Письма С (СИ) [Нестор Черных] (fb2) читать онлайн

Table of Contents

Письма С

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

За кадром I

За кадром II

Глава 6

За кадром III

Интерлог

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Annotation

Хорошо иметь цель. Не обманывать себя присутствием судьбы, а брать коня за рога, творить свою жизнь по собственному разумению. И ты герой, победитель, знаешь себе цену, любишь своё отражение в зеркале... до тех пор, пока не наткнёшься на то, чему плевать на твои планы, мечты и цели, крутизну характера и силу воли; камень, о который ломаются все косы - случай.

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

За кадром I

За кадром II

Глава 6

За кадром III

Интерлог

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Письма С Глава 1

Гуль. Сотый апрель

Холод заставил гуля проснуться и заворочаться под плащом. Прислушался к телу: спину не грело, вместо лучей тепла в одежду стучался крупный песок. Стало быть, костёр погас, а ночью поднялся западный ветер. Теперь надо найти в себе силы и сесть. Нашёл. Сел. Протёр рукавом экран браслета. Семь утра. Дозиметр бесновался, стрелка нервно металась между отметками 150 и 175. Сойдёт. Осмотрелся: следов на песке нет, да и навряд ветер оставил бы их надолго. Снаряжение, слава Создателю, на месте. Да разве и могло быть иначе? На много вёрст вокруг нет ни единой живой двуногой души, и неизвестно, когда это изменится.

Взвалил на себя мешок. До чего же тяжёлый! Но просто так ничего не выбрасывается, как бы трудно ни было идти. Можно даже сказать, что чего-то не хватает, совсем малого: всего лишь винтореза, или... винтовки Гаусса, вечного ядерного микрореактора и упаковки игл — штук, эдак, сотен пять. Ага, и про автономную медсестру не забыть. Но всё это меркнет рядом с блестящим хромом на солнце, урчащим автомобилем.

Мысли нагло оборвались писком датчика движения. Из-за небольшого радиуса действия сенсор на открытой местности был скорее красивой бирюлькой на поясе, чем жизненно необходимой вещью. И как можно было прозевать приближение врага?

— Так, без паники — шепнул себе, — впереди никого нет, и если только там не сидит работорговец или рейдер со стелсом, то враг у тебя за спиной.

Гуль держал темп шага, не прибавляя и не замедляя. Ещё немного, и поравняется с небольшим валуном. Есть! Резко повалился набок, налету стягивая с плеча ружьё. Обернулся вокруг своей оси так, чтобы упасть на бок лицом к противнику. Никого... странно. Снял сенсор, потряс и постучал им по прикладу винтовки.

— Пф, всё-то ты меня от врагов стережёшь.

Впереди замаячили какие-то пятна. Из-за колыхания воздуха не разобрать, что именно встанет вскоре на пути: пригород, лесок, простые холмы, или же там вовсе ничего нет, и пустыня дразнит путника очередным миражом. Спустя час ходьбы загадочные объекты не особо приблизились, но их стало больше — теперь длинная гряда пятен застилала горизонт от края до края.

Вообще, хорошо бы идти ночью, а не днём. Под алым солнцем пустыня прогревается до адской сковороды, а зрение шутит злые шутки. Когда температура воздуха поднимается до определённой отметки, земля начинает казаться мокрой. И так — куда ни посмотри. Поначалу делаешь десяток шагов в надежде дойти до этой зеркальной поверхности. Но сколько бы ни шёл, она всегда будет на том же расстоянии, что и раньше. Да и сам пройденный путь не чувствуется. Если местность без примечательных ориентиров, то так и кажется, будто находишься на небольшом пятачке земли, который плывёт по стеклянному морю, а сам ты, хоть и переставляешь ноги, на самом деле не сдвигаешься с места.

Упёрся в два ряда невысоких холмов. Потрогал один из них, расковырял — земля рыхлая, значит, ходы не совсем старые. Взобрался повыше и осмотрелся. В версте на восток была рощица, через которую проходила ещё одна гряда таких же сопок. Немного севернее они смыкались. Хотя нет, скорей всего это развилка, и одна из землероек немного отклонилась от курса. Дальше, к югу, трассы всё больше и больше расходились.

Браслет подсказал, что до наступления темноты осталось чуть больше четырёх часов. Можно было бы заночевать и в роще, но не хочется терять время. Когда гуль бродяжничал по северному и западному секторам в зимний сезон, можно было спокойно менять распорядок дня. Днём, пока греет солнце — спать, а ночью — идти по своим делам. Конечно, в тёмное время суток выше шанс нарваться на неприятности, но схема всё же удобная.

Сейчас такой план не пройдёт. Ночью температура падала, так что спать было временами прохладно, а идти — в самый раз. Но гуль не стал бы спать в степи днём. Он видел, что из этого получается. Что на открытой земле, что в небольшом вырытом углублении — беспощадное солнце найдёт и поджарит. А если хватает глупости перед сном хряпнуть чего-нибудь алкогольного — что ж, тогда можно больше ни о чём не беспокоиться. Кровь попросту закипает в неподвижном теле, вены закупориваются, вздуваются под кожей, и всё тело окрашивается тёмно-синими пятнами. Видал уже трупы гладкокожих, но с гулями, наверное, расцветка немного другая.

А ведь он помнил мир до войны, вернее помнил какие-то фрагменты из далёкого прошлого — расплывчатые, как детский сон. Но в этих воспоминаниях были зелёные растения, а небо не отливало спектрами красного. Он понимал, что память его не многим надёжней кустарного самопала, но воспоминания о такой жизни грели душу.

Цепь курганов давно осталась позади. Время шло, тени от шагающего путника и редких сухих кустиков постепенно удлинялись. К вечеру на равнинной пустоши появились фонящие воронки немалых размеров. Вполне возможно, что здесь упали перехваченные боеголовки, но вот кто был отправителем, а кто получателем такого дара — неизвестно. За все эти годы ветер старательно выровнял края и засыпал дно, поэтому при желании тут можно устроиться на ночлег.

Уровень радиации хоть и не критичен, но всё ещё опасен для человека. Что ж, дополнительная страховка от непрошеных гостей не помешает. Скиталец выбрал воронку поглубже, где не так сильно задувал ветер, пристегнул сенсор к воротнику и положил бренную голову на вещмешок.

Иногда на старика что-то находило. Накрывало волной тоски и безнадёжности. Нестерпимо захотелось отмотать время назад. Нет, не ради перемен, простой человек не смог бы изменить ход истории и предотвратить чистки. Но ему захотелось вновь стать человеком, оказаться среди таких же людей, побывать в лесу, искупаться в реке. А когда начнётся война — погибнуть от радиации, а не стать ходячим недоразумением, не влачить жалкое существование в качестве живого трупа, даже без возможности нормально ходить. Не видеть той разрухи, что оставила после себя война, не наблюдать моральное вырождение человечества, не прятаться от людей, у которых в просушенных радиацией головах не осталось ничего, кроме насилия.

Ветер посыпал гуля волной пыли, тот накинул капюшон, укутался в плащ и через небольшую щёлочку уставился на алую луну, желая поскорей окунуться в мир грёз и увидеть желанный сон. Где-то там, в прошлом, осталось нечто важное, и это нужно найти — жизненно важно. По щеке начала сползать одинокая слеза и исчезла в глубоких морщинах и трещинах лица.

***

Ноль . Вместо пролога

Из двери вышла девушка и назвала моё имя.

— Я!

Пожалуй, слишком резво вскочил. Нужно держаться уверенней. Молодая симпатичная секретарша жестом приглашает войти в кабинет. Женщина из тех, что показывают в кино: стройная, приветливая, опрятно одетая, вежливая. Даже в кресло усадила. От её запястий повеяло чем-то сладким, изысканным и нежным, когда склонилась через моё плечо и положила тонкую папку с парой листов на массивный деревянный стол.

— Добрый день, — из бокового кабинета выкатился круглощёкий мужчина лет сорока, — нет, не вставайте! Надеюсь, вам удобно? Вот и отлично. Желаете чего-нибудь выпить?

— Э-э-э... нет, спасибо.

— Ну же, я очень надеюсь, что разговор не будет скоротечным. Чай, кофе?

— Спасибо, я... — отказываться, глядя в эти глаза, излучающие радушие и дружелюбие, сталось выше моих сил, — просто воды, пожалуйста.

— Отлично! — мужчина колобком пролеветировал к своему месту, уселся. Несколько мгновений просто с улыбкой смотрел на меня, будто собираясь поделиться интереснейшей сплетней, затем обратился к секретарше, всё ещё стоящей за моей спиной, — Наденька, принесите молодому человеку воды со льдом.

Снова молчание. По виду толстячка нельзя сказать, что он ждёт каких-то вопросов, но и сам молчит. Отвожу взгляд, разглядываю книжные полки, томики в коже с тиснением, постеры в духе «Третьей войны не будет!». Молчание затягивается, так что мой интерес распространяется на узоры обоев и ровность их стыков.

Опять этот аромат, и передо мной появился высокий, слегка запотевший стакан.

— Спасибо.

— Благодарю, Наденька. Если мы задержимся, принесите нам чаю.

Такое чувство, будто не совсем туда зашёл. Почему он молчит?

Лысый побарабанил пухлыми пальцами по столу и глубоко вдохнул. Я поставил почти опустошённый за один глоток стакан и приготовился внимать.

— Скажите, вы догадываетесь, почему оказались здесь сегодня?

— Потому что... две недели назад я заполнил анкету? — отвечаю неуверенно-вопросительно.

— Угум. На какую должность вы претендовали?

Неужели зря выходной потратил? Не первый раз вижу такие роскошные кабинеты. Девчушки с длинными ресницами и короткими юбками приветливо улыбаются, а «менеджер по персоналу» после пары стандартных вопросов предлагает распространять продукцию сомнительного качества. И начинается всё как раз с мутного предложения по телефону, без каких-либо деталей по вакансии. Затем вот это. Насколько возможно, что такая контора шифруется под крупную фирму? Дерзко, но чего только не встретишь в наше время.

— Честно говоря, я и сам толком не понял, просто заполнил пункты, которые смог, и забыл на следующий день.

Сейчас начнёт затирать про жизненные приоритеты, правильное мышление...

Колобок в кресле поступил не по шаблону. Широко заулыбался, показывая мелкие, ровные белоснежные зубы.

— Всё верно. Анкета — всего лишь повод для знакомства. Итак, вы игрок?

— Вроде того. Нравится поиграть.

— Как называется последняя игра, в которой вы зарегистрировались? Вы ведь играете и в онлайн игры?

— Да, недавно запустился один проект, GF.

— Сколько в среднем времени вы проводите в игре?

— Обычно около двух часов. Но бывает... и больше.

Каждый мой ответ толстячок помечал в компьютере быстрым щёлканьем по клавишам.

— Скажите, а какое это...

— Имеет отношение к работе? — закончил за меня розовощёкий и заулыбался ещё шире, — дело в том, что наше предложение — не совсем работа. Но я практически уверен, что вам понравится идея. Вы когда-нибудь видели это?

Он наклонился и достал из-под стола шлем с наушниками и непрозрачным стеклом. Немного отличается от тех, что вечно мелькают на рекламных панелях.

— Кажется, это очки визуализации.

— Верно! — толстяк даже подпрыгнул в кресле от радости и хлопнул ладонью по столу, — ещё один вопрос, и я перейду к самой сути. Но для начала распишитесь вот здесь.

Он указал на папку, которую секретарша положила передо мной в самом начале.

— Это простая формальность, расписка о неразглашении. Всё, что вы узнаете в процессе, должно остаться секретом.

Мудрёно как-то, ну да ладно, от меня не убудет, где там крестик рисовать?

— Отлично! Итак, последний вопрос: вы когда-нибудь слышали о тестерах нашего оборудования?

Задумался, отрицательно покачал головой.

— Значит, вот это — розовощёкий потряс подписанным мной листом и засмеялся — и правда имеет силу. Итак, к сути.

Он встал, заложил руки за спину, принялся расхаживать от стены до стены, изредка останавливаясь и поворачиваясь ко мне лицом.

— Наша компания разрабатывает всевозможное оборудование для компьютеров, игровых консолей, портативных приставок. Около года назад, как вам наверняка известно, мы выпустили прототип очков визуализации, он прошёл успешное бета-тестирование на нескольких несетевых играх. Но прогресс не стоит на месте! Из-за нерасторопности монополия может быть оспорена и часть рынка сбыта — утеряна. Кроме того, мы заботимся о пользователях и допускаем к продаже лишь тщательно проверенную продукцию. Однако, иметь достаточное количество штатных сотрудников для контроля всей разрабатываемой продукции — слишком расточительно даже для нашей компании. Именно поэтому нам требуются люди, подобные вам, то есть любители поиграть.

Кто-то сказал, что есть такое хорошее правило: не доверять болтунам. Хотя надо отдать должное, заливал он красиво, с интонацией. Мягко жестикулировал, доверительно заглядывал в лицо, паузы делал. Интересно, я мог бы так дурить?

— Мы будем предоставлять оборудование, а от вас потребуется лишь приятно проводить время и раз в неделю встречаться с нашим консультантом, чтобы дать устный отчёт о работоспособности оборудования. Несмотря на безобидную должность, которую занимают наши тестеры — колобок перестал вышагивать, снова уселся в кресло, и лицо его посерьёзнело, — соблюдается полная конфиденциальность, а её нарушение может повлечь неприятные административные меры. Вы можете отказаться прямо сейчас и забыть об этом разговоре, или же ознакомьтесь с контрактом по сотрудничеству. В случае, если вас что-то не устроит...

Он достал из ящика стола толстую пачку бумаг, едва помещающуюся в папке, и, навалившись на стол, придвинул ко мне.

Выражает мысли он весьма логично, но сами условия немного... странноваты, мягко говоря.

Допил воду и взял контракт. Колобок снова расплылся в довольной улыбке.

— Не торопитесь, читайте вдумчиво. Если что-то станет непонятно, сделайте пометку карандашом, мы вместе всё разложим по полочкам. Не буду вам мешать.

Я остался в пустом кабинете. Почему-то не спешилось изучать содержание. И почему бумага? Вся эта макулатура уместилась бы в одном текстовом файле. И это ведущая компания в сфере высоких технологий? Корпорация с мировой сетью?

Ладно, дяденьки, леший с вами.

«Настоящее соглашение... »

***

Олег. Ставки

Человека определяет власть. Прежде всего, власть над самим собой. А там уже проще пойдёт: владеешь собой — владеешь окружающими. Законы физики сломать сложнее. Прежде всего, потому что с детства в людей утрамбовывают неверное представление о мире. Ты пытаешься сломать что-то всё равно исходя из старых представлений, а это что-то всё равно подчиняется некоторым правилам — не тем, что ты знаешь, но всё же правилам. Можно научиться летать, но нельзя, к примеру, научиться дышать углекислым газом. Не в этой форме, по крайней мере.

Нельзя стать выше вселенной, но даже того, что достигаешь сейчас, вполне достаточно, чтобы быть довольным собой. Ведь ты уже поднялся на дюжину ступеней выше обычного человека.

Разумеется, всё это было не самоубеждением. Самоубеждение плохо работает, так как подразумевает возможность оспорить что бы то ни было. Это констатация осознанного уже явления.

Следующим действием было открыть внутренне зрение. При — открыть.

— Полумеры? Давай на все деньги, иначе смысла нет.

