Космический дальнобойщик [Джон де Ченси] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Джон де ЧЕНСИ КОСМИЧЕСКИЙ ДАЛЬНОБОЙЩИК
1
Впервые я подцепил ее на Тау Кита-2. По крайней мере, я почти уверен, что первый раз было именно тогда. Все зависит от того, как на это посмотреть. Она стояла последней в обычной очереди звездных хичхайкеров, ну, знаете, тех, кто пробираются всюду автостопом и стоят, выставляя большой палец вверх возле въезда на Космостраду, там, где выезжают на трассу Эпсилона Эридана. Высокая, с короткими темными волосами, она стояла в серебристом костюме из Всеклима, предназначенном для суровых условий. Костюм пытался спрятать ее фигуру, но совершенно и полностью потерпел в этом неудачу. Она скромно держала свой зонтик от ультрафиолетовых лучей против слепящего солнца Тау, а палец ее торчал кверху знакомым с незапамятных времен жестом. Она улыбалась непреодолимо, уверенно, чертовски здорово зная, что ее сгребет в охапку первый же водитель мужского пола, чья эндокринная система в этот день подключена к организму. Моя-то работала полным ходом, и она это знала. — Как ты думаешь? — спросил я Сэма. Он обычно имел четкое мнение по таким вопросам. — Что, звездная девочка-прилипала? Он рассматривал ее какую-то микросекунду. — Не-а. Слишком хорошенькая. — У тебя какие-то допотопные представления. Но чему тут удивляться, они у тебя всегда были. — Собираешься ее подобрать? Я затормозил и стал отвечать, но, когда мы проехали чуть мимо нее, улыбка ее чуть потускнела, а брови вопросительно поднялись, словно ей показалось, что она меня узнала. Выражение ее лица только наполовину успело измениться, прежде чем мы пролетели мимо. Это и решило дело. Я как следует затормозил, направил грузовик к обочине, довел до полной остановки и подождал, глядя в параболическое зеркало заднего обзора, когда она побежала к нам. — Что-то необычное? — спросил Сэм. — Э-э-э… даже не знаю. Ты ее узнаешь? — Не-а. Я потер щетину на подбородке. Ей-богу, никогда у меня не получается быть гладко выбритым, когда это имеет значение. — Ты считаешь, что с ней будут проблемы и хлопоты? — Женщина с такой внешностью — всегда проблема. А если ты считаешь, что это старомодное представление, то вытри с губ молоко и поумней. Я глубоко вздохнул, уравновесил давление в кабине с наружным, потом открыл пассажирский шлюз. Там, в пустыне, было потише, но ее шаги заглушал разреженный воздух. Она все еще бежала к нам, я ее обогнал на хорошее расстояние, потому что я всегда с ревом проношусь мимо хичхайкеров, чтобы их немножко поприструнить, сбить с них спесь, так сказать. Кое-кто из них, бывает, ведет себя довольно настырно, выходит на дорогу прямо перед тобой и пытается таким манером остановить тебя во что бы то ни стало. Чуть раньше я размазал одного такого на полклика дороги, был такой развеселый парень, что выскочил прямо перед носом. Колониальные менты составили протокол, сказали, что, дескать, как мне не ай-яй-яй, и не велели больше так поступать, по крайней мере, во время их дежурства. Я услышал, как она, запыхавшись, влезает по тяжеловозу и карабкается по лестнице, вделанной в бок. Голова ее показалась над сиденьем, и, право слово, это была очень хорошенькая головка. Темно-синие глаза, чистая светлая кожа, высокие скулы, словом, симметрична, как манекенщица. Такую мордашку не каждый день увидишь, мне как-то всегда казалось, что таких вообще не существует, вот только разве в фантазиях фотографов модных журналов, которые свои модели создают на компьютере. Макияж у нее был совсем легкий, но очень эффектный, бил он прямо в десятку. Я был уверен, что раньше никогда ее не видел, но когда она сказала: «Так я и подумала, что это ты!», я усомнился. Она сняла свою пластиковую прозрачную дыхательную маску и с удивлением покачала головой. — Господи, вот уж не ожидала… — она не окончила фразу и пожала плечами. — Ну, если хорошенько подумать, то такая встреча была неизбежна, пока я оставалась на Космостраде. Она улыбнулась. Я улыбнулся в ответ. — Тебе нравится эта атмосфера? — А? О, извини, пожалуйста, — она протянула руку и захлопнула люк. — Воздух тут разреженный и попахивает озоном. Она окончательно сложила зонтик, вывернулась из своего комбинированного рюкзака-респиратора и поставила его между колен на пол, потом открыла его и засунула внутрь зонтик. — Попробуй постоять там пару часиков с непокрытой головой! Вся беда в том, что, — тут она натянула на себя капюшон костюма, — если ты надеваешь на себя эту штуку, никто не понимает, как ты выглядишь. Что правда, то правда. Я включил мотор и выехал обратно на трассу. Мы ехали молча, пока я не выехал под выездную арку на Космостраду. Я приладил поток плазмы, и скоро мой тяжеловоз порол пространство со скоростью 100 метров в секунду, а может, и больше. Впереди Космострада простиралась черной лентой среди ядовито-желтых песков по прямой, уходя до линии горизонта, где и терялась. Примерно час езды до следующих постов дорожной службы, где взимают налог за проезд. Небо было чистым, фиолетовым, как это обычно на Тау Кита-2 и бывает. У меня в кабине сидела хорошенькая женщина, которая ехала на халяву, и мне было хорошо от всего на свете, пусть даже Сэм и я ждали неприятностей на этом маршруте. Если не считать мучительной загадки, почему она себя вела так, словно мы знали друг друга, в то время как я был уверен, что никогда в глаза ее не видел, все складывалось просто тип-топ. То, как она на меня смотрела, немного вгоняло меня в краску, но я все же хотел, чтобы она первая заговорила и подсказала бы мне, как себя вести. Я готов был играть эту музыку на слух и с импровизацией. Наконец она сказала: — Я ожидала, что ты можешь отреагировать на меня по-разному, но что ты будешь молчать… никак не думала. Я проверил информацию носовых сканеров, потом дал сведения Сэму. Он принял управление на себя и подтвердил это. Она повернулась к глазу Сэма на панели управления и помахала ему рукой. — Привет, Сэм, — сказала она. — Сколько лет, сколько зим, и все такое. — Как жизнь? — ответил он. — Приятно снова встретиться. Сэм знал, как надо врать по нотам. Я отклонил спинку капитанского кресла назад и повернулся на сиденье боком. — А что ты ждала? — спросил я. — Ну, сперва, может быть, приятной беседы, потом немного сожаления и досады в голосе. С твоей стороны, разумеется. — Досада? С моей стороны? — нахмурился я. — Почему? Она была озадачена. — Ну… не знаю, мне так показалось. Она медленно повернула голову и выглянула из иллюминатора, глядя на то, как катится мимо пустыня. Я внимательно изучал ее затылок. Наконец, не оглядываясь назад, она сказала: — А разве… ты не растерялся, когда я взяла да и исчезла от тебя просто так, за здорово живешь? Мне показалось, что я подметил нотку разочарования в ее голосе. Я проехал метров с тыщу, прежде чем ответить, и осторожно сказал: — Так оно и было, но я это пережил. Я же знал, что ты — вольная птица. Я надеялся, что это прозвучало хорошо и правильно. Под нами пролетел еще один добрый кусок Космострады, и я от нее услышал следующее: — Мне тебя не хватало. Правда. Но у меня были свои причины, чтобы просто так ускользнуть и оставить тебя. Прости, если тогда это показалось тебе бесчувственным поступком. Она прикусила губу и неуверенно посмотрела на меня, пытаясь понять, что же я думаю. Она не смогла прочитать по моему лицу почти ничего и сдалась. — Извини, — сказала она со смущенным смехом. — По-моему, даже слово «бесчувственный» не вполне тут соответствует положению. Грубость и жестокость — вот как бы я это назвала. — Ну, жестокой ты мне никогда не казалась, — импровизировал я дальше. — Я уверен, что у тебя были веские причины так поступить. Я сказал это более лукаво, чем сам намеревался. — Все же, наверное, надо было тебе написать, — она быстро повернулась ко мне и хихикнула. — Вот только адреса у тебя нет. — В конце концов, всегда есть адрес конторы Гильдии. — В последний раз, когда я видела твой стол, он был завален на шесть метров письмами, на которые ты не ответил. — А я никогда не умел поддерживать порядок на письменном столе. Врожденное омерзение ко всякой бумажной работе. — Ну, все же… — казалось, она сама не знала, как продолжать беседу дальше. У меня же не было никакого представления, как ей в этом помочь. Поэтому я встал и сказал, что собираюсь поставить кофе. Она отклонила предложение присоединиться. А я пошел в кормовую кабину, поставил кофеварку, потом уселся в крохотную столовую нишу и хорошенько подумал над всем этим. — Похоже на то, что она подкинула тебе Времянку, сынок, — прошептал мне в ухо Сэм по тайной связи. — Или, мне бы лучше сказать, что мы вот-вот войдем во Времянку. — Угу, — пробормотал я. Я все еще думал. Парадокс времени дает вам очень небогатый выбор — или, наоборот, слишком много выборов, — все зависит от того, как на это посмотреть. Как бы я на это ни смотрел, мне такие штуки не нравились. Я провел так довольно много времени, сидя за столиком в кабине, думая над самой проблемой с омерзением. Вообще-то, я сам не знал, сколько времени вот так сижу, пока голос Сэма не прозвучал из усилителя кабины: — Впереди таможенный контроль, налоговая инспекция. Я отправился обратно в кабину и пристегнулся на сиденье водителя. Женщина свернулась на одном из задних сидений, закрыв глаза, но открыла их, пока я пристегивался. Я велел ей сделать то же самое. Она подошла ко мне, уселась в сиденье стрелка, как мы его называем, и послушно выполнила приказание. — Порядок, Сэм, — сказал я. — Дай мне скорость приближения. — Один-один-два-запятая-шесть-девять-три метра в секунду. — Проверь. Пусть на счетчике будут какие-нибудь круглые цифры, и чтобы нам было полегче. — А чего ж не сделать, — весело сказал Сэм. — Выезжаем на один-один-пять… вот! Нет… Чуть больше… ровнее… О'кей, нашел самое оно. Зафиксировано. Один-один-пять, ровно. — Порядок. Теперь мне были видны здания таможенного контроля и сбора дорожной пошлины. «Посты ГАИ», как мы их звали. На самом-то деле они называются «объекты Керра-Типлера», но у нас для них множество имен и названий — это титанические темные цилиндры, которые торчат в небо, словно невероятно большие силосные башни, некоторые до пяти километров высотой. — Шесть километров, и мы там, — сказал Сэм. — Мы на луче. — Проверяем, — сказал я. Знаки уже надвигались на нас. Я дал сигнал на английский язык.ВЫ ПРИБЛИЖАЕТЕСЬ К АРКЕ ВЪЕЗДА
НА МОСТ ЭЙНШТЕЙНА-РОЗЕНА
ПОРТАЛ НОМЕР 564 МЕЖЗВЕЗДНАЯ ТРАССА 80
НА ЭПСИЛОН ЭРИДАНА-1
ОПАСНОСТЬ! ОГРОМНЫЕ ПРИЛИВНЫЕ СИЛЫ!
КАРТА ВПЕРЕДИ — ОСТАНОВИТЕСЬ, ЕСЛИ
НЕ УВЕРЕНЫ В СВОЕМ МАРШРУТЕ.
Карта — огромный овал покрашенного голубой краской металла — торчала из песка и выглядела новой и назойливой, точно так же, как и дорожные знаки, которые так разительно отличались от всего, что оставила древняя раса, построившая Космостраду. Строители Дороги не верили в дорожные знаки… да и карты тоже. Мы катились к въездной арке. Я оглянулся назад, чтобы проверить, правильно ли пристегнулась наша пассажирка. Правильно, как ни странно. Ветеран на дороге. Сэм продолжал считывать нашу скорость вслух, а я держал тяжеловоз наготове на въезд. Еще серия знаков засветилась на дороге.ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ! ВЫ ПРИБЛИЖАЕТЕСЬ
К ПУНКТУ СТЫКОВКИ
ДЕРЖИТЕСЬ ПОСТОЯННОЙ СКОРОСТИ
ВЫСШАЯ СТЕПЕНЬ ОПАСНОСТИ!
НЕ ОСТАНАВЛИВАЙТЕСЬ, ПОКА
НЕ ПРОЙДЕТЕ ПУНКТ СТЫКОВКИ
— Прямо в яблочко, — сказал Сэм. — Зеленая волна на проезд. — Понятно. Мерцающие красные маркеры пункта стыковки пролетели мимо нас, и мы оказались словно в центре каната, который перетягивают гравитационные силы, между вращающимися цилиндрами материи в коллапсе, которые и составляли мост ЭР. Они пролетели мимо, огромные черные монолиты, которые стояли на различных интервалах на дороге, их основания висели в нескольких сантиметрах от истоптанной земли, вращаясь на невообразимой скорости. Вся штука состояла в том, чтобы поддерживать постоянную скорость, так, чтобы цилиндры смогли сбалансировать конфликтные приливные напряжения гравитации, которые они сами и порождали. Если вы замедляли ход или останавливались, могло бы статься, что у вас снесло бы крышу или половину правого борта. Еще хуже — можно было перевернуться или потерять управление и совсем сойти с дороги. В любом случае от вас не осталось бы ничего, что можно было бы отослать безутешным близким, кроме нескольких ядерных частичек и электронного газа, а для них порядочного гроба не подберешь. В конце строя цилиндров было пятно размытой черноты, что-то вроде пространства, где ничего нет. Мы туда нырнули. И выбрались. Пустыня исчезла, и мы летели по густым зеленым джунглям под низким свинцовым небом. Перед нами был пятисоткилометровый кусок, прежде чем мы въедем в Маш-сити, где я хотел остановиться и проспаться. Сэм взял управление на себя, и я откинулся назад. — Кстати, — прошептал Сэм, — ее звать Дарла. Я тут с ней маленько потрепался, пока ты ломал репу там, на корме. Я ей сказал, что меня прочистили и перепрограммировали, поэтому у меня в банке памяти не было ее имени. Я кивнул. — Ну что, — сказал я, повернувшись к ней, — как жизнь с той поры обращалась с тобой, Дарла? Она тепло улыбнулась, и роскошные жемчужные зубки словно осветили кабину. — Джейк, — сказала она, — дорогой Джейк. Ты еще подумаешь, что я хочу отомстить тебе за то, что ты все время молчал… но я совершенно измучена. Ты не будешь возражать, если я отправлюсь назад и постараюсь немного поспать? — Черт возьми, конечно, нет. Будь моей гостьей. Вот оно как, значит. — Ты останавливаешься в Маш-сити? Мы поговорим за обедом. О'кей! — Конечно. Она секунду стояла и трепетала передо мной ресницами. Улыбка ее была, как вспышка сверхновой, но за всем этим мне виделась тень неуверенности, словно она сама сомневалась в том, кто я такой. Она явно не умела объяснить мое странное поведение. Дело в том, что почти невозможно притвориться, что ты кого-нибудь знаешь, когда это вовсе не так, или же, когда ты встретил человека, но не помнишь, кто он. На коктейль-парти это совершенно невозможная ситуация, просто невыносимая. Но в этом случае я совершенно точно знал, что раньше ее не встречал. Однако все ее сомнения были минутными. Она послала мне воздушный поцелуй весьма соблазнительным образом и пошла на корму. И оставила меня в одиночестве смотреть на пробегающий мимо пейзаж и думать. — Ну что, приятель? — Сэм предоставил мне докончить его фразу. — Не знаю. Ей-богу, просто не знаю, Сэм. — Может, она подсадная утка. Я подумал над этим вариантом. — Нет. Уилкс слишком тонок, чтобы сляпать такую грубую историю. И к тому же не станет ввязываться в такие штуки. — И все-таки… — Сэм все еще сомневался. — Она очень убедительно себя ведет для подсадной утки, — я зевнул. — Я бы тоже поспал. Я откинул кресло и закрыл глаза. Я не спал, просто думал о временах прошедших и будущих, о жизни на Космостраде. Может, на несколько минут я время от времени и засыпал, но слишком много мне надо было припомнить и пережить снова. Большую часть того, что мелькало у меня в голове, не стоит повторять. Обычные дорожные мыслишки. Однако я так убил почти час. Потом мимо пронесся знак, возвещающий Маш-сити, и я снова перенял управление.2
Мотель и ресторан «Сынок» стоит прямо у дороги возле портала Грумбриджа-34. Он довольно роскошный, полон чехлов на мебели, плюша и пальм — в таком вот стиле, но у него сравнительно недорогие цены, а жратва просто хорошая. Я запарковался и выключил мотор. Похоже было на то, что по местному времени тут раннее утро. Я разбудил Дарлу и сказал Сэму, чтобы караулил добро, пока мы пойдем и попытаемся найти чего-нибудь пожрать. Стоянка вся была забита машинами, и я предполагал, что столика нам придется ждать долго. Вместе с обычными разнокалиберными звездными тяжеловозами на стоянке были и частные автомобили, наземные, всех моделей и мастей, по большей части построенных не на Земле. На Космостраде рынок моделей машин давным-давно загнан в угол горсточкой рас, по крайней мере в этом уголке Галактики, и конкуренция такова, что человеку с его машинами трудно протиснуться и занять местечко. Я остановился, чтобы осмотреть Сэма. Мы подъехали на стоянку и припарковались возле тяжеловоза Рикксианской марки, совершенно нового, с иголочки, с аэродинамическим кожухом, крикливо украшенным золотой филигранью. Сделано на заказ, по моему вкусу — чуть вульгарнее, чем надо, но Сэм рядом с такой цацкой показался просто больным, потому что весь был заляпан дорожной грязью, покрыт выбоинками от встречных камешков, летевших в нас на большой скорости. Эмульсионное покрытие, которым он сперва был покрыт, слезало с него клочьями возле плавников стабилизатора, тут и там — несколько вмятин. Его левый передний роллер был покрыт кристаллизационными заплатками, почти лысыми, так что способность регулировать сцепление с дорогой почти потерялась. Я уже коллекционировал штрафные квитанции за непройденный техосмотр, которые мне втыкали на стекло довольно давно, у меня уже собрался приличный букетик из них — хоть в петлицу втыкай, подарок от колониальной милиции с обещанием прислать еще и еще. Они, ей-богу, очень украшают бардачок. Мы вошли в ресторан, и, конечно, очередь была длиннющая, как питон. Дарла и я почти не разговаривали, пока ждали столик. Слишком много народу было вокруг нас. Я почти приготовился уйти, когда робоофициантка пришла за нами и провела нас в кабинку возле окна, мое любимое место в любой забегаловке. Положение прояснялось, солнышко светило, пока я не заметил Уилкса с несколькими его «помощниками» в дальнем углу. С ними был и какой-то инопланетянин из созвездия Сетки, ретикулянец. Причем Грабитель-Урыватель, насколько я знаю ретикулянцев. Эти рикки-тикки очень любят людей — просто подавай им общение. У нас такие чуткие нервные окончания, знаете ли, и визжим мы просто восхитительно. Если бы он был тут один (а это был он, мужского рода, потому что его пахучие выделения достигали через всю комнату, ударяя меня по носу едким запахом скипидара и миндаля), он бы и двух минут не прожил здесь или где-нибудь еще на человеческой планете. Им столь же вольно ездить по Космостраде, как и любой другой расе. Но в земном лабиринте их не привечают, да и во многих других районах Галактики их не шибко любят. Но он был с Кори Уилксом, несомненно, по делу, что давало ему некоторую неприкосновенность. Никто на него не смотрел, кроме меня и Дарлы. Уилкс поймал мой взгляд, улыбнулся и помахал, словно мы были на церковном пикнике. Я ему дал лучший ракурс моих тридцати двух зубов в ухмылке и сунул нос в меню. — Что кушать будем, Дарла? Я угощаю. — Дай-ка я хоть раз угощу тебя обедом. В последнее время я работала, так что кое-что скопила. — Это завтрак, а не обед, — миг спустя я воспользовался возможностью спросить. — И что же ты делала? — Весь последний месяц была официанткой, чтобы душа с телом не рассталась. А до этого — пела, как обычно. Салуны, ночные клубы… У меня была действительно хорошая группа, множество крутых ребят, хоть и дураков, но они меня бросили ради другой певички. Они воспользовались моим контрактом, а меня оставили оплачивать их счет в мотеле на Кси Бу-3. — Здорово, — официант подошел, и мы заказали завтрак. В ресторане было еще несколько инопланетян. Бета Гидранец хлебал что-то слизистое в соседней кабинке вместе с приятелем-человеком. Большинство ресторанов на Космостраде обслуживают всех и могут похвастаться иноземной кухней, поскольку обслуживают и инопланетную торговлю. Это включает в себя различные удобства для инопланетян на дороге, учитывающие и человеческие потребности. Так сказать, удобно и нашим и вашим. Но вот атмосфера неприятия ретикулянца была такой ощутимой, что хоть топор вешай. Я оглянулся в поисках знакомых лиц. Кроме Уилкса я заметил Реда Шонесси в углу вместе с его партнером, Павлом Короленко. Шонесси мне подмигнул. Ред был вице-президентом ТАВС в свое время, но перешел к нам, когда по горло был сыт Уилксом. Некоторые члены Гильдии до сих пор ему не доверяли, но он очень помог в те ранние деньки, когда Гильдия еще только боролась за существование. Эта борьба пока еще не закончилась. Мы все еще пытались отлучить водителей от Уилкса, когда для них было куда легче и безопаснее присосаться намертво к раздутым изобильным титькам ТАВС. Я еще увидел Джиля Томассо и Су Чин Ченга, но они в мою сторону не взглянули, так что и не увидели. Они здорово сбились со своего обычного маршрута. Особый заказ, не иначе. Снова оглядев зал, я подумал, что увидел еще одну знакомую физиономию у стола возле Уилкса и его компании, высокого, тощего аристократического джентльмена с гривой седых волос, но я не мог вспомнить, что он такое и откуда. У меня было такое ощущение, что его физиономию я знаю по выпускам новостей. Возможно, такой тип — из средневысокого уровня бюрократов нашего ремесла. Инспектирует все и вся. К тому времени, как нам принесли заказ, у меня наполовину пропал аппетит. Если бы у меня была хоть капля здравого смысла, я бы убрался отсюда при первом взгляде на Уилкса, и никто не мог бы обвинить меня в трусости. Но в нас всех есть рудимент инстинкта защищать свою территорию. Почему это я должен уходить? Почему не он? Ред встал и подошел к нам. Я представил его Дарле, и мне показалось, что в его глазах мелькнул огонек узнавания. Он отказался от чашки напитка из кислых бобов, это такая местная бурда, которая по вкусу совершенно не похожа на кофе, зато здорово напоминает смесь корицы и йода. Он зажег одну из своих мерзких сигар. — Плохи дела, Джейк, — сказал он. — По всей звездной трассе беда. Я поковырял вилкой свою яичницу по-эридански. — Это я и так знаю. Что-нибудь новенькое? — Марти ди Филиппа. — А что с ней? — Только что слетела с ленты. Она врезалась в «силосные башни» на Барнарде-2. Ох, это было больно… Марти я хорошо знал — хорошая женщина, классный водитель. Она могла вести тяжеловоз лучше многих, всегда в точном соответствии с расписанием, всегда с улыбкой. Она была одной из горстки людей, которыми Гильдия Звездных Толкачей могла похвастаться. Я на миг выглянул из окна. У меня мелькнула фантастическая мысль о том, чтобы затеряться в бурной растительности этой планеты и пустить корни где-нибудь во влажной земле джунглей. Больше не будет ни печалей, ни радостей, а просто свет солнца, вода, покой. Я снова посмотрел на Реда. — А что говорят менты? Свидетели есть? Когда цилиндры заглатывают человека, нет никаких больше улик или остатков. Нет и другого способа, кроме свидетельских показаний, чтобы установить, что же именно произошло. Собственно говоря, вопрос был дурацкий, поскольку не было вообще никакого способа доказать, что это вообще произошло. Каждый год путешественники отправляются по автостраде, и сотни из них больше никогда не встречаются людям. — За ней следом ехал тяжеловоз, когда все это произошло, — сказал мне Ред. — Он сказал, что ее левый задний роллер почему-то выбился из синхронного движения как раз в тот момент, когда она проезжала мимо маркера смычки. Она не могла вовремя выровнять скорость, и… так оно и происходит обычно. — Кто сообщил о катастрофе? — Имя не знаю. Водитель ТАВС, это точно, но не из прилипал Уилкса. Просто обычный парень, каких много. Вероятно, он ничего общего с этим не имеет. — Ред глубоко затянулся сигарой. — Мог быть и просто несчастный случай. — Чертовски неудобный момент потерять синхронизацию роллеров прямо перед стыковочным пунктом, — сказал я, отложив вилку. Все, у меня не было уже никаких шансов поесть. Однако Дарла наворачивала будь здоров, явно не прислушиваясь к нашей беседе. — А может, очень удобный момент, зависит от того, как на это смотреть. Я взвесил все возможности, потом сказал: — У нас никогда раньше не было свидетелей. Люди просто исчезали, и никаких тебе следов, никаких улик. Как же это? Маленький, бездымный взрывной заряд, установленный в синхронной тяге — а коробку эту очень легко достать рукой, если присмотреться. Взорвать такой заряд дистанционным управлением или взрывателем с сенсором, который чувствителен к перемене гравитации. — Звучит весьма правдоподобно, — согласился Ред. — Я бы сказал, что идея с гравитационным взрывателем мне нравится, хотя я ни про что такое раньше не слышал. Водитель, который ехал за ней, потом получал первую помощь от взрывных ожогов и гамма-облучения. — Ну и что? Просто для правдоподобия. — Угу. Я понимаю, что ты хочешь сказать относительно переключателя синхронной тяги. Но я никогда бы не подумал устроить это таким образом. Мне-то казалось, что ты хочешь вывести из-под контроля тяжеловоз в нужное время, просто установить мину на пульсовом трансформаторе или что-нибудь в этом роде. — Ну да, конечно, но металлические корпусные части тяжелее, и до них труднее добраться. Это же оборудование тяжелое. Кроме того, все, что тебе придется и удастся сделать, если ты заминируешь трансформатор, — это привести роллеры в состояние нулевого оцепления. Это будет похоже на очень лысые шины, страшно скользкие. Это очень серьезно на крутом повороте, но на прямом отрезке — практически никакого риска и, следовательно, никакого результата. Но вывести из строя переключение синхронной тяги на въезде в портал стыковки может быть фатально. На миг все роллеры независимо друг от друга будут выписывать свою собственную кривую, пока все они не перейдут от базового положения в положение максимальной тяги, пока они не зафиксируются в этом положении. Я слыхал, как случались такие штуки. Тяжеловоз начинает вилять задом, что при нормальном положении любой хороший водитель может выровнять. Но на въезде в портал стыковки… Ред кивнул. — Понятно. — Вот почему водитель, едущий следом, подумал, что это левый задний роллер. Видимо, тяжеловоз занес свой зад вправо. Но в действительности просто все передние роллеры вошли в максимальное значение величины сцепления с дорогой раньше, чем задние. Ветер, видимо, определил направление заноса, а может, еще что-нибудь повлияло. Ред пожал плечами, но поглядел на меня с уважением. — Ты хорошо лепишь из этого дело, Джейк. Но мы никогда не узнаем. — Я знаю. Я бывал с Марти, и мне доводилось видеть, как она въезжала в портал с тремя вышедшими из строя роллерами на восьми кликах в час при перпендикулярном ветре. Не было на свете такой ситуации, с которой она не могла бы справиться, кроме той, о которой я тебе сейчас сказал. Ред кивнул. Теперь, когда я доказал, что думал, мне страшно захотелось, чтобы кто-нибудь убедил меня, что это не так. Но и Ред, и я — оба знали, что я прав. Среди водителей Гильдии в последнее время очень возросли несчастные случаи, а вандализм преследовал нас постоянно. Никого, правда, не били — это было совершенно не в стиле Уилкса. — Тебе надо помнить, Джейк, — сказал Ред, чтобы развеять неприятную атмосферу, — мы все же стоим за тебя. Я не знаю никого, кто хотел бы спаковать манатки и убраться обратно к Уилксу. Но если что-нибудь случится с тобой… ну, МЕРТЕ. Он выплюнул кусок драгоценного, выращенного на земле табака. (Эти его страшные сигары, должно быть, стоили не меньше пятидесяти кредиток за штуку). — С Гильдией тогда будет покончено. И это все, что нас волнует сейчас. А Гильдия сейчас — единственная альтернатива для независимого среднего владельца тяжеловоза. Он откинулся назад и выпустил к небу струю резкого кислого вонючего дыма. — Скажи мне, Джейк: почему ты все еще на дороге? С твоим жалованьем президента ты же мог бы… — Жалованье? Где-то я слышал это слово… Пока что я обменял на наличные только два чека жалованья. Третий все еще в бардачке, где он так и прыгает на крутых поворотах. Ред удивился. — Ей-богу? Ну надо же, я не знал. — Кроме того, есть же еще и Сэм. Я же не могу продать собственного отца, правда же? Ред ничего не ответил, только посмотрел на сигару. Что-то очень тощее, с водянистыми голубыми глазами похлопывало меня по плечу. Один из стволов Уилкса. — Мистер Уилкс хотел бы поговорить с вами, если вы не против, сэр. Ред кашлянул и посмотрел на часы. — Джейк, я бы еще остался, но нам надо катиться. Не думаю, что он тебе сможет тут уж очень надоедать. — Конечно, Ред. Конечно. Еще увидимся. Стол Уилкса был возле дальней от меня стены. Кроме него и его рикки-тикки там сидели еще трое стволов, включая того, что подходил ко мне. Мне не понравилось соотношение сил, но было маловероятно, что Уилкс начнет что-нибудь в переполненном ресторане — по крайней мере, я так думал. Я вообще довольно много думаю — скверная привычка. Он поигрывал с последними крошками омлета, улыбаясь мне при этом. Его серые зубы постоянно двигались за синими бескровными губами. У него такая манера — все время шевелить ртом. Тик, наверное. Его нельзя было назвать совсем непривлекательным человеком. Длинные белокурые волосы, широкие черты лица, глаза — как холодный зеленый огонь, все это сидит на крепком широком костяке. Кроме того, еще и пижонски одевается. Его болотно-зеленая бархатная курточка была сшита на заказ и в действительности была весьма со вкусом, особенно хорошо она сочеталась с белой рубашкой с пышным рукавом. — Джейкоб, Джейкоб, Джейкоб, — пропел он с грустью, все еще улыбаясь. — Как приятно свидеться с тобой, Джейк. Присядь. Принеси ему, на что сесть, Брюси. — Нет, спасибо, Кори, — ответил я. Брюси, кстати, даже не пошевелился. — Я лучше постою. Что ты задумал? — Господи, совсем ничего, — удивленная невинность. Он очень хорошо изображал это, но немного переигрывал. Нервничал, что ли? — Вовсе ничего я не задумал. Просто радуюсь хорошему завтраку в хорошем ресторане. Правда, я был немного разочарован, когда ты и твоя дама не присоединились к нам, вот и все. Джейк, честное слово, тебе надо все-таки соблюдать правила светского тона хотя бы время от времени. Я понимаю, конечно, что у тебя есть обаяние этакого необработанного алмаза и он тебе весьма помогает, особенно с девочками, но когда ты видишь друга, который обедает в том же самом зале, ну, знаешь… Он милостиво мановением руки отбросил тему. — Но меня не так легко обидеть. Ты, наверное, спешишь? Правильно? Выпал из графика? — Не люблю смотреть на блевотину, когда ем, только и всего. Его это даже не задело. Он ухмылялся во время весьма щекотливой паузы в разговоре, потом сказал совершенно невозмутимо: — У тебя есть определенная прямота высказываний, Джейк, которой я восхищаюсь, но это замечание было уж слишком резким. И грубоватым. Тебе не кажется? Но… в конце концов я сам виноват — не надо было с тобой разговаривать. — А ты пытался это сделать? — Ну, я тебя немножечко поддразнивал, если быть честным. Но мне действительно надо поговорить с тобой, Джейк. Мне кажется, нам наконец надо все выяснить. — И о чем же это нам разговаривать? — теперь настала моя очередь вести себя противно. — О кочанах, о королях, как в детской песенке, Джейкоб, — он расплывчато помахал рукой, словно имел в виду всякие материи во вселенной. — Обо всякой всячине вообще… — Угу. Но во всем многообразии проявления жизни во вселенной есть определенные вещи, которые тебя, очевидно, волнуют больше остальных. — Совершенно верно, — постоянная улыбка стала необыкновенно благостной. — Ты уверен, что не хочешь сесть, Джейк? — Забудь об этом. — Замечательно, — он зажег тонкую маленькую сигаретку, завернутую в ярко-розовую бумажку, выдул на меня дым. Аромат был очаровательный, как у духов. — Почему бы нам не слить наши соответствующие фирмы? Да-да. Пожалуйста, Джейк, не разевай рот так широко. Челюсть отвалится на тапочки, а поломойки тут станут использовать ее вместо совка. Гильдия Звездных Толкачей и Трансколониальная Ассоциация водителей-собственников. Вместе. Через черточку, а если хочешь, можно придумать всем вместе новое имя. Мне все равно. Зачем нам продолжать эту войну? Она НЕВЫГОДНА, разрушительна, конкурентна… и, честно говоря, я уже порядком от нее устал, — улыбка исчезла, а на ее место явилось выражение ИСКРЕННЕЙ ОЗАБОЧЕННОСТИ. — Союз в браке — вот что я предлагаю. — Ах, Кори. Это так неожиданно… поговори с мамой-папой… Морда его снова раскрылась в улыбке, как стручок. — А знаешь, не такой уж ты неотесанный, как прикидываешься, Джейк. Как только мы сходимся вместе, мне страшно нравится перекидываться с тобой шуточками. Парирование выпадов, остроты, любовно отточенные шпильки… — он моргнул. — Но я серьезно говорю. Я стоял возле его стола, не в силах решить, что мне сделать: просто плюнуть, повернуться и уйти, или пройти с ним все этапы разговора. Я никак не мог понять, за каким чертом ему все это надо. — Простите меня, мистеррр Джейк, — протренькал ретикулянец сквозь свои жвалы, — я интерррресуюсь, можно ли мне спрросить, кто та особа женского пола, с которррой вы сидите? — А тебе какое дело, муравьиная рожа? Мне довольно трудно, если не сказать — невозможно, прочесть какие-нибудь чувства на лице инопланетянина. Видимо, мое оскорбление не возымело никакого эффекта, но я не был уверен. С этими рикки я никогда прежде дела не имел. Жвалы его все время ходили вперед-назад, как лапка у швейной машинки, это меня страшно раздражало. Ретикулянцы на самом деле совсем не похожи на муравьев, даже глаза у них не как у насекомых — можно было бы поклясться, что они носят очки, похожие на набор линз для телекамеры — вот только снять эти очки они не могут. Но на первый взгляд рикки похожи на насекомых, а все потому, что у них скелет — наружный. Кто знает? Может, не все ретикулянцы плохи. Если быть честным, то не их же это вина, что их внешность так хорошо перекликается со всякими панцирными ужасами, которые все время живут в подземелье нашего подсознания. Вопрос был вот в чем, если вообще был: почему это Уилкс угощает меня этим существом?.. Чтобы меня напугать? Неужели он и впрямь думает, что меня это испугает? Что я сдамся? И почему именно сейчас, когда прошло столько времени? — Ну-ну, — нежно говорил Уилкс, — мы же не хотим привести к межпланетному скандалу? Я уверен, что вопрос, который задал твврррлл, шел от его неискушенности в земных вопросах. Ты что, узнал ее, твврррлл? — Прррекррасно узнал. Я не хотел иметь в виду интерррреса к особе женского пола. Если я нарррушил какое-нибудь… табу, пррравильно? Если я нарррушил какое-то табу своим вопрррросом, то пррррошу меня извинить. Неужели эту девчонку знают все, кроме меня? Инопланетянин отлично знал, что делает. — Хорошо, хорошо, — сказал я резко. — Насчет слияния двух компаний… — Ну вот, сам видишь. Паранойя, Джейк. Паранойя. Она в конце концов всех убивает. Мы сами делаем так, что наши мысли загоняют нас в раннюю могилу. Беспокойство и страх — вот что является этиологическим корнем всякой болезни. Пауза на две секунды, потом снова. — Насчет этого слияния. Ну разве тебе стоит чего-нибудь хотя бы просто подумать об этом? Ну продумай все как следует. Пусть ты упрям и очень, но ты же не можешь не понимать, что Гильдия доживает последние денечки. Все больше и больше водителей возвращаются к нам. Вранье. Все, кому захотелось спаковаться и вернуться обратно к мамочке, давным-давно это сделали. Но он был прав в том смысле, что нас все меньше оставалось. — Они взвесили все за и против и пришли к итоговому счету, — продолжал Уилкс, — ТАВС лучше для них для всех. Еще дюжина новых подписей на Основном продляющем контракте в этом месяце, а еще сколько их придет! Да, разумеется, условия Базового Контракта Гильдии получше, особенно в некоторых пунктах. Я в этом с тобой согласен. Но не так-то много это значит, когда подписантов Гильдии можно на шести пальцах пересчитать. — На пяти, — поправил я. — Комбинированная Гидранская промышленность отказалась и перешла к тебе на прошлой неделе. Уилкс развел руками. — Надо ли еще что-либо говорить? Мне наверняка ничего больше не надо было говорить. Я смотрел на морды трех стволов, ища там скрытый смысл всего происходящего. Тот, который ко мне подходил, все, словно крыса в ловушке, бегал глазами по залу. Из этого я сделал вывод, что назревает нечто. Но все же скандал казался невероятным. Уилкс ждал моего ответа, потом сдался и сказал: — Ну перестань же, Джейк. Гильдия просто пустой кокон, если она когда-то и была другой, то пустым коконом стала. Разве ты не видишь сам? Она уже сослужила свою службу. Ты показал мне, что среди моих членов есть очень много недовольных, но мы реагируем на это, поверь мне, реагируем. Разве ты не читал Пересмотренного Базового Контракта? Я имею в виду, приходилось тебе посидеть над ним и просмотреть его весь, пункт за пунктом? — Боюсь, что у меня в последнее время не очень много находилось возможности для чтения. Еще очко в мою пользу. Рот Уилкса одним уголком опустился. Выстрел попал в цель. — А тебе бы надо его прочесть, — сказал он тихо. — А что я там найду для себя? — спросил я, махнув на все рукой и продолжая разговор вопреки здравому смыслу. Его это искренне удивило. — Ну… — он красноречиво пожал плечами, — скажем… Межлокальный коммерческий агент, пожизненно? Называй сумму жалованья сам. Это была поспешная импровизация, и он ждал моей реакции. — Черт возьми, Джейк, не знаю. Чего ты сам хочешь? — Чтобы ты отдолбался от нас на веки вечные!!! Вот как все просто, — я подчеркнул свои слова движением руки. — Хотя, прошу прощения, теперь уже совсем не так просто. Ты мне еще ответишь за Марти Ли Филиппа, Уилкс. Если даже мне придется соскоблить себя с гравитационного цилиндра и вернуться, чтобы притянуть тебя к ответу, я это сделаю. НО Я ЗАСТАВЛЮ ТЕБЯ ЗА НЕЕ ОТВЕТИТЬ. И за других, — у ближайших столов затихла беседа. — Да ладно, Джейк. Ладно, — голос его стал тихим и бесцветным. Я сделал два шага назад, но остановился. — И еще одно. Если Гильдия все равно отдаст концы, почему тебе так чешется с ней соединиться? — я хотел услышать ответ. — Почему, Кори? — Потому что она меня раздражает, — по-моему, это было первое искреннее замечание за всю нашу сегодняшнюю беседу. Развеселенный этим, он продолжал: — Твои последние попытки мне ответить и отомстить меня тоже раздражают. — Что? — это было новостью. — Ты отрицаешь это? Не оскорбляй мое серое вещество, Джейк. У меня в последнее время много груза было украдено, тяжеловозы повреждены, сделки не состоялись, потому что кто-то натравил людей против меня. Ничего особенного, но ты понимаешь, что меня это раздражает. Я слышал за последнее время слухи о возросшем саботаже, кражах грузов и тому подобном. Я приписывал это вольным бандитам с большой космической дороги, как и средства массовой информации. У нас не было никаких возможностей их укротить. Несправедливость обвинения обожгла мне глотку. — Джейк, ты странный человек, — продолжал Уилкс своим напевным, лирическим голосом. — Есть в тебе… этакая гейзенберговская неуверенность. Ты ускользаешь. Неуловимость у тебя особенная. Трудно тебя пригвоздить. Мы с большими трудностями в последнее время за тобой следили. Я получаю отчет, что ты в одном месте, а минуту спустя другой человек докладывает мне, что ты в совершенно другом месте в то же самое время. Ты скользкий, как электрон, Джейк. Трудно одновременно определить местоположение электрона и его массу. Либо одно, либо другое. Но не одновременно. И потом, СЛУХИ. — Слухи? — Странные истории, которые я про тебя слышал. Они завораживают, если только это правда. Особенно та, про… — Послушай, Кори, — сказал я, перебив его, — было все очень здорово. Действительно здорово. Но я хотел бы еще спасти свой завтрак и съесть его. Спасибо за предложение. В спину себе я услышал: — Ты никогда не выберешься из Маш-сити, Джейк. Я повернулся, остановился и выдал им непристойность. Он рассмеялся. — Собственно говоря, почему ты думаешь, что я тебя прямо сейчас голыми руками не возьму? Трое стволов ели меня глазами. — Не думай, что в общественном месте ты в безопасности, — предупредил Уилкс, сузив глаза до щелочек. — Кстати, я владею этой забегаловкой. Вся обслуга мне поможет. Свидетели и все такое. — А посетители? — Ты что, шутишь? Они выскочат отсюда вон, как только ты окажешься на полу. Ресторан страшно притих. Уилкс мог просто хвастаться и блефовать, но мне стало не по себе. Они, если хотели, могли бы меня запросто взять. — Кори, я не стану говорить, что ты на такое не способен, но для твоего изысканного вкуса это просто грязновато. Слушание дела, свидетельские показания и все прочее… Я решил разоблачить его блеф, и это было единственное, что я мог сделать на тот момент. Я повернулся, но боковым зрением поглядывал назад и поэтому смог уловить движение. Бледный тощий парень лез под стол рукой. Я развернулся, но мальчик был побыстрее меня. Вероятно, пушка лежала у него на коленях все это время. Пушка была направлена на меня, но не выстрелила. Мой ствол уже наполовину торчал из-под манжета рубашки. Я упал на пол, но прикрытия тут нельзя было найти. Прошло, может быть, три четверти секунды, прежде чем рука мальчишки и его пушка взорвались голубым пламенем. Выстрел прозвучал из другого конца зала. У инопланетянина и тех двоих были замедленные реакции, как мне показалось. Лучше смотрелось бы в отчете, если бы только двое были замешаны в драке. Кроме того, их приятель первым напал на меня. Все в ресторане решили одновременно со мной, что это прекрасная мысль. Ресторан словно взорвался, все полетело в стороны, а люди помчались прочь. Моя пушка наконец соизволила вылезти из рукава — она просто зацепилась за складку рубашки, и я навел мушку на лоб Уилкса. — Не стрелять! Брось оружие! — голоса раздались справа. Я не смог увидеть, кто это. Уилкс вдруг поднял руки вверх. Он сидел, словно зритель. — Все в порядке, все в порядке! — завопил он. Бледноглазый тоже сидел, с ужасом глядя, как капли расплавленного мяса стекали с обгорелого скелета, который когда-то был его рукой. Он начал повизгивать, его жалобный и удивленный визг выдавал в нем садиста, который совершенно никогда не знал, как чувствуется боль с того конца, где ее испытывают, а не причиняют. Я поднялся. Ресторан совершенно затих, если не считать причитаний ствола. Инопланетянин и двое остальных поднялись, люди подняли вверхруки, а ретикулянец скрестил перед собой передние лапки, у них это знак покорности. Я рискнул посмотреть вправо. Томассо и Ченг стояли позади своих стульев, пушки были у них в руках, и смотрели они на Уилкса. Я отступил к ним. — Здорово стреляешь, — сказал я Ченгу. — А это не я, — он показал головой назад. Я посмотрел назад и увидел с изумлением, что Дарла присела за столиком, держа в руках дымящееся чудище — «Вальтер 20 КВ». — Порядок, ребята. Я оглядел зал. Примерно еще у четверых в руках были стволы. Тот, кто только что заговорил, был слева рядом со мной. Никого из них я не знал. — Ты, — сказал мне человек слева, — уходи. А мы развлечем эту компанию, пока ты уходишь. Мы тебе даем пять минут. Потом мы их отпустим. Я имею в виду людей. А жука вон того можем на обед зажарить. — Спасибо. Мы быстренько дали задний ход после того, как Томассо выглянул за дверь и прокричал нам, что все чисто и можно сматываться. Я вынул ключ и просигналил Сэму, чтобы он подобрал нас на дороге примерно в полквартале отсюда. На стоянке я поблагодарил Томассо и Ченга, но сказал им, что их долги, увы, не дадут им возможность получать зарплату до конца года. — Вот черт, нам и так везде должны, — пожаловался Томассо. — До следующего года! Дарла и я нырнули в кусты, которые росли вокруг стоянки. Растительность под ногами разрослась, но мы пробрались через нее, выжигая себе дорогу здоровенным мушкетом Дарлы. Когда мы выбрались на дорогу, Сэм нас уже ждал. Мы благодарно залезли внутрь.3
