Sweet dreams (СИ) [Canvi] (fb2) читать онлайн

- Sweet dreams (СИ) 1.08 Мб, 266с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - (Canvi)

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Пролог ==========


В машине играет какая-то музыка, но её слова доходят до Милли как будто издалека. Как будто её уши набиты ватой, а она сама под водой. И даже подпевающая Пейдж за рулём совершенно не влияет на восприятие звуков в реальности. Ручка пассажирской двери, на которую она навалилась предплечьем, мелко дрожала от басов встроенных колонок. Милли упёрлась подбородком в опущенное до упора стекло, меланхолично наблюдая за проплывающим мимо пейзажем.


Огромная равнина, залитая солнцем и покрытая зелёно-жёлтой травой с маленькими цветами и редкими деревьями с раскидистыми золотистыми кронами. Иногда попадались ровные ряды ярких белых заборов и уютные на вид сельские домики. Невероятное пространство без намёка на цивилизацию. Если бы Милли решила остановиться здесь в одном из этих немногочисленных домиков, то, наверное, умирала бы от скуки уже через пару дней, испытывая невероятно сильное желание снова увидеть оживлённые улицы города и стеклянные торговые центры.


За окном стоит почти штиль, но машина, разбивающая на полном ходу застоявшийся и пока ещё тёплый воздух, создавала приятный лёгкий ветерок, обдувающий лицо, холодящий уши и раздувающий несобранные кудри.

Милли на мгновение думает о том, что в нормальной жизни в такую чудесную погоду можно было бы сходить погулять по городу или устроить мини-пикник в парке, а может быть даже покататься на роликах и съесть мороженое около того уютного итальянского ресторанчика. Она слышала, что Индиана обычно редко баловала такой тёплой погодой, предпочитая холод и серость.


Удивительные сельские просторы вдруг перекрываются огромной приветственной вывеской. Вот они и добрались до места назначения. Пейдж даже не дожидается указаний от навигатора и сразу сворачивает с основной трассы направо. Милли даже не хочет вчитываться в написанные на большой вывеске буквы, потому что, как только она вспомнит, где она, ей сразу захочется сбежать отсюда, но она не может, потому что… не может.


Прошло всего три часа. Она вдали от дома уже три часа. Три часа разделяют её с родителями, с её уютной комнатой, с замечательными преподавателями. Они отделяют её от прошлой жизни, от нормальной прошлой жизни, оставшейся там, позади… три часа назад.


Когда они притормозили во дворе, Браун ещё долго держалась занемевшими пальцами за обивку сидения, как будто пыталась слиться с ним и остаться здесь, в машине сестры, в этом кусочке прошлой нормальной жизни, потому как она понимала, что, как только она выйдет наружу, она потеряет себя, исчезнет из этой реальности, став совершенно другим человеком.

Милли понимает, что она здесь затем, чтобы залатать саму себя, починить внутри то, что сломано. Снова настроить тот хрупкий нарушенный баланс, чтобы родители снова гордились ей.


— Дорогой, помнишь Вулфардов? — спросила миссис Браун как-то утром, когда они втроём сидели за столом и ели завтрак.

Отец читал газету, неспешно потягивая свой крепкий кофе, а мать пролистывала каналы по телевизору, бездумно размешивая ложкой творог в тарелке. Милли же быстро ела свои сладкие тосты, уже готовая вот-вот сорваться на репетицию.

— Помню. Они вроде бы жили в нескольких домах отсюда. Разве их сын не ходил в одну школу с Милли?

Девушка вздрогнула и опустила взгляд в свою тарелку.

— Они самые. Как его звали?.. Филипп? Фил?.. — Миссис Браун задумчиво посмотрела на дочь, щёлкая пальцами. — Кажется, ты занималась с ним после школы, вроде бы помогала ему с математикой, верно, Милли?

Та сглотнула, подумав про себя: «Если бы это была просто помощь…»

— Финн, — всё же прошептала она, подняв голову.

— Точно! — Победно щёлкнула пальцами мать, а потом продолжила: — Помнишь, после того, как он закончил школу, он поехал в Калифорнию, потому что хотел стать музыкантом? Он даже поругался с кем-то в нашей церкви из-за своей музыки.

— Я как-то видел его брата в магазине, тот сказал, что у него всё хорошо, он знаменит и востребован, — как бы между прочим заметил мистер Браун и вернулся к своей газете, открывая её на колонке с новостями спорта.

Милли же внимательно слушала их разговор. Она уже встречала в Интернете интервью с Финном, тот и правда был знаменит. Он молодец.

— Так-то оно так, но представь, каким его сделала вся эта звёздная среда. — Девушка закатила глаза, возвращаясь к своему стакану с соком, — мать только и умеет, что судить других. — Я это к чему. Мне тут на днях Кэтрин, которая живёт напротив Вулфардов, рассказала, что у парнишки был какой-то кризис, связанный с наркотиками и музыкой, что-то ужасное. — У Милли дыхание перехватило в этот момент. — И он попытался покончить жизнь самоубийством. Это кошмарно. Сейчас все только об этом и говорят. Можешь в это поверить?

Мистер Браун отложил газету и внимательно посмотрел на свою взволнованную жену.

— Но он же всего лишь ребёнок, — сказал он с презрением. — Он, кажется, всего лишь на год старше Милли. Какие в таком возрасте могут быть кризисы?

— Я тоже об этом подумала. К счастью, его вовремя нашли, вызвали скорую и госпитализировали. Теперь он вроде как в сумасшедшем доме. — Презрительные нотки проскользнули в голосе миссис Браун.

У Милли же от щёк отхлынула вся кровь, а лёгкие всё никак не могли нормально дышать. Её вроде как больше не заботило то, что с ним там происходит, но она точно не желала ему зла.

— Это всё потому, что он перестал ходить в церковь, — поучительно продолжала мать. — Всё, что парнишке сейчас нужно, — это откровенный разговор со священником.

Девушка молча поднялась из-за стола. Нужно было срочно найти ключи и уже отправляться на запланированную репетицию.

— Я так рада, что ты такая послушная девочка, Милли, — сказала ей в спину миссис Браун.

Тогда она лишь фальшиво ей улыбнулась; мать ведь даже понятия не имеет, что с ней происходит.


А уже через месяц, когда она и сама падает в эту пучину, Милли не может перестать думать о Финне.

Как он себя чувствовал в тот момент?..


— Ну вот мы и приехали, — говорит Пейдж, заглушая мотор, но оставляя руки на руле.

Воспоминания были прерваны фразой сестры, из-за чего Милли отрывает задумчивый взгляд от приборной панели перед собой и переводит его на сидящую рядом девушку.

— Хочешь выйти? — спрашивает та неуверенным голосом.

— А у меня есть выбор? — вяло отвечает младшая Браун.

Ей уже надоело, что к ней относятся, как к хрупкой хрустальной статуэтке. Она точно не собирается ломаться у них в руках. Просто всё это началось с того, что она однажды осознала — её мечты никогда не превзойдут реальность.

— Милли… — сурово начинает Пейдж, а потом замолкает на секунду. — Пожалуйста, не начинай. Ты слишком взрослая для того, чтобы вести себя как ребёнок.

Забавно. С одной стороны, её всегда рассматривают как взрослую девятнадцатилетнюю девушку, а с другой — как неспособного позаботиться о себе ребёнка. Как удобно, однако.

— Ты имеешь в виду, что я не в состоянии быть взрослой? — огрызается она. — Потому что, давай начистоту, я могла бы жить одна. Продолжила бы изучать актёрское искусство, устроилась бы на подработку на неполный рабочий день. И я была бы счастлива жить жизнью, где меня не контролируют.

— Ну да, — саркастично ответила Пейдж. — А потом что? — Сестра выжидающе смотрит на Милли, ожидая от неё ответа. — В один прекрасный день ты просто свалилась в обморок во время собственного же выступления. Ты уже показала, как умеешь управлять своей жизнью, хотя ещё живёшь с родителями. Очевидно, что о тебе нужно заботиться и контролировать тебя. Если ты хочешь жить одна, быть независимой и счастливой, то сначала тебе нужно показать, что у тебя есть возможность для этого, проявить себя. Потому как ещё немного, и ты бы убила саму себя.

— Да сколько вам повторять, что я не собиралась делать ничего подобного? — взрывается она.


Ей уже хватило того момента, когда мать кричала на неё на всю больницу, а отец осуждающе качал головой, стоя рядом.


— Ты такая неблагодарная! Мы ведь всё дали тебе с отцом!

По щекам миссис Браун скользнуло несколько слезинок. Милли вертит в руках маленькую обезьянку, которую подарил ей кто-то из персонала, когда она только очнулась.

— Разве ты не понимаешь, что причинила нам боль? Что ты хотела сделать? Покончить жизнь самоубийством?

Милли отрицательно качает головой.

— Нет.

— Тогда что? — спрашивает отец.

Девушка понимает, что ей необходимо им ответить, но она абсолютно не знает, что сказать.

— Разве ты не могла подумать о нас, своих родителях, хотя бы на секунду? — строго продолжает мистер Браун.


«Я даже не думала о вас. Я вообще ни о чём не думала».


— Мне жаль. — Это единственное, что она говорит в ответ.

— «Мне жаль» недостаточно, Милли! — настаивает мать. Вероятно, теперь они будут винить её всю оставшуюся жизнь. — Что теперь люди скажут? — Миссис Браун драматично упала в кресло, прикрыв глаза рукой.

Милли бы, наверное, расплакалась, если бы чувствовала в тот момент хоть что-то.


Милли вышла из машины со смешанными чувствами после воспоминаний о родителях, захлопнула за собой дверцу и заметила, что несколько медсестёр уже ждут их около входа.

Она уже хотела умереть.


— Чарли приедет к тебе, как только вернётся из Англии, — напоминает ей Пейдж, выгружая сумки из багажника.

Милли попыталась помочь ей с ними, но те оказались на удивление неподъёмными, поэтому две медсестры оперативно подхватили их за ручки и сами понесли в здание.

— Ну, по крайней мере, здесь неплохое обслуживание, — вдруг говорит Пейдж, на что те самые две женщины оборачиваются и как-то недовольно на неё смотрят.

— По крайней мере… — повторяет за сестрой Милли, морщась.

— Родители передают тебе привет. Они сказали, что приехали бы, если бы не работа.

— Да, конечно. — Это была огромная ложь, и они обе это прекрасно понимают. — Единственная причина — это та, что они стыдятся меня. Вот и всё. — Её голос был спокоен, хотя она чувствовала, как внутри что-то медленно разрушается. — Я просто не вписываюсь на место идеальной дочери, которую они себе представляют. Я знаю.

— Ты поймёшь. — Пейдж сжимает её плечо, поддерживая. — Просто… дай им время.


Как раз таки его у неё меньше всего, но сейчас она не хотела об этом думать. Сейчас ей нужно сосредоточить всё своё внимание на девушке, по возрасту близкую к Пейдж, в белом халате поверх простого хлопкового платья, пахнущего медикаментами, невысокой, тонкой и с подкрученными каштановыми волосами.


— Ты, должно быть, Милли, — говорит она мягким голосом. — Меня зовут Наталия Дайер. Я буду твоим куратором здесь. — Она протянула руку для приветствия.

Милли неуверенно пожала её в ответ.

— Приятно познакомиться. — На самом деле это было абсолютно не так, но родители заплатили огромные деньги за её лечение здесь.

Наталия нежно улыбнулась, кивнув, и посмотрела на Пейдж.

— Что ж, я дам вам ещё минутку на то, чтобы попрощаться. Буду ждать тебя внутри, Милли.


Милли действительно нужно было попрощаться, потому что теперь она официально находится в психиатрической клинике — сумасшедшем доме, если по-простому, — и один Бог знает, как долго она здесь пробудет. Всё это лечение означало, что она больше не будет заниматься актёрским искусством, больше не будет выступать на сцене университетского театра, больше не будет никаких спектаклей, больше не будет занятий и преподавателей, больше не будет семьи. Больше не будет той старой жизни. И от этого на глаза наворачивались слёзы.


— Тебе пора, Пейдж, — говорит она сестре, пытаясь заставить её уйти как можно скорее, но та всё не уходила.

Наоборот, она подошла и крепко обняла её, от чего у обеих по щекам покатились стоявшие в глазах слёзы.

— Поправляйся, пожалуйста. Если не хочешь делать это для себя, то сделай это хотя бы для меня, потому что если с тобой что-нибудь случится, то я… — Она замолкает, уткнувшись носом ей в макушку. — Ты же знаешь, что ты моя любимая младшая сестрёнка. Я люблю тебя.

— И я тебя, — отвечает Милли, взяв её за руку. — Я поправлюсь, вот увидишь. И я выйду отсюда, обещаю. — Она правда этого хотела. — Я хочу сделать всё, как надо. Не для родителей, а для себя, своего брата и сестёр.

— Пока, Миллс, береги себя.

— Так и будет, — улыбнулась она, отпуская чужую руку.


Когда машина Пейдж выехала за ворота, Милли направилась в огромное здание, где её уже дожидалась Наталия.

Она теперь здесь, и ей необходимо выжить любой ценой.


========== Часть 1 ==========


Милли ещё даже не успела пройти в холл, как её уже дотошно обыскали. И, чёрт возьми, это явно была не игра. Она сразу же почувствовала себя каким-то опасным преступником. И это определённо не делало её день лучше.


— Всё согласно правилам, — объяснила ей Наталия, беспомощно разводя руками.


Охрана проверяла её чемоданы, буквально вытряхивая из них все аккуратно сложенные вещи. Они выворачивали все карманы и залезали во все потайные отсеки. А после Милли саму проводят через большой металлодетектор вроде тех, что стоят для проверки в аэропортах.


Всё это проводится, по словам Наталии, для её же, Милли, безопасности.

В итоге охрана конфисковала у неё все мало-мальски острые предметы вроде пинцета для бровей, маникюрных ножничек и бритвенного станка. Это кажется девушке диким — как она будет без всего этого жить? Дайер успокаивает её, обещая выдавать ей это в пользование, но только под её, Наталии, личным надзором и только тогда, когда Милли докажет ей свою сознательность и уравновешенность.


— Также у вас на несколько месяцев забирают телефоны, - неловко добавила Наталия.


В процессе почти одностороннего (говорила в основном Наталия) разговора выяснилось, что Дайер была не только её куратором, но ещё и личным психологом, к которому девушка должна ходить три раза в неделю, обсуждая с ней всё то, что привело её в это заведение.


После того, как она прошла проверку до конца, куратор проводит ей небольшую экскурсию по зданию, показывая, что где находится, чтобы Милли впоследствии смогла найти необходимые ей помещения. Почти везде висели таблички и указатели, так что большого труда с ориентацией в пространстве у неё не возникало.

Когда они заканчивают бродить по этажам, Наталия приводит её к комнате под номером 11B, где под «B» подразумевается корпус здания. За дверью оказывается большое светлое помещение с двумя кроватями, стоящими друг напротив друга, двумя шкафами, общим письменным столом, стульями и дверью, ведущей в совмещённый туалет с ванной.

Пока она будет жить здесь одна, но Дайер сказала, что, как только кто-то приедет, у неё сразу же появится соседка по комнате. Милли понадеялась, что это случится не очень скоро, потому что ближайшее время она хотела бы пожить в одиночестве и привыкнуть к обстановке вокруг.


Правда, об этой мысли Милли успевает пожалеть уже в первые несколько ночей, когда в огромной полупустой комнате не было никого, кроме неё. Она долго не могла уснуть, ворочаясь в кровати, и иногда слышала странные крики и… музыку (где-то была вечеринка?). Всё это пугало её. В такие моменты она так хотела, чтобы кто-нибудь обнял её, сказал ей, что всё в порядке, что она должна держаться и оставаться сильной.


Позже она узнала, что крики, которые она слышала, раздавались из корпуса А. Наталия рассказала, что там живут люди с неизлечимыми случаями и люди, которые сами не хотят идти на поправку или для которых уже упущена возможность помочь.

«В общем, безнадёжные бедолаги», — решает для себя Милли.


На третий день своего пребывания в этой клинике Милли наконец-то выходит из своей комнаты по собственному желанию. Первым помещением, куда она попадает, оказывается библиотека, а первое, что с ней происходит, — это столкновение с какой-то женщиной прямо в проходе. И вроде бы ничего ужасного не происходит, но та неожиданно начинает громко кричать на неё, чем очень сильно пугает, и Милли вдруг просто теряет сознание.


Очнулась Браун уже в лазарете под присмотром некоего доктора Хитона. Выяснилось, что он приставлен к ней как её личный лечащий врач, который теперь будет следить за её здоровьем, взвешивать её на напольных весах каждый осмотр и планировать для неё специальную диету, а также при необходимости назначать лекарства.

Сначала Милли шарахается от него, но через пару дней привыкает и даже пытается неловко шутить, чем очень его радует — значит, уже есть какой-то прогресс. Также именно он разъясняет ей, как правильно пользоваться местной библиотекой и общаться с теми, кто её посещает. Он просит быть её крайне осторожной с проживающими в корпусе А.

Доктор Ч. Хитон был вторым человеком после Наталии, с кем она разговаривала здесь в первую неделю.

***

Постепенно Милли начинает всё лучше и лучше узнавать место, в котором она была вынуждена проходить лечение, а именно клинику Хоукинса, расположенную в Индиане.


Например, отличительной чертой корпуса В, в котором она и проживала, является временность. То есть, как охотно пояснил ей доктор Хитон, там селили пациентов, которые должны были получить лечение за определённый срок и уйти, а также тех, у кого были какие-либо не слишком серьёзные расстройства, депрессии, психические заболевания и проблемы, от которых сам человек чувствует себя не в своей тарелке.

В этом корпусе была одна общая комната, в которой проживающие собирались за чтением книг, просмотром телевизора или игрой в настолки или карты. Большинство из тех, кто жил в корпусе В, как отметила Милли, было как раз её возраста или ненамного старше.

Правда, Браун всё равно не любила ходить в общую комнату. Там была слишком высокая концентрация отчаяния, печали и грусти в чужих глазах, а также пространных разговоров о жизни, которые ещё больше навевали апатию.


Далее, о чём прознала Милли, так это о расположении общей столовой. Та находилась прямо в центре здания на первом этаже. Это место казалось ей ещё более унылым, нежели общая комната, потому что тот же дух отчаяния просто отравлял воздух вокруг, от чего даже кусок в горло не лез.

***

После двух недель своего заточения здесь и минимизированного общения только с Наталией и доктором Хитоном Милли понимает, что её снедает невероятно ужасная тоска и одиночество. Она всё же решается присоединиться к какой-нибудь группе, чтобы познакомиться там хоть с кем-нибудь и попытаться наладить дружеские отношения, и для этого она впервые сама отправляется в кабинет к мисс Дайер.


— Хорошо.

Наталия, внимательно выслушав её просьбу, предлагает ей присесть в кресло. Она раскладывает на своём столе какие-то брошюры, названия которых ввергают Милли в дрожь. «Стресс», «Депрессия», «Суицид» и многое другое. Как глупо. Что эти глупые бумажки могут решить? Но с другой стороны, это ведь её работа, значит, она знает, что делает.


— Я знаю, что у тебя есть много интересов и любимых занятий. А ещё я заметила, что ты много времени проводишь с книгами, и, к слову, наш библиотекарь миссис Буоно как раз ищет себе помощника. Не хотела бы ей помочь? Те поощрения, что ты будешь получать там, ты сможешь обменивать на реальные деньги, телефонные звонки или поездки в забавный маленький городок, который располагается в нескольких милях отсюда. Думаю, это весьма заманчивое предложение для такой девушки, как ты.

— Да, отлично.

В конце концов, это действительно было неплохой идеей. Она могла бы отвлечься на обыкновенную рутину, перекладывая книги и записывая данные в карточки, и тем самым забыть о своих глупых мыслях. А ещё хоть как-то убить неимоверное количество свободного времени.

— Но я хотела бы заниматься чем-нибудь ещё, помимо этого.

Наталия мягко улыбнулась ей в ответ.

— Ну-у-у… я тут узнала, что наша зеркальная комната на третьем этаже свободна по вторникам и пятницам после обеда. — Браун невольно затаила дыхание. Неужели?.. — Ты могла бы практиковаться в своём мастерстве там, одна и в абсолютной тишине, если хочешь, конечно.


Сердце на секунду замерло, а потом заколотилось где-то в горле, разгоняя по телу горячую кровь. Её глаза засияли, стоило Дайер только упомянуть о возможности практики актёрского искусства. Милли уже и не надеялась, что сможет заниматься этим здесь официально. Это просто замечательная, нет, самая потрясающая новость из всех, что она получала за последний месяц.


— Только у меня будет несколько условий, — продолжая улыбаться, добавляет Наталия.

— Какие? — нетерпеливо спрашивает Милли.

— Ты должна пообещать мне, что твоя практика никак не повлияет на твоё состояние, и ты будешь всё так же придерживаться тех графика и диеты, что тебе прописал доктор Хитон. Это во-первых.

«Думаю, совместить график и актёрское искусство будет абсолютно не сложно».

— Отлично, а во-вторых?

Наталия радостно прихлопнула в ладоши. Как мило.

— Мне нужно внести тебя в один из списков для групповой терапии. Она проходит всего два раза в неделю и совершенно тебе не помешает.

А вот это уже было проблемой. Девушке не нравилась сама идея делиться своими секретами и переживаниями с совершенно незнакомыми ей людьми, разыгрывая при этом лицемера, которому якобы важно состояние других.

Браун нахмурилась, задумавшись.

— Это действительно так необходимо? — спрашивает она.

— Конечно, Милли. — Наталия немного расстраивается, сразу не получив положительного ответа от своей подопечной. — Это не сколько условие для того, чтобы я предоставила тебе место для занятий, сколько моя личная просьба. Я думаю, тебе это необходимо. Ты слишком мало общаешься, понимаешь? Разве ты не именно поэтому пришла ко мне?

Милли хмыкнула. Да, как раз из-за этого она сегодня и была здесь. Что ж, если это решит две проблемы сразу, то…

— Хорошо, я согласна.

Дайер ласково улыбнулась ей, как будто поделилась частичкой солнечного тёплого утра.

— Вот и договорились. Тогда понедельник и четверг в три часа. — Она сложила брошюры обратно в стопку и отодвинула их в сторону, а затем, достав медкарту на имя Милли Бобби Браун, стала вносить туда изменения. — Сеансы проходят в комнате 39B, как раз в твоём корпусе. Твоим наставником будет Джо Кири. Он тебе понравится, вот увидишь, он очень весёлый, — радостно уверяет её Наталия, не отрываясь от заполнения документов. — Правда, в этой группе одни только парни, но они все очень добрые и хорошие. Думаю, ты обязательно подружишься с ними.

— Спасибо, мисс Дайер, — отвечает Милли, поднимаясь со своего места.

— Наталия, пожалуйста.

— Что?

— Зови меня Наталия, — просит куратор с застенчивой полуулыбкой.


Когда Браун вышла за дверь кабинета, она радостно подпрыгнула на месте, сжав кулачки. Отлично, она не только получила небольшую работу в библиотеке, но и заполучила зеркальную комнату для практики и группу для последующего знакомства. Это вполне могло стать её еженедельной рутиной, которая поможет ей справиться с её проблемами. А это в свою очередь означало, что она могла бы уехать отсюда даже раньше, чем сама того ожидает.


Девушка повернулась в сторону лифта, чтобы направиться к себе в корпус, когда именно этот момент Судьба выбирает для того, чтобы разрушить все её планы и надежды. Это было как будто божественное проведение, но только с очень плохими руками.


Она испуганно смотрела на парня с буйными чёрными кудрями на голове, который разговаривал всего в нескольких метрах от неё с каким-то темнокожим парнем. Они оба расслабленно смеялись над чем-то, ожидая, пока подъедет лифт.

Милли же быстро спряталась за угол, привалившись спиной к стене, прижав руку к груди, в которой бешено колотилось сердце, и попыталась перевести дух. Нужно успокоиться. Она должна точно понять, не галлюцинация ли всё это.


Как назло, лифт долго не подъезжал, и Браун успела ещё раз увидеть его, а именно его глубокие тёмные глаза, которые она узнала бы из миллиона. Парень же как будто что-то почувствовал и обернулся в её сторону, но, к счастью, не заметил её, да и лифт уже как раз подъехал.


Девушка сползла вниз по стене на пол, повторяя про себя одно и то же.

«Успокойся, успокойся, успокойся».

Она часто сглатывала вязкую слюну в горле, пытаясь вдохнуть воздух в сжавшиеся лёгкие. Из рук выпали выданные Наталией для ознакомления брошюры. Милли выглядела сейчас так глупо и жалко.


Она ощущала, как желудок подводит её, и всё, что она съела за сегодня, требовало немедленного выхода наружу. Браун подскочила с места и побежала в сторону ближайших туалетов, прижав дрожащие руки ко рту.


А сердце всё также смертельно быстро колотилось у неё в груди.

Финн Вулфард до сих пор вызывал в ней такую реакцию.


========== Часть 2 ==========


— Мне нужно идти, — сказала Милли, махнув рукой в сторону выхода из школы.

Отец, скорее всего, уже ждёт её у центральных ворот в машине.

— Так скоро? — Расстроился Финн, неловко почёсывая затылок.

Девушка неохотно кивнула в ответ.

— Да. Удачи тебе на завтрашнем экзамене. — Она снова солнечно улыбнулась ему. — Увидимся!


Браун помахала ему на прощание рукой и, развернувшись, сделала всего несколько шагов в сторону выхода из школы, как вдруг её схватили за запястье и потянули обратно. Девушка оказалась плотно прижата к Вулфарду; между их лицами было минимальное расстояние, а её губы из-за их разницы в росте утыкались ему в подбородок, но потом он наклонился чуть ниже и поцеловал её уже по-настоящему.


Милли как-то раз уже спрашивала об этом Пейдж буквально не так давно. Что ей делать во время своего первого поцелуя? На что она получила от сестры всего один совет — просто закрой глаза и расслабься.


И именно это она и сделала, позволяя Финну целовать её. Они разделили этот чудесный момент на двоих, после чего парень мягко отстранился и погладил её по щеке, а она, вся раскрасневшаяся, ещё крепче прижалась к нему, уткнувшись лбом ему в губы. Он улыбался, она чувствовала это. Широко и радостно улыбался.


— Я хотел бы целоваться с тобой и дальше, но я знаю, что тебе уже нужно идти, — прошептал Вулфард, и в противовес своим словам ещё сильнее сжал руки у неё на талии, как будто не хотел отпускать.


Милли наконец-то сообразила, что уже просто безбожно опаздывает, и первая отстранилась от него, напоследок заглянув ему в лицо и поймав его ответную счастливую улыбку. Она отпустила его и снова пошла по коридору на выход. Девушка покинула школу, не проронив и слова, потому что в тот момент она как будто лишилась дара речи. Навсегда.


Снаружи, у центральных ворот на парковке, как и ожидалось, её уже ждал отец. Она подбежала к его машине и уселась на пассажирское сидение, сразу отворачиваясь к окну, скрывая от него свои пылающие щёки. Они отъехали от здания, и, когда мистер Браун мимолётно поинтересовался у неё, как прошёл день в школе, она призвала на помощь всё своё актёрское мастерство, чтобы не выдать лишних эмоций в голосе.


Почти всю дорогу домой Милли смотрела в окно, но уже на подъездной дорожке, ведущей к гаражу, глянула на экран своего мобильника, который всё это время она судорожно стискивала в руках.

Сегодня было солнечное третье мая, время — двадцать три минуты четвёртого. И сегодня она разделила свой первый поцелуй с самым симпатичным мальчиком в мире.


И она чувствовала себя прекрасно.


Милли никогда не забудет той улыбки, которую подарил ей Финн после поцелуя третьего мая. Эта улыбка будет с ней до конца её жизни, она была уверена в этом, потому что прошло уже три года, а память о ней до сих пор жива внутри неё.


В какой-то момент она поняла, что уже морально устала от постоянных мыслей о парне, и не понимала, почему же сердце всё ещё держало Вулфарда внутри после всего, что он с ней сделал, после того, как она осознала, насколько же была глупа.

Она когда-то отчаянно желала встретиться с ним, но прошёл месяц, другой, год, а его всё не было, и тогда она поняла, что всё уже осталось в прошлом. Но почему для того, чтобы понять, что они больше не принадлежат друг другу, у неё ушло так много времени?


Смотря на себя сейчас, Милли прекрасно осознавала, какую огромную часть в ней изменил Финн. Лишь после того, как он бросил её, после того, как заставил прекратить глупо фантазировать обо всём, девушка наконец-то переосмыслила свою жизнь. Теперь она поставила перед собой чёткие цели и расписала целый жизненный план на листе, навсегда отбросив глупую мечту стать миссис Вулфард, завести двух очаровательных детей, переселиться в пригород и быть домохозяйкой, как её мать. Тогда, в шестнадцать лет, рядом с улыбчивым Финном это будущее завораживало её, но ровно до того момента, пока он не ушёл, и теперь всё это кажется ей таким смешным. Если бы всё так и сложилось, то она бы никогда не реализовала себя, как актриса, никогда бы не стала тем идеалом женщины, о котором так часто говорил сам Финн и другие мальчишки вокруг неё. Сейчас же Милли хотела быть независимой девушкой со своими собственными — ни с кем не связанными — мечтами. Именно поэтому она пошла на курсы актёрского искусства в Чикагском университете, чтобы в будущем сиять на сцене Бродвейского театра, а может быть, и улыбаться миру с экранов телевизоров.


С одной стороны, Милли была благодарна Финну за то его мужественное решение расстаться, но с другой стороны, она ненавидела его за всю ту боль, через которую она прошла после их разрыва.


Однако она понимала, что Финн не хотел сделать ей ничего плохо, просто они по-разному видели этот мир, не смогли договориться друг с другом, и в конце концов случилось то, что случилось, — он уехал из Чикаго вместе со своей группой, оставив Милли только её же разбитое сердце. Настолько старая как мир клишированная любовная история, что даже скучно.

Но, когда два месяца назад она узнала о его эмоциональном кризисе (как раз незадолго до её собственного), ей стало так больно. Она всегда говорила, что Финн взваливает на себя слишком большую ношу, и в какой-то момент она просто сломает его. Но что бы Браун ни говорила, она никогда не хотела, чтобы её слова когда-нибудь действительно стали правдой, наоборот, она желала ему лишь добра и хотела, чтобы всего его мечты сбылись. И каждый раз, натыкаясь на его очередное интервью в Интернете, она просто была счастлива за него.


Они оба двигались дальше. Но вдруг сломался он, а через несколько недель и она сломалась тоже.

Они как две параллели.


Сначала Милли даже ничего не замечала. Не было поводов для беспокойства. Привычный учебный стресс, привычная нагрузка в театре, привычные отношения в семье. Но она вдруг сломалась, хотя старалась быть идеальной, и в итоге кончила так же, как и он, сдавшись своим внутренним демонам.

Однажды Вулфард сказал ей нечто вроде: «От тебя слишком многого требуют, а ты слепо поддаёшься им. В конце концов, это убьёт тебя», — и он тоже оказался абсолютно прав.


Они оба двигались дальше, но вдруг поочерёдно сломались и очутились в одной и той же клинике. Они снова были вместе, но в этот раз поломанные, и единственными, кто знал всю правду о другом, были лишь они сами. Одному Финну Милли рассказывала всё-всё, что её волновало, до их расставания, и только он удерживал её на плаву, поддерживая и тем самым избавляя от тяжёлой ноши завышенных требований, что накладывали на неё окружающие. Однако, они расстались и на том полностью прекратили своё общение.


Теперь же кто-то сверху решил собрать их вместе в этом месте. Но Браун не хотела этого воссоединения, она не была готова поговорить с ним лицом к лицу. К чёрту, возможно, она никогда в жизни не будет готова к этому. Каким бы сильным и независимым теперь не было её сердце, она всё равно была уже на грани, и ради восстановления собственного душевного равновесия ей лучше оставаться незаметной и избегать его.

***

Теперь каждый раз с той роковой встречи у лифта девушка видит его, сталкивается с ним (хорошо, что ещё не лицом к лицу), хотя, казалось бы, всегда сначала удостоверяется, что его точно нет в помещении, в которое она собирается зайти. Но всякий раз, когда она поднимает глаза, он перед ней.


Как и в этот раз.


Милли стоит между полками, раскладывая по секторам книги (она уже приступила к своей новой должности помощника), а в нескольких метрах от неё, в коридоре, который был виден через распахнутые настежь входные двери, в очереди за лекарствами стоял Финн. И она не могла оторвать от него взгляда.

Сегодня он выглядел ещё более уставшим, чем обычно. Под глазами залегли огромные чёрные круги. Наверное, так казалось, потому что он был бледнее обычного. И кое-что новое, чего она не замечала раньше, — бинты на запястьях. Так вот как он это сделал.


Холодок пробежал вниз по её позвоночнику, как только она на секунду представила себе парня, дошедшего до края, с лезвием в руках. Он поступил так, как будто его жизнь ничего не стоила, и это было ужасно.


— Его Финн зовут.


Неожиданный голос отвлёк её от созерцания Вулфарда. Стоявший рядом с ней паренёк смотрел на неё с забавной улыбкой. Он был не очень высокий (даже чуть ниже её самой), с тёмными волосами и выразительными, но пустыми глазами. Хотя здесь у всех такие глаза.


— Хочешь, я вас познакомлю?


Щёки Милли покраснели, когда она осознала, что её поймали с поличным за подглядыванием за другим человеком. И как долго она так пялилась на Финна? Стыд-то какой. Она отвернулась обратно к книгам, с ещё большим усердием принимаясь за их рассортировку по полкам.


— Нет, — бубнит она, пытаясь успокоиться.

— Нет? — повторяет за ней паренёк. Его брови изогнулись от удивления. — Он хороший парень, дружелюбный и смешной. Я уверен, что он тебе понравится.

И Милли знала, что это была чистая правда. Это была очень милая сторона Финна, та самая, которая так зацепила её когда-то, прежде чем она узнала его всего.

— Я знаю… в смысле, я его уже знаю, — отвечает она, не подумав.

Просто было верное утверждение, и она просто с ним согласилась.

— О, правда? — Паренёк снова заулыбался, от чего его глаза вдруг засияли.

— А почему ты тогда не заговоришь с ним?

— Это сложно, — вздыхает Милли, поставив последнюю книгу на место. Ну вот, теперь ей даже нечем откреститься от диалога. — Поэтому я предпочитаю не сталкиваться с ним. Ты не мог бы не рассказывать ему, что видел меня? Пожалуйста, — просит девушка с отчаянной мольбой в голосе.

— Хорошо, я ничего ему не скажу, — легко соглашается паренёк, чем вызывает у Браун прилив дружеской симпатии. Финн просто не должен узнать о её присутствии здесь. — Кстати, меня Ноа зовут.

— Милли, — представляется она в ответ.

Этот паренёк был первым, с кем она заговорила после Наталии и доктора Хитона, и это было чудесно.

— Ну, приятно познакомиться, — восклицает он, крепко пожимая её руку, а она замечает надетую на нём футболку с логотипом клиники и невольно думает о том, что она тоже должна будет получить такую. — Я не знал, что у миссис Буоно есть помощник, — Ноа усмехается, указывая в сторону библиотекарши, которая сидела за своим столом и увлечённо читала какой-то бульварный роман — один из тех, что были так популярны лет двадцать назад. — К тому же я никогда тебя раньше видел.

— Просто я начала только со вчерашнего дня, — объясняет Милли. — А здесь, в клинике, я чуть больше двух недель. Я новенькая и трудно адаптируюсь, поэтому много времени провожу в библиотеке. А ещё, скажу честно, мне сложно с кем-то подружиться.


«Слишком много лишней информации», — подумала девушка, но было уже поздно.

И зачем она наговорила ему всё это? Скорее всего это из-за того, что она слишком нервничала. Или, возможно, потому что отвыкла разговаривать с кем-то и привыкла чувствовать себя одинокой, и поэтому она так отчаянно цеплялась за любой адекватный диалог, которых у неё уже так давно не было.


— О, так бывает. Я тоже всё ещё помню свои первые дни здесь. — Ноа казался очень добрым, и, хотя он наверняка был младше неё, опыта в этом плане у него явно было гораздо больше. — Но теперь у тебя есть друг, и тебе станет лучше.

— Обязательно, — улыбается она, преисполненная невероятной симпатией к этому милому пареньку.

— Вот и отлично. — Кивает он ей. — Я иду в столовую, чтобы взять дополнительный десерт, а потом у меня групповая терапия. Хочешь со мной?

Счастливое выражение пропало с лица Милли, и она была вынуждена отказаться. Ноа же внимательно посмотрел на неё.

— Я понимаю, — говорит он. И было непонятно, что происходит. Всё нормально? Или он всё-таки обиделся? — Увидимся!

— Нет, подожди, — преодолев смущение, вдруг зовёт его Милли. — Думаю, я могла бы пойти с тобой. Только есть небольшая загвоздка. У меня тоже должен быть сеанс групповой терапии, но я понятия не имею, где она проходит. Ты мне не поможешь?

— Конечно, — с радостью соглашается Ноа. — В какой она комнате?

— 39В. Джо Кири, — отвечает Браун, вспомнив слова Наталии. Паренёк вдруг заулыбался ещё шире, если такое вообще было физически возможно. — Ты знаешь, где это?

— Разумеется, ведь ты в моей группе.

Милли сразу же расслабилась после этой новости, потому что это была такая удача, что там будет хотя бы одно знакомое ей лицо.

— Думаю, я мог бы сходить за десертом и позже. Идём?


Девушка радостно кивнула и попросила подождать её всего пару минут. Она попрощалась с удивлённой миссис Буоно, заполнила свою карточку посещения и вернулась обратно к Ноа.


Пока они шли до комнаты, паренёк рассказывал ей об их группе. Сказал, что Джо Кири — самый лучший наставник из всех, кого он знает, что он очень отзывчивый и добрый, а их группа очень маленькая, но сплочённая, и от этого Милли почувствовала себя почему-то неуютно. Как будто она собирается вторгаться в чью-то семью.


Когда они наконец-то добрались до места, то девушка увидела стоящие по кругу шесть стульев, один из которых занимал парень с пушистыми кудрявыми волосами. Он что-то читал, закинув лодыжку одной ноги на колено другой.


— Привет, Гейтен! — поздоровался с ним Ноа. — Знакомься, это Милли, она новый член нашей группы.

Гейтен поднял руку в знак приветствия, при этом не отрываясь от своего чтива.


Ноа занял один из стульев, а девушка хотела спросить, что не так с этим странным кудрявым парнем, но потом передумала и просто молча села рядом со своим новым другом.


— Приятно, что ты этого не делаешь, — вдруг говорит он после нескольких минут молчания. Милли удивлённо и одновременно смущённо посмотрела на него, понятия не имея, о чём он говорит. — О, не спрашивай.

— Что? — окончательно теряется она.

— Мы все находимся здесь по какой-то причине. Но знаешь, когда все задают тебе один и тот же вопрос «Что с тобой не так?», это очень раздражает. Приятно, что ты этого не сделала, хотя, в принципе, могла.

— Не буду врать, — начинает Милли, удобнее устраиваясь на стуле, — мне на самом деле интересно знать, но я понимаю, что, задав такой вопрос, буду вынуждена в какой-то момент сама на него ответить, а это далеко не самая моя любимая история, к тому же я сама ещё не до конца всё понимаю.

— Ты поймёшь и привыкнешь со временем, — подбадривает её Ноа. — Все всегда будут спрашивать тебя об этом, и поэтому уже разу к сороковому ты поймёшь, что это что-то вроде рутины, и тебя это не будет так сильно смущать. К тому же наш наставник заставляет нас рассказывать свою историю каждый раз, как только начинается новая неделя, и уж тем более каждый раз, когда в группе появляется кто-то новенький. Так что тебе тоже придётся рассказать сегодня свою историю.


Глаза Милли распахнулись из-за открывшейся перед ней ужасной перспективы. Она не хотела никому рассказывать, что с ней случилось, тем более группе незнакомцев. Это бы означало снова пережить каждый момент её личной трагедии, и это было бы просто… кошмарно.

Так, ей нужно сделать кое-что прежде, чем она расскажет им о том, что произошло с ней в прошлом месяце.


— Кстати, я должен тебе кое-что рассказать… — Слова Ноа доносились до неё как будто сквозь воду. — Милли? Ты в порядке? — с беспокойством спрашивает он.

— Да… да, мне просто нужно в туалет.


Онавстала в ту же секунду и быстро вышла из комнаты в поисках ближайших уборных. Ей нужно срочно отдышаться и успокоиться.


Когда она наконец-то находит глазами заветную дверь, она чуть ли не бегом направляется к ней, ощущая, как начинает кружиться голова, как гудит в ушах, будто внутри неё что-то взрывается.

Но только она положила ладонь на прохладную матовую ручку, мысленно отсчитывая секунды до того момента, как она успокоится и всё снова наладится, как вдруг её остановила сжавшаяся у неё на плече рука.


— Миллстер?

Голос заставил её обернуться, хотя ей этого и не требовалось, чтобы понять, кто именно только что перехватил её.


========== Часть 3 ==========


— Миллстер? Что ты здесь делаешь? — спрашивает Финн.

Он смотрел на неё так, будто до конца не верил, что она не галлюцинация; он даже сжал сильнее её плечо, пытаясь окончательно убедиться, что она действительно реальна.


Милли в ответ лишь молчала — первый раз в жизни ей было абсолютно нечего ему ответить. Она просто обернулась к нему всем телом и смотрела на него с нескрываемым презрением.


— Ты приехала ко мне? Как ты узнала, что я здесь? — Пока он говорит это, его губы сами собой растягиваются в грустную улыбку.

— Я действительно не знала, Финн, — отвечает она, убирая его руку со своего плеча — чем меньше физического контакта, тем лучше. — В смысле… Я знала, что с тобой случилось, но я не знала, что ты здесь.

Глаза Финна расширяются, когда он получает от неё ответ.

— Я так понимаю, что в Чикаго уже все обсудили это, — произносит он с раздражением, неодобрительно качая головой. — Финн Вулфард — паршивая овца в семье; ушёл со своей языческой группой, оказался в сумасшедшем доме, попытавшись покончить жизнь самоубийством, а всё потому, что он перестал ходить в церковь. — Он практически точно передал сейчас те слова, что говорила тогда на кухне её мать. — Ты пришла от общины, чтобы помочь страдальцу? То есть, как хорошо, что хотя бы у тебя есть Бог над головой, Милли.

Выражение его лица меняется — очевидно, что он сильно злится, но Браун так просто не испугать.

— Ты всё такой же идиот, Вулфард. Прошло уже два года, а ты до сих пор не изменился. И почему-то это меня даже не удивляет.


Она разворачивается в нужную ей сторону, чтобы вернуться в комнату, где проходит терапия. Ей достаточно всего нескольких его предложений, чтобы понять, что он до сих пор застыл в том же дерьме, что и до этого. Что он всё такой же, каким был, когда они ещё учились вместе в школе.


— Милли! — Несколько секунд спустя Финн пошёл за ней следом. — Подожди, пожалуйста! — Неожиданно он обгоняет её и выворачивает прямо перед носом, не давая пройти дальше. — Прости, я не должен был этого говорить, это так…


О, она знает. Настроение снова поменялось, и теперь ей хочется поскорее уйти, прежде чем ей снова станет больно, но возвращаться в туалет нельзя — он не должен знать, что ей плохо, даже если она уже успела ударила перед ним лицом в грязь.


—… пребывание здесь не делает меня счастливым.

— Мне это не интересно, я серьёзно.


Она приподнимает руку, давая понять, что ему стоит наконец-то оставить её в покое, и пытается продолжить идти дальше по коридору, но он всё не отстаёт. Он берёт её приподнятую в жесте руку и почти притягивает её ладонью к своему лицу, и это почти-почти прикосновение заставляет её всю покрыться мурашками, а волосы встать дыбом, как будто по всему её телу прошёл электрический разряд.

А Вулфард в этот момент как раз читает прикреплённый к её запястью браслет, который ей выдали, когда она только сюда вселялась.


— Милли… — Финн, несмотря на её предостерегающий взгляд, не отпускает её, и она видит, что он расстроен. — Нет… — Она вырывает свою руку из его. — Я думал, что даже после нашего расставания… мы же договаривались…

— Но ты всё равно сделал это? — спрашивает она высокомерно — ей не нравится, что он навевает ей воспоминания о том времени, когда они были вместе. — Разве нет? Я здесь, но и ты тоже, так что не надо меня судить.

— Да, но от меня-то это было ожидаемо, — говорит Финн, когда она проходит мимо него, задевая его плечом. — Но не ты. Ты ведь сильная! Что тебя сломало?


Она чувствует, как судорожные всхлипы уже почти готовы вырваться у неё из груди, но нельзя, она не может позволить себе плакать о том, что уже давно прошло. Это для неё табу уже на протяжении довольно длительного времени — двух лет, если быть точной. Табу с того самого утра, когда она проснулась, а от него было всего одно сообщение…


«Ладно, пора быть с тобой честным. Правда в том, что я больше не хочу встречаться с тобой. Наши отношения меня больше не привлекают. Ты слишком далеко от меня для постоянных встреч, а твоя любовь для меня, как испытание.

Я бы хотел встретиться, чтобы сказать тебе об этом лично, но ты так не заинтересована в наших отношениях, что у тебя даже нет на это времени».


Через несколько минут Милли уже спускалась вниз по лестнице из своей комнаты, через гостиную, во внутренний дворик, где её родители точно не смогли бы её подслушать, и с отчаянием набрала номер Финна, который до сих пор был забит у неё в телефоне как «Finnie».

Она ждала, пока он ответит. Она не видела его уже две недели с тех пор, как он уехал в Калифорнию со своей группой.


— Привет, — отвечает ей Вулфард резким, серьёзным голосом — он редко разговаривал с ней таким тоном.

— Финн, я спрашиваю тебя в последний раз… — Это всё, что она говорит, потому что её голос дрожит; она боится того, что собирается сейчас сделать. — Но сначала я хочу, чтобы ты вспомнил обо всех тех моментах, когда мы были счастливы. Обо всех тех моментах, что мы пережили вместе. Вспомнил о том времени, когда мы расставались, и о том, когда мы сходились обратно. Я не прошу тебя вспоминать только хорошее, это было бы неправильно. Я хочу, чтобы ты вспомнил всё. — Она несколько секунд молчит, набираясь смелости сделать это. — А теперь я спрошу тебя, и это будет последний раз, когда я сделаю это, потому что больше я не собираюсь задавать тебе этот вопрос, ибо больше я не вернусь к тебе. — Она глубоко вдыхает воздух и выпускает его сквозь зубы. — Ты действительно хочешь окончательно порвать со мной?

Мгновение он ничего не говорит, и это самое длинное мгновение в жизни Милли.

— Да, это то, с чем ты не можешь бороться, Милли. Мы многое перепробовали, и я не знаю, что ещё делать.

Эти слова попадают ей прямо в голову, сердце и желудок. Он уже принял решение. Принял за них обоих.

— Хорошо, — отвечает Браун, пытаясь сохранить спокойствие, хотя она ощущает, что внутри она уже мертва. — Я хочу, чтобы ты знал, что я очень сильно люблю тебя, даже если ты в это не веришь. И я благодарю тебя за то, что ты успел дать мне за то время, что мы были вместе.

— Милли, я тоже всё ещё люблю тебя и также благодарю тебя за всё.

Ей хочется закричать, что он лицемер, и обозвать его ещё парой ласковых, но она решает вести себя, как взрослая.

— Я желаю тебе всего наилучшего. Надеюсь, твои мечты исполнятся. Было приятно познакомиться с тобой. Прощай.


Она не даёт ему ответить, обрывая звонок, кладёт свой телефон на садовый столик и несколько минут беспрерывно смотрит на него, ожидая, когда же Финн, преисполненный раскаяния, перезвонит, но этого не происходит, и в глазах закипают горькие слёзы, которые так и просятся наружу.


Родители зовут её на завтрак, и она понимает, что она не может показаться им в таком виде, потому что они не знают о её романе с Финном, а если они увидят, что она плачет, то начнут задавать слишком много лишних вопросов, на которые она никогда не захочет отвечать.

Она утирает слёзы рукавом своего свитера и переводит дыхание, прежде чем войти в дом.


Уже в своей комнате Милли обещает себе, что больше никогда не будет плакать, особенно из-за Финна Вулфарда.


Настоящее немилосердно тянет её обратно, и она фокусирует взгляд на стоящем перед ней парне, который пристально смотрит на неё, ожидая ответа на самый худший вопрос в её жизни.

Что её сломало? Ну, если бы она только знала…


Милли решает не отвечать. Вместо этого она сглатывает стоящие комом в горле слёзы и фальшиво и натянуто ему улыбается.

— Береги себя, Финн. — Единственное, что она говорит, прежде чем зайти в комнату терапии.


Внутри уже был их наставник — по возрасту близкий Наталии или доктору Хитону. У него были очаровательные черты лица, да и в целом он был красив собой.

Она решает сосредоточиться на происходящем и оставить Финна позади. По крайней мере, пока.


— Ты, должно быть, Милли.

Наставник широко улыбается, а Ноа манит её пальцем к себе — на тот же самый стул. С другой стороны от неё сидел Кири, после него Гейтен, а со стороны Ноа — тот самый темнокожий парень (как тесен мир). Видимо, она и правда была одной девушкой в группе. Хотя один стул пустовал, значит, кто-то отсутствует, и она надеялась, что это всё-таки девушка, потому что ей нужна подруга.


— Да, — запоздало отвечает она, присаживаясь рядом с Ноа.

— А я Джо, — представляется он. — И я рад, что ты здесь. Мальчики? — Остальные трое присутствующих согласно кивают. — Ладно, кто начнёт первым?

Он осмотрел молодых людей, сидящих кругом, и остановил свой выбор на том самом парне, который всё ещё читал тот же самый журнал.

— Гейтс?

Тот посмотрел в ответ, кивнул и отложил своё чтиво на пол.


— Привет, меня зовут Гейтен Матараццо.

Он сделал паузу, а все остальные ответили ему «Привет, Гейтен». Этот групповой ответ одновременно и испугал Милли, и позабавил.

— Я… посмотрим, как бы это сказать… — Он неуверенно потёр шею.

— Расскажи, как обычно. Милли теперь является членом нашей маленькой семьи. — Джо на удивление тепло ему улыбнулся.

— Точно! — Он несколько секунд щёлкает пальцами, собираясь с мыслями. — Ну, у меня серьёзный случай БАР. — У него были проблемы с произношением слов, но Браун молчала, хотя для неё половина его речи звучала немного неразборчиво. — Биполярное аффективное расстройство. — Мальчик покусал свою нижнюю губу. Его руки дрожали. — Обычно я могу контролировать себя до тех пор, пока не оказываюсь под давлением. Я принимаю лекарства. Думаю, я в порядке.

— Гейтен, — недоверчиво говорит ему Джо и хмуро смотрит на него, и Матараццо тут же поднимает обе руки, капитулируя, а потом вдруг начинает грызть свои ногти.

— Ну ладно, я попытаюсь рассказать вам правду… — Видно, что он очень взволнован. — Я здесь, потому что… — Его лицо принимает такое несчастное выражение, будто ему сообщили самые ужасные на свете новости. — Моя семья ненавидит меня.

— Гейтен, — повторяется Кири, и парень посмотрел на него.

— Но это правда! — На этот раз он говорит раздражённо. — Они не хотят заботиться о сумасшедшем мальчике! — Он вздыхает, и его настроение снова меняется. — Однажды я уничтожил школьную собственность, потому что мой учитель поставил мне А-, а не А+. — Теперь он выглядит обескураженным, и Милли его почему-то понимает. — Вот и всё.

Джо вздыхает и качает головой.

— Спасибо, что поделился, дружище. — Наставник сжимает его плечо и поворачивается к парню, сидящему с другой стороны от него. — Шнапси? Ты поделишься с нами своей историей? Я знаю, она короткая. — И улыбнулся.

Милли была тронута тем, что у всех здесь были свои милые прозвища.


— Привет, я Ноа Шнапп.

В ответ раздаётся немного нестройное «Привет, Ноа», и девушка думает о том, что в следующий раз она поприветствует рассказчика вместе со всеми.

— Ну, у меня нет никакого расстройства или чего-то в этом роде. На самом деле, моя история отлична от других. — Он начинает быстро перебирать пальцами — нервничает. — Когда мне было пятнадцать, я ехал в машине со своим отцом. Мы направлялись в Индианаполис на концерт Bon Iver, знаешь таких? — он обратился непосредственно к девушке, но согласно закивали все.

— Как будто это не единственное, что ты слушаешь, — ворчит себе под нос Гейтен, но было достаточно одного взгляда Джо, чтобы тот сразу затих.

— Это отличная группа! — возбуждённо поясняет парнишка, а потом продолжает рассказ: — Мы с папой вдвоём восхищались ими. Я хотел побывать на фестивале Folk Rock и решил отправиться туда на свой День рождения, однако в тот день погода была не очень хорошая. — Браун напряжённо задышала по мере развития событий. — Мы как раз ехали по федеральной трассе… и мужчина, который вёл огромную фуру, врезался в старую машину папы. — У него в глазах скопились слёзы, а Браун болезненно замерла на месте. — Папа не выжил… — бормочет он, — а я был без сознания… ну… знаете…

«В коме», — сразу понимает Милли.

— Прошло три года, прежде чем я очнулся… здесь. — Он неуверенно улыбается и пожимает плечами. — В постели комнаты корпуса С. — Ноа поджал губы. — Мне потребовалось время, чтобы снова научиться ходить, а также говорить. Я не могу совершать резких движений, а моё сердце в прекрасно отвратительном состоянии. Ещё меня мучают ночные кошмары, но месяц назад я переехал в корпус В, и всё продолжает улучшаться и улучшаться. — Закончил он обнадёживающим тоном.

— Так дальше и будет. — Джо улыбается ему и оборачивается к последнему парню. — Кейл? Почему бы теперь не рассказать тебе?

— А что? — спрашивает тот.

— Ну, на этой неделе ты достиг большого прогресса.


— Ну хорошо, — фыркает парень. — Меня зовут Калеб Маклафлин.

Остальные приветствуют его, как и прежде других, — «Привет, Калеб». Она чувствует себя почти знатоком, когда повторяет это вместе со всеми.

— У меня ОКР. — Ох, ну конечно, все здесь говорят аббревиатурами. — Обсессивно-компульсивное расстройство. — Он смотрел прямо, говорил очень быстро, используя руки, но ей было трудно его понять. — Вы, вероятно, думаете, что это не так уж и плохо, но это не так. — Он сделал маленькую передышку. — Всё не так уж и плохо ровно до того момента, пока с вами не случится что-нибудь ужасное, вроде того, что вас начинают высмеивать в школе, и вы приходите домой, в свою комнату, в свою зону безопасности, где всё всегда хорошо, или того, что вы обнаруживаете, что вас невыносимо бесит собственный старший брат. Бесит до тех пор, пока вы не набрасываетесь на него с кулаками, избивая до такого состояния, что его отвозят в больницу, а вас — в психиатрическую клинику, чтобы «исцелить» от нервного срыва, который вы перенесли, как будто наркотики могут чем-то вам помочь, и вот однажды вы обнаруживаете себя, повторяющим одну и ту же историю снова и снова группе идиотов и странной девушке, — грубо заканчивает он, скрещивая руки на груди. Милли была ошеломлена. — О, но не волнуйся, здесь ты найдёшь хороших друзей и, хотя нет интернета, здесь есть потрясающая еда.


— Это в первый месяц, а потом тебе надоело, — произнёс вдруг хриплый голос, отвлекающий её.

Она оборачивается как раз тогда, когда Финн закрывает за собой дверь в комнату; Милли хочет умереть.

— А вот и ты, Финнлард. Хорошо, — говорит Джо и указывает на пустой стул рядом с Гейтеном. — Раз ты тут, почему бы тебе не продолжить?

На мгновение Браун думает о том, чтобы встать и уйти, но тогда она покажет своё неуважение к остальным.

— Кейл задал неплохой уровень своей историей, как думаешь, ты сможешь его преодолеть?

— Я попробую, — отвечает он с надменным видом, а Милли растерянно оборачивается к Ноа, не зная, что ей делать.


— Я хотел тебе сказать, но ты ушла раньше, чем я успел это сделать… — шепчет он ей виновато.


========== Часть 4 ==========


— Я родился в ветреную ночь двадцать третьего декабря, и, когда я появился из чрева моей матери, я уже знал о том, что хочу играть на гитаре… — начинает Финн, а остальные три парня и Джо тут же вдруг завыли и засвистели. — Что? — спрашивает он, невинно глядя на них.

— Вулфард, мы не хотим слушать твою автобиографию о том, что как ты стал воплощением Стиви Вона. Переходи уже ближе к делу, — ворчит Джо, пока тот идёт к оставшемуся пустому стулу.


Милли думает о том, что это, видимо, шутка. Она думает о том, чтобы прямо сейчас выбежать из комнаты и побежать в офис Наталии, и попросить её о смене группы.

Иди, давай, вперёд! Сделай это!


— Хорошо, — говорит Финн немного раздражённо, усаживаясь на стул, а после и вовсе вальяжно разваливаясь на нём. — Я Финн Вулфард. — Сразу же послышалось «Привет, Финн» от других, но не от неё. Она знает начало его истории и не уверена, что хочет услышать её трагический финал. — Мой отец умер, когда мне было десять, и я настолько погрузился в собственный мир, что даже не заметил этого. Это было странно. А потом я пошёл в местную школу. У меня не было хороших друзей, потому что каждый ищет что-то своё, так что я никого не виню. Я не знаю, в какой именно момент я начал пить и курить, но это было то, что вдохновляло меня наравне с музыкой. Иногда мне казалось, что я ничего не почувствую, когда буду покидать этот мир. Но каждый раз это был лишь кратковременный эффект забвения, и каждый раз я возвращался в свою дерьмовую реальность. — Он замолкает, пожимает плечами и смотрит на Милли, которая уже прекрасно знала эту часть его жизни.


Тогда она была всего лишь тихой библиотечной мышкой с самыми лучшими знаниями по математике, из-за чего её и приставили репетитором к мальчику на класс старше неё — он был одним из тех, кого в школе назвали «популярным», а также он был её самой ужасной ошибкой в жизни.


— И потом, за год до окончания…

«Нет! — думает про себя Браун, скривившись. — Не вспоминай эту грустную историю!»

—… я познакомился кое с кем, с кем я был собой. Она была искренняя. Да, у неё были недостатки, но у всех они есть, и я просто забил на них, и какое-то время всё было просто отлично. Она поощряла мои мечты о будущем, советовала следовать им, и тогда я прислушался… Когда я окончил школу, я уехал вместе со своей группой в Калифорнию, потому что желал преуспеть на музыкальном поприще. Она не поехала со мной. И вскоре я вернулся к своему старому образу жизни: вечеринки, алкоголь, сигареты, наркотики — в общем, к тому, чем я не мог заниматься, пока был «связан» с ней. Так мне говорили друзья из моей группы. — Финн снова пожимает плечами, а Милли чувствует, как её сердце неприятно колет, потому что завуалированно Финн будто хочет сказать сейчас о том, что их роман — это самая печальная и скучная вещь в его жизни. — Поэтому я порвал с ней. И вернулся к такой жизни, в которой самое главное — это повеселиться любой ценой. Я делал много глупостей, но меня это не волновало. А моя группа тем временем становилась всё более и более знаменитой. Внезапно у нас появились толпы поклонников, и в тот момент я подумал, что достиг пика славы и своей карьеры. — Он рассказывал это так отвлечённо, как будто не о себе, как будто это не он сам прожил всю эту невероятную жизнь. — Но однажды я вернулся к себе в квартиру и понял, что… у меня ничего на самом деле нет. Что каждую ночь я один. Что меня никто не любит. С этого всё и началось. Это называется депрессией, дистимическим расстройством. Я столько всего прочитал по этому поводу, что мог бы сейчас рассказать обо всех её симптомах и последствиях, но вам станет ещё скучнее. — Он грустно улыбнулся. — Это генетическое. У моего отца тоже это было, но с ним никогда не занимались. И поэтому, когда я сам начал этим страдать, я сначала не замечал никаких признаков. Просто в один день всё хорошо, а в другой всё внезапно теряет смысл. Я помню, как однажды пришёл с концерта и начал рыскать по квартире в поисках таблеток, а когда я их не нашёл, это вызвало во мне целый ряд странных чувств и эмоций. Отец мёртв. Я остался один. И я был тем человеком, кем на самом деле не хотел быть. Я знаю, сейчас это покажется слишком драматичным, но тогда, когда я осознал это, я просто… сделал то, что сделал. — Её потерянный взгляд замирает на его запястьях, обвязанных белыми бинтами. — Я помню ванную, лезвие и что-то чёрное. Это всё. А потом я очнулся в больнице, и продюсеры группы заставили меня уйти. Группы не может быть, если я не здоров. — Закончил он, опустив голову.

— Тебе не хватает лишь проводника света. — Джо улыбается ему и сжимает плечо. — Спасибо, что поделился своей историей, мы всегда рады послушать тебя, — говорит он и вдруг оборачивается к Браун. — Ну, Милли, теперь твоя очередь.


Что ж, пришла пора решиться.

— Меня зовут Милли Бобби Браун. — Она стала нервно покусывать ноготь большого пальца, когда все хором ответили ей «Привет, Милли». — Я начинающая актриса, учусь в Чикагском университете. Актёрское искусство люблю больше всего на свете, а умение перевоплощаться в других людей кажется мне вообще чем-то прекрасным и исключительным. — Она говорила это с улыбкой на лице. — У меня были проблемы, и… я думаю… я не знаю… Просто однажды моё тело не выдержало всего этого, и я сломалась, и только после этого мои родители наконец-то поняли, что со мной что-то не так, хотя со мной всё было не так ещё лет с четырнадцати… И поэтому они отправили меня сюда, — ловко закончила она без лишних слов.

Она не хотела ничего говорить, потому что была не готова к этому, хотя все с любопытством смотрели на неё, ожидая куда больших подробностей.

— Хорошо, если это то, чем ты готова поделиться с нами сегодня, то ничего страшного, — спокойно говорит ей Джо. — Ты можешь рассказать обо всём потом. — В его голосе звучит такая уверенность, что Милли невольно думает о том, что она и правда когда-нибудь должна это сделать.


Остальная часть терапии проходит спокойно. Калеб много болтает, а Браун слушает его; он кажется ей очень хорошим парнем, и ей очень жаль, что с ним такое произошло. И то, что произошло с Ноа и Гейтеном, тоже очень печально.


Когда групповая терапия заканчивается, трое парней приглашают её посидеть с ними в столовой, и Милли соглашается лишь потому, что Финн, ссылаясь на усталость и желание поспать, не идёт с ними.

