День командира дивизии [Александр Альфредович Бек] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Бек Александр Альфредович День командира дивизии

Александр Альфредович БЕК

ДЕНЬ КОМАНДИРА ДИВИЗИИ

Очерк

1

Первые дни ноябрьского наступления немцев на Москву, которое, как известно, началось шестнадцатого, я, военный корреспондент журнала "Знамя", провел в 78-й стрелковой дивизии.

К этому времени я уже не был новичком на фронте, много раз слушал рассказы участников войны, кое-что видел сам, но не подозревал, что люди могут драться так, как дрались красноармейцы 78-й. Там сражались, и не как-нибудь, а по всем правилам боевой выучки, не только строевики, но и ездовые, писаря, связисты, повара.

В эти дни я познакомился со многими людьми дивизии и провел несколько часов с ее командиром - полковником Белобородовым.

На войне люди сближаются быстро. На прощание полковник сказал: "Теперь будем друзьями". Он показался мне таким же необыкновенным, как и его дивизия, и, каюсь - я влюбился в него.

Спустя несколько дней, когда сводки сообщали об особенно ожесточенных боях у города Истры, который, противостоя трем дивизиям Гитлера, в том числе и танковой, обороняла дивизия Белобородова, я, уже вернувшись в Москву, прочел в газетах, что в награду за мужество и стойкость 78-я стрелковая дивизия переименована в 9-ю гвардейскую, что полковнику Белобородову присвоено звание генерал-майора.

Растроганный, я читал и улыбался: мне казалось, что это моя дивизия и мой генерал.

Утром 7 декабря я случайно узнал, что в дивизию только что повезли Гвардейское знамя, которое предполагалось вручить в этот же день с наступлением сумерек.

Не долго думая, я сел в метро и поехал к фронту. Поездки на фронт в эти дни не занимали много времени. На волоколамекое направление маршрут был таким: на метро до станции "Сокол"; там пересадка на автобус No 21, курсировавший до Красногорска. Оттуда до линии фронта оставалось двенадцать - пятнадцать километров.

К удивлению, я не сразу нашел 9-ю гвардейскую.

Грузовик, на который я пристроился, свернул близ станции Гучково в сторону, а я спрыгнул на шоссе.

К 7 декабря станция Гучково была последней на Ржевской железной дороге по нашу сторону фронта; дальше следовала станция Снегири, несколько дней назад взятая противником.

Чувствовалось, что фронт где-то рядом. Наша артиллерия стреляла откуда-то сзади; высоко над головой с нарастающим, а затем удаляющимся гулом пролетали наши снаряды в сторону противника; изредка и глухо доносились короткие очереди пулемета.

Дойдя до Гучкова, я вошел в первый попавшийся дом. В комнатах было полным-полно красноармейцев; они топили голландку и кухонную плиту; толстый слой наледи на окнах побелел и стал подтаивать; жилище было покинуто хозяевами. "Какой-то батальон на отдыхе", - подумал я и произнес:

- Здравствуйте. Девятая гвардейская?

- Нет.

- А где она?

- Мы сами тут ничего не знаем. Нынче прибыли. Новенькие.

- В боях бывали?

- Нет. Говорят тебе, новенькие.

В соседних домах я встретил то же самое: множество красноармейцев, только что прибывших, никогда не нюхавших боя. Никто из них не знал, где 9-я гвардейская.

Признаюсь, я был встревожен. Почему, зачем, каким образом эта часть сырая, необстрелянная - попала сюда, на Волоколамское шоссе, на прикрытие важнейшей магистральной дороги на Москву?

Я знал суровую правду войны; знал, что через две недели, через месяц такая часть приобретет стойкость и ударную силу, станет твердым боевым кулаком, но сегодня... Странно, очень странно.

И куда делась 9-я гвардейская?

2

На поиски ушло несколько часов.

Из Гучкова я направился поближе к Москве, в поселок Нахабино, и узнал там наконец, что штаб 9-й гвардейской расположен неподалеку в доме отдыха.

Смеркалось, когда я подходил туда. "Успеть бы до вручения знамени", думалось мне.

Близ ворот, ведущих на территорию дома отдыха, у меня проверили документы и дали провожатого, который довел меня до штаба. Часовой вызвал дежурного, тот доложил, и через минуту я уже стоял в жарко натопленной комнате.

У окна на столе высился потрепанный брезентовый ящик полевого телефона, на табурете сидел связист, рядом стоял, прижав к уху трубку, начальник штаба дивизии полковник Федюнькин.

Он узнал меня и, не прерывая разговора, приветственно помахал рукой.

Дверь из соседней комнаты открылась, оттуда вышел генерал Белобородов. Он, словно дома, был без пояса; добротная гимнастерка, на которую не пожалели сукна, при каждом шаге свободно колыхалась вокруг приземистой фигуры; на отворотах расстегнутого воротника еще не было генеральских звезд, там по-прежнему виднелись полковничьи четыре шпалы.

Расставшись две недели назад с Белобородовым, я много думал и иногда рассказывал о нем. Порой он непроизвольно вспоминался мне - в воображении ясно вставал его облик...

И все же сейчас, когда он вышел из соседней комнаты, первой моей мыслью было: "Какое удивительное лицо!"

В этом лице - широкоскулом, с небольшими круглыми глазами - было, несомненно, что-то бурятское, что совершенно не вязалось с