Шестой уровень [Фридрих Евсеевич Незнанский] (fb2) читать онлайн

Фридрих Незнанский Шестой уровень

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая «SOS»

Волна перекатилась черезво ои борт, сбила штурмана с ног и протащила по палубе, со всего размаху ударив об угол рубки.

Матерился штурман знатно, грубым голосом с переливами, упоминанием всех родных и близких, моря, воды, качки, волны и танкера «Луч», который тащил тысячи тонн мазута в Петропавловск-Камчатский.

Огромному танкеру от этой волны было ни холодно, ни жарко. Чтоб хотя бы раскачать этакую махину, нужно бы баллов шесть, а не жалкую качку в четыре.

Конечно, из графика они выбьются, но кто теперь вспоминает о таких мелочах?

Штурман ввалился в тесноватое помещение рубки, почему-то тут же перестал материться, даже голос у него стал потоньше, когда он скинул мокрую прорезиненную куртку и сказал капитану:

– Покачивает маленько.

Капитан даже не обернулся. Только кивнул, но, может быть, этот кивок относился к каким-то одному ему ведомым расчетам, которые он делал по карте.

Штурман заглянул через плечо капитана – Японское море, южная оконечность Сахалина. Тот самый квадрат, в котором сейчас плыл «Луч».

У штурмана, конечно, было много вопросов к капитану, особенно после событий последних часов и дней, но он, который лихо гонял домашних и подчиненных на работе, особенно поддав, с вышестоящим начальством был по-советски тих, трезв и почтителен.

– Право руля, семь, – низким, сухим голосом капитан отдал команду штурвальному.

– Есть, право, семь. – Рулевой заложил штурвал вправо, сверился с компасом.

– Так держать.

– Есть.

Штурман про себя отметил, что капитан не суетился; эту команду – развернуться чуть больше носом к волне – он должен был бы отдать немного раньше. Но отметил это как-то лениво: хозяин – барин.

Капитан поднял голову и, почему-то сощурившись, стал смотреть в стекло, которое заливал дождь. Темень за окном была непроглядная. Это только в плохом кино капитан и штурвальный пристально вглядываются в морскую даль – ночью ничего почти не видно, а когда еще штормит и дождь сплошной стеной, даже нос судна трудно разглядеть. Работают приборы.

Но капитан именно всматривался в эту непроницаемую пелену, словно что-то он там хотел увидеть.

– «Новый русский» гуляет с сыном по Красной площади, – весело начал рассказывать свеженький анекдот штурман, – видят, мужик стоит возле Кремля и рисует картину…

– Пишет, – поправил капитан как бы механически.

– Ну да, пишет, – так же механически согласился штурман, а для себя еще раз отметил: фигня на постном масле, пишут стихи там, романы, а картины рисуют. Нет, странный этот капитан. – Ну вот «новый русский» посмотрел и говорит сыну…

Что сказал «новый русский» отпрыску, штурман договорить не успел.

Сначала ему показалось, что волна каким-то чудом распахнула дверь рубки и бросила его на радар животом, штурман охнул и сел на пол. Но на полу было сухо. И только в этот момент страшный грохот ударил по барабанным перепонкам так, что заложило уши. Пол вдруг стал стремительно наклоняться на правый борт, грозясь сбросить с себя и штурмана, и штурвального, и капитана.

Никто даже не успел сообразить, что же случилось.

А капитан уже вскарабкивался к стеклу окна и дико озирал темнеющее за окном море.

И тут сзади, с кормы, полыхнуло, до самых темных небес осветив низкие тучи багровым, кровавым.

Пол вдруг так же стремительно выровнялся. Какое-то время держал равновесие, а потом дал крен к корме.

– Аврал, – сказал своим сухим голосом капитан.

И этот тихий голос словно разорвал паутину неотвратимости и бесконечности навалившейся на танкер беды.

Конечно, надо спасаться! Конечно, надо что-то делать!

Началась беготня и суета, в которой штурман сразу потерял капитана из виду.

Что произошло, он понял только, когда добрался, скользя по наклоненной палубе, к корме.

Хвостовая часть танкера еще была связана с самим судном обрывком борта. Но уже завернулась влево, искривилась, страшно хрустела, и скрежетала рвущимся металлом. Волна ударила в разверстое нутро оторванной кормы и выплеснула на матросов черный липкий мазут. Люди шарахнулись от покореженного края.

Танкер теперь дергало и трясло, как в лихорадке. Устоять на ногах было невозможно.

Оторванная корма вдруг вывернулась неимоверным образом и оказалась килем кверху. Но от танкера так и не оторвалась.

Она тянула его вниз, на дно.

Это поняли все и сразу: танкер тонет.

Вот только что он непоколебимой громадой шел среди волн и казался таким надежным, а сейчас – опаснее места на всей Земле не сыскать.

Был подан «SOS». Приготовлены плавсредства.

Все это делалось суетливо и неумело. Моряки, разумеется, точно знают «свой маневр» на этот случай, но разве кто-нибудь всерьез думает попасть в кораблекрушение?

Штурман тоже делал свое дело, лихорадочно вспоминая, к какой шлюпке он приписан, что должен взять с собой, какие отдавать распоряжения. Хотелось только одного: быстрее убраться отсюда.

Корма все не отрывалась, а палуба клонилась теперь не только назад, но и на правый борт.

Матросы уже кое-как справились со своими обязанностями и теперь только ждали команды – покинуть борт.

Но капитана никто не видел. Вернее, казалось, его видели все, но уж больно он получался вездесущим.

По борту вдруг скользнул синий туманный луч, прорезавшийся сквозь пелену дождя, потом другой, третий…

Ничего, в общем-то, удивительного не было. Кораблей в Японском море много. А сигнал «SOS» – непререкаем в морской этике. Но чтобы их вдруг появилось так много и за такое короткое время – это было странно.

Однако из-за волны подойти к танкеру корабли не могли. Да и матросы не рисковали спускать на воду шлюпки. Теперь море казалось коварно опасным.

Танкер накренился еще больше. Нос уже был задран и висел над неспокойной водой.

Капитана не было. И тогда старший помощник отдал долгожданную команду:

– Шлюпки на воду! Покинуть борт!

Тут от кораблей пошли к тонущему танкеру широкодонные катера, их болтало, как скорлупки, но они продвигались и продвигались к терпящим бедствие.

Штурман махнул рукой, напоследок выматерился витиевато и шагнул к борту.

Последнее, что он видел на оторванной корме и что потом казалось ему невероятным и невозможным, во что он так и не поверил, – карабкающегося по скользкому килю… капитана.

Штурмана подобрали из воды. Выдернули, как рыбешку из аквариума. И вовремя: -ноги начало сводить судорогой.

А потом, когда он уже сидел в трюме японского рыболовецкого траулера, когда нервная дрожь и озноб потихоньку унимались, когда материться уже не было сил, он вдруг спросил старпома:

– А че случилось-то?

– Напоролись на риф, что ли…

«Какой, к чертям собачьим, риф, – подумал штурман. – Тут до дна метров триста, не меньше».

К утру вся команда была спасена. Не нашли только капитана. Расспрашивали команду, но в последние минуты его никто не видел, а штурман побоялся рассказать о своем странном видении.

Когда рассвело, матросы собрались на палубе. Танкер был метрах в пятистах. Он казался теперь смертельно раненым чудовищем с переломанным хребтом, из последних сил цепляющимся за жизнь.

– Жуть, – сказал кто-то.

Японцы суетились вокруг брошенного танкера, ставили какие-то сети, натягивали поплавки.

Штурман снова подумал про японцев: «Во, бля, как они быстро слетелись. Словно ждали, что…»

Закончить мысль не удалось.

Огромная волна сначала подкинула легкий рыболовецкий траулер, на котором были спасенные матросы, прокатилась вперед, к широкодонным лодкам, облепившим танкер, а потом ударила в красный борт гибнущего судна. Танкер как будто завыл предсмертно, вздернул нос еще выше, оторванная корма вдруг слишком стремительно для своих габаритов ударилась в борт и наконец оторвалась.

Широкодонки еле успели отпрянуть от уходящего штопором в воду оторванного куска танкера.

В таких случаях входят без стука – не до этики. Но подполковник Чернов все-таки постучал.

Полковник был на месте: он уже все знал. Чернову это не понравилось, он привык сообщать новости – дурные и хорошие – первым.

– Заходи, Саша, – взмахнул рукой Савелов. Он с кем-то говорил по телефону.

Подполковник сел в кресло, потом встал, прошелся по кабинету. У него было всего несколько минут, пока Савелов говорит по телефону. Надо было теперь не сообщать новость, а что-то предлагать. А идей у него не было. Он был стратег, а не тактик. Быстро мыслить не получалось. Он снял тонкие очки и медленно, глядя с прищуром в темное в этот ранний час окно, протер их белоснежным платком.

– Сам, – воздел глаза к потолку Савелов, когда положил трубку. – Уже не спит,

– Валентин Демидович, – тут же обернулся Чернов, – надо что-то делать. Надо посылать людей, что ли…

– Мимо, – коротко отверг Савелов. – Мы там светиться не должны никоим образом… А что это было? – вдруг спросил он.

– Не знаю, похоже, напоролись на риф. – Чернов развел руками.

– Какой, к дьяволу, риф? Там глубина метров триста! – грохнул кулаком по столу полковник. Он даже не подозревал, что почти дословно повторил слова неведомого ему штурмана с «Луча».

– Думаете?.. – Чернов не договорил. Савелов выдохнул тяжело:

– Не знаю…

Сейчас полковник ГРУ Валентин Демидович Савелов выглядел древним стариком.

Турецкий впервые за многие годы проснулся не по будильнику, а сам по себе. Еще и полежал, сладко потягиваясь и поглядывая за окно, где зимнее солнце с невероятно синего неба щедро добавляло серебра на и так искрящиеся ветки деревьев.

«Когда это у меня было время просто поглядеть на деревья? Я даже времен года не замечал. А теперь вот отчетливо вижу – зима. Да, а год-то, какой?»

Турецкий обернулся к настенному календарю, на котором была открыта страница июля 1995 года.

«Как быстро время летит. Только недавно, кажется, встречал девяносто шестой, а уже…».

Он снова посмотрел на календарь, теперь уже с сомнением.

«Нет, что-то тут не так. Какая-то ошибка. Да, Саша, заработался. Но зато уж теперь…»

Зазвонил телефон. Звонили из Генеральной прокуратуры. Начальник управления по расследованию особо важных дел.

– Привет, как дела? – Слушай, у меня к тебе вопрос, – обрадовался Турецкий, – какой на дворе год, месяц и число?

– Это ты, Турецкий? – не поверил своим ушам начальник.

– Да я, я…

– Ага, называется, закрутился, – хихикнул начальник. – На дворе второе декабря 1997 года.

– Иди ты…

– Точно.

Турецкий сорвал со стены календарь и засунул под диван. «Надо новый купить. Теперь буду каждый день отмечать».

– Так ты на меня не в обиде? – спросил начальник.

– В обиде? Нет.

– Ну и хорошо, мы оба погорячились.

«Да, совсем расслабился. Переспал, что ли. Как же я мог забыть? Это же не год и не месяц, в конце концов…»

– Я не погорячился, – сказал Турецкий.

– Ну хорошо, я погорячился. Но сегодня остыл. Подумал-подумал: что нам делить? И порвал твое заявление.

Вчера случился у них идеологический спор. Турецкий сорвался, кричал, стучал кулаком, на себя был не похож. Ну – накипело. Ни одно дело, которое Турецкий раскручивал в последнее время, так и не было доведено до конца. Как только добирался он до настоящих заказчиков, до мозговых центров, до шишек, ему тут же командовали – стоп! Не время. Погодим. Вот он и взорвался, бросил на стол заявление, а начальник тут же его и подмахнул, даже без двухнедельной отработки, поэтому-то Турецкий и был свободным с сегодняшнего дня.

Настоящую причину своего срыва Турецкий даже себе назвать не хотел. Нет, обиды копились давно. Но Александр Борисович перешагивал через них, не до этого было. В конце концов он делал свое дело, а уж дальше… Что ж, противно, что акулы и киты уходили, а оставались пескари, но это на совести тех, кто наверху. Хотя и с себя ответственности он не снимал. Но было столько других горячих злободневных дел, что только поспевай. И за этой суетой и напряженкой глохло недовольство, притуплялось, отступало. Но вот последняя капля – и все. Сорвался.

И теперь некого было винить. Он сам упустил преступника. Не он его разоблачил, не он довел дело до суда. Не успел. Преступник покончил с собой. И в этом промахе Турецкий считал виноватым только себя.

Это и была настоящая причина срыва. Александр, решил, что потерял чутье, смекалку, волю, интуицию, перестал быть профессионалом.

– Нет, – сказал он снова. – Я больше не могу

– Саша, я тебе клянусь. Мы не оставим ни одного твоего дела нерасследованным, – серьезно сказал начальник. – Я сам прослежу. Я сам буду ходить по кабинетам.

– Не в этом дело, – вдруг перебил Турецкий. – Дело во мне.

– Ты из-за чина обиделся?

Турецкий промолчал. Действительно, он должен был получить звание госсоветника юстиции третьего класса, по-армейски генерал-майора. Но указ не подписали наверняка и потому, что последнее дело он…

«Да, чего уж там, я провалил его. А значит, так мне и надо».

– Нет, повторяю, дело во мне. Понимаешь, во мне самом.

– Как это? – опешил начальник. – Я кураж потерял, знаешь, что это такое?

– Ты из-за этого самоубийцы?

– Да. Я должен был догадаться, я должен был успеть… А я не успел.

– Да это глупо, Саша. Сколько раз такое бывало… И подожди, надо же Меркулова дождаться. Вот вернется из Парижа, сядем втроем, все обсудим…

– Нет, больше не могу. Прости, что вчера на тебя кричал. Но я больше не могу работать в прокуратуре.

Начальник управления еще что-то говорил, утешал и стыдил, уговаривал и грозил, но Турецкий только повторял свое «нет».

А когда положил трубку, почувствовал вдруг жуткую пустоту. Впереди – целый день. Неделя, месяц. Может быть, год. Да он с ума сойдет от безделья, если раньше не помрет с голоду…

Глава вторая ТИШИНА

Вода неподвижна.

Она будто задержалась на одном месте, застыла до весны, словно боясь спугнуть тишину и покой, царящие только здесь и сейчас.

Может быть, где-то в эту минуту катастрофы, пожары, войны… Но это в другом мире.

– Господи, хорошо-то как!

Это было похоже на счастье. Что-то мелькает похожее в воспоминаниях…

Глаза мамы на утреннике в детском саду, когда Андрюшка читал стихотворение про зайчика…

Первое прикосновение холодного носа щенка, его, Андрюшкиного, собственного, для него купленного…

Поцелуй девчонки, о котором Андрей мечтал не один месяц…

Первая улыбка, подаренная ему ночью из детской кроватки его ребенком…

Замершее дыхание во время первого парашютного прыжка…

Слова хирургической сестры: «Пульс есть!»

– Господи, как хорошо, – подумал Андрей Чесноков.

Господи, как плохо…

Он, капитан армейского спецназа, парень с крепкими руками, ясной головой, трудолюбивый и честный, сидит на берегу речушки. И не просто сидит, а ловит рыбку в проруби.

– М-да… – выдохнул Андрей и не узнал своего голоса.

После отъезда жены с дочкой он, и прежде мало разговорчивый, как бы онемел. На приветствия деревенских отвечал слабым кивком, отводя глаза в сторону.

Он как будто посмотрел на себя со стороны– серое, заросшее, дурно пахнущее существо. Онемел, обесчувствел, даже мороза не ощущает.

Андрей саданул кулаком по ноге, чтобы убедиться, может ли он испытывать боль и вообще остались ли у него хоть какие-то чувства.

Чувства были: обида и досада на самого себя.

А что, собственно, произошло?

Да, была грандиозная идея – создать рай в отдельно взятой деревне.

Рай под За-рай-ском.

И ведь поначалу все получалось: уговорил жену бросить город, получил разрешение районного начальства. И самое главное – деревенские поверили ему, что не за горами «молочные реки с кисельными берегами». Не просто поверили, а приносили свои малые крестьянские сбережения. Андрей брал эти крохи, хотя его собственных денег, полученных за последнее дело, хватило бы на то чтобы прокормить несколько таких деревушек, да и не один год. Он брал деньги не от жадности – это чувство у него было атрофировано. Был расчет. Расчет на человеческую заинтересованность – все хозяева. А он, Андрей, не денежный авторитет, а их лидер… А уж когда на берегу Чесни встала аккуратно вырубленная, освященная приехавшим из города священником часовня – все старушки деревни стали называть его сынком.

Да, идея была хорошая, только Андрей не учел: его рай земной – это малюсенький островок среди океана злобы, насилия и беспредела.

Он-то хотел все по-доброму, законно, честно. Поэтому искренне удивился, когда к нему в дом ввалились здоровые бритые «мальчуганы» с дебильными физиономиями и сообщили, что если он, Андрей Чесноков, хочет спокойно трудиться, то должен отстегивать «бабки» какому-то Марату.

Чесноков послал их подальше…

А когда однажды ночью берег реки осветился всполохами пожара, он не пытался вместе со всеми спасти часовенку, а, не дожидаясь утра, поехал «расплачиваться»…

Марата он не нашел, но «мальчуганы», что к нему наведывались, получили по «полной программе». Сначала он у них спросил: ребята, а часовня-то при чем? Вы же верующие, вон у каждого золотой крестик на цепи. Они даже не смутились, даже не наморщили хоть на секунду свои узкие лбы. Они нагло улыбались.

И тогда Андрей бил их долго и со смаком.

После этого ждал налета. Но налета не было. Видно, «мальчуганы» были мелкими сошками и никто за них не обиделся.

Но это были только цветочки.

Вскоре у Андрея Чеснокова и брать было уже нечего. Все деньги, собранные на «мечту» – строительство мясомолочного комбинатика по американской технологии: специально везли проект из Калифорнии, – тоже «сгорели», только уже вместе с банком «Стройпромторгдоргоринвест», в котором хранились.

И за это морду бить было некому.

Андрей ездил в город, ходил по инстанциям – пытался вернуть хоть что-нибудь. Пусто.

Тогда продал машину и вообще все, что можно было продать…

Люди захаживали к Андрею, кто с вопросом, кто с обидой, кто с утешением, кто с самогоночкой… Сколько мог, он им вернул. И тогда они стали проходить мимо его дома.

Чесноков начал попивать, замкнулся, осунулся.

– Андрей, это не может больше так продолжаться! Давай уедем! Дочке скоро в школу идти. Устроимся на работу, – просила жена.

– Я не могу бежать отсюда. Я не имею права.

– А чем ты можешь им помочь? Ты им не нужен… И вообще, что ты будешь здесь делать?

– Буду жить, как они.

Жена с дочерью уехали…

Андрей резко встал на ноги и дернул удочку. Леска примерзла, пришлось разбивать ледок.

Слух Андрея уловил вдруг знакомый звук. Звук, который он никак не ожидал услышать здесь. А через минуту нашел в небе приближающийся армейский вертолет.

– Вот, блин, разлетался! – подумал Чесноков. – Рыбу пугает.

И как бы в подтверждение его мыслей вертолет сделал боевой разворот надо льдом речушки и завис прямо над ним. Обдал его знакомым запахом отработанной соляры, снежной пылью и, отлетев чуть в сторону, опустился на землю.

Лопасти вертолета еще двигались, когда открылся люк и на снег спрыгнули громилы в камуфляжной форме.

– Вы, летуны! Делать больше не хрен? Всю рыбу распугали! – зло глядя на «камуфляжей», проговорил Чесноков.

«Камуфляжи» не ответили.

«Больно круто для Маратика вертолетные прогулки к моей персоне, – подумал Андрей. – Да и зачем я теперь этому самому Маратику? Пустой я!..»

Вперед шагнул один из них, голубоглазый, и, не отрывая глаз от глаз Чеснокова, расстегнул ширинку и начал мочиться в сторону Андрея.

– Ах ты, щенок! – И Андрей пошел на хама.

Но голубоглазый оказался далеко не «щенком».

Отведя в сторону прямой удар Андрея, он неуловимым и точно выверенным движением приложил свой жесткий кулак в середину лба Чеснокова, да с такой силой, что Андрей оказался сидящим на земле.

Как ни странно, но этот удар не «отключил» его. Наоборот, Андрей почувствовал: злоба и ярость куда-то пропали и на их месте появились ясность и холодный расчет. Ожившее вдруг тело сработало раньше мозга – захват ноги, рывок на себя, резкий подъем, и вот уже они поменялись местами. Андрей стоял и видел перед собой сидящего на заднице голубоглазого громилу.

Остальные не двигались с места, просто смотрели.

В следующее мгновение Андрей едва успел отклонить назад голову и ощутить запах гуталина от просвистевшего в миллиметре от его носа шнурованного десантного ботинка.

Чесноков отступил на шаг назад, как бы отдавая территорию противнику. «Камуфляж», решив занять эту территорию, послал свое тело вдогонку. Андрей поймал его на противоходе, высоко подпрыгнул и с разворотом в воздухе на триста шестьдесят градусов вогнал жесткую кожаную подшивку своего валенка туда, куда и хотел, – точнехонько в ухо голубоглазому. Голубоглазый хрюкнул и, долю секунды постояв в состоянии «неустойчивого равновесия», плавно опустился в сугроб.

– Ну и ладушки! – проговорил Андрей, наклоняясь к лежащему навзничь «камуфляжу», прислушиваясь к его дыханию и искоса поглядывая на остальных. Те по-прежнему не двигались. – Ты полежи пока, а я к проруби сбегаю, водички принесу. Мы тебя водичкой отольем и узнаем, по чью душу ты сюда явился!

– По твою! По твою, Чесноков! – услышал Андрей и увидел: в открытом люке вертолетной кабины сидит, свесив, ноги, полковник Савелов.

– А-а-а! Это ты, полковник. – В голове у Чеснокова мгновенно пронеслись все последние события, связанные с этим человеком. Но события эти не вызвали в нем прежней злобы и ярости: видно переболело, да и прощать Андрей научился. – Ну здравствуй! Так это твой бобик меня на вшивость проверял?

– Мой, Андрюша, мой.

– Тогда забирайте своего засранца, кладите его в «вертушку» и чешите отсюда.

– Нет, Андрей, не почешу. Да ты и сам этого не хочешь. И знаешь почему? – спросил Савелов и, не дождавшись ответа, продолжал: – Я тебе сейчас нужен, ох как нужен! Не скрою, ты мне тоже очень нужен, но я тебе – больше! Ты живой, сильный, жить хочешь! Поехали в Москву.

– Не поеду я никуда, – не очень уверенно сказал Чесноков.

– А чего тебе тут делать? – сказал полковник, махнув рукой в сторону деревни. – Ишь, выстроились!..

Андрей обернулся и обомлел. На пригорке стояли деревенские.

Даже детишки не подбегали к диковинной летучей машине. Люди стояли на почтительном расстоянии в каком-то напряженном ожидании. Они как будто понимали важность момента. И по-прежнему верили в него – Андрея Чеснокова.

– Нет, – помотал головой Чесноков. – Я не поеду.

– Как знаешь, – полковник даже как бы зевнул и коротко бросил «камуфляжам»: – Берите его.

На Андрея навалились профессионально, как ни пытался он отбиться, через пять минут наручники уже сковывали его руки и ноги.

– Что-то новенькое, – сквозь разбитые губы прошепелявил Андрей Савелову. – Не мытьем, так катаньем…

– Все законно. – Савелов подошел к лежащему снопом на земле Чеснокову и ткнул ему под нос оформленное честь по чести постановление о задержании.

– А такой вот необычный вопрос, – снова сплюнул красную слюну Андрей, – за что?

– За убийство. И куча свидетелей. Это ведь ты приезжал в город разбираться?

– Я.

– Одного, Андрей, ты убил. Знаешь, что тебе светит? «Вышка». Грузите его, – обернулся он к «камуфляжам».

Глава третья ЭТО – СМЕРТЬ

Вода стала черной.

Казалось, все, что в Стране восходящего солнца держится на плаву, сейчас здесь, возле тонущего танкера. Матросов с «Луча» переправили на берег, но штурман и старпом остались. Сами напросились. Потом пожалели.

Поначалу японцы были с ними очень любезны, улыбка от уха до уха, братание и прочие похлопывания по плечу, но затем улыбки пропали, братания кончились, и если теперь русских хлопали по плечу, то очень больно.

Это было понятно: мазут из танкера – не самая лучшая приправа к рыбе и всякой морской капусте. А вылилось его в море предостаточно. Поэтому вода и стала черной. И никак не унимался шторм. Четырехбалльный, он теперь перевалил за шесть. Сейнеры раскачивало нещадно. Собирать мазут, посыпать его специальным порошком, который разложит нефтепродукт и опустит на дно – невозможно.

Вот японцы и злились. Они были рыбаками – заработок уплывал у них из рук.

А на следующий после спасения день штурман со старпомом и вовсе ахнули.

Мимо них, как огромная серая стена, проплыл американский авианосец.

– А эти чего тут делают? – спросил штурман.

– Кто их знает? Они теперь чего хотят, то и делают.

В самом деле, в Японское море вошел знаменитый «Индепендент-2». Дружеский визит у них там был, видите ли. Американцы были заняты своими делами, никакого внимания они на танкер, казалось, не обратили. Но уже через два часа низко над местом катастрофы пролетел мощный гидросамолет. Покачал крыльями.

Еще через час штурману и старпому объявили, что совсем неподалеку американские летчики видели спасательный бот. Возможно, в нем сидит и капитан.

– Ты его вообще знаешь? – спросил штурман у помощника, когда к вечеру, уставшие и промокшие, грелись в тесном кубрике.

– Кого? – не понял помощник.

– Ну кэпа нашего. Я его первый раз вижу. Он где до этого ходил?

– Говорил, в Балтике.

– То-то культурный больно.

Штурман выпил немного теплого сакэ, сказал несколько сочных слов и вдруг расфилософствовался, как и положено поддавшему.

– Вот какая е..ная штука – жизнь. Все на случае, блин, держится.

– Да, – согласился старпом, который – тоже все знал про жизнь.

– Надо было нашего кока не в Японию, эти его в раскудрявую мошонку, а домой везти. Подумаешь, срачка напала! Вот из-за этой срачки мы теперь тут дерьма объедимся.

– Да я ему говорил! – беспомощно махнул рукой старпом. – А он ни в какую…

– Я ж и говорю, мать его распроэтак, культурный, сука. А с другой стороны, сам же и влип. Вот так и получается – кока от срачки спас, а сам… Где он сейчас?! Ну скажи, не е… твою мать?

– Точно, – согласился и старпом.

Действительно, за два дня до катастрофы у кока танкера «Луч» вдруг начался сильный понос. Команда ждала, что и всех остальных пронесет, но нет, обошлось. И капитан вдруг отдал приказ заворачивать к Японии, чтобы сдать кока на берег. Его отговаривали все, но он стоял на своем – надо идти к Японии, к острову Ребун. Пришли туда ночью, и капитан вдруг отдал странную команду: всем матросам, вообще всему экипажу разойтись по кубрикам и не выходить до его приказа. Объяснил это тем, что кок может быть инфекционным больным. Как кока снесли на берег, никто не видел. Но продолжалось это долго. Потом капитан отдал приказ к отплытию. Теперь все эти события казались старпому и штурману какими-то загадочными. Что там вообще было – делать, на этом Ребуне. И почему кока сгружали на берег в такой тайне. Подумаешь – понос!

Старпом вдруг вскочил. Стукнулся головой о низкий потолок, но даже этого не заметил.

– Все!.. Ну, штурман, пиши пропало!.. – зашелся он вдруг, как баба. – Ну, еще этого не хватало!..

– Да че ты? Че ты? – встрепенулся и штурман.

– Бортовой журнал! Где бортовой журнал? Как мы теперь докажем, что заходили в Японию не видиками торговать?

– Ну так у капитана он… – штурман тоже заволновался.

– А где капитан? Где этот балтиец долбаный? Не! Все! Мне надо снова на танкер. Буду искать бортовой журнал! Надо же так лажануться! Это все, это – смерть!..

Глава четвертая ХОДОК

Хорошей традицией двенадцатого отделения милиции города Тюмени стало всю мелочь, изъятую из карманов временно задержанных, сбрасывать в аквариум, в котором плавали два вуалехвоста – Жеглов и Шарапов.

Кроме этого, начальник отделения милиции очень любил реалистическую живопись.

«Земство обедает», «Обнаженная Маха», «Иван-царевич на сером волке», «Утро стрелецкой казни», «Иван Грозный убивает своего сына» – вот далёко не полный перечень репродукций, вырезанных из журнала «Огонек» и вставленных в золоченые рамы, которыми были увешаны стены изолятора временного содержания.

Дежурил сегодня младший лейтенант Петров. На все телефонные звонки он отвечал мягким голосом, который больше подходил не дежурному по отделению милиции, а сотруднику телефонной службы «Доверие».

– …Спокойно, бабуля, спокойно! Давай по порядку… Так, говоришь, дверь открыть не можешь? Видишь ли, бабуля, действительно, был у нас один специалист по открыванию дверей. Гвоздем любой замок. Так мы его, как бы это тебе попонятней сказать, в санаторий «Светлые Горы» послали. Нет, бабуля, нет. Ждать его не имеет смысла. Будет он не скоро. Дай Бог, лет этак через шесть с половиной появится. Короче, бабуля! Иди-ка ты в ДЭЗ, там тебе любой слесарь за бутылку дверь твою откроет. На бутылку тебе, конечно, придется раскошелиться, зато вещи, это я тебе обещаю, целы останутся. Бабуль, а кто тебе наш телефон-то дал?.. Так ты этому Витьке-хохмачу передай: пусть заходит, с нами и похохмит. Пока!

Лейтенант дал отбой и, посмотрев в окно, увидел – на крылечко отделения входит начальник.

– Здравствуй, Петров, – входя, поздоровался подполковник.

– Здравия желаю, товарищ подполковник!

– Сиди, сиди. Ну, что новенького? Докладывай.

–Да все как всегда. Ничего особенного. Шурку Глиста жена в пять утра домой забрала – пообещала к нам больше не обращаться. На его место к Серому Волку ребята цыгана какого-то привезли обкуренного, без документов – из палатки бутылку водки пытался украсть. «Бурлаки на Волге» в полном составе двор убирают. С ними сержант – Сидоренко. Бомжиху, которая Незнакомка, как вы и приказали, с утра отпустили. А минут сорок назад к нам насильника привезли.

– И что же он совершил? Зверское насилие над жопой деда Василия? – мгновенно скаламбурил начальник.

– Ну вы даете, Илья Ефимыч, – сквозь смех выговорил Петров. – Знаете вы прекрасно этого «насильника». Помните, он свой детдом отремонтировал? Ну «бабки» у него откуда-то взялись. Ну еще он детворе «джакузи» поставить захотел. Не хватило денег…

– А-а-а! Барковский? И какая же коза ему не дала? – очень заинтересовался подполковник.

– В том-то и дело: три месяца давала, а как деньги у него кончились, она на него заявление накатала, что он ее вроде как вчера изнасиловал всеми известными и неизвестными человечеству способами.

– Деньги были – полюбила, денег нету – посадила, – пошутил подполковник и, вдруг став серьезным, произнес: – Хреново: полетит, голубь, по сто тридцать первой статье лет этак на шесть. Хреново.

Подполковник лихо развернулся, с деловым видом подошел к аквариуму, постучал пальцем по стеклу, спросил:

– Все молчите? – и, не дожидаясь ответа, проследовал к себе в кабинет.

– Алло! Вас слушают! Дежурный двенадцатого отделения милиции младший лейтенант Петров. Да! Так, понятно. Кто говорит? А что ж ты, сосед, сам его усмирить не можешь? Ну ладно. Давайте адрес. Записываю…

Лейтенант записал в журнал, повесил трубку и крикнул:

– Колян, махни с кем-нибудь на Новопесчаную, шестнадцать, квартира два. Там какой-то козел пьяный жену и соседей гоняет.

К окошку подошел здоровущий, рыжий, весь в веснушках сержант и недовольно прогудел:

– А что, сами с ним разобраться не могут?

– Говорят – не могут.

– Вот, блин, только пожрать собрался! Ну ладно, ставь чайник, режь колбасу. Я там не долго…

Колян пошел к выходу и в дверях столкнулся с крепким парнем деревенского вида.

Парень подошел к окошку дежурного, ни слова не говоря, достал из-за пазухи и просунул в окошко бутылку темно-зеленого стекла с золотой блямбой.

– «Самус»,– прочитал лейтенант, взяв бутылку в руки. – Это что же это такое? Взятка?

– «Камю», – поправил парень. – Коньяк.

– А-а-а, другое дело, – понял лейтенант, убирая бутылку. – И что ты за этот «Самус» хочешь?

– Поговорить хочу с Кириллом Барковским.

– Э, не, ничего не получится! Под следствием твой Барковский.

– А что за дела? Тайна следствия?

– Да нет, не тайна. Связался с б.., трахнул. Она заявление на него об изнасиловании. Взяли мы его. Допроса еще не было, хотя и так все ясно. С одной стороны, весь город эту Лариску знает. Б… еще та! А с другой стороны, заява есть заява.

– Ясно, – улыбнулся парень. – А если она заяву заберет?

– Она? Да ты офонарел! Она спит и видит, как бы кого охмурить, или на себе женить, или накрайняк из кого «бабок» вытянуть. Так что это дело – тухлое.

– Ну а если не тухлое?

– Не заберет!

– Ну а если? Мажем еще на один «Самус» – заберет! Тем более если ты мне ее адресок шепнешь.

– Вообще-то не положено… Нефтяников, одиннадцать, корпус два, квартира двадцать три. Лариса Аркадьевна Малинина. Привезешь отказ – забирай своего кореша, и валите отсюда на все четыре. У нас и так места мало.

– Заметано.

– А как тебя звать-то?

– Андрей. Андрей Чесноков.

С криком «Ну, мать, держи подштанники» в отделение ввалился сержант Колян, таща за шкирку тщедушного человечка в тельняшке и пижамных штанах.

– Вот он, Шварценеггер! Из-за него я с Витьком на Новопесчаную мотался. Прикинь, приезжаем туда, а там этот козел вонючий жену гоняет, бабищу килограмм этак под стопятьдесят. Я его забирать, а она вцепилась в него и не отдает. Во прикол, ты понял? Алле, мужик, как тебя?.. – Но мужичок уже вырубился на лавке под репродукцией «Последний день Помпеи», как будто сам вывалился из картины.

Добираясь до дома «потерпевшей», Андрей пытался представить себе разговор с ней, а потом плюнул и решил действовать по обстоятельствам. Он мог бы, конечно, просто позвонить Савелову, и Кирюху освободили бы мгновенно. Но это значило бы только – еще один из них у Савелова на крепком крючке. Поэтому решил действовать сам.

Тут вдруг в его памяти всплыла прибаутка Кирюхи, которая частенько раздражала Андрея, потому что тот любил выдавать ее в самые неподходящие моменты: «Увидим, услышим, что надо достанем, диагноз поставим и клизмочку вставим!»

«Ох, Кирюха, Кирюха, как бы тебе эта Лариса клизмочку не вставила, – подумал Чесноков. – Ну ничего, может, действительно увидим, услышим…»

На пороге стояло «лицо кавказской национальности». «Лицо» улыбалось и излучало такое добродушие, что вся насупленность Чеснокова мгновенно куда-то улетучилась. Из одежды на «лице» были только цветные трусы и кепка «аэродром».

– Заходы, дарагой! Гостам будишь! – радостно проговорило «лицо», вкусно дыхнув на Андрея запахом лука, мяса и сухого вина. – Меня зовут Георгий. Для друга просто Жора, – протянув руку сказало «лицо».

– Андрей Чесноков. Для друга – Андрей, – ответил Чесноков, пожимая протянутую руку, и переступил порог квартиры.

Вся комната была завалена цветами. В прямом смысле. Цветы стояли в ведрах, тазах, банках, лежали в открытых коробках, на столе, на подоконнике, даже на полу.

– Видишь, Андрей, бизнес горыт. Но не в дэньгах счастье. А в их калычестве! Мой дедушка гаварыт: «Будит много друзей – будит много дэнег!» Выпьем за дружбу!

Жора тут же протянул Андрею граненый стакан, с верхом налитый пахучим красным вином.

Андрей на секунду задумался, взял стакан, сказал: «За друзей!» – и выпил вино до последней капли.

Вдруг гора цветов на кровати зашевелилась, и на свет появилась белая всклокоченная копна волос.

– Ларочка проснулась, – радостно возвестил Жора.

Дальнейшие события развивались стремительно и вполне бестолково.

Познакомившись с Чесноковым и узнав, зачем он пришел, Ларочка сначала растерялась, потом заплакала, потом раскричалась, потом рассмеялась. Все эти выплески женской души разбавлялись тостами, увещеваниями, уверениями, анекдотами, песнями в исполнении Лариного квартиранта Жоры и закончились весьма неожиданно: Жора вышел из комнаты, через некоторое время вернулся в черном костюме, галстуке-бабочке, встал на одно колено и, протягивая Ларисе эмалированный таз, доверху наполненный алыми розами, произнес:

– Выходы за мене замуж!!!

Возвращаясь в отделение милиции со спасительным для Кирилла Барковского заявлением и охапкой цветов, Андрей подумал: «Ну везунчик этот Кирюха, хотя и ходок…»

А Кирилл Барковский в это время лежал на нарах так вальяжно и уютно, что было ясно с первого взгляда – этому парню все равно, где лежать: на нарах, на собственной кровати, на пляже, в стогу сена, на мерзлой земле, – он везде устроится комфортно. Он так лежал и мечтал, потому что у ходока Кирюхи была давняя и преданная любовь. Он боготворил актрису Алферову. Даже письма ей писал душевные, правда, безответные, но надежда всегда умирает последней. Сейчас Кирюха сочинял артистке новое письмо, которое решил начать словами: «Я вас люблю, чего же боле?..»

Дверь открылась и захлопнулась, кто-то присел на соседние нары.

– Труба зовет, солдаты, – в поход, – тихо пропел этот кто-то.

«Такого не бывает», – подумал Кирюха.

– В жизни все бывает, Кирюха, – произнес голос.

Кирилл резко поднялся, сел, встретился с глазами Чеснокова. И сразу все понял. Они вообще понимали друг друга без слов.

– Не-не-не! – замахал руками Кирюха. – На меня не рассчитывай, Чеснок. Я лучше сяду.

– Садись. Но… Скучно там…

– А там? Веселее?

– Обхохочешься. Сдохнешь от смеха! Это я тебе гарантирую.

– А как же?.. – не закончил Кирюха.

– Она заяву забрала.

– Спасибо, конечно. Все равно – нет.

– Жаль, – грустно протянул Андрей. – Я думал, ты меня выручишь…

– Тебя бы я пошел выручать, а этих козлов…

– Я под «вышкой» хожу, Кирюха, – еле слышно сказал Андрей. – Поехал разбираться с подонками, да, видно, перестарался – убил одного. Вот мне и поставили условие: либо – либо.

Кирюха молчал минут пять. Чеснок был на себя не похож – жалкий, забитый, загнанный в угол. Таким его Кирюха еще не видел.

– Суки, – выговорил он наконец. – Какие же суки!

– Ну что? – спросил Чесноков, виновато заглядывая в глаза Кирюхи.

Кирилл Барковский еще несколько томительных секунд смотрел на Андрея, а потом махнул рукой и проговорил привычно:

– Увидим, услышим, диагноз поставим и кому нужно клизмочку вставим!!!

Андрей отвернулся, чтобы Кирюха не увидел, как глаза его наполнились предательскими слезами.

Глава пятая ЖЕЛТАЯ ПОДВОДНАЯ ЛОДКА

Море заштилило в считанные минуты. Словно наигравшись тяжелой водой, оно вдруг свалилось в мертвецком сне. Даже дыхания не видать – зеркало.

От этого место катастрофы выглядело еще страшнее. Теперь было видно, что мазут разлился широкой полосой и тянулся к японскому берегу. Развороченный хвост «Луча» скалился страшными зазубренными краями, отпугивая все живое. Даже чайки, которые вообще не отличаются брезгливостью, облетали место катастрофы стороной, а если какая совсем уж неразумная опускалась на воду, то подняться в воздух уже не могла: перья ее облепляла тяжелая жижа мазута.

Старпом и штурман долго пытались объяснить японцам, что им надо, во как надо – штурман проводил ребром ладони по горлу – туда, на танкер, они там забыли кое-что важное, – тут штурман делал плаксивое лицо и сокрушенно мотал головой.

Японцы эти жесты понимали как угодно, но только не так, как нужно было штурману и старпому.

К русским морякам вызвали врача, который стал их уговаривать нежным и проникновенным голосом, только вот что он им говорил, те не совсем поняли.

– Кажется, он боится, что мы покончим с собой, – наконец догадался старпом. – А че, в самый раз!

– Да это запросто, едри его в узкие глазки! – злился штурман. -г– Попить водички этой, что за бортом, – и кранты.

В конце концов среди японцев нашелся один понимающий чуть-чуть по-русски, оказалось, месячишко провел этот рыбачок в нашем ИВС, задержанный морскими пограничниками: залез в чужие воды рыбки половить. Впрочем, его словарный запас состоял в основном из мата и блатных выражений типа: «Очко за коды ставил? Вальтов на свободе гонял? Побожись на курочку рябу через саратовский монастырь».

Даже штурман терялся от такого обилия ненормативной лексики. Впрочем, где матерком, где жестами, объяснились два моряка – японец и русский.

Посадили старпома и штурмана на бот и отправили к танкеру.

Страшное зрелище, когда видишь родной дом, ставший пепелищем, воронкой от взрыва или местом катастрофы.

Танкер умер. Это было видно сразу, хотя казалось, никаких внешних изменений не произошло, если не считать оторванной кормы. Но уже каким-то мертвенным темным налетом, какой-то безысходной расстроенностью всего и вся, какой-то тоскливой, беспомощной обреченностью веяло от поручней, от дверей, люков, брошенных канатов, от самой рубки, куда и устремились по скользкой палубе старпом, штурман и японцы, которые тоже не без опаски ходили по танкеру.

Перерыли все тумбочки, все закутки, закоулки и, конечно, никакого бортового журнала не нашли.

Настроение от этого стало еще похороннее. Штурман матерился так, что понимающий его японец только уважительно кивал: у русского горе, понимал он.

Японцы проверяли судно на герметичность: танкер собирались оттаскивать в ближайший порт, не бросать же его посреди моря. Русские уныло бродили по палубе, опасаясь прикасаться к чему-либо, словно боялись заразиться смертью.

Было тихо-тихо. Даже чайки не кричали.

Вода – стекло, воздух прозрачен и пуст.

– Блин, – сказал штурман от избытка чувства страха, – знаешь, что это было: нас кто-то долбанул, понял?

Старпом удивленно обернулся на штурмана. Эта же мысль и ему приходила в голову. Не мог танкер расколоться от небольшой качки, не мог и на риф налететь; не было тут никаких рифов; а вот какая-нибудь падла, какая-нибудь бешеная субмарина…

Он не успел додумать эту важную мысль, потому что как раз какая-то «падла» вдруг в трехстах метрах от борта умирающего танкера, взбурлив воду, показала свой железный бок.

– Е-мое! – одновременно сказали штурман и японец – браконьер.

И тут же из-за горизонта вынырнули два самолета, которые на бреющем полете прошли над танкером и боком неизвестно откуда взявшейся и неизвестно чьей подводной лодки.

Лодка не стала выходить на поверхность вся, она снова взбурлила воду и ушла с глаз долой.

Пролетели над водой еще три самолета, потом появились американские и, кажется, французские торпедные катера, они что-то просигналили японцам. Покрутились на месте и ушли, оставив после себя неимоверный грохот в ушах и дымовую завесу выхлопных газов.

– Ты видел? – ошарашенно спросил старпом штурмана. -г Подлодка…

– А я думал, блин, акула такая обосранная, – злобно съязвил штурман.

В его неприличном определении все же была некая наблюдательность и даже, можно сказать, метафоричность: подводная лодка, которая столь неожиданно нарушила зеркальную гладь воды и вообще мозги всем перевернула, была… желтого цвета.

– Русские! – закричали японцы, когда тоже пришли в себя.

– Хрен вам, – сказал штурман, – стали бы русские в желтый цвет подлодку красить.

– А че? – пожал плечами старпом. – Может, у них другой краски не было. Может, желтая была дешевле: рыночные отношения все же…

Теперь оба убедились в том, что танкер их был кем-то атакован, вот только – кем? И кому понадобилось нападать на судно, перевозящее в замерзший Петропавловск-Камчатский поганый мазут?

И штурман, и японец-браконьер все же нашли этому необычному событию краткое и емкое определение, но уж очень неприличное…

Глава шестая НЕ ОТДАМ!

Дверь открыл сам хозяинквартиры, тучный мужчина с розовым и кажущимся на первый взгляд добрым лицом, по округлым краям которого вплоть до самого подбородка тянулись густые всклокоченные бакенбарды. А в общем-то, вылитый Венька, только в сильно уменьшенном размере.

– А-а-а, вояки! – воскликнул он тенором, запахивая на обвисшем животе полы шелкового халата с драконами. – Ну заходите, орлы, заходите, добро пожаловать, таким гостям мы всегда рады!

Это был Леонид Моисеевич Сотников, Венькин отец и знаменитый виолончелист. Всемирно известный. Но Андрей и Кирюха почему-то не были знакомы с его творчеством.

Они шагнули в просторную прихожую. Застеснялись. Ничего себе квартирка… Прямо музей… Высоченные потолки, люстры хрустальные, картины на стенах, паркет блестит, будто зеркальный… И даже запах, теплый запах благополучия и состоятельности живущих здесь людей. В общем, разухабистый образ огромного Веньки очень уж не вписывался в эти хоромы.

– Тапочки берите, тапочки! – расточал радушие Леонид Моисеевич. – Так, кто из вас кто? Попробую угадать. Вот вы, – он ткнул пальцем в грудь Барковскому, – наверняка и есть тот самый гвардии капитан Андрей Чесноков?

– Нет, я Кирюха.

– Ошибочка вышла! – заливисто засмеялся Сотников – старший. – Простите, простите меня, старого дурня! Конечно же, вы – Кирюха. А вы – Андрей! Ну вот, теперь разобрались!

– А Венька где? – Чесноков сунул ноги в растоптанные тапки.

– Сына моя? Сына за шампусиком побежала. Как же без шампусика?

– Так у вас праздник? – смутился Кирюха. – Может, мы не в самый подходящий момент?

– Конечно праздник! – лукаво прищурился Леонид Моисеевич. – К моему сыну пожаловали его лучшие друзья! Я, знаете ли, сам в армии не служил, кхе-кхе, здоровье не позволило, но о настоящей мужской дружбе кое-какие представления имею!

Леонид Моисеевич провел ребят по своим владениям, жалуясь, какой кровавой ценой ему досталась эта квартира, а также загородный дом и две иномарки, на которых он все равно не ездит, потому что не умеет водить.

Наконец, он раскрыл дверь трофейной комнаты.

Он так и назвал ее – «трофейная». Чего в ней только не было! И медали на цветных лентах, и позолоченные статуэтки на инкрустированных драгоценными камнями подставках, и музыкальные ключи гигантских размеров, и бесчисленные папки с дипломами – словом, все регалии, коих Леонид Моисеевич был удостоен за свою долгую и успешную творческую жизнь.

– Ух ты! – Кирюха склонился над фотографиями, которые выстроились в солидный ряд на столике. – Это вы с американским президентом обнимаетесь?

– Да, я играл Рейгану сразу после его инаугурации, – пояснил Сотников -старший.

– А это вы с кем? Блин, да это ж Ельцин! – Он самый.

– Ну и какой он вблизи?

– Представьте, такой же, какой и по телевизору. А как руку крепко жмет! Я аж зубы от боли сцепил, оттого у меня здесь такое выражение лица. – Леонид Моисеевич снял со стены застекленный диплом, и глаза его увлажнились. – А это моя самая первая награда, так сказать, путевка в жизнь. Конкурс Чайковского… Дай Бог памяти, тридцать лет назад…

– Тридцать два, – послышался за их спинами приятный голос. – Именно тогда я тебя и увидела в первый раз. Ты был на сцене в белой манишке, а весь зал стоя тебе рукоплескал.

Голос принадлежал стройной миловидной женщине. Она была седовласой, но эта седина не старила, а, скорее, молодила ее.

– А если бы я тогда провалился? – не оборачиваясь, спросил Леонид Моисеевич.

– Неужели ты думаешь, что я стала бы женой неудачника?

– Кстати, познакомьтесь. Моя супруга, Софья Павловна.

– Ты же знаешь, я ненавижу это слово – «супруга».

– Вот еще! – капризно откликнулся хозяин. – А у меня все готово. Прошу за стол.

Но, усесться за стол не успели: появился Венька, Изменился парень… Раздобрел, округлился на домашних харчах и еще больше стал похож на своего отца. И прическа какая-то дурацкая, патлы отпустил до плеч.

Венька прижимал к груди бутылки с шампанским и растерянно улыбался. Андрей с Кирюхой, раскрыв объятия, бросились к нему с диким гиканьем. Он упредил их жестом, мол, осторожно, бутылки. Будто не был рад…

– Ты чего? – отстранившись, спросил Андрей.

– Ничего… – холодно ответил Венька. – Телячьи нежности…

Вскоре стало понятно, что виной всему было присутствие отца, который без доли застенчивости наблюдал за встречей друзей. Понял это и сам Леонид Моисеевич.

– Я исчезаю, исчезаю! – воскликнул он, прошмыгивая в комнату.

Вот теперь можно было обняться так обняться. Крепко, до хруста в костях.

– Едешь с нами?

– Тихо, батя услышит…

– Так едешь?

– М-м-м… ребята, вы должны меня понять…

– Значит, нет? – выдохнул Андрей.

– Вы должны меня понять, – сдавленно повторил Венька. – Я обещал. Что буду учиться. Что больше никаких приключений…

– На артиста? – усмехнулся Кирюха.

– Ты не скалься, мне самому тошно. Но я слово дал… Отец как услышал, что вы приехали, у него с сердцем плохо стало.

Венька замолчал, виновато опустил голову. Это был удар. Неожиданный и сразу наповал.

– Как же мы без тебя? – Взгляд Андрея заметался по Венькиному лицу.

– Вы бы тоже завязывали, ничем хорошим это не кончится.

– Что ж… Спасибо за совет. А может, ты сам боишься? Отец, может, ни при чем?.. – Это был ответный удар.

Но Венька выдержал его:

– Я не могу забыть ребят… И не хочу к ним, рановато еще…

Если бы все по-честному, тогда другое дело… А так… Бессмысленно, глупо, лживо. Я в такие игры больше не игрок…

…Угощения было много, все очень вкусно, но ребятам кусок в глотку не лез. Опустив головы, они изредка тыкали вилками в тарелки, для приличия…

Если бы не чудесное дарование заводить и поддерживать разговоры на самые разные темы, которым обладал Леонид Моисеевич, торжественный ужин прошел бы в полной тишине. Он очень тонко прочувствовал напряженную обстановку, а потому болтал без умолку, вспоминая смешные истории, случавшиеся с ним во время гастролей. Одна из них произошла еще в далекие советские годы, и не где-нибудь, а в Японии.

Конечно, все сводилось к экономии суточных. Традиционная артистическая байка о том, как кто-то пытался сварить картошку в унитазном бачке. Леонид Моисеевич рассказывал ее взахлеб и так образно, что Андрей с Кирюхой не могли не рассмеяться. Венька же остался серьезен, он слушал эту байку в тысячный раз.

– Эх, унижали тогда нашего брата, за людей не считали, – в сердцах махнул рукой Леонид Моисеевич. – Я не имею в виду только нас, артистов… Это сейчас уже не верится, что такое могло быть. А тогда… Коммуняки чертовы. Весь народ раком поставили!

– Ленечка, – укоризненно посмотрела на него жена.

– Когда разговор ведут мужики, женщина не должна влезать со своими замечаниями, – неожиданно грубо одернул ее Сотников – старший. – Если тебя коробит, иди на кухню, никто не держит.

– Ленечка, – опять произнесла Софья Павловна, но уже нежно и примирительно.

И Ленечка чуть оттаял.

– Вот, опять еду по заграницам с серией сольных концертов, – не без гордости сказал он. – Билет на следующий вторник. За месяц охвачу пять стран, девятнадцать городов.

К такому марафону надобно хорошенько подготовиться. Сижу по шесть часов в день, тили-тили, тили-тили… А что делать? Мне семью надо кормить. Софье Петровне я работать запрещаю, сыне моей тоже отвлекаться от занятий нельзя. – Сотников -старший ласково потрепал Веньку по загривку.

Венька покраснел, стеснительно сбросил с себя отцовскую руку.

– И нечего тут смущаться, – нравоучительно заметил Леонид Моисеевич. – Это закон природы. Сначала родители помогают детям, а потом дети помогают родителям.

Вот так, – закончил он вдруг очень жестко и замолчал.

Софья Павловна, прекрасно знавшая все выражения мужниного лица, под каким-то невинным предлогом поспешила ретироваться на кухню.

– Мальчишки, а ведь вы не просто повидаться с моим сыном пришли, – наконец тихо промолвил Леонид Моисеевич. – Что, опять Родина позвала?

Андрей не проронил ни звука Кирюха заерзал на стуле.

– Ох уж эта Родина… – вздохнул Сотников – старший. – Прямо как неугомонная дамочка легкого поведения… И все ей вечно должны. Она никому никогда не дает, а ей должны! Динамистка какая-то…

– Отец, не надо, – попросил Венька.

– Нет, пусть они мне сначала ответят! – потребовал Леонид Моисеевич. – Зачем они пришли?

– Просто так… – Андрей не умел врать.

– Я не верю вам. Не верю. Вы хотите забрать у меня сына. Не отдам.

Оказывается, это доброе лицо может быть очень злым.

– Отец!..

– Не отдам! – Леонид Моисеевич шарахнул кулаком по столу.

От этого удара бутылка с шампанским накренилась и, замерев на мгновение, запрыгала по скатерти, маятником раскачиваясь в разные стороны.

– Не отдам! Запру в комнате, привяжу к батарее, но не отдам! – Сотников -старший, припав губами к ушибленной руке, выскочил из-за стола и неврастенической походкой зашагал по комнате. – Только все наладилось, только все забылось! И на тебе, здрасьте!

– Отец!– взмолился Венька. – Я уже взрослый мужик, сам решу!

– А что ты делать умеешь, мужик? – коршуном навис над ним Леонид Моисеевич. – Драться, стрелять, убивать? Этим ты зарабатывать на жизнь хочешь?

– Что ты в этом понимаешь?..

– И понимать не хочу, и слышать об этом не хочу! То, чем ты занимался вместе с этими мародерами, мне омерзительно до такой степени, что душа наизнанку выворачивается! Мужик он, видите ли… Мужик… Где мой валидол?

Венька вперил в отца тяжелый, почти что ненавидящий взгляд:

– Ты хотя бы раз в своей жизни смог защитить женщину? Что ты вообще видел, кроме своего смычка? Ты же как аквариумная рыбка, гуппи! Ты никогда не держал на руках умирающего друга, никогда не захлебывался в собственной крови! А на твоих глазах расстреливали детей?! А перерезали ножом горло старухе? А привязывали к беременным женщинам динамит?

– Ужас! Не хочу слышать!

– А я это видел! И я убивал только зло!

– Ты убивал? Ужас! Замолчи!

– Так какое же ты имеешь право рассуждать об этом?

Тоже мне, инженер человеческих душ!

– Сотников – старший весь двигался, как ртутный шарик. Он был сейчас готов и заплакать, и захохотать одновременно. Валидол он съел, наверное, весь.

– Хорошо, согласен… – проговорил наконец он, нервно дергая себя за бакенбарды. – Я был излишне резок… Не сдержался, прости… Дурацкая перепалка…

– Ладно, нам пора, – не выдержал Андрей, – мы с Кирюхой пойдем…

– Сидеть, – прервал его Венька. – Доедайте, а потом уйдем.

– «Уйдем»? Куда это ты собрался? – встрепенулся Леонид Моисеевич. – Только через мой труп! Не позволю! Не обо мне, не о матери, так о Людмиле подумай! Бедная девочка!.. Софочка, где мой валидол?

– Я могу своих лучших друзей хотя бы до метро проводить?

– До метро? До метро можешь… Конечно, но только до метро, не дальше. Ты обещаешь мне, что до метро?

Венька кивнул…

…Уже стемнело, когда они вышли из подъезда и заскользили по покрытому ледяной коркой тротуару. Сильно приморозило, скоро и до Москвы докатится настоящая зима.

Настроение у всех троих было препаршивое.

– И Петька отказался, – сказал Андрей в продолжение ранее затронутой темы. – Сын у него родился в марте. Пеленки теперь, памперсы… Надо же, Петька – и вдруг семейный человек…

– Редеют наши ряды, – совсем не весело улыбнулся Кирюха. – Кстати, а кто такая Людмила?

– Девушка… – ответил Венька.

– Неужели до такой степени уродина, что друзьям показать стыдно?

– Нет, она у меня красавица…

Станция метро была буквально в двух шагах. Венька спустился вместе с друзьями в теплое подземелье. В час пик на платформе было не протолкнуться, их обступили со всех сторон, стиснули, затолкали.

– Ну, бывай, отставник… – Андрей протянул руку. – Дальше запретная зона.

Прощание не получилось.

– Чего ж ты ему не сказал? – горячо зашептал Кирюха, когда сели в вагон.

– Что «не сказал»? – зло процедил Андрей. – Что я под расстрелом хожу? Что теперь мы с тобой оба ходим под смертью?

– Почему это? – удивился Кирюха.

– А ты думаешь, для какого такого дела меня от одной пули уберегли? Да чтоб отправить сразу же под другую! Понял, нет?

– Суки, – снова сказал Кирюха.

– Пусть живет и папу с мамой радует, – с досадой махнул рукой Андрей.

Кирюха не ответил. Только сейчас до него дошло, на что он пошел. Слово это даже страшно было выговаривать – «смерть».

Глава седьмая СЕНСАЦИЯ

– А какой конкретно ущерб нанесен побережью Японии?

Краем глаза Нателла увидела, как Володька перевел объектив камеры с нее на стол, за которым сидели японцы и русские перед лесом микрофонов. «Молодец, – отметила про себя, – на лету схватывает».

Конечно, она еще по-женски кокетливо подумала, что ее профиль совсем неплохо будет смотреться на мониторе, если, конечно, монтажеры в Москве не вырежут.

Японец внимательно выслушал перевод ее вопроса и стал говорить. Что он там говорил, Нателлу почти не волновало: ущерб, о котором она спросила, исчислялся сотнями миллионов долларов, а точнее, почти полумиллиардом. Эта цифра, а также многое другое было в пресс-релизе, который она получила еще до начала пресс-конференции по поводу экологической катастрофы в Японском море, Там была масса других не менее интересных сведений, но Нателла хорошо знала, что в Москве нужны только основные факты, мелочи там выпадут. Вот она и встала первой. Журналисту очень важно засветиться на экране. Если хотя бы ОРТ ее покажет – неплохо.

НТВ – проблематично, у них своих репортеров полно. Но чем черт не шутит.

Переводчик долго переводил японца, называл цифры, основная из которых как раз и была полмиллиарда долларов. Володька снова метнул «телевзгляд» на Нателлу, которая в этот момент прилежно записывала ответ японца в красивый блокнот.

«Нет, молодец Володька, – снова подумала Нателла. – Жаль, что скоро его заберут из этой дыры, пошлют куда-нибудь в «горячую точку», а там призовут в столицу. Такой вот карьерный путь». Впрочем, она надеялась, что окажется в Москве раньше своего оператора. И каждый репортаж делала, памятуя, что это еще один ее шанс.

Целые сутки до этой пресс-конференции Нателла моталась по погранчастям, по флотскому начальству, умоляла, упрашивала, многообещающе улыбалась и раздавала направо и налево свою визитку, чтобы ее взяли на хоть какой-нибудь завалящийся катерок и отвезли к месту катастрофы «Луча».

Ей все удалось. Взяли ее и на катер, и даже на вертолете прокатили над местом аварии. Она попыталась вести репортаж прямо из кабины, но грохот лопастей заглушал все. Тем не менее материала она наснимала на три часовых передачи.

Действительно, это впечатляло.

Она своими глазами видела расползающееся пятно мазута, видела копошащихся японских рыбаков и спасателей, видела, как и наши помогали, чем могли. И конечно, во всех ракурсах были зафиксированы на профессиональной пленке «Бетакам» разорванные борта танкера «Луч».

Ее журналистское сердце прыгало от радости, а тело ныло от усталости. Почти за трое суток, не смыкая глаз, они с Володькой облетели, объездили и проплыли Японское море и побережье вдоль и поперек.

И вот теперь был заключительный этап всей этой грандиозной «опупеи», как выражался Володька, – совместная пресс-конференция российских и японских дипломатов, экологов и прочих специалистов.

– Следующий вопрос, – поднялся ведущий и тыкнул пальцем в седенького очкарика, – «Гардиан».

Нателла подмигнула Володьке, дескать, пора сматывать удочки, больше ничего интересного здесь не будет, а материал надо перегнать в Москву к вечерним новостям. Она уже набросала кое-какой комментарий, теперь быстренько за монтажный стол и…

– Я хотел спросить у российской стороны, намерена ли она возместить ущерб, нанесенный японской стороне? – спросил на чистом русском языке корреспондент «Гардиан».

Чиновник из Москвы, которого специально прислали разобраться на месте, очевидно, уже получил соответствующие указания. Он со скорбным видом поднялся с места и, обращаясь почему-то к седенькому очкарику, печально произнес:

– От имени Российского правительства я уполномочен принести извинения японскому народу за причиненный ущерб и сообщить, что деньги будут выплачены незамедлительно. Мы понимаем, какой вред Японии нанесен этой катастрофой…

Нателла, уже вставшая с места, снова присела. Эти слова, произнесенные вполне казенно, показались ей вдруг страшно оскорбительными для России. Почему, она в тот момент и сама не могла бы объяснить.

Но что-то ее остановило, что-то заставило сидеть и слушать дальше.

Наши с каким-то мазохистским удовольствием поливали самих себя на редкость воодушевленно. Про то, что Петропавловск-Камчатский остался на зиму без топлива, никто и не вспомнил. Все очень жалели несчастных японцев, все очень переживали за тамошних рыбаков и всю рыбообрабатывающую промышленность Японии. Вроде бы все было верно, японцы действительно пострадали, однако Нателла знала, как неохотно наши чиновники признают свою куда более очевидную вину, а тем более швыряются полумиллиардами долларов. Тем же жителям Петропавловска зарплату не платили по полгода.

– Пошли, чего сидишь? – склонился к ее уху Володька, но она только отмахнулась. Что-то ей подсказывало, что самое интересное только предстоит.

Задающие вопросы журналисты как-то сникли, потому что участники пресс -конференции сами опережали их вопросы и были более чем откровенны. Ничего ни из кого вытягивать не надо было.

Танкер был старый, команда неопытная, в штормовую погоду не справилась с элементарными задачами, сильная волна и расколола танкер.

К счастью, всю команду удалось спасти, сейчас она в Японии, без вести пропал только капитан судна. Но еще есть надежда, что его найдут. Однако не это главное, главное – страшный ущерб, причиненный японской стороне.

Вот и все. Наши разве что не били себя кулаками в грудь да волосы пеплом не посыпали, а так все было – аж до слез. Японцы только удовлетворенно кивали.

Конференция уже подходила к концу, а никакой сенсации так и не случилось. Нателла решила уже, что интуиция ее подвела. Володька от нечего делать снимал всякие посторонние лица; заглянувших в зал милиционеров, уборщицу, пьяненького мужичка, притулившегося к стене…

Нателла снова встала. Нет, больнее ничего интересного не будет. А жаль…

И в этот самый момент пьяненький мужичок вдруг оторвался от стены и покачивающейся походкой пошел к столу, за которым царило такое воодушевленное раскаяние.

– Ты погоди, твою мать, наших-то поливать!– ухватился он за первый попавшийся микрофон, который оказался как раз стационарным и усилил его скрипучий голос. – А кто-то разобрался, к едрене фене, с какого хрена танкер накрылся?..

К сожалению, договорить мужичок не успел. Его быстренько оттащили от микрофона и выволокли из зала.

Но Нателла уже летела вслед за безбожно матерящимся пьянчужкой, торопя и Володьку.

Милиционеры стащили мужичка вниз по лестнице и, дав здоровенного пинка, отправили на улицу.

– Простите, – Нателла помогла мужичку подняться, – вы что-то хотели сказать, но не успели.

Мужичок глянул на журналистку не совсем трезвым взглядом и сказал:

– Так это… Долбанули в наш танкер чем-то… Никакого шторма особого не было…

Между предложениями он делал огромные паузы, очевидно пропуская нечто весьма непечатное. Все-таки беседовал с дамой.

– А вы откуда все это знаете? – не верила своему счастью Нателла. Все же чутье ее не подвело.

– Так откуда знаю… Я же штурманом на «Луче»… был.

– Погодите, как – штурманом?! Как – на «Луче»?! – Нателла вдруг испугалась, что сенсация лопается, не успев родиться. – Вся команда танкера еще в Японии.

– Вся, да не вся… Мы со старпомом остались помогать японцам… Вот они нас сюда и доставили… – Голова мужичка упала. Все же он был изрядно пьян.

– Володя! – дико закричала Нателла. – Тащи ведро воды!

– Зачем вода? – опешил оператор.

– Нужна! Холодная, ледяная!

– Кому нужна?

– Штурману!

Володя, так и не поняв, с чего это штурману вода, умчался за ведром и скоро действительно принес – ледяную.

К этому моменту штурман открыл глаза, все понял быстрее, чем оператор, сказал:

– Не надо. Я сам, – и сунул голову в ведро.

Довольно долго держал ее там, а когда, отфыркиваясь, вынул, глаза его действительно были трезвыми.

– Вот теперь мы у него возьмем интервью! – рубанула воздух кулачком журналистка. – Вот теперь и будет сенсация!

Глава восьмая СТЕНКА НА СТЕНКУ

Дорогу перед третьим корпусом гостиницы «Ярославская» запрудили длинные фуры с иногородними номерами. На окраинах нынче грабят зверски, вот дальнобойщики и решили перекочевать поближе к центру, где пусть дороже, но зато поспокойней и небезопасней.

– Ну и занесло же нас… – Кирюха удрученно смотрел на замызганных цыганок и цыганят, которые толпились прямо перед входом, чему-то громко смеялись, грызли семечки и между делом, без особого старания, выклянчивали у прохожих милостыню. – Тут и клопы, наверное, еще не перевелись…

– А ты чего ожидал? –хмыкнул Андрей. – Пять звездочек?

– И то верно, спасибо надо сказать, что не Бутырка, – мрачно пошутил Кирюха.

«Ярославская» не была телефонизирована, но в номере, который занимали Андрей с Кирюхой, телефон стоял. Кабель провели всего несколько часов назад, в обстановке повышенной секретности и по личному приказу полковника Савелова. Разумеется, простому смертному делать в этом номере было нечего, и, по меньшей мере, одиннадцать месяцев в году эта огромная комната с голыми стенами, шестью койками и глазком телекамеры в вентиляционном отверстии под потолком пустовала.

– И долго нам здесь куковать? – Кирюха подошел к окну, распахнул форточку, закурил.

Неуютно ему было в этом затхлом местечке. На казарму похоже. Или на хлев.

– Может, день, – пожал плечами Андрей, – а, может, неделю. Будем ждать вызова.

– А я и не пожрал как следует, – пожаловался Кирюха.

– Так закажи, – усмехнулся Чесноков. – Вон телефон.

– Да тут и без телефона можно, – зевнул Кирюха. – Девушка, будьте добры, примите заказ– вина и фруктов! – обратился к голым стенам Барковский. – Что-что? Не поняли? Я говорю: водки и огурец.

Андрей хмыкнул. Но улыбка так и застыла на его лице, потому что в этот самый момент в номер постучали.

– Во, блин, доигрался! – вскочил с кровати Андрей. – Тут же действительно все прослушивают. Кирюха и сам был не рад.

Они уставились на дверь, словно вообще впервые видели такое приспособление. Стук повторился.

– Мы пошутили! – крикнул Кирюха. – Нам ничего не надо.

Но дверь открылась.

– Совсем-совсем ничего?

Если бы на пороге стояла официантка с фруктами и вином, да даже с водкой и огурцами, ребята удивились бы меньше. Это был Венька – собственной персоной.

– Это… а… ты же… – очень содержательно сказал Кирюха.

– Я тут стишки припомнил, – закрыл Венька дверь за собой. – Увидим, услышим, диагноз поставим…

– И кому надо клизмочку вставим! – хором откликнулись Кирюха и Андрей.

И они снова обнялись. Теперь уже без показной радости: так обнимаются братья, которые друг за друга жизнь положат – не задумаются. И именно к этому – положить жизнь – готовы.

Разговор с рефреном «а помнишь?» с упоминанием экзотических географических названий затянулся часа на два. Но в конце концов Венька погрустнел:

– Мне бы с Людкой попрощаться.

– Намек понял, – оживился Кирюха. – Ты только скажи, и мы с Андреем погуляем, подышим свежим воздухом. Гляди, сколько здесь кроватей! Выбирай любую!

– Вы пошляк, Барковский, – насупился Венька. – Пошляк и извращенец. Я набью вам лицо.

– Прости дурака, – виновато развел руками Кирюха.

…Она опоздала на час, что было в ее стиле. Она всегда и всюду опаздывала. Венька уже настолько к этому привык, что не злился, а даже считал это своеобразным шармом. -

Два дня назад они поссорились. Впрочем, ссорой это было нельзя назвать. Скорей, размолвкой.

Венька не был опытен в любви. Верней, в замысловатых любовных играх, которыми Люда владела в совершенстве. Он не понимал их правил. Будучи в душе чистым и наивным, он глупо попадался в простейшие женские ловушки, путался, терялся, робел и проигрывал раунд за раундом, при этом еще и чувствуя за собой неискупаемую вину. Люда была для него принцессой из сказки, он беззаветно обожал ее, первую и единственную.

Быть может, она бы вела себя иначе, если бы хоть что-нибудь знала о нем. Но она не знала, Венька никогда и ничего ей не рассказывал. Для нее он был сытым еврейским мальчиком, сыном благополучных и богатеньких родителей. Да, мальчик был с мускулами, но у кого их нет?

– Что случилось? Почему ты здесь? – взволнованно спрашивала Люда.

Он тысячу раз проговаривал в уме ответную речь, но сейчас опять растерялся, позабыл все слова, кроме: – Я все объясню… Прости меня, пожалуйста.

– Я тебя давно простила, глупый, – она прижалась к нему. – Господи, какой холодный.

Еще удивляется. Попробовала бы сама на холодном ветру целый час проторчать.

– Я люблю тебя, – жалобно произнес Венька и попытался ее поцеловать.

– Подожди, – Люда обожгла его губы прикосновением кожаной перчатки. – Давай зайдем куда-нибудь. Ты согреешься и все мне расскажешь.

Сейчас она была доброй заботливой мамочкой, а он сразу же почувствовал себя беззащитным ребенком.

– Да-да, пойдем… Я тебя с друзьями познакомлю…

И Венька повел ее в гостиницу «Ярославская». Повел с таким гордым видом, будто в королевский дворец.

Люду, конечно, шокировали царившие в затхлом холле грязища и неустроенность, но на ее кукольном личике это никак не отразилось. Ей даже стало любопытно. Жуткая гостиница, какие-то друзья… Наконец-то в Венькиных поступках появилась загадка.

– Нам на второй этаж, – он нежно сжимал ее запястье. – Осторожно, не наступи.

На площадке между лестничными– пролетами курили четверо дальнобойщиков. Венька видел этих молодых крепких парней несколько минут назад на улице. Они совместными усилиями устраняли какую-то неисправность в двигателе фуры.

– Ба, какие люди! – один из них, слащаво улыбаясь, в упор уставился на Людмилу. – Ба, какие груди!

Девушка невольно попятилась.

– Пойдем, пойдем… – Венька обхватил ее за плечи и буквально протолкнул мимо парней.

Не хотелось ему связываться, очень уж неподходящий момент для драки. Его душа требовала другого – романтики и лирики. Он даже не думал о том, что мог оказаться в глазах любимой трусом.

Когда оставалось шагнуть на последнюю ступеньку, тот же голос сказал:

– Жидяра, а какую телку себе отхватил! Ух, я бы ей вдул по самые лопухи!

Венька замер. Нет, глупо. Это всего лишь дешевая провокация. Парням скучно, вот они и привязываются. Надо быть последним дураком, чтоб поддаться.

– Спорим, она бы сама не отказалась отведать моего тесака! – не унимался голос. – Таких только пальцем поманишь, и они уже вафлят!

– Точно-точно, – вторил ему другой. – Я б… за километр чую.

Это была последняя капля.

– Не надо, Венечка… – задрожала Люда. – Их четверо…

– Я просто с ними побеседую, – склонившись к ее уху, тихо прошептал Сотников. –Беги в самый конец коридора, в двести первый номер. Там мои ребята. Беги же, не бойся!

– Кажется, мужчинка хочет с нами разобраться! – захихикал третий голос. – Ой, я со страха в штаны наложил!

– Венька медленно спускался по лестнице. Ближе всего к нему стоял детина с дурацкой рыжей бородой. Детина смолил папиросу и глядел на Сотникова с наглой ухмылочкой.

Венька подошел к нему близко-близко. Еще сантиметр, и они столкнулись бы кончиками носов.

– Ты извиниться не хочешь? – интеллигентно начал Веня.

– А ты не хочешь мне отсосать? – по-хамски ответил дальнобойщик.

– Но ведь ты не прав, – сокрушенно покачал головой Веня. – Положено извиниться.

– Что положено, то е…ут! – осклабился рыжебородый.

Веня развел руками: он честно пытался, по-мирному.

Не получилось, жаль.

Сотников запрокинул голову и резко ткнул лбом детине в лицо. Зрачки рыжебородого сошлись к переносице, он приоткрыл рот и начал вяло заваливаться на спину. Венька послал ему вдогонку пару крепких ударов и отпрянул, словно художник, который решил полюбоваться только что сделанным мазком.

Рыжебородый, раскинув руки, плашмя грохнулся на пол. Казалось, его дружки даже не поняли, что произошло. Они как стояли с папиросами в зубах вдоль стенки, так и продолжали стоять.

– Ты тоже не хочешь извиняться? – Венька вежливо обратился к парню, на стриженой голове которого забавно выделялись две макушки.

Бритоголовый выхватил нож, вытянул перед собой руку, зверски оскалился, зарычал. Остальные не двинулись с места. Это хорошо. Поодиночке всегда легче, как орехи щелкать. Вот если бы скопом, тогда бы шансы уравнялись.

Венька подпрыгнул и, выкинув вперед ногу, увесистой подошвой своего ботинка шарахнул бритоголового точнехонько в солнечное сплетение. Нож, описав в воздухе дугу, воткнулся в деревянные перила. Парень еще какое-то мгновение покачался на полусогнутых, после чего закатил глаза и рухнул рядом с рыжебородым.

И третий дальнобойщик, на свою беду, не пожелал просить прощения. Сначала Венька ногой выбил у него изо рта папиросу, затем сильно хлопнул ладонями по его оттопыренным ушам и, схватив за шиворот, швырнул шоферюгу с лестницы. Тот, пересчитав подбородком все ступени, по инерции вылетел на середину холла и затих.

– Ну? – Сотников опустил руку на плечо последнего, самого щуплого из четверых. – Ты тоже будешь упорствовать в заблуждениях? Это ведь нехорошо.

– Не бейте меня, пожалуйста, – проблеял парень. – Я же вообще молчал, слова вам плохого не сказал.

– Ладно, живи, – смилостивился Венька. -– Но никогда не обижай незнакомых людей.

– Спасибо, – затравленно улыбнулся парень. – Спасибо вам большое.

И он без размаха двинул локтем Веньке по горлу, в самый кадык. Это было так неожиданно, что Сотников не успел среагировать и тут же пропустил несколько сильных ударов в низ живота. У него перехватило дыхание, помутнело в глазах… Показалось даже, что в горле что-то хрустнуло…

А щуплый, пританцовывая на пружинящих ногах, оказывался то слева, то справа от Веньки. Постоянно перемещаясь по тесной площадке, он бил коротко, но точно, и после каждого своего выпада ловко уворачивался от Венькиных кулаков.

«Боксер, мать его… – мелькнуло в голове Сотникова. – Не меньше мастера спорта. Надо же так расслабиться…»

Если дерутся боксер и рукопашник – побеждает рукопапшик, это аксиома. Но Венька не мог и близко подобраться к щуплому, тот будто был сделан из каучука, настолько резкими и непредсказуемыми были его движения.

И все же Сотникову удалось подловить мерзавца. Он навалился на него всем своим весом, подмял под себя, прижал к полу, надавил коленом на позвоночник. Щуплый взвыл от боли, но не сдался, а начал быстро перебирать руками и ногами, словно недобитый таракан, пытаясь выскользнуть из-под Веньки. Но не тут-то было. Сотников вцепился в него мертвой хваткой.

– Угомонись, дурак. Я же сейчас переломлю тебя пополам.

– Да я тебя… – пыхтел щуплый, и по этому пыхтению было слышно, что силы его оставляют. – Сука.. Убью… Замочу…

Отпускать его было нельзя. Похоже, что он из тех людей, кого надо только убить, чтобы утихомирить. Но и сидеть с ним в обнимку – тоже малоприятное занятие. К тому же, остальные трое начали потихоньку оживать. Еще немного, и они совсем очухаются.

– Эй, кто-нибудь! – крикнул Сотников. – Вызовите милицию!

Только сейчас он обнаружил, что гостиничный холл был совершенно пуст. Минуту назад народ буквально толпами( бродил, а теперь – ни души. Оно и понятно, кому ж охота влезать в драку? Тем более в наше время, когда чуть ли не у каждого второго встречного-поперечного пушка в кармане.

В этот момент подоспели Андрей с Кирюхой. Заспанные, всклокоченные, в одних носках. Называется, решили вздремнуть…

– Что за шум? – раздраженно произнес Чесноков. – Это все ты натворил?

– Я тут ни при чем, они первые начали.

– А ты и обрадовался?

– Вы помогли бы лучше, чем лекции читать.

– Нам теперь ноги делать надо! Еще не хватало!..

Но Андрей не успел договорить, что ко всем бедам, которые нависли над ними, к полному, так сказать, комплекту им весьма «пригодится» жестокая драка в гостинице.

Распахнулась парадная дверь, и в холл с пьяным шумом ввалились человек десять. Тоже дальнобойщики. Принесла нелегкая… Они уже изначально были настроены воинственно, это читалось по их красным возбужденным лицам. И лучшего повода выплеснуть энергию, накопившуюся за время долгого сидения в кабинах своих фур, нельзя было представить.

– Наших бьют! – почти радостно вскричал кто-то из них.

Дальнобойщики рванулись к лестнице и, не сговариваясь, одновременно вытянули из-за поясов железяки – монтировки, цепи, даже кастеты.

Бежать было некуда. Сзади тоже нахлынула толпа разъяренных шоферов.

– А Люда где? – обеспокоенно спросил Веня.

– В номере, – Кирюха вытянул из брюк ремень и начал наворачивать его на кулак. – Мы ее заперли.

В сложившейся ситуации у них было единственное, но неоспоримое преимущество: узкая лестница не позволяла нападавшим броситься всем сразу. А если вырубить парочку с той и другой стороны, они своими телами преградят путь остальным.

Ребята стали спина к спине. Первые трое не успели взбежать по лестнице, как кубарем покатились вниз, сбивая с ног тех, кто поднимался следом. И выбраться из этой кучи малы было не так-то просто.

Спускавшиеся сверху тоже получили свое.

Дальнобойщиков охватило стадное чувство. Слишком злы были эти подвыпившие парни, слишком сильно жаждали они расправы. Им бы охолониться, придумать какую-нибудь хитрость. Так ведь нет, продолжали переть напролом.

Странная это была драка, бестолковая. Не драка даже, а избиение. Трое колотили целую дюжину. Колотили легко, словно на тренировке.

Но и дальнобойщикам хоть бы хны. Отлежатся, придут в себя и вновь поднимаются как ни в чем не бывало. Прямо птицы фениксы какие-то… А их монтировки, со свирепым свистом рассекая воздух, каждый раз проходили мимо цели. Пусть на сантиметр, но мимо.

Но поле боя сужалось для ребят, с обеих сторон лестница уже была завалена «отключенными» шоферами. Надо было как-то выбираться из ловушки, в которую они сами себя и завели.

Андрей дрался осторожно. Конечно, он мог одним-двумя ударами вообще лишить человека жизни. Но ему уже по горло хватало «мальчуганов» Маратика, за которых он теперь будет расплачиваться.

Опять досталось рыжебородому. Дико рыча и безумно вращая глазами, он бросился на Веньку, но получил от Кирюхи столь мощный тычок по ребрам, что мгновенно принял свое привычное положение на полу.

– Может, хватит? – Андрея бесила эта бессмысленная, бесконечная молотиловка. – Пожалейте себя, идиоты! Давайте остановимся, переговорим, все выясним!

Какой там! Эти слова подействовали на шоферюг, как красная тряпка на быка. Они ломанулись сверху и снизу с таким напором, что вообще прижали ребят к перилам.

Первым догадался Кирюха. Он просто подпрыгнул, ухватился за верхние перила и оказался на два пролета выше, за спинами нападающих.

Те не успели сообразить, – как Веня и Андрей последовали его примеру.

В коридоре второго этажа было попросторнее. Андрей, Венька и Кирюха медленно пятились, отбиваясь от подуставших и израненных дальнобойщиков и не давая им зайти с флангов. Это было уже трудно, сил оставалось все меньше и меньше.

Время от времени двери номеров осторожно приоткрывались и тут же захлопывались: постояльцы понимали, что за излишнее любопытство можно жестоко поплатиться…

Но видно, далеко не вся гостиница была столь индифферентна. Откуда-то с верхних этажей подвалила еще толпа дальнобойщиков. Ребятам уже было не до шуток. Их прижали к окну в конце коридора. Пропусти они хоть один удар – вылетели бы с третьего этажа прямо на твердый асфальт.

– Все, братцы, – прохрипел Кирюха. – Кранты нам.

Андрей тоже понимал – дело движется к развязке. К весьма болезненному для друзей финалу. И, возможно, малодушно порадовался близкому концу так и не начавшихся приключений. Уже пару раз каждому из них здорово досталось от крепких кулаков. Уже у Вени из носа текла кровь. Уже оставалось одно – самим сигануть в проклятое окно…

Как вдруг, словно атомный ледокол сквозь торосы, откуда-то из-за спин шоферюг двинулся, к ребятам на выручку белобрысый здоровый парняга. Дальнобойщики отлетали от него расколотыми орехами. Кулачищами он махал, как дизельный копер. Так и вколачивал пьяных водителей в землю.

Кирюхе, Андрею и Вене задышалось полегче. Толпа нападающих явно редела.

– Ты кто? – прохрипел Андрей, когда незнакомый белобрысый парень умело перехватил занесенную над его головой монтировку и вывернул дальнобойщику руку до упора, до хруста.

– Вася… – ответил парень. – Вася Гладий… Я вам не мешаю?

– Вася? Гладий?

…Когда утром Чесноков говорил по телефону с Петькой, тот чуть не плакал навзрыд, что не может вырваться к друзьям, бежать от домашних забот – молодая жена, новорожденный ребенок… Как бы оправдываясь, стараясь сгладить свою вину, Петька тут же предложил себе замену, сказал, что есть один хлопец, пусть со странностями, но до безоглядности смелый, настоящий профессионал, клялся, что лучшей замены не найти, что хлопец не подведет. Тогда Андрей сам прекратил разговор: он не имел права втягивать Петьку в то, что им предстояло.

А теперь парень, о котором Андрей тогда же забыл, сам о себе напомнил.

Наконец-то дальнобойщики поняли, что ловить им больше нечего, не с теми связались, и пустились в трусливое бегство, опрометью понеслись к лестнице, а оттуда – врассыпную, куда глаза глядят. Лишь монтировки да цепи остались валяться на полу как напоминание о позорном поражении.

Впрочем, победители тоже не испытывали большой радости.

– Значит, Вася? – переведя дыхание, спросил белобрысого Андрей.

– Да…

– Так вот, Вася, спасибо тебе, конечно, большое, ты нас сильно выручил, но…

– Я никуда не уйду от вас, – упрямо насупился Вася.

Андрей даже слушать не стал, резко повернулся и пошел в свой номер.

Кирюха и Венька виновато улыбнулись парню и двинулись следом за Андреем.

Гладий обогнал их и стал у Андрюхи на пути.

– Я с вами.

– Нет, – отрубил Чесноков. – Все. Пошел отсюда. Парень сложил руки на груди,

– Я с вами, – сказал он сквозь зубы. Это была странная ситуация.

Еще часа два назад Андрей уговаривал Веньку идти с ними, Кирюху он тоже уговаривал, Петьку. А вот парень сам просится…

– Мы вообще-то не на прогулку, – сказал Чесноков несколько мягче.

– Знаю.

– Мы, может быть, вообще не вернемся.

– Знаю.

– Нет, – покачал головой Андрей. – Нет, парень, мне тебя жаль. Живи.

И тогда Вася склонился к уху Андрюхи я тихо сказал:

– А я не хочу жить.

Людмила металась по комнате, как тигрица в клетке. Ее колотило от страха, она дергала себя за спадавшие на лоб кудри и, всхлипывая, жалобно пищала:

– Это из-за меня… Это я во всем виновата…

– Все хорошо, – утешал ее Веня. – Подумаешь, помахались маленько… Мы же мужчины, нам положено…

– «Помахались»! – всплеснула руками девушка, – И это тихий еврейский мальчик!

– Я не мальчик, -г– по-детски обиделся Веня.

– Ты дурак… – девушка повисла на его шее, и все тело ее обмякло. – И ты самый большой дурак в мире. А я люблю этого дурака…

– Кажется, мы здесь лишние, – шепнул ребятам Андрей. – Пошли прогуляемся.

И он бесшумно выскользнул в коридор. Кирюха же задержался на минутку, чтобы сорвать с кровати покрывало и завесить им вентиляционное отверстие.

– Это еще зачем? – оторвавшись от Людмилиных губ, спросил Венька.

– А ты хочешь, чтобы за тобой наблюдали? – лукаво подмигнул ему Барковский. – Так кто из нас извращенец?

Не успел Андрей распахнуть дверь, как перед ним снова оказался Гладий.

– Ну так шо?

– А что ты вообще умеешь? Ну кулаками махать. Это мы видели.

– Стреляю, машину вожу, с парашютом прыгал… Я в Чечне воевал.

Последний аргумент решил все. Андрей вздохнул тяжко и выговорил:

– Ладно, только жить все равно надо…

Он сейчас ненавидел себя за то, что согласился взять Васю.

Глава девятая ОПУПЕЯ

Протрезвевший штурман говорил довольно складно, почти не матерился, смотрел ясно и убедительно.

То, что он поведал, складывалось в голове у Нателлы в убойный, сверхсенсационный материал. Получалось что-то несусветное – на танкер именно напали. Кто это был? Неизвестно, но никакой шторм, никакие рифы в гибели танкера не виноваты. Более того, штурман и остальные, как он уверял, почувствовали сильный удар и увидели вспышку. Кроме того, всякие косвенные признаки того, что дело не так ясно и чисто, как казалось поначалу, тоже были. Японцев словно бы кто-то предупредил: уже буквально через десять минут вокруг танкера было не протолкнуться от суден и судёнышек. Это, с одной стороны, здорово: сразу же помогли, а с другой стороны, почти необъяснимая оперативность.

Штурман еще рассказал про то, как капитан приказал кока выгрузить в Японии, хотя можно было пару дней потерпеть до Петропавловска (почему-то этот случай казался ему невероятно важным), и про желтую подводную лодку, но Нателле эти рассуждения показались уж слишком фантастичными, и так материала было под завязку.

Она срочно вызвала монтажеров, сразу троих; и теперь только бегала от одного к другому, давая ценные указания. А они касались в основном следующего: как можно крупнее и как можно чаще показывать разорванный (взорванный?!) край кормы. Теперь Нателла и сама видела, хотя специалистом, конечно, не была: корма не отломилась, ее оторвало. И самой Нателле уже казалось, что пора бы вставить в репортаж слово «торпеда».

Впрочем, она отдавала себе отчет в том, что неважно разбирается в военно-морском оружии, поэтому избежала прямых названий, но уж не удержалась и сказала:

– Можно с огромной долей вероятности прийти к выводу – танкер «Луч» подвергся вооруженному нападению.

Только вот кому нужен был нефтеналивной танкер – по-прежнему остается загадкой.

Материал выползал из трех минут и тянул на специальный репортаж, а то и на целую передачу. Синхрон штурмана оказался весьма кстати. Это был очевидец, это был прямой свидетель, кроме всего – специалист.

Позвонили из Москвы и спросили: когда же она перегонит пленку?

Нателла загадочно ответила:

– Перегоню, не торопитесь, вы только ахнете, когда увидите.

После этого звонить стали чаще. Пытались расспросить подробности, но Нателла была тверда: перегоним – сами увидите.

Наконец позвонил главный: – Что ты там в прятки играешь, Нателла? Что за бомбу ты приготовила?

– Я отправляю материал через семь минут, – ответила журналистка. – Вы ведь можете его смотреть прямо из аппаратной?

– Ну ты интриганка, – добродушно рассмеялся главный. – Давай уж гони, не томи душу.

Ровно через десять минут материал через спутники пошел в Москву. А еще через пять минут снова позвонил главный:

– Ну, мать, верти дырку в погонах! Этоубойно, это сенсация на все сто. Си-эн-эн уже вокруг меня вьется. Я уж не говорю про ИТАР-ТАСС. Я их, собак, заинтриговал так – трясутся мелкой дрожью.

– Так это вы интриган, а я простая исполнительница. Кстати, когда эфир?

– Так в ближайший выпуск и ставим. Ты же все равно не спишь, включай, смотри. Пустим специальным репортажем, а там глядишь – передачку сварганим, набирай материала.

Нателла была на вершине счастья, вернее, почти на самой вершине. Она знала, что монтажеры, конечно, покромсают ее детище безбожно, но не это главное, счастье наступит тогда, когда ведущий объявит:

– Специальный репортаж нашего корреспондента по Дальнему Востоку Нателлы Полуян.

И хотя во Владивостоке была уже глухая ночь, никто из коррпункта не ушел.

«Новости» шли по «Орбите». Нателла затаила дыхание. Она ждала, когда же ее рыжие кудри мелькнут на экране. Перед ней на столе лежали фотографии членов экипажа, пропавшего капитана и, конечно, штурмана, она уже обдумывала, как соберет большую сенсационную передачу, краем глаза только смотрела на монитор, на котором шло официальное – правительство, Президент, Дума, Чечня, продвижение НАТО на Восток…

– Специальный репортаж нашего корреспондента по Дальнему Востоку Нателлы Полуян, – наконец многообещающим тоном объявил ведущий.

Нателла оторвалась от снимков. Тихонько гудел монитор.

Появилась заставка, отыграла нужная музыка. Мелькнул на экране профиль Нателлы с рыжими кудрями и вдруг…

– Простите за технические неполадки, – снова возник ведущий, – репортаж мы покажем в следующем выпуске новостей…

Сказать, что Володька-оператор и даже монтажеры удивились, – это не сказать ничего.

Медленно, как в «рапиде», они повернулись к Нателле. На той не было лица. Она была в шоке, в ступоре, она была убита.

Правда, не настолько чтобы тут же не схватиться за телефон и дрожащими от нетерпения пальцами не набрать телефон главного.

На звонки никто не отвечал. Нателла набирала редакцию, выпускающего, просто ведущих, корреспондентов – телефоны не отвечали, словно в одну секунду бурная жизнь телекомпании прекратилась.

– Они что там, с ума сошли? – наконец выговорила Нателла.

– Опупея, – прохрипел Володька. – Интересно, что по этому поводу сказал бы штурман?

Штурмана звать не надо было. Нателла и сама выдала руладу, которой позавидовал бы морской волк.

А что еще делать корреспонденту, материал которого в последнюю секунду сняли с эфира?!

Глава десятая ЦЕЙТНОТ

В холл гостиницы «Ярославская», сгибаясь под тяжестью огромных тюков, вошли двое. Взмыленные, раздраженные, в расхристанных китайских пуховиках. Типичные «челноки».

– Надо было водилу запрячь!.. – простонал тот, что постарше. – Рук уже не чую!

– Вот еще… – хмуро отозвался второй, стискивая зубы от напряжения. – Сами как-нибудь… Копеечка рубль бережет…

Лифт не работал.– Пришлось взбираться на четвертый этаж пешочком. На полдороге передохнули, устроили перекур.

Их номер был в самом конце длинного коридора. Тюки уже тащили волоком, из последних сил, тихонько покрякивая и матерясь.

Дверь оказалась незапертой. Старший толкнул ее плечом и, ввалившись в номер, задыхающимся голосом взмолился:

– Дайте воды! Умираю!

К нему тут же подскочил голубоглазый детина со стаканом в руке.

– Кипяченая?

– Так точно!..

«Челнок» жадно припал губами к граненому краю.

– Все чисто, товарищ полковник, – тем временем рапортовал голубоглазый, невольно наблюдая за тем, как по шее Валентина Демидовича Савелова лихорадочно бегает острый кадык. – Хвоста не замечено, корпус блокирован, все люди на своих местах, противоподслушивающие устройства установлены. Какие будут команды?

– Еще, – протянув парню пустой стакан, полковник с раздражением стянул с себя душный пуховик, под которым оказался серый деловой костюм.

Береженого, как говорится, Бог бережет. Нет сомнений, что деятельность Савелова и его команды представляла определенный интерес для иностранных разведывательных служб, так что появление полковника на конспиративной явке было обставлено должным образом.

Немножко смахивало на дешевенький театр, но таковы уж правила игры.

Словом, все эти на первый взгляд дурацкие меры предосторожности были просто необходимы, как витамин С.

Савелов выхлестал чуть ли не весь графин, прежде чем плюхнулся на мягкий диванчик и, вытянув, перед собой ноги, блаженно произнес:

– Хорошо-то ка-ак… – и похлопал ладонью рядом с собой: – Садись, Саша, отдохни.

Второй «челнок» аккуратно повесил свой пуховик в стенной шкаф и устроился рядом с полковником.

Голубоглазый деловито расставил стулья вокруг широкого круглого стола, затем установил в дальнем углу экран на треноге и подготовил к работе диапроектор.

Это был номер люкс, единственный на всем этаже. Две просторные комнаты, высокие окна, солидная старая мебель, поющие трубы в ванной и жирные тараканы на стенах. – Пора начинать, – распорядился Савелов. – Вызывайте ребяток.

Через минуту все заняли свои места за круглым столом.

Прежде чем заговорить, Валентин Демидович долго смотрел в глаза каждому из только что вошедших: Чеснокову – строго, Сотникову– равнодушно, Барковскому – хмуро и с нехорошей ухмылкой, Гладию – с любопытством.

– Я новенький… – не выдержав этого взгляда, пояснил Василий.

– Знаю, мы навели о вас кое-какие справочки и дали «добро». – Полковник откинулся на спинку стула. – Иначе вас бы здесь не было.

– Ежу понятно, – хмыкнул Кирюха. – Фирма веников не вяжет. Кстати, Васек, ты анализ на РВ сдал? Без этого никак нельзя.

– У меня к вам будет одна просьба, Барковский, – строго произнес Савелов.

– Да-да? – живо откликнулся Кирюха.

– Заткнитесь, пожалуйста. Не превращайте наше собрание в вечер художественной, самодеятельности дома культуры мукомолов, хорошо?

– Постараюсь.

– Буду очень признателен. Ну а перед тем, как мы приступим к разбору дела, я бы хотел представить вам своего помощника, – Валентин Демидович обернулся к помощнику. – Знакомьтесь, подполковник Александр Владимирович Чернов. Прошу любить и жаловать.

– Здравствуйте… подполковник Чернов… Здравствуйте… подполковник Чернов… Очень приятно… – Он крепко жал руки страждущим с ним познакомиться. При этом стоял прямо, а все остальные вынуждены были перегибаться через стол.

– Ну и отлично, – сказал Савелов. – Теперь поговорим о деле:

– А правда, что мы в Японию поедем? – недоверчиво спросил Сотников.

– Вот именно, в Японию, – страдальчески вздохнул полковник. – Чтоб ее цунами смыло к чертовой матери… Сынок, – обратился он к голубоглазому, – сделай нам темную.

Голубоглазый зашторил окна и включил диапроектор. На экране возникла какая-то неопределенного вида посудина, барахтающаяся в штормующем море.

– Это останки танкера «Луч», – прокомментировал изображение Валентин Демидович. – Снимок сделан из космоса с нашего военного спутника. Мы видим, что носовая часть танкера до сих пор держится на поверхности. Корма затонула.

– Так его ж каждый день по телику показывают! – отчего-то радостно вскричал Кирюха. – Ну да, столько гадости всякой в воду вылилось, аж жуть! И зачем только надо было из космоса снимать?

– Сынок… – Савелов подмигнул голубоглазому, и тот, подкравшись сзади к Барковскому, залепил ему рот огромным куском медицинского пластыря. Кирюха даже пикнуть не успел, лишь дико завращал глазами.

Команда сдержанно посмеялась.

– Так-то лучше, – удовлетворенно промолвил полковник. – Продолжим. Сразу предупреждаю – все, что сейчас будет сказано в этих стенах, является строжайшей государственной тайной.

– Я могу раскрыть кое-какие карты. – С молчаливого согласия полковника Александр Владимирович взял инициативу на себя. – Задание очень сложное… Почти невыполнимое… И разумеется, опасное…

В комнате воцарилась напряженная тишина. Все находились в полной уверенности, что Чернов обязательно продолжит свою речь. Но время шло, а подполковник так ничего больше не произнес.

– И все? – осмелился уточнить Андрей.

– Все, – кивнул Александр Владимирович.– А вам мало?

– Вполне достаточно. – Чесноков понял, что большего от службовиков не добиться. Но ему хватило и этого. Еще до сей минуты он надеялся, что полковник просто пугает его. Что все эти «наезды», шантажи – больше для перестраховки. Теперь понял – все куда серьезнее, чем он мог себе представить.

– Что ж… Тогда начнем, пожалуй. – Чернов зажал в ладони пульт диапроектора и нажатием кнопки переменил слайд. – Так выглядел танкер «Луч» в своем первозданном виде. Красавец, царствие ему небесное… Неделю назад «Луч» выполнял рейс Находка– Петропавловск-Камчатский. На борту было несколько тысяч тонн топлива и… кое-что еще. Но об этом чуть позже… – Тихий щелчок, и на экране высветился участок крупномасштабной географической карты. Крестиком отмечено точное место крушения. Японское море, три с небольшим мили от берега. Это случилось тридцатого октября в час сорок семь по дальневосточному времени. Сигнал «SOS» поступил в час пятьдесят две. Спасатели прибыли очень быстро. Всех членов экипажа успели спасти. Всех, кроме капитана. Он исчез. Исчез и бортовой журнал. Пилот одного из вертолетов японской службы спасения утверждает, что в четвертом часу утра, на расстоянии пяти-шести миль от танкера, он видел фосфоресцирующий надувной спасательный бот, но из-за штормовой погоды не смог подлететь близко. Как только шторм утих, вертолеты прочесали указанный квадрат, но никакого бота не обнаружили. Версий происшедшего множество. По одной из них, танкер напоролся на риф или на затонувшее ранее судно, по другой – дала течь обшивка, якобы корабль давно уже изжил свой _ эксплуатационный срок. А поиски капитана продолжаются до сих пор. Сохраняется надежда, что его тело находится в кормовой части танкера, до которой пока не удалось добраться: глубина большая, около трехсот метров. Экипаж так и не понял, что произошло. Матросы вдруг ощутили сильнейший толчок, а через несколько мгновений «Луч» раскололся. Вот, в общем-то, и все…

– А теперь давайте-ка рассмотрим эту картину художника Айвазовского с другой стороны, с нашей, – перехватил слово Савелов. – Во-первых, по пути в Петропавловск танкер заходил в японский порт, чтобы высадить на берег заболевшего внезапно кока. Во-вторых, никакого несчастного случая не было. Вся эта брехня про риф, шторм рассчитана на дураков. К счастью, таких большинство, и это нам на руку. По нашим сведениям, «Луч» потопили прицельным выстрелом. Скорей всего, кумулятивным снарядом и, скорей всего, с подводной лодки. В ту самую ночь, именно в час сорок семь, наша разведка засекла движение субмарины в этом районе, а при точных расчетах ее координаты чудеснейшим образом совпали с координатами танкера.

– Не понимаю… – Сотников задумчиво разминал пальцами свой подбородок. – Не понимаю и, «во-первых», и, «во-вторых». Зачем было японцам топить мирный танкер?

– Я не сказал, что это были японцы, – строго заметил Савелов. – Мы можем только предполагать.

– Хорошо, ясно, а, «во-первых»?.. – казалось, Чесноков говорил очень спокойно. Только жилка на виске мелко подрагивала.

– Молодец, Андрей, в правильном направлении мыслишь, – похвалил его полковник.

– Они забрали в Японии секретный груз?

– Именно.

– А конкретнее?

– Мимо, – отрезал полковник.

– Вопросов нет.

– Нам еще предстоит установить, каким образом японская разведка вышла на наш скрытый канал, но определенную работу мы уже проделали. – Савелов выдержал паузу, во время которой успел расплющить по столу рыжего таракана. – Капитан танкера жив, здоров и невредим. Мы получили сведения, что сейчас японцы его обрабатывают, выбивают из него показания, но… вполне возможен и другой вариант, очень для нас неприятный…

– Капитан был вашим человеком?

– Он работал на разведку, – уклончиво ответил Савелов. – Вот теперь вопрос – на чью?

– А шо от нас требуется? – нетерпеливо спросил Гладий.

– Работа. – Савелов бережно отделил от мертвого тараканьего тельца заусенчатую лапку, приблизил ее к глазам, рассмотрел внимательно, после чего стряхнул с ногтя на пол. – Выкрасть капитана «Луча», поднять затонувший груз и переправить и то, и другое в Россию.

Андрей про себя отметил, что Савелов про капитана говорит, как про вещь.

– К счастью, – продолжил полковник, – груз все еще лежит на дне, это мы знаем точно.

Барковский так разинул рот, что даже пластырь не выдержал – лопнул.

Гладий только покачал головой. Чесноков хрустнул пальцами.

– И все? – язвительно присвистнул Сотников. – А вот одно неприличное слово – «как»?

– По ситуации, – обнадежил его Чернов. – Мы снабдим вас нужными сведениями, но в целом вы должны будете действовать без чьей-либо подсказки. В, шахматы играете?

– Немножко…

– Знаете, что такое цейтнот?

– Это когда флажок падает.

– Наш флажок уже держится на честном слове.

– А прикрытие, легенда, оружие, снаряжение, все эти ваши шпионские прибамбасы? – спросил Гладий.

– Никаких прибамбасов. Вообще ничего, – жестко сказал ПОЛКОВНИК. – Сами. Все сами. Больше того, когда мы выйдем из этого клоповника, – он обвел глазами номер люкс, – я вас не знаю, вы меня.

– Ни себе фига, – покачал головой Василий.

– Что бы ни случилось, держите язык за зубами, братцы, – предостерегающе погрозил пальцем Чернов. – Надеюсь, нет смысла напоминать, что в случае чего Россия от вас откажется…

– Эти мальчики все прекрасно помнят, – остановил его Савелов. – Я им верю… В прошлый раз….

– Нас было шестеро… – опустил глаза Чесноков.

– Шестеро… – печально подтвердил Валентин Демидович. – И раз уж мы опять коснулись этой темы… М-да… Тяжело… Твои парни погибли геройски… Родина их не забудет…

– Уже забыла.

– Ну-у-у, не надо так категорично… Вы же знали, на что шли. Мне очень жаль.

– А вам не надо делать поминальное лицо, товарищ полковник, у вас это не очень естественно получается, – зло процедил Андрей. – Тут про шахматы говорили… Точно, для вас ведь мы – всего лишь пешки. Куда захотел, туда и поставил. Вам на нас наплевать, верно?

– Верно, – на удивление легко ответил Савелов. – В самое яблочко попал, Чеснок. Наплевать, насрать, харкнуть и растереть. А на тебя в первую очередь.

– Вот это уже похоже на искренность, – усмехнулся Андрей.

– Хочешь совет? – Глаза полковника превратились в две узенькие щелочки. – Поменьше болтай, да получше дело делай.

– Я – буду, – сказал Чесноков тихо. – А остальные… – он посмотрел на Кирюху, Гладия и Веню. – Так, полковник, ребята сейчас выйдут из этого клоповника и больше вас не знают. Они не должны за меня отдуваться.

Последняя фраза тяжело повисла в ставшем вдруг до почти физически ощутимо плотном воздухе.

– Пускай выходят, – пожал плечами ПОЛКОВНИК. – Иди, Барковский, там тебя дожидаются менты с наручниками.

– За что? – опешил Кирюха. Пластырь он сорвал механически, даже не заметив боли.

– За изнасилование гражданки Малининой Ларисы Аркадьевны, – улыбнулся полковник грустно.

Кирюха растерянно оглянулся на Андрея, тот опешенно завертел головой.

– Да, Чеснок, не вышло у тебя, – успокоил его полковник. – Честная девушка снова заявление подала, да еще жаловалась, что ты ей грозил физической расправой. А! Веня Сотников?! – вдруг словно опомнился полковник, – «Тихий еврейский мальчик». Артист! Этот артист искалечил в холле гостиницы «Ярославская» четверых водителей тяжелогрузовых автомобилей. Некоторые из них лежат в реанимации. В лучшем случае – хулиганство. Я так понимаю.

– Здорово, – промычал Андрей.

– Как верно тут было замечено, – улыбнулся полковник, – фирма веников не вяжет. А вот вы, ребята, нее повязаны по рукам и ногам. Вы – мои со всеми потрохами.

Воздух сгустился так, что уже невозможно было дышать.

– В чужую страну, без языка, без элементарных знаний, без прикрытия… Да вы что, с ума сошли? Это же легче, вон из окна сигануть! – тяжело выдохнул Андрей.

– Никто не держит, – скучным голосом сказал полковник. – Но как говорили немцы – «свобода через труд».

– Это эсэсовцы говорили, – сказал Веня.

– Неважно.

– Суки, – сказал свое излюбленное Кирюха. – Мы же сами пошли! Зачем же так?..

– Сами пошли, сами и ушли, – жестко проговорил полковник, следя глазами за тараканом, который пытался перебежать по столу перед самым носом полковника. – Кто вас знает, что вы завтра придумаете? Нет, мне так спокойнее.

– Это нечестно, – сказал вдруг Гладий.

– Зато надежно, – парировал полковник. – А ты, хлопчик, лучше молчи. Забыл Чечню?

К удивлению остальных, Гладий действительно опустил глаза и виновато засопел.

– Ну, еще у кого вопросы? – Полковник без тени брезгливости налице раздавил пальцем безрассудного таракана.

– Ага, у вас на все наши вопросы один ответ. – Сотников кивнул на еще шевелящееся насекомое.

– Да, ответ один! – полковник грохнул кулаком по столу, и вовсе превратив таракана в лепешку. – Думаете, вы одни такие? Удачливые? Незаменимые? Свет клином на вас сошелся? Да таких, как вы, – раком до Японии выстроить, и еще останется!.. Но я купил вас! Со всеми потрохами. Я вас из дерьма вытащил. Так что будьте любезны! При этом, заметьте, я вам еще и плачу. В твердой валюте.

Андрей побагровел, но сдержался, не проронил ни слова.

– Раз уж вы заговорили о деньгах, – в отличие от Андрея, Сотников оставался невозмутим. – Сколько?

– Пятьдесят тысяч на брата, мы люди не жадные, – расслабился Валентин Демидович.

– Царская щедрость, – хмыкнул Венька. – Обхохочешься…

Гладий вдруг повел себя по-штрейкбрехерски.

– Пятьдесят так пятьдесят, – протянул он, почесывая свою огромную ручищу. – Тоже деньги, на дороге не валяются.

– А что скажет командир? – поинтересовался Чернов, глядя на Чеснокова.

– А мои слова что-то смогут изменить? – Андрей ощущал себя просто раздавленным, размазанным по столу, как тот таракан.

– Шестьдесят!.. – голосом аукциониста выкрикнул Веня.

– Ладно, так уж и быть, – смягчился Савелов. – Не обеднеем… Пятьдесят две.

– Пятьдесят семь! – упрямился Сотников.

– Пятьдесят пять!– полковник жахнул кулаком по столу и даже не заметил; как убил еще одного таракашку. – Это мое последнее слово!

– С половиной…

– Без половины.

– Тогда с авансом.

– Мы предоплатой не занимаемся, расчет только после выполнения. Или семьям, если…

– Не дай Бог, – Кирюха суеверно постучал пальцем по столу.

– Вам выделят деньги на карманные расходы, сами будете решать, что с ними делать. Хотите сэкономить –Пожалуйста, никто не против.

– Если не в ущерб нашим общим интересам, – уточнил Чернов.

– А где гарантия, что, когда мы вернемся, на нас ничего не будет висеть? – спросил Андрей.

– Фу, как я не люблю все эти меркантильные разговоры! Вот если вернетесь, тогда и поговорим… – поморщился Валентин Демидович.

– Тащ полковник, вас Волков, срочно. – Из ванной комнаты вышагнул высоченный мужик с телефонной трубкой в руке. – Вроде сердится.

Савелов пулей вылетел из-за стола и, прижав трубку ухом к плечу, скрылся в ванной.

Ребята боялись смотреть друг на друга, словно только что привяли участие в чем-то ужасно неприличном и теперь им жутко стыдно.

– И все равно – суки, – сказал Кирюха.

Но ему никто не ответил.

– Так, мне пора! – Вслед за шумом спускаемой воды из ванной послышался взбудораженный голос полковника. – Оставляю вас с Черновым, он вам все по полочкам разложит – где, что и когда.

Через мгновение Савелов вышел в коридорчик и начал натягивать на себя пуховик.

– Александр Владимирович, как только закончишь – сразу доложишь.

– Всенепременненько. – Чернов протирал линзы очков белоснежным платком. – Мы быстренько, за часик уложимся.

Помогая полковнику взвалить на плечо тюк, охранник что-то шепнул ему на ухо.

– Да хрен с ней, с ширинкой! – отмахнулся Савелов. – В машине застегну, под курткой не видно. – Он обернулся на пороге и, многозначительно погрозив пальнем, прошипел: – И только попробуйте мне не справиться, сукины дети!

Глава одиннадцатая В КРАЙНЕМ СЛУЧАЕ

Когда за Савеловым грохнула дверь, Чернов пригнулся к столу и интимно произнес:

– Теперь я могу сказать вам то, что не мог сказать при полковнике. Мы с вами только-только встретились, у нас еще не было возможности, узнать друг друга… Прочувствовать, если хотите… Так вот… Мои взгляды на жизнь несколько отличаются от взглядов Валентина Демидовича. И я хочу, чтобы вы это знали. Во многом я с ним не согласен, во многом… Полковник – человек прямой, порой жестокий и безжалостный в своих решениях, поступках… Но он настоящий профессионал, это надо понимать…

– Теперь понимаем, – язвительно сказал Андрей.

– Понимать и оправдывать, – продолжал Чернов. – Я совсем недавно в Москве, – Александр Владимирович тактично пропустил реплику Андрея. – До этого пятнадцать лет работал за границей, в жарких, скажем так, странах. Видите, даже загар еще не сошел… За моими плечами десятки операций, схожих с той, какую вам предстоит выполнить. За все пятнадцать лет я не потерял ни одного человека. Думается, это с какой-то стороны меня характеризует.

Ребята невольно переглянулись.

– Я внимательно просмотрел данные о вашей службе.

У меня возникли противоречивые чувства… С одной стороны, задачи вы, конечно, выполняли. Но с другой… Слишком много риска, непродуманных действий, рассчитанных на простое русское «авось». Авось прорвемся, авось проскочим, где наша не пропадала!.. Так нельзя… Я не хочу, чтобы вы перли напролом. Не хочу приносить соболезнования родственникам. Никогда этого не делал и, надеюсь, не буду… Вы понимаете, о чем я?

– Понимаем… – ответил за всех Чесноков.

– Наша команда разработала план, и я вас с ним подробно ознакомлю. – Чернов раскрыл объемистую папку. – Смотрите, слушайте и запоминайте. Никаких записей, вы все должны запомнить. Если возникают вопросы – спрашивайте.

Вопросов не было.

– Ладно, начну с главного. Вы должны привлечь к операции еще одного человека.

– Кого? – вскинулся Андрей. – Никого мы больше привлекать не будем.

– Да? А вы, Чесноков, что, знаете водолазное дело?

– Не-е-е, – протянул Кирюха, который сразу догадался, о ком идет речь. – Митяй на это не пойдет.

– А вы его уговорите, – спокойно ответил Чернов. – Козлов служил в морской пехоте, у него тысяча погружений. Без него никак не обойтись. Правда… – Подполковник замешкался, взглянул на Веню. – Насколько я понимаю, у вас с ним…

– Вот именно, небольшие трения, – не без ехидцы сказал Сотников.

– Разброд в команде – нет ничего хуже и страшней. – Александр Владимирович поднялся, заложил руки за спину, нервно прошелся по комнате. – Но без него…

– Мы разберемся, – встал и Чесноков. – На работе наши отношения никак не скажутся. Только прошу вас, не надо и с ним страховаться. Он сам пойдет. Мы уговорим.

– Не уверен…

– Я обещаю вам. Слово даю. Слово офицера.

Чернов приблизился к Андрею, положил ему на плечо руку.

– Под вашу личную ответственность, капитан Чесноков. И если вдруг… Вы же все понимаете?

– Так точно.

– Введете Козлова в куре дела самостоятельно, и будем считать, что с этим вопросом мы тоже разобрались. – Подполковник вынул из папки большую помятую фотографию и бросил ее на середину стола. – Вот ваш главный объект.

Ребята склонились над снимком.

Портрет мужчины в морской фуражке. Лицо сухое, жесткое. На высоком лбу и выбритых до синевы щеках видны крошечные оспинки. Взгляд серьезный и волевой.

– «Немой Игорь Степанович… русский… – начал читать дело Чернов, – сорок пять лет… рост метр девяносто семь… глаза серые… волосы русые… особые приметы»… так, это неинтересно. «Капитан танкера «Луч», – медленно, с расстановкой произносил Чернов. – Предположительно его держат в Токио по этому адресу, – на стол лег лист мелованной бумаги. – Запоминайте, запоминайте… Немой нужен нам живой.

– Стишками заговорили… – усмехнулся Кирюха.

– Не отвлекайтесь, Барковский.

– Не, просто сам стихи уважаю…

– Дальше. – Чесноков прикрыл глаза, намертво вдалбливая в свой мозг название токийской улицы и номер дома.

– Да, живой… – Александр Владимирович замолчал, задумчиво пошевелил губами. – Впрочем, может случиться так, что подобраться к нему вплотную будет невозможно, и тогда… Но это, оговорюсь, в самом крайнем случае. В самом крайнем, когда иного выхода уже не будет.

– Дальше…

– Теперь о финансовом обеспечении. Чесноков, назовите мне девичью фамилию своей матери…

Глава двенадцатая ЭТИМ НЕ ШУТЯТ

Телефон Козлова не отвечал ни вечером, ни следующим утром.

– Значит, не судьба, – сказал Сотников, втыкая в розетку штепсель кипятильника. – Баба с воза – кобыле легче.

– Он нужен нам… – Андрей упрямо накручивал диск.

– А я говорю – обойдемся!

– Можно потише? – Кирюха высунул из-под одеяла заиндевелый нос. – Если вы сами проснулись, это не значит, что нужно будить всех остальных.

В номере стояла такая холодрыга, что ребятам пришлось спать в одежде. Улицы Москвы замело снегом, а отопительный сезон должен был начаться только через две недели– еще один маразм, уходивший своими корнями в недавнее совковое прошлое.

– Пошел он к чертовой матери… – продолжал недовольно бурчать Венька, бросая в стакан щепотку чая. – Незаменимых людей нет. Сами справимся, без сопливых…

– Не справимся. Кто будет с аквалангом нырять? Ты?

– А хотя бы!

– Ну да, ты и в космос готов без ракеты полететь, лишь бы Митяя рядом не было, – усмехнулся Андрей. – Тоже мне, ныряльщик… Му-му по сравнению с тобой олимпийская чемпионка.

– Делай что хочешь, – махнул рукой Сотников. – Но учти, я за себя не ручаюсь.

Василий в разговор не вмешивался.

Вскипел чай. Ребята неторопливо позавтракали бутербродами с маслом, Идиотское состояние, когда до самолета целые сутки, а занять себя нечем.

– В картишки? – предложил Кирюха, вынимая из кармана потертую колоду.

Расписали пулечку. В проигрыше оказался сам Кирюха, ему и надавали щелбанов, но как-то вяло, без удовольствия.

– Ладно, кто со мной? – Андрей натянул на себя куртку. – Может, соседи знают, где найти Митяя. А может, у него просто телефон сломан.

– Я с тобой пойду, – вызвался Гладий. – Не возражаешь?

…Митяя угораздило жить в Северном Бутове, есть такой райончик в Москве, не доедешь.

Всю дорогу Андрей пытался разговорить Васю, но тот оказался молчуном, каких поискать, словно с гор спустился.

–Родители есть у тебя?

– Нема…

– А родственники?

– Не…

– А друзья?

– Петька…

– И все?

– Друзей не должно быть много… Один друг – уже счастье.

Это был новый микрорайон с домами-близнецами. Пока отыскали нужный номер, семь потов сошло. В один момент хотелось даже плюнуть и повернуть обратно.

У самого подъезда стоял серебристый «мерседес». В нем сидели четверо жлобов с постными квадратными мордами. Дикие всхлипы рейва, вырывавшиеся из стереоколонок, гулким эхом разносились по всему двору.

– Паскуды… – прорычал Гладий. – Ненавижу… Трусы поганые…

Вероятно, у него были какие-то личные счеты с «братвой». Еще не хватало, чтобы он сейчас начал выяснять отношения с этими. Андрей теперь поставил себе задачу – оградить ребят от каких бы то ни было инцидентов. Хватит уже, и так все повязаны…

– Пойдем, пойдем, – подтолкнул Андрей. – Не отвлекайся.

Они поднялись на шестой этаж.

– Вот забаррикадировался… – Придирчиво осмотрев бронированную дверь, Чесноков вдавил кружок электрического звонка и прислушался: – Вроде ходит кто-то…

– Пошел вон, подонок! – вдруг закричали из квартиры. – И передай своим, что шиш они от меня получат! Ты понял? Я считаю до трех! Уноси ноги, если жизнь дорога! Пристрелю, как паршивую собаку! Мне терять нечего, на все наплевать!

– Ни себе фига… – присвистнул Вася. – Кажется, он не шутит… А ты уверен, шо адрес правильный?

– Уверен… Да и голос его… Митька, открой, здесь свои!

– С каких это пор ты, сука, стал мне своим? Раз! Два!

– Это же я, Андрей!

– На счет три я выпущу из тебя все кишки! У меня дробовик! Что, не веришь?

– Верю, верю!

– Тогда проваливай!

– Черт бы тебя побрал! – рассвирепел Андрей. – Ты что, уже не узнаешь меня? Посмотри в глазок!

Но на лестничной площадке было темно, смотри не смотри, все равно ничего не разобрать. Впрочем, за дверью притихли.

– Увидим, услышим, диагноз поставим… Ну!

– Андрей? – через большую паузу осторожно переспросил Козлов – Ты?

– Наконец-то! – облегченно вздохнул Чесноков. – Открой!

Щелкнул замок, дверь распахнулась. В проёме высветилась бледная, заросшая густой щетиной Митькина физиономия. В руках Козлов держал взведенный карабин…

– Входите, быстро! – скомандовал он. – Дверь! Дверь за собой закройте! Видели кого-нибудь? Кто-нибудь внизу есть, я вас спрашиваю?!

– Четверо, в «мерседесе», – растерянно ответил Андрей. Он смотрел на Митяя и не узнавал его, будто человека подменили плохо сделанным двойником.

– Поджидают, суки…– зарычал Козлов. – Измором решили взять. Думают, что я не выдержу, сдамся. А вот херушки им! Херушки! – тут его взгляд остановился на Васе. – А это еще что за хрен с бугра? Ты откуда такой взялся, а? Андрей, ты его знаешь? Это ты его привел?

– Ну-ка дай сюда пушку, – потребовал Чесноков. – Еще, чего доброго, пальнешь… Дай сюда!

Митяй набычился, но спустя мгновение безропотно расстался с карабином, съехал по стене на пол, обхватил голову руками, закачался в разные стороны; как метроном.

– Устал я, Андрей… Устал… Сил никаких нет…

– Что случилось?

– Вляпался… Взял в долг, а отдавать нечем.

– Много?

– Шестьдесят штук… Хотел навариться по-быстрому, связался с дутыми коммерсантами из Мурманска… Понимаешь, я с прошлых денег себе шиномонтажную мастерскую откупил. Дело пошло классно – я ж спец, сам знаешь. Ну, решил расширяться. Туда-сюда, кредитик взял под залог шиномонтажки своей у «братвы». А тут эти мурманчане – мы тебе вернем под двести процентов. Я мастерскую загнал, все продал… – Дмитрий застонал, как от страшной зубной боли. – В общем, кинули меня… Но разве «братве» что докажешь?.. Верни – и дело с концами…

– И давно ты так?

– Три недели… Ни света, ни телефона, все отрубили… Даже в ментуру позвонить не могу. Пожрать чего-нибудь принесли?

– Нет, мы же не знали…

– Не зна-а-али! – взвыл Митяй. – Три недели на воде. Еще хорошо – крахмал нашел. Крахмал жру, представляешь?

– Так мы сейчас в магазин сбегаем, – сказал Вася.

– Стоять! – Козлов бросился к двери, закрыл ее своим исхудавшим телом. – Они уже здесь, только и ждут, чтобы я нос высунул!

– И что ты предлагаешь? – Андрей, щелкая затвором, разряжал дробовик. Огромные патроны вылетали из карабина и с противным бряцаньем прыгали по полу.

– Будем теперь вместе сидеть, – скорбно произнес Митяй. – Вот так… Дверь крепкая… Выдержит, если даже гранату подложат…

– Боишься?

– Боюсь, Андрей… – стыдливо опустил глаза Козлов. – Сильно боюсь… Это же «отморозки»… Им мало убить… Им еще поглумиться, надо. Они же член отрежут и мне же в рот засунут. Нет, не хочу так… Лучше с голоду подохнуть… Погоди-погоди… А чего вы приперлись? Не просто же так, чтобы повидаться?

– Угадал. Работа есть.

– Какая еще работа?

– Нырнуть кое-куда. Для тебя это пара пустяков.

– Что, опять?.. – Митяй сделал выразительный жест пальцем в потолок.

– Опять. -г– Сколько?

– Ты о деньгах?

– Нет, о твоем возрасте! -

– Пятьдесят пять на брата.

– Шестьдесят; – встрепенулся Козлов.

– Митяй, это невозможно, все уже оговорено.

– Мне нужно шестьдесят штук! И ни копейкой меньше!

– Что ты, как проститутка, с нами торгуешься? Глупо, Митяй, ты сейчас не в том положении… Посмотрел бы на себя со стороны…

– Тогда идите к черту!

– Ты подумай, мы тебя не торопим… Впрочем, выбор у тебя не ахти какой. Или идти с нами, или ждать, пока «отморозки» выкурят тебя отсюда.

– Не выкурят…

– Я дам тебе из своей доли, – вдруг предложил Гладий. – Теперь согласен?

– Ишь, щедрый какой, – ехидно усмехнулся Козлов. – Харкал я на твои подачки, жиденыш!

– Я не жиденыш, я – хохол, – спокойно произнес Вася. Да, выдержка у этого парня была хоть куда. – Ты поставил условие, я его выполню. Пять штук твои. – Он снял с себя пуховик, протянул его Козлову. – Надевай.

– Это еще зачем?

– Дурень. Надевай, тебе говорят.

Выйдя из подъезда, Андрей с Митяем быстро зашагали по тротуару и через несколько секунд скрылись за углом дома. Василий же задержался, якобы для того, чтобы закурить. На нем была митяевская куртка, голову покрывал широкий капюшон.

«Братков» настолько усыпило долгое ожидание, что они не сразу заметили свою жертву. А когда заметили, повыскакивали из «мерседеса», как пробки из бутылок. Воинственно похлопывая кулаками по своим ладоням, они обступили Васю.

– Ну, паскуда, – хрипло проговорил один из них, – конец тебе настал.

– Вы шо, хлопцы? – откинув капюшон, наивно округлил глаза Гладий. – Шо я вам плохого сделал?

– Блин, это ж не он… – разочарованно протянул «браток», уже отведший руку для удара.

– Это не я, – улыбнулся Вася.

– Ладно, козел, гуляй отседова, пока случайно под руку не попался…

– Ты бы куртец сменил, – посоветовал другой, – от греха подальше.

И «братки» живо запрыгнули обратно в машину.

– Тупье… – глядя им вслед, тихо проговорил Гладий. – Ждите, ждите, пока члены не отмерзнут…

А вечером все ребята привели себя в порядок, побрились, надели чистые рубахи. Все это молча, не сговариваясь.

– Ну, пошли? – спросил Андрей, когда Барковский наконец завязал галстук.

– А вы куда, хлопцы? – спросил Гладий, который за сборами наблюдал несколько настороженно.

– На кладбище, Вася.

– Ага, – криво усмехнулся Гладий. – Шутишь?

– Дурачок, этим не шутят, – ответил Кирюха. – У нас традиция такая: перед заданием ходим на исповедь, прощаемся с друзьями. Ты с нами?

– Нет. – Вася отвернулся к окну.

– Атеист, стало быть?

– Нет, мусульманин, – тихо ответил Вася.

– Ага. Шутишь? – в свою очередь спросил Кирюха.

– Дурачок, – ответил Гладий. – Этим не шутят…

Это была маленькая-церквушка на окраине города, а рядом совсем крохотное кладбище.

Чесноков присмотрел эту церковь когда-то давно, лет восемь назад, когда здесь еще даже стены не угадывались, а была какая-то несуразная куча кирпичей и железа. Про кладбище вообще никто не знал, сровняли его с землей.

Как-то увидел, что бродит среди этих развалин седой старичок, палочкой ковыряет.

– Что, дедушка, клад ищешь? – спросил Андрей.

Тот поднял чистые голубые глаза и ответил весело:

– Вроде того. Церковь тут была святого Георгия. Хожу вот, прикидываю, можно ли ее восстановить, или лучше новую построить.

Только теперь Андрей рассмотрел под длиннополым пальто рясу священника.

– Да нет, батюшка, думаю, лучше строить заново, – сказал Андрей.

– Жаль, – вздохнул священник. – Больно место хорошее.

– А чем же?

– Уж это мне неведомо. Только в старину под церковь место выбирали специальное, святое, настоящее.

– Ну тогда, значит, здесь и будем строить, – сказал Андрей, неожиданно для самого себя присоединившись к заботе священника.

И это не были пустые слова.

Уже через год расчистили фундамент и возвели стены. Как – Андрей и сам теперь удивлялся. Но после работы он, как на дежурство, бежал к стройке, таскал кирпичи, раствор, доски, бревна. С кем-то договаривался, куда-то ездил за стройматериалами, ругался в райсовете. Ну, не он один, конечно, людей приходило много, каждый делал что мог. Даже дети помогали.

Когда стены возвели, началось самое трудное – подвести электрику, водопровод, отопление, поставить ограду. Пришедшие к власти «демократы» только поначалу сочувствовали стройке, а потом вдруг стали требовать каких-то немыслимых согласований, справок, разрешений.

Андрей понимал – взятку ждут. Он бы и дал, но отец Зинон, так звали священника, только горестно качал головой: нельзя, дело святое, пачкать грешно.

С горем пополам выбили и разрешения, и согласования, и справки. Патриархия не помогала никак. Только требовала, как когда-то парткомы, отчетов о проведении церковных мероприятий.

Андрей злился, говорил батюшке, но тот мудро улыбался:

– Это дела мирские. А мы храм строим, храм покровителя воинов. Все пройдет, храм останется.

Вот тогда, когда уже возвели стены, сказал священник, что надо и кладбище, бывшее тут когда-то, восстановить. Не по-христиански, дескать, это – топтать мертвых.

А потом началась война в Чечне, Чесноков уехал воевать, а когда приехал в короткую командировку, первым делом к отцу Зинону: грехи замаливать. Церковь была уже с золочеными куполами, расписана изнутри, завешана иконами.

Вот так, – сказал отец Зинон, – с Божьей помощью… А меня патриархия наградила.

Он во всем оказался прав, старый священник.

Потом Андрей привозил сюда цинковые гробы со своими товарищами. И знал: если и сам погибнет, отец Зинон, его здесь похоронит. Почему-то от этой мысли смерть не казалась такой страшной.

В этот зимний вечер священник исповедал всех их, они постояли у могил со скромными обелисками, обнажив головы. Попрощались с друзьями. И каждый подумал, что может очень скоро с ними встретиться.

А когда вышли в близлежащий парк, вдруг стало так весело, легко и свободно на душе.

– Э-ге-гей! – вырвалось у Андрея из груди. – Э-ге-гей!

И он как мальчишка, скатился по накатанной ледяной дорожке с холма.

Что тут началось! Кирюха последовал за ним, но не на ногах, а на пузе. Козлов съехал на собственном заду. Сотников кувырком.

Они затеяли веселый бой снежками, катались по пушистому покрывалу, словно дети, хохотали и пыхтели, потесненные дети с санками смотрели на этих взрослых людей с раскрытыми ртами.

– Поберегись! Э-ге-гей! – кричал Андрей и скатывался с горы снова и снова.

Скоро и детишки перестали их бояться. Куча мала была веселой и беззаботной.

Уже промокли насквозь, а все хотелось дурачиться и хохотать.

Андрей снова покатился с горы вслед за девчонкой на новомодных санках с рулем.

– Догоню! Э-ге-гей!

Девчонка крутанула рулем, – и санки перевернулись прямо посреди горки.

Андрей понял: еще секунда – и он налетит своими тяжелыми ботинками на девчонку. Но он был солдат, десантник, поэтому сгруппировался и перед самой распластанной на льду девчонкой взлетел, поджав ноги.

Девочка этого не ожидала, она вскочила, и Чесноков задел ее плечо носком правой ноги.

Когда открыл глаза, увидел, что вокруг него сгрудились все – Кирюха, Веня, Митяй, дети. Он сначала не понял, как -они вдруг оказались все рядом. Но потом понял, что потерял сознание, на минутку выпал из действительности.

Из-за чего?! С перепугу, что ли?!

Он вскочил на ноги и тут же свалился, как подкошенный.

Правая нога не держала.

– Лежи! – заорал Кирюха. – Дай глянуть.

Он закатил штанину Андреевых брюк и тихо свистнул.

– Чего там? – растерянно спросил Андрей.

– Перелом, – выговорил Кирюха.

– Да ты что?.. – не поверил Чесноков.

– Открытый, – сказал Кирюха, как отрубил.

– Как глупо, – сказал Андрей, и губы его задрожали от досады, обиды, безысходности…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая БУГОР

Заскучать, а тем более умереть с голоду Турецкому не пришлось… На следующий день приехал к нему Меркулов.

– Ого, – сказал с порога, – чистота, жареной картошкой пахнет, календарь новый повесил. А это что – белье в прачечную собрал?

– Собрал, – почему-то виновато улыбнулся Турецкий.

– Ну пошли, по дороге и поговорим.

Турецкий взвалил на плечо тяжеленную сумку с бельем и с натугой сказал:

– Не пошли, а поехали. Я этот тюк на себе таскать не буду.

– Тяжело? Давай подсоблю.

– Нет, Костя, не тяжело – неудобно как-то.

– Знаешь, у меня родственница вышла замуж за медеплавильщика, есть такой городок – Красноуральск. Вот там они живут. Так этот муж за водой в колонку по ночам ходил, чтобы мужики местные не увидели. Такие у них домостроевские традиции.

– Значит, я тоже домостроевец, – спускаясь по лестнице, потому что лифт не работал, сопел Турецкий.

«Жигуленок» завелся с пол-оборота, что называется.

– А! – победно сказал Турецкий. – Месяц его не трогал, а вот на тебе – сразу зафырчал.

И в экстазе уверенности Александр вжал в панель кнопку подсоса. Зря он это сделал. Мотор чихнул и заглох.

Турецкий снова вертанул ключ в замке зажигания. Стартер визгливо прокрутился, а мотор на его старания не ответил взаимностью.

– Сколько она у тебя? – спросил Меркулов.

– Не в возрасте дело. Взял по – дешевке, теперь мучаюсь.

– Мгм, – кивнул Меркулов. – Ты убери подсос. Пусть стечет, и так перекачал.

– Не, я ее знаю, она любит пожрать. Куда там какому-нибудь «порше»! Она у меня на сто километров двадцать литров сжигает за здорово живешь.

Он снова вертанул ключом. Тишина.

– Холодно просто, – пожаловался Турецкий на погоду.

– Десять градусов, – слишком серьезно согласился Меркулов. – Ты на нее подыши.

Это сначала они балагурили. А когда аккумулятор уже даже не – в силах был провернуть стартер, когда Турецкий, помотавшись по двору, нашел какого-то доброхота и тот подогнал свою «Волгу», давая «жигулю» «прикурить», когда и это не помогло, вот тогда шутить они перестали. Холодновато было шутить. Как-никак час просидели.

– Другая машина тебе нужна, – сказал Меркулов.

– Не сыпь мне соль на раны, – зло огрызнулся Турецкий. – Прям сейчас пойду и куплю. Что там у нас в наличности? Пятьсот тридцать тысяч? Ну, видишь, вон продавцы в очередь выстроились.

Он вытащил из багажника сумку с бельем, с досадой хлопнул дверцей и двинулся прямо через глубокий снег.

Меркулов догнал его, снял с плеча сумку и помог нести, взявшись за одну ручку.

– Я серьезно, – сказал он.

– Чего серьезно? – не понял Турецкий.

– Про машину. Ты сейчас человек свободный, поезжай во Владивосток, купи себе приличного «японца».

Турецкий посмотрел на друга. Нет, тот не шутил. Ага, значит, вон он зачем пришел.

– Я в прокуратуре больше не работаю.

– Потому я и предлагаю тебе прогулку. Турецкий поставил в снег сумку:

– Ладно, Костя, чего там? Не темни.

– Правда, съездишь за машиной, командировочные получишь, еще и зарплату…

– Какую зарплату?

– Пятьдесят пять тысяч долларов. Турецкий присвистнул:

– Надеюсь, Родину продавать не надо?

– Нет, спасать.

Турецкий закурил, хотя на морозе курить – какое удовольствие.

– Во Владивосток?

– Да. Ну, может, чуть подальше, – уклончиво ответил Меркулов.

– Куда ж дальше?

– В Японию.

– А что там?

– Там, брат, сейчас все важнейшие интересы России сошлись. Так мне кажется.

– Согласен, – улыбнулся Турецкий. – Но сначала белье сдадим в прачечную.

* * *

Меркулов знал мало, только в общих чертах: какая-то секретная, сверхсекретная операция ГРУ. Что-то там надо найти, кого-то вывезти. И команда подобралась отличная. Турецкого собирались ввести в неё в качестве опытногопрофессионала-следователя. Кроме того, был опыт работы в «Пятом левеле». Но это было до вчерашнего вечера. А вот вчера командир группы сломал ногу. Случайность, досадная случайность. Но операцию откладывать нельзя. А значит, Турецкому предстоит быть в этой группе еще и командиром. У Саши ведь есть опыт подобной работы. Он уж сообразит по ходу дела, что и как.

– Знаешь, – сказал Турецкий. – Одна загвоздка: я японского не знаю.

– А в команде никто его не знает, – «успокоил» Меркулов. – Зато ты английским владеешь, выкрутишься.

– И ты считаешь, что уговорил? – спросил Турецкий.

Меркулов знал уже этот ироничный тон. Слишком хорошо знал – за этим обычно следовал твердый и необратимый отказ.

– А я тебя не уговаривать пришел, Саш, это, считай, приказ, чрезвычайно важное и опасное задание.

– Да брось, Костя, с каких пор прокуратура занимается разведкой?! – отмахнулся Турецкий.

– Вот, понимаешь ли, бывают чудеса.

– Ну так объясни, что за чудо?

Меркулов потрогал свой нос, словно измерял им температуру общения. Как-то непривычно пристально поглядел на Турецкого и сказал:

– Это внутреннее расследование, оперативная работа прямо в ходе этого расследования… Что-то неладно, понимаешь, Саша, неладно в Датском королевстве.

– Ну ты совсем туману напустил!

– Так и есть – сплошной туман. Ты ведь догадываешься: что никогда не может случиться, обязательно произойдет в России.

– Глубоко, – снова иронично улыбнулся Турецкий.

– Да то-то и оно, что мелко, – досадливо поморщился Меркулов. – А и Б сидели на трубе. ГРУ и СВР.

– Костя, что случилось? – подтолкнул нерешительного друга Турецкий.

– А то случилось, что завелся среди этих буквочек какой-то, образно говоря, книжный червь. Попросту – предатель. И все буквы меж собой перегрызлись. Все друг на друга валят.

– И при чем тут милиция?

– Да ни при чем.

– То есть разведки наши сами себе не доверяют? Чудеса…

– Я ж говорю, – развел руками Меркулов. – Хотя скорее – им уже веры нет. Они лбами столкнулись, как бараны, а чтобы в свой карман заглянуть – ни-ни. Вот и вышел приказ – взять человека вообще со стороны. И все проверить, до точки, выяснить, откуда идет утечка информации.

– Ага, а я, стало быть, тот самый человек, подпольная кличка – «подсадная утка»?

– А ты, стало быть, имеешь огромный опыт работы в Гармиш-Партенкирхене. Да просто лучше тебя не найти.

– Слушай, так сладко, аж слиплось, – улыбнулся Турецкий.

– Ты помрешь от скромности, – напирал Меркулов.

-г– Ох, Костя, ловок ты уговаривать, – уже сдавался Турецкий.

– Да я тебя не уговариваю – информирую только.

– Это «информация к размышлению»?

– Нет. К выполнению.

В тот же вечер встретились с Савеловым и Черновым. Меркулов представил.

Савелов снова повторил, что миссия это секретная, что никакой помощи в случае провала не будет. Но Турецкий понимал, что это обычная практика инструктажа. Чтоб команда надеялась только на себя. А в самом-то деле, когда припечет, им помогут.

– Знаете Дантову «Божественную комедию»? Так там в аду девять кругов – нижний самый жуткий. Не хочу вас пугать, Александр, но вы именно в девятый круг спускаетесь.

– Потом Савелов оставил их с Черновым и тот изложил четкие инструкции, которые не отличались от тех, что уже получили ребята, когда ещё был здоров Чесноков.

Да, задание было непростым. Но в команде «Пятого левела», помнил Турецкий, они вместе с шефом Питером Реддвеем и не такие дела проворачивали.

– А что за команда? – спросил он у Чернова.

У того глаза забегали, но ответил четко:

– Команда отличная. Все ребята имеют огромный военный опыт, десантники, чеченскую мясорубку прошли. Ну, не без странностей, а кто из нас свят?

– Личные дела их можете показать?

– Запросто, – снова юркнул глазами Чернов.

Потом он ушел и через некоторое время вернулся с четырьмя папками.

Сказать, что Турецкий эти папки прочитал, значит ничего не сказать. Он их выучил, проштудировал, он знал их почти наизусть. История простая – отличные бойцы, кадровые офицеры, вдруг после войны стали России не нужны, вот каждый и устраивался, как мог. И только теперь, когда Родине стало тяжко, их снова позвали.

Когда-то они были связаны крепко-накрепко. Вот это и беспокоило Турецкого. Как они примут чужака? Ведь явно же Чесноков был у них настоящий командир, авторитет, можно сказать – отец родной.

Наутро он встретился с командой. Представлял его снова Чернов.

– Товарищи, это ваш новый командир. Зовут его Александром. Прошу, так сказать, любить и подчиняться беспрекословно.

Как ни пытался смягчить свое представление Чернов, Турецкий видел – ребята недоверчивы, рассматривают своего нового командира придирчиво и даже иронично. Особенно здоровяк с черной копной волос, которого Чернов назвал Вениамином Сотниковым. Другой – с хитрыми глазами, язвительным ртом, Кирилл Барковский, – наоборот, был предельно уважителен. Но как-то слишком уж подобострастен. Турецкий почуял подвох.

Двое других – Дмитрий Козлов и Василий Гладий, тоже здоровяки, – смотрели равнодушно..

Турецкий пожал всем руки, почувствовал силу этих парней и сказал:

– Завтра вылетаем. Значит, у нас еще целая ночь, чтобы подружиться. Какие есть предложения?

– Ну, вы тут сами разбирайтесь, – засуетился Чернов, – мне пора.

Он еще раз вкратце повторил все инструкции и был таков.

«Только не суетись под клиентом, – сам себе приказал Турецкий. – Первый ход должны сделать они».

В холодной и прокуренной комнате «Ярославской» повисла тягучая тишина. Команда смотрела на Александра, он смотрел на команду. Вот так сидели и глазели друг на друга. Такого напряжения Турецкий никогда в жизни не испытывал. А ребятам как будто было все до лампочки. Хотя Турецкий понимал: они тоже сейчас напряженно думают, как бы его на вшивость проверить?

Первым не выдержал Барковский:

– Увидим, услышим… – начал он.

– …диагноз поставим, – подхватил Сотников.

– …и кому нужно… – включились в хор Козлов и Гладий. Но Кирюха резко оборвал их жестом.

Турецкий понял: они ждут от него окончания. Такой себе поэтический турнир. Такая себе литературная проверка. Лучше бы они драку затеяли, соревнование по стрельбе, бег наперегонки. В стихосложении Турецкий был не силен. Но надо было родить рифму. Сейчас же, сию же секунду.

«Рассуждай логически, – приказал он себе. – Если диагноз, то и рецепт должен быть медицинским. Это с одной стороны. Но с другой стороны – они ж не медики, а здоровые, грубоватые мужики. Что-нибудь из области гениталий или прямой кишки…»

И, как в омут головой, сказал:

– Клизму поставим, – и тут же понял, что промахнулся. Рифма получалась слишком уж простая: ботинки – полуботинки. Даже еще проще: поставим – поставим. Но главное был темп – Турецкий ухитрился затянуть паузу после жеста Кирюхи всего на полсекунды, а все многообразные логико-поэтические мысли пронеслись в его голове смерчем.

– Вы знали, – полувопросом сказал Кирюха.

– Нет.

– Не поставим, а клизмочку вставим, – поправил Вениамин. – Но это неважно.

Турецкий выиграл. Но только первый раунд. Теперь надо было брать инициативу в свои руки.

– Значит так, все переходим на «ты». Дело не в панибратстве. Так команды быстрее складываются. Да, я знаю, что легко это не получится, поэтому… – он наклонился к сумке, которая стояла под столом, и достал оттуда две бутылки водки. – На бруденшафт, а по-русски – за знакомство.

Просидели до утра. Хотя глагол «просидели» не вполне соответствует действительности. Раундов было, как в профессиональных боксерских боях – до нокаута. Были и тренировочные драки, и стрельба снежками в цель, и бег наперегонки. Турецкого проверяли ненавязчиво, но жестко. От выпитого экзамены становились особенно трудными. К двум бутылкам, принесенным Александром, добавилось еще шесть. Впрочем, защитился Турецкий с «красным дипломом». Его признали за своего. Его признали и командиром. Даже взяли с собой в больницу, попрощаться с Андреем Чесноковым.

«Ну, знакомство состоялось, – подумал Александр. – Дружбы пока нет, разумеется, но это все дальше. Теперь самое простое – начать и кончить».

– Так, ребята! Основная легенда для теплохода будет такой, – еще по дороге во Владивосток, летя в самолете, Турецкий инструктировал команду, – Василий и я едем вместе, мы приятели. Дмитрий и Вениамин окажутся в одной каюте, значит, знакомятся только на теплоходе. Кирилл едет сам по себе. Личные версии каждый придумывает сам. Особо не усердствуйте – путь не длинный, да и лучше не светиться, а отсиживаться по каютам. Кирилл, это в первую очередь касается тебя. Не разыгрывай из себя Джеймса Бонда. И по поводу женщин! Для буфетчиц, уборщиц, посудомоек и прочего обслуживающего персонала женского пола – ты глухонемой, парализованный импотент. Понял?

– Это что за болезнь такая? – удивился Кирюха.

– Человек-невидимка, ясно?

– Так точно! Я буду связным между вашими каютами, – заговорщически ответил Кирюха, и все засмеялись.

– А если серьезно, потрись там среди «челноков», может, чего полезного для нас узнаешь. И вообще, на теплоходе советую отдыхать и отсыпаться: в Японии не до сна будет. От аэродрома в порт добираемся уже по отдельности. И самое главное: все, что касается операции, обсуждается только на палубе. – И только сейчас, осознав, что поезд уже тронулся, что остановить его нельзя, что все теперь покатится так, как покатится, Турецкий тяжко выдохнул: – С ума сойти! Япония!

– Страна восходящего солнца, – мягко вставил Кирюха.

– Узкоглазые, – презрительно добавил Митяй. – Двадцать первый век, – восхищенно произнес Веня.

– Говорят, очень честные люди, – сказал Гладий, и лицо его стало мечтательным.

На теплоход поднимались согласно легенде. Турецкий и Гладий стояли на посадку первыми. Александр отправил Василия с вещами в каюту, а сам остался на палубе, посмотреть как пройдут ребята.

Первым из них поднялся серьезный и спокойный Веня Сотников. Вскоре после него появился Дмитрий Козлов. На его плече висела туго набитая спортивная сумка, из которой торчал хвостик батона сырокопченой колбасы.

Молодец Дима, – отметил Турецкий – запасливый.

Долго не появлялся Кирюха. Александр уже начинал волноваться, когда увидел весело возбужденного Барковского. Он шел быстрой, подпрыгивающей походкой, а на шее у него победно развевался ярко-голубой женский шарфик.

– Боевой трофей! – хмыкнул Турецкий. – Ну, теперь все на месте.

Теплоход «Смирнов» отчаливал поздно вечером. Поэтому приказ Турецкого отсыпаться было выполнить не сложно.

А утром в дверь каюты, где жили Турецкий и Гладий, постучали и знакомый до боли голос заискивающе-ласково спросил:

– Господа, к вам можно войти?

– Входите! – угрожающе-вежливо ответил Александр.

Дверь распахнулась. На пороге стоял Кирюха. Лицо его было помятым, но довольным. Турецкий понял, что приказ был выполнен не всеми…

– Мужики, преферансисты среди вас имеются? – закрывая за собой дверь и многозначительно подмаргивая, спросил Кирюха. И, еще не дождавшись ответа, сначала показал пальцем на Александра, затем изобразил пальцами выход из каюты.

– Я играю… – понимающе кивнул Турецкий.

– А вы не балуетесь? – обратился Кирюха к Василию.

Но Василий не смог ответить. Он почти плакал, сдерживая смех.

– Он не балуется, – ответил за него Александр и, больно ухватив Кирюху за локоть вышел с ним из каюты.

– Ну что за цирк, Кирилл? Ты что, на прогулку выехал?

– Да я что, – почти обиженно сказал Барковский. – Я веду себя соответственно обстановке. Тут ночью такая гульба стояла, что будьте-нате! Все друг с другом перезнакомились, одни вы, как сычи, в своих каютах сидите и только внимание к себе привлекаете! Как нерусские, ей-богу.

– Может, ты и прав,– подумав, согласился Турецкий. – Ну и что ты предлагаешь?

– Мы же за машинами едем. Нам надо свою заинтересованность в этом деле показать! Короче, сейчас все поймешь. В данный момент все «челноки» после бурно проведенной ночи отсылаются. И мы отдохнем. А к вечеру бери Ваську, и идите к ребятам в каюту, там Козлов стол накроет. Я туда нужного человека приведу.

Вечером в дверь каюты постучали, и Кирилл Барковский со словами: «Проходи, Колюша, проходи!» – пропустил внутрь мордастого лысоватого человека.

– Это – Коля Бабухин! Человек бывалый. За тачками в Японию ходит не в первый раз. И очень много интересного нам с вами, мои новые друзья, может рассказать!

– Не бесплатно, мальчики, не бесплатно. За дивиденды, – проговорил Коля, и все невольно улыбнулись – так подходила ему фамилия Бабухин.

– Дивиденды у меня не большие. По пятьдесят баксов с носа, но деньги свои я отрабатываю честно… И тачки помогу выбрать что надо, и во Владике на таможне есть кой-какие зацепки. Как?

– Что – как? – спросил Гладий.

– Ну, насчет дивидендов? – вылупив глаза, повторил Бабухин.

– А дивиденды когда отдавать? – очень заинтересованно спросил Козлов.

– С вас, мальчики, поскольку вы в первый раз, после погрузки ваших тачек на паром. Если же еще когда-нибудь захотите в Жапан за тачками смотаться и на меня нарветесь, то сразу – расплата прямо у трапа. Ну так как?..

– Это надо подумать, – как бы размышляя вслух, сказал Козлов.

– Да чего тут думать! Согласны мы, согласны! – сделав на Козлова страшные глаза, за всех ответил Кирюха. – Инструктируй, Колюша!

– Ну тогда, значится, так!.. – начал Бабухин и, как заправский лектор, стал прохаживаться взад-вперед по каюте. – Город-порт Осака, куда мы поутряне с вами прибудем, встретит нас восторженно и радостно. Это я шутю, – объяснил для «бестолковых» Колюша. – А вообще-то хозяева стоянок знают про наше прибытие и будут ждать нас у трапа.

Садимся к ним в автобус и – ездим, смотрим, выбираем!.. Кому чего понравится, сами не покупайте. Сразу ко мне. Я с ними торговаться буду. Теперь о ценах. Это самое для вас, мальчики, главное. За эту ночь решите и прикиньте хрен к носу, кто из вас на что, в смысле финансов, потянет. И про мои дивиденды не забудьте! Итак, я приступаю к главной части моего инструктажа!.. За двести пятьдесят – триста пятьдесят баксов можно взять развалюху восемьдесят четвертого – восемьдесят пятого года. Это «хонда-ци-вик» и тому подобное дерьмо. Тоже дерьмо, только восемьдесят шестого– восемьдесят седьмого года, стоит уже дороже – от пятисот до тысячи баксов. К вышеупомянутому дерьму приплюсовываются какашки. Это «тоёта-кари-на», «тоёта-капри», «ниссан-блюберд». Далее идет резкий переход от какашек к тачкам. От двух до пяти тысяч долларов. Год выпуска восемьдесят девятый – девяносто второй. Это представительский класс, «тоёта-креста», «тоёта-чайзер», «тоёта-маркдва», «ниссан-лаурель». Далее следуют машины: «мицубиси-паджеро», «джип-райнер», «тоёта-лек-сус». Но это уже свыше пяти тысяч «зеленых». Я «челнок» старый, чужие «бабки» вижу насквозь и, понимая, что таких денег у вас нет, свой предварительный инструктаж заканчиваю. Встретимся завтра утречком. Готовьте «бабки». А я дальше инструктировать пошел. Меня люди ждут!– закончил Бабухин и направился к выходу.

– Колюша, Колюша, погоди! А как же за успех нашего предприятия? – остановил его Кирюха, протягивая стакан с коньяком.

– Ну, чтоб деньги были и хрен стоял! – произнес тост Колюша и, опрокинув в себя стакан, вышел из каюты.

– Во чешет, да? – восторженно сказал Кирилл. – Как по-писаному!

– Ты зачем этого барыгу к нам притащил? – с угрозой в голосе спросил Турецкий.

– Он не барыга, он – Бугор. Ты же сам сказал… – начал было Кирилл, но Турецкий перебил его.

– Ничего я тебе не говорил! И вообще, ребята, давайте расходиться по каютам. Завтра у нас очень тяжелый день.

Он, скорее, злился на себя – уж больно все это было не похоже на его обычную работу в прокуратуре, да даже в «Пятом левеле». Детский сад какой-то. Но может быть, так и надо. Может, он слишком зациклился на своем профессионализме. И чего он вообще хочет от этих ребят – они же добровольцы.

Утром они увидели жирафьи шеи портовых кранов города Осака.

В первый раз за всю жизнь Турецкому, стало вдруг не по себе. Он не назвал это страхом, он назвал это предчувствием.

Страна восходящего солнца, шагнувшая уже в двадцать первый век, с честными своими узкоглазыми жителями встречала ребят приветливо.

Глава вторая НЕ СМЕШНО

– Тяжело в деревне без нагана, – сказал Кирюха, когда команда толпилась в очереди к трапу.

Он сказал это тихонько, но все остальные его поняли, потому что те же мысли вертелись злым роем и в их головах.

У трапа уже стояла команда Бугра – человек девять бритоголовых «шкафов» – и бесцеремонно собирала дань с «челноков». Такса была не очень-то большая – всего двадцать долларов, за эти деньги Бугор даже выписывал расплатившимся какую-то справку, дескать, деньги получены, человек «под крышей».

– Вот, блин, и здесь бюрократию развели, – сказал Кирюха.

У него так и чесались руки навалять «шкафам» по первое число. Но светиться было вовсе ни к чему, надо было оторвать от собственных суточных двадцать долларов, сунуть их Бугру и получить «справку».

– Не жмись, братва, теперь вы под моей защитой, – балагурил Бабухин. – Смотрите, какие орелики вас будут оборонять.

Сотников, Турецкий и Козлов расплатились тоже, а вот Вася Гладий подошел вплотную к Бабухину и сказал:

– Я платить не буду.

Для Бугра эти слова были как иностранные. Он их просто не понял.

– Чего? – спросил он туповато.

-г– Я не буду платить ни тебе, ни твоим ореликам. Я сам себе оборона.

Наседавшая сзади толпа зачарованно смолкла. Такого не было. Такого не могло быть. Поэтому Бабухин задал самый бессмысленный вопрос, который только можно было придумать в этой ситуации:

–Почему?

Но и ответ Васи был, что называется, нечто.

– Потому шо это нечестно.

Казалось, от этих слов даже в порту стало потише.

Турецкий, который конечно же целиком был на стороне Васи, уже видел исход этой душеспасительной беседы: через мгновение «шкафы» и сам Бабухин придут в себя – начнется грандиозная свалка, тем более что среди «челноков», разумеется, были сторонники как Васины, так и Бугра. – Я не понял, – уже начал приходить в себя Бабухин.

– Вася-Вася-Вася! – скороговоркой прокричал Кирюха, который понял командира с полувзгляда и теперь рвался назад к застрявшему Гладию. – Вася, твой юмор не до всех доходит! Спокойно, товарищ, все нормально, Вася пошутил. Вот «бабки», мы пошли.

И Кирюха почти насильно увел Васю подальше от опасных «шкафов».

Уже внизу, ступив на землю Страны восходящего солнца, Васе было высказано все, что по его поводу думают члены команды. Но Вася был индифферентен к их возмущениям, он твердил одно – «это нечестно».

Первым делом надо было найти оружие. Ведь, как верно заметил Кирюха, тяжело в деревне без нагана, а в Японии, да еще с таким заданием, – просто невозможно.

Еще на инструктаже у Савелова Турецкому была дана одна наводка. Вот теперь он, ориентируясь только каким-то чудом среди каров, кранов, транспортеров и грузовиков, вел команду в русскую «коммуну».

Сформировалось это непонятное образование на японской земле года четыре назад. Поначалу стихийно. Кто-то из «челноков», пропив и проиграв все деньги– а соблазнов здесь было более чем достаточно, – продав даже обратный билет, на какое-то время невольно остался за бортом кораблей, везущих граждан на родину. Сначала эти несчастные пытались заработать на обратную дорогу честно, но в Японии без гражданства никуда не устроишься. Даже грузчиком. Поэтому стали бомжевать, виртуозно уходить от японской полиции, подворовывать, потом бизнес нашелся поденежнее – перепродажа машин, наркотиков и оружия. Как-то стали селиться в одном месте – в самом дальнем, пустующем углу порта, куда свозили пришедшие в негодность контейнеры. Впрочем, дислокацию приходилось менять довольно часто: полиция покоя не давала. Потом вдруг обнаружились под причалами еще в войну с американцами построенные бомбоубежища. Возможно, японцы о них забыли, что, впрочем, на них не похоже, а скорее всего, кому-то из полицейских чиновников дали на лапу. Увы, взяточники встречаются везде.

И теперь это русское поселение, небольшое, очень мобильное и весьма мрачное, называлось «коммуной».

Здесь-то ребята и собирались купить оружие.

Встречавшиеся по дороге японцы приводили почему-то в неописуемую ярость Дмитрия Козлова.

– Вот узкоглазые, – шипел он, – устроились. Как будто не они войну проиграли, а мы. Ты смотри – робот пашет.

Не, так они скоро всех под себя подомнут. У-у, копченые.

На его слова никто внимания не обращал. Все были как-то подтянуты, собранны, сосредоточенны. Миссия их начиналась, и теперь все зависело от этого начала. Такая примета: начнется плохо, потом неприятностей не оберешься.

Скоро портовая суета стала сходить на нет, огромные пространства, уставленные контейнерами, были безлюдны. Впрочем, это только для невнимательного взгляда.

И Турецкий, и Кирюха, и даже казавшийся полусонным Веня давно приметили юрких, как кошки, троих японских пацанов, которые следили за русскими цепко и неотрывно.

– Пасут, – одними губами сказал Вася Гладий.

– Вижу, – так же ответил Турецкий. – Ничего, скоро нас встретят.

Он весь подобрался внутренне, начиналось самое главное, первая опасность, вот теперь и выяснится, что за ребята идут с ним, что за команду он ведет.

Их действительно встретили уже метров через двадцать. Какой-то старичок сидел прямо на земле и покуривал трубочку.

– Привет, дядя, – весело поздоровался Кирюха. – По-русски понимаешь?

Дед не ответил, поднял голову, прищурившись, оглядел всех ребят и, выпустив струйку сизого дыма, произнес:

– Стукачам везде у нас дорога, стукачам везде у нас почет,

– Городских сумасшедших видел, а портовых – первый раз встречаю.

Стоило Вене произнести эти слова, как неизвестно откуда, словно горох из худого мешка, посыпалась и перегородила дорогу ребятам ватага пацанов человек в тридцать.

Среди них было несколько европейских лиц.

– Ты зачем, козел, старика обижаешь? – спросил именно такой европеец. – В торец захотел?

Ситуация была самая дурацкая. Ну не драться же с малышней. Самому старшему было от силы четырнадцать. Впрочем, малышня себя таковой вовсе не считала.

Краем глаза ребята заметили, что у нескольких пацанов в руках мелькнули ножи. Разговаривать с ними тоже было бессмысленно: большая часть из них русского не понимала. Да, все начиналось если и не плохо, то уж слишком смешно.

– Извините, дедушка, – склонился к старику Веня, – это что, все ваши внуки?

Дед снова покосил одним глазом.

– Так вы им скажите, Что мы не педагоги – враз штанишки поснимаем и всыпем по голым попкам.

– Попробуй, – снова вступил тот же пацан.

– Мы вообще-то по делу пришли, – сказал Кирюха, – нам некогда заниматься воспитанием недорослей, но если уж на то пошло… – И он грозно обернулся к пацанве.

– А что за дела? – вдруг услышали ребята откуда-то сверху.

«Вот те на, – подумал Турецкий, – семь верст киселя хлебали, чтоб опять в матушке-России оказаться».

Он задрал голову и увидел, что на контейнере стоит щуплый, длинноволосый человек, татуировки на нем не оставляли живого места.

– Не знаю, как у вас тут в Японии, а у нас в России – детям до шестнадцати, – ответил Турецкий.

– Дед, забирай своих оглоедов, иди других чистить, – махнул рукой татуированный.

Дед неожиданно живо для своего возраста поднялся и быстро улепетнул, уводя за собой ватагу.

– Ну, поговорим о деле. – Татуированный присел на «рай контейнера.

– Так и будем орать? – осознав неудобство собственного положения, спросил Турецкий.

– А чего? Тут место пустынное.

– Нам пушка нужна!!! – со всей дури заорал Кирюха.

Татуированный тут же слетел с контейнера на землю и зашипел:

– Охренел, да? Пошли со мной.

Это действительно была коммуна. То есть огромный барак, общежитие – вонь, грязь, духотища, какие-то спитые мрачные лица.

Татуированный провел ребят через весь этот почти тифозный кошмар, нырнул в какую-то дыру, а когда Веня попытался просунуть туда свое большое тело, ему в переносицу уставилось дуло пистолета.

– Вызовут, – сказало дуло. Так, во всяком случае, показалось Вене, потому что в темноте он человека не видел.

– Вот, блин, – разозлился Митяй. – Смотри, куда япошки наших засунули. Это же лепрозорий какой-то.

– Не, я был в лепрозории – там чисто, – сказал Гладий.

– И что ты там делал? – удивился Митяй.

– Санитаром работал.

– Входит один, – снова сказало дуло.

На сей раз в дыру нырнул Турецкий.

И оказался в довольно просторном помещении, где работал кондиционер, было светло и даже уютно.

Татуированный сидел на краешке стула, подобострастно глядя на мордатого дядьку, пьющего дымящийся чай.

– Че надо? – по-купечески отхлебнув из блюдца, спросил мордатый.

– Дела у нас, командир, тут серьезные. Надо кое с кем поговорить по душам. Да боюсь, у собеседников наших душу эту ничем не проймешь. Разве пушкой.

– Пушек нет, – отрубил мордатый.

– А маленьких таких, чтоб в кармане уместились?

– А что ж вы, ребята, из России – и без оружия?

– Неопытные мы, таможни опасались.

– Не, вы как раз опытные. Тут таможня бдительная. И сколько вам надо и чего?

– Нам надо десяток пистолетов, пару автоматов и штуки две хороших карабинов.

– Взрывчатые вещества не интересуют?

– Нет.

– Вот видишь, Тетка, – повернулся к татуированному мордатый, – кого ты мне привел? Это же гэбэшник, как пить дать. Его взрывчатые вещества не интересуют. Его маленькие пушки интересуют. Ну вот она одна у тебя на затылке.

Александр даже не стал поворачиваться. Он знал, что давно уже на мушке. Правда, он надеялся, что ребята в случае чего придут на подмогу. Турецкий спокойно улыбнулся. Но мордатый разгадал его мысли:

– А, ты про дружков своих – так они тоже все «сфотографированы», – осклабился мордатый.

– Ты сколько в Японии живешь?– спокойно, даже заставив себя зевнуть, спросил Турецкий.

– Долго, сынок, долго.

– А бизнесу по-японски, видишь, не научился. Они же как – они же в ножки кланяются, они улыбаются тебе, сакэ предлагают, гейш там разных, а ты дуло в затылок. Нет, дружок, в Японии ты не прижился, да и от России уже отлип. По-русски ты тоже забыл, как дела делаются. Думаешь, всех моих ребят «сфотографировал»? Дурак ты мордатый. У меня вокруг «коммуны» бойцы давно тебя «фотографируют». А будь я гэбэшником, так давно бы тебя и твоих придурков – придурков, потому что при дураке служат, – похватал бы. Ну так как? Будешь торговать или дурью маяться?

Турецкий, конечно, блефовал, но напор был такой, что мордатый скукожился. Он о чем-то быстро по-японски переговорил с татуированным. Снова обернулся к Александру.

– Ты мне не нравишься, – сказал он зло.

– А ты со мной не живи, – лениво ответил Турецкий. – Ты мне продай, что просят, и забудь.

Турецкому действительно было скучно, потому что знал наперед – продаст мордатый оружие, никуда не денется. Так только хорохорится, цену набивает. С чего ему тут жить, если не рисковать? Компьютеры он собирать никогда в жизни не научится.

– Ладно, – смягчился хозяин. – Убедил.

– Да не очень и старался, – вбил-таки свой гвоздь Александр. – Пойдем лучше, товар покажешь…

Да, это была настоящая «левелская» работа, только куда сложнее и опаснее.

Автоматы Калашникова уже стали дурной приметой всяких гадких дел. Здесь их было навалом. Как они сюда попали – неизвестно. Впрочем, догадаться тоже нетрудно: разобрали на части и перевезли из распадающейся российской армии. Это был целый склад. Даже пулеметы, даже огнеметы, не говоря уж про гранатометы, пистолеты, винтовки всех видов и калибров, ножи и кастеты.

Ребята выбирали оружие умело. Не гнались за дорогим, отбирали, что называется, проверенное в боях. Моментально разбирали, щелкали затворами, слушали спусковые механизмы, как настройщики слушают фортепиано.

В конце концов отобрали нужное – двенадцать, пистолетов, три автомата, две винтовки с оптическим прицелом, а Кирюха захотел еще и «беретту» с лазерной наводкой.

«Ну пусть побалуется, – подумал Турецкий, – хотя хватит ли денег?»

– Пять штук баксов, – просмотрев набранное командой, сказал татуированный.

– Какие пять?! Две! Ты что?!– по-настоящему взъярился Митяй. – Это же секонд-хэнд, подержанное барахло!

И вот тут нашла коса на камень. Торговаться татуированный умел. Митяю удалось сбить цену всего на тысячу.

– Ну, ребята, где «бабки»? – снова выступил мордатый.

– У нас, родимый, кредитные карточки, – пошутил Кирюха. – Где тут у тебя банкомат?

– Мы что, действительно похожи на идиотов, что будем таскать с собой такие «бабки»? – угрюмо уставился на мордатого Веня.

– Грузи товар, поехали с нами. У нас деньги в банке.

– В каком еще банке? – вытаращил глаза мордатый.

– «Манхэттен экспресс», – ответил Александр, словно только такими престижными банками всю жизнь и пользовался.

Знал бы мордатый, что у него, у Турецкого, стоял во дворе никудышный «жигуленок», а на новую машину он даже наскрести был не в силах.

«Девичья фамилия матери Чеснокова, – сказал Чернов, – это будет код».

Код получился громоздкий, потому что девичья фамилия матери Андрея была Волошина. Банк «Манхэттен экспресс» нашли сразу. Мордатый неплохо знал город. Да еще делился по дороге всякими японскими особенностями. Скажем, хоть гаишников они ни одного не видели, но за каждой машиной установлено самое пристальное фото– и телевизионное наблюдение. Но русские и тут приспособились. С утречка надо просто покрыть лаком для волос номер машины, он бликует, камеры его не фиксируют, а ты нарушай, сколько душе угодно.

Это здание даже среди длиннющих небоскребов делового центра Осаки выделялось своей мощностью и даже нахальностью. Ну как и положено американцам.

Но сервис был японский, кланялись в ножки от самого прохладного порога до стойки, где Турецкий назвал номер – 31512152510141.

.Для верности он еще написал его на бумаге.

Менеджер низко поклонился Александру, а заодно и его друзьям и побежал куда-то в контору искать номер счета.

Не было его долго. Ребята успели попить кофе и коку, покурить, Кирюха ухитрился даже завязать непринужденную беседу с какой-то кассиршей; уж на каком языке они говорили – загадка, но обоим было очень весело. Только мордатый все время потел, хотя в банке было очень прохладно и приятно, не то что на уличном пекле.

Наконец менеджер вернулся, низко поклонился всем опять и сказал:

– У нас нет такого счета.

Если бы мраморный пол банка сейчас треснул и провалился, Турецкий удивился бы меньше.

– Как нет? – спросил он по-английски. – Не может быть. Вы хорошо проверили?

Служащий все кивал, хотя вряд ли понимал слова, но Понимал растерянность клиента.

– Ну-ка, ребята, – собрал Александр в кучку ребят, – давайте снова посчитаем – Волошина. Вэ – а, б, в – три, да?

– О – пятнадцать, – вставил Веня.

– Л – двенадцать…

Пересчитывали много раз, выбрасывали «е» и «и» – посылали менеджера еще и еще раз. Пусто. С мордатого пот уже просто ручьем катился.

– No money, – каждый раз говорил менеджер, – sorry.

– Тяжело в деревне без нагана, – уже в который раз за этот день сказал Кирюха, и все были с ним согласны. Это было уже не смешно – это было плохо.

Глава третья СЧИТАЮ ДО ТРЕХ

– Не буду я грабить… – в который уж раз упрямо твердил Гладий.

– А кто грабить-то собирается? – наивно заморгал Сотников. – Мы в долг возьмем. Чуточку позже отдадим. Как только, так сразу.

– Нам никто не давал права совершать преступление, – гнул свою линию Вася. – Кража – это нечестно. В конце концов, деньги можно добыть и честным путем.

– Интересно каким?

– Например, подработать кем-нибудь…

– Ага, гейшей. Вот только рожей ты не вышел, милый.

– Я грабить не буду, хоть режьте.

– Был бы нож – давно бы уже… – мрачно буркнул себе под нос Митяй. И добавил чуть слышно, все же опасаясь тяжелых Васькиных кулаков: – У-у-у, хохляцкая морда…

– И черт с тобой, – в сердцах махнул рукой Кирюха. – Обещай хоть, что мешать не будешь. Просто в сторонке постоишь…

.– Отставить разговоры… – сказал Турецкий.

«Все еще можно поправить, – утешал он себя, – все еще не так плохо. Правда, ни языка, ни законов, ни вообще ничего. Словно в какие-нибудь Люберцы сослали. Но ничего,– везде люди, и эти люди везде одинаковы. Но – грабить?!»

Ему, законнику с многолетним стажем?! Нет, эта идея Турецкому была не по душе, если сказать мягко. Будь он в другой ситуации, он бы просто обратился по своим «левелским» каналам, и на счет в банке тут же пришла бы нужная сумма. Но это не «Пятый уровень», а, как было сказано Савеловым, – девятый круг. Это – по-русски. Это безо всяких планов, без помощи, без оборудования, это автономное плавание.

Минуя деловой центр города и ориентируясь по колючему, пронизывающему насквозь бризу, они быстрым шагом шли к побережью. С мордатым договорились, что вернутся в «коммуну» часа через три, тогда и расплатятся. В залог оставили все свои наличные, поэтому даже не на что было купить поесть. А проголодались жутко.

До порта было приблизительно час хода, если, конечно, не сбавлять темп и не сбиваться с пути

– Сознайтесь, братцы!.. – взмолился Козлов. – Неужели никто не заначил хотя бы десятку? Вокруг жрачки столько, от запахов аж в носу свербит!

-г– Откуда, Мить? – уныло ответили ему в один голос. – Нищие, блин…

– Тоже мне, принц нашелся, можно подумать!.. – обиженно просопел Кирюха. – Кто же знал, что такой прокол будет?

– А я говорил – давать Бугру деньги не надо было, – напомнил Гладий.

Слова его пропустили мимо ушей. Теперь понимали, что он был прав.

– Только бы этого Толбухина отыскать. – Сотников уже стискивал зубы от голодных спазмов в желудке.

– Бабухина, дурак, – съязвил Митяй.

– Ну Бабухина. Какая разница?..

– Подождите, ребята, – остановил их Турецкий. – Может, есть какой-нибудь другой выход? Слушайте, а зачем нам вообще оружие?

Спутники Александра мрачно остановились.

– Ты командир, ты и решай, – сказал Кирюха.

Турецкий даже не задумался, думать уже не о чем было.

Деньги все равно были нужны. Он и так прокрутил в голове все возможные и невозможные честные способы добычи денег. Но ничего путного в голову, кроме просить подаяния, не приходило. Был, конечно, еще один путь – сесть на теплоход и, не солоно хлебавши, вернуться в Россию.

– Да нечего тут думать, – сказал Козлов. – Мы просто вернем награбленное.

Турецкий, тяжко выдохнул и махнул рукой. Ну что ж, придется на время стать Робин Гудом.

Но на теплоходе Бабухина не оказалось. Знакомые «челноки» видели, что за ним прикатили на шестисотом «мерине» какие-то парни.

Пришлось устроить засаду на средней палубе и ждать. Бросили на пол спасательные круги, сели на них, закурили.

Гладий отковырял от стены кем-то прилепленный кругляшок жевательной резинки и с невозмутимым видом отправил его в рот.

– Я щас сблюю – сдавленно произнес Кирюха.

Вася поворочал Челюстями, распробывая нежданно привалившую снедь, и удовлетворенно протянул:

– Вроде клубничная… .

Кирюха метнулся к бортовым перилам, перегнулся через них, и все его тело конвульсивно задергалось.

– Шо это он? – удивился Гладий. – Наверное, на завтрак гадость какую съел…

Бугор объявился в тот момент, когда красный диск закатного солнца с безмолвным шипением коснулся океанской глади.

Бабухин грузно вылез из «мерина», постоял на причале с минуту, помахивая короткой рукой вслед удаляющимся дружкам, после чего пружинящей походочкой взобрался по трапу и…

– Дельце одно есть, – услышал за своей спиной голос Сотникова. – На пять штук тянет.

Бабухин вздрогнул, обернулся.

– Ты меня напугал, – выдохнул с облегчением.

– Что за дело?

– На пять штук.

– Я слышал. А в чем суть?

– Давай пять штук – скажу.

– Как это? – Бугор оторопело уставился на Митяя.

– Тачка есть – закачаешься! «Тоёта», новье и всего за пять штук!..

– Быть не может.

– Клык на пидора!.. – Веня провел ногтем большого пальца по своему горлу.

_ – Покоцанная небось?

– Покоцанная, но все документы – ништяк!.. Слушай сюда. Берем тачку, перегоняем ее на наш берег и просим за нее пятнарик. Чирик – твой. Ну?

– Баранки гну, ворованное не скупаю. – Бугор обогнул собеседника и поспешно двинулся к своей каюте, бросив на ходу: – Да и денег таких у меня нет.

Но далеко уйти Бабухин не смог. На его пути выросла могучая фигура Митяя.

– Не умеешь, так не берись, фантазер, – укоризненно сказал он Сотникову. – Вот смотри, как это делается.

И Митяй, размахнувшись от плеча, влепил Бабухину такую оплеуху, что тот, не удержавшись на ногах, тяжело привалился к стене.

– Видал? – победоносно улыбнулся Козлов и, склонившись над поверженным Бугром, прорычал: – Мы справочки твои возвращаем. Башли гони, сука. Изуродую!..

– Нету ни копеечки… – затравленно лепетал Бабухин, которому в рот запихнули им же выданную бумажку. – Плюньте в рожу тому, кто навел на меня… Глупости какие… Пять штук… У меня таких нет…

– Заткнись!..

Митяй как-то растерялся. Бугор этими визгами мог привлечь внимание своих «шкафов», которые после тяжелого трудового денька небось дрыхли по каютам. Если эти пареньки проснутся, все, как один…

– Отойди. – На палубе появился Кирюха. – Грубостью мы ничего не добьемся. – Он присел рядом с Бабухиным, посмотрел на него умилительно. – Знаешь, дружок… Давай договоримся с тобой по-хорошему. У тебя есть выбор. Либо ты немедленно отдашь нам денежки, либо мы возьмем их сами, а потом еще заглянем в твою конуру и поживимся, чем Бог пошлет.

– Пошел в жопу… – нашел в себе смелость ответить Бугор. – Хиляйте отседова, пока целы. Ореликов подниму, живыми не уйдете…

– Да шо вы с ним телитесь, как те дети малые? – из гальюна, сжимая кулаки, вышагнул Гладйй.

Он сгреб Бабухина в охапку и, широко расставляя ноги, понес его на корму. Остальные замерли, прямо-таки вросли в палубу от неожиданности, лишь провожали Василия потрясенными взглядами.

– Кажется, он его убьет… – пробормотал Кирюха.

– Голод не тетка… – нервно сглотнув, сказал Митяй. – А говорил: «Не буду, нечестно»…

Бугор понял, что дела плохи. Понял, когда Гладий, крепко ухватив его за лодыжку, перекинул через борт.

Бабухин висел вниз головой и очень напоминал мишень поросенка, подстреленного в тире.

– Отпусти! – истошно вопил он. – Ой, нет! Не отпускай, не надо! Я плавать не умею!

– Деньги дашь? – спросил Василий.

– Дам! Все отдам! У меня в кармане три штуки! Бери! Больше нету, дочерью клянусь! Помилуй, я же гипертоник! Мне нельзя вот так!

Гладий дотянулся свободной рукой до кармана бугровских брюк, вывернул его. В ладонь упал пухлый пресс, перетянутый резинкой для волос.

Через мгновение Бабухин ощутил под своими ногами твердую опору.

– Держи, это залог, – Василий снял со своего запястья часы. – Вещь дорогая… «Командирские», тринадцать камней.

– Да уж, дорогая… – из последних сил усмехнулся Бугор, но часы взял.

– Как память, – слюнявя пальцы, Гладий пересчитывал доллары. – Надо же, не обманул, ровно три… Ты это… Зла не держи… Мы с хлопцами в такую передрягу попали, врагу не пожелаешь. Оставь свой адресок, с процентами тебе вернем.

– Записывай.

– Я запомню.

– Москва, улица Королева, двенадцать, телевидение, передача «Человек в закон». Запомнил? Ишь разбежался, адресок ему оставь…

– Я честно отдам. – Василий даже руку к груда приложил, чтобы придать своим словам большую правдоподобность.

– Ага, как же. – Бабухин все еще клацал зубами от пережитого испуга. – Думаешь, фраера нашел? Сам утром за двадцатку кипиш поднял, а у меня три штуки забрал!

-г– Да иди ты! – сплюнул в сердцах Гладий. – Ему русским языком говорят – вернем, а он не понимает!

– Мне, конечно, неудобно вас прерывать… – скромно кашлянул Сотников. – Но нам пора вообще-то…

Гладий спустился на берег первым. Веня, Кирюха и Митяй шли позади, подавленно переглядываясь.

– Прибавим шагу, – скомандовал Турецкий, в первый раз почувствовав себя в шкуре преступника.

– Вот еще, – хмыкнул Козлов. – Чтобы я испугался каких-то сопляков? Да никогда в жизни!

– Одно дело – пугаться, – наставительно заметил Сотников, – а совсем другое – проявлять благоразумие и осмотрительность.

– Надо было его хотя бы оглушить. – Кирюха оглянулся на теплоход. – Жопой чую, этот лопух такой вой поднимет…

– Не поднимет, – заверил его Вася. – Мы с ним договорились.

И в следующую секунду с борта донесся душераздирающий вопль:

– Полундра! Подъем! Ограбили! До нитки раздели!

Это Бабухин бегал по палубе и стучался в двери кают.

Ему открывали с неохотой, позевывая, но, врубившись в ситуацию, мгновенно хватали все тяжелое, что попадалось под руку, и на всех парах летели к трапу.

– Так, я беру на себя четверых, – уверенно произнес Гладий.

– Я троих точно и еще один под вопросом. – Козлов хищно наворачивал на кулак носовой платок.

– Я тоже троих. – Кирюха что-то прикинул в уме. – Если сразу по яйцам…

– Я одного, а второго задержу, – зябко передернул плечами Сотников.

Турецкий молчал. – Ребята остановились, обернулись к пароходу и приготовились к бою.

«Шкафы» Бабухина скатывались по трапу и растекались по причалу взъерошенным черным пятном.

– Семь, восемь, девять… – вслух считал Сотников. – Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…

Противников становилось все больше и больше. Они пока не двигались с места. Видно, накапливали силы для броска.

– Девятнадцать, двадцать, двадцать одни

– Очко, – помимо своей воли выдохнул Козлов.

– Двадцать два, двадцать три…

– Перебор. И откуда их столько?

Замыкал процессию сам Бабухин. Он громко сквернословил и отчаянно размахивал руками, подогревая победный настрой своих ореликов.

– Тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь. – Голос Сотникова задрожал. – Во! Откуда ж столько? Тридцать девять, сорок…

– Хватит! – остановил его Турецкий. – Бежим!

И они побежали, мгновенно забыв о мужской гордости, чувстве собственного достоинства и другой подобной дребедени.

Вперед сразу вырвался Кирюха. Запрокинув голову, он так быстро перебирал ногами, что в какие-то моменты они вовсе пропадали из виду. Турецкий, Козлов и Сотников дружным пелетоном сели ему на «колесо». А вот тяжеловесный Гладий подотстал.

–У него же деньги! – не снижая скорости, кричал Козлов. – Заберите у него деньги!

Преследователи разделились на две части. Одна из них бросилась вслед грабителям, другая же повскакивала в припаркованные неподалеку тачки. Взревели двигатели, и четыре «мазды» рванулись с места.

План у Бабухина был простой: выражаясь военным языком, взять беглецов в клещи, затем в кольцо, сдавить и уничтожить. Деваться им было некуда: справа – вода, слева – высоченная стена таможенного терминала, а до выхода с причала не меньше двухсот метров.

Моряки иностранных кораблей и японские портовики взирали на происходящее с интересом, но вмешиваться не собирались, разумно полагая, что русские друг с другом самиразберутся.

«Мазды» приближались с бешеной скоростью. По лицам водителей можно было легко определить, что сворачивать они не собираются. Один из них даже приоткрыл дверцу, чтобы шарахнуть ею по хребту Гладию – он представлялся прекрасной жертвой.

– Прижимаемся, к стене! – приказал Турецкий. – Иначе они нас размажут!

Сгруппировавшись, Гладий успел в самый последний момент рыбкой вынырнуть из-под оскаленного радиатора «мазды».

Промчавшись мимо, автомобили притормозили метрах в двадцати. Из них живо выскочили хлопцы и выстроились в рядок. Кто с гаечным ключом, кто с металлической цепью, кто просто с бутылочным горлышком-«розочкой».

Тем временем остальная «братва», возглавляемая – Бабухиным, заходила с противоположного фланга. Правда, до них еще было достаточно далеко, но с каждой секундой расстояние неумолимо сокращалось.

– А дальше что? – закричал Кирюха, когда ребята сбились в жалкую кучку у стены.

– Только вперед! – Турецкий поплевал на ладони. – Должны прорваться.

Этой нехитрой дерзкой тактике он обучал ребят в «Пятом левеле», надеялся, что и сейчас она выручит.

– А давайте рванем на американский сейнер? – робко предложил Сотников. – Вон полосатая тряпка развевается.

Попросим политическое убежище… на несколько минут.

– Ага, а янки по тебе из дробовика, – хмуро проговорил Козлов. – Это американки запросто, влегкую.

– Отставить разговоры, у вас секунд тридцать, пока остальные не подоспели, – сказал Александр. – Вперед!

…Они действовали, как единый организм с десятью руками и десятью ногами. С разбега врезались клином в самую середину вражеского ряда, сразу расколов его на две части. На какое-то мгновение «шкафы» опешили от такого напора, и этого мгновения ребятам хватило, чтобы общими усилиями вырубить троих, тех, что стояли ближе и не успели отскочить.

Но блицкрига не получилось, и в дальнейшем ребятам пришлось ох как трудно. В воздухе зазвенели цепи, взметнулись гаечные ключи, заблестело бутылочное стекло…

На них набросились со всех сторон, благо численное превосходство пока еще позволяло. Били крепко, безжалостно, ожесточенно и без всяких, правил. Если железом, то метили в голову, если стеклом, то в глаза.

В общей суматохе случайно досталось и американскому коку, которого именно в этот момент угораздило спуститься на берег, чтобы выбросить в мусорный контейнер огромный пластиковый пакет с пищевыми отходами. Пущенное кем-то бутылочное горлышко угодило ему точнехонько промеж глаз. Обезумевший от боли кок заорал нечеловеческим голосом, выронил свою ношу и, обхватив голову руками, помчался вверх по трапу.

Турецкий краем глаза успел заметить, как из пакета медленно выкатилась продолговатая гнилая картошка…

Медленно, но верно войско Бабухина стало редеть, но подмога была уже на подходе. Бугор призвал с корабля еще столько же народу.

Сил оставалось всё меньше и меньше. Для нового боя их бы просто не хватило. Надвигалась трагическая развязка…

– Всем лежать! Сейчас взорву, к чертовой матери!

Этот крик не мог не привлечь всеобщего внимания-Александр стоял на капоте автомобиля, держа гранату в поднятом кулаке.

– Это РПГ-5, радиус поражения двести метров! Только разожму руку, и всех разнесет в куски! Лежать, сволочи!

Считаю до трех! Р-раз!

За какую-то секунду громкий шум возни сменился кладбищенской тишиной. «Шкафы» замерли на полдвижении и тупо уставились на Турецкого. Они могли ожидать чего угодно, но такого…

– Сам подорвусь, но и вы отправитесь в ад! Два!

Подействовало. Кому ж охота подыхать в полном расцвете сил? Очень уж зловеще подрагивала граната в Александровой руке. Одно его неосторожное движение – и…

Не проронив ни звука, парализованная ужасом «братва» в полном составе бросилась на землю.

– И десять минут не сходить с места! Бабухин, тебе понятно?

– Понятно… – Бугор боялся даже голову приподнять.

– Все живы? – Турецкий обеспокоённо глядел на своих ребят.

– Живы, – подмигнул ему Гладий, подбирая с земли длинную цепь и в несколько кругов обматывая ее вокруг пояса.

Кирюха с Сотниковым повытаскивали из замков зажигания ключи и зашвырнули их далеко в море. Теперь можно было спокойно, даже не спеша, покидать поле брани. Покидать победителями, во что верилось с трудом.

– Откуда у тебя граната, Саш? – обалдело зашептал Кирюха, когда отбежали достаточно далеко.

Турецкий разжал кулак, из которого вывалилась на землю продолговатая гнилая картофелина.

Глава четвертая ВАСИЛЬКОВАЯ «ТОЁТА»

Через минуту они уже скрылись в лабиринтах контейнеров.

К счастью, преследования не наблюдалось. Видимо, «шкафы» точно выдерживали отпущенный им хронометраж.

Теперь, когда их денежки нашли приют в кармане Василия, в самый раз было вновь выйти на контакт с мордатым.

Но тут ребята услышали громкий вой полицейской сирены, и тотчас в проезды между контейнерами выкатили несколько бронированных грузовичков. Из них повыскакивали крепко сбитые «самурайчики» в защитных шлемах и с короткоствольными автоматами в руках.

– По нашу душу… – нырнув в ближайший закоулок, внутренне сжимаясь от предчувствия чего-то нехорошего, шепнул Сотников. – Что, опять бежать?..

– Нет, хлебом-солью встречать будем!– тихо сказал Кирюха.

Он моментально вскарабкался на контейнер и помчался по рядам этих железных коробов, перепрыгивая через неширокие и широкие проходы с легкостью копией.

Ребята тут же последовали его примеру.

Так по контейнерам ребята добрались до выхода из порта.

Первый же водитель такси гостеприимно распахнул двери своей лошадушки. По его подобострастной улыбке можно было легко определить, что с клиентами в этот день его дела обстояли неважнецки.

– Руси? – спросил он, запуская двигатель.

– Руси, руси – хмуро ответили ему.

– Масина ринка?

– Какой, к черту, рынок? – Козлов красноречиво махнул рукой. – Прямо гони, да побыстрей!-

– Дай ему сотню, – Кирюха обернулся к Гладию. – Это его стимулирует.

– Куда ему сотню? – возмутился Козлов. – Экономить надо, елы-палы!..

– Делай, что я сказал.

Шофер удовлетворился предложенной ему купюрой, аккуратно сложил ее в бумажник, после чего вдавил акселератор.

Такси проскочило в щель между броневичками, которые запрудили площадь перед портом, и благополучно покинуло опасное место. Кирюха прилип носом к заднему оконцу.

– Ну, теперь справедливость восторжествует, – сказал он. – Бабухина небось прихватят.

Почему-то эта констатация ребят не порадовала. С самого начала все пошло наперекосяк.

Какое-то время такси бестолково петляло по городу, пока, наконец, водителю-полиглоту с помощью жестов, мимики и английских фраз не объяснили, что конечная цель путешествия – маленький мотель на окраине и, желательно, подешевле.

Хозяин мотеля долго упирался, не желая принимать доллары. Не иначе как был ярым патриотом и принимал только национальную валюту своей родины. Пришлось бегать по незнакомым окрестностям и искать обменный пункт. Ворох иен был куда внушительнее одной стодолларовой бумажки, но и дешевле – дальше некуда. Козлов только за голову схватился.

Хозяин выделил утомленным мужчинам маленький коттеджик для ночевки и пообещал обеспечить их плотным ужином.

В коттедже оказалось две комнатки с четырьмя кроватями и телевизором. Столов и стульев не было, вместо них на полу была расстелена большая циновка.

– Чур, я первый! – Кирюха отыскал взглядом заветную дверцу, бросился к ней и долго потом смотрел на махровый халатик детского размера, болтавшийся на вешалке. – Ребя, я чего-то не понял… Это шкаф…

Какой-нибудь другой дверцы не было.

После долгих поисков отхожее место обнаружилось во дворе – маленькая такая будочка с выгребной ямой вместо канализации. Правда, чистота в этой будочке была идеальной.

– У нас на даче в Кокошкине и то канализация… – почесывая, в затылке, заметил Сотников. – Тоже мне, страна двадцать первого века…

Набив животы пресными устрицами с рисом, устроили короткое совещание. На повестке дня стояли два вопроса – покупка дешевой машины и добыча оружия. В кассе оставалось две тысячи восемьсот долларов…

– Не густо, – сказал Турецкий. – Но как-нибудь перебьемся.

– Надо доверить все деньги Козлову, – предложил Кирюха.

– Почему это? – спросил Гладий.

– А он самый жадный, за копейку удавится, – сказал Веня.

– Тихо-тихо… – упредил возможную склоку Александр. – Поступим так. Всем отдыхать, а мы с Дмитрием пойдем на дело. Как только вернемся – сразу перебираемся в Токио. Вопросы есть?

– Так ведь позднотища какая…– протяжно зевнул Веня.

– Тем лучше. Меньше будет свидетелей. На машину выделяем пятьсот долларов – это максимум, что мы можем себе позволить…

Приближалась полночь, когда Турецкий и Козлов снова оказались в порту. Уже до боли знакомая площадь была пуста. Дальше их пути расходились – Александр спешил увидеться с мордатым, Митяй направлял свои стопы к машиноторговцам.

– Встречаемся здесь же через час, – Турецкий взглянул на часы.

– Мы в этом городе всего несколько часов, а как уже надоело!.. – мрачно отозвался Митяй.

…Александр пробирался по грязным закоулкам к заброшенному причалу. Под ногами что-то неприятно хлюпало, в воздухе стоял удушающий запах гнилой гари, еще зловонней, нежели днем.

Потянулся нескончаемый ряд контейнеров, и Турецкий замедлил шаг, прислушался. Его сразу смутило, что никто его не пас. Тишина. Ни звука, ни шороха:.. Лишь изредка стрекотали летающие над головой бакланы. Даже малышня куда-то пропала, а для них самое время охоты.

Крадучись, Александр прошел еще несколько метров и остановился, как вкопанный. Перед рим была натянута широкая полиэтиленовая лента, изрисованная красными иероглифами. Как следователь, он сразу догадался, что это значило.

Полиция…

Турецкий наклонился, подлез под лентой и, приникнув к ржавой обшивке контейнера, осторожно выглянул за угол. Так и есть… Вот почему тихо и пахнет гарью…

Полиция поработала на славу, не оставив от «коммуны» и мокрого места. Подпольное жилье было вскрыто, хранящееся в нем барахло выпотрошено, собрано в кучи и сожжено.

Судьба мордатого и его друзей угадывалась легко. Наверняка они сидят в полицейском участке, их допрашивают. А если при облаве был обнаружен склад оружия…

«Неужели это все из-за нас? – глядя на догорающие угольки, думал Турецкий. – Неужели, получив сигнал о драке, полиция решила прошерстить весь порт и напоролась на это местечко?»

Но почему-то это объяснение вовсе не казалось ему логичным.

Несмотря на поздний час, стихийный рынок не был обижен покупателями. Кто-то только присматривался, придирчиво проводя пальцами по едва заметным вмятинкам на бампере, кто-то упрямо торговался, кто-то уже отсчитывал деньги и позвякивал только что приобретенными ключиками.

– Какой пробег? – Митяй тряхнул продавца, бородатого парня с сильным пивным перегаром, который задремал на капоте своей «хондочки».

Видок у тачки был никудышный. Одно крыло синее, другое зеленое, корпус вообще не отрихтован, да и возраст преклонный.

Разговор с японцем проходил странно. Митяй спрашивал его по-русски, японец что-то отвечал по-японски, во Митяй, казалось, все прекрасно понимал. Но самое удивительное, что и японец не обращал внимания на разницу в языках.

Митяй узнал, что машина старая, но в прекрасном состоянии, пробег всего каких-то четыреста тысяч километров, а стоит двести долларов.

– Не! Не пойдет, – досадливо отмахнулся Митяй, японец снова его понял. Он сорвал брезент со стоявшего рядом автомобиля.

Козлов аж присвистнул от восхищения. Перед ним сияла бортами «тоёта» одной из самых последних моделей, в изумительном состоянии, самого модного окраса – васильковая. Мечта!..

Бородач гордо похлопал машину по выпуклой крыше и сказал что-то по-японски. Из чего Митяй, заключил, что машина девяносто пятого года, родной сборки, вся на компьютерах. Автоматическая коробка передач, пробег просто смешной, стереоколоночки встроенные имеются, а какой салончик!.. Спальня Людовика Четырнадцатого, а не салончик!..

Теперь во взгляде Козлова появилась напряженность. Ему очень хотелось, но никак не моглось… С замиранием сердца он приготовился выслушать цену-приговор.

И это был действительно приговор – пять тысяч.

– С ума сошел? – поинтересовался Митяй без энтузиазма: машина стоила куда больше.

Продавец развел руками: ничего не поделаешь, за удовольствия надо платить.

– Скинь, – скучно заныл Митяй.

Японец ответил нечто, что Митяй понял так: даже не пробуй со мной торговаться.

– Я эту беру!.. – вздохнул Митяй и ткнул пальцем в «хонду». – До Токио доедет? А запаска где?– спросил Козлов, по-хозяйски открыв багажник. – Без запаски не возьму.

Продавец что-то пробурчал, неохотно отправляясь к проржавевшей барже, когда-то и кем-то вытащенной на берег и теперь служившей чем-то вроде склада.

– Эй, постой! – окликнул его Митяй. – Ты не думай, я не бедный, Может, все-таки сговоримся, а? За полторы отдашь?..

Турецкий прибыл на место встречи задолго до назначенного времени, но ждать пришлось не долго. Не успел он выкурить сигарету, как перед ним остановилась, сверкая боками, васильковая «тоёта»…

…В отличие от товарищей, которые дрыхли без задних ног, Кирюхе никак не удавалось уснуть. Тупо уставившись в телевизор, он изнывал от неожиданно нахлынувшего на него желания. Если бы у этого мотеля был не хозяин, а хозяйка, Барковский обязательно попытался бы найти с ней общий язык. Будто злая судьба нарочно отгоняла от него женщин…

Кирюха вспомнил свою безнадежную любовь – артистку Алферову, но это его не вдохновило: где он, а где эта самая артистка! Он уже чуть не решился на крайний шаг, заключавшийся в постыдном самоудовлетворении, когда за окном послышался шорох гравия.

– Вставайте! – закричал он. – Ребята вернулись!

Турецкий вкратце рассказал о печальном конце «коммуны». Его слушали внимательно и даже кивали, но все же основное внимание Кирюхи, Вени и Василия было приковано к Митяю и его приобретению.

– Простите меня, – сдавленно проговорил он. – Я вылез за рамки бюджета.

– Так и знал! – хлопнул себя по бокам Сотников.– Не надо было ему доверять деньги! И сколько стоит эта уродина?

– Штуку…

– Шо-то дешево… – недоверчиво протянул Гладий.

– Торговаться надо уметь, – выпятил грудь Козлов. – Продавец в два раза цену сбросил. Как после этого не взять? Вы бы слышали, какой у нее ход.

– Я же говорил! – улыбнулся Кирюха. – За копейку удавится!

– Дима прав, – встал на защиту Турецкий. – Нам нужна надежная машина, и на этом экономить не надо. Все же дорога не близкая.

«Мне бы такую», – мечтательно добавил он про себя.

– Все так удачно получилось, я прям не ожидал, – заулыбался и Козлов. – Это знак, братцы. Хороший знак.

Теперь нам будет сопутствовать удача. А то до сих пор…

– Тьфу, тьфу, тьфу, – сплюнул через левое плечо Веня. – Выезжаем немедленно, – скомандовал Турецкий.

– Я поведу! – вызвался Василий.

И, не дожидаясь, пока кто-нибудь другой выставит свою кандидатуру, прыгнул за руль.

На горизонте появилась предрассветная дымка. В низких домиках, тянувшихся вдоль обочины шоссе, начали. зажигаться огни.

Гладий сверился с картой, повернул ключ в замке зажигания, с удовольствием вслушался в легкое похрапывание мотора и уверенно выкатил на дорогу.

Васильковая «тоёта» набирала скорость быстро и легко. Василий обвыкся, начал мурлыкать себе под нос веселенький мотивчик, и всех посетило предчувствие, что до Токио они доберутся без каких-либо проблем, что им предстоит совсем не утомительная, а, скорей, приятная прогулка…

Внезапно их осветил яркий свет встречных фар, и Василий с ужасом обнаружил, что на них во весь опор летит грузовик…

– Сворачивай! – завопил Митяй. – Сворачивай, морда хохляцкая! Здесь же левостороннее движение!

Глава пятая ТУПИК

Александр так крепко вколотил себе в память этот адрес, что разбуди его ночью – выдал бы его без запинки. Но отыскать на карте улицу с безумным для русского человека названием было совсем непросто. Ребята потратили на это чуть ли не целый час.

– Вот она! – наконец воскликнул Кирюха. – Вот она, родимая!

Судя по тому, что тетенька в униформе старательно вымывала асфальт шампунем и это не вызывало ни у кого удивления, в районе жили люди с толстыми кошельками. По обе стороны от дороги тянулись ряды особняков, один роскошней другого. В одном из них, по данным полковника Савелова, и должен был находиться Игорь Степанович Немой.

– Притормози-ка, – сказал Александр. – Это здесь…

Гладий сбросил скорость, и «тоёта» по-черепашьи проползла мимо двухэтажного белокаменного строения, обнесенного со всех сторон высоким решетчатым забором. Ворота были заперты, возле них со скучающим видом прохаживался здоровенный японец в штатском. Правую полу его пиджака оттопыривало что-то внушительное.

– Проезжай, не задерживайся, – приказал Турецкий, заметив, что охранник как-то встрепенулся и начал с подозрением всматриваться в автомобиль. – Припаркуешься неподалеку, прочешем местность.

Им повезло. Природа сама позаботилась о том, чтобы предоставить ребятам прекрасный наблюдательный пункт. Не успели они проехать и двух кварталов, как посреди каменных джунглей вырос высокий нерукотворный холм.

Его верхушка была запружена иностранными туристами, влюбленными парочками и торговцами сувенирами. Романтическое местечко – отсюда вся северная часть Токио была видна как на ладони.

Тут же стояли платные бинокуляры, к которым то и дело приникали любопытные глаза туристов.

Пришлось и ребятам раскошелиться.

– Ага, поймал… – Митяй первым заглянул в бинокуляр. – Все окна занавешены. На крыше… На крыше какой-то мужик. Белый… Европеец…

– Дай-ка. – Александр отодвинул Митяя, сам прильнул к визирам, всмотрелся и выдохнул: – Это он…

Капитан «Луча» прохаживался по квадратной и совершенно голой крыше особняка, время от времени подходя к краю и осторожно заглядывая вниз. Деваться ему было некуда, разве что только прыгать.

– Так, охранники сменяются, – Турецкий тихонько комментировал увиденное. – Засеките время, пригодится. Знать бы, сколько их там…

– Не подобраться… – мрачно проговорил Сотников. – Без оружия нам ловить нечего. Зуб даю, что в доме не два этажа, а все десять. Только они под землей… Это бункер…

– Сунемся – перещелкают, как щенят, – прошептал Кирюха.

– Бункер не бункер, а туалет снова на улице, – улыбнулся Александр. – Вон будочка у забора.

– Странные эти японцы, – хмыкнул Вася. – Весь мир компьютерами завалили, а не могут себе позволить нормально оправиться.

– С водой напряженка, – с ученым видом пояснил Сотников. – Соленой воды завались, а пресной кот наплакал. Отсюда и все беды. – Ни себе фига! Беды!.. Мне бы эти беды… – А я никак в толк не возьму, по чьим правилам он играет? – сказал Козлов.

– Кто?

– Капитан наш. Чего он здесь прохлаждается, груши околачивает? Сказал он им про груз или нет?

– А нам-то какая разница? – удивленно приподнял брови Митяй. – Большая.

– Не вижу я никакой разницы. У нас задача простая – выкрасть Немого, а все остальное не колышет.

– Или в крайнем случае… – Кирюха осекся. – В крайнем случае…

– Винтарь с оптикой на крайний случай нужен, – сказал Венька. – Да где ж его взять?

– А ты бы смог сейчас убить капитана? – серьезно посмотрел на него Турецкий.

– Я бы? Смог… Правда, мне он ничего плохого не делал, но чисто теоретически…

– Вот именно, что теоретически. Забудем об этом. Возьмем его живым.

– Каким образом?

– Пока ве знаю… Думайте, ребята, думайте…

А чего тут думать? Ситуация тупиковая. Был бы хоть один пистолет на пятерых, пусть газовый, для устрашения… Но Япония не Россия, где на каждом шагу Калашниковы продаются. А с пустыми руками брать штурмом крепость – настоящее самоубийство. Турецкий это понимал, как никто из его спутников. Но он знал и простую солдатскую мудрость–смелость города берет. Без оружия оно было бы лучше.

На голодный желудок размышлялось плохо. Ребята купили у уличного торговца дюжину пирожков с рыбой (как выяснилось, гадость ужасная, но отказываться уже было поздно), затем нашли на карте ближайший мотель, сняли самый дешевый номер.

– А может, попрошайками нарядимся? – вдруг осенило Веньку.

– Ты хоть одного попрошайку здесь видел? – усмехнулся Вася. – Даты по-японски и попросить не сумеешь.

– А если разыграть драку перед забором? – не унимался Сотников. – Охранники выбегут, чтобы нас разнять, а мы их…

– Ага, выбегут, как же… Это ж ежу понятно, что русские за Немым охотятся. А твоя рожа на японскую никак не похожа. Они просто в полицию заявят или сами нас прихватят.

– Ты какой-то пессимист, Васька, – Веня беспомощно развел руками. – Почему, надо сразу брать в расчет худший из возможных вариантов?

– Потому что лучшего у нас не будет – это точно.

– Это безвыходно, ребята, нас засекут в любом случае, – сказал Александр. – Языка не знаем, лица русские, да мы на пушечный выстрел к дому не подберемся… Или надо придумать что-то гениальное…

Митяй в разработке плана не участвовал, он заботливо раскладывал перед собой оставшиеся деньги.

– Нельзя так, – бурчал он, недовольно покачивая головой. – Не по средствам живем. Надо экономнее… У меня деньги сами не растут.

Это опять был тупик. И гениального ничего в голову не приходило.

– Жрут и жрут, как свиньи, – бурчал Митяй, – особенно этот Венька. Сам уже, как квашня, а все жрет и жрет…

Казалось, его слов никто не услышал.

– Дрожжи! – вдруг таинственно произнес Александр. – Нам нужны дрожжи.

Все посмотрели на него, как на полоумного.

– Что, самогону нагоним и споим охрану? – осторожно спросил Сотников.

Александр вскочил и бодро зашагал по маленькой комнатушке.

– Кто-нибудь из вас умеет стрелять из рогатки?

– Ну, я умею, – пожал плечами Кирюха, все еще не понимая, к чему клонит Турецкий. – Верней, баловался в детстве…

Глава шестая ВЕСЬ ВЕЧЕР НА МАНЕЖЕ

Выло раннее-раннее утро. Чуть светало. По безлюдным улицам, шурша обрывками газет, весело носился легкий ветерок.

Барковский бесшумно вскарабкался на дерево и, удобно устроившись на самой толстой ветке, развел руками листву… Его не заметили, да и некому было замечать. Одинокий охранник подремывал, трогательно прислонившись плечом к воротам, словно лошадка в стойле. Только бы не разбудить его неосторожным треском…

Кирюха вынул из-за пазухи свежевыструганную рогатку, прижал к резиновой ленте дрожжевой кубик размером с сигаретную пачку, резко отвел правое плечо, затаил дыхание, прицелился…

Мало того что перед ним стояла задача попасть с расстояния двадцати метров точнехонько в выгребную яму, он еще должен был уловить момент, когда, повинуясь порыву ветра, в очередной раз приоткроется дверца туалетной будки.

Первый кубик с тяжелым свистом прошел высоко над целью. Второй прошел гораздо ниже, но в каком-то замысловатом направлении, неотвратимо уклоняясь в сторону. Третий, к Кирюхиному восторгу, лег в самую точку. Но восторг тут же сменился разочарованием – именно в этот момент дверца предательски захлопнулась. Четвертый выстрел вообще сорвался – «снаряд» шлепнулся чуть ли не у самых ног охранника…

Кирюха поймал языком упавшую с кончика носа капельку пота, резко выдохнул и опять набрал полную грудь воздуха. У него оставалось шесть попыток – именно столько дрожжевых кубиков лежало в прикрепленном к его поясу пакете.

«Видела бы меня сейчас моя бабушка…» – неожиданно подумалось ему.

Звезды сошлись на предпоследнем, девятом выстреле, выстреле безмолвного отчаяния, когда Барковский потерял уже всякую надежду на удачу. Он даже не сразу поверил, что ему удалось совершить почти невозможное, и невольно потянулся за последним кубиком. Но в этом уже не было надобности.

Результата не пришлось долго ждать. Спустя всего два часа выгребная яма забурлила, начав бесстыже извергать из себя зловонное содержимое. Это было настоящее стихийное бедствие… Как раскаленная лава, сметая все на своем пути, растекался из кратера внезапно ожившего вулкана так и нескончаемый поток бурой, пенящейся фекальной массы, с хлюпаньем и чавканьем угрожающе приближался к стенам особняка.

Охранник встрепенулся, учуяв отвратительный смрад, и какое-то время тупо смотрел на туалетную будку, после чего стремглав побежал в дом вызванивать ассенизаторов.

Кирюха спустился на землю, прошел вдоль забора, с удовольствием наблюдая за делом рук своих, и сел за руль припаркованной неподалеку «тоёты».

Разработанный Турецким план на первый взгляд казался очень даже неплохим. Каким он окажется де-факто – покажет ближайшее будущее. Пока что Кирюха выполнил первую его часть, теперь дело за остальными ребятами.

Она затаились в конце улицы, на перекрестке. Главное было не пропустить момент, когда машина аварийной канализационной службы замедлит ход перед поворотом или, что еще лучше, остановится у светофора.

Визжа сиреной и перемигиваясь желтыми сигнальными огнями, им навстречу, торопливо двигался крытый грузовичок с прицепом-цистерной. Этот автомобиль невозможно было спутать ни с каким другим даже при большом желании. В кабине сидели двое…

Именно в этот момент светофор вспыхнул красным светом. Грузовик замер мягко пофыркивая экологически чистым двигателем. Сирена стихла.

Александр с Митяем одновременно распахнули дверцы кабины и приложили пальцы к губам, мол, сидите тихо, и никто вас не тронет. Водитель и его напарник, теряясь в догадках, зачем и по какой причине кому-то понадобилось угонять их дерьмовоз, тем не менее не думали сопротивляться. Они послушно вышли из кабины, залезли в кузов, сняли форменные комбинезоны и позволили связать себе руки и ноги, заклеить скотчем рты, в который уже раз убедившись, что от встречи с европейцами ничего хорошего ждать не приходится, а вступать с ними в схватку – себе дороже…

– Как раз, на всех хватит, – Александр сразу обнаружил четыре комплекта униформы. И главное– маски-респираторы, которые закрывали все лицо. – Переодеваемся, быстро.

Гладий прыгнул за баранку, Венька сел рядом. Все произошло за те секунды, пока горел красный свет. Когда же включился зеленый, грузовик как ни в чем не бывало продолжил свой путь. Случайных свидетелей не наблюдалось, в этот предрассветный час улицы все еще были пусты…

Охранник одним рывком распахнул ворота. Он что-то эмоционально кричал, зажимая пальцами нос.

Первым спрыгнул на землю Александр. Его фигуру плотно, пожалуй, даже слишком плотно облегал форменный комбинезон, на ногах были высокие прорезиненные сапоги, которые жутко жали, лицо скрывалось за респиратором. Деловито потирая ладони, он направился к туалетной будке и замер у края фекального болота, как бы оценивая обстановку, прикидывая, с чего начинать. Охранник последовал за ним, встал рядом и что-то спросил. Александр кивнул, и японец вздохнул с облегчением. Что уж он спрашивал?..

Тем временем Венька вытягивал из кузова шланг-кишку, ведь надо было как-то показать свою бурную деятельность.

Митяй и Вася тихонько выскользнули из кабины и быстрым шагом направились к особняку. Охранник лишь проводил их равнодушным взглядом, но вдруг… Вероятно, ощутил какую-то смутную тревогу… Он требовательно окликнул ребят и, не получив ответа, хотел было броситься им наперерез, но не успел сделать и шага, как оказался на земле: Александр просто подставил ему ножку, легонько подтолкнув в спину.

Венька бросил шланг и, оседлав японца, коротко двинул ему кулаком в нос. Двинул несильно, но с тем расчетом, чтобы вырубить верзилу как минимум на несколько минут. Затем запустил руку под полу пиджака, нащупал рукоять пистолета.

– Вот теперь поговорим с ними по-человечески… – и, к смутному неудовольствию Турецкого, передернул затвор.

По ту сторону дверей, за конторским столиком, восседал еще один охранник. Увидев перед собой четверых мужчин в респираторах, он почтительно улыбнулся и подвинул на край столика телефонный аппарат, вполне разумно полагая, что золотарям срочно понадобилось связаться с базой. И действительно, что им еще делать в доме?

Венька приставил к его лбу ствол.

Японец удивленно выпучил глаза и медленно поднял руки, продолжая при этом улыбаться, но уже не почтительно, а глуповато. Вася обыскал его и обнаружил два револьвера – один в кобуре под мышкой, другой был пристегнут к щиколотке. Кроме того, под стулом скромно лежал израильский автомат «узи».

Теперь все были вооружены.

Охранник всем своим видом показывал: делайте что хотите, только не причиняйте мне вреда. И скорей всего, он остался доволен тем, что его только оглушили, ударив ребром ладони по затылку.

– Веня, Дима, прикрывайте нас, – скомандовал Александр, и они с Васей двинулись по длинному коридору, держа перед собой в вытянутых руках револьверы.

Но как-то уж слишком тихо было в этом огромном доме. Ни единого звука, ни голоса, лишь половицы скрипят под ногами да собственное дыхание клокочет в груди…

Нет, не верилось, что к капитану «Луча», к такой ценной персоне, приставили всего лишь двоих, да и те не оказали никакого сопротивления. Лопухи какие-то, а не агенты разведки… Неужели и японцы разучились работать? Это же дилетантизм, это же более чем непрофессионально… Нет, не может быть…

Но на самом деле все было именно так. Ребята прочесали первый этаж, заглянув в каждую комнату, в каждый закоулок. Пусто… На втором этаже их ждала та же картина.

Они следили за особняком с ночи. Никто не входил внутрь и не покидал его. Однако Игорь Степанович Немой исчез… Лишь в шкафу покачивались голые вешалки, которые, несомненно, могли принадлежать только ему: вряд ли хотя бы один японец похвастается таким размахом плеч.

– Пожалуй, Кирюха был прав… – Александр сорвал с лица респиратор. – Тут должен быть подземный ход. Спускаемся, попробуем отыскать люк.

– Не надо ничего искать. – Митяй стоял у вертикальной лестницы, которая вела на крышу.

Ребята мигом взлетели по ней и замерли…

Капитан танкера лежал, беспомощно раскинув руки и нелепо запрокинув голову. Лежал в луже бурой запекшейся крови. На его шее зияла широкая черная рана.

– Не понимаю…– прошептал Кирюха.– Почему здесь?.. Почему так?..

– Попробуй пойми этих япошек, – процедил сквозь зубы Козлов. – Звери, мать их… Звери…

Вася присел на корточки возле трупа. И вдруг прошептал испуганно:

– Так то ж мои часы… Это мои часы… Я их из тысячи узнаю… – Он расстегнул браслет, – снял его с окоченевшего запястья. – Точно, они, ридненьки… И царапина на циферблате.

– Ерунда, – недоверчиво проговорил Веня. – Сам подумай, как они к нему попали?

– Вот именно… – Гладий осторожно прикоснулся ладонью к обескровленной щеке покойного.

– Да ты же их Бабухину отдал! – вспомнил Митяй.

Вася кончиками пальцев оттянул кожу, и та, поддавшись с неимоверной легкостью, буквально слетела с черепа, обнажив изуродованное жутким предсмертным оскалом лицо. Настоящее лицо…

– Это маска! – закричал Митяй. – Бабухин! Они убили Бабухина! Что за дела, ребята?!

– Отставить разговоры, – сдавленно произнес Турецкий.– Уходим, пока не поздно.

Они пулей вылетели из особняка. Венька первым выбежал за ворота, сунул два пальца в рот и пронзительно свистнул. Через мгновение к нему подкатила «тоёта».

– Ну что? – встревоженно спросил Кирюха, уступая руль Васе и перебираясь на заднее сиденье.

– Они сделали из нас клоунов… – ответил Александр, с трудом переводя дыхание. – И мы были весь вечер на манеже…

Глава седьмая НЕЧЕСТНО

Из тихого квартала выскочили на широченную улицу. Все это молча, напряженно, в голове у всех вертелся один огромный вопрос – ответа не было.

Вася от этой нервотрепки чуть снова не перепутал полосы движения.

И в этот момент неизвестно откуда вынырнувший полицейский автомобиль упрямо повис на хвосте. Прикрепленный к его крыше громкоговоритель что-то требовательно голосил на японском.

– Это за нами! – Кирюха уже задыхался от злости. – Черт побери, они знали! Их предупредили заранее!

Александр еще не мог поверить, что все кончилось так быстро..

– Спокойно, это не по наши души. – Турецкий смотрел в зеркальце заднего вида. – Вася, замедли ход, пропусти его.

– Нет, гони вперед! – заверещал Козлов, хватая Гладия за плечи. – Это подстава! Подстава!!!

– Это всего лишь патруль, – успокоил его Александр. – Я еще не понимаю, что происходит, но, если бы кто-то сейчас хотел вас нейтрализовать, здесь были бы танки. Вася, делай, что я тебе велел.

Гладий сбросил скорость и, освобождая дорогу полицейским, свернул в крайний левый ряд.

Патрульная машина поравнялась с «тоётой», некоторое время ехала рядом, а затем начала настойчиво притирать ее к бордюру. Водитель в защитном шлеме, растопырив пальцы, помахивал рукой. Его напарник не переставал что-то кричать в мегафон.

– Кажись, они хотят, шобы мы остановились… – по лбу Василия прокатилась струйка пота.

– Легче бабахнуть по ним из всех стволов. – Козлов передернул затвор пистолета. – Нас пятеро, а их двое.

– Отставить! – строго приказал Турецкий. – Нет, не может быть… Что-то не так…

– Жду команды, – прохрипел Гладий.

– Вперед, отрывайся! – решился наконец Александр.

Гладий кивнул, повернулся к окну и показал полицейским жестами, мол, уговорили, сдаюсь, а сам в ту же секунду до упора вдавил педаль газа. «Тоёта» будто обрадовалась тому, что ей позволили показать все, на что она была способна, полетев с такой скоростью, что ребят вжало в сиденья.

– С картой сверьтесь! – Василий ворочал рулем вправо-влево, ловко лавируя в плотном автомобильном потоке. – Я не знаю, куда еду!

Не прошло и минуты, а преследовали так поотстали, что их уже не было видно. Но и продвигаться вперед становилось все сложней и сложней. Это был самый центр Токио, его деловая часть. Машины закупорили узкие дороги, как тромбы кровяные сосуды…

– Мы на кольце, – Сотников уставился в карту. – Точно, на кольце…

– Как выехать на трассу? – Гладий пытался обогнать неповоротливого развозчика кока-колы, но тот не желал уступать стратегически важное пространство. – Сейчас затрут со всех сторон!..

– Так-так-так… Примерно через сто метров будет поворот, дорога прямая, ведет на север. – Веня обвел затравленным взглядом своих товарищей. – Север нас устраивает?

– Да куда угодно, лишь бы подальше от этого проклятого города!

Василий дождался, пока слева появится хоть какой-нибудь просвет, затем крутанул баранку, и «тоёта», взгромоздившись на высокий бордюрный камень, покатила по тротуару.

– Ты уверен?– полюбопытствовал Кирюха.– На сколько я понимаю, у них это не принято…

Василий не отпускал ладони с клаксона.

Прохожие, совершенно не привыкшие к подобным лихачествам, реагировали на этот сигнал опасности по-разному. Кто-то шарахался от васильковой «тоёты» как черт от ладана, а кто-то попросту терялся и не мог сдвинуться с места.

– Уйди, косоглазый! – Козлов высунулся по пояс в окошко. – Чего вылупился? Да-да, я тебе говорю, Брюс Ли хренов! Жить надоело? Ну-ка быстро отвалил!

– Мить, они все равно не понимают… – заметил Кирюха.

– Их проблемы. Окажутся под колесами – поздно будет. Бабуля, бери своего внучка под мышку и костыляй отседова, пока жива!..

И все же продвигаться по тротуару было гораздо быстрей, нежели по дороге. Правда, довольно-таки неприятными препятствиями выглядели десятки лотков с одеждой, обувью, парфюмерией и всевозможными дарами моря, выставленных у дверей магазинов, но Василий, скрежеща зубами от напряжения, умудрялся проноситься мимо них на расстоянии каких-то миллиметров.

Наконец они добрались до заветного перекрестка. Пока законопослушные водители дожидались переключения светофора, Гладий съехал с тротуара и в гордом одиночестве пустил «тоёту» по пустой трассе, игнорируя жесты полицейского, который просто обалдел от такой наглости.

Теперь надо было гнать вперед, никуда не сворачивая, до тех пор, покуда в баке не кончится бензин.

– Нам нужен был правый поворот! – вдруг встрепенулся Сотников. – Правый! А ты куда прешь?

– Впервые слышу! – зарычал в ответ Василий. – Ты сказал «левый»!

– Да правый же!

– Мишка сказал «первый», – хмуро пробормотал Турецкий. – О направлении речь вообще не шла…

– А это шо, не первый? – кричал Гладий. – Это и был первый!

– Но нам нужен правый! – Сотников тыкал пальцем в карту. – Ты хоть знаешь, где север, а где юг?

– Понятия не имею!

– То-то и оно! Тупица!

– Заткнись, жидюга! Дай сюда! – Козлов выхватил из его рук карту.

– Как ты меня назвал? – зло сузил глаза Веня. – Повтори, фашистская рожа!

– Хватит! – заорал на них Александр. – Прекратите немедленно!

Навстречу им неслась полицейская машина, и тоже что-то громко кричал мегафон.

– Сворачивай! – заорал Митяй.

Гладий сделал это ювелирно, полиция пронеслась мимо. Они свернули на боковую дорогу, она крутанулась и снова вынесла их на шоссе.

– Куда ведет эта дорога? – Голос Василия начал срываться на хрип.

– Туда, где мы уже совсем недавно были! – Митяй сделал вывод из увиденного на карте. – Через пять минут опять окажемся на кольце, только с другой стороны!

– А чего мы, собственно, так боимся? – с несвойственной ему флегматичностью проговорил Кирюха. – Почему бы нам не прогуляться пешочком?

– А с машиной как быть? – спросил Сотников.

– А машину бросим.

– Никогда… – процедил сквозь зубы Гладий. – Да я за такой движок…

– Идиот, они за машиной и гонятся. Вот только почему?

– Да в ней все дело, – вдруг едва слышно с досадой произнес Митяй, – в машине…

– В смысле? – не понял Кирюха.

– Просто наша тачка числится в угоне… Она краденая… Ну я же хотел как лучше! Наши ж деньги сэкономил!..

Это был шок.

– Как глупо…– прикрыл глаза Сотников.– Как глупо…

– А ведь я сразу заподозрил неладное…– печально ухмыльнулся Василий. – Дюже дешево она нам обошлась… А такой движок…

– Тихо! – Турецкий приложил палец к губам.

Их настигал какой-то странный, клокочущий гул. Поначалу не очень громкий, но шло время, и вскоре от этого гула уже начали дрожать стекла.

– Мамочки родные… – только и смог выговорить Кирюха, подняв глаза на люк. – Это же… это же…

Ребята задрали головы и в следующий момент увидели над собой жирное, лоснящееся на солнце пузо полицейского вертолета…

– Вот если бы наши менты так угонами занимались, – вдруг совсем не к месту позавидовал Сотников.

– Васька, гони! – завопил Козлов. – Впереди должен быть мост через какую-то речку, и если ехать по набережной…

Впрочем, другого пути уже не оставалось: мост был перекрыт патрульными автомобилями. Тем временем вертолет продолжал стремительно снижаться и уже почти касался своими полозьями покатой крыши «тоёты»… А сзади дорога была совершенно пуста: судя по всему, полицейские перекрыли движение во всем районе. Беглецов умело обкладывали со всех сторон…

Гладий резко свернул перед самым мостом и понесся вдоль берега. Вертолет не отставал, но и не предпринимал каких-либо попыток остановить машину, просто упрямо следовал вслед за ней.

– Это ловушка… – Александр вцепился пальцами в приборную доску. – Они нас заманивают. Туда нельзя…

– А куда можно? – нервно расхохотался Сотников. – В реку?

Он и не ожидал, что его слова окажутся настолько пророческими…

– Ты что делаешь? – завизжал он, с ужасом наблюдая, как Василий пускает автомобиль вниз по покатому бетонному пандусу. – Утонем же, к чертовой матери!

– Без паники! – пытался перекричать его Гладий. – Дно просвечивается! Шо это за река? Канальчик какой-то. Сам говорил – с водой у них напряженка. Здесь совсем мелко! Пристегнитесь, кто может!

Но пристегнуться никто не успел, и, когда машина оторвалась колесами от земли, совершая затяжной, будто в замедленном темпе, прыжок в воду, все забултыхались в салоне, как червяки в рыбачьей консервной банке.

Наверное, со стороны это выглядело красиво. «Тоёта» выскочила на середину канала и, рассекая мутноватую воду, которая, к счастью, едва доходила до радиатора, помчалась прочь от моста.

Впереди замаячил круглый зев огромной трубы-тоннеля. Уж эту лазеечку вряд ли кто додумался перекрыть…

– Идиот! – Кирюха схватил Козлова за грудки. – Кто тебя просил покупать ворованную тачку? Можно быть жадным, но не до такой же степени!

– Интересно, а сколько по ихнему уголовному кодексу полагается за скупку краденого? – ехидно улыбнулся Сотников.

Гладий включил дальний свет, и «тоёта» ворвалась в черное чрево тоннеля. Скорость пришлось заметно сбросить – машину начало заносить. Видимо, дно было покрыто скользкими водорослями…

– Да не покупал я! – зло оскалился Митяй. – Не покупал! Продавец за запаской пошел, а я взял и… В общем, свистнул… Все, забыли! Что теперь об этом говорить!

– Забыли?.. – словно еще не понимая, верить в услышанное или нет, Кирюха потрясенно качал головой. – А деньги?

Вот они, вот! – Козлов швырнул ему в лицо мятые стольники. – Подавись! Подавитесь все!

Барковскому нестерпимо захотелось прибить Митяя. Или хотя бы треснуть так сильно, чтоб у того челюсть раскололась на мелкие кусочки. Но исполнение приговора все-таки решил отложить.

Я с тобой потом разберусь, – мстительно прошептал он. – Как только все это закончится, так и разберусь… Ты приготовься, сволочь…

– И я тебе помогу, с большим удовольствием, – Вене было противно даже смотреть в сторону Козлова. – Терпеть не могу расистов.

– Отставить разговоры! – обернулся к ним Турецкий.

Гладий неожиданно ударил по тормозам. «Тоёта», проскользив еще несколько метров, покорно замерла.

– В чем дело? – обеспокоенно спросил Александр.

– Та ни в чем, – пожал плечами Василий. – Я дальше не поеду.

– Как это? Почему?

– Потому шо машина краденая. На краденой машине я не поеду.

Какое-то время все смотрели на Василия, как когда-то на корабле смотрел Бабухин, когда Василий сказал нечестно.

– Васька, ты че? – ошалело заморгал Кирюха. – Крыша съехала, да? Сдурел совсем? За нами гонятся!

– Потому шо это нечестно, – упрямо набычился и выдал-таки это самое словечко Гладий.

– А красть говновоз честно? Это, по-твоему, что? А все, чем мы здесь занимаемся, – миссия Красного Креста? – Кирюха завелся не на шутку. – Кто у Бугра бабки выколачивал, ну-ка?

– Я ему залог оставил…

– Ой-ой-ой, какие мы честные! Крути баранку, козел, или я за себя не ручаюсь!

Василий молча открыл дверцу, вылез из машины и через секунду растворился в тоннельной мгле.

– Эй, ты куда, придурок? – удивленно окликнул его Кирюха.

За Гладия ответили быстро удаляющиеся по воде шаги.

– Его надо остановить… – растерянно проговорил Турецкий, понимая, что окончательно перестает владеть ситуацией и что Василий Гладий прав, прав, прав! – Василий, я тебе приказываю! Стоять! – не оченьуверенно крикнул он.

– Братцы, он же сдаться хочет… – догадался Сотников. – Разве вы до сих пор не поняли? Он же струсил…

– Ребята, нам бежать надо, – робко подал голос Козлов. – Еще немного, и косоглазые до нас доберутся…

– Оружие в воду… – Турецкий забросил свой автомат далеко в темноту и, дождавшись, когда остальные сделают то же самое, скомандовал: – Барковский, за руль…

Они еще не могли осознать всю комическую трагичность того, что случилось за последние минуты. У них была одна цель – убежать. Цель постыдная, но единственная спасительная. И они следовали ей, действуя скорей инстинктивно, нежели обдуманно. Как быстро с него слетело понятие о законности и незаконности. Он был зайцем, а японцы охотниками – зайцу закон не писан…

Они долго ехали по длинному тоннелю в надежде, что, как только он кончится, кончатся и все передряги, можно будет где-нибудь отсидеться, все обдумать, спокойно проанализировать свои ошибки и решить, как поступать дальше.

Но едва впереди появился круглый просвет – надежда рухнула.

Выезд перекрывал исполинский силуэт полицейского броневика.

Глава восьмая ПРЕДАТЕЛЬ

На этот раз никакой драки не было. Японские полицейские, увидев, какой комплекции ребята вылезают из васильковой «тоёты», не стали попусту тратить силы. Они просто натянули на лица противогазы и запустили в тоннель гранату со слезоточивым газом. Словом, ребят взяли почти голыми руками. Горе разведчики обливались горючими слезами, но пощады не просили. Японцы несколько раз довольно ощутимо лупанули пойманных по ребрам своими резиновыми дубинками, защелкнули наручники и посадили в зарешеченный автобус.

Уже через полчаса слезы у ребят катиться перестали, но теперь они все сидели в каталажке, которая по комфорту мало отличалась от тех мотелей, в которых им пришлось ночевать.

Допрашивать их пока не стали, вызвали переводчика, и это была хоть какая-то передышка.

Александр метался по камере, словно пол был раскален докрасна и стоять на месте было невозможно.

Козлов забился в уголок и постарался стать невидимым.

Веня же всячески его поддевал, теперь он был на коне, теперь он мстил этому бытовому, антисемиту за все оскорбления.

– Да, я еврей, – говорил он гордо. – А ты ворюга и скупердяй. Видишь, дело вовсе, не в национальности, а в складе твоего поганого характера. Козлов молчал. Он понимал, что лишен слова на многие часы. Оправдания ему не было.

Кирюха внимательно осмотрел решетки на окнах, решетчатую же дверь, попытался просунуть между прутьев свое плечо – куда там!

– Ну вот и все, – сказал Веня. – Сейчас придет переводчик, вызовут консула из российского посольства, тот скажет, что мы бандиты, и сидеть нам в японской тюрьме, пока в самом деле не начнется двадцать первый век.

«А правильно, – скрежетал зубами Турецкий. – Не суйся со свиным рылом в калашный ряд. Это с самого начала был какой-то бред. Ехать в Японию с нашими российскими физиономиями, не зная языка, вообще мало что зная про эту страну… Что за черт меня попутал? Почему я решил, что это будет легкая прогулка за машиной? Меркулов же, кажется, прямо говорил, ничего не скрыл. Нет, я решил, что уже совсем суперменом в «Пятом левеле» заделался. Ну и поделом!»

– А у них есть смертная казнь? – спросил Веня. – Что мы вообще про эту страну знаем? Ничего!

– Почему? – сказал Кирюха. – Я кое-что про Японию знаю

– Теперь узнаешь еще больше – времени будет достаточно, – откликнулся Веня – Тут, говорят, в тюрьмах прекрасные библиотеки. Даже компьютеры ставят в камеры, можно выйти в Интернет, пообщаться с соотечественниками.

Кирюха вспомнил свою безответную любовь, артистку Алферову, и терялся в догадках, есть ли у нее компьютер, сможет ли он с ней общаться хотя бы по электронной почте.

Словом, ребята со своей участью смирились.

Александр теперь удивлялся, как они вообще продержались тут эти несчастные дни. И дело было не только в стране, где они были чужеродным телом, как заржавленный осколок, который тело это стремится вытолкнуть во что бы то ни стало, тем более если этот осколок ворочается своими ржавыми зазубринами.

Самая главная беда была в них самих, в команде, которая была – и Турецкий впервые отдал себе в этом полный отчет – неуправляемой.

Ребята словно пошли вразнос. Мелкие подначки, перепалки, перерастающие в ругань. Какое-то противное раздолбайство. С этим Александр ни смириться, ни, увы, справиться пока не мог.

Он, конечно, понимал, что ребята просто растерялись, что ждут точной, верной и мудрой команды, а команды нет, Турецкому нечего им приказать. Он вообще для них еще не авторитет, да и какой он авторитет, если сам не знает что делать.

– А ведь это, мужики, кто-то нас предал, – вдруг остановился он.

Эта мысль давно зрела в головах у всех. Но высказать ее вот так, вслух, было страшновато, тогда получалось, что они вообще какие-то мальчики для битья, игрушки в неведомой им большой игре. Кому хочется осознавать себя не разведчиком, а оловянным солдатиком?

– Как пить дать, – сказал Кирюха. – С самого начала…

– Я сразу подумал, – перебил его Веня, – когда еще…

– И мертвый Бабухин! – перебил Турецкий.

– Нет, раньше, когда у нас на счету «бабок» не оказалось, вот когда, – запальчиво проговорил Веня. – Почему не было денег? Почему?!

– А может, это я что-нибудь перепутал? – не очень уверенно сказал Александр.

– Ты ничего не перепутал. Это же Чернов при нас говорил: девичья фамилия матери Чеснокова. Волошина!

– М-да, – почесал небритый подбородок Александр.

– Потом – «коммуну» накрыли.

– Ну, её, может быть, давно накрыть собирались, – играл скептика Турецкий, хотя и сам складывал факты в срочную цепь.

– Aгa! Собирались давно, а накрыли именно в тот день, когда мы приплыли! – хлопнул в ладоши Веня.

– Действительно, «Приплыли», картина Репина, – мрачно заметил Кирюха.

– А зачем им это все, на хрен, нужно было? – задал вполне резонный вопрос Веня. – Не проще ли было взять нас за микитки в том же порту?

– Не-ет, – задумчиво протянул Александр. – В порту еще не за что было, А вот, скажем, в доме этом, где Бабухин убитый был, там запросто.

– Ну чего теперь гадать – все равно взяли. – Кирюха встал на руки и прошелся по камере из угла в угол.

Это занятие и Вене показалось интересным, он тоже легко встал на руки и тоже прошелся из угла в угол.

Козлов только ласково улыбался всем. Его еще, понятно, не простили, до него еще даже не добрались как следует. Возможно, будут больно бить.

А Турецкого снова больно царапнула безалаберность ребят. Вот сидят в японской каталажке, а им все до лампочки.

– Отставить, – сказал Александр. – Тут надо всё до конца додумать…

– Да чего думать, – ловко опустился на ноги Кирюха, – теперь нам об одном думать надо – как шкуры свои спасать.

– Да нам сейчас только и делать осталось, что думать! – разозлился Александр. – У нас другого пути нет, как мозгами шевелить! Вы же понимаете, что это только повод – краденая машина…

При этих словах Митяй вжался в стену еще больше.

– …что теперь нас могут судить как шпионов, а с такими делами мы тут не только двадцать первый, двадцать второй век встретим!

– А чего ты, собственно, хочешь?

– Да понять я хочу, хочу понять, кто нас предал? – Александр снова зашагал но камере.

– Да кто угодно мог… – тихо сказал Веня.

Это была мысль простая, но страшная.

Выходило, что вот здесь, среди них, и есть предатель.

Ребята невольно переглянулись, и почему-то все сразу же отвели глаза. Это было противно – думать, что кто-то из них подлец. Но и не думать так тоже нельзя было. Им надо было докопаться до первопричины. Им вообще сейчас надо было на кого-нибудь излить свою бессильную злость. К цели они не приблизились ни на миллиметр, а уже сидели в японской тюрьме, и что им светило впереди – один Бог ведает.

– Что ты хочешь этим сказать? – наконец с угрозой в голосе выговорил Кирюха.

– Погоди, Кирилл, – остановил его Турецкий. – Веня прав. И, как это ни противно, мы сейчас должны все выяснить.

– Да как выяснить, как?! – раскричался Кирюха. – Вы что, оборзели совсем?! Своих уже подозреваете?! Ты что, нам не веришь? Да мы друг друга не первый день знаем! Мы что тебе– наемники какие-нибудь?! Мы – команда, друзья! Я терпеть не могу громких слов, но каждый из нас за друга…

– Знаю, – перебил Турецкий виновато.

– А вот мы тебя почти не знаем, – вдруг сел на пол и исподлобья посмотрел на Турецкого Веня.

Турецкий громко сглотнул.

Он понимал, что сейчас нельзя оправдываться, нельзя вообще никак реагировать на это отчаянное обвинение, надо пропустить его мимо ушей. Но не смог.

– Я старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры России. И заместитель директора секретной организации при ООН «Пятый уровень», которая борется с терроризмом, незаконной торговлей оружием наркотиками и прочей гадостью. Это – строго секретная организация, тайна тайн. Об этом не знает даже ваш Савелов. Если ты сейчас скажешь об этом японцам… Веня и остальные ребята потрясенно молчали. – Но кого нам подозревать? Кто еще про нас знал? – наконец спросил Веня. А, не дождавшись ответа, констатировал: – Никто.

– Значит, так, отбросим эмоции – выясняем все по порядку, – сказал Турецкий. Лицо его стало бледным и жестким. Губы сжались в тонкую щелочку, слова выговаривались с трудом, словно тяжелые камни выкатывались. – Произойти это могло только здесь, в Японии.

– Почему?

– А ты много японских шпионов встречал в России?

Молчание было ответом.

– Значит, только здесь. Давайте выясним, кто это мог сделать, прокрутим все наше время по минутам…

– Да мы все время были вместе! – снова закричал Кирюха и осекся.

Теперь все вспомнили, что нет, не все время, что даже очень часто то один, то другой пропадал из поля зрения остальных.

И так получалось, что у каждого, буквально у каждого было время заглянуть в ближайший полицейский участок и там…

– Блин, – прошептал Кирюха, – я сейчас сблюю… Как это подло… Все это – подло! Я не хочу искать предателя, я не верю.

– Нет, так мы вообще ничего не сообразим, – махнул рукой Веня. – Я думаю, надо идти с другой стороны: если кто нас и продал, то не за бесплатно. Значит… – и он многозначительно посмотрел на невидимого и неслышимого Митяя.

Кирюхины глаза сузились. Он был неудержим в гневе. Словно пелена падала – он только ненавидел, и больше ничего. Оправданий он не слушал.

Александр уже догадывался, что сейчас может произойти, поэтому перегородил дорогу надвигающемуся на Козлова Кирюхе.

– Ах ты, сука продажная, – процедил Банковский, – ах ты, бизнесмен хренов, друзьями торгуешь?

И действительно, все складывалось одно к одному: долгов в России понаделал кучу вообще был какой-то скользкий последнее время, на машине «сэкономил»…

– Да не я это! – закричал, вскакивая, Козлов, – вы че, с дуба упали?! Вы о чем еще тут рассуждаете, если и так все ясно! Гладий нас заложил! Васька – хохляцкая рожа! Мусульманин он, видишь ли! А вы знаете почему?

Да он в Чечне на стороне бандитов воевал – это вы знаете!? Он там и мусульманство принял!

Ребята остолбенели.

Этого они не знали. Вспомнили теперь, как осекся Гладий, когда Савелов пригрозил про Чечню рассказать. Выходило, если Митяй говорит правду, Гладий на чеченской войне стрелял в них! Был на стороне бандитов! Лупил из укрытия. Подкладывал мины. Поджигал танки. Нападал в темноте. Может быть, именно он положил в землю их лучших друзей. И теперь вот решил отомстить, как приказали ему чеченские фанаты. Именно им отомстить, ребятам. Ведь они прошли чеченскую мясорубку от и до.

– Ты откуда знаешь? – спросил Александр. Он не верил, что Гладий предатель, это было бы слишком просто.

– Да он сам мне рассказывал. Говорит – нечестная война была, а я всегда на стороне справедливости!

– Вот же сука! – выдохнул Барковский. – Он и тут все про честность талдычил! – Теперь он переключил свою злость с Козлова на Василия. – Да, братцы, он же нас в эту трубу и завез! А там уж нас тепленькими…

– Нет, ну надо же – какая падла! – растерянно произнес Веня.,– А откуда он вообще к нам примазался?

– Петька его посоветовал… Вот гад, сам ведь не поехал… – Ну ты еще и Петьку сюда примажь!

– Да пошел он…

– Стоп! – закричал зычным голосом Александр. – Отставить разговоры! Так мы и до чертиков доболтаемся!

– Но это же Гладий, падла буду! – уже вовсю разошелся Козлов. – Он мне сразу не понравился! Я его, суку, носом чую!

– Тоже мне – кобель! – разозлился Веня. – Что ж ты раньше молчал?!

Уже не помогало и то, что пар был выпущен в отсутствующего Гладия. Уже все смотрели друг на друга зверем. Еще минута – и началась бы жестокая потасовка.

– Все! Ладно, Гладий так Гладий! – махнул рукой Александр, но так резко, что все действительно замолчали. – Нам теперь надо о себе подумать.

– Ну если он нас заложил, то мы теперь у них на ладошке полностью, – обреченно сказал Кирюха. – Теперь они нас раскрутят, как хотят, а захотят – и вовсе кончат. Кто мы? Никто и ниоткуда. Перекати-поле. Родина, сами знаете, от нас откажется сразу же! Еще и прибавит чего-нибудь, чтоб уж окончательно от нас избавиться.

Эту горькую истину все и так знали, мог бы и не говорить. Но почему-то именно от этих жестоких Кирюхиных слов как-то стало у ребят легче на душе. А чего, действительно, теперь надо надеяться только на свои силы. А силы у них пока еще есть. Есть еще порох в пороховницах. Ну, подумаешь, японская тюрьма. В наших, поди, страшнее.

Турецкий уловил эту перемену в их настроении.

– А вот что, ребята, – почти весело сказал он, – давайте-ка лучше представим на минуту, что нас выпустят…

– О-о-опля… – Кирюха снова встал на руки, но теперь это был издевательский жест, мол, ты загнул командир – клоун прямо, циркач.

– Вот, блин, Кирюха, за что тебя не уважаю, что ты старших по званию не слушаешь! – раздраженно сказал Козлов. Он теперь имел право голоса и пытался к Турецкому подлизаться.

– А ты вообще молчи, ворюга, мы еще до тебя не добрались, – ответил, стоя на руках, Барковский.

– Они капитана куда-то увезли, – уже не обращал внимания на их перебранку Александр. – Вот теперь его найти будет непросто. Вот теперь задачка посерьезнее той, что с дрожжами и дерьмом.

Барковский встал на ноги.

– А ничего сложного,– сказал он бодро. – Надо только встать посреди улицы и смотреть, кто длиннее японцев, – это, ясное, дело, иностранцы. А иностранцев здесь не так уж много…

– Почему? – вообще не понял логику мысли Козлов.

– Да потому что все японцы коротышки, ты-то уж со своим расистским взглядом обратил бы на это внимание, – вставил Веня.

– А-а, вон чего, – лениво улыбнулся Митяй. – Шутки шутишь…

– Нет, сейчас рыдать начну!

– Вот молодец, Барковский, уважаю, – еле слышно сказал Александр, но так, что все невольно затаили дыхание.

– То есть? – поторопил интригующе замолчавшего капитана Веня.

– А вот и «то есть» – рост, ребята, у нашего, так сказать, подопечного вовсе не японский. Сколько он там вымахал?

– Метра под два, кажется, – сказал Веня.

– Метр девяносто семь, – вспомнил точную цифру Козлов.

– Именно! Ни в одном японском магазине на него одежку не сыщешь. А видели мы его – тогда это еще точно был он, – в цивильном костюме. Значит, где-то этот костюмчик ему купили. А теперь загадка совсем простая – где?

Турецкий таки не удержался, в нем снова заговорил «левелский» инструктор. Разжевать и в рот положить – неинтересно, а пусть сами дойдут, своим умом.

– Ну ты даешь! – развел руками Кирюха. – Это, по-твоему, простая загадка?

– Проще не бывает.

Козлов так наморщил лоб, что тот собрался в мелкую гармошку.

Веня чесал затылок. Кирюха обкусывал пальцы.

– Ладно, – сказал Турецкий, – не буду вас мучить, но впредь, ребята, будьте внимательнее…

– Все! Я вспомнил! – радостно перебил Веня. – Вешалки! В шкафу висели пустые вешалки! А на них название магазина!

– Какое? – обрадовался Александр. – Молодец, Вениамин!

– Что-то итальянское, кажется…

– Нина, что ли, – тоже начал вспоминать Кирюха. – Не… Нани… Точно, «Нани Бон»! Во, блин!

– Ну, шерлоки! Все, беру вас в свою команду! – радостно залился Александр. – Отгадали-таки!

– А что нам это дает?

– А то, что в этом магазине одежду для капитана купят еще не раз! Во всяком случае, очень хочется, чтобы…

Он не договорил;

Мягко щелкнул замок, и в кутузку вошли несколько человек. Два полицейских и трое в штатском. Эти в штатском больше всего раздражали.

– Вы русские граждане? – спросил на родном языке ребят очкастый японец.

– Да, мы русские, – нехотя ответил Турецкий. Все, передышка кончилась, началась нервотрепка.

– Ваши фамилии?

Ребята по очереди назвались.

– Вы знали, что машина находится в розыске? – спросил переводчик, выслушав предварительно вопросы полицейского чина.

– Нет! – первый закричал Козлов. – Мы не знали!

Ребята скромно промолчали.

– Мы очень хотим вам верить и надеемся, что это первый и последний серьезный ваш проступок.

Турецкому разговор переставал нравиться все больше и больше. Что-то слишком уж мягко стелят.

– За вас был внесен залог, – сказал переводчик. – Кроме того, возмещен ущерб, нанесенный пострадавшей стороне. Кроме того, мэр нашего города очень хлопотал, чтобы вас освободили…

Это ребята уже слушали как во сне.

– Поэтому вас отпускают на свободу.

Вот теперь Александр окончательно понял, что дело плохо. Они сейчас перейдут в цепкие лапы японской контрразведки. Полиция просто умывает руки.

Решетчатую дверь камеры раскрыли и ребят по одному вывели из каталажки. Здесь им выдали изъятые при аресте вещи и деньги, проводили до двери и даже распахнули ее перед ними.

– Может быть, я сошел с ума? – тихо спросил Турецкий.

– Значит, это массовое помешательство, – пожал плечами Веня.

– Почему вас выпустили? – все еще не верил своему счастью Кирюха. – Они что, так любят русских?

– Не, они просто узнали, что мы хорошие в самом деле,– сказал Веня без улыбки, и в тот же момент кто-то не видимый ребятами до сих пор именно Вене влепил звонкую оплеуху. Веня вертанулся к врагу стремительно, занес кулак для удара и… тут же вяло опустил руку. Перед ним стоял отец.

– Негодяй! Ворюга! Подонок! – кричал Леонид Моисеевич Сотников. – Это же скандал для всей мировой музыкальной общественности! Сын знаменитого виолончелиста сидит в японской тюрьме за угон машины! – При этом знаменитый виолончелист отпускал сыну увесистые пощечины. – Ты хоть понимаешь, в какое положение поставил родного отца?! Я еле уговорил мэра…

Веня стоически переносил отцовские удары. Получалось, что он расплачивался за грехи своего злейшего врага Митяя Козлова.

Тот хоть, слава Богу, не улыбался, а был даже сочувственно грустен.

В это счастье действительно трудно было поверить, но если бы Кирюха, когда приходил с Чесноковым к Леониду Моисеевичу домой, был чуть-чуть внимательнее, он бы услышал, что знаменитый виолончелист собирается на гастроли именно в Японию. Правда, он добрался до Страны восходящего солнца не на корабле, а на самолете и всего-то два дня назад начал концерты именно в Токио.

– Я как чуял! Я не зря не хотел тебя отпускать! – все бушевал Сотников -старший. – Сегодня же будь у меня в номере. Поедешь домой! А мне нужно срочно на пресс-конференцию.

– Да, отец, – ответил Вениамин, прекрасно зная, что не бросит ребят.

Если бы Сотников – старший мог предположить, что еще предстоит его сыну, он бы тут же схватил отпрыска за шиворот, бросил бы все гастроли, отвез свое чадо домой, в уютную и дорогую квартиру, и запер на все замки.

Глава девятая ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

– Ну что, нашел что-нибудь? – нетерпеливо спрашивал у Козлова Кирюха, каждую минуту толкая его локтем в бок. – Ну чего ты там так долго возишься? И слушай, может, перестанешь воздух портить, а то дышать нечем.

– Да пошел ты… Это не я. Это Венька. И вообще, отстань от меня, не мешай.

– Что ты сказал? – Веня залился краской стыда. – Да я тебе сейчас за твои слова…

– Все замолчите. И вообще, какого черта вас столько в будку набилось? На улице подождать не можете? – Турецкий легонько стукнул Кирюху по голове вешалкой. – Давайте выматывайтесь, не мешайте.

Все замолчали, но из телефонной будки никто выходить не хотел. Жутко интересно было наблюдать, как Козлов, слюнявя пальцы, перелистывает телефонную квиту, пялясь на рекламные объявления, как баран на новые ворота.

– Вот вроде похоже. – Он ткнул пальцем. – Посмотри, Саш.

Турецкий взял из его рук увесистую книгу и прочел название, в которое ткнул пальцем Козлов.

– «Нави Бон галлери»… Да, оно.

– Ну вот и хорошо, вот и отлично. – Веня с треском вырвал нужную страницу. – Пошли, нечего тут отсвечивать. А то торчат в центре города в маленькой телефонной будке четверо здоровенных мужиков. Что про нас японцы подумают?..

– Ладно, поехали в этот магазин, что ли? – Кирюха размял затекшие от долгого стояния в будке ноги. – Какой там у них адрес? Или только телефон?

– Да тут не разберешь ни хрена. – Веня повертел бумажку в руках. – А нет, есть что-то. Вот тут. И вот тут еще.

– Дай посмотреть. – Козлов заглянул через его плечо, – Точно, одни иероглифы. Че делать будем?

Турецкий подошел к обочине и поднял руку. И тут же остановилось сразу три такси.

– Ты че, им платить надо! – схватился за голову Козлов. – Они же…

Но Александр уже забрал у Вени листок, протянул в окно и ткнул пальцем в объявление:

– Can you drive us in the «Nani Bon» shop? (Можете отвезти нас в магазин «Нани Бон»?)

Водитель быстро закивал, приветливо улыбаясь, и, взглянув на листок, принялся что-то щебетать. Но его английский был столь ужасен, что Турецкий почти ничего не понимал:

Он продолжал тыкать пальцем в рекламку магазина и повторять по-английски. А потом перешел на русский:

– Нет, я его не понимаю.

– Да он понимает, что ты не понимаешь! – засмеялся Барковский. – Ты ему «бабки» покажи, он сразу повезет, куда захочешь.

Турецкий так и поступил. И только через пять минут понял, что говорил таксист: на рекламном объявлении не один адрес, а целых три.

– Что будем делать? – Турецкий растерянно поглядел на ребят.

– Я думал, что тут только одна такая «Нани», – разочарованно протянул Веня.

– Да чего ты от этих буржуев хочешь? – вздохнул Кирюха. – Ладно, скажи, чтоб вез, в какой тут ближе. Поехали.

Они влезли в машину, и таксист завел мотор…

Это был небольшой магазинчик итальянской мужской одежды. Даже больше похож на какую-то лавку, в которой продается всего восемь пиджаков, двадцать пар обуви и полтора десятка брюк.

– Что-то вроде бутика, – констатировал Сотников.

– Что-что? – переспросил Козлов.

– Темнота, – вздохнул Семен. – Бутик – магазин, где все вещи только в одном экземпляре, лапоть.

Они стояли на пороге, тихо переговариваясь и глядя на молодую смазливую продавщицу, которая кланялась им в пояс и рассматривала русских с неподдельным интересом.

– Ну че, надо идти спрашивать, где этого Немого искать. – Козлов толкнул Веню в бок.

Турецкий быстро оценил обстановку и отозвал в сторонку Кирюху. О чем они там говорили, ни Веня, ни Козлов не слышали. До них долетели только последние слова Турецкого:

– А в этом деле ты у нас, как я понял, специалист.

– Ох я специалист, ох я специалист. – Кирюха вдруг весь как-то преобразился, превратившись из простого русского парня в светского льва. – Вы, ребятки, пока гуляйте, хорошо? – промурлыкал он и шагнул в магазин, не спуская с продавщицы глаз, как удав с кролика.

Девица, продолжая улыбаться, вдруг медленно двинулась из-за прилавка навстречу Кирюхе.

– Слушай, как он это делает?.. – завистливо пробормотал Козлов. – Нет, ты только посмотри, она уже готова.

– Гуляйте, милые, очень вас прошу… – Барковский, продолжая гипнотизировать продавщицу, толкнул Веню в бок. – Красавица, тебе никто не говорил, что ты немного похожа на одну русскую актрису? Алферова такая у нас есть… Ну не стойте, мужики, выметайтесь. Минут через сорок заходите. А лучше через час. Договорились?

Ждать пришлось не сорок минут и не час. Кирюха вынырнул из двери магазинчика только под вечер. Улыбнулся, втянул полной грудью сизый смог и медленно зашагал по направлению к скверику, где его с нетерпением ждали ребята.

– Чего ты так долго? – закричал Козлов. – Я тут, понимаешь, сижу, жрать хочу, а он…

– Хам, – вздохнул Кирюха, устало опустившись на скамеечку рядом с Турецким. – Ну что про него еще можно сказать? Настоящий хам. Неудивительно, что женщины к нему плохо относятся.

– Ладно, Кирилл, давай рассказывай. Как дела?

– Ну как… – Кирюха достал сигарету и закурил. – Как положено. Вы как только вышли, я ее сразу обрабатывать начал. Ну туда-сюда, взгляды, прикосновения, шепотки…

– Какие шепотки! – засмеялся Козлов. – Ты ж языка не знаешь!

– Нет, вы видели такого жлоба? – Кирюха вздохнул. – Я ему про поэзию любовных отношений, а он мне…

– Ты давай не отвлекайся. Узнал что-нибудь? – толкнул его в бок Веня. – Тоже мне, секс-символ.

– Ну что вы все так спешите? Ну узнал я, узнал. Не торопите события. –

Кирюха поморщился. – Дайте все по порядку рассказать.

– По порядку–это как ты с нее трусы стаскивал? – раздраженно буркнул Веня. – А потом, наверно, пойдут живописания про то, какие бурные у нее были оргазмы. Нет уж, ты давай по делу.

– Ну, по делу так по делу. – Кирюха грустно вздохнул. – Раз вы поэзии не хотите, будет вам проза. Нашел я вашего капитана… То есть нашего капитана. Живет он в отеле «Хилтон» в номере девятьсот двадцать шесть. И не надо так нервничать. Если дело касается женщин, у меня сбоев еще никогда не бывало.

– Это точно? – переспросил Турецкий.

– Спрашивает! Вы ж меня знаете, братцы. Женщины от меня просто…

– Да я про гостиницу!

– Ах про гостиницу… – Кирюха разочарованно вздохнул. – Да точно, точно.

– А откуда ж ты узнал? – поинтересовался Козлов. – Ты ж языка даже не знаешь.

– Да все очень просто. – Кирюха выбросил окурок в кусты. – У них ведь тут компьютеры везде, Веня вон говорил, даже в тюрьмах. А уж в магазинах! Бухгалтерия на компьютерах, библиотеки в компьютерах, кино уже на компьютерах. Скоро детей по модему делать начнут. У них три магазина «Нани Бон галлери». И на эти три магазина одна сеть. Все покупки дороже десяти долларов заносятся в компьютер. А если одежда доставляется по адресу покупателя, то и этот адресок фигурирует с кодом кредитной карточки. Ну так вот – коттеджик, где мы дерьмо убирали, и номер в «Хилтоне» совпадают по коду кредитки. Ясно? Вот таким вот макаром и вычислил.

– Не очень, – сказал Митяй.

– Ну покупки в коттедж и в «Хилтон» делал один человек. Значит…

– Сам догадался? – опешил Козлов.

– Не, это командир, – скромно уступил приоритет Кирюха.

–Ну, это несложно, – поскромничал и Турецкий.

– А она? – удивился Сотников. – Она тебе что, разрешила в компьютере копаться?

– Да нет. Она и сейчас, наверно, спит еще. – Кирюха ухмыльнулся. – Устала, девочка. Да и я, честно говоря. Жрать хочу ужасно. Может, сходим в забегаловку какую-нибудь?

– Сходим, сходим! – засмеялся вдруг Турецкий. – Обязательно сходим. Ты у нас самый большой пирожок сегодня заработал.

– Все поднялись со скамейки и дружно зашагали к ближайшему переходу.

– Ох, чуть не забыл! – Кирюха вдруг остановился как вкопанный и хлопнул себя по лбу. – Самое главное сказать забыл.

– Что? – испугался Александр. – Что ты забыл? Кирюха вздохнул:

– Нет, ребята, это все-таки не Алферова…

Глава десятая СТРОГО ПО ПЛАНУ

Прежде чем войти в зеркальные двери «Хилтона», Турецкий остановился и, задрав голову, какое-то время внимательно следил за люлькой, которая медленно двигалась вдоль фасадной стены отеля на уровне десятого этажа. В люльке стоял парень в форменном комбинезоне и длинной шваброй водил по окнам, смывая с них налипшую за прошедшую ночь городскую пыль. На каждое окно уборщик тратил около двух минут, после чего нажимал на пульте комбинацию кнопок, и люлька самостоятельно меняла направление, двигаясь к еще не охваченному шваброй участку стены.

За три дня наблюдений удалось установить, что уборщик начинает свою работу ровно в восемь утра и до полудня успевает промыть все окна. Точно такая же люлька висела с другой стороны отеля.

Швейцар услужливо пропустил Турецкого в свои владения, не упустив возможности придирчиво осмотреть потенциального постояльца. Увиденное его удовлетворило. Александр был одет элегантно и по-деловому: темный плащ прикрывал однобортный пиджак с уголком платка в петлице, на ногах блестели лакированные туфли, в руке раскачивался атташе-кейс.

В холле «Хилтона» было безлюдно, лишь двое мужчин почитывали газеты, сидя в удобных креслах у искусственного фонтана. Александр сразу понял, что это секьюрити. Работа у них такая – целыми днями читать газеты в холле, искоса наблюдая за происходящим.

– Мне нужен номер на одного, – сказал по-английски Турецкий, вальяжно облокотившись на стойку рецепции. – Я пробуду в Токио три дня. Мое имя Питер Реддвей.

Девушка-портье распахнула перед ним регистрационную книгу и указала место для подписи. Он поставил размашистую закорючку и в следующий момент получил ключ.

– Как вы будете расплачиваться? – спросила его портье. – Кредитной карточкой или наличными?

– Кредитной карточкой, – не задумываясь, произнес Александр.

– Аригато, – поблагодарила японка и выдала Турецкому ключ.

На самом же деле в его кармане лежала столь незначительная сумма, что ее вряд ли хватило бы для оплаты пяти минут проживания в отеле. Наивные японцы, они еще не додумались, как русские, брать предоплату…

Поднявшись на свой этаж, Турецкий сделал пару шагов по коридору, но тут же вернулся в лифт и снова спустился в холл.

Завидев его, портье растянула свое и без того плоское личико в улыбке, означавшей: «Я к вашим услугам, Ред-двей-сан».

Секьюрити одновременно перевернули страницы своих газет.

– Это какой номер? – спросил он.

– Вы ходите поменять сторону? – тут же нашлась портье.

– Да, да! Поменять сторону. Не люблю солнце.

– Аригато. – Девушка протянула Турецкому другой ключ, а первый вернула на золотистый гвоздик, под табличку с соответствующим номером.

Александр открыл кейс, извлек из него продолговатый бумажный сверток.

– Вы можете положить это в сейф?

– Конечно. – Портье взяла сверток и скрылась за дверцей. Она отсутствовала всего несколько секунд, но за это время Турецкий успел пролистать регистрационную книгу и обнаружить нужную запись…

Едва он вошел в свой номер, как бросился к телефону.

– Вениамин? Я на месте. Семьсот сорок пятый.

Да, седьмой этаж, окнами на улицу. Как у тебя?

– Пока никак, я ждал твоего звонка. Кирюха пошел вантуз покупать, Митяй попрыгал за биноклем. А можно к тебе на минутку?

– Это еще зачем?

– Помыться хочу, сил нет.

– Отложим это до лучших времен.

– Ну вот… Я так не привык…

– Слушай внимательно. Нам повезло, под девятьсот двадцать шестым живет профессор Хофман, немец. Он будет здесь еще неделю.

– Целый люкс занимает? Один?

– Все, отбой. Займись делом. Я свяжусь.

Турецкий бросил трубку на рычаг, быстро скинул с себя одежду, прошлепал голыми пятками в ванную и с замиранием сердца встал под душ. Теплая вода начала нежно ласкать его тело… Ах, как давно он не испытывал такого блаженства!..

Митяй долго возился с замком, запиравшим чердачный люк. Торопиться было некуда, да и громко шуметь воспрещалось – все-таки доходный дом, еще какой-нибудь бдительный жилец услышит да и выглянет на лестничную клетку…

Наконец тонкая дужка треснула под нажимом обрезка железной трубы.

Оказавшись на чердаке, Козлов вынул из кармана пластмассовую детскую рацию, вытянул из нее антенну. В динамике что-то зашуршало, захрустело.

– Александр, Александр, Саш, выхожу на крышу… Прием…

– Понял тебя… Наблюдай… Прием…

Слышимость была отвратительная, но все же голос Турецкого иногда пробивался сквозь помехи.

Да, денег хватило только, на игрушку, но и она позволяла держать какую-никакую связь: расстояние между говорившими было ничтожно мало. Козлов находился в доме напротив «Хилтона», метрах в тридцати от Турецкого. Присев у невысокого бордюрчика, огораживавшего край крыши, Козлов приставил к глазам бинокль, навел фокус… Девятый этаж, крайнее правое окно. Спальня номера люкс.

– Я вижу его, прием… Хоть бы жалюзи опустили, олухи…

Капитан с закрытыми глазами лежал на широкой кровати. Его левое запястье было пристегнуто наручниками к высокой кроватной спинке. В соседней комнате, у телевизора, спиной к Митяю, сидел коренастый мужчина.

– Один охранник, прием… Нет, появился второй… Застегивает ширинку…

– Посмотри в восемьсот двадцать шестой, прием…

Митяй переместил взгляд на окна этажом ниже.

– Пусто… На столике стоит фотография… Какой-то мужик с бабой… Вроде свадебная. Прием…

– Как выглядит? Мужчина.

– Лысый, с усами, уши оттопыренные, в очках… Вылитый профессор…

– Хофман.

Вечером в мотеле состоялся последний сбор перед операцией. Турецкий подробно объяснил каждому члену команды его будущие действия. Захват капитана наметили на следующее утро, именно в тот момент, когда охранники покинут номер и спустятся в ресторан.

– Не понимаю. – У Козлова вдруг возникло какое-то подозрение. – Почему бы им не заказывать еду в номер? Они отсутствовали сегодня больше двадцати минут, своими глазами видел!..

– Значит, так им удобнее, – пожал плечами Сотников. – К тому же в коридоре установлен постоянный пост, мимо него и мышь не проползет.

– Все верно, у каждого свои методы, – поддержал Веню Турецкий. – Главная опасность как раз исходит от официанта, в него может переодеться кто угодно. А нет официанта, нет и головной боли.

Они никого не должны впускать в номер.

– Ну не знаю… – тихо сказал Митяй. – Как-то это все…

– Не волнуйся, нам просто немножко везет, а в последнее время это случается крайне редко. – Александр положил руку на его плечо. – Тут радоваться надо!..

Турецкий немного лукавил. Он и сам чувствовал, что не все гладко, не все ясно, есть какой-то подвох. Но списывал это на свою подозрительность и усталость.

– И вообще, они вряд ли ожидают, что мы сможем так быстро вычислить их нору, – окончательно успокоил всех Кирхоха. – Им пока еще не доступен секрет моего грозного оружия, перед которым не устоит ни одна баба.

– Береги свое оружие, – усмехнулся Веня. – Если до него доберутся враги…

– Его придется самоуничтожить, чтобы сохранить военную тайну! – раскатисто заржал Козлов.

– Действуем строго по плану, не отклоняемся от него. ни на миллиметр. – Александр протянул ладонь, и все остальные положили на нее свои руки. – С Богом, ребята…

… – Профессор вышел, – передал со своего наблюдательного пункта Козлов. – Смотри не перепутай.

– Понял, встречаю. – Сотников спрятал рацию в карман и вошел в гостиничный холл.

Вскоре над одним из лифтов начало перемигиваться световое табло. Восемь, семь, шесть… Створки отворились, из лифта вышел лысый мужчина с усами и в очках. На нем был парадный смокинг.

На улице, под длинным матерчатым козырьком, его уже поджидал роскошный лимузин.

– Герр Хофман, машина к вашим услугам. – Шофер распахнул дверцу.

Профессор чванливо кивнул, сел в просторный салон. Через минуту автомобиль сорвался с места, но, не доезжая до первого перекрестка, оказался в хвосте длинной пробки…

Веня побежал на угол, где к фонарному столбу был прикован старенький мотороллер, снял с колеса цепь и, запустив двигатель, выехал на дорогу.

В условиях глухого трафика скоростные качества лимузина и мотороллера практически уравниваются…

Кирюха вышел на крышу отеля. Он в рабочем комбинезоне, на его лице плотно сидит черная маска, через плечо, словно охотничий карабин, лихо перекинут вантуз. – Уборщики не заметили чужака, они заняты делом! – готовят свои люльки к работе, капают на шестеренки машинным маслом.

Кирюха подкрался к одному из них, бесшумно вырубил его ребром ладони по шее, затем аккуратно уложил вдоль бордюрчика. Спустя пять секунд рядом с ним оказался второй парень в такой же бесчувственной позе.

Барковский вытащил из спортивной сумки моток веревки и свернутый в рулон широкий кусок брезента, крепко связал уборщикам руки и ноги, скотчем залепил им рты, затем встряхнул брезент, плавным движением опуская его на тела…

– Не обижайтесь, ребята, лишний отдых еще никому не вредил. – Кирюха прыгнул в люльку, внимательно рассмотрел разноцветные кнопочки и рычажки пульта управления. – Если б еще понять, как эта фиговина работает…

В номере Турецкого зазвонил телефон. На другом конце провода запыхавшийся Сотников.

– Здесь какой-то форум или съезд! – рапортует он. – От лимузинов в глазах рябит, охраны куча! Представляешь, я его чуть не отпустил!.. Он как газанет на эстакаде!..

– Где ты территориально?

– Понятия не имею. Вроде на севере… Тут какое-то здание, внешне похожее на театр, музыка играет.

– Ты можешь пробраться внутрь?

– Исключено. Буду караулить на улице.

Александр у двери с табличкой «826», вставил в замочную скважину две заколки для волос, нащупал пазики. Послышался тихий щелчок.

В профессорском номере пахло дорогим табаком. Александр подошел к окну, поднял жалюзи.

– Здравствуй, Саша, Новый год! – доносится из рации радостный голос Митяя. – Я тебя вижу, командир!

…Кирюхе потребовалось всего несколько попыток, чтобы разобраться, что к чему. Люлька слушалась его, повиновалась каждому его желанию, безотказно плывя вдоль стены в любом направлении. Сейчас она зависла на уровне пятнадцатого этажа. Кирюха макнул взъерошенную швабру в ведерко со специальной моющей жидкостью и ожесточенно стал тереть окна.

– Все спокойно, без перемен, – докладывает Козлов. – Наш клиент дрыхнет, вертухаи мультяшки смотрят… А я ссать хочу, сил уже никаких нет.

– Сколько можно дрыхнуть? – удивляется Кирюха.

Турецкий упал на пол и откатился под кровать. В следующий момент открылась дверь и в номер въехал пылесос. Вслед за ним вошла уборщица. Александр мог видеть только ее ноги с синеватыми прожилками под коленями.

Ничего страшного, этого следовало ожидать, только бы она побыстрей закончила…

Но, как назло, она и не думает спешить. Сначала долго шуршит постельным бельем, затем лениво передвигается по комнате, держа перед собой хобот пылесоса, с особой тщательностью чистит коврик…

– Без изменений, – вдруг начинает пищать рация. –

А я, кажется, только что…

Женские ноги вздрогнули. Турецкий зажал динамик ладонью, перестал дышать, прижался к стене…

Нет, она ничего не слышала. А если и слышала, то не поняла, откуда взялся этот странный звук…

Еще несколько минут уборщица меняет в ванной полотенца и дезинфицирует унитаз, прежде чем наконец покинуть номер и запереть за собой дверь…

– Они выходят! – кричит Митяй. – Выходят! Кирюха, ты слышишь меня? Прием!

– Слышу, слышу… – Барковский бросил швабру на дно люльки и, повернув зеленый рычаг против Часовой стрелки, начал медленно снижаться.

– Все! Вышли! Кирюха, поторопись, миленький!

– Здесь нет коробки переключения скоростей…

Едва люлька поравнялась с окном девятьсот двадцать шестого номера, как Кирюха выхватил из-за плеча вантуз и с размаха всадил его в светонепроницаемое стекло. Резиновый наконечник присосался намертво, а дальше уже дело техники – описать стеклорезом ровный круг, чуть надавить на деревянную ручку вантуза и одновременно с этим легонько хлопнуть ладонью по раме.

Получилось ровное отверстие. Барковский просунул в него руку, нащупал щеколду, дернул за нее, открыл окно.

Все, дело сделано, вот она цель!

– Капитан, просыпайтесь! – почти орет Кирюха.

Но мужчина не реагирует.

Кирюха спрыгнул с подоконника, кинулся к капитану, стал тормошить его.

– Да вставайте же, черт бы вас побрал!

Безрезультатно. Игорь Степанович, или как там его еще, лишь бормотал что-то нечленораздельное, причмокивал сухими губами. Барковский осторожно приподнял ему веки. Глаза покрыты белой поволокой… Без сознания…

Кирюха вынул из воротничка рубашки булавку, склонился над наручниками. Щелк, и готово, охранники не поставили замок на фиксатор.

– Что же мне делать с тобой? – Кирюха с ужасом понял, что в капитане не меньше центнера чистого веса. – Александр, приготовься! – громко шепчет он в рацию. – Клиента чем-то напичкали, он в полнейшей отключке.

Затем присел на корточки, подтащил капитана к краю кровати и рывком забросил его себе на плечи. Отдышавшись, медленно распрямился. Ноги начали подрагивать от напряжения. Тяжесть невероятная, только бы устоять, только бы добраться до окна…

Но вот грузное тело легло в люльку. Нет времени переводить дух, охранники могут вернуться в любой момент. А еще надо успеть свернуть с пластиковой бутылки герметичную крышку и брызнуть несколько капель крови на кровать, на пол, за подоконник…

– Я держу, держу! – Турецкий подхватил капитана под мышки и втащил его в комнату.

Кирюха прыгнул следом. Вдвоем они перенесли тело в ванную, затем возвратились к окну.

Александр запрыгнул в люльку.

– Жми на этот рычаг, – подсказал ему Кирюха. – Отпустишь, эта штуковина сразу остановится.

– Дай мне кейс, он там, под кроватью.

Люлька подкатывает к противоположному углу дома. Турецкий вынул из кейса свой старый шерстяной свитер, намотал его на кулак и одним резким ударом разбил окно. Жаль, осколки разлетелись как-то тихо. Погромче бы, поэффектней…

Так, люлька свое отработала.

Осторожно, чтобы не пораниться торчащими из рамы стеклами, Александр проник в окно. Перебрался на пожарную лестницу. В одной руке кейс, в другой – бутылка с кровью. Быстро спустился, перепрыгивая через несколько ступенек, оставляя за собой тонкий кровавый след.

Наконец нижний этаж. Изнутри дверь открывается просто, без ключа. Турецкий выглянул на улицу. Внутренний дворик пуст. Вышел, закрыл за собой дверь. Прислонившись спиной к стене, снял растоптанные ботинки, надел новые лакированные туфли. Бутылка, свитер и ботинки исчезли в кейсе…

* * *

Александр подошел к стойке администратора. На этот раз дежурит мужчина. Приветливо улыбается.

– Я хотел бы взять из сейфа свою вещь,– обратился к нему по-английски Турецкий и показал ключ от своего номера.

Спустя минуту портье протянул ему бумажный сверток, спросил неожиданно:

– На улице не холодно без плаща?

– Я на машине. Аригато.

Из ресторана вышли двое громил с оттянутыми пиджачными карманами. Турецкий прежде не видел их в лицо, но сразу понял – они. Быстро управились с завтраком…

Втроем зашли в лифт. Громилы над чем-то хихикали, у них хорошее настроение, они еще ни о чем не догадываются.

Турецкий невольно улыбнулся – все-таки наша взяла. Вышел на восьмом этаже. Громилы, что вполне естественно, поехали до девятого.

– Вернулись, голубчики!– сообщает Козлов, когда Александр стучит условленным кодом в дверь профессорского номера. – Ну и рожи уних! Бросаются к окну! О, люльку увидели! Все по плану, братцы! Отбой!

…Турецкий бросил короткий взгляд на часы. Полдень. Минуту назад позвонил Сотников. Профессор из здания не выходил. Значит, запас времени еще есть…

К счастью, агенты японской разведки, заглотив наживку, сразу пошли по ложному пути. Даже не перекрыв все входы-выходы из отеля, они начали прочесывать пожарную лестницу, затем вызвали собак, которые неожиданно, прямо посреди улицы, потеряли след…

За всей этой суетой наблюдал Козлов. Самодовольно улыбаясь, он докладывал по рации о каждом шаге противника. Вероятно, рассказы сотрудников отеля также не принесут положительных результатов. Особый допрос устроят гостиничным секьюрити, но те будут клясться, что никто, кроме постояльцев, мимо них в это утро не проходил…

Александр и Кирюха пытались привести Немого в чувство. Они уложили его в ванну, пустили холодную воду, но сознание капитана было настолько затуманено, что через час водных процедур он едва, мог пошевелиться и лишь протяжно мычал:

– Не зна-а-ааа-ю… Не зна-а-ааа-ю…

Плачевное зрелище.

Дольше держать Игоря Степановича в холодной воде было нельзя. Пришлось обернуть простыней, перенести в комнату, усадить в кресло и ждать, когда сознание вернется к нему. Немой обязательно должен был встать на ноги, иначе операции грозил глупейший провал… Казалось бы, все предусмотрели, но в итоге капитан оказался совершенно нетранспортабелен. А выносить его из отеля на руках, при этом не обратив на себя внимания, не то что практически – теоретически невозможно.

Оставалось надеяться на то, что профессор будет торчать в театре до поздней ночи.

– Да уж, сами загнали себя в клетку… – проговорил Кирюха, развешивая на горячей трубе капитанские вещи. – Теперь ни бзднуть ни перднуть… Ну и влипли…

Тут он сделал какое-то неосторожное движение, и рукав рубашки с треском разъехался по шву.

– Ч-черт! Все не слава Богу!

Вдруг что-то тихо звякнуло, ударившись о пол. Кирюха присел на корточки, провел ладонью по гладкому кафелю.

– Саш, иди сюда! Быстро!

Через мгновение Турецкий очутился в дверном проеме.

– Как ты думаешь, что это такое? – К подушечке Кирюхиного пальца прилипла крошечная железная пластина серебристого цвета. – Только что выпало из рубашки нашего толстяка…

Александр взял пластину, поднес ее глазам, после чего растерянно присвистнул:

– Отлично. Они знают, что мы здесь…

– Кто знает? – удивленно раскрыл рот Кирюха.

– Японцы…

– Откуда? Каким образом?

– Это маяк… Самый элементарный из всех, что только существуют… Посылает устойчивый радиосигнал… Это они нас обманули, а не мы их. Это мы действовали, братцы, строго по их плану. Обманули нас, как малолетних сопляков…

Кирюха ошарашенно хлопал глазами. Может, Турецкий шутил? Нет, на Александре не было лица, да и ситуация для таких шуточек явно неподходящая…

– Но почему же?.. – пробормотал он. – Зачем?.. Что все это значит?..

– Это значит, что капитан до сих пор держал язык за зубами. – Турецкий прошел в комнату и аккуратно положил пластину на середину письменного столика. – Это значит, что японцы до сих пор не знают, где находится груз, и решились на последний шаг. Они отдали нам Немого, как приманку. Они хотят проследить за его передвижениями. Рискованный шаг… В конце концов, мы могли сразу убрать капитана…

– Выходит, у них просто не оставалось другого выхода? – догадался Кирюха. – Или пан, или пропал?

