Седьмой Змей (ЛП) [Грэм Макнилл] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Грэм Макнилл СЕДЬМОЙ ЗМЕЙ

Действующие лица

«Сизифей».

Ульрах Брантан, капитан, 65-я клановая рота Железных Рук

Кадм Тиро, советник капитана Брантана

Фратер Таматика, Железорожденный, ветеран Авернии

Вермана Сайбус, ветеран Авернии

Септ Тоик, ветеран Авернии

Игнаций Нумен, боевой брат

Сабик Велунд, железный отец

Никона Шарроукин, легион Гвардии Ворона, 66-я рота

Атеш Тарса, апотекарий, легион Саламандр, 24-я рота

«Железное сердце».

Шадрак Медузон, капитан, 10-я клановая рота

Гаскон Малтак, советник Шадрака Медузона

Ашур Мезан, сержант, 10-я клановая рота

Альфа-Легион.

Альфарий, примарх Альфа-Легиона

Хайтин, легат

Сейхан, тайный агент

Молодежь легко обмануть, потому что она живет надеждой.

Приписывается Аристотелю из Стагиры

Только тот змей, что пожрет другого,

может стать драконом.

Только та сила, что поглотит другую,

может стать великой.

Пословица, ок. М1

Глава 1 Птица / Таматика / За Императора

Ульрах Брантан назвал своего кибер-орла Гарудой. Это имя принадлежало мифическому пожирателю серебряных змей, якобы обитавшему в Земле Теней, — благородному охотнику, родившемуся в огне, который уничтожил древних богов Медузы.

Для Железных Рук на борту «Сизифея» он был просто «Птицей», которая, возродившись, дала им надежду, что и их павший капитан еще может выйти из своей ледяной гробницы.

Золотое тело орла представляло собой хитроумный механизм, созданный с мастерством, уже не доступным в эти времена, и больше походило на произведение искусства, чем на инженерную конструкцию. Одно крыло было золотым, второе серебряным, и в то время как шарниры второй ноги были изготовлены из слоновой кости и меди, вторая состояла из штампованной стали и поликарбонатного композита.

Покрытый шрамами мечник из Детей Императора подстрелил Гаруду на Йидрисе, но Сабик Велунд и фратер Таматика отнеслись к кибер-орлу с вниманием, какое апотекарий уделяет раненому Железному лорду.

Они починили сломанное крыло и вывихнутую лапу, а таинственный механизм в его сердце перезапустили, сами не поняв, как им это удалось.

Таматика утверждал, что Гаруда был артефактом, созданным первыми поселенцами Медузы, но Велунд считал, что птицеподобный автоматон принадлежал к еще более ранней эпохе. Происхождение золотого орла, принадлежащего их павшему командиру, нередко становилось предметом долгих споров.

Но Кадма Тиро, ставшего хозяином Гаруды на время, пока Ульрах Брантан лежал на грани смерти в ледяном гробу, происхождение орла не интересовало.

Его интересовало только убийство предателей.


Пролетев над развалинами правобортной посадочной палубы ударного крейсера, Гаруда сел на горящую «Грозовую птицу». Аварийные люменосферы окрашивали стены в красный. Клаксоны наполняли воздух механическим визгом. Поврежденные интегральные поля пытались уберечь внутреннее пространство от ледяного космического вакуума.

«Зета Моргельд» яростно выл на нападавших.

Тридцать гигантов в черной броне выступили из нутра ревущего «Громового ястреба» со сомкнутыми щитами и полыхающим оружием. Как обсидиановые призраки, эти воины, несшие на наплечниках снежно-белый символ латной перчатки, прошли сквозь дым, порожденный взрывом их появления.

Абордаж с корабля на корабль. Жестокий, кровавый бой. Безжалостные убийства в замкнутом пространстве. Перестрелки с расстояния вытянутой руки. Отсутствие возможностей для маневра. Прорыв щитами, таран всем телом.

Только Легионес Астартес могли выдержать подобные сражения.

Железные Руки же были в них лучшими.

Первым на палубу вражеского корабля ступил вооруженный щитом и облаченный в исцарапанные черные доспехи Кадм Тиро — беспощадный ветеран предательского сражения на Исстване с твердой, как кремень, душой.

За ним на раненый «Моргельд» последовали его воины.

Они ринулись на обороняющихся — боевую группу военизированных сервиторов с энергетическими поршневыми молотами и крюковыми алебардами. Позади этих чудовищ адепты в темной одежде уже бежали к арочным проходам, что вели в сердце корабля.

Бойцы набросились друг на друга с грохотом металла, бьющего по металлу. Одни ударяли щитами, другие атаковали клинками. Взрывные снаряды в упор били в плоть и броню. Железные Руки переходили в наступление, тесня врага с неумолимой силой.

Болтеры стреляли в ритме метронома. Мечи легионеров рубили, как лезвия промышленной молотилки.

Очередному бледнокожему боевому сервитору Тиро выстрелил в горло, а затем опрокинул на пол ударом щита. Септ Тоик предпочел щиту тяжелый болтер. Ветеран занял позицию на вершине штурмового трапа «Громового ястреба» и окатывал палубу крупнокалиберными масс-реактивными снарядами. Боевых сервиторов отшвыривало назад, превращало в ошметки плоти и укрепленной кости.

Рядом с Тоиком шел Игнаций Нумен, державший в руках волкитную пушку, которую он заполучил на Йидрисе. Лучи испепеляющего жара разрезали убегавших адептов с механической эффективностью.

— Захватить те арочные проходы, — сказал Тиро, и колонна Железных Рук разделилась, чтобы взять боковые пути.

В абордаже все решала скорость.

Закрепиться на плацдарме, выдвинуться вперед и больше не останавливаться. Ни на мгновение не останавливаться.

Болтер с силой отдавал в руку при каждом нажатии на спусковой крючок. Выстрелы сопровождали каждый шаг неумолимого марша.

Его щит принял три мощных удара от взрывных снарядов.

— Болтерный огонь, — сказал он, узнав силу этих снарядов. Он повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть воина, бегущего сквозь дым. Сине-зеленая броня с серебряной окантовкой. Символ гидры на левом наплечнике.

Альфа-Легион.

Гладий направился к его горжету.

Тиро повернулся на девяносто градусов и толкнул щит вперед. Вражеский клинок разбился. Он выхватил болтер из гнезда и обрушил его на лицевую пластину предателя. Можно было и не нажимать спусковой крючок, но он все равно это сделал.

— Безрассудный глупец, — сказал Тиро, ступая по обезглавленному трупу.

Усиленные противовзрывные заслонки в арочных переходах начали опускаться, но не успев дойти до половины, вдруг остановились.

Тиро хмыкнул с мрачной веселостью.

— Хорошая работа, Таматика, очень хорошая, — сказал он.

Гаруда, все сидевший на вершине горящей «Грозовой птицы», безучастно наблюдал за убийствами. В его многокомпонетных глазах, сапфировых и сиявших белесым зимним светом, отражался огонь войны.


Этот же свет мерцал под веками фратера Таматики, сидевшего в специально созданной камере в глубинах «Сизифея». Его зрачки метались из стороны в сторону: БМУ-кабель, вставленный в гнездо в основании шеи, позволял наблюдать за боем на посадочной палубе вражеского корабля.

Орел сидел на обломках «Грозовой птицы», которую «Громовой ястреб» Тиро уничтожил дорсальными пушками, когда миновал интегральные поля посадочной палубы. Затем Птица склонила голову набок, и Таматика с трудом подавил импульс соответствующим образом изменить собственную позу. Киберсущество не было обычным передатчиком, и Велунд его поведение не контролировал.

— Сиди спокойно, гаденыш, — сказал Таматика, но птица его проигнорировала. Она делала что хотела — по мнению Велунда, подтверждая тем самым его гипотезу о ее до-медузийском происхождении.

Через его глаза Таматика увидел, как воины Кадма Тиро уничтожили защитников посадочной палубы и двинулись в глубины «Моргельда». Моргнув, он сменил источник визуального потока, переключившись на канал связи с главным когитатором «Сизифея». Вид из глаз Птицы сменился планом помещений на «Моргельде». Маниакальная внимательность к деталям, эйдетическая память и годы тренировок на Марсе позволили Таматике наполнить когитаторы «Сизифея» точными схемами всех известных предательских кораблей.

Согласно марсианским реестрам запусков, «Зета Моргельд» покинул Марс двенадцать лет назад, став одним из новейших кораблей в списках Имперского флота.

Железные Руки на его борту обозначались золотыми черепами, заключенными в зубчатые шестерни. Альфа-легионеры, чьи позиции были известны, — змеино-зеленым.

Словно нож, направленный во внутренности, Кадм Тиро продвигался из правобортовой посадочной палубы «Моргельда» к мостику. Чтобы Альфа-Легион не смог сбежать, Вермана Сайбус пробивал путь к машинному отделению.

— Капитан Тиро, — сказал Таматика. — В пятидесяти метрах перед вами находится уязвимый участок. Для перехода наверх рекомендую через десять метров выбрать лестницу, перпендикулярную вектору вашего наступления.

— Принято, — прозвучал лаконичный ответ Тиро. Он всегда был малословен, а в бою особенно. По воксу слышался болтерный огонь и звонкие удары масс-реактивных снарядов по абордажным щитам. Альфа-Легион защищал свой корабль с яростью, удивившей Таматику.

Хотя удивляться было, конечно, нечему.

Легко было забыть, что сыны Альфария, несмотря на свою любовь к непрямым методам ведения войны, все же оставались легионом трансчеловеческих бойцов.

Таматика следил за битвой через каналы связи с ударными группами Железных Рук и по телеметрии с Птицы. Она держалась рядом с Кадмом Тиро, предоставляя Таматике хороший обзор пространства перед абордажниками. Это позволяло ему в реальном времени предупреждать о контратаках Альфа-Легиона и альтернативных путях к цели.

Машинное отделение вскоре пало, и воины Тиро бросились в направлении мостика. Когда фронтальный путь был уже захвачен, резкий звук, похожий на скрип гвоздя по доске, оторвал Таматику от вопросов боевой организации.

Потоки информационного света пропали с поля зрения, сменившись блеклым зрелищем камеры с ее свежевыстроенными многослойными стенами из голого железа.

Железнорожденного окружали ряды гудящих машин, и пучки тщательно изолированных кабелей бежали от второго и последнего обитателя команты.

Оно — Таматика не мог воспринимать это как «он» — сидело напротив на голом железном троне, к которому крепилось адамантиевыми кандалами за запястья и лодыжки.

Таматика знал, что они кандалы были излишни. Криптос никуда не денется, но Кадм Тиро настаивал, что шифровальщик и взломщик кода, которого Сабик Велунд и Никона Шарроукин захватили на Кавор Сарте, держался обездвиженным.

Плоть на его жутком лице была трупно-бледной, челюсть представляла собой жуткое скопление подвижных частей, аугмиттеров, вокс-решеток и издающих звуки деталей, которое выглядела пародией на анатомию лица. Череп существа гротескным образом объединял в себе клавиатурный интерфейс когитатора и резервуар с биологическим материалом — ксеноподобные органы из плоти и меди, погруженные в потрескивающий стеклянный контейнер.

Его немигающие глаза были чаще всего пусты и бездушны, но теперь их наполняла отчаянная жажда и боль. Щелкающий, чавкающий, исходящий слюной рот издавал поток искаженных машинных звуков, которые могли понять лишь те, кто обладал необходимыми аугментациями или аналогом его органического процессора, до сих пор успешно противостоявшего любым попыткам копирования.

Таматика заглянул в планшет, который был встроен в кафедру, привинченную к полу перед Криптосом. По экрану бежали потоки информации.

Пока лишь бессмыслицы и несвязный код.

— Велунд, — позвал Таматика.

— Вижу, фратер, — откликнулся Сабик Велунд откуда-то с борта «Моргельда». — Зашифрованная передача.

— Ты ближе к источнику, можешь заглушить сигнал?

— Уже, — ответил Велунд. — Меня не вчера сделали железным отцом, знаешь ли.

— Конечно, но если сравнить твой опыт с моим, то можно сказать, что и вчера, — сказал Таматика, когда вражеский сигнал пошел через кощунственные механизмы, встроенные в Криптоса на механическом и генетическом уровнях.

— Не беспокойся, — сказал Велунд. — Я закрыл им рот прежде, чем они успели позвать на помощь.

— Хорошая работа, мальчик мой, — произнес Таматика и вдруг замолчал, вчитываясь в слова на планшете.

— Фратер? В чем дело?

Таматика оборвал связь с Велундом и вновь включил светящуюся схему помещений на «Моргельде».

— Кадм! — позвал он, пытаясь скрыть возбуждение. — Направляйся к мостику и немедленно его захвати! Любой ценой до него доберись!

— Во имя Ферруса, а я что, по-твоему, делаю, фратер? — огрызнулся Тиро.

— Что бы ты ни делал, делай это быстрее, — ответил Таматика. — Иначе они удалят журналы и астронавигационные данные.

— И что? Какое мне дело до того, где этот корабль был раньше?

— Ты не понимаешь, юный Тиро. Важно то, куда он направляется, — ответил Таматика. — Судя по всему, «Моргельд» следовал на встречу с самим Альфарием!


Доступ к мостику боевого корабля всегда был намеренно сложен, и «Зета Моргельд» не был исключением. Длинный и узкий коридор вел к нему от тесного У-образного пересечения.

— Ни подпор, ни переборок, ни каких-либо других укрытий, — заметил Кадм Тиро, отклоняясь назад, когда установленные у дверей автопушки наполнили коридор огненными следами снарядов.

— А ты думал, что будет иначе? — пробурчал Септ Тоик с противоположной стороны пересечения.

— Я надеялся, что будет иначе, — уточнил он. — Это Альфа-Легион.

— Придется бежать до самой двери, — прокричал Игнаций Нумен, прочитавший наконец слова Тиро на визоре шлема. — Свести щиты, опустить плечи и терпеть.

Плазменная граната на Исстване придала коже Нумена искусственный блеск и лишила его глаз. Она также ослабила его слух, а один из развращенных последователей Фулгрима отнял его полностью.

Тиро кивнул. Времени на менее прямолинейный подход не было.

— В ряд здесь поместятся только трое, — сказал Тоик.

— Значит, ты и Нумен пойдете со мной, — сказал Тиро, выставляя перед собой щит. Он повесил болтер на магнитный замок на поясе. Для того, чтобы держать щит ровно, потребуются обе руки. — Готовы? Наши враги — железо на наковальне.

— А мы — железо в руке, — закончил Тоик. Мгновение спустя кивнул и Нумен. Они оба убрали тяжелое оружие и подняли позаимствованные щиты — гигантские пластины из черной стали Авернии, украшенные серебристой перчаткой легиона.

Тиро первым вступил в коридор, бесстрашно покинув укрытие и с силой опустив щит на пол. Поток снарядов из двойных турелей тут же с мощью молотов ударил в металл в считанных сантиметрах от его визора. Мгновение спустя Тоик и Нумен заняли позиции по бокам от него; щиты в их руках дрожали от гулких взрывов.

— Вперед! — прокричал Тиро, и они втроем бросились в огненный ураган.

Он сжал зубы, чувствуя, как мгновенно немеют руки под безостановочным градом выстрелов. Они двигались по оглушительно шумному коридору, делая по шагу за раз. Опустив головы и плечи, широко расставив ноги и крепко упираясь, они шли, наклонившись в сторону огня.

— Как будто в медузийскую пепельную бурю входим, — проревел Нумен так, словно происходящее ему было по душе.

— Вперед, не замедляться! — крикнул Тиро. — Импульс — это все!

Тоик покачнулся, когда по боковой части шлема скользнул отрикошетивший снаряд. Возникла брешь. Тиро рыкнул, когда в руке неожиданно вспыхнул огонь. Ранение. Он стиснул зубы, прогоняя боль.

Нет времени на слабость.

Издав полный презрения к себе крик, Тоик вскочил, закрыл брешь своим щитом и продолжил наступать с еще большим упорством. Тиро заметил трещину справа от его ретинальной линзы. Попади снаряд на миллиметр левее — и его шлем сейчас бы наполняли осколки кости и бесформенная масса мозгового вещества.

Раздавшийся позади взрыв заставил Тиро обернуться.

Массивный противоударный щит, больше подходивший для орудийной палубы, перекрыл коридор, отрезав их от остальной десантной группы.

И он был не единственным неприятным сюрпризом.

Части кессонных панелей по обеим стенам коридора отъехали в стороны, увлекая дым от выстрелов в области меньшего давления. За панелями вместо штампованной и клепаной стали обнаружилась пустота. Двое воинов в броне цвета индиго выступили наружу, тяжело грохоча ботинками.

Их огромные, не совсем человеческие силуэты перекрыли весь проход.

Тиро похолодел, узнав эти смертоносные очертания.

— Терминаторы! — закричал он. — Опустить щиты! Повернуться и атаковать.

Все трое вновь с грохотом опустили щиты на пол, в то время как Тиро высвободил руку. Он крутанулся, упал на колено, закрепил собственный щит на спине и, вытянув руки в стороны, ухватился за рукояти братских щитов, поддерживая их. Беспрестанные удары влекли его вниз, а по плечам распространялся жар от сервоприводов доспеха, боровшегося с градом снарядов.

Тоик и Нумен выхватили болтеры и открыли по терминаторам непрерывный огонь. Снаряды пересекли коридор и сдетонировали, ударив в невозможно толстую броню.

Гигантских убийц это даже не замедлило.

Они могли бы с тем же успехом стрелять в «Лэнд рейдер».

Нефритовые символы гидры блестели в сумраке коридора, и рубиновые глаза на змеиных головах, злобно смотревшие на них, казались живыми. Шлемы воинов были гротескно украшены рогами, а с наплечников издевательски свисали обрывки знамен, когда-то развевавшихся на штандартах их бывших собратьев.

— За Императора, — хором произнесли терминаторы, и их комби-болтеры наполнили коридор масс-реактивными снарядами.

Глава 2 Тень и железо / Трофеи / Гробница

Тоик и Нумен вжались в стены, но спрятаться от масс-реактивного обстрела это не помогло. Два снаряда ударили в горжет и визор Тоика, толкнув его еще под два. Он рухнул на палубу, брызжа кровью из трещин в пластинах брони.

Нумен низко склонился, принимая всю тяжесть огненного шторма на наплечники. Чудесным образом все снаряды отскочили от изогнутых пластин, не сдетонировав. Издав полный ненависти вопль, Нумен бросился на ближайшего терминатора.

Массивный, великанский кулак подхватил его и с силой швырнул в переборку. Сдавленный крик Нумена в воксе был хриплым от разбитых костей и влажным от крови.

Терминаторы одновременно сделали шаг вперед.

— Капитан Тиро, — сказали по воксу тихо, почти шепотом. — Падай на пол. И держись за что-нибудь.

Тиро знал, кому принадлежал голос, и знал, что спорить бессмысленно. Он выпустил щиты, уронил уставшие руки и бросился плашмя на палубу.

В терминаторов ударил огонь из турелей, остановив их наступление. Тактический дредноутский доспех защищал от многого, но даже его возможности были ограничены. Комби-болтер взорвался от снаряда, попавшего в магазин, и Альфа-легионер, потерявший руку ниже локтя, покачнулся.

Второй терминатор Альфа-легиона наклонился и загромыхал в сторону Тиро. Крупнокалиберные снаряды детонировали при попадании в его броню, раскалывая пластины и травмируя. Этого было недостаточно, чтобы остановить его, но боль они причиняли.

Целеуказательные авгуры турелей резко отключились, обнаружив дружественные цели. Тиро взглянул вверх как раз вовремя, чтобы увидеть, как второй терминатор поднимает гигантский ботинок, намереваясь раздавить его.

И как над изумрудным символом гидры, на потолке, возникает фульминатно-яркое кольцо света. Тиро знал только одно оружие, способное вызвать такой эффект.

Лазерный резак.

Он ухватился за напольную решетку с такой силой, что сталь погнулась.

Едва терминатор поднял взгляд, как трехметровый участок потолка исчез во взрыве. Воздух с ураганной скоростью устремился в дыру, за которой Тиро увидел целую серию концентрических отверстий, ведших прямо в пустоту космоса.

Даже огромный вес терминатора не мог противостоять взрывной декомпрессии. Альфа-легионер вылетел в дыру, как пуля, выпущенная из пистолета, и исчез в космосе.

Тиро шторм декомпрессии тоже поднял и развернул. Он врезался подошвами ботинок в стену и активировал магнитные замки. Дальше по коридору были видны Нумен и Тоик, аналогично примагнитившиеся к переборкам.

Раненый терминатор оказался слишком далеко от дыры, чтобы воздушный поток мог унести его в космос. Он тоже активировал магнитные замки.

Где-то наверху пробоина закрылась, и резко упавшее давление вдруг выровнялось.

Терминатор упал на палубу, и одновременно с ним из дыры в потолке выпрыгнула тень. Это был воин в черной броне, вот только она не просто не отражала свет, но, казалось, отгоняла его от себя. Судя по размерам, он был легионером, однако двигался он так, как не двигался никакой другой воин на памяти Тиро.

Он прыгнул к терминатору, оттолкнувшись от стены и включив компактный прыжковый ранец. Досиня раскаленные потоки огня по изящной параболе перенесли его за плечо противника.

Гладий с черным, абсолютно матовым клинком погрузился в самую уязвимую точку терминатора — полосу пластичного сальника между латным воротником и основанием шлема. Тонкий гейзер крови ударил из шеи предатели, когда обсидиановый гладий перерезал его сонную артерию.

Кровь не перестала бить даже после того, как терминатор остановился, умерев, но так и не упав из-за веса брони.

Никона Шарроукин из Гвардии Ворона легко приземлился рядом со своей жертвой, в то время как из дыры в потолке выпрыгнул еще один легионер. Он упал тяжело, погнул настил, и Тиро заметил, что под обеими руками у него было зажато по тяжелому подрывному снаряду. Рассеянный свет от энергетического поля наверху окутывал его броню прозрачным голубым сиянием.

Воин тоже был в черной броне, но то был черный Железных Рук, и символом его была латная перчатка.

— Велунд? — позвал Тиро.

Сабик Велунд не ответил и прошел мимо него, чтобы закрепить подрывные снаряды на противовзрывных заслонках, отделявших от них мостик. Ударив ладонями по пусковым панелям, он бросился обратно к Тиро, подобрал щит Игнация Нумена и укрылся за ним.

— Вам стоит еще раз поднять щит, капитан Тиро.


С захватом мостика битва была закончена, и на «Зета Моргельде» полным ходом пошла операция по изъятию ценностей. Оружие, боеприпасы, запасные детали, топливо, инструменты и сырье, даже две «Грозовых птицы», сидевшие на пусковых рельсах по левому борту. Ничто здесь не останется. Рабы «Сизифея» превратят корабль в выпотрошенный остов, после чего его вместе с мертвым экипажем отправят в ядерное сердце звезды.

С посадочной палубы убрали мусор, оставшийся после битвы, а грузчики-сервиторы, когда-то служившие Альфа-легиону, заполнили транспортировочные судна «Сизифея».

Кадм Тиро медленно шагал вдоль тел, сваленных на краю посадочной палубы. Лишенные брони трупы Альфа-легионеров служили наглядным подтверждением того, как основательно ненависть разрушала плоть — даже плоть транслюдей.

— Масс-реактивные снаряды стали причиной смерти в меньше чем половине случаев, — заметил Тиро, указывая на характерные раны и катастрофические повреждения, нанесенные бронзовой, покрытой узловатыми мышцами плоти. — Большая часть — убийства в чистом ближнем бою.

— Это примитивность, — ответил Вермана Сайбус, плюя едкой слюной на каждый труп, мимо которого проходил. — Это катарсис. Это личная месть. Никто не имеет больше оснований ненавидеть этих ублюдочных предателей, чем мы.

Тиро с этим спорить не мог.

Феррус Манус, Горгон, их генетический отец, был мертв. Он был убит на Исстване своим братом в акте немыслимого предательства.

И смерть его посеяла зерна безумия.

Гибель примарха оказалась столь ужасной, столь шокирующей, что оставила в психике Железного Десятого бездонную рану, которая, возможно, никогда не излечится.

Горе почти лишило их воли к сопротивлению в первые недели после кровавых черных песков Ургалльской низины, но оно же позже перебродило в ненависть.

А ненависть была безумным братом кровавого возмездия.

— Мы уверены, что это все, кто там был? — спросил Тиро.

— Уверены, — ответил Сайбус. — Я лично осмотрел все укромные уголки и потайные ходы корабля. В общей сложности двадцать легионеров.

— Здесь только пятнадцать.

— Тарса забрал пятерых на «Сизифей» для вскрытия.

— Зачем?

— Откуда мне знать? Я не апотекарий.

— Ладно. Но двадцать воинов для ударного крейсера — это маловато.

Сайбус пожал плечами, и его голые металлические руки брякнули об броню. Никто на «Сизифее» не мог сравниться с Сайбусом в рвении, когда дело касалось химерических аугментаций. Он с фанатичным пылом принял кредо умерщвления плоти, когда оно только зарождалось, еще до исстванской бойни.

— Возможно, за годы, прошедшие с Исствана, на них уже нападали, — предположил Сайбус. — Не мы одни сражаемся с ними в этой тьме.

— Может быть, но у меня не сложилось впечатления, что корабль был недоукомплектован, — проговорил Тиро и замер, когда мысль о военных методах Альфа-легиона вызвала в нем тревожное ощущение сходства.

— Это ударная команда, — сказал он. — Один корабль с маленьким экипажем, действующий на периферии. Такой же, как мы.

Сайбус кивнул, принимая догадку Тиро.

— Думаешь, они действительно направлялись к Альфарию?

Тиро вздохнул.

— Мы узнаем точно, когда Криптос закончит с реестрами, которые выгрузил Велунд.

— Но можно ли будет доверять полученным результатам?

— Не знаю, Вермана, — сказал Тиро. — Но если это правда… Это такой шанс причинить предателям настоящий вред, нанести им такой же удар, какой был нанесен нам. Нам это нужно.

— Так точно, капитан, нужно, но окончательное решение за капитаном Брантаном.

Тиро скованно кивнул. Сайбус был прав. Ульрах Брантан покоился в заледенелом стазис-контейнере, но все равно оставался капитаном воинов на «Сизифее».

— А ты…

— Нет, — ответил Тиро, уже жалея, что рассказал Сайбусу об увиденном — или привидевшемся — в крио-камере Брантана. — Капитан выглядит так же, как всегда.

— А Тарса? Что он говорит?

— Ничего, — огрызнулся Тиро. — Что он, по-твоему, может говорить? Капитан заперт в ледяном стазисе. В стазисе раны не излечиваются. Смертельные раны чудесным образом не исчезают. Никто не может вернуться из мертвых, как бы сильно нам этого ни хотелось.


Убедившись, что состояние раненых в апотекарионе стабилизировалось, Атеш Тарса понес благородно погибших в ледяные усыпальницы «Сизифея». Редуктор отягчал руку генетическим наследием шести братьев из Железных Рук, шести героев, что больше не выступят против архипредателя.

На такой глубине коридоры покрывал белый иней, делая их похожими на проходы в древнем леднике. Из-за этого звук и свет вели себя странно. Эхо его шагов улетало далеко вперед, а раздробленное отражение извивалось во льду. Неудивительно, что среди экипажа — как космодесантников, так и сервов легиона — распространились слухи о призраках и фантомных голосах, возникающих на этих уровнях.

Глупости, разумеется, но ведь даже аугментированный и тренированный мозг легионера был подвержен парейдолии.

В стерильном воздухе блестели белые снежинки, и блестящие сосульки, похожие на стеклянные кинжалы, свисали с балок. Тарса миновал склеп, где покоился разбитый дредноутский корпус брата Бомбаста. Остановился и прижал руку в латной перчатке к холодному металлу.

Он продолжил путь к холодному сердцу корабля. Насыщенно-зеленые доспехи Тарсы испускали горячий пар, и холод становился все привычнее, но когда люк, отделявший последнюю криокамеру, отъехал в сторону, он задрожал.

Воздух минусовой температуры дыханием вылетел наружу.

Тарса укорил себя за использование подобных метафор, но он все-таки был уроженцем Ноктюрна, выросшим на легендах, которые передавались у очага от отца к сыну. На сказаниях о войне, на сказаниях об адских драконах и о бессмертных огненных душах в подземном мире.

От закоренелых привычек избавиться сложно.

Камера Ульраха Брантана была настоящим склепом и представляла собой ледяную пещеру, наполненную безвоздушным холодом и шипящей, жужжащей техникой. Наиболее чувствительные механизмы были накрыты термобрезентом, и изолированные кабели, похожие на спящих змей, пульсировали на напольных плитах.

В центре комнаты стоял контейнер со стеклянной крышкой, в котором лежал смертельно раненный капитан «Сизифея». Поверхность контейнера почти полностью скрывал голубовато-белый иней, бросавший в сумраке мерцающие отблески. Следуя уже сложившейся привычке, Тарса протянул к стеклу руку и вытер иней над лежавшим внутри Брантаном. Тарса уже не раз видел его раны, но менее ужасными они от этого не выглядели.