В чём-то Алексей прав, но Олег быстро терял чёткую картинку, все окружающие его ауры просто расплывались картиной авангардиста начала прошлого века, и даже обычное зрение начинало сбоить. Так недолго и крякнуться лбом о столб. Поэтому Олег просто закрылся и махнул Монаху рукой — топай, мол, без сопливых разберусь.

— Болгара точно ждать не будем?

— Толкну, — ответил Олег, — в последний момент всё равно ему позвонит бабушка, или вдруг вспомнит, что забыл купить Вике какое-то барахло ограниченной партии.

Долго шли под разномастными яркими вывесками, мимо шумных клубов и компаний перезревших школьников. Пряные запахи коктейлей сгущали и без того вязкий воздух, уже начинающий остывать. Монах, сильно сутулясь и держа руки в карманах, быстро продвигался по многолюдной улице, Олег сохранял вид спокойный и лавировал следом.

Остановились у небольшой голографической панели, над которой, как мячик в воде, плавал постоянно меняющий окрас игровой шлем. Монах слегка выпрямился и с лёгким оскалом сказал:

— Ну, дальше сам. Дверь в конце зала. Главное держи себя в руках, я прикрою.

В ответ на шутку Олег снисходительно приподнял бровь и спустился к двери, покрытой наклейками со всевозможными логотипами и фигурками людей и монстров.

Лазерное безумие ударило по глазам, визгливая музыка напомнила скрип пенопласта по стеклу вперемешку с мяуканьем помирающей кошки. Слишком медленно свыкаясь с освещением, Олег с прищуром посмотрел на ровные ряды раскидных кресел с лежащими в них людьми и медленно двинулся вглубь помещения по мягкому красному ковролину с золистыми завитушками узоров. Музыка вызывала полнейшее недоумение: для кого? У пары столов собрались зрители, но и те сидели в плотных наушниках, с азартом обсуждая меж собой происходящее на экране. Олег мельком глянул на одну из искрящихся живых картинок. Примитивные мультяшные человечки бегали по плохо прорисованным лужайкам, квадратными битами выламывали двери в домах, крошили друг друга и собирали золотые монетки. Бред.

Ему могло бы понравиться это место. Тут приятный пиолумрак. Сменить музыку, побольше девушек, барную стойку — и можно жить.

Остановившись перед узенькой стальной дверью, Олег предварительно прощупал — не больше трёх, вроде бы. Потрогал оттопыренный карман штанов и нажал звонок. Шагнул в открывшийся проём и оказался в небольшой комнатушке, перегороженной наискось стойкой с толстым стеклом. После того, как дверь закрылась, стало необычайно тихо, даже без отдалённого намёка на соседство с бушующими децибелами.

Сидящий за стеклом худощавый мужчина в атласном жилете и клетчатой рубашке с закатанными рукавами поднял на гостя до синевы выбритое усталое лицо с парой близко посаженных усталых глаз.

— Что у вас?

Олег подсунул под стекло заготовленную записку и следом пропихнул пухлую скрутку банкнот. Мужчина развернул бумажку, несколько раз перевёл взгляд с неё на Олега, одним пальцем отодвинул деньги обратно и елейно произнёс:

— Я не совсем понимаю, чем могу вам помочь.

— Там всё написано, — спокойно ответил Олег и опёрся обеими руками на узкий прилавок, — мне сказали, что с наличными не должно возникнуть заминок.

— Вы позволите? — ткнув пальцев, дождался утвердительного кивка и снял с денег резинку. Достал из кармана квадратный прут и провёл над развёрнутой купюрой. На лицо вернулась улыбка, мужчина махнул рукой, и за его спиной всплыло множество экранов, на которых с морганьем ежесекундно обновлялись какие-то таблицы, графики, транслировалось видео. — У вас экспресс-ставки...

— Верно, — спокойно кивнул в ответ.

— И должен предупредить, что на несколько позиций коэффициенты нестабильны, буквально недавно поменялись.

— Не страшно.

— В таком случае... — брокер быстро пересчитал деньги, выдернул из паза в стойке панель и перевёл все данные с записки в систему. — А вы рисковый человек! Вот талон, последний результат будет через двадцать минут. Можете подождать в игровом зале, скоротать время в сети. Бесплатно, разумеется.

Олег кивнул и вышел. Поморщился от вновь обрушившейся какофонии электронной музыки, устроился за ближайшим свободным столом и скрестил руки на груди. За дверью росло беспокойство, вытесняя всплеск победного клича. Ага, жадность, она такая.

Взять украденное — даже почти благородно. Если бы Олег вообще заморачивался с темой благородства. Слово-то такое... для сопливых романтиков. Есть просто правильное и неправильное. То, что не вредит Вселенной, можно считать правильным. А если уж тебе помогает — ух!

Спрятал в карман телефон, как только хронометр отсчитал положенное время, и вошёл в открытую уже дверь.

Мужчина за стеклом улыбался ещё шире и ещё фальшивее. На стойке лежали три запечатанные пачки зелёных банкнот. Олег подошёл, глядя в беспокойные глаза брокера, рассовал деньги по карманам штанов, подмигнул и вышел. Кровь в ушах слегка приглушила музыку. Протиснулся мимо толпы орущих в гарнитуры зрителей, дошёл до выхода и потянул на себя дверь. Снова влажный воздух, запах тающего грязного снега, выхлопных газов и приторных специй. Осторожно обернулся, но за захлопнувшейся дверью никакого подозрительного движения не заметил. За пару шагов перескочил ступеньки. Монах оскалился и кивнул, сразу уходя в какой-то проулок.

Прошли переулком на оживлённую улицу, немного потолкались возле недавно открывшейся платформы подвижной дороги, а весело не становилось. Деньги больше не оттягивали карманы раскалёнными кирпичами, а то, что товарищ не спешил садиться в транспорт, подливало адреналина. Увидел ведь что-то, что упустил сам Олег. Снова зашли в какой-то проулок. Неплохая обстановка чтобы просто выкурить по сигаретке. Подождать.

Докурили. Монах легонько мотнул головой, и Олег обернулся. К ним приближались два субъекта внушающих, таких, размеров. Достали руки из карманов спортивных курток и, синхронно щёлкнув раскладными дубинками, остановились в паре метров. Кажется, хотели что-то сказать. Слишком близко. Большие, но, кажется, и быстрые. Олег сделал шаг назад, увеличивая дистанцию — для времени на манёвры — и одновременно давая ложное представление о готовности бежать. Бросил быстрый взгляд на приятеля. Тот поёрзал руками в карманах, выгнулся. Послышался характерный горловой звук, Монах резко подался вперёд и плюнул правому амбалу прямо в лоб.

Шкаф утёрся рукавом, рыча, качнулся вперёд, споткнулся, упал на землю, зажимая лицо руками. Попытался встать, размазывая рукой кровь, но снова повалился набок, сжал руками виски, замычал и засучил ногами. Второй здоровяк слегка ошалело посмотрел на товарища, нерешительно сделал шаг, второй, его глаза округлились от ужаса, он выронил дубинку и зажал ладонями пах. По спортивным штанам быстро расползались два мокрых пятна, в воздухе повис неприятный запах.

Разжав кулаки, Олег с лёгким притворным укором посмотрел на друга:

— Как-то не очень спортивно.

В ответ Монах лишь пожал плечами.

Расстались у остановки, Олег отдал часть денег и неспешно пошёл вдоль домов с мозаичным фасадом, любуясь на девушек в реанимированных летних нарядах и с прищуром улыбаясь на случайные взгляды незнакомок.

Остановился у первого же банкомата. Предварительно оглядевшись, отсчитал несколько банкнот и сунул в карман, остальное же скормил автомату. Опёрся на него, пожалуй, сильней, чем от обычной усталости. Ввёл номер счёта и нажал «Зачислить».

Потёр лоб, наблюдая за циферблатом обработки операции, забрал выданный чек и аккуратно сложил, прежде чем положить в бумажник. Ещё раз огляделся и пошёл обратно к остановке, теперь уже не разглядывая прохожих.

Глава 2

Гуль. Сон

Многие ли люди могут похвастать тем, что помнят момент своего рождения? Какой-то философ утверждал, что воспоминания об этом событии блокируются тем ужасом и той болью, что испытывает человек при рождении. Но что насчёт гуля? Это не человек, не в обычном понимании.

Гуль — дитя мира. Не того, что с белыми голубями, оливками, любовью и прочим бредом. Сын человечества, рождённый последствиями его жестокости.

Гуль — помнит. И в эту ночь ему приснилась не лазурь неба и не зелёный бархат травы, увы. Ему приснилось рождение.

Вначале был звук. Противный, раздражающий вой, от которого хотелось зажмуриться и зажать ладонями уши. Потом был свет, и видели все, что это плохо. Где-то далеко за горизонтом вспыхнули один за другим несколько светлячков. Второй был ярче, и колебание под ногами почувствовалось явственнее.

Опустил руку с оттопыренным большим пальцем и не стал дожидаться следующего взрыва.

Побежал, и даже леденящий ужас отступил, потому что вдруг панически захотелось жить. Рванул дверь чердака с такой силой, что одна петля слетела. Побежал, перескакивая через четыре ступеньки, и на одном дыхании пронёсся по всем пролётам. Глупые люди, всегда ждут до последнего. Пришлось локтями расталкивать нерасторопных горожан, которые пытались спасти какое-то барахло. Кто-то падал, кто-то уже не поднимался, потому что никто не остановился, чтобы протянуть руку помощи. И многие ведь должны понимать, что нет смысла бежать, куда-то торопиться — у бомбоубежищ и без того последние три дня столпотворение. А через две минуты после сброса бомб надолго закроются тяжёлые двери, несмотря на давку и людей, до последнего пытающийся протиснуться в заветный бункер. Обязательно при закрытии кого-нибудь перерубит тяжёлый механизм. Нет смысла, нет...

И всё же он бежал. Свернул в проулок, где не было давки. Пробежал немного, пока не нашёл то, что искал. Каким-то чудом сумел откинуть люк, сломав при этом лишь пару ногтей, и спрыгнул в колодец. Кто-то прыгнул следом, при этом больно задев локтем, но было не до выяснения отношений.

Заполз под трубы, прижался к земле, обнял левой рукой голову в попытке защитить глаза. Теперь уже некуда и незачем бежать, лучшего укрытия всё равно не найти. Время вышло. Рядом, перекрывая даже бешеный стук сердца, шум в ушах и противный нарастающий вой, очень громко дышал второй беглец. Промелькнула мысль, что можно было спрятаться в обычном подвале, но сожаление не успело наступить, земля задрожала, по кварталам прокатилась ударная волна, и грохот умирающего города растворил в себе сознание настигнутых людей.

Он не знал, как долго пролежал на дне колодца. Было жарко, очень трудно дышать. Лежащий рядом человек безжизненным, монотонным голосом выл одну гласную, разделённую короткой паузой. Одежда сжалась, оплавилась и спеклась с кожей, голова была похожа на большой кусок поджаристого шашлыка с побелевшими глазами и шевелящимися губами. Взывания к родительнице бесили, врезались в голову даже сильней нестерпимой боли, хотелось просто удавить, заставить замолчать. Возможно, так и поступил бы, но тело совершенно не слушалось.

Потом его начали скручивать рвотные спазмы. Кровь заливала всё вокруг. Даже боль стала казаться чьей-то чужой. После того, как тело перестало выворачиваться наизнанку, оно и вовсе куда-то исчезло. Весь мир сократился, ужался, этот уголок Вселенной на дне канализационного колодца непрестанно вибрировал, размывая воспринимаемую картину из ржавых труб и бетонных колец. Много позже понял, что это не мир вибрирует, а его самого бьёт крупная дрожь, что он наверняка выглядит не лучше своего соседа. Когда и это прекратилось, и удалось вернуть ещё крупицу рассудка, направил его на ожидание того момента, когда померкнет разум, и костлявая, наконец, распахнёт свои объятья. Перестало раздражать бормотанье товарища по несчастью. Тлен, всё тлен.

Дальше был холод. Не колющий мороз, не озноб от утренних заморозков и даже не обжигающий лёд. Его словно целиком освежевали и подставили жуткому дыханию ядерной зимы.

Сосед умолк.

Наверное, прошло очень много времени, потому что уже надоело ждать смерть. Шаг за шагом возвращался контроль над телом, и когда пришли крысы, им достался сосед гуля, но не он сам. Они не стали нападать на едва шевелившегося новорождённого. С ужасом и толикой облегчения наблюдал, как облезлые грязные грызуны неспешно расправляются с трупом. Затем привык и к этому. Из колодца на руины города выползло обновлённое существо.

Гуль разомкнул глаза и уставился на блестящее звёздами небо. Марс, как всегда, почти неотличимой багровой точкой наблюдал со своей недосягаемой высоты. Радуется, наверное.

Картина вновь пережитого не хотела выпускать разум из цепких объятий. Такое рождение нельзя было назвать радостью. И вторым шансом — тоже. В распоряжении гуля было более сотни лет, чтобы убедиться в этом. Вторым шансом на что? На новые ошибки? Кровь, свою и чужую? Непрерывное бегство?

Повернулся набок и несколько мгновений тупо смотрел на моргающий жёлтый огонёк. Рванул из-под плаща винтовку и прилип к окуляру.

— А вот и люди...

Подкрутил колёсико. В зеленоватых тонах оптики увидел пульсирующий свет походной печи. По характерному покрою одежды узнал работорговца. Перекрестие на несколько секунд застыло на шевроне с колючим венком, затем поднялось выше, к коротко бритой голове и маленькому уху. Скользнуло правее, разглядел двоих полуголых людей, лежащих спина к спине поодаль.

Опустил оружие, упёрся подбородком в приклад. Подарок судьбы? Спустя столько дней одиночества встретить ошейника? Когда это он вообще встал на ночлег, почему друг друга не заметили раньше? А теперь надо решать. Если не попадёт с первого раза, то вялая перестрелка может затянуться до самого утра, а ведь ещё хочется поспать. К тому же, неизвестно, какая у ошейника с собой техника: сенсор движения? - тогда ближе соваться не стоит; рация - вызовет подмогу. Даже мины или сигналки не стоит исключать. Может — ну его? Отойти подальше, а утром попробовать найти следы и выйти к городу. Но рабы-то, рабы...

Осыпая себя всеми известными проклятьями и поминая вполголоса Создателя, снова прислонился к окуляру. Поудобней устроившись на неровной земле, провёл сухим языком по указательному пальцу и поднял над головой. Глубоко вдохнул, слегка выдохнул и задержал дыхание. Плавно потянул спусковой крючок...

С замиранием сердца поспешил вновь поймать в прицел свет печки и с облегчением выдохнул, увидев неестественно завалившееся набок тело. От души засмеялся от промелькнувшей в голове мысли, но даже не стал её отгонять. Упёрся макушкой в рюкзак, обнял винтовку и натянул плащ до подбородка. Теперь можно и поспать: труп с трофеями не уползёт, а рабов развязывать лучше утром. А чтоб их не съел никто, можно скрестить пальцы. Вполне... достаточно.

***

Ноль. Будни

Сверху

никто не глядит.

Требуй, проси

— у кого?

Сам своё время украл

Добровольно ослеп.

Оглох.

Онемел.

Я. Устал

Довольно трудно указать начало, тот отправной пункт, переломный момент; действие, запустившее цепь событий, что привели к обозначенному финалу. Чем подробнее рассматриваешь карту действий, тем больше замечаешь деталей, из которых соткана не только личность человека, но и окружающее его пространство. И всё становится важным, и каждое слово обретает вес, и всё дальше в прошлое уходишь, стараясь отследить то, начиная с чего всё покатилось в радужные дали. Случайный разговор перестаёт казаться случайным, значение придаётся повороту головы, мимолётному взгляду, невзначай услышанному слову. И начинает грезиться адже рука судьбы, но не стоит обманываться — концепция судьбы это лишь неспособность человеческого разума справиться с лицезрением всеобщей систематизации. Всё, что происходит, просто застыло в янтаре, надо лишь приловчиться делать разрезы и смотреть.

