Три Джулии [Крэйг Делэнси] (fb2) читать онлайн
- Три Джулии (пер. Алексей Павлович Колосов) 204 Кб, 18с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Крэйг Делэнси
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Крэйг Делэнси Три Джулии
Иллюстрация Сергея ШЕХОВА
— Вы отпустите ее? На этот вопрос мне предстояло ответить до завтрашнего утра. Его задала Кристин Лувье, от злости сжавшая губы в тонкую линию и упиравшая руки в бока. Слава богу, нас разделял стол. — Она моя племянница, — говорила Кристин. — А я ее ближайшая родственница. Отдайте ее мне. — Я должен решить, что будет лучше для ребенка. — Вы знаете, что будет лучше. Лучше всего отпустить ее ко мне домой. Я поерзал в кресле. — Это… не так очевидно. Глаза моей собеседницы превратились в узкие щелочки. — Я рассказала вам слишком много. А вы еще удивлялись, почему мы храним это в тайне. Вы собираетесь упечь семилетнюю девочку в психушку только потому, что я сказала вам правду. — Причина не в этом, — заметил я. — Вы воспользовались моей откровенностью и собираетесь уничтожить мою племянницу. Или того хуже: вы собираетесь рассказать о нас людям. Кристин стояла, а я сидел, поэтому она, хоть и не обладала высоким ростом, возвышалась надо мной. Я начал поеживаться под ее злым и совершенно бесстрашным взглядом. Возможно, всего лишь возможно, она имела право на эту злость. — Сядьте, пожалуйста. Она осталась стоять. — Я вернусь со своим адвокатом. Я намерена засудить вас и вашу больницу. Если вы отправите девочку в лечебницу, я уничтожу вас в суде. Это станет смыслом моей жизни. Я сумею забрать у вас даже собаку, — развернувшись, она рванула дверь моего маленького кабинета с такой силой, что сталь с грохотом ударила по книжному шкафу. Затем дверь закрылась. Я уставился на календарь, висевший на ее внутренней стороне. Он отстал от жизни уже на семь месяцев. Отпущу ли я эту девочку? Расскажу ли кому-нибудь об открывшейся тайне? Я понимал всю важность этих вопросов. Но куда сильнее меня занимало другое. Проблема, не дававшая покоя, следовавшая за мной по пятам, пока я протискивался по пробкам к своему домику в пригороде. «Вам не бывает одиноко?»
* * *
Три дня назад Томас, старший санитар, сказал мне: — Привезли девочку, — тем утром он поймал меня, когда я пытался проскочить мимо. Я торопился, потому что мне предстояло еще проследить за переводом невменяемого преступника-шизофреника из нашего кабинета неотложной помощи. Времени оставалось в обрез. По правде сказать, я хотел, чтобы его забрали как можно скорее, тогда бы я мог спокойно закрыться в своем кабинете, выпить чаю и ненадолго отвлечься. Может, пошарить по интернету. — Я… э… — я указал на коридор за его спиной, показывая, что мне надо бежать. Томас отличался богатырской комплекцией, поэтому сейчас, встав передо мной, он перекрыл мне путь к отступлению. — Ее родители погибли в аварии, — продолжил он, растягивая слова. — Она сидела на заднем сиденье, посередине. Сломала руку, других повреждений нет. Но доктор Уэллс считает, что вам надо ее осмотреть. — Сколько ей? — Томас называл «девочками» едва ли не всех женщин. Возраст не имел значения. — Лет семь, наверное. — Травмирована? Я психиатр, а значит, просьба Уэллса могла означать потенциальное душевное расстройство. — Конечно. Да любой на ее месте… Родители погибли у нее на глазах. Она не в себе. Но кроме того, она… — Томас склонился ко мне, — разговаривает как-то странно. Как будто переключается туда-сюда. Я кивнул. — Ничего удивительного. Ребенок в шоке. Девочку поместили в педиатрии, и я решил ее посетить. Стены ее палаты, покрытые пятнами сырости, смотрелись убого в ярком свете ламп. Девочка оказалась симпатичной — такой, какой и полагается быть любой семилетней девчушке. Маленькая, чуть больше собственной подушки, она спала, завернувшись в одеяло. Правое предплечье от локтя до самой ладони покрывала белая, словно снег, гипсовая повязка. Я снял с крючка ее карточку, висевшую над кроватью. Никаких повреждений, не считая руки. Никаких признаков жестокого обращения: ни шрамов, ни ожогов, ни следов предыдущих переломов. Здоровая девочка, скорее всего, из хорошей семьи. Вполне ожидаемая характеристика для ребенка, сидевшего на заднем сиденье, между родителями. Она перевернулась на другой бок и открыла глаза — темные, глубокие, смотревшие на меня будто издалека. Затем убрала с лица длинные волосы. — Ou est ma mere?[1] — спросила она. Очевидно, я имел дело с каджуном[2]. Скорее всего, она жила где-нибудь возле дельты. Почти не зная французского, я все-таки постарался воспользоваться своими скромными способностями: — Excusez-moi, je ne parle pas francais. Parlez-vous anglais?