма настораживало. Эти «следы» выглядели слишком уж изобретательно; и с чего бы ему вдруг быть таким великодушным и звонить к ней в номер вместо того, чтобы позволить мне самому пройти туда и все выяснить?

— Положеньице будь здоров, — согласился я. — Но у меня имеются кое-какие соображения насчет того визитера Джеки. — Я посмотрел на часы. — Я приду через несколько часов, возможно, она уже будет дома. Передайте вашей матери мои наилучшие пожелания, Харв.

Я вернулся к машине, медленно объехал вокруг квартала три раза, а затем остановил машину, не доезжая до гостиницы. Прошмыгнув мимо кабинета администратора, я установил, что там никого не было. И я тут же направился к номеру десятому.

Когда я добрался туда, входная дверь была приоткрыта, словно кто-то поспешно ворвался в номер. Я прислушался. Изнутри до меня доносились голоса, затем раздался резкий звук оплеухи, за которой незамедлительно последовал душераздирающий вопль. Пожалуй, я появился вовремя. Тут я представил себе, как вздуваются трицепсы Харва, когда он сгибал руки для удара, и мне расхотелось разыгрывать из себя героя. Из комнаты донесся звук еще одного удара, сопровождаемый еще более громким воплем. У меня не оставалось другого выбора, я распахнул дверь пошире и скрестил пальцы в надежде, что Харв не знает нечестных уловок в драке.

Моему взору предстала дивная картина. Я видел старлетку в черном лифчике и самых крохотных трусиках, какие только мне были известны, — кусочки белого шелка в горошек спереди и сзади, перехваченные двумя тончайшими полосками, обхватывающими округлые изгибы ее бедер. На обеих ее щеках пламенели красные пятна, что вполне соответствовало звукам оглушительных пощечин. Когда я вошел в комнату, Грэм стоял лицом к ней и спиной ко мне.

— Держи свой глупый рот на замке, — злобно прорычал он. — Ясно? Ты ничего не скажешь Холману. И физически ты должна исчезнуть, когда он явится сюда. Убирайся на весь вечер — куда хочешь, — только не попадайся ему на глаза.

— Мерзавец! — яростно огрызнулась она. — Кто ты такой, чтобы так обращаться со мной? Будь я проклята, если не поступлю с Холманом так, как мне вздумается!

— Ты ничего ему не скажешь, детка, — прошипел он. — Или я так отделаю твое личико, что ты будешь впадать в истерику всякий раз, как только поглядишь в зеркало!

— Но Харв, — укоризненно произнес я, — что бы сказала твоя мать?

На мгновение он застыл на месте, на что я и рассчитывал. Я сжал кулаки и, развернувшись, ударил его двумя руками по правой почке. На какую-то страшную долю секунды мне показалось, что ничего не произошло, но затем он медленно осел на колени. Джеки Слейтер воспользовалась этой возможностью, чтобы доказать, что она тоже не лыком шита, и наградила его парой звонких пощечин. Его голова чуть дернулась. Я осторожно обогнул Грэма спереди, но перестал волноваться, когда увидел еголицо. Кожа сохраняла землистый цвет, и даже пощечины, отвешенные Джеки Слейтер, не вызвали на его щеках румянца. Он стиснул зубы, а рот его скривился в гримасе боли. Я рассудил, что пройдет не меньше двух минут, прежде чем он очухается. Но даже тогда он, вероятно, будет способен только кричать. Проблема тем не менее оставалась, ведь Грэм, по всей вероятности, не мог самостоятельно выйти из комнаты, и потребовалось бы не менее двух Холманов, чтобы вытащить его отсюда.

— Джеки, — я повернулся к серебристой блондинке, — как вы отнесетесь к предложению накинуть на себя что-нибудь и отправиться выпить?

— Охотно, Рик. — Она взглянула на меня с нежностью. — Вы как следует проучили Харва! — Она кокетливо захлопала ресницами. — Держу пари, вы просто не знаете, какой вы сильный!

— Я сознаю свою силу, — скромно сказал я. — Поэтому-то я и ударил его сзади. Так как насчет того, чтобы одеться?

— Ох, ну конечно!

Тут раздался глухой стук, так как Грэм повалился лицом вниз, растянувшись на полу. Прежде чем подойти к шкафу, Джеки пережила свой звездный час, ткнув его ногой под ребра и испытав подлинное наслаждение, хотя и ушибла пальцы в ходе этой процедуры.

Через минуту она была готова предстать перед миром, облачившись в туго обтягивающие брюки канареечного цвета и яркую шелковую блузку цвета заходящего солнца в тропиках. В последний момент она добавила непременный атрибут кинозвезды — огромные, в голубой оправе, солнцезащитные очки. «Лос-Анджелес, должно быть, — единственное место в мире, — философски заключил я про себя, — где подобного рода экипировка обеспечивает ей возможность смешаться с толпой».

Когда мы уже выходили, Грэм издал долгий стон. Я оглянулся через плечо, заметив, что он слегка подергивается. Я решил, что ему не составит труда поддерживать разговор с матерью, когда та спросит его: «Что новенького?» Ушибленной почки должно хватить по меньшей мере на часовой монолог.

Простейший мыслительный процесс подсказал мне, что самым лучшим местом для того, чтобы спокойно выпить и поболтать с Джеки Слейтер, является резиденция Холмана — поэтому я покатил прямо к себе домой. Когда мы вошли в дом, я направился к бару, а Джеки принялась расхаживать по гостиной, осматривая обстановку и мебель с таким неподдельным интересом, что у нее даже сдвинулся бюстгальтер. Завершив осмотр, она опустилась на диван, издав глубокий вздох удовлетворения.

— Что ж, Харву это пойдет на пользу!

— Вы переживаете за него?

— За этого жалкого сукиного сына? — Она пренебрежительно фыркнула. — Все и так уже шло к концу между нами. Но закончилось именно тогда, когда он ударил меня.

Я донес напитки и самого себя до дивана, а затем уселся рядом с ней.

— Похоже, он не хотел, чтобы вы рассказали мне о том парне, который обычно заглядывал к вам по вторникам?

— Вы бы видели, какое у него было выражение лица, когда вы ударили его! — Она злорадно хихикнула. — Бац! И он выглядел так, словно небо обрушилось ему на голову. Затем он упал на колени, как будто собирался вымолить у меня прощение. Только он не мог и словечка вымолвить! — Она снова хихикнула. — И заметьте! Я тоже двинула его пару раз! Его глупая старая башка едва не слетела с плеч! — Она обиженно надула губы. — Если бы я вовремя сообразила, то могла бы пнуть его как следует в…

— Не важно! — поспешно перебил я. — Харв и без того не забудет нас обоих в течение нескольких дней. Вы знаете, почему он так решительно был против того, чтобы вы рассказали мне о том парне, который наведывался к вам вечерами по вторникам?

Она сдвинула брови над кукольными голубыми глазками, а затем, поднеся стакан к губам, осушила его практически одним глотком.

— Не знаю, Рик, — ответила она наконец. — Но это странно, а? Вроде бы Харв сходил с ума от ревности из-за парня, который навешал меня. Но если он хотел причинить ему неприятности, то не должен был требовать от меня держать рот на замке.

— А этот парень, который вас навещал, случайно не Роджер Хагилл? — поинтересовался я.

— Что? — Она снова бросила на меня бессмысленный взгляд, а затем вложила в мою руку стакан. — Будьте куколкой и принесите мне свежий коктейль. Я просто умираю от жажды, и мои нервы на взводе после того, как Харв ударил меня.

Я бы не возражал против того, чтобы немедленно очутиться на месте Харва и как следует врезать ей. Вместо этого я отошел к бару и принялся смешивать свежий коктейль.

— Значит, это не Хагилл? — спросил я.

— Рик, милый. — Она пустила в ход весь свой арсенал: открытую фальшивую улыбку, трепет ресниц и глубокие вздохи, от которых заколыхалась блузка на ее груди. — Я не знаю, как это выразить яснее, но его имя некий секрет. Я хочу сказать, что я не из тех девушек, кто хорошо проводит время, а затем рассказывает об этом!

— Понятно. — Я одарил ее поистине ослепительной улыбкой, а затем позволил своей физиономии посерьезнеть, придав ей озабоченное выражение. — Вам известно, что Линду Гейлен убили вчера вечером?

— Я читала об этом в газетах. — Она расширила глаза. — Какой ужас!

— Дело в том, — мрачно заметил я, — что, как я полагаю, она только первая из тех, кого собираются убрать.

— Как это? — Она моргнула. — Что значит — первая?

— Первая из бывших жен. Я почти уверен, что убийца намерен расправиться со всеми тремя, и Линда Гейлен — только начало. — Я пожал плечами. — Вся беда в том, что никто не собирается и мизинцем пошевелить, чтобы помочь мне предотвратить очередное убийство.

Она открыла и закрыла рот, чтобы наконец обрести дар речи.

— Но это ужасно, Рик! — Ее голос звучал на пол-октавы выше, чем обычно. — Ты хочешь сказать, — внезапно ее осенила догадка, и ее голос «подскочил» еще на пол-октавы, — что он мог бы убить и меня?

На этот раз я одарил ее сострадательной улыбкой:

— Если мои подозрения справедливы, ты — следующая жертва в его списке. Не знаю почему, но всегда происходит одно и то же: никто не хочет сотрудничать, пока не становится слишком поздно.

Она соскочила с дивана, словно ей неожиданно всадили в зад шпильку. Мгновение спустя она схватила стакан и с таким остервенением проглотила его содержимое, словно спиртное вышло из моды.

— Но ты говорил мне, что это одна из бывших жен угрожает убить Сэма. Зачем ему понадобилось убивать всех нас? — Она вдруг сообразила. Ужас отразился в ее глазах. — Алименты, вот оно что! Этот мерзкий сукин сын хочет прекратить платить алименты. И единственный способ сделать это — убить!..

— Кто, черт возьми, говорит о Сэме? — с раздражением перебил я ее стенания.

— Ты же сам! — Она закусила нижнюю губу. — Разве не так?

— Сэм снова влюбился в Линду, — сообщил я, — и хотел вторично жениться на ней — зачем же ему убивать ее? Я вовсе не Сэма имел в виду, а Хагилла.

— Роджера? — Она машинально подтолкнула ко мне пустой стакан, и я подумал — не снабдить ли ее сразу целой бутылкой с ведерком льда. — Роджера! — повторила Джеки, и на этот раз более уверенно. — Он что, псих? Я всегда подозревала, что он слегка чокнутый, но черт возьми! А кто сейчас не чокнутый? Теперь я начинаю понимать…

— Наконец-то! — вздохнул я. — Расскажи мне все, что знаешь о нем, что происходило между вами — в общем, все, что полагается.

— Конечно, Рик. — Она с надеждой устремила взгляд на пустой стакан. — Будь куколкой и…

— Потом, — твердо сказал я, — сначала послушаем твою историю, пока ты еще в состоянии достаточно связно изложить ее.

— А сигарету? — Руки ее так сильно дрожали, что пришлось поднести ей спичку. — Ну, ты же знаешь, как это бывает в кинобизнесе, Рик. Когда я добилась развода и ушла от Сэма, это не повлияло на мою карьеру, потому что он тогда покатился вниз и люди даже не помнили его имени. Но когда его дела пошли на поправку и он снова стал знаменит, тогда другое дело. И тут все подонки, что обычно суетятся вокруг, вдруг вспомнили, что я была одной из его жен и что, возможно, когда-нибудь им потребуется его расположение. Они решили, что невыгодно помогать его бывшей жене, особенно по части работы! Несколько месяцев назад все стало так плохо, что я подумывала покончить с собой!

Она приняла трагедийную позу, потупив глаза и стиснув руки, — все это продолжалось около трех секунд.

Из-под полуопущенных ресниц она бросила на меня быстрый взгляд, проверяя мою реакцию. Не скрывая скуки, я три раза хлопнул в ладоши.

— Сейчас уже все в порядке! — Голос ее стал звучать равнодушно. — Но мне было действительно очень плохо, Рик! И тут однажды совершенно неожиданно мне позвонил этот тип, Хагилл. Он сказал, что вложил деньги — около тридцати процентов капитала — в новую картину, которую запускает Харви Маунтфорт. Они ищут кого-то на женскую роль второго плана, и он-де слышал много обо мне. Я решила, что это очередной наезд на меня, поэтому велела ему заткнуться и повесила трубку. Он сразу же позвонил снова и сказал, что понимает мою реакцию, но искренне делает мне серьезное предложение, и, мол, не приеду ли я повидаться с ним в его контору.

— Что это за контора? — осведомился я, так как не желал тратить следующие сорок восемь часов, выслушивая ее полный отчет.

— «Уоллес продакшн». Это независимая компания, Рик, и…

— Я это знаю, — пробурчал я. — Я не знал только, что Хагилл тоже вошел в долю. И что тогда произошло?

Я встретилась с ним в этой конторе. Он был очень мил, рассказывал о картине и даже дал мне почитать сценарий. Кончилось тем, что он пригласил меня пообедать с ним, и я пошла, разумеется. — Она с притворной скромностью опустила ресницы. — Затем — ну, ты же понимаешь?

— У вас были особые отношения. Так?

— Казалось, что все идет прекрасно. Как я уже говорила, он был немного чокнутый, но ничего из ряда вон выходящего. Он обычно расспрашивал о Сэме и о том, каково это — быть замужем за ним. Я приписывала это естественному любопытству. И вдруг внезапно все кончилось. Он просто перестал появляться у меня. И когда бы я ему ни звонила, он вечно отсутствовал. А через недельку позвонили из его конторы и сказали, что им очень жаль, но они нашли другую актрису на эту роль. Я продолжала спрашивать себя: чем я им не угодила? И не могла найти ответа. Эй! — Она нахмурилась. — Я только что вспомнила кое-что.

— Где же ты оставила свои мозги? — ворчливо осведомился я.

— Не шути, это может быть важно. В последний раз Роджер побывал у меня через несколько дней после того, как Сэм ворвался ко мне и вел себя как обманутый муж. Я рассказала Роджеру обо всем — ведь он постоянно задавал мне вопросы. По его вопросам я давно поняла, что он интересуется Сэмом. Ты считаешь, что по этой причине он мог и бросить меня впоследствии как ненужный хлам?

— Возможно. Ответь мне, Хагилл раньше знал, что ты была замужем за Сорелом или ты сама сказала ему об этом?

— Конечно он знал, — уверила она меня. — Он упомянул об этом в первый же вечер.

— Он когда-нибудь упоминал о двух других бывших женах Сорела?

— По-моему, нет. Я почти уверена, что он не упоминал о них, Рик. Но, возможно, он просто проявил такт.

— Больше похоже на хитрость. — Я приготовил ей свежий коктейль и подтолкнул стакан через стойку. — Ты очень помогла мне, Джеки.

— Правда? — Она смотрела на меня с надеждой. — Ты считаешь, что сумеешь схватить его прежде, чем он убьет меня?

— Черт возьми! Я уверен в этом, — решительно произнес я.

— Так приготовь себе выпить, и мы это отпразднуем. — Она наклонилась ко мне через стойку, ее глаза увлажнились. — Давай отпразднуем, дорогой. Я хочу как следует отблагодарить тебя за спасение моей жизни.

— Здесь только одна загвоздка, Джеки. — Я тщательно выбирал слова. — Если мы начнем праздновать прямо сейчас, у меня не останется времени, чтобы выйти и схватить Хагилла прежде, чем он попытается убить тебя, верно?

— Верно! — Она быстро выпрямилась. — Ну? Чего же ты ждешь, черт возьми? Не торчи здесь. Давай двигай!

— Минута-вторая ничего не решают, — успокоил я ее. — Сперва я вызову такси и отправлю тебя домой.

— Домой? — взорвалась она. — Если ты думаешь, что я готова вернуться в эту чертову гостиницу и болтать с Харвом, значит, ты совсем спятил! — Она решительно потрясла головой. — Я буду ждать здесь, пока ты не вернешься и не сообщишь мне, что Роджер надежно упрятан.

— Ладно, — нехотя согласился я. — Но оставь мне несколько глотков промочить глотку, когда вернусь, ладно?

Я вошел в спальню, достал ремень с кобурой и револьвер 38-го калибра из верхнего ящика комода. Затем надел все это под пиджак. Когда я вернулся в гостиную, Джеки Слейтер свернулась клубочком на диване, едва удерживая стакан обеими руками.

— Удачи, Рик! — Ресницы быстро затрепетали, и пышная грудь заволновалась, когда она послала мне воздушный поцелуй, словно это было именно то, в чем я больше всего нуждался. — Возвращайся поскорей. Я буду ждать, милый! — Ее глаза обещали мне все, что только может подсказать воображение.

— Если почувствуешь, что тебя уносит по волнам, — с тревогой сказал я, — не волнуйся. В Беверли-Хиллз еще никогда не было наводнения. Только не пытайся подойти к бару. На этом диване ты будешь в полной безопасности.

— Ты самый милый из всех мужчин, кого я знаю, — промурлыкала она.

— Мне тоже так кажется, — не стал возражать я.

— А я бы хотела, чтобы произошло наводнение! Чтобы нас обоих носило по волнам неделями, годами!..

— Лишь бы не было шторма! — Я быстро вышел из комнаты. Даже весьма заманчивая перспектива переспать с кинозвездой пока в мои планы не входила.

Глава 9

По дороге я остановился, чтобы перехватить несколько гамбургеров и чашечку кофе. Было около восьми вечера, когда я притормозил у хорошо знакомого мне многоэтажного дома.

Беверли Квиллен, отворив дверь, посмотрела на меня так, словно я был предвестием катастрофы.

— Еще один вечер потерян! — Она уныло качнула головой. — И чем я провинилась, что вы обрушиваетесь на меня как снег на голову.

— Такова уж ваша участь, — сказал я ей в тон. — Позволите войти или мне придется столкнуть вас с дороги?

— Конечно же входите. — Она сделала широкий жест. — Будьте моим гостем, мистер Холман! Чувствуйте себя как дома ешьте на полу, разливайте вокруг спиртное — посмотрим, заденет ли это меня хоть чуточку.

— Вы все еще одеты? А ведь я торчу уже здесь целую минуту! — Я с сомнением поглядел на нее. — Я что, утратил свою сексапильность?

— Вы, кажется, намерены буянить? — процедила она сквозь зубы. — Не сомневаюсь, однажды вечером вы все же наброситесь на меня. Но будьте уверены, я сумею увернуться, и поглядим, как вы вылетите из окна!

Рыжая головка резко отвернулась от меня. Вид у нее был непреклонный, но я последовал за ней, не желая отказываться от своего намерения попасть в гостиную. Беверли добралась до кушетки и, обернувшись, посмотрела на меня в упор.

— Не трудитесь присаживаться, Рик, — отчеканила она, — вы здесь ненадолго. Что там у вас припасено, а? Выкладывайте, да покороче.

На ней было белое платье из крепа, застегивающееся на пуговицы сверху донизу, до самого подола, который находился дюймах в четырех повыше колен. Белые кружевные чулки выгодно подчеркивали ее стройные ножки, а тупоносые туфельки превосходно гармонировали с цветом чулок. Весь наряд удачно оттенял изящество ее хрупкой фигурки, а его белизна контрастировала с очертаниями ее умного лица и пламенем волос.

— Вы сегодня выглядите очень элегантно, Беверли, — заметил я.

Вопреки своему желанию, она слабо улыбнулась.

— Ну и ну! Никогда не ожидала услышать от вас что-либо подобное. Комплимент в адрес такой ненасытной нимфоманки, как я?..

— Если вы нимфоманка, — сказал я, — то тогда перед вами бойскаут.

— Вы могли бы провести меня, если бы так демонстративно и решительно не улизнули вчера вечером. — Ее улыбка стала шире. — Меня задел не столько отказ, сколько обстоятельства, при которых это произошло. Если абсолютно голую девушку отвергают, — это подрывает ее веру в себя и наводит на размышления. Что мне прикажете предполагать?

— Вы с самого начала все испортили, — серьезно сказал я. — Вы так себя вели и говорили такое… Романтики в этом не было ни на грош!

— Я это запомню навсегда, Рик. — Улыбка медленно сползла с ее лица. — Но вы ведь пришли не для того, чтобы дать мне совет относительно тактики обольщения мужчин?

Я рассудил, что это мой последний шанс отделить ложь от правды. Прошмыгнув мимо девушки, я плюхнулся на кушетку.

— Можно особенно не торопиться, у меня впереди вся ночь.

— Вы невозможны, — простонала она и присела на кушетку, отодвинувшись от меня как можно дальше.

Я поведал ей историю Джеки Слейтер. Рассказал, как Хагилл позвонил Джеки из своего кабинета в компании «Уоллес продакшн», соблазняя ее перспективой получения роли в их новом кинофильме, затем пригласил ее пообедать и лег с ней в постель. Хагилл, сообщил я, проявлял повышенный интерес к подробностям семейной жизни Джеки с Сэмом Сорелом вплоть до того момента, как Джеки рассказала Хагиллу о том, как Сэм обошелся с ней во время их последнего свидания. Джеки сообщила об этом Хагиллу через пару дней после того вышеупомянутого разговора, и больше она его не видела. Компания «Уоллес продакшн» тоже дала ей отставку.

— Ну и что? — Голос Беверли звучал нарочито бесстрастно.

— Он и Линду Гейлен пытался обхаживать, но не смог пройти стоявшего на страже Дракона, некоей Андреа Марко, и в конце концов оставил свои попытки. Подозреваю, что даже такой тип, как Хагилл, не сумел разбить их странный союз.

— В ваших пикантных историях, Рик, есть что-то жутковатое. — Рукой она прикрыла зевок, но только после того, как убедилась, что я заметил его. — Но к чему мне об этом знать?

— Какой-то парень по имени Шелли неожиданно предложил вам работу в компании «Рейнор пластике». Он даже пригласил вас на вечеринку, где вы и познакомились с Хагиллом. После этого и сам Шелли, и работа, которую он предлагал, испарились. Вам известно, что Хагилл является одним из партнеров компании «Рейнор пластике»?

— Кто вам это сказал?

— Соня Майер.

Ее лицо окаменело.

— А я и не знала, что Роджер вложил деньги в эту компанию. Что еще?

— Целый океан! — Я злорадно ухмыльнулся. — Несколько месяцев тому назад кто-то — я не уверен точно, кто это был, — заказал конфиденциальную информацию, касающуюся трех бывших жен Сэма Сорела. По моим догадкам, одна копия осталась в агентстве, а другую получил Хагилл. Он является также одним из партнеров Детективного агентства Трашмена, а эта информация исходит из того же источника — от Сони Майер. Наш милейший Роджер активно раскапывает всю подноготную бывших жен Сорела. Он пускается во все тяжкие, чтобы организовать встречу с ними, а потом старается устроить их отношения таким образом, чтобы спать с ними, и в двух случаях из трех добивается своего. — Я помолчал с минуту, чтобы мои слова попали в цель. — Двое из трех, Беверли. Вы и Джеки Слейтер. Что за человек этот Роджер Хагилл, хотел бы я знать?

Она неподвижно сидела на кушетке. Два ярко-красных пятна пламенели на ее щеках, гармонируя с огненным цветом ее волос, а в глазах затаилось страдание.

— Если он когда-нибудь и упоминал о браке с вами — в чем я лично сомневаюсь, — добавил я ледяным тоном, — то это была просто праздная болтовня. Женщина, которая действительно привлекает этого подонка, должна либо принадлежать, либо она когда-то принадлежала кому-то другому. Наверное, он возбуждается таким образом, и для него это, возможно, единственный способ получить удовольствие от близости с женщиной.

— Мне необходимо выпить, — пробормотала она.

— А мне необходима правда. Возможно, мы сторгуемся?

Я встал с кушетки, смешал пару коктейлей у стойки бара и вернулся обратно. Беверли взяла стакан из моей руки и проглотила примерно половину содержимого. Затем метнула на меня быстрый взгляд, и я увидел, что боль в ее глазах сменилась холодной яростью.

— Так, выпивка у меня есть, и теперь ваш черед взимать дань, — нервно проговорила она.

— В первый раз, когда я пришел сюда, вы знали обо мне все, потому что Сэм, предварительно нагрузившись, позвонил вам вчера вечером, где-то в полседьмого, и предупредил о моем приезде. Верно?

— Ложь, — отрезала она. — Мне звонил Роджер, он и рассказал о вас. Роджер велел также преподнести вам эту историю относительно Сэма, который якобы ворвался сюда пару недель назад и угрожал меня избить. Когда я спросила зачем, Роджер ответил, что сейчас у него нет времени для подробных объяснений. Но если я не сделаю так, как он говорит, то стану подозреваемой номер один как потенциальный убийца Сэма.

— Сэм считает, что вы никогда не звонили ему, а кто-то просто воспроизвел ваш голос и интонацию.

— Это правда. Я никогда не звонила ему.

— Вы выполнили просьбу Хагилла и солгали мне относительно того, что Сэм навещал вас и звонил вам. Затем вы натравили меня на Хагилла. — Я взглянул на нее с любопытством. — Я как-то не улавливаю смысла.

Ее глаза встретились с моими, и она попыталась улыбнуться.

— Женщина — сложное существо, Рик! Примерно месяц тому назад Роджер дал мне отставку. Когда он вчера вечером неожиданно позвонил, я была сначала польщена, а затем пришла в ярость, когда поняла, что он просто использует меда. Поэтому я и подумала, что рассчитаюсь с ним с вашей помощью. И вы, между прочим, правы: ни разу во время нашей короткой связи он не упоминал слова «брак»!

— Зачем же вам в таком случае наезжать на меня, изображая нимфоманку?

— Чтобы выглядеть более заманчивой в ваших глазах. — Она скорчила гримаску. — Нет, это неправда. Просто, будучи в смятении, я надеялась, что если вы увидите Роджера, то упомянете и об этом. Просто мне захотелось возбудить в нем ревность.

— Вторично я был здесь вчера вечером. Вы были одеты так, словно приготовились встречать какого-то гостя. Меня вы определенно не ждали.

— Я сказала вам полуправду, признавшись, что Роджер звонил мне. Он действительно позвонил и объявил, что собирается приехать прямо сюда. Мне хотелось выглядеть как можно лучше. Приехав, он рассказал мне, что убита Линда Гейлен. При этом сообщил, что Сэм и эта женщина, Майер, собираются погостить в его доме две недели. Роджер страшно разозлился, когда узнал, что я назвала вам его имя. — Она вздрогнула. — Мне никогда не приходилось видеть его таким раньше. Таким холодным и безжалостным, готовым настоять на своем. Он сказал, что если я не буду придерживаться той версии относительно Сэма, о которой я уже упомянула, — для вас и для полиции, он устроит мне «несчастный случай». Без смертельного исхода. Какое-нибудь нападение с целью ограбления или изнасилование. Он был очень красноречив, расписывая подробности. После многократного изнасилования предусматривалось жестокое избиение, чтобы уложить меня в больницу на несколько недель. Что касается душевных травм, говорил он, то невозможно предвидеть, когда они заживут. Тут уж все зависит от опыта психиатра.

Она взяла стакан и отпила из него.

— То, как он говорил все это, меня действительно очень напугало, — продолжала Беверли. — Его холодный, лишенный всяких эмоций голос пробирал до костей. И я инстинктивно чувствовала, что он вполне способен на подобные вещи и устроит все это, долго не раздумывая.

— Поэтому вы и предложили мне остаться у вас вчера вечером?

Она кивнула.

— Я так боялась, что вы от меня снова вернетесь к Роджеру, и он подумает, что это по моей вине… — На этот раз она с усилием улыбнулась. — Мне очень жаль, что я не сумела обставить все это более соблазнительно. Но я действительно была не в романтическом настроении.

— Естественно. — Я улыбнулся ей в ответ. — Лейтенант видел вас сегодня?

— Часов в шесть.

— Вы придерживались той же версии относительно Сэма, которую велел вам изложить Хагилл?

— Да. Но лейтенанта Сантану она, кажется, не особенно заинтересовала. Он все время кивал, пока я говорила.

— Вы просто подтвердили его собственное предположение, что самый вероятный из подозреваемых — и есть виновник, — пояснил я. — Сантана нащупал его уязвимые места: наличие мотива, присутствие Сэма на месте преступления и еще то, что время его появления совпадает со временем убийства. Ваш рассказ только подкрепляет подозрения Сантаны, подтверждая склонность Сэма к насилию. Вы ничего не говорили лейтенанту о Хагилле?

— Я как-то была не готова воспринять, чтобы меня много раз насиловали, а затем отправили в больницу, — ответила она еле слышно.

— Возможно, завтра утром вам вместе с лейтенантом придется вызволять Сэма из передряги, в которую он попал, уточняя все детали, в том числе и касательно вашей истории, — сказал я. — Но сначала посмотрим, не смогу ли я одолеть Хагилла.

— Вам с ним не справиться, — быстро возразила Беверли. — Роджер слишком силен и слишком безжалостен, у него большая власть. Вы спятили, Рик, если решаетесь на это!

— Возможно, мне удастся заключить с ним сделку.

— Какую?

— Пока не знаю. — Я пожал плечами. — Но, полагаю, все эти картинки с птицами должны что-нибудь означать.

Она тихо засмеялась.

— А я совсем было позабыла об этих чудовищах!

Я допил свой коктейль и поднялся.

— Я дам вам знать, как продвигаются переговоры.

— Теперь я еще сильнее трясусь от страха — за нас обоих. — Она вскочила и посмотрела мне прямо в глаза с неожиданной теплотой. — Вы сумасшедший, Рик Холман! Я не удивлюсь, если вы окажетесь параноиком с манией величия!

Обхватив меня руками за шею, она горячо поцеловала меня в губы. Это было так внезапно, что я оказался захваченным врасплох. Потребовалось целых полсекунды, чтобы я ответил на поцелуй. Мы стояли, заключив друг друга в объятия, довольно долго, пока Беверли наконец не высвободилась.

— Это вовсе не предложение с моей стороны, — взволнованно произнесла она. — Просто выражение чувства благодарности, понимаете?

Я кивнул.

— Я понимаю. Но даже простое выражение признательности иногда много значит, если исходит от такой натурально рыжей, как вы.

Она вспыхнула.

— Почему бы вам не убраться отсюда, черт возьми?

— Вы твердите об этом с тех пор, как только я появился. — ответил я с грустью. — Я всегда иду навстречу пожеланиям женщины и поэтому исчезаю.

Встреча с Хагиллом намечалась на одиннадцать часов вечера, а когда я вернулся к своей машине, было всего десять минут десятого. Но я был абсолютно уверен: Хагилл выслушает меня в любое время. Проезжая через Брентвуд, я в мыслях вернулся к любимой теме — к женщинам. Беверли, с которой я только что расстался, ожила в моей памяти. Затем я подумал об этой лапочке — молодой актрисуле Джеки Слейтер, использовавшей мою берлогу как укрытие от убийцы. И тут вспомнилась Линда Гейлен. Сэм Сорел, должно быть, скрывал в себе мощный дар, решил я. Это же надо — суметь жениться на трех таких разных женщинах. Линда — брюнетка, воплощение очарования и женственности. Беверли — рыжая, умная и энергичная. Джеки — серебристая блондинка, глупышка с соблазнительными формами. И не надо забывать о четвертой женщине, — сердито подсказала мне память. Правда, он еще не женился на ней, но можно поклясться, что она была для него больше чем женой все последние два года — Соня Майер, внешне холодная блондинка, единственная из всех, кто заставил меня потерять голову с самого первого взгляда. Эта девушка настолько сходила с ума по Сорелу, что была готова даже спать со мной, если это как-то могло помочь ему.

Так почему бы тебе, Холман, не стать комиком с синдромом клаустрофобии? — задал я себе риторический вопрос. Тогда и ты бы пользовался колоссальным успехом у женщин. Но дело было в другом: я не знаю никаких смешных шуток, более того, иногда я вообще сомневаюсь в своем здравом уме.

Я поставил машину перед домом, прошел по подъездной дорожке к парадной двери и позвонил. Прошло не более двух секунд, и дверь распахнулась. Какой-то парень, которого я никогда раньше не видел, стоял на пороге, очень внимательно рассматривая меня. Лет ему было под тридцать; внешность ничем не примечательная: среднего роста, несколько худощав. Каштановые волосы разделены аккуратным пробором. Но я обратил внимание на некоторые странности его поведения: он держал правую руку в кармане пиджака, а его холодные темные глаза пристально наблюдали за мной из-под прикрытых век.

— Вам что-нибудь нужно? — Голос молодого человека был мягкий и несколько пришепетывающий.

— Повидать мистера Хагилла, — ответил я. — Моя фамилия Холман.

— Если вы Холман, то вы пришли рано, — возразил он. — Холману назначено на одиннадцать часов вечера. Поэтому, если вы Холман, приходите в назначенное время. А если вы не Холман, приходите когда хотите, и я раскрою вам череп — просто ради смеха!

Откуда-то из-за его спины раздалось вежливое контральто:

— В чем дело, Эдди?

— Ничего особенного, мисс Майер, — откликнулся страж, ни на секунду не выпуская меня из поля зрения. — Явился какой-то тип — Холман, так он утверждает, — но его не ждут раньше одиннадцати.

Лицо Сони показалось за его правым плечом.

— Все в порядке, — сказала она. — Это мистер Холман, и я хочу поговорить с ним.

Эдди поджал губы, всем своим видом выражая неодобрение; затем он пожал плечами и отступил в сторону. Я шагнул и тут же замер, ощутив, как дуло пистолета уперлось мне в спину. Свободной рукой он ловко обыскал меня и вытащил мой тридцать восьмой из кобуры.

— Получите назад, когда будете уходить, дружище, — прошипел он. — Мистеру Хагиллу не понравилось бы, если бы я впустил вас в его дом с оружием.

Ничего не попишешь, и я пошел за Соней в загроможденную мебелью гостиную. Когда мы вошли туда, Соня тщательно прикрыла за собой дверь и улыбнулась.

— Эдди не очень-то доверчив!

— А чья это идея насчет Эдди? — неприязненно осведомился я.

— Роджера. Он сказал, что вы, возможно, заняты поисками убийцы Линды Гейлен. Это, конечно, прекрасно, но кто-то должен остановить и того, кто вынашивает мысль об убийстве Сэма.

Я был занят тем, что пытался справиться с волнением, охватывавшим меня всякий раз при виде Сони. Она была восхитительна в своем черном платье без рукавов с опасным треугольным вырезом, который доходил до выемки между грудями. На черном фоне резко выделялась горизонтальная серебряная полоса вокруг ее бедер. Крошечный медный колокольчик находился на своем привычном месте, свисая с мочки уха, и я с тоской прикинул, позвонит ли он когда-нибудь только для меня?

— Рик? — Ее серо-зеленые глаза смеялись. — Вы слышали, что я только что сказала?

— Конечно, — промямлил я. И тут мне пришлось откашляться, чтобы обрести способность говорить. — Вы сказали, что Эдди — это идея Хагилла.

Она улыбнулась.

— Нельзя же быть одновременно в разных местах, Рик.

— Остается надеяться, что то же самое относится и к Эдди, — подхватил я. — А где Сэм?

— В своей комнате, смотрит телевизор. Они повторяют специальную программу Терри Крейна, которую он подготовил в прошлом году. У Сэма там пятиминутное выступление в самом конце, и он — так же, как все эти люди в шоу-бизнесе — не может отказаться от удовольствия поглазеть на себя.

— А Хагилл?

— Недавно ушел куда-то. Не знаю куда. Сказал, что скоро вернется. Можно предложить вам выпить, Рик?

— Виски со льдом, благодарю вас.

Она лавировала между мебелью, прокладывая себе путь к бару в дальнем конце комнаты. Я рассматривал картину, которая висела на стене напротив, и пришел к выводу, что художник был не в своем уме, когда писал ее. Одно из двух: или автор спятил, или вызывает недоумение, как это я до сих пор не слышал о двухголовом сорокопуте с веерообразным хвостом?

Интересно все же, почему у Хагилла, человека с большими деньгами, возникают такие странные идеи, куда их потратить. Обстановка этой комнаты никому не сделала бы чести. На мебель было страшно смотреть — она даже не была дорогой! Богачи, у которых нет вкуса, — и те не покупают себе подобный хлам, если они хоть немного заботятся о своей репутации.

А если Хагилл и не заботился о ней? Может, ему это и не было нужно?

— Рик, идите сюда и располагайтесь, — пригласила Соня. — Здесь, на кушетке, вам будет очень удобно.

К тому времени, когда я преодолел разделявшее нас пространство, она уже сидела на кушетке, с краю. Я с сомнением покосился на четыре тщедушные ножки, и она прыснула со смеху.

Я осторожно уселся, и Соня вручила мне стакан с виски.