Поэтому, стараясь отыскать отправной момент, рискуешь забрести настолько далеко в прошлое, когда ещё и Земля была огненным шаром. Что же действительно важно? Чувственный опыт? Оценка объектами того, что с ними происходит? Ёж его знает!

На самом деле нет. Не знает.

Не мастак вещать истины. И истории со смыслом тоже.

Есть просто истории, правдивые и не очень. А смысла в них не особо.

В принципе, падение можно назвать важным, выдающимся событием.

Шёл меж стеллажей, ставя в планшете галочки. И когда поворачивал к новому ряду, где лежали на полках аккуратно состыкованные стопки картонных коробок с картриджами для раритетных струйных принтеров, это и случилось. В глазах потемнело на миг, я лишь успел подумать коротко:

— Кажется, падаю.

И упал. Очнулся уже на ногах. Картинка вернулась так же быстро, как и пропала, только теперь на полу была размазана кровь. Брызги разбивались о глянцевую краску и расползались симпатичными кляксами, соединяясь с отпечатком ладони.

Оглядываюсь на дверь, прислушиваюсь — но кроме хруста эмали на зубах и тихого гуденья кондиционера — ничего. Прикрыв ладонью разбитый нос, выглянул в коридор и, наклонив пониже голову, скользнул вправо, в раздевалку. Намеревался, но не вышло. Тонкий голос, неприятно растягивающий гласные, окликнул со спины:

— Закончил?

Алексей Владимирович. Светоч всего отдела. Я застыл с приподнятой ногой. Выпрямился, убирая от носа руку, и с широкой улыбкой развернулся.

— Чёрт, какого...?

Наставник...

— Упал.

— Ничего не разбил?

...радетель, Отец...

— Нос, как видите.

— Я про товар!

...дай Создатель каждому.

— Нет.

— Умывайся и заканчивай поскорее.

Кровь долго не останавливалась. Я набирал в ладонь ледяную воду и опускал в неё нос. Добавилась тупая, тянущая боль, утяжелившая голову, проявились маскировочные круги на глазах. Упёрся руками в раковину, посмотрел в зеркало.

— Разве о такой жизни ты мечтал?

Иногда нужно остановиться, подумать о том, куда ведёт жизненный путь. Это даёт видимость превосходства...

— Чего над чем?!

В трубах мирно журчит вода, за стеной кто-то разговаривает. Но это там, далеко. В принципе, голоса всегда далеко, даже если звучат на высоких частотах у самого уха. Внутренний монолог всегда на первом фоне.

Отражение угрюмо смотрит в ответ, словно пытаясь сказать, что не оно устраивалось на эту работу, не оно провалило экзамены в универе, не оно торчит у компа выходные напролёт, и не оно теряет сознание — не в первый, кстати, раз. А расплачиваются, почему-то, оба.

— Ладно-ладно, не смотри ты так.

Отражение не перестало. Отворачиваюсь. Краем глаза уловил... статичность. ОН в зеркале нарушил синхронность, лишь с едва заметным опозданием повторив моё движение.

— Опять ты за своё.

Ну и как умываться, когда ОН смотрит? А может, ну его, умывание это? Беру из аптечки новый бинт, не разматывая рулон, прикладываю к носу. Шумно и медленно иду мимо двери начальника на кухоньку и обратно. Тот выглянул.

— Долго, долго!

Перемены грядут, они случаются каждый миг. Вот только этого дня оказалось всё же недостаточно.

Хотя кто знает! Всё же ещё впереди. Надежда умирает последней! В отличие от двух других своих сестёр.

Хотя бы погода радовала. Вообще мне нравится тепло поздней весны, но это искусственное лето, вышедшее на сцену после заморозков и впадения в спячку комаров... тоже неплохо. Сладкие ароматы духов от разодевшихся в лёгкие платья девушек. Облака клубятся над городом, перекатываясь гигантскими комками теста. Нагоняют аппетит.

Мысли снова вернулись к поиску пути. Что же такого сделать, чтобы на душе стало лучше? С чего начать? Это только на словах человек готов на всё. Дай ему день серой реальности, и он будет в такт с остальными шаркать ногами в очереди к эскалатору метро.

Разговаривать с самим собой как-то тупо. Пробовал, не понравилось. Одно дело, когда голос просто звучит у тебя в голове, и всё меняется, когда ты пытаешься это озвучить самому себе. Зачем? Теряется скорость мысли, появляется неловкость. Собственно, от осознания глупости ситуации.

Может, питомца завести... цветок хотя бы. Вспомнились два прошлых опыта: кактус замёрз на окне, а крапивка засохла на третий день покупки. Снова колючку купить? Или нечто более живое. И выносливое. Кактус в мире животных. Держать верблюда в квартире проблематично...

Но это могло бы помочь. Легче жить, когда заботишься о ком-то. Но и обрекать кого-то или что-то на существование рядом с собой не очень хочется.

Подозреваю, что всё закончится, стоит только вернуться домой. Сяду у компьютера, расслаблюсь. Всё покажется не таким уж плохим: хватает денег на жильё, интернет и еду — что ещё-то надо?

Красивые облака. Слегка оттенённые закатным солнцем. Не такие серые, как обычно бывает в этом неприятном городе.

По ушам резанул козлиный смех. Отрываю взгляд от неба. Тройка распивающих пиво гопников. Стараясь не слишком торопиться, поправил капюшон и сунул руки в карманы толстовки.

Не обратил внимание на оклик, не обратил внимания на пролетевшую мимо бутылку. Она разбилась вдребезги о тротуар немного впереди. Держа неспешный шаг, прошёл по стеклу. Этого не существует. Всё и так тлен, ни к чему обращать внимание.

И они особого внимания не обратили, остались сидеть на парапете подвальной лестницы.

***

Кайрат. Первый клиент

Горошина, что лишь слегка давила на висок, растянулась в раскалённый кинжал и теперь медленно прорастает вглубь черепной коробки.

— Ну сколько можно?

Кайрат ещё ниже опустил спинку кресла, со стоном закинул руку за голову и попытался представить, что лежит на пляже. Кондиционер — лёгкий бриз. Солнце, припекающее темя через сломанную тонировку окна — обязательно тропическое. Попытка не удалась. Воздух из кондёра вонял чем-то неуловимым, техническим, а солнце грело вполсилы, тело бил лёгкий озноб. Новый приступ боли откликнулся в плече и докатился до самого запястья. Кайрат чуть не взвыл, но даже ручку кресла сжать не смог — правая рука совершенно не хотела слушаться. За шумом в голове не сразу расслышал трель вызывной панели. Предчувствуя новую волну приступа, всё же приоткрыл один глаз и скосился на экран. У двери стояла какая-то деваха. И не жарко ей шляться по городу...

Собрав волю в кулак, сел. Нажал на кнопку, впуская посетителя. «Лишь бы не завыть, лишь бы не завыть...»

Посетительница уверенно прошла через всю комнату и заняла стул.

— Вы ведь работаете?

Кайрат аккуратно утвердительно моргнул.

— Точно? У вас вид какой-то нездоровый.

На этот раз зубы скрипнули не столько от боли, сколь от раздражения. «Ну чего медлит? Дура. В такую жарень припёрлась на окраину города и теперь тупые вопросы задаёт».

Девушка заёрзала на стуле. Кайрат даже не постарался убрать с лица раздражение. Плевать, что первый клиента за две недели, плевать. Пусть неженка катится куда подальше, а он отлежится, выпьет порошков или чаю заварит. Ромашку с мятой. Натуральных.

Но посетительница не собиралась никуда уходить. Достала из сумочки листок бумаги, развернула и положила на захламленный стол. Кайрат приподнял бровь, на что девушка ответила:

— Вот, его надо найти.

Вдохнул, выдохнул. Надо же, как далеко положила. Стараясь не делать резких движений, осторожно потянулся за бумагой.

— Пожалуйста, найдите его, очень прошу! — девушка, вдруг вскочив, схватила сыщика за руку.

Кайрат поморщился и чуть не выматерился. Но прикосновение чужой жаркой ладошки быстро перестало казаться противным. По телу пробежал приятный холодок, боль слегка отступила. Клиентка селя обратно, поправила платье. Лучезарная улыбка растворила остатки горячего штыря в голове, успокоила разнывшиеся нервы.

Наконец удалось оторвать взгляд от посетительницы и переключить внимание на принесённый ею листок. Мало того, что информация была не на цифровом носителе, как обычно, так девушка умудрилась вместо фотографии принести портрет. Хороший, правда, ничего не скажешь. Мужчина лет тридцати, не очень длинные волосы зачёсаны назад, татуировок, пирсинга или других особых примет нет. Брат, наверное. Старший. Такие же тонкие черты лица, брови вроде похожи.

— Я понимаю, что информации мало, но единственное, что я знаю — он перемещается по городу на метро. У вас ведь есть доступ?

— Да...

— Вот задаток, — девушка положила на одну из папок конверт, — внутри мой номер. Я не хочу давить, но мне пришлось посетить ещё нескольких частных сыщиков. Ну, я пойду?

Не дожидаясь утвердительного кивка, девушка встала, ещё раз улыбнулась и вышла. Кайрат закинул ноги на стол, разбросав пыльные папки и шкатулки с носителями. Повертел портрет. Обычный карандаш. Обычная бумага. Никаких подписей.

— И кто же ты такой? Да и не важно, — бросил листок на кипу бумаг, оттолкнулся от стола и закружился в кресле, откинув головунабок.

Почему-то не смущала сумбурность сделки, как не смущало и отсутствие фото, имени разыскиваемого и даже договорённости об оплате. Найти так найти. Ах, какая приятная особа, эта девушка! Ради новой встречи стоит попыхтеть и перелопатить все архивы города. Наведаться к Блохе, пусть матрицу с портрета снимет для начала.

Глава 3

Гуль. Мареевка

Город встретил холодным гостеприимством пустых окон и вынесенных дверей. Пришлось пройти несколько кварталов, чтобы оказаться, наверное, на единственной приличной и более-менее уцелевшей улице. Но и она особой оживлённостью похвастать не могла: на паре крылец под поскрипывающими на ветре вывесками расположились в тени козырьков хозяева лавок; потёртые двери столовой были открыты нараспашку и подпёрты отполированным ладонями до маслянистого блеска поленом. На узком крыльце клевал носом сильно заросший мужичок в облезлой каракулевой шапке, разило от него на несколько аршин сивухой и густым дымом камень-травы.

Чтобы особо не мозолить глаза, гуль зашёл в пустующую столовку и сел в углу.

Создатель Всемилостивый, святой Атом и ржавая батарейка! Быть ограбленным спасёнными пленниками... Остаться без снаряжения, с парой крышек, что завалялись в кармане, да стареньким стилетом в сапоге. И то хорошо, что побрезговали одежду отжать. Тогда бы увидели под рукавом браслет, попытались бы снять, а то и вовсе руку отрубили.

Эх, ладно. Как говорится, всяко бывает. Главное — жив. А вещи приходят и уходят.

— Эй ты, — крикнула из раздаточного окна хозяйка, — покупать будешь что? Если просто от солнца спрятаться — две крышки, и сиди хоть до посинения, только спать на столе или под столом не вздумай.

— Самогон возьму.

— Десятка. Пятнадцать, если нет своего меха. Ну, чего расселся? Я тебе не подавальщица.

И правда, для официантки хозяйка была слишком почтенного возраста. Гуль бы даже не особо удивился, если бы они оказались ровесниками. Тем не менее, на дряблых щеках старухи краснели два ярких круга румян, а отвисающая нижняя губа была выкрашена какой-то дикой фиолетовой помадой. Несколько раз перебрав на ладони деньги, она сунула гулю в руки бурдюк, но прежде чем отпустить, окинула высокомерным взглядом и недовольно проворчала:

— В полдень приходят за молоком ошейники, так что лучше тебе тут не засиживаться.

— У вас ферма?

— Работники не нужны! Топал бы ты лучше отсюда подобру-поздорову.

— Карга... — уже выйдя на улицу, фыркнул гуль.

Красный зенит давил, хотелось тени.

— Ещё какая! Добрых людей под нещадное солнце гонит! — подхватил пьяница, до этого дремавший. Со второй попытки встал на ноги, — честь имею, Севастьян Дождик, поэт. А вас...

Гуль пожал руку, но не спешил представляться. Огляделся по сторонам:

— Вы тут живёте?

— Нет, нет! Я — гражданин мира! В данный момент остановился здесь, но вскоре вновь двинусь в путь, чтобы нести радость просвещения людям! Как долгожданная влага облегчает землю, так же и моё творчество смягчает души людей, — прикипев взглядом к бурдюку, пьяница облизался и пригладил бороду, — да-а-а... в сей жестокий век люди забывают о прекрасном. Несомненно, возвращение плодородных земель, охота и выпас браминов — дела первостепенной важности. Но не стоит забывать и об искусстве. Оно отличает нас от дикарей и животных.

Заметив, что гуль собирается уходить, Севастьян пошёл в наглое наступление:

— Дражайший, не дадите глоток воды бедному страждущему? А я поделюсь своим творчеством.

— Но это не вода, это цуйка.

— Не страшно, не страшно, — замахал тот руками, — давайте найдём место в тени. Пройдёмте немного дальше по улице, как видите, здесь множество заброшенных домов.

Гуль немного помедлил и степенно кивнув, будто у него на уме изначально было не то же самое.

Солнце уже прошло зенит и медленно двигалось к горизонту, тени начали удлиняться. Главная дорога, как ни странно, шла почти по окраине, наверняка её выбрали потому, что она была достаточно широка и строения в этой части города сохранились лучше, чем в фактическом центре.

Севастьян приобнял своего нового знакомого за локоть, стараясь говорить как можно выразительнее и размахивая руками, не дождался прибытия на место и начал декламировать стихи:

— Жарко, душно, гнусно, мерзко

Ветер, пыль, песок, отрава

Шумно, мусор, прах и пепел

Камни, соль, преддверье ада

Мухи, блохи, тараканы

Птицы, крысы, чайки, вопли

Визги, крики, запах гари

Масло, жареное трижды

Люди, гомон, смех и топот

Проткнут мозг, расплавлен гвалтом

Бьёт прибоем реп с ламбадой

Сахар с распаленным жиром

Рыба, что вчера сгорела

Солнце душит плотным жаром

Нервы, стёртые до крошек

Плющит равнодушным шаром

В иглах острого зенита

Все живое вязко липнет

Сонно бьется рваной каплей

Засыхая, кровь густеет

На дыбе распята пляжа

Усыхает под давленьем

Тонет в просолёном поте.

Тонет мысль, умирает

Стих ползет речитативом

Чтобы тоже вяло сдохнуть

Запятые околели

Не успев совсем родиться

Точки ссыпались под пандус.

И слова иссякли тоже

Поросли сухой травою

Закопались в дроби камня.

Тут Эйлат конец сезона(*)

Пьяница возвёл сжатый кулак к небу и зажмурился, слегка мотая головой.