[3] Она отрицательно покачала головой, а потом вдруг произнесла: — Знаю. Я присел на краешек кровати. — Джулия, я доктор Дуглас Эверли. Можешь звать меня доктор Даг. Как ты себя чувствуешь? — Я не Джулия. — О, вот как? — Меня зовут Джулиана. Я снова заглянул в ее карточку. Там совершенно четко значилось имя: Джулия. — Понятно. Ну, Джулиана, как ты себя чувствуешь? Она покачала головой, будто я задал слишком сложный вопрос. Я не пытался понять, осознает ли она до конца смерть родителей. Вместо этого я спросил: — Ты говоришь по-французски. Ты из Луизианы? — Я не говорю по-французски, — ответила она. — Что? — По-французски говорит Джулия. — Не понимаю. — Джулия говорит по-французски. А я не умею. — Но ты же только что разговаривала со мной. — Не я. Джулия. Я кивнул и посмотрел на нее внимательнее. — Ясно. Ты — Джулиана. И ты не знаешь французский. — Точно. — Ты из Луизианы? — Ага. — А могу я, если захочу, побеседовать с Джулией? Она пожала плечами. — Конечно, но она почти не знает английского. А Джуни немного тормозит, так что вам лучше говорить со мной. — Джуни? — Она немножко знает французский, но не особенно умная. Зато умеет рисовать. И играть на пианино. — Джуни, Джулиана и Джулия, — осторожно произнес я. — Итак, Джулиана… — Да? — Джуни и Джулия всегда… жили с тобой? — Конечно. За дверью послышался шорох. Там стоял Ричард Стивенс, главный врач нашей больницы. Он подслушивал разговор. — Прошу прощения, Джулиана, — сказал я и вышел в коридор, закрыв за собой дверь. По выходным Стивенс обычно играл в теннис, а по рабочим дням изучал список больничных расходов и прилагал все усилия, чтобы не дать этому списку вырасти. — Ну, как там? — спросил он, указывая на дверное стекло. Когда-то он изучал неврологию, поэтому почитал себя сведущим и в психиатрии. — Пока не уверен, — ответил я. — Какая-то странная травма. Стивенс кивнул. — У нас ведь не психиатрическая больница. Выпишите ее как можно скорее. В идеале — сегодня, если получится. Я открыл рот, собираясь протестовать, но Стивенс меня опередил: — Нужна ваша помощь с тем шизофреником. Я кивнул, бросил последний взгляд на Джулию и направился в свое отделение.
* * *
— Господи, Карен, ну и денек, — сказал я в тот вечер жене. — Едва ли хуже, чем мой, — ответила она. Я выложил на стол коробки с китайской едой. По правде говоря, нам стоило бы следить за своим весом, а не лопать роллы с омлетом и свинину в сметанном соусе, но мы и помыслить не могли о готовке, после того как тратили целый час на дорогу до дома. Карен уже переоделась в спортивный костюм, который носила дома, и заколола свои светлые волосы. Я снял галстук и бросил его на табурет. Она протянула мне две вилки. — Тарелки, — напомнил я. Ненавижу есть из коробок. Она пожала плечами, и я стал накрывать на стол. Когда мы сели и положили на колени салфетки, она взяла пульт дистанционного управления, всегда лежавший где-нибудь неподалеку, и включила телевизор, таращившийся на нас из угла. Звук с грохотом ворвался в кухню. Такую, казалось бы, уютную: шкафчики из вишни, белые стены, гранитная поверхность, сияющая в свете ламп. Но мне все это не очень-то нравилось. Стоило слегка звякнуть вилкой, и эхо тут же разносилось по всей комнате. — Дорогая, а если не включать эту штуку? — Хорошо, — она нахмурилась и выключила телевизор. — Ты расстроен? — Из-за работы… Ну, знаешь… — Что-то случилось? — Один шизофреник угрожал медсестре, поранил доктора и носился с воплями по всему отделению. — Ужасно. Но теперь-то все в порядке? — Да, спасибо. Она откусила кусочек ролла. — На самом деле меня беспокоит не это. Сегодня привезли девочку, и я даже не успел ее осмотреть. Стивенс тут же начал выпихивать ее за дверь. Ролл замер на полпути к ее рту. — Я знаю, ты переживаешь за детей, но… ведь это не твоя вина. Я пожал плечами. — Эта девочка… особенная. Странный случай. Загадка. Она говорит разными голосами. — Ты о чем? — Как будто… в ней сидят несколько человек. То, что мы называем «диссоциативное расстройство личности». — Действительно странно. Но такое ведь случается, правда? — Очень редко. До такой степени, что я даже не верил в существование этой болезни. Придется, пожалуй, поверить. Некоторые люди, ставшие жертвой насилия, могут отгораживаться от реальности, считая себя множеством разных личностей. Так они убегают от действительности. — А она похожа на жертву? — В том-то и дело. Совсем нет. Карен покачала головой. Я продолжил есть, а она снова включила телевизор. — Я сделаю тише, — пообещала она. — Просто хочу посмотреть новости.