Недостающие конечности, кратеры от масс-реактивных снарядов в кулак глубиной, жуткие впадины от ударов цепным мечом и страшные фосфексные ожоги.

Они трижды убили бы обычного воина, но Брантан держался.

В большинстве других легионов человеку, получившему такие раны, позволили бы умереть или же заключили его в дредноут. Однако за время, проведенное на борту «Сизифея», Тарса понял, что Железные Руки не были такими, как большинство других легионов.

На его груди до сих пор сидело, словно паразит, Железное Сердце — несколько паукообразное устройство из меди и серебра, одновременно исцелявшее и пожиравшее Брантана. Из его сегментированного туловища исходили тонкие, как нити, усики, которые исчезали в плоти капитана. Никто не знал, куда они были направлены и что делали в его организме. Ни один прибор в арсенале Тарсы не мог выявить их пути.

Судя по тем коротким сеансам, когда они решались рискнуть и пробуждали Брантана, чтобы узнать его мнение, археотехнический прибор восстанавливал катастрофически поврежденные органы. Но лишь за счет его «жизненный силы» — за неимением лучшего термина.

Тарса склонился над контейнером, так что в заледеневшем стекле отразилась угольно-черная кожа и красные глаза, гордо свидетельствовавшие о его ноктюрнском происхождении.

— Ты с таким немыслимым упорством держишься за жизнь, — сказал он почти шепотом. — Сыны Вулкана горды и отважны, но мы знаем, когда следует наступать, а когда уходить. Пора успокоиться, Ульрах.

Кадм Тиро убил бы его за эти слова. Исполняющий обязанности капитана верил, что Брантана можно вылечить, но действия Тарсы лишь продлевали его страдания.

Десятилетия работы в апотекарионе говорили ему, что Брантан никак не мог услышать его из стазис-поля, но об этом так мечтала часть его души, хотевшая верить в чудеса.

Он отвернулся от контейнера, глубоко вздохнул и распахнул глаза, когда морозный воздух наполнил легкие. Как же сильно он отличался от воздуха на родном вулканическом мире, который он и не надеялся когда-либо увидеть.

Тарса приступил к процедурам по сохранению прогеноидов, извлеченных из павших воинов. Каждая смерть была болезненным ударом по «Сизифею». Их было не так много, чтобы легко сносить подобные потери.

Годы, проведенные в сражениях на периферии этой войны, сказались на и без того ослабленном экипаже ударного крейсера. Им дорого пришлось заплатить за путешествие в варп-шторм вслед за Фениксийцем и Железным Владыкой.

Как и за побег оттуда.

У них оставалось всего лишь сорок два воина, а материальные запасы стремительно сокращались, и близилось время, когда оставаться в дебрях космоса будет уже невозможно. Тарса знал: скоро кому-то придется убеждать Кадма Тиро, что пора возвращаться в Империум.

Он вздохнул, понимая, что этим кем-то должен стать он. Шарроукин был Гвардейцем Ворона до мозга костей и любил этот вид войны. Он никогда ничего подобного не предложит. А в Железном Десятом никто не сможет отбросить гордость и признаться, что невозможно уже продолжать эту партизанскую кампанию.

— Я наблюдал такое же поведение у пирогавиалов, — сообщил Тарса безмолвному гробу, стерилизуя внутреннюю часть редуктора и пломбируя цилиндрические резервуары для проб.

— Это ящеры, обитающие в лаве кратеров в ноктюрнских вулканах и склонные яростно защищать свою территорию, — уточнил он.

Тарса переступил через шипящие кабели на палубе и сел рядом с контейнером Брантана. Положив руку на стекло, он продолжил:

— Когда землетрясение или очередное извержение лавы сталкивает двух ящеров в конкурентной борьбе за норы, они не прекращают драться, пока один из них не погибнет.

Он вздохнул.

— С точки зрения эволюции, это — самоубийственное и явно бессмысленное поведение, но они продолжают это делать, словно это зашито в их рептильих мозгах, и они не могут измениться. Я помню, как в канун своего вступления в легион поднялся к огням горы Кагуцучи и увидел драку двух таких животных. Зрелище было невероятным, Ульрах: два монстра, покрытых базальтовой чешуей, разрывали друг друга из-за лавового озерца, едва способного вместить одного из них. И тем не менее они за него сражались.

Я наблюдал за их боем, и эта бездумная трата жизни наполняла меня горечью. Зачем сражаться именно за это озеро, когда поблизости множество других? Но что еще оставалось ящерам, не понимавшим этого? В конечном итоге окровавленный победитель недолго пожинал плоды своей победы. Из магматического канала в верхней части кальдеры появился третий монстр и сожрал его. Если в этом и есть урок, то состоит он в том, как топорны, расточительны, неуклюжи, низки и ужасно жестоки дела природы[16], определяющие все живое.

Тарса повесил голову и сказал:

— Эх, простите, капитан Брантан. Воспоминания о Ноктюрне погружают меня в меланхолию. Я скучаю по коричневому небу родного мира и по яростным ветрам, что гуляют среди черных гор.

Он посмотрел на мерцающий лед, сковывавший контейнер, и ему показалось, что он увидел собственное отражение. Он моргнул. Легионер-Саламандр во льду сидел перед золотым гробом, в головах которого горел мемориальный огонь.

Тарса резко встал; его сердце колотилось.

Он окинул гробницу взглядом.

Никого.

— Просто отражение исказилось, — сказал он. — Вот и все.

Однако на мгновение ему показалось, что он услышал вдалеке тихий удар сердца.

Он положил руку на покрытое льдом стекло контейнера, вдруг полный странной уверенности.

— Вулкан жив, — сказал он.

Глава 3 Не одни / Перекрестный огонь / Сын Медузы

Лишь слабый свет от звезд озарял залитую кровью палубу на мостике «Зета Моргельда», напоминая фратеру Таматике о том, как далеко же их забросило. Мертвая поверхность последней, расположенной на самом краю системы планеты тускло светилась отраженным солнечным светом. А сияние далеких систем за дымчатым облаком Оорта уже успело состариться на десятки тысяч лет.

Он сидел в кресле рулевого, окруженный слабым свечением от голографической карты подсектора, медленно вращавшейся перед ним. Септ Тоик собирал остатки топлива и конденсаторов внизу, в машинном отделении, поэтому от серворанца Таматики к открытой панели под бортовым когитатором бежали силовые кабели.

Корабль Альфа-легиона превратился в большой кусок холодного металла, висящий в пустоте.

Скоро от него не останется и этого.

Под призрачным светом карты грубые, отмеченные временем черты Таматики отбрасывали резкие тени, а живой взгляд метался по трехмерной схеме, усеянной астрономическими символами.

— Фратер, — раздался в воксе шлема голос Кадма Тиро. — Вы с Тоиком закончили?

Таматика откинулся на спинку кресла, и подвижные конечности серворанца скрипнули, вслед за ним меняя положение. Красный плащ всколыхнулся от струй выпущенного ими газа.

— Капитан, вы ведь осознаете, что запрограммировать курс так, чтобы «Моргельд» в конце его гарантированно сгорела в солнце, не проще, чем продеть в иголку канат?

— Просто разверни ее в нужном направлении и включи чертовы двигатели.

— Эх, капитан Тиро, если б только все было так просто, — ответил Таматика. — Танец пересекающихся планетарных орбит, астероидных поясов и одиночных небесных тел превращает прокладывание такого курса в занимательную задачу из области четырехмерной математики.

— Хватит тратить время, фратер, — сказал Тиро. — Мы должны уничтожить этот корабль и убраться отсюда как можно быстрее.

— В таком случае я, с вашего позволения, приступлю к работе, — ответил Таматика и выключил вокс.

Он, разумеется, преувеличил сложность задания. Абсолютно предсказуемые пути движения планет делали расчет последнего полета «Моргельда» элементарным.

Достаточно один раз дать энергию в двигатели, а время и инерция сделают все остальное.

Но Таматике, как любому ученому Машины, была ненавистна мысль об уничтожении техники. Ему, подобно летописцу, вынужденному выбрасывать написанный текст, или художнику, которому приходится рисовать поверх старой картины, это казалось едва ли не кощунством.

Что будущие поколения скажут об этом намеренном разрушении? Поставят ли его в один ряд с книгосжигателями Нартана Дума, в слепом невежестве уничтожавшими залог благополучного будущего?

Но есть ли у него выбор?

Оставшихся Железных Рук едва хватало для укомплектования «Сизифея», не говоря уже о втором корабле. Таматика объяснял, как несущественно мала вероятность, что кто-либо наткнется на «Зета Моргельда» в пустоте неисследованного космоса, но Кадм Тиро хотел полностью исключить риск, что тот когда-либо попадет в руки предателей.

Пробежав пальцами по клавиатуре на панели рулевого, Таматика ввел курс для последнего полета «Моргельда». Корабль ждал двухмесячный полет к звезде системы.

Тихий звон из прилегавшей ауспик-консоли заставил его нахмуриться.

Он подождал. Звук не повторился.

— Утечка энергии, — предположил Таматика, но для полной уверенности перебросил мощности с навигационной аппаратуры на разведывательную. Консоль ожила и вывела на экраны данные с неактивных до сего момента антенн на носу «Моргельда».

Вот он. Эхосигнал.

Такой слабый, что на любом другом корабле Таматика бы принял его за фантом.

Но «Моргельд» его узнал.

— Кровь Асирнота… — охнул он, осознав, какой смысл нес в себе сигнал.

Он снова открыл вокс-канал с «Сизифеем».

— Капитан Тиро! — закричал он. — Всему «Сизифею» немедленно занять боевые посты!

— В чем дело, фратер?

— Тут еще один корабль Альфа-легиона, — ответил Таматика, — и он прямо над нами!


Ключевая задача в любом бою — это определить местоположение противника, одновременно не давая ему засечь себя. Пустотных сражений это касалось в первую очередь. Все флотоводцы Империума, от примархов до лордов-командующих, соглашались, что здесь, как и в любой другом виде войны, элемент внезапности играл важнейшую роль.

Корабль Альфа-легиона назывался «Тета Малькиант» и был выпущен меньше чем через год после «Моргельда». В его послужном списке, как видел Тиро, были пробелы, а перечень побед не отличался длиной. Даже беглый просмотр его записи в реестре давал понять, что корабль преследовали неудачи.

Выходит, теперь фортуна повернулась к нему лицом?

Помимо внезапности в пустотных столкновениях крупногабаритных кораблей также имели значение три вещи: позиции, сохраняемый импульс и хорошо обученная орудийная команда.

Насколько Тиро мог судить со своего командного трона на «Сизифее», «Малькиант» имел преимущество по всем трем параметрам. Корабль Альфа-легиона возник высоко над правым бортом в кормовой части и теперь величественно двигался по траверзу, приводя бортовые батареии в боевую готовность.

Красный свет залил капитанский мостик «Сизифея», где космодесант и закрепощенные сметные из палубной команды спешно пытались привести ударный крейсер в боевую готовность. Тиро не был прирожденным рулевым, поэтому передал управление Сабику Велунду, но даже в бою с этим несчастливым кораблем удача оказалась не на их стороне. Вернуть инициативу, перехваченную умелым противником, было почти невозможно.

Однако «Сизифей» был крепким кораблем. Он насмерть протаранил «Андроника». Пережил атаку самого Железного Владыки и выдержал все испытания варпа в бурлящем шторме вокруг Йидриса.

Он справится.

— Во имя Медузы, как он так близко подобрался? — спросил Вермана Сайбус, отчаянно пытаясь активировать систему вооружения.

Сабик Велунд ответил из-за пульта, служившего одновременно постом управления и инженерной станцией:

— Может, подождем с такими вопросами, пока не вырвемся из засады?

Он дернул на себя несколько тугих рычагов и повернул пару латунных рукояток на пульте, распределяя имеющиеся мощности между теми системами, которые нуждались в ней больше всего. Палуба под ногами накренилась, когда корабль заложил резкий поворот.

— Засады? — переспросил Тиро. — Корабль все это время был здесь?

— Нет, — ответил Шарроукин, выходя из теней позади Тиро. — Не был.

Тиро удалось скрыть раздражение от незваного прихода Шарроукина на мостик. Гвардеец Ворона уже не раз доказал свою полезность, но все-таки к Железному Десятому не принадлежал.

— Откуда ты знаешь? — бросил Тиро.

— Потому что тогда он напал бы на нас еще во время боя с «Моргельдом». «Малькиант» прибыл сюда на встречу с братским кораблем.

— Они дают залп, — объявил Велунд.

— Пустотные щиты? — спросил Тиро.

— Запуск уже идет.

— Они успеют включиться до выстрела?

— Даст Омниссия, успеют…

— Тогда отдай мне энергию для орудий! — рявкнул Сайбус.

— Орудия могут подождать, — ответил Велунд, не поднимая глаз. — Главное — двигатели и щиты. Надо пережить следующие несколько минут, а потом уже можно подумать об ответном ударе.

Корабль протестующе застонал, когда на киль пришлась нагрузка, едва допустимая конструкцией. Левые кормовые и правые носовые реактивные двигатели, действуя заодно с основным, развернули корабль относительно центральной оси и подставили под выстрелы корму.

— Кровь Медузы! — выругался Тиро. — Велунд, что ты делаешь?

— Пытаюсь не дать нам погибнуть прежде, чем сможем дать отпор!

Тиро смотрел на основном экране на вытягивающиеся параболы снарядов и понимал, что «Сизифею» не избежать губительных выстрелов.

— Приготовиться к удару! — крикнул он.

— Отставить! — возразил Велунд, подняв кулак.

— Велунд, ты всех нас погубишь!

Сабик Велунд помотал головой.

— Искусство пустотной стрельбы заключается в том, чтобы послать огонь туда, где корабль будет через время, которое требуется снаряду, чтобы долететь до цели, — сказал он. — Их командир орудий пытается предугадать наш обходной маневр, я же постараюсь обмануть его ожидания.

— Что ж, будем надеяться, что ты искусней.

На этот разВелунд соизволил поднять взгляд, и Тиро увидел, что он улыбается.

— Неужели ты сомневаешься?

Тиро сперва не понял железного отца, но потом перевел внимание на стремительно развивавшееся сражение. Осознав, что Велунд собирается сделать, он судорожно вдохнул: риск, на который они шли, был колоссальным.

— Дорсальные пустотники активируются, — сказал Сайбус.

Параллельные пучки абляционных лазеров стробирующими вспышками пробежали по поверхности. Под этим мощнейшим потоком огня щиты схлопнулись, а с десяток дефлекторов уничтожило. Надстройка корабля покрылась взрывами, оставлявшими на месте многометровой брони потоки жидкого металла.

Но это был лишь поверхностный урон. «Сизифей» переживал и худшее.

Истинными убийцами были сотни сверхскоростных снарядов, последовавших сразу за лазерами.

Но стремительный маневр Велунда развернул «Сизифей» двигателями к залпу. Плазменный след ударного крейсера поднимал температуру позади него на несколько тысяч градусов. Этот жар быстро снижался, но его было достаточно, чтобы любая боеголовка детонировала на безопасном расстоянии от корабля.

Серия бесшумных взрывов фейерверком раскрасила пустоту.

— Кости Авернии, — произнес Тиро. — Велунд, ты сильно рисковал.

— Риск был взвешен, — отозвался Велунд, направляя корабль к «Моргельду». — И он дал нам возможность контратаки.

— Они опять разворачиваются, — прорычал Вермана Сайбус. — Обеспечь мне положение для стрельбы, и я их в варп отправлю.

— Всему свое время, — ответил Велунд, увеличивая скорость и закладывая еще один резкий поворот. Ударные крейсеры отличались скоростью и маневренностью, однако они не предназначались для смен векторов, характерных для воздушных боев в нижних слоях атмосферы.

— Дан залп, — сообщил Сайбус, следивший с экрана за уровнем угрозы, которую представляла последняя атака. — Носовые орудия: макропушки, электромагнитные катапульты и гипергразеры.

Гразеры, преодолевшие расстояние со скоростью света, прошли по борту «Сизифея», и Тиро почувствовал, как корабль задрожал, когда правобортовые отсеки открылись вакууму. По его экрану побежали многочисленные символы, обозначавшие урон.

— Лево руля! — крикнул Велунд. — Максимум на подфюзеляжные двигатели!

И вновь «Сизифей» протестующе застонал, как раненый зверь, отчаянно пытающийся скрыться от хищника, превосходящего его и в скорости, и в остроте когтей. Над Тиро, под купольным потолком, заискрилась проводка, и заревела сигнализация. Рабы бросились отключать поврежденные системы.

Велунд деактивировал сигнализацию и продолжил твердой рукой вести корабль.

Тиро выругался, когда на экране возникло еще несколько траекторий от устремившихся к ним снарядов. На экране они двигались едва ли не степенно, однако в реальности убийственные выстрелы рассекали пространство со скоростью в сотни километров в секунду.

Он вцепился в подлокотники командного трона, в то время как «Сизифей» продолжал стремительный разворот, задействуя всю мощь двигателей. «Малькиант» тоже торопливо менял положение, чтобы не терять цель.

А затем на экране возникли взрывы, электромагнитные вспышки и ядерный огонь от детонирующих снарядов в таком количестве, что этого хватило бы для уничтожения с орбиты целого города.

— Что произошло? — спросил Тиро. — В нас попали?

— Нет, — ответил Сайбус, с невольным восхищением глядя на Сабика Велунда. — Они ударили в «Моргельд». Сабик поставил его между нами и орудиями «Малькианта».

Изображение на главном экране успокоилось и отобразило зачищенный корабль Альфа-легиона. От носа до кормы на нем полыхали струи уже кристаллизующегося кислорода. Бывшие под давлением отсеки вскрывались один за другим, и по всей его длине вырастали взрывы.

Смерть корабля стала быстрой: сокрушительная мощь залпа с «Тета Малькианта» разорвала его на части. Когда последний взрыв вышел из его сердца, киль переломился, и на месте судна осталась лишь клокочущее кольцо из разлетающихся обломков.

Шарроукин наклонился и схватил медный поручень за троном Тиро. На алебастровом лице застыло выражение едва сдерживаемого гнева.

— Велунд, а ты ничего не забыл? — рявкнул он.

— Что? — спросил Велунд.

— Септ Тоик и фратер Таматика все еще на «Моргельде».


Магистральный коридор «Зета Моргельда» преградили покореженные обломки шпангоутов, от жара гамма-лазеров размягчившихся и раскалившихся докрасна. По радиальным коридорам распространялось пламя, стремительно сокращая число возможных путей к посадочной палубе.

Корабль трясся, как морское судно во время шторма. Септ Тоик бежал, то и дело спотыкаясь, сквозь горящие и рушившиеся коридоры «Моргельда». Снаряды то и дело пробивали корпус, и вся надстройка вздымалась и качалась, бросая его в стены.

Атмосферы не было: она первая улетела в космос. Приятным последствием стало то, что большая часть пожаров в корабле потухла.

— Септ! — позвал Таматика. — Сдается мне, пришло время покинуть корабль. Я у торпедных рельс. Судя по всему, это единственный путь с этой развалины. Ты далеко?

— На нижней орудийной палубе, — ответил Тоик. — Я двинусь по главной магистрали и воспользуюсь…

— Нет, магистраль в огне, — сообщил Таматика. — Из реакторной палубы идут потоки плазмы. Нужно найти другой путь.

— Проклятье, — сказал Тоик. — То есть единственный не потухший пожар — это тот, который преграждает мне дорогу.

— Согласен, неприятно. Есть даже искушение предположить, что корабль нам мстит.

— Можешь найти мне другой маршрут?

— Путь на правую палубу перекрыт. Вариантов немного. А, вот… вот оно.

— Получил, — сказал Тоик, когда на визоре шлема возник эвакуационный путь. Он развернулся и побежал к наполненному дымом сходному люку. Согласно схемам Таматики, он вел вниз, на нижнюю складскую палубу, откуда параллельно магистрали шла служебная шахта. Боковые выходы из нее еще должны были быть доступны.

А из нее оставалось лишь добежать до подфюзеляжных пусковых рельс, где ждал Таматика. Абордажные торпеды были нестандартным способом покинуть гибнущий корабль, но Тоику выбирать не приходилось.

Он добрался до сходного люка именно в тот момент, когда в корпус «Моргельда», меньше чем в тридцати метрах от него, ударили два снаряда из батареи макропушек.

Многометровая броня разорвалась, как фольга на коробке с пайком. Долю секунды Тоик мог наблюдать атомную бурю, разыгравшуюся за проломом.

А затем его утянуло в огненную пустоту.


Корабли висели напротив друг друга бортом к борту. «Сизифей» пострадал и был загнан в угол, но всегда оставались зубы. Этот имперский скальп достанется «Малькианту» лишь за кровавую цену.

— Залп с батарейных палуб, — прокричал Сайбус. — Цель пока в захвате.

Пространство заполнили электромагнитные вспышки от горевшего трупа «Моргельда». Они нарушали работу наводящих механизмов и выводили на экраны фантомные изображения-копии вражеского корабля.

Велунд применил все известные ему фильтры, чтобы оставить на экране ауспика только настоящий корабль. «Малькиант» поднимался над надстройкой охваченного огнем братского корабля, одновременно разворачиваясь вдоль продольной оси, чтобы встать к ним батареями правого борта.

Даже в разгар боя Велунд не мог не восхититься железными нервами их рулевого, рискнувшего подлететь так близко к умирающему, готовому в любой момент взорваться кораблю.

Однако восхищение не помешало ему увидеть, что враг допустил первую ошибку. «Малькиант» слишком быстро заложил слишком высокую дугу, которая уводила вверх траекторию его бортовых орудий.

Это была классическая ошибка управления, которую легионерский офицер никак не мог совершить, но Велунд не собирался упускать предоставившуюся возможность.

— Право руля, максимальная скорость, — приказал Велунд. — Мы поднимемся над надстройкой, и Сайбус обстреляет его от носа до кормы.

Но не успела палубная команда исполнить приказ, как фильтры, включенные Велундом, чтобы убрать с экрана ауспика ложные изображения, завершили обработку сигнала. Полдесятка фантомов исчезло, и на экране остался только «Тета Малькиант».

И еще один корабль.

Он шел прямо сквозь огненную бурю, поглотившую «Моргельд». Вонзался в сердце битвы, как клинок ассасина.

— Кровь Горгона, нет… — прошептал он.

Электромагнитная волна от уничтоженного «Зета Моргельда» мешала идентифицировать корабль. Рассекая пространство, как нож, он вышел на расстояние для выстрела между «Сизифеем» и «Малькиантом».

— Что, во имя Ферруса… — начал Тиро, вскочивший с кресла, когда тоже увидел реальное изображение ауспика. — Еще один корабль?

— Он стреляет! — крикнул Сайбус.

— В кого? — требовательно уточнил Тиро.

Ответ на вопрос они получили, когда по борту «Малькианта» прошла серия взрывов. Блестящие лучи лазеров сорвали его щиты, как бумагу, а сделанные в упор залпы с нескольких орудийных палуб распотрошили корабль Альфа-легиона с тщательностью мясницкого секача.

Новоприбывший не уступал «Малькианту» в скорости, и разрушительные бортовые орудия все били и били по предательскому кораблю. Сокрушительный поток огня смял бессильное судно за считанные мгновения, а финальный веер торпед завершил дело, оставив от «Тета Малькианта» лишь расширявшееся облако радиоактивных обломков.

Никогда раньше Велунд не видел, чтобы корабль убивали так быстро и эффективно.

— Не знаю, кто командует этим кораблем, но он мастер пустотных боев, — сказал Сайбус, восхищенный жестоким уничтожением корабля.

— Кто это, черт возьми? — спросил Тиро. — Велунд! Под флагом какого легиона он летает?

— Посылаю запрос, — ответил Велунд, склоняя голову набок и прислушиваясь к грязному от помех ответу их вокс-бусины в ухе.

Сначала он решил, что ослышался. Возможно, электромагнитное возмущение исказило слова их капитана, или же помехи заставляли его слышать то, что он хотел услышать.

— Сабик, — позвал Шарроукин. — В чем дело?

Велунд поднял на него изумленный взгляд.

— Это Медузон, — сказал он. — Это Шадрак-чтоб-его-Медузон…

Глава 4 Мы стоим одни / Предательство в крови / Вернувшийся из мертвых

Слова Велунда встретили пораженным молчанием. Шадрак Медузон из Сорргола. Военачальник и Связующий кланы. До «Сизифея» доходили обрывки слухов, что за серией карающих ударов по врагам в секторах Оквет, Инстар и Момед стоял именно Медузон.

Но Двелл стал началом конца.

Он был краеугольным камнем в обороне Медузона, и его потеря разрушила казавшийся незыблемым миф о его непобедимости. По теневой сети, связывавшей силы расколотых легионов, о Медузоне передавались противоречивые сведения: что он погиб на Двелле, что он до сих пор сражался с предателями, что Сыны Гора вырезали ему сердце…

Но не это.

— Медузон, — выдохнул Тиро, словно не смел в это поверить. — Ты уверен?

— Кольцевые структуры в шифровке вокса совпадают в точности, — ответил Велунд, считывая свежие данные с корабельного ауспика. — Это «Железное сердце». Это он, должен быть он.

Тиро слышал в голосе Велунда отчаянное желание. Он испытывал такое же.

Годы после Исствана оказались тяжелее всего, что он когда-либо переживал, — чем кто-либо из Железного десятого когда-либо переживал. Смерть Ферруса Мануса лишила их какой-либо определенности, а эта новая форма войны отняла величайшую силу, взращенную в них генетическим отцом: братство.

— Они запрашивают разрешение взойти на борт, — сообщил Велунд. — Один «Громовой ястреб».

На палубу спустился Никона Шарроукин.

— Откажи им, — сказал он Велунду. — Отключи вокс.

— Что? Почему?

— Отключи его и улетай отсюда.

Тиро встал с командного трона и произнес:

— Это корабль Железных Рук, Шарроукин. У тебя здесь нет права голоса.

Гвардеец Ворона обернулся и уставился на Тиро черными как смоль глазами.

— Мы не знаем, кто это, — сказал Шарроукин, ткнув пальцем в сторону размытого силуэта «Железного сердца» на главном экране. — Может быть, это Шадрак Медузон, а может, это вражеский корабль, пытающийся заманить нас в ловушку.

— Коды проверку проходят, — заметил Велунд. — Подделать их невозможно. Их может знать только истинный сын Медузы.

— Сабик, ты забыл все, что мы делали? — спросил Шарроукин. — У нас есть Криптос и возможность взламывать шифры предателей. Откуда вам знать, что предатели этого не могут?

Тиро знал, что Шарроукин прав, но в сердце Железноруких была пустота, заполнить которую можно было, лишь восстановив легион.

— Возможно, ты прав, Шарроукин, — сказал он, — но если есть хоть какой-то шанс, что это действительно Шадрак Медузон, мы обязаны удостовериться.

Шарроукин покачал головой.

— Нет. Мы стоим одни и одни сражаемся. Именно так работает эта форма войны. Никак иначе.

— Здесь не шахты Ликея, Никона, — сказал Велунд.

— Ты прав, — ответил Шарроукин. — Не шахты. А хуже. В темноте Ликея легко было понять, кого надо убить. Здесь такой уверенности нет.

— Довольно, Шарроукин, — сказал Тиро. — Придержи язык.

— Брантан бы этого не позволил, — ответил Шарроукин.

— Капитана Брантана здесь нет, — огрызнулся Тиро. — Зато здесь я. На «Сизифее» — не демократия, и я не позволю тебе оспаривать мои приказы. Велунд, отправь «Железному сердцу» ответ: мы примем их на носовой посадочной палубе.


— Ты уверен, что они мертвы? — прогрохотал Игнаций Нумен, закидывая в шлюз очередной труп. — Может, для большей надежности мне стоит отрезать им головы?

Тарса не знал, шутит ли Железнорукий или нет. Логичней было бы предположить, что нет, но из-за покрытой ожогами кожи и красных оптических протезов-целеискателей узнать точно было нельзя.

Нумен был одним из немногих свидетелей гибели Ферруса Мануса, и его броню покрывали вырезанные имена павших боевых братьев. Исстван отнял у сынов Императора всякое желание улыбаться, и особенно это касалось Железного десятого. У Тарсы хотя бы теперь была надежда, что ему еще доведется увидеть Вулкана. Для нее не было реальных оснований, если не считать того, что никогда не видел самой смерти примарха.

И видение с братом-Саламандром…

Все лишь искра надежды — но она была.

— Ну? — спросил Нумен, уже доставший боевой клинок.

Тарса покачал головой.

— Уверяю тебя, брат Нумен, они абсолютно мертвы. Такой уж эффект у аутопсии. Хотя я согласен: странно, что даже после смерти их кожа сохраняет яркий бронзовый оттенок.

Нумен прочитал слова Тарсы на оптике и согласно буркнул. Он кивнул и убрал оружие. Взяв очередное тело блестящей от металла рукой, он потащил его к шлюзу.

— Скажи, апотекарий, — произнес Нумен, — Альфа-легион происходит с вулканического мира, как твой?

— Ноктюрн — горячий мир, — ответил Тарса, вставая на колени рядом с одним из мертвых легионеров, чтобы изучить его невыразительно лицо, — но причина моего цвета не в нем.