— Никогда бы не подумал, что Уилкс может закатить такую сцену в стиле третьеразрядного кабака, — сказал Сэм, когда мы обрыскали окраины Маш-сити, ища мотель поближе к выезду из города. — Он бы из тебя мученика сделал. — Просто зови меня Преподобный Джейк и подай папе римскому петицию, чтобы меня причислили к лику святых. Мне кажется, он не хотел, просто так получилось. Его мальчик слишком разошелся. — Наверное. Они прикрыли бы выходы и входы, если бы действительно хотели заманить тебя в ловушку. Однако… — Если учесть, что из этого тропического рая только один выезд, а это у нас Космострада… — Можно вполне сказать, что они перекрыли выходы к этому времени, — сказал Сэм. — Готов поспорить. А за нами кто-нибудь следует? — спросил я. — Ни души. Мы проехали плантации, электростанцию, несколько одиноких вилл у дороги. Смотреть было не на что, кроме джунглей. — А что там впереди? Я прищурился. В массе нависающей буйной зелени было несколько крохотных домишек в кронах деревьев. Похоже было на какую-то декорацию к фильму. У дороги был знак.Грейстоук Гровз — Домики на деревьях. Абсолютно бесплатное Видео. Бассейн-Лагуна в Джунглях, Туры Сафари с Проводником, Разумные Цены — ЕСТЬ СВОБОДНЫЕ МЕСТА.Очаровательно. Как раз в самый раз для уютного уик-энда с чужой женой. — Что ты скажешь, Сэм? — А мне все равно. Я живу в тяжеловозе. — Вот черт, тогда ты пропустишь сафари. Жалко. — Ни за что на свете. А ну, держись! Огромная стоянка для транспорта была окружена плотной стеной заросшей буйно травы и кустарника. Туда Сэм и врезался на полной скорости. По корпусу захлопали ветки, что-то заскрипело, застонало, хрустнуло. Сэм неумолимо пер вперед, прорезая в джунглях дорогу. Ярко раскрашенные летучие зверюшки снимались с веток целыми стаями, слыша наше приближение. Мы ударились в нежданную яму, нас подкинуло вверх. Мотор взревел, застонал, мы выбрались оттуда, прорезая дальше сплошную стену лозы. — Сэм, огромное дерево. — Я сам знаю. Вот черт! Дай-ка мне разогнаться! Роллеры взвизгнули, переходя на максимальное сцепление, потом завертелись. — Черт и еще раз черт! Скользкое тут все и мокрое… — Не случайно это все называется дождевыми лесами. Мы отъехали назад и во что-то врезались. — Ух ты. Держись. После долгого и неудобного маневрирования мы наконец пробрались на стоянку. К нашему лобовому стеклу прилепилась какая-то гусеница-сороконожка, ей самой несладко было от того, где она оказалась. Она вытянула два набора антенн, передние и задние, вытянулась вверх, ища, куда бы ей убежать. Потом она выбрала наилучший путь и уползла. Наконец мы выбрались и со скрежетом затормозили возле толстого ствола дерева. Сэм выключил мотор, и мы с минуту сидели в щебечущих и хрустящих джунглях. Наконец Сэм сказал: — Здесь что, поблизости один из этих древесных домиков? — По-моему, да. Не видно ни черта. — Ну хорошо, найди ближайший и посмотри, свободен ли он. — Погоди минутку. Там, впереди, случайно, не просека? Можешь проехать несколько метров? Сэм завел мотор, проехал чуть вперед. Мы выехали на край вымощенной тропинки. — Пошли, Дарла, — сказал я, — бери свой рюкзак. Будем выглядеть как туристы. Женщина в конторе была приземистая и темноволосая, разговаривала она на малопонятном английском, но ее интерсистемный язык был так же плох, как и мой. Акцент у нее был испанский, глаза — восточного разреза, и я решил, что это недавно приехавшая филиппинка. — Двадцать кредиток, пожалуйста. Вы иметь паспорт? — Да. Я показал ей свой паспорт на имя Алонзо Кв. Хрюка, должным образом подписанный и заверенный печатью, который я держу на те случаи, когда в душе я Алонзо Кв. Хрюк. — А это моя подруга жизни, — сказал я, показав на Дарлу. — Мисти, мисса Хрюк? Моя рада вы здесь. Есть чемоданы-сумки? — Да, спасибо. Кстати, мы хотели бы особенную хижину, — сказал я ей, показав на карту на стене. — Мы тут прошлись, вот тут. Видели хижину. Она свободна? — Номер семнадцать. Мило! Никого нет сейчас. СЮДА! Мальчишка-бой выскочил из задней комнаты. Это было приземистое существо, крепко сбитое, жилистое, волосатое, один из туземцев, но человекообразный. Большинство ученых считает их почти разумными. У него были большие глаза, широко расставленные, как у совы, влажный рот с темными губами, который раздваивался в небольшой пятачок, висячие длинные уши. Ноги у него были похожи на лапы, пальцы широко растопырены, они были розовые, безволосые, и похоже было, что они хорошо развиты, чтобы хватать. Трехпалые руки были снабжены большими пальцами с двух сторон. У существа, однако, не было хвоста. — Это Чита. Она вас проводит. Чита схватила наши сумки, взяла у женщины ключ и промчалась рысцой сквозь покрытую лозой арку, которая вела в своеобразный туннель. Мы же пошли за ней следом. В конце туннеля была дверь лифта. Выглядела она обыкновенной, но шахты, как выяснилось, не существовало. Вместо этого мы обнаружили открытую кабину-кар, которая имитировала ветки и бревна. Более чем резонно было предположить, что у кара была металлическая конструкция, скрытая где-то под имитацией. Мы взобрались в нее и взлетели в кроны деревьев. С верхней платформы мы высадились в массу крепких веревочных подвесных мостов, на которых были положены доски. Они вели от дерева к дереву, от хижины к хижине. Наша хижина оказалась крупнее, чем она привиделась нам с дороги, но все-таки очень уютной, сидела она в развилке больших ветвей дерева, крепилась на трех мощных ответвлениях. Внутри весь интерьер вполне соответствовал тому, что было снаружи: этакая картинка плантации. Картины, стены, мебель — все было сделано из местного эквивалента лозы, раттана и бамбука. Я плюхнулся в пестрое, словно павлин, ампирное кресло и вздохнул. Эриданское существо бегало вокруг, открывая жалюзи, зажигая свет, отворачивая покрывала на кроватях и взбивая подушки, и все это скоренько-скоренько, с гораздо большей ловкостью, чем приходилось бы ожидать от обычной земной обезьяны. Это довольно сильно впечатляло. Более того, существо повернулось ко мне и заговорило. — Ась? — это было все, что я мог ответить. — Это все, сэр? Или вам что-нибудь еще понадобится? — Э-э-э-э… Дарла! Дарла улыбнулась существу. — Есть ли тут какой-нибудь сувенирный магазин или лавка? Мне понадобятся салфетки. — Я пойти принести! Вам надо — я нести. Дарла протянула ей кредитку. Чита отказалась. — Нет-нет! Бесплатно! Мыло, полотенце, салфетка — бесплатно. Не надо деньги! Чита ушла и тихо прикрыла за собой дверь. — Зови меня просто Масса Джейк, — сказал я без особой претензии на юмор. — Она умненькая. Я их и раньше видела на карнавалах и всяких таких событиях. На самом деле они очень умненькие. — Хм-м-м-м. И честные. Она вполне могла бы присвоить себе эту десятку. Дарла рассмеялась довольно насмешливо. — Ты действительно всерьез думаешь, что ей нужны деньги? — А почему она здесь работает? Это ее ошеломило. Я вынул ключ и просигналил Сэму. — Сэм, мы тут обзавелись хозяйством. — Ну, и как оно? Я включил микрокамеру и обвел ею комнату, чтобы он смог увидеть. — Как видишь, просто очаровательно. А как ты? — Мне кажется, пускаю корни. Серьезно, мне кажется, что мне может понадобиться дополнительный камуфляж где-нибудь возле заднего конца. Ты меня оттуда можешь увидеть? Я подошел к окну. За ставнями оно было глазуровано каким-то материалом, который не пропускал солнечное тепло. Хижина была совершенно отрезана от внешнего мира, поэтому на много градусов прохладнее, чем снаружи. — Я ничего не вижу, кроме растений. — То есть как? У меня зажжены мощные фары. Я увидел блеск. — А, вот ты где… Замечательно. — Может, со мной будет все в порядке, если меня будет трудно заметить. — А как насчет той дыры, которую ты оставил на пути к стоянке? Она же подозрительная! И приведет прямо к тебе. — Я не смотрел, что там сзади. По-моему, трава снова поднялась, когда мы проехали. А сейчас я не могу отличить то, что передо мной, от вида сзади. Эти джунгли живые, можешь мне поверить. — Повезло. Ладно. Теперь: что ты думаешь о нашей ситуации? У меня всякие разные мысли появились. Может, нам надо оторваться от них на Космостраде? — Отрицательный тебе ответ, сынок. Слишком легко преследовать на Космостраде. — Ну правильно, только я все равно хотел это предложить. А что теперь? — Ну что же, мы знаем, что на наш след от ресторана они вышли довольно быстро, но мы это и так предполагали. Не слишком трудно идти по пятам тяжеловоза. И я почти уверен, что мы потеряли их в пригороде. — Насколько ты уверен? — В разумных пределах. — Сэм, а откуда ты знаешь про ту проселочную дорогу, которая идет вдоль края болота? Я не думал, что ты так хорошо знаешь Маш-сити. — В свое время провел тут множество хороших денечков. Были тут две знакомые женщины, мать и дочь, а я… ну да ладно, это тут ни к селу ни к городу. Во всяком случае, городские власти все время что-то болтали насчет того, что пора бы высушить болото. Я так и знал, что идиоты не собрались этого сделать до сих пор. — Еще одно везение. Однако мы тут застряли. — Пока — да. Но если мы сможем пробраться тайком к гаражу Али, то у нас появится шанс. Он мой старый друг. Мы зашьемся в его гараже, я получу новую покраску эмалью, как ты мне давно обещаешь, плюс еще какие-нибудь косметические перемены. А потом, если удача нас не оставит, мы сможем пробраться отсюда. — Рискованно. Нас могут заметить, когда мы будем пробираться туда. — Конечно, но я не вижу другого выхода. Мы бы сразу туда поехали, если бы не то, что пришлось бы разворачиваться и гнать через весь город, чтобы туда попасть. Они бы тогда наверняка с легкостью нас заметили бы. — Тогда будем здесь сидеть… сколько? — Пока они не устанут нас искать или пока не убедятся, что мы проскользнули сквозь их сети. Четыре эриданских дня. — Это тоже рискованно. — Еще бы. Уилкс тут развел множество связей. Черт, он может даже оказаться владельцем этой дыры. Но у тебя есть идеи получше? — Пока нет. Тут вернулась Чита с салфетками Дарле. Дарла завязала с ней беседу. Они уселись на одну из полуторных кроватей, чтобы поговорить. — Ну ладно, — сказал я, — я тебе сообщу, если меня что-нибудь осенит. — Порядок. Не отсоединяй связь по ключу. — Ну знаешь, папаша… — А? Извини. Забыл про Дарлу. Я-то не забыл. Невзирая на мое нежелание верить в подобные вещи, возможность настоящего парадокса встала передо мной. Собственно говоря, если Дарла не придуривалась, парадокс был фактом таким же незыблемым, холодным и алмазно-твердым, как металл дороги, который его вызывал. Вызвал бы. Но это мне трудно было бы проглотить. На Космостраде каждый день можно услышать самые дикие истории. Я встречал людей, которые были готовы поклясться на любом количестве священных текстов, которые только перед ними положить, что однажды, на одном из одиноких участков дороги, они увидели самих себя, направляющихся в противоположную сторону… Или что их окликнул парадоксальный призрак родственника, который умер год назад… или что тот разбойник на дороге, который остановил Интерстеллар-95 «Остановись-Купи» на прошлой неделе, на самом деле был его временным двойником, а вовсе не им самим. Иногда такие сообщения делаются гвоздями сезона — когда журналистской братии больше писать не о чем. Я всегда думал, что им особо доверять не стоит. Но теперь передо мной встала возможная реальность ситуации, которая, в соответствии с тем, как должно быть все на свете, просто не могла существовать. Мне оставалось либо признать это как факт, или начать распутывать противоречия в ней всеми силами разума, который еще оставался в моем распоряжении. Но в последнем случае были различные проблемы. Если оставить в стороне то, что можно было бы ждать, пока я не поймаю Дарлу на каком-нибудь вранье, то я мог только убеждать себя, что она говорит правду. Но мне и в эту правду не очень верилось. А что еще можно было сделать? Применить к ней китайскую пытку водой? Безжалостно ее щекотать, пока она не признается? А как к тому же поймать человека на вранье, если не знаешь, что подкинуть ему в качестве проверки? Казалось, у меня не остается выбора, кроме как признать, что парадокс — это правда… пока я не докажу обратного. Я слушал повторение любовной темы, которая должна была бы быть мне очень знакомой. Но она была странной и новой, и чудной вдобавок. Не люблю все делать через задницу и навыворот, но парадокс не дает отступления от своих сумасшедших законов. И Космострада тоже. Если ты бродишь по ее путям, то принимаешь на себя риск. Ты платишь за это пошлину. Строители Дороги, кем бы и чем бы ни были, могли представлять себе последствия от гиперпространственной дороги, которая в один миг соединяет невероятно отдаленные точки и поглощает огромные расстояния. Они были великолепными физиками, фанатичными инженерами, но могли ли они избежать «патологических» аспектов (как выражаются некоторые ученые, любящие ходить вокруг да около), такого устройства — это вопрос, который еще предстоит решить, поскольку наши знания таковы, что им не хватает пары-тройки миллионов лет, чтобы прийти в соответствие со структурой Космострады. Следовательно, моя задача состояла в том, чтобы найти причинный рычаг, которым можно было бы передвинуть все так, чтобы мне самому это понравилось в детерминированной системе. Приблизительно рассчитанные шансы достичь цели примерно те же, что у плевка в муссоне. Но наша свободная воля — это иллюзия, в которой мы отчаянно нуждаемся, привычка, от которой мы не сможем отказаться. Мне пришлось действовать. Мне необходимо было потерять Дарлу теперь, чтобы потом «вернуть» ее, чтобы не появились две Дарлы там, куда одна уже ушла раньше. Или что-нибудь в этом роде. Передо мной вставали смертоносные возможности. Стук в дверь. Это был маленький восточный человечек в соломенной жесткой шляпе плантатора и висящем на нем мешковато тропическом костюме, пахнущем ванилью. Он не очень-то дружелюбно выглядел, но вел себя вполне прилично. — Простите, сэр… вы не видели?.. Ай, вот ты где! Что ты здесь делаешь, Чита? Гости! Гости! Простите мне, сэр. Она очень ленива, вечно куда-нибудь забивается. Чита слезла с кровати и заковыляла к нам, потом тихонько проскользнула мимо своего хозяина, потом поскакала по веревочному мостику, который вел с нашего балкона. — Простите, сэр. Она не причинит вреда, но она очень назойлива и любит навязываться. — Нет проблем, мистер?.. — Перес. — Перес. Она просто вернулась после того, как выполнила поручение моей подруги жизни. — А-а-а… Наслаждайтесь отдыхом, сэр, мадам… Он приподнял шляпу и исчез. Я подошел к окну и посмотрел, как он стал переходить по мосту. Он завопил на Читу, выругал ее по-испански. Она не обернулась, исчезнув в листве. Дарла стояла сзади меня, глядя на листву мне через плечо. — О чем вы обе разговаривали? — спросил я. — О, про всякие вещи. Твой вопрос, почему она тут работает, меня заинтриговал. Поэтому я ее спросила. — И что? — Она торчит тут, потому что у нее нет дома. Читай «места», «территории» — можешь вложить в это любой смысл, который тебе понравится. Из того, что я могла из нее выудить, ее дом был разрушен. Тут рядом осуществляется проект по очистке джунглей, и то, что когда-то было ее домом, теперь стало голой землей. — Она не могла переехать? Найти новое место? Тут же остались миллионы квадратных километров джунглей. Большая часть планеты до сих пор — девственная земля. — Нет, переехать она не могла, не мог ее клан, племя, род, группа, расширенная семья — черт знает, как это на самом деле назвать. Как только такая семья теряет свою территорию, на которой живет и кормится, у нее больше нет жизни. Исключительная территориальность, привязка к одному традиционному месту, которое передается из поколения в поколение. Большая часть таких вот потерянных существ работает в городе. Однако не долго. Они вымирают очень быстро. — Ты все это вытянула из нее? — Нет, она-то как раз рассказывала неохотно. Я слышала про эту проблему. Для колоний она — больное место. Она снова подошла к кровати и села. — Странное дело. Она очень чувствительна… восприимчива. Она спросила меня, близко ли те люди, которые за нами гонятся. — Что? — та мысль, что животное могло так точно разгадать все происшедшее, наполнила меня странным чувством. Я сел в ампирное кресло. — Как это у нее получилось? — Она сказала, что мы пахнем страхом. Самое странное, что Чита была права. В основе всех действий, предпринимаемых человеком во имя спасения, лежит неприкрытый страх, это базовый компонент механизма. — Она думает, что они близко? — Она сказала, что пока нет. — Ободряет. — Я устала. Мне кажется, мне самое лучшее сейчас — пойти и освежиться. Она встала, взяла свой рюкзак и пошла к ванной. Прежде чем она подошла к двери, я сказал: — Кстати… я так и не удосужился поблагодарить тебя… за тот, пришедшийся очень вовремя, потрясающий выстрел. Где ты, черт возьми, припрятала эту пушку? — Я никогда не скажу, — ответила она хитро через плечо. — Я это сделала ради того, что мы пережили в добрые старые времена. Она вошла в ванную и закрыла дверь. Я просигналил Сэму. — Чего тебе? — Кое-что, что сказал Уилкс. Он сказал множество странных вещей. Но там было что-то насчет историй и слухов. Слухов про меня и, как я понимаю, про тебя тоже, которые гуляют по людям. — Слухи? — Сплетни. Не знаю. Как тебе это кажется? — Мне от этого не жарко и не холодно. — Нам нужны сведения. — Это правильно. Но как? — Я собираюсь пройтись по общему залу и посмотреть, нет ли там кого. — Будь осторожен. Кстати, есть какой-нибудь способ спуститься с этого птичьего домика? — Да. Тут есть веревочная лестница, скатанная на приступку балкона. Как мне кажется, это пожарный выход. Я бы не стал тут останавливаться, если бы тут не было спуска вниз. Я постучал по двери ванной и сказал Дарле, куда я иду. — Ну и ладно, а у меня все-таки есть «Рыжая Бетти»<Род сладкого пудинга>, — сказала она. Пусть лопает на здоровье. Разделяться на этой стадии приключений, конечно, рискованно, но мне показалось, что на стоянке я заметил знакомый тяжеловоз. Снаружи полоска неба, которая была видна сквозь зеленую крышу листвы, превращалась в серебряную, посылая вниз струи солнечного света. Воздух был густой, влажный, пропитанный миллионом запахов. Что-то зачирикало в ветках у меня над головой, когда я переходил мост, это существо не то упрекало меня, не то предупреждало. Прежде чем я добрался до общего зала, мне пришло в голову, что я мог бы расспросить относительно проекта расчистки джунглей — где, насколько близко от нас, — чтобы потом, возможно, использовать это как средство к побегу. Обычно вокруг такой расчистки всегда строят неплохие дороги. Никого за письменным столом в конторе не было. Я подождал несколько секунд, потом обошел кругом и открыл дверь за конторкой. Перес стоял спиной ко мне, держа тонкую длинную деревянную палку над Читой, которая жалким комочком скорчилась в углу офиса. Перес резко обернулся. Тут же спрятал за спину палку. — Да? — Простите меня. Моя подруга жизни хочет, чтобы ваша служанка выполнила еще одно ее поручение. Можете кого-нибудь послать? — Да-да. Прямо сейчас. — Она особенно полюбила вот эту Читу. Она, знаете ли, любит животных. Можно мне попросить пойти Читу? Пересу этого не хотелось, но… — Да, конечно. Он сделал жест в сторону Читы, не отрывая от меня взгляда. Когда она ушла, я сказал: — Если вы не желаете иметь совершенно и качественно новый вид и иной взгляд на жизнь, вы не станете бить это существо, пока я, тут гость. Перес ощетинился. — Вы мистер Хрюк, правильно? Это не ваше дело. Я должен просить вас… — я закрыл дверь. Общий зал был довольно крупный, по стенам были развешаны маски-пугала шаманов, которые таращились со всех стен, съежившиеся препарированные головы свисали с потолочных балок, везде росли папоротники в горшках, а над баром была растянута и прибита полосатая шкура какого-то местного животного. Это была сумасшедшая мешанина Микронезии, Африки и местного туземного колорита. Воспоминания о Терре становились все туманнее год от года. Посетителей было немного, но Джерри Спаркс сидел в угловой кабинке с привлекательной молодой дамой. Я заказал изысканный, невероятный коктейль, который, казалось, целиком состоял из фруктов и бумажных зонтиков-игрушек, и подошел к ним, громко его прихлебывая. — Джейк? Господи! — Привет, Джерри. — Э-э-э… Андромеда, это Джейк МакГроу. Один мой приятель. — Привет. — Привет, Джерри, можно мне с тобой минутку поговорить? Джерри поколебался, посмотрел в сторону. — Да, конечно. Девушка нашла приличествующую случаю причину и ушла от нас. Я сел. — Черт возьми, Джейк, ты появляешься в самый неподходящий… — Извини. Это займет действительно только минутку. Кстати, ты пока еще член Гильдии? Я в последнее время не видел списков. — Ты хорошо знаешь, что со своими взносами я на год запаздываю. Но мне теперь на это, собственно говоря, плевать — я теперь владелец трех тяжеловозов. И скоро смогу совсем отказаться от того, чтобы самому корчиться за рулем. — А-а-а, переходишь в категорию работодателей? Хорошо, — я дал ему минутку попыжиться, потом сказал: — Джерри, этот вопрос может показаться тебе странным… но что ты в последнее время про меня слышал? Джерри рассмеялся. — А кто не слышал про перестрелку с «Сынка»? Это по всей стране разнеслось. А что ты тут до сих пор делаешь? — Это не то, что я имел в виду. Что ты обо мне слышал — я хочу сказать, какие странные слухи? Видимо, он понял, что я имею в виду. Он откинулся назад, закурил сигарету и искренне сказал: — Джейк, я не верю девяноста процентам дорожных историй, которые слышу. А кто верит? Кто-то клянется, что видел транспорт самих Строителей Космострады, случается, слышишь, как кто-то напоролся на трассу, которая идет назад во времени, и оказался собственным дедушкой, и всякое такое. Я и про тебя слышал подобные слухи, такие же дикие. — Например? Он скептически пожал плечами. — Ну хорошо, говорили, что ты и Сэм нашли выход из лабиринта расширенных ограничений и проехали по Космостраде до самого конца. Это было чем-то невообразимо безумным. На Космостраде можно было передвигаться только до определенного предела, пока не исчерпаешь известные маршруты. Разумеется, можно было рискнуть и проскочить сквозь один из неисследованных порталов… и оказаться где угодно во вселенной. Если планета на другой стороне была снабжена двусторонним порталом, как тут, откуда можно было вернуться обратно на Тау Кита — тебе, считай, повезло. Если нет — то надо было выбирать: либо ты проскакиваешь сквозь следующий портал, который ведет тоже неизвестно куда, либо… помирать тут, где оказался. Вот почему никто не желает верить, что кто-то смог вернуться из случайно открытого двойного портала. Я запихал в рот кусок какого-то кислого фрукта. — Я могу тебе наверняка сказать, что ничего подобного мы не делали. — Вот черт, это я и сам знаю. Но я еще слышал, что ты СОБИРАЛСЯ это сделать. Я слышал слухи и про то, и про это. — Собирался такое вытворить? — Я подумал над этим. — И как мы намереваемся совершить это невероятное деяние? Я случайно повернул голову. Перес заглядывал в комнату, и наши глаза встретились. Он быстро убрал башку обратно. Слишком уж быстро. — С помощью дорожной карты. Я снова повернулся к Джерри. — С помощью дорожной карты? — Ну да. Подлинное создание Строителей Дороги. Как ты смог раздобыть себе такое сокровище — продолжение следует в очередном слухе, надо полагать. Что мне всегда казалось примечательным, так это то, что Космострада порождает подобные страшилки. Космострада — сама наполовину легенда, наполовину реальность. Тем не менее есть многочисленные свидетельства, что Космострада продолжается и в другие регионы Галактики. Каждый день на дороге видны инопланетные транспорты, которые приходят из неизвестных мест и едут туда, куда только ведомо тем, кто этот транспорт ведет. Большая их часть не останавливается. Время от времени один из таких тяжеловозов останавливается, и тогда мы встречаемся с новой расой: Зета Ретикулянцы, Бета Гидранцы, Глиезцы-59, расы вроде Риккса, Кваа-джхина, и те существа, которые называют себя Людьми Железного Солнца, чьи родные звезды нельзя найти ни в одном каталоге Земли, и многие, многие другие. Всего существует примерно шестьдесят рас, чьи ограниченные лабиринты, маршруты, которые ведут из их родной солнечной системы в ближайшую, исследованы и нанесены на карту. Составь эти карты воедино — и получишь один большой ограниченный лабиринт, маленькие секции которого разбросаны по значительному куску многих спиралей Галактики. Но наверняка существует еще огромное количество того, что предстоит исследовать и открыть. Время от времени в эту маленькую глухую часть дороги попадает новая раса и останавливается, чтобы поболтать. Тогда мы получаем новый кусок информации — но процесс идет очень медленно. — Скажи мне, где кончается Космострада? — спросил я. — В начале вселенной. Я выпил последние капли моего тошнотворного сладкого коктейля. — А там есть хороший мотель? Джерри рассмеялся. — Джейк, ты же знаешь, как зарождаются эти рассказики. Чужеродное инопланетное пойло в человеческом брюхе. Случайное помешательство химического происхождения. Мы еще немного поговорили, примерно еще минут пять, Джерри сказал мне, что он знал о проекте расчистки джунглей. Все это время мои задние мысли что-то терзало: то, как Перес на меня посмотрел. — Джерри, огромное спасибо. Удачи тебе в твоем новом бизнесе. — О'кей, Джейк. Дай мне знать, как дела у нас там. — Я напишу. Я вышел в общий холл. Перес сидел за письменным столом, странно улыбаясь мне, а три гладких спортивных модели подъезжали на стоянку. Я рванулся к лифту, а пока я ждал проклятую медленную телегу, вызвал Сэма. — Сэм, старина, ситуация совсем швах. Будь готов катиться дальше. — Куда катиться, господин? — Ищи две дороги и желтый лес, куда мы сможем свернуть. Иначе — нам крышка. Возле лифта был интерком для внутреннего пользования в отеле. Я нажал номер нашей хижины. — Да? — Дарла, пакуй вещи. Сбрасывай лестницу и беги к Сэму. Поскорее, и потом используй свой огнемет и сожги лестницу. Сожги! — Хорошо! Трое — один из стволов Уилкса и двое неизвестных, уже приближались к прозрачным входным дверям. Я посмотрел кругом и увидел двойные двери, которые, по всей вероятности, вели в кухню. Я оказался прав, и три повара, один из них инопланетянин, Тот, подняли на меня глаза от своей черной работы. Я не остановился и рванулся к задним дверям. Они открывались в холл, который вел к ресторану. Отдельный вход вел на стоянку. Комната была темная и пустая. Из-за перегородки в отделении для официантов раздавался грохот посуды. Я тихо перешел через зал, присел у передней стены и выглянул из окошка. Еще пятеро бежали к двери ресторана. Я нырнул под ближайший стол и замер там как раз вовремя, чтобы услышать, как дверь рывком распахнули, а ноги загремели по полу. Тяжелая скатерть мешала мне видеть. Я подождал, пока они ушли, потом поднялся и рискнул посмотреть еще раз. Еще трое ждали на стоянке, стоя возле бока одной из машин, а руки засунуты были под их тропические рубашки. Ясное дело, опять стволы. Я был загнан, как животное отряда грызунов, сиречь крыса. Мне надо было выбраться через дверь и вправо, к концу стоянки, где тропинка выходила из леса. Но, пока я смотрел, двое вышли через передний вход ресторана и пробежали мимо моего наблюдательного поста, вне сомнения, для того, чтобы как раз встать у моего облюбованного маршрута бегства. Теперь у меня оставалась возможность пробежать через стоянку и броситься в лес, используя ту тропу, которую проложил Сэм, как вход в лес. Трое на посту все еще стояли на страже. Что-то двигалось на стоянке. Судя по звукам — тяжеловоз. Потом я увидел, что он выезжает задом между мною и стволами. Это был Джерри, который поспешно сматывался. Неважно, что я был здесь, ему тут быть не хотелось. Когда для стволов на стоянке вид был совершенно заслонен тяжеловозом, я выскочил из укрытия, рванул вперед, вскочил на подножку тяжеловоза и постучал по боковому иллюминатору в трех дюймах от головы Джерри. Он подскочил. Потом открыл окно. — Привет, Джейк. НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО! — Извини, Джерри. Привет, Андромеда. Можете подвезти меня до дальнего конца стоянки? — Джейк, там парни, которые… Ладно, не обращай внимания. Смирившись, Джерри повел тяжеловоз вперед. Я смотрел, когда мы проезжали главный вход. Никто не показался оттуда. — Достаточно далеко? — надеялся Джерри. — Угу. Останься здесь, пока я смогу убежать в лес. Ладно? — Естественно. Сэм был прав. Подлесок ожил до такой степени, что я едва мог различить хвост Сэма. Бежать там было просто страшно. Согнутые стебли травы путали мне ноги, шипастые лозы хватались за одежду. Я спотыкался о спрятанные в траве ямы, падал на встречные камни, я бежал уже две минуты и ничуть за это время не продвинулся. Стало еще хуже. Я не был уверен, что не потерял дорогу. Похоже было на то, что все-таки потерял. — Сэм! Отзовись! — Где ты, черт побери?! — Не знаю. Где-то позади тебя. А Дарла?.. — Ничего себе путаница! Дарла со мной, все в порядке. Я собираюсь завести мотор. Иди по звуку. — Замечательно! Нет, погоди! — Мне почудился дым. — Веревочный мост. Теперь я мог вполне положиться на свой нос. Но я ни фига не видел. — Ладно, не обращай внимания. Заводи мотор. Сэм так и сделал, и справа от меня раздался приглушенный рев. Я стал пробираться туда, колотя руками растительность. — Ты можешь вернуться к стоянке? — Пытаюсь. Почему-то выбраться оттуда было легче, чем въехать обратно. — Угу, посмотрим, сможешь ли… — что-то ползло по моей ноге. Что-то теплое, влажное и резинистое. Я посмотрел вниз. Безволосое, многоногое существо с центральной частью тела величиной с грейпфрут прижималось к моей ноге, сжимая икру в объятиях. Я завопил, ударил по страшной штуковине кулаком, схватил ее обеими руками и потянул. Острая боль пронзила мою ногу. Я дернул, мне удалось отодрать одну скользкую лапу, и она, пульсируя, свернулась вокруг моей руки. Я потянул. Щупальце растягивалось, как жвачка, потом стало упругим и потянуло обратно. Я упал, запутавшись в густом подлеске, стал извиваться, а боль все нарастала. Я бил, рвал, проклинал эту зверюгу, а красные волны боли прокатывались сквозь меня. Зверюга не отпускала ни в какую. На какое-то время все замерло, и ничего кругом не было, кроме боли и маленькой вселенной, где эта боль жила, а я ругался и дрыгал ногами. Потом я пришел в себя, когда в руках у меня невесть откуда взялась палка, и я колотил по зверюге, не обращая внимания на тот вред, который причиняю собственной ноге. Наконец тварь заверещала — звук был похож на скрипенье мела по доске, — отпустила меня и уползла обратно в траву. Минуту я лежал в траве. Наконец поднялся на ноги. Нога онемела и не хотела слушаться моих приказаний, но я мог идти. Я огляделся в поисках ключа, который уронил, падая, но его нигде не было видно. Сзади меня раздались звуки какого-то движения, я очень пожалел о своем вопле, но когда дело доходит до всяких мерзких ползучих вонючих, мне сразу же становится не по себе, кишка у меня тонка на этих тварей, я словно теряю все свои мужские принадлежности и превращаюсь в барышню кисейную. Какая-то фобия, не иначе. Нет времени искать ключ. Сэм звучал все ближе, это уже было хорошо, но теперь у меня не было никакой возможности общаться с ним. Я барахтался в этих зеленых вечных миазмах, колотя руками по кустистым своим палачам, и у меня зародилась дикая сумасшедшая мысль вернуться обратно к отелю, попросить у мистера Переса его мачете и отплатить зеленым сволочам тем же, что они заставили меня пережить. Они не смягчились. Я рвал их всем, что у меня было: руками, здоровой ногой, просто ненавистью. Насекомые жужжали вокруг меня нарастающим облаком, они садились мне на лицо и плавали у меня в глазах, но, по крайней мере, они были настолько милосердны, что не жалили меня. Я услышал хлопок пистолета. Кто-то прожигал тропку слева от меня. Грохот раздавался прямо впереди. Сэм. Я рванулся, спотыкаясь, вперед, упал, подавил страшное ругательство и снова пополз вперед. Сэм был рядом, но я по-прежнему его не слышал. Моя нога подвернулась в какой-то ямке, несколько секунд я просто шипел, пока раскаленные добела шпильки боли простреливали меня. Но вскоре я опять прорывался вперед своим телом, прорубая тропинку в листве, продираясь к тому, что казалось мне звуками мотора. Я продвигался черепашьими шагами. Наконец я сдался. В ногу вернулась острая пульсирующая боль, которая посылала заряды живого огня вверх по ноге. Я повалился назад от всего этого — от жары, усталости, боли. Я выкопал из рукава пушку и лег, поджидая, а влажная листва лизала мне лицо. Мне было наплевать, я просто лежал так и ждал, глаза отдыхали на завесе зеленых темных листьев. Сэм все приближался, приближался. Я попытался сесть, понял, что могу это сделать, и посмотрел вокруг. Что-то выскочило из джунглей прямо позади меня. Я повернулся и понял, что сижу как раз перед левым передним роллером Сэма. Он остановился как раз на том месте, где была моя голова минуту назад. Мотор снова взревел, роллер стал двигаться, и я бешено заколотил по брызговику со всей силы. — Джейк? — раздался голос Сэма из динамика внешней связи. — Да!!! Люк открылся, и я мучительно медленно втянулся вверх внутрь. Я упал на пол возле сиденья стрелка. — О господи! — сказала Дарла над моей головой. Я перекатился и увидел ее лицо, один из самых лучших пастельных рисунков господа бога. — Привет. — Где, черт возьми, ты шлялся, парень? — приструнил меня Сэм. — Там, сорняки в саду полол. Дайте мне… а-а-а-а! — Осторожно, — сказала Дарла. — О, твоя нога… С небольшой помощью я встал и плюхнулся на переднее сиденье. Сэм катился влево, прокатывая, словно укладчиком, зеленую стену. — Там есть ручей. Ага, тут неровный грунт. Наверное… Мы не видели этого человека, одного из наших преследователей, пока не оказались на нем. У него еще было время повернуть голову и успеть сообразить, что ему угрожает опасность, когда мы переехали его. У него не было уже времени закричать. Дарла тоненько вскрикнула и приложила руку ко рту. Немного помолчав, Сэм сказал: — Ну, поехали. Мы перевалились со звоном через набережную, поскользнулись и плюхнулись в мелкую речку, по дну которой была разбросана полированная галька. Сэм осторожно спустил свой хвост в ручей. Я услышал, как переднее сидение-гармошка сказало КРРАХ, когда его выгнули до пределов. Сэм резко повернулся влево и зашлепал по дну реки, подскакивая на гальке, а наши кости и зубы медленно превращались от тряски в порошок. — Так мы сэкономим время, — сказал Сэм. — Куда мы едем? — Этот ручей идет параллельно грунтовой дороге чуть подальше. Дорога должна привести нас к просеке, которую расчищают в лесу, где мы найдем еще одну дорогу, а она приведет нас прямиком к Космостраде. Так можно надеяться. — Откуда ты все это знаешь? — Просто следую указаниям Читы. Сам ее спроси. Я оглянулся. Кучка мягкого черного меха поглядывала на меня из угла большими влажными глазами, ожидая моего одобрения.