* * *
На следующее утро я первым делом отправился к девочке. Она молча сидела на кровати, упираясь спиной в стену. На щеках остались влажные дорожки от слез, глаза опухли. Кажется, она наконец осознала произошедшее. — Привет, Джулиана, — произнес я. — Джуни, — пробормотала она. — Хорошо. Привет, Джуни, — я сел на край кровати. — Как самочувствие? Она пожала плечами. — Понятно. — Я указал на ее волосы. — Ты сегодня с косичками. — Медсестра помогла. — Тебе идет. — Спасибо. — Послушай, скоро приедет твоя тетя. Сегодня или завтра. Что думаешь? — Тетя Кристин? Это хорошо, — она шмыгнула носом и слегка улыбнулась. — Ты ее любишь? — Да, во всех проявлениях. Я нахмурился. — Чем она занимается? — Частично — изучает рыбу в колледже. Старшем колледже. На какое-то время я задумался, а потом понял: — В аспирантуре? — Ну да. Раньше она ходила в колледж, и одна ее часть изучала старые языки, а другая — океаны. А еще одна часть классно готовит. В общем, они мне все нравятся… Могу я поехать домой? — Надеюсь, — ответил я. Кристин Лувье, тетя Джулии, оказалась молодой девушкой, широкоплечей, не слишком высокой, с короткими темными волосами. И весьма прямолинейной. Я встретил ее у входа и сразу же предложил: — Давайте зайдем в мой кабинет. — Могу я увидеть Джулию? — Конечно, но сначала я хотел бы с вами поговорить. Она нахмурилась, открыла рот, собираясь, видимо, протестовать, но после кивнула и последовала за мной. — Как она? — поинтересовалась Кристин, когда мы сели. — Физически — в порядке. — Физически? — она остановила на мне взгляд своих внимательных глаз. — Меня беспокоит другое. — У нее… травма? — Конечно, — ответил я. — Она потеряла родителей. Но есть и еще кое-что. Глаза моей собеседницы сузились. Вопреки моим ожиданиям, она не стала спрашивать о моих подозрениях, а вместо этого произнесла: — Могу я забрать ее домой? Я заглянул в бумаги. — Вижу, вы собираетесь взять на себя опеку. — Я аспирантка, сейчас заканчиваю диссертацию. Я могу переехать в дом Джулии, пока не закончу свою работу, а она — учебный год. Потом все будет зависеть от того, где я начну работать. Но что бы ни случилось, мы останемся вместе. И сохраним этот дом. У нас полно родственников в тех краях. — Звучит идеально, — заметил я. — Значит, я могу ее забрать? — Это нам и предстоит решить, — я вздохнул и оглядел свой кабинет. За последние несколько месяцев тут воцарился настоящий хаос. А если быть откровенным, бардак царил здесь уже несколько лет. Горы бумаг и книг занимали почти все свободное место. Из книжных шкафов под самыми неожиданными углами выглядывали загнутые уголки заметок, которые я так и не прочитал. Повсюду, будто забытые друзья, горевали кофейные чашки. Большинство из них еще хранило остатки черной жижи. Внезапно мне сделалось стыдно. Как я мог так запустить кабинет? Весь этот хаос говорил об одном: я перегорел. И это правда. Я покачал головой и постарался собраться с мыслями. — У Джулии наблюдаются признаки очень необычной психологической травмы. Я ждал, но Кристин Лувье вновь проигнорировала мои слова. Иногда в издевательствах оказываются замешаны целые семьи. Многие знают о происходящем, но никто ничего не предпринимает. Молчание этой женщины не говорило о том, что она заинтригована или обеспокоена. Нет, она хотела сохранить тайну. Подождав еще немного, я продолжил: — Думаю, она страдает галлюцинациями. Она полагает, что в ней живут несколько личностей. Моя собеседница не шевельнулась. — Она постоянно рассказывала о воображаемых подружках. Думаю, речь идет именно о них. — Как их зовут? — Простите? — Этих воображаемых подружек. — Джулиана и Джуни. Она кивнула. Не знаю, испытал ли я облегчение, убедившись, что она знает эти два имени. Я наклонился: — Я хотел бы осмотреть дом Джулии. Место, где вы будете жить. — Хотите провести осмотр? Разве вы социальный работник? — Не совсем, — ответил я. Такими полномочиями я не обладал. — Я хотел бы осмотреть его неофициально. Я не могу понять, откуда у Джулии эти галлюцинации. Моя работа — убедиться, что она готова покинуть больницу и при этом ей не станет хуже в новых условиях. Она посмотрела на меня искоса, но после все же кивнула. — Хорошо, когда вы приедете? — Завтра, — я встал и махнул рукой по направлению к двери. — А теперь давайте навестим Джулию.