– Выходит, так…

– И что нам теперь делать?

В этот момент раздалась трель телефонного звонка. Александр сорвал трубку. Это был Сотников с очередным докладом.

– Только что Хофман сел в лимузин…

Глава одиннадцатая НЕМОЙ

– Так что нам делать?! – заметался по номеру от окна к двери Кирюха.

– Уходить! Мотать! Драпака давать! Пятками сверкать! – закричал Турецкий.

И оба тут же обернулись к капитану. Ни о каком «драпаке» и речи быть не могло. Двухметровый капитан был чурбан чурбаном. С ним не то что бежать – ходить можно было только медленно и напряженно.

– Так, спокойно, – вдруг собрался Александр. – А чего мы, собственно, суетимся? Уходим просто. Где этот маячок? – Он взял со стола электронную штучку. – Они нас должны выпустить, потому что надеются, что капитан приведет нас к грузу.

Он сунул маячок в карман. Подошел к Немому, натужно взвалил его на плечи и потащил к выходу.

Кирюха ничего не соображал, но послушно поплелся вслед за Турецким.

– Вызывай наших. Сбор внизу, у выхода. Если получится, пусть достанут носилки, если не получится – потащим так.

Через десять минут все были на месте, носилок к сожалению не достали.

По поводу японских контрразведчиков Александр был спокоен, но вот гостиничные секьюрити – те так просто вынести человека из отеля не дадут. Значит, надо что-то придумывать.

Снова что-то придумывать.

– Дмитрий, – скомандовал в рацию Александр, – сейчас мы тебе сбросим одежку, ты быстро переодеваешься и входишь в отель, как поддатый до последней степени. Понял? Прием.

– Не-а…

– Очень просто, надо пьяным прикинуться, и все.

– Я не артист вам, – вдруг гордо заявила рация. –

Я – морская пехота.

Кирюха обычным своим:

– Сука. Дай, командир, мне, я ему скажу. Александр рацию не отдал.

– Дмитрий, это приказ, – сказал он.

– Интересно, а как он будет звучать по уставу? – ехидно спросила рация.

– Очень просто, – на ходу соображал Турецкий. – Товарищ старший лейтенант, приказываю вам замаскироваться под пьяного и проникнуть на территорию отеля.

– Есть, – ответила рация по-военному.

Дверь отеля «Хилтон» распахнулась с таким треском, что чуть не вывалилась из петель. Старший лейтенант Козлов старался вовсю. Черные очки сползли на самый кончик носа, галстук был развязан и чуть не волочился по земле.

Он специально задел за журнальный столик, где расположился читающий газету секьюрити, сказал:

– Прости, братан, я сорри.

Охранник поднялся во весь свой рост, и оказалось, что Митяю он и до подмышки не достает.

– Дринкнуть хочу, японский городовой, слышь, где тут у вас?

Митяй выразительно щелкнул себя по подбородку, а для большей доходчивости сыграл неумелую пантомиму: наливает и выпивает. Тут он немного переиграл, потому что занюхал «выпитое» рукавом.

Но охранник широко улыбнулся, от чего глазки его стали еще уже, и показал на вход в бар.

Другой секьюрити что-то недовольно пробурчал, но первый снисходительно махнул рукой, дескать, пусть пьет еще. Наверное, он небезосновательно считал, что русским надо выпивать много.

Митяй, сильно шатаясь, вошел в бар, но тут, воспользовавшись темнотой, незаметно прошмыгнул к другому выходу и уже через три минуты был в номере Александра.

Уходить из отеля Митяю пришлось уже не так шумно. Он вышел через служебный выход и помчался, огибая здание, к машине, в которой сидел Веня и ждал появления Александра и капитана Немого.

Кирюха воспользовался тем же путем, что и Митяй.

Теперь оставалось самое сложное – вывести из отеля капитана.

Немой, конечно, мало был похож на Козлова, но Александр рассудил так: «Если для европейца все японцы на одно лицо, то, может быть, и мы для них так же».

До бара он добрался почти без приключений. В коридорах отеля было пусто. Тут он тоже воспользовался темнотой, незаметно усадил Немого за столик и подошел к бармену.

– Two scotch! – попросил он, показывая два пальца на бутылку виски.

Бармен сумел скрыть свое недоумение – он и не заметил, как люди оказались в его заведении. Но честно налил два стакана виски со льдом и содовой.

Александр, скрепя сердце, расплатился почти что последними деньгами. Вернулся к столу, свою рюмку опрокинул быстро, а вот в капитана влить никак не получалось, тот только мычал и мотал головой.

– Да сделайте вы хоть глоток, – умолял Александр.

Капитан не реагировал.

Тогда Турецкий запрокинул ему голову, зажал пальцами нос, а когда Немой открыл рот, влил рюмку прямо в глотку. Капитан закашлялся, задергал головой.

– Ну вот, перебрал! – вскочил на ноги Александр. –

Пойдем проветримся. Мой друг очень пьян!

Бармена за стойкой не было, поэтому английский Турецкого прозвучал очень неестественно.

Для кого Турецкий это говорил – неясно. Но что-то же надо было сказать.

Капитан на ногах, естественно, не держался.

Пришлось взвалить его на плечи. Хорошо, что возле двери Александр спохватился и нацепил на нос Немому темные очки.

Охранники очень веселились, когда Турецкий на себе вынес из бара «пьяного» друга, который был куда длиннее его самого. Они живо переговаривались между собой. Кажется, подмены они не заметили.

Неожиданное препятствие ждало Турецкого и Немого на улице. Потому что «дормен», отельный служащий, дежуривший у дверей отеля, увидев постояльцев в таком неустойчивом положении, поднял руку, и тут же к нему подкатило такси.

– No-no, thank you! – замотал головой Александр. –

We want walk… Аригато!

Но «дормен» его не понимал. Он услужливо распахнул дверцу машины и стал помогать нести Немого,

– Get out! – озлобился Александр. Он понимал, что ведет себя слишком подозрительно, что сейчас полицейский, который стоит неподалеку, обратит внимание на странную сцену, подойдет разобраться, а разбираться с японской полицией уже надоело.

Ребята ждали его за углом. Отцепиться от «дормена» и добраться до угла – теперь была единственная мечта жизни Александра Турецкого.

Наверное, если о чем-то сильно мечтаешь, оно сбывается, но самым неожиданным образом.

– Ага, – сказал вдруг капитан, открыл глаза, увидел, что его несут на плечах, быстро освободился от Александровых цепких рук и самостоятельно встал на ноги. – Ты кто такой? Куда меня тащишь? – спросил он удивительно трезво.

– Все-все, мы сами, мы погулять, подышать! – обрадовался Александр.

Но теперь, когда «дормен» почти отстал, заартачился капитан. Он никак не хотел идти за Александром.

– Куда ты меня ведешь? – отбрыкивался капитан.

– Домой, куда еще! В Россию!

До угла капитан кое-как дошел сам, но перед самым поворотом ноги его вдруг снова стали мягкими, и он свалился бы на тротуар, если бы Александр вовремя не подхватил его на руки. Ух и тяжелый!

Тут уже и ребята подоспели.

Снова отключившегося Немого сунули на заднее сиденье машины, сложив его пополам, и рванули с места.

Но как бы быстро они ни ехали, Александр знал, что хвостов за ними – несчитано. Маячок в его кармане работал, надо полагать, исправно.

– Теперь так, – сказал он, когда встали в пробке где-то на центральной улице. – Дима, сколько у нас денег осталось?

– Ничего не осталось, – был угрюмый ответ.

– Старший лейтенант Козлов, доложите, сколько наличных денег в распоряжении команды? – повысил голос Александр.

– Мало.

– Точнее!

– В иенах или в долларах? – все не сдавался Митяй.

– Значит, так, ты у нас мастер на все руки, сможешь за три минуты перекрасить наш драндулет в другой цвет?

Митяй сидел на переднем сиденье и чуть шею не вывернул от удивления.

– За сколько?..

Все это проделывалось в тоннеле. На медленном ходу из машины выскочили Митяй и Кирюха, нашли магазин автопринадлежностей и купили белой краски. За это время машина, сделав невообразимую петлю, снова оказалась в том же тоннеле, где движение теперь застопорилось надолго. Благо их машине перегородила дорогу огромная фура.

Да, Митяй, конечно, был мастер на все руки, это отметил даже Веня Сотников, хотя ничего хорошего он вообще-то про Козлова даже думать себе не позволял.

Покраска заняла, правда, не три минуты, а все семь. Не очень аккуратно получилось, но машина теперь блестит белизной, как невеста.

Александр подошел к оливковой «мазде», которая стояла в соседнем ряду, заглянул в открытое окно и, показывая карту, спросил по-английски:

– Нам надо на юг, – ткнул он пальцем, – вы не подскажете, как проехать?

Молоденькая японка защебетала радостно и приветливо:

– О, конечно, я вам покажу.

Александр передал ей карту, и она стала водить по ней Пальцем.

Когда он вернулся в машину, маячка при нем уже не было… Его увезла с собой «мазда».

* * *

– Вы кто?

От этого голоса все обернулись.

Капитан приходил в себя. Теперь уже окончательно. Он приподнял голову и с удивлением рассматривал своих спутников.

– Тебя я где-то видел, – наморщил он лоб, вглядываясь в Александра.

– Точно, мы вместе выпивали, – честно признался Турецкий.

– Так вы кто?

– Мы – твоя свобода, дружок, – тихо сказал Кирюха,– а может, твоя неволя.

– Вы же русские?

– Мы-то – да. А ты чей? – склонился к капитану Веня. –

Есть такое большое подозрение, что ты вовсе уже японец.

До капитана доходило плохо.

– В каком смысле?

– В смысле – продался, – просто рубанул Митяй.

– Ну вот, – даже не удивился Немой. – Теперь верю, что вы – наши. Эти сразу с подозрений начинают. А так, чтобы хоть чуть-чуть мозгами пораскинуть, – ни за что.

– Во разговорился, – обиделся Кирюха, – лучше б ты в самом деле был немой.

– Кто вас послал? – спросил капитан, пропустив каламбур мимо ушей.

– Да вот едем с самого Савеловского вокзала, – снова скаламбурил Кирюха.

– Ясно. А на Савеловском вокзале вам не сказали про оборудование?

– Сказали.

– И что?

– Да есть у нас тут задание – достать сокровища Нептуна со дна моря. – Это уже Митяй.

– Чудно, – улыбнулся капитан, – что же вы его не достали?

– Да недосуг все как-то… За тобой охотились.

– А вот японцам, я думаю, вполне досуг было. Только и они его не достали. Потому что…

– Что?

Но капитан замолчал.

Александру этот разговор показался странным. Немой сам же подтверждал те мысли, которые и Александру приходили в голову. Если бы японцы достали оборудование – кстати, что там за драгоценность такая в самом деле? – то разве они устроили бы такой спектакль? Разве дали бы капитану уйти, навесив на него маяк. Значит, капитан молчал. Значит, когда нужно, он действительно немой.

– Вы куда его спрятали? – напрямик спросил Александр.

– Девичья фамилия вашей матери? – вопросом на вопрос ответил капитан.

Александр чуть не поперхнулся. И чуть было не назвал фамилию своей матери, правда, сообразил, о чем речь.

– Волошина.

– Тогда дай карту, Чесноков. – Капитан с трудом поднялся на сиденье. – Тебе я покажу.

– Я вообще-то не Чесноков, – сказал Александр. – Я… Впрочем, это не имеет значения. Чесноков в последний момент из игры выбыл. Я – замена.

– И как тебя зовут, замена?

– Александр.

Ребята заулыбались. Нет, это все-таки здорово, когда враг оказывается другом.

Да, они были подозрительными, это уже въелось в их мозги, видать, с совковских времен – кругом враги. Но до чего же это скучно и противно. До чего же враждуют эти мозги с душой – широкой и открытой: друзей больше, куда больше!

Глава двенадцатая КРЕСТИК

Ночь опустилась быстро и как-то незаметно, будто с неба на землю упало плотное покрывало.

Наконец добрались до указанной на схеме развилки. Город Иваки был прямо но пути, им же надо было свернуть влево, на узкую дорогу, уходящую в лес, и двигать по ней до крестика. Что означал этот крестик, никто не знал.

– Разберемся на местности, – сказал Турецкий, протирая ладонями уставшие глаза. – Они должны как-то дать, о себе знать.

Сотников и Кирюха спали, уютно приткнувшись друг к другу плечами.

Игорь Степанович, не моргая, как-то обреченно смотрел на белые разделительные полосы, которые смело ныряли под колеса автомобиля.

Лес сгущался. Верхушки высоких елей сгибались под тяжестью набухшего мокрого снега, образуя над дорогой. плотный таинственный купол. Все-таки красиво поздней осенью в Японии. Приехать как-нибудь сюда еще разок, туристами…

– Мы не заблудимся? – обеспокоенно спросил Митяй. – Уже десять километров отпахали…

– Не должны, – Александр еще раз сверился со схемой.

– Не опоздать бы. Что делать в этой глухомани целые сутки? У нас ни жратвы, ни денег…

Спустя несколько минут они въехали в крошечную деревушку. Козлов замедлил ход. Турецкий внимательно всмотрелся в ночную мглу. Единственная кривая улочка была пуста. Ни души, ни движения чьей-либо тени… Окна во всех домиках погашены. Японские крестьяне уже спали.

– По карте все сходится, это точно где-то здесь.

Что может означать этот крест? – пробурчал Митяй.

– Кладбище… – безразличным тоном произнес Игорь Степанович. – На всех картах крестом всегда обозначаются места захоронений, молодой человек…

– Очень романтично, – хмыкнул Козлов.

– Да уж… – согласился с ним Немой. – Лучшего места для убийства не отыскать…

Турецкий укоризненно покачал головой. У Игоря Степановича явно начиналась мания преследования. Впрочем, ничего удивительного, после такой-то дозы наркотиков.

Лично у Турецкого не было тревожного предчувствия. Все шло по плану, он теперь полностью владел ситуацией верил в ребят; а те, что куда важнее, верили в него. Раскусить бы Гладия пораньше, тогда бы все прошло чисто… Так ведь предательство – вещь непредсказуемая. Теперь вот надо отдать капитана своим с рук на руки, как и было запланировано в Москве.

Правда, капитану эта затея почему-то не нравилась, но, честно говоря, Турецкому было все равно. Он выполнял задание. И первая его часть сегодня заканчивалась. Как считал Александр – самая трудная.

– Останови, – приказал он Митяю. – Пройдусь маленько.

– Я с тобой! – встрепенулся Кирюха.

Нет, все оставайтесь в машине. Игорь Степанович, – ему вдруг захотелось как-то обнадежить моряка, – не волнуйтесь, мы вас в обиду не дадим.

– Да-да, конечно… – безучастно пробормотал Немой.

– И вообще, вы скоро уже будете дома…

– Да-да, конечно… – повторил Игорь Степанович.

– Ну что вы заладили! – Александр вылез из машины и с силой захлопнул за собой дверцу.

В нос сразу ударил морозец, аж дыхание перехватило. Сунув руки глубоко в карманы, Турецкий заскользил вдоль по улочке. Мохнатая собачонка, дремавшая на крыльце маленького ухоженного домика, завидев чужака, залилась истошным лаем.

Александр ускорил шаг и даже не заметил, как улочка кончилась, а вместе с ней кончилась и деревенька. Он уже хотел было повернуть назад, как заметил тропинку. Освещаемая полной луной, она тянулась от крайнего дома к лесу, замысловато петляя между кустами. Другого пути не было…

Снег усилился. Белые хлопья бесшумно ложились на простуженную землю, покрывая тоненьким мшистым слоем свежие отпечатки человеческих следов.

Их было трое… На подошвах одного из них редкие по красоте протекторы – какой-то хищник завис в нескончаемом прыжке. Размер не меньше сорок пятого… Они были здесь совсем недавно, а значит, далеко уйти не могли.

Турецкий помахал рукой ребятам, мол, все в порядке, и побежал по тропинке. Через минуту он был уже в лесу, куда почти не проникал лунный свет, так что приходилось всматриваться под ноги, чтобы случайно не сбиться с пути. И вдруг его окликнули…

– Александр!

В звенящей тишине этот негромкий голос зазвучал оглушительным рыком.

Александр невольно вздрогнул, обернулся. Чуть в стороне он увидел три мужские фигуры, плотно упакованные в куртки – «аляски». Они стояли у невысокой ограды, за которой туманно просматривались покрытые снегом могильные камни. Так и есть, кладбище…

– Наконец-то! – От троицы отделилась темная фигура и начала быстро приближаться к Турецкому. – Мы тебя шестые сутки пасем. Какого хрена вы там делали?

Турецкому сразу резанула слух хамская и какая-то пренебрежительная интонация, а потому он тут же огрызнулся:

– Это вас надо спросить! – Где Немой?

– Где надо.

– Он жив?

– Да.

– Молодец, хорошая работа.

Голос заметно потеплел и вдруг показался Александру знакомым. Когда-то он его уже слышал. Но где?

– Кофейку хлебнешь? У нас тут термос, греемся… – Парень скинул с головы капюшон и приветливо протянул ладонь. – Хочешь не хочешь, а нам с тобой теперь надо дружить.

Турецкий не ошибся, они уже прежде встречались. В номере люкс гостиницы «Ярославская», когда получал инструкции перед операцией. Молоденький оперативник с прозрачными голубыми глазами. Тогда он вел себя скромнее, прислуживая полковнику Савелову.

Приятно встретить на чужбине знакомца,– улыбнулся голубоглазый. Впрочем, в ночной темноте можно было различить лишь поблескивание белков. – Так сказать, земелю. Давай хоть обнимемся.

– Погоди, дружок… – Александр крепко пожал ему руку, но разжимать пальцы не спешил. – Сначала я тебя кое о чем спрошу. Почему в банке не было счета?

– В какой банке?

– Не прикидывайся.

– Руку пусти…

– Что произошло? – тихо, чтобы другие не услышали, спрашивал Турецкий. – Кто виноват?

– Что делать? – продолжил цепочку оперативник.

– Тебе бы сейчас подумать – быть или не быть? – сказал Турецкий и покрепче сжал руку.

– Пусти, ты что! Честно, не знаю. Мы в Японии больше недели, вылетели вслед за вами.

– Кто вас прикрывает? – чуть ослабил хватку Александр.

– Здесь? Никто… Мы сами по себе, так же, как и вы… Мне больно…

– Ничего, потерпишь. За нами кто-то присматривает, кто-то постоянно сует нос в наши дела. Ты, случайно, не в курсе, кто бы это мог быть? Неделю в Японии, говоришь?

– Я тебе приказываю… – Парень заскрипел зубами. – Как старший по званию!.. Я майор, чтоб ты знал! Я понятия не имею, что случилось с тобой и с твоими людьми. У меня свой приказ.

– Ладно, живи… – Александр раскрыл ладонь. – И не обижайся… Нервы ни к черту…

– Понимаю, – кажется, не обиделся голубоглазый, только, поморщившись, встряхнул запястьем. – Немого нужно успеть доставить к парому. Он далеко?

– Две минуты ходьбы.

– Он сказал, где груз?

-Да.

– Проводишь меня. Ждите здесь! – скомандовал парень мужчинам, которые так и не сдвинулись ни на шаг от ограды, будто примерзли к ней.

– Пошли, – Турецкий кивком головы указал на тропинку. – Кстати, как звать-то тебя?

– Егор.

– Егор – майор… Смешно…

– Ничего смешного…

– Молодой больно.

– В январе двадцать шесть будет.

– Это ж как надо служить, – сделал ироничное ударение на последнем слове Турецкий, – чтобы к двадцати шести годам большую звездочку получить?

– Вот что, умник… – сверкнул глазами Егор, резко обернувшись к Александру. – Не тебе о моей службе судить. Думаешь, один ты под пулями ходил? Я тоже нахлебался по самое «не могу»! Поэтому ты угадал – служил я честно. А такие герои, как ты, у меня полы в сортирах драили. Могу и тебя «половым капитаном» заделать.

Турецкий лишь ухмыльнулся: его считают младшим по званию – пусть, он потерпит. Кажется, его расследование теперь только начинается. Зачем же портить всю картину?

– Обойдусь, – сказал он.

Егор помолчал. А потом обернулся с широкой улыбкой:

– Слушай, чего мы собачимся? Я, ей-богу, рад вас встретить. Ты еще не просек? Вот рожу русскую увидишь, и все, словно брата встретил.

– Ладно, майор, я сам рад, – улыбнулся в ответ Александр.

Они снова пожали друг другу руки, но теперь уже без болевых приемов.

Быстро вышли к деревушке. Козлов приветливо поморгал им фарами.

Не дожидаясь особого приглашения, Игорь Степанович вышел из машины, напоследок шепнув ребятам:

– Прощайте…

– Мы вас обязательно отыщем! – пообещал Кирюха. – Это надо будет как-нибудь отметить. Кстати, с вас поллитровочка, капитан!

– Да-да, конечно…

Немой двинулся навстречу Турецкому и Егору-майору.

– Вот, вручаю вас этому товарищу в целости и сохранности, – сказал Александр. – Желаю удачи.

– И вам того же…

– Здравствуйте. – Егор внимательно всмотрелся в лицо Игоря Степановича, мысленно сопоставляя его с виденным ранее фотопортретом. – Пройдемте с нами. Тут неподалеку ждет машина. Вас переправят к берегу, а дальше на пароме.

– С нами? – переспросил Турецкий.

– Да, капитан, мне надо передать вам кое-какие инструкции. – Егор вдруг начал обращаться к Турецкому официально, на «вы». – Так что составьте нам с Игорем Степановичем компанию. Надеюсь, возражений не будет?

– Ладно… – озадаченно протянул Александр. – Выкладывайте свои инструкции…

– Имейте терпение, – наставительно заметил майор. – Всему свое время. Вам же некуда торопиться, правда?

Они вернулись к кладбищу. Немой тяжело дышал: он еще не очень уверенно стоял на ногах, и ходьба по снегу давалась ему с большим трудом.

– Что с вами? – спросил Егор.

– Наркотики, – ответил за Игоря Степановича Турецкий. – Вы уж проследите…

– Проследим. При первой же возможности сделаем переливание крови.

Мужчины в «алясках» так и не проронили ни слова, будто им вырвали языки. Они бережно взяли Немого под локти и, огибая могильные камни, повели его через кладбище, в дальнем конце которого, за деревьями, скрывался горбатый силуэт «джипа».

Александр и Егор задержались для конфиденциального разговора.

– Ну, что за инструкции?

– У меня приказ возглавить вашу группу, – исподлобья и как-то виновато посмотрел на Турецкого Егор.

– Что?!

– У меня приказ возглавить вашу группу, – уже уверенным тоном -повторил майор. – Так что извини, земеля, подвинься, как говорится.

– Чей это приказ? – Турецкий спросил слишком спокойно. Но майор, кажется, не заметил.

– Полковника Савелова, – и Егор иронично улыбнулся: – Знакомая фамилия?

– Не понимаю… С чего вдруг? – теперь уже нашел верный той Александр.

– Приказы не обсуждаются, капитан. Я и сам не в восторге, но придется потерпеть мое присутствие. Я уверен, мы сможем найти общий язык… А, капитан? Сдружимся?

– А ребята?

– А что ребята? – У меня с ними наконец хоть какой-то контакт наладился. Авторитет… Они мне поверили. – Нет, майор сказал слишком мало. Надо было еще и еще расспрашивать его, вопрос – как?

– Они пошли потому, что им терять нечего, – прервал Турецкого майор. – И их не вера в тебя гонит, а страх тюряги, а то и «вышки». Не надо громких слов, капитан, вот уже где! – чиркнул он ребром ладони по горлу. – Ты же знаешь сам, Савелов их прищучил. Будь на твоем месте хоть дьявол, они бы пошли и за ним. Потому что жить хотят… А вот я действительно сам пошел.

Сказать, что это было для Турецкого новостью, – ничего не сказать. Так вот здесь какие дела! Значит, ребят припугнули. Он не верил, не мог, не хотел верить, что все эти дни вел на опасные задания свору убийц, злодеев, насильников.

А вот Родина о ребятах помнит, помнит как о преступниках.

– Кстати, прямо возле дома Дмитрия Козлова была обнаружена взорванная машина с четырьмя неустановленными личностями. Говорят, у них было какое-то крупное денежное дело к этому самому Козлову, – как о чем-то неважном, сказал майор. – Ничего не слышал?

Вот так прогулка за машиной! Вот это называется – съездил посмотреть Японию… Смешно. Конечно, Турецкий вовсе не прогулку ожидал, но чтоб такие вот неожиданности…

– Ну что, убедил я тебя? – иронично скривил губы Егор-майор. – Или продолжим дискуссию о любви и дружбе?

– Нет… – сказал Александр.

– Мне, по-честному, самому противно, что их повязали так подло. – Майор доверительно положил руку на плечо Турецкого. И тот руку не сбросил. – А теперь представь меня своей команде. Морально готов или нужен допинг? – Егор вынул из внутреннего кармана «аляски» непочатую бутылку «Столичной», свинтил с горлышка крышку. – Может, на брудершафт?

– Так и так уже…

– Тогда за знакомство. – И майор, запрокинув голову, сделал из бутылки большой глоток, затем протянул ее Турецкому. – Привет с родины.

Турецкий давно не пил, и водка сразу ударила ему в голову. Но немного отпустило… Да уж, привет с родины».

Не таким уж простаком оказался этот голубоглазый. Видна крепкая школа, закалочка что надо… А вообще, он, в конце концов, нормальный, свойский парень. Турецкий не впервые сталкивался с русской, разведкой. И всегда это были не самые приятные воспоминания. Но сейчас – это, как говорится, что-то! Он думал, такие методы давно остались в прошлом, выходит–нет. Значит, дело слишком опасное. Значит, он здесь нужен, как никто другой. Если откажет Егору, тот запросто может отправить его домой, а Турецкий понимал, что, во-первых, уже бросить этих ребят не сможет ни за что. А во-вторых, задание свое он так и не выполнил.

– Вот, это Егор, – сказал он ребятам. Те, в момент притихнув, с подозрением глядели на незнакомца из окошек машины. – Он теперь главный…

– Как это – главный? – удивленно выдохнул Кирюха.

– Приказ…

– Привет, хлопцы! – Прижимая к груди бутылку, майор прыгал на одной ножке. – Холодает, однако… Пустите к себе погреться?

– Ну, влезай, коль не шутишь. – Веня с явной неохотой распахнул дверцу.

– Мы сработаемся, – убежденно проговорил Егор, хотя в этот напряженный момент никто вроде бы и не интересовался его мнением. – Обязательно сработаемся.

– Сработаемся, – вдруг подтвердил и Александр. – А, ребята?

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава первая МУЖЧИНА ДОЛЖЕН ПЛАКАТЬ

– Японец подходит на улице к менту и говорит: «Еси-катахи, муси-катаехи, кусюси-масюси, кока-кола!» Мент прикладывает руку к козырьку, откашливается и тактично так переспрашивает: «Простите, вы ищете ближайший магазин, чтобы купить бутылочку… чего?»

Ребята громко заржали. Егор уже на протяжении двух часов без передыху травил анекдоты, но последний был, что называется, в тему.

Засмеялся и Александр. Его опасения насчет бунта и неповиновения, к счастью, не подтвердились – ребята отнеслись к приказу полковника Савелова профессионально, практически без эмоций, одновременно с этим, незаметно для майора, всячески давали понять Турецкому: «Уж мы-то знаем, кто нам настоящий командир». Это была своего рода игра.

После того как уговорили бутылочку, напряжение как-то само собой улетучилось. Дали хлебнуть и Митяю, иначе он отказывался запускать двигатель.

Путь был неблизкий – до Сакаты добрых четыреста километров.

– Так, скоро уже будем в Фукусиме, – Егор по-хозяйски развернул на своих коленях карту. – Там перекусим и поменяем тачку.

– А чего, деньги есть? – завистливо спросил Козлов.

– Кое-что имеется.

– Это хорошо, – весело потер ладони Козлов.

– Это наши общие деньги, ребята, так сказать, общественные.

– Сколько?

– «Нового русского» спрашивают: «Ты за сколько сможешь стометровку пробежать?» Тот долго думал и, наконец, отвечает: «Ну-у-у, баксов за двести…»

Все вокруг содрогнулось от дружного гогота. Но когда гогот поутих, содрогания все еще продолжались.

– Трясет… – Егор приложил свою ладонь к стеклу. – Балла три, не больше… Ну вот, теперь можно смело сказать – мы узнали Японию. Без землетрясения картинка была бы неполной.

Понемногу Егора начинали принимать за своего. Весело с ним было, на каждый случай у него мгновенно отыскивался подходящий анекдот или забавная история из личной жизни. Словом, время в компании с ним пролетало легко и незаметно.

– Он мне нравится… – шепнул Кирюха Турецкому. – А могли бы какого-нибудь зануду подсунуть, с них станется…

Александр улыбнулся: Кирюха повторял его собственные мысли.

– Хлопцы, а вас разве не пятеро было? – вдруг лоб майора прорезали серьезные морщинки.

– Пятеро… – невольно скривился Сотников. Одно лишь упоминание о Гладие вызывало у него нервные судороги.

– Точно-точно, вот сейчас я его вспомнил. Кажется, Иван?

– Василий…

– Василий, верно… Кулачищи у него… И где же он?

– Сука он… – прорычал Вёня.

– Где-где? – «не расслышал» Егор.

– Он погиб, – сказал Турецкий. – Мы так считаем… В смысле, для нас его больше не существует…

– М-да, – немного помолчав, вздохнул майор. – Я все понял, можете не объяснять.

– Встречу – убью, – мрачно пробубнил Митяй.

– Но атмосфере не суждено было накалиться, потому что Егор мгновенно разрядил ее новым анекдотом:

– «Новый русский» приходит к старому еврею. Папа, дай денег…

Светало. Город Фукусима встретил их не очень приветливо: ночной снег стремительно таял, растекаясь по мостовым грязными лужами. Моросил дождь, сильные порывы холодного ветра рвали из рук прохожих зонты. Прямо как в России…

– Так, направо сворачивай, – сказал Егор Митяю. – Следуй вон за той зеленой каракатицей.

– Это «мазда», – с видом большого знатока пояснил Козлов.

– Мне без разницы, я в них плохо разбираюсь. Проедешь улицу, там будет пустырь.

– Так ты уже был здесь?

– Пять дней назад, надо было кое-что подготовить.

Спустя минуту они действительно оказались на пустыре. Совсем недавно на этом месте стояло какое-то строение, но его снесли, о чем свидетельствовали сохранившиеся остатки фундамента.

– Выгружаемся, – скомандовал майор. – Дальше пойдем пешочком.

– Далеко? – полюбопытствовал Кирюха.

– Есть тут одна забегаловка неподалеку.

Забегаловкой оказалось чистенькое, ухоженное заведение. Посетителей было мало, лишь молодая пара, неторопливо потягивая коктейль, о чем-то ворковала за столиком у окна, да какой-то старичок япошка в дальнем конце зала ловко поддевал палочками рисовые катыши.

– Очень рекомендую, на будущее, – майор остановился на пороге, с шумом потянул ноздрями воздух. – Какой ароматище, чуете? Здешний повар – настоящий кудесник. И недорого, что для нас имеет первостепеннейшее значение.

Запах стоял чудесный, и у ребят непроизвольно началось повышенное слюноотделение.

– У кого-нибудь есть аллергия на мидий? Нет? Вот и отличненько.

Их обслужили мгновенно, буквально через секунду на столе уже дымились аппетитные мидии, приправленные рисом и почему-то зеленым горошком. Клиентам были рады.

– Ешьте, ешьте, хлопцы, другого случая может долго не представиться. – Егор закурил тонкую коричневую сигару, выпустил под потолок элегантное колечко. – Итак, ввожу вас в курс дела. На то, чтобы поднять груз, нам отпущено максимум двое суток. Вечером прибудем в Сакату. Там остановимся в тихом местечке, отоспимся, экипируемся, наймем посудину. Завтра утром отплываем. Ты наш главный специалист? – обратился он к Козлову.

– Угу… – У Митяя никак не получалось выковырять моллюска из раковины. – Тысяча погружений.

– В легком скафандре работал?

– Обижаешь…

– Ты прямо на все руки мастак.

– Ага, и швец, и жнец, и на дуде игрец…

– Вот что, игрец, сейчас тебе предстоит провернуть маленькое дельце.

– А почему именно мне?

– Не спорь, не надо. – Егор выложил на стол связку ключей, несколько мелких купюр и бумажку с какими-то цифрами. – Возьми. Выйдешь на угол, сядешь на сорок второй автобус и доедешь на нем до конечной. Это недолго, минут пять-шесть. Билет купишь в один конец. Не вздумай проехать зайцем, здесь с этим строго, спалишься по-глупому. Рядом с остановкой припаркован драндулет, пригонишь его сюда. Номер записан на бумаге. Все понятно? Иди, дружок.

– А что за тачка?

– Этого не знаю, это Володька покупал. Ты его видел, Александр, – обернулся он к Турецкому. – На кладбище. Хорош, Митяй, – снова к Козлову. – Потом доешь, никто твою тарелку не тронет.

– Остынет… – Митяй посмотрел на Турецкого, пытаясь найти у него защиту, но Александр лишь коротко кивнул, мол, выполняй.

– Горячее вообще вредно, – улыбнулся Егор. – Животные, например, не едят горячую пищу, их организм противится этому. Зато у них никогда не бывает рака пищевода. Мудро?

– Я не животное… – тихо произнес Козлов, поднимаясь из-за стола.

– Биологически – мы все животные, – развел руками майор. – И никуда от этого не деться. У нас есть инстинкты и рефлексы, мы хотим есть и пить, мы хотим, в конце концов, размножаться.

– Я бы сейчас не против парочку раз размножиться, – грустно вздохнул Кирюха.

Козлов нехотя вышел из «забегаловки», натянул воротник куртки чуть ли не до макушки и побрел к автобусной остановке…

– Я вот себе всю голову сломал, почему с банком случился такой прокол, – тем временем задумчиво говорил майор. – Нельзя этого так оставлять. Вернусь в Москву – обязательно разберусь.

– Представляешь, что мы тогда пережили? – досадливо воскликнул Сотников.

– Да уж, невесело вам было… Без копья в кармане, в чужой стране… Разберусь, разберусь, слово даю… Хотя уже сейчас подозреваю, что без нашего русского раздолбайства здесь не обошлось. Какой-нибудь бухгалтер-раззява… Платежки, депозиты, то се… Но ведь Чернов должен был, все проверить!…

– А кто он вообще такой? – спросил Кирюха. – Что за птица?

– Чернов? Назначили… – На лице майора появилось постное выражение. – Нет, мужик-то он нормальный, без говна, но… Очень уж заметно, что выслужиться хочет. Прям из кожи вон лезет… Вечно он в отличном настроении, бодренький такой, вечно у него в голове куча всяких идей, одна бредовей другой, за что ни возьмется – все у него раком выходит. И постоянно норовит показаться на глаза начальству, то в кабинетик ненароком заглянет, то в коридорчике «случайно» встретит… Но зато создается ощущение постоянной работы, кипучей деятельности и незаменимости.

– Ясно, – подытожил Александр. – Значит, вы его недолюбливаете?

– Нет, я бы не был столь категоричным… Скорей, подполковник Чернов еще не понял, чего от него все ждут, не влился в коллектив. Это вопрос времени… А пока он для всех – чужак, вот и все.

– Немой скоро будет в России?

– Паром прибывает во Владик через четверо суток.

– Я тоже хочу домой! Давайте побыстрей поднимем этот чертов груз! – внес свежее предложение Веня. – Кстати, а куда мы его денем? На этот счет есть какие-нибудь новые инструкции?

– Есть, но говорить о них пока рано.

– Не темни, майор.

– Ладно… Груз надо будет доставить в определенную точку, там его у нас заберут.

– И все?

– И все.

– А где эта точка?

– Когда я ем, я глух и нем, – отшутился Егор, давая тем самым понять, что тема закрыта.

Козлов вернулся быстро, минут через двадцать. Об этом событии торжественно возвестил автомобильный гудок.

Все посмотрели в окно. Митяй запирал дверцу синего аппарата, на поверку оказавшегося новеньким «мицубиси».

– Готово! – отрапортовал он.

– Ты точно взял то, что нужно? – строго спросил Егор,

– Обижаешь, командир. Все в полном ажуре, – не моргнув глазом ответил Митяй.

– Ну, тогда поехали.

Егору стало плохо, когда выехали за пределы Фукусимы. Майор побледнел, как-то весь, скуксился, на его лбу выступила испарина.

– Это мидии… – простонал он, хватая воздух ртом. – Черт бы их побрал… Был ведь душок, а я внимания не обратил… Вы-то как?

– Вроде нормально, – пожал плечами Турецкий.

– А у меня желудок крепкий и неприхотливый, – Кирюха гордо похлопал себя по пузу, – Могу хоть крысу дохлую сожрать, и ничего! А однажды, представляете, один мой друган таракана поймал и в котлету мою засунул…

– Замолчи, умоляю! – взмолился Егор.

– Пойди продрещись… – великодушно предложил Митяй. – Мы обождем. Тут, кстати, на заднем сиденье газетенка завалялась…

– Я не люблю вот так, под деревом…

– Чё, никогда в пионерлагере в поход не ходил? – удивился Кирюха.

– Какой пионерлагерь? Я до двенадцати лет с родителями во Франции жил…

– Гляди ты! – присвистнул Сотников. – А мы с раннего детства привыкли на природе облегчаться.

– Не обращай на меня внимания, скоро пройдет…

Но желудочный недуг не проходил, а, наоборот, усиливался, напоминая о себе громким тревожным урчанием. Егору все-таки пришлось позабыть о своем европейском воспитании. Он выскочил из автомобиля и, разминая на ходу газету, бросился в лесок.

– Нормальные были мидии, – глядя ему вслед, проговорил Кирюха, – странно

Александр происходящему оценок не давал. Он знал в себе это свойство – вдруг как бы замирать, застывать, обездвиживаться. В эти моменты он впитывал, как губка, как телеман, который смотрит все подряд, лишь бы мелькало. А потом вдруг раз – и понимал, в чем дело.

Егор отсутствовал не меньше часа. Наконец он появился за деревьями. Шел, немного пошатываясь и бережно придерживая рукой живот.

– Видать, серьезно нашего командира прижучило, – прыснул Веня. – Ничего, это полезно. Может, хоть помолчит немного…

Майор тяжело опустился на сиденье, оглядел ребят мутноватым взглядом и извиняющимся тоном произнес:

– Семеро одного не ждут…

– С каждым может случиться, – успокоил его Александр. – Тебе сейчас вздремнуть не мешало бы.

– Да-да, вздремну… – и Егор прикрыл глаза. Уголок губ у него подрагивал.

В Сатаку, небольшой прибрежный городок, прибыли засветло, но долго не могли отыскать мотель с романтичным названием «Одинокий путник», в котором был забронирован номер. Поселиться в другом месте не представлялось возможным: в Сатаке проходил какой-то международный музыкальный фестиваль и все гостиницы были забиты туристами-меломанами. Позже выяснилось, что искомый Мотель находился под самым носом, они просто бестолково кружили вокруг него по узким извилистым улочкам.

У «Одинокого путника» было одно большое преимущество перед большинством других мотелей: к нему были подведены горячая вода и канализация, и это не могло не радовать новых постояльцев.

Номер был таким просторным, что в нем хоть десять человек могли разместиться, не причиняя друг другу никаких неудобств. Из широких окон открывался прекрасный вид: низовье города утопало в бурной зелени кипарисов, а за ним до самого горизонта простирался сизый океан, вздыбленный волнами-барашками. Казалось, что сюда, на северо-запад Японии, вопреки всем природным законам, совсем недавно пришла весна…

– А если завтра будет штормить? – Сидя на подоконнике, – Турецкий как будто бездумно глядел вдаль. Он сказал это скорее, для порядка, дескать, надо все предусмотреть, но и сам не верил, что погода испортится. Вдруг все стало идти гладко и споро. С появлением Егора-майора дела начали складываться сами собой, словно тот был добрым волшебником. Команда перестала дергаться, успокоилась, даже развеселилась. И проблемы теперь их могли волновать только такого рода: а какая завтра будет погода?

– Нам лишь бы от берега отойти, – сказал Егор. – В открытом море волны не страшны, это тебе Митяй подтвердит.

Он выглядел гораздо лучше, нежели днем, и на щеках его даже выступил здоровый розовый румянец.

– А если от берега не отойдем?

– Будем ждать, у нас в запасе целые сутки.

– Я тут видел афишу Брюса Спрингстина. Может, устроим себе культурный вечер? – Сотников сбросил ботинки и завалился на диван.

– А афишу папашки своего случайно не видел? – улыбнулся Кирюха.

– Всем мыть уши и спать! – распорядился майор. – Чтобы утром были, как воробушки!

– А ужинать?

– Здесь нет кухни.

– Мы купим что-нибудь на обратном пути, – пообещал Турецкий. – А сейчас отдыхайте, ребята. Завтра будет тяжелый день.

Водную гладь пересекла лунная дорожка, волны с тихим шелестом накатывали на песчаный берег. Откуда-то сверху, из города, доносились всплески джазовой музыки.

– На нашу Ялту похоже, – произнес Александр, хотя хотел сказать – на Канны.

– «Стукну по карману – не звенит. Стукну по другому – не слыхать. Если только буду знаменит, то поеду в Ялту отдыхать», – продекламировал Егор. – Николай Рубцов.

– Слышал…

– Его баба ножницами зарезала. Сумасшедшая… – Егор немного помолчал. – Вернусь, возьму жену с дочкой и в Ялту…

– Это хорошо, – сказалТурецкий.

– А твои знают, где ты сейчас?

– Нет…

Они медленно брели вдоль берега, загребая босыми ногами студеную и такую бодрящую водицу. Невдалеке маячили очертания маленького частного причала – одноэтажный домик с тусклым светом в окнах и абрисы быстроходных суденышек, пришвартованных к пирсу.

Егор постучал в дверь. Ему навстречу вышел хозяин, высокий седой японец лет пятидесяти с гладким обветренным лицом. Он сразу признал европейца, впустил его в дом.

Турецкий остался на улице. Подобрал камешек с земли и от нечего делать запустил его «лягушонком» в море. Прежде чем утонуть, камешек проскакал по водной поверхности семнадцать раз, Александр сосчитал. Редко такое бывает, это к удаче…

Заходи, вьючная сила нужна, – из двери выглянул Егор.

Слюнявя пальцы, японец пересчитывал деньги, которые ему только что щедро отвалил «европейский турист» за наем судна и оборудования.

У стены были уже заблаговременно сложены акваланги, гидрокостюмы, чехлы с ружьями для подводной охоты, огромный ящик с консервами и несколько канистр с пресной водой.

– Наша посудина первая справа. – Майор забросил себе за спину ящик. – Потащили.

Внутри рыболовный катер оказался гораздо большим по своим размерам, нежели это могло показаться со стороны. Чуть тронутый ржавчиной вертикальный трап вел с палубы в просторный и удивительно комфортный кубрик, где было все для нормальной жизни: три топчана с мягкими подушками, раздвижной столик, электрическая плитка, холодильник и даже маленький черно-белый телевизор.

– Неплохо, прямо «Михаил Шолохов»… – Поставив в угол последний кислородный баллон, Александр вытер ладони о штанины брюк и огляделся. – А старик не сообщит куда надо?

– С какой стати? Мы – туристы. – Егор плюхнулся на топчан. – Садись, передохнем… У меня к тебе одно предложение.

– Какое предложение? Егор минуту молчал.

– Почему бы тебе не работать на нас?

У Александра екнуло в груди: неужели Меркулов им рассказал?

– А я чем, по-твоему, занимаюсь? – Турецкий опустился на топчан рядом с майором.

– Ты? Шестеришь. Что, трудно себе в этом признаться? И не обижайся, я ведь правду говорю. – Егор поднес пламя зажигалки к кончику коричневой сигары. – Посмотри на себя, на кого ты похож? Знаешь на кого? На б… Причем дешевую. Поманят копейкой, она и согласна на все. Нет, Меркулов его инкогнито не раскрыл.

– Ты же, кажется, офицер, спецназовец, – с искренней досадой в голосе продолжил майор.

– Я не совсем понимаю…

– Хватит подставлять свою башку, она тебе еще пригодится. Хватит принимать подачки и вытягиваться по стойке «смирно»: «Есть, товарищ полковник, есть, товарищ майор!..» Ты же сам можешь отдавать команды. И я могу посодействовать…

– В чем посодействовать?

– Ты получишь то, что заслуживаешь. Получишь пост, кресло, кабинет. Ты будешь отдавать приказы. Ты будешь решать чужие судьбы, а не какая-то глупая сволочь будет решать твою. Ну, что смотришь? Никак не можешь врубиться?

– Это не твои слова, – тихо выдохнул Турецкий.

– Конечно, не мои, – улыбнулся Егор. – Но я с ними полностью согласен. Мне приказали переговорить с тобой на эту тему.

– Кто приказал? – снова спокойно спросил Александр.

– Не будем лишний раз называть фамилии, но ты его знаешь…

– Савелов?

Майор выразительно кивнул.

– Перейдешь к нам, у тебя будет лицензия на убийство.

– Чего? – прикинулся олухом Александр.

– Того, – передразнил майор. – Сам будешь и суд, и следствие, и прокурор, и палач.

– Это как Джеймс Бонд? – разговор получался очень уж занимательный. Давай-давай, Егор, колись.

– Бери выше, как Господь Бог.

Александр искоса поглядел на Егора. Тот не шутил. Вот так, значит?

– И чего от меня хотят?

– Реализации всех твоих возможностей, а они у тебя велики. Вероятно, ты и сам о них не догадываешься… Мы за тобой наблюдали… Ты нам подходишь по всем статьям. Ты готов для настоящей работы. Соглашайся, другого шанса может и не быть. И это в корне изменит твою жизнь. Из неудачника… да-да, из неудачника ты превратишься в человека, которого все будут уважать и который будет уважать самого себя. Последнее, кстати, гораздо важнее, чем все остальное.

Турецкий боялся вздохнуть, чтобы не выдать себя. Неужели в ГРУ проведали о его работе в «Пятом левеле»? Это совсем ни к чему. Это очень-очень плохо.

– А на чье место? Ведь для того чтобы принять нового человека, надо отделаться от старого…

– Разумеется, но пусть тебя это не волнует. Несколько кандидатур уже давно напрашиваются, проку от них никакого, только своими жирными задами стулья протирают. Соглашайся, Саш…

– Круто, – покачал головой Турецкий.

– Если ты о ребятах печешься, то поостынь, – раздраженно произнес Егор.– Да они сдадут тебя при первой же возможности, как это сделал Гладий! Они – отребье, пушечное мясо!.. А ты – другой!.. И должен это понимать!..

– Я за них отвечаю, – уцепился за тему Александр.

– Не переживай, на твое место придет другой. Могу поклясться, что с голоду твои цыплята не помрут, у Родины всегда найдется парочка грязных делишек. Но сразу тебя предупреждаю… Если решишься – вход рубль, выход пять. Хочешь подумать? Хорошо, даю тебе на размышление сорок минут.

– Почему сорок?

– Я так решил. Чего тянуть?

Они возвращались в мотель молча. Майор изредка поглядывал на часы. Когда подошли к выходившей прямо на улицу двери мотеля, отпущенное на раздумье время истекло.

– Ну?

– Нет.

– Хотя бы мотивируй…

– Это мое последнее дело, после него начинаю новую жизнь. – Турецкий давно уже придумал этот ответ, который, в сущности, был чистой правдой.

– Ну, как знаешь… – прошептал Егор. – Очень жаль… Мы возлагали на тебя большие надежды… Забудь этот разговор, его просто не было. Приснилось.

…Кирюха с Венькой уже дрыхли, лежа на диване валетом. Митяй, сложив ноги по-турецки, сидел на полу перед телевизором. Звук был выключен, все равно не понять, о чем говорят эти япошки.

– Жрачку принесли?

– Тьфу ты! – Егор хлопнул себя по лбу ладонью. – Вылетело!

– Так я и знал…

– Кушать перед сном вредно.

– Слышь, майор, тебе бы врачом-диетологом подрабатывать, – поморщился Козлов. – Горячее вредно, перед сном вредно. А сам обосрался. Или забыл?

– Умыл, умыл… – Егор поднял руки, как бы соглашаясь со своим поражением. – Кстати, горячая вода есть? Отличненько. Контрастный душик – лучшее средство от всех болячек. И он через мгновение скрылся в ванной.

Александр подошел к окну, закурил. Разговор с Егором-майором оставил в его душе противный осадок, но монотонный гул океана и веселые, словно пляшущие, огоньки ночного города действовали успокаивающе.

«Нет, про «Пятый левел» они не знают. Но тогда тем более странно… С чего это вдруг майор сулил златые горы? Что-то тут не так. Какая-то гнильца».

Он вдруг вспомнил, что это любимое словечко Васи Гладия, и опять на душе стало противно.

– Чего такой грустный, командир? – спросил Митяй.

– Устал…

– Все нормально? Уверен? – Да… Ты бы ложился…

– На том свете отосплюсь.

Турецкий бросил окурок в окно и как был в одежде, так и завалился на нерасстеленную кровать. Он даже не успел крепко сомкнуть веки, мгновенно провалившись в черную бездонную пропасть.

Будто умер.

Сквозь плеск воды из ванной доносился голос Егора, фальшиво напевавший какую-то оперную арию.

Митяй бездумно щелкал переключателем, на экране сменялись каналы. Сколько же их? Сто? Двести? Живут же люди! Но с другой стороны, это как-то не очень, когда не знаешь, что выбрать.

Внезапно его рука замерла, взгляд остановился, остекленел, спина напряглась, сама собой выгибаясь, как у кошки…

На него смотрела востроглазая японка с исказившимся от волнения лицом. Она что-то беззвучно кричала в микрофон, то и дело показывая рукой на искореженную, дымящуюся груду металла у себя за спиной. Санитары накрывали белыми простынями разорванные тела…

Козлов приблизился к телевизору настолько, что уже видел только строки. Он не мог поверить своим глазам.

Показали компьютерной графикой, как взорвалась машина, как разметало тела сидевших в ней людей….

Наконец Митяй оторвался от экрана, затравленно оглянулся на спящих ребят. Вскочил, сел, снова вскочил и подошел к двери ванной. Тихонько постучал в нее костяшками пальцев.

– Эй, командир!.. Ты что, на год вперед решил намыться?..

Майор не ответил, продолжая выводить своим тоненьким фальцетом замысловатые музыкальные рулады.

– Ты слышишь меня, Пазаротти?.. Закругляться пора!..

Он вдруг почувствовал затылком легкий сквознячок, словно совсем рядом пролетел пушенный кем-то бумажный самолетик…

Митяй обернулся на входную дверь. Прислушался… Щелк!.. Или показалось? Еще раз: щелк!.. И рычажок щеколды медленно пополз вверх…

Теперь уже отчетливо слышалось чье-то частое дыхание. Нет, не дыхание спящих друзей… Дыхание врага…

Сотые доли секунды ушли на то, чтобы оценить соотношение расстояния и скорости, и Митяй понял, что он не успевает. Это было как в страшном сне, когда хочешь убежать от чудовища, но чугунные ноги невозможно оторвать от земли…

– Подъем! Братцы, подъем! – дико заорал Митяй и прыгнул, вытянув перед собой руки, будто зависнув в воздухе, будто его тело охватила невесомость… Он летел… Медленно, слишком медленно приближаясь к открывающейся двери… Он не дотягивался до черной перчатки, эта перчатка опережала его, поднимаясь все выше и выше, все уверенней сжимая рукоять «беретты»… Двадцать три патрона в обойме… Двадцать три!..

Бах! Бах! Бах!

Кирюха еще спит, он не понимает, что с ним произошло, что с таким остервенением ударило в его ногу… Неимоверная сила, противостоять которой невозможно, подбрасывает его в воздух, завинчивает штопором, бросает на пол и, опрокинув на спину, волочит по ковру…

Бах!

Что-то звенящее пролетает у Турецкого над головой, и одновременно с этим мощный перьевой фонтан вырывается из подушки…

Бах! Бах!

Но прицел уже сбит – Митяй наваливается плечом на дверь, перехватывает перчатку и, пролетая вперед по инерции, тянет ее за собой… Перчатка тяжелая, сопротивляется, но все же не выдерживает, поддается, не переставая нажимать на спусковой крючок… А вслед за ней на Митяя наваливается чье-то тело, сдавливает ему ребра, а холодные пальцы вцепляются в шею…

Бах! Бах! Бах!

Куски паркета бьют Митяю в лицо. Он резко заламывает запястье, и пистолет с грохотом откатывается на середину комнаты… А воздуха не хватает, кадык проваливается глубоко в горло… Его душат… Не вырваться…

Кирюха безумным кубарем катается по ковру. Боль догнала его… Она скрючила его суставы, вывернула все его сухожилия… Кирюха кричит, но кричит безмолвно, широко распахнув рот…

Александр скользкой змеей сползает с кровати, прижимается щекой к полу… Он видит, как через сцепившиеся на пороге тела спокойно перешагивают чьи-то ноги…

Веня сидит на диване в нелепой растерянной позе. Он не может двинуться с места. Он смотрит на черное отверстие, которое уставилось ему прямо в лоб. Последний момент перед смертью… Должна вспомниться мать, детство, школьные друзья… Ничего не вспоминается… Пустота… И необъяснимое успокоение… Как глупо…

Бах! Бах! Бах!

Веня невольно зажмуривается, и что-то мокрое, горячее, липкое со странным свистящим звуком брызжет ему на щеки… Он открывает глаза и едва успевает отшатнуться от падающей ва него грузной мужской фигуры, вместо головы у которой–склизкое кровавое месиво с уродливо торчащими посередине зубами.

Бах! Бах! Бах!

И Митяй чувствует, как хватка убийцы ослабевает, как его руки с глухим стуком падают на пол… Он слышит судорожный гортанный всхлип… Он подтягивается на локтях, выползая из-под кряжистого умирающего тела… Вытаращив глаза, он глотает воздух… Он смотрит вверх…

Привидение…

В дверном проеме стоит… Вася. Вася Гладий. Из дула его пистолета струится голубоватый дымок.

– Где он?

В комнате тишина. Шелест воды стих.

– Где он?

Первым приходит в себя Александр. За какое-то мгновение в его голове разрозненные звенья сливаются в единую цепочку… Теперь все встало на свои места. Егор давал ему шанс. Шанс выжить. Что ж он раньше-то не догадался!? Как раз сорок минут и прошло.

– Там…

Гладий вытряхивает из рукояти опустевшую обойму, вставляет новую, передергивает затвор, подходит к двери ванной.

– Выходи!.. Нет ответа.

– Выходи, тебя не тронут!..

– Кто ты?.. – Голос майора встревоженно дрожит. Он боится… Он не может понять, что произошло.

– Тут парочка твоих приятелей передает тебе привет. – Гладий приставляет ствол к пластиковой обшивке двери, его палец ложится на спусковой крючок. – Они лежат на полу. Я их убил. Открывай, нам надо поговорить.

– Я голый…

– Не морочь голову. Даю тебе пять секунд.

– Хорошо, я выхожу. Только не стреляй…

Лязгает задвижка, но сквозь этот лязг слышится еще один, очень знакомый, не оставляющий никаких сомнений…

– Не надо, он!.. – кричит Турецкий.

Но Гладий уже хладнокровно всаживает в дверь пулю за пулей, плавно двигая рукой сверху вниз по мысленно вычерченному человеческому контуру…

И опять тишина.

Гладий носком ботинка толкает дверь, она бесшумно распахивается…

Егор сидит на крышке унитаза, уронив голову в раковину. Он даже не раздевался, ждал, когда грязную работу выполнят другие. Он не успел выстрелить. Первая же пуля Василия прошла ему между глаз. Остальные пролетели мимо цели, оставив в стене восемь отверстий.

– Повезло… – качает головой Вася.

– …он нам нужен… – безнадежно заканчивает фразу Александр.

Они смотрят друг другу в глаза.

– Поздно, – тихо говорит Гладий. – Все, пора убираться отсюда, да поживей.

Он прав. С минуты на минуту нагрянет полиция – грохот выстрелов был слышен по всей округе.

– Что ты сидишь? – Митяй встряхнул Сотникова за плечи. – Очнись! Помоги мне!

Они вдвоем бережно подняли на руки Кирюху. Его тело было податливо и легко, будто парень мгновенно похудел раза в два…

– Братцы, я умру?

– Не говори глупостей… – материнским голосом успокаивает его Козлов. – От пули в ноге еще никто не умирал. Подумаешь, ерунда какая… Мы тебя в больницу…

– В больницу нельзя. – Турецкий склонился над трупом одного из киллеров, начал быстро обшаривать его карманы. – Грузите его в машину. На причале стоит рыболовный катер. Он заправлен, немедленно выходим в море.

– У него кровь хлещет.

– Наложи жгут. Чертяка забери, я должен объяснять, шо нужно делать? – Гладий обыскивал Егора. Пусто. Ни документов, ни шифров, ни единой зацепочки… – У тебя как, Сашка? – спросил он Турецкого.

– Оба чисты.

Конечно, будь времени побольше, Турецкий смог бы выжать даже из мертвого хоть какую-то информацию, но времени нет.

– Возьми оружие, пригодится…

Уже отчетливо были слышны сирены полицейских автомобилей. Из окон мотеля выглядывали испуганные постояльцы, разбуженные ночной пальбой.

Кирюху уложили на заднее сиденье. Каждое движение причиняло ему мучительную боль. Он тихо стонал, закусив нижнюю губу. Из уголков его глаз катились крупные слезы…

– Поплачь, поплачь, – шептал ему на ухо Веня. – Не держи в себе… Мужчина тоже должен плакать…

– Все не поместимся, – проговорил Митяй, запуская двигатель. – Кто-то должен будет…

– Поместимся, – не дал договорить ему Гладий.

Он сунул два пальца в рот и коротко свистнул. В следующую секунду из-за угла дома выкатила спортивная «тоёта». За ее рулем сидел…

– Игорь Степанович? – изумленно выдохнул Турецкий.

Это снова был тот самый случай, когда можно было войти без стука, но Чернов все-таки постучал.

– Входи!

Савелов опять был на месте, опять обо всем узнал раньше него. Но теперь настроение у него было вовсе не подавленным, а даже игривым, как отметил про себя Чернов.

– Так точно, товарищ генерал, – улыбался телефонной трубке Савелов. – Так точно, я в курсе… Да, знаю… Ну, кто ж мог знать?.. Это верно, ребята толковые… Нет, уверен, что не подведут… Хорошо, хорошо… Слушаюсь.

Он положил трубку:

– Начальство волнуется.

Чернову вовсе не показалось, что начальство волновалось, слишком уж веселым был разговор, судя по ответам Савелова.

– И есть от чего, – тем не менее поддержал тон Чернов. – Операция вышла из-под нашего контроля. Все, мы их потеряли.

– Ну, не надо так мрачно, ребята найдутся. А что за гад этот майор оказался, а? – сделал полковник строгое лицо.

– Ну, кто ж мог знать? – ответил Чернов словами самого же Савелова.

– Да-да, – быстро согласился полковник. – Никто не мог знать. Я так начальству и доложил.

– И что теперь делать? Еще людей посылать? Эти ребятки теперь таких дел наворотят… Еще Александр этот…

– Людей?.. – Полковник уставился в окно. – Нет, людей посылать не будем. Будем теперь ждать.

– Да чего ждать-то? Чего? – Чернов вдруг понял, что с ним не до конца откровенны. Что Савелов что-то от него скрывает. И решил идти в лоб. – Товарищ полковник, я принимаю самое непосредственное участие в операции. Я разрабатывал ее вместе с вами. До последнего времени меня держали в курсе. А теперь… Что происходит, товарищ полковник? Я ведь не пешка, не гость, так сказать, в этом доме.

– Да-да, – снова быстро согласился полковник. – Конечно, не гость… – Он все еще смотрел в окно, и Чернову показалось, что Савелов его даже не слышал. – Гости… Это ты верно заметил про гостей.

– Про каких гостей? – Разговор приобретал характер комического абсурда.

– Американцы, французы, кто там еще, – что-то напряженно высматривая за стеклом, проговорил полковник. – Они с дружеским визитом. Как раз в том районе. Как думаешь, проскочат наши ребята?

– Не знаю… – растерянно развел руками Чернов. – Я ведь даже не знаю, что они там должны найти на дне моря. Мне ведь даже этого не сказали.

– Что найти? – Полковник наконец оторвался от окна и вскинул на Чернова пронзительный взгляд. – Третью мировую войну…

Глава вторая ЕСТЬ ШАНС

– Только вы не очень сильно на поворотах, – тихо стонал Кирюха, вежливой улыбкой стараясь задавить гримасу боли каждый раз, когда машину заносило на перекрестке и его швыряло к дверце.

– Терпи, ковбой, – шептал Веня, зачем-то до боли сжимая его руку. – Еще немного осталось. Еще немного.

Все остальные молчали. Александр напряженно вглядывался в дорогу, стараясь не потеряться в переплетении узеньких восточных улочек.

– Терпи, терпи, Кирюха, ничего страшного. – Сиденье пропиталось горячей Кирюхиной кровью. Сотников почувствовал, что Кирюха начинает терять сознание.

– Александр, миленький, побыстрее, я прошу. Из него же сейчас вытечет все.

– Перевязывать надо было лучше, – тихо пробормотал Турецкий, как затвор Карабина, передернув рычаг переключения скоростей. – Еще минут пять… кажется.

На Гладия никто старался не смотреть. Всем казалось, что это он как-то виноват в том, что случилось. Понимали, что это не так, понимали, что он, можно сказать, им всем жизни спас, но от этой въевшейся уже мысли, что он во всем виноват, отделаться не могли.

– Не тот поворот, – тихо сказал Немой, когда свернули– в какой-то переулок.

– Что? – Александр покосился на него.

– Мы к причалам? – спросил капитан.

– Да.

– Значит, не тот поворот. Нужно было на следующем повернуть. – Капитан как будто извинялся. – А тут тупик. Через двести метров.

Турецкий резко ударил по тормозам, и машина, брызнув из-под колес фонтаном гравия; остановилась как вкопанная.

– Вылезай! – закричал Александр и схватил Гладия за шиворот. – Вылезай, быстро!

– Эй, командир, ты чего? – Вениамин с Васей попытались остановить его, схватив за руки. – Остынь, Саш. Нам сейчас мотать надо, а не разборками заниматься…

Но Турецкий не слушал, сцепившись с Васей прямо в машине. Оба они покраснели от напряжения, изо всех сил стараясь выкрутить друг другу руки, как будто от этого зависел исход драки.

– Мужики, потом разберетесь, когда в море выйдем, – попытался урезонить их Немой. – Через час они все выходы из порта перекроют, и тогда за решеткой драться будете.

Но ни Гладий, ни Турецкий не слышали, сцепившись руками и взглядами и готовые задушить, раздавить друг друга.

Остановить их смог только Кирюха. Вдруг очнувшись и судорожно вздохнув, он открыл глаза, обвел салон мутным взглядом и тихо простонал:

– Мы уже в море, да? Мы уже на корабле?

Гладий и Турецкий сразу прекратили борьбу, словно их окатили ушатом ледяной воды.

– Нет, еще не на корабле.

– Да? – искренне удивился Кирюха. – А че ж тогда качает? И в ушах шумит?

Но ответить ему не успели, потому что в следующий момент он опять впал в забытье.

– Поехали, а? – тихо сказал Сотников.

Турецкий сел за руль и тронул.

«Какой же я негодяй, – зло подумал он. – Не обида меня гложет. А собственное бессилие и беспомощность. Прогулки захотелось. Думал, после «Пятого левела» совсем суперменом заделался. Думал, что и всю жизнь буду пальцем по карте водить, блистать тактическим и стратегическим мышлением. А тут – жизнь. Вот она, подлая и светлая, чистая и мерзко грязная. И эти совсем чужие мне ребята в ней себя куда лучше чувствуют. И это не им у меня учиться, а мне у них. В подмастерья! В ученики, краски растирать! Все, Александр, возьми себя в руки. Прогулка затягивается. Еще много нервов понадобится. Теперь это ясно. Приеду, если жив останусь, Меркулову низко в ножки поклонюсь – за урок».

Посудина тихо покачивалась на волнах. На причале никого не было. Веня, выскочив из машины, камнем разбил старый фонарь, и причал погрузился в полную тьму.

– Можно, – скомандовал Александр.

Вася с Козловым подхватили Кирюху и быстро потащили на борт. Немой вышел, и Александр тихо завел мотор.

– Я скоро вернусь. Только машину припаркую.

Немой молча кивнул и быстро зашагал вверх по сходням.

Долго выискивать подходящее место не пришлось. Сразу за причалами начинался длинный волнорез. Турецкий заглушил мотор и вышел. Полная тишина. Только шум прибоя и тихий рокот мотора где-то в порту. И еще полицейские сирены провыли далеко в городе.

Протерев все ручки и сиденья тряпкой, Турецкий запер машину на ключ и столкнул ее вниз. Она вошла в воду плавно и тихо, как хороший ныряльщик на соревнованиях. Потом вынырнула метрах в пяти, и только после этого стала медленно погружаться в воду, выпуская из себя воздух.

– Да-а, вот и машину приобрел… по дешевке. – Александр вздохнул, огляделся по сторонам и, никем не замеченный, быстро зашагал к причалам, напряженно вслушиваясь в шумы ночного городка…

– А я тебе говорю – не твое дело.

– Да что ты!? Может,– вам еще отчитаться перед тобой прикажешь?

Когда Турецкий поднялся на борт, Вениамин и Вася уже готовы были броситься друг на друга. Вернее, Вениамин был готов. А Гладий готов был дать достойный отпор.

– Отставить, – усталым голосом скомандовал Турецкий. – Дома будем разбираться… Если только доберемся.

А теперь быстро отчаливаем.

Когда суденышко выходило из порта, из-за гор уже показался краешек раскаленного красного диска. Покрытые снегом вершины окрасились нежно-розовым цветом.

–Посмотри, командир, какая красота. – Веня тихонько толкнул Турецкого в бок и кивнул на восток. – Даже лучше, чем на выпускном.

– Так уж и лучше. – Александр улыбнулся. На душе и правда становилось легче.

– Нет, честно, – смутился Сотников. – Очень красиво.

– Ну так чего ты хочешь. Это ж Япония, Страна восходящего солнца. Название как-никак обязывает.

Гавань покинули беспрепятственно. А через каких-нибудь полчаса берег растаял в утреннем тумане.

– Ну как он? – Гладий спустился вниз, в каюту, где Митяй дежурил возле Кирюхи. – В сознание не приходил?

– Не твое собачье дело! – огрызнулся Козлов.

– Слушай, может, хватит? – Вася устало вздохнул и уже хотел плюхнуться на стул, но вовремя почувствовал, что стул уплыл из-под него.

– Нет, не хватит, – услышал он за своей спиной голос Сотникова. – Совсем не хватит.

– Хлопцы, перестаньте. – Гладий покачал головой и отошел к стене. – Я не хочу с вами драться.

– Он не хочет. – Козлов удивленно посмотрел на Сотникова. – Слышь, Вень, он не хочет драться.

– Просто какой-то ужас, – закивал Веня. – И что же мы теперь будем делать?

– Ох, Венечка, я прям даже не знаю. Может, нам у нашего старшого спросить?

Национальный антагонизм между ними вдруг куда-то пропал. Так всегда бывает, когда нужно побить кого-то третьего.

– Ну что, гад, давай рассказывай, как ты погулял, пока мы на нарах по твоей милости парились? – Вениамин резко ухватил Васю за шиворот и буквально припечатал его к переборке. – За это совесть как, не замучила? Гладий не отвечал. Не отвечал и не сопротивлялся.

– Ну, чего молчишь? – Козлов больно пнул его по колену. – Отвечай, когда тебя спрашивают.

– Отставить! – раздался вдруг строгий голос Турецкого. Все вздрогнули и обернулись.

Александр стоял в дверях, облокотившись о косяк, и спокойно наблюдал за всем происходящим.

– Ну что, самосуд будем устраивать? – Александр словно забыл, что совсем недавно сам хотел учинить такой же самосуд, и только слабый голос Кирюхи заставил его опомниться. – Тем более что он нам всем жизни, можно сказать, спас, – добавил он неубедительно.

– Спас… – Митяй криво ухмыльнулся и отступил в сторону. – Это еще кто кому спас…

Никто не обратил внимания на его слова. Гладий поправил куртку и подошел к Кирюхе. Тот лежал на топчане и тихо постанывал.

– Ему бульон нужен, крепкий, – тихо сказал Вася.

– Ты откуда знаешь? – зло буркнул Вениамин.

– Крови много потерял. Силы нужно восстанавливать. А потом пулю вынимать нужно.

– Вынимать? – Все переглянулись.

– Я попробую. – Гладий обвел всех взглядом. – Есть кое-какой опыт.

– Да кто тебе доверит? – попытался было вмешаться Митяй, но его никто не поддержал.

– Если сразу не вынуть, потом хуже может быть, – объяснил Вася. – Заражение. Тогда вообще ногу потерять может.

– А может, вернуться? – робко поинтересовался Веня. – В больницу его положим. Там врачи настоящие, и потом…

– Ну конечно! Ты думаешь, что говоришь? – взорвался Митяй. – В больницу. Ты думаешь, им не интересно будет узнать, откуда у него рана такая интересная? И почему он не на пароме домой плывет, а по всей Японии с пушкой бегает? Не говоря уже о том, что это «бабок» бешеных стоит.

– Ну что, это самый веский аргумент? – ухмыльнулся Турецкий.

Митяй смолчал.

– Что будем делать, командир? – тихо спросил Вася. – Нужно сейчас решать. Или в соседний городок плывем и сдаем его в госпиталь, или…

– Ты погоди, Василий, с тобой разговор будет отдельный. – Александр холодно посмотрел в его сторону. – Я пока еще ничего не решил. Вениамин! – Он повернулся к Сотникову. – Дуй на камбуз. Пошуруй там по ящикам, поищи. Бульон там должен быть.

– Есть. – Вениамин побежал наверх.

– И нам тоже приготовь чего-нибудь. А то я после этих мидий вообще ничего не ел. – Он еще раз посмотрел на Васю и вышел из каюты.

Немой стоял за штурвалом, напряженно вглядываясь в морскую гладь. Александр даже не сразу осмелился его окликнуть – так сосредоточен был капитан. Сразу было видно, что здесь, на капитанском мостике, он чувствует себя богом. Ни больше ни меньше.

– Ну как там? – спросил вдруг сам капитан, заставив Турецкого вздрогнуть. – Что новенького расскажешь?

– Ничего. – Турецкий пожал плечами.

– Слышь, командир, ты парня не трожь. – Капитан на мгновение обернулся в его сторону. – Он парень хороший, что надо. Жизнь мне, можно сказать, спас.

– И вам тоже? – Турецкий ухмыльнулся… – Вы только посмотрите. Прямо Чип и Дейл какой-то.

– Как там Кирюха? – спросил Немой. – Много крови потерял. Это плохо.

– Да, веселого мало. – Турецкий покачал головой. – Без сознания.

– Ну и что будем делать? – Капитан спрашивал так, как будто он здесь такой же командир, как и Турецкий. Это немного удивило Александра. – С собой его такого брать нельзя – погибнет. Может, вернуться, пока не поздно?

– Пока не знаю. – Турецкий сел на табуретку. – Может быть, здесь ему пулю вынем.

– Как это – здесь? – Немой удивленно посмотрел на Турецкого. – Ты что, умеешь?

– Гладий. – Александр грустно ухмыльнулся. – Он сам же и вызвался.

– Смотри… – Капитан пожал плечами.

– Вы лучше, Игорь Степанович, скажите, как быстро мы груз этот поднять сможем? – поинтересовался Турецкий.

– Слушай, давай на «ты»,– вдруг предложил Немой. – А то неловко как-то. Мы ж одно дело делаем.

– Ладно, – кивнул Турецкий. – Так груз где? На корме или в носовой части? Судно ведь, кажется, пополам переломилось?

– Ну да, что-то в этом роде. – Капитан ухмыльнулся. – Можно сказать, пополам.

– А что это за груз? – не удержался Александр. – Нам толком ничего не объяснили.

Немой повернулся к Турецкому и как-то странно на него посмотрел.

– Аппаратура какая-то… – Немой пожал плечами. – Мне ведь тоже ничего не объяснили. Сказали только, что очень ценное оборудование. Стратегически важное даже.

– А оно хоть большое? – задумчиво спросил Александр. – Как мы его через границу?..

– Да, не маленькое. Контейнер. Ну где-то метр на метр, железный.

– Метр на метр… – Турецкий задумался. – Значит, под телевизор придется.

– Значит, под холодильник.

– Так где оно? – опять спросил Александр. – В каком отсеке?

– А оно вообще не на корабле, – тихо сказал капитан.

– Что? – Александру показалось, что он плохо расслышал.

– Оно вообще не на корабле, – спокойно повторил капитан и снова странно посмотрел на Турецкого.

– Как не на корабле? А где же? Немой снова пожал плечами.

– Слушай, Игорь Степаныч может, хватит? Наверное, достаточно меня за нос водить. Может, все-таки стоит мне хоть что-то рассказать? А то, ей-богу, я себя иногда чувствую полным идиотом. Никто почему-то не считает нужным ничем со мной делиться.

– Мне Меркулов примерно так тебя и описывал, – тихо сказал Немой.

У Турецкого даже рот открылся от удивления.

– Горячий, но расчетливый. Только вот незадача – обожает стереотипы ломать, новатор. Все ему знать надо, прямо какая-то энциклопедия. А о том, что, чем меньше знаешь, тем лучше спишь, забывает напрочь. Но это и хорошо: человек за все ответственный.

– Откуда… Меркулов… Он что… вы его… то есть ты… – все не мог связно говорить Турецкий.

– Да мы давно дружим. А тебя я никогда не видел. А вот видишь, по описаниям догадался. Не ожидал, не ожидал. Ты же, кажется, в прокуратуре?

– Я, кажется, ушел, – мрачно ответил Турецкий.

– Ну, дело твое, – не стал расспрашивать Немой. – Хотя мразь с нашей земли вычищать надо. И с российской, и вообще со всей. Да ладно, что это я проповеди тебе читаю. Так вот, здесь не Россия. И не прокуратура. Это разведка. И тут другие законы, которых ты не знаешь.

– А ты разведчик?

– ОВР, – как «север», сказал Немой.

«Да уж, – хитро подумал Турецкий. Но тут же одернул себя. – А действительно, эти законы я мало знаю. В «Пятом левеле» все цивилизованно было. А это – какая-то разухабистая русская драка. Ну да, не русский ли я мужик? Турок я, что ли?»

– Ладно, Саша. – Немой примирительно улыбнулся. – Просто теперь ты понимаешь, что я не мог вам вот так сразу доверять. И только поэтому я не…

– Да ты знаешь, что у нас был приказ вообще убить тебя, если не получится освободить?

Немой резко повернулся и посмотрел Турецкому прямо в глаза.

– Чей приказ?

– Меньше знаешь, лучше спишь, – пожал плечами Александр.

– Ну попробуй. – Капитан вздохнул и покачал головой. – Но тогда можешь забыть про задание. Только я знаю, где груз. И как ты можешь догадаться, не спешу с тобой поделаться своим секретом. А что касается того, что ты меня не убил… так это разумно…

– Ну хорошо, а где же груз, если не на корабле? – поинтересовался Турецкий.

Капитан хитро улыбнулся и показал пальцем прямо себе под ноги.

– Там.

– Где? – Александр недоуменно посмотрел на пол. – В трюме, что ли?

– Ниже.

– Как ниже? – Александр вдруг догадался. – Ты что, хочешь сказать…

– Да. – Немой закивал. – Я прямо как чувствовал, что что-то должно произойти. Поэтому контейнер этот поближе к палубе держал. Когда все началось, я его быстренько, под шумок, на спасательный бот перегрузил и отчалил. Никто даже не заметил, как я его перегружал. Паника началась, суматоха, все к шлюпкам бросились. Потом дым в полнеба повалил. Ну а под этой завесой в отчалил. Знал, что они за грузом охотиться будут.

– Ты что, рассчитывал на боте прямо до Камчатки доплыть? Или до Сахалина?

– Нет, конечно. – Капитан рассмеялся. – Просто спрятать понадежнее. Раз уж они целое судно из-за этой аппаратуры на дно пустили, то и обшарят его непременно. До сих пор небось по винтикам его под водой разбирают. Тут ведь еще вот в чём загвоздка: они не знают, что им искать. Может, это зажигалка какая-нибудь со встроенным микропроцессором, а может… – Тут прямо над суденышком что-то проревело. Капитан выглянул в окно. – Самолет. Истребитель какой-то.

– За нами? – насторожился Турецкий.

– Врядли.– Капитан пристально смотрел в окно, наблюдая за быстро удаляющейся точкой,– Нет, не за нами. Он бы вернулся… Ну так вот, на чем я остановился?

– Они не знают, что искать, – напомнил Александр.

– А-а, да-да. Они не знают, что искать, и поэтому рыщут там до сих пор. И еще месяца два рыскать будут. Корма ведь не сразу откололась. Она еще мили полторы тащилась за танкером. И все из нее лилось и сыпалось. Ну и плюс шторм, плюс течение. Так что представляешь, какой им квадратик обшарить придется?

– А нам?

Кирюха пришел в себя, и теперь Вася аккуратно, по чайной ложке, вливал в него крепкий душистый бульон.

– Ну как ты? – Турецкий вошел в каюту и присел на край кровати.

– Нормально. – Кирюха улыбнулся. – Не помру, если жив останусь.

– Останешься. – Вася вылил остатки бульона ему в рот и поставил чашку на столик. – А теперь спи до следующего кормления. Тебе сил набираться надо.

Кирюха облегченно вздохнул, закрыл глаза и тут же провалился в глубокий сон.

– А где Вениамин с Козловым? – спросил Турецкий шепотом.

– На камбузе. Трескают. Так шо ты решил? Смотри, заражение крови может быть.

Тут над кораблем опять пронесся самолет. И за ним еще два.

– Чего они разлетались? – Турецкий посмотрел на небо, на котором остались три тонкие белые полосы.

– Учения какие-то. – Гладий пристально посмотрел на командира. – Ты не ответил, начальник.

– А что, у нас есть другой выход? Василий помотал головой.

– Чего ж тогда спрашиваешь?

– Просто… Просто… – Гладий смущенно опустил голову, – просто хочу, шоб вы мне доверяли…

– Тогда давай все по порядку. – Александр сел на стол и сложил руки на груди. – Почему ты нас бросил посреди тоннеля?

* * *

Савелов позвонил Меркулову уже после работы.

– Привет, – отозвался Меркулов. – Есть новости?

– Можем встретиться? – лапидарно спросил Савелов.

– Ясно, выезжаю, – тоже перешел на телеграфный стиль Меркулов.

– Погоди, не у меня. И не у тебя.

– Даже так? Тогда традиционно – под памятником Пушкину?

– Ты бы еще предложил в сквере у Большого театра. Матвеевское знаешь?

– Найду.

– Вот прямо на платформе и встретимся.

По дороге в этот необычный район Москвы, куда проезжать на машине приходилось через лес, рядом с которым находилась ближняя сталинская дача, Меркулов строил предположения, о чем же будет разговор. Проверял сам себя – нет, он всё сделал правильно. Он нигде не прокололся. Сашка прокололся? Так по этому поводу секретных встреч не устраивают.

Так ничего и не придумав, он остановил машину у рынка, который уже истекал товаром и народом, гася свои огни и захлопывая ставни.

Прошел мимо дворников, усердно метущих нечистый асфальт, краем сознания отметив, что нынче дворники почему-то стали пахать усердно, а раньше – одно название. Впрочем, оно и понятно, раньше дворниками интеллигенция пахала.

«А теперь кто? – не к месту подумал Меркулов. – Куда теперь интеллигенция подевалась? Да там же она, дворниками работает, только где-нибудь в Америке – Германии».

На платформе тоже сворачивалась торговля – книжно-газетный ларечник упаковывал свою печатную продукцию – «Как стать богатым», «Как нравиться людям», «Как стать неотразимой».

Если бы книга называлась «Как быть неуязвимым», он бы точно купил.

– Простите, в сторону Переделкина когда будет?

Меркулов обернулся. Савелов озабоченно смотрел по сторонам.

– В двадцать один ноль пять, – ответил Меркулов, а про себя подумал, что не рассмеяться ему дозволяет только ощущение какой-то беды, нависшей над Турецким.

– Спасибо, – ответил Савелов и двинулся к началу платформы,

Меркулов спустя какое-то время тронулся за ним.

– Что, так плохо? – спросил он, когда в радиусе пятидесяти шагов не было ни души.

– Еще хуже.

– Говори уж. Они погибли? – еле выговорил Меркулов.

– Нет, но только чудом.

– Это плохо, когда чудеса. Чудеса имеют обыкновение кончаться в самый нужный момент.

– Я чего, собственно, тебя позвал. Ты Турецкого хорошо знаешь?

– Турецкого? – тупо переспросил Меркулов. – Турецкого?! – Это то же самое, если бы его спросили, не знает ли он Меркулова. – Погоди, дай сообразить? Объясни, погоди.

Меркулов прислонился к перильцам. Было холодно, но Меркулова прошиб пот.

– Да нет, я так спрашиваю, – испуганно проговорил Савелов. – На всякий, как говорится…

– Ну и вопросики у тебя, – все не мог отдышаться Меркулов.

– Понимаешь, какая штука, за ребятами постоянно кто-то следит. Ну японцы, понятно. Там еще какие-то контрразведки… Но…

– Погоди, какие контрразведки? – остановил его Меркулов. – Ты что мне говорил? Откуда какие-то контрразведки знают про миссию Турецкого и команды?

– Действительно, – сказал Савелов. – Странно. Впрочем, дело не только в этом. У меня такое впечатление, что кто-то еще получил то же самое задание. Понимаешь, Турецкого с ребятами кончить хотели наши.

– Какие «наши»?

– Вот это я у себя все время и спрашиваю.

Домой Меркулов ехал медленно. Это надо было переварить и тут же, по горячим, что называется, следам, расставить по полкам. Конечно, он не посылал Турецкого только за машиной; Он не посылал его и за тем, чтобы просто заменить выбывшего Чеснокова. Турецкий должен был расследовать утечку информации из системы ГРУ и вычислить предателя. Проще говоря, через службу внешней разведки Меркулова на самом верху попросили внедрить в команду своего, человека. Турецкий о своем задании прекрасно знал. Меркулов предпринял еще кое-какие меры для безопасности группы.

И вот теперь оказалось – не зря: крысы забегали. Кто были эти крысы, Меркулов тоже догадывался. А разговор с Савеловым…

Вроде все правильно, мужик печется об операции. Вроде все правильно… Но что-то не так…

Глава третья ВОТ И ВСЕ

– А я и сейчас уверен в своей правоте. А тогда…

Тогда я шел по тоннелю. Я слышал, как вы меня звали, как хлопнули дверцы машины, как вы поехали дальше. Думал, будь что будет. Схватят так схватят. Наплевать.

Меня осветили фары. Я прижался спиной к стене. Полицейский автомобиль пронесся мимо. Не заметили. Просто повезло.

Потом вышел из тоннеля. Никого вокруг не было, только вертолет трещал где-то вдали. Я выбрался на берег, снял комбинезон, затолкал его в урну. Не, пистолет выбрасывать не стал. Хотел было, но что-то остановило.

Я не видел, как вас арестовывали. Пока добрел до противоположного выхода из тоннеля – все уже было кончено. Толпа зевак собралась. Я близко не мог подойти. Видел лишь, как полицейские пальнули слезоточивым газом, обступили нашу машину. Потом понял – вас взяли.

Холодно было, а у меня брюки по колено в воде. Надо было где-то обсохнуть, постираться… И я вернулся в мотель. Как я до него добирался – это уже отдельная история.

В общем, замочил одежду в раковине, а сам залез под одеяло, шобы согреться. Лежу и думаю – а дальше шо? Шо делать? В кармане – мелочевка, языка не знаю, города не знаю… Я вообще ничего не знаю! Как тот Робинзон Крузо на необитаемом острове. А в голове свербит: «Ты, Васька, сука… Ты бросил ребят… Ты их предал!..» Но с другой стороны, я ведь остался на свободе и мог хотя бы попытаться выручить вас. Но как? И тут я вспомнил про афишу…

– Какую афишу?

– Та батьки Венькиного, – кивнул на Сотникова Гладий, – знаменитого виолончелиста. Вы-то ее, может, и не заметили, а я вот увидел.

Все, кроме капитана, были уже в каюте. Но Василия не перебивали, хотя слушали недоверчиво.

– Не меньше часа объяснялся на пальцах с портье. Наконец он врубился, шо я от него хочу, и нарисовал на бумажке, как добраться до этой чертовой филармонии. Доехал на автобусе, а концерт уже начался. Да и не пустили бы меня в таком виде – в жеваном свитере, в растоптанных кроссовках, к тому же и без билета…

Покупаю на углу букетик, вкладываю в него записку. Так, мол, и так, уважаемый господин Сотников, ваш сын находится в Токио, сидит в полиции. И приписал в конце: «Это не хохма!!!» Подхожу к билетерше, сую ей этот букет. А она поняла, шо это я ей цветы дарю. Ни себе фига! Втолковываю ей, шобы передала букетик кому надо, играю на воображаемой виолончели. Со стороны посмотреть – дурдом. На счастье, до нее дошло.

А как проверить? Может, она его в вазочку поставит и будет любоваться.

Отыскал артистический вход, притаился. Проходит час, два… Наконец выходит Венькин батько.

Раздраженный такой, губы от злости побелели, и все бурчит себе под нос:

– Подонок, сволочь, мразь…

Ага, зацепило, в самое яблочко.

К батьке подъезжает машина, он в нее садится и укатывает. В полицейское управление, куда же еще… Вот только сможет ли он вытащить вас из участка? А если и сможет, то когда? На каких условиях? И как я вас потом найду?

Я решил так: буду ждать в мотеле три дня. Не вернетесь – надо будет шо-то предпринимать, как-то выбираться из страны. Хотя честно, я даже не представлял, как это можно будет сделать, разве шо только самому полиции сдаться…

А жрать охота… На пути попадается шо-то навроде кафе. Вхожу, сажусь за столик, ко мне подбегает официант. Думаю, набью пузо – и деру, пусть попробуют догнать. Тычу пальцем в меню – это, это, это, это…

Принесли целую гору, шо там только не было! Ну я набросился, трескаю за обе щеки, а сам на выход поглядываю, прикидывая, в какую сторону от кафе драпать. Не заметил даже, как напротив меня какой-то япошка уселся. Уселся и уселся, черт с ним, не мешает. Заказал он себе чашечку кофе, раскрыл газетку, читает. Сразу видно – никуда не торопится.

Мне уже в глотку не лезет, а остановиться не могу. Вкуснотища!..

И тут я отключился. В буквальном смысле, будто электрические пробки перегорели. И темнота… И ничего не помню…

Очухался еле-еле. С трудом открыл глаза, тошнит, башка кружится. Постепенно прихожу в себя, оглядываюсь по сторонам и вижу…

Лежу я в широкой постели на чистых простынях… Абсолютно голый… Из окна бьет солнечный свет. Значит, утро… Комната просторная, с красивой мебелью, прямо передо мной телевизор на стенке висит… На тюремную камеру вроде не похоже…

Смотрю, на тумбочке красочный такой буклет и на нем большими латинскими буквами: Hotel «Hilton». Я хоть в английском ни буб-бум, но все же не конченый дурак, шобы эти два слова неразобрать.

Ни себе фига…

Встаю с кровати. Ноги дрожат, всего шатает, хуже, чем вот сейчас. Иду в ванную, как тот теленок, чищу зубы. Голова совершенно пустая, ни одна мысль не приходит. Ну не могу я объяснить себе, что произошло…

Глядь, на стеклянной полочке ключи лежат, а рядом с ключами – конверт. Распечатываю, в нем деньги и бумажный листок. Я этот текст на всю оставшуюся жизнь запомнил: «Автомобиль на подземной стоянке отеля. Место №115. Сегодня ночью, с 1.00 до 3.00, ты должен быть в указанном на схеме месте. Самостоятельно в контакт ни с кем не вступать. Действовать по обстановке. Задача – прикрыть команду. После прочтения сожги!»

Шо за ни себе фига? До сих пор понять не могу. Кроме того япошки, шо читал газету в кафе, никто на ум не приходит. Только он мог подсыпать в мою жратву какую-то дрянь. Не было там больше никого рядом, это я знаю точно. Не было!.. Пистолет быстро отыскался в ящике стола. Открываю шкаф – там рубаха, куртка, брюки, ботинки.

Напяливаю на себя все это барахло – тютелька в тютельку, мой размер! Будто сантиметром вымеряли. Та вот она, одежка. – Гладий оттопырил руки в карманах. – На столе ваза с фруктами и минеральная вода. Очень кстати, в горле паскудно, как в свинарнике. Пью прямо из горла, а взгляд мой случайно натыкается на газету… Она на подоконнике лежит, на самом видном месте, специально, шобы я заметил. Газета за пятнадцатое ноября… Вот так… Получается, я трое суток в отключке провалялся.

Мне душно как-то стало, совсем нехорошо. Открыл окно, высунулся в него по пояс, глотнул морозного воздуха. Вроде полегчало. И тут вдруг… Честно, я уж подумал– все, крыша поехала. А как иначе, если подо мной, метрах в пятнадцати, вдоль стены едет люлька, а в ней стоит Сашко! Я ему кричу:

– Сашко! Сашко, я здесь!

Он не слышит, едет себе дальше, а потом вдруг как долбанет кулаком в окно и прыг из люльки! Точно, глюк… Я был на три этажа выше, на всякий случай решил проверить – может, все это взаправду? Выхожу из номера, сажусь в лифт, спускаюсь на восьмой. Коридор пустой, нема командира. Прошелся я туда-сюда, нема, затем вернулся в номер, пустил холодную воду и сунул под струю голову. Минут двадцать в такой позе проторчал…

До меня уже начинает кое-шо доходить, но смутно и медленно. Еще раз проглядываю цидульку, врубаюсь в схему. Ни себе фига, до какой-то Иваки надо километров двести пятьдесят переть, а потом свернуть в сторону, к кресту. Там крестик такой был маленький, хрен знает, шо он обозначает. Может, опять подстава? И вообще, не нравится мне все это. Не нравится.

Сел в кресло, жую фрукты. Не думается. А время бежит, отстукивая в висках: тик-тик, тик-тик, тик-тик…

В восьмом часу вечера спускаюсь в подземный гараж. Хвоста за мной нет, это точно, я несколько раз проверял. Нахожу машину. Красивая такая, спортивная. Ключ подходит. Врубаю двигатель, смотрю на приборы – бак под завязку. В «бардачке» карта и красным карандашом отмечено, как лучше из Токио выехать. Обо мне с самого раннего детства так никто не заботился.

Еду по этому красному карандашу. Действительно, самый близкий путь, уже через каких-то двадцать минут выкатываю за город. Смекаю, лучше не гнать во весь опор, чтобы местные гаишники не тормознули. Рулю себе спокойненько, под шестьдесят, любуюсь природой, меня всякая шваль влегкую обходит. Пусть обходит, я не тороплюсь, у меня еще пять часов в запасе. А у самого уже в заднице свербит – шо там у креста? Кого прикрывать?