4
Ручеек извивался по сводчатым, словно собор, джунглям, его берега заросли плакучими лозами. Мы пристегнулись и дали тяжеловозу возможность везти нас, а Сэм пер вперед, подскакивая и покачиваясь на камнях и проваливаясь в полуметровые ямы и выбоины. Ехать было страшно трудно и тряско, но не так трудно, как продираться сквозь дождевой лес. Постепенный скат вниз вскоре выровнялся, и ручей стал глубже. Потом стал просто очень глубоким. Когда уровень воды, булькая, повысился до моего обзорного иллюминатора, я сказал: — Я же знал, что эти жабры на вентиляторах в один прекрасный день пригодятся — не зря же их запроектировали. — Мне кажется, глубже эта речушка не станет, — ответил Сэм. Он был прав. Впереди вода уже мелела. Сэм на миг остановился, чтобы решить, куда идти, потом рванулся туда, где было помельче. Мы прокатились по гладкой гальке и выбрались на мель, словно атомное животное, которое приливом выбросило на мелководье. Однако в этом была и своя хорошая сторона — тяжеловоз, наконец, получил давно полагавшуюся намывку. Чуть подальше ручей расширялся, и Сэм остановился, чтобы Дарла могла помыть треугольную рану на ноге у меня и перевязать ее. Я вдруг почувствовал какое-то странное ощущение. — Тебе еще повезло, — сказала она. — Чита говорит, что Виига, то существо, которое тебя укусило, для людей не ядовито. К сожалению, яд этого животного по химическому составу напоминает хлорпромазин, если я правильно помню, это транквилизатор. Ты скоро ляжешь баиньки. Наверняка ты получил хорошую дозу. — Я чувствую странное спокойствие, и все. А ты откуда все это знаешь? — О, просто мимолетный интерес к ксенобиологии, особенно к экзотической зоологии. — Если я умру, я хочу, чтобы ты для меня кое-что сделала. Отправляйся в мою квартиру и убей там все растения. — Как красиво звучит! Но мой гнев стал абстрактным, когда меня охватило ощущение полной нирваны. Боль в ноге и лодыжке утихла до случайных покалывании, и я откинулся на спинку кресла, предоставив Сэму самому везти нас. Примерно через полчаса мы выбрались на грунтовую дорогу, но чуть-чуть не влипли, выбираясь из воды. Мы царапали дно с тошнотворным звуком повреждаемого металла, потом добрались до ухабистой дороги, которая вывела нас от ручья и чуть выше по холму. Мне страшно захотелось спать. Я велел Дарле принести стимулирующую таблетку из медаптечки, но она мне отсоветовала, утверждая, что взаимодействие яда той твари и таблетки может быть непредсказуемым, поскольку биохимия Вииги была инопланетной. Я согласился. Что поделать, она была тут доктором. Прошел еще час, и мы выехали на просеку. Это было для нас потрясением. Примерно на площади в двенадцать квадратных километров джунгли просто содрали с лица земли. Словно кучу сорняков. На их месте лежали кучи взрытой земли, горы древесной пульпы и ряды за бесконечными рядами аккуратных вязок: кора, бревна, листва, семена, стручки, плоды и овощная масса — последняя в металлических контейнерах. Все полезные продукты в натуральном виде или подготовленные к дальнейшей обработке. Та штука, которая это проделала, стояла в отдалении. Это был огромный Землескреб. Это была платформа примерно в километр длиной, передвигалась она на гигантских гусеницах, выкусывая своим ведущим концом огромные куски джунглей, сортируя, перерабатывая, переваривая огромные массы материала в своих металлических кишках, вываливая свои отходы позади. Когда-нибудь фермы, дома, фабрики последуют за нею. Очищенная земля на Деметре была драгоценностью (Деметрой по-настоящему и звали эту планету, хотя большинство людей игнорировало это название и прозвали ее просто Оранжереей). Чита скорбно взирала на эту сцену, и я не мог удержаться от чувства жалости и стыда. Она смотрела на развалины своего единственного дома. Дорога обходила край просеки примерно на клик или около того, прежде чем углубиться обратно в джунгли. В этот момент мы следили за тем, не появится ли кто по нашу душу с воздуха, но никаких летательных аппаратов не было. Новая секция дороги была покрыта густой растительностью в некоторых местах, она извивалась по берегам болот и впадин, пока, наконец, не влилась в другую дорогу. — Сюда! — взвизгнула Чита. Сэм повернул влево, и под слоем густого покоя, сонливости и благодушия я подумал, насколько же это абсурдно, когда тебя выводит из опасности существо, чей коэффициент интеллекта вообще не удается измерить — настолько он мал, по слухам. Но обычно мы пользуемся той помощью, которую нам удается получить. Я заснул, все время просыпаясь, когда Чита выкрикивала новое указание, куда ехать, но в конце концов не осталось такой необходимости, и дорога перед нами бесконечно развернулась. Спустилась ночь, что на Оранжерее наступает довольно рано, поскольку период обращения у нее только шестнадцать часов, и мы, как призраки, проскальзывали по лиственным коридорам, а наши фары играли в стволах деревьев. Пары крохотных глаз сверкали в тени, словно искры в замирающем огне, они пристально смотрели на нас. Время от времени раздавались звуки шороха и возни в кустах, ночные вопли зверей разносились эхом в чернильной тьме за нами. Я дремал,просыпался, снова плыл в сон, просыпался снова, а пейзаж передо мной был все тот же самый, сон и реальность слились. Я не знаю, сколько времени мы путешествовали. Тропа превратилась в бесконечную ленту Мебиуса, замкнутую саму на себя, словно Космострада, проложенная по поверхности шара. Космострада. Парадокс. Причинность перевернута… живущие жизни, любящая любовь, умирающая смерть — все вне своей естественной последовательности… Мы рождаемся, проходим свои бессмысленные пути к могиле, но эти тропинки двусторонние… разрежь и наугад соедини линию жизни и получишь смерть прежде рождения, разочарование прежде надежды, исполнение до того, как наступило желание, результат прежде причины… Дорога была долгой, и я ехал по ней, по Ветке Обратного Времени… назад на Терру, потерянную, голубую искорку в черноте, истощенную планету пятнадцати биллионов душ — невзирая на постоянный исход лишнего населения на путину миров, связанных Космострадой… Снова в детство, в вымирающий полудеревенский город в Северо-восточной Индустрии, некогда Пенсильвании, Федеративная Демократия Северной Америки… Маленький шахтерский городок, под названием Брэддок Крик, чьи шахты выдали последние капли битуминозной смолы примерно в конце четвертого десятилетия века, вскоре после того, как я родился… город полупризрак. Ряды домов, заколоченных досками, оставленных на растерзание грабителей и погоды, население, которого почти не осталось, и это в век переполнения планеты, жертвы Климатического сдвига… короткие жаркие лета, длинные зимы, от которых стыли щеки, и почти без сезона плодородия между ними… Карапуз, который проводил теплые месяцы босиком, играя на кучах каменного мусора возле шахт, горы этого серо-голубого шлака вечно лежали и дымились от самовозгораний, спекаясь в так называемого «рыжего пса», шлака, который очень хорошо себя зарекомендовал при мощении дорог… Мальчик, который плавал в ямах, наполненных водой и кислотными вымываниями из почвы под шахтами… Мы никогда не ходили голодными в те дни, потому что отец работал, где только мог, вымаливая фрукты и овощи у нашего садика на химической основе, когда у него не было работы. А когда ни одно из его занятий не могло оплатить счета, он делал таинственные вещи, пока я ждал его, он уходил по ночам, и тогда я спал на огромной двойной кровати с мамой, но я долго лежал без сна, прислушиваясь к тому, как в ветреной ночи лают собаки, я ждал, когда же придет отец, что он делает, думал я. Я ждал его, пока не засыпал, чтобы проснуться на следующее утро в собственной постели, в своем спальном мешке на старом матрасе в гостиной, смутно вспоминая, что отец принес меня туда, поцеловал и подоткнул одеяло… Смутные годы, проведенные в скуке и беспокойстве, когда я пропускал школу из-за недостатка топлива и отсутствия денег, дни без мяса, без хлеба, гордые счастливые дни, когда солнце выходило и согревало все вокруг и я мог визжать, кататься по земле и орать, играть сколько душе угодно, и не думать о мире, где миллионы, нет, биллионы голодали, и постоянные пожары в лесах разоряли землю, или думать о том, что очень здорово, что люди поселились на луне, сумели провернуть колеса своих повозок в космосе… Я помню, как мой отец говорил мне, что помнил, как при нем открыли первый портал на Плутоне, его открыл робот, и я тогда подумал: зачем они его построили, этот портал, на таком отдалении, на самом краю солнечной системы?.. Я смотрел видеопрограммы о том, как это произошло, слушал, как комментаторы говорили, какая это великая тайна: кто построил это все? Когда? Зачем? — годы пронеслись прочь слишком скоро, потому что, невзирая на лишения, это было детство не хуже и не лучше многих, обычное детство… А однажды отец рассказал нам, что надо бы переехать, что он подал заявление на эмиграцию, и что его приняли, и что как-то скопил 500.000 Новых Долларов, которые полагались всем североамериканским резидентам, как плата за эмиграцию, потому что экономически этот регион все еще считался одним из неплохих, если сравнивать с остальными… Путешествие гидросамолетом в Индию, невероятные массы народа там, мертвые тела на улицах, тела, которые еще не совсем умерли, но уже умирали, положенные, словно дрова, посыпанные каким-то химическим порошком, который делал их похожими на поленницу под первым снегом… Порт челночных кораблей в Кендрапаре на Бенгальском Заливе, окруженный палаточным городком брошенных там эмигрантов… Громовой полет на челночном корабле, моя первая звездная тошнота и вид ослепительной Терры, которая уменьшалась под нами… Потом путешествие на борту «Максима Горького», корабля дальних перелетов, который достигал Плутона за восемнадцать месяцев. Я провел эти месяцы по большей части вместе с остальными пассажирами в полусне, электрически созданных сумерках полусознания, которые делали путешествие переносимым… Примерно час мы провели на Плутоне, прежде чем сели на автобус, который Космострадой перевез нас на звезду Бернарда, а оттуда на Сигни-А-2, оттуда на Струве-2398, оттуда на Сигму Дракона-4, которую звали Вишну, где я провел остаток своего детства на ферме в долине, которая зеленела благодаря воде, которая вытекала из расселин в скалах, работая так, как я никогда не работал — ни прежде, ни потом. Где я наконец стал взрослым мужчиной — слишком скоро, когда моя мать умерла, рожая моего брата Дональда — мертворожденного… …Пока меня не разбудила очередная выбоина, и я увидел, что дорога выскочила из джунглей на полосу в десять метров шириной с каждой стороны автострады, где никакая растительность не могла существовать, кроме низенькой травки. Сэм ждал, когда ему можно будет влиться в движение. Невероятно медленная телега с какой-то конструкцией роллеров, почти не дававшей сцепления с дорогой, виляя, проревела мимо, а ее фары показались просто светлячками в сравнении с блестящим парадом остальных машин. Сэм проверил сканеры и выехал на дорогу, гладкую-гладкую дорогу Космострады. Ах, какое хорошее чувство! Меня нежно вдавило в сиденье, когда Сэм включил ускорение, и скоро мы мчались сквозь низко стелющийся туман, который пах влажными травами и влажной землей, запах джунглей, который я не хотел бы чувствовать у себя в ноздрях, влажный и гнилостный. Я закрыл вентили кабины и промыл ее чистым воздухом. Потом загерметизировал ее. Мы сделаем прыжок во множество световых лет на Грумбридж-34B, где была переходная дорога на безвоздушную луну газовой планеты-гиганта. — Эй, посмотрите, кто проснулся. Тебе лучше? — Сэм говорил тихо. — Более или менее. Сколько времени мы путешествовали по тому проклятому ботаническому саду? — Почти всю ночь. Мы, однако, пропустим зарю. Мне кажется, мы примерно в ста кликах от портала. — Роскошно. Чем скорее мы уберемся из этой салатницы, тем лучше для нас. Я оглянулся и увидел Дарлу и Читу, которые скорчились вместе на заднем сиденье, заснув, как трехлетние дети. Я почувствовал, что мне еще меньше лет, и снова провалился в небытие. Без снов. Предостерегающее гудение портала разбудило меня. Я чувствовал себя еще лучше, но рот у меня словно был набит ватой, и все в теле болело. — Лучше скажи этим двум, чтобы пристегнулись, — сказал Сэм. Я завопил через плечо, и они проснулись, протерли глаза и пристегнулись. Мимо пролетали предостерегающие знаки, и вдруг мы оказались в тумане, который окутал весь подъезд к порталу. Коридор безопасности, полоса, отграниченная двумя белыми линиями, разматывался на нас из тумана. — Ты на инструментах? — спросил я. — Не-а. Использую наводящие маркеры. Туман стал еще гуще, и линии потускнели — потом, как по маслу, туман мгновенно исчез, и мы проехали мигающий красный сигнал пункта стыковки и пронзили силовое поле портала. Поле держит атмосферу, но дает возможность твердому телу проехать насквозь. Мне всегда хотелось спросить, что произойдет, если машины, которые создают это поле, внезапно испортятся. Насколько я знаю, такого никогда не случалось и никому не приходило в голову беспокоиться об этом, кроме меня. Вообще-то никто не собирается проводить бессонных ночей, думая о том, что произойдет, если портал совершенно испортится и цилиндры упадут. Такое вроде как тоже никогда не случалось, по крайней мере, в известных Лабиринтах. Мы почувствовали минутное притяжение неведомой силы, это с нами работали жадные пальцы гравитации. — Смотри в оба, Сэм! — Это всегда был тяжелый, поганый портал. Его надо откалибровать. БУУУМ! Тяжеловоз словно упал, ударившись по Космостраде Грумбриджа. Джунгли пропали, и вокруг нас простиралась холодная плоская земля сателлита, омытая тусклым красным сиянием основного карликового солнца Грумбриджа-34B. Оно висело на огромной занавеске неба, покрытого звездами. Газовый гигант висел над нами справа и занимал сейчас примерно сорок пять градусов неба. — Напомни мне подать жалобу в ближайший офис по техническому обслуживанию Космострады, — пошутил Сэм, отлично зная, что рекалибрация будет выполнена самим порталом, когда наступит время. Так же, как и поверхность дороги Космострады, порталы сами себя ремонтировали. — В один прекрасный день мы материализуемся под поверхностью дороги, — сказал он, повторяя страшную сказку, которая тоже принадлежала к фольклору Космострады. — Ей-богу, мне интересно, что тогда случится. Взрыв? — Сэм, ты отлично знаешь, что этого случиться не может, я уже прошел все стадии этого спора сто раз в ста различных пивнухах. Переход через портал — это не вопрос передачи материи, это вопрос геометрии. Пространства по обеим сторонам портала соприкасающиеся, а не конгруэнтные. Мы только что пережили невыровненность, где вход оказался выше выхода. — Если бы ситуация была обратной, а разница не превышала бы нескольких сантиметров, то ощущение было бы такое, словно переезжаешь выбоину. Без проблем. Однако если бы несоответствие уровней было больше, скажем, метр или около того, то мы бы налетели на тот край металла дороги, которым кончается въезд в портал, и нас бы размазало по дороге. Но мы все равно бы остались на входе в портал. Но никакого взрыва бы не было. В энный раз я все это объяснял Сэму, и он смеялся. — Я просто дразню тебя, сынок. Мне нравится видеть, как у тебя шерсть на загривке встает дыбом, когда ты споришь с этими тупыми водилами. Но скажи мне, почему мы ничего не слышим про такие происшествия? — По той же причине, по какой все несчастные случаи с порталами очень трудно проверить. Но кто знает? Может быть, есть какие-то механизмы безопасности, а может быть, есть что-то в природе искаженного времени и пространства, что исключает подобные штуки. Я не знаю. Это чудо, что они могут вообще что-то выровнять с какой-то степенью точности на расстоянии дюжины световых лет. Есть многое в Космостраде, что мы не знаем. Одна из самых больших тайн — это то, зачем дорога вообще понадобилась. — Ну, — ответил Сэм, — я так думаю, что им приходилось тащить тяжелое оборудование с одного места на другое, пока они от одного цилиндра добирались до места, где предстояло поставить следующий. Технология, которая так хорошо управляется с гравитационными силами, не нуждается в том, чтобы строить дороги для наземных средств транспорта. Разве нет? — Тут ты меня прищучил. Черт, может, в бюджете отыскались лишние деньги и бюрократы не могли себя заставить отдать то, что уже раз попало им в лапы. Они просто должны были их потратить, поскольку бюрократы во всей вселенной одинаковы. — Я так понимаю, что ты шутишь? — Не совсем. В сравнении с потрясающей инженерной техникой, которая построила сами порталы, положить между ними дорогу, которая сама себя технически обслуживает — детская игрушка. Просто пришло в голову — и сделали. — Я никогда не думал об этом таким образом, — сказал я, почесывая в затылке. — Но, черт возьми, почему они плюхнули цилиндры просто на поверхность планет? Почему не оставили их в космосе? — Слишком много вопросов, Джейк, а у нас нет ответов. Беседа подстегнула мою память. — Кстати, это мне кой о чем напоминает. Я весьма интересно побеседовал с Джерри Спарксом там, в мотеле. Я пересказал то, что услышал. Сэм сперва никак не комментировал сказанное, потом заметил: — На мой взгляд, звучит, как обычная дорожная байка, Джейк. — Что в точности соответствует моим чувствам, — я оглянулся на Дарлу, которая с интересом следила за нашей беседой. — А ты что думаешь? — Насчет чего? Космострады или слухов о тебе? — Все равно. И то, и другое. — Я в это верю. Я хочу сказать, в слухи про тебя. Если кто-то и сможет найти дорогу обратно во времени, это вы, парни. — Спасибо. Я взглянул на газового гиганта. Он был огромный и величественный, раскрашенный параллельными пастельными полосами, на нем красовались словно бы мушки от второй луны, которая сейчас по нему проходила. Внизу пылевой реголит поверхности луны был сметен в плавные низкие кучки, которые здесь и там были испещрены кратерами с голубоватыми отверстиями. Я повернулся к Дарле. — Кстати, до сих пор этот вопрос как-то не возникал, но куда ты ехала, когда мы подхватили тебя на Тау Кита-2? — Маш-сити, — ответила она без колебания. — Я там раньше бывала, когда пела. Но я искала работу менеджера в ночном клубе. Мне рассказали, что там имеется вакансия. — Угу. — Тем, что я не знал про эту женщину, можно было бы перегрузить тяжеловоз или даже парочку. — Ладно, ребята, что теперь будем делать? Есть предложения? Высказываться могут все, даже вон Чита. — У нас есть три возможности, — сообщил нам Сэм, — поскольку на той планете три портала. Один — мы можем вернуться туда, откуда пришли. Как вам такая мысль: будем за нее голосовать? Несколько придушенных воплей от Дарлы и Читы, а мой вопль, кажется, оказался еще громче. — Так, это не пошло. Второе: мы продолжаем наш первоначальный маршрут и доставляем наш груз научного оборудования на Ураниборг, в Чандрасекарскую Обсерваторию глубокого космоса, что потребует от нас немалого риска, поскольку Уилкс, вне сомнения, знает, что мы туда и направляемся. Что оставляет нам портал номер три? — Который ведет нас черт-те куда в земном лабиринте, — вставил я. — Но ведь мы можем направиться на Ураниборг и не останавливаться, предложила Дарла. — Можем оставаться на 12-м маршруте и проехать сквозь земной лабиринт. — Хм-м-м… Тоты довольно дружелюбно к нам относятся, — размышлял я. — Но что мы там будем делать? Ответа не было. — Вот черт, получается, у нас вообще нет выбора. — В пользу последнего решения — единодушное «да», — объявил Сэм, — но это в данном случае не имеет значения, потому что нечто очень быстро садится нам на хвост. И если я говорю — «очень быстро», я именно это имею в виду. Я отстегнулся от сиденья стрелка и почти разбил голову о крышу, пытаясь перебраться на водительское сиденье и забыв об уменьшенной силе притяжения. Я проверил сканеры. — Я понял, что ты хочешь сказать. Слишком быстро для гражданского транспорта, это не тяжеловоз. Либо инопланетянин, либо патруль колониальной полиции. — Это и есть патруль, — подтвердил Сэм, — и почему только у меня странное ощущение, что он хочет прижать нас к обочине и остановить? — И у меня такое же подозрение. Однако мы тут мало что можем поделать. — Но мы вполне можем с ним помериться пушками. — Нет, Сэм. У нас уже на счету Уилкс. Не хочу связываться с колониальными властями. — Угу, у него уже сирена вовсю вопит. Я ее тебе дам послушать. МЕРТЕ! — Ну… — я вздохнул и приготовился смириться с неизбежным, притормозил и стал подтягиваться к обочине. Я сбрасывал скорость как мог быстрее, и, естественно, менты перегнали нас, словно они были единственными удалыми перехватчиками Маш-сити. Сэм рассмеялся: — Ты только посмотри на них, этаких чайников! Дорога впереди нас покрылась синевато-белым от их задней отдачи при торможении, и бедные лапочки оказались в полуклике от нас, опередив нас на такое дикое расстояние просто из-за неумения водить машину. Им пришлось медленно пятиться задним ходом, что, конечно, немедленно привело их в прекрасное настроение. — А они становятся все нахальнее, верно? — спросил Сэм. — Я имею в виду, вот так ни за что ни про что нас остановили… — Не в первый раз, — ответил я. — И не в последний. Менты просто обязаны время от времени делать что-то подобное. Это традиция. Им не по себе, когда они не могут арестовать кого-нибудь на дороге. Мегафон патруля издал писк: плинк! — Джейкоб Пол МакГроу? — голос был женский. Я надел наушники. — Да, а что? — Привет, Джейк! Как дела? — О господи, только не Мона! — простонал Сэм. — Просто прекрасно, — ответил я. — А у тебя как жизнь? — Роскошно, — констебль Мона Бэрройс сказала это своим чистым птичьим щебетом. — Джейк, боюсь, у меня для тебя плохие новости. — Мона, я уже и так за сегодня получил немало удовольствия, когда ты меня таким манером перегнала и показала мне прелестную попку твоей машины. Теперь меня ничто не может вывести из себя. Пока что. — Джейк, ты всегда умел говорить приятные вещи. И все же, мне кажется, от того, что я скажу, твой мотор погаснет и сдохнет. На Оранжерее выдали ордер на твой арест. Обратите внимание. У нее этого ордера не было, и она меня не собиралась арестовывать. По крайней мере, не здесь, не на Космостраде. — Вот как? А по какому обвинению? Они что, собрали воедино все мои штрафы на дороге за предыдущие годы? Но на сердце у меня было муторно. Я знал… — На сей раз очень скверно, Джейк. Убийство с помощью транспортного средства повышенной мощности. — Разумеется. — Есть и другие обвинения. Отъезд без оказания помощи, нападение со смертельным оружием в руках и куча всякой мелочи. — А, черт с ними, говори уж все сразу. — О, нелегальное вождение машины по бездорожью, потом ты еще чего-то там не сделал… Джейк, слушай, неужели надо тебе все это выдавать? Патрульный крейсер затих. Я, например, не мог найти выхода из такой ситуации. Я сидел и гадал, что станет делать Мона, если, например, мы попытаемся от нее рвануть. Это не было таким уж трудным делом, полицейские теперь редко встречаются жестче, чем Мона. — Должен ли я понимать так, что это арест, констебль? — Господи, откуда у тебя такие мысли? Но я просто официально тебя уведомляю, что в округе моей юрисдикции против тебя выдвинуты обвинения. Мое предложение тебе — сдаться. Слово «предложение» было резко подчеркнуто и выделено голосом. — Тогда почему ты нас остановила, а? Можно спросить? — Ох, Джейк, ради бога не изображай космострадского адвоката в суде. Не умею разговаривать и вести машину одновременно. Кроме того, ты сворачивал на Эта Кассиопеи, и мне не хотелось бы, чтобы ты потом ехал обратно по такому куску дороги. Мне еще надо сделать кучу вещей, и я спешу. Ну вот, теперь ты знаешь, что тебе надо сдаваться или приходить с повинной, Джейк. Почему бы не сделать этого прямо сейчас и избавить себя от массы неприятностей? А? Ладно? — Я с большим удовольствием услужил бы тебе, Мона, но утром я сам себя уважать перестану. — Эй, Джейк, — предупредила она. — Только не вбивай себе в голову всякие глупости. Я буду ехать за тобой до тех пор, пока тебе не понадобится выйти из тяжеловоза, хотя бы, чтобы пописать. — У меня для этих целей под сиденьем пятигаллонная бутыль из-под виски «Старая привычка», лапушка. Так что я плевать хотел на офицеров полиции, которые сгоняют меня с дороги, просто чтобы поболтать. — Не шути. Ты знаешь, что я хочу сказать. Ты вскоре остановишься, чтобы поесть или заправить машину или что-нибудь в этом роде. Она не могла так долго ждать. Но вопреки браваде Сэма, она могла пересидеть нас. Если в этом безвоздушном окружении мы окажемся без топлива или еды, потребуется так называемое «спасение», и тут она с нами расправится. — А если я покину земной лабиринт? — Это твое право. Но тебе придется оставаться вне его постоянно. Не очень-то это хорошо для твоего бизнеса, а? — С этим я должен согласиться. — Так что ты скажешь? Я выключил связь на миг. — Что делать будем, Сэм? — Пойдем пока за нею. Мы что-нибудь придумаем к тому времени, когда попадем снова в Оранжерею. Может быть, Чита найдет нам еще какие-нибудь безопасные дороги в джунглях. Сама мысль о такой возможности заставила меня сказать: — Даже не надейся, Мона. Мона, лапочка, не знаю, как совесть дает тебе спать по ночам. Ты же знаешь, что обвинения сплошь придуманные, и, мне кажется, ты отлично знаешь, что произошло в Грейстоук Гровз и у «Сынка». — Милый, я просто выполняю свой долг. Это Уилкс сообщил в полицию про то, что произошел инцидент со смертельным исходом и подал жалобу за нападение. Я только следую предписаниям, как поступать в подобных случаях. Правда, я знаю, что Уилкс мечтает, чтобы ему подали твоей крови в хрустальном графинчике… но у меня на него нет никаких данных! Тебе бы надо подать на него встречную жалобу, чтобы я тебе помогла! Ни мне кажется, что ему пока что хуже, чем тебе. У него один человек погиб, а другой в изоклинике отращивает новый палец. — Иными словами, если я случайно подвернусь мертвым, моральное преимущество будет на моей стороне? — Извини, Джейк, но я уже сказала, что у меня есть приказ, и я должна ему следовать. Я оглянулся на Дарлу. — Дарла, тебе решать. Она ничего не упомянула про подозрительную женщину. Скажи только слово — и мы поедем обратно, а ты совсем не будешь фигурировать в этом деле. — Я готова рискнуть и рвануть к тому, третьему порталу, — сказала она, и ее голубые, как ионосфера, глаза странно заблестели. — Джейк, ты меня слушаешь? Я хочу тебя убедить, что ты получишь всю необходимую защиту от Уилкса или кого-нибудь другого, я тебе это лично гарантирую… погоди секунду. Радио затрещало, и она прекратила передачу. — Что это, Сэм? — Что-то впереди надвигается. И мне кажется, что я знаю, что это такое. Я посмотрел на передний вид, включил телескопический обзор и вывел его на главный экран. Огромный автомобиль необычной конструкции тормозил с огромной скоростью. Я посмотрел на датчики сенсоров. — Два, запятая, три и тормозит на пятнадцати «g», — заметил я. — И это не телега с реактивным двигателем. — Я посмотрел на экран внимательнее. — Это может быть только одна штуковина… — Мона влипла по уши, — сказал Сэм, и в голосе у него звучало настоящее беспокойство. Машина, которая появилась на экране монитора, была почти без особых внешних черт, этакая низкая, удлиненная половинка арбуза на роллерах, сияющая ясным серебром. Когда она приблизилась с поразительной и страшной скоростью, она смотрелась как гигантский жук, как детская игрушка невиданных размеров, этакая бибика на колесиках. Одновременно она была комична и страшна. Мона, очевидно, намеревалась убежать, но эта штука надвигалась слишком быстро. Мона затормозила в ста метрах от нее или около того, пытаясь казаться невиновной. Миг спустя «Патруль Космострады» встал около нее, налетев бесшумно, как коршун, и скатился на обочину между патрулем полиции и нашим тяжеловозом. Загремел громкоговоритель. Голос заговорил на интерсистемном языке. — НАЗОВИТЕ ПРИЧИНУ ПОМЕХИ ДОРОЖНОМУ ДВИЖЕНИЮ. Вообразите только самый нечеловеческий голос, какой только возможен, добавьте к этому все самые устрашающие нюансы выражения голоса и тона, потом увеличьте громкость, пока у вас не начнут разрываться барабанные перепонки. Я повернул ручку громкости как можно дальше в сторону выключения. — Мы оказываем помощь, — сказала Мона как можно тверже, скрывая нервозность. Не было никакого сомнения, к кому обращался Космострадский патруль. — НАЗОВИТЕ ПРИЧИНУ ОКАЗАНИЯ ПОМОЩИ. — Машина позади вас испытывает механические трудности с управлением. Пауза. Потом: — МЫ НЕ МОЖЕМ ОБНАРУЖИТЬ ТАКОВЫЕ. — Проблема уже решена. — ОПИШИТЕ ПРИРОДУ И СПОСОБ ИСПРАВЛЕНИЯ ПРОБЛЕМЫ С УПРАВЛЕНИЕМ СРЕДСТВОМ ТРАНСПОРТА. Мона была рассержена. — Почему бы вам их не спросить? — ЛИЧНОСТИ, НАХОДЯЩИЕСЯ В КОММЕРЧЕСКОМ ТЯЖЕЛОВОЗЕ: ВЫ МОЖЕТЕ ПОДТВЕРДИТЬ ЭТИ УТВЕРЖДЕНИЯ? — Да, можем. У нас была потеря магнетического поля из-за неисправной электронной детали. Деталь заменили. — ЛОЖЬ, — в голосе не было никаких эмоций. — МЫ ОБНАРУЖИЛИ ДВА ИСТОЧНИКА ЭМИССИИ НЕЙТРИНО ПРИ ПАТРУЛИРОВАНИИ СЕКТОРА. НИКАКОЙ ПОТЕРИ РЕАКЦИИ В ЯДЕРНОМ РЕАКТОРЕ МЫ НЕ ЗАМЕТИЛИ. Все, это был конец. — Прости, Мона, я сделал все, что мог, — этого я передавать не стал. — ВОДИТЕЛЬ ТРАНСПОРТА, ПРИНАДЛЕЖАЩЕГО ОРГАНАМ ЗАКОННОЙ ВЛАСТИ: ТЫ ЗНАЕШЬ ПРАВИЛА, КОТОРЫЕ ЗАПРЕЩАЮТ ОСТАНАВЛИВАТЬ ДВИЖЕНИЕ НА ЭТОЙ ДОРОГЕ? Хотя слова и были вопросительными, это не было вопросом. ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ЦЕЛЕЙ ПРЕДОТВРАЩЕНИЯ КАТАСТРОФЫ НЕ СУЩЕСТВУЕТ ПРИЧИН, ПО КОТОРЫМ МОЖНО ОСТАНАВЛИВАТЬ ТРАНСПОРТ НА ЭТОЙ ДОРОГЕ. ИСКЛЮЧЕНИЙ НЕ БЫВАЕТ. ВЫ ОТДАЕТЕ СЕБЕ ОТЧЕТ В ТОМ, КАКОВЫ БЫВАЮТ ПОСЛЕДСТВИЯ. НАКАЗАНИЕ ВАМ ИЗВЕСТНО. ПРИГОТОВЬТЕСЬ ПРЕКРАТИТЬ СВОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ. ВАМ БУДЕТ ОТВЕДЕНО ВРЕМЯ НА ИСПОЛНЕНИЕ РЕЛИГИОЗНОЙ ЦЕРЕМОНИИ. НА ПЯТИДЕСЯТОМ УДАРЕ ГОНГА ВАШЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ БУДЕТ ПРЕКРАЩЕНО. Начались удары гонга. Мона была все равно что мертва, и она это знала, но зад ее машины словно взорвался голубым пламенем, и она рванула с места. Вместо того, чтобы ехать дальше по дороге, она резко развернулась так, что пыль от поверхности планетоида поднялась столбом. Она попыталась добраться до ближайшего холмика, чтобы укрыться там, в надежде, что патрульная машина не сможет за ней последовать. Никто не знал относительно этих «дорожных жуков», как мы их прозвали, столько, чтобы сказать наверняка, каковы их возможности. Ни одного из них никогда не видели вне дороги. Это был единственный шанс, который у Моны был, и она им воспользовалась. Но ее моторы заглохли, прежде чем она проехала двести метров. Длинный черный перехватчик колониальной полиции зарылся в пыль. Потом последовало долгое молчание, если не считать страшного гонга. Наконец Мона передала мне: — Джейк, скажи им. Скажи им, что я тебе помогала. ПОЖАЛУЙСТА! — Мона, извини. — Я не мог сделать ничего, абсолютно ничего. — Я не хочу умирать вот так, — сказала она, голос ее дрожал, — не хочу, чтобы меня убил такой вот жук. О господи! Почти не думая, я выставил снаряды на панель орудия, зарядил пушку и навел на цель. Когда на панели управления вспыхнул зеленый огонек, я выстрелил. Невидимая рука цапнула мою ракету и отбросила в сторону. Она без всякого вреда взорвалась на лунном грунте. …гонг… гонг… гонг… — Джейк? — теперь голос ее звучал странно спокойно. — Да, Мона? — Мы… мы ведь провели вместе много хороших минут, да? — Да. Да, Мона, так и есть. Один всхлип прорвался сквозь ее маску спокойствия, но его быстро заглушил горький голос. — Он даже не дал мне умереть от твоей руки, скотина. …гонг… гонг… гонг… ГОНГ! — Прощай, Джейк! — Прощай. Мое зрение было обожжено, багровые пятна гонялись друг за другом по всей сетчатке. Когда я снова смог видеть, перехватчик исчез. Черная яма дымилась там, где он только что был. Дорожный жук уезжал прочь. — ПАССАЖИРЫ КОММЕРЧЕСКОГО ТРАНСПОРТНОГО СРЕДСТВА! ВЫ МОЖЕТЕ СПОКОЙНО ПРОДОЛЖАТЬ ВАШ ПУТЬ. Космострадский патруль оставил нас под крохотным красным солнцем и на невыразимой красоте пейзажа.5
— У тебя нет никакой причины чувствовать себя виноватым, — ободрял меня Сэм, когда мы катились по направлению к очередным цилиндрам. — Ты сделал все, что мог. Ты попытался. Я немного испугался, как отнесется «дорожный жук» к твоей ракете. — Я знаю. Я тоже испугался, — сказал я. — Мне не надо было так делать. Это было бесполезно, и я это знал. Я не имел права рисковать жизнью Дарлы и Читы. — Я бы сделала то же самое, — сказала тихо Дарла. — Спасибо, Дарла. И все же… — Ну хватит, сын. Мона знала, чем рискует. Она знала, что на этой дороге существует только одно правило: не смей блокировать дорогу или прерывать движение ни в одной ее части! И она знала, что «дорожные жуки» соблюдают это правило буквально и очень следят, чтобы таких нарушений не было. — Какое право они имеют так поступать, карать или миловать? — яростно возразил я. — Кто они такие, черт побери? Сэм не ответил, потому что на это ответа быть не могло. Еще одна тайна, можете занести ее в список тайн. Две теории пока что самые модные. «Дорожные жуки» — либо машины, которые были созданы самими строителями дороги, или они управлялись водителями, которые хотели, чтобы дорога была свободна для их собственных нужд. Лично я предпочитал последнюю теорию. Все указывало на то, что Космострада насчитывает миллионы лет, а машины — неважно, какие они суперсовременные и сложные — просто не могут функционировать столько времени, по крайней мере, мне так казалось. Но если внутри были существа из плоти и крови, они пока что не показались, и я сильно сомневался, что они покажутся. Цилиндры были тут повсюду, и мы чувствовали их настойчивое притяжение. Нас поглотил портал. Следующая планета была крупная, мир с высоким притяжением планеты, как предупреждал нас знак перед порталом. Но переход от нуля целых трех десятых к одной целой сорока пяти десятым гравитации показался нам тяжеловатым. Притяжение планеты прижало нас к сиденьям. Я застонал и попытался выпрямить спину, которая внезапно превратилась в желе. — Уф-ф-ф! — Дарла упала на сиденье, Чита стоически терпела. — Иисусе, даже я это каким-то образом чувствую, — пожаловался Сэм. Мы прибыли на огромную саванну сухой травы и голых пыльных проплешин. Коротенькие деревья там и сям торчали на равнине. Справа от нас, подальше, за переливающимся от жары воздухом паслось стадо приземистых толстых животных. Солнце заходило слева от нас, но усердно палило. Небо было голубым, усеянным прозрачными потеками яркого сияния. Следы переходов стад испещрили дорогу. В одном месте травка почти влезла на саму Космостраду и проела в ней дыру, так что пятиметровый кусок металла был съеден почти до основания. Прореха в металле была не такая большая, но все же. Как такие вещи происходят — для меня еще одна загадка. Огромные черные птицы, если только это были птицы, кружили в белесом небе возле солнца, рыща в поисках еды. Никакой добычи или падали вблизи не было заметно. Тут и там по сторонам дороги виднелись кучки пушистой земли: ульи? Норы? Не было никакого признака обитания человека, хотя планета была в списках, предназначенных для колонизации. Но это место настолько негостеприимно выглядело, что заселить подобный мир означало смириться с тем фактом, что любое усилие, которое придется делать, будет стоить человеку в полтора раза больше. Будь то поднять вязанку хвороста, занести над головой топор, подняться по ступенькам лестницы. Но люди привыкли и к худшим условиям жизни на многих планетах. Я представил себе, как будут выглядеть будущие поколения этого мира — коротышки, смуглые, с мощными мускулами, любящие одежду цвета хаки, вросшие в свои широкополые шляпы, консервативные, уверенные в себе, гордые. Может быть, и так. Наверняка разнообразие воцарится, если человек распространится среди звезд, а различия в один прекрасный день станут куда сильнее, чем просто культурное разнообразие. Организм — это продукт окружающей среды, а когда окружающая среда такая разная… Дорога рванулась вперед, не сворачивая никуда в сторону, указывая на широкую черную ленту, которая обрамляла горизонт, горы. — Как называется эта планета? — спросил я. — Что говорит карта? — Голиаф, — ответил Сэм. — А-а-а… Мы какое-то время молча ехали, пока я не сообразил, что мне безумно хочется есть. — Кто-нибудь голоден? Есть хотите? — Я! — пискнула Дарла. — Суп сейчас закипит, кто войдет, будет сыт! Мы отправились назад, в камбуз, и приготовили быстрый ленч: сандвичи с ветчинным салатом, огромные маринованные огурчики — деликатесы, это я привез из Нового Сиона, («Деликатесные огурчики и ветчинный салат? — спросила Дарла. — Мы же просто упадем на месте от несварения желудка!» — «Ешь быстрее!» — сказал я), картофельный салат, вишневый йогурт, все только что из холодильника. Я хорошо заправился на Тау Кита, прежде чем двинуться в путь по нашим-то маршрутам. Мы хорошенько поели. Я остановился с огромным куском маринованного огурца во рту. — Какая же я скотина! Я забыл про Читу! — Не волнуйся, с ней все в порядке. И это не ее имя. — А? Что? Дарла, она же не может есть человеческую еду — полипептиды с ней совершенно не согласуются! — Она принесла с собою свою собственную еду — вот, посмотри. Я прошел вперед, в кабину, и точно, там сидела Чита, жевала какой-то салат для вомбатов или что-то в этом роде, маленькие такие зелененькие побеги с розовыми мясистыми головками. Я вернулся обратно. — Когда она нашла время нарвать всего?.. — Я так и не нашла времени тебе объяснить, почему Чита с нами, правда? А ты так и не спросил. Вот что мне в тебе нравится, так это то, Джейк, что ты никогда не задаешь вопросов, никогда не жалуешься. Ты идешь по течению событий и ничего не предпринимаешь, пока обстоятельства не заставят или на тебя не нападут напрямую. Во всяком случае, дело обстояло так: когда ты позвонил мне по интеркому в хижину, мы как раз с ней разговаривали, и она сказала, что, мол, ее время приближается. Я так поняла, что это означало конец ее жизни, но она не стала распространяться. Я почувствовала, что она очень несчастна. Отчаянно несчастна. — Она наверняка пережила множество плохого в мотеле и обращались с ней там просто пакостно, — сказал я. — Собственно говоря, маленький гнойный пролежень, по имени Перес, которого я там встретил… — Знаю. Я поняла это по тому, как он с ней разговаривал, — она откусила кусок сандвича и задумчиво прожевала. — Чита сказала мне, что ни один из ее соплеменников никогда не покидал планеты — «не проходил между краем неба и большими деревьями», как она это называет. И что однажды, перед концом своей жизни, она очень бы хотела быть первым таким путешественником. — Мне-то казалось, что я видел ее сородичей на других планетах. — Правильно, но она-то этого не понимает, — Дарла подумала над теми словами, которые ей тогда говорила Чита. — Нет, я просто ее неправильно поняла. Она имела в виду свой род, а не свою расу. Я же тебе говорила, как крепко они привязаны к своим семьям. — Понял. — Так вот, когда ты мне позвонил, я предложила ей поехать с нами. Так все просто. Я с тех пор, конечно, не раз подумала, правильно ли я поступила. Я действительно понятия не имею, что с ней делать. Я сперва подумывала о том, чтобы найти ей дом, но, будучи человеком с практическим складом ума, ты тут же указал на химическую несовместимость. — Это не такое уж непреодолимое препятствие, — сказал я. — Ее новая семья, какой бы она ни была, просто потратит деньги на биомолекулярный синтезатор и запрограммирует его так, чтобы он производил белковый материал, который ей подходил бы. Мы, конечно, знаем, каково это — лопать эту бурду, любой, кто путешествовал за пределами земного пространства, знает про такую гадость, но она, может, и выживет, если ее будут немножечко любить и достанут ей кетчупа с Оранжереи, чтобы ей не было так муторно жрать баланду. Дарла задумалась над моими словами. — Да, надеюсь, что ты прав. Я уже к ней привязалась. Она такая теплая и открытая… кстати, ты занимаешь очень высокое место в ее пантеоне великих существ. Ты спас ее от побоев, и она навеки тебе благодарна. Я вытер руки о рубашку. — Ну, это пустяки, в день у героев таких приключений — тыщи. Спасать, понимаете ли, прекрасных девушек, визжать, как резаный поросенок, когда укусит противная тварь, падать в обморок, чуть не попасть под дуло пистолета, просто потому, что проявишь гордость вместо разума… мне бы надо тогда было просто уйти из-за стола Уилкса. — Вот-вот, Джейк. Это весь ты. Глупый, но гордый. — Спасибо. Но ты мне начала рассказывать про Читу и про то, почему она здесь. — А разве я не дорассказала? Ах, да. Я сказала ей, что она может поехать с нами, и пока я упаковывала вещи, она исчезла. Когда я закончила паковаться, она вернулась с охапкой плодов и всего такого прочего. Я сунула эту зелень себе в рюкзак и… — Она знает про биохимию? — А? Нет, конечно, нет. Может быть, она путешествовала раньше. Может, ее племя время от времени мигрировало. Я не знаю. — Мне-то казалось, они крепко сидят на родной почве. — Тогда я не знаю, откуда она знала, что надо захватить с собой еду. Но я ее спрошу. Я допил остатки кофе. Он был из хорошего зерна, выращенного на Нуова Коламбиа. — Ты еще что-то говорила про настоящее имя Читы. Каким образом ей приклеили кличку легендарного земного шимпанзе? — Это ее так прозвали люди в мотеле, — она иронически подняла брови. — Остроумно, правда? Подходит к общему стилю мотеля, как они полагали. Ты себе представить не можешь, насколько популярны эти книги Берроуза после… бог знает скольких лет… двести или около того? Как бы там ни было, ее настоящее имя винва-хах-вии-вахви. Она сказала мне, что это означает «мягкая зелень, там, где она спит». По крайней мере, так я передаю ее перевод. Ее перевод своими словами невозможно было понять. — Ладно, понял. Отныне она Винни, и не более того. Я встал и потянулся. Затекшие мышцы постепенно разрабатывались. — Еще одно, — сказала Дарла. — Насчет Чи… то есть, я хотел сказать, насчет Винни? — Да. Это что-то насчет Сэма и тебя. Она сказала, что сперва не поняла, что такое Сэм, то есть что именно он из себя представляет, пока не поняла, что он… ну, дух, который пронизывает весь тяжеловоз, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Она сказала, что почувствовала в тебе нечто, что ей не понравилось. Я пожал плечами. — Ну и ладно. Человек, которого ненавидят детки и маленькие пушистые зверюшки, не обязательно должен быть весь такой плохой. — Не говори глупостей. Она тебя просто обожает — я же тебе сказала. Нет, это что-то, что связано с тобой. Что-то случилось с тобой или случится… не могу сказать точно. — Предчувствие? Она пожевала нижнюю губу. — Нет, — она покачала головой. — Нет, забудь насчет «случится». Она не этими словами говорила. Это не было предсказание, интуиция или что-то в этом роде. Это просто «нечто» «вокруг» тебя. Вот как она это описала. Единственное разумное высказывание, которое я от нее могла получить, что она не любит запаха твоей куртки, потому что он плохой. Я понюхал подмышки. — Ну что же, говорят, что если тебе твои друзья об этом не скажут, то кто же сможет сказать? Она закатила глаза к небу. — Джейк! — Прости. Но все-таки то, что она сказала, довольно расплывчато. — Да, наверное. Но она-то была так уверена. — Что она почувствовала, наверное, была моя устойчивая аура развратничества и дебоширства. Дарла хихикнула. — Ты хочешь сказать, твоей жизни, полной фантазий. Я случайно знаю, что ты недалек от монаха в этих вопросах. Ты даже не попробовал меня поцеловать. — Не попробовал? Ну что же… Я взял ее за плечи и притянул к себе, впившись в эти сочные губы совсем не монашеским поцелуем хорошего дорожного качества. После первой секунды она стала целовать меня в ответ. (Мне кажется, я ее удивил). Мы занимались этим еще долго. Когда дело зашло настолько далеко, насколько могло при этих обстоятельствах, мы разжали объятия. Дарла немедленно начала ритуал приведения себя в порядок: пригладила волосы, поправила одежду, проверила, как ее губная помада, в искаженном зеркальце блестящей коробки с сахаром. Лицо ее было на веки вечные с макияжем, даже в самые худшие времена. В ней была определенная сосредоточенность, собранность и спокойствие — это привлекало меня, должен признаться. Обратите внимание: она была спокойна, но не холодна. Прекрасное самообладание. В ней не было никаких глупостей — но зато было хорошее чувство юмора, — никаких лишних движений, никаких колебаний. Я чувствовал, что она не может сказать ничего даже отдаленно нелепого или глупого. То, что сдерживало ее, было не интеллектом, а, скорее, опытом, житейским опытом, выучкой, искушенностью — хиповостью, что ли, если использовать такое древнее слово. Она была ветераном Космострады, но на ней не было потрепанности. Мне трудно было сказать, сколько ей лет: где-нибудь от девятнадцати до тридцати. Но в ее глазах сверкала особенная мудрость, это были глаза, которые видели больше, чем рассказывали об этом. Если использовать еще одно старое выражение с земли, то она многое повидала. Да, она многое повидала. — Не хотел бы вмешиваться в неподходящие моменты, — осторожно объявил Сэм по внутренней связи, — но, ребята, что-то впереди. Я пошел вперед. Мы продолжали гнать к горному кряжу, который теперь возвышался над горизонтом, словно серо-коричневая