***

После того дня всё относительно налаживается. Она подружилась с Калебом, Гейтеном и Ноа, мало-помалу узнавая их всё больше, и вскоре они сблизились до такой степени, что теперь всегда ели вместе (и не забывали Милли напоминать об этом).

Но всё-таки иногда она чувствовала себя нехорошо и как будто снова возвращалась на исходную. Голос у неё в голове говорил ей, что что-то идёт не так и что старые методы уже начинают давать сбои и не работают.

***

В среду, как и всегда, у неё встреча с доктором Хитоном. Когда она идёт к его офису, она чётко понимает, что не достигла поставленных ей на прошедшую неделю задач, отчего она ощущает себя неловко.


В больничном крыле всё пахнет медикаментами, повсюду ходят туда-сюда молчаливые медсёстры в белом, а ещё всё это очень близко к корпусу С, и Милли невольно думает о том, что это место каким-то странным образом похоже на скотобойню.


Как только Браун подходит к двери, она сразу же стучит в неё. Через несколько секунд та распахивается, и перед ней оказывается улыбающийся доктор. Наверняка он очень любит свою работу, ибо как ещё тогда объяснить эту его улыбку, когда он работает в этом злачном месте с подобными ей пациентами?


— Милли, — приветствует он, пропуская её внутрь.

Она присаживается в кресло перед его столом.

— Ну, давай посмотрим, как ты вела себя на этой неделе. — Он достаёт отчёт за прошедшие семь дней. — Нат сказала мне, что ты записалась в группу к Джо.


Редко бывало так, что она сама подбирала тему для разговора в те моменты, когда от неё пытались добиться какой-либо информации. Вообще-то это работа её куратора или её наставника, хотя в этой клинике, похоже, все готовы тебя выслушать. Раньше, когда она ещё была дома с не понимающими её родителями, ей этого не хватало, но сейчас, когда у неё есть возможность выговориться и поделиться с кем-то своими проблемами, ей это не нравится.


— Это… весело, — отвечает она. — Я познакомилась с несколькими парнями.

— Ноа? — с интересом спросил доктор, и Милли удивилась. Откуда он узнал? — Не волнуйся, я не слежу за тобой. Он сам мне вчера много чего о тебе рассказывал, когда приходил ко мне на осмотр.

— Надеюсь, что только хорошее, — настороженно говорит девушка.

— Разве ты его не знаешь? — усмехается Хитон, и Браун мысленно соглашается с ним.

Ноа как поздравительная открытка — яркий, запоминающийся, не говорящий плохого о других и всегда с добрыми пожеланиями и намерениями. Да, лучшего описания для него и не найти.

— Он хороший мальчик.

— Я знаю, — говорит доктор вдруг с печальной улыбкой. — Он мой сводный брат.

И это то, что застает её врасплох. Ноа никогда не рассказывал ей об этом.

— Мой отец является директором этого медицинского учреждения, но в то время он был ещё доктором и вёл его дело. Тогда-то он и познакомился с матерью Ноа. — Хитон пожимает плечами. — Только Ноа не очень понравилась эта ситуация.

— Мне кажется, ему просто было трудно принять то, что его отец умер, а его мать сошлась с кем-то другим. Я бы тоже не смогла справиться с чем-то подобным.

— Ну хватит, — вдруг обрывает её Чарли, возвращаясь к отчёту. А потом вдруг сам снова продолжает: — По какой-то неведомой мне причине я люблю его и очень ценю. Он для меня как родной брат.

Браун не знает, зачем он рассказал ей сейчас что-то настолько личное. Может быть, это как какой-то своеобразный ход, позволяющий ей чувствовать себя не так неуверенно? Ведь после её прибытия сюда все всё о ней знают, а она не знает ничего.

— Это хорошо. — Единственное, что отвечает ему Милли.

— В любом случае, — говорит Хитон, закрывая тему, — давай уже начнём.


Осмотр — это скучно, он ничем не отличается от обычного осмотра в больнице. Доктор измерил ей давление, послушал сердце, проверил уши, глаза и горло, спросил про пищеварение. И только сейчас Милли заметила в зеркале, что выглядит несколько иначе.

Её скулы стали ещё сильнее выделяться, руки стали костлявыми, а рёбра буквально просвечивались сквозь кожу. Это выглядело на самом деле жутко.


— Что ж, пришло время тебя взвесить.


Она кивает и идёт к весам, не задумываясь, стягивает обувь и встаёт на платформу, закрывая одновременно с этим глаза, — она не хочет видеть результат.

Через несколько секунд доктор Хитон разочарованно вздыхает, и Милли ощущает из-за этого жгучий стыд перед ним. Ну и на сколько же она снова похудела?


— Ты потеряла три килограмма, Милли, — говорит он, а его добродушная улыбка исчезает с лица. Он пристально смотрит на неё. — Что-то случилось, из-за чего ты себя неважно чувствовала? — спрашивает Чарли, а она не может ему ответить — язык как будто прилип к нёбу.


Она понимает, что всё это очень печально, потому что это означает, что она не сможет как можно скорее вернуться домой. К счастью, доктор Хитон не настаивает на ответе, лишь молчит, а после садится за документы.


Милли спускается с весов, обувается и снова усаживается перед ним за стол. Она краем глаза замечает, что в её графике состояния нет звезды за эту неделю, и, хотя она думает, что эта система смехотворна, она понимает, что всё равно не оправдывает чужих ожиданий. И поэтому Браун чувствует ещё более дерьмово.


— Боюсь, если ты не сможешь набрать вес за следующую неделю, то мне придётся запретить тебе занятия актёрским искусством.

Милли посмотрела на него в ужасе. Нет! Он не может!

— Я поправлюсь! — немедленно заявила она с полной уверенностью. — Не делайте этого, пожалуйста! Это единственное, что поддерживает меня! — с мольбой в голосе говорит девушка.


Наконец-то Чарли отпускает её с наставлениями вести себя хорошо и лучше питаться. Она уходит, согласно кивая, хотя понимает, что справиться с этим будет куда сложнее, чем ей кажется.


========== Часть 5 ==========


Единственное, что она делает в последующие дни, — это ест злаковые батончики. Круглые сутки. Только закончится один, как она тут же начинает за ним другой. Она заполнила ими все карманы в одежде и грызла их везде, где бы она ни была и что бы она ни делала.


Она чувствовала себя отвратительно из-за того, что её желудок теперь был постоянно переполнен, но, чтобы излечиться, ей нужно есть, а желание вернуться к практическим занятиям по актёрскому искусству подстёгивало её не опускать руки и, стиснув зубы, терпеть. Неважно, сколько ей придётся съесть этих чёртовых злаковых батончиков, она всё равно сделает это.


Чтобы сильно не зацикливаться на этом, она решает сосредоточить своё внимание на ребятах. Семь дней она возилась с ними, как с детьми, — мальчишки любили выполнять свои домашние задания, которые выдавал им Джо на терапии, и придумывать для себя новые развлечения в пределах клиники.


С Гейтеном у неё были глупые розыгрыши вроде тех, когда нужно подбежать к двери, постучать в неё и быстро убежать обратно, уже из-за угла наблюдая за тем, кто именно выйдет на стук и будет потеряно оглядываться по сторонам. Это было так по-детски, но она никогда не делала этого раньше, поэтому ей нравилось.

Ещё они очень много времени проводили в общей комнате корпуса В, высмеивая остальных присутствующих. У Гейтена было несколько специфическое чувство юмора, из-за чего собственные шутки зачастую понимал только он один. А временами он становился неожиданно молчаливым и замкнутым, и Милли начинала понимать, что это всё часть его психического расстройства.


С Калебом у неё было много разговоров. Точнее, грубо говоря, монологов, потому что в основном говорил парень. Очень много говорил. Гораздо больше, чем обычный человек, но она считала это удивительным и даже немного милым. Калеб шутил по тысяче и одному анекдоту в минуту, а она старалась не отставать от него и не терять нить постоянно прыгающего повествования. Большинство его заданий от Кири строилось на концентрации внимания, и Маклафлин повсюду таскал с собой Милли, потому что она помогала ему справиться с ними (если честно, ей и самой доставляло удовольствие делать это). Со временем она поняла, что Калеб такой же интересный человек, как и Гейтен, разве что у него было не так много вещей, которые могли его обидеть.


А ещё между парнями завязалось соревнование — придумай милое прозвище для Милли, потому что, как сказал Джо, у всех в группе оно должно быть. Победитель получал какой-то там приз. И за несколько дней ребята придумали ей порядка двадцати различных прозвищ: Миллс, Миллисис, Милки Вэй, Милли пай, Милевен — и многое-многое другое, но они всё никак не могли достичь единодушия в вопросе выбора.


Соревнование внезапно заканчивается в тот момент, когда Финн с усмешкой выдаёт «Миллстер». И теперь каждый называл её так, неумолимо напоминая ей о тех временах, когда они с Вулфардом ещё были вместе, но она старалась абстрагироваться от этих тяжёлых воспоминаний, и каждый раз, когда кто-то называл её Миллстер, она думала о своих новых друзьях. Впрочем, не особо успешно.


Один Ноа звал её Бони, объединив буквы в названии своей любимой группы (Bon Iver), а всё потому, что это слово якобы ассоциировалось у него с её фамилией — Браун. Милли считала, что они совершенно не похожи между собой, но если ему так сильно хочется, то она не возражает.

К слову, за прошедшею неделю Ноа и Милли становятся ещё ближе, и то время, что они проводят вместе, посвящено просмотру фильмов и задушевным разговорам, в которых девушка делилась интимными (в плане, что очень-очень сокровенными) подробностями своей личной жизни, потому что Шнапп сам по себе был не особо разговорчив — он предпочитает слушать других, и это так странно влияло на неё каждый раз, как какое-нибудь зелье правды. Браун казалось, что она никому (даже любимой сестре Пейдж) не рассказывала так много о себе и своей жизни. Исключением был разве что Финн, но это было так давно, что она предпочла бы не включать его в свой список доверенных лиц. Она была уверена, что всё, о чём она рассказывает Ноа, навсегда останется только между ними.


А ещё одна часть Милли была несколько озадачена тем, что Финн не появлялся в поле её зрения все эти дни. Она с интересом слушала о том, как на прошедшем Хэллоуине тот был Венкманом в их команде охотников за приведениями, и впитывала в себя ещё много других историй, связанных с ним.

На групповой терапии Вулфард был не особо разговорчив, впрочем, как и она. Больше всех всегда болтал Калеб, но все уже привыкли к этому — они внимательно слушали его о том, что же у него произошло в жизни за последнее время.

***

На новом осмотре у доктора Хитона Браун узнаёт о том, что она набрала обратно три килограмма. Доктор был искреннее рад за неё; он поздравлял и хвалил девушку, а она лишь смущённо ему улыбалась. Теперь всё это казалось ей не таким уж и ужасным, и она была рада, что её не будут ни за что ругать.


Но самое главное в этот день было то, что ей вернули ключи от зеркальной комнаты, а ещё бонусом выдали небольшой чёрный проигрыватель со словами «Тебе это наверняка понадобится». И Милли буквально светилась от счастья, когда покидала врачебный кабинет. Она очень надеялась, что больше никогда не подведёт этого милейшего человека, доктора Хитона.


Была как раз пятница (Чарли проводил сегодня незапланированный осмотр из-за её ухудшившегося на прошлой неделе состояния), поэтому она побежала к себе в комнату и начала рыться в вытащенном из-под кровати чемодане в поисках нужных вещей. Она была уверена, что брала с собой сценарий «Призрака оперы» и диск с музыкой оттуда же. Найти бродвейский сценарий, кстати, было не так уж и просто. Это стоило ей почти ста долларов, но зато теперь она имела на руках печатный вариант всей постановки от начала до конца. Глянцевый переплёт уже немного потрепался, а любимые моменты были обведены маркером и заложены разноцветными закладками. Она не теряла надежды на то, что однажды действительно выступит в Бродвее с этой постановкой.

После того, как буквально со дна чемодана она извлекла сценарий и запечатанный в пластиковую коробку CD-диск, Милли переоделась в свежую и удобную одежду — тянущиеся лосины, свободная светлая футболка и любимые конверсы.


До зеркальной комнаты она добралась быстро и без происшествий. За ту неделю, что её не было, здесь ничего не поменялось. Она поставила небольшую бутылку с водой и сценарий на лавочку, а проигрыватель установила рядом со свободной розеткой. Вскоре по помещению тягуче полилась одна из композиций Эндрю Уэббера. У неё по коже сразу же пробежали мурашки — как же давно она не слушала эту музыку.


Она решает начать сразу с одной из самых эмоционально трудных сцен — последней встречи Призрака и Кристины. О да, она мечтает сыграть Кристину Даэ в самом Бродвее. По крайней мере, голос и актёрские задатки позволяют ей хотя бы думать об этом.


Милли выбирает нужную композицию в списке, открывает сценарий почти в самом конце, на заложенной красной закладкой странице, и начинает громко и уверенно зачитывать свои реплики. Она эмоционально взмахивает руками, играет не только телом, но и лицом, драматично вздыхает и возводит глаза к потолку. Когда она заканчивает, Браун неожиданно понимает, что очень быстро выдохлась, хотя почти ничего, собственно, и не сделала.

Она тяжело дышит и облокачивается на поручень, ощущая неприятную слабость во всём теле.


— Это было очень хорошо.

Она оборачивается лицом ко входу, к которому всё это время стояла спиной, и видит в дверях Финна. И как долго он за ней наблюдает? Почему она сразу его не заметила? Неужели она настолько потерялась в своей героине?

— Теперь я вижу, как именно ты поступила в Чикагский университет.

— Откуда ты?.. — начинает она, но обрывает саму себя, заставляя неоконченный вопрос повиснуть в воздухе.

— Ты сама об этом говорила. — Он пожал плечами. — А вообще мне ещё раньше сказала мама. — Циничная улыбка появилась у него на лице. — Видимо, в нашем маленьком чикагском пригороде больше нет тем для обсуждения, кроме как твоё поступление. Милли Бобби Браун — гордость Уитона. Поступила в лучший университет штата, изучает там актёрское искусство. Идеал, к которому нужно стремиться. — Он вдруг горько хмыкает. — Я даже не знал, куда ты хотела поступать. Ты мне никогда не говорила об этом.

— Может быть, я не говорила потому, что ты никогда не позволял мне этого сделать? — огрызается Милли. Не то, чтобы она хотела с ним ругаться, но это его замечание задело её. — Мы всегда говорили только о тебе. О том, насколько ты удивительный гитарист и какие у тебя грандиозные планы на будущее. Между нами всегда была эта пропасть — твои мечты воспринимались как реальные и важные, мои же казались неправильными и детскими.

— Конечно, — моментально парировал Финн, — если ты сама не хотела мне об этом говорить. — Браун ничего не отвечает и возвращается к сценарию у себя в руках, начиная пролистывать его в поисках новой сцены для репетиции. — Не знаю, почему меня сейчас это так удивляет. Я давно уже должен был привыкнуть к твоему молчанию.

— Должен, — глухо отзывается девушка.


Она очень надеется, что он услышит в её голосе нежелание разговаривать с ним и всё-таки покинет зеркальную комнату, потому что она хочет наконец-то нормально позаниматься столько времени спустя. В одиночестве. Без его присутствия, которое может всё только разрушить.


Когда Милли думала о встрече с Финном, она надеялась, что это произойдёт при абсолютно других обстоятельствах. Она надеялась, что они встретятся на каком-нибудь великосветском мероприятии, когда она бы выглядела неотразимой и фантастической, а он был бы всё тем же неразборчивым музыкантом. Она бы похвасталась ему своей невероятной актёрской карьерой и в целом позиционировала бы себя как счастливую и успешную девушку (или уже женщину), которой было хорошо и без него. Она надеялась, что он увидит её такой и пожалеет о том, что бросил её когда-то.

А что в итоге? Она стоит перед ним, сломленная и больная. Несчастная. Он видит её страхи, боль и агонию, её тщетные попытки выбраться из всего этого кошмара. Это точно не то, на что она надеялась. Это было определённо весьма удручающее зрелище.


— Я не понимаю, как можно практиковаться в чём угодно вот под это. — Вулфард кивнул в сторону играющего проигрывателя. Милли фыркает, а он продолжает: — Серьёзно, это скучно. Это абсолютно неподходящая музыка.

— Ну да, это ведь не то, что ты слушаешь. — Она упорно, но бессмысленно снова и снова пролистывает сценарий в руках, пытаясь хоть чем-то себя занять.

— Я так и знал, что ты это скажешь. Ты ненавидишь мой психоделический рок, — Финн говорит это с надменной улыбкой.

О, девушка прекрасно знает, что именно она обозначает — насмешка.

— Я не ненавижу его, — отвечает она с лёгкой улыбкой. — Я люблю Jefferson Airplane. Голос солиста просто… — Милли замирает, как будто раздумывает над словом, постукивая сценарием по губам. — Завораживает. И тексты у них очень интересные.

Она видит, как удивлённо вытягивается лицо Вулфарда, — это абсолютно бесподобная реакция на её слова. Кажется, он действительно впечатлён её ответом. Браун, довольная произведённым эффектом, продолжает:

— О, ещё мне нравится Blue Cheer, ну, знаешь, те самые, которые экспериментировали со звучанием своих песен. Потом Steppenwolf и Hawkwind. А, ну и, конечно, Сид Барретт. Он красавчик.

— Звучит неплохо, — говорит Финн с широкой и радостной улыбкой. — Я, кстати, хотел бы быть его гитаристом.

— Я знаю. — Браун пожимает плечами; как будто он не твердил ей об этом раньше. — Cream тоже неплохие.

— О нет, они слишком коммерческие. — Показушно кривится парень.

— Конечно-конечно, — передразнивает его Милли. — Но я всё равно их люблю. Наряду с Iron Butterfly и их «In-A-Gadda-Da-Vida»

— Эта песня была очень популярна. А ещё…

— Она изначально должна была называться «In the Garden of Eden», но кое-кто был под наркотой, и они этого не сделали, я знаю.

Девушка сама гордилась своими знаниями, что уж говорить про Финна — тот, кажется, был восхищён.

— С чего вдруг такие познания в музыке? — спросил он, склонив голову набок.


Милли не отвечала. Это было слишком личное. То, о чём он никогда не должен узнать.

Не рассказывать же ей, что она буквально заставляла себя слушать эти песни несколько месяцев подряд, собирая о них информацию в Интернете. Она понимала, что чем поверхностнее будут у неё разговоры с Финном, тем хуже у них будут складываться отношения. А о чём он любит постоянно говорить, кроме как не о своей музыке? Вот она и пыталась любым образом наверстать упущенное, чтобы не быть такой невеждой в этой области.


— Милли? — вдруг расстроенно спрашивает парень. — Почему, чёрт возьми, ты не отвечаешь на мои вопросы?


Она снова не отвечает. Ведьтеперь ей не требуется всегда отвечать ему, потому она больше не его девушка, и от этого она чувствует себя свободнее. Не нужно больше угождать ему, пытаться что-то выдавить из себя, когда у неё даже нет на это ответа.


По комнате разлилась знаменитая одноимённая с постановкой мелодия «Призрак оперы», когда Вулфард, тяжело выдохнув, посмотрел на неё и снова заговорил:

— Знаешь, у меня была мечта, что, когда мы встретимся вновь, я буду известным музыкантом. У меня бы уже было несколько популярных альбомов, я был бы богат и знаменит. Я надеялся, что при нашей встрече ты не будешь всё той же неуверенной в себе девушкой, которая всегда предпочитала прятаться от проблем. — Милли поверить не может в то, что он сейчас говорит. Она отрывается от сценария и пристально смотрит на него. — Технически, всё так и было, хотя слава была ещё не так велика. Тогда я думал, что встречусь с совершенно противоположной Миллстер. Мы бы увидели друг друга, и ты была бы неотразимой и фантастической. Я всегда думал, что тебе нужно стремиться к чему-то большому, хотя и не говорил тебе об этом. — Браун жадно рассматривала лицо Финна: его глаза, нос и губы. — Хотя это было очень больно, но я был рад, что с тобой всё в порядке, что ты двигаешься дальше. А потом случилось что-то, о чём я не знаю, и вот ты здесь. И это разрывает мне сердце. Как так получилось, что мы оба, пройдя абсолютно разные пути, в итоге очутились здесь вместе? — Он потерянно осматривал зеркальную комнату. — Ладно ещё я, от меня это было ожидаемо. Но ты? Это ведь сумасшествие.

— Что ты имеешь в виду? — едва слышно прошептала девушка.

— Ты та из нас двоих, кто была сильна духом, ты та, кто была рациональна и последовательна, ты та, у кого была железная воля и доброе сердце. Идеальная девушка. А я наоборот, — он горько усмехается и качает головой, — был слабым и непостоянным. Ходячая катастрофа. И это не укладывается в моей голове. Что же случилось с тобой, Миллстер?


Последний вопрос он произносит тёплым голосом с очень нежной улыбкой. Он звучит как само понимание, как участие и покой. Он звучит так, будто ему действительно есть до неё дело. И года два назад она бы обязательно ему всё рассказала, но та Милли, которую он знал, и та, которая стоит перед ним сейчас, — совершенно разные люди. Сейчас она окружена ледяной стеной, которая позволяет ей выжить.


Милли отвернулась и снова открыла сценарий на зелёной закладке.

— Это уже больше не твоё дело, — ответила она равнодушно.

Не прошло и пары секунд, как она услышала, что дверь в зеркальную комнату закрылась. Финна внутри не было.


Браун не хотела задумываться о том, что именно сейчас произошло, и уделять этому своё внимание. Но гнев захлёстывал её с головой — она чувствовала, как злость и обида стоят комом в горле. Какое он имеет право приходить к ней после всего, что он сделал, и требовать от неё ответов на свои вопросы?


Из сегодняшней встречи Милли сделала два неутешительных вывода.

Во-первых, она всё ещё ужасно злилась на него за его поступок.

А во-вторых, где-то в глубине души у неё всё ещё были чувства к нему. Но ей ни в коем случае нельзя было им поддаваться — слишком непозволительная роскошь, которая могла убить её.


========== Часть 6 ==========


Это было воскресенье, и в этот день всегда случается кое-что… Кое-что, что Милли ненавидит всем сердцем. Воскресенье — это день для посещений. И в том, что она его не любит, нет ничего удивительного — за те три недели, что она провела в этой клинике, никто к ней так и не приехал и не позвонил (она спрашивала), а ещё никто не берёт трубку, когда она звонит им сама. И каждый раз она задаётся закономерным вопросом — а есть ли у неё семья вообще? Потому что с таким отношением она кажется какой-то сюрреалистичной.


Она понимает Пейдж — её старшая сестра хоть живёт и не так далеко (в Чикаго), но у неё есть своя семья, работа. Она может быть просто крайне занята. К тому же именно она была тем человеком, который отвёз сюда Милли, и теперь Браун больше не хочет её беспокоить.

Чарли тем более не может — он живёт в Лондоне со своей девушкой, а ещё у него там очень хорошо оплачиваемая работа, с которой просто так не вырваться.

Ава находится сейчас в трудной для неё стадии полового созревания, и Милли не хочет лишний раз загружать её своими собственными проблемами.

Но родители? Неужели она им настолько безразлична? Видимо, да, потому что те даже ни разу не позвонили спросить, как она здесь устроилась.


Это дико, но какая-то её часть уже даже смирилась с этим. Она ведь больше не идеальная дочь. Ей даже не стоит больше считать себя членом семьи Браун.


— Ладно, не стоит думать об этом, — прошептала она сама себе под нос, поднимаясь со стула у окна, где просидела последний час, наблюдая за тем, как приезжают и уезжают чьи-то родственники и друзья для того, чтобы повидаться с другими пациентами.

Она тешила себя очередной иллюзией увидеть в толпе знакомое лицо; не удивительно, что этого не случилось. Снова.


Она надевает удобную одежду, обувается, берёт сценарий и решает пойти попрактиковаться, раз все сейчас заняты со своими родными и близкими. Милли покидает свою комнату, идёт к лифту и менее, чем через минуту, оказывается на первом этаже. Она настолько поглощена своими мыслями и планами на ближайшую репетицию, что не замечает стоящего человека и врезается прямо в него, неуклюже взмахивает руками и падает на пол, зажмуриваясь.


— Прости, Милли.

Она распахивает глаза, когда слышит знакомый голос, и запрокидывает голову, чтобы увидеть протянутую ей руку. Браун всё ещё несколько растеряна, но она принимает помощь и поднимается с холодного пола.

— Прости ещё раз, я тебя не заметил, — извиняется парень, почёсывая затылок. Он действительно выглядит виноватым.

— Всё в порядке, Ник, — отвечает девушка.

Она всё ещё была под большим впечатлением от того, что, покинув свою комнату буквально пять минут назад, она уже успела столкнуться со старшим Вулфардом. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что он к Финну; они всегда были очень близки.

— Ты же меня знаешь, я вечно рассеянная.

— Ну да, Браун, — сказал он, нежным движением взлохматив ей волосы; его заразительная улыбка передалась и ей, навевая волну воспоминаний.


Они всегда были хорошими друзьями. Оба хотели для Финна лучшей жизни, оба заботились о нём. В общем, они были действительно неплохим тандемом; настолько неплохим, что зачастую Ник в свои планы на выходные включал не только своего младшего брата, но и её тоже. Они частенько подолгу разговаривали ни о чём, Ник давал ей хорошие советы, и в те моменты, когда Финн и Милли ругались, именно Ник был тем, кто направлял их в мирное русло. Даже после того, как всё закончилось и Финн уехал, его старший брат продолжал очень тепло приветствовать девушку каждый раз, когда они встречались. Она не знала, хорошо это было или не очень.


— Ты не изменилась.

— Ты тоже, — отвечает Милли с неловкой улыбкой. — Ну и… как дела вообще?..

— Очень хорошо. — Он сморщился, как будто попытался что-то вспомнить. — Ну, насколько это может быть хорошо. Ну, ты знаешь… — Да, она действительно знает. — А твои как?

— Неплохо, — бормочет она всё с той же неловкостью из-за всей этой ситуации. — Ну, насколько это может быть неплохо, — добавляет Браун, чтобы разбавить несколько гнетущую атмосферу, и Ник смеётся.

Он выглядит уже таким взрослым. Уже самый настоящий глава семьи. Зрелый. Хотя он ведь и не намного старше неё самой.

— Я думаю, люди говорят об этом, ну или, возможно, тебе Финн уже рассказал, почему я здесь.

— Ты шутишь? — тихо спрашивает Ник, и Милли не понимает, что случилось. — Он ничего не упоминал о тебе, хотя удивительно, что он не растрезвонил об этом в первые пять минут после встречи с тобой. — Это заставляет девушку почему-то хихикнуть.

Они стояли на небольшом расстоянии друг от друга, и старший Вулфард время от времени выискивал глазами в толпе своего брата, а потом вдруг наклонился ближе и начал шептать:

— Между нами — я очень надеюсь, что ты поможешь этому дураку.

— Ник! — ругает она его. — Пожалуйста, только не говори мне, что ты надеешься на меня.

Парень выпускает смешок, и это заставляет её немного расслабиться. Возможно, он шутит?..

— Сказать тебе правду?

— Да, пожалуйста, — разрешает Милли.

Ей действительно любопытно.

— Я думаю, что вы здесь вдвоём по какой-то причине, — говорит он, скрещивая руки на груди. — Я имею в виду… Я не думаю, что это простое совпадение. — Браун закатила глаза. — Магия! — шепчет он.

— О, не начинай. Мне больше не шестнадцать, и я не верю в такие сказки.


Эта глупая вера в то, что между ней и Финном, пока они ещё встречались, было что-то сверхъестественное. Волшебное. Магическое. Что-то, что заставляло их вновь и вновь сходиться обратно. Они ссорились, расходились, но в конечном счёте всё равно возвращались друг к другу. И в те периоды, что они были порознь, они постоянно вспоминали друг друга. А ещё их случайные встречи происходили действительно в самых неожиданных местах, как будто они притягивались друг другу как стрелка компаса к северу. И конечно, в их возрасте, когда они были… влюблены, им это казалось чем-то волшебным. И они совершили в своё время глупость, как-то раз рассказав об этой их «магии» Нику, который поднял их обоих на смех и потом прикалывался над ними ещё несколько последующих недель.

Однако после того, как Финн уехал, вся магия закончилась. И Милли поняла, что это было самой бредовой бессмыслицей, которую она только придумывала в своей жизни.


— Очень жаль, ведь сейчас я понимаю, что, возможно, ваша магия действительно реальна.

Нет, пожалуйста! Ни один здравомыслящий человек не поверит в эту глупость.

— Пожалуйста, скажи мне, что он ничего не замышляет против меня. — Вдруг перед ними материализовался Финн, тем самым отрывая их от беседы.

— И вот почему Финн обмочил постель в семь лет, — сказал Ник очень громко, так, чтобы младший брат его услышал, а Милли попыталась сдержать смех.

Это была их старая шутка под названием «Внимание: Финн!», которой они пользовались когда-то очень давно, чтобы предупредить друг друга о приближении Финна. Она и не думала, что он ещё об этом помнит.

— О, какая жалость. — Скривилась Браун, а младший Вулфард хлопнул себя по лицу. — Я уверена, что он продолжает это делать до сих пор.

— Именно.

— Прошло уже три года, а вы по-прежнему используете это? — спрашивает Финн, закатывая глаза. — Разве нельзя уже придумать что-нибудь поновее? Пожалуйста.

— Это классическая история. Она никогда не устареет. — Пожимает плечами Ник, а потом тянется к брату, чтобы крепко его обнять, — видимо, те не виделись уже какое-то время.

Милли ничего не может с собой поделать — ей плохо от этой милой сцены. Её пожирает тоска. Теперь она ещё больше хочет, чтобы к ней тоже кто-нибудь приехал. Она ведь действительно скучает по своей семье.

— Ладно, давай не будем плакать перед Миллстер. Мы и так уже провалились перед ней, — продолжает Ник, отстраняясь.

— О, ничего страшного. — Качает головой Браун. — Я уже ухожу, мне как раз нужно попрактиковаться. — Она махает сценарием, который держала у себя в руках. — Рада была повидаться, Ник.

— Подожди, Миллстер. — Чёрт, в последние несколько дней её называли этим именем в несколько раз больше, чем за последние пару лет вместе взятых. — Мы собираемся пообедать. Не хочешь к нам присоединиться? Как в старые-добрые времена.


Милли сразу отрицательно покачала головой.

Во-первых, она ненавидит куда-то ходить, чтобы просто поесть.

А во-вторых, это бы означало угрозу разоблачения всех тех чувств и эмоций, что были у неё сейчас под замком.


— Нет, спасибо, ребята, — отвечает она.

Ник пихает Финна локтем в бок, чтобы тот настоял на её присутствии, но тот тоже отказывается, видимо, также не хочет, чтобы она присутствовала. Старший Вулфард бормочет что-то вроде «Идиот» и разочаровано выдыхает. Браун отходит ещё на несколько шагов назад, разворачиваясь к ним боком в сторону зеркального зала.

— Нет, серьёзно, лучше как-нибудь в другой раз. Но было очень приятно встретиться с тобой снова, — она быстро тараторит и уходит, не оборачиваясь и не давая им обоим даже возможности попрощаться.

Она очень хочет уйти. Немедленно.


То, что сейчас происходит между ней и Финном, меняется от плохого к ужасному, и она просто хочет избежать неловких моментов и разговоров. И, видимо, не только она одна.

Милли как раз только собиралась зайти в зеркальный зал, как заметила кое-кого. Какой неожиданный сюрприз — человек с мягкой игрушкой в руках потерянно ищет кого-то в толпе.


— Чарли! — кричит ему девушка, когда окончательно убеждается в том, что это именно он, бежит к нему и прыгает прямо на него, обнимая его за шею так сильно, как только может позволить её тщедушное тело.

Он отвечает на её объятие, прижимая её к своей груди.

— Миллс, — шепчет Чарли, и Милли чувствует, как у неё по щекам начинают течь слёзы, впитываясь в ткань его рубашки.

Она не может поверить, что это и правда он. Реальный. Настоящий. Тёплый и живой. Это самое лучшее, что только могло произойти с ней за сегодняшний день.

— Хэй, тише. Я приехал сюда хорошо провести с тобой время, а не для того, чтобы довести тебя до слёз.

Девушка медленно отстраняется от него и смотрит ему в лицо с грустной улыбкой, не способная контролировать нахлынувшие на неё эмоции.

— Прости, — извиняется она, вытирая лицо обеими руками и смаргивая слёзы с ресниц. — Пребывание в этом месте делает меня слишком… эмоциональной.

И это правда. Здесь она стала ещё более уязвимой, чем была до этого.


Чарли наконец-то передаёт ей её подарок в виде плюшевого Чубаки, с которым она теперь, скорее всего, будет спать по ночам. Да, она любит «Звёздные войны», и что?

— Пойдёт, Милли Органа? — Этот вопрос вызывает у неё смех.

Когда она была маленькой, её постоянно называли дома именно так, а всё потому, что она с детства обожала принцессу Лею — ей нравились её характер и её невероятная жизнь.

— Я рад видеть тебя эмоциональной. В смысле, это же хорошо, это твои чувства…

— О, не начинай, — просит Милли, сморщив нос. — Я не хочу говорить о том, почему я здесь, или о чём-то в этом роде. На самом деле, я просто хочу сесть и послушать твои рассказы о жизни вот за этим забором, потому что я её уже абсолютно не помню.

Ей действительно надоело двадцать четыре на семь разговаривать о проблемах людей в этой клинике. Это сидит у неё уже в печёнке.

— Я и не собирался этого делать, просто хотел подчеркнуть, что ты стала более расслабленной, как будто… как будто ты побывала в отличном спа-салоне.

К ней снова возвращается хорошее настроение. Она очень любит эту черту в своём брате, поэтому так или иначе всегда его прощает.

— Неужели всё настолько плохо, что ты заскучала по своей старой жизни и тому, что в ней происходило? — спрашивает Чарли, обняв её одной рукой за плечи; они вдвоём направлялись в сторону выхода во внутренний сад.

— Я тебя умоляю.

— Поверь, всё очень скучно: работа, работа и ещё раз работа. Я очень устал, почти настолько же, насколько и ты устала от этого места. Представь, что будет, если я начну рассказывать тебе об этом, — бормочет он, и Милли понимает, что у всех вокруг всё не слишком здорово. — Правда, мой отдел не такой огромный, как твой, — продолжает Чарли, махая в сторону здания клиники, и девушка закатывает глаза.

— О, да ладно! Ты разве не заметил, что я в психиатрической клинике? — спрашивает она, приподнимая с недовольством бровь. — В конкурсе «Самая жалкая жизнь» я побеждаю хотя бы потому, что у меня нет той свободы передвижения, которая есть у тебя, а ещё ты можешь работать там, где тебе нравится. А я же заперта здесь без права выбора.

— Ну хорошо, Миллс, ты победила. — Чарли приподнимает руки в знак капитуляции, и Милли смеётся, как будто она действительно рада победе в такой глупой игре.


Вскоре они уже сидят на скамейке, разговаривая ни о чём. Они проводят целый день вместе: смеются, вспоминают былое, мечтают, делятся секретами, — и девушка даже позволяет слезе скользнуть вниз по щеке. На это время она полностью забывает, где она находится, как будто Чарли просто приехал к ним домой повидаться с ней, и сейчас они сидят вдвоём в местном парке. Она морально отдыхает с ним. Милли всегда была духовно близка с братом, и именно сейчас она как раз очень нуждалась в таком человеке.

Однако ей становится невыносимо грустно, когда он говорит ей, что ему уже пора уходить. Девушка не хочет плакать перед ним, но знает, что стоит ему выйти за пределы клиники, как она моментально разревётся с надеждой на то, что он всё-таки вернётся.


Они оба встают со скамейки и идут в сторону здания клиники, а именно в холл, где несколько других визитёров как раз прощались с пациентами.

— Мне очень жаль, Миллс, — вдруг говорит Чарли.

— Почему? — растерянно спрашивает она.

— Что я уехал в Лондон, оставив тебя один на один с этим. Каждый день я думаю о том, что, если бы я этого не сделал, если бы уделял чуть больше внимания деталям, я бы мог заметить, что с тобой что-то происходит, и тем самым как-то помочь тебе.

В миллионный раз за сегодняшний день её глаза наполняются слезами.

— Нет, — уверенно отвечает она. — Это не твоя вина, что со мной это случилось. Это гораздо более личное, чем ты можешь себе представить. — Милли крепко обнимает его за шею. — Не вини себя, я серьёзно. Это совершенно бессмысленно, — настаивает она, и Чарли неуверенно кивает ей, потому что ему, кажется, нечего сказать ей в ответ.


— Эй, Браун! — Неожиданно перед ними появляются Ник и Финн. — Тебя подвезти? Дом ваших родителей находится как раз по пути к дому моей матери.

— Это было бы отлично, потому что я оставил свою машину там, а сюда приехал на автобусе, — оживлённо отвечает Чарли.

— Ну, тогда я буду ждать тебя снаружи. — Оба Вулфарда уходят, чтобы дать им возможность попрощаться наедине.


— Хорошо, что деверь подвезёт меня, — Чарли смеётся, а она хлопает его по плечу и широко улыбается.

— Молния разразит меня в тот день, когда я вернусь обратно с Финном. Не строй никаких иллюзий, — со всей серьёзностью заявляет девушка.

— Да я шучу, шучу. — Старший Браун закатывает глаза и снова обнимает её.

Он был единственным членом в семье, кто знал о её отношениях с Финном, но всегда прикрывал её.

— Когда ты вернёшься? — спрашивает она, чтобы сменить эту неловкую тему.

Чарли вздыхает и отходит в сторону.

— Когда я смогу приехать, ты это имела в виду? — Милли кивает. — Я не знаю, ничего не могу обещать. Но я постараюсь часто тебе звонить.

— А что насчёт мамы и папы?

Лицо брата темнеет, и девушка теряет надежду увидеть их вообще когда-либо.

— Дай им время переварить всё произошедшее. Они приедут, а пока… лучше позаботься о себе.


Ласковая и лживая улыбка — это вся её реакция, потому что она не хочет таких неоднозначных ответов на свой вопрос. Она устала от неопределённости. Она ведь всё ещё их дочь. Она ведь не стала каким-то жутким монстром из сказок.


— Пока, Миллс.

Это последнее, что говорит Чарли, прежде чем развернуться и уйти к Нику, ожидающему его на стоянке. Он машет ей рукой, и она возвращает ему этот жест, а потом просто наблюдает за тем, как они оба садятся в машину и отъезжают с парковки.

Финн стоит рядом и тоже смотрит на них.


— Ты привыкаешь видеть то, как они уходят, пока ты сам остаёшься? — спрашивает Браун со слезами на глазах, пока парень медленно переводит взгляд на неё и отрицательно качает головой, не говоря ни слова, но это совершенно не помогает, и вскоре Милли громко всхлипывает, прикрывая рот рукой.

Как же она скучает по своей семье.

Финн протягивает руку и привлекает её к себе, поглаживая её по спине, пытаясь успокоить.

— Ну, не плачь, это ведь не навсегда, — шепчет он ей на ухо, и девушка позволяет ему это объятие, которое объединяет в себе одновременно и комфорт, и электрическое напряжение, но только потому, что ей нужно отвлечься от расставания с братом.

В этот момент ей это нужно больше всего на свете, и поэтому совершенно не важно, кто именно будет её утешать.


Хотя она понимает, что обманывает сейчас саму себя. Ей спокойнее, потому что это Финн, а его руки и объятия — это что-то родное для неё. Это как возвращение домой.


========== Часть 7 ==========


— Ты выглядишь уже лучше, — говорит доктор Хитон, откладывая в сторону документы и приветливо улыбаясь Милли. Сейчас было утро, и она — на очередном плановом осмотре. — Но, боюсь, у меня для тебя есть плохие новости.

Он вздыхает и неловко перекладывает несколько листов с места на место, тем самым вызывая у девушки волну беспокойства.

— Что?

Этот самый момент едва не становится для неё одним из самых худших в её жизни.

— Анемия, — отвечает Чарли, поджимая губы. — Но это не совсем запущенный случай, хотя, думаю, если мы не позаботимся об этом в ближайшем будущем, всё может стать хуже, гораздо хуже, но сейчас всё ещё можно исправить. — Милли облегчённо выдохнула. — Однако, нам лучше уже прямо сейчас проверить тебя и поменять твою диету.

Доктор открывает один из ящиков в своём столе и после долгого копошения достаёт какой-то бланк, и начинает заполнять его. Браун всё это время пристально за ним наблюдает, чуть нахмурившись.

— Вот, возьми это и иди в лабораторию, которая находится в конце коридора, а потом, как они закончат, принеси это мне обратно, договорились?

Милли без энтузиазма кивнула, взяла протянутый ей лист и вышла из кабинета.


Лаборатория делилась на два отсека: первый, где собирали образцы у пациентов, и второй, где эти самые образцы подвергались анализу. Но сейчас обе части были пусты, если не считать одного единственного парня, который сидел за микроскопом, рассматривая что-то на предметном стекле.

Браун с любопытством разглядывала его — он выглядит очень молодым, с каштановыми кудрявыми волосами, которые были в небольшом беспорядке, и его чуть смуглая кожа явственнее выделялась на фоне его синей униформы.


Через несколько минут он наконец-то замечает её присутствие, перехватывая на себе её изучающий взгляд, и неожиданно начинает нервничать.

— О, прости, я не заметил, что ты была здесь всё это время. Мне очень жаль, что… — начинает говорить он несколько расстроено и поспешно, но Милли ободряюще ему улыбается.

— На самом деле, ничего страшного.


Она замечает, что парень всё ещё неотрывно смотрит на неё, подняв голову от микроскопа, но больше ничего не говорит. А вот Браун собирается с духом — чем быстрее она начнёт, тем быстрее закончит, — потому что она ненавидит иглы.

И вдруг парень смущённо прикрывает лицо ладонями, качая головой.


— Ох, да, конечно… — И протягивает к ней руку за документами.

Она передаёт ему тот самый свежезаполненный доктором Хитоном бланк, а он быстро пробегает по нему глазами и после удовлетворённо кивает.

— Садись сюда. — Парень указал на стул рядом со столом, который был заполнен различными медицинскими инструментами и приспособлениями. — Мне нужно взять у тебя образец.


Браун подчиняется ему и, присев, молча наблюдает за тем, как он тщательно моет руки, как надевает новую пару перчаток и как наконец-то усаживается рядом с ней. Он достал резиновый жгут, которым туго перевязал её плечо, заставляя сжать ладонь в кулак, и, как только её вены на локтевом сгибе взбухли, он повозил по ним хлопковым шариком, пропитанным спиртом, а потом распаковал новый шприц, из-за чего Милли громко сглотнула.


— Готова? — спрашивает он, и она отрицательно качает головой, вся бледная.

— Прости, я понимаю, что я уже взрослая, чтобы бояться уколов, — девушка пыталась говорить как можно спокойнее, — но я действительно ненавижу иглы. — А потом поспешно добавляет: — Я имею в виду, я понимаю, что это очень важно, но я не могу перестать думать о том, что это… — Она одним взглядом указала на зажатый в его пальцах шприц. — Воткнётся в меня. — И эмоционально взмахивает свободной рукой. — Не мог бы ты поговорить со мной, чтобы отвлечь меня? — жалобно просит Браун, складывая брови домиком, а парень неожиданно сочувственно — почти нежно — улыбается ей.

— О чём ты хотела бы поговорить?.. — И быстро отвлекается на лист, который она принесла с собой. — Милли.

— М-м-м… не знаю. Расскажи мне о себе. — Девушка глубоко вздыхает и полностью сосредотачивается только на лице сидящего напротив человека.

— Ну, меня зовут Уайатт. Уайатт Олефф, — начинает он. — Мне 20 лет, и я стажёр. Точнее, я не знаю, как правильно назвать то, чем я занимаюсь сейчас. Это своего рода практика, чтобы в последующем стать полноценным врачом.

— Ты слишком молод для того, чтобы быть врачом. — Не сдерживается Милли, но тут же виновато прикусывает нижнюю губу, однако её выпад, видимо, нисколько его не задел.

Наоборот, он даже усмехнулся.

— Все мне так говорят, но это действительно то, чем мне хотелось бы заниматься ещё с подготовительных курсов в колледже, поэтому я продвигаюсь очень быстро. Как-то так. — Уайатт пожимает плечами. — Но я хотел бы уйти из колледжа как можно скорее.

— Что? Тебе не нравится твоя учёба?

— Наоборот, мне это очень нравится, поэтому я и хочу поскорее выйти в «поле», чтобы на практике помогать другим людям. И вот теперь я оказался здесь, собирающим образцы крови, — без энтузиазма заканчивает он и именно в этот момент аккуратно вкалывает иглу в локтевой сгиб девушки, пока та ожидает этого меньше всего, увлечённая их разговором, и уже через полминуты убирает шприц обратно, прижимая к месту укола смоченную в спирте ватку. — Ну как, я справился? Интересная у меня история? — спрашивает Олефф, глядя на неё.

— О, это было очень хорошо, — отвечает Милли, прижимая пальцами хлопковый шарик, улыбаясь. — Спасибо!

— Ну, это моя работа.


Браун смотрит на него, и странные эмоции поселяются у неё внутри. Возможно, это всё из-за того, что она только что сдала кровь, но Уайатт действительно кажется ей привлекательным. Теперь она не могла с этим не согласиться.


Парень забирает образец её крови и возвращается за микроскоп, методично справляясь с анализом. Пока он этим занимается, они болтают о каких-то тривиальных вещах, связанных с этой клиникой, а потом он возвращается к ней, чтобы отдать её результаты, которые теперь необходимо занести доктору Хитону.


— Было приятно встретиться с тобой, Милли! — прощается он, и она приветливо кивает ему, покидая лабораторию.


В конце концов выясняется, что у неё на самом деле нет никакой анемии (она чувствует грандиозное облегчение от этой новости), так что Чарли отпускает её, вложив отчёт в её личное дело.


Перед тем, как покинуть кабинет, она замечает календарь с отмеченной датой. Если она всё правильно помнит, то её приняли сюда четырнадцатого ноября. Значит ли это, что прошёл уже практически месяц? Она с трудом может поверить в это, когда окончательно выходит за дверь.

***

Когда же стукнул ровно месяц, Джо решил устроить для них всех кое-что особенное, дабы сменить групповую терапию на что-нибудь другое. Ребята хотели сходить в кино, а после поесть пиццы, но вдруг сам Кири поменял их планы, предложив провести день на природе. Большинство отнеслось к этому скептично, но всё равно все в итоге согласились поехать.

Это было в понедельник, так что оставшуюся неделю они готовятся к назначенной на выходные поездке, чтобы всё было просто идеально.


В субботу утром пятеро ребят стоят со своими вещами у входа в клинику, когда они видят Джо, который подъехал к ним в бежевом минивэне годов этак девяностых; он сам был в чёрных солнцезащитных очках и с широкой улыбкой на губах.

— Запрыгивайте, детишки! — Единственное, что он кричит им, а они, смеясь и толкаясь, залезают внутрь, рассаживаясь по местам.


По пути все веселятся, шутят, поют и слушают отличную музыку, и Милли даже не может припомнить, когда последний раз ей было так хорошо. Удивительно, но эта группа людей уже стала ей почти что семьёй: Ноа, Гейтен, Калеб, Джо, — да даже Наталия, Чарли и Финн заслужили своё место в её сердце. Она действительно не помнит таких друзей за последнее время. В университете она общалась лишь с парочкой девушек, да и то только в том случае, если у них был совместный проект или это была крайняя необходимость, так что Браун никогда бы не подумала, что её госпитализация изменит это положение вещей.


На самом деле, перспектива оказаться вдали от реального мира сейчас невероятно кружила ей голову.


А что ей ещё нужно? Погода была прекрасная, солнце светило, освежающий ветерок забирался под одежду, воруя у них тепло, — ну ещё бы, ведь на дворе уже зима, — а чудесные пейзажи сопровождали её за окном весь путь.

Они заезжают на какой-то холм, и первое, что бросается ей в глаза, — это зелень. Они неспешно въезжают в хвойный лес, и вскоре Джо паркуется, отчитываясь перед всеми о прибытии. Практически тут же за ними останавливается другая машина, из которой выходят Наталия и Чарли; сегодня они были без своей привычной для них белой униформы врачей, из-за чего казались моложе, как будто, покинув клинику, они сразу сбросили несколько лет.


— Чарли! — восклицает Ноа, выходящий из минивэна первым; он, кажется, был искренне рад видеть его в их поездке.

Да, хорошо, что Дайер и Хитон тоже смогли с ними поехать.

Неожиданно Чарли обнимает стоящую рядом с ним девушку за плечи, и Милли удивлённо склоняет голову набок, потому что это кажется ей… странным.

— У меня была такая же реакция, когда я узнал, — прошептал Гейтен, мягко подталкивая её, чтобы она продолжила идти, и Браун растерянно оборачивается к нему.

— Они?..

— Да, она девушка доктора Хитона, — объясняет Матараццо с широкой улыбкой, веселясь над её реакцией, как бы высмеивая её ненаблюдательность.


А ведь и правда. Каждый раз, когда Милли приходит на консультацию к Наталии, та много расспрашивает её о Чарли. И вот теперь она видит их вместе перед собой, попутно вспоминая всё эти мелочи, и они кажутся ей такими совершенными вместе. Этакая сладкая парочка, которая идеально подходит друг другу.


— Хорошо, что мы тоже поехали. — Дайер машет им рукой, приветствуя остальных.

Неделю назад она неожиданно перекрасилась в блондинку, но ей так шло даже больше.

— На самом деле, впереди ещё длинный путь, прежде чем мы доберёмся до нашей реальной стоянки, — говорит Чарли и, закинув огромный рюкзак за плечи, начинает движение в сторону от того места, где они припарковали машины.

— Ходьба полезна для здоровья, — громко добавляет Джо, направляясь за ним следом.


Они шли около двадцати минут; тропинка была небольшая, так что им пришлось идти парами. Впереди шли Хитон и Дайер, возглавляя всю их процессию (кажется, они единственные знали дорогу), затем шли Милли и Ноа, болтая ни о чём и шутливо распевая разные дорожные песни, следом за ними брели Финн и Калеб, а замыкали их строй Джо и Гейтен (кажется, Матараццо был любимчиком у их наставника).

Так они и дошли до обрыва, после которого было небольшое озеро с кристально чистой водой.


Первые несколько минут, пока Милли любовалась открывшимся ей со скалы видом, она ощущала себя легко и свободно; ветер бил ей в лицо, обволакивая тело со всех сторон. Звук плещущейся воды ласкал слух, а солнечные лучи, отражаясь от водной глади, зайчиками слепили глаза. И в этот самый момент она полностью забыла и о своей болезни, и о родителях, и о навалившихся на неё проблемах, и об отсутствии в её жизни должного актёрского саморазвития, — в общем, обо всём. Всё исчезло, но это удивительное чувство, к сожалению, длилось не дольше минуты.


Ребята разбрелись по их окончательному месту привала, разбивая палатки и собирая хворост для будущего костра. Милли с Наталией же расстелили себе огромное покрывало, усаживаясь на землю (благо, было ещё не настолько холодно), с улыбками наблюдая за тем, как работают их мужчины. Девушки смеялись и корчили им рожицы, отвечая на каждую их шутку своей новой шуткой, но всё равно не поднимались, чтобы чем-то им помочь, оставляя всё обустройство лагеря в крепких мужских руках. Ну, а парни не особо и жаловались — всё-таки их было шестеро как-никак.


— Не хочешь присоединиться? — со смехом спрашивает у неё Дайер, со вкусом потягиваясь.

— Не-а, — отвечает Браун, нацепив на нос солнцезащитные очки и откидываясь на спину, упираясь для поддержки на локти и предплечья.

— Я тоже так думаю. — Наталия переворачивается на живот, вытягивая руки и ноги, а потом сонливо прикрывает глаза, расслабляясь.


Пока парни занимались обустройством их лагеря, Милли читала книгу, которую захватила с собой из библиотеки, — «Над пропастью во ржи» Джерома Сэлинджера. Если честно, она уже прочитала этот роман ещё несколько лет назад, но она свято верила в то, что, каждый раз, открывая одну и ту же историю, ты находишь для себя что-то новое, так что всегда есть повод перечитать её заново.


— Тебе нравится? — спрашивает у неё Гейтен, приземляясь сбоку от неё и обмахиваясь своей кепкой. — Он, конечно, хороший, но не самый мой любимый.

— Ты читал? — задаёт вопрос Браун, изумлённая этим фактом.

Не то, чтобы она считала Матараццо глупым, но просто он не выглядел как человек, который любит читать, так что это действительно было удивительно для неё.

— Да, — с улыбкой отвечает он, как будто догадывался, о чём она сейчас думала. — Я знаю, что не очень похож на заядлого читателя, но мне на самом деле очень нравится читать. Конечно, романы — это не совсем моя специфика, но я люблю книги, из которых можно почерпнуть много интересного.

— Энциклопедии?

— И не только. Мне нравится узнавать что-нибудь новое, — говорит Гейтен, пожимая плечами.

И Милли на секунду отмечает про себя, что он не может сидеть неподвижно — ему обязательно нужно было двигать руками или ногами. Видимо, это было его неотъемлемой частью.

— Я перечитал всё, что есть в библиотеке, за первый год пребывания здесь. Родители отправляют мне посылки с некоторыми книгами, когда могут, но это случается не очень часто. — Девушка вдруг подумала, что хотела бы, чтобы её отец или мать сделали для неё что-нибудь тоже самое. — Книги поддерживают меня… — Матараццо нервно облизывает губы. — Точнее, это Джо предположил, что они мне очень помогают. — Она вскользь смотрит на их общего наставника, а потом вновь возвращается к разговору с Гейтеном.

Теперь она считает его одним из самых умных людей, которых она вообще встречала.

— Кажется, тебе стоит заглянуть в библиотеку снова. К нам прибыла новое собрание по астрономии, думаю, тебе должно понравиться, — говорит вдруг она.

— В самом деле? — взволнованно воскликнул парень.

— Да. — Милли заложила страницу закладкой и отложила книгу на колени. — Я забронирую их специально для тебя, не зря же я помощник библиотекаря. — Браун подмигивает ему, и Матараццо начинает очень громко смеяться, тем самым сначала немного испугав её, но потом девушка, осознав причину его веселья, сама рассмеялась.


— Эй, задницы! — зовёт, прерывая их разговор, Джо. — Идите сюда. Пора заняться кое-чем, что всё-таки связано с психологией.

Ребята потерянно переглядываются, но поднимаются со своих мест, чтобы подойти ближе к наставнику, около которого уже стояли Финн, Ноа и Калеб.

— Вы подумали, что это всё, друзья? — смеётся Кири. — А вот и нет! Я много думал о том, чем же мы можем заняться сегодня, и я думаю, пришло время снять давление, тяжесть которого вы ощущаете внутри себя. — Он тепло улыбается им, доставая из своего рюкзака маленький чёрный мешочек. — Избавьтесь от того, что душит вас изнутри. — Джо вытаскивает что-то из него, а потом протягивает им пять маленьких клочков бумаги с ручками на каждого. — Я хочу, чтобы вы написали на этой бумажке, что именно разрушает ваши счастливые дни. И я имею в виду не что-то материальное, а какое-то чувство, которое заставляет вас всегда находиться в напряжённом и взвинченном состоянии. То чувство, которое вы больше всего ненавидите. — И сразу поднимает указательный палец, призывая к тишине. — И никто не должен видеть, что пишет другой.

После нескольких секунд размышлений Милли пишет на клочке слово, впрочем, как и оставшиеся четверо парней из её группы.

— Так, а теперь бросьте их сюда. — Кири протянул к ним тот же самый мешочек, чтобы каждый смог справиться с поставленной задачей. — Ну как, чувствуете себя лучше? — Браун склоняет голову к плечу, не слишком впечатлённая. Наставник же снова смеётся. — Я знаю, но и это ещё не всё. Сейчас будет вторая часть. — Он трясёт мешочек у себя в руках. — А теперь каждый тянет одно слово.

— Что? — удивлённо переспрашивает Калеб.

— Да, не бойтесь, это ведь совершенно анонимно, так что не стоит упоминать свои имена. — Он подносит мешочек к каждому, позволяя запустить вглубь руку и нащупать маленькие клочки бумаги. — Готовы? А теперь я хочу, чтобы вы прокричали это слово, как будто… как будто на самом деле испытываете это чувство, чтобы тот, кто написал это, почувствовал вашу поддержку. Так вы освободите друг друга от ненавистных чувств, — объясняет Джо с улыбкой. — Так что сделайте это как можно громче.


Уяснив задачу, Милли разворачивает свою бумажку. И она знает, знает, чьё это слово. Кроме того, она узнала этот чуть кривоватый почерк.


— Ну, кто хочет быть первым? — спрашивает Кири у них.

Первым решился пойти Ноа, который неуверенно приподнял руку, и наставник приманил его пальцем к себе.

— Ну, и что же этот человек чувствует? — выдыхает Джо, и их тут же буквально оглушает громкий крик Шнаппа.

— Гнев!

Он кричит от души, раскинув руки в стороны и прикрыв глаза, а остальные хлопают ему, поддерживая. Наставник выглядел весьма довольным началом.

— Мне так хорошо! Мне нравится это! — говорит Ноа, улыбаясь.

— В этом и смысл, — усмехается Кири. — Ну что, пойдёшь, Кейл? — Маклафлин кивает.

— Ну, этот человек чувствует сильное… — Калеб ещё раз разворачивает свою бумажку, как будто проверяя слово. — Разочарование!


И Милли действительно пробрало от этого крика. Она прикрыла глаза, позволяя резонирующему мужскому голосу пройти сквозь неё, оставляя после себя приятную лёгкость. Сначала она думала, что будет очень сильно нервничать, когда услышит своё слово, но всё получилось с точностью наоборот.

И в этот самый момент Браун понимает, что Джо — это самый лучший наставник, наверное, во всём мире.


После Калеба следует Гейтен, который выкрикивает слово «беспокойство» в виде странной смеси хеви-метла и визга, заставляя всех вокруг рассмеяться. За ним вышел Финн, который очень громко прокричал «усталость».

И теперь все выжидательно смотрели только на неё.


— Мне достался кто-то, кто ощущает необходимость!

И из всех её голос звучит самым высоким и резким, но это, скорее всего, из-за того, что она единственная девушка. При этом она смотрит вверх, в голубое небо, протягивая к нему руки, как будто действительно хочет что-то получить от него; впрочем, ей ничего и не нужно, чтобы знать, что ей досталось слово Финна.

Как только она заканчивает, она ощущает внутри очень странное чувство, а её спину буквально обжигает взгляд Вулфарда, но она не хочет выдавать его своим случайным взглядом.


— Отлично, ребята! — говорит Джо некоторое время спустя. — А теперь у вас есть другая задача — вы должны забрать доставшееся вам слово и как угодно уничтожить его. Помните, вместе с ним вы уничтожаете и это чувство внутри человека, так что будьте креативнее, хорошо? — спрашивает он. — Теперь вы можете продолжать веселиться, но пока групповые обнимашки!

Браун заметила улыбки на лицах парней, прежде чем они вшестером (вместе с Кири, который выглядел как гордая мать) не обнялись.


Да, этот день оказался очень продуктивным. Они не могли сделать чего-то подобного в пределах клиники из-за других пациентов, поэтому она была рада, что ей выпала сегодня такая возможность.


После того, как они расцепили объятия, они сели пообедать. Парни принесли большой рюкзак, из которого девушки достали иразложили на пледе заботливо упакованную в контейнеры и пакеты еду.

Милли ела свой обед, слушая шутки Калеба, советы Ноа, замечания Финна и бессмыслицу Гейтена, и с каждой минутой понимала, что этот день был для неё всё более особенным.


К позднему вечеру они стали собираться. Убрали за собой весь мусор, тщательно затушили костёр и проверили, не оставил ли кто случайно своих личных вещей.

Они вернулись на стоянку с автомобилями. Ноа и Калеб поехали в одной машине с Наталией и Чарли, а вот Милли, Финн и Гейтен возвращались с Джо; Матараццо быстро занял переднее сидение, чтобы буквально тут же уснуть, свесив кудрявую голову набок.


На небе расплывались красивые оттенки розового, тёмно-фиолетового, синего и оранжевого, и девушка не могла перестать любоваться потрясающим закатом. Ей очень нравились и вид, и цвета.


— Знаешь, — тихо бормочет Финн, наблюдая за Милли краем глаза, — я удивлён, что сегодня мы с тобой ни разу не поругались.

Та изумлённо приподнимает бровь.

— Ну, мы можем начать делать это прямо сейчас, — отвечает она, подтрунивая, и он это понимает, фыркая с небольшой улыбкой.

— Как мы вообще это делаем? — спрашивает он, сморщив нос, и Браун решает, что это очень хороший шанс, чтобы поговорить с парнем спокойно.

— Я думаю, пришло время поступать по-взрослому, — говорит она, снова отворачиваясь к окну. — Мне уже девятнадцать лет, тебе двадцать, и мы должны начать вести себя должным образом, потому что всё, что было в прошлом, осталось в прошлом. Я устала спорить. — Она обхватывает себя за плечи, пытаясь согреться, но ей было слишком лень лезть в рюкзак, чтобы достать свою куртку.

— И я, — расслабленно выдыхает Финн.

Милли замечает, как он снимает с себя джинсовку, а потом как будто бы безразлично накидывает её на плечи девушки. И Браун не может не почувствовать восхитительного аромата, исходящего от чужой вещи.

— Но это ничего не значит. Просто мы не будем вести себя, как дети. Снова, — поясняет она, сдаваясь и просовывая свои руки в широкие рукава. — Вот и всё.

— Милли? — Она вздрагивает и оборачивается. — Я никогда не хотел, чтобы это означало что-то ещё, — продолжает Вулфард и отворачивается к своему окну, а Браун теперь чувствует себя настоящей дурочкой.


========== Часть 8 ==========


Они расходились с Финном два раза за то время, что они официально встречались.


Первый раз был за ней, когда она решила, что они слишком разные и стремятся к совершенно разным целям, поэтому она предложила ему расстаться.

Всё закончилось уже через неделю, за которую она просто не находила себе места. Семь дней спустя она уже бежала за ним из школы, чтобы извиниться перед ним и сказать, какой же она была глупой.


Второй раз был долгосрочнее, и это уже Финн был тем, кто решил расстаться. Он объяснил это тем, что ему комфортнее с ней, как с подругой, а не как с девушкой. Он хотел, чтобы кто-то другой полюбил её, а Милли в тот момент думала обо всём и ни о чём одновременно.

Они разошлись, но уже через две недели Вулфард попросил её вернуться, на что та ответила «нет», но пообещала ему, что они могут по-прежнему оставаться друзьями. И следующие семь дней были для них самым странным временем, проведённым друг с другом. Они постоянно сталкивались на лестницах и в магазинах, пересекались в коридорах и на улице, как будто сама судьба сводила их снова и снова.