— Не в нем?

— Нет, — повторил он. — Особая фоновая радиация на Ноктюрне сильно реагирует с зиготой меланохрома в генетической структуре нашего примарха, что радикально меняет пигментацию кожи к его сыновей.

— Даже рекрутов с Терры? — спросил Нумен.

— У любого легионера-Саламандра, с Терры он или с Ноктюрна, будет кожа как у меня, — сказал Тарса, моргнул и заставил глаза засветиться алым. — И глаза у него будут гореть огнем, как у меня.

Нумен задумался.

— Ты не ответил на мой вопрос, — заметил он наконец.

— Я не могу ответить, потому что, по правде говоря, ничего не знаю о родном мире Альфа-легиона, — сказал Тарса.

— Как и я. Тебе это не кажется странным?

— Каким образом?

— Я знаю про Фенрис, Ноктюрн и Хтонию, — сказал Нумен. — Но ничего не знаю о мире, сформировавшем Двадцатый.

— Почему это важно? — спросил Тарса.

— У каждого легиона культура является частью его метода ведения войны, и знание о происхождении воина помогает с ним сражаться, — пояснил Нумен. — Я пробовал лед Фенриса, потому понимаю дикие сердца Русса и его свиты. Макрагг рассказал мне о практичных воинах примарха Жиллимана. Но Альфарий и его сыны… О них мне ничего не известно.

— Мне кажется, Альфа-легион старательно нагнетают таинственность, — заметил Тарса. — Те немногие, кого я встречал, были ужасающе непонятными. Любой их ответ порождал еще два вопроса.

— Поэтому ты попросил принести их на борт? — спросил Нумен.

— Да, — ответил Тарса, встал и вытер пальцы о броню. — Узнав, что их породило в буквальном смысле, мы, возможно, поймем, каковы мотивы Альфа-легиона.

— Думаешь, предательство было в их крови?

— Я бы не стал использовать столь эзотерическую формулировку, — ответил Тарса. — Но да, может быть, что-то в их генетической структуре предрасположило их к измене.

Нумен помотал головой.

— Не кровь прокляла Альфа-легион, а действия. Их предательство было неизбежно.

— Почему ты так считаешь?

Нумен остановился и выпрямился.

— Мы почти два века очищали звезды от врагов, но за все это время ты хотя бы раз слышал, чем занимается Двадцатый?

— В каждой войне есть тени и те, кто должен в них сражаться.

— Да, правда в этом есть, Атеш, — согласился Нумен, бросив в шлюз еще одно тело. — Но тени — обитель коварства, и я не до конца доверяю тем, кто заходит в них так далеко, что теряет из виду свет.

Нумен ударил ладонью по запирающему механизму, и усиленная дверь с грохотом опустилась, в то время как над ней вспыхнул оранжевый свет. Он повернулся и встал на колено рядом с телом, которое Тарса только что изучал.

— Этого в люк не надо? — спросил Нумен.

Тарса покачал головой.

— Думаю, его стоит отнести обратно в апотекарион.

— Зачем? Разве его кровь не скажет тебе все, что надо знать?

— Может, ничего и нет, — ответил Тарса, — но что-то в его скелете теперь кажется мне необычным.

Нумен проворчал что-то, вернулся к шлюзу, отключил систему безопасности и повернул выпускной рычаг. Вспыхнули предупреждающие иконки, и мгновение спустя кратковременный ураган вырвал содержимое шлюза в космос.

Тарса смотрел в бронированное окно на внутренней двери, как тела улетают прочь от «Сизифея». Он смотрел на них, пока не опустилась внешняя дверь. Не прозвучало ни звука, но он чувствовал вибрацию тяжелых створок.

Тарса поразмыслил над холодными словами Нумена о тех, кто сражается в тенях.

— Ты доверяешь брату Шарроукину?

Нумен ответил не сразу.

— Доверие нынче дорого, брат Тарса.

— Это не ответ.

— Это единственный ответ, который я могу дать и не солгать.

— Брат Шарроукин сражался и проливал кровь рядом с нами.

— Как я уже сказал, те, кто действую в тенях, иногда темноту начинают любить больше, чем свет, — сказал Нумен, закидывая последний труп альфа-легионера на плечо. — Он всадил пулю в голову тому ублюдку Фулгриму, поэтому я зову его братом, но он не из Десятого. Он не страдал так, как мы страдали.

— Я тоже не из Десятого, — заметил Тарса. — Пользуюсь ли я твоим доверием?

Нумен хлопнул тяжелой рукой по наплечнику Тарсы.

— Ты вышел из земли огня, брат, — сказал он, повернулся и едва ли не вывел его из тамбура. — Ты жил при свете горящих гор. Да, тебе я доверяю.

Тарса кивнул, но в памяти стоял мир, совсем не похожий на тот, что представлял себе Нумен. Его небеса были темными от пепла, над выжженными равнинами гуляли бури из золы, а жизнь существовала в тени пирокластных облаков.

Ноктюрн был миром теней, и тени эти были глубоки.


Стены посадочной палубы до сих пор покрывали шрамы после совместной атаки предателей перед Йидрисом. Следы болтов и глубокие царапины, оставшиеся от монстров, которых выпустил легион Фениксийца, напоминали, как отчаянно сражался экипаж «Сизифея», чтобы спасти свой корабль.

Кадм Тиро выбрал эту палубу за эту символичность и за размер. Капитан был облачен в массивный терминаторский доспех, с которого спадала серебристо-стальная кольчужная мантия. Шлем он держал на сгибе руки в железной латной перчатке, а комби-болтер лежал в пластинчатой кобуре, закрепленной на бедре. Велунд не мог не заметить, что переключатель стоял в положении для стрельбы.

Велунд тоже явился в полном боевом облачении, соответствующем рангу, — с кроваво-красной мантии и подвижными руками серворанца, сложенными на груди. Таматика надел белую траурную мантию в память о Септе Тоике. Кормовую посадочную палубу он разрушил, запустив прямо в «Сизифей» дефективную абордажную торпеду; у Тиро этот бравурный полет вызвал одновременно гнев и восхищение.

Вермана Сайбус стоял перед пятнадцатью ветеранами, которые были вооружены, словно приготовились отражать абордаж.

Если Шарроукин был прав, возможно, им придется.

Гвардеец Ворона среди них не стоял, но определенно был где-то рядом. Велунд осмотрел самые темные места под купольной крышей, но ничего не обнаружил. Но и не рассчитывал. Никону Шарроукина тренировали легендарные мастера тени на Шпиле Воронов. Если он не хотел, чтобы его видели, он был воистину невидим.

— Летят, — произнес Сайбус.

Велунд заглянул сквозь интегральное поле и увидел точку света, движущуюся на звездном фоне. Он следил за ее траекторией, пока она не выросла до угловатого, угрожающего профиля «Громового ястреба».



— Медузон, — произнес Тиро с осязаемым волнением.

Вся палуба испытывала это волнение, эту сильнейшую тоску, но Велунд с этими чувствами боролся. Кто-то должен был оставаться объективным, ибо вера Шарроукина в то, что они должны продолжать действовать в одиночку, имела смысл.

Одиночество давало безопасность, но Велунд знал, что Железнорукие на борту «Сизифея» медленно сходили с ума. Боль от потери Ферруса Мануса уходила внутрь. Все больше и больше членов экипажа занимались самоистязанием и использовали самые экстремальные модификации плоти.

Экипаж «Сизифея» было это нужно. Им нужно было знать, что они не идут к вымиранию по медленной спирали, отмеченной лишь краткими моментами разрушительного возмездия.

«Громовой ястреб» рос, пока не прошел сквозь интегральное поле. Велунд на мгновение ощутил движение воздуха, когда проницаемый барьер восстановился, и давление выровнялось.

От двигателей десантно-штурмового корабля валил жар, а с замерзших поверхностей отваливался лед. Велунд оценивающе осмотрел машину и с удивлением понял, что знает ее.

«Маллеус Феррум».

Последний раз он его видел на Сто пятьдесят четыре Четыре.

Фюзеляж покрывали царапины и отметины от снарядов, а железная латная перчатка на лобовом экране почернела от огня. Годы, прошедие после войны с эльдар, были жестоки.

Штурмовой трап опустился, и Железные Руки «Сизифея» одновременно затаили дыхание. Воздух корабля сконденсировался в пар, а из него вниз по рампе прохромал одинокий воин.

Изумленный Таматика вышел вперед.

— Клятва Горгона! — воскликнул он. — Септ?

— Небось, решили, что больше меня не увидите? — спросил Септ Тоик хриплым голосом.

Велунд был ошарашен. Доспехи Тоика обгорели до голого железа и покрылись копотью.

— Как?… — начал он, но прежде, чем Тоик успел ответить, из корабля вышел еще один воин. Он остановился в конце трапа и окинул взглядом стоявших перед ним бойцов.

Он казался огромным, хотя на самом деле был лишь немного выше среднего, и носил стандартный силовой доспех, большей частью черный, по покрытый серебристыми следами от многочисленных сплошных снарядов, масс-реактивных пуль и цепных клинков. Один наплечник украшал личный геральдический символ серебряного змея, свернувшегося и пожирающего собственный хвост, другой — гордый кулак X легиона. За плечом крепилась длинное змеиное копье с двумя листовидными клинками, белыми, как фарфор.

Воин поднял руки и снял шлем.

Лицо под ним представляло из себя маску из уродливых ожогов и аугментики. Один глаз был налит красным из-за травмы, на месте другого стоял мерцающий голубым протез. Он был воином, изуродованный войной и закаленный потерями. Но в налитом кровью глазе была мощь, сила духа и харизма, которые никакая неудача не могла уничтожить, и никакая потеря не могла убавить.

Это было лицо воина, испытавшего горечь поражения, но не давшего ему сломить себя. Он был Железноруким до мозга костей, и это понимали все, кто хоть раз его видел.

— Могу я взойти на борт? — спросил Шадрак Медузон.

Глава 5 Миссия / Пробуждение / Приказы

Следуя обычаю, сопровождавшему встречи двух кланов для планирования войны, они распили дзиру — горячительный напиток, который у племен Медузы служил множеству целей. Его пили, когда необходимо было забыть старые обиды, когда шла война или, когда погибал первенец.

Вермана Сайбус раздобыл пиалу, и они выпили в честь встречи с братьями. Когда опустевшая чаша сделала круг и вернулась к Кадму Тиро, они выпили еще, на этот раз за невероятное спасение Септа Тоика.

Доспехи Тоика, выброшенного из гибнущего «Зета Моргельда», пережили худшую фазу обстрела и запечатались лучше, чем саркофаг дредноута. На «Железном Сердце» уловили его спасательный маячок, а «Маллеус Феррум» подобрал его на пути к «Сизифею».

Тоик решительно отказался от визита в апотекарион, заявив, что ветеран Авернии, не способный потерпеть боль от пары лучевых ожогов, недостоин своего звания.

Для беседы они по предложению Медузона удалились в тренировочные помещения, граничившие с посадочной палубой. Он предпочел не входить в центральную часть корабля, а провести встречу с хозяином «Сизифея» в тени оружейных залов и дуэльных клеток.

— Поверь, я прекрасно знаю, как важно разделять боевые ячейки, — сказал Медузон, постучав пальцем по сморщенному ожоговому рубцу на левой щеке. — Меня научили этому военачальник Сынов Гора по имени Тибальт Марр и горящий флагман.

— Тогда почему вы здесь? — спросил Шарроукин, ждавший их в сумраке зала. — Ваше присутствие подвергает опасности всех нас.

Ашур Мезан взъярился, услышав столь неуважительные слова. Его рука скользнула к оплетенной проволокой рукояти гибмессера, который лежал в ножнах, но Медузон поднял ладонь.

— Спокойно, сержант Мезан, — произнес Медузон. — Сын Повелителя Воронов задал разумный вопрос.

Кадм Тиро разрешил Медузону взять на «Сизифей» свою почетную стражу. Первым был Ашур Мезан, командир отделения, своей напряженной манерой держаться напомнивший Тиро покрытых шрамами воинов из бойцовых ям Двенадцатого. С навершия его гибмессера — ножа для потрошения, любимого скаутами из Повелителей Ночи, — свисало кольцо нанизанных на нитку ржавых штифтов.

Второго воина Медузон представил, как Гаскона Малтака, своего советника. Тиро он сразу понравился. Его левую руку заменял наруч, переходящий в железный кистень на цепи. Больше чем на метр он от кланового лидера не отходил.

— Я не знаю тебя, ворон, — сказал Медузон. — Брат?…

Шарроукин молчал, и между двумя воинами повисла напряженная тишина, пока не ответил Тиро:

— Его зовут Никона Шарроукин из Девятнадцатого легиона, — сказал он, по неведомой причине чувствуя необходимость встать на защиту Шарроукина. — Такой же, как мы, ветеран черных песков Исствана. Но право голоса на этом корабле он пока не имеет.

Гвардеец Ворона бросил на Тиро враждебный взгляд, а Медузон между тем кивнул и продолжил:

— Скажи, брат Шарроукин. Почему, по-твоему, «Железное Сердце» оказалось достаточно близко, чтобы вступить в бой вместе с «Сизифеем»?

— Вы охотились за Альфа-Легионом, — ответил Шарроукин.

— Следовали за ним, — поправил его Медузон.

— Зачем?

— Позволь задать тебе встречный вопрос. Ты знаешь, что самое сложное в криптографии? Самое сложное — не взломать шифр, а использовать новые знания и при этом не дать врагу понять, что понимаешь их переговоры. Но иногда полученная информация дает начало миссии, ради которой можно пренебречь риском.

— И что это за миссия?

Медузон улыбнулся, но сморщенная рубцовая ткань на поврежденной щеке и возле губ превратила улыбку в гримасу мертвеца.

— Убить Альфария.

Никто ни ответил: все были слишком потрясены предложением Медузона. Убить примарха? Ужасное прошлое показало Тиро, что это было вполне возможно, но с их незначительными силами? Пусть даже под предводительством воина столь могучего, как Шадрак Медузон?

— Только мы? — спросил Тиро наконец. — Одни, без поддержки?

— Да.

— Убить Альфария? Примарха Альфария?

Медузон кивнул:

— Единственного и неповторимого.

— Откуда вам было знать, что корабли приведут вас к нему? — спросил Шарроукин. — Мы узнали о пункте назначения «Моргельда» только вр время атаки.

— Осторожней, вороненок, — произнес Медузон, наклоняясь вперед. — Ты выжил на Исстване, а потому заслуживаешь мое уважение, но не право бросаться оскорблениями. Мезан и Малтак такое не одобряют.

— Брат Шарроукин не хотел показаться непочтительным, — вмешался Тиро. — Но его вопрос справедлив.

Медузон помолчал, и Тиро заметил, что тот взглянул на Малтака, который едва заметно кивнул.

— Мои извинения, брат Шарроукин, — вздохнул Медузон. — Ты правильно делаешь, что спрашиваешь. Былые потери заставили меня с недоверием относиться к тем, чью ценность я еще не знаю.

Шарроукин кивнул, принимая извинения, а Тиро заметил, что под травмами Медузона скрывалась многолетняя усталость. Этому человеку оставался последний бросок костей, последний шанс отомстить за всех, кого потерял. Как будто придя к какому-то решению, Медузон качнул головой.

— Вы не единственные, у кого есть доступ к Криптосу, — сказал он, и опять экипаж «Сизифея» пораженно замолчал. Медузон нарушил эту тишину скрипучим звуком, который когда-то, наверное, был смехом, но теперь больше походил на мучительное эмфиземное хрипение.

— Вы правда думаете, что я стал бы лететь так далеко и рисковать столь многим ради головы кого-то менее важного, чем примарх?

— У тебя на «Железном сердце» есть Криптос? — спросил Велунд.

— Был, — ответил Медузон и хрипло вздохнул. — Четыре месяца назад его выжгло изнутри неизвестным пиронекротическим геном-самоликвидатором, который авгуры нашего железного отца пропустили. Но перед этим мы успели расшифровать высокоуровневый вокс-трафик, перехваченный ранее. Он, конечно, изобиловал загадками и жаргоном, но однозначно указывал на тайное собрание высших чинов Альфа-Легиона. Судя по всему, они направлялись к условленной точке сбора, чтобы получить приказы от своего примарха лично. «Моргельд» собирался встретиться с «Малькиантом», прежде чем отправиться на это собрание, но…

— Мы его уничтожили, — закончил за него Тиро.

— Вы его уничтожили, — согласился Медузон. — И мы упустили прекрасную возможность доставить предателям те же страдания, которые пережили мы.

— Необязательно, — вмешался Сайбус, и Тиро проклял его за длинный язык. — Сабик Велунд сумел выгрузить астронавигационный журнал «Моргельда» прежде, чем экипаж его уничтожил.

— Правда, брат Велунд? — спросил Медузон, ударив кулаком по ладони и огибая ближайшую дуэльную клетку. Его кроваво-красный глаз вспыхнул, напомнив Тиро об Атеше Тарсе. Волнение кланового капитана наполнило весь тренировочный зал.

Велунд кивнул.

— Я еще не расшифровал его полностью, но уже знаю, что следующим пунктом назначения «Зета Моргельда» была третья планета этой системы.

— Значит, цель еще на мушке, — сказал Медузон, хватаясь за усиленные стальные брусья клетки. Железо его латной перчатки скрипнуло от напряжения, когда он загнул брусья назад.

— Кадм, мы должны сражаться рядом с Медузоном и его воинами, — заявил Сайбус. — Примарх учил нас, что, сплавливая силы, мы повышаем мощь. Есть ли лучший способ ответить врагу, чем убить брата магистра войны?

Тиро понимал, что тот прав, но злость на бесцеремонность Сайбуса мешала немедленно согласиться. Без сомнения, он хотел сражаться рядом с братьями. Сердце молило об этом возмездии.

Сам Шадрак-чтоб-его-Медузон предлагал возможность утолить потребность в смертях предателей.

Медузон заметил, что он колеблется, и выпустил погнутые решетки дуэльной клетки.

— Брат Тиро, я был бы рад поприветствовать твоих воинов в своих рядах, но ты должен услышать еще кое-что, прежде чем примешь решение. Я собираюсь выступить против примарха. Да, говорят, что он самый мелкий щенок из помета, — но он все же примарх.

— И что же я должен услышать?

Медузон постучал пальцем по подбородку.

— Ты когда-нибудь слышал термин «доппельгангер»?

— Нет.

— Я слышал, — подал голос Шарроукин. — Это тевтонское слово со Старой Земли. Оно означает «бродячий двойник». Близнец. Мы использовали доппельгангеров в шахтах, когда хотели обмануть ударные группы надсмотрщиков. Благодаря этому они не могли знать точно, куда был направлен главный удар примарха Коракса.

— Именно, — подтвердил Медузон и щелкнул железными пальцами с такой силой, что высек искру. Он подошел к стойке с подвешенными на проволоке боевыми сервиторами — безжизненными манекенами из плоти, которые были вооружены различными клинками и бластганами для ближнего боя. Завершая обход вокруг дуэльной клетки, он потянул одно полуорганическое, полумеханическое существо за собой и выставил его перед собой, как доказательство.

— Одной из последних вещей, которые мы узнали от Криптоса перед тем, как он взорвался, была привычка Альфария использовать доппельгангеров, чтобы сбивать охотников вроде нас со следа, — сказал Медузон. — Он пытается скрыться за сетью тайн, как за плащом-невидимкой.

Медузон опять издал смех, похожий на предсмертный хрип.

— Говорят, даже его собственный легион не знает, где он сейчас.

Тиро чувствовал тяжесть надежд, которые возлагали на него Железнорукие, стоявшими в тренировочном зале. Они этого жаждали. Они в этом нуждались.

Медузон постучал по клятвенной печати на своем наплечнике, и Тиро обратил внимание на символ гидры, оттиснутый на воске. Одна из ее многочисленных голов была отрублена.

— Я поклялся завершить эту миссию, — добавил Медузон, — но нет ничего постыдного для тебя и твоих воинов в том, чтобы продолжать сражаться как раньше.

Тиро понимал, что это так, но когда еще представится такой шанс навредить предателям? Но когда он уже составлял фразу, которая свяжет его с Медузоном, предостережение Шарроукина впилось в сознание, как шальной осколок металла впивается в руку кузнеца.

Нет, для этого решения требовалось мнение кого-то более опытного, чем любой из присутствующих здесь.

— Я сообщу о твоей миссии капитану Брантану, — сказал он.


— Это совсем не обязательно, — говорил Сайбус, пока они шли к криоусыпальнице капитана. — И так ясно, что нам следует делать. Ты же знаешь, что я прав. Таматика, скажи ему.

Услышав свое имя, Железорожденный поднял взгляд.

Он кивнул, и Тиро понял, что Тоик и Нумен тоже поддерживали Сайбуса.

— Ты наверняка действительно прав, Вермана, — ответил Таматика, — но Ульрах Брантан — все еще капитан этого корабля. Он обязан знать, что на кону.

— Ты знаешь, что он скажет.

— Да, думаю, что знаю, — сказал Тиро. — Но услышу я это от него, а не от тебя.

Сайбус погрузился в задумчивое молчание, когда перед ними раскрылись противовзрывные двери. Гаруда, следовавший за ними на всем пути, влетел в выкатившееся на них облако ледяного тумана.

Тиро последовал за птицей, и удар холода показался физическим.

Ему подумалось, что таким должен был быть Фенрис. Лед на Медузе не был редкостью — но ничего, похожего на условия, которыми бахвалились сыны Русса.

Хотя, по правде говоря, холодный воздух Тиро уже не беспокоил. На его теле оставалось слишком мало плоти, которая могла мерзнуть. Многочисленные химерические аугментации, которым он и Вермана подвергли себя за десятилетия, сделалиих неуязвимыми к большинству слабостей плоти.

Но даже столетия тренировок, дисциплинированности и биоулучшений не могли полностью выжечь слабость духа.

Гаруда сидел на увешанной сосульками трубе под потолком и смотрел сверху вниз на Тарсу, согнувшегося над открытой панелью в стене покрытого инеем контейнера, в котором лежал Брантан. Зубчатые зажимы связывали пучки мигающих светодиодов и оголенных проводов.

— Какая-то проблема? — спросил Тиро.

Тарса поднял взгляд на вошедших Железных Рук и пожал плечами.

— Не больше, чем обычно, — ответил он, вытягивая из механизма под контейнером многочисленные тяжелые кабели. — Нужно наполнить резервуары с жидкостью, зарядить конденсаторы и заменить сгоревшие провода. На поддержание в капитане жизни уходит много сил и ресурсов.

— Цена не имеет значения, — сказал Тиро.

Апотекарий кивнул и воткнул кабели в устройства, назначение которых Тиро себе даже представить не мог. Показалось, что гул контейнера сменил тональность, но он не мог быть уверен.

Однажды, в редкую минуту самокритики, Тиро рассказал неподвижному телу Брантана о своих сомнениях. О том, что считал себя недостойным командовать экипажем «Сизифея». Воспоминание о разговоре до сих пор преследовало его, и каждое мгновение с той поры было посвящено попыткам доказать ошибочность тех полных жалости к себе слов.

Септ Тоик прошел мимо Тиро, встал к ногам заледеневшей тюрьмы Брантана и взглянул на капитана. Кожа на его лице была красной и блестящей после воздействия радиации. Шрамы, оставленные ему мечником из Третьего легиона, до сих пор выглядели болезненно. Он стоически сносил повреждения, однако напряженное выражение и налитые кровью глаза выдавали его страдания.

— Ты должен мне показаться, Септ, — сказал Тарса.

Тоик кашлянул и покачал головой, словно та кружилась.

— Нет нужды, апотекарий, — ответил он, выпрямившись и взмахом руки отсылая Тарсу прочь. — Я достаточно здоров, чтобы исполнять свои обязанности.

— Оставь его, — сказал Сайбус. — у нас есть дела поважнее ожогов Тоика.

Вермана Сайбус был умелым и отважным воином, превосходно показывавшим себя в боях, но между сражениями в нем не находилось и следа эмпатии.

Однако в данном случае Сайбус был абсолютно прав.

— Сколько у нас будет времени, апотекарий Тарса? — спросил он.

— Две минуты, — ответил Саламандр. — Плюс-минус.

— Это больше обычного.

— Вопреки здравому смыслу, все приборы показывают, что повреждения капитана Брантана излечиваются, — сказал Тарса. — Похоже, он начинает выигрывать в битве за жизнь.

— Железное Сердце? — спросил Тиро.

— Возможно.

Тиро заглянул под сеть изморози, покрывавшей изогнутое стекло. Лицо Ульраха Брантана замерло в последнем мгновении бодрствования. В нем не было ничего живого — как у восковой фигуры или у сервитора, которому выдрали из головы дата-диск.

— Ты же говорил, что оно его убивает?

— Оно убивало. Во всяком случае, я так думал.

— Но ты не знаешь? — спросил Сайбус. — Ты ведь чертов апотекарий!

Для воина, в чьих венах текла раскаленная кровь Ноктюрна, Атеш Тарса отреагировал на враждебность на удивление спокойно. Он ответил на взгляд ветерана собственным кроваво-красным взглядом, и первым отвел глаза Сайбус.

— Железное Сердце старше Империума на тысячи лет, — ответил Тарса. — То, как оно взаимодействует с организмом легионера, — тайна, раскрыть которую способен лишь Император, возлюбленный всеми.

Но Сайбус не собирался оставлять неопределенность касательно судьбы капитана.

— А ты что скажешь, Таматика? — поинтересовался он и указал на кибер-орла. — Ты и раньше сталкивался с артефактами из Земли Теней.

Таматика посмотрел на птицу, после чего вернулся к изучению Брантана. Он сжал губы и задумчиво постучал пальцами по подбородку.

— Сталкивался, да, — отозвался он. — Но тут даже мой опыт ничего не подсказывает.

Таматика повернулся к Тарсе:

— Возможно, раз капитан излечивается, получится отсоединить устройство и изучить его.

— Отсоединить? Исключено. Вы его убьете.

Таматика пожал плечами:

— В таком случае я не могу предоставить никакого объяснения.

— Забудьте про объяснения, — бросил Тиро. — Мы пришли сюда, чтобы поговорить с капитаном. Разбуди его.

Тарса наклонился к контейнеру и вставил активационный ключ из нартециума. Из бока криокамеры выдвинулась панель с несколькими костно-белыми бегунками и зубчатыми круговыми шкалами из черного пластека.

— Отключаю стазис-поле, — произнес он, ставя ручку крайней левой шкалы на нулевое значение.

Поле, удерживавшее Ульраха Брантана в закрытом пространстве вне времени, было невидимым, но Тиро сразу понял, когда его отключили. Наружу хлынул воздух из прошлого — холодный, застоявшийся и наполненный вонью разложения. Хоть Тарса и говорил об излечении, тело капитана оставалось искалечено.

— Поднимаю центральную температуру тела.

Иней на коже капитана растаял, и вода побежала по щекам, как слезы. Черты лица смягчились, а коже частично вернулся цвет, когда по телу снова потекла кровь. Эта же кровь вязкими сгустками сочилась из ран на груди и культей, оставшихся от бедер.

Глаза под веками задвигались. Он приоткрыл рот, и воздух над лицом заволокло зловонным паром.

— Мозговая активность возрастает, — произнес Тарса, следя за потоком данных на экранах, вставленных в стальные бока контейнера. — Амплитуда альфа-волн в пределах нормы. Активность тета-волн увеличивается. Нейронная осцилляция стремительно ускоряется. Можете говорить, он вас услышит.

— Ульрах, — заговорил Тиро. — Кое-что произош…

— Мы потерпели неудачу.

Отфильтрованный голос Ульраха Брантана вызывал у Тиро неизменную дрожь ужаса. Он шел из места, полного боли невообразимой, всеохватной и, как ему, должно быть, казалось, засевшей внутри на целую вечность. Он говорил о пытках, с которыми никто не должен сталкиваться.

Тиро знал с прошлых сеансов, что первые мгновения пробуждения часто были для Брантана тяжелыми: его разум восстанавливался из беспорядочных фрагментов, борясь с агонией, путающей мысли. Тиро мог только продолжать.

— Капитан, мы вышли на связь с Медузоном из клана Сорргол, — сказал Тиро. — Он планирует миссию и нуждается в нашей помощи.

Голова Брантана металась на заляпанной кровью циновке. Поток крови из искалеченных конечностей не ослабевал.

— Мы потерпели неудачу. Сперва на Исстване, а потом на Йидрисе.

— Нет, нас предали, — ответил Тиро, хватаясь за край контейнера. Жар от его железной руки проплавил во льду глубокие борозды. — Магистр войны всех нас предал.

— Мы больше не достойны. Ангел Экстерминатус родился, и бессчетныепоколения будут вечно проклинать наши имена.

Тиро и Сайбус обменялись взглядами. Они ожидали от своего капитана чего угодно, но не самообвинений. Может, ярость и жажду возмездия — только не зловещих пророческих слов.

— Медузон считает, что нам следует объединиться, — сказал Тиро. — Я хотел бы услышать ваше мнение.

Брантан повернул голову к Тиро.

— Объединиться? Зачем?

— Он верит, что мы можем убить Альфария.

— Убить Альфария?

— Да.

— Убить примарха…

— Мы отомстим, — сказал Сайбус, вставая у контейнера рядом с Тиро и вкладывая в слова всю свою ненависть и боль. — Не Фениксийцу, но придет и его время.

Брантан открыл глаза: ввалившиеся и мутные, с красными прожилками от лопнувших сосудов и некрозной желтизной. Тиро увидел в них безумие и отшатнулся. За ввалившимися глазами царило помешательство.

— Отомстим… Да, отомстим. Наше спасение — в крови.

— Тридцать секунд, — напомнил Тарса.

Тиро собрался с мыслями. Он видел в Брантане боль и отчаянную жажду мести и не хотел следовать мнению человека, чей разум был разрушен мучениями и вечностью самообвинений.

Он почувствовал на себе взгляд Тарсы и заметил, что ядовитая ярость в глазах Брантана ужаснула его не меньше.

Между ними возникло молчаливое взаимопонимание.

Слезы на щеках Брантана замерзли мгновенно, но перед тем, как его поглотила ледяная вечность, он успел отдать последний приказ:

— Сделайте это. Убейте Альфария и выжгите слабость, приведшую нас к поражению.

Глава 6 Цель / Расследования / Растворившийся во тьме

Воздух кузницы дрожал от жара и сверкал ярко-оранжевыми огоньками искр. В адском пламени горнов перерабатывали сталь, снятую с «Зета Моргальда».

Ручьи расплавленного металла стекали в литейные формы для оружия, и обнаженные по пояс Железнорукие работали кузнечными молотами у почерневших от огня наковален. Дым с шипением поднимался от воды, которая была слишком несвежей для закалки, отчего опытные мастера говорили, что в металл подмешивается слабость.

Грязные от копоти знамена, на каждом из которых красовались символы мастеров-оружейников, трепетали в восходящих потоках горячего воздуха. Когда-то кессонные стены кузницы были увешаны великолепными работами этих мастеров — воинов, создававших в этом обжигающем жаре настоящие чудеса из металла. Когда-то в этих стенах гремели песни, становившиеся частью каждого шедевра.

Теперь не было ничего, что могло бы стряхнуть со знамен копоть; песни умолкли, а чудес почти не осталось.

Позади грохотавших молотками кузнецов у наковальни работали двое, окруженные ореолом красноватого света. Как и Железнорукие, они были обнажены по пояс, но на этом сходство заканчивалось.

У Никоны Шарроукина была алебастрово-белая кожа, и только прядь блестящих черных волос, собранная в короткий хвост, показывала, что он не альбинос. Миндалевидные глаза на орлином лице почти не отражали свет горна и летящие искры.

Атеш Тарса был его полной противоположностью, с темной кожей, красными глазами и бритой головой, напоминающей шар из черного обсидиана. И в отличие от Шарроукина, сын Ноктюрна в этой обстановке чувствовал себя как дома.

Два дня оставалось до прибытия Железных Рук в пункт, найденный Сабиком Велундом в астронавигационном журнале «Моргельда». После встречи «Железного Сердца» и «Сизифея» Шарроукин и Тарса проводили время за тренировками, спаррингами и, как теперь, ковкой.

Тарса держал на наковальне светящийся оранжевым клинок меча, в то время как Шарроукин обрабатывал металл молотом.

— Осторожно, — предупредил его Тарса. — Не погни края. Ты потратил два дня на то, чтобы прокалить и выпрямить сталь. Жаль будет ее выбрасывать.

— Как получилось, что апотекарий разбирается не только в тайнах плоти, но и в тайнах стали? — спросил Шарроукин.

— У всех сынов Ноктюрна есть тяга к кузнечному делу. Мои умения достаточно посредственны.

Ограниченность познаний в металлургии не мешала Шарроукину понимать, что Тарса к себе несправедлив. Но он не видел смысла спорить. Саламандр был скромным воином и предпочитал, чтобы его способности говорили все сами.

— Лучше, чем у меня.

— Они у наковальни лучше, чем у тебя, — ответил Тарса, но желания обидеть в голосе не было. Он покачал головой. — А ведь в шахтах родился.

— Я был из соляных, — ответил Шарроукин. Его челюсть напряглась, а молот говорил о глубоко укоренившейся злости. — Как только я научился ходить, меня отправили в приливные бассейны в самых глубоких пещерах Ликея. Я и еще сотня детей целыми днями соскребали с камней кристаллы с помощью затупленных кирок. Фабрики по производству инструментов добавляли эту соль в воду для закалки.

Тарса кивнул, переворачивая клинок.

— Соленая вода лучше проводит тепло, и сталь с ней получается тверже, чем с чистой. Однако немногим инструментам нужна подобная твердость. Работа, должно быть, была опасной.

— Да, — сказал Шарроукин. — Дети постоянно тонули. Порой вода внезапно возвращалась в пещеры. И была поговорка, что лучшая соль получается из костей.

— Довольно обработки молотом, — сказал Тарса, убирая клинок из-под ударов Шарроукина. — Иначе лезвие затупится.

Саламандр поднял клинок за стержень и осмотрел кромку лезвия.

— Симметрия не идеальна, но деформации нет.

— Пойдет?

Тарса опять кивнул и передал клинок Шарроукину, который вытер его начисто, после чего принялся шлифовать мелкозернистой пемзой.

— Полируй клинок, пока он не начнет блестеть синим, как летний вечер.

— Я не видел солнца до тринадцати лет, — сказал Шарроукин.

— Тогда представь синюю броню Восьмого легиона.

— Мне больше нравится представлять ее красной от их крови.

— Красный ты получишь при закалке.

Шарроукин положил клинок на наковальню.

— Один выпад — и лезвие становится красным. Мне это нравится.

— Если хочешь, я могу изготовить тебе рукоять.

— Это будет честью для меня, Атеш, — ответил Шарроукин.

— Нет, для меня, Никона, — сказал Тарса.

— Только что-нибудь простое. Я не любитель вычурного оружия.

— Две пластины из лакированного черного дерева?

— Отлично, — ответил Шарроукин. — Прости, сегодня душа к ковке не лежит.

— Тебя все еще беспокоит миссия?

Шарроукин посмотрел через плечо на трудящихся Железноруких. Под покровом пара и на фоне пламени из горнов они казались какими-то гротескными чудовищами, ограми из пещер.

— Да, она меня все еще беспокоит.

— Ты не считаешь ее хорошей? — спросил Тарса, беря пемзу и придавая лезвие еще большую остроту.

— В том и проблема, она слишком хорошая, — ответил Шарроукин.

— «Око за око» — подход древний, как само время, — заметил Тарса. — И согласись, есть в нем некое оперное величие.

— Оперное? — приподнял бровь Шарроукин.

— Среди летописцев Сто пятьдесят четвертого экспедиционного флота было немало драматургов и поэтов. Я имел честь присутствовать на постановке «Симфонии изгнанной ночи». Сцену, в которой кардинала Танга отправляют в заключение на Нуса Камбаган, и его убивают те, кто когда-то пострадал от него, многие считают ярчайшим примером ранней имперской политики.

— Я рад, что ты любишь оперу, но суть в том, что миссия дает Железным Рукам именно то, что они хотят, — сказал Шарроукин. — А возможность убить Альфария? Едва ли перед Десятым когда-либо встанет лучшая задача, если только Фулгрим не окажется опять на перекрестии моего прицела.

— Она дала цель нашим собратьям, — заметил Тарса. — А воин без цели опасен. Жестокость должна получать выход, иначе люди, созданные ждя убийства, обратят ее против самих себя. И ведь мало кто склонен самокалеченью так, как сыны Ферруса Мануса.

— У нас была цель, — ответил Шарроукин. — И есть до сих пор. Не недооценивай урон, наносимый нами и нам подобными. Сражающиеся за Медузона — это больше, чем сумма отдельных воинов.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что именно так мы победили в войне с Смотрителями. Крысы кусают монстра за пятки, пока он больше не может идти вперед. Он вынужден повернуться, и тогда-то на него обрушивается завершающий удар.

— Но разве объединение с Медузоном не усилило нас?

— Нет. Будучи малочисленными, мы не становимся сильнее, когда собираемся вместе. Мы становимся уязвимее.

— И что ты предлагаешь?

Шарроукин вытер лоб и повел плечами.

— Я взгляну сам.

— На что?

Шарроукин улыбнулся.


Третья планета системы в имперских картографических справочниках не значилась, что Сабика Велунда не удивляло. Это было в духе Альфа-Легиона: выбирать для встречи место, столь далекое от проторенных путей, что оно даже не имело имени.

«Сизифей» и «Железное Сердце» двигались по орбите третьей планеты, а Велунд между тем пытался взломать дьявольскую защиту, стоявшую на астронавигационных данных «Моргельда».

Две первые планеты кружили вокруг звезды по эллиптическим орбитам, периодически приближаясь друг к другу на опасно близкое расстояние, что вызывало на них чудовищную геологическую нестабильность. Температура на них была слишком высока для живого, однако это было связано не с близостью к звезде. До бесплодности их тысячелетиями выжигала едкая атмосфера.

Была ли на них когда-либо жизнь? Узнать невозможно. Вероятно, в другом будущем, которое отняло у них предательство магистра войны, подобные миры исследовались бы, и их тайны раскрывались.

Теперь такое будущее выглядело несбыточным. Разве возможны исследования ради самых исследований, когда барабаны войны стучат все быстрее и быстрее? Полученные на Марсе знания говорили Велунду, что цена победы над Гором будет определяться не выигранным, а потерянным.

Велунд вхдохнул, потер глаза основаниями ладоней и заморгал, прогоняя из головы ряды буквенно-цифровых значений. Последние тридцать шесть часов он провел в камере с Криптосом.

Хитроумность Альфа-Легиона его не удивляла. Он давно знал, что Двадцатый не стоит недооценивать. Кровавый бой за «Зета Моргельда» напомнил им всем, что этот легион змей не полагается на одни лишь медленные яды.

Фратер Таматика помочь со взломом кода не предложил. Да, конечно, тактика Велунда его чуть не убила, однако его продолжающееся отсутствие выглядело мелочно.

Криптос, прикованный к трону и подсоединенный к когитаторам Велунда инвазивными нейроадаптерами, составлял миллиарды комбинаций кода, сопровождая процесс бормочущим гулом помех. Он и в лучшие времена раздражал, теперь же нервы Велунда были натянуты до предела.

Шишковатую голову твари скрывал капюшон. Велунд не видел его лица — только слабый блеск нарывов на шее. Тарса осматривал гротескного ксеногибрида, но причины нарывов не обнаружил. Были ли они предвестниками судьбы, постигшей Криптос Медузона?

Велунд отвернулся в отвращении. Было что-то мерзкое и нездоровое в издаваемых им животных звуках, что-то уродливое и глубоко неправильное в строении челюсти и всего лица. Нормальные силы эволюции не могли породить это существо. Оно было отродьем, созданным в хаосе алчности и безумия.

Никто не осудил бы его, всади он масс-реактивный снаряд ему в голову. Велунд давно бы это сделал, но пока тварь была им нужна. Даже Сайбус, всегда готовый убить любого, кто не вписывался в его жесткие рамки имперской истины, понимал, что Криптоса стоит оставлять в живых.

По оценке Велунда, через три часа Криптос закончит цикл расшифровки и выяснит финальный пункт назначения «Моргельда».

А пока Велунд решил заняться журналом пустотной битвы с «Моргельдом» и «Малькиантом». Он уже вытащил коды вызова, которые использовал Альфа-Легион в вокс-трафике между двумя кораблями, с помощью Криптоса, но его внимание привлекло кое-что необычное.

— А ты что такое? — пробормотал он, изучая электромагнитное излучение битвы.

В низкочастотном диапазоне спектра обнаружился неожиданный след. Сам по себе он не был чем-то необычным: такие следы были неотъемлемой частью мощных электромагнитных излучений, возникающих в пустотных столкновениях. Но его стабильность была достаточно странной, чтобы пробудить в Велунде интерес; она свидетельствовала, что вызвал его не выстрел из орудия.

Он промотал запись битвы назад, ища, когда излучение произошло впервые. Сражающиеся корабли окружали ядерные взрывы, а вспышки макролазеров вызывали пики в показателях на каждой микросекунде, так что времени требовалось много. Он как раз запустил процедуру для рассеянной фильтрации радиационного спектра, когда горловой вокс пискнул, возвещая о запросе связи.

— Велунд слушает.

— Можешь говорить?

— Никона?

— Да.

Заговорщицкий тон Шарроукина был весьма красноречив, и Велунд тут же переключился на более защищенный канал. Заранее боясь услышать ответ, он спросил:

— Где ты?


Шарроукин погрузился еще глубже в сумрак третьего транзитного зала на продольной оси корабля. Он вдыхал воздух «Железного сердца», проверяя, будет ли он работать с ним или против него.

Горячее масло, смазка и пыхтение работающих механизмов. Это был корабль войны. Он излучал враждебность.

Шарроукин чувствовал, как ярость вибрирует в его нутре.

Каждый корабль обладал свей уникальной чертой; определяющей чертой «Железного сердца» была, как и следовало ожидать, злость.

Злость и тьма.

Энергия на боевом корабле ценилась дорого. Вопрос ее распределения был жизненно важен. Для Шадрака Медузона полное освещение явно не было в приоритете, что Шарроукина полностью устраивало.

Он добрался до «Железного Сердца», спрятавшись на крыше «Громового ястреба», который занимался поставками ресурсов с одного корабля на другой, и запечатав доспехи против вакуума и холода. За мгновение до того, как судно вошло в складскую палубу «Железного сердца», он спрыгнул с крыши и, используя короткие импульсы модифицированного прыжкового ранца, сместил траекторию падения так, чтобы приземлиться на подфюзеляжные батареи.

Оттуда не составляло труда найти вентиляционную решетку, через которую выпускали едкий дым, образующийся при выстрелах на орудийных палубах.

Простая задача для того, кого тренировали мастера тени.

Впрочем, неукомплектованность экипажа, сравнимая с таковой на «Сизифее», тоже не мешала. Он встретил лишь пару легионеров и несколько серокожих рабов, уделивших ему не больше внимания, чем лунатики. Ни один не поднял взгляд наверх и даже не заподозрил, что одна из теней, скользящая по замогильным железным коридорам, находиться здесь не должна.

Внешне два ударных крейсера были похожи, однако внутреннее устройство «Железного сердца» отличалось разительно. Шарроукин успел исследовать каждый угол «Сизифея», но на корабле Медузона эти знание никак не помогали. Корабли строили по древним чертежам, каждый был уникален и нес в себе черты своего легиона. Но чтобы они отличались так сильно? Это вызывало целый ворох подозрений.

Шарроукин скользил сквозь тьму. Иногда он использовал пол, иногда — пространство под потолком. Внутри «Железное сердце» представляло собой лабиринт, путаницу тупиков и коридоров, пересекающих самих себя. Стены покрывали шрамы от сварки и пайки.

В целом складывалось впечатление, что корабль полностью перестроили изнутри. Имеющийся опыт никак не помогал Шарроукину ориентироваться. Стоило ему угадать с одним направлением, появлялось еще две загадки. Он остановился, открыл защищенный вокс-канал, выделенный перед уходом с «Сизифея» и послал шифровальный ключ, который скопировал у Криптоса.

— Сабик?

Ответ пришел с небольшой задержкой.

— Велунд слушает.

— Можешь говорить?

— Никона?

— Да.

— Где ты?

— На борту «Железного сердца».

Шарроукину было слышно, как Велунд вздохнул.

— Ну конечно. Где еще тебе быть.

— У тебя есть чертежи «Железного сердца», — произнес Шарроукин, не спрашивая, а утверждая. — История модификаций и ремонта.

— Есть, — сказал Велунд. — Все вплоть до Исствана-V.

Шарроукин представил, как Велунд окружает себя энтоптическими изображениями корабельных помещений.

— Подсоединись к моим доспехам, — сказал Шарроукин. — Взгляни на то, что вижу я.

Визор Велунда с щелчком подключился.

— Готово, — произнес Велунд. — Только отключись заранее, если решишь растворяться в тенях. Я чуть не ослеп, когда в прошлый раз испытал это по связи.

— Понял. Что у тебя есть по «Железному сердцу»?

— Заказан в 808.М30, на десятом году Великого крестового похода, по терранскому звездному времени, — ответил Велунд. — Закладка киля была произведена в десятый месяц десятого года.

— Символично.

— Некоторые говорят, что это добрая примета, — заметил Велунд.

— Я бы согласился, если бы верил в подобные вещи, но я все-таки надеялся на более полезную в данный момент информацию.

Велунда это не остановило.

— Пустотные испытания начались через шесть лет после закладки. На службу поступил девять месяцев спустя. Два века высших почестей, включая трофеи, взятые на Гардинаале, а также при приведении к Согласию Сто пятьдесят четыре Четыре и Разбросе Диаспорекса. В реестре Десятого легиона указан как занимающий авангардную позицию в карающем флоте Горгона, направлявшемся к Исствану-V. Записей о «Железном сердце» после Исствана нет.

— Неудивительно.

— Согласен, — ответил Велунд. — Что ты надеешься найти?

— Не уверен, — сказал Шарроукин, почти не слыша иных звуков, кроме плазменного сердцебиения корабля. Заброшенность ощущалась на физическом уровне. — Он похож на выработанный рудник Ликея.

— И где все? — раздался в шлеме голос Велунда.

— Я как раз об этом подумал, — ответил Шарроукин, направляясь в глубины корабля.

Велунд сопровождал осмотр корабля, производимый через шлем Ворона, комментариями. Шарроукин не отвечал, сосредоточившись на уроках, полученных в самых темных местах Шпиля Воронов.

— Впереди должен быть осевой коридор.

Шарроукин кивнул, увидев, что проход расширяется и превращается в сводчатый нарфик с железным решетчатым полом и стенами, покрытыми листовым металлом. Шпангоут был совершенно новым и выглядел как сварная арка из стали, поднимавшаяся из-за пола почти под самый потолок.

— Ты видишь?

— Вижу, — подтвердил Велунд. — Повреждения от бортовых выстрелов. И взгляни на другие стены. Кратера от масс-реактивных снарядов.

— Бортовые залпы с малого расстояния, а потом их взяли на абордаж.

— На Исстване этому многие подверглись.

Шарроукин снова кивнул. Немногим кораблям удалось выскользнуть из ловушки предателей, да и те немногие, кто прорвался сквозь блокаду и избежал преследования, как правило, представляли собой едва работавшие развалины.

— Тяжелый бой выдался, судя по количеству следов от выстрелов, — сказал он.

— Медузон говорил, что его флагману досталось от Сынов Гора, — напомнил Велунд. — И явно был слишком сдержан в оценке ущерба.

— Им повезло, что они выжили.

— Вопрос выживания у Железных Рук не от везения зависит, — ответил Велунд.

Шарроукин улыбнулся, но улыбка пропала с его лица, когда он почувствовал присутствие других людей. Он прыгнул на стену, перескочил к воздуховоду на потолке и скользнул в перфорированный кабельный тоннель.

— В чем дело? — спросил Велунд.

Шарроукин уже следил за коридором сверху, когда появилось три воина — три темных силуэта на фоне голой стали восстановленных переборок. Их доспехи скрипели и шипели, однако они двигались с уверенной развязностью солдат, уверенных в своей безопасности.

Один был вооружен мелтаганом, другой — волкитным разрядником. У третьего было оружие, Шарроукину не знакомое: какая-то цилиндрическая конструкция с многочисленными стеклянными стволами, в которых потрескивало лазурное пламя. Они остановились в нарфике, как будто что-то искали, и Шарроукина охватило четкое ощущение, что они знали о нем.

— Как… — начал Велунд, но Шарроукин оборвал связь.

Окружавшие его тени разрослись, стали темнее самой черной ночи, словно окутали его, радостно заключили в сажные объятья. Во всяком случае, Шарроукин знал, что так будет казаться тому, кто все же сумеет его увидеть.

Растворявшийся во тьме становился одним целым со тьмой, подчинял себе черноту и скрывался за ней. В ней было холодно и пусто, ибо она пришла из времен, когда света не было. Годы тренировок в глубочайших шахтах родной планеты подарили Шарроукину родство с темнотой, подобным которому могли похвастаться немногие за пределами его легиона. Слепая жизнь под землей, где черные скользкие создания поджидали за каждым углом, быстро учила воина искусству прятаться.

Он стал призраком, эхом движения, намеком на присутствие. Один из Железноруких поднял взгляд, но тут же отвел его: и глаза, и сознание говорили ему, что он не увидел ничего необычного.

Скоро трое воинов ушли вперед, и Шарроукин переполз в боковой тоннель, чувствуя, как тьма утекает прочь. Убедившись, что никого нет, он выбрался из воздуховода и спрыгнул на палубу, приземливший с глухим, едва слышимым стуком подошв об металл.

— Должен признать, ты неплох, — раздался голос в конце коридора.

Шарроукин развернулся, присел и на автомате потянулся к пистолету. Рука остановилась в миллиметре от рукояти, когда он узнал широкоплечий силуэт.

— Мой корабль зубами и когтями дрался за свою жизнь после Исствана, брат Шарроукин, — произнес Шадрак Медузон. — Неужели ты думал, что я не замечу лазутчика?

Глава 7 Пустые угрозы / Под чужим флагом / Лучший в своем деле

— Вас обоих надо в карцер бросить! — рявкнул Тиро, вышагивая по металлическому настилу посадочной палубы. Велунду хватило приличия сделать виноватый вид, Никона Шарроукин же умудрялся одной лишь позой выражать беспардонное равнодушие.

— Он меня не удивляет, — продолжал Тиро, — но ты, Сабик? Что скажешь в свое оправдание?

— Скажу, что действия брата Шарроукина следует оценивать, как разумную осмотрительность.

— Что?

— Он просто хотел убедиться, что капитан Медузон сказал нам правду.

Тиро взглянул на Шадрака Медузона, который привез нарушившего границы Ворона на борту «Маллеус Феррум». Капитан клана Сорргол выглядел невозмутимо, и покрытое шрамами лицо ничем не выдавало его отношения к происходящему. Был ли он зол из-за того, что в его честности усомнились, или смотрел на все это так же, как Велунд?

— Ты не доверяешь словам брата-Железнорукого?

— А ты доверяешь? — парировал Велунд. — Ты хочешь верить, что капитан Медузон — наш союзник, но этого недостаточно для того, чтобы он им стал.

Тиро ожидал, что Медузон оскорбится в ответ на уязвленную честь, но покрытый шрамами воин молчал.

— И нашел он что-нибудь? — поинтересовался Тиро, не считая нужным обращаться к самому Шарроукину.

Велунд покосился на Гвардейца Ворона, продолжавшего смотреть прямо перед собой.

— Нет, — ответил он.

— Тебя следовало бы лишить всех званий, разжаловать в рядовые.

— Я слышал, Железные Руки не бросаются пустыми угрозами, — произнес Шарроукин.

Тиро с трудом сохранял спокойствие. Он пережил худшие кошмары, которые галактика только может наслать на человека, но Шарроукин даже не моргнул. Черные глаза Гвардейца Ворона смотрели на него в ответ, и Тиро видел в них отражение собственного непреклонного характера.

— Что ты сказал?

— Не стоит бросаться угрозами, если не собираешься их выполнять.

— Ты думаешь, я этого не сделаю?

— Я знаю, что не сделаете.

— И почему же?

— Я вам нужен, — ответил Шарроукин. — Я лучший в своем деле, и у вас на борту больше нет таких, как я.

— Мне нужен кто-то, кто не способен подчиняться приказам? Мне нужен воин, устанавливающий собственные правила боя и поведения?

— Да, — ответил Шарроукин. — Именно так.

— Он прав, Кадм, — вмешался Шадрак Медузон. — И я бы в аналогичных обстоятельствах сделал то же самое.

— Тогда почему не сделали? — спросил Шарроукин.

Меудзон скривил обожженное лицо в косой усмешке.

— А кто сказал, что не сделал?

— Думаете, я бы не знал?

— Как ты самоуверен, вороненок, — сказал Медузон, подходя вплотную к Шарроукину. Они несильно различались по росту, но Медузону неведомым образом удавалось возвышаться над Гвардейцем Ворона. — Ты провел несколько лет на корабле Железных Рук и думаешь, что все про нас знаешь? Ты хорош, брат Шарроукин, очень хорош, и я не встречал никого, кто лучше тебя подчинял бы себе тени, но эти корабли сделаны из стали и камня, из той же плоти, что Медуза. И никто не понимает эту плоть так, как сыны Ферруса Мануса.

— Я бы знал, — повторил Шарроукин.

— Правда? Тогда как Ашур Мезан сумел пробраться на ваш корабль и лично взглянуть на вашего криптоса? Неплохо вы там все устроили, Велунд. Скажи, неужели действительно есть необходимость заковывать тварь в кандалы?

Даже непроницаемое лицо Шарроукина не могло скрыть его шока при этих словах.

Тиро был поражен не меньше.

— Ты отправил своего солдата на мой корабль?

— Да, — ответил Медузон. — И хотя мне жаль, что я не смог вам довериться, мы оба знаем, что в наших обстоятельствах доверие — редкий ресурс.

Слова Медузона подлили масла в огонь злости, бушевавший в Тиро, но этот разговор не предназначался для ушей экипажа.

Он бросил на Шарроукина и Велунда тяжелый взгляд и произнес:

— Свободны.

Они развернулись; обвинения были сняты, но без выговора не обошлось.

— Велунд, — позвал Тиро. — Когда Криптос закончит расшифровывать астронавигационный журнал «Моргельда»?

— С минуты на минуту, — ответил Велунд.

— Доложи мне перед следующим сигналом судового колокола.

Велунд кивнул и вместе с Шарроукином покинул палубу. Тиро не удостоил их еще одним взглядом.

— Я не очень рад, что ты отправил солдата на мой корабль, — сообщил он Медузону, когда они ушли.

— Я мог бы сказать то же самое.

— Шарроукин действовал без моего приказа.

— И тебе следовало отдать этот приказ, — сказал Медузон. — Меня удивляет, что он появился на моем корабле так поздно. Полагаю, он ждал из уважения к тебе, надеялся, что ты отдашь этот приказ. Неужто экипажу «Сизифея» недостает решимости, Кадм?

Тиро словно обожгло: и самим упреком, и пониманием, что тот полностью заслужен.

— Достает, — ответил он.

— Это хорошо, — сказал Медузон. — Грядущая битва всех нас подвергнет испытанию, и выживут в ней лишь самые решительные.

— Ты в нас слабости не обнаружишь, — пообещал ему Тиро.

— Я уж надеюсь.


Спустя пятнадцать дней и три одиноких звездных системы «Железное сердце» и «Сизифей» беззвучно подплыли к миру, который в астронавигационных реестрах обозначался как «Эйрена Септимус». Все в этом лишайном изумрудно-охровом шаре говорило Велунду о медленной и неизбежной гибели.

Изображение планеты, окутанной слоями едких облаков, висело в центре главного экрана. По углам находились вставки с уже терявшими четкость пиктами сервиторов-дронов, запущенных тридцатью минутами ранее.

Все они показывали местность, которая скоро исчезнет под кислотными океанами: ядовитые должди нескончаемым потоком лились из непроницаемых облаков.

— Вот это я понимаю — мир смерти, — заметил Шадрак Медузон.

Справа от Кадма Тиро стояла, скрестив руки на широкой груди, голография воина, командовавшего «Железным сердцем». Тиро сидел на капитанском троне, однако вопрос о командовании однозначного ответа не имел.

— Он опаснее прочих, — согласился Велунд. — Но именно эти облака и делают Эйрену Септимус такой ценной.

— Ценной для кого? — спросил Тиро, судя по его виду, продумывавший, как сражаться в такой атмосфере.

— Для того, кто знает правду, — сказал Велунд. — В Карта Империалис Эйрену внес Двадцатый, однако эстимарий описывает ее как мертвый, лишенный какой-либо ценности мир.

— Приберегли ее для себя, — усмехнулся Медузон, чье изображение то и дело искажалось от помех.

— И чем же она ценна? — поинтересовался Тиро.

— Ее атмосфера чрезвычайно плотная и содержит скопления кристаллов прометия, образовавшиеся в одну из прошлых эр, в период геологической нестабильности.

— Прометий, готовый к использованию? — уточнил Таматика.

— Только с этого десятилетия, — ответил Велунд, когда на экране появился еще один график. — На протяжении миллионов лет орбита седьмой планеты подводила ее все ближе и ближе к звезде, и теперь атмосфера поглотила достаточно тепла, чтобы эти взвешенные кристаллы прометия начали плавиться. Отсюда и всепланетные ливни.

— Как его добывать? — спросил Тиро.

— Вот как, — сказал Велунд, и на экране возникла громада, висящая в воздухе у самого верхнего края пригодного к дыханию атмосферного слоя и похожая на гигантские орбитальные платформы Терры. Сложно было оценить ее размер, но она была подобна электростанции Родинии и обладала монументальностью Ваальбары.