масса с легким левым краем. Это были покрытые снегом вершины. Они были похожи на формы с пудингом, которые день простояли на жаре, а украшения из взбитых сливок растеклись и засохли. Какая-то старая телега волоклась перед нами и потом свернула на обочину, поскольку у нее, как мне показалось, были какие-то механические закавыки. Группа людей собралась возле машины на обочине. Когда я поравнялся с ними, я инстинктивно затормозил, как я обычно делаю, когда вижу поломку на дороге. Однако недавние события с Моной настолько меня перепугали, что мне пришло в голову даже проехать мимо. Но нет. Один из пассажиров поломанной колымаги умоляюще замахал рукой — бородатый мужчина в просторном одеянии, которое смахивало на сутану. Я совсем съехал с дороги на всякий случай, переехав один из мостиков, которые были перекинуты через высохший ручей. — Ну ладно, придется попробовать нюхнуть то, что они здесь называют воздухом, — сказал я неохотно. — По слухам, тут качество воздуха почти соответствует мировым стандартам. Сэм, на этих людях были респираторы или дыхательные маски или что-нибудь в этом роде? — Нет, но возьми с собой баллончик углекислого газа. Очень легко перевентилировать легкие под таким сильным физическим напряжением. По-моему, у тебя в бардачке несколько штук валяется. Помпы высосали из кабины хороший воздух и плохой впустили. Заметьте, вы, земляне: ничто не может сравниться с первым вдохом инопланетной атмосферы, причем неважно, насколько она близка к земной. Странные запахи поражают больше всего. Странные инертные газы, которые никогда не предназначались для человеческого обоняния, бродят по вашим носовым мембранам в сапогах с шипами. В лучшем случае, вы просто станете кашлять или давиться рвотой. Вхудшем — потеряете сознание и придете в себя в дыхательной маске, которую какая-нибудь добрая душа нашлепнет вам на физиономию, если повезет, но атмосфера Голиафа совсем не такая плохая. В ней был словно след полного запаха и разлагающихся фруктов, странная комбинация, если не сказать еще сильнее, но фруктовый запах немного смягчал медицинский, по крайней мере, делал его переносимым. Однако в поле зрения не было ни одного фруктового дерева. С плохой стороны, был в воздухе какой-то щекочущий в носу элемент, раздражитель какой-то что ли, который постоянно заставлял чувствовать себя так, словно вот-вот чихнешь, а все не чихалось. Но… по-моему, можно привыкнуть ко всему, к чему угодно. На самом деле, чем дольше я дышал этой дрянью, тем менее противной она мне казалась, тем меньше я замечал все ее недостатки. В этом воздухе было очень приличное содержание кислорода, хотя под несколько высоковатым давлением. Может быть — не стану говорить более уверенно — можно привыкнуть к тому, чтобы прогонять через легкие такой вот суп. С таким воздухом я еще мог жить. Вот жара-совсем другое дело, я к ней не был готов, даже после Оранжереи. Я открыл люк, и это было похоже на то чувство, которое испытываешь, когда открываешь дверцу духовки. Одни разговоры о сухой жаре и влажной, только коэффициент мучений от той и от другой никак нельзя применить к тому, что чувствуешь тут. Было просто страшно жарко, и это все, что можно в таком случае сказать. Жара меня просто подавила. Планета терзала мои ноги своим притяжением, солнце стало поджаривать мне кожу в соусе обильного пота. — Дарла! Брось мне свой зонтик, пожалуйста! И поскорее! Она так и сделала, и я открыл его и наставил на скворчащее жаром небо. Я медленно прошел через мостик, на миг остановившись, чтобы осмотреть один из придорожных столбиков, обрушившихся в канаву. Я не рисковал наклоняться вниз слишком далеко, чувствуя, что могу потерять равновесие и упасть. Меня встретил черный человек. Он был не совсем чернокожий, скорее шоколадный, высокий, с округлыми плечами, очень тощий. Большая рука с длинными пальцами совершенно поглотила мою. — Привет! Очень мило с вашей стороны остановиться и мне помочь. Я не думал даже, что вы остановитесь. Акцент у него был британский, манеры очень приятные. После того, как я назвался только именем, он ответил: — Я Джон Сукума-Тейлор. Крайне неподходящее место для всяких поломок и аварий. Жара почти доконала нас. Это слишком напоминает мне об Африке. А я прожил в Европе большую часть своей жизни. И это мне очень нравилось. — А почему же вы уехали? — спросил я, получилось слишком грубо. Что поделать, мне было жарко! Он принял это за шутку. — Иногда я и сам себе задаю этот вопрос! — он фыркнул. — Извините. Я не хотел задать этот вопрос так грубо, как он прозвучал. — Не беспокойтесь. Кое-кто из наших готовы пооткусывать друг другу головы. Жара всех нас окончательно доконала. Мы попали в весьма неприятную заварушку. Как вы думаете, можем мы вас просить помочь нам? — Естественно. А что стряслось? Мы пошли обратно к колымаге, которая стояла на домкратах, причем весьма ненадежно. Колымага была старьем из старья, но в свое время ее построили, чтобы она развивала большие скорости и брала хорошие повороты. У нее был хороший бампер вокруг всего корпуса, чтобы она не могла перевернуться, и это приводило к тому, что под нее трудно было подлезть. Встроенные домкраты едва-едва ее держали, особенно в таком притяжении. Любой человек, которому взбрело бы в голову под нее забраться, рисковал бы тем, что много тонн металлолома с низким клиренсом приземлились бы ему на грудь. Чтобы устранить такую вероятность, многие пассажиры подкладывали под края машины мешки, наполненные землей. Землю брали лопатами из ближайшей конусообразной кучи, одной из многих на равнине. Поблизости не было никаких крупных камней, которые могли бы облегчить задачу. Работа шла медленно. — Все, что я могу вам сказать, — сказал Сукума-Тейлор, беспомощно разводя руками, — это то, что машина просто отказала, вот взяла и отказала. Мотор заглох, и она остановилась посередине дороги, да еще тут, где нет никакой помощи. Несколько из наших людей отличаются талантом к механическим работам, но никто из них пока не смог как следует понять, что же с ней такое. Мы вытащили несколько сидений и попытались добраться до мотора изнутри, но болты, которые держат кожух мотора, не отвинчиваются, а у нас нет никаких мощных инструментов. — Как плохо… именно так и надо было бы добраться до нутра такой штуковины. Лезть под нее — никакого толку. Но все зависит от того, чем колымага приболела. — Я тоже так думаю. Приборы мониторинга мотора все еще действуют, но они ничего особенного не говорят. Для меня, по крайней мере. — Дайте-ка я взгляну, — сказал я. — Пока я этим занимаюсь, я бы предложил вам убрать эти мешки с песком из-под бампера и подложить их под оси. Если колымага все-таки упадет, бампер все равно погнется. Крупный чернокожий мужчина нахмурился. — Вы знаете, вы абсолютно правы, — он устало покачал головой. — Невежество так мешает в жизни! Особенно когда речь идет о машинах. — Тут оно может оказаться просто смертельно, — я доплелся до люка. Приборы ничего мне не сказали, поскольку они были без малого просто игрушечными огоньками. Никакого следа от плазмодиагностической системы, даже пусть эта махина когда-то была торговым грузовиком. Сукума-Тейлор аккуратно спустил в люк свое длинное тело и сел возле меня. — Что-нибудь нашли? — спросил он с надеждой. — Нет, немного пока. Похоже на то, что у вас в полную силу работает передатчик, но кроме этого я ничего не могу сказать по таким приборам. Она заводится? — Да, но мотор никак не хочет работать. Все остальное вроде в порядке. — Угу. Ну что же, это может быть все, что угодно, если потеря плазмы — это весьма серьезно. Я тогда здесь на месте ничего поделать не смогу. — Я этого и боялся, — смущенно сказал Сукума-Тейлор. — Вам повезло в одном смысле. Эти старые фургоны пока среди тех немногих корыт, построенных на земле, которые еще бегают по Космостраде. Мой тяжеловоз сделан на другой планете, но построен по заказам земли и с учетом требований человека. Поэтому я хорошо знаком с таким оборудованием. Однако я все-таки не механик. Тут надо быть специалистом. — Все, что вы сможете сделать, Джейк, будет оценено по достоинству. — Ладно, попробую. Я промокнул лоб уже влажным рукавом. — Не помню, пользуются ли эти старые колымаги источниками ионного газа. Если так, то вам нужна щепотка титана в топливе. Иначе между импульсами у вас будут всюду проскакивать нейтральные частицы. Я забыл, есть там такой источник или нет. Какое топливо вы используете? — Дейтерий-тритий высокой пробы. — Ага, так я и думал. Мой тяжеловоз ездит на двойном топливе. Более новая конструкция. — А-а-а… — Когда вы в последний раз заправлялись? Африканец почесал в затылке. — Вы знаете, не помню. Мне кажется, этих вещей надолго хватает, чуть ли не на вечность. Продолжая свою линию, я вытащил тостер и спросил: — Отвертка у вас есть? Сукума-Тейлор завопил, чтобы принесли отвертку, и один из пассажиров, молодой восточный юноша, принес ее. Я взял отвертку, открыл панель приборов, засунул туда тостер и прочел результаты. Конечно. — Я понял, в чем ваша беда, — сказал я, ставя панель на место. Естественно, она не желала становиться туда, где только что так крепко сидела. Я попытался впихнуть ее силой, но ничего не получилось. — Правда? — он был потрясен. — Ага. У вас топливо кончилось. — Как! Вы шутите! — Нет. Просто перегорел показатель уровня топлива. Африканец хлопнул себя по лбу. — Вот черт. И после всех наших мучений и ползанья под машиной… — Он высунулся из люка и прокричал: — Люди! Оставьте то, что делаете! Наш друг показал нам, какие мы глупцы. — Он снова повернулся ко мне. — Старина, простите, что побеспокоили вас. КАКАЯ КЛАССИЧЕСКАЯ тупость с нашей стороны! — Да это в принципе может… ух-х-х!.. случиться с каждым. Помогите-ка мне вот с этим, ладно? Мы общими усилиями затолкали панель на место. Прорези для болтов, эти вредные существа, естественно, не хотели выравниваться по прорезям для гаек. Я протянул ему шурупы, и он недоумевающе на них посмотрел. — Я вот что хотел спросить, — спросил я небрежно, — вы что, какая-то религиозная группа? Он просиял. — Да! Мы телеологисты. Церковь телеологического пантеизма. Вы про нас слышали? Человек, который гордится своей религией, заслуживает того, чтобы им восхищались. — Нет, не слышал. — Э-э-э. Ну хорошо, так мы как раз телеологисты и собираемся заселить эту планету. Мы как раз направляемся в Максвеллвилль. Мы вышли наружу. Всего в этой компании было семь человек, не считая африканца, который, как я предположил, и был главой. Четверо из них — женщины, принадлежащие к разным расам. Одного из них, из оставшихся мужчин, я принял за австралийского аборигена. — Для колонии вас тут не так уж и много. — А мы передовой отряд. Остальные из нас потом появятся следом, по нашим стопам. Мы ответвляемся от коммуны на Хадидже, в конечном итоге мы надеемся перетянуть всех на Голиаф. Наше присутствие на Хадидже вызывает… м-м-м-м… досаду. — Понятно. Вы собираетесь здесь завести хозяйство? — Надеемся. — Сукума-Тейлор сказал мне, когда мы стояли и смотрели, как его люди опустошают мешки с песком и вытаскивают их из-под машины. — Собственно говоря, нам пообещали дать землю… Со стороны одной из конических куч донесся вопль, который прервал наши рассуждения. Мы повернулись и посмотрели в ту сторону. Один из мужчин, который перекидывал землю лопатой, лежал на земле неподалеку от кучи. Он сражался с чем-то, что, по-видимому, схватило его. Его сотоварищ колотил это странное существо лопатой. Мы рванулись — вернее, попытались рвануться при повышенной силе тяжести — к этой группе. Существо оказалось животным в полметра длиной, в металлическом на вид панцире, разделенном на отдельные сегменты. У него были клешни, как у краба, но на каждой лапе таких клешней было не по две, а больше. Три отдельных элемента были специально расположены природой для хватания и резания. Существо схватило щиколотку человека, который лежал на земле, в тесную хватку. Еще страшнее было увидеть, что в другой лапе существо сжимало лезвие, острое и блестящее, и им старалось раз за разом проткнуть ногу человеку. Тот, в чьих руках была лопата, отказался от попытки избить существо плоской стороной и стал пользоваться лопатой, как рубящим инструментом. После десятка ударов ему удалось разрубить существо надвое. Передняя половина продолжала сражаться. Подбежало несколько человек, и мы все одновременно постарались ухватиться за это страшное существо. Мы разодрали скотину, словно вареного рака. Я увидел, как еще один человек, тот самый австралийский абориген, сумел оторвать то щупальце, которое размахивало лезвием, ценой кровоточащего пореза на ладони. Мне достался в драке боковой член этой твари, и я стал его рассматривать. То, что оказалось на вид чем-то вроде чеканного металла цвета меди, было обернуто вокруг мягкой, резинистой кожи существа. Миниатюрная броня. Собственно говоря, металл и был весьма похож на медь, может быть, с легким добавлением жести. Может, бронза. Броня была прикреплена чем-то вроде липкого черного клея, который показался, когда я отодрал броню от ноги. Кожа была песочного цвета, мягкая. Я стоял и сосредоточенно изучал ее. — Их много! Я поднял голову. Пока мы боролись с первым существом, множество их выскочило из той самой конусообразной кучи. Они выскакивали из нее, как капли лавы из вулкана, соскальзывая по крутым бокам конуса, кое-кто из них безумно кружился на солнце, но некоторые сразу установили, что нападать надо именно на нас, и они полетели навстречу, а лезвия сверкали на солнце. В одно мгновение их оказалось на месте около сотни. Мы отступили к автобусу. Я сжег одного, который рванулся на нас с таким видом, как самурай, когда рвется в бой, крича «банзай!». Он вращал лезвием, а в глазах горела чистая лютая ненависть. После этого в пушке осталось на два выстрела. А эти все наступали. На нас шла волна. Двоих я застрелил, третьего затоптал в грязь, но сперва он пронзил мне щиколотку и ущипнул до крови за левую икру другим щупальцем. Я поднял его оружие. Это был меч, другого слова тут не найдешь, неправильной формы и довольно грубо сработанный, словно та же броня, но у него было острое лезвие, с которым надо было считаться. Щиколотка стала пульсировать болью. Существа передвигались очень быстро. Они уже отрезали нам путь отступления к автобусу и вверх по мостику. Мы только могли отступать параллельно автостраде. — Мы, кажется, потревожили их гнездо, — сухо заметил Сукума-Тейлор. — Ты хотел сказать, их казармы, да? Мы побежали, на миг схватки один на один прекратились. Они не отставали от нас, когда мы отступали, и, оглянувшись, я с изумлением увидел, что они выстраиваются в ряды для организованного преследования. Что-то просвистело мимо меня. Я услышал вопль и оглянулся. Чернокожая женщина лежала на земле, схватившись за затылок. Мы бросились назад, и я наклонился над нею. Снаряд оставил на коже ее головы кровавую рану. Рядом я увидел нечто блестящее и нагнулся. Это был кусочек мягкой меди величиной с виноградину. На более близком расстоянии девушка могла бы получить и более серьезную рану. А так она отделалась просто легкой контузией. Я посмотрел на море ползущего на нас металла в поисках источника артиллерийской атаки. Из того, что я видел, они стреляли в нас из орудия, похожего на пращу, которым управляли три существа. Двое держали концы длинной эластичной ленты из черного материала, возможно, какая-то разновидность того же вещества, из которого они делали клей для своей брони, а третий оттягивал середину ленты назад метра на три. Сила отдачи от ленты была вполне достаточна, чтобы превратить ее в грозное оружие. Еще один шарик прожужжал мимо моего уха. Артиллерия надвигалась, прыгая огромными скачками вперед после каждого выстрела. Я помогал нести девушку, которая почти потеряла сознание. Кругом не было никакого подходящего места для укрытия, только другие гнезда-конусы. Жара была такая, что она перестала просто оглушать меня — она вытягивала прочь мои силы. Остальные выглядели так, словно вот-вот упадут, теперь никто из них не потел, потому что все жидкости тела достигли кожи и испарились. Они слишком давно находились на открытом воздухе. Во мне все еще был пот, но кран, что называется, был вовсю открыт. Чувство полета и нереальности навалилось на меня — это действовала гипервентиляция. Сэм как раз разворачивался. Пехота пошла в атаку. Они легко настигли нас, поскольку наше отступление тормозила девушка. К тому времени, когда мы на ходу более или менее привели ее в себя и поставили на ноги, они напали на нас. Девушка снова упала. Ни у кого из нас не было огнестрельного оружия в рабочем состоянии, но мы отбивались чем только могли: обеими лопатами, домкратом, различными орудиями, оказавшимися под рукой. Я колотил их зонтиком, пока он не разлетелся на кусочки, потом стал отбиваться от них своими сапогами одиннадцатого размера, военными сапогами колониальной милиции, жалея, что не надел сегодня высокие сапоги этой марки. Никому из нас не удавалось легко отделаться. Справа от меня упал мужчина, потом женщина. Я увидел, как Сукума-Тейлор лягает этих тварей, пока одна из них не ухватила его за ногу и не стала резать ее своим лезвием. Он закричал, развернулся и побежал, а существо висело на его ноге. Он попробовал сбросить его пинком, однако оно продолжало держаться мертвой хваткой, и ему пришлось упасть и только так бороться с ним. Существа столпились над первой упавшей женщиной, той, которой в голову попал медный снаряд. Она страшно пронзительно вопила, но никто не мог к ней пробраться. Я попытался было продвинуться вперед, пиная этих тварей, раскидывая их в стороны, но я не мог пройти ни шагу. Один заполз мне на ногу сзади, и я почувствовал обжигающую боль в бедре. Я оторвал животное прочь и откинул его. Я отступил назад и споткнулся о частично погруженный в землю кусок металла, вероятно, колышек от палатки. Не тратя времени на размышления, кому же это пришла в башку такая блажь разбивать лагерь прямо в сердце ползучего ада, я вытащил колышек и стал размахивать им на врагов, что не дало практически никаких результатов, кроме того, что вышибленные лезвия полетели из нескольких щупальцев, а враги не могли слишком близко наступать. Я отступал и размахивал, отступал и размахивал, и у меня не было времени повернуться и посмотреть, где Сэм. Я слышал, что он приближается. В конце концов нападающие несколько смешали ряды передо мной, и я поднял взгляд. Сэм ехал через мост, раздавливая и приминая живой ковер брони и тел. Звук был такой, словно он ехал по куче яиц и металлолома. Что-то скользнуло у меня между ног. Это было существо из конуса, но оно появилось сзади. Я резко развернулся кругом. У нас в тылу была вторая армия, и она успешно надвигалась на нас. Что-то в этих существах выглядело слегка по-иному, и я понадеялся, что это другая армия, на наше счастье, возможно, враждебный сосед первой. Похоже было на то, что так оно и есть, поскольку напавшие на нас совсем от нас оторвались и отступили на короткое расстояние, ожидая, когда первая волна ударных войск с другой стороны минует нас и достигнет их. Мы стояли посреди военных действий, глядя на то, как горстка самоубийц из напавшей армии рванулась на вражеские ряды. С ними было покончено очень быстро: их разодрали на кусочки и оставили судорожно дергаться остатками жизни на песке. Эти малые, почти символические нападения, казалось, были прелюдией к главной атаке. Героически? Глупо? Может быть, в этом была какая-то своя цель. Нас осталось пятеро. Три тела лежали в кипящей массе тел и брони странных существ. — Эй, вы все! — завопил я. — Стойте смирно! Как только я успел это сказать, восточная армия атаковала. Мы стояли, словно быки моста в бешено бурной реке. Несколько тварей остановились, чтобы принюхаться к моим ногам, прежде чем они рванулись вперед. Сэм двигался к нам, прорезая линию боевых действий. Дарла открыла люк и нацелила свое ружье на землю. — Не надо! — закричал я. — Дружественные войска! Я сделал знак выжившим, чтобы они следовали за мной, пока я аккуратно пробирался между кишащими везде наступавшими солдатами. Наконец я добрался до машины и протянул руку вверх, чтобы Дарла помогла мне забраться внутрь. Я скользнул на водительское сиденье и помог остальным залезть. Сукума-Тейлор был последним, и мне странно было видеть его в живых. Я откинул водительское сиденье на место, забрался в него и загерметизировал кабину. Вел тяжеловоз Сэм. Мы развернулись и рванулись к дороге. Голова моя откинулась на иллюминатор. Я увидел, как твари тащат прочь оторванную человеческую ногу. Одна из женщин впала в истерику, но Дарла скоро нашла на нее управу, вкатив ей что-то из аптечки, что ее успокоило. Женщина обмякла и застонала. Гипервентиляция прекратилась, и голова моя наконец опять прояснилась, но я закрыл глаза и не мог открыть их снова.6
Когда я пришел в себя, Дарла переходила от раненого к раненому, делая все, что было в ее силах, с помощью барахла в медицинском ящичке. Большинство из нас получило ссадины и царапины, от небольших до серьезных. Один из мужчин, аскетического вида блондин, получил такую глубокую рану в ногу, что она чуть было не отрезала ему ступню возле щиколотки. У него, кроме того, были еще колотые раны на груди. Для его ноги Дарла составила импровизированный турникет из тряпки и отвертки. Африканец и я отделались легче всех, я — всего лишь порезом и колотыми ранами нижних конечностей, а он — тем же самым плюс колотые раны в предплечье. Мы были весьма жалким зрелищем. Кровь яркими струями текла по полу. Дарла наконец добралась и до меня. — Те твари, которые на тебя нападают, словно помешаны именно на ногах, — сказала она. — Ну, такие вопросы меня не волнуют: пусть у каждого будут свои причуды, — ответил я. — Нам куда ни погляди — чего-нибудь не хватает. Через сколько времени мы доедем до Максвеллвилля? — Примерно часа два, — ответил Сэм. — Но это по прямой дороге. Эти горы очень предательского вида. Карта говорит, что эти склоны в некоторых местах достигают сорока пяти градусов. Кроме того, нас с противосолнечной стороны поджидает такой дерьмовый ураган… Я взглянул. Грозовые тучи собирались на мрачном горизонте. Массы горячего воздуха скапливались целый день, поднимаясь на ледяные высоты, а теперь возвращались с избытком, воплотившись в раздутые от дождя тучи, черные от накопленной ярости. — Выглядит пакостно, это точно. Там могут быть всякие разные ловушки. Куда они направляются? — Я последние десять минут специально сканирую их. Ураган направляется на нас и немного наискось, если на него смотреть, то он идет слева направо. Если мы сможем вовремя добраться вон до тех холмов, то самое скверное пройдет мимо нас. — Хорошие новости. Включи вспомогательные горелки. — Покажи мне, где переключатель. Я сделаю все, что смогу, надеюсь только, что машина не разлетится. — А что такое? Проблемы? — А ты не собираешься спросить, почему я столько времени добирался до тебя там, у моста? Я тяжело вздохнул. — Нет, Сэм, не собирался. Я так думаю, что у тебя была для этого хорошая причина. Разумеется, если никаких причин не было, я возьму ломик и горелку и применю их к тебе с самыми серьезными намерениями и исключительной изобретательностью. — Мне трудно было завестись, и на мосту я дважды заглох. — Это плохо. Мне это совсем не нравится. — Я почувствовал страшное головокружение. — Но сегодня я не собираюсь об этом думать. Я собираюсь сидеть тут и переживать нервный кризис, который мне давно полагается. Спасибо. До свиданья, — закрываю глаза и все. — Я только хотел вам сказать, — раздался голос у меня над ухом. Я повернул голову. Это Сукума-Тейлор присел возле моего сиденья, лицо его было напряженным, нижняя губа дрожала. — Мне очень и очень неприятно… простите, пожалуйста… страшно стыдно, что мы впутали вас во все эти неприятности. Это моя вина… Он совсем расклеился и разрыдался. Когда он немного собрался с силами, то пробормотал: — Я отвечаю за их смерти. — Нет. Вы попали в ту же самую ловушку, куда попадали многие до вас. Мы совершено не были готовы к инопланетянам. Одинаковость Космострады на всех мирах убаюкала вас, и вы потеряли бдительность. Очень многие из-за этого погибли. — Книга-проводник, — сказал он, и голос его прервался от сожаления, — путеводитель… мне… мне надо было знать, надо было прочесть все, что там говорилось! Я же читал ее, читал! — Он безнадежно и беспомощно покачал головой. — Но по другую сторону гор, где будут находиться наши поселения, экология совершенно другая. Радикально другая. Я очень тщательно прочел эти разделы! Я просто не обратил внимания на прочие аспекты планеты. — Как я и сказал, это обычная ошибка, свойственная многим. Мы вообще не позаботились ничего узнать об этой планете, прежде чем сюда ввалились. Но все мы чему-то учимся и, если повезет, выживаем. — Моим друзьям не повезло. — Они не последние, кого вы потеряли и потеряете еще на новой планете. Это опасная вселенная, Джон. — Да, я знаю. Мы и других теряли раньше. — Он на миг замолчал, потом перешел назад, чтобы найти место, где можно было бы сесть, в переполненной кабине. Мы ехали в полном молчании, пока небо не заволокло серыми и темными ураганными тучами, и первые капли дождя не полились на лобовое стекло иллюминатора. Прошло очень немного времени, прежде чем дождь обрушился на нас со всей своей силой, к тому же дождь бушевал под ветром, дувшим нам в спину наискосок. Мы ехали примерно со скоростью ста пятидесяти метров в секунду, и тяжеловоз подскакивал, трясся, и его заносило влево, а Сэм пытался держать нас на курсе. Розовые молнии раскалывали и разрывали черный мрак над нами. Нижняя часть моих ног словно горела, то же самое происходило с моим левым бедром. Я думал, что какое-то время смогу сдерживаться и переносить боль, но кого я мог обмануть? Я сказал Дарле, чтобы она зарядила шприц коктейлем из стимуляторов и транквилизаторов: один миллиграмм раствора гидроморфона с пятью миллиграммами сульфата амфетамина, чтобы я не спал и мог контролировать ситуацию. — И, пожалуйста, никаких фармакологических лекций. — Я сделаю все, как ты просишь, если ты сможешь после этого удержать тяжеловоз на дороге. — Сэм, отдай мне руль. Я взял рулевые рычаги в руки. Снаружи гром и дождь шагали по равнине огромными шагами, от которых тряслась земля. Передний иллюминатор превратился в плотную пленку расплющенной ветром воды, которая искажала картину того, что находилось перед нами. Ветер становился все сильнее. Свет все меркнул, пока видимость не снизилась почти до нуля. Я включил передние прожекторы, потом сфокусировал их на дороге. Потом, поскольку это не помогало, противотуманные фары тоже пошли в ход. Свет помог, но видимость оставалась почти не существующей. Не в том дело, что было темно, было как-то грязно-темно, потому что в свете фар все время возникал зеленоватый мутный дождь, который светился странным рассеянным огнем. Я взглянул вверх и увидел, что сияние идет от неба. Это было небо-обманка. Чуть позже Сэм подтвердил мои подозрения. — Джейк, у меня на сканерах что-то довольно страшное. — Обманка? — Ну, если это обманка, то это прабабушка всех обманок. Электростатический потенциал в области гигавольт. Чудовище какое-то. — Господи Иисусе, Сэм, где она? — О, она параллельно нам примерно в клике от правого борта. — О-о-о… — Лучше поторопиться, сынок. — Да, сэр. Я выжал газ до упора, сукин сын акселератор… — Всем держаться покрепче! — проорал Сэм. Предупреждение прозвучало не совсем вовремя, потому что как раз в тот момент я потерял дорогу и мы бабахнулись в грязь, потом провибрировали сквозь целую цепь ухабов, а затем врезались во что-то, что заляпало весь лобовой иллюминатор грязью. Что бы это ни было, нас это не остановило, но зато дворники долго работали, прежде чем очистили нам стекло. — Сэм! Найди мне дорогу! Еще взрывы ухабов, и мы снова на дороге. Я выпрямил на ней тяжеловоз и немного ослабил свой натиск на акселератор. — Ну вот, пожалуйста, — сказал спокойно Сэм. — Ну, а теперь как будем: наденешь термальные инфракрасные очки или будешь продолжать развлекать нас аттракционами? — Ну ладно, ладно… у меня от этих проклятущих штук голова всегда болит. — Я стянул вниз кронштейн с этим приспособлением и сунул в него морду. Расплывчатое трехмерное изображение дороги в прелестных переливчатых цветах появилось перед моими глазами. Края были все-таки нечеткими. Кроме того, картину туманили импульсы от самого дождя — но все равно, видно было получше. — А во что это мы там раньше врезались? — спросил Сэм. — Видимо, в одно из треклятых гнезд тех самых сухопутных крабов, не иначе. И я очень надеюсь, что в банке им откажут в ссуде на постройку нового. У тебя есть новые данные об обманке? — Пришло время сделать вам укол, мистер МакГроу, — это Дарла зашептала мне в ухо. Я стал закатывать рукав. Она покачала головой. — Не-а. — Что?! Женщина, ты что, всерьез полагаешь, что я стану спускать штаны посреди ревущего шторма?! — Ну-ну, мистер МакГроу, вы же знаете, как мы поступаем с пациентами, которые упрямы и не желают помогать доктору их вылечить. Мы их сажаем в камеры, обитые мягкими матрацами. — Сэм, возьми управление на себя. Он так и сделал, как было велено, и я сделал, как мне было велено, тогда и она выполнила свой укол. — Вот черт, больно… и кто это прозвал шприц такого размера «комариком»? — Насчет обманки, — продолжал Сэм, — Джейк, я не знаю, что это за штука, но, похоже, мы сможем перегнать ее, потому что ее края движутся со скоростью примерно вдвое меньше нашей. — Это довольно быстро для обманки. — Это больше, чем обманка. Это какое-то воронкообразное облако, но по анализам получается, что оно качественно отличается от доморощенного канзасского торнадо. — Тетушка Эмили! Тетушка Эмили! — взвизгнул я тоненьким фальцетом, стараясь подражать героине «Волшебника изумрудного города». — До чего ты всегда был странным мальчиком… Мы обогнули бурю еще на несколько десятков километров, прежде чем добрались до подножий холмов. Ветер утих, но дождь все еще лил ручьями. Теперь сгущались сумерки, а небо было словно адская картинка красно-оранжевых тонов. Видимость прояснилась. Дорога неуклонно шла в гору, извиваясь через крутые холмы, но делала она это очень странно. На этом участке Космострады дорога лежала, как небрежно брошенная лента, складываясь в сложнейшие фигуры, перекручиваясь и возвращаясь к уже пройденным местам. Создавалось впечатление, что ее проложил топограф, который был под сильнейшим влиянием наркотиков. Дорога карабкалась по склонам, которые явно были слишком крутыми для нее, шла с опасностью для жизни вдоль гор, в которые ей полагалось бы по логике вещей врезаться, перелетала по мостикам через горные пики, где должен был быть проложен вместо этого туннель. Это был кошмар, который терзал бы по ночам любого инженера-градостроителя. Объяснений могло быть два. Или строители дороги тщательно избегали порчи рельефа местности, стараясь никак его не нарушать, возможно, из каких-то консервативных убеждений, причем до такой степени, что этим повредили дороге… или же дорога была построена так давно, что под ней успели подрасти горы. Последняя теория предполагала, что дорога может развивать недюжинную способность к адаптации, приспосабливаться, находить себе новые возможности оставаться на месте, пока медленные, но неуклонные геологические силы изменяли в течение эпох положение земли под дорогой. Тем самым надо было предположить, что Космострада могла расти, удлиняться, чтобы компенсировать все изменения высоты и длины, чтобы перекинуться мостиком через эти пропасти и ущелья между пиками. Поскольку из таких явлений, как самостроящиеся мосты, можно было сделать вывод, что Космострада не была инертным куском строительного материала, но зато была чем-то вроде вечно продолжающегося процесса, нетрудно было представить себе, что дорога могла сама найти себе самый лучший путь по изменяющейся территории и устроиться как можно, уютнее. Но, во всяком случае, тут, казалось, дороге совсем не было уютно. Она могла перебросить себя через пропасть или полезть в гору, но не могла вырыть себе туннель. Сгустилась тьма, а дождь все равно продолжался. Я все время был настороже, чтобы не попасть в потоп. Целые стены воды обрушивались на дорогу и размывали ее, пока мы прокладывали себе путь в потоках, все вверх и вверх, медленно взбираясь, следуя извилистой ленте дороги на самом крутом склоне холма. На некоторых участках угол крутизны склона доходил до сорока градусов, а роллеры пришлось установить в положение максимального сцепления с дорогой. Этого едва хватало, чтобы не обрушиться в пропасть. Фактор скольжения на некоторых роллерах доходил до максимума на самых опасных участках дороги. То есть, если перевести это на человеческий язык: они скользили и проворачивались на дороге вхолостую, не в состоянии продвинуть нас дальше. Все пытались хоть немного поспать, найти местечко, где не так подбрасывало и швыряло на ухабах. Дарла уложила самого тяжелораненого на постель и напичкала его болеутоляющими. Я спросил ее, как у него дела, и она ответила мне, что чем скорее мы доберемся до Максвеллвилля, тем лучше. Я мог бы и сам догадаться, он потерял много крови. Честно, между нами говоря, мне казалось, что он не выживет. Сукума-Тейлор подошел и уселся рядом со мной на сиденье стрелка, объявив, что ему не хватает места, где бы он мог вытянуться. Кроме того, ему не хочется спать. Винни скорчилась под приборной доской как раз на его стороне. Он случайно ткнул ее ногой, и она подскочила. Африканец извинился. — Простите! Простите! — извинилась Винни, видимо, за то, что оказалась под ногами. Если она была типичной представительницей своей расы, то как могла столь неагрессивная порода выжить так долго? Я подумал о проекте расчистки джунглей. Нет, ей-богу, они и впрямь не могли выжить. — Э-э-э… нас так и не представили друг другу, — сказал Сукума-Тейлор. — Я и не знал, что он может говорить… ах, это она? О, простите. Эриданка, правда? — Ага. Винни, познакомься с Джоном. — Привет! — Как поживаете, Винни? Она свернулась клубочком и снова заснула. Подъем стал еще круче, и дорога резко изогнулась налево. Нас приветствовала временная речушка, образовавшаяся из-за дождя. Роллеры завертелись, потом врезались в дорожное покрытие. — Заставляет задуматься, правда?.. Я имею в виду Космостраду, — сказал Джон. — В каком отношении? — Ну, с одной стороны, почему люди вообще путешествуют по дороге между цилиндрами, вместо того чтобы летать. — Тому есть пара причин, — сказал я ему. — Одна из них та, что пока никто еще не придумал, как сделать передвижение по воздуху дешевле наземного транспорта, даже после всех этих лет. Мне кажется, так и останется на веки вечные. Это вопрос физики. Второе — воздушное судно должно быть спроектировано с учетом определенных факторов, как, например, сила тяжести на планете, давление воздуха и тому подобное. Переправляться с планеты на планету таким образом, следовательно, создает немалые трудности. Я видел кое-какие модели воздушных судов с переменными конфигурациями крыльев и еще какими-то подвижными конструкциями, но все они оказались ненадежными и неуклюжими. И совершенно бесполезными, если попадается на пути планета с безвоздушным пространством. Разумеется, сквозь такие участки можно было бы просто катиться на шасси, но это кажется мне нелепым и глупым. И, к тому же, есть еще антигравы. — М-м-м… Это те, которые с вечным двигателем, да? — Ну да, насколько это известно. Никто еще не разобрался с этим вопросом достаточно хорошо. О, конечно, всегда ходят слухи, как где-то, когда-то, какая-то раса у себя разработала настоящую машину-антиграв. Но я никогда не видел такой штуковины ни на одном отрезке Космострады. Даже «дорожные жуки» бегают на роллерах. — Казалось бы, кто-то уже должен был решить эту проблему за все эти годы. — Да, почему-то это кажется обязательным и неизбежным. Но, видимо, на пути этого открытия лежат монументальные камни преткновения. — Но между планетами есть воздушное сообщение, правильно? — Да уж, у нас, водителей, есть мощная конкуренция, да только сообщение это весьма ограничено. — Я ехидно хихикнул. — Хотел бы я посмотреть, как такой летун проберется через чертову дыру вроде Ветряного Туннеля. — Это планета? — Альфа Манси-2. Ураганы силой до двухсот метров в секунду, песчаные бури, которые окутывают планету, как одеялом. Великан-африканец был потрясен. — Это кажется очень опасным, даже в такой великолепной колеснице, как твой тяжеловоз. — Так оно и есть. Указатель крена склонялся уже к пятидесяти градусам крутизны. Я сам не мог в это поверить, хотя, как мне казалось, я уже все на свете повидал. — О господи! — выдохнул африканец, когда мы глянули из иллюминатора прямо в бездонную пропасть неба, черного, как смоль. Роллеры бешено завращались, потом вцепились во что-то, и мы перевалили через вершины на относительно ровную поверхность. — Опять-таки, — сказал я, переводя дух, — есть и положительные стороны в воздухоплавании. — Еще одно замечание, — сказал Сукума-Тейлор, продолжая разговор. Совершенно очевидно было, что от трепа ему становилось лучше. — Даже если принять, что при наличии высокоскоростных средств транспорта преодоление расстояния между точкой прибытия и следующим порталом — это вопрос только часа или двух (по крайней мере, на остальных планетах, кроме этой), возникает вопрос: почему они не поставили порталы въезда и выезда поближе друг к другу? Ведь можно же было поставить эти порталы на таком расстоянии, чтобы время и пространство из-за случайных накладок не завязывалось узлами, ведь, как я понимаю, это и есть причина, по которой порталы должны отстоять друг от друга на какое-то расстояние? Если бы их поставили хоть чуть поближе, можно было бы скакать с планеты на планету без того, чтобы столько времени проводить за рулем. Только нужно было бы проезжать какое-то маленькое расстояние от портала до портала. — Мне невозможно вам объяснить, — ответил я, — почему нужны большие промежутки времени и пространства между точкой вхождения на планету и точкой исхода с нее, так же, как между порталами, пусть даже точка входа — это просто пустой участок дороги, на которой вы материализуетесь, но я могу сказать вам, что причина заключена в целой куче греческих букв и охапке цифр. И все это страшно теоретично! Держись! Еще одна страшно крутая гора показалась в лобовом иллюминаторе. Мы снова стали карабкаться. Вдруг позади нас вспыхнули предупредительные сигналы, и проревела сирена. Старая, очень старомодная автомобильная сирена-клаксон. Я прижался к обочине, и маленький жучок-машинка прополз мимо нас, с быстротой молнии рванувшись вверх по холму. Это была очень странная машинежка, вполне под стать звуку своего клаксона. А клаксон наигрывал: ля-ля-ля, ля-а-ля-а-а… А сама машинка, насколько я мог разглядеть в водянистой тьме, была американской моделью середины двадцатого столетия, которая в свое время приводилась в движение мотором внутреннего сгорания, который питался топливом либо спиртовым, либо какой-то фракцией от перегонки нефти, забыл, что именно там было. Цвет машинки был красный, отливал каким-то лаковым отблеском. — Привидение, — сказал Сукума-Тейлор. — Надеюсь, что эта штука остановилась в Максвеллвилле. Эти ее колеса очень похожи на пневматические шины… это ведь не роллеры, но просто даже не верится, что это настоящие шины. Так что вы говорили? — А? Да нет, ничего особенного. Ничего. Мы молча ехали, терпеливо взбираясь на крутой холм. Он вдруг сказал: — Джейк МакГроу! — словно это было для него по меньшей мере открытием или прозрением. — Ну, я самый, — ответил я озабоченно и смущенно. — Мне это только что пришло в голову. Я же про вас слышал! Ну да, я помню имя, — он улыбнулся. — Вы должны меня простить, старина. То, что я так это выпалил. Но вы же должны знать, что на Космостраде вы что-то вроде живой легенды. — Я — легенда? — Но ведь вы же Джейк МакГроу, правда же? — Я единственный человек с таким именем, насколько мне известно. — Разумеется. Да, но… встретиться с вами вот таким образом… ну, понимаете, просто… я что хочу сказать: человек начинает сразу вспоминать про Одиссея, Язона, Энея, героических персонажей… а вы кажетесь… — он поморщился. — О господи. Я вечно говорю не то, что хочу сказать, а уж сейчас и подавно. — А я кажусь таким обыкновенным подтирателем задницы. Это вы мне хотите сказать, Джон? Он рассмеялся. — Не совсем. Но то, что про вас рассказывают, весьма примечательно. Он наклонился ко мне с насмешливо-таинственным выражением лица. — Я так понял, что все они, эти рассказы — как выражаются американцы — просто «тянут Тома Кокса», то есть врут? — Все зависит от того, что это за случаи и рассказы, — сказал я с абсолютно серьезной миной. — Если говорить про тех шестнадцать женщин на Альбионе, то полная правда: они все разродились на протяжении шести дней. — А, это как раз та история, которую я хотел бы услышать, — он хитро посмотрел на меня, — я так понимаю, что вы шутите, но, может быть, лучше мне таких предположений не делать. Он снова рассмеялся, но быстро посерьезнел, потому что смерть троих его товарищей убивала в нем всякую попытку к веселью. Наконец он сказал: — Это ваш компьютер заставил меня задуматься, что же такого знакомого в вас. Потом я услышал, как ваша… подруга назвала вас по имени, ну, во всяком случае, я заметил, что компьютер разговаривает с вами необыкновенно по-человечески. Каким образом вы заставили его стать таким необычным? Земные машины могут иногда имитировать людей, они даже довольно успешно подражают человеческой личности, но тут перед нами нечто совершенно иное. — Сэм — больше, чем компьютер, — сказал я. — Его логическое ядро содержит Влатузианскую энтелехическую матрицу. Это компонент размером с ваш большой палец. — Я про них слышал. А с кого был взят образец? — С моего отца. — Понятно. Людям часто такое кажется чем-то болезненным, просто гробокопательским. Мне кажется, я знаю, почему, но я об этом не думаю. — Он погиб при несчастном случае на Каппа Форнакис-5. Я привез его тело на родную планету влатузианцев, которая, как и Земля, не связана непосредственно с Космострадой, и оставил его тело с техниками планеты. Они держали его у себя почти год. Когда я получил тело обратно, на коже головы не было никаких насечек, а мозг был нетронутым. Потом его похоронили на планете Вишну, на нашей ферме. Сэм вставил свое слово. — Ты про меня так разговариваешь, словно бы меня тут вообще не было. Мне от этого весьма чертовски неловко. — О, простите, пожалуйста, — сказал Сукума-Тейлор. — Джейк, извините, вы не возражаете, если я задам ему вопрос?.. Ну вот, снова я говорю не то… Сэм. Не будете ли вы так добры ответить на несколько вопросов? — Валяйте, — ответил Сэм. — Как вы сами себя воспринимаете? Я вот что имею в виду: каково ваше представление о себе с точки зрения физического присутствия, телесной оболочки? Вы меня понимаете? — По-моему, да. Ну, это зависит от разных вещей. Иногда мне кажется, что я — часть тяжеловоза, а иногда просто кажется, что я в нем еду. Большую часть времени меня не покидает ощущение, что я сижу как раз на том месте, где сейчас сидите вы, на сиденье стрелка. Нет-нет, не вставайте. Это чувство остается у меня независимо от того, занято сиденье кем-то другим или нет. Сукума-Тейлор приложил палец к подбородку. — Это очень интересно. Есть и еще один вопрос, но я, право, не знаю… — Вы хотите знать, как это выглядит для человека, когда он умирает? Про это вы хотели спросить? Африканец кивнул. — А черт его знает, как это, потому что про катастрофу я ничего не помню. Мне с тех пор рассказывали, что тот сукин сын, который налетел на меня прямо в лоб, был пьян встельку и что он отделался легко и выжил. Не думаю, что это влатузианцы стерли мою память, они таким не занимаются, но почему-то я совсем этого не помню. Ответ Сэма вогнал африканца в глубокое раздумье. Тем временем мы добрались до вершины очередного подъема, и ветер с дождем стали стихать. Темные стены скал обрамляли дорогу. Космострада наконец счастливо влилась в естественный перевал. Именно в этот момент прожекторы на миг потускнели, потом к ним вернулась прежняя яркость. Мотор стал жаловаться низким укоризненным журчанием. — Джейк, у нас нестабильная плазма, — объявил Сэм. — Ну надо же, как вовремя, — вздохнул я. — По-моему, отсюда мы все время будем катиться под гору. Какие у тебя данные? — Все, что я могу прочитать на приборах, говорит нам, что у нас самая капризная нестабильность и она усугубляется. Температура падает. Ага, и долготное течение в плазме давным-давно перешагнуло предел Крускаля. Погоди-ка, все вспомогательные витки обмотки вроде бы приходят на выручку… ну вот, теперь снова все нормально… постой… еще минутка… черт, снова сбой. Выключи эту штуковину, Джейк. — Сколько у нас мощности в аккумуляторах? — Мы по горлышко заполнены. Можем выбираться пока на вспомогательном моторе, если только мы пока что преодолели последний холм на этой дороге.7
