Пещера [Питер Шуйлер Миллер] (fb2) читать онлайн

Питер Шуйлер-Миллер.Пещера

Длиной пещера была менее сотни футов.

Вход ее находился у подножия известнякового гребня, который торчал из пустыни, точно гигантская овальная пластина. Вход был овальным, похожим на нишу, выбитую в мягком камне ветром и песком. От хода в глубину гребня шел туннель с гладкими стенами. А, пройдя футов двадцать, он резко сворачивал вправо, а еще через несколько футов — влево, словно пытался лечь на прежний курс. Дальше он расширялся и становился высотой не менее четырех футов. Это и была основная камера пещеры.

Большое помещение, как и вся пещера, было когда-то давно выщелочено из известняка проточной водой. Вода размывала менее стойкие жилы в скале, низкий потолок упирался в более твердый слой. Пол был ровный, в некоторых местах отполированный водой, а в других покрыт прекрасной желтой глиной. Чуть дальше середины помещение превращалось в своего рода перевернутую воронку, где даже высокий человек мог встать во весь рост, этакий конический дымоход, быстро сужавшийся, так что дальше в него могла пройти лишь человеческая рука. Дальше дно пещеры шло вниз, стены сближались, и появлялась некая терраса маленького водопада.

За дымоходом потолок внезапно спускался к самому полу, оставляя расщелину в пару десятков сантиметров. Худой человек, вероятно, мог бы пролезть там, лежа плашмя на полу и извиваясь, точно змея. Проползя примерно, три своих роста, человек мог бы встать на колени или с трудом принять сидячее положение, упершись спиной в стену, которой заканчивалась пещера, а голову и плечи просунуть в щель, которую образовывали сужавшиеся наверху стены. Эта щель проходила под самой высокой частью гребня и тянулась куда-то в темноту, вверх и в обе стороны. Должно быть, здесь когда-то текла вода, так как твердые силиконовые слои выделялись на стенах загадочным барельефом. Но теперь даже воздух тут был неподвижен.

Итак, двадцать футов по извилистому проходу, по шесть-восемь футов на каждый изгиб, еще тридцать до дымохода и пятнадцать-двадцать до задней стены. Это была небольшая пещера. А также очень старая.

Известняк, из которого состоял гребень, был, вероятно, самой древней скалой на поверхности этого маленького древнего мира. Сформировался он глубоко в воде в те времена, когда на том месте, где сейчас была лишь пустыня, расстилались моря. В морях была жизнь, ветер или вода растирали в мягкую известь получавшиеся из здешних существ окаменелости. Были здесь крошечные существа с блестящими, черными, рифлеными панцирями самых фантастических форм, с большими глазами и тонкими, длиной в руку, щупальцами. Росли здесь также морские растения, и в известняке и по сей день можно было встретить иногда тускло-фиолетовые останки таких существ, как панцирные рыбы с тупыми головами. Они жили, роились и размножались в здешних мелких морях еще в те времена, когда Земля была всего лишь безжизненным шаром медленно остывающего огненного желе.

Сама пещера тоже была очень древней. Ее проделала проточная вода, и на это ушло много времени, но в то время в постепенно умирающем мире было еще много воды. Вода, насыщенная кислотой из почвы черным перегноем травяного покрова, просачивалась вниз через сеть трещин, пересекавших плоское ложе известняковой кровати, съедала мягкий камень, превращая трещинки в широкие трещины, а те — в высокие камеры. Вода текла по твердым слоям, проникала сквозь более мягкие, и, в конечном итоге, вырывалась, наконец, на волю у основания мшистого холма и текла дальше по камням, чтобы впасть в ручей, реку или море.

Миллионы лет прошли с тех пор, как на Марсе были реки и моря.

Под землей все меняется гораздо медленней. После того, как пещера погибла — когда сменил русло или высох продолжавший расширять ее источник воды, — она могла оставаться без изменений в течение многих веков. Человек мог наступить на глину ее пола и уйти, а потом прийти другой — через сто, тысячу, десять тысяч лет, — и обнаружить, что все тут осталось так, словно было сделано вчера. Человек мог что-нибудь написать на потолке дымом факела, и, если в пещере еще оставался чуток жизни и влаги, то, что написал, будет постепенно покрываться пленкой прозрачного камня и сохранится навсегда. Вода могла бы вернуться и смыть то, что было написано, или покрыть надпись слизью. Но если пещера умерла — если вода перестала течь и стены с потолком оставались сухими, — тут мало что изменится.

Большая часть планеты была пустыней уже много миллионов лет. От входа в пещеру дюны и каменные гребни тянулись вдаль, как темно-красные волны, остающиеся на пляже после того, как уходит волна. Но пустыня была покрыта не песком, а пылью: красной, железистой, земляной пылью, веками дробящаяся от трения частицы о частицу. Эта пыль постепенно забивалась во вход и струилась дальше в пещеру. Первый двадцатифутовый проход она устлала словно полосой из красного бархата, и немного задуло за угол в более короткий проход. Только самый тонкий порошок, почти невесомый, мог висеть в неподвижном воздухе достаточно долго, чтобы преодолеть второй изгиб и проникнуть в большое помещение, покрыв все горизонтальные плоскости пещеры тонким, ржавым покрывалом. И даже в черноте самой глубины пещеры, где воздух был миллионы лет неподвижен, лежала на желтой глине мягкая, красная пыль.