* * *
На следующее утро я быстро осмотрел пациентов перед поездкой в дом Лувье. Я уже укладывал вещи в портфель, когда Стивенс постучал в дверь. — Эверли, что эта девочка, каджун, делает в педиатрии? Я вздохнул. — У нее необычная эмоциональная травма, и я пока не могу поставить диагноз. — Да, я слышал. Несколько личностей. — Не то чтобы я в это верил… Мне нужно еще немного времени, чтобы понять, как быть дальше. — Вы уже потратили целых два дня. Сегодня вечером мы ее выпишем. Отправьте ее в Крестхейвен — они решат, как с ней поступить, — сказав это, Стивенс ушел, не попрощавшись. Крестхейвен — жуткая дыра, в которую ссылали бедняков. Там их накачивали солями лития и пускали шляться туда-сюда по грязным коридорам. Тамошние врачи только и умели, что смотреть телевизор да отсчитывать таблетки. Я мог бы потребовать у Стивенса еще один день. Одна только бумажная волокита отнимала больше времени, чем он отводил на весь курс лечения. И все же в моем распоряжении лишь один день. Остаток утра ушел на дорогу до дома Джулии. В основном путь лежал по двухполосному шоссе через фермерские поля, разделенные длинными рядами деревьев. Центр города состоял из сбившихся в кучу домов, автозаправки и закусочной, у которой я и остановился. За барной стойкой, начинавшейся от самой двери, стоял повар, одинаково ловко орудовавший обеими руками. У противоположной стены располагались столики: за ними сидели в основном старики, но попадались и люди моего возраста, некоторые вели неторопливую беседу. Над ними висели выцветшие от времени фотографии в рамках — вероятно, галерея посетителей. Я заказал у улыбчивой официантки по имени Брианна жареного цыпленка, пирог и кофе. Когда дело дошло до пирога, я спросил, как доехать до Сикомор-стрит. — О, это легко, — ответила она. — Езжайте вниз полмили, потом поверните налево. Там на углу маленькое кладбище, так что не ошибетесь. — Спасибо. — А куда вам? — К дому Лувье, — ответил я. Мужчина, сидевший рядом со мной, судя по одежде и лежавшему рядом шлему пожарный, покачал головой. — Вы же знаете, что с ними случилось, да? — Знаю, сэр, — ответил я. — Я собираюсь навестить Кристин Лувье. «Интересно, что местные скажут о городе и об их семье», — подумал я. — Я слышал, она вернулась, ну, или по крайней мере живет где-то неподалеку. Будет растить маленьких Джулий. Готов поклясться, он употребил именно множественное число. Я переспросил: «Простите?». Но официантка уже бросила на него быстрый взгляд. Пожарный умолк. — Гарри — наш помощник шерифа, — заметила она. — И пожарный? — я несколько удивился. — Да, сэр, — подтвердил он. — У нас тут маленький городок. Почти все так или иначе приходятся друг другу родственниками — братьями, сестрами, двоюродными, троюродными. И живем мы вроде как в изоляции, поэтому делаем все сами. Стивен, который сейчас готовит обед, — он указал на повара, одной рукой заливавшего масло, другой бросавшего цыплят на сковородку, — наш местный библиотекарь. Брианна — секретарь муниципалитета и учительница в воскресной школе. Мы всегда так жили. — Лувье — хорошие люди, — заметила официантка. — Все их любили. Вы их друг? Не успели на похороны? Пришлось объяснить, кто я такой. На какое-то время над стойкой повисло молчание. Затем Гарри — пожарный и помощник шерифа — сказал: — Ну, это правильно. Вы должны убедиться, что здесь подходящее место для Джулии и… И здесь действительно подходящее место. Да, тут им самое место. Я поблагодарил своих собеседников и расплатился. Когда дверь за моей спиной