Мы выбрались. Мы скатились по противоположной стороне хребта холмов. В свете наших фар земля выглядела совсем другой, скалистой и дикой. Коротенькие, широкоствольные деревья свешивали темные кроны над дорогой. Мы ехали через широкие плато, ползли по краю темных глубоких провалов, которые, похоже, были каньонами. Дождь перестал, и температура снаружи упала резче некуда. Показались звезды, и впечатляющий замороженный взрыв звездной газовой туманности был словно нарисован на широком полотне неба. Не было никаких узнаваемых созвездий, потому что мы находились в восьмистах или около того световых годах от Земли или Ориона, если считать по часовой стрелке по спирали. Голиафа не было даже в небольших каталогах звезд. Не звездочки, а просто костерки в ночи. Мы даже потеряли Космостраду. Она внезапно оборвалась под массивным скальным обвалом, но не раньше, чем нас об этом предупредил новый, сияющий и мигающий предупредительными огнями дорожный барьер, который оповещал нас, что нам нужно переместиться дальше на такую новенькую, с иголочки, автостраду Департамента Колониального Транспорта. Дорога привела нас в Максвеллвилль через полчаса. Больница была поразительно хорошо оборудована. Серьезно раненный наш спутник был наполовину в коме и в шоке, но в него напихали достаточно трубок, чтобы разбудить и труп, и подняли ему гемоглобин с помощью плазмы, крови и кровезаменителей. Они даже ухитрились спасти ему ногу. Остальных из нас обработали и отпустили после того, как заново перевязали и заварили кожным пластиком на месте наши раны, а еще влив в нас полный спектр антибиотиков и антиксенобиотиков. Чтобы до конца убедиться, что ничего вредного в нас не осталось, они загнали нас под проверочный луч, который быстро поджарил все инородные тела в наших организмах, которые не могли представить паспорт, что их вырастили и выкормили на земле. Потом нам представили счет. Я сглотнул слюну и вытащил свою страховочную карточку Медицинского страхования Гильдии, которая уже была просрочена. Они проверили номер контракта, но их это не устроило. Сукума-Тейлор настаивал, что он сам этим займется. Поэтому я позволил ему это сделать, настояв, что заплачу ему потом и возмещу все расходы. Я отправился обратно в кабину. — Джон пригласил нас заехать на их ранчо, — сказал я Сэму. — Что ты об этом думаешь? — Для тебя это замечательно. Я же буду в гараже. Я нахмурился. — Я забыл. Мне не хотелось бы быть на таком удалении от тебя. Но мотели нам не светят. А когда почтовый тяжеловоз придет в город, констебль может начать уже нас искать. — Лучше тогда пойти и узнать, когда приходит следующий почтовый. — Правильно, — я глубоко вздохнул. — Сэм, мы по-прежнему накапливаем гору вопросов, на которые нет ответов. — Например? Я пошел назад, чтобы забрать парочку вещей из кормовой кабины, запаковал сумку и застегнул на ней молнию. — Ну, например, чего ради была устроена вся эта потеха у «Сынка». Если Уилкс хочет видеть меня мертвым, почему бы ему просто не сделать соответствующий шаг? Зачем вся эта болтовня насчет слияния компаний? Что общего у всей этой дряни с рикки-тикки, то бишь ретикулянцем? — Я схватил рюкзак Дарлы и пошел вперед, потом уселся на водительское сиденье. — И почему, черт побери, если они хотели застать нас врасплох в том мотеле, почему они подъехали с такой помпой, словно колониальная милиция в поисках наркотиков? Они что, никогда не слышали, что можно бесшумно подкрадываться? Они могли бы так легко нас поиметь, но нет, они врываются туда с визгом роллеров и пушками наперевес. И откуда они знают, что мы там? — Менеджер отеля мог быть на побегушках у Уилкса. Про нас могли пойти слухи, и он сообразил, что босс будет нас искать. — Да, вполне возможно, но все-таки в этом по-прежнему нет никакого смысла, ни в чем нет никакого смысла, включая дикие истории, которые, как выясняется, слышали все, кроме нас. — Я устало покачал головой. — Ну и дикие денечки, последние два. Я вспомнил про потерянный ключ и вынул из коробки запасной. Я зарядил пушку свежими зарядами. Взял со спинки сиденья свою кожаную куртку и надел ее. Ночь была холодная, но рассвет был уже не за горами. Мы провели большую часть ночи в больнице. Я сунул запасной ключ в карман куртки. — А где все остальные? — спросил Сэм. — Ждут в вестибюле больницы. Я скажу Джону, что мы поедем с ними после того, как тебя сводим к доктору. Пришла заря, и Максвеллвилль ожил. Мы подъехали к ближайшему прокатному гаражу, где Сукума-Тейлор нанял «шмель-вихря», машину, которая ходит на водороде, для того, чтобы доехать на ранчо, которое, как они полагали, находилось километрах в пятидесяти к югу от города. Он и его группа последовали за нами, пока мы ездили вокруг в поисках платного гаража. Один такой мы нашли, и название его отдавало чем-то знакомым. Гараж оказался надувным куполом, политым отвердителем, где рядышком стоял трейлер-фургон, который служил хозяину одновременно и домом и офисом. Дома никого не было (грязь и запустение там царили страшные). Купол был брошен, так я по крайней мере подумал. Одинокая спортивная модель стояла на домкратах возле дальнего конца двора. Когда я подошел поближе, из-под нее выползла пара сапог, потом ноги, а потом и остальное туловище Вонючки Гонсалеса. — Джейк? — он прищурился, словно хотел меня получше разглядеть. — Джейк! Какого хрена ты тут делаешь? И как ты, хрен тебя возьми, поживаешь? Вонючка говорил на интерсистемном лучше, чем любой человек, которого я знал в своей жизни. Собственно говоря, он был единственным человеком, который мог говорить на этом языке гибко и красочно, с идиомами. Однако его владение разговорным жаргонным английским было не меньше, чем просто мастерским. Он родился и вырос на планете, где интерсистемный был своего рода наддиалектным койне, языком для общего пользования, для того, чтобы договориться с соседом, у которого родной язык был иным, чем твой. Кроме того, интерсистемный применялся там и в качестве официального языка. Есть несколько таких планет. Однако, когда я в последний раз его видел, это было на Обероне, англоговорящем мире, населенном, однако, испаноязычными людьми, превратившими английский в своеобразный говор. — А ты какого хрена тут делаешь? — ответил я ему по-английски, хотя и придерживаясь его любимого словаря. — Ты в конце концов довел людей на Обероне до того, что они тебя выгнали? Он рассмеялся. — Ах ты, долбаный сын хреновой суки. А какого хрена, как ты думаешь, я тут делаю? Пытаюсь заработать себе на хреновую жизнь! Эй, а как твои дела шли? Ты хоть что-нибудь от жизни получал? — Свою долю и больше ничего. Ты занят? Он выразительно обвел рукой пустой гараж. — О да, я настолько долбано занят, что у меня не хватает времени даже отчехвостить все это как следует. А эти сволочи тут вообще расплодились, да еще не хуже цирковых акробатов отрабатывают это все в моем гараже. Последнее касалось интересного животного, которое обитало на этой планете: у него было не два пола, а несколько, и поэтому его брачный ритуал напоминал больше партерную акробатику. — О чем ты, черт побери, говоришь? Я тут обосновался всего две недели назад, а то и того меньше. Приходится отвести хоть немножко времени на то… — тут он неожиданно посмотрел на меня, сузив глаза. — Эй… что за чокнутые МЕРТЕ я тут про тебя слышал? — А какие именно чокнутые МЕРТЕ, Вонючка? — Не знаю. Всякую долбаную дорожную чушь насчет того, что у тебя вдруг якобы появилась карта Космострады или что-то в таком роде. Бредятина собачья, больше ничего. — Вот именно, я тоже придерживаюсь того же мнения, — я хлопнул его по плечу. — У меня для тебя кой-какая работенка. Сэм чего-то прихворнул. — Ладно, швырнем его об стенку и посмотрим, может, прилипнет. Заводи его сюда. Я вышел наружу и сказал Джону, чтобы он отвел всех на завтрак. Небольшая забегаловка, где подавали завтраки и обеды, была неподалеку. Потом я аккуратно загнал Сэма в гараж. Ей-богу, он только-только поместился. Двадцать минут спустя Сэм превратился в запасные части, разбросанные по всему гаражу. Мотор ободрали от всех кожухов и оболочек и разложили нагишом для осмотра. Во время этой процедуры я обнаружил к своему острому носовому недомоганию, что Вонючка все еще вполне заслуживал своего прозвища, которым его могли безнаказанно называть только друзья. Вонючка постучал по мотору своим гибким гаечным ключом, а на лице его отразилось сосредоточенное внимание врача-диагноста. — Не знаю, не знаю, Джейк. Может быть, всю эту пакость придется удалить. — Торус?! — завопил я. — Иисусе Христе, ты же говоришь про работу, которая стоит больших денег, Вонючка! — А что, ты хотел бы, чтобы я тебе рассказывал всякие долбаные сказки, или тебе нужна правда? Долбаный трубопровод плазмы горячее, чем (тут ссылка на весьма оригинальные сексуальные обычаи обитателей планеты Свободной) во время Недели Экстаза. — Он скрестил на груди руки и посмотрел на тяжеловоз весьма критически. — Слушай, Джейк, каким это образом ты заполучил себе инопланетный тяжеловоз? Эта штуковина — кусок МЕРТЕ, — он покачал головой. — А, впрочем, тебе и земная МЕРТЕ не очень-то понадобится. Вот посмотри на эту штуковину. Он протянул руку и постучал по какой-то цилиндрической детали. — Омический разогреватель. — Он фыркнул. — Такое добро даже на земных машинежках больше не устанавливают. Это же просто шутка какая-то. Он скрестил на груди руки и неодобрительно зацокал языком. — Не знаю, как тебе удается еще ездить на такой груде металлолома. — Он посмотрел на меня и поспешно добавил: — Черт, я не хочу ничем оскорбить Сэма. Мне не терпелось. — Правильно. Так что, по-твоему, приключилось, с колымагой-то? Он воздел руки к небу. — А какого черта я могу это так сразу угадать? Мне надо пристегнуть сенсоры и только тогда поглядеть на эту штуковину. Ну хорошо, у тебя была дискретная нестабильность плазмы. Это ведь только симптом. Что, если это как раз вон тот разогреватель? Они больше не делают таких частей, я имею в виду производителей запчастей. Мне придется кустарно что-нибудь изготавливать, а, может, это и вовсе вакуумный насос. Может быть, это подхватчик тока, возможно, преобразователь частот или еще тысяча и одна штуковина. Черт долбаный, это же может быть все, что угодно. — Он пожал плечами, словно сдаваясь. — О черт, Джейк, я сделаю все, что смогу. Должно быть, что-нибудь я сумею придумать. После того, как я с ней справлюсь, я ее для тебя специально ионно почищу. Я хлопнул его по спине. — Я знал, что могу рассчитывать на тебя, Вонючка. — Я знаю, что я такой вот весь из себя долбаный гений, — он посмотрел на счетчик радиации на своей грязной рубашке. — Э-э-э… мне бы лучше надеть свой противорадиационный костюм, а тебе — убираться отсюда, пока нам обоим яйца не припечет. — О'кей. Сэм со мною будет держать контакт. Дай ему знать, если что, хорошо? — Ладно, Джейк. Я повернулся, чтобы уйти. — Джейк! — окликнул меня Вонючка. — Чего? — Ты что-то ходишь как-то странно. С тобой все в порядке? — Да, встретили тут парочку странных жуков на равнинах. Такие штуковины примерно вот такой величины… — А-а-а, прыг-скокающие крабы. Не знаю, почему их так называют, но называют их именно так. — Правильно, прыг-скокающие крабы. Нам то же самое сказали в больнице. — Насчет этих тварей приходится держать ухо востро. — Да, мы… ну да ладно, еще увидимся. Вся группа ждала меня возле «шмеля», взятого напрокат. Я залез в машину и тут почувствовал, что по мне словно ползет что-то мерзкое, противное. Я всего себя по возможности осмотрел, но ничего не нашел. Что-то за последнее время слишком много противных маленьких существ стало по мне ползать. Отсюда и испорченные нервы. После того как мы выполнили в городке кучу вещей, главным образом закупку провизии и всего такого прочего, мы выехали из города. Вопрос почты решился сам собой, когда мы проезжали мимо максвеллвилльского почтового отделения, и я увидел, как почтовый тяжеловоз разгружается у доставочного входа. Вне всякого сомнения, там было и коммюнике насчет нас. Прежде чем мы уехали, мы высадили двоих из группы, австралийского аборигена и женщину-индуску, возле гостиницы. Они вполголоса спорили насчет Сукумы-Тейлора. Этим двоим не понравилось, как разворачивались события. Они хотели немного подумать — соприкоснуться с жизненным планом, как они это назвали — и переждать. Какая-то многозначительность в их словах меня смутила. Сукума-Тейлор не попрощался с ними, но его, как я понял, не особенно огорчил их уход. Короткий отрезок колониальной автострады заканчивался на грунтовой дороге, которая по ухабам довела нас до ручки, потому что в течение, как нам показалось, многих часов она извивалась вокруг высоких рощ и утесов, пока не раздвоилась на две дороги. Сукума-Тейлор остановил машину и воздел руки к небу. — Как обычно, — сказал он сардонически, — указания как найти дорогу едва соответствуют тому, что видишь на самом деле, когда этим указаниям следуешь. Кто-нибудь может догадаться, куда именно нам надо направляться и какой путь выбрать? — он повернулся к восточному человеку на переднем сиденье. — Роланд, ты? Роланд выставил голову в окошко, пытаясь найти солнце. — Трудно сообразить, как определить дорогу не на твоей родной планете… особенно, если не знаешь угол наклона ее оси вращения. У тебя есть путеводитель, Джон? — Угол наклона чего? — Погоди, дай подумать, — сказал Роланд, прикрывая глаза ладонью. — Солнце вон тут. Стало быть, это означает… э-э-э… — он почесал в затылке. — Ну да, — вставил я, — Максвеллвилль в противоположном направлении от того места, куда нам надо направляться, поэтому это — Космострада. — Не зная почему, я повернулся к Винни. — Где Космострада, лапочка? — Туда! — пропищала она, показывая рукой вправо. Все повернули взгляды назад. Чуть поколебавшись, Джон снова завел «шмеля» и поехал по левой дороге. К этому времени наш экипаж сильно поубавился: я, Дарла, Винни, восточный юноша, белая женщина, которые были нам в первый раз за это время представлены, Роланд и Сьюзен Дархангело, плюс наш африканский вождь. Человека, который оказался в больнице, звали, как мы узнали. Стен Хансен. Сьюзен была светловолосая, тоненькая, с ореховыми глазами и прелестным вздернутым носиком, который очаровательно морщился, когда она улыбалась. Лицо ее было молодым, но я решил, что ей больше тридцати, поскольку она, видимо, отказалась от своей первой серии антигеронического лечения из-за финансовых, религиозных или этических соображений. У меня пока что было только весьма слабое представление насчет того, что именно было сутью или ядром телеологического пантеизма. Йи был моложе, ниже ростом, его прямые и жесткие черные волосы торчали во все стороны на голове. Он был очень приятным и легким в общении молодым человеком, как и все они. Винни была права, и в конце концов мы выбрались на «ранчо», которое Сукума-Тейлор узнал по картинкам. Посредине широкого плоского пространства, похожего на крышку стола, стояло только одно строение, дом, плюхнутый как попало. Вокруг росло несколько странных деревьев. Эту усадьбу только наполовину достроили. Дюроформовая скорлупа, которую оставили расти, стояла только с половиной окошек на своем месте, остальные пока даже не были приготовлены, не то что вставлены. Все готовые окошки были почему-то слева. Непогода повела себя, как бомж, который находит пристанище там, где оно есть, и поселилась лужами и пылью внутри, не говоря уже о местной фауне. Полы и потолки были отмечены потеками воды, пылевые холмы отметили все углы. Гуано всяческих животных придавало ранчо вполне скотоводческий вид. (Если хотите знать, все экскременты на Голиафе ярко-желтого цвета). Люди здесь тоже побывали. Дыра, прорубленная топором в вершине крыши дома из дюроформы, служила дымоходом для тех костров, которые здешние постояльцы разводили прямо на полу. Черные выбоины пола были полны золы. Пустые картонки из-под еды украшали дом. Была тут и кухня, вернее, для нее было приготовлено место, но ничего похожего на кухонные приспособления не было даже поставлено. — Люди, которые владели этим местом, проели все строительные фонды, — сказал мне Сукума-Тейлор, — жертвы последнего кредитного кризиса, примерно два стандартных года назад. Систем-Банк закрыл строительство, а нам, понимаете, понравилась цена за это место, и мы его купили. — Какая тут по ночам бывает температура, а? — Чуть меньше десяти градусов. Редко когда она опускается ниже точки замерзания. — Но все же не совсем райские условия. — Согласен. Как вы смотрите на то, чтобы возглавить команду по сбору хвороста для костра? — Смотрю плохо, но все-таки ничего другого мне не остается. Местный вариант горючего материала было весьма правдивое подобие дерева, полученное от растения, которое я прозвал «дерево Вурлитцера». Никто не понял шутки, потому что никто никогда не слышал о знаменитом в свое время изготовителе театральных и консерваторских органов раннего двадцатого столетия. Из своего детства я помнил, как наш эксцентричный сосед восстановил древний орган, настоящий вурлитцеровский, в своем подвале. Дерево выглядело точь-в-точь как расположение диапазонных труб этой странной штуковины, вертикально поставленные пустые трубки разной длины и диаметра, от крохотулечных пикколо до басовых педальных труб, ноты которых потрясали крышу. И все эти трубы вырастали вверх от маленького образования, похожего на клавиатуру органа, только подковообразной формы. В пустынном дворе усадьбы таких деревьев было множество. Маленькие трубы становились хорошими лучинами на растопку, а из больших, распиленных пополам, получалось приличное топливо — настоящие дрова. Остаток дня мы провели за расчисткой дома и превращении его во что-то жилое. Мы даже нашли небольшую уборочную машину в одном из чуланов, и она оказалась просто незаменимой. Телеологи потеряли все свое снаряжение, а то, что они купили в городе, не очень-то им помогало. Они возместили себе некоторые из утерянных личных вещей, вроде самонадувающихся спальных мешков яйцеобразной формы или всякого такого, но им не хватало полезных инструментов. Это место требовало уймы работы, а они совершенно не были экипированы для того, чтобы ее выполнить. Но пока все были заинтересованы только в том, чтобы сделать эту штуковину пригодной для ночлега. Я как раз чистил маленькую спальню на задней половине дома, когда услышал, как кто-то завизжал. Я вышел в бывшую столовую и увидел, как Сьюзен стоит над чем-то, что лежит на полу, осторожно толкая это что-то метелкой. Существо было похоже на помесь змеи с гусеницей, разрисованное яркими красно-зелеными полосами, длиной примерно сантиметров двадцать пять. Пары ног, вроде тех, что у сороконожки, украшали все тело от начала до конца. Тело не имело никаких сегментов, просто было толстой колбасой. На концах ног были крошечные присоски. Однако голова была довольно странной, ничего рептильного в ней не было — глаза были большие и смотрели так, словно в них светился разум. Из отверстия в черепе торчало что-то маленькое и розовое, вроде рожка. Это что-то было закручено, а по виду напоминало мозг. Животное конвульсивно дрожало в предсмертных корчах. Часть его тела была раздавлена прямо за головой. — Ик! — невольно вырвалось с омерзением у Сьюзен, которая смотрела на существо с болезненно-завороженным видом. — Откуда оно появилось? — спросил я. — Не знаю. Мне показалось, что я ударилась метелкой во что-то мягкое, когда мела здесь. Должно быть, я на нее потом наступила, — она с отвращением сморщила лицо. — Фу-у-у, из нее мозги вытекают… — Оно что, сидело на моей куртке? — сказал я, указав поодаль, где куртка лежала, упав, видимо, с гвоздя. На рукаве был след от ноги. — Ох! Извините. Да, наверное, так и получилось. Но я не могу понять, почему я эту штуковину не заметила, когда наступила на нее. Животное перестало дергаться и умерло. — Ик! — снова сказала Сьюзен. Я поднял тело на палку и выбросил его наружу, в кусты. К вечеру я и Дарла решили пройтись по равнине. К этому времени повышенная сила тяжести казалась почти нормальной. Мы прошлись среди вурлитцеровских деревьев, пока большое желтое солнце Голиафа закатывалось и становилось тускло-красным полукругом, который сидел на низеньком холмике далеко на горизонте. Небо становилось кобальтово-синим, безоблачным и девственным. С нами рядом совсем не было никаких звуков, кроме шума ветра, который поднимался с заходом солнца. Вскоре на небе вышли несколько сияющих звездочек, а густая атмосфера добавила к их сиянию дополнительный блеск, а потом сияющее облако туманности выплыло на небо, такое же величественное, как и предыдущей ночью. Мы не так много разговаривали, потому что до самых косточек прочувствовали усталость от того, что всю предыдущую ночь не спали, а нервы наши просто онемели от всех наших последних приключений. Но все же что-то постоянно давило мне на мозги. — Дарла, есть одна штука, которая все время меня терзает и не дает покоя, если не считать еще с полдюжины таких же загадок. Это насчет Винни опять. Дарла старательно зевнула, потом извинилась. — Совсем я скапутилась, — сказала она. — А в чем дело с Винни? — Да, собственно говоря, никакое это не дело. Я просто подумал, как это ей удалось выбрать сегодня правильную дорогу — и насчет того, как она помогла нам выбраться из джунглей там, на Оранжерее. Дарла подавила еще один зевок. — Мне кажется, врожденное чувство направления. — Она сдалась в неравной борьбе с зевотой и уступила еще одному зевку, совершеннейшему раздирателю челюстей. Потом пришла в себя и сказала: — Может быть, она всегда обладала этим даром… я хочу сказать, из-за жизни в джунглях. — А сегодня? — А может быть, просто счастливая догадка? — предположила Дарла. — Довольно просто, но опять-таки я вспоминаю, что ты рассказывала мне насчет того, что ее народ не любит покидать свою территорию. — Спасибо за напоминание. Но это не означает, что сама Винни никуда не перемещалась. В конце концов, поехала же она с нами. Кто знает? Может быть, она работала с той компанией, которая расчищает джунгли, прежде чем пришла в мотель. — Ты хочешь сказать, что она помогала разрушать собственный дом? Дарла сдалась, наклонив голову. — Тут ты меня поймал. — Она посмотрела на небо и остановилась. — Ты знаешь, твой вопрос вполне разумен. Мы же, должно быть, проехали не меньше восьмидесяти кликов после того, как приехали на планету, и до того, как добрались снова до Космострады. — Вот поэтому я тебя и спросил. Дарла собиралась что-то сказать, но потом сделала вид, что валится в обморок, и прислонилась к моей груди. — Джейк, я так устала, — сказала она. Я обнял ее и зарылся лицом ей в волосы. Они пахли скошенными лугами, теми, на которых я играл ребенком, это была живая память, запрятанная в запахе. Таких воспоминаний много у каждого человека. Она теснее прижалась ко мне всем телом и положила руки мне на шею, а ветер поднялся со слабым холодным стоном, как всегда бывает, когда ветер поднимается на открытых пространствах. Мы обнялись. Я поцеловал ее в шею, и она вздрогнула от удовольствия. Я поцеловал ее снова. Она подняла на меня глаза, полуприкрытые тяжелыми веками, одарила меня сонной и довольной улыбкой и нежно меня поцеловала. Потом она поцеловала меня снова, на сей раз с испытующей страстностью. Я пальцами нашел глубокую ложбинку ее позвоночника и провел по нему под ее курткой до самого начала ягодиц, дразняще замедлив там движение. Она ответила мне, толкнув меня бедрами о бедра, и я стал ласкать ее сзади, потом вернулся назад, проведя рукой по бедру, и положил согнутую ковшиком ладонь между своей грудью и ее. Груди у нее были маленькие и твердые. Но ветер становился все холоднее, и настало время идти обратно домой. Мы начали обратный путь. Вернувшись, мы нашли телеологистов на заднем дворе, где они сидели кружочком в молчаливой медитации. Мы стояли и смотрели на них. Никто не разговаривал, потом неожиданно заговорила Сьюзен. — Иногда я не ладила с Кирсти, — это прозвучало, как часть беседы, но никто ей не ответил. Прошло много времени, прежде чем Роланд сказал: — Зев был хорошим человеком. Мне будет его не хватать. Теперь настала очередь Джона. — Сильвия знала, что мне придется идти туда, куда укажет моя совесть. Это была часть моего Плана, она знала об этом… Он не докончил фразу. Так продолжалось некоторое время. В конце концов Джон посмотрел вверх на нас. — Наверное, вы двое хотите есть. Ну вот, мы-то не голодные. Все они встали и подошли к нам. — У нас было воспоминание, — объяснил Джон. Я стал извиняться, но Джон остановил меня. — Нет-нет. Мы уже закончили, — сказал он. — Давайте поедим. Ужин не потребовал от нас долгих приготовлений, поскольку главные съестные припасы оказались родом из саморазогревающихся упаковок, но Роланд снял с петель ненужную заднюю дверь и сделал из нее обеденный стол, поставив ее на обломки скалы. Стол накрыли приборами и тарелками для всех, которые Джон привез с собой, купив по дороге дорожный столовый сервиз. В качестве центрального украшения стоял биолюмовый фонарь, огонь весело потрескивал, и мы уселись за добрый ужин. Я сорвал крышку со своей саморазогревающейся упаковки и стал ждать, пока содержимое ее не станет дымиться и булькать, потом выплеснул бурду себе на тарелку. Вся бурда выглядела скорее как Романов после казни в Екатеринбурге, чем как бефстроганов, как гласила этикетка, но было на удивление вкусно. Беседа была вполне веселой. Телеологисты разговаривали в основном именно о телеологизме, но Джон был настолько любезен, что включил в беседу и нас, объясняя нам по ходу разговора то, что было непонятно. Оказалось, что Джон и его компания были сектой, которая откололась от главной церкви в Хадидже, хотя сами термины «секта» и «церковь» тут не совсем подходили. Телеологический пантеизм все больше походил не на догматическое представление о вещах, а на свободную черту, в пределах которой человек мог отдаваться любой области теологии. Как я понял, разрыв между основной сектой и компанией Джона оказался больше личным, нежели догматическим. Я попросил Джона дать мне определение телеологическому пантеизму слов так в двадцать пять или поменьше, полностью беря на себя ответственность за то, что такое определение будет сильно упрощенным и несправедливым. — Ну что же, — ответил Джон, — как мне кажется, я спокойно могу это сделать. И определение не окажется слишком упрощенным. Он сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, словно собирался родить какой-то рифмованный стишок. — Телеологический пантеизм, если рассматривать его как акт веры, есть вера в то, что у вселенной есть цель, а во всем есть План. Вера эта не поддерживается разумными доводами. Под «актом веры» я понимаю нечто вроде «прыжка» Кьеркегаарда, поскольку нет никаких эмпирических доказательств, чтобы поддержать такую веру. — Тогда почему вы в это верите? — спросил я. — Простите. Продолжайте. — Нет, вопрос правильный, но я не мог бы ответить на него абзацем или двумя. Даже в пятидесяти страницах трудно было бы уместить ответ. Я наверняка поговорю с вами об этом позже, если вам захочется, но вот вам, по крайней мере, телеологическая часть всего этого. Теистический компонент веры включает в себя идею, что вселенная больше, чем сумма ее составляющих, что общность того, что является, если хотите, реальностью, есть проявление чего-то высшего, чем совокупность ощущений, которые мы от нее получаем. Он остановился, проанализировал собственные построения в риторике и покачал головой. — Нет, это не вполне передает то, что я хотел бы сказать. Все, что тут есть, относится к расплывчатой метафизике, а я совсем не то хотел сказать. Давайте попробуем сначала. Он постучал по столу длинными тощими пальцами. — Мы также принимаем на веру, что у реальности есть некий Унифицирующий принцип, который проявляется далеко не полностью в естественных законах бытия, которые просто указывают направление поиска сердцевины вещей и бытия. Он поерзал на окаменевшем полу из пенорезины. — Вот, более или менее, в чем суть вопроса, но я хотел бы подчеркнуть, что главная разница между нами и любой другой религией, которая включает в себя божество, состоит в том, что мы не стремимся навязать этому принципу никакой структуры, не стремимся представить его антропоморфно или как-нибудь еще. Мы не говорим про него как про бога и вообще отбрасываем всяческие этикетки. Мы считаем, что мы очень мало можем знать о самом принципе, поскольку он всегда находится в движении и развитии, он постоянно преображается. По мере того, как разворачивается и преображается Универсальный План. Мы отличаемся от классических деистов в том, что мы не можем представить положение вещей, когда создатель кое-как создает космос, запускает его по часовой стрелке, а потом просто бросает его. — Он глотнул кофе. — Мне кажется, мы не уложились в двадцать пять слов. — Джон, — сказал ему Роланд. — Ты и пукнуть не сможешь меньше, чем в двадцать пять слов. Джон первым захохотал. — Я принимаю обвинение и признаю себя виновным, милорд, — и с хитрой улыбкой он добавил: — Но, в конце концов, и выпускать воздух — это тоже человеческая черта. Стон и хохот. — Ты хоть мог бы быть оригинальным, Джон, — укорил его Роланд. — Это было ужасно, и я никогда бы тебя не простил, если бы ты мне не предоставил это вот жилище, — добавил он, показав рукой на дом. Дрожь прошла по присутствующим. — Кроме шуток, — сказала нам Сьюзен, видимо, желая извиниться за то наказание, которому нас подвергали ее сотоварищи. — Телеологисты просто обожают поговорить. И хорошо, потому что в нашей религии, пожалуй, ничего другого и нет. — Сьюзен права, — сказал Роланд. — Мы не служим мессу в традиционном смысле. У нас есть несколько церемоний, ничего даже отдаленно похожего на литургию, и очень мало с точки зрения священных книг. Мы верим, что и в этих вопросах мы должны быть гибкими, а книги меняются. — Мышление — уже богослужение, — вставил Джон. — Точно так же, если говорить о том, что ты думаешь. Но не все думают одинаково. — Да, вот именно, — согласился Роланд. — Мы хотели бы получить религию, которая была бы лишена всякой догматической жесткости и жестокости, шкурной ортодоксальности, папских булл, безгрешных наставлений и увещеваний… и всякого такого сброда. — Мы отвергаем откровение как источник истины, — сказала Сьюзен. — Больше всего крови в истории было пролито при спорах, чья книга святее. — Книги пишут люди, — сказал с ударением Роланд. — А не боги. — Разумеется, — сказал Джон, — есть еще очень много вопросов. Из телеологического ручья вытекает множество течений. Мы верим, например, в коммунальное житье. Опять же, в этом нет ничего нового… — Единственное, чего мы не делаем, — вставила Сьюзен, — это не обращаем никого в нашу веру. Мы хотим обращать людей только личным примером или чем-то вроде осмотического проникновения в общество, но не убеждением. Только не раздачей памфлетов на углах улиц. — Похоже на то, что такая религия для меня, — сказал я наконец. Собственно говоря, для моих ушей это прозвучало как Кант, Шопенгауэр и Гегель, которых прогнали через синтезатор белка и наперчили радикальной теологией середины двадцатого века. — Где мне расписаться во вступлении в члены? — Прямо тут, — сказал Джон, обводя рукой собравшихся, — и ты это уже сделал, задав этот вопрос. Я прислонился к рюкзачку Дарлы, расплел ноги и положил их под стол. — Ну, единственное мое возражение сводится к тому, что я не люблю жить коммуной. Я очень страшный по утрам, и я по ночам рыскаю в кладовке. И вообще-то я очень несговорчивый и не любящий помогать коллективу сукин сын. Джон сахарно улыбнулся мне. — Но я уверен, что на свой лад ты очень обаятельный человек, и тебя легко полюбить. Однако совершенно не обязательно жить с прочими телеологистами, чтобы им быть. — Просто надо еженедельно опускать свою лепту в тарелку для сбора пожертвований, а? — Нет. Прибавь к своему списку того, что мы не делаем, то, что мы не собираем членские взносы. — И не берем ни от кого пожертвований, — добавил Роланд, — а равно и не вымогаем их. — А кто платит за жилье? — спросил я, потрясенный. Может быть, это и впрямь мой любимый вариант древней религии. — Наша финансовая поддержка идет от фонда Шуйлера, он был основан австралийским мультимиллиардером, который довольно рано обратился к телеологии. Он прочел книги основателя религии Ариэли Маккензи-Дэвис, — Джон растянулся на полу, опираясь головой на руку. — Она очень интересно пишет. Я тебе дам прочесть ее первую работу, то есть, — сказал он, а голос его тут же стал несчастным, — если я не настолько рассеян и не забыл ее в своей котомке, что осталась в автобусе. Это воспоминание привело на ум и остальные события, и беседа замерла. Я попытался ее возобновить. — Кроме того, — сказал я, — я не отношусь к тем людям, которые могут совершить «прыжок» к вере. Я пытался читать Кьеркегаарда, но у меня это пошло не под гору, а в гору. Только Сьюзен, американка, привыкшая к подобного рода шуточкам, поняла, в чем дело и что я хотел сказать. Лицо ее исказилось, словно от боли. — Не надо, Джейк, после такого дня, — упрекнула она меня. Роланд подозрительно посмотрел на нас. — Я что — чего-то недопонял? — О господи, — сказал Джон, — до меня только что дошло. Ну конечно, просто американская шутка, когда название или имя разделяют на отдельные кусочки и всем придают какой-то смысл. Роланд заинтересовался, и Джон объяснил ему. Роланд покачал головой. — Джейк, иногда твои культурные аллюзии и намеки, не говоря уже о большей власти твоей лексики, весьма странны и устарели. По крайней мере, я далеко не всегда тебя понимаю. Ты, конечно, из Северной Америки. А из какой ее части? — Западная Пенсильвания, старые Соединенные Штаты Америки. Она довольно изолирована, и там примерно столетнее культурное отставание от современности. Еще и лингвистическая атрофия. Большая часть выражений из разговорного языка родом из середины двадцатого столетия, даже раньше. Это был мой родной язык, всосанный с молоком матери, и я никогда не отучусь от него. — Но ведь ты кажешься образованным человеком? — Это уже пришло потом, здесь. — Понятно. Дарла, а у тебя акцент, который я никак не могу опознать. По звучанию похоже на… средне-колониальный, но я знаю, что это не совсем то. Просто не могу найти лучшего слова. — Моя мать работала в колониальном управлении много лет, — сказала Дарла. — И таскала меня с планеты на планету. Она была канадкой, а мой отец — голландцем. Поэтому дома по очереди — английский и нидерландский, в школе — интерсистемный, а еще португальский, тагалогский, бенгальский, шведский, африкаанс, финский… Мы все рассмеялись. Обычный языковой салат. — Слава богу, что есть интерсистемный и английский, — сказал Джон. — Иначе у нас тут был бы Вавилон. Он зевнул. — А уж если говорить насчет горок, так мы все катимся с ног долой… Все согласились. Мы быстренько убрали мусор от ужина и приготовились провести холодную ночь в скорлупке из металла посредине Восточного Иисуса (так окрестил это место Роланд). Но прежде чем мы легли спать, необходимо было поговорить с Джоном. — Джон… мне надо было бы сказать тебе об этом раньше, но как-то не было возможности… за мою голову назначена цена. Ты и твои люди могут из-за меня оказаться в опасности. — Так я и думал, колониальные власти? — Да, и они тоже, но это наименьшее зло. — Понятно. — Откуда ты знал? — спросил я удивленно. — Те самые слухи, которые мы упомянули. В них говорится, что за тобой все гоняются. И снова — словно за нами действительно следует некая неотвратимая тень. Мне уже было от нее тошно. — Все? — я потеребил нижнюю губу. — Может быть, нам следует уехать? — Я не собираюсь в такое время ночи гнать машину в город. Я никогда не смогу найти дорогу назад. — Мы могли бы пройти ее пешком. — Что? Пешком через эту дикую пустыню? На чужой планете? — он хлопнул меня по плечу. — Джейк, мы тебе обязаны нашими жизнями, понимаешь — жизнями! Роланд будет нести первую вахту. Мы бы все равно стояли на вахте. Ты сам знаешь, почему. Слишком много разбойников шастает по Космостраде. — Правильно. И еще, Джон… — Он повернулся ко мне. — Спасибо. — Не всегда получается, что принимаешь в гостях живую легенду. — Он оглянулся. — Не столько в гостях, сколько в сарае, правильнее было бы сказать. Дарла и я смотрели, как раздувается ее спальный мешок-яйцо. Он рос и рос до тех пор, пока не стал похож на гигантского зеленого жирного червяка. Я ей так и сказал. — Он такой большой, что может съесть нас обоих, — сказала она. Мы заползли внутрь, химическое тепло уже превратило нутро мешка в теплую, пышную зеленую матку, чудесную и уютную, мягко освещенную биолюмовыми панелями. Однако раздеваться было довольно трудно. Я почувствовал холодное дуло «Вальтера» Дарлы всей своей спиной. — Ну нет, сдаюсь. — Ой, прости. — Дарла, держи эту штуковину под рукой. — Обязательно, — ответила она. — А как насчет Винни? — Я ей дала еще одно одеяло. Она сказала, что ей не хочется спать. — А тебе? — Хотелось, но уже нет, дорогой мой. Иди сюда. Музыка… Музыка, такая негромкая… Музыка, такая негромкая, но вездесущая и поглощающая, единственный огромный, переливающийся аккорд, полный нотами от нижнего до верхнего конца клавиатуры, покрывающий октаву за октавой. Он звучал над равниной, как хор потерянных душ, которые оплакивают свою судьбу, мрачный и неотвязный. С этими голосами пели скрипки, флейты, гобои, струнные — плачущие виолы, угрожающие контрабасы… арфа, челеста, которая жалобно постанывала. Структура аккорда менялась, а лады перестраивались, и теперь словно сам господь бог играл на органе вселенной, прекрасные и священные звучные аккорды вырывались из-под его пальцев, отражаясь от крыши мира… Дарла вздрогнула и проснулась, ухватившись за меня. — Джейк! — Да это просто вурлитцеровские деревья, — сказал я, — все в порядке, моя красавица. Она обмякла в моих объятиях, внезапный страх растаял, как иней в пламени свечи. — Мне что-то снилось, — сказала она потерянным, сонным голосом. Спальное яйцо было теплым и тихим. Я нежно провел большим пальцем по ее закрытым векам, поцеловал теплую, влажную щеку. Она выдохнула воздух, и все напряжение спало с нее. Я пил ее дыхание, держа ее в объятиях. Снаружи аккорды переливались из минорных в мажорные, потом снова в минорные, потом снова переменились и зазвучали в модальной гармонии, пока ветер перебирал воздушными пальцами среди труб дерева-органа. Это были сольные пассажи, виртуозное исполнение. Концерт. Потом ветер сдул все прочь и оставил нас в атональном хаосе, который все вибрировал от неопределенности бытия… спутанный, таинственный, под конец непонятный мир… Огромная жилистая рука зависла над беззвездной тьмой… в ожидании? Подкарауливая? Рука дирижера. Или композитора. Или и того и другого? А может, это ни тот, ни другой? Пустота была бесформенна и включала в себя то, что должно было быть, и то, чему не суждено было случиться… бесконечные возможности. Клубки хроматических тонов развертывались в темноте, в сыром материале бытия. Построения стали сами возникать, когда им навязали диатонический порядок. (Но кто это сделал? Или что?) Фуги рождались из глубин, классические симфонии сливались с сонатами. Рука исчезла, и мощный гимн зазвучал на небосводе, воспевая единство, полноту, положительность, закономерность жизни, организующие принципы… Странный свет, охапка тепла и мягкости в моих объятиях, моментальное странное чувство, будто сам не знаешь, где находишься. Яйцо было темно, но сквозь тоненькие стенки проникал зыбкий свет. Рука… рука среди пустоты и тьмы, в самом сердце вещей и сути, матка времени… — Да-а-а-ла! Джейк! Да-а-ала! Джейк! Там, в тайном ядре, в непроницаемой сердцевине… — Да-а-ала! Джейк! Да-а-ала! Джейк! …Ничего… Там ничего… Нет ничего… — Джейк! Да-а-ала! Просыпаться! Встать! Встать! Я рванулся и проснулся, ища ощупью биолюмовые панели. Я провел рукой по одной из них и увидел, как она засветилась перед моим лицом. Музыка прекратилась. Я толкнул Дарлу. Глаза ее немедленно широко открылись. — Что такое? — Винни, это ты? — прошептал я хрипло и невнятно, расширяя выход из яйца, словно плод — родовой канал. На мордочке Винни отражалась серьезная тревога. — Большие машины! Большие машины! Вставать! Вставать! Дарла провела двумя пальцами по шву быстрого выхода, и яйцо раскололось, вылупив нас двоих нагишом в мир, в ледяную ночь. Костер был кучкой мерцающих углей. Роланд лежал возле костра, он спал, закутавшись в одеяла. Я подошел к нему и один раз резко дал ему пинка, потом схватил другое спальное яйцо и раздернул швы. Внем было два тела. Хорошо. — Дарла! — сказал я. — Выбирайся из дверей, бери свой рюкзак и пушку! Внутри спального яйца стоны и бормотанье. — Джейк. Я не пойду без тебя. — А ну! — скомандовал я. — Беги вон туда! — Я показал на задний двор дома. — Я тебя найду. Дарла схватила какие-то вещи, швырнула мне мой пистолет и побежала. — Вставайте! — завопил я. — Джон! Сьюзен! Роланд мучительно пытался подняться на ноги, глаза его были налиты кровью и припухли, он совсем потерял представление, где находится. Снаружи поисковые лучи прожекторов шарили по земле у дома, а сама темнота шипела выхлопами флиттеров. Роланд выпрямился. — Я просто… — тут он увидел свет, услышал звуки приближающихся воздушных судов. — Господи! Кто это? — Хочешь остаться и узнать? — Джейк? — это Сукума-Тейлор, одна голова торчит из спального яйца. — Беда, Джон, — сказал я ему. Яйцо раскололось и открылось, и Сьюзен встала на ноги, нагая, руками она обняла себя, чтобы спастись от холода, гримасничая от пронзительного мороза. — Всем выскочить из дома и в кусты! Быстрее! Рассыпьтесь! Джон неуверенно поднялся на ноги. Сьюзен нагнулась, чтобы найти свою одежду, но я накинулся на них обоих, схватил одеяло и накинул его на Сьюзен, потом вытолкал их обоих оттуда. Сьюзен крякнула, споткнулась, и я поймал ее. — Извини, нет времени, Сьюзи. Бегите! Оба! Они побежали прочь. На пути к заднему двору я попытался схватить спальное яйцо, промахнулся, но случайно зацепил свою куртку ногой. Я подхватил ее и помчался, на ходу надевая куртку. У задней двери я налетел на Роланда, вытолкал его прочь, схватил за плечи и направил примерно на девяносто градусов в сторону от того направления, которое выбрал для побега сам. Поисковый луч ударил по дому, отбрасывая резкие тени на землю. Кусты были расчищены примерно на десять метров от дома, и я бросился к краю еще уцелевшей полосы кустарника. Я почти уже скрылся в ней, когда диск света бешено заплясал справа и впереди от меня и накрыл меня совсем. Я бросился в укрытие за вурлитцеровским деревом, но я знал, что меня засекли. Зажигательный луч ударил с пламенем и дымом в землю очень близко от меня. Свет на меня не падал, но они примерно знали, где я нахожусь. Я переждал секунды три и помчался влево, чувствуя, как маленькие колкие частицы на земле впиваются мне в подошвы. Я прижался за другим деревом и стал ждать, глядя, как резкий круг света прометает землю. Дыхание флиттера теплом отдавалось на моей коже, вихрило пыльные смерчи у ног. Летательных аппаратов было больше, чем один-два. Целые созвездия красных и зеленых огоньков испещрили ночное небо, они зависали, метались по сторонам, перескакивали туда-сюда. Поисковые лучи обшаривали территорию перед домом и за домом. Еще один заряд взорвался возле меня, разорвав бочкообразное растение в веере брызг, превратив его в пар. Быстрая мысль: ведь у них же есть приборы ночного видения. Зачем им поисковые прожекторы? Ключ от Сэма был у меня в кармане. Я вытащил его и вызвал Сэма. Я не пробовал это сделать раньше, потому что мне казалось, что мы находимся за пределами расстояния, на котором действует связь, но теперь решил попробовать. — Джейк?.. — Треск. — Это ты? — Сэм? Можешь меня записать? — (Треск)… Джейк? Поближе!.. (к-р-рак!) — Сэм, если ты можешь меня записать, то меня вот-вот заметут колониальные власти. Колониальные власти. Записал? Я буду в отделении милиции в городе. Подтверди запись, Сэм. Ключ плюнул, затрещал статическим электричеством и — все. Еще один заряд зашипел сзади от меня. Я снова побежал, на сей раз в противоположную сторону, к дому, но стоило мне оказаться на открытом пространстве, как еще одна шипящая молния ударила в землю меньше чем в метре от меня. Я остановился в грязи, как вкопанный. Они загнали меня в ловушку. Видимо, эти выстрелы намеренно не попадали в цель. Я встал на ноги, и прожекторы ударили в меня ослепительными снопами света. — Джейк! — это голос Дарлы сзади. — Дарла! Стой, где стоишь! — Эй! Там! — она не слышала меня из-за грома флиттеров. — Дарла, оставайся там, где ты есть! Они держат меня на прицеле. Там, на равнине, стрелы света отыскали остальных. Я увидел, как Джон поднимает руки в знак того, что сдается, Сьюзен рядом с ним кивает головой, скорчившись от холода. Я посмотрел налево. Роланд, единственный из нас полностью одетый, плелся обратно к дому, подняв руки, а прожектор высветил его, как солиста на сцене в казино Лас-Вегаса. Громкоговоритель проревел: — ДЖЕЙКОБ МАКГРОУ? — Это я! — я помахал рукой. — Я тот самый человек, который вам нужен! — КОЛОНИАЛЬНАЯ МИЛИЦИЯ! ТЫ ПОД АРЕСТОМ. — Так я и понял, — ответил я, обращаясь к мертвым осколкам вурлитцеровских трубок под ногами. Флиттер слетел вниз и приземлился. Я поднял руки и бросил пистолет. Сзади Дарла открыла огонь по спускающемуся воздушному судну, ударив его из пушки по переднему левому пропеллеру. Искры поднялись от металла, и статические заряды заиграли там, где удар Дарлы пришелся по металлу. «Вальтер» сработал здорово: заряды плясали, как дервиши. Ответный огонь был немедленным и точным. Харканье пламени и струйки дыма взвились от того места, откуда Дарла только что стреляла. «Вальтер» не ответил на огонь. У моих ног упали куски срезанных веток кустарника. Я окаменел душой и телом. Я таращился на гаснущее пламя там, где наверняка лежало тело Дарлы, и вспомнил свой сон как раз перед тем, как проснуться, насчет странной руки. Мне так хотелось, чтобы эта рука появилась бы снова, схватила бы меня за шкирку и вытащила бы из этого кошмарного метасна, который на деле называется жизнью.8
Менты одинаковы всюду и во все времена. Я стоял перед письменным столом в отделении милиции с голой задницей, но в кожаной куртке. Какой-то шутник, проходя мимо, остановился, чтобы с насмешкой прошептать мне в ухо: — У вас что, новый портной? Полицейский у стола показал огромные желтые лошадиные зубы в ухмылке. Ему показалось, что шутка была просто хоть куда. Те менты, которые притащили меня из флиттера, посчитали эту хохму просто ядром остроумия. Шутник прошелся по коридору, все время оглядываясь через плечо. — А? Как насчет портного? — спросил он, пытаясь выжать свою хохму до последней капельки сока. Он открыл дверь в свою комнату, не дожидаясь ответа. Но, честное слово, ответ у меня был наготове. — Место постоянного жительства? — внезапно мент за столом стал страшно деловитым. — 221-Б, Бейкер-стрит, Лондон, Англия. — Планета? — тут его осенило: дошло. — Слушай, МакГроу, — сказал он, поднимая на меня усталые, но честные глаза полицейского. — Я спросил у тебя твой адрес. Когда вернутся те, кто обыскивает твое логово, я все равно спишу те же данные с твоих документов. Поэтому давай-ка покончим с этим легким путем. Ладно? — он выпрямил плечи за столом. — А теперь… постоянное место жительства? — Изумрудный город. Волшебная страна. — Название плане… И снова он замедленно соображал. Потом он оскалился на меня и зарычал. — Слушай, ты, грязный кусок МЕРТЕ, я еще раз спрошу тебя про твой постоянный адрес, а потом ты очень пожалеешь, что причинял мне хлопоты. — Факата теуйс фамилос проксимос, — это была фраза на интерсистемном, которая предлагала ему пойти и поиметь сексуальные отношения с различными членами своей ближайшей родни, преимущественно с семьей. Этим я заслужил ловкий удар ребром ладони по рту. Ржавый вкус крови просочился сквозь зубы в рот. У них у всех замедленная реакция. Только тут второй мент схватил его за руку и сказал: — Ты что, его нельзя бить. Они не хотят. У нас же есть приказ. Тот, кто сидел за столом, свирепо отдернул руку. — Не смей делать этого снова, Фрейзер, — предупредил он. — Подальше от меня свои паршивые лапы. — Фред, извини. Но у нас же есть приказ. Мы должны держать его здесь, пока не появится полковник. Мне даже думается, что нам не надо заносить его в журнал арестов. Лучше стереть эту запись. — А тогда за каким чертом он тут стоит? — Не знаю. Привычка, наверное. Они сказали, что… — Тогда уведите его с глаз моих долой!!! Бормоча что-то себе под нос, Фрейзер подтолкнул меня к креслу, сиденье было металлическим и очень холодным. Там я ждал примерно минут десять, пока кто-то очень большой и очень важный не прошелся по коридору к письменному столу, а вслед ему целая орда шишек рангом пониже вытягивалась в струнку по дороге. То был крупный мужчина, мясистый и жирноватый, на его мундир в полосочку, ярко-голубую и белую, пошло больше ткани, чем понадобилось бы на целый палаточный городок беженцев. Рыжие усы расцвели буйным цветом и курчавились под прямым носом. Глаза были ледяного синего цвета, полные решимости и холодной сдержанности. Он промаршировал мимо меня, неся в руках какую-то папку, зажав под мышкой тросточку, и полуголый человек, мимо которого он прошел, просто для него не существовал. Когда он прошел мимо письменного стола, прозвучали три слова: — Ин лей амената — проведите его ко мне. Через минуту или две меня провели снова по лабиринту коридоров в офис размером с небольшой вокзальчик. Меня поразили размеры отделения милиции. Голиаф — планета пограничная, из того, что я мог видеть своими глазами, ее только что начали заселять. Однако эта планета была прямо между двумя мирами с перекрестками Космострады, это положение было стратегическим. Знак на дверях гласил на двух языках:ТЕНЕНТА ИНСПЕКТА лейтенант-инспектор Элмо Л. РейлиУ меня было ощущение, что я не встречу человека по имени Элмо. Это оказалась маленькая комнатенка без окон, с металлическим письменным столом, металлическими полками, несколькими картами и плакатами на стене, на книжной полке стояла фотография семьи, а сама полка была чистая и не захламленная. Химический свет с потолочной панели слегка смягчал суровость помещения, но это все равно было холодное и стальное место. Крупный человек уселся у письменного стола, положил тросточку направо, папку налево. На нем все еще была белая фуражка с кокардой, полной каким-то пышным гербом. — Вас допросит полковник-инспектор Петровски, — сказал Фрейзер и плюхнул меня на холодный металлический стул. — Это не допрос, — поправил его Петровски. Фрейзер выскользнул за дверь. Интерсистемный язык Петровски был тяжело гружен славянским задумчивым акцентом. — Тогда что это такое? — спросил я на самом отчетливом системном языке, на какой меня только хватило. — Это будет зависеть от многого. Вы можете оказаться, правда, не обязательно, серьезным и важным свидетелем преступления. Вы можете оказаться и подозреваемым. Это тоже от многого зависит. — А от чего, могу я спросить? Синие глаза просверлили во мне дыру. — От того, что вы мне скажете и что я восприму как правду. — Тогда это допрос, — решил я. — Нет. Встреча по обмену информацией. — Нет, он положительно был влюблен в сложные и запутанные определения вещей. Я переключился на английский. — Это эвфемизм. — Кверос? — он поморщился от раздражения. — Вы плохо говорите на интерсистемном. Вы ставите глагол в начале или в середине предложения, как это делают все англоговорящие. Очень хорошо, я стану разговаривать с вами по-английски. — Отлично. Мне трудно вести разумную беседу на свинской латыни. — На «свинской латыни»? Это означает, что вы не одобряете официальный язык колоний? — Как большая часть искусственных языков, это лингвистический, культурный и политический компромисс. Эсперанто или интерлингва гораздо лучше, пусть даже и они не совсем адекватны своим задачам. Липкое гораздо лучше подходит для общения с инопланетянами. И, что бы ни говорили лингвисты, интерсистемный все-таки очень сильно склоняется в сторону привычек индоевропейских языков. Он крякнул. — У нас получается очень интересная академическая дискуссия. Как бы там ни было… — он открыл свой портфель и вытащил аппарат-чтец и набор пипеток. Потом заправил чтеца, постучал по панели управления, пока не добился нужной ему настройки. Потом он резко перевел на меня взгляд. — Что вы знаете об исчезновении констебля Моны Бэрройс? — А что я должен знать? — Не играйте словами. Вы что-нибудь знаете? — Да. — Она остановила вашу машину на участке Грумбридж? — Да. — Потом произошла встреча с патрульной машиной? — Да. — И патрульная машина сожгла машину констебля Бэрройс? — Да. Вы и сами это знали. — Знали, — сказал он спокойно. — Оружие на вашем тяжеловозе не способно причинить такие разрушения. Мы нашли следы перехватчика, его радиоактивные выбросы. Показатели приборов сказали нам, что это была патрульная машина. — Тогда зачем вы меня спрашиваете? — В таких вопросах свидетели, если они есть, обязательно должны быть допрошены, — сказал Петровски. — Лучше всего сказать вашим дорожным фараонам, чтобы не делали того, что сделала Бэрройс. — Она следовала приказам. Закон должен выполняться. Мы не можем продолжать действовать под диктовку внешних сил, причем не имеет значения, насколько они технологически превосходят нас. — Ну, опять же, Космострада не принадлежит нам, — сказал я. Петровски поглядел на стол. На экранчике его прибора пробегали тоненькие крохотные символы. Не поднимая от них глаз, он сказал: — Что вы можете рассказать мне о событиях, которые имели место на Деметре три стандартных дня назад в мотеле под названием «Грейстоук Гровз»? — Простите мне, если я спрошу, какие события вы имеете в виду? — Те, — прочел он с экрана, — которые касаются смерти человека по имени Джоэл Дермот. — Я никогда про него не слышал. Как он умер? — Он стал жертвой наезда, когда водитель скрылся с места происшествия без оказания помощи. — Увы. Должно быть, это случилось, когда я уже уехал. — Вы не выписались из мотеля. — Верно. Я очень спешил. — Куда вы спешили? — По делу. — Куда именно? — Сюда, — ответил я. — На Голиаф? Но ваше место назначения — Ураниборг. — Да, окончательное место назначения. Но сперва я хотел заехать сюда. — С какой целью? — Чтобы обсудить свои дела с людьми, которых ваши подчиненные вытащили из постелей прошлой ночью. — Та религиозная группа? Это было неизбежно. Что за дело у вас к ним было? — Оно вас не касается, — сказал я ему. Ледяной взгляд приморозило еще на пару градусов. — Отказ сотрудничать с нами вам не поможет. — Я официально нахожусь под арестом? Будет ли мне предъявлено какое-нибудь обвинение? Секундное колебание. — Технически — официально — вы не под арестом. Вы находитесь под защитой… — Что?! — я сам удивился молнии гнева, которая пронизала меня. Я вскочил на ноги, не обращая внимания, что все мои принадлежности качаются нагишом перед глазами полковника. — Тогда я требую моего немедленного освобождения. Вы немедленно прикажете снять с меня эти молекулярные наручники и вернуть мне всю мою одежду. Он невозмутимо сказал: — Мистер МакГроу, ваше положение не таково, чтобы… — Мое положение таково, что плевать я на него хотел, — выпалил я ему. — Мне не предъявили постановления на арест, мне не предъявили никакого обвинения, меня не задерживали по обвинению, чтобы можно было арестовать меня на трое суток. Мне не дали возможности переговорить со своим адвокатом. Я вполне хорошо оценил свое положение, чтобы подать в суд на вас и на всех участников этого фарса. Петровски откинулся на спинку стула, его вполне устраивала возможность дать мне выкричаться. — Более того, — орал я дальше, — у вас нет никаких улик и никакой разумной причины, чтобы оправдать ваше поведение и то, что вы меня взяли под стражу. Петровски потрогал рыжие кудри, украшавшие его верхнюю губу. — Улики можно получить. Например, кусочки тканей с вашего тяжеловоза. Что означало: они пытались именно это и сделать, но у них ничего не получилось. Сэм потом будет мне про это рассказывать долгими зимними вечерами. Должно быть. Вонючка совсем быстро собрал Сэма воедино, а то Петровски весьма ловко нашел бы свои доказательства и улики. — Можно получить? Значит, вы арестовали меня просто по предположению? Я сам не собирался поднимать этот вопрос, но в разговоре совсем не прозвучало имя Уилкса или кого-нибудь из свидетелей. И вообще не говорилось ни о каких жалобах, которые подавал Уилкс. — Пожалуйста, сядьте, мистер. МакГроу. Вид оттуда, где я сижу, мне не нравится. — Я также сделаю все, что в моих силах, чтобы открыть дело по расследованию об убийстве моей подруги Дарлы… Тут я резко запнулся. А как фамилия Дарлы? О господи, я не знал. Тут мои паруса окончательно потеряли ветер, и я стоял молча, помаргивая. Петровски вдруг испытал прилив великодушия. — Я вам вот что скажу, мистер МакГроу. Вас развяжут и… э-э-э… дадут какую-нибудь одежду при условии — одном условии, — что наши разговоры будут продолжаться. Он повернул ко мне мозолистую ладонь. — Может быть, мы сможем говорить на более дружеских тонах. Согласны? Я молчал. Он нажал большим пальцем кнопку вызова на панели коммутатора. — Вы ведь со мной не были абсолютно честны и искренни, мистер МакГроу. Но и я, должен признаться, не полностью откровенничал с вами. — Вот как? — это все, что я мог сказать. Фрейзер просунул в дверь голову. — Да, сэр? — Снимите молекулярные наручники, — приказал Петровски. — И найдите ему пару брюк. — И ботинок, — сказал я. — И ботинок, — согласился Петровски. — Да, сэр, да, полковник-инспектор, — Фрейзер вошел и освободил меня от наручников. Петровски вытащил пачку сигарет, по которой ползали каракули на кириллице. Потом зажег одну сигарету старинной зажигалкой с колесиком и фитильком. Он толкнул пачку и зажигалку через стол ко мне. Я мечтал о сигарете и закурил. Сделал одну затяжку, пожалел, что вообще ее взял, зашелся кашлем и сел на место. С минуту мы глядели друг на друга. Потом Петровски тяжело выпустил воздух и откинулся назад, отступив в терпкую голубоватую дымку своих сигарет. Он нашел что-то интересное на потолке. Прошла минута, потом Фрейзер приоткрыл дверь и бросил в щель пару серых форменных штанов. — Ботинки ищем, — сказал он. Петровски встал и стал изучать карту Максвеллвилля. Я натянул штаны. Они довольно хорошо на мне сидели, пусть даже были немного коротки в штанинах. Я уселся и ждал, затягиваясь сигаретой. Наконец Фрейзер вернулся и протянул мне ботинки. — Это мои собственные запасные, — сказал он мне. — Когда тебе принесут свои собственные, ты мне вернешь эти. — Спасибо. — Ладно, не за что. Дверь закрылась, и Петровски снова уселся. — А теперь, мистер МакГроу, я не стану задавать вам никаких предварительных вопросов и сразу перейду к делу весьма серьезному и важному. — А именно? — Тот артефакт, который оставили строители Космострады. Сплетни, слухи, дорожная чушь, бред — все это стало совершенно незыблемой, алмазно твердой реальностью, как только прозвучало из уст официального чиновника. Меня это потрясло. — Что-что? — Артефакт. Карта. Карта Космострады. Я медленно покачал головой. — Я ничего подобного не знаю. Петровски погладил крышку стола, глядя на меня, пытаясь определить степень моей искренности. — Тогда почему, — спросил он меня ровным голосом, — все думают, что она находится в вашем распоряжении? Я не видел никакой пепельницы и уронил наполовину выкуренную сигарету себе под ноги. — Вот это, мой ненаглядный блюститель закона, — я свирепо растер окурок, — и есть вопрос на биллион в полосочку кредиток. Мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь объяснил мне то же самое. — Я уселся обратно и скрестил ноги. — Кстати, а кто такие эти «все»? — Представители различных рас, различных профессий, и мы, колониальные власти, я должен сказать. — Ну а кто еще конкретно, за исключением властей? — Я не могу представить себе ни одной расы внутри Расширенного лабиринта, которая не мечтала бы завладеть такой картой, особенно сейчас, когда мы знаем, что ретикулянцы мечтают ее захватить, и мы специально стремимся им в этом помешать. И рикксы, и кваа-джхины. У них есть свои агенты. Это мы знаем. Но все указывает на то, что есть многое, чего мы не знаем. Я взял еще сигарету. Я бросил курить много лет назад, но есть такие кризисные моменты, которые просто просят никотина. — Почему? Вот мой единственный вопрос, — сказал я, щелкая зажигалкой, чтобы погасить в ней огонек. — Почему этот вымышленный артефакт настолько важен? Я мог догадаться, но мне нужны были те причины, которые он назовет. — Да просто сами подумайте, мистер МакГроу. Подумайте о том, что это означало бы. — Его тон был больше академическим, нежели восторженно фанатичным. — Есть ли у вас представление, насколько это продвинет наши попытки разрешить загадку Космострады? Разве это не стало бы открытием веков? — Он оперся о стол и поднялся на ноги, а лишняя сила тяжести для него самого превращала его массивное тело в изрядную обузу. — В какую сумму вы оценили бы карту, мистер МакГроу? — он стал расхаживать по кабинету, сложив на груди массивные руки. — Ну ладно, допустим, такая карта пользуется большим спросом, чем горячие пирожки, — я чуть не поперхнулся затяжкой. — Допустим, вы узнали с ее помощью, что Космострада разветвлена по всей вселенной, вы найдете миллионы прочих рас, живущих во всех ее уголках. Чем больше, тем веселее. Мы бы и так их нашли раньше или позже. Петровски поднял палец и помахал им. — Подумайте. Подумайте, к чему еще могла бы привести находка такой карты. Я был уже окончательно сыт по горло всем этим. Я не ответил. Все, что я мог в данный момент придумать — это то, что в один миг Дарла была в моих объятиях, а в следующий момент я смотрел, как она погибла. Петровски начал говорить снова, но я его не слышал. Дарла… — Вы можете представить себе все это? Вы же должны понять, что возможности просто потрясают. Он остановился и стал раскачиваться взад-вперед на каблуках, немного рассерженный, что я не обратил на него должного внимания. — Я сказал, что есть возможность предполагать, что карта приведет нас к самим строителям Космострады. Я глубоко затянулся, мои легкие уже получили достаточно яда, чтобы выдержать такой удар. — Ага. А они себе спокойно держат магазинчик придорожных товаров на Межзвездной улице, 84. — Магазинчик? — он зашел за свой стол. — Разумеется, это шутка. Но разве вы не видите, что такая возможность делает карту бесценной? — Но ведь строители Космострады давно мертвы, по крайней мере, так гласит молва. — Да, но остатки их цивилизации? Наверняка что-нибудь да уцелело. Уцелела же Космострада? Подумайте только обо всех тайнах, мистер МакГроу. Тайны самой технологически совершенной расы во вселенной. Может быть, вообще такой больше не существует и не будет существовать. Ну что же, теперь я знал цену мифической карты. Причем оценка полковника совпадала с моей. Он наклонился над письменным столом, подпершись руками, огромные волосатые лапы разлеглись по крышке стола. Он внимательно посмотрел на меня. — Кто сконструировал порталы? — продолжал он. — Только та раса, которая смогла взять верх над самыми основными законами жизни во вселенной. Рассмотрим цилиндры. Такие плотные массы, как эти, могли бы существовать только в черных дырах. И тем не менее цилиндры явно дело чьих-то рук, это не самопроизвольные образования. Как их сконструировали? Почему они не разрушают тех планет, на которых находятся? Какие титанические силы поддерживают их в нескольких сантиметрах от земли? Все это вопросы, мистер МакГроу. Тайны. А вам самим никогда не приходилось задумываться над этим? — Да, приходилось, частенько, — сказал я. — Но у меня есть еще один вопрос — к вам. Почему во имя священной вселенной все на свете думают, что именно я — тот человек, у которого есть ответы на все ваши вопросы? Почему вы так думаете? Петровски тяжело опустился в скрипучее вертящееся кресло, вынул еще одну сигарету и прикурил ее. — Я-то, кстати, — сказал он между одной бешеной затяжкой и другой, — так и не думаю. — Вы — нет? — я затянулся трижды. — Вот как? — Но это мое личное мнение, понимаете? — он выпустил бледный дым метра на четыре через всю комнату. — Я отношу карту Космострады к таким же явлениям, как, скажем… копи царя Соломона, золото Монтесумы, философский камень и так далее. Как это по-английски говорится? А, сказки для маленьких детишек. Нет, есть еще одна поговорка… — Достаточно будет сказать, что это — «погоня за несбыточным». Я понимаю, но это не ответ на мой вопрос. Почему я? Почему вы думаете, что эта вещь именно у меня? — У вас, возможно, есть что-то. Или, если выражаться точнее, возможно, вы хотите, чтобы люди считали, что у вас что-то есть. Убедительная подделка — хотя мне даже трудно представить, как она может выглядеть — может принести вам немалую сумму денег. А что касается вашего вопроса, я могу только говорить про колониальные власти. Мы занимаемся вами именно на основе этих слухов. — Что?! Я такому поверить не могу. Петровски вытащил рывком сигарету из ее уютного гнездышка в усах и выпустил на меня дым. — Может быть, я вас ввел в заблуждение. Я мог случайно создать у вас впечатление, что все сильнейшие ведущие силы колониальных властей собрались идти на вас походом. Нет. Я возглавляю специальное разведывательное подразделение внутри милиции. Наша главная роль состоит в том, чтобы расследовать все вопросы, которые относятся к тайне Космострады. У меня есть штат из пяти человек и несколько, если можно так выразиться, полевых агентов. Мой ранг и положение позволяет мне иногда для служебных целей набирать силы, необходимые для такой операции, свидетелем которой вы были сегодня рано утром. — Он снял фуражку и бросил ее на свою папку. Короткие его волосы были цвета свежей моркови. — Это расследование — одно из многих. Многих. Нам приходилось рассматривать множество рапортов о различных необъяснимых событиях, замеченных, но неопознанных предметах, феноменах… слухах. Ни один из них не принес нам ничего большего, чем обычный набор фантазий, «погоню за недостижимым», как вы это очень удачно описали. Он бросил на пол окурок, все еще довольно длинный, и сразу же наступил на него. Мне показалось, что и ему стало тошно наконец от собственных сигарет. — Я буду еще более откровенным с вами, сэр. Мне не нравится моя работа, но это мой долг. Что же касается карты Космострады, у меня нет своего мнения относительно ее существования или несуществования, когда я увижу ее своими собственными глазами, я в нее поверю. Понимаете? — глаза его на кратенький миг оттаяли. — Да. — Так вот, — он хлопнул ладонями по столу. — Скажите мне, — начал я, пытаясь перевести его на другие вопросы, — а почему такой рейд против нас? Почему вы не могли просто прийти в дом с ордером? Или без такового? — Я как раз собирался об этом сказать, — ответил он, — как я уже вам сказал, в своем интересе к вам, равно как и в своей слежке за вами, мы не одиноки. Мы также следим за теми, кто следит за вами. Нас особенно интересуют ретикулянцы. Мы следуем за ними, следим очень внимательно за сферой их интересов, а они приводят нас прямехонько к вам. Весьма примечательно. Но кто может понять инопланетную психологию? Он улыбнулся, в первый раз за это время. Улыбка была мимолетна, но искренна. — Как я уже сказал, мы проследили ретикулянцев сюда, отсюда наш интерес к вам. Они не направились в Ураниборг, как направились мы. Мы потеряли их след в Максвеллвилле. Как бы там ни было, констебль, который совершал обычное патрулирование, наткнулся на них на Космостраде, где они встали к востоку от города. Естественно, он не мог ничего сделать. Он спросил их, может, им нужна помощь по части починки машины, но они ответили, что у них все в порядке. Однако констебль все равно внес их в рапорт. Та машина-тяжеловоз, на которой они ехали, вполне могла перевозить внутри маленькую легковушку, в то же примерно время мы сумели отыскать вас у телеологистов. Это было не так трудно, но заняло изрядно много времени. Однако было вполне очевидно, что эти инопланетяне станут делать. Они встали на Космостраде в точке, удаленной примерно на семьдесят километров от фермы. Я немедленно приказал провести «рейд», как вы его назвали, — он снова улыбнулся. — Вы видите, мистер МакГроу? Этот рейд был предназначен для вашей же защиты. Мы, если признаться, уже ждали того, что ретикулянцы полностью захватили вас. К счастью, мы приехали вовремя. — Понятно. — Почему-то с ним было трудно спорить. Если учесть, что Роланд заснул, а мы все были до смерти измучены, у нас не было ни малейшего шанса противостоять рикки-тиккам. Но оставался еще вопрос Дарлы. — Где теперь мои друзья? — спросил я. — Не знаю. Их тоже расспрашивают. Мы ими не интересуемся. — Вы предупредили их насчет ретикулянцев? — Ну, не совсем такими словами. Мы сказали, чтобы они ожидали вторжения посторонних. Мне кажется, они уехали и отправились в город. И снова — никакого упоминания об Уилксе в этих речах, что само по себе весьма примечательно. Но у Уилкса на всяких высоких постах есть приятели. Вне сомнения. Петровски знал, что Уилкс был замешан в историю с картой Космострады, но мне непонятно было, каким образом Уилкс был связан с ретикулянцами. На экране чтеца затанцевали символы. Петровски прищурился на экран, стальные мышцы его челюстей напряглись. Он ткнул в панель управления пальцем, похожим на сардельку, и кассета начала прокручиваться назад. Он перевел взгляд на меня. — Мне кажется, сэр, что наша беседа окончена. — Угу. Так что, я могу идти? Он не ответил. Чтец издал что-то вроде «фырк-динь», и Петровски поднял аппаратик, надел снова фуражку, открыл папку, бросил в нее чтеца. Он откинулся подальше назад в кресле и соединил ладони на животе. — Боюсь… что пока нет. — Металл кресла застонал, словно собирался сломаться и распасться от усталости на мелкие кусочки. — У меня здесь нет возможностей продолжать свое расследование дальше. Вам придется последовать за мною на Эйнштейн, где это расследование, возможно, закончится. — Тогда, значит, вы имеете в виду прогнать меня через дельфийскую серию? — Если это понадобится. Извращенная логика завязала мои мозги в узлы. — Послушайте, — сказал я, пытаясь убрать из голоса нотку раздражения, которая, как я понимал, все равно прорывалась наружу. — Вы же почти ясным языком сказали, что не верите, что у меня есть карта Космострады. И все же вы хотите прогнать меня через дельфийскую серию, чтобы убедиться, что ее у меня нет. — Я должен следовать правилам ведения расследования, невзирая на свои личные чувства. Если вы что-нибудь знаете, это узнаем и мы. Если карта Космострады действительно реальность, то мы будем это знать, и вся эта история — просто бредни или политическая интрига, мы тоже будем это знать. В слове «политика» прозвучали странные тона, поэтому я был заинтригован. — Политическая интрига? Как такое может быть? — Все возможности надо принимать во внимание, — сказал он, немного отводя взгляд, словно жалел, что вообще упомянул политику. — Во всяком случае, — сказал я, думая о том, что хорошо бы как раз сейчас и сбежать, — дельфийская серия была бы совершенно нелегальна в такой ситуации. — Без должного разрешения — да. Но у меня есть такое полномочие, — руки его расплелись, и он развел ими, а потом снова сплел. — Техника дельфийской серии не причиняет постоянного вреда. Вы и сами это знаете. Неужели Фрейзер был у дверей? Наверное, был. — Да, конечно, но на время я превращусь в калеку. Как после лоботомии. — Это преувеличение. — А я-то думал, что колониальные власти недавно издали закон, который объявлял дельфийскую серию нелегальной. — Да, но есть и исключения. Язык закона весьма ясно это объяснял. Да кому какое дело, как Ассамблея колоний нашла выход из этого положения? Они там все бюрократы, им бы только печатями шлепать. — И все же, — продолжал я, — у вас нет ничего, чтобы задерживать меня. Сколько, интересно, человек за дверями? Двое? Трое? Один? Наверное, двое. Фрейзер и еще один. — Вы неправы, — говорил мне Петровски. — У нас есть показания менеджера мотеля. — Переса? А что он мог вам сказать? — От него мы составили вместе картину того, что произошло. — У меня есть такое чувство, — догадался я, — что Перес на самом деле не был свидетелем дорожного происшествия. Петровски наклонил голову набок. — Правильно. Мне приходилось признать, что в некоторых вопросах этот человек был скрупулезно прям и честен. — Однако его показания дают нам так называемую вероятную причину происшествия, которое вы упомянули раньше. Кроме того, — он беспомощно пожал плечами, — есть мертвое тело, которое необходимо объяснить. Вы должны понять. — О да, конечно. Петровски был искренен, но в руках у него были все козыри. — Разумеется, — продолжал он, играя большими пальцами где-то возле своего солнечного сплетения, — если у вас есть какие-либо сведения, которые могут меня заинтересовать, и вы добровольно передадите их мне, дельфийская серия, конечно, не понадобится. — Замечательный пример средневековой логики. Петровски нахмурился. — Не понял. — Я думаю, что поняли. Кстати, вот вам стульчик. Я поднял стул между ног и швырнул его через письменный стол прямо ему в физиономию. Мощная рука заслонила лицо и пыталась защититься от удара, но немного поздно. Спинка стула попала ему в переносицу, и он опасно откинулся назад, зажав руками нос, пока он не перекинулся через спинку стула и не упал со стулом вместе на металлическую книжную полку, уставленную призами, чашами и кубками. На него с громом и грохотом посыпались полки. К этому времени я уже скорчился возле дверей. Двери с треском распахнулись, и Фрейзер влетел внутрь, держа руку на пистолете. Я дал ему войти, но зато дал ребром ладони по шее его напарнику, который влетел за ним по пятам. Мент обмяк у меня в руках, и я подпер его одной рукой, а второй схватился за его пистолет. Фрейзер был у письменного стола, все еще копался в кобуре, пытаясь вытащить пистолет. — Эй, — сказал он, и это все, что он смог сказать, прежде чем его напарник полетел прямо к нему, подгоняемый одним из запасных ботинок Фрейзера, который пришелся напарнику как раз пониже спины. Друзья обнялись и упали вместе на письменный стол. Я выглянул в коридор, вышел и захлопнул дверь. Я уже прошел половину коридора влево, когда услышал, что кто-то вот-вот выйдет из-за угла коридора, который пересекал мой. Я выпалил с полдюжины зарядов в стену возле угла, посылая каскады дюропены в физиономию старого Фреда, как раз когда он выходил из-за угла. Он отпрянул, закрыв лицо руками. Я рванулся по коридору назад, прикрывая свой зад выстрелами через каждые три шага, а пока я мчался, то встретил бедного Фрейзера снова как раз в тот момент, когда он выбегал из кабинета, наконец выхватив свой пистолет. Я остановил его собственным телом, добавил ему удар локтем в зубы для ровного счета и отправил его падать обратно в кабинет, а его пистолет уже катился, подскакивая по коридору. Я повернулся на углу и увидел, что этот коридор свободен. Я бросился в темный кабинет, чтобы прислушаться и переждать, думая, что пропущу таким образом все вспомогательные силы, когда они встретятся на том месте, с которого пошла вся заварушка. Я проверил свой пистолет. Это был «горбатов» стандартного образца, стреляющий дробью. В магазин входило восемьсот зарядов, и он был почти полон, но зато энергия была почти на нуле. Я немного поудобнее пристроил пистолет в руках и высунул нос за дверь. Я услышал грохочущие шаги, вопли. Не мешало бы еще узнать, в какую сторону выход. Я потерял ориентацию. Вон туда по коридору и направо — нет, та дорога вела к письменному столу в холле и к выходу, через который меня привели. Задняя дверь должна вести на стоянку и к машинам отделения. Но где она? Двое прошли за угол справа от меня, и я прикрыл дверь и стал ждать, пока они пройдут. Я прождал еще примерно секунд пять, потом выбрался и на цыпочках прошел туда, откуда они пришли, надеясь таким образом отыскать задний вход. Я оглянулся на бегу и увидел, как тень легла на пол и метнулась по полу. Я развернулся, упал на пол и выстрелил, причем «горби» зажужжал, как сердитое шмелиное гнездо. Человек за углом встал на ноги. — Бросай!.. — но это было все, что он успел сказать. Пистолет вылетел у него из кисти, а потом и несколько пальцев. Остальные части его тела были защищены стеной, кроме колена и ноги. Его брюки разлетелись облаком кровавых ошметков, а закаленная дюропена стены задымилась, когда «горби» выхаркнул свои пятьдесят зарядов в секунду. Я перестал стрелять и перекатился на другую сторону холла, прижавшись там к стене. Я услышал стон и глухой стук. Мне не нравилось то место, где я был. Я поглядел на холл за своей спиной, но никого не было видно. Приглушенные спорящие голоса. Потом хриплый шепот: — Не хочу, чтобы вы его убивали! — Петровски. Я воспользовался преимуществом их колебаний, чтобы вскочить и побежать, поливая коридор за своей спиной мощным потоком выстрелов. Я пробежал через следующее пересечение коридоров и застиг врасплох двух ментов, которые планировали напасть на меня сзади. Я продолжал стрелять назад на бегу, бросился вправо, пробежал мимо полок с картонными коробками, мимо ряда шкафчиков для одежды, а потом нашел двойные двери. Я присел и аккуратно и осторожно приоткрыл одну из дверей. Огромные двери гаража были закрыты, несколько патрульных машин стояло на домкратах, но не было никаких механиков и ни одной машины, которой можно было бы воспользоваться. Однако в углу была еще и маленькая дверь, и я промчался к ней, прекрасно зная, что я потерял время и теперь наверняка все выходы будут под прицелом. Я прижался к стене и схватился за ручку двери, аккуратно приоткрыв ее. Огонь автоматов прорезал то место, где я должен был бы стоять, если бы хотел совершить самоубийство. Луч сконцентрированной энергии прорезал воздух и зажег небольшой пожар среди полок с коробками вдоль одной из стен. Это одна из причин, почему такое оружие нельзя применять внутри зданий и помещений. На меня бросили в бой все, что можно. Пули высокого давления впивались в дюропену, рикошетивший свинец и сталь пели песни по всему гаражу. Одна из дверей повисла на петлях: кто-то вошел. Я оглянулся в поисках убежища, но был в десяти шагах от чего-нибудь подходящего. — Порядок, камрада. Все кончено. Бросай оружие. Это снова был старый Фред, который нацелил на меня снайперскую винтовку поверх прозрачного фонаря полицейской патрульной машины. Он злорадно усмехался, и что-то подсказало мне, что совершенно безразлично, брошу я пистолет или нет. Но выбора у меня не было, поэтому я бросил пистолет на пол так, что слышен был стук. Фред поднял прицел до уровня глаз, наслаждаясь своим переживанием, он набрал воздуха в грудь, словно участвовал в финале турнира милицейских снайперов, он все делал, как полагалось, как надо было по книжкам, он уже видел мысленно очередной платиноиридиевый трофей для своей коллекции на каминной полке, потому что все, что от него требовалось, — это как следует нацелить свой выстрел, только нажать курок, и потом можно идти праздновать вместе с мальчиками и девочками, с соевым пивом и хрустящей картошкой… Петровски, словно пуля, ворвался в двери и врезался прямо во Фреда, так что тот полетел через весь пол и врезался в стеллаж с инструментами. Когда прекратились грохот и звон, Фред лежал на спине под грудой металла, вырубившись насмерть. Задолго до того, как я сделал хоть долю движения, чтобы нагнуться за своим пистолетом. Петровски уже нацелил на меня свою пушку. Я был поражен его быстротой, тем, какие ловкие у него оказались и ноги, и руки. — Так вот. МакГроу, — сказал он. — Хватит нам рассуждать над тем, почему мы вас задержали, теперь всему есть причина. Правильно? — в его голосе не было никакого триумфа, просто окончательность и решимость. — Я рад, что все так чудесно устроилось. Ей-богу, так оно и было. Обрывок разговора донесся до меня как раз в тот момент в блоке камер, когда прозрачная дверь в мою ячейку захлопнулась и отрезала интересный разговор. — Полковник-инспектор, я понимаю, что ваш ранг и ваши особые полномочия от центрального командования требуют от нас нашего полного содействия и сотрудничества, но я должен вам указать, что… Тот, кто говорил, носил лейтенантские погоны и шел в той торжественной процессии, которая меня сюда привела. Он как раз и выглядел так, словно был тем самым Элмо, чье имя значилось на двери. Я растянулся на койке. У Петровски были свои проблемы, у меня — свои, но мне не хотелось думать ни над теми, ни над этими. Мне хотелось пока просто лежать здесь и дать воздуху, профильтрованному сквозь вентиляцию, омывать меня. Я слушал, как шумят машины по очистке воздуха, заглушая тишину камеры. Матрас был комковатый и вонял мочой и плесенью, но мне и на это было, в общем-то, наплевать. Я дал своим мозгам как следует отдохнуть, позволил им встрепенуться и посчитать секунды, которыми измеряется отведенное мне время, каждую порцию крови, которой сопровождается наша печаль, наша радость. И потом мне пришла в голову одна мысль: можно очень легко подсчитать хорошие минуты и радости моей жизни, потому что они так легко выделяются во всей пакости и дерьме. Хорошие вещи — это преимущественно негативные понятия: отсутствие боли, когда нет горя, нет беспокойств. Любовь, отсутствие ненависти. Удовлетворение, то есть, смерть лишений. И я сказал себе: к черту все это. Я решил попытаться активно думать снова, поскольку была пара-тройка таких вещей, на которых стоило попробовать свои мысли, например, парадокс — если таковой действительно существовал. Парадокс, казалось, говорил мне: ты выберешься отсюда, ты снова увидишь Дарлу, только для того, чтобы снова ее потерять. И это будет на сей раз окончательно. Мне это не нравилось, но это была правда, чего бы она ни стоила. Пока я продумал эту идею до конца, мне пришло в голову, что и это — очередная порция дерьма. Так мало я знал, чтобы продолжать всерьез это продумывать. Неужели у меня здесь действительно был двойник, будущее «я», которое действительно нашло путь в прошлое? Неужели у моегопарадоксального «я» была карта Космострады? Вопросы, вопросы… и еще вопросы: кто сказал Томассо и Ченгу в тот день быть у «Сынка»? Ведь это место отстояло на несколько световых лет от их обычного маршрута. Неужели кто-то все-таки им подсказал? Тайны не прекращались, их было столько, что можно было бы загрузить ими тяжеловоз. Уилкс, ретикулянцы, власти, химера карты Космострады — кто? где? когда? почему? что? И что общего у этих проблем с политикой? То, о чем проговорился Петровски, было самой значительной частью нашей с ним беседы. Разумеется, карта Космострады была бы замечательным трофеем для любого, кому удалось бы ее захватить. Но колониальные власти обладали полномочиями только в земном лабиринте, и только слабая Ассамблея риторически время от времени пыталась противостоять им. Внутри Ассамблеи тоже были оппозиционные и диссидентские элементы, верно, но за ними велась тщательная слежка, они постоянно компрометировались, нейтрализовались, уничтожались и все такое в том же роде, по крайней мере, так гласили дорожные байки. О, конечно, все говорили о том, как придет славный день и колонии достигнут какой-никакой независимости от материнской планеты, но об этом не так много разговаривали, как о том плачевном факте, что колониальные власти уже достигли де-факто определенной независимости и правили колониями так, словно именно они, власти, были колыбелью человечества, а не просто заместителем и наместником земли в земном лабиринте. Колониальные власти были обыкновенной бюрократией, раздутой, озабоченной только поддержанием собственного благополучия, как и Советы, которые ее породили, и они крепко окопались на всех планетах, которые были поближе к родной планетной системе, если ехать Космострадой, и хватка властей постепенно ослаблялась, чем дальше от Космострады находилась планета. Но я очень мало знал обо всех событиях в последнее время, потому что поклялся не слушать новости по радио и видео очень давно. Слава богу, земной лабиринт — очень большой, и пухлые пальцы колониальных властей не могут дотянуться повсюду, не могут они контролировать и Космостраду, у которой есть своя собственная жизнь. Там, разумеется, тоже были свои подводные течения бунта и непокорности, на самых корневых уровнях, но все дело о карте Космострады пахло чем-то гораздо более глубоким и серьезным. Шла какая-то борьба за право обладания этой картой, и она простиралась не только за пределы лабиринта, она шла и в самом лабиринте. Это была охота, и многие скакали с борзыми собаками. Кроме того, можно было бы подумать про Дарлу… Над умывальником было небольшое зеркало. Оно было врезано в стену и отдавало пустотелым звуком, если по нему постучать. Вне всякого сомнения, его сюда поставили не с мыслью о косметических потребностях узника. Я смотрел на слепую сторону наблюдательного окошка, но это меня не беспокоило. Какое мне дело до отражения моего тридцатипятилетнего лица на теле пятидесяти трех лет от роду, которое постепенно проигрывает войну, проигрывает потому, что лекарства от старения оказались не на его стороне. Лицо слегка постарело. Люди говорят, что я постоянно выгляжу мальчишкой, но ребенок, о котором шла речь, был папашей того старого джентльмена, на которого я смотрел сейчас. В уголках глаз — морщинки, черные волосы, пусть и курчавые, стали суше и реже, щеки немного отвисли и расслабились, кожа стала напоминать дубленую шкуру, вся в пятнах, линия подбородка — более определенная, а щетина, двухдневной давности, гораздо менее привлекательной, чем раньше. Опять-таки, подумал я, может быть, все, что мне надо — это принять горячий душ и побриться. Я повернул лицо в профиль. — Хороший профиль, — всегда говорила мне мама, — сильный. Но что это за пухлый кусочек вон тут — начало второго подбородка? Хватит. Я лег на койку. Самокопание — это не мой род невроза, кроме того, я почувствовал, как у меня начинает болеть голова. Я подумал, могу ли я себе позволить такую роскошь, как пожалеть о своей попытке к бегству. Тот мент, в которого я стрелял, вероятно, выживет, если они направили его вовремя в больницу. Но обвинение одновременно в сопротивлении властям и попытке к бегству окажется достаточно трудным, чтобы выкрутиться. Единственное, что я мог сказать в свое оправдание — это что меня задержали незаконно, но у меня было такое ощущение, что меня это ни к чему не приведет. Кроме того, у меня еще было то обвинение, которое они мне уже попробовали предъявить: то, что я сбил человека и уехал с места происшествия, не оказав ему помощи. Совершенно верно, вел не я, но водители отвечают за свои системы автопилотирования… Вот черт, эта головная боль явно торопилась. Я слышал, как из задней части головы, от самого затылка, идет какое-то странное жужжание, и это жужжание оставалось там независимо от того, куда я поворачивал голову. Оно все быстрее становилось все громче и громче. Я сел, чувствуя внезапную тошноту и головокружение. Я постарался свесить голову между колен, но от этого мне стало только хуже. Жужжание становилось оглушительным, словно кто-то пытался прорезать металл вибропилой прямо у меня на шее. Кровь колотилась у меня в голове, и я словно видел ее пульсацию перед глазами. Ну что же, ничего не поделаешь. Сердечный приступ или удар. Лечение от старости имеет свои преимущества, но тело все-таки находит способ воздать вам по заслугам. Я надеялся, что кто-нибудь смотрит через окошко. Вроде как Петровски хотел, чтобы я был жив. Может быть, ему удастся убедить Элмо, что меня стоило бы отвезти в больницу. Я сполз по стене. …Оставить меня в живых, ведь Петровски фанатичный профессионал, но как я буду жить с каким-нибудь изосердцем… понятия не имею. Ладно, я и так ничего об этом не знаю… они до сих пор не усовершенствовали их, эти ученые. Сердца время от времени впадали в фибрилляцию без всякого предупреждения. Они не знали до сей поры, в чем дело: может быть, какой-нибудь случайный энзим, который не воспроизвелся как следует… Я был совершенно свеж и бодр. Дверь камеры была открыта. Я вскочил на ноги. Кто-то только что был здесь и что-то делал со мной. Что именно? В моем правом плече было жжение, что говорило за то, что мне сюда вкатили шприц чего-то, какого-то лекарства. Следа не осталось, но моя куртка была стянута с левого плеча. У меня все еще не было рубашки. Я не совсем вырубился — состояние было вроде полусна, какому подвергают в космолетах, но оно сперва очень неприятно: что-то вроде тошнотворной нирваны. У меня было абсолютно ясное воспоминание о том, как кто-то наклонился надо мною, пока я сидел тут, а я даже не удостоил его взглядом, словно это было настолько неважно, что можно было не беспокоить собственную персону. Но краем глаза я все-таки увидел какой-то частью своего восприятия очень знакомую личность, знакомое лицо. Очень даже знакомое, но лицо оставалось белым пятном, дырой в когнитивном поле, недостающим звеном. Я попытался заполнить этот пробел, но не мог. Сигнал распознавания был каким-то образом блокирован, застрял в подсознании. Я знал, черт побери. Я знал, кто это, но не мог сказать. Но времени теперь не оставалось. Я вышел из камеры. Возле своего письменного стола сидел вахтенный охранник, но лицо его было в тарелке рагу, глаза открыты и таращились на стену. Очень тихо я взял ключ от всех дверей, помахал им перед кодировочной пластиной и выпустил себя из блока камер. Все в участке вырубились, кроме меня. Коридоры были завалены телами с широко раскрытыми глазами, чиновники валялись у панелей управления. Менты сидели вдоль стен, тупо уставясь на вытащенные пушки, окаменевшие и неподвижные. В одной из комнат принтер был оставлен включенным, и теперь непрерывно плевал рулон копий, рассыпая их прямо на пол. Судя по размерам этой кучи бумаги, все они были без сознания примерно минут тридцать. Я искал контору Петровски, а если не найду, то такие места, где они хранят ценности, изъятые у арестованных, или какие-нибудь улики. Мне нужен был ключ от Сэма. Никто не проявлял пока признаков жизни, но я торопился, пробегая сквозь лабиринт белых антисептических холлов, заглядывая в комнаты и снова удирая. Офис Рейли был пуст, и нигде не было никаких признаков Петровски. Я попробовал еще полдюжины комнат, наткнулся на комнату отдыха для персонала, где два мента были расстелены на столе, который просто тонул в пролитом напитке, нашел коммутатор, архив, набитый картотечными ящиками, библиотеку, но ничего даже отдаленно похожего на ту грозную комнату под ключом, где хранятся улики. Может быть. Петровски как раз просматривал мое имущество, когда их всех вырубили — если бы мне только его найти… Я нашел его в еще одной комнате, где он сидел за столом прямо и неподвижно, глаза его остекленели, он смотрел в одну точку, как рыжеголовый будда, в трансе, фуражка была у него в правой руке, белый носовой платок — в левой, обе руки протянуты через стол, словно он собирался о чем-то просить. Голова его склонилась набок, взгляд был направлен в вечность. А на полу перед письменным столом лежала Дарла.
