Луна звенит. Миссия «Аполлон»: величайшее открытие землян [Олег Владимирович Ермаков] (pdf) читать онлайн

Книга в формате pdf! Изображения и текст могут не отображаться!


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Олег Ермаков

Луна звенит
Миссия «Аполлон»:
величайшее открытие землян
Moon rings. «Apollo» mission
is a greatest discovery of earthlings

ЧИСЛОВО
САКРАЛЬНАЯ ЛИНГВИСТИКА
РИФМА ЧИСЛА, АРИФМЕТИКА СЛОВА

Киев – 2016

Мнящие, что богатство достигшей Селены Америки
есть пыль и камни с нее, заблуждаются. Главное
достояние миссии «А|пол|лон» есть открытие
физической пустоты Луны: пустоты урны Истины,
Sat, и ворот в Небеса, какой знал ее Пра|щур. То —
полость как Полность: Жизнь, Лон|о. Летя на Луну
за Иным, привезли мы оттуда Себя позабытых —
вот Камень, что нам достал с неба гигант «Сат|урн-5*».

* В сакральном познании 5 есть число Человека: звезда, устремленная в Высь.

2

Пещера говорит о помещении, включении или укрытии
чего-либо. По Юнгу, это что-то неприступное и тайное, например
бессознательное1, что характеризует Луна.

Оккультно-мифологический Зодиак
http://www.sunhome.ru/magic/14840/p2
С незапамятных времен в пещерах высекались монастыри
и святилища. Ведь именно пещера являла собой образ мира,
уподоблялась и сердцу, и чреву, а потому считалась местом
перехода в мир иной, была местом встречи с Богом.

Что скрывают пещеры?
http://www.liveinternet.ru/users/3184308/post135585204

П

ланета Луна — пуста. Факт этот есть основное открытие,
совершенное в ходе серии полетов американских кораблей «Аполлон» к
Луне в рамках одноименной программы НАСА (1969 – 1972). По итогам
сейсмических изысканий, осуществленных в ее рамках, Луна есть

пустой металлический шар.
Открытие этого факта произошло 20 ноября 1969 года в 4 часа 15 минут при
ударе о лунную поверхность использованной взлетной кабины корабля «Аполлон12». Придя в колебание, Луна, точно гигантский гонг, дрожала свыше 55 минут, что
было зафиксировано оставленным на ее поверхности сейсмометром.
Амплитуда колебаний вначале росла. Максимум ее пришелся на восьмую
минуту с момента удара, затем она стала снижаться, сойдя на нет. В тот же день
руководитель Института сейсмологии США М|орис Юн|к (Un’к) в послеобеденных
новостях объявил эти поразительные факты. В частности, он сказал: если образно
охарактеризовать зафиксированное дрожание Луны, оно напоминает удар в
колокол в церкви. Сейсмическая волна, рожденная падением, распространялась
от эпицентра в поверхностном слое Луны во всех направлениях, кроме одного —
вовнутрь, целиком отражаясь от тайного взору зеркального барьера.
Открытие НАСА настолько потрясло и заинтриговало американцев, что,
изменив ход программы, во все дальнейшие полеты они толкали к Луне
параллельным

курсом

последнюю

ступень

носителя

«Сатурн-5»,

прежде

отбрасываемую за ненужностью по завершении ее работы, чтобы ударить в Луну и
послушать звон этого колокола. Гигантская бита, врезаясь в планету на скорости в 2,5
км/с, рождала могучий ответ Тайны. Так, при ударе ступени «Аполлона-13» (пункт
столкновения был избран в 87 милях от сейсмометра, установленного экипажем
«Аполлона-12») звон Луны длился 3 часа 20 минут, причем сейсмоволна, не идя
вглубь, перемещалась в границах 25-километровой толщи пород. По итогам всех
3

испытаний наибольшая зарегистрированная продолжительность лунного звона
составила свыше 4 часов.
В СМИ писалось о том: «В соответствии с различными исследованиями, у
ученых напрашивается вывод, что Луна непременно должна быть полой. В своей
книге 1982 года «Moongate: Suppressed Findings of the U.S. Space Program» («Скрытые
результаты космической программы США») инженер-ядерщик, исследователь
Уильям Брайан II пишет, что информация, представленная сейсмическими
экспериментами «Аполлонов», свидетельствует, что «луна полая и относительно
жѐсткая». Кроме того, ряд астрофизиков были настолько смелы, что стали
утверждать: полость внутри Луны имеет искусственное происхождение».
Открытие это — опорно науке: з|вон лунный есть блáговест Тьмы, Пустоты
тленных глаз:

ЛУНа вне — НУЛь внутри
Глубью горней звеня, Луна — колокол Бога, звонящий по нам: по бессутности
Суть, по пустой части Целое, Мать2 по ди|тяти с|леп|ой. Т|айн|ы го|нг, то — глас
Сердца, стезя нам в Корнь наш. Знал мир древ|ний: Луна пуста — ибо По|лн|а она.
Отождествляя ее с Великой Бо|гин|ей как Космосом, Лоном всех, бывшем Ко|ров|ою,
go (санскр.) в’star’ь (Египту — Нут), П|ращу|ры зрили, что плотски она — пол|ый шар:
Пол|ность, Дух — очам бренным пуста, ведь пусты есть они. Само слово
Л|ун|а кажет полость ее слогом дырности un, без [всего], в середине. UN (лат.) = EN
(г|реч.). Лун|а — лун|ка: выемка Тьмы, Нут|ра в ней. Так зрил Лон|ом (Пещ|ер|ой) ее
К. Г. Юн|г. По-сан|с|крит|ски Луна — Чан|дра: чан (бак) — дыра, полость: в Сем —
То. Мать всех как Лю|бо|вь самое, у Ин|дий|цев она — Глас как Речи богиня Вак.
Вак|х, он же Бах|ус, бог М|EN’ы, Луны (греч.), мен|а|д во|ждь — суть Бак с
Пус|то|то|ю в нем (отсюда — Бах: му|зык|ант — душ зв|она|рь), Vo|id (англ.), что
взывает: во|йд|и!; Аполлон, Луны сын и связной с ней (ведь Лето, Латона — Луна) —
Бак|хий: п|лю|щ, к Луне вьющийся, в сути — Вакх сам; Пан (греч. Всѐ), лик
В|селен|ной (При|род|ы: при Род|е, Творце (стар.) второго), родня Вакха — Pus (инд.евр.), в Ведах — Pus|han, Пут|и ст|ра|ж. Глубь Луны, Мun|dus (Мир), Хор душ, в Moon,
Суть звеняща — в сем пан|цир|е, moon’дире Ра|к (в Зодиаке — знак лунный), глаз
бренных Дыра. Как Селен|а, Сок|Ра|т-Силен Миром pus’ат, им силѐн как познавший
Себя Пустотой3. Ось (Кол) глаз, кóла (круга — стар.) их Центр, Цель наша — вот
Кол|о-Кол горний, Луна, з|рачок в оке людском: Мир и очи — одно. C|enter — enter:
центр — вход в То; сред|ина — инá как в|Ра|та в Бога нам, и Ему в нас — врата ж;
4

глас — глаз: Кол|око|л — Око Творца, коим зрит Он в мир сей: в свитках древних —
Луна.
Звон ее — в сердце свят. Арм|стронг4, первый землянин на ней, рек о том: «Я
уверен, что число сердцебиений каждого человека сочтено еще при рождении.
Я не хочу знать, сколько сердцебиений у меня в запасе. Я лишь хочу прожить жизнь,
в которой каждый удар сердца — это удар колокола». По воспоминаниям моей
матери, первым произнесенным мной в жизни словом было «Луна», а первым ярким
впечатлением — песня «Колокольный звон» о жертвах Бух|ен|вал|ьда. Услыхав ее
двухлетним малышом, в молчании я долго переживал услышанное, вслед за чем
потребовал у родителей бумагу и карандаш и воскликнул: «Я нарисую колокольный
звон!».

________________________________________________________________________
1 Коллективным Бессознательным Юнг называл Мир, Вселенную, Тайну глаз бренных.
2 C Богом Мать сущих, Луна-Корова едина как Д|лан|ь Его, Власть, слог чей — go|v, зримый в словах «говядина», «говенье»,
«go|v|er|n|men|t». Блá'gov'ест — голос Ее: установленный сейсморазведкою периодичный сигнал Недр, велящий планете звенеть (по
оценкам ученых, источник его залегает на глубине порядка 900 км).

3 Речь идет о великом Сократовом изречении «Я знаю, что ничего не знаю»: знать незнанье свое бренным нам — ведать Мир,
Пустоту как Себя Самое.

4 Фамилия эта переводится с английского как «сильная рука»: Луна, Мать, Кем жил Нил. Египтянам и Грекам была она сердцем
Того, Подземелья, отколь текла к нам кровь Жены этой — Нил, «река черная»: То, Луна — Тьма.

Все тайны Мира и Луны. Книга «Планета Любовь. Основы Единой теории Поля», скачать:
All mysteries of the Universe and the Moon. The book «Planet Love. The basics of the Unified Field theory», download:
https://www.academia.edu/2475366/Planet_Love._The_basics_of_the Unitary_Field_theory_in_Russian

5

Приложения

6

Приложение 1

AB OVO
САКРАЛЬНАЯ ЛИНГВИСТИКА, МОЙ МЕТОД
Ab ovo. The sacred linguistics, my method1
Сакральная лингвистика — наука о верном делении словa, стоящая на двух столпах.
Первый: Слово как Сущность тождественно Богу и Миру (В|селен|ной). Речет
Евангелие: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1:1),
— т.е., сущее прежде всего, Слово есть Бог, Родитель, и Мир, Дитя: ведь кроме
Мира у Господа нет ничего. Столп второй: Слово, сущих Оплот, не несет корень как
часть свою, как мнят ныне, — корнь есть оно всѐ2. С тем, деление слова к Познанью
вершимо не от части к Целому, но встречь — от Целого к части: в Глубь слова,
сирéчь Сверху вниз. Так, AB OVO, течет от ис|то|ка река: Мир — от Бога. Так,
Богом творим, в себе делится Мир без разъ|я|тья; так в лоне вз|Ра|стает дитя: тело —
из гол’OV’ы, его корня. Деля так, мы, с Богом идя, зрим чрез сл’OVO всѐ сущее
Мира и дверь в Мира Цельность, L’уну3.

WORD IS THE WORLD
Суть познать — от нее ступать нам: от Причины к Причине воз|в|Ра|тным путем
кольцевым. Так ступает душа, коя — мы, ис|к|Ра Божья, вершащая По|ис|к: от Бога
ко Богу, из – к – Ра. В том — са|к|Ра|льной L’IN’гвистики суть. Луна, Речь (Вак
(инд.)) — Корнь сей науки, частиц ее Вакуум; датель ее людям — Вакх: Слово, Сок
Луны, Я’God’ы вакантной4; автор в мирý ей — Сок|Ра|т, в|ино|чер|пий его5; глас
забытой ее — я, восшедший от физики, ложного взора (Природа6, греч. фюзис, как
явь Ares’тотеля — Мир безголовый: без Неба Земля, Дол без Выси), к
линг’VIS’тике, науке Слова как Мира, Сосуда и Поля всего.
Труд сакральной лингвистики, Вакха стези:
выжать из речи Мир как из ягоды сок, чтоб испить его нам.
_________________________________________________________________________________
1 Met-hod — к Метé, Цели ход, суть наука Ид|ти-Дос|ти|гать. От поры Аристотеля, Землю разъ|я|вшего с Небом, Главой ее, слово Полета «метá»
переводят как плоское «после», «за», чтя имманентность, тогда как Цель — «над»: Трансцендентное, Высь, коей мудрый крылат.
2 Корень, Целое, мнят ныне частью, деля слово, корнь себя, на корень, суффикс, приставку и окончание. Слóва как корня единого явь —
Сан|скрит (Дева|нага|ри), где буквы слов сущих с’VIS’ают с опоры единой, как смертные люди с Небес, бренье с Вечности: संस्कृता.
Планка планок, Опора-Выс|ь, Ось (VIS’ь (укр.)) — Речь, слов Душа: Луна, Дева, змея (нага (санскр.)) кольцевая.
3 «Все те, кто поистине уходит из этого мира, идут к Луне. (...) Поистине Луна — это врата небесного мира», — рекут о том Веды

(Кау|шитаки-упа|ниша|да, I, 2). Поистине Небо, Высь — Мир как Ед|ин|ство, каким и есть он; Земля, Дол — Мир как Рознь, коею он не есть.
4 Согласно открытию NASA, Луна — пустотелый сосуд: Полность, тайная смертным очам, что навыворот зрят.
5 Бич дней сих, Стагиритова дочка наука не знает: искусство Сок|Ра|та ма|й|ев|тика, данное в помощь беременным Истиной, людям, родить Ее — есть жом,
да|вление Ее из Слова как сок|а из Я’God’ы-Тьмы, В|ино|града (Лозы — по Христу): царь умов Дионисов процесс, чьим посредством Мир, в Ягоде сей
Иноград, извлекается из древ|них речи корней, Луны в ней, ради знанья его. Выжать из речи нашей, вок|ала, Мир — я|вит|ь Луну как Сосуд его: Вак, Речь как
Мать всего, Мен|у-Латон|у у Г|рек|ов (сын коей П|латон — муж реч|истый от|мен|но; Луну звать — лягушкою к-вак-ать в ночь л|ун|ну: П|рич|ину петь
дольне), Любовь как s|lové|s Суть, от бед всех Вак|ц|и|н|у (с тем, первой вакциной в миру нас — корова снабдила: Ть|ма, Ма|ть). Посему без бок|ала, рекут, нет
вок|ала: без Вак|ха, ме|н|ад вожака и царя Э|лев|син|ий, аккадского Син|а, владыки Луны (Вакх есть Бык, Сын Коровы сей, Бок, он же Рог, ее верный как Два
при Нол|е, А|пол|лон как пол-Лон|а при Лон|е, Лун|е) — нет и речи людей как рек|и от Ис|то|ка сего.
6 При Род|е (Бог (стар.)) — плод Его и подобье: Мир, Божье Дитя.

7

Приложение 2

ВЫСШИЙ БОГ, ЦАРЬ НА ТРОНЕ ЛУНЫ
Лунное божество Каабы: Бог богов
Вас не удивляет то, что символом ислама есть полумесяц?
Что полумесяц венчает мечети и минареты?
Что полумесяц изображен на флагах исламских государств?
Что мусульмане постятся в течение месяца, который начинается
и заканчивается появлением полумесяца в небе?
Что мусульмане молятся в направлении черного метеорита Каабы?
Макам, находящийся рядом с Каабой, увенчан символом Лунного Божества.
Каждая мечеть увенчана символом Лунного Божества,
и флаги арабских государств несут на себе этот знак.
В прошлом — идол языческого пантеона, а ныне — бог ислама:
такова удивительная судьба Лунного Божества Каабы.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЛОВА АЛЛАХ
Слово «Аллах» происходит от составного арабского слова «Аль-Илах». Аль — определенный артикль, а Илах — арабское
слово «Бог». Мы тотчас видим, что:
1. Аллах — не имя собственное, а родовое название, подобное слову «Эль» в иврите, использовавшееся для обозначения
любого божества.
2. Аллах — не иностранное слово (заимствованное, например, из Библии), а чисто арабское.
3. Также не следует сравнивать слово Аллах с ивритским или греческим словом Бог (Эль или Теос), потому что «Аллах» —
чисто арабское слово, используемое для обозначения арабского божества.