— Вы давно знаете Хагилла, — сказал я, — и, наверное, считаете его хорошим другом.

— Очень хорошим. — Она кивнула.

— Человеком, на которого можно положиться в беде?

— Да, я так думаю, — без колебаний ответила она.

— Партнер всех возможных компаний — определенно полезный человек, — согласился я. — Вы хотите снимать кинофильм — и он тут как тут в «Уоллес продакшн». У вас проблемы с пластмассой, и он готов оказать услуги с помощью «Рейнор пластике». Вы хотите знать подноготную частной жизни бывших жен Сэма Сорела, и он действует через посредство Детективного агентства Трашмена!

Соня сидела очень тихо. Я сделал несколько глотков, наблюдая за ее лицом, которое превратилось в застывшую маску.

— Возможно, у вас была серьезная причина? — спросил я спустя некоторое время.

— Сэм был уже почти на самом дне, когда попросил меня стать его личным импресарио. Он немного психовал тогда. Бывали моменты, когда нам ничего не оставалось, как только сидеть и разговаривать. — На ее губах возникла улыбка, навеянная воспоминаниями. — Я больше слушала, а он говорил. Тысячу раз я выслушала все эти истории о его трех браках и не возражала против этого, потому что для него это была своего рода эмоциональная терапия. Но в результате эти три женщины как-то стали очень реальными для меня. Я знала о них так много: как они выглядели, как одевались, разговаривали. Даже их мысли перестали быть для меня чужими. Когда Сэм снова стал знаменитостью, пришло время и волноваться из-за них. Он ведь все еще как ребенок, конечно, в эмоциональном смысле. Если же они начнут донимать его, то я знала, что он снова может сорваться.

Она медленно покачала головой, и маленький медный колокольчик звякнул, как знак надежды для Холмана. Так я полагал.

— Я понимала, что нам нужны некие козыри, чтобы удерживать их там, где они есть, и не подпускать к Сэму. Я знала, что Роджер является одним из партнеров в Детективном агентстве, поэтому и попросила его добыть конфиденциальный отчет об этих трех особах, особенно об их личной жизни. Идея заключалась в том, чтобы передать его Сэму в том случае, если какая-нибудь из них начнет приставать к нему: он уже будет вооружен правдой. Но когда я увидела этот отчет, я поняла, что Сэм не поверит ему, просто не захочет. Но все равно — ведь он же должен быть осведомлен.

— Это вы звонили ему по телефону, подражая голосам его бывших жен?

Она кивнула.

— Это было не трудно. Он годами не разговаривал с ними, и если голос звучал как-то странно, всегда можно было приписать это плохой связи. Я не особенно горжусь своим поступком, Рик. Но ведь это было в его интересах.

— Если бы вы не вмешались, он бы не встретился с Линдой, не влюбился бы в нее снова, и она, возможно, осталась жива.

— Я тоже подумала об этом, — глухо призналась она.

— Есть еще кое-что, — добавил я, сообщив ей о том, как Хагилл использовал этот отчет, развернув на его основе кампанию обольщения. И в двух случаях преуспел. Я представил ей все доказательства, до мельчайших подробностей, включая его угрозы Беверли Квиллен, в случае, если та пойдет против него. Когда я закончил, у Сони был такой вид, словно ее сразили бейсбольной битой.

— Я понимаю, что это похоже на истину, — промолвила она своим нежным контральто, но в ее тоне уже не было прежнего самообладания. — Просто мне нужно время, чтобы переварить это.

Дверь открылась, и в комнату вошел Сэм Сорел в своем старом, выцветшем халате, накинутом поверх пижамы. У него был измученный вид.

— Соня? — Его блуждающий взгляд наконец остановился на кушетке. — Вот ты где! — Он медленно направился к нам. — Привет, Рик! Когда вы намерены избавить меня от этого проклятого лейтенанта?

— Надеюсь, очень скоро, — уверил я его.

— У меня с ним был еще один разговор сегодня. — Остановившись перед нами, Сэм взъерошил шевелюру. — Он задавал все те же проклятые вопросы — одно и то же, одно и то же, снова и снова, я чуть не завопил.

— Как прошел повтор программы Терри Крейна? — спросила Соня.

— Паршиво. — Он усмехнулся. — Но я был великолепен! — Он зевнул. — Боже, я совсем разбит! Ты не знаешь, где нембутал, милая?

— В маленьком чемоданчике на твоем комоде, — мгновенно отозвалась Соня. — Только не глотай лекарство как леденцы. Двух таблеток вполне достаточно.

— Ладно, ладно! — Он кивнул. — Избавьте меня от этого лейтенанта, Рик, и тогда я смогу расслабиться. Вас и Эдди, который следит за домом, мне вполне достаточно, чтобы знать, что меня не убьют в собственной постели.

— Безусловно, Сэм, — подтвердил я. — Признайтесь только мне кое в чем. Вы трижды вступали в брак с тремя женщинами, и все они были чертовски привлекательны. А теперь у вас есть Соня, которая, быть может, еще более привлекательна, чем все те трое, вместе взятые. Вы уже не молоды, Сэм. Вы некрасивы, и нервы у вас никуда не годятся, и я могу предположить, что в интимном смысле у вас куда меньше сексапильности, чем у жирафа. Так как же, черт побери, вы этого добиваетесь?

Его морщинистая кожа натянулась на лице, он стиснул зубы. Заглянув в его печальные темно-карие глаза, я увидел в них отчаяние, которого он не мог скрыть.

— Вы мерзкий сукин сын! — Он едва не задохнулся от бешенства. — Я надеюсь, что вы кончите жизнь в сточной канаве! Где вам самое место! — Он резко повернулся и вышел из комнаты, отшвырнув с дороги пару стульев.

— Что я такого сказал? — апеллировал я к Соне, едва за ним захлопнулась дверь.

— Это не ваша вина, Рик. — Но в тоне ее голоса читалось иное. — Это было, скажем так, не совсем удачное замечание. Я думаю, мне следует пойти и посидеть с ним немного, пока он не уснет.

Я наблюдал, как двигалась и переливалась нижняя часть ее юбки, испещренная серебристыми полосками, размышляя о том, уж не собирается ли она снова играть роль матери? Дверь закрылась за ней, а я, выждав пару минут, подошел к телефону. Телефон Марко значился в справочнике, и я тут же набрал этот номер. Трубку взяла Андреа. Судя по голосу, настроение у нее было подавленное.

— Говорит Рик Холман, — сказал я. — Я хочу, чтобы вы и ваш брат приехали в Брентвуд. Приезжайте до одиннадцати часов.

— Зачем?

— Я считаю, что вы оба имеете право знать, кто убил Линду Гейлен.

— Я знаю, кто убил ее! — грубо оборвала она меня. — Этот ублюдок Сорел!

— Может быть, да, а может быть, и нет. Если хотите знать точно, приезжайте в Брентвуд до одиннадцати часов.

— Ладно, — бросила она с раздражением. — Адрес? Я продиктовал ей адрес и повесил трубку. Когда я направился к бару, чтобы налить себе виски, мне показалось, что стены вокруг меня ожили. На них сидели стервятники, подстерегая добычу.

Глава 10

Прошло около получаса, и Хагилл уверенным шагом вошел в комнату, не скрывая самодовольной усмешки под колючими усиками. Он пересек комнату и, подойдя к бару, демонстративно посмотрел на часы.

— Вы пришли на тридцать минут раньше, чем следовало, Холман, — отрывисто произнес он. — Но это не важно. Наша встреча не займет много времени. Речь идет о простом выборе.

— Как вам удалось обработать Харва Грэма, администратора в той гостинице? — с ленивым видом спросил я.

Мой вопрос несколько озадачил его, он пожал плечами.

— Я позвонил ему и предупредил, что если он или Джеки расскажут вам обо мне, то я не только позабочусь о его увольнении, но и — черт побери! — добьюсь, чтобы его занесли в черный список навсегда. Думаю, моя угроза подействовала.

— Несомненно, — согласился я. — Но когда я сказал Джеки, что это вы убили Линду Гейлен и что следующая на очереди — она, Джеки перестала бояться ваших угроз; она стала бояться за свою собственную жизнь.

Он коротко рассмеялся.

— Должен признать, что временами у вас бывают проблески, Холман, Однако, — его лицо снова приняло жесткое выражение, — я думаю, нам следует перейти к основной цели нашей встречи.

— Например, чего вы потребуете от меня за то, что не станете передавать полиции отчет оперативника из агентства Трашмена?

— Точно!

Он неторопливо смешивал себе коктейль. Я закурил сигарету, желая заполнить паузу, необходимую мне, как полагал Хагилл, чтобы вспотеть от страха. Я же размышлял о другом: была ли его мамаша настоящим чудовищем или просто истеричкой.

— Эдди! — резко окликнул он.

Я спокойно изучал его, пытаясь решить, доставляет ли ему удовольствие эта психологическая игра. Одно несомненно: чтобы так играть на нервах, требуется немалое самообладание.

Худой тип с пистолетом возник у двери, словно по мановению волшебной палочки. Он кивнул своему хозяину, устремив на меня нетерпеливый взгляд.

— Найдите Соню, Эдди. — Хагилл мило улыбнулся. — Посторожите ее. Мистер Холман и я не желаем, чтобы нас неожиданно кокнули. Не так ли, Рик?

— Говорите за себя, — парировал я. — Итак, какова же цена? Не забудьте, я не так богат, как вы, и терять мне особенно нечего.

Эдди беззвучно испарился, а Хагилл все еще допивал свой коктейль.

— Я хочу, чтобы вы помогли полиции осудить убийцу Линды Гейлен, — наконец произнес он.

— И кто же убийца? — полюбопытствовал я.

— Сорел, кто же еще? Это ведь совсем просто, Холман. Все, что от вас требуется, — это сделать соответствующее заявление и рассказать. Во-первых, как вы собирались повидаться с ней вчера вечером, чтобы довести до конца расследование в связи с угрожающими письмами, которые получал Сорел. Затем, когда вы поставили машину у ее дома, вы заметили Сэма, который выскользнул из служебного входа, подбежал к своей машине и укатил.

— Сантана не преминет задать один очень трудный вопрос, — возразил я. — Например, он поинтересуется, почему я не сказал ему об этом вчера вечером?

— На этот трудный вопрос имеется очень простой ответ, — отрезал Хагилл. — Сорел является вашим клиентом, и вам пришлось бы проявить нелояльность по отношению к нему. Вы некоторое время боролись со своей совестью, но решили наконец поступить как и подобает каждому честному и добропорядочному гражданину. Лейтенант может даже наградить вас медалью.

— Я думаю, вы никогда не добьетесь Сони,пока Сэм находится рядом с ней, — походя заметил я.

Его лицо потемнело.

— Оставим Соню в покое. Я жду вашего ответа, Холман.

— Я знаю о том конфиденциальном отчете, который вы добыли для Сони, используя агентство Трашмена, — сообщил я. — И о том, как вы ухитрились познакомиться с Джеки Слейтер и Беверли Квиллен и в конце концов соблазнить их, мне тоже известно. Вы не справились с Линдой Гейлен из-за ее особых отношений с Андреа Марко. Наверное, вы не умеете проигрывать. Поэтому вы и убили ее — в порыве ярости, потерпев крах.

— Это такой вздор, что и обсуждать-то его нечего! — свирепо огрызнулся он.

— Вы — наихудший образчик дамского угодника, Хагилл, — усмехнулся я. — Из тех, кто всегда охотится за чужими женщинами. Впрочем, я готов заключить с вами сделку. Уничтожьте отчет оперативника из агентства Трашмена, а я буду помалкивать относительно подробностей вашей личной жизни.

— Вы, должно быть, шутите!

— Ладно. — Я спокойно пожал плечами. — Тогда я шепну кое-кому словечко относительно вас и расскажу о том, как вы ухлестывали за бывшими женами Сорела. Вам известно, что у меня в этом городе имеются некоторые связи. К тому времени, когда над вами закончат смеяться, вам могут предложить сняться в фильме. Из такого материала может получиться отличный сценарий для комедии!

Побагровев до корней волос, он свирепо уставился на меня. Атмосфера в комнате накалилась, но тут раздался отрывистый стук в дверь, и мы оба, повернув головы, увидели в дверном проеме верного стража Эдди.

— В чем дело? — недовольно осведомился Хагилл.

— У входа топчется какой-то парень с девушкой, — сообщил Эдди. — Фамилия его Марко. Они утверждают, что Холман позвонил им и велел приехать сюда.

— Это правда? — Хагилл кипел от негодования.

— Конечно. — Я кивнул. — Полагаю, что они имеют полное право присутствовать здесь, когда я припру к стенке настоящего убийцу Линды Гейлен!

— Вы все еще считаете, что это я?!

Я показал ему в злорадной ухмылке тридцать два зуба.

— А вы боитесь узнать правду?

Он одним глотком покончил с виски и поставил стакан на стойку бара. Взгляд его отвердел, он весь напрягся.

— Пригласите их, Эдди.

— Слушаюсь, мистер Хагилл.

— И оставайтесь за дверью, Эдди. Вы мне можете скоро понадобиться.

— Хорошо, мистер Хагилл. А как насчет мисс Майер?

— Забудьте о ней! — раздраженно отозвался Хагилл. — Делайте, как я сказал.

Прежде чем уйти из комнаты, охранник одарил меня ухмылкой, которая, если вспомнить о том, что кобура моя была пуста, не доставила мне никакой радости.

Я снова взглянул на Хагилла.

— Как я догадываюсь, обсуждение нашей сделки придется отложить на некоторое время?

— Возможно, навсегда, — задумчиво проговорил он. — Я обычно стараюсь сделать все, поставив человека в такое положение, чтобы он просто не мог со мной спорить. Но я начинаю понимать, что, по-видимому, свалял дурака, сделав для вас исключение.

Дверь снова распахнулась, и в гостиную вошла Андреа Марко в сопровождении своего брата. Ее белокурые волосы спускались ниже плеч, а глаза скрывались за большими темными очками. Она была в черном очень коротком платье-рубашке из крепа, не доходившем и до середины бедер, в черных кружевных чулках и черных же туфельках на низком каблуке с большими серебряными пряжками. У нее был жутковатый вид, но в этой жутковатости одновременно было нечто очень эротичное. Одежда Фрэнка состояла из потертого спортивного пиджака, водолазки и грязных брюк, у которых был такой вид, словно хозяин спал в них всю последнюю неделю. Оба неуклюже топтались на месте, пока Эдди тихо не прикрыл за собой дверь.

— Андреа Марко и ее брат Фрэнк, — сообщил я Хагиллу.

— Это тот тип, который какое-то время надоедал Линде в магазине, — пояснила Андреа голосом, лишенным всякого выражения. — Я узнала его.

— Он также и тот тип, который получил копию отчета о бывших трех женах Сорела и их личной жизни, — добавил я. — Соня Майер просила его добыть для нее эти сведения. Она боялась, что кто-то из троих может запустить в Сэма свои коготки теперь, когда он снова добился признания. Но мистер Хагилл использовал эту копию в своих целях. Он, видите ли, немного с вывертами: обольщает чужих жен и даже бывших чужих жен.

— Мне наплевать на это! — резко возразила Андреа. — Мы здесь только потому, что вы сказали, будто можете показать убийцу Линды. Я-то знаю, что это Сорел убил ее, и мне хотелось бы посмотреть, как вы докажете обратное!

— И я намерен это сделать, — твердо сказал я. — Когда Соня Майер получила этот отчет, она поняла: показывать его Сэму — напрасный труд; он бы просто ему не поверил. Поэтому Соня сама звонила ему по телефону, имитируя бывших жен. Потому-то Сэм и ворвался в комнату Линды несколько месяцев назад.

Андреа зевнула со скукой.

— Вы надоели мне, Холман.

— Сестренка. — Пронзительный голос Фрэнка звучал примирительно. — Я считаю справедливым выслушать мистера Холмана.

— Истинная трагедия смерти Линды, — продолжал я, стараясь сохранять спокойствие, — в том, что она явилась следствием целой цепочки добрых намерений.

— Что, черт побери, это должно означать? — сердито спросила Андреа.

— Соня Майер, получив отчет из агентства Трашмена, тотчас же взялась за телефон, надеясь защитить Сэма, как она считала, от хищнических инстинктов его бывших жен. Если бы она этого не сделала, Сэм, вероятно, никогда бы не встретился с Линдой. И они не влюбились бы друг в друга заново.

— Это грязная ложь! — Андреа вызывающе выпятила губы.

— Фрэнк, — обратился я к брату Андреа, — ты ведь знаешь, что это правда, верно?

Тревожный огонек вспыхнул в глубине его водянистых голубых глазах, когда он трогал пальцами свою вздувшуюся губу.

— Я… — Его голос внезапно оборвался. — Собственно… не вполне уверен, мистер Холман.

— Однако сегодня днем ты был вполне уверен. — Я пожал плечами. — Во всяком случае, Сантана проверил это, и этот факт подтверждается датами и местами встреч Сэма и Линды. — Тут я несколько вольно обошелся с истиной, но счел свою ложь допустимой. Маловероятно, что кто-либо из присутствующих захочет позвонить Сантане и попросить его подтвердить или опровергнуть мои слова. — И тогда, — я перевел взгляд на Андреа, — вы столкнулись с серьезной проблемой: как воспрепятствовать тому, чтобы Линда бросила вас и вернулась к Сэму. Вы перевезли ее в свою квартиру под тем предлогом, что она будет лучше защищена здесь от Сэма, ибо ваш брат живет напротив, через площадку. Но в действительности вам хотелось, чтобы Линда находилась под присмотром Фрэнка в ваше отсутствие. Затем, с самыми лучшими намерениями, вы взялись за уничтожение быстро развивающейся близости между этой парой.

— И как же именно я это проделала? — язвительно осведомилась она.

— Вы начали посылать Сэму угрожающие письма, — сказал я. — Логично было предположить, что эти письма исходят от одной из его бывших жен. И в конечном счете, полагали вы, он заподозрит Линду как их возможного автора. Я думаю, что в ваши намерения входило посылать такие письма до тех пор, пока у Сэма не останется и тени сомнения относительно их авторства. Только убийство Линды перечеркнуло ваши планы.

Андреа сорвала с себя темные очки. Ее голубые глаза горели ненавистью.

— Если вы пытаетесь доказать, что это я убила Линду, то вы совсем спятили! Лейтенант Сантана проверил мое алиби. Множество людей подтвердили, что я действительно была на этой первой демонстрации моделей и весь вечер не выходила из помещения. С восьми часов и до пятнадцати минут одиннадцатого!

— Я просто рассуждал о добрых намерениях, — неторопливо заметил я. — Ваши письма так взбудоражили Сэма, что он нанял меня. Соня Майер не хотела этого, но ничего не могла поделать. Она предупредила нашего друга мистера Хагилла относительно меня. Меньше всего ей хотелось, чтобы я узнал о том самом конфиденциальном отчете и рассказал о нем Сэму. Я зашел к вам в магазин и поговорил с вами обеими, и отношения между вами еще более обострились. До того момента Линда боялась порвать с вами и вернуться к Сэму. Но ближе к вечеру она решилась; она позвонила Сэму и затем позвонила мне. Я думаю, тогда она уже догадалась, кто писал эти письма с угрозами, и собиралась рассказать это мне.

— Чушь! — злобно прошипела Андреа.

— Вам страшно не хотелось идти на эту демонстрацию моделей, но вы не могли ее избежать, — продолжал я. — Поэтому вы и предупредили Фрэнка, велев пристально наблюдать за вашей квартирой на тот случай, если объявится Сэм.

— Холман! — тонким голосом воззвал ко мне Хагилл. — Вы говорите как заводной, и я думаю, мы уже достаточно вас наслушались. Позвольте мне задать вам всего один вопрос: кто же все-таки, черт возьми, убил Линду Гейлен?

— Невидимка, — ответил я. — Парень, который находился там все время, но никто и не подумал о нем позже.

Хагилл на мгновение прикрыл глаза.

— Вы хотите сказать — Сорел?

Я покосился на Андреа и встретил ее настороженный взгляд.

— Все, кто побывал вчера вечером в кабинете администратора клуба, включая самого лейтенанта, были убеждены, что Сэм лжет. Однако выяснилось: все его слова — правда. Некто, а именно — Соня Майер, действительно имитировала по телефону голоса его бывших жен. Правда и то, что он снова влюбился в Линду и она собиралась вернуться к нему. Он не навещал Беверли Квиллен и не виделся с ней. Она лишь солгала по настоянию мистера Хагилла, который угрожал ей, и она не осмелилась пойти против него. Единственный человек, который выйдет из всего этого незапятнанным, подобно Джорджу Вашингтону, — это Сэм Сорел.

— Вы все еще пытаетесь защитить своего клиента, — презрительно усмехнулась Андреа.

— Фрэнк остановил его и не пустил в квартиру. Сэм ушел, помните? — спросил я Андреа.

— Ну конечно! И затем он обошел вокруг дома и проник внутрь через служебные помещения! — фыркнула она.

— Сэм откровенно рассказал обо всем, но никто не прислушался к его словам, — продолжал я. — Фрэнк остановил его на площадке и сказал, что не пустит в квартиру. Затем — и тут я повторяю то, что говорил Сэм, — они поспорили какое-то время, пока ваш брат не показал ему нож. Сэм испугался, что Фрэнк пустит его в ход, и ушел.

— Вы что же, хотите сказать, что это Фрэнк убил Линду? — Она истерически засмеялась. — Ну, вы даете! Помрешь со смеху!

— Этот невидимка, — холодно промолвил я, — стоял там с ножом в руке, но никто не прислушался к словам Сорела. Ведь все уже были уверены, что он и есть убийца.

— Мистер Холман, — неожиданно вмешался Фрэнк, у него дергалось лицо от волнения. — Зачем бы мне убивать Линду?

— Из отчаяния, я полагаю. — В этот момент я почти пожалел его. — После того как Линда вошла в жизнь Андреа, между тобой и твоей сестрой уже не было прежних отношений. Я думаю, ты надеялся в глубине души, что Линда однажды просто исчезнет, и все станет как прежде. Но тут объявился Сэм Сорел. И Андреа продолжала твердить, что она полагается на тебя, рассчитывает, что ты не допустишь сближения Линды и Сэма. Возможно, для тебя это был переломный момент, когда вчера вечером перед тобой возник Сэм. Тогда ты остановил его, но сумел ли бы ты остановить его снова? Ты знал, что это твоя сестра писала те письма с угрозами убить Сэма, и, возможно, если бы ситуация ухудшилась, она бы осуществила свою угрозу.

Я улыбнулся Фрэнку, не скрывая своего сочувствия к нему.

— По отношению к тебе все складывалось несправедливо, не так ли, Фрэнк? Необходимо было срочно что-то предпринять, чтобы воспрепятствовать пагубному повороту событий: или Линда упорхнет к Сорелу, улучив момент, и ты не сможешь остановить ее, или — того хуже, Андреа вынуждена будет привести в исполнение свои угрозы и убить Сорела. В любом случае ты бы потерял свою сестру навсегда. Так кто же виноват?

— Это она во всем виновата! — Слезы медленно потекли по его пухлым щечкам. — Не могу передать вам, какие муки я перенес из-за этой шлюхи! И все это вдруг предстало передо мной вчера вечером — после того, как я прогнал Сорела. У меня был только один выход, мистер Холман. Я должен был убить Линду, чтобы спасти Андреа! — Все его тело сотрясала мелкая дрожь. — Я так рад, что вы меня понимаете, мистер Холман. Это стало для меня навязчивой идеей.

Он умолк, прижав ко рту ладонь.

— Самое ужасное — это то, — возобновил он свой монолог после довольно продолжительной паузы, — что начав, я не могу остановиться! После того как я ударил ее второй раз, я уже понимал, что она мертва. Но я так ненавидел ее за все, что она сделала с Андреа и со мной, что продолжал наносить удары — еще раз, и еще раз! — Его голос оборвался рыданием. — И еще раз!

Андреа, размахнувшись, ударила его по губам и продолжала бить, пока он не упал на колени, пытаясь обхватить ее ноги. В ответ она остервенело пнула его в живот. Фрэнк растянулся на полу и лежал вверх лицом, заливаясь слезами. Затем он медленно свернулся клубком у ее ног. Она подняла глаза, и я вздрогнул, ощутив, что ненависть, сверкающая в ее глазах, направлена не на брата, а на меня.

— И все-таки во всем виноват Сорел! — вскричала она. — Если бы он не пытался отобрать у меня Линду, этого никогда бы не произошло!

— Полностью согласен, — сказал Хагилл самодовольным тоном.

— Что? — Я вытаращил на него глаза.

— Сорел морально ответственен за то, что произошло, и он — единственный, кто должен понести наказание. — Пока он говорил, взгляд его был прикован к Андреа. — И я считаю: все, что мы здесь услышали, не имеет никакого значения. Я уверен — нам удастся убедить вашего брата в том, что он всего лишь стал жертвой необузданного воображения мисс Марко.

Слабый проблеск надежды, мелькнувший в ее глазах, потух.

— Я не сомневаюсь в том, что нам бы удалось убедить моего брата, мистер Хагилл, но вряд ли мы сумеем убедить Холмана.

— Я думаю, вы спокойно можете предоставить мне решить эту проблему, — живо отозвался он.

— Вам что, так нужна Соня? — спросил я. — Вы сможете допустить, чтобы Сорела отправили в газовую камеру за убийство, которого он не совершал? Просто чтобы убрать его с дороги?

— Я никогда — ничему и никому — не позволяю стоять у меня на пути! — отрубил он. — Это относится и к Сорелу, и к вам, Холман!

Фрэнк медленно распрямился и встал на колени. Длинные светлые волосы упали ему на лоб, а в глазах светилось мальчишеское обожание, когда он поднял лицо, залитое слезами, и взглянул на Андреа.

Его сестра, холодно рассматривая его сверху вниз, нанесла ему сильный удар ногой справа по пояснице.

— Ладно, вставай, дорогой братец, — усмехнулась она. — Ты еще пока не умер.

— Есть еще нечто, о чем я хотел бы поговорить, прежде чем мы пойдем дальше, — заметил Хагилл, и я увидел, как краска заливает его шею, а глаза продолжают неотрывно смотреть на Андреа. — Если я иду на немалый риск, пытаясь избавить вашего брата от газовой камеры, мисс Марко, то, естественно, и от вас ожидаю чего-нибудь взамен.

— Чего, например? — спросила она.

— Как вам сказать… Ну… — Он выразительно пожал плечами. — Чтобы вы оценили меня, по-доброму отнеслись ко мне.

Она пренебрежительно скривила рот.

— В том случае, если с моим братом все будет в порядке.

Плотно зажмурив глаза, Фрэнк издал глубокий горловой звук, похожий на скулеж, затем быстро кивнул.

— Братец одобряет! — Андреа скорчила гримасу. — Остается одна проблема — Холман.

Повернув ко мне голову, Хагилл весело улыбнулся.

— Я не думаю, что в лице Холмана мы сталкиваемся с непреодолимым препятствием, мисс Марко. Когда Холман пришел сюда, Эдди освободил его от оружия. Эдди очень расторопен. Я уверен, он с удовольствием что-нибудь устроит для Холмана, например, автокатастрофу.

— Знаете что? — с усмешкой произнес я. — Вы, полагаю, не просто параноик, но параноик с манией величия!

— После того как вы умрете, — небрежно продолжал он, — я передам полиции отчет оперативника из Детективного агентства Трашмена. Из этого отчета вытекает, что вы оба — вы и Сорел — находились на месте преступления. И как раз в то время, когда произошло убийство. Я, конечно, не могу предугадать, что предпримет полиция. Возможно, и договорятся как-нибудь между собой? Ведь и ваша автокатастрофа вполне может смахивать на самоубийство. — Он выразительно пожал плечами. — Во всяком случае, не думаю, что это хоть сколько-нибудь поможет Сорелу, когда он предстанет перед судом!

Пока Хагилл упивался звуками своего собственного голоса, я припомнил, что его телохранитель находится за дверью. По тому, как он смотрел на меня, я догадался, что у него прямо-таки руки чешутся от желания пристрелить меня. Мысленно я скрестил пальцы — дай-то Бог, чтобы он не был закоренелым убийцей.

— Вы не учитываете одного обстоятельства, Хагилл, — возбужденно произнес я, — ваш план не сработает. Вам никогда не удастся безнаказанно провернуть его. И знаете — почему?

— Просветите меня. — Он любезно улыбнулся. — Я вам не верю, но всегда готов выслушать любое мнение.

— Из-за него! — Я ткнул пальцем в направлении Фрэнка Марко.

— А что в нем такого? — насмешливо поинтересовался Хагилл, автоматически следуя взглядом за моим пальцем.

Я резко развернулся и ударил Хагилла кулаком в солнечное сплетение, вложив в этот удар всю свою силу. У Хагилла закатились глаза, и он начал медленно валиться вперед. Обхватив его сзади рукой за шею, я не дал ему упасть. Продолжая стискивать ему шею, я лишил безумца возможности позвать на помощь. Свободной рукой я схватил его за левое запястье и завернул ему руку за спину. И тут же потащил Хагилла к двери, стремительно набирая скорость и моля Бога, чтобы руки у его охранника чесались не так сильно.

Когда мы были футах в десяти от двери, я, набрав воздуху в легкие, завопил во все горло:

— Что ж, Хагилл! Вы сами напрашивались, чтобы вас пырнули ножом! Я ухожу, и если кто-то попробует меня остановить, нарвется на нож!

Увидев, что дверь открывается, я отпустил шею Хагилла и обеими руками подтолкнул его по направлению к двери. Немедленно — один за другим прозвучали два выстрела. Хагилл на секунду замер, а затем рухнул на пол. Эдди, на лице которого отражалось полнейшее изумление, стоял в дверном проеме, держа пистолет в правой руке.

— Стреляй! — быстро сказал я, не давая ему опомниться. — И ты лишишься единственного свидетеля, готового присягнуть, что это был несчастный случай.

— Я думал, это ты! — Его голос дрогнул. — Я мог бы поклясться, что слышал, как ты вопишь что-то насчет ножа, и…

— Вы, должно быть, что-то перепутали, — произнес высокий, пронзительный голос позади меня.

Фрэнк Марко с застывшей улыбкой на лице прошел мимо меня, направляясь к охраннику.

— Это кричал мистер Хагилл. Он буквально вышел из себя. Но не волнуйтесь, Эдди. Мы все можем подтвердить, что это был несчастный случай. Пожалуйста, отдайте мне пистолет.

— Конечно, — пробормотал Эдди, вручая ему пистолет.

— Эй! — заорал я, но все было проделано слишком быстро.

— Спасибо! — благодарно улыбнулся Фрэнк, забирая пистолет у Эдди.

В следующее мгновение он вложил дуло в рот и спустил курок.

Глава 11

Издав тихий вопль, Андреа Марко лишилась чувств. Светлые волосы рассыпались по ее лицу, а черное траурное платье, обтянув бедра, задралось, открыв длинные, стройные ноги, которые выглядели так элегантно и вместе с тем так трогательно.

У Эдди был такой вид, словно он собирался последовать ее примеру. Его лицо посерело, на лбу выступили капельки пота.

— Что здесь, черт побери, происходит? — пробормотал он и схватился за спинку ближайшего стула, ища поддержки.

— Хороший вопрос, — сказал я ему. — Проблема в том, что он требует долгого ответа.

Послышался протяжный стон, и Эдди едва не подпрыгнул до потолка. Я подошел к Хагиллу, лежавшему лицом вниз, опустился на колени и осторожно перевернул его на спину.

— Я умираю… — Он вперил в меня взгляд, исполненный ужаса. — Достаньте врача, Холман. Ради Бога!

— А вы бы достали мне врача после той автокатастрофы, которую собирались устроить?

Он кивнул.

— Черта с два! — объявил я. — Вы бы дали задний ход и еще раз переехали меня!

— Прошу вас, — захныкал он. — Возможно, у меня есть шанс…

Крови было много. Я даже удивился, что кровь у него обычного человеческого цвета, а не какая-нибудь ярко-желтая, как у монстра. Одна пуля поразила его в правое плечо, а вторая прошла навылет через предплечье. Да, похоже, единственное, что могло его убить — только его собственный страх.

— Вы будете жить, — утешил я его, — если быстро попадете к врачу. Поэтому самое время заключить сделку.

— Сделку? — Его глаза едва не вылезли из орбит. — Вы что, совсем рехнулись? Вызовите сейчас же врача, черт вас возьми!

— Не будет сделки, не будет и врача, мистер Хагилл, — холодно улыбнулся я. — Правда, меня беспокоит, что вы истечете кровью.

— Ладно! — Его рот скривился под усами, утратившими свой боевой вид. — Какую сделку?

— Меня здесь не было, — твердо сказал я. — А лейтенанту Сантане вы расскажете следующее: после разговора с Сэмом Сорелом вы начали подозревать, что именно Марко мог быть убийцей. Вы пригласили брата и сестру к себе домой под предлогом, что вам стали известны кое-какие факты, могущие изобличить Сэма. На всякий случай вы приказали Эдди, которого вы наняли, чтобы охранять Сэма, находиться поблизости. Через некоторое время вы вынудили Андреа признать, что ее братец был влюблен в Линду, и поэтому ей пришлось, прикрывая его, притвориться, что у них с Линдой особые отношения. Затем Фрэнк Марко впал в истерику и в бешенстве начал орать, что это он отправлял Сэму угрожающие письма. Когда прием с письмами не сработал, он решил, что предпочтет скорее убить Линду, чем увидеть ее с Сэмом. Поэтому он и убил ее. Улавливаете?

— Да! — с раздражением просипел Хагилл. — Давайте скорее, слышите? Вы тут болтаете, а я истекаю кровью!

— Ничего, еще осталось кое-что, — проворчал я. — Фрэнк пришел в неистовство и набросился на вас, — спокойно продолжал я. — И вы позвали на помощь Эдди. Но Марко схватил вас, развернул и поволок к двери, вопя во все горло, что убьет любого, кто встанет у него на пути. Эдди открыл дверь и, увидев, что кто-то несется на него, открыл стрельбу. Он был уверен, что это Марко. А когда понял, что стрелял в вас, то с испугу выронил пистолет. Марко схватил его и покончил с собой. Ясно?

— А его сестра? — с сомнением пробормотал он. — Она никогда этого не подтвердит.

— Подтвердит, подтвердит, — уверенно сказал я. — У нее нет выбора. Вы полагаете, она захочет когда-нибудь открыть подлинную причину, по которой ее брат убил Линду Гейлен?

— Я думаю, вы правы.

— Я великодушен, — сообщил я ему. — Вы с честью выйдете из этой передряги. Возможно, лейтенант даже наградит вас медалью.

Он крепко зажмурился.

— А теперь давайте поскорее врача, черт возьми!

Я выпрямился и подошел к Эдди, который все еще держался за спинку стула.

— Ты все слышал? — спросил я.

Тот поспешно кивнул.

— Слышал. Это был несчастный случай. Этот малый грозил, что намерен убить всякого, кто встанет на его пути. Я подумал, что он, возможно, уже убил босса. А когда осознал, что босс получил мои пули, то был так потрясен, что бросил пистолет, а этот тип…

— Ты все понял правильно, — перебил я. — Вызови врача для мистера Хагилла. Ему не так уж сильно досталось. Поверь, смерть ему не грозит.

— Это хорошо! — Лицо Эдди немного просветлело, и он наконец отлепился от стула.

— Вызови врача, подожди десять минут, а затем позвони лейтенанту Сантане в отдел по расследованию убийств. Сообщи ему, что твой героический босс, рискуя жизнью, разгадал тайну убийства Линды Гейлен.

— Через десять минут после того, как я вызову врача. — Он кивнул.

— И верни мне мой револьвер!

— Он в холле, на комоде. — Эдди застенчиво улыбнулся. — Эти «магнумы» всегда заставляют меня нервничать. Хорошо еще, что я не воспользовался им против босса, а?

Я забрал свой тридцать восьмой, лежавший на комоде, а затем поднялся вверх по лестнице. В главной спальне горел свет, и дверь в нее была распахнута настежь, поэтому я вошел без стука. Соня сидела в постели у изголовья в полуобнаженном виде: ее платье было спущено до талии. Обхватив руками Сэма за плечи, она прижимала его голову к своей груди, убаюкивая его. Когда я вошел, она подняла на меня глаза и неуверенно улыбнулась.

— Его напугали выстрелы, — мягко объяснила она. — И у него снова начался один из его кошмаров. Но, я думаю, сейчас он успокоился.

— Но он даже не проснулся?

— Нембутал! К тому времени, как я добралась сюда, он наверняка проглотил больше двух таблеток, а это предельная норма для него.

— А вас эти выстрелы напугали? — с интересом спросил я.

— Они напугали меня, еще как напугали! Но я все равно не могла ничего поделать, что бы там внизу ни происходило.