9
Она лежала лицом вниз, причем голова покоилась на согнутой руке. Я перевернул ее, чтобы невидящие глаза уставились на меня. Она переменила одежду и теперь была в темно-зеленом комбинезоне из эрзац-бархата, а на ногах были сапоги до колен. Она выглядела совершенно иначе. Я поднял ее, чтобы она села, и она как бы ответила на это, начав двигаться, словно под водой, руки и ноги — как мороженое в жаркий день на солнце, но когда я поднял ее на ноги, она не могла идти, не могла выполнить всю последовательность движений, которые надо было выполнять. Я прижал ее к себе, наклонился через стол и впихнул Петровски снова в его кресло. Потом открыл верхний ящик стола и стал искать ключ к Сэму, но нашел только «Вальтер» Дарлы. Я взял его, потом протянул руку во внутренний карман мундира Петровски, чтобы достать его пистолет. Я остановился, подпер плечом Дарлу в живот, потом резко выпрямился, и она повисла у меня на плече, как мешок с картошкой. Ее рюкзак был возле перевернутого стула, и я бросил ее пистолет в рюкзак, а потом подхватил его. Когда я пронес ее по полицейскому участку, я все время думал, сколько времени у меня осталось. У меня было такое ощущение, что все очень скоро начнут приходить в себя. Я не забивал себе голову размышлениями над тем, что могло вызвать такое странное явление, поскольку я мог назвать сразу несколько методов для выполнения такого плана, но меня впечатлили интенсивность и масштаб эффекта. Попозже — если это время для меня вообще наступит — я напишу торжественное благодарственное письмо на красивой бумаге и подумаю, кому его послать. Я добрался до гаража, прошел сквозь маленькую боковую дверцу, думая о том, как странно, что никто не зашел внутрь, удивляясь тому, что же такое могло тут произойти — например, полицейские, которые могли возвращаться с патрулирования, возвращаться с обеда, и все такое прочее. Я приотворил дверь и выглянул на стоянку. Двое крепких, как сталь, констеблей развалились в своей патрульной машине неподалеку, их загипнотизированные пушки целились в никуда. Теперь я действительно находился под глубоким впечатлением от случившегося. Даже более того, когда снаружи я нашел еще одного полицейского, который въезжал на стоянку, когда эффект парализовал всех — или он тоже поддался влиянию парализатора, либо у него была привычка сворачивать свою машину вокруг пожарного крана, когда он ставил ее на стоянку. Это напомнило мне, что нам немедленно нужен был транспорт. Украсть милицейскую машину? Невозможно. Нет времени, чтобы дезактивировать отпечатки пальцев полицейских, которые их водят, или выключить наводящий маяк. Кроме того, они бы прекрасно знали, на какой машине я сбежал, вплоть до серийного номера. Потом на миг я забыл про эту проблему, обалдев от того факта, что пешеходы на противоположной стороне улицы тоже поддались парализующему фактору. Трое лежали и на нашей стороне улицы. Нечего сказать, здорово. Я бросился в боковой проход, параллельно улице позади участка. Дарла вряд ли весила больше шестидесяти килограмм на планете с обычной силой тяжести, но на Голиафе она была обузой. Ее рюкзак — тоже не мелочь. Я нашел проход между двумя домами, положил Дарлу и прислонил ее к стене. Я крепко похлестал ее по щекам несколько раз, аккуратно переходя болевой барьер, потом потряс ее изо всех своих сил. Щеки ее раскраснелись, как зимняя заря, глаза затрепетали, и она вздохнула, но все еще никак не могла прийти в себя и спала на ногах. Ну что же, настало время снова идти. Я подхватил ее на плечо, взвалил на другое рюкзак и стоял там, думая, куда же мне идти. Потом я почувствовал позади себя движение и резко развернулся, чуть не упав. Два рикксианина стояли в проходе, пялясь на нас, а их тощие птичьи ноги упирались в асфальт под странным углом. Их страусиные тела еле выстаивали при почти двойной тяжести по сравнению с той, которая была на их родной планете. Прозрачные вспомогательные дыхательные маски покрывали их лица. Лица не соответствовали птичьим телам, кислые старые физиономии, похожие на морды земных верблюдов, но глаза были гораздо больше, и их было четыре, два над основанием пятачка-носа, а два в основании тонкой длинной шеи. Они очень тщательно следили, куда ставят свои тонкие птичьи ножки. Одеты они были обычным образом, в тесные прилегающие к телу комбинезоны из цветного материала с богатой золотой вышивкой в тех местах, где прорези обрамляли вырезы для нижних глаз. Их огромные костлявые руки — руки, которые когда-то были костяком мембраны крыльев — были очень сложно и аккуратно сложены по бокам. Я прощелкал подходящее приветствие, которое, если не написать, читалось бы так: — Ррикс-ррикс-ррикс-щелк-ррикс. При этом каждая морфема произносится слегка в другой тональности. Если учесть мои лингвистические неспособности, я, вероятно, попросил их передать мне соль. Один, справа, ответил приветствием на приветствие, а второй заговорил на интерсистемном: — Тебе привет, брат по дороге. — И вам тоже, братья по дороге, — сказал я, — большие спасибо, если именно вам я обязан своей свободой. Я повернулся и пошел прочь после того, как решил, что они не собираются ответить мне или переменить выражение своих лиц, чтобы показать мне, они или не они освободили меня. Я не оборачивался, зная, что они следует за мной на приличном расстоянии. Я вышел на улицу, на которую выходил и милицейский участок, только чуть подальше. Это было рискованно, но я автоматически шел прочь от рикксиан, пусть даже они и не делали никаких попыток мне помешать или загородить дорогу. Я стоял на входе в закоулок рядом с магазинчиком «Остановись — Купи». Мимо проходили поселенцы, смотрели на стройную молодую девушку, переброшенную через мое плечо, хмурились и шли дальше. Но я на них и не смотрел. Вот оно. Древний автомобиль, припаркованный возле магазина. Мотор был включен. В нем был ключ! Не электронный сигнал-радар-радио, как ключ от Сэма, а ключ, господи помилуй, кусок металла, который подходил к механическому отверстию, к замку. Я подивился интерьеру машины, металлической решетке приборной доски, голубому меху на сиденьях, розовым мохнатым коврам на полу, парочке мохнатых побрякушек, которые висели на зеркальце заднего обзора… и руль-то, руль! Настоящая баранка. Матерь божья, руль, а на нем какая-то блестящая кнопка. Что же это такое? Так, это переключатель скоростей, который торчит из примечательного горба в полу и разделяет нутро машины на две части, старый большой переключатель скоростей, украшенный ручкой с луковицеобразным наконечником, на котором было выгравировано какое-то изображение. Вот оно:R 1 3
¤ ¤ ¤
2 4
Переключатель скоростей? Рулевое колесо? Окна, которые приходится открывать вручную? И к тому же кажется, что их сделали из стекла. Это была машина, которая не стоила космострады. Погодите минуту. Ну да, вот они, под приборной доской, датчики. Не такое забавное фуфло вроде давления масла или температуры воды, а настоящие приборы, просто спрятанные от глаз: температура плазмы, дельта потока, все, что надо. Это была машинка, которая ездила на плазменном топливе. Разумеется, внешний вид был просто имитацией, а не настоящим древним автомобилем. Но все-таки: где она включается? А это что такое? Батюшки, сцепление! Как раз как в книжках. Не может такого быть, но я не видел никакого другого способа воздействовать на эту штуку. Давайте-ка попробуем… если я правильно помню… выжать педаль сцепления — выпустить сцепление, — и оно должно быть в нейтральном положении. Где ты, буква «н»? Нет буквы. Ладно, хорошо, линия, которая соединяет две вертикальные на ручке. Нейтральное положение. Так, перевести туда. Теперь повернуть на 1. Первая скорость. Правильно… теперь… Машина рванулась вперед, и я почувствовал, как мотор заглох. Я снова прижал педаль к полу, и машина остановилась, но что-то словно напрягалось, чтобы удержать ее на месте. А это что, ручка у меня рядом? Ах, механический тормоз. Я правильно догадался. Ну конечно. Я порылся в нем до тех пор, пока ручка не отскочила назад, в дырку, где ей и положено быть, под приборной панелью. Машина медленно покатилась вперед, разгоняясь на легком наклоне улицы. Я наконец поставил машину на скорость, и мы начали двигаться. Дарла лежала на сиденье рядом со мной, лицом вверх, проявляя некоторые знаки того, что просыпается. Она слабо стонала и мотала головой из стороны в сторону. Когда мы отъезжали прочь, молодой человек со странной прической выскочил из магазинчика с воплем: — Эй! Что вы, черт возьми… Эй!!! Вернитесь!!!!! Вернитесь!!! Я нажал педаль газа, и машина рванулась вперед с пугающей скоростью, а звук мотора поднялся до высокого визга. — Ах вы, вшивые ублюдки! — вопил парень, пока мы, ревя, удалялись по улице прочь. Вшивые? Я многие годы не слышал такого выражения. Оно было явно американским и архаичным. Мотор, протестуя, завыл, требуя от меня сменить скорость. Я отпустил сцепление, и мотор бешено заработал вхолостую, пока я не сообразил, что хорошо бы убрать ногу с газа. Я боролся с переключателем скоростей, пока не нашел то углубление, куда должен соскальзывать переключатель, и потом осторожно отпустил педаль. Машина слегка встряхнулась и полетела вперед на второй скорости. Владелец перестал бежать за нами следом и стоял, уперся руки в боки, посередине улицы. Я помахал ему рукой. Машина обладала поразительной силой. Самое примечательное было то, что нутро машины было переделано, чтобы она могла работать так, как если бы действительно была колымагой с мотором внутреннего сгорания и механической трансмиссией. Я повернул за угол влево. — Джейк! — это Дарла пришла в себя. Она уселась, опершись одной рукой о приборную доску, а другой на сиденье. Она смотрела то на меня, то на машину, и лицо ее выражало изумление. Наконец она ахнула. — Джейк, что произошло? — Доброе утро. Понятия не имею, но мы выбрались из одного безобразия и попали в другое. — А где ты?.. — до нее дошло то, на какой странной машине мы едем. — Что это за штуковина? — Это чье-то представление об истории на колесах. Я украл ее, если хочешь знать. Но сперва скажи мне, почему ты не превратилась в хорошо прожаренный бифштекс с корочкой там, на ранчо. — А? — она нахмурила лицо, протерла кулаками глаза и откинулась обратно на сиденье. — Извини, я все еще чувствую себя немножко странно. Как я что?.. Ах, да. Она резко повернулась ко мне. — А они тебе не сказали? Ты хочешь мне сказать, что все это время ты думал, что я умерла? — Я думал, что ты — кусок горелого мяса. — О, Джейк. Извини, пожалуйста. — Неважно. Так ты мне лучше скажи, как у тебя все это получилось. Молния попала прямо в цель, — я неодобрительно цокнул языком. — Довольно глупо стрелять в упор в милицейский флиттер, тебе не кажется, дурочка? Она смущенно усмехнулась. — Глупая, но гордая, мне кажется. Выражение ее лица переменилось. — Черт побери, Джейк, я не хотела, чтобы они тебя забрали. Я стреляла в панель управления, думала, что они на миг потеряют контроль над флиттером, чтобы ты мог убежать из полосы света. Я свернул на боковую улочку, убравшись с главной аллеи. Шины завизжали. Они не трещали, как роллеры, они вопили, как щенок, которому отдавили лапу. — Это не сыграло бы никакой роли. С их приборами ночного видения для них всюду был ясный день. Поисковые прожекторы были включены для нас, чтобы произвести впечатление. Человеческая жертва инстинктивно думает, что темнота ее прячет. — Я об этом и не подумала, — она прикусила губу и задумалась, потом пожала плечами. — Как бы там ни было, — продолжала она, — у их флиттера была дополнительная броня, поэтому глупо спорить по теоретическим вопросам. Я выстрелила, потом немедленно бросилась на землю и покатилась по ней. Даже при такой уловке я едва избежала поражения. Она оттянула широкий воротник комбинезона, чтобы показать мне мягкое обнаженное плечо, обожженное красными горящими следами. — Мне уже помазали их чем-то. Да и не такие они страшные. Второй степени. — И все же, — сказал я, — это было глупо, но я тебя за это люблю. Я наклонился вбок и поцеловал ее плечо. Она улыбнулась и обняла меня. — Джейк, дорогой, я так рада! — Фу-у-у! Я же должен вести эту штуковину. — Она тем не менее не обратила на мои слова никакого внимания, просто накрыла мой рот своим и закрыла от меня всякую видимость на дороге. Руки мои были прижаты к телу ее объятиями, и мы вильнули вправо к тяжеловозу, который как раз разгружал каркас надувного дюропенного домика на пустынном участке. — Эй! — проорал я, когда мой рот наконец был свободен, схватился за блестящую кнопку на рулевом колесе и передвинул ее вправо. Женщина, которая разгружала тяжеловоз, отскочила с дороги, потом выругала нас очень старательно на, как мне показалось, нидерландском языке. — Ух ты! Извини! — Дарла слезла с меня. Она снова привела себя в порядок — это превратилось почти в ритуал. Потом она посмотрела на меня. — Куда мы едем? — спросила она. — Если бы я знал, где Сэм, я наверняка быстро убрался бы из города. У меня такое ощущение, что эта штука могла бы перегнать любую машину милиции, даже перехватчик. Но… — О господи, я совсем забыла, — перебила она меня и, сунув руку в правый боковой карман, протянула мне ключ от Сэма. — Петровски пытался убедить меня вызвать Сэма, выманить его из укрытия, чтобы они смогли обездвижить его и обыскать. Из-за карты, как мне кажется. Я сумела сунуть ключ в карман, прежде чем вырубилась. Я схватил черную продолговатую коробочку и нажал кнопку вызова. — Джейк! Господи Иисусе, где ты?! — Разъезжаю по Максвеллвиллю, ищу тебя. А ты где, черт побери? — Да в кустах неподалеку от Космострады на Семь Солнц и портала на эту планету. Ищу это проклятое ранчо, или Джона, или Дарлу, или любого, кто сможет… (треск)… да что, черт побери, происходит? — Все в городе. Можешь назвать мне свое местоположение более точно? — Не совсем. Вокруг Голиафа нет навигационного сателлита. Но я примерно в двадцати кликах к северу от Космострады… (кр-р-р-рак!)… Остальная часть передачи безнадежно проглочена статическим электричеством. — Сэм, ты у меня пропадаешь. Повтори. — …В десяти кликах от дороги… используй луч… — Сэм, я тебя не могу понять, ничего не слышно, но ты оставайся там, где ты есть, и включи луч. Повтори, остановись и включи луч. Подтверди прием. — …Включить луч, понятно. Я хорошо тебя слышу и… — Джейк, — сказала Дарла. Она смотрела назад, в овальное окно заднего обзора. — Милицейская машина только что пересекла тот перекресток, через который мы проехали, направляется вправо от нас. Не знаю, увидели они нас или нет. — Хорошо. Ну что же, они и так тут ползают в округе, кроме того, тот парень наверняка уже доложил, что у него украли лошадку с коляской. — Мне бы надо было тебе прямо сразу отдать ключ, но я была совершенно заморочена, ничего не соображала. — Это не имеет значения, — сказал я. — Для того, чтобы выбраться из города, нам нужен неприметный транспорт. Самое скверное, что если мы украдем другую машину… В этот момент мы увидели Джона и всю компанию, когда они выезжали на своем «шмеле» в противоположном направлении. С ними была Винни. Я опустил окно и заорал в их сторону, но безрезультатно. Потом вспомнил про сигнальный гудок. Где он может быть? Кнопка? Нет, вот, как раз тут, мягко обитая кнопка в центре рулевого колеса. Клаксон пропел свой нелепый смешной сигнальчик, и в зеркале заднего обзора я увидел, как Джон выглянул из окошка возле водительского сиденья, оглядываясь назад. Я резко развернулся, подъехал к ним и снова нажал сигнал. Они подкатили к пустому месту возле обочины тротуара. Дарла вытащила свой пистолет, и я огляделся кругом. Максвеллвилль напомнил мне маленькие городки штата Джерси, где мы отдыхали, когда времена были неплохие — равнина, низкие пастельных тонов здания, но здесь были многочисленные свободные, незастроенные участки и много открытого пространства. Я надеялся, что пройдет не так много времени, прежде чем городишко застроится. Винни выбралась из «шмеля» и бросилась к нам. Я выскочил из машины, и она обняла мои ноги, потом подпрыгнула, чтобы обнять Дарлу. Я велел Дарле внимательно следить за тем, что происходит вокруг, а потом подошел к «шмелю». — Джейк? — радостно приветствовал меня Джон. — Вас выпустили! — Ненадолго, если я не уберусь из города. Улыбка его пропала. — О-о-о… мы чем-нибудь можем помочь? — Да, одолжите мне свою машину. — Э-э-э… — его лицо помрачнело. — Я знаю, что прошу слишком многого, — сказал я, быстро заполняя паузу в разговоре. — Я вам вот что скажу. Почему бы вам не зайти в эту маленькую забегаловку, якобы на завтрак, оставить ключ в «шмеле». Я его украду. Дайте мне примерно полчаса, потом сообщите об этом в полицию. Я оставлю машину на Космостраде, и не будет никаких проблем. Сьюзен сидела на заднем сиденье. Она наклонилась вперед и заговорила на ухо Джону, так, чтобы я вроде бы не мог подслушать, но мне все равно было все слышно. — Джон, не делай этого, — умоляла она, — мы и так попали в страшные передряги. Полковник Петровски сказал, — тут она остановилась и виновато посмотрела на меня, — прости, Джейк, но нам бы не хотелось больше в это вмешиваться. — Я могу понять, — сказал я, размышляя, хватит ли у меня жестокости и наглости вытащить Джона силой с водительского сиденья, выгнать из машины Роланда и Сьюзен… или просто выгнать их под дулом пистолета. Но, черт побери, с друзьями таких штучек просто не делают. Джон угнетенно посмотрел на меня. — Ей-богу, не знаю, что делать, — сказал он, устало покачивая головой. В моральном тупике ничто так не поднимает ваш дух, как вид ретикулянцев. Они, словно призраки, промчались мимо в своем низко посаженном ярком синевато-зеленом спортивном автомобиле. Это была крупная для своего класса машина, а за собой она тащила еще и домик на колесах, который был прикреплен к машине с помощью соединения-гармошки. Трейлер этот был очень большим для самой машинежки. Но машинка все-таки была целой поэмой аэродинамического дизайна, она чувственно изгибалась в нужных местах, сияла лаком, изобиловала кнопками, крохотными башенками, прозрачными капсулами и прочими штучками. Инопланетяне на меня не смотрели — этим я просто хочу сказать, что голов они не поворачивали, — но я знал, что глаза их, похожие на линзы, были повернуты под самым крайним углом. Неужели они следили за мной с самого участка? Как? Я их не видел. Незаурядно — услышал я мысленно голос Петровски. Но кто может понять инопланетян? И где бы ни были ретикулянцы, милиция будет за ними неподалеку. — Джейк, мы бы действительно очень хотели тебе помочь, — говорил в это время Джон. Мне кажется, никто из них не заметил ретикулянцев. Я повернулся к нему. — Джон, для меня это может означать мою жизнь. — Но я… о господи… — Джон выглядел совершенно растерянным. — Сделаем так, как он просит, — сказал с нажимом Роланд, — с точки зрения морали, у нас нет выбора. — Но власти, — колебался Джон, — какова будет наша ответственность… — Мне кажется, вопросы морали тут вполне ясны, — сказала Сьюзен. — Джейк помог нам, прошлой ночью мы помогли ему. По крайней мере, пытались помочь. — А ты что, ведешь счета в отношении того, кто кому сколько должен с точки зрения морали и долга? — оскорбился Роланд. — Это с каких же пор этические вопросы стали заменяться понятиями дебета и кредита? — Я не занимаюсь бухгалтерией, — огрызнулась обиженная Сьюзен. — Мне просто думается, что неразумно вмешиваться во все эти дела больше, чем мы уже влипли. Мы собираемся жить на этой планете… — Джейк, насколько это касается меня, — сказал мне Роланд, высовываясь в окошко возле Джона, — ты можешь забирать «шмеля». — Ты мне не дал закончить того, что я говорила, — сказала оскорбленно и гневно Сьюзен. — Тогда, мне кажется, вопрос должен решать я, — жалобно сказал Джон, потому что решения в такой демократической обстановке давались ему с трудом. — Джейк, неужели ты действительно считаешь, что это справедливо, — воззвала камне Сьюзен, — вот так просить нас рисковать и быть втянутыми в какое-то темное дело, куда уже влип ты? — А? Что? — я смотрел на ретикулянцев. Они завернули налево за угол и остановились, задний конец трейлера торчал из-за угла хозяйственного строения какого-то склада сельскохозяйственных орудий. Меня они в данный момент не очень интересовали. Ретикулянцы явно отчаянно рисковали, путешествуя открыто по земному городу. Дарла уже нацелила свой страхолюдный мушкет где-то в их сторону. А она сперва выпалит, а потом спросит, что именно случилось. Я одним глазом посматривал в сторону складского здания. — Прости, Сьюзен, что ты сказала? — Сьюзен высказала свое мнение, — сказал Роланд. — Джон, как насчет тебя? Джон начал было что-то говорить, когда Сьюзен выпалила: — Вы двое меня всерьез разозлили! — щеки ее пылали, и она была на грани слез. — На меня здесь никто не обращает внимания, и каждый раз, когда я что-нибудь говорю… — Никто тебя не обижал, — резко сказал Роланд. Сьюзен совсем вышла из себя. — Вот ты опять начинаешь! — Люди, люди, вы что… — попытался урезонить их Джон. Дарла снова смотрела на меня, словно спрашивая: как дела? Хороший вопрос. Мне надо было принять собственное моральное решение, а времени оставалось в обрез. Я потрогал рукоять пистолета Петровски в кармане куртки. — Мы, как всегда, должны подойти к этому рационально, — сказал Джон своей пастве. — Ей-богу, нам незачем спешить возвращаться обратно на ранчо. Я предлагаю вам пойти в закусочную… и не оставлять ключа, поскольку Джейк весьма хитроумный, предприимчивый и изобретательный человек… — он посмотрел на меня, ища поддержки. — Это было бы прекрасно, — сказал я. Но это значило бы, что потребуется больше времени, времени на то, чтобы обойти систему безопасности, а микросхема таких систем достаточно сложна. И как насчет инструментов? Где я их возьму? — Одно-единственное, — сказал я, — они вам дали набор инструментов к этой штуковине? Для поломок и аварий? Роланд открыл ящик — багажник под сиденьем — и стал копаться в нем. — Таким образом, — продолжал Джон, — мы можем доказать, что у нас не было ни малейшего намерения помогать Джейку скрыться. Насчет укрывательства преступника и тому подобного не возникнет и тени подозрения. — Он с надеждой повернулся к Сьюзен. — Для тебя это приемлемо? — Тут куча мусора, — сказал Роланд, бешено роясь в ящике. — Не могу, кажется, найти… а это еще что? — Он вытащил замасленную штуковину, из которой торчала проволока. — Старая часть от мотора, — сказал я ему. — Нет, это неприемлемо, Джон, и ты это знаешь, — сказала сердито Сьюзен. — Они нам никогда не поверят. Я немедленно выхожу из этой машины. — Ну погоди минутку, пожалуйста, — сказал Джон. Роланд поднял глаза. — Да никуда она не пойдет, — сказал он презрительно. — Сам увидишь, — ледяным тоном сказала Сьюзен и передвинулась по сиденью к той двери, которая примыкала к тротуару. Джон протянул руку назад и схватил ее. — Ну пожалуйста, Сьюзен, — стал умолять он. Я же схватил за руку Джона. — Люди, честное слово, на это у меня нет времени. Джон повернулся ко мне с раздражением. — Э-э-э… погоди минуточку, ладно? — Сьюзен попыталась вырвать свою руку, но Джон держал ее крепко. — Роланд, поговори с ней! — Инструментов нет, — сказал мне Роланд. Я крякнул. Что же, выбора практически не оставалось… Сьюзен уже открыла дверь и одну ногу свесила наружу, пытаясь оторвать пальцы Джона от своего плеча. — Пусти меня! — сказала она сквозь стиснутые зубы. — Роланд, пожалуйста, поговори с ней! — Перестань вести себя как ребенок, — рявкнул Роланд, подняв на нее взгляд, пока он все еще пытался найти что-нибудь полезное в ящике с инструментами. — Иди к черту! Джон, пусти меня! — Сьюзи, пожалуйста, — сказал Джон, голос его был тихий и умоляющий. — Мы разберемся в этом. Просто подожди минутку, прежде чем ты… — Ох, да пусть идет, — сказал с отвращением Роланд. — Куда она пойдет-то? — Куда угодно! Если только смогу выбраться отсюда. Я тебя предупреждаю, если ты… — Сьюзен, иногда ты бываешь таким абсолютным дерьмом… Ты это знаешь? Она перестала сопротивляться Джону и яростно посмотрела на Роланда. — Ах ты, сволочь! Да как ты смеешь так со мной разговаривать! — Тогда скажи мне, как это мы сможем основать тут колонию, когда люди разбегаются, как тараканы, при первом же признаке неприятностей! — Первом же признаке… — ярость Сьюзен превратилась в изумление. — Как будто эта экспедиция не была катастрофой с первого же дня, как мы покинули Хадиджу! Трое из нас уже мертвы, господи помилуй. — Да, знаю, — сказал Роланд. — Но мы и раньше теряли людей. Новая планета, новые опасности… — А ты когда-нибудь слышал о том, что к ним полагается готовиться? Сперва эта идиотская поломка… А чья идея была потревожить и разворошить те гнезда или как они там называются? Разве не является первейшим правилом на неизвестной планете… — Да, первое правило гласит «никогда не полагайся на свое представление о том, что может быть опасно», — сказал Джон, — я же его нарушил. Я беру на себя полную ответственность за это. — А кому от этого легче? Кого это может воскресить? — Никого… — Отпусти ее, — Роланд был сыт по горло. Джон вздохнул. Сьюзен воспользовалась тем, что беседа затихла, и вырвала свою руку прочь. Роланд немедленно протянул руку назад и схватил ее за запястье. Дарла глазами говорила мне: что эти идиоты теперь вытворяют? Я беспомощно пожал плечами. — Слушай, прекрати, перестаньте вы все меня хватать… сию секунду прекрати! — Сьюзен ударила кулаком по руке Роланда. Ситуация совершенно выходила из-под контроля. Кроме того, по мне снова начинали как бы бегать мурашки. Я повел плечами. Что это такое? Нервы? Вши? — Сьюзен, пожалуйста, успокойся, — говорил Джон. — Пустите меня. — Роланд, пусти ее. — И куда ты собираешься, как тебе кажется? — спросил ее Роланд. — В мотель, где находятся Роджер и Шарп. — Мы тебя туда отвезем, ладно? — Нет, спасибо, предпочитаю дойти туда пешком. — Сьюзен, будь же разумна. Пусти ее, Роланд. — Не будь идиоткой, — сказал Роланд. — Да убери свои подлые лапы, говорят тебе! — Нет, не уберу, пока ты не прислушаешься к умным словам хотя бы на минуту. — Я ТЕБЕ СКАЗАЛА УБРАТЬ С МЕНЯ СВОИ ПОДЛЫЕ ЛАПЫ!!! — Джейк! — это Дарла, которая стояла возле нашего автомобиля с открытой дверцей, показывала на что-то важное и срочное у меня за спиной. Я резко повернулся и увидел перед патрульной машины, который торчал из-за кучи мусора на пустом участке через улицу. — Всем ложиться, — я нырнул за моторный капот «шмеля», скользя по лакировке, аккуратно скользнул к другому концу машины и присел поближе к земле. Телеологисты смотрели на меня так, будто я потерял разум. Я прополз дальше и открыл дверцу, где сидел Роланд. — Ложись! Ложись! Роланд первым сообразил, в чем дело, схватил воротник смешной серой рясы Джона и стащил его вниз на пол. Я как раз пытался проделать то же самое с Сьюзен, когда ударил первый залп. Аэростекло «шмеля» превратилось в расколотый лед. Сьюзен все еще сидела, как сидела, — чудом не раненая, — покачивая головой и ничего не понимая. — Почему… почему они в нас стреляют? Мы же не… Я выволок ее из машины и бросил на асфальт как раз в тот момент, когда следующий залп пропорол «шмеля». Воздух был полон пулями высокой плотности, и сверхзвуковой треск отдавался громче, чем тот выстрел, который их послал. «Шмель» трепетал, как лимонное желе, пока в него впивались заряды аж с трех направлений. Джон и Роланд вывалились из передней двери на улицу. — Лежите пониже, — приказал я им. — Тихо! Оглянувшись вокруг, я так и не увидел места, где можно было бы укрыться. Участок на этой стороне улицы не мог ничего предложить, кроме сухого кустарника и нескольких вурлитцеровских деревьев. Я услышал, как Дарла завела автомобильный мотор. Шины завыли, когда она выжала сцепление и подскочила на краю тротуара. Она подъехала к нам, бешено виляя. Очень трудно привыкнуть к рулевому колесу. Она пересекла дорогу, загнала машину в рыхлую песчаную почву, срезала боком вурлитцеровское дерево, потом выправила машину на дороге и подлетела к нам, шины выбрасывали фонтаны грязи и пыли. Она остановила машину возле «шмеля» и не выключала мотор. Потом она чуть было не стала переключать скорости, не выжав сцепления, чем едва не убила мотор. Но все же она держала машину на ходу. Когда она стала открывать дверь со стороны водителя, пуля высокой плотности отлетела от «шевроле», завизжав от рикошета. У меня не было времени удивиться, почему это старинная машина не пропускает пуль. Теперь дверь успешно блокировала угол обстрела полиции, и мы были в относительной безопасности. Я помог Джону пролезть, потом пришла очередь Роланда. — Всем в машину! — сказал я. — И будьте пониже! Я пропихнул Сьюзен в дверь, Дарла помогала мне изнутри. Теперь подделка под старину притягивала на себя большую часть огня, но нас частично защищал еще и «шмель», который теперь просто разлетался на куски под ураганным огнем. Как раз в этот момент еще один выстрел попал в дверь, отрезав ее, словно бритвой, так что удар почти сбил меня в сторону. Роланд пролез в машину, потом Джон протащил на сиденье свое тощее тело. Я подтолкнул худую задницу Джона, чтобы он поскорее пролез в то, что я теперь понял, было пуленепробиваемым транспортным средством, то есть чудом из чудес. Ей-богу, пулю высокой плотности трудно остановить. На переднем сиденье была мешанина тел. Я втянулся внутрь, пытаясь найти себе местечко и одновременно пробраться ногой сквозь змеиное гнездо рук и ног к педали газа. Я до нее наконец добрался и нажал. Мотор завыл, но телега не двинулась с места. Мне надо было переключить на первую скорость, но я не мог дотянуться до переключателя скоростей. Моя левая нога застряла между дверью и передним сиденьем. Я нагнул голову и сунул ее под рулевое колесо, мучительно извиваясь, чтобы дотянуться до переключателя и педалей руками. Кто-то вогнал локоть мне в ухо. — Дарла! Переключатель! Поставь эту чертову рукоятку на номер один. Я почувствовал, как переключатель зашевелился и огрел меня по шее. Я дал возможность сцеплению выскользнуть у меня из руки и прижал акселератор предплечьем. Мотор завыл, и сила гравитации прижала мою шею к переключателю скоростей. Мы двигались. — Веди! — завопил я. Краем глаза я увидел, что Дарла наклонилась через спинку переднего сиденья, чтобы схватиться за руль. Внезапная вспышка и взрыв. Они притащили в подмогу зажигательную пушку. «Шмеля» больше не существовало. Это еще к тому же означало, что у нас не было шансов. Секундой позже нас обволокло раскаленным добела облаком сияния. И тут же мы из него выехали. В нас ударил прямо в яблочко зажигательный снаряд, а мы были целехоньки. Колымага содрогалась от попадания за попаданием, снаряды отскакивали от нас, как камни от стальной стены. Дарла свернула влево, и мы во что-то врезались, но это нас не остановило. Мотор вопил и требовал второй скорости, но я не хотел рисковать и пробовать ее сменить. Потом до меня вдруг дошло, что у нас все-таки было время. Мы приняли на себя все худшие удары, которые они могли нам причинить. — Всем слезть с меня! — завопил я довольно-таки глупо, потому что я и был на самом верху. Я выпустил акселератор и выпутался из мешанины рук и ног. — Ух! — раздался голос Роланда. Чья-то рука попыталась ухватиться за мою физиономию. Дарла сняла руки с руля и помогла вытащить меня из кучи телеологистов. Сьюзен выпуталась сама и заползла на заднее сиденье, оставив меня, Джона и Роланда разбираться, кому принадлежит та или иная рука и нога. Мы наконец разобрались с этим, и я выбрался наверх глотнуть воздуха, приоткрыл дверь, чтобы высвободить ногу, потом снова ее захлопнул. Мы мчались сквозь кустарник на другой стороне свободного участка. Мы добрались до тротуара, отлетели от бордюра, но к тому времени я загнал трансмиссию на вторую скорость. Я прижал педаль до самого пола, и мы вынеслись с ревом на улицу, а шины визжали, как гончие собаки, выследившие жертву. — Куда нам ехать на Космостраду? — спросил я, но ответа не получил. Две патрульные машины, которые высунулись из-за угла на улицу, представляли собой куда более неотложную проблему. Мой собственный ответ на события был совершенно безмятежный. Со всей уверенностью в мире я направил наш анахронизм на колесах прямо в острие треугольника, который образовали полицейские машины, попытавшиеся блокировать нам дорогу. — Держитесь, люди! Выстрелы отскакивали от стекла, которое вовсе не было стеклом, и перекрестные зажигательные лучи играли на крутых блестящих боках автомобиля. Непроницаемый. Мы ударились в патрульные машины с громким лязгом, но внутри толчок был едва ощутим, небрежно отмели патрульные машины в сторону и помчались дальше по дороге. Мы проехали остальные полицейские машины, бронированный транспортер, потом прорвались через оцепление, устроенное милицией. Их вторая линия обороны была совершенно достойна презрения: деревянные барьерчики. Я превратил несколько штук в зубочистки, проревел,сворачивая вправо за угол, потом свернул влево, потом снова вправо, и наконец, повиливая задом, вывалился на широкую аллею, которая, казалось, вела из города вон. Поразительная, пугающая мощь дрожала под педалью акселератора. Я никогда еще не водил ничего подобного, что было бы способно на такую отдачу. И по-прежнему машина шла всего лишь на третьей скорости. «Спидометр» показывал что-то девяносто в час. Девяносто миль? Наверное. Подходяще для стиля машины. В течение следующих нескольких минут — примерно двадцати — я вел машину, а передо мной не было ничего, кроме чистого воздуха. Максвеллвилль разредился до пригородов, потом пошли строительные подходы и дороги, потом ничего уже кругом не было, кроме дороги, а с обеих ее сторон только голая земля. Никаких заградительных патрулей на дороге — у них просто не было на это времени. Все сидели в ошеломленном молчании. Телеологисты были ошеломлены, пустые лица тупо глядели, как мимо катится столбовая равнина. Впереди мигающие барьеры, новая секция колониальной автострады. Потом знак.К КОСМОСТРАДЕ И ПЕРЕКРЕСТКУ С КОСМОСТРАДОЙ НА СЕМЬ СОЛНЦ - МАРШРУТЫ 85, 14НАПРАВЛЕНИЕ ВНУТРЬ ПО СПИРАЛИЯ каким-то образом сумел не задеть барьеры. Мы промчались через ограждение дороги и выскочили на новую маклитовую поверхность шоссе шириной в шесть рядов. Я вызвал Сэма. — Теперь я тебя нашел, парень. — Это здорово, — сказал я. — Ты где? — В кустах возле звездной тропки. Но ты не волнуйся, я тебя подберу. Ты на чем едешь? — Ты не поверишь, но ты узнаешь в тот же миг, как только увидишь. Старый земной автомобиль. Разумеется, подделка. Но Сэм, мне же надо знать, где ты. Нам придется быстро пересаживаться, но где-нибудь не на дороге, там, где нас никто не увидит. Все силы в Галактике бегут по моему следу. — Вот как? Держись! — пауза. — Ага, теперь они у меня нарисовались. Они слишком далеко, не могу тебе сказать, сколько их… Эй, ты что делаешь? Пытаешься сжечь поверхность дороги? — Примерно такая общая идея. — Какая у тебя скорость? — Двести миль в час. — Что-о-о? А, понял. Погоди минутку, если это подделка, спидометр не может давать такие показания, это слишком много для старинной машины. — Указатель застыл на ста, потом снова перескочил в начало шкалы, а сама шкала поменялась. Эта колымага подделка под старину только по внешнему виду, а на самом деле под кожухом мотора — я хотел сказать, под капотом — она совершенно иное существо. Я мечтаю выбраться на Космостраду, чтобы посмотреть, на что она способна. — Лучше начни ее проверять сейчас. Что-то догоняет вас, и довольно быстро. — О'кей. Я подумал, что настало время применить четвертую скорость. Я мягко ее переключил, и машина рванулась вперед, нежно прижав нас к сиденьям. Числа на спидометре теперь стояли от 200 до 300. Я стал гнать машину вперед, и стрелка подползла к двумстам пятидесяти. — Господи, не могу поверить, чтобы эта старая куча металлолома… — я посмотрел на спидометр снова и не поверил собственным глазам. — Что такое? Теперь эта штука служит махометром! — Ты уверен? — спросил Сэм. — Угу. Это махометр. — Стало быть, это не двигатель внутреннего сгорания? — Нет. Я на мах-запятая-три и держусь этой величины. Сэм, что ты скажешь насчет того, как там дальше Космострада насчет вождения на высокой скорости? — До самого портала все чисто, но будь осторожен. Ты же знаешь, что по этому поводу говорится. Ни один наземный вид транспорта не может быть в безопасности, если превышает скорость мах-запятая-пять. — Правильно, но пусть сперва пыль за мной поглотают. — Они все еще сближаются с тобой. — Вот как? Сэм, давай двигай! — Повтори! — Сэм, начинай двигаться! Если они все еще будут сближаться с нами, значит, это перехватчик милиции, и я точно знаю, кто за рулем. Засада не была делом рук Петровски. Это Элмо пытался восстановить свой пошатнувшийся авторитет. Но Петровски теперь сам мог действовать, поскольку его широкий славянский нос раздувался от моего свежего запаха. — Никакого шанса для нас, Сэм, пересесть к тебе на Голиафе. Двигай к порталу на Семь Солнц, и там будем разыгрывать эту партию в зависимости от того, как повезет. — Теперь держись, потому что у меня не только один автомобиль засечен на радаре. Нарисовался один перехватчик, но за ним едут еще две машины, чуть помедленнее. — Ретикулянцы со своими машинами? — У них же на хвосте еще один на хорошем расстоянии от них. Возможно, рикксиане. — А за ними… — Еще что-то? А, ладно, один черт. Хватит, Сэм. Выезжай. У тебя на другой стороне будет гораздо больше скорости. Вакуум. — Ты же не знаешь, что со мной сделал Вонючка. Я чувствую себя другим человеком. Я еще не открывал тебе, что моя крейсерская скорость возросла по меньшей мере на тридцать процентов. Вонючка на сей раз сам себя превзошел. — Хорошо, но передвигай роллерами! — О'кей, все в порядке! В мгновение ока мы достигли старой Космострады, которая действительно указывала, не сворачивая, на горизонт. Махометр полз вверх — но как насчет аэродинамики? Форма автомобиля была закругленной, «обтекаемой» — вот какое слово первым делом приходило на ум, — но поверхность, казалось, не способна была разрезать воздух на скорости мах-запятая-один. Не было ни стабилизаторных плавников, ни чего-нибудь подобного. Впереди будут серьезные вихревые потоки, если я буду так пороть вперед, и, возможно, нас в таком случае ждет катастрофа. Но каким образом тогда машина держалась на дороге на той скорости, на какой мы мчались сейчас? К тому же в густом, как суп, воздухе Голиафа? Сказать, что в этой машине было больше, чем кажется на первый взгляд, означало весьма и весьма занизить ее оценку. — Сэм, ты уже на Космостраде? — Тут я, сынок. Я выслеживаю тебя на скорости мах-запятая-четыре. Где огонь? — У меня в сердце. Кстати, что произошло у Вонючки? — А, долгая история. — Перескажи в сокращении. — Ладно. Вонючка работал надо мною весь вчерашний день, потом весь вечер. Он сказал, что это вызов его искусству. Уже давно было темно, когда он закончил работу, и я настоял, чтобы он пристегнул меня к трейлеру и дал мне возможность втиснуться в гараж. Я ничего от тебя не слыхал и подумал, что так даже к лучшему. Он не хотел пускать меня в гараж, но сдался. Как же я трудно влезал! Как бы там ни было, примерно час спустя я услышал, как кто-то вламывается в гараж. Поэтому я снялся с места, не позаботясь о том, чтобы открыть двери. Теперь гараж у Вонючки с естественной вентиляцией. Я поморщился. Вонючка зубами вцепится мне в сонную артерию в следующий раз, когда меня увидит. — Понял. Что дальше? — А потом ничего особенного. Я направился, примерно сказать, в направлении ранчо Джона, но не мог ничего найти. Подумывал о том, чтобы связаться с тобой, но мне показалось, что это не самая лучшая идея. — И ты оказался прав. Тем самым ты бы себя выдал. Кроме того, я выключил сигнал вызова. Бог знает, почему, но мне показалось, что у них займет много времени, чтобы проследить нас до ранчо Джона, думал, что мы в безопасности. Но ты продолжай. — Ну вот, и рассказывать особо нечего. Я шлялся всю ночь по кустам. Пару раз на радаре у меня нарисовались какие-то подозрительные сигналы, я притаился и притворился скалой. Это оказались воздушные пираты, и они прошли надо мною, так меня и не заметив. Это что, в конце концов оказались полицейские? — Они самые. Сэм, ты был ближе к нам, чем тебе кажется. Но если это правда, то я не могу понять, почему мне было трудно с тобой связаться. — Наверное, потому, что я спрятался в глубоком овраге. Я черт знает сколько времени потратил, выбираясь отсюда. Что еще хуже, ты меня вызвал на ультракоротких волнах. — МЕРТЕ. Напомни мне так перепрограммировать ключ, чтобы ультракороткие и длинные волны оказались на разных концах панели управления. Молчание в машине доконало меня. — Кто-нибудь хочет задать вопросы? — спросил я и немедленно почувствовал, что мой игривый тон не к месту. Я повернул голову и увидел, что Сьюзен злобно на меня смотрит. — Извините, — сказал я. — Теперь ты расскажи мне свою биографию, — попросил Сэм. — Эта история куда длиннее, Сэм. Позже. — Черт побери, ты мне ничего никогда не рассказываешь! — Ладно, в сжатом варианте примерно так. Два мента меня прищучили, а потом кто-то меня вызволил. Не знаю кто, но мне думается — рикксиане. — Рикксиане? А какого черта они делают в твоей истории? — Я этого гаже не знаю, но у меня есть идея. Как я уже сказал, ты все узнаешь, но попозже. Роланд удивил меня вопросом: — Джейк, а каким образом тебя… э-э-э… освободили? Я рассказал ему о нейтральном скрэмблерном поле. — Потом кто-то пощекотал меня чем-то, чтобы привести в чувство, и я выбрался. — Ты можешь описать мне симптомы? Дарла и Винни стали разговаривать на заднем сиденье, а я рассказывал ему, что со мной произошло. Роланд ударил кулаком по ладони. — Тогда это значит, что я не заснул на часах! — Что-что? — Я же знал это! Я никогда не засыпал на вахте, а я их отстоял больше, чем солдат. — Ты хочешь мне сказать, что та же самая штука ударила в нас прошлой ночью? — Вне всякого сомнения. Я помню, как сидел возле огня и чувствовал, как надвигается головная боль. Потом жужжание… а потом наступило странное промежуточное состояние. Я не спал. Это было похоже на рассеянные мечты. Словно я и спал и не спал. Потом я пришел в себя от того, что ты меня пинал, а над нами кружились флиттеры. Что означало, что мое бегство из участка было подстроено ретикулянцами. Еще один кусок головоломки, который ни к чему не подходит. А головоломка все растет и разрастается. Дарла наклонилась через спинку сиденья. — Джейк, из того, что мне говорит Винни, Роланд, получается, прав. На нее поле не повлияло, поле или что там это было. — Наиболее вероятно, что поле было настроено на человеческие нейронные схемы, — рискнул я высказать предположение. — Мне кажется, это самое разумное. А что она еще говорит? — Она сказала, что слышала, как кто-то подошел к дому. Она испугалась, попыталась нас разбудить, но мы совершенно не слышали, словно умерли. Потом она убежала и спряталась в кустах. — Она что-нибудь видела? — Нет, но она говорит, что знает, что два человека вошли в дом и еще один не-человек. Она говорит, что не-человек очень ее напугал. Запах от него был плохой. — Она представляет себе, что они сделали? Дарла спросила ее. Я понял, что в то время, как я никогда почти не мог понять, что такое говорила Винни, Дарла без всяких проблем понимала ее. — Она не знает, — отрапортовала Дарла. Она заглянула мне через плечо и спросила: — Джейк, на какой скорости мы идем? Я посмотрел. Стрелка только что перешла границу мах-запятая-пять. — Ого-то! — это все, что я мог сказать. — Иисусе Христе! — завопил Джон. Я посмотрел вперед. Впереди был Сэм. Я свернул чуть влево, и мы проехали мимо него, словно он был нарисован на щите вдоль дороги. — Помедленнее, ты, демон скорости, — голос Сэма раздался из бардачка под лобовым стеклом, куда я бросил ключ вызова. — Ах вы, сумасшедшие ребятишки, — продолжал он. — Никакого чувства ответственности. Он хихикнул и заговорил дальше. — Ты был прав. Эта штуковина — дуновение ветра истории. Я думаю, что это середина двадцатого столетия. Похоже, что модель — «шевроле». Однако я в этих вещах мало что понимаю. Я немного отпустил педаль, и стрелка упала до более разумной скорости. — Как погоня за нами, Сэм? — Он теперь бежит изо всех сил. Знает, что не поймает тебя. — Да, но тебя он может поймать, Сэм. Брось груз. Отцепи трейлер. — Ни за что в жизни, сынок. Нам заплачено, чтобы мы доставили товары, а не за то, чтобы мы их раскидали на сто кликов дороги. Кроме того, он охотится за тобой, а не за мной. — Сэм, я в этом не вполне уверен. Если бы у меня был какой-то бесценный артефакт, разве я не оставил бы его с тобой? Скажем, карту? Как ты думаешь, почему они хотели тебя обыскать? Петровски может попробовать обезвредить тебя и провести именно обыск. — А что за черт этот Петровски? — Извини. Тот тип, который как раз сидит у нас на хвосте. — Я могу справиться с любым ментом, которому покажется, что он может нарушить мои дорожные права. — Сэм, ты отлично знаешь, что это не в твоих силах. Поэтому кончай нести чушь и брось груз. — Ай-ай-яй-яй! Разве можно так разговаривать с собственным отцом? Более того, мой неуважительный сынок, ты кое-что забываешь. Я все-таки машина по большей части. Собственно говоря — давай не будем уходить от факта — я не что иное, как машина, по крайней мере, мне так говорят. Машины должны слушаться программирования. И я не могу обойти твою хитрую программу от взломщиков. Только ты можешь отделить трейлер отпечатком большого пальца. Он был прав, я об этом совершенно забыл. — Извини, папаша. Откуда-то изнутри машины прозвучали сигналы тревоги, отчего все вздрогнули. Потом мы вытаращенными глазами следили за тем, как происходили странные вещи на панели инструментов. Магически смешные циферблаты и приборы превратились в самые современные приборы, словно невидимая рука скульптора сперва смяла их и превратила в глину, а потом слепила из них самые новые по последнему слову техники приборы. Заняло это всего несколько секунд, но в результате перед нами была панель управления такая, словно с ней поработал дизайнер, который сделал все так, что хоть сей момент проезжай через портал. — Примечательная и впечатляющая картина, — сказал Джон, подтянув к груди острые коленки. — Роланд, поменяйся местами с Джоном. Ты мне поможешь считывать приборы. Они так и сделали. Джону стало легче дышать, и он вытянул ноги, довольный тем, что может позволить себе хоть немного избавиться от той судороги, которую явно породила у него в ногах езда в таком неудобном положении. По крайней мере, мне так показалось… Я пропустил предупредительные знаки, которые слились в одно сплошное пятно при дороге. Цилиндры раскололи небо перед нами, огромные колонны неизвестной энергии и материи. Пока мы смотрели на них, страшный палец молнии сверкнул на чистом и ясном небе и притронулся к головке левого цилиндра. От этого из цилиндра вырвались еще петли огненных щупалец, которые протянулись к цилиндрам рядом, и на миг светло-голубая паутина света опоясала все цилиндры портала, потом пропала. Я видел, как такое случается, только один раз до этого. Можно разделить свою жизнь на периоды, которые можно отмечать такими событиями, как то, что мы только что видели: портал вызвал молнию с ясного неба. Все выдохнули воздух, потому что не смели дышать, пока длилось таинственное явление. — Привязные ремни безопасности, — выкрикнул я. — Есть тут какие-нибудь ремни безопасности? — Нет, — ответила Дарла. — Я никаких ремней тут не вижу, кроме какой-то странной петли возле окна. Странно… — Ну хорошо, хватайся за нее или за что-нибудь другое. За что-нибудь, неважно! Потом я вспомнил, что было на другой стороне портала. — Окна! Все окна закрыты? Все ли окна закрыты… я не мог поверить, что говорю нечто подобное. Может ли быть, что эта штуковина способна выдержать вакуум? Но нет. Настоящий владелец проехал мимо нас по Космосграде, стало быть, он мог приехать только из Грумбриджа, единственный портал, который ведет на Голиаф — именно Грумбридж. Если только он не катался по равнинам просто так. Но ведь там не было ничего особенного, кроме тех крабов-попрыгунчиков, да еще всеобщего несчастья. Ведь была, была возможность, что эта машина — прелесть, тем более что окна были явно не из стекла… — Все окна закрыты, Джейк, — сказала Дарла. — Собственно говоря, заднее окно со стороны Сьюзен было открыто как раз на щелочку, и я увидела, как оно закрывается само собой, когда стрелка перемахнула за сто. Теперь мое окно отказывается отвечать на нажатие ручки и остается закрытым. Все это происходило слишком быстро, и я не смог пока сориентироваться. Маркер начала въезда в портал мелькнул мимо нас, и под нами замелькала направляющая полоса. Мы мчались по самому краю безопасной зоны на скорости, которая была слишком велика для реагирования. Сквозь рулевое колесо я чувствовал еще какую-то силу, которая контролировала меня, какую-то помогающую руку — видимо, это была автоматическая система какого-то типа. Панели инструментов светились ободряюще зеленым светом, и все, казалось, идет просто замечательно. Цилиндры просвистели мимо единым мазком серого цвета за окном, и мы проскочили сквозь отверстие портала. Мы гладко прибыли в мир зеркально-плоского и гладкого льда, который нарушался только острыми черными скалами и провалами в ледяных равнинах. На планете была глубокая ночь, но сияние миллионов звезд давало льду такой блеск, что можно было отчетливо различить мельчайшие подробности ландшафта. Почти прямо над нами словно висела люстра из семи ярчайших звезд, которых я не видел ни над одной планетой. Я прижался лицом к стеклу и секунду или две упивался этим зрелищем. Не было никакого рывка скорости, когда машина оказалась в вакууме. Я проверил махометр. Да, только легкое увеличение. У машины были необыкновенные аэродинамические свойства. Я попытался вызвать Сэма, но безрезультатно. Слишком рано. Я и понятия не имел, на каком расстоянии сзади нас он был, и теперь я начинал волноваться. Снова прозвучали сигналы тревоги. На сей раз звук был иной. Экран сканера показался на панели, показывая движение впереди, и я замедлил ход. Вскоре мы оказались ниже скорости маха-запятая-три и снижали скорость дальше. Мне не хотелось оказаться сильно впереди Сэма. Теперь надо было принять решение: куда ехать? Семь Солнц могли похвастаться тремя порталами с тремя отдельными входами, которые в них вели: один из Голиафа, другой из двух остальных межзвездных маршрутов. Один портал вел обратно в сердцевину земного лабиринта путем прыжка во много световых лет, а другой на территорию Риккса. Третий портал был неизведанный, поэтому у нас на самом деле было только два выбора, разве что нам очень хотелось бы испытать судьбу. — Сэм, отзовись. С тобой все в порядке? — Со мной все о'кей, капитан. У меня, правда, на хвосте сидит мент. Я принял решение и притормозил. — Я останавливаюсь. — Неправильно! Не смей! Продери свою задницу через тот самый портал на Риккс! Выбирайся из земного лабиринта! Это твой единственный шанс. — Мне кажется, я с ним справлюсь. Эта машина — какое-то инопланетное чудовище, в которое встроено множество самых невероятных вещей. Я еще не нашел вооружения, но мне кажется, что я смогу перестрелять даже перехватчик. А вот ты… — Сынок, подумай минуточку. Что может сделать со мной этот жалкий персонаж Петровски? Если он меня остановит, то что? Если он меня обыщет, то что он сможет найти? А ты тем временем сможешь удрать. — Он может задержать тебя как материальный залог. — Опять-таки: ну и что? Я немного дам роллерам отдохнуть, пока ты не вернешься назад. В этом был свой смысл. — Ладно, думаю, так сойдет. Мне все-таки это не нравилось. — Собственно говоря, я, можно сказать, надеюсь, что он остановит меня и заставит съехать на обочину. Может быть, приедет патруль на «дорожном жуке», и… погоди-ка! Ключ с полминуты молчал. Потом я сказал: — Сэм? Что происходит? — Он проехал мимо меня. Я говорил же тебе, что гонится он за тобой! — Ага, — я набрал такую скорость, какую мог только себе позволить при плотности движения на этой планете. Теперь я вихлялся между разными рядами движения, проезжая тяжеловозы, спортивные модели, родстеры, инопланетные машины всяческого вида и цвета. — Есть одна проблема с тем, чтобы проскочить в рикксианский лабиринт. Одна из тех машин, которые нарисовались у тебя на радаре, — как раз рикксианская машина. — Они тебя освободили, а теперь за тобой же сами и гоняются? Где логика? — От телеологистов я узнал, что меня освободили не рикксиане. — А кто же? Ты меня совсем запутал. — Тогда мы трижды запутаны, потому что я вдвое больше сбит с толку, чем ты. Мне кажется, это были ретикулянцы. — Ну да, это все объясняет… — Ясно, как куча дерьма, правильно? — кое-что пришло мне в голову. — Единственное, что меня сбивает с толку, — это то, что ретикулянцы очень быстро проследили меня на ранчо Джона. Милиция сделала это за счет того, что навела справки в городе, но ретикулянцы этого сделать не могли. А Петровски сказал мне, что он следовал за ретикулянцами. Я сообразил, что Сэм ничего этого не знает. — Извини, Сэм. Я тебе все расскажу, когда у нас будет время. — Ну уж нет, давай сейчас. Я все это записываю. Как насчет Уилкса? — Никакого понятия. Насколько я знаю, он не влип во всю эту пакость. — Ну и ладно, одной мухой меньше на навозной куче. — Пауза. — Джейк, ты бы лучше посмотрел, какими пушками сможешь пригрозить местам. — Это будет нелегко, если мы будем продолжать двигаться с такой же скоростью, но, как я сказал, ты не поверишь, на что способна эта штуковина. Поворот на портал к земному лабиринту проскочил мимо нас. Космострада разделялась на две ветви, одна из которых постепенно закруглялась влево, а вторая продолжала идти совершенно прямо. Большая часть движения поворачивала влево, но я держал нас прямо и непоколебимо. — О'кей, вот за нас решен уже один выбор, теперь — либо к рикксианам, либо в никуда. — А ты уверен, что рикксиане тоже в этой охоте принимают участие? — Сэм, я знаю со слов властей, что они в этом тоже замешаны. — Угу… тогда я понятия не имею, что тебе делать. Может быть, тебе надо было свернуть к земному лабиринту. — Тут куда ни кинь, все клин. Если я проскочу на Терон, это будет означать еще одну погоню на бешеной скорости и всего несколько мест, где можно будет спрятаться при дороге — все из-за болот. Затем идет прямая, которая вся состоит из соляных равнин и никаких совершенно убежищ на ней нет. Потом дорога, где еще одна база милиции, причем очень мощная. Если помнишь, мы там однажды гостили. — О да! Помню. Хм-м-м… — Поэтому я лучше попытаю своего счастья с рикксианами. Кроме того, у тебя там были когда-то друзья. Может быть, Крк(свист-щелк) знает про эти тайны хоть что-нибудь. Ведь его так звали, правильно? — Приблизительно. Разумеется, теперь это не «он», а «она». Они все меняют пол к концу жизни. Но ее гнездо в десяти тысячах кликов вовнутрь лабиринта. И там царил форменный ад уже давным-давно. У нас оставалось очень мало возможности для выбора. Я почти приготовился к тому, что нам придется съехать с дороги и проехаться по льду, чтобы найти дорогу обратно к земному лабиринту, но мне приходилось считаться с тем, что я везу пять безвинных жизней. Я даже еще не задумывался над тем, что мне делать с телеологистами. Может быть, сдаться было бы, в конце концов, лучше всего. Наконец, расчистить это безобразие. Только вот… Только вот ма-а-а-аленькая проблема дельфийских серий. Но опять же, может, все и не будет такой гадостью. Черт. Ну и что, если это означало бы просидеть черт знает сколько в психушке, пуская слюни и размазывая собственное дерьмо пальцем по стенам? Пара месяцев уйдет на то, чтобы снова приучиться к горшку и помахать ручкой. Смог бы я с этим справиться, а? Я бы вышел оттуда другим человеком. М-м-м… нет, спасибо. Движение несколько разредилось. Территория еще сильнее уплощилась, низкие холмики стали попадаться реже. Машина стала маленьким насекомым, который пробирался по огромному бильярдному шару. Над головой звезды сияли чисто и ясно, словно чистенькие маленькие дырочки, которые проткнули в черном бархате. Вокруг нас простирался самый большой хоккейный ринг, лед блистал в межзвездной ночи. Снова прозвучал предупреждающий сигнал, на сей раз низкий гудок, который сказал: «Боевые установки!» Панель с инструментами претерпела еще одну трансформацию, пока на экране сканера быстро двигалось какое-то пятнышко. Оно было похоже на снаряд. — Роланд, посмотри, что ты можешь сделать с этой панелью управления оружием. Роланд изучил панель, неуверенно потрогал несколько рукояток. — Трудно сказать, что здесь происходит, — сказал он. — У всех этих систем странные обозначения. Что такое, например, может быть «гашение захватывающего поля»? — Я могу сообразить, — удивленно сказал я. — Эта штука приближается к нам довольно быстро. Какая у тебя скорость? — Запятая-три. — Ну, я посоветовал бы пришпорить ее. Я уже именно это и делал. Машина рванулась вперед, вжимая нас в сиденья машины. — Мне кажется, эта штука в двух километрах и все приближается. — Занятая-три-пять. — Все еще ближе. — Иду на запятая-четыре. — Все приближается. Я прижал педаль к полу. Мотор послал бешеные вибрации в рулевое колесо, а оттуда мне в руки и плечи. Высокий визг, едва слышный, пронесся по машине — и это было все. Она продолжала работать и гнать нас вперед. — Запятая-четыре-пять. — Все ближе, боюсь. Наверное, у этого снаряда переменная отдача. Его наверняка подталкивают вперед аварийные бустеры. Ох, черт. Вот она, эта штука. По-моему, она: противоторпедный прибор. Господи, с ума сойти можно. — Запятая-пять. — Приближается. Наверное, в этом снаряде рано или поздно кончится топливо. — На это не рассчитывай, — сказал я. — Запятая-пять-пять. — Все приближается. Примерно в километре. — Роланд крякнул. — От силы тяжести трудно нагибаться вперед — все время отбрасывает назад. Он напрягся, пытаясь прочесть показания инструментов на панели. — Это, наверное, автоматическая система. Все в порядке, я ее вооружил. Теперь что? Мне пришло в голову, что Роланду должно было бы быть еще труднее нагибаться вперед при нашей скорости. Наше ускорение было настолько быстрым, что перегрузка должна была достигать трех «g», но это почти не чувствовалось. — Запятая-шесть. — Приближается, но медленно. Еще минутка. Ускорение возрастало все сильнее. — Запятая-шесть-пять. — Приближается. — Запятая-семь! Помогай нам бог… — Приближается. Полклика. — Запятая-семь-пять! — Приближается! Но еле-еле. Все снаружи превратилось в смазанное пятно. Машина убийственно виляла, и каждое случайное движение моих напряженных мышц могло послать ее в смертельный вираж. — Не знаю, сколько я еще так выдержу, — сказал я. — Я работаю над тем, как тебе помочь, — сказал спокойно Роланд. — Все в порядке, все, кажется, настроено, но что включает всю систему? — Запятая-восемь! — М-м-м-м… погоди минутку. Нет, не то. «Противоракетный прибор», странный способ назвать такую штуку. Что такое? Не могу понять… «прямо в глаз» и «пусть этим Джо занимается». Роланд озадаченно посмотрел на меня. — Что это может значить? — Христа ради, Роланд!!! ПУСТЬ ЭТИМ ЗАНИМАЕТСЯ ДЖО!!! — А? А-а-а, о'кей. — Он нажал на светящуюся клавишу, и что-то покинуло зад машины во вспышке зеленого огня. Несколькими секундами позже яркая вспышка озарила дорогу за нами беззвучным взрывом. Роланд просмотрел сканеры. — Снаряда больше нет, — сказал он удовлетворенно. Он повернулся ко мне и улыбнулся. — Это было так легко, — он оглянулся назад и озабоченно сказал: — Но нас нагоняет более крупный предмет. Мне кажется, это перехватчик. Похоже на то, что он на вспомогательных горелках. — Мне кажется, — серьезно сказал Джон мрачным голосом, — что мы только что проскочили поворот на портал в рикксианский лабиринт.