Снег повалил крупными хлопьями, видимость стала хуже некуда. Наверное, именно поэтому я все-таки запутался, пропустил нужный поворот, начал петлять по Иваке этой. Кстати, неплохой городишко… Наконец вернулся к развилке. Смотрю на часы – пять минут второго. Поддал газку. Дорога узкая, но ровная, моя тачанка катит бесшумно.

Въезжаю в какую-то деревню. Глухомань… Темно, ни огонька вокруг. Останавливаюсь. Ничего не понимаю, крест должен быть где-то здесь… И вдруг – чьи-то фары сзади, пока еще далеко-далеко. Я по газам, через всю деревню, затем проскакиваю вперед, с ходу сворачиваю на обочину, зарываюсь капотом в снег… На всякий случай пистолет держу в руке…

Фары приближаются, но вдруг гаснут. Какая-то тачка остановилась прямо посреди деревеньки. Я вылезаю из машины– и в сугроб, по-пластунски, к лесу. Ползу, головы поднять не могу: луна, как назло, из-за облаков выглянула, сразу заметят.

Слышу, дверца хлопнула. И голоса. Тихие-тихие. Потом кто-то по снегу заскрипел. Я лежу, затаился, шевельнуться боюсь. А этот кто-то уже совсем близко… Вот он проходит мимо, шаги удаляются… Я гляжу вслед – командир! Его походка, да и силуэт похож. Точно, Сашко! Или опять глюк? Нет, не может быть… Ущипнул себя за нос. Больно. Значит, не сон…

Сашко скрылся в лесу. Я – за ним. Осторожненько, пригибаясь к земле, мелкими перебежечками, чуть левее, шобы со стороны наблюдать. Наконец деревья. За толстыми стволами можно легко укрыться. Скольжу от дерева к дереву, как тень. И замираю…

Их четверо. Кроме командира три каких-то парня. Я их в первый раз вижу… Двое стоят у ограды… Кладбище! Так это же и есть тот самый крест!.. Ну-ну, шо дальше?.. Дальше они о чем-то говорят. Не разобрать, далековато, а подобраться ближе – раскроюсь.

Минуты через три Сашко и один из парней пошли обратно к деревне. Остальные остались, что-то дымящееся наливают из термоса в железную кружку… Холодно, греются…

– Здесь будем кончать или дальше отъедем?

– Здесь. Только обождем маленько, пока Егор уведет этих придурков.

Парни заговорили вдруг в полный голос, так громко, что с ветки над моей головой вспорхнула птица.

Кого они хотели кончать? Ясно, шо это ловушка, но для кого? Ясно и то, что третьего парня зовут Егором… Кто они такие? И почему Сашко с ними заодно? Он шо, тоже будет кого-то кончать? А Кирюха, Митяй, Венька? Они живы?

Наверное, много произошло за последние трое суток, очень многое… А может, шо и раньше произошло…

Ну, жду. Вскоре возвращаются командир и Егор. С ними еще один незнакомый мне мужчина, которого тут же берут под руки и ведут через кладбище…

– Не тяни, – говорит Сашко. – Что за инструкции?

– У меня приказ возглавить вашу группу.

Присматриваюсь внимательно – в этом Егоре шо-то знакомое, где-то я его уже видел…

– Чей это приказ?

– Полковника Савелова…

– Не понимаю…

Я тоже не понимаю. Шо-то здесь не так… Ох не нравится мне все это…

Они медленно бредут по тропинке, их голоса затихают. Шо делать? Следовать за ними? Открыться? Или же?..

Прячась за могильными камнями, пробираюсь по кладбищу. Зловещая обстановочка, ничего не скажешь. Самое место кого-нибудь укокошить.

…Они его душили. Один, присев на корточки, держал за ноги, а другой, уперевшись коленом в спину, затягивал на шее удавку. Все это происходило в полнейшей тишине. Отличная работа, сразу чувствуется – школа…

Их бы можно было уложить двумя выстрелами, но нет… Стрелять нельзя.

– Хлопцы, помощь нужна? – Я иду прямо на душителей. – Дайте-ка я вам подсоблю, у меня это неплохо получается.

Они вздрагивают, оборачиваются в мою сторону, одновременно с этим продолжая свое грязное дельце. А зря. Надо было освободить руки, они бы пригодились.

Я с разбега всаживаю тому, шо с удавкой, рукоятью пистолета по затылку. Второй не успевает вскочить на ноги – я бью ему носком ботинка под челюсть с такой силой, что он даже пикнуть не успевает, в момент отключается.

Затем помогаю мужику снять с горла проволоку. Тот выпучил глаза, глотает ртом воздух… Опоздай я на несколько секунд, и он бы отправился на тот свет…

Парни лежат недвижно. Я склоняюсь над одним из них. В затылке зияет глубокая черная дыра, кровь хлещет… Переворачиваю его на спину. Не дышит. Пытаюсь нащупать пульс. Не нащупывается.

Бросаюсь ко второму. Очи стеклянные. На губах пена. Под челюстью, там, где должен торчать кадык, – вмятина.

– Вы их убили? – говорит мужчина. Он уже очухался, только дышит еще пока тяжко. – Одним ударом?

Ненавижу убивать, но так уж получилось… Они этого заслуживали, они нечестные…

– Я не знаю, кто вы, – он протягивает мне раскрытую ладонь, – но только что вы спасли мне жизнь…

И тут я узнаю его. Капитан «Луча». Значит, ребята все-таки увели его у японцев. А после этого спокойно отдали на заклание, як того бычка?..

– Почему? – спрашиваю, пожимая ему руку.

– Не знаю…

– Кто они?

– Тоже не знаю… За прошедший день мне сплошь попадаются незнакомые люди. Правда, сейчас мне, кажется, немного повезло.

– Немного… – я подхватываю его под мышки, рывком поднимаю на ноги. – Можете сами идти?

– Куда?

– Тут неподалеку моя машина.

Игорь Степанович рассказал мне все, начиная с того момента, когда его корабль развалился надвое. И про бесконечно долгие допросы в японской разведке, и про наркотики, и про побег из отеля, и про вероятный маршрут, по которому поедут ребята: до Сакаты, а там на каком-нибудь судне в открытое море.

Одного я пока не мог понять – зачем вам понадобилось убивать капитана, да еще так непродуманно, наспех? Ведь по плану его надо было живым доставить в Россию. Живым! Мне вспомнились слова подполковника Чернова: «Уничтожить только в самом крайнем случае, когда поймете, что подобраться к Немому будет невозможно». Странно все это, необъяснимо…

Мы нагнали вас километрах в двадцати от Иваки. Сели на хвост, держались на порядочном расстоянии, чтобы вы ничего не заподозрили.

Следом за вами въехали в Фукусиму. Мы видели, как вы бросили автомобиль, как зашли в маленький ресторанчик, как Митяй куда-то исчез, а потом вернулся на синей «мицубиси», как вы сели в нее, как выехали за город, как долго стояли у обочины…

Мы вели вас до самой Сакаты, до мотеля «Одинокий путник». Я знал, верней, чувствовал – очень скоро шо-то должно произойти, шо-то ужасное, непоправимое…

Мы заняли удобную позицию прямо напротив входа в мотель и стали ждать.

Дальше вы уже знаете сами…

А вы думали, шо я предатель… Я не в обиде на вас за это, хлопцы. Честно, не в обиде…

Вот и все. Мне больше нечего сказать.

Глава четвертая ОПЕРАЦИЯ

– Оставь, чего ты в этот пульт вцепился, как хохол в сало? – Веня попытался отнять у Митяя пульт дистанционного управления. – Дай хоккей посмотреть.

– Обойдешься. – Козлов напряженно жал на кнопку переключения программ. – Делами заниматься надо, а не хоккей смотреть. Суббота только через три дня будет.

– Можно подумать, что ты больно серьезным делом занимаешься, – обиделся Сотников.

– Можешь представить.

По всем каналам шли или тупые самурайские боевики, или национальные танцы. Новостей нигде не было. – Ну и какими же?

– Не твое дело.

– Вениамин. – На камбуз заглянул Турецкий. – Воды вскипяти. Найди аптечку и неси в каюту. Поможешь Василию пулю из Кирилла вытаскивать.

Над кораблем опять пронеслось звено истребителей. Но на них уже никто не обращал внимания.

Митяй остался на камбузе один. Сидел и продолжал переключать программы.

– Ну давай, давай, где же эти чертовы новости?.. Ага, вот, кажется. – Он зачем-то сделал погромче.

Как будто мог разобрать, что говорит сухощавый седой японец, все время улыбаясь. Митяй даже не заметил, что за спиной у него кто-то стоит…

* * *

-Ну что, можно? – Вениамин сосредоточенно смотрел на Васю. – Можно снимать бинты?

– Да, можешь пока снимать. Кажется, заснул. – Гладий выложил на жестяной поднос все, что смог найти на судне: пакет ваты, два шприца с морфием, один из которых был уже наполовину пуст, ножницы и большой медицинский пинцет. Под конец полез в карман и вынул раскладной ножик. – Это, конечно, не скальпель, но режет будь здоров.

Разорвав целлофановую обертку, он вынул из упаковки таблетку сухого спирта. Положил на маленькое блюдце и поджег.

– А это еще зачем? – тихо спросил Вениамин.

– Для дезинфекции. – Вася улыбнулся и стал нагревать лезвие ножа на голубом языке пламени. – Да ты разбинтовывай, не спи, у нас минут десять, пока он балдеть будет…

Сначала долго мелькали таблицы биржевых курсов. Потом какой-то профессор, тыча указкой в какие-то схемы, что-то чирикал про Африку, карта которой высветилась внизу экрана. Потом была хроника какого-то небольшого землетрясения, потом рассказали об ужасных морозах в России и о снегопаде в Египте, и наконец…

– Нет… Нет-нет-нет-нет… – забормотал Митяй, почувствовав, что у него начинают трястись руки. – Ну пожалуйста, не надо. Ну я очень прошу.

Но экран телевизора методично высвечивал картинку за картинкой, уже знакомые Митяю. Развороченный джип с обгоревшей краской, перевернутый на бок. Три тела на носилках, закрытые простынями…

– Ну вот, теперь нормально. – Вася положил на поднос нож с покрасневшим лезвием. – Пусть пока остынет. Ну чего ты там возишься? Перетяни ему ногу выше раны. А то если он еще грамм триста крови потеряет – хана.

– Сейчас-сейчас. – Вениамин дрожащими руками принялся обвязывать ногу жгутом, стараясь не смотреть на вспухшую посиневшую рану. – Только ты поосторожнее, ладно? Ну сосуды там всякие, сухожилия.

– Не каркай. – Вася засучил рукава, глубоко вздохнул, как перед погружением в воду, и взял в руки нож. – Вот здесь прижми пальцем и не отпускай.

Когда лезвие погрузилось в рану, Кирюха дернулся и тихо застонал.

– Лежи спокойнее, дурачок! – ругнулся Гладий. – Веня, подержи его, а то… Вот она. Кость не задета. Но глубоковато.

– Достанешь? – неуверенно спросил Вениамин.

– Попробую…

…Может, это еще и не они.

Митяй не отрывался от экрана, глухо бормоча:

– Не они. Нет, точно не они. Ну конечно, это не они.

Почему я вдруг подумал, что это они?

Но чем больше он старался себя убедить, тем меньше ему в это верилось.

Над корабликом опять пронесся самолет.

– Чего они, в конце концов, разлетались? – Вениамин вздрогнул.

– Ничего. Неважно…– пробормотал Вася, отчаянно пытаясь ухватиться пинцетом за скользкую пулю, засевшую глубоко в ране. – Ну, давай, ридненька, давай. Шо ж ты, сука, там засела? Я тебя все равно выковыряю. Ну давай, гадюка, давай…

– Что, не получается? – спросил Веня, вытёрев лицо Васи носовым платком.

– Ничего, получится. – Гладий сцепил зубы и наконец ухватился за пулю. – Вот!..

– Что?! – Вениамин вздрогнул и чуть не упал со стула.

– Пуля… – Вася весь напрягся. – Пошла, пошла, пошла, пошла…

Наконец пуля выскочила из раны и покатилась по полу. И тут фонтаном хлынула кровь…

– А эти что тут делают? – пробормотал капитан, увидев, что на горизонте показался силуэт какого-то военного корабля. – Ну они-то точно не по нашу душу. Или по нашу?..

Нет, это не они. Не те мужики, русские ханыги, которым Митяй возле автомагазина втюхал машину, которую просил пригнать Егор-майор.

А потом на весь экран показали покореженный номер машины. Козлов инстинктивно полез в карман и достал бумажку. Ту самую, которую дал ему Егор.

Номер на ней был тот же самый.

– Нет! – Он вскочил и со всей силы шарахнул кулаком по стене. – Нет!

И только тут заметил, что за его спиной стоит Турецкий.

– Что случилось? – жестко спросил Александр.

Митяй секунду стоял на подкашивающихся ногах, а потом рухнул на колени.

– Господи, прости! – заорал он дурным голосом. –

Сука я! Жмот! Куркуль!

Турецкий молчал. Он уже догадался, что произошло.

– Это мы должны были взорваться! Помнишь, ему плохо стало и он в лес пошел. Это мы должны были на воздух взлететь. Я машину – это джип был, – я ее перепродал и на нашу «мицубиси» сменил. А джип этот на воздух взлетел. Вот почему Егор в лес уходил. Он еще тогда нас грохнуть хотел. Козел я, козел! – Митяй уже размазывал по физиономии слезы и сопли. – Но я же жизни нам спас, я ведь спас…

Александр брезгливо оттолкнул Козлова.

– Жгут! Скорее жгут накладывай! – заорал Вася, пытаясь заткнуть рану пальцем. – Ну шо ты суетишься, как баба? Вон ремень на стене висит! Да быстрее же! -

Кровь, обжигающая, горячая, липкая, пульсируя, сочилась между пальцев, и ее никак не удавалось остановить. Вася чувствовал, как вместе с кровью из Кирюхи медленно вытекают последние остатки жизни. А Веня так медленно все делает… так медленно…

Корабль, показавшийся на горизонте, рос с потрясающей скоростью. Уже через минуту можно было разглядеть, что это трехпалубный линкор. А еще через минуту от него оторвались и поднялись в небо три маленькие точки.

– Эй, кто-нибудь! – позвал Немой.

Но ему никто не ответил….

– Какой же ты гад, – тихо говорил Александр. Но от этого тихого голоса Митяю становилось страшнее, чем от побоев. – Какая сволочь. Все тебе мало?! Все тебе мало?! Мы-то ладно, но они здесь при чем? За что ты людей поубивал! Это ведь ты их убил!

– Ну я ж не знал! – продолжал реветь Козлов. – Кто мог подумать, что в машине бомба? Я же ничего плохого не хотел!

– Он не хотел… Ты никогда ничего плохого не хотел. Не хотел нас подставлять, когда машину крал, этих людей тоже погубить не хотел. Слушай, Козлов, в тебе вот есть жалость? Понимаешь, простая человеческая жалость?

– Но… – Митяй опустил голову. – Но на их месте могли оказаться мы. Должны были оказаться…

– И лучше бы мы! Потому что… потому что, ради чего это все вообще? Мы что, по трупам пойдем, не разбирая? Я плевать тогда хотел на наше задание, на все вообще! На Родину, на честь, на звание, если ради этого надо невинных убивать! Я не хочу убивать! Я не убийца!

– Есть! Есть! Останавливается! – радостно закричал Вениамин, когда кровь перестала хлестать. – Еще немного затяни, и совсем остановится.

– Ну, можно выпить за его здоровье! – Вася облегченно вздохнул, дрожащими руками разорвал бумажную упаковку на бинте, набрал побольше ваты и принялся мастерить повязку. – Шо за шум?

– Где? – Веня прислушался. Действительно, снаружи доносился шум каких-то моторов. – Какая разница. Наверно, Немой что-то с мотором вытворяет.

– Наверно. – Вася вытер рукавом пот и принялся накладывать повязку.

И тут заревела сирена. Заревела так громко и так неожиданно, что Вася даже выронил бинт.

– Ни себе фига! Шо это? Пойди проверь, – скомандовал он Вене.

Сотников зачем-то схватил со стола нож, которым только что выковыривали пулю, и выскочил из каюты.

На палубе были уже все. И Турецкий, и Митяй, и Немой. У Митяя почему-то лицо распухло, а глаза покраснели.

– Что такое? Что случилось? – спросил Сотников. – Мы что, тонем? А мы из Кирюхи пулю достали. Да что такое?

Турецкий только мотнул головой.

Веня огляделся по сторонам. И увидел, что прямо на них надвигается огромный военный корабль. А прямо над суденышком зависли три жирных зеленых армейских вертолета. Когда Вениамин задрал голову, первые три фигурки с автоматами на тонких канатах скользнули вниз. А потом еще три, и еще, и еще…

– Сопротивляться отставить, – тихо приказал Турецкий, глядя, как первый гость, бряцнув амуницией, ступил на палубу корабля…

Глава пятая МЕЖДУНАРОДНЫЙ СКАНДАЛ

– Курите?

– Нет, спасибо. Берегу здоровье.

– Правильно. Здоровье дороже всего. – Вежливый мужчина, вежливо улыбаясь, вежливо прячет пачку сигарет в карман и вежливо снимает колпачок с авторучки.

Турецкому тоже хочется вежливо улыбаться. Не потому, что настроение хорошее, а чтоб показать, что он нисколько не смущен своим положением.

– Ну ладно, может, скажете, как вас зовут?

– Александр. – Турецкий тоже улыбается. Но его улыбка все равно не получается такой лучезарной и жизнерадостной, как у иностранца. Что ни говори, а следователю быть в роли подследственного – опыт не из приятных.

– Александр. Очень приятно. А меня Алекс. – Записывает, вежливо улыбаясь чистому листу бумаги. – А фамилия у вас какая?

– Алекс. Алексей или Александр? Мы не тезки?

– Нет.

– Алексей, значит. – Турецкий так и не ответил на вопрос. – Ну будем знакомы. Слушай, Леша, а где все остальные? Могу я знать, куда вы остальных ребят подевали?

– Конечно, можете, Александр. – Алекс кивает. – Ничего нет проще. Как только вы ответите на все наши вопросы, так сразу вас отведут к вашим товарищам.

– Понятно. – Александр засмеялся. – Как только, так сразу.

– Что? – не понял переводчик.

– Ничего, так. – Турецкий перестал смеяться. – Ну ладно, давай свои вопросы. Только побыстрее, а то они мою пайку сожрут.

Больше всего Турецкого волновало состояние Кирюхи. Как он там? Что с ним? Хотя они же не изверги какие-то, цивилизованные люди, не оставят раненого человека помирать без присмотра.

– Вот и отлично. – Даже сквозь дежурную улыбку пробивается настоящая, от удовольствия, что так быстро все получается. Алекс на секунду задумывается, с чего бы начать. Но только на секунду.

– Скажите, Александр, какое задание вы…

– Не понимаю! – перебивает Турецкий.

– Ну хорошо. А почему?..

– Не знаю.

– Не знаете? – Теперь у него улыбаются только губы. – Тогда скажите, зачем вам понадобилось…

– Просто так. Сейчас уже не могу точно сказать. – Видя, как переводчик начинает завинчивать и отвинчивать колпачок ручки, Турецкий постепенно приходит в отличное расположение духа. Ну да, этим штучкам он сам ребят учил в «Пятом левеле».

– Извините, вы, наверное, не до конца осознаете…

– Не до конца! – Турецкий согласно кивает.

– Извините, – натужно повторяет Алекс, от улыбки которого остался какой-то оскал, – но судя по всему, вы действительно не осознаете, что тут происходит. – И голос у него уже не бархатный, а какой-то металлический. – Я посоветовал бы вам…

– Нет, это я посоветовал бы вам как можно скорее пригласить русского консула и попытаться объяснить, по какому праву вы нас тут держите.

– Русского консула? – Алекс удивленно вскинул брови. – Вы действительно думаете, что вам пригласят консула?

– А что? – Турецкий насторожился. – Вы хотите сказать, что у вас есть достаточные основания не делать этого?

– Да полно. – Алекс нехотя закрыл папку, встал и подошел к маленькому круглому иллюминатору, выглянув наружу.

– Может, назовете?

– Запросто. – Алекс рассмотрел, как к кораблю пришвартовался большой глиссер с пулеметной фермой. То ли английский, то ли американский.

– Ну так называйте.

– Вы нарушили порядок пребывания туристов в Японии. – Алекс, как в школе, начал загибать пальцы. – Вы проникли в пограничные воды, вы подозреваетесь в убийстве нескольких человек, и, наконец, вы находитесь в зоне дислокации военно-морских сил. Насколько я знаю, Россия сама в НАТО не хочет. Ну, этого достаточно?

– Не-а. – Александр старался прикинуть, сможет он пролезть в маленький иллюминатор или застрянет там на потеху заокеанской военщине. – Если мы нарушили порядок пребывания в Японии – это дело японской полиции, если мы проникли в какие-то там воды – это дело пограничников. Если мы в чем-то подозреваемся, вы тоже можете догадаться, чье это дело. Ну а что касается дислокации, то мы просто не знали. Вы ведь ни одного указателя не поставили, ни одного запрещающего знака. Так что консула вам в любом случае придется позвать. А то ведь такой скандал закатить можно. Газетчики любят такие сенсации.

Александр, конечно, блефовал, как раз консула он ни за что не хотел бы видеть. Тот открестится от них как пить дать.

– А на газетчиков можете даже не надеяться. – Алекс повернулся к иллюминатору спиной и поэтому не заметил, как из катера на палубу вдруг выскочило несколько человек в черных масках и бросились к люкам и дверям, на ходу быстро и бесшумно вырубая вахтенных матросов. – Можете не надеяться на них потому, что все названное мной не причина вашего задержания, а повод. Всего лишь повод.

– Тогда, может, назовете причину? – Александр тоже ничего не видел. Но его ухо уловило чей-то далекий вопль, и он насторожился.

– Послушайте, Александр, давайте будем вести себя как взрослые люди. У вас свое задание, у нас свое. Вы прокололись, погорели, свалились, провалились, или как там у вас ещё говорят. Так что давайте не будем делать вид, что мы друг друга не понимаем. Договорились?

– Давайте. – Александр сидел к иллюминатору лицом и поэтому заметил, как в каюту на мгновение заглянула чья-то физиономия в черной трикотажной маске и тут же опять исчезла. – Только с вами я говорить все равно не буду. Вы ведь не можете мне ничего предложить. А мне нужны гарантии.

– Какие гарантии? – Алекс опять оживился.

Какие гарантии были нужны Турецкому, он и сам не знал. Никаких не нужно. Нужно потянуть время. Потому что наверху, на палубе, что-то происходит, и это что-то касается его и его друзей. Иначе с какой стати тут появились спецназовцы? А может, просто учения?

– Я пока не решил окончательно, какие требования я вам буду выдвигать. Но дело в том, что… – В этот момент Турецкий вскочил из-за стола и молнией метнулся к Алексу. Через каких-нибудь три секунды тот уже валялся на полу без сознания. – … сейчас мне не до разговоров, – закончил фразу Турецкий, быстро связал Алексу руки и затолкал ему в рот его же собственный галстук.

Дверь была заперта снаружи. Александр метнулся к окну и выглянул. Все было тихо, палуба была пуста. На какое-то мгновение он даже испугался, не привиделась ли ему эта физиономия в маске. Может, действительно простые учения? Отрабатывают захват судна диверсионной группой.

Но в следующий момент он облегченно вздохнул. Потому что увидел, как трое мужчин в черных камуфляжах быстро ведут кого-то к катеру. И этот кто-то…

– Вениамин?! – удивленно воскликнул Турецкий.

Сотников нисколько не сопротивлялся. Даже пригибался немного, трусцой направляясь в сторону катера. Значит, не учения. Но тогда что тут вообще происходит?

Вслед за Сотниковым на палубе появился Гладий, потом Немой, потом Козлов. Двое из неизвестных спасителей держали на прицеле опустевшую палубу, пока остальные быстро грузились на катер. Последним вынесли Кирюху. Трое мужчин тащили его на носилках. Кирюха лежал и улыбался, радостно оглядываясь по сторонам. Значит, с ним все не так уж и страшно. Через пару недель должен окончательно поправиться.

– Эй, – крикнул Александр. – А вы меня не забыли, пираты?! Хорошенькое дело…

В это время очнулся Алекс. Зашевелился на полу и тихо замычал, таращась на Турецкого.

– Ну ты, тихо, тихо, не волнуйся, – успокоил его Александр, похлопав по спине. – Тут у вас дела какие-то странные творятся. Похищают нас, кажется. Сейчас и за мной придут. Как тебе это понравится?

Алексу, похоже, не нравилось. Потому что он еще энергичнее заелозил по полу, стараясь освободиться от пут.

– О, слышишь! – Александр радостно улыбнулся, услышав какую-то возню за дверью. – Это за мной. Орэвуар, как говорят у вас во Франции.

Наконец щелкнул замок и дверь слегка приоткрылась. Ровно настолько, чтобы в щель просунулось узкое длинное дуло винтовки. Это тонкое черное жало походило вправо-влево и исчезло. Дверь распахнулась полностью, и в комнату ворвались сразу трое. Двое бросились к Турецкому, а третий метнулся к Алексу.

– Ну все, жаль, что мы не тезки! – крикнул Турецкий Алексу, покидая каюту.

Двое дюжих парней, прижавшись к Турецкому с обеих сторон, быстро шагали по палубе, бдительно оглядываясь по сторонам. Турецкий послушно шел за ними, стараясь сообразить, что же тут происходит на самом деле. То, что их похищают, было понятно. Но кто? И с какой стати? Неужели Чернов так оперативно сработал? Да нет, никакой не Чернов. Он же еще в самом начале сказал, что прикрывать их не будет. Да и кто стал бы ради них влезать в самый центр странной дислокации военных кораблей? Нападать на французский корабль – это же международный скандал! А как раз скандала наши боялись больше всего, потому и послали этих ребят, спасайте, дескать, престиж России, но так, чтобы ни Россия, ни вообще кто-либо в мире об этом не узнал. Теперь вот выходило, что это была тайна Полишинеля.

Александр, конечно, и не догадывался, что те же мысли не далее как вчера посетили Меркулова, когда он беседовал в Матвеевском с Савеловым. Да было бы и странно, если б у старых друзей не сходились важные мысли. Тем более что Александр получил задание – выведать, кто же это в славном ГРУ пашет на два, а то и на три фронта.

– Шпрехен зи дойч? Ду ю спик инглиш? – тихо спросил Александр, как только они спрыгнули на палубу катера, и он бесшумно отчалил от борта корабля. – Вы наши, что ли?

Но вместо ответа его вдруг сшибли с ног, и через секунду на его запястьях уже защелкнулись наручники.

– Нет, я не понимаю, че тут вообще творится? – никак не мог успокоиться Козлов. – Они кто вообще, американцы или англичане?

Теперь они были вместе, в маленькой каюте, только уже на другом корабле. Одного Кирюхи не было. Сразу после доставки на корабль его уволокли в лазарет.

Был третий час ночи, но никто не спал. Все сидели рядышком, прямо на полу, и с тоской глядели на клочок звездного неба в маленьком иллюминаторе под самым потолком.

– А может, это немцы? – спросил Веня, приложив ухо к двери и пристально вслушиваясь в происходящее снаружи.

– Нет, я слышал, как они по-английски переговаривались, когда меня вели, – тихо сказал Турецкий. – Вот только зачем они нас украли у своих же?

Честно говоря, Турецкого сейчас больше всего пугал один забавный страх – встретить тут на борту Питера Реддвея, своего американского коллегу по «Пятому левелу». Вот будет ужас.

– А это пускай нам Игорь Степанович растолкует. – Веня толкнул Немого в бок. – А, капитан?! Объясни братве, что в нас такого ценного, что они нас даже друг у друга стащить готовы.

– Не знаю, – Немой пожал плечами, не отрывая глаз от пола, застеленного ковровым покрытием, которое когда-то, лет пять назад, было зеленым, а теперь превратилось в серое. – Тоже аппаратуру ищут.

– Ну об этом мы и без тебя догадались, – ухмыльнулся Митяй. – А может, расскажешь, что за оборудование? Ведь не из-за какого-нибудь жучка банального они нас друг у друга тырят, как подорванные.

– Не из-за жучка. – Капитан вдруг хитро улыбнулся. – Надеюсь, что не из-за жучка.

– Как, ты и сам не знаешь?

– Не-а! – Он вдруг весело засмеялся. – Не знаю. Мне приказали ящик в Россию отсюда доставить, и всех делов. Сказали только, что там оборудование какое-то ценное и что оно ни в коем случае не должно попасть к врагу. Пристроили меня капитаном танкера – раньше-то я работал на Балтике…

– Капитаном?

– По совместительству, – уклончиво сказал Немой. – Я по дороге в Петропавловск заглянул в Японию: у нашего кока живот скрутило, ну не без моей помощи, конечно. Хотя вполне безвредно скрутило, но «пришлось» беднягу в Японии сгружать. А там я этот контейнер и захватил. Больше ничего не знаю. Вообще, чем меньше человек знает, тем спокойней спит. А, разве не так?

Капитан виновато глянул на Турецкого, но тот был занят своими мыслями, поэтому капитана даже не слышал.

– А че ты такой веселый, капитан? – вдруг тихо поинтересовался Сотников. – Мы все погорели, сидим тут в одной комнате, паримся, Кирюху вообще подстрелили, а он ходит, веселится. Может рассмешишь и нас, а?

– Да запросто. – Капитан пожал плечами. – Они нас прямо над складом боеприпасов посадили, представляете?

– Ну и что тут смешного? – Ребята удивленно переглянулись.

– А вы не поняли?

– Ты шо, предлагаешь подкоп сделать? – поинтересовался Гладий. – Так мы вроде не на огороде в сарае сидим, тут все железное.

– Зачем подкоп? Не надо никакого подкопа. – Капитан пожал плечами, продолжая улыбаться.

– Правильно,– догадался Турецкий. Полез в карман и после долгих поисков выудил оттуда пачку картонных спичек.

– Ты че, командир, сдурел? – перепугался Сотников

Мы же все тут…

Но Вася с Митяем уже вскочили и начали лихорадочно сдирать со стен остатки эротических постеров, которые когда-то расклеили тут заботливые руки вечно сексуально озабоченных военных моряков.

– Шторки сдерни, – тихо командовал Александр, аккуратно складывая все горящие предметы у двери. – И вентиляцию забей чем-нибудь, чтоб дыма побольше было.

– Вон те штуковины на потолке посбивать нужно. – Немой снял башмак и принялся швырять им по дымоуловителям.

– Зачем?! – Козлов оттолкнул его в сторону. – Ты че, обалдел? А как они еще узнают, что пожар? Хочешь, чтоб мы тут испеклись, пока они допрут? Пусть сигнализация сработает.

– Да? – Капитан схватил его за руку и подтолкнул к стене, по краю которой, прямо под потолком, тянулась тонкая труба с маленькими отверстиями через каждые пять сантиметров. – А вот это видел? Включается автоматически. Через две минуты так зальет, что неделю сушиться будешь. Так что давай сбивай сам, и побыстрее.

Все было готово через десять минут.

– Значит, так, – тихо начал говорить Турецкий. – Ни кого не убивать. Василий, ты с капитаном выходишь на корму. Помните, куда они катер тот подняли, на котором нас привезли?

Гладий кивнул.

– Пять минут вам на то, чтобы спустить его на воду. – Александр посмотрел на часы. – Успеете?

– Стойте, стойте, а Кирюха как же? – спросил вдруг Веня. – Кирюху мы что, тут оставим? Не-е, так дело не…

– А что ты можешь предложить?– вмешался капитан.– За компанию с ним тут торчать? И много от этого толку?

– Так он же без нас…

– Слушай, Веня, – вздохнул капитан, – сейчас же не вторая мировая, а они – не фашисты. И Кирюху без нас они пытать не будут – точно тебе говорю.

– Это правильно, – кивнул Турецкий. Он уже прокручивал, каким образом будет потом по своим каналам выручать Барковского.

– Но все равно, как-то это… – Сотников вздохнул и отошел в сторону.

Александр чиркнул спичкой…

Движение за дверью началось только минут через двадцать, когда от едкого дыма уже невозможно было дышать и смотреть, когда начали плавиться пластиковые обои, пузырясь и противно шипя.

– Наконец-то! – облегченно воскликнул Турецкий. – А я уже думал, зажаримся… По местам!

Когда дверь распахнулась и в помещение ворвались люди, узники лежали на полу безо всяких признаков жизни. Из-за плотной завесы дыма почти ничего не было видно, и поэтому нельзя было определить, сколько на полу человек. И уж тем более никто не заметил, как мимо них в распахнутую дверь скользнули две тени.

– Теперь туда, – командовал Немой, бегом передвигаясь по узким длинным коридорам и постоянно сворачивая в бесчисленные ответвления. – Сюда теперь. Быстрее, быстрее, шевелись.

Гладий еле поспевал за ним. Не было у него навыков соскальзывать по трапу за одну секунду или с такой же быстротой нырять в люк.

– Теперь вниз… Направо, – продолжал бормотать Немой, непонятно как ориентируясь в этом железном лабиринте. – Уже скоро, уже где-то рядом.

Несколько раз навстречу им выскакивали матросы, но тут же оказывались без сознания на полу.

– Ну вот, добрались, – облегченно вздохнул Немой, когда за очередной дверью вместо выкрашенных суриком стен показалось ночное, усыпанное звёздами небо.

Катер висел на стропилах у самого борта.

– Теперь, Вася, осторожно. Смотри, чтобы с вышки не заметили. Давай лезь на борт, а я пойду к крану. Когда наши появятся, свистнешь.

– Сколько раз? – спросил Вася.

– Сколько хочешь, – ухмыльнулся капитан. – Больше тут вроде никто не свистит. Так что давай.

Вася кивнул и принялся карабкаться на борт катера.

Минуты через две вдруг загудела сирена. Везде, где только можно, включился свет, и со всех сторон послышался топот человеческих ног.

– Давай быстрей! – закричал кто-то снизу. – Быстрее! Бегом! Шевелись!

И тут же раздались выстрелы. Гладий метнулся было к борту, чтобы начать свистеть, но сообразил, что никакого свиста Немой, конечно, не услышит.

– Думай, Вася, думай! – Он бросился вниз и сшиб ногой замок у какого-то шкафа. – Отлично, винтовки.

Выскочив на палубу катера, он принялся палить в воздух, громко крича:

– Сюда! Сюда давай!

– Чего орешь?! Почему еще не на воде? Где Немой?! – На палубе показались фигуры Турецкого и Вени.

– А Козлов где? – Гладий бросил винтовку на палубу и принялся отвязывать страховочный трос.

В этот момент махина катера дрогнула и медленно поползла вниз.

– Держись! – Турецкий бросился к борту. – Дмитрий, сюда!

Но Козлова видно не было.

– Быстрее, быстрее, ну ты где?.. – бормотал Александр, вглядываясь в происходящее на палубе. Он бы с удовольствием оставил Козлова американцам. Но другого водолаза среди команды не было.

Увидел, как из рубки крана выскочил Немой и, перепрыгнув через поручень, полетел вниз, в воду. Этот в порядке. Козлов, ну ты где?

Когда до воды оставалось метров семь, замки тросов открылись и катер полетел в воду. Шлепнулся, подняв фонтан брызг и повалив на пол всю команду. Тут же заревел мотор.

– Стоять! – заревел Турецкий. – Козлов там! И капитан!

– Тут капитан! – Сотников уже тащил Немого за шиворот из воды. – Ничего с ним не станется.

– Рули отсюда поскорее! – простонал Немой, повалившись на палубу. – Чего стоите?

– Там Козлов…

– Они уже второй спускают! – Он с трудом поднялся на ноги и ринулся в рубку. – Сейчас накроют нас всех. Бежать надо, пока они «вертушки» в воздух не подняли, к островам!

– А Козлов?.. – Турецкий перегородил ему дорогу. – Без него мы никуда не…

– Вон он!– закричал вдруг Гладий, глядя куда-то вверх. – Вон он, жук, сейчас прыгнет!

– Давай, Митенька! – заревел Вениамин. – Ну чего ты телишься, лапоть?!

– Беги заводи! – Турецкий отступил в сторону, давая Немому пройти.

Козлов тем временем уложил двоих налетевших на него матросов и камнем полетел в воду.

– Трос! Трос бросай! И круг спасательный!

В воду полетели спасательный круг и страховочный трос.

Голова Козлова показалась на поверхности только секунд через десять. Видно, слишком глубоко он ушел под воду.

– Веревку бросайте! – заревел он, тараща глаза и стараясь отдышаться.

– Да бросили уже! Вон она, хватай! Митяй ухватился за трос, и его потащили. А через несколько секунд катер взревел моторами и понесся прочь от корабля, исчезая в ночной мгле.

– Как думаешь, уйдем? – тихо спросил Веня у капитана, спустившись в рубку.

– Не знаю. Вряд ли. – Тот пожал плечами. – А что, есть другие идеи?

– Слушай, Степаныч, а… – Веня отвел взгляд. – А Кирюху точно…

Капитан пристально посмотрел на него и тихо сказал:

– Ты думаешь, я стал бы врать? Да не волнуйся ты, не пропадет твой Кирюха. Ничего с ним не станется. Мы им живые нужны…

– Не мы, – сказал Веня, – а ты…

Глава шестая НА МЕСТЕ

На бунтующий океан ложилась темная дождливая ночь.

– Самый малый вперед! – сложив ладони рупором, закричал Немой. – Мы на месте!

Турбинные двигатели глиссера, словно нехотя, начали затихать, и сразу стала ощутима качка.

Волны так резко и так высоко подкидывали суденышко, что ребята с трудом могли держаться на ногах.

– Шестьдесят семь метров…–обеспокоенно произнес Александр, глядя на мерцающий экран эхолота. – Это много?

– Много, капитан… – кивнул Митяй. – Ой как много…

– Якорь бесполезен, – заключил Игорь Степанович. – Сотников!

– Я!

– Тебе можно доверить штурвал?

– А почему нет? – Венькины глаза загорелись, как у маленького ребенка, которому дарят дорогую и такую желанную игрушку. – Вы только объясните популярно, что я должен делать.

– Клади руки. – Немой шагнул в сторону уступая Веньке место. – Вот так. Тверже, тверже, не бабу держишь! Теперь почувствуй дыхание штурвала.

– Как это?

– Молча, – нахмурился Игорь Степанович. – Ну-ка, расслабь плечи. Расслабь, расслабь! Хорошо… Дрожь проходит?

– Есть вроде немного, – неуверенно сказал Веня. На самом деле никакой дрожи не было.

– Твоя задача встать против ветра, носом к волне. И еще на компас смотри, чтоб все время стрелка вот на этом градусе была. Выполняй.

– Что, прямо так сразу? – растерялся Сотников.

– Не бойся, у тебя получится. Я страхую.

На Венькином лбу выступила испарина. Он и подумать не мог, что управлять кораблем, пусть даже и маленьким, настолько сложно. В фильмах и книжках это выглядит совсем по-другому, проще пареной репы.

Гладий сидел на корме, крепко ухватившись рукой за основание флагштока. Бедняга никак не мог справиться с тошнотой, к горлу вместе с очередной волной подкатывал и очередной спазм рвоты. Но так как вот уже больше суток он не брал в рот ни крошки, блевать ему было нечем…

– Нельзя сидеть! – видя, как мучается товарищ, вскричал Митяй. – Поднимайся, иначе будет еще хуже!

– Оставь меня в покое! – отмахнулся Вася. – Без твоих идиотских советов разберусь!

А у Веньки вдруг все начало получаться. Он и сам не ожидал от себя таких способностей. Глиссер слушался беспрекословно, повинуясь каждому его желанию.

– Молодец,– улыбнулся Немой.

– Плох тот матрос, который не мечтает стать адмиралом! – запальчиво выкрикнул Сотников. – Эй, вы далеко не отходите! Эй, эй, эй!

– Так держать, – приказал ему Игорь Степанович и подозвал Турецкого. – Вот что, Саша, плохо наше дело… Все против нас. Шторм, критическая глубина. А средств практически никаких.

– Четыре кислородных баллона с общим запасом на два часа и три веревочных каната по двадцать метров, – отчеканил Козлов. – Все больше, чем ничего.

– И целый арсенал оружия, – хлопнул Александр рукой по ящику с глубинными бомбами.

– Ты когда-нибудь погружался в таких условиях?

– Нет, – призвался Митяй. – Но попытаться можно.

– Уверен?

– А какая разница – уверен, не уверен…

– Ты прав, другого выхода нет… Когда?

– Прямо сейчас. Но сначала надо привести в чувство Васю, без его помощи не обойтись.

– Я пойду с тобой.

– Забудьте, капитан. Шестьдесят семь метров – это не шутки. Слишком опасно, здесь должен действовать профессионал с многолетним стажем.

– Знаю, но у меня тоже какой-никакой опыт имеется.

– Кислорода мало, – выложил свой главный аргумент Козлов. – Вместо двух часов мы получаем один.

Но у Немого уже был заготовлен ответ:

– Только я знаю, как эта штуковина выглядит.

Митяй показал Васе комплекс специальных дыхательных упражнений, облегчавших морскую болезнь. Гладий попытался было воспротивиться, но Козлов его буквально заставил. И подействовало! Желудок еще стягивало, но тошнота отступила.

Тем временем Игорь Степанович и Александр скрепляли между собой канаты. Капитан так умело вязал морские узлы, что было любо-дорого смотреть, от Турецкого требовалась лишь физическая сила при затягивании. В результате они получили один канатище, длина которого почти совпадала с глубиной океана в этом месте.

– Как думаешь, выдержит?– спросил Немой и сам же себя успокоил: – Выдержит. На совесть сработано.

– Не хватает восьми метров.

– Ничего, на руках поднимем.

– Ты же говорил, что ящик тяжелый.

– Под водой он гораздо легче. Теперь так: на каждые пять метров сделайте маркировку. Ну тряпки какие-нибудь привяжите, – скомандовал Козлов. – Нам обратно подниматься, надо будет остановки делать, чтобы азот из крови ушел. Иначе кессонку запросто поимеем. Закипит наша горячая кровь в самом натуральном смысле. Жуткое дело, я как-то наблюдал…

Он теперь командовал, он был специалистом, и его слушались беспрекословно. Нашли какие-то тряпки, отмерили по пять метров, отмаркировали.

У левого борта глиссера, как нельзя кстати, была установлена круглая вращающаяся панель со спаренным крупнокалиберным пулеметом. Общими усилиями обмотали вокруг нее конец каната,закрепили, проверили на прочность резким рывком.

– Еще минус три метра… – констатировал Александр.

Немой и Козлов облачились в гидрокостюмы с плотно покрывающими голову шлемами, надели ласты, застегнули на своих поясах ремни, к которым были прикреплены десантные ножи с зазубренными лезвиями. Митяй в последний раз проверил подачу кислорода в маски: малейшая неисправность, и смерть практически неминуема…

– Когда будем подниматься, не забывайте смотреть на канат, – втолковывал он Игорю Степановичу. – Пять метров – остановка, пять метров – остановка. Но я не могу дать гарантии, что… – он осекся.

– Что? – Немой вскинул брови.

– Что все будет… – еле слышно пробормотал Козлов. – Шестьдесят семь метров… Это за пределами всяких норм…

– Двум смертям не бывать! – бодрился Игорь Степанович, но по выражению его глаз было заметно – волнуется.

– Нам бы парочку тренировок, – мечтательно проговорил Митяй, прекрасно сознавая, что об этом не может быть и речи.

Александр и Василий прикрепили к свободному концу каната ящик с патронами и, раскачав его, бросили в воду. Но минуло несколько минут, прежде чем канат со звоном натянулся…

– Стоп машина! – скомандовал Немой.

Он внимательно смотрел на приборы, ожидая только ему ведомых координат. Теперь они стояли прямо над местом, где он затопил аппаратуру.

Турбины стихли.

– И что теперь? – Из рубки выглянул Сотников.

– Течение здесь несильное, но все равно нас будет потихонечку относить в сторону, – сказал Игорь Степанович, перекидывая через плечи лямки акваланга. – Следи за компасом, стрелка должна быть в этом положении. Как только заметишь отклонение, немедленно выравнивай на самом малом ходу. Это трудно, но вполне возможно. Главное – не паниковать и помнить, что нам с Дмитрием еще охота пожить… А теперь о грустном… Если мы через час не вернемся…

– Типун вам на язык! – вскричал Веня.

– Если мы через час не вернемся, – после небольшой паузы продолжил Немой, – то Александр принимает на себя командование кораблём. Я объяснил ему, как ориентироваться по навигационным приборам. Сотников у штурвала. У этой посудины хватит топлива, чтобы добраться до нашего берега.

– Ну, с Богом… – сказал Турецкий, хотя был не любитель громких слов.

Глава седьмая ЕСЛИ…

Вода была обжигающе холодна, кисти рук мгновенно начало сводить судорогой.

– Двигаться, двигаться! – призывал Игоря Степановича Митяй. – Пропотеть хорошенько! Иначе околеем!

За последние минуты шторм заметно поутих, но все же волны еще достигали приличной высоты. Они с грохотом били в нос глиссера, после чего палубу накрывало облако мелких брызг.

Подобраться к канату оказалось делом далеко не простым, аквалангистов стремительно относило от борта. Наконец это удалось Митяю. Он схватился за канат и притянул к себе Игоря Степановича.

– Кстати, капитан, я забыл спросить… В здешних местах водятся акулы?

– Акулы? Конечно, водятся. – Немой закашлялся, сплюнул попавшую в горло едкую соленую воду и добавил с легкой улыбкой: – Шутка.

– Шутка? – с недоверием посмотрел на него Митяй.

– Шутка. К тому же весьма неудачная.

– Это точно шутка?

– Да нет здесь никаких акул! Ну, может, осталась одна, маленькая. Чего ее бояться? В конце концов, у нас есть ножи. Я ее одним ударом, в глаз. Подумаешь, акула…

– Игорь Степанович, а вы случайно не еврей? – Случайно нет.

– Тогда я спокоен…

Они опустили на лица маски, зажгли фонари на шлемах, ослабили вентили баллонов.

Митяй пошел первым, быстро перебирая руками по канату. Немой – сразу следом за ним.

Как только достигли третьего маркера, замерли, успокоили дыхание. Митяй вопросительно мотнул головой, мол, как самочувствие? Немой оттопырил большой палец – отлично.

Двинулись дальше. В желтых лучах фонарей проскальзывало что-то живое, блестящее… Мелкая рыбешка, напуганная внезапной встречей со страшными чудовищами…

Через два маркера снова остановка. Опять Игорь Степанович поднимает большой палец. Он улыбается, но как-то не очень естественно.

В висках начинает отстукивать пульс, все громче и громче. Все крепче и крепче приходится держаться за канат, возрастающий с каждой секундой страх так и хочет вытолкнуть на поверхность.

Восьмой маркер – сорок метров. Критическая для акваланга глубина. Теперь можно рассчитывать только на удачу…

Митяй выразительным жестом предлагает капитану – оставайтесь здесь. Тот еще более выразительно выпучивает глаза – умнее ничего не придумал?

Пятьдесят пять метров…

Свет фонаря уже достигает дна. Оно удивительно ровное – ни складочки, ни морщинки. Это впадина, на протяжении веков или даже тысячелетий заполнявшаяся миллиардами крохотных песчинок, которые превратились в бархатную сизую гладь.

Значит, злополучный груз должен отыскаться без труда… Правда, только в том случае, если Игорь Степанович не ошибся, если он точно вычислил место.

Они крутят головами, освещая пространство вокруг себя. Нет, контейнера не видно…

Пятьдесят семь метров…

Хоть это и было неминуемым фактом, но все равно почему-то воспринимается как неприятная неожиданность: канат кончается, уходит из-под рук единственная опора, единственная связь с кораблем. Ящик с патронами остается наверху.

На спуск ушло чуть меньше пятнадцати минут.

Подъем пройдет гораздо медленнее, надо будет делать частые и продолжительные остановки.

Козлов выхватывает из-за пояса фонарь, крепит его к ящику с патронами лучом вниз. Фонарь яркий, его будет видно издалека. Если вдруг не погаснет…

Если, если… Слишком уж много этих «если», от которых, по существу, зависит все. И прежде всего – жизнь.

Турецкий и Гладий, перегнувшись через борт, немигающими взглядами смотрели на черную воду.

Уже двадцать пять минут, как она поглотила их друзей… Вернет ли? Или оставит у себя навечно? Наверное, они подумали об этом в один и тот же момент – встревоженно переглянулись и вновь уставились в воду…

– Эй, вы! – донесся из рубки Венькин крик. – Чего молчите?

– А шо говорить? – гаркнул в ответ Гладий.

– Что угодно, но только не молчите! – взмолился Сотников. – Не могу уже слышать эту гробовую тишину!

Они медленно удалялись от мерцающего «маяка». Надо было очень бережно расходовать силы, ни в коем случае не сбивая дыхания.

От экстремальности ситуации, помноженной на колоссальное давление, их сердца работали в нещадном режиме, бешено колотились в груди, встряхивая все тело, и будто настойчиво требовали свободы.

Митяю случалось бывать и на больших глубинах, но со специальной дыхательной смесью, которая не отравляла кровь. Сейчас же… Вопреки самым страшным ожиданиям, он вдруг явственно ощутил какое-то странное просветление в сознании, ощутил свежую легкость в своих движениях. Похожее чувство он испытывал прежде только раз, в далеком детстве, проснувшись одним прекрасным утром совершенно здоровым после долгой и тяжелой болезни…

Капитан плавно взмахнул рукой, показывая, что необходимо плыть по кругу. Он был уверен, что груз лежит в заданном квадрате, где-то совсем рядом, смотрит на них и дразнится…

Они ускорили темп, быстрее заработав ногами.

Внешне Игорь Степанович держался молодцом. На самом же деле в его ушах уже давно нарастал пронзительный свист, а руки немели… Но он не мог остановиться на полпути, не мог отступить, не имел на это права. Больше всего он боялся потерять сознание и превратиться в тяжелый мешок из костей и кожи, поднять который на поверхность будет Дмитрию не под силу…

Тридцать шесть минут…

Есть!!!

Это случилось в тот самый последний момент, за которым обычно наступает отчаяние. Если бы под водой можно было кричать, они бы непременно закричали. А так Митяй лишь сжал кулаки и радостно потряс ими перед собой.

Металлический контейнер величиной с большой холодильник лежал метрах в тридцати от «маяка», глубоко зарывшись одной из своих нижних граней в песок.

Митяй обхватил контейнер и, прочно уперевшись ногами в дно, потянул на себя. В то же время Немой толкал с другой стороны. Но чертова железяка не сдвинулась с места ни на миллиметр…

Передохнули. Попробовали еще раз. Потом еще и еще, пока окончательно не выбились из сил. Безрезультатно…

Игорь Степанович перегружал контейнер с танкера на бот с помощью лебедки, а затем просто-напросто вспорол дно ножом… Все происходило в неимоверной спешке, у него не было времени и возможностей оценить истинный вес контейнера. Тяжелый – да, но чтобы до такой степени! Как говорится, лучше поздно, чем никогда. Теперь стало ясно, что в контейнере было не меньше тонны…

Митяй осуждающе покачал головой. Да что толку?..

Игорю Степановичу не оставалось ничего другого, кроме как виновато развести руками…

Сорок одна минута… В запасе еще пять-шесть, и надо подниматься.

Митяй внимательно осмотрел створы контейнера. Нет, он не герметичен, видны щели. Значит, аппаратура либо не боится воды, либо она упакована в плотную оболочку. А может, она разобрана на части? Тогда задача упрощается… Нужно только отпереть замки. Сколько их? Шесть. Три снизу и три сверху. Замки сложные, но не кодовые, можно попытаться.

В его руке нож. Он приподнимает самый верхний замок, вставляет острие в скважину и в этот момент вдруг замечает тоненькую струйку воздушных пузырьков, поднимавшуюся над головой Игоря Степановича. Вторую струйку… Она шла не из маски, а прямо из клапана кислородного баллона…

Митяй оцепенел. Немой перехватил его испуганный взгляд и тоже замер. Он понял, что происходит какая-то внештатная ситуация, и происходит именно с ним.

Митяй предупредительно поднял руки – не двигайтесь с места! Затем осторожно приблизился к Немому, заплыл ему за спину. Игорь Степанович обеспокоенно завращал головой.

Козлов раскрыл перед его лицом ладонь – спокойно, доверьтесь мне, я все держу под контролем. Он завернул вентиль до упора и проследил за реакцией Немого. Тот показал, что кислород по-прежнему продолжает поступать в маску… Две воздушные струйки уменьшились, но не исчезли… Утечка…

Митяй раскрыл крепления на груди Игоря Степановича и начал сдергивать лямки ранца с его плеч. Тот инстинктивно отмахнулся, но быстро сообразил – так надо. И дал знак Митяю – я сам. Он глубоко вдохнул, сорвал с головы маску, сбросил с себя акваланг и сразу же почувствовал, как его, полегчавшего на несколько килограммов, уносит вверх…

Митяй резко оттолкнулся от дна, в два приема нагнал Немого и буквально приклеился к нему, обхватив руками его бедра. Еще немного, и случилось бы непоправимое. Игорю Степановичу достаточно было резко подняться на двадцать – тридцать метров, и коварный азот в лучшем случае сделал бы его инвалидом на всю оставшуюся жизнь… Кессонная болезнь – страшная сказка на ночь для всех подводников. Сказка, которая для кого-то становится плачевной реальностью… От нее иногда может спасти только барокамера, но где ее взять?..

Так они и плыли, крепко прижавшись друг к другу, дыша по очереди из одной маски. Они уже смирились с тем, что задание провалено, что контейнер навечно останется на морском дне. Да и гори он ясным пламенем! Самим бы как-нибудь выкрутиться…

Сорок девять минут…

Наконец добрались до каната, вцепились в патронный ящик. Можно немного передохнуть, перед тем как начать плавный подъем. Кислород на исходе, надо увеличить паузы между вдохами…

Глава восьмая ПО-РУССКИ

Александр и Василий, одновременно вскинув руки, посмотрели на часы.

– Ни себе фига! Пятьдесят минут, – взволнованно произнес Гладий. – Где же они?

– Не паникуй, еще есть время… У Козлова такой опыт, что…

Турецкий не договорил, запнулся на полуслове. Откуда-то из глубины до него донесся странный монотонный гул…

– Что это?

– Не знаю…

Блики лунного света зловеще прыгали по вздыбленной поверхности океана. Гул нарастал.

«Будто чугунный шар по асфальту катится…» – нервно передернул плечами Александр.

– То морской дьявол кричит от голода…

– Какой еще морской дьявол?

– Его никто не видел, во моряки говорят, шо он есть. Стоит на него один лишь разок взглянуть – и мгновенная смерть…

– Перестань.

– Морской дьявол может читать мысли. Он находит в них самый большой страх и принимает его обличие. И человек умирает от своего же страха, понимаешь?

– Понимаю. – Турецкий зло посмотрел на Гладия. – Лучшего момента не нашел?. Ребята под водой, а ты со своим дьяволом! Беду накаркать хочешь?

– Та это я так, к слову… – виновато потупился Вася. – Я раньше не верил во все эти бредни. А теперь, знаешь, шо-то начал верить… Люди же не просто так говорят…

Внезапно они увидели источник странного гула. Он сам был странным – круглый, прозрачный, его нутро ярко мерцало в глубинной черноте…

Это был огромный воздушный пузырь… Настолько огромный, что в нем могло бы разместиться коровье стадо…

И в следующий момент глиссер тряхнуло с такой силой, что мужчин подбросило в воздух и плашмя опрокинуло на палубу. Море расступилось, и из гигантской воронки взметнулся столб желто-кровавого пламени. Стало светло, как днем…

Прошло всего лишь какое-то мгновение, и все вокруг вновь окуталось ночной мглой. Будто и не было взрыва… Будто померещилось…

Александр и Василий все еще лежали на палубе, уставившись опустошенными взглядами в звездное небо… Случилось самое ужасное, что только можно было ожидать? Кислородный баллон не выдержал давления? Что вообще произошло? Подводный вулкан?..

Из рубки выполз Сотников, прижимая к груди окровавленную руку. Его задело осколком разлетевшегося вдребезги стекла.

– Братцы, вы живы? – тихо спросил он.

– Живы… – отозвался Турецкий.

– А что это было?

– Морской дьявол, – прошептал Вася, сглотнув комок в горле. – Морской дьявол…

Турецкий зло глянул на него, но тут же отвел глаза. «Дмитрия и Игоря Степановича больше нет. Они погибли…»

Время тянулось так медленно, что казалось, часы все остановились. Секундные стрелки переползали с деления на деление, как улитки.

Прошло пять минут. Десять. Пятнадцать. Всё.

Ну, еще подождали пять.

– Все, ребята, – резко поднялся Турецкий. – Будем прорываться в Россию. Вениамин, рана серьезная?

– Царапина…

– Становись за штурвал… Полный вперед.

Сотников оторвал от своей рубахи длинную полосу материи, перевязал руку. Он действовал скорей механически, нежели осмысленно. Осмыслить происшедшее было невозможно… Так глупо, так нелепо… И ради чего?

Нет, к этому никак нельзя было привыкнуть – к смерти. А уж он навидался ее за свою жизнь.

Веня шагнул было к рубке, но путь ему преградил Гладий.

– Не, – сказал он. – Мы никуда не поедем. Мы будем их ждать.

– Кого? Кого ждать? – опешил Венька. – Ты что, Вась?

– Они еще живые, – упрямо мотал головой Василий. – Они не имеют права. Это нечестно…

Александр все понял. У Василия что-то сорвалось внутри. Он был на грани истерики.

– А я хочу ехать?! Я что, по-твоему изверг?! Да я вообще лучше здесь подохну! – закричал визгливым голосом Венька. – Мне вообще на все наплевать!

Он схватил с палубы карабин и стал дубасить им по борту, пока карабин не раскололся в его руках, как игрушечный.

Это было уже коллективное помешательство. Ребята почувствовали то же, что и Александр.

Они привыкли бежать, мчаться, лететь, не останавливаясь ни на минуту. И вдруг наткнулись на стену, которую не прошибешь ни лбом, ни гранатометом. Смерть называется эта стена. Можно сколько угодно кричать и биться в слезах – смерть не отступает.

Александр зачерпнул ведром ледяной забортной воды и плеснул ею на обоих – Гладия и Сотникова.

Те на секунду замерли, а потом бессильно повалились на палубу, как-то жалобно, по-детски расплакались, обнялись, словно девчонки, и всхлипывали друг у друга на плече.

Турецкий оставил их, ушел на нос, привалился к борту. В пачке оставалась последняя сигарета. Намокла… Оставить на потом? Руки трясутся, требуют никотина. Чиркнул зажигалкой, терпкий дымок защекотал в носу. А канат так и остался в воде. Легче его обрубить…

Не было сил, не было эмоций. Только тупая боль усталости, сидящая колом в спине.

Александр докурил. Оглянулся на ребят. Те уже затихли, но все так же обнявшись сидели на палубе.

Он заставил себя оторваться от борта, нашел топор и рубанул им по канату.

Он сделал это нарочито демонстративно, он как бы показывал своим друзьям, что время сантиментов кончилось, он обрубил последний конец. Теперь надо думать о будущем, теперь надо снова двигаться, идти, бежать, мчаться, лететь…

– По местам, – сказал он глухо. – Заводи глиссер.

Ребята нехотя поднялись и пошли по своим местам. Вот и все, теперь он снова управляет командой. Хотя от команды остались всего двое…

И тут Александр услыхал тихий всплеск. Нет, это не волна, не рыба. Он бросился к противоположному борту, свесился с него по пояс и…

– А-а-а-а!.. – закричал он как-то хрипло и глухо срывающимся голосом. Это было словно заклинание и мольба, которые перерастали в надежду, в уверенность, а в конце концов в дикую, невыразимую радость.

Митяя и Игоря Степановича перенесли в кубрик, бережно уложили на топчаны, растерли их промороженные тела спиртом. Они были в шоке, их глаза безумно блуждали по лицам друзей… Из носа капитана обильно текла кровь, только спустя несколько минут ее удалось остановить… В остальном же – никаких повреждений. Целы и невредимы…

– Да, шарахнуло… – первым заговорил Митяй. Слова давались ему с невероятным трудом, он еле разжимал губы. – Но мы уже были далеко…

– Груз нашли? – Александр склонился к Митяю.

– Да… Контейнер… Тяжелый, сучара… Не поднять… Это он и рванул.

– Черт с ним, с контейнером! – радостно воскликнул Веня. – Главное, что вы живы! Мы ведь вас уже того… похоронили…

– Хорошая примета, – подал слабый голос Игорь Степанович. – Значит, покоптим еще этот свет…

– Погоди, – вдруг дошло до Турецкого. – Это контейнер взорвался?

– Контейнер, – кивнул Немой.

– А аппаратура?

– Не было, там никакой аппаратуры, – прохрипел капитан. И неясно было, от какой боли – физической или душевной.

– Что?

– Там были кирпичи…

Ребята глуповато улыбались. Капитан просто шутит. Болезненная такая шутка, дурацкая. Или оправдывается, что не сумел поднять контейнер.

– Нас всех надули, – устало закрыл глаза Немой. – Надули… Это обманка… Отвлекающий маневр… А нас использовали, как живцов… Мы должны были погибнуть, понимаете? Погибнуть…

– Да что же это за ё… твою мать? – громко матернулся Сотников, задрав голову к небу. – Что же это они нас всю дорогу трахают во все дыры?! Да что же это они за падлы такие?!

– Вот это по-нашему, по-русски, – одобрил Козлов вяло. – Я бы еще и не так сказал. Сил нет. Вообще, удавиться охота.

Турецкий изо всей силы шарахнул кулаком по железной стене рубки. Действительно, хотелось если не удавиться, то хотя бы завыть по-волчьи. Вот это – отчаяние! Вот это – тупик!

– И шо дальше? – понуро опустил голову Гладий. – Это все?

– А тебе чего еще надо? Конечно, все. Мотать отсюда… – оскалился Митяй. – Осточертело, хватит… Выходим из игры… Мы свое отработали… Прямым курсом на Владик. Сами же говорили, что топлива хватит…

Никто не стал спорить с Митяем, но все почему-то посмотрели на Игоря Степановича.

– Хотите знать мое мнение? – через тягостную паузу сказал тот.

– Да, – ответил за всех Турецкий.

– Я ведь знаю, где спрятана настоящая аппаратура…

Глава девятая «ЩУКА»

История судоходства насчитывает немногим меньше, чем история человечества вообще. С трудом научившись стоять на двух ногах и держать в руках колющие и режущие предметы, человек сразу принялся покорять морские просторы. Сначала на бревнах, потом на плотах, потом научился строить лодки и на них пускался в неизвестность. Ну а дальше парусники, галеры, огромные фрегаты и крейсеры. Потом в ход пошло железо, уголь, паровые котлы, ядерная энергия, радиоэлектроника, компьютеры, спутниковая связь и так далее. Люди перестали ориентироваться по звездам и нестись по воле ветра, теперь они точно, до минуты, до сантиметра, знают расстояние от одной точки до другой.

Словом, романтика из морских путешествий ушла, все стало скучно, размеренно, обыденно.

Но и теперь, как в те, далекие времена, есть один момент в морском путешествии, когда вся команда на какое-то короткое время становится неуправляемой, дикой от счастья. И уж на это ничто не может повлиять.

И этот момент настал. Настал, когда Митяй, сидящий на носу катера, вдруг вскочил на ноги, чуть не свалившись за борт, и завопил истошным голосом:

– Земля-а! Ё… вашу мать, земля-а!

Вся команда тут же выскочила на палубу.

– Где?! Какая земля?! – возбужденно орал и Турецкий. – Где?

– Да вон же она, вон! – тыкал пальцем Вениамин, подпрыгивая на одном месте, как ребенок. – Вон она!

Немой тоже поднялся наверх и теперь наблюдал за ребятами с иронической улыбкой. Сколько раз ему приходилось видеть подобные сцены, столько раз он сам не мог сдержать глупые, неизвестно откуда и неизвестно зачем появлявшиеся слезы. Вроде здоровый мужик, вроде прошел огонь и воду, а надо же, прут какие-то глупые сантименты. И главное, ведь знал, что земля должна показаться примерно в это время, ждал, готовился… И вот – на тебе.

– Степаныч! Дай я тебя поцелую! – вдруг прыгнул ему на шею Венька. – Приплыли!

– Не говори гоп… – Немой оторвал его от себя и аккуратно поставил на палубу. – Отставить веселье! – скомандовал он строго.

– Да ладно, Игорь Степанович, – махнул рукой Турецкий. – Теперь-то что может случиться?

И в этот же момент, как по волшебству, прямо перед носом у них забурлила вода.

– Ну, а это что за хренота? – удивленно спросил Козлов, все еще продолжая улыбаться.

– Полный назад! – по привычке заорал Немой, но поскольку команду выполнять было некому, сам расталкивая всех, бросился к штурвалу.

А прямо перед глиссером, в каких-то пятидесяти метрах, из пучины морской уже показались первые антенны и перископы подводной лодки.

– Вот тебе и морской дьявол, – прошептал Вася, завороженно наблюдая, как из воды вылезает огромная субмарина.

Мотор катера натужно завыл, и глиссер рванул назад. От неожиданности все потеряли равновесие и кубарем полетели на палубу.

– Догнали-таки, блин, – покачал головой Вениамин.

– Оружие!– закричал Немой, с бешеной скоростью крутя штурвал. – Чего стали, за оружие!

Веня было бросился к пулеметной вышке, но Турецкий схватил его за рукав.

– Ты что, капитан, спятил? Тут же через полчаса все НАТО будет.

– Рыбы нас жрать будут через полчаса, а не НАТО.

– В каком смысле, – удивился Гладий. – Они нас шо, грохать приплыли? У них же маневры.

– Да что ж такое, яп-понский городовой… – Немой никак не мог справиться с управлением. – Ну вы хоть глаза разуйте, на лодку эту посмотрите!

– А что такое? – Турецкий оглянулся на субмарину. А там уже открылись люки и на воду спускали две огромные резиновые лодки.

– Да она ж еще сорок второго года выпуска! Это «Щука»! – Немой со всей силы шарахнул ногой по стойке штурвала, но это не помогло.

– Как – сорок второго? – переспросил Веня. – А кто они тогда? Партизаны, что ли? Им что, сообщить забыли, что война кончилась?

И словно в ответ, над ухом у него просвистели пули;

– Ложись! – Турецкий упал на палубу и пополз к ящикам с оружием. – Это бандиты какие-то. Вениамин, к пулемету! Огонь!

Команда эта была запоздалой, потому что Сотников с Гладием уже во всю вертели ролики, разворачивая ферму пулемета в направлении подводной лодки.

– Так это что, п-пираты? – Запнувшись, переспросил Козлов, которого вдруг охватило какое-то оцепенение.

– Да, да, пираты! Морские акробаты! – Александр схватил его за ноги и повалил на палубу. И как раз вовремя, потому что прямо за его спиной в железо несколько раз клюнули пули.

Наконец пулемет развернулся и принялся методично долбить по субмарине.

– Да ты ее не потопишь! Ты по резиновым стреляй! – закричал Немой.

– Глиссер лучше уводи, адмирал Нельсон хренов! – рявкнул Веня. – Иди поверти эти ролики.

– У него реверс заело! Только назад прет! – Немой натужно дергал рычаг.

Лодки между тем уже двигались в сторону глиссера, продолжая поливать его свинцовым дождем.

– Ну так давай заднюю! – Турецкий выскочил на палубу с двумя винтовками М-16 и гранатометом. – Хоть куда-нибудь плыви!

– Ну тогда поплыли! – Мотор загудел, и катер, как какой-то лангуст, пополз по воде задом наперед.

С палубы субмарины всех как ветром сдуло. Но и у них начал работать пулемет. И гораздо прицельнее, чем на глиссере. Крупнокалиберные пули выдирали из обшивки катера целые куски железа.

– Они нас сейчас точно потопят. Вася, ну дай ты им!

Катер сильно качало, и поэтому дать им у Гладия никак не получалось. Очереди то уходили в чистое небо, то вспенивали воду у борта субмарины.

– Резинки! По резинкам бей! – Александр толкнул ногой Козлова, который из своей винтовочки тоже пытался раскрошить пулемет. – Они нас сейчас на абордаж брать будут!

Сам он раскрыл трубку гранатомета и принялся целиться. Глиссер раскачивало так, что прицелиться достаточно точно не выходило.

– Капитан, притормози маленько, дай мне их на прицел взять!

– Это тебе что, машина?! Это глиссер!

– Ну сделай что-нибудь! Они нас точно потопят всех!

И Турецкий выстрелил. Почти не целясь. Полыхнуло пламя, и снаряд, прочертив по воздуху серую дымовую дугу, впился точно в пулеметное гнездо. Раздался взрыв.

– Ур-ра-а! – закричали мужчины хором. – Попал!

Пулемет действительно замолчал. Теперь остались только лодки. На каждой из них было человек по десять хорошо вооруженных людей. Они были так близко, что теперь можно было разглядеть даже их лица.

– К берегу! К берегу надо! – Турецкий перезарядил винтовку и снова принялся стрелять. – Они ж нас в открытое море гонят. Там мы от них никуда не денемся.

– Я ж говорю – реверс заклинило. Задним ходом не получится!

– Так сделай шо-нибудь! – Гладий оставил пулемет и тоже схватил винтовку. – Мы тут, как та роза в проруби. Смотрите, они еще людей спускают!

Действительно, от субмарины отчалила еще одна лодка.

– Нужно мотор заглушить. Полностью. Тогда только включится! – Немой не переставал дергать рычаг реверса. – А так не выйдет ничего.

– Они же нас возьмут, как только остановимся! – Александр прицелился и выстрелил. – Не останавливайся.

Лодки были метрах в двухстах от глиссера.

– Пусть попробуют… – сквозь зубы процедил капитан и дернул на себя тумблер. Мотор начал постепенно глохнуть.

– Ты че, сдурел?! – завопил Митяй. – Не тормози!

– Сейчас, сейчас. Еще секунд десять. – Капитан смотрел то на лодки, несущиеся прямо на них, то на приборы. Стрелка стремительно бежала к нулю. Лодки стремительно летели к катеру. Кто быстрее? Сто пятьдесят метров… Сто… Семьдесят… Полета… Тридцать…

– Ну, поехали! – Он дернул рычаг, глиссер задрожал всем своим корпусом и рванулся вперед.

Увильнуть смогла только вторая лодка. Первую глиссер подмял под себя. Раздались человеческие вопли, какой-то хруст, и вода за кормой стала красной от крови.

– Давай! К берегу! – орали счастливые разведчики. – Обходи их!

Вторая лодка развернулась и неслась далеко позади, отставая с каждой секундой.

– Даже своих подбирать не стали, гады. – Турецкий сплюнул за борт. – Давай, капитан, дави третью!

– Попробую. – Немой крутанул штурвал, и глиссер понесся прямо на резиновый катер.

На третьей лодке вовремя сообразили, что сейчас их просто раздавят, и пустились наутек.

– Слушай, а в спину стрелять гораздо легче, – констатировал Козлов, короткими очередями снимая пиратов одного за другим. – Они так до дому не доплывут, касатики.

Неожиданно на субмарине грохнул раскатистый выстрел и что-то, похожее на сигару, полетело в воду.

– Оп! – Капитан снова крутанул штурвал и, прекратив преследовать лодку, понесся прямо к берегу.

– Ты че? Мы ж еще не всех… – сплюнул Митяй.

– Торпеда.

Большее никаких вопросов никто не задавал. Даже стрелять перестали. Все бросились к борту, пристально вглядываясь в воду, которую прошивала длинная белая полоса. Такую полосу оставляет в небе реактивный самолет.

– Уйдем? – тихо спросил Турецкий.

– Вряд ли, – замогильным голосом ответил Немой.

– Постарайся, – попросил Вениамин.

– Постараюсь.

Уйти от торпеды было почти невозможно – скорость у нее была намного больше, чем у катера, но он был более маневренным. И поэтому, когда торпеда приближалась достаточно близко, метров на двадцать, Немой резко сворачивал в сторону,– и она проносилась мимо. Пока она разворачивалась по большой дуге, катер несся к берегу.

– Тащите оружие на палубу! – скомандовал капитан, когда после очередного маневра до берега осталось не больше мили. – Она нас все равно достанет, если в берег неврубится. Минута будет, чтоб выгрузиться.

Все бросились к ящикам и принялись набивать карманы полными обоймами.

И тут глиссер врубился в песчаное дно в каких-то сорока метрах от берега.

– Всем за борт! – истошным голосом закричал капитан. – Покинуть судно!

И бросился в воду.

До берега они добраться не успели. Отойти от катера смогли только метров на тридцать, когда раздался оглушительный взрыв и огромная волна просто швырнула их на песчаный пляж.

– Все живы? – первым вскочил на ноги Немой.

– Живы, какой хрен с нами станется? – Вениамин сидел на берегу и отплевывался от набившегося в рот песка.

– Капитан, с меня бутылка, – засмеялся Козлов. – Я парень прижимистый, это тебе любой подтвердит. Но тебе не пожалею. Дома ставлю, как из пушки.

– Сначала нужно до дому добраться. – Александр с трудом поднялся на ноги и посмотрел на море.

А там медленно погружалась в морскую глубину подводная лодка…

Глава десятая СКУЧНО

Опять ее сделали крайней.

Никто из работников Токийского бюро не хотел лететь в этот богом забытый городок, и она была в их числе. Но аккредитацию всучили именно ей.

А делов-то! Репортажик на полторы минутки. Тема скучнейшая – освещение какой-то женской международной конференции по проблемам предотвращения лучевой болезни после ядерных катастроф. Ни сюжета, ни интриги… Правда, с гарантией показа в вечернем выпуске новостей. Но теперь Нателла прекрасно знала цену всем этим гарантиям…

Та недавняя история со снятием материала с эфира не прошла так просто. Нателла умела вцепиться в то, что считала своим. Она наконец связалась с главным, она его прижала к стене, он что-то невнятное лепетал, а потом вдруг взял и раздобрился;

– Что-то ты у нас на Дальнем Востоке засиделась, девочка. Не пора ли тебе еще подальше?

– Это куда же? – насторожилась Нателла. – Дальше вроде некуда.

– Почему? Есть еще Япония.

У Нателлы сразу же вылетели из головы все ее претензии и вопросы. Конечно, она была согласна. Конечно, она справится. Язык? А она как раз проходит ускоренные курсы (это была невинная ложь). Страну? Она ее знает как свои пять пальцев (эта ложь уже была не такая невинная). Впрочем, пока из Москвы шел приказ и оформлялись документы в Токийское бюро, Нателла действительно помчалась на ускоренные курсы этого зубодробильного языка, а по ночам штудировала книги по истории, экономике, географии и фольклору Японии.

Словом, когда все было оформлено, а это произошло почти через месяц, она действительно вполне сносно могла спросить у японца, как пройти на улицу такую-то, и даже знала, что в Японии до сих пор сохраняется императорская власть, правда ограниченная конституцией.

Но самая большая ее победа – она утащила за собой и оператора.

Поначалу все было не так уж просто. Старшие коллеги ею слегка помыкали, но она постепенно обретала почву под ногами. Ну ничего, слетает она в этот городок. Сделает репортаж – главные ее репортажи впереди.

Володька просто за голову схватился. Он плохо переносил авиаперелеты, буквально в лежку после них лежал. Но надо было лететь, на поезде они уже не успевали.

– Может, я покажусь немного циничным, – говорил он, бережно упаковывая свой «Бетакам» в походный чехол» – но «Тэффи» за это не дадут, хоть лопни. Нет тут настоящего размаха для твоего журналистского гения.

– Кажется, меня хотят поставить на место,– с тихой угрозой произнесла Нателла. – Но они еще моего места не знают.

Надеялась, что будет нелетная погода или хотя бы, на худой конец, землетрясение, которое разрушит аэропорт, но небо было девственно чистым, а сейсмологи заверяли, что движения земной коры в ближайшие дни не предвидится.

Других поводов, чтобы отвертеться от бестолковой поездки, к сожалению, не нашлось.

Полет занял час с копейками, но Володька, казалось, успел за это время похудеть на несколько килограммов. Во всяком случае, он почти не вылезал из туалетной кабинки и выглядел – хуже некуда…

Разумеется, их не встречали. Старая история, повторяющаяся из раза в раз. Опять ребята из филиала либо что-то перепутали и ждали в другом месте, либо у них машина сломалась. Почему-то у русских машины ломаются даже в Японии, Германии и Америке. Впрочем, торопиться было некуда, конференция начиналась лишь вечером.

Нателла быстрым шагом направилась к окошку «Информация», чтобы через репродуктор оповестить коллег о своем прибытии. Оператор, еле волоча ноги, плелся за ней.

– Тем, кто встречает журналиста Нателлу Полуян, просьба немедленно подойти к указательному табло, – разнеслось по аэропорту.

Минуло двадцать минут, но никто так и не появился.

– Нат, я отойду… – Володька опустил драгоценный «Бетакам» на пол. – Посторожишь? Я быстро.

– Конечно, иди-иди.

Ей было жаль парня. Страдает из-за того, что у него, видите ли, с вестибулярным аппаратом нелады. У других, кто ни разу в жизни на самолет не садился, лады, а у него нет… И так в жизни всегда, бодливые коровы остаются без рогов…

Нателла ненавидела это бестолковое ожидание.

Стоишь, как проститутка, и вынуждена терпеть на себе пошловатые мужские взгляды. Мужики в этом смысле везде одинаковы, что в России, что в Японии. Неизвестно еще, где хуже.

Нет, ничего интересного сегодня ей не снять, никаких важных новостей не узнать. Вообще, Япония страна скучнейшая. Может, лучше было оставаться в России?..

Глава одиннадцатая АС

Сжимая в руках автоматы, они стояли на отвесном берегу и смотрели, как по зыбкой поверхности океана расходятся гигантские круги. Подводная лодка стремительно уходила под воду…

На душе было как-то смутно. Счастье, что уцелели, что никто не ранен, но, с другой стороны, все-таки обидно, что не добили гадов.

– Хлопцы, а мы не одни… – вдруг произнес Гладий.

Действительно, неведомо откуда у команды оказалось вдруг много зрителей. Из-за камней и деревьев наблюдали за ними десятки внимательных глаз.

Дети, старики, женщины и мужчины смотрели на пришельцев испуганно – у тех было оружие в руках. Веня положил автомат на землю, поднял руки и сказал:

– Мир – дружба! Япония и Россия братья навек! Ура! – При этом он улыбался самой очаровательной своей улыбкой. Японцы по-прежнему были хмуры.

– Да они по-русски не понимают, – прекратил свою миссию доброй воли Сотников.

– Контакт с аборигенами не состоялся, – хохотнул Митяй. – Не вышел из тебя Миклухо-Маклай.

Турецкий попытался приветствовать аборигенов по-английски – результат тот же.

Но в этот момент из-за огромного валуна появился старец в простеньких холщовых штанах, цветастой рубахе с короткими рукавами и в белой панамке. И медленно, степенно двинулся к ребятам. Старец был настолько маленький и худенький, что издалека его легко можно было принять за ребенка.

Старец подошел к самой линии прибоя, злорадно плюнул в воду, затем посмотрел на ребят с нескрываемой благодарностью и, разгладив свою смешную козлиную бородку, сказал:

– Молодесь! Так им и нада!

Мужчины на какое-то время потеряли дар речи. А старик очень бойко заговорил, по-русски…

– Пирата плохая. Пирата хузе налоговая инспектор. Пирата приходит и забирает все.

Морской ветер пронизывал до самых костей, к тому же одежка у ребят была мокрая. И поэтому Веня не нашел ничего другого, как спросить: – Дед, а тебе не холодно?

– Не холядва, гразданина нацальвик. Я закалений.

– Закаленный? Ха, он закаленный! – Веня весело посмотрел на Митяя. – Вот тебе и япона мать!

– Дедуля, ты че, полиглот? Небось русский выучил только за то, что им разговаривал Ленин?

– Сибиря выудил. Квантуньски армия! – Старец выстрелил пальцем: – Пах-пах! Тязело была, осень тязело… Война с Совецки Саюза… Много смерть… А я – плен попадал. Лагерь сидел. Долго сидел. Хабаловск знаешь, гразданина нацальвик?

– Хабаровск-то? Знаю, конечво… – кивнул Митяй. – Надо же… Вот уж неожиданно судьба дружка-интернационалиста подбросила. Кому рассказать – не поверят. Как звать-то тебя?

– Акнра-сан.

– А меня Дима. Это вот Венька. А это Александр. Запомнил?

– Акнра-сан. – Старец с достоинством пожал всем руки. – Кусать хода?

– Хоца, хоца! – Веня приобнял деда за плечи. – И кушать хоца, и все остальное. Показывай дорогу, кормилец ты наш!

– Постойте! – остановил их Александр. – А с трупами что делать?

Взоры обратились на японца. Он теперь был вроде как за главного.

– Туда-туда, в землю! – махнул рукой старец.

– Закопать, что ли? – переспросил Митяй. – Так просто? А полиция? Где у вас здесь полиция?

– Нет полисия, гразданина начальник. Остров маленькая. Три сто селовека. Мала-мала.

Старик махнул рукой своим соплеменникам и что-то резко сказал им.

Несколько мужчин вышли из-за камней, поклонились ребятам и занялись скорбным делом погребения трупов.

А старик повел ребят вдоль берега, и через несколько минут они набрели на крохотное поселение. Двери построек выходили на один общий двор, посреди которого тянулся длинный деревянный стол.

– Говорите, Акира-сан, что вас здесь триста человек? – поинтересовался Игорь Степанович.

– Ой, мала-мала. Дети многа, женсцина многа, музцина мала.

– А где же все?

– Работа, рыбку ловить. Музцина мала,– печально повторил Акира-сан.

– Прямо как у нас по деревням, – усмехнулся Митяй. – Мужиков никого, а бабы с детьми знай себе батрачат, чтобы с голодухи не помереть. Да, дедушка?

Но старец не успел ответить: ему навстречу выбежала старушечка, такая же маленькая и худенькая, как и он сам. Они о чем-то пошептались, старушечка всплеснула руками и, забавно переваливаясь с боку на бок, скрылась за соломенной занавеской, вместо двери прикрывавшей вход в дом.

– Мой зена, – горделиво выпятил впалую грудь Акира-сан.

– А дети у вас имеются? – спросил Немой.

– Дети есь, внуки есь, гразданина начальник. – Старец погрустнел. – Далеко, в Токио, в Осака, в Окинава…

– По свету, значит, разбросало… Пишут хоть?

– Нет.

– Что ж ты воспитал таких неблагодарных? Им что, лень письмо написать?

– Зацем письмо? – искренне удивился Акира-сан. – Телефакс, Интернет, е-мэйл!

– Нет, у нас в деревнях такого нет, – ошарашенно почесал в затылке Митяй. – У нас и пейджера-то никто в глаза не видел.

– Слышь, а у тебя тачка есть? – спросил про сокровенное Митяй.

– Тацка? – не понял старец.

– Ну, машина, – Козлов выразительно покрутил руками. – Би-би! На чем вы передвигаетесь? Не на ослах же!

– Мы далеко не ходить. Нам не нала тапка.

– А питаетесь чем? Продукты где берете?

– Рис, – пожал плечиками хозяин. – Риба ловить, на Большую землю возить, продавать.

Он усадил гостей за стол, а сам поспешил на помощь своей хозяйке.

– Попросим деда, пусть он нас переночевать оставит, – сказал Турецкий. – А завтра утром надо как-то выбираться отсюда.

– С острова один путь, по воде. – Игорь Степанович положил автомат рядом с собой на скамейку с такой осторожностью, будто боялся, что тот вдруг самовольно откроет огонь.

– Опять эта вода! – воскликнул Гладий. – Мамко, роди меня обратно!

Еда была неразнообразна, но обильна. Акира-сан и его женушка выносили из дома глубокие тарелки с приготовленными самыми замысловатыми способами дарами моря – жареная и вареная рыба, какая-то плавающая тварь с белым и изумительно вкусным мясом, рис со всевозможными приправами, и конечно же не обошлось без сакэ.

– Оперативно! – изумился Митяй. – Будто вы нас ждали!

– Нет кусать – пирата злится, – объяснил Акира-сан. – Есть кусать – пирата добрый.

– А-а-а, так это вы для пиратов готовенькое держите? Ничего, теперь они сюда долго не сунутся! – И Митяй, передразнив старика, добавил: – Пирата трусливая!

– А разве у вас не на полу есть принято? – Василий аппетитно хрустел поджаренной корочкой.

– Эта была, гразданина нацальник, – улыбнулся Акира-сан. – Я совецки лагерь сидел, за большой стол ел. Меня гразданина нацальник уцил.

– А ты долго в лагере-то сидел?

– Семь лет. В пятьдесят втором освободили вчистую.

– Значит, ты должен сейчас к нам ненависть испытывать, к потомкам мучителей твоих, а? – спросил с набитым ртом Вёня.

– Муцителей? Не-е-е-т! В лагерь весело был! Акира-сан в худозественная самодеятельность был, на балалайка играл, концерта давал! Гразданина нацальник песни любила. – И старец вдруг затянул тоненьким голоском, чисто-чисто: – Соловьи-и, соловьи-и-и, не трево-озте салдат…

– Пусть солдаты, – подхватили мужчины хором, – немного поспят.

– За дружбу наших народов! – чуть не прослезившись, Веня поднял до краев наполненную сакэ фарфоровую чашечку.

Все выпили одним глотком, поморщились, закусили ржаной лепешкой. По телам мгновенно разлилась приятная теплота…

– А ты шо? – Василий заметил, что хозяин не притронулся к спиртному.

– Работа нада. Трезвый голова нада. Акира-сан не хоцет умирать.

– Ты шо, язвенник?

– Акира-сан самолет летать, рыба искать на море.

– Самолет?! – Турецкого чуть не подбросило над скамейкой. – У тебя самолет?!

– Колхозный, – вставил советское словцо старик. – Весь деревня покупала своя деньги.

– А не врешь? – спросил Митяй.

– Зацем врать? – обиделся старик. – Акира-сан никогда не врать. Акира-сан воевать с американа, сбивать их самолета.

– Так ты в авиации служил?

– Акира-сан быть Перл-Харбор, ему вручать императорскую награду.

– Перл-Харбор? – потрясено переспросил Игорь Степанович. – Вы бомбили Перл-Харбор? Братцы, да перед нами же настоящий ас! Лучший из лучших!

– Акира-сан – ас, – скромно потупился старец. – Но Акира-сан не любить хвастать.

– Слушай, скромник, вывези нас с этого острова, а? – взмолился Веня. – Нам позарез нужно.

– Позарез? – не понял хозяин. – Харакири?

– Нам бы в Ивакуни перебраться! Знаешь, где это такое?

– Ивакуни… – наморщил лоб старец. – Мой младсий дось работала в Ивакуни. Это далеко… Самаяета маленькая…

– А это ничего! – нашелся Венька. – Мы друг дружке на колени прыгнем! Не гляди, что мы такие большие! Мы на самом деле очень даже компактные!

– Далеко, гразданина начальник… – Акира-сал явно без энтузиазма отнесся к идее совершить многочасовой перелет на общественном самолете.

– Давай рассуждать посовести, – предложил Веня. – Мы твою деревню от пиратов спасли?

– Спасли… – кивнул старец.

– А ты теперь должен спасти нас. Должен или нет?

– Долзен, долзен… – совсем уж понуро согласился старик. – Нет, далеко, гразданина нацальник.

– Да какой я тебе начальник? – возмутился Веня. – Мы гости у тебя.

Четырехместная «чесна» выпуска конца восьмидесятых стояла посреди широкого луга и была похожа на большую одинокую птицу, которая спустилась с небес, чтобы чем-нибудь поживиться.

– Гарна машина… – восторженно выдохнул Гладий, который вообще обожал всяческую механику.

Судя по свежевыкрашенным закрылкам, новенькой резине на колесах и пропеллерам, бережно укутанным брезентом, жители поселка относились к самолету с трепетной заботой, как к полноправному члену семьи.

Ребята набились в кабину, так тесно прижавшись друг к другу, что было уже не пошевелиться, не вздохнуть.

– Тязело… – озабоченно промолвил Акира-сан, усаживаясь в кресло пилота.

Он напялил на голову шлемофон и начал щелкать кнопочками и рычажками, проверяя готовность крылатой махины. Все вокруг загудело, затряслось, и ребят невольно охватил страх – а вдруг не взлетит? Впрочем, это как раз не страшно. А вот если взлететь-то взлетит, но во время полета не выдержит такого груза…

– Дед, у тебя парашютик лишний не завалялся?– спросил Козлов.

– От судьбы не уйдес, гразданина начальник, – отшутился старец, но по его лицу было заметно – сильно нервничает.

«Чесна» медленно вырулила на край луга и замерла, будто накапливая силы перед разбегом. Затем ее колеса покатились по жухлой траве, все набирая и набирая ход… Впереди маячил лесок, до него было еще достаточно далеко, но с каждой секундой дистанция неумолимо сокращалась.

– Не успеем… – загробным голосом произнес Митяй.

– Заткнись! – Венька хотел было на него замахнуться, но не смог высвободить прижатую к стенке руку.

– Банза-а-ай! – прокричал Акира-сан, резко принимая на себя штурвал.

Самолет тяжело, словно нехотя, оторвался от земли и круто взмыл в небо. Перегрузочка была что надо, покрепче, чем на американских горках в парке Горького. Щеки вдруг сами собой начали натягиваться на уши, а животы заныли тягучей дизентерийной болью.

Акира-сан встревожено поглядывал на скачущие стрелки приборов, время от времени цокая языком и покачивая головой. Но к счастью, все его опасения оказались напрасны. Бывалый вояка сделал несколько примерочных кругов над полем, после чего распахнул створки люка, и весь запас удобрений пышным белым облаком вырвался на волю.

Облегчившись, «чесна» быстро набрала положенную высоту и уже не так натужно ревела двигателями.

Щеки вернулись на свое прежнее место, боль отпустила. – Хорошо-то как…–выдохнул Митяй и запел тихонько: – На часа-ax половина пе-ервого, семь тысяч над земле-ей…

«Повезло, – в общем приподнятом настроении подумал Турецкий, – на этот раз повезло. А что в следующий?»

Глава двенадцатая ТРЕНЕР

Володька задерживался, встречающих видно не было. Нателла уже начинала не просто нервничать – злиться.

Внезапно за ее спиной раздалась громкая русская речь. Резануло по ушам. Раньше только Турцию и Кипр осваивали, а теперь и сюда добрались, толстосумы несчастные…

Нателла невольно обернулась. Нет, эти пятеро совсем не походили на «новых русских», на них не было золотых цепей и «роллексов». Одеты более чем скромно, да и держатся как-то скованно. Скорей всего, спортсмены… А тот, который старше всех, их тренер, наверное.

«Члены спортивной команды» стояли кружочком и рассеянно оглядывались по сторонам.

– И куда теперь? – спросил один из них… Остальные пожали плечами и лишь тренер авторитетно произнес:

– Надо у местных поспрашивать, как добраться. Александр, у тебя вроде бы с английским лучше всех?

– Ребята, вы на соревнования? – обратилась к ним Нателла.

Те разом вздрогнули от неожиданности и уставились на нее, беззвучно открывая рты.

– Что, вас тоже забыли встретить?

– Да, забыли… – смущенно пробормотал тренер.

– Надеюсь, за нами все-таки приедут. Если будет микроавтобус, то мы подбросим вас без проблем. Скажите только, куда.

– На этот… На стадион… – ответил тот, кого тренер назвал Александром.

– А вы по какому виду?