— Вам даже не захотелось спуститься и разузнать, в чем там дело?

— Я должна была оставаться здесь — Сэм нуждался во мне. А что там случилось, Рик?

Я изложил ей ход событий в самом сжатом виде. Когда я закончил, выражение ее лица смягчилось, и она лучезарно улыбнулась.

— Выходит, Сэм теперь в безопасности и ему не о чем больше беспокоиться. — Она запнулась. — Мы у вас в долгу, Рик!

— Это легко уладить, я пришлю вам счет! — Я ухмыльнулся, а затем придал своей физиономии серьезное выражение. — Везучий парень этот Сэм Сорел!

— Вы так считаете? — В ее контральто отчетливо прозвучала жесткая нотка. — Я лично считаю его самым невезучим в целом мире, Рик.

— У него есть вы, — проворчал я, не сумев скрыть зависти, прозвучавшей в моем голосе.

— Когда я сегодня вечером поднялась сюда, он плакал. Он думал… после ваших слов… он думал, что вы знаете.

— Что я знаю?

— Правду о нем. Джеки Слейтер не переставала твердить об этом после их развода. Но Сэм был уверен, что никто не поверит ей.

— Какая такая правда, вы о чем? — Я почти кричал.

— Он импотент, — просто сказала Соня.

— Сэм?! — Выпучив глаза, я взирал на нее как последний идиот. — Но это не имеет смысла! На кой черт ему тогда понадобилась Линда Гейлен? Зачем он хотел снова жениться на ней?

— Она ему нравилась. — Внезапно лицо Сони стало серьезным, холод мелькнул в ее серо-зеленых глазах. — И он нравился Линде. Сама мысль о спокойной привязанности, теплых, дружеских отношениях без секса тоже привлекала ее. Вы же знаете, в жизни Линды секс никогда не играл важной роли. Так было и тогда, когда она в первый раз вышла замуж за Сэма. Ей и не снилось, что ее отношения с Андреа Марко примут тот характер, который они приобрели. Но Андреа всегда была очень властной личностью. Бедная Линда! — Она медленно покачала головой. — Вся эта история о том, что Сэм, вломившись к Линде, изнасиловал ее, — продукт пылкого воображения Андреа.

— И вы все еще испытываете к нему те же чувства? Несмотря на то, что он собирался снова жениться на Линде? — спросил я.

Ее лицо смягчилось.

— В действительности он пошел на это ради меня. Он считал несправедливым удерживать меня возле себя и не хотел даже слушать, когда я убеждала его, что мне больше ничего не нужно. В этом весь Сэм! Всегда выкапывает новый комплекс вины!

Сорел пробормотал что-то во сне и, повернув голову, плотнее прижался к ее груди. На его губах блуждала слабая улыбка, и каким-то чудодейственным образом морщины на его лице разгладились. Соня мягко улыбнулась и, наклонив голову, с нежностью погладила его по щеке.

— Сэм! — Она произнесла его имя со всей исступленностью материнской любви. — Он — мое дитя, и теперь на всю жизнь.

Обойдя кровать, я приблизился к ней и, ухватившись за крошечный медный колокольчик, грубо выдернул его из мочки ее уха. Вздрогнув, она испуганно взглянула на меня:

— Зачем вы это сделали, Рик?

— Мне нужен подарок на память о той женщине, которая могла бы стать чудеснейшим приключением всей моей жизни, но предпочла остаться… матерью, — ответил я. — Прощайте, Соня.

— Утром Сэм позвонит вам, Рик. Он никогда не забудет того, что вы сделали для него сегодня.

— Скажите ему, пусть просто пришлет деньги, — ответил я. — Что я больше всего ненавижу — так это невезучих комиков, впадающих в детство.

Спустившись вниз по лестнице, я вышел из дома и добрался до своей машины, кипя от бессмысленной ярости. Я одолел не менее двух кварталов, прежде чем обрел способность нормально мыслить.

«Из-за кого ты льешь слезы? — издевательски прозвучал мой внутренний голос. — Из-за какой-то дамы с материнским комплексом? Но впереди еще вся ночь, и ты должен выбрать одну из двух роскошных девиц, с которой проведешь оставшееся время».

И тут я едва не съехал с дороги. Как же, черт побери, я мог об этом забыть? Ведь Беверли и Джеки, должно быть, изнывают от страстного желания услышать, не угрожает ли им больше Хагилл. Все, что от меня требовалось, — это явиться к ним с видом скромного героя и изложить, как обстоят дела. Я быстро взглянул на часы. Было всего лишь начало первого ночи. Иногда, решил я великодушно, наши мозги бывают небесполезными.

Оставалась дилемма: кого же предпочесть из этих двух ослепительных дам? Джеки — серебристая блондинка с совершенно потрясающей фигурой, симфония щедрых форм, сочетающихся с абсолютной безмозглостью. Но тут я вспомнил, что она все пропускает мимо ушей, а ее односложные восклицания сведут с ума любого бедолагу.

Рыжая Беверли с ее острым умом и потрясающим чувством юмора! Мои губы расплылись в улыбке, когда я вспомнил о ней. Я представил контуры ее очаровательного лица, подчеркнутое изящество телодвижений. Возможно, она несколько худощава, но какое, черт возьми, это имеет значение? А разговор с ней был бы ярким, живым, остроумным, способным доставить удовольствие любому. И не о чем больше рассуждать, решил я, и развернул машину в направлении того квартала, где проживала Беверли Квиллен.

«Беверли!» Я повторял про себя ее имя, с улыбкой припоминая все ее увлекательные упражнения, к которым она прибегала, чтобы сохранить гибкость и упругость тела. И она была натурально рыжей! Я даже опьянел от этой мысли. А тот последний поцелуй, которым она наградила меня перед уходом — «Просто как выражение симпатии, вы понимаете?» Так она сказала и чуть-чуть порозовела, произнося эти слова. Потрясающая девушка, Беверли. Умная, очаровательная, искренняя. И какая жалость, что ее первый брак оказался таким неудачным. Как же она позволила себя одурачить такому ничтожеству, как Хагилл? Она даже надеялась, что он женится на ней; я вспомнил, как она мне об этом рассказывала. Во всяком случае, лениво заключил я, это только доказывает, что она из тех девушек, которые стремятся выйти замуж, и ничто другое их не устраивает. С той самой минуты, как она обретает уверенность, что мужчина влюблен в нее, а она в него, она думает только о браке.

Брак! Семейные узы! Я вдруг осознал смысл и значение того, о чем подумал. И меня охватила дрожь. Я быстро развернулся и покатил назад, в направлении Беверли-Хиллз; холодный пот стекал с моей физиономии. Рыжая Беверли сможет прочесть обо всем в газетах!

Через десять минут я, отперев дверь, входил в свой маленький уютный дом. Джеки! Я блаженно представил себе все ее заманчивые округлости и восхитительные углубления.

— Дорогуша, с этой минуты тебе не о чем беспокоиться, — весело закричал я. — Я прижал Хагилла, будь здоров! Он никогда больше не станет тебе докучать и… — Тут я умолк.

В гостиной было темно. Наверное, она уснула в ожидании своего героя, который должен был вернуться с триумфом. Эта серебристая кошечка, должно быть, хотела отдохнуть и расслабиться перед тем, как полностью включить свои мощности. Я включил свет в гостиной, и блаженная улыбка медленно увяла на моем лице по мере того, как я осознавал, что комната пуста. «Эта ничтожная, крикливая старлетка, — угрюмо подумал я, — бросила меня и небось побежала обратно к Харву!»

Я направился к бару и приготовил себе лошадиную дозу спиртного. И тут вновь заработал острый как бритва мозг Холмана. Ведь я тоже не так уж плох в словесных турнирах, сказал я сам себе. И даже если она намекнет насчет брака — что из того? Я притворюсь, что не расслышал, а потом сошлюсь на потерю памяти, когда дело примет слишком крутой оборот! Я покончил с виски тремя большими глотками, а затем решительно направился к телефону. «Натурально рыжая», — хихикнул я, набирая номер телефона Беверли Квиллен. Ты еще не знаешь об этом, Беверли, но тебе предстоит счастливая ночь!

— Да? — ворчливо отозвался низкий голос.

Я слегка отодвинул трубку от уха и уставился на нее, думая, что это какая-то глупая выходка телефонной компании.

— Беверли? — с надеждой спросил я в трубку.

— Нет, — отрезвил меня низкий голос. — Это профессор Уркхарт. Боюсь, что мисс Квиллен не может сейчас подойти к телефону. Она занята в уникальном эксперименте.

— Психологическом? — уточнил я.

— Скорее физическом, нежели психическом. — Голос стал более твердым. — И я мог бы добавить, что вы потревожили нас в чертовски неудобный момент! Впредь не звоните до десяти часов утра!

С резким щелчком этот ублюдок повесил трубку. Приуныв, я поплелся к бару и приготовил себе еще одну лошадиную дозу. Затем я поднял стакан и провозгласил тост за полный провал их уникального эксперимента, но это было не смешно. Черт с ними! Решив, что мне лучше лечь спать, я прихватил с собой за компанию стакан и направился в спальню.

Включив свет, подошел к столу и поставил на него стакан. Усаживаясь, нетерпеливо сбросил одежду, в беспорядке лежавшую на стуле. «Когда это, интересно, — подумал я с недоумением, — мне приходило в голову носить нарядную шелковую блузку и брюки канареечного цвета?» Затем мысли мои прояснились, и я, вскочив со стула, одним прыжком очутился у постели. Сдернув покрывало, я затаил дыхание.

Джеки, приоткрыв глаза, моргнула раз-другой и улыбнулась. На ней были только крошечные трусики, самые миниатюрные из всех возможных. Они состояли из двух кусочков шелковой материи в горошек, соединенных тонкими шелковыми полосками, перекинутыми через дивные бедра. Ее роскошные груди с коралловыми сосками приподнялись, когда она глубоко вздохнула.

— Рик, милый, — проворковала она. — Я думала, ты никогда не вернешься!

«К черту этих рыжих психологов!» — думал я, счастливый, заключая ее в объятия. Никогда не знаешь — где найдешь, где потеряешь! Возможно, мне предстоит заняться любовью с натуральной серебристой блондинкой!

Шабаш ведьм (Пер. с англ. А. М. Машезерского)

Глава 1

Считалось само собой разумеющимся, что Гектор Малвени, великий английский актер, займет одно из бунгало в районе самого шикарного отеля в Беверли-Хиллз. Я нисколько бы не удивился, если бы этот человек, с его-то положением, арендовал два бунгало — одно для себя, другое для своего дворецкого. Я постучал в дверь, и десять секунд спустя мне открыла какая-то красотка в крошечном купальном халатике, который едва прикрывал еще более крошечный купальник. Девушке было около двадцати пяти лет. Она была высокой, стройной, с длинными красивыми ногами. Сквозь ткань лифчика угадывались соски маленьких, но достаточно твердых и упругих грудей. Красотка окинула меня сонным взглядом карих глаз, слегка выпятив в шаловливой манере верхнюю губу.

— Меня зовут Рик Холман, — сообщил я ей. — Мистер Малвени ждет меня.

— И вы явились вовремя, мистер Холман. Входите. — Девушка пошире распахнула дверь. — Я Бренда Малвени, его жена. — В ее глазах на мгновение мелькнула насмешка, как будто она бросала мне какой-то вызов, и от меня требовалось его принять.

Как только я переступил порог бунгало, девушка закрыла входную дверь, повернулась и направилась в гостиную. Следуя за ней, я наблюдал, как покачиваются ее гладкие бедра и ягодицы с такой атлетической жесткостью, что трудно было ощутить какое-то влечение к этой девушке.

На великом английском актере, комфортно разлегшемся в кресле, были только яркие цветные шорты. Его густые с проседью волосы были расчесаны на пробор, а бородка аккуратно подстрижена. На груди его курчавились целые заросли шерсти, а плоский живот был втянут без всяких видимых усилий. Для мужчины, которому было по меньшей мере пятьдесят пять, он выглядел великолепно.

— Дорогой, — обратилась к нему жена, бывшая на тридцать лет моложе своего мужа, — это мистер Холман.

Пара проницательных светло-голубых глаз уставилась на меня из-под кустистых бровей, затем он кивнул.

— Дорогая, приготовь нам, пожалуйста, что-нибудь выпить. — Он почесал обнаженную грудь. — Присаживайтесь, Холман. Что вы пьете?

— Бурбон со льдом, если можно, — ответил я.

Он скорчил гримасу.

— Эту отраву американцы выдают за настоящее виски! Хотя кому что нравится. — Тут он взглянул на свою терпеливо ждущую жену. — Мне шотландское с содовой, дорогая, и не вздумай положить хотя бы кусочек льда.

— Когда-нибудь, — тихо промурлыкала она, — я обложу твой соответствующий орган льдом, а потом волью в тебя множество стаканчиков. И тогда мы выясним наверняка, действительно ли шотландское виски усиливает потенцию, как ты это утверждаешь.

— Поразительно. — Малвени немного помолчал, наблюдая, как его жена подходит к бару и начинает смешивать напитки. — Холодна как лед, а кажется страстной и темпераментной.

Бренда коротко и неприятно рассмеялась.

— С тобой, милый, — сказала она, и ее английский акцент стал еще заметнее, — не приходится особенно выбирать.

— Видите, Холман. — Малвени улыбнулся мне. — Что вы насчет всего этого думаете? Чувствуете, как все бурлит под этим на первый взгляд спокойным и безмятежным фасадом?

— Вы оба такие остроумные, — проворчал я, — что я просто краснею от смущения.

— А вы наглец, Холман, не так ли?

— Да, — искренне согласился я.

— Я привык к тому, что люди ловят каждое мое слово с почтительным выражением лица, — весело заявил Малвени. — Потому что я великий актер Гектор Малвени. Что в вас такого выдающегося, что вы решили, что можете позволить себе грубить мне?

— Может, он гомик, дорогой, — бросила женщина через плечо. — И не выносит разговоров на тему сексуальных игр между мужчиной и женщиной.

— По-моему, ты просто не в его вкусе, любимая, — небрежно произнес Малвени.

— Какая же женщина, по-твоему, в его вкусе?

Малвени простер руку в мою сторону.

— Она в вашем вкусе, Холман? Прыгнули бы вы с ней в постель?

— Он втайне надеется, что вы это сделаете, — обратилась ко мне Бренда. — Ему нравится считать себя сексуально эмансипированным, и, пока он может глазеть и не путаться под ногами, он чувствует себя молодым и готовым к бою.

— Я повторяю, что вы оба слишком, слишком остроумны, — огрызнулся я. — Я же явился сюда не для того, чтобы смотреть, как вы тут изображаете из себя доморощенных жизнелюбов, поэтому, если вам нечего мне сообщить…

Малвени радостно хихикнул.

— Ты слышала, дорогая? Сначала он остается равнодушным к такому великому актеру, как я, а потом его не трогают даже твои эротические чары. Этот человек не кто иной, как проклятый реакционер.

Женщина подала напитки, присела на подлокотник кресла, в котором расположился ее муж, и легонько положила руку ему на плечо.

— Не считаешь ли ты, что следует рассказать мистеру Холману, в чем состоит дело? — терпеливо спросила она. — Ты же видишь, этот человек не мешает дело с развлечением.

— Полагаю, ты права, любовь моя. — Он сжал ее обнаженное бедро, а затем хмуро посмотрел на меня. — О вас ходят лестные отзывы, Холман. Осторожный, осмотрительный, умеющий улаживать личные дела людей, которые, как я, постоянно находятся в центре общественного внимания. В настоящий момент меня беспокоят две очень серьезные проблемы.

— У этих проблем имеются имена — Аманда и Кёрк, не так ли, Малвени? — поинтересовался я.

Он еще больше нахмурился.

— Двое моих детей. Очень обаятельны и совершенно меня не выносят. Если они не рассказывают журналистам, какой я отъявленный мерзавец-отец, то, значит, заняты тем, что, выпутавшись из одной скандальной истории, тут же попадают в другую.

— За последнюю пару месяцев мне не довелось прочитать о них ни строчки, — заметил я.

— Знаю! — энергично закивал Малвени. — Это меня и беспокоит, Холман. Это значит, что оба замышляют нечто ужасное, и это может обрушиться на нас в любой момент газетными заголовками. Я предлагаю вам очень простое задание. Выясните, чем они занимаются, и положите этому конец!

— Вы шутите?

— Я совершенно серьезен, — рявкнул он. — Крайне необходимо, чтобы в течение ближайших трех месяцев даже тени скандала не легло на фамилию Малвени.

— Гектор чересчур скромен, — спокойно заметила его жена. — Ходят упорные слухи, что его собираются посвятить в рыцари, и он не желает, чтобы что-то или кто-то, особенно двое его отпрысков, испортили все дело в самом начале.

— Сэр Гектор Малвени. — Актер самодовольно погладил свою бородку. — Это звучит, как вы думаете, Холман?

— Нет, — сказал я, — но это меня не касается.

— Вы хотите, черт подери, взяться за это дело или нет? — резко спросил он.

— Нет, — ответил я. — Не имею ни малейшего желания.

Женщина пронзительно вскрикнула, когда его пальцы впились в ее голое бедро, и тут же скинула руку.

— Скажите, пожалуйста, почему вы отказываетесь от этого предложения, мистер Холман? — спросила она.

— Потому что, если судить по его рассказам, это не имеет никакого смысла. Либо он знает, что его дети уже занимаются чем-то, что может свести его шансы на рыцарство к нулю, либо он просто чокнутый отец.

Жена тихо вздохнула.

— Расскажи ему, дорогой.

— Откуда я знаю, что он после этого изменит свое решение? — проворчал Малвени.

— Ты, конечно, не знаешь. — Она холодно улыбнулась мужу. — Но ты должен дать ему этот шанс.

— Ладно. — Он нетерпеливо пожал плечами. — Принеси эти прелестные фотографии, любимая, пока я попытаюсь рассказать Холману, в чем состоит дело.

Бренда Малвени поднялась с подлокотника кресла и вышла из комнаты. Я отхлебнул глоток бурбона и задал себе вопрос, не перенесся ли я вдруг в английский сумасшедший дом для новых аристократов.

— Когда умерла моя первая жена, Кёрку было шестнадцать, а Аманда была на два года моложе, — решительным тоном начал рассказывать Малвени. — В силу моей профессии я виделся сними не так часто, как хотелось бы, и потом — это произошло как-то неожиданно — они стали взрослыми и независимыми. Между нами сохранялись еще какие-то родственные отношения до того момента, когда я решил жениться вторично, и тут наступил конец всем нашим отношениям.

— Я помню кое-что из их высказываний в газетах, — сказал я. — Аманда жалела бедного старого папочку, пытающегося вернуть ушедшую молодость с помощью женитьбы на девушке настолько юной, что ей впору было быть его внучкой…

— Кёрк говорил по поводу меня, что хуже старого маньяка может быть только дряхлый старый маньяк! — Он слабо улыбнулся. — За весь год, что мы женаты, я не услышал от них ни единого слова. Хоть убейте, до сих пор не могу понять их логики, почему они так настроены против моей новой женитьбы. Может, им больше было бы по душе, если бы я менял партнерш каждую ночь?.. Я и не подозревал о пропасти между поколениями до тех пор, пока сам с этим не столкнулся.

Женщина вернулась в комнату, держа в руке пачку фотографий.

— Ты рассказал ему, дорогой?

— Я пытался объяснить, — проворчал Малвени, — но, по-моему, все это прозвучало как сущая бессмыслица.

— Возможно, будет проще, если мистер Холман сам взглянет. — Скупо улыбнувшись, она уронила пачку фотографий мне на колени и бесстрастно посмотрела на мужа. — Дорогой, почему бы тебе не сходить искупаться или заняться чем-нибудь? Тогда тебе не придется сидеть здесь, изображая невозмутимого британца и испытывая одновременно страшный стыд.

— Полагаю, ты права, любимая. — Малвени поднялся, расправил плечи и строевым шагом вышел из бунгало с таким видом, будто снаружи его ждал расстрел, который он собирался встретить с открытым забралом.

— Гектор просто не может иначе, бедняжка, — прокомментировала Бренда Малвени после того, как за ее мужем закрылась дверь. — Я хочу сказать, что там, где дело касается его детей, он всегда напускает на себя мужественный вид.

— Наверное, это дух времени, — сказал я. — Сегодня нечасто встретишь отважных рыцарей.

Она устало улыбнулась. Фотографии, которые мне вручила Бренда, оказались увеличенными снимками, выглядевшими так, будто их сделал какой-то жалкий любитель; все они были нерезкими и с большой зернистостью. Но предмет съемки был легко узнаваем. Обнаженная светловолосая Аманда Малвени стоила с поднятыми руками, в одной из которых она держала зловещего вида нож. Перед ней на каком-то подобии грубого алтаря было распростерто обнаженное тело девушки. Остальные фотографии представляли собой вариации на ту же тему, но даже при скудной освещенности я заметил, что у Аманды прекрасная стройная фигура с округлыми грудями, бедрами и ягодицами. Девушка на алтаре лежала, раздвинув ноги, между которыми сгущались тени. Все это было сделано довольно грубо и по-дилетантски, и, отдавая фотографии Бренде Малвени, я не удосужился подавить зевок.

— Я понимаю, — отреагировала она, — но Гектор воспринимает их всерьез.

— Вот что значит быть чопорным отцом, — заметил я. — Вероятно, она позировала для этих снимков и прислала их с целью пошутить.

— Гектор не может выбросить из головы их страшные ритуальные убийства, которые произошли пару лет назад, — тихо произнесла Бренда. — У меня бы просто тяжесть с души свалилась, если бы вы взялись за это дело, мистер Холман, и достоверно бы выяснили, что все эти фотографии — просто шутка в духе Аманды.

— Ладно, — ворчливо согласился я. — Похоже, все равно этим летом будет скучно. Скажите, фотографии пришли по почте?

— Сегодня утром со штемпелем Сан-Лопара.

— Значит, придется проехаться туда и осмотреться.

— Гектора очень заботит предстоящее посвящение в рыцари, — сказала она, — но гораздо больше его заботят собственные дети. Больше всего его задевает то, что до нашей свадьбы я была лучшей подругой Аманды, и он никак не может понять, почему она ополчилась на собственного отца.

— А что она за человек?

— Она дикая. Легко поддается чужому влиянию, особенно влиянию своего брата. — В сонных карих глазах Бренды внезапно появился блеск. — Кёрк — это нечто совершенно другое! Он злобный! Жестокий! Я-то знаю! — Тон ее голоса стал намеренно безразличным. — У меня с ним была связь до встречи с Гектором.

— Вы считаете, Кёрк в этом как-то замешан? — с сомнением спросил я. — Никогда бы не подумал, что он боится камеры. На этих фотографиях Аманда единственная звезда.

— Они всегда вместе в чем-то замешаны, — объяснила Бренда. — Не поймите меня превратно, если я скажу, что в основе их отношений лежит что-то противоестественное. Секс не имеет к этому никакого отношения. Это глубже и гораздо опаснее.

— Эти фотографии вас беспокоят?

Она кивнула.

— Эта шутка не в их духе, потому что ни один из них не обладает чувством юмора подобного рода. Я подозреваю, что кто-то другой послал эти снимки Гектору. Возможно, как предупреждение или еще хуже.

— Хуже? — повторил я.

— Прелюдия к шантажу! — Бренда облизала языком верхнюю губу. — У Аманды есть хорошая подруга. Ее зовут Мери Пилгрим. Если она сейчас не вместе с Амандой, то знает, где Аманду можно найти.

— Так где же мне разыскать Мери Пилгрим?

— У нее квартира на бульваре Уилшир, и ее номер телефона есть в справочнике.

— Я свяжусь с ней.

— Аманду всегда привлекало все таинственное, сверхъестественное, особенно если это имело отношение к колдовству, — продолжила Бренда. — Кёрку не составляло труда завести ее чем-нибудь этаким. Если честно, мистер Холман, то один вид этих фотографий Аманды с ножом в руках пугает меня до смерти!

— Что случилось с вашим великолепным английским акцентом? — громко поинтересовался я.

— Он всегда пропадает, когда я волнуюсь, — объяснила она. — Акцент у меня, конечно, искусственный, но с тех пор, как я вышла замуж за Гектора, это вошло у меня в привычку.

— Надеюсь, вы не думаете всерьез, что Аманда Малвени, какой бы дикой и неуправляемой она ни была, впутается в какой-то психованный ритуал, включающий человеческое жертвоприношение? — задал я наводящий вопрос.

— Сама она, может, и не станет, — медленно произнесла Бренда. — Но если ее подстрекает Кёрк? Да, я думаю, это возможно.

— По-вашему, Кёрк Малвени все время выступает в роли негодяя, — улыбнулся я. — Может, вы просто предубеждены против него? У вас была связь с сыном, а закончили вы свадьбой с отцом.

— В ту ночь, когда мы оба поняли, что все кончено, Кёрк сказал, что хочет оставить мне кое-что на память, — сказала Бренда. — Кое-что, что не позволит мне забыть его никогда.

— Например, норковая шубка? — предположил я.

Она повернулась ко мне спиной, расстегнула лифчик и снова повернулась ко мне. В ложбинке между ее маленьких крепких грудей виднелся шрам в виде буквы «К».

— Он связал мне руки за спиной, — тихо произнесла она. — Коленом уперся мне в горло, чтобы я не могла кричать. Самое ужасное было то, что он нисколько не торопился, как будто ему доставляло удовольствие резать меня ножом.

— И вы ничего не предприняли после этого?

— У меня не было выбора. Я уходила от него к Гектору, и в то время я продолжала считать Аманду своей хорошей подругой. Если бы я рассказала его отцу и сестре, что Кёрк со мной проделал, это бы разрушило мои отношения с ними обоими.

— Понимаю, — медленно произнес я.

— Думаю, что нет, мистер Холман. — Она не спеша застегнула купальник. — Вы считаете, что единственной причиной, по которой я вышла замуж за Гектора, было то, что он богат и знаменит. Но я вышла за него замуж потому, что любила его. И все еще продолжаю любить.

— Почему-то я вам верю, — сказал я.

— Тогда, если вы мне верите, выясните, что затевают Аманда вместе с Кёрком, — настойчиво произнесла она, — и остановите их, прежде чем они окончательно погубят Гектора!

Глава 2

У девушки, открывшей мне дверь в квартиру, были волосы цвета хереса и большой чувственный рот. На ней были джинсы в обтяжку, призывно облегающие бедра и подчеркивающие контуры лобка, и полупрозрачная маечка, позволяющая детально рассмотреть розовые очертания ее грудей с темными сосками. Вот, промелькнула у меня мысль, девушка, которая не испытывает никаких угрызений совести по поводу демонстрации всего того, чем ее щедро наградила природа. Ее чувственный рот расплылся в приглашающей улыбке, отразившейся в голубых глазах.

— Меня зовут Мери Пилгрим, — произнесла она хриплым голосом, — а вы, как я догадываюсь, должно быть, Рик Холман?

— Верно, — согласился я.

— Входите. — Она распахнула дверь. — Мы вас ждали.

— Что-то вроде ясновидения? — спросил я.

— Час назад мне позвонила Бренда Малвени. Она никогда не умела держать язык за зубами.

Я проследовал за ней в гостиную, и какой-то парень, с комфортом разлегшийся на кушетке, приветственно щелкнул пальцами правой руки. Его густые черные волосы доходили ему почти до плеч, а роскошные усы имели вызывающе холеный вид, как если бы он каждый вечер по сто раз расчесывал их перед сном. На нем была вязаная рубашка и элегантно расклешенные книзу брюки.

— Это Кёрк Малвени, — представила блондинка. — Кёрк, это Рик Холман.

— Вот это настоящее приключение. Да, конечно! — Малвени ослепительно улыбнулся. — Я хочу сказать, для такого маленького человека, как я, встретить большую шишку, приводящую в движение Голливуд, и все такое… А скажите, мистер Холман, как вы зарабатываете на жизнь сейчас, когда Голливуда больше нет?

— Я вытаскиваю кроликов из старой шляпы, — ответил я. — А как поживает маленький человек, претендующий на роль гения экрана, который ничего путного до сих пор в жизни не сделал?

— Послушай, старина! — Странным образом он стал подражать английскому акценту своего отца. — По-моему, ты слишком далеко заходишь.

— Он неправильно расставляет акценты. — Я посмотрел на Мери. — Он играет на пианино?

Она спокойно пожала плечами.

— Понятия не имею. На моих глазах он только и делал, что валялся на этой кушетке и поглощал мое спиртное.

Малвени сцепил руки за головой и с еще большим комфортом разлегся на кушетке.

— А как нынче поживает малютка Бренда? Все такое же маленькое бесполое существо, каким она всегда была?

— Она беспокоится о вашем отце, потому что считает, что он беспокоится о вас и вашей сестре, — сказал я.

— Старый ублюдок беспокоится обо мне и Аманде только потому, что английская верхушка собирается наградить его за безупречную службу, — усмехаясь, произнес Кёрк. — Тридцать лет унылой невдохновленной актерской игры стоят рыцарского звания. Я бы плюнул, но уважаю любимый ковер Мери.

— У него благородное сердце, — заметила Мери.

— Чем вы сейчас занимаетесь, Кёрк? — спросил я тоном светской беседы. — Или вражда с стариком отцом занимает все ваше время?

— Знаете что, Холман? — раздраженно вскипел он. — Перестаньте болтать! У вас не рот, а водопроводный кран.

— Черная магия? — нащупывал я почву. — Это для вас новое ощущение, особенно если этим занимается ваша сестра?

— Аманда слишком хорошая девушка, чтобы напускать порчу даже на такого как вы, Холман. — Он снова ухмыльнулся. — Вы уверены, что эти фотографии, из-за которых старик чуть не обделался, не были чьей-то шуткой? Я хочу сказать, берешь какую-нибудь красотку, похожую на Аманду, надеваешь на нее светлый парик, а потом фотографируешь. Как насчет этого?

— Я хочу удостовериться, — сказал я. — Вот почему мне нужно поговорить с вашей сестрой.

— Вы действуете очень хитро и коварно, Холман! — Он выразительно закатил глаза. — Прямо как в короткометражках старика Мак-Сеннета^[25]. Я мог бы высказать пожелание, чтобы вы хранили молчание, но, наверное, я прошу слишком многого. Даже если бы я знал, где сейчас находится малютка Аманда, я бы вам не сказал. Но если это хоть как-то может помочь, могу сообщить, что единственное место, где ее точно нет — это Сан-Лопар!

— Он был здесь, когда позвонила Бренда, — стала оправдываться Мери. — И заставил меня держать трубку так, чтобы слышать весь разговор.

— Это из сентиментальности, — объяснил я. — Бренда его старая любовь. Их разрыв причинил ей настоящие страдания.

Малвени рывком приподнялся, сел и внимательно посмотрел на меня. В его темных глазах ничего не отражалось.

— Держу пари, она сказала тебе, что это сделал я.

— Что именно? — невинным тоном осведомился я.

— А, брось! Эта буква «К», что она носит посередине своей плоской груди. Это ее любимая тема с тех самых пор, как она спятила той ночью!

— Она здорово рассказывает, Кёрк, — сказал я. — Как ты сначала связал ей руки за спиной, потом уперся коленом в горло, чтобы она не могла кричать. Как ты все делал не спеша, потому что, как считает она, получал от всего этого удовольствие.

— Пожалуйста!.. — напряженным голосом произнесла Мери Пилгрим. — Неужели мы должны выслушивать все эти ужасные подробности?

— Эта Бренда, — зло сказал Кёрк, — вот уж действительно красотка с богатым воображением!

— Скажи мне только одно, — вежливо попросил я его. — Ты собираешься учинить что-нибудь… особенное, чтобы окончательно похоронить надежды своего отца на рыцарское звание?

— Я? — Кёрк встал с кушетки и медленно поднял руки над головой. — Дружище, мне есть чем заняться и без этого. Он повесил себе на шею Бренду, а это более чем достаточно для любого мужчины. Что касается меня, он может получать свое звание, а потом повеситься на нем. Мне на это наплевать.

И Кёрк направился к тому месту, где стояла Мери. Подойдя к ней, он небрежно обхватил ладонями ее груди и сжал их так, что она вздрогнула от боли.

— Я должен убраться, малышка, — нежно произнес он. — Не верь ни единому слову Холмана, потому что он профессиональный лжец.

— Убери свои руки, — ледяным тоном отрезала она, — а не то я ткну тебе пальцем в глаз!

Он опустил руки и, расплывшись в улыбке, повернулся ко мне.

— Остерегайтесь колдуний, Холман. Если я где-нибудь встречу Бренду, я сообщу ей, что вы хотите участвовать в шабаше!

Пару секунд спустя за ним захлопнулась дверь, заглушая раскаты его хриплого смеха.

— По-моему, нам обоим не мешает выпить, — заметила Мери Пилгрим.

У нее уже была приготовлена пара ледяных мартини, и я не стал спорить. Передав мне мою порцию, она со стаканом в руке уселась на кушетку.

— Уверена, — спокойно сказала девушка, — вы просто сгораете от любопытства. Во-первых, почему это Бренда позвонила мне и все рассказала о вас; и во-вторых, каким образом Кёрк оказался здесь и услышал все, что она говорила по телефону?

— А в-третьих, — продолжил я, — почему это, во-первых, вы не ткнули пальцем ему в глаз?

— Что? — Ее голубые глаза расширились от удивления.

Я поставил свой стакан на маленький столик рядом с кушеткой, наклонился вперед, обхватил ладонями ее полные груди, а потом слегка сжал их. Она отреагировала тут же: в следующее мгновение содержимое ее стакана растекалось по моему лицу.

— Поймите меня правильно, — пробормотал я, вытирая лицо носовым платком. — Вы реагируете совсем по-другому, чем с Кёрком.

— Кто вы? — мрачно спросила она. — Какой-то извращенец?

— Почему вы сразу же не ткнули пальцем ему в глаз так, как выплеснули мне в лицо спиртное? — настаивал я.

— Полагаю, правда состоит в том, что Кёрка я боюсь до смерти, а вас нет, — ответила Мери. — Вы уверены, что единственная причина, по которой вы схватили мои… меня! — состояла в том, чтобы посмотреть на мою реакцию?

— Почему бы нам не забыть обо всем? — потеряв терпение, предложил я. — Я приготовлю вам выпить.

Забрав у нее пустой стакан, я подошел к бару и приготовил новый коктейль. Когда я подошел к Мери со стаканом в руке, на ее лице появилось слабое подобие улыбки, тут же сменившееся задумчивым выражением.

— Я никак не могу объяснить, как случилось, что Кёрк появился за пять минут до звонка Бренды, — медленно произнесла она. — Мне бы хотелось считать это совпадением, но в жизни Кёрка Малвени нет места совпадениям. Он просто их не допускает… если вы понимаете, что я имею в виду.

— Не понимаю. — огрызнулся я.

— Я и не надеялась, что поймете. — Она глотнула мартини. — Эти фотографии Аманды в роли ведьмы, о которых рассказала Бренда. Они выглядели настоящими?

— Как могут фотографии кого-то в роли ведьмы выглядеть настоящими?

— Аманда способна на любую выходку просто смеха ради, — продолжала размышлять Мери. — Я не уверена, что смогу чем-то помочь вам, мистер Холман. Я очень давно с ней не виделась.

— Вы считаете, она может находиться в Сан-Лопаре?

— Или в Мехико, — резко возразила она, — а может, в Англии, в Лондоне.

— Вы здорово мне помогаете, — признался я.

— Собираетесь отправиться в Сан-Лопар и там ее поискать?

Я пожал плечами.

— А что еще остается делать?

— Я могла бы поехать с вами. — Она немного подумала над тем, что сказала, затем решительно кивнула. — Это лучше, чем сидеть здесь и постоянно нервничать из-за того, что Кёрк вернулся в город.

— А почему я должен брать вас с собой?

— Потому что я считалась лучшей подругой Аманды, — самодовольно заявила она, — и у меня есть кое-какие соображения по поводу того, что заставляет ее так злиться.

— Ладно, — согласился я. — Я заеду за вами через час.

Она покачала головой.

— Это я вас заберу через час, мистер Холман. Я обычно схожу с ума от страха, если кто-то другой ведет машину. — Она медленно облизала кончиком языка полную нижнюю губу. — Упакую сумку и возьму ее с собой. Наверное, мы должны будем остановиться где-нибудь на ночь.

Над этим стоило подумать во время короткого обратного пути домой в свою лачугу в Беверли-Хиллз, символизирующую мое положение в обществе. Пять минут спустя после моего возвращения зазвонил телефон, и на третьем звонке я поднял трубку.

— Мистер Холман? — послышался в трубке хриплый незнакомый женский голос.