Дорога резко свернула вправо, последним на углу расположился оружейный магазин со стандартным названием «Егерь». У входа мужичок с пышными бакенами что-то выслушивал от бритоголового щупляка в зелёной кожаной броне с двумя чёрными нашивками на плече. Последний смотрел снизу вверх, одну руку держал в кармане, во второй сжимал толстый дымящийся окурок и активно жестикулировал, часто затягиваясь и пуская дым мужичку в лицо. Тот морщился, но не отходил, не возражал, лишь изредка кивал. Гулю всегда казалось немного странным, что разбойники и работорговцы враждуют меж собой, ведь обе фракции ведут себя одинаково мерзко, у них одинаково скудный словарный запас, их все одинаково ненавидят. Даже меж собой бандитские группировки чаще язык находят. Но в отличие от разбойников, ошейники могут себе позволить вот так селиться в нейтральном городе и собирать «налог» с некоторых. Гуль с сочувствием посмотрел на торговца. Возможно, однажды дружинники выбьют отсюда всю эту шваль, но пока ничего поделать нельзя.

— Что-то не очень весёлые стихи, — с лёгким сомнением заметил он и отвернулся, пока ошейник не обратил внимания на прохожих.

— Как и наша жизнь, дражайший! — Севастьян дружески сжал локоть гуля, бросил очередной жадный взгляд на бурдюк и со вздохом замолк.

Нежилой квартал отличался от торговой улицы лишь отсутствием людей, пожалуй. Дома тут такие же облезлые, с трещинами в стенах и провалами в кровле. Тут так же не было заборов, вместо стёкол в окнах куски фанеры, или просто закрытые ставни. Гуль скосился на вагончик, к верхнему углу которого много лет назад была прикреплена стандартная реклама. Теперь от неё остались ржавые проволочные кольца да куски трухлявой резины. Хорошее местечко. Было когда-то. Когда пионер находит город, такие вот объекты вскрываются в первую очередь, довоенные инструменты везде на вес золота, а производство новых почти целиком спрятано в бункерах Дружины. Ну и какие-то крохи можно найти лишь предавшись методичной прочёске домов, гаражей и подобных мастерских.

Кирпичные и каменные дома проявили наибольшее упорство. Облицовка начисто осыпалась, от крыш редко оставался хотя бы остов, стены пошли сетью трещин, и всё же эти старички держались.

— Вот этот выглядит прилично, — Дождик указал рукой на полувываливщуюся вместе с рамой стальную дверь, начисто обгоревшую под солнцем.

— Да, можно и тут.

Внутри было так же душно, но хотя бы не жарило солнце. Гуль не стал пытать пьяницу, протянул ему бурдюк, а сам стал присматривать место, куда можно бы сесть.

Севастьян отлип от горлышка и мотнул головой, сводя разъехавшиеся в стороны глаза:

— Ядрёная, — протянул зеленокожему, — нет? Ну ладно, ещё немножечко...

Он сделал ещё несколько небольших глотков, выдохнул и тоже сел у стены.

— Скипидаром разбавляют, что ли...

Язык у него уже слегка заплетался, гуль отобрал пойло.

— Ну так, какие порядки в городе?

— Порядки? А нет порядков! Из-за работорговцев все стараются отсюда съехать. Три с половиной горожанина, и тех трясут нещадно. Путников через одного в плен тащат, спасу нет никакого.

— Что-то занятное в этих краях есть?

— Та не, всё как обычно. В Большом Степном иногда видны в небе сполохи. Как радуга, только ночью.

— Это далеко?

— Да, полторы сотни вёрст, не боле.

— На запад ходят караваны?

Дождик покачал головой.

— Чего там искать? Нет там жизни.

— Где-то да есть... — сказал гуль, больше самому себе, — что же, тут других городов нет?

— Больше деревни, но это в сторону северных делянок, там не так солнце лютует, и земля плодородная попадается.

— На карте покажешь?

Закатив правый рукав, гуль открыл на браслете карту и вывел голографическое изображение на стену. Пройденный путь светился сиротливым червяком на сетке довоенной карты. Увеличив изображение, указал на один из квадратов.

— Мы в этом квартале примерно, это главная улица.

— Мудрёно...

Севастьян долго разглядывал стену, наконец уверенно ткнул пальцем:

— Вот по этой дороге, ниже — Малый, затем Большой Степной. А наверх — к делянкам. А вот тут свернуть — гильдия ошейников

— Обозников они тоже грабят?

— Нет, их не трогают, только цены заставляют сбивать. О, на днях заходил обоз, охранник один такое рассказал, я уж думал дурмана обкурился или грибов каких съел — ну бред бредом! А потом шрамы показал — я прям онемел, поверил!

— О чём речь? — гуль протянул бурдюк и отобрал после пары глотков.

— А история следующая, — начал Севастьян, вытирая усы, — отряд охотников напал на след когтя, шёл без передыху полдня, в основном по пустынной местности. По пустынной, понял? Это же коготь! Так вот, гнались бы за ним и дольше, но когтю не повезло перебежать дорогу обозу, в буквальном смысле. Хотя, ещё спорный вопрос, кому не повезло. Короче, пробежал под самым носом у обозников, не обратил даже на них внимания. Охранники оцепенели, но у кого-то сдали нервы, и он пальнул уже в спину, когда коготь немного отдалился. Мутант такой обиды не стерпел, вернулся и стал потрошить всех, кто держал оружие. Скотинку не тронул. Охотники подоспели как раз к шапочному разбору, когда у караванщиков было намного меньше конечностей, чем полагается здоровому человеку. Отряд из шести человек, все хорошо вооружены и экипированы, все закалены боями, как против людей, так и против всевозможных тварей, и все они также были разобраны на запчасти.

Вот этот-то выживший, после того, как дошёл до города, сменил портки, подлечился и примкнул к другому каравану. Говорит, повезло прикинуться мёртвым. Бочина вся исполосована, шрамы свежие, так что поверил я ему, поверил!

— Далеко это было?

— А чёрт его знает, недели две пути на запад.

— Держи.

Сунув пойло в жадные руки, гуль встал и направился к двери.

— Уходишь? Ну... спасибо, дружище. Удачи в пути, и не попадайся ошейникам!

Пиная в задумчивости камни, гуль побрёл по улице, бормоча под нос:

— Рядом... Или не тот? Мало ли когтей по пустоши бродит. А что, если не совпадение? Нет, это должно быть совпадением. Пожалуйста, пусть это будет совпадением! Но как, как?! Так мало времени...

Остановился. Осмотрелся. Вдохнул пустой воздух сухого города. А стоит ли вообще убегать?

(*) Стихотворение Марики Становой

***

Ноль. У куратора

Раскинул руки на спинке дивана.

— Воды? Довольно жарко.

Я кивнул и взял стакан.

— Что думаете насчёт этого?

— Насчёт бабьего лета? Ждал столичный гриль.

Анна вопросительно приподняла бровь.

— Ну, знаете — сначала тайгу сожгли, потом озеро в Казахстане стеклянное выплавили. По логике событий...

— Почему же не уехали?

— А мог?

— Вас же никто не держит.

Выдержала паузу. Улыбнулась. Она сидит в похожем кожаном кресле, положив сплетённые пальцы на колени. От неё очень приятно пахнет букетом каких-то трав, из которых я смог узнать только ваниль. Действительно обезоруживающе. А говорит: не держит.

Немного жарковато в куртке и толстой рубашке — «лето» круто взяло обороты — и я уже начал жалеть, что не накинул кожанку на одну лишь футболку.

— Что теперь? Попросите меня прилечь, задёрнете шторы и сядете у изголовья?

— А вам так будет удобно?

— Нет... попытался пошутить. Просто вспомнился дер. Зигмунд.

— Вас беспокоят некоторые аспекты сексуальной жизни?

— Меня беспокоят международные отношения и расширение списка ядерных стран.

Так искренне улыбается, почти верю.

— Как прошла ваша неделя?

Вздохнул, прикидывая, с чего начать. Она с терпеливой полуулыбкой наблюдала мои вздохи, потом решила прийти на помощь:

— Напомните мне свой обычный день.

— Ну... я просыпаюсь, умываюсь, завтракаю и еду на работу. Работаю. Вечером еду домой, по дороге от метро до дома любуюсь звёздами. То есть иногда представляю, что звёзды и правда видны.

— Так...

— Галлюцинации были последний раз три дня назад, а вчера столкнулся с хулиганами. Опять. Пожалуй, это давно стало неотъемлемым аспектом моей жизни.

— Как вы разрешили ситуацию? — и заговорщически добавила, — я никому не расскажу.

— Я думал, у вас отчётность.

Подловил. Но виду она не подала, улыбнулась и проигнорировала моё замечание:

— Помните, на первой нашей встрече вы дали честное слово говорить только правду, и абсолютно всё, даже незначительные мелочи.

Примерно это же, но в более официальной и расширенной форме оговаривалось в контракте. Но не шантажировать же постоянно контрактом! Вот и сажают в кресло напротив миловидную особу с выразительными глазами, мягким голосом и дурманящим парфюмом.

Что она могла подумать об исходе такой встречи?

— Шрам свежий?

Ну вот, верно всё поняла и почти угадала. Потёр переносицу.

— Нет, с работы.

— Как именно?

— Слегка закружилась голова, не успел ни за что схватиться. Упал, разбил лицо и наушник. Особенно жалко гарнитуру.

— Догадываетесь о причине помутнения?

— Конечно.

Анна слегка наклонила голову и укоризненно:

— Вы же знаете, что нам интересны любые данные, но не стоит себя подвергать опасности.

Ну да. Не стоит играть дольше шести часов. Нельзя вообще засыпать во время синхронизации. Последствия, бла-бла-бла. Я пожал плечами — виноват, но не исправлюсь.

Снова пауза перед следующим вопросом.

— Сколько их было? Хулиганов.

— Трое.

— Что именно произошло?

— Покричали ругательств, потом бросили бутылку. Промазали. Я пошёл дальше.

— Как бы вы поступили, если бы у вас было с собой оружие?

— Никак.

Я оттянул борт куртки и приподнял за рукоятку нож.

— Угу... не жалеете, что не использовали?

— Честно говоря, не знаю, помог бы мне он. И я не уверен, что смог бы кого-то ранить.

Не знаю, как ей это удаётся. Я не стал себя больше уважать, но стеснение за открытие перед ней моментально улетучилось. Но что это, как? Она же ничего даже не сказала, но есть что-то в её глазах...

Одобрительно кивнула:

— Это хорошо.

— Правда?

— Разумеется. Несмотря на побочные зрительные эффекты от долгой синхронизации, ваша эмоциональная сфера по-прежнему остаётся без видимых изменений, и учитывая специфику игр в вашем наборе... — Анна сама себе кивнула и продолжила, — как вам играется?

— Всю неделю был в разных играх, не менее двух часов, но... вчера что-то случилось с очками, после синхронизации я проснулся уже утром, с болью во всём теле. Но после красочных галлюцинаций боль как рукой сняло.

— Что именно вы видели?

— Фрагмент из GF.

— В этой игре вы проводите больше всего времени...

— Да.

Выжидающий взгляд.

— Вы же сказали, что последний случай визуальных галлюцинаций был у вас три дня назад.

— Да?.. — растерянно заулыбался, — наврал, стало быть.

— Попытайтесь вспомнить точнее.

Задумался. Я точно помню, как три дня назад, в утро четверга, в свой двадцать пятый день рождения, увидел в ванной отражение в зеркале, и это был мой перс из GF. В отличие от тех случаев, когда я сразу различаю глюк, этот раз меня немного напугал. После этого я к шлему не притрагивался, и тем не менее, сейчас у меня сорвалось признание в том, чего не было.

— Три дня назад — это точно. А вчера... возможно, это был сон.

— Подобные сны более нормальны, нежели галлюцинации. Чтож... — посмотрела на голографический экран, — наши техники разберутся с проблемой, если она есть, и вы вновь сможете насладиться играми. Что ещё в свободное время вы делаете в сети?

— Всё так же смотрю сериалы, но со своей знакомой почти не переписываюсь. Знаете, я пишу ей, когда мне совсем уж одиноко... но чем дольше я играю, тем меньше мне нужно это общение. Но я и в игре не особо в чате болтаю, вот что для меня странно.

На мониторе замелькали строки, Анна пробежалась взглядом и лёгким движением руки смахнула рамку обратно в столик.

— Вы не пробовали пригласить её на свидание?

О-о-о, дамочка, вы ступили на святую землю. То бишь, тут я как рыбка в океане. И вы не можете это не знать.

— Нет.

— По статистике люди, нацеленные на успех, чаще добиваются желаемого, нежели нацеленные на избегание неудачи. Что вас останавливает?

Сама знаешь.

— Я ведь говорил, что не знаю, в каком городе она живёт, сколько ей лет, как её зовут. И нет, узнавать не собираюсь. Мне и так хорошо.

— А вы не думали, что это также часть избегания? Специально не интересуетесь её реальной жизнью, чтобы не было желания познакомиться лучше?

— Именно так и думаю.

Мы ещё немного потрепались ни о чём, она была не против. Наши разговоры давно вышли за рамки делового опроса. Я словно получил бесплатного терапевта. Вот только не очень-то поддаюсь я терапии. Стоит гордиться или волноваться? А, пофиг.

У стойки предложили привезти мне шлем позднее, курьером. Ну и ладно, не придётся тащиться через весь город с коробкой в обнимку.

***

Олег. Экскурсия

Владение другими может быть тонким искусством. Если заморачиваешься эстетикой. Заомрочки всяческие Олег вообще не принимал, поэтому всё сводилось к простому правилу: будь сильным, большим, и к тебе потянутся. Увеличить и уплотнить собственное пространство, так сильно, чтобы прохожих аж отшатывало. Гравитация, она.

Прохладный ветер заставлял новичка кутаться в лёгкую ветровку и бросать недовольные взгляды на медленно розовеющий восток. Олег упорно игнорировал вопросы о том, куда они идут. Монаха Андрей даже не спрашивал, это вызывало лёгкую зависть — Алексея, выходит, боятся сильней. В принципе оно понятно. Никто никогда не спрашивает Монаха. Лицо у него вовсе не кирпичом, скорее наоборот — острое. Или бывают острые кирпичи?

Пустые улицы областного городка умиротворяли. Никакой суеты, чадящих машин. Ещё бы скорей воздух прогрелся, да пару дымков затянуть — для пущих красок окружения. Олегу нравилась обкатка новичков. В основном потому, что проводил её не он, а Монах или Катя, а сам спокойно наблюдал за реакцией молодняка.

Андрея молодняком можно назвать лишь с огромным таким натягом. Сорокалетний дядя суетливо бегал глазами по лицу своих новых знакомых, постоянно оглядывался, разминал пальцы. И послушно выполнял всё, что ему говорили. Олег не очень удивился бы, если в конце дядя не выдержит и спросит, когда его примут в секту. Конечно же он думает, что это секта, все так думают.

Обошли ряд голых каркасов под торговые палатки и пошли вдоль высокого церковного забора. Монах остановился у закрытого ларька, осмотрелся и зашёл за будку. Без лишних слов полез через кованый забор, спрыгнул на той стороне и пригнувшись добежал до туевых зарослей. Олег недовольно посмотрел ему в спину и сцепил руки на колене, помогая Андрею забраться на ограду.

— Надеюсь, вы позвали меня не для того, чтоб грабить церковь, — возбуждённо прошептал Андрей, уже оказавшись в укрытии, и нервно хохотнул, пытаясь придать шутке юмора.

Монах проворчал что-то едко-неразборчивое и молодняк-дядя стушевался. Перебежками добрались до складской пристройки, затем обошли церквушку, остановились под готическими окнами апсиды. Теперь уже Алексей сцепил руки, прислонился спиной к стене и прошептал:

— Давай, только тихо.