10
Никто не смел говорить, пока все пытались осознать, что произошло. Мы мчались прямиком в никуда с двумя альтернативами, и не больше: развернуться на дороге и встретиться лицом к лицу с нашим преследователем, или же заскользить по метано-водяному льду и рискнуть провалиться в скрытые щели, геотермальные провалы и случайные кратеры. Я автоматически затормозил, потом сам подивился тому, что делаю и куда, черт побери, я еду? Что делать? Сдаться? Я не увидел никаких приборов, которые могли бы управлять суперсцеплением роллеров, и сомневался, что машина сможет проехать по поверхности металлического метана — может быть, по водяному чистому льду она и проехала бы, но не по воде, которая поймала в клетку мерзлого газа. Опять же, у меня не было никаких оснований просто так, априорно, устанавливать границу возможностей этой тележки. Джон нарушил молчание. — Джейк? Что нам делать? Все глаза устремились на меня: я хочу сказать, глаза телеологистов. Дарла и Винни разговаривали приглушенными голосами. Я проверил сканер. Петровски очень быстро догонял нас, потому что я притормозил. Я немного нажал на газ, чтобы дать нам всем, а в особенности себе, немного времени. Дорога все еще была совершенно прямая, территория безжалостно плоского ландшафта. Я не отрывал глаз от того, что было передо мной. На таких скоростях внезапные препятствия — это смерть. — Джейк… — тихо напомнил о себе Джон. — Ага, — я выдохнул с силой, потому что принял решение. — Джон, я не собираюсь останавливаться. Не проси меня обосновать моральность такого решения. Я не могу, могу только разве что сказать, что не имею возможности сдаться властям. Я собираюсь прорваться сквозь портал, который ведет на неизвестную территорию. Сьюзен ахнула. Джон воспринял это молча. Роланд вовсю занялся панелью с приборами. — Если у вас есть пистолет, — продолжал я, — я посоветую вам приставить мне его к виску немедленно. Портал почти перед нами. Высвеченные слабым зодиакальным светом на горизонте, цилиндры поднимались надо льдом, словно темные ангелы в судный день. — Дайте мне сказать вот что, — продолжал я. — Я не стал бы прорываться сквозь этот портал, если бы я считал это самоубийством. Вы можете мне поверить, можете не верить. Примите это с той искренностью, с какой я это говорю, но я не стал бы, ей-богу, прорываться в незнакомый портал, если бы считал, что у меня нет никаких шансов вернуться обратно. Роланд посмотрел на меня. — Разумеется, Джейк. Все знают, что ты вернешься обратно — если верить дорожным байкам. — Я-то основываю свою уверенность на более здравых рассуждениях, чем треп за пивной кружкой. Опять же, примите на веру, что я собираюсь вылететь оттуда с другой стороны, но обязательно вернуться обратно. Собственно говоря, я почти знаю, что смогу это сделать. — Откуда ты знаешь? — спросил Джон. — Не могу пока что объяснить. Просто знаю — и все. Джон внимательно на меня посмотрел. — Джейк, я прошу тебя подумать над этим еще раз. — Извини, Джон. Приставь к моей голове пистолет — и я остановлюсь. Мне самому не очень хочется прорываться в незнакомый и неизвестный никому портал, но я это сделаю, если никто меня не остановит. — Это прозвучало безумием даже в моих собственных ушах. Сьюзен тихо всхлипывала на заднем сиденье. — Угрожать собственному водителю на скорости чуть ниже, чем мах-запятая-семь, — кисло сказал Роланд, — мне представляется слегка абсурдным. Он повернулся к Джону. — Разве ты не можешь понять, что Джейк — в Плане? Я поймал выражение лица Джона в свете приборной панели, когда на миг оторвал глаза от дороги. Очень редко приходится видеть человека, которому предлагается вот так, буквально, проверить на жизненность догмы своей религии. Джон покачал головой. — Роланд, тут не просто вопрос… — Ох, да перестань, Джон, — сказал Роланд, которому надоело поведение его недавнего вождя и учителя. — Как же ты можешь быть таким близоруким? Мы включены в План Джейка, а он — в наш. Ты же не можешь отрицать, что существует какая-то связь. Ну, скажи честно? — Может быть, — сказал Джон, но лицо его противоречило его собственным словам. — Возможно, так оно и есть. Он внезапно сдался, словно устал от спора. — Господи, да не знаю я. Я действительно не знаю, что делать. — Я знаю, — сказал Роланд с нажимом. — Это же очевидно. Неважно, что мы делаем, наши пути и Джейка, кажется, все равно пересекаются. Я скажу, что надо дать Джейку возможность вести нас за собой. Ясно же, что его План сообщает нечто новое нашим. Дарла колотила меня по плечу. — Смотри вперед! Посреди дороги лежала темная лужа. Я резко затормозил, но это было бесполезно. Мы моментально перемахнули по воздуху через естественную впадину на дороге и как ни в чем не бывало оказались снова на твердом льду. — Извини, Джейк, ложная тревога. — Ни в коем случае! Следи внимательно и дальше! Мне нужны не два глаза, а четыре. Роланд снова наклонился над сканером. Вдруг он развернулся и вгляделся назад через овальное окошко заднего обзора. — МЕРТЕ! Мне бы надо было смотреть! Он снова тут! В зеркале заднего обзора я увидел мерцание огней перехватчика. — Джейк! — голос Сэма. — Все у тебя в порядке? Времени отвечать не было. Я нажал на газ. — У меня тут что-то на сканере! — Роланд ткнул пальцами в панель управления оружием. Замерцали красные и зеленые огоньки. — Давай, Джо, кто бы там ни был! Джо не ответил. Что-то ударилось в заднюю часть автомобиля с глухим шмяком. Я не смог увидеть огоньков перехватчика. Темная масса закрывала окно заднего обзора. Я знал, что это такое, поскольку и раньше оказывался на месте того, кто принял на себя удар мяча-липучки. АДГЕЗОСФЕРО на интерсистемном. Теперь липкая масса расползлась по всему окну, размножаясь и шипя, образуя неразделимую молекулярную связь с металлом корпуса машины. Хотя снаружи температура была близка к абсолютному нулю, эта дрянь не замерзнет, потому что ее химические реакции дают достаточно тепла, чтобы сперва закончить свою грязную работу. Петровски теперь выпускал слабину каната, пока не сформируется связь липучки и машины. Потом он начнет подтягивать нас к себе. — Что случилось с противоракетной системой? — хотел узнать у меня Роланд. — Наверное, прочла приближение этой дряни как медленный снаряд, — сказал я. — Липучкой стреляют из чего-то вроде ракетницы. Теперь не беспокой больше Джо. Но я сам беспокоился все больше. Я по-прежнему прижимал педаль газа к полу, надеясь размотать всю длину каната, на который Петровски привязал нас, прежде чем неразрывная связь успеет сформироваться. Но увы, мальчики и девочки из милиции намотали какую-то рекордную длину на его катушку. Кроме того, в липучку добавили какую-то сверхкатализаторную дрянь, потому что прошло всего несколько секунд — и все было кончено. Русский держал нас на крючке. — Роланд, — сказал я, — у этой штуки должно быть какое-нибудь оружие лучевого типа, так найди его! — Я ищу, Джейк. Но эти обозначения на каком-то странном языке. — Этот язык — древнеамериканский. Читай мне все это вслух! — О'кей, скажи мне, что означает: «Взять их, бобик!» — По буквам! — Он стал начитывать мне, как это пишется, и я остановил его на третьем же слове. — Господи помилуй! Это означает: «Огонь! Пли! Атаковать! Нажми эту кнопку!» Роланд так и сделал, но ничего не произошло. — У этой штуки должна быть цель! — завопил я. — Найди прицельную фиговину! — Прицельную что? Дорога за нами озарилась бело-голубым огнем, когда русский попытался дать выхлоп из всех задних дюз, чтобы затормозить, и мы поехали вперед на своих сиденьях. Роланд и Джон ударились о лобовое стекло, мне рулевая колонка влетела в грудь. Но я все равно с маниакальным упорством вгонял педаль газа в пол, находя в машине все новые и новые резервы силы. Нога моя словно проваливалась в пол машины. Машина рванулась, а потом ускорение понесло нас наоборот, назад, вдавливая в спинки сидений. Я быстро оглянулся назад. Сьюзен, Дарла и Винни были одной перепутанной и перепуганной кучей на полу. Босая нога Сьюзен комично торчала вверх. Началось перетягивание каната между нами и русскими, задние дюзы и моторы перехватчика против рычащей мощи псевдошевроле, которую во всей глубине невозможно было постичь. Но русский здорово продумал свои ходы. Он выпустил всю длину каната и дал мне тянуть себя за моей машиной, а потом включил задние дюзы и смотал часть каната и еще немножко, вываживая меня, словно глубоководную рыбу на рыбалке. Он перехитрил меня, и я это знал. А когда он подтащит нас достаточно близко, он опрыскает нас быстро твердеющей дюропеной, замотает нас в иммобилизирующий, обездвиживающий кокон — чертовски эффективная техника против даже той машины, которая намного превосходит тебя по мощности мотора и скорости. Если только достаточно приблизиться, то возможно сделать почти все, что угодно… если не считать «дорожных жуков», то, когда менты хотят тебя замести, не придумать лучшей техники, и делают они это с удовольствием. Однако теперь нас и никакой «дорожный жук» не спасет, если и появится. У меня был в запасе только один ответный ход. У рыбки есть острые плавники, поэтому хватать ее надо с осторожностью. Я рассматривал, какие последствия могут быть у моего хода, секунду или две, потом резко всадил в пол почти до упора тормозную педаль. Этот мой жест поймал нашего преследователя врасплох, и он просвистел мимо нас, волоча за собой слабину графитового каната. Невидимая струна натянулась до предела, заставила нас самих вильнуть хвостом вперед, но в процессе этого маневра липучка отскочила от нашего заднего окна. Для Петровски это было слишком поздно. У него не хватило ни времени, ни присутствия духа, чтобы отрезать раньше канат. Его передние фары развернулись к нам и на миг ослепили меня, потом закружились в бешеном вращении. Что-то странное происходило у нас: я почувствовал, как незримая сила сражается с тем, как нас занесло вперед задницей, словно включилось инерционное стабилизирующее поле. Я резко стал вращать руль, чтобы помочь нам выровняться, но этого было бы маловато. Мы теперь скользили бортом к дороге, однако что-то стабильно подталкивало нас в правильное положение. Машина Петровски продолжала вращаться, испуская от роллеров струйки дыма и пара — холодный газ из антиспиновых дюз, но машина безнадежно вышла из-под контроля и со свистом слетела с дороги, пролетела через ограждение и выскочила на лед. Посреди всего этого мы виражом, словно призраки, промчались сквозь светящийся знак Департамент дорог и сообщения не желал разных там ошибок и четко все написал.ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ! ВПЕРЕДИ ПОРТАЛ НЕИЗВЕСТНОГО НАЗНАЧЕНИЯ!!! ВОЗМОЖНО ПОПАДАНИЕ В ДРУГУЮ ЭПОХУ ПРОДОЛЖАЙТЕ СЛЕДОВАТЬ ДАЛЬШЕ ТОЛЬКО ПРИ УСЛОВИИ ВАШЕЙ ПОЛНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ВСЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!!! ВПЕРЕДИ ПОРТАЛ НЕИЗВЕСТНОГО…Перехватчик стал раскалываться надвое от вращения, заворачиваясь в смертоносную паутину буксирного троса, сверхсильную, сверхтонкую струну, которая прорезала металл, как проволочная резка в магазине режет сыр. Во все стороны полетели куски, какие-то из них поскакали по дороге впереди нас. Я не мог ускользнуть от них, поскольку пытался изо всех сил выправить рулем новый занос, теперь уже в другую сторону, в который мы попали по инерции. Нам снова помогала выправить машину какая-то странная сила. Мы выпрямились, потом нас снова отбросило вправо, на сей раз недалеко, колебания гасли с каждым новым заносом. Огромный кусок металла от стабилизатора выбросило на дорогу, он едва не попал в нас. Я мельком увидел бесформенную массу липучки, которая скакала за раскуроченной машиной по ледяному мерзлому морю, словно совершенно бесполезный якорь, а вес липучки запутывал канат в смертельные петли и узлы. Сражаясь за то, чтобы удержать машину на ровной дороге, я увидел, как впереди замерцали красные огоньки портала. Я наконец полностью поставил машину на ровный ход и обнаружил, что мы едем по краю почти рядом с машиной Петровски, наши левые роллеры на льду, а правый маркер въезда в портал прямо у нас на дороге. Я свернул влево так резко, как только осмелился. Перехватчик теперь был уже просто вращающейся кучей металлолома. Он щедро разбрасывал вокруг куски себя самого… потом он вроде как взорвался, однако я сообразил, что это катапультировалось сиденье Петровски. Он все равно не смог бы выжить, он был слишком близко к цилиндрам, и они так и так его засосут. В лакированном капоте шевроле отразились яркие огни спусковых ракет Петровски: они зажглись, чтобы помочь ему приземлиться. Мы промчались мимо правого маркера входа в портал, еле-еле миновав его. Теперь началась настоящая гонка. Мы пытались обогнать развалины перехватчика, которые тоже притягивались к цилиндру, прорваться сквозь портал до того, как произойдет страшный обратный взрыв и перехватчик будет разорван на атомы жадными когтями притяжения цилиндров. Дистанция может быть хоть в секунду, но нас она спасет. Все это и так происходило в течение считанных секунд или даже долей секунды, но для меня течение событий происходило словно в замедленном прокручивании пленки. В ледяной ночи бесконечно крутился перехватчик, его прожекторы все время освещали по кругу пейзаж, словно светил сумасшедший маяк на арктическом берегу. Я посмотрел по сторонам в поисках направляющих маркеров портала, ища знакомые белые линии, образующие коридор безопасности в портале, но не видел их. Красные огни вспыхивали на приборной панели. — Джейк? Джейк, что происходит? — голос Сэма звучал слабо, далеко. Неожиданно подо мною оказались направляющие коридора, и мы, как оказалось, ехали не по центру. Наши левые колеса были на белой линии. Я резко скорректировал положение машины, думая, что настал конец, что просто невозможно проделать такую штуку и остаться в живых, а потом я почувствовал, как жадные пальцы притяжения сомкнулись на нас, машина приподнялась на всех четырех колесах. Мы ехали по диагонали на дороге… каким-то образом, наверное, уголком сознания, я среагировал в эти последние секунды, не раздумывая, крутнул руль резко вправо и нажал на газ… А потом время резко вернулось к обычному течению, и мы — «бамм!» — встали на все четыре колеса, промчавшись по темному коридору линии безопасности, цилиндры стали черными на черном фоне, а потом меня ослепила яркая вспышка, за ней последовал громкий хлопок, как только мы оказались на воздухе, и мотор машины заревел у меня в ушах. Я увидел свет, чистый, золотой и теплый, потом зрачки мои сузились, и поле зрения разделилось на верхнее, светло-синее, и нижнее, зеленовато-голубое. Кто-то нагибался над моим плечом, и я почувствовал, как чьи-то руки ложатся поверх моих на руле. — Джейк, тормози! Дарла помогала мне вести машину. Я затормозил, пытаясь не делать этого панически, чтобы избежать заносов. Я был наполовину слеп, но ещеразличал дорогу, полоску черного на зелено-голубом. Космострада была здесь подвешена над водой, и ограничительных барьеров не было. Еще несколько секунд — и я увидел, что возвышение над водой было минимальным. Мы были на автостраде, которая пересекала неглубокий участок воды. Но наша скорость все еще была фантастической. На нас стремительно надвигалась спереди какая-то земля, возможно, остров или риф. Казалось, дорога там и кончается, но в этом я не был уверен. Я видел и другие машины, припаркованные на острове. Я нажал изо всех сил на тормоз, и шины взвыли, как побитые собаки, а зад машины стал вилять. Нас стало относить к обочине, и я отпустил тормоз, чтобы выровняться, потом стал то нажимать, то отпускать педаль, но берег быстро приближался к нам. Я прекратил нажимать урывками и встал на педаль покрепче, визг шин отдавался у меня в ушах, небо, море и дорога скакали у меня перед глазами. Дарла теперь не могла мне помочь — я сражался и с рулевым колесом, и с нею. Я оттолкнул ее и сам перехватил управление, зрение, нормальное зрение, еще не вернулось ко мне, но его было вполне достаточно, чтобы справиться с машиной при ярком солнечном свете. Мы снизили скорость до жалких ста пятидесяти миль в час, но берег острова был прямо перед нами. Мы промчались мимо широкого, огромного пляжа, все еще по Космостраде, и проскочили весь остров, как одно смазанное пятно в окнах, пока не оказались на противоположном его берегу возле еще одного пляжа. Дорога перешла в автостраду и вывела нас к морю. Недалеко от пляжа дорога стала постепенно спускаться, пока не оказалась ниже уровня моря, под волнорезами. Мое окаменевшее тело было перпендикулярно тормозной педали, и я с силой оттолкнулся от рулевого колеса. Зад машины снова заносило, но я не мог рулить, чтобы выправить машину, просто не мог, поэтому предоставил неведомой силе выправить нас, как давеча. Так и получилось, шины взвизгнули в последний раз, и мы остановились в нескольких метрах от ласковых волн, которые омывали всю широкую дорогу. Долгое время никто не мог пошевелиться. Я сидел просто так, давая ласковому солнцу успокоить мое лицо, а больше я ничего не чувствовал. Я окоченел, мои руки лежали мертвыми колодами на коленях, тело обмякло и было сейчас совершенно бесполезно. Снаружи доносились странные скрипучие голоса морских птиц и звуки воды, которая лизала тонущую дорогу. Наконец кто-то застонал. Сьюзен. Я сделал над собой усилие и поглядел через плечо на заднее сиденье. Сьюзен лежала где-то внизу, как и Винни. Дарла сидела на сиденье, но вид у нее был ошеломленный, обрадованный, ей просто приятно было от того, что она жива, ее удивляло, что она осталась жива, и в то же время она совершенно вымоталась. Все это сразу отражалось в выражении ее лица. Наши глаза на миг встретились, и слабая улыбка мелькнула у нее на губах. Потом она закрыла глаза и откинулась назад. Роланд и Джон стали подниматься с пола. Это у них заняло довольно много времени. Мы еще долго сидели вот так, пока я не почувствовал, что мое тело снова способно что-то ощущать, и тоненькая струйка прежней силы снова потекла в мое тело. Тогда я снова положил руки на руль. Никогда еще у меня не занимало столько времени поставить машину на задний ход, но наконец я сообразил, как это делается, отъехал немного, потом развернулся и поехал назад, в глубь острова. Никто не произнес ни слова. Остров был буквально забит машинами разной масти и моделей, они были припаркованы и ждали своих хозяев. Мы доехали до конца пляжа, и я поехал вправо, сойдя с дороги на песок и жесткую ржавого цвета пляжную траву, пытаясь найти путь сквозь толпу припаркованных машин. Тут было всякой твари по паре, многие из этих моделей впервые попадались мне на глаза. Люди тоже были среди машин, как и инопланетяне, они курили сигареты, стояли кучками, смеялись, разговаривали. Остальные устраивали на песке пикник. Где-то под толстым слоем усталости я почувствовал удивление, что вижу здесь людей, но не стал размышлять над тем, что это означало. Все, казалось, чего-то ждали. Я мог догадаться, чего именно, но не стал думать и над этим. Я продолжал объезжать пляж. Остров был узкий, но длинный и в форме полумесяца, чуть больше песчаной полоски, куда натыканы какие-то растения, пучки странных кустов, которые выглядели как водоросли, приспособившиеся к жизни на земле, несколько высоких мохнатых деревьев с тускло-красной листвой. Больше на этом острове ничего особенного не было. Не видно было и никакой другой земли. Вблизи от одного конца острова, который я произвольно назвал северным, еще один кусок Космострады проходил на мостике с северо-запада. Он по диагонали пересекал остров и тоже исчезал под водой, его пересечение с веткой, которая шла с Голиафа, очевидно, тоже было где-то дальше от нас. В этом месте движение было весьма и весьма существенным, оно было почти пробкой на полклика или около того. Страшно подумать, что было бы, если бы мы, да на нашей скорости, съехали бы именно там… ну ладно, над этим тоже не стоит так отчаянно задумываться. Движение тут было довольно оживленным, поэтому я развернулся и вернулся обратно, держась западного берега, пока не нашли места, которое было относительно свободно от машин, движения и людей, маленькое возвышение над пляжем, на котором стояло одинокое высокое дерево. Прежде чем остановиться, мы проехали пожилого человека в ярко-голубом комбинезоне, который стоял возле своего родстера, покуривая и с любопытством глядя на нас. Когда я проехал мимо, он показал себе пальцем на нос, желая дать нам понять, что воздух здесь был вполне хорошим для дыхания. Спасибо. Я опустил окна вниз, и липко-тягучий воздух Голиафа со свистом вырвался наружу и впустил в машину вкусный соленый воздух и запах моря, весьма похожий на воздух земли. По долгому опыту я мог сказать по звуку ворвавшегося воздуха, что давление было практически таким же, как и в машине, поэтому за это не приходилось беспокоиться. Здесь атмосфера тоже была довольно густая. Несколько раз у меня кружилась голова, и я знал, что мне следовало бы проверить воздух на содержание кислорода, но не хотелось возиться и искать в машине соответствующие приборы. Я словно спал наяву, мне было все равно, словно меня здесь и не было. Я остановил машину на краю легкого склона к пляжу, поставил на нейтральную позицию переключатель скоростей и потянул на себя ручник. Я не выключил мотора. Потом открыл дверь. Мне пришлось весьма постепенно заставлять свои ноги двигаться — они превратились в домашнее повидло. Потом я все-таки вылез, проковылял по склону к пляжу и упал на колени. Я повалился вперед и растянулся на теплом песке. Дарла спустилась вниз и легла на спину возле меня. Она сняла свой комбинезон и была только в лифчике и трусиках, золотистая кожа ее сияла на солнце, а она подставляла ее лучам, словно хотела еще больше загореть. Дарла с легкостью могла бы быть блондинкой. Пушок на ее теле был очень светлый. На плече была родинка темно-красного цвета в форме сердечка. Я закрыл глаза и перестал думать. Морские птицы, уж не знаю, как их называют здесь, скрипели над головами. Я не смотрел на них, не думал о том, что надо бы посмотреть. Я просто слушал, как они вопят, слышал, как волны лижут песок, время от времени где-нибудь рокотал мотор, шуршание роллеров по Космостраде. Мои закрытые веки светились на солнце оранжево-красным. Постепенно мне стало очень тепло в моей кожаной куртке. Я лежал так до тех пор, пока мог все это вынести, потом сел и снял куртку, снял ботинки — рубашки у меня до сих пор не было — и повернулся, чтобы лечь головой рядом с Дарлой. Небо было мглистое, в легкой серебристой дымке, на нем висели ленточки длинных, перистых облаков. Я видел всякие летучие существа. Оказалось, это рыбы. По крайней мере, они выглядели, как рыбы: у них были длинные серебристые тела и огромные, похожие на крылья, грудные плавники, словно сделанные из прозрачной пленки, растянутой на каркасе из острых косточек. Они на самом деле не летали, а парили. Я смотрел, как одна из них несется в воздушном потоке прямо над нами, она словно бы и не двигалась, скользя по мягкому океанскому бризу. Она повисела там минуту или две, потом потеряла высоту и стала нырять к воде. На полдороге она сложила крылья и ринулась головой вниз в воду за волноломами. Я услышал плеск и поднял голову. Неподалеку от того места, где нырнула первая рыба, другая подняла голову и рванулась из воды прямо в воздух, выстрелив на добрые десять метров, прежде чем она развернула крылья с таким звуком, словно внезапно раскрыли зонтик. Она поймала восходящий воздушный поток и стала подниматься. Потом я заметил останки потерпевших аварию. Куча покинутых автомобилей, некоторые из них земного происхождения, кучей валялись в прибое, возле волноломов, а некоторые были разбросаны по пляжу, по песку, некоторые из них так занесло песком и они поросли пляжной травкой, что я сперва принял их за дюны. Видимо, эта планета долгое время уже была тупиком. Те, кто не имел воздушного пространства, оставались тут, им либо приходилось плыть, чтобы достичь цели, либо вымолить, чтобы их перевезли, либо помирать. Но наверняка же должен был быть выход из этого положения! Только вот какой… Я откинул голову назад. Конечно, выход должен быть. Иначе почему тут такое движение? Что, все обречены тут остаться? Перестань думать. Но я не перестал, и стал вместо этого беспокоиться насчет Сэма. Он, по меньшей мере, был на час позади нас. Станет ли он прорываться сквозь неизвестный портал? Знал ли он, что я поехал именно этим путем? Может быть, мы оказались далеко за пределами видимости сканера, но ведь он наверняка проследил нас до поворота на выход в лабиринт рикксиан и увидел, что мы его проехали. Я снова поднял голову. Я мог видеть выезд из портала, который вел с Голиафа. Ладно, поживем — увидим. Я снова лег. Я беспокоился обо всем, что нам немедленно требовалось, проследил, чтобы все, что я мог сделать, было сделано, и теперь мне было наплевать на ментов, ретикулянцев и даже на телеологистов. В данный момент прохладный соленый ветерок слегка охлаждал мою воспаленную кожу, Дарла была со мной рядом, и мне было совершенно наплевать на то, как все будет, потому что сей момент все было тихо и спокойно. На лицо мое упала тень, и я открыл глаза. Это Дарла смотрела на меня. Она улыбнулась, и я улыбнулся в ответ. Потом она хихикнула, и я ответил тем же. — Пусть этим занимается Джо, — сказала она. Это было похоже на то, как человек повторяет последнюю фразу из нашумевшего и очень смешного анекдота. Мы не могли удержаться от хохота. — Взять их, бобик! — проговорил я между двумя волнами веселья. Мы все смеялись и смеялись, и наше напряжение моментом спало. Дарла повалилась на меня, я был совершенно беспомощен, мы катались в судорогах от хохота, два идиота на песке. Мы так себя вели минут пять. Это была сверхреакция, в ней были нотки истерии, на нас свалился весь этот ужас, но мы отмели его воплями и хохотом. Потом все прошло, и мы, обессилев, лежали на песке, посерьезнев. Мы посмотрели друг на друга, и в первый раз я увидел тонюсенькую трещину в этой скорлупе, гладкой и спокойной, увидел ранимость в глазах Дарлы. Рот ее был полуоткрыт, нижняя губа чуть-чуть дрожала, глаза расширились и искали что-то в моих глазах, искали подсказку. «Я боюсь… это ничего? Ты мне позволишь?» — вот что говорили ее глаза. Мне хотелось сказать: — Да, любимая, все в порядке, можешь расслабиться, не бойся чувствовать страх, когда это оправдано, и, конечно, ради тебя я буду сильным, так что в следующий раз тебе совсем нечего будет бояться… А может быть, в следующий раз ты позволишь бояться мне… Но вдруг она свернулась клубком в моих объятиях, и говорить было больше нечего. Очень быстро мы разделись донага, ее трусики и лифчик каким-то образом материализовались в моих руках. Они были такими незначительными вещами, просто кусочками мягкой ткани, и тут, не успел я оглянуться, мы занялись любовью, не думая о том, что рядом могут находиться люди. Это было внезапное, отчаянное соединение, нечто большее, чем просто физическая связь. Нам надо было сказать друг другу, что мы все еще были живы, что мы все еще были на этом свете, способные чувствовать, касаться, ощущать друг друга, нам нужно было доказательство, что у нас еще были целые, не искалеченные тела, которые пульсировали жизнью, сияли теплом и могли чувствовать удовольствие и боль, радость и печаль, и усталость. Нам надо было убедить себя, что мы не были кусками безжизненного тела, которое разбрызгало по всей Галактике, что мы не были мертвы. И, как всегда бывает после тесного соприкосновения со смертью, нам надо было почувствовать, как драгоценно каждое ощущение, каждый миг, надо было осознать, какое чудо — жизнь. Потом мы лежали совершенно спокойные и умиротворенные. Птицерыбы скрипели свои странные песни над нами. Положив голову Дарле на грудь, я смотрел на странные моллюскообразные существа, которые ползали по песку — они совершенно не были похожи на крабов, больше они напоминали крохотные розовые грибы на трех ножках. Неподалеку от нас какое-то животное с ярко окрашенной раковиной частично торчало из песка, потом оно выстрелило струйкой воды в воздух около нас — поп! — и снова закопалось в песок. Я в первый раз заметил, что в белом песке вокруг нас и под нами были сверкающие вкрапления, миллионы сверкающих стеклянных бусинок. Чистые силиконовые тектолиты, продукты метеоров, которые ударяли в эту планету давным-давно. А может быть, совсем не так давно. Что-то изменило геологию этой планеты с тех пор, когда строители проложили тут Космостраду. Я услышал легкий шум и поднял голову. Инопланетное воздушное судно, которое по спирали поднималось в небо, набирая скорость. Оно взлетело с северного конца острова. Вот счастливый сукин сын. Потом я высказал про себя надежду, что он знает, где входной портал, и что дорога к нему позволит ему сесть. Иначе ему придется разворачиваться, снова лететь сюда и смешиваться с толпой тех, кто ждет здесь и глотает пыль. Вероятно, без топлива он не останется. С ядерными моторами это огромная редкость, но иногда на Космостраде можно увидеть такие странные вещи, такое примитивное оборудование, что диву даешься. Должно быть, оно принадлежит таким расам, которые трудно назвать стремящимися к техническому прогрессу. Много позже я встал и стоял над Дарлой, глядя на стройное золотистое тело. Она открыла глаза и улыбнулась. Потом я посмотрел на пригорок. Человек в голубом комбинезоне смотрел вниз на нас, но он стоял так далеко, что мне трудно было сказать, что играет у него на лице: блудливая усмешка или приятельская улыбка. Мне было абсолютно все равно, если он стоял здесь все это время, что мы там лежали. — Как вода? — завопил я ему. — Купаться безопасно? — Да, конечно! — заорал он в ответ. — Давай вперед! Дарла встала, не стыдясь своей наготы. Я взял ее за руку, и мы побежали к волнам, влетели в воду в фонтане брызг, потом нырнули в первую же набежавшую волну. Вода была теплой, как молоко, но было так приятно смыть в ней пот и песок. Мое первое купание за… сколько же времени прошло? Дарла, по-моему, тоже давно не купалась, разве что она успела это сделать тогда, пока я был… ну, конечно, в мотеле телеологистов. Погодите-ка. А разве она туда с ними пошла? Она ничего не говорила. Собственно говоря, она не рассказала ничего из того, что с нею произошло после того, как ее не поджарили в кустах. Я предположил, что она отправилась в город с телеологистами после того, как менты уехали, прихватив меня с собой, но я этого точно знать не мог. Она скажет мне об этом чуть позже, значения не имеет. Я наклонил голову в море, зафыркал, как следует растерся, чтобы смыть с себя тюремный запах. Это как запах целой организации. Вода была очень упругой, прекрасно держала тело, она была слегка слизистым солевым раствором. Это было примерно так, как если бы мне пришлось плавать в курином бульоне. Дарла уплыла подальше, чем я, лениво лежа на спине и иногда гребя руками. За нею еще одна птицерыба ракетой взвилась в небо и распахнула крылья. Ладно, возьмемся за этот вопрос. Каким, черт побери, образом Дарла оказалась в отделении милиции с Петровски? Они что, пришли и забрали ее? Или она пришла и попыталась настоять, чтобы меня отпустили? Она сказала, что Петровски хотел допросить ее, но Петровски сказал… Что-то темное и огромное двигалось в глубокой воде за спиной Дарлы. Я встал и внимательно всмотрелся. Мне эта штука не поправилась, а Дарла была слишком далеко от берега. Я позвал ее и велел ей возвращаться жестом. Она ответила мне вопросительной улыбкой. — Ну же, Дарла! Она сообразила и выстрелила вперед австралийским кролем, быстро добравшись до мелководья. Ее гребки были длинными и сильными. Потом налетевшая волна подтащила ее ко мне. Я поднял ее на ноги и показал ей в море. Как раз в этот момент что-то разбило водную гладь с кипеньем воды. Я увидел только огромную темную массу и разинутую пасть, где было больше зубов, чем было мыслимо вместить. Потом пасть погрузилась под воду, закрывшись с треском. Море кипело от движений страшного чудища, плавники и прочие штуки то показывались, то исчезали под водой на обширном пространстве. Вроде как боролись два крупных животных. Дарла, конечно, на самом деле не была в опасности, но если бы она заплыла чуть дальше… — Эта сволочь! — горько сказала Дарла, поворачиваясь к пляжу. — Он же сказал, что тут… Я посмотрел. Человек в комбинезоне исчез. Она повернулась ко мне и обхватила себя руками, словно ей вдруг стало холодно. — Странно и дико, — сказала она с кислым видом. Сохрани нас бог от улыбчивых свихнувшихся сволочей.
Последние комментарии
1 час 17 минут назад
2 часов 27 минут назад
10 часов 32 минут назад
10 часов 52 минут назад
11 часов 17 минут назад
11 часов 21 минут назад