Пещера была очень древняя. В ней находили убежище животные. На сухой глине у стен остались следы, сделанные прежде, чем глина высохла. Когда ходили животные, тут еще не было никакой пыли. Зато было много стеблей и листьев каких-то растений, забившихся в трещины в камнях. Были кучки останков, в основном, хитиновые панцири существ, напоминающих насекомых, и с трудом перевариваемая целлюлоза некоторых растений. Под дымоходом потолок был черен от копоти, здесь лежали кусочки древесного угля и обломки костей, смешанные с пылью на полу. Местами глина была здесь выкопана и унесена, чтобы дать больше простора или сделать ровнее полку, куда можно поставить миску. Были и некоторые другие признаки, что это место когда-то являлось обитаемым.

Грак добрался до пещеры чуть позже рассвета. Всю ночь он трудился, а когда поднялось солнце, увидел тень гребня, протянувшуюся длинной черной полосой по темно-красным дюнам, и направился к ним. Он бежал неутомимым широким шагом жителей пустыни, его скошенные подошвы погружались лишь чуть в мягкую пыль там, где человек его веса проваливался бы по лодыжки.

Был грак молодым мужчиной, выше ростом, чем большинство его соплеменников, более толстый и мускулистый. Мех у него был густым и гладким, черным, как уголь, с ярко-коричневым рисунком. Разноцветные пятна на его щеках были яркими и свежими, а круглые черные глаза сияли, словно диски из отполированного угля.

Он был охотником еще меньше одного сезона. Племя его являлось одной из мародерствующих банд, уходивших на лето в северные оазисы и совершающих набеги на низменность зимой, когда сухое плато становилось слишком холодным и пустынным даже для этого выносливого вида. Этот грак жил лучше, чем большинство, потому что еще почти не встречался с человеком. У грака был нож, который он сделал сам из восьмидюймовой полосы сплава меди с бериллом, которую захватил при первом набеге. Ручка ножа была костяная, с вырезанными на ней символами его родного клана, а отполированное лезвие остро заточено с обеих сторон. Это был самый прекрасный нож, который грак когда-либо видел у жителей пустыни, и ему уже несколько раз приходилось драться за него. Племена пустыни сохранили древние навыки работ по металлу, которые были давно утрачены живущими в лучших условиях обитателями зеленых равнин, а его племя, бегар, считалось лучшим среди кузнецов сухих земель.

Нож он носил в складках короткой клетчатой юбки, сплетенной из кожи, которая являлась его единственной одеждой. Эту юбку ему выдал в родном клане Старый в тот день, когда он стал охотником, и мог больше не работать, как ребенок. Юбка была мягкая и гибкая от долгого пользования, а смазанная соком красного дерева, стала коричневой, почти черной, покрытой узорами почти так же, как его грудь. Грак знал, что черные узоры на нем были сделано кровью, потому что Старый являлся самым жестоким убийцей клана, а клетчатая юбка перешла к нему от еще более великого воина, когда Старый был юнцом. Сами рисунки, в которых скрывались тонкие полоски зек, давно потеряли свое значение, хотя, несомненно, являлись знаками больших достижений и гордости.

В тени гребня было холодно, и длинный мех грака встал дыбом, обеспечивая дополнительную изоляцию. Он стал похож на большую черную сову, когда поднял голову и поворачивал ее, принюхиваясь к ветру клювообразным носом. У самого горизонта виднелась желто-коричневая полоска, которая расширялась по мере того, как восходило солнце. Еще ночью грак ощутил приближение бури, поскольку обладал странным чувством погоды, имевшимся у всей его расы, и был чувствителен ко всем тонким изменениям в атмосфере. Он сразу же направился в ближайший рукав зеленых земель, намереваясь потребовать гостеприимства в первой же встреченной деревушке, но полоса бури приближалась быстрее, чем он мог бежать. Так что гребень встретился ему своевременно.

Приблизившись, грак узнал это место, хотя никогда не видел его, и никто из его племени уже много сезонов не посещал эту часть пустыни. Такие ориентиры являлись частью образования всех детей сухих земель, и, пока они не врезались в молодую память, грак не мог надеяться пройти испытания и завоевать право называться охотником. Так что он знал, что здесь должна быть пещера, и тихонько замурлыкал от удовольствия, заметив старинный символ, вырезанный в камне у ее входа. Обитатели пустыни давно позабыли искусство письменности, не нуждаясь в нем, но значение определенных знаков передавалось, как часть обязательных практических знаний. Это была пещера, которую знали и отметили собственные предки грака.