Придерживаясь за стену и плечи парней, Андрей дотянулся до решётки на окне и подтянулся. Десяток секунд повисел, глянул вниз — Монах уже подставил ладони для опоры — и слез. На его лице гуляла яркая краска, а губы растянулись в непонятной улыбке.

Вернулись тем же путём, прошли немного вдоль дороги и свернули во дворы. Солнце уже показалось из-за крыш домов, стали попадаться прохожие с пакетами продуктов — запасаются соками и энергетиками, пока не раскалились улицы. За спиной переливчато запели колокола. В воздухе начал растекаться запах нагревающегося асфальта и бетона. Трава, поддавшись обману искусственного лета, робко пробивалась сквозь покров прелых листьев и разнокалиберного мусора.

На площадке за сетчатым забором лениво и молча кидали друг другу пробитый мяч двое ребят. Завидев прохожих, переглянулись и бросились наперегонки к забору.

— Дяденьки, не найдётся мелочи?

Олег пошарил для вида и покачал головой: в кармане была лишь соцкарта и пачка сигарет.

— Хотя бы сигаретой угостите?

— Держи, — Монах протянул пачку, позволяя брать сколько угодно.

Шкеты взяли по несколько папирос и, расплываясь в довольных улыбках, побежали за барак с прислонёнными к нему спинками сборных кроватей, обрезками труб и прочим бытовым хламом.

— Дети — наше будущее, да? — Олег насмешливо посмотрел на профиль с горбатым носом, но лицо Монаха осталось восковым, даже не исказилось привычной недо-улыбкой.

— Даже больше, чем ты себе можешь представить, — ответил он лишь через пару минут, пройдя по узенькой дорожке и миновав шлагбаум.

Андрей вовсе съёжился, будто стал свидетелем родительской ссоры. И наверняка не знает, как вообще воспринимать эти две последние реплики.

Будка охранника пустовала. Кирпичные одноэтажные постройки, выстроившиеся по левую руку, щедро посыпали землю красной крошкой. Повсюду валялись пустые бутылки, целлофановые пакеты и целые посевы сигаретных окурков. У одной из дверей седая женщина в белом халате и чёрном резиновом переднике сидела на ободраном стуле и щурилась на солнце. Она как-то странно посмотрела на гостей: не то подозрительно-опасливо, не то брезгливо-недоумевающе. Однако на приветствие ответила кивком, открыла дверь и пропустила вперёд. В нос тут же ударил сладковато-приторный запах, прохлада сперва приятно пробежалась по коже, но вскоре стало зябко. Кафель пошатывался и хрустел под ногами старым раскрошившимся клеем. Монах уверенно прошёл по коридору до последней двери, толкнул плечом, не вынимая рук из карманов.

Олег вошёл в нужную дверь следующим и со смаком впился взглядом в лицо новичка, застывшего в проходе. Андрей вздрогнул, когда сзади его взяли за плечо и подвинули в сторону. Женщина встала у изголовья одной из стальных полок и любовно поправила русые волосы на лбу мальчишки лет десяти.

— Второй в этом месяце, — сказала женщина, погладила мальчика по бледно-жёлтой щеке и вышла.

— Угадай откуда, — Монах повернулся к двери.

— Не знаю...

Растерянно пробормотал новобранец и посмотрел на Олега в поисках поддержки. Тот остался безучастен.

— Из приюта, мимо которого мы проходили. И знаешь, что из всех отделений больницы буквально осталось только приёмное и морг? Аптеки всё больше заменяют любых врачей. Фармацевтов выпускается больше, чем терапевтов и хирургов вместе взятых. Ещё лет пять назад невостребованные тела отправлялись в медицинские институты. Сейчас трупы не пользуются спросом вообще. Некому на них тренироваться.

Вышли на свежий воздух. Глядя на бледное лицо с отупело-ошарашеным взглядом, Олег сам с собой поспорил, сколько часов дать «бойцу», чтобы тот окончательно сдулся.

Следующая остановка была у главной площади городка. Андрей притормозил у тонированной двери с несколькими яркими надписями и наклейкой, схематично изображающей женщину в зачёркнутом кружке, неуверенно посмотрел на парней, но всё же вошёл.

Клуб не пустовал. В приглушенном свете зала, у барной стойки и за столиками у стен Олег сходу насчитал десяток человек. Сели за угловым столиком. Монах расслабленно откинулся на спинку дивана и обратился к Андрею. Мягче обычного:

— Что видишь?

Взгляд исподлобья.

— Педиков вижу.

— Вон на того посмотри, что с барменом говорит. Сколько ему лет?

— А я... знаю? Лет двадцать.

— У противоположной стены видишь двоих?

— Ну да, совсем школьники.

Монах ненадолго замолчал.

— Хочешь ещё посидеть? Могу заказать выпить.

Олег прыснул, встал и вышел на улицу. Бледный и неестественно большой диск солнца уже висел над крышами домов в безоблачном небе.

Вышедший из заведения Монах подвёл раскисшего рекрута к другой двери, с голографической вывеской. Зелёный моргающий крест стал почти неразличим в дневном свете. — Что видишь?

— Дверь. Реклама.

— Мелкий шрифт прочитай, пожалуйста.

— «Противопоказано лицам до четырнадцати лет». И что?

— Нормально для рекламы контрацептивов?

Сбитый с толку кучей непонятно зачем предоставленной очевидной информации, Андрей опустил взгляд в землю и что-то неразборчиво пробормотал.

— На сегодня ознакомительная программа окончена, хмыкнул монах, — захочешь поговорить — приходи через неделю в «Телегу».

Глава 4

Гуль. Мысли о бороде короля

Путь лежал на свалку. В каждом городе она есть, и обычно там благодать для гулей: дважды полураспадающиеся автомобили, кислотные лужи, лабиринты из гор мусора и другие прелести индустриального общества. Гуль не знал наверняка, где она, но он всегда безошибочно угадывал. Просто полагался на свой внутренний компас и позволял ногам идти в нужном направлении.

Возможность заночевать не в открытом поле манила, шептала наплевать на всё. Не успеть ведь дойти до бункера Дружины. И поди знай, как там примут. Вот отдохни хорошенько, а утром пораньше двинешь в путь, половину пройдёшь ещё засветло.

Сегодня ноги несли особенно быстро, насколько это возможно. Рассказ пьяницы всколыхнул тёмные воды, именуемые тревогой. И поначалу даже мелькнула здравая мысль — держаться ближе к людям. Ближе к ним... да, здравая мысль, такая здравая, что здоровей некуда. А ноги всё шли и шли.

— Так идти дальше или искать ночлег?!

Дал бы кто ответ.

А потом как-то резко закончились дома, и гуль вышел на пустырь. Вернее это была окраина города, ведь за самой свалкой уже ничего не было. Небольшие сопки бесформенного мусора за периметром из ржавых обрубков труб, что когда-то служили опорами для забора. Пройдясь меж горок, гуль поковырял носком сапога мусор, покрутил головой. Как-то не то, что ожидал. Думал заночевать в багажнике какой-нибудь колымаги, а тут...

— И средь пустых домов

и студней одичалых,

Не людей страшась, а снов

я вновь

усну

усталым...

Делать было нечего, пришлось вернуться в квартал.

— Мелким разочарованиям не сломить меня!

— Ты слишком много болтаешь, когда взволнован.

— Ну, знаешь... уж лучше так, чем одичать.

— А с чего, думаешь, всё начинается? Разве кто-то проводил исследования, как гули сходят с ума?

-...

— Вот именно. Только слухи.

-...

— Ах ты меня игнорируешь... на здоровье.

Для ночлега был выбран кирпичный дом со снятыми с петель ставнями, без двери. Крыша также давно обвалилась, пробила настил, и теперь подпол был завален кучей трухлявых брёвен и досок. Гуль приглядел место в углу, под двумя балками, образовавшими небольшую нишу. Спрыгнув вниз, осторожно заглянул в укрытие.

— Хм...

В тени, ближе к стене, куда не добиралось палящее солнце, из земли торчали два гнутых прутика. Слишком идеально изогнутые, симметрично расположенные. Да чего гадать, только идиот не поймёт, что это сухая мокрица, а не стебли старой травы. Гуль достал нож, на всякий случай во вторую руку взял обломок доски. Сначала пнул каблуком землю и сразу отскочил на шаг. Ничего. Осторожно подошёл, встал на колено. Чёрт, тесно, не замахнуться нормально. Прицелился ножом в пяди от усиков и остановился. Может, просто спугнуть? Хотя нет, чёрта с два она убежит под палящее солнце. Забьётся под землю тут же, в груде деревянной трухи, а с темнотой проснётся и придёт за полуночным перекусом. Обнимет ногу или руку брюшными отростками и выпьет. До дна, даже без тоста за здравие детей.

— Долго думаешь! — и отложил доску.

Накрыл рукоять ножа ладонью. Всем телом подался вперёд, вгоняя лезвие в землю, тут же вскочил и попятился. Пол вздыбился, мокрица, шурша мягким панцирем, забилась в судорогах, то сворачиваясь в мяч, то раскрываясь и царапая землю и воздух короткими ножками.

Удачно попал, могло быть и хуже. Бывало действительно хуже, когда мокрица, поливая землю молочно-серой кровью, гонялась за гулем полчаса, до полной потери сил.

И место таки было готово. Оттащить труп в другой угол, чтобы вонью отпугивало незваных гостей. Или заманило кого... крысы едят мокриц? Наверное, они всё едят. Волки точно побрезгуют. Ладно, чёрт с ними, с крысами. Гуль вытянул вшнурованную в штанину полоску кожи, примотал нож к ладони. При помощи доски накидал на лужу крови немного песка. Натаскал более-менее пригодных досок и, с кряхтеньем забившись в свой закуток, соорудил небольшую баррикаду.

— Вот сейчас нужно было нож привязывать, балда.

Место притиралось долго. Солнце пробивалось сквозь щели навеса, и каждый раз, когда гуль ёрзал, пытаясь найти удобное полулежачее положение, полоски света густо наполнялись пылью. Красиво и убаюкивает.

— Расскажи сказочку.

Почесал в раздумье макушку, остался в куском отсохшей плоти в ладони.

— Знаю только грустную.

— Давай.

Разговаривать с самим собой это такая загадка! Никогда не знаешь, какой вопрос слетит с языка, и какого ответа стоит ждать.

— Взрослый уже, спи.

Прослушивание тишины — дело тоже довольно приятное. При том стоит заметить, что вынужденная ранняя стоянка отличается от ночного привала. Вроде то же едва уловимое потрескивание в песках под аккомпанемент редкого сердцебиения и шуршащих звуков в груди. Разве что ветер гонит зной, а не остывающее дыхание угасающего дня. И зверьё ещё не подаёт голоса, сидит по норам. И как-то по-особенному вообще воспринимается отдых. Особенно этот. Словно разложил пикник на пути зарождающегося смерча. И шаги... стоп, какие ещё шаги? Какие голоса?

-... а потом я беру у Славы снайперку и жду, пока это дебил устанет. Прилёг, знаешь, покручиваю колёсико. А этот бежит и бежит. Даже не петляет, представь? Ну я что, вдыхаю, тяну крючок — бац! Башка его взрывается, как спелая рябина!

Несколько голосов одобрительно засмеялось, а гуль как раз нашёл удобное положение, в котором ничего не давило в позвоночник, а в рёбра упиралось довольно сносно, даже где-то приятно сдавливало. Словно обнимает кто-то.

— И как? — поинтересовался кто-то продолжением.

— Нормально так, вообще. Никто больше не рыпался, даже подстёгивать особо не надо было. Оно, знаешь, хоть далеко было, все видели, как тот придурок упал и больше не поднимался. Догнал всю партию за полдня, все как шёлковые были.

Снова одобрительные смешки и угуканье.

— Это ты про тот раз, когда взял деревню? — этот голос спокойный, гулю даже как-то прохладно стало — не из-за места пряток.

Шаги приближались, голоса становились громче, с хорошо различимыми интонациями.

— Ага, — ответ настороженный.

— Ну да, помню, деревню взял, когда все охотники на деле были... помню, да.

Остановились.

— Это ты на что намекаешь?

— Намекаю? Упаси меня Всевышний! Я прямым текстом говорю, что ты кроме детей и баб никого ловить не можешь.

Не, ну оно понятно, что идут мимо. И приятно, что собачатся.

— Ладно-ладно, — влез третий со своим примирительным тоном, сорвав намечающееся представление. Голосовое представление. Аудопостановку, вот. — Потом собачиться будете, как узнаем, кого главным в этом рейде назначат.

Пара реплик, чтобы не дать конкуренту расслабиться, удаление из зоны слышимости.

Погладив подбородок, гуль прищурился на волокна рассохшейся балки. Рейд, значит... выходят обычно ночью, кто же по зною захочет топать. Идут ночь и полдня, вечером заседают вблизи цели, после полуночи берут тёпленьких. Это если на поселение какое, а вдруг на караул? Тогда даже лучше, разбросают сетку далеко, и засядут надольше.

— Хе-хе, жжём, братцы!

***

Ноль. Двор

В школе было неплохо по сравнению с настоящим. Но вспомнилась она мне не потому, что в моём детстве города были меньше, деревья выше, а на полках можно было порой найти грунтовые овощи. Нет, вспомнилась мне одна книга, точнее даже персонаж из книги. Пьер Безухов. Да-да, навеялось разговором с куратором.

Автор описывает его как пухлого. И всё равно на исповеди при приёме в масоны Пьер признаётся, что его слабостью являются женщины. И меня поразило — толстяк же, неужели на него западают? Оказывается, да. Но! Но... вспомнилось это мне тоже не просто так. Просто я размышлял о героях.

Быть героем круто. Все тебя любят, особенно женщины. Но главное — ты сам себя любишь. Наверное... то есть, будь я героем, мне было бы лучше, чем сейчас.

Но мне как-то сказали, что сам факт наличия героя — плохо. Плохо, когда миру они нужны, плохо, когда человек должен падать грудью на амбразуру во имя благого дела. Но ведь... девушки же!

Интересно, вот эта рыженькая чем впечатлилась бы? Симпатичная, одета ничуть не вычурно, уже плюс. Лицо немного усталое, странно для раннего вечера воскресенья. И руки ничем не заняты. Не копается в телефоне, не читает газету — хотя кто их сейчас читает! — просто сидит и смотрит в пол. Такую и от дракона можно спасти. А вообще слишком красивая. Я бы такой даже в интернете не написал.

Моя остановка. И она тоже выходит. И даже на ту же сторону, что и я.

Хожу быстро, так уж привык. Не понимаю, зачем тратить время на медленный шаг, если можно дойти до дома и начать бездельничать как можно раньше. И даже зачатки маниакальных мыслей проследить за красивой девушкой не заставили сбавить шаг.

Ещё одна прелесть конца воскресенья — уже сидят весёлые и добрые молодые люди на крыльце подъезда, выстраивая из пустых бутылок аккуратные ряды под дырявым штакетным заборчиком. Там, где и всегда. С пополнением в составе. Не оборачиваться на галдёж, просто идти мимо. Сами замолкнут, когда отойду на достаточное расстояние. И кто бы мог подумать, что не утихнут. Вполоборота оглядываюсь. Да, уже не мне адресованы их возгласы... сразу же останавливаюсь, как вкопанный.

Не знаю, что появилось в моём мозгу в первую очередь: постыдные мысли о награде за геройство либо праведный гнев. Тем не менее, рука сама тянется к внутреннему карману и сжимает рукоять ножа. Молодёжь слишком разгорячилась напитками и бабьим летом, чтобы тратить время на прелюдии, девушку уже нагло схватили под руку. Не слышу, говорит ли она что-то и зовёт ли на помощь, всё заглушает шум крови в голове.