– Мы эти… Лыжники…

– Чемпионат мира?

– Нет, этот… Этап Кубка…

– Вот только багаж наш затерялся, – печально вздохнул тренер. – А в нем была вся экипировка. Лыжи, палки, смазка…

– И ботинки с креплениями, – добавил Александр. – Так что пока багаж не отыщется, мы отсюда ни ногой. Спасибо за заботу… Может, как-нибудь в следующий раз…

– Сейчас все в Нагано едут, – удивилась Нателла. – К Олимпиаде готовятся…

– Нет, у нас своя программа, – сказал Турецкий.

– Ну, как знаете, – пожала плечами Нателла.

Она не сводила глаз с тренера. И чем дольше смотрела, тем больше убеждалась, что его лицо ей кого-то напоминало.

– Послушайте, а я, кажется, видела, как вы выступали.

– Кто? Я?

– Да, вы… Вероятно, это было давно, когда вы были молодым. Но у меня зрительная память профессиональная, как у фотоаппарата. Стоит лишь один разочек взглянуть, и снимок на всю жизнь… – Нателла вдруг почувствовала, как у нее перехватило в горле. Стоило ей сказать «снимок», как тут же она вспомнила. – Капитан? – еще не веря самой себе, спросила она. – Игорь Степанович Немой?

– Да… – удивленно уставился на нее тренер. – То есть… Вы ко мне обращаетесь?

– Так вы живы?! – еще не в силах до конца осмыслить увиденное, воскликнула Нателла. – Господи, что все это значит? Почему вы здесь? Какие еще лыжи?

– Мы лыжники, – напомнил Александр. – А кто такой Игорь Степанович?

– Да, кто такой Игорь Степанович? – спросил и тренер.

Но Нателлу не провести. Эти ребята врать не умели – пережимали в каждом слове, в каждой интонации.

– Почему вы притворяетесь? Я же узнала вас!

– Кого?

– Да вас же! Игорь Степанович Немой, капитан танкера «Луч»! Я же репортаж о вас делала! Верней, о том, как вы… как вы…

– Опять меня путают с этим капитаном, – недовольно проворчал тренер. – Хоть пластическую операцию делай…

– Вы хотите сказать, что?..

– Именно это я и хочу сказать… Сил уже никаких нет…

– А как ваша фамилия?

– Смирнов… – после небольшой паузы ответил тренер. – Игорь… Ой, нет… Да, я тоже Игорь…

– Вениаминович… – подсказал Венька.

– И я Вениаминовна… Нателла…

– Значит, наши с вами отцы были тезками, – улыбнулся тренер. – Приятно было познакомиться, Нателла Вениаминовна, но мы очень торопимся…

И спортсмены, дружно повернувшись на сто восемьдесят градусов, быстро двинулись прочь. Будто испугались чего-то…

– Постойте! – крикнула им вслед Нателла. – А багаж?

Но ее дельное замечание проигнорировали…

Как некстати отлучился Володька. Не оставлять же камеру посреди аэропорта! Натаяла попробовала поднять ее, но не смогла даже оторвать от пола. А, будь что будет!

Она нагнала лыжников, бесцеремонно тронула тренера за плечо.

– Ну что еще вам?

– Вот, возьмите, – она сунула ему в руки свою визитную карточку. – Что бы вы ни говорили, а я все равно знаю, что вы – капитан Немой. Я не буду вас больше задерживать и задавать дурацкие вопросы. Наверное, у вас есть веские причины, чтобы скрываться… Но как только у вас появится свободная минуточка, снимите телефонную трубку и наберите этот номер, хорошо?

Тренер не замедлял шага. «Бетакам» все удалялся и удалялся. Нателла краем глаза заметила, как вокруг него уже начал прохаживаться какой-то подозрительный мужичок…

Она остановилась. Спины спортсменов скрылись за углом.

А вдруг она ошиблась? Перепутала? Бывают же похожие друг на друга люди… Биологические двойники… Но чтобы два русских биологических двойника собрались в одно и то же время в Японии?.. Нонсенс!..

Спустя минуту Нателла рассказала об этом оператору. Тот отреагировал, как и должен был отреагировать человек, страдающий желудком.

– Поздравляю, – тихо сказал он, прижимая к губам бумажную салфетку.

Наконец к ним подбежал запыхавшийся администратор, начал извиняться на все лады. Оказалось, он ждал их на улице, у машины.

– Как, а разве вам не сообщили номер? – искренне удивлялся он.

На протяжении оставшегося дня все мысли Нателлы были заняты странной встречей в аэропорту. Она снимала репортаж о конференции, совершенно не прилагая к этому никаких усилий, все шло по «накату» – несколько статичных общих и крупных планов, два интервью, плюс к этому добавить парочку живописных картинок, повествующих о местной природе, да записать комментарий на фоне конгресс-центра. В Москве будут довольны.

Тем же вечером вернулись в Токио, наспех смонтировали материал и перегнали его по спутнику в Останкино.

Нателла осталась в студии на ночь, поймала свой канал, чтобы проверить, сдержит ли главный обещание, не получится ли, как в прошлый раз. Сдержал. Не получилось. Как только часовые пояса съели разницу во времени, репортаж увидела вся страна.

И все-таки она не удержалась, набрала номер главного. Номер домашний, о котором знали лишь самые посвященные.

– Нателла? – удивился главный. – Ты откуда?

– Выпустите меня по телефонной связи в прямой эфир» – без раскачки перешла к делу журналистка. – Через час сорок ночной выпуск новостей.

– Погоди-погоди… – образумил ее главный. – Что за спешка?

– Капитан Немой жив!

– Опять ты за свое?

– Я видела его! Видела!

– Где ты могла его видеть? На морском дне? – мрачно пошутил главный.

– В Ивакуни!

– Где-где?

– В И-ва-ку-ни! – по складам повторила Нателла. – Город такой, рядом с Хиросимой! Сегодня утром я встретилась с ним в аэропорту.

Трубка молчала.

Вы слышите меня?

– Очень плохо… Связь барахлит…

Он бессовестно врал, связь была превосходной, будто из соседних комнат разговаривали.

– Хм… И что он тебе сказал?

– Он испугался. Теперь я знаю, что за всем этим кроется какая-то загадка! Выпустите меня в прямой эфир! Это же сенсация!

– Видеоматериал есть? – напряженным голосом спросил главный.

– Нет… – Нателла не могла подставить оператора. – Володька уже погрузил камеру в микроавтобус…

– Какой еще микроавтобус?

– Боже мой, это имеет большое значение? – взвыла журналистка. – Обыкновенный микроавтобус, на колесах! Мы грузились, а в это время я увидела Немого!

– Значит, кроме твоих слов других подтверждений нет?

– А моих слов мало?

– Пойми, девочка, я не могу так рисковать… Ты гонишься за дутыми сенсациями, а мне потом по башке. Будет видеоматериал, тогда еще подумаем. И вообще, что ты зациклилась на этой теме? Других нет?

– Других – нет! – с раздражением рявкнула Нателла.

– Плохо, Полуян. Ленишься. Может, по дому скучаешь? Надоело на чужбине сидеть?

– Может быть, – честно призналась Нателла.

– Я подумаю, – пообещал главный. – Если замена найдется, так мы тебя сразу отзовем, будешь по просторам родины колесить. Все, девочка, отбой. Я жду важного звонка…

Нателла бросила трубку на рычаг. Испугал ежа голой задницей, отправкой в Россию пригрозил. Да ей эта Япония уже поперек горла!

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Глава первая САД КАМНЕЙ

Почему-то от этой нежданной встречи в аэропорту Немой вдруг развеселился. Он вообще-то был мрачноватым человеком, это ребята уже отметили, бывал и жестким, и даже злым, улыбка редко освещала его сухое лицо.

А тут вдруг разулыбался, даже начал рассказывать какие-то смешные морские истории.

– Молоденький кок к нам пришел. Спрашивает, как ему постирать штаны? Да в море их брось, ребята советуют… Как это? А так, привязываешь их на канат и за корму, они и полощутся, корабль-то плывет. Лучше, чем в стиральной машине. Ну вот, он и забросил, а правда, так матросы стираются. А кок решил, чтоб получше выстирались, часок их там подержать, когда вытащил – одна ширинка осталась, остальное вода растрепала…

Турецкий перегородил ему дорогу, набычился, упер руки в бока и сказал:

– Хватит, Игорь Степанович. – Немой невольно остановился. – Мы и так уже тут давно в пешках ходим. Все нами только и делают, что жертвуют. Может, хватит?

Немой еще по инерции улыбался. Но остальные тоже обступили его с мрачноватыми лицами.

– Давай рассказывай, все по порядку. Кто, когда, куда, зачем и как.

Они уже вышли из аэропорта, где случилась встреча с неизвестной Немому журналисткой. Карточку ее он рассмотреть не успел, сунул машинально в карман. Почему ему так весело стало – не понимал. Теперь выходило – раньше времени радовался. Ребята были настроены серьезно. Немой догадывался, через что им пришлось пройти, прежде чем они его от японцев увели, потом и сам с ними пережил множество страшных минут. Но рассказывать этим людям все, что он, кадровый офицер СВР, знает про миссию в Японии, возможно ли это?

Нет, невозможно. Но невозможно их и дальше держать за «пешек», как выразился Турецкий.

Он знал про них уже почти все, что наняло их ГРУ, а вернее, заставило выполнять грязную работу, которую никакая разведка на себя не возьмет: подчищать чьи-то промахи, которые если раскроются – полетят к черту все миролюбивые заявления президентов и премьер-министров, скандал будет международный, кризис, осложнение отношений между государствами. Не только эти ребята выполняли подобные миссии. Таких много было по всему миру, страны бросали их в самое пекло, чтобы самим не замараться. Но у тех, других – английских, французских, шведских, американских, – имелись солидные счета в банках, обеспеченная старость, недвижимость и прочие надежные тылы. А у этих? Им посулили небось тысяч по пятьдесят долларов. Не такие уж большие деньги за человеческую жизнь. Да еще придумали какой-то компромат, чтобы покрепче привязать. А отсылали их на явную смерть. Это пока она их миновала. Но кто знает, что будет дальше…

А Турецкий – тот круче, тот за идею. Хотя и он профессионал, каких поискать.

Нет, не мог Немой держать этих людей в неведении, он должен был рассказать им все, что знал.

Эти мысли пронеслись в голове капитана за те секунды, пока он в упор смотрел на Турецкого.

– Ладно,– кивнул коротко Немой, – пошли, не здесь же.

С шумной площади перед аэропортом они свернули в тихую улочку, прошли несколько кварталов аккуратных домиков и вдруг оказались посреди вечности – сада камней, которых по нескольку в каждом японском городке.

В саду было пусто. Только по другую сторону испещренной замысловатым узором земляной площадки сидел неподвижно маленький мальчик и смотрел на серые камни.

«Попробуй нашего пацана так усадить, – мимоходом подумал Александр, – станет он смотреть на эти валуны. Как же, держи карман шире».

Немой опустился на корточки, а потом довольно ловко устроился на скрещенных по-восточному ногах. Так и казалось, что сейчас он будет молиться какому-нибудь диковинному божеству.

Ребята присели рядом. Земля была еще теплая.

Но Немой молиться не стал. Он заговорил тихо, еле шевеля губами, но почему-то каждое его слово было слышно отчетливо и ясно. И каждое падало в тишину тяжелым чугунным ядром.

– Это было сделано на случай войны. Наши ракеты – против Америки. Их ракеты – против нас. Обе страны были поделены на квадраты. Живого места не должно было остаться ни у них, ни у нас. Это вы, конечно, знаете. У американцев было несколько командных пунктов. Не только в Америке, но и в Европе. В тех странах, которые обладали ядерным арсеналом. Эти пункты дублировали друг друга. У нас тоже. И мы, и они про все эти командные пункты знали. Сегодня вообще нельзя хоть что-нибудь скрыть. И вот на эти точки и были нацелены самые мощные ракеты. С земли, с подлодок, из космоса.

В случае атаки они уничтожались мгновенно, в первую очередь. Все дело было в том, кто первый нажмет кнопку. Никакая защита не помогла бы. И это вы, наверное, слышали.

Капитан замолчал на какое-то время. Он смотрел на мальчика. Тот медленно поднялся со своего места и пересел чуть в сторону. Снова уставился на камни.

– А теперь то, что не знает никто. Был только один командный пункт, который мы как бы не заметили: здесь, в Японии. Почему как бы не заметили? На то было несколько причин. Во-первых, американцы не имели никакого права в безъядерной стране ставить ядерный командный пункт. Нарушение всех международных правил, всех двусторонних и многосторонних договоров. В наших руках появился козырь, сильный, убийственный козырь. И мы его держали в рукаве на какой-нибудь крайний случай. Но была и куда более важная причина. Американцы сами должны были верить, что про этот пункт мы ничего не знаем. Они должны были на него очень сильно надеяться. Они и надеялись на него, как на Бога.

От слов капитана несло таким расчетливым и поэтому страшным холодом, что мужчины невольно ежились. Каждый из них умом понимал, что политика грязное дело, слышал и про гонку вооружений, про атомные и водородные бомбы, но никто всерьез и предположить – не мог, что в каких-то штабах какие-то генералы вполне серьезно рассматривали карту мира и говорили, как о предрешенном: здесь такой-то «человеческий потенциал», вот сюда мы нанесем первый удар, этот город будет уничтожен… Мир был поделен на квадраты, живого места на нем остаться не должно было. Ни живого места, ни самой жизни. Жуть.

–Американцы много раз проверяли, не нацелены ли наши ракеты на этот пункт. И каждый раз убеждались – нет, наши ракеты в эту сторону даже не смотрят. Наверняка они считали, что здорово провели советских. Видно, даже кто-то из них получил медальку за мудрую мысль. Капитан криво и невесело усмехнулся. Мальчик снова пересел. Что уж за мысли могли прийти в эту юную головку? Ведь не о мире же он думал, в самом деле, не о войне. Может быть, о своей маме, может, о школьном товарище, об учителе. Мальчишеские мысли коротки и ясны. Но здесь, в тишине сада камней, даже самые легкие мысли становились глубокими и вечными.

– А этот командный пункт и был самой большой бедой для американцев. Он, если уж говорить честно,– и был в конце концов их гибелью. Нет, никакие тайные ракеты СССР сюда нацелены не были. Никакие агенты здесь не заменили операторов, никто не перерубал кабели. Просто рядом с командным пунктом стратегических ракет Соединенных Штатов Америки была поставлена хитрая электронная штучка, которую наши ученые ребята назвали «ГП-1». Расшифровывается так– «глобальный подавитель». Мрачноватое название, правда? Но действие этой штучки еще более мрачное. Сигналы, поданные с этого командного пункта, штучка ловила на себя, подавляла и тут же отправляла по адресу, но только в зеркальном отражении…

Немой оглянулся на ребят.

Те, казалось, не слушали его. Они тоже смотрели на серые валуны, расставленные как будто безо всякого смысла посреди площадки. Но капитан понимал – слушали и слышали.

– А это значило просто следующее, – продолжил капитан, – весь ядерный арсенал американцев должен был повернуться против них же. Единственный оставшийся невредимым командный пункт отдал бы приказ ракетам – уничтожить Америку. По зонам, по квадратам. Всю.

Он снова замолчал. Ему почему-то стало нестерпимо стыдно. Словно это он придумал иезуитский аппарат.

– Наши ученые за такое… чудо даже орденов не получили. Кажется, кому-то из них дали премию месячную, кому-то повысили зарплату, кто-то получил квартиру…

Мальчик наконец поднялся, сделал несколько степенных шагов, но вдруг не удержался, подпрыгнул и понесся по дорожке, ведущей из сада на улицу.

«Нет, – подумал Александр, – пацаны везде пацаны».

– Его поставили в середине восьмидесятых. Вернее, ставить начали где-то в семьдесят пятом, и затянулось это на десять лет. А как вы думали – по детальке, по проволочку, по платочке надо было завести сюда эту хитрую штуку. Вот и везли кто только мог– дипломаты, туристы, журналисты, артисты… И – поставили. И до сих пор «забывали» убрать, теперь вот решили. Или сделали вид, что решили. Что уж за игру они там затеяли, я объяснить не могу. Но теперь наше время диктовать свои правила, правда? Наступил момент истины. Вот так, – закончил капитан. – А теперь мы пойдем и отыщем этот подавитель. И отвезем его обратно, потому что слишком уж много народу на него рот разинули. А может, лучше его вообще взорвать, к едрене фене? – вдруг снова улыбнулся он.

И теперь мужчины разделили его радость. Теперь они снова почувствовали себя людьми.

Впрочем, может быть, не от раскрытой им жутковатой тайны, а оттого, что сидели в тихом месте и смотрели на камни, не зря же японцы такие сады придумали.

Кстати, камни в саду поставлены так, что, откуда бы ни смотрел человек, один камень все время скрыт за другими. Всегда остается какая-то тайна…

Глава вторая МЕСТЬ

Что ж, конфликтовать – так по-крупному, сжигая за собой все мосты. Нателла была настроена более чем решительно.

Следующим утром она явилась в офис Токийского отделения международной службы новостей Си-эн-эн. Ее лично принял выпускающий редактор. Принял уважительно и радушно. Между ним и Нателлой состоялся долгий деловой разговор, суть которого в конце концов свелась к следующему: необходимо визуальное подтверждение факта. Си-эн-эн боится допустить ошибку, рискуя тем самым подмочить свою безупречную репутацию.

– И вообще, сейчас американцев заботит совсем другой вопрос, – сказал выпускающий редактор. – Именно ему мы и отдаем девяносто пять процентов нашего эфира.

– Какой вопрос?

– Как пойдет реформа американского здравоохранения, вы понимаете?

– Понимаю…

– Надеюсь на дальнейшее сотрудничество. – Американец протянул Нателле раскрытую ладонь. – Если вдруг появится еще что-нибудь интересное…

– Да-да, конечно, я буду иметь вас в виду… – И Нателла покинула кабинет.

Они будто сговорились… Подавай им визуальное подтверждение. А где его взять?

А то, что произошло через несколько минут, было, скорей, жестом отчаяния, нежели продуманным поступком, Нателла связалась с редакцией газеты «Токио индепендент трибюн», которая выходила как на японском, так и на английском языках. За этой газетой, правда, тянулся желтый хвост бульварности, она позволяла себе печатать то, что никогда бы не напечатали солидные издания: сплетни, слухи и откровенные домыслы. Но и тираж был внушительным, более двухсот тысяч экземпляров еженедельно, что для Японии – цифра почти рекордная. Объясняется это просто: простой обыватель жаждет сенсаций и разоблачений, пусть и липовых, пусть и с пошловатеньким душком.

На предложение Нателяы редакция ответила восторженным согласием и пустила ее материал вне очереди, задержав ради этого выпуск на пару часов. К полуночи статья была готова, а следующим утром ее уже вовсю раскупали в киосках.

Правда, с заголовком газетчики явно переборщили. На первой странице аршинными буквами:

«По улицам Ивакуни бродит оборотень!!!»

А еще через пять дней в Токийское бюро Российского телевидения пришел приказ: корреспондента редакции информации Нателлу Полуян и оператора Владимира Козлова перевести в Москву, так как срок их командировки истек.

Нателла покидала Японию со спокойной душой. Она отомстила трусливому начальству, пусть и таким, прямо скажем, несвойственным для нее способом.

А о статье в «Токио индепендент трибюн» заговорили! И не с шуточными, не с брезгливыми интонациями, а вполне серьезно! Люди поверили, что капитан затонувшего танкера жив, что с ним приключилась какая-то странная, таинственная история. Нателла едва успевала отвечать на все телефонные звонки… С ней связывались крупные издательские дома, телевидение Франции и Испании, то же самое Си-эн-эн… Ее спрашивали – как продвигается расследование? Есть ли новые факты? Кому выгодно исчезновение капитана? Будете ли вы писать книгу и сколько потребуете в качестве гонорара?

Нателла и сама не ожидала, что произведет своим материалом такой фурор. Все-таки приятно… Чертовски приятно…

Самолет приземлился в Шереметьеве-2 в начале десятого вечера. В Японии уже было утро, и спать совершенно не хотелось. Наоборот, Нателла ощущала небывалый прилив сил.

Володька завез ее домой, помог затащить в квартиру вещи.

– Не переживай! – подбодрила его Нателла. – Мы еще с тобой повоюем!

– Ага, – ответил Володька. Он не изменял себе в любых ситуациях.

Поговорив с матерью и заварив себе крепкий кофе, Нателла подсела к компьютеру. Ребята из редакции подарили ей на прошлый день рождения пиратский компакт-диск. «Телефонная Москва-97». С его помощью можно было отыскать адрес и телефон любого человека. Так… Немой И. С.

Мужчин с такой фамилией в списке не было. Значит, ответственным квартиросъемщиком является жена капитана. Посмотрим, посмотрим… Есть!

Немая Елена Игнатьевна…

Глава третья РЕБУСЫ И КРОССВОРДЫ

Разведчик СВР, капитан Немой думал, что после таких откровений ребята осознают всю, так сказать, глубину и ответственность своей работы, что приказы теперь будут исполняться беспрекословно и четко, а обсуждаться только в сторону их лучшего исполнения.

Но исповедь его породила только еще большее количество вопросов.

– А с какого бодуна теперь надо это оборудование отсюда вывозить? – спросил Козлов. – Ну стояло бы и стояло на всякий случай.

– Нельзя уже тянуть, какая-то утечка информации прошла. Мы же теперь не в «холодной войне». На словах, по крайней мере. Наши ракеты на Америку не нацелены. Нет-нет, надо подчищать концы…

– Ага! Подчищать надо, а тебе на танкер грузят ящик с кирпичами! – встрял Сотников.

– Да, тут какая-то накладка. Тут что-то запутано сильно, – досадливо мотал головой капитан.

– Вот интересные пироги, они сюда этот подавитель десять лет завозили, а мы за раз должны вывезти, – сказал Митяй.

– Нет, весь подавитель мы не вывезем, – усмехнулся Немой. – Нам надо увезти только, что называется, сердцевину «ГП». Ну, как бы ключ. Без него система, сами понимаете, – ноль. Так, набор микрорадиодеталей.

– Так, а штуковина эта вроде телевизора? – спросил расчетливый Митяй, повторяя недавний вопрос Турецкого.

– Думаю, скорее, вроде холодильника.

Эти разговоры они продолжали уже, как казалось всем ребятам, бесцельно бродя по улицам города. Прохожие удивленно оглядывались на взбудораженную группу русских, которые горячечно размахивали руками, что-то кричали друг другу, забегали вперед, останавливались и вдруг начинали яростно спорить.

Город Ивакуни лежал в стороне от туристских маршрутов. Достопримечательностей – кот наплакал. Но Турецкий сразу заметил, что европейских лиц здесь больше, чем где бы то ни было на архипелаге. В основном это были румяные улыбающиеся парни с военной выправкой, которые, впрочем, могли бы сойти и за студентов-спортсменов. В военной форме Турецкий никого не увидел. «Ну так и мы как бы спортсмены, – подумал он. – Но это уже легче, не так бросаемся в глаза».

– Накладка! Запутано!– размахивал руками Сотников. – Да нас кто-то подставляет, всю дорогу сует палки в колеса. И тебя, капитан, тоже.

– Вы на меня грешили, я знаю, – мрачно сказал Гладий. – Теперь на кого подумаем?

– А все просто: кому выгодно нас подставлять? – спросил Александр. – И вообще, откуда все знают о нас? А раз знают про нас, значит, и про подавитель этот чертов…

– Ты сам и ответил! – воскликнул капитан. – Кто-то продал наш секрет японцам. А те, в свою очередь, американцам, кому там еще – французам, англичанам…

– Пиратам, – напомнил Гладий.

– Да, за такой штучкой погонится любой! – Капитан единственный из компании оглядывался по сторонам. – Шутка ли? Управлять стратегическими ракетами противника, да вообще всего мира!

Ребята словно только сейчас сложили два + два.

Действительно, кому такое «ГП» не понадобится? Это ж мечта любого придурковатого диктатора, любого политического террориста, да что там! Какая страна откажется от такой надежной крыши над головой? – М-да, – сказал Турецкий. – Такую штуку не могли не продать.

– Фигня! – закричал в запале Веня. – Продали ящик с кирпичами и взрывчаткой!

– Значит, тот, кто продал, не звал про кирпичи – только и всего! – развел руками Немой.

«Хорошо, не знал, – подумал Турецкий. – Но кто-то же знал! Там все корешки и вершки!»

– А кто готовил операцию? – снова остановил он компанию.

– СВР, – снова, как «север», сказал Немой, но теперь на всякий случай пояснил: – Служба внешней разведки.

– Так-так-так, – наморщил лоб Митяй. – Выходит, наше ведомство в детали посвящено не было?

– Этого не знаю.

– Погодите, братцы, если продали наш секретный подавитель, то искать его уже не имеет смысла. Японцы его уже изъяли! Чего мы тут делаем?

– Если бы изъяли, так чего гонялись бы за нами и капитаном? – досадливо махнул рукой Сотников. – Нет, они тоже думали, что груз на танкере. Они этот танкер и бомбанули!

Капитан вдруг остановился прямо посреди небольшой площади. И уставился на солнечные часы – аккуратный широкий бетонный круг с латунными делениями и черным штырем посредине; тень от которого как раз падала на половину третьего.

– А кто меня тогда выручал? – спросил Гладий. – Шо, тоже японцы? Или тоже наши? И какие «наши»? Которые – наши? Или которые – не наши?

– Да, блин, сплошные ребусы и кроссворды, – сплюнул с досадой Митяй. Тут же опомнился и стал ногой затирать плевок, который на идеально чистом тротуаре смотрелся-прямо-таки оскорбительно.

Компания двинулась дальше, не заметив, что капитан все еще любуется солнечными часами.

– Игорь Степаныч, пошли, – позвал Александр. – Чего встал?

– Да-да, – словно опомнился Немой.

Они прошли еще метров сто и невольно остановились. Решить все загадки, которые на них свалились, они были не в силах, поэтому, по человеческому обыкновению, просто махнули на них рукой, авось когда-нибудь само прояснится. Теперь они хотели понять другое.

– А куда мы, собственно, идем? – спросил Турецкий капитана.

– Мы ищем подавитель, – сказал Немой обыденно.

– Ага, – улыбнулся Сотников. – Может, у людей поспрошаем. Не видел кто здесь советского секретного оборудования? Ты хоть знаешь, Степаныч, как он выглядит?

– Не-а,– легкомысленно пожал плечами Немой. –Я знаю, что вон в той горе подземный бункер с командным пунктом.

Ребята посмотрели в ту сторону, куда показывал капитан. Гора как гора, скорее даже холмик.

– Так нам туда? – спросил Митяй.

– Нет, туда нас и на пушечный выстрел не подпустят. Да нам туда и не надо. Подавитель где-то в городе. Как он выглядит, я не знаю, но о принципе работы догадываюсь. Да и вы, если пораскинете мозгами, сообразите.

– Ага, пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что, – сказал Митяй.

– А почему ты решил, что в городе? – спросил Александр.

– Потому что он должен же чем-то питаться, я имею в виду электричество. В лесу или в чистом поле его где взять? Нет, эта штука где-то здесь. Не тянуть же кабель к бункеру. Да там такая охрана – сразу бы учуяли.

– Значит, он подавляет радиосигналы? – задумчиво спросил Турецкий.

– Тепло, – сказал капитан.

– Значит, он должен их ловить? – продолжал соображать Александр.

– Еще теплее.

– Значит, у него должна быть антенна, – сказал Турецкий.

– Горячо.

– Радар, – догадался Василий. – Совсем горячо, жжет прямо, – улыбнулся капитан.

Ребята оглянулись вокруг. Улыбаться, прямо скажем, было нечему. На каждом, даже самом невзрачном домишке городка красовалась одна, а то и несколько телевизионных тарелок. Каждая из них могла служить радаром или антенной.

– Подумаешь, делов, – мрачно пошутил Сотников. – Разобьем город на сектора, каждый берет по нескольку улиц, заходит во все квартиры и ищет подавитель. Сколько тут жителей?

– Где-то полторы сотни тысяч, – сказал капитан.

– Ну! Это нам раз плюнуть! Значит, приблизительно тысяч семьдесят семей, – продолжал балагурить Веня. – На каждого приходится всего по двенадцать тысяч квартир. На одну квартиру кладем по двадцать минут, умножаем на двенадцать тысяч и получаем… – Сотников прикрыл глаза. – Всего сто шестьдесят шесть дней с половиной. Это, правда, если не спать и не есть. За полгода управимся.

– А если повезет? – включился в шутовскую игру Митяй. – Вдруг нам и трех месяцев хватит?

– Хорошо считаешь, – кивнул капитан. – Одну деталь упустил. Подавитель установили в середине восьмидесятых годов.

– И что?

– Тогда еще спутниковое телевидение было очень большой роскошью и редкостью.

– Ну и гад же ты, капитан! – весело и необидно сказал Александр. – Ты уже нашел, верно?

– Кажется, нашел.

– Шо, где? – не понял веселья товарищей Василий.

– Да солнечные часы! – шепотом закричал Александр.

Все было просто. Как раз напротив солнечных часов располагалось маленькое кафе, на вывеске которого тоже были изображены те же самые часы.

Когда ребята туда заглянули, Гладий аж рот раскрыл:

– Ни себе фига! Братцы, это ж тот самый японец, – сказал он сдавленно, показывая глазами на суетящегося хозяина, – ну шо мне снотворное подсыпал.

– Ты его узнал? – недоверчиво спросил Веня. – Для меня все – на одно лицо.

– Он, гад буду, он, – уже не так уверенно сказал Василий.

– Это неважно, – сказал капитан.

Ребята сели за стол, правда, заказывать ничего не стали, денег не было. Что делать дальше – тоже непонятно.

Но хозяин, который, кажется, на гостей даже не обратил внимания, отдал распоряжение официанту, и тот быстро стал подавать на стол самые разнообразные яства.

– Ничего не ешьте, – заливаясь слюной, шептал Гладий. – Опять отравит.

Но дальше происходило все так, как ребята и предполагать не могли.

Официант и хозяин вдруг стали торопить немногочисленных своих клиентов. Те недоуменно спешили доесть и допить свои обеды, расплатиться и уйти.

Разведчики тоже было поднялись, но хозяин жестом остановил их. И показал, дескать, ешьте, не бойтесь.

Когда кафе опустело, двери закрылись и были опущены жалюзи, хозяин отослал официанта и приблизился к столу, за которым ребята так и не съели ни куска.

– Моя озидала вас, – сказал хозяин с широченной улыбкой. – Моя узе десять лет вас озидала.

Это были все русские слова, которые знал хозяин. На остальные вопросы он отвечал только пожатием плеч. Не помог даже английский. Почему хозяин сразу понял, что эти европейцы пришли именно к нему и именно за тем, что он у себя прятал? Может быть, они были первыми европейцами, заглянувшими в это кафе? Сомнительно. Ведь никакого пароля, никаких кодов – вот взял и сказал: я вас ждал десять лет.

Это был советский резидент. Именно советский, потому что вербовали японца, еще когда был СССР.

«Вот же доля, – подумал Александр. – Страны уже нет, а ты все еще за нее от страха каждую минуту дрожишь. Шпионов в любой стране терпеть не могут. Японцы тут не исключение. Интересно, что ему пообещали за сотрудничество? Что пережил за эти годы, бедняга? Ясно, что натерпелся страху, иначе так нам– не обрадовался бы. Знал ли он вообще, что за штучку держит у себя? Знал ли, что мировая ядерная война, можно сказать, спрятана у него в шкафу или где там еще. Наверное, даже не знал. Тоже пешка. Мы ведь, как и он, слепые котята, которые тычутся мордами куда попало, пока не появится чья-то волосатая рука и не сунет нас в ведро с водой или, наоборот, подсунет под мягкий мамкин бочок. Этот уже дождался – теперь будет жить».

Ребята поели – никакого снотворного в еде не было. Да и Гладий таки признался, что спутал, тот японец был толще и длиннее.

– Действительно, все на одно лицо, – сокрушался он.

Немой отвел хозяина в сторонку и долго с ним о чем-то шептался, а когда вернулся к ребятам, лицо у него было озабоченное.

– Тут такая штука – у хозяина только компьютерный комплекс. Он нам его отдаст. Но это не самое главное. Есть еще одна деталь, собственно, главная в машине. Это долго объяснять, но если мы не изымем вот ту самую деталь, подавитель можно снова подключить к домашнему компьютеру.

– Что за деталь? – спросил Турецкий.

– Я, честно говоря, в электронике не разбираюсь, но так понимаю, что это вроде ключа. Вот этот ключ нам не так легко будет добыть. Оказывается, система опоясывает весь командный пункт. Когда ее ставили, она не приближалась к территории американцев. Но три года назад командный пункт расширили. И теперь двадцать метров системы попали за колючую проволоку. И поскольку мы с вами такие везунчики – как раз попал тот участок, где находится ключ.

– Точно везунчики, – сказал Веня. – Так американцы давно его нашли.

– Не думаю. Ты вообще что-нибудь слышал о современных системах подслушивания, скажем?

– Не-а, – простодушно признался Веня.

Немой кивнул на металлическую кружку, стоящую на столе:

– Вот тебе – запросто может быть резонатором. Наводится лазерный луч, и по колебанию стенок этой безобидной кружки можно легко услышать, что мы тут говорим.

Арматура в стенах, стекла на окнах, гвоздик обыкновенный, лампочка…

– Секретов не осталось? – язвительно уточнил Турецкий.

– Никаких, – резко качнул головой капитан.

– А что нам искать-то? – развел руками Митяй. – Гвоздик? Или арматуру из стены будем выдирать?

– Нет. – Капитан расстелил на столе карту города. Довольно внушительный кусок ее был окрашен голубым и по-английски предупреждал слишком любознательных туристов: «Закрытая зона. Достопримечательностей нет». – Вот это как раз неправда, – сказал Немой. – Есть тут одна примечательность – древний колодец. – Он ткнул ручкой в самый уголок голубой зоны. – Вот тут где-то.

– Я водолазный костюм не прихватил, – сказал Митяй.

– А он нам не понадобится. На стене колодца маленькая табличка, вроде мемориальной. Эта табличка и есть наш ключ.

– Все просто, – сказал Турецкий. – Мы, неразумные туристы, случайно забрели в запретную зону. И решили умыкнуть такой себе сувенир.

– Не «мы», – поправил Немой. – А ты.

Решение, которое довольно неожиданно принял капитан, было верным. Турецкий отлично владел английским, был «кое-какой» опыт и диверсионной работы… Впрочем, этим преимущества ограничивались. Ни снаряжения, ни оборудования, ни слаженной команды «Пятого левела» у Турецкого здесь не было. А был забор из колючей проволоки с неприятными вертлявыми телекамерами наверху и с еще более неприятными датчиками движения, подключенными к проволоке.

Военную форму можно было купить в магазине – хоть летчика, хоть пехотинца, хоть десантника, хоть рядового, хоть генерала. Но ничего этого покупать не пришлось. Американцы в форме по городу не шастали. Да, возможно, и на территории пункта ходили в штатском – это же до сих пор был большой секрет. Правда, как теперь оказалось – секрет Полишинеля.

Но тем сложнее была задача – проникнуть на территорию.

Издали база выглядела довольно мирно. Сразу за проволокой начиналась голая, без единого кустика, местность, по которой гуляли парами крепкие ребята. Кстати, действительно в штатском.

– Как гомосеки, – отметил Митяй.

Это была охрана. Турецкий не сомневался, что под куртками у ребят полное военное снаряжение – пистолет, автомат, пара гранат.

Колодец – странное сооружение в виде маленькой пагоды – был виден невооруженным глазом. До него от проволоки было метров двадцать пять. Расспросив японца, Турецкий узнал, что латунная табличка прикручена крестообразными винтами. Он иногда грел ладонью в кармане купленную крепкую отвертку, но, как применить ее по назначению, пока что не знал.

Решено было пробираться в зону ночью. Просто так привычнее, хотя сегодня – что ночь, что день: инфракрасные лучи сделали все невидимое видимым.

Главное было – преодолеть проволоку. А как?

– Есть какие-нибудь идеи? – спросил Турецкий ребят.

Те только пожали плечами. Никаких идей у них не было.

– Даже если мы выведем из строя телекамеру и датчик, как нам нейтрализовать охранников? – вслух рассуждал Турецкий. – Они всей кучей сбегутся именно к этому участку. Не протолкнешься.

– В куче легко затеряться, – сказал капитан. Турецкий посмотрел на него отсутствующим взглядом – план начал складываться…

Японец заупрямился – ни в какую. Он ни за какие коврижки не включит подавитель. У него нет приказа, и вообще это опасно.

– Да может, он не работает! – подзуживал его Турецкий. – Надо же знать, что мы берем.

– Он работает!

Японец говорил по-английски, и это облегчало переговоры.

Немой уже в который раз стал повторять, что никакой опасности нет – никто ракеты не запускает, ну, самое страшное, что может произойти, приборы на командном пункте забарахлят. Так американцы их быстро приведут в порядок.

Нет, японец не был согласен все равно.

– Хорошо, – сказал в конце концов Турецкий, – Тогда мы оставим все, как есть. Тогда мы ничего у вас не заберем.

Этот аргумент подействовал на японца куда более убедительно.

– Я вас умоляю! Только на секундочку.

Это была дикая идея, но единственная, которая пришла Турецкому в голову, – включить подавитель. Была огромная надежда, что «ГП» заставит барахлить не только приборы на командном пункте, но и систему охраны. Вот тогда будет шанс.

Все было уже готово.

Как только стемнело, Турецкий стоял на исходной позиции. Ребята ждали сигнала. Немой должен был ровно в два часа и одиннадцать минут ночи включить подавитель.

– Только бы получилось, – шептал Турецкий. – Только бы сработало.

Все оставшееся до этого часа время он обучал Веню одной английской фразе:

– Ну, что тут у вас стряслось, парни?

Веня оказался на удивление тупым учеником. Русский акцент так и пер. В конце концов, когда Турецкий отчаялся, Гладий вдруг сказал именно так, как нужно:

– Hi! Well! What happend, chaps?

– Все, ты будешь говорить! – закричал Турецкий радостно.

В два часа ночи охранники сменились. Турецкий с трудом различал их фигуры. Территория командного пункта не освещалась. Охранники осматривали территорию сквозь инфракрасные окуляры.

В два часа одиннадцать минут он вдруг услышал явно донесшийся с территории зоны крик. Едва разглядел в темноте, как один из охранников сдирает с лица окуляры ночного видения. Значит, сработало. Значит, так сработало, что даже приборы ночного видения вышли из строя.

Может быть, в радиусе километра вообще все телевизоры и компьютеры взбесились – да, извиняйте, товарищи японцы, неувязочка вышла.

Теперь дать время, чуть-чуть, но не больше и не меньше. Время на то, чтобы американцы «послали» ремонтную команду к системе охраны.

Пора. Турецкий коротко свистнул. Из-за угла выкатилась белая машина с надписями на бортах, подкатила к проволоке.

Гладий выскочил из кабины и выдал нужную фразу.

Охранники действительно сбежались чуть не все – человек двадцать…

– Пошел, – сам себе скомандовал Турецкий.

Дальше все было просто. Он проскочил расстояние от укрытия до ограды за несколько секунд, вскинул одеяло наверх колючей проволоки и, подтянувшись, перемахнул забор.

В стороне суетились и шумели охранники. Ребята деловито устанавливали лестницу, словно собирались осмотреть телекамеру и датчики движения.

«А если у них еще что-нибудь спросят?– с ужасом подумал Турецкий. – Как они выкрутятся?»

На этот случай онпосоветовал ребятам разыгрывать жутко деловых, только Гладию разрешил иногда неопределенно мычать – ну-у – у…

Турецкого никто не видел. Сами себя надули, слишком на технику свою понадеялись. Турецкий добежал до колодца и теперь понял, что радоваться рано – никакой таблички не было видно: колодец обвивал густой плющ. А времени оставалось – секунды.

Сейчас американцы спохватятся и вызовут настоящую команду ремонтников.

Турецкий рванул стебли плюща в том месте, где должна была быть табличка. Фу! Слава Богу, есть!

Наконец и отвертка нашла свое применение. Три винта выскочили, как из масла. Но вот последний – он даже не проворачивался. Ну, разумеется, когда этот «ключ» ставили? Лет десять назад или даже больше? Турецкий напрягся так, что в ушах зашумело, – винт не двигался. Услышал вдруг урчание мотора – все. Это ехали настоящие ремонтники, ребятам пора было сматывать удочки. А он пытался провернуть отвертку, которая была уже мокрой от пота.

Нет, ничего не получится. Все насмарку. Турецкий, раздирая пальцы в кровь, вцепился в острый край таблички, пытаясь оторвать его от каменной стены. Поддел отверткой – чуть-чуть поддалась. Потянул изо всех сил – есть, он вцепился в табличку рукой и стал ее крутить, чтобы расшатать винт. Есть, тот стал неохотно вылезать из стены.

А там, где ребята разыгрывали из себя ремонтников, была какая-то заваруха. Кто-то кричал, кто-то бегал, хлопали дверцы машин. Турецкий даже не позволил себе посмотреть в ту сторону.

Он чуть не упал, когда табличка наконец оторвалась от стены колодца. Развернулся и кинулся к забору, к одеялу, через которое снова перемахнул птицей.

И только отлетев в укрытие, позволил себе взглянуть, что же с ребятами.

Все было в порядке – белая машина с надписями на бортах укатывала, преследуемая только криками охранников. Слава Богу, стрелять они не посмели.

Компьютерный комплекс, в общем-то небольшой, вполне мог уместиться в портфеле или «дипломате».

Японец отдал ящик капитану, предварительно завернув его в газету.

На плоском лице было огромными буквами написало – слава Богу, что все кончилось!

– Ну, что теперь? – спросил Козлов, когда оказались на улице.

– Теперь – домой, – сказал Турецкий негромко.

– А как?

– Как-нибудь, – не очень убедительно ответил Александр. – Доберемся до Осаки, а там на наш корабль».

Они стояли на пустой ночной улице городка, в стране, где были чужими, на земле, которая тоже не очень приветлива была к ним. Пустота и тоска…

– Домой – это хорошо, – невесело отозвался Веня.

– Рано радуетесь, – сказал Немой, хотя особой радости никто не проявлял. – Нам бы теперь, ребята, хотя бы отсюда вырваться.

– Почему это? – без особого интереса спросил Турецкий.

– Смотри, – и капитан показал газету, в которую хозяин кафе завернул подавитель.

Турецкий взглянул и только теперь понял всю проницательность хозяина кафе: на первой странице что-то было написано огромными буквами и красовался портрет Игоря Степановича Немого…

Глава четвертая СОЛИДАРНОСТЬ

– Скажи, а бабы тут у вас на корабле есть? Чего-то я тут ни одной бабы не видел. – Кирюха обсосал индюшачью косточку и, бросив ее на тарелку, открыл банку пива. – Ну чего ты молчишь, чернявенький? Ну хоть слово скажи. Пива хочешь? Или на посту нельзя?

Здоровенный, под два метра ростом, афроамериканец в полевой форме и с пистолетом на поясе стоял у двери и глупо улыбался, кивая каждому Кирюхиному слову.

– А позволь спросить, чего ты все время лыбишься? – Кирюха отпил пива и закурил, откинувшись на кровати. – Тебе так смешно смотреть на раненого русского моряка? Да как тебе не стыдно, ты же тоже пролетарий, как и я. Разве твоих предков всю жизнь не угнетали? Разве не горбатились они на плантатора за маисовую лепешку? Афроамериканец опять закивал.

– Ну вот видишь, – обрадовался Кирюха. – А где же тогда твоя солидарность? Или это ты у япошек вежливости нахватался? Они. тоже все время лыбятся. Нам даже полицейские улыбались приветливо, когда руки крутили.

Охранник опять кивнул.

– Ну вот видишь. – Кирюха вздохнул, – Негр, а ведешь себя, как какой-то япошка. Нехорошо.

Болтал Кирюха просто так, от нечего делать. Все равно заняться было нечем. В тот же день, как только остальные драпанули, ему выставили охрану. Один стражник в комнате, второй снаружи. Три раза в день приходил врач осматривать ногу, четыре раза в день кормили. Кормили сытно, вкусно, как на убой.

И все.

Два раза приходил какой-то хмырь, пытался допрашивать на каком-то жутко правильном русском языке, да так и ушел ни с чем.

– Слушай, а тебя как зовут? – спросил Кирюха. – Зовут как? Сэм? Том? Джон?

Афроамериканец продолжал улыбаться.

– Меня, – он ткнул пальцем в грудь, – меня зовут Кирюха. Кирюха. Как это по-вашему. Кир?

– Oh! Understand! – радостно закивал охранник. – Your name is Kirill. Yes, may be Kir.

– Да-да, май нейм, – облегченно вздохнул Кирюха. – А твой нейм как? Ты. Как тебя мамка в детстве называла? – Он ткнул пальцем охраннику в грудь.

– My name is Peter.

– Петя, значит. Ну будем знакомы, сержант. – Кирюха с трудом поднялся в кровати и протянул Питеру руку. – Давай пять!

Но Питер вдруг перестал улыбаться, и его рука недвусмысленно легла на кобуру с пистолетом.

– Все, понял. Дальше можешь не продолжать. – Кирюха вздохнул и снова лег. – Как говорил один умный человек, рукопожатия отменяются. Только ты, товарищ угнетенный негр, учти – я от вас все равно убегу. Сашка с братвой вам задницу хорошо надрали. Так ты что ж думаешь, что я не смогу? Да как два пальца об асфальт. Афроамериканец опять заулыбался и закивал.

– Смейся, смейся. – Кирюха вдруг запел. – Смейся паяц над разбитой любовью… А еще хотел тебя спросить – ты артистку Алферову знаешь? Ирина. Краси-ивая… Не знаешь, ясно. Куда уж вам. У вас таких нет.

Убежать было трудно. Было даже, можно сказать, почти невозможно. Но оставаться здесь Кирюхе все равно было нельзя. Потому что наши за него никакого выкупа платить не будут и обменов никаких тоже устраивать не будут. Сразу ведь предупредили – чуть что, мы вас не знаем и знать не хотим. Выкручивайтесь сами. А лучше не попадайтесь.

А Кирюха вот попался. И теперь должен выкручиваться сам. Потому что американцы его тоже просто так не отпустят. Как поймут, что ничего из него вытащить не удастся, так он для них станет просто костью в горле. Если отпустить – растрезвонит всей международной общественности о зверствах американской военщины. А держать просто так тоже без толку. Поэтому он или утонет в пьяном виде, или на машине разобьется. Ну, в лучшем случае закончит жизнь в одиночной камере окружной тюрьмы какого-нибудь штата.

Поэтому надо бежать. Надо бежать во что бы то ни стало. Через «не могу».

Но как? Можно вырубить этого улыбчивого Петю и выбраться из каюты. Если уж очень повезет и удастся вырубить охранника в коридоре, то, может быть, удастся выбраться на верхнюю палубу. Если уж случится такое чудо и его никто не остановит, можно будет со своей больной ногой сигануть за борт.

И вот она, свобода. Плыви, Кирюха, на все четыре стороны. Пока не потонешь.

– Нет, братки, я у вас точно загостился. Пора и честь знать. Буду я, Петя, мазать лыжи.

Петя улыбался и кивал. Улыбался и кивал. Улыбался и кивал…

* * *

Это случилось через два дня. Возможность – лучше не придумаешь. Это Кирюха понял, когда Питер пришел охранять его не только с пистолетом, но и с наручниками.

– Что, делегация у вас какая-нибудь? Или в порт приплыли? – поинтересовался Кирюха, когда наручники защелкивали на его запястьях. – Боишься, Петя, что в твою вахту убегу? Ну, в общем, правильно боишься. Я убегу, Петя.

Застегнув наручники за спиной, Питер отошел на свое привычное место.

Кирюха уже вставал. С трудом, но ходил. Поэтому теперь гулял по больничной каюте, чтобы разработать больную ногу побыстрее.

Сквозь маленький иллюминатор ничего нельзя было разглядеть, кроме кусочка голубого неба и клочка воды. Да и не стоило всматриваться внимательно, чтобы не заставлять волноваться охрану.

– Ну ты бы мне про семью свою что-нибудь рассказал, про маму с папой. – Ничего не увидев за окном, Кирюха принялся прохаживаться по каюте. – Ну или хоть песенку какую-нибудь спой. А то ты всё время молчишь, а я перед тобой выступаю, как мартышка в цирке. Это, в конце концов, невежливо.

Но охранник все равно молчал.

– Ну не хочешь говорить – не надо. – Теперь нужно незаметно снять наручники. Когда-то Кирюха делал это на спор за три минуты. Но это было давно, еще в учебке. А получится ли теперь…

– Слушай, а давай мы с тобой в города поиграем…

Для этого нужно вывихнуть из сустава большой палец. Не очень приятно. Даже, можно сказать, больно.

– А-а-амстердам…

Палец с хрустом выскакивает. Боль такая, что еле удается сдержать слезы.

– Ну, чего ты молчишь? Теперь твоя очередь. На эм.

Ну, давай…

Выскочить-то палец выскочил, но рука пролезать все равно не хочет. Огрубели за последние годы ручонки, огрубели. Смазать бы чем-нибудь.

– Ну скажи Москва, Мехико, Монреаль, Можайск. Что-нибудь скажи. Не лыбься так – зубы простудишь.

На столе остатки еды, немного сливочного маргарина в масленке. Сволочи, питаются всякой дрянью, здоровье от холестерина берегут. Но для того чтобы руку смазать, сгодится.

– Значит, в города ты не хочешь играть? – Кирюха уселся на стол, загородив -собой масленку. – Ну хорошо, а во что хочешь? Ну поговори ты со мной хоть немного, нам же совсем чуть-чуть вместе осталось. Я вот артистке Алферовой буду хвастаться, что с настоящим американским негром разговаривал.

Смазанная маслом рука постепенно начала вылезать из стального обруча. Медленно, больно, по миллиметру. Кирюхе казалось, что он вынимает руку не только из наручника, но и из кожи.

А охранник улыбался и кивал.

– Судя по тому, что ты не в парадной форме, на корабле ничего не происходит. Значит, никакая высокая комиссия к вам не заявилась. Значит, мы куда-то причалили? Ну признайся, будь человеком.

За окном по-прежнему ничего не видно. Только…

– Ну вот, так я и думал. – Кирюха улыбнулся. – У вас с чистотой, значит, дело тоже хреново обстоит.

Прямо под окном, переливаясь всеми цветами радуги, по воде проплыло огромное мазутное пятно. Причем плыло оно не от корабля, а к нему.

– Значит, мы в порту, – констатировал Кирюха. –

Пора бы выгружаться. Ну что, присядем на дорожку?

Рука наконец вылезла из наручника. Кирюха присел на край стола и нащупал тяжелую поварешку, которой ему наливали в тарелку суп;

– Знаешь что, Петя, – сказал он, приветливо улыбаясь. – Одно мне в вас, в неграх, нравится. И знаешь что?

Поварешка гулко стукнула о лоб охранника. От неожиданности тот шарахнулся назад и влепился затылком в стену. Тихонько охнул и сполз на пол.

– На вас синяков не видно. Вот что хорошо. – Кирюха отбросил поварешку в сторону и расстегнул кобуру охранника.

Но никакого пистолета там не оказалось. Только электрошок.

– Вот, блин, – ругнулся он. – Ну ладно, тоже ничего.

Сгодится.

Ключей у Питера никаких не было, дверь запирали снаружи.

– Слушай, а я че-то ни разу не видел, чтоб ты в туалет ходил. Стоишь тут по четыре часа, и ничего. Вы что, на узелок завязываете?

Дверь открылась после первого же стука. Кирюха резко выбросил в темноту руку с электрошоком и нажал на кнопку. Раздался тихий треск, и что-то повалилось на пол.

– Ты смотри, попал. Надо же, попал.

Охранник лежал у самых дверей. Кирюха схватил его за ноги, быстро втащил в каюту, отыскал в кармане ключи от наручников и снял их с руки.

– Вы тут вместе немного полежите, хорошо? – пробормотал он и сковал охранникам ноги. – Немножко неудобно, но ничего, мне за вас спокойнее будет. Ну все, пока. Привет начальству. Приятно было познакомиться.

В коридоре никого не было. Кирюха запер дверь и быстро заковылял к выходу. Дорогу до палубы он помнил отлично.

– Прямо, налево, направо, вверх, прямо, вверх, направо, прямо, – бормотал он, как заклинание. Первый раз пробормотал, когда его несли в каюту, и с тех пор повторял каждый день по нескольку раз, чтобы не забыть.

Жутко болела нога. Только недавно опухоль стала спадать. Теперь наверняка опять раздуется. Но это не важно. Главное – выбраться отсюда. Где искать своих, Кирюха тоже не представлял. Но это тоже не важно. Главное – оказаться на свободе. А для этого нужно сначала выбраться на верхнюю палубу.

– Направо, вверх, прямо, вверх, направо, прямо. Так, кажется, сюда. Только бы никто не попался. Только бы все сидели по норам.

Никто не попался. Почти никто. Только в самом конце коридора, перед дверью, из-под которой выбивался такой яркий, такой долгожданный солнечный свет…

– Что вылупились, гады? Ну давай, подходи, кто первый? – Кирюха сжал в одной руке электрошок, а в другой – топор, сорванный с пожарного щита по дороге.

В ответ щелкнуло четыре затвора. Четверо солдат направили на него свои винтовки.

– Что, напугать меня решили, сволочи?!– заревел вдруг Барковский. – Да срать я хотел на ваши пукалки!

Русские не сдаются, слышали такое выражение?! Да мой дед с топором на танк ходил под Москвой!

Свобода была так близко. Вот за этой дверью, всего в каких-то десяти метрах. От этого сводило скулы и хотелось реветь. И Кирюха заревел:

– Р-разойдись! Убью!

С этими словами он поднял топор и ринулся прямо на охранников.

В ответ раздался всего один выстрел. Сухой и короткий, как треск сломанной ветки. И Кирюха полетел на землю…

– Идиот, в другую не мог? – тихо простонал он, зажимая рукой рану на бедре. – Эта же и так уже дырявая…

– Скажи, а бабы тут у вас на корабле есть? Чего-то я тут ни одной бабы не видел. – Кирюха обсосал индюшачью косточку и, бросив ее на тарелку, открыл банку пива. – Ну чего ты молчишь, чернявенький? Ну хоть слово скажи. Пива хочешь? Или на посту нельзя?

– Нету на корабле никаких баб, – спокойно ответил Питер. – Женщина на корабле – плохая примета. И тебе должно быть стыдно, ты же любишь артистку Алферову.

Минут пять Кирюха не в силах был произнести ни звука, удивленно глазея на афроамериканца, вдруг заговорившего на чистом русском языке.

– А поварешкой я тебя все равно огрел, – сказал он наконец. И закатился громким хохотом…

Глава пятая НОГИ В РУКИ

Двухъярусный поезд на магнитной подушке шпарил с бешеной скоростью, далеко за триста километров в час. За окнами проносились поля, леса и городишки, но взгляд невозможно было на чем-то зафиксировать, картинка размывалась, словно акварель в дождливую погоду.

Ребят разместили строго по купленным билетам в забитом до отказа салоне третьего класса. Оказалось, сами японцы тоже любят сэкономить – в первом и втором классе не было ни единой души.

Из Ивакуни им удалось уйти незаметно. Так, во всяком случае, они думали. А что впереди?

– Нас в Осаке ждут… – с уверенностью обреченного произнес Веня. – Схватят тепленькими…

– Это точно, – согласился Василий.

– И что будем делать? – спросил Козлов.

– Держи, ты знаешь, что с ним делать. – Турецкий передал ему кейс. – План такой. Как только поезд остановится, разбегаемся в разные стороны, отвлекаем их внимание на себя. Значит, кто за нами гонится? Полиция – это раз. Японская контрразведка – два. Теперь, скорее всего, и наши. Это три. И американцы. Значит, на каждого человека приходится по команде. Главное – дать свободу Митяю, он должен уйти с вокзала беспрепятственно.

– А как мы вообще из Японии будем уходить? – задал самый главный вопрос Сотников.

Александр опустил голову. Этого он не знал. Все концы были порублены. Все каналы закрыты. Уйти из Японии можно было только чудом.

Но в чудеса ребята не верили. Их обложили со всех сторон, как волков. Да, наследили они в Стране восходящего солнца.

– Так как, командир? – спросил Митяй. – И Кирюху бросаем?

– Ну не знаю я! – раздраженно сказал Александр. Злился он, понятное дело, не на ребят. На себя. Не было у него ответа на этот вопрос. При всем его опыте – не было.

– Ладно. Где встречаемся? – спросил Немой.

А действительно, где? Город-то незнакомый…

Все географические познания ограничивались территорией морского порта.

– В мотеле! – осенило Сотникова. – В том самом, где мы Митяя ждали, пока он тачку воровал!

– Точно!

– Меня тогда с вами не было… – виновато пожал плечами Игорь Степанович.

– Я тебе сейчас все подробно нарисую. – Турецкий поднял с пола оброненную кем-то шоколадную обертку, вынул из кармана огрызок карандаша и склонился к Немому. – Вот, предположим, это центр Осаки… Где-то здесь автобусная остановка…

Молоденькая проводница шла вдоль прохода и катила перед собой уставленный всякими вкусностями столик. Пассажиры охотно скупали стаканчики с горячим рисом, пирожки с тунцом и кока-колу. В салоне третьего класса зазвучало аппетитное чавканье…

– Может, пожрем? – Гладий умоляюще посмотрел на Митяя.

– Нет, тут дорого, – сказал как отрезал Козлов. – Думаешь, мне не хочется? Хочется. Но терплю.

Нет, не мог больше Василий смотреть на жующих японцев, не мог смотреть на стекающие по их подбородкам капельки масла. Он решительно поднялся и вышел в тамбур, который почему-то располагался не в конце вагона, а в самой его середине. Там, сидя на мягком диванчике под плакатом с дымящейся сигаретой, одиноко курил мужчина.

И хотя Василий не курил, религия не позволяла, он присел на скамеечку, втягивая носом сигаретный дым: хоть так заглушить голод.

И вдруг… Его будто шилом проткнуло. Он внимательно вгляделся в лицо незнакомца и обомлел.– Это был он… Точно! Теперь-то уж точно он! Тот самый, из токийского кафе… Теперь-то он уже спутать не мог… Этот, именно этот японец подсыпал ему в еду снотворного и потом осыпал благодеяниями, как Дед Мороз.

– Слышь, это ведь ты? – шепотом спросил он, легонько толкая мужчину локтем в бок. – Ты? Скажи, не бойся…

Японец повернулся к Василию с искренним удивлением, не забывая при этом тактично улыбаться.

– Мы ведь с тобой друзья? – продолжал горячечно шептать Вася. – Да ладно прикидываться, шо не понимаешь!

Я тебя узнал. Ты следишь за нами? Хочешь нам помочь? А почему скрываешься? И как ты узнал, шо мы в Ивакуни, а? Ты один или есть еще кто-то? На кого ты работаешь?

Не промолвив ни слова, мужчина вдавил сигарету в пепельницу, встал с диванчика и быстро взлетел по узкой винтовой лесенке на второй этаж. Гладий бросился за ним, но неловко споткнулся на скользкой ступени, едва удержался на ногах и, чтобы не расшибить голову, повис на перилах, как тряпичная кукла.

Да, теперь сомнений не было, это был тот самый японец. И он почему-то не захотел пойти на контакт. Чего-то испугался…

Василий взобрался наконец на второй этаж, пробежался по полупустому салону, заглядывая под сиденья. Но под сиденьями никто не прятался… Мужчина исчез, словно испарился.

Ну конечно же! Туалетная кабинка! Гладий приложил ухо к двери, прислушался. Тихо… Он дернул за ручку и в следующий момент отскочил в сторону, обруганный женским визгливым голосом.

– Звиняйте. Ошибочка вышла…

Василий переходил из одного вагона в другой, спускался и поднимался но лестницам – безрезультатно.

И тут ему в голову снова шипящей змеей вползла неприятная и не новая мыслишка… Кто-то из своих… Кто-то из своих должен был передавать сигналы об их местонахождении. Иначе как объяснить, что за ними, куда бы они ни двинулись, постоянно тянулся хвост?.. Но кто? Венька? Митяй? Сашко? Или Игорь Степанович? Или все вместе? Вот откуда этот японец! Ах, значит все-таки есть среди них стукач. Или нет?

На этот вопрос, заданный самому себе, Василий ответа не нашел. Он не знал, что тем же вопросом мучились и Турецкий, и Веня, и Митяй, и, конечно, Игорь Степанович.

– Где ты шлялся? – обеспокоенно спросил Митяй, когда Гладий вернулся на свое место.

– В четвертом вагоне едет группа туристов, – сказал Василий. – Если я правильно разобрал их речь – немцы. Человек двадцать пять. Одеты простенько, как и мы.

– А что? – вскинул брови Турецкий. – Это идея… Значит, так, Дмитрия отпускаем, а сами ведем погони за собой. Я беру японцев. Ты, Вениамин, русских, если они там. Гладий – полицию. Сможешь увести полицейских или опять сдашься?

– Уведу.

– А ты, капитан, уходи– просто сам.

– А американцы? – спросил капитан.

– Не думаю, что они сунутся так нахально. И потом, тебя сейчас каждая собака в лицо знает. Тебе надо затаиться накрепко. Встретимся только в мотеле. А уж там решим…

– Саша, родимый, – снова сказал Веня. ?– Но как же мы из Японии уйдем?

– Как-как? Спроси что-нибудь попроще, – сквозь зубы проговорил Турецкий. – Он и думать сейчас об этом не мог. Самые дурные предположения оказались верными.

Едва поезд прибыл на вокзал, как его в момент окружили со всех сторон. Подтянутые широкоплечие люди в штатском перекрыли все возможные выходы, вытянувшись плотной цепочкой вдоль перрона. Они всячески старались замаскироваться под обыкновенных встречающих, но лица… Напряженные, серьезные, непроницаемые, как у манекенов в день большой распродажи…

Турецкий вычислил их в первую же секунду.

– Это контрразведка, – сказал Александр. – Они мои.

По перрону прогуливалось несколько полицейских нарядов, у всех тоже были настороженные, внимательные лица. Но эти хотя бы не скрывались.

– А вот, Василий, твоя работа, – кивнул Турецкий..

– Ни себе фига, – покачал головой Гладий. – Квантунская армия…

Русских не было, или их просто не заметили. – Значит, Вениамин, поможешь Василию.

– Есть, – ответил Сотников.

– Ну, ребята, с Богом.

Они выходили из четвертого вагона, вполне естественно слившись с группой туристов из Европы.

Немцы отнеслись к ним очень даже благосклонно и, уловив несколько русских слов, по неосторожности брошенных Венькой, заулыбались и принялись повторять на все лады:

– Елсин! Елсин! Колль! Фройндшафт…

«Опять, что ли, встречались два друга? – подумал Турецкий. – Да, вроде бы должны были».

Это было известие о делах в далекой России. И от этих немецких восклицаний Александру стало так тоскливо, показалось вдруг почему-то, что родина вообще на другой планете, в другом созвездии, в другой галактике, настолько далеки были ее заботы от его забот.

Нет чтобы сразу вести группу подальше от поезда, так экскурсовод-японка, задержав своих подопечных на перроне, начала их пересчитывать. Вышло на пять человек больше… Она пересчитала еще раз–? опять перебор, но уже не на пять, а на три: Турецкий и Гладий топтались у нее за спиной, и она их просто не заметила.

Разумно рассудив, что больше все-таки лучше, чем меньше, экскурсовод махнула рукой и быстрым шагом направилась к зданию вокзала. Граждане Германии покорно последовали за ней.

– Встречаемся в мотеле, – напомнил друзьям Турецкий. – Ровно в полночь. Игорь Степанович, ты все запомнил?

– Запомнил, отыщу.

Коренастые мужички в штатском проводили группу равнодушными взглядами. Вероятно, их предупредили о том, что в четвертом вагоне будут ехать европейские туристы…

Время шло, а пятеро русских преступников на перроне так и не показывались. Почуяв неладное, агенты дружно взяли поезд на абордаж, прочесали каждый вагон, каждый закуточек. Пусто…

И только тут кто-то из старших вспомнил, что лицо разыскиваемого капитана он, кажется, видел в толпе немецких туристов.

Когда они выскочили на площадь, то сразу же увидели пятерых русских. Тех не пускали в туристический автобус. Японская экскурсоводка тоже наконец поняла, кто у нее лишний. – Следом за коренастыми вылетел полицейский наряд.

И наконец, с трудом скрывая поспешность в движениях, несколько европейцев с очень голубыми глазами.

– Ну, они теперь все в сборе, – сказал Турецкий, угадав в голубоглазых русских. – Ноги в руки, ребята!

Глава шестая АНОНИМ

Репортаж опять завернули. Что-то в последнее время это становится назойливой традицией.

А ведь это было эксклюзивное интервью с губернатором. Интервью если и не супер-пупер, то, во всяком случае, крайне удачное, выдержанное в ее фирменном стиле – с налетом скандальчика, с сенсационными разоблачениями, но корректно, без пошлости. Получается, зря моталась в Тулу, только время потратила. Целый день выкинут из жизни.

Главный на «голубом глазу» сказал, что места в сетке нет и в ближайшее время не предвидится. О прайм-тайме Нателла и не заикалась, но хотя бы ранним утром или глубокой ночью! Ни в какую…

«Спешка хороша при ловле блох, Полуян. Чего торопиться? Ты не одна у нас, есть и другие журналисты, они тоже работают. Потерпи немного… Как будет оконце, так непременненько твой материальчик поставим».

Это значило – забудь.

Неужели начинается полоса неудач? Гнать ее от себя, гнать! А под дудку начальства она плясать не будет. Никогда! Лучше уж заявление «по собственному» подать. Впрочем, у нее еще есть силы побороться, она еще им всем покажет!

Едва войдя в квартиру, Нателла первым делом поставила автоответчик в режим прослушивания, а уж потом стянула с себя пальто.

Звонила мать. Без повода, обычное беспокойство. Не голодна ли? Тепло ли оделась? Осторожненько ходи, на улице скользко.

Надо будет сразу перезвонить.

Следующим был оператор Володька. Как дела? Что там главный?

Сука этот главный. И трус. Сидит в своем кресле и трясется, как бы бывшие работники телецентра коллективное письмецо не накатали куда следует. Рыльце-то в пушку…

Так, Володька подождет.

Затем несколько раз бросали трубки. Не любят некоторые разговаривать с машиной.

И вдруг незнакомый мужской голос.

– Нателла Вениаминовна? Хм… Жаль, что не застал вас… Очень жаль… Хотелось бы повидаться с вами, обсудить кое-какие вопросы. Что ж, я перезвоню…

Если не представился – выходит, кто-то из знакомых. Нателла напрягла всю свою память, мучительно вспоминая: кто? Нет, этот голос она слышала в первый раз.

– Нателла долго стояла под горячим душем. Внезапно на нее навалилась неимоверная усталость. Не физическая, скорей, моральная… Она не отдыхала уже несколько лет. Как белка в колесе, без остановки… Взять отпуск и махнуть на дачу, в Чепелево. Там тихо, спокойно, снег сугробами и огонь трещит в печке. Это идея.

Телефон звонил настойчиво и нагло. Выбегать голышом из нагретой ванной не хотелось. Нателла сделала из полотенца чалму, накинула халат. Телефон продолжал трезвонить.

«Не буду отвечать… – разозлилась Нателла. – Если человек не снимает трубку, значит, у него есть на это какие-то веские причины».

– Алло?

– Нателла Вениаминовна? Тот самый незнакомец.

– Да, я.

– Простите, если я отвлек вас от чего-то важного, – ворковал голос. – Но нам необходимо встретиться.

– На предмет?

– Считайте, что на предмет небольшого интервью. И чем быстрей это произойдет, тем будет лучше. И для меня, и для вас.

– Я бы с удовольствием узнала ваше имя.

– Мне бы не хотелось сообщать его по телефону.

Начинаются тайны…

– Чем же вы мне так любопытны, прекрасный аноним?

– Ну-у, так уж и прекрасный… – смутился голос. – У нас с вами, уважаемая Нателла Вениаминовна, есть общие интересы. Они тянутся далеко, на Восток, в одну из островных стран. Вы уже о чем-то догадываетесь, не так ли?

– Хорошо, я встречусь с вами… Где и когда?

– Через двадцать минут у подъезда вас будет ждать «Волга» с синим проблесковым маячком. Нателла замешкалась.

– Ничего не бойтесь, – успокоил ее голос. – Я не маньяк, и через пятнадцать минут вы сами в этом убедитесь.

В трубке зазвучали короткие гудки.

Чей-то розыгрыш? Если так, то – крайне неудачный. Нателла вообще терпеть не могла шутки по телефону. Глаза в глаза – сколько угодно. Главное, чтобы было весело и тому, кого разыгрывают. А тут что-то весело не было.

Глава седьмая ЗАСАДА

Первым ушел в отрыв, как и планировалось, Козлов. Он взбежал по эскалатору, пересек подземную улицу, вдоль которой тянулись нарядные витрины магазинов, остановился в нерешительности. Где выход? К счастью, над его головой висело громадное световое табло. Он отыскал нужную стрелку-указатель и через несколько секунд был уже на улице. Быстрей, еще быстрей! Пока преследователи не перекрыли всю вокзальную площадь…

Митяй рыбкой нырнул в такси, захлопнул за собой дверцу.

– Си порт! Квикли! Ай эм вери хари!

Еще парочку недель в Японии, и язык межнационального общения будет освоен в совершенстве. Хоть какая-то польза…

Такси неслось по городским улицам во весь опор. Митяй то и дело оглядывался назад. Хвоста не было. Ушел… Так просто, что не верится. Только бы ребят не накрыли…

Через двадцать минут Козлов уже был в морском порту. У него даже сердце чуть сжалось, настолько все вокруг было знакомым и даже родным.

Расплатившись с водителем, он прямиком направился к авторынку. По пути расспросил какого-то русского «челнока», когда отправляется ближайший паром во Владивосток. Выяснилось, что следующим утром. В самый раз…

На рынке было многолюдно. Видимо, совсем недавно в Осаку прибыла новая партия российских автолюбителей. Они сметали, все подчистую, как голодная саранча. Только и доносилось со всех сторон:

– Беру! Беру! Беру!

– А я первый на нее глаз положил!

– Скинешь сотню? Может, сторгуемся?

Митяю потребовалось немало времени, чтобы обнаружить то, что он искал.

– Сколько?

Продавец, уже далеко не молодой мужчина с интеллигентным лицом и профессорской бородкой, посмотрел на него, как на ангела-спасителя.

Митяю уже не впервой было общаться с автопродавцом, не владеющим русским. Каким образом эти люди понимали друг друга? Загадка, главное – понимали. Но здесь и объяснять особенно не надо было. Мятлика была столь дряхла и столь уродлива, что на нее смог бы позариться разве что полоумный любитель антиквариата, за которого наверняка продавец и принял Митяя. «Тоёта», шестьдесят пятого года выпуска.

Большей удачи нельзя было представить. Прямо-таки смотреть противно…

Словом, машина досталась Митяю почти бесплатно.

Примерно через час двигатель все-таки завелся. Заурчал, забурлил, закашлял, как простуженный бегемот. Митяй выехал за пределы рынка, приподнял заднее сиденье и впихнул кейс в образовавшуюся щель. Здесь подавитель вместе с «ключом» будут в безопасности. Сейф швейцарского банка и рядом не стоит…

– Нет, чувачок, все забито! – такими словами встретил Козлова прожженный типчик, распоряжавшийся погрузкой на паром. – Тут люди с такими клевыми тачками месяцами в очереди стоят! А ты со своей… со своей… Слушай, а что это такое, вообще? Никогда такого чудовища не видел!

Но как только деньги, предназначенные для покупки машины, незаметно для окружающих перекочевали в карман типчика, раритетной «тоёте» было предоставлено укромное местечко на борту парома.

– Когда прибудет во Владик? – спросил напоследок Митяй.

– Через четыре дня, – довольно улыбался типчик. – Если не потонем.

Козлов в мыслях перекрестился – этого еще только не хватало. Затем глянул на часы. Начало девятого. К полуночи успевает запросто.

Теперь на почту. У Митяя во Владике старый дружок проживал, в одной роте лямку тянули. Лишь бы он в эти дни сидел дома, а не махнул куда-нибудь на заработки…

«Боря встречай порту старую некрашеную «тоёту» сразу бросится глаза документы бардачке пусть побудет тебя скоро приеду заберу твой боевой друг Митяй».

Выйдя из здания почты, Козлов пересчитал оставшуюся после отправки телеграммы наличность.

Как раз хватало на один автобусный билет…

Он сидел у окна и смотрел на проплывавшие мимо радужные огни ночной Осаки.

Ну, теперь все будет хорошо. Только бы ребята прорвались. А завтра они сядут на белый пароход и…

От автобусной остановки Козлов уже бежал, ноги будто сами понесли его. Он заставил себя остановиться невдалеке от мотеля, вглядеться в светящиеся окна коттеджей. И в одном из них заметил Александра, Ваську и Веньку. Они сидели на диване перед телевизором. Это победа!..

Чтобы не спугнуть друзей, он постучал в дверь условным знаком. Ему сразу же открыл Турецкий. Митяй хотел было от избытка чувств броситься на шею командиру, уже распростер руки, но… внезапно оказался на полу. Кто-то со всего размаха ударил его по затылку. В глазах потемнело… А чьи-то сильные руки уже подхватили Митяя под мышки, бросили его на диван.

Веня и Вася сидели не шелохнувшись. Еще бы, попробуй двинуться с места, когда на тебя наставлены автоматные стволы.

Это была классическая засада. Чисто сработано, без единого выстрела. У Митяя не было шансов. Это были американцы. Их ни Турецкий, ни Митяй, ни вообще никто из ребят на вокзале не видел.

Американцы торопились, что вполне объяснимо: их действия были, мягко говоря, незаконными. Узнай об этом японцы, они вряд ли позволили бы им хозяйничать в своей стране, в два счета поставили их на место.

Покидали объект так стремительно, что это было похоже на пожарную эвакуацию. К дверям коттеджа подкатил крытый фургон с символикой несуществующей телекомпании на бортах. Ребятам сковали руки за спиной, вывели на улицу и затолкали в кузов.

– Кто привел за собой? – прошептал Митяй, потирая ушибленный затылок, когда машина тронулась.

– Никто, – сказал Веня. – Я пришел первым. Американцы уже ждали здесь… А Игоря Степановича, как видишь, нет…

– Думаешь, он навел?

– Нет, на службе у американцев появился телепат… Кто же еще? Сволочь… – Турецкий говорил, не шевеля губами. Охранники пристально смотрели на похищенных. Наверняка понимали русский.

– Бред… Немому-то какая от этого польза?..

– Скоро все станет ясно, – хмуро пробормотал Гладий. – Скоро мы во всем разберемся. Только бы поздно не было… Митяй, ты все сделал, как надо?

– Да, пусть теперь поищут…

Путешествие по земле продолжалось недолго. Примерно через пятнадцать минут их перегрузили в легкий пассажирский вертолет, поджидавший на лесной поляне. Какая слаженность и взаимопонимание, все выверено до секунды! Ну как после этого не позавидовать америкашкам?

Закрутились лопасти, вертолет взмыл над деревьями и, резко накренившись вперед, ушел в сторону моря…

Глава восьмая ДЕДУКТИВНЫЙ МЕТОД

«Волга» затормозила у подъезда секунда в секунду, Нателла увидела это из окна. Подозрительная пунктуальность…

Положив на всякий случай в сумочку газовый пистолет, она спустилась на улицу, открыла заднюю дверцу машины, заглянула в салон.

– Садитесь, – сказал ей обладатель телефонного голоса.

Это был мужчина лет пятидесяти, с крупным лицом и проницательным взглядом светлых прозрачных глаз. Нателле достаточно было взглянуть на его осанку, чтобы сразу определить – военный. Быть может, бывший… Она скользнула на сиденье.

– Закройте дверь. Поговорим в пути.

Не говоря ни слова, водитель завел двигатель и отъехал от тротуара.

– Вы любите свою работу? – спросил незнакомец будто в продолжение телефонного разговора.

– Люблю. А вы?

– А я вот, знаете ли, когда как…

– И что за работа такая?

– Мимо, – коротко ответил мужчина. Слегка улыбаясь, он смотрел перед собой, будто забыв о присутствии Нателлы.

– Кто вы?

– Это что, интервью для бульварных газет? – уголком рта улыбнулся мужчина.

– Я не печатаюсь в бульварных газетах.

– Неужели? А это что такое? – и незнакомец бросил ей на колени экземпляр «Токио индепендент трибюн». – На что вы рассчитывали, печатая это вранье? На дешевую сенсацию? Так вы ее получили. Это же как вирус! Стоит одному продажному журналистишке чихнуть, и уже все гриппуют!

От такого напора Нателла даже растерялась на какой-то момент, оцепенела, но сумела быстро взять себя в руки.

– Вы что-то перепутали, – с достоинством произнесла она.

– Ну-да, как же! Здесь черным по белому: «Нателла Полуян». Будете отрицать? Якобы кто-то воспользовался вашей фамилией?

– Вы меня не поняли. Этот материал действительно написан мной. Но в нем нет ни капли лжи. От первого до последнего слова – чистая правда.

– Значит, по-вашему, капитан Немой жив?

– Жив. Я видела его собственными глазами.

– Ерунда! – насупился мужчина.

– Я видела его так близко, как сейчас вижу вас. Не понимаю, почему я должна оправдываться…

– Вероятно, вы и сами не знаете, какую запустили утку. Жирную, с большим клювом. Она умудрилась облететь весь мир.

– Это мне льстит.

– Вы опорочили память честнейшего человека, – отчеканил незнакомец. – Вы глумитесь над его именем. Игорь Степанович Немой погиб – это установленный факт. Включите телевизор, посмотрите новости, для вас это будет большой неожиданностью. Его тело выкинуло на берег прошлым утром.

– Его опознали?..

– Да.

– Кто?

– Жена. Еще будут вопросы?

– Елена в Москве, я разговаривала с ней совсем недавно…

– Вот-вот, и дали несчастной женщине надежду… А что теперь творится в ее душе? Японская сторона переслала посмертную фотографию Игоря Степановича. Для окончательной идентификации Елена Игнатьевна два часа назад вылетела в Токио, но это уже простая формальность. Достаточно было и фотографии.

– Что вы от меня хотите?

– От вас – ничего. Просто появилась жажда напомнить вам о существовании журналистской этики.

– Спасибо. Это все?

– Попробуйте только еще раз сунуться в эту историю.

– И что будет?

– Посудите сами… Человек упорно настаивает на том, что он встречался с призраком, с фантомом, разговаривал с ним… А ведь это болезнь, уважаемая Нателла Вениаминовна. Тяжелая душевная болезнь. Знаете, в каких учреждениях ее лечат?

– Знакомые слова… – усмехнулась Нателла. – Попахивает родными советскими временами. Вы угрожаете мне психушкой?

– Не угрожаю. Скорей, забочусь о вашем здоровье.

– С вашей стороны это очень мило, мистер Икс.

– Притормози, – мужчина тронул водителя за плечо.

Автомобиль покорно остановился.

– Всего доброго, Нателла Вениаминовна. Здесь неподалеку есть станция метро. До дома доберетесь сами.

– Вы обманули меня… – Нателла не тронулась с места. – Вызвали под предлогом интервью… Обманули женщину… Не стыдно?

– Мне необходимо было вас предупредить… Поверьте, я не желаю вам зла. Напротив, если вдруг понадобится какая-нибудь помощь… Не стесняйтесь, звоните мне, попробую помочь. Вот, возьмите мою визитную карточку.

– Мне еще никто не предлагал покровительства… – Нателла приняла из его рук маленький бумажный прямоугольник и прочитала: – Полковник Савелов Валентин Демидович… Конечно же из безымянной организации… Знаете, полковник… Теперь я наконец поняла, что с капитаном Немым произошло что-то странное… Вы хотели доказать мне, что я просто перепутала одного человека с другим, но вышло все наоборот…

– И ваши дальнейшие действия?

– Признаться, я еще не думала об этом.

– Подумайте, подумайте хорошенько, прежде чем что-либо решить. До свидания, уважаемая Нателла Вениаминовна. И будьте осторожны с газовым пистолетом, он иногда стреляет…

– А-а… Как вы узнали?

– Дедуктивный метод… – полковник улыбнулся. – Рукоять торчит из вашей сумочки. Помните, уважаемая Нателла Вениаминовна, что более половины несчастных – жертвы своего же собственного оружия…

Глава девятая ПЛАН

Это было совсем не смешно. Их привезли на тот же американский корабль.

Каюта, в которую их заперли, очень напоминала ту, из которой они уже бежали. Только здесь не было ничего горящего, да и. приспособлена она была явно для подобных случаев. Две двухъярусные кровати с панцирными сетками вдоль стен; железный стол на одной, привинченной к полу ножке, одной стороной укрепленный в стену каюты. Наглухо задраенный иллюминатор над столом. Металлическая дверь, к которой вели три ступеньки. Тусклая лампа под потолком.

Они лежали и молчали…

Конечно, теперь все стало на свои места. Секрет американцам продал Немой. Он таки действительно оказался предателем, как их и предупреждали. Надо было грохнуть его, а не вытаскивать.

«Вот же сволочь, вот гадина, – скрипел зубами Турецкий. – Он нас за этих самых пешек и держал постоянно. Все просто: Немой сам считал, что везет подавитель. И сообщил американцам. Те, понятное дело, своими руками жар загребать не стали, подговорили японцев или даже этих пиратов гадских. А те бомбанули танкер. Но, видать, все-таки японцы были в курсе. Хоть краем уха, но что-то прослышали. Вот они Немого и взяли. Он, естественно, молчит. И тогда мы его выручаем. Мы – идиоты! – предателя выручаем!!! – От досады Александр даже ударил кулаком по железной стене. – Мы же еще ему и помогаем! Козлов, бедняга, чуть концы там в воде не отдал! А когда подавитель взяли, мы ему еще и от японцев помогли уйти! А теперь – он уже где-нибудь на Гавайях, а нас кончат по-тихому. Потопят, к чертям, как котят. Вот она, волосатая рука, – уже протянулась. Да, даже Меркулову сообщить о результатах своего расследования мне не придется».

Турецкий оглянулся на ребят, кажется, похожие мысли были и в их обалдевших головах.

– Ни себе фига! – в сердцах сказал Гладий.

– А я его на себе таскал! – проскрипел зубами Митяй.

– Встречу – задавлю, – как о давно решенном отозвался и Веня Сотников.

«Черт побери, – ужаснулся вдруг Александр, – мы же своих поубивали! А они ведь капитана действительно удавить собрались! И правильно! Так бы ему, гаду, и надо было! – Он поморщился. – Правда, они и нас собирались грохнуть. Это Егор-майор, ну, гад еще один. Хотя… Они же считали, что мы с Немым заодно. М-да… Дела-а… Все, вам теперь домой дорога закрыта. Все профукали, облажались по первому разряду. Это хорошо, что я Меркулову больше в глаза не посмотрю».

Тяжелая тишина давила, как паровой пресс. Самое противное – ждать неизвестно чего.

Первым не выдержал Митяй:

– Братцы! Чего мы лежим-то? Надо же что-то делать, придумывать что-то!

– Ну вот и придумай. Я, например, ничего не могу. Думаю, думаю, аж мозги раком встали. – Вася приподнялся на своем втором ярусе и сел, свесив ноги. – Сашко, ты у нас мозговой центр, скажи что-нибудь!

– Бежать надо!

– Свежая мысль, мы сами не могли до нее додуматься…

– Да погоди ты! – Сотников перебил начавшего заводиться Митяя.

– Значит, так… – начал было Турецкий, но продолжить не успел.

Раздались шаги, звук отпираемого замка, дверь открылась, и на пороге появился человек в штатском. За его спиной – два матроса с короткоствольными автоматами -на плечах.

Человек оглядел каюту, помолчал и, указав пальцем на Васю Гладия, сказал с акцентом:

– Ты! За мной!

Как ни ожидали ребята этого события, но все равно оно оказалось неприятным сюрпризом. Василий спрыгнул со «второго этажа». Он стоял сейчас перед ребятами, вдруг как-то уменьшившийся в размерах. Страшно было на него смотреть.

Александр схватил его за руку:

– Держись, парень…

– Хлопцы, если не свидимся… – сказал Василий сдавленно.

– Перестань, свидимся, – чуть не закричал Турецкий.

– Конечно, – вдруг улыбнулся Гладий, – на том свете, – и вышел вслед за штатским.

– Ну вот и все… – сказал Козлов. Губы у него дрожали.

Да, на всех сейчас смотреть было невозможно. Александр и сам почувствовал, как горький ком стал в горле, сжимает его, заставляет глазанаполняться предательскими слезами.

«А почему, собственно, предательскими? – зло подумал о себе Александр. – Разве предательство в этом? Что за нелепая бравада – парня, друга, да, друга, настоящего боевого товарища повели убивать, а мы должны сидеть с каменными лицами. Мол, вот мы какие стальные!»

Но он почему-то ничего этого ребятам не сказал, тихо произнес:

– Кончайте выть! Еще ничего не известно.

– Да все известно! Кончат нас по одному.

– Значит, другого выхода нет – будем прорываться, – сказал Александр упрямо.

– Куда прорываться?! В могилу?

Нет, они боялись не смерти. Они боялись позорной, бесславной смерти.

– Да помолчи ты, баба! – закричал Веня. – Саш, давай говори – что придумал?

– Когда за следующим придут, надо драку затеять, – медленно заворочал языком Турецкий. – Они нас разнимать полезут, в каюту войдут – ну а дальше мне учить не надо. Дальше – дело техники.

Таким или почти таким образом они уже уходили от американцев. И именно с этого корабля. Повторяться было не в привычке Турецкого, но сейчас, как назло, ничего более остроумного в голову не приходило, вообще как бы наступило полное отупение и безразличие…

– А что, пожалуй, это шанс. – Сотников злорадно потер руки. – Сделаем мы их без труда. Потом выбираемся на палубу, а там… – Дальше мысль его не пошла, и он остановился.

– А там действуем по обстоятельствам.

– Все вы верно рассчитали. Кроме одного, – мрачно проговорил, глядя в потолок, Митяй. – А ну как матросики эти в каюту не войдут?.. Останутся на пороге стоять и смотреть, как русские вальки друг дружку метелят. Будут смотреть в ржать над нашим образцово-показательным боем. Или еще того хуже, шмальнут для острастки. И хорошо, если в воздух… Им все равно нас кончать… Или вы такой поворот не просчитывали? А зря. Это риск.

– А без риска не получится, Дима, – сказал Турецкий, стараясь говорить убедительно. – Нам уже терять нечего. И мы будем рисковать. Рисковать на всю катушку!.. Он снова не успел договорить.

Вдруг повторилось все в точности: шаги, звук открываемой двери, штатский на пороге, два матроса. Штатский посторонился и… пропустил в каюту Васю.

Дверь закрылась.

Ребята смотрели на Гладия, словно никогда его раньше не видели. Тот и сам был в полной растерянности.

Вот теперь уже слез никто не скрывал. Василия обнимали, как космонавта, хлопали по плечам бестолково, то ли смеялись, то ли плакали. Гладий и сам растрогался. Он даже стал успокаивать ребят. Нервы, конечно, сдавали у всех. А может быть, после стольких дней вырвалось из них наружу их настоящее нутро – добрых и великодушных людей. Это жизнь заставляла их быть жесткими. Но все естество их тянулось к нормальному – смеху, слезам, задушевным разговорам, дружбе, любви, вере и надежде.

– Ну что? – спросил Александр, когда все утихомирились.

– Ничего! – пожал плечами Вася.

– Как так – ничего? – не понял Митяй.

– Я ж говорю – ничего. Я сам обалдел. Привел меня этот мужик в каюту. Ну, один у входа остался, второй за дверью. Штатский этот за стол сел, виски себе налил, лед положил и пил все время. Вот и все.

– Что, и ничего у тебя не спросил?

– Ничего! Я ж говорю – молчал всю дорогу. -

– Во, блин, – обалдело проговорил Козлов, – психическая атака какая-то.

– Слушай, Вась, а ты нам все рассказал? Ничего не скрыл? – Веня заглядывал Василию в глаза.

– Да я тебе за эти слова знаешь що сделаю?.. – подскочил к нему Гладий. Добродушие моментально сменилось на гнев. – Ты за кого меня имеешь? За капитана Немого?!

– Сядь, Василий. Сядь! А ты, Вениамин, думай иногда. Ладно? – Турецкий оттащил Василия от Сотникова. – Скажи, а долго тебя вели до этой каюты?

– Не долго. Шагов сорок прямо, потом налево, еще шагов десять мимо трапа…

– Трап куда ведет?

– Наверх. Так вот, налево шагов десять – и вот она, каюта. Она как бы в тупике.

Все посмотрели на Александра.

– Какой-то детский сад. Прощупывают, что ли, кто из нас слабину даст? – Турецкий прикусил губу. – Ну ладно. Мы им подыграем. Я думаю, сейчас кого-то из нас опять поведут. Надо держаться спокойно. Он молчит, и я молчу. А вот когда третьего поведут…

Раздались приближающиеся шаги.

Дверь открылась. Штатский опять осмотрел всех, улыбнулся, ни слова не говоря, указал пальцем на Турецкого и с шутовским поклоном пригласил его на выход.

Турецкий молча, заложив руки за спину, поднялся и вышел из каюты.

– Ну че? – горячечно зашептал Митяй, когда шаги стихли. – Когда командира приведут, начинаем?

– Погоди, он, кажется, что-то другое придумал, – сказал Сотников.

– Да что он там придумал?!

– Он же сказал – «а вот третьего»…

– И что – третьего?!

– Слушай, достал, честное слово!

– Это ты меня достал!

– Что-что? Ты что-то вякнул, артист?..

Они уже готовы были перессориться, и драка бы получилась у них натуральная, но в этот момент дверь снова раскрылась, и матросы сбросили Турецкого на едва успевшего подставить руки Василия. Александр был без сознания. На голове у него была огромная шишка. Из небольшого пореза на шишке сочилась кровь. Голова и рубашка Александра были залиты жидкостью с сивушным запахом деревенского самогона.

Через несколько минут Турецкий, которого ребята положили на койку, пришел в себя.

– Вот черт! – проговорил он, осторожно трогая шишку одним пальцем. – Ловко он меня.

– Да что случилось-то?

– И главное неожиданно, – перекошенным ртом проговорил Турецкий.

– Били? – прошептал Сотников.

– Сам виноват – расслабился, думал, ни о чем спрашивать не будут. А этот мужик мне вдруг говорит: «Виски хотите?» Я ему: «Хочу», а сам думаю, началось, способ известный – задушевная беседа.

Он действительно берет бутылку, стакан. Подошел и прямо как-то не размахиваясь хлоп мне по лбу. – Турецкий поморщился. – Профессионал.

– Блин, этих америкашек не поймешь, – зло проговорил Митяй.

– А я ему даже благодарен,– сказал вдруг Александр.– В голове прояснилось. Надо их в каюту заставить зайти без драки, а то они могут подмогу позвать. И поэтому действуем так: тот которого сейчас вызовут, должен истерику закатить вроде струхнул. В это они поверят. Они же меня долбанули специально, чтобы запугать нас. Штатский этот пошлет охрану вытащить «труса». Нас четверо. Я беру штатского, Василий и Дима ближних к ним матросов, Вениамин на подхвате. Вырубаем – и на палубу.

– А потом? – спросил Сотников.

– Ты забыл, на чем мы сюда приехали?