уже закрывалась, я услышал, как Гарри спросил у официантки: — Три Джулии, так ведь? Дом оказался скромным, но вполне приятным на вид. Белое крыльцо на улице, усаженной белыми кленами. Кругом царила столь глубокая тишина, что нарушал ее лишь шум ветра в кронах деревьев. Водостоки вычищены, крыша достаточно черная, чтобы казаться новой, трава на лужайке высокая, но ровная — видимо, до аварии ее подстригали регулярно. Кристин Лувье, одетая в джинсы и толстовку, встретила меня у входа. В одной руке она держала маркер, в другой — книгу «Биология кишечнополостных». — Добро пожаловать на экскурсию, — сказала она. Мы осмотрели каждую комнату в доме. Краткие пояснения перемежались долгими периодами возмущенного молчания. Комната Джулии не отличалась порядком, но и грязи я не заметил. В одном углу стояла кровать, в другом — чертежный стол с приколотыми к нему картинками. Рядом располагались стул и небольшой стол, над ним — книжные полки, уставленные пластмассовыми животными с большими глазами. Наверное, какими-то японскими игрушками. Еще один угол заполняли постеры с фотографиями какого-то музыканта и горы роликовых коньков. Внезапно я осознал, что в комнате будто бы жили три разные, но абсолютно нормальные девочки. Другие помещения содержались в чистоте и выглядели обжитыми. В конце экскурсии Кристин показала мне подвал и гараж. Как и мой собственный, он оказался забит вещами. На стене висели три велосипеда — маленький, большой и средний. С их ручек свисали шлемы. Когда я увидел эти скелеты погибшей семейной жизни, меня охватила тоска. — Я сделаю чай, — прервала мои раздумья Кристин. А позже спросила: — Ну, каково ваше мнение? — Чудесный дом, — ответил я, опускаясь на диван. — Но вы рассказали не все. Она покосилась на меня с подозрением. — О чем это вы? — У Джулии не просто воображаемые подружки. Она действительно верит, что состоит из трех личностей. Ни одна семилетняя девочка не смогла бы поддерживать такую иллюзию столь тщательно, убедительно и продолжительно ради одной только прихоти. Кристин села в кресло напротив меня. — Вам нравится иметь над людьми власть? Например, разбивать семьи? — Нет. Нет, я терпеть этого не могу, — мой голос дрогнул. — Три года назад я послал домой одного мальчика. Я отдал его родителям, решив, что все будет хорошо. Адвокат и его улыбчивая жена, ходячая награда за жизненные успехи. Они забили его до смерти… — Тогда что-то умерло и во мне. После того случая я кое-как ковылял через свои рабочие дни, а дни эти стали казаться чертовски длинными. Я не собираюсь повторять эту ошибку. Джулия — чудесная девочка. Умная. Внимательная. С ней приятно поговорить. Она мне очень нравится. При этом она далека от нормы. Обычно это означает, что с ней происходило нечто… нечто очень плохое. Я обязан защитить ее. Кристин Лувье молчала. Может, я и перегорел, но все еще мог определить, когда люди готовы вот-вот рассказать правду. Я ждал. Однако мои ожидания не оправдались. Слова Кристин привели меня в замешательство: — Думаю, это мутация. Передается по наследству в нашей семье. — Что?.. — я удивленно поднял брови, пытаясь понять ее. Вопрос касался семейной жизни девочки, а эта аспирантка начала рассказывать про мутации. В какой-то момент я счел сумасшедшей и ее. — О чем вы говорите? Какая мутация? — В каждом из нас живут люди. В любом члене нашей семьи. — Она встала, подошла к окну и посмотрела на тихую тенистую улицу. Я наконец понял. — То есть… вы тоже? Она кивнула, продолжая глядеть в окно. — Вот уже множество поколений мутация сохраняется. В каждом из нас живут несколько личностей. Обычно три, но не всегда. Наверное, такую мутацию можно назвать адаптивной. — Адаптивной? — Мы не безумнее обычных людей. — Но вы… — я запнулся. Не стоило поддаваться этой абсурдной идее. Скорее всего, она просто врет или страдает галлюцинациями. Кристин отвернулась от окна. — Вам не доводилось чувствовать