Она вырывается. Они скалятся. Моя уверенность тает с каждым шагом. Но уже слишком поздно, они уже заметили.

***

Кайрат. Блоха

— Что тут у нас?

Блоха, жадно вцепившись глазами во флешку, протянула тонкую, как жердь, руку и зашевелила длинными бледными пальцами, больше похожими на щупальца. Кайрат сжал ладонь:

— Разовый доступ. Ра-зо-вый. Не хочу, чтобы он был последним. И хочу знать, что мы друг друга поняли.

Девушка откинулась на спинку кресла, чуть не ухнувшись затылком о край стола, зажала ладони под мышками и растянула губы в обидчивой гримасе.

— Есть смысл быть честной, только если платят.

Кайрат достал из кармана несколько купюр и положил на стол.

— Убил кого-то? — Блоха сунула деньги под клавиатуру, — хотя не говори, не хочу знать деталей. Ну, даёшь или как? Да поняла я, поняла: не дублировать код.

Воткнув флешку в порт, зарылась в работу.

— Выведи, пожалуйста, на экран. Да не фыркай ты, я знаю, захотела бы надуть — я б даже не понял. Просто интересно. И вообще, знаешь, — сыщик положил на стол ещё две купюры, — вот, на будущее. А то мало ли как у меня дела пойдут, помощь твоя всегда может понадобиться.

Засветился большой боковой монитор, заморгали сменяющие друг друга окна, потом весь рабочий стол заняла сетка с множеством статичных картинок.

— Фотку давай.

Кайрат развернул листок, прижал к столу и разгладил ребром ладони, после чего положил на платформу сканера.

— Это что ли? — снова фыркнула девушка, — серьёзно?

— А ты предпочла бы фоторобот из-под ментовского пера?

— Я бы предпочла вон ту красотку, — она ткнула на плакат обнажённой девицы под пальмой на берегу лазурного берега, — но и тут ты меня не сможешь порадовать, верно? Ладно, возьми стул. Матрица минуты две будет собираться. Какой период?

— Весь доступный, плюс реальное время.

— Станции или ветки?

— А так же поезда, переходы, лифты.

— Сдурел? Ты знаешь, сколько времени уйдёт?

— Даже приблизительное — нет. Но я останусь в любом случае.

Блоха сгорбилась ещё сильнее и что-то заворчала под нос. Застучала по клавишам, изредка поправляя непослушные волосы и отхлёбывая из белой кружки, сплошь покрытой старыми кофейными подтёками.

— Принеси пожрать и завари мне ещё кофе. Ну и себе, если хочешь.

Казалось, с прошлого визита тут ничего не изменилось: посуда в раковине сложена неаккуратной башней, казаны и сковородки таким же нелицеприятным образом громоздились на газовой плите. Выбрав кастрюльку почище, со следами приготовления кофе, аккуратно сдвинул посуду в сторону и подставил под кран. Немного подумав, взял засаленную губку и, добротно полив моющей жидкостью, вымыл кастрюлю и две кружки. Пока закипала вода, достал из холодильника лоток с пирожными. Ничего другого там и не было, впрочем. Вымыл ещё два блюдца, заварил сублимат и вернулся со всем добром в комнату.

Девушка приняла пирожное и чистую кружку, взамен бесцеремонно вручив грязную, и продолжила одной рукой бить по клавишам и щёлкать мышью.

— Уже ищет? — Кайрат подвинул кучу одежды и сел на одноместный диван.

— Ага, уже нашёл.

Сыщик закинул ногу на ногу и уставился в затылок девушке. Она быстро разделалась с тем, что было на тарелке, и принесла контейнер целиком.

— Вот я думаю: ты так много сладкого ешь, а выглядишь хорошо. Ни капли не поправляешься.

— Усиленная работа мозга сжигает резервы глюкозы в организме меньше чем за десять минут. Мне нравится думать, что моя не-полнота — достижение острого ума. А ещё я думаю: ты долго тут торчать собираешься? Я же сказала: нашёлся твой красавчик.

— Да? Я думал, ты шутишь, — Кайрат подошёл и склонился к экрану.

— Когда это ты видел, чтобы я шутила?

class="book">На изображении в увеличенном окошке мерно раскачивались на сиденьях пассажиры подземки. Зелёный квадрат выхватил профиль мужчины, сидящего в дальнем конце вагона.

— Увеличить сможешь?

— Это тебе не кино, дурилка. Сохраню на диск, тогда можно будет поработать с дорожкой.

— А ошибки быть не может?

— С такими вопросами иди... к своим друзьям в синей форме.

Кайрат хохотнул, потрепал девушку по плечу и продолжил смотреть. Двери вагона открылись, выпуская одних пассажиров и подбирая других. Объект слежки остался на месте. Снова мерное покачивание состава... одна из пассажирок вдруг встала на ноги, замахнулась на другую девушку. Та вскочила, попятилась, прижалась спиной к двери и пулей вылетела на платформу, как только створки начали открываться. Разыскиваемый мужчина тоже встал и неспеша вышел.

— Видео — в реальном времени?

— Вчерашнее.

— Маршрут сможешь нарисовать и привязать к видео?

— Аки два перста оросить.

— Хорошо. Скинь на флешку.

— Уже. И лапу убери.

Выходить в дневную жару Кайрат не спешил. Искал повод посидеть ещё немного в зашторенной наглухо квартире с гудящим кондиционером. Но девушка будто почувствовала намерения гостя, встала, вложила в нагрудный карман его рубашки информационный носитель, похлопала по груди и с широчайшей улыбкой сказала:

— А теперь — вали. В следующий раз приходи с едой.

И бесцеремонно вытолкала за дверь. Делать было нечего. Кайрат водрузил на нос очки и вышел из подъезда в раскалённые объятия полуденного города. У трамвайных путей купил бутылку ледяной воды и надолго прижал её ко лбу, прежде чем открыть и сделать первый глоток. Завывая сиреной, мимо промчалась карета скорой помощи.

Сыщик подумал, что хорошо бы связаться с заказчицей. Поделиться новостью, да и вообще — пусть отзывает заявки в других конторах. Или всё же отследить до места жительства, а уж потом звонить? Чтоб конфуза не вышло. Снова удивился тому, как глупо прошла первая встреча. Это мигрень, она всё виновата.

Проводив взглядом цепочку вагонов, дождался своего номера и поднялся в раскалённую жестянку. Кондиционер хрипел и тихо подвывал, кто-то открыл форточку и яро отбивался от двух пожилых женщин, требующих герметизации вагона. Кайрат вяло прислонился спиной к заднему стеклу, залпом выпил оставшуюся воду. Пассажиры продолжали спорить, исчерпав все доводы и перейдя на банальную ругань.

Делать что-либо расхотелось совсем. Завтра, всё завтра. А сейчас доехать до офиса, свалиться на диван и не шевелиться до самого вечера.

Отдохнуть? Как бы не так. У двери, поигрывая складками длинного яркого платья, стояла она, нанимательница. Кайрат, придавленный зноем, с завистью посмотрел на то, как легко она подпрыгнула при виде его. Странная. Ещё заметил то, чего не увидел в прошлый раз: на правой руке, в которой она держала ридикюль, ногти были выкрашены в разные цвета: красный, жёлтый, зелёный, пурпурный и чёрный.

— Ой, я так рада вас видеть. Знаете, я подумала, что неразумно так тратиться, да и подгонять людей в такую пору — не очень хорошая идея. Поэтому я отозвала все остальные заказы. Не знаю почему, но мне кажется, что вы с этим в конце концов справитесь. А ещё у меня для вас есть новые дела. Как думаете, у вас будет время? Сможем договориться?

Всё это она успела сказать, пока Кайрат поворачивал в замке ключ. Распахнув дверь, жестом пригласил войти. Сел за стол и скрестил руки на груди, твёрдо решив на этот раз не допустить прошлых ошибок.

— Для начала давайте познакомимся, если для вас не принципиально оставаться инкогнито.

Девушка широко улыбнулась и протянула руку:

— Екатерина.

Сыщик пожал хрупкую ладонь.

— Хорошо, Екатерина. По вашей первой просьбе. Уточните, что от меня требуется: найти место жительства, отслеживать передвижение, установить список контактов?

— Всего лишь место жительства.

— Хорошо. Кем вам приходится этот человек?

Девушка смущённо смяла ремешок сумочки.

— Он писатель, очень хороший писатель. И так получилось, что я хочу узнать, где он живёт, чтобы подарить один сувенир. Это сборник портретов на героев его произведений. Знаю, немного глупо, но ничего не могу с собой поделать: хочу сделать ему сюрприз.

— Портреты, значит...

— Да, я ходила в художественную школу, курсы натуральной графики. Тогда было модно ностальгировать по бумаге, — Екатерина снова смущённо улыбнулась, опустив глаза, а на её щеках ещё ярче заиграл румянец.

— Хорошо. Поиск человека стоит пятнадцать тысяч. Ваш прошлый гонорар слишком велик, вот остаток, — Кайрат бросил на стол конверт. — У меня есть некоторые успехи, я установил его маршрут передвижения вчерашней давности, так что буду работать от этого.

— А вы не скажете, какие у вас методы? Мне просто интересно. Будете запрашивать видео с уличных камер или?..

— Не стоит утруждать себя мелочами, — сдержанно улыбнулся, надеясь на закрытие вопроса, — что вы говорили про новые дела?

— Тоже найти людей. Двоих.

На что он надеялся, когда Екатерина стала копаться в сумочке? На стол легли два сложенных листка с портретами, исполненных в знакомом, очень реалистичном стиле.

— Так что деньги ваши. Если вдруг будут дополнительные расходы, я готова их покрыть.

— Тоже писатели?

— Что? Ах, да, писатели.

Кайрат погладил подбородок с начинающей вылезать щетиной, постучал указательным пальцем по носу.

— Но если вы их знаете, не легче ли спросить у них самих адрес? Представиться другим именем.

— Я не хочу портить эффект от подарков даже намёками на догадку с их стороны. К тому же, они выкладывают свои работы под псевдонимами, без указания обратного адреса.

— Тогда как вы узнали их внешность?

Екатерина нагнулась над столом, сверкнула изумрудными искрами глаз и задорно прошептала:

— Секрет!

Секрет так секрет. С деньгами решили, криминалом вроде не пахнет, так к чему волноваться на этот счёт?

— Какие-нибудь зацепки?

— Увы, нет, — клиентка покачала головой, — никаких новых.

— Что же, посмотрим, что можно с этим сделать, — Кайрат встал, — вызвать вам такси? В такую жару не очень приятно толкаться на подвижной дороге.

— Спасибо, я прогуляюсь, — остановившись в дверях, лукаво улыбнулась, — может, расскажете немного о ваших методах поиска? А я вас угощу за это кофем.

— Возможно, как закончу с поиском всех троих, — улыбнувшись в ответ, кивнул и закрыл за посетительницей дверь. Сел обратно в кресло, привычным движением закинул ноги на стол, — кофем... Пхах!

Удивляясь своему прошлому всплеску симпатии к этой красивой пустышке, которая от скуки и по велению капризов тратит кучу денег на поиск незнакомых людей, вместо того, чтобы просто написать этим самым людям, Кайрат взял свежие листки. С первого сверлил тяжёлым взглядом из-под нависших бровей мужчина лет тридцати со шрамом на переносице и длинными волосами до плеч. Второй портрет оказался в красках: конопатая девушка с рыжими волнистыми волосами и немного широко посаженными глазами.

— Живые...

Глава 5

Гуль. Лагерь ошейников

Ужасная глупость — потратить целый день на то, чтобы спрятаться, а потом самому пойти к врагу в руки.

Уставился в почти беззвёздное алое ночное небо, на слабое мерцание Марса, и пару раз стукнул затылком стену. За воротник посыпалась штукатурка. А должна была осыпаться давным давно. Словно момента ждала, крепилась.

Выполз из убежища. Встав и отряхнувшись, сверился с картой и потрусил на другую сторону широкой улицы. Крался, прижимаясь к стенам домов. Чувства слегка обострились, слух стал улавливать каждый звук: лёгкий шум ветра в развалинах, скрип досок, собственная поступь, далёкий вой собаки. Зрение быстро привыкло к алым тонам ночного полумрака. Порой казалось, что даже дыхание — лишнее. Лёгкие, несмотря на всеобщее напряжение, работали через раз, и этого было достаточно. А гуль продолжал себя убеждать, что поступает здраво.

— Да почему нет-то?

Все сволочи с меткой ошейника сейчас на облаве, защита должна быть минимальной. Зайти с южной стороны, проскользнуть внутрь.

Призрак присутствия где-то рядом настоящего врага обжигал затылок. Разумнее всего было бежать как можно дальше и как можно быстрее, забыв про еду, воду, отдых, очнуться на краю земли и... всё равно не почувствовать себя в безопасности?

Но гуль продолжал идти в лагерь треклятых работорговцев.

Уже различимо очертание забора. Никакого движения, вроде. Пристукнул каблуком о землю, поёрзал ногой в сапоге, проверяя, как сидит нож.

— Нож! Создатель всемилостивый....

Стала видна небольшая дозорная вышка, едва ли выше самого забора, выдавала её лишь пологая крыша и зазор амбразуры. Забор высотой аршина четыре, собран из помятых листов жести, автомобильных дверей, сетки, арматуры и другого железного хлама. Вершина, благодаря чьему-то фортификационному гению, украшена лентой колючей проволоки невиданной толщины. Более толстое железо намертво приварено меж собой и к рельсам, которые служат столбами; жесть чуть ли не швейной строкой стяжена проволокой. Бесшумно проделать лаз в обоих слоях ограждения, мягко говоря, сложновато. А вот найти место поудобней и перелезть — можно попытаться. В лагере будто вымерли все, по крайней мере отсюда не слышно ни звука. Выбрав наиболее удобное место — напротив барака, подальше от вышки и от окон, возле столба, в месте крепления колючки — принялся карабкаться.

Ухватился обеими руками за верхушку рельсы и неловко перевалился через ржавую колючку, зацепившись рукавом. Чудом удалось отцепиться, ничего не порвав и не нашумев, чудом нащупал ногами какой-то уступ, чудом ничего не скрипнуло. Внутренняя сторона стены оказалась не такой ровной. Разжал до боли сжатые от напряжения челюсти, вытянул ступни и спрыгнул. Сразу же выхватил нож и прислушался. Сквозь стену доносилась музыка, приятный мужской голос воспевал славный город-герой у моря, а второй, явно не с пластинки, местами подпевал, местами громко мычал. Скрипнула игла, и певец запел о жёлтых цитрусах.

С одной стороны здания сарай, судя по резкому запаху — псарня. Тихо там, на облаву, небось, забрали всех. Подкрался к другой стороне барака, где была свалена куча металлолома. Ещё чуть дальше белая мазанка с красным крестом во всю стену. Осторожно выглянул. Так и есть — типичный лагерь рабовладельцев: в центре загон, его кольцом охватывают бараки, палатки местных начальников, кухня и другие строения. Невольничий загон чем-то напомнил овчарню: пятачок земли огорожен колючкой и примыкает к небольшому сарайчику, где расположен единственный вход и сидит охрана. Кое-где на углах чадили чёрной копотью ржавые бочки и давали какое-никакое освещение, но основной иллюминацией лагерь был обязан двум прожекторам, освещавшим загон. Невольники в основном сидели или лежали неподвижно, но кое-где было заметно и движение, это радовало. Несколько групп по три-четыре человека вяло переговаривались, бросали недовольные взгляды на слепящие прожекторы.