Он изучил следы в пыли возле входа в пещеру. Он был не первым, кто искал здесь приют. Роговая оболочка открыла перистые мембраны его носа, улавливая слабые запахи, которые все еще висели в разреженном воздухе. И они подтвердили то, что подсказали глаза. Пещера была занята.

Ветер быстро усиливался. Красные пылевые смерчики крутились перед надвигающейся пыльной стеной. Сделав знак мирных намерений, грак наклонился и вошел в пещеру. После второго изгиба прохода была темнота, проникнуть сквозь которую не могли даже его совиные глаза, привыкшие к ночам в пустыне. Однако, ему и не нужно было ничего видеть. Чувствительные осязательные органы, находившиеся под пятнами на щеках, уловили бесконечно малые колебания тихого воздуха и подсказали ему, где есть препятствия. Уши грака улавливали малейшие звуки. В нос ударила смесь ароматов — его собственный характерный запах, чужой и чуть заплесневелый запах самой пещеры и запахи других существ, с которыми граку предстояло делить пещеру.

Грак определил их одно за другим. Здесь было четыре-пять маленьких пустынных существ, которые боялись его больше, чем он их. Была одна ящерица, которая при других обстоятельствах могла быть опасной, и все еще могла стать опасной, если нарушить ее покой. И был зек.

Этот хищник был почти таким же большим и почти столь же умным, как и соплеменники грака. Его раса вела бесконечную войну с племенами людей зеленых земель, и редко посещала оазисы пустыни, но когда уж кто-то из них появлялся в пустыне, то становился самым страшным врагом жителей сухих земель. Зек крал их детей от походных костров и мог безнаказанно напасть даже на взрослого охотника. Его пятнистая шкура была высшим призом, который охотник мог принести в качестве доказательства своего мастерства. Для некоторых варварских племен севера это было не просто животное, это были Его представители.

Внезапный порыв ветра, ударивший в спину из входа, подсказал граку, что буря уже пришла. Через несколько минут воздух снаружи станет непригодным для дыхания. Тихонько, чтобы не разбудить подозрения зверя, грак принялся бормотать ритуальную формулировку мира. Когда он начал, то стискивал пальцами рукоятку ножа, но постепенно, когда мурлыкающие слоги звучали в полной темноте, ноздри подсказали ему, что запах страха начал уменьшаться. В темноте заскребла по сухой глине когтистая лапа, и ударил мгновенный запах страха от мелких созданий, но зек не собирался нападать. Он был удовлетворен сохранением мира. Осторожно сделав пару шагов, грак нашел нишу в стене возле входа и сел там, прижав колени к пушистому животу и напрягая спину. Нож он положил на пол возле руки, чтобы можно было мгновенно схватить его в случае надобности. Какое-то время все его чувства были лихорадочно возбуждены, но постепенно напряжение спадало. Все они здесь были грекка — существа, объединенные в общей борьбе за жизнь против жестокой, безжалостной Природы. Они знали законы братства и будут поддерживать перемирие, пока не пройдет буря. Постепенно глаза его закрылись, и он погрузился в полудрему.

Харриган наткнулся на пещеру по чистой случайности. Он ничего не знал о Марсе и его пустынях, кроме того, что Компания сочла нужным вставить в свое руководство, а это было чертовски мало. Харриган был крупным, сильным мужчиной, привыкший к жизни в высокогорье, но и он был вынужден провести в куполе почти неделю, прежде чем его перевезли на восточный Сэбеус. Он выполнял то, что ему говорили, но не более того, и копил еженедельные получки, в ожидании одного бурного пиршества, и испытывал к туземцам-марсианам одно лишь презрение. Их называли грекка, и это было все, что Харриган знал и хотел знать о них. Ему они казались животными, да они и были животными, несмотря на то, что умели разговаривать, строить здания и пасли стада чудищ, которые являлись здесь крупным рогатым скотом. Черт побери, говорить умеют и попугаи, а скотину пасут муравьи! Но от этого они не становятся людьми.

На Земле Харриган был шахтером. Шахтером он был и здесь, но не мог привыкнуть к тому, что растительность может быть более ценной, чем медь, вольфрам и карнотит. Пустыня рычала на него безжизненными красными губами-холмами, и всякий раз, улучая свободное время, Харриган исследовал ее. То, что он находил лишь скалы да песок, не уменьшали его угрюмое убеждение, что где-то там спрятаны бесчисленные сокровища, и если бы только проклятые туземцы могли рассказать, а Компания выслушала бы человека, который разбирается в полезных ископаемых лучше, чем важные шишки в бедрах своих секретарш.

Конечно, тот факт, что Компания прекрасно была осведомлена о том, что марсианские месторождения полезных ископаемых были исчерпаны до донышка марсианской цивилизацией, что и привело ее к неизбежному краху, еще в те времена, когда у Адама и Евы были хвосты. То, что потомки этой цивилизации все еще были живы, хотя и совершенно одичали, говорило красноречивее слов о стойкости этой расы. Однако, это ничего не значило для такого человека, как Харриган. На Земле были шахты. На Луне были шахты. Так что должны быть шахты и на Марсе!