Милли и Финн стояли на трибунах у футбольного поля. Занятия закончились, так что никого здесь уже не было, разве что спортсмены, у которых только что подошла к концу тренировка, шли, уставшие и измученные, в душ, желающие, наверное, поскорее попасть домой.

А вот Браун, напротив, планирует провести остаток этого дня с кудрявым парнем напротив неё в их излюбленном месте. Поскольку её родители не знают, что она встречается с мальчиком, места для их свиданий были весьма ограничены, но всё-таки это место на трибунах нравилось ей из-за нескольких очень важных воспоминаний, связанных с ним.


Они стояли там, а яркое солнце (сегодня был удивительно погожий день) позволяло ей рассмотреть буквально каждую веснушку на лице Финна. Они сошлись обратно только неделю назад и теперь смотрели друг на друга так, будто в мире нет больше никого, кроме них двоих.


— Помнишь, как мы пытались быть друзьями? — спрашивает Вулфард, нарушая тишину. — Это было дико странно. — Он протягивает руку и мягко переплетает свои пальцы с пальцами девушки, заставляя ту тихо рассмеяться.

— Я понимаю, — отвечает она весело, а потом невольно морщится из-за воспоминаний о том дне, когда она наткнулась на него в коридоре. — Тогда было особенное утро… — Финн не реагирует, полностью сражённый её голосом и чудесными глазами, а Милли с улыбкой рассматривает его в ответ, про себя отмечая, что на свете нет парня симпатичнее, чем он. — Я увидела тебя около твоего шкафчика, и я сказала себе: «Тебе нужно подойти и поздороваться с ним, потому что вы теперь друзья». — Вулфард хрипло смеётся, привычным жестом откидывая кудрявые волосы с лица. — И потом мы начали говорить, и я не знаю… не знаю, что именно я почувствовала, но это было странно. Я даже не знаю, как тебе это объяснить.

— Как неловкость?

— Нет. — Браун отрицательно качает головой, чуть хмурясь. — Это было как…

— Как напряжение.

Ну вот, он снял слово буквально с языка. Значит ли это, что он тоже чувствовал нечто подобное?

— Да! — И это снова наводит её на мысль об их магии, потому что как ещё тогда объяснить эту похожесть? — Когда мы разговаривали, я помню, как я смотрела в твои глаза, и это было чем-то странным, потому что мы были так близки, и при этом я не могла…


Она пытается подобрать слово, когда Финн неожиданно приближается к ней, чтобы поцеловать, и Милли по привычке прикрывает глаза, обхватывая его за шею. Она хочет, чтобы это длилось гораздо дольше, но им нужно договорить, так что девушка мягко отстраняется, облизывая свои губы, и снова смотрит прямо ему в глаза с расширенными чёрными зрачками, буквально затапливающими тёмную радужку.


— …поцеловать меня? — продолжает с насмешкой парень, и Браун соглашается. — А ты знаешь, каково было мне в тот момент? Ты выглядела чертовски красиво, а я даже не мог потрогать тебя. — Милли почувствовала, как румянец загорелся на её щеках. — Когда мы прощались, ты обняла меня, и то, что мои руки были на твоей талии, практически сжигало изнутри и сводило меня с ума, понимаешь? — Вулфард трясёт волосами. — Я клянусь, что ненавижу это чувство, потому что ты была как… лучик солнца, как электрический заряд, и я понимал, что ты до сих пор принадлежишь мне — должна принадлежать! — но при этом я не мог быть рядом с моей Миллстер, — заканчивает он уже шёпотом и скользит ладонями до её бёдер, и Милли чувствует внутри невероятный трепет, когда парень прижимает её к себе и целует в губы.

Она тут же обнимает его за шею, отвечая на поцелуй.


— Если я когда-нибудь забуду, напомни мне, что мы не можем быть друзьями.

Финн выдыхает смешок ей в волосы.

— Обещаю, — бормочет он.


И теперь в её памяти этот эпизод всплывает снова и снова, когда она видит Вулфарда на расстоянии или сталкивается с ним, но они оба притворяются очень взрослыми, приветствуют друг друга, говорят о чём-то, пытаются ладить и даже дружить. Ведь то, что было между ними когда-то, уже прошло, и сейчас они оба взрослые люди и должны поступать по-взрослому. Однако они оба понимают, что всё это ложь, но при этом никто ничего не делает, чтобы что-то изменить, предпочитая играть во взрослую жизнь, ведь так… лучше?


По крайней мере, это не идёт ни в какое сравнение с тем, что было до этого. Сейчас между ними только неловкость, поскольку они пытаются игнорировать напряжение между ними и избегают проблем и стычек, которые могут привести их к чему-то гораздо более эмоциональному.

Так что теперь каждый раз, когда она видит его, Милли стойко пытается откреститься от ощущения того, как у неё вниз по спине пробегают мурашки, ведь она прожила без него два года и оставила всё в прошлом. Серьёзно.


Она чувствует перед Вулфардом просто эмоциональную катастрофу, однако это всё, что она чётко может сказать о своём состоянии, потому что стоит им встретиться, как у неё возникают внутри совершенно разные эмоции: ненависть, страх, разочарование, гнев, нежность, печаль, счастье, негодование, беспокойство, — и самое худшее из всего этого — это притяжение, которое каждый раз напоминает ей о том, что Финн, уже выросший и возмужавший, выглядит чертовски привлекательно, чем когда-либо до этого.


Милли пытается балансировать между забвением и воспоминаниями, между безразличием и страстью, между ненавистью и любовью, и она чувствует, что у неё точно нет ни гордости, ни морали, раз она относится с уважением к кому-то, кто бросил её, оставив один на один с душераздирающей болью.

Где хорошо? Где плохо? Где вообще её логика в данный момент?

Почему каждый раз, когда она смотрит на него, она чувствует и вспоминает то, как ей было хорошо, когда она ещё любила его.

Они оба предатели. И разум, и душа.


Она думает об этом, подперев щёку рукой, сидя за пустым столом в столовой. Сегодня в её диетическом расписании была овсянка, йогурт, яблоки, несколько тостов и порезанная кольцами морковка. И Милли занимается тем, что складывает последнюю в творческую пирамидку на своей тарелке.

Всё было подано в небольших порциях, чтобы она смогла съесть всё это и ничего за собой не оставить, однако девушка лишь лениво подсчитывает количество углеводов перед ней, и это уже кажется ей сумасшествием. И именно в тот момент, когда она раздумывает над тем, чтобы выбросить поднос с едой в урну, к ней подходит Гейтен вместе с Ноа. Они улыбаются ей и присаживаются за тот же столик.


— Чёрт, Миллстер! — восклицает Матараццо. — Почему ты получаешь такой хороший завтрак?


Она безразлично смотрит на его поднос, на котором находится какое-то странное блюдо из зерновых культур, кофе без кофеина и порезанный дольками грейпфрут. Ей на самом деле всё равно на еду, хотя всё же хочется подшутить над ними, сказав нечто вроде «Плюс быть мной», но потом она всё же отказывается от этой идеи.


— Я обменяю тосты и апельсиновый сок на кофе, — предлагает ему Браун, и Гейтен тут же соглашается, так что они меняются указанной едой, радуясь своему бартеру.

Милли уже и забыла, какое кофе на вкус. Это был её любимый напиток из всех, однако доктор Хитон считает его неподходящим для её диеты. Но если она выпьет всего чуть-чуть, она же не умрёт от этого, верно?

— У вас есть масло? — спрашивает радостно Матараццо, но Милли и Ноа одновременно отрицательно качают головами.


И в этот самый момент к ним подходят Калеб и Финн; у каждого в руках по подносу с едой. Маклафлин садится рядом с Шнаппом, а Вулфард занимает место около неё.

Браун пытается всё это время сохранять спокойствие, в то время, как три пары ошарашенных глаз рассматривают их, как будто они Супермен и Биззаро, спокойно сидящие вместе за завтраком.


— Я принёс несколько кусочков сахара. Ты хочешь, Миллстер? — спрашивает Финн с вежливой улыбкой, и она видит, как перед глазами мелькает изящная кисть с длинными пальцами, закидывающая два белых кубика ей в стакан.

Милли как можно более невозмутимо делает первый глоток, игнорируя удивление своих друзей, не желая отвечать на их вопросы.

— Спасибо, — наконец-то бормочет она.

— Не за что. — Пожимает плечами Вулфард, и он кажется спокойным (видимо, тоже не хочет акцентировать внимание на произошедшем), и вскоре ребята продолжают разговор, как ни в чём не бывало.


— Появилась новенькая, — начинает Калеб. — Она приехала вчера. Я и Гейтс как раз смотрели телевизор, когда миссис Райдер, ну, вы знаете, другой куратор, показывала ей здесь всё.

— Она очень красивая, — подхватывает Гейтен, а Милли тут же теряет интерес к диалогу.

Она неохотно ест овсянку, стараясь не думать о том, что её нога в этот самый момент касается ноги сидящего рядом Финна. Бога ради, это же глупо!

— Она рыжая и у неё голубые глаза! — продолжает Маклафлин.

— Я предлагаю вам попробовать с ней замутить, — прерывает их Ноа, до этого молча наблюдавший за ними.

— И почему ты думаешь, что она согласится? — Матараццо смотрит на друга почти с негодованием.

— А почему нет? — вмешивается Калеб, пожимая плечами.


Было очевидно, что эти двое начнут странное противостояние за то, с кем же будет новенькая, и Милли думает о том, что это глупо — бороться за какую-то незнакомую девушку, но всё-таки предпочитает не вмешиваться, наблюдая за развернувшимся перед ней шоу.

Она замечает ухмыляющегося Ноа, который подмигивает ей.


— Ставлю десять долларов, что Гейтен победит, — Финн внезапно шепчет ей на ухо, прерывая её задумчивое состояние, и Браун оборачивается к нему, чуть нахмурившись, чем вызывает у парня смех.

— Ни за что. Калеб заберёт её, — говорит она уверенно. — Просто посмотри на него. — Милли кивком головы указывает на Маклафлина. — У него очень мужественное лицо. Какая девушка устоит перед ним?

Вулфард же смеётся ещё громче, запрокинув назад голову. А Браун же застывает на секунду, любуясь им. Это движение было такое привычное — характерное — для него.

— Я всё понял, — нахально заявляет он, снова наклоняясь к ней ближе. — Так вот что заставляет тебя сходить по нему с ума.

Милли возмущённо пихает его в грудь, а тот наигранно кривится от боли, тем самым вызывая у девушки глупый смех. В эту секунду всё и вся как будто перестаёт существовать, и были только они вдвоём.

— Да, Финн, ты определённо догадался, — шепчет в ответ Браун, стараясь не привлекать к ним внимания. — Скажу больше, он выглядит очень уверенным в себе и взрослым, так что да, я принимаю твой вызов. Я уверена, что Калеб победит.


Всё заканчивается тем, что они крепко пожимают друг другу руки, закрепляя договорённость, а потом вновь возвращаются к завтраку, и Милли убеждает себя в том, что не почувствовала от его прикосновения электрического разряда. В конце концов, вся их магия — это такая чушь.


После приёма пищи они все расходятся кто куда; лично она идёт в библиотеку, так как на ней висит огромная куча книг, которые ей надо рассортировать. Однако, когда девушка приходит, она понимает, что какой-то буйный пациент успел нарушить всю картотечную систему, благодаря которой ведётся учёт книг, так что теперь Милли и миссис Буоно занимаются восстановлением нарушенной части.


Это занимает всё утро, поэтому, когда подходит время обеда, они решают прерваться и пойти поесть, а потом уже продолжить. Милли надеялась поскорее закончить с этим, поэтому быстро проглотила половину того, что ей выдали на этот раз, чтобы вернуться в библиотеку. Она даже не отвлекалась ни на кого.

Через час или около того, после их возвращения, они завершают восстановление картотечной системы, довольные собой. Если не считать, конечно, огромной кучи книг, так и оставшейся не рассортированной.


Браун вздыхает и берёт сразу пять книг, чтобы расставить их в зале. Когда она подходит к одной из полок в разделе медицины и психологии, то сталкивается с тем, кого меньше всего ожидала здесь увидеть.


— Никогда в жизни не видела, чтобы ты ходил в библиотеку, за исключением тех случаев, когда тебе было нужно по учёбе, или тебя не принуждали, — бормочет Милли, отворачиваясь и сосредоточенно расставляя книги, которые держала в руках.

— Это было жестоко. Ты же знаешь, что мне нравятся вещи, связанные с анатомией, — Финн отвечает ей с лукавой улыбкой, а она едва удерживает себя от того, чтобы полюбоваться на него, продолжая пялиться в потрёпанные и не очень корешки разных книг.

— Я знаю. — Браун закатывает глаза. — Я до сих пор не могу забыть, как ты отправил мне то тридцатиминутное видео о гипофизе.

Вулфард вытаскивает наугад случайную книгу и, раскрыв её на середине, начинает бессмысленно листать.

— И что, ты досмотрела его? — спрашивает после нескольких секунд молчания он.

За это время Милли успела пару раз подпрыгнуть, в надежде достать до высокой полки. Она быстро оборачивается к нему, смиряя взглядом, а потом снова поворачивается спиной.

— Нет, я заснула. — Ну, а что? Ей больше не нужно врать. — Когда они начали говорить о религии, мне стало скучно. Ты знаешь, что я ненавижу, когда начинают сомневаться в том, есть Бог или нет. — Она чувствует себя немного не комфортно под взглядом Финна, но пытается этого не демонстрировать.

— Да, но это и было целью видео, чтобы ты задалась вопросом… я не знаю… О противоречии существующих сведений. Я думал, что мы сможем это обсудить. — Парень захлопывает книгу и убирает её на место. — Но увы, у тебя слишком глубокая вера. Ты не принимаешь других мнений и других теорий.

Милли немного поворачивается к нему.

— Вот поэтому это и называется верой, разве нет? — Она приподнимает бровь. — Это убеждение. То, в чём я полностью убеждена. Разве я должна колебаться при мысли об этом?


Финн тоже приподнимает брови, поражённый её словами, а затем вдруг подходит к девушке сзади и выхватывает у неё из рук книгу, чтобы поставить её на ту самую высокую полку. Браун зачем-то полностью оборачивается к нему, буквально утыкаясь носом ему в грудь. Вулфард же наклоняется ближе к её лицу, как будто хочет рассказать ей секрет, при этом неотрывно глядя ей в глаза.


— Это именно то, что я хотел бы услышать от тебя, Миллстер, — шепчет он с нахальной улыбкой, которая заставляет её затаить дыхание на несколько секунд. — Ты звучишь убедительно. И мне нравится слышать это два года спустя, потому что я по-прежнему считаю тебя очень умной.


И вдруг невозмутимо отстраняется, оставляя её, вжавшуюся в книжную полку, в практически обморочном из-за нехватки воздуха состоянии, и Милли не может найти слов, чтобы хоть как-то ему ответить. Она будто снова попала в те времена, когда они только узнавали друг друга, и девушка внутренне проклинает саму себя за свою бесхребетность.


«Продолжай в том же духе, и будь похожей на дуру!» — недовольно думает она про себя.


— Я тебе помогу? — Этот вопрос вырывает её из транса, и Браун потерянно кивает.


Она не хочет показаться слабой или зависимой, поэтому всю оставшуюся часть дня проводит мысленный аутотренинг, постоянно успокаивая себя, в то время как Финн помогает ей с книгами. Она не ведёт себя холодно или отстранёно, скорее, просто серьёзно, тем самым пытаясь дать ему понять, что он не может просто так прийти и поставить весь её мир с ног на голову. Потому что, простите, она уже не глупый шестнадцатилетний подросток, она уже через многое прошла и заполучила пару-тройку новых качеств характера.


Когда они наконец-то заканчивают, за окном уже вечер, поэтому они вместе отправляются в столовую, чтобы поужинать с друзьями. Но буквально двадцать минут спустя, беспрерывно широко зевая, Милли извиняется перед всеми и уходит в свою комнату, потому что она очень устала за сегодняшний день.


Браун хотела просто прийти и лечь спать, но этот план был испорчен в тот момент, когда она заходит к себе и видит несколько чемоданов. Всё вокруг было в жутком беспорядке. Она хмурится, осматриваясь.


— Ты, должно быть, Милли. — Спокойный голос привлекает всё её внимание, и Браун концентрируется на рыжей девушке, которая смотрела на неё в ответ с широкой улыбкой. — Я Сэди. Сэди Синк.

— А это для меня важно, потому что?.. — спрашивает Милли, оставив фразу неоконченной, потому что была не полностью уверена в своей догадке.

Сэди же вдруг смутилась.

— Я твоя новая соседка по комнате.


Браун хотелось упасть на колени и истерично закричать слово «нет», растягивая единственную гласную долгие несколько минут, потому что в её планах определённо не было новой сожительницы, однако она всё же сдержалась. Теперь они, вероятно, будут жить вместе, поэтому стоило бы наладить хорошие отношения с этой девушкой.


Милли глубоко вздохнула и неуверенно улыбнулась.

— Понятно, — говорит она, протягивая руку. — В таком случае, приятно познакомиться, — вежливо продолжает она.

Синк сразу же отвечает на рукопожатие, а затем начинает пристально рассматривать Браун.

— Взаимно, — улыбается Сэди, прежде чем отпустить её руку.


Милли подошла к своему шкафу и достала пижаму. Она была слишком уставшей, чтобы завязать какой-либо разговор с новой соседкой по комнате, например, задавать ей глупые вопросы, которые в последующем могли бы поспособствовать победе Калеба.


— Кто твой куратор? — спрашивает у неё Синк, чтобы хоть с чего-то начать.


Ох, как же ей не хотелось сейчас ни с кем разговаривать. Поэтому Браун одарила её долгим взглядом, а потом направилась в ванную, чтобы переодеться. Плевать на беспорядок в комнате, устроенный новой сожительницей, потому что сейчас её единственной целью было добраться до кровати и положить тяжёлую голову на подушку. Это был долгий и насыщенный день.


— Наталия Дайер, — ответила Милли, прежде чем закрыть за собой дверь.

Однако Сэди тут же прильнула с другой стороны, опираясь спиной.

— А у меня Вайнона Райдер. Говорят, что она лучшая. Если честно, охотно в это верю, потому что она такая энергичная и хорошая. Представляешь, она не только угостила меня конфетами, но и дала пароль от местного Wi-Fi.

Уставшей Браун было сложно уследить за быстрой речью Синк. Как же много та говорила.

— Я слышала это. Но мне нравится Наталия. Она спокойная и сдержанная, прямо как и я, — говорит она, открывая дверь, уже переодевшись и почистив зубы.

Милли надеялась, что новая соседка поймёт её намёк и отстанет, но, видимо, нет.

— А почему ты здесь? — спрашивает Сэди, рассматривая её во все глаза. — У меня вот был психический припадок, потом ещё один, ещё и ещё. Я не думаю, что это очень серьёзно, но мои родители так не считают, поэтому отправили меня сюда.

Синк выжидательно уставилась на улёгшуюся в кровать Браун, ожидая от неё истории.

— Я бы предпочла не говорить об этом. Спокойной ночи, — быстро отвечает та, заканчивая их бессмысленную болтовню.


Она протянула руку и погасила свет над своей кроватью, укрылась с головой одеялом и отвернулась к стене.

Что ж, теперь у неё есть новая соседка, с которой, кажется, придётся мириться. Впрочем, как и со всем в этой клинике.


========== Часть 9 ==========


Она сидит в саду, оперевшись спиной на ствол какого-то дерева. На коленях лежит книга, а глаза прикрыты тёмными очками. В ушах фиолетовые наушники, подключённые к не самому новому iPad, который когда-то принадлежал её старшей сестре, когда та была помладше. Теперь же этот планшет перешёл к ней и почти под завязку забит разными песнями, большинство из которых она слышит впервые, а всё потому, что перед тем, как уехать в клинику, она скачала много неизвестных ей альбомов. Она догадывалась, что её телефон сразу заберут, поэтому заранее позаботилась о том, чтобы у нее было, что послушать.


Это было субботнее утро, и ей не надо было идти в библиотеку, чтобы выполнять свои прямые обязанности помощника, не было никаких групповых или индивидуальных занятий. Так что единственное, что ей оставалось, — это сидеть здесь, в саду, пока не стемнеет, потому что больше ей нечем заняться, но её это не слишком сильно беспокоило. Она чувствует себя расслабленной в компании книги и музыки. По секрету, она хотела бы остаться так навсегда.


К слову, о книге. Миссис Буоно, довольная её работой и недавней помощью с картотекой, купила ей персональную книгу, и глаза Милли буквально загорелись, когда она увидела обложку. Это была работа Артура Бартоу, которая называлась «Актёрское мастерство. Американская школа». И Браун, читая её, чувствовала себя очень возвышенно. Она снова и снова влюблялась в свою будущую профессию актрисы, вспоминала об учёбе в университете и в то же время чувствовала грусть и ностальгию, поскольку вместо того, чтобы продолжать обучение в Чикаго, она торчит здесь, посещая по определённым дням групповую терапию, личного психолога и врача. Если бы она по-прежнему ходила на занятия, то сейчас она была бы в конце очередного семестра, подготавливая контрольные проекты и получая за их защиту самые высокие баллы, она была в этом уверена, потому что иначе она просто не может. Браун была бы уже на полпути к третьему курсу, но из-за её физического изнеможения она здесь, и уже поздно что-то менять.


Когда она начинает углублённо думать над этим, у неё случается приступ гипервентиляции, и она тут же старается восстановить дыхание, концентрируя всё своё внимание на музыке, звучащей в ушах, а потом сосредотачивается на открытой странице книги, которую она читала до этого, но всё это длится недолго, потому что внезапно кто-то вытаскивает у неё правый наушник, и она тут же чувствует присутствие постороннего человека.


— Что слушаешь? — спрашивает Финн, вставляя наушник себе в ухо, тем самым приближаясь к ней из-за короткого провода, а она не может ему даже ответить, потому что чувствует себя очень потерянной, как будто её неожиданно закинули на другую планету.— Не знал, что ты слушаешь Arcade Fire. Они, конечно, хороши, но я до сих пор не могу определиться, насколько они коммерческие.

Милли приподнимает бровь.

— Ты снова собираешься об этом говорить?


Она закатывает глаза, потому что единственное, о чём всегда разговаривает Вулфард, — это музыка, её коммерческая составляющая, музыка с более, чем четырьмя аккордами, музыка с долгими гитарными соло, старая музыка, которая является истоками для каких-то музыкальных жанров, и ещё много другой ненужной и бесполезной информации вроде различных инструментов, гитар, гитарных медиаторов, усилителей, нотной составляющей песен, — в общем, музыка. Милли многое узнала за то время, что они встречались, хотя большую часть из этого совершенно не понимала, а ещё её очень злило, что парень вечно критиковал то, что она слушает.


— Не-а, на этот раз я не собираюсь этого делать. — Он поднимает руки, как будто пытается её успокоить, и Браун чуть-чуть расслабляется. — Я хочу послушать о том, что же теперь звучит в твоей голове, потому что, по-моему, твой музыкальный вкус гораздо улучшился за те два года, что мы не вместе.

— Ты так считаешь? — Девушка закрывает книгу и берёт в руки iPad.

— Да, но осознание того, что это не я привил тебе вкус к хорошей музыке, разбивает мне сердце.

Милли не знает, что ему ответить на это, поэтому просто молчит. Он же замечает это и снова нарушает тишину.

— О чём эта песня?


Вопрос, чтобы разрядить атмосферу между ними. Так что она концентрирует всё своё внимание на том, что звучит в её наушниках, и понимает, что она слушала эту композицию в моменты грусти и апатии, в тот момент, когда её жизнь полностью перевернулась, и теперь её звучание напоминает ей о тех эмоциональных проблемах, которыми она была окружена.


— Ну… — Браун взглядом блуждает по деревьям в саду, пытаясь подобрать подходящий ответ. — Я не знаю точно, эта песня очень странная и непонятная, как и многие тексты Arcade Fire, но мне нравится мелодия и в особенности этот момент… — Она дожидается, пока песня дойдёт до нужного ей отрывка, а потом начинает подпевать:

— Stop now before it’s too late (Остановись сейчас, пока не стало слишком поздно)

Your lover was for hire (Твоего любовника наняли)

Have you noticed he’s been late (Ты заметил, что он пришёл поздно?)

Nothing lasts forever (Ничто не вечно)

That’s the way it’s got to be (Всё так, как это должно быть)

There’s a great black wave in the middle of the sea (Там, в середине моря, великолепная чёрная волна)

For me (Для меня)

For you (Для тебя)

For me (Для меня)

It’s always for you (Она всегда для тебя)…


Она не верит в то, что парень поймёт, какой именно смысл она вкладывает в эти строчки, и в это мгновение Милли осознает, что, как бы она ни старалась, Финн всегда будет внутри её головы.


— И как она называется? — спрашивает наконец-то он после нескольких секунд молчания.

— «Bad Vibrations».

— Я думаю, мне уже нравится, — бормочет Вулфард, а девушке хочется его ударить, потому что она прекрасно знает, что он не понимает того, что он натворил с ней когда-то, ведь они договорились, что всё уже в прошлом.


Поэтому она не должна, слушая эту песню, вспоминать о Финне, потому что уже давно перешагнула через него. Но нет же, теперь эта композиция будет ассоциироваться у неё с воспоминаниями о том, как они вдвоём сидят под деревом, слушают эту песню, и… Она думает о том, что вряд ли теперь когда-либо включит её снова.


Неожиданное движение Вулфарда вырывает её из размышлений, и Милли пристально рассматривает его: его жесты, его спадающие на лоб кудрявые волосы, его покрывающие щёки и нос веснушки, его прищуренные глаза и чуть кривоватую улыбку.


— Эта песня не очень подходит тебе, не так ли?

Парень отрицательно качает головой, и Браун хочется закричать на него.

— Просто я хочу знать, что у тебя в голове, потому что ты не говоришь этого вслух.


Ну вот, Милли снова вспомнила, почему именно они не могут быть вместе, потому что Финн каждый раз просто скидывает все проблемы на неё, делая её виноватой, хотя дела зачастую обстоят совершенно иначе.


— Всё как раз наоборот. — Девушка вытаскивает наушник из уха и скрещивает руки на груди, отводя взгляд в сторону, тут же замечая стоящих в отдалении Калеба и Сэди. — Я думаю, что это ты должен вытащить всё из своей загадочной головы.

Звучит, как приговор. Ну вот, они снова ссорятся. Снова переходят ту черту, которую провели между собой, и теперь говорят о своих проблемах.

— Загадочной? — Финн повторяет вопрос с улыбкой, однако это совершенно не смешно.

Это цинично. Худшее в его характере, что Милли знает и ненавидит в нём больше всего, потому что это разрушает между ними всё предыдущее относительно дружеское общение.

— Браун, во мне нет совершенно ничего загадочного. Поверь мне, нет никакого ключа, отпирающего моё сердце, или что-то в этом роде. — Он отталкивается руками от земли, поднимаясь. — Тебе просто нужно было поговорить со мной, проявить свой проклятый интерес ко мне, но нет же, ты этого не сделала! Ведь ты так трясёшься над этим, пытаясь игнорировать очевидное!

Что же, те же аргументы, что и два года назад. Как скучно.

— Да! — отвечает Милли, подхватывая свои вещи и тоже поднимаясь. — А знаешь, почему так? Потому что я всегда получала от тебя только ложь! — душераздирающе кричит она. — Потому что это было единственное, что ты рассказывал мне о себе. Ложь! Всего лишь маска того, кем ты на самом деле не был! Зачем всё это, Финн? Чтобы скрыть своих демонов? Свои страхи? Свой образ мышления и свои переживания? Все свои пороки и огрехи? Ты всегда показывал мне лишь костюм идеального мальчика, коим ты не являешься, а всё ради того, чтобы я упала к твоим ногам. Но однажды ты просто устал от своей лжи. Ты устал притворяться и наконец-то отбросил свою дурацкую маску, и просто избавился от меня! — Она чувствует себя слишком расстроенной, пока пытается сглотнуть образовавшийся в горле комок.

Вулфард запихивает руки в карманы штанов и смотрит в траву под собой.

— Если это то, что ты обо мне думаешь… — Он замолкает, поворачиваясь к ней спиной. — Что ж, продолжай в том же духе, потому что мне всё равно, — заканчивает парень и уходит, оставляя её, одинокую и разбитую, под деревом.


Эта суббота только что официально превратилась в ад.

***

Но она даже не думала о том, что воскресенье станет таким же. Нет, она всего лишь собралась очень рано утром, пока все ещё спали, а солнце едва поднялось над горизонтом, надела удобную одежду и обувь, подобрала волосы резинкой и поспешила на лифте вниз, в зеркальную комнату. Сегодня она не хотела заниматься актёрским мастерством, потому что понимала, что не сможет ни на чём сосредоточиться. Так что она решила подключить наушники к iPad и немного потанцевать.

Да, она любила и умела танцевать. Вообще, гибкость, пластика и умение двигаться очень важны для любого актёра, в особенности для тех, которые выступают на сцене театров. Так что Милли старалась одновременно развиваться в обоих направлениях.


Она включает песни из восьмидесятых с женским вокалом и начинает разминаться перед тем, как танцевать. Ей просто хочется сбросить это напряжение внутри и забыть вчерашний день, и Браун отдаёт всю себя музыке, двигаясь в такт мелодии по всей комнате. Через какое-то время она чувствует, что отвыкшие мышцы горят и болят, но ей всё равно, потому что в этот самый момент она снова абсолютно забыла и о клинике, и о родителях, и о болезни, и о врачах, и о диете, и — самое главное — о Финне. Всё вокруг просто перестало для неё существовать.


Она танцует под каждую песню, которая в случайном порядке попадается ей в плейлисте. Милли понимает, что уже пропустила завтрак, и теперь Наталия и доктор Хитон будут ругаться на неё за то, что она снова не соблюдает свой график, но ей опять же всё равно, потому что единственное, о чём она думает, — это танцы, и то, что она не занималась ими уже чёрт знает сколько.


— Милли!

Она оборачивается к двери буквально на середине движения и встречается с глазами Ноа. Девушка тут же прерывается, выпрямляясь, и только в этот момент чувствует слабость и головокружение от того, что она слишком много танцевала. А ещё дыхание сбилось, но она не может проявить это перед Шнаппом, потому что тот мог рассказать об этом доктору Хитону.


Браун вынимает один из наушников и смахивает со лба пот.

— Я искал тебя около часа. Что ты делаешь? — Он выглядит немного обеспокоенным.

И Милли прилагает все усилия к тому, чтобы её голос не прозвучал сипло или придушенно.

— Танцую. — Исчерпывающий ответ, но Ноа он не удовлетворяет.

— Ты же знаешь, что тебе нельзя делать нагрузки на тело. — О, она прекрасно это знает, но её это не останавливает. — Я знаю, что ты не любишь, когда тебе читают нотации, но ты должна заботиться о себе.

Девушка согласно кивает и подходит к лавочке, на которой стоит бутылка с водой, берёт её и начинает жадно пить, с благоговением ощущая, как прохлада омывает её пересохшее горло.

— Всё в порядке. — Это всё, что она говорит в ответ, а потом выжидательно смотрит на Ноа.

— Ну, я вообще пришёл сюда, потому что… — Кажется, он сильно нервничает, и это удивляет Милли. — К тебе кое-кто приехал.

— Кто? — смущённо спрашивает Браун, потому что её не посещал никто, кроме Чарли, да и то это было несколько недель назад.

— Будет лучше, если ты сама узнаешь. — Девушка вздыхает и окончательно снимает наушники, накидывая на плечи серую толстовку, чтобы взмокшей спине не было холодно.— Они ждут тебя в столовой.

Милли морщится.

— Спасибо, что дал знать, — благодарит она друга, сжимая его плечо, а потом вышла из зеркальной комнаты.


Она чувствовала себя несколько потерянно, поэтому двигалась в сторону столовой медленно и неуверенно, хотя всё равно весь путь у неё занял не более пяти минут. Да и выглядит она наверняка усталой и растрёпанной, но в своё оправдание она может сказать, что не планировала ни с кем сегодня встречаться.


Милли входит в пустое помещение, понимая, что обед уже тоже прошёл. Она хмурится, оглядываясь, и видит за крайним столиком в углу своих родителей. И в этот момент она думает о том, что сейчас просто упадёт в обморок, и странная смесь боли и гнева оседает где-то внутри неё. Она не видела их больше месяца, никто из них не отвечал на её звонки, так что какая-то её часть хотела накричать на них, в то время как другая очень скучала по ним. И та, вторая часть, берёт над ней верх, так что она бежит к ним навстречу, но со стула встаёт только отец, чтобы обнять её. Девушка уже и забыла, каково это. Затем она подходит к своей матери, которая по-прежнему сидит за столом, и протягивает к ней руки, но та смотрит на неё с отвращением, сморщив нос.


— Что случилось, мама? — разочарованно спрашивает Милли.

— Ты только посмотри на себя, Милли, ты ведь вся потная, — отвечает женщина, а потом указывает на стоящий поднос с едой. — А теперь садись есть. Нам сказали, что ты пропустила завтрак, чтобы потанцевать.

И девушка хочет убить того, кто сдал её её же родителям, потому что она ненавидит, когда её отчитывают.

— Ешь! — настаивает мать, и Милли неохотно подчиняется, принимаясь за свою порцию. — Ты не должна практиковаться.

— Келли… — бормочет неуверенно отец, хватая жену за руку, но та быстро отстраняется.

— Я серьёзно, Роберт. — Миссис Браун недовольно смотрит на него в ответ. — Она здесь не для этого. Признай, она здесь, потому что решила разочаровать всех в семье, сыграв роль мученика, и теперь ей надо понести заслуженное наказание, а именно пройти лечение. И никаких танцев или актёрского мастерства!

— Значит, ты так считаешь? — тихо спрашивает Милли, не задумываясь об этом. — Я здесь, потому что так ты наказываешь меня? — Она разочаровано вздыхает. — Я думала, я здесь, чтобы поправиться.

— А что ты хочешь, чтобы я сказала тебе? — Постепенно тон голоса её матери набирает децибелы, переходя от спокойного к истеричному. — О, Милли, я так счастлива, что ты здесь! Очень счастлива, что ты лечишься! — На лице женщины появляется кривая циничная улыбка, которая пугает девушку. — О, нет-нет! Я лучше расскажу всем соседям, как я горжусь тем, что моя дочь находится в клинике для сумасшедших, чтобы всё потом шептались у меня за спиной, называя меня худшей матерью на свете!

Девушка встаёт, тоже начиная злиться.

— А кто тебе сказал, что ты ею не являешься? А? — С вызовом приподнимает бровь она. — Почему ты беспокоишься о том, что скажут другие, вместо того, чтобы беспокоиться о своём ребёнке? Это уже, простите, не моя вина!

Миссис Браун тоже поднимается со стула.

— Разумеется, а чья ещё? Ты эгоистка, которая решила уничтожить всё, и ещё недовольна тем, что все мы: я, твой отец, Пейдж, Чарли и даже Ава — страдаем от того, что ты вытворяешь! — И Милли на пару мгновений теряет самообладание, потому что от части слова её матери правдивы. — Я не воспитывала тебя тем, кем ты стала. Я учила тебя быть хорошей девушкой, уважительной, сдержанной и гостеприимной, вот почему я всегда водила тебя в церковь с тех пор, как ты была маленькой. И так ты благодаришь меня?

— А ты никогда не думала, что мне нужно что-то больше, чем обычная дисциплина? Например, любовь! Знаешь такое слово? Чтобы кто-то заботился обо мне, а не требовал быть совершенной всё время. — Слёзы скапливаются в глазах, и она уже готова разреветься. — Нет, ты же всегда думала о внешности, о том, как бы расположить к себе общество, о том, как бы мне получить титул женщины года, но ты ни разу не спросила, а как я себя при этом чувствую. — Милли смотрит вниз. — Единственное, что меня спасало, — это вера. Единственное хорошее, что ты сделала для меня. Знаешь, что я о тебе думаю? — Она резко вскидывает голову, впервые собираясь высказать это миссис Браун в лицо. — Что ты лицемерка!

Грохот от удара по столешнице звучит как взрыв бомбы. Отец тоже встаёт из-за стола.

— Милли, не говори так со своей матерью!

Девушка громко хохочет. Вот как легко играть в игру, где все только и делают, что обвиняют друг друга. Она вскидывает руки.

— Разумеется! — Она нахально улыбается. — Как я могла забыть об этом? Если ты её поклонник номер один, то понятно, почему вы вместе. Ты просто подлиза, который сияет от каждой её похвалы. Идеальная пара! А знаете, я устала притворяться, что всё в порядке. Наоборот, всё абсолютно не в порядке! И я даже не могу принять тот факт, что я больна, и я хочу умереть от того, как плохо себя чувствую, просто потому, что вы мной не гордитесь. Но мне надоело пытаться соответствовать вашим стандартам!

Оба её родителя смотрят на неё с широко распахнутыми глазами, потому что это был первый раз, когда Милли высказала им всё, что о них думает.

— Я не знаю, за что Бог наказал нас такой неблагодарной дочерью, — говорит миссис Браун, а девушка качает головой.

— Мне жаль, что я не та, кем ты хочешь меня видеть, мама, — шепчет она, закрывая лицо руками. — Но я уже решила для себя, что больше не буду лезть из кожи вон, чтобы порадовать тебя.


Это последнее, что она говорит, прежде чем покинуть столовую, ни разу не оглядываясь назад, поскольку чувствует, что внутри неё ничего уже не осталось. И самое ужасное, что помимо того, что она любит своих родителей, она не жалеет о том, что наговорила им. Напротив, Милли ощущает, как адреналин бежит в крови, как будтоона может сделать всё, что угодно. И она предпочитает не думать о последствиях своих неосознанных решений.


Браун идёт по коридорам клиники решительным шагом, ноги сами ведут её, потому что её голова полностью отключена в данный момент, и при этой она никогда не чувствовала себя более настоящей, чем в данный момент. Она чувствует, как руки и тело буквально зудят от того, что ей хочется прикоснуться к чему-то, к чему она не могла бы прикоснуться в своём обычном состоянии. Это слишком навязчивое состояние, идея, которую она желает исполнить прямо сейчас. И именно в этот момент она осознает, куда именно столь отчаянно направляется. Она ищет его.


Через некоторое время она видит его перед лифтом в корпусе В, и её сердце замирает, потому что это определённо тот, кого она так долго искала. Она не успевает осознать своих действий, когда пульс неожиданно учащается, а ноги так же быстро, как и до этого, несут её к нему.

Она настигает его в тот момент, когда двери лифта закрываются за её спиной, и проходят долгие томительные секунды, пока она смотрит ему в глаза, без стыда и печали. Она совершенно не боится, что может утонуть в его тёмном взгляде.


А вот Финн смотрит на неё несколько растерянно.

— Милли, что?..

Не успевает он закончить, как девушка понимает, что должна действовать, пока импульс внутри не пропал, и она приближается к нему, прижимая спиной к стенке кабины лифта. Она никогда не делала ничего подобного, но сейчас руки буквально зудят (видимо, она сходит с ума или умирает), потому что ей просто жизненно необходимо коснуться его.

На секунду он отводит в сторону смущённый взгляд, а вот Браун буквально нуждается в их зрительном контакте. И наконец-то она решает накинуться на свою беспомощную добычу, которую держит в руках.

— Ожидал ли ты этого? — спрашивает его Милли, прежде чем прижаться к его груди.

И как только они вступают в непосредственный контакт, она понимает, что уже не сможет остановиться. И она приподнимается на носочки, упираясь руками ему в ключицы, обхватывая пальцами его длинную шею. Она чувствует его тёплую кожу, именно в этот момент она теряет над собой контроль. Браун тянет Финна на себя, запрокидывая голову. Ей всё это время действительно приходится стоять на цыпочках, потому что он слишком высок для неё.

И это наконец-то происходит.


Вся её выдержка просто вылетает в трубу в то мгновение, когда её губы касаются губ Финна Вулфарда, потому что именно сейчас все их эмоции выходят наружу.


========== Часть 10 ==========


Она целует Финна, хотя и испытывает определённый страх, пока делает это, но, как только тот кладёт свои руки ей на талию и крепче прижимает к своему телу, яростно отвечая на поцелуй, все её переживания просто исчезают. Их губы жёстко сталкиваются, и они буквально начинают борьбу за право быть первым, и это реально похоже на безумие. Хотя, если честно, это оно и есть. Сейчас они говорят не словами, а действиями, жалуются друг другу, и Милли чувствует, как пропадает в его объятиях.


Это не было похоже на их первые поцелуи или те, что были потом. Это не было похоже на их последний поцелуй, который они разделили на вокзале, прежде чем Финн уехал в Калифорнию вместе со своей группой. Нет, на этот раз это было что-то отличное от всего. Совершенно иные ощущения. Как будто этот поцелуй избавляет их от давления внутри, а напряжение постепенно исчезает.


И Браун думает о том, что никогда не целовалась так — с всё нарастающим гневом и злостью. Это не было мило, это было больше похоже на импульс, на животный инстинкт, и то, как Милли цеплялась за его тело пальцами, было больше похоже на то, что она пытается спастись при кораблекрушении. Это было чем-то, чего не хватало им обоим в самые страшные и тёмные моменты их жизни.


Ей нужно отстраниться от него, но не из-за нехватки воздуха, а потому, что она начала проявлять слишком много непозволительных эмоций. Поэтому девушка постепенно уменьшает интенсивность поцелуя, но нет. Финн буквально рычит и меняет их местами, и теперь уже он вжимает её в стенку кабины лифта. Он упирается руками по обеим сторонам её тела, которое так отчаянно нуждалось в чём-то, но Милли не могла понять, в чём именно. Она просто чувствует, как ладони парня скользят по её бёдрам вверх, к рёбрам, а потом снова обратно. И Вулфард совершенно невозмутим в тот момент, когда раздаётся звон лифта, прибывшего на указанный этаж.


Финн явно не планирует прекращать всё это, поэтому он слепо тычет рукой по кнопкам, останавливая лифт. Он запрокидывает её голову, и в этот момент они всё-таки прерываются. Милли чувствует, как её грудь быстро поднимается и опускается, а сердце сумасшедше бьётся, отдаваясь ударами в голову; ощущения, будто она пробежала чёртов марафон. Однако она не открывает глаза, предпочитая дожидаться Финна так. И Браун наконец-то слышит его хриплое и тяжёлое дыхание и чувствует, как его лоб уткнулся ей в губы, как будто парень слишком сильно устал, чтобы двигаться.


Через некоторое время она всё-таки открывает глаза, и в этот же момент он выпрямляется, и они смотрят друг другу в глаза. Милли поднимает руки и обхватывает ладонями его щёки, мягко лаская их; его кожа чувствуется иначе, но знакомо, поэтому она посвящает себя тому, чтобы исследовать каждый дюйм этого совершенного лица. Мысленно она отмечает, что его подбородок стал более квадратным, и он действительно выглядит взрослым. Всё верно, он больше не тот маленький мальчик, который встречался с ней в школе, но проблеск этой юношеской красоты до сих пор проскальзывает в его веснушках. Браун всегда любила их, потому что считала их почти произведением искусства, в отличие от самого Финна, который каждый раз смущался и не понимал, чему же так восхищается девушка.


Она неохотно улыбается ему и опускает руки, а потом мягко высвобождается из тюрьмы его объятий, подходит к панели и, как только створки лифта плавно разъезжаются, она уходит, так и не сказав ему больше ни слова. Она слышит, как они сдвигаются обратно; сама Милли сейчас направляется к своей комнате, уже чувствуя, как просыпается внутри неё совесть. Да она же теперь в жизни не посмотрит в глаза Вулфарду!


Когда она заходит в комнату, то испытывает огромное облегчение от того, что Сэди там нет. Она решает просто лечь спать (желательно, навечно), потому что два последних дня были просто сумасшедшими.


К счастью, после нескольких часов сна Милли становится прежней Милли, а та сумасшедшая Милли, которая кричит на родителей и целует Финна в лифте, уже пропала. Девушка называет её Милли-Галлея, так как теперь в следующий раз она появится только через семьдесят шесть лет, и она считает, что так даже лучше.

***

Утро понедельника она проводит, заперевшись в своей комнате из-за того позора, что съедает её изнутри каждый раз, когда она вспоминает о том, что наделала. И это почти невыносимо. Браун пытается думать о чём угодно другом, кроме этого, но всё равно так или иначе её мысли возвращаются к тому, как руки Финна были на её талии, как ощущались его мягкие губы, как он утыкался лицом практически ей в шею, и от этого её сердце буквально выскакивает из груди. Она чувствует, как жар охватывает её тело, а щёки окрашиваются до цвета насыщенного кармина. И ведь это она просто думает обо всём произошедшем! Она чувствует сама себя предателем после того поцелуя, что разделила с Вулфардом, и это печально. Но она ничего не может с собой поделать. Не после того, кем она успела стать. Ведь всё выглядит так неправильно.


В конце концов, она морально настраивает себя на дальнейшее продолжение нормальной — спокойной! — жизни, избегая Финна, что влекло за собой также отказ от общения с друзьями и непосещение групповой терапии. В течение недели Милли изощряется, чтобы не столкнуться ни с кем из парней; каждый раз, когда она замечала кого-то, она сжималась в маленький комочек, отворачивалась и просто сбегала в противоположную сторону. Это было нелепо. Но не нелепее, чем тот неприятный, пугающий и странный разговор в саду и безумный поцелуй в лифте, который заставлял её чувствовать себя неуверенно. Так что теперь ей приходилось корректировать свою рутину, чтобы ни с кем не пересекаться и не разговаривать.


Наталия замечает это и назначает ей внеочередную встречу на следующий понедельник в обед, и Милли послушно приходит.

У Дайер суровый взгляд, как у матери, когда её сын или дочь приходит со школы с плохими отметками, и она даже не приветствует Браун, так что та молча садится в кресло напротив стола куратора и только сейчас чувствует, как же у неё дрожат ноги. Что ж, она готова принять свой выговор. В конце концов, он уже не первый и вряд ли последний.


— Почему ты не ходила на групповую терапию на прошлой неделе? — спрашивает Наталия, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку, приподнимая бровь. — И ты пропустила много приёмов пищи, Милли. — Этот её тон раздражает. — Ты была такой послушной, что я уже хотела вернуть тебе твой телефон, потому что показатели на графиках были отличные, но теперь мне придётся отсрочить это, так как ты полностью съехала и в своём графике, и в диете, и в лечении в целом. Ты больше не подчиняешься установленному расписанию. Что случилось? — О, неужели она думает, что, закатив глаза, она вызовет у неё приступ раскаяния? — Очень жаль, что у тебя не будет стопроцентных показателей к концу месяца.

— Прости.


Это единственное, что она говорит, прежде чем отвернуться к окну, за которым группа пациентов занималась йогой. Должно быть, это те, которые должны учиться контролировать свои приступы гнева. Что ж, они кажутся куда более счастливыми, чем она.

Милли ни с кем не разговаривала за прошедшие семь дней, из-за чего её настроение упало, а ещё она очень скучала по своим друзьям (гораздо сильнее, чем хотелось бы это признавать). Ну вот, теперь она уже не может без них! Ей нужно, чтобы они были рядом, чтобы она могла чувствовать себя лучше, она слишком их полюбила, и теперь ощущает одиночество, хотя она всегда может прийти к себе в комнату и поговорить с Сэди, но она не знает ту достаточно хорошо (да и Синк почему-то не очень внушает ей доверия, как, например, тот же Ноа).

Сэди, кстати, последние три дня болталась в компании парней, но у Браун не было совершенно никакого желания слушать её рассказы, хотя внутри она всё-таки надеялась на победу Калеба.


— Милли. — Голос Дайер спускает её с небес на землю и привлекает всё её внимание. — Я не прошу извинений, это слишком легко сказать. Все так делают. Всем всегда жаль. Прости. Видишь, это просто. — Девушка недовольно поджимает губы. — Я хочу, чтобы ты рассказала мне, что с тобой происходит. Скажи мне, что ты сейчас чувствуешь. Что именно заставило тебя пропустить групповую терапию и приёмы пищи. Давай, без глупых оправданий и ухода от темы. Всё так, как у тебя в голове. По-настоящему, как оно есть.


Браун смотрит на неё в течение нескольких минут в тишине, прежде чем нервно заелозить в своём кресле. Она не хочет этого рассказывать! Не хочет! Но ей это явно необходимо, потому что мысли в её голове скоро попросту убьют её, если она не поделится этим с кем-либо. Так что это даже неплохо, да? Наталия ведь как раз тот человек, чья работа заключается в том, чтобы слушать её.


Поэтому Милли просто открывает рот, и слова сами льются из неё, сбивчиво и быстро, возможно, даже немного преувеличенно в значении. Она рассказывает ей всё-всё, начиная с того момента, как в школе учитель по математике приставил её репетитором к Финну Вулфарду, как между ними закрутился тайный роман, как у них были проблемы, как им было хорошо вместе, как они расходились и сходились обратно, при этом каждый раз невообразимо счастливые, как слёзы катились у неё по щекам, когда она стояла на вокзале и прощалась с ним, уезжающим в Калифорнию, и заканчивая рассказом о ссоре с родителями и последнем поцелуе в лифте, о том самом, который враз буквально дестабилизировал всю её жизнь.


Наталия же смотрела на неё с некой тревогой и широко распахнутыми глазами, а её губы постоянно то поджимались, то подрагивали от историй о том, что же именно происходило между Милли и Финном, как будто она не могла в это всё поверить. Ну, а Милли не могла ей всего этого объяснить.


В конце тяжёлого рассказа два часа спустя, когда Браун закончила изливать ей свои чувства и эмоции, девушка поняла, как же она сейчас истощена — физически и морально.

Дайер же протянула руку через стол, накрывая её ладонь своей, пытаясь поддержать её.


— Я хочу, чтобы ты знала, что я рада, что ты рассказала мне всё это. Разве тебе не лучше?

Милли подняла голову и прислушалась к себе. И правда, странное давление в груди немного ослабло, став более терпимым, хотя всё ещё оставалось внутри неё.


— Ну… да… — Улыбка зажигается на лице Наталии. — Но я по-прежнему не знаю, как решить свои проблемы. — Девушка говорит это с неким упрёком в голосе.

— Ты хочешь, чтобы я сказала тебе, что стоит делать? — спрашивает куратор с любопытством.

— Конечно! Это ведь твоя работа, разве нет?..

— Не совсем так, — отвечает Дайер, которая, кажется, совершенно не в восторге от всей сложившейся вокруг её подопечной драмы. — Я здесь, чтобы выслушать тебя, помочь тебе с твоим лечением, помочь управлять тебе собственными эмоциями, чтобы ты лучше справлялась со своими проблемами и таким образом преодолевала их.

— Наталия, серьёзно, мои чувства определённо мне не помогают, а как раз наоборот, — впервые признаётся Милли, хотя и чувствует себя неловко, а вот её куратор, кажется, была довольна.

— Что ты хочешь, Милли, чтобы я сказала тебе? Иди, беги, ищи Финна и возвращайся к нему? Ты этого хочешь? — Приподнимает бровь Дайер, не переставая улыбаться, а вот девушка на несколько секунд задумывается. — Я не знаю, ты, конечно, могла бы это сделать и без моей помощи. Ты же прекрасно знаешь, что это только заставит вас вернуться в тот порочный круг, в котором вы были с ним до этого.


Она была права, Браун знала об этом и не хотела этого. Они должны уже повзрослеть, потому что они, кажется, просто теряют голову, когда находятся рядом друг с другом. Им нужно перестать быть детьми и научиться преодолевать свои проблемы самостоятельно.


— Тебе нужно понять, действительно ли ты что-то чувствуешь к нему, или это просто… ностальгия. — Наталия пожимает плечами, как будто всё, что она только сказала, так просто. — Я думаю, тебе нужно научиться справляться со своими эмоциями.

— Я ненавижу это делать.

— Я знаю, но это на самом деле имеет много общего с твоей проблемой. Тебе трудно осознать то, что ты чувствуешь, но мы поработаем над этим. Так что Финн — это своеобразная планка для тебя.

Дайер выжидающе смотрит на неё, а Милли думает о том, что теперь её чувства к Финну станут всего лишь планкой.

— Хорошо, — отвечает она без особого желания.

— Не позволяй ему использовать себя, — говорит Наталия, а потом вдруг указывает на несколько листов перед ней. — Я скажу Джо, что ты не хотела бы пока возвращаться в группу, потому что я не хочу, чтобы ты чувствовала на себе давление.


«Ну, это лучше, чем совсем ничего», — с расстроенной улыбкой думает Браун.


В конце концов, оказалось, что разговаривать с собственным куратором не так уж и плохо.

***

Всю оставшуюся неделю она чувствует себя уже лучше, поэтому даже возвращается к своей работе в библиотеке, пытаясь оставаться спокойной, концентрируясь на пыльных полках.


Однажды она встретила Ноа, который за несколько секунд буквально завалил её вопросами, но она лишь коротко объяснила, что не готова поговорить с ним о том, что с ней происходит, потому что это наверняка подействует на неё и её чувства. После этого Шнапп спросил её, почему она не посещает групповую терапию. И в ответ получает молчание.


— Ладно, — неохотно говорит Ноа, пока они сидят вместе на полу между книжными полками, скрытые в глубине библиотеки. — На самом деле, мне нужно многое тебе рассказать, и кое-что из этого связано с Финном, но я не думаю, что тебе это понравится. — Парнишка незаметно морщится, и Милли делает вывод, что случилось что-то плохое, но она почему-то не хочет об этом слушать.

— Расскажи мне об остальных, — с горечью просит она. — Я не чувствую желания что-либо слушать о нём. Предпочитаю, чтобы его имя даже не называли в моём присутствии, потому что я хочу, чтобы моя голова и сердце работали нормально.

Ноа пристально смотрит на неё несколько секунд.

— Я, конечно, не хочу настаивать, но мне кажется, что тебе всё-таки стоит знать об этом.

— Ноа! — Она умоляет его одним только взглядом, потому что не хочет показаться невежливой, но она действительно не собирается продолжать говорить с кем-либо о Вулфарде (ей было достаточно и Наталии).

— Ладно, ладно. — Парнишка поднимает руки в знак капитуляции. — Я не скажу тебе, но рано или поздно ты всё равно узнаешь об этом, и тебе это не понравится.

— Я, пожалуй, рискну.


Браун весело подмигивает ему, и они продолжают говорить о каких-то глупых вещах, которые заставляют ее забыть о произошедшем, о неловкой теме и просто приятно провести время.

Милли очень соскучилась по Ноа, который за такое короткое время стал для неё одним из самых близких и любимых людей, которому она могла рассказать всё. Они прикрывают друг друга, они помогают друг другу, они принимают друг друга. Они здесь друг для друга.

Как же это называется?.. О, точно. Лучший друг.


Тем не менее, она пытается избегать навязчивых и раздражающих ярлыков.


Беседа с Ноа неизбежно напоминает девушке о групповой терапии, и в тот же день она понимает, как же сильно она по всему этому скучает, поэтому принимает решение пойти на следующий сеанс независимо от того, будет там Финн или нет. Уже пришло время наконец-то встретиться с ним лицом к лицу, разобраться в своих чувствах и попросту умереть, если всё окажется жизнеспособным.

***

На следующий день Милли, вооружившись силой воли и мужеством, идёт на групповую терапию, достаточно уверенная в том, что сможет притвориться при необходимости, но, когда она входит в комнату, Джо и парни встречают её самым тёплым образом, даже обнимают, и она не может не радоваться этому. Также, на её счастье, сегодня Финна не было, поэтому Браун могла спокойно просидеть целый сеанс, выслушивая о стрессе Ноа, о чувствах Калеба и, конечно, странные шутки от Гейтена, с которых она всё равно всегда смеется.


В конце терапии ребята предлагают ей пойти за дополнительным десертом, пока они расставляют свои стулья на место, но ей не нравится эта идея. Вместо этого она смотрит на пустое место, где обычно всегда сидит Вулфард, полностью потерянная в тех самых мыслях, которым просто запрещено приходить к ней в голову.


— Ты пропустила несколько дней, — шепчет ей Джо, и Милли тут же оборачивается, чтобы посмотреть на него. Она очень надеялась, что он не догадался о том, о чём она думает, потому что это сумасшествие. — Нат сказала, что у тебя проблемы.

— Наталия тоже твой куратор? — спрашивает она с преувеличенным удивлением, расширив глаза. Возможно, Кири уже и так знает о том, что произошло между ней и Финном.

Наставник смеётся.

— Да, она почти у всех. — Он указывает на мальчиков, стоящих в отдалении. — Ну, за исключением Ноа. Его курирует Вайнона. — Джо легко пожимает плечами, а она ничего не говорит. — Ну, я всего лишь ваш наставник, который приходит сюда и заставляет вас рассказывать о своих проблемах, помимо всех других действий, которые вы так ненавидите.

Браун немного смущается из-за того, что слышит. Ну, насколько бы глупыми не были эти сеансы групповой терапии, они действительно ей помогают.

— На самом деле, я не знаю, что происходит. Финн рассказывает немного, по крайней мере, в этом кабинете, но иногда он специально приходит лично ко мне, и мы говорим о некоторых вещах, которые его волнуют. Он не хочет, чтобы все узнали об этом. Но то, что делаешь ты, Миллстер, вообще неправильно. Нельзя молчать, если ты не в порядке. — Милли совершенно иначе взглянула на Джо. — Потому что я знаю, что происходит что-то плохое.

— Откуда ты знаешь? — ощетинившись, спрашивает она.

— Я знаю его. — Браун недоверчиво щурится. — Его гораздо легче прочитать, чем, например, тебя. — Ну, это правда. Вулфард порой как открытая книга. Она вздыхает, почему-то чувствуя себя виноватой. — Также на днях, когда мы были в машине и говорили, ну… знаешь… — Не знает. — В общем, он кажется очень грустным. И нет, это не потому, что я навязчивый, но я кое-что услышал.

Девушка приподнимает бровь.

— И что же?

— Достаточно, чтобы понять, что что-то произошло и до сих пор происходит между вами.


Это всё, что он говорит, прежде чем убрать стул Финна и всё-таки оставить её в покое. Напоследок он ободряюще сжимает её плечо, поддерживая, а потом возвращается к парням.


Милли выходит из комнаты, ни с кем не попрощавшись, и останавливается, глядя по обеим сторонам коридора, как будто решая, куда ей идти. Ей нужно немедленно найти его, но она понятия не имеет, где он сейчас находится. Можно, конечно, предположить, что в своей комнате, и в какой-то момент её ноги сами начинают идти, как и в прошлый раз. Она бредёт куда-то, не задумываясь об этом. Скорее, она думает о том, что же скажет Вулфарду, когда увидит его, ведь есть так много всего, что ей хотелось бы ему рассказать.


Через какое-то время она слышит голос Финна на расстоянии. Он поёт…


— If we’d go again (Если б мы могли)

All the way from the start (Вновь пройти все пути)

I would try to change (Я бы попытался изменить)

The things that killed our love (Все вещи, убивающие нашу любовь)…


Она знает эту песню. Он пел ей её, когда они ещё были вместе, и это было кое-чем особенным для них. Абстрактный способ передать друг другу свои чувства.


— Your pride has built a wall so strong (Твоя гордость стала слишком крепкой стеной)

That I can’t get through (Которую мне никак не удаётся преодолеть)

Is there really no chance (Неужели нет шанса)

To start once again (Начать всё с начала?)

I’m loving you (Я люблю тебя)…


Сердце быстро бьётся в груди, потому что воспоминания о том, как они сидят в школьном кабинете и слушают эту песню, слишком прекрасны. И Милли возвращается в настоящее, убеждённая, что это знак свыше.


Внезапно голос парня и звук гитары стихли, и Браун буквально со всех ног бросается в зеркальную комнату, потому что часть неё невероятно трепещет от скорой встречи с Финном. Это снова то самое чувство, у которого раньше даже было своё имя… Ей снова так хочется поверить в их магию, но прежде она должна поговорить с ним.


— Финн, нам нужно поговорить… — начинает она с широкой улыбкой, открывая дверь.


И не может закончить предложение, потому что в этот самый момент сталкивается с ужасной реальностью, как только входит в зеркальную комнату.

Кажется, что открывшаяся перед ней картина больно бьёт её в живот, если не хуже, а всё вокруг слишком удручает.


Финн и Сэди целуются на лавочке. Точнее, слово «поцелуи» звучит слишком невинно, чтобы описать то, что они делают на самом деле.

Они отстраняются друг от друга через несколько мгновений после того, как она заходит, и удивлённо смотрят на неё. Лицо Синк краснеет от стыда, а вот Вулфарда, кажется, совершенно ничего не волнует, потому что он вновь концентрируется на своей гитаре у него на коленях.


— Ты хотела поговорить с Финном? — Сэди встаёт. — Я оставлю вас наедине. Прости, что тебе пришлось это увидеть. Мне так жаль.

Милли натягивает отчаянную, притворную улыбку, делая шаг назад.

— О, нет, забудь. Простите, что прервала вас, — говорит она дрожащим голосом. — Я уже ухожу.


Она покидает зеркальную комнату так быстро, как только может, и просто бежит по коридорам, чувствуя, как ужасное давление и тяжесть в груди поднимаются к горлу, и она не может понять, что это — рвота или комок чувств, которые требуют снять маску.


«Мне всё равно».

Так он сказал?


Но ни то, ни другое она не может выпустить публично, поэтому бежит в ближайший туалет.

Ей интересно, почему ещё на прошлой неделе её чувства к Финну казались ей слабыми, рассеянными… несуществующими, а уже сейчас, глядя на то, в каком раздрае находится её душа, она видит всё ясно.


Никогда ещё не было так очевидно, что она любит Финна Вулфарда, как в то мгновение, когда он разбил ей сердце на миллионы осколков.


========== Часть 11 ==========


День первый.


Спустя семьсот тридцать дней она снова вернулась к самому первому. К тому моменту, когда раздирающая на части боль поразила её сердце самым жгучим образом. Только Финн Вулфард способен сотворить с ней нечто подобное.


Это к тому… стоит ли вообще отдавать своё сердце другому человеку? Потому что внезапно вы становитесь таким уязвимым, что с вами можно сделать всё, что только заблагорассудится.

Но для Милли это состояние уже не ново. Напротив, она уже когда-то чувствовала сильное желание плакать, отсутствие воздуха в лёгких, болезненное давление в груди, отчаяние. Да, Финн время от времени уничтожает её полностью, а она строит вокруг себя стену отчуждения, становится холодной и равнодушной, плохо относится к нему, а всё для чего? Чтобы в конце закончить день, лёжа лицом в подушку, плача и слушая самые грустные песни.