— Конечно, — ответил я.

— Это говорит ваш дружески настроенный партнер. Вам необходима помощь в поисках Аманды Малвени, мистер Холман, и я готова оказать ее вам безвозмездно!

— Что ж, благодарю вас, — сказал я. — Я подумаю.

— Эти похабные фотографии Аманды в роли ведьмы были посланы из Сан-Лопара, — продолжила трубка. — Человека, которого вам нужно повидать, зовут Кронин.

— Кто он?

— Неприятный извращенный псих, — небрежно заметила женщина. — Вероятно, вы поладите с ним.

— Где мне его найти?

— Вы что, хотите, чтобы я за вас делала всю работу? — Она хрипло рассмеялась. — Не забывайте, мы партнеры! — И тут она повесила трубку.

Пять минут спустя, когда я все еще продолжал размышлять о своем новом неизвестном партнере, в дверь позвонили. В четыре часа пополудни любой гость может оказаться интересным, решил я. Это могла быть Мери Пилгрим, приехавшая на полчаса раньше, или продюсер порнофильма, решивший арендовать мой бассейн для сцены оргии, или даже пара друзей-музыкантов, которым требовался кто-то, кто отсчитывал бы ритм. Возможно, это и увлекательно, но, с другой стороны, возможно, и нет, так что я решил смирить свое воображение, потому что мне уже приходилось разочаровываться раньше. Открыв дверь, я увидел на пороге двух парней, и в следующее мгновение Кёрк Малвени ворвался в дом, преследуемый по пятам своим приятелем.

— Я бы пригласил вас войти, — мрачно заметил я, — но вы уже вошли.

— Закрой дверь, Хэл, — приказал Кёрк.

Его дружок закрыл дверь и, прислонившись к ней, скрестил руки на широкой груди. Судя по виду, для того чтобы сдвинуть его с места, требовалась по меньшей мере базука^[26].

— Давайте выпьем, Холман, и немного поболтаем, — любезно предложил Кёрк. — Хэл позаботится о том, чтобы нас не беспокоили.

Я провел его в гостиную и подошел к бару.

— Что будете пить? — вежливо спросил я.

— Пиво, — ответил он.

Я открыл банку и толкнул ее по стойке в направлении Кёрка.

— Хотите стакан?

— Вы считаете, я изнежен или что-то вроде этого? — Он скупо улыбнулся. — Я хочу, чтобы вы знали, Холман. В этой истории о том, что я порезал Бренду, нет ни слова правды.

— Ладно, — согласился я, — значит, это неправда.

— Я ее бросил, и она в отместку подцепила моего старика. Вот вам и повод для смеха!

— Я никогда не смеюсь перед закатом, — сообщил я ему. — У меня такое правило.

— Но вам не следует недооценивать Бренду. — Кёрк отхлебнул пива и вытер рот ладонью. — Она шлюха с идеями. И вы — одна из таких идей, знаете это?

— Нет, — сказал я, — я этого не знал.

— Я не знаю, в чем тут дело, — задумчиво произнес он. — Но мне это не нравится. Наверняка именно она вбила в голову старика идею нанять вас.

— Зачем? — спросил я.

— Чтобы добраться до Аманды или до меня, а может, и до нас обоих. — Он побарабанил пальцами по стойке бара. — Эти фотографии все еще у нее?

— Полагаю, что да.

— Чтобы старик поверил, на фотографиях должна быть Аманда или ее точная копия. — Размышляя над этим, Кёрк отхлебнул еще пива. — Мы с Амандой очень близкие люди. Если она позировала для этих фотографий, чтобы в шутку их использовать, она бы мне об этом сказала. Все это очень хитро закручено, и наверняка за всем этим стоит Бренда.

— Когда в последний раз вы видели свою сестру? — спросил я у Кёрка.

— Примерно три месяца назад. Мне нужно было кое-что обдумать, решить, поэтому я отправился на юг, пересек границу и какое-то время жил в одном из борделей Тихуаны. — Он погрузился в задумчивое молчание, и я с трудом подавил зевоту. — У меня появились идеи, Холман, особенные идеи. Я хочу снять фильм. Вам знакомы подобного рода вещицы. Низкая смета, сюжет на тему личных странствий, но, как я уже сказал, это нечто особенное. До сих пор, — продолжал он задумчиво, — я был всего лишь одним из тех парней, которым посчастливилось унаследовать фамилию знаменитого отца. Но теперь люди прислушиваются, когда я рассказываю, какой именно фильм я собираюсь делать, и в настоящий момент я даже получил финансовую поддержку. Вы знаете, в какое положение это ставит меня? В такое же, как и моего старика. Он не хочет никакого скандала, который мог бы серьезно уменьшить его шансы на получение звания сэра, а я не хочу никакого скандала, который мог бы разрушить мои планы на создание фильма. Вот вам еще один повод для смеха, Холман, — я и мой старик — в одной лодке.

— Зачем же Бренде портить вам обоим жизнь?

— Хороший вопрос. — Он поставил пустую банку из-под пива на стойку бара. — Это мне еще придется выяснить. Но прежде я должен встретиться с Амандой и разузнать, что замышляет моя маленькая сестренка. Можно еще пива?

— Конечно. — Я открыл еще одну банку и протянул ему.

Он сделал большой глоток и снова вытер рот рукой.

— Но сейчас я озабочен тем, что двое — это уже толпа, вы понимаете?

— Если бы я понимал, то был бы медиумом, — проворчал я.

— Вы и я, Холман. Многовато для визита к Аманде. Кроме того, она откровенно разговаривает только со своим братом, но тотчас замыкается, сталкиваясь с каким-нибудь надутым типом вроде вас. — Он ухмыльнулся и завопил: — Хэл!

— Он что, глухой? Почему вы так вопите? — спросил я.

— Хэл не глухой, но туго соображает, что, впрочем, одно и то же. В компании с ним вам не придется напрягать свой интеллект, но он очень домашний. Как сенбернар, при условии, что вы его регулярно кормите!

В дверном проеме появился верзила, который выглядел так, будто он завтракал одними борцами-профессионалами, и гостиная как-то сразу съежилась.

— Ты звал меня, Кёрк? — В его низком голосе слышались какие-то странные шипящие звуки, как будто когда-то ему в горло воткнули лом.

— Поздоровайся с мистером Холманом, — велел ему Кёрк.

Верзила скосил на меня глаза.

— Хэлло, мистер Холман, — покорно сказал он.

— По-моему, вы прекрасно друг с другом поладите, — промурлыкал Кёрк. Горилла же переместился к бару поближе к Кёрку, рассеянно взял в руку пустую банку из-под пива и смял ее в лепешку, просто сжав пальцы.

— Мистер Малвени, — почти застенчиво произнес он. — Я голоцен!

— Не волнуйся насчет этого, Хэл, — успокоил его Кёрк. — Сразу после того, как я уйду, мистер Холман приготовит тебе настоящий сочный бифштекс.

— И как долго я должен кормить его бифштексами? — поинтересовался я.

— До этого же часа завтрашнего дня, — радостно улыбнулся Кёрк. — Все, что мне нужно, это фора в одни сутки. Все это время, Холман, продолжайте кормить Хэла, и вы найдете его самым спокойным парнем из всех, кого вы когда-либо встречали.

— Если вы считаете, что я на это попадусь, то вы окончательно спятили! — разозлился я.

— Мистер Холман решил, что я спятил, — оскорбленным тоном сообщил Кёрк горилле. — Хэл, докажи ему, что я вполне серьезен.

Рука, протянувшаяся поверх стойки бара, сама по себе выглядела смертоносным оружием. Пальцы ухватили меня за лацканы пиджака, и я почувствовал, как меня поднимают в воздух и вжимают в стенку бара.

— Что мистер Малвени хочет, то мистер Малвени получает, — решительно произнес Хэл.

Он резко отпустил меня, и я беспомощно сполз по стенке бара.

— Ничего личного, вы понимаете. — Кёрк мизинцем разгладил свои роскошные усы. — Вы бы только смутили Аманду, если бы добрались до нее первым. Но если она действительно сообщит мне нечто важное, я дам вам знать, как только вернусь.

— Премного благодарен! — отозвался я.

Он допил пиво и швырнул банку своему бандиту, который тут же смял ее в лепешку своей пятерней.

— Мистер Холман не должен подходить к двери или отвечать на телефонные звонки, — распорядился Кёрк. — Мистер Холман на сутки умер для всего мира. Ты понял, Хэл?

— Конечно, мистер Малвени. — Верзила медленно наклонил голову.

— Развлекайся, старик! — Кёрк улыбнулся своей ослепительной улыбкой, махнул на прощанье рукой и направился к выходу.

Я посмотрел на верзилу, а его слегка косящие глаза смотрели мимо меня.

— Полагаю, нам следует чем-нибудь заняться вместо того, чтобы все время пялиться друг на друга, — предложил я. — Как насчет того, чтобы пойти со мной на кухню и понаблюдать, как я буду готовить бифштекс?

— С удовольствием, мистер Холман.

Итак, мы отправились на кухню, и там я выбрал самую тяжелую сковородку, какую только смог найти.

— Бифштекс из вырезки с грибами?

— Звучит великолепно! — В первый раз за все время в его голосе послышалось какое-то оживление.

Как только я достал бифштекс из морозильной камеры, в дверь позвонили, и я по-настоящему обрадовался тому, что Мери Пилгрим приехала по меньшей мере на пять минут раньше. Верзила подозрительно уставился на меня, и его правая ладонь медленно сжалась в кулак величиной с ляжку.

— Все в порядке, — быстро отреагировал я. — Я останусь здесь и не двинусь с места, пока вы отправите незваного гостя восвояси.

— Да уж… Будьте любезны, мистер Холман. Я не хочу лишаться этого бифштекса и не хочу причинять боль вашему гостю.

— Буду сидеть тихо, как мышь, — пообещал я.

В дверь настойчиво позвонили в третий раз, и Хэл, повернувшись ко мне спиной, направился к выходу из кухни. Я взял в руки тяжелую сковородку и, держа ее над головой, как мышка, на цыпочках проследовал за ним. Приблизившись, я превратился в разъяренную крысу и опустил сковородку ему на голову. Его череп загудел, как стенные часы с боем, и он медленно опустился на колени. Я ударил во второй раз, и он, неуверенно покачнувшись, растянулся ничком на полу.

Когда я наконец открыл входную дверь, то увидел Мери Пилгрим, она держала в руке чемодан. На лице блондинки явственно читалось нетерпение.

— Вы что, спали? — резко спросила она. — Я уже полчаса звоню в вашу проклятую дверь!

— Мне нужно было кое-что прибрать в кухне, — объяснил я. Тут я с опаской указал на сияющую белизной низкую иностранную спортивную машину, стоявшую на дорожке у моего дома. — Это ваша?

— Конечно, — выпалила она. — Вы не должны нервничать, Холман. У нее на всех колесах дисковые сервотормоза и радиальные шины.

— Меня всегда беспокоит псих за рулем, — сознался я.

— Заткнитесь и полезайте в машину, — ледяным тоном приказала она. — И вот еще что. Почему вы не почините эти чертовы часы? Они отстают на два часа!

Глава 3

Раздался визг тормозов, и машина, оставив на дороге черный след от шин, снизила скорость с девяноста миль в час до законных тридцати пяти для того, чтобы въехать в Сан-Лопар. Внезапно оказалось, что мы мчимся по дороге, которая извивалась так, будто страдала пляской святого Витта.

— Итак, — ледяным тоном заметила Мери, — я рада, что вы, наконец, перестали хныкать. Мы почти приехали. У вас есть на примете какое-то определенное место в Сан-Лопаре или мы просто едем наугад?

— Как насчет того, чтобы отправиться к Питу Кронину? — небрежно поинтересовался я.

Ее голубые глаза задумчиво уставились на меня.

— К Питу Кронину? Полагаю, это Бренда рассказала вам о нем.

— Просто она посоветовала навестить его, потому что, возможно, он знает, где найти Аманду, — солгал я не моргнув глазом.

— Это на противоположном конце города, — заметила она. — Не моргайте, а то не увидите Сан-Лопар.

Пять минут спустя я понял, что она была права. В Сан-Лопаре было всего два квартала домов, и на этом все заканчивалось. Одинокий придорожный ресторанчик посветил нам своими огнями в тщетной надежде заполучить нас к себе и тут же растворился в темноте. Мери на какое-то время сосредоточилась на вождении, и это было большим облегчением.

— Я не уверена, что в темноте смогу разыскать этот дом, — сказала Мери.

— Мы всегда можем где-нибудь припарковаться и подождать рассвета, — сказал я. — Когда мы устанем от поцелуев и объятий, я спою для вас.

— Безумно смешно! — огрызнулась она. — Я, должно быть, сошла с ума, связавшись с вами в этом путешествии в никуда. Было бы предпочтительнее остаться дома и рискнуть встретиться с Кёрком Малвени.

— И что же в нем есть, что вас так пугает?

— Я всегда отказывалась с ним спать, а Кёрк не выносит, когда его отвергают. Когда-нибудь, в недалеком будущем, он настоит на своем и возьмет меня силой. — Она неуверенно засмеялась. — Наверное, это звучит как дешевая реплика из древней пьесы.

— Вы всегда можете оказать сопротивление, — возразил я. — Ударить его по голове лампой или чем-нибудь еще.

— Только не Кёрка. Насилие — это его специальность. — Внезапно она вздрогнула. — Может, переменим тему?

— Хорошо, — согласился я. — Далеко ли отсюда до жилища Кронина?

— Думаю, около мили. Если только я свернула в нужном месте.

— Я всегда думал, что в Мексике великолепно в это время года, — мрачно заметил я. — Вы будете неотразима в сомбреро.

— Замолчите! — Она резко повернула направо, и мы начали карабкаться вверх по склону холма. — Дом находится на самой вершине.

Внезапно я почувствовал, что близок к помешательству.

— Вы не знаете, не принадлежал ли когда-то этот дом одному парню, которого звали Ли Рэнд? Он в свое время снимался в вестернах и был настоящей звездой.

— Эй, а ведь это правда! — Мери была поражена. — Я помню, как Пит рассказывал нам, что этот дом пару лет пустовал, прежде чем он приобрел его. Там произошла какая-то трагедия или что-то в этом роде…

— Рэнд обнаружил, что его сын убил девушку, которая могла оказаться его, Рэнда, дочерью, — сказал я. — Поэтому он убил сына, а потом и себя.

Мери содрогнулась.

— Звучит ужасно! Откуда вам это известно, Рик?

— Я был там в то время, — чистосердечно признался я.

Мы проехали последний поворот и очутились прямо перед широко распахнутыми красивыми коваными железными воротами. Пока мы ехали по извилистой дороге к дому, лучи фар разрезали темноту, и я заметил, что когда-то тщательно возделываемые владения превратились в непроходимые джунгли.

— Выглядит так, будто здесь никто не живет, — тихо произнесла Мери. — Я не вижу в доме света.

— Думаю, что самый простой способ выяснить — это позвонить в дверь, — блеснул я сообразительностью.

Мы поднялись по каменным ступеням к массивной бронзовой входной двери, и я нажал кнопку звонка. После того как я проделал эту процедуру несколько раз, над крыльцом зажегся свет.

— Мы делаем прогресс, — сказал я.

— Я бы хотела оказаться сейчас в Лос-Анджелесе, — заявила Мери. — И плевать на Кёрка Малвени!

Тяжелая бронзовая дверь отворилась, и на пороге возник пожилой дворецкий. На какое-то мгновение наше внимание было приковано к голому черепу, обтянутому тонкой, желтой, похожей на сморщенный пергамент, кожей. Стоявшая рядом со мной Мери вздрогнула и впилась пальцами мне в руку.

— Добрый вечер, — глухо прошептала эта развалина.

В моей памяти что-то щелкнуло.

— Тэптоу? — догадался я.

С риском для жизни наклонив голову, еле державшуюся на тощей шее, он заморгал своими слезящимися голубыми глазками.

— Да, сэр. Я Тэптоу. Боюсь, что не припоминаю…

— Вы были с мистером Рэндом, — сказал я. — Моя фамилия Холман.

— Теперь я вспомнил, сэр. Это была ваша работа!

— Что вы имеете в виду? — строго спросила Мери.

— Мистер Холман совал нос туда, куда не следовало бы. — Он слегка выпрямился. — Но это не важно. Что сделано, того уж не вернешь.

— Мистер Кронин дома? — спросил я.

— Сейчас выясню, сэр.

Он мягко закрыл бронзовую дверь, и нам ничего не оставалось, кроме как стоять на крыльце и ждать.

— Тэптоу? — прошептала Мери. — Неужели это все наяву? Здорово! У меня от него мурашки по спине. А на что он намекал, говоря, что это ваша работа?

— Это было давно, — объяснил я. — Один человек нанял меня выяснить, что случилось с девушкой, которая будто бы была дочерью Рэнда. И я выяснил.

— Пит никогда не упоминал о том, что сохранил дворецкого, когда покупал этот дом.

— Может, он и не сохранил, — ободряющим тоном произнес я. — Может быть, этот Тэптоу, которого мы только что видели, исчез, как только закрылась дверь.

— Не надо! — Она еще сильней впилась ногтями в мою руку.

Снова отворилась бронзовая дверь, и Мери вздохнула с облегчением, увидев, что на пороге стоит все тот же пожилой дворецкий.

— Мистер Кронин в настоящий момент занят, — прошептал он. — Может быть, вы подождете в библиотеке?

Мы проследовали за ним по тускло освещенному холлу и вошли в просторную сводчатую комнату, три стены которой были заставлены стеллажами с книгами. Бронзовый полковник Уильям Коди^[27] в натуральную величину стоял неподвижно в нише окна. Возможно, он вспоминал свои славные дела или сожалел о том, что в современном мире царит дикость и жестокость. Я немного надеялся ради него самого, что когда окружающий мир станет достаточно диким, то бизоны вернутся обратно.

— Не хотите ли выпить? — шепотом предложил Тэптоу.

— Водку со льдом, — быстро сказал я, опасаясь, что он передумает. — Как насчет тебя, Мери?

— То же самое, — нервно ответила она.

Дворецкий выплыл из комнаты так, будто налетел легкий бриз и подхватил его с собой.

Как только за Тэптоу закрылась дверь, Мери ткнула указательным пальцем в бронзовую статую и спросила:

— Кому могла прийти в голову мысль поставить это в виде украшения?

— Ли Рэнду, — ответил я. — Кому же еще?

— У меня мурашки бегут по спине… от этого дворецкого и от этого дома у меня по спине бегут мурашки!

— Над этим местом до сих пор витает тень Ли Рэнда, — объяснил я. — Ничто не изменилось в этой комнате с тех пор, как я последний раз находился в ней. Кстати, а кто, черт возьми, этот Пит Кронин?

— Один друг Аманды, — резко ответила Мери. — Я вам об этом уже рассказывала.

— Чем он зарабатывает себе на жизнь?

— Он художник.

— Зачем это художнику понадобился такой дом?

— Откуда, черт возьми, мне знать!

— А ты точно уверена, что хорошо знаешь Аманду Малвени? — огрызнулся я.

— Рик! — Она с упреком поджала нижнюю губу. — Не набрасывайся на меня сейчас, а то я упаду в обморок.

Вновь появившийся дворецкий принес поднос с напитками и поставил его на стол.

— Мистер Кронин скоро придет, сэр. Что-нибудь еще?

— Я слышал, что после смерти мистера Рэнда дом пару лет пустовал, — сказал я. — Фантастическое совпадение! Я хочу сказать, то, что мистер Кронин нашел вас здесь.

— Мистер Кронин нашел меня прямо в этом доме, — прошептал дворецкий. — Я никогда и не покидал его, потому что, согласно воле мистера Рэнда, выраженной в завещании, я могу жить в этом доме до конца моих дней. Любой, кто желал приобрести дом, должен был вместе с домом приобретать дворецкого. Понимаете?

— Похоже, новый владелец не стал ничего менять?

— Он настаивает на том, чтобы все было так, как при жизни мистера Рэнда.

Он наклонил голову, наверное, на целую четверть дюйма, а затем снова медленно выплыл из комнаты. Мери тихо вздохнула и целеустремленно направилась к столу с напитками, словно почтовый голубь, страдающий алкоголизмом.

— Знаешь, что я тебе скажу? — Она быстро отхлебнула водки. — Этот старик в душе тебя ненавидит.

— Он обвиняет меня в том, что случилось с Рэндом, — сказал я. — Он неправ, но я его понимаю.

Она огляделась с выражением отвращения на лице.

— Остальная часть дома выглядит так же, как эта?

— Не знаю, — признался я. — Я там никогда не бывал.

— Точно так же — вдруг прозвучал низкий баритон. — Похожа на мавзолей. Доходит до того, что спустя какое-то время начинаешь стыдиться, что ты живой.

— Пит? — вздрогнула Мери. — Ты так незаметно по, крался, что до смерти напугал меня!

Тип, стоявший в дверях и баюкавший в руках бокал, медленно улыбнулся ей.

— Привет, Мери. Наверное, именно это называется приятным сюрпризом.

У него было лицо стареющего херувима, а выглядел он лет на тридцать пять. Редкие вьющиеся каштановые волосы были аккуратно расчесаны в тщетной попытке прикрыть намечающуюся плешь. Длинные изогнутые ресницы придавали его карим глазам явно фальшивый невинный взгляд, а чахлая бороденка, окаймлявшая его пухлый подбородок, выглядела просто нелепо. Роста он был чуть ниже среднего, и его тучное тело на коротких ногах казалось весьма неустойчивым. Глядя на то, как он одет, можно было подумать, что находишься на вечернем представлении в «Метрополитен-опера». На нем был черный мохеровый костюм: узкие брюки, двубортный пиджак на четырех пуговицах с отделкой кантом из черного атласа и белая кружевная рубашка-жабо.

— Это Рик Холман, — махнула рукой в мою сторону Мери. — Рик, это Пит Кронин.

— Тэптоу рассказал мне все о вас. — Кронин слегка поклонился мне. — А могу я спросить, чему я обязан удовольствием лицезреть вас?

— Рик хочет поговорить с Амандой, — объяснила Мери. — Я подумала, что она может быть с тобой.

— Увы и ах! — Он печально покачал головой. — Не удостаивает более она своим присутствием мое одинокое жилище. В одно прекрасное утро она попросту исчезла, пока я пребывал в объятиях Морфея. Ни залитой слезами записки на крышке комода, ни увядшей розы на подушке рядом с моей головой!

— У вас имеются какие-нибудь догадки по поводу ее теперешнего местопребывания? — спросил я у него.

— Никаких. — Он подошел к столу и осторожно примостился на краю. — Полагаю, ваш интерес к очаровательной Аманде чисто профессиональный, мистер Холман?

— Безусловно, — подтвердил я.

— Какая потрясающая сдержанность! — Он покрутил рукой, и бренди в бокале заколыхалось. — Вам нет нужды быть сдержанным, мистер Холман. Ее сумасшедший братец уже нанес мне визит и рассказал эту невероятную историю. Должен признать, что всегда считал Аманду ведьмой, но без этих ведьминских штучек — летучих мышей, засушенных жаб и прочего.

— Кёрк был здесь? — оцепенев, спросила Мери.

— Он уехал всего полчаса назад, — с готовностью ответил Кронин. — И то, что он не нашел здесь Аманды, кажется, совершенно выбило его из колеи. — Посмотрев на меня, Кронин занавесил глаза своими длинными ресницами. — Кёрк также сообщил мне, что на сутки оставил вас импотентом.

— Я бы сказал, что это неточное выражение, мистер Кронин, — грустно сказал я.

Он тихо хихикнул.

— Возможно, вы правы, мистер Холман. Извините меня, но вам не следует принимать подобные вещи так близко к сердцу. — Он улыбнулся и отпил глоток бренди. — Новости, которые сообщил мне Кёрк, привели меня в восторг, — продолжал он. — Его отец вот-вот станет сэром Гектором Малвени, а какой-то синдикат на самом деле собирается финансировать мечту Кёрка снять фильм. Как приятно узнавать о том, как твои друзья преуспевают в этом мире. — Бренди в бокале заколыхалось сильнее. — Сама мысль о том, что Бренду станут называть леди Малвени, просто восхитительна.

— Сколько точно прошло времени с тех пор, как Аманда уехала отсюда? — спросил я.

— Ну, я дни не считал, как вы понимаете. Возможно, это произошло пару недель назад.

— У вас нет никакого представления о том, куда она могла отправиться?

— Думаю, она просто взгромоздилась на метлу и вылетела из окна. — Его маленький рот скривился в скрытой улыбке. — Единственный, кто приходит мне на ум, — это Эд Конциус. Но Мери, конечно, наверняка уже упоминала о нем.

— Нет, — торопливо вмешалась Мери. — Я не подумала об Эде. Как глупо с моей стороны!

— Да, действительно. — Кронин, коварно усмехнувшись, посмотрел на нее. — Очень глупо с твоей стороны, Мери. Я хочу сказать, что если ты не рассказала мистеру Холману о нашем дорогом Эде, то, значит, ты ему вообще ничего не рассказала, не так ли?

— Бренда всегда говорила, что ты подлый сукин сын, — выпалила Мери, — но сегодня в первый раз я поверила ей!

— Я всегда вспоминаю эти золотые деньки, — промурлыкал Кронин. — Маленькая счастливая компания, свободно путешествующая по всей Америке. Все делили поровну, искали приключений — три неразлучные парочки: я и Аманда, Бренда и Кёрк, Мери и Эд. Жаль, что это все так внезапно кончилось! — Он позволил себе еще глоточек бренди и кинул быстрый взгляд на Мери. — Ты виделась с Эдом после окончания нашей одиссеи?

— Нет, — поспешно ответила она. — Уже год, как я его не видела.

— Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь. — Кронин глубокомысленно кивнул: — Аманда так и не свыклась с мыслью, что то время уже ушло.

Вот почему она появилась у меня и жила здесь какое-то время. Вот почему она приходила к тебе, Мери, и к своему брату. Логично предположить, что она могла отправиться к Эду и пожить немного у него, как ты думаешь?

— Где мы можем найти Конциуса? — спросил я.

— Это маленький курортный городок недалеко отсюда. Называется Санта-Байя. Вы знаете это место, мистер Холман?

— Смутно, — сказал я.

— Мери легко отыщет для вас этот дом. С ним у нее связаны особые воспоминания. — Он снова улыбнулся ей. — Особые!

Мери всхлипнула. Я посмотрел на нее и увидел, что она широко раскрытыми, полными страха глазами уставилась на Кронина, побледнев как смерть. Вытянув перед собой правую руку, она наставила указательный палец и мизинец на Кронина. Я вдруг вспомнил, что этот жест — очень древняя защита от дурного глаза.

— Тебе необходимо еще выпить, Мери, — мягко произнес он. — Слишком много на тебя навалилось приятных воспоминаний. — Он наклонился вперед и нажал кнопку звонка, расположенного в центре стола. — Я обнаружил, что Тэптоу отлично вышколен. По этому сигналу он поймет, что нам требуется добавочное угощение. — Он выпрямился и с выражением вежливого любопытства посмотрел на меня. — И вы находились в этой самой комнате, когда Рэнд убил себя, мистер Холман?

— Нет, — ответил я. — Это случилось после того, как я ушел.

— Но вы были тут, когда он убил своего сына Эдгара?

— Да.

— Надеюсь, здесь ничего не изменилось. Я приложил все усилия, чтобы сохранить эту комнату в том же виде. Тэптоу утверждает, что здесь все по-прежнему, но он уже очень пожилой человек, и я не могу положиться на его память. Здесь все как было, не так ли?

— Насколько я припоминаю, так оно и есть, — согласился я.

— Старина Буффало Билл глядит из окна, — нежно произнес он. — Он лучший собеседник из всех, кого я когда-либо встречал в своей жизни. Никогда не произнесет ни единого слова! Просто вежливо выслушивает все, что я рассказываю.

Пожилой дворецкий вошел в комнату, неся в руках поднос со свежими напитками. Поставив его на стол, он, шаркая подошвами, удалился.

— Иногда я ощущаю дух насилия в этой комнате, — любезно продолжал Кронин. — В безмолвии ночи это меня завораживает. У старины Буффало Билла, должно быть, железная воля или, может быть, бронзовая, если он не обернулся, когда все это происходило прямо у него за спиной!

— Рик, — дрожащим голосом произнесла Мери. — Я хочу убраться отсюда прямо сейчас!

— Еще пару минут, — сказал я. — Я…

— Думаю, Мери права, и вам обоим сейчас следует удалиться, — перебил Кронин. — Знаете, иногда старые воспоминания бередят прежние раны. — Когда он посмотрел на Мери, его взгляд пылал злобой. — Кстати, если вы случайно встретите Ширли Рилман в своих странствиях, передайте ей мой сердечный привет.

— Вы и Кёрку Малвени сообщили, что, по вашему мнению, Аманда находится у Конциуса? — спросил я, проигнорировав паническое выражение лица Мери.

— Конечно. — Он лучезарно улыбнулся мне. — Кёрк был сильно возбужден, а в таком состоянии он способен на любое насилие Естественно, я хотел избавиться от него как можно быстрее.

— Спасибо, — поблагодарил я и поспешил догнать Мери, которая уже находилась на полпути к выходу.

— Был рад познакомиться с вами, мистер Холман. — Взглядом, полным затаенного веселья, он проводил меня. — Когда у вас будет настроение, приезжайте меня навестить. — Когда я вышел в холл, он слегка повысил голос: — И если сможете, привезите с собой Мери. Так приятно было вспомнить старые времена!

Тэптоу, обладавший тем шестым чувством, с которым рождаются все хорошие дворецкие, уже ждал нас у входной двери. Мери пулей пролетела мимо него и понеслась к машине.

— До свидания, Тэптоу, — попрощался я.

— До свидания, сэр, — прошептал старик. — Он, конечно, как вы знаете, окончательно спятил.

— Спятил?

— Он хранит их всех в подвале и постоянно заботится о том, чтобы подвал был постоянно заперт, только он не знает, что у меня есть запасной ключ.

— Что он хранит в подвале?

— Свои картины. — Старик несколько раз моргнул своими выцветшими голубыми глазками. — Меня это не беспокоит, потому что я слишком стар для того, чтобы беспокоиться о чем-либо в этом мире. Но бедный мистер Рэнд перевернулся бы в гробу, если бы узнал о них.

— Даже так? — осторожно поинтересовался я.

— Отвратительные непристойности! Злобные пародии на все порядочное! — Его лицо внезапно обрело прежнее спокойствие дворецкого. — Просто я подумал, что кому-то следует об этом знать, сэр.

Глава 4

Когда мы забрались в машину, Мери подняла воротник норкового пальто, так что со своего места я видел только кончик ее носа.

— Тебе холодно, почему бы не включить печку? — предложил я.

— Мне не холодно, — бросила она. — Я просто хочу домой.

— Сначала заедем в Санта-Байю.

— Знаешь, что я тебе скажу? — раздраженно заявила она. — Ты почти такой же гнусный ублюдок, как Пит Кронин!

— Гнуснее, — радостно возразил я.

Те десять минут, что мы ехали в молчании, показались мне вечностью. Часы на приборной доске показывали восемь тридцать, и, учитывая манеру вождения Мери, я рассчитывал попасть в Санта-Байю не позже чем через час.

— Расскажи мне об этом, — попросил я, стараясь не закрывать глаз во время нашей бешеной гонки по дороге. — О маленькой счастливой компании, путешествующей по Америке.

— Все было так, как рассказал Пит, — монотонным голосом отозвалась Мери. — Нас было шестеро, все слегка с приветом, и тогда нам нечем было заняться. У нас с Эдом Конциусом был роман. По крайней мере, я испытывала к нему какие-то Чувства. Не знаю, что он испытывал ко мне, я имею в виду в эмоциональном плане, не физическом, потому что этим занимались все. У нас были деньги, мы развлекались, как хотели, все время в дороге, веселились вовсю.

— Что послужило причиной конца?

— Наверное, нам в конце концов все наскучило. Аманда и Кёрк начали ссориться, сначала между собой, потом с Питом и Брендой. Эд окончательно от нас отдалился и постоянно витал где-то в облаках. Можно сказать, все распалось само собой.

— Кто такая Ширли Рилман?

— О, просто какая-то девушка, которую мы повстречали в дороге. Она пробыла с нами неделю, потом однажды ночью просто исчезла. Ей было восемнадцать лет, всегда жизнерадостная, всегда улыбающаяся. Кто знает, куда она отправилась?

— Ты просто чудо, Мери! — благоговейно произнес я. — Ты ухитряешься отвечать на вопросы, толком при этом ничего не рассказывая.

— Тогда зачем задавать эти проклятые дурацкие вопросы? — злобно огрызнулась она.

На этом наш разговор закончился. Остаток пути мы проделали молча. Мери заговорила лишь тогда, когда мы уже подъезжали к Санта-Байе.

— Дом Эда в другом конце города, на дороге, ведущей к пляжу, — сказала она. — Держу пари, что именно эту неделю он решил провести в Нью-Йорке!

На другом конце города мы повернули с перекрестка налево, и через пару миль домов не осталось совсем; только пляж и океан с одной стороны дороги и заросли кустарника — с другой.

— Ты уверена, что Конциус действительно живет где-то на этой дороге? — нервно поинтересовался я. — У меня такое чувство, что все это время за нами несется толпа эльфов.

— Очень остроумно, — убийственным тоном отозвалась Мери. — Ты случайно не страдаешь водобоязнью?

— Да, в самом деле, вот так совпадение! — горячо подтвердил я. — Только вчера вечером меня укусила в ногу какая-то странная собака, и с тех пор, едва я встречаю незнакомцев, меня охватывает страстное желание их облаять. А что я испытываю при виде дерева!..

— Вот этот дом, — перебила она. — Прямо впереди.

Да, это был действительно настоящий дом. Стоял в гордом одиночестве, и компанию ему составлял только пляж. Мери свернула на дорогу, вымощенную гравием, и выключила мотор. И сразу же я явственно расслышал рокот прибоя.

— Я подожду в машине, — сказала она.

— Ты обладаешь массой качеств, Мери Пилгрим, — заметил я. — Но неужели ты еще и стыдлива?

— Единственное, чего я не могу перенести, так это встречи с бывшим любовником! Так что отправляйся, делай, что собирался сделать, а я подожду здесь.

— Ладно, — неохотно согласился я. — И если ты услышишь что-то похожее на пролетающую над головой гигантскую летучую мышь, быстро открой дверь машины. Потому что я вернусь быстрее, чем ты успеешь различить, кто ведьма, а кто нет.

— Очень остроумно, — простонала она.

Я поднялся на крыльцо и позвонил в дверь. Несколько секунд спустя дверь отворилась, и на пороге появился высокий мужчина, вопросительно глядя на меня. На вид ему можно было дать лет тридцать пять. У него были редкие каштановые волосы и длинная вытянутая физиономия. Какое-то мгновение он смотрел на меня в упор, но чувствовалось, что это для него трудная задача, и глаза его вновь начали блуждать по сторонам. Я принюхался и почувствовал едкий запах марихуаны.

— Мистер Конциус? — вежливо поинтересовался я.

— Черт подери, кто я, мне известно! — хрипло произнес он. — А вот кто вы такой, черт подери?

— Рик Холман, — представился я.

— Послушай, старина, — медленно произнес он, — до этого момента я тебя никогда в жизни не встречал и хочу, чтобы так продолжалось и впредь!

Не дав ему закрыть дверь, я вставил ногу в щель между дверью и порогом, затем налег плечом на саму дверь и силой распахнул ее снова.

— Это довольно запутанная история, — сказал я, — но я ищу Аманду Малвени.

— Что, черт возьми, происходит? — заинтересовался он. — Все бросились искать Аманду Малвени! Ты уже второй за сегодняшний день, кто ее ищет.

— Здесь был ее брат Кёрк?

— Может, час назад. Я сказал ему, что не видел Аманду целую вечность! — Приложив огромное усилие, он вновь на пару секунд сосредоточил свой взгляд на моем лице. — Ладно, не стойте там, мистер Холман. Входите и выпейте чего-нибудь. Никто не посмеет сказать, что я негос… негостеприимен!

Повернувшись, он пошел в маленькую гостиную, воздух в которой был так насыщен парами марихуаны, что его можно было резать ломтями тупым ножом.

— Вон там. — Махнув рукой в направлении бара, он рухнул в ближайшее кресло. — Угощайтесь, мистер Колман.

Я приготовил себе бурбон со льдом, повернулся и посмотрел на хозяина дома. Его глаза почти закрылись, и я решил, что напрасно проделал весь этот путь в Санта-Байю.

Я уже говорил Кёрку, — пробормотал он. — Аманда всегда была ведьмой, так чего волноваться из-за каких-то фотографий?