На этот раз Харриган упустил свою удачу. Низкая желтая стена облаков на западном горизонте показалась ему далекой горной грядой, которую можно было посетить, и где наверняка можно отыскать богатство. А богатство означало для Харригана море ликера на всю оставшуюся жизнь. Ночь он провел в кабине своего пескохода, и лишь когда тучи стали застилать небо, Харриган понял, куда направляется. Он развернул машину и стал возвращаться, но было уже поздно.

Когда налетела буря, день превратился в ночь. Воздух стал почти твердой массой, через которую пескоход пробивался вслепую, только по приборам, показывающим нужное направление. Пыль быстро забила воздухозаборник, и Харриган был вынужден снять фильтры и надел маску в надежде на лучшее. Но лучше не стало. Через пару секунд воздух в кабине превратился в красноватый туман, а пыль засыпала, словно тонким красным перцем, все плоские поверхности. Ветер бил в приземистую машину и раскачивал ее, как ялик во время тайфуна, но Харриган крепко держался за рычаги управления, красными, полными пыли глазами таращился на покрытые красной пылью приборы и пытался понять, куда нужно ехать.

Раскачивающийся пескоход с трудом поднялся на вершину чудовищной дюны, высунул тупую морду над песком и покатился вниз. Харриган отчаянно дергал рычаги, но они были забиты пылью и отказывались перемещаться. Он не увидел гребня, пока пескоход не врезался в него. Двигатель отчаянно забулькал, поврежденные подшипники в последний раз проскрипели, и пескоход умер. И тут же вокруг него стали расти песчаные холмы. Харриган, выскочив из кабины, понял, что если бы не поторопился, то был бы сейчас погребен под песком вместе со своей машиной.

Буря впивалась в него ледяными кинжалами. Он сделал лишь шаг, и уже потерял пескоход из виду. Пыль забивалась во все швы и отверстия в одежде, пробиралась через края маски. Она забивала ему рот, нос и глаза. Она была повсюду и грозила его задушить.

Пескоход он уже потерял, хотя тот был где-то шагах в десяти. Ветер ликующе выл, рвал одежду и старался его заморозить. Харриган сделал полдесятка неловких шагов по колено в мягкой пыли, споткнулся и упал на колени у подножия утеса. Его выставленные вперед руки наткнулись на твердую скалу. Харриган пополз вперед на коленях, с трудом что-то различая, потому что забитые песком глаза жгло, как огнем. Но он все же узнал известняк, а где известняк, там может быть пещера. Встав на ноги, он пошел вдоль гребня, опираясь о камень рукой, затем рука провалилась, он потерял равновесие и рухнул на четвереньки в пещеру.

Падая, он ударился головой о низкий, нависающий край, и пару минут не мог понять, куда попал. Почти машинально Харриган пополз вперед, но врезался головой в другую стену. Он осторожно попятился, схватившись руками за маску. Она была забита пылью и совершенно бесполезна. Харриган сорвал ее с лица и сделал осторожный вдох. В воздухе было много пыли — но он дышал!

Он стал шарить руками в полной темноте и нашел в правой стене узкий проход. Через несколько шагов проход сделал крутой поворот, затем другой и вдруг открылся сразу в обе стороны. Харриган присел у входа, поняв, что перед ним большое помещение.

Харриган слишком хорошо знал пещеры, чтобы бездумно рисковать. Да, это могло быть помещение, но могла быть и яма, ведущая на более низкий уровень. У него возникло чувство, что помещение впереди немаленькое. Он нашел то место, где левая стена сворачивала, шагнул вдоль нее, прижался спиной к камню, облизнул губы распухшим, сухим языком и крикнул:

— Хой!

Эхо прогрохотало, как орудийный выстрел. Да, помещение было большим, но не слишком. Теперь ему нужна была вода и свет.

У Харригана было и то, и другое. Пыль забила пробку фляги, и лишь его мощные пальцы сумели, хотя и не сразу, отвинтить крышку. Воды было немного. Он позволил паре маленьких глотков смочить его язык и прокатиться вниз по горлу, вытер затвердевшую пыль с горлышка и завинтил крышку. Бури иногда длились по многу дней, а это была единственная вода, до которой он мог добраться в этом мире.

Теперь свет. Харриган изрядную часть своей жизни провел в подземельях и не боялся темноты, но простой здравый смысл требовал увидеть, куда вы попали. Харриган ненавидел тайны. Если бы он знал, что перед ним, то мог бы пройти дальше. А идти куда-то наощупь ему совершенно не хотелось.

За ту минуту, что Харриган держал фляжку открытой, из нее испарилось достаточное количество воды, чтобы повысить влажность воздуха и сделать ее непривычной для марсиан. Для них это было эквивалентом тяжелой, удушливой вуали. В нескольких метрах от Харригана в темноте проснулся грак. А еще дальше нетерпеливо зашевелилось в пещере одно из мелких животных. И чихнул зек.

Неловкое появление Харригана разбудило обитателей пещеры, и все глаза, уши и носы были наставлены на него. Одно похожее на грызуна существо рванулось в панике, почуяв незнакомый запах и тут же в ужасе застыло, чуть не врезавшись в зека. Перемирие было нарушено появившимся новым фактором, и нужно было немедленно установить новое равновесие. Все бесшумно ждали, как развернуться события дальше.

Харриган пропустил все предварительные действия в усилиях понять, куда он попал, протереть глаза от пыли и смочить парой глотков воды горящий пищевод. Но когда зек чихнул, это прозвучало, как взрыв. В последовавшей тишине Харриган услышал чье-то тихое дыхание. Оно было очень близко, и доносилось из разных мест. Нужно немедленно добыть свет!

В кармане комбинезона должен быть фонарик. Но его не оказалось. Харриган потерял его или оставил в пескоходе. Однако, у него была зажигалка. Харриган лихорадочно раздернул застежку-молнию. Она скользнула на несколько дюймов с легким треском и застряла. Мотая головой, чтобы стряхнуть текущий по лбу пот, Харриган неуклюже полез во внутренний карман. Наконец, ему удалось сунуть туда два пальца и нащупать зажигалку. Протянув руку в черную пустоту, он поднял зажигалку над головой и откинул колпачок.

Длинный желтый огонек показался ему прекрасным. А затем Харриган увидел десятки маленьких, зеленовато-красных искорок глаз, следящих за ним из темноты. А когда его собственные глаза чуть привыкли к свету, он увидел грака, как неясную черную горгулью, притаившуюся в углу. Огромные круглые глаза марсианина пусто смотрели на него, усмехающийся рот был чуть приоткрыт, обнажая ряд острых зубов, а уши были раскинуты в стороны, чтобы улавливать малейшие звуки. Блестящий, похожий на клюв нос и щеки с красными пятнами придавали ему вид полупроснувшейся совы. А в руке был зажат выглядящий очень опасным нож.

Харриган повел глазами и увидел вокруг глядящих на него животных. Харриган ничего не знал о марсианских животных, не считая нескольких одомашненных обитателей зеленых земель. Здесь же, главным образом, собрались маленькие, крысоподобные зверушки с большими глазами и перистыми антеннами вместо носа. Некоторые были покрыты мехом, другие в роговой или чешуйчатой броне. И все они были по-разному украшены фантастическими узорами из цветных пятен, каких-то рогатых выступов и фасеток, которые, очевидно, служили для привлечения их партнеров по спариванию. В дальнем конце пещеры на охапке сухой травы свернулась пятнистая тварь, величиной почти что с маленького туземца, и злобно сверлила его маленькими глазками, близко посаженными над ухмыляющимся крокодильим рылом. Когда Харриган взглянул на него, оно ужасно зевнуло и уронило голову на скрещенные передние лапы, похожие на когтистые руки. Прищурившись так, что глаза его превратились в две темно-красные щелки, тварь нагло изучала Харригана из-под бледных век. Вид у него был противный, и пальцы Харригана невольно потянулись к рукоятке оружия.

Его остановило протестующее кудахтанье грака. Единственное слово, которое Харриган сумел разобрать, было белла — мир. Он запомнил это слово, потому что в Нью-Йорке у него была когда-то женщина по имени Белла, еще до того, как он заключил контракт с Компанией. Кроме того, это было начальное слово формулы, которую вы должны оттарабанивать всякий раз, когда начинаете разговор с этими мелкими крысенышами. Это слово и было все, что он знал из марсианского языка, так что он произнес его, бдительно следя за другим животным.

Это был первый человек, которого когда-то видел грак. Настоящее чудовище, обернутое в многослойную плетеную ткань, которую наверняка много лет плели его партнерши по спариванию, даже если их неуклюжие пальцы были столь же ловки, как у обитателей зеленых земель, которые иногда создавали подобные вещи. И тут же в голове у молодого грака закрутилась одна взволнованная мысль. Был или не был этот человек грекка?

На марсианском языке слово грекка означает буквально «живые существа». Представитель любого вида из населяющих планету — грак. Но они вместе являются грекка. Первые люди, которые вступили в контакт с марсианами, услышали это слово, которым марсиане назвали себя, и решили, что это марсианский эквивалент слову «человек». Разумеется, знаменитый антрополог Грациани быстро понял, как обстоит дело в действительности — было уже поздно, налепленный на слово ярлык прилип намертво. При этом все это было не так уж и важно, поскольку в грекка действительно входило понятие человек в отношении туземцев. Но упускалось то значение, что это слово являлось ключевым ко всей тщательно продуманной структуре марсианской психологии.

Миллионы лет борьбы с силами ненасытной среды обитания на умирающей планете твердо внушили марсианской расе — обитателям и зеленых, и сухих земель, — что Природа — их вечный враг. Вся жизнь — это тяжелая борьба со всемогущим противником, который станет использовать все средства, чтобы погасить искру разума в каждой круглой, пушистой марсианской голове. Это можно найти в самых древних легендах: коварный герой всегда обманывает — и для него не существует никакого иного пути — злые силы персонифицированной, злой Вселенной.

Грекка — окончательное выражение этой мрачной философии. В сражении за жизнь все живые существа — весь грекка — являются братьями. Ни один марсианин не станет сомневаться в теории эволюции — основой его существования, — что все животные — братья. На деле это несколько упрощенное утверждение, потому что дальше понятие грекка помещается в сложнейший лабиринт квалификаций и исключений, которые лишь цивилизованная раса способна создать за миллионы лет развития. Марсианин, — не важно, из зеленой ли он земли или из сухой, — станет помогать брату-животному всякий раз, когда тот явно терпит поражение в битве с Природой, но в определенных ситуациях человек имеет право позаботиться о себе, если не должен при этом своими поступками удовлетворять Его — Великое Зло, — персонификацию универсальной гибели, которая грозит всем входящим в грекка.

Это разичие — одно из тех, которых никогда не сможет решить ни один логик. Оно едино для племен пустыни и для обитателей зеленых земель. Бегар отличается в том, что любой горуб сочтет своим священным долгом, хотя эти два племени много поколений живут бок о бок в дружеских отношениях. Один клан, — одна большая семья, — может и должен жить и действовать так, как не будет жить ни один другой клан на Марсе, вечно теряя очки в игре с Ним и его Помощниками.

Так что молодой грак в пещере стал думать, является ли человек Харриган грекка. Если да, то он урожденный участник братства живых существ и подвластен его законам. Если же нет, значит, он может быть лишь расширенным понятием враждебного Первого Принципа Его, а, следовательно, врагом. Со времен Грациани и экспедиции Флеминга, каждый отдельный марсианин, как и каждое племя, должны были сами решать, как им строить дальнейшие отношения с человечеством. Бегар слишком мало контактировали с людьми, чтобы принять такое решение всем племенем. И теперь молодому граку предстояло выработать суждение, чем является этот человек и каковы должны быть дальнейшие действия по отношению к нему.

Разумеется, Харриган понятия не имел обо всем этом. Вероятно, было бы совершенно неважно, даже если бы он знал. Плевать ему было, что именно какое-то проклятое животное думает о Вселенной.

На мгновение в воздухе повисла смерть. Но тут же угроза исчезла. Маленькие зверушки стали опять успокаиваться, грак усмехнулся и кивнул, сидя на корточках в углу. И только сощуренные глаза зека все еще изучали его с холодной бесстрастностью. Этот проклятый кошмар лежал в том единственном месте пещеры, где человек мог выпрямиться во весь свой рост! Харриган взглянул ему в глаза, и все маленькие пушистые и чешуйчатые создания подняли головы и посмотрели на них, а грак встревоженно мигнул. Зек снова зевнул, обнажив злой двойной ряд острых клыков и белую гортань, затем напряг могучие мышцы плеч, которые стали тверды, как сталь. Харриган хмуро остался сидеть на месте, упираясь спиной в холодный камень, положив оружие возле руки и стараясь втиснуть ноги в трещину в скале.

А наверху все ярилась буря. Отдаленные вопли ветра эхом доносились до большого помещения. Смерчики красной пыли вырывались из темноты и плясали в свете зажигалки, заставляя ее пламя дрожать и метаться. А когда все затихало, единственным звуком в пещере было ровное дыхание. Харриган знал, что все не сводят с него глаз. Он мешал здесь, они боялись его. Ну и черт с ними! Человека должны бояться в этом проклятом, иссушенном мирке!

Он с негодованием повертел головой, думая о странных особенностях их жизни. Среди людей расползалось немало необычных историй об обычаях марсиан. Харриган сардонически усмехнулся маленькому граку, потому что вспомнил одну особенно возмутительную выдумку. Грак успокаивающе улыбнулся в ответ. Человек был просто отвратительной пародией на живое существо, но он сохранял мир.

Харриган осмотрел пещеру. Совсем неплохая, по сравнению с теми дырами, что он знал раньше. Сухая, извилистый проход предохранял ее от пыли, и достаточно большая, чтобы человеку было куда вытянуть ноги. С огнем и водой он может продержаться, пока не продет буря.

Тут когда-то горел костер — Харриган заметил в дальнем конце пещеры дымоход, а потолок был покрыт сажей. Но там было слишком близко от хищной твари, чтобы чувствовать себя уютно. Никогда еще Харриган не встречал такую свирепую на вид скотину. Лучше оставить его в покое... Но если он попробует что-нибудь выкинуть, то Джеймс Алоизий Харриган покажет ему, кто тут самый жестокий!

Порыв сильнее прежних заставил тонкое пламя зажигалки так затрепетать, что огонек чуть было не погас. Харриган тут же пригнулся и прикрыл его ладонями. Теперь он показался более коротким и тусклым, чем в самом начале. Харриган потряс зажигалку возле уха. Она была почти пустой! Тогда он мгновенно опустил колпачок.

В пещере упала удушливая тьма. Невидимые стены, казалось, сближались, сжимая разреженный воздух так, что трудно стало дышать. Пыль залезала в горло и нос. У нее был сухой металлический привкус. Ну, да, в ней же много железа! Она сушила его слизистую оболочку. Харриган шумно откашлялся, и провел языком по распухшим губам. Ему нужна была вода. Хотя бы несколько капель. Он достал фляжку, отвинтил крышку и поднес фляжку к губам.

Что-то зашевелилось в темноте. Едва слышимый звук, скрежет коготочков по камням, но Харриган услышал его. Он тут же насторожился. Так, вы хотите поиграть? Ну же, давайте! В такой темноте они были такими же слепыми, как и он, однако, недалек тот день, когда любое животное сможет перехитрить его!

Он закрутил крышечку и аккуратно положил фляжку между камней. Там она была в большей безопасности. Держа пистолет в левой руке, Харриган стал осторожно перемещаться вдоль стены, останавливаясь через каждые несколько дюймов, чтобы прислушаться. Но он слышал только ровный, призрачный шепоток находившихся здесь созданий. Кто бы там ни двигался пару минут назад, теперь он явно замер.

Пальцы нашарили первую упавшую плитку известняка, которые лежали, полузасыпанные глиной, вдоль правой стены. Плитки доходили почти до самого дымохода, но футах в пятнадцати от того места, где он находился, в стене была неглубокая ниша фута в два высотой. Там Харригана со всех сторон окружала бы твердая скала, а он сидел бы как раз напротив груды сухой травы, на которой лежал зек. Там можно было бы без промаха выстрелить в уродливую скотину между двумя упавшими камнями.

Шарившая вокруг рука Харригана наткнулась на что-то холодное и чешуйчатое, что, извиваясь, поспешно уползло под камни. Раздался ответный взвизг ужаса и скороговорка бегущих лапок, когда охваченные паникой существа разбежались перед ним. И тут же что-то тяжелое прыгнуло ему на спину, словно кошка, и вцепилась в комбез, невнятно бормоча. Харриган ударил наугад и сбил существо на пол. Затем, в нескольких футах впереди, в темноте снова послышалось скрежетание когтей по камням. Зек!

Нужен свет! Это просто самоубийство — сидеть возле хищника в кромешной темноте! Харриган сунул руку во внешний карман комбеза, пошарил. Но там ничего не было!

Харригана охватила паника. Он откинулся на пятках, и пальцы сомкнулись вокруг рукоятки пистолета. Харриган сразу почувствовал облегчение. Зажигалка, должно быть, выпала из кармана, ее можно найти, стоит лишь как следует пошарить рукой вокруг. Она не могла затеряться. Но зажигалка ему и не нужна. Темнота не враг ему, а защита. Его ведь тоже не видно в темноте.

Он опустился на четвереньки. Все снова притихло. Харриган услышит, если они что-нибудь попытаются предпринять. Он был уже почти в нише. Они не смогут подкрасться к нему сзади. А он сможет отстреливать их одного за другим.

Глина на полу была твердая, как кирпич, и полная острой щебенки, которая спивалась ему в колени даже сквозь толстый костюм. Потолок тут был ниже, и Харригану пришлось опуститься на колени, чтобы ползти вперед.

Сердце бешено колотилось в груди. Тяжело было что-то делать в таком разреженном воздухе. Харриган повернулся на бок, спиной прижался к одному из больших камней и уставился в темноту. Он чувствовал, что ему нужен перерыв. У него должен быть ясный ум. Харриган уже не в первый раз проклял себя за то, что имел глупость не захватить с собой из пескохода кислородный баллон. Один лишь глоток кислорода, и он мог бы передушить тут всех голыми руками!

Когда Харриган немного передохнул и продолжил движение, что-то звякнуло о камень возле него. Он пошарил рукой — это была зажигалка. Все это время она находилась у него в заднем кармане. Харриган опять выругал себя, темнота пугала его! Все животные боятся огня. Он может выгнать их отсюда в любое время, когда захочет. Довольная усмешка расползлась по его грязному лицу, и Харриган снова двинулся вперед на локтях и коленях.

Одна большая плита почти закрывала нишу, которую он искал. Было трудно, но он протиснулся мимо нее, и за ней оказалось довольно много места. Он нащупал трещину между камнями, осторожно вставил в нее дуло пистолета, затем включил зажигалку. Ну!..

Ложе из сухой травы было пусто. С проклятием Харриган развернулся в другую сторону. Пламя зажигалки осветило другой конец пещеры, грака, сидящего на корточках в своей нише у входа, и — зека"!

Тварь сумела проскользнуть мимо него в темноте. Она стояла там, где совсем недавно сидел он сам. Оглянулась через плечо — отвратительная тварь, похожая на громадную ласку с мордой рептилии, покрытая серыми пятнами, точно проказой. Тварь глянула на него насмешливыми красными глазками, затем протянула лапу, очень похожую на руку, и достала спрятанную фляжку!