– Вертолет?! – не поверил своим ушам Сотников.

– Точно.

– А если его нет?

– Не один же у них вертолет.

– Да хватит тебе, Митяй, «если, если»,– перебил Веня. – Откуда мы знаем, что там будет.

– Сейчас бы сюда Кирюху, он бы нас развеселил, – сказал Гладий.

О Кирюхе в последние суетливые и опасные сутки как-то подзабыли, а сейчас вспомнили.

– Может, он до сих пор здесь? – сказал Митяй.

– Не-а, – покачал головой Веня. – Он уже где-нибудь в Штатах. Станут они на военном корабле держать русского разведчика…

Веня ошибался. Кирюха был здесь. И от ребят его отделяло не так уж много – метров десять переборок и коридоров.

Нога после перевязки болела меньше. Рана просто тупо ныла. Кирюха понимал, что при желании он снова может встать и двигаться. С напряжением, превозмогая боль, но двигаться.

«Надо же, опять в ту же ногу попали! Ну ничего, я живучий. Хорошо хоть, слабо задели. Выживу и все равно уйду. А они пусть думают, что мне очень больно, что я не могу ногой даже пошевелить, что я слабак, что я сдался!.. Я им еще покажу! Лечить они меня вздумали. Ну лечите, лечите, на свою головушку! Потом, дай Бог, и на моей улице будет праздник. Вот тогда я вас полечу. Я вам, сукам, клизму вставлю и канкан плясать заставлю!»

Русскоговорящий афроамериканец-охранник встрепенулся.

Кирилл напряг слух. Шаги за дверью. Двое.

Кто-то вошел в каюту. Барковский медленно, незаметно приоткрыл веки и чуть не вскочил от радости со своей кровати: перед ним стоял Игорь Степанович Немой. В следующую секунду Кирилл взял себя в руки, продолжая лежать неподвижно, так как за спиной у капитана стоял человек, уже несколько раз заходивший в каюту, когда он лежал «без памяти». Этот человек просто заходил, долго смотрел на лежащего Барковского и ни слова не говоря уходил, закрыв за собой дверь.

«Как мне себя вести? Узнавать ли мне Немого? Что он здесь делает? А где ребята? Что мне говорить? Хоть бы какой знак подал, что ли! – Лихорадочно думал про себя Кирюха, лежащий трупом под простыней. – Ну скажи ты что-нибудь, Игорь Степаныч, скажи, дорогой!»

И капитан Немой сказал:

– Кирюша, дорогой, хватит ваньку валять! Это ты наших американских друзей можешь обдурить, а меня не стоит! Ты же здоров. Ты даже танцевать можешь или, лучше, маршировать! – И обратился к молчаливому: – Вы не думайте, сэр, что он спит. Я его знаю! Он злится, дурачок, что проиграл.

– А мошет, он и прайфда бес памьять? – Наконец-то услышал Кирилл голос с акцентом, принадлежащий «молчаливому».

– Может, и так! Сэр, а давайте-ка мы к нему попозже зайдем. И уж если он и тогда «спать» будет, у меня сотни способов его разбудить! Ну как, о'кей?

– О'кей!

– Спи, скоро я за тобой приду и буду твою ножку гладить!

И они вышли из каюты.

«Ах какой же сукой ты оказался, товарищ капитан! – Кирилл хотел вскочить и броситься вслед за Немым, но понял, что опоздал. – Ну ничего, обещал прийти, приходи! Больше ты отсюда не выйдешь! Я тебя и с больной ногой насмерть уделаю, только бы до горла твоего поганого добраться! Гладить он меня собрался… – Кирюха вдруг словно прозрел. – Гладить?.. Что за глупости? Чего он так разнежничался? Гладить… Мама родная, Гладки! Стоп, стоп! Как он говорил – «маршировать»! Ну, конечно, турецкий марш! «Сотни способов» – это про Веньку Сотникова. Мама родная. Да Немой мне тут целое послание выложил, а я на него злюсь. Это выходит – ребята тоже здесь? Это выходит – они рядом?! Это что же такое выходит?!»

– Слышь, Петя, – обернулся он к афроамериканцу. – Помоги мне встать, пройтись хочу. Залежался… Питер самодовольно улыбнулся.

– Ну ладно тебе лыбиться. Ну раскололи вы меня, раскололи!

План Турецкого сразу развалился, как карточный домик…

Венька, на которого указал пальцем штатский, сыграл испуг по системе Станиславского – схватился за койку и трясся в истерике, повторяя: «Не меня, только не меня! Кого-нибудь другого! Я боюсь!»

Матросы вошли, стали его отрывать от спинки кровати, их, как и договорились, мгновенно отрубили Митяй и Василий. Штатский не успел моргнуть глазом, как уже сползал по стенке после удара Турецкого.

– Вперед, – скомандовал Турецкий.

Но ребята успели только выскочить из каюты, как наткнулись на автоматы неизвестно откуда взявшихся морских пехотинцев.

Вояки дружно заржали.

Турецкий, а за ним и все остальные подняли руки. Среди морских пехотинцев стоял, улыбаясь, Игорь Степанович Немой.

И уж совсем убило их, когда тот, суетясь вокруг выносимого на руках матросов штатского, скороговоркой говорил:

– Я же вас предупреждал, сэр! Они что-то задумали! Я же их знаю!

– Fuck you! – Произнес штатский, глядя с ненавистью на Турецкого.

Тот и сам ругал себя, но более понятными словами – дважды один и тот же план не срабатывал никогда. Всех четверых прикладами загнали обратно в каюту. Говорить было не о чем…

Глава десятая ХРУСТАЛЬНЫЙ ШАР

Елена Игнатьевна Немая стояла перед раскрытым платяным шкафом и судорожно соображала, что надеть. «По одежке встречают», но сейчас встречала она, и встречала абсолютно незнакомого человека.

Вот задача!.. Раньше, когда еще жили в Пярну, Лена, славившаяся своим вкусом, частенько давала советы подругам – что, куда и как лучше надеть.

Для подруг она служила эталоном вкуса.

Лена уже злилась на себя за это приглашение. «Дура наивная, верю всему, что по телику увижу».

Лена обычно ложилась не поздно – не хотела распускаться и терять привычку рано просыпаться на работу. Она всегда выгодно отличалась по утрам подтянутостью и бодростью от многих своих заспанных коллег…

Как только они с мужем перебрались в Москву, Лена сразу захотела устроиться на работу.

– Ленка, ты прямо человек будущего. Для тебя труд – это потребность, – смеялся муж.

– А что мне делать? В Пярну – родня, знакомые, и то, если бы не работа, пока ты в плавании, с ума сошла бы.

– Ничего, боцман, пока поработаешь на меня. Займешься квартирой, строительством дачи, воспитанием нашего «волкодава». А работа на благо общества подождет. Приказ ясен? Выполняйте!

– Есть, мой капитан! – отвечала Елена Игнатьевна, прижимаясь к мужу.

В последние дни в ее памяти все время всплывали ничего не значащие на первый взгляд слова мужа. Но теперь они приобретали для нее какой-то другой смысл.

Все началось с телефонного звонка. Ей сообщили об аварии танкера, о том,– что ничего конкретного о судьбе экипажа не известно. Но чтобы она не волновалась, так как делается все возможное и невозможное. Пообещали держать в курсе событий.

«Подробности вам будут сообщать. Ждите наших известий».

Лена пыталась созвониться с близкими в Эстонии, ничего не получалось. Были какие-то междугородние звонки. Она слышала только обрывки фраз, по которым было трудно даже понять, кто звонит, не говоря уж о том, что ей хотели сказать. Разговоры заглушались эхом ее собственного голоса, а затем прерывались короткими гудками. В Москве знакомых у нее не было. Даже поговорить было не с кем.

И вдруг среди этого информационного безмолвия она слышит голос телеведущего с кухни. Да, она не ослышалась – танкер «Луч».

Как-то не укладывалось в голове, как могла ее личная беда быть увязана с сообщением на всю страну.

С этого времени в квартире Лены телевизоры на кухне и в комнате работали целыми днями без перерывов и на разных каналах. Она боялась упустить новости о спасении команды танкера. Даже прогулки с «волкодавом», как называл ее муж пуделя Кузьку, стали походить на пробежки вокруг дома. Обещанные ей телефонные сообщения, полностью повторявшие телевизионные, сильно отставали от событий. А затем телефон замолчал совсем.

И вот вчера, просидев у телевизора допоздна, Лена заинтересовалась передачей, которую раньше никогда не видела, – «Третий глаз». Ведущий знакомил телезрителей с руководителем какого-то оздоровительного центра. А руководитель в свою очередь рассказывал о помощи, которую они оказывают жаждущим. И вдруг она насторожилась.

– …И вот таким образом мы можем сказать, жив пропавший человек или нет, также можем указать примерное, а иногда и точное местонахождение пропавшего.

На экране появилась бегущая строка с контактным телефоном оздоровительного центра. Лена схватила шариковую ручку и быстро записала телефон прямо на полиэтиленовой скатерти стола.

На утро желание позвонить не прошло, и она позвонила.

Ее выслушали.

– Вы хотели бы встретиться с кем-то конкретно?

– Да я, собственно говоря, не знаю. А у вас что, многие этим занимаются?

– В нашем центре даром ясновидения обладают несколько экстрасенсов, – мягко поправил и пояснил женский голос. – Вам будет удобно приехать к нам в центр или принять экстрасенса у себя дома?

– Дома, если можно. Видите ли, мне надо находиться дома, – почему-то стала оправдываться Елена Игнатьевна, – у меня собака и телефон…

– К вам могут приехать, – на другом конце провода замолчали, видно, девушка изучала записи вызовов. – Если вам удобно, то сегодня примерно к часу дня.

– Да-да! Мне удобно. Я буду ждать.

– К вам приедет Вяткина Тамара Николаевна. Она вам передаст бланк счета, оплатите его в сберкассе. Давайте свой адрес.

Лена продиктовала свой адрес, поблагодарила девушку и положила трубку.

Прошлась по квартире, осмотрелась. В квартире было чисто, все лежало на своих местах. И вдруг она бросилась в кухню, открыла холодильник, потом кухонный шкафчик и успокоилась, увидев, что для приготовления ее фирменного быстрого печенья все продукты имеются. Начала готовить: надо было отвлечься.

– Ну вот и замечательно, – приготовив печенье и еще раз оглядевшись, сказала сама себе Елена Игнатьевна. – А теперь можно и самой одеться.

Времени до прихода экстрасенса уже оставалось мало, а она все не могла решить, что ей надеть.

– Да, в конце концов, я дома. Не выходной же костюм надевать. Ну и халат тоже не годится.

Елена Игнатьевна остановила свой выбор на джинсах и новом сером свитерке.

– Скорей бы она приходила. А собственно, чего я от нее жду? Ведь сама всегда подсмеивалась над девчонками на работе, когда те начинали рассказывать истории про всякие гадания, сглазы, колдовство и тому подобную дребедень.

И вдруг поняла, что ей просто необходимо с кем-то поговорить, выговориться. Ей нужно было сказать кому-нибудь: «Я верю – он жив!» Каждый раз после очередного сообщения по телевидению она повторяла эту фразу. Будто бы ее могли услышать. Но телеведущие переходили к освещению других новостей, оставляя ее заявление без внимания.

И вот сейчас придет человек, который должен был ее выслушать. Она представляла себе его приход, как приход врача по вызову: «На что жалобы?..»

Раздался звонок в дверь. Кузька, заливаясь воинственным лаем, бросился в прихожую.

Когда Лена открыла дверь, то улыбнулась, не только отдавая дань приличию. Женщина, стоящая на пороге, действительно была очень похожа на участкового врача: скромный плащик, сумка-саквояж, косынка, прикрывающая от дождя, зонтика нет.

– Здравствуйте, экстрасенса вызывали?

– Здравствуйте, проходите, пожалуйста.

Кузька вертелся у ее ног, вилял хвостом, и лай его уже был требовательным – «Посмотри, какой я веселый и милый! Ну погладь меня!» И, будто поняв его желание, женщина наклонилась и ласково потеребила собачью голову.

– Как зовут этого «волкодава»?

– Кузьма, Кузька, – в замешательстве ответила Лена, вешая плащ экстрасенса. – Проходите в комнату, пожалуйста.

– Ну веди, Кузька. – Женщина прошла в комнату.

Лена с любопытством разглядывала ее: небольшого роста; неопределенного возраста; белые волосы, рассыпанные по плечам; узкие брючки; сиреневый мягкий свитер; на шее висят украшения, на первый взгляд несовместимые: крестик на цепочке, хрустальный шарик на шелковом шнурке и кожаный с серебром кулон.

– Давайте знакомиться. Меня зовут Тамара Николаевна, – открыто улыбаясь, протянула руку гостья.

– Елена Игнатьевна, – ответила мягким рукопожатием хозяйка. – Как странно, вы сейчас Кузьку назвали «волкодавом», так его называет мой муж.

– Ничего странного, видимо, у нас с вашим мужем степень чувства юмора совпадает. Скажите, собаку выбирали вы или муж?

– Я, он хотел…

– Собаку крупной породы, – не дала договорить Тамара Николаевна.

-Да.

– Но когда вы захотели взять пуделя, он не возражал.

– Да.

– Ваш муж, наверное, очень высокий, крупный мужчина.

– Да! – Все больше удивляясь проницательности собеседницы, ответила Лена.

– Очень вас любит. Но называет вас не уменьшительно-ласкательными именами, как, например, Киса. А именем, скорее подходящим мужчине, но делает это с мягкой иронией, не обидно, – продолжала Тамара Николаевна.

– Да, он называет меня Боцманом. Тамара Николаевна, вы меня поражаете, теперь я верю, что вы ясновидящая, – искренне восхитилась Лена.

– Это не ясновидение, это наблюдательность и мое давнее увлечение «методом дедукции» Шерлока Холмса: вы высокая, значит, муж ваш тоже скорее высокий. Ни в чем вам не может отказать, даже в выборе собаки, – это указывает на добродушие, которым обладают люди крупной комплекции. Отношение к окружающим у таких людей ироничное, но доброе. Карьера их складывается благополучно. Перед начальством они не лебезят, чем вызывают уважение. К подчиненным относятся по-отечески заботливо, чем вызывают их любовь и преданность.

– Да, действительно, его часто переводят с места на место, но у него никогда не возникает серьезных проблем в общении с людьми, его уважают и любят.

– Вот видите, как много рассказал мне ваш Кузька, – опять погладила ласкающуюся собаку Тамара Николаевна. – Хотя мои догадки могли вовсе не совпасть с действительностью. Но раз они совпали, значит, у меня уже есть кое-какое представление о вашем муже. А у вас я, насколько мне известно, по поводу его пропажи. Так что приступим.

Тамара Николаевна открыла свой саквояж. Через минуту между ней и Леной стоял столик, уставленный горящими церковными свечами, иконками, большим стеклянным шаром и фотографией Игоря Степановича Немого. Вся эта атрибутика не настораживала и не пугала Елену Игнатьевну, она верила сидящей перед ней женщине. И поэтому отвечала на ее вопросы не задумываясь, искренне.

Затем Тамара Николаевна, достав и раскрыв перед собой карту мира, стала водить над ней хрустальным шариком, снятым с шеи. При этом она то закрывала глаза, то открывала, внимательно вглядываясь в стеклянный шар.

В комнате воцарилась тишина, даже Кузька, растянувшись на полу, застыл в безмятежном сне. Лена следила за происходящим, сдерживая дыхание, как будто боясь спугнуть «что-то».

– Ваш муж жив. Он не в воде, а на земле. Он не болен, но ему грозит какая-то опасность, и он о ней знает. Может быть, поэтому не дает о себе известий. И знаете, я не могу сказать как, но вы каким-то образом поможете отвести удар от мужа. А впрочем, может быть, ваша вера в него настолько сильна, что способна на расстоянии преобразоваться в конкретно-ощутимую помощь. Увидите вы его не скоро.

Уходя, Тамара Николаевна оставила Лене свой домашний телефон.

– Звоните, не стесняйтесь. Даже если захочется просто поговорить. И вот что, Елена Игнатьевна, вы взрослый человек и не нуждаетесь в советах, но мне бы хотелось вам посоветовать. Сходите в церковь.

Лена провожала Тамару Николаевну уже не как чужого ей человека.

А поздно ночью раздался телефонный звонок.

– Здравствуйте, вас беспокоит Нателла Вениаминовна Полуян…

Глава одиннадцатая ВЗЛЕТ

Сначала они услышали, как за дверью упало, чиркнув по стене, тело, затем ключ повернулся в замке и дверь открылась.

На пороге стоял бледный капитан Немой с автоматом в руках.

– Тихо, ребята! Все вопросы потом! Бегом на выход! У нас на все про все – три минуты. По трапу наверх. Сразу к вертолету. Турецкий, заводишь. Гладий и Козлов – охрана! Сотников со мной за Кирюхой.

– Кирюха живой? Он здесь?! – чуть не заорал Вениамин.

Александр какое-то время обалдело смотрел на капитана, а потом выговорил наболевший вопрос:

– Ты зачем это сделал. Немой?

– Я думал, хоть ты сразу понял, Александр. Просто я вывез вас из Японии. Разве нет?

«Вывезти-то вывез, но… – подумал Турецкий. – А, ладно, потом! Сейчас главное – вырваться».

Выскочив из каюты, они разбежались в разные, стороны, как и было приказано капитаном.

Турецкий взлетел в кабину вертолета и, ощутив непривычную дрожь в руках, запустил двигатель.

Увидел, как Венька появился из какого-то люка с… Кирюхой на руках. Следом вылез Немой. Они подбежали к вертолету и забрались в него.

– Здрасте-мордасте! Вы что, без меня смыться хотели?

Вот и называй вас после этого друзьями! – Кирюха улыбался сквозь гримасу боли.

Охи и ахи Александр решил оставить на потом.

– Дмитрий, Василий! Взлетаю

Ребята едва вскочили в кабину, как Александр потянул рычаг, и вертолет круто пошел вверх.

И сразу – выстрелы с палубы корабля.

Александр вертанул машину влево, потом вправо, потом нырнул вниз и тут же вверх. Через минуту они вышли из зоны обстрела.

И тут на корабле оглушительно завыл ревун. По небу стали шарить прожектора.

– По-моему, сейчас будет жесткая посадка, – невесело пошутил Кирюха.

– Саша; опускайся как можно ниже к воде. – Турецкий мгновенно подчинился. – Зависни! – И Немой сбросил в воду тюк, который от удара моментально раскрылся и превратился в надувную спасательную шлюпку.

– Вперед, по одному! Вениамин, давай, примешь Барковского. Митяй, Вася! Пошел! Саша, штурвал на себя и сразу прыгай!

Вертолет пошел вверх, Александр еле успел вывалиться в дверцу.

Капитан уже завел движок, и лодка покатилась по низким волнам, уходя от американского корабля. А еще через минуту вдалеке они услышали высоко в небе взрыв, и верный себе, неунывающий Кирюха произнес:

– По-моему, нас только что сбили!

– Нас, ребята, сбили еще на взлете! – серьезно сказал Немой. – Теперь я это точно знаю. Нас подставила Москва!..

Глава двенадцатая ЖЕЛЕЗНЫЕ ЛЮДИ

Вязкий туман лег на море. Словно огромный зверь опустился брюхом на поверхность воды. Волны осторожно лизали это белесовато-сизое брюхо, прикасались к нему и тотчас отступали, словно брезговали сливаться с этой странной массой, дышащей промозглостью и ядовитыми испарениями.

Веня Сотников, задрав кверху ноги, валялся на корме в прескверном расположении духа. Турецкий и Немой все еще выясняли отношения.

– Да я в сотый раз повторяю – не было у нас другого пути удрать из Японии, – горячился Немой. – Нам надо было как-то выкручиваться.

– Да ушли бы как-нибудь!

– Да не ушли бы мы, сам знаешь!

– И ты нас сдал янкам?

– Да! Сдал! Не поубивали же они нас.

– Это случайно!

– Нет-нет, я все продумал, – не очень уверенно парировал Немой. – Я им сказал, что оборудование у вас. Они, честно говоря, считают, что речь идет о каких-то подслушивающих устройствах.

– Хорошо. Но теперь-то что? Кто мешает теперь японцам прочесать все море и нас найти. Американцы уже в Японию доложили, что мы сбежали.

– Американцы сами себя надули,– невесело усмехнулся Немой. – «Мой» труп японцы нашли на берегу моря. Понимаешь, американцы постарались спрятать концы в воду. Теперь им соваться к японцам не резон.

– Сильно! Что ж ты раньше не рассказывал? Капитан отвернулся. Турецкому показалось, что плечи Немого вздрогнули.

– Ты что?

– Да так… – сдавленно ответил капитан. – Жену мою на опознание должны привезти. А она у меня… – Немой до скрежета стиснул зубы. При воспоминании о Боцмане его тело как-то сладко и ватно слабело. Он вспоминал ее глаза, руки, губы… Но дальше идти в своих воспоминаниях запрещал себе, потому что вообще двинулся бы умом. Он не просто любил жену – он ее боготворил. Вот и сейчас он сжал себя железным кулаком. – Но даже не в этом дело, – сказал сухо, – просто все сразу раскроется.

–М-да…– протянул Александр, потому что больше говорить было нечего.

– Господи, в мужские игры женщину заставляют играть. Она у меня крепкая, она, конечно, выдержит, но к чему все это вообще?! – все-таки вырвалось у него.

– М-да… – повторил Турецкий. – Тебе бы сейчас, конечно, выгоднее «мертвым» оставаться.

Александр положил руку на вздрогнувшее плечо Немого.

Турецкий и Немой говорили тихо, чтобы не тревожить остальных ребят. Те вымотались за последние дни – пусть отдохнут.

Веня глядел на колышущуюся водную гладь и время от времени изрекал в пространство так, чтобы слышали остальные:

– Хренотень, да и только.

В устах интеллигента Сотникова это звучало как самая грубая брань.

Впрочем, никто не реагировал. И без дурного настроения Вени хватало забот.

Капитан был прав – из Японии они сбежали. И из плена – тоже. Но теперь очутились в другом, быть может, еще более безнадежном. Третий день болталась утлая посудина посреди бескрайнего океана. Горючее кончилось еще вчера ночью. Она затонет при первом же хилом ветерке, не иначе.

Кирюха поплевывал за борт, созерцая, как от смачных плевков его торопятся-разбегаются по воде рябые круги.

Митяй грустно вздыхал, калачиком свернувшись на лавке, а Гладий как ни в чем не бывало похрапывал на носу лодки.

– Хренотень, да и только, – раздраженно повторил Сотников. – Слышь, лапоть? – призвал он в союзники Козлова.

– Не дрейфь, масон,– расслабленно потянулся Митяй. – Дальше смерти все равно не убежишь.

– Я вот думаю: и на хрена мне сдались эти тыщи долларов, если я их все равно в глаза не увижу?..

– А мне бабу хочется, – флегматично вклинился в разговор Кирюха, не оставляя прежнего занятия.– Во-от с такой грудью!

– А как же Алферова?

– Не трожь, это святое! – резко привстал Кирюха.

Сотников презрительно скривился.

– В такую минуту все и познается, – процедил он. –

Кто-то – о вечном, а кто-то – о примитивных животных инстинктах.

– Это ты, что ль, о вечном? – усмехнулся Кирюха. – Пачка «зелененьких» для тебя – вечные ценности?

– Пацаны, не ссорьтесь, – примирил Митяй. – Кому – бабы, кому – «бабки», а мне бы сейчас стопарик опрокинуть, вот был бы кайф! Может, рыбы наловить? На живца.

– А кто живцом будет? Ты, что ль? – поинтересовался Кирюха.

Турецкий тяжело молчал. Снова-здорово. Вроде одна команда, а в тяжелой ситуации опять – брожения, подначивания, ссоры…

Внезапно он насторожился.

Нет, показалось. Ничего не произошло, и туман по-прежнему окутывал пространство вокруг, и лишь глухой плеск моря доносился из белесой пелены.

Кирюха посвистывал свой навязчивый мотивчик, Гладий храпел, Сотников вновь бормотал под нос про хренотень, а Турецкий напряженно вслушивался в окружающие звуки.

И все-таки не он, а флегматичный Василий первым обнаружил появление гостя.

– Ни себе фига!

Вода вдруг закипела, пошла пузырями, точно снизу вдруг заработал подводный вулкан.

Лодка закачалась и едва не перевернулась. Мгновений было достаточно, чтобы прежнюю расслабленную беспечность членов команды как рукой сняло. Не дожидаясь указаний, напружинившись и посерьезнев, они в мгновение ока рассредоточились по посудине, словно бывалые моряки, и лишь благодаря этому удалось погасить раскачивание. Турецкий удовлетворенно кивнул сам себе; все-таки профессионалы.

Бурлящая вода заставила подняться и разойтись в стороны клочья тумана, и из морской глубины стало вырастать и очерчиваться темное и огромное.

– Чтоб я так жил, – пробормотал Сотников, а Кирюха лишь присвистнул от избытка чувств.

Турецкий мрачно наблюдал, как вода, пенясь, потоками стекает с округлого металлического корпуса.

Борта подводной лодки – теперь это было видно отчетливо – были желтыми.

– Кранты, теперь они нам припомнят, – только и сказал Митяй.

Немой клацнул затвором автомата, но Александр выхватил оружие у капитана из рук.

– Не надо – бесполезно.

Он был прав. Минуту спустя послышалось глухое лязганье люка, и несколько человек в черных облегающих костюмах высыпали на узкую площадку на корпусе подлодки. Они не издали при этом ни единого звука. Направленные на шестерых беглецов короткие автоматные стволы говорили лучше всяких слов.

Один из пиратов сделал жест рукой, указывая от лодки на люк.

– Что будем делать? – процедил Кирюха. – Кажись, дело пахнет керосином.

Турецкий помедлил, прежде чем поднять руки, своим примером показывая остальным, как поступить в данной ситуации.

Веня Сотников даже крякнул от огорчения, а Кирюха как ни в чем не бывало сплюнул за борт.

– Чего-то я не понял, – пробормотал капитан Немой, озадаченно оглядывая товарищей по несчастью. – Я чего-то не понял, мы что ж, сдаваться должны?

– Не должны, – тихо произнес Турецкий и первым с поднятыми руками ступил на металлическую обшивку пиратской подводной лодки.

Их били долго, планомерно, смачно. Били по очереди и все вместе. Били кулаками, палками, прикладами винтовок, отводили душу, что называется, на совесть. Мстили от души.

У Александра было так разбито лицо, что глаз почти не было видно. Но больше всех досталось Кирюхе. Увидев на его ноге повязку, подводники сорвали ее, плеснули на рану кислотой. Кирюха тихонько завыл. И один бугай, разогнавшись, саданул по раненой ноге кованым ботинком. Кирюха потерял сознание.

Сотникова били все вместе, он, правда, ухитрялся как-то уворачиваться, но из сотен ударов только десяток прошел мимо, остальными измолотили его тело в сплошной кровоподтек.

Митяй пытался гадов уговорить. Они его не поняли. Они били его в говорящий рот, пока Козлов не стал захлебываться собственной кровью.

А Вася Гладий как-то ухитрился выпутаться из веревок и даже завязать драку, но ему накинули петлю на шею, дернули так сильно, что хрустнули позвонки.

Немому досталось меньше всех. Видно, пираты устали. Или оставили на завтра.

Потом многие часы, брошенные в какой-то затхлый угол, ребята то впадали в мучительное полузабытье, то стонали, проснувшись в поту, крови и боли.

– Главное – не убили, –г кое-как придя в себя, сказал Александр. – Значит, еще есть шанс.

Он посмотрел на часы – было девять. Только вот утра или вечера?

– Ну как? – спросил он у остальных.

Сотников приоткрыл, разлепил спекшийся от крови рот.

– Хренотень, да и только, – сказал он.

И Александр понял – ребят не сломили.

Между тем за дверью завозились, раздался лязг, и возникший на пороге дюжий охранник неожиданно тонким и высоким голосом распорядился:

– Командира. Пленники переглянулись.

– Командира! – требовательно повторил охранник. Немой уже собирался было подняться, когда Турецкий опередил его. На беззвучный вопрос в глазах капитана Турецкий негромко произнес:

– Здесь командир – я.

Заложив руки за спину, он потащился, подталкиваемый в спину автоматом, по узкому проходу, незаметно озираясь по сторонам. Один глаз почти не видел, а второй болел от любого света. Но Александр заставлял себя смотреть.

Лодка, по всему видно, была старая, давно отработавшая свой срок. Протянутые над головой коммуникационные трубы сочились влагой и были покрыты толстым слоем бурой ржавчины. Несколько человек встретились Турецкому по пути; они злорадно ухмылялись, давая пленнику дорогу.

В капитанской рубке в покачивающемся на тонкой ножке вращающемся кресле сидел спиной к входу тучный и лысый, как бильярдный шар, человек. Тяжелые обильные складки покрывали его затылок.

– Ну что, товарищ, добегался? – по-русски произнес толстяк, не оборачиваясь..– Мои люди очень хотят вас всех убить. Они злопамятные. Прямо беда. Но и ты их пойми – профессия такая, по нескольку месяцев без цивилизации, без женской ласки. Огрубели. Я не могу их даже удержать. Тут как-то на днях зашли мы на маленький японский островок, ну вот вроде бы люди вам, цивилизация, женщины. Так нет, стервецы, поймали какого-то старика… Как бишь его? А! Акира-сан, да. Голову ему отрубили. Ну ладно, поиграли, хватит уже. Нет. Жену этого старика поймали, живот ей вспороли и туда стариковскую голову– представляешь? Звери. Я сам их боюсь, командир. Они уже и для вас казни придумали – жуть.

Турецкий сцепил зубы и молчал. Все вокруг казалось розовым из-за налившихся кровью глаз. Только в этот момент Турецкий понял, что значит выражение– видеть все в розовом цвете. Это вовсе не елейная картинка.

«Русский же, – подумал он. – Хотя, как верно говорит Веня, дело не в национальности, а в характере. У этого характер – шакал. Ах, гады-гады, старика убили…»

Капитан пиратов медленно прокрутился в кресле. Лицо его остановилось против лица пленника. Маленькие, заплывшие жиром глазки пытливо поглядели на Турецкого.

– А ты хочешь жить? Хочешь. Ты ж не старик. Ну а хочешь жить – умей проигрывать, – сказал пират.

– Что вам от нас нужно? – прохрипел Александр.

– А что вам нужно так далеко от дома? – вопросом на вопрос ответил он.

– Мы потерпели кораблекрушение, – изобразив на лице непробиваемую тупость, произнес Турецкий. В конце концов, в данных обстоятельствах не остается ничего другого, как только играть ва-банк.

– Я не люблю, когда меня обманывают, – сказал толстяк и наотмашь ударил Александра. Тот уже почти не чувствовал боли, потому что все тело и так разрывалось.

– Не понимаю вас, – тем не менее сказал Турецкий. – Ваши люди обнаружили нас посреди океана на дырявой лодке, которая должна была затонуть при первом же ветерке. У нас не было воды и пищи. Разве это не доказательство моих слов? Где ж тут обман?

– Кораблекрушение потерпели не вы. Кораблекрушение потерпел танкер «Луч». Он-то нам и нужен.

– Да, но при чем тут мы? Вы же не хотите сказать, что мы спрятали целый танкер. Всем известно его местонахождение…

Толстяк поморщился, все более и более раздражаясь непонятливостью собеседника.

– Танкер «Луч» имел при себе ценный прибор.

Мы ищем этот ценный прибор. А вы знаете, где его искать. Нам надо просто договориться. Иначе…

– Убьете?

– Не-ет, – протянул толстяк. – Зачем вас убивать? Вы и так не живы. Весь мир уже считает вас мертвыми.

– Но мы живы…

– Пока, ха-ха-ха, – весело раскатился толстяк. – Вы все равно умрете. Это уже решено. Только ведь умирать можно легко, от пули в затылок, скажем, а можно тяжко, муторно. От голода. От такого голода, что вы озвереете и будете есть своих товарищей. Это мои проказники придумали. Они вам будут кидать по куску мяса ваших товарищей каждый день. Говорят, вкусное мясо, кстати. Я против, но вы должны мне помочь. А? Что вы выбираете? Пулю в затылок или – сидят и кушают бойцы товарищей своих? – пропел он последние слова.

Турецкий сплюнул горькую кровь, накопившуюся во рту.

– Я дам вам на размышление три часа. И пять бутылок водки. Помозгуйте там хорошенько. Уведи его, – кивнул он охраннику.

И тут произошло то, что немного ободрило Турецкого.

Охранник лениво потянулся, медленно поднялся со стула и что-то недовольное сказал своему начальнику. Начальник прикрикнул на своего подчиненного. Началась ссора.

На каком языке они ругались, Турецкий не понял – скорее всего, помесь многих языков. Но понял главное – дисциплины на подлодке нет никакой.

После длинной и крикливой перебранки, в которой была даже угроза начальника применить оружие, охранник повел пленного, но на этот раз другим путем.

Турецкий получил возможность ознакомиться с расположением нескольких пересекающихся коридоров и взял на заметку дверь, за которой, надо полагать, находилось нечто вроде кают-компании: оттуда неслась приглушенная музыка и лающий мужской смех. Главный вывод, который позволила сделать вынужденная прогулка по подводной лодке, заключался в том, что экипаж пиратского судна вряд ли был многочисленным.

– Ну что? – выпалил Немой, едва Турецкий появился на. пороге камеры и тяжело опустился на пол.

– Познакомился с капитаном, – сообщил тот, пытаясь улыбаться разбитым ртом. – Он рад нашему присутствию на судне и в знак дружбы посылает угощение.

На этих словах гориллоподобный охранник, лязгнув запорами, одну за другой поставил у порога пять обещанных бутылок водки.

Кирюха попытался присвистнуть, а Митяй без лишних слов деловито принялся отвинчивать крышку. Руки его не слушались.

– Они ищут некий ценный прибор, – сказал Александр. – У нас есть три часа на размышление. Если мы не согласимся на условия, нас будут…

– Ясно, – не дал договорить Гладий.

– Они старика Акиру убили, – сказал Турецкий. – И жену его. Минуту молчали.

– С-суки, – процедил Кирюха свое привычное. Но в это слово сейчас не вмещалась вся ненависть к пиратам.

Гладий сжал до хруста кулаки. И так огромные, они казались сейчас, бомбами с подожженными фитилями – рванут, костей не соберешь.

– Выбор небольшой, – покачал головой Сотников.

– Капитан судна надеется, что мы примем единственно правильное решение, – громко произнес Турецкий. Пленники, уже хорошо знакомые с интонациями Александра, насторожились. – На карту поставлена наша жизнь, – продолжал он. – Никто не знает, где мы, и потому ждать помощи неоткуда. Считаю, мы должны принять условия…

Все это он произносил громко, а в паузах между предложениями еле слышным шепотом сообщал совсем другую информацию:

– Экипаж корабля невелик. Дисциплины никакой. У двери каюты дежурит всего один человек. Кают-компания размещается за четвертой дверью по коридору налево.

Несколько пиратов находятся там. Вход в машинное отделение – в кормовом отсеке. Пираты носят при себе оружие, но вряд ли готовы к тому, что оно может пригодиться на судне. Если напасть неожиданно, они не успеют пустить оружие в ход.

Водку они пить не стали, продезинфицировали ею раны. Вполне резонно опасались, что в питье что-нибудь подмешано.

– Все это здорово, – тоже шепотом ответил Веня, – только какие из нас бойцы? Попереломаны, поперебиты, перекалечены.

Турецкий выразительно показал глазами на руки Сотникова.

– Кулаки-то у тебя целы?

Он опасался не того, что ребята изранены и слабы, он опасался, что они в слепом гневе наделают по неосторожности глупостей. А ребята были даже не в гневе – в бешенстве.

Три часа спустя, минута в минуту, за дверью вновь загромыхало и тонкоголосый верзила, заглянув в темницу, распорядился:

– Командира!

Турецкий стоял прямо перед ним на коленях и, «пьяно» покачиваясь, «допивал» водку из бутылки, высоко запрокинув голову.

Остальные валялись, живописно изображая безобразно пьяных, что называется – в лоскуты, в доску, вдрабадан.

– Командира! – как и в прошлый раз, требовательно повторил стражник и дернул Турецкого за рукав. Тот свалился прямо под ноги охраннику.

– Земеля, давай и ты с нами, долбани маленько, – произнес Сотников «заплетающимся» языком, а когда охранник обернулся к нему, откуда-то из-за его спины выдвинулись крепкие руки Васи и, казалось, легонько повернули голову охранника набок, как откручивают колпачок с зубной пасты. Тихонько хрустнули позвонки, охранник высунул толстый язык и выпучил мертвые глаза.

Он плашмя рухнул на пол, и пять пар рук проворно втащили его в камеру. Словно не они только что были «в отключке».

Все произошло так быстро, что охранник, явившийся затем, чтобы доставить пленника к капитану судна, ничего не понял. Он подался вперед, чтобы узнать, почему тишина в камере. Турецкий рубанул его ребром ладони по горлу. Столько ярости вложил в этот удар, что голова тряпично мотнулась вперед, стукнувшись носом о собственную грудь.

Жалобно хрюкнув, охранник повалился на неподвижное тело сотоварища.

– Вперед, – скомандовал Турецкий, выхватывая оружие из коченеющих рук охранников. Он мог этого и не говорить. Ребята так рвались в бой, что Александру с трудом удалось уговорить их хоть на эту небольшую хитрость – притвориться пьяными. Они не очень-то и старались. Будь охранники хоть чуть-чуть проницательнее, сразу бы почуяли неладное. Ребята рвались в бой – напролом, в лобовую атаку, грудью на дзот. И Турецкий боялся, что они ослепли в ярости. А слепота в бою – смерть.

В кают-компании тем временем полным ходом шел просмотр захватывающего порнофильма, раздобытого на разграбленном в прошлом месяце торговом судне.

Разгоряченные увиденным пираты, потирая руки и гогоча, прихлопывая себя по коленям и соседа по спине, наблюдали, как дюжий кудрявый молодец, выставив наперевес устрашающих размеров мужское достоинство, распинает на столе грудастую блондинку. Задница блондинки лежала в блюде с майонезным салатом, но пыл любовной страсти был столь велик, что блондинка даже не замечала этого.

– Усью! – наперебой вопили пираты. – Усью яя!

Словно услыхав этот пламенный вопль, дюжий молодец направил ядреное достоинство в самые недра грудастой.

Увы, распаленным зрителям не дано было узнать, как закончилось жаркое любовное танго.

Дверькают-компании с треском отворилась, и, выбросив ногу вперед, в помещение с диким рыком ввалился Митяй. В прямом смысле ввалился, потому что споткнулся о высокий порог и оказался на полу. Возможно, именно это его и спасло. Пока матросы хватались за оружие, Митяй тремя выстрелами вышиб мозги троим. Четвертый метнулся в сторону, хотел было выбежать прочь, однако на пороге его встретил Вася, встретил пирата лоб в лоб, и тот, обиженно мяукнув, по стенке сполз к ногам Гладия.

– Таракан, – презрительно оценил Гладий, а Митяй, поглядев вокруг на валяющиеся бездыханные тела и на экран телевизора, где в этот самый момент показывали салатное блюдо и ерзающее на нем содержимое, произнес:

– Ублюдки! – И непонятно, к изображению это относилось или к мертвым пиратам.

Экран вдруг раскололся на мелкие кусочки от попавшей в телевизор пули. Реакция команды Турецкого была мгновенной. Они теперь стреляли с двух рук, добавляя к оглушительным в маленьком помещении звукам выстрелов дикий рык озверевших мстителей.

Пираты, пытавшиеся ворваться в каюту, изгадили своими мозгами, кишками и кровью все стены, пол и даже потолок. Положили четверых. И рванули в машинное отделение.

Тем временем Турецкий и Веня Сотников, сжимая в руках пистолеты обезвреженных охранников, мчались к капитанской рубке.

Неожиданно из-за поворота вынырнул низкорослый, но коренастый крепыш, жующий на ходу огромный бутерброд. Увидав беглецов, он открыл рот, чтобы завопить, но непрожеванный хлебный мякиш помешал ему издать сколько-нибудь внятный звук. В следующее мгновение пуля вогнала непрожеванный кусок бутерброда низкорослому глубоко в глотку, крепыш отлетел к стенке, шмякнулся затылком о проржавевшую трубу и, дернувшись напоследок, застыл на полу в проходе.

– Возьми с собой, пригодится, – сказал Турецкий. Взвалив крепыша на плечо. Сотников двинулся следом за Александром. Каждый шаг давался с трудом. А тут еще труп на плечах.

У двери в капитанскую рубку Турецкий остановился и кивнул спутнику. Тот осторожно опустил крепыша и прислонил к стене, придерживая рукой так, чтобы казалось, что пират расслабленно оперся о косяк, собираясь войти. Держа наготове пистолет, Турецкий небрежно постучал. Из капитанской рубки донесся недовольный голос. Видимо, толстяк интересовался, кого черт принес.

Сотников вопросительно поглядел на Турецкого. Тот, не отвечая, постучал вновь, но на сей раз уже требовательно. Дверь отворилась, и из проема выглянуло автоматное дуло. Оно коснулось лица крепыша, точно проверяя, а затем раздался недовольный голос охранника.

Нетрудно было понять смысл его слов: мол, нашел время шутить!

Волосатая ручища охранника ухватила крепыша за ворот. Турецкий сделал знак, чтобы Веня покрепче придержал своего подопечного. Тот так и поступил.

Удивленный сопротивлением товарища; охранник подался ближе к двери – и в следующее мгновение, пролетев по воздуху добрые три метра и описав замысловатую дугу, грохнулся на пол.

Собрав все силы и саданув по двери ногой, Турецкий ворвался в рубку.

Надо отдать должное реакции капитана пиратов: даже не оборачиваясь, он через плечо пустил автоматную очередь, наповал сразившую цель. Целью оказался несчастный мертвый крепыш, потому что Турецкий предусмотрительно присел на корточки, а затем перекатился по полу к ногам капитана.

– Оружие на стол! – заорал он, ткнув пистолетом в яйца пирату.

Толстяк, оценив обстановку, не стал перечить.

Холодными заплывшими глазками он яростно смотрел на Турецкого и, казалось, жалел только об одном: что вовремя не открутил ему голову.

Сотников, обыскав постанывающего охранника и на всякий случай еще раз врезав ему промеж глаз, кивнул командиру: все о'кей. И тут же вцепился в толстяка:

– Кто? Кто убил старика?

– Я не… я не уб-бивал… – пролепетал капитан побелевшими губами. – Это он… Он! – истерично завопил и ткнул пальцем в лежащего охранника.

Веня метнулся к увальню.

Несколько оплеух привели того в чувство.

– Ты убил старика Акиру? – с ледяным спокойствием осведомился Сотников.

– Веня, он не понимает! – крикнул Турецкий.

Охранник согласно замотал головой.

– Сейчас поймет! Ты убил, гад? Это ты убил старика?! – зашелся Веня, тряся охранника так, что у того голова тряпично болталась на шее. – Ты зачем убил старика?

Турецкий не останавливал Сотникова, он понимал, что остановить это невозможно.

– Что тебе сделал старик? Что он тебе, подонку, сделал?! Что ты за мразь такая?! Они со старухой тебя, паскуду, кормили, они тебе отдавали последнее, а ты их убил?

Ты вообще человек?

Охранник криво улыбался. Он не понимал Вениных слов. Только воровато оглядывался на капитана.

– Ты ему голову отрезал, да? Ты вспорол старухе живот и туда ту голову засунул? Ну теперь смотри, теперь ты, сволочь, так же кончишь!

Веня схватил со стола плоский штык и замахнулся над шеей охранника – тот дико завизжал.

– Я тебе, гад, сейчас отрублю твою мерзкую голову и вот ему, – Веня ткнул пальцем в капитана, – вот ему в пузо затолкаю.

Теперь заорал и капитан.

– Не-на-ви-жу, – процедил Сотников, – как же я вас не-на-ви-жу!

Он снова замахнулся штыком, но рука его опустилась. Он не смог. Его воспаленные мозги кричали – отомсти, рубани по этой шее, но рука не слушала. Он был человек, а не зверь. Он просто приставил пистолет к голове увальня и спустил курок – так пристреливают загнанную лошадь.

Только теперь обернулся к капитану.

Увидел, что в опасной близости от командира пиратов остался автомат. Но тот даже не подумал им воспользоваться. Он был в шоке. Страшная смерть и ему заглянула в глаза.

Когда Сотников повернулся, капитан инстинктивно закрыл лицо рукой. И тихонько заскулил.

– Хорош, Вениамин, – хрипло проговорил Турецкий. – Не марайся ты об них. А ты слушай меня внимательно, мразь, – снова ткнул он дуло пистолета в мошонку толстяка. – Никаких трех часов на размышление я тебе не дам.. Или ты немедленно отдаешь команду повернуть судно в сторону российского берега, или пойдешь на корм рыбам. Ты мне обещал вкусное мясо товарищей – я не такой гурман. Но думаю, акулам твоя задница придется по вкусу. Ясно говорю?

– Не-ет! – заполошно прокричал толстяк. Турецкий отвел ствол пистолета чуть в сторону и выстрелил.

Взвыв, капитан откинулся на кресле и заболтал в воздухе короткими ручонками. Лицо его при этом приобрело покойницкий иссиня-зеленый оттенок.

– Это было последнее предупреждение, – невозмутимо сказал Турецкий.

Корчась от страха, пират потянулся к пульту.

– Без глупостей, – сказал Турецкий, для верности утопив пистолетное дуло в жирных складках на затылке капитана.

Толстяк пробормотал что-то птичьей раструб микрофона внутренней связи.

В динамике послышался щелчок.

– Фьюи цуи кяся фья, – повторил пират.

В глубине динамика послышалось далекое ответное воркование, перебитое зычным басом Гладия:

– Сашко, вы уже там чи шо?

– Василий?

– А кто ж еще! Машинное отделение в наших руках. Митяй захватил рубку управления.

– Никто не пострадал?

– Из наших – нет.

– Значит, так, – распорядился Турецкий. – Держим курс на Владивосток. Ты уж проследи, чтоб в машинном все было без эксцессов. – Капитану же пиратов он приказал: – Отдай распоряжение: движемся к Владивостокскому порту.

Толстяк тяжело вздохнул и, казалось, окончательно покорился судьбе.

Он видел, что и Александр и другой еле держатся на ногах. Долго они не протянут. Еще был шанс освободиться от этих железных людей. Ведь на самом деле не такие уж они и железные…

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Глава первая ОПОЗНАНИЕ

Двое суток пролетели, как двухчасовой видовой фильм. Елена Игнатьевна летела на самолете Аэрофлота из Японии. Ей предложили вернуться в Москву на гражданском самолете, а не на военном, как она летела туда. Никто ее не сопровождал, и она могла позволить себе расслабиться.

Как только самолет взлетел, Лена сразу уснула. События этих дней, перемены часовых поясов вымотали ее физически и выжали из ее души все чувства, оставив только тоскливую щемящую боль и надежду.

…В этот раз телефон опередил телевизор.

– Елена Игнатьевна, вам нужно собрать необходимые вещи в расчете на два дня. Сколько времени вам потребуется на сборы? – Слова прозвучали сдержанно, твердо, как приказ.

– Я буду готова в течение часа.

Елену Игнатьевну привезли на аэродром в Чкаловск. Терпеливо ожидая объяснений, она не задавала никаких вопросов. К ней подошел человек в штатском. Но по тому, как все стоявшие около нее военные подтянулись, Лена поняла – сейчас она все узнает.

– Здравствуйте, Елена Игнатьевна. Меня зовут Александр Владимирович Чернов. Я член комиссии по расследованию аварий на танкере «Луч».

По тому, как этот человек мягко обхватил ее руку, данную для рукопожатия, и задержал ее в своей, она почувствовала неладное.

– Японскими спасателями выловлен труп европейца. Они предполагали, что это капитан. Но штурман танкера труп не опознал, – поспешил успокоить Лену Чернов. – Елена Игнатьевна, вам придется лететь туда на опознание. Заключение должно быть точным, мы не можем допустить ошибки, поэтому и вынуждены обратиться к вам.

Лева почувствовала неприятную слабость в ногах и, судя по тому, как к ней бросились окружающие, поняла, что близка к обмороку. В голове стучало только одно: «Я знаю, он жив. Я сделаю все, чтобы он жил. Я все вынесу. Он должен жить…»

Полет был долгим. Она пыталась представить себе процедуру опознания. Фантазия рисовала ей картины, вызывающие почти патологическую реакцию организма: ее мутило, голова раскалывалась, глаза слезились. Хотя все это могло быть и следствием полета. Ей давали какие-то таблетки, но облегчения она не чувствовала.

Облегчения не последовало и тогда, когда самолет приземлился. Ее встретили представители российского посольства, пожимали руку, представлялись, но Елена Игнатьевна даже их лиц разглядеть не могла. Как будто она была отгорожена от мира дымовой завесой.

И только когда она вошла в, небольшую комнату и ее подвели к окну, выходящему в соседнее помещение, зрение ее сфокусировалось. На столе, накрытое простыней, лежало человеческое тело.

Маленький тихий человек в белом халате поднял простыню.

Лена закрыла глаза и только усилием воли заставила себя взглянуть на мертвеца…

– Это мой муж, – вот и все, что она смогла произнести.

В салоне пассажирского самолета Елена Игнатьевна ничем не отличалась от других сограждан, возвращающихся на родину. Она была спокойна и уравновешенна. -

«Ваш муж жив, – вспоминала она снова и снова слова экстрасенса. – Вы сможете отвести от него удар».

И еще она помнила о ночном телефонном звонке неизвестной журналистки Нателлы Полуян.

Лена надеялась, что все сделала правильно. Что помогла Игорю, что, если и не скоро, все равно увидит его. Она свято верила, что любовь может спасти и в расстоянии.

Глава вторая БЛАГОСЛОВЕННЫЙ ГОРОД

Такого еще Владивосток не видел.

В порт, распугивая буксиры, под конвоем вертолетов и пограничных катеров вплыла желтая подводная лодка.

Бывало, что во Владивостокский порт заплывали моржи и даже киты, но лодка из песни «Битлз» – это было чудо.

Жители собрались по берегам на удивление быстро и многочисленно.

Они считали, что это какое-то рекламное шоу, поэтому безуспешно искали на бортах лодки надписи типа «Спикере или «Леванте», но, к их удивлению, никаких надписей не было. Более того, лодка остановилась посреди бухты, на нее тотчас выгрузилась команда спецназовцев, из открытых люков лодки стали выходить с поднятыми руками небритые люди, а шестерых из этих людей почему-то сразу же подняли на вертолет и отвезли в неизвестном направлении.

По городу поползли слухи один удивительнее другого: дескать, это киносъемка, другие говорили,– китайцы наняли какую-то списанную посудину, чтобы завезти в Россию партию пуховых курток, а кто-то даже придумал, что это поймали морских пиратов, но последним верили меньше всего.

Правду знала только команда Турецкого, но это именно их по неизвестно чьему распоряжению сразу же посадили в вертолет и отвезли за город, в тихий пансионатик.

Целый день отпаивали лекарствами, бинтовали их многочисленные раны. Как могли приводили в порядок.

На все вопросы ребят обслуживающий персонал отвечал однообразно:

– Мы ничего не знаем. Да вы не волнуйтесь, лечитесь, отдыхайте…

Александр и Немой целыми часами о чем-то шушукались, пытаясь понять, что же им делать дальше. Груз-то уже здесь, в России, но почему они до сих пор не видят ни Савелова, ни Чернова?

Немой твердил одно и то же:

– Это кто-то из них нас подставил. Мы до дома не доберемся. Нас кончат где-нибудь по дороге.

– Так ведь давно уже могли! – возражал Александр.

– Не могли. Подавитель у нас. И это наш козырь! Кому-то из них именно эта машинка нужна.

Они и так и этак прокручивали всё ситуации, но к окончательному выводу прийти не могли. То получалось, что подставил их Чернов. Точно, он, больше некому. То получалось, что без Савелова тут не обошлось. Ведь он же затеял всю эту операцию.

– А может быть, кто-нибудь из твоего ведомства, а, капитан?

– Может быть, – мрачно отвечал Немой. Но Александр видел: капитану эта версия кажется совсем уж абсурдной.

Как только раны перестали кровоточить, как только они смогли держаться на ногах, решено было из пансионатика смыться. Это уютное заточение их почему-то пугало. Ведь явно же – все секреты раскроются, все тайны всплывут, как только они доберутся до Москвы. И тот, кто их подставил, ни за что этого не допустит. Уже, пожалуй, отправлена бригада людей, чтобы решить проблему кардинально.

Решили действовать так же, как в Японии, разбежаться в разные стороны. Козлов отправится искать машину. Гладий и Кирюха подыщут жилье. Кирюхе особенно суетиться не стоит. Нога по-прежнему была не в порядке.

Веня и Турецкий попытаются связаться со своими. Турецкий мечтал об одном – добраться до телефона и позвонить Меркулову.

А Немой…

– А я знаю, что надо делать, – сказал капитан, опережая команду Турецкого. -

– Может, нам скажешь?

– Нет, ребята, пока не скажу. Никаких секретов тут нет. Просто у меня такая примета: пока не сделано, не болтать.

– Да уж, помним мы твою примету, когда ты нас американцам сдал, – вспомнил Александр. – Сейчас уж, надеюсь, без таких выкрутасов?

– Сейчас у нас одна задача – вычислить подонка, который нас продал на корню. А тут у меня кое-какие концы есть.

В самом деле слова Турецкого о том, что концы, возможно, тянутся в СВР, заставили Немого отказаться от мысли обратиться прямо к своим. У него была другая задумка, совсем дикая на первый взгляд, но иного выхода он не видел.

Журналистка.

Почему-то именно о ней он сейчас подумал. Она не могла быть подставой, уж слишком грубо было бы. «Нателла Вениаминовна Полуян», как прочел он на визитке, действовала на свой страх и риск, очевидно, эта именно она уведомила Лену. И именно то, что жена опознала «его» труп, дало всей команде передышку и возможность уйти из Японии, от американцев, вообще добраться до России.

Жене он звонить боялся, потому что был уверен – ее телефон на прослушке. А вот Полуян… «Возможно, ее телефон тоже прослушивали, но мало ли людей звонят журналистке, профессия у нее такая – общаться с людьми.

Чего, собственно, он от нее хотел, Немой так для себя и не сформулировал до конца, но что-то брезжило, что-то он наметил, что-то придумал беспроигрышное, теперь все дело за тем, согласится Нателла им помочь или испугается.

«Бог знает что! – думал он сокрушенно. – Звать женщину, чтобы разобраться с нашими мужскими делами…»

Владивосток! Благословенный город. Бредя по неширокой улочке, Митяй жадно втягивал в себя смешавшиеся холодные запахи земли и – моря, бензиновых испарений и близкого присутствия жилья. Из окон неслись знакомые мотивы, даже тонкозвонный голосок Алены Алиной, которую Козлов раньше терпеть не мог, теперь отзывался в сердце сладкой музыкой. Как хорошо дома после чужбины. А то эти японцы, американцы, пираты, Осака и прочая ерунда – они Митяю хуже смерти надоели, и он был счастлив, что затянувшееся приключение наконец подошло к финалу, вскоре они смогут доставить подавитель и капитана танкера «Луч» по месту назначения и, получив причитающееся, разойтись каждый восвояси.

Друга дома не оказалось, жена сказала, что будет часа через два. У Митяя был целый мешок времени, вот он и решил провести его с пользой для тела и души.

«Перво-наперво, – думал Митяй, шагая по владивостокским улицам, – закажу на дом проститутку. Дорогую, в мехах и бриллиантах. Посажу напротив и скажу: сиди! А сам буду пить шампанское и заедать черной икоркой. Сижу и ем, а она смотрит. У проститутки от такого обхождения уже через час глаза вылезут на лоб, а ум зайдет за разум. Тогда, насладившись ее замешательством, с чистой совестью можно вручить «гонорар» и вытолкать проститутку прочь. До конца жизни не забудет странного клиента.

Потом, – думал Митяй, – куплю себе классную дубленку, а эту телогрейку выброшу и армейские ботинки прикуплю на толстой подошве – новые. В таких ботинках хорошо ездить на зимнюю рыбалку.

Матери надо послать посылочку.

Рассчитываться за долг, от которого он баррикадировался в Москве, Митяю почему-то уже не хотелось. Ничего, обойдутся. Он в команде, ребята его в обиду не дадут. Не станет же он дарить с таким трудом и риском для жизни заработанные деньги каким-то подонкам.

О том, что подонки уже давно не стерегут его, а жарятся в аду, Козлов не знал.

Он считал себя свободным и даже везучим человеком. Вот и в стране узкоглазых побывал, да, красиво живут, ничего не скажешь, но в войну мы их победили, а не они нас.

Целиком поглощенный такими размышлениями, размягченный улыбками встречных девушек, Митяй не замечал, как невдалеке медленно движется «жигуленок» темно-вишневого цвета с затемненными стеклами. «Жигуленок» неуклонно следовал за ним, сворачивал в переулки, а затем выныривал из подворотен, на светофорах выруливал за грузовички и автобусы, чтобы поменьше привлекать к себе внимание.

Четыре пары глаз пристально наблюдали за крепкой фигурой Митяя, шагающей по тротуару.

Миновав голый скверик, Митяй вышел на просторную асфальтовую площадку, где под разноцветными зонтами, накрытыми шапками снега, были расставлены белые ажурные столики на гнутых ножках и звучала легкая музыка. На этой холодрыге тем не менее сидели несколько парочек и потягивали пиво из банок.

После рационально организованных японских забегаловок родное российское кафе манило к себе вдвойне.

Митяй не стал отказывать себе в удовольствии и, усевшись за свободный столик, жестом подозвал девушку официанточку в дубленке и платке.

Сервис по-русски.

– Что желаете? – пыхнула паром изо рта девушка.

– Познакомиться.

Официанточка потемнела лицом и уже открыла рот, чтобы осадить зарвавшегося клиента, когда тот поспешно прибавил:

– …с меню.

– У нас только пиво и пирожные, – сказала официанточка.

– А вот в Японии, стоило бы мне только глазом моргнуть, тут же соорудили бы обед из восьми блюд, – игриво сообщил Митяй.

Официанточка явно была не намерена флиртовать со словоохотливым посетителем, да и мороз не располагал к флирту.

– Вот и езжайте в Японию, – посоветовала она ледяным тоном, – если так нравится.

– Не хочу. Придется согласиться на пиво и пирожные.

– Немецкое, чешское, голландское?

– На ваше усмотрение.

Снова фыркнув паром, официанточка удалилась.

Митяй с грустью провожал взглядом ее могучие, колышущиеся при ходьбе бедра, схожие с паровозными шатунами.

«Да, – заключил он, – перво-наперво, когда вернусь домой, обязательно надо будет заказать проститутку. Всенепременно!»

И тут же подумал, что становится похожим на Кирюху. Впрочем, все эти дни, проведенные вдали от Родины, кого угодно сделают «ходоком».

Расслабленно откинувшись на узкую спинку стула, Митяй закурил, пуская в купол зонта сизую струю дыма.

За соседним столиком травила анекдоты компания молодых людей пэтэушного вида; периодически раздавался взрыв хохота, сопровождающийся повизгиванием и похлопыванием себя по ляжкам.

– Невдалеке чопорная дама в мехах наскоро запихивала в себя эклер.

Словом, вокруг текла мирная российская жизнь, и это вселяло в душу Митяя благословенный покой. Кажется, он даже задремал на несколько мгновений в ожидании заказа, но не от усталости, а от переполняющего состояния покоя и счастья.

Наконец показалась официанточка с подносом в руках; на подносе были установлены тарелка с пирожными и банка пива.

– Пиво японское, – язвительно прокомментировала она, – оно дешевле стоит.

– Благодарю. Вы очень любезны.

– Кстати о Японии, – сказала официанточка, – Вас там спрашивают. Какой-то мужчина… по виду – японец.

– Где? – удивился Митяй.

– А вон, за палаткой.

Поднявшись из-за стола и попыхивая сигаретой, Митяй двинулся в указанном направлении. Официанточка равнодушно глядела ему вслед.

За торговой палаткой никого не было, если не считать шелудивого пса, пристроившегося к углу строения справить малую нужду. Увидав Митяя, пес злобно ощетинился, однако вступать в схватку не стал и юркнул в кусты.

Удивленно оглядевшись, Митяй пожал плечами и вслух произнес:

– Дурацкая шутка!

– Это не сутка, – раздался за спиной высокий голосок.

Обернувшись, Митяй обнаружил перед собой махонького, вровень с грудью, человечка с лицом то ли корейца, то ли вправду японца. Человечек глядел на Митяя исподлобья, насупившись.

– Поедес со мной, – сказал человечек.

– Это еще что за обезьяна узкоглазая? – рассмеялся Козлов.

– Поедес со мной! – повторил человечек уже угрожающе.

– Да пошел ты в… – начал было Митяй, но в этот момент сзади раздался скрип снега под чьей-то ногой и следом – удар по темечку.

– Сам обезьяна, – раздался над ухом высокий злой голосок.

Все поплыло перед глазами, и Митяй плашмя рухнул наземь…

Глава третья НЕРВЫ

Валентин Демидович Савелов проснулся в это утро по старой армейской привычке, без будильника, ровно в шесть часов утра.

Стараясь не разбудить жену, которая все-таки проснулась, пробурчав: «Вот неймется тебе, Костя, спал бы», он принял душ, выпил чашку кофе и, надев тренировочный костюм, вышел на улицу…

Два года назад у Савелова прямо на улице схватило сердце. Какая-то старушка дала ему таблетку нитроглицерина, приступ прошел, и он снова забыл о том, что у него есть сердце. Через три месяца на очередном медосмотре Валентин Демидович был крайне удивлен, когда молодой врач, просмотрев его электрокардиограмму, заявил: «А ведь вы, товарищ полковник, микроинфарктик перенесли на ногах!» И посоветовал утренние пробежки.

Так и нашел Савелов, чем заполнить эти два с половиной утренних часа от пробуждения до выхода на работу, потому что здоровьем своим он дорожил.

А со сколькими новыми людьми он познакомился за эти утренние часы.

Вот и сегодня, не успел он сделать легкую разминку, как к нему присоединился старичок из соседнего подъезда, Кузьма Егорович. Всю жизнь Егорович прослужил в КГБ, но выше старшего лейтенанта подняться по служебной лестнице не смог.

– Слышь, Демидыч! – начал дедок, топчась на месте. Это топтание Кузьма Егорович называл «бегом от инфаркта». – Ты, эта! Ты вчерась телик смотрел вечером?

– Смотрел!

– Ну и как тебе?

– Слушай, Егорыч, ты успокойся, остановись и скажи конкретно – ты про что?.. Да не скачи ты, как козел, а то я боюсь, что ты развалишься. Так что ты в своем телевизоре узрел?

Ноги Егорыча остановились, а руки, наоборот, начали выделывать движения, которые можно было назвать физкультурными, только обладая очень большой фантазией.

–Про танкер "Луч", который затонул, слышал?

– Да так, краем уха.

– Ну ты знаешь, что он затонул, что команду спасли всю, кроме капитана.

– Это я знаю. А дальше что?

– А дальше-то самое интересное! Вчерась сказали, что капитан нашелся, но не живой, а его труп. И даже, может, не его труп, а какого-то белого европейца. Ты понял?

– Я ничего не понял! Говори ты толком. Чего ты все оглядываешься, как будто боишься чего-то.

– Испугаешься тут, Демидыч! Мне такое рассказали… Меня за эту информацию запросто могут того… – И Кузьма Егорович, проведя ребром ладони себя по горлу, пальцем показал на небо. – Ты понял?

– Да кому ты нужен, хрен старый! И интересно, что это за информация такая? Мне ты можешь сказать по старой дружбе? Или за меня боишься?

– Тебе скажу! Ты человек военный, секреты хранить умеешь. Слушай! Нам говорят, что танкер во время шторма затонул, а его япошки подбили, с подводной лодки. И капитан не пропал вовсе, а исполняет наше задание. Секретное!

Савелов внутренне сразу напрягся и подумал: «Неужели утечка информации? Откуда? Да нет, не может быть! Вся операция строго засекречена. Знают о ней всего несколько проверенных людей… Чушь, не может быть!»

А Кузьма Егорович, уже шепотом, закончил:

– Только ты никому ни слова! Уговор, Демидыч?

– Да объясни ты, дед, кто тебе все это рассказал? И что это за задание секретное у капитана, из-за которого весь сыр-бор затеяли?

– Ты мне обещаешь? Никому!

– Сказал же! – Савелов старался всем своим видом показать, что его мало интересует этот разговор.

– Ну слушай! Сказал мне про это мой бывший сослуживец по КГБ. Он и посейчас большой пост занимает. Фамилию и звание его, как ты сам понимаешь, я тебе раскрыть не могу. Но он человек серьезный и врать не будет. А задание такое!.. Бабку мою, Евдокию Никитичну, посадить в президенты Японии! – И, заржав как жеребец, впервые покрывший кобылу, очень довольный собой Кузьма Егорович побежал дальше, крича: – А ведь купил я тебя, Демидыч! Как мальчишку купил! Вот будет чего сегодня мужикам рассказать!

«А ведь сердечко-то у тебя дернулось, полковник! Нервишки надо подлечить. Во всякую фигню верить начинаешь, – думал про себя Савелов, направляясь к дому и ласково вспоминая Егоровича. – Пердун старый, как разыграл!»

Через час, позавтракав и переодевшись, Савелов вышел из подъезда, чтобы ехать – на службу. Посмотрев по сторонам, он с удивлением обнаружил, что черной служебной «Волги», которая заезжала за ним последние полтора года, у парадного нет.

Прождав минут пятнадцать, Савелов начал беспокоиться, уж больно не похоже на его шофера, пунктуальнейшего Олега, такое опоздание. Олег никогда никуда не опаздывал. А если опоздание просто могло случиться, он обязательно звонил и предупреждал об этом.

Полковник собрался вернуться домой, чтобы узнать, ждать ли ему машину или ехать своим ходом.

– Простите, вы – Савелов? – спросил какой-то лохматый парень из остановившегося рядом «жигуленка».

– Ну, допустим.

– Мне вас Олег так и обрисовал…

– А что с Олегом, где он?

– У него что-то там с карбюратором. Движок заглох, вот он и попросил меня, чтобы я вас подвез. Он говорит, что вы опаздывать не любите.

– А Олег позвонить не мог?

– Он звонил, но у вас все время занято было… Так поедем или нет?

«Что-то здесь не так! Не мог Олег так поступить. Что это за парень? – подумал Савелов с тревогой и тут же сам устыдился своих мыслей. – Ты, полковник, правда какой-то зашуганный стал. Думаешь, что тебя выкрасть хотят… Во-первых, кому ты нужен, а во-вторых, ты же сам знаешь, как бы все было, если бы они этого захотели. И вообще все идет нормально, никто ничего не заподозрил».

– Так едем или нет? Вы, похоже, чего-то испугались, господин полковник? – нагло улыбаясь, проговорил парень.

– Валентин Демидович! – Услышал Савелов и увидел, что к нему подбегает Олег. – Товарищ полковник, я уже все сделал, можно ехать. Только машина на той стороне дороги осталась. Я как увидел, что Витька еще не отъехал, сразу остановился и к вам. – Олег повернулся к парню. – Спасибо, Вить. Мы теперь сами доберемся.

Сидя в машине рядом с Олегом, Савелов посмотрел на свои продолжавшие дрожать руки и спросил:

– А этот парень, он кто?

– Сосед мой, Витек! Я когда встал, он как раз мимо проезжал. Ну я его и попросил к вам подъехать. Я же не знал, что так быстро управлюсь…

И Савелов во второй раз за этот день подумал: «Надо лечить нервы!»

На работе его ждало неприятное известие – вернувшаяся в Россию и поселенная, в закрытый пансионат команда снова исчезла…

Глава четвертая ПОГАНЦЫ

Когда Козлов не вернулся к назначенному часу, Александр сразу понял – все, надо бежать из этого милого уютного местечка. Странно еще, что Митяя так просто выпустили, а впрочем, теперь получалось – ничего странного, его, видать, на выходе и взяли. А на Козлове теперь все замыкается, только он знает, у кого машина, только он знает, где в машине подавитель. Сначала из него выпытают самое главное, а потом уж и до них доберутся.

Одна надежда – Митяй выдержит, не скажет. Но ведь и они не знают, где искать аппарат.

Но это все, как говорится, лирика, сейчас главное – уйти.

А эта простая затея натыкалась в самом начале на почти непреодолимую преграду – команду переодели в больничные халаты, а вещи забрали и куда-то спрятали. Впрочем, если бы даже они и нашли свои штаны и рубахи, это не спасение. Во Владивостоке уже вовсю бушевала зима. Одеваться здесь, как в Японии, – дуба дашь через пять минут.

Хорошо еще, наскребли деньжат, чтобы хоть телогрейку Митяю купить. А самим-то как?

Впрочем, думать сейчас об одежде времени не было.

– Кирилл, – сказал Турецкий. – Опять мы к тебе с поклоном.

Кирюха притворно вздохнул, поднялся с кровати и, ковыляя, вышел в коридор.

Это его неотразимые мужские чары помогли выручить одежку Митяя. Медсестры, нянечки, обделенные мужской лаской, готовы были сделать для Барковского все и даже больше.

Правда, Кирюхе на этот раз приходилось ограничиваться многообещающими намеками, времени на полную программу не было.

Он вернулся минут через пять, неся ворох одежды.

– Сокол ты наш, – нежно проговорил Сотников.

– Учитесь, ребята, пока я жив, – сказал Кирюха, но никто не улыбнулся.

Почему-то его слова показались мрачным пророчеством.

И это было странно: они теперь дома, они теперь не в чужой стране, они здесь свои, а вот опасность не уменьшилась, каждый из них кожей чувствовал – самое страшное впереди. В расхристанной, разгулявшейся России человеческая жизнь стала дешевой.

Они одевались, как в армии, за тридцать секунд. А потом, недолго думая, ломанулись в окно – благо палата была на первом этаже.

Кому в голову пришла эта безумная мысль – прыгнуть ласточкой в оконное стекло, Турецкий так и не узнал, потому что это был массовый прыжок.

И очень своевременный.

Это к вечному спору об интуиции. Конечно, она дитя профессионализма. Уже последние секунды, кое-как напяливая на себя одежду, ребята нутром почуяли – опасность!

Они сиганули в окно за мгновение до того, как пули изрешетили дверь, а влетевшая в продырявленную дверь противотанковая граната разворотила их временное лечебное убежище, искорежив пустые кровати и стулья.

Грохотнуло так, что с соседних сопок тучей взлетели вороны, закаркав оглушительно и зловеще.

Чудо, что Немой, то ли поддавшись общему движению, то ли сам по себе, тоже прыгал в окно.

А теперь он, опережая всех почти на корпус, летел к спасительным кустам. Впрочем, они только ему казались спасительными.

Александр сразу же сообразил, что именно по кустам и станут палить в первую очередь. Поэтому скомандовал:

– Ложись!

А продолжавшего бег Немого просто ухватил за ногу. Капитан со всего своего роста шлепнулся в снег.

И тут же близкие кусты снесло продолжительными автоматными очередями.

А потом там полыхнул взрыв – стреляли из гранатомета.

– Ну, блин! – просипел Веня, выплюнув набившийся в рот снег. – Целую армию против нас!

От этого бега, оттого, что они снова были на воле, что врагам успели показать кукиш, ребятам стало весело. Это была веселая азартная злость. В такие моменты люди бросаются на штыки и пулеметы.

Вот этого сейчас Турецкий больше всего и боялся, хотя и его подмывало обойти нападавших сзади и дать им как следует.

– Лежать, – тихо скомандовал он. – Они нас покосят.

Но разве можно было удержать эту жажду мести?

Кирюха уже отползал в сторону, виновато улыбаясь

Александру, дескать, прости, командир, приказ не выполню, накипело.

И действительно, сколько же можно бежать и бежать? Ведь это же их земля, ее-то от поганцев очищать им сам Бог велел.

– Это солдатики! – захрипел Александр. – Они просто выполняют приказ.

– Вот я и гляну! – ответил, уже скрываясь за бугром, Кирюха.

Веня тоже не выдержал, пополз в другую сторону. Он уже даже не оглянулся на командира. Гладий уползал за Кирюхой.

Да и Александр махнул рукой. Что им в конце концов – в зайцев переквалифицироваться?!

Он осторожно поднял голову.

От дымящегося пансионатика в его сторону шло человек десять. Нет, это были не солдаты. Красивые, большие ребята, кожанки, джинсы, чулки на лицах, ленивые походочки, матерок и смешки доносились с попутным ветром.

– Игорь Степаныч, – сказал он, обернувшись к капитану, – ползи к кустам и дальше, дальше… Не высовывайся только. Понял?

Капитан кивнул и быстро-быстро заработал руками и ногами, отползая в сторону.

Да, на снегу оставался след, но Александр знал: бандиты его не заметят, им просто некогда будет.

Он дернул ногтем затянувшуюся корочкой рану на лице, собравшейся в ладони кровью намочил себе висок и застыл на снегу, стараясь не дышать.

– О, один отдыхает, – хохотнул первый, выходя из-за бугра.

– Дай контрольный, – приказал кто-то другой. – Сказано было, без всяких «авось».

Снег заскрипел совсем близко.

Но Александр молил Бога, чтобы еще ближе, еще, чтобы наклонился и выстрелил в упор.

Бог услышал его молитвы.

Бандит ткнул Турецкого носком ботинка, щелкнул затвором и приставил пистолет ко лбу Александра.

Когда пуля пробила не Александров, а бандитской лоб, тот даже не успел удивиться. На лице так и осталось ленивое презрение к чужой жизни.

Дальше все было почти просто.

Телом бандита он закрылся от первых выстрелов, которые, впрочем, прозвучали далеко не сразу. За несколько секунд растерянности еще двоих бандитов не стало, тех, что были поближе.

Александр успевал еще и сдергивать с них оружие, пока они валились в снег.

Теперь, когда бандиты залегли и стали беспорядочно стрелять, он бросал автоматы через их головы, чему те, видимо, немало удивлялись, до тех пор пока из-за их спин тоже не стали палить.

Из десятерых очень скоро осталось всего четверо.

Но у одного из четверых – это Александр помнил точно – был гранатомет. И этого-то как раз видно не было.

«Нехорошо,–подумал Турецкий, – ой как нехорошо…»

Он уже сильно пожалел, что они ввязались в драку. Одна жизнь его новых друзей не стоила и сотни этих. поганцев.

– Гранатомет! – успел крикнуть он.

И в следующую секунду рвануло как раз в той стороне, где были Гладий и Кирюха.

– Га-а-а-ды-ы!!! – зарычал Турецкий, вскакивая на ноги и несясь прямо на выстрелы. – Ур-ррою!

Теперь они были маленькие и мерзкие, теперь они боялись, теперь куда-то подевалась их ленивая сила и самодовольство.

– Что, в безоружных стрелять легче?! – оскалился он.

Но тут кольнула секундная жалость, подхваченная трезвой мыслью – одного надо оставить в живых.

Он не успел.

Он пристрелил только одного, с гранатометом, двое других дернулись и затихли не от его пуль. Он не успел остановить стрелявшего.

Но досада тут же сменилась радостью – со снега поднимались Кирюха, потом Гладий, а потом и Веня. Все были живы. Ни одной царапины.

– Командир, тебя что, зацепило? – испуганно проговорил Кирюха, показывая пальцем на висок.

Александр схватился за указанное место. Тьфу! Он и сам забыл.

– Нет, это так, грим. Погодите, должен быть еще один, – оглянулся он.

Четвертого нигде не было. Значит, есть надежда, что возьмут живым.

– А где Немой? – спросил вдруг Кирюха.

Ребята стремглав бросились к кустам.

Немой сидел на снегу, схватившись за голову. Одежда на нем была изорвана, лицо разбито. Он стонал.

– Ты что, Игорь Степаныч? – склонился над ним Александр.

Немой поднял на Турецкого растерянные глаза и кивнул куда-то вправо.

Там, за кустами, лежал со свернутой шеей десятый бандит.

– Я… первый раз… – сказал капитан дрожащим голосом, – убил человека… голыми руками.

Турецкий сдернул с мертвого лица трикотажную маску и обомлел – синий кривой рот, уставленные в бесконечность стеклянные глаза – это был киллер Серкунов, которого Турецкий арестовал, разоблачил и посадил года два назад за заказное убийство.

Среди мертвых был и еще один его давний «клиент». И это были люди, которых знал Меркулов…

Теперь Турецкий не спешил звонить своему главному шефу и давнему другу. Теперь он вообще отказывался что-либо понимать…

Глава пятая ЧАЙ ПО-КОРЕЙСКИ

Он пришел в себя от холода, ноги задубели, рук не чувствовал. И еще сильно качало. Но не как в море. Било, словно он катил своим собственным задом по ухабам. Только когда качка прекратилась, понял, что он связанный и лежит в багажнике.

Митяй зажмурил глаза он неожиданно яркого искусственного света, ударившего в глаза.

– Стать! – ломающимся голоском (похожим на тот, прежний, но все-таки другим) распорядился кто-то, и, не дожидаясь, покуда Митяй поднимется сам, его подхватили за локти и плечи и поставили на подкашивающихся ногах на землю.

Сноп искусственного света по-прежнему бил в глаза, однако теперь можно было разглядеть несколько фигур вокруг и машину с открытым багажником – «жигуленок» – за спиной, и услыхать плавный шум леса, и почувствовать терпкий еловый запах и аромат свежей стружки.

– Ну вот что, ребята, – сказал Митяй, осторожно пробуя, насколько прочны веревки, которые опутывали его запястья, и убедившись, что да, вполне прочны и рыпаться не имеет смысла. – Вот что: я вас не знаю, вы меня не знаете, давайте останемся друзьями. Видать, вы меня с кем-то спутали…

Вместо ответа Митяй получил толчок в спину и вынужден был двинуться по направлению к узкому длинному зданию барачного типа, которое виднелось в полутьме невдалеке. Когда подвижный сноп прожектора, оставив в покое Митяя, скользнул к зданию, стали видны мощные решетки в небольших оконцах и железная дверь с коротышкой-часовым.

«Вот блин только этого мне не хватало, – подумал Митяй, – узкоглазые достали вообще».

Проведя по длинному извилистому коридору, его втолкнули в низенькое сырое помещение, и за спиной лязгнули засовы.

Когда глаза пообвыклись в полутьме, Митяй смог разобрать у дальней стены кособокое сооружение, похожее на топчан. На топчане виднелось что-то или кто-то, но очень мелкий. Вроде средних размеров зверька.

Зверек заворочался и приподнялся, как видно, разглядывая вошедшего.

– Здорово, корешок! – с деланной небрежностью произнес Козлов. – Будем знакомы.

Широким шагом он направился к топчану, протягивая пятерню для приветствия.

Когда до сокамерника оставался какой-нибудь шаг, Митяй вдруг вздрогнул и, изменившись в липе, отдернул руку, словно от ожога.

На топчане сидел мальчишка. С чумазого лица из-под грязной взъерошенной челки на Козлова в упор глядели два узких оливковых глаза.

«Уж лучше бы ты был еврей», – в сердцах подумал Митяй, отступая, и брезгливо морщась.

Казалось, мальчишка не был удивлен реакцией сокамерника.

Он, не мигая, пялился на Козлова, и во взгляде его сквозили испуг и настороженность.

Сбросив с плеча куртку (руки ему развязали на пороге камеры), Митяй хотел было постелить ее на пол и усесться сверху, когда вновь загромыхали засовы и два невысоких охранника, сгорбившись под тяжестью ноши, заволокли в помещение еще один топчан размером побольше.

«И эти узкоглазые, – не преминул отметить про себя Митяй. – Сплошные чурки. Интересно, куда ж меня забросило-то?..»

Ответ на этот вопрос он смог получить лишь наутро. Едва за зарешеченным оконцем забрезжил рассвет, раздался звучный гонг – И следом топот сотен ног. Взобравшись к оконцу по выщербинам в стене, Митяй сквозь тусклое грязное стекло увидал обнесенный высокой стеной обширный плац (если Козлову не изменяло зрение, темные пунктирные прочерки поверх стены были не чем иным, как колючей проволокой) и выстроившиеся на нем аккуратные квадриги, которые составляли ряды коротышек в одинаковой серой униформе.

Насколько пленник мог разглядеть, коротышки тоже были сплошь узкоглазые. Раздались приказания на отрывистом языке. Все-таки корейцы, понял Митяй. «Вот только этого мне и не хватало для полного счастья! Откуда они здесь? Или меня на «жигуленке» в Корею переправили? Фигня какая-то».

Тем временем квадриги по команде распались, и отчетливо просматриваемые потоки рабочих, переплетаясь меж собой, двинулись каждый в своем направлении.

Веселенькое место. Похоже на концлагерь.

Вскоре из-за стены донесся дружный стук топоров и визг электропил.

«Как сказал бы Сотников, хренотень, да и только, – размышлял Митяй, вновь поудобнее устраиваясь на своем грубоструганом топчане.

Первое. Это все-таки не Корея. До Кореи в багажнике «жигуленка» просто так не добраться. Выходит, все-таки Россия. Обнадеживающее умозаключение.

Второе. Судя по высящемуся за стеной сплошному частоколу разлапистых елей, вокруг непролазная тайга».

В тайге, Митяй когда-то слыхал об этом краем уха, в самых дальних и глухих районах есть лесоповалы, на которых вкалывают трудяги из Северной Кореи. Жизнь у них – хуже не придумаешь. То ли рабочие, то ли рабы. Не получают ни копейки, спину гнут с утра до ночи и молятся своему мелкому коммунистическому божку Ким Чей Иру, сынку верховного божества Ким Ир Сева. Порядки в таких лагерях устанавливаются не по российским, а по севёрокорейским законам, и территории их тоже считаются принадлежащими Северной Корее.

«Если я очутился в подобном месте, – продолжал размышлять Митяй, – то дела мои хреновые.

Третье. Необходимо выяснить, чего от меня хотят. Возможно, я попал сюда по ошибке. Тогда– гроб с музыкой. Если от меня чего-нибудь нужно, есть надежда выбраться из переделки живым: тянуть время, насколько возможно, и придумывать пути к спасению. Если они выяснят, что я не тот, за кого меня приняли, гнить мне в тайге под осиной. Не дадут же они уйти ненужному свидетелю!..

Отсюда вывод: даже если случилась ошибка, надо прикидываться дураком и валять ваньку до последнего. Эх, знать бы, чего им надо!..» – вновь вздохнул про себя Митяй, недружелюбно поглядывая на свернувшегося калачиком сокамерника, который за все это время не произнес ни звука и, кажется, даже не пошевелился, а потом отвернулся к стене и задремал.

Раздался шорох, и Митяй открыл глаза. Это была годами отработанная привычка: не терять быстроты реакции даже в самом глубоком сне. Враг всегда подкрадывается неожиданно.

Однако на сей раз тревога оказалась ложной.

По влажной, с выступающими кирпичами стене деловитокарабкалась крупная крыса. Она размахивала длинным, в острых редких щетинках хвостом, поддерживая таким образом равновесие, и споро перебирала цепкими ланками.

Крыса немедленно почувствовала на себе взгляд Митяя и, повернув к нему хищную длинную мордочку с желтоватыми, выступающими из-под верхней губы зубами, уставилась на него блестящими настороженными глазками.

Митяй зевнул и, потянувшись, перевернулся на другой бок.

Спина затекла и болела. Сон на неструганых досках не самое большое удовольствие.

И хотя Козлов был человек, привычный ко всякого рода обстоятельствам и не тяготившийся отсутствием комфорта, на сей раз он с трудом переносил заключение в сыром и мрачном карцере.

Три дня назад, когда Митяй, оставив товарищей, направился за машиной, где был спрятан подавитель, он и предположить не мог, что окажется в тайге на лесоповале, среди чужой речи и узкоглазых физиономий.

Будь Митяй чуточку осторожней, он, конечно, без труда справился бы с нападавшими и не позволил запихнуть себя в багажник.

Однако Козлов и предположить не мог, что здесь, на родной земле, он тоже должен быть начеку.

Спать пришлось недолго.

Лязг дверных засовов возвестил о появлении охранников.

– Виходить! – прозвучал писклявый голос.

Митяй спросонья удивленно поглядел на желтолицего, с насупившимися бровями коротышку, потом – на чумазого мальчугана в глубине камеры, но тут же осознал, что вряд ли корейца стали бы выкликать на хоть и ломаном, но все-таки русском языке.

Вздохнув, он не спеша поднялся.

В камеру из-за плеча первого охранника скользнул второй, ростом поменьше, и без лишних слов опутал веревками запястья Митяя.

Боитесь, усмехнулся про себя тот, что ж, правильно боитесь!

Его вновь повели по длинному коридору, но не к выходу, а в глубину здания. Лестница уходила куда-то под землю, и подошвы гулко стучали по проржавевшим металлическим ступеням.

Наконец Митяй оказался перед обитой рваным дерматином дверью.

Дверь распахнулась, и навстречу шагнул полненький, как хорошо прожаренный колобок, кореец с дружелюбным выражением лица.

– Добренький дзень, – сказал он. – Рад привесьтьвовать хоросего госьтя.

Митяй хотел было заткнуть его сразу, однако вовремя спохватился. Не надо повторять глупых ошибок, на которые так горазд Васька Гладий. Умный всегда пойдет другим путем.

Сначала надо узнать, чего ему надо, а потом уж устраивать гвалт.

– Присасивайтесь, – продолжал между тем плешивый. – Кофе, цяй?

– Чай, – кивнул Митяй, – раз уж нет чего-нибудь покрепче.

– С сяхаром? – уточнил плешивый и, не дожидаясь ответа, распорядился на своем птичьем языке.

Охранник, который сопровождал Козлова в его путешествии по коридорам, кивнул и растворился в полутьме за дверью.

– Сьто зь, будемь зьнякомисся.

Митяй поперхнулся но тут же сообразил, что загадочная фраза означает: «Что ж, будем знакомиться».

– Может, сначала руки развяжете? – предложил он.

Плешивый хитро улыбнулся и покрутил перёд носом коротким указательным пальчиком.

– А дрясся не будемь?

– Драться не будем.

– Сьмотриссе, рась усь обиссяли!..

– Уговор дороже денег! – утвердительно кивнул Митяй.

Потирая затекшие руки, он уселся на жалобно скрипнувший стул и огляделся.

Комнатка была невысокая, тесноватая; у стены стоял стол, а на стене висели фотографии товарищей Ким Ир Сена и Ким Чей Ира, на которых великий вождь и его сынишка были изображены круглолицыми и полными сил.

Плешивый, продолжая удерживать на физиономии медоточивую улыбку, уселся за стол, как раз против Митяя, и сказал:

– Мозете називать меня товарись Ке Люй.

– А меня – господин Сысоев.

– Хи-хи, – осклабился Ке Люй, обнажая мелкие желтоватые зубки. – Сютите! Ви есть Козлов Дьмитьрий, ми про вась вьсе зьняем.

Митяй с трудом сдержал возглас досады. Он выдавил на губах небрежную усмешку:

– Завидная информированность.

– Не бюдем играсся в прятьки. Ви идете на вьсьтьрецю нямь, ми идем на вьсьтьрецю вамь.

– В чем же я должен пойти вам навстречу?

– А вине догадиваетесь?

Митяй пожал, плечами, изображая искреннее непонимание.

Плешивый улыбнулся еще шире, чем прежде, и произнес:

– Козлов Дьмитьрий, я зе ськазаль: не сьтоить играсся в прятьки. Зя вами сьледили. Откуда ви взялись во Влядивосьтоке?

– Приехал к товарищу.

– Цепуха!– отмахнулся товарищ Ке Люй.– Намь изьвесьно, сьто ви вьходите вь команьду, которая имеет один вазьный аппарат. Правильна?

Пленник слушал, не подтверждая и не отрицая и думая только о том, чтобы ничем не выдать своего замешательства. Продолжать прикидываться дурачком или же завести длительный торг.

Вошел охранник. Он поставил перед Козловым стакан с жиденьким чаем. Плешивому же досталась маленькая фаянсовая чашечка.

– Так и бюдемь молцять? – вкрадчиво поинтересовался он, ухватив чашечку за изогнутую ручку и прихлебывая дымящийся напиток.

– Кто вы такой?

– Я узе ськазял: товарись Ке Люй.

– Ага, Люй, – понимающе кивнул Митяй.

– Ке Люй, – вежливо поправил собеседник.

– С какой стати я должен раскрывать вам свои секреты?

Плешивый грустно покачал головой:

– Есьли хотите зить, будете раськазивать.

– А где гарантии?

– Гаряньтии – мое сьлово.

Митяй одним глотком заглотил чай.

– Мне нужно время, чтобы обдумать ваше предложение.

– Надеюсс на васе блягорязюмие. Я упольномосен обес-сять зьнясительное денезьное возьнагрязьдение.

– Немаловажная деталь. – Митяй воздел кверху указательный палец. – Не подмажешь – не поедешь.

– Даю вям сютки, это будет сютки перевоспитания человека в духе чучхе, – сказал плешивый. – Ви отравлеяы капиталистическим духом. А зявтра мы продользим. Кьсьтяти, утьром на плацу состоится публицное накязя-ние одьного насего рябоцего. Онь тозе отравлен капиталистицеским духом, питалься сьбезять изь лагеря и быль поймань в лесу. Есьли ви виглянете вь окосько, то все сьмозете увидеть. Вамь это будеть полезьно. Цтобы не питались больссе сютить…

Товарищ Ке Люй вновь улыбнулся, но на сей раз его улыбка уже не была доброжелательной. Скорее, это был волчий оскал – жуткий, яростный, звериный. Митяй против воли передернул плечами и был почти счастлив, когда, заложив руки за спину, вышел из проклятой комнатки с портретами папашки и сына.

Глава шестая МОРЖИ

Хотя во Владивостоке и происходили ежедневные разборки с трупами, но такого количества милиционеры припомнить не могли. Они узнали среди убитых, найденных у пансионатика, нескольких довольно известных на Дальнем Востоке преступников, которые уже долгое время находились в розыске. Собственно, было известно, что именно эти ребята и их «командиры» держали в руках чуть не половину города. Остальные числились в федеральном розыске, на них уже пару недель, как пришли ориентировки из Москвы.

– Новая банда появилась на нашу голову, – пришел к однозначному выводу начальник местного РУОПа. – Ничего, этих тоже достанут. Если не мы, то дружки…

А «банда» в это время дрожала от холода в каком-то подвале, мучительно обдумывая, что делать дальше.

Искать того, кто их подставил, они не собирались. Им даже надоело уже думать об этом. Это было ясно, как дважды два: с самого начала их посылали на верную смерть. Ну что ж, значит, они должны выжить.

Сейчас их волновало совсем другое – куда подевался Козлов?

– Кто-нибудь хоть знает, что за дружок у него здесь? – мрачно в который уже раз спрашивал Веня.

– Я знаю, – сказал Кирюха. – Какой-то Боря.

– И все?

– Нет, они вместе в морпехе служили, живет этот Боря где-то на улице Строителей.

– Здорово! – развел руками Немой. – Будем ходить по улице Строителей и спрашивать Борю! А может, этих улиц здесь не одна.

– Эта шутка уже отработана, – сказал Веня. – В Ивакуни мы тоже собирались искать подавитель по домам.

– Кстати, – сказал Немой, – тоже подавитель.

– Что за неуловимая штучка! – невесело ухмыльнулся Кирюха.

– Ладно, делать нечего, поедем на Строителей, – встал Александр.

– Поедем?

– Раздетые?

