Хроники Каторги: Цой жив еще [Григорий Юрьевич Ярцев] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Григорий Ярцев Хроники Каторги: Цой жив еще

ГЛАВА 1


- Тесой, жив?

- Жив-жив, - эхо вторило Цою, поднимаясь со дна обрыва, куда спрыгнул искатель, не найдя иного способа спуститься.

- Всио хорошо? - невидимый голос Анны доносился c высоты небес.

- Да, - бодро ответил, а сам, держа в голове число двести одиннадцать, наблюдал, как переломанные кости срастались под липкие звуки и причудливое потрескивание, как кишки окровавленными змеями заползали во чрево. Все это видел не раз, падая и разбиваясь и с большей высоты.

Посмотрел на часы, закрепленные на запястье поверх нарукавника; новенькие совсем, взятые в Резервации Второго Эшелона, только кровью заляпанные. Большим пальцем уцелевшей руки смазал красную жидкость со стеклышка. Пытаясь разглядеть, потянул ближе вместе с конечностью, не успевшей срастись. Не рассчитав сил, вырвал ее из локтевого сустава. Взвыв от боли, вернул обратно, позволив волокнам мышц схватиться и полностью восстановиться.

Запрокинул голову, хрустнув шейными позвонками. Щека дернулась от стрельнувшей боли.

Десять минут адских мук и будет как новый.

Вытащил из кармашка плотного жилета небольшую трубку, полученную от Анны. Раньше, бывало, ранил язык, щеки, а теперь, с ее слов, подобного не повторится.

Прикусил резиновый брусок, сильно стиснув в зубах.

Хруст, - замычал, топя и подавляя крик боли в разбитой грудной клетке, - позвоночник вправился с треском. Каждый вдох пробивал горло изорванным хрипом, и, наконец, дыхание выровнялось - пробитое легкое зажило. Вдыхать чаще не стал, не хотел терять много крови.

Совсем скоро все заживет.

Локтевой изгиб сросся; сжимал и разжимал пальцы рук. Легкое покалывание на кончиках - кровь прилила, - чудесное ощущение, словно касался поверхности льда. Щиплет. Оперся на обе руки, чуть приподнялся. Подтащил оторвавшуюся от удара ногу к тазу; так и билась в конвульсиях. Разорванные волокна мышц наперегонки с кожей принялись жадно срастаться и судороги прекратились. Костюм жалко: вымок в крови, изорвался, железом разил. Крови с литр потерял, разбившись. Хотя, как тут знать: красное смешалось с серым в бурую массу, похожа на грязь. Воды напиться потом, - убережет от обезвоживания, и кровь быстрее восстановится.

- Я готова, - будто отовсюду прозвучала Анна.

- Жди, - освободив рот от трубки, произнес искатель. - Еще минут пять.

- А что там?

Искатель не ответил, лишь зажмурившись, глянул наверх, безмолвно осуждая нетерпение спутницы.

Пепел падал, покидая высоты свинцового неба; крошки летели в лицо, застилая глаза. Бескрайние, немые днем и ревущие в ночи земли Пепелища, скалы, обуглившиеся обрубки сгоревших деревьев - все будто вымазано тленом, состояло из него одного.

- Можно? - настойчиво спросила Анна спустя пять минут и не секундой больше. - Мне не очень хорошо здесь, Тесой.

- Моча с тобой, - напомнил искатель, перекрикивая скалистые выступы, - ничего не бойся.

Осмотрел себя, почти оправился от падения. Еще бы одежку такую найти, чтобы раз и как новая, но такой не бывало, даже в Старом мире.

Послышалось низкое шипение, за ним - тяжелое плюханье, шарканье, - пух-пух, колыхался пепел.

Искатель повернул голову на звук; тучный огнедых выползал из-под толщи тени, что отбрасывали скалистые горы. Огромный ящер, пробужденный запахом человеческой крови, двигался к лежавшему, не успевшему оправиться Цою. Полз, еле волоча грузную тушу, вяло перебирая мощными чешуйчатыми лапами, надувая шипастые мешки у самой челюсти. Цой незаметно опустил ладонь на рукоять Ляли, лежавшую под боком - сжал, выжидая приближения твари. Огнедых скалился, радуясь легкой добыче, осталось поджарить и закинуть в пасть. Мясо - диковинная редкость на Пепелище, а человеческое - подавно.

Раздвоенный, черный от гари язык облизывал зубища, точно ржавые гвозди, криво торчавшие из доски.

Искатель затаился, а когда чудовище подобралось достаточно близко и разинуло пасть, готовое выплеснуть пламя, пронзил клинком ее небо. Молниеносно вогнал какидзаси прямо в мозг - смертельно. Двухсоткилограммовая туша огнедыха повисла на Ляле, точно муха на игле.

Цой выпустил рукоять, и ящер завалился на землю, взбив пепел. Искатель закашлялся, ненароком вдохнув тучу изгари, и продолжал перхать, пока не откашлял наружу всю гарь из едва окрепших легких.

- Уже всио? - обеспокоенно протянула Анна. - Можно?

- Да, да, - тяжело ответил искатель, собираясь подняться. - Готовься.

- Готовиться? - не скрывая волнения, переспросила девушка. - К чему готовиться, Тесой?

Искатель встал. Размял тело. Наклонился несколько раз, уперев руки в бока; вперед, назад, влево и вправо. Суставы и позвонки отозвались хрустом.

- Прыгать готовься, - объявил Цой, глядя наверх.

- Что? Пригать?! Шутишь? Ответа не последовало. Девушка вспомнила: Цой не шутит. Попросту не умеет. Говорил на полном серьезе. - Не стану я пригать, - решительно заявила Анна, понимая, что, наверное, придется. Но мыслей о прыжке принять не могла. - Я не ти, я жи разобьюсь насмерть.

- Нет, - голос искателя доносился со дна, - тут метров пятнадцать, не переживай. Насмерть не получится, точно тебе говорю. Я поймаю.

- Точно поймаешь, Тесой?

- Точно.

Девушка нервно зашагала из стороны в сторону, не веря в предстоящее, в возможность решиться. Выматерилась на языке, далеком от понимания Цоя. Ступила на край. Сердце, готовое выпрыгнуть из груди вперед нее, ежесекундно ускоряло ритм. Наклонилась немного, посмотрела вниз - пятнадцать метров чудились сотней, не меньше.

И когда, казалось, осмелилась прыгнуть, услышала ровный голос искателя, порекомендовавший скрестить руки на груди, а в воздухе постараться лечь как на кровать; будет проще поймать. Говорил, точно дьявол, призывавший из жерла подземного царства.

- Билять... - боязливо процедила Анна сквозь стучавшие зубы. Слова искателя все усложнили, пробив брешь в едва окрепшей готовности девушки.

- Не бойся, - продолжал он, - иначе не спустишься.

- Ти когда-нибудь так делал? - крикнула, остановившись у края, и ненароком послала вниз горсть камней, растворившихся в угольном полотне.

- Нет, - честно признался Цой, - но ты не бойся. Руки скрести, пятки вместе и прыгай плашмя.

- Как?

- Пластом, - перефразировав, ответил искатель. Продемонстрировал как, но сверху с трудом разобрать.

Лицо Анны исказилось слезливой гримасой. Брови в мольбе изогнулись. Закрыла глаза, пытаясь усмирить сердцебиение, не уступавшее автоматной очереди, выровнять беспокойное дыхание, а когда почти получилось, вновь прозвучал голос:

- Не бойся говорю.

- Nique ta mère! - зло закричала девушка. - Замолчи, Тесой! Ти мешаешь! Я сама! - нервно мерила шагами край, гневно топая по укрытой пеплом земле. В моменты, когда Анна переходила на непонятную речь и брюзжала словами, точно змея ядом, в искателе просыпалось желание освоить ее волшебный язык. Считал, что проговаривая невнятные слова вслух, девушка становилась спокойнее, но не решительнее. А со стороны Анны, все походило на самоубийство, решиться на которое грозило утерей частички здравомыслия. Инстинкт самосохранения отчаянно боролся со словами искателя, но девушка давно поняла: можно безоговорочно доверять человеку, не умевшему предавать и знавшему толк в смертях.

- Ти готов? - почти пропищала на выдохе.

- Да, - без тени сомнения отозвался искатель.

И стоило собраться, как голос со дна оборвал ее вновь:

- Сначала сумки бросай.

- Putain de bordel de merde! - разъяренно сняла ремень медкейса через голову. - Лови! - крикнула и запустила сумкой вниз, следом отправила ранец Цоя.

Искатель поймал пластиковый рюкзак, затем ранец, стерпев сильный удар по рукам. Ему-то ладно, а вот Анна при падении могла пострадать.

- Подожди, - крикнул он и под проклятия Анны на неясном языке направился к умерщвленной туше огнедыха, лежавшей неподалеку. Кряхтя, подтащил ее ближе, перевернул брюхом кверху. Мясистая туша сослужит прекрасной страховкой, решил Цой, и, приготовившись, скомандовал девушке прыгать.

Стоя наверху, Анна несколько раз представила, как будет прыгать. Попыталась отработать первые движения, отрепетировать, как оттолкнется от земли, как сгруппируется в воздухе. В шутку собралась попрактиковать и крик, но решила, - тут все получится само-собой, без подготовки.

Мысленно помолившись всем известным божествам, сиганула вниз.

Скукожилась, ничего понять не успела, только глаза закрыла, и собственный крик вперемешку с потоками воздуха заложили уши. Что-то хрустнуло - испугалась, решив, что переломала кости. Оказалась, не она.

Открыла глаза. Лежала на туше убитого огнедыха, он смягчил падение, как и руки искателя, одна из которых канатом свисала с плеча.

Цой кряхтел, безуспешно пытаясь вправить конечность самостоятельно, желая ускорить процесс исцеления. Анна кубарем скатилась с туши ящера. Поднялась и, покачиваясь, направилась к искателю. Помогла вправить плечевой сустав. Искатель дернулся лицом, но крик подавил. Спутница, глядя на него, дивилась очередному чудесному исцелению, пытаясь примириться с мыслью: искатель не был человеком, и пришельцем не был, был чем-то совершенно иным.

- Спасибо, - поблагодарил он. - Жива?

Девушка, ощупав себя, сначала утвердительно кивнула, но поежилась, коснувшись предплечья. Цой осторожно приложил ладонь, спутница дернулась вновь. Велел оголить плечо. Анна послушно высвободилась из верхней части комбеза. Молочная кожа, блестели зубы и белки глаз, бледная вся. Как приведение, блуждающее в серых пустошах Пепелища. Искатель осмотрел ушиб, успевший налиться краской. Вытащил из ранца баночку, открутил крышку и черпнул пальцами дурно пахнущую зеленоватую мазь. Аккуратно нанес на ушиб, наложил поверх лист, чем-то напомнивший девушке подорожник. Закрепили медицинскими жгутами. Поблагодарив, натянула комбез обратно, звякнув молнией. Стало легче - боль рассеялась, но кожу жгло и неприятный запах мази при движениях пыхал через ворот, ударяя в нос.

Девушка вынула ролл и, наведя его на землю, спроецировала карту.

- Недолго еще, - ответил Цой на вопрос, который спутница собиралась получить от цилиндрического устройства. - Километра два, два с половиной.

- Два километра и семьсот пятьдесят три метра, - объявила расстояние, отделявшее их от Резервации Первого Эшелона, и убрала ролл. Оглядела убитого огнедыха, с опаской потыкала бездыханную тушу мыском ботинка, - ящер почти двое больше аллигатора, а под ним ало-серое пятно. Поняла, куда приземлился искатель.

- Откуда бериотся пламя, Тесой?

Искатель объяснил, раскрыв пасть мертвого чудища.

- Вот, - указал на каналы с крохотным отверстием по обеим сторонам нижней челюсти, - Эти...

- Желези, - помогла Анна.

- Железы, - подхватил искатель, - вырабатывают вещества. Соединяются при выдохе, образуя напалм.

Удовлетворив любопытство спутницы, Цой раскрыл собственный ранец и, пошарив рукой, обнаружил стеклянный шар, который собирался подарить Аде. Как раз тогда из тени вынырнул другой огнедых.

Скалясь и шипя, надвигался на путников. Анна потянулась к пистолету, уложенному в набедренную кобуру. Цой не позволил достать оружие, опустив свою ладонь на ее.

- Уходим, - сказал, когда позади чудища раздалось множественное кваканье. - Территорию защищает. Мясом самца выводок накормит. Идем.

Достал из ранца флягу с мочой, закрепил на груди и скрутил крышку. Огромная ящерица в страхе защипела, попятилась, а Анна зажала нос, на глазах набухли слезы, но лицо ее, даже скорчившееся от едкого запаха, оставалось забавным.

Совсем скоро ор выводка стих, самка осталась далеко позади, растворившись в угольной дымке. Искатель вел Анну дальше, молчаливо рассматривая шар с запекшимися пятнами крови, пытался оттереть, соскрести - безуспешно. Встряхнул и внутри поплыл искусственный снег.

- Почему хотели покинуть планету? - спросил Цой. После случая с Ван Каспером искатель пытался разобраться, понять тех, кого так жаждал увидеть, слепо старался спасти. - До Обелиска, - кивнул кораблю, тотемом возвышавшимся над Каторгой, будто оберегавшим ее от всего человеческого.

- Нашу планету уничтожали, не инопланетние захватчики, ми сами.

- Но как-то за нее боролись?

- Да, перешли на экономичние лампочки, - ответа Цой явно не понял. - Ми почти истощили еио, Тесой, - с сожалением произнесла спутница, - а когда спохватились, стало поздно. Не остановившись, восстановить било нельзя. Ми привикли потреблять, и каждий раз всио больше, аппетит рос, ми не могли иначе, не видели другого решения, лишь одно - уйти. Оставить одну планету и приняться за другую.

Искателю и вспоминать не пришлось - Каторга, где отблески зеленой листвы не переставали играть на коже, где звуки назойливо и неугомонно будоражили слух, а сколько всего там обитало; не мог понять: уничтожали, разрушали, а выглядит все так, будто ничего не случилось. Так и сказал Анне. Ответила, горько улыбнувшись, что деятельность человека вредила в первую очередь самому человеку. Земля, как оказалось, уже не раз испытывала масштабные природные катаклизмы и глобальные катастрофы. Цикличное очищение, - так назвала процесс Анна и сказала:

- Наверное, это очередная еио итерация.

- Обелиск?

Кивнула. Посмотрела на часы; две стрелки сошлись на цифре два, третья указывала на двенадцать - служила указателем направления, целью пути - Резервация Первого Эшелона. Подняла взгляд к небу, - серое все. Пепелище. Здесь нет ни утра, ни дня, только ночь ощутима; здесь есть темнота и серый свет ее предвещавший.

- А прилетели зачем?

Неуверенно пожала плечами. Рассказала, что никто не знал. Когда спутники обнаружили корабли, приблизившиеся к Земле, решили - прибыли завоевывать, захватывать и порабощать. Людей, почти иссякнувшие ресурсы, хотя воды оставалось с избытком, пребывала с каждым годом все больше, поглощая, стирая островки и побережья с карты мира, уменьшая процент суши. Кивнула в сторону Обелиска, черные стены которого оставались мрачнее выжженного дотла окружения и добавила:

- Корабли... они просто упали и вместе с крушением разбились наши догадки о цели их прибития. Било не до них. Старались вижить, ведь не могли даже подумать о Земле без человека. Это как... пиво и водка, понимаешь?

Искатель скривился лицом, дав понять: далек от понимания.

- Ну, одно без другого никак. Так и ми думали.

Цой выставил руку, остановив спутницу. Анна не сразу поняла, но проследив за взглядом искателя, заметила под ногами крохотный зеленый росточек, пробившийся через слои выжженной земли и пепла, - чуть не раздавила. Переступила осторожно.

Шли дальше посреди серой пустоши. Анна пыталась вглядываться вдаль - ничего. На несколько мгновений одолела тоска, быстро сменившаяся понимаем, прежде от нее ускользавшим: на сотни километров ни души; они одни и все вокруг будто бы исключительно для них, пусть и серое, как мышь.

- А как это било в первий раз?

- Гм?

Анна замялась.

- Как ти умер впервие?

- Отравился.

- А второй?

- От голода.

Молчали. Девушка обдумывала следующий вопрос; их было много, но мысли улетучились, когда часы и ролл в унисон пропищали, а звук под ногами отозвался глухой сталью - остановились.

Добрались.

Анна включила устройство. Попросила искателя очистить землю от пепла. Расчищал, шаркая ногами, а когда закончил, наблюдал, как девушка, вызвав на экран нужную схему, принялась мерить стальную плиту шагами. Ходила по кругу. Раз, другой. Туда-сюда. Наконец остановилась. Встав на четвереньки, шарила руками, пытаясь что-то нащупать. Удалось совсем скоро.

Со скрипом открыла щиток, расположенный в едва отличимой нише. Подняла Т-образный рычаг, повернула на сорок пять градусов, как указывалось в инструкции, и, опуская, и поднимая его несколько раз, преобразовывала механическую энергию в электрическую. Девушка кряхтела, быстро выдохлась. Цой помог и спустя минуту ожил невидимый механизм, сокрытый тоннами железобетона, а дверь, отделявшая их от Резервации Первого Эшелона, заиграла шестернями.

Содрогнулась земля, взбился пепел, очертив внушительное кольцо вокруг искателя и Анны, и под ужасающий, режущий слух скрежет, плита тронулась и, медленно вращаясь, поползала вниз.


ГЛАВА 2


Платформа опускалась, иногда поскрипывая и содрогаясь. Пепел сыпался прахом. Искатель ловил серые хлопья в ладонь, рассматривал, будто пытался отыскать некий ему одному понятный смысл. Сжал кисть в кулак, обратив пепел в черную пыль.

Анна смотрела в его тревожные глаза. Он избегал взгляда, места не находил - подметила девушка, - но виду старался не подавать; только оглядываться не переставал, будто выискивал невидимую угрозу. Знакомство с людьми Старого мира, с Ван Каспером, оставило след: зачатки паранойи устроили тараканьи бега по извилинам мозга, змеями закрались в сознание, загнездившись где-то внутри. Синдром Человека.

Продолговатые лампы, прочно вмонтированные в толщу железобетонных стен, лениво мерцали, а набрав силу, осветили шахту, линии труб и канаты проводов, уходящих в глубину.

Анна, напротив, нервно постукивала ногой, растирала руки, не пытаясь беспокойство скрыть. Взяла с искателя слово: случившееся в Резервации Второго Эшелона не повторится. Пообещал, сказав, что умрет столько раз, сколько получится, но будет держать себя в руках. Не сомневалась в словах Цоя, уверила: умирать не придется. Переживала лишь об одном, - как бы случившееся ранее все не испортило. То, что она собиралась показать будет сложно понять и еще сложнее - принять. Но иного выхода нет; сейчас и далее впредь - никаких полуправд. Истина и только она.

Спускались минут десять; от скрипа делалось тошно. Платформа замедлялась. Остановилась, скрежетнув напоследок и шикнула паром. Осмотрелись. Лампы нижнего уровня справлялись неважно, какие-то и вовсе вышли из строя, угаснув навсегда.

Расстегнула рюкзак искателя, достав трубки. Надломила, заставив пластиковые палочки накалиться ядовитым свечением. Одну вручила Цою, другую оставила себе. Цилиндрический источник света всякий раз приводил искателя в восторг; спросил об их устройстве, решив, вдруг работают так же, как и светляки, висевшие под потолком убежища, но оказался неправ. Анна быстро оставила попытки объяснить про реакции разложения эфиров щавелевой кислоты, словом о том, от чего ее спутник был так далек. Цой решил для себя: светят и ладно.

Поднял трубку над головой и пошел первым, пробивая зеленым светом путь в застоявшейся темноте. Продолговатые лампы-указатели в полу, брезжа алым, вели путников вглубь. Впереди, метрах в двадцати ждала одинокая, намертво запечатанная дверь, а рядом - небольшая прямоугольная плоскость, чуть больше ладони и очередной Т-образный рычаг в нише. Указала Цою и тот со знанием дела повторял несложную операцию, пока из-под толстого слоя пыли на плоскости не проступило слабое сияние.

- Раньше таких не было, - заметил он, кивнув на рычаг.

Анна смахнула пыль. Откашлявшись, приложила к поверхности руку.

- Эта Резервация самая крупная, - объяснила девушка, пока приятное слуху попискивание приветствовало первых за долгое время гостей. - Подземние туннели тянутся на десятки километров, соединяя четире блока. - Череда щелчков и цилиндрические задвижки за массивным диском двери отодвигались одна за другой, порождая зловещее шипение, под свист высвобождавшее струи воздуха. Анна продолжила, с опаской косясь на удаляющийся вглубь стальной диск: - Всио это потребляло би немислимое количество энергии. Гигафабрика не смогла би поддерживать функционирование Резервации целиком столько времени. Большая еио часть находится в гибернации, - заумных слов искатель, как не старался, понять не мог, но очень хотелось. - Основние мощности сосредоточени на блоке анабиоза, - заканчивала девушка, - активируя узли, ми виведем Резервацию из... спячки и постепенно восстановим работу.

Искатель не нашел ответа, только кивнул, в недоумении поджав губы, пока диск продолжал удаляться под скрежет и глухое постукивание, эхом отскакивающее от стен туннеля.

- Так бить не должно, - тревожно продолжила, наблюдая за клапаном. Скрежет усиливался. Диск остановился, а вместе с ним от испуга чуть не остановилось сердце Анны; проделать такой путь и не дойти до заветной цели несколько метров - высшая степень несправедливости. Хотя давно поняла, справедливость - выдумка людей и к действительности не имеет никакого отношения. Начала ходить из стороны в сторону, обдумывать варианты; не могла смириться, к счастью, не пришлось. Клапан, будто переборов себя, продолжил работу.

Казалось, туннелю, манящему мраком, не было конца, но совсем скоро, диск финально клацнул и откатился в сторону. По решетчатому полу и округлым стенам покатились клубы белого пара, а на другом конце путников поджидала рассеивающаяся темнота. Мрак отступал, уступая жирнеющим полосам света ламп под полом и потолком.

Прошли глубже.

Резервация Первого Эшелона встретила холодом прямоугольных светил, стенами из железобетона. Клапан, открывший диск двери выглядел угрожающе; спица толщиной в три локтя сгибалась несколько раз, точно палец и уходила куда-то в потолок. Искатель глядел на него и понимал: без Анны, без людей Старого мира каторжникам никогда не проникнуть внутрь. Никаких смесей Лиса не хватит на раскурочивание плиты; они казались нерушимыми.

Анна преобразилась: из глаз чуть ли не искры сыпались, движения стали дергаными. Едва сдерживая радость, направилась к консоли, полукругом тянувшейся в дальнем конце помещения. Указала искателю на Т-образный рычаг под началом панели. Он молча принялся за работу, пока девушка отыскивала на экране ролла нужную комбинацию для следующего замка. Найдя и внимательно изучив последовательность, ввела на кодовом замке. Консоль приятно затрещала и с каждым новым звуком, держать себя в руках становилось сложнее; чуть слышно вскрикнула от радости.

Цой сам не понял, как улыбнулся; его позабавила Анна.

Экраны на поверхности консоли включались один за другим и Анна, метаясь то к одному, то ко второму, то к третьему, усердно следила за показателями. Запуск проходил гладко. Анна и Цой, будто дернули за нить паутины, а Резервация, как паук из тонн бетона и стали, уловив колебания, пробуждалась от многовековой спячки, набирала мощность, оживала.

Девушка собралась закрыть входной клапан, ввела команду, и металлическая конструкция послушно пришла в движение, но достигнув тоннеля, застонала, будто столкнулась с невидимым препятствием. Тризм шестерней и клапан вернулся на исходную, затем несколько раз безуспешно повторил процедуру. Анна дала отбой, решив закрыть главную платформу, но ситуация повторилась, когда та поднялась на несколько метров. Диск пытался пробиться выше под нарастающий стон металла, выносить который не оставалось сил. Отменила команду, платформа послушно опустилась вниз.

С некоторой тревогой глядела в тоннель.

- Я послежу, - слова искателя вызвали легкую улыбку на лице Анны.

Пожала плечами, добавив:

- Спасибо, вряд ли найдиотся ещио кто-то, способний спригнуть и не разбиться. Там високо, - успокаивала себя девушка.

- Послежу, - повторил он и ступил в шахту, откручивая крышку фляги с мочой. Установил ближе к выходу. Вернувшись, перевел взгляд на люк во весь рост, расположенный в стене позади консоли. Уловив ход его мыслей, девушка объяснила: снаружи дверь не открыть. Ее откроют изнутри, а им придется ждать двое суток, пока не завершится процесс.

Положив на экран кончики пальцев, и повернув их по часовой, Анна буквально сотворила проем в стене. Не было предела удивлению; искатель не догадывался о существовании потайного помещения. Попытался повторить название за Анной, повторял только звуки: темпорари что-то, дальше - совсем тяжело, - язык сломаешь, но назначение помещения от искателя не ускользнуло и, отталкиваясь от слов Анны, назвал ее времянкой.

Как оказалось, ближайшие двое суток им предстоит провести именно в ней.

Времянка особых удобств не предоставляла: в строгих серых стенах ниши под койки, несколько грубых тумб, по пояс, венчались экранами, уборная за дверью, но главное - простор. Стараниями Цоя пространством для группы из двадцати человек довольствовались двое.

Не спеша расположились.

- А какие еще есть?.. - поинтересовался искатель и провел большим пальцем у горла; в точности повторяя движения Ван Каспера.

- Жести, - Анна неловко улыбнулась и решила показать первые, что пришли в голову. Подняла большой палец вверх, объяснив искателю значение. Забавно, отметил Цой, держи палец так - одобрение, проведи у горла - убей. Причудливо сложив кончики пальцев, Анна продемонстрировала сердце, которого искатель как не старался, разобрать не мог. Опускала и вынимала указательный палец одной руки в колечко из пальцев другой - метро, о существовании которого искатель не подозревал. Более всего приглянулся жест с вытянутым средним пальцем и его символика. Приглянулся настолько, что вызвал улыбку, - редкое явление у искателя.

Вечерело, хотя в окружении толщи стен в сотнях метрах под землей без часов этого не узнать. Разобравшись с жестами, девушка вернулась к консоли, проверить данные компьютеров. Эквалайзер показателей уверенно полз вверх и чем зеленее он становился, тем легче делалось Анне. Совсем скоро ее миссия наконец завершится, а затем начнется другая и продлится всю жизнь - отстроить Человечество. Осознала, что каждый шаг - не приближает счастливого конца, не освобождает ее, лишь тяжелит ношу. Все ради Великого Блага, не имеющего конца. Ощутила слабость, нахлынувшую волнами и несущими сонливость. Веки отяжелели, хоть спички вставляй. Вернулась избитая усталостью, обнаружила искателя. Сгорбившись, сидел в алькове, водя осколком огромного клыка по черному лезвию Оли.

Сработала напоминалка ролла. Анна машинально поплелась к медкейсу, достала инъекцию, способствующую укреплению костей, и вколола в бедро, скривившись от боли. Тело одеревенело. Сообщив искателю, о желании ненадолго прилечь, забралась в нишу и тут же провалилась в сон. Уснула крепким сном; не слышала, как он поднялся и отправился сторожить вход.

Веки противились, не желая открываться, но Анна, собравшись с мыслями, сонливыми глазами увидела сильно переместившиеся стрелки часов - проспала непозволительно долго. Заставила себя подняться. Бугристая поверхность койки манила комфортом и ее теплом, но девушка нашла в себе силы устоять. Подтянула ролл, включила. Лениво глянула время - 04:20, глаза скользнули по дате: 4.22.2763. Иронично, символично, но позабавило другое; призналась себе, не знала дня прекрасней, чем понедельник, начавшийся вечером.

Искателя и след простыл, но Анна знала - выйдет из комнаты и обнаружит его. Так оно и вышло. Предложила подкрепиться, но он лишь «шикнул», выставив ладонь, призывая к тишине. Девушка повиновалась, но глядя в пустынный тоннель, не представляла, чего опасаться.

Вслушалась.

Едва уловимый монотонный гул растворился в наступившей тишине, предвещавшей нечто более ужасающее. Искатель давно уяснил: если тихо, беды не миновать. Долго ждать не пришлось. Шахта, по которой спускались, разродилась оглушительными звуками, будто сто тонный мяч пин-понга, со страшным звоном колоколов, отскакивая от стен, несся вниз и достиг дна с такой силой, что ноги подкосило. Искатель зверем метнулся ближе к входу, сжимая рукояти клинков. Анна незамедлительно юркнула следом, оказавшись позади. Цой чувствовал за спиной напряженное дыхание, ее страх. Выглянул на миг и увидел, как из взбитого от удара облака изгари выкатился шар высотой с человека; запах мочи, если шар мог чувствовать и отличать, его не пугал.

- Что это, Тесой?

Цой сохранял молчание, не сводя опасливого взгляда с мрачнеющей сферы.

- Поднимай крышку, - проговорил еле слышно, в голосе - сталь, от которой по спине прошла дрожь, и впервые за долгое время сделалось страшно. Считала, искатель знал Каторгу, как свои пять пальцев, а теперь нечто невиданное угрожающе остановилось, и разделяли их несколько метров тоннеля.

Анна послушно попятилась, а когда решила, что скрылась из виду, поспешила к консоли. Добравшись до пульта, то и дело, поглядывала на сферу. Такой конструкции прежде не встречала и искателю, судя по сметенному взгляду, в диковинку. Шар имел несколько слоев - один темнее другого, - они беспорядочно вращались, и фигуры, вырезанные в оболочке, напоминали витиеватые руны, головоломку, пытающуюся сложиться в замысловатый пазл. Если бы существовал шарик Рубика, он бы выглядел именно так.

Когда движение сфер замедлилось, оба поняли - шар их обнаружил. Тут же нажала кнопку, заставив платформу подниматься: до конца не выйдет, но обезопасить резервацию должно получиться.

Не вышло.

Шар, словно уловив их мысли, скатился с платформы, но остановился у самого начала тоннеля. Девушка выдохнула, слишком велик, не пройдет. Не успели расслабиться, как шар вдруг подпрыгнул. Вращающиеся слои не переставали формироваться и рельеф сферы начал уменьшаться: щелк-щелк-щелк-вращение - появилась пара длинных лап; щелк-щелк-щелк - еще одна и еще, и еще.

Дожидаться финала искатель не стал. Выпустил облако пыльцы из нарукавника, втянул и, закричав так, что ушам больно стало, ринулся в атаку. Едва сблизившись, Ляля-Оля засвистели страшной мелодией, под аккомпанементы которой обычно лилась кровь, валились тела, их конечности, но сейчас все иначе: клинки, со страшным звоном ударяясь о металлические фаланги арахнида, высекали снопы искр. То, что секунды назад являло шар, сейчас походило на ужасающего паука, орудующего лапами и клешнями не хуже опытного фехтовальщика.

Искатель вновь закричал, то ли от отчаяния, то ли одним криком пытаясь побить существо - ничего. Цокот и звон; черным клинкам никак не нащупать брешь. Крутился юлой, извивался ужом, нанося удар за ударом, но тщетно. Безумный пляс снижал темп. Искатель выдыхался быстрее, а железному пауку чужда усталость. И с каждой секундой, клешни будто предугадывали его следующий шаг, только подумал, и реакция подвела, лапа сбила с ног. Упасть не успел, как другая подхватила и уткнула в стену тоннеля, едва не проткнув.

Легким в груди стало тесно.

Закричал в гневе.

От злости помутился рассудок, но меж беспорядочно движущихся пластин, учудил выхватить взглядом мельтешащие внутренности сферы. Подгадал момент и швырнул Лялю в открывшееся отверстие. Клинок вмиг исчез где-то внутри, отголоски осколков разбитыми стеклами метались по внутренностям сферы, выбив шестипалое чудище из равновесия.

Цой быстро поднялся, схватив Олю в обе руки, продолжил рубить. Арахнид неуклюже отбивался, восстанавливал силу. Затрясся и выплюнул осколками Ляли обратно в искателя; какие-то впились в лицо, какие-то в тело. Плечо прожгло - прострелило, - Анна открыла огонь из пистолета и все нипочем. Пуля со свистом срикошетила. Стрелять больше не стала.

- Толкай, Тесой! - приказывал удалявшийся голос. - Толкай ево!

Шар, будто почувствовав опасность, разродился невыносимым писком. Анна, подчиняясь натиску звука, закрыла уши ладонями. Искатель не смог. Шум нарастал, преумножался в тесном пространстве, давил до боли. Кровь заливала глаза, текла из ушей.

Анна, уже стоя у консоли, не отпуская рук, локтем нажала кнопку, заставив платформу позади паука опускаться.

Искатель закричал, широко открыв рот, челюсть ломило от боли. Разбежался, ударил железку ногой, которая тут же провалилась в появившейся нише - ее отсекло ниже колена, зажевало и выбросило с другой стороны. Если бы не пыльца, искатель волком завыл бы от боли. Заметил не движущийся слой, навалился всем весом, спихивая шар под импровизированный пресс. Удавалось с трудом, паук противился, упираясь лапами, но Цой бульдозером давил его дальше. Балансируя и подпрыгивая на одной ноге, подгадал момент и кувыркнулся за шар, увлекая его за собой. Отползал прочь от лап, норовящих дотянуться, пока вращающиеся слои сферы под сильным давлением плиты не запестрили искорками и застопорились. Грохочущая машина, издав последний звук и выпустив под себя лужу черни, остановилась; лапы обвисли, на одной из них изнеможенно повис и искатель.


ГЛАВА 3


Анна, согнув колени, сидела напротив искателя и держала в бледных трясущихся ручонках оторвавшуюся стопу. Осторожно приставила конечность к культе, точно конструктор; заживала быстро, следов не оставалось. Увидела шрамы, наискось тянущиеся по его лицу, вспомнила рубец от аппендикса; пыталась понять - ведь не зажили, значило ли это то, что Цой не всегда был таким, не всегда мог исцеляться, и если так, то как потерял память, а после, гадала: терял ли вообще. Наверное, нет, ведь он не из тех, кто обманет.

Искатель поморщился.

- В чиом дело? - с опаской спросила Анна. Перепугалась, вдруг сделала что-то не так.

- Пальцы колет.

- Парестезия, хорошо, - подтвердила, кивая. - Двести двенадцать?

- Нет. Я не умер.

Обессилено завалился на одну из конечностей шара, похороненного под тоннами металла, выдергивал из себя осколки Ляли; какие-то вырывались вместе с кусочками плоти. Не дергался и не кричал, стоически превозмогая боль. Подобралась ближе. Нехотя позволил помочь извлечь оставшиеся.

- Каково это? Ну... Что там, после смерти?

- Ничего, - коротко ответил, - просто открываю глаза. Когда целый, когда нет. Все.

Одежда, да и сам Цой, как через мясорубку прошли. На нем раны затянулись быстро, а вот униформа после каждой новой схватки редчала; искатель все больше походил на оборванца.

- А перед тем как умереть, видишь что-нибудь? Места, в которих никогда не бил? Людей?

- Нет.

- Смерть человека, как известно, - не сдавалась Анна, - сопровождается сильнейшим психологическим напряжением и аномальной электрической активностью мозга, которий питается вижить... Я хочу сказать... таким образом, активируется и зона, отвечающая за воспоминания. Ти мог что-нибудь вспомнить, увидеть.

- Только боль.

Сказанное Анной явно в новинку искателю. Призадумался.

Как бы ей хотелось усадить его на кушетку, сесть напротив и расспрашивать, расспрашивать, расспрашивать. Была уверена: сможет докопаться до истины, но понимала - этому не бывать; не сейчас.

Пошевелил ногой - зажила. Согнулся над остатками Ляли, как над останками погибшего товарища, и один за другим бережно собрал осколки в ладонь. Какие-то пробовал сложить в надежде починить, но быстро понял - напрасно. Особенно долго рассматривал часть уцелевшей головешки змеи, погрузившую клыки в часть хвоста, но затем убрал и ее. Поднялся, опершись о лапу железного монстра и начал разглядывать распластавшуюся железяку. Ботинок жаль, теперь босой на одну ногу, которой ощущал холод металла.

- Ти такое не встречал?

- Нет. Ты?

- Ноуп.

Цой принялся рассматривать фалангу внимательнее; провел рукой, - никаких соединяющих частей. Цельный, темный инкрустированный металл. Попытался согнуть; кряхтел, охал и ахал - вышло с трудом, а вот поднять удалось с легкостью. Лапа на вес не больше кило. Решил, что именно поэтому шар сгибал их с такой легкостью. Постучал по металлу яблоком Оли, побрызгал мочой беса из фляги - ничего. Макнул пальцами в лужицу, распробовал, приложив к языку - на вкус один в один масло, которым обтирал Ататашку, Лялю-Олю. Поставил ногу на клешню, совсем как охотник на убитую дичь. Попросил принести Монструм.

Прошуршав страницами, открыл новую. Вытащил карандаш из корешка, подаренный Анной, и, опустив книжонку на коленку, с нездоровым фанатизмом принялся зарисовывать. Теперь получалось намного удобнее, но почерк искателя ровнее не стал, как не улучшилось и качество зарисовок. За наброском последовал корявый очерк, гласивший, что лезвия и пули существу не страшны. Пригнувшись, обошел шар несколько раз, приблизился, пытался заглянуть внутрь, посмотреть меж остановившихся вырезов. Не мог разглядеть, пока Анна не достала трубку, надломила и просунула в щель, осветив ядовито-зеленым внутренности сферы. Все состояло из множества колец с извилистой резьбой. Сунул руку, ощупал: Ляля ни ран, ни следов не оставила. Записал: сломать изнутри не вышло, только ослабить немного. Как одолеть такую, не имея под рукой тяжелого пресса - накалякал жирный знак вопроса. Долго рассматривал сдавленный шар, обходил снова и снова, выискивая детали, которые мог упустить, чиркая подмеченное в разбухшую книжонку.

- Как назовем?

- Сферу?

Кивнул и добавил:

- Не умею в названия. Лис придумывал всякое.

- Так вот откуда наебаби и йухи! - звонко подметила, едва не рассмеявшись.

- Эти придумал сам, - на лице Цоя ни тени улыбки, и Анна посерьезнела следом.

- Кхм... Железний паук? - недолго думая, предложила она.

Искатель отрицательно мотнул головой, сказав, что пауки и пауканы в Монструме уже есть, даже несколько видов. Безошибочно открывал и демонстрировал страницу за страницей в подтверждение слов. Тогда Анна предложила назвать сферу арахнидом. Название Цою явно понравилось; пусть он скуп на слова, черств на эмоции, - начала замечать, как веки искателя чуть раскрываются, стоит услышать о чем-то, что любо. Проговорил что-то под нос и нацарапал на странице с зарисовкой сферы корявое «Арах». Закрыл Монструм, отложил и продолжил безуспешные попытки разобраться в необыкновенно хитрой конструкции араха.

Решив, что ничем не поможет, Анна вернулась к консоли и мониторила показатели. К счастью, появление сферы никак не нарушило процесса, но некорректно работавшие двери Резервации теперь не давали покоя. Опасалась за внутренние механизмы; вдруг и они по какой-то причине пришли в неисправность, но так случиться не могло, и датчики, уверено ползшие вверх, тому подтверждение.

12:34:56 - через столько станет ясна судьба Резервации, ее целостности, и людей, которых она берегла.

Цой забрался на платформу, сдавившую араха. Смотрел, запрокинув голову. Стоя внизу, казалось, рассматривал серое небо через огромную подзорную трубу, в которой являлся центром. Услышал ее шаги; уже совсем не такие, какими были когда-то. Теперь иные, наученные: аккуратные, изо всех сил старавшиеся скрыть присутствие, не потревожить чужой слух, но от него не ускользнули, все еще громкие.

- Ещио не всио? - с тревогой в голосе спросила Анна.

Пожал плечами, не отрывая взгляда от неба, осыпавшего землю пеплом. Замечал серые хлопья, закружившиеся спиралью, а затем вновь рассыпались в беспорядке. Почувствовал холодный воздух, обдавший лицо. Не к добру. Перевел взгляд на Анну, ждавшую ответа.

- Будут ещио?

- Не знаю, - произносил с трудом и, отвинчивая крышку фляги, уверил, - не пройдут внутрь. Поставил флягу в самый центр и спрыгнул. Думала, каждая вещица искателя имеет историю. Так было с Ляля-Олей, Ататашкой, бинокуляром. Наверное, и вмятина на фляге появилась не просто так. Спросила, но оказалось, она просто старая.

Пять часов без сна и покоя. Все то время Цой не отходил от араха, копаясь во внутренностях, звеня железяками. Со стороны казалось, проводил странные, ему одному известные ритуалы. А Анна, вконец измотавшись, вернулась в комнату ожидания, где рвано дрема, ожидала завершения гибернации.

Резервация разбудила воем сирены. Искатель метался, опасаясь, что звук привлечет крикунов, огнедыхов, новых арахов. Но ничего не случилось; только холодный свет ламп сменился алым, - финальная стадия позади, нули на отсчете. Встали напротив круглой двери, чьи лопасти, равноудаляясь, открывали вход в очередную шахту. Сама не поняла, как поддавшись чувствам, обхватила искателя за руку, крепко прижалась, повисла, не в силах держаться на ногах от счастья; мимолетная эмоциональная слабость быстро улетучилась и Анна, взяв себя в руки, поправила комбез и с готовностью посмотрела на женщину и двух мужчин, стоявших за открывшимся люком. Ее белый комбинезон, не нарочно подчеркивающий худощавое тело, сильно резонировал на фоне серых стен и темных комбезов сопровождавших ее людей. На их лицах, чистых и гладких читалась мучительная утомленность. Искатель не понимал, как им удавалось оставаться усталыми, проспав больше семисот лет.

После минутной паузы девушка вымучила из кислой мины добрую улыбку и, зевнув во весь рот, продрала томный взгляд на нашивки прибывших: D'ARK A., D'ARK M.

- Щупа! - воскликнула Анна.

- Мимимишка, - с теплом поприветствовала она. Сонный голос звучал привлекательно. - Максимилиан, - обратилась к Цою, - что с тобой? - говорила на каторжанском или, как теперь знал Цой, русском, чисто, в точности как Василий. Взгляд девушки зацепился за рукоять меча, что висел за спиной искателя. - Катана? Серьезно? Даже спустя столько лет...

Искатель не ответил, лишь поправил ножны так, будто просил Олю не обижаться. Щупа, ответа не ожидала; позабыла обо всем, увидев за их спинами сферу, раздавленную платформой. Массировала веки, решив, что причудилось; открыла глаза - приплюснутый шар не исчез. Ступила вниз - поплыла, совсем как Анна тогда; воздух, даже пропитанный гарью, дурманил. Предложили Щупе кислородную маску. Приложила к лицу и, пошатываясь, прошла между Цоем и Анной, устремилась к араху. Двое других держались рядом; одного из них покачивало заметно сильнее. Щупа долго разглядывала сферу, трогала, пытаясь понять, но рассудок, не полностью оправившийся от многовековой спячки, противился мыслям.

- Что это? - спросила, прижимая маску сильнее.

- Ми не знаем.

Развернулась. Штормило. Старалась внимательнее рассмотреть людей, активировавших Резервацию. Ошибки быть не могло, но даже на сильно заспанном, утомленном семисот летней спячкой лице, читалось непонимание: вместо двух дюжин людей, перед ней стояли двое - хрупкая, измученная женщина, а рядом мужчина, только сейчас поняла: не Максимилиан вовсе, а некто, носивший его форму. Только теперь заметила - остатки одежды ему маловаты, а сам мужчина выше бывшего супруга Анны почти на голову, не говоря о том, что крупнее и лучше сложен физически. Опасный на вид, одетый в лоскуты и босой на правую ногу.

- А где остальные?

Анна ответила, тяжело вдохнув:

- Случилась беда.

Щупа поморщилась и добавила:

- Не только у вас.


ГЛАВА 4


Со слов женщины со странным именем Щупа, одной из проблем Резервации стала блокировка уровней обеспечения, а другой - куда более серьезной, - частичный сбой функционала анабиоза, а именно процедура иммуномодуляции и переливания крови, взамен откачанного фризраствора. К счастью, неисправность затронула лишь двадцать семь капсул из ста, к несчастью, в шестой капсуле из двадцати семи неисправных находится директор и, если не принять мер, его статус в ней изменится на «покоится».

- Технари пашут вовсю, - объясняла Щупа, идя вдоль плохо освещенного тоннеля, а перед глазами не переставая маячилобраз араха. - Пробовали вывести людей из анабиоза, но без переливания их здоровье останется под угрозой.

- Ви передали полномочия?

- А как же. Сразу. Все по протоколу. Вот только заместитель в седьмой капсуле.

- Merde! И сколько у нас времени? - с тревогой в голосе спросила Анна.

Тут Щупа заметно ободрилась.

- Да сколько угодно, - хитро улыбнулась через плечо. - Мы фризраствор обратно вогнали, пока решения не придумаем.

- Рада, что твоио чувство юмора бодрствует, - отметила Анна и продолжила расспрашивать про сбои в системе. Искатель шел молча, чуть позади и слушал. Тоннель напоминал каанаконду изнутри. Как-то раз змея его проглотила; он оказался внутри оставаясь в сознании. Разница заключалась лишь в просторе, а еще - тоннель не пытался его переварить.

- Затягивать с решением все же не безопасно. А твой друг? Он вроде как не из наших? Люди, что, выжили? Их много? - вкрадчиво осыпала вопросами Щупа.

- Всио сложно, - уронила лоб в ладонь и, указав на искателя, а затем на женщину, представила: - Тесой, это Щупова... - не позволив Анне закончить, девушка сбавила шаг и поравнялась с искателем. Смерила взглядом раз, другой. Улыбнулась так, как ему прежде не улыбался никто; не той улыбкой, лучившейся наигранным дружелюбием, которой в совершенстве владел Ван Каспер, другой, было что-то еще - доброе, и вся она такая теплая, - но теперь сторонился.

Щупа обошла искателя, он не следил за ней взглядом, но прекрасно ощущал ее положение, чувствовал движения.

- Меня зовут Вероника, - мило произнесла Щупа голосом, слушать который хотелось еще и еще. - Можно Вера. Можно Ника.

Сложно.

- Цой.

- А имя? Ты местный? - наседала она.

Искатель не ответил, лишь немо просил объяснений у странно улыбавшейся Анны. Женщина, имевшая сразу несколько имен, причудливо насупила бровки и цыкнула. Обошла искателя снова. Уловил запах; нетронутая чистота. От нее, как и от Анны когда-то, веяло ни с чем несравнимым ароматом. Сути обхождений не понимал, но кое-что не ускользнуло. Когда Щупе наскучило рассматривать спутника, нагнала Анну парой ловких шажков.

- Совсем как раньше, - бархатный голос источал радость, - мальчики западают на твой акцент, а потом плавно перепадают моей красоте и разбиваются о предпочтения.

Анна тепло приобняла Щупу. Обе обернулись как по команде и, улыбаясь, смотрели на искателя, молча ищущего позади. Показалось, обе знают тайну, далекую от его понимания.

- Скучный он, - резюмировала Щупа. - Спрашиваешь - молчит. Обворовываешь - не замечает, - и самодовольная, коварная улыбка замелькала на лице, но поблекла сразу же, когда не обнаружила за поясом флягу, которую, как она думала, незаметно стянула у искателя. Обернулась. Увидела его, укладывающего флягу обратно в рюкзак. И, как могла, умиляюще растянула уголки губ, одновременно прося прощения и скрывая понимание того, что человек не так прост, как кажется.

Вскоре на стене дугой тянувшегося тоннеля замаячили длинные тени, догоняемые топотом шагов. Силуэты уменьшались, звук нарастал.

Цой незаметно опустил ладонь на рукоять Ляли.

Четверо мужчин; темная форма, в руках увесистые ящики, какие-то приборы, у одного заметил катушку с кабелями. На озадаченных лицах тенью лежала маска усталости. Приостановившись и перекинувшись со Щупой дежурными фразами, группа, звеня оборудованием, углубилась дальше. На помощь тем двоим, оставшимся у араха, понял искатель.

Тоннель вывел к очередной массивной двери. Щупа открыла сама, вставив в паз ролл и приложив ладонь к плоскости. Несколько щелчков и диск утянуло наверх. Шли дальше, приближаясь к очередным дверным плитам. Створки лениво разъехались в стороны, стоило подойти ближе. Таких дверей было несколько. Их количество показалось искателю непомерно большим, хотя знал: хочешь оградиться от Каторги - укройся за самыми мощными стенами. Люди Старого мира построили самые толстые стены; он и подумать не мог, что когда-то, они прятались там друг от друга.

Шахта, по которой пришли, оканчивалась куполообразным помещением. Искатель невольно сравнил Резервацию с муравейником, только огромным и вместо прытких муравьев, куда не глянь - люди в темных комбезах, как сонные мухи. И каждый, казалось, занимался чем-то важным, чем-то, без чего жизнь на Земле могла остановиться. Цой словил маслянистые взгляды, а в них - томные удивление и замешательство, на которые нельзя отвлекаться - их работа слишком важна; хотя в чем она заключалась, искатель не разобрал.

- С чего начниом? - уверенно спросила Анна, в любой момент готовая включиться в работу. Щупа приблизилась к ней довольно близко, начала игриво наматывать на пальчик ее сальные локоны, глаза сделались хитрыми щелками, затем одарила давнюю подругу снисходительной улыбкой со словами:

- Начнем, Мимимишка, с того, что вы приведете себя в порядок, - улыбка стала шире и оттого приятнее, - а то на людей не похожи.

Анна театрально закатила глаза и опустила плечи, а Щупа, не переставая улыбаться, ловко заскользила пальчиками вниз по ее руке. Направила, вынудив взять ролл, а затем вытащив свой, несколько раз стукнула их друг о друга. Устройства одновременно пикнули.

- Жду вас в главном зале через тридцать минут.

Получив доступ к Резервации, Анна увела Цоя за собой.

Отмывшись и переодевшись, искатель нарадоваться не мог привалившему счастью: совершенно новая, неношеная одежка второй раз за неделю; даже йухи встречались реже. А Анна радости от новой формы не испытывала, гадала, сколько она прослужит.

Главный зал, выстроенный скромно, по принципу - удобство в ущерб комфорту, внушал ощущение полной безопасности, но искатель, большую часть времени проводивший в диких землях Каторги, чувствовал себя как никогда уютно. Простота помещения не отвлекала, как не отталкивали серые стены, строгие прямые линии интерьера. Дугообразные цельные столы из холодного металла равноудалялись от центра комнаты, образуя причудливую рядность. Больше искатель не позволял прелестям Старого мира усыпить бдительность, одурманить покоем разум. Оставался начеку. Широкая полоса лампы, кольцом висевшая над прямоугольным потолком, светила так ярко, что слепила глаза и одновременно темнила потолок. Нимб будто завис в невесомости над людьми, освещая их и без того бледную кожу.

Многие возились с приборами, закрепленными у стен, на спицы, торчавшие из поблескивающего черной глазурью пола. Немногие сидели за столами, с головой окунувшись в поток данных, что выдавали экраны. И на каждое действие хозяев компьютеры отвечали покорными попискиванием и щелчками.

Щупа стояла в центре, у круглого стола - терминала управления, - и, сложив руки под грудью, о чем-то спорила с сутулым человеком, недовольно упиравшим руки в бока.

Они покончили с распрями, стоило Анне и Цою приблизиться.

- В чиом дело?

- Мы, - удрученно выдохнув, объяснила Щупа, - не можем сойтись во мнении: Альберт считает, что инженеры...

Человек умиротворяюще выставил ладонь, вежливо призывая к молчанию и заговорил, когда оно наступило:

- Анна, - начал мужчина, в приветствии опустив голову, а затем представился, протянув руку искателю. После короткого обмена рукопожатиями, Альберт продолжил: - Спасибо, - искренне поблагодарил он дрогнувшим голосом. - Вы добрались, и дорога видно оказалась совсем не простой, раз вас намного меньше, чем должно быть.

Анна не ответила, лишь безвольно кивнула. Лицо Альберта выражало замешательство; присутствие искателя - уцелевшего представителя человечества, оставленного на погибель, не давало покоя, порождало множество вопросов. Приложил ладонь ко лбу, пальцами растирал места залысин, затем глубоко вдохнул, пытаясь освободиться от мыслей, но понимал - к ним неизбежно вернется.

- Тесой помог мне добраться, - внесла ясность Анна и незаметно убрала цилиндрический самописец обратно в кармашек, решив, что его время еще не пришло. - Без него ничего би не получилось.

Рука Альберта устало сползла со лба на лицо, а затем, прикрыв рот, опустилась на подбородок. Немного подумав, он выдал:

- Благодарю, молодой человек. Ты не представляешь, как много сделал.

Анна первая сообразила, что ответа от искателя не дождаться и взяла инициативу в свои руки:

- О чиом ви спорили?

- Альберт считает, - включилась Щупа, - мы должны сосредоточиться на разблокировке доступа к блоку обеспечения. Я - взять кровь у инженеров и вывести оставшиеся капсулы. И так уж вышло, что только у двоих из десяти вторая отрицательная.

- Вера, - тяжело выдохнув, начал Альберт, видимо, повторяя не в первый раз, - отсутствие даже двух инженеров существенно замедлит работу. Посмотри, - указал на троих человек у дальней стены, вырезавших в ней целый пласт и продолжавших копаться в сухожилиях проводов множеством инструментов, - уже несколько часов и ни на шаг не приблизились к пониманию причины. Пожалуйста, попади мы на уровень обеспечения, сможем найти ячейку резервного банка крови, - начал двигать пальцами по поверхности стола, управляя им, как дирижер оркестром. Нашел файл хранения, вывел на экран список и показал Щупе. - Видишь? Нужно только время.

Девушка стояла на своем, не отступала:

- Альберт, ну чего-ж ты такой твердолобый? Сам же говоришь: не знаем причины, - повторила с беспокойством. - Ведь нельзя исключать ухудшения ситуации?

- Нельзя, - горько согласился мужчина, и Вера воспрянула от собственной правоты; ненадолго.

Удрученно поникнув подошел один из техников, корпящих у стены. Доложил, что неисправность не в самой системе. Поломки вызваны внешним физическим воздействием. Возможно, смещение земных пород повредило Резервацию, и теперь, если система ручного управления окажется поврежденной, пробиться к уровням обеспечения получится только с помощью грубой силы: выпиливать двери одну за другой, или попытаться замкнуть цепь, заставив их открыться. Как бы то ни было - нужно больше людей.

Едва успел закончить он, подоспел другой одышливый человечек в сером комбинезоне; из группы, направлявшейся к араху. Его слова вызвали всеобщее удивление: не встречали подобного даже в первый год после Инцидента и пока не представляют, как подобраться, чтобы изучить и понять природу механизма и, помимо прочего, - необходимо починить платформу, и подготовиться к передаче данных с Арго, который должен выйти на орбиту в ближайшие дни.

- А Пинг? - голос Альберта прозвучал так, будто имя - последняя надежда.

- В лаборатории, - с досадой ответил человек и потряс пятерней у виска. - У него карантин.

Альберт принялся усиленно массировать переносицу костлявыми пальцами, затем, страдальчески - лоб. Глянул на Веронику; смотрел на нее, моля принять правильное решение. Нашел спасение в Анне и вмиг перешел от отчаяния к эйфории.

- Как ти хочешь помочь директору? - поинтересовалась Анна, заботливо взяв подругу под локоть.

- Аутогемотрансфузия невозможна, - устало объяснила Щупа. - Кровь носителя испорчена, а Гордон и Айзек, у них вторая отрицательная, как и у директора. Хотела заменить испорченную их кровью.

- Они би вижили?

- Разумеется. Я бы взяла не больше двенадцати процентов, выделила эритроциты и тромбоциты с помощью центрифуги-сепаратора, а они поваляются после недельку в медблоке без малейшей угрозы здоровью, - ответила Вера и замолчала.

Искатель, не подавая виду, радовался воцарившейся тишине. Щупа, кусая губы, пыталась принять решение и, определившись, сказала: - Делай, что нужно, Альберт, - побежденно выдохнув, закончила она и опустила плечи. Мужчина ответил безмолвным, но полным благодарности кивком и удалился координировать работу групп.

- Думаю, я могу помочь, - Анна старалась говорить так, чтобы услышать могла только Щупа, но Цой разобрал речь без труда, а когда взвешиваемые взгляды Анны и Вероники вновь сошлись на нем, понял: без него никак.


ГЛАВА 5


Щупа и Анна направлялись к лаборатории, вели искателя за собой по узким коридорам, монолитные стены которых придавали лабиринтам вид мрачного и холодного склепа. Только тонкие полосы заделанных в пол ламп лениво разгоняли мрак. Давили низкие потолки и толстые стены. Застоявшийся воздух нехотя заполнял легкие, делалось душно. Искатель, сам того не понимая, томился без открытого неба над головой; пусть и того, что зольным куполом нависло над Пепелищем.

Люди Старого мира, спешившие к своим обязанностям, не замечали ничего вокруг; даже искателя, так выбивавшегося из окружения.

Щупа отделилась, объяснив уход необходимостью взять образцы. Договорились встретиться в лаборатории. Роли сменились; под землей, в мире Анны, искатель следовал за ней безмолвной тенью.

Тоннель отрезал очередной диск плиты. Стоило им подойти, как дверь шикнула и провалилась вниз. Линии ламп в полу и на потолке наполнили лабораторию светом. Она - точь-в-точь увиденная им в прошлой Резервации; только чуть ли не втрое больше и под завязку заставлена причудливым, серо-белым оборудованием.

Анна вошла; он направился следом.

В дальнем конце заметил небольшое остекленное помещение; блики ламп отражались от толстого стекла, а за ним человек в неуклюжем белом одеянии мерил комнату шагами и разговаривал сам с собой; о чем - не услышать. Сказав, что туда им не понадобится, Анна деловито направилась к ближайшей консоли. Не садясь, заставила появиться экран, вертикально поставила ролл на глянцевую поверхность столешницы, а когда тот коротко пропищал, быстро застучала по подсвеченным силуэтам клавиш, заставив прямоугольную фигуру подняться из пола. Став по пояс, крышка прямоугольника плавно открылась и, оголив поблескивающие сталью инструменты, пристроилась сбоку, образовав дополнительную рабочую зону. Легонько стукнув пальцем по экрану, вызвала из пола небольшой куб-табурет и предложила искателю располагаться, а сама подошла к столу, забегала глазами по инструментам в поисках нужного.

Цой осторожно сел, поправив висевший за спиной клинок и однолямочный ранец.

Фокусы Старого мира не переставали удивлять.

- Тесой... - не отрываясь от изучения приборов, начала Анна. Уловил интонацию. Понемногу начинал различать, понимать; собирается сказать что-то, что он может не одобрить. - Когда ти умер тогда, у меня на руках, - продолжила, так и не выбрав нужного инструмента, - а потом ожил... это... это сложно понять, я и сейчас не понимаю, - призналась, нервно улыбнувшись. - И Щупа, эм-м, Вера, Вероника, она хороший, добрий человек, но тоже может не понять... не сразу...

Искатель наблюдал за Анной, за ее попытками подобрать нужные слова. Понял - чем дольше будет продолжаться, тем будет сложнее.

- Что делать? - ровный голос оборвал беспокойные мысли, внушив безмятежность. Анна собралась и напомнила, как не успела провести анализ его крови в Резервации Второго Эшелона. Он кивнул, дав понять, - ничего не забыл. Теперь девушка надеялась: кровь искателя могла хранить ключ к пониманию его способности оживать и регенерировать. Спросила, знает ли он что-нибудь еще и может ли как-то помочь.

- Только кровью, - ответил искатель и добавил, что в остальном не силен.

- Дай руку, - открепила нарукавник, отложила на стол. Расстегнув липучку у запястья, засучила рукав, окольцевала жгутом. - Напряги, - взбучились вены. Приложила емкость, похожую на патрон, предупредила: будет немного больно. Цой никак не отреагировал; и глазом не повел. Анна слегка надавила большим пальцем на прозрачный цилиндрик, и тот жадно наполнился кровью. Едва успела убрать капсулу, от укола - ни следа.

- Хочу проверить, - с интересом рассматривая образец, объяснила Анна, - вдруг твоя кровь сможет... оживить кровь директора. И остальных. Я не представляю, Тесой, как это работает, поэтому ми можем только гадать и пробовать, - едва успела закончить, как вход в лабораторию открылся. Щупа вошла решительным шагом со словами:

- А, Мимимишка, вы уже начали, - поставила рядом металлический контейнер, натертый до зеркального блеска, а рядом еще один, небольшой, с бутыль размером расписанный непонятными искателю маркировками. - Итак, что хотела предложить?

- Ти всио принесла?

- В большом, - Щупа поочередно кивнула на контейнеры-резервуары, - испорченная из-за сбоя системы хранения, а в этом свежая. Пятьдесят миллилитров. А это что? - указала на нарукавник искателя с патронташем пыльцы.

Анна поспешила убрать вещицу подальше, коротко объяснив, как пыльца влияет на организм, придает сил, вызывает галлюцинации, а о том, сколько вреда причиняет, говорила совсем другим голосом. Несколько секунд Вероника не отводила от нарукавника пытливого взгляда, а затем потеряла интерес.

- Ну, рассказывай.

Анна глубоко вдохнула, тревожно теребя в пальцах капсулу с кровью искателя.

- Ми попробуем оживить кровь директора, - решившись, начала девушка, но, когда Щупа не сдержала смешка, поняла: прозвучало глупо и неубедительно.

- Каким это образом?

- Ти жи биолог, - разведя руками, напомнила Анна. - Щупа, - нерешительность и сомнение сквозили в голосе девушки, - ти найдиошь там ответи и ещио больше вопросов, но, пожалуйста, не спеши с виводами, - держала в руке капсулу, как бы давая ей выбор: если не готова, - не нужно. Щупа уверенно кивнула, и Анна бережно вложила в руку капсулу. Внимательно рассмотрев и, не обнаружив ничего странного, поместила ее в выемку столешницы.

Цой с удивлением наблюдал, как его кровь меняла сначала оттенок, а затем и цвет; от красного к зеленому, синему. На экран выскочила аккуратненькая заполняющаяся полоса; потрескивала, рывками бежала вперед, толкая цифры. Несколько секунд Вероника пристально следила, но быстро переключилась; уселась на одноногий стул с колесиками и легким движением подтянула себя к искателю. Улыбнулась, оказавшись на почти интимном расстоянии и медленно выдохнула. Цой ощутил приятное теплое дыхание, обдавшее кожу.

Анна с легкостью уловила игривую похотливость в движениях Щупы; искатель не уловил ничего.

Вероника медленно расстегнула воротник Цоя, кошкой потянулась через него к столу с приборами и, стянув небольшую прозрачную пластинку с белой точкой в центре, закрепила ее на шее искателя. Нажала, - тот скривился от разряда и легкого онемения. На экране замелькали цифры, буквы, но покорила ломаная линия, то достигавшая пика, то пикирующая вниз.

Экран пропищал еще, оповещая о завершении анализа крови, и приковал внимание Вероники.

Нахмурилась, глядя на выводимые данные. Понимала их, но отказывалась верить. Анна не удивилась реакции, сама испытала подобное, но, посмотрев на экран - огорчилась, - кровь искателя оказалась совершенно обыкновенной, такими же показателями могла похвастать кровь Лиса; не имела предрасположенности к заболеваниям, обладала прекрасной проводимостью кислорода, в остальном - ничего.

Янтарные глаза Вероники, поглощая информацию с экрана, округлялись все больше. С трудом заставила себя оторваться и повернулась к источнику чудес - Цою. Разглядывала с нездоровым интересом; пыталась придумать, как поступить.

И придумала довольно быстро.

Ловко собрала непослушные волосы в хвост, затянув самосокращающимся жгутом. Вскочив со стула, нависла над столешницей с инструментами. Легким движением подхватила почти невесомый пистолет-шприц с длинной толстой иглой.

Искатель насторожился, пошевелившись на табурете. Успокоила Анна, бережно положив ладонь на руку.

- Будет немного больно, - дежурно извиняясь, сообщила Вероника. Кивнула Анне и та, расстегнув куртку комбеза, оголила плечо искателя. Щупа нацелила шприц, воткнула и нажала на спуск. Искатель поморщился, почувствовав нечто, впившееся в плоть. Вероника собиралась нанести гель на место укола, но, убрав шприц, не увидела следа ранки. Встала в ступор. Хлопала глазами. Проверила конец иглы - канал пуст, посмотрела на экран - зонд внутри, добрался до кости и скоро начнет передачу данных.

- Тесой - не совсем обичний человек, Щупа, - призналась Анна, побаиваясь реакции подруги.

Вероника, будто безвольно, ткнула иглой еще; рана затянулась моментально. Одеревеневшие ноги подкосило, шприц выскользнул из рук, цокнув, ударился о пол, а сама в непонимании плюхнулась на стул.

- Он не опасен, не для нас, - поспешила успокоить Анна. Вероника приложила пятерню ко лбу, пытаясь разобраться: может, спит, или в бреду, но все было взаправду. - Он поможет.

- Он человек вообще?

- Человечнее многих, - уклончиво ответила Анна и рассказала о данных, полученных в Резервации Второго Эшелона, и то немногое, что узнала о Цое. Информация лавиной обрушилась на неподготовленную Веру.

- Кто-нибудь еще знает?

- Уцелевшие в Резервации Ван Каспера.

- Уцелевшие?

- С самого начала всио пошло наперекосяк. Я объясню позже, ти всио поймиошь.

- Так, - начала Вероника, отгоняя мысли, о том, что перед ней, возможно, представитель шестой разумной расы на Земле, - что же ты хотела?

- Думала, кровь Тесоя исцелит кровь директора.

- Давай проверим, - решительно произнесла Щупа, взяв себя в руки и не желая терять надежду.

Принялись за работу.

Пока Анна брала у искателя очередную порцию крови, Вероника заканчивала установку небольшой колбы с металлическим основанием на контейнер испорченной. Открыв панель баллона, ввела комбинацию на кодовом замке и, одновременным нажатием нескольких кнопок, направила кровь в сосуд. Темная, почти черная вязкая жидкость вяло наполняла колбу. Покончив с получением образцов, нацедили несколько капель, перемешав на стеклянной плашке.

Все происходило быстро; искатель успевал только следить, - понять удавалось не всегда.

Плашку с легкостью переломили и, поместив в щелку стола, прильнули к экрану. Происходящее там оказалось чем-то, чего прежде не видел: одни причудливые пухлые тельца перемещались в энергичном и беспорядочном течении, другие - мутнее, покоились без движения.

- Чего ждете? - решил поинтересоваться сидящий позади искатель. Девушки, не отрываясь от экрана, пожали плечами.

Безрезультатно провели в тишине несколько минут.

- Ничего, - подавленно констатировала Вероника отсутствие реакции, продолжая буравить монитор в поисках ответа; еще раз скользнула взглядом по данным и осознала - решение все время оставалось на виду. - Посмотри, - указала пальцем на строчку, оканчивающуюся на «O(I) Rh−».

- Так... - еще не понимая протянула Анна.

- У твоего друга первая отрицательная. Раньше таких считали...

- Универсальний донор, - уловив ход мысли, закончила Анна.

Щупа кивнула, и тень улыбки-победительницы упала на лицо. Оттолкнувшись от стола, подкатилась к Цою.

- Как быстро ты восстанавливаешься?

- Быстро, если пить воду.

Вероника медленно ощупывала твердую руку искателя; начала с кисти, неспешно подбираясь к плечу. Почувствовав напряжение, поспешила успокоить:

- Расслабься, - приятный голос увлек, заставляя невольно подчиниться и торжественно оборвал, - я люблю девочек.

- А так можно?

В ответ - короткий смешок.

- Но если продолжишь быть таким угрюмым и молчаливым, могу передумать, - различить нотки флирта в голосе не по силам искателю. - А почему эти не заживают? - спросила Щупа, разглядывая шрамы, сродни глубоким трещинам на его лице.

- Не знаю.

Повернулась к Анне с тем же, только безмолвным вопросом; в ответ получила то же молчание.

- Хочу взять у тебя еще немного крови, - вежливо пояснила Вероника. - Потом может понадобиться больше.

Цой молча вытянул руку.

Взяв образец крови искателя и свежую - директора из маленького баллона, Вероника осуществила задуманное. Постучав по клавишам, открыла медкарту директора, хотя знала и без того: нет противопоказаний, но перепроверить необходимо, как и проверка крови Цоя на маркеры вируса иммунодефицита, гепатита и сифилиса, - ничего. Абсолютно здоров. Смешала образцы, наблюдала - отторжения не произошло.

Не верила своей удаче.

Все получится, подумала Щупа, и не поняла, как облачила мысли в слова.

- Что будем делать?

Использовать контейнер нельзя - загрязненный испорченной кровью он бесполезен, а запасными можно обзавестись, получив доступ к уровню обеспечения. Решила подключить искателя к капсуле и сделать переливание напрямую. Но самой не справится, нужен инженер.

Один такой пребывал за остекленеем, сидел у широкой консоли, скрупулезно вникая в нескончаемо-бегущие строчки на экране и продолжал бубнить под нос с густыми черными усами.

Глухой стук кулачишка Вероники по толстому стеклу вырвал человека из мыслей; он дернулся и чуть подпрыгнул, услышав посторонний шум. Не сразу установил источник звука; мотал головой, шарил глазами, пока не увидел троицу, стоявшую за стеклом и Веронику, продолжавшую по нему тарабанить. Полностью овладев вниманием мужчины, Щупа с чувством прислонилась к стеклу и сонно вытянулась, а затем, довольная собой, нажала на одну из кнопок, выписанных на стекле белыми линиями и заговорила:

- Пинги, ю-ху, помощь нужна, выходи давай.

Человек в белом одеянии, приоткрыв рот, отрицательно завертел головой, а потом губы затряслись и грозно выдали:

- Quaranta! Quaranta!

- Какой к чертям карантин? - гримасничая, передразнила Щупа. - Мы больше двух дней и никаких предпосылок к инфекции.

- А вдруг вирус действует медленно?! Станете зомби! - заговорил на непонятом искателю языке; быстром, эмоциональном и обрывистом.

Вероника нервно выдохнула, указала на подругу:

- Аннабелль из группы Арго, она на Земле уже... сколько?

- Больше двух недель, - быстро подключилась Анна и, включив ролл, показала данные земной атмосферы, в которых ни намека на вред человеческому организму. Лицо Пинга вытянулось, но не от удивления, а от осознания собственной глупости.

- Она похожа на зомби? - дожимала Щупа.

Пинг скривился лицом, как бы одновременно извиняясь и говоря «нет».

Щупа игриво указала на кнопку, которую нужно нажать, чтобы открыть дверь изнутри. Инженер сдался. Покинул изолированную комнатку, прихватив вытянутый прозрачный стакан до краев наполненный зеленой жижей.

Прежде искатель не видел людей с такими узкими глазами, а может, встречал, но позабыл. Пытаясь понять, как так вышло, он с интересом рассматривал их каждый раз, когда человек отвлекался. Замечал, как жадно и голодно вечно-щуренные глазки зарились на грудь Щупы, с трудом удерживаемую плотным комбинезоном.

Вероника объяснила, что планирует сделать. Пинг слушал, сохраняя серьезный вид и, пялясь на грудь, упер подбородок в стакан, а на вопрос о том, возможно ли это, с шумом отхлебнув болотный коктейль, ответил кивком и широкой улыбкой.


ГЛАВА 6


Блок анабиоза встретил пугающим мраком и непрекращающимся гулом. Похожее на один большой гроб помещение содержало в себе сотню маленьких; из стекла и металла, расположены в несколько стройных рядов и пустовали, почти все, за исключением двадцати семи, что лучились хилым теплым сиянием и манили светом, моля пробудить ото сна.

Разместились у камеры под номером шесть, поставив кегли с водой и аппарат для перегонки жидкостей в тесном проходе.

Вероника запустила процедуру восстановления и, приложив ладони к стеклу, с болью смотрела на человека внутри. Анна стояла рядом и ободряюще приобняв подругу за плечи, тоже рассматривала директора. Он немного исхудал, как и все пребывавшие в сбоивших камерах. Худоба не лучшим образом сказалась на преклонном возрасте, хотя волевое лицо, исполосованное морщинами, не утратило правильных черт. Он лежал в люминесцентном освещении, имитирующем солнечный свет, похожий на музейный экспонат, ископаемое. И мог считаться таковым по праву, ведь находился здесь неполных семьсот лет.

Цой - неподалеку, рассматривал другую активную капсулу. В ней женщина, молодая совсем и такая красивая, совсем как те, на обложках. Невольно сравнил гроб со стеклянными шарами, только вместо исчезнувших построек - спящий мирным сном человечек; куколка в футляре.

Пинг поставил инженерный саквояж, активировал его нажатием на поверхность и металлический ящик раскрылся, приняв V-образную форму. Размахивая руками, будто отгоняя назойливых мух, вежливо, но напористо велел обеспечить рабочее пространство. Вероника и Анна послушно отошли, встав в узком проходе. Инженер, недовольно бормоча, повернулся к капсуле напротив и провел роллом по дата-коду на стекле; на экране незамедлительно высветился чертеж. Пинг опустился на колено, поставил рядом ролл и, увлеченно высунув язык, сменяя инструмент за инструментом, принялся откупоривать капсулу, руководствуясь схемой.

- Повесьло вам с уникальным донором, осень повесьло, - приговаривал он, звеня приборами, - у меня този друк был, този уникальный, ево зьвали Макс. Так... - сняв нижнюю панель, Пинг медленно вытянул пряди проводов и сосредоточено продолжал колдовать над ними.

Щупа заметила, как искатель растирал плечо в месте укола; уверила - зонд сам рассосется и удивилась: информации до сих пор нет. Активировав экран своего ролла пришла в замешательство: анализ материала давно собран, но закончить и классифицировать вид прибор не мог; весь мерцал красным, указывая на зашкаливающие показатели. Анна, насупив брови, тоже всматривалась в мигающие числа, проценты, но ничего толком понять не могла.

- Во-о-оу... - Щупа повела пальцем к надписи LRP5. - Видишь? Его кости, чуть ли не вдвое плотнее наших, а это... - отмотала ниже, к ACTN3, - сверх нормы выделяет белок, отвечающий за контроль быстро сокращающихся мышечных волокон. Как быстро он бегает? А движется?

- Довольно бистро, - Анна вспомнила их побег от обезумевшего стада, но про пыльцу решила умолчать.

Щупа продолжала листать в поисках новых аномалий и очень быстро нашла. Для правильного функционирования организму необходимо всего три, три с половиной часа сна, но и в состоянии отдыха искатель находился в полудреме: малейший шум и бодрствование наступает практически моментально. С чем связана эта особенность, Щупа, не ходившая в Каторге, не представляла.

Увлеченная данными, не сразу заметила позади худощавого Пинга, вот уже несколько минут безуспешно пытавшегося заглянуть в вырез комбеза.

- Нузно сосдать ево айди и меткарту тля капсюли, - просвистело из-за плеча. Щупа не сразу отреагировала на просьбу инженера.

- Зачем?

- Стоби система приняла ево за своиво.

Пробежав глазами по экрану, Вероника утвердила объект и красные метки мигом исчезли. Внесла Цоя в базу Резервации, закрепила за ним капсулу двенадцать. Несколько секунд думала над именем профиля и, ухмыльнувшись, назвала «IDDQD».

Инженер открыл камеру - теперь провода и шланги торчали отовсюду, - грузная стеклянная крышка медленно поползла наверх.

- Снимай зелески и полесай, сдоровяк.

Цой, слегка наклонившись, заглянул внутрь капсулы, потом обратил взор к Анне. Я доверился тебе, не обмани, прочла по глазам. Не хотела обманывать; только помочь. Кивнула и искатель, освободившись от снаряжения, ловко забрался внутрь. Ложемент принял удобством, а прохладу, которой поделился с телом, Цой почти не ощутил.

Пинг подключил кегли к капсуле, вывел трубку к изголовью, объяснив, как пить. Бледные ручонки машинально заканчивали приготовления, а сам, чуть ли не выворачивая шею, смотрел куда-то, куда искатель не мог.

- Та-а... - растянул с наслаждением, - раньсе мозет и нет, но сейцас, это луцие сиски на Земле, - повернулся, зияя широкой улыбкой. - Осутис укол, ни бойса, всо нормальна, - закрыл скобой локтевой сгиб, нажал кнопку. Искатель почувствовал плавно впившуюся иглу. Пинг подключил несколько шлангов капсулы к аппарату в центре. Принялся за камеру директора и уже через несколько минут шланги тянулись и от нее. Соединив капсулы и настроив параметры, на экране ролла выскочила предупреждающая надпись о несовместимости пациентов; инженер тут же перевел полный негодования взгляд на Веронику и Анну.

- Все получится.

- Кто сказаль?

- Мозги, - ровным голосом ответила Щупа и, вернувшись к капсуле директора, вывела на поверхность стекла жизненные показатели. - Начнем с пробы, - обратилась к инженеру, не отрывая взгляда от белоснежных цифр. - Введи тридцать миллилитров крови донора.

Пинг не стал перечить и запустил гемотрансфузию; в конце концов, кто-кто, а Вероника никогда не совершит ничего, что может навредить директору.

Стеклянная крышка опустилась, наглухо закупорив капсулу искателя. Он не слышал ничего, тишина забилась в уши. Видел только, как разговаривают, безмолвно шевеля ртами подобно рыбам в воде. Особенно забавным казались чернящие усы Пинга, причудливо шевелившиеся от каждого слова.

Показатели директора не изменились, и Вероника велела выставить передачу на пятьдесят капель в минуту. Шланги меж капсулами еле заметно отяжелели.

- Где ты его нашла, Мимимишка? - поглядывая то на искателя, то на экран с показателями, поинтересовалась Вероника.

- Не я. Он нашиол меня, когда челнок разбился.

- Расбилса? Как ето?

- Нас сбил Обелиск.

- Опелиськ? - недоумевая, переспросил Пинг.

- Объект Четире, Смерть.

- Невосмозно, Смерть не подавала никаких приснаков зизни после Инсидента.

- Тут есть всио, - Анна вынула из кармана цилиндрик-самописец, взятый из сбитого челнока Надежды. - Запуск с Арго, полет, и четире дня после крушения.

- Четыре дня? - голос Вероники дрогнул.

Анна кивнула. Зеленые глаза увлажнились.

- Васили и Зед чудом посадили челнок, но команда, экипаж, - с каждым словом говорить становилось сложнее, - умерли ещио в воздухе после попадания Объекта. Всио пищало, мигало, димилось, пробитий корпус бризгал, как фонтан Лас Вегаса. Васили велел мне заняться пробоиной, пока они с Зедом питались вировнять челнок, но я не смогла, - Анна спрятала лицо в ладонях, бубнила, готовая сорваться в слезы. - Нас сильно тряхнуло, я схватилась за шланги, и сделала хуже, вирвала их, разлила маслянистую жидкость. Зед поспешил на помощь, но поскользнулся, налетел на раскуроченную панель, а потом... - Анна замялась, к горлу подступал тяжелый ком, выговорила с трудом: - голова с плеч.

На глазах Вероники выступили слезы. Побежали по щекам.

- А Василии, Василии... Я его мучила, не давала умереть четире дня. Боялась, но потом... убила его, - взревела, - усыпила, как животн...

Щупа не позволила ей закончить, и крепко сжала в объятиях. Успокаивающе гладила по голове, приглаживала спину.

Пинг, все то время безмолвно глядя на них, невольно вспомнил фильм, начинавшийся точно так же, но, быстро отогнав непристойные мысли, поник в печали, осознав, через что прошла женщина, чьей единственной задачей являлось оказание психологической помощи.

- А потом пришиол он, - Анна, сопя, кивнула на Цоя. - И помог.

- Как там говорил профессор Алексей? - Вероника с задором в голосе пыталась ободрить подругу. - Человек человеку друг, товарищ, обед и новые органы?

- Друг и товарищ, - резюмировала Анна.

Обратили взгляды на искателя. Увидели как тот, искоса глядя на них, потягивал воду из трубки и пытался разобрать диалог.

- Раз он нас больше не слышит, - Пинг с облегчением перешел на обще-английский, который был так же далек от совершенства, - говорить на русском не обязательно? Чуть язык не сломал!

- Не обязательно, Пинги, во всяком случае, пока. Мимимишка, он единственный, кого ты встретила?

- Нет, Щупа, вовсе нет! - немного оживилась Анна и рассказала об увиденном. О том, какой путь преодолела, добираясь до Резервации.

- Как они выжили? - Вероника ушам не верила. - И в такой близости к Смерти...

- Как раз это логично, - рассудительно вставил Пинг. - Вспомни сводки, отчеты. Твари бежали прочь, как от огня Второго Холокоста.

Капсула директора пискнула и моментально приковала к себе тревожные взгляды присутствующих. Облегченно выдохнули, осознав: звук свидетельