Пути в незнаемое [Даниил Семенович Данин] (fb2) читать постранично, страница - 3

пророка: Феликс Клайн, Давид Гильберт и Герман Минковский». Этим же «пророкам», в особенности Давиду Гильберту, принадлежит огромная заслуга в том, что Геттинген станет и физической меккой мира.

Теплым июльским днем 1929 года поездом из Берлина Юрий Борисович Румер приехал в Геттинген. Прямо с вокзала, оставив свой фибровый чемодан в камере хранения, он отправился в Институт теоретической физики Макса Борна. Весь институт, как тут же выяснилось, состоял из самого профессора, трех его ассистентов и фрау, которая ведала хозяйством и печатала на машинке. В ее обязанности входило также подавать профессору Борну машину по утрам.

Легко обнаружив кабинет Макса Борна, Румер открыл дверь и увидел профессора, которому какой-то американец на ломаннейшем немецком языке излагал СВОЮ идею. Борн, обернувшись к новому посетителю, сказал: «Сядьте, пожалуйста, подождите», и углубился в пояснения американца. Он проявлял страшное терпение, внимание и доброжелательность, но не смог понять ничего из этих объяснений. Наконец он откинулся в кресле: «Знаете что, попробуйте написать все это по-английски, я прочту». Отправив американца, он обратился к Румеру:

— У вас тоже идея?

— Да, господин профессор, у меня идея. — Он не стал говорить ТОЖЕ, его идея была сама по себе.

— Угу, — хмыкнул профессор, — что ж, давайте выкладывайте ИДЕЮ.

Молодой человек из России начал рассказывать. За его спиной стоял Московский университет с традиционно сильной математической школой, и он привез с собой работу, где в стройной математической форме была изложена его идея. И он со всей самонадеянностью молодости излагал ее и жаждал только одного — чтобы ее оценили по достоинству. Вдруг он услышал голос Борна:

— Mensch! Вы хорошо говорите по-немецки! Но, знаете, все, что вы рассказываете, меня совершенно не интересует.

Молодой человек ошарашенно замолчал. Но в молодости крепко стоишь на ногах и не так-то легко сбить тебя с толку. И он уверенно стал продолжать дальше, будто не слышал замечания Борна. Прошло еще несколько минут, и Борн задал вопрос. Румер ответил. Вопросы посыпались дальше. Разговор затянулся. Теперь уже было видно, что Борн получает удовольствие от общения с молодым русским, который не только блестяще владеет математическим аппаратом и ясно, легко выражает мысли на родном языке Борна, но еще и шутит на этом языке.

Наконец, Борн, довольный, встал, прошелся по комнате и сказал:

— Хорошо, я, пожалуй, попробую на вас поставить.

Скоро Борн напишет письмо Эйнштейну. А тогда, сразу после разговора, Борн позвал двух своих ассистентов — Гайтлера и Нордхейма — и попросил их помочь Румеру устроиться в Геттингене. Все они оказались ровесниками, вскоре стали друзьями. Знакомство началось, конечно, со взаимного ощупывания — в течение получаса они говорили о науке, а потом разговор перешел на самые разные темы.

Следуя заданию Борна, молодые люди отправились искать Румеру жилище. По дороге Нордхейм и Гайтлер наперебой рассказывали русскому гостю, что это за город Геттинген. Здесь лучшие книжные магазины Европы, прекрасные концерты — Бах, Гайдн — и изумительные пирожные. Город состоит в основном из студентов, мелких лавочников, квартирных хозяек и нобелевских лауреатов.

В Геттингене, как и в других университетах Германии, не было обычая, чтобы студенты прослушивали сквозной курс лекций и сдавали бы все экзамены. Все зависело от того, чем вы собираетесь заниматься дальше. Всего было два рода экзаменов: докторские и асессорские. Если вы хотите стать юристом, бургомистром или директором банка, словом, занять должность, вы должны сдать экзамены на асессора. Причем в Геттингене асессорские экзамены даже не принимались. Тут достаточно было уже чести, что вы учились в Георгии-Августе, а экзамены можно было сдать в любом другом городе. Совсем другое дело докторские экзамены. Если человек хочет стать доктором, он должен ждать, когда ему предложат сдать эти экзамены, когда геттингенская профессура сочтет его достойным быть доктором Георгии-Августы. Стать, например, доктором Гейдельбергского университета гораздо проще, и легче, и скорее. А тут нужно терпеливо ждать, можно и не дождаться, но попроситься в доктора нельзя. И когда геттингенские профессора присмотрятся к молодому человеку и придут наконец к выводу, что он не испортит их значимости в ученом мире, устраиваются экзамены с неизменным результатом: cum laude — с отличием, eximie — отменно, egregie — превосходно. Новоиспеченный доктор Георгии-Августы, получив диплом, напечатанный типографским способом (имя и фамилия тоже напечатаны типографским способом) и пять типографских копий (считается, что больше пяти копий не понадобится), обязан прийти на Рыночную площадь, где красуется ажурный фонтан — Gänseliesel — фонтан маленькой пастушки, и поцеловать пастушку. Геттингенцы по праву считают, что из всех девушек мира маленькую пастушку целовали больше всех.

Геттинген жил мерной жизнью. Гордился своей