– Все вместе? – почти в унисон спросили Кирюха, Веня и Вася Гладий.

Да, это было препятствие. В горячке боя, а потом поспешного бегства они и забыли, что одеты не по сезону. Теперь в таком виде появляться в городе? А у Немого и вовсе одежда была изорвана в клочки.

– Нет, со мной пойдет только Вениамин. Сотников, раздевайся до трусов.

Веня вытаращил удивленные глаза.

– Раздеваться? – переспросил он на всякий случай.

– Да, – улыбнулся Александр. – До трусов.

– Ага, – Веня стал стаскивать штаны, – вроде мы – моржи, вроде закаляемся. «Джентльменов удачи» насмотрелся, – бурчал он недовольно.

– А у тебя есть другая идея?! – разозлился Александр.

– Есть, но не такая смешная. Поэтому снимаю ее с конкурса.

Это было действительно смешно. Трусы хоть были более или менее приличные, а кроссовки на ногах и вовсе намекали на спорт.

– Так, а вы тут долго– не сидите. Доставайте одежду, где хотите, как хотите, и разбегайтесь в разные стороны.

– А где встретимся? Ты хоть город знаешь? – спросил Кирюха.

– Я немного знаю, – сказал Немой. – У нас тут есть конспиративная квартира. На ней встречаться опасно, но мы можем в доме напротив. Там, кажется, на первом этаже поликлиника.

– Это здорово, как раз нас там примут за больных, – улыбнулся Веня.

– Адрес? – сказал Турецкий.

Немой назвал адрес.

– Побежали! – глубоко выдохнул Александр и выскочил из подвала на свежий, слишком свежий воздух.

Улицу Строителей они нашли не сразу. Во-первых, это оказалось на другом конце города, а во-вторых, прохожие, у которых они спрашивали путь, все, как один, довольно однообразно шутили:

– А там что, новый дурдом открыли?

И старались продлить необычную встречу, всячески изгаляясь над голыми «спортсменами».

Александр себя чувствовал полным кретином. В такое дурацкое положение он себя еще не ставил. Действительно, клоуны какие-то.

Но с другой стороны, он понимал, что подавитель сейчас – единственный их шанс выжить. Если сволочь, которая использовала их в качестве наживки, доберется до агрегата раньше – все.

Улица Строителей была только с одной стороны застроена домами, с другой сплошные гаражи и стоянки.

Это уже облегчало задачу.

Первый же мужик, копавшийся в моторе какой-то ржавой иномарки, даже не обратив внимание на необычный внешний вид Александра в Вени, ответил вопросом:

– Какой Боря? Боря из пятого дома, Борис Степанович, Боря-слесарь или Хохлов?

У Вени уже посинели губы от холода, но он умел-таки выговорить почти внятно:

– Он в морской пехоте служил.

– А-а, этот, – недовольно скривился мужик. – Боря – спецназ. Вон там живет, в седьмом. А квартиру не знаю.

Нет, ребятам сегодня определенно везло. У подъезда седьмой двенадцатиэтажки бабульки выгуливали своих внуков.

– Да-да, знаем, знаем, его нет дома, его тут недавно молодой человек разыскивал.

Сердце у Александра радостно прыгнуло.

– Ага, сказал, попозже зайдет.

Бабулек тоже почему-то не смущало, что ребята в одних трусах.

– В телогрейке? – спросил Александр. – Ага, в телогрейке.

– А куда он пошел?

– Боря-то? Он на работе. Только ночью вернется. Он сутки дежурит, двое болтается.

– Нет, не Боря, а парень, который его искал.

– Да кто ж знает – пошел куда-то.

– А вы у японцев спросите, – вдруг сказала другая бабка.

У Александра сердце на этот раз упало. Он ошарашенно взглянул на Веню. Тот тоже открыл посиневший рот от удивления.

– Каких японцев? – неловко улыбнулся Александр.

– А ехали за ним какие-то на машине. Ага, узкоглазые такие. Он остановится – они тоже, он пойдет, они поедут. Может, вы их знаете?

Японцев ребята уже знали. Страшно вспомнить…

Глава седьмая КАЗНЬ

Ночью Митяй ворочался без сна. Обнаглевшие крысы возились и попискивали в углах, а одна даже попыталась взобраться на топчан и прикорнуть под боком пленника, где потеплее.

Митяй с отвращением сбросил облезлую длиннохвостую тварь на пол и поддал ногой. Крыса с визгом отлетела к стене и юркнула в щель. Остальные же как ни в чем не бывало продолжали хозяйничать в камере, время от времени злобно поглядывая на заключенных. Несколько особо активных грызунов гремели алюминиевой тарелкой с остатками жидкой каши, которую не доел сокамерник Митяя.

Мальчишка, надо сказать, вел себя странно. Он будто бы сразу почувствовал исходившую от сокамерника недоброжелательность и не пытался наладить контакт. День напролет он сидел на топчане, съежившись, поджав под себя ноги, и жалобно глядел в пространство перед собой.

Однако накануне произошел неожиданный случай. Охраннику, который разливал по тарелкам вонючую похлебку, не понравилось, как поглядел на него Митяй. Косоглазый сделал якобы неловкое движение, и миска выскользнула из рук пленника и со звоном покатилась по каменным плитам пола.

Митяй мрачно глядел, как растекается под ногами его жалкая трапеза. Злой и голодный, он с ногами рухнул на топчан и уставился в сырой закопченный потолок. Он не слыхал, как мальчишка, бесшумно скользнув из своего угла, отлил в Митяеву тарелку половину содержимого своей миски и осторожно поставил ее на край топчана. Тарелка звякнула; Митяй удивленно взглянул на подростка. Тот испуганно съежился и опрометью бросился к своему укрытию. Если честно, Козлов не нашелся, что сказать. Он даже не поблагодарил пацана, да и тот, казалось, еще больше испугался бы, если б могучий сосед попытался завести с ним разговор. Мальчишка вновь глядел в пустое пространство, и вид у него был покорный и отрешенный.

Митяй даже не пытался вспомнить, когда в нем поселилась эта национальная неприязнь. Точно не с детских лет, потому что по двору гонял он вместе с пацанами – евреем, татарином, грузином – и даже не замечал, что одного зовут Фимочкой, другого Махмудка, а третьего Резо. Да и в школе лучшим его другом был узбек Рахмон. Наверное, это началось с армии, где вдруг ребята разбились на национальные команды – прибалтийскую, дагестанскую, белорусскую. Иногда между ними происходили довольно серьезные драки. Но не столько на национальвой почве, сколько от избытка молодых дурных сил. Да, там, в армии, уже появились эти словечки – «чурка», «сябро», «черный». А потом Афган. И тут неправедность войны чуть ли не на генеральском уровне покрывали презрительным– «духи», «дикари», «мусульмане». Это закрепилось. И потом Митяй все чаще отмечал с каким-то даже удовлетворением, что именно «черные», «чурки» «негритосы» поганят и без того невеселую российскую жизнь, как бы не замечая своих славянских бандитов. Это была обычная совковая отдушина – найти виноватого на стороне. Где угодно – в Израиле, в Америке, в Японии, на Кавказе. В Козлове, впрочем, это сидело неглубоко. Веньку Сотникова он, при постоянной пикировке, тем не менее уважал и даже по-своему любил. Но часто задумывался: а вот если бы понадобилось, отдал бы он за него жизнь? И понимал – ни за что, потому что тот еврей, а евреи «предатели», «иуды» и так далее и тому подобное.

К маленькому корейцу-зверенышу Митяй тоже относился если не презрительно, то равнодушно, хотя они были в самом прямом смысле – товарищи по несчастью. «Мартышка», окрестил он звереныша про себя. И этот благородный поступок корейца вызвал в Козлове не благодарность, а скорее недоумение.

…Итак, Митяй лежал с открытыми глазами и следил, как небо за оконцем начинает светлеть и наливаться румянцем. Наконец прозвучали дребезжащие удары по рельсу – побудка, и из-за окна в камеру хлынули звуки пробуждающегося лагеря. Послышался топот ног, отрывистые голоса – рабочие строились для утренней переклички.

Митяй с тревогой прислушивался к происходящему за стенами темницы. Вчера он сделал вид, что не придал значения словам плешивого, который настоятельно советовал понаблюдать за ходом «образцово-показательной» процедуры наказания рабочего за попытку бегства из лагеря. Однако на самом деле Митяй понимал, что предстоящее будет служить для него чем-то вроде назидания: мол, погляди, что с тобой будет в случае непослушания, – и потому пленника охватывало невольное волнение.

Он соскочил с топчана и, подтянувшись на решетке, выглянул наружу.

На плацу вновь были выстроены правильные квадриги одинакового серого цвета. Посередине, там, где обыкновенно во время утренней поверки расхаживал важный чин, заложив руки за спину в выкрикивая гортанные команды, теперь стояла узкая длинная скамья. У подножия скамьи в этот самый момент тощий рабочий сваливал нечто вроде вязанки хвороста. Приглядевшись, Митяй понял, что это длинные, в полтора метра, гибкие палки. Невольный мороз пробежал по спине. Заключенный уже знал, как будут дальше разворачиваться события, в все-таки не мог оторвать взгляд от происходящего.

Перед строем провели худенького маленького человечка. Спотыкаясь, он брел вдоль плаца, не подымая головы, и в его осанке, движениях – вся его фигура выражала пугливую покорность и ожидание. Это шел человек, обреченный на муки и уже смирившийся с их безжалостным приходом.

Сдвинув брови на переносице, Митяй наблюдал.

Вот перед скамьей появился знакомый высокий чин. На сей раз он не произнес ни слова. Сложив руки на груди, он демонстративно отвернулся от провинившегося, которого в этот момент подвели к месту наказания, в лишь небрежно кивнул своему адъютанту. Адъютант взмахнул рукой.

Беглеца уложили на скамью лицом вниз и крепко стянули веревками. Он жалобно трепыхался на своем лобном месте, как ягненок, готовящийся к закланию, но не издавал ни звука.

Командир что-то длинно говорил, указывая на несчастного, доводя себя до исступления.

Потом по сигналу командира первая квадрига распалась, но тотчас вытянулась в длинную шеренгу. Те, кто оказался в голове шеренги, разобрали палки – каждый по одной.

По двое рабочие подходили к скамье и наносили провинившемуся пять ударов. Палки свистели в воздухе, и этот пронзительный звук доносился до слуха Митяя даже сюда, в каземат. Экзекуцией руководил энергичный кореец. Он отдавал команды и следил, чтобы те, кто наносил удары, не отлынивали и не пытались бить вполсилы. Впрочем, судя по тому, с какой старательностью рабочие секли своего сотоварища, можно было предположить, что каждый, кто осмелился бы нанести «некачественный» удар, тотчас оказался бы на месте наказываемого.

Серая роба на спине несчастного почернела от крови. Митяй видел, что тело его уже не так остро реагирует на каждый новый удар и подергивания рук становятся больше похожи на агонию. Наконец человечек напрягся и, запрокинув голову, издал жуткий крик – так кричит животное, погибающее от мучительной раны в навсегда прощающееся с жизнью.

А дальше случилось такое, от чего Митяй вдруг почувствовал себя той самой беззащитной крысой, которую он ночью так безжалостно пнул сапогом.

Теперь энергичный кореец подошел к скамье и тоже начал говорить. Да, они всё сопровождали длиннющими речами, при этом чисто театральными жестами простирали руки в сторону портретов своих вождей, прикладывали их к сердцу, закатывали глаза в приливе энтузиазма и прочая и прочая…

Потом подошел начальник, поднес к губам наказываемого портрет Ким Ир Сена, и тот поцеловал сытую физиономию Отца в Солнца.

Митяй, решивший, что экзекуция уже подошла к концу, облегченно вздохнул, но именно в этот момент энергичный сделал какое-то почти незаметное движение рукой, и от привязанного к скамейке корейца по белому снегу вдруг откатился мяч.

«Откуда мяч?! – лихорадочно соображал Митяй, – что за игры?! Какой-то дурдом…»

Он тряс головой, до боли зажмуривал глаза, но все никак не мог и не хотел разглядеть, что это был не мяч, а человеческая голова – несчастного корейца обезглавили.

От неожиданности и ужаса Митяй едва не свалился со своего наблюдательного пункта вниз.

Диким и животным криком вдруг зашелся мальчишка-сокамерник.

Зажав ладонями уши, низко наклонив голову к острым коленям и зажмурив глаза, мальчишка орал – жалобно, отчаянно, страшно. Митяй спрыгнул на пол и крепко встряхнул его за плечи.

Лишь тогда, ошеломленно поглядев на Козлова, подросток смолк, будто подавившись этим своим животным криком, и затравленно забился в угол.

Митяй не знал, сколько прошло времени.

Он потерял счет часам.

Стемнело.

Он лежал на топчане, тяжело дыша, и перед глазами его по-прежнему катился этот мяч-голова, а в ушах звучал крик мальчишки.

Он не притронулся к еде и не сразу понял, когда дверь камеры отворилась и возникший на пороге охранник жестом стал подзывать его к себе.

Будто во сне, Митяй поднялся и покорно дал связать руки за спиной грубой, натиравшей запястья веревкой.

Путь, как и прежде, лежал по длинным запутанным коридорам и гулкой железной лестнице.

Знакомая дерматиновая дверь была приотворена.

Не дожидаясь приглашения, Митяй перешагнул порог комнаты – и остановился, ослепленный острым лучом света. Настольная лампа была направлена прямо в лицо вошедшему. После полумрака темницы открытый сноп света парализовывал, лишал способности двигаться и действовать.

– Садитесь, – на правильном русском произнес незнакомый голос.

Митяй на ощупь опустился на стул. Усаживаясь, он незаметно попытался приподнять стул за сиденье, – увы, тот был намертво привинчен к полу. В прошлый раз, с досадой подумал пленник, я проморгал это обстоятельство. Черт побери неужели теряю форму?!..

– Как вы себя чувствуете? – продолжал голос.

– Могло быть и хуже, – философски откликнулся Митяй. – А где Люй?

– Хорошо, что вы это понимаете, – усмехнулся невидимый собеседник, проигнорировав вопрос пленника. – В прошлый раз вы вели себя более самонадеянно. Я имею в виду ваш разговор с нашим сотрудником.

– С Люем?

– Его зовут Ке Люй. Невежливо так язвительно отзываться о хозяевах.

Митяй равнодушно пожал плечами. На сей раз ему не хотелось вступать в словопрения. Свет лампы нестерпимо резал глаза.

– Нельзя ли отвернуть в сторону этот чертов прожектор? – спросил он.

– Нельзя.

– Но может…

– Здесь условия определяем мы, – перебил голос:

– Что вам от меня надо?

– Не следует прикидываться идиотом, господин Козлов. Время – деньги, как говорят деловые люди.

Товарищ Ке Люй уже сформулировал условия, при которых вам будет сохранена жизнь.

– Ничего он не сформулировал, – огрызнулся Митяй. – Щебетал чего-то, я половины не разобрал. Нашли, кому доверить допрос!..

Зависло молчание. В темноте за лампой послышался шорох, чирканье спички, и длинная струя сигаретного дыма, скручиваясь, вплыла в световой конус. Митяй закашлялся, – он терпеть не мог, если кто-то курил в его присутствии. Это удивительно, но курильщики всегда тяжело переносят табачный дым собеседника. По крайней мере, по наблюдениям Митяя, дело обстояло именно так.

– Хорошо. Исключительно из уважения к вашим былым заслугам я повторю, – со сдерживаемым нетерпением сказал голос. – Нам известно, что на затонувшем российском танкере «Луч» находился уникальный прибор стратегического значения. Нам также известно, что капитан танкера смог спасти подавитель с гибнущего судна. Вы являетесь членом секретной группы, которая была направлена российскими спецслужбами в Японию с целью захватить и вернуть прибор. Более того, имеющаяся у нас информация позволяет сделать вывод, что вашей группе удалось выполнить задание. По всей видимости, подавитель находится на территории Российской Федерации, однако до сих пор не попал в руки властей. Наша страна заинтересована в том, чтобы получить этот прибор. И если для нас это вопрос национальной безопасности и самообороны, то для вас – вопрос жизни и смерти.

– Так-так.

– На вашем месте я был бы более разговорчив. Мы не любим ждать.

– Тише едешь – дальше будешь. Нетерпеливых жизнь наказывает.

– Не знаю, как насчет нетерпеливых, а вот несговорчивых обязательно ждет какое-нибудь наказание.

– Вы пытаетесь меня запугать? – уточнил Митяй.

– Я никогда и никого не пугаю. И вот вам подтверждение.

Едва прозвучали эти слова, пленник ощутил, словно тысячи острых игл пронзили его тело и мозг.

Митяй так и подпрыгнул на стуле. От боли, а больше от неожиданности он взвыл благим матом. Тяжелые руки подхватили его в прыжке за плечи и силком усадили на стул.

– Сидеть! – невозмутимо скомандовал голос. – Мы еще не закончили.

Тем временем охранники ремнями прикручивали пленника к металлическому сиденью.

Митяй с трудом пытался перевести дух. Ничего себе заявочки! – оказывается, здесь не гнушаются пыток электротоком. Нет, что ни говори, а вчерашнее чаепитие с плешивым Люем выглядело куда предпочтительнее.

– Скажите, – он попытался придать интонациям как можно больше беспечности, – а нельзя ли вернуть сюда этого… вчерашнего… Я даже согласен, чтоб он допрашивал на корейском. По-моему, он лучше разбирается в правилах хорошего тона…

– Мы тоже не пальцем деланные, – возразил голос, и тут же в скулу Митяю заехал пудовый кулак. Голова мотнулась влево, и на какие-то мгновения пленник потерял всякую способность соображать и оценивать окружающее.

Он очнулся, когда в лицо ему плеснули ледяной водой.

– С вами в камере сидит пацан, – в прежней дружелюбной манере сообщил голос. – Сегодня на плацу были проведены воспитательные меры по отношению к его старшему брату. Братец был нахал – попытался сбежать из лагеря и, разумеется, был пойман. А вот мальчишка с ним не побежал, испугался, наверное. Но и не сообщил о намерениях старшего. Вот поэтому его завтра тоже ждет серьезное наказание. Я к чему это говорю, – вкрадчиво прибавил голос. – Пацан ведь тоже промолчал, как и вы. Пацана завтра уже наверняка не будет. Я бы на вашем месте подумал, стоит ли искушать судьбу?

– Пошел ты на…

– Что ж, – вздохнул голос. – Поехали!

Это были последние слова, которые запомнил Митяй. В следующее мгновение его пронзил удар электрического тока, и все померкло.

Глава восьмая ОСТАЛОСЬ НЕДОЛГО

«Но как?! Почему? Откуда здесь японцы? То есть понятно откуда, из той же Японии, но неужели действуют так нагло?»

Обратно они уже шли одетыми, Потому что мужик, который все еще копался в ржавой иномарке, как-то мудро обошелся без вопросов, просто завел их в гараж и выдал какое-то промасленное тряпье. «Вот стали мы замызганными работягами, так на нас – ноль внимания, а были чистыми спортсменами – ажиотаж. Поди пойми этих людей!»

До встречи в поликлинике было еще время, поэтому Александр свернул к порту.

– Ты куда? – поинтересовался Веня.

– Подработаем маленько, денег ни копья. У нас хоть одежда, а как там ребята?

Работа для чернорабочих-грузчиков нашлась сразу же. Ребята играючи покидали в грузовик какие-то ящики, тут же получили свои деньги от хозяина.

– А что это мы грузили? – напоследок спросил Турецкий. Надписи на ящиках были написаны иероглифами.

– Водка, водка, – нехотя ответил хозяин, опасаясь, что работяги сейчас с него затребуют по бутылке. – Русская водка из Кореи. Дерьмо страшное.

– А-а, – протянул Александр и уже повернулся, чтобы идти. – Откуда?!

– Из Кореи, – пожал плечами хозяин.

Александр так сорвался с места, что хозяин невольно подумал, что переплатил.

– Куда опять бежим? – еле поспевая за Александром, спрашивал Веня. – Опять спорт?!

– Это были не японцы! – в ответ закричал Александр. – Это были корейцы! Понял?! Корейцы северные!

– Откуда они здесь, у них ведь вроде коммунизм.

– Потом, все потом, Вениамин, – отмахнулся Александр.

Конечно, это была только догадка, но догадка вполне резонная.

Немой еще немного поморщился, а потом кивнул:

– Вроде похоже. Неумело и нагло: похоже. А если не корейцы? Ну ладно-ладно, согласен. Это только мы у японцев наглеем. Они у нас – тише воды ниже травы. А эти действительно наглые.

– Куда они его увезли? – допытывался Кирюха.

– На лесоповал, скорее всего.

– Ни фига себе. В тайгу? И где ж мы его там найдем?

– Тут-то как раз проще. Вот лет пять назад этих корейских лесоповалов здесь было видимо-невидимо, теперь прикрыли почти все.

На заработанные деньги удалось прикупить какую-никакую одежку в «секонд-хэнде». Неказистую, но теплую. Теперь хоть на улице можно было показаться.

– А сколько этих лесоповалов осталось?

– Остался один. Недалеко здесь, километров двести.

– Ни себе фига! – присвистнул Гладий.

– Но там солдат больше, чем рабочих.

– Это что за наглость такая! – возмутился Кирюха. – Прилезли на нашу землю, воруют наших людей, солдат понавезли.

– Ты еще не знаешь, что это за наглецы, – покачал головой капитан. – У них там настоящий концлагерь, тюрьмы, наказания, КГБ свой.

– Ох, блин, как руки чешутся! – задвигался Кирюха.

– Сидеть, милый, тебе еще ножку подлечить надо, – остановил его Вася Гладий.

– Да, Кирилл остается с капитаном, мы втроем идем выручать Дмитрия. Оружие кое-какое имеется…

– Что, пешком двести километров?

– Зачем пешком? Мы друга Диминого дождемся с ночной, заберем автомобиль и – вперед.

Турецкий с каким-то даже удивлением смотрел на самого себя. Он окончательно превратился в полулегального Робин Гуда, которого сам терпеть не мог. По всем правилам он должен был сейчас бежать в ближайшее отделение милиции, в прокуратуру, представляться и требовать немедленной помощи. Связь с Москвой была, не прошлый век, позвонили по телефону и…

Вот тут и начинались сомнения. В местной милиции и прокуратуре вряд ли поверят в его фантастический рассказ. Но если и поверят, то не поторопятся звонить в Москву. А если и поторопятся? В прокуратуре он уже не работал – раз. А во-вторых, запросто могли наткнуться на Меркулова. Турецкий понимал, что это глупо: Меркулов его старый и давний друг, если кому в этой жизни он и мог доверять, то именно Меркулову. Но как-то так все складывалось, что именно Меркулов втравил его в эту безумную затею, и получалось, что от Меркулова так или иначе исходила какая-то угроза. Нет, Александр сознавал, что Меркулова тоже могли обмануть, тоже могли подставить, но тогда тем более нельзя было к нему обращаться. А что, если рядом с ним постоянно сидит тот, кому ребята обязаны всеми своими бедами, конца которым и не видать?

Да, Турецкий терпеть не мог самодеятельности, но теперь только это ему и оставалось. Он должен был сам, со своей командой довести дело до конца. А уж там – разберется…

«А все-таки хорошо, что я ушел из прокуратуры», – подумал он.

Это был, конечно преждевременный звонок, но калитан намеренно сделал его. Надо было не успокаивать ситуацию, а спровоцировать бучу.

Он не ошибся, Нателла Полуян сразу же согласилась помочь. Она не задавала лишних вопросов, она только спросила, позвонить ли жене Игоря Степановича.

– Нет, Боцману звонить пока не надо. Боюсь, ее телефон прослушивается.

– Как вы сказали? Боцману?

– Это я ее так дразню… Это… – Немой немного помолчал, потому что слово, которое он собирался произнести, в последнее время совсем выпало из его лексикона. – Это я любя, – все-таки выговорил он.

– Я все сделаю,– сказала Нателла.

Подавителя не было! Вот в чём загвоздка!

Боря-спецназ оказался подстать своему другу Козлову, машину он уже успел кому-то продать, а взамен купил другую, не намного, но все же лучше. Бросились к покупателю. Тот тоже ее загнал. А кому – обещал через недельку вспомнить.

Вспомнил через минуту, потому что Кирюха его «очень попросил».

Это действительно было что-то невообразимое. Словно подавитель жил собственной жизнью. Словно в самом деле прятался от ребят.

Кирюха думал только: хорошо, что ребята забрали машину у Бори-спецназа и укатали в тайгу выручать Козлова. Конечно, они его выручат, конечно, спасут, только вот когда это будет и получится ли? Машина хоть и была получше ржавой «тоёты», но все равно – двести километров по тайге…

Человека, у которого в конце концов оказалась машина с секретом, дома не было. Немой с Кирюхой присели на скамейку во дворе. Было холодно, но они боялись пропустить хозяина ржавой «тоёты».

Они, конечно, и не догадывались, что Александр и Веня сегодня стояли от подавителя в двух шагах.

Мужик, давший им промасленную одежду, как раз и ремонтировал ту самую машину.

– Что будем делать? – спросил Кирюха. На холоде долго не продержишься. Мороз доставал основательно.

– Ждать, – твердо сказал Немой. – Теперь только ждать. – И, подумав, добавил как-то обреченно: – Теперь уже недолго осталось.

Глава девятая ВСЕ ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ

Журналистка позвонила утром. Позвонила прямо домой, что сразу же насторожило полковника.

– Это Нателла Вениаминовна, – сказала она, – надеюсь, вы меня еще помните. Я-то помню очень хорошо, еще никто в такой экстравагантной форме не ставил мне условий, как жить и что делать.

– Как вы узнали мой домашний номер? – спросил полковник, пропустив колкости мимо ушей.

– Этот факт только подтвердит правдивость моих слов, – ответила Нателла. – Знаете, полковник, настал мой звездный час. Теперь я буду ставить условия.

– Какие еще условия?

– О, условия очень строгие и серьезные. Во-первых, капитан Немой жив и здоров. Он привез то, что должен был.

Савелов опустился на стул.

– Откуда вы знаете?

– Оттуда же, откуда знаю ваш номер телефона. От самого капитана. Он мне звонил.

– Где он?

– Он во Владивостоке. И очень ждет вас.

– Меня?

– А кого же еще?

– А почему он не едет в Москву?

… – Он боится не доехать. Поэтому сам приглашает в гости. Он просил передать дословно следующее: «Я готов договориться».

– О чем?

– Это уж вам лучше знать.

– Но как я буду с ним договариваться?

– Через меня. Через полтора часа я лечу во Владивосток. Найдете меня в гостинице «Океан». Всего доброго.

– Постойте!.. – закричал полковник, но в трубке уже были гудки.

Весь день он не выходил из своего кабинета. Он подводил итоги, обдумывал происшедшее и сопоставлял факты.

Если бы кто-нибудь увидел его сейчас, то этот кто-нибудь подумал, что полковник просто дремлет, непонятно зачем периодически включая и выключая настольную лампу…

Уже под вечер Савелов вызвал к себе подполковника Чернова.

Совещание было недолгим. Ой пересказал утренний разговор с журналисткой.

– Так что придется тебе, Александр Владимирович, сегодня же лететь во Владивосток и возвращаться обратно вместе с капитаном Немым. И с аппаратом.

– Прямо сегодня?

– Прямо сейчас!

Чернов о чем-то на мгновение задумался и попросил:

– Валентин Демидович! У меня в кабинете бутылка коньяка хорошего, еще из старых запасов, пойдемте ко мне, по рюмочке за успешное завершение нашего дела. Все равно скоро конец рабочего дня.

– Пошли!

Возвратившись через полчаса, Савелов вошел в кабинет и сразу понял, что в его отсутствие в кабинете кто-то был.

Нет, никаких явных следов, просто он это ясно почувствовал. Но кто, почему?

И вдруг он понял, в чем дело!

Настольная лампа!

Он оставил ее включенной.

«Довольно грубая работа!» – зло подумал Савелов и понял, что все еще только начинается! Его хотят спровоцировать.

И еще он понял, что завтра утром он сам вылетает во Владивосток…

Он это дело начал, он его и доведет до конца, а там уж будь что будет.

Глава десятая МАРТЫШКА

Митяй очнулся за полночь и не сразу понял, где находится.

Тело горело и ныло. Голова раскалывалась. Острая боль то и дело пронизывала виски, будто сквозь них пропустили тысячи острых игл.

Митяй не помнил, как окончился допрос. Его били. Потом обливали ледяной водой и снова били. Когда губы и нос были разбиты в кровь, в действие вновь пошел электрический ток.

Митяй впервые подумал о том, что смерть на электрическом стуле не самое большое удовольствие. Нет, кроме шуток: раньше он всерьез полагал, что смертная казнь в Америке производится вполне милосердным способом. Это тебе не поблескивающий нож гильотины, который зависает над головой, а затем с легким шорохом скользит вниз, и жертва успевает услышать, как хрустят перерубаемые позвонки. Это не китайский способ (рассчитанный, правда, исключительно на преступников мужского пола), когда между двух каменных плиток сдавливают мошонку и яички, и смерть наступает в результате жуткого болевого шока. Это, конечно, не дикая корейская казнь, которую он видел вчера, когда жертву избивают, а потом отсекают голову палашом.

Казнь на электрическом стуле представлялась Митяю спокойной и быстрой: р-раз – и готово! Он был уверен, что обреченный человек даже не успевал понять, что происходит.

Теперь же на собственной шкуре Митяй почувствовал, что электрический стул, быть может, самая страшная и изуверская изо всех придуманных человечеством пыток. Палачи вовсе не сразу пускали смертельный разряд; они увеличивали, а затем понижали напряжение, и жертва чувствовала себя так, словно ее живьем зажаривали на сковороде.

По крайней мере, именно так обстояло дело в случае с Митяем. После очередного разряда он ощущал, как старчески трясутся руки и отваливается челюсть, а по ногам струится теплая моча. Это было стыдно, страшно и унизительно.

Глаза слепил свет настольной лампы, и голос продолжал допытываться, где находится подавитель.

Потом все потекло, как пейзаж за окном разгоняющегося лайнера, слилось воедино и пропало в черноте.

И вот теперь чернота понемногу рассеялась, и Митяй обнаружил, что лежит в камере на топчане. Кто-то бережно поддерживая его голову и прикладывал к губам смоченный влагой платок. Это был не кто иной, как корейский мальчик.

Бедный Мартышка, поморщившись, подумал Митяй, вот сидит и не знает, что ждет его завтра.

Судьба несчастного подростка почти не трогала Митяя.

До самого утра пленники не сомкнули глаз. Подросток словно не замечал, что сокамерник пришел в себя, продолжал бережно промокать его иссохшие губы и отгонять обнаглевших крыс, жадно спешивших на запах свежей запекающейся крови. Митяй был не в силах шевелиться и не мог оттолкнуть негаданного «санитара», который ухаживал сейчас за ним.

Удар в рельс заставил Митяя вздрогнуть всем телом.

Из-за окна, как всегда, донеслись звуки пробуждающегося лагеря, но сегодня они звучали особенно зловеще.

В висках стучала одна-единственная мысль: эти часы будут последними… эти часы будут последними для мальчишки.

Митяй поймал себя на том, что с особой остротой ощущает, как одна за одной утекают прочь секунды, складываясь в минуты в часы.

«Да что такое? – разозлился он на себя. – Буду я еще переживать за какого-то узкоглазого засранца. Пусть папы Карло за узкоглазых заступаются! Я уже нажрался этих черных, узкоглазых, кривоносых, картавых. Масонов, мусульман, буддистов, иудеев. Это они Россию продали, это они ее, матушку, по миру пустили, его они лезут изо всех щелей на русского человека, как те крысы, чтобы обожрать его, обкусать, загрызть до смерти. Хватит с меня нацменов и в Японии, да и здесь!»

Но мысль о мальчишке почему-то не давала ему покоя.

Не один раз Митяй невольно напружинивался, когда за дверью гулко звучали тяжелые шаги охранников; однако надзиратели почему-то не спешили отворять засовы. И эта пытка ожиданием была ничуть не менее беспощадной, чем вчерашние издевательства.

Наконец загремели ключи. Митяй приподнял голову и бросил невольный взгляд на сокамерника. А тот, будто затравленный зверек, жалко и пронзительно посмотрел на Митяя.

Словно предчувствуя уготовленное, корейский мальчишка вдруг сжался, съежился, и крупная дрожь водной пробежала по его телу.

Пожалуй, если надо было бы планировать, выбирать из сотни вариантов, просчитывать каждый следующий шаг, Митяй поступил бы иначе.

Но времени на размышления не было, и Митяй, уже не чувствуя прежней боли в теле, вдруг подскочил на топчане и, как хищная кошка, метнулся к двери.

Дверь тотчас отворилась, и на пороге возник коренастый охранник с дубинкой в руке.

Он обвел глазами полутемную камеру и уже хотел было удивиться отсутствию второго пленника, когда этот самый второй собственной персоной без единого звука обрушился ему на плечи.

Ничего не успев сообразить, охранник тоненько вскрикнул и шлепнулся на каменные плиты.

Мальчишка ошарашенно глядел на распростершееся на полу тело.

– Ну, чего, блин, уставился. Мартышка? – заорал на него Митяй. – Скорее!

Схватив сокамерника за шиворот, Митяй вытолкнул его из камеры. Навстречу по коридору бежали два надзирателя, размахивая резиновыми дубинками. Даже смешно, какие угрожающие физиономии. Мгновение спустя оба корейца валялись в нелепых позах по углам, а Митяй волок пацана к выходу.

Впрочем, понять, где здесь был выход, оказалось весьма затруднительно.

Коридоры переплетались, расходились, вокруг были двери, решетки, и ни одного опознавательного знака.

Митяй мчался вперед, боясь признаться себе, что заблудился в этом лабиринте и дело совсем плохо. Как старому знакомому, он обрадовался лестнице с гулкими металлическими ступенями, уводившей в цокольный этаж. По крайней мере, теперь он мог с уверенностью сказать, что, вместо того чтобы двигаться к выходу, забрел в глубь здания и теперь надо избрать прямо противоположное направление. Митяй подмигнул перепуганному, ничего не соображающему подростку, который послушно бежал следом, и вновь увлек его за собой.

– Не дрейфь, Мартышка! – со злым азартом приговаривал Митяй на ходу. – Помирать – так с музыкой!

Тем временем отовсюду неслись резкие выкрики охраны и топот множества ног: как видно, корейцы успели обнаружить, что пленники упорхнули из клетки.

Ситуация осложнялась.

Теперь мало было отыскать выход, требовалось еще и добраться до него целыми и невредимыми.

– Шевелись, не отставай! – приговаривал Митяй, время от времени бросая взгляд за спину, и убеждаясь, что мальчишка движется следом. – Сталь ломается, но не гнется, боец погибает, но не сдается!

Ничего, кроме этих пионерских глупостей, на ум не шло, однако важнее смысла любых слов был теперь их пришпоривающий ритм. Все равно пацан ни фига не понимал, главное, чтоб держался и не отставал.

Из-за поворота внезапно на беглецов налетел огромный бородач. Казалось, будто у него вовсе не было лица, – борода плавно переходила во взъерошенную шевелюру, и лишь глаза зыркали из курчавых зарослей зло и яростно.

Заревев, бородач сцепился с Митяем, и вдвоем они покатились по грязному полу. Оцепенев, мальчишка наблюдал за ходом схватки.

Сильными руками бородач стиснул горло противника.

Митяй сипел и пытался вывернуться, но у него не слишком-то это получалось.

Он колотил пятками по полу, стараясь изловчиться и заехать бородачу в пах.

Глаза его налились кровью и вылезли из орбит. Митяй задыхался.

Казалось, схватка, не успев толком начаться, уже была безнадежно проиграна.

Когда бородатое лицо низко наклонилось над лицом Митяя, закрывая все вокруг, и Митяй услыхал в ушах отчаянный звон, как всегда бывает при агонии, он вдруг почувствовал, как дернулись и внезапно стали слабнуть цепкие пальцы противника. На щеку капнуло что-то вязкое.

Бородач судорожнопотянулся всем телом, а потом стал заваливаться на спину.

Глаза его закатились, и обнажились желтоватые, изрисованные сеткой бордовых прожилок выпуклые белки.

Бородач умер прежде, чем Митяй успел что-либо сообразить.

Рядом, трясясь, как осиновый лист, стоял корейский мальчуган. В руках он сжимал окровавленный обрезок трубы – орудие убийства и победы.

– Ну ты даешь!.. – только и смог пробормотать Митяй, вскакивая на ноги.

Времени на благодарственные излияния не было. Из глубины коридора, топоча ногами, бежала орава преследователей.

Митяй сгреб пацана в охапку и толкнул первую попавшуюся дверь.

За дверью обнаружилась витая лестница – ржавая от сырости.

Грохоча подошвами по ветхим ступеням, Митяй в мгновение ока взлетел на верхнюю площадку. Пацана он сжимал под мышкой, как сверток.

Перед беглецами открылось нечто вроде чердачного помещения – темное пространство, перекрещенное грубо струганными стропилами. По углам в полутьме высились груды хлама, а из полуоткрытого слухового оконца неслись истерические вопли. Как видно, весь лагерь по тревоге был поднят на ноги.

Вскочив на ноги, мальчишка затравленно огляделся. Митяй схватил какой-то полуразвалившийся шкаф и, не мешкая, спустил его по ступеням.

Снизу донеслись крики и ругательства. Митяй удовлетворенно прихлопнул. Как видно, шкафчик придавил кое-кого, ну и поделом!

Однако преследователи упрямо продолжали лезть вверх, выкрикивая пронзительные гортанные команды. Митяй колотил их по головам палкой, они сыпались со ступеней, как подстреленные, однако на смену карабкались другие, и у всех были зверские, отчаянные рожи.

– Кажись, дело худо, – подмигнул пацану Митяй. – Эх, один раз живем, один раз умираем!

В этот момент из слухового оконца донеслись выстрелы. Козлов вздрогнул. Сквозь какофонию звуков ему послышались знакомые голоса. Он не поверил собственным ушам, однако факт оставался фактом: кто-то за пределами этих стен азартно кликал Митяя по имени.

– Ребята!.. – только и смог пробормотать он.

Корейцы, как ядовитые муравьи, продолжали штурмовать лестницу. Митяй придавил первые ряды увесистым ящиком, и они повалились вниз, опрокидывая остальных.

– Отдохните, голубчики! – усмехнулся Митяй.

Он вновь сгреб мальчугана в охапку и метнулся к слуховому оконцу. Окно было узкое; первым Митяй протолкнул наружу щуплое тельце пацана, а потом уж попытался вылезти сам. Он по плечи высунулся из окна и увидел плац, и суетящихся, разбегающихся по укрытиям корейских рабочих, и удалые фигуры Сотникова, Турецкого, Гладия.

– Ребята!!! – во всю мочь заорал Митяй, совершенно опьянев от близости спасения и еще оттого, что друзья рядом.

Он хотел было совершить последнее усилие, чтобы выбраться на крышу, но тут услыхал, что тюремщики совсем рядом, и вдруг увидел направленное мимо него пистолетное дуло.

«Почему мимо? – успел подумать он. – Ах да… Мартышка!.. Они хотят застрелить пацана!.. Не меня, а мальчишку!..»

И Митяй уже в полубреду подался вперед и закрыл собой небо и худенькую фигурку корейского пацана на фоне перистых облаков.

Выстрел прозвучал вместе с оглушительным взрывом…

Глава одиннадцатая РУБИ КОНЦЫ

Раздолбанная «тоёта» никак не хотела заводиться. У Турецкого уже кончались патроны, Гладий только бессильно скрежетал зубами, он бы смог своими руками передушить человек пять корейских охранников, но они не подходили близко, а издали шквальным огнем поливали отступающих.

– Ты это точно видел?! – уже в который раз сквозь шум боя прокричал Вене Турецкий.

– Да видел, видел, – почти плача отвечал Сотников. – Убили его! Убили.

Крик Митяя – «Ребята!!!» – до сих пор стоял последним трагическим призывом в ушах Турецкого.

Он не видел, как погиб Митяй, это видел только Веня, пробравшийся на территорию лагеря, на самый плац. Это он видел в слуховом окне мальчишескую фигуру, а за ней мощный торс Козлова. Сразу понял, что за Козловым и пацаном погоня. Он навел гранатомет чуть левее, чтобы взрывной волной отбросило преследователей, а Митяю дало уйти.

Но когда дым от взрыва рассеялся, по крыше бежал только юркий пацан, а тело Митяя, чуть подержавшись на карнизе, рухнуло вниз, прямо на утоптанный снег.

Митяй, жмот, скандалист, мелкий расист и куркуль, закрыл своим телом от смерти корейского мальчишку. Это удивленное отчаяние пронеслось в голове Вени стремительной красной стрелой.

Он метнулся было к телу, но изо всех окон начали стрелять, пули ложились совсем рядом, подползти к телу Митяя было невозможно. Да Вене и так все было ясно: Митяя, его вечного оппонента, его злейшего врага-, ненавистного Митяя, убили.

– Гады!!! – закричал Веня дико. – Сволочи!!!

Он зарядил в гранатомет последнюю гранату и пальнул в самое скопище корейцев. Но не попал, потому что слезы застилали глаза.

Турецкий и Василий, которые били по корейским гэбэшникам с разных сторон, отвлекая внимание на себя, всего этого разрывающего душу ужаса не видели. По тому, что стрелять они стали пореже, Веня понял: у них кончаются боеприпасы, надо отступать.

И вот сейчас он пытался завести машину, которая, простояв на морозе всего-то часа два, только чихала все слабее и слабее, лишая ребят вообще какой-либо надежды убраться отсюда.

Турецкий приподнял голову и увидел, что корейцы стали обходить их с флангов, они брали ребят в кольцо, они должны были убить русских, они не могли оставить в живых ни одного свидетеля своих фашистско-коммунистических методов ведения «народного хозяйства».

– Бросай ее! – крикнул Турецкий Вене. – Уходим, бросай!

Веня в отчаянии ударил по рулю кулаками, в последний, на всякий случай, раз крутанул ключ в замке зажигания, и машину вдруг затрясло мелкой дрожью – она завелась…

Нателла поселилась не в гостинице «Океан», как она обещала Савелову. Она только сняла там номер, а сама поселилась у знакомой журналистки, с которой когда-то вместе училась в университете. Так ее научил Немой. Нателла как-то сразу поняла, что капитан человек опытный, разбирается в таких делах, как конспирация. Ей только странно было заниматься этими шпионскими штучками здесь, у себя на родине. Странно, немного страшно, но уж очень интересно.

Звонка от капитана она ждала недолго. Подруга подняла трубку и тут же передала Нателле.

– Здравствуйте, Нателла Вениаминовна, с прибытием вас, – сказал капитан. – Вы сняли номер?

– Да, одиннадцатый. На первом этаже, как вы и просили.

– Ключи у вас?

– У меня, хотя это было непросто. Пришлось прятаться от портье.

– Отлично. Теперь снимите с этих ключей дубликаты.

– Зачем?

– Они нам пригодятся. Кроме того, не надо будет прятаться от портье.

Нателла сделала все, как сказал капитан. Она с самой крайней степенью женского любопытства ожидала развития событий.

Мужика, который, сам того не ведая, обладал секретом, за которым гонялись чуть не все разведки мира, Немой и Кирюха дождались только около полуночи.

Они промерзли до костей. Ношеная американская гуманитарная одежка все-таки грела слабо.

Сначала капитан с тоской вспоминал Прибалтику, где никогда не бывает по-настоящему тепло, но никогда не бывает так жутко холодно. Кирюха вспомнил Крым, но почему-то от этих воспоминаний ни тому, ни другому теплее не стало.

А с какого-то момента Кирюха вдруг помрачнел, замкнулся, перестал балагурить и только как-то тяжко и протяжно вздыхал.

– Ты чего? – спросил капитан.

– Что-то с ребятами, что-то не так, – сказал Кирюха.

Они были связаны друг с другом невидимыми, но крепкими нитями, которые даже на расстоянии передавали друг другу настроение, стук сердца, даже мысли. Теперь Кирюха чувствовал, что что-то страшное случилось в тайге.

Мужик пришел уставший и злой.

Он долго не мог понять, чего этим двум парням от него нужно.

– Что вы там забыли? Мотор снять забыли? Так он и так не фурычит ни хрена. Я уже второй день с ним бьюсь.

– Мы тебе, добрый человек, поможем твой мотор в порядок привести, только дай нам забрать из тачки наши вещи, – как-то туманно объяснял Кирюха.

– Да где там ваши вещи? – все допытывался мужик.

Кирюхе нечего было на это сказать, он и сам не знал где.

– Да мы найдем, увидишь.

Наконец мужик, поняв, что от странных просителей не избавишься, махнул рукой и зашагал к гаражам.

Все наконец движется к развязке, думал капитан, широко вышагивая за мужиком. Даже мрачное настроение Кирюхи не могло испортить ему настроение. План который он придумал, должен был сработать на все сто. И тогда все встанет на свои места.

– И тогда ясно будет, кто друг, а кто враг, кто их подставлял, а кто пытался помочь. И вообще, что за история краем своей загадки выползла на обозрение общественности, чтобы затем спрятаться глубоко-глубоко, так же глубоко, как затонувшая корма танкера «Луч»»

Сейчас события тех первых дней, с которых все начиналось, казались капитану даже как бы не бывшими в действительности. Так давно это было, столько всего случилось за это время.

Мужик открыл ворота гаража, распахнул их не без усилия, потому что за это время успел навалить снег и… замер с открытым ртом; ржавой «тоёты» не было.

Савелов первым делом связался с гостиницей «Океан» и узнал, что Н. В. Полуян остановилась в одиннадцатом номере.

Но телефон журналистки не отвечал.

Он оставил портье свой номер телефона, а потом связался с местным отделением ФСБ.

Там его выслушали вполне благосклонно. Обещали помочь в случае необходимости.

С Черновым Валентин Демидович связываться не стал. На то были свои весьма веские причины. Он прекрасно понимал, что все три стороны сейчас готовятся к самому главному – встрече и передаче подавителя «ГП-1».

С самого начала все пошло не так. С самого начала Савелов не ожидал от разведчиков такой прыти. Он не ожидал, что все его хитрости будут перехитрены, а капканы захлопнутся, когда зверь уже пробежит.

Он настолько увяз в этой истории, что теперь пути назад у него не было. Теперь надо было все доводить до упора, возможно, до самого кровавого конца. Но Савелов ни секунды не сомневался в своей правоте.

Ребятки? Ну что ж, они сами выбирали свою дорогу, они по ней шли сознательно, значит, должны быть готовы и к гибели. Немой? Вот с Немым не все было ясно. Что он за человек, почему так активно ввязался в заведомо проигрышную партию? Какой у него-то интерес? За то, что капитан более или менее удачно использовал ребяток, – честь ему и хвала, а вот то, что заосторожничал в самом конце, – это уже ни в какие ворота. Ну не ясновидец же он, в самом деле. Нет, с этим капитаном разобраться надо будет отдельно.

И еще Турецкий. Савелов теперь жалел, что поверил Меркулову, не надо было брать в команду этого человека. Он перепутал все и так перепутанные карты. Собственно, основная заслуга теперешнего положения вещей на счету Александра Турецкого.

Теперь еще журналистка…

Савелов и мысли не допускал, что эта простушка может быть как-то задействована в игре, а оказалось – на тебе!

Она мешала, она сильно мешала, она вертелась под ногами, норовя то и дело выкинуть что-нибудь неожиданное. Кроме того, она же была и болтлива, это ее профессия. Правда, в свое время ему удалось попритушить пену, которую чуть не вздула до небес эта Полуян, но времена звонков по «вертушке» уже проходили, уже начальников всяких там газет, радио и телевидения остановить-запугать становилось все труднее, более того, они сами гонялись за сенсациями.

Но, конечно, больше всего Савелова тревожили эти самые ребятки, команда. Именно своей честностью, преданной любовью к справедливости. Эта их безумная страсть все сделать по-честному, добиться справедливости – о! Она могла выкинуть самые неожиданные фортели. Этих людей нельзя было купить. Хотя деньги они, конечно, брали. Но только за работу, а не за свою совесть. Их даже нельзя было запугать! И это сейчас было ох как не на руку Савелову.

План, который он придумал в своем кабинете, тыча пальцем в кнопку выключателя лампы, казался теперь пустым и ненужным. Из Москвы все виделось проще. Здесь же он начал понимать, что просто не будет. Будет сложно, тяжело, будет плохо…

Бензин кончился, когда уже видны были огоньки Владивостока. «Тоёта» сдохла окончательно и бесповоротно. Ребята молча откатили ее в придорожные кусты и почти бегом пустились к городу.

В самый последний момент они потеряли все. Козлов был убит, тайну он унес в могилу. Ведь до сих пор они не были уверены, что нашли именно ту машину. Зная Митяя, вполне можно было предположить, что он отправил в Россию не одну машину, а две или даже три. Они кое-как вышли на одну, а был ли в ней подавитель?

Турецкий сжимал в руках автомат, не замечая, что пальцы почти примерзли к металлу. Веня тоже был мрачен до крайности. Не первый товарищ погибал на его глазах, но привыкнуть к этому Веня никак не мог. Он вспомнил своего отца, виртуозного виолончелиста, который терпеть не мог насилия. Как он сейчас понимал отца. За что, собственно, они тут кладут головы? За какую-то бездушную машину? Да пропади оно все пропадом! За Родину? Да Родина от них отказалась давным-давно. И еще припугнула – не сделаете, посажу.

Неужели все это ради наивной веры в торжество добра над злом? Эти слова даже совестно произносить сейчас. Никому добро – в духовном смысле – сейчас не нужно. Материального добра – это да, это только давай!

Так за что они воюют?

Вася Гладий почти ни о чем не думал. С Козловым как-то у него особой дружбы не было. Хотя за это время они, конечно, сильно сблизились. Общая опасность, общие беды и редкие радости – это делает людей ближе. Но Вася сейчас думал об Аллахе. Он не был правоверным мусульманином, не совершал намаз регулярно. Он просто искал Бога. И в какой-то момент христианский Бог показался ему несправедливым. Он видел разрушенные поселки Чечни, убитых женщин и детей. Убитых только за то, что кому-то там, наверху, захотелось показать всю силу и мощь российской армии. Он видел, как эти люди стояли в церквах, держа тонкие свечечки, хотя еще вчера носили по карманам, у самого сердца, партийные билеты. И ему стало противно. Это было не-чест-но!

Но теперь Вася видел совсем других людей, они тоже были христианами, но все время имя Господа не поминали, только один раз сходили на могилы друзей.

Вася был растерян. Где же истина, где же настоящий Бог?

Точно он знал только одно – сейчас Бог там, где по горло в дерьме предательства, в крови своей и своих друзей, забыв о собственной выгоде и даже о собственной жизни, воюют с чем-то черным и неодолимым эти ребята, его новые друзья.

– Да кому, нужна эта рухлядь?! – даже как-то весело пожимал плечами мужик. – Ох, найти бы этих придурков. Нет, я бы даже обижаться на них не стал, я бы попросил рассказать, как им удалось ее завести!

Владелец угнанной машины прихлопывал себя по коленям, разводил руками и даже как-то тоненько хихикал.

Немому и Кирюхе было не до смеха.

Все летело к чертям собачьим. Найти теперь подавитель было невозможно.

– Ну вот, кто-то нам наконец вставил клизму, – гробовым голосом сказал Кирюха. – И без всякого диагноза.

Немой не слушал Бардовского. Он лихорадочно соображал, что же делать дальше. Он завязал все узлы на этой проклятой машинке, а машинки-то и нет.

Тот, кто за ней так упорно и беспощадно гоняется, конечно, в конце концов ее найдет.

– Только вот жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе, – сказал он вслух.

– А? Чего? – не понял Кирюха.

– Руби концы, отдавай якорь, – еще более непонятно сказал Немой. – Они нас опередили. Теперь наши жизни не стоят и иены.

– Ты думаешь?.. – не договорил Кирюха.

– Да вот же тебе мужик говорит – кому нужна эта рухлядь…

– И что будем делать?

– А вот это все сейчас и выяснится. Когда у нас встреча с ребятами?

– Через сорок минут.

– Помчались.

Меркулов выезжал из Москвы на неделю, а когда вернулся, тут же позвонил Турецкому, но телефон у того молчал. «Стало быть, еще не вернулся, – подумал Меркулов, – странно. Если бы вернулся, но сразу куда-нибудь укатил – невероятно, но допустим, – оставил бы какие-то записку, сообщение. Нет ничего».

Меркулов позвонил Савелову.

– Валентина Демидовича нет, – ответили на службе. А жена Савелова по старому знакомству проболталась:

– Он во Владивосток вчера вылетел.

«Ого! – с каким-то нехорошим предчувствием подумал Меркулов. – Владивосток».

Это значило только одно – Турецкий с командой – там, но почему-то не едет в Москву, почему-то даже не звонит оттуда.

Японец, который мерещился Васе Гладию в каждом встречном гражданине Страны восходящего солнца, страховал команду как раз по просьбе Меркулова. Это был человек СВР. Приказ отдавал, естественно, не Меркулов, а директор Службы внешней разведки. От него же Меркулов знал, что ребята благополучно добрались до Ивакуни, наверняка изъяли нужный аппарат и вернулись в Осаку. Это были последние сведения, которые получил Меркулов перед командировкой.

Звонок в СВР прояснил мало. Сведения были какие-то странные и противоречивые. Команда вернулась во Владивосток, ее поселили в санаторий, но оттуда она пропала, и даже с каким-то оглушительным треском, который в переводе с образного языка означает– десять трупов неких уголовников. Больше от команды ни слуху, ни духу.

– Кто-нибудь поехал туда?

– Савелов с Черновым.

– И все?

– И все.

– А когда ближайший рейс на Владивосток?

– Через полтора часа, так что вы не успеете…

Глава двенадцатая ШАШКИ И ШАХМАТЫ

Чернов тоже звонил в гостиницу каждые полчаса, но телефон молчал, а портье с некоторым даже раздражением отвечал, чтобы звонил получше, потому что ключи от одиннадцатого номера никто не сдавал.

Чернов не понимал, зачем понадобилось капитану придумывать столь сложный способ связи. Если подавитель у него, если он сам жив и здоров, если даже наемники целы и невредимы, то не проще ли было связаться напрямую?

То есть он, конечно, догадывался, в чем дело, но гнал от себя эту страшную мысль подальше. Придумывать на ходу он был не мастак. Он был прекрасный стратег – получше Савелова, тешил он себя, – но мыслить мгновенно в сложившейся ситуации он не мог, терялся. Вот и сейчас он бродил по номеру люкс в правительственной гостинице и пытался разложить все по полочкам. Но построения его рушились, как карточный домик, едва он собирал хотя бы пять-шесть фактов воедино.

Чернова это больше всего раздражало. Получалось так, что он играл в шахматы с противником, который играл в шашки. Причем в «Чапаева», когда даже особенно не думают, а надо только метко щелкнуть по пластмассовому кругляшку, чтобы он сбил кругляшек соперника.

И все хитрые построения рушились, потому что кто-то пер напролом.

Он снова позвонил. Снова никто не брал трубку.

Если допустить, что Немой собрался не просто так вернуть подавитель Родине, а решил поторговаться за него, выпросить деньжат или какое-нибудь нейтральное гражданство с недвижимостью и деньжат в валюте, то он не стал бы так шуметь на весь белый свет. Он бы избегал всяких там журналисток, огласки, шумихи. Он бы дал знать о себе тихо. И так же тихо поставил условия, зная, что эти условия тихо и неукоснительно будут выполнены. Потому что тайну Немой притащил великую. Притащи он эту тайну японцам или американцам, всю жизнь ноги бы ему мыли и воду пили. Это помимо предоставления всяких материальных благ.

Тайна эта была еще весомее от того, что машинка существовала в единственном экземпляре, институт, ее создавший, давно выпускает какие-то кастрюли-скороварки или в лучшем случае какие-нибудь одноразовые шприцы. Люди, создававшие «ГП-1», кто помер, кто перебивается в поисках работы на родной земле, кто уехал за кордон, унеся только малую толику секрета, которая без остальных компонентов ничего не стоила. Были, конечно, чертежи и технологические описания. Но их концы терялись где-то в недрах секретных архивов, в которых сам черт ногу сломит. А даже если документы найти, понадобятся еще годы и годы, чтобы создать второй подавитель. Уж больно много в него было всунуто, как сейчас говорят, эксклюзивных технологий, ноу-хау, чтобы можно было все это вот так просто повторить.

Но Немой не собирался продавать машинку.

Стало быть, он хотел честно вернуть ее стране. Но в таком случае тем более чего он прячется? Нет, Чернов ничего не мог понять.

И вдруг трубку подняли.

– Да.

– Это Нателла Вениаминовна?

– А вы кто, простите?

– Моя фамилия Чернов. Я заместитель полковника Савелова.

– Очень приятно. А я заместитель капитана Немого.

– Нателла Вениаминовна, что происходит, где сам капитан?

– Капитан не здесь, – уклончиво ответила Нателла. – Вы что-нибудь хотите ему передать?

– Я?! Ему?! Я думал, это он мне что-нибудь передаст.

– Странно, – сказала Нателла, минуту помолчав. – Он ждет ваших предложений, – сделала она ударение на слове «ваших».

– Ясно, – сказал Чернов. – Я подумаю и перезвоню вам в течение часа.

– Нет, в течение пяти минут.

Трубку повесили.

Ну, теперь все стало на свои места. Немой все-таки хочет торговаться. А журналистка, конечно, его любовница, она шуметь не станет.

И что же можно предложить капитану?

– Алло, Нателла Вениаминовна?

– Здравствуйте, Валентин Демидович.

– Наконец вы ответили. Видите, я выполнил все ваши условия. Что дальше?

– А дальше условия будете предлагать вы.

Этот разговор случился через минуту после того, как Чернов положил трубку.

– Сколько у меня времени?

– Пять минут.

Нателла положила трубку и тут же подняла ее снова. На сей раз звонил капитан.

– И Чернов, и Савелов здесь, – отрапортовала Нателла.

– Что с условиями?

– Оба пока думают.

– Дальше вы знаете, что делать?

– Да. Перезвоните мне через семь минут.

Они встретились в условленном месте. У всех были плохие новости.

Кирюха, узнав о гибели Козлова, словно оцепенел.

– Все, мы проиграли, окончательно и бесповоротно проиграли, – скрипел зубами Немой. – Они выйдут на связь через четыре минуты, а у нас нет ничего, ничего.

– Прекрати! – гаркнул вдруг на него Турецкий. – Ребята друга потеряли, а ты из-за какой-то машинки тут истерику закатываешь.

Немого словно окатили ушатом воды.

– Простите, – сказал он. – Это я совсем с ума спятил.

– Ладно, действительно, дело надо доделать, надо вычислить подонка, из-за которого мы и Митяя потеряли, – сказал трезво Веня. – Что у тебя за план, Немой?

– Журналистка сейчас сидит в номере гостиницы «Океан». Ей вот-вот должны позвонить Савелов и Чернов. В зависимости от того, какие у них будут предложения по выкупу подавителя, мы и вычислим гада. Ведь это один из них.

– Не понял, – сказал Турецкий, – поподробнее.

– Если мне предложат деньги, там, не знаю, норвежское гражданство, полную безопасность и тайну, значит, это и есть предатель. А если предложат попросту прийти и отдать машинку – там чисто.

– Думаешь? – неуверенно спросил Турецкий.

– Уверен. Кстати, пора звонить.

– Погоди, но подавителя-то и нет!

– Да, ребята, это не шахматы, это азартная картежная игра. И мы блефуем! – Немой сверкнул глазами.

Турецкий понял, что и капитан сейчас в крайней степени злости. Он хочет поставить точку.

– Алло, Нателла Вениаминовна, это Чернов. Я обдумал свои предложения. Капитан с честью выполнил задание, наверняка опасается, что на самом последнем этапе, передаче нам секретного материала, с ним и с командой могут приключиться какие-то неожиданности, поэтому предлагаю через двадцать минут собраться в вашем номере, я приведу с собой надежных людей, полная безопасность будет гарантирована.

– Это все?

– Да.

– Хорошо. Перезвоните через три минуты.

– Люди уже готовы к операции.

Нателла положила трубку, и тут же телефон зазвонил снова.

– Савелов. Нателла Вениаминовна, можете передать капитану, что мы пойдем на любые условия, какие он сам выдвинет. Деньги, домик на Канарских островах, да хоть на Луне. Только это надо сделать немедленно. Боюсь, что капитан даже не представляет, в какой он опасности.

– Приезжайте ко мне через двадцать минут. Постучите два раза и потом три раза. Деньги и загранпаспорта для Немого и для ребят должны быть при вас.

– О капитане я подумал, все приготовил заранее, а вот о ребятах… Это будет непросто. Да и зачем им скрываться?

– Мне нечего вам сказать.

– Ладно, что-нибудь придумаем. Да и еще, я надеюсь, это останется тайной за семью печатями.

– Разумеется.

Турецкому Нателла открыла сразу. Он коротко кивнул, вошел в комнату, окинул ее профессиональным взглядом. Да, здесь особой засады ве устроишь – обыкновенный гостиничный номер.

– Вам лучше уйти, – бросил он журналистке.

– Ни за что! – воскликнула она. – Я, может, и ввязалась в эту историю только потому, что хочу все увидеть до самого конца.

– Дело может обернуться так, что конца-то вы и не увидите, – мрачно пошутил Турецкий.

– Ничего, я девушка смелая, – не без кокетства сказала Нателла.

Турецкий усадил ее подальше от двери, за громоздким шкафом, который был хоть и слабоватым, но хоть каким-то укрытием.

– А вы что, собственно, предполагаете делать? – заинтригованно спросила Нателла. Она почему-то не выпускала из рук свою сумочку.

– Ждать.

– А где остальные? Где этот пресловутый секрет? И что это вообще такое?

– Знаете анекдот про старого Ивана-царевича? – вдруг спросил Турецкий.

– Нет.

– Так вот. – Турецкий передвинул стол из угла на середину комнаты. – Старенький Иван-царевич вышел из избы, натянул тетиву лука, выстрелил, пошел искать стрелу и находит лягушку. Принес домой, посадил на стол, а лягушка и говорит: «Иванушка, поцелуй меня, я стану молодой и прекрасной царевной!» «Нет, – говорит Иван-царевич, – мне в моем возрасте говорящая лягушка интереснее».

– Не поняла…

– В вашем положении я бы превратился в немую лягушку.

– Поняла, – сказала Нателла,– только вам не кажется…

– Кажется… Кто-то пришел.

Турецкий сел за стол.

В дверь постучали.

– Кто? – спросила Нателла, когда Турецкий ей кивнул.

– Это Чернов, Нателла Вениаминовна.

– Входите, – снова после знака Турецкого выкрикнула Нателла.

Чернов вошел осторожно.

Увидел Турецкого, улыбнулся широко.

– Ну, слава Богу, вы живы! А где капитан, где остальные?

– Садитесь, – кивнул на диван Турецкий. – Подождем остальных.

– Разумеется. Хотя все это какие-то детские шалости. Все через одно место, все на авось, по-русски… И к чему вообще вся эта конспирация?

– Есть причины.

– Слушайте, что вы тут со мной в шпионов играете? – обиделся Чернов. – Кто кем командует, в конце концов?

– Здесь сейчас никто не командует, – процедил сквозь зубы Турецкий. – Здесь сейчас истина выясняется. Знаете, что такое истина, Чернов?

– Вы привезли капитана? И машину?

– Все мы сделали, Чернов, только не благодаря вам, а вопреки. Ясно? Вот теперь мы и выясним, кто нам всю дорогу палки в колеса совал, кто в нас из-за угла постреливал, кто в спину норовил нож воткнуть.

– Прямо поэма! – вскинул руки Чернов. – Вы стишками на досуге не балуетесь?

– Балуюсь. Рассказать? – улыбнулся Турецкий. – Есть у нас любимый один. Увидим, услышим, диагноз поставим и кому нужно клизмочку вставим.

– А что, собственно?.. – начал было Чернов, но в этот момент в дверь снова постучали.

Два раза, а после паузы три раза.

– Ну вот и главный герой, – сказал Турецкий саркастически. – Входите, Валентин Демидович, гостем будете.

У Савелова стремительно метнулись глаза: он тоже профессионально оценил – плохое место для боя.

– Так вы тоже здесь? – удивленно поднялся со своего места Чернов.

– Я-то здесь, – закрыл за собой дверь Савелов. – А вот где остальные?

– Всему свое время, полковник. – Турецкий вдруг вынул из-под стола и брякнул на стол автомат. – Садитесь рядом со своим подчиненным.

– Ого! – сказал Савелов, но как-то без удивления, а чуть не с улыбкой. – Серьезно.

– Серьезнее некуда, – не подхватил его тона Турецкий. – Один из вас, – Александр кивнул на сидящих рядышком Савелова и Чернова, – предатель!

Чернов и Савелов невольно отодвинулись друг от друга.

– Да что вы говорите? – все еще пытался улыбаться Савелов.

– И я думаю, полковник, что это – вы! – жестко оборвал его Турецкий.

Нателла в своем углу не шевелилась.

– И что мне на это сказать? – побледнел полковник.

– А вам есть что сказать?

Савелов открыл было рот, но промолчал. Турецкий вскинул автомат.

– Встать. К стене, – сказал он. – Руки на стену. Ноги раздвиньте. Нателла, обыщите его.

– Я?! – опешила журналистка.

Тем не менее живо встала, тщательно ощупала полковника и выложила на стол содержимое его карманов. Это были заграничные паспорта, И кредитные карты. Оружия не было.

– Он принес, как договаривались, – сказала Нателла, снова ухватившись за свою сумочку.

– Ремешок с него снимите и расстегните ширинку, – продолжал командовать Турецкий.

– Блин, Турецкий, ты вообще охренел. Пусть лучше Чернов это сделает, – зло проговорил полковник.

Чернов было двинулся, чтобы исполнить приказ Турецкого, но тот перевел ствол на него:

– Сидеть. Нателла, ремешок.

Журналистка натужно хихикнула и исполнила приказ,

– Теперь свяжите ему руки за спиной.

Очень скоро полковник лежал на полу со связанными руками.

Турецкий снял трубку:

– Капитан, можно, – коротко бросил он, когда ему ответили.

– А что, собственно, произошло? – спросил Чернов, когда в молчании просидели минут пять.

– А произошло то, Александр Владимирович, что никакой машинки на танкере не было. Она как лежала на месте, так мы ее там и нашли. Но это еще далеко не все. С самого начала нас пасли все, кому не лень, нас подставляли так, что это чудо, что погиб только один из нас.

– Кто?! – воскликнул Чернов.

– Дмитрий погиб. Козлов.

– М-да, – Чернов почесал затылок. – Я, конечно, верю вам, но все это надо доказать. В операцию были посвящены несколько человек. Почему вы решили, что предал Савелов?

– Кто знал все детали?

– Только мы вдвоем.

– Вот и ответ. Вот и истина.

– В таком случае я тоже под подозрением, – не спросил, а констатировал Чернов.

– Да, вы тоже были под подозрением до последней минуты. Но вот видите на столе паспорта и деньги – Савелов хотел у нас машинку перекупить.

Чернов почесал подбородок:

– Честно говоря, я тоже решил поначалу, что вы хотите продать аппарат. Не знаю, что меня уберегло, но и я вам хотел предложить то же самое.

– А предложил он, – указал стволом в лежащего Савелова Турецкий.

Савелов на полу только шумно дышал, ему было неловко лежать лицом на колючем ковре.

– И что вы с ним сделаете? – спросил, кивнув на лежащего, Чернов. – Не убьете ведь?

– Не уверен, – проговорил Турецкий медленно, – может, и убью.

Немой вошел без стука. Увидел лежащего Савелова, перешагнул, как через бревно. Поставил на стол чемоданчик.

– Ну вот и все, – сказал он, выдохнув шумно воздух. –

Вот и кончилась история. Держите вашу машинку.

Турецкий насторожился. Они так не договаривались. Блефовать уже не было необходимости.

Чернов спокойно встал с дивана, подошел к чемоданчику и раскрыл его.

Два кирпича, на которых еще не стаял снег, упали с глухим стуком на стол.

Чернов повернулся к Немому, и Турецкий даже не заметил, как в руках подполковника оказался пистолет, направленный Немому в висок.

– Опять игры? – сказал Чернов зло. – Может, уже хватит игр?

Дуло повернулось к журналистке.

– Сюда! – скомандовал Чернов. – Помогите, Турецкий, этих гадов надо связать.

– Вы чего? – опешил Турецкий. – Вы чего?

– Успокойтесь, Турецкий. Вы все верно просчитали. Только вы упустили еще одного подонка – капитана Немого. У них с самого начала была договоренность с Савеловым. Он и сам прекрасно знал, что везет не груз, а «куклу». Он вас просто использовал. Неужели вы этого не поняли?

Журналистка медленно поднялась и двинулась под дулом пистолета к Чернову, так и не оставив свою сумочку. Чернов эту сумочку выхватил, раскрыл и вывалил содержимое на стол. Среди женских принадлежностей чернел огромный пистолет.

– Ого, серьезно, Нателла Вениаминовна, – улыбнулся Чернов.

Турецкий все еще не верил.

– Да журналисточка с Немым заодно, неужели непонятно? – словно угадал его мысли Чернов. – Вот теперь вопрос: а где, собственно, машинка?

И тут наконец подал голос Савелов.

– Обставил, Чернов, обставил на все сто. Молоток. Ты действовал наверняка.

– Да, терпеть не могу этих «авось».

Турецкому что-то напомнил этот разговор. Но что?

Чернов деловито достал из кармана пару наручников и сковал ими руки журналистке и Немому.

– Действительно, Турецкий, в танкере была «кукла», – сказал с пола Савелов, когда Немого, подкосив ему ноги, Чернов уложил рядом с ним. – Машинку я не трогал. О ней знал только капитан. Но он не знал, что везет пустой ящик. И действительно во все детали были посвящены только мы с Черновым. Даже Меркулов знал не все. Это правда. Нет, у меня были и другие под подозрением. Но отпали в ходе этой операции. Я запустил вас, как бондари запускают мышь в дырявую бочку. Простите уж меня, но дырку вы нашли, слава Богу, правда, теперь эта дырка нас и поймала.

Полковник тоже был убедителен. Кроме того, он упомянул Меркулова, а это было святое.

– И вы верите этому подонку, Турецкий?

Все смотрели на Александра.

И каждый молил глазами – верь мне!

– Я не верю никому, – подвел черту Турецкий.

Он вложил два пальца в рот и свистнул…

Нет, все-таки ребята были профессионалы. Чернов не успел и дернуться, Василий коротко боднул его в живот, Веня заломил руки и осторожно положил на пол, на котором уже и места не оставалось.

– Власть меняется, – сказал Турецкий, развязывая Немого. Нателлу развязал Кирюха. Он с дамами обращаться умел.

Про себя же Турецкий отметил, что все это превращается уже в какой-то фарс.

Но не это волновало его больше всего: он вообще не знал, что делать. Он бы сейчас кончил вообще обоих: Савелова и Чернова, а может быть, заодно и капитана.

Он, конечно, догадывался, что операция, в которую их бросили, была с двойным дном. А у него, у Турецкого, было еще и свое задание. Значит, дна было уже три. Только вот кто затеял это паскудство и кто в самом деле предатель – он до сих пор не понимал.

И еще аппарат!

Какой-то мрак! Тоннель без света в конце!

– Ну, теперь разберемся, – сказал Немой. – С самого начала.

– Про банковский код скажи! – напомнил Веня.

– Про подставку с Бугром! – вставил Кирюха.

– А Егор-майор! – Вася Гладий даже грохнул кулаком по столу.

– Да ерунда все это! – закричал Турецкий. – Они оба могли продать нас с потрохами! Оба, понимаете? Помните, Савелов, вы сказали про девятый круг ада. Знаете, кто в этом круге? Предатели Родины, родителей и друзей, именно в этом порядке по нисходящей. Вот вы нас и опустили туда.

– Они нас поимели, как девок вокзальных! – взвился Веня. – Ну ладно, мы сами на это шли! Мы сами подписались на риск. Но Козлова Митяя я им не прощу!

Савелов пытался что-то ответить, но Веня только махнул на него рукой:

– А брехать вы сейчас можете все, что угодно. Жить-то хочется! Митяю тоже хотелось жить. А он умер. Собственно, мне наплевать, кто продал нас японцам. Мне вообще на вас, гады, наплевать, поэтому я кончу сейчас обоих!

Веня вскинул автомат и передернул затвор.

– Остановите его, Турецкий! – захрипел Чернов. – Вы же сами нашли предателя! Это он притащил вам паспорта и деньги! Это он, он!

– Александр, я не предатель, – замотал головой Савелов. – Меркулов знает…

– Вы оба – предатели. Оба! – вскочил Александр.

То ли от растерянности, то ли от многодневной усталости, то ли от потери Дмитрия, а скорее всего, это сложилось как-то в одну большую боль – Турецкий сейчас собой не владел. Когда все только начиналось, он и представить себе не мог, что будет вот так размахивать автоматом над связанными людьми с полной решимостью выпустить в них очередь. Как же его затянуло! Куда девалась рассудительность и хладнокровие? Почему ему сейчас хочется одного – мстить, мстить и мстить?!

Он не добился истины, значит, хотя бы поставит в истории точку!

Но фарс продолжался, потому что вдруг сильно громыхнуло, вспышка ослепила всех, удушливый газ наполнил комнату. Турецкий повалился на пол, пытаясь понять, что же случилось, увидел только, как через окна вваливаются в комнату люди в противогазах, нажал на курок, но автомат был давно пуст, это-то Турецкий и забыл. Он все патроны потратил на корейцев.

Потом он потерял сознание. Всего на несколько секунд. Граната, которую бросили в комнату фээсбэшники, обладала тройным действием – глушила, слепила и выпускала парализующий газ. Какой-то здоровила навалился на Турецкого, заломил руки так резко, что Турецкий ткнулся носом в стол.. Дальше он ничего не помнил.

Когда Турецкий разлепил глаза, власть в гостиничном номере снова сменилась. На этот раз кардинально.

Савелов был свободен. Чернов тоже. Связанными оказались капитан и команда Турецкого. Нателла испуганно прижималась к стене.

– Ну а теперь вам все ясно? – спросил Савелов. – Предатель – Немой. Как мы и предполагали раньше.

«Абсурд, полная ерунда на постном масле. Если предатель Немой, то и он со всей командой предатели, потому что выручали капитана постоянно, а капитан выручал их. Но самое-то страшное, что подавитель наверняка у Игоря Степаныча, – уже в горячечном полубреду подумал Турецкий. И сделал неожиданный, но единственный сейчас более или менее убедительный вывод: – А весь план был к тому, чтобы разъярить нас, чтобы мы кончили двух начальников. Капитан бы в любом случае остался жив!»

– Уж корейцам-то он вас продал, больше некому, – вставил Чернов.

«Дерьмо, дерьмо, какое же дерьмо! – скрипел зубами Турецкий. – Одна подлость вокруг».

– Считайте, что это он убил Козлова.

– Что? – вдруг спросил вообще незнакомый голос. – Митяй убит?

Турецкий поискал глазами того, кто это произнес. Голос доносился откуда-то из толпы спецназовцев.

И действительно, вперед выступил громила в камуфляжке, тот самый, что заламывал Турецкому руки, скинул противогаз. Глаза его были ошалело огромными.

– Боря-спецназ?.. – спросил Кирюха.

– Митяй убит?! – схватил за грудки Турецкого Боря-спецназ. – Как?! Вы что?!

Турецкий молчал.

– Кто это сделал, сволочи?! – дико оглянулся Боря. – Братва, они моего лучшего друга подставили! – крикнул он спецназовцам.

– Тихо! – гаркнул Савелов. – Мы тут что, девочки-институтки?! Прекратить истерику! Где машинка? – обернулся он к Немому. – Куда вы девали подавитель?!

– Нет подавителя, – спокойно ответил Немой. – Мы его потеряли.

– Как это?! – опешил полковник.

– Он был в машине, которую получил как раз вот Боря.

А теперь машину угнали. Ищите ветра в поле…

– Отлично, – присвистнул Чернов. – Вот так всегда!

Ненавижу этот русский «авось».

Капитан кинул моментальный взгляд на Турецкого. И тот вдруг вспомнил, он все вдруг вспомнил в один момент, и теперь уж действительно все встало на свои места.

– Ладно. Я знаю, где машинка, – сказал Турецкий спокойно. – Я покажу, только развяжите мне руки.

Теперь все таращились на Турецкого. Теперь он был в центре внимания и ненависти.

– Я покажу, развяжите руки, – поспешил повторить Александр.

Полковник Савелов шагнул было к нему, но тут случилось то, что и должно было случиться.

Чернов метнулся к столу, схватил пистолет, другой рукой оторвал от стены Нателлу и, приставив дуло к ее виску, прокричал:

– Стоять!!! Всем стоять, иначе я ей мозги выпущу!!! – и попятился к двери, прикрываясь женщиной.

Все-таки Турецкий суетнулся, он выдал себя: Чернов все моментально понял. Он не знал, как прокололся, но понял, что теперь прокололся окончательно.

А все дело было в этом словечке – «авось». Бандиты, которые пришли убивать ребят в пансионатике, тоже повторили это слово. Они просто слово в слово повторили приказ Чернова. Это словечко вспомнил и Немой. Но выдержка отказала Турецкому.

Подполковник отступал к двери.

«Он уйдет, – обреченно подумал Турецкий. – Он уйдет, но не надолго. Я его из-под земли достану».

Ребята во все глаза смотрели на человека, который за последние дни столько раз всеми мыслимыми и немыслимыми способами пытался их убить.

И они были бессильны.

– Ни себе фига, – процедил Вася Гладий.

– С-сука, – сказал Кирюха Барковский.

– Хренотень, да и только, – прошипел Веня Сотников.

– Не стрелять! – остановил спецназовцев Савелов. – Не стрелять.

Нателла была бледна, как снег, который через разбитые спецназовцами окна влетал в комнату и уже даже намел небольшие сугробики.

Сволочь, которую они мечтали задавить собственными руками, уходила от ребят живой и невредимой.

Чернов пятился к окну. – Как хорошо вы предусмотрели, Нателла Вениаминовна, – язвительно сказал он, – снять номер на первом этаже. – Со второго или третьего прыгать было бы больно.

Что произошло дальше, Турецкий сообразил не сразу.

И Нателла и Чернов вдруг повалились на пол в сугроб у окна. И только потом, словно запоздав на вечность, прозвучал выстрел.

«У кого-то не выдержали нервы, – мелькнула у Александра мысль. – Кто-то все-таки выстрелил!»

Но он тут же разглядел, что Нателла жива, но скорчилась и воет, почему-то протирая глаза.

А Чернов обалдело рассматривает пистолет в своей руке.

Веня бросился на него с вытянутыми вперед руками. Если бы он успел, Чернов точно был бы мертв. Веня задушил бы его, никто бы не смог оторвать Сотникова.

Но он не успел – кто-то шагнул в окно и, вздернув за шиворот ослабевшего Чернова, швырнул его спецназовцам.

– Ну, чего вы тут финал «Ревизора» разыгрываете? – сказал вошедший таким странным образом. – У меня к вам приятное известие: кажется, все закончилось.

– Костя…

– Меркулов… – почти одновременно выдохнули Савелов с Турецким…

Чернова заковали в наручники легко и просто – он не сопротивлялся. Он ничего не мог понять.

– Это газовый, – гуманно объяснила ему Нателла. –

Помните, Валентин Демидович, – обернулась она к Савелову, – как вы мне говорили, что оружие часто оборачивается против своего хозяина. Так и получилось. Он схватил со стола мой пистолет. Угораздило же…

Слезы на ее глазах теперь были скорее от счастья, чем от газа.

Чернов зарычал, как раненый зверь. Он проиграл. Он проиграл! Он проиграл!!!

Когда Чернова увели, остальных ребят освободили, Турецкий успел обняться с Меркуловым, а в комнате навели хоть какой-то относительный порядок, полковник сказал:

– Но подавитель мы потеряли.

– Я чего-то не понял, – снова вмешался Боря-спецназ. – Вы сказали, что этот, как его, давитель был в тачке, которую перегнал мне Митяй?

-Да.

– Так у меня эта тачка. Я ж понял, что раз вы ее ищете, что-то там важное. Да вон она, во дворе стоит.

Все бросились к разбитым окнам – на гостиничной стоянке действительно стояла ржавая «тоёта».

– Слушай, – задал Боре-спецназу наболевший вопрос Кирюха. – Я тебя одно спросить хочу: как ты ее завел?..

До Москвы добрались самолетом. Обыкновенный пассажирский рейс. Если бы остальные пассажиры догадывались, кто занимает места в четырнадцатом и пятнадцатом ряду, может,стали бы просить автографы. Хотя нет, вряд ли, летели на этих местах вовсе не поп-звезды. Но вот если бы кто-нибудь смог догадаться, каких трудов стоит летевшим на местах в четырнадцатом и пятнадцатом ряду всю многочасовую дорогу говорить о погоде, рыбалке, о предстоящей деноминации рубля, о всяких, словом, глупостях, то этот проницательный пассажир очень бы удивился силе воли этих людей.

Во Владивостоке после бурного вечера в гостинице «Океан» действительно не было ни минуты, чтобы выговориться, чтобы излить наболевшее. Подавитель отвезли в местное отделение ФСБ, сдали, чтобы оттуда он был отправлен в Москву спецрейсом. Потом мотанулись на склад, где полуодетую команду кое-как экипировали, а там и на самолет. И все это в окружении людей, которым секреты вовсе ни к чему были.

И вот теперь в самолете мучились, тщетно пытаясь уснуть, отвлечься, забыть хоть на минуту пережитое.

В Москве было холоднее, чем во Владивостоке. Легкий снежок, легкий ветерок, но крепкий морозец.

Три встречавшие «волги» вместили всех.

Но только отъехали от здания аэропорта, как первая «Волга» вдруг свернула с дороги в лесок, а за ней и остальные.

– Что за дела?! – выскочил, прихрамывая, Кирюха. – Кто-нибудь мне объяснит?

– Нет, погоди, я сначала спрошу!.. – заторопился Веня.

– Все по порядку, братцы, – попытался остановить их Турецкий. – Пусть сначала мне ответят!..

Словно и не было томительных часов полета. Словно только что арестовали Чернова, и вот теперь время все выяснить.

Конечно, вопросы были в основном к Савелову и Меркулову. Хотя и у них были вопросы.

Сначала ответствовал Савелов.

Да, было задание правительства вывезти с территории дружественной нам Японии «ГП-1». Сделать это надо было накануне зимних Олимпийских игр. Представляете, какой был бы скандал, если бы…

– Представляем, – поторопил Турецкий.. Савелов оглянулся на навострившую ушки Нателлу.

– При ней?

– Господи, Валентин Демидович, о чем вы?! – развела руками Нателла.

– Она будет молчать, – убежденно сказал Немой.

– Ладно. Так вот, нам стало известно, что информация об этом тут же ушла на сторону. Кто это сделал – теперь мы знаем. Но тогда нам это только предстояло узнать. О вывозе подавителя было осведомлено достаточно много людей. А вот о том, что никакого подавителя на танкере «Луч» не будет, только ГРУ.

– Не только, – вставил Меркулов. – Я знал. СВР знала.

– Ну да, ну да. Честно говоря, мы думали, что предатель Немой.

– Ясно, – вздохнул Игорь Степанович.

– Да ведь все к тому вело, Игорь. Ты пропал, ящик пропал!.. Вот тогда и решено было послать команду. И тут всё начало идти наперекосяк.

– Уж конечно, – самодовольно сказал Веня. – Мы в ваши игры не играли.

– У меня попутный вопрос, Валентин Демидович, – сказал Турецкий. – Зачем ребят было вязать по рукам и ногам якобы совершенными ими преступлениями?

– А что, есть какой-то другой способ гарантий? – вызверился Савелов на Турецкого.

– Есть, – тихо сказал он. – Честное слово этих ребят.

Ироничная улыбка Савелова держалась недолго. Мрачные взгляды ребят погасили ее.

– Ну ладно, простите, – сказал он еле слышно.

– Ну, тут и я должен добавить. И для тебя тоже новости, – кивнул Меркулов Савелову… – Проверить решено было всех. Тебя в том числе. Вот поэтому по решению генерального и руководителей силовых ведомств подключился Александр Турецкий. Если ты хотел, как бондарь, запустить мышей в бочку, то мы хотели проверить и самого бондаря.

– Да уж, – вздохнул Савелов. – Чуть меня и не положил ваш проверяющий следователь.

– А ведь действительно чуть было, – согласился Турецкий.

– А вот я так и не понял, с чего он вдруг сорвался, Чернов? – спросил теперь Савелов.

– Случайность, – покачал головой Немой. – Мелочь.

– Слишком много случайностей…

– Да. Но это понятно. Настоящий заговор в принципе не раскрываем, – сказал Меркулов.

– Этим надо теперь Митяя утешить, – горько сказал Веня.

– Да, мы уже дали распоряжение, с корейцами разберутся серьезно. Вообще надо прикрыть эти концлагеря на нашей территории.

– Послушай, Валя. – Меркулов бросил окурок в снег. – А ведь не мог Чернов один такую пакость провернуть. Кто-то ему помогал.

– Это мы выясним.

– Сами? Турецкий вам не понадобится?

– Сами, сами, – заторопился Савелов. – Тут ведь какое дело – теперь сами понимаете, штучка эта дорогого стоит. Вот наш «стратег», видно, и продал ее всем, кому только мог. Пиратам этим, японцам, американцам, даже корейцам, я думаю.

– Конечно! Кто ж еще?! – подхватил Турецкий.

– В любом случае он бы не проиграл. Кто-нибудь, он был уверен, до подавителя этого доберется.

– Да он и за информацию только, наверное, отхватил прилично, – сказал Меркулов.

– А представляешь, сколько бы ему отвалили за настоящий подавитель?!

– Нет, ребята, то, что вы сделали, это вообще ни в какие рамки! – чуть ли не восторженно развел руки Меркулов. – Этого вообще никто не мог ожидать, а наш «стратег» Чернов тем более.

– Скажи, Турецкий, – конфиденциально склонился к Александру Савелов. – У вас все-таки какой-то план был?

– Не-а, – легкомысленно ответил Александр. – Только русское «авось»!

И вдруг все насупленные лица прояснились. Первым хихикнул Веня. За ним Гладий громыхнул своим басовитым хохотком. А дальше как пожар – смеялись все. Хохотали, хлопали себя руками по ляжкам, утирали слезы, уже выли и стонали, обессиленные смехом…

Не смеялась одна журналистка.

– Ох, мужчины, смотрю я на вас и – страшно, – сказала Нателла грустно. – Все в какие-то игры играете. Все казаки-разбойники. Ужас…

Савелов хотел было что-то возразить, но не стал. А ведь права журналистка. Ох как права.

Ребят Турецкий позвал к себе. Немой только отпросился съездить к жене. Но так и не вернулся.

Первым делом отмылись, оделись потеплее. Турецкий сбегал в прачечную за бельем, чтобы было что постелить этакой ватаге на ночь. Машину-то он так и не купил. Выпили, помянули Митяя. Говорить много теперь не хотелось.

Ночью Веня пропал.

– К зазнобе своей поехал, – сказал Кирюха. – Слушай, Саш, у тебя случайно нет телефона артистки Алферовой?

Действительно, утром Веня появился со своей девушкой. Всей командой поехали к Андрею Чеснокову, который уже ходил, опираясь на палочку. Рассказали ему о приключениях, подогреваемые завистливым блеском в глазах больного командира.

А когда вышли на улицу, вдруг оказалось, что всем в разные стороны.

Попрощались почти официально. Конечно, обменялись адресами, обещали друг другу писать и созваниваться. Но как-то без энтузиазма.

«Это потому, – подумал Турецкий, – что просто устали».

Когда он вернулся домой, зазвонил телефон. На проводе был Меркулов:

– Ну что, герой! Может, вернешься в прокуратуру? Чин будет и дела все будешь до конца доводить! Обещаю.

– Нет уж. Завтра деньги получаю. Машину куплю, хватит ноги бить. Отдохну пока.

– Ну ладно, бывай.

Александр собрал белье, чтобы снова отнести его в прачечную. Времени теперь было вдоволь. Что там еще ему надо сделать? Ах да, календарь новый купить. На 1998 год…

Он поднял трубку:

– Костя, это Турецкий. Возьмете обратно в прокуратуру?..

Оглавление

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  Глава первая «SOS»

  Глава вторая ТИШИНА

  Глава третья ЭТО – СМЕРТЬ

  Глава четвертая ХОДОК

  Глава пятая ЖЕЛТАЯ ПОДВОДНАЯ ЛОДКА

  Глава шестая НЕ ОТДАМ!

  Глава седьмая СЕНСАЦИЯ

  Глава восьмая СТЕНКА НА СТЕНКУ

  Глава девятая ОПУПЕЯ

  Глава десятая ЦЕЙТНОТ

  Глава одиннадцатая В КРАЙНЕМ СЛУЧАЕ

  Глава двенадцатая ЭТИМ НЕ ШУТЯТ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  Глава первая БУГОР

  Глава вторая НЕ СМЕШНО

  Глава третья СЧИТАЮ ДО ТРЕХ

  Глава четвертая ВАСИЛЬКОВАЯ «ТОЁТА»

  Глава пятая ТУПИК

  Глава шестая ВЕСЬ ВЕЧЕР НА МАНЕЖЕ

  Глава седьмая НЕЧЕСТНО

  Глава восьмая ПРЕДАТЕЛЬ

  Глава девятая ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

  Глава десятая СТРОГО ПО ПЛАНУ

  Глава одиннадцатая НЕМОЙ

  Глава двенадцатая КРЕСТИК

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

  Глава первая МУЖЧИНА ДОЛЖЕН ПЛАКАТЬ

  Глава вторая ЕСТЬ ШАНС

  Глава третья ВОТ И ВСЕ

  Глава четвертая ОПЕРАЦИЯ

  Глава пятая МЕЖДУНАРОДНЫЙ СКАНДАЛ

  Глава шестая НА МЕСТЕ

  Глава седьмая ЕСЛИ…

  Глава восьмая ПО-РУССКИ

  Глава девятая «ЩУКА»

  Глава десятая СКУЧНО

  Глава одиннадцатая АС

  Глава двенадцатая ТРЕНЕР

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

  Глава первая САД КАМНЕЙ

  Глава вторая МЕСТЬ

  Глава третья РЕБУСЫ И КРОССВОРДЫ

  Глава четвертая СОЛИДАРНОСТЬ

  Глава пятая НОГИ В РУКИ

  Глава шестая АНОНИМ

  Глава седьмая ЗАСАДА

  Глава восьмая ДЕДУКТИВНЫЙ МЕТОД

  Глава девятая ПЛАН

  Глава десятая ХРУСТАЛЬНЫЙ ШАР

  Глава одиннадцатая ВЗЛЕТ

  Глава двенадцатая ЖЕЛЕЗНЫЕ ЛЮДИ

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

  Глава первая ОПОЗНАНИЕ

  Глава вторая БЛАГОСЛОВЕННЫЙ ГОРОД

  Глава третья НЕРВЫ

  Глава четвертая ПОГАНЦЫ

  Глава пятая ЧАЙ ПО-КОРЕЙСКИ

  Глава шестая МОРЖИ

  Глава седьмая КАЗНЬ

  Глава восьмая ОСТАЛОСЬ НЕДОЛГО

  Глава девятая ВСЕ ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ

  Глава десятая МАРТЫШКА

  Глава одиннадцатая РУБИ КОНЦЫ

  Глава двенадцатая ШАШКИ И ШАХМАТЫ