Отследил толстый кабель питания и короткими перебежками двинулся к предполагаемому месту расположения генератора. Успешно миновал пару пустых палаток. За третьей предстал верх беззаботности: генератор стоял прямо на улице, накрытый листом шифера. Тихо гудел и едва светился парой трещин в кармане для аккумуляторов. Откинув крышку, гуль ножом сковырнул из гнезда малую батарею. Слой за слоем снял защитный кожух. Прореха светилась всё ярче, батарея всё сильней обжигала ладонь.

Размахнулся и, отсчитывая секунды, закинул источник питания за забор. Резко развернулся к генератору, выдернул вторую батарею.

Генератор перестал гудеть, и прожекторы постепенно стали гаснуть, уступая густой ночи её законные владения.

Ещё один удар сердца, и гуль рванул с места. За его спиной громыхнул взрыв. Пленники синхронно подняли головы и посмотрели на остывающие красные нити ламп.

Накопленные до этого момента силы разом высвободились. Реальность замедлилась, гуль же, забыв про осторожность, нёсся вперёд, держа курс на дверь сторожки и слегка отведя в замахе нож.

***

Ноль. Выписка

— Мы вас выписываем сегодня. Если не можете добраться самостоятельно, скорая помощь отвезёт по стоимости обычного вызова.

Врач после дежурной улыбки обратилась к планшету, активно водя пальцем по экрану. Я ждал, что она добавит ещё что-то, но зря. Оттолкнувшись стройными ножками в сетчатых чулках и глянцевых туфлях на высоком каблуке, она отъехала на стуле на метр от моей кровати и продолжила рыться в планшете.

— Сколько я здесь?

Она подняла на меня удивлённо-настороженный взгляд.

— Столько, сколько положено по закону, и даже больше. В течение получаса тебе лучше собраться. Сейчас принесут вещи.

Отвернулся к окну. То ли жидкий туман, то ли моросящий дождь окутал всё. Сколько же там положено лежать в больнице бесплатно? Я думал, что такого вообще нет, за всё же надо платить.

Если на улице облачно, значит, бабье лето уже закончилось. Неделю я точно провалялся. В какой-то степени я даже рад. Не пришлось терпеть последствия от побоев в полной мере. Всё тело сильно ноет, поясница, зубы и рука особенно. Но в целом терпимо.

Следующая мысль — я пропустил встречу с куратором. Бред. Это меня сейчас должно волновать?

У врачихи зазвонил телефон.

— Да. Нет. Нет, я занята. Чем-чем, занята, значит — занята! Ладно, сейчас буду. — Она недовольно махнула рукой и повернулась ко мне. Я успел заметить на планшете заставку игры на паузе. — Ну что, сейчас пришлю сестру или санитара, принесут вещи. Если нужна будет справка, зайдёшь в триста пятый кабинет.

Она ушла, цокая каблуками. Тут же вернулась, раздражённая, достала из кармана халата шприц.

- Перевернись на живот.

Превозмогая боль, я перевернулся. Врач сходу воткнула мне под лопатку иглу и не церемонясь вдавила, наверное, целую цистерну. Кстати, чего?

- Что это?

- Прививка от столбняка.

Снова цоканье каблуков.

По пробуждению мне померещилась Анна — то ли в глазах слишком плыло, то ли духи у них похожи. Но нет, даже рядом не стояла, и внешность, и характер грех сравнивать. Не уверен, что мой куратор преисполнен сочувствия, вовсе нет. Но по крайней мере она куда лучше притворяется.

Кроме меня в палате лежали ещё двое. Спящие или коматозные. Может и хорошо, не знаю, хочу ли сейчас с кем-то разговаривать.

Свесил ноги, встал. Маленькими шажками дошёл до вешалки, накинул халат и вышел в коридор. Слегка пошатывало, пришлось держаться поближе к стене. Как-то странно на меня покосились, когда спросил дорогу к туалету. Дойдя до зеркала, понял почему. Бровь, подбородок, переносица — разбиты, зашиты. На нижней губе будто ножи тестировали — исполосована глубокими трещинами. А из-за зелёнки чем-то на гуля похож. Смешно. В любой аптеке продаются быстродействующие и эффективные мази, а я весь в зелёнке. Ко всему прочему, забинтована левая рука, по ощущениям — серьёзно. Не перелом — больнее. Нож! Да, наверное, выбили, а потом я защищался.

Вернулся в палату, и следом сразу же зашла женщина лет сорока с чёрным мешком на инвалидном кресле. Подкатила коляску к моей койке, вытряхнула на одеяло вещи.

— У меня есть пятнадцать свободных минут. Подождать, или сам дойдёшь?

— Сам. А... — она резво развернула кресло и покатила к двери, — мне не надо ничего подписывать?

— А мне почём знать? У врача своего надо спрашивать, — недовольно проворчав, удалилась.

К чёрту, всё к чёрту. Не мне это нужно. Денег не требуют — ну и ладно.

Одежда постирана, и — ну надо же — в кармане куртки нашлась соцкарта и ключи от дома.

Кое-как доковылял до лифта. В вестибюле первого этажа какой-то парень, я бы даже сказал — пацан, подскочил сбоку и широко заулыбался.

— Уже домой? Недавно же очнулся.

— Доктор сказала — можно... Мы знакомы?

— Вообще-то нет, — понизил он голос и подстроился под мой шаг, — я вечером приехал с оборудованием, а тебя не оказалось. Телефон отключён. Тогда нам пришлось немного порыть, нашли тебя здесь.

Я не спешил задавать новый вопрос. Всё тяжело соображалось. Незнакомец открыл передо мной дверь на улицу, и лишь спустившись со ступенек, я сформулировал по-детски колкую мысль:

— Так к чему удивляться, если и так в курсе?

— Мы старались не вмешиваться, по очевидным причинам. Поэтому не могли оплатить твоё дальнейшее нахождение в больнице.

Останавливаюсь и с досадой смотрю назад:

— Чёрт, справку забыл, на работе точно спросят.

— Об этом можешь не беспокоиться. То есть... прозвучало не совсем так, как надо. Тебя уволили задним числом, чтобы не оплачивать лечение.

— Откуда знаете?

Парень расплылся в хитрой улыбке и махнул рукой куда-то в сторону:

— Я припарковался там. Ты ведь не собрался в таком виде и состоянии шататься по метро?

Время для очередной народной мудрости: дают — бери. Мы дошли до миниатюрного электромобиля, я не стал мешкать, просто сел и пристегнул ремень.

— С чего такая честь? Не подумайте, я очень даже рад, просто странно.

— Ой, давай «на ты». Я Денис.

— Угу...

— ... как ни крути, ты сотрудник. Просто маленький жест доброй воли.

— Очень мило.

— Да ладно, не кисни. Со всяким бывает, не парься об этом. Как вообще себя чувствуешь?

— Примерно так же, как выгляжу.

— Аха-ха, значит, на поправку идёшь. Тебе, наверное, продукты не помешают, я немного затарил.

— В долги меня загоняете?

— Я же просил «на ты», — поморщился он, — и это мелочи.

— Так я и не про тебя лично. Про Корпорацию.

— Не думай об этом. В дом попасть сможешь, деньги есть?

— Угу.

— Заявление ты ещё не писал... будешь?

— Не знаю. Нет, наверное.

— Это уже дело хозяйское, смотри сам.

Не хватало мне ещё сочувствия от какого-то байстрюка, который похож больше не на человека из корпорации, а на старшеклассника, угнавшего у маман машину. Создатель, ну что за стыд...

Машина свернула на знакомую улицу, я морщился на каждой яме. Вот и родной подъезд...

— Ну как, помочь или сам дойдёшь? А то вижу, напрягаешься по мелочам.

— Сам.

— Ну и правильно. Да, чуть не забыл, — он протянул мне мобильный, из простеньких, — заранее отвечаю: это не даром. Вернёшь потом, а пока для связи будет. Отдыхай. И если не против, завтра заеду за тобой, скатаемся в офис. Как-то нет доверия у меня к казённым коновалам, у нас оборудование в любом случае получше — посмотрим, подлечим. И пакет не забудь. Да не стесняйся, бери! Вот. Ну, бывай.

Я захлопнул дверцу, но вспомнил и снова открыл.

— Не в курсе, что там с девушкой?

— Какой девушкой?

— На которую напали.

— Так вот оно что! Герой! Нет, никакой девушки не было, кто-то из окна увидел тебя на дороге, вызвал скорую.

Вот так всегда. Нет, я никогда до этого лицо не подставлял ради других, я про облом. Вот так всегда — облом.

Машина круто развернулась практически на месте и укатила.

Дома пусто и непривычно, будто вернулся из дальней поездки. Я вдруг понял, как дико устал. Оставив пакет в прихожей, поплёлся в комнату, рухнул на диван и натянул на голову одеяло.

***

Олег. Пьянка

Контроль это всегда выгода. Вообще всё происходящее несёт выгоду, иначе жизнь бессмысленна. Выгода тоже бывает разной. Или тебе деньги, или сила, или иногда можно побаловать своё самомнение и помочь другим.

Олег сволочью не был. Друзьям он действительно помогал (это всегда довольно приятно), и помогал просто так. Потому что это друзья. Всё равно что родная кровь, семья. Иначе быть не должно.

— Так вы типа... экстрасенсов? Помню, когда мелкая была, по ящику крутили бредовенькую передачу, тридцать какой-то сезон. Ходили такие чудики, типа с мёртвыми разговаривали. Без обид.

— Экстрасенсы — слабаки, — Олег чувствовал, что в нём говорит уже не то пятая бутылка пива, не то третья рюмка коньяка, но вопрос задел за живое, и промолчать было уже невозможно, — представь себе некую лестницу развития. На нулевой ступени — обычный человек. Он может, конечно, что-нибудь увидеть, но только если оно будет внаглую ломиться из своего плана. Это пятна и очертания лиц на фотографиях, движение на периферии зрения, всякие там шорохи-трески. Экстрасенсы лишь немного сильнее, четвёртая-пятая ступень. Могут видеть, только если хорошо постараются, и то у них под носом можно спрятать смертельное проклятие, а они даже не почешутся.

— Смертельное проклятие? Ты такое умеешь?

— При желании, — безразлично пожал плечами Олег, — но зачем? У каждого действия должен быть смысл. А таких врагов я ещё не нажил.

— То есть ты или любой другой может просто каким-то обрядом убить человека? — Ира недоверчиво усмехнулась и протянула собеседнику новую бутылку пива.

— Ха, и как ты себе представляешь такой обряд?

— Ну, не знаю... свечи, пентаграмма кровью младенца, сердце девственницы или на крайний случай куриные кости на алтаре, заклинание на пергаменте из человеческой кожи.

Олег громко рассмеялся, чем привлёк внимание всех сидящих в комнате. Жрец скинул карты на стол, подвинул к дивану стул и, скользнув взглядом по короткой майке девушки, не прикрывающей живот, спросил у друга:

— Чего ржёшь?

— Да вот, Ира думает, что мы чернокнижники или шаманы какие.

— О как. Сектантами уже называла? — Олег поймал энергетический пинок и спрятанный за насмешливым выражением лица едкий взгляд, мол «харе выпендриваться». Успокаивающе подмигнув в ответ, повернулся к девушке:

— Вот Алексей у нас жрец.

— Типа колдун?

— Нет, типа умный, ха-ха! Нет, правда, он как ходячая энциклопедия. Много видит, много знает, много умеет. Мне до него далеко.

Ирина бросила быстрый взгляд. Маленькая седеющая голова, несмотря на возраст. Длинная тонкая шея с выпирающим кадыком. Сутулая спина, из-за чего грудь казалась намного уже, чем на самом деле; руки-жерди, длинные бледные пальцы. Последней каплей для себя обозначила неподвижный и в то же время какой-то беспокойный, тяжёлый и колючий взгляд, горящий очевидным желанием. Немного придвинувшись к Олегу, запахнулась джинсовой курточкой и спросила:

— Так если никаких обрядов не проводится, как это работает?

— Здесь, всё здесь, — Олег дотронулся до её виска, — всё, что нужно человеку, всегда находится при нём. Конечно, обряды тоже не бездейственны, но это скорей влияние на себя через внешнее, способ сконцентрироваться, войти в нужное состояние. В некоторой степени это облегчает задачу, но вовсе не обязательно прыгать с бубном вокруг костра, вот я к чему, — довольный, прислонился спиной к стене, отслеживая реакцию.

— То есть всё это использование крови, личных предметов — чушь?

— Нет, ну почему же, всё работает. Но это немного другое. Личные вещи человека, а тем более его кровь, это как ниточка, которая ведёт к своему хозяину. Ты же не можешь придумать программу и просто выбросить её в пространство, надеясь, что рано или поздно она прилипнет к нужному человеку. Ты находишь энерегетический след, по нему выходишь на хозяина, а потом уж творишь свои чёрные делишки. Ну или светлые. И кстати всё, что завязано на крови — стопроцентно и безотказно. От обычной программы можно отбиться, выстроить защиту, но если была использована твоя кровь — шансов нет.

Монах тихо закипал, поигрывал скулами и нервно дёргал веком. Олега понесло. Он не ограничился градацией способностей, перешёл на обитателей потусторонних миров. Уже сильно заплетающимся языком, изредка повторяясь, вещал о жизни наличной и загробной, сущностях и их роли в жизни простых людей.

Благодушие, что-то схожее с ироничным умилением от сопенья Алексея и, разумеется, градусы мягко окутали сознание, Олег со стороны наблюдал за своей болтовнёй и был вполне доволен: девушка самозабвенно слушала, придвигаясь всё ближе и ближе...

— Э-ге, стоп, — рассмеялась Ирина и придержала за плечи собеседника, медленно заваливающегося на неё, — сиди ровно. Так что ты говорил про стихии?

— Стихии? Да это просто... есть точки, как узлы, скоц..три.. сос-ре-доточишься на них и сможешь легче писать программы. Да не бойся, смотри, — Олег по очереди дотронулся до темени девушки, шеи и потянулся к солнечному сплетению, — вот космос, воздух, а это... огонь. Ниже немного — вода, а ещё, так сказать... — он покрутил в воздухе пальцем, указывая на тот самый «низ» — там центр земли.

Потом, кажется, он полез к столу, втиснулся меж играющими в карты и положил голову на стол, ожидая новой раздачи. Ещё было караоке без текст-суфлёра и даже музыки, требовательные звонки в дверь, переговоры с соседями... вот Кит с Ихтиандром оттаскивают его от распахнутой форточки и не очень серьёзно, для вида просят перестать петь... снова звонки в дверь, разъяснительные разговоры, снова вещание истин для доверчивой и красивой девушки.

Под толщей хмельного угара блеснуло: «хватит!». Олег, отогнав ленивое довольство, что-то неразборчиво и в высшей степени учтиво пробурчал своей гостье, придерживаясь за стены и спины сидящих за столом, зашатался в сторону туалета. Отвинтив до упора обе ручки, разделся догола и лёг в ванну.

Мысли гасились отравленной кровью, разогнанной к тому же горячей водой. Рисуемая в голове схема моментально растворялась, вместо образа собственного тела перед глазами всплывали соломенные куклы, набитые соломой. Так, это точно не в ту степь...