Первые выстрелы Харригана выбили град камешков над самой головой монстра, вспышки выстрелов ослепили его. Но последующий попал в густую гриву у самого основания шеи. Тварь молниеносно ринулась вперед, обнажив острые клыки и рыча. Зажигалка полетела, вращаясь, по полу пещеры, а руку Харригана схватили острые когти и стиснули, словно стальные зажимы.

Спас его камень у входа в нишу. Тварь схватила его за руку, но тело было еще защищено. И пистолет оставался у него в руке. Он вывернулся из захвата зверя и отшвырнул его в темноту. Рука освободилась. Там, где когти зека впивались в кожу, рука кровоточила. Затем в щель с правой стороны Харриган увидел, как вспыхнуло полотнище белого пламени там, где упавшая зажигалка подожгла бывшую постель хищника из сухих листьев.

Пещера осветилась ярко, словно в ней наступил день. Харриган увидел зека. Кровь струилась из неровной раны на его широкой груди, морда представляла собой кровавую маску ярости. Один из выстрелов пропахал длинную борозду на его голове. Зек присел на напружиненных задних лапах, схватил за угол каменный блок передними лапами, очень похожими на человеческие руки, и потянул. Мышцы, как веревки, выступили на его руках и плечах, камень зашатался. Затем глина, в которую было впаяно его основание, треснула, и каменный блок медленно наклонился. Путь был открыт. Убежище Харригана оказалось взломанным.

Был лишь один выход, и Харриган воспользовался им. Он отчаянно бросился из трещины вперед, прямо в лапы чудовищу. Обеими руками он стиснул узкую нижнюю челюсть и завел слюнявую пасть себе за спину. Затем приподнялся, крепко обнимая его, затем рухнул, перекатился, не обращая внимания на лягающиеся задние лапы хищника, и оказался внизу. Стиснув зубы, Харриган старался удержать зверя. Перед глазами стоял красный туман, но сквозь него Харриган все же увидел, как через плечо монстра на него уставились совиные глаза грака, увидел медно-красный отблеск на полированном лезвии ножа. Затем почувствовал, как вздрогнул зек, когда острое лезвие вонзилось ему в спину. Потом он то ли взревел, то ли закашлял. Когтистые задние лапы, словно ножи, терзали Харригану спину. Затем они медленно стали слабеть. Зверь умирал.

Сухая трава прогорела, лишь слабо светились еще угольки. Пыль, поднятая их борьбой, повисла в воздухе, как красное марево. Харриган смерил взглядом своего неожиданного союзника, мучительно стараясь забрать побольше разреженного воздуха в огнем пылающие легкие. Эта маленькая крыска-марсианин спасла ему жизнь. Рукавом он вытер кровь с лица, затем медленно поднялся. Ему пришлось наклониться, чтобы не удариться головой о низкий потолок. Этот нож... Это же земной нож. Интересно, где грак взял его...

Харриган сделал шаг к граку. Но сделать второй не успел — нож мягко вошел ему в живот под самой грудиной, нацелившись вверх, к сердцу...

Сидя в темноте на корточках и слушая отдаленный гул бури, грак думал о том, что произошло бы в пещере, не появись в ней человек. Зек был очень ненадежным союзником и, рано или поздно, он нарушил бы перемирие. Конечно, было необходимо убить его, как только в нем проснулась жажда крови. Но если бы не появился тут человек, то такой необходимости могло и не быть.

Человек был умен. Грак не сомневался, что он умен именно настолько, насколько и претендовал. Но как всегда, была одна маленькая деталь, предавшая его. Он не знал закона воды.

И грак самодовольно подумал, что в каждой критической ситуации Источник Зла или Его эмиссары непременно выдадут себя. Непременно появится какая-то мелочь, в свете которой истина грака будет ясно отличима от сил Природы, против которой грак должен всегда бороться. Нужно обладать острым умом, чтобы увидеть это несоответствие — и быстрой реакцией, чтобы успеть начать действовать.

Закон воды является самым основным, фундаментальным законом, согласно которому существуют грекка — все живые существа. Без этого закона не может быть жизни. С этим законом каждое живое существо обретает силу для борьбы со своим вечным противником.

Человек принес в пещеру воду. Согласно закону, все грекка должны совместно использовать ее, согласно их потребности. Но когда зек пошел, чтобы взять свою долю, человек напал на него и попытался убить. И этой мелочью он выдал себя — никакой он не грак, а просто один из Помощников Зла. Поэтому он умер. Вот так, еще раз, была одержана победа ради братства всех живых существ и против Вселенной.

Теперь грак должен сложить песню об этом и спеть ее перед кострами своего племени. После того, как закончится буря, он должен вырезать у входа в пещеру еще один знак, чтобы все, кто придет сюда, узнали о нем. И сама пещера, где жили когда-то его предки и зажигали свои костры, сохранит тела зека и человека, лежащие рядом, как вечные свидетельства победы Жизни.

P. Schuyler Miller. The cave, (Astounding, 1943 № 1)

Пер. с англ. Андрей Бурцев

Оглавление

Питер Шуйлер-Миллер.Пещера