Аллах был божеством языческих арабов задолго до ислама.









«Аллах — это доисламское имя, относящееся к вавилонскому Беллу» (James Hastings).
«Имя Аллах найдено в арабских доисламских надписях» (Encyclopedia Britannica).
«Арабы еще до Мухаммада поклонялись божеству по имени Аллах» (Encyclopedia of Islam).
«Аллах был известен доисламским арабам; он был одним из божеств Мекканцев» (Encyclopedia of Islam).
«Илах фигурирует в доисламской поэзии. При частом использовании Аль-Илах был сокращен до ‘Аллах’»
(Encyclopedia of Islam).
«Имя Аллах появилось до Мухаммада» (Encyclopedia of World Mythology and Legend).
«Происхождение имени Аллах возвращает нас к доисламским временам. Аллах — не общее имя, обозначающее Бога,
поэтому мусульманин должен использовать другое слово, если хочет сказать о каком либо ином божестве» (James
Hastings, Encyclopedia of Religion and Ethics).
Ученый из Гарвардского университета, Генри Смит, констатирует: «Аллах уже был известен арабам» (The Bible and
Islam).

Доктор Кеннет Крагг, бывший редактор академического журнала «Muslim World» и выдающийся ученый исламовед, пишет:
«Имя Аллах присутствует в археологических и литературных памятниках доисламской Аравии» (The Call of the Minaret).
Сезар Фарах в книге по исламу пишет: «Нет причины принимать идею, согласно которой Аллах пришел к мусульманам от
христиан и евреев» (Islam: Beliefs and Observations).
Согласно востоковеду Э.М. Вэррай, чей перевод Корана используется поныне, доисламский культ Аллаха, как и культ Ваала,
является астральной религией, в которой фигурировали солнце, Луна и звезды. В древней Аравии бог солнца был женским
божеством, а Луна — мужским.
Согласно многим ученым, среди которых Альфред Гуиллам, бог Луны имел разные имена, и одним из них было имя Аллах.

8

«Имя Аллах использовалось как личное имя лунного бога в дополнение к другим титулам. Лунный бог Аллах был женат на
богине солнца, вместе они породили трех богинь: Аль-Лат, Аль-Узу и Манат, — которых называли дочерями Аллаха.
«Дочерей Аллаха, наряду с самим Аллахом и богиней солнца, считали высшими богами. Они располагались на верхнем
уровне аравийского языческого пантеона» (Robert Morey, The Islamic Invasion).
Хорошо известен факт, что в доисламские времена полумесяц был символом культа лунного бога как в Аравии, так и
повсюду на Ближнем Востоке. Археологи обнаружили многочисленные статуи и иероглифические надписи, в которых
полумесяц помещен над головой божества, что в символической форме обозначает лунного бога. В то время как на всѐм
древнем Ближнем Востоке Луне поклонялись как женскому божеству, арабы рассматривали еѐ как мужское божество.
В Месопотамии шумерскому богу Нанне, названному аккадцами Сином, особенно поклонялись в Уре, где он был главным
богом города, а также в городе Харран в Сирии, который имел близкие религиозные связи с Уром. Тексты угаритов
показывают, что там лунному божеству поклонялись под именем Ур. На памятниках бог обозначен символом полумесяца. В
Хацоре, в Палестине, в маленькой святыне хананеев позднего бронзового века была обнаружена базальтовая стела,
изображающая две поднятые к полумесяцу руки, указывая, что святыня была посвящена лунному богу. Культ лунного
божества, в противовес религии Яхве, был также постоянным искушением израильтян.
«Племя Курайш, в котором родился Мухаммад, было особенно предано лунному божеству Аллаху и трем его дочерям,
выступавшим посредницами между людьми и Аллахом. Культ трех богинь, Аль-Лат, Аль-Узы и Манат, играл важную роль в
Каабе в Мекке. Имена первых двух дочерей Аллаха являются женскими формами имени Аллах. Отца Мухаммада звали АбдАллах, дядю Мухаммада звали Oбейд-Аллах. Эти имена говорят о личной преданности, которую семейство Мухаммада
питало к культу лунного бога» (Robert Morey, p.51).
История показывает, что прежде чем возник ислам, в Аравии поклонялись лунному богу Аллаху, который был женат на
богине солнца. То, что Аллах был языческим божеством в доисламские времена — неопровержимо. Мы должны ответить на
вопрос: почему Мухаммад назвал бога ислама именем языческого божества?
В доисламские времена идол Аллаха вместе с другими идолами стоял в Каабе. Язычники молились по направлению к Мекке
и Каабе, поскольку там находились их боги и главный среди них — Аллах.
Востоковеды признают, что культ лунного бога простирался далеко за пределы Аравии. Весь плодородный полумесяц был
вовлечен в лунный культ. Можно понять, почему ранний ислам имел успех среди арабских племен, которые традиционно
поклонялись Аллаху как лунному богу. Можно также понять, что использование полумесяца как символа

ислама, фигурирующего на флагах исламских государств и венчающего минареты, является
возвратом к дням, когда в Мекке поклонялись Аллаху как лунному богу.
В отличие от большинства христиан, образованные мусульмане знают об этом факте. Роберт Мюрей пишет об этом: «В
одной из поездок в Вашингтон я беседовал с водителем — мусульманином из Ирана. Когда я спросил его, почему ислам
использует символ полумесяца, он ответил, что это древний языческий символ, широко используемый на Ближнем Востоке,
и что этот символ помог мусульманам привлечь к себе множество людей. Когда я заметил, что слово Аллах использовалось в
культе лунного бога в доисламской Аравии, он согласился с этим. Когда я сказал, что ислам и Коран можно объяснить в
понятиях доисламской культуры, он также согласился с этим. Он рассказал мне, что закончил университет и всю жизнь
пытался понять ислам. В результате он потерял веру. Значение доисламского происхождения имени Аллах не может быть
переоценено».
Что особенно интересно, так это параллели между развитием ислама и католической церковью. Обе абсорбировали
языческие идеи, чтобы привлечь новообращѐнных. Мухаммад не был одинок в своем плагиате из других религий.

РАЗНЫЕ РЕЛИГИИ ПОД РАЗНЫМИ ИМЕНАМИ
ПОКЛОНЯЮТСЯ РАЗНЫМ БОГАМ
Главный результат моих исследований состоит в том, что все религии имеют разные концепции божественного. Яхве, Аллах,
Вишну и Будда — это не одно и то же. Разные религии не поклоняются одному Богу под разными именами, поэтому
использование слова Бог в описании божества является некорректным и мы должны использовать конкретное имя бога.
Игнорирование существенных различий, отличающих мировые религии, есть оскорбление их уникальности.
Яхве (бог Библии) не является Аллахом (богом Корана), и не является Вишну (богом Вед), и не является богом Буддистов и
т. д. Есть фундаментальные различия между Яхве и Аллахом — в личных признаках, богословии, морали, этике, эсхатологии
и теократии. Они представляют два разных духовных мира. И когда мы обнаруживаем дальнейшее раскрытие Яхве через
Иисуса, мы видим ещѐ бóльшую пропасть меж Библией и Кораном.

АРХЕОЛОГИЯ ЛУННОГО БОГА
Мусульмане поклоняются божеству по имени Аллах и утверждают, что в доисламские времена Аллах был библейским богом
Яхве, богом патриархов, пророков и апостолов.
Ахмед Дидат, известный мусульманский апологет, утверждает, что слово Аллах является именем Бога Библии и происходит
от слова «Алелуйя», которое трансформировалось в «Аллах-луях» (Ahmed Deedat, What is His Name). Это утверждение

9

показывает, что Ахмед Дидат не знает иврита, поскольку слово «Алелуйя» является глаголом «восхвалим», стоящее перед
именем Яхве оно буквально означает «восхвалим Яхве». Другие «библейские» аргументы Дидата также абсурдны. Он
утверждает, что слово «Аллах» никогда не осквернялось язычеством. «Аллах — уникальное слово для единственного Бога,
вы не можете произвести женское из Аллаха» — говорит Дидат. Но Дидат умалчивает о том, что одну из дочерей Аллаха
звали «Аль-Лат», и что она была женской ипостасью Аллаха. Проблема здесь в мусульманских претензиях к непрерывности:
от иудаизма к христианству, а затем к исламу, а также в их стремлении исламизировать евреев и христиан. Если Аллах —
часть потока божественного откровения в священном писании, то он является следующим шагом библейской религии: мы
все должны стать мусульманами. Но если Аллах был доисламским языческим божеством, то мусульманские претензии на
священное наследство не имеют оснований.
Религиозные претензии часто рушатся в результате археологических свидетельств. Археологи обнаружили храмы лунному
богу повсюду на Ближнем Востоке. От гор Турции до плѐсов Нила самой широкораспространенной
религией древнего мира был культ лунного бога. Он был даже религией патриарха Авраама, до того как Яхве
раскрыл себя и приказал ему оставить дом в Уре халдейском и перебраться в Ханаан.
Шумеры, первая грамотная цивилизация, оставили множество глиняных табличек, описывающих их религиозные верования.
Как показано Сьѐбергом и Халлом, древние шумеры поклонялись лунному богу, который имел много различных имѐн.
Самыми популярными были Нана, Суен и Асимбаббар (Mark Hall, A Study of the Sumerian Moon-God).
Его символом был полумесяц. Учитывая количество артефактов, относящихся к культу лунного бога, ясно, что это была
доминирующая религия в Шумерии. Культ лунного бога был самой популярной религией повсюду в древней Месопотамии.
«Ассирийцы, вавилоняне и аккадцы преобразовали слово Суен в Син — их любимое божество» (Austin Potts, The Hymns and
Prayers to the Moon-God). Профессор Поттс пишет на сей счет: «Имя Син, по существу шумерское, было заимствовано
семитами».
В древней Сирии и в Канне лунный бог Син обычно изображался Луной в ее возрастающей фазе. Иногда полная Луна
помещалась внутри полумесяца, чтобы подчеркнуть все фазы Луны. Богиня солнца была женой Сина, а звезды были их
дочерями. Например, Иштар была дочерью Сина (Ibid., p.7).
Символ полумесяца обнаруживается повсюду в древнем мире: на оттисках, стелах, глиняной посуде, амулетах, глиняных
табличках, цилиндрах, весах, сережках, стенных фресках и так далее. В Тель-Эль-Обейде был найден медный теленок с
полумесяцем на лбу.
В Уре, на стеле Ур-Намму символ полумесяца помещен над богами, потому что лунный
Даже хлеб пекли в форме полумесяца, как акт преданности лунному богу (Ibid, pp.14-21).

бог был главою богов.

Жертвы лунному богу описаны в текстах Рас Шамры. В текстах угаритов, лунного бога иногда называли Кусу. В Персии, так
же как и в Египте, лунный бог изображался на стенных фресках и в заголовках уставов. Он был судьей людей и богов.
Ур халдеев был столь привержен лунному богу, что в табличках того периода его иногда называли Наннар. Храм лунного
бога был раскопан в Уре сэром Леонардом Вуллей, им было найдено много артефактов лунного культа, которые сегодня
демонстрируются в Британском Музее.
В 1950-х годах главный храм лунного бого был раскопан в Хацоре в Палестине. Были найдены два идола лунного бога,
каждый является статуей человека, сидящего на троне с полумесяцем на груди. Сопровождающие надписи поясняют, что они
являются идолами лунного бога. Несколько статуй меньшего размера были идентифицированы по надписям на них, как
дочери лунного бога.
В 1940-х годах, археологи Катон Томпсон и Карлтон Кун сделали несколько удивительных открытий в Аравии. В течение
1950-х годов Уэнделл Филлипс, В. Олбрайт, Ричард Бауэр и другие раскопали участки Катабан, Тимна и Мариб (древняя
столица Сабы). Были собраны тысячи надписей со стен и скал в северной Аравии, обнаружены барельефы и жертвенные
чаши, используемые в культе «дочерей Аллаха». Три дочери, Аль-Лат, Аль-Уза и Манат, иногда изображались вместе с
Аллахом, лунным богом, обозначенным полумесяцем над ними.
Что же касательно Аравии? Профессор Кун пишет о том: «Мусульманам ненавистны традиции доисламского язычества,
поэтому они стремятся исказить доисламскую историю» (Carleton S. Coon, Southern Arabia).
В течение XIX столетия Арно, Алеви и Глайзер прошли южную Аравию и раскопали тысячи сабеянских, минеанских и
карабанеанских надписей, которые впоследствии были переведены. Археологические находки демонстрируют, что
доминирующей религией в Аравии был культ лунного бога. Ветхий Завет постоянно осуждал культ лунного бога. Если
Израиль впадал в идолопоклонство, то это обычно был культ лунного бога. Во времена Ветхого Завета (555-539 до н.э.)
Набонид, последний царь Вавилона, построил Тайму в Аравии как центр лунного бога. Берт Сегаль пишет: «Звездная
религия южной Аравии всегда была во власти лунного бога с различными вариациями» (Berta Segall, The Iconography of
Cosmic Kingship). Многие ученые также отмечают, что имя лунного бога Син является частью таких арабских слов как
«Синай», «дикая местность Син» и т.д.
Когда в других местах популярность лунного бога ослабла, арабы по-прежнему оставались верными ему, утверждая, что
лунный бог является самым главным из всех богов. Они поклонялись 360 богам в Каабе в Мекке — и лунный бог был
главным среди них. Мекка фактически была построена как святыня лунного бога, именно это
сделало Мекку священным местом аравийского язычества.