Но сейчас ей в голову приходят почему-то только счастливые воспоминания, связанные с ним. Как она гуляет с Финном, видит его потрясающую улыбку и задорные веснушки, рассыпанные по щекам и носу, красивые тёмные глаза, в которых утонула, наверное, не она одна, приятный хриплый голос, которым он так восхитительно зовёт её по имени, его чудесный смех и забавную привычку откидывать при этом голову назад.

«Типичный Финн», — с щемящей нежностью думает она, утирая слёзы руками.

Она снова плачет, она снова одна в этом кошмаре, и её снова завёл туда лично Вулфард.


Милли не осознавала реальность вокруг до того момента, пока не обнаружила себя лежащей буквально поперёк своей кровати, из-за чего кончики пальцев касались холодного пола. Её короткие волосы были в полнейшем беспорядке, под глазами залегли тёмные круги, а в наушниках звучала депрессивная песня, из-за чего девушка ещё больше преисполняется чувствами одиночества и меланхолии. Да, у неё есть особенный плейлист композиций, которые она сохранила специально для того, чтобы слушать их в самые критичные моменты своей жизни, когда она полностью разрушена.

Она, уткнувшись лицом в подтащенную к себе подушку, надломленным голосом подпевает песне в наушниках, и слёзы снова наворачиваются у неё на глазах, поэтому вскоре она придушенно воет в наволочку, громко всхлипывая.


Браун как типичная девочка-подросток во всех этих сериалах с глупыми людьми и сюжетом, только вот, к сожалению, это её жизнь. Жизнь, в которой проклятый старшеклассник-парень покидает её, а она проводит два года, скрупулезно пытаясь забыть его, но вот они вдвоём в психиатрической клинике, где девушка в очередной раз понимает, что он совершенно не изменился — как был кретином, так им и остался. А ещё именно он лучше всех знает, как разбить ей чёртово сердце.


Так дальше не может продолжаться.

***

— Что? Почему нет? — Милли возмущённо спрашивает у Наталии.

Она очень сильно стискивает кулаки, чтобы не было заметно её дрожи, из-за чего ногти больно впиваются в кожу, оставляя красные полумесяцы. Но такая физическая боль гораздо терпимее, чем та, что разрывает сейчас её сердце изнутри.

— Я не могу просто так переселить тебя в другую комнату. — Да неужели Дайер не понимает? — Никаких форс-мажорных обстоятельств.

— Я же сказала тебе! — раздражённо восклицает девушка. Она, конечно, не хочет злиться, но ещё немного, и она реально взорвётся. — Моя соседка встречается с моим проклятым бывшим парнем! Неужели ты думаешь, что это не влияет на моё психическое здоровье? Я думала, ты хочешь помочь мне! Что ты на моей стороне!

— Я на твоей стороне, — говорит Наталия спокойным и успокаивающим голосом. — Я действительно тебя очень хорошо понимаю, но тебе не кажется, что это несколько поверхностная причина? Когда я говорила о форс-мажорных обстоятельствах, я имела в виду насилие или наркотики.

Милли проводит ладонью по лицу, чувствуя, как руки сильно дрожат.

— А что, если я совершу самоубийство? И оставлю предсмертную записку, в которой буду обвинять её!

— Милли! — Строго смотрит на неё Дайер.

— На самом деле, я действительно не могу этого вынести… — Браун опускает голову, быстро облизывая губы. — Я чувствую, что не могу себя контролировать, когда вижу их, и я просто хочу… — Она не заканчивает предложение, но повисшая между ними тишина гораздо более красноречива, чем слова.

— Убить себя? — спрашивает куратор уже с куда большим беспокойством, чем до этого. Девушка пожимает плечами. — Это правда?

— Мне больно, — шепчет Милли (она ещё никогда в жизни не чувствовала себя более слабой и немощной). — В груди. И я хочу плакать.

— Ты можешь поплакать. — Голос Наталии звучит очень сочувствующе и понимающе, но это совершенно — абсолютно! — не помогает. Наоборот, теперь Браун ещё больше хочется выброситься из окна. — В этом нет ничего плохого.

Но девушка отрицательно качает головой.

— Я ненавижу это. Ненавижу плакать. Может быть, это нормально в первый день или во второй, но, когда я плачу ежедневно, это нисколько не помогает мне, а, скорее, наоборот, ещё больше ввергает в пучину отчаяния. — На последнем слове её голос ломается, переходя на хриплый шёпот. — Тогда мне кажется, будто я уже никогда не смогу выбраться из этого кошмара, поэтому я не плачу. — Она отворачивается и отводит взгляд в сторону, потому что не любит выглядеть уязвимой перед кем-либо.

— Господи, всё происходит…

— Я знаю! — Она всё-таки взрывается. — Другие люди так делают, чтобы им стало легче, я знаю! Но я так не могу! — Кажется, она сходит с ума. — Я ненормальная! Хочешь знать, как я справляюсь со всем этим? Иду в ванну, запихиваю два пальца в рот и выплевываю всё, что у меня внутри. Вот от этого мне становится легче. — Милли и не замечает, как её глаза наполняются слезами, но она чувствует, как болит от криков горло. — Или я просто перестаю есть! — Какая-то полубезумная улыбка появляется на её лице. — Так ещё проще! Голодовка — это мой любимый способ, потому что чувство голода гораздо терпимее, чем эта боль внутри!

Звенящая тишина повисает между ними. Наталия смотрит на неё широко распахнутыми глазами, а потом неуверенно протягивает к ней свою дрожащую руку, мягко сжимая плечо Браун, как будто пытаясь её утешить.

— Я достану тебе другую комнату, Милли. Мне понадобится на это пару дней, но я хочу, чтобы в течение всего этого времени ты говорила со мной и не замыкалась в себе, договорились?

— Непременно, — отвечает девушка, испытывая огромную благодарность к своему куратору.

Она рада, что та не осуждает её и даже соглашается найти ей новую соседку.


Оставшуюся часть запланированной по графику встречи они болтают о всяком, и Милли чувствует себя гораздо спокойнее, хотя она уверена, что уже скоро доктор Хитон предложит ей пропить курс антидепрессантов, но ей это не нужно, потому что она надеется, что вскоре сможет чувствовать себя гораздо лучше.

***

Днём Браун приходит в библиотеку. Она чувствует, как дрожь возвращается в её руки, но она предпочитает не обращать на это внимания. Наоборот, она ещё усерднее занимается рассортировкой по полкам сданных читателями книг, отвлекая себя от мыслей о том, что же с ней всё-таки происходит.

Закончив свой ежедневный ритуал, она сидит в углу библиотеки, читая новую — четвёртую по счёту — книгу об актёрском мастерстве, которую подарила ей миссис Буоно. Она забывается на раскрытых перед ней страницах, но это длится недолго.


— Я нашёл тебя! — радостно восклицает Ноа, возвышаясь над ней, и Милли поднимает вверх глаза, возвращая ему улыбку. Он действительно делает её более счастливой. — Долго же я искал тебя.

Браун закрывает книгу и откладывает её в сторону, а потом предлагает другу присесть рядом с ней.

— Да? — Приподнимает бровь она. — И зачем?

— Я хочу поговорить с тобой, — осторожно отвечает Шнапп, усаживаясь на предложенное ему место.

Он, конечно, действует несколько скованно, как будто боится спугнуть её, но вот сама Милли практически тут же кладёт свою голову ему на плечо, раздумывая над тем, стоит ли ей рассказывать ему всё или нет.

— Конечно, только в том случае, если ты готова, потому что на днях ты говорила, что нет, и я тебя понимаю.

— Я поцеловала Финна, — легко говорит девушка, практически не раздумывая, и глаза наполняются слезами, а руки снова начинают дрожать.

Она не видит лица Ноа, но точно может сказать, что он сейчас удивлённо приподнял брови и немного приоткрыл рот, и такая его реакция почему-то успокаивает её, хотя слёзы всё равно начинают катиться по щекам.

— Я была очень смущена, поэтому не ходила на групповую терапию, а также избегала вас всех, поскольку я чувствовала себя очень странно. Внутри было так много смешанных эмоций и чувств, однако… — вздыхает (скорее, всхлипывает) Милли, — я увидела, как он целует Сэди в зеркальной комнате, а она ему отвечала. — А вот сейчас Ноа явно не был удивлён, поэтому она приподнимает голову с его плеча и заглядывает ему в глаза. — Ты знал… Знал ведь?

— Я пытался тебе сказать, но ты не позволила мне, — виновато объясняет Шнапп, явно очень огорчённый всей этой ситуацией. — Чёрт, Бони, тебе пора начать слушать меня! Было бы лучше, если бы я рассказал тебе об этом!

Девушка отрицательно качает головой и утирает слёзы с лица. Она хотела бы приберечь их для более особенного момента, а не для ситуации, когда её бывший парень целуется с её соседкой по комнате.

— Я слушаю, — бормочет Браун, прикусывая щёку изнутри, пытаясь сдерживать эмоции.

— Это случилось не так давно, но я думаю, после вашего поцелуя. — Он кривит губы, как будто говорит об ужасном преступлении. — Это было очень странно, но они начали много общаться друг с другом, и Сэди только и делала, что постоянно упоминала его в разговорах с нами, и вот однажды… они просто прошли по коридору, держась за руки. — Ноа неловко пожимает плечами. — Я не знаю, что произошло между ними, но это было так неожиданно. Да и Калеб с Гейтеном были очень расстроены.

— Ещё бы. — Кивает Милли, а в груди у неё возрастает гнев при мысли о том глупом споре между ней и Финном. — Я бы тоже была расстроена.

— Разве? — спрашивает Шнапп, и Браун отводит взгляд.

На самом деле, она бы испытала невероятную палитру эмоций, но огорчение определённо было бы в этой каше.

— Ну да.

— Знаешь, о чём я думаю? — Милли вопросительно смотрит на Ноа. — Что за последние дни Финн показал себя не самым хорошим другом, и, мне кажется, что это определённо не будет для него плюсом, — говорит он очень осторожно, как будто боится, что девушка его не поймёт.

Но нет, Браун прекрасно его поняла. Она знала об этом ещё до новой встречи с ним здесь, в клинике. Вулфард всегда наблюдал за ними как будто издалека, хотя и сидел за одним столом на обеде, а Милли глупо верила в то, что внутри него ещё осталось что-то хорошее, что он мог бы проявить по отношению к другим, но она была не права — Финн даже не пытается.


Всю оставшуюся часть смены в библиотеке Браун проводит вместе с Ноа. Они говорят о Наталии и о том, что та планирует выйти замуж в январе следующего года, а ещё о том, что она хочет провести свадьбу в клинике и пригласить на неё своих подопечных. Милли кажется это ужасным. Кто вообще может захотеть обручиться в столь страшном месте?


Когда её смена заканчивается, она отмечается в карточке посещения и оправляется с Шнаппом на ужин. Они едят вместе с Калебом и Гейтеном, и никто из них ни разу даже не упомянул имя Финна. Очевидно, что все избегают этой щекотливой темы, однако напряжённая атмосфера отчетливо нависла над их столом, но они всё равно предпочитают не говорить об этом.

После ужина Калеб предлагает провести её до комнаты, и она соглашается. Пока они медленно бредут до корпуса B, Маклафлин рассказывает ей о легендарных фильмах из восьмидесятых, и это даже кажется ей очень занимательным, но ненадолго — ровно до того момента, пока она не заходит к себе в комнату, готовая заснуть буквально на ходу, потому что сегодняшний день был таким же тяжёлым и эмоционально выматывающим, как и все предыдущие.


Но не успевает она со всем удобством устроиться на кровати, как дверь с грохотом открывается и включается верхний свет.

— В чём твоя проблема? — яростно спрашивает Сэди и стаскивает с неё одеяло. Милли приподнимается. — Ты ненавидишь меня?

Ненавидит ли? Она уверена, что нет, наоборот, Браун её даже жаль, ведь в Синк она видит отражение себя самой. Та так же, как и она, влюбилась в Финна, а закончится всё это весьма трагично.

— Нет, — сухо говорит Милли, поднимает одеяло с пола и снова им накрывается, тщательно его разглаживая.

Или всё-таки ненавидит? Ведь она чувствует негодование, но не совсем в этом плане (ведь Сэди не знала об её отношениях с Вулфардом), скорее, потому что та является просто невыносимой соседкой по комнате. Ну и, конечно, её очень беспокоил тот факт, что Сэди — это новая девушка Финна, поэтому всё это вызывает в ней лишь одну реакцию — желание пойти, наглотаться таблеток и спать вечно.

— Тогда почему? — Ох, Синк иногда бывает такой занозой в заднице, если хочет. — Почему ты попросила поменять тебе соседку? — И откуда она вообще об этом знает?

— Вообще-то, я просто хотела переехать в другую комнату, а ты можешь оставить за собой эту, — отвечает Милли, пожимая плечами. — Видит Бог, я не хочу с тобой ругаться.

— Я тоже.

— Послушай, Сэди, — как можно мягче начинает Браун. — Ты очень милая девушка… — Она фальшиво ей улыбается. — Но я думаю, что мы не ладим. — Милли старается сказать это со всем возможным уважением, которого у неё к ней на самом деле не было. — Я спокойная, а ты очень шумная. Разве я не права? Я подумала, что ты захочешь больше личного пространства для себя и своего парня, а я же, в свою очередь, не хочу быть очевидцем подобных сцен. — Ну, это была только часть правды.

— Значит, в этом всё дело? — Весь запал Синк куда-то пропал, и теперь она выглядела очень удивлённой. — Мой парень тебя беспокоит? — О, да ладно! Серьёзно? Это ещё мягко сказано! — Или подожди, Милли… — Сэди делает вперёд несколько шагов. — Я понятия не имела, что ты… ну… из этих…

— Из каких? — Хмурит брови Браун.

— Что тебе нравятся девушки. — Что?! — Ну, я понимаю, ты мне тоже нравишься, и тебе плохо из-за того, что я с Финном. — Это, должно быть, очень плохая шутка. — Прости, но меня это… не интересует.

— Прекрати говорить ерунду! — Вскидывает руки Милли, акцентируя внимание на своих словах. — Дело не в том, что я люблю тебя! А теперь позволь мне наконец-то лечь спать, пожалуйста, — просит она почти жалобно, и лицо Сэди меняется.

— Конечно, я поняла. Ты просто невыносима. — Синк пожимает плечами, а Милли вся стушевалась в кровати. — Но, какая жалость, мой куратор поговорила со мной, так что никаких изменений не будет, и тебе придётся мириться с Финном. Живи с этим. — Она показывает язык и выходит из комнаты.


Ну вот, теперь ей хочется плакать. Снова.

***

На следующий день Милли покидает свою комнату так рано, как только может, чтобы пойти на завтрак, потому что ей не хочется разговаривать с Сэди. Теперь она будет просто игнорировать свою соседку до конца лечения в этой клинике, а уж она приложит все усилия к тому, чтобы вылечиться как можно скорее. К тому же, как приятный бонус, ей не придётся больше видеть Финна Вулфарда в своей жизни снова.


В столовой она просит двойную порцию всего, что ей положено, чтобы побыстрее набрать нужный вес.

Она сидит вместе с друзьями и с аппетитом ест всё это (это впервые, когда она делает что-то подобное), и ребята поздравляют её с прогрессом, и всё снова начинает приобретать краски. А завтрашний день — она так хочет — начнётся с антидепрессантов!


После еды она решает зайти в комнату и взять сценарий, выпить прописанные ей таблетки и отправиться в зеркальную комнату, чтобы и дальше повышать свои актёрские навыки. И она даже, наверное, поприветствует Сэди — настолько у неё хорошее настроение.


Но, когда она входит в комнату, её планы кардинально меняются.

Финн застёгивает свои джинсы, вокруг валяется смятая одежда, а в ванне шумит вода — наверняка, Синк сейчас там.

Дрожь в руках, которую она так тщательно игнорировала, возвращаетсяобратно, и Браун буквально замирает на пороге, глядя на парня, и чувствует, что миллионы осколков её сердца теперь уже окончательно превратились в пыль.


— Не волнуйся, я уже ухожу, — говорит Вулфард, попутно выискивая по комнате свою рубашку.

Милли молчит. Слова, вертевшиеся на языке, вдруг куда-то пропали, хотя ей и не так много хотелось ему сказать.

Она не чувствует ни грусти, ни гнева, ни чего-либо ещё. Она пуста. Она даже не может реагировать на происходящее. Нет никаких криков, нет никаких слёз, скапливающихся в глазах. Она просто пуста.


Девушка не отвечает Финну, а просто оборачивается и уходит. Нет, не убегает, а именно уходит.

Она медленно идёт по коридорам, а её потерянный взгляд блуждает по серому потолку клиники, такому же пустому, как и её разум. Вскоре Милли добирается до пункта назначения, а именно места, где в больнице пациентам выдают таблетки и лекарства. Ей достаточно сказать своё имя, чтобы новенький стажёр, который был поставлен следить за этим, отвлёкся на поиски в списках больных. И вот, пока он не видит, девушка незаметно берёт первый попавшийся под руку бутылёк и кладёт его в карман своих свободных штанов. Стажёр возвращается обратно с её антидепрессантами, девушка выпивает их и показывает свой рот медсестре, чтобы та убедилась, что она не оставила таблетки за щекой или под языком.


Как только она заходит в первый попавшийся ей туалет, она вынимает бутылёк, на котором написано «Морфин». Вероятно, это для пациентов с физическими болями, и Милли считает его идеальным для своей ситуации, потому что она ничего не хочет чувствовать.

Она откручивает крышку и вынимает пальцами одну толстую белую таблетку, кладёт её на язык и проглатывает, выжидает несколько минут, но не добивается никакого эффекта, поэтому она берёт вторую, третью, четвёртую и продолжает до тех пор, пока они не заканчиваются.


Дрожь в её руках ухудшается, и именно в этот момент она понимает, какую глупость она только что совершила. Она подбирается к одному из туалетов и погружает пальцы глубоко в горло, чтобы вызвать приступ рвоты и тем самым очистить желудок от таблеток. Она должна вывести их из своего организма как можно быстрее.

И Браун, скорее всего, достигает своей цели, потому что вскоре весь её желудок буквально оказывается снаружи. Она чувствует, как по щекам бегут слёзы. Она ведь так долго боролась со всем этим, подавляя все импульсы внутри себя, чтобы не сделать этого, но из-за одного кретина всё буквально пошло в ад.


Девушка поднимается, отмечая, с каким трудом функционирует её тело. Она чувствует головокружение, дезориентацию, перед глазами всё просто плывёт. Ей едва удаётся умыться в раковине, но это нисколько не помогает её нынешнему состоянию, поэтому она, вцепившись в фаянсовые края, смотрит на себя в зеркало, и отражение показывает ей, какая она есть на самом деле, — опухшие глаза, бледная кожа, скатывающие по щекам слёзы, спутанные волосы. Да уж, та ещё красавица.


— Я Милли. Милли Бобби Браун. — Начинает тихо она, чувствуя острую необходимость разговаривать с собой, тем самым оставаясь в сознании. — Мне девятнадцать лет, в феврале мне будет двадцать. Я изучаю актёрское искусство в Чикагском университете, и я планирую посвятить свою жизнь театру, потому что мне это очень нравится. Мои родители очень гордились мной, но учёба требовала от меня слишком многого, так что я упала в обморок в середине своего выступления, поэтому они были вынуждены отправить меня в больницу. Уже там выяснилось, что у меня нервная анорексия. Я катастрофа.

Это было последнее, что она сказала, прежде чем провалиться в темноту.


========== Часть 12 ==========


Все всегда подспудно ожидают, что вы потерпите неудачу. Это то, что случается с большинством пациентов, находящихся в клинике; они просто не выдерживают, потому что всегда есть какой-то толчок, и это происходит — они взрываются, поглощённые своей тоской, своим отчаянием. Они не думают о том, а хотят ли они этого. Они просто знают, что в один день это случится.

И она просто сломалась так же, как и многие другие.


Милли очнулась в кровати в палате, медицинский прибор измерял её пульс, а в вену была вставлена капельница. Она чувствовала себя очень… тяжело, как будто накануне у неё была большая вечеринка, она безбожно напилась и вот открыла глаза уже здесь. Хотя, наверное, это ощущение было даже хуже, чем самое серьёзное похмелье. Да и дело явно не в том, что она пила. Наоборот, Браун пила очень мало, зачастую попросту отказываясь от предложенного ей алкоголя, потому что ей ещё не было двадцати одного года, но иногда получалось так, что она ходила куда-то со своими друзьями и выпивала что-то вроде коктейля или водки с соком, хотя прекрасно знала, что если она возьмёт на грудь хоть на грамм больше, то это будет катастрофа, поэтому предпочитала избегать подобного. Но прошлой ночью она, вероятно, перепробовала все виды алкоголя в баре, раз она так себя чувствует.


… Ладно, Милли прекрасно знала, что это не так, потому что в её голове были смутные воспоминания о том, как она ворует таблетки, как глотает их в слишком большом количестве, как искусственно провоцирует рвоту, чтобы очистить желудок. Видимо, всё же не до конца. А ведь ей казалось, что она идёт на поправку.


До того самого дня. Дня, когда всё пошло в ад, а она, вероятно, разочаровала всех, кто был с ней знаком: своего куратора Наталию, доктора Чарли, наставника Джо… Как же стыдно. Казалось бы, только недавно миссис Буоно поздравляла её за хорошо выполненную работу. Сейчас же Браун чувствовала себя — ни больше ни меньше — как кусок дерьма. Она пыталась справиться с этим, пыталась избежать этого… безнадёжно. И что теперь? Теперь месяцы совместных трудов работников клиники просто вылетели в трубу.


Милли чувствовала себя жалкой. Теперь, когда она полностью осознавала свои действия, она задавалась вопросом — а зачем? Она была уверена, что это не была попытка суицида, она не хотела расставаться со своей жизнью, насколько бы дерьмовой та ни была. Она просто хотела избавиться от этой боли внутри и не рассчитала количество таблеток, но ведь потом она сообразила и попыталась всё исправить!

Сейчас она была куда более здравомыслящей, и всё произошедшее было странным для её сознания, хотя воспоминания и были достаточно расплывчатыми. Часть её до сих пор не могла поверить в то, что она совершила такую глупость. Она не была мазохисткой или кем-то в этом роде, просто есть вещи, которые она не может контролировать. Ну, теперь у неё хотя бы есть отличная тема для разговора с Наталией, потому что после столь ужасного опыта Милли поняла, что та всё-таки отлично справляется со своей работой. Да, девушка была готова поговорить с ней по душам.


И никогда больше не делать что-то настолько глупое.


В этот момент дверь в палату открылась, являя её взору высокого человека в синей униформе. Браун нахмурилась, узнав его, и ей стало очень стыдно перед ним за то, в каком состоянии он её видит. Человек молча прошёл в одно из кресел, аккуратно усаживаясь на мягкое сидение, а потом обернулся к её кровати, замечая, что она лежит с открытыми глазами.


— Ты очнулась, — произносит он, по-доброму улыбаясь. — Как себя чувствуешь? — интересуется он, подсаживаясь ближе.

— Уставшей, — хрипло отвечает Милли и тут же пытается прочистить горло, и парень моментально подносит ей стакан воды. — Спасибо, Уайатт. — Она медленно привстаёт на локтях, чтобы попить, и только сейчас чувствует между ног что-то очень странное.

Она удивлённо приподнимает покрывало и видит самую унизительную на свете вещь.

— Они поставили тебе зонд, — неловко говорит Олефф. — А ещё сделали клизму.

Девушка складывает руки на животе, понимая, что ощущает себя очень странно.

— Это так унизительно! Во мне вообще ничего не осталось! — драматично восклицает Браун, а Уайатт смеётся.

— Это временно, — объясняет он, не прекращая улыбаться, а потом подходит к капельнице и проверяет её, а девушка чувствует боль в той руке, куда вставлена игла. — Я поставил тебе её. Что думаешь?

Ей и хочется ему улыбнуться, но она понимает, что каждое движение вызывает у неё дискомфорт.

— И много тебе приходилось возиться со мной?

— Не особо, ведь ты была без сознания. — Олефф пожимает плечами и подходит к противоположному краю больничной койки, туда, где висит планшет с её данными и показателями. — Я буду твоим личным… медбратом, пока ты здесь. Доктор Хитон будет курировать тебя в профессиональном плане, так что я больше похож на… няньку. — Он смотрит на неё, подмигивая. — Ты можешь обо всём меня просить и спрашивать.

— Спасибо. — Милли немного смущается. — Видимо, они повысили тебя, раз ты теперь не только образцы крови собираешь.

— Это после моей просьбы. — Вернув планшет нам место, Уайатт скрещивает руки на груди, наблюдая за ней. — Мой раздражающий голос явно сыграл не последнюю роль. — И опять же ей хочется рассмеяться, но она знает, что из-за глупого смеха внутри всё будет болезненно резонировать. — Так что теперь я могу заботиться о людях.

— И тебе это больше нравится?

— Гораздо, — отвечает Олефф перед тем, как в палату заходит доктор Хитон с какими-то бумагами.

Он приближается к кровати и присаживается на стул. Уайатт же, наоборот, выходит, оставляя их наедине.

— Я рад, что ты очнулась, Милли, — говорит Чарли с улыбкой. — Должен признаться, что ты очень напугала нас всех, но ведь такого больше не повторится, правда? — Она уверенно кивает ему в ответ. — Всё правильно, ты должна бороться с этим.

— Теперь я тоже так думаю, — произносит Браун, а её голос по-прежнему немного хрипит. — Я думаю, что справлюсь с этим.


Улыбка на лице доктора Хитона становится шире, и вскоре он начинает объяснять ей, что именно они с ней сделали. Собственно, всё было так, как и сказал ей Уайатт, — ей провели промывку кишечника с помощью клизмы и вставили зонд, но, как уверяет её Чарли, это только на ближайшие сутки, а уже завтра они извлекут его, и Милли сможет самостоятельно справлять свои нужды и потребности.


Когда он заканчивает объяснять, он помогает ей сесть прямо и проводит быструю диагностику, проверяя её глаза, уши, давление, которое оказалось немного ниже нормы, и слушает сердце.


— Всё в порядке. По крайней мере, в пределах допустимого, — сообщает ей доктор Хитон, вешая стетоскоп себе на шею. — Ты пробудешь здесь две недели, пока окончательно не восстановишься, так что, к сожалению, ты не сможешь провести Рождество дома. Прости. — Он действительно выглядит виноватым.

— Поверьте, я предпочла бы отпраздновать его здесь, — спокойно отвечает Милли.

И правда, больничное крыло выглядит куда приветливее, чем собственный дом с родителями-лицемерами. К тому же её мать наверняка снова будет ругаться из-за её рецидива.

— Тогда отлично, — говорит расслабленно Чарли. — Мы сообщим твоей семье, что с тобой всё хорошо, так что не волнуйся, думаю, твоя сестра скоро приедет к тебе. — О, это была замечательная новость. — Я подумал, что пока никому не стоит тревожить тебя, к тому же Нат сказала мне, что ты не совсем довольна своей соседкой по комнате. — О, слава Богу! Её куратор просто самая лучшая на свете! — Так что здесь ты можешь расслабиться, ну или что-то в этом роде. — Доктор Хитон качает головой. — И я не знаю, стоит ли оставлять Олеффа твоим медбратом.

— Почему?

— Он, конечно, хороший парень, но любит строить из себя клоуна, — он говорит это весело, от чего Милли тихо смеётся, пока снова не чувствует дискомфорт внутри и не складывает руки на животе. — И причина в том, — продолжает он, — что это случается достаточно часто.

— Всё в порядке, — отвечает Браун. — Мне нравится Уайатт.

— Хорошо, тогда пусть остаётся.


Чарли записывает данные об осмотре и уходит, махнув на прощание рукой. Как только он исчезает за дверью, девушка внезапно чувствует себя очень уставшей, как будто разговор был огромным усилием над собой, поэтому она расслабляется и снова засыпает.

Собственно, так и будет ближайшие две недели.

***

Во второй половине следующего дня зонд удаляют, и Милли чувствует себя лучше — определённо лучше! — потому что это устройство кажется ей самой неудобной штукой, которая только существует на свете… Ну, может быть ещё и раздражение, которое она испытывает после того, как получает известие о том, что скоро у неё будут посетители. Она не жалуется, потому что понимает, но она действительно чувствует себя очень уставшей. Ей хочется спать, так как она просто исчерпана как физически, так и морально, а все её мысли и эмоции становятся слишком поверхностными. Она просто игнорирует всё, что произошло.


— Браун, — зовёт её «нянька», вкатывая в палату вечером того же дня железную тележку, предварительно включив верхний свет, — тебе нужно поесть.

Он кивает на тарелки, а Милли с тяжёлым вздохом садится на кровати. Уайатт подходит к ней и помогает лучше устроиться спиной на подушках, которые служили ей опорой.

— Что это? — спрашивает она, когда видит, как он переложил поднос себе на колени.

В нос ударил восхитительный и насыщенный запах.

— Кое-что особенное из дома, — отвечает Олефф, заботливо заправляя полотенце за воротничок больничной рубашки Милли. — Это суп. — Он берёт ложку и окунает её в тарелку, а затем подносит к её губам.

Браун же смотрит на него, удивлённо приподняв брови, чем вызывает у парня озорную усмешку.

— Ты относишься ко мне, как к ребёнку. У меня просто был зонд, так что я могу о себе позаботиться. — Она сама берёт ложку и кладёт её себе в рот.

Это был куриный суп с небольшим количеством соли. Что ж, очевидно, у неё теперь будет бессолевая диета, поэтому вполне вероятно, что и все последующие блюда будут практически безвкусными.

— Я просто хотел помочь тебе, миледи. — Уайатт поднимает руки в знак капитуляции и позволяет себе расслабиться на стуле около кровати, хотя он не перестаёт за ней пристально наблюдать.

— Что? — спрашивает девушка через некоторое время.

Олефф скрещивает руки и смеётся.

— Милли, тебе лучше привыкнуть к тому, что мы много времени будем проводить вместе.

Браун думает о том, что отныне этот симпатичный парень будет рядом, чтобы позаботиться о ней, а ещё увидит её в самые худшие моменты её жизни, из-за чего ей уже заранее стыдно и неловко.


И он оказывается, кстати, прав, потому что следующие дни Уайатт — это единственный человек, с кем она взаимодействует. И он действительно очень бережно относится к ней, воплощая собой саму любезность. Что же, видимо, это действительно его призвание. Хотя, если честно, в начале было несколько неудобно — неловко, — потому что он стремился помогать ей во всём. Абсолютно во всём! Так что в первый раз, когда он помогает ей принять душ, это всё очень странно и стыдно, поэтому она отказывается от его помощи, настаивая на том, что она сильная, чтобы справиться с этим в одиночку. Ну, она действительно справляется, правда, слишком быстро устаёт.


Уайатт приносит ей разные книги. Днём они садятся смотреть рождественские фильмы, которые уже начали крутить по телевидению или же устраиваются читать вместе: она лежит на кровати, пролиставая что-то из художественной литературы, а он обычно сидит на полу, изучая учебник по медицине. Олефф всегда бросается забавными шутками и комментариями, которые заставляют её буквально корчиться от смеха, потому что у неё начинает болеть живот, но это всё равно её любимые моменты; иногда она концентрирует всю свою силу воли, пытаясь сдерживаться и не смеяться над его глупостями.


Парень учит играть её в UNO и делает очень серьёзное лицо, когда у неё что-то хорошо получается. Они играют в Cluedo, которое Уайатт нашёл в комнате отдыха, правда, там не хватало нескольких карточек, но это было неважно, потому что Милли всегда выигрывала (и да, она знает, что он просто позволяет ей это делать, потому что наивно думает, что победы заставляют её чувствовать себя лучше).


А ещё Браун учится забывать. Она неделю делится с Олеффом воспоминаниями, чтобы наконец-то отпустить самые грустные из них и жить дальше, потому что гораздо лучше не помнить о таких печальных вещах, как разбитое сердце или его образ.

***

В пятницу днём она сидит на кровати после сна, её взгляд зафиксирован на окне, не задёрнутом занавесками, потому что Милли так решила, и девушка может видеть, что погода всё больше и больше походит на рождественскую — эта странная смесь солнца и холода, ещё и очень ветрено, но небо при этом ясное. Безусловно, это её любимое время года.

Сейчас она хотела бы ходить по магазинам, выискивая самый лучший подарок для кого-то особенного, в шарфе и пальто, или пить со своей сестрой горячий шоколад недалеко от своего университета в Чикаго, но нет. Вместо этого она реабилитируется, сидя в клинике в каком-то странном узорчатом халате и старом тёплом кардигане, накинутом на плечи.

Её глаза на секунду затуманиваются из-за слёз — в последнее время она чувствует себя гораздо более эмоциональной, возможно, это всё из-за того, что она не так давно была на грани смерти.


— Я принёс тебе чай. — Голос её «няньки» возвращает её на землю, и она глубоко вздыхает, глядя на него с улыбкой, в которой нет ни капли радости. — Ты в порядке, Миллс? — спрашивает он, оставляя кружку на столе.

— Могу я кое-что попросить у тебя? — вопросом на вопрос отвечает девушка, снова отворачиваясь к окну, потому что она не сможет сказать это ему в лицо.

— Разумеется.

— Мне нужно объятие… — шепчет едва слышно Браун, склонив голову.

Она была очень смущена, настолько, что её щеки жутко раскраснелись, но она не может отступить, потому что уже произнесла это вслух.


Милли чувствует движение рядом с собой и отрывает взгляд от одеяла, глядя на улыбающегося ей Уайатта (ей серьёзно кажется, что улыбка никогда не исчезает с его лица). Он ничего ей не говорит, а просто садится рядом на кровати и осторожно обнимает, привлекая её к себе, заставляя её уткнуться ему в грудь лицом, а он сам кладёт свой подбородок ей на макушку.

На секунду она чувствует себя очень спокойно, настолько, что позволяет слезам хлынуть из её глаз, а через несколько минут она отстраняется от него и благодарит за поддержку. Олефф говорит «Не за что» и уходит, чтобы принести ей её обед.

***

Положение вещей немного меняется, но это даже не плохо, потому что Милли чувствует себя гораздо увереннее, запертая в больничном крыле, наедине с парнем, который ненамного старше неё и который очень хорошо к ней относится.


Однажды он стоит перед её кроватью, рассказывая девушке об её успехах, а она чувствует жгучее любопытство, глядя на него. Они общаются так много, но ещё так мало знают друг о друге.


— Какой твой любимый фильм? — задаёт вопрос Браун спустя несколько секунд после того, как Уайатт замолкает.

Он убирает планшет на место и удивлённо приподнимает бровь.

— Я думаю, что «Шоссе в никуда». — Пожимает он плечами, делает несколько шагов вперёд и садится на край кровати. Они оба смотрят друг на друга. — А зачем ты спрашиваешь?

— Я хочу узнать тебя, — отвечает она быстро, практически не раздумывая.

— Снова пытаешься отвлечься?

Милли смеётся, вспоминания тот день, когда они впервые встретились.

— Нет, серьёзно, я просто хочу узнать. — Она неловко теребит одеяло и неуверенно улыбается. — Мне тоже нравится «Шоссе в никуда», это очень хороший фильм.

— А у тебя? — спрашивает парень, чуть склонив голову набок.

— «Призрак оперы», — говорит Браун.

Ну, это было легко.

— Никогда не смотрел.

Её рот приоткрывается от удивления, и она смотрит на него, как в последний раз.

— Ты просто обязан его посмотреть! Это лучший фильм! — уверяет его Милли, а потом хмурится, пока раздумывает над следующим вопросом. — Твоя любимая группа?

— Saxon. — Девушка незаметно морщится, не способная сдержать свои эмоции, и она тут же думает о том, насколько же она невежественна. — Тебе они не нравятся? — Она отрицательно качает головой. — Ну да, это не для всех. — Парень пожимает плечами. — А твоя?

— The Beatles, — говорит Браун с улыбкой.

Уайатт гримасничает.

— Но они же старые! — шутит он, а потом пристально смотрит на неё долгие несколько секунд. — Твой любимый цветок?

Кажется, он действительно заинтересован в ответе, а Милли реально задумывается, потому что ещё никогда до этого её не спрашивали ничего подобного.

— Гиацинт.

— О, моя мама тоже их любит, — весело отвечает Олефф.


После этого они начинают разговор-игру, когда каждый по очереди задаёт своему оппоненту вопрос. В результате этого Браун узнаёт, что Уайатт живёт в блоке с другими стажёрами, врачами и медсёстрами, поскольку пациентам может понадобиться их помощь в любой момент. Иногда им дают, конечно, отпуск или выходные дни, и тогда он уезжает к своим родителям, которые живут в Чикаго. Также он ещё немного рассказал о себе, например, о любимом блюде или литературном произведении.

Милли же в свою очередь рассказывает ему о своём брате и сёстрах, о родителях, об университете, о театре, о том, что на самом деле происходит за кулисами (и это заставляет парня смеяться), а также она говорит о том, что не любит кошек, потому что те эгоистичны и невыносимы (Олефф, смеясь, обещает подарить ей одну на Рождество).


Они сами не замечают, как на улице темнеет, а они вдвоём забираются под её одеяло, скрестив руки и глядя друг другу в глаза.

— Теперь расскажи мне то, о чём никто не знает, — просит Браун. — Это будет наш секрет, не бойся.

Уайатт молчит, и девушка предполагает, что он размышляет над тем, что бы ей сказать.

— Этот разговор может стать очень неуместным и непрофессиональным. — Косо смотрит на неё парень. — Можешь ли ты пообещать мне, что никому не расскажешь?

В ответ Милли закатывает глаза и кивает. Очевидно, что она этого не сделает. Олефф протягивает ей свой мизинец.

— Если ты не заметил, я в психиатрической клинике, — весело говорит она, но тот по-прежнему не убирает руку, поэтому она всё-таки сцепляет их пальцы. — Обещаю, Уайатт.

— Хорошо. — Тот всё-таки отстраняется, явно сильно нервничая из-за того, что он собирается сказать. И девушка может поклясться, что он покраснел. — Я девственник и я верен.

Милли неожиданно чувствует себя оскорблённой, наблюдая за ним.

— Лжец, — говорит она, фыркая. — Тебе двадцать лет, это невозможно. Мальчики не такие.

По крайней мере, в её жизни так точно.

— Клянусь! — воскликнул Олефф, явно уязвлённый тем, что подруга не верит ему. — В школе я был заучкой, который получал высокие оценки и опережал своих одноклассников, затем я перешёл в колледж, и я просто хотел учиться, чтобы поскорее вырваться оттуда. Единственное, что я делал, — это ходил на занятия, в библиотеку и к себе в комнату. Я даже не помню, были ли у меня друзья или знакомые на потоке, потому что я всегда сидел отдельно от всех и проводил всё своё время, посвящённый медицине.

Браун же щурится, всё ещё не веря ему.

— И у тебя никогда не было девушки?

— Да, просто ни с кем я не чувствовал себя собой. — Он пожимает плечами.

— Значит, ты ждёшь особенную девушку?

Парень кивает.

— Наверное, я старомодный.

Милли улыбается, когда всё-таки понимает, что он действительно говорит ей правду. И она решается раскрыться ему в ответ.

— В таком случае, я тоже девственница и я тоже верна. — Она вскидывает руку вверх. — Просто я собираюсь сначала выйти замуж, прежде чем… ну, знаешь… — Девушка неловко улыбается. — Я консерватор. — Олефф тоже смотрит на неё с улыбкой, а атмосфера между ними становится уютнее. — Только никто об этом не знает.

— Тогда зачем ты говоришь об этом?

— В университете однокурсники сказали, что невинность буквально переполняет моё лицо, — объясняет она забавным голосом.

Она действительно никогда не заботилась об этом. В конце концов, это её тело, её решение, а остальные могут пойти лесом, если они не понимают этого. И да, ей не было стыдно говорить об этом.

— Иногда в университете я не понимала шуток или подколок вроде того, что мне нужно попрактиковаться в мастерстве, которое затрагивает человеческую сексуальность. Это заставляло меня нервничать. Я не знаю, все мои однокурсники говорили об этом, а я просто молчала.

Уайатт рассмеялся.

— Моя мама говорит, что невинную девушку заметно…

— …когда она не раздвигает ноги? — спрашивает Милли, а потом фыркает и сама смеётся. — Моя мама тоже так говорила, но я никогда не понимала, в чём смысл этой фразы. Это ведь неправда. Это уже несколько… устарело.

— Полностью согласен.

Тишина повисает между ними, и они просто смотрят друг на друга, и это не кажется чем-то неловким, но Браун понимает, что между ними происходит нечто странное.

— Уже поздно, а этот разговор оказался слишком тяжёлым. Мне лучше уйти, — произносит некоторое время спустя Олефф, садится на кровати и улыбается. — Доброй ночи, Милли.

Девушка удобнее устраивается в постели и наблюдает за тем, как он уходит.

— Доброй ночи, Уайатт.


========== Часть 13 ==========


— Доброе утро, соня. — Раздался голос Уайатта как будто издалека.


Милли ворочается в постели, чувствуя себя совершенно лениво, тепло и комфортно, и ей так не хочется начинать новый день. Её глаза и нос появляются над одеялом, и она смотрит на часы, хотя веки открываются с трудом, но она всё же справляется с этим и видит, что стрелки показывают всего восемь утра. Нет, определённо ещё слишком рано, чтобы начинать повседневную рутину.


— Вставай уже. — Парень подходит к окну и отдёргивает шторы, впуская солнечный свет, который просто бесстыдно просачивался буквально всюду.

«Всё разрушено», — думает Браун, морщась.

— Ещё слишком рано, — жалуется она, чувствуя, как он присаживается на кровать. Ох, её волосы сейчас, наверное, в жутком беспорядке, а изо рта неприятно пахнет. — Я хочу спать вечность, — тихо бормочет девушка, утыкаясь лицом в подушку.

Олефф смеётся и кладёт ей поднос с завтраком, который сегодня состоит из фруктов и тостов (да, её диета уже перестала быть настолько беспощадной).

— Прости, — говорит он, а потом из неоткуда достаёт огромный гиацинт, с улыбкой вручая ей его, — но сегодня слишком хороший день, чтобы просто проспать его.

Милли снова медленно приоткрывает глаза, чтобы увидеть, что же он принёс. А ещё она отмечает, что его улыбка очень заразительная и красивая.

— Кроме того, у меня хорошие новости.

— Какие? — куда оживлённее спрашивает Браун, нюхая синие лепестки.

— У тебя есть посетители, — объявляет он, скрещивая руки. — Док уже рассказал мне, что у тебя сегодня весьма насыщенный график.

— Насыщенный? — Она морщит брови, не до конца понимая значение употреблённого в данном контексте слова.

— Да, есть несколько человек, которые хотят с вами увидеться перед отъездом домой на праздничные выходные.

Уайатт уже открыл дверь в ванную комнату и занёс туда её вещи, а вот Милли была растеряна. Кто может хотеть встретиться с ней?

— Тебе лучше съесть всё до того, как придёт первый посетитель.

Девушка наклоняет голову, разглядывая свой завтрак, и легко кивает. Олефф же вдруг подходит к ней, упирается руками по обеим сторонам от её тела и, наклонившись, мягко целует её в лоб. Этот поцелуй вызывает у неё чувство щекотки, а губы сами собой растягиваются в светлую улыбку. Он быстро отстраняется от неё.

— Сегодня будет хороший день, — уверяет её Уайатт, прежде чем уйти и позволить ей переодеться.


Милли думает о том, что они, наверное, правы, раз наконец-то позволяют ей увидеть людей, которых она ценит, но она всё ещё боится сломать этот пузырь, отделяющий её от реальности всё то время, что она находится в больничном крыле, потому что здесь нет ничего плохо: нет разбитых сердец, нет анорексии, нет наставников и кураторов, — а есть только приятные дни, рождественские фильмы, хорошие книги и Уайатт, который заботится о ней.


Как только она переоделась и позавтракала, Браун уселась на кровать, чтобы почитать, ожидая своего первого заявленного посетителя.

— Тук-тук. — Кири с улыбкой заглядывает в палату. — Можно войти?

— Джо! — Девушка радостно машет ему рукой, и наставник подходит к ней с огромным жёлтым шариком, на котором была нарисована улыбающаяся мордашка и написано «Выздоравливай».

Милли поднимается с кровати, чтобы крепко обнять его.

— Всякий раз, когда я вспоминаю вас, ребята, я думаю о «Друзьях», — говорит Джо совершенно не в тему, но она рада, что он не пытается вывести её на серьёзный разговор.

— Серьёзно? — Браун откладывает в сторону книгу и концентрирует всё своё внимание на посетителе. — Тогда могу я быть Рэйчел?

На его лице появляется странная, но смешная гримаса.

— Это было бы странно. К тому же мне кажется, что ты больше похожа на… Монику.

Милли смеётся, пока её живот не начинает болеть.

— Мне нравится Моника, я согласна. — Она кивает, а затем задумчиво прищуривается. — Гейтен похож на Фиби.

Теперь Кири громко рассмеялся, а девушка с улыбкой наблюдала за ним.

— Мне кажется, в этом есть смысл. Тогда Калеб мог бы быть Россом.

Они знают, что оба говорят о совершенно глупых вещах, но Браун это нравится, потому что атмосфера вокруг них очень позитивная.

— А Ноа — Рэйчел! — продолжает Милли. — Они очень похожи.

— Определённо, стиль и всё такое. — Они оба смеются, а потом тишина повисает между ними. — Финн может быть Чендлером.

Простое упоминание имени Вулфарда заставляет её вспомнить о том, что же было тогда, до таблеток. Она качает головой, пытаясь избавиться от образа полуодетого кудрявого парня в своей комнате.

— Нет, ни за что! — грубо восклицает она. — Финн был бы ужасным Чендлером.


Живот моментально закрутило, и девушка силой заставила себя вспомнить о настоящем, чтобы прошлое не касалось её. Она ищет глазами что-то, что доказало бы ей, что она до сих пор в своём пузыре против реальности, и тогда она замечает сквозь стекло в своей палате стоящего в коридоре Олеффа, который сейчас занимался помощью другим пациентам, и улыбка тут же появляется на её губах, а ощущение безопасности и спокойствия возвращается к ней.


— Тогда… — Джо снова привлекает её внимание. — Мог бы Уайатт быть Чендлером?

Её щёки окрашиваются в малиновый цвет.

— Может быть. — Пожимает плечами Милли, а потом, как только до неё доходит смысл его слов, быстро продолжает: — На самом деле, нет, сейчас никто не будет Чендлером. Моника пока будет одна. — Кири усмехается, но никак это не комментирует. — Финн должен быть Дженис, он так же раздражает. — Браун скрещивает руки на груди, а вот наставник не может сдержать смеха.

— Ты мне определённо нравишься. — Он подмигивает ей. — Очень расслабленная и весёлая. Как тебе это удаётся?

— Наркотики, — отвечает она просто, — лучше всего.

— Я хочу поговорить с тобой немного, — вдруг неуверенно говорит Кири и оттягивает свои рукава, и девушка только сейчас замечает, что на нём самый типичный свитер крупной вязки с рождественским оленем. — Я действительно испугался, когда мне сказали, что с тобой случилось. — Его голос, как и лицо, моментально меняется и становится более серьёзным. — Я очень волновался, Миллстер. Правда. Я не хотел, чтобы с тобой произошло что-то плохое.

— Я чувствую страх… — виновато говорит Милли, поджимая губы.

— Справляйся с этим. Я знаю, что всё в твоих руках, и просто хочу, чтобы ты пообещала мне, что если у тебя будут какие-то импульсы, то ты сразу будешь искать меня. Договорились? — Браун смущённо кивает. — Если бы с тобой случилось что-то ужасное… я не знаю, что бы я сделал. — Джо пожимает плечами и при этом выглядит очень обеспокоенным. — Я правда забочусь о вас, потому что, эй, вы похожи на моих детей, которых у меня нет. — Смех девушки заполняет палату, разрушая давящую атмосферу. — Честно говорю. Не думаю, что я женюсь когда-либо, так что вы — моя семья, а я должен заботиться о младших.

— Ну хватит, а то я сейчас расплачусь.


После этого Кири прощается с ней. У него сегодня самолёт до Массачусетса, где живёт его отец и брат, и он собирается провести Рождество с ними. Наставник обещает ей, что, когда он вернётся, он обязательно подарит ей подарок, потому что сегодня забыл его принести. И Милли чувствует себя виноватой, так как ничего не купила ему в ответ, хотя Джо настаивал на том, что он просто хороший отец, который ничего не требует взамен.


Днём она сидит и играет в UNO c Уайаттом, когда дверь в палату неожиданно открывается. Только вот в отличие от Кири Пейдж не выглядит так, будто счастлива её видеть, поэтому улыбка сползает с лица Милли, когда она замечает это. Парень тут же встаёт и, неловко извинившись, оставляет их наедине, прошептав ей одними губами «Удачи». Девушка же начинает без особого энтузиазма складывать карты в стопку.


— Давай уже, сделай это. — Это всё, что говорит Милли, не глядя на сестру.

— Что? — спрашивает та, присаживаясь на противоположный конец кровати.

— Ты же собираешься отругать меня и спросить, о чём я только думала, но, честно говоря, Пейдж, я не знаю, о чём я думала. Это я предвосхищаю твой вопрос, поэтому мы сразу можем перейти к той части, где ты говоришь, что я дура.

Всё это льётся из неё так легко и просто, как будто это самые очевидные вещи. Но тут она слышит вздох сестры.

— С тобой бесполезно говорить спокойно, но и выговоры тоже не помогают. Я не знаю, что делать, чтобы до тебя дошло…

Когда Милли не получает в ответ упрёков и криков, она поднимает голову и замечает, что на глазах у Пейдж навернулись слёзы.

— Не плачь, пожалуйста. — Девушка протягивает руку, чтобы накрыть своей ладонью чужую ладонь.

— Ты понимаешь, что было бы, если бы врачи не нашли тебя вовремя? — спрашивает её сестра, переплетая их пальцы и крепко сжимая. — Милли, ты хочешь, чтобы у нас с Чарли сердечный приступ случился? — Свободной рукой Пейдж стирает неожиданную слезу, которая катилась по щеке девушки. — Мы очень сильно тебя любим и отчаянно пытаемся найти что-то, что заставило бы тебя в это поверить.

— Прости, — судорожно выдыхает Милли. — Я знаю, что обещала лечиться и что не выполнила своё обещание, но на этот раз я сделаю это. Мне действительно нужно избавиться от всего этого, я больше не хочу так жить.

— Я верю тебе, — шепчет Пейдж, а потом встаёт, подходит к ней ближе и садится рядом, чтобы крепко обнять её. — И я надеюсь, что на этот раз это правда. По крайней мере, мне кажется, что ты меня поняла. — Девушка буквально падает в руки сестры. — Ты выглядишь повзрослевшей, — бормочет она, заправляя прядь волос ей за ухо таким материнским жестом, каким никогда не одаривала её родная мать. — Через сколько же ты прошла…

— Представляешь, и всего за пару месяцев, — отвечает Милли, откидываясь на подушки (если честно, она уже устала), но она тянет Пейдж за собой, и та ложится рядом с ней. — Это было тяжело, да и к тому же я не чувствую себя поумневшей. — Грустная улыбка появляется на её лице. — Но сейчас я понимаю, что готова к выздоровлению. — И громко смеётся в конце.

— Ты должна была подумать об этом ещё тогда, когда я привезла тебя сюда почти два месяца назад.


Они обе смеются и не говорят о серьёзных вещах. Милли рада, что кто-то из семьи приехал навестить её, потому что она уверена, что её родители никогда бы этого не сделали. И осознание того, что кто-то всё ещё заботится о ней, радостно распирает её сердце.

Сёстры проводят большую часть дня, просто лёжа в постели. Пейдж постоянно обнимает её и очень часто говорит ей о том, что любит её. Как бы ей хотелось, чтобы и мама сделала для неё нечто подобное, поскольку даже этот простой контакт наполняет её живительной энергией. Также Пейдж постоянно говорит о том, что всё будет хорошо, и Милли понимает, что её старшие брат и сестра являются двумя основными причинами, по которым она хочет выписаться отсюда как можно скорее, чтобы они могли ею гордиться.


Когда Пейдж уже уходит, девушка слёзно извиняется перед той за всё, что она сделала, потому что иначе она чувствует себя какой-то несерьёзной.

А ещё Милли очень скучает по Аве, которую не видела уже кучу времени. Одна её часть корит себя за это, а другая считает, что так будет лучше для них обеих. Благо, что вскоре Уайатт отвлекает её от этих мыслей.

***

На следующее утро её снова разбудили рано, только в этот раз это сделал не Олефф.


Когда Милли открывает глаза, она видит две широкие и радостные улыбки. Гейтен и Ноа принесли ей её завтрак в дополнение к подарку от Матараццо, который презентовал ей плюшевого медведя в колпаке Санты, и девушка решает назвать его Гейтс (в честь дарителя).

Они вместе отлично проводят всё утро: играют в карты, смотрят фильм и глупо шутят. Шнапп украшает её палату рождественскими гирляндами, которые он нашёл в какой-то подсобке совершенно случайно, и эти украшения буквально вдыхают жизнь в прежде унылое помещение. К слову, Ноа аргументировал это тем, что дух Рождества должен быть повсюду, даже в больничном крыле.


Парни также не устают напоминать ей о том, что они очень скучают по ней и что они хотят, чтобы она вернулась к ним как можно скорее. Милли, если честно, была не очень рада этой идее, хотя всё равно говорит им о том, как они важны для неё (ведь это правда).

Ребята рассказывают ей о своих приключениях, в которые они попали на этой неделе, плюс у них уже была небольшая рождественская вечеринка. Ноа сказал, что без неё это было совсем не то, но они всё равно хорошо провели время и за неё тоже. Милли смеётся, а затем интересуется об их успехах в лечении.

Шнапп сказал, что разговаривал со своим врачом и что тот посоветовал ему заняться танцами, чтобы улучшить свою координацию, так что теперь Браун просто обязана преподать ему несколько уроков, потому что, очевидно, она любит и умеет танцевать. Собственно, девушка была не против.

А вот Гейтен рассказал ей о том, что перечитал все новые книги в библиотеке, а ещё всё это время помогал миссис Буоно вместо заболевшей Милли. И она, разумеется, искреннее благодарит его за это, потому что она даже не представляет, сколько бы скопилось для неё работы, не выполняй её никто более двух недель.


К сожалению, когда часы показывают час дня, парни прощаются с ней, потому что их семьи уже скоро приедут за ними, чтобы забрать их домой и провести вместе Рождество. Они долго обнимаются, а потом всё же уходят, оставляя её есть свой обед.


Сразу после чистки зубов Милли садится в кресло у окна, чтобы заняться своим любимым делом — созерцанием прекрасной послеобеденной погоды. Ей хотелось бы выйти наружу, однако она всё ещё чувствует себя немного слабой для этого, но, по крайней мере, уже не так, как в первые дни, когда она просто ничего не могла сделать.


Через некоторое время кто-то входит в её палату, не стучась и присаживаясь рядом с ней, поэтому Браун закономерно полагает, что это Уайатт. Но вот когда Сэди начинает плакать, Милли оказывается сильно ошарашена.

— Что ты здесь делаешь? — удивлённо спрашивает она.

Её соседка по комнате выглядит не очень: покрасневшее лицо, опухшие глаза, длинные рыжие волосы в полнейшем беспорядке.

— Я пришла, чтобы извиниться перед тобой, — говорит Синк между громкими всхлипываниями. — Это всё моя вина, я ужасный человек, и я знаю, что ты меня ненавидишь, но все эти дни я так беспокоилась за тебя. Я действительно хотела прийти к тебе, чтобы точно знать, что с тобой всё в порядке, потому что… Я сказала тебе те ужасные вещи, а потом вдруг ты почти умираешь… Я никогда не чувствовала себя более виноватой за всю мою жизнь, — она говорит слишком быстро и в то же время плачет.

Всё это буквально выбивает Браун из колеи. Настолько выбивает, что ей приходится прилагать большие усилия, чтобы поспевать за её судорожной речью.

— Сэди, не надо было… — Синк поднимает руку, прерывая её.

— Надо, и тебе не нужно ничего говорить, — настаивает она. — Мне очень жаль, Милли, ты мне очень нравишься, хотя ты и странная, но я всё ещё хотела бы быть твоей соседкой. — Внезапно она очень крепко обнимает Браун. — Вернись, пожалуйста. Я обещаю, что никогда больше не буду плохо с тобой обращаться. Прости!


На мгновение Милли почувствовала что-то в своей груди. Сэди ведь ни в чём не виновата, она же даже не знала, чтопроисходит вокруг неё… Если честно, девушке действительно было не очень приятно просить Наталию переселить её, не обговорив это прежде со своей соседкой. Та ведь на самом деле очень хорошая девочка, которой просто нужен был друг. Нет, настоящая подруга, с которой можно было бы поговорить обо всём на свете.


Поэтому Браун вернула ей объятие.

— Всё в порядке, правда. Серьёзно, я действительно была не лучшей соседкой. И касательно того, что произошло, — это не твоя вина. Это было моё собственное осознанное решение, к которому ты не имеешь никакого отношения. — Милли снова присела на своё место, пока говорила. — Поверь, я так же, как и ты, хочу вернуться в нашу комнату, чтобы мы наконец-то смогли с тобой поладить. — На самом деле, это было не совсем так, но она хотела хотя бы попробовать.

Лицо Синк сразу же проясняется.

— Ты серьёзно?

— Да, — отвечает она, заставляя себя улыбнуться. — И перестань плакать, мне становится неудобно.

Внезапно её теперь уже подруга громко рассмеялась.

— Милли, как хорошо, что ты осталась прежней, — говорит Сэди в перерывах между смехом, и в этот самый момент кто-то стучит в дверь, прерывая их.


В проёме появился знакомый силуэт, который вызвал искреннюю улыбку на лице Браун.

— Калеб! — взволнованно восклицает она, потом с трудом встаёт и протягивает к нему руки, приглашая зайти.


Маклафлин застенчиво вошёл в палату, потирая рукой шею, и мельком посмотрел на стоящую за её спиной Синк. Милли всё поняла и отошла, чтобы понаблюдать за ними со стороны. Сэди почему-то была очень тихая; они оба стояли так несколько секунд, прежде чем Синк выдавила из себя какое-то глупое оправдание и быстро ушла, оставив их наедине.


— Что случилось? — спрашивает Браун, как только её соседка буквально пулей вылетела из палаты. Калеб же стоял, неловко почёсывая голову и глядя в сторону. — Маклафлин!

Тот тяжело вздыхает и морщит нос.

— Я сказал ей, что она мне нравится, — объясняет он без энтузиазма, а Милли делает такое лицо, будто знает, что произошло дальше.

— И?

— Она рассердилась. — Калеб легко пожимает плечами. — Это единственное, что она делает, потому что у неё уже есть парень, и это неправильно.

Ох… и почему Вулфард такой идиот?

— И как ты к этому относишься? — Она подходит к другу и обнимает его за плечи правой рукой, чтобы тот мог ощутить её поддержку.

— Вот как ты себя чувствовала, когда увидела, как она целуется с Финном?

Браун шумно сглатывает и смотрит на него без выражения на лице.

— Как дерьмо, — отвечает она, не слишком много думая об этике.

— Вот так же.


И внезапно Милли пробивает на смех, но это не радостный смех, нет. Это больше похоже на насмешку над несправедливостью их жизней, но она всё равно продолжает смеяться, хотя у неё уже болит живот, но когда у неё есть выбор, что делать, она предпочтёт смеяться, нежели плакать.


========== Часть 14 ==========


— Уверена? — спрашивает Уайатт с проницательным взглядом, пока собирает обратно в стопку карты. — Для меня проблематично объяснить ей, что это работа. Она не понимает.

Милли отрицательно качает головой.

— Как ты вообще собирался объяснить ей, почему ты не приедешь на Рождество? Этот поступок сделал бы тебя просто ужасным сыном. Особенно, если это всего лишь из-за работы.

— Я просто думаю, что оставлять тебя одну в такую ночь не самая лучшая идея. — Парень убирает карты в коробку и кладёт их на тумбочку, а потом передаёт ей таблетку и стакан воды. — Это уныло.

— Всё будет хорошо! — Она не хочет пить то, что он ей предлагает. — Я поем, потом почищу зубы, почитаю часиков до восьми и просто лягу спать. — Браун пожимает плечами.

Если честно, она очень сильно пытается убедить себя в том, что двадцать четвёртое декабря — это просто обычный день, который она проведёт в своей палате, а утром проснётся для того, чтобы съесть несколько рождественских печений, принесённых медсестрой. Серьёзно, она очень хотела бы попробовать несколько штучек. Да, именно такой подарок на Рождество она себе сделает — съест что-то ради того, чтобы съесть.

— Ну да, конечно. Видишь, — говорит Олефф, поднимаясь, — именно это я и имел в виду под унынием.

Милли же смеётся, потому что чувствует себя просто отлично. Две недели уже подходят к концу, и это одновременно и радует, и печалит её. И вот как это понимать?

— Что, если я спрошу разрешения, и ты поедешь со мной? — Парень смотрит на неё с какой-то надеждой, но Браун снова отказывается.

Потом она встаёт, берёт с кресла его перекинутое через спинку пальто и приносит его ему, чтобы помочь одеться. Да, сегодня он не одет в синюю медицинскую униформу; на нём были обычные рубашка и брюки с начищенными ботинками. Олефф действительно выглядит красивым, но девушка не произносит этого в слух, боясь пересечь запретную черту.

— В ресторан? — Приподнимает брови она. — Нет, конечно, спасибо за приглашение, Уайатт, но мне определённо будет очень неловко, к тому же я буду чувствовать себя нарушителем вашей семейной атмосферы. Готова поспорить, что вы будете разговаривать о личных вещах, и я бы просто не осмелилась влезть в разговор. — Парень заканчивает застёгивать пуговицы и Милли заботливо разглаживает ему плечи. — Поверь мне, я не хочу ничего делать. Я просто лягу и буду наслаждаться одной из последних моих ночей в этом крыле, потому что я, да, скучная.

Уайатт неуверенно улыбается, а потом неожиданно протягивает ей какой-то синий свёрток с пышным бантом сверху.

— Ладно, тогда я оставляю тебя здесь, мисс Гринч, но я надеюсь, что у тебя будет чудесный вечер. — Девушка с любопытством берёт предложенный ей рождественский подарок. — Я принёс тебе цветы. — Он подмигивает. — С Рождеством.

Браун разворачивает цветастую шуршащую бумагу и видит обложку книги. «Girl in Hyacinth Blue» Сьюзен Вриленд.

— Как оригинально, — произносит она со счастливой улыбкой, уже с нетерпением желая приступить к чтению. — Спасибо, Уайатт.