себя… переполненным? Не уставшим, а именно переполненным? Когда понимаешь, что можно просидеть за учебником еще хоть миллион лет, но в голове больше ничего не уместится. — Конечно. Я же учился на медицинском. Меня хватало на четыре часа учебы, и все. После этого все мои увлечения — сочинение стихов и песен — вызывали лишь отвращение. Могли даже причинять боль, как громкий шум. — Когда такое случается со мной, то есть с одной из нас, мы просто переключаемся на другую личность. Я только кивнул. Хотелось узнать, к чему она клонит. — К тому же все великие достижения человечества родились из диалогов, разве не так? — продолжала она. — Из взаимодействия и соревнования разных личностей. А каждая из нас может соревноваться сама с собой. — Но… — Знаете, — перебила она, — одна из моих… ипостасей изучает стрекающих кишечнополостных. Тех, которых обычно называют медузами. — Джулия называла их «рыбами». — Нет. Это могла сказать Джуни. А Джулия и Джулиана никогда бы не ошиблись. Я попытался скрыть удивление. Она оказалась права. — Это я изучаю стрекающих кишечнополостных. И уже совершила открытие. Что представляет собой ваша кровь? Судя по ее тону, вопрос носил педагогический характер. Я пожал плечами: — Систему доставки кислорода. — Да, такова ее функция, но все же? Это океан внутри вашего организма. Вся эволюция сводится к тому, чтобы забирать снаружи нечто полезное, а затем захватывать его и помещать внутрь, под свой контроль. Подчините себе море, управляйте его составом и температурой, и вы сможете омывать свои клетки, даже находясь на земле. Так появилось кровообращение. Возьмите запахи и изображения предметов окружающего мира и поместите их в свой внутренний мир, где способны манипулировать ими, составлять планы. Это воображение, разум. Величайшим достижением за всю историю человечества стало возникновение общества. А наша семья помещает его внутрь себя. Вы живете в обществе, как губка в море. А мы носим общество с собой, как кровь. Это зашло слишком далеко. Я поднял руки, защищаясь от ее слов. — На мой взгляд, ваше объяснение не очень-то правдоподобно. Я ожидал истории о жестоком обращении — это более вероятно, чем ваши… мутации. — Я рассказала вам правду. Почему вы не принимаете во внимание такой вариант? — Хорошо. Пусть вы ничего не придумываете. Мы можем проверить ваши слова, так же, как в тестах соощущений. Ряд быстрых вопросов и ответов. Я могу доказать, что вы не притворяетесь. Тогда я смогу отпустить Джулию и не буду считать травму причиной ее поведения. Она покачала головой. — Не сейчас. Нас еще слишком мало. Мы не хотим, чтобы люди… задавили нас. Сделали из нас шоу уродцев. Или даже признали угрозой обществу. — Несколько недель вами будут интересоваться, а потом все забудется. — Возможно. Но мы не хотим вымаливать у людей свое право на уединение, — она вздохнула. — Теперь вы знаете наш секрет. — Даже если я поверю в эту историю, это все равно не гарантирует безопасности Джулии. — Здесь выросло не одно поколение. И ни один из нас не страдал безумием. Ни разу за всю историю. Я нахмурился. Как теперь быть? Рассказ Кристин поставил меня в тупик. Какая-то часть меня считала его правдоподобным, скептик же говорил, что меня водят за нос. Я встал. — Мне нужно возвращаться в больницу. Ехать довольно далеко, — я пошел к двери. — Когда вы примете решение? — Скоро. — Я зайду к вам завтра, — пообещала она. Я кивнул. — У меня все расписано до четырех. Может, встретимся в половину пятого? — Конечно. Она проводила меня до машины. Забравшись в салон, я опустил стекло и произнес: — Допустим, вы правы. Вы не… теряете себя? Не путаетесь? Во всех этих голосах… — Не знаю. Не думаю. Не больше, чем любой другой человек, — она посмотрела на меня с нескрываемым любопытством. — Теперь ваша очередь. Вам не бывает одиноко? Вечно наедине с самим собой? Я нахмурился и промолчал, затем завел двигатель. — До завтра.