10

В 1944 году Катон Томпсон в своей книге «Гробницы и лунный храм Нурейда» рассказала что открыла храм лунного бога в
южной Аравии. В этом храме были найдены символы полумесяца и 21 надпись с именем Син. Был также обнаружен идол,
являющийся, вероятно, самим лунным богом. Это позже было подтверждено другими известными археологами (See: 1.
Richard Le Baron Bower Jr. and Frank P. Albright, Archaeological Discoveries in South Arabia; 2. Ray Cleveland, An Ancient South
Arabian Necropolis; 3. Nelson Gleuck, Deities and Dolphins).
Открытия показывают, что храм лунного Бога использовался даже в христианскую эру. Свидетельства, собранные в
северной и южной Аравии, демонстрируют, что культ лунного бога был активен и в дни Мухаммада, и он той порой был
доминирующим.
Согласно многочисленным надписям, имя лунного бога было Син, а его титул — Аль-Иллах, «божество», указывая, что он
был высшим среди богов. Кун пишет: «Бог Ил или Иллах, первоначально, олицетворял лунного бога» (Coon, Southern
Arabia).
Имя лунного бога Аль-Иллах было сокращено до «Аллах» еще в доисламские времена. Языческие арабы использовали слово
«Аллах» в именах, которые давали своим детям, примером являются имена отца и дяди Мухаммада. Тот факт, что имя Аллах
использовалось в именах людей, свидетельствует, что культ лунного бога Аллаха был активным и при жизни Мухаммада.
Профессор Кун говорит: «Благодаря Мухаммаду относительно неизвестный Илах стал Аль-Иллахом, богом Аллахом,
высшим существом».
Этот факт отвечает на известный вопрос: «Почему слово Аллах никогда не упоминается в Коране?» — потому, что
языческим арабам было известно, кем является Аллах.
Мухаммад был воспитан в религии лунного бога Аллаха. Но он пошел на один шаг дальше, чем его языческие
соплеменники. В то время как те полагали, что лунный бог Аллах является самым главным богом их пантеона, Мухаммад
решил, что Аллах будет не только самым главным, но и единственным.
В действительности он сказал: «Слушайте, вы уже верите, что Аллах является самым главным из всех богов. Все, что я хочу,
чтобы вы согласились с тем, что он — единственный бог. Я не убираю Аллаха, которому вы поклоняетесь — я только
убираю его жену, его дочерей и всех других богов». Это видно из первого пункта мусульманского кредо, где говорится, что
не «Аллах великий», но «Аллах самый великий», то есть является самым великим среди богов. Мухаммад сказал, что Аллах
самый великий, аннулируя тем самым других богов.
Языческие арабы никогда не обвиняли Мухаммада в проповедовании Аллаха, отличного от того, которому они уже
поклонялись. Иными словами, Аллах уже был их языческим богом; о том же свидетельствует и археология.
Мухаммад, таким образом, пытался пойти двумя путями. Язычникам он сказал, что все еще верен лунному богу Аллаху, а
евреям и христианам — что единый Аллах является также и их богом. Однако евреи и христиане, которые поклонялись Яхве,
знали, кто такой лунный бог и отвергли Аллаха как ложного бога.
Аль-Кинди, один из ранних христианских противников ислама, указывал, что ислам и его бог Аллах пришли не из Библии, а
из язычества Сабеян. Сабеяне поклонялись не богу Библии, а лунному богу и его дочерям Аль-Узе, Аль-Лат и Манат (Three
Easly Christian-Muslim Debates) .
Доктор Ньюмен заявляет: «Ислам проявляет себя как отдельная и антагонистическая религия, возникшая из
идолопоклонства».
Исламский богослов Сизар Фарах заключает: «Нет никакой причины, принимать идею, согласно которой Аллах пришѐл к
мусульманам от христиан и евреев» (Caesar Farah, Islam: Beliefs and Observances). Языческие арабы поклонялись лунному
божеству как высшему, но это не было библейским единобожием. Несмотря на то, что Аллах был главнее других богов и
богинь, он оставался божеством языческого пантеона.

Теперь вас не удивляет то, что символом ислама является полумесяц?
Что полумесяц венчает мечети и минареты?
Что полумесяц изображен на флагах исламских государств?
Что мусульмане постятся в течение месяца, который начинается
и заканчивается появлением полумесяца в небе?
Использование в исламе символа Лунного Божества отражает, как языческое прошлое арабов,
так и языческую преемственность ислама.

Источник: Investigate Islam
http://islamic.narod.ru/proish18.htm
(материал содержит ряд бесценных визуальных иллюстраций
древнейшей природы Лунного Божества, не представленных здесь)
11

Приложение 3

АЗАН НА ЛУНЕ
Утверждают, что Армстронг после полета неожиданно для всех принял Ислам. Любопытно, что
полетов на Луну было ровно семь. А выбор Армстронга объясняется той частью полета, которую не любят
комментировать руководители НАСА. Вот что происходило на Луне во время первой высадки. Олдрин,
Коллинз и Армстронг, экипаж «Аполлона-11», во время исследования поверхности Луны неожиданно
увидели поразительное явление — два кольца над морем Спокойствия, похожие на открытую книгу.
Изменив положение оптических приборов, астронавты еще раз убедились, что увиденное ими имеет форму
открытой книги. Кроме того, звучала неизвестно откуда взявшаяся музыка и пение на арабском языке. Все
разговоры астронавтов с Землей записывались на магнитную ленту. На следующий день книга исчезла.
Когда Армстронг ступил на Луну, опять раздался звук, похожий на сигнал. На этот раз (все опять
записывалось на ленту) послышались такие слова: «роббиал ардздини инда хуиза куналийм»,затем опять —
звук, похожий на музыку: «ашxаду ала иллаxа ил-лаллаx» и «ашxаду анна Мухаммада-р-расулуллаx.
Астронавты долго не могли понять, откуда доносились звуки. Переговоры с Землей прояснили: звуки шли
прямо с Луны. В момент их появления астронавты почувствовали приятное ощущение и странное
недомогание. (Обратите внимание, как это похоже на ощущения пророка Магомета, испытанные им в
присутствии Аллаха.)
Астронавты вернулись на Землю. Еще раз были прокручены кассеты и проведены консультации с
ответственным секретарем NASA Ал-Базом. В узком кругу он дал разъяснения по поводу «музыки», звучащей
на Луне, объявив, что это святое изречение на арабском языке: «Свидетельствую: нет Бога кроме Аллаxа».
Все тайное рано или поздно становится явным. Так и произошло. Спустя 14 лет, в феврале 1983
года Армстронг приехал в Египет для участия в конференции. Это была первая поездка не только в Египет,
но и в Исламский мир. Во время заседания, в конце первой части, сидевший в президиуме Армстронг вдруг
побледнел, услышав с улицы уже знакомый певучий голос. Спросив взволнованно удивленных египтян, что
это за музыка, Армстронг узнал от них, что это — азан, который подобно церковным колоколам сзывает
правоверных на молитву. Слова Армстронга, прозвучавшие вслед за этим разъяснением, были для египтян
подобны грому среди ясного неба: «Этот голос. Это то, что я слышал, впервые шагнув на Луну, от чего у
меня мурашки побежали по телу! Сначала у меня стоял шум в ушах, затем, слушая этот голос, раз за разом,
я испытал приятное чувство». Затем, по словам очевидцев, бледный, кaк полотно, Армстронг, произнес: «О
Аллаx! Я Тебя нашел не на Земле, а на Луне!». Он замолчал на мгновение и, немного придя в
себя, продолжил: «Я ступил на Луну без молитв, а теперь я буду молиться, можете считать меня
мусульманином».
Предсказан ли полет человека на Луну священными книгами? Слова о нем мы находим в
пророчествах Библии. В главе 4 Откровения Иоанна Богослова говорится о некоей загадочной книге «за
семью печатьями», которую держит в руке «сидящий на Престоле». Престол этот находится на Небе. А
«сильный Ангел» у Престола призывает открыть тайну этой книги. Нечто схожее с американскими лунными
парадоксами уже чувствуется. Но продолжим поиски. Фамилия Армстронг переводится как «сильная рука»,
да и космонавт, в некотором смысле, есть «ангел», поскольку летает за пределами Земли. «Книга за семью
печатями» — очевидно, Коран: ведь первая его сура называется «Открывающая книгу» и содержит именно
7 аятов. Попытаемся теперь найти объяснение месту происходящего. «Аллах» переводится как «белая
рука». Символ Ислама — рука и полумесяц, что может означать и намек на место
пребывания Аллаха — Луну. Сочетание всех этих факторов приводит к потрясающей гипотезе —
слетав на Луну, американцы побывали у Престола Бога! И именно в этом причина всех
технических недоразумений. Там, где происходят чудеса — законы физики недействительны. Американские
ученые столкнулись с рядом проблем и необъяснимых явлений… И поняли, что продолжение Лунной Эпопеи
грозит подрывом авторитета материалистической науки. Поэтому, наверное, ими и было принято решение о
прекращении полетов. Это объясняет и позицию советской стороны, которая, скорее всего, встретилась с
теми же проблемами.

Знаменитости, принявшие ислам
http://somon.ucoz.ru/publ/10-1-0-24

12

Приложение 4

Скифы:
племя с Луны
Корневой народ и корневой язык Земли
Жизнь на Землю пришла из В|селен|ной:
часть Целым жива, мир сей — Всем. Племя
первое нашей Земли — Скифы, люди с Луны,
Мены Греков: врат в То, отколь пали они —
Вечность в тлен; их язык, корневой
земным — лунная молвь, душ нагих имена.

Scythians: the tribe from the Moon
The root people and the root language of Earth
The life to Earth came from the Universe: the part is alive due to the Entire,
this world is alive thanks to the Whole. The first tribe of our Earth were
Scythians, people from the Moon; their selenic language was the root
to earthly languages — the heart of human language.

13

Цивилизация Homo sapiens произошла от людей, сошедших
на Землю с Луны*. Имя действу сему в мудрых книгах —
падение Человека: утрата им Неба, Отчизны, врата чьи
Луна. Селениты Земли — Скифы, корнь племен сущих.
Свидетельство сему есть мнимое противоречие меж
справкой грека Геродота, что Скифы есть младший
народ из землян, и позицией римлянина Помпея Трога,
что они наидревний народ Земли, старший и Египтян.
Иллюзорна, рознь эта — раскол наших глаз, зрящих
Двойку, di’ру там, где Пра|щур Одно зрил: Мир,
Суть. Ясно, Трог, чтивший труд Геродота святыней,
перечить не мог сему солнцу античности, — истина ж
в том, что РЕАЛЬНЫЙ народ, рáвно младший
и старший в сем мире, таков потому, что ЗЕМЛЕ
НЕ ПРИЧАСТЕН ОН ВОВСЕ. Он — Неба гонец,
в мире сем НИКАКОЙ — с тем, в нем он есть Омега
и Альфа едино: дитя и star’ик как Эрот — Лю|бо|вь,
Вечность под маской ребѐнка, держащего
в длани послушный Олимп.

* Исхождение

че’LOVE’ка от Луны, Мены — сакральная очевидность, рельефная в языке нашем.
Корень Луны в нем есть Man: Любовь, Цель, что целúт нас и манит к себе; человек — man (англ.);
первочеловек — Ману (др.-инд.); рука наша — manus (лат.): длань Луны, автор наш, данная нам
созидать.

14

SKY (АНГЛ.)
SKIES (АНГЛ.)
SKYTHIANS (АНГЛ.)
SKI’ФЫ (РУС.)
…NAMENAMENAME…

15

ОМЕГА ЕСТЬ АЛЬФА
Скифы как Последние и Первые,
Младенцы и Старики
Владыки Олимпа, могучие, были бессильны
пред луком Эрота — крылатого
озорника-мальчугана, пострела горы сей:
Эрóт в сути — Эрос, исконная Дева,
Ть|ма-Ма|ть, мощью высшая Зевса.
Так горний STAR’ик, дух Любви, правил
хором бессмертных одевшись в дитя.
Скифы, по Геродоту позднейший народ, — Эрот
тот же. Они младше всех, ведь под маской их
детства скрыт первый, старейший народ Земли,

корнь землян. Народ с Луны, в Небо врат, народ-рай.
Явь сего — имя СКИфы, дар Греков, англ. SCYthians:
SKY’фы, гонцы Неба — нашей Отчизны, Того,
по какому то’SKY’ем мы; Мира послы, SKY’льптор
коего — Бог вечный. СКОЛÓТЫ, самоназвание
их — в сути СКÓЛОТЫЕ: Богом — с Луны
в мир бренный к СКИтанию в нем.

16

Как душа, ис|к|ра Божья1, из Бога и в Бога ступая по кругу — из-к-Ра
(Корня по|иск — Воз|в|Ра|т), — в плоть нисходит с Небес для явленья,
так племя землян — в сути дýши, скиталицы горни, сошедшие
в мир сей как в до|льнее лоно им. Т и Ф в речи — одно: Теос — Феос2.
Отсюда «скит» — Скиф: имя общее душ, сшедших Свыше
в скит3 бренья — народ к|очевой4, Ть|ма:

СКИФ — SKY’Ф, С НЕБА ГОСТЬ
Не|беса — Исток наш: очам зрячим — Луна, ки|от Бога, Причины,
иль sky’Ра (рус. шкура, укр. шкіра) Его. Сел|ена — наш Пращур,
Над|землье, Корнь горний5, столп вер|ы нам, бренным. От|сел|ь
(панспермии уча, рек Вер|над|ский) сошли в мир наш Скифы: в Дол
с Выси. Слог лунный есть Ци, Ки: Ки|таю — Энергии слог: Духа,
Тьмы, коей Луна полна. С тем, «с-Ки-ф» — «с Ки»: с Луны племя,
гонец коей Феб, сын ее6, ки|фаред. Скифов царь есть Ски|лур,
а столица — Ишкуза: «из Caus’ы» — с Луны, Причины Земли.
Искра Божья, душа — Любви огнь, Земли высший: ведь Бог есть
Любовь. Ею сущ чеLOVEк! С тем, Любовь, бог чей Кама — мираж
в мире сем, на In’ом камуфляж: Лоне, Инь. Так под маской
пострела Эрота, малейшего из олимпийцев, скрыт Эрос, древнейша
суть (рек Гесиод), и сам Зевс не сильней его стрел. Вино, Любви
посол в бреньи, Пушкин зовет посему «молодым стариком».
Камуфляж тот же — Скифов черта: Геродот зрит их младшим
народом из всех, Помпей Трог — наистаршим7, что значит:
народ сей — под маской младенца Дух древний, Star’ик Огнь,
Земле не причастный как корнь всех землян с Неба, Почвы своей.
Быть в сем мире враз младшим и старшим — суть быть
ника|ким как Иное: под бренья лич|иной — Тьма, Дух.
В земном древе племен Скифы есть предки всех, а в преемстве
прямом Корня — Русичей: дух рода их. Скифы, горни — лик Целого
в части: в сѐм Всѐ. Таков есть и язык их: корнь всех земных,
старший санскрита как Сердце Ума, древа корень, слуги
господин8. Он науки Господней оплот: стези лунной,
скрыл кою очам Стагирит за наукой своей:

SCI|ЄNCE — SKY’ENCE:
наука — Неба п|о|сев о|сев|ой: в Slove Бог,
Жизнь-Семь (S|EV|E|n) как Сем|я святое, Луна на устах.

17

_____________________________________________________
1 Душа есть я наше: живящая капля Огня в строгом, собственном смысле понятия — смысле прямом. Это, по
Кастанеде, «огонь Изнутри», не опасный для плоти в разъятости с ней трансцендентным барьером —
субстратом разъемлющего нас с Истиной понятия «переносный смысл», порожденного Аристотелем как способ
кривить душой. Созидательный прорыв сей грани влечет вспышку и исчезновение человека в сем мире — его
Уход, восхищение (стар.) в Небеса с восставленьем исконной духовно-телесной цельности как обретенье Себя.
Прорыв грани губительный, редкий в миру, именуем «спонтанным самовозгоранием человека» (spontaneous
human combustion, SHC): взятье плоти огнем как утрата ее, или смерть. Посему излиянье Огня как сожженье
Вовнутрь — Радость, губительное ж — наружу: по|жар как жор Зла, гóре нам.