— Когда вы узнали, что она ведьма? — спросил я. — Во время своего турне, которое ваша шестерка проделала от одного побережья до другого?

— Три ведьмы и три колдуна! — хихикнул он. — Дьявольская комбинация, как вы считаете, мистер Толман?

— Да, — согласился я, потому что, черт возьми, как иначе можно ответить на подобный вопрос.

— Все в этом доме, прямо здесь. — Он снова хихикнул. — Все время это чертово мумбо-юмбо, но, может быть, спустя какое-то время ты настраиваешься на другую волну и — щелк — отключаешься. И тогда ты можешь обеими руками прикоснуться ко времени, — тут он вытянул руки перед собой и медленно сжал пальцы, — и подчинить его себе. Во всяком случае, немного погодя тебе становится ровным счетом наплевать на то, чем занимаются другие. Это как жестокое кино, но все равно кино. Когда становится по-настоящему плохо, ты просто его выключаешь. Отстраняешься, понимаете?

— Понимаю, — сказал я, улыбаясь, чтобы продемонстрировать свое дружелюбие.

— Знаете, мы были действительно странной компанией.

— Могу себе представить, — сказал я. — Я пока что не встречался с Амандой, но остальные действительно не от мира сего!

— А как они внезапно бросили меня, все одновременно, — продолжил он. — Я не знал, плакать или смеяться.

— Что же произошло? — спросил я чисто из вежливости.

— Найдете Аманду, спросите у нее, — Он искоса многозначительно посмотрел на меня. — Она та ведьма, которую вы разыскиваете, верно, мистер Холман?

— Верно, — признался я и сделал пару глотков из своего стакана. — Я слышал, Пит Кронин как будто художник?

— Вот именно — как будто. — Он громко зевнул. — Как это получается, что вы говорите, не раскрывая рта?

— Я чревовещатель! — огрызнулся я. — Разве вы не знаете, что вы моя кукла?

— Конечно, я все время знал об этом, — сказал он. — Вы думаете, я тупица или что-то в этом роде? — Его глаза совсем закрылись. — Тем вечером они все считали меня тупицей, но они сами были настолько тупы, что не понимали, на что способно течение.

— Течение? — пробормотал я.

— Аманда сказала, что никогда не знала об этом раньше, но, возможно, она лгала, как и все остальные, потому что все они отъявленные лгуны, — сонно произнес он. — Возможно, лгала, а возможно, и нет, но я-то знал! — Он снова удовлетворенно хихикнул. — Я об этом так и сказал после всего. Просто присматривайте за старым надежным Эдом Конциусом, и тогда мир сам присмотрит за собой.

Я с отчаянием подумал, что все это похоже на безумную игру в шарады, когда нужно угадать верное слово после пятиминутной болтовни.

— После всего? — попытался я отгадать.

— После всего. — Он опять широко зевнул. — Когда дело сделано, и все такое. Я был единственный, кто знал, понимаете?

— Знал? — откликнулся я.

— Знал? — Он вдруг открыл глаза и тусклым взглядом посмотрел на меня. — Что знал? — Мускулы его рта напряглись. — А кто, черт возьми, вы такой?

— Рик Холман, помните?

— Не знаю никакого Холмана! Убирайтесь отсюда, пока я не вызвал полицию! — Его глаза закрылись, и он рухнул в кресло, как будто кто-то повернул выключатель. А может быть, и в самом деле повернул, отчаявшись, подумал я.

Допив виски, я закрыл за собой входную дверь и направился к машине.

— Ровным счетом ничего! — С горечью сообщил я, усевшись на переднее сиденье. — Этот Конциус не просто витает в облаках, он уже вышел на космическую орбиту!

Ответа не последовало. Я присмотрелся и понял, что оказался в дураках, ожидая ответа от норкового пальто. Так куда же подевалась Мери Пилгрим? Может быть, зов природы, и она из чисто женской застенчивости уединилась за ближайшей песчаной дюной?

Я снова вылез из машины и пошел на пляж. Ночь выдалась безлунной, на небе только мерцали звезды, и океан выглядел черным и зловещим. Не успел я сделать и дюжины шагов, как в мои туфли забился песок, и я тихо выругался. Я прошел около двадцати ярдов в одну сторону, позвал ее по имени, потом прошел в другую и повторил процедуру. С таким же успехом; я мог остаться в машине. В конце концов, с полными туфлями песка я вернулся к дому и позвонил в дверь. Прошло немало времени, прежде чем дверь приоткрылась на пару дюймов и Эд Конциус уставился на меня отсутствующим взором.

— Похоже, я где-то разминулся с одной женщиной, — закинул я удочку.

— Послушай, забулдыга! — прохрипел он. — Ты что, черт возьми, воображаешь, что здесь какой-нибудь дурацкий мотель? Ты уже третий за сегодняшний вечер, кто ищет Аманду Малвени, и, как я уже сообщил тем двум типам, я ее уже давно не видел. И уж точно не видел ее сегодня вечером!

— Аманда Малвени здесь ни при чем, — с отчаянием в голосе сказал я. — Я ищу Мери Пилгрим. Она сказала, что будет ждать в машине, но там ее нет.

— Ты еще больший псих, чем тот парень Колман, — решительно заявил он. — Тот, по крайней мере, знал имя девушки.

— Послушайте! — окончательно рассердился я. — Меня по-прежнему зовут Холман! Но сейчас я ищу Мери, а не Аманду. Вы понимаете?

— Нет, — бурно отреагировал он.

— Всего пять минут назад Мери Пилгрим сидела в машине.

— Нет, — с еще большей страстью произнес он. — Не надо!

Слишком поздно я понял, что он обращается не ко мне, а к кому-то, кто стоит у меня за спиной. В следующее мгновение что-то твердое обрушилось на мою голову, и лицо Конциуса исчезло в россыпи огней. И меня окутала полнейшая тьма.

Самый худший вид кошмара — это когда оказываешься совершенно беспомощным. Я не мог пошевелить ни ногой, ни рукой, а когда попытался закричать, из горла у меня вырвался только придушенный хрип. Внутренний голос говорил мне, что я никак не могу повлиять на происходящее, поэтому у меня нет иного выбора, кроме как оставаться зрителем.

Комната, если это была комната, не имела размеров, потому что мерцающее пламя было недостаточно сильным, чтобы осветить темные углы. Мой взгляд был прикован к слабому танцующему свету, и я увидел, что его отбрасывают две длинные черные свечи, от которых также исходил запах чего-то, похожего на ладан. Непосредственно перед этими свечами стоял низкий длинный стол, покрытый дорогим черным бархатом, а на нем во всю его длину было распростерто человеческое тело.

Это была красивая обнаженная женщина. Ее ноги были широко раздвинуты, так что обхватывали узкий стол. Позиция была одновременно непристойной и уязвимой, что еще сильней подчеркивалось раскрытым розовым влагалищем. Голова ее свешивалась с края стола, и лицо было скрыто под длинными светлыми волосами. По ее неподвижной позе я догадался, что она, должно быть, без сознания. Ее обнаженные груди поднимались и опускались в такт дыханию, так что я понял, что она жива.

Кошмар становился все ужаснее. В мерцающем свете свечей медленно возникли фантастические нереальные фигуры. На всех были широкие балахоны, выглядевшие так, будто были сшиты из шкур животных. Эти балахоны были такие длинные, что целиком скрывали фигуры. На том, что стоял лицом ко мне, была маска шакала, на втором — маска кабана, а на третьем — маска козла, дополнявшаяся парой больших закрученных рогов. Они то появлялись на свету, то исчезали в тени. Все это происходило в каком-то рваном ритме, и поэтому невозможно было их сосчитать. Потом, сцепив руки, они стали танцевать спина к спине, как будто грубо пародировали старый английский сельский танец.

Едкий дым становился все гуще, и все труднее становилось различать фигуры. У меня отяжелели веки, и я должен был яростно моргать, чтобы не закрывались глаза.

— Время пришло! — раздался голос из-под маски козла. В этих искаженных звуках было что-то нечеловеческое, что делало голос не похожим ни на мужской, ни на женский.

— Время пришло, — согласились остальные.

— Шабаш собрался?

— Шабаш собрался.

— Жертвоприношение свершилось? — Фигура в маске козла встала позади стола, а остальные, похоже, опустились на колени, произнося хором:

— Жертвоприношение свершилось.

Тогда тот, кто носил маску шакала, поднялся и направился к низкому длинному столу, неся в руках серебряный кубок, который передал тому, кто носил маску козла.

Козел какое-то мгновение неподвижно держал кубок в руках, а затем медленно поднял его высоко в воздух.

— Все те, кто отведает крови, — вещал нечеловеческий голос из-под маски, — навсегда объединятся с козлом и насладятся его властью над темными силами. Да будет так! Именем Вельзевула и его преданных слуг, Асмодея и Абрасакса!^[28]Одна рука внезапно нырнула в кубок и вновь появилась на свет мокрой и блестящей, с пальцев стекала красновато-коричневая жидкость.

— Как я смазываю живой алтарь, так и вы должны смазать свои тела кровью!

Пальцы руки, с которой по-прежнему стекала эта красная жидкость, нарисовали около каждого соска полных грудей женщины по окружности, затем вокруг пупка, спустились к раздвинутым ногам, обрисовали треугольный холмик, любовно погладили влажные губы влагалища и проникли внутрь.

Я смотрел, как остальные поднимаются и подходят к живому алтарю и серебряному кубку.

— Стоп! — Тот, кто был в маске козла, вдруг показал на меня. — Сначала надо закрыть глаза неверующему. Не подобает ему видеть наш священный и самый сокровенный ритуал.

Одна из фигур медленно повернулась и направилась ко мне. Кабанья маска все увеличивалась и увеличивалась в моих глазах, пока не закрыла собой все остальное. Затем на мое лицо набросили вонючую тряпку, и я какое-то время беспомощно задыхался под воздействием тошнотворно-сладких паров, а потом во второй раз провалился в кромешную тьму.

Глава 5

Я почувствовал, как к горлу подкатывает комок, но благодаря какому-то врожденному рефлексу оказался в ванной вовремя. Потом я подержал голову под холодной водой, пока не почувствовал, что, если повезет, я сохраню на плечах свою голову; затем не спеша, поскольку у меня слегка подкашивались ноги, вернулся в гостиную. Проклятье! У меня не только ноги, я сам весь подкашивался.

Воздух в гостиной был спертым и густо насыщен парами ладана. Обе потухшие свечи застыли черными восковыми столбиками. Открыв входную дверь, я вышел на крыльцо и глубоко вздохнул. Воздух был чист и свеж. Первые лучи рассвета уже золотили небо, и утренний бриз холодил кожу. Мне было приятно, и мой мозг потихоньку начал снова функционировать. Ночной кошмар был гораздо ближе к реальности, чем положено быть любому кошмару. Я взглянул на свои руки и увидел красные рубцы в тех местах, где они были связаны. У меня болели лодыжки, а губы онемели от соприкосновения с душным кляпом.

Вернувшись в дом, я раздернул на окнах шторы и распахнул их настежь. Затем обыскал дом и обнаружил в спальне Мери Пилгрим. Покрытая «гусиной кожей», которая еще более подчеркивала ее наготу, она лежала ничком на кровати и мирно спала. Полюбовавшись ее гладкими, великолепно вылепленными ягодицами, слегка приоткрывавшими вход в розовую расселину, я отошел к машине, забрал оттуда ее пальто и укрыл ее. Не имело смысла ее будить, потому что меньше всего я нуждался в компании. Поэтому отыскал дорогу на кухню и приготовил кофе.

На середине второй чашки в дверях появилось осунувшееся лицо, увенчанное копной спутанных светлых волос.

— Рик! — Она вошла в кухню, на ходу запахивая вокруг себя норковое пальто. — Что, черт возьми, случилось этой ночью?

— Ты не помнишь? — спросил я.

— Ничего не помню. — Она нервно улыбнулась. — Пару минут назад я проснулась и обнаружила, что лежу голая, укрытая только норковым пальто. У нас что, была дикая оргия или нечто в этом духе?

— Хочешь кофе? — У меня уже была приготовлена чашка, и я ее наполнил.

— Конечно, хочу. — Она подошла ближе. Ее голубые глаза казались огромными. — Но ты не ответил на мой вопрос.

— Расскажи, что помнишь.

— Я сидела в машине и ждала тебя. Я что, потеряла сознание? И где моя одежда?

— Почему бы тебе не присесть и не выпить кофе? — предложил я.

Отодвинув стул, она села лицом ко мне. Пока она размешивала сахар в чашке, я закурил. Проблема состояла в том, с какого момента начать объяснять и как рассказать этой женщине о том, как ее тело использовали в каком-то ритуале, включающем в себя кровь от жертвоприношения. Она, безусловно, не оценила бы те действия над ее телом, и, Бог знает, что еще произошло после того, как я отключился.

— Это было… или еще что-то… — напряженным голосом произнесла она.

— Что именно? — спросил я.

— То, что случилось со мной этой ночью. У нас не было дикой оргии, и я не теряла сознания. Так что же, черт возьми, произошло?

— Я сам толком не понимаю, — сообщил я. — Конциус пригласил меня выпить, и мы немного поболтали. Эта болтовня ровным счетом ничего не прояснила. Потом я вернулся к машине и увидел, что тебя в ней нет. Тогда я снова вернулся в дом, и Конциус заявил, что не видел тебя. Потом кто-то оглушил меня ударом по голове.

Она медленно пила кофе, одновременно внимательно наблюдая за мной.

— А потом?

— Все остальное сбивает меня с толку, — продолжил я. — Все было, как в кошмаре, понимаешь?

С подчеркнутой аккуратностью она поставила чашку на стол.

— А точнее, в каком кошмаре?

— Горели черные свечи, — начал рассказывать я. — Люди, не похожие на людей, были одеты во что-то, напоминавшее длинные балахоны, сшитые из шкур животных. Те части тела, которые мне удалось разглядеть, походили на человеческие. Но головы отличались.

— Чем отличались? — прошептала она.

— Одна как у шакала, другая как у кабана, а третья как у козла, и даже с рогами.

— Шабаш! — Она побелела, и резче обозначились темные круги у нее под глазами. — Я помню, как сидела в машине и ждала тебя. Потом кто-то накинул мне на лицо какую-то грязную тряпку, от которой несло тошнотворным сладким запахом.

— Старый добрый хлороформ, — объяснил я. — Они его и ко мне применили. Потому что смазывание тел кровью — это слишком сокровенный ритуал, чтобы его мог наблюдать такой неверующий, как я.

У нее в горле замер придушенный хриплый крик, и она, распахнув пальто, неподвижным взглядом уставилась на высохшие коричневые круги около сосков. Осторожно потрогав их, она резко отдернула руку, будто они обжигали. Опрокинув стул, выбежала из кухни. Я докурил сигарету и приготовил еще кофе. Снаружи за окном вовсю занимался день и весело щебетали птицы. Вернувшись, Мери налила себе свежего кофе, подняла стул и уселась. По ее виду можно было догадаться, что подтвердились ее худшие опасения.

— Это меня они использовали, — хмуро произнесла она. — Я хочу сказать, в качестве алтаря.

— Полагаю, что да, — согласился я.

— Почему ты не попытался остановить их?

— Они связали меня по рукам и ногам и заткнули рот кляпом, — объяснил я. — Разве не так это всегда происходит? А ты забыла припрятать карманный лазерный пистолет!

— Извини, Рик. — Она плотнее закуталась в пальто. — Скажи мне только одну вещь. Откуда взялась кровь?

— Понятия не имею, — честно признался я. — Она уже была налита в серебряный кубок. Шакал вручил его Козлу, а Козел использовал тебя как модель для демонстрации обряда.

Она зажмурилась.

— Я бы хотела умереть!

— Я тебя понимаю, — посочувствовал я. — Бывают такие моменты, когда утром не хочется просыпаться после подобного кошмара.

Мери открыла глаза и одарила меня убийственным взглядом.

— Я чувствую себя грязной. Изнасилованной. То, как они использовали меня для своего мерзкого…

— Твоей вины в этом нет, — рассудительно заметил я. — Ты в тот момент была без сознания.

— Ты бесчувственный негодяй, Рик Холман! — злобно заявила она.

— Что еще мы имеем на сегодняшнее утро? — зевнул я. — Почему бы тебе не рассказать мне все?

— О чем?

— О шабаше, — огрызнулся я. — Очевидно, что эта процедура для тебя не нова. Ты задавала правильные вопросы и сама же на них отвечала. — Вытянув над столом правую руку, я наставил на нее указательный палец вместе с мизинцем.

— Что ты делаешь? — Она инстинктивно отпрянула назад.

— Знак против заклятья, — пояснил я. — Тот, который ты продемонстрировала Кронину в его доме прошлым вечером. Он тоже участник шабаша?

— Я не знаю, был ли он этой ночью, — тихо произнесла она. — Раньше он участвовал. Мы все участвовали.

— Еще слишком рано для того, чтобы говорить загадками, — раздраженно сказал я. — Поэтому расскажи мне, как это было — раньше…

— Наше путешествие в поисках самих себя, — объяснила она. — Спустя какое-то время мы начали скучать, особенно Аманда. Поэтому она начала искать что-нибудь новенькое, чтобы нас развеселить.

— Как я слышал, — вдруг вспомнил я, — для шабаша требуется тринадцать участников.

— Нам хватало шестерых, — коротко отрезала она. — Кёрк нас завел, он все время болтал про черную магию. Так что идея уже носилась в воздухе, нужно было только ее осуществить, если ты понимаешь, что я имею в виду. Мы тогда были в Сан-Франциско. Аманда пошла и купила какие-то книги. Потом они с Кёрком их вызубрили и предложили, чтобы мы шестеро попробовали исполнить некоторые обряды. Пит был просто в восторге, ему всегда нравилось все загадочное. Полагаю, что Бренда согласилась из-за Кёрка.

— А как насчет тебя?

На какое-то мгновение она заколебалась.

— Я считала, что нет смысла спорить, а Эду было все равно, он и так постоянно витал в облаках.

— С каких же обрядов вы решили начать?

— Это все была сумасшедшая детская игра. Мы скакали голыми, а Аманда представляла из себя верховную жрицу. Она нам давала какое-то масло, чтобы втирать в тело, и называла это мазью. А потом мы должны были пить вино из специального кубка. Они вместе с Кёрком болтали при этом всякий вздор, а заканчивалось все обычной оргией.

— И это все?

— Вначале. — Мери сделала паузу, чтобы попить кофе. — Потом мы отправились на юг и расположились здесь, в доме Эда. Почти сразу же после нашего приезда обряды становились все более частыми, пока мы не стали исполнять их каждую вторую ночь. Спустя некоторое время Аманда стала жаловаться, что мы ничего не можем добиться. Мы никогда не подчиним себе силы тьмы, говорила она, пока не начнем приносить настоящие жертвоприношения. Кровавые жертвоприношения.

— Кровавые жертвоприношения? — повторил я.

— Началось с цыплят. Аманда торжественно перерезала им горло, давала крови стечь в кубок, смешивала ее с вином, и мы должны были это пить. — Мери на секунду захлопнула свой рот ладонью. — Это значит., что ты хочешь все бросить, Рик?

— Нет, — ответил я. — Я уже это сделал сегодня утром.

— Позже, — продолжила она, — Аманда сказала, что нам следует иметь надлежащий алтарь для жертвоприношений. Это должно быть тело человека, сказала она, причем желательно тело юной девственницы. Кёрк тут же отпустил остроту, сказав, что мы трое не годимся, но в тот же вечер они с Питом отправились на поиски, и им повезло. Это была симпатичная дружелюбная девушка, которая подумала, что ее приглашают на вечеринку.

— Ширли Рилман?

Мери кивнула.

— Они что-то подмешали ей в питье, и она намертво отключилась. Потом они раздели ее и использовали ее тело в качестве алтаря. Аманда перерезала горло цыпленку и поливала кровью тело девушки, а потом сказала, что невозможно, чтобы она оставалась девственницей. Это предстояло проделать троим мужчинам. Пит Кронин хотел быть первым, а Эд сказал, что не следует трогать ребенка, и из-за этого началась драка. Можешь представить себе, какое это было жалкое зрелище! Эд, как обычно, был где-то на седьмом небе и все делал в замедленном темпе, а Пит все время упирался в него своим животом.

— Настоящий бой, — ехидно заметил я. — Вот весело-то было!

— Затем, шока они все продолжали свою идиотскую драку, Кёрк вдруг сказал, что он первым будет обладать девственницей. Бренда пришла в ярость и заявила, что это произойдет только через ее труп. Она до крови исцарапала ему лицо ногтями. Кёрк взбесился! Он схватил нож, которым Аманда резала цыплят, и завопил, что если девственницу не принесут в жертву, тогда в жертву принесут Бренду в качестве компенсации. Он полоснул ее ножом между грудей, и она упала в обморок. Она лежала на полу, обливаясь кровью, и именно в этот момент девушка очнулась.

Мери помотала головой.

— Пока жива, не забуду ужас, отразившийся на ее лице. Она, должно быть, решила, что проснулась в аду! В ту же секунду она вскочила и выбежала из дома. Кёрк ринулся за ней, и мы слышали ее вопли, когда она бежала по пляжу. Потом наступила тишина. Прошло немало времени, прежде чем вернулся Кёрк, а вернувшись, сказал, что вынужден был ударить девушку, но что с ней все в порядке. Внезапно мы все протрезвели, и нам даже не хотелось смотреть друг на друга. Все упаковали свои вещи, а потом мы разъехались кто куда. Так закончился тот обряд. Тогда я считала, что с обрядами вообще покончено.

— Что же случилось с девушкой?

— Это и было самое худшее, Рик. Пару дней спустя ее тело вынесло волнами на пляж в двенадцати милях к югу отсюда. В газетах писали, что ее горло было перерезано, а перед тем как она была убита, ее изнасиловали. Все средства массовой информации тогда говорили об этом.

— Ты считаешь, что девушку убил Кёрк? — спросил я.

— Он мог это сделать, — медленно ответила она. — Я думаю, он явно подозреваемый. Но я много размышляла по поводу всего этого, и, если он не врал, когда говорил, что оставил ее без сознания на пляже, любой из двух остальных мужчин мог вернуться после нашего отъезда и проделать все это. Не так ли?

— Это могла быть работа не одного человека, — сказал я. — Кёрк мог изнасиловать ее и оставить на пляже без сознания, а одна из трех женщин могла вернуться назад и убить ее.

— Но это делает подозреваемой и меня!

— Я подумал об этом, — охотно согласился я.

— Конечно, — без всякой горечи сказала она.

— Эти фотографии Аманды в роли верховной жрицы, которые кто-то послал Гектору Малвени, — размышлял я. — Как ты считаешь — когда они были сделаны?

— Из описания Бренды по телефону я бы предположила, что они сделаны тогда, когда мы были здесь, в Санта-Байе.

— Кто бы мог их сделать?

Мери без всякого выражения посмотрела на меня и покачала головой.

— Не имею ни малейшего понятия.

— По-моему, нет никакого смысла оставаться здесь, — сказал я. — Мы могли бы вернуться в Лос-Анджелес.

— Пойду поищу сначала свою одежду, — быстро сказала Мери. — Я буду чувствовать себя немного неловко, идя по бульвару Уилшир в одном норковом пальто!

— Хорошо, — согласился я. — А я пока пойду подышу свежим воздухом. Встретимся в машине.

Ласковое утреннее солнце пригревало мне затылок, а свежий воздух меня бодрил. Я даже не раздражался оттого, что в мои туфли опять набился песок. На пляж накатывались высокие волны, и чем дольше я гулял, тем жизнь казалась мне прекрасней. Это была неподходящая мысль в неподходящем месте в неподходящий момент. Я перевалил через гребень дюны и увидел, что он лежал там, прямо передо мной в глубокой впадине. Может, это был просто какой-то пьяница? Но что-то подсказывало мне, что это не так!

Подойдя вплотную, я опустился на колени и перевернул тело на спину. На меня обвиняюще уставились мертвые глаза, и я отметил про себя, что в редкие каштановые волосы набился песок. Кто-то перерезал ему горло от уха до уха и постарался на славу: перед его рубашки представлял собой кошмарное зрелище. Где бы ни витал сейчас Эд Конциус, я точно знал, что марихуана не имеет к этому никакого отношения.

Я встал с колен и стал подниматься по крутому склону дюны, направляясь к дому. Мне пришлось констатировать, как я был прав, когда хотел отказаться работать на Гектора Малвени. Я с трудом сдерживался, чтобы не закричать. И теперь у меня на шее висело это задание, ведьмин шабаш, нераскрытое убийство годичной давности, а тут еще труп Эда Конциуса. Судя по тому, как я себя чувствовал, у меня, должно быть, открылась хроническая язва.

Когда я вернулся к машине, Мери Пилгрим уже сидела на переднем сиденье, забившись в угол. Я сел за руль и вставил ключ зажигания.

— Я нашла свою одежду, — сказала она. — Почему-то, одевшись, я чувствую себя гораздо лучше.

— Это замечательно, — вежливо произнес я.

— Зато, — внезапно просияв, сказала она, — несмотря на все ужасы этой ночи, никто не был убит!

Момент был неподходящий, чтобы ее разочаровывать, поэтому я вывел машину на дорогу и взял курс на Лос-Анджелес.

Глава 6

— Выпейте, Холман.

Судя по тону, с каким произнес эту фразу Гектор Малвени, это было утверждение, а не вопрос.

— Бурбон со льдом, — откликнулся я.

— Это тяжкий грех, — пробормотал он. — Полагаю, вам известна та непростительная ошибка, которую совершили вы, американцы? Единственное изобретение, которое мир никогда не забудет и не простит?

— Нет, — ответил я.

— Арахисовое масло! — торжествующе захохотал он.

— Ох уж эти мне остряки! — проворчал я.

Вручив мне стакан с виски, он уселся на кушетку лицом ко мне.

— Итак? — Его проницательные голубые глаза выжидательно уставились на меня. — Какие новости, Холман?

— Никаких, — ответил я. — Я заехал, только чтобы задать несколько вопросов.

— Вам придется поспешить. Через десять минут у меня встреча с Джорджем Куклингом. Предварительное обсуждение нового грандиозного фильма-эпопеи, за который мы оба собираемся приняться.

— Вы выплачиваете денежное пособие своим детям?

— Когда я женился вторично, я перестал это делать, — холодно ответил он. — Не вижу никакой веской причины для того, чтобы оплачивать их публичные беспричинные оскорбления.

— На что же они живут?

Он нетерпеливо пожал плечами.

— Не имею представления.

— Дорогой! — Из спальни вышла Бренда Малвени. — Не забудь про свою встречу с Джорджем. О! — При виде меня в сонном взгляде ее карих глаз появилось нечто вкрадчивое. — Я не знала, что у тебя гость. Хэлло, мистер Холман.

— Раз уж ты здесь, любимая, — поспешно произнес Малвени, — позаботься о Холмане вместо меня. У него есть кое-какие вопросы. — Он кивнул мне. — Держите с нами связь, Холман, и помните, что в скором времени я жду результатов.

— И арахисового масла тоже! — огрызнулся я.

— И что это должно значить?

— Это значит, что у нас вроде как свободная страна, — сказал я. — Предполагается, что вы будете оказывать наемному работнику больше уважения. Другими словами, следите за своими чертовыми манерами!

— Да? — Его густые брови слегка приподнялись. — Я всегда считал, что у вас, американцев, принято именно такое отношение.

Как только за ним закрылась дверь, Бренда Малвени тихо рассмеялась и направилась к бару. На ней была белая маечка, туго обтягивающая ее маленькие груди, и пыльные розовые брюки. Покачивание ее аккуратной попки не производило на меня никакого впечатления. Я терпеливо дождался, когда она приготовит себе изрядную порцию спиртного, повернется ко мне и облокотится локтями на стойку бара так, что яснее обозначится ложбинка между ее грудей.

— Какие у вас вопросы, мистер Холман?

— Специально для вас, — любезно предложил я. — Какого черта вы вчера днем позвонили Мери Пилгрим и все ей рассказали до моего приезда?

— Я думала, это облегчит вам работу, — с готовностью ответила она. — Избавит от необходимости задавать кучу ненужных вопросов.

— Вы знали, что в тот момент у нее был Кёрк?

— Нет, — неторопливо произнесла она, — я этого не знала.

— Позже Кёрк нанес мне визит и оставил мне для компании ручную гориллу, чтобы быть уверенным в том, что я не двинусь с места в течение ближайших двадцати четырех часов, и он первым разыщет свою сестру.

Она даже не попыталась скрыть невольную улыбку.

— Так вот где вы были все это время, мистер Холман? Заключенный в собственном доме! — Ее плечи затряслись от смеха. — Я знаю, это очень грубо с моей стороны, но, по-моему, это очень смешно!

— Вы послали цветы? — спросил я.

— Что?

— На похороны. Я имею в виду, после того, как вы узнали, что тело Ширли Рилман прибоем выбросило на пляж?

— Я не знаю никакой Ширли Рилман! — Она нахмурилась. — Это какая-то шутка?

— Вы не помните ту ночь, когда она участвовала в шабаше в Санта-Байе?

— Я, честно, не понимаю, о чем, черт побери, вы здесь толкуете!

— У вас точно дырявая память, миссис Малвени, — буркнул я. — Держу пари, что вы даже не помните свое паломничество, или как вы это там называли, когда вшестером путешествовали по стране.

— Ах, это? — Ее лицо прояснилось. — Конечно, я это помню!

— А как насчет ведьминого шабаша, который смеха ради затеяла Аманда, когда ей стало скучно в Сан-Франциско? Который стал настолько привычным, что вы занимались этим чуть ли не каждую ночь дома у Эда Конциуса в Санта-Байе?

— Я никогда не была в Санта-Байе. — Пальцами руки она бессознательно ласкала ложбинку между своих маленьких грудей. — В Сан-Франциско я сцепилась с Кёрком. После того, что он проделал со мной той ночью, я просто убежала и стала искать какое-нибудь место, где можно укрыться. Позже я узнала, что Гектор все еще ждет меня, и мы поженились.

— Мери Пилгрим утверждает, что вы были с ними в Санта-Байе.

— Тогда у нее либо плохая память, либо она лжет!

— С чего бы ей лгать по поводу всего этого?

— Откуда мне знать? — Она сделала несколько неторопливых глотков и поставила стакан на стойку. — Эта черная магия — просто одна из тех дурацких идей, которые приходят людям в голову, когда им скучно. Это было скорее похоже на компанию детей, играющих в шарады, чем на что-нибудь иное.

— А я слышал, что все отнеслись к этому серьезно по приезде в Санта-Байю. — Я нетерпеливо покачал головой. — Прошлой ночью я встретил Пита Кронина. Предполагается, что он вроде как художник, но с уверенностью можно сказать только, что он вроде как псих! Потом я встретил Эда Конциуса, который витал в облаках марихуаны и отпускал загадочные замечания в те редкие моменты, когда просыпался. Я также встретил Кёрка и Мери Пилгрим. Вы мне сказали, что Кёрк склонен к насилию, и я вам верю. У Мери вид глуповатой испуганной блондинки, но я как-то сомневаюсь, что она таковой является. С Амандой я еще не встречался, но вы говорите, что она такая же загадочная, как и ее братец. И, наконец, последней в списке, но отнюдь не последней по значению, являетесь вы. Как получилось, что вы шестеро, все такие разные, каждый со своими причудами, вообще встретились?

Ее верхняя губа изогнулась в шаловливой усмешке.

— Это чертовски серьезный вопрос, Рик! Вы не возражаете, если я буду звать вас Риком?

— Бренда, солнышко, — сдержанно ответил я, — мне ровным счетом наплевать даже на то, что вы разденетесь и будете стоять на голове на стойке бара, лишь бы вы отвечали на мои вопросы.

— Я вас не привлекаю, не так ли? — Она изучающе посмотрела на меня. — Вам нравятся пышные женщины, как Мери, да?

— Ну конечно, и это все объясняет, — простонал я. — Вы ответите на мой вопрос?

— Нас было три глупых девчонки, хотевших сделать карьеру в кино, — беззаботно ответила она. — Мери была моей старой подругой еще со школы, и у нее имелся свой личный доход. Поэтому, когда поджимало, я могла жить у нее. Аманда тоже была ее подругой, — и так мы познакомились с Кёрком, а Пит Кронин был его приятелем. Эд Конциус был постоянным дружком Мери. Насколько я припоминаю, именно Мери вместе с Эдом предложили идею большого путешествия, и это казалось заманчивым, потому что у них водились деньги, на которые остальные могли жить, так что мы согласились. Вы удовлетворены таким ответом?

— Пожалуй, да, — согласился я. — Вы с Кёрком — это одна парочка, то же относится к Мери и Конциусу. А как насчет Аманды и Кронина?

— То же самое, — ответила она.

— Когда вы впервые повстречали Гектора Малвени?

— Примерно за месяц перед тем, как отправиться в это путешествие. Как-то вечером Аманда привела его в квартиру Мери, а я как раз была там.

— Любовь с первого взгляда?

— Со стороны Гектора, но не с моей, — охотно подтвердила она. — Он трижды предлагал мне выйти за него замуж, но я считала, что он слишком стар для меня. Однако потом, — она театрально вздрогнула, — той ночью в Сан-Франциско Кёрк все за меня решил!

— Знаете что, Бренда Малвени, — сказал я, —по-моему, вы отъявленная лгунья!

Когда она посмотрела на меня, от ее взгляда веяло холодом.

— Знаете что, Рик Холман? По-моему, вы паршивый детектив! Я могу сказать это моему мужу, и — кто знает? — он может отказаться от ваших услуг! — Она щелкнула пальцами. — Вот так!

Если Гектор Малвени действительно был от нее без ума, если судить по его виду и верить тому, что она говорит, то я не сомневался в том, что он сделает все, о чем она попросит. И даже уволит меня. Поэтому продолжать разговор не имело смысла, и, кроме того, у меня разболелась голова. Так что я сел в машину и поехал домой, стараясь по дороге ни о чем не думать. Особенно о трупе Эда Конциуса, лежащем у подножия песчаной дюны, и о том, сколько пройдет времени, прежде чем его обнаружат.

Когда я добрался домой, уже наступило время ленча, и я решил поспать, потому что после всех ночных приключений мне требовался отдых. Проснувшись около шести часов вечера, я принял душ, побрился и оделся. Проглотив два бурбона и закусив бифштексом, я почувствовал себя немного лучше и стал размышлять о том, что мне следует предпринять. В этот момент в дверь позвонили.

Существо, стоявшее у входной двери, было, по моему выражению, как бальзам для больных глаз. Ее короткие прямые светлые волосы спадали челкой на чистый открытый лоб и еще более оттеняли темно-синие глаза. На ней было желтое платье, обтягивающее выступающие полные груди и бедра. Держалась она очень холодно.

— Рик Холман? — хриплым голосом осведомилась посетительница.

— Безусловно, — ответил я.

Темные глаза быстро обшарили меня с ног до головы.

— Я Аманда Малвени. Слышала, что вас наняли, чтобы выяснить все насчет тех фотографий, которые кто-то послал моему отцу.

— Верно, — подтвердил я.

По ее лицу скользнуло подобие улыбки.

— Вы не собираетесь предложить мне войти? Как-то не улыбается стоять здесь на крыльце и отвечать на ваши вопросы.

Я распахнул дверь, и она прошла мимо меня в холл. Я по достоинству оценил то, как ее платье обрисовывает округлые ягодицы с едва уловимым намеком на щель между двумя половинками. Когда я ее догнал, она уже взгромоздилась на стул рядом с баром.

— Обслуживают здесь весьма посредственно, — заметила она. — Мне шотландское со льдом.

Я зашел за стойку и приготовил выпить, сначала ей, потом себе.

— Вы верите в колдовство, мистер Холман? — внезапно спросила она.

— Только не я, — ответил я и наставил на нее два пальца, что означало защиту от заклятья.

Она чуть не подавилась от смеха.

— Расскажите, как я выглядела на этих фотографиях?

— Голой, — ответил я.

— Голой я выгляжу неплохо. — В ее голосе послышалось самодовольство. — Что еще?

— Не похожей на Ширли Рилман, когда та была жива!

— Полагаю, вы уже говорили с остальными участниками шабаша. — Она посчитала на пальцах. — Кёрк — Мери — Пит —. Эд — и Бренда, конечно. И как держится дорогой папочка?

— Он истекает кровью. Для этого достаточно одной мысли о том, что что-то может расстроить его шансы на получение рыцарского звания.

— Все принимает близко к сердцу дорогой папочка! — Она шумно вздохнула. — Ах! Когда я вспоминаю старое доброе время! Кто рассказал вам о Ширли Рилман?

— Это правда?

— Вопросом на вопрос, мистер Холман? Что правда?