Первым на ум приходило сравнение с огромной медузой или расплющенным осьминогом, безмятежно плывущим по огненному океану из пылающих облаков. Воздух под днищем выглядел затуманенным из-за гигантских репульсоров, а между ними проходили тысячи гибких сифонов-щупалец, исчезавших глубоко в богатом прометием море.

Верхнюю часть платформы укрывал полог смоляно-черных выхлопных газов и освещало адское пламя, изрыгаемое вентиляционными башнями.

Палуба под этим мрачным саваном была усеяна огромными перерабатывающими заводами, грохочущими насосными станциями и широкими силосными башнями. Пространство между ними заполняли железные балки, воздухоочистители и тысячи километров труб, истекавших токсичным паром.

Символы в виде голов гидры, изображенные на многочисленных башнях платформы, были видны даже сквозь ядовитый туман.

— Насколько я могу судить по немногочисленным излучаемым сигналам, его название — «Лерна Два-Двенадцать», — сообщил Велунд.

— Трон Терры… — выдохнул Тиро при виде этого индустриального безумия, как будто вышедшего из кошмаров.

— Она является почти не ограниченным источником корабельного прометия и имеет перерабатывающие фабрики, способные производить плазму для двигателей, — сказал Велунд. — Когда-то такие места называли угольными станциями.

— Она устроена небрежно, — проговорил Медузон. — Неэффективно. Примарх Жиллиман бы не одобрил.

— Значит, следует ожидать значительные силы Механикум? — спросил Тиро.

— Предположительно, тысяча жрецов и сервиторов, — подтвердил Велунд. — Но большая часть объекта должна регулироваться самостоятельно. На их месте я бы добывал достаточно прометия, чтобы заполнить силосные башни, а потом отключал бы все. И это объясняет, почему ее никто до сих пор не обнаруживал. Когда процесс останавливается, увидеть ее в атмосфере практически невозможно.

— Там корабль? — спросил Медузон, наклоняясь к собственному дисплею наблюдательной станции.

— Зоркий глаз, капитан Медузон, — сказал Велунд, и мгновение спустя на главном экране появилось новое изображение. Обитателей мостика охватило беспокойство: когда облака разошлись, стал виден нос боевого корабля, на котором была изображена гидра Альфа-Легиона.

— Да, — продолжил Велунд. — Быстроходный ударный крейсер, название, как и следовало ожидать, неизвестно. Он получает топливо, и похоже, что его синхронизирует с Лерной Два-Двенадцать несколько очень точных электромагнитных замков.

Пиктер увеличил масштаб, и воблаках пара стали видны силуэты полужестких труб, каждую минуту передававших в гигантские резервуары корабля мегалитры топлива.

— Мы его видим, — сказал Сайбус. — А он нас видит?

— Нет.

— Откуда уверенность?

— Думаешь, я подлетел бы так близко, если б не был уверен? — спросил Велунд. — Если бы корабль знал о нашем присутствии, он бы уже скидывал топливные трубы и отсоединял магнитные замки.

Тиро встал с кресла и перегнулся через перила.

— А остальные корабли Альф-Легиона?

«Сизифей» и «Железное сердце» подбирались к седьмой планете системы Эйрина двумя разными извилистыми путями, оставляя за собой пассивных дронов-наблюдателей. Идея принадлежала Велунду и уже начала давать плоды.

— Все три источника излучения из точки Мандевилля движутся внутрь системы на постоянной скорости, — сообщил Таматика.

— По меньшей мере три корабля, возможно, четыре. Не могу сказать с уверенностью.

— Какая может быть уверенность с Двадцатым? — ответил Медузон. — Классы?

— Крейсеры или больше, один — капитальный корабль.

— Обозначение?

— Неизвестно, но предполагаю, что «Альфа» или «Бета».

— Астропаты что-нибудь слышат? — спросил Тиро.

— Они подтверждают показания дронов дальнего действия.

— Как скоро они доберутся? — спросил Сайбус.

— На данный момент оценка ожидаемого время прибытия на Лерну Два-Двенадцать — не более пятнадцати часов, — отрапортовал Таматика.

— Значит, нам надо спешить, — произнес Сайбус. — Что известно о присутствии внизу Альфа-Легиона?

— Ничего, в чем можно быть уверенным, — ответил Велунд.

— Ты это уже говорил. Просто дай мне чертову оценку, с которой можно работать.

— Подобные корабли обычно не перевозят легионеров, — сказал Велунд, — но лучше считать, что здесь нестандартный случай. Если исходить из его незначительной площади жилых помещений, команда насчитывает два или три отделения. Максимум тридцать воинов.

— Слишком много для гарантированной победы в открытом бою, — проговорил Тиро.

— Но нам необязательно вступать в открытый бой, — вмешался Медузон, чье изображение стало четче, как будто подчиняясь его воле.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Тиро; болезненная усмешка на искалеченном лице Медузона ему совсем не нравилась.

— Пришло время сыграть с Альфа-Легионом в их собственную игру.


Полет через верхние слои атмосферы был нормальным, пока «Штормовой орел» не достиг тропопаузы. После этого Тиро ждал один из самых жестких спусков на его памяти, а ведь он десантировался побольше многих.

Потоки жара с платформы смешивались с холодным воздухом над ней и порождали яростные бури. Ревущие порывы воздуха бросали корабль из стороны в сторону. Грав-фиксаторы, обеспечивавшие безопасность легионеров, оуказались нужны как никогда.

— Ругать летчика, наверное, смысла нет, — пробурчал Вермана Сайбус, ударившись головой о штангу своего фиксатора.

— Сабик Велунд набрался от Шарроукина дурных привычек, но он по-прежнему наш лучший пилот, — ответил Тиро.

Сайбус склонился вперед, насколько позволяли фиксаторы, и сложил перед собой руки, словно в молитве.

Тиро знал, что за этим последует.

— Ты должен нас вести, — заявил Сайбус.

— Вермана, мы это уже обсуждали, — ответил Тиро. — Я не буду выглядеть в броне убедительно из-за кибернетики. Командовать должен ты. Я пойду во второй волне, вместе с Медузоном и его воинами.

Сайбус неприязненно осмотрел отсек.

— Меня не для такой войны создавали.

— Меня тоже, но с такой уж войной мы столкнулись. И мы либо будем сражаться, либо уйдем.

Сайбус дернулся назад, как будто Тиро его ударил.

— Железный Десятый кладет войнам конец, а не оставляет их незаконченными.

Тиро кивнул и поднял сжатый кулак.

— Наши враги — железо на наковальне.

— А мы — железо в руке, — закончил Сайбус и опять окинул взглядом отсек и собственную броню. — И все же мне не нравится… это.

Осмотрев доспехи Сайбуса, Тиро был вынужден согласиться. Помимо них в десантных фиксаторах сидело четырнадцать воинов-Железноруких, но все они вместо черного были облачены в позаимствованные сине-серебряные доспехи Двадцатого легиона.

— Мы используем броню врага, — произнес Сайбус, с отвращением взглянув на доспехи и плюнув на пол, как будто пытаясь очистить рот от самой этой идеи.

— Неприятно, согласен, — произнес фратер Таматика, проходя через трясущийся отсек и используя для поддержки руки серворанца, — но эффект полной внезапности — наша единственная возможность захватить платформу целой.

— И все же мне не нравится, что наши воины носят цвета другого легиона, — сказал Тиро.

Таматика ответил:

— Твоя реакция справедлива, но таковы уж трудности, которые ставит война перед теми, кто сражается на самом ее краю. Ты, по крайней мере, освобожден от этого бремени благодаря обширным аугментациям.

Железорожденный двинулся дальше, качаясь в ритме с мечущимся кораблем. У задней рампы, куда он направлялся, сидел на корточках, как тень гаргульи, Никона Шарроукин. Гвардеец Ворона не нуждался в ремнях и фиксаторах: он держал баланс с устойчивостью воина, находящегося в полной гармонии с собственным телом.

Серворуки Таматики вытянулись и подсоединились к механизму сбоку от рампы. Сразу после этого три лампочки на панели сменили цвет с красного на оранжевый.

По корабельному воксу раздался голос Сабика Велунда:

— Приближаемся к месту высадки. Выходим через девяносто секунд.

Тиро, Сайбус и остальные Железнорукие подняли украденные шлемы и закрепили их на горжетах. Долю секунды перед глазами Тиро все плыло: органы его чувств соединялись с сенсорами доспеха. Постепенно дисплей начал заполняться данными, и его окружили решетки целеискателя, иконки состояния, ориентирные маркеры и указатели задач.

— Мы пролетим один раз, низко и медленно, — сказал Таматика. — Затем приземлимся.

Грав-фиксаторы, удерживавшие переодетых Железноруких, вышли из зажимов, и одновременно начала опускаться задняя рампа. В корабль с ураганной силой ворвались обжигающие потоки черного дыма.

— По крайне мере, они в нас не стреляют, — прокричал Таматика сквозь грохот, наклоняясь к смоляным облакам. Вихри пыльного воздуха гуляли по всему отсеку.

— Мне кажется, я бы предпочел, чтоб стреляли! — ответил Тиро, вставая вместе с остальными Железнорукими.

«Грозовая птица» Шадрака Медузона, едва видимая за дымовой завесой, следовала за ними.

Ей не повезло получить модификации от Велунда и Таматики, и турбулентность доставляла кораблю куда больше проблем.

— Шестьдесят секунд.

Тиро и его Железнорукие повернулись к опущенной рампе.

— Хоть я и не с первой волной, земли я коснусь первым, уж не сомневайтесь, — сказал Тиро.

— Где Шарроукин? — спросил Сайбус.


Видимость отсутствовала, но Шарроукин пронзал мутную завесу тьмы и пепла, как турбопенетратор пронзает плоть. Он контролировал угол падения, крепко прижав руки по бокам и выпрямив ноги, а между тем внизу расцветал красно-оранжевый огненный шар.

Пройдя сквозь его внешние слои, он почувствовал запах прометия и фицилина. До земли оставалось немного: так говорили ему чувства, хотя доспехи того и не подтверждали. Обилие металла и излучений путали машинные сенсоры.

Очередной всполох огня с трудом осветил его доспехи и матово-черный игольный карабин, закрепленный на спине. На этот раз Шарроукин увидел источник пламени: конусообразную башню из скрепленных балок. Жар окатил его, но самой платформы еще не было видно.

Он достиг предельной скорости, и облака стремительно неслись мимо.

Они уже рассеивались, и становилась видна гигантская платформы Лерны Два-Двенадцать, уходившая во все стороны, как расплавившийся улей. Из парообразной смеси ядов и пепла поднимались стальные сталагмиты: очистительные сооружения и склады минералов, насосные башни и выхлопные отверстия, похожие на огромные воронки.

Двести метров.

Шарроукин видел движущиеся фигуры: тяжело шагающих гигантов, в которых он узнал боевые машины Механикум, снабженные строительными захватами, топливными насосами и подъемниками. Батальоны сервиторов в масках и автоматизированных механизмов сопровождали их, словно ккаая-то свита. Гусеничные заправщики катились по широким стальным магистралям.

Он окинул пространство взглядом охотника, а потом окинул его еще раз, теперь уже в поисках настоящих целей.

Сто метров.

Вот. У края платформы, где в тумане то и дело сверкали электростатические разряды от репульсорных полей.

Два воина, обладавшие трансчеловеческой массивностью, шли по подвесному мосту. Цвета Альфа-Легиона. Они ли от внешней веерообразной платформы, на которой покоился побитый «Огненный раптор». Кислотные дожди стерли с него почти всю краску, но символ гидры оставался нетронутым.

Пятьдесят метров.

Он крутанулся в воздухе, подтянув ноги к груди, чтобы изменить угол падения. Поверхность была близко, и случайные воздушные потоки пытались утянуть его то в одну сторону, то в другую. Сбить с курса не давали микроимпульсы из прыжкового ранца.

Десять метров.

Одна из целей подняла взгляд. Красные линзы тревожно вспыхнули.

— Поздно, — сказал Шарроукин, с едва слышным шелестом вынимая из ножен чернолезвийные мечи.

Пять метров.

Они разделились, но Шарроукин и не планировал атаковать обоих сразу. Воздух прорезали выпущенные навскидку масс-реактивные снаряды. Ни один даже близко не прошел.

Он врезался ступнями в шлем, и тот раскололся, как стеклянный. Еще одна активация прыжкового ранца — не настолько сильная, чтобы поднять его в воздух, нужная только, чтобы пережить приземление. Ворон вогнал тело в пол, оставив на палубе вмятину, и кувыркнулся в сторону.

Секунду спустя он уже стоял на ногах. Мимо с глухим ударом вытесненного воздуха пролетел болтерный снаряд. Шарроукин растворился, используя внезапность своего появления для того, чтобы запутать органы чувств врага. Это было сложнее, поскольку легионер знал о присутствии Шарроукина, но не невозможно. Полуприсев, он сделал разворот, поменял хват левого меча и вонзил его в гибкое сочленение под коленом предателя.

Даже легионер не мог игнорировать такое повреждение.

Легионер упал, лишившись контроля над ногой. Он повернул руку, пытаясь прицелиться из болтера, но Шарроукин отрубил ее у запястья. Кисть и зажатое в ней оружие отлетели от владельца, однако легионер не сдавался. Он потянулся к боевому ножу, не зная, что бой уже закончен.

Шароукин вогнал меч в основание его шеи, повернул его и перерезал позвоночник. Воин молча упал вперед. Достав второй клинок из ноги трупа, Шарроукин проверил, не поднялась ли тревога: не ревет ли сирена, не наравляется ли к нему армия боевых сервиторов.

Ничего.

Шарроукин скинул оба тела с моста и смотрел, как они падают, пока тела не угодили в репульсорное поле, не задергались и не распались на части.

Их останки исчезли в коррозийном тумане, и Шарроукин пустился в бег, следуя не только наложенному на дисплей плану, но и инстинктам.

Центр управленияЛерны Два-Двенадцать находился в пяти километрах.

Мечи он не убирал.

На пути к своему вороньему насесту он убьет еще не раз.

Глава 8 Высоко поднятые головы / Карающая длань / Пробуждение

Едва десантно-штурмовые корабли коснулись платформы, как их двигатели взвыли, просясь обратно в небо. Железные Руки сошли по штурмовым трапам. И как только они высадились, корабли взмыли обратно в туман.

Тиро, Сайбус и Медузон встретились в оке бури, порожденной взлетом. Медузон, облаченный в черные доспехи и зафиксированный на широком горжете шлем, выглядел живее и возбужденнее, чем раньше. Перспектива кровопролития и возможный итог миссии воодушевляли их всех.

То, что раньше было несбыточной мечтой, простой фантазией о мести, вдруг встало прямо перед ними — так близко, что Тиро, казалось, мог протянуть руку и прижать его к груди.

— Шарроукин уже спустился, — сказал он.

— Знаю, я видел, как он спрыгнул.

— Хорошие глаза у тебя, — заметил Сайбус.

— Лучшие, — ответил Медузон. — Лучший, точнее.

Круг чистого воздуха, согнанного «Штормовыми орлами», обратился в ничто. Собравшиеся в нем Железные Руки — сорок с «Железного сердца» и двадцать один с «Сизифея», из которых пятнадцать были в доспехах Альфа-Легиона, — рассредоточились по платформе, держа оружие поднятым, хотя, по-видимому, ни люди, ни приборы их стремительную высадку не заметили.

Гаскон Малтак вышел из токсичного тумана и встал рядом со своим капитаном. Его имплантированный кистень на цепи описал небольшой круг. Ашур Мезан водил лезвием гибмессера по наручу, отчего кольцо ржавых штифтов звякало об металл на предплечье.

Жест раздражал Тиро, но сейчас было не самое подходящее время для претензий чужому гвардейцу. Септ Тоик и Вермана Сайбус неосознанно скопировали расположение двух воинов — только почетная гвардия Медузона гордо носила черный цвет Десятого легиона, в то время как люди Тиро маскировались под врага.

К металлической кайме их наплечников крепились алые клятвенные печати, пережиток времен, когда предбоевые братские клятвы еще имели значение. Вощеная бумага трепетала на сильном ветру.

— Активируйте фильтры невидимых спектров, — сказал Таматика. — В миллигерцовом диапазоне должны появиться иконки.

Тиро моргнул, накладывая на изображение визора фильтр, и символы легионеров превратились в мерцающие ртутно-серебряные точки. Таматика изменил их, чтобы дать им возможность отличать фальшивых Альфа-легионеров от настоящих предателей. Железные Руки будут их видеть, а враги — нет.

— Готов? — обратился Тиро к Сайбусу.

— Готов, брат-капитан, — ответил тот и отдал честь, ударив кулаком по груди, как было принято во времена Объединения.

Секундой позже Септ Тоик повторил жест, добавив:

— Сегодня примарх падет!

Слышать эти слова от воина, одетого предателем, было невероятно странно. Воины в доспехах Альфа-легионера планируют убийство собственного генетического отца. Довольно им было раскола между легионами; мысль же, что он может возникнуть внутри легиона — пусть и вражеского, — вызывала у Тиро дрожь.

Таматика указал серворуками на подвесной мост, отходивший от платформы. Вдали виднелись размытые очертания огромной башни для прометия, высокой, как жилой шпиль, и столь же огнеопасной.

Из выхлопного отверстия на вершине вырывались клубы пламени. По стенам пробегали молнии.

— Следуйте вдоль линии этих башен три километра, пока не достигнете восьмистороннего перекрестка с трубами и кабелями. Оттуда направляйтесь по северному пути. Через еще один километр она приведет вас к насосной станции. Там же находится и центр управления — внутри перерабатывающего завода, который имеет вид ступенчатого зиккурата.

— Вроде храма? — уточнил Сайбус.

— Да, полагаю, при желании в нем можно увидеть что-то религиозное, — ответил Таматика. — Странно, но такое бывает нередко.

Сайбус кивнул и поднял сжатый кулак. Тиро протянул ему ладонь, и они обменялись рукопожатием, как было принято у воинов Десятого легиона последние два века. Рука к руке, железо к железу. Непривычно было не чувствовать прикосновение металлических пальцев, но даже их необходимо было скрыть.

— Мы будем следовать за вами, — сказал Тиро. — Через пятьсот метров.

Сайбус кивнул:

— Помнишь, что я сказал на Йидрисе, после того, как мы встретили Железного Владыку?

— Помню, — ответил Тиро, отпуская руку ветерана. — Что после примарха любая другая смерть покажется недостойной. А ты помнишь, что я тебе ответил?

— «Тогда не умирай. Живи вечно», — произнес Сайбус. — Хороший был совет.

Чемпион Авернии отвернулся и повел воинов «Сизифея» в насыщенный химикатами туман.

— Идите с высоко поднятыми головами, — крикнул Медузон им вслед. — Здесь вы — Альфа-Легион. Дайте врагу это увидеть, и все сработает.

Замаскированные Железные Руки исчезли в дыме.

— Ты слышал, Тоик, — сказал Тиро. — Сегодня примарх падет!


Хотя Вермана был облачен в полный боевой доспех — что его кибернетические имплантаты хоть с трудом, но все-таки позволили, — он никогда еще не чувствовал себя таким незащищенным. Только теперь, когда у него отняли черный Железных Рук, он осознал, в какой мере платы, шестеренки, мало и электродвижущая сила были частью него.

Эти доспехи вызывали чувство неправильности. Во всем.

Они иначе двигались, а инвазивные соединительные кабели горели в области гнезд — там, где они уходили под кожу. По дисплею шлема пробегали помехи, как будто броня знала, что Сайбус — не настоящий ее владелец.

Что он самозванец.

Он шагал вместе с воинами по металлическим плитам дороги, указанной Таматикой, сквозь извивающиеся полны тумана, заставлявшего шаги отдаваться странным эхом. В тяжелом дыму скользили тени. Адепты Механикум и группы сервиторов двигались в тумане, но при виде их брони поворачивали в сторону.

Дорога вела между двумя исполинскими строениями, гудевшими от механического сердцебиения, и гигантскими железными колоннами, которые испускали ядовитый дым. Над головой вились трубы, шипевшие паром, и кабели в вулканизированной оплетке, раздававшие огромную энергию по всей платформе.

Параллельно им стоял ворчащий топливный левиафан двухсотметровой длины и стометровой ширины. Крутые бока покрывал слой ржавчины, а за ними скрывался целый океан прометия.

Сайбус попробовал представить размеры взрыва, который произойдет, если эту броню пробьет разрывной снаряд.

— Впереди, — сказал Тоик.

Сайбус отбросил мысли об уничтожении левиафана и опять устремил взгляд вперед. Дорога выводила к восьмисторонней развязке, о которой говорил им Таматика.

Она оказалась не пуста.

Два адепта Механикум сидели на искусно украшенном паланкине цвета слоновой кости и гагата, который держало шесть сервиторов в полном дыхательном оборудовании. Оба работали над вскрытым каблепроводом толщиной с пушку «Поборника» с помощью экранированных плазменных резаков, окутывавших собравшихся призрачным голубым светом. Потрескивающие медные провода вели от них к массивному сгорбленному сервитору в маске, нагруженному генераторной аппаратурой.

Дальнего оружия на адептах не было видно, однако рваные черные рясы скрывали большую часть их гибридных тел, что исключало уверенность.

— Рабочий отряд? — спросил Сайбус.

— Похоже на то, — ответил Тоик. — Будем их убивать?

— Как бы мне этого ни хотелось, нет, если только не будет иного выбора.

Один из адептов поднял взгляд, и Сайбус увидел красный свет нескольких оптических имплантатов. Из-под капюшона раздался скрип статики. Способен ли был его ауспик заглянуть под украденную броню? Визор попытался перевести обрывистый двоичный код, но не смог. По экрану бежали только бессмысленные символы.

Возможно, их уже раскрыли?

Его рука потянулась к болтеру.

Второй адепт поднял тонкую руку из голой бронзы и изумрудной керамики. Затем тоже издал непонятный лай статики.

— За Императора! — произнес первый адепт скрипучим, искусственным голос. — И Альфария!

— За Императора! — повторил Тоик, подняв болтер к небу. — За Императора!

Оба адепта поклонились и вернулись к работе над открытой проводкой, а Сайбус, скрипя зубами, повторил приветственный жест Тоика.

— Сюда, — сказал он, направляясь к северному выходу из кабельного узла. На душе было грязно от того, что он дал адептам-предателям поверить в свою принадлежность к их числу. Каждая клетка в нем требовала убить их, заставить их страдать, но приказы были однозначны.

Скоро адепты остались позади, а они углубились в лабиринт из бетонных строений и извилистых, как кишки, труб. До сих пор Сайбус встречал на Лерне Два-Двенадцать только здания в характерном стиле Механикум — прямоугольные и строго функциональные. Ближе к центру начали возникать постройки, чей внешний вид, казалось, не отвечал никаким задачам.

В центре восьмиугольной площади, посреди золотого круга, покрытого алхимическими символами, стояла пирамида из зеркального стекла. В центре ее кружились облака из света, напоминавшие миниатюрную галактику. Где-то раздался странный музыкальный звук, и на краткое мгновение Сайбусу показалось, что из центра галактики на него смотрит скопище немигающих глаз.

Он заметил в стекле собственное отражение. Цвет индиго был омерзителен, да и весь его предательский облик заставлял железное сердце содрогаться от возмущения.

— Почему они это говорят? — спросил он.

— Что говорят? — уточнил Септ Тоик.

— «За Императора». Почему? Они его предали, так зачем оставлять прежний клич?

Тоик задумался.

— Они насмехаются над лояльными легионами, — ответил он. — Утверждают, что никто не может быть по-настоящему чист сердцем. Напоминают, кем были раньше — нашими собратьями. Говорят, что при соответствующих обстоятельствах любой из нас мог пойти по их пути.

Сайбус разглядывал свое отражения, размышляя над словами Тоика.

— Нет, не любой из нас, — возразил он наконец. — У всех нас был выбор, Септ. Никто не вынуждал Альфа-Легион предавать Императора, никто не приставлял пистолет к их голове и не велел делать то, что они сделали. Я не знаю причин, но они сами выбрали предательство, а не верность.

— В том-то и дело, — сказал Тоик. — Ты не знаешь. Может, это и к лучшему.

Сайбус кивнул и отвернулся от своего предательского отражения.

— Кровь Медузы, — охнул он.

Два бронированных спидера с тяжелыми болтерными установками на носовых частях висели на воздушной подушке, созданной репульсорами, в десятке метров друг от друга. Броня впереди была помята, и по ней стекал прометиевый конденсат. В местах пересечения их полей танцевала пыль.

В обоих спидерах сидело по два Альфа-легионера: один в ковшеобразном кресле за приборной панелью, другой — в таком же кресле и с руками на рукояти тяжелого болтера.

— Братья, — сказал Септ Тоик, поднимая руку.

Сайбус чувствовал их враждебность. Эти воины их не знали, и одна лишь поднятая рука вряд ли завоюет их доверие.

— Рассеиваемся, — прошептал он, опуская руку к бедру. Тоик понял, что он планирует.

— Ты не сумеешь выхватить его и выстрелить прежде, чем они нажмут на гашетку, — сказа Септ. — Вспомни, что говорил Медузон. Мы должны идти с гордо поднятыми головами. Здесь мы — Альфа-Легион и их братья.

Сайбус заставил себя расслабить руку.

Он сделал вдох, сглотнул и направился к ближайшему спидеру, двигаясь, как он надеялся, уверенным шагом воина, имевшего полное право здесь находиться. Один спидер скользнул вбок, увеличив расстояние между машинами еще на пять метров.

— Сетар муттакс, ветин ранко? — спросил стрелок.

Слова представляли собой не поддающийся расшифровке жаргон. Сайбус понятия не имел, что у него только что-то спросили. Он медленно поднял левую руку и постучал по шлему.

— Проблемы с воксом, — сказал он. — Я тебя не слышу, брат.

Сайбус продолжал идти и сокращать расстояние до машин.

— Сетар муттакс, ветин ранко? — повторил легионер.

Сайбус замотал головой и опять постучал по шлему, одновременно покосившись на уходящий вбок спидер. Орудия машины были нацелены на его воинов. Если он сейчас что-то предпримет, его люди погибнут, а миссия окажется под угрозой.

— Стреляй, когда я выстрелю, — раздался в шлеме голос.

Сайбус замер. Этот голос он знал хорошо.

Линзы шлема у стрелка на огибавшем их спидере лопнули, а сам он дернулся в сторону. Два беззвучных выстрела взорвали горло его водителю, окрасив нагрудник кровью. Он повалился на приборную панель, и спидер ушел в медленную спираль.

У Сайбуса не было время анализировать произошедшее. У него была лишь доля секунду перед тем, как экипаж спидера, стоявшего перед ним, оправится.

И доли секунды ему было вполне достаточно.

Первый посланный им снаряд взорвался в грудной клетке стрелка. Он шагнул в сторону и второй масс-реактив отправил в голову водителя.

Его воины окружили спидеры, чтобы удостовериться в гибели экипажей. Сам Сайбус, впрочем, точно знал, что они мертвы.

— Шарроукин? — позвал он. — Где ты?

— Там, откуда прекрасно видно, какой ужасный из тебя Альфа-легионер, — ответил Гвардеец Ворона. — Трон, лгать ты не умеешь.

— Буду считать это комплиментом, — ответил Сайбус, медленно поворачиваясь и осматривая окружавшие башни и крыши в поисках Шарроукина.

— Сайбус, я тебя умоляю. Ты правда думаешь, что сумеешь меня найти?

— Нет. К слову, хорошие выстрелы.

— Они облегчили мне задачу. А теперь спрячь тела и спидеры, — сказал Шарроукин. — Их скоро хватятся, но вызывать тревогу раньше времени незачем.

Железные Руки стащили мертвых Альфа-легионеров с машин и забросили их в дымовые трубы.

— И Сайбус? — добавил Шарроукин. — Поспеши, корабли Альфа-легиона уже здесь.

Сайбус посмотрел на спидеры.

— Поспеши, говоришь?



Во время работы в апотекарионе Атеш Тарса никогда не оставался в одиночестве. Гул контейнера с Ульрахом Брантаном, непрерывно шедший из прилегающего зала, постоянно напоминал о присутствии другого живого существа. Другим соседом была птица. Она тихо сидела на шкафу с пустыми кислородными баллонами, только иногда с металлическим звоном трясла крыльями.

— А ты почему не отправился на планету с Сайбусом и Верманой? — спросил птицу Тарса. Она, конечно, не ответила, и он покачал головой. — Я тебя не виню. Находиться в обществе Сайбуса — скорее подвиг, чем удовольствие.

Тарса работал в камере рядом со склепом, в котором покоился Ульрах Брантан. Голое тело на столе перед ним обладало той же трансчеловеческой массивностью, но принадлежало к другой категории.

Бронзовая кожа указывала на принадлежность к Альфа-легиону, однако следовало признать, что в остальном его внешний облик ничем не отличался от облика любого другого легионера. Одну руку заменяла примитивнейшая аугментика, и правый глаз был бионическим. Отсоединенный протез лежал рядом с культей, которой заканчивалось плечо, а глаз был вырван и свисал на щеку.

Смерть предателя была болезненной, тут сомнений не оставалось.

Масс-реактивные снаряды отняли у него правую ногу, но завершающий удар нанесли цепным мечом, вогнав его снизу вверх под нагрудник, к сердцу и легким.

Генетические секвенаторы с гудением обрабатывали образцы крови, ткани, костного мозга и головного. Первый анализ крови показал наличие любопытной аномалии в нервной системе воина и повышенной количество нейромедиаторов. Через пару часов Тарса проведет полное нейрогенное обследование мертвого воина, а пока требовалось испачкать руки.

Его окружали многочисленные извлеченные органы: бископия, сохранившееся сердце, изрезанный обрывок легкого и другие экзотические биодетали. Он уже изучил все с помощью скальпеля и микроскопа, но пока что увидел только то, что надеялся не увидеть.

Что этот Альфа-легионер с анатомической точки зрения были идентичен ему и остальным воинам «Сизифея». Он повернулся к птице.

— Ни намека на отклонение во внутренних органах, — сообщил Тарса, доставая блестящую оолитическую почку из забрызганной кровью чаши. Искусственно созданный орган, ярко-красный и гладкий, казался совершенством рядом с тем, что эволюция породила в ходе проб и ошибок. — Я думал… Нет, я надеялся, что найду какую-нибудь физиологическую особенность, которая объяснит, почему он стал предателем. Какой-нибудь признак того, что он фундаментально от нас отличается.

Птица каркнула, но звук больше походил на хриплый лай. Таматика и Велунд починили его тело, но, по-видимому, забыли сменить аугмиттеры.

— Не в этом органе, конечно, — добавил Тарса, кладя липкую почку обратно в чашу. — Свойство или мутацию, способную объяснить это безумие.

Он сел, а птица слетела со своего насеста за его спиной и исчезла в зале Ульраха Брантана. Она опять каркнула, и на этот раз в звуке послышался укор.

— Да, я знаю, — сказал Тарса, услышав, как птица застучала металлическим клювом по контейнеру Брантана. — Если следовать последнему приказу, который Тиро отдал перед посадкой на «Штормовой орел», я должен быть на мостике, но даже последний Железнорукий знает о командовании звездными кораблями больше меня.

Кадм Тиро передал временное командование «Сизифеем» пораженному Тарсе. Строго говоря, кораблем по-прежнему управлял Ульрах Брантан, но обстоятельства вынудили Тиро уступить это право воину не из Десятого легиона. Несуразный и очевидный способ оправдать одновременное отсутствие на корабле и себя, и Сайбуса.

Он вздохнул и окинул взглядом мертвого Альфа-легионера. Воин выглядел даже несколько мирно, если не учитывать вскрытую грудную клетку. Тарса вдруг вспомнил, ка Игнаций Нумен спрашивал у него, действительно ли мертвы те, кто умер на «Зета Моргельде».

Кожа воина сохраняла бронзовый оттенок, характерная мертвенная бледность его еще не коснулась. Меланохром регулировал пигментацию космодесантника, но он, как и все органы, прекращал работу со смертью носителя.

— Даже моя кожа побледнеет, когда я умру, — произнес Тарса, склоняясь над трупом и осматривая его с головы до ног. — Почему же с тобой этого не случилось?

Он задержал взгляд на руке воина, отрезанной прямо под локтем. Таматика охарактеризовал аугментику как временную. Как что-то, созданное в спешке, без подгонки протеза под носителя.

— Тогда почему шрам от ампутации гораздо старше и аккуратнее? — проговорил Тарса, разрезая плоть тонким скальпелем, выдвинувшимся из нартециума.

У Тарсы было несколько возможных объяснений, но птица помешала ему разрешить вопрос, опять каркнув. Он не стал обращать внимания, однако она продолжала верещать. Она все кричала и кричала, наполняя апотекарион скрипучим клекотом.

— В чем дело? — возмутился Тарса, бросая мертвое тело и врываясь в усыпальницу Брантана. — Чего тебе надо? У меня есть дела поважнее, чем…

Его голос пропал.

Стазис-поле, накрывавшее Брантана, было снято. Температурные показатели на панели неслись вверх. Все экраны горели красным и вибрировали, беззвучно сигнализируя о тревоге. Тарса уставился на кибер-орла, сидевшего на пульте управления контейнером. Понять выражение его сапфировых глаз было невозможно.

— Что ты натворил? — закричал Тарса. — Трон, что ты натворил?

Глава 9 Обезглавливание / Казнь / Он спускается

Зиккурат оказался именно там, где указал Таматика. Из гигантского монолитного здания поднимались шпили, рассеивавшие туман, который исходил из углов. По бронзовому фасаду стекали потоки едкого дождя. Он стоял у края открытой платформы, напоминая какой-то жертвенный храм, а рядом с ним находились две исполинские фигуры.

— Титаны, — сказал Тоик.

Сайбус почувствовал пустоту в груди.

Однако эти машины предназначались для работы и промышленных целей, а не войны. Вместо ракетных установок к броне крепились подъемники. Плазменные аннигиляторы и гатлинг-пушки заменили топливными патрубками и грузозахватами.

Шарроукин, наверное, уже был на месте, но Сайбус не видел смысла гадать, где прячется Гвардеец Ворона.

Большую часть платформы занимала заправочная колонна — объединение чудовищно толстых цилиндров из флексостали, уходившее в облака, словно перевитый веревками ствол самого могучего дерева, какое только можно было представить. У колонны держались, ожидая заправочной операции, паровые буксировщики, представлявшие собой невероятно мощные машины с закрепленными на крышах кабинами пилотов. Сайбус еще не видел кораблей Альфа-Легиона, но знал, что те приближаются. В небе уже разыгрывались бури, вызываемые спуском в атмосферу кораблей немыслимых размеров.

Многотысячное воинство адептов Механикум в темных рясах, сервиторов и грузчиков стояло ровными рядами. В них били дождь и ветер, но никто и мускулом не двигал.

Сайбус не обращал на них внимания. Не они были его целью.

— Нам нужно быть там, — сказал он, указав на навесной центр управления, поднимавшийся над верхними ступенями зиккурата. — Наверху.

Тоик кивнул.

— Времени у нас немного, — добавил он, глядя на серпантинную лестницу, уходившую вверх по мокрой от дождя стене. — А до вершины далеко.

Сайбус оглянулся на два захваченных спидера.

— Шарроукин сказал поспешить, — проговорил Сайбус. — Но сначала я попрошу тебя кое-что сделать, Септ.

— Что?

— Выстрели в меня.


Сайбус врезался в бронированные двери, оставив на металле алый след. Из царапины на руке, где ее задело болтерным снарядом, лилась кровь. Всю лестничную площадку позади него занимали воины в помятых доспехах, стрелявшие вниз по пролету. Он замолотил кулаком по двери.

— Откройте! — закричал Сайбус. — Они уже подступают!

В противовзрывные двери ударяли масс-реактивные снаряды. Сайбус пригнулся и дал очередь из трех снарядов, не целясь. Где-то внизу взорвалась граната. Какой-то легионер взвыл, изображая боль.

— Сетар муттакс! — заорал он. — Сетар-чтоб-вас-муттакс!

Он понятия не имел, что эти слова значит, — только что они были какой-то кодовой фразой. Ему оставалось лишь надеяться, что она не подпишет ему смертный приговор.

На площадку перед дверями отступило еще несколько воинов. Их броню, как и броню Сайбуса, покрывали отметины от взрывов, порезы от цепного оружия и пятна крови. Все были нанесены самостоятельно, но менее убедительно повреждения от этого не выглядели.

— Ну же, ну же, — пробормотал Сайбус, падая на колено и стреляя поверх своих солдат.

Внутри зиккурата отключились магнитные замки, и противовзрывная дверь метровой толщины начала расходиться по середине. Перепад давления вызвал ветер, несущий с собой горячий воздух, наполненный запахом ладана и маслянистого конденсата.

Сайбус вскочил на ноги и попятился внутрь, одновременно зовя своих воинов. Едва оказавшись за дверями, он обернулся и сохранил в памяти мысленную карту помещения. Углы атаки, векторы угрозы.

По бокам от открывавшейся двери стояло двое Альфа-легионеров, по одному — в углах, и еще два — в центре полукруга, образованного когитаторами. Вдоль остекленного фасада шли ряды терминалов для управления воздушным трафиком.

Восемь воинов.

— Внутрь! — крикнул он своим воинам. — Пока они не бросились к воротам!

Через открытые двери начали вбегать остальные воины.

Когда все оказались внутри, Альфа-Легионер ударил кулаком по собственному наплечнику. Сайбусу требовалась вся его сила воли, чтобы не оторвать ублюдку голову сейчас же.

— Кто там? — спросил воин.

— Девятнадцатый, — выдохнул Сайбус.

— Гвардия Ворона? — неверяще уточнил воин. — Невозможно.

Сайбус слышал в его голосе тень сомнения. Он практически видел, как идут мыслительные процессы в голове предателя. Если какой-то легион и мог тайно проникнуть на платформу, это был Девятнадцатый.

Воин принял решение.

— Сколько их?

Бронированные двери закрылись за последним из воинов Сайбуса, и на его скрытом шлемом лице возникла ухмылка.

— А Шарроукин еще говорил, что я лгать не умею.

— Кто?

— Тот, кто, надеюсь, сейчас тебя убьет.


Шарроукин оказал ему эту услугу, отправив в голову Альфа-легионера рой кристаллических осколков. Стоявший на пути у Сайбуса воин упал, и Шарроукин немедленно сменил цель. Благодаря ярким ртутным символам на солдатах Сайбуса процесс выбор целей был элементарен. Пожалуй, даже слишком прост.

Шарроукин застрелил двух воинов в центре контрольного пункта: одного через линзу шлема, второго — в горло. Классическая ликвидация стоящих рядом целей. Альфа-легионеры в углах пригнулись и бросились в укрытие, пропав с его поля зрения.

Пусть. Он сделал отсюда все что мог.

Тиро и Медузон разберутся с остальным.

Было искушение остаться на прежнем месте. Вероятность появления внеплановых целей была высока.

Он помотал головой. Такой подход приводит снайпера к гибели. Нужно сменить позицию. Найти новое расположение для стрельбы.

Убить больше предателей.


Сайбус кувыркнулся в укрытие, спасаясь от масс-реактивных снарядов, пробороздивших пол. Встав на колено, он отправил короткую очередь в сторону, из которой пришли выстрелы. Взрывы отражались в металле стен и стоявшего рядами оборудования. Дисплеи лопались, оставляя после себя скопища мутных осколков.

Бронированное стекло вылетело под ударами, и в помещение ворвался нефтехимический ветер. В воздухе закружились мотки печатных лент и клубы пыли.

Рабы и встроенные сервиторы либо не замечали разыгрывающийся вокруг бой, либо не считали нужным беспокоиться. Большинство из них погибало за пультами. Те, кто имел способность самостоятельно мыслить и двигаться, пытались бежать. Они успели сделать лишь несколько шагов, прежде чем их уничтожило перекрестным огнем.

Помещение пересекали горизонтальные траектории выстрелов. Два его воина упали, доказав, что даже элемент внезапности ничего не гарантирует. Но у Сайбуса еще оставалось достаточно воинов для того, чтобы закончить начатое. Он подполз к краю укрытия — ряду разбитых логических процессоров.

Таматика наверняка будет ругать его за устроенные разрушения, но пусть сам попробует захватить это место без выстрелов! На лице Сайбуса возникла редкая ухмылка.

Большинство воинов не любили бои в тесном пространстве, но Железный Десятый такой тип сражений только ценили. Будь у него абордажный щит, он сейчас стоял бы среди Альфа-легионеров по локоть в их потрохах, по пояс в крови.

Сайбус схватил мертвого Альфа-легионера — того самого, с которым разговаривал, — и, буркнув от напряжения, поставил его вертикально. Трансчеловеческий воин в полном боевом облачении оставался тяжел даже для другого обладателя генетически улучшенного организма. Едва он приподнял тело над верхним краем консоли, град снарядов с треском ломаемых костей и керамита пробил трупу грудь

Сайбус бросил тело и вскочил на ноги.

Альфа-легионер слева.

Он нажал на спусковой крючок, и вражеский воин, лишившийся большей части плеча и половины головы, упал.

Четыре мертвы, четыре осталось.

Преимущество было у Сайбуса, имевшего больше людей, и враги это понимали. Он мог бы уже убить их всех, но, смеясь при мысли об их замешательстве, позволил им вызвать подмогу. Он на нее рассчитывал.

— Септ! — крикнул он. — Подползи с правого фланга. Они будут держаться подальше от окна, так что прижми их к дальней стене. Не вставай потом — мы ударим молотом.

Тоик кивнул и выдвинулся, захватив с собой трех Железноруких. Сайбус подозвал к себе оставшихся. Безостановочный огонь на подавление хорошо действовал на Альфа-Легион; деваться им было некуда, и позади была только стена.

Один из солдат Тоика упал, когда его шлем превратился в чашу с кровавой кашей. Ярость Сайбуса начала превращаться в что-то первобытное.

— Слиток на наковальне! — взревел он. — Пусть же молот опустится!

Когда прозвучало последнее слово, все Железные Руки бросились на пол.

Куски задней стены влетели внутрь под бурей взрывов. Крупнокалиберные масс-реактивные снаряды прошили сталь за Альфа-легионерами. Воздух наполнили обрезки металла, похожие на бронзовые дипольные отражатели, и внутрь проник свет сотрясаемого штормами неба.

Молниеносная атака взрывными снарядами разорвала вражеских легионеров на части. Броню и плоть уничтожало так основательно, словно над ними работали лезвия скотобойни.

Сквозь дыры в стали Сайбусу было видно, как захваченные спидеры двигаются из стороны в сторону и с глухим грохотом и вспышками дульного пламени посылают из тяжелых болтеров высокоскоростные взрывные снаряды.

— Стоп, — приказал Сайбус. — Они мертвы.

Тяжелые болтеры остановились, и мгновение спустя Тоик вышел из укрытия, чтобы убедиться в правильности его слов. Он переходил от тела к телу, каждому всаживая в голову по болту. Во время боя он снял шлем, и теперь Сайбус видел в его глазах ненависть, абсолютно бездонный колодец с ней. После смерти Ферруса Мануса у многих гордых его сынов только ненависть и осталась.

Однако за ней Сайбус увидел сожаление. Это его удивило: он не думал, что Септ Тоик способен сожалеть. Впрочем, не это ли чувство лучше всего соответствовало их войне? Именно с сожалением они смотрели, до чего дошли по вине Гора, и думали, как много будет потеряно к тому моменту, как война закончится.

— Все чисто, — сказал Тоик, и Сайбус кивнул, уже забыв о своих размышлениях.

Он наклонился и сорвал поврежденный шлем с убитого Альфа-легионера. Изнутри раздавались металлические звуки торопливых вокс-сообщений: поток вопросов на мерзком, змеином языке врага. Сайбус не понимал слов, но смысл их был очевиден.

Он сменил частоту.

— Это Сайбус. Центр наш, — сообщил он. — Враг приближается.


Ключевая цель в любой засаде — собрать в огневом мешке как можно больше врагов, прежде чем открывать стрельбу. Другой принцип засады — превратить направление, которое кажется лучшим путем к отступлению, в смертельную ловушку

Засада Железных Рук была образцовой в обоих аспектах.

С восточного и южного направлений на платформу вступили два пол-отделения Альфа-Легиона. Они приблизились к перерабатывающему заводу в зиккурате со всей осторожностью, мастерством и враждебностью, которые только можно было ожидать от легионеров. В измученных облаках вспыхивали рассеянные молнии. Со стороны скалоподобных силосных башен шли грозовые раскаты.

Первую цель Шарроукин убил, когда над Лерной Два-Двенадцать ударил гром. В голову. Лейтенант, судя по знакам различия. Обезглавленный труп рухнул на палубу, а его воины бросились к серпантинной лестнице центра.

Болтерные выстрелы погнали их туда, где ждали воины Кадма Тиро и Шадрака Медузона, и даже у Имперских Кулаков не нашлось бы крепости с лучшей системой анфиладного огня. Благодаря пересечению зон обстрела даже менее квалифицированные стрелки могли обеспечить обстрел убийственной плотности и разнести наступающего врага на части.

Против стрелков, обладавших квалификацией и мстительностью Железного Десятого, спасения не было вовсе.

Вражеские воины умирали под взрывными снарядами, бившими со вех сторон, за несколько секунд. Уже с первыми очередями они поняли, что мертвы, но от сопротивления не отказались. Альфа-легионеры были предателями, но они оставались транслюдьми в броне, а потому не умирали без боя.

Через пару минут были мертвы все Альфа-легионеры, кроме одного. Последний вражеский воин пережил четыре попадания, снесших ему большую часть груди. Он лишился левой руки ниже плеча, но продолжал сражаться. Двое из солдат Медузона пали от его руки, пока Кадм Тиро не добил его наконец выстрелом в висок.

На вершине лестницы показался Вермана Сайбус с кровавым крестом на наплечнике, перечеркивающим изумрудный символ гидры.

Он показал наверх, где гигантское, окутанное молниями брюхо звездного корабля уже раздвигало желтоватые облака, как плуг — отравленную почву. В космосе фантастические размеры ударного крейсера плохо поддавались восприятию; на фоне же уходящих ввысь силосных башен Лерны Два-Двенадцать в них не приходилось сомневаться. Боевой корабль цвета индиго с пятнами обладал массивностью, от которой захватывало дух, и внешняя простота его только убедительней доказывала, как же сложен он внутри.

— Он здесь, — сказал Медузон.

Непрекращающийся ливень, казалось, готов был затопить перерабатывающую станцию. Он водопадами обрушивался с силосных башен и образовывал грязные пенящиеся реки между металлическими конструкциями платформы.

Вместе с ударным крейсером на заправку прибыло еще два боевых корабля, теперь отражавшихся в дрожащем, перечеркнутом радугами зеркале, в которое превратились палубы Лерны Два-Двенадцать. Корабли, конечно, были меньше, однако и их огневой мощи по отдельности хватило бы, чтобы отправить платформу в растущий кислотный океан планеты.

Рядом с ними кружили «Огненные рапторы», готовые наброситься на любого, кто посмеет приблизиться в неугодной им манере.

— Трон, Вермана, обязательно было столько ломать? — возмутился Таматика, пытавшийся вернуть к жизни хотя бы несколько рядов когитаторов. — С таким количеством рабочего оборудования даже делать вид, что Лерна Два-Двенадцать еще функционирует, непросто.

Серворуки Железорожденного торопливо работали за спиной, как лапы паука, плетущего сеть.

— Думаешь, мне надо было только внутрь пробраться, и Альфа-легионеры сразу сдались бы? — поинтересовался Сайбус. — Я был вынужден их убить, а убийство легионеров в закрытом пространстве порождает беспорядок.

— Да, но спидеры? Неужели они были необходимы?

— Работа выполнена, — напомнил Сайбус.

— Только не очень аккуратно, тебе так не кажется? — судя по голосу, Таматика говорил сквозь сжатые зубы.

— Фратер, ты мог бы уже запомнить, что в тактическом лексиконе Сайбуса нет слова «аккуратно», — заметил Игнаций Нумен и засмеялся так громко, что едва не заглушил гром.

Тиро, пробиравшийся между тем через развалины командного центра, был вынужден согласиться. Сайбус никогда ничего не делал вполсилы, но даже для него это выглядело чрезмерным.

На противоположной стороне разрушенного центра Медузон остановился над телом Альфа-легионера.

— До этого дойти… — произнес он с искренним сожалением.

— До чего? — спросил Тиро.

Медузон покачал головой.

— До братоубийства.

Тиро не знал, что ответить. Братья уже несколько лет убивали братьев, еще с Исствана. Неужели Медузон только сейчас осознал абсурдность и ужас этого?

Гаскон Малтак тенью следовал за своим военачальником, у Ашур Мезан же нашлось собственное дело. Он опускался на колено рядом с каждым из трупов и быстрыми, кровавыми движениям гибмессера срезал штифты с их лбов. Тиро не имел ничего против боевых трофеев, но зрелище надругательств над мертвыми оставляло во рту мерзкий привкус.

— Неужели в этом есть реальная необходимость? — спросил он.

Медузон оглянулся на сержанта, занятого этой кровавой работой, и пожал плечами.

— Все мы по-разному справляемся с предательством. Мезан по-своему, ты по-твоему, я по-моему. Я не собираюсь мешать кому-либо утолять свою жажду мести так, как он хочет.

Тиро отвернулся, не желая смотреть на то, с каким равнодушием брат-капитан относится к действиям Мезана, и вернулся к Таматике.

Сайбус и фратер до сих пор ругались.

— Аккуратность мешает делать работу быстрее, — заявил Сайбус.

— Но она сильно облегчила бы задачу мне, — проворчал Таматика, не хотевший, чтобы последнее слово осталось за оппонентом.

— Довольно, — вмешался Тиро. — Мы все еще на миссии.

Задача Таматики заключалась в подаче команд сервиторам, управлявшим титанами на платформе и контроле над движением десятков паровых тягачей, которые поднимали к кораблям гигантские топливопроводы. Горящие конденсационные следы, яркие, как плазма, и похожие на взвесь из фосфора, расцвечивали облака над Лерной Два-Двенадцать огненными полосами.

Ударный крейсер принял коды вызова, которые Велунд выгрузил из реестров «Зета Моргельда»; для экипажей обоих кораблей все должно было выглядеть спокойно.

— От Велунда что-нибудь слышно? — спросил Тиро.

— Пока ничего. Криптос все еще анализирует вокс-трафик между кораблями, — ответил Таматика, сосредоточенно хмурясь. — Смею предположить, что после этого мы достаточно легко определим, на котором из них находится примарх.

— Если он вообще здесь, — уточнил Сайбус.

— Содержание вокс-трафика даст ответ и на этот вопрос.

— А когда мы все узнаем?.. — спросил Сайбус.

Таматика показал на пульсировавшие топливопроводы, загибавшиеся наверх, к крейсеру.

— По этим трубам идет чрезвычайно взрывоопасная смесь топлива, воздуха и химического детонатора отложенного времени действия, — ответил он с совсем не скрываемой гордостью. — Когда корабль запустит главный двигатель, в его топливных баках почти одновременно пойдет химическая реакция, которая разорвет его на атомы.

— Почему бы не сделать это с обоими?

— Потому что реакция второго позволит нам узнать об удаче или неудаче миссии, — ответил Медузон, пробиравшийся через обломки, чтобы взглянуть на небо сквозь разбитое окно в передней части помещения.

— Медузон, — позвал Тиро. — Отойди. Если хоть один из «Огненных рапторов» тебя увидит…

— Если они решат приглядеться так внимательно, нам станет уже все равно, — ответил Медузон. — Потому что тогда они увидят разбитое окно и следы выстрелов на стенах.

Не успел Тиро что-либо ответить, как панель рядом с Таматикой зажглась, сообщая о поступившем запросе связи. Динамик разбили ранее, поэтому фратер перевел сигнал прямо в свой шлем. Он внимательно выслушал сообщение, кивнул, после чего отправил двоичный ответ.

— Что там? — спросил Тиро. — Проблемы?

— Сайбус, тебе нужно немедленно спуститься к платформе, — сказал Таматика. — И на этот раз необходимо действовать аккуратно.

— Почему? — спросил Сайбус. — Что происходит?

— Он спускается, — сказал Таматика.

— Кто?

— А ты как думаешь?


Точка посередине перекрестия на винтовке Шарроукина плавно следовала за Сайбусом и Тоиком, которые вели свой боевой отряд мимо сотен работавших адептов и сервиторов Механикум. В полукилометре от центральной добывающей платформы крест из мигающих огней указывал «Громовому ястребу» путь сквозь ливень.

Он сидел в тени дымовой трубы в трехстах метрах над палубой. Хорошая простреливаемость всех направлений и наличие в зоне видимости как посадочной площадки, так и центра управления, делали это место идеальной снайперской засадой.

Шарроукин отвел винтовку, заметив как перемещаются по платформе два прикрывающих отделения из числа Железных рук Медузона, игравших роль поддержки. Шарроукин был вынужден признать, что они хороши. Они двигались стремительно и бесшумно, не выпуская Сайбуса и его воинов из поля зрения и одновременно аккуратно минуя многосотенные толпы техножрецов и рабов.

Рев двигателей десантно-штурмового корабля пробивался даже сквозь гром, и Шарроукин отнял глаз от прицела, чтобы посмотреть наверх.

Безымянная машина. Ничем не примечательная, но этого и следовало ожидать. Альфарий явно не отличался тщеславием, требовавшим именных самолетов, и был готов использовать любой аппарат, готовый в данный момент к вылету. Шарроукину нравилось такое отношение.

Из солдат, которых Тиро мог отправить к вражескому примарху, Сайбус подходил для обманной операции хуже всего. Он обладал исключительной прямотой — однако теперь шагал на встречу с мастером лжи и дезинформации.

Шарроукин провел перекрестие над пятью воинами, сопровождавшими Сайбуса. Он знал их всех — года, в течение которых они были заперты на одном корабле, не оставили выбора, — но известны ему были не только их имена и совместно пережитые события.

Он тренировался вместе с ними, сражался вместе с ними. Он знал, как они двигались, чем были искусны и с кем из них можно было поделиться своими умениями. Он знал их сильные и слабые стороны, особенности их характеров: одни были склонные впадать в отчаяние, другие держали горе в себе, третьи превращали его в чистую ненависть. В этом отношении он знал их лучше, чем они сами.

Хотя они были облачены в доспехи Альфа-Легиона, и Шарроукин не видел, кто какую броню надел, он мог определить каждого по манере держаться. походке или наклону головы. Сайбус шагал, выпятив грудь, бросаясь на мир, а в Септе Тоике чувствовалась бычья агрессивность, которая, казалось, с вызовом предлагала окружающим проверить его силу.

Брат Гаврил клонил влево: у него была слабая асимметричность бедер. Ведран двигался размашисто, при каждом шаге двигал плечами, всегда был готов к бою. Радеку на Исстване масс-реактивный снаряд угодил в позвоночник, и теперь он едва заметно прихрамывал. Левая рука Олека была сжата в кулак с тех пор, как электромагнитный удар сплавил бионические детали, а заменить ее он Таматике и Велунду не позволил.

Перекрестие Шарроукина вернулось к Тоику и Сайбусу. Инстинкты — те самые, что когда-то привлекли к нему внимание мастеров тени, — говорили, что в представшей ему картине было что-то не так. Инстинкты почти никогда ему не лгали, и он согнул палец на спусковом крючке игольного карабина.

Что же он видел?

Дождь смыл кровь с их доспехов, но было очевидно, что обоих ранило в бою за центр управления.

И все? Только раны?

«Громовой ястреб» провел боевую посадку, накрыв обоих Железноруких слоями пара от струй ревущих реактивных двигателей. Крылья корабля вспыхнули, а посадочные когти выдвинулись так быстро, что машина проскользила небольшое расстояние. Мгновение спустя опустился штурмовой трап, и изнутри торопливо вышло десять легионеров. Оружие они держали у груди, признаки угрозы высматривали везде. Шарроукин знал, что, если бы из корабля должен был показаться Коракс, его легионеры вели бы себя так же.

Хотя Повелитель Воронов, конечно, никогда так не появлялся так открыто.

За ними вышел воин в такой же простой броне, как у боевого отделения — яркой, цвета индиго, блестящей от капель дождя, стекавших по изогнутым поверхностям.

Альфарий.

Он был выше своих воинов, но не настолько, чтобы показаться полубогом. Он поднял руки к шлему, чтобы снять его, и Шарроукин напряг палец, лежавший на спусковом крючке, — достаточно сильно, чтобы отправить пучок игл в казенник карабина, но не настолько, чтобы активировать лазерный целеуказатель.

Шарроукин вытащил палец из спусковой скобы.

Онвыстрелил в голову Фулгриму на Гидре Кордатус, но Фениксиец выжил и превратился в нечто, недоступное человеческому пониманию. Нет, сейчас пришло время Сайбуса.

Глава 10 На станции / Падение / Братоубийство

Велунд пустил «Грозовой орел» влево по широкой дуге, следя, чтобы между ним и Лерной Два-Двенадцать всегда была тысяча метров. «Грозовая птица» Медузона скопировала его маневр, держась рядом с правым крылом, у кормы.

Он держался ниже платформы, зная, что эффект искажения от ее обширного набора репульсоров позволит им укрыться от внимания ауспиков на кораблях Альфа-Легиона.

Экран на бортовой панели был заполнен данными: результатами анализа вокс-трафика, который проводил Криптос, электромагнитными излучениями вокруг Лерны Два-Двенадцать, итогами собственной рассеянной фильтрации и загруженными с «Сизифея» данными от разведывательной аппаратуры. Разделенное сознание анализировало их все.

Ударный крейсер Альфа-Легиона недавно выпустил десантный корабль, и объемы вокс-трафика между кораблями наверху только что резко возросли. С полдесятка «Огненных рапторов» оставили патрулирование и отправились к Лерне Два-Двенадцать в качестве эскорта десантно-штурмовому кораблю.

Из этого можно было сделать только один вывод.

Альфарий приближался.

Как следствие участившихся вокс-передач, возрос и объем шифровок. Криптос, пожалуй, теперь имел достаточно сравнительных наборов данных, чтобы вычленить название крейсера.