2 Оба знаменуют человека: Т — с|Тоящего раскинув руки в с|Тороны, Ф — подбоченившегося, сиречь стоящего
фертом как буквою сей.

3 Скит — юдоль отшельника, дом отрешенья людей от всего. Такова нам Земля, сфера бренья, в сакральной
традиции — «могила духа».

4 Очей ради — скитания: в сущности — Мира, Предмета их: видеть — ступать нам Путем, Миром, к Цели,
Творцу, в Я свое.

5 Жизнь ее, Древним явна, в дальнейшем пропала в утративших Мир очах дольних, в Луну отойдя. Не Жизнь
скрылась: как Истина, Дух, вечно явна она, — очи наши ослепли, престав ее зрить.
О начальности Луны Земле и земным нам Блаватская пишет:
Луна является спутником Земли лишь в одном отношении, именно, что физически Луна вращается
вокруг Земли. Но во всех других случаях именно Земля есть спутник Луны, а не наоборот. Как бы ни было
поражающе это заявление, оно не лишено подтверждения со стороны научного знания. Оно подтверждается
приливами, периодическими изменениями во многих формах болезней, совпадающими с лунными фазами; оно
может быть прослежено в росте растений и ярко выражено в феномене человеческого зачатия и процесса
беременности. Значение Луны и ее влияние на Землю были признаны каждою религией древности, особенно
еврейской, и были отмечены многими наблюдателями психических и физических феноменов. Но пока что наука
лишь знает, что воздействие Земли на Луну ограничивается физическим притяжением, заставляющим ее
вращаться в ее орбите. И если бы возражатель настаивал, что этот факт, сам по себе, достаточное
доказательство, что Луна действительно является спутником Земли и на других планах действия, можно
ответить, задав вопрос — будет ли мать, которая ходит вокруг колыбели своего ребенка охраняя его,
подчиненной своего ребенка или же зависящей от него? Хотя, в одном смысле, она его спутник, тем не
менее, она, конечно, старше и полнее развита, чем ребенок, охраняемый ею. // Следовательно, именно Луна
играет самую большую и самую значительную роль как в образовании самой Земли, так и в населении ее
человеческими существами. Лунные Монады или Питри, предки человека, становятся, на самом деле,
самим человеком.
Е.П. Блаватская. Тайная Доктрина. Космогенезис
http://ezoteric.polbu.ru/blavatskaya_doctrine/ch11_iv.html
(выделения в тексте – мои)

Оккультно Луна является «родительницей» нашей планеты, она гораздо старше Земли (…). Наши
духовные прародители «питри» (предки) пришли с Луны и вошли в пустые земные оболочки, одушевив их,
чтобы продолжить своѐ эволюционное развитие на новой планете. Так учит Тайная Доктрина. Отсюда и
культ почитания предков, которые являются духами, вошедшими в наши физические тела. Таким образом,
питри — это мы сами. Луна гораздо древнее Земли и даже Солнца. Именно Луна управляет Землей, взять
хотя бы приливы и отливы, рост растений, менструальный цикл у женщин — все эти жизненные явления
связаны с влиянием Луны.
Тот же труд
http://demonhost.info/807-tajny-vselennoj.html
(выделения в тексте – мои)

Здраво видя в Луне столп Земли, Е.П.Б. мнит ее лишь пассивным звеном чредыЖизни, что, Огнь сей отдав,
гаснет. Нет: Луна — жизни Исток, Огнь навек: нет его — нет реки, им творимой. Лик хладный Луны — явь
обманная: ложь очей бренных, не зрящих Огонь, с тем — пустых без него.

6 Латона, мать Феба — у Греков Луна.
7 Трог пишет о том:
Скифское племя всегда считалось самым древним, хотя между скифами и египтянами долго был спор о
древности происхождения. Египтяне хвалились, что при начале мира, когда одни страны пылали от

18

чрезмерного солнечного жара, а другие коченели от ужасного холода, так что не могли не только первыми
произвести людей, но даже принимать пришельцев... в это время Египет обладал климатом настолько
умеренным, что ни зимние холода, ни летний солнечный зной не причиняли страданий его обитателям, а почва
его была настолько плодородной, что ни одна страна не производила более продовольствия на пользу людям;
поэтому-то первоначальной родиной людей с полным правом должна считаться та страна, где люди легче
всего могли прокормиться. // Напротив, скифы вовсе не признавали умеренность климата доказательством
древности... Насколько климат Скифии суровее египетского, настолько выносливее там тела и души...
Египет... мог и может быть возделываем только под условием заграждения Нила и поэтому кажется
последней страной в отношении древности обитателей, так как он и образован, по-видимому, позднее всех
стран посредством царских плотин или иловых наносов Нила. Такими доказательствами скифы одержали верх
над египтянами и всегда казались народом более древнего происхождения.

8 Ближайшим по сути и строю к сему языку есть воцерковленный (исполненный Духа Святого) славянороссийский язык.

19

Приложение 5

Человек:
дитя Неба в тенѐтах Земли
Небом мудр и силѐн,
он однажды вернется в него

SKY, НЕБО
MY’SKY’Л (МУСКУЛ)
MY’SCHOOL
ЖИТЬ – VITÁ’ТЬ

20

Че’LOVE’к наших дней — дитя
Неба, забывшее крылья свои.
С тем, важна людям Память:
то Мать их, гласящее Лоно.
Исток вспомнив свой — тем,
земляне, найдем путь Домой.

21

तत ् त्वम ् असि или तत्त्वमसि,
tat tvam asi (санскр.) — «ты есть то»:
не Земля — Небо, не тело — Дух.

НЕБо, ВЫСь, есть ЕдИНОЕ — РОДИНа наша, Дух, Цикл, КОЛо (ст.-слав.), от|КОЛе
s’VIS’аем мы, люди, как буквы в САНсКРИТЕ с ОСНОвы, Оси (VIS’ь (укр.)) их, бренным
— СНА; Сила, VIS (лат.) как МУ’SKY’лы к|РЫЛ, данных нам воспарить в ТО как Глубь
(ведь Высь — Глубь), Собой стать. Небо — Š|KOLa (чешск. школа), отколе мы
С|КОЛоты РАне, по коей ТО’SKY’ем, SKY’лим как по РА|ДОСТИ ТАйной в стремленьи
ДОСТИчь — в корне SKY’фы, СКОЛÓТы1: с Л|УН|ы, МЕНЫ (греч.) СЕ|МЕНА
как в|РАт в РА, БОга сущих, и в Мир, Его ПОЛе, чье имя есть Небо2
(с тем, СКИФам СТО|ЛИЦей И’SKY’за была: гРАд ИЗ CÁUS’ы, ПРИЧ|ИН|Ы
с|ТОл). ЛЕПоте сей, в нас тАЙНой, мир бренный сей — с-к-ЛЕП.
Неба сын — КИФарéд А|ПОЛ|ЛОН, стре’LOVE’ржец его как ПОЛ-ЛОНа сего,
ПÓЛОН им как сосуд своей Сутью: Ум Сердцем, В|ИН|ОМ мудреца; ФЕБа сын —
Э’SKY’лап, иль А-с-к-ЛЕПий, ЛЮ|БОвью лечивший ЛЮ|ДЕЙ: ЦЕЛым, ЦЕЛ|Ью ЦЕЛя
падших сих: дрЕВо Корнем, Ис|ТОком рекý. Феб — приВРАТник Луны, Неба стРАж,
ВРАТь мастак3 (месяц чей есть ФЕБ-ВРАЛЬ), дух крепящий к Пути. С И|ИСусом
единый, ведет этот SKY’ПЕР До|МОЙ нас, ПЕРнатых, с|ТЕЗею кривой —
пупоВ|ИН|О|Й VIT’ою Любви, властной и укреПИТЬ и убить4 (ведал кою
СОК|РАт, Феба глас, по’VIT’ухи дитя): СмЕРТь с Любовью — одно.
Небом всякий велик (МÁХ|А (санскр.)); кто крыЛАТ наяву — МАГ,
суть МАстер МАХÁть, ПИЛИ|ГРИМ5 в ЛУНу, МАХ (авест.), бренных
нас МАть, где ТАим Мир, ВаЛУН, К|А|М|ЕНь КАМы, Любви — сущих
ИСтИНы, ÁMEN (лат.), душ VIS’оты. Мир, Глубь наша — нам К|РЫЛ|ь|Я;
СЕЛЕН ой, Луною СИЛЕН че’LOVE’к как Любовью, ИстОКОм своим.

______________________________________________________
1 Самоназвание
2 «Все

Скифов.

те, кто поистине уходит из этого мира, идут к Луне. (...) Поистине Луна — это врата
небесного мира», — гласит Каушитаки-упа|ниша|да (I, 2).
3 Прозванный за кривые оракулы Локсием, Кривым (витым как локон).


5 Тот,

теории космонавигации известна как улитка Шар|гея.

кто пилит грим свой, плоть пустую, над ней в Дух как Суть, Я свое, восходя.

22

Приложение 6

Пси, Птица
Душа как крылатая суть

Тайна нашей высокой природы, горящая в Слове

23

Приучи душу свою к размышлению:
она скоро будет иметь орлиные крылья.
Пифагор

24

Бог дал рýки нам Действия ради,
день наш — пора day’ствья. Но главное
дело людей — поход к Богу, Вершине
Вселенной как чистому Я нас: Возврат как
Полет в Суть, Лю|бо|вь. Посему руки — к|рыл|ь|я.
Идущего стезей Познания, воина — во Инь торящего:
в Бога, Глубь, — Мудрость зовет од|ин|око|ю птицей*,
чей к|лю|в смотрит вверх: Глубь — Высь. В этом стремлении —
сущность Креста как Распятия: длинная вер|ти|к|аль**,
перечеркивающая короткую горизонталь как стрела
в Небо. Сей же порыв — корнь полетов детей
во сне: ле|та|ют — значит, растут.
Вся ис|то|рья, тропа в пасть времен — путь отъ|я|тья
нас от крыльев и Вертикали: ключей от Небес, нашей
подлинной Родины. С ними в разлуке мы. Но крылья наши
и Высь никуда не ушли — они скрылись воглубь как душа,
сущность наша. Как бабочка в коконе, она таится в нас,
червями сущих на бренной Земле. Час пробьет —
кокон лопнет, и крылья людей станут явью опять.

____________________________________________
* Solo-way — стезя (way (англ.)) как песнь одного (соло (ит.)).
** «Верти к Аль» — «тори к Господу (Аль (араб.))», сущего Альфе.

25

Имя Псюхе (Психея), душа (БА — Египту), по-гРЕЧески — БАбОЧка:
птица, крыЛАТая суть. Имя это ее НОвым нам есть метафора — смысл
переносный, второй. Но в’STAR’ь смысл этот, Истины в прах переброс,
Бога в нуль, ARES’тотелем1 данный нам к Розни, не сýщ был. Душа была
Древним крылата в едИНственном смысле — прЯмом2, ведь знал П|РА|ЩУ|р:

ДУША, ЧЕЛОВЕК КАК СУТЬ ГОЛАЯ —
ПТИЦА; ПОЛЁТ — YES’THEOS’ТВО НАШЕ:
В БОГА ВОЗ|В|РА|Т КАК СЕБЯ САМОЕ.
Лик души посему — буква ПСИ ГРЕКов: ПТИца, к полету раскРЫВша кРЫЛá.
Смысл пр|Я|МОЙ, ДРЕВний3 — птичий, власть крыльев — вСЕЛЕНская
власть. Посему Бог егиПЕТЬский, ЕгиПТА Огнь — ПТА|Х: Царь душ,
горних ПТАХ Его. С тем, че’LOVE’к, первым в Небо, GAGAna (САНскр.),
восшедший ДЕРзко — ГАГА|Рин, ГАГАРа-геРОЙ. Крылья — ОЧи нам:
оПТИКА — ПТИЦА. АнТРОПЫ ЛУНы, В|РА|т НЕ|БЕС, дýши голые — гЛАЗ
господá посему, Миром зрящие Мир4, и кРЫЛатые сути, закон
чей — Полет, ХОД во ГЛУБЬ: в Бога, Высь: Глубь и Высь есть Одно.
С Небом пРЕЖде един, человек был крылат; пав в ДОЛ НИЦ — стал
чеРВЁМ, РОЗНИ ЖАЛким рабом, гусеНúЦей, кому ПОЛЗАть — ПОЛЬЗА.
В срок свой — воспарим мы оПЯТЬ в Высь звЕЗДОЙ, ПЯТерицей! Червь —
бабочкой станет; МЕТАфора-ложь — станет нам ЦЕЛь, МЕТÁ: ИСТ|ИН|А —
Бог, ЛЮБОВЬ как Я наше, каким ЦЕЛы мы. Душа, ИСК|РА ГоспоДНЯ —
стЯжает Творца, Солнце-РА, как ИС|ТО|к, что ИСКать суща, ЛОНо свое,
пред каким С|К|ЛОН|ена А|ТМА эта, огнь КАНувший, юДОЛь ис|КАН|ий
чьих ТЬМА — бренья КРуг, ДОЛьний КРай.
ДУША НАША, ПСИХЕЯ — ПСИ-ГЕЯ: СУТЬ ПТИЦА, ДИТЯ НЕБА,
В КЛЕТКЕ ЗЕМЛИ, ДАННОЙ ЕЙ К ИСПЫТАНИЮ ТЬМОЙ.
ДУША — ПТИЦА, КРЫЛÁ — НОГИ НАШИ, ПОЛЕТ — НАША СУТЬ.
НА ЗЕМЛЕ СЕЙ ЖИВЯ — НЕБОМ ШЕСТВУЕМ: ЖИТЬ — ЕСТЬ VITA’ТЬ
_____________________________________________________________________________
1 Данник Ареса, Розни, лишением Бога отсекший познанье людей от Небес: Ум от Сердца, от Целого часть.
2 Рек о том ВОЛанд, ДьяВОЛ BULL’гаковский: свежесть — второй не бывает вовек. Сердцем ведает
это дитя, Бога дар сему миру крылатый: http://royallib.com/book/chukovskiy_korney/ot_dvuh_do_pyati.html
3 Миру (Вселенной) согласный как ДРЕВу, чей Корень есть Бог.
4 Исконные нам Люди, жители Неба, Мир зрящие тем, чем он есть;
мы же, падшие — зрим Мир безмирьем, нулем: Всѐ — ничем как дырой от него.

26

Приложение 7

Превращение
Рэй Брэдбери
"Ну и запах тут", - подумал Рокуэл. От Макгайра несет пивом, от Хартли - усталой, давно не
мытой плотью, но хуже всего острый, будто от насекомого, запах, исходящий от Смита, чье
обнаженное тело, обтянутое зеленой кожей, застыло на столе. И ко всему еще тянет бензином
и смазкой от непонятного механизма, поблескивающего в углу тесной комнатушки.
Этот Смит - уже труп. Рокуэл с досадой поднялся, спрятал стетоскоп.
- Мне надо вернуться в госпиталь. Война, работы по горло. Сам понимаешь, Хартли. Смит
мертв уже восемь часов. Если хочешь еще что-то выяснить, вызови прозектора, пускай
вскроют...
Он не договорил - Хартли поднял руку. Костлявой трясущейся рукой показал на тело Смита на тело, сплошь покрытое жесткой зеленой скорлупой.
- Возьми стетоскоп, Рокуэл, и послушай еще раз. Еще только раз. Пожалуйста.
Рокуэл хотел было отказаться, но раздумал, снова сел и достал стетоскоп. Собратьям-врачам
надо уступать. Прижимаешь стетоскоп к зеленому окоченелому телу, притворяешься, будто
слушаешь...
Тесная полутемная комнатушка вокруг него взорвалась. Взорвалась единственным зеленым
холодным содроганием. Словно по барабанным перепонкам ударили кулаки. Его ударило. И
пальцы сами собой отдернулись от распростертого тела.
Он услышал дрожь жизни.
В глубине этого темного тела один только раз ударило сердце. Будто отдалось далекое эхо в
морской пучине.
Смит мертв, не дышит, закостенел. Но внутри этой мумии сердце живет. Живет,
встрепенулось, будто еще не рожденный младенец.
Пальцы Рокуэла, искусные пальцы хирурга, старательно ощупывают мумию. Он наклонил
голову. В неярком свете волосы кажутся совсем темными, кое-где поблескивает седина.
Славное лицо, открытое, спокойное. Ему около тридцати пяти. Он слушает опять и опять, на
гладко выбритых щеках проступает холодный пот. Невозможно поверить такой работе
сердца.
Один удар за тридцать пять секунд.
А дыхание Смита - как этому поверить? - один вздох за четыре минуты. Движение грудной
клетки неуловимо. Ну а температура?
Шестьдесят. (По Фаренгейту, т. е. около 16С. - Ред.)
27

Хартли засмеялся. Не очень-то приятный смех. Больше похожий на заблудшее эхо. Сказал
устало:
- Он жив. Да, жив. Несколько раз он меня едва не одурачил. Я вводил ему адреналин, пытался
ускорить пульс, но это не помогало. Уже три месяца он в таком состоянии. Больше я не в
силах это скрывать. Потому я тебе и позвонил, Рокуэл. Он... это что-то противоестественное.
Да, это просто невозможно, - и как раз поэтому Рокуэла охватило непонятное волнение. Он
попытался поднять веки Смита. Безуспешно. Их затянуло кожей. И губы срослись. И ноздри.
Воздуху нет доступа...
- И все-таки он дышит...
Рокуэл и сам не узнал своего голоса. Выронил стетоскоп, поднял и тут заметил, как дрожат
руки.
Хартли встал над столом - высокий, тощий, измученный.
- Смит совсем не хотел, чтобы я тебя вызвал. А я не послушался. Смит предупредил, чтобы я
тебя не вызывал. Всего час назад.
Темные глаза Рокуэла вспыхнули, округлились от изумления.
- Как он мог предупредить? Он же недвижим.
Исхудалое лицо Хартли - заострившиеся черты, упрямый подбородок, сощуренные в щелку
глаза - болезненно передернулось.
- Смит... думает. Я знаю его мысли. Он боится, как бы ты его не разоблачил. Он меня
ненавидит. За что? Я хочу его убить, вот за что. Смотри. - Он неуклюже полез в карман
своего мятого, покрытого пятнами пиджака, вытащил блеснувший вороненой сталью
револьвер.
- На, Мэрфи. Возьми. Возьми, пока я не продырявил этот гнусный полутруп!
Макгайр попятился, на круглом красном лице - испуг.
- Терпеть не могу оружие. Возьми ты, Рокуэл.
Рокуэл приказал резко, голосом беспощадным, как скальпель:
- Убери револьвер, Хартли. Ты три месяца проторчал возле этого больного, вот и дошел до
психического срыва. Выспись, это помогает. - Он провел языком по пересохшим губам. - Что
за болезнь подхватил Смит?
Хартли пошатнулся. Пошевелил непослушными губами. Засыпает стоя, понял Рокуэл. Не
сразу Хартли удалось выговорить:
- Он не болен. Не знаю, что это такое. Только я на него зол, как мальчишка злится, когда в
семье родился еще ребенок. Он не такой... неправильный. Помоги мне. Ты мне поможешь, а?
- Да, конечно, - Рокуэл улыбнулся. - У меня в пустыне санаторий, самое подходящее место,
там его можно основательно исследовать. Ведь Смит... это же самый невероятный случай за
всю историю медицины. С человеческим организмом такого просто не бывает!
28

Он не договорил. Хартли прицелился из револьвера ему в живот.
- Стоп. Стоп. Ты... ты не просто упрячешь Смита подальше, это не годится! Я думал, ты мне
поможешь. Он зловредный. Его надо убить. Он опасен! Я знаю, он опасен!
Рокуэл прищурился. У Хартли явно неладно с психикой. Сам не знает что говорит. Рокуэл
расправил плечи, теперь он холоден и спокоен.
- Попробуй выстрелить в Смита, и я отдам тебя под суд за убийство. Ты надорвался
умственно и физически. Убери револьвер.
Они в упор смотрели друг на друга.
Рокуэл неторопливо подошел, взял у Хартли оружие, дружески похлопал по плечу и передал
револьвер Мэрфи - тот посмотрел так, будто ждал, что револьвер сейчас его укусит.
- Позвони в госпиталь, Мэрфи. Я там не буду неделю. Может быть, дольше. Предупреди, что
я занят исследованиями в санатории.
Толстая красная физиономия Мэрфи сердито скривилась.
- А что мне делать с пистолетом?
Хартли стиснул зубы, процедил:
- Возьми его себе. Погоди, еще сам захочешь пустить его в ход.
Рокуэлу хотелось кричать, возвестить всему свету, что у него в руках - невероятная,
невиданная в истории человеческая жизнь. Яркое солнце освещало палату санатория; Смит,
безмолвный, лежал на столе, красивое лицо его застыло бесстрастной зеленой маской.
Рокуэл неслышными шагами вошел в палату. Прижал стетоскоп к зеленой груди. Получалось
то ли царапанье, то ли негромкий скрежет, будто металл касается панциря огромного жука.
Поодаль стоял Макгайр, недоверчиво оглядывал недвижное тело, благоухал недавно
выпитым в изобилии пивом.
Рокуэл сосредоточенно вслушивался.
- Наверно, в машине скорой помощи его сильно растрясло. Не следовало рисковать...
Рокуэл вскрикнул.
Макгайр, волоча ноги, подошел к нему.
- Что случилось?
- Случилось? - Рокуэл в отчаянии огляделся. Сжал кулак. - Смит умирает!
- С чего ты взял? Хартли говорил, Смит просто прикидывается мертвым. Он и сейчас тебя
дурачит...

29

- Нет! - Рокуэл выбивался из сил над бессловесным телом, пытался впрыснуть лекарство.
Любое. И ругался на чем свет стоит. После всей этой мороки потерять Смита невозможно.
Нет, только не теперь.
А там, внутри, под зеленым панцирем, тело Смита содрогалось, билось, корчилось,
охваченное непостижимым бешенством, и казалось, в глубине глухо рычит пробудившийся
вулкан.
Рокуэл пытался сохранить самообладание. Смит - случай особый. Обычные приемы скорой
помощи не действуют. Как же тут быть? Как?
Он смотрит остановившимся взглядом. Окостенелое тело блестит в ярких солнечных лучах.
Жаркое солнце. Сверкает, горит на стетоскопе. Солнце. Рокуэл смотрит, а за окном
наплывают облака, солнце скрылось. В комнате стало темнее. И тело Смита затихает. Вулкан
внутри успокоился.
- Макгайр! Опусти шторы! Скорей, пока не выглянуло солнце!
Макгайр повиновался.
Сердце Смита замедляет ход, удары его опять ленивы и редки.
- Солнечный свет Смиту вреден. Чему-то он мешает. Не знаю, отчего и почему, но это ему
опасно... - Рокуэл вздыхает с облегчением. - Господи, только бы не потерять его. Только бы
не потерять. Он какой-то не такой, он создает свои правила, что-то он делает такое, чего еще
не делал никто. Знаешь что, Мэрфи?
- Ну?
- Смит вовсе не в агонии. И не умирает. И вовсе ему не лучше умереть, что бы там ни говорил
Хартли. Вчера вечером, когда я его укладывал на носилки, чтобы везти в санаторий, я вдруг
понял - Смиту я по душе.
- Бр-р! Сперва Хартли. Теперь ты. Смит тебе сам это сказал, что ли?
- Нет, не говорил. Но под этой своей скорлупой он не без сознания. Он все сознает. Да, вот в
чем суть. Он все сознает.
- Просто-напросто он в столбняке. Он умрет. Больше месяца он живет без пищи. Это Хартли
сказал. Хартли сперва хоть что-то вводил ему внутривенно, а потом кожа так затвердела, что
уже не пропускала иглу.
Дверь одноместной палаты медленно, со скрипом отворилась. Рокуэл вздрогнул. На пороге,
выпрямившись во весь свой немалый рост, стоял Хартли; после нескольких часов сна
колючее лицо его стало спокойнее, но серые глаза смотрели все так же зло и враждебно.
- Выйдите отсюда, и я в два счета покончу со Смитом, - негромко сказал он. - Ну?
- Ни с места, - сердито приказал Рокуэл, подходя к нему. - Каждый раз, как явишься,
вынужден буду тебя обыскивать. Прямо говорю, я тебе не доверяю. - Оружия у Хартли не
оказалось. - Почему ты меня не предупредил насчет солнечного света?
- Как? - тихо, не сразу прозвучало в ответ. - А... да. Я забыл. На первых порах я пробовал
передвигать Смита. Он оказался на солнце и стал умирать всерьез. Понятно, больше я не
30

трогал его с места. Похоже, он смутно понимал, что ему предстоит. Может, даже сам это
задумал, не знаю. Пока он не закостенел окончательно и еще мог говорить и есть, аппетит у
него был волчий, и он предупредил, чтобы я три месяца его не трогал с места. Сказал, что
хочет оставаться в тени. Что солнце все испортит. Я думал, он меня разыгрывает. Но он не
шутил. Ел жадно, как зверь, как голодный дикий зверь, потом впал в оцепенение - и вот,
полюбуйтесь... - Хартли невнятно выругался. - Я-то надеялся, ты оставишь его подольше на
солнце и нечаянно угробишь.
Макгайр всколыхнулся всей своей тушей - двести пятьдесят фунтов.
- Слушайте... А вдруг мы заразимся этой смитовой болезнью?
Хартли смотрел на неподвижное тело, зрачки его сузились.
- Смит не болен. Неужели не понимаешь, тут же прямые признаки вырождения. Это как рак.
Им не заражаешься, это в роду и передается по наследству. Сперва у меня не было к Смиту
ни страха, ни ненависти, это пришло только неделю назад - тогда я убедился, что он дышит, и
существует, и процветает, хотя ноздри и рот замкнуты наглухо. Так не бывает. Так не должно
быть.
- А вдруг и ты, и я, и Рокуэл тоже станем зеленые, и эта чума охватит всю страну, тогда как? дрожащим голосом выговорил Макгайр.
- Тогда, если я ошибаюсь, - может быть, и ошибаюсь, - я умру, - сказал Рокуэл. - Только меня
это ни капельки не волнует.
Он повернулся к Смиту и продолжал делать свое дело.
Колокол звонит. Колокол. Два, два колокола. Десять колоколов, сто. Десять тысяч, миллион
оглушительных, гремящих, лязгающих металлом колоколов. Все разом ворвались в тишину,
воют, ревут, отдаются мучительным эхом, раздирают уши!
Звенят, поют голоса, громкие и тихие, высокие и низкие, глухие и пронзительные. Бьют по
скорлупе громадные хлопушки, в воздухе несмолкаемый грохот и треск!
Под трезвон колоколов Смит не сразу понимает, где же он. Он знает, ему ничего не увидеть,
веки замкнуты, знает - ничего ему не сказать, губы срослись. И уши тоже запечатаны, а
колокола все равно оглушают.
Видеть он не может. Но нет, все-таки может, и кажется - перед ним тесная багровая пещера,
словно глаза обращены внутрь мозга. Он пробует шевельнуть языком, пытается крикнуть и
вдруг понимает: язык пропал - там, где всегда был язык, пустота, щемящая пустота будто
жаждет вновь его обрести, но сейчас - не может.
Нет языка. Странно. Почему? Смит пытается остановить колокола. И они останавливаются,
блаженная тишина окутывает его прохладным покрывалом. Что-то происходит. Происходит.
Смит пробует шевельнуть пальцем, но палец не повинуется. И ступня тоже, нога, пальцы ног,
голова - ничто не слушается. Ничем не шевельнешь. Ноги, руки, все тело - недвижимы,
застыли, скованы, будто в бетонном гробу.
И еще через минуту страшное открытие: он больше не дышит. По крайней мере, легкими.
- Потому что у меня больше нет легких! - вопит он. Вопит где-то внутри, и этот мысленный
вопль захлестнуло, опутало, скомкало и дремотно повлекло куда-то в глубину темной
31

багровой волной. Багровая дремотная волна обволокла беззвучный вопль, скрутила и унесла
прочь, и Смиту стало спокойнее.
"Я не боюсь, - подумал он. - Я понимаю непонятное. Понимаю, что вовсе не боюсь, а почему не знаю.
Ни языка, ни ноздрей, ни легких.
Но потом они появятся. Да, появятся. Что-то... что-то происходит."
В поры замкнутого в скорлупе тела проникает воздух, будто каждую его частицу покалывают
струйки живительного дождя. Дышишь мириадами крохотных жабр, вдыхаешь кислород и
азот, водород и углекислоту, и все идет впрок. Удивительно. А сердце как - бьется еще или
нет?
Да, бьется. Медленно, медленно, медленно. Смутный багровый ропот возникает вокруг,
поток, река... медленная, еще медленней, еще. Так славно. Так отдохновенно.
Дни сливаются в недели, и быстрей складываются в цельную картину разрозненные куски
головоломки. Помогает Макгайр. В прошлом хирург, он уже многие годы у Рокуэла
секретарем. Не бог весть какая подмога, но славный товарищ.
Рокуэл заметил, что хоть Макгайр ворчливо подшучивает над Смитом, но неспокоен, даже
очень. Силится сохранить спокойствие. А потом однажды притих, призадумался - и сказал
неторопливо:
- Вот что, я только сейчас сообразил: Смит живой! Должен бы помереть. А он живой. Вот так
штука!
Рокуэл расхохотался.
- А какого черта, по-твоему, я тут орудую? На той неделе доставлю сюда рентгеновский
аппарат, посмотрю, что творится внутри Смитовой скорлупы.
Он ткнул иглой шприца в эту жесткую скорлупу. Игла сломалась. Рокуэл сменил иглу, потом
еще одну и наконец проткнул скорлупу, взял кровь и принялся изучать образцы под
микроскопом. Спустя несколько часов он преспокойно сунул результаты проб Макгайру, под
самый его красный нос, заговорил быстро:
- Просто не верится. Его кровь смертельна для микробов. Я капнул взвесь стрептококков, и за
восемь секунд они все погибли! Можно ввести Смиту какую угодно инфекцию - он любую
бациллу уничтожит, он ими лакомится!
За считанные часы сделаны были еще и другие открытия. Рокуэл лишился сна, ночью
ворочался в постели с боку на бок, продумывал, передумывал, опять и опять взвешивал
потрясающие догадки. К примеру. С тех пор, как Смит заболел, и до последнего времени
Хартли каждый день вводил ему внутривенно какое-то количество кубиков питательной
сыворотки. Ни грамма этой пищи не использовано. Вся она сохраняется про запас - и не в
жировых отложениях, а в совершенно неестественном виде: это какой-то очень насыщенный
раствор, неведомая жидкость, содержащаяся у Смита в крови. Одной ее унции довольно,
чтобы питать человека целых три дня. Эта удивительная жидкость движется в кровеносных
сосудах, а едва организм ощутит в ней потребность, он тотчас ее усваивает. Гораздо удобнее,
чем запасы жира. Несравнимо удобнее!
32

Рокуэл ликовал - вот это открытие! В теле Смита накопилось этого икс-раствора столько, что
хватит на многие месяцы. Он не нуждается в пище извне.
Услыхав это, Макгайр печально оглядел свое солидное брюшко.
- Вот бы и мне так...
Но это еще не все. Смит почти не нуждается в воздухе. А нужное ему ничтожное количество
впитывает, видимо, прямо сквозь кожу. И усваивает до последней молекулы. Никаких
отходов.
- И ко всему, - докончил Рокуэл, - в последнем счете Смиту, пожалуй, вовсе не надо будет,
чтоб у него билось сердце, он и так обойдется!
- Тогда он умрет.
- Для нас с тобой - да. Для самого себя - может быть. А может, и нет. Ты только вдумайся,
Макгайр. Что такое сейчас Смит? Замкнутая кровеносная система, которая сама собою
очищается, месяцами не требует питания извне, почти не знает перебоев и совсем ничего не
теряет, ибо с пользой усваивает каждую молекулу; система саморазвивающаяся и прочно
защищенная, убийственная для любых микробов. И при всем при этом Хартли еще говорит о
вырождении!
Хартли принял открытие с досадой. И твердил свое: Смит перестает быть человеком. Он
выродок - и опасен.
Макгайр еще подлил масла в огонь:
- Почем знать, может, возбудителя этой болезни и в микроскоп не увидишь, а он,
расправляясь со своей жертвой, заодно уничтожает все другие микробы. Ведь прививают же
иногда малярию, чтобы излечить сифилис; отчего бы новой неведомой бацилле не пожрать
все остальные?
- Довод веский, - сказал Рокуэл. - Но мы-то не заболели?
- Может быть, эта бактерия уже в нас, только ей нужен какой-то инкубационный период.
- Типичное рассуждение старомодного эскулапа. Что бы с человеком ни случилось, раз он не
вмещается в привычные рамки, значит, болен, - возразил Рокуэл. - Кстати, это твоя мысль,
Хартли, а не моя. Врачи не успокоятся, пока не поставят в каждом случае диагноз и не
наклеят ярлычок. Так вот, по-моему, Смит здоров, до того здоров, что ты его боишься.
- Ты спятил, - сказал Макгайр.
- Возможно. Только Смиту, я думаю, вовсе не требуется вмешательство медицины. Он сам
себя спасает. По-вашему, это вырождение. А по-моему, рост.
- Да ты посмотри на его кожу, - почти простонал Макгайр.
- Овца в волчьей шкуре. Снаружи - жесткий, ломкий покров. Внутри - упорядоченная
перестройка, преобразование. Почему? Я начинаю догадываться. Эти внутренние перемены в
Смите так бурны, что им нужна защита, броня. А ты мне вот что скажи, Хартли, только
честно: боялся ты в детстве насекомых - пауков и всякой такой твари?
33

- Да.
- То-то и оно. У тебя фобия. Врожденный страх и отвращение, и все это обратилось на Смита.
Поэтому тебе и противна эта перемена в нем.
В последующие недели Рокуэл подробно разузнал о прошлом Смита. Побывал в лаборатории
электроники, где тот работал, пока не заболел. Дотошно исследовал комнату, где Смит под
присмотром Хартли провел первые недели своей "болезни". Тщательно изучил стоящий в
углу аппарат. Что-то связанное с радиацией.
Уезжая из санатория, Рокуэл надежно запер Смита в палате и к двери приставил стражем
Макгайра на случай, если у Хартли появятся какие-нибудь завиральные мысли.
Смиту тридцать два года, и жизнь у него была самая простая. Пять лет проработал в
лаборатории электроники. Никогда серьезно не болел.
Шли дни. Рокуэл пристрастился к долгим одиноким прогулкам вдоль соседнего пересохшего
ручья. Так он выкраивал время подумать, обосновать невероятную теорию, что складывалась
у него все отчетливей.
А однажды остановился у куста жасмина, цветущего ночами подле санатория, поднялся на
цыпочки и, улыбаясь, снял с высокой ветки что-то темное, поблескивающее. Осмотрел и
сунул в карман. И прошел в дом.
Он позвал с веранды Макгайра. Тот пришел. За ним, бормоча вперемешку жалобы и угрозы,
плелся Хартли. Все трое сели в приемной.
И Рокуэл заговорил.
- Смит не болен. В его организме не выжить ни одной бацилле. И никакие дьяволы, бесы и
злые духи в него не вселились. Упоминаю об этом в доказательство, что перебрал все
мыслимые и немыслимые возможности. И любой диагноз любых обычных болезней
отбрасываю. Предлагаю гораздо более важную и наиболее приемлемую возможность замедленную наследственную мутацию.
- Мутацию? - не своим голосом переспросил Макгайр.
Рокуэл поднял и показал нечто темное, поблескивающее на свету.
- Вот что я нашел в саду, на кусте. Отлично подтверждает мою теорию. Я изучил состояние
Смита, осмотрел его лабораторию, исследовал несколько вот этих штучек, - он повертел в
пальцах темный маленький предмет. - И я уверен. Это метаморфоза. Перерождение,
видоизменение, мутация - не до, а после появления на свет. Вот. Держи. Это и есть Смит.
И он кинул темную вещичку Хартли. Хартли поймал ее на лету.
- Это же куколка, - сказал Хартли. - Бывшая гусеница.
Рокуэл кивнул:
- Вот именно.
- Так что же, ты воображаешь, будто Смит тоже... куколка?!
34

- Убежден, - сказал Рокуэл.
Вечером, в темноте, Рокуэл склонился над телом Смита. Макгайр и Хартли сидели в другом
конце палаты, молчали, прислушивались. Рокуэл осторожно ощупывал тело.
- Предположим, жить - значит не только родиться, протянуть семьдесят лет и умереть.
Предположим, что в своем бытии человек должен шагнуть на новую, высшую степень, - и
Смит первый из всех нас совершает этот шаг.
Мы смотрим на гусеницу и, как нам кажется, видим некую постоянную величину. Однако она
превращается в бабочку. Почему? Никакие теории не дают исчерпывающего объяснения. Она
развивается - вот что важно. Самое существенное: нечто будто бы неизменное превращается в
нечто другое, промежуточное, совершенно неузнаваемое - в куколку, а из нее выходит
бабочкой. С виду куколка мертва. Это маскировка, способ сбить со следа. Поймите, Смит
сбил нас со следа. С виду он мертв. А внутри все соки клокочут, перестраиваются, бурно
стремятся к одной цели. Личинка оборачивается москитом, гусеница бабочкой... а чем станет
Смит?
- Смит - куколка? - Макгайр невесело засмеялся.
- Да.
- С людьми так не бывает.
- Перестань, Макгайр. Ты, видно, не понимаешь, эволюция совершает великий шаг. Осмотри
тело и дай какое-то другое объяснение. Проверь кожу, глаза, дыхание, кровообращение.
Неделями он запасал пищу, чтобы погрузиться в спячку в этой своей скорлупе. Почему он так
жадно и много ел, зачем копил в организме некий икс-раствор, если не для этого
перевоплощения? А всему причиной - излучение. Жесткое излучение в Смитовой
лаборатории. Намеренно он облучался или случайно, не знаю. Но затронута какая-то
ключевая часть генной структуры, часть, предназначенная для эволюции человеческого
организма, которой, может быть, предстояло включиться только через тысячи лет.
- Так что же, по-твоему, когда-нибудь все люди?..
- Личинка стрекозы не остается навсегда в болоте, кладка жука - в почве, а гусеница - на
капустном листе. Они видоизменяются и вылетают на простор. Смит - это ответ на извечный
вопрос: что будет дальше с людьми, к чему мы идем? Перед нами неодолимой стеной встает
Вселенная, в этой Вселенной мы обречены существовать, и человек, такой, каков он сейчас,
не готов вступить в эту Вселенную. Малейшее усилие утомляет его, чрезмерный труд убивает
его сердце, недуги разрушают тело. Возможно, Смит сумеет ответить философам на вопрос, в
чем смысл жизни. Возможно, он придаст ей новый смысл.
Ведь все мы, в сущности, просто жалкие насекомые и суетимся на ничтожно маленькой
планете. Не для того существует человек, чтобы вечно прозябать на ней, оставаться хилым,
жалким и слабым, но будущее для него пока еще тайна, слишком мало он знает.
Но измените человека! Сделайте его совершенным. Сделайте... сверхчеловека, что ли.
Избавьте его от умственного убожества, дайте ему полностью овладеть своим телом,
нервами, психикой; дайте ясный, проницательный ум, неутомимое кровообращение, тело,
способное месяцами обходиться без пищи извне, освоиться где угодно, в любом климате, и
побороть любую болезнь. Освободите человека от оков плоти, от бедствий плоти, и вот он
уже не злосчастное ничтожество, которое страшится мечтать, ибо знает, что хрупкое тело
помешает ему осуществить мечты, - и тогда он готов к борьбе, к единственной подлинно
35

стоящей войне. Заново рожденный человек готов противостоять всей, черт ее подери,
Вселенной!
Рокуэл задохнулся, охрип, сердце его неистово колотилось; он склонился над Смитом,
бережно, благоговейно приложил ладони к холодному недвижному панцирю и закрыл глаза.
Сила, властная тяга, твердая вера в Смита переполняли его. Он прав. Прав. Он это знает. Он
открыл глаза, посмотрел на Хартли и Макгайра: всего лишь тени в полутьме палаты, при
завешенном окне.
Короткое молчание, потом Хартли погасил свою сигарету.
- Не верю я в эту теорию.
А Макгайр сказал:
- Почем ты знаешь, может быть, все нутро Смита обратилось в кашу? Делал ты
рентгеновский снимок?
- Нет, это рискованно - вдруг помешает его превращению, как мешал солнечный свет.
- Так значит, он становится сверхчеловеком? И как же это будет выглядеть?
- Поживем - увидим.
- По-твоему, он слышит, что мы про него сейчас говорим?
- Слышит ли, нет ли, ясно одно: мы узнали секрет, который нам знать не следовало. Смит
вовсе не желал посвящать в это меня и Макгайра. Ему пришлось как-то к нам
приспособиться. Но сверхчеловек не может хотеть, чтобы все вокруг о нем узнали. Люди
слишком ревнивы и завистливы, полны ненависти. Смит знает, если тайна выйдет наружу,
это для него опасно. Может быть, отсюда и твоя ненависть к нему, Хартли.
Все замолчали, прислушиваются. Тишина. Только шумит кровь в висках Рокуэла. И вот он,
Смит - уже не Смит, но некое вместилище с пометкой "Смит", а что в нем - неизвестно.
- Если ты не ошибаешься, нам, безусловно, надо его уничтожить, - заговорил Хартли. Подумай, какую он получит власть над миром. И если мозг у него изменился в ту сторону,
как я думаю... тогда, как только он выйдет из скорлупы, он постарается нас убить, потому что
мы одни про него знаем. Он нас возненавидит за то, что мы проведали его секрет.
- Я не боюсь, - беспечно сказал Рокуэл.
Хартли промолчал. Шумное, хриплое дыхание его наполняло комнату. Рокуэл обошел вокруг
стола, махнул рукой:
- Пойдемте-ка все спать, пора, как по-вашему?
Машину Хартли скрыла завеса мелкого моросящего дождя. Рокуэл запер входную дверь,
распорядился, чтобы Макгайр в эту ночь спал на раскладушке внизу, перед палатой Смита, а
сам поднялся к себе и лег.
Раздеваясь, он снова мысленно перебирал невероятные события последних недель.
Сверхчеловек. А почему бы и нет? Волевой, сильный...
36

Он улегся в постель.
Когда же? Когда Смит "вылупится" из своей скорлупы? Когда?
Дождь тихонько шуршал по крыше санатория.
Макгайр дремал на раскладушке под ропот дождя и грохот грома, слышалось его шумное,
тяжелое дыхание. Где-то скрипнула дверь, но он дышал все так же ровно. По прихожей
пронесся порыв ветра. Макгайр всхрапнул, повернулся на другой бок. Тихо затворилась
дверь, сквозняк прекратился.
Смягченные толстым ковром тихие шаги. Медленные шаги, опасливые, крадущиеся,
настороженные. Шаги. Макгайр мигнул, открыл глаза.
В полутьме кто-то над ним наклонился.
Выше, на площадке лестницы, горит одинокая лампочка, желтоватая полоска света
протянулась рядом с койкой Макгайра.
В нос бьет резкий запах раздавленного насекомого. Шевельнулась чья-то рука. Кто-то
силится заговорить.
У Макгайра вырвался дикий вопль.
Рука, что протянулась в полосу света, зеленая.
Зеленая!
- Смит!
Тяжело топая, Макгайр с криком бежит по коридору.
- Он ходит! Не может ходить, а ходит!
Всей тяжестью он налетает на дверь, и дверь распахивается. Дождь и ветер со свистом
набрасываются на него, он выбегает в бурю, бессвязно, бессмысленно бормочет.
А тот, в прихожей, недвижим. Наверху распахнулась дверь, по лестнице сбегает Рокуэл.
Зеленая рука отдернулась из полосы света, спряталась за спиной.
- Кто здесь? - остановясь на полпути, спрашивает Рокуэл.
Тот выходит на свет.
Рокуэл смотрит в упор, брови сдвинулись.
- Хартли! Что ты тут делаешь, почему вернулся?
- Кое-что случилось, - говорит Хартли. - А ты поди-ка приведи Макгайра. Он выбежал под
дождь и лопочет, как полоумный.
Рокуэл не стал говорить, что думает. Быстро, испытующе оглядел Хартли и побежал дальше по коридору, за дверь, под дождь.
37

