Полдень, XXI век. 2010 № 03 [Дарья Беломоина] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Борис Стругацкий представляет альманах фантастики ПОЛДЕНЬ, XXI ВЕК МАРТ (63) 2010



КОЛОНКА ДЕЖУРНОГО ПО НОМЕРУ

Из ничего и выйдет ничего…

Подобное рождает подобное…

Вообще говоря, в том, что информация порождает информацию, нет никакой фантастики. Но если из ничего создается материальный носитель этой самой информации (книга), то сей факт — уже предмет для изучения со стороны писателя-фантаста. Откуда она взялась? С какой целью и по какой технологии создана? На каком языке написана? И кем? Не господом ли богом?..

А если такая книга попадает в руки человека, желающего помочь другим, используя обретенный артефакт?.. Вот вам и замысел для опуса, выполненного в жанре фантастического реализма. Именно такое произведение (повесть известного писателя Павла Амнуэля «Библиотекарь») открывает мартовский номер.

В этом номере нет сквозной темы, объединяющей хотя бы несколько произведений.

В рассказе нашего постоянного автора Майка Гелприна «Практикант», действие которого происходит в лагере, кто-то занялся уничтожением преступной «элиты». Кто?..

У Дарьи Беломоиной (рассказ «Память»), вопреки Книге Книг, мертвые уходят, хотя живые вроде бы продолжают их любить. Почему?..

Вопросы, вопросы…

Родители предлагают своему сыну участвовать в конкурсе («Игра» Елены Галиновской). Зачем? Только ради денег за возможный выигрыш?..

Главный герой рассказа Владимира Голубева «Монстр» весьма успешен в жизни. Но какую цену ему приходится платить за успех? И не слишком ли она велика?..

«Как уйдет от нас последний ветеран Великой отечественной? — спрашивает читателей Геннадий Лагутин. — И почему именно так?..»

Что может сделать с погубившим множество людей тираном историк, в руки которого попала машина времени? («Историк» Юстины Южной)

Вопросы, вопросы…

Многовопросье, многотемье, «многоидейе»…

А впрочем… Любое художественное произведение заставляет читателя задуматься над необъятностью жизненных проблем, над их причинами и последствиями. Информация рождает информацию…

Чем не сквозная тема?

Николай Романецкий


ИСТОРИИ, ОБРАЗЫ, ФАНТАЗИИ



ПАВЕЛ АМНУЭЛЬ Библиотекарь Повесть[1]

Девушка читала книгу, прислонившись к полке в отделе женских романов. Невысокая, смуглая, черноволосая, с короткой стрижкой. Лет двадцати пяти, может, чуть меньше. Южанка. Было в позе девушки что-то странное, напряжение какое-то. Или показалось? Неважно. Женских романов Хьюго не читал и к любительницам Картленд и Стил относился настороженно — обычно это были дамы бальзаковского возраста, мало чего добившиеся в жизни, в том числе в любви, и удовлетворявшие собственные комплексы, переживая чужие страдания, чужие страсти и примеряя на себя чуждое для них отношение к жизни.

— Простите, могу я чем-нибудь помочь? — спросил он, полагая, что услышит обычное «Спасибо, все в порядке».

Девушка молча протянула книгу, которую Хьюго сначала взял в руки и лишь потом остро ощутил ее необычность.

— Странная книга, верно? — спросила девушка, когда Хьюго, осмотрев томик со всех сторон, раскрыл его посредине, обнаружив строки, составленные из непонятных значков, каждый из которых был размером с обычную букву кегля «миттель».

Закрыв книгу, Хьюго еще раз внимательно ее рассмотрел, не обнаружив ничего, на что не обратил бы внимания с первого взгляда: стандартный размер покет-бука, толстенькая, страниц пятьсот, колонцифры отсутствуют, обложка — полукартон, как и у прочих книжек такого формата. Ни названия, ни фамилии автора. Вообще ничего — белая обложка, матовая фабричная ламинация. Ни форзаца, ни авантитула, ни титульного листа — сразу под обложкой, на первой странице начинались строки, составленные из значков, вряд ли имевших отношение к какому-нибудь известному языку. Никаких выходных данных, сведений об авторе и копирайте — даже год выхода указан не был, будто книга возникла из безвременья.

Хьюго поднял взгляд, и девушка смущенно пожала плечами.

— Она стояла здесь, — девушка положила палец на шестую полку снизу, где располагались творения Барбары Картленд — между «В объятиях любви» и «Выше звезд». — Кто-то, наверно, поставил ее сюда по ошибке?

Книга была новой. Хьюго перелистал страницы — теперь медленнее, то и дело задерживаясь, чтобы рассмотреть странные значки-лабиринты, в которых взгляд утопал, зацепившись за какую-нибудь очень маленькую линию, возможно, ничего не значившую, а может быть, как раз и определявшую значение той или иной буквы… или цифры?

Он пощупал бумагу. Обычная, восемьдесят граммов, по качеству точно такая же, на какой были напечатаны