* * *
На следующий день мне пришлось воевать с представителем окружной тюрьмы, который хотел вернуть нам буйнопомешанного. Они, оказывается, уже сплавляли его в другую больницу две недели назад — оттуда-то его наверняка и забросили в наше отделение экстренной помощи. Не успев справиться с притоком адреналина после ругани по телефону, все еще кипя от злости, я отправился на встречу с Кристин Лувье. Учитывая мое состояние, эта встреча не сулила ничего хорошего. Когда она пообещала засудить меня и хлопнула дверью, я опустился за стол и перевел дыхание, надеясь успокоиться. Но этого мне не дали: из-за двери выглянула большая голова Томаса. — Вас искал доктор Стивенс. Он злится из-за маленькой девочки, которая все еще в педиатрии. И спрашивает, «где вас вчера весь день черти носили». — Спасибо, — я кивнул. — Выглядите уставшим, док. — Так и есть. Томас понял, в каком я состоянии, и не стал давать мне дурацких советов — вместо этого одарил меня ободряющей улыбкой и ушел. Я уныло побрел в педиатрию. Джулия вновь сидела на кровати. Рядом с ней лежала шахматная доска — судя по положению фигур, оставленная посреди партии. В углу безмолвно мерцал телевизор. Девочка положила себе на колени лист бумаги. — Привет, — сказал я. График, висевший у кровати, не изменился. Утром я провел целую кучу всяческих тестов, затем с ней разговаривал социальный работник. Джулия не проявила никаких признаков когнитивного расстройства. Склонившись над кроватью, я стал изучать ее рисунок. С листа на меня смотрела мудрая большеглазая кошка, нарисованная, на мой взгляд, довольно профессионально, в стиле японских мультфильмов. Или тех статуэток в детской. — Кто побеждает? — спросил я, указывая на шахматы. Скорее всего, она играла с медсестрой, которую потом вызвали на обход. — Не знаю, я не слежу за игрой, — она пожала плечами, затем взяла другой карандаш и стала раскрашивать кошачьи глаза. — А кто же играл? — спросил я. — Джулиана и Джулия. — Вот как. Значит, ты — Джуни. — Точно. Она рисовала левой рукой, стремительно и проворно. Утром, когда я попросил ее отметить варианты ответов в тестах, она пыталась взять карандаш правой рукой, закатанной в гипс. — Ты — левша? — спросил я сейчас. Она кивнула. — Но пишешь правой рукой? — Не-а, — она нанесла на бумагу несколько быстрых штрихов. — Так пишут Джулия и Джулиана. Я — нет. Девочка отложила карандаш и подняла голову. Теперь она говорила быстрее, с более четкими интонациями: — Можно мне завтра домой, доктор Даг? Я заколебался. Эта внезапная смена тона показалась мне жутковатой. Изменилось и выражение лица — расслабленное всего секунду назад, теперь оно сделалось внимательным, напряженным. — Джулиана? — спросил я. — Да. Мне оставалось только вздохнуть. — Возможно. Завтра будет виднее. — Мне надо в школу, — заметила она. — И Джулии тоже. — А Джуни? — Она обычно пропускает все мимо ушей. Слушает только на уроках музыки. — Понятно, — я встал. — Что ж, не засиживайся допоздна. Увидимся утром, хорошо? — Ладно. Когда я открыл дверь, за спиной послышался стук по доске. Я обернулся. Неуклюже орудуя загипсованной рукой, девочка сдвинула черную фигуру. Наступила пауза. Затем той же рукой она передвинула красную, после чего откинулась на кровати, и лицо ее вновь приняло расслабленное выражение. Будто став другим человеком, она взяла карандаш левой рукой и продолжила рисовать. Я вышел в коридор и наткнулся на Стивенса, изучавшего Джулию через стекло. Он коротко кивнул в знак приветствия. — Диковинный случай. Очаровательный. Я понимаю, почему вы медлите. Уверен, тут пахнет диссертацией. Но обойтись, думаю, можно и стандартными препаратами. Торазин убьет все эти лишние голоса. Выпишите ее завтра утром.