- Макгайр! Макгайр, дурья голова, вернись!
Бежит под дождем, струи так и хлещут. На Макгайра наткнулся чуть не в сотне шагов от
дома, тот бормочет:
- Смит... Смит там ходит...
- Чепуха. Просто это вернулся Хартли.
- Рука зеленая, я видел. Она двигалась.
- Тебе приснилось.
- Нет. Нет! - В дряблом, мокром от дождя лице Макгайра ни кровинки. - Я видел, рука
зеленая, верно тебе говорю. А зачем Хартли вернулся? Ведь он...
При звуке этого имени Рокуэла как ударило, он разом понял. Пронзило страхом, мысли
закружило вихрем - опасность! - резнул отчаянный зов: на помощь!
- Хартли!
Рокуэл оттолкнул Макгайра, рванулся, закричал и со всех ног помчался к санаторию. В дом,
по коридору...
Дверь в палату Смита взломана.
Посреди комнаты с револьвером в руке - Хартли. Услыхал бегущего Рокуэла, обернулся. И
вмиг оба действуют. Хартли стреляет, Рокуэл щелкает выключателем.
Тьма. И вспышка пламени, точно на моментальной фотографии высвечено сбоку застывшее
тело Смита. Рокуэл метнулся в сторону вспышки. И уже в прыжке, потрясенный, понял,
почему вернулся Хартли. В секунду, пока не погас свет, он увидел руку Хартли.
Пальцы, покрытые зеленой чешуей.
Потом схватка врукопашную. Хартли падает, и тут снова вспыхнул свет, на пороге мокрый
насквозь Макгайр, выговаривает трясущимися губами:
- Смит... он убит?
Смит не пострадал. Пуля прошла выше.
- Болван, какой болван! - кричит Рокуэл, стоя над обмякшим на полу Хартли. - Великое,
небывалое событие, а он хочет все погубить!
Хартли пришел в себя, говорит медленно:
- Надо было мне догадаться. Смит тебя предупредил.
- Ерунда, он... - Рокуэл запнулся, изумленный. Да, верно. То внезапное предчувствие,
смятение в мыслях. Да. Он с яростью смотрит на Хартли. - Ступай наверх. Просидишь до
утра под замком. Макгайр, иди и ты. Не спускай с него глаз.
Макгайр говорит хрипло:
38

- Погляди на его руку. Ты только погляди. У Хартли рука зеленая. Там в прихожей был не
Смит - Хартли!
Хартли уставился на свои пальцы.
- Мило выглядит, а? - говорит он с горечью. - Когда Смит заболел, я тоже долго был под этим
излучением. Теперь я стану таким... такой же тварью... как Смит. Это со мной уже несколько
дней. Я скрывал. Старался молчать. Сегодня почувствовал - больше не могу, вот и пришел его
убить, отплатить, он же меня погубил...
Сухой резкий звук, что-то сухо треснуло. Все трое замерли.
Три крохотных чешуйки взлетели над Смитовой скорлупой, покружили в воздухе и мягко
опустились на пол.
Рокуэл вмиг очутился у стола, вгляделся.
- Оболочка начинает лопаться. Трещина тонкая, едва заметная - треугольником, от ключиц до
пупка. Скоро он выйдет наружу!
Дряблые щеки Макгайра затряслись:
- И что тогда?
- Будет у нас сверхчеловек, - резко, зло отозвался Хартли. - Спрашивается: на что похож
сверхчеловек? Ответ: никому не известно.
С треском отлетели еще несколько чешуек. Макгайра передернуло.
- Ты попробуешь с ним заговорить?
- Разумеется.
- С каких это пор... бабочки... разговаривают?
- Поди к черту, Макгайр!
Рокуэл засадил их обоих для верности наверху под замок, а сам заперся в комнате Смита и
лег на раскладушку, готовый бодрствовать всю долгую дождливую ночь - следить,
вслушиваться, думать.
Следить, как отлетают чешуйки ломкой оболочки, потому что из куколки безмолвно
стремится выйти наружу Неведомое.
Ждать осталось каких-нибудь несколько часов. Дождь стучится в дом, струи сбегают по
стеклу. Каков-то он теперь будет с виду, Смит? Возможно, изменится строение уха, потому
что станет тоньше слух; возможно, появятся дополнительные глаза; изменятся форма черепа,
черты лица, весь костяк, размещение внутренних органов, кожные ткани; возможно несчетное
множество перемен.
Рокуэла одолевает усталость, но уснуть страшно. Веки тяжелеют, тяжелеют. А вдруг он
ошибся? Вдруг его домыслы нелепы? Вдруг Смит внутри этой скорлупы - вроде медузы?
Вдруг он - безумный, помешанный... или совсем переродился и станет опасен для всего
39

человечества? Нет. Нет. Рокуэл помотал затуманенной головой. Смит - совершенство.
Совершенство. В нем нет места ни единой злой мысли. Совершенство.
В санатории глубокая тишина. Только и слышно, как потрескивают чешуйки хрупкой
оболочки, падая на пол...
Рокуэл уснул. Погрузился во тьму, и комната исчезла, нахлынули сны. Снилось, что Смит
поднялся, идет, движения угловатые, деревянные, а Хартли, пронзительно крича, опять и
опять заносит сверкающий топор, с маху рубит зеленый панцирь и превращает живое
существо в отвратительное месиво. Снился Макгайр - бегает под кровавым дождем,
бессмысленно лопочет. Снилось...
Жаркое солнце. Жаркое солнце заливает палату. Уже утро. Рокуэл протирает глаза, смутно
встревоженный тем, что кто-то поднял шторы. Кто-то поднял... Рокуэл вскочил как
ужаленный. Солнце! Шторы не могли, не должны были подняться. Сколько недель они не
поднимались! Он закричал.
Дверь настежь. В санатории тишина. Не смея повернуть голову, Рокуэл косится на стол. Туда,
где должен бы лежать Смит.
Но его там нет.
На столе только и есть, что солнечный свет. Да еще какие-то опустелые остатки. Все, что
осталось от куколки. Все, что осталось.
Хрупкие скорлупки - расщепленный надвое профиль, округлый осколок бедра, полоска, в
которой угадывается плечо, обломок грудной клетки - разбитые останки Смита!
А Смит исчез. Подавленный, еле держась на ногах, Рокуэл подошел к столу. Точно
маленький, стал копаться в тонких шуршащих обрывках кожи. Потом круто повернулся и,
шатаясь как пьяный, вышел из палаты, тяжело затопал вверх по лестнице, закричал:
- Хартли! Что ты с ним сделал? Хартли! Ты что же, убил его, избавился от трупа, только
куски скорлупы оставил и думаешь сбить меня со следа?
Дверь комнаты, где провели ночь Макгайр и Хартли, оказалась запертой. Трясущимися
руками Рокуэл повернул ключ в замке. И увидел их обоих в комнате.
- Вы тут, - сказал растерянно. - Значит, вы туда не спускались. Или, может, отперли дверь,
пошли вниз, вломились в палату, убили Смита и... нет, нет.
- А что случилось?
- Смит исчез! Макгайр, скажи, выходил Хартли отсюда?
- За всю ночь ни разу не выходил.
- Тогда... есть только одно объяснение... Смит выбрался ночью из своей скорлупы и сбежал! Я
его не увижу, мне так и не удастся на него посмотреть, черт подери совсем! Какой же я
болван, что заснул!
- Ну, теперь все ясно! - заявил Хартли. - Смит опасен, иначе он бы остался и дал нам на себя
посмотреть. Одному Богу известно, во что он превратился.
40

- Значит, надо искать. Он не мог уйти далеко. Надо все обыскать! Быстрее, Хартли! Макгайр!
Макгайр тяжело опустился на стул.
- Я не двинусь с места. Он и сам отыщется. С меня хватит.
Рокуэл не стал слушать дальше. Он уже спускался по лестнице, Хартли за ним по пятам.
Через несколько минут за ними, пыхтя и отдуваясь, двинулся Макгайр.
Рокуэл бежал по коридору, приостанавливаясь у широких окон, выходящих на пустыню и на
горы, озаренные утренним солнцем. Выглядывал в каждое окно и спрашивал себя: да есть ли
хоть капля надежды найти Смита? Первый сверхчеловек. Быть может, первый из очень и
очень многих. Рокуэла прошиб пот. Смит не должен был исчезнуть, не показавшись сперва
хотя бы ему, Рокуэлу. Не мог он вот так исчезнуть. Или все же мог?
Медленно отворилась дверь кухни.
Порог переступила нога, за ней другая. У стены поднялась рука. Губы выпустили струйку
сигаретного дыма.
- Я кому-то понадобился?
Ошеломленный Рокуэл обернулся. Увидел, как изменился в лице Хартли, услышал, как
задохнулся от изумления Макгайр. И у всех троих вырвалось разом, будто под суфлера:
- Смит!
Смит выдохнул струйку дыма. Лицо ярко-розовое, словно его нажгло солнцем, голубые глаза
блестят. Ноги босы, на голое тело накинут старый халат Рокуэла.
- Может, вы мне скажете, кудаэто я попал? И что со мной было в последние три месяца - или
уже четыре? Тут что, больница?
Разочарование обрушилось на Рокуэла тяжким ударом. Он трудно глотнул.
- Привет. Я... То есть... Вы что же... вы ничего не помните?
Смит выставил растопыренные пальцы:
- Помню, что позеленел, если вы это имеете в виду. А потом - ничего.
И он взъерошил розовой рукой каштановые волосы - быстрое, сильное движение того, кто
вернулся к жизни и радуется, что вновь живет и дышит.
Рокуэл откачнулся, бессильно прислонился к стене. Потрясенный, спрятал лицо в ладонях,
тряхнул головой, потом, не веря своим глазам, спросил:
- Когда вы вышли из куколки?
- Когда я вышел... откуда?
Рокуэл повел его по коридору в соседнюю комнату, показал на стол.

41

- Не пойму, о чем вы, - просто, искренне сказал Смит. - Я очнулся в этой комнате полчаса
назад, стою и смотрю - я совсем голый.
- И это все? - обрадованно спросил Макгайр. У него явно полегчало на душе.
Рокуэл объяснил, откуда взялись остатки скорлупы на столе. Смит нахмурился.
- Что за нелепость. А вы, собственно, кто такие?
Рокуэл представил их друг другу.
Смит мрачно поглядел на Хартли.
- Сперва, когда я заболел, явились вы, верно? На завод электронного оборудования. Но это же
все глупо. Что за болезнь у меня была?
Каждая мышца в лице Хартли напряглась до отказа.
- Никакая не болезнь. Вы-то разве ничего не знаете?
- Я очутился с незнакомыми людьми в незнакомом санатории. Очнулся голый в комнате, где
какой-то человек спал на раскладушке. Очень хотел есть. Пошел бродить по санаторию.
Дошел до кухни, отыскал еду, поел, услышал какие-то взволнованные голоса, а теперь мне
заявляют, будто я вылупился из куколки. Как прикажете все это понимать? Кстати, спасибо за
халат, за еду и сигареты, я их взял взаймы. Сперва я просто не хотел вас будить, мистер
Рокуэл. Я ведь не знал, кто вы такой, но видно было, что вы смертельно устали.
- Ну, это пустяки. - Рокуэл отказывался верить горькой очевидности. Все рушится. С каждым
словом Смита недавние надежды рассыпаются, точно разбитая скорлупа куколки. - А как вы
себя чувствуете?
- Отлично. Полон сил. Просто замечательно, если учесть, как долго я пробыл без сознания.
- Да, прямо замечательно, - сказал Хартли.
- Представляете, каково мне стало, когда я увидел календарь. Стольких месяцев - бац - как не
бывало! Я все гадал, что же со мной делалось столько времени.
- Мы тоже гадали.
Макгайр засмеялся:
- Да не приставай к нему, Хартли. Просто потому, что ты его ненавидел...
Смит недоуменно поднял брови:
- Ненавидели? Меня? За что?
- Вот. Вот за что! - Хартли растопырил пальцы. - Ваше проклятое облучение. Ночь за ночью я
сидел около вас в вашей лаборатории. Что мне теперь с этим делать?
- Тише, Хартли, - вмешался Рокуэл. - Сядь. Успокойся.

42

- Ничего я не сяду и не успокоюсь! Неужели он вас обоих одурачил? Это же подделка под
человека! Этот розовый молодчик затеял такой страшный обман, какого еще свет не видал!
Если у вас осталось хоть на грош соображения, убейте этого Смита, пока он не улизнул!
Рокуэл попросил извинить вспышку Хартли. Смит покачал головой:
- Нет, пускай говорит дальше. Что все это значит?
- Ты и сам знаешь! - в ярости заорал Хартли. - Ты лежал тут месяц за месяцем, подслушивал,
строил планы. Меня не проведешь. Рокуэла ты одурачил, теперь он разочарован. Он ждал, что
ты станешь сверхчеловеком. Может, ты и есть сверхчеловек. Так ли, эдак ли, но ты уже
никакой не Смит. Ничего подобного. Это просто еще одна твоя уловка. Запутываешь нас,
чтоб мы не узнали о тебе правды, чтоб никто ничего не узнал. Ты запросто можешь нас убить,
а стоишь тут и уверяешь, будто ты человек как человек. Так тебе удобнее. Несколько минут
назад ты мог удрать, но тогда у нас остались бы подозрения. Вот ты и дождался нас, и
уверяешь, будто ты просто человек.
- Он и есть просто человек, - жалобно вставил Макгайр.
- Неправда. Он думает не по-людски. Чересчур умен.
- Так испытай его, проверь, какие у него ассоциации, - предложил Макгайр.
- Он и для этого чересчур умен.
- Тогда все очень просто. Возьмем у него кровь на анализ, прослушаем сердце, впрыснем
сыворотки.
На лице Смита отразилось сомнение.
- Я чувствую себя подопытным кроликом. Разве что вам уж очень хочется. Все это глупо.
Хартли возмутился. Посмотрел на Рокуэла, сказал:
- Давай шприцы.
Рокуэл достал шприцы. "Может быть, Смит все-таки сверхчеловек, - думал он. - Его кровь сверхкровь. Смертельна для микробов. А сердцебиение? А дыхание? Может быть, Смит сверхчеловек, но сам этого не знает. Да. Да, может быть..."
Он взял у Смита кровь, положил стекло под микроскоп. И сник, ссутулился. Самая
обыкновенная кровь. Вводишь в нее микробы - и они погибают в обычный срок. Она уже не
сверхсмертельна для бактерий. И неведомый икс-раствор исчез. Рокуэл горестно вздохнул.
Температура у Смита нормальная. Пульс тоже. Нервные рефлексы, чувствительность - ни в
чем никаких отклонений.
- Что ж, все в порядке, - негромко сказал Рокуэл.
Хартли повалился в кресло, глаза широко раскрыты, костлявыми руками стиснул виски.
- Простите, - выдохнул он. - Что-то у меня... ум за разум... верно, воображение разыгралось.
Так тянулись эти месяцы. Ночь за ночью. Стал как одержимый, страх одолел. Вот и свалял
дурака. Простите. Простите. - И уставился на свои зеленые пальцы. - А что ж будет со мной?
43