***

Больничное крыло особенно пустынно и тихо в этот вечер, потому что почти все отправились проводить праздник со своими семьями. Разве что несколько медсестёр было на посту, да и то только потому, что кому-то могла потребоваться их помощь. Где-то вдали звучала рождественская песня. В палате было темно, если не считать тех включённых гирлянд, что развешал повсюду Ноа.

Милли стояла у окна, за которым не было ничего, кроме сельских пейзажей. Да, были несколько украшенных светящихся домов, но они были очень далеко отсюда. И вдалеке от цивилизации ей очень хотелось, чтобы именно сегодня, на Рождество, пошёл снег.


Она думает о том, что было бы, если бы она всё же поехала домой. Вероятнее всего, её мать взяла бы её с собой в церковь, чтобы послушать детский хор, а затем они бы все вместе поужинали огромной индейкой. Чарли растопил бы камин и начал бы рассказывать забавные истории. В такие моменты Браун всегда чувствовала, что они действительно любят друг друга, что у них всё идеально. Единственный день, когда так бывало. Но в этом году, видимо, придётся нарушить эту традицию.


Она вздыхает из-за приступа ностальгии и прислоняется лбом к стеклу.


Через несколько минут после этого дверь в палату осторожно открывается, но она даже не вздрагивает, пока не чувствует, как кто-то стоит прямо за ней, дышит ей в шею и при этом ничего не говорит. Она предполагает, что этому человеку просто нечего сказать, и девушка его понимает — ей бы тоже нечего было сказать в таком случае.


— Почему ты не уехал к своей семье на Рождество? — спрашивает Милли, не отрывая лба от стекла.

— Ник купил себе и маме билет в круиз, так что сейчас они дрейфуют где-то в Атлантическом океане, — неохотно отвечает он. — Они хотят отвлечься от всего, что произошло в этом году.

— Я их не виню.

— Я тоже, — шепчет Финн и кладёт свою ладонь на холодное стекло. — Я предположил, что ты тоже будешь здесь.

— А где ещё? — Она смотрит на него через плечо. На нём просто лица не было. — Я нахожусь на реабилитации, которая закончится только через несколько дней.

— Как ты?

— У меня были клизма и зонд. — Браун морщится от воспоминаний о дискомфорте в животе.

— Я знаю. — Кивает Вулфард, быстро облизывая губы. В течение нескольких минут они просто молчат. Сейчас он скажет что-то серьёзное, потому что она его слишком хорошо знает. — Я очень волновался, но Наталия не позволяла мне прийти, поэтому пришлось прокрасться сюда, чтобы увидеться с тобой.

— И я до сих пор не понимаю, зачем тебе это, — с сарказмом в голосе бурчит девушка.

— Мы должны поговорить. Ты понятия не имеешь, что я чувствовал, когда узнал, что произошло! — В эту самую секунду Браун просто хочется закрыть себе уши ладонями, чтобы не слышать ничего из этого. — Постоянно думать, что я чуть не потерял тебя, что это всё моя вина. Ты же знаешь, я идиот. Мне надо было поговорить с тобой, а теперь ещё мне надо извиниться… — Милли тут же оборачивается и прикладывает указательный палец к его губам, строго глядя на него.

— Нет, заткнись, ничего не говори. Ты сейчас в моём пузыре против реальности, здесь нет серьёзных проблем. — Она взмахивает руками, очерчивая ими свою палату. — Здесь нет болезненных чувств. Здесь только спокойствие и покой, и если ты хочешь остаться, то тогда тебе нужно говорить только хорошие слова, не трогать запретные темы и вести себя правильно. Ты понимаешь? — Лицо Финна как открытая книга; его брови смущённо сдвинуты, а на губах улыбка, как будто он что-то задумывает. — Когда я уйду отсюда, у нас будет очень неприятный разговор, в процессе которого я буду кричать на тебя и жаловаться, но сейчас, на Рождество, я Милли-на-паузе, и я не говорю о тех вещах, которые заставляют меня чувствовать себя плохо.

— А что насчёт меня?

— Либо Финн-идиот покидает это место, либо Финн-на-паузе остаётся.

Ещё никогда в своей жизни она не была так серьёзна, потому что она действительно не хотела разрушать этот спокойный вечер своими проблемами, которые были слишком мерзкими для такого дня.

— Что ж, я согласен на сделку.

***

— Ты сумасшедший, если считаешь, что я тебя послушаюсь. — Милли скрестила руки на груди, сидя на своей кровати, пока Финн сдвигал несколько предметов мебели вроде стульев и кресел в сторону. — Какая часть моей реабилитации тебе не понятна? — Да он, кажется, совсем её не слушает!

— Да ладно, у тебя просто была клизма, ты не инвалид, — со смешком говорит Вулфард, а потом протягивает ей руку.

— Ты даже не знаешь, как танцевать.

— Я играю на гитаре, так что я знаю, как сохранять ритм. — Он звучит почти что убедительно.

— Ты сравниваешь танцы с игрой на гитаре?

Браун насмешливо смеётся, хотя уже спустя несколько секунд жалеет об этом, потому что её живот начинает болеть, да и неуверенная улыбка Финна доказывает ей, что он не шутил. Поэтому она очень медленно встаёт и осторожно принимает его руку. По телу сразу проносится электрический разряд.

— Эта музыка даже не танцевальная! — восклицает Милли в тот момент, когда слышит доносящийся с ресепшена «Have Yourself A Merry Little Christmas» Фрэнка Синатры.

— Это неважно, нас всё равно никто не видит.


Вулфард закатывает глаза и кладёт свои руки ей на талию, поддерживая, чтобы она не упала, а девушка обхватывает его за шею, сцепливая пальцы под кудрявыми волосами, и они медленно начинают двигаться.

Ни один из них не говорит ни слова. Они просто танцуют в маленьком пространстве палаты, и Милли улыбается, потому что действительно чувствует себя счастливой. Это особенный момент, даже если он ложный и наигранный, ведь они оба просто игнорируют то землетрясение, что произошло две недели назад.

Но она предпочитает не думать об этом и просто наслаждается этим милым моментом, концентрируясь на том, как длинные руки парня ощущаются у неё на талии и как чувство щекотки появляется в животе каждый раз, когда они встречаются взглядами. Это похоже на то, что ей снова шестнадцать.

***

— Они нас поймают, — бормочет девушка, пока Финн катит её в инвалидном кресле прочь из больничного крыла.


Дежурная медсестра, которая должна была стоять на посту, видимо, отправилась к какому-нибудь пациенту, и именно этим пользуется Вулфард, чтобы своровать то самое кресло и убежать вместе с ним обратно в палату. До этого Милли вообще настаивала на том, что она и сама может прекрасно ходить, но он не хочет, чтобы она устала за время их путешествия, поэтому решил взять всё на себя.


— Тш-ш-ш! — шипит парень, когда дверцы лифта перед ними закрываются, а на табло загорается выбранная ими цифра один, и кабина начинает движение вниз. — Не ворчи, просто настройся на дух Рождества и веры.

— Да даже рождественский дух не спасёт нас, когда нас поймают.

Финн отпускает ручки кресла и обходит его, смеясь и наклоняясь так, что они сталкиваются лбами.

— Ты можешь мне просто поверить? — Милли прищуривается и отрицательно качает головой. — Хорошо, если ты не доверяешь мне, то может, ты поверишь Финну-на-паузе?

Улыбка появляется на лице девушки, когда она раздумывает над этим несколько секунд.

— Думаю, что да.


Они смотрят друг другу в глаза, и из-за пристального тёмного взгляда Финна внутри Браун рождается странное, но такое знакомое чувство. Это чувство подбивает её сердце и мозг обнять ладонями это скуластое лицо, приблизить его к себе и…

Парень спокойно целует её в щёку, прежде чем дверцы лифта откроются перед ними. Этого, конечно, недостаточно, но она довольна и малым, потому что знает, что в противном случае они всё только ещё больше усложнят. Да и когда её разумная версия вернётся, она точно убьёт её даже за это.


Они тщательно оглядываются по сторонам, проверяя, не видит ли их кто-нибудь; оставшийся в клинике на Рождество персонал кажется слишком расслабленным и отвлечённым, поэтому из коробки с потерянными и/или забытыми вещами Вулфард достаёт им несколько тёплых вещей, и Милли краснеет от того, что они чужие и большие ей, но всё равно послушно накидывает сверху.

Когда они заканчивают, они на полной скорости направляются к автоматическим входным дверям в клинику. Парень останавливает инвалидное кресло на крыльце, и именно в этот момент Браун видит снег, который небрежно и медленно оседал на земле. Вокруг было так красиво. Она вытягивает вперёд руку и ловит на указательный палец одну из снежинок.


— Давай, Миллстер. — Финн стоит перед ней, протягивая к ней руки, которые очень тёплые, в отличие от её, поэтому, когда они соприкасаются, её накрывает шквалом эмоций.

Вулфард осторожно придерживает её, чтобы она могла встать и рассмотреть ночной снегопад получше. Они недолго гуляют, делают снежных ангелов, кидаются снежками и, когда Милли чувствует, что она уже устала, возвращаются внутрь, чтобы отогреться и отдохнуть.


Опять-таки. Она не мыслит ясно.

***

— Ник прислал мне огромную коробку на Рождество, — вспоминает вдруг Финн, когда они вдвоём сидят в столовой; на самом деле это было даже смешно — вокруг не было никого, а было так темно и пусто. Милли никогда ещё не видела клинику такой. — Внутри было несколько фильмов и записей.

— Дай угадаю. — Они украли с кухни тарелку с пряниками и поэтому сейчас ели их за одним из столов, запивая горячим молоком. — Три часа концерта The Velvet Underground. — Девушка закатывает глаза, когда он смеётся. — Предупреждение о спойлере: Лу Рид — наркоман.

— Не может быть! — отпив из своего стакана, говорит Вулфард, взъерошивая свои кудри. — Он был отличным музыкантом.

— Это ничего не значит. Может, он и был хорошим музыкантом, но это не отменяет того факта, что он был наркоманом.

— Ты не можешь знать этого наверняка. — Финн закатывает глаза, а воспоминания непроизвольно врываются в его голову. Он ведь тоже был одним из тех, кто пробовал принимать психотропные вещества, чтобы быть лучшим гитаристом. — Нет, про The Velvet Underground ничего нет. Зато есть несколько старых фильмов и парочка компакт-дисков Black Sabbath, которые принадлежали моему отцу.

Милли кривит лицо.

— Мне нужно тебе кое в чём признаться. — Она надменно вздёргивает подбородок. — Мне не нравится Black Sabbath, их музыка ужасна.

— Это не новость для меня.

— И я никогда не забуду, как ты дал мне послушать песни… чёрт, я забыла исполнителя… — Хотя её голос звучит очень непринуждённо, и Браун ни на секунду не смущается. — Но эта музыка казалась мне слишком романтичной и слащавой. Я ненавижу такую, поэтому никогда бы не подумала, что мой парень скинет мне песни… точно, Бруно Марса. К тому же ещё ты отправил какой-то непонятный рок, который мне тоже не понравился. Заместо этого я послала тебе очень приятные песни 5 Seconds of Summer.

— Я думаю, что 5 Seconds of Summer — это мусор. — Он пожимает плечами, а Милли приоткрывает рот. — Они коммерческая группа, кроме того, их музыка не слишком хороша, и та песня, что ты мне отправила, была ужасно банальна. Я ненавидел её, потому что от неё у меня развивался диабет. — Тем же тоном, что и девушка раньше, говорит ей Финн.

Вдруг она сжимает ладони в кулаки, потому что хочет его ударить. Милли даже отодвигает стул, уже готовая встать и уйти, но внезапно Вулфард присаживается перед ней на корточки, глядя на неё снизу-вверх с милой улыбкой.

— Ты не терпишь чужого мнения, — бормочет он, складывая руки у неё на коленях, и сразу запрокидывает голову. — Мы очень разные, я знаю, и дело не только в музыке. Я имею в виду, что во всех возможных сферах, которые существуют, мы всегда находимся по разным сторонам, но пора подумать об этом. Тебе больше нечего скрывать, как и мне. — По какой-то странной причине парень выглядит счастливым, произнося это вслух, а на деле всё звучит, как… откровение. — Впервые в жизни мы можем быть искренними, Милли, разве нет?

Она же недоверчиво смотрит на него, скрестив руки на груди.

— Я не знаю.

Финн перехватывает её взгляд.

— Ты боишься того, что можешь узнать? — Вопрос, который вызывает в ней негодование. Ещё бы! — Я не боюсь, потому что это правда, и я готов быть абсолютно честен с тобой и готов выслушать всё, что ты мне расскажешь.

***

— Я никогда не понимал, как с твоим широким кругозором и быстрым мышлением ты ещё и во что-то верила, — с ноткой дерзости сказал Финн.

Сейчас они оба вернулись в палату и теперь лежали на её кровати, лицом друг к другу, совершенно открытые и уязвимые.

— Ты когда-то сказала мне, что дала обещание своей матери дождаться брака. — Он сжимает переносицу, хотя в их положении это было не слишком удобно. — Это был удар для меня, который я никогда не пойму.

— Ты сказал, что тебе всё равно! — ответила Милли почти-почти раздражённо, но… нет. Всё-таки они пообещали друг другу быть терпимыми и принять всё, что расскажет другой. — Я всегда думала, что ты разочаровался в этом вопросе.

— Может быть. Я не знаю. Я обычный человек, а ты была моей девушкой. — Он хмурит брови. — У меня были и другие, но ни с кем не было так сложно.

— Думаю, сегодняшние девочки считают, что это совершенно нормально, — с сомнением замечает Браун.

— Для меня тоже, на самом деле.

— Тогда я думаю, что определёно сдержу своё обещание. — Финн прикладывает руку к груди, как будто он возмущён таким заявлением. — Ты жуткий лгун. Ты признался, сказал, что будешь моим парнем. О чём ты думал? Что склонишь меня к этому так или иначе? — Он делает неловкое выражение лица, а потом мелко кивает. Милли ставит ему щелбан. — Ну ещё бы, ты ведь ничего обо мне не знал.

— Когда я сделал это, я уже знал, что это будет невозможно. — Вулфард настолько пожимает плечами, насколько ему позволяет его поза. — Мне было действительно трудно, я уже многое перепробовал за свою жизнь к тому моменту, как познакомился с тобой. И ты так нервничала, каждый раз отказывая мне. И я был расстроен из-за того, что не мог заниматься тем, чем уже привык заниматься, особенно учитывая тот факт, что я был просто без ума от тебя, и поэтому я буквально умирал… — Он провёз рукой по лицу. — Я любил тебя, очень сильно, поэтому я не мог этого сделать.

— Я предупреждала тебя.

— Да, но ты не предупреждала меня, что я так влюблюсь в тебя, что всё будет становиться только хуже! — выдыхает Финн устало. — И в то же время мне нравилось думать, что… я был бы твоим единственным, и что ты была бы моя, только моя. — Милли почему-то глупо хихикает от этого. — Никто до меня ещё не целовал тебя. Именно я учил тебя этому, улучшая твои навыки. И мне было очень волнительно и интересно проходить этот путь с тобой, открывать новые грани тебя. С тобой. Это действительно было что-то особенное. — Он смотрит в сторону с грустной улыбкой. — Я одновременно любил и ненавидел эту невинность в тебе.

Браун позволяет тишине ненадолго окутать их, пока она раздумывала над тем, какую бы свою тайну ему исповедать.

— Я ненавидела твою подругу Айрис. — Ох, плевать на всё. Это реально было тем, что давило ей на грудь всё время, и чудесным образом она хотела с ним этим поделиться. — Боже, это раздражало, я до сих пор не понимаю, зачем тебе нужно было дружить с этой девушкой.

— Я знал это! — триумфально заявляет Финн. — Я знал, что ты ревновала, но ты ведь ничего не говорила. К тому же она действительно была моим другом на всю жизнь, так что это было бессмысленно.

— Я тебя умоляю, — фыркает Милли, закатывая глаза. — Думаешь, я поверю в это? С тех пор, как ты познакомился со мной, она ненавидела меня. Она была глупой и делала всё, что угодно, лишь бы разделить нас. Она ненавидела меня, это факт. — Девушка морщится. — Она всегда рассказывала мне о тебе всё самое плохое, вроде того, что ты целовался с другой, был с другой, что на вечеринках вёл себя самым похабным образом. Так что ты действительно думаешь, что я поверю в то, что ты только что сказал мне?

Браун не нравился этот термин — «девушка-лисица», — но он определённо подходил Айрис.

— Милли, пожалуйста, — Финн снова провёл рукой по своему расстроенному лицу. — Это была моя отчаянная попытка добиться от тебя признания того, что ты чувствуешь. Я подумал, что если я заставлю тебя ревновать, то тогда ты проявишь все чувства и эмоции по отношению ко мне.

— Разве тебе было недостаточно того, что я тебе говорила? — спрашивает она смущённо.

— Ты говорила «Я люблю тебя» лишь время от времени, а мне этого было недостаточно. — Голос парня постепенно поутих. — Мне нужно было, чтобы ты постоянно напоминала мне об этом.

Браун замолчала, испытывая жуткий дискомфорт из-за того, что он ей сейчас рассказал, и его чувства буквально убивали её, потому что, как бы она ни старалась, ему постоянно было этого мало, и эта проблема всегда была основной для них.

При мысли об этом волна болезненных воспоминаний тут же устремилась к ней в голову, а она бы не хотела возвращаться к ним снова.

— Мне не нравятся твои родители, — вдруг заявляет Вулфард, нарушая возникшую тишину.

— А кому они нравятся? — отвечает Милли, за что получает хриплый смех в ответ.

***

Было уже двенадцать часов. Время так быстро закончилось, однако они по-прежнему лежат лицом к лицу, от чего кончики их носов немного соприкасаются. И никого из них не волнует, что уже слишком поздно.


— Официально, это Рождество, — шепчет Финн с закрытыми глазами.

Он кажется измождённым. А Милли всё смотрит и смотрит на него, не в состоянии отвести от него взгляда. Она в восторге от его чёртовых веснушек и от того, как его кудри падают на лицо.

«Как ты можешь быть так очарована тем, кто столько раз разбил тебе сердце и причинил такую боль?» — думает одновременно с этим Браун.

— Я обязан что-то тебе подарить, — продолжает вдруг парень, медленно поднимая веки и встречаясь с восхитительными глазами Милли.

— У тебя ничего нет, — неохотно отвечает девушка.

Она была слишком уставшей, чтобы противиться сну, но ей так хотелось сохранить последние мгновения рядом с Вулфардом, прежде чем она окончательно заснёт.


Неожиданно Финн встаёт, присаживаясь в кровати, и это сбивает с неё дремоту. Он начинает что-то теребить на своей руке, что несколько смущает Браун.

— Что ты делаешь?

Он не отвечает и поворачивается к ней спиной. Милли же определённо заинтригована, поэтому её любопытный нос появляется на его плече, а сама девушка заглядывает вперёд, чтобы увидеть, как он пытается снять с руки свой браслет. Как только у него это получается, Вулфард тут же оборачивается к ней и тянет к себе её запястье, чтобы надеть его.

— С Рождеством, — говорит он с неуверенной улыбкой, которая делает его невероятно милым.

Браун с благодарностью гладит его по кудрям (она мечтала сделать это весь вечер) и смотрит на надпись.


«Финн Вулфард. 21 год. Депрессия».


— Спасибо, — бормочет она, а потом прикладывает усилия, чтобы снять свой браслет. — Ты не можешь остаться без него, так что… С Рождеством, — с задорной улыбкой поздравляет она.

Парень тут же застёгивает его у себя на запястье, а потом сладко целует её в нос.

— Это лучший подарок.

А вот Милли так не считает. Они всего лишь обменялись кусками пластика с их именами и заболеваниями.

— Милли Бобби Браун. 19 лет. Анорексия, — читает он вслух. — Ох, мне это нравится, как раз то, что я хотел.


Девушка смеётся и укладывается обратно на кровать, повернувшись к нему спиной. Вулфард же ложится рядом с ней, обнимая её за талию, прижимая к себе, и она чувствует, как он утыкается носом ей в волосы. Она ещё теснее придвигается к нему, чувствуя холод.


— Спокойной ночи, Финн.

— Спокойной ночи, Миллстер.


========== Часть 15 ==========


Милли смотрит в окно библиотеки, пока ждёт.


Её голова забита театром, впрочем, как и всегда. Она думает о том, как готовятся к выступлениям актёры, как проходят репетиции, как разыгрываются сценарий, как люди пробуются на роли и мерят костюмы. Прямо сейчас она бы очень хотела оказаться за кулисами Бродвея, чтобы окунуться в тот отдельный особый мирок, существующий только там.


— Ты, должно быть, мой репетитор.

Внезапно хриплый голос вырывает её из раздумий, и тогда Браун замечает парня, которого она ждала, стоящего рядом с ней и держащего в руках свой рюкзак и учебник. Девушка же быстро сгребает раскиданные по столу листы, чтобы он мог занять своё место.

— Они не сказали мне твоего имени. — Парень смотрит ей прямо в глаза, и она тут же опускает голову, потому что не любит, когда кто-то так делает (она чувствует себя жутко не комфортно).

— Браун. — Единственное, что она говорит, доставая из своего рюкзака всё необходимое.

— Это не твоё имя. — Он удивляется, нахмурив брови.

— Откуда ты знаешь? — спрашивает девушка, продолжая изображать бурную деятельность, а именно выискивать нужную страницу учебника.

Парень же вдруг придвигается ближе, из-за чего Браун испытывает желание тут же отодвинуться подальше от него, и мягко закрывает ту книгу, которую она так отчаянно листала. На обложке была наклейка принцессы Леи с её данными.

— Милли.


Она тут же поднимает взгляд, и они встречаются глазами. Прошло всего несколько секунд, прежде чем Милли возвращается обратно к учебнику. Она думает о том, что не прошло ещё и двух минут, как ей уже хочется убить его, потому что ей не нравятся такие типы.

На самом деле девушка всегда считала, что он очень надменный. Она видела его в коридорах школы и то, как он катался там на своём скейтборде, бросая вызов учителям. Да, он явно был одним из тех парней, которым нравится привлекать к себе внимание, ходить на вечеринки и встречаться с размалёванными блондинками, полными сплошных клише.


— Я Финн.

— Я знаю. — Браун бросает в его сторону быстрый взгляд. Улыбка сразу же расцветает на лице Вулфарда, как будто он был очень рад это услышать. — Так какие у тебя проблемы по занятиям?

Милли достаёт из футляра свои очки в чёрной оправе, которыми пользуется время от времени, когда читает, и цепляет их на нос.

— Они скучные, — со смешком отвечает Финн, хотя она была сама серьёзность в данный момент, поэтому он тоже вдруг садится прямо и сосредотачивается. — Ну, в основном… всё. Я не сдал даже первый проверочный экзамен.

— Всё? — удивляется девушка, не желая признавать того, что услышала. — Разве ты совсем ничего не понимаешь?

— Это сложно.

— Нет, конечно, просто ты слишком много отвлекаешься со своими друзьями, — спокойно отвечает Браун, снова листая страницы своего учебника.

Парень удивляется.

— Откуда ты знаешь об этом?

— Потому что профессор Дуглас ругает вас, когда вы мешаете ему проводить занятие. — Она скрещивает руки на груди, раздражаясь. Финн же, наоборот, успокаивается, понимая, что эта девушка не любительница поболтать ни о чём. — В таком случае, начнём с самых основ — пределов.

— Хорошо. — Вулфард послушно достаёт ручку и замирает с ней над тетрадью, готовый к репетиторству.

— С этого момента, если ты хочешь на хорошо или отлично закончить школу, тебе придётся садиться на передние парты и больше слушать учителя.


Голос Милли против воли звучит очень тепло и нежно, почти божественно, и парень смеётся. Она абсолютно отличается от всех тех девушек, которых он раньше встречал.

***

Браун молча заходит в кабинет математики. Ей не с кем здесь было поговорить, потому что все вокруг были старше неё на класс, так что она не обзавелась здесь друзьями. Хотя у неё их вообще было не особо много даже в своём собственном коллективе.


Она всегда сидит впереди почти рядом с учительским столом, поскольку не хочет, чтобы что-либо отвлекало её, когда идёт занятие. Как только она занимает своё привычное место, девушка достаёт учебник и тетради и надевает очки. Она уже готова начать, но учителя почему-то всё нет, поэтому, чтобы скрасить ожидание, она просматривает предыдущие лекции, повторяя изученный материал.

На задних партах стоит жуткий гул и громкий смех от всех спортсменов, черлидерш и просто прогульщиков, которые приходят на занятия чисто для галочки и всегда мешают учиться. Раздражает.


И вдруг все замолкают, встречая Финна, который входит в кабинет со своим скейтбордом в руках. В целом, он всегда был общительным и легко находил общий язык с любым человеком, так что запросто влился в эту мятежную компанию позади неё, в отличие от самой Милли, которая всегда предпочитает просто уткнуться носом в телефон или книгу, притворяясь, что она читает, только бы не приветствовать никого в коридорах или на улице.

Браун искоса смотрит на парня, наблюдая за тем, как его «друзья» зовут его по имени и махают руками, но он почему-то не садится с ними. Нет, вместо этого он направляется к тому столу, за которым сидит она, и занимает другой по соседству. Девушка не может сдержать изумления, впрочем, как и все в кабинете.


— Доброе утро, Милли, — приветствует Вулфард с улыбкой, которая бы растопила сердце любого. И её в том числе. Она сглатывает и с трудом моргает. — Я сказал «Доброе»…

Милли приподнимает руку, прерывая его.

— Я слышала, что ты сказал. Что ты делаешь? Почему бы тебе не сесть назад и не подурачиться со своими друзьями? — спрашивает она.

— Я пытаюсь понять пределы, — просто объясняет тот, доставая из своего рюкзака тетрадь, учебник и ручки. — Они, конечно, веселые ребята, но мне нужно выпуститься из школы. — Он пожимает плечами. — Это хорошо — быть клоуном в классе, когда все знают твоё имя, но это не предел моих мечтаний. Я хочу вырваться из этого проклятого города, хочу играть на гитаре. На самом деле, я о многом мечтаю, но я не смогу это всё воплотить в жизнь, если не подтяну свои знания по математике, — легко делится с ней Финн своими мыслями. — Поэтому вот он я, готовый внимать каждому твоему слову. Я имею в виду… ты же умная, так что это определённо должно помочь. — Он подмигивает ей и снова солнечно улыбается.


И именно в этот момент Милли понимает, что Финн Вулфард — это не очередной школьный клоун-идиот, которого не заботит учёба и его дальнейшая жизнь после выпуска. Нет, у этого парня есть свои мечты, которые он собирается осуществить, и это вызывает в ней уважение.


Таким образом остальная часть занятия проходит гораздо спокойнее и даже… уютнее. Она привлекает его внимание всякий раз, когда видит, что он начинает витать в облаках, говорит, какую информацию ему стоит выделить маркером и уделить потом особое внимание, даёт ему свою тетрадку, чтобы он переписал все предыдущие лекции и материалы, объясняет по несколько раз, если тот не понимает, а также они вместе решают все упражнения, которые раздал им учитель.

И ещё Милли стремится быть терпимой к Айрис Апатоу, которая время от времени обзывала её за спиной дурой и бормотала о том, что Финн использует её; Браун просто игнорирует её и обещает себе, что приложит все усилия, чтобы подтянуть Вулфарда до конца учебного года.

***

— Я хочу заключить с тобой пари, — говорит Финн с милой улыбкой, пока решает примеры, которые она дала ему для разминки.


Сейчас Милли уже считает его своим другом. Они разговаривают друг с другом на занятиях. Он каждый раз приветствует её при встрече. На переменах они всё время разговаривают о глупых вещах. Они обменялись номерами телефонов, так что ещё и постоянно переписываются, когда не видят друг друга. Они отправляют друг другу приколы и музыку и придумывают собственные мемы, которые понимали только они одни. И ей казалось, что она знает его всю свою жизнь.


— Какое пари? — спрашивает Браун, приподнимая бровь.

— У нас будет пробный тест в виде экзамена… — начинает парень, а потом отвлекается от своего калькулятора, на котором делал вычисления. — Он послезавтра.

— Я знаю, — отвечает Милли, закатывая глаза и чуть вздёргивая подбородок, одновременно с этим пытаясь сообразить, к чему он ведёт. — Вот поэтому мы сейчас и занимаемся.

— Так вот, если я получу А… — он таинственно замолкает и смотрит прямо на девушку, заставляя её чувствовать себя неловко. — Я хочу, чтобы ты пошла со мной в кино. — И тут же возвращается к своим примерам.

Браун же совершенно ошарашена.

— Как?.. — начинает она очень робко, потому что до сих пор не может поверить в то, что услышала.

Та мысль, что закралась к ней в голову только что, была совершенно невероятна. Чтобы с кем-то вроде него?.. Да даже не мечтай об этом.

— Да. — Вулфард как будто знал об охвативших её сомнениях. — Как на свидании. — И сразу же передаёт ей листок с ответом.

Милли вздыхает и пытается сосредоточиться на проверке уравнения, а не на том, что он только что сказал.

— Хорошо. — Это всё, что она говорит, а Финн тут же задумчиво прищуривается.

— Хорошо, в смысле правильно, или хорошо, в смысле ты согласна?

— Оба.

Браун возвращает ему лист обратно и сразу открывает свой учебник, чтобы найти новые задания.


Это пари. В конце концов, сначала Вулфард должен получить А за тест, а он обещает быть сложным, так что она не думает, что парень справится.


Однако Финн не оставляет её в покое.


Он встречает её в пятницу днём, когда Милли идёт по коридору к выходу, подходит к ней и качает листом в воздухе прямо перед её лицом. Она никогда прежде не видела его таким счастливым.

Девушка смотрит на оценку и не может в это поверить.


А-


Так или иначе, это всё-таки А, а они не обсуждали таких мелких нюансов.

Парень передаёт листок с тестом ей в руки и говорит:

— Завтра в три часа в торговом центре. Я купил билеты. — Целует её в щёку и уходит, не давая Браун даже возможности ответить.


Она прикладывает ладонь к месту поцелуя.

У неё свидание с Финном Вулфардом.

***

Она ходит на это и ещё другие свидания с ним половину апреля. Он водит её в кино, в кафе, в парк и на прогулки, но ни разу не говорит ей о своих чувствах, и маленький, но противный червячок, имя которому сомнения, грызёт её изнутри.


И вот однажды это выходит наружу, пока они сидят в столовой, а Милли объясняет ему тему, по которой у них должен быть мини-экзамен.

— И запомни, производная числа Эйлера в степени X равна самой себе, тебе не нужно ничего менять, если ты видишь это в примере. Ты просто должен умножить её на любое значение X.

Парень смотрит только на неё, а не в тетрадь, где она пытается быстро объяснить ему новую тему, и её жутко злит, что он не обращает на это внимания, хотя она знает, как он волнуется, потому что у них есть на всё про всё всего тридцать минут.

— Вулфард, ты меня слушаешь?

Тот отрицательно качает головой и наконец-то за долгое время говорит:

— Нет.

Она закатывает глаза из-за его прямоты. И ведь не стыдно!

— У нас экзамен через полчаса, можешь ли ты обратить на меня своё внимание? — спрашивает Браун, скрещивая руки на груди.

Финн неожиданно неловко начинает тереть свою шею, постоянно переводя взгляд с неё на тетрадь и обратно, и так несколько раз. И наконец-то он полностью концентрируется глазами только на ней.

— Милли, ты мне нравишься. — Девушка неловко подхватывает калькулятор и начинает бессмысленно нажимать на нём кнопки, пытаясь скрыть своё смущение. — Ты мне даже очень сильно нравишься, и я не знаю, что с этим делать, потому что мне действительно кажется, что я тебе совсем не нравлюсь… — Он вздыхает, а Браун понимает, что вообще перестала дышать. — Я не знаю, ведь ты такая… скрытная… И хотя мы ходили на свидания, ты не давала мне никаких намёков… Я не знаю. С тобой я ничего не знаю. У нас экзамен через полчаса, и это убивает меня, потому что мне придётся туда пойти, и при этом я понятия не имею, что происходит между нами, так что получается, что моя голова полностью забита мыслями о тебе, а не решениями пределов и производных, — заканчивает он, а потом прикрывает лицо рукой. — Блять…

Милли несколько раз открывает и закрывает рот, и думает о том, что… блять. Прям в точку.

— Финн, у меня никогда не было парня, — говорит она, обеспокоенно разглядывая его. — И я ни с кем не целовалась, ни с кем не ходила за ручку, и никто не говорил мне, что я ему нравлюсь, как сделал это ты только что… Я не знаю… Мои родители не разрешают мне заводить отношения, пока я не закончу школу, поэтому я осталась далека от всего этого и не знаю, как целоваться, как выражать кому-то свои чувства, как действовать… как флиртовать. — Медленно Вулфард убирает руки от лица, чтобы посмотреть на неё. — Поэтому тебе придётся очень терпеливо относиться ко мне. — Браун чувствует внутри странную дрожь, но всё равно не может не улыбаться, потому что это не поддаётся контролю. — И да, ты мне тоже нравишься. — Радостное лицо Финна было просто бесценно.


Когда звенит звонок, они понимают, что им пора отправляться на злополучный экзамен.

Милли собирает свои вещи в сумку, и они вместе покидают столовую, не говоря больше друг другу ни слова. Им это не нужно. На полпути парень неожиданно мягко берёт её за руку, не заботясь о том, что они находятся по середине школьного коридора и все вокруг смотрят на них.


Как только они заходят в кабинет, учитель рассаживает их по разным местам, потому что знает, что Браун — репетитор Вулфарда, и мужчина не хочет, чтобы тот списывал.


— Ну, готовы начать экзамен? — спрашивает мистер Дуглас, когда они все уже достали свои письменные и вычислительные принадлежности. Финн поднимает руку. — Что такое, Вулфард? Вам нужно выйти?

— Нет, просто… — Он неожиданно встаёт, и все в классе начинают шептаться.

Все, кроме Милли, потому что она сейчас мысленно молилась Богу о его хорошей отметке, впрочем, как и всегда. Такая уж у неё была привычка.


Парень подходит к Браун и нежно целует её в щёку, тем самым прерывая и полностью переключая её с волнения на спокойствие. Она открывает глаза, а все присутствующие — кроме учителя, разумеется — начинают свистеть.


— Ты лучшая, — шепчет Финн ей на ухо, из-за чего щёки девушки отчаянно краснеют. — Я готов. Верь мне. Я получу А.


Все смеются, а ей просто хочется спрятаться под парту от смущения, потому что не только они, но и даже мистер Дуглас стал свидетелем подобного финта от Вулфарда.


В тот день Финн, кстати, получает А+.

***

Финн много раз разбивает ей сердце, но она никогда не забудет, когда это случилось в первый раз.


Прошло уже несколько недель с техпор, как она поцеловала его. Теперь они целуются время от времени, но всё между ними остаётся очень невинным и застенчивым. И вся школа знает о том, что Финн Вулфард встречается с маленькой Милли Браун, которая занимается актёрским мастерством и скрывается за книгами в библиотеке. И не все счастливы этой новости, особенно его небольшая группа друзей, но Финн как будто преображается рядом с девушкой и становится совершенно другим человеком, поэтому остальные ученики считают, что это даже к лучшему.


И вот однажды в пятницу он приглашает её на футбольную игру своих друзей.

Они вместе сидят на трибунах, скандируют вместе со всеми кричалки, и, когда всё подходит к концу, Милли думает, что они пойдут домой. Однако всё меняется, когда Финн поздравляет своих товарищей с победой и потом кричит ей с поля:

— Я поеду с Айрис на вечеринку! Увидимся в понедельник!

Все вокруг смеются над Браун, ведь она такая глупая. Реально подумала, что она важна такому человеку, как Финн.


В тот вечер ей приходится идти домой в одиночестве под дождём, пока один из «доброжелателей» не отправил ей фото того, как Вулфард пьёт на вечеринке, танцует с девушками и играет в бутылочку.


Конечно, она испугалась, они ведь должны были что-то строить вместе, а на деле они просто живут с ним на разных планетах.

Когда Милли идёт со своей семьёй в воскресенье в церковь, она сталкивается с ним на улице, и он просто игнорирует её.


В тот момент девушка понимает, что они из совершенно разных миров. Они два совершенно разных человека. И, хотя это немного запоздало, она всё же решает уйти, пока её сердце окончательно не будет разбито.


Она пишет ему о встрече на трибунах футбольного поля во вторник утром.

Это было двадцатое мая, которое навсегда останется в её памяти.

***

Милли приходит туда раньше и ждёт. Она сидит на скамье, и ветер бьёт ей в лицо и играет с волосами. И вдруг она видит, как он идёт к ней, такой неловкой и растерянной.

Его кудри в ещё более растрёпанном состоянии, чем обычно. На нём надет полосатый свитер с чёрными джинсами и кроссовками.

Девушка встаёт со своего места. В мире нет человека глупее, чем она, но сейчас она готова всё это прекратить.


Вулфард подходит ближе и наклоняется, чтобы поцеловать её, но она отворачивается. Холодное выражение появляется на её лице. Ей даже не нужно ничего говорить, Финн и так знает, что он натворил. Поэтому он выпрямляется и виновато опускает голову.

— Я идиот, Милли, — начинает он, а Браун смотрит на поле. — Я знаю, что не заслуживаю тебя. Ты заслуживаешь кого-то лучшего рядом с собой, нежели такую ходячую катастрофу, а не человека, как я. Не думай, что я этого не понимаю. — Вулфард прикрывает лицо руками. — Я всегда нахожу способ всё разрушить. Это моя природа, знаешь? Я не ожидаю, что ты поймёшь, но я сломлен, у меня проблемы, и я буду нуждаться в тебе, Миллстер, даже больше, чем я предполагал. Точнее, я думаю, что уже нуждаюсь. Но я всё только порчу, это точно. Я настолько испорчен внутри, что вечно проёбываюсь. — Он облизывает губы и сглатывает, потому что ему трудно говорить. — Я не хочу тебя потерять. Ты — моё драгоценное сокровище, которое сияет во всей той темноте, что окружает меня, и я меньше всего хочу, чтобы ты запачкалась в том же дерьме, в котором погряз я. Но за последние дни я понял, что ничего уже не изменить…

Почему-то глаза Милли наполняются слезами, когда она слышит, как он произносит последние слова.

— Что?..

— Я влюбился в тебя. — Финн смотрит ей прямо в глаза. — Я люблю тебя. — Его голос дрожит, когда он говорит ей это, и девушка думает, что готова умереть в этот самый момент, потому что никто — никто! — кроме членов её семьи — да и то редко — не говорил ей таких слов. — И я очень испугался, когда понял, что натворил. Я пытался убедить себя, что ты для меня ничего не значишь, поэтому я и вёл себя, как последний идиот. Типичный я, — продолжает Вулфард. — А оказалось, что я только причиняю боль себе и тебе.

— Финн, я не могу. — Отрицательно качает головой Браун. — Я не знаю, как с этим бороться. Никто никогда не заставлял меня так себя чувствовать. Я не смогу справляться с тем, как ты поступаешь со мной. Я не смогу…

Она также рассказывает ему о том, что прошедшие выходные были для неё адом настолько, что она просто перестала есть, потому что больше не знала способа, как справиться со всем этим.

Внезапно он обхватывает её руками за щёки и говорит с отчаянием в голосе:

— Милли, я знаю, и мне очень плохо от того, что тебе пришлось пройти через это, но я должен был рассказать тебе о том, что чувствую. Я не могу удержать это в своей груди. Я хочу, чтобы ты знала, что моё сердце принадлежит тебе, а ни кому-либо ещё. — Его длинные пальцы ласкали её кожу. — Прости, я очень сожалею, что впутал тебя в эту историю, но, Миллстер, я клянусь, что ты не найдёшь ни одного другого сердца, которое бы любило тебя так, как моё. — Финн соединяет их лбы и прикрывает глаза, и Милли делает тоже самое.


Сила притяжения, которую излучает Вулфард, чувствуется сейчас сильнее, чем когда-либо. И, хотя она шла сюда, чтобы всё закончить, Браун понимает, что это стало невозможным в тот момент, когда он сказал ей, что любит её, потому что ещё никто никогда не отдавал ей своего сердца. Нет, она не может просто так отбросить его, потому что это было бы тоже самое, что и избавиться от самого драгоценного подарка, дарованного свыше.


— Всё в порядке, — шепчет Милли некоторое время спустя и открывает глаза, чтобы встретиться взглядом с тёмными глазами Финна, сиявшими ярче, чем когда-либо. — Но я не смогу успокоиться, если не узнаю, обозначают ли те слова, что ты сказал, ещё и кое-что другое… — Вулфард удивлённо отстраняется, чтобы посмотреть на её смущённое лицо. — Мы встречаемся или нет?

— Это предложение? — с озорством спрашивает он.

— Это вопрос.

Финн не отвечает и просто наклоняется ближе, чтобы поцеловать её в губы, и на этот раз гораздо дольше, чем было до этого. На этот раз это было нечто особенное. Они будто заключали договор.


Когда они отстраняются друг от друга, Вулфард смотрит на неё с широкой счастливой улыбкой, которую она идентифицирует как принадлежащую персонально ей одной.

— Мы встречаемся, и я должен сказать, что ты, Милли Браун, моя девушка, а я твой парень. — Он присаживается на скамью и привлекает её к себе, приобнимая и усаживая к себе на колени. — Я люблю тебя. Очень сильно люблю. — Она прячет лицо у него в шее, улыбаясь.


Милли не признаётся ему в ответ, потому что чувствует, что пока ещё не готова к такому шагу. Из-за родителей и их отношения к ней любовь всегда казалась ей чем-то далёким, но теперь это чувство было здесь, между ними, и она всё-таки решается впустить его к себе в сердце, чтобы заботиться о нём и растить.


Милли смотрит на браслет Финна у себя на запястье.

Это было рождественское утро, но его не было рядом с ней, когда она проснулась, и она не винит его в этом. Между ними всё ещё есть эта проблема и обида, и девушка не знает, смогут ли они решить её.

На мгновение она думает о том… А спасла бы она всё, что было между ними, если бы в тот день вместо того, чтобы уйти, не позволив ему ничего объяснить, она бы просто осталась и послушала?..


Ну, теперь она никогда этого не узнает.


========== Часть 16 ==========


На улице шёл снег, а Милли почему-то думала о лете. Если бы она была в своей нормальной жизни, то она валялась бы в купальнике на шезлонге в саду, читая какую-нибудь книгу и загорая. Может быть, ходила бы с матерью за покупками, помогла бы на выходных в церкви, по средам посещала бы репетиции в городском театре, а по вечерам смотрела бы никому не известные фильмы, набираясь опыта. Она много бы гуляла по улицам просто так, потому что в хорошую погоду просто грех сидеть дома. Но, видимо, в этот раз летние планы придётся поменять, потому что она в психиатрической клинике, и нельзя точно сказать, как скоро её отсюда выпишут.


На самом деле, девушка хочет, чтобы снег пошёл ещё сильнее и обильнее, но она сомневается, что погода будет её слушать, поэтому она фыркает, закрывает окно и возвращается к прерванному ранее занятию, а именно сбору вещей.

Сегодня утром после осмотра доктор Хитон сказал ей, что она уже может покинуть больничное крыло, потому что Браун просто в отличном состоянии, хотя с репетициями и нагрузками ей пока всё-таки стоит повременить. Так что какая-то её часть была очень огорчена этой новостью, ведь ей нравится это время, проведённое в зеркальной комнате.


Да и другая её часть, к слову, тоже была не особо в восторге, потому что сегодня на самом деле плохой день. Милли не хочет возвращаться, не хочет покидать свой пузырь против реальности и снова сталкиваться со всеми проблемами, что у неё есть или уже появились. Так что у неё нет никакого повода для веселья. Кроме того, за те две недели, что она провела здесь, в её жизни появился кое-кто очень милый, и теперь ей придётся расстаться и с ним тоже.


Кто-то появляется в дверях палаты с огромным букетом разноцветных гиацинтов и каким-то листом бумаги.

— Он у меня, — говорит Уайатт неохотно, и девушка задаётся вопросом, а рад ли он тому, что она уходит? — Доктор Хитон уже подписал его.

— Я ухожу… — И это звучит как приговор.


Браун несколькими движениями застёгивает свою сумку с немногочисленными вещами, которые перекочевали к ней из её комнаты, пока она была здесь. Единственный плюс сегодняшнего дня — это то, что ей наконец-то разрешили переодеться в нормальную одежду, поэтому она попросила принести ей её старый и с растянутой горловиной, но всё равно любимый оранжевый свитер, чёрные штаны и конверсы. Ничего особенного, но она чувствовала себя в этом гораздо лучше.


— Серьёзно, Олефф, мне это не нравится. Я не хочу уходить. — Это звучит как-то по-детски, от чего она смущается.


Парень грустно ей улыбается, подходит ближе и, оставив цветы на кровати, крепко её обнимает, прижимая к груди. А Милли просто отпускает себя, давая волю чувствам, которые скопились в ней за всё это время, и она плачет. Плачет, потому что Уайатт заботился о ней и оберегал её, а теперь ей нужно выйти в реальность, где что-то происходит между Финном и Сэди, где у Калеба разбито сердце, где она больна анорексией и пытается бороться с этим, где её родители ненавидят её, а ещё её никто не любит. А вот Уайатт любит.


— С тобой всё будет хорошо. — Он целует её в макушку и гладит по спине, чтобы успокоить. — Я всегда здесь, в больничном крыле, и мы будем видеться раз в неделю, когда ты будешь приходить на осмотр к доктору. Ну или я просто могу прийти и забрать тебя, это не запрещено.

Девушка немного отстраняется и смущённо смотрит ему в глаза.

— Разве это не запрещено? — повторяет она, но уже как вопрос.

И в этом вопросе что-то такое, о чём они оба боятся сказать.

— Нет, — отрицает Олефф с лукавой улыбкой. — Я уже спрашивал. Ты можешь приходить сюда хоть каждый день.

Он стирает пальцами слёзы с её щёк, всё ещё продолжая смотреть ей прямо в глаза. Милли ждёт чего-то, но они оба трусы, чтобы сделать следующий шаг, поэтому парень просто мягко целует её в лоб.

— Я буду скучать по тебе, — говорит он.

Она морщится, когда вешает сумку на одно плечо.

— Как ты можешь говорить мне такое и ждать, что я уйду? — интересуется Браун, щёлкая его по носу, а потом берёт в руки гиацинты. — Спасибо, они прекрасны.

— Твои любимые.

Они вместе выходят из палаты и идут к лифту, который должен будет забрать её отсюда. Когда Милли заходит внутрь и оборачивается к нему лицом, она видит, как Олефф машет ей рукой, и она делает тоже самое, улыбаясь.

— До свидания, Уайатт.

— До встречи, Милли. — Слышит девушка, когда дверцы лифта уже почти закрываются.


Кабина начинает движение вниз, и Браун ощущает себя так, будто оставила часть своего сердца где-то там, и это удручает её. Она приваливается спиной к стенке и склоняет голову, утыкаясь лицом в гиацинты. Цветы пахнут просто восхитительно. К тому же никто никогда не дарил ей такой большой букет.


Когда дверцы лифта открываются, улыбка невольно расползается по её лицу, потому что прямо перед ней стояла та группа людей, которая искренне о ней заботится: Ноа, Калеб, Гейтен, Джо, Наталия, Чарли и даже Сэди. Кто-то бросает в неё конфетти, а кто-то держит воздушные цветные шарики и огромный плакат с надписью «Добро пожаловать!» с немного кривыми буквами, но она никогда не чувствовала себя такой счастливой, обнимая всех и каждого, даже Синк.


Милли очень им благодарна, потому что, находясь в больничном крыле, она и забыла, что у неё есть такая большая семья, которая заботится о ней, любит и поддерживает. За последние два (уже почти три) месяца она нашла своих людей в этом, казалось бы, сером и неприветливом мире психиатрической клиники.

***

Браун возвращается к обычной рутине еды, групповой терапии, библиотеки, осмотров и консультаций с Наталией, только ко всему этому добавились ещё и поверхностные разговоры с Сэди утром и перед сном.

Они говорят о совершенно глупых вещах, вроде того, насколько ужасны месячные, как проблематично ухаживать за волосами, какой шампунь и бальзам лучше выбрать, а ещё у них появились общие шутки, понятные только им обеим. И это на самом деле весело, потому что Милли наконец-то чувствует, что у неё появилась подруга, и ей даже жаль, что она так долго воротила от неё нос. Даже несмотря на странные колебания в настроении Синк и её внезапные приступы истерии, которые, скорее всего, были связаны с её заболеванием, Сэди всё равно нравится ей.

***

— Мы работаем над новой формулой, — шепчет ей Наталия (у них уже закончился очередной сеанс), пока вытаскивает из своего ящика какую-то маленькую белую дощечку, и Милли смотрит на неё почти удивлённо.

— Формулой? — повторяет она, ничего не понимая. — Вы разузнали, как с помощью математической системы излечить безумие?

Дайер смеётся.

— Это была шутка? — Браун просто пожимает плечами, потому что это может быть именно она (девушка уже несколько дней пребывает в прекрасном расположении духа). — Ну, это ещё один вид терапии, — объясняет она, пока что-то пишет на доске. — Я уже испробовала это на нескольких пациентах. Это способ передачи своих мыслей другим. — Очень любопытно. — Я покажу тебе, как это работает. — Наталия встаёт и вешает небольшую табличку на шею Милли, и именно тогда та наконец-то видит надпись.


«Заставь меня говорить о моих чувствах».


Первая мысль, которая приходит ей на ум, — это «Какого чёрта?», но она не говорит этого вслух, потому что её куратор, похоже, очень увлечена этой идеей. По крайней мере, Милли учится относиться лучше к тем людям, которых она любит.


— Тебе просто нужно походить с этим на шее сегодня… это не так сложно. — У Дайер грустная улыбка, а Браун слегка морщится и кивает. — Я скучала, Миллс. — Неожиданно говорит Наталия, и что-то внутри девушки неприятно заворочалось.

— Я тоже скучала, Нат, — отвечает она, поднимаясь со стула.

Сейчас уже обед, и Милли знает, что её друзья уже ждут её в столовой, но что-то беспокоит её. Она не видела его уже несколько дней, и это тревожит её.

— Финн?.. — Она заставляет вопрос повиснуть в воздухе и опускает глаза, потому что ей стыдно за то, что она только что сказала, что не справилась со своим беспокойством…

— У него была не самая хорошая неделя… — Девушка чуть поднимает голову, чтобы посмотреть прямо на куратора. — С ним такое бывает. Бывают дни, когда всё просто отлично, и я даже думаю, что он уже вылечился, но потом он как будто сдувается… Он очень страдал в последние несколько дней. — Дайер поджимает губы, и Милли думает о том, что случилось что-то плохое, но она не хочет сейчас об этом говорить. Или просто не может?.. — Когда всё это происходит, нельзя позволять ему справляться с этим самостоятельно, безусловно, необходимо присматривать за ним. В такие моменты я очень много разговариваю с ним, и Джо мне в этом помогает, до тех пор, пока Финн не чувствует себя лучше и не способен вернуться к своей нормальной жизни, но всё равно с притаившейся внутри депрессией, о которой окружающие никогда не узнают.

Милли чувствует сильное давление в груди.

— Я надеюсь, ему будет лучше. — Это всё, что она говорит, потом получает в ответ небольшую улыбку и покидает кабинет, направляясь в столовую.


После того, как Браун получает поднос с едой, она осматривает всё помещение, пока не видит поднятую руку Ноа, который зовёт её сесть с ними. Подойдя к столу, помимо Калеба и Гейтена она видит ещё и Сэди. У первых двух, кстати, на шеях были такие же досочки, что и у неё.

«Не позволяйте мне говорить, заставляйте меня слушать» у Маклафлина и «Я делаю саркастические замечания, чтобы скрыть свои истинные чувства» у Матараццо.

Ребята видят её с той же табличкой и громко смеются, подшучивая над тем, что подобная терапия убьёт их.


— Как ты себя чувствуешь сегодня? — спрашивает Калеб, который сидел рядом.

— Что? — Милли приподнимает бровь и тянется за своим соком, чтобы открыть его. — Ну, я рада, что вернулась. Прошло только шесть дней, а я уже скучаю по времени, проведённом в больничном крыле, и ещё нервничаю, что мне сейчас снова надо есть. А ещё я очень раздражена этой глупой табличкой. — Она отпивает через трубочку. Яблочный. — Достаточно чувств? — Браун смотрит преувеличенно выжидательно, дожидаясь кивков. — Спасибо, что слушал молча. — Теперь она вместе с Маклафлином переводит взгляд на Гейтена, чтобы тот поддержал их пантомиму. — Ну же, скажи уже что-нибудь, — требует она, и вся компания дружно смеётся, а Матараццо подмигивает ей.

— Ты хорошо выглядишь, — подмечает Ноа.

— И чувствую себя также, — отвечает девушка и продолжает есть свой обед.


Она не доедает его, но почти что делает это, и Милли собой очень гордится из-за этого. Это уже — как-никак — её личные маленькие победы. Она хорошо проводит обеденное время среди шуток, которыми все перекидываются через стол, и даже Сэди кажется ей смешной (Браун видит её сегодня в совершенно ином свете).


— Ладно, — говорит девушка, складывая столовые приборы в тарелку и пытаясь встать. — У меня уже закончился перерыв, поэтому мне пора в библиотеку, — отчитывается она перед всеми с вежливой улыбкой.


Милли делает только несколько шагов, когда наконец-то поднимает голову и смотрит вперёд… и видит его. Он стоит всего в нескольких метрах от неё, с ярко выраженными тёмными кругами под глазами и спутанными волосами, которые казались похожими на воронье гнездо. Он просто наблюдает за ней, не говоря ни слова. Он был одет во всё белое, и Браун невольно замечает новые бинты у него на запястьях. Их ведь не было, когда он приходил к ней на Рождество…

«Он пробовал снова?..» — думает она, а в глазах темнеет от этой мысли, и становится ужасно тяжело в груди.


Внезапно внутри вспыхивает смесь чувств и эмоций от этой встречи с Финном, и ужасные образы приходят ей в голову… Как она видит его у себя в комнате… как слышит звук воды в душе… как она ворует и глотает таблетки после этого… Гнев, боль и разочарование скапливаются в её сердце, требуя выхода наружу.

Но в то же время она вспоминает об уютном рождественском вечере и видит, что Вулфард всё ещё носит её браслет на своём запястье, и она чувствует, как посреди всего этого хаоса поднимается чёткое осознание того, что Финн всё ещё ей небезразличен.


Милли чувствует, что в тот момент, когда их взгляды встречаются, у неё перехватывает дыхание, а сердце начинает стучать где-то в висках. Глаза парня вдруг наполняются слезами. И хотя в ней преобладает невероятный гнев, осознание того, что он ей небезразличен, оказывается всё-таки сильнее.


— Пауза, — говорит она тихим и надломленным голосом, но Браун знает, что он услышал её, судя по той печальной улыбке, что появляется на его губах.

Милли знает, что ему ничего не нужно говорить, и Финн это тоже понимает, когда видит, что она идёт к нему. Она крепко обнимает его и утыкается лицом в грудь. Девушка отчаянно цепляется за его белую футболку, чтобы максимально близко прижаться к нему. Теперь их тела были практически единым целым, и они могли слышать сердцебиение друг друга.

Вулфард так же крепко обнимает её, судорожно выдыхая. Она чувствует, как в нём расслабляется каждая мышца, и от этого ей самой становится легче. Её переполняет безмятежность, и она чувствует себя на своём месте.


И им всё равно. Всё равно, что вся проклятая столовая замирает, наблюдая за этой сценой. Всё равно, что Ноа, Калеб, Гейтен и Сэди видят их, потому что это первый раз, когда они демонстрируют то, что чувствуют по отношению друг к другу. Им действительно всё равно. Сейчас существуют только они вдвоём.


И именно сейчас, в объятиях Финна, Милли понимает, что ей больше ничего и не нужно.

***

— А ещё я съела все свои овощи и даже десерт. Это был черничный маффин, и мне он понравился. Хотя, когда я подумала о количестве калорий, я отдала одну половину Ноа, — заканчивает свой рассказ Милли, пожимая плечами.

Доктор Хитон же смеётся и качает головой.

— Это очень хорошо! — восклицает он, когда видит цифры на весах. — Как ты себя чувствуешь физически?

— Мой желудок всё ещё беспокоит меня, как будто я съела много сухарей, — объясняет она, чуть морщась. — Понимаете?

— Понимаю, — спокойно отвечает Чарли и предлагает ей руку, чтобы помочь спуститься с огромных напольных весов. — Это нормальное состояние, и, когда оно пройдёт, можно будет сказать, что ты почти выздоровела. — Доктор заполняет что-то в её личном деле, а потом смотрит на неё с улыбкой. — Ты набрала вес.

И Браун нравится слышать это, потому что это обозначает, что она всё делает правильно, но противный голосок у неё в голове пищит «Жир», и из-за этого она на мгновение чувствует себя ужасно. И в то же время очень здоровой. А ещё смущённой.

— Хочешь скажу, сколько именно?

— Нет! — уверенно восклицает Милли.

Она определённо хочет, чтобы это осталось в секрете.

— Я понимаю, но ты должна быть уверена в том, что выздоравливаешь. — Чарли слегка сжимает её ладонь, поддерживая. — Я тобой горжусь.


Девушка запрокидывает голову, а в её глазах стоят слёзы. Это так глупо, но то, что он сказал, пробралось прямо к сердцу, и это самая приятная вещь, которую она слышала за последние дни. Небо должно упасть на землю, чтобы её родители сказали ей нечто подобное.

Браун встаёт и подходит ближе к доктору Хитону, и обнимает его несколько секунд, а тот отвечает ей тем же. Это несколько неудобно, но оно того стоит.


— Спасибо, док, — шепчет Милли, отстраняясь.

— Всегда рад, Миллс. Я действительно вижу, что тебе лучше. Ты более расслаблена и счастлива. Мне это нравится, — Чарли говорит ей об этом, пока она направляется к двери.

— Мне тоже, — отвечает с улыбкой девушка и выходит из кабинета.


Да, есть вещи, которые ещё нужно исправить, но, пока у неё нет очередного рецидива, всё будет хорошо. Солнце светит до наступления темноты. Это неоднозначная мысль, но она ей нравится.


— Милли!

Неожиданно зовёт её знакомый голос, и, когда Браун оборачивается, она видит Олеффа в его привычной синей униформе. Он широко улыбается, и она не может сдержать ответную улыбку, особенно, когда она в таком хорошем настроении.

— Уайатт! — восклицает девушка, когда они встречаются лицом к лицу. — Как я рада тебя видеть!

— Я тоже! Я искал тебя всю неделю! — добавляет он, а потом начинает почёсывать затылок, как будто нервничает.

Это с ней-то? Смешно.

— Да? — Улыбка Милли несколько ослабла. — Зачем?

— Я… — начинает парень и морщится, а потом закрывает глаза, как будто не хочет её видеть. — Мне было интересно, не хочешь ли ты сходить со мной на свидание? — быстро выпаливает он и всё-таки смотрит на неё, а Браун застывает с приоткрытым ртом, поражённая. — Тебе нравится эта идея?

— Свидание? — повторяет она шокировано, на что получает согласный кивок. — Но это невозможно!

— Почему? — Его лицо является воплощением разочарования, и девушка не может не чувствовать себя виноватой за то, что не удержала язык за зубами.

— Ну, ты же знаешь, я пациент этой клиники, а ты стажёр… — объясняет она, играя с подолом лёгкой футболки, в которой обычно ходит на осмотры. — Это очень непрофессионально.

— Если всё дело в этом, то тебе не нужно волноваться. — Милли снова удивлённо смотрит на него. — Я говорил с Наталией по этому поводу. Ты не мой пациент, поэтому мы можем пойти. К тому же она сказала, что ей нравится эта идея, и тебе станет лучше.

«Вот ведь предательница», — думает Браун.

— А с другой стороны… — продолжает девушка, пытаясь звучать как можно более дружелюбно, — у меня нет очков, чтобы выбраться отсюда, поэтому, я думаю, мы не сможем пойти, — заканчивает она, скрещивая руки на груди.

— Так в моих планах и не было покидать пределы клиники. — Милли подносит одну ладонь ко рту и начинает нервно грызть ноготь на большом пальце. Она выглядит жалко, пытаясь отыскать стоящие оправдания. — Окей, хорошо, я понимаю. — Вдруг вскидывает руки Уайатт, капитулируя. — Ты не хочешь идти со мной, и я понимаю.

— Нет! — поспешно отвечает девушка. — Это не так, — шепчет она. — Прошло уже очень много времени с тех пор, как я ходила последний раз на свидание, и я честно не знаю, как мне вести себя с тобой. О чём мы всё время будем говорить? Когда возникает неловкое молчание или я не знаю, что сказать людям, я начинаю говорить о погоде, хотя я не читаю прогнозов погоды, но всё равно о ней говорю. — Пока Милли говорит всё это, она активно махает руками. — И ещё одна проблема — я ведь должна буду надеть платье. Мама всегда говорила, что девушка, чтобы быть с парнем, должна надевать платье. — Вдруг образ её матери, вбивающей ей скучные догмы и правила, ещё больше расстраивает её. — И я не знаю. А может быть, это свидание… романтическое? Я тогда я начну всё анализировать.

Олефф смеётся, наблюдая за ней.

— Я принесу тебе газету, чтобы ты могла рассказать мне о погоде, когда тебе станет некомфортно, хотя я постараюсь поддерживать беседу интересной, чтобы тебе не пришлось этим воспользоваться. — Он наклоняет голову, чуть морща брови и не отрывая глаз от Браун. — Если ты считаешь, что это стоит того, то надень платье, но если ты их не носишь, то можешь надеть всё, что только захочешь, серьёзно. Я просто хочу провести с тобой время. — Уайатт делает несколько шагов ближе, и Милли смотрит на него широко распахнутыми глазами; эта близость очень смущает её. — И да, это романтическое свидание, так что ты уже можешь начинать с анализа вот этого. — Его губы касаются её щеки, а затем парень отстраняется. — Я подумал, что это значит «да», так что будь завтра в шесть часов вечера у стойки регистрации. — Олефф начинает идти дальше по коридору, оставляя её, обескураженную и смущённо улыбающуюся. — Увидимся, Миллс! — кричит он, прежде чем исчезнуть за углом.


========== Часть 17 ==========


— Мне не нравится, — произносит Милли, глядя на себя в зеркало.


Когда ей сказали, что она отправляется в психиатрическую клинику на лечение, последнее, о чём она подумала, это бросить в сумку пару-тройку красивых платьев, которые её мать покупала ей время от времени. Нет, конечно, она всё равно положила с собой несколько штук, но это не было что-то элегантное и идеальное, скорее, нечто универсальное, в чём ты выйдешь прогуляться в тёплый солнечный день. С другой стороны, она даже не предполагала такое развитие событий, в результате которого ей придётся пойти на свидание.


— Ты выглядишь красиво! — восклицает Сэди со своей кровати, глядя на неё. — Мне нравится. Он точно упадёт, когда увидит.

Браун взглянула на неё в отражении в зеркале, подумав, что та просто шутит, или это она всё не так истолковала.

— Это не может быть красиво! Просто невозможно!

— Ну, если это тебя так беспокоит… — Синк встаёт, подходит к своему шкафу и вытаскивает оттуда белый кардиган, а потом отдаёт его ей. — Он прикроет платье, но мне всё равно кажется, что тебе стоит пойти так.

Милли рассмеялась и надела протянутую вещь.

— Ну, по крайней мере, это выглядит куда более соответствующе, — говорит она, возвращаясь к зеркалу; хорошо, что она позаимствовала чёрные туфли у Наталии. — Хотя мне всё ещё кажется, что это… не то. И не так. — Девушка вздыхает, застёгивая на запястье тонкий золотистый браслет.

— У тебя свидание с врачом. — Браун присаживается на кровать подруги, и та начинает поправлять ей волосы. — Врачом! — повторяет Сэди несколько возбуждённо. — Ты должна выйти за него замуж! Можешь себе представить? Тебе больше не придётся ни о чём беспокоиться, ты будешь здоровой всю оставшуюся жизнь, да и к тому же они неплохо зарабатывают. Хотела бы я сходить на свидание с врачом… Я хочу, чтобы Финн был врачом!

Милли неловко слышать его имя.

«Он никогда не станет врачом. Он живёт ради музыки».

— Во-первых, — начинает Браун, приподнимая указательный палец; Синк уже как раз заканчивает с её волосами, потому что они короткие и с ними многого не сделаешь, и переходит к макияжу, — он ещё не врач, а только стажёр, а во-вторых, я не думаю, что я его интересую в этом плане.

Подруга молчит несколько секунд, хмурясь.

— Ты серьёзно? — наконец-то спрашивает она, закатывая глаза. — Милая, он молодой и милый доктор. Он каждый день проводит в окружении симпатичных медсестричек, а девушки, вероятно, на нём гроздьями виснут. Но ведь нет! Он решил пригласить на свидание тебя, бывшую подопечную с анорексией. — Всё это время Синк накладывает ей на веки тонкий слой теней, а в конце захлопывает палитру. — Плюс, ты красивая, но я уверена, что это не то, что побудило его пригласить тебя, так что я считаю, что ты ему нравишься, как и он тебе. — Соседка молчит несколько секунд. — Ещё скажи, что я не права. Ну всё, готово!

Яркая улыбка появляется на лице Сэди.

— Спасибо, — благодарит её Милли, рассматривая себя в зеркале. — Неплохо. — Она кáпает немного парфюмерии себе на запястья и за уши, а затем смотрит на Синк. — Ну, пожелай мне удачи, — нервно произносит она, когда подходит к двери.

— Тебе придётся пригласить меня на свою свадьбу, Браун!

Это последнее, что она слышит, прежде чем выйти из комнаты.


Девушка идёт к лифту, разглядывая по пути свои (не свои) туфли, размышляя о своей соседке и теперь уже подруге. Это хорошо, что она вернулась и они всё-таки подружились, Сэди и правда ей очень нравится. Да, она немного неуравновешенная, но определённо хорошая девушка, и теперь Браун понимает, почему Финн с ней.


Эта мысль срабатывает, как призыв, потому что стоит дверцам лифта открыться, как он стоит там. Она заходит внутрь и выбирает нужный ей этаж. Кабина начинает опускаться, а она просто не смотрит на парня, да даже не говорит ему ничего, а вот он совсем не скрывается, с дерзостью разглядывая её.


— Перестань, мне неловко, — наконец-то осмеливается сказать девушка, предварительно прочистив горло.

— Прости, — отвечает Вулфард, зачёсывая свои кудри со лба назад; ей кажется, или он немного покраснел? — Ты… — Он несколько провокационно облизывает губы, и Браун пытается это игнорировать. — Ты выглядишь красиво. — Ну вот, теперь её щёки пылают, как маков цвет. — На секунду я подумал, что я во сне, а ты принцесса. — Он качает головой, морщась. — Знаю, звучит как-то жалко.

Ей хочется посмеяться над его последними словами, но она сдерживается и просто удивлённо смотрит на него.

— Всё-таки я зачту это за комплимент, хотя единственный раз, когда ты назвал меня принцессой, был преисполнен презрением.

Они оба сразу же вспоминают тот момент.

— Это так, — поспешно оправдывается Финн, — но мне тогда было всего лишь восемнадцать, и я думал, что называть так ​​девушек уже не круто. Ну, ты же знаешь, это всё моя испорченная волна. — Он неловко пожимает плечами. — Но сегодня я говорю это в хорошем смысле, потому что, серьёзно, ты выглядишь очень красиво… — Милли даже не знает, что ему ответить на это. — Куда ты идёшь?

— На свидание. — Она одновременно и хотела, и не хотела говорить ему об этом.

Финн выгибает брови.

— В самом деле?

Кажется, он ей не верит.

— Да.

— С кем? — тут же интересуется Вулфард.

— Знаешь Уайатта Олеффа, стажёра? — она говорит это, а Финн с улыбкой кивает.

— Конечно, я его знаю! — восклицает он, меняясь в лице. — Уайатт был моим медбратом, когда я только прибыл сюда. Он помогал мне менять бинты. Уайатт для меня как брат. Я должен, кстати, как-нибудь проведать его, а то всё никак не соберусь. — Милли едва не задохнулась от возмущения. Это шутка? — Уайатти хороший малый.

— Именно, — добавляет она невыразительно, вздёргивая подбородок.

А вот Финн, кажется, расстаривается.

— Ох…

— Да. — В этот момент дверцы лифта открываются, и Браун видит, что около стойки регистрации уже стоит Олефф, повёрнутый к ним спиной. — А вот он. Увидимся! — Она фальшиво ему улыбается и пытается идти вперёд, но тут же чувствует, как кто-то берёт её за запястье, и очевидно, что этот кто-то — Вулфард.

— Нам всё ещё нужно поговорить, Миллстер, — серьёзно говорит он, глядя ей прямо в глаза, и Милли чувствует, что её колени начинают дрожать.

— Я знаю, — бормочет она тем же тоном. — Но сейчас у меня назначено свидание, поэтому я не могу. — Она одновременно испытывает и спокойствие, и желание кричать.

Финн тяжело вздыхает, а затем кладёт свою руку ей на щёку, и этот жест застаёт её врасплох. От того места, где он касается её, по всему телу расходились электрические разряды.

— Ты никогда не красилась, когда мы ходили на свидания.

— Ты хочешь сказать, я никогда не выглядела красиво?

— Нет. — Парень чуть сдвигает брови и грустно улыбается. — Для меня было очевидно, что ты самая красивая во всей школе и что мне ужасно повезло, но, когда мы ходили куда-то вместе, я никогда не видел тебя такой.

Браун сконфуженно смотрит в пол.

— Я была просто девочка, — начинает оправдываться она, — мне было всего шестнадцать лет. Я едва могла подумать о макияже в таком возрасте. К тому же мы никогда не ходили в какие-то особенные места. Мы всегда ходили в итальянские кафешки, которые так тебе нравились, в кино или парк. Зачем мне было это делать?

Вулфард пару раз кивает, а затем слегка морщит нос.

— Ты права. — Это всё, что он говорит, а затем отступает. — Ну, Уайатту повезло, что у него есть такая красивая девушка. Удачи с твоим свиданием, принцесса.


Милли провожает его взглядом и видит, как он идёт к общей комнате, которая находится как раз возле стойки регистрации. Ей кажется, что она должна сказать ему что-то ещё. Это почти что импульс — пойти за ним, но она этого не делает. Уже поздно что-то предпринимать, а кое-кто, к тому же, ждёт её, поэтому она продолжает свой путь к молодому человеку.

Олефф не одет в свою типичную синюю униформу; на этот раз он выглядит очень официально, как в тот день, когда у него был рождественский ужин с матерью. По-настоящему красивый.


— Ого, всё-таки это действительно стоит платья? — спрашивает он у неё, едва увидев.

Его глаза блестят, а Милли прикрывает покрасневшие щёки ладонями. Дальше он протягивает ей газету, тем самым вызывая у девушки смех.

— По крайней мере, теперь ты точно сможешь поговорить о погоде.

— Посмотрим на то, как сложится вечер.

Парень предлагает ей свою руку, и девушка принимает её, подхватывая его под локоть. Они начинают медленно идти.

— Сегодня ты выглядишь потрясающе красиво, — шепчет некоторое время спустя Уайатт. — И, хотя наши варианты ограничены из-за клиники, я действительно надеюсь, что тебе понравится то, что я приготовил. — Она наконец-то замечает, куда именно они идут. — Раз в месяц всех пациентов собирают здесь, чтобы провести общую лекцию о психическом здоровье, так что это что-то вроде аудитории с проектором.

— Я буду слушать лекцию о питании? — спрашивает Браун, когда они заходят и садятся на сиденья посередине.

Там уже стоит какая-то корзина, а верхний свет не горит — только включённый проектор освещает это место.

— Очень смешно. Это свидание, а не терапия.

Из своего кармана Олефф достаёт небольшой пульт и нажимает на кнопку воспроизведения. Милли начинает широко улыбаться, когда на экране проецируется её любимый фильм «Призрак оперы». Всё в этой комнате было оборудовано так, как если бы они были в обычном кино.

— Как ты это сделал? — взбудоражено спрашивает девушка, а Уайатт ей подмигивает.

— У меня есть свои связи в клинике, я ведь не просто тут стажируюсь.


Из корзины он достаёт попкорн и передаёт ей небольшое ведёрко с карамелизированной кукурузой. Ох, девушка уже совершенно забыла, когда последний раз ходила в кино и покупала что-то вроде этого, так что ей очень даже хочется попробовать.


Всю оставшуюся часть фильма они рассказывают другу другу о разных вещах и громко смеются. У неё нет необходимости говорить о прогнозе погоды, потому что Олефф очень ловко сглаживал все углы и заминал неловкие темы. Милли и забыла, как хорошо они могут проводить время вместе, даже без этого пузыря против реальности вокруг.


И в тот вечер она чувствует себя как обычная симпатичная девушка, которая отправилась в кино с красивым молодым человеком на очень романтичном и прекрасном свидании, что они посмотрели её любимый фильм и съели весь попкорн. Как будто всё было нормально. Как будто она не пациентка психиатрической клиники.

Через час она чувствует, как Уайатт обнимает её за плечи и прижимает к себе, и по какой-то причине это не кажется ей чем-то неправильным.


Когда фильм заканчивается, они молча идут обратно к стойке регистрации, и ей становится не по себе из-за этого.

— Что случилось? — спрашивает Олефф после минуты молчания. — Разве ты не хочешь уходить? — И грустно улыбается.

— Я просто хочу быть нормальной девушкой в ​​платье и на каблуках, у которой был прекрасный вечер с очень милым парнем, и я хотела бы задержаться в этом мгновении ещё хоть на секунду, — шепчет она.

И Уайатт вдруг кладёт свои руки ей на плечи и наклоняется, чтобы поцеловать её в губы. Это совершенно невинное прикосновение, однако ей всё равно чего-то не хватает.


«Электрического разряда», — думает Милли с некоторым презрением, когда парень отстраняется и смотрит на неё с широкой улыбкой. Однако это ни за что не испортит её идеальный вечер.


— Милли, ты мне нравишься, — шепчет он, касаясь кончиком своего носа её. — Спасибо, что согласилась пойти со мной на свидание. — Из-за этих слов она буквально тает — никто уже очень давно не говорил ей что-то настолько милое, поэтому она застенчиво ему улыбается. — Я надеюсь снова увидеть тебя.

— Обязательно, — отвечает она с восторгом. — Доброй ночи, Уайатт.

— Доброй ночи, Миллс.


Это последнее, что они говорят друг другу, прежде чем разойтись.

Она идёт по холлу и до сих пор не понимает, что именно произошло, а ещё наконец-то снимает эти чёртовы туфли, которые практически убивают её. Девушка на ходу делает поворот вокруг своей оси, заставляя юбку платья плавно взмыть в воздух, и это почему-то кажется чем-то волшебным. С расстояния она слышит смех мужчины за стойкой.

— Вы очень красивая, — говорит он, привлекая её внимание, и Браун кивает.

— Спасибо! — взволнованно отвечает она, прежде чем продолжить свой путь к лифту.


Она стоит около него, дожидаясь, пока кабина подъедет, и вот тогда-то Милли и замечает Финна и Сэди, сидящих в общей комнате; Синк склонила голову на плечо Вулфарда. Они выглядят настолько милыми, что девушка не может не почувствовать приступ зависти, поднимающийся в глубине души. Парень вдруг перехватывает её взгляд, но ничего не делает.


Этот, казалось бы, замечательный вечер потихоньку умирал, поэтому Браун просто доезжает на лифте до своего этажа, доходит до комнаты и ложится спать. Ей не хочется, чтобы последние счастливые воспоминания в её голове стали горькими.


Но ночь — предательница, и бессонница настигает вас как раз в тот момент, когда вы меньше всего этого хотите. Поэтому в два часа ночи Милли внезапно просыпается из-за самого худшего кошмара в мире, в котором все говорят, что она — ничтожество, а в частности, Финн; именно он дал самый мрачный оттенок этому сну, потому что это самый большой страх в её жизни. Она не хочет слишком много думать об этом, поэтому решает немногопрогуляться по своему корпусу, чтобы проветриться.

Она надевает тёплую кофту и тапочки и открывает дверь, чтобы обнаружить кудрявого парня, сидящего прямо на полу перед входом в её комнату.


Он молча смотрит на неё, и Милли просто наклоняет голову на бок.

— Ты ждёшь Сэди? — спрашивает она, от чего комок подступает к горлу.

— Нет, — отвечает Финн, горько усмехаясь. — Я хотел поговорить с тобой, поэтому я сказал себе: «Я буду искать её», — и вот я пришёл сюда, но затем мой гениальный план пошёл в ад, потому что, во-первых, дверь оказалась закрыта, а во-вторых, выяснилось, что Сэди — твоя соседка по комнате, а ты уже спишь. — Она чуть прищуривается, рассматривая его. — Но вот ты проснулась, как будто я мысленно звал тебя, хотя я думаю, что могу найти этому другое логичное объяснение.

— И какое?

— Магия.

Браун закрывает на несколько секунд глаза, удерживая себя от того, чтобы хлопнуть самой себе ладонью по лицу.

— Не говори этого, — просит девушка, делая несколько шагов вперёд, чтобы сесть рядом с ним. — Ты же знаешь, её не существует. Глупо мечтать о том, что эти совпадения не случайны. Это было прекрасно, когда мне было шестнадцать, а тебе — семнадцать. Теперь мне скоро исполнится двадцать, а тебе уже двадцать один, так что давай не будем глупыми подростками. Я не хочу этого. Больше не хочу. — Милли обхватывает себя руками и громко вздыхает.

Финн же откидывает голову на стену. Он выглядит таким усталым. Таким… побеждённым.

— Милли, почему тебе обязательно нужно быть такой дотошной? Я просто вспомнил приятную часть того, кем мы были.

— Финн, я больше не хочу вспоминать. Я хочу исправить моё настоящее, чтобы наконец-то продолжить свою жизнь дальше. — Она несколько лениво пожимает плечами. — С другой стороны, хорошо, что мы пока здесь.

Парень согласно кивает.

— Хорошо, ты готова к разговору? — Милли поджимает губы. — Тогда начинай.


И в тот момент, когда последнее слово повисает в воздухе, Браун чувствует, как огромная тяжесть падает на её плечи. Многое между ними произошло, и внезапно гнев, который она подавляла в себе всю неделю, вырывается наружу, а затем она вспоминает, почему именно пыталась игнорировать это чувство, и ей становится тяжело.


— Почему ты сделал это? — Это первое, о чём она спрашивает, и чувствует, как желание кричать сидит уже где-то в горле.

— Что именно?

— Бросил меня. — Финн медленно открывает глаза, пока слушает её, и она, наверное, даже знает, о чём тот думает — он явно ожидал, что она попросит его рассказать о том, что произошло недавно, а не о том, что было два года назад. — Но мне нужен ответ не рок-звезды, который ты каждый раз повествуешь на сеансе групповой терапии или своему куратору, а тот, в котором ты отправляешь мне сообщение. Я хочу настоящий, эмоциональный ответ, в котором скрываются твои истинные чувства. Расскажи мне, — просит девушка, не отрывая от него глаз. — Я провела дни, анализируя, ища ответы, которые никогда не имели смысла.

— Милли… — Вулфард на секунду прикрывает глаза. — Потому что я идиот? В тот момент мне казалось, что ты разрушила мою жизнь. У меня были отношения с тобой, из-за которых никто из нас не мог колебаться, и мне не было так весело, когда я не употреблял наркотики со своими друзьями на вечеринках. Я не чувствовал себя из-за этого хорошим музыкантом. — Он пожимает плечами. — У меня было очень чёткое представление о том, что моя жизнь должна быть… рок-н-ролльной. Да, это глупо звучит сейчас, но мне, девятнадцатилетнему идиоту, казалось, что я просто тухну в нашем городе. И я обвинял тебя в этом. Во всех бедах в моей жизни. Я не должен был это делать, Миллстер, поскольку всё было как раз-таки наоборот. Когда мы были вместе, особенно в те дни, когда мы не ругались, всё имело смысл. Общаться, наслаждаться друг другом… С тобой всё было очень мило. — Он чешет лоб, презрительно хмурясь, пока Милли молча наблюдает за ним. — Очень чисто и нежно. Ты была особенной. Я очень серьёзно полюбил. — Он вдруг на секунду тепло улыбается. — Но мне также было очень больно от того, что я был твоим парнем, а ты была настолько… холодной.

— Я не знала, что значит встречаться с парнем, — быстро оправдывается Браун. — К тому же у тебя были все эти… эмоциональные потребности, и я также не знала, как их удовлетворить. Я всегда была одна в своём мире, поэтому не очень хорошо понимала, почему я должна беспокоиться ещё и о тебе.

— Потому что в теории ты любила меня? — спрашивает он и смотрит ей прямо в глаза.

— Почему ты постоянно делаешь это? — восклицает Милли, закатывая глаза. — Мне никогда не хватало слов, но было же очевидно, что я любила тебя. Да я просто обожала тебя! Зачем мне тогда быть с кем-то, кого я не люблю? — Это звучит логично, разве нет? — Но для тебя этого было недостаточно! Ты всегда хотел большего, и я просто не знала, что делать дальше. — Девушка чувствует, как её глаза затуманиваются, и она моргает несколько раз, потому что не хочет плакать перед ним. — Я слишком любила тебя, а ты просто не верил в это. Я заботилась о тебе, Финн! Мне казалось, что я не могу удержать своё сердце внутри каждый раз, когда мы видели друг друга. Что у меня попросту перехватывает дыхание, когда ты рядом. Что твоя любовь была всем, что мне было нужно. Я нуждалась в тебе! Никогда в жизни я не испытывала ничего подобного. Я просто потеряла себя в тебе. Ты был тем человеком, с которым я хотела провести остаток своей жизни, делая самым счастливым. И я ничего не хотела от тебя взамен, кроме как разрешения заботиться о тебе. — Милли замечает, что Финн не отрывает взгляда от её рук; он сутулится, как будто ему больно это слушать. — Но этого было недостаточно. Тебе всегда было этого недостаточно. Я бы отдала тебе всю свою жизнь, последнюю каплю моего существования, но ты этого не хотел, так что и для меня это вскоре потеряло смысл.

— Прости…

— Нет, — Браун останавливает его, протягивая руку в его сторону. — Не говори этого сейчас, потому что уже поздно. И даже не думай говорить мне что-то вроде «Но я всё ещё люблю тебя», потому что всё, что ты делал до сих пор, сделало всё только хуже.

— Только я, Милли?

— Да. Ты решил найти себе девушку после того, как я поцеловала тебя.

— А чего ты ожидала? — Голос Вулфарда немного повышается. — Я должен был сидеть и ждать, пока ты изъявишь желание рассказать мне о том, что ты чувствуешь? Это тоже моя вина?

— Нет! — Она поворачивается лицом к нему. — Ты мог поговорить со мной, рассказать мне всё.

— Ты избегала меня всю чёртову неделю! — упрекает её Финн; кажется, он в ярости. — Ты делаешь со мной только то, что сама хочешь. Ты знала, что у меня есть чувства к тебе! Ты знала это, когда пришла туда после ссоры накануне, поцеловала меня и просто исчезла! Думаешь, я каменный? Нет, у меня действительно есть эти дерьмовые чувства к тебе! И я не скрываю их так, как ты. Я хотел умереть каждый раз, когда видел, что ты проходишь мимо, как будто ничего не случилось. — Милли вдруг понимает, что Финн меняет их ролями, и теперь уже она чувствует себя плохим человеком. — Мне было тяжело, а вот тебе было всё равно. Тебя это никогда не волновало.

— И поэтому ты принял это решение? — придушенно шепчет она, хотя испытывает огромное желание уйти отсюда, но они должны разрешить всё это раз и навсегда.

— Да! — В отличие от неё, его тон всегда прозрачен, и девушка может почти почувствовать его эмоции. — Я не знал, что мне делать, и я идиот. Я хотел показать тебе, что ты мне тоже безразлична, и была Сэди, которая казалась такой простой и логичной. В тот момент мне было нужно найти кого-то другого, чтобы вытащить тебя из моей грёбаной головы, и мне было всё равно, что Калеб был влюблён в неё. Я просто хотел, чтобы ты почувствовала ту же кислоту, которой я наслаждался благодаря тебе целыми днями.

— Ты эгоист! — говорит Милли, закатывая глаза.

— Я? — Финн выпускает громкий циничный смех, который пробегает по её позвоночнику. Такой фальшивый, нервный, жестокий. — Чёрт, да, я признаю это. Но знаешь что? Мне было всё равно, я просто хотел, чтобы ты проявила себя. Была искренней, эмоциональной, показала бы то, что ты действительно испытываешь. Но нет, ты просто игнорировала меня. Ты гордишься собой?

— А что ты хотел? — Она снова оборачивается к нему; Браун испытывает огромное желание ударить его по лицу. — Чтобы я побежала за тобой, увидев тебя с другой? В самом деле? В самом деле, Вулфард? — Девушка крепко стискивает ладони, впиваясь ногтями в кожу; она чувствует невероятный гнев, накрывающий её с головой и не позволяющий ей нормально дышать. Она как будто тонет. — Ты разбил мне сердце сильнее, чем когда-либо, и ты ожидал, что я буду искренняя? С каким чувством? Кормить твоё эго?

— Нет, — фыркает парень, как будто ответ очевиден, — не моё эго. Моё сердце, Миллстер. — Его голос уже не так силён и злобен; теперь Финн буквально шепчет: — То, которое не может тебя забыть, которое вечно любит тебя. — На его лице появляется тёплая улыбка, такая неподходящая и нелогичная в этот момент. — То, которое никогда не будет принадлежать никому, кроме тебя.

— Не делай этого со мной…

— Я сделаю, — настаивает Вулфард, глядя ей прямо в глаза. — Независимо от того, что произойдёт, Милли. Если ты захочешь уйти с половиной мира, тогда и я тоже. Я попробую это, как и сейчас. Я буду искать кого-то, кто заполнит во мне твоё пространство, кто отчаянно заполнит меня подобием тебя, и я обманусь, если скажу, что моя жизнь лучше без тебя. И я могу постоянно напоминать тебе, что ты, Милли Браун, ты — это тот человек, которому я принадлежу и которого я буду любить. Всегда.

Браун закрывает рот, пытаясь подавить рыдания, которые изо всех сил стремятся наружу после того, что он ей сказал.


Тысяча и одно воспоминание о них буквально переполняет её. О них, юных, возбуждённых, неуклюжих и таких влюблённых, заглядывающих друг другу в глаза. Обо всех тех временах, когда им приходилось прощаться, потому что вечер уже закончился и они должны разойтись по домам. И что они делали в обязательном порядке? Финн протягивал ей руку и спрашивал: «Всегда?», — а она повторяла это в форме утверждения в качестве ответа. Это был их секретный договор, их обещание друг другу, что они проведут вечность вместе. Мир был дерьмовым, люди уничтожили всё, но они хотели играть по-старому. Они верили, что их любовь навсегда. Они решили сражаться со всеми трудностями, чтобы быть вместе, несмотря ни на что. Они не боялись сказать, что за такой короткий срок нашли человека, которому отдали бы весь остаток своей жизни.


И какое-то время Милли пыталась убедить себя, что всё это, наряду с их магией, было просто мусором, бредом. Но теперь они снова рядом. Сама Судьба свела их обратно. Так было ли всё это бредом на самом деле?


— Я не беспокоюсь о Сэди или Уайатте. — Финн возвращает её в реальность, говоря это. — Ты хочешь поиграть в запретный роман? Делай это! — Он пожимает плечами. — Так или иначе мы всё равно вернёмся к нам. Мы будем там, и я сейчас не унижаюсь, потому что я знаю, что ты — моя, а я — твой, Милли. Это так, и никто этого не изменит. Ты вернёшься ко мне, а я позволю тебе сделать это, когда ты только захочешь, когда ты только будешь готова. Теперь я буду ждать тебя. Обещаю. — Он обхватывает ладонями её лицо и целует в лоб.


Браун же, наоборот, уходит от этого контакта, отрицательно качая головой. Он не может говорить такое за них обоих!

Она встаёт, оставляя его на полу, готовая уже вернуться в свою комнату, только вот этот разговор уже никуда теперь не уйдёт.


Милли оборачивается к Вулфарду на несколько секунд.

— Всегда?

Она хмурится и наконец-то закрывает дверь с яростью на лице. Она сползает по ней на пол, как будто внезапно у неё иссякли все силы, и уже на полу с её губ соскальзывает судорожный всхлип.


— Всегда, — шепчет про себя она.


========== Часть 18 ==========


Уайатт обедал с ней и её друзьями.

Это был понедельник, полдень, и Милли была удивлена, когда он подсел рядом с ней в столовой, целуя её в щёку, а затем широко улыбнулся ей и легко влился в разговор о «Властелине колец». Гейтен, Ноа, Калеб и Сэди смотрели на них с добродушными улыбками, и Браун почему-то казалось, что она привела своего официального парня, чтобы представить его своей семье, поэтому в течение первых нескольких минут возникали неловкие паузы, однако Олефф тут же исправлял ситуацию своими глупыми шутками, заставляя остальных ребят сразу полюбить его. В принципе, его сложно было не любить, ведь он действительно хороший малый.


— Финнлард! — Финн как раз присаживался за их столик прямо перед ней и Уайаттом в середине обеда; Олефф поприветствовал его очень радостно и оживлённо. — Рад видеть тебя, чувак! Давно ты не наведывался в больничное крыло.

— Да, Уайатти, последние недели были не самые подходящие. — Вулфард пожимает плечами, а Милли утыкается в свою тарелку, молясь всем святым, чтобы этот парень не испортил их обед. — К тому же я слышал, что ты был занят с Миллстер, и всё такое.

— Миллстер? — любопытно повторяет Уайатт.

— Мы так зовём её здесь, — поспешно объясняет ему Ноа.

Все, кажется, очень внимательно слушают разговор парней, за исключением, может быть, Сэди, которая весь обед украдкой смотрела на Калеба.

— О, а я зову её Миллс. — Олефф обнимает её за плечи одной рукой и привлекает ближе к себе.

Это было неловко. Очень неловко.

— Ну, это тоже звучит, — отвечает Гейтен, сортируя салфетки на столе.

— И как это произошло? — спрашивает Финн, привлекая к себе всеобщее внимание, а затем указывает на пару перед собой. — Вы двое. — И невозмутимо кладёт картошку в рот. — Я имею в виду, разве может персонал встречаться с пациентами?

Браун хочется ударить его ногой под столом, но она сдерживается.

— Ну-у-у… — Щёки Уайатта немного краснеют, от чего он выглядит очень милым. — Когда я ещё только встретил её, я подумал, что она очень красивая. К тому же так получилось, что я какое-то время заботился о ней. Это было замечательно. Ну и потом я просто пригласил её. — Вся их история звучала такой обычной и лёгкой из его уст. — Я спрашивал нескольких человек, и они сказали мне, что если ты непосредственно отвечаешь за пациента, то тогда запрещено, но поскольку я уже освобождён от должности её медбрата, то никаких проблем с этим нет.

Парни очень долго смотрят друг на друга. Олефф так особенно.

— О, понимаю, — внезапно говорит Финн. — Какая красивая и трогательная история. — Его голос звучит так фальшиво, что ей буквально хочется убить его, серьёзно. — А хочешь послушать про меня и Сэди?

Синк смотрит вверх и почему-то хмурит брови.

— Конечно.

Уайатт слишком доброжелателен, а вот Милли хотелось бы, чтобы он отказался. Лично она не желает это слушать.

— Ну, мы встретились с ней здесь, как и вы. Мы много разговаривали, и её очень приятно было слушать. — Лицо Сэди выражает чистейшее сомнение и недоумение, как будто она в первый раз слышит об этом. — А потом я поцеловал её, всё было очень просто.

Браун прикрывает глаза рукой. Какое же всё наигранное…

— Что ж, это хорошо. Я рад, что ты нашёл себе кого-то! — восклицает Олефф после нескольких секунд неловкой тишины, солнечно улыбаясь Вулфарду. — Вы кажитесь прекрасной парой! — он говорит это с такой уверенностью, как будто пытается убедить в своих словах всех вокруг.

Синк же перестаёт обращать на них внимание. Кажется, что ей скучно.

— Да… — Финн смотрит вниз несколько мгновений, а затем его лицо проясняется, как будто его озарила гениальная мысль, и девушка боится подумать, что именно… — А давайте поговорим о первом поцелуе! Кто начнёт? — с преувеличенным энтузиазмом говорит он.

«Прекрати», — шепчет она ему одними губами, перехватив его взгляд, пытаясь заставить его остановиться, но он просто игнорирует её.

Становится слишком поздно, когда Гейтен начинает свой рассказ.

— Мой первый поцелуй был в одиннадцать лет. Это была школа, перемена, и мы просто болтались по коридорам, — повествует Матараццо. — Её звали Лиззи, она была очень красивой и младше меня. — Последнюю часть он говорит несколько неуверенно.

— Да ты педофил! — подмечает Калеб, и все дружно смеются. — Лично я отдал первый поцелуй своей первой девушке после посещения кинотеатра. Мне тогда было четырнадцать. — Маклафлин пожимает плечами. — Её звали Ники, и кажется, мы провстречались с ней всего месяц.

— Я никому не отдавала свой первый поцелуй до шестнадцати лет! — вдруг очень смешно воскликнула Сэди. — У меня были принципы, которые тормозили меня. Я боялась, поэтому так долго ни с кем не целовалась. — Синк мягко смеётся, и Милли кажется это очень милым. — Хотя мой первый поцелуй всё равно был не самым лучшим, но, знаете, это было забавно. — Она смотрит на самого младшего среди них. — Ноа?

— Я ещё никого не целовал. — Он застенчиво прикрывает лицо ладонями, и Браун хочется просто затискать его, потому что это невероятно мило. — Я же был в коме после аварии, к тому же здесь, кроме Милли и Сэди, нет хороших девушек.

Обе тут же подставляют ему свои лица, чтобы он поцеловал каждую в щёчку.

— Оставайся таким же милым навсегда! — просит Милли с широкой улыбкой, а Шнапп весело подмигивает ей.

— А что насчёт тебя? — Уайатт легонько пихает её локтем. — Какая у тебя история?

Её улыбка тут же исчезает, и она прекрасно видит, как в противовес ей расползается удовлетворённая ухмылка на лице Финна.

— Мне было шестнадцать лет, и он был старше, — начинает она спокойно, не глядя ни на кого. — После учёбы, когда мы выходили из библиотеки, он подошёл ко мне, притянул к себе и поцеловал. Он был идиотом, — резко заканчивает она и надменно вздёргивает подбородок.

Милли не хочет радовать засранца, который начал всё это. И тот, похоже, был не совсем доволен её историей.

— И как же его звали? — настаивает Вулфард.

— Я не помню. Мне всё равно.

— Что ж, ладно. — Финн внезапно немного повышает голос, тем самым привлекая внимание всех сидящих за столом. — Теперь моя очередь. Я не хочу рассказывать о своём первом поцелуе. Лучше я расскажу вам о том, как я в первый раз поцеловал кого-то, кого я действительно любил.

«Не делай этого», — снова шепчет Браун, но парень в ответ лишь показательно закатывает глаза и невозмутимо продолжает:

— Она была прекрасна, и я уже сказал ей, что она мне нравится. Мы даже ходили на свидания уже около месяца, но мне было отчаянно мало её. Вы не представляете, что я чувствовал к ней. Я обожал её до безумия, и я буквально умирал, как хотел попробовать её губы, ведь эта потрясающая девушка никогда никого не целовала до меня. Ей было шестнадцать, и она была моим репетитором по математике. И вот однажды мы встретились с ней как обычно в библиотеке. Её отец всегда ждал её после занятий на машине, поэтому мы вынуждены были попрощаться. И вот, когда она сделала это, я знал…

Все вокруг буквально затаили дыхание, слушая его историю.

— Знал что? — спрашивает Ноа, увлечённый его рассказом.

— Что это именно тот момент. Сейчас или никогда. Я должен был поцеловать её, иначе я бы просто умер, — практически шёпотом говорит он. — Поэтому я схватил её за руку, подошёл к ней и поцеловал. И самое важное во всём этом было то, что я любил её. — Браун смотрит на него широко распахнутыми глазами. — Я никогда не забуду, как по моему телу сразу же после этого пробежал электрический разряд.


Их глаза встречаются, и дыхание девушки сбивается. Это кажется ей чем-то необъяснимым, но это похоже на то, будто она снова пережила тот момент. Её взгляд тут же падает на губы Финна, и это так неправильно. Слюна скапливается у неё во рту, и она понимает, что ей срочно нужно её сглотнуть. Руки, которыми она упёрлась себе в колени, мелко подрагивали, и она буквально чувствовала, как всё тело покрылось мурашками.

Остальные по-прежнему о чём-то говорят, но Милли просто не может отвести взгляд от кудрявого парня, сидящего перед ней. И он тоже этого не делает. Всё вокруг становится таким неважным, и она бессознательно приближается по несколько миллиметров к Вулфарду, который делает тоже самое. Всё происходит так, будто между ними не было этого стола. Будто они не были в столовой. Будто вокруг никого не было…


— Милли? — Уайатт кладёт руку ей на плечо, полностью разрушая ту ментальную связь, которую она и Финн построили между собой за считанные секунды, и девушка потерянно оборачивается к нему лицом. — Хочешь, чтобы я проводил тебя до библиотеки? У меня есть ещё около пяти минут.


Она моргает пару раз и медленно кивает, хотя вообще не осознаёт, где находится, но ей определённо нужно уйти оттуда прямо сейчас. Поэтому она очень быстро встаёт и прощается с друзьями, махнув им напоследок рукой, пока Олефф относит их подносы на место. Они немного задерживаются у входной двери, и Милли всё же удаётся посмотреть на Финна. Тот неумело пытается обратить всё своё внимание на Сэди, которая говорит с ним, однако он всё равно перехватывает её взгляд, и девушка тут же смущается, быстро следуя за Уайаттом в библиотеку.


Они оба изменились после того ночного разговора, когда слова Вулфарда о том, что она всё равно закончит жизнь в его объятиях, звучали, как угроза. И Браун хочет доказать ему, что, несмотря ни на что, они не будут вместе. Она пытается убедить в этом сама себя.

Поэтому, когда Олефф целует её на прощание, она крепко обнимает его за шею и усиливает прикосновение, мысленно повторяя про себя, что это намного лучше, чем тот электрический разряд, который прошибает её тело каждый раз, когда её губы касаются губ Финна.

***

Во второй половине дня приходит Ноа, чтобы навестить её на «работе», и даже помогает ей провести небольшую ревизию (Милли должна была уточнить число книг в библиотеке, потому что скоро начало года, а для пересчёта всех экземпляров ей определённо потребуется несколько дней, но её это не волнует).

В процессе они болтают о самых разных вещах, вроде семейных праздников, отношениях Ноа с его матерью, отчимом и Чарли. Они плавно перешли на тему брака, ведь уже давно известно, что Хитон сделал Наталии предложение.


— А когда будет свадьба? — интересуется Милли, попутно забивая информацию в доисторический компьютер, который был в библиотеке.

— Очень скоро. На самом деле, они не хотят ничего помпезного. — Шнапп пожимает плечами.

На секунду девушке становится грустно от того, что её куратор никогда ничего ей не рассказывает о своей жизни, ведь на консультациях они говорят только о Браун. А ведь ей реально нравилось думать, что они с Наталией что-то вроде друзей, но Дайер держит от неё всё в секрете, так что вряд ли это взаимно.

— Ты хочешь пойти со мной? — вдруг спрашивает Ноа.

У неё на губах расцветает улыбка.

— Я думала, что они собираются проводить свадьбу здесь, и поэтому все приглашены.

— Да, — отвечает парнишка без обиняков. — Но они сказали мне, что я должен… назначить кому-то свидание для этого.

— Свидание? — повторяет Милли, подтрунивая его, и Шнапп закатывает глаза.

— Я бы не пригласил тебя по другой причине! — воскликнул он, краснея, и девушка начинает хихикать, кокетливо поправляя свои волосы.

— А я уж понадеялась…

— Бони, это серьёзно! — настаивает он, но его удивлённое лицо говорит обратное.

— Прости, я просто пошутила, но да, — соглашается она, подмигивая ему, — я бы хотела пойти с тобой на свидание, только не пользуйся мной, ведь я уже встречаюсь с врачом, — она произносит это и тут же вспоминает Сэди, которая говорила ей об этом же.

Ноа громко смеётся, отрицательно качая головой.

— Поверь мне, последнее, чего я хочу, — это быть частью твоего клуба женихов.

— О чём ты говоришь? — Браун обиженно поджимает губы, но на самом деле ей не так просто притворяться.

— Не думай, что я не замечаю, какое электромагнитное поле образуется каждый раз, когда ты и Финн находитесь в одном месте, — отвечает Ноа, начиная перебирать свои пальцы. — И это не шутка.


Милли молчит. Вероятно, так всё и есть, потому что напряжение между ними реально ощутимо. Она всегда чувствовала его, но никогда не думала, что и другие могут его улавливать, и теперь она заволновалась.

А что, если Уайатт заметил это? Что, если Сэди?


Она не хотела снова думать об этой проблеме, поэтому просто сменила тему их разговора на совершенно другую и продолжила работать, буквально заставляя себя не думать о Финне.

***

На следующий день она решает сосредоточиться на чём-то более важном. Это был вторник, и у неё была назначена консультация с её куратором, поэтому она стояла в кабинете Наталии, скрестив руки на груди, и Дайер с любопытством смотрела на неё.


— Ладно, я тоже рада тебя видеть, Милли, — бормочет она, открывая папку с её именем. — Что происходит?

— Ты выходишь замуж! — говорит Браун, взмахнув руками. — И ты даже не сказала мне ничего!

— Прости, — отвечает Наталия, не слишком впечатлённая её выходкой. — Милли… — начинает она, стараясь оставаться серьёзной, — через две недели я выхожу замуж за доктора Хитона, — продолжает она, и её губы предательски расплываются в улыбке, когда она упоминает Чарли.

Девушка тут же возмущается:

— Это несправедливо! Я сижу здесь по три раза в неделю, чтобы рассказать тебе обо всём, а ты никогда ничего не рассказываешь мне в ответ! — говорит Браун обиженно, потому что это была правда.

— Я твой куратор, — объясняет Дайер таким голосом, как будто это была самая очевидная вещь в мире. — Это входит в мои профессиональные обязанности — слушать тебя. Кроме того, мне нравится это делать, особенно в последнее время. Ты очень изменилась, я чувствую, что мы уверенно продвигаемся вперёд.

Милли отрицательно машет руками перед собой.

— Нет, нет, нет! — Она хмурит брови. — Это скучно. Сегодня мы изменим сеанс. Давай поговорим о твоей свадьбе. Эта тема намного интереснее.

— Милли! — восклицает Наталия, закатывая глаза. — Тогда я хочу знать, как прошло твоё свидание с Уайаттом.

Браун удивлённо приоткрывает рот.

— Он сказал мне, что ты его поддерживала в этом.

— Я подумала, что тебе будет неплохо… отвлечься, — оправдывается Дайер, сложив руки на стол перед собой. — Он хороший парень, к тому же ты ему нравишься. Более того, я практически уверена, что у тебя тоже есть к нему чувства, поэтому вам просто нужен толчок.


Это правда. В Олеффе есть что-то особенное. Что-то такое, что делает его очень привлекательным. Возможно, это связано с тем, что он самый психически здоровый человек из всех, кого она знает (не беря в расчёт Наталию, Джо и Чарли, разумеется). Девушка осознает, что Уайатт для неё идеальный вариант, но есть небольшая загвоздка, которая на корню разрушает всё совершенство их отношений. И у этой загвоздки есть чёрные кудри и веснушки на щеках.


— Да, он хороший… Но я не хочу сейчас говорить о нём. Я настаиваю на том, чтобы мы немного поговорили о твоих планах на свадьбу.

Наталия вздыхает и приподнимает бровь.

— Но только в том случае, если ты пообещаешь мне, что в следующий раз, когда ты придёшь, ты расскажешь мне о своём свидании.

— Обещаю, — уверяет её Браун, удобнее усаживаясь в кресле.


Остальную часть консультации Наталия рассказывает ей о том, как она встретила Чарли (Дайер тогда только пришла на работу в клинику), как они сначала были очень близкими друзьями (пока она мало-помалу не влюбилась в него), как они решили начать встречаться (это длилось почти год, но ни один из них ничего не говорил никому о том, что между ними происходит, до тех пор, пока Хитон не представил её всем как свою девушку), как с тех пор они официально были вместе, как после трёх лет отношений он предложил ей выйти за него замуж (это было послеобеденное время и они как раз возвращались в свои кабинеты). Наталия сказала, что это было, как в фильме, — так же просто и красиво. Куратор описала ей, как видит свою свадьбу, и что планирует выйти замуж через несколько недель в садах Хоукинса в прекрасный январский день, поскольку все важные для них обоих люди находятся здесь.


Милли от души поблагодарила Дайер за то, что та поделилась с ней своей красивой историей любви. В этот раз девушке действительно было интересно слушать о чужой жизни, это казалось очень бодрящим и захватывающим. Гораздо интереснее, чем говорить о себе и о своих проблемах. Ей действительно нужно было отвлечься.

Перед её уходом Наталия просит её быть одной из подружек невесты, и Браун радостно соглашается на это, окончательно убеждаясь в том, что они с куратором действительно подруги.


Некоторое время спустя, когда она уже идёт в библиотеку, она размышляет обо всех тех прекрасных людях, которых она встретила здесь. Чарли, Наталия, Джо, Гейтен, Ноа, Калеб, Уайатт и даже Сэди. Они все стали её неотъемлемой частью, возможно, без них она просто погибнет, и Милли была уверена, что если бы у неё были такие друзья в её прошлой жизни, то она, скорее всего, не кончила бы в какой-то момент в психиатрической клинике.


— Осторожнее!

Голос Финна возвращает её с небес на землю, и она видит, что он приближается к ней на скейтборде, катясь вдоль длинного коридора. Однако ему не хватает времени на то, чтобы толком остановиться, поэтому они сталкиваются, но прежде, чем она упадёт на пол, Вулфард обхватывает её за талию, удерживая в вертикальном положении.


Милли не двигается после этого ни на дюйм и встречается с любопытными карими глазами, внимательно наблюдающими за ней.

— Разве ты уже не достаточно взрослый для того, чтобы продолжать кататься на скейтборде? — спрашивает она, и парень отрицательно качает головой с озорной улыбкой на губах.


Очень озорной и довольной. Вероятно, он наслаждается их близостью: ощущением своих рук на её бёдрах, соприкосновением их тел и тем, как она вцепилась пальцами ему в рубашку (почти бессознательно; это просто как часть её самой).

На секунду Браун замирает, любуясь им. Эти манящие кудри и россыпь тёмных веснушек на носу и щеках могут заставить её буквально растаять в этот самый момент. Финн ещё более красив, когда находится к ней так близко. Также для неё становится очень очевидной их разница в росте. Он очень высокий, и Милли нравится это в нём. Возможно, это одна из её самых любимых вещей вместе с его чудесным голосом.

Когда они ещё встречались, она всегда говорила ему об этом, а он только смеялся, отвечая, что эти характеристики не такие уж и редкие в парнях, чтобы быть её любимыми.


— Ник отправил его мне в коробке, и я подумал: никогда не бывает слишком поздно, — шепчет Вулфард так, как будто рассказывает ей секрет, и Браун буквально теряется в том тоне, котором он говорит с ней.

Но всё волшебство момента разрушается голосом Джо вдалеке.

— Вулфард!

— Пока-пока, малышка.

Финн быстро целует её в щёку, отпускает и продолжает катиться дальше по коридору, сбегая, и Кири тут же появляется в поле её зрения.

— А ну иди сюда! Я говорил тебе, что ты не можешь кататься на скейтборде в коридорах!


Джо быстро проносится мимо неё, и они оба исчезают за углом, а Милли остаётся на месте с очень глупой улыбкой на губах, хотя она прекрасно знает, что этого не должно быть.

***

— Мне нужно кое-что тебе рассказать! — восклицает Сэди, когда они обе стоят перед зеркалом в ванной комнате.


У каждой на лице питательная маска, сделанная из небольшого количества мёда и огурцов, которые они украли с кухни. Эта безумная идея принадлежала Синк, потому что та хотела увлажнить свою кожу или что-то в этом роде. Ну, Милли не очень беспокоилась о своей коже, хотя посчитала всё это очень забавным. Ей всегда нравилось делать с едой ещё что-то помимо того, как просто есть её.


— Это кое-что… неправильное, поэтому, если я расскажу это моему куратору, то она отругает меня. Пообещай не судить меня, ладно?

— Рассказывай, — разрешает Браун, распределяя огуречную массу по лицу.

— Мы с Калебом поцеловались, — заявляет Сэди, тем самым заставляя свою соседку буквально открыть рот от изумления. — И мне это понравилось. Очень понравилось. На самом деле, это был не один раз, а несколько, и каждый последующий был лучше предыдущего, — быстро тараторит она, боясь передумать.

— Что? Почему?

Удивительно, но Милли не может не волноваться в этот момент.

— Мы с ним очень много общались последнее время, — смущённо шепчет Синк в ответ. — И на днях мы гуляли в саду, когда… я не знаю, как это произошло. — Но в противовес своим словам Сэди мягко улыбается, а её глаза счастливо блестят. — Это было волшебно. Он очень особенный. Это было так неизбежно и сладко… Но я сказала ему, что это неправильно и что это не может продолжаться. Но я просто не контролирую себя, Господи! — Впервые с тех пор, как они знакомы, Браун видит, что подруга покраснела. — Поэтому, когда мы одни, всё повторяется каждый раз снова и снова.


Широкая улыбка появляется на губах Милли. Это ведь так потрясающе и романтично, когда вы оба влюблены настолько, что даже не можете контролировать своё желание целоваться. И если она чувствует себя счастливой рядом с ним, то это же просто прекрасно!


Но радость исчезает с её лица, когда она кое-что вспоминает.

— Эй, а что насчёт Финна? — осторожно спрашивает девушка, из-за чего счастливое выражение сползает и с лица Сэди.

— С ним классно целоваться, но он не мой типаж. Это очень трагично, знаешь? — Ох, кажется, пахнет драмой. — Дело в том, что, когда я только приехала сюда, появился Финн. Понимаешь? Он хорошо относился ко мне, он был очень мил, мы хорошо с ним ладили, и я только и думала о том, насколько он красив. Я имею в виду… ну, согласись… — Взмахивает рукой Синк, и Милли поспешно кивает.

Подруга права: волосы Вулфарда, глаза Вулфарда, улыбка Вулфарда, веснушки Вулфарда, голос Вулфарда, руки Вулфарда, тело Вулфарда… Да она могла бы весь день перечислять его достоинства!

— Мне он очень нравился в то время, потому что это была первая хорошая вещь, которая произошла со мной после того, как меня сюда приняли.

— Я понимаю…

— Поэтому я и пошла за ним так быстро. Я ускорила всё, даже толком не узнав его. Я не понимала, кем он был для меня. Он просто был рядом, постоянно улыбаясь мне. — Синк пожимает плечами. — Я долго думала над тем, правильно ли я поступила, начав что-то с ним, а не с Кейли.

— Кейли? — повторяет удивлённо Милли, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, но Сэди просто игнорирует её и продолжает.

— Быть с Финном — это как встречаться с братом, только, знаешь, с глубокими поцелуями и куда более тесным физическим контактом. — Её желудок моментально болезненно сжимается, а ужасная картинка появляется в голове. — А правда в том, что я даже не знаю, когда у него будет день рождения.

— Он уже прошёл. Это было двадцать третьего декабря, — тихо ответила ей Браун.

— Вот видишь! — Снова взмахнула руками соседка по комнате, и девушка не могла сказать ей ничего в ответ. — Кроме того… Я думаю, он всё ещё помешан на тебе.

Её глаза широко распахиваются, а она сама становится практически бледной, когда её подруга говорит ей об этом, и только-только она хочет начать всё отрицать, как та повелительным взмахом руки останавливает её.

— Не объясняй мне. Я всегда знала, что было между вами, потому что он сам рассказал мне об этом. — Спокойствие в голосе Сэди было напускное. — После того, что он рассказал мне о вас… рассказал, что всё ещё любит тебя… это меня очень беспокоило, потому что он нравился мне. Потом я пошла искать тебя, и это был как раз тот день, когда я сказала тебе в лицо те ужасные вещи… Я не знаю… — Она пожимает плечами с болезненной гримасой на лице, а Милли просто молчит. — Я не говорила тебе этого… Но это я пригласила его в нашу комнату, потому что знала, что ты увидишь нас. А он не знал, кто моя соседка. Я хотела дать тебе понять, что теперь он мой, но всё оказалось куда хуже, потому что… то, что случилось с тобой и этими таблетками… Я чувствовала себя такой виноватой.

— Печально… — шепчет Браун, положив руку плечо своей подруги. — Но я же сказала, что это не твоя вина. Тебе не нужно чувствовать себя виноватой, уже ничего не происходит. Мы обе в порядке.

Синк кивнула ей со спокойной улыбкой.

— Я очень ценю тебя, Милли. Ты вернулась, и всё пошло просто замечательно, отчасти потому, что я перестала беспокоиться о том, что происходит в голове Финна. Я начала фокусироваться на том, кто действительно меня любит. На ком-то, кто по-настоящему ценит меня и заставляет меня чувствовать всё то, что я хотела бы почувствовать к Вулфарду. Я хотела бы этого, Миллстер, но только это меня и останавливает.

— Сэди, лучше подумай об этом, может быть, есть что-то, что ещё можно спасти…

— Нет! — восклицает та с громким смехом, а потом похлопывает Браун по спине. — Я знаю, что ты хочешь, чтобы я оставалась с ним, чтобы ты могла и дальше оправдывать свои отношения с Уайаттом, чтобы у тебя была причина не быть с Финном. — Синк знала её лучше, чем она сама себя знает. Как так получилось? — Но, Милли, это просто ложь. Послушай, я не буду принимать ничью сторону, ведь мы говорим о твоём будущем бывшем парне, но ты не должна и дальше играть с этим маленьким милым врачом, если ты всё ещё что-то чувствуешь к этому идиоту. Это неправильно. — После этого Милли прикрывает лицо обеими руками. — Хотя, если честно, между нами, то оставайся лучше с Уайаттом. Он более здравомыслящий. У него есть работа, будущее, деньги. Что тебе ещё нужно?


Любовь.


========== Часть 19 ==========


Она видит, как Сэди и Калеб гуляют по тропинкам в крытом саду клиники. Они любовно держатся за руки и болтают о чём-то, что Милли не может услышать, потому что она статично сидит под своим любимым деревом.

Она просто наблюдает издалека за тем, как эти двое смотрят друг на друга с обожанием в глазах и как громко смеются, и их смех звонко разносится по всей округе. И Браун очарована ими двоими, потому что они так отвратительно идеальны друг для друга. Идеальны до такой степени, что очевидно, что они в конечном счёте переспят. Скорее всего, все в этой клинике придерживаются того же мнения, за исключением разве что Сэди.

Не так давно — буквально на этой неделе — Милли поймала их вместе, когда Калеб втихую пробирался к ним в комнату, а потом эти голубки заставили её пообещать сохранить всё в секрете. И всю ночь она слушала их тихий смех и всякие слащавые перешёптывания, но даже это растопило её холодное сердце, ведь они такие… милые и влюблённые.


Внезапно перед ней появляется десятидолларовая купюра, закрывая ей глаза. Браун хмурит брови и находит взглядом хозяина денег — Финна, который весело ей улыбается.

— Твои, — говорит он, когда девушка берёт купюру в руки.

Вулфард садится рядом с ней.

— Мои?

— Твои, — повторяет он ласково, а затем указывает на героев-любовников, гуляющих по саду. — Мы поспорили, и ты выиграла. Она всё-таки осталась с Калебом.

Милли смотрит на деньги несколько секунд, а затем качает головой.

— Я и не думала, что ты вспомнишь об этом.

Даже она сама не помнила.

— Я человек слова, так что я держу свои обещания. — Финн пожимает плечами, а после обнимает свои колени, подтягивая их к груди.

Они молчат в течение нескольких минут, и только заливистый смех Сэди разбивает повисшую между ними тишину.

— Не больно? — всё-таки спрашивает Милли, и парень выглядит очень удивлённым и потерянным, как будто не знает, что она имеет в виду. — Ну, видеть их вместе. Ведь с тех пор, как вы расстались, прошло очень мало времени.

— Да… ну, немного, — тут же отвечает он. — Сэди отличная девушка, и мне хотелось бы думать, что Калеб всё ещё мой друг, так что я счастлив за них обоих, — искренне заявляет Вулфард, и ей становится очень интересно, как два человека, которые не любят друг друга, могут оставаться вместе в течение определённого периода времени. — Я действительно счастлив на самом деле. — Браун молча кивает в ответ. — К тому же у одного моего друга есть девушка, о которой я беспокоюсь гораздо больше. — Она пытается не захлебнуться собственной слюной от того, как томно он это говорит, а Финн просто бесстыдно ей улыбается. — Я даже не называл имён, так что не красней так сильно, Миллстер.

— Ты паршивый друг, — бормочет та и снова фокусирует всё своё внимание на книге, лежащей у неё на коленях.

Она какое-то время пытается вчитываться в расплывающиеся перед глазами строки, но потом всё равно оказывается прерванной очередным заявлением.

— Я? — начинает Вулфард громко. — О да, я чертовски плохой человек. — Затем он очень мило смеётся, и этот смех звучит буквально музыкой для её ушей. — В таком случае, может, тыпоможешь мне искупить мои грехи? — спрашивает он шёпотом, приближаясь к ней на опасное расстояние.

Милли тут же вскакивает на ноги. Её дыхание, кажется, уже немного сбилось.

— Точно, у меня же работа! — говорит она, и Вулфард моментально передразнивает её, корча рожицу. — Так что лучше тебе поискать другую наивную дурочку.

Она уже не та шестнадцатилетняя дура, поэтому она не собирается так просто сдаваться и падать в его объятия.


Браун наклоняется к парню ближе, тыкая его в бок, с любопытством наблюдая за тем, как он сжимается от щекотки.

— Увидимся позже, Финнли! — Она озорно подмигивает ему и сразу же идёт в библиотеку.


Оставшуюся часть дня Милли снимает рождественские украшения с книжных полок и дверей, аккуратно укладывая их в коробки, чтобы после убрать всё в подсобку до следующего Рождества.


Новый год — новые отношения.

Она думает об этом, когда её смена в библиотеке уже заканчивается и она идёт ужинать. Хотя было уже поздновато для этого и в столовой почти никого не было, поэтому она в конечном счёте просто находит Уайатта и веселится вместе с ним.

Они говорят о вечеринке, которую проводит клиника через несколько дней в честь Нового года. Олефф объясняет ей, что это такая традиция, а также он рассказывает ей обо всём, что её будет ожидать на этом мероприятии, а именно, вкусная еда, живая музыка, танцы и развлечения. В общем, хороший повод развлечься.


Перед тем, как уйти на ночное дежурство, Уайатт провожает её до двери её комнаты, оставляя там со сладким поцелуем на губах. Это была уже практически рутина для неё, что, по словам Наталии, даже здорово, поэтому Милли была счастлива, что Олефф есть в её жизни.


Она машет ему на прощание рукой, когда он уходит в сторону лифта, а затем стучит в дверь. И прежде, чем Браун успевает ударить костяшками пальцев второй раз, изнутри щёлкает замок.

— Милли… — Сэди немного приоткрывает дверь, просто высунув голову в коридор, и кажется, она сильно краснеет. — Можешь ли ты сделать мне одолжение?

Девушка смотрит на свою подругу несколько растерянно.

— Какое именно? — с подозрением спрашивает она.

— Ты можешь переночевать где-нибудь в другом месте сегодня?

— Прости?.. — Браун хмурится, пытаясь до конца осмыслить слова Синк. — Ты серьёзно?

Сэди складывает руки перед собой в молитвенном жесте.

— Пожалуйста, Миллстер! Я никогда тебя больше об этом не попрошу, это будет только сегодня, я обещаю. Я отблагодарю тебя. — Её голос звучит очень неуверенно и тихо.

— И где я по-твоему должна спать? — спрашивает Милли, уперев руки в бёдра.

Синк определённо сошла с ума, если думает отправить её с ночёвкой в общую комнату корпуса В.

— Ну…

— Скажи ей, чтобы она шла в мою комнату, 25В.

Голос Калеба заставляет девушку буквально уронить челюсть на пол. Действительно ли это происходит с ней прямо сейчас? Лицо Сэди становится просто алым.

— Там всё чисто. Гейтен как раз постирал мои простыни вчера.

— Маклафлин! Ты, бесстыдник! — восклицает Милли, закатывая глаза. — Мне нужна моя расчёска и зубная щётка.

Счастливая улыбка появляется на лице её соседки по комнате, а затем она исчезает внутри на несколько минут, прикрывая за собой дверь.

— Есть что-то ещё, что тебе нужно? — спрашивает подруга уже изнутри.

— Моя пижама и подушка, — отвечает Браун немного раздражённо.

Ох уж эта любовь. Что только не сделаешь ради неё!

Через некоторое время дверь снова открывается, и Синк передаёт ей её вещи.

— Миллстер, ты лучшая! Если захочешь привести своего маленького врача, просто дай мне знать, и я уйду.

Щёки девушки моментально становятся красными, когда она берёт свои подушку, пижаму и предметы личной гигиены.

— Я уже говорила тебе, что жду замужества! — отвечает она. — И тебе следовало бы сделать тоже самое, — ворчит Браун, но вызывает у подруги только смех.


Милли заходит в первую попавшуюся общую ванную комнату, чтобы переодеться и почистить зубы. Она предпочитает сделать это сейчас, чтобы не светить обнажённым телом перед соседом Калеба. После она выходит из ванной и направляется вдоль по коридору, выискивая названную Маклафлином комнату. 25В, вот и оно.

Проходит несколько минут, прежде чем дезориентированный и растрёпанный Финн открывает ей дверь. Браун же проклинает тот момент, когда уступила Сэди, не зная заранее, кто именно спит в комнате Калеба.


Встрёпанный Вулфард стоит перед ней и активно трёт глаза, явно не доверяя своему зрению.

— Вы только посмотрите, кто здесь, — хриплым со сна голосом шепчет он. — Малышка.

Это уже не первый раз, когда она слышит это от него, и ей очень любопытно, почему парень внезапно решил начать называть её именно так.

— Что случилось?

Милли драматично вздыхает и отталкивает его в сторону, чтобы пройти внутрь, даже не приветствуя его.

— Калеб остался у Сэди сегодня ночью, так что угадай, кто теперь будет ночевать вместе, — произносит девушка, оглядываясь по сторонам.

Пахнет странно, да и немного грязно, но Маклафлин сказал правду — его кровать была чистая.

— Мы? — отвечает Вулфард, закрывая за ней дверь.

— Мы будем спать. К тому же этого больше не повторится, — говорит Милли и бросает на свежие простыни свою подушку. — Это было одолжение.

— Просто спать? — бормочет парень, уставившись на неё.

— Да, потому что уже поздно.


Финн выключает верхний свет и позволяет себе упасть на кровать напротив той, которую заняла Браун, и только тогда девушка замечает, что он всё это время был в одном нижнем белье. От этого она чувствует себя несколько… взволнованно, поэтому просто поворачивается лицом к стене. Вулфард, кажется, это тоже понимает, потому что на его губах расползается довольная широкая ухмылка, которую она могла бы увидеть благодаря лунному свету, льющемуся из окна. Но он ничего не говорит ей по этому поводу.


— Финнли? Это что-то новое.

— Да, Финнли, — отвечает Милли, глядя на него через плечо, закутавшись по подбородок в одеяло.

— Это мило?.. — Парень смотрит на неё с улыбкой, а Браун пожимает плечами. — Может быть, мне это даже нравится, но только никому не говори, особенно ребятам. Они же засмеют меня, если узнают.

— Тогда я обязательно это сделаю.

— Ну, тогда я расскажу всем, что ты пришла ко мне в комнату посреди ночи, чтобы воспользоваться мной и посмотреть на наполовину обнажённого меня.

Милли фыркает и показывает ему средний палец, что так не вяжется с её образом скромной девочки.

— Иди спать, правда, — бурчит она, закрывая глаза, пытаясь заставить себя заснуть несмотря на то, что присутствие парня рядом с ней определённо берёт верх.


Но в итоге это оказывается не так сложно. Вся ночь проходит спокойно — прямо до следующего утра, — и она просыпается от того, что ей неудобно. На ней как будто появился лишний вес. И вот, несколько дезориентированная спросонья, она приоткрывает один глаз, чтобы увидеть Финна, сидящего поверх её одеяла у неё в ногах. Через его шею был перекинут ремень от акустической гитары.

— О нет!.. — бормочет она и натягивает одеяло на лицо, а вот парень громко смеётся и без лишних предисловий начинает играть.


Песня кажется ей смутно знакомой, но она, наверное, просто не до конца проснулась, поэтому и не может мыслить ясно. Ей всё ещё хочется спать.


— Oh baby (О малышка!)

Oh man (О Господи!)

You’re making me crazy (Ты сводишь меня с ума)

Really driving me mad (Просто лишаешь разума)…


Брюнетка садится в кровати и шокировано смотрит ему прямо в глаза, а он, похоже, и не возражает.


— That’s all right with me (Со мной всё хорошо)

It’s really no fuss (Поверь, я не жалуюсь)

As long as you’re next to me (Когда ты рядом со мной)

Just the two of us (Пока нас двое)…


Она чувствует, как слёзы буквально кипят у неё в глазах. Эта песня… каждая девушка мечтает, чтобы ей посвятили такую песню. Её сердце гулко бьётся где-то в голове, смешиваясь там с завораживающей гитарной мелодией.

Милли несколько раз моргает, не сдвигаясь ни на сантиметр. Ей кажется, что она никогда не видела Финна настолько красивым, как в это утро, когда его волосы всё ещё в полнейшем беспорядке после сна, и он выглядит таким уязвимым перед ней. Только она, он, его гитара и его сердце.


— You’re my, my, my, my kind of woman (Ты моя, моя, моя, моя женщина)

My, oh my, what a girl (Боже, о боже, какая девушка!)

You’re my, my, my, my kind of woman (Ты моя, моя, моя, моя женщина)…


Браун не позволяет ему закончить, потому что кладёт руку прямо на гитарные струны, тем самым останавливая его. И Вулфард выглядит из-за этого таким потерянным. Видимо, он был слишком поглощён своей песней.

Воздух между ними искрит, и это напряжение определённо весьма ощутимо. Девушка медленно приближается к Финну и в тот момент, когда их губы уже практически соприкасаются, дверь в комнату открывается, тем самым пугая их обоих. Вулфард дёргается и просто падает с кровати.


— Дерьмо.

Милли слышит, как он шипит это снизу, и часть её хочет засмеяться, а вот другая всё ещё пребывает в шоке. Они оба смотрят на Калеба, открывшего дверь, который теперь с усмешкой рассматривал их двоих.

— Ладно… — бормочет Маклафлин, упорно сдерживая желание расхохотаться. — Видимо, хорошая была ночка?.. — Глаза Браун шокировано распахнуты гораздо дольше, чем это было необходимо, а вот Финн нервно поднимается с пола, отрицательно качая головой. — Ну, завтрак уже заканчивается.


Девушка берёт свою подушку и оставленные на тумбочке вещи, а затем быстро чмокает Вулфарда в щёку и сразу же уходит из комнаты. Уже на полпути по коридору она слышит, как Финн орёт на своего друга.

— Я убью тебя, Маклафлин! Ты, чёртов ублюдок!

И Милли хихикает, прикрыв рот ладонью.

***

Следующие несколько дней Браун пытается сосредоточиться на работе, лечении, диете и групповой терапии и старается не отвлекаться, потому что едва это происходит, как она тут же начинает напевать ту самую песню. Но это так трудно — сконцентрироваться. К тому же Милли хочется буквально умереть, потому что она чувствует себя виноватой из-за того, что попросту избегает Уайатта несколько дней подряд. Она не хочет с ним видеться, потому что очень неловко при разговоре с Олеффом мысленно терзаться волнительными образами Вулфарда. Она понимает, что все их разговоры сейчас обречены на провал, но она не может иначе, нужно просто переждать. Но как долго? A? Неделю? Две?

В конце концов, сейчас она не готова состоять в серьёзных отношениях, потому что, чёрт возьми, она находится в психиатрической клинике, она эмоционально нестабильна. И Милли не хочет причинять боль тем, кого она слишком любит и ценит.

***

— Всё не так уж и плохо, — говорит ей Сэди, пока они обе собираются на вечеринку в честь Нового года.


Её ярко-рыжие волосы свободно спадают на плечи и выглядят просто прекрасно. Синк надела чёрные зауженные брюки, свободную белую блузку и накинула сверху чёрный пиджак. Сэди выглядела при этом так красиво и утончённо, как самой Милли хотелось бы быть.


Девушка медленно качает головой.

— Но мне всё ещё плохо, — тихо ​​отвечает она.

В отличие от подруги, Браун всё-таки решилась надеть короткую цветную юбку с завышенной талией, чёрную водолазку и тоже накинула в тон юбки пиджачок. Ещё чёрные полусапожки на каблуке… Она чувствовала себя весьма неуютно и слишком откровенно.

— Да вы даже не поцеловались! — практически истерично заявляет Сэди, размахивая руками. — Я говорила, что никому не расскажу, но… ты ведь была с ним в одной комнате, когда он был в нижнем белье!

— Не может быть, чтобы он рассказал тебе! Теперь я убью его.

— Папочка рассказал мне об этом, но он также сказал мне, что между вами ничего не было.

Браун не знает, чего ей хочется больше: придушить Финна или сымитировать рвотные позывы, потому что Сэди называет Калеба «Папочка» (или иногда «Шоколадный папочка»). Но она решает просто скорчить недовольную гримасу и закончить на этом неловкий разговор.


Девушка выжидательно смотрит на подругу через зеркало, пока та завершает её причёску — туго стянутые на затылке волосы, максимально прилизанные сверху гелем.

Когда они всё-таки собираются, то вместе спускаются на первый этаж на лифте.


— Ты просто хорошо отдохнёшь, ладно? — говорит Синк, обнимая её одной рукой за плечи. — Ты не сделаешь ничего плохого. Зная тебя, я могу быть в этом уверена.

Они покидают кабину лифта и замечают, что стойка регистрации и общая комната украшены разноцветными гирляндами, воздушными шарами и мишурой. Всё выглядит очень красиво и празднично. Над входом даже был огромный яркий баннер с надписью «Добро пожаловать в 2018!».


Музыка разбавляет гул от болтающих между собой людей, и именно тогда девушки замечают, что Джо, Финн и Гейтен исполняют на сцене какие-то старые рок-баллады.

Матараццо пел, играя на бас-гитаре, их наставник сидел за барабанами, ну и нет необходимости говорить о том, что Вулфард играл на соло-гитаре. Но это была не старая акустическая гитара. Нет. У него в руках была самая настоящая электрогитара, и Милли подумала о том, что уже давно не видела его таким счастливым (с тех пор, как они встретились в этой клинике). Очевидно, что парень был поглощён своим инструментом, и она не винила его в этом.


Когда их импровизированная «группа» заканчивает свою версию «Nothing else matters» от Metallica, Калеб с широкой улыбкой выходит на сцену. Сэди, всё ещё стоявшая рядом с Браун, едва завидев его, буквально задрожала, громко аплодируя.


— Добрый вечер, — здоровается с публикой Маклафлин. — Я бы просто хотел посвятить эту песню своей девушке. — Он указывает на Синк, и Милли удивлённо приоткрывает рот, пока её подруга посылает в ответ игривый воздушный поцелуй.


«Это так… романтично», — думает Браун, когда Калеб начинает петь «When you came into my life» группы Scorpions.

Она видит, как блестят их глаза, когда он поёт, и грустно вздыхает, хотя она должна быть счастлива, потому что стала свидетелем истории любви её близких друзей. Это на самом деле почти почётно.


В середине песни Уайатт приближается к ней и обнимает за талию, от чего она мило ему улыбается. Парень целует её в щёку, и они молча продолжают наслаждаться чудесным исполнением.


— Последние дни ты была практически неуловима, — вдруг шепчет Олефф ей на ухо.

— Прости, было очень много дел в библиотеке, — лжёт она без капли стыда, натягивая разочарованное выражение лица.

Уайатт в ответ лишь кивает и заразительно улыбается. Ну не заслуживает она в своей жизни такого человека, как он!

— Ну, по крайней мере, сегодня вечером ты со мной. — Он берёт её за руку и тем самым заставляет её обернуться; он долго рассматривает её, словно любуется. — Ты всегда выглядишь такой красивой.

Девушка кокетливо шлёпает его ладонью по плечу.

— Это неправда, — говорит она.

Олефф же подмигивает ей и снова обнимает за талию, но на этот раз со спины, положив подбородок ей на левое плечо. В ответ она медленно выдыхает. Она буквально ощущает безмятежность, которую вносит в её жизнь Уайатт. Когда они вместе, всё кажется таким… спокойным и размеренным.


Через несколько минут Калеб заканчивает свою песню и уходит со сцены, чтобы отыскать свою девушку. Сэди сразу же бежит к нему, а импровизированная «группа» продолжает играть другие композиции.


— Олефф! — Голос Чарли заставляет их обоих разомкнуть объятия. — Поздравляю! — Док похлопывает парня по плечу; он, кажется, был очень счастлив.

Наталия идёт рядом с ним, но Милли ограничивается лишь приветствием, неуверенно махнув ей рукой, а вот Дайер весело подмигивает ей в ответ.

— Я уже слышал хорошие новости. — Оба парня крепко обнимаются, и Браун чувствует себя окончательно потерянной.

— Спасибо, доктор Хитон.

— Что случилось? — спрашивает она неловко, чуть хмурясь.

Чарли тоже подозрительно хмурится.

— Разве ты не рассказал ей? — спрашивает док, и лицо Уайатта почему-то бледнеет.

— Я хотел рассказать ей эту новость лично, но мы не виделись с ней до сегодняшнего дня, — несколько виновато объясняет Олефф.

— Чарли, ты испортил сюрприз. — Её куратор даёт лёгкий подзатыльник своему жениху, чем вызывает у всех улыбки и неловкий смех.

— Да ладно, она бы всё равно узнала.

Милли выжидательно смотрит на парня. Что за новость, которую он ей не рассказал?

— Прости, — извиняется Хитон, и именно в этот момент отец Чарли, директор клиники, зовёт их.

— Олефф, подойди сюда, чтобы я мог поздравить тебя! — говорит солидный мужчина издалека, и Уайатт тут же преисполняется волнением.

Он потерянно оглядывается на девушку.

— Можем ли мы поговорить об этом позже? — неловко спрашивает он. — Просто он директор клиники. Это очень важно.


Милли несколько раз кивает и позволяет ему уйти вместе с Чарли и Наталией. По какой-то причине ей кажется, что это не будет плохая новость, что бы Уайатт ни рассказал ей, поэтому она может подождать ещё пару минут.

Но проходит пять минут, десять, пятнадцать, и ничего не происходит. Браун видит, что Олефф плавно вливается в компанию ко всем остальным сотрудникам клиники и громко смеётся с ними вместе над какой-то медицинской шуткой, которую она никогда не поймёт. И она осознаёт, что не вписывается в этот круг. Ну да, она ведь просто ещё один пациент, которому очень повезло встретить кого-то настолько особенного, как Уайатт.


«Группа» заканчивает играть какую-то очередную песню, и Финн меняется местами с Гейтеном, чтобы быть прямо у микрофона.

И вот она, эта песня. Снова.


Милли смотрит на сцену, чтобы встретиться глазами с тёмными карими глазами, которые были полностью сосредоточены лишь на ней одной. Она не может двигаться. Она только чувствует, как её ноги дрожат, а через всё её тело проходит холодок, вызывающий крупные мурашки на коже.

Вулфард поёт «My kind of woman» Mac Demarco, и вскоре девушка чувствует на себе множество взглядов, потому что почти все слушатели пристально наблюдают за ней, ведь Финн даже не скрывает того факта, что это именно она является той, кому посвящена его песня.


— Oh brother (О Боже)

Sweetheart (Милая)

I’m feeling so tired (Я так устал)

Really falling apart (Что буквально разваливаюсь на части)…


Постепенно Браун подходит всё ближе к сцене, и все вокруг послушно расступаются перед ней. Милли буквально не отрывает взгляд от Финна.


— And it just don’t make sense to me (И я просто не понимаю)

I really don’t know (Я действительно не знаю)

Why you stick right next to me (Почему ты всегда рядом со мной)

Wherever I go (Какой бы путь я ни выбрал?)…


Парень ласково улыбается ей всего на секунду.


— You’re my, my, my, my kind of woman, — он горячо выдыхает в микрофон слово «My», и это заставляет её сердце практически затрепетать.

— My, oh my, what a girl (Боже, о боже, какая девушка!)

You’re my, my, my, my kind of woman (Ты моя, моя, моя, моя женщина)

And I’m down on my hands and knees (Я на коленях перед тобой)

Begging you please, baby (Умоляю, пожалуйста, малышка)

Show me your world (Покажи мне свой мир!)


В конце все начинают громко аплодировать ему, абсолютно поражённые его исполнением, и это заставляет Браун выйти из её своеобразного транса.

Финн без особых проблем посвятил ей эту песню перед всеми этими незнакомыми людьми, и она чувствует, как её щёки отчаянно пылают, но ей всё равно, потому что есть кое-что более важное, что она хотела бы сделать в этот самый момент.

***

Уже поздно, и вечеринка почти закончилась, поэтому их импровизированная «группа» наконец-то завершает свой сольный концерт. Они оставляют все инструменты на сцене, и, чтобы хоть как-то отвлечься от образовавшейся неуютной тишины, Милли глазами ищет в толпе Сэди и находит её — та идёт за руку в сторону лифтов вместе с Калебом. И её даже не нужно предупреждать. Она и сама прекрасно знает, что лучше всего дать им двоим немного времени, прежде чем возвращаться обратно в комнату.


В течение последующих нескольких минут она стоит на носочках, выискивая глазами знакомую кудрявую макушку, которая, как магнит, притягивает всё её внимание. Поэтому, когда она видит, что Вулфард выходит сквозь двери, она не думает дважды и тут же следует за ним.

Но Финн, похоже, хотел побыть один, потому что он тихо пробирается в сад и просто прячется за деревом. Когда Браун настигает его, она видит, что он тайком курит сигарету. Вот почему он не хотел, чтобы кто-то его видел.

Ей не нравится всё это, поэтому она несколько секунд колеблется и даже разворачивается, чтобы уйти, пытаясь убедить себя, что так будет лучше.


— Милли, не играй с огнём, иначе ты сгоришь, — шепчет она сама себе под нос, когда возвращается обратно и подходит к тому самому месту, где стоит парень.

Когда Финн поднимает голову, девушка сразу понимает, что он не в настроении.

— Я знаю, что это меня убьёт, — говорит он, закатывая глаза. — Ты много раз говорила мне об этом в прошлом. — Он выпускает изо рта струйку сизого дыма. — Но сегодня я не настроен слушать проповеди. Так почему бы тебе не вернуться обратно к Уайатту, Браун? — Его тон враждебен, когда он говорит это. — Ты всё ещё продолжаешь играть свою роль идеальной маленькой леди со своим идеальным парнем, со своим идеальным внешним видом и со своим идеальным миром.

Милли поднимает бровь, раздумывая, какое оскорбление лучше сказать ему в лицо первым. Однако она ничего не говорит и просто подходит немного ближе, и опирается спиной на ствол дерева, на которое уже привалился Вулфард.

— Тебе не нравится мой внешний вид? — спрашивает она, немного нервно облизывая губы. — Разве я не выгляжу хорошо?

Парень с сожалением хмурит брови и отрицательно качает головой.

— Это не так.

— Тогда что? — Улыбка появляется на губах девушки. — Юбка слишком короткая? Верх слишком закрытый? — Как только она максимально приближается к нему, Финн тут же шумно сглатывает и вцепляется одной рукой в ствол дерева. — Скажи мне, что тебе не нравится, Вулфард, — шепчет она, привставая на носочки так, что кончики их носов соприкасаются, а их дыхание смешивается между ними.

— Ты выглядишь чертовски красиво, — бормочет он, закрывая глаза. — И у меня нет тебя.

Браун использует его отвлечённость и вытягивает у него сигарету. Внезапно его глаза распахиваются. Когда она бросает сигарету на землю, наступая на неё сверху, это вызывает у неё удовлетворённую усмешку.

— Милли, вот дерьмо! И чем я теперь успокоюсь? — Она просто пожимает плечами, потому что ей всё равно, а вот Вулфард, кажется, очень расстроен.

Неожиданно он круто разворачивается, прижимая её к стволу дерева, положив руки ей на талию. Он держал крепко, явно не собираясь отпускать её так просто, и это было так волнующе опасно.

— Я знаю — тобой, — говорит он, прежде чем поспешно поцеловать её в губы.


Дыхание Милли обрывается в тот момент, когда это происходит, но этот поцелуй для неё будто возвращение к жизни. Она чувствует колоссальное облегчение, как будто Финн одним своим движением унял в ней все её страхи и боли, поэтому она обнимает его за шею, пока их губы лихорадочно сталкиваются. И она чувствует это. Чувствует, как через всё её тело проходит электрический разряд. И её сердце замирает.


Она ничего не делает, чтобы избежать этого. Потому что вместо того, чтобы бежать от огня, она пылает пожаром в объятиях Финна.


========== Часть 20 ==========


— А потом он поцеловал меня, — говорит Милли, разминая атрофировавшиеся за время бездействия мышцы.

— И что ты сделала? — спрашивает Ноа, удивлённо приоткрывший рот.

Он сидит на скамейке в зеркальной комнате, разминая в руках цветной пластилин, тренируя свою мелкую моторику.

Браун быстро разгибается и смотрит на него, а её лицо выражает замешательство.

— Ну… я ответила на поцелуй.

— А Уайатт?

— На самом деле, я понятия не имею, где он был, — послушно отвечает она, снова возвращаясь к разминке.

— И что ты почувствовала? — допытывается Шнапп.

— Ну… — Одно воспоминание об этом заставляет её щёки ярко пылать. — Это было дико, жёстко, а ещё немного… горячо. Это был один из тех поцелуев, которые захватывают дух, и ты чувствуешь дрожь во всём теле, и ты не можешь контролировать себя… Я знаю, это не очень… мило и романтично, — говорит девушка, чуть хмурясь. — Так не должно быть, но моё тело просто…

Ноа морщится и качает головой.

— Да я не об этом. Как ты себя чувствовала после поцелуя, я это имею в виду, — объясняет он, всё ещё жмурясь от отвращения.

— Ох… — Милли замолкает, обдумывая ответ. — Виноватой. Чрезвычайно виноватой. Это так неправильно, Шнапси. Я много думала о Уайатте, он очень хороший. Видимо, Бог наделил меня и мою жизнь таким благородным и милым человеком, чтобы исправить всё плохое, а я, в итоге, только всё разрушаю, горячо целуясь с моим бывшим парнем. Я надеюсь, что и Господь, и Уайатт однажды всё-таки простят меня, — тяжело выдыхает она и продолжает растягивать мышцы ног.

Сегодня был первый раз, когда она решила потанцевать, с тех пор, как её сначала поселили в больничном крыле, а затем выписали оттуда. Не то, чтобы она сильно горела желанием двигаться, но танцы помогали ей отвлечься от того вороха мыслей, что скопился в её голове.

— Я понимаю… — наконец-то говорит парнишка, хоть и с долей сомнения в голосе.

— Я избегала Уайатта все эти дни, потому что я не знаю, что мне делать, поэтому я и обратилась к тебе. Я буду твоим верным падаваном, мастер Йода. — Девушка лукаво смотрит на своего лучшего друга, а вот Ноа глядит на неё в ответ с некоторым беспокойством.

— Да ты прямо очень любишь «Звёздные войны». — Милли неловко ему улыбается и снова возвращается к растяжке. — Можно я скажу честно?

— Конечно.

— Вы ведь с Уайаттом даже не встречались, — начинает Шнапп самым невинным тоном, как будто он не хочет задеть её, или что-то в этом роде. — Ты просто один раз сходила с ним на свидание, и всё.

— Ноа! — восклицает Браун, прекращая разминку. — Да, может быть и так, но я не думаю, что он запросто целуется с другими девушками. Да, я знаю, что мы не встречаемся, но всё равно есть определённые… обязательства.

Какая-то её часть всё же расслабилась после слов друга, а вот другая по-прежнему негодовала.

— Я слышал, что ему нравится одна медсестра…

— Что? — Милли в буквальном смысле уронила челюсть на пол. — Не верю! Какая?

Парнишка пытается сдержать смех, заметив её реакцию.

— София.

— Лиллис? — буквально выплёвывает фамилию она, как будто это бранное слово. — Рыжая? — Ноа утвердительно кивает. — Но она же старше него!

— И что? — Пожимает плечами Шнапп, как будто это ничего не значит.

— Этого не может быть!

Она немного злится, хотя у неё нет на это особых причин. Но вот ведь подлец!

— Поверь, потому что он с ней целовался, — говорит парнишка.

Ну вот, теперь она снова чувствует себя отвратительно.

— Но мне кажется, ты не имеешь права устраивать ему сцены ревности, когда сама зависаешь с Финном.

Милли молчит в ответ и встаёт на ноги, чтобы наконец-то начать танцевать.

Чёрт, а ведь Ноа прав…

— Лучше бы ты ничего мне не говорил, Шнапси, — глухо бормочет она. — Ладно, я сейчас включу музыку, чтобы потанцевать.

Шнапп с улыбкой кивает ей, и она включает свой iPad на полную громкость.


Она несколько секунд слушает песню, а затем начинает самозабвенно двигаться. И продолжает так до тех пор, пока буквально не теряется в музыке. Здесь нет ни Финна, ни Уайатта, есть только Милли и танец. Её руки, ноги и тело сами подчиняются ритму. Ей от природы дана гибкость и пластичность, позволяющие ей без особых усилий всегда двигаться красиво. Танцы — это ещё одна её страсть после актёрского искусства. В танце тоже есть своя жизнь, свои эмоции и чувства, но танец никогда не разобьёт тебе сердце, не оставит одну…

Музыка набирает обороты, становится всё интенсивнее, и Браун поддаётся ей, двигается вместе с ней, совершенно себя не жалея. И она до сих пор не понимает, как именно так получилось, но в какой-то момент, когда она неудачно подворачивает ногу и становится всей ступнёй на пол, острая вспышка боли пронизывает всё её тело, и она громко кричит, перекрывая играющую песню.

Ноа моментально оказывается рядом с ней, чтобы помочь.


Она заработала себе растяжение связок голеностопа. Именно так говорит ей медсестра, которой оказалась не кто иная, как София.

В больничном крыле есть так называемая «экстренная» комната, куда и приводит её Шнапп, а сам остаётся ждать снаружи. Лиллис даёт ей какое-то обезболивающее и накладывает на ногу тугую фиксирующую повязку, чтобы восстановить связки. Это не так серьёзно, как показалось сначала, но теперь ей запрещено много двигаться (тем более танцевать или практиковаться в актёрском мастерстве), а ещё придётся какое-то время ходить с костылём.

Милли только и может, что думать о том, насколько же ей «повезло». Ну да, сначала клизма, а теперь вот это. Отличный способ начать новый год.


— Я принесу тебе немного мази, чтобы ты смогла использовать её, если вдруг станет очень больно. — София встаёт и покидает кабинет, оставляя её один на один со своим растяжением.


И именно в этот момент Судьба решает подшутить над Браун ещё больше, когда дверь в комнату открывается и внутрь заходит Финн. Его левая рука подвешена на фиксирующей повязке.

Он удивлённо приподнимает брови и садится рядом с девушкой на койку. А вот Милли откидывается спиной назад, ложась головой на подушку, и прикрывает лицо ладонями.

«Ну серьёзно?!» — разочаровано думает она, а затем раздражённо и выжидательно смотрит на парня в ответ.


— Я упал со скейтборда и выбил локоть, — весело объясняет он.

— Я разве не говорила тебе, что ты уже слишком… староват для этого, — говорит Браун, закатывая глаза.

— Ну, теперь, когда я думаю об этом… — Вулфард очень осторожно ложится рядом с ней и смотрит на неё с любопытной улыбкой. — То да. — Он немного склоняется к ней, и она может почувствовать тепло его дыхания на своём лице. Это так… странно. — А что с тобой случилось?

— Я растянула ёбаную ногу, когда танцевала.

Парень громко смеётся.

— Миллстер, следи за выражениями! — шутливо ругает он её, чем вызывает широкую улыбку на её лице.

Ну, он уже сумел поднять ей настроение. Только Финн может сделать что-то подобное, не прилагая никаких усилий. И Милли восхищённо и завороженно смотрит на него и видит, как он медленно приближается к ней. Она знает, что за этим последует, поэтому с трудом, но садится на койке, уходя от прикосновения. Вулфард же недовольно поджимает губы.

— Мы не можем делать это здесь, — говорит девушка, глядя на него сверху. — Уайатт может зайти в любую минуту. — И всё равно опускает голову на плечо парня.

— Конечно… — Тот целует её в волосы.

— Это было бы очень… неловко, ты должен это понимать.

— Я понимаю.

— Как ты вообще можешь оставаться таким спокойным? — Милли смотрит на него озадаченным взглядом.

Ну не понимает она! Хотелось бы и ей быть такой спокойной.

— Наверное, это потому, что я здесь, с тобой. — Браун чувствует, как он зарывается носом ей в волосы, и не может не признать, что ей это очень нравится. — И что бы ты ни делала, ты всегда будешь заставлять меня чувствовать покой. — Она приподнимает голову и встречается взглядом с красивыми тёмными глазами.

Финн ласково улыбается ей и быстро крадёт поцелуй, а девушка сразу же начинает ворчать:

— Я же сказала, что…

Она не заканчивает предложение, потому что их губы снова встречаются, а затем Вулфард встаёт и подходит к двери.

— Я знаю, прости. Это был последний, — говорит он, прежде чем убежать.


Но что-то внутри говорит ей, что это далеко не последний их поцелуй. И от этого её сердце бьётся ещё быстрее.

***

Днём она работает в библиотеке. Сидит за столом, выдавая и принимая книги, а также заполняя читательские карточки. Она поменялась работой с миссис Буоно, так что теперь именно Каре приходится самой расставлять всё по полкам, а Милли — заботиться о бумагах. Вся эта рокировка связана с её недавней травмой. Но это оказалось не так уж и плохо — не двигаться.


Сейчас не было наплыва читателей, потому что все были либо в столовой, либо по процедурным кабинетам, поэтому девушка посвящает себя чтению романа «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери, который ей порекомендовал Гейтен. Это была антиутопия, в которой книги считались преступлением. И Браун буквально взахлёб читала об этом.


— Простите, мисс… — Подняв голову, девушка встречается с глазами хорошо известного ей кудрявого парня, который говорил притворно высоким голосом. — Мне стало интересно, есть ли у вас в библиотеке «История О»?

Милли хочет умереть от смеха, но вместо этого показательно хмурит брови, чтобы выглядеть очень сосредоточенной и серьёзной.

— Автор? — интересуется она, придвигая к себе их мини-картотеку.

— Я думаю, что это была сумасшедшая в сексуальном плане женщина, — отвечает он, задумчиво потирая подбородок.

— О, ну если так, то тогда я посмотрю в P. — Браун подходит к этому со всей серьёзностью, хотя её буквально распирает от смеха. — Да, у нас есть такое, — восклицает она с улыбкой и вытаскивает карточку, которая на самом деле относится к совершенно другой книге.

Милли с некоторым трудом встаёт на ноги, потому что ей приходится опираться на костыль, чтобы ходить.

— Только, знаете, её редко кто берёт, поэтому она находится в архиве. — И указывает в конец одного из коридоров.

— Какая удача, — усмехается парень.

— Да, так что придётся идти за ней, — говорит девушка совершенно естественно и берёт ключи от подсобки.


Они добираются до указанного места, и она открывает замок. Они заходят внутрь, и Вулфард немедленно закрывает за ними дверь.

Когда Финн с улыбкой оборачивается к ней, Браун выжидательно приподнимает бровь. Он целует её в губы, очень тягуче и неспешно, поэтому вскоре она берёт всё под свой контроль и обнимает его руками за шею, зарываясь пальцами в кудри парня. Его волосы были такие мягкие и густые, что Милли вынуждена была признать, что они просто сводят её с ума. Вулфард прижимается к ней ещё ближе (но вывихнутый локоть не позволяет ему большего манёвра) и кладёт здоровую руку ей на щёку, поглаживая большим пальцем её кожу. И в то же время он очень осторожен с её больной ногой.

Девушка отбрасывает на задний план все те мысли, которые назойливо крутятся у неё в голове и твердят ей о том, что не стоит этого делать. Но вместо того, чтобы прекратить всё это, она предпочитает просто закрыть глаза и дальше наслаждаться их изысканным поцелуем, а также сосредотачивается на том, что у Финна вкус мятного Tic Tac.


Внезапно Вулфард останавливается и щекочет кончиком своего носа её, и Милли забавно морщится, хотя всё равно улыбается. Сейчас всё слишком романтично и мило. Она смотрит ему в глаза и хочет застыть в этом мгновении на всю оставшуюся жизнь.


Но всё разрушается в тот момент, когда миссис Буоно неожиданно открывает дверь и тем самым заставляет их обоих отскочить друг от друга. Ну как «отскочить»…

— Прости, Браун, я не хотела тебя прерывать, но мне действительно нужны новые скобы для степлера, — искреннее извиняется Кара, а вот девушка не совсем понимает, почему женщина это делает.

Разве это не она должна просить прощения за то, что привела мальчика в подсобку в рабочее время?

Миссис Буоно протягивает руку и включает люминесцентную лампу над ними, и сладкая парочка часто моргает, привыкая к свету.

— О, какой у тебя хороший вкус. Он очень красивый.

Милли хочет провалиться от смущения сквозь землю, а вот Финн улыбается, явно довольный комплиментом.

— Спасибо.

— Не за что, милая. Ладно, поспешу оставить вас в покое. Сама знаю, как это раздражает, когда тебя прерывают. В следующий раз закрывайте за собой дверь на ключ. — Кара подмигивает, прежде чем начать рыться в пыльном столе.

— Миссис Буоно, вы тоже…? — удивлённо спрашивает девушка.

— Браун, — смеётся та, — как ты думаешь, действительно ли тот мальчик-физиотерапевт приходит сюда по пятницам, чтобы искать медицинские книги?

— Дакре? — спрашивает Финн, которого очень заинтересовала вся эта ситуация. — Монтгомери?

Женщина согласно кивает и наконец-то находит то, зачем сюда пришла.

— Но я думала, что вы замужем, — смущённо говорит Милли, наблюдая за тем, как миссис Буоно идёт к выходу из подсобки.

— Эй! Я не осуждаю тебя, и ты тоже, — шутливо прикрикивает Кара, прежде чем закрыть за собой дверь с той стороны.


В помещении на несколько секунд повисает тишина, а потом Вулфард начинает смеяться, заражая своим искренним смехом и Браун.

***

— Ты встречаешься с Финном! — кричит Сэди, когда она поспешно возвращается в свою комнату тем же вечером.

Милли осторожно устроила больную ногу на кровати, смущённо раскрасневшись.

— Кто тебе сказал? — сразу спрашивает девушка, надеясь, что о них не ходят слухи на всю клинику.

— Калеб. Это очевидно, — отвечает та, закатывая глаза; она стоит прямо перед её кроватью, уперев руки в бёдра. — Но это не имеет значения. Важнее то, что ты не рассказала мне об этом, Миллстер! Я думала, что мы подруги, — продолжает Синк, расстроено опустив голову.

— Мы подруги! — поспешно говорит Браун и похлопывает по матрасу рядом с собой, приглашая присесть. — На самом деле, я этим не горжусь, понимаешь? Я не очень горю желанием делиться этим с кем-либо. — Она пожимает плечами, и соседка понимающе кивает ей.

— Хорошо, — соглашается Сэди. — Я бы тоже не стала распространяться об этом, если это действительно был Финн.

Фраза подруги вызывает неловкий смешок.

— Я делаю кое-что очень нехорошее, — вздыхает Милли. — Я понимаю, что причиняю боль человеку, которого не заслуживаю, но, когда я вижу Финна, я просто… — Она раздражённо вскидывает руки. — Я не контролирую себя!

Синк тихо хихикает.

— Да, я думаю, мне знакомо это чувство. И знаешь, как оно называется? — Браун нетерпеливо вскидывает бровь. — Любовь.

— Сэди, ты мне сейчас совсем не помогаешь!

Соседка снова начинает хихикать, только в этот раз громче.

— Ты хочешь, чтобы я разрешила твои проблемы, Миллстер?

— Да, пожалуйста, — просит Браун, складывая руки перед собой в мольбе.

— Ну тогда вот тебе самое простое решение… — Синк замолкает на несколько секунд, выдерживая драматичную паузу. — Ты расстаёшься с Уайаттом и остаёшься с Финном. Раз и навсегда.

Милли устало провозит ладонью по своему лицу.

— Нет, Сэдс, всё не так просто. — Отрицательно качает головой она. — Да, какая-то часть меня не против иметь интрижку с Финном. Правда. Но только несерьёзную, потому что в таком случае не будет никаких разбитых сердец. А ещё… ну, знаешь, мы нестабильны, — неохотно объясняет Браун. — Нет уверенности в нас, понимаешь? У меня совершенно нет никакой уверенности в том, что с ним всё закончится хорошо. В конце концов, он снова устанет от меня, снова разорвёт наши отношения и покинет мою жизнь. Может быть, в какой-то момент ему снова покажется, что он одинок, и он начнёт искать себе кого-то другого. Так уже было однажды. Мне пришлось подобное пережить.

— Это звучит ужасно, Миллстер. — Подруга кладёт руку ей на плечо, ободряюще сжимая.

— Да, я знаю. А жить так ещё ужаснее, — разочарованно шепчет девушка. — Но всё равно что-то есть, и я снова ведусь, как дура… Все называют это любовью, но это не означает что-то хорошее в моей жизни. — Милли устало пожимает плечами. — Хэй, а как насчёт того, что он вернётся ко мне, а я уже буду с кем-то? С кем-то, кто делает меня счастливой. С кем-то хорошим. С кем-то, кто любит меня, и кого я люблю в ответ. С кем-то вроде…

— Уайатта? — спрашивает Сэди, хмурясь, а Браунсогласно кивает. — Ну, я вижу один огромный недостаток в твоём великом плане.

— Какой?

— Как бы то ни было, твоё сердце всё равно будет с Финном, так что… Разве всё остальное имеет значение в таком случае?

Милли молчит несколько секунд.

— Я так хочу, — наконец-то тихо отвечает она.

— Ладно, моя маленькая Миллстер. — Синк крепко обнимает её за плечи, притягивая к себе. — У тебя была дерьмовая жизнь, но сейчас всё в порядке. И поддержу тебя в любом случае, какую бы сумасшедшую фигню ты ни сотворила.

Милли слабо улыбается.

— Знаешь, — негромко начинает она, — иногда я думаю — а что, если бы у меня была такая подруга, как ты, когда моё расстройство только началось. Мне было бы, с кем поговорить, и я не очутилась бы здесь, потому что всё было бы хорошо, — легко признаётся Браун, а Сэди немного отстраняется и подмигивает ей.

— Ну, меня это не касается, — говорит ей соседка. — Я всегда была сумасшедшей, так что меня всё равно бы приняли сюда. — Милли громко смеётся. — Но было бы неплохо, если бы ты приезжала ко мне с визитом по воскресеньям.

***

— Что с тобой случилось? — спрашивает её Уайатт, когда они встречаются после обеда.

Милли чувствует неприятное давление изнутри, как будто её сильно пнули в живот. Её почти тошнит тем, что она съела буквально только что, и ей хочется поскорее уйти, но она видит, что он уже идёт в её сторону, и похоже, что Олефф сильно встревожен. И из-за этого всё её тело охватывает невероятное чувство вины, снедающее её изнутри.

— Я танцевала и немного неудачно поставила ногу, так что теперь у меня растяжение голеностопа, — правдиво отвечает она.

Парень присаживается рядом и несколько возмущённо смотрит на её забинтованную лодыжку.

— А почему ты мне не сказала?

«Потому что я тебя даже не видела?..»

— Кто позаботился о тебе?

— Твоя… — начинает Браун, а потом обрывает саму себя. — София Лиллис. Но всё уже в порядке. Я не искала тебя, потому что думала, что ты был занят, — пытается оправдываться девушка, избегая зрительного контакта с Уайаттом.

Олефф встаёт и пристально смотрит на неё.

— Нога тебя не беспокоит?

«Лучше спроси, что ужасного я делала последние несколько дней, не рассказывая тебе об этом».

— Нет.

Его напряжённое лицо расслабляется, и он обнимает её рукой за талию, помогая подняться.

— Мы можем посидеть на улице? Есть кое-что, о чём нам нужно серьёзно поговорить, Миллс.

Милли шумно сглатывает, и ей кажется, будто у неё головокружение, но она всё равно соглашается, и они вместе направляются в сад в совершенно предательской тишине.


Как только они добираются до лавочки, парень помогает ей сесть, а затем присаживается рядом. Никто из них ничего не говорит, но вдруг он тянет её к себе, чтобы обнять, и Браун почти готова расплакаться, но всё-таки сдерживается.

— Милли, я собираюсь окончить практику, — начинает Олефф, чуть морщась, и они отстраняются друг от друга, чтобы посмотреть в глаза. — Я наконец-то буду врачом. Письмо пришло неделю назад.

— Поздравляю, Уайатти! — восклицает она, широко улыбаясь.

— И они уже предложили мне работу в одной очень престижной больнице в качестве врача-терапевта, — взволнованно объясняет он, а затем берёт её за руки.

Браун выглядит счастливой, действительно счастливой. Это потрясающая новость, поэтому они искренне поздравляет парня, ведь он это заслужил. Но вот Олефф не кажется таким счастливым, поджимая губы, и девушка потихоньку начинает догадываться.

— А где находится больница?

— В Нью-Йорке.

— Ох. — Она потерянно кивает несколько раз и мягко убирает его руки со своих. — Я думаю, что это мечта, — говорит Милли спокойным голосом.

— Так и есть, Миллс. — Уайатт грустно смотрит в землю. — Прости.

— Не извиняйся! — восклицает Браун, а затем ободряюще ему улыбается, чтобы успокоить его. — Ты думаешь, я расстроена этим? Да я счастлива! — Её голос взволнованно повышается. — Это так здорово! Я не могу не быть счастлива за тебя, правда! Я желаю тебе всего только самого наилучшего в этом мире. И ты получил это, Уайатти! Что может быть лучше? Я не отрицаю, что мне грустно, потому что ты мне очень нравишься, и я буду скучать по тебе.

— Это самая большая награда, которую я мог получить от тебя, — заявляет он, прежде чем снова обнять её. — На самом деле, я очень признателен тебе за те чувства, что у меня есть к тебе. Они очень светлые и сильные, настолько, что я посчитал их за влюблённость. — Браун зажмуривается, когда он говорит ей это, как будто она не хочет этого слышать. — Действительно было время, когда я думал, что влюблён в тебя, но мне кажется, что и ты, и я прекрасно знаем, что между нами всего лишь замечательные дружеские отношения.

— Но ты нравишься мне…

— И ты мне тоже! — Он мягко отстраняется и с улыбкой смотрит на неё.

Милли замечает это, и слёзы начинают катиться по её лицу. Уайатт нежно стирает их с её щёк.

— Ты очень, очень, очень особенная для меня, и это никогда не изменится. И я не сомневаюсь, что мы могли бы быть счастливы вместе, но ты же знаешь… твоё сердце не принадлежит мне.

Браун крупно вздрагивает в тот момент, когда парень говорит ей это, и Олефф как будто сочувствует ей.

— Он хороший парень. Я ценю вас обоих, и я бы хотел, чтобы вы были счастливы вместе, потому что пришло время посмотреть правде в глаза — вы являетесь всем друг для друга.

Девушка отрицательно качает головой.

— Нет! Я не хочу! Я не брошу тебя.

— Тебе придётся, Миллс, — говорит он, мягко целуя её в лоб. — Потому что я ухожу, у меня есть планы на будущее, а ты уже в планах у другого. Мы оба будем очень довольны тем, что нас ждёт впереди. Я уверен, что так всё и будет. — Она отказывается принимать его слова ещё несколько минут. — Я не хочу, чтобы ты осталась одна и чувствовала себя плохо.

— Мне не остаётся ничего другого, — неохотно отвечает Браун.

— Я напишу тебе, как только приеду, — с улыбкой говорит Олефф, а затем обнимает её за плечи одной рукой, и Милли потихоньку начинает оттаивать, отступая.

— Обещай! — просит она, с подозрением гладя на него снизу-вверх, всё ещё не доверяя ему.

— Обещаю, — отвечает Уайатт и целует её в щёку. — Жди мои письма, Миллс. Так просто ты от меня не избавишься! Я всегда буду твоей нянькой.

Он смотрит ей прямо в глаза, и девушка чувствует, как импульс проходит через всё её тело. Но только она хочет обхватить его за щёки руками, чтобы поцеловать, как что-то внутри останавливает её, и она просто по-дружески взъерошивает ему волосы. Они теперь всего лишь друзья. Хорошие, но друзья.

— У меня есть в кармане семь долларов, — сообщает ей парень через некоторое время, которое они провели в тишине. — Не хочешь сыграть в аэрохоккей в комнате отдыха?

— Что ж ты раньше об этом не сказал?! — с улыбкой восклицает девушка, поднимаясь с лавочки. — Чур я буду слева!


Они вместе идут внутрь, и Уайатт обнимает её весь оставшийся день, чтобы на следующий оставить в одиночестве со слезами на глазах. И Милли обещает себе всегда помнить о нём, потому что он заслуживает этого. Они так недолго знают друг друга, но он многое сделал для неё за это время, поэтому Браун с полной уверенностью помещает его в ту часть своего сердца, которая называется «Помни обо мне».


========== Часть 21 ==========


К концу января Дайер и Хитон наконец-то объявляют всем о своей свадьбе, чтобы те, кто был приглашён, поняли, что уже через несколько дней состоится торжество.


Милли не может не волноваться, потому что (хоть это и болезненная для неё тема) любовь — это действительно что-то, достойное празднования. К тому же за последние месяцы молодожёны стали для неё очень важной частью её жизни. Девушка считает, что они заслуживают самой лучшей свадьбы, потому что это два очень хороших и добрых человека, когда-то решивших положить свою жизнь во благо других людей, и Милли очень гордится тем, что лично знакома с ними. Браун искренне желает им всего самого лучшего, а ещё очень много счастья и радости, хотя она уверена, что они и так всегда будут любить друг друга. Из Наталии и Чарли определённо вышла прекрасная, стабильная и крепкая без пяти минут семья.


За неделю до свадьбы Милли практически сходит с ума. Она тратит всё своё свободное время на помощь в оформлении и организации. На самом деле, это её куратор предложила ей таким образом отвлечься от всего произошедшего (после того, как Уайатт уехал, девушка несколько дней не выходила из комнаты), поэтому Дайер давала ей разные свадебные поручения, засчитывая их в её личном деле за профессиональную терапию.

Всё, что она делает с утра до вечера, — это бегает из одной части клиники в другую, стараясь всюду быть полезной. Да и ей самой это безумно нравится, потому что в воздухе буквально витает любовь.


В качестве небольшого свадебного подарка (это всё, что она может себе позволить) Милли даёт молодожёнам несколько танцевальных уроков, потому что, как оказалось, ни Наталия, ни Чарли не умели толком танцевать вальс. Хотя уже после двух занятий они сильно продвигаются в этом, потому что у них действительно отличный учитель.

То, с каким восхищением и обожанием они смотрят на Браун, заставляет её каждый раз буквально застывать на месте. Это просто изумительное чувство, когда ты понимаешь, что ты нужен кому-то, что кто-то ценит тебя, что кто-то любит тебя.


Но было и кое-что, что заставило её расплакаться…

Однажды днём ​​Наталия и другой куратор, Вайнона, подписали специальное разрешение, и Милли с Сэди оказались освобождены на день из клиники (да, Синк и миссис Райдер тоже были втянуты в этот свадебный переполох), поэтому они все вчетвером отправились в ближайший городок, в котором был небольшой бутик свадебных платьев.

Дайер уже подобрала себе до этого несколько понравившихся ей моделей, но всё равно попросила своих спутниц помочь ей окончательно определиться с выбором. Поскольку у них у всех были свои вкусы и предпочтения, выбрать наряд оказалось не так-то и просто. Они долго спорили, пока не сошлись хотя бы в цвете — что-то нежно-голубое. Потом они всё же определяются с моделью и отправляют Наталию на примерку.

Когда Милли видит своего куратора в свадебном платье, она искреннее считает, что никогда не видела её более красивой. Нежно-голубой цвет идеально сочетался с её светлыми глазами и блондинистыми волосами. Вот уж кто действительно выглядел, как сказочная принцесса. Все трое любовались Дайер и едва сдерживали слёзы счастья, хотя Вайнона всё равно в какой-то момент просто не выдержала и расплакалась. Райдер рассказала, что невероятно гордится своей подругой и коллегой по работе, и Браун почувствовала, как у неё самой слёзы покатились по щекам.


Помимо помощи с платьем невесты девушка также прикладывает руку и к костюмам парней, а именно Ноа, Джо, Гейтена, Калеба и Финна. Она интересуется их пожеланиями и в итоге подбирает всем классические смокинги, правда, без каких-либо галстуков и бабочек.

Кстати, именно Гейтен, Джо и Финн (а точнее, их «импровизированная» группа) были теми, кто отвечал за музыку на свадьбе, поэтому ближе к торжеству они приглашают Милли и Сэди на их маленький закрытый «концерт», чтобы убедиться, что они выбрали подходящие по такому случаю композиции. В целом, всё оказалось очень даже неплохо, хотя Браун всё равно подсказала им несколько более уместных вариантов романтичных песен.


Её следующей задачей являлась организация сюрприза для невесты. Она очень долго обсуждала различные варианты со своей соседкой по комнате, и в итоге при помощи нескольких работников столовой, миссис Райдер и миссис Буоно, а также парочки медсестёр, они оборудуют один из больших кабинетов для девичника. И, на удивление, всё проходит просто замечательно.

Они делятся между собой сплетнями и секретами, выполняют глупые задания, подготовленные Сэди, а Милли произносит очень душевный и весёлый тост. В конце их вечеринки Наталия благодарит их всех. Она действительно выглядела очень счастливой и приятно тронутой.

К слову, парни тоже не остались в стороне и практически похитили Чарли, но Ноа так и не рассказал ей, чем именно они занимались на мальчишнике.

***

В день свадьбы Милли встаёт очень рано, чтобы убедиться, что всё идеально. Когда быстрая проверка торжественного зала и сада заканчивается, девушка быстро поднимается к себе наверх, чтобы самой подготовиться к приёму.

Она надевает красивое нежно-салатовое платье в пол с аккуратными серебристыми босоножками, а после просит свою подругу помочь ей с макияжем и причёской.


— Готово! — с улыбкой заявляет Сэди.

Сама Синк тоже выглядела просто невероятно.

— Спасибо! — радостно восклицает Милли, глядя на себя в зеркало.

Это было удивительно, но соседка как-то умудрилась подобрать вверх её короткие волосы, подкрутить их, а затем закрепить невидимками в красивую укладку.

— Я думаю, что нам уже пора.

Они обе очень взволнованы, когда вместе покидают свою комнату, спускаются вниз на лифте и доходят до большого холла клиники, наряженного по случаю свадьбы.


Как только входные двери открываются, девушки видят пятерых хорошо одетых джентльменов, которые приветливо махают им руками, улыбаясь.

— Наконец-то мои девочки прибыли! — восклицает Джо, целуя каждой из них тыльную сторону ладони. — Чудесно выглядите. Кто будет моей парой на этот день?

— Эй, вообще-то одна из них — моя девушка, — заявляет Калеб, притягивая Сэди к себе.

— А Бони уже согласилась быть моей парой на сегодня. — Ноа предлагает ей свой локоть, и Браун видит, как разочаровано надувается их наставник.

— Не очень-то и хотелось, — наигранно фыркает Кири.

Они все смеются. Джо и Гейтен махнули им руками и куда-то пошли.

— Ты выглядишь симпатично, — хвалит Шнаппа Милли.

Браун быстро с улыбкой чмокает друга в щёку, заставляя его мило покраснеть.

— Я думаю… — он смущённо откашливается. — Я думаю, что пойду пока к Чарли, — быстро говорит Ноа и тут же уходит.

За ним вслед убегают Сэди и Калеб, оставляя её наедине с Финном.


Браун молча рассматривает Вулфарда. Тот выглядит очень красивым в этом костюме, и ей нравится, что он оставил свои кудри, которые как обычно были в небольшом творческом беспорядке, из-за чего её руки буквально чесались поправить ему несколько прядок. Парень действительно был невероятно красив, но она старалась не демонстрировать ему своего восхищения. Прошло уже много дней с тех пор, как они последний раз разговаривали, но это не потому, что между ними произошло что-то плохое, нет, просто они оба были заняты подготовкой, а теперь кто-то из них должен был сделать первый шаг, чтобы разрушить эту неловкую тишину между ними.


— Ты не собираешься сказать мне, что я выгляжу красиво? — всё-таки спрашивает его Милли, кокетливо выпрямляя спину и видит, как он прикрывает глаза и тихо смеётся.

— Ты на самом деле выглядишь просто изумительно, — отвечает ей парень, облизывая губы. — И, я надеюсь, что ты, хотя и являешься парой Ноа на сегодня, всё же подаришь мне один танец.

— Ну не знаю, хочу ли я… — говорит Браун, притворяясь, что раздумывает. — Ты ужасный танцор.

Вулфард подходит к ней ближе, а его рот наигранно возмущённо приоткрыт.

— Ты права. Я музыкант, я не танцую, — шепчет он. — Но я могу играть, пока ты будешь двигаться. Думаю, я буду определённо хорош в этом.

Улыбка появляется на лице Финна, и девушка улыбается ему в ответ.

— Звучит неплохо.

— Я думаю, звучит прекрасно, — хмыкает он.


Он берёт одну из её рук и ищет глазами свой регистрационный браслет. И находит его, потому что она никогда не снимала его, потому что это его подарок ей (к тому же это своеобразное напоминание о том, как она оказалась в этой клинике). Вулфард сразу же закатывает свой рукав, чтобы показать ей её браслет.

Есть вещи, о которых они должны поговорить. Поговорить об их нестабильности и о боли, причинённой друг другу ранее. Рано или поздно им придётся это сделать, но сейчас Браун не хочет об этом думать. Нет. Вместо этого она предпочитает переплести свои пальцы с пальцами Финна и пойти вместе с ним на улицу в сад, где они — по идее — уже должны были бы быть, потому что свадьба вот-вот начнётся.


Перед началом церемонии Вулфард берёт свою гитару и становится в сторонке вместе с Гейтеном, в то время как Ноа, Джо и Калеб стоят практически впритык у самодельного алтаря. Сэди была рядом со своим парнем, и Милли наконец-то ясно видит между ними то самое электромагнитное поле. Она сама и две другие женщины стояли напротив с букетами в руках, ожидая невесту.

Священник даёт знак, и все гости встают. Финн сразу же начинает играть, а Матараццо — петь красивую песню. Девушке она была незнакома, но она предположила, что эта композиция была очень особенной для молодожёнов.

Вскоре появляется Наталия под руку с отцом, направляясь к алтарю. Она выглядит такой красивой, и её глаза сияют так же ярко, как и у Чарли, который не мог оторвать от неё взгляда ни на секунду.


— You say you want (Ты говоришь, что хочешь)

Your love to work out right (Чтобы твоя любовь была успешной)

To last with me through the night (Чтобы пройти со мной через ночь)

You say you want (Ты говоришь, что хочешь)

Diamonds on a ring of gold (Бриллианты на золотом кольце)

Your story to remain untold (Чтобы твоя история так и осталась невысказанной)

Your love not to grow cold (Чтобы твоя любовь не охладела)

All the promises we break (Мы нарушаем все обещания)

From the cradle to the grave (От колыбели до могилы)

When all I want is you (Когда всё, чего я хочу, — это ты)…


Милли почему-то становится… страшно?.. и она почти плачет, пока это происходит. Да, определённо, это очень задело её за живое. Это слишком мило и романтично, и она быстро и тяжело дышит, чтобы слёзы не покатились по щекам, потому что она не хочет испортить свой макияж, а ведь всё только начинается…


Прекрасная песня заканчивается, когда невеста присоединяется к своему жениху, и церемония наконец-то начинается. Это настолько красиво, что Милли буквально видит любовь, которая была между Наталией и Чарли, когда они произносят свои клятвы. Время от времени они с Финном смотрят друг на друга и улыбаются, как два дурака, но на них всё равно никто не смотрит в такой важный момент. Брак скрепляется поцелуем, который связывает две вечности в одну. И это обворожительно.


Вскоре все перебираются в торжественный зал, чтобы официально поздравить мистера и миссис Хитон.

Импровизированная «группа» исполняет романтические песни, пока остальные сидят за столами, разговаривают, едят вкусные блюда, пьют, веселятся, шутят и в принципе хорошо проводят время.


В какой-то момент Ноа заставляет её станцевать с ним под «Wonderful tonight» Эрика Клэптона. К слову, Милли тоже успела дать ему несколько индивидуальных уроков, хотя в какой-то момент они всё равно начинают просто плавно покачиваться на месте, пока Гейтен поёт на самодельной сцене. Люди вокруг них также танцуют, наслаждаясь прекрасной музыкой, а потом, когда песня всё-таки заканчивается, громко аплодируют «группе».


В середине торжества Джо произносит один из самых смешных и самых чудесных тостов, рассказывая о том, что с того момента, как Чарли встретил Наталию, он всегда знал, что те будут вместе. Также он выдаёт несколько неуместных шуток, но все всё равно смеются. Милли чувствует, как естественно Финн обнимает её одной рукой за плечи, притягивая к себе, и не может поверить в то, что они всё-таки снова вернулись к ним, но ей это определённо нравится.


— Поздравляю! — заканчивает свою торжественную речь Кири, и гости звонко чокаются между собой, широко улыбаясь.

Джо выпивает свой напиток, а затем снова смотрит на молодожёнов.

— У меня же есть для вас ещё один сюрприз! — восклицает он и взбирается на самодельную сцену, где «группа» играла свои песни.

Он подсоединяет свой телефон к аппаратуре, и вскоре из динамиков начинает звучать очень знакомая мелодия.

— Дамы и господа, танец молодожёнов! — говорит он прежде, чем начать петь.

Гости аплодируют, а пара танцует под «Unchained melody».


Милли и её друзья не могут перестать смеяться, когда видят, как Чарли делает всё возможное, но всё равно от волнения путается в ногах.

— Возможно, мне тоже нужно попросить у тебя несколько занятий, Миллстер, — неловко бормочет Гейтен, а она просто подмигивает ему в ответ.

Вдруг Финн наклоняется ближе и говорит ей на ухо:

— Ты всё ещё должна мне танец, принцесса. — Его шёпот вызывает у неё волну мурашек, пробежавшихся вниз по спине. — Не думай, что я забыл об этом.

— Так пригласи, Финнли, — отвечает она ему тем же тоном, и Вулфард дарит ей восхитительную улыбку.

Когда песня заканчивается, все аплодируют паре, которая выражает свою благодарность Браун за предоставленные ею уроки.


В тот момент, когда Наталия предупреждает всех, что сейчас будет кидать букет, все девушки и женщины собираются в кучку за ней, буквально наваливаясь друг на друга, чтобы поймать его. Это кажется чем-то весёлым, поэтому даже Милли и Сэди встают со своих мест, чтобы присоединиться к этой массовке. Там была даже миссис Буоно, которая уже была замужем, но это явно не мешало Каре попытаться поймать букет невесты.

— Сэдс, это, конечно, мило, но, кажется, слишком опасно! — кричит Калеб своей девушке.

Браун засмеялась над его замечанием и тут же встретилась глазами с Финном, который показывал ей два больших пальца, подмигивая.

В итоге именно Синк оказывается втянутой в конкуренцию за букет: она сражается с одной из медсестёр до тех пор, пока не выигрывает, чем побуждает Маклафлина встать со стула. Он выглядел очень гордым.

— Да! Это моя девушка!

Её подруга бежит к своему парню, чтобы разделить с ним победный поцелуй.


Милли не может не думать о том, как идеально эти двое подходят друг другу. Она возвращается к столу, чтобы сесть, а вот Финн, наоборот, встаёт, чтобы отправиться на сцену и исполнить песню, под которую уже другая пара будет танцевать, поскольку Сэди поймала букет.

Он поёт «I’m your man» Майкла Бубле, и Браун удивляется тому, что композиция не в его любимом жанре рока, но ей определённо очень нравится. Она наблюдает за тем, с каким удовольствием импровизированная «группа» играет и как Финн с головой поглощён музыкой. В то же время Синк и Маклафлин неумело танцуют, а Милли и Ноа смеются, а потом присоединяются к ним, в какой-то момент начиная просто дурачиться.


Когда песня заканчивается, Финн меняется местами с Сэди. Подруга встала перед микрофоном, а парень спрыгнул со сцены, быстро направляясь к ней.

— Ты разрешишь мне пригласить тебя на танец? — несколько взволнованно спрашивает он. — Это будет кое-что романтическое, не психоделический рок, я обещаю, — настаивает Вулфард, протягивая ей руку.

И она, конечно, принимает её. Они оба стоят по середине зала, когда Синк начинает петь. Через несколько секунд после этого парень кладёт свою свободную ладонь Милли на талию, притягивая её ближе к себе, и смотрит ей прямо в глаза, вызывая у неё электрический разряд во всём теле.


— (You’re still the one) (Ты всё ещё единственный)

You’re still the one I run to (Ты всё ещё единственный, к кому я бегу)

The one that I belong to (Единственный, кому я принадлежу)

You’re still the one I want for life (Ты всё ещё единственный, с кем я хочу прожить жизнь)…


У Сэди, оказалось, был невероятно потрясающий и чистый голос, и Милли удивлённо слушала её пение.


— Тебе нравится? — спрашивает Финн, пока они медленно двигаются под музыку.

— Очень, — отвечает девушка и соединяет их лбы, вызывая у Вулфарда нежную улыбку.


— (You’re still the one) (Ты всё ещё единственный)

You’re still the one that I love (Ты всё ещё единственный, кого я люблю)

The only one I dream of (Единственный, о ком я мечтаю)

You’re still the one I kiss good night (Ты всё ещё единственный, кого я целую перед сном)…


— Я думал о том, что тебе может не понравиться. — Он чуть хмурится. — Это ведь несколько… тривиально.

Браун смеётся, а парень заставляет её покрутиться вокруг своей оси, из-за чего подол её платья красиво струится по воздуху.

— Ты прав, очень тривиально. — Она улыбается уголками губ. — Но мне всё равно очень нравится.

Милли обхватывает его обеими руками за шею, уткнувшись лицом в грудь Вулфарду, а тот обнял её за талию, зарываясь носом в волосы на макушке.


— I’m so glad we’ve made it (Я так рада, что мы не послушали их)

Look how far we’ve come, my baby (Взгляни, как далеко мы зашли, малыш)…


Оставшуюся часть вечера они с Финном ни на секунду не расцепляют их соединённые руки. Как по волшебству, они действуют очень слажено и синхронно. Девушка не знает, как долго это продлится, но в любом случае это заставляет её чувствовать бабочек в животе. Она знает, что этот пузырь с прекрасной реальностью, который образуется вокруг них каждый раз, когда они находятся вместе, так или иначе когда-нибудь лопнет, но впервые она не боится неопределённого будущего, которое её ждёт рядом с Вулфардом. Она просто хочет чувствовать себя любимой и спокойной рядом с ним.


— Скорее! — приговаривает Финн, когда они бегут по саду.

Он не отпускает её руку, ведя за собой, а Милли даже не знает, в какой именно части сада они находятся, но разве это вообще имеет значение?

— Уже почти полночь, а я хочу, чтобы это было именно сегодня.

— Было что? — несколько растерянно спрашивает девушка.

Торжество ещё не закончилось, и они даже не попрощались с молодожёнами. Он просто взял и потянул её за руку Бог знает куда.

— Узнаешь, — шепчет Вулфард.


Наконец-то они останавливаются у берега небольшого декоративного прудика. Только луна и звёзды составляют им сейчас компанию, и Браун понятия не имеет, что вообще происходит. Финн же смотрит на неё с уверенностью, беря обе её руки в свои, глубоко вздыхает и широко улыбается.

— Что?.. — начинает девушка, неуверенно закусывая нижнюю губу.

— Я люблю тебя, — говорит он без лишних предисловий, и она сразу чувствует настоящий хаос, в который превращаются её сердце и душа от этих трёх простых слов. — И я думаю, что всегда любил. Я имею в виду, с тех пор, как я встретил тебя, я не прекращал любить тебя ни на секунду. Да, я был тем ещё идиотом, да и вёл себя, как последний подонок. Просто я думал, что ты не чувствуешь ко мне того же, что и я. Я не был уверен, я слишком много сомневался, действительно ли ты любишь меня, и это заставило меня совершить ряд ошибок, которые причинили тебе боль. Я знаю, что был той ещё сволочью, и мне нет прощения…

— Финн… — пытается прервать его Браун, чтобы начать всё отрицать.

— Сначала выслушай меня, — просит он, крепче сжимая её пальцы. — После всего, что я сотворил с тобой, Миллстер, ты всё равно здесь, рядом со мной. Почему? — Девушка приподнимает бровь, с подозрением глядя на него. — Потому что ты любишь меня?

— Ты только сейчас это понял?

Вулфард качает головой, прикрывая глаза.

— Просто я понял, что таков твой способ показать мне, что ты любишь меня. Ты верная, Миллстер. Мы никогда не говорили об этом, но я знаю, что это продлится до конца твоих дней. Это не прекратится независимо от того, что я сделаю. Ты всё равно будешь здесь. — Он подносит их сцепленные руки к своим губам и целует её пальцы. — Я не хочу ничего требовать от тебя в этой жизни, потому что теперь я буду посвящать себя каждой секунде, которую ты мне подаришь, и я вознагражу тебя за это, я обещаю. Я проведу всю свою жизнь, почитая тебя, заботясь о тебе. Я буду самым лучшим, потому что я должен быть лучше для тебя. — Глаза Милли наполняются слезами, потому что это всё, что она когда-либо хотела услышать от него. — Я не заслуживаю тебя, я знаю, но я обещаю, что, если ты дашь мне ещё один шанс, я посвящу всего себя тебе, пытаясь заслужить тебя. Ты моя девушка, Миллстер, и прежде всего я хочу поделиться своим счастьем с тобой.

Вдруг парень встаёт на одно колено, и у Браун начинается паника.

— Что ты делаешь? — взволнованно спрашивает она. — Что ты делаешь, Финн? Вставай! — требует она, но тот просто игнорирует её и вытаскивает из кармана кольцо. — Что, чёрт возьми, ты делаешь?

Он смеётся и удобнее перехватывает её ладонь.

— Милли Бобби Браун… — высокопарно начинает он, но девушка его прерывает.

— Не делай этого, Вулфард! Сумасшедший! Мне девятнадцать лет, мне только-только должно исполниться двадцать. Как ты попросишь меня выйти за тебя замуж? Тебе двадцать один, и нам негде жить! — Она прикрывает лицо свободной рукой. — Мы в чёртовой психиатрической клинике! Что с тобой случилось?

— Милли…

— Я серьёзно, я слишком молода для этого.

— Милли…

— Я не выйду замуж! Я даже не окончила университет!

Финн, смеясь, встаёт с колен и обхватывает её за щёки ладонями, чтобы она прекратила уже говорить.

— Да послушай же меня на секунду, дьявольская девчонка! — шутливо ругается он, и Браун немного успокаивается, чтобы наконец-то услышать то, что он хочет ей сказать; Вулфард внимательно смотрит на неё, а затем одобрительно кивает. — Да, соглашусь, это кольцо с обязательством… — Он показывает ей ювелирное украшение. — Это серебро с маленьким зелёным камнем. Это не так традиционно, но я и не собираюсь просить тебя о браке. По крайней мере, пока, — коротко хохочет он. — Но я хочу подарить его тебе в знак того, что я буду верным, терпеливыми, терпимыми, почтительными, буду ждать тебя и ещё многое-многое другое, но самое важное — это моё обещание. Я обещаю провести остаток своей жизни, заботясь о тебе. — Улыбка появляется на лице Милли, и по её щекам катятся слёзы, когда она согласно кивает. — Это будет символ, Миллстер. Это моё самое настоящее обещание, что теперь всё будет по-другому.

— И я принимаю его при условии, что ты позволишь мне пообещать тебе всё то же самое, — отвечает ему Браун с уверенностью. — Несмотря ни на что, позволь мне быть тем, кто существует для тебя. Всегда. Я тоже люблю тебя, Финн Вулфард.

Счастливая улыбка озаряет лицо парня.

— Я люблю тебя больше, Миллстер, — говорит он прежде, чем обхватить Милли за талию, чтобы оставить на её губах самый сладкий поцелуй и таким образом скрепить их обещания.

Комментарий к Часть 21

Песни, которые встречаются в этой главе (порядок сохранён):

1) All I Want Is You — U2;

2) Wonderful Tonight — Eric Clapton;

3) Unchained Melody — The Righteous Brothers;

4) I’m Your Man — Michael Bublé;

5) You’re Still The One — Shania Twain.


========== Часть 22 ==========


— После завтрака я полулежал в низком садовом кресле, пытаясь читать. Вдруг две ловкие ладошки легли мне на глаза: это она подкралась сзади, как бы повторяя, в порядке балетных сцен, мой утренний манёвр. Её пальцы, старавшиеся загородить солнце, просвечивали кармином, и она судорожно хохотала и дёргалась так и сяк, пока я закидывал руку то в сторону, то назад, не выходя при этом из лежачего положения. Я проезжал рукой по её быстрым и как бы похохатывающим ногам, и книга соскользнула с меня, как санки, и мистрис Гейз, прогуливаясь, подошла и снисходительно сказала: «А вы просто шлёпните её хорошенько, если она вам мешает в ваших размышлениях. Как я люблю этот сад», — продолжала она без восклицательного знака…


Милли читала роман вслух. Она была очень сосредоточена на тексте перед её лицом, но всё равно чувствовала руки, которые обнимали её за талию, и дыхание, которое ласкало её кожу шеи. Для неё чтение было очень увлекательным занятием, но оно точно не было таковым для того, кому она читала. Парень всё старался сосредоточиться на её словах, а не на её голосе, но не слишком успешно.


— «А это солнце, разве это не рай» (вопросительный знак тоже отсутствует). И со вздохом притворного блаженства несносная дама опустилась на траву и загляделась на небо, опираясь на распяленные за спиной руки, и вдруг старый серый теннисный мяч прыгнул через неё, и из дома донёсся несколько надменный голос Лолиты: «Pardonne, maman. Я не в тебя метила». Разумеется, нет, моя жаркая, шелковистая прелесть!..


— Могу я задать вопрос? — Голос Финна останавливает её, поэтому она отрывается от книги и поворачивает голову так, чтобы смотреть ему в лицо.

Они сидят между книжными стеллажами в одном из проходов прямо на холодном полу. Вулфард привалился к одному из шкафов и вытянул ноги вперёд, а между ними уютно устроилась с экземпляром «Лолиты» Милли, откинувшись спиной ему на грудь.

— Нет, я буду читать дальше…

— Ну, подожди, — настаивает парень, по-детски надувая губы, и только эта милая реакция убеждает её всё-таки послушать его.

— Хорошо, — говорит она, игриво закатывая глаза.

— Я ведь правильно понял: Гумберту тридцать семь лет, а ей всего двенадцать? — спрашивает Финн, хмурясь.

— Всё верно, — отвечает девушка, пожимая плечами, как будто в этом не было ничего такого.

— Миллстер, — начинает он и на секунду смотрит на неё почти сурово, — ты читаешь мне книгу о педофилии?

Смех Браун отскакивает от книжных полок, уносясь куда-то в тишину библиотеки, когда она увидела возмущённое лицо парня.

— А ты, Финнли, думал, что тут просто так два главных героя: взрослый мужчина и нимфетка? — спрашивает она, широко улыбаясь.

— Ну, я даже не думал в таком контексте… — честно признаётся он, а потом начинает гримасничать. — Я не знаю, хочу ли я продолжать слушать дальше, потому что это очень странно.

Милли откладывает роман в сторону и со вздохом оборачивается к нему, удобнее укладывая свою голову у него на ключице, и Финн тут же мягко целует её в лоб.

— Мы должны раздвигать границы нашего сознания, малыш, — говорит Браун и поднимает одну руку вверх, чтобы нажать пальцем на кончик носа парня.

— Ты только что назвала меня малышом? — Снова хмурится Вулфард, перехватывая её ладонь. — Ты серьёзно?

— Всё так и было, любимый, — отвечает девушка, вкладывая в последнее слово больше насмешки, чем чувств.

— Мне так не нравится, любимая.

— А мне всё равно. — И очень по-взрослому показывает ему язык.

— Тогда ты должна позволить мне называть тебя деткой, — шепчет ей на ухо Финн.

Милли сразу же крупно вздрагивает, потому что его хриплый голос буквально сводит её с ума. Она его просто обожает.

— Даже не думай об этом. — Грозит она ему пальцем. — Я уже говорила тебе, что мне это не нравится. Все эти прозвища больше похожи на то, что ты попросту забыл моё имя и теперь боишься ошибиться.


На этот раз смеётся парень, а затем целует её в ухо. Она тут же начинает ворчать, ведь он прекрасно знает, что это ей тоже не нравится. В итоге у них завязывается шуточная борьба, которая заканчивается нотациями миссис Буоно, ругающей их за то, что они шумят в библиотеке.

***

— Поторопись! — кричит Милли, пока спешно идёт вдоль коридора клиники.

Финн же следует за ней буквально по пятам, но очень неторопливым шагом.

— Мы уже серьёзно опаздываем! — Её голос звучит взволнованно.

— Это Джо, Миллстер, он не будет нас ругать. — Финн закатывает глаза, за что и получает небольшой шлепок от строго смотрящей на него девушки.

— Да, но мне не нравится опаздывать. — Она всё-таки замедляет темп ходьбы, потому что они уже почти пришли.


Они заснули в одном кресле в общей комнате корпуса B, поэтому немного опоздали. Им пришлось поспешить, чтобы добраться до кабинета вовремя. Но вот что Милли может с собой поделать, если с Вулфардом она буквально теряется во времени?


Когда они наконец-то заглядывают в кабинет групповой терапии, то понимают, что их наставник ещё не прибыл, поэтому в тот момент, когда Браун уже собирается войти внутрь, парень останавливает её, обхватив руками за талию, и подтягивает к себе, быстро целуя в губы. Милли очень любит его поцелуи, но всё равно смотрит на него неодобрительно.


— Ну же, это серьёзно, — бурчит она, а Финн смеётся.

Они вместе заходят в кабинет, в котором уже собрались почти все их друзья.

— Явились, любовнички, — ворчит Гейтен. — Джо сказал, что он, возможно, немного опоздает, — тут же добавляет он.


Они садятся между Калебом и Ноа, но из-за того, что терапия ещё не началась, Вулфард тянет её на себя, чтобы она села ему на колени. Ей не хотелось этого признавать, но она просто обожает, когда Финн обнимает её за талию и утыкается носом ей в шею, как будто так и должно быть. Лучшее место в мире, по её мнению, — это его объятия.


— Мы должны сделать что-нибудь все вместе на днях, — начинает Ноа с застенчивой улыбкой. — Теперь, когда вы вместе, мы вас почти не видим.

— Вот-вот! Каждый раз, как не встречу их, они буквально слюной друг на друга капают, — соглашается Маклафлин, заставляя Милли ошарашено приоткрыть рот и покраснеть.

— Вот кто бы говорил, — парирует Вулфард, закатывая глаза. — Первую неделю после того, как вы с Сэди начали встречаться, вы даже в туалет ходили вместе, пока не уединились у девочек в комнате, выгнав оттуда Миллстер.

Это вызывает у Браун улыбку, и она невольно расслабляется.

— И я могу подтвердить это! — добавляет она, поднимая вверх одну руку.

Калеб так по-детски показывает им язык, что смеются уже все.


Вскоре Джо заходит в кабинет, но не один. Рядом с ним была знакомая всем рыжеволосая девушка.

— Детишки! — восклицает он. — У нас новый член группы! — И указывает на Сэди.

Почти все встают, чтобы поприветствовать Синк. На самом деле, та уже давным-давно хотела перейти к ним в группу, и вот, наконец-то, у неё это получилось.

«Ещё одна причина отпраздновать», — думает Милли.

— Ладно, а теперь пора начинать. Садитесь каждый на своё место, — говорит Кири, в упор глядя на Браун и Вулфарда.

***

Вечером, после ужина, Милли и Финн задерживаются в столовой, болтая о всякой ерунде. Когда уходит последний работник, они тихо прокрадываются по коридорам к комнате Браун, как они делали это уже много раз. Парень обычно желает ей спокойной ночи и уходит к себе.

Однако в этот раз, когда девушка открывает дверь, они оба сталкиваются с несколько откровенной сценой между Сэди и Калебом, поэтому почти сразу выходят обратно, прикрыв от отвращения глаза.


— Мне нужен нож, чтобы выколоть себе глаза! — потрясённо выдыхает Милли, утыкаясь лицом в грудь Вулфарда.

— Я думаю, меня сейчас стошнит, — отвечает он ей в тон, гримасничая. — Это было противно.

— Вот именно.

Дверь снова открывается, являя им уже более презентабельно выглядящую и раскрасневшуюся Синк.

— Если ты собираешься заниматься этим, то хотя бы предупреждай меня! Господи, у меня психологическая травма!

Подруга пожимает плечами.

— Прости, я просто сошла с ума.

— Мы это заметили, — насмешливо добавляет парень.

— В общем, скажи, что мне нужно сделать, чтобы ты переночевала с Финном?

Голос Сэди очень расслаблен, а вот Милли до сих пор не может прийти в себя после увиденного.

— Ты знаешь.

— Пользуйся возможностью, Вулфард, — говорит из комнаты Калеб.

И после этого из щели между дверью и косяком появляется рука Маклафлина с зажатой в ней подушкой, пижамой и зубной щеткой.

— Спасибо, милый, — воркует Синк, а затем передает вещи Браун. — Ну, раз на этом всё, то тогда спокойной ночи.

— И куда я, по-твоему, пойду? — возмущается Милли.

— Видимо, ко мне, — говорит Финн, как будто это самая очевидная вещь на свете, а их подруга смеётся.

— В точку, Вулфард. Ещё раз спокойной ночи! — Машет им рукой Синк, подмигивая, и исчезает за дверью комнаты.

Но Браун не сдаётся. Она начинает стучаться, чтобы её впустили обратно.

— Сэди! Открой! — приглушённо кричит (всё-таки ночь на дворе) она. — Ты не можешь этого сделать!

— Я уже это сделала, не беспокойся! — Раздаётся голос изнутри, и Браун окончательно понимает, что в комнату её уже никто не впустит.

Ну вот, она снова будет спать не в своей кровати.

— А ты даже не помог, — упрекает она Финна, прежде чем направиться вместе с ним в сторону 25В.

Парень же хохотнул и просто обнял её за плечи рукой.


Оставшуюся часть пути они ни о чём не говорят. Милли почему-то сильно нервничает и ничего не может с этим поделать.

class="book">— Ты в порядке? — спрашивает её Вулфард, когда они заходят в комнату.

— Да, — не слишком правдоподобно врёт она. — Мне нужно… переодеться.

Она тут же спешит в ванную с пижамой, прежде чем парень заметит, что именно с ней происходит.

Девушка вдумчиво возит зубной щёткой во рту и даже немного расслабляется, но ровно до тех пор, пока в дверь не постучали.

— Да?

— Миллстер, мне тоже нужно почистить зубы.

Милли щёлкает задвижкой и позволяет ему зайти, а затем присаживается на край ванны, с улыбкой рассматривая его.

— Что? — спрашивает Финн, выдавливая пасту на щётку.

— Мне нравится твоя пижама. — Браун одними глазами указывает на его штаны.

— Ну, они хоть и странно выглядят, но они в полоску и мягкие. И да, мне тоже нравится твоя пижама, — отвечает Вулфард, подмигивая ей.

Они вместе чистят зубы, и девушка не перестаёт восхищённо его разглядывать.

— Ну что, ты готова?

— Да, мне просто… нужно в туалет.


Парень быстро целует её в висок и уходит из ванной комнаты. Когда она заканчивает все свои дела, то выключает свет и выходит. Она видит, как Финн прикидывается спящим, и не может сдержать смех, потому что это выглядит очень мило. Милли подходит к его кровати и с удобством устраивается на свободной части матраса, прежде чем щёлкнуть выключателем светильника на прикроватной тумбочке.

Почему она нервничает, оставаясь с ним наедине на ночь? Вулфард ведь обещал ей, что будет ждать и уважать её, так что у неё не было никаких причин сомневаться в нём.

Через несколько секунд она чувствует, как его рука обнимает её за талию и тянет её ближе к нему. Он спутывает их ноги и утыкается носом ей в затылок, и Браун понимает, что ещё никогда не чувствовала себя так близко к Финну. Они дышат в унисон, а их сердца одинаково бешено колотятся в груди. И почему-то именно сейчас ей кажется, что она никогда не любила его сильнее, чем в это самое мгновение.

***

В один из февральских дней Ноа заставляет их сидеть и смотреть фильмы в комнате групповой терапии, куда Джо притащил им телевизор.

Они проводят там почти весь день, с обеда до полуночи. Сначала они посмотрели «Побег из Шоушенка», потом «Большой куш», «Четвёртый вид» и «Эффект бабочки», и теперь они выбирали, что им посмотреть дальше, потому что все хотели ещё.


Милли нравилось это, потому что ей не нужно было идти в библиотеку или на консультации и осмотры. Она просто посвящает себя тому, что смеётся со своими друзьями и обнимает своего парня. Они все вместе едят пиццу, которую Кири добродушно привёз им из города. Им очень весело, поэтому ни один фильм не проходит в тишине — кто-то всегда влезал со своими глупыми комментариями в самый напряжённый момент, из-за чего все начинали хохотать, а сама сцена теряла всю свою серьёзность и значимость (на самом деле, это был не просто кто-то, а именно Вулфард).


— О чём он? — спрашивает Ноа, когда на экране начинается «Игра в имитацию».

— Речь идёт об Алане Тьюринге, которого правительство нанимает для дешифрации немецкой шифровальной машины «Энигма». А ещё он оказывается гомосексуалистом, и его судят за это! — оживлённо рассказывает Калеб, который лежал головой на коленях Синк, мягко поглаживающей его по волосам. Все остальные посмотрели на него возмущённо. — Что? Я просто уже смотрел этот фильм.

— Чёрт, ты всё проспойлерил!


Гейтен кидает в него подушку, и вскоре между Матараццо, Маклафлином и Сэди, которая оказалась втянута в это чисто за компанию, завязывается глупый бой подушками, которые они все притащили сюда из своих комнат. Милли же просто закатывает глаза и оглядывается на своего парня — тот обнаруживается спящим на краю дивана. Девушка хватает свою подушку и начинает мягко возить ею по его лицу до тех пор, пока он не приоткрывает сонные глаза.


— Миллстер… — с упрёком бормочет он, — разве тебе не жаль бедного меня? — Браун смеётся, придвигаясь ближе. — К тому же ты могла бы разбудить меня поцелуем. — Финн надувает губы, и Милли думает, что это самая милая вещь в мире. — А ну иди сюда. — Он притягивает её к себе за талию, пока она не оказывается лежащей у него на груди. — Теперь ты должна мне поцелуй.

Браун приподнимает голову и вдумчиво целует его, настолько, что они просто теряются в пространстве и времени до тех пор, пока одна из подушек не прилетает в них.

— Идите в комнату! — кричит им Сэди, усмехаясь, и это заставляет их разорвать поцелуй.

Девушка отстраняется и тут же краснеет.

— Ну, мы не такие, как ты и Калеб! — сразу же парирует Финн, чем обостряет войну подушками, в которую оказываются втянуты уже все.


В итоге всё заканчивается настоящей разрухой в кабинете групповой терапии и окончательно забытым фильмом, но Милли всё равно считает, что это один из лучших вечеров в её жизни.

***

Как-то раз Милли и Сэди отправляются к себе в комнату после просмотра фильма «Ла-ла Ленд».

Перед тем, как лечь спать, они болтают о краске для волос. Это кажется Браун самой глупой темой в мире, но она ведь не может поговорить об этом с Ноа или Финном. Синк рассказывает ей, что однажды она красилась в красный, и Милли считает, что это просто потрясающе. Не у всех есть смелость сделать это с собой. Например она сама никогда не делала ничего подобного. Лишь раз, когда она только-только поступила в университет, она пошла к парикмахеру, чтобы подобрать себе новый имидж, но в итоге испугалась и всё, что попросила, — это убрать секущиеся кончики.


Через некоторое время они засыпают, однако, ненадолго, потому что внезапно в их комнату врывается музыка, которая будит их обоих.


— Though I’ve tried before to tell her (Я и раньше пробовал сказать ей)

Of the feelings I have for her in my heart (О тех чувствах, что я питаю к ней)

Every time that I come near her (Каждый раз, когда я приближаюсь к ней)

I just lose my nerve as I’ve done from the start (Я теряю уверенность, и всё начинается заново)

Every little thing she does is magic (Каждая мелочь, которую она делает, волшебна)

Everything she does just turns me on (Что бы она ни делала, это меня заводит)

Even though my life before was tragic (Не смотря на то, что до неё в моей жизни было полно печали)

Now I know my love for her goes on (Сейчас я уверен, что люблю её)…


— Пожалуйста, скажи мне, что ты тоже слышишь это и что это не какой-нибудь галлюциногенный приход, — испуганно просит Сэди, и это вызывает улыбку у Милли, когда она качает головой.


— Do I have to tell the story (Нужно ли рассказывать историю)

Of a thousand rainy days since we first met? (О тысяче хмурых дней, предшествующих нашей встрече?)

It’s a big enough umbrella (Наше знакомство — огромный зонтик)

But it’s always me that ends up getting wet (Но я всё равно умудрился промокнуть)

Every little thing she does is magic (Каждая мелочь, которую она делает, волшебна)

Everything she does just turns me on (Что бы она ни делала, это меня заводит)

Even though my life before was tragic (Не смотря на то, что до неё в моей жизни было полно печали)

Now I know my love for her goes on (Сейчас я уверен, что люблю её)…


— Да, Сэдс, это реально! — кричит Браун, вскакивая с постели.

Она накидывает на пижаму халат, пока Синк обувает тапочки, и они обе подходят к окну, чтобы увидеть своих друзей, которые размахивали в воздухе включёнными фонариками, пока Финн пел и играл на гитаре.

— Этого не может быть… — бормочет Милли, прикрывая рот ладонью.


— I resolved to call her up (Я решался позвонить ей)

A thousand times a day (По тысяче раз за день)

Ask her if she’ll marry me (Просил её руку и сердце)

In some old fashioned way (Самым банальным способом)

But my silent fears have gripped me (Но от страха я словно проглатывал язык)

Long before I reach the phone (Не успев взять телефон)

Long before my tongue has tripped me (Не успев связать и слова)

Must I always be alone (Разве я обречён на одиночество?)…


Финн восторженно смотрел прямо на неё, волнуя своим голосом, и Милли ничего не могла с собой поделать. Её сердце просто замерло, а на лице была самая глупая и счастливая улыбка. Он действительно такой романтик… Это песня была одной из её самых любимых, но всё становилось ещё более особенным, потому что он пел её у неё под окнами.


— Every little thing she does is magic (Каждая мелочь, которую она делает, волшебна)

Everything she does just turns me on (Что бы она ни делала, это меня заводит)

Even though my life before was tragic (Не смотря на то, что до неё в моей жизни было полно печали)

Now I know my love for her goes on (Сейчас я уверен, что люблю её)…


Оставшуюся часть песни Браун пытается сдержать слёзы, но у неё всё равно этого не получается. Её переполняли счастье, нежность и любовь. Вулфард в очередной раз нашёл способ вызвать в ней этот поток неконтролируемых эмоций.

Когда мелодия заканчивается, Финн размахивает руками и кричит ей, что любит её. Это окончательно будит жителей соседних комнат, которые были возмущены ночным шумом, но Милли это не волнует, поэтому она отвечает ему, посылая воздушный поцелуй, что любит его сильнее.


Затем Вулфард снова начинает играть, но в этот раз поёт уже Калеб, посвящая песню «Lips like sugar» Сэди. И Браун видит, как её соседка тает рядом с ней.


Вот так девушки из комнаты 11B получают в полночь первую в их жизни серенаду. Первую из многих.

***

— Ты когда-нибудь думала о том, как назовёшь наших детей?

Услышав этот вопрос, Милли сразу же распахивает глаза и склоняет голову, чтобы посмотреть на любопытного парня.

Это была суббота, поздний вечер, и они вдвоём лежали на покрывале на траве (да, в крытом саду клиники она была даже зимой), глядя на звёзды в небе. Да-да, это было то, что обычные люди называют «романтическим свиданием».

— Честно говоря, я никогда не думала о них, но мне нравится твоя инициатива, — насмешливо отвечает она, и Финн показывает ей язык.

— Я серьёзно.

— Я тоже. — Девушка прикусывает нижнюю губу. — Прости, но мне пока нравится мечтать о том, какой у нас будет дом, потому что дети — это не самые мои сильные стороны.

— Ну, я рад, что ты мечтаешь о нашем будущем, — говорит он и берёт её левую ладонь, чтобы поцеловать пальцы. — Где ты хочешь, чтобы мы жили?

— В Чикаго, — отвечает она без колебаний, и улыбка появляется на её губах. — Я хочу, чтобы это было в районе, где находятся театры. — Одна мысль об этом заставляет её приятно вздрогнуть. — Я хочу, чтобы мы жили в мансарде, но потом, когда мы… заимеем потомство. — Её щёки неминуемо краснеют, когда она говорит об этом. — Мы переедем в пригород, чтобы вырастить их в более спокойной обстановке.

— Тогда ты всё-таки думаешь о наших детях, — подмечает улыбающийся Вулфард, и Милли хочет прикрыть смущённое лицо руками, но он ей этого не позволяет. — Эй, не стесняйтесь, я тоже много думаю об этом, и мне нравится твой план.

— Правда?

— Правда. Мы должны пожить в городе, а затем перебраться в пригород, купить большой дом, где мы состаримся вместе. — Идея сидеть на крыльце в креслокачалках вместе, седыми и прожившими замечательную жизнь, казалась ей просто восхитительной. Ей бы действительно хотелось, что так всё и случилось. — И наши дети будут навещать нас.

— Дети? — повторяет Браун с любопытством. — Во множественном числе? То есть, ты хочешь нескольких?

— Двоих. — Девушка фыркает над словами Вулфарда. — Что?

— Ты не тот, кто будет их вынашивать, так что всё зависит от меня, — отвечает она.

— Миллстер, — наигранно упрекает её парень с улыбкой на лице, — но в таком случае Финну Младшему будет одиноко.

Как только он это произносит, Милли снова пробивает на смех.

— Финн Младший? — спрашивает она в перерыве между смешками. — Ну уж нет, в моей жизни ты останешься единственным ребёнком с именем Финн.

— Тогда?.. — Финн вопросительно приподнимает бровь. — Как?

— Ну, мне нравится имя… — она задумывается на несколько минут, рассматривая звёзды над ними, пока её внезапно не озаряет. — Майкл! — восклицает она, и улыбка на лице Вулфарда просто бесценна.

— Мне нравится, — соглашается он и кивает. — Но ещё я бы хотел назвать его в честь отца… — Лицо парня меняется, и Браун ласково гладит его по щеке.

— Ты можешь любить оба имени, ведь оба могут быть мальчики. — Его взгляд сразу же теплеет. — Но что, если одна всё-таки будет девочка?

— Если это будет девочка, мы должны назвать её… Эл.

— Эл? — Милли склоняет голову набок, наблюдая за тем, как он смущается. — Никогда не слышала о таком имени.

— Ну, на самом деле, это сокращённо от Элеоноры, — спокойно объясняет он. — Просто была такая очень популярная и известная в начале двадцатого века итальянская актриса, Элеонора Дузе. А ты ведь тоже хочешь быть актрисой…

Глаза Браун блестят, а на её лице расцветает совершенно счастливая улыбка. Она без предупреждения целует парня в губы, и Вулфард отвечает ей, обнимая её щёки ладонями. Это очень тихий, спокойный и нежный поцелуй, без капли страсти и безумства. Ей просто захотелось выразить ему свою признательность.

— Мне нравится, — шепчет она ему в губы и снова коротко целует. — Но знаешь, что нравится мне ещё больше?

— Что? — спрашивает Финн с любопытством.

— Мечтать с тобой.

— О! Ну тогда давай продолжать мечтать вместе. Если мы будем делать это и дальше, то тогда всё обязательно сбудется, — отвечает парень, легко пожимая плечами.

И Милли согласно кивает, потому что она доверяет ему.

Комментарий к Часть 22

Песни:

1) Every Little Thing She Does Is Magic — The Police

2) Lips like sugar — Echo and the bunnymen.


«Немного» флаффа


========== Часть 23 ==========


Это печальный день.


Это один из тех дней, когда ты вроде и счастлив, но тебе всё равно хочется плакать, и сдерживаться очень сложно, потому что эмоции переполняют тебя, не давая свободно вдохнуть. Вот и Милли не может вдохнуть, тихо рыдая в объятиях Финна, но на самом деле они должны улыбаться и слушать эту глупую песню, которую зачем-то включил Джо. Всем вокруг было буквально запрещено лить слёзы (их предупредили об этом заранее).


When I look into your eyes (Когда я смотрю в твои глаза)

I can see a love restrained (Я вижу сдерживаемую любовь)

But darling when I hold you (Но, милая, когда я обнимаю тебя)

Don’t you know I feel the same (Неужели ты не знаешь, что я чувствую то же самое?)

‘Cause nothing lasts forever (Ведь ничто не длится вечно)

And we both know hearts can change (И мы оба знаем, что чувства могут измениться)

And it’s hard to hold a candle (И тяжело держать свечу)

In the cold November rain (Под холодным ноябрьским дождём)…


Милли, Финн, Ноа, Гейтен, Сэди и Джо стоят все вместе перед Калебом, который буквально застыл в центральных дверях клиники. Другие пациенты подходят посмотреть, что здесь происходит, пока вся их группа пытается сохранять хоть какое-то спокойствие, а в особенности Синк, которая борется с собой больше всех.


We’ve been through this (Мы прошли через это)

Such a long long time (Такое долгое-долгое время)

Just trying to kill the pain (Просто пытаясь убить боль)

Yeahh… (Да…)

But lovers always come (Но влюблённые всегда встречаются)

And lovers always go (И влюблённые всегда расстаются)

And no one’s really sure (И никто на самом деле не уверен)

Who’s letting go today (Кто кого сегодня отпускает)

Walking away (Уходя навсегда)…


Маклафлин смотрит на свою девушку с нежной улыбкой, и Браун задаётся вопросом: «А почему он не плачет?» — но потом вспоминает, что Калеб — пускай и покидает их — теперь свободен. Он снова здоров, ему удалось завершить свой курс лечения. Его выписали из психиатрической клиники, так что он настоящий герой.

Все продолжают вслушиваться в слова песни, как будто это единственное, что сдерживает их слёзы. И Милли первая подходит к другу, чтобы крепко обнять его на прощание.


If we could take the time (Если бы мы могли сделать паузу)

To lay it on the line (Чтобы расставить всё по своим местам)

I could rest my head (Я мог бы дать отдохнуть моей голове)

Just knowing that you were mine (Просто зная, что ты — моя)

All mine (Вся моя)

So if you want to love me (Так что, если ты хочешь любить меня)

Then darling don’t refrain (Милая, не сдерживай свои чувства)

Or I’ll just end up walking (Иначе я просто перестану идти вперёд)

In the cold November rain (Под холодным ноябрьским дождём)…


Милли отстраняется и кладёт свои ладони на щёки Маклафлина, грустно улыбаясь ему, и он отвечает ей такой же печальной улыбкой. Они оба коротко глупо смеются, и девушка отходит назад.

Следующим к Калебу подходит Финн. Они крепко пожимают друг другу руки и дружески похлопывают, приобнявшись, по спине.


Do you need some time (Нужно ли тебе немного времени)

On your own (Чтобы побыть с собой наедине?)

Do you need some time (Нужно ли тебе немного времени)

All alone (Чтобы побыть одной?)

Everybody needs some time (Каждому нужно немного времени)

On their own (Чтобы побыть с собой наедине)

Don’t you know you need some time (Разве ты не знаешь — тебе надо немного времени)

All alone (Чтобы побыть одной)…


Вулфард возвращается на своё место рядом с Милли, когда Ноа подходит к другу следующим. Он сначала хотел повторить действия Финна, но в итоге они просто крепко обнялись.


I know it’s hard to keep an open heart (Я знаю, это трудно — держать сердце открытым)

When even friends seem out to harm you (Когда даже друзья, похоже, могут причинить тебе боль)

But if you could heal a broken heart (Но если бы ты смогла исцелить разбитое сердце)

Wouldn’t time be out to charm you (Неужели не было бы времени, чтобы очаровать тебя?)…


Следующим подходит попрощаться Гейтен. Браун видит, как тяжело Матараццо расставаться с лучшим другом, ведь они двое были очень близки, потому что попали в эту клинику почти в одно и тоже время.


Sometimes I need some time (Иногда мне нужно немного времени)

On my own (Чтобы побыть с собой наедине)

Sometimes I need some time (Иногда мне нужно немного времени)

All alone (Чтобы побыть одному)

Everybody needs some time (Каждому нужно немного времени)

On their own (Чтобы побыть с собой наедине)

Don’t you know you need some time (Разве ты не знаешь — тебе надо немного времени)

All alone (Чтобы побыть одной)…


Дальше следует Джо, который по-отечески обхватывает Калеба рукой за шею, притягивая к себе и шутливо потирая кулаком макушку, заставляя парня широко заулыбаться.


And when your fears subside (И когда твои страхи отступят)

And shadows still remain (А тени всё ещё останутся)

I know that you can love me (Я знаю, что ты можешь любить меня)

When there’s no one left to blame (Когда не останется никого, кого можно было бы винить)

So never mind the darkness (Так что не бери в голову тёмные мысли)

We still can find a way (Мы всё ещё можем найти путь)

‘Cause nothing’ lasts forever (Ведь ничто не длится вечно)

Even cold November rain (Даже холодный ноябрьский дождь)…


Последней к Маклафлину подходит Сэди. Точнее как «подходит»… Она буквально на полной скорости врезается в него, обхватывая его руками за туловище и утыкаясь лицом ему в грудь, громко рыдая. Калеб пытается её успокоить, но сам едва сдерживает слёзы.


Don’t ya think that you (Не думаешь ли ты, что тебе)

Need somebody (Нужен кто-то?)

Don’t ya think that you (Не думаешь ли ты, что тебе)

Need someone (Нужен кто-то?)

Everybody needs somebody (Каждому нужен кто-то)

You’re not the only one (Ты не одинока в этом)

You’re not the only one (Ты не одинока в этом)…


Пока песня продолжает играть, все подходят к вцепившимся друг в друга влюблённым, заключая их в групповые дружеские объятия. Через несколько минут все отстраняются и берутся за руки, формируя маленький круг.


— Мы не хотим, чтобы ты возвращался, — начинает Кири. — Я не подразумеваю под этим ничего плохого. Я просто хочу, чтобы ты наконец-то с триумфом вошёл в большую жизнь. Ты заслужил этого, Кейл. Мы все будем скучать по тебе, и, если что, мы всегда будем здесь для тебя, но мы верим, что тебе это больше не понадобится. Ну, тебе достаточно вспомнить постоянные домашние задания и мой раздражающий голос, чтобы никогда не захотеть вернуться сюда, — коротко смеётся Джо. — Удачи тебе!

— Мне будет всех вас очень не хватать, но впредь я постараюсь контролировать себя. Когда я пришёл сюда, я думал, что моя жизнь на этом закончилась, но неожиданно я нашёл здесь самых лучших и близких друзей, так что спасибо вам за всё!

И они снова обнимаются все вместе.


Калеб целует свою девушку со всем спокойствием мира и подмигивает ей, обещая всегда навещать её, и Сэди немного успокаивается, отпуская его. Она прикладывает руку на сердце, глядя на него. Ей очень тяжело, но Синк искренне гордится тем, чего добился её парень. Маклафлин ещё раз всем улыбается и, подхватив свои вещи, выходит на улицу, где его уже ждут на машине родители.


Милли бессознательно сильнее обнимает Финна, когда автомобиль исчезает в воротах клиники.


Everybody needs somebody (Каждому нужен кто-то)

***

Сэди плачет очень сильно и безутешно. Это продолжается уже который час подряд, и из-за этого Милли чувствует себя беспомощной. Хотя она вместе с Финном очень старается сделать всё возможное, но они не могут успокоить подругу, которая лежала в кровати Калеба, обнимая его подушку.


— Я любила его… — говорит она между всхлипами. — А он оставил меня.

Милли и Финн чувствуют себя очень неуютно. Браун решает встать с постели своего парня, чтобы обнять свою соседку.

— Сэдс… — начинает она мягко. — Это было очень грубо. Его ведь только выписали, потому что он завершил своё лечение. Он не мог здесь остаться. — Сэди утыкается лицом ей в грудь, пока девушка продолжает: — Не обвиняй его.

— Но… — она утирает нос ладонью. — Почему он ушёл раньше меня?

— Он провёл здесь больше времени, вот почему, — спокойно объясняет Милли, поглаживая подругу по спине.

Вулфард замечает, что Синк начинает потихоньку успокаиваться. Вот всё-таки он в этом деле настоящий профан.

— Не беспокойся о нём, лучше сосредоточься на своём лечении, чтобы поскорее выбраться отсюда.

— Я тут только два месяца, Миллстер. Я не выпишусь скоро. — Голос Сэди звучит несколько взволнованно, и Браун думает о том, что, может быть, лучше позволить подруге успокоиться самостоятельно?.. — Больше всего я ненавижу, что, когда ты плачешь, а тебя пытаются успокоить, тебе всегда говорят, что всё будет хорошо. Но этого не будет, потому что это ложь! И это заставляет плакать ещё сильнее.

— Посмотри на это с положительной стороны, — вдруг вступает в их разговор Финн. — У тебя будет много времени, и, возможно, ты встретишь кого-то другого! — заявляет он с улыбкой на лице. — Я слышал, что в корпусе С есть очень симпатичные парни.

Синк на секунду перестаёт плакать, выглядя несколько смущённой. Милли тоже смущается, но в то же время хочет прибить его прямо здесь и сейчас.

— Но я не хочу другого! — кричит Сэди, снова откидываясь на подушку. — Меня не волнует кто-либо ещё. Я люблю своего папочку, свою половинку. — И начинает плакать пуще прежнего.


Браун встаёт с постели, намертво вцепляется в ладонь Финна, вытягивая его за собой прочь из комнаты, чтобы уже снаружи дать ему подзатыльник.

— Ауч! — жалуется он, обиженно глядя на неё.

— Ты идиот? — возмущённо спрашивает девушка. — Как ты вообще можешь говорить что-то подобное?

— Я просто пытался помочь… — защищается Вулфард.

— Лучше бы ты этого не делал, потому что ты знатно в этом проебался.

Милли скрещивает руки на груди и вздыхает, понимая, что сегодняшнее поведение подруги натолкнуло её саму на болезненные мысли.

— Эй, что случилось?..

Финн расслабляется, когда понимает, что она не хочет ругаться. На самом деле, она больше расстроена, чем зла.

— В какой-то момент это случится и с нами. — Девушка указывает на дверь комнаты, намекая на Сэди. — Один из нас завершит лечение, а другой останется здесь, понимаешь? Я не знаю, смогу ли я справиться с этим.

Парень сразу же мягко обнимает её, притягивая к себе максимально близко, и Милли тяжело вздыхает.

— Это будет очень печально. — Он начинает ласково поглаживать Браун по волосам. — Но тебе нечего бояться. Я дал обещание, так что, если я выйду отсюда первым, я буду ждать тебя. В нормальной жизни нет ничего интересного, если тебя не будет рядом со мной, — тихо шепчет Финн, и девушка снова на секунду замирает, слушая его голос.

Ну, может быть, Вулфард и ужасно утешает других людей, но, по крайней мере, он всегда знает, что сказать ей, чтобы успокоить и внушить доверие.

— А если я уйду первой, я хочу, чтобы ты знал, что я тоже буду ждать тебя. Как ты и сказал, в нормальной жизни нет ничего интересного, если ты не рядом.

Финн приподнимает её голову за подбородок, нежно целуя в губы и поглаживая её щёку большим пальцем.

— Мы выберемся отсюда, — уверенно заявляет он, когда они разрывают поцелуй, щекоча кончиком своего носа её.

Милли становится немного спокойнее.

— Теперь, я думаю, нам лучше вернуться к Сэди.

Вулфард кивает, и они оба заходят в комнату, чтобы вновь попытаться успокоить подругу.

***

— Это адресовано тебе. — Наталия протягивает ей письмо через стол, как только Милли входит в её кабинет. — Присядь и открой его.

Браун с любопытством берёт конверт в руки и читает на нём имя отправителя. И её сразу же охватывает волнительный трепет, когда выясняется, что это письмо от Уайатта.

— Когда оно пришло?

— Сегодня утром, — спокойно отвечает Дайер.

Девушка нетерпеливо вскрыла конверт и достала красивую открытку, на которой с одной стороны была большая ваза синих и фиолетовых гиацинтов, а с другой — написанное от руки послание.


«Привет, Миллс!


Я не видел тебя уже несколько месяцев и хотел узнать, как ты там. Надеюсь, твоё лечение проходит хорошо, и ты себя прекрасно чувствуешь. Я много думал о тебе в последнее время, поэтому купил виниловую пластику The Beatles. На самом деле, я скучаю по тебе. С тобой всегда было очень просто и легко общаться, а наши перебранки были для меня забавным развлечением. Теперь же я разговариваю только о диагностике и заболеваниях. Знаешь, будучи настоящим врачом, я понял, что ожидал не совсем этого. Нет, я не говорю, что мне не нравится, но работа в клинике была более спокойная. Всё же легче, когда в твои обязанности входит только забота о пациентах и сбор крови на анализ, хотя всё происходящее со мной сейчас на самом деле очень захватывающе. О, а ещё меня зовут доктор Олефф. Ты можешь в это поверить? Я никогда об этом не думал, это какое-то сумасшествие, но мне нравится это, нравится спасать людей. Это моя стихия, моё место в жизни. Думаю, теперь я в полной мере могу понять твою страсть к актёрскому искусству.


В первой половине дня в Нью-Йорке холодно. Это интересно, поскольку погода сильно отличается от Индианы, хотя они находятся не так далеко друг от друга.

Передай от меня всем привет, особенно Финнларду. Я хотел бы узнать о том, что вы до сих пор вместе и счастливы после того, как я ушёл, и о том, что ты цела, здорова и невредима. Мы живём только раз, Миллс, так что всем нужно пользоваться сполна.


Напиши мне, как только сможешь.


В ожидании скорого ответа от тебя,

Уайатт.


P.S. Сначала я думал о том, чтобы отправить тебе ещё и гиацинты, но они не поместились в конверт, так что я решил, что пусть они будут хотя бы на открытке.»


Как только она заканчивает читать, радостная улыбка появляется у неё на губах, и девушка крепко прижимает к груди открытку. Это похоже на то, что её обогрело лучами приветливое солнышко, и она счастливо выдыхает, зажмуриваясь.


— Что-то важное? — спрашивает Наталия, когда замечает, что Милли закончила читать. — Всё в порядке?

— Всё отлично. — Кивает Браун. — Он счастлив, потому что его называют доктор Олефф.

— Это здорово, — подтверждает Дайер, просматривая личное дело своей подопечной. — Это такая честь.

Они обе тихо смеются, пока куратор наконец не поднимает на неё свои ясные голубые глаза.

— Знаешь, что я тебе скажу? В прошлом месяце ты очень сильно продвинулась вперёд, ты меня удивляешь.

Милли смущённо улыбается и опускает голову, упираясь подбородком в грудь.

— Ну, кое-что изменилось…

И она не может не думать о Финне, когда говорит это. Он был важной частью всего. Да, по большей части она сама выбралась из этого, но Вулфард сильно облегчил ей этот путь, просто находясь рядом с ней, поддерживая её.

— Ты очень выросла, — серьёзно говорит Наталия. — Я помню, как в первый раз, когда ты пришла ко мне на консультацию, я разговаривала с тобой в течение получаса, а ты почти ни слова мне не сказала в ответ.

Девушка сразу же вспоминает, насколько пессимистично была настроена, когда только приехала в клинику вместе с Пейдж.

— Я думала, что всё вокруг меня дерьмово. Я никому не доверяла, я чувствовала себя одинокой и ненавидела всех вокруг. Удивительно, что с тобой могут сотворить всего несколько месяцев заботы и доброты.

— И теперь ты даже не хочешь ходить на консультации, потому что плохие темы закончились!

— Они действительно измотали меня!

— Знаешь, когда я вижу тебя, Милли, я понимаю, почему именно я работаю здесь. — Наталия выглядит гордой. — Помогать людям и видеть, как они покидают свои затворнические раковины, — это действительно чудесно. — Браун чувствует, как её глаза наполняются слезами. — Думаю, уже через пару месяцев ты сможешь вернуться домой.

Эти слова для неё, как ушат ледяной воды. Да, она знала, что выздоравливает, но всё равно не ожидала, что в какой-то момент её куратор сообщит ей о скорой выписке.

— Прекрасно…

Дайер сразу же спешит добавить:

— Ты не единственная, кто совершил большие успехи в своём лечении. Хотя я знаю, что некоторые личности могут прикидываться, что они полностью здоровы, но я ни за что не выпишу их, пока лично в этом не удостоверюсь.

— Ты с ним об этом говорила?

Они так хорошо чувствуют друг друга, что им не нужно называть имена или объяснять свои слова. Они понимают друг друга с полуслова.

— Да, — кивает Дайер. — К счастью, он не притворяется. У него был долгий путь от того, кем он был, до того, кем он стал. И я уверена, что он ещё больше изменится в лучшую сторону, ведь у него есть планы… — «Планы?» — Но тебе лучше знать об этом.

Милли улыбается и встаёт, чтобы обнять своего куратора.

— Я бы не справилась с этим без тебя, — шепчет девушка, и Наталия крепко обнимает её в ответ.

***

Однажды в воскресенье, когда Милли пыталась репетировать сценку вместе с Ноа, Сэди сообщает ей, что у неё есть посетитель. Когда девушка спросила «Кто?», подруга ответила, что этот человек попросил ей не говорить. Это смущает её, но она всё равно бежит в сторону стойки регистрации, в душе надеясь, что это кто-то из её сестёр или Чарли. Она не видела их уже в течение месяца и очень скучала по ним. Последний раз это было, когда все трое приехали к ней на День рождения.

Однако, когда она добегает до места и видит своего посетителя, её глаза невольно наполняются слезами, потому что она думала, что он уже никогда не приедет. Из всех людей в мире там мог быть кто угодно, но нет, именно её отец ждал её около стойки регистрации, запихнув руки в карманы. И это кажется ей таким… невероятным. Сколько она его уже не видела? Месяца четыре?..


— Папа! — кричит она, всхлипывая.

Как только глаза мужчины встретились с глазами дочери, он раскрывает руки для объятий, а после прижимает её к своей груди, крепко-крепко обнимания, словно она вот-вот сбежит от него. Милли позволяет себе расплакаться, когда утыкается лицом в его любимую синюю рубашку.


Они проводят много времени в этом положении, пока мистер Браун не отстраняется и не кладёт свои большие ладони на её хрупкие плечи, сжимая их.

— Ты выглядишь красивой, Милли. Посвежевшей и здоровой. — Их последняя встреча была так давно, что обида, которая, казалось, будет преследовать её всю оставшуюся жизнь, неожиданно исчезает, потому что он приехал к ней. — Что бы я не говорил, ты всё ещё моя дочь.

Девушка пару раз моргает, пытаясь смахнуть с ресниц скопившиеся слёзы.

— А ты — мой папа, — отвечает она, едва справляясь с голосом. — Спасибо, что приехал.

— Я должен был сделать это уже давно. — Качает головой мужчина. — Но я позволял твоей матери влиять на меня… Мне очень жаль. Я должен был быть на твоей стороне.

— Нет… — отрицает Милли, прежде чем снова крепко обнять его. — Не извиняйся, пожалуйста. Хорошо, что ты здесь.

— Я должен был это сделать, дорогая, должен был. Честно говоря, я был отвратительным отцом. Я должен был быть здесь для тебя, чтобы поддерживать тебя. Я заслужил то, что произошло. Ты моя маленькая принцесса, и мой долг заботиться о тебе, а я был настолько погружён в совершенно другие не важные вещи, что в итоге не уделял тебе должного внимания. Я виноват. — Мистер Браун целует её в макушку, и Милли чувствует, как её душа ликует — она так долго ждала этих слов. — Я был ужасным отцом.

— Хватит, серьёзно. Сейчас важно то, что ты здесь. Я так скучала по тебе…

— Милли, я хочу, чтобы ты знала, что я очень горжусь тобой как личностью. — Каждое слово мужчины отдаётся у неё прямо в сердце. — Я очень тебя люблю.

Девушке приходится выдохнуть, чтобы немного сбросить напряжение, прежде чем ответить:

— Я тоже тебя люблю, папа.

— Обещаю тебе, что теперь всё будет по-другому. — Мистер Браун немного отстраняется и улыбается ей. — Мы наверстаем всё упущенное. С этого момента я хочу, чтобы ты рассказывала мне обо всём, что происходит в твоей жизни. Пейдж сказала мне, что тебя выпишут через полтора месяца, и я хочу встретить тебя. И я надеюсь, что твоя мать тоже всё осознает к этому моменту.

Это то, чего она больше всего желала, — чтобы мама изменила своё отношение к ней. И ей кажется, что лёд тронется уже очень скоро. И в какой-то момент они снова станут большой и дружной семьёй.

— Но сейчас я хочу, чтобы ты рассказала мне обо всём, что произошло с тобой за то время, что мы не виделись.

Милли согласно кивает головой и взволнованно смотрит на отца.

— Я обещаю сделать это, но сначала я хочу познакомить тебя кое с кем.


Она берёт мистера Брауна за руку так, будто ей снова шесть лет, и ведёт его за собой в сад. Мужчина несколько растерянно следует за ней до тех пор, пока они не достигают своей цели, а именно расслабленно сидящего за лавочке кудрявого парня.

Он выжидательно смотрит на неожиданных гостей, пока девушка не улыбается ему и не протягивает руку.


— Папа, это Финн Вулфард, помнишь его? — спрашивает Милли, а её отец согласно кивает. — Так вот, он мой парень.

***

— Чем занимаешься? — однажды спрашивает Финн, неожиданно появившийся в библиотеке, пока она раскладывала читательские карточки в картотеку.

— Работаю, — насмешливо отвечает она, не глядя на парня. — Это вообще-то то, что я должна делать здесь.

— Не всегда. — Отрицательно качает головой Вулфард. — Иногда я нахожу тебя спящей между книжных стеллажей.

Эти слова заставляют её всё-таки оторваться от рассортировки карточек и посмотреть на него.

— Тебе не стоит беспокоиться, — говорит Милли, а потом наклоняется вперёд над своим столом, привставая на носочки и быстро целуя его в губы.

Когда она возвращается на своё место, Финн коротко смеётся.

— На самом деле, стоит, ведь ты моя девушка, для чего ты ещё тогда нужна? — За что сразу же получает ластиком в лоб. — Да ладно, ладно, я пошутил. — Он поднимает вверх обе руки, улыбаясь. — Я пришёл с миром. Если честно, я просто хотел сказать тебе, что я только что разговаривал с группой.

Браун с любопытством смотрит на него.

— Как Айла и парни?

— Ну, вообще-то я вышел из состава, — заявляет он без лишних предисловий, из-за чего девушка широко распахивает глаза.

— Что? — удивлённо спрашивает она. — Из своей группы?

— Да. — Спокойно пожимает плечами Финн.

— Но почему? — Милли чувствует себя очень расстерянной.

— Есть кое-что, о чём я не рассказывал тебе, но чем я занимался последние недели. — Браун почему-то боится его дальнейших слов. — Я отправил заявку на поступление в Чикагский университет. Чарли и Джо помогли мне с этим, я записал видео и получил несколько рекомендаций от моих старых продюсеров, с которыми моя группа когда-то сотрудничала…

— Зачем ты это сделал?

— Я много думал. — Милли не понимает, почему она так расслаблена, хотя она уверена, что находится на грани панической атаки. — Я всегда думал о том, что, когда я выпишусь отсюда, первое, что я сделаю, — это отправлюсь в тур со своей группой, но после долгих размышлений я сказал себе: «Ты снова собираешься вернуться в эту среду, хотя только-только завершил лечение?». — Финн чуть морщится. — Нет, ведь я не хочу снова упасть на самое дно. Потому что после того, как я так усердно трудился над тем, чтобы выбраться из всего этого, я не хочу возвращаться обратно к тому же дерьму, то есть быть в популярной рок-группе. — Браун протягивает к нему свою руку через стол и переплетает их пальцы. — Да, мне очень нравилась моя группа, в смысле, это же моё творение, моё детище, но есть кое-что сильнее этого, Миллстер, и я не хочу потерять это снова.

— Я понимаю, — отвечает девушка, хотя на самом деле с трудом осознаёт, к чему он вообще ведёт.

— Я спросил себя — что мне делать со своей жизнью дальше? Я был уверен в одном — я люблю музыку. Это не должно быть для тебя каким-то откровением, я всегда говорил тебе об этом. Для меня это всё равно, что дышать. — Глаза Вулфарда загораются изнутри, когда он говорит об этом. — Ты должна прекрасно понимать меня. Это то же самое, что для тебя актёрское искусство. — Милли кивает, соглашаясь. — Так что музыка — это единственное, чем я хочу заниматься до конца своей жизни, но я хочу загнать её в такую обстановку, которую я смогу контролировать. В какую-то более спокойную и мирную, которая не испортит и не погубит меня. Поэтому… — Он нервно облизывает губы. — Я буду учиться на преподавателя. Я смогу обучать других людей музыке, смогу распространять её, но при этому я всё равно смогу играть, когда захочу. Я не знаю, например, в каком-нибудь кафе или баре. Я думаю, что в Чикаго таких заведений должно быть предостаточно…

Браун перебивает его, удивлённо приоткрыв рот.

— Тебя приняли?

Широкая улыбка появляется на лице Финна.

— Письмо пришло сегодня утром. Даже несмотря на то, что я нахожусь в психиатрической клинике. Кажется, у них есть какая-то специальная программа для таких людей, как я, так что да, они приняли меня и даже выделили мне стипендию. — Милли прикрывает рот рукой, потому что всё сказанное им звучало слишком прекрасно. — Я продам свою квартиру в Лос-Анджелесе и куплю другую в Чикаго. И, я подумал, что мы могли бы жить там вместе, когда выпишемся. Точнее, если ты захочешь…

Браун быстро обходит стол и крепко обнимает парня за шею.

— Да, я хочу, — счастливо соглашается она.

— Отлично! — Лицо Финна было весёлое и взволнованное одновременно. — Уже через месяц, когда нас выпишут, мы будем жить вместе. — Милли радостно кивает и ласкает его кожу под своими пальцами. — С нами всё будет прекрасно, мы будем счастливы, мы будем вместе, вот увидишь! — У девушки перехватывает дыхание. — Я уверен, что у нас всё будет отлично. Ты свет в моей жизни, Миллстер. С тобой мне больше ничего не нужно.

Она не может сдерживать себя, пытаясь вдохнуть в грудь воздуха, а потом соприкасается своим лбом с его.

— Я люблю тебя, Финн Вулфард, — шепчет Милли.

— Я тебя тоже, Миллстер, — отвечает он, закрывая глаза. — Всегда?

— Всегда.

Комментарий к Часть 23

Песня:

November Rain — Guns N’ Roses


========== Эпилог ==========


— Мы с Милли узнали, что, когда-то кто-то выписывается из клиники, его друзья собираются вместе, чтобы проводить его, и слушают какую-то песню. Что это своеобразная традиция этой клиники. И я почти уверен, что сегодня за завтраком слышал предложение Ноа выбрать «Amazed» Lonestar. — Финн и Милли оба счастливо улыбаются. — Но мы хотели бы предложить кое-что другое.

Сэди, Калеб (сегодня как раз было воскресенье, и он приехал навестить свою девушку), Ноа, Гейтен, Джо, Наталия и Чарли сиделив креслах в холле с совершенно растерянными лицами.

— Да, мы вам очень признательны. Мы долго подбирали песню, но всё-таки сошлись во мнении, что эта, хоть и не связана с темой лечения или чего-то в этом роде, всё равно нам подходит, — подхватывает Милли, пока Финн настраивает маленькую колонку, подключённую к его телефону. — Правда, — девушка хихикает, — это кавер, а не оригинал, но неважно.

Мистер Браун и Ник тоже были здесь. Они приехали, чтобы помочь утрясти все проблемы с документами и пригнать им старый автомобиль парня, на котором она и Вулфард могли бы добраться до Чикаго.

— Эта песня для тех, кто поддерживает нас, кто любит нас, кто принимает нас такими, какие мы есть. Для тех, кто помог нам увидеть лучшую сторону нас. Мы благодарны вам от всего сердца.

— Вы были нашим спасательным кругом в течение многих месяцев, поэтому теперь, когда мы оба уходим, мы просим вас помнить о нас и помогать другим реабилитироваться так же, как вы помогали нам.

Финн наконец-то включает песню, которую они оба любили.


Imagine me and you, I do. I think (Представь нас вместе, как это делаю я. Я думаю)

About you day and night, it’s only (О тебе день и ночь, и это правильно)

Right to think about the girl I love (Думать о девушке, которую любишь)

And hold her tight. So happy together (И крепко обнимать её. Так счастливы вместе)…


Из коробки, которую они принесли с собой, Милли достаёт гиацинты — белые, синие, розовые, жёлтые, фиолетовые, персиковые — и раздает по цветку каждому из присутствующих: друзьям, пациентам, медсёстрам, другим врачам, — потому что им приходится прощаться со всеми.


If I should call you up, invest a dime (Если мне надо будет позвонить тебе, я ни пожалею ни копейки)

And you say you belong to me and ease my (Просто скажи, что принадлежишь мне и облегчи мои)

Mind, imagine how the world could be, so (Думы, представь, каким бы мог стать мир, он)

Very fine. So happy together (Бы стал просто прекрасным. Так счастливы вместе)…


Браун приглашает всех потанцевать под музыку. Хорошо, что сегодня никто не плачет. Они с Финном хотели устроить памятное, а не трагичное прощание. Они просто хотели отблагодарить всех этих замечательных людей.


I can’t see me lovin’ nobody but you for (Я не могу представить себе, что полюблю кого-то ещё, кроме тебя, за)

All my life. When you’re with me, baby the (Всю свою жизнь. Пока ты со мной, детка, небо)

Skies’ll be blue for all my life (Всегда будет голубым)

Me and you and you and me. No matter how (Я и ты, и ты и я. Неважно, как)

They tossed the dice, it had to be. The (Бросили эти кости, так и должно было быть. Лишь)

Only one for me is you and you for me (Ты одна для меня, ты для меня)

So happy together (Так счастливы вместе)…


Люди вокруг них с улыбками двигаются под не самую танцевальную музыку, выдумывая странные и веселящие движения под рваный ритм мелодии. Это действительно получалось очень душевное и радостное прощание, и Милли никогда ещё не чувствовала себя настолько преисполненной любовью и счастьем, как в этот самый момент, когда она видит, как много людей любит их.


I can’t see me lovin’ nobody but you for (Я не могу представить себе, что полюблю кого-то ещё, кроме тебя, за)

All my life. When you’re with me, baby the (Всю свою жизнь. Пока ты со мной, детка, небо)

Skies’ll be blue for all my life (Всегда будет голубым)

Me and you and you and me. No matter how (Я и ты, и ты и я. Неважно, как)

They tossed the dice, it had to be. The (Бросили эти кости, так и должно было быть. Лишь)

Only one for me is you and you for me (Ты одна для меня, ты для меня)

So happy together (Так счастливы вместе)…


Слова подпевали уже все, хлопая в ладоши и широко улыбаясь друг другу. Ни у одного в глазах не стояли слёзы или намёк на грусть. Все как будто забыли, где именно они находятся, кто они такие и какие у них есть проблемы. Все просто веселились, празднуя выздоровление и любовь двух молодых людей.


Me and you and you and me. No matter how (Я и ты, и ты и я. Неважно, как)

They tossed the dice, it had to be. The (Бросили эти кости, так и должно было быть. Лишь)

Only one for me is you and you for me (Ты одна для меня, ты для меня)

So happy together (Так счастливы вместе)…


Песня продолжается, а Милли и Финн обнимаются, благодаря и прощаясь, со всеми, кто пришёл. Больше всего внимания, конечно же, удостаиваются их куратор Наталия, их наставник Джо, их лечащий врач Чарли, а ещё самые лучшие на свете друзья — Гейтен, Сэди, Ноа, — которые ещё не завершили своё лечение и вынуждены остаться здесь ещё на какое-то время, и, разумеется, Калеб.

После этого Вулфард обнимает её за плечи одной рукой, притягивая ближе к себе, и они вдвоём пытаются сохранить в памяти этот образ большой семьи, которая видела их эмоциональные и жизненные провалы и помогала им справляться со всем этим. И сейчас они готовы уйти отсюда в большой мир и начать совершенно иную жизнь.


So happy together. How is the weather? (Так счастливы вместе. Как там погода?)

We’re happy together. So happy together. (Мы счастливы вместе. Так счастливы вместе)

Happy together. So happy together. So (Счастливы вместе. Так счастливы вместе. Так)

Happy together (Счастливы вместе).


— Не хотите заехать в родной город? — спрашивает Ник, когда отдаёт младшему брату ключи от машины. — Вы можете остаться дома на несколько дней, а затем уже отправиться в Чикаго. Мама хотела бы увидеться с вами.

— Скажи ей, что мы навестим её в следующие выходные, — отвечает ему Финн, чувствуя, как стоящая рядом Милли крепко обнимает его, и он сразу же отвечает ей на объятие. — Поверь мне, вернуться в свою старую комнату в отчем доме — это последнее, что я хотел бы сделать после выписки.

— Кроме того, мы хотели бы посмотреть свою новую квартиру и хоть немного в ней обустроиться, — поддерживает парня Браун (на самом деле, она хочет дать своей матери ещё немного времени перед их встречей). — Мы будем жить всего в часе езды от вас, не беспокойся, Ники.

Тот позволяет себе глупую радостную улыбку, а затем разом обнимает их обоих.

— Постарайтесь, пожалуйста, больше не впадать в крайности. Если вам что-то будет нужно, не стесняйтесь звонить мне.

— Обещаем. Теперь мы посвятим себя спокойной и размеренной жизни, — послушно отвечает Финн.

— Очень на это надеюсь, — серьёзным голосом говорит мистер Браун, но потом с улыбкой крепко пожимает парню руку. — Тогда увидимся на следующих выходных. Будем вас ждать. — Мужчина подмигивает им и забирается в машину, где уже сидит Ник.

Машина заводится и медленно отъезжает с парковки, вскоре исчезая в воротах клиники.


— Готова выйти в реальный мир? — спрашивает Финн после нескольких минут ностальгической тишины.

Милли кладёт одну свою ладонь ему на щёку, мягко поворачивая его лицом к себе.

— С тобой, Финнли? — Она таинственно замолкает на секунду, глядя ему прямо в глаза. — Я пошла бы даже на войну.


Вулфард улыбается ей и втягивает в долгий поцелуй, который кажется им обоим бесконечным и ощущается совершенно иначе из-за привкуса свободы на языке. Когда они отстраняются друг от друга, они подходят к старому автомобилю парня, на котором ездили ещё в те времена, когда были подростками и учились в школе. А сейчас на этой же машине они собираются отправиться в Чикаго.


Солнце тёплое и низкое, поэтому все окна открыты. По радио играет что-то из начала двухтысячных, и Милли покачивается на своём сидении под этот ритм, пропуская сквозь пальцы прохладный ветерок. Она чувствует себя невероятно умиротворённо.

Они были в дороге уже около часа. Сельский пейзаж постепенно менялся и исчезал. Прежде, чем окончательно покинуть Индиану, они паркуются на обочине дороги, чтобы посидеть на капоте и понаблюдать за прекрасным закатом на природе, потому что кто знает, когда это будет в следующий раз. Когда они снова смогут увидеть нечто подобное, ведь теперь они будут жить практически в центре Чикаго.

Милли вытаскивает из своего чемодана подаренный Вайноной плед и накидывает его им на плечи, пока парень крепко обнимает её за талию.


Сочетание цветов заката просто восхитительное, и спокойствие, которое переполняет её в этот момент, кажется бесценным. Неожиданно в голове всплывает воспоминание о том, как они вместе сбежали со школы, чтобы отправиться за город и понаблюдать за тем, как медленно солнце клонится к горизонту, окрашивая всё вокруг насыщенно оранжевым цветом. Тогда они были молодыми и наивными, ещё не познавшими боли и страданий. Хотя с тех пор неизменным осталось лишь одно — они по-прежнему были влюблены. Правда, сейчас всё гораздо лучше, чем было в те дни, потому что тогда они ни в чём не были уверены, а теперь всё виделось ярко и определённо. Они оба здоровы, и у них есть грандиозные планы на будущее.


Если бы ей предложили что-то поменять в её прошлой жизни, она ничего бы не изменила. Всё, через что ей суждено было пройти, сделало её той, кем она является сейчас, было обязательным, чтобы осознать, насколько ценна жизнь, и привело её к тому, что она сидит сейчас на капоте в обнимку с любовью всей своей жизни, наблюдая за закатом. Всё, что произошло с ними, хорошее и плохое, каждый прожитый день, стоило того. Они многое пережили и отдали за то, чтобы теперь спокойно сидеть рядом в этот тёплый майский вечер.