* * *
Вернувшись в свой жалкий пригородный дом, я обнаружил жену за телевизором на кухне. Сегодня она заказала пиццу — треть дожидалась меня в размокшей картонной коробке. Мы обменялись приветствиями, после чего я направился к шкафу, собираясь по крайней мере поесть из тарелки. — Ужасный день на работе, — заметил я. Она кивнула. — Сочувствую, дорогой. В последнее время ты говоришь это ежедневно, — сказав это, она вновь повернулась к экрану. — Как-то мы уже особо и не разговариваем, правда? Она нахмурилась. — Разговариваем. — Нет. Каждый вечер ты смотришь телевизор за ужином. Мы всегда покупаем готовую пищу. — Ты хочешь заставить меня готовить? — она напряглась, предчувствуя приближение ссоры. — Нет-нет. Я только хочу сказать, что у нас же есть время. — Время? — Ну да. Раз мы не тратим его на готовку, у нас есть время поговорить. Она выключила телевизор. — Хорошо. Говори. Пиццу мы доели в угрюмом молчании.
* * *
На следующее утро, приехав в больницу, я увидел Кристин Лувье, уже поджидавшую меня на входе. Рядом с ней сидел грузный мужчина в костюме, державший в руках портфель. Увидев меня, Кристин бросилась наперерез. — Я привела своего адвоката. Советую пригласить вашего. — Не нужно, — ответил я. Они последовали за мной в кабинет. — Я хотел бы поговорить с мисс Лувье с глазу на глаз. Всего пару минут, — предложил я. — Абсолютно исключено, — отверг адвокат. Он покачал головой и погладил свой гигантский живот, который, заметил я с горечью, по размерам не уступал моему. Я посмотрел на Кристин. Ее взгляд метался по комнате, выдавая напряженную работу мысли. Затем она посмотрела мне в глаза. — Одна минута, — согласилась она. — Настоятельно не рекомендую, — запротестовал адвокат. — Одна минута. Адвокат вздохнул и вышел в коридор. Кристин закрыла дверь и повернулась ко мне. — Итак? Я сел. — Я хочу, чтобы вы пообещали, дали мне слово, что вы позовете меня, если заметите какие-нибудь аномалии в развитии Джулии. Она сдвинула брови и медленно опустилась на стул. — Вы передумали? Этой ночью, когда я лежал в постели и не мог уснуть, в моей голове эхом отдавались слова Стивенса: «Торазин убьет все эти лишние голоса». Это привело меня в ужас, как будто он говорил об убийстве двух… личностей. И тогда, неожиданно для себя, я осознал, что уже верю в рассказ Кристин. Я постыдился повторять слова главврача, поэтому просто пожал плечами. — Вы обещаете? — Зачем вам это? — Природа не так проста, как вы думаете. Чисто адаптивные мутации исключительно редки. Ваш страх перед недельной популярностью и дурной славой не должен лишать девочку будущего. После долгой паузы она все же ответила: — Обещаю. — Этого недостаточно. — Что же еще?.. — она бросила на меня сердитый взгляд, но затем, уяснив смысл моих слов, улыбнулась. — Мы обещаем. Все трое. Я отдал ей уже заполненные документы о выписке. Затем протянул свою визитку. — Если смогу хоть как-то помочь — пожалуйста, позвоните. Она кивнула, встала и открыла дверь. Затем я отправился проводить их. Джулиана — думаю, именно она — помахала мне с порога, стоя перед открывшейся автоматической дверью. Потом я направился на утренний обход, а в одиннадцать вернулся в свой кабинет и позвонил жене. — В чем дело? — спросила она, все еще опасаясь продолжения вчерашнего вечера. — Дорогая, — прошептал я. — Сбеги на часок с работы и пообедай со мной, хорошо? Ее голос смягчился. — У тебя все хорошо? Это из-за той девочки? — Думаю, да. — Она в порядке? — С ней ничего не случится, — ответил я. — Все будет в порядке — настолько, насколько это возможно для девочки, потерявшей родителей. — Хорошо. — Понимаешь, она заставила меня задуматься. Мне… мне одиноко. Я хочу услышать твой голос. Иногда мне просто хочется поделиться с тобой своими мыслями и узнать, о чем думаешь ты. Порой я… — мой голос дрогнул, но я сопротивлялся подступившим слезам. Сделав глубокий вдох, я продолжил: — Порой я сам вызываю у себя неприязнь. Но когда я с тобой, я нравлюсь себе намного больше. Она долго молчала. Затем прошептала: — Сейчас приеду.
Последние комментарии
2 часов 15 минут назад
3 часов 22 минут назад
4 часов 20 минут назад
4 часов 34 минут назад
13 часов 44 минут назад
13 часов 46 минут назад