- У меня все прошло, - сказал Смит. - Думаю, и у вас пройдет. Я вам сочувствую. Но это было
не так уж скверно... В сущности, я ничего не помню.
Хартли явно отпустило.
- Но... да, наверно, вы правы. Мало радости, что придется вот так закостенеть, но тут уж
ничего не поделаешь. Потом все пройдет.
Рокуэлу было тошно. Слишком жестоко он обманулся. Так не щадить себя, так ждать и
жаждать нового, неведомого, сгорать от любопытства - и все зря. Стало быть, вот он каков,
человек, что вылупился из куколки? Тот же, что был прежде. И все надежды, все домыслы
напрасны.
Он жадно глотнул воздух, попытался остановить тайный неистовый бег мысли. Смятение.
Сидит перед ним розовощекий, звонкоголосый человек, спокойно покуривает... простонапросто человек, который страдал какой-то накожной болезнью - временно отвердела кожа
да еще под действием облучения разладилась на время внутренняя секреция, - но сейчас он
опять человек как человек, и не более того. А буйное воображение Рокуэла, неистовая
фантазия разыгрались - и все проявления странной болезни сложились в некий желанный
вымысел, в несуществующее совершенство. И вот Рокуэл глубоко потрясен, взбудоражен и
разочарован.
Да, то, что Смит жил без пищи, его необыкновенно защищенная кровь, крайне низкая
температура тела и другие преимущества - все это лишь проявления странной болезни. Была
болезнь, и только. Была - и прошла, миновала, кончилась и ничего после себя не оставила,
кроме хрупких осколков скорлупы на залитом солнечными лучами столе. Теперь можно
будет понаблюдать за Хартли, если и его болезнь станет развиваться, и потом доложить о
новом недуге врачебному миру.
Но Рокуэла не волновала болезнь. Его волновало совершенство. А совершенство лопнуло,
растрескалось, рассыпалось и сгинуло. Сгинула его мечта. Сгинул выдуманный сверхчеловек.
И теперь ему плевать, пускай хоть весь свет обрастет жесткой скорлупой, позеленеет,
рассыплется, сойдет с ума.
Смит обошел их всех, каждому пожал руку.
- Мне нужно вернуться в Лос-Анджелес. Меня ждет на заводе важная работа. Пора
приступить к своим обязанностям. Жаль, что не могу остаться у вас подольше. Сами
понимаете.
- Вам надо бы остаться и отдохнуть хотя бы несколько дней, - сказал Рокуэл, горько ему было
видеть, как исчезает последняя тень его мечты.
- Нет, спасибо. Впрочем, этак через неделю я к вам загляну, доктор, обследуете меня еще раз,
хотите? Готов даже с годик заглядывать, примерно раз в месяц, чтоб вы могли меня
проверить, ладно?
- Да. Да, Смит. Пожалуйста, приезжайте. Я хотел бы еще потолковать с вами об этой вашей
болезни. Вам повезло, что остались живы.
- Я вас подвезу до Лос-Анджелеса, - весело предложил Макгайр.
- Не беспокойтесь. Я дойду до Туджунги, а там возьму такси. Хочется пройтись. Давненько я
не гулял, погляжу, что это за ощущение.
44

Рокуэл ссудил ему пару старых башмаков и поношенный костюм.
- Спасибо, доктор. Постараюсь как можно скорей вернуть вам все, что задолжал.
- Ни гроша вы мне не должны. Было очень интересно.
- Что ж, до свиданья, доктор. Мистер Макгайр. Хартли.
- До свиданья, Смит.
- До свиданья.
Смит пошел по дорожке к старому руслу, дно ручья уже совсем пересохло и растрескалось
под лучами предвечернего солнца. Смит шагал непринужденно, весело, посвистывал. "Вот
мне сейчас не свищется", - устало подумал Рокуэл.
Один раз Смит обернулся, помахал им рукой, потом поднялся на холм и стал спускаться с
другой его стороны к далекому городу.
Рокуэл провожал его глазами - так смотрит малый ребенок, когда его любимое творение замок из песка - подмывают и уносят волны моря.
- Не верится, - твердил он снова и снова. - Просто не верится. Все кончается так быстро, так
неожиданно. Я как-то отупел, и внутри пусто.
- А по-моему, все прекрасно! - Макгайр радостно ухмылялся.
Хартли стоял на солнце. Мягко опущены его зеленые руки, и впервые за все эти месяцы,
вдруг понял Рокуэл, совсем спокойно бледное лицо.
- У меня все пройдет, - тихо сказал Хартли. - Все пройдет, я поправлюсь. Ох, слава богу.
Слава богу. Я не сделаюсь чудовищем. Я останусь самим собой. - Он обернулся к Рокуэлу. Только запомни, запомни, не дай, чтоб меня по ошибке похоронили, ведь меня примут за
мертвеца. Смотри, не забудь.
Смит пошел тропинкой, пересекающей сухое русло, и поднялся на холм. Близился вечер,
солнце уже опускалось за дальние синеющие холмы. Проглянули первые звезды. В нагретом
недвижном воздухе пахло водой, пылью, цветущими вдали апельсиновыми деревьями.
Встрепенулся ветерок. Смит глубоко дышал. И шел все дальше.
А когда отошел настолько, что его уже не могли видеть из санатория, остановился и замер на
месте. Посмотрел на небо.
Бросил недокуренную сигарету, тщательно затоптал. Потом выпрямился во весь рост стройный, ладный, - отбросил со лба каштановые пряди, закрыл глаза, глотнул, свободно
свесил руки вдоль тела.
Без малейшего усилия, - только чуть вздохнул теплый воздух вокруг, - Смит поднялся над
землей.
Быстро, беззвучно взмыл он ввысь и вскоре затерялся среди звезд, устремляясь в космические
дали...
Перевела с английского Нора Галь

45

Приложение 8

Сила любви
сказка

В

осславим Творца, о друзья! Дел великость Его — малым нам назидание.

Некий Ученый, пленившийся песней Соловья, задумал постичь ее тайну. Часами, забыв о
других весьма важных занятиях, слушал он вольную птицу в саду, но искусство ее оставалось ему
все такой же загадкой. Он хотел разузнать все у самого Соловья, но это был гордый Ученый, и он
не любил быть просителем. Однако же любопытство его взяло верх.
— Послушай, Соловей, — обратился он к птице важно, — я познал мудрость многих наук, но не
могу понять: отчего и как ты поешь?
— Пой — и поймешь, — сказал Соловей.
— Что за странный совет! — удивился Ученый. — Или не видишь: я не артист. Мелодия твоей
песни томит меня как ничто в целом мире. Поведай же, прошу, ее секрет!
— Пой, — сказал Соловей, — мне нечего добавить к этому.
Гнев затуманил взор Ученого.
— Упрямец, — зло прошептал он, — ты вздумал смеяться надо мной! Вот как ценима моя
благосклонность. Ты не желаешь открыть мне свою тайну? Так погоди же, я возьму у тебя ее сам!
Он поймал певца и посадил его в клетку. Но в неволе Соловья будто подменили: он перестал
петь!
— Эй, приятель, куда подевалась твоя песня? — досадливо вскричал Ученый, но ответом ему
было глубокое молчание. «Должно быть, Соловей утаил ее в своем горле. Проклятая птица! А ну-ка
погляжу, какие рулады она посмела скрыть от меня».
И сказав так, служитель науки убил прекрасную птицу. Острым лезвием он рассек ее горлышко,
но не нашел ничего кроме бездыханной плоти. Тогда он решил искать глубже. Вспоров нежную
грудку, он извлек внутренности и долго колдовал над ними, взвешивая и наблюдая в микроскоп.
Он очень старался, этот достойный Ученый, трудясь день и ночь без сна и отдыха. Увлекшись,
он позабыл, чего искал вначале. А когда тетрадь его распухла от множества пометок, написал
мудреный трактат «О Соловье», на треть из латинских слов и на четверть из греческих.
Трактат принес Ученому успех. Сановный двор воздал ему хвалу, и сам Первый Министр
увенчал его венком из лавра. Седые академики рукоплескали его открытиям. Коллеги наперебой
расточали похвалы.
— Какой талант у этого Ученого! Какой пытливый ум! — восторгались одни.
— Подумать только, он первым в мире исчислил объем соловьиных легких! — упоенно вторили
им другие.
— И гортань, — поражались третьи, — он измерил ее как никто доныне! Есть ли равный ему в
науке опыта?
Грудь Ученого украсили медалью. Она была из чистого золота, и Ученый мог по праву
гордиться ею: ведь он так славно потрудился!
Ученый ликовал. К его возвращению прислуга навела в доме образцовый порядок. Когда вся
обстановка сияла великолепием, взгляд горничной упал на труп небольшой птицы, одиноко
лежащий на столе хозяина.
— Что за гадость! — всплеснула руками служанка. — И как это я не заметила его раньше?
И она смахнула легкие останки в корзину для мусора.

* * *
— Хвала, хвала Ученому! — трубили на всех площадях глашатаи.

46

— Почет и уважение умнейшему из граждан! — взывали риторы в Высоком Собрании.
Простодушный народ не мог сдержать радости слыша эти слова. Смех и веселые возгласы звучали
окрест. И посреди этого ликования лишь один человек не спешил разделить его, оставаясь тих и
печален. Это был сам Ученый.
Слава пришла к Ученому, но покой оставил его. С тех пор как был написан трактат,
приступы странной тревоги стали посещать его, едва лишь на землю спускались сумерки. Какая-то
неодолимая сила влекла Ученого в сад, и там, стоя под ветвями, он напряженно вслушивался в
вечернее безмолвие, словно пытался уловить нечто забытое и давно утраченное. Что же? Ученый
не мог ответить. Ведь он имел почет и богатство, а что может быть нужно человеку помимо этого?
Однажды, когда глубокой ночью Ученый ворочался в своей постели в напрасных попытках
заснуть, луч луны упал в раскрытое окно. Он легко коснулся лица Ученого, приглашая в путь, и
Ученый, словно давно ждавший, откликнулся на этот призыв. Он взглянул в окно и увидел тропу
из лунного сияния, серебром мерцавшую меж деревьев. Дивная легкость наполнила Ученого. Он
пошел по тропе, и она привела его на край утеса, темной громадой высившегося над окрестными
холмами и рощами.
Недвижимые, в небесной вышине сияли звезды. Внизу, припорошенные лунной пылью,
ковром смыкались кроны деревьев, а оттуда... оттуда лились до боли знакомые чарующие звуки. То
пел Соловей, и звенящая песня его широко и легко заполняла пространство. Даль, раскрывшись,
внимала ее привету; ей, крылатой, внимали, склонясь, миры. И тогда Ученый понял, о чем
тосковал все это время и зачем пришел сюда. «О Соловей, — произнес он, — мне только казалось,
что я убил тебя, а ты жив и смерть не властна над твоею песней! Я погубил твое щедрое сердце, но
теперь знаю, что должен был подарить тебе свое. Что ж, сегодня я исправляю эту ошибку».
Так сказал благородный Ученый. И светло улыбаясь, он шагнул в беспредельность ночи
навстречу песне, которую так любил.
Ведь душа наша — птица, жизнь — песня.
Восславим Творца, о друзья! Дел великость Его — малым нам назидание.

47

Ермаков Олег Владимирович ● Oleg V. Yermakov
Биографическая справка ● Biographical information
Родился в 1961 году в г. Мичуринске Тамбовской области (Россия), там же окончил среднюю школу. В школьные
годы — победитель VII Всесоюзного конкурса школьных сочинений в жанре очерка (1975). Окончил Киевский
государственный университет им. Т.Г. Шевченко по специальности «химия» (1983). Около 10 лет работал в
химической отрасли Украины, далее — в журналистике, пройдя путь от репортера до главного редактора
всеукраинского журнала. Автор ряда изобретений и цикла трудов о Вселенной, работу над главным из которых,
«Планета Любовь. Основы Единой теории Поля», вел в течение 22 лет (1987–2009). Член авторского сообщества
Википедии. Автор стихотворного сборника «Сила Любви» (2001), профессиональный художник-карикатурист.
Исследование Вселенной — мое основное занятие. Предаюсь ему со студенческой скамьи и считаю его
наследственным: моя бабушка Надежда Зарецкая — конструктор антенного блока первого искусственного
спутника Земли, запуск которого ознаменовал начало космической эры человечества, автор ряда изобретений в
области ракетно-космической техники, а муж Надежды Георгиевны и мой дед Михаил Мамонтович Зарецкий —
брат Нины Ивановны, жены С.П. Королѐва, в КБ которого в подмосковных Подлипках бабушка проработала до
пенсии. Покоряя Вселенную, в те скудные на житейские блага времена она, бесконечно влюбленная в Землю,
страстно мечтала обзавестись ее клочком, чтобы посадить на нем сад. Мечта ее сбылась: хлопотами Сергея
Павловича талантливая дочь России получила участок в Болшево (ныне часть г. Королѐва), где вырастила
чудесный сад и построила дом для большого семейства.
Женат, отец взрослого сына и дед троих внуков. Сейчас живу в Киеве.
Born in 1961 in Michurinsk, a town near Tambov, Russia, where I finished school. During my school years, I won the 7th USSR National School Essay
Competition (1975). I graduated from the Kiev Taras Shevchenko State University with a Master’s degree in Chemistry (1983). After 10 years in chemical
industry in Ukraine, I decided to pursue a career in journalism, where I grew from a reporter to the editor-in-chief of a national magazine. I have a number of
registered inventions. I am an author of a series of works about the Universe. My most important work, «Planet Love. The basics of the Unified Field theory, or
the Introduction to sacral linguistics», took me 22 years to write (1987 – 2009). Member of Wikipedia author community. Author of a published book of
poetry Power of Love (2001). Professional caricaturist.
Researching the Universe is my primary occupation and a passion since college years. Passion for space runs in generations in my family: my grandmother
Nadezhda Zaretskaya designed the aerial assembly of the first man-made Earth satellite, the launch of which started the space era of the humankind, and holds
credit for a number of other space engineering inventions. Her husband, my grandfather Mikhail Zaretsky, is a brother of Nina Koroleva, wife of the great
Sergey Korolev – it was in Korolev’s Podlipki space design lab near Moscow that my grandmother worked all of her career until retirement. Despite her success
conquering space, in those tough Soviet times, her biggest dream on our planet was to own a piece of land to grow a garden. Her dream eventually came true:
through Sergey Korolev’s patronage, the talented space engineer received a piece of land where she was finally able to grow a beautiful garden and build a
house for her big family.
I live in Kiev with my wife. I am a father to a grown son and a grandfather of three.

Телефоны в Киеве:
+ 38 (066) 561-21-20, + 38 (044) 533-12-20
Е-mail: hermakouti@ukr.net
Skype: martin196966
Личный сайт, посвященный работе «Планета Любовь»:
http://www.ivens61.narod.ru

48