— Что вы использовали ее как живой алтарь, а потом один из вас убил ее?

— Это вам Кёрк сказал?

— Как я слышал, Кёрк самая подходящая кандидатура на роль убийцы.

— Значит, это не Кёрк рассказал вам о ней, это точно. — Она отхлебнула виски. — Кто же это, Пит?

— Я предлагаю вам сделку, — сказал я. — Вы скажете, правда это или нет, а я назову вам имя человека, который мне все рассказал.

— Это действительно правда. — Ее темно-синие глаза затуманились. — По крайней мере, что касается использования Ширли Рилман в качестве живого алтаря. Я не уверена, что ее убил один из нас.

— Мери Пилгрим рассказала мне эту историю, — сказал я, честно соблюдая свою часть договора. — Как я понимаю, и она, и Бренда — отъявленные лгуньи. Интересно, а вы не из их числа?

Она безразлично пожала плечами.

— Где Кёрк?

— Понятия не имею. Кронин и Конциус говорили, что он искал вас прошлой ночью.

— Мой горячо любимый братец! Как мило с его стороны волноваться за меня! И он тоже волнуется по поводу этих гадких фотографий?

— По-моему, все участники шабаша беспокоятся из-за них, кроме Эда Конциуса.

— Почему же Эд не беспокоится?

— Когда я с ним разговаривал, он парил так высоко, что его не взволновало бы, даже если бы обрушилась крыша его дома.

Она тихо засмеялась.

— Я привыкла думать, что он твердо вознамерился не дать миру ни единого шанса поговорить с ним!

— А я совершенно перестал думать после всего, что произошло за последние двадцать четыре часа, — сказал я. — Мыслительный процесс приносит мне только головную боль.

— Мери шлюха, а Бренда еще хуже, — задумчиво произнесла она, как бы разговаривая сама с собой. — Кёрк злобный мерзавец, Эд полон коварства, даже когда витает в облаках, а Пит просто псих. Наверное, каждый из них мог убить ту девушку или хуже того — убийц было несколько!

— Не забывайте про себя, — разозлился я. — И, я надеюсь, вы не станете возражать, если я себе еще налью. Мне необходимо нагрузиться, чтобы спокойно выслушивать вашу болтовню. Вы знаете, что у вас с Мери очень много общего? Вы обе можете без передышки молоть языком, ухитряясь при этом толком ничего не сказать.

— Вы несправедливы, Рик Холман! — Она надулась. — Я пришла сюда, надеясь, что вы единственный, кто может помочь мне разгадать тайну убийства Ширли Рилман.

— По-моему, вы такая же лгунья, как и все остальные, — искренне заявил я.

— Испытайте меня! — Она облокотилась локтями на стойку, уперла подбородок в ладони и одарила меня ослепительной улыбкой. — Ну же! Задайте мне любой вопрос.

— Где вы были прошлой ночью?

Она закусила нижнюю губу и покачала головой.

— Хотите попытаться снова?

Я пожал плечами.

— А какой смысл?

— Извините, Рик, я не могу ответить на этот вопрос, так как подведу при этом одного человека.

— Кого же?

— Мой рот на замке. — Она снова ослепительно улыбнулась мне. — Но не отчаивайтесь, мистер Холман. Помните девиз соблазнителя: в первый раз может и не повезти.

— Ладно. Тогда почему Пит Кронин купил дом Рэнда в Сан-Лопаре?

— Это как раз легко объяснить. Потому что он обожает насилие. Он решил, что в доме, где Рэнд сначала убил собственного сына, а потом себя, как раз та атмосфера, которая будет стимулировать его творчество. Пит — художник, как вы знаете.

— Так мне сказали. — Я постарался говорить сдержанно. — А что он рисует?

— Насилие, конечно, — нетерпеливо ответила она. — Что же еще? Кровавые убийства, страшные пытки, извращенный секс и все такое. Но он абсолютно безвреден.

— Это как посмотреть, — хрипло возразил я.

— Свои эмоции он выплескивает в своих картинах так же, как я выплескиваю свои, прыгая в постель с каким-нибудь жеребцом. Кёрк выплескивает свои…

— …вырезая свои инициалы на груди первой попавшейся под руку женщины, — закончил я за нее.

— Итак, Бренда рассказала вам свою печальную историю? — Ее рот сжался. — Если кто-то и напрашивался на это, так это только она! Я не виню Кёрка за то, что он пустил в ход нож. Пусть еще скажет спасибо, что он не перерезал ей горло!

— Только за то, что она попыталась удержать его от изнасилования этой девушки Рилман?

— Что? — Раскрыв рот, Аманда уставилась на меня. — Кто это вам сказал?

— Мери, — ответил я. — Бренда рассказала мне другую историю. Какова будет ваша версия?

— Чего ради мне стараться? Все равно вы мне не поверите. Где Кёрк?

— Не знаю, — искренне ответил я.

— Вы уверены, что вы действительно детектив, мистер Холман?

— Больше не уверен. А вы уверены, что вы действительно ведьма?

— Больше не уверена. — Она снова ослепила меня улыбкой. — Если бы я была уверена в своей силе, я наслала бы на вас заклятье и перетянула вас на свою сторону. Мне нужен друг, Рик Холман, и я надеялась, что им станете вы.

— В данный момент я слишком сбит с толку, чтобы заводить с кем бы то ни было дружбу, — сообщил я ей.

Она медленно кивнула.

— Зачем вам знать, где я была прошлой ночью?

— Потому что прошлой ночью в доме Конциуса в Санта-Байе состоялся шабаш, — объяснил я. — Я был там в качестве, если можно так выразиться, постороннего наблюдателя.

— Кто еще там был? — Тон ее голоса был деланно беззаботным. — Я их знаю?

— Там был козел, — ответил я. — А еще шакал и кабан.

— А я там тоже была?

— Как можно определить, кто был кто, если на них были маски?

Допив стакан, она соскользнула со стула.

— А теперь я должна попрощаться, мистер Холман.

— Прежде чем уйти, ответьте мне на один вопрос, — сказал я. — Вы скрывались за одной из этих масок?

— Я не уверена, что помню. — Ее глаза насмешливо блеснули. — Почему бы вам снова не начать играть в детектива, Рик Холман, и самому это не выяснить?

Глава 7

Входная дверь, удерживаемая цепочкой, приоткрылась на пару дюймов, и в щель на меня с опаской глянул голубой глаз.

— Я решал, то ли мне оставаться дома и медленно сходить с ума, — объяснил я, — то ли навестить тебя. Может быть, вместе мы что-нибудь придумаем.

— Рик! — Она сняла цепочку и распахнула дверь. — Я чувствовала себя точно так же.

На Мери был короткий черный халатик, доходивший ей до середины бедер. По тому, как колыхались ее груди под тонкой тканью, когда она шла в гостиную, я решил, что под халатом у нее ничего нет, и мир мне сразу показался не таким унылым. Я всегда утверждал, что ничто так не отвлекает мужчину от несущественных вопросов, как секс.

— Присаживайся, а я приготовлю выпить, — предложила она. — Тебе удалось отоспаться?

— Добрых полдня! — Я уселся на кушетку. — А ты как?

— Весь день. — Широким жестом она закинула руки за голову. При этом движении халат слегка разошелся, и я увидел обе груди с торчащими сосками. Ее бедра обнажились, но она даже не потрудилась одернуть халат.

— Я только что приняла роскошную ванну и снова чувствую себя человеком. Хочешь мартини? У меня все готово.

— С удовольствием! — откликнулся я.

Она принесла стаканы с напитками и села на кушетку рядом со мной.

— Все, что я хочу, это забыть то, что случилось прошлой ночью.

— Великолепная идея, — согласился я.

— Рик? — Ее глаза светились теплотой, когда она посмотрела на меня. — Я так и не поблагодарила тебя за то, что ты был так мил ко мне сегодня утром. Если бы не ты, я бы точно сошла с ума после всего, что произошло!

— Забудем об этом, — сказал я.

— Я не могу, — тихо произнесла она.

Внезапно она выхватила из моей руки стакан и поставила его рядом со своим на маленький столик возле кушетки. Теплый взгляд ее глаз приобрел какое-то новое выражение, когда она взяла обе мои руки и положила себе на грудь.

— Тебя это возбуждает? — прошептала она.

— Ты меня дурачишь? — пробормотал я.

— Я так рада, Рик! После всего, что они со мной сделали, я подумала, может быть…

В дверь позвонили, и она коротко выругалась. Я с неохотой отнял руки от ее груди, а Мери скорчила гримасу.

— Кто бы это ни был, скажи им, чтоб они проваливали, — посоветовал я.

— Можешь не сомневаться! — В дверь снова нетерпеливо позвонили, и она встала с кушетки.

Я воспользовался моментом, чтобы взять стакан и отпить глоток мартини, прежде чем Мери появилась в комнате, преследуемая по пятам своим дружком-маньяком. Кёрк Малвени появился как всегда вовремя!

— Итак! — Он ослепил меня улыбкой, и я снова ощутил в голове пульсирующую боль. — Трудитесь вовсю, Холман? Или только собираетесь приняться за работу, судя по тому, что Мери уже почти раздета?

— У вас, Кёрк, все-таки должна быть какая-то черта характера, которая не внушала бы отвращение, — огрызнулся я. — Интересно, что бы это могло быть?

Он наклонился и воспользовался ближайшим стаканом с мартини.

— Это мое естественное скромное обаяние, — сказал он, выпрямившись. — Оно не сразу проявляется на людях.

— Как бородавка? — ехидно предположила Мери.

— Я пью в память о дорогом ушедшем друге. — Подняв высоко стакан, он сделал быстрый глоток. — Последнее прощание с дорогим ушедшим другом.

— Что ты несешь? — с тоской спросила Мери.

— Эд Конциус, — объяснил он. — Сегодня утром нашли его тело на пляже недалеко от дома. У него было перерезано горло.

— Ты шутишь? — прошептала она.

— Нисколько. — Он покачал головой. — По радио только об этом и говорят. Они называют это очередным ритуальным убийством. Какой-то умник связал это убийство с трупом, вынесенным волнами на пляж примерно с год назад. Молодая девушка по имени Ширли Рилман.

— Нет, — тихо простонала Мери. — Нет!

— Вчера я ушел из вашего дома и отправился искать Аманду, — обратился Кёрк непосредственно ко мне. — Пит сказал, что пару недель назад она ушла от него и, возможно, находится у Эда Конциуса. Поэтому я поехал в Санта-Байю, но Эд заявил, что давно ее не видел.

— А потом? — подстрекнул я.

— Я вернулся в Лос-Анджелес. — Он внимательно посмотрел на меня. — Между прочим, что случилось с Хэлом?

— Когда он отвлекся, я ударил его по голове железной сковородкой, — небрежным тоном ответил я. — И знаете что? Его голова загудела, как стенные часы.

— Скорее я готов поверить, что этот ублюдок обманул меня и заключил с вами сделку, — проворчал Кёрк. — Пит сказал, что вы с Мери прошлой ночью были у него дома примерно через час после моего ухода, и он рассказал вам то же, что и мне. Значит, вероятно, вы приехали к Эду также примерно через час после меня.

— И что? — вежливо осведомился я.

— А то, что, возможно, вы последние, кто видел его живым.

— Вы думаете, что это мы его убили?

— Ни у кого из вас на это не было никакой причины. Но, может быть, вы заметили что-нибудь или кого-нибудь у него в доме?

— Только самого Конциуса, — заверил я. — Когда мы с ним расставались, он был жив и вовсю шумел. С чего это кому-то понадобилось его убивать?

— Не знаю, — резко отозвался он. — Кстати, где, черт побери, находится Аманда?

— Вы так ее и не нашли?

— Конечно же я ее не нашел! — заорал он. — Я подумал, что, может быть, Мери получила от нее весточку. Вот почему я здесь.

— Я от нее ничего не получала, — тихо произнесла Мери. — Ничего!

— Вы хорошо устроились, — заметил он. — Полагаю, у вас нет друг от друга секретов? — Кёрк хмуро посмотрел на меня. — Мери рассказала вам об этом дурацком шабаше, который мы устраивали дома у Эда год назад?

— Она мне рассказала, — подтвердил я.

— Понимаете, Холман, почему так важно найти Аманду? — Он нерешительно пожевал нижнюю губу. — Как я вам уже говорил, мы с вами заодно. Старик не хочет никакого семейного скандала, и я тоже не хочу. Предположим, а я искренне надеюсь, что это не так, но предположим, что Эду было известно, что это Аманда убила ту девушку Ширли Рилман. Прошел год, и ему срочно понадобились деньги. Он мог заставить Аманду позировать для этих фотографий, а потом послать их старику в качестве прелюдии к шантажу. И предположим, — тон его голоса изменился, — Аманда решила что-то предпринять по этому поводу.

— Например, перерезать Эду горло от уха до уха, — подсказал я.

— Вот именно! — Он яростно подергал себя за кончики усов. — Даже если существует лишь один шанс из ста, что я прав, вы понимаете, насколько жизненно необходимо для нас разыскать Аманду прежде, чем произойдет еще что-нибудь.

— Вы правы, — серьезно согласился я.

Допив коктейль, он швырнул пустой стакан в Мери, которая ухитрилась его поймать.

— Где-то каким-то образом эта шлюха Бренда замешана во все это! — проворчал Кёрк.

— Почему вы так уверены? — спросил я.

— Назовите это интуицией, шестым чувством. — Он сцепил пальцы рук. — Если я это точно узнаю, я… — Он внезапно расплылся в улыбке. — Полагаю, что мы должны продолжать поиски Аманды, и дай нам Бог найти ее прежде, чем ее разыщет полиция.

— Скажите мне вот что, Кёрк, — сказал я. — Неужели вы всерьез рассчитывали на то, что Хэл продержит меня взаперти в моем собственном доме целых двадцать четыре часа?

— Нет, но на пару часов я рассчитывал.

— Достаточных для того, чтобы иметь фору в поисках Аманды.

— Почему для вас это было так важно — первым найти ее?

Он сердито посмотрел на меня.

— Может, вы меня плохо слышали?

— Я хорошо слышал, — парировал я, — но все это как-то бессмысленно.

— А, провалитесь вы пропадом, Холман! — рявкнул он. — От вас можно рехнуться, только находясь с вами в одной комнате!

Пару секунд спустя за ним с треском захлопнулась дверь, и Мери устало опустилась в ближайшее кресло.

— Я все еще не могу в это поверить, — пробормотала она. — Эд Конциус мертв! Зачем кому-то понадобилось его убивать?

— Оплакиваешь мертвого дружка? — вопросительно посмотрел я на нее.

— Что-то вроде этого, — кивнула она. — То, что у нас было, давно закончилось, но представить его мертвым!..

— Этот шабаш прошлой ночью… — начал размышлять я. — Их было трое. Выходит, что один из них или все вместе убили Конциуса.

Мери резко подняла голову и с тревогой уставилась на меня.

— Ну конечно! Я об этом не подумала.

— А как насчет метода исключения? — предложил я. — Первоначально в шабаше участвовало шестеро, но прошлой ночью было только трое. Тебя в этой троице не было, значит, остается пятеро. Эд Конциус сам стал жертвой, так что и он исключается. Я не допускаю, чтобы Бренда выскользнула тайком из своего бунгало и отправилась в Санта-Байю без ведома своего любящего супруга. Итак, кто остается?

— Аманда, Кёрк, — медленно произнесла она, — и Пит Кронин. Но Пит остался у себя дома в Сан-Лопаре, помнишь?

— Он мог последовать за нами в Санта-Байю, и у него было достаточно времени, чтобы присоединиться к шабашу, — возразил я.

— Но зачем им троим убивать Эда?

— Хороший вопрос, и если бы я знал на него ответ, то у нас не было бы никаких проблем, — бодро ответил я. — А в данный момент тебе нужно выпить.

Я приготовил ей мартини, а себе, как обычно, бурбон со льдом. Мери залпом опорожнила стакан, как будто в нем был лимонад, и вручила его мне обратно.

— Я бы не отказалась повторить, — хрипло сказала она. — Мне уже становится лучше.

Я приготовил ей еще одну порцию мартини, и она с благодарностью приняла от меня стакан.

— Знаешь, Рик? — сказала она после первого глотка. — Я не собираюсь больше думать об этом. По крайней мере, сегодня. Полагаю, что для одного дня и так более чем достаточно! — Она слабо улыбнулась. — Я хочу слегка напиться и лечь в постель. До прихода Кёрка я была готова соблазнить тебя, но теперь с этим придется подождать!

— Как долго? — с надеждой спросил я.

— До следующей ночи.

Я отхлебнул из своего стакана.

— Это угроза или обещание?

Она неопределенно улыбнулась.

— Судя по тому, что ты не реагируешь, наверное, это угроза.

— Я не затаю дыхание. — Я отплатил ей такой же неопределенной улыбкой.

— Что ты теперь собираешься делать?

— Я думал об этом, — сказал я. — Никто не знает, где Аманда, и где искать Кёрка, я тоже не знаю. Но Пит Кронин — это уже совсем другой случай.

— Ты собираешься отправиться в Сан-Лопар — прямо сейчас?

— Это лучше, чем торчать здесь до старости, дожидаясь, когда ты осуществишь свою угрозу!

— Мысль о том, что Эд Конциус мертв, не соблазняет меня на секс! — выпалила она.

— Понимаю, — согласился я. — Значит, пока что я нанесу визит Буффало Биллу.

— Передай ему от меня привет, — холодно произнесла Мери, — и держись поосторожней с Питом Кронином. Он всегда был немного психом.

— Постараюсь, — заверил я. — Увидимся, ладно?

Внезапно в ее голубых глазах появилось какое-то изучающее выражение.

— Я хочу еще кое-что тебе сказать прежде, чем ты уйдешь, Рик.

Поставив свой стакан на столик, она не спеша поднялась с кушетки и вплотную приблизилась ко мне так, что наши тела почти соприкасались.

— Может, тебе не стоит откладывать приглашение на другой день, — выдохнула она и посмотрела на меня тем туманным, присущим женщинам взглядом, который был мне хорошо известен.

У меня перехватило дыхание, когда она придвинулась еще ближе и прижалась мягким пышным телом ко мне. Я почувствовал напряжение в паху, и она, должно быть, тоже почувствовала это, потому что опустила руку и легонько провела ладонью по моим брюкам.

— Ну как? — прошептала она. — Ты чувствуешь, как тебе угрожают?

Она слегка отодвинулась и, сохраняя улыбку и туманный взгляд, развязала пояс своего халата и сбросила его на пол. Я был прав. Под халатом у нее ничего не было. Темно-розовые соски ее полных грудей стояли торчком. Мери слегка расставила ноги, и было видно, как треугольник волос на ее лобке переходит в расселину между ними. Щель между ног была чуть-чуть приоткрыта, но этого было достаточно, чтобы я смог разглядеть между лепестков губ крошечный розовый бугорок клитора. Не отрывая от меня своего взгляда, она сладострастно провела ладонями по бедрам, одновременно выпятив зад. Движение было откровенно распутным, и я понял, что пути назад нет. Мой член уже стоял на боевом взводе.

— Тебе нравится то, что ты видишь, Рик? — прошептала Мери.

— Угу. — Я беспомощно кивнул.

— Так чего же мы ждем?

— Не знаю, — прохрипел я.

Мне потребовалось не более десяти секунд, чтобы сорвать с себя одежду, подойти к ней и упереться в лобок своим торчащим членом. Взяв его в руку и деликатно лаская своими прохладными пальцами, Мери опустилась передо мной на колени. Наклонив голову, она прижалась к нему лицом. Губы ее раздвинулись и тут же сомкнулись вокруг головки члена. Я двинул вперед бедрами, чтобы пропихнуть его поглубже в рот. Она отдернула голову и сонно улыбнулась мне.

Взяв меня за руку, Мери подвела меня к кушетке и улеглась на спину. Я взгромоздился на нее и тут же ощутил влажное тепло ее дырочки. Охваченные страстью, наши тела начали двигаться в сладострастной гармонии, и темп движений все убыстрялся. Мери впилась пальцами в мою спину, а в ушах у меня отдавались ее стоны. Высоко задрав ноги, она крутилась и изгибалась подо мной по мере того, как я ее накачивал. И внезапно на гребне страсти все закончилось.

К тому моменту, когда я добрался до своей машины, припаркованной у многоэтажного дома, мои часы показывали без двадцати десять, так что ночь еще и не начиналась.

Когда я выехал на шоссе, я припомнил, что был тем парнем, который, как предполагалось, должен активно действовать и влиять на развитие событий. Но с того момента, как Бренда Малвени показала мне фотографии Аманды, этой подлой ведьмы, я был кем угодно, но только не проворным смышленым сыщиком. С горечью я вынужден был признать, что скорее представлял собой неподвижную мишень для кучи лжи от компании самых отъявленных лгунов, с которыми я имел несчастье встретиться. По крайней мере, эта поездка в Сан-Лопар была моей собственной идеей, и, может быть, из этого что-нибудь выйдет. Однако что, черт возьми, я собирался там делать, я себе совершенно не представлял.

Одинокий придорожный ресторанчик по-прежнему светил огнями и выглядел таким же заброшенным, как и в прошлую ночь, а джунгли, похоже, всерьез вознамерились полностью захватить дорогу к дому. Я поставил машину перед этим мрачным двухэтажным зданием, поднялся по каменным ступеням и позвонил в дверь. Бронзовая входная дверь тут же отворилась, и в проеме возник знакомый моргающий живой череп.

— Добрый вечер, Тэптоу, — отрывисто поздоровался я.

— Входите, мистер Холман, — прошептал пожилой дворецкий. — Мистер Кронин ждет вас в библиотеке.

Я проследовал за ним через тускло освещенный холл и вошел в большую сводчатую комнату. Бронзовый Буффало Билл все так же неподвижно стоял в амбразуре окна, охраняя дом от ночных опасностей. Прямо перед статуей стоял хозяин дома с неизменным стаканчиком бренди в руке. В своей одежде он выглядел дикой карикатурой на старого английского деревенского сквайра. На нем были красный спортивный пиджак с черно-белыми лацканами, оранжевая водолазка, коричневые габардиновые брюки и сапоги для верховой езды. В этот момент я порадовался скудному освещению.

— Я знал, что вы вернетесь, мистер Холман, — произнес он своим глубоким баритоном. — Кёрк позвонил мне и сообщил о внезапной кончине Эда Конциуса. В расцвете лет! — Длинные ресницы на мгновение занавесили его карие глаза. — Мне придется вскоре нарисовать его портрет, пока черты его лица еще свежи в моей памяти. Это честное лицо, эта самодовольная, самоуверенная надменность среднего класса, эти чистые искренние глаза! И все чистой воды подделка, понимаете? Эд Конциус был самым большим мерзавцем из тех, кто когда-либо жил.

— Вас послушать, так вы даже рады, что он мертв.

— Не просто рад — я в восторге! Но я смотрю, что драгоценный Тэптоу ждет. Не желаете ли чего-нибудь выпить, мистер Холман?

— Нет, спасибо, — отказался я.

— На сегодня все, Тэптоу. — Он улыбнулся через мое плечо дворецкому. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, сэр, — прошептал Тэптоу, и пару секунд спустя за ним беззвучно затворилась дверь.

Кронин повертел в руках стаканчик, и бренди закружилось водоворотом.

— Из того, что рассказал мне Кёрк, я понял, что вы с Мери были последними, кто видел Конциуса живым.

— Мы и участники шабаша, — возразил я.

— Шабаша, мистер Холман?

— Вам следует знать о шабаше, Пит, — сказал я, — вы ведь тоже когда-то в нем участвовали. Похоже, каждый считает своим долгом рассказать мне о шабаше. Как это началось ради шутки в Сан-Франциско, а когда вы добрались до Санта-Байи, все уже было по-настоящему. Живой алтарь — обязательно девственница, Ширли Рилман, — и что произошло той последней ночью.

Пит глубоко вздохнул.

— Мы все так старались, так старались забыть об этом, а сейчас вместе со смертью Эда Конциуса воспоминания навалились с еще большей силой!

— Вы разбиваете мне сердце, — сказал я.

— Я думаю, что, возможно, нам следует достигнуть взаимопонимания, Рик. — Он погладил свою курчавую бородку, окаймляющую пухлый подбородок, и застенчиво улыбнулся мне. — Я не склонен к насилию или даже просто к активным действиям. Я просто зритель, описываю людей и события. Художник, старающийся увековечить на холсте эмоции и действия, связанные с насилием. Зверства, совершаемые одним человеком над другим! Портрет совершенного зверя, скрывающегося под лощеным фасадом так называемой цивилизации.

Я посмотрел на книги, рядами выстроившиеся вдоль стен.

— Художник? — усмехнулся я.

Он слегка покраснел.

— Я держу свою личную коллекцию подальше от любопытных глаз обывателей, которые ничего не понимают! Художник имеет право делать со своей работой все, что пожелает.

— А что вы с ними делаете? — лениво протянул я. — Оклеиваете стены собственного личного туалета?

— У вас просто талант оскорблять людей! — взорвался он.

— Интересно, есть ли у вас талант к живописи, — сказал я. — Или это просто порнографическое выражение собственных «бзиков»? Может быть, именно поэтому вы вынуждены их прятать?

— Я предоставлю вам то, что сам считаю редкой привилегией, — задыхаясь, произнес он. — Я покажу вам свои картины. А потом, возможно, я приму ваши извинения!

Глава 8

Я спустился вслед за Кронином вниз по крутой деревянной лестнице и подождал, пока он отпирал дверь. Потом он включил свет в подвале, отодвинулся в сторону и с низким поклоном пригласил меня внутрь.

— Прошу пожаловать в личный мир Питера Кронина, — тихо сказал он.

Подвал по отношению к другим комнатам в доме представлял собой огромное прямоугольное помещение, тянувшееся, казалось, в бесконечность. В центре стоял деревянный стол, а рядом — глубокое кожаное кресло. За креслом находился мольберт с приколотым чистым холстом. Это составляло всю обстановку подвала. Две длинные стены были увешаны картинами, которые освещались неоновыми лампами. Лампы были аккуратно затенены таким образом, чтобы своим ярким светом не отвлекать внимание от картин. Кронин подошел к креслу, уселся и снова покачал в ладонях свой стаканчик.

— Не торопитесь, — сказал он. — Я не стану вам мешать. В некоторых вещах, особенно когда дело касается моего искусства, я очень терпеливый человек.

Я медленно начал двигаться вдоль одной стены и обнаружил, что созерцаю то, что показалось мне нескончаемой садомазохистской оргией. Все картины содержали одновременно насилие и эротику, и везде было изображено одно и то же — обнаженные мужчины или женщины в момент смерти. Художник зафиксировал выражение агонии в их глазах, искаженные черты лиц, извивающиеся в конвульсиях тела. Вновь и вновь безжалостно повторялась одна и та же тема — внезапная насильственная смерть. На полотнах постоянно изображались орудие убийства и жертва, но убийца — никогда. Мои глаза устали от бесконечного созерцания пулевых ранений, опускающихся топоров и ножей, глубоко вонзающихся в дрожащую плоть. И на всех полотнах красочно изображалась сочащаяся, льющаяся, фонтанирующая кровь! Когда я дошел до конца стены и осмотрел последнюю картину, я чувствовал себя выжатым как лимон.

Картины, висевшие на противоположной стене, имели другую тематику. Первым шло гигантское полотно, изображавшее участников шабаша в масках: Козла, Кабана, Шакала, Волка, Крысу и Змею. В отличие от реальных действующих лиц, которых я наблюдал прошлой ночью, нарисованные фигуры были обнажены. Из трех женских фигур у Змеи и Кабана были пышные тела с полными грудями, а у Волка была стройная мальчишеская фигура с маленькими, широко расставленными грудями. Трое мужчин на холсте были щедро одарены матушкой-природой, и я заметил, что Кронин весьма вольно в художественном отношении изобразил некоторые части тела.

Далее следовала серия этюдов с одним действующим лицом. Кабан, перерезающий горло цыпленку — месиво из крови и перьев. Змея, выпятившая зад и раздвинувшая руками ягодицы. На другой картине она же проделывает похожие действия над своим влагалищем. Затем Козел, скорчившись, сидит над зажженной свечой, которая обжигает ему мошонку. На следующей картине было изображено женское тело, распростертое на спине поперек алтаря. С верхнего края холста на ее обнаженный живот стекала кровь и образовывала маленькую блестящую лужицу в ямке вокруг пупка прежде, чем стечь вниз к треугольному холмику волос.

Завершалась эта серия триптихом. В первой части была нарисована юная девушка в джинсах и тенниске. Это была хорошенькая шатенка с длинными волосами и нежным застенчивым взглядом. Во второй части она, обнаженная, бежала по песчаным дюнам, и нарисована она была со спины. И, наконец, третья, заключительная часть представляла собой поясной портрет, где внимание зрителя приковывалось к ее застывшим безжизненным глазам и к кровавой резаной ране в горле.

— Как вам нравится моя коллекция, Рик? — спросил Кронин тоном светской беседы.

Я сделал паузу, чтобы закурить.

— Она, э-э… необычна.

— Она вас расстроила, вам стало дурно, я прав? Так мало людей, у которых есть характер, чтобы смело встретить реальность.

— Например, смерть?

— Для меня, как для художника, — назидательным тоном заметил он, — существует только одна вещь, которая имеет значение, и это — катастрофический момент смерти!

— У вас большой талант в ее изображении, — признал я. — Например, этот этюд — крупным планом лицо девушки в триптихе. Оно ночами будет преследовать меня! Полагаю, вашей натурщицей была Ширли Рилман?

— Заключительная часть триптиха, о которой вы только что упомянули, была нарисована исключительно благодаря силе воображения, а не по памяти, конечно, — торопливо сказал он. — Когда я прочел о том, в каком состоянии было найдено ее тело, выброшенное волнами на пляж, на меня это произвело неизгладимое впечатление. Последующие две недели я только тем и занимался, что рисовал.

— Пит, кто ее убил?

— Я не знаю. — Он пожал плечами. — Это не важно.

— Возможно, кто-то ее изнасиловал, а убил другой? — предположил я.

— Вашим первым очевидным кандидатом должен быть Кёрк. — Он сделал маленький глоток из своего стаканчика. — Но, конечно, убить могла бы и одна из женщин.

— Которую из них вы бы предпочли?

Он поднялся с кресла, медленно прошел мимо меня и, по-прежнему держа в руке стаканчик, остановился перед большим полотном, изображавшим замаскированных участников шабаша.

— Змея, Кабан или Волк? — Он тихо хихикнул. — Вы требуете от меня нечто вроде суда Париса^[29] наоборот, Рик! — Склонив голову набок, он внимательно изучал картину. — Кабан не тянет на роль убийцы, как вы считаете? Так что остается либо Змея, либо Волк. Точнее сказать не могу.

— Если судить по тому, как нарисованы их тела, — заметил я, — в роли Волка должна быть Бренда Малвени. А Змея — это или Аманда, или Мери.

— Зависит от того, кто какую маску носил в тот момент, — весело сказал он.

— Они менялись масками во время шабашей?

— От шабаша к шабашу, — поправил он меня. — Зависело от их прихоти или от приказа Козла.

— Козел всегда был козлом в смысле пола?

— Не всегда.

— Вы мне здорово помогаете, Пит!

Он улыбнулся так, будто я отпустил ему комплимент.

— Право же, вам не нужна никакая помощь, Рик. Вы же эксперт-профессионал.

— Мне нужна любая помощь, какая возможна, — парировал я. — Зачем кому-то убивать Эда Конциуса?

— Я уже говорил вам, — скучающим тоном отозвался он. — Конциус был мерзавцем.

— Должно быть, особенным мерзавцем.

— Он таким и был. У него имелся особый талант выискивать слабости других людей, а потом играть на них. Разве Бренда не рассказывала вам о нем?

— Нет, — раздраженно бросил я.

Длинные ресницы моментально скрыли хитрую усмешку в его глазах.

— А я склонен был предполагать, что к этому моменту она уже все вам выложила.

— Что?

— По-моему, вам следует расспросить ее об Эде, — посоветовал он.

Я подавил свирепое желание врезать ему между глаз, а потом потоптаться по нему.

— Что вы делали прошлой ночью после того, как Мери Пилгрим и я уехали отсюда?

— Я отправился спать. А что?

— Прошлой ночью в доме Конциуса состоялся еще один шабаш, — ответил я. — С тремя участниками и живым алтарем. Возможно, они использовали настоящую кровь, кровь Конциуса, но в этом я не уверен.

— Как интересно! — Он медленно облизнул нижнюю губу. — Каково было соотношение мужчин и женщин в этом шабаше?

— Не знаю. На них на всех были надеты балахоны, сделанные, похоже, из шкур животных, которые полностью скрывали их тела.

— А что вы там делали, Рик? Вас тоже завлекли в шабаш?

— Я был невинным и беспомощным зрителем, — ответил я.

— А вы уверены в том, что правильно выбрали себе работу? — Он сгорбился и непроизвольно начал хихикать.

— Признаю, что я немного не в своей тарелке, — проворчал я. — Иметь дело с кучкой психопатов — это для меня внове.

— Вы и меня включаете в их число?

— Вы идете первым в списке!

Внезапно он перестал хихикать.

— Думаю, вам пора уходить. Вы мне более не интересны, Холман.

Я последовал за ним из подвала, терпеливо подождал, пока он запрет дверь, потом мы поднялись по лестнице и вернулись в библиотеку. Кронин вновь наполнил свой стакан отличным коньяком из хрустального графина и, осторожно принюхиваясь, согрел его в ладонях.

— Спокойной ночи, мистер Холман! — холодно попрощался он.

— Я все думал, — сказал я, — что можно было бы применить один верный способ, чтобы заставить вас раскрыться. Как бы это вам понравилось, если бы я вернулся обратно в подвал и начал кромсать ваши картины на мелкие кусочки?

— Не будьте идиотом! — Он свирепо уставился на меня. — Кроме того, ключ у меня в кармане.

— Будет не так уж трудно отобрать его у вас. — Я злобно ухмыльнулся. — Справиться с таким перезрелым коротышкой, как вы, не составит большого труда.

— Только попробуйте поднять на меня руку!

Кронин внезапно отскочил назад и выпустил стакан из рук. Тот упал на ковер у его ног, перевернулся, при этом коньяк растекся, оставив большое пятно на дорогом ворсе. В следующее мгновение Кронин сунул руку в карман пиджака и вытащил пистолет.

— Предупреждаю вас, Холман, — сказал он пронзительным голосом, — только попробуйте приблизиться, и я выстрелю.

— Вы меня прямо до смерти испугали, Пит, — насмешливо произнес я. — Но пока вы держите пистолет направленным на меня, я чувствую себя в полной безопасности.

Я не спеша направился к нему, и с каждым моим шагом он отступал на шаг назад. Это было похоже на медленный вальс; он закончился тогда, когда Кронин уперся спиной в стену и понял, что ему больше некуда пятиться.

— Убери пистолет, Пит, — спокойно сказал я.

— Клянусь, я убью вас, Холман, — хрипло произнес он, — если вы только подойдете к моим картинам!

— Просто расскажите мне то, что я хочу знать, и ваши картины — в безопасности, — сказал я.

— Может быть, — ствол пистолета неуверенно дрогнул, — если смогу.

— Вы когда-нибудь продали хоть одну свою картину?

— Конечно нет! — Он ужаснулся при одной этой мысли. — Я никогда не продам свой талант за деньги.

— На что же вы живете?

— У меня есть личный доход. Этот дом продавался дешево, когда я его покупал, потому что никто не хотел в нем жить после трагедии с Рэндом. Мои личные запросы очень скромные.

— А как насчет Эда Конциуса? У него тоже был личный доход?

— Об этом я ничего не знаю.

Я тихо вздохнул.

— А у Мери Пилгрим?

— О ней мне тоже ничего не известно.

— Не много же от вас проку, — заметил я.

— Что я могу поделать, если я не знаю ответов, — раздраженно заявил он. — Вы хотите, чтобы я лгал, или как?

Ствол пистолета качнулся еще сильней, и, похоже, — наступил подходящий момент для того, чтобы перестать размышлять и начать действовать. Поэтому я рубанул ребром ладони ему по запястью. Кронин дико завопил, когда пистолет вылетел у него из руки и, описав дугу, шлепнулся на пол. Затем он вжался в стену и стал энергично растирать кисть.

— Пожалуйста! — захныкал он. — Я всего лишь дурачился, Рик. Я бы никогда не стал использовать оружие, честное слово!

— Тот, кто носил маску козла, руководил шабашем, — сказал я. — По крайней мере, в этом конкретном случае, верно?

Он энергично кивнул.

— Обычно это была Аманда, но иногда ее замещал Кёрк.

— Где я могу найти Аманду?

— Я не уверен. — Он вытер рот рукой. — Полагаю, что она вместе с Кёрком и была с ним с тех самых пор, как эти фотографии были посланы ее отцу.

— И посланы из Сан-Лопара, — заметил я. — Вот это я называю совпадением!

— Чтобы впутать меня в это дело, конечно, — произнес он дрожащим голосом. — Мери Пилгрим попыталась проделать то же самое, привезя вас сюда прошлой ночью. Я решил, что в эту игру может играть любой! Вот почему я рассказал вам об Эде Конциусе и упомянул также имя ІІІирли Рилман.

— Вы полагаете, что Аманда вместе с Кёрком, — сказал я. — Тогда где же мне его найти?

— Извините, Рик. — Он умоляюще посмотрел на меня. — Но я честно не знаю.

Не похоже было, чтобы он врал, но, с другой стороны, кисло подумал я, то же самое можно сказать о любом опытном лжеце. Я подошел к лежащему на полу пистолету, поднял его и засунул в задний карман брюк.

— Полагаю, я смогу найти выход, — сказал я.

— Рик? — Он почесал свою курчавую бородку, а его карие в крапинку глаза засветились взглядом, полным откровенно фальшивой невинностью. — У меня только что появилась идея. Найти Кёрка вы не можете, но, возможно, есть способ привести его к вам.

— Каким образом? — поинтересовался я.

— Мери наверняка знает, где он или где его можно найти. — Его голос стал пронзительным от возбуждения. — Предположим, я позвоню ей, расскажу, что вы были здесь и убеждены в том, что Кёрк убил Эда Конциуса? Наверняка она это ему передаст!

— Ладно, — согласился я. — Это может сработать.

— Я в этом уверен, Рик. — Он снова оживился. — В любом случае сработает. Если Кёрк невиновен, он захочет вас в этом убедить, разве не так?

— А если виновен? — спросил я.

— Что ж, — его глаза засияли от восторга, — тогда ему придется вас убить, верно?

Глава 9

Я припарковался сзади старой спортивной машины, загораживавшей мне проезд, и вышел наружу. Блондинка, сидевшая за рулем, подождала, пока я поравняюсь с ней, а затем одарила меня мимолетной улыбкой.

— Вы поздно ложитесь, мистер Холман, — хрипло сказала Аманда Малвени.

— Это вы! — обрадовался я. — Мечта холостяка сбывается. Вот я возвращаюсь ранним утром в свой пустой и унылый дом, а вы ждете…

— В качестве посыльного, — резко перебила она. — Я здесь представляю своего брата. Вы помните моего брата Кёрка?

— Нет, — ответил я. — Моя память — это склеп, который можно открыть только с помощью алкоголя, а я никогда не пью в одиночку.

Она удовлетворенно вздохнула.

— Я думала, вы не догадаетесь предложить!

Я прошел вперед, открыл входную дверь и включил свет. Когда она вошла в холл, я обратил внимание на ее одеяние лимонного цвета, которое, похоже, больше показывало, чем скрывало, и это несмотря на то, что платье было ниже колен, а воротничок наглухо застегнут до самой шеи. Ее груди свободно колыхались под платьем, и я понял, что бюстгальтера на ней нет, а от мерного покачивания ее ягодиц при ходьбе у меня засосало под ложечкой.

Мы прошли в гостиную, и я занял привычное место за стойкой бара, а она взгромоздилась на стул лицом ко мне.

— Шотландское со льдом? — спросил я.

— У вас хорошая память, мистер Холман.

— Меня зовут Рик, — напомнил я.

— У вас хорошая память, Рик, — покорно повторила она.

Пока я готовил напитки, она бесстрастно следила за мной своими темно-синими глазами. Сделав пару глотков бурбона, я улыбнулся ей и сказал:

— Ну вот, моя память опять заработала. Передо мной ясный мысленный образ вашего брата Кёрка.

— Я рада, — откликнулась она.

— Он дикая лошадка в вашей семейке, верно?

— Ну… не настолько дикая, — тихо произнесла она. — Не настолько дикая, чтобы перерезать горло Эду Конциусу прошлой ночью.

— Именно это он просил вас мне передать?

Она кивнула.

— Да.

— Не сочтите меня неблагодарным, —сказал я. — То, что он выбрал вас в качестве посыльного, доказывает его безупречный вкус. Но само послание по своей сути недостаточно.

— Мне стоило немалого труда убедить его поручить мне передать вам его слова, — спокойно сказала она. — Мне показалось, что он не в том настроении, чтобы сделать это самому.

— Вы считаете, что он мог бы прибегнуть к насилию?

— Он всегда к этому готов. — Она осторожно отпила из стаканчика, как будто в нем было лекарство. — Скажем так, он был более чем когда-либо настроен подраться.

— Я не знал, как мне его разыскать, — объяснил я. — Поэтому Пит Кронин выдал блестящую идею позвонить Мери и сообщить ей о том, будто я уверен, что Конциуса убил Кёрк. Пит решил, что Мери наверняка позвонит Кёрку и тем самым приведет его ко мне.

— Но вместо этого вам досталась его маленькая сестренка.

— Я по-настоящему счастлив, что все так обернулось, — заверил я Аманду. — Но нельзя ли что-нибудь добавить к его посланию? Какое-нибудь доказательство того, что он не убивал Конциуса?

— Думаю, как раз над этим он сейчас работает, — сказала она. — По каким-то своим соображениям он вам не доверяет. Возможно, это связано с тем, что, с одной стороны, вас наняла Бренда, а с другой — вы слишком близко сошлись с Мери.

— А как насчет третьей стороны?

— Я подумываю о том, чтобы соблазнить вас и перетянуть на нашу сторону, — спокойно улыбнулась она. — Позволю себе без ложной скромности заметить, что у меня есть все, что есть у Мери, и даже больше, когда доходит до настоящего дела!

— Я и не сомневаюсь, — охотно согласился я.

— Ну? — Она выжидательно посмотрела на меня.

— Ну? — Не остался я в долгу.

— Ну и что мы собираемся делать?

— Ты мне делаешь предложение?

— А как ты думаешь?

— Я думаю, мы ходим вокруг да около.

— Ладно. — Внезапно она снова стала деловой женщиной. — Ладно, Рик, скажу прямо. Я приехала, чтобы проверить тебя. Я собиралась всячески тебя ублажить, удовлетворить тебя сексуально, чтобы ты почувствовал себе настоящим героем-любовником.

— Понятно, — слегка осипшим голосом произнес я.

— Таким способом я надеялась убедить тебя, что такая девушка, как я, с моими способностями и обаянием, просто не может иметь брата-убийцу.

— Как убедить меня? — Мой голос становился все более хриплым.

— Я почти передумала, — продолжала она. — Ты так долго заставил меня ждать, что у меня было время поразмышлять. Наверное, это слишком бессердечно, как ты думаешь? Вот так планировать?

— Ну почему же? — возразил я, изо всех сил пытаясь сохранять спокойствие. — В этом возрасте все возможно.

— Я все-таки не уверена, — с сомнением произнесла она.

— Скажи мне вот что, — сменил я тему. — У тебя есть между грудей шрам в виде буквы «К»?

— Это твой способ соблазнять? — раздраженно спросила она.

— У Бренды такой шрам имеется, — сказал я. — Она утверждает, что ей его оставил Кёрк, когда обнаружил, что она выходит замуж за вашего отца.

— Бренда — проклятая лгунья!

— Без сомнения, — сердито произнес я, — но ты не ответила на мой вопрос.

Ее лицо застыло, превратившись в неподвижную маску, она подняла руки и начала расстегивать верхние пуговицы на платье. Расстегнув платье до самой талии, она широко распахнула его, демонстрируя свои великолепные груди с торчащими сосками. Шрама не было.

— Доволен? — презрительно спросила она.

— Наверное, — пожал я плечами.

Она медленно застегнула платье и свирепо уставилась на меня.

— Что ты все-таки за мерзавец?

— Я уставший мерзавец, — искренне признался я. — И устал слушать, как люди постоянно лгут. Я устал от красивых знойных девочек, демонстрирующих мне свои груди, тем самым хладнокровно намекая, что все возможно, если только я сделаю то, что им нужно. Особенно я устал от болтовни про этот проклятый шабаш, от капризов, которые снисходительно позволяли себе его члены, и у меня сосет под ложечкой всякий раз, когда я думаю о том, что случилось с одной невинной девочкой по имени Ширли Рилман!

— Не смей думать, что Кёрк имеет к этому отношение!

— Черта с два! — огрызнулся я.

— Я знаю своего брата! — страстно воскликнула она. — Он просто не мог убить ту девушку!

— А почему бы и нет? — медленно спросил я. — Полагаю, ты не организовала бы шабаш без его помощи?

— Ты так думаешь, Рик? — Она поднесла стакан к губам, в два глотка опорожнила его и со стуком поставила на стойку передо мной. — А теперь можно и напиться. Задание не выполнено!

— Я сыт по горло всей чертовой семейкой Малвени, — отрезал я. — Сама себе готовь выпивку, а я отправляюсь спать!

Она пронзительно расхохоталась.

— Должна ли я предполагать, что это своего рода приглашение?

— Аманда, прелесть! — медленно произнес я, подчеркивая каждое слово. — Я не стану спать с тобой, даже если ты разденешься догола, встанешь на колени и будешь умолять меня об этом!

Я приготовил себе выпить, подумав, придвинул ей бутылку шотландского, а сам направился в спальню. В тот момент мне было решительно наплевать, останется она или уедет, напьется в стельку или сама с собой организует шабаш. Первое, что я сделаю утром, пообещал я себе, это отправлюсь к Гектору Малвени и скажу ему, что он может сделать со своим заданием.

Я засунул пистолет Кронина в верхний ящик комода, разделся и пошел в ванную. Под душем я расслабился и решил, что если повезет, то смогу проспать до полудня. Я насухо вытерся, почистил зубы и вернулся в спальню. На спинке стула аккуратно висело платье лимонного цвета, увенчанное парой крошечных черных трусиков, а на меня испуганно смотрела голая Аманда Малвени.

От ее тела, окутанного светом настольной лампы, просто дух захватывало. Мой взгляд скользил по нему, не упуская ни единой детали от торчащих грудей с маленькими твердыми сосками до талии, бедер и светлого треугольного холмика между ними. Аманда повернулась, и моим глазам открылась великолепная картина ее ягодиц и узкой расселины между ними. Усевшись на краю постели, она обхватила себя руками, поддерживая груди, которые не нуждались ни в какой поддержке.

— Разве не можем мы притвориться, Рик? — страдальчески прошептала она. — Просто на сегодняшнюю ночь. Не важно, кто мы — просто двое людей. — Ее шепот вдруг оборвался. — О, черт! — простонала она. — Я так одинока.

Момент для жалости был подходящий. Самое время было сесть рядом с ней на кровать, обнять ее покрепче, возможно, погладить ее, приласкать и успокоить, освободив от гнетущих мыслей. И тут перед моим мысленным взором возник триптих, на котором Кронин изобразил Ширли Рилман, особенно последняя часть с поясным портретом — мертвые остекленевшие глаза и перерезанное горло.

Я подошел к шкафу, вытащил халат и надел его на себя. Затем я направился к столику у кровати и взял свой стакан. Аманда наблюдала за мной широко раскрытыми темно-синими глазами.

Отпив немного бурбона, я неопределенно улыбнулся ей.

— Я как раз пытался себе представить, — сказал я, — как бы ты сейчас выглядела в маске козла.

Она издала короткий придушенный вопль, уткнулась лицом в ладони и затряслась всем телом от плача.

— Пожалуй, — продолжал я, — не важно, сама ли ты перерезала горло Ширли Рилман или это сделал кто-то другой. Ответственность за оба убийства, ее и Эда Конциуса, лежит на тебе, верно? Ты завела всех остальных этих дурацким шабашем, жертвоприношениями цыплят, необходимостью иметь девственницу для живого алтаря. Все, что случилось, — в основном твоя вина. Ты организовала все это паршивое вонючее бесстыдство!

— Нет! — Она упрямо затрясла головой. — Это неправда!

— Помнишь, я спросил тебя, где ты была прошлой ночью? Ты сказала, что не можешь ответить на этот вопрос, иначе подведешь одного человека. Кого? Может быть, Кёрка? Потому что ты знала, что это он убил Эда Конциуса?

Отняв ладони от заплаканного лица, она посмотрела на меня, широко раскрыв глаза.

— Вот зачем Бренда наняла тебя?

— Что такое? — Вопрос оказался таким неожиданным, что на мгновение сбил меня с толку.

— Чтобы наверняка подставить меня и Кёрка? Расправиться с нами раз и навсегда?

— Твой отец нанял меня, чтобы выяснить, что ты с братцем затеваешь, и прекратить это. Потому что он решил, что раз вы оба ведете себя так тихо, значит, что-то затеваете, а это «что-то» может лишить его рыцарского звания.

— Это ты так говоришь! — сердито бросила Аманда. — А кто тебе наплел столько лжи про шабаш? Бренда! Эта королева шлюх да еще ее маленькая подружка Мери Пилгрим!

— Значит, они обе лгали мне про шабаш? — Я пожал плечами. — Тогда ты расскажи мне правду.

— Нет! — Она энергично затрясла головой. — Ты все равно этому не поверишь. Тебе уже внушили все, что нужно, Рик Холман!

— После вашей с братом реакции на женитьбу вашего отца, — сказал я, — он прекратил выплачивать вам денежное пособие. На что вы оба жили с тех пор?

— Кёрк занимался мужской проституцией, а я позировала для непристойных фотографий, — ответила она с жуткой усмешкой. — Понимаешь? Вроде тех, что какой-то добрый друг прежде всего послал дорогому папочке!

Я зло смотрел на нее в течение примерно пяти секунд, а она в ответ еще злее смотрела на меня. То, что я закрыл глаза, нисколько не помогло, потому что, когда я их открыл, она по-прежнему не отводила от меня своего убийственного взгляда.

— Почему бы нам не пропустить по стаканчику? — пробормотал я.

— Что?!

— Может быть, кофе?

— Ты что, совсем спятил?

— Вероятно, — согласился я. — Просто я немного сбит с толку. И решил, что весь этот треп об одиночестве и «почему бы нам этой ночью просто не побыть двумя незнакомыми людьми?» — чистой воды надувательство. Но теперь я начинаю думать, что тот, кто постоянно кается так, как это делаешь ты, должен быть полностью невиновен. Так почему бы нам не начать сначала и не пропустить еще по стаканчику?

Она задумчиво пожевала нижнюю губу и, наконец, сказала:

— Ладно. Приготовь нам выпить.

Я вернулся в гостиную, приготовил напитки и принес их в спальню. Аманда лежала на спине на кровати, голова ее покоилась на подушках. Поставив стаканы на столик, я присел на край кровати рядом с ней.

— В конце концов из этого может что-нибудь получиться, — спокойно заметила она.

Я пожал плечами.

— Ты так думаешь?

В ее голосе появились резкие нотки:

— Что с тобой, Рик Холман? Ты импотент или что-то в этом роде?

— Не приставай ко мне, — проворчал я. — Я думаю.

— Ты уж, конечно, знаешь, как доставить удовольствие девушке. Я выставляю себя на посмешище…

— Заткнись! — рявкнул я.

— Если только ты не гомик.

Поставив стакан на столик, я повернулся, протянул руку, схватил ее сиськи и сильно сжал. Она завопила от боли. Я сжал еще сильнее.

— Ой, мне больно! — закричала она.

— Неужели? — равнодушно сказал я. — Знаешь, что? Когда я последний раз проделал подобное, Мери Пилгрим дала мне пощечину.

Это было тактической ошибкой. В следующее мгновение я ощутил, как сбоку мне в лицо врезался бампером грузовик. Я резко отпустил ее груди и задал себе вопрос, как она отреагирует, если я заявлю о своей капитуляции или что-нибудь в таком же духе.

— Я всегда говорила, что у Мери нет вкуса, — сухо объявила Аманда. — Она готова переспать с кем угодно. Даже гомик лучше, чем ничего.

Это оказалось последней каплей. Где-то в подсознании у меня что-то щелкнуло. Я рассеянно улыбнулся, взял у нее из рук стакан и аккуратно поставил его на столик. Она испуганно вскрикнула, когда я схватил ее за плечи и грубо перевернул на живот. Она пыталась вырваться, но я крепко держал ее одной рукой за шею. Она брыкалась, выставив ягодицы, что было как раз кстати. Свободной рукой я принялся шлепать ее по заду, сначала по одной половинке, потом по другой — до тех пор, пока ее ягодицы не стали багровыми и у меня не заболела рука. К тому моменту она перестала вопить и только приглушенно всхлипывала. Ее тело обмякло, и я перестал ее шлепать.

— Негодяй! — простонала она.

— Да, я такой, — согласился я. — Однако я еще не закончил.

— Ты хочешь сказать, что это не конец? — задохнулась она.

— Это только начало, — заверил я.

Взбучка, которую я ей задал, и ощущение под рукой податливой плоти меня возбудили. Я сгорал от желания и был готов на все, что угодно. Скинув халат, я поставил колено на постель, а другой ногой уперся в пол. Просунув руку под нее, я потянул вверх так, что ее ягодицы приподнялись. Под ними заманчиво раскрылось влагалище. Продолжая приподнимать Аманду, я в конце концов поставил ее на колени и стремительным выпадом воткнул свое распухшее оружие между влажных губ ее дырочки, вонзив его по самую рукоятку. Она издала долгий протяжный крик, когда я начал толчками входить в нее, и стала извиваться от боли и наслаждения.

Глава 10

— Но что это доказывает, Рик? — Темно-синие глаза Аманды испытующе глядели на меня поверх края кофейной чашки.

— Конечно, доказывает, — уверенно заявил я. — Это доказывает, что ты ненасытна.

— Ты негодяй! У меня все болит!

— Небольшой подарок от меня на память.

— Я серьезно, Рик. Я не имею в виду твое впечатляющее постельное выступление, хотя оно было проделано в таком стиле, с таким щегольством. Я хотела сказать, что это доказывает? Что-нибудь изменилось? Все осталось по-прежнему, не так ли? Шабаш, Ширли Рилман, убийство Эда Конциуса позапрошлой ночью. Все по-прежнему.

— Ты хочешь сказать, что мы все так же не доверяем друг другу?

Она медленно кивнула.

— Что-то вроде этого.

— Мы могли бы начать сначала, — предложил я. — Эти твои фотографии в позах ведьмы не могли быть сняты на каком-то из настоящих шабашей, потому что по крайней мере один из участников знал бы о них. Значит, ты позировала для них намеренно, так?

— Так, — сказала она.

— И это ты их послала своему дорогому папочке из Сан-Лопара?

— Снова в точку.

— И это ты предложила по телефону свою дружбу и партнерство и посоветовала мне повидать Пита Кронина в Сан-Лопаре?

— Я все думала, когда же ты наконец доберешься до этого, — спокойно отреагировала она. — Ты заслуживаешь маленькой благодарности за усилия и огромной премии за свою абсолютную правоту.

— Почему?

— Ты слышал о том, как распался шабаш?

— После того, как использовали Ширли Рилман в качестве живого алтаря, — начал я, — Кёрк гнался за ней по пляжу, потом вернулся и сказал, что вынужден был ее нокаутировать, но что с ней будет все в порядке.

— Меня тошнило от всего этого, — прошептала Аманда. — Поэтому я первым самолетом улетела в Европу и оставалась там, а вернулась около трех недель назад. Я чуть не заболела, когда узнала, что дорогой папочка женится на Бренде, но тогда я ничего не могла с этим поделать. Я снималась в дешевеньких ролях у одного итальянского режиссера — это когда ты голая, но при этом еще произносишь с дюжину фраз… Я пыталась все забыть, как говорится! Он аннулировал мой контракт, когда одна пышная датчанка начала делить с ним постель, и я вернулась в Лос-Анджелес. Я решила провести несколько дней с Питом, вспомнить старые деньки, и он рассказал мне, что случилось с Ширли Рилман.

— И до тех пор ты не знала, что она была убита?

Она замотала головой.

— Я не знала, клянусь тебе! Но я знала, что убийцей должен был быть один из участников шабаша. Один из нас вернулся на пляж после того, как остальные покинули дом.

— Поэтому ты рассчитала, что, послав эти фотографии своему отцу и зная, что Бренда наверняка их увидит, ты тем самым разворошишь весь улей?

— И, может быть, поймаю убийцу Ширли Рилман. — Она заколебалась. — Не знаю, поймешь ли ты, Рик, но в известном смысле я надеялась искупить свою долю вины в ее смерти. Мы все были ответственны за ее смерть.

— Почему ты решила повидаться со своим братом прошлой ночью?

— Это явилось следствием нашего с тобой первого разговора. Ты, казалось, был уверен в том, что это он убил эту девушку Рилман. В это трудно поверить, но мы с Кёрком очень близки, даже если деремся, как кошка с собакой, когда встречаемся. Я искала возможности с ним поговорить. Мери позвонила ему и передала послание Пита, что ты уверен в том, что Кёрк убил Эда Конциуса. Кёрк поклялся, что невиновен, и попросил меня поехать и снова повидаться с тобой и…

— Соблазнив меня, заставить поверить в его невиновность?

Она мимолетно улыбнулась.

— С точки зрения Кёрка, все, что угодно, лишь бы сработало!

— Так где же ты была позапрошлой ночью?

— Спала в паршивом крошечном отеле в Западном Голливуде.

— Это значит, что ты не знаешь, где был твой брат?

— Он клянется, что оставил Эда Конциуса живым и здоровым, а сам вернулся ночевать в свою берлогу.

— После того, как ты позвонила мне и разыграла таинственную незнакомку, — спросил я, — ты не звонила Кронину и не советовала ему направить меня к Эду Конциусу?

— Думаю, это была его собственная идея. Мери была с тобой?

— Конечно, — ответил я.

— Кёрк так и думал. По всей вероятности, Пит, увидев ее вместе с тобой, так перепугался, что готов был на все, лишь бы отвести от себя подозрение. Наверное, он решил что прежде всего Мери рассказала тебе о нем, и теперь вы работаете вместе, чтобы сделать из него козла отпущения.

— Может быть? — согласился я. — Ты все еще хочешь найти того, кто убил Ширли Рилман?

— Конечно! И того, кто убил Эда Конциуса. — Она не отводила от меня пристального взгляда своих темно-синих глаз. — Почему его убили?

— Ты прекрасно знаешь ответ, — проворчал я. — Потому что ему был известен настоящий убийца девушки, и этот убийца решил наверняка заткнуть Эду рот.

— Наверное, ты прав. — Она глубоко вздохнула. — Вопрос о том, что, черт возьми, мне теперь делать?

— У меня есть предложение, — сказал я.

— Какое? — Она оживилась.

— Организуй экстренную встречу всех оставшихся в живых членов шабаша сегодня вечером в доме Кронина.

— Хорошо. — Ее глаза расширились. — Ты придешь туда?

— Конечно, — сказал я. — Кто осмелится не подчиниться приказу Козла?

— В какое время?

— Скажем, в девять часов.

— Ты меня заберешь и отвезешь туда?

Я решительно покачал головой.

— Так не пойдет, Аманда. Я сам определю время своего прибытия.

— И позволишь мне взять весь риск на себя?

— Не весь, — рассудительно заметил я. — В ту ночь, когда был убит Эд Конциус, в его доме три члена шабаша совершали свои замечательные обряды. Он не был одним из них, потому что сам стал их жертвой. Мери тоже можно исключить, потому что ее тело использовали в качестве живого алтаря. Так что остаются трое из четверых ныне здравствующих членов шабаша, верно?

— Бренда, Пит, Кёрк, — она судорожно глотнула, — или я?

— Я тоже так считаю, — согласился я. — Я даже не хочу об этом сейчас думать, потому что это меня до смерти пугает.

— Еще бы, — уныло пробормотала Аманда.

— Знаешь, что ответил один парень двухсотдолларовой девушке по вызову, когда та обещала ему нечто уникальное? — спросил я. — «Я бы рад тебе поверить, малышка, но не могу себе этого позволить».

— Очень смешно! — разозлилась она. — Я сейчас уйду и всю дорогу буду размышлять о том, каким ты все-таки оказался мерзавцем!

Я вышел вместе с ней на крыльцо, а затем проводил ее до старой спортивной машины.

— Еще пару слов, Аманда, — обратился я, когда она уже забралась на сиденье. — Я бы не стал сейчас слишком доверяться Кёрку. Помни, если ты невиновна, значит, виновен он!

Она резко развернулась, вылетела на дорогу и исчезла в клубах черного дыма. Возможно, угрюмо подумал я, мы все так же исчезнем еще до того, как закончится ночь. Затем я вернулся в дом и взял трубку телефона.

Гектор Малвени опоздал на двадцать минут на встречу в баре на бульваре Уилшир, и, когда он, наконец, появился, он не скрывал враждебного отношения ко мне. Он уселся на стул лицом ко мне за угловой столик и, раскуривая сигару, сделал из этого целое представление.

— Я не знаю, что, черт возьми, стряслось, Холман, — внезапно рявкнул он. — Но хотелось бы, чтобы это не было пустяком. Мне не очень по душе лгать своей жене, что у меня назначена срочная встреча, о которой я и знать не знал.

— Скотч с содовой без льда для моего друга, — заказал я официанту.

— У меня мало времени. — Он свирепо подергал себя за бородку, как бы давая ей понять, что если она будет себя плохо вести, он отправится в ближайшую парикмахерскую и велит ее уничтожить. — Джордж Куклинг хочет еще раз встретиться за ленчем.

— Просто я считаю очень важным, чтобы мы правильно сейчас друг друга поняли, — сказал я.

— Поняли друг друга? — Он чуть не подавился от ярости. — Если бы не эти дурацкие фотографии Аманды, я бы скорее сдох, чем стал бы иметь с вами дело.

— Что вас больше беспокоит? — Я подождал, пока официант поставит его стакан на стол и удалится. — То, что они могут разрушить ваши надежды на получение рыцарского звания, или то, что они уже разрушили собственные жизни?

Он сделал быстрый глоток и чуть не выплюнул обратно в стакан.

— Чертов кретин! — разозлился он. — Вы что, не знаете, что нужно обязательно называть марку? Эти помои не что иное, как шотландское с добавками, а я пью чистое с Восточного побережья!

— Так вымойте им руки, — огрызнулся я, — а я закажу вам свежую выпивку.

— Ничего, — проворчал он. — Я все равно не для того сюда приехал. Конечно, дети для меня важнее, чем какое-то проклятое рыцарство. За кого вы меня принимаете? За какого-нибудь монстра?

— Нет, — искренне ответил я. — Вот почему я готов держать пари, что вы продолжали выплачивать Аманде пособие, пока она была в Европе, несмотря на все те гадости, которые она рассказывала газетчикам по поводу вашей женитьбы.

— Мне наплевать, с кем она спит, если это происходит добровольно, — коротко объяснил он. — Но я бы очень не хотел видеть ее в таком состоянии, когда она вынуждена была бы делать это за деньги.

— А кто поддерживает Кёрка в кинобизнесе, мистер Малвени?

— Независимая киностудия. Это чистое совпадение, что эту киностудию финансирую я. — Он напряженно улыбнулся. — И если вы, Холман, осмелитесь сообщить об этом Кёрку, я позабочусь о том, чтобы кастрировать вас тупым ножом.

— Ладно, — согласился я. — Итак, действительной причиной того, что вы меня наняли, явилось ваше желание выяснить, что происходит с Амандой и что должны означать эти ее фотографии?

Его светло-голубые глаза испытующе уставились на меня.

— Выкладывайте, Холман, — отрывисто произнес он. — Насколько все плохо?

— Если честно, пока не знаю, — признался я.

— Но у вас имеются подозрения, иначе вы не стали бы настаивать на встрече сегодня в этом месте?

Я кивнул.

— Вы мой клиент, даже если до сих пор за вас говорила ваша жена. Позапрошлой ночью был убит человек.

— Неужели вы думаете, что Аманда или Кёрк имеют к этому какое-то отношение? — резко спросил он.

— Я думаю, что прямо или косвенно они в этом замешаны, — тщательно выбирая слова, заметил я. — Трудность для меня состоит в том, что я настолько сам глубоко в этом увяз, что не могу просто так все забыть и умыть руки.

— Вы утверждаете, что у вас нет выбора, — неожиданно тихо произнес он, — и это означает, что вы и мне не оставляете никакого выбора. И несмотря на то, что я ваш клиент, вы все равно не бросите это дело?

— Что-то вроде этого, — признался я.

— Вы наглый мерзавец, Холман. Я утверждал это с самого начала, но Бренда не захотела меня слушать!

— Вам известно, что у нее была связь с Кёрком перед вашим браком?

— Я знал об этом, — спокойно ответил он. — Бренда мне об этом рассказала.

— А она рассказала вам, как она получила этот шрам между грудей? — не отставал я.

Он вытаращил глаза.

— Она рассказала об этом вам?

— Она сделала нечто большее. Она мне показала.

— Давайте уточним. — Его светло-голубые глаза вдруг яростно вспыхнули. — Моя жена разгуливала перед вами полуобнаженной?

— Только чтобы показать мне шрам, — заверил я. — Ничего сексуального. Я до сих пор не уверен, что она сама осталась этим довольна.

— Мне придется порекомендовать ей отказаться от подобного рода штучек, — холодно заметил он. — Это может стать вредной привычкой.

— Прежде всего, это была ее идея меня нанять?

— Нет, моя. — Он криво усмехнулся. — Очевидно, это было большой ошибкой!

— Она когда-нибудь рассказывала вам о великом паломничестве в поисках души, которое она предприняла незадолго до вашего брака?

— Я все знал об этом, — ответил он. — Особенно о ее связи с Кёрком. Еще до того, как у них все началось, я два или три раза делал предложение. Но Бренда только смеялась мне в лицо. Она говорила, что я похож на старого быка, пытающегося взять верх над молодым быком, чтобы тот не стал вожаком стада. Бренда временами может быть очень жестокой, это у нее получается совершенно непроизвольно, но она была права, и я это знал. Что-то вроде детского соперничества из-за одной и той же женщины, а сейчас я задаю себе вопрос: что, черт возьми, меня к этому толкнуло?

— Что заставило ее передумать и выйти за вас замуж? — спросил я.

— Кёрк, одним словом. Очевидно, пожив с ним какое-то время, она разочаровалась в некоторых его диких привычках. Она рассказала мне, откуда у нее этот шрам. Когда она сообщила ему, что собирается за меня замуж, он намеренно вырезал начальную букву своего имени у нее на груди из какого-то безумного садизма. Чтобы она всегда его помнила, так, по-моему, он выразился.

— Интересно, — тихо произнес я, — что бы она делала, если бы вы тогда отказались на ней жениться?

Наверное, целых десять секунд он просидел неподвижно, потом поднял свой стакан и осушил его.

— Полагаю, даже эти помои лучше, чем ничего. — Внезапно его голос чуть ли не перешел в львиный рык: — Ладно, сукин сын! Выкладывайте!

— Мне просто случайно пришло в голову, — объяснил я. — Любопытно, не поставила ли она вас перед выбором — мол, если вы не женитесь на ней, она выложит эту историю со шрамом первому попавшемуся бульварному журнальчику.

— Вам нужно как следует занять чем-нибудь свой мозг, Холман, — разозлился он. — Тогда у вас не останется времени на случайные мысли.

— Возможно, я займусь своей карьерой, — беззаботно заметил я. — Через какое-то время я смогу стать таким же выдающимся лгуном, как и вы.

— Я не стану утверждать, что люблю свою жену, — спокойно произнес он. — Но я очень уважаю институт брака и лояльность, которая при этом предполагается. Я также глубоко и непоколебимо люблю обоих своих детей, даже тогда, когда они ведут себя как необузданные дикари.

— Итак? — перебил я.

Он наклонился над столом и холодно и неумолимо посмотрел на меня.

— Вы сказали, что сейчас я уже не могу вас остановить, потому что вы тоже замешаны в этом убийстве. Ладно! Я даже не стану пытаться. Но смотрите, когда придет время, будьте уверены в своей правоте, потому что если вы совершите ошибку, ошибку, которая навлечет беду на моих детей или жену, то я убью вас, Холман!

— Последний вопрос, мистер Малвени, — сказал я. — Где ваша жена была позапрошлой ночью?

Он долго молча смотрел на меня, а потом встал из-за стола. Я наблюдал, как он быстрым шагом выходит из бара — в каждой его черточке чувствовался знаменитый актер, каким он на самом деле являлся, — и размышлял о том, до какой степени его поведение в последние двадцать минут было игрой. Это был еще один вопрос в череде тех, на которые не было ответа.

Я заказал себе роскошный ленч в ресторане и не спеша позавтракал. На это имелись две причины: мне необходимо было восполнить потери энергии после ночи, проведенной с Амандой Малвени, а кроме того, мне больше нечего было делать. В начале четвертого я вернулся домой. Ярко светило солнце, и, вероятно, каждый на земле находился в состоянии мира и покоя. Я разделся, натянул плавки, вышел и растянулся на краю бассейна, решив, что купание — это то, что нужно, чтобы взбодрить меня умственно и физически перед предстоящей ночью. И это было последней моей мыслью перед тем, как заснуть.

Около половины седьмого я проснулся. Окунувшись, вернулся в дом, принял душ и оделся. Под пиджак надел ремень с кобурой, проверил свой тридцать восьмой и сунул его на место. Когда я ношу оружие, то всегда нервничаю по очень простой причине: я беру оружие только тогда, когда у меня появляется скверное предчувствие, что мне вскоре придется в кого-то стрелять! И выбирать, как правило, не приходится.

Примерно полчаса спустя в дверь позвонили, и я обнаружил на крыльце решительно настроенную Мери Пилгрим. На ней был черный вязаный свитер и обтягивающие черные брюки, заправленные в высокие черные сапоги.

— Кто ты? — прожурчал я. — Безработный взломщик в поисках работы?

— Это не важно! — перебила она. — Мне необходимо срочно с тобой поговорить, Рик.

— Тогда заходи, — пригласил я.

Закрыв входную дверь, я проследовал за ней в гостиную. Она выглядела очень эффектно в этой своей экипировке. Я почувствовал, что мне следует следить за своей речью, а то, чего доброго, набросится на меня и начнет отрабатывать на мне приемы карате. Что ж, решил я, проявим стальную выдержку.

— ’Ну вот что! — Она резко развернулась лицом ко мне. — Я хочу знать, что, черт возьми, происходит?

— А что случилось? — удивился я.

— Прошлой ночью мне позвонил Пит Кронин и сказал, что ты убежден в том, что это Кёрк убил Эда Конциуса. А тут час назад мне звонит Аманда и объявляет, что сегодня в девять часов вечера в доме у Пита состоится встреча участников шабаша. Любой из них, кто не появится, сказала она, будет автоматически считаться соучастником обоих убийств — Ширли Рилман и Эда Конциуса! — Она свирепо уставилась на меня. — Так что, черт возьми, происходит, Рик?

— Понятия не имею, — солгал я. — Ты уверена, что тебе позвонила Аманда Малвени, а не кто-то другой от ее имени?

— Не будь идиотом! — выпалила она. — Ты думаешь, я не узнаю голос Аманды?

— Наверное, ты права, — согласился я.

— Что все-таки случилось в доме у Пита прошлой ночью?

— Ничего особенного, — ответил я. — Я заезжал посмотреть его картины, а увидеть их я не пожелал бы даже злейшему врагу!

— Рик Холман, — злобно заявила она, — ты увиливаешь от ответа!

— В данный момент я немного сбит с толку, — признался я. — Как насчет того, чтобы выпить?

Я пулей проскользнул за стойку и начал звенеть бутылками и стаканами. Она наблюдала за тем, как я готовлю мартини, с тем мрачным выражением лица, которое напомнило мне вулкан, готовый взорваться.

— С момента звонка Аманды я не перестаю ломать себе голову, — в конце концов сказала она. — Может, я окончательно спятила, но я решила сегодня вечером отправиться к Питу!

— Думаю, ты поступаешь мудро, — заметил я и придвинул ей ее порцию.

— При одном условии, — заявила она. — Ты едешь со мной!

— Мери, лапочка! — в смятении произнес я. — Я бы рад, честно! Но, понимаешь…

— Ты знаешь, что произошло со мной прошлый раз на шабаше, — негромко сказала она. — Ты сам там был! Ты сам видел, как они использовали мое тело в качестве живого алтаря. — Она внезапно вздрогнула. — Мазали меня этой вонючей жидкостью! Мне нужно, чтобы ты меня защитил, Рик, и ты не можешь мне отказать. — Ее рот решительно сжался. — Либо ты едешь вместе со мной, либо, как только я допью, я сажусь в машину и отправляюсь прямо на север.

Спорить было бесполезно. Я мысленно попрощался со всеми своими хитроумными планами, которые я строил насчет того, как я появлюсь в Сан-Лопаре на час раньше и тайком, пока никто не видит, проникну в дом через заднее окно. С этого момента, подумал я, придется таскать за собой одного невиновного, а то… — при этой мысли я слегка вздрогнул, — может случиться так, что меня зажмет парочка не таких уж невинных шлюх!

Глава 11

Мери припарковала свою ослепительно-белую смертоносную машину между элегантным черным «линкольном» и видавшей виды старой спортивной машиной и заглушила двигатель.

— Знаешь, Рик? — В наступившей тишине ее голос прозвучал неожиданно громко. — Я боюсь. Боюсь так, что у меня трясутся поджилки.

— Смешно, что ты так говоришь, — пробормотал я.

— Я чувствую, что мне надо ко всем чертям убраться отсюда прямо сейчас, — резко бросила она, — и от тебя никакой помощи.

— Может быть, это что-то вроде дикой шутки? — Мой голос прозвучал явно неубедительно. — Почему бы нам не выяснить?

Поднимаясь по каменным ступеням, я подхватил Мери под локоть, потому что у нее внезапно подкосились ноги, и остаток пути до входной двери я почти тащил ее на себе. Я позвонил, через несколько секунд распахнулась тяжелая бронзовая дверь, и на пороге с радушной улыбкой на лице появился Пит Кронин.

На нем опять был черный мохеровый костюм с белой кружевной рубашкой — жабо, и он, улыбаясь, хлопал своими длинными ресницами.

— Я отпустил Тэптоу на ночь, — чуть ли не шепотом сообщил он. — Он не хотел уходить, но я настоял!

— Это было очень смело с вашей стороны, — сказал я серьезно.

— Атмосфера уже сгущается. Я почти вижу, как полковник Коди собирается с силами, чтобы вступить в схватку с насилием!

— С насилием? — повторил я.

— Шабаш приносит смерть. — Он перешел на свой обычный рокочущий баритон. — За последние две встречи установился определенный порядок. Сначала была убит та Ширли Рилман, а затем Эд Конциус. Ах! — Он мечтательно вздохнул. — Только подумайте, на какие полотна меня вдохновит то зрелище, которое развернется у меня на глазах сегодня вечером!

— Мне кажется, я готова все бросить! — пробормотала Мери.

— Тебе нужно выпить, — заметил Кронин. — Следуйте за мной.

Мы пересекли тускло освещенный холл и вошли в библиотеку. Сзади бронзовая статуя Буффало Билла показалась мне такой же, как обычно; но с другой стороны, возможно, я не обладал даром артистического проникновения, каким обладал Кронин как художник.

Бренда Малвени, в белых брюках и красно-белой полосатой майке, сидела в кресле. Она кинула на меня сонный взгляд и тут же отвела глаза.

Аманда стояла в амбразуре окна спиной к нам. На ней был длинный черный пеньюар. Он был настолько прозрачен, что я ясно разглядел крошечные белые трусики. Она медленно повернулась, и я увидел очертания ее полных грудей с торчащими сосками.

— Привет, гений, — сказала она. — Ты принес свою козлиную маску? — Ее взгляд стал ледяным, когда она посмотрела на стоявшую рядом со мной Мери… — Вижу, что принес!

— Аманда? — Голос Мери дрогнул. — Что за всем этим кроется? Зачем ты назначила шабаш на сегодняшний вечер?

— Почему ты не спросишь Рика? — небрежно поинтересовалась Аманда. — Это была его идея!

— Что? — недоверчиво уставилась на меня Мери. — И все это время ты ни словом не обмолвился?!

— Шампанское. — Кронин вручил ей бокал. — Единственный напиток, достойный столь важного события. — Второй бокал он вручил мне. — Вы согласны с этим, Холман?

— Где Кёрк? — спросил я.

— Кёрк еще не прибыл, но я уверен, что он будет здесь с минуты на минуту. — И направился к креслу. — Как твой бокал, Бренда?

— Прекрасно, — ответила она, — и перестань изображать из себя сутенера из низкопробного борделя! — На секунду она насмешливо выпятила верхнюю губу. — Даже если Аманда и вырядилась, как мадам!^[30]

— Не старайся завести меня, дорогая мачеха! — сказала Аманда раздраженно.

В дверь позвонили, и Кронин живо выскочил из библиотеки. За его спиной Аманда с Брендой злобно уставились друг на друга. Если старое поверье верно и взглядом можно убить, то, по моему мнению, они обе должны были бы уже валяться бездыханными. Послышался приближающийся звук шагов, и в комнату вошел Кронин, по пятам преследуемый Кёрком.

— Извините за опоздание. — Он одарил нас всех своей ослепительной белозубой улыбкой. — Я полагал, что соберутся исключительно члены шабаша. Так что здесь делает Холман?

— Если на то пошло, то эта встреча — целиком и полностью его идея, — возразила Бренда. — Поэтому спрашивай у него.

— Что скажете, Холман? — ласково произнес он. — Не хотите поделиться с нами своей тайной?

— Я решил, что проще всего собрать вместе пятерых оставшихся членов шабаша в одном месте, — объяснил я. — Ясно, что один из вас убил Ширли Рилман, а позапрошлой ночью убил также Эда Конциуса. Думаю, что нетрудно будет вычислить, кто именно из вашей пятерки сделал это.

— Это все ты и твои дурацкие фотографии, которые ты прислала Гектору! — бросила Бренда в лицо Аманде. — Что за идиотская идея!

— Аманда узнала, что эта девушка Ширли Рилман мертва, только вернувшись из Европы с месяц назад, — объяснил я и взглянул на Кронина: — Полагаю, что это вы ей рассказали?

— Я решил, что ей следует знать. — Он любовно погладил свою курчавую бородку. — Кроме того, оставаясь в неведении, она не смогла бы должным образом оценить наиболее удачные куски моего триптиха!

— У Аманды появился комплекс вины, потому что, будучи бывшей участницей шабаша, она чувствовала, что несет ответственность за смерть девушки, — продолжил я. — И она решила выяснить, кто же из вас убийца. Снявшись для этих фотографий, она отослала их своему отцу, зная, что Бренда наверняка их увидит, а это разворошит весь пчелиный улей.

— Кретинка! — прошептала Бренда. — Слепая кретинка!

— Почему? — огрызнулась Аманда. — Потому что, возможно, ты и есть убийца?

— Я только не понимаю, зачем понадобилось убивать Эда Конциуса, — дрожащим голосом произнесла Мери.

— Ему было известно, кто убил ту девушку, — объяснил я. — Думаю, что он шантажировал убийцу, но Эд, витающий большую часть времени в облаках, мог легко расколоться, надави на него кто-нибудь вроде меня. Поэтому убийца решил заткнуть ему рот раз и навсегда.

— У вас имеются какие-нибудь идеи на этот счет, Рик? — обрадовался Кронин. — Возможно, что-нибудь необычное?

— Возможно, — откликнулся я. — Я чертовски устал от всей лжи, которую мне довелось выслушать за последние два дня, и я устал общаться с кучкой таких психопатов, как вы!

— Психопатов? — звенящим голосом осведомилась Бренда. — Надеюсь, я не принадлежу к их числу?

— Вы преподнесли мне очаровательную байку, как Кёрк выгравировал свои инициалы на вашей груди по той простой причине, что ему невыносима была сама мысль о том, что вы уходите от него к его собственному отцу. А истина состоит в том, что он проделал эту операцию, когда вы пытались выцарапать ему глаза, чтобы не дать изнасиловать эту девушку, Ширли Рилман. Но, разрываясь на части, меньше всего вам хотелось рассказать правду о том шабаше и о том, что тогда произошло в доме Конциуса в Санта-Байе. Не теряя ни секунды, вы явились к Гектору Малвени, продемонстрировали ему, что с вами сделал его сын, и поставили перед выбором — либо он женится на вас, либо имя его сына будет фигурировать на первых полосах газет всего мира.

— Вы негодяй, Холман! — хрипло произнесла Бренда. — Вы пытаетесь утверждать, что это я убила ту девушку?

— Нет, — покачал я головой. — Вам не нужно было никого убивать для того, чтобы стать женой богатого, знаменитого актера Гектора Малвени. Возможно, это и к лучшему, разве не так?

— Одним меньше, четверо остаются, — вмешался Кронин возбужденно. — Кто следующий на очереди, Рик?

— Далее, с трудом верится, что Аманда стала бы затевать всю эту историю с фотографиями, если бы сама являлась убийцей девушки, — продолжал я размышлять вслух. — Это было бы уже таким верхом мазохизма, что сам Фрейд перевернулся бы в гробу.

— Минус два, — пробормотал Кронин. Он невинно уставился на меня своими карими в крапинку глазами. — Как насчет меня?

— Вы обожаете насилие, Пит, — заметил я. — Но в извращенном смысле. Вам нравится наблюдать за актом насилия, а потом воплощать его на холсте, верно?

— Не будьте так самоуверенны, — угрюмо пробормотал он. — Я мог бы убить этого птенчика после того, как мной овладели низменные звериные инстинкты!

— Во время того паломничества вашей девушкой была Аманда, так?

— Так! — произнес он, выжав из своего глубокого баритона всю мужественность, на какую был способен.

— Ты когда-нибудь спала с Питом, Аманда? — спросил я.

— Ты что, шутишь? — Она внезапно рассмеялась. — Я как-то раз начала строить ему глазки, просто чтобы посмотреть, что получится, а он чуть не умер со страху!

— Перед тем как убить, Ширли Рилман изнасиловали, — подытожил я. — По-моему, тут вы исключаетесь, Пит.

— Сукин сын! — Его рука, держащая бокал, затряслась, и прекрасное импортное шампанское выплеснулось наружу.

— Я восхищен, Холман! — Кёрк пригладил свои роскошные усы и ослепительно улыбнулся мне. — Это напоминает мне старые фильмы с Чарли Чаплином. Помните, как в финальной сцене Чарли с его безупречной восточной логикой безошибочно указывает на убийцу?

— Рик! — тихо спросила Мери Пилгрим. — А как насчет меня? Ты же знаешь, — после всего того, что случилось со мной той ночью в доме Эда, я просто никак не могла его убить.

— Я думал об этом, — честно признался я. — Предположим, что ты добровольно согласилась выступить в роли живого алтаря? Это было бы действительно остроумно, не так ли? Я продолжал бы верить в твою абсолютную невиновность и делился бы с тобой своими мыслями и планами.

Напрягшись так, что резче обозначились черты лица, она недоверчиво уставилась на меня.

— Ты считаешь, что я добровольно пошла бы на это? — напряженно произнесла она. — Чтобы они поливали мое тело своим дерьмом?

— Что за чушь, черт возьми, она несет? — перебила Бренда.

Я рассказал им, как меня оглушили во время разговора с Эдом Конциусом, как потом, пока я оставался без сознания, меня связали по рукам и ногам так, что у меня не оставалось иного выбора, кроме как наблюдать за омерзительными обрядами, творимыми над обнаженной Мери, чье тело использовалось в качестве живого алтаря.

После того, как я закончил, воцарилось молчание и Кронин воспользовался этой возможностью, взял только что открытую бутылку шампанского и принялся разливать напиток, двигаясь по кругу, как сомнамбула.

— Но зачем, Рик? — Бренда непонимающе уставилась на меня. — Зачем они все это затеяли?

— Полагаю, идея заключалась в том, чтобы полностью и окончательно меня запутать, — объяснил я.

— Думаю, старина, для достижения этой цели не понадобилось бы особенно стараться! — тихо хихикнул Кёрк.

— Сначала, — обратился я к Бренде, — вы посоветовали мне первымделом повидаться с Мери, потому что она была лучшей подругой Аманды. Потом вы позвонили Мери и велели ей сблизиться со мной по-настоящему, чтобы вам обеим были известны все мои действия. Никто из вас не хотел, чтобы я узнал о шабаше или убийстве Ширли Рилман, и вы надеялись, что Мери мне понравится. Вы только одного не знали: что Аманда позвонила мне и посоветовала навестить Пита Кронина в Сан-Лопаре. Таким образом, Пит, не ожидая нашего с Мери визита и будучи совершенно к нему не готовым, должен был бы нервничать, но этого не произошло. Он сыграл на публику, назвал Эда Конциуса и объяснил, где его можно найти, а потом подкинул имя Ширли Рилман в качестве вознаграждения.

— Почему? — спросила Мери.

— Потому что так ему приказал убийца, — ответил я.

— В общем-то я с вами согласна, — сказала Бренда. — Но кто были эти трое участников шабаша в доме Эда?

— Ну, во-первых, сам Эд, — ответил я. — Он уже так набрался наркотиков, что был готов на что угодно, особенно если кто-то намекнул ему, что это единственный способ сохранить свой маленький рэкет шантажиста.

— Если помнишь, убили именно Конциуса, — холодно заметила Аманда.

— Безусловно, — согласился я. — Но его с таким же успехом могли убить после шабаша.

— Не запутывай дело! — Бренда кинула на Аманду злобный взгляд. — Допустим пока, что одним из них был Эд Конциус. Как насчет остальных двоих?

— Пит Кронин, — сказал я. — Предполагалось, что от меня многого ждать не приходится, но на случай, если это окажется не так, убийца проинструктировал Пита, чтобы тот рассказал мне об Эде Конциусе, как я уже говорил раньше, и после моего отъезда Пит позвонил Эду домой и сообщил убийце, что я в пути. Когда он это сделал, убийца велел ему поехать и присоединиться к веселой компании в Санта-Байе.

— Убийца? — лениво протянул Кёрк. — Убийца? Кто он или, может быть, она, Холман?

— Вы, Кёрк, — сказал я. — Кто же еще?

— И как же вы это доказываете?

— Человек, склонный к насилию, — объяснил я. — Который считает, что он неотразим для женщин и не приемлет никаких отказов. Мери рассказала мне, как вы ее до смерти напугали, и, по ее словам, она решила, что рано или поздно вы ее возьмете силой, просто чтобы доказать свое превосходство.

— И это вы называете доказательством, старина?

— То, как вы обошлись с Брендой, полоснув ее ножом, когда она пыталась удержать вас от изнасилования Ширли Рилман, — мрачно продолжал я. — С самого начала все это бросалось в Глаза, Кёрк. Вот почему вы изо всех сил пытались спутать карты. Ширли Рилман пришла в себя и выбежала из дома на пляж. После того как вы позаботились о Бренде, когда она пыталась вас остановить, вы последовали за девушкой на пляж. Потом вернулись и сказали, что вам пришлось ее нокаутировать, но с ней все в порядке. К этому моменту все вроде как протрезвели и разъезжались. Все, кроме одного.

— Кого? — тихо спросила Бренда.

— Эда Конциуса, кого же еще? — огрызнулся я. — Это был его дом! Господи, да он в нем жил! Я думаю, что он прогулялся на пляж и нашел на песке тело девушки. Он положил его в воду, потому что не хотел, чтобы убийство обнаружили рядом с его домом. И тогда он понял наверняка, что только вы, Кёрк, могли ее убить.

— Рик, — умоляюще произнесла Аманда. — Это же все только дикие догадки.

— В тот, первый раз, когда ты навестила меня… — продолжал я. — Возможно, то, как я говорил о Кёрке, тебя слегка напугало, потому что до того момента ты никогда, даже в самых кошмарных снах, не допускала и мысли о том, что девушку убил твой брат. Вот почему ты во второй раз пришла ко мне, чтобы попытаться заставить меня поверить в его невиновность, даже если для этого тебе придется меня соблазнить, верно?

Она слабо улыбнулась.

— Сегодня утром какое-то время я думала, что мне это удалось.

— Я уже говорил вам, Холман, — вмешался Кёрк. — Каждый раз, когда вы открываете свой проклятый рот, вы становитесь похожим на открытый водопроводный кран, и никто уже не может вставить ни словечка!

— Вы слишком усердно старались разыскать Аманду раньше меня, — сказал я. — Вы даже притащили ко мне домой свою ручную гориллу. Последовавшая в моем доме сцена напоминала какую-то сумасшедшую импровизацию, и, наверное, это на какое-то время сбило меня с толку. Во всем этом деле не было никакого смысла. — Я с презрением оглядел Кёрка. — Наверное, это было глупо с моей стороны, — медленно произнес я. — Ожидать какой-то логики от такого типа, как вы, Кёрк. Насильника и убийцы!

Он побледнел, и даже загар не смог этого скрыть.

— За вами, Холман, я тоже пока что не замечал особой логики, — отрывисто бросил он. — Во всей этой проклятой фантастической истории, которую вы нам только что преподнесли, нет ни грамма доказательств!

— А вы хорошенько посмотрите на своего гениального друга-художника. — Я кивнул в сторону Кронина, который, трясясь всем телом, лихорадочно грыз пальцы. — Стоит полицейскому всего лишь повысить голос, и он тут же сломается!

В силу своей самоуверенности я решил, что это отличная реплика. Кёрк наверняка повернет голову, чтобы взглянуть на Пита Кронина, и это даст мне время, чтобы выхватить из кобуры тридцать восьмой и взять его на мушку.

Только он этого не сделал.

Он двигался так быстро и в таком неожиданном направлении, что захватил меня врасплох. Обхватив внезапно левой рукой Мери за шею, он притянул ее к себе так, что ее тело превратилось в живой щит. Выхватив из внутреннего кармана пиджака нож, он приставил его к горлу девушки.

— Одним убийством больше, одним меньше — никакой разницы, Холман, — резко заявил он. — Вам это известно!

— Кёрк! — всхлипнула Аманда. — Не надо…

— Заткнись! — рявкнул он. — Наверняка у вас есть оружие, Холман. Медленно вытащите и бросьте его на пол.

Я заглянул в застывшие от ужаса глаза Мери, перевел взгляд на лезвие ножа у ее горла и понял, что у меня нет выбора. Поэтому я осторожно вытащил револьвер из кобуры и бросил его на пол.

— А теперь отбросьте его мне ногой! — резко приказал Кёрк.

Я сделал, как он велел, и тогда Кёрк убрал нож от горла, внезапно толкнул Мери так, что она чуть не рухнула, споткнувшись, затем быстро наклонился и поднял оружие.

— Ну хорошо, Кёрк, — лишенным всякого выражения голосом произнесла Бренда. — И что теперь?

— Мы будем импровизировать. — Он ухмыльнулся. — Ты же слышала, что сказал Холман. Мне по-настоящему удаются импровизации!

— Это бесполезно, Кёрк, — чуть не плакала Аманда. — Разве ты не понимаешь?

— Я же велел тебе заткнуться, — разозлился он. — Если бы ты не вмешалась, я не сидел бы сейчас по уши в дерьме!

— Могу я чем-нибудь помочь, Кёрк? — спросил Кронин. Его голос вновь звучал уверенно.

— Конечно, — ответил Кёрк. — Ты можешь открыть подвал. Шабаш соберется в последний раз!

— Шабаш? — Бренда уставилась на него. — О чем, черт побери, ты толкуешь?

— Не важно! — Он посмотрел на Мери, и в его глазах зажегся огонек. — Раздевайся, лапочка, — нежно произнес он.

— Что? — запинаясь, проговорила Мери.

— Ты прекрасно слышала! Требуется живой алтарь, и выбрали тебя!

— Нет! — Она замотала головой. — Не буду. Ты не можешь…

— Помнишь, как я в тот раз порезал Бренду? — Его голос стал хриплым. — Хочешь, чтоб с тобой случилось то же самое?

С совершенно непроницаемым лицом Мери стянула свитер через голову. Кронин что-то одобрительно пробормотал, и его глаза влажно заблестели.

— Простите меня за мою тупость, — сказала Бренда. — Но чего именно ты добиваешься, Кёрк?

— Предположим, это Мери убила Ширли Рилман, — начал рассуждать Кёрк. — Далее, предположим, что Мери убила также Эда Конциуса. Потому что она была слегка психованной, а Холман как настоящий умный детектив — а он такой и есть! — выяснил всю правду.

— Предположим, — холодно согласилась брюнетка. — И что дальше?

— Он обвинил ее, а она его заколола, — небрежно заметил Кёрк. — Внизу в подвале в окружении всех этих жутких полотен с изображениями колдовских обрядов и прочих штучек. Потом, закончив свое ритуальное убийство, она таким же способом убила себя.

— Нет! — тонким голосом произнесла Мери.

— Поторопись с одеждой! — приказал Кёрк. — Или я прямо сейчас поиграю с тобой ножичком!

Мери медленно один за другим сняла сапоги, расстегнула «молнию» на брюках и еще медленнее стянула их с себя.

— Это может сработать! — внезапно хихикнул Кронин. — Если мы все подтвердим это!

— У тебя нет выбора, — резко оборвал его Кёрк. — У моей горячо любимой сестры тоже нет никакого выбора.

— Кёрк, — прошептала Аманда. — Разве нет другого выхода?

— Нет, — огрызнулся он. — Ты со мной или против меня. Время делать свой выбор, сестренка.

— Хорошо. — Она быстро отвернулась. — Но я не хочу участвовать в этом — в подвале!

— Мы с Питом обо всем позаботимся без особых трудностей, — уверенно заявил он. — Остаешься только ты, Бренда.

— А иначе? — отрывисто спросила она.

— А иначе дорогой папочка узнает всю правду, включая твое участие в шабаше, и все остальное от Холмана, — сказал он. — С его детьми будет покончено. Я отправлюсь в газовую камеру, его рыцарство растает как дым. И ты думаешь, после всего этого твой муженек хотя бы раз посмотрит в твою сторону?

— Знаешь, что? — Уголки ее рта изогнулись в хищной улыбке. — Ты меня убедил!

Мери медленно стянула трусики и отшвырнула их в сторону. Она была полностью обнажена и выглядела столь же желанной, как всегда, но момент был неподходящий, чтобы думать о подобных вещах. Кронин, однако, так не думал, потому что, пожирая ее глазами, опять что-то одобрительно забормотал.

— Отлично, — сказал Кёрк. — А теперь мы спускаемся в подвал. — Он передал Кронину нож. — Ты идешь первым вместе с Мери, а если она будет упираться, пощекочи ее вот этим!

— Есть такое дело, Кёрк! — весело откликнулся Кронин. — В первый раз у меня будет настоящая живая натурщица. — Он, ухмыляясь, посмотрел на Мери. — Пойдем, дорогая!

Она машинально направилась к двери, и Кронин, снова что-то бормоча, последовал за ней. Кёрк, глядя на меня, пригладил свои густые усы.

— Если у вас, Холман, заготовлена прощальная речь, то самое время ее произнести!

Я повернул голову и посмотрел на обеих женщин. Аманда, повернув голову, упорно глядела в другую сторону, и я видел только ее затылок. Взгляд карих глаз Бренды был холоден как лед, когда она посмотрела на меня, а потом сквозь меня.

— Думаю, что обойдусь без прощальной речи, — сказал я. — Чего я не выношу, так это равнодушной аудитории.

— Тогда пошли, — деловито произнес он. — Вы первый, и помните, если потребуется, я без колебаний пущу в ход оружие.

Десять секунд спустя я уже спускался по крутой лестнице в подвал, а за мной по пятам следовал Кёрк. Мери стояла, прижавшись задом к краю деревянного стола в центре помещения, а прямо перед ней стоял Кронин, держа нож в дюйме от ее пупка.

— Все в порядке, — гордо заявил Кронин.

— Вот мы и пришли, — сказал Кёрк, и я покорно остановился. Выйдя у меня из-за спины и не отводя от меня револьвера, он занял позицию между мной и столом.

— Отлично, — приятным голосом произнес он. — Ляг на стол, Мери.

— Кёрк! — Ее рот судорожно дергался. — Пожалуйста!

Его лицо напряглось.

— Пит, заставь ее лечь на стол!

Кронин тихонько ткнул острием ножа в мягкую плоть ее живота и истерически захихикал, увидев, как капелька крови становится все больше. Мери села на край стола, а затем легла на спину, вытянувшись во всю длину. Кронин подождал, пока она примет полностью горизонтальное положение, потом отступил на пару шагов и выжидающе посмотрел на Кёрка.

— Что дальше? — спросил он.

— Вы перережете ей горло, — сообщил я ему.

— Что? — Раскрыв рот, он уставился на меня.

— Для Кёрка это единственное решение. Он должен быть уверен, что вы не расколетесь, когда полиция станет вас допрашивать, — быстро объяснил я. — Значит, вы тоже должны стать убийцей.

— Знаете что? — зло ухмыльнулся Кёрк. — В первый раз, Холман, за всю свою никчемную жизнь вам в голову пришла хорошая мысль.

— Нет! — быстро замотал головой Кронин. — Я этого не сделаю.

— Это не трудно, Пит, — обратился к нему Кёрк. — Один быстрый взмах ножа, и все.

— Я не могу. — Глаза маленького толстяка расширились. — Я не способен на насилие, Кёрк. Ты же это знаешь. Конечно, я обожаю насилие, но только в чужом исполнении. Сам я не могу обидеть даже муху.

— Может, тебя раздражает убийство женщины? — поинтересовался Кёрк.

— Точно! — быстро согласился Кронин. — Не знаю почему, но я просто не в состоянии убить женщину!

— Ладно, — лениво сказал Кёрк. — Тогда вместо этого ты убьешь Холмана.

— Холмана? — ужаснулся Кронин.

— Скажу тебе честно, Пит. Если ты этого не сделаешь, то я в свою очередь не могу рисковать, чтобы тебя допрашивала полиция.

— Ты хочешь сказать, — Кронин судорожно сглотнул, — что убьешь и меня?

— Совершенно верно, Пит. — Кёрк медленно улыбнулся. — Подумай, как это обогатит твое искусство! Насколько лучше ты сможешь все это изобразить, если сам до конца пройдешь через все страдания. Когда узнаешь, какие чувства испытываешь, когда убиваешь человека!

— Ты так думаешь? — Кронин медленно направился ко мне.

— Я это знаю! — с безграничной уверенностью заявил Кёрк.

Приблизившись ко мне, Кронин резко вскинул правую руку так, что лезвие ножа оказалось на одном уровне с моим горлом. Я видел, как у него на лбу выступил пот и начал стекать маленькими ручейками по его щекам. Как только он оказался рядом со мной, я применил тот же способ, что и Кёрк, когда схватил Мери в библиотеке. Одной рукой я обхватил Кронина за шею и прижал его к себе. Другой рукой вцепился в его кисть, державшую нож, и вырвал его. Кронин дико завопил, когда я, крепко прижимая маленького толстяка к своей груди, начал не спеша двигаться по направлению к Кёрку.

Искаженное лицо Кёрка начало расплываться у меня перед глазами, затем грохнули выстрелы, и я почувствовал, как дрогнуло тело Кронина, когда в него вошли пули. И вдруг я обнаружил, что Кёрк совсем рядом. Я швырнул в него тело маленького толстяка и услышал, как Кёрк злобно ругается, пытаясь отпихнуть труп Кронина в сторону. В следующую секунду у меня сработала реакция, и я со смешанным чувством изумления наблюдал, как моя правая рука круговым движением метнулась вперед, и я ощутил толчок, когда нож по самую рукоятку вошел в живот Кёрка. Я отпустил нож, и Кёрк рухнул на колени. Его лицо исказила агония, изо рта хлынула кровь, и он распластался на полу лицом вниз.

Мери сидела на деревянном столе и, широко раскрыв глаза, смотрела на меня. Просунув ногу под труп Кронина, я перевернул его на спину. Черный мохер превратился в кровавую кашу: он был безусловно мертв. Тело Кёрка перестало корчиться, и я предположил, что он, должно быть, тоже мертв. Похоже, не стоило слишком стараться, чтобы проверить свои предположения.

— Ты можешь идти? — спросил я у Мери.

Спустив ноги на пол, она осторожно выпрямилась.

— Думаю, что да.

— Тогда почему бы нам не подняться наверх?

Я подождал, пока она начнет подниматься по лестнице, поднял свой револьвер и вытер рукоятку ножа носовым платком. Потом последовал за ней.

Обе женщины, по-прежнему сидевшие в библиотеке, взглянули на нас, когда мы вошли в комнату, и в их глазах отразилась смесь ужаса и недоверия.

— Оденься, — велел я Мери.

Она подошла к лежавшей кучей на полу одежде и принялась одеваться резкими дергаными движениями, как будто находилась в трансе.

— Мы уезжаем, — спокойно объявил я молчаливой паре. — В подвале два трупа. Может быть, между собой вы сумеете договориться о правдоподобном объяснении для полиции. Если сумеете, прекрасно. Если нет, то я расскажу, как вы участвовали в этом гнусном деле с самого начала!

— Вы хотите сказать, — хрипло спросила Бренда, — что вам все равно, если мы выдумаем какую-нибудь историю и выйдем сухими из воды?

— Именно, — сказал я.

— Почему? — Она подозрительно обшаривала меня своими глазами. — Почему вы проявляете к нам великодушие после того, как мы были готовы позволить Кёрку убить вас?

— Наверное, потому, что я питаю уважение к Гектору Малвени, — искренне признался я. — Ему и так будет нелегко, когда он узнает, что потерял своего сына. Я считаю, что это было бы немного несправедливо, если бы он вдобавок потерял свою жену и дочь.

— Спасибо, Рик! — прошептала Аманда.

— Не благодари меня, — взорвался я, — или я плюну тебе в физиономию!

Мери Пилгрим опустила огромную кружку. Я заметил, что она изрядно приложилась к пуншу, изготовленному по специальному рецепту Холмана, и результат не замедлил сказаться — ее лицо раскраснелось.

— Знаешь что, Рик? — тепло обратилась она ко мне. — Я сначала подумала, что ты спятил.

— Почему?

— Ну, как только мы вернулись сюда в твой дом, ты принялся готовить эти фантастические напитки и вообще вел себя так, будто у нас великий праздник или что-то вроде этого.

— Разве ты не знаешь? — холодно осведомился я. — У нас действительно великий праздник. Мы оба все еще живы! Разве это не повод для праздника?

— Ты прав. — Она сделала еще глоток горячего пунша, который примерно на восемьдесят процентов состоял из чистого ямайского рома. — Но я думала, что мы будем как-то подавлены тем, что случилось.

— Кёрк был убийцей-психопатом, а Кронин был садистом-психопатом. Тебе их будет недоставать?

— Нет! — Она энергично замотала головой. — Я просто считаю тебя своего рода гением потому, что ты спас мне жизнь, и еще потому, что ты приготовил этот замечательный напиток!

— Истинная правда, — задумчиво произнес я. — Хотя была парочка моментов, когда я в этом сомневался.

— Ты действительно считаешь, что Бренда с Амандой смогут выдумать какую-нибудь историю для полиции, не приплетая нас?

— А как бы ты поступила в такой ситуации? — самодовольно сказал я.

— Ты прав! — Она энергично кивнула. — Ты заметил, как здесь становится жарко?

— На тебе слишком толстый свитер, — небрежно заметил я.

— Опять ты прав! — Стащив свитер через голову, она весело бросила его за спинку кушетки. Мне показалось, что ее груди, освободившись, увеличились в размерах. Я тихо вздохнул.

— Ты хочешь, чтобы я помог тебе снять сапоги?

— Не уверена. — В ее глазах зажегся злобный огонек, когда она внезапно уставилась на меня. — Я только что вспомнила. Ты трахнул Аманду прошлой ночью, не так ли?

— Только из чисто делового интереса, — сказал я.

— Неужели? — Она снова отхлебнула горячего пунша. — Кстати, как она в постели?

— Ненасытна.

Мери кивнула.

— Я знаю. Она всегда была такой.

— Потом она сказала, что у нее все болит.

— Ты можешь помочь мне снять сапоги.

Я стянул их с нее и закинул за спинку кушетки. Мери, покачиваясь, встала во весь рост.

— Остаются только брюки, — пришел я на помощь.

— Нет проблем.

Она мигом освободилась от них, затем последовали трусики, и еще раз Мери предстала передо мной обнаженной. Она похотливо улыбнулась мне, легла на спину, раздвинула ноги и бесстыдно продемонстрировала свою щель. Только мне показалось, что чего-то не хватает.

— В чем дело? — спокойно спросила она.

— Мне только что пришла в голову одна мысль.

— Расскажи мне, Рик.

— Я подумал, что, может быть, ты могла бы снова надеть сапоги.

— Только сапоги? — Она заинтересованно посмотрела на меня.

— Только сапоги.

Мери тепло улыбнулась.

— Как скажешь, Рик Холман, — сказала она. — Как скажешь.

Примечания

1

Элиот Томас Стернз (1888–1965) — английский поэт, эссеист и автор статей о культуре и поэзии. Лауреат Нобелевской премии (1948).

(обратно)

2

Бель-Эр — город на северо-востоке штата Мэриленд (США).

(обратно)

3

Самсон — библейский персонаж, обладавший необыкновенной физической силой, источником которой были его волосы.

(обратно)

4

Борджиа Лукреция (1480–1519) — дочь Папы Римского Александра VI и родная сестра правителя Романьи Чезаре Борджиа, создавшего в Средней Италии обширное государство, в котором он обладал беспредельной властью. Лукреция Борджиа была их послушным орудием в многочисленных кровавых интригах и заговорах. Несколько раз была замужем, отличалась разнузданностью поведения.

(обратно)

5

Фрейд Зигмунд (1856–1939) — австрийский врач-психиатр и психолог, основатель широко известной теории психоанализа.

(обратно)

6

Каламбур, основанный на близком звучании английских слов «секс» и «сикс» (числительное «шесть»). «Ф айв» — по-английски «пять».

(обратно)

7

Швейцер Альберт (1875–1965) — эльзасский мыслитель, врач, музыковед, органист, широко известный миссионер, посвятивший свою жизнь гуманистической деятельности. В 1913 г. в Габоне (Африка) организовал госпиталь. В 1952 г. удостоен Нобелевской премии.

(обратно)

8

Спасибо (нем.).

(обратно)

9

Войдите! (нем.)

(обратно)

10

Господин (нем.)

(обратно)

11

Девушка (нем.).

(обратно)

12

В ряде стран под словом «санаторий» подразумевается психиатрическая лечебница.

(обратно)

13

Кататония — психическое расстройство с преобладанием двигательных нарушений.

(обратно)

14

До свидания (нем.).

(обратно)

15

Стой! (нем.)

(обратно)

16

Имеется в виду известная картина Сандро Боттичелли.

(обратно)

17

Сиеста — послеобеденный отдых (исп.). (Примеч. ред.)

(обратно)

18

«Стингер» — коктейль из виски и мятного ликера со льдом.

(обратно)

19

Форт-Нокс — хранилище золотого запаса Америки.

(обратно)

20

«Д е т и — ц в е т ы» — группа западной молодежи — битники, хипстеры, нудисты, рокеры, представители богемного стиля, отстаивавшие так называемые «новые гуманные ценности» (свободное волеизъявление, естественное развитие, культ искусства и наслаждения) в противовес гонке вооружений, культу богатства, карьеризма и рационализма. Пик движения «детей-цветов» приходится на начало и середину 60-х годов, в то время как события в романе разворачиваются в конце 60-х.

(обратно)

21

Генерал Кастер — участник войн с индейцами; в битве при Литл-Биг-Хорн его отряд был наполовину разгромлен отрядами индейцев сиу.

(обратно)

22

Эрол Флинн — известный киноактер, снимавшийся в Голливуде.

(обратно)

23

Малыш Билли — знаменитый стрелок XIX века с Дикого Запада, который славился меткостью и быстротой реакции.

(обратно)

24

Бэтмен и Робин — герои популярного комикса о человеке — летучей мыши.

(обратно)

25

Мак-Сеннет — голливудский режиссер эпохи немого кино. В его короткометражках снимался Чарли Чаплин. (Здесь и далее примеч. перев.)

(обратно)

26

Б а з у к а — вид гранатомета.

(обратно)

27

Уильям Коди по прозвищу Буффало Билл (то есть Билл Бизон) — водил почтовые дилижансы, охотился на бизонов, участвовал в войнах с индейцами, с 70-х годов до самой смерти в 1916 г. гастролировал по всему миру с шоу «Зрелище Дикого Запада».

(обратно)

28

Вельзевул — «князь тьмы», сатана; Асмодей, Абрасакс — демоны.

(обратно)

29

Суд Париса, троянского царевича, над тремя богинями, заспорившими о своей красоте. В данном случае Кронин выбирает из трех женщин убийцу.

(обратно)

30

Имеется в виду хозяйка борделя.

(обратно)

Оглавление

Зеленоглазые джунгли (Пер. с англ. П. В. Рубцова)

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

Девушка из космоса (Пер. с англ. П. В. Рубцова)

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

Умереть в любой день после вторника (Пер. с англ. Л. Я. Машезерской)

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

Шабаш ведьм (Пер. с англ. А. М. Машезерского)

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

*** Примечания ***