Вода поднялась почти до краёв. Безуспешно попытавшись закрутить вентили ногой, Олег всё-таки привстал и перекрыл кран. Лёг обратно. Задержал дыхание и ушёл под воду с головой. Голоса с кухни превратились в неразборчивый шум, кровь глухо стучала в ушах, и лишь капель из протекающего крана звонко пела свою монотонную песню.

Он не спешил выныривать. Дал телу испугаться кислородного голодания, дождался адреналинового всплеска, одновременно прощупывая энергетиеские каналы и выводя перед собой анатомическую карту тела. Выпустил из лёгких воздух, проник в каждую клетку своего тела. Выделил в крови всё постороннее, токсичное, погнал напрямую через межклеточное пространство наружу.

Вынырнул. Сердце мерно и тяжело отсчитывало удары, с трудом качая загустевшую кровь. Мышцы тянуло, кожа зудела, а внутренности, казалось, собрались разложиться на атомы, но перед этим устроили парад: с маршировкой и перестраиванием рядов.

В дверь постучали, то ли кулаком, то ли ногой, и испуганно спросили:

— Ты там живой?

— Да, — сдавленно ответил Олег.

— Мы смотрим — тебя нет. Я подумал,что ты уснул и захлебнулся. — Подождав немного, голос добавил, — давай, не спи там.

— Ки-ит! Свет включи.

— Чего?

— Свет, говорю, вруби!

Олег провёл ладонью по плечу. Вся кожа в липкой и тягучей гадости, очистка вышла глубокая, на секунду даже возникла мысль, что перестарался, и добрая часть этой слизи разбавлена кровью.

Медленно накаливаясь, зажглась в потолке лампочка. Теперь можно было хорошо разглядеть результат. Вся вода покрыта тонкой маслянистой плёнкой, кожа ядовито-жёлтая, кое-где с зелёными, синевато-серыми или красноватыми разводами. Дно ванны покрыл серый мутный осадок, но, как ни странно, в основном вода была прозрачная, почти чистая. Потратив полбанки мыла и почти столько же шампуня на склеившиеся волосы, Олег усердно оттёр себя мочалкой несколько раз. Воду, само собой, давно спустил, и теперь под душем последний раз полоскал волосы и насвистывал замысловатую мелодию из любимой песни. Внезапно горло сдавило изнутри, тело согнуло пополам, и Олег выплюнул тягучую массу сомнительного цвета. Ну и гадость. Эта самая гадость, подмываемая водой, начала ползти к ступням, Олег выскочил на кафель, сплюнул ещё раз тягучую слюну, и три раза подряд почистил зубы. Как ни странно, после всего увиденного Олег чувствовал себя не просто превосходно, такая лёгкость и чистота была несравнима даже с походом в настоящую русскую баню.

Высушив голову и одевшись, вернулся на прежнее место, к скучающей гостье. Может, его ждала? В карты так и не села играть, а при его появлении аж засияла. Интересно, о чём он с Монахом разговаривали? Потому что такое ощущение, будто оба напряжённо молчали, и никто не решился просто пересесть. Олег даже посочувствовал товарищу — при всей своей подкованности в делах мудрённых, пень пнём, когда дело касается разговоров со слабым полом.

Кит с Ихтиандром по-прежнему безуспешно пытались сменить русло обычной игры в игру на раздевание. Щит Кати пестрил хаотичными взрывами образов. Если защищается от своих согрупников, значит ещё достаточно трезвая. Маша... была уже той кондиции, когда для покорения женского сердца нужно лишь уединение, вдруг погасший свет и несколько минут разговоров в правильном ключе.

Олег взял с подоконника недопитую бутылку и вопросительно поднял бровь в ответ на обвиняющий взгляд.

— Ловко притворяешься. Вроде пьяненький был. Или закинулся супер-отрезвином?

— Типа того.

Понял, что на пьяную голову успел наговорить много лишнего. Хотя ничего страшного, залить в девушку ещё несколько бутылок пива, и завтра из всех разговоров она вспомнит лишь трёп ни о чём.

— Скажите, Ирина, — Олег театрально задрал бровь, — знаете ли вы, в чём прелесть трезвости?

— В чём же, — подыграла девушка.

— А в том, что можно снова напиться. Как вы на это смотрите?

— Исключительно положительно.

Заливаясь всем, что стояло на столе, снова принялся за в разглагольствования. Решил не дразнить Монаха деконспирацией явки, поэтому пустился в хитросплетения Кантовской философии, начал приводить пропущенные Декартом тезисы о принципе бытия и в конечном итоге закончил разгромом изречения Протагора, доказав, что мерой всего является вовсе не человек.

— От твоего монолога Аристотель воскрес, чтобы снова умереть, а Спиноза в гробу перевернулся, — язвительно заметил Монах, — давай лучше покурим.

— Давай, — согласился Олег, открыл окно и щёлкнул пальцами, — кстати! А угости-ка ты нашу гостью си-га-ре-той.

— Ты и сам можешь.

— Алексей, ну угостите барышню папиросой. Ира, дай ему из своей пачки.

Монах, немного подумав, вытащил из предложенной пачки сигарету, размял и вернул. Девушка взяла, неуверенно покрутила в пальцах, осматривая со всех сторон:

— И что, теперь курить?

— Ну да, — Олег поднёс пламя зажигалки, — просто кури.

Девушка затянулась, выпустила струю дыма. Затянулась второй раз, сильней. Затем третий и четвёртый, с каждым разом всё больше округляя глаза.

— Ты поменял её, что ли? Вообще не чувствуется, как воздух. Покажи руки. — Она осмотрела ладони Монаха, прощупала рукава, — что ты сделал?

— Облегчил табак.

— Это как?

— Просто, — Олег ответил вместо вновь затормозившего друга, — ты представляешь, что хочешь делать, собираешь энергию, и просто делаешь это. Как я и говорил, — он повторно дотронулся виска девушки, — всё здесь.

Ну всё, растаяла. Пустяковый фокус, а всегда так действует. Чудо ведь. Хотя Олегу показалось это вдруг дико неспортивным и не по-товарщески подлым. Гостья к нему так и льнёт, вон уже вплотную села, взяла его руку и положила себе на бедро. А Монах сдержанно-злобно-завистливо... и -разочарованно собирается вернуться к столу, чтоб напару с Катей обувать незрячих соперников.

— А почему ты не бреешься? — спросила девушка, — волшебникам положено носить бороду?

— Не-е.. когда у меня нет девушки, мне незачем бриться. Сбриваю, когда неудобно целоваться.

— Давно уже нецелованный ходишь... — Ирина наклонилась к уху Олега и прошептала, — у тебя бритва есть?

Нити флюидов, подобно водорослям на сильном течении, трепыхались и тянулись к Олегу, дотрагиваясь до его оболочки и вспыхивая пурпурными искрами. И ему вдруг стало интересно. Что, если...

Сидел на кровати и смотрел на старый церковный календарь, оставленный одним из квартирантов. Давно бы пора избавиться от несуразной бумажки.

День выдался просто дикий. Точнее, ночь. Всплеск энергии, которую устроил на кухне Монах... устроили Монах с Ирой... здорово заляпал пространство квартиры.

Теперь идея перенаправить предназначенное ему внимание на Монаха не казалось такой уж хорошей идеей. И витало в воздухе ещё нечто. Предчувствие. Нехорошее.

Девушка на кухне проснулась. Олег заметил, как сменилась цветовая гамма её ауры. Быстрыми рывками она окрасилась из пурпурного в серые тона. От неё хлынула волна ужаса, Олег сам чуть не поддался беспричинному паническому страху, но пространство родного жилья смягчило удар, и всего лишь на мгновение была сбита ориентация. Придя в себя, он хотел рвануть на кухню, но это было лишним: она, мертвенно бледная и нагая, стояла у его кровати. Медленно опустившись на колени, схватила Олега за руку и притянула к себе. Он попытался высвободиться, но без толку: девушка держала его мёртвой хваткой, не собираясь отпускать. Даже не требовалось напрягать внутреннее зрение, чернота явственно била из её груди настолько концентрированными волнами, что материальный план не выдержал и начал вибрировать. Волосы развевались, как в невесомости, а глаза... глаза пугающе спокойны, отсутствующий взгляд был устремлён не на Олега, а сквозь него.

— Я их видела, — тихо сказала она и усилила и без того крепкую хватку, — эти тени на стенах. Почему ты не сказал мне раньше? Перезвон колокольчиков так прекрасен... Оно погасло, погасло и не помогает ему... ты... — голос девушки изменился, глаза загорелись незнакомым огнём — ты...

По спине пробежал дикий мороз, Олег смотрел на метаморфозу лица и энергетического поля, напрочь забыв об онемевшей руке. Бледный лик неизвестной сущности подался вперёд, и каждое произнесённое слово жгло зимней стужей.

— Ты неразумно распорядился обретённой силой. Твоё наказание скоро найдёт тебя.

Маска одержимости спала с лица Ирины, сама же она бессильно села на ноги. Её энергетическое поле больше не источало потоки чёрного безликого страха. Девушка как-то устало посмотрела на Олега, затем на стены комнаты, снова на Олега, резко подалась вперёд, повисла у него на шее и навзрыд заплакала. Он не знал, как её утешить, и возможность возвращения духа беспокоила его больше её горячего голого тела.

— Тише, тише... успокойся.

— Я схожу с ума — всхлипывая, прошептала Ира.

Затем, опомнившись, отстранилась, посмотрела на дверь.

— Я туда не вернусь.

Стянула с Олега одеяло, завернулась в него и легла на краю кровати, поближе к свету уличного фонаря.

Он так и не сомкнул глаз. Всю ночь лежал и слушал тихие всхлипы девушки. Потом она заснула, или, по крайней мере, просто перестала плакать. Когда первые лучи солнца осветили комнату, Олег встал, чтобы одеться. От скрипа проснулась спавшая беспокойным сном девушка, посмотрела полными боли глазами на хозяина квартиры, запахнулась одеялом и вышла на кухню. Оделась, лишь на мгновенье остановилась на пороге, но, так ничего и не сказав, тихо ушла.

Олег взял телефон и набрал нужный номер. Недовольный сонный голос осведомился, не приболел ли — так рано звонить?

— Ко мне ночью судья приходил.

Монах бросил трубку, а повторный набор не дал результатов — телефон отключён. Олег скрипнул зубами от злости, вышел в коридор. Всё верно, злиться нужно на себя. Посмотрел на дыру в стенке фанерной пристройки-кладовки, оставленную когда-то из-за расставания с подружкой. И пробил ещё одну.

За кадром I

Ошейники. За пару дней до

Немая сцена продолжалась уже минуту. Каждая секунда длилась целую вечность, в царившей тишине можно было услышать глухие удары сердца стоящего рядом человека. Каждый боялся шелохнуться, чтобы не спровоцировать другого на пальбу. Глава лагеря работорговцев буквально был загнан в угол, вжавшись в стену сбоку от своего стола, держал в руках тяжёлый пулемёт. Двое его бывших подчинённых слишком далеко друг от друга, и одной очередью их снять не хватит времени. Лейтенант Глинка, меж товарищей — Глина, а за глаза называемый Грязью, нацелил на своего командира кустарный пистолет — пулемёт. Он уже озвучил своё требование, и обещал даже отпустить с миром, как только получит добровольно переданные ему полномочия. Разумеется, в живых он предшественника оставлять не собирался, но сказать-то — язык не отсохнет. Двое его подельников и непосредственных подчинённых лежали у входа в вагончик, скошенные ещё на подходе пулемётной очередью. Четвёртый заговорщик — загонщик Козява, из новеньких. На него было меньше всего надежды, и сказали ему о намечающемся деле в самый последний момент. Но он вовремя забежал, когда Тихий перезаряжал пулемёт, и нацелил на главаря ПМ. Если Тихого сейчас уложить, то поддержка среди рядовых бойцов всё равно будет, им просто деваться некуда. Но как выбраться из этой патовой ситуации, Глина не знал. Главарь держит на прицеле его, Глинку. В ином случае, он, не задумываясь, пожертвовал бы Козявой и первый открыл бы огонь. Весь лагерь ждал, кто же выйдет из двери, никто не решился вмешаться и открыто поддержать ту или иную сторону.

Разрешилось всё в один момент. Козява перевёл руку влево и выстрелил. Красная клякса окрасила стену, а Глина, слегка задрав простреленную голову, свалился на пол. Сжатый в посмертной судороге пистолет-пулемёт выпустил короткую очередь, после которой в стене осталась кривая пулевых отверстий. Козява спокойно засунул пистолет в кобуру, подошёл к Глине и принялся снимать с него трофеи. Цепочку с крестом сложил в карман, перстень снять сразу не смог, снял с пояса топорик и отрубил палец. Сразу же примерил и довольно кивнул. Выпотрошил карманы, забрал подсумок с патронами к пп и само оружие.

Тихий всё это время держал Козяву на мушке, решая для себя: они всё ещё враги, или можно ему более-менее доверять? Наконец опустил пулемётное дуло к полу, но палец с пускового крючка не убрал.

— И что это было?

— Это? — Козява пнул руку мёртвого лейтенанта, — попытка бунта. Надеюсь, за содействие мне полагается премия.

— Ты пришёл с ними. Почему передумал?

В ответ тот лишь пожал плечами и оскалился.

Пристрелить его сейчас? Однажды Козява может пожалеть, что поддержал не того, и грянет новый бунт. Вообще, дело это обыденное. Тихий и сам пришёл так к власти, это всегда было своего рода традицией, независимо от местоположения и размера филиала гильдии. Поэтому и лейтенант в лагере был только один, чтобы минимизировать риск заговора. Конечно, в процессе деления власти заговорщики и друг друга постреляют, но для мёртвого экс-главаря это не ахти какое утешение. Как бы там ни было, некоторое время стоит лично участвовать в особо крупных рейдах, утвердить пошатнувшийся авторитет. А Козява... пусть живёт пока. Повысить его, проверить в деле. Жизнь спас, как ни крути.

— Сержантом будешь?

— Лишь бы не лейтенантом, — снова оскалился Козява и посмотрел на лежащий на полу труп. Сочившаяся из головы кровь стеклась в приличную лужу. Низкорослый боец посмотрелся в зеркальную поверхность почерневшей крови и добавил, — хотя вон у входа и сержантам место нашлось. Как насчёт простого бонуса в виде личной благодарности? А там на твоё усмотрение.

Настала очередь Тихого ухмыльнуться: не дурак, ох не дурак.

— Тогда прикажи кому-то тут прибрать. Отдохни. Возьми бабу из загона. Если нужна кислота, сходи к доку.

Козява кивнул и вышел.

***

Сон второй. Соня

Говорят, оглядываться — плохая примета. Рискуешь никогда не вернуться. Поэтому рыжеволосая девушка, спустившаяся с крыльца, повернулась лицом к двухэтажному белому зданию и не спеша попятилась к воротам. Старалась рассмотреть каждую трещинку на штукатурке, каждое пятнышко от прошлогодних листьев на широких карнизах, идеально чистые стёкла, нержавеющие прутья решёток.

Дошла бы так до самых ворот, но выбоины в тротуарных плитах то и дело ловили каблук. В конце концов Софья споткнулась и чуть не упала. Звонко рассмеялась, слегка натянуто и осторожно, как если бы за это кто-то мог наказать. Ещё раз окинула взглядом дачу, стараясь удержать в памяти как можно больше деталей, и на выдохе громко и с облегчением прошептала: «Никогда не вернусь!»

Сжала в ладошке одноразовую карту на общественный транспорт и, стараясь не наступать на трещины вплитах, резво поскакала по аллее на шум автотрассы.

Полная версия книги размещена по ссылке https://author.today/work/12580