— «Сигма», — удивленно прочитал Велунд.

Он обратился к архивам корабельных списков и флотовых реестров в своей эйдетической памяти.

— Киль заложен в сухом доке Баккана, — произнес Велунд. — Часть 455-го экспедиционного флота под номинальным командованием командира Сольвейг. Выведен из состава флота несколько лет назад по приказу легата Хайтина из Двадцатого легиона, прямо перед катастрофой на Исстване. Записи о дальнейшей судьбе отсутствуют.

На бортовой панели звякнул сигнал о близости к другому аппарату. Велунд проигнорировал его, как игнорировал каждые пару минут последние несколько часов. Корабль Медузона не располагал модификациями, которыми Велунд и Таматика снабдили «Грозовой орел», и его пилоту не всегда удавалось выдерживать точную дистанцию.

Вынужденный остановить внимание на бортовой панели, Велунд вдруг заметил, что его запущенный им цикл рассеянной фильтрации завершился, и анализ битвы между «Сизифеем» и «Зета Малькиантом» был готов.

Он вывел данные на передний план, одновременно изменяя угол полета и поворачивая в сторону Лерны Два-Двенадцать, поскольку «Грозовой орел» уловил след излучения от ауспика.

Спектроскопический анализ аномального электромагнитного следа, замеченного им в излучениях от битвы, показал, что след представлял собой дискретный сигнал, слишком равномерный и стабильный для чего-либо неумышленно сгенерированного.

— И подпись индивидуальна, — размышлял вслух Велунд. — Видимо, частная, созданная специально для какого-то легиона или ауксиларии?

Он понял, для чего сигнал был нужен, когда взгляд скользнул в верхнюю часть панели. Там, частично скрытые другими таблицами, выводились данные об электромагнитном излучении, пронизывающем воздух над Лерной Два Двенадцать.

Сигнал был абсолютно таким же, как у сил, удерживавших корабли Альфа-Легиона в геостационарном положении.

— Это же чертов электромагнитный замок! — воскликнул он, и ему со всей ясностью и ужасом открылся единственный возможный вывод.

На бортовой панели опять зазвенел сигнал.


Сайбус и раньше встречал примархов и знал, каково это: стоять напротив божественного создания. Феррус Манус был владыкой камня и металла: мастером промышленной работы, не каким-нибудь покрытым сажей ремесленником. Примарх Жиллиман походил на героя древних легенд, вырезанного из слоновой кости и окутанного золотым светом.

Даже Фулгрим до его предательства был величественен.

По сравнению с ними Альфарий несколько разочаровывал.

Да, он был выше, шире и явно сильнее Сайбуса, но не настолько, чтобы не было смысла заключать пари об исходе их гипотетической схватки. Если не учитывать ничтожную разницу в росте, любой из его воинов мог бы заявить, что он Альфарий, и Сайбус бы ни о чем догадался.

Примарх держал шлем на сгибе локтя, открыто демонстрируя лицо, покрытое здоровым загаром. Темные волосы, глаза с тяжелыми веками, полные губы, изогнутые в насмешливой улыбке. Татуировка в виде изогнутого змея вокруг левого глаза, а у самого края горжета — едва видимый шрам в форме перевернутой Ультимы.

А еще в нем было что-то, какое-то сияние, исходившее из глаз. Харизма, из-за которой Сайбусу одновременно хотелось выпрямиться и встать на колени. Он боролся с последним желанием, пока не осознал, что уже преклонил их.

— Повелитель, — сказал он. — Добро пожаловать на Лерну Два-Двенадцать.

— Встань, — приказал Альфарий.

Сайбус подчинился, побагровев от мысли, как легко упал в ноги Альфарию и даже не осознал этого.

— Кто здесь еще? — спросил Альфария, держа ладонь на кожаной рукояти своего стандартного гладия.

— Повелитель? — не понял Сайбус.

— Не надо прикидываться, сержант Дарака, — сказал Альфарий, сжав пальцы на рукояти. — Я знаю, что на орбите Эйрены Септимус скрывается два корабля. Отвечай, который из них?

Сайбус пришел в замешательство, услышав имя, которым назвал его Альфарий, но быстро понял, что примарх считал маркировку доспехов.

— Который из кого? — спросил он.

Альфарий посмотрел через плечо на Тоика и улыбнулся.

— Ты ведь знаешь, да?

— Да, повелитель, — ответил Тоик. — Знаю.


Брантан еще не погиб, но это было все, что Тарса мог в данный момент утверждать. Кровь капитана покрывала его до пояса, включая лицо и руки. Последние два часа вымотали его донельзя.

Все инстинкты говорили ему, что надо дать Брантану умереть, подарить этому великому воину награду забвения и позволить необъяснимым действиям птицы прервать его страдания.

Но Ульрах Брантан не собирался сдаваться.

Он сражался за свою жизнь, как любой другой Железнорукий.

Цеплялся за нее, отказываясь пасть в объятия смерти. Клятвы апотекария, принесенные Тарсой, запрещали ему оставаться простым наблюдателем в такой битве, и жажда капитана выжить не оставляла ему выбора: вопреки собственным взглядам, он был вынужден сражаться вместе с ним.

Птица сделала с контейнером что-то, не поддающееся исправлению, и Тарса использовал все знания, которые приобрел на полях битв за Империум, чтобы сохранить капитану жизнь.

Победить в этом сражении, судя по всему, было невозможно.

Слишком глубоки были раны капитана, слишком серьезны и слишком многочисленны. Стазис-поле отказывалось восстанавливаться, и температура в криоконтейнере поднималась с каждой минутой. Гаруда ничего не упустил, ломая аппаратуру, сохранявшую Брантану жизнь.

Кроме одного механизма.

Железное Сердце по-прежнему сидело на груди капитана; монопроволока уже обхватила весь торс. Серебристые нити полностью скрыли раны от масс-реактивных снарядов на его груди.

Кровь лилась из оторванных конечностей все сильнее и сильнее. Колотившееся сердце было на грани разрыва, артериальное давление падало к пределам допустимого для жизни.

И все же он отказывался умирать.

Через некоторое время Тарса сумел остановить кровотечение и привел жизненные показатели капитана к уровням, не возвещавшим немедленную смерть. Но, возвращая его из мертвых, Тарса понимал, что временные меры и передышку дадут лишь временную.

Рано или поздно искалеченная плоть Брантана сдастся.

Поэтому у него оставался только один вариант.

Он до сих пор не был уверен, что выбрал правильный.

Тарса удалился в прилегающую комнату, оставив трех едва функционирующих сервиторов-медике работать вместе с десятком других, вызванных из мастерской фратера Таматики. Их действия были громки и примитивны, но они обеспечивали капитану Брантану наибольший шанс выжить. Пневмомолоты били по металлу, а сварочные машины, разбрасывая искры, соединяли массивные адамантиевые пластины.

Совсем скоро там потребуются его знания по медицине и понимание тайн металла, но пока что у него было время поразмышлять над своими действиями и их последствиями.

Тарса смыл кровь с рук в глубокой раковине, обычно использовавшейся для подготовки к хирургическим операциям. Кипящая вода сгоняла с эбеновой кожи сгустки желеобразной, наполненной клетками Ларрамана крови. Боль была невероятной, и Тарса, глубоко выдохнув, схватил край раковины так сильно, что погнул металл.

В комнату влетел Гаруда, хлопая золотисто-серебряными крыльями. Он сел на свое обычное место на шкафу с пустыми кислородными баллонами и опять хрипло, металлически каркнул. Тарса не знал, упрекает его птица или хвалит.

— Заткнись, ты! — крикнул он, сжимая кулаки.

Птица опять каркнула, и Тарсе захотелось разбить ее на куски, оторвать ей крылья и растоптать ее древние механизмы.

Он подавил ярость мантрой ударов, которой учили всех сынов Ноктюрна; ее повторяющийся, успокаивающий ритм ослабил порывы, грозившие помутить его разум.

За время, проведенное с Железными Руками, Тарса узнал, что ненависть была сильнее почти любой другой эмоции, и лишь ноктюрнский стоицизм помог ему устоять перед ней.

— Месть — яд, а не лекарство, — проговорил Тарса и сделал судорожный выдох, пахнувший вулканическим воздухом его родной планеты.

Тарса перестал обращать внимание на птицу и вернулся к столу, на котором до сих пор лежал труп Альфа-легионера, убитого на борту «Моргельда».

Машины, которые он так давно запустил, теперь мигали зелеными огоньками, напоминая, как долго он был занят. За неимением других дел Тарса повернул переключатель на встроенном экране и начал читать результаты генетического секвенирования.

Каждая новая строчка бегущего текста усиливала его ужас и делала правду, скрывавшуюся в трупе, оглушающе неизбежной.

— Трон, нет, это невозможно, — произнес он, отшатываясь от стола, как будто расстояние могло сделать ответ не таким невыносимым. — Невозможно.

Тарса схватился за край стола, теперь понимая, почему отрезанная рука воина была такой.

— Ты ее не потерял, — сказал он. — Ты добровольно с ней расстался.

Воздух, казалось, заперли в легких, организм работал на пределе, словно у Брантана в его последние мгновения.

— Надо провести тесты еще раз, — сказал он, уже зная, что тесты только подтвердят первый результат. Но наверняка образцы были загрязнены чужими тканями. Да, причина в этом. Должна быть в этом. — Надо удостовериться, что это неправда…

Но генетические данные не лгали. Все независимые друг от друга тесты говорили одно и то же.

Воин на столе не был Альфа-легионером.

Он был Железноруким.


Велунд заставил «Грозовой орел» с ревом взмыть вверх. Тот дрожал, проходя сквозь неспокойные геомагнитные поля репульсоров на Лерне Два-Двенадцать. Маневр был рискованным, на ждать он не мог.

— Тиро, это Велунд, — закричал он в вокс. — Ты меня слышишь?

Из динамика шла только звонкая от помех статика.

— Ну же, ну же, — зашипел он в вокс, мысленно требуя от Тиро ответить немедленно.

— Это Тиро, в чем дело, фратер?

— Убирайся оттуда, Кадм, — сказал Велунд. — Это ловушка!

— Что? Повтори.

— «Малькиант», он был на электромагнитном замке, — торопливо говорил Велунд. — Его кто-то контролировал удаленно. Вот почему он забрался слишком высоко и слишком быстро.

— О чем ты, Велунд?

— Электромагнитная волна, вызванная гибелью «Моргельда», разорвала связь между «Малькиантом» и тем, кто его контролировал!

Слыша в ответ лишь тишину, он надеялся, что Кадм Тиро просто переваривает услышанное. Второй вариант был слишком ужасен.

— Кто? — спросил Тиро.

— «Железное сердце», — ответил Велунд. — Других кораблей поблизости не было. Вот почему Медузон вмешался именно в тот момент: ему нужно было взорвать «Малькианта», чтобы мы не взяли его на абордаж и не увидели, что там нет экипажа.

И опять сводящая с ума пауза перед ответом Тиро.

— Медузон? Зачем ему это делать?

— Чтобы мы ему поверили. Чтобы думали, что он на нашей стороне. Он сделал нас своими должниками, заявив, что мы разрушили его планы, а потом сообщил нам то, что мы хотели услышать. Предложил миссию, от которой мы не могли отказаться.

Он дал Тиро время осознать неотвратимую правду, после чего продолжил:

— Все это предприятие — ложь. Они использовали нас, чтобы мы нашли им это место, чтобы привели их сюда.

— Зачем Медузону нам лгать?

Велунд не успел ответить: авиационную панель «Штормового орла» осветили предупреждения об угрозе. Зажглись кроваво-красные иконки, и раздался пронзительный вой боевой сирены.

— Я в захвате! Я в захвате!


Тоик прошел мимо Сайбуса и обратился к Альфарию:

— Ты знаешь, кто тебя ждет? — спросил он.

Альфарий прищурился, как будто пытаясь разглядеть под шлемом Тоика его покрытое ожогами лицо.

— Ты не Сколова, — сказал Альфарий.

— Нет, — согласился Тоик. — Не Сколова.

— Ты из его людей, верно? Сейхан?

Тоик слегка поклонился.

— К вашим услугам, легат Хайтин.

Сайбус схватил Тоика за наплечник.

— О чем он говорит? — резко спросил он. — О чем ты говоришь?

— Я говорю об обманутом доверии, — ответил Тоик, кивнув в сторону Альфария. — Его, главным образом. Но также и моем.

Тоик развернулся на пятках, и его гладий превратился в размытое пятно из медузийской стали. Меч разрезал горло Сайбуса до самого позвоночника.


Шарроукин смотрел на гибель Сайбуса через прицел винтовки.

Он видел, как кровь хлынула критически мощным потоком, как воин Авернии упал, держась руками за шею, и все же не мог в это поверить. Совершив это предательское убийство, Тиро прыгнул на Альфария. Загрохотали выстрелы: новоприбывшие легионеры и замаскированные Железные Руки открыли огонь.

На малой дистанции масс-реактивные снаряды давали грязные результаты. Выпущенные без прицеливания, они превращались в дозвуковые дубины.

Арифметике перестрелки была свойственна жестокая простота, и в данном случае исход был очевиден.

Шок, который Гаврил испытал при виде убийства Сайбуса, стоил ему жизни. Он упал в лужу из собственной крови, тремя снарядами лишенный правой рук, грудной клетки и таза. Радек убил двух Альфа-легионеров, а потом погиб под бурей выстрелов, расколовших его броню и вызвавших гидроудар, от которого кровь хлынула наружу алым водопадом. Олек успел достать пистолет и выстрелить три раза, прежде чем его самого застрелили. Вместе с ним погибли две его цели.

Ведран бросился в гущу боя.

Он сделал выпад в сторону Тоика, но удар был неуклюжим, неточным из-за подпитывавшей его ярости. Тоик прижал клинок в боку и ударил Ведрана кулаком в лицо. От удара его бывший боевой товарищ покачнулся. Тоик разворотом зашел ему за спину и вогнал меч в голову снизу вверх, через заднюю часть шеи.

Альфарий сделал шаг назад и дал очередь масс-реактивных снарядов, разорвавших Вердана на части. Тоик бросил рваный каркас, оставшийся от его живого щита, и бросился на Альфария, не давая тому выстрелить снова.

Шарроукин видел, как их лезвия, превратившиеся в яркие полосы, столкнулись. Оба воина были искусны, и теперь, смотря на сражающегося Тоика, Шарроукин понял причину своих прошлых тревог.

Воин, сражавшийся сейчас с Альфарием, не был Септом Тоиком.

Тоик никогда не двигался с такой скоростью, а ведь он был одним из лучших мечников на «Сизифее». Медузон заявлял, что отправил на корабль Тиро лазутчика, но только теперь Шарроукин осознал, насколько буквален был смысл его слов.

Септ Тоик погиб на «Зета Моргельде».

А воин, которого Медузон привез на «Сизифей», был самозванцем. Носившим лицо Тоика и обладавшим его воспоминаниями.

Вспомнив, как можно добиться этого, Шарроукин содрогнулся от отвращения.

— Проклятье, Тиро, я же тебя предупреждал, — прошептал он, смотря через прицел на двух дерущихся воинов. — Похожие стили боя, основам учились у одного преподавателя. Что вас обоих делает удобными целями.

Он поместил перекрестие на Альфария, замедляя дыхание и позволяя инстинктам отслеживать течение боя. Любая дуэль была смертельным танцем, подчиняющимся определенному ритму. Да, этот ритм отличался хаотичностью и непредсказуемостью, но стрелок, понимавший его структуру, вполне был способен попасть в цель, захваченную яростным боем.

Шарроукин ждал, расслабив палец на спусковом крючке. Восприятие окружающего мира слабело, пока органы чувств не перестали воспринимать все, кроме целей впереди. Он слышал ритм их боя и знал, что жертва сама к нему придет.

Когда в перекрестии возникла голова, он нажал на спусковой крючок.

И трехчленный пучок бритвенно острых игольчатых осколков вонзился в правый глаз Альфария. Осколки разбились при столкновении на сотни фрагментов, и это облако, расширяясь внутри черепа, превращало мозг в серо-розовую кашу.

Альфарий мгновенно рухнул, Тоик прыгнул в укрытие, а выжившие Альфа-легионеры бросились к своему мертвому лидеру. На краю платформы возникли воины Медузона, тут же принявшиеся зачищать ее убийственно точным болтерным огнем. Шарроукин перевел прицел на Тоика, но в эту краткую паузу между выстрелами до него донесся приближающийся рев реактивных двигателей.

Его позиция больше не была безопасной. Два «Огненных раптора» уже неслись к нему. Не было времени гадать, как они его нашли.

Шарроукин вскочил на ноги, повесил игольную винтовку за плечо. Заморгал, когда из-за перехода от прицела к обычному зрению перед глазами поплыло.

Когда до дымовой башни оставалось пятьдесят метров, центральные «Мстители» кораблей начали раскручиваться. Шарроукин бросился к краю.

Из опущенных носов вырвалось два огненных урагана. От крыльевых пилонов отошли «Адские удары». Шарроукин спрыгнул с башни как раз в тот момент, когда ее вершина исчезла в большом и ярком взрыве.

Глава 11 Колеса внутри колес / Других попыток не будет / Убить их

Тиро схватился за край пульта, пораженно пытаясь осознать смысл Велундовского сообщения. Связь резко оборвалась, но Тиро успел услышать визг сирены, предупреждавшей о ракетном захвате.

— Значит, ты знаешь, — произнес Шадрак Медузон.

Это был не вопрос.

— Знаю, — подтвердил Тиро, покосившись сперва на Таматику, а потом на разбитое окно.

Железнорукие прекрасно друг друга поняли.

Тиро медленно повернулся; его сердце было тверже и холоднее, чем медузийские ледяные алмазы. Его рука скользнула к болтеру, висевшему на магнитном замке на бедре.

— Я бы на твоем месте оружие не трогал, — предупредил Медузон. — Сержант Мезан предпочитает свой гибмессер, но и с болт-пистолетом он управляется лучше, чем кто-либо, кого я встречал.

Завершив поворот, Тиро расставил пальцы.

Вместе с Медузоном в развалинах центра стояли двенадцать воинов в черных доспехах Железного Десятого. Все они держали оружие поднятым. Ашур Мезан точил свой разделочный нож об посеребренную руку, — руку, которая, как знал теперь Тиро, была ложью. Покрытый шипами шар на кистене Гаскона Малтака описал рядом с его коленом узкую дугу.

Сайбус, Тоик и остальные отправились на встречу с новоприбывшими, а значит, от «Сизифея» с Тиро были лишь Таматика, Игнаций Нумен, Сулган, Дубрик и Кинан. Расклад был не очень хорош, но Железные Руки никогда не обращали внимания на нулевые шансы.

— Во имя Горгона, что происходит? — проревел Игнаций Нумен.

— Медузон нас предал, — ответил Тиро.

Не было нужды смотреть на лицо Нумена, чтобы понимать, как нелепо это звучало. Предательство одного Железнорукого другим было абсурдом, безумным сном. Оно было так абсолютно невозможно, что на ум приходило только одно объяснение.

— Ты не Шадрак Медузон, — сказал Тиро.

— Нет, Кадм.

— Тогда кто?

— А теперь ты просто тянешь время, — сказал Медузон, поднимая руки и снимая шлем. — Ты ведь уже знаешь, правда?

Лицо под шлемом выглядело так же, как лицо, увиденное Тиро при первом визите Медузона на «Сизифей». Его обладатель смотрел на капитана одновременно насмешливо и печально.

Налитый кровью глаз моргнул, и все следы повреждений исчезли. На него смотрел глаз цвета меда с молоком. Медузон схватил примитивную маску из кибернетических аугментаций, покрывавших одну сторону голову, и сорвал ее вместе со слоем ожоговых рубцов.

— К слову, кожа была настоящая.

Открывшееся ему лицо оказалось красивым, ровного цвета, как у чеканной бронзы, с волевым подбородком, широкими скулами и едва уловимым намеком на циничную ухмылку на губах. Это было лицо человека, который взглядом заставлял себе служить себе, а словом — поклоняться.

Лицо примарха.

— Альфарий, — произнес Тиро.

— Единственный и неповторимый.

Медузон всегда излучал силу, но теперь, когда под его личиной обнаружился Альфарий, Тиро увидел, что в его глазах отражалась настоящая мощь. В них планы возникали внутри планов, колеса вращались внутри колес. Мысли примарха без труда проникали в измерения, которые Тиро не смог бы даже представить; галактика в разуме Альфария делала десять тысяч оборотов в день.

— Почему? — спросил Тиро. — Зачем ты это сделал?

Альфарий шагнул к нему, бесконечно уверенный в том, что Тиро не мог причинить ему вреда. Тиро мог выхватить оружие и выстрелить за долю секунды, но он понимал, что умрет, не успев даже поднять его наполовину.

Повернувшись к нему, Альфарий сказал:

— Я тебе завидую, Кадм. У тебя есть абсолютная, стопроцентная уверенность, что ты можешь доверять тем, кто носит черное с серебром. Я этого лишен. Когда я сделал свой выбор, не все мои сыновья согласились поверить в то, что мне открылось.

— Открылось? — переспросил Тиро, стараясь держаться между вражеским примархом и Таматикой.

Альфарий отмахнулся.

— Объяснять слишком долго, к тому же я сомневаюсь, что ты поймешь — с твоей-то манерой воспринимать все буквально.

— Так ты поэтому стал изменником? — спросил Тиро. — Из-за того, что тебе что-то… открылось? Поэтому предал своего отца?

Альфарий засмеялся и укоризненно поднял палец.

— Ты правда думаешь, что можешь уязвить меня столь примитивными оскорблениями, Кадм? На что ты рассчитываешь: что я разозлюсь и допущу какую-нибудь ошибку, а ты воспользуешься ей и всех спасешь? Нет, ничего тебе не придумать.

— И кто же прилетел на том «Громовом ястребе»? — спросил Тиро. — Один из твоих капитанов, отказавшихся предавать вместе с тобой?

— Легат Хайтин, — ответил Альфарий. — По-своему хороший солдат. Благородный до упрямства и имевший доступ к большому объему секретных сведений, почему я и должен был найти его прежде, чем он доберется до Империума. К слову, спасибо, что помогли.

— Чтобы его найти, тебе был нужен Криптос, — понял Тиро.

— Рано или поздно я бы его все равно поймал, — ответил Альфарий, складывая руки на груди. — Но да, Криптос определенно облегчил мне задачу.

— А Альфа-легионеры по борту тех пришвартованных кораблей? Их экипажи все еще верны Императору?

Альфарий постучал костяшками пальцев по пульту, стоявшему позади него.

— Да, верны, но если фратер Таматика все правильно сделал — а я в этом не сомневаюсь, — то корабль Хайтина уже превратился в летающую бомбу замедленного действия. Только взорвется она чуть раньше, чем планировалось.

Тиро пытался найти сторону, с которой к примарху можно было подойти, хоть какую-нибудь трещину в броне его скрытности, но ничего не видел. Тиро был простым воином, для интеллектуальных сражений с примархом он подходил плохо.

Победить в этом сражении он не мог, но, услышав, как Таматика три раза постучал серворукой по напольной плите, понял, что и не придется.

Альфарий заметил, что язык его тела изменился.

— В чем дело, Кадм? — спросил он, усмехаясь. — Ты еще не утратил надежду? Придумал, как мне помешать?

— Не я, — ответил Тиро и кивнул на Таматику. — Он.

Тиро бросился на пол в то же мгновение, когда в центр управления шаровым тараном врезался кулак титана.


Кулак представлял собой клешню-манипулятор, что было только плюсом, поскольку настоящее орудие боевого титана мгновенно убило бы всех, кто находился в центре управления. В Тиро ударили куски металла и оборудования. На броне появилось с десяток трещин.

Пол провалился, когда разрушения, учиненные машиной Механикум по команде Таматики, коснулись и консольных опор. Мир вылетевшего из зиккурата Тиро перевернулся с ног на голову. Он рухнул на уровень ниже, а потом покатился дальше вниз, на протяжении всего пути подвергаясь атакам цунами из падавших сверху обломков.

Перед глазами мелькали тела — слишком быстро, чтобы определить, кому они принадлежали. В грудь то и дело ударяло с силой молота, выбивая дыхание. Кожу на голове рассекло что-то острое. Он тут же утратил всякое представление о верхе и низе. Даже ухо Лимана теряло восприятие при таком быстром и беспокойном спуске.

Тиро несла вперед лавина из стальных обломков, грозивших раздавить его в любой момент. Большинство ударов были достаточно сильны, чтобы сломать кости. Бедренная кость раскололась, как керамическая. Сросшийся костяной каркас, защищавший грудную клетку, треснул посередине, а ключица сломалась в трех местах.

Боль была невероятной, но он прогнал ее: благодаря генетически улучшенным чувствам в окружающий мир наконец начала возвращаться определенность.

Он остановился.

Над ним вздымалась разрушенная стена зиккурата, которую до сих пор громил когтистыми лапами титан, словно искавший внутри какое-то сокровище. Из-за его атак непрекращающимся дождем падали обломки пластали и бронзовой обшивки. Тиро, затаив дыхание, смотрел, как вершина здания исчезает в расцветающем взрыве.

Сгустки фосфорно-яркого горящего прометия полетели по дуге вниз, как пирокластические камни. Когда они попадали в что-нибудь взрывоопасное, платформу сотрясали вторичные взрывы.

Взрывоопасным на Лерне Два-Двенадцать было практически все.

Платформу окутало красным, как магма, дьявольским светом, как будто в мир вырвались огни подземного мира из какой-нибудь примитивной религии. Из разбитых силосных башен текли клубы дыма, а от разорванных труб к небу поднималось пламя.

Зрелище напомнило Тиро о вечных огнях горы Карааши — не угасающего стратовулкана, где примарх явился на Медузу. Брата Бомбаста назвали в честь этого яростного пика — еще до того, как его поместили в саркофаг дредноута.

Его придавил к земле лист стали, от жара изогнувшийся, как пластик. Тиро пытался его отодвинуть, но вес обломков над ним был слишком велик.

Броня была неактивна и представляла собой лишь пластины из погнутого, покрытого копотью керамита без энергии. Генератор сорвало со спины, пока он катился по стене.

— Я здесь не умру, — прохрипел он, видя перед глазами лишь красный туман боли.

— Тогда заткнись и помоги ее поднять, — отозвался Таматика, медленно выходя из дыма и пепельного дождя. У него оставалась только одна серворука, а грубое лицо представляло собой маску из запекшейся крови и масел.

Тиро кивнул и просунул руки под сталь, зажмурившись и заскрипев зубами от боли. Взревев, он одновременно с Таматикой попытался поднять металл. Их усилий было недостаточно.

А затем рядом оказался Игнаций Нумен, тут же добавивший свою немалую силу к их.

Тиро почувствовал, как сталь слегка приподнялась. Достаточно, чтобы можно было выкарабкаться на свободу.

— Вылезай, — выдохнул Нумен. — Быстро.

Таматика и Нумен отпустили лист, едва Тиро поднялся на колено. Сломанная нога состояла из ослепительной боли, но она будет его поддерживать, если он будет помнить о повреждении, но не бороться с ним.

— Наши люди? — спросил он между сиплыми вдохами, указывавшими на то, что по крайне мере одно из основных легких схлопнулось.

— Кинан мертв, — мрачно сообщил Таматика. — Сулган и Дубрик здесь.

— Альфарий?

— Понятия не имею, — ответил Таматика. — Надеюсь, что мертв.

— Так нам повезти не может, — покачал головой Тиро.

От движения в голове раздалось с десяток взрывов боли. Трещина, а может, и несколько. Во время падения он потерял шлем, что заметил только сейчас.

— Нет, не может, — произнес Альфарий, выходя их горящего огня, как дьявол, восстающий из ада. — Но попытка была хорошая, фратер.

Бронзовое лицо примарха утратило красоту, в беспорядочном падении покрывшись ранами и испачкавшись в крови, и все же он стоял несломленный там, где простые смертные погибли. Падение стерло с его брони почти всю черную краску, и теперь гигант стоял в доспехах из голого металла.

В глазах, ни на мгновение не остававшихся неподвижными, бурлил ни с чем не сравнимый гнев.

Ашур Мезан и Гаскон Малтак стояли рядом с своим повелителем. Мезан поразительным образом пережил падение почти без повреждений, но Малтак прижимал правую руку к груди. Из разбитого локтя выглядывали обломки кости.

— Хорошая попытка, — повторил Альфарий. — Однако других у вас не будет.

Примарх поднял болтер и отправил в грудь Тиро четыре масс-реактивных снаряда.


Игнаций Нумен никогда не считал, что обладает хорошим воображением, но при виде Альфария, беззвучно стреляющего в Тиро, в сознании всплыли давно забытые воспоминания о детстве на Медузе. Он мысленно вернулся в безлунные ночи, когда он с волнением слушал сказки о серебряных демонах, выползавших из озлобленного сердца планеты.

Да, демонах — и героях, которые их побеждали.

Тиро упал, следом за ним упала на землю кровь, фонтанирующей дугой вырвавшаяся наружу, и мгновение миновало. Альфарий опять стал всего лишь врагом, которого следовало убить. Безверным предателем, не заслуживавшим мифологизации.

Альфарий что-то сказал, но визор Нумена пересекала трещина, и слов на дисплее не появилось. Поэтому он прочитал их по губам примарха.

«Убить их».

Ашур Мезан, заметив железные штифты у Сулгана и Дубрика, направился к ним. Гаскон Малтак медленно шагал к Нумену, описывая четко контролируемые спирали тусклым стальным шаром на цепи.

Альфарий встал напротив Таматики, и они что-то друг другу сказали. Нумен не стал тратить усилия на чтении по губам. Все его внимание требовалось для собственного боя. На периферии зрения возникло движение, но Нумен мысленно отгородился от него. В таких ситуациях, когда возникала нужда в полной сосредоточенности, глухота была благом.

Малтак ничего не говорил, за что Нумен был ему благодарен. Сейчас они будут драться, и один из них умрет. К чему слова?

Они кружили под химическим дождем, как хищники, оценивавшие соперника-альфу. Малтак продолжал вращать кистенем, у которого к шару размером с кулак были приварены пирамидальные, тупые, но от этого только более опасные шипы. Нумен не обращал внимания на оружие и свободно держал в правой руке свой побитый, тридцать семь лет верно служивший ему цепной меч.

Малтак сделал обманный выпад влево, шагнул вправо и с невероятной скоростью направил кистень в колено Нумена. Он мастерски сохранял натянутость цепи, направляя рукоять по той же дуге, по которой двигалась шипастый шар.

Нумен в последнее мгновение разворотом ушел с пути кистеня. Малтак вывернул руку, возвращая шар, а затем ударил им в нагрудник Нумена. Сила атаки была гигантской, и Нумен охнул, чувствуя, как под броней ломается еще одна кость.

Еще один удар по очередной убийственной параболе.

Нумен успел поднять меч, но шар разбил клинок, как фарфоровый. Зубья разлетелись от сломанного оружия, и Нумен взревел, когда один угодил ему в левую линзу. Изображение в визоре пересекли помехи. Он отступил, но Мальтак уже замахивался кистенем снова.

На этот раз он целил Нумену в голову. Атака была прекрасно продумана, идеально рассчитана и вмиг закончила бы бой с воином из любого легиона, кроме Железного Десятого.

Нумен отреагировал единственным возможным образом. Он поднял руку, поймал шар кистеня ладонью и крепко сжал прежде, чем Малтак успел его отвести.

— Вот она — польза железной руки, — сказал он.

Нумен перенес вес на другую ногу и бросился вперед, по-прежнему держа шар между плечом и шеей. Используя весь свой вес и всю инерцию, он вбил его в лицевую пластину Малтака. Шипы пробили шлем, врезались в плоть и кость. Удар отдался по всей длине руки.

Малтак издал булькающий крик и отшатнулся, насколько позволяла натянутая цепь. От разбитого шлема отваливались куски керамита, а из-под него выглядывали ужасающие повреждения.

Железный шар вдавил левую часть лица советника от линии челюсти до брови. Один глаз исчез, второй выбило из глазницы. На коже и мышцах возникли кровавые борозды. В дырах, пробитых шипами, виднелись сломанные, окровавленные зубы.

— На колени, шавка! — взревел Нумен, дернув за цепь, как хозяин, требующий повиновения от побитого пса. Малтак застонал от боли и упал перед ним с поднятой рукой, поскольку шар и цепь еще были у Нумена.

Свободной рукой Нумен вытащил болт-пистолет и прижал дуло к дыре в щеке Малтака.

В тот самый момент, когда он нажал на спусковой крючок, фотонный клинок гибмессера, принадлежавшего Ашуру Мезану, вошел под ребра и направился вверх, к сердцу.


У Таматики не было шансов, и он это знал. Безусловно, он был жив лишь потому, что Альфарий пока не собирался его убивать. Его поведение противоречило логике, но, возможно, примарх был выше подобных вещей. Альфарий срезал его броню кусок за куском.

Сулган и Дубрик были мертвы: Ашур Мезан вскрыл им грудные клетки и шеи пятью-шестью ударами гибмессера. Нумен стоял на коленях над безголовым телом Гаскона Малтака, борясь с Мезаном, который пытался вогнать лезвие ему в сердце.

Изменив направление меча, Альфарий поймал руку Таматики в захват и развернул его. Заломив ему плечо с силой, достаточной для того, чтобы сломать кость, примарх заставил его поднять голову к бурлящему от бурь небу.

— Видишь, фратер? — спросил Альфарий. — Да свершится справедливость, когда рухнут небеса!

Когда прозвучало последнее слово, подфюзеляжная броня ударного крейсера вздыбилась. Мгновение спустя с его бортов вырвались потоки огня от цепи мощнейших взрывов: огнеопасная смесь топлива и воздуха разрывала внутренности корабля.

Над Лерной Два-Двенадцать пронесся громкий стон металла, подобный реву степного левиафана, гибнущего под атаками охотников. Взрывы, сотрясавшие сегмент с двигателями, заставили ударный крейсер накрениться вперед, кормой поднимаясь к облакам.

Оторвавшиеся гигантские топливопроводы выбрасывали на раненый крейсер тысячи мегалитров прометия. Микросекунду спустя тот воспламенился, и огонь пошел по трубам вниз, к силосной башне в центре платформы.

В ней активировались протоколы экстренного отключения и остановки подачи, но против этой губительной скорости не было шансов. Центральная башня взорвалась, и от этого взрыва содрогнулась вся платформа.

Таматику омыла обжигающая волна. Он заскрипел зубами, борясь с болью, и почувствовал, как Альфарий прижал острие меча к нижней части его челюсти. Над кончиком собралась капля крови.

— Хорошая работа, фратер, — сказал Альфарий. — Смотри.

Ударный крейсер падал, и его клинообразный нос был направлен прямо на Лерну Два-Двенадцать. Он падал медленно, с достоинством сопротивляясь неизбежной гибели. Корабль покрывали цвета врага, но Таматику его смерть печалила.

— Недостойный финал для столь замечательного корабля, — заметил он.

Он не хотел смотреть на то, как гибнет столь гениальное и величественное творение рук человеческих, и закрыл глаза, зная, что собственная смерть тоже близка.

— Тебе стоит посмотреть, как он гибнет, — произнес Альфарий, словно прочитав его мысли. — Больше такой возможности не представится.

Таматика не ответил, только сосредоточился на одиноком пятне тьмы посреди гигантских неоново-ярких пожаров.

Альфарий проследил за его взглядом и тоже посмотрел в бурлящее небо и раскаленные добела ураганы плазмы, которые бушевали над центральной силосной башней.

— Что там, фратер? — спросил Альфарий. — Что ты видишь в огне?

Таматика улыбнулся.

— Освобождение, — ответил он.


Шарроукин врезался подошвами ботинок в наплечник Ашура Мезана, опрокинув на труп Малтака. Приземлившись с кувырком, он вскочил на ноги, одновременно вынимая из ножен парные мечи с черными лезвиями.

Мезан, уже вставший, ткнул гибмессером в горло Шарроукину. Тот парировал одним клинком и поставил блок другим, удивленный и немало впечатленный скоростью сержанта.

Он отлетел от кровожадного Альфа-легионера, дав короткий импульс в прыжковый ранец. Вокруг них падали горящие обломки, а земля содрогалась от глубоких вибраций, которые вызывали взрывы по всей платформе.

— Ты быстр, вороненок, — сказал Мезан, по-змеиному поднимая и опуская голову и скользя к Шарроукину, перебрасывая при этом нож из руки в руку. — Но сейчас ты узнаешь, что старый Мезан быстрее… О да, гораздо быстрее. На моем счету уже четыре головы, но твоя станет главным сегодняшним достижением. Подойди ближе, уж я подрежу тебе крылышки.

Шарроукин внимательно взглянул на противника. Он ничего не знал о происхождении Альфа-Легиона, о том, откуда они пришли, какая культура их сформировала, какие тяготы их выковали. Мезан был искусен, но Шарроукин не мог обозначить нюансы его мастерства. Без сомнения, он был быстрым, подвижным и жестоким, но помимо этого в его глазах виднелось бездонное, как океан, сумасшествие.

— Ты безумен, — сказал Шарроукин.

— Значит, нас двое, вороненок, — ответил Мезан.

Они бросились друг на друга, атакуя клинками, как когтями.

Мезан уходил от всех убийственных атак, с невероятной скоростью блокируя удары Шарроукина гибмессером. Шарроукин редко встречал более быстрых воинов. Сравниться с ним мог лишь смеющийся мечник с сеткой шрамов на лице, которого он убил на Йидрисе.

Он осознал, что истекает кровью из ран на бедре и шее, но не видел даже, чтоб его ранили. Каждый удар Мезана скрывался за обманкой, и каждый выпад, выглядевший смертельной атакой, оказывался уловкой для нанесения еще более серьезной раны.

Мезан отскочил и вытер меч, оранжевый от пожаров на разрушающейся платформе и красный от крови Гвардейца Ворона, об наруч.

— Не привык к порезам, вороненок? — поинтересовался он.

Шарроукин сделал нетвердый шаг назад и намеренно опустил клинки. Мезан ухмыльнулся, решив, что противник уже побежден.

Когда альфа-легионер бросился на него, Шарроукин уронил один меч, одновременно опустившись на колено, как бегун на старте. Он активировал прыжковый ранец и метнулся к Мезану. Предатель такого хода не ожидал, но, моментально придя в себя, он отпрыгнул с траектории мощного броска.

Как Шарроукин и рассчитывал.

Используя опустившийся наплечник воина в качестве опоры, Шарроукин взлетел над Мезаном, как стрелка часов. Оказавшись в вертикальном положении, он направил вниз остававшийся меч и еще раз активировал ранец.

Черный клинок Шарроукина вонзился в скопление жизненно важных органов и кровяных сосудов под ключицей. Он развернулся и запрыгнул на Мезана, от скорости и массы противника падавшего на колени.

Меч уже был погружен в плоть по рукоять. Шарроукин дернул его, как рычаг, и рассеклись артерии, разорвались сердца, схлопнулись легкие. Из раскрытого рта Мезана вырвался горячий, перемешанный с кровавой пеной выдох. Он содрогнулся от шока и боли, не прекращая попыток скинуть Шарроукина. Но его силы убывали с каждой секундой и каждым глотком крови, заливавшей горло.

Шарроукин поворачивал меч, пока не убедился, что противник мертв.

Когда он поднял взгляд, воин с телом Шадрака Медузона и лицом примарха уже медленно шел к нему. В одной руке он держал фратера Таматику, словно тот ничего не весил.

— Ты Альфарий, верно? — обратился к нему Шарроукин. — Настоящий — в смысле, не доппельгангер или какой-нибудь гомункул?

— Я настоящий настолько, насколько сейчас нужно, — ответил Альфарий, швырнув фратера Таматику к Кадму Тиро.

Шарроукин поднялся от трупа Мезана и медленно пошел по дуге к павшим Железноруким, наклонившись только, чтобы поднять оброненный меч. Где-то неподалеку взорвался перерабатывающий завод. К небу поднялся гриб из ослепительного белого пламени.

— Признаю, ты хорош, — сказал Альфарий с одобрительным кивком, воспроизводя движения Шарроукина. — Я был уверен, что Мезан тебя убьет.

— Нас, Гвардейцев Ворона, сложно убить. Исстван должен был тебя этому научить, — ответил Шарроукин, опускаясь в боевую стойку и выставляя мечи. Нефтехимические капли текли по клинкам, смывая с них пепел.

— Ты явно не слышал, что происходит на Освобождении, — улыбнулся Альфарий, наклоняясь, чтобы подобрать гибмессера Ашура Мезана.

Шарроукин напрягся, ожидая атаки.

— Убери мечи, Никона, — сказал Альфарий, пряча мясницкий тесак в ножны. — Я признаю, что ты хорош, но тот трюк с растворением в тенях, которому научил тебя мой брат, на мне не сработает.

— Это мы посмотрим, — возразил Шарроукин, поднимая один меч и опуская второй.

— Нет, не посмотрим, — отрезал Альфарий и повернулся, собираясь уходить.

— Ты не будешь со мной сражаться?

— Я не буду тебя убивать, Никона, как бы мне этого ни хотелось. Во всяком случае, сегодня, — ответил Альфарий. — Об этом меня попросил Магнус.

— Рад слышать, — отозвался Шарроукин, убирая мечи в ножны.

Альфарий засмеялся.

— Ты мне нравишься, Никона. Ты не смотришь дареному коню в зубы, а сразу на него садишься.

Шарроукин всегда мог распознать хороший совет, но все же не удержался и спросил:

— Тогда для чего все это? К чему секреты и ложь? Зачем нас в это впутывать?

Альфарий поднял взгляд к огненной буре, поглощавшей Лерну Два-Двенадцать.

— Попроси Тиро тебе рассказать, если он выживет.

— Попрошу, — ответил Шарроукин и наклонился к Таматике и Тиро. Он не очень доверял обещанию Альфария не убивать их, а потому не спускал с примарха глаз. Таматика уже шевелился, хотя пластичный сальник на шее просто смяло огромной силой.

Таматика застонал и произнес слабым, влажным от крови шепотом:

— Кадм…

Кадм Тиро истекал кровью. После четырех масс-реактивных снарядов его грудная клетка походила на объедки с пира зеленокожих.

Его глаза были распахнуты от боли, а кожа — бледнее, чем алебастровое лицо Шарроукина. Чудом было то, что еще не умер, но другого он от капитана Железного Десятого и не ожидал.

От Альфарияосталась лишь тень, размытый силуэт в дыму. Горящий прометий бурлил вокруг, но его не трогал. Рядом с примархом двигались другие силуэты — воины в черной броне Железных Рук, но никто не был тем, кем казался.

— Я сказал, что не буду тебя убивать, — сказал Альфарий, с каждым словом все дальше уходя в огонь и дым. — Но, полагаю, он может.

Шарроукин поднял взгляд.

Нос ударного крейсера таранил бури, сотрясавшие небо, неся смерть Лерне Два-Двенадцать.

— Таматика, — позвал Шарроукин. — Помоги мне с Тиро.

Глава 12 Всегда есть куда идти / Вперед / Равные

И Шарроукин, и Таматика знали, что им не выбраться, но все же потащили Кадма Тиро прочь от развалин. Игнаций Нумен следовал за ними, хромая и прижимая металлическую руку к боку, где его чуть не выпотрошил нож Мезана.

Им удалось добраться до края зиккурата-завода, когда в Лерну Два-Двенадцать ударил нос ударного крейсера. Корабль падал тяжеловесно, даже неторопливо, но масса и импульс обеспечили катастрофические последствия.

Всех четырех воинов швырнуло на палубу, которая поднялась им навстречу, как плита при тектоническом сдвиге. Стоял оглушительный грохот — рев, скрежет, гром без конца. Визг ломающегося металла стал предсмертным криком платформы и одновременно — воплем ненависти.

Шарроукин почувствовал пустоту в животе, когда от неудержимой силы столкновения Лерна Два-Двенадцать начала медленно сползать вниз. Ряды репульсоров пытались удержать платформу в небе, но эта битва была безнадежна.

Еще больше взрывов расцветили небо, и целые облака горящих газов поплыли к горизонту, как грозовые тучи. Шарроукину доводилось видеть такие каскадные пожары в шахтах, и они никогда хорошо не заканчивались.

Таматика тоже все понял. Кристаллический прометий в атмосфере достиг точки точки воспламенения.

Шарроукин вскочил на ноги, когда из разрушенной силосной башни позади них поднялась стена пламени. Миллиарды литров прометия в мгновение ока обратили свои баки в пар, а к ним уже добавлялись ничем не удерживаемые гейзеры из взрывоопасных материалов. К ним неслось цунами из жидкого белого огня, ослепительно яркое и отправившие их тени им за спину.

— Ну же, помоги мне, — позвал Шарроукин.

Таматика кивнул и вместе с Гвардейцем Ворона поднял поднял почти безжизненное тело Тиро. Воздух вокруг них начал искрить, как будто они очутились в многотысячном рое светлячков.

Богатая химическими элементами атмосфера начинала воспламеняться.

— Нам некуда идти, — сказал Таматика, но, вопреки собственным словам, не останавливался.

— Всегда есть куда идти, — рявкнул Шарроукин.

— Но куда? — пробурчал Таматика, позволив себе оглянуться. — К нам мчится волна горящего прометия, сам воздух вот-вот вспыхнет, а платформа готовится рухнуть в кислотный океан. Я буду идти до самого конца, брат Шарроукин, об этом не беспокойся, но скажи, куда же?

— Велунд! — крикнул Нумен.

Таматика покачал головой.

— Игнаций, Сабика сбили, мы слышали по воксу, — сказал он. — «Грозовая птица» Медуз… то есть Альфария его расстреляла.

— Велунд! — повторил Нумен, оттеснив Таматику.

Шарроукин обернулся и увидел его — продырявленного пулями и взрывами ракет, но все еще держащегося в воздухе.

Один из двигателей «Штормового орла» горел, но корабль Сабика Велунда был такой же частью Десятого легиона, как его воины, и он никогда не сдавался, никогда не уходил от боя и никогда не бросал товарищей.

— Всегда есть куда идти, — повторил Шарроукин.


Оставив Тиро в руках Нумена и Таматики, Шарроукин пробрался через круто наклоненный отсек экипажа «Штормового орла». Корпус дрожал, будто готовый в любой момент разойтись по швам, а крик до предела разогнанных двигателей походил на крик человека, уже не способного выносить боль от ран.

Он залез в кокпит, хватаясь за свисавшие стяжные ремни и погнутые перила. Внутри Сабик Велунд воевал с приборами, борясь с обжигающими потоками воздуха, которые пытались утянуть их вниз.

Шарроукин упал на кресло второго пилота и пристегнул ремни, изо всех сил стараясь не отвлекать Велунда, ювелирно лавировавшего через гибнущую Лерну Два-Двенадцать. «Штормовой орел» вибрировал, и Шарроукин готов был поклясться, что от обшивки что-то оторвалось.

Температура в кокпите была невыносимой и продолжала подниматься. Они как будто оказались в доменной печи или в сердце ржавой пустыни. Цунами прометия почти их настигло.

— Надо покинуть атмосферу, Сабик, — сказал он. — И быстро.

— Мы покинем. Обязательно, — отозвался Велунд, одновременно отвечая на вопрос и взывая к кораблю. — Но не заговаривай со мной, пока я не закончу.

Штурмовик закладывал виражи, взмывал и пикировал, рисуя чудовищно запутанную траекторию под управлением Велунда, который пытался предвидеть вулканоподобные извержения прометия, падения силосных башен и вьюги из стальных обломков внутри огненных ураганов.

Казалось, что корабль попал под обстрел над местом высадки, но с таким зенитным огня Шарроукин даже и не сталкивался. За защитным экраном из бронированного стекла взревело пламя, и он схватил края сидения, то полностью закрыло обзор.

— Трон! — крикнул Шарроукин.

— Я же попросил молчать!

Шарроукин удержался от злого ответа и заставил себя наблюдать за безумным полетом Велунда. Впереди появилось окно — разрыв в бесконечном потоке обломков и огня, заполонивших все небо.

Он закричал и показал на него, но Велунд уже сам его видел.

Он заставил «Штормовой орел» резко взмыть, не оставив у Шарроукина сомнений, что корабль сейчас развалится. Экраны на приборной панели разбились, на бронированном стекле появилась трещина. Температура подпрыгнула еще выше.

Шарроукин ударил кулаком по груди, бросая последний вызов смерти.

Он продолжал бить, пока не прозвучал голос Велунда:

— Мы вырвались.

Шарроукин открыл глаза и обнаружил, что смотрит на черноту экзосферы. Над ним была пустота, и жар в кабине начал стремительно спадать. «Штормовой орел» прекратил попытки рассыпаться на куски.

— Мы вырвались, — повторил Велунд, и Шарроукин тяжело выдохнул.

— Трон, вот это был полет.

Велунд пожал плечами.

— Кто там? Мне плохо было видно из-за огня.

— Слишком немногие, — ответил Шарроукин. — Таматика и Нумен пытаются спасти Кадма. Он ранен. Сильно. Он может не дожить до «Сизифея».

Велунд начал разгон.

— Он из Железного Десятого, — ответил он, как будто это все объясняло, и Шарроукин полагал, что это действительно так. — Он выживет.

Шарроукин предоставил управление полетом Велунду и направился к корме, к Таматике и Нумену. Внутренние помещения корабля выглядели ужасающе пустыми. От воинов, которые приступили к миссии, полные надежды на месть, остался лишь пепел.

В голове Шарроукина мелькали имена и лица. Скольких братьев из Девятнадцатого легиона он потерял, а братья из «Сизифея» не были менее близки, хотя и имели другого генетического отца.

Нумен сидел в фиксаторе, и только по вздымавшейся и опадавшей груди было видно, что он еще не умер. Положив руку ему на лоб, Шарроукин обнаружил, что кожа на ощупь была горячей и липкой: организм бросил все силы на излечение тяжелейшей раны, нанесенной клинком Мезана.

Он опустился на колено рядом со смертельно раненым клановым капитаном. Таматика уже снял с него немногие оставшиеся элементы разбитой брони. Кровавые последствия масс-реактивных снарядов наводили на мысль, что на стену павших на «Сизифее» скоро добавится еще одно имя.

— Он жив?

Железорожденный поднял на него взгляд.

— Смерть крепко в него вцепилась, но Кадм без боя не сдастся.

— Могу я что-нибудь сделать?

— Нет, и я, как бы ни было обидно мне это признавать, тоже не могу. Капитан сам выберет, жить ему или умереть.

— В таком случае он будет жить вечно, — ответил Шарроукин.

— Твои слова дарят мне надежду, сын Коракса, — сказал Таматика, откидываясь назад. — Из тебя получился бы хороший Железнорукий, если б тебе только повезло родиться на Медузе.

Шарроукин с положенной благодарностью принял комплимент, не сказав, что скорее позволил бы Альфарию себя убить, чем отказался бы от права называться Гвардейцем Ворона.

Он поднялся и сел напротив холодной металлической стены фюзеляжа.

— И что теперь ждет «Сизифей»? — спросил он.

— Что ты имеешь в виду?

— Подумай, скольких мы там потеряли. Оставшихся едва хватит на то, чтобы управлять кораблем, но может ли он сражаться?

— «Сизифей» может сражаться, пока у него есть экипаж, — вмешался Кадм Тиро, выкашляв комок кровавой слизи. — Слышишь, Шарроукин?

— Не разговаривай, Кадм, — сказал Таматика. — Побереги силы.

— Слышу, — ответил Шарроукин.

— Мне следовало к тебе прислушаться, — сказал Тиро. — Ты нас предупреждал.

Шарроукин не ответил. Упреки ничего не дадут, только увеличат раны Тиро.

— Отныне у тебя есть право голоса на моем корабле, — продолжал Тиро. — Пользуйся им, когда сочтешь необходимым. Как равный. «Сизифей» — больше не корабль Железных Рук. Это корабль воинов, и каждый голос на нем имеет значение.

— Я буду пользоваться своим правом, Кадм, не сомневайся, — пообещал ему Шарроукин.

Клановый капитан повернул голову, и Шарроукин почувствовал на себе жар его взгляда. Он врезался в него, как лазерный резак, требуя, чтобы следующие его слова были только правдой.

— Что Альфарий имел в виду? — спросил Тиро.

— О чем ты?

— Ты знаешь, о чем, — прохрипел Тиро. — Почему ты нужен Магнусу Алому живым?

— Не знаю, — ответил Шарроукин. — Я никогда не служил вместе с Пятнадцатым и тем более не встречал Алого Короля.

— Могу я тебе верить?

— А почему вдруг нет? — возразил Шарроукин. — Альфарий — мастер манипуляций, распространяющий ложь и дезинформацию. Нельзя доверять его словам.

Тиро кивнул и зажмурился, содрогнувшись от сокрушительной боли. Таматика держал его за плечи, пока приступ не прошел.

— Тут ты прав, — согласился Тиро. — Хоть какой-то ориентир в этот день лжи.

— Что он имел в виду, когда говорил об Освобождении? — спросил Шарроукин.


«Сизифей» висел в пустоте, напоминая слиток, только вытащенный из огня. Корпус покрывали вмятины и пятна от недавних выстрелов, и тупой, переживший не одну атаку нос сохранял кривизну, оставшуюся после столкновения с «Андроником».

Велунд вел к нему «Штормовой орел» мягко, боясь, что от резких маневров десантно-штурмовой корабль может развалиться. По одному только случайному взгляду было ясно, что в его отсутствие «Сизифей» побывал в отчаянном бою.

— Что случилось? — спросил Шарроукин, сохранявший мрачное настроение с того момента, как вернулся из экипажного отсека.

— Вот, — ответил Велунд, указывая на разломанный остов «Железного сердца», догоравший у самых шканцев «Сизифея». Даже отсюда было ясно, что два корабля вцепились друг в друга, как бешеные собаки, запертые в одной клетке.

Ничего удивительного не было в том, что «Железное сердце» напало на «Сизифей» — в отличие от одностороннего исхода этой битвы. «Железное сердце» безжалостно обстреляли, выпотрошили орудиями, очистили от всего живого многочисленными бортовыми залпами.

— Трон, я и не думал, что у Тарсы сердце пустотного бойца, — сказал Шарроукин.

— Сыны Вулкана полны сюрпризов, — заметил Велунд, направляя «Штормовой орел» к носовой посадочной палубе. Той же палубе, на которой они приветствовали фальшивого Шадрака Медузона. Велунд содрогался от отвращения при мысли, что по коридорам «Сизифея» ходил вражеский примарх.

В треснутом стекле кокпита неуклонно увеличивался закругленный вход на посадочную палубу. Велунд осторожно вел корабль, наклоняя его таким образом, чтобы пройти прямо сквозь центр интегрального поля.

Ощутив рывок корабельной гравитации, он осторожно опустил «Штормового орла» на ближайшие пусковые рельсы и выдохнул так, будто сдерживал дыхание с того момента, как узнал про предательство. Велунду оказалось достаточно вернуться на «Сизифей», чтобы почувствовать себя обновленным и обрести надежду, что из этой катастрофической миссии еще можно извлечь что-нибудь хорошее.

Если даже ловушка примарха не справилась с экипажем «Сизифея», как знать, — может, они действительно будут жить вечно.

А потом вспомнил Ферруса Мануса, и надежда угасла.

Он последовал за Шарроукином в экипажный отсек. Атеш Тарса уже был тут вместе с группой сервиторов-медике, покрытых темными жидкостями. Они подняли Кадма на суспензорные носилки, в то время как Тарса устанавливал многочисленные капельницы и накладывал тугие повязки.

Темную кожу апотекария заливал пот, но после пустотного боя, уничтожившего «Железное сердце», в этом не было ничего удивительного.

Тарса поднял на Велунда взгляд, и тот увидел в алых глазах настороженность, тут же скрытую. Затем апотекарий поспешил прочь из штурмовика вместе с Кадмом Тиро на носилках. Гаруда, сидевший на краю, взлетел, как только их потащили.

Таматика, Велунд, Шарроукин и Нумен вышли из «Штормового орла» вслед за ним, и Нумен, едва ступив на палубу, упал на колени.

Ветеран Авернии наклонился к полу и поцеловал его, как суеверный дикарь.

Велунд позвал Тарсу:

— Ты хорошо сражался, апотекарий, — сказал он. Тарса помотал головой и показал на кого-то, не видимого за испускающим дым двигателем «Штормового орла».

Что-то огромное, сделав тяжелый шаг, вышло из-за корабля, и Велунд попятился, увидев высокую бронированную машину.

Это был брат Бомбаст.

Последние дни проведший в теле дредноута.

Но Бомбаст был мертв, а перед ними стоял не дредноут. Это был чудовищный сплав технологии, биологии и механической некромантии. У массивной конструкции отсутствовал саркофаг — в ней был только опутанный кабелями кокон из зашитых ран и голой кожи.

Внутри, под примитивными биомеханическими системами, обеспечивавшими контакт с машиной, лежали ошметки плоти, и костей, и ненависти, которые когда-то командовали «Сизифеем».

— Тарса не убивал «Железное Сердце», — произнес Ульрах Брантан. — Его убил я.

© Jeelus-Tei

Оглавление

  • Действующие лица
  • Глава 1 Птица / Таматика / За Императора
  • Глава 2 Тень и железо / Трофеи / Гробница
  • Глава 3 Не одни / Перекрестный огонь / Сын Медузы
  • Глава 4 Мы стоим одни / Предательство в крови / Вернувшийся из мертвых
  • Глава 5 Миссия / Пробуждение / Приказы
  • Глава 6 Цель / Расследования / Растворившийся во тьме
  • Глава 7 Пустые угрозы / Под чужим флагом / Лучший в своем деле
  • Глава 8 Высоко поднятые головы / Карающая длань / Пробуждение
  • Глава 9 Обезглавливание / Казнь / Он спускается
  • Глава 10 На станции / Падение / Братоубийство
  • Глава 11 Колеса внутри колес / Других попыток не будет / Убить их
  • Глава 12 Всегда есть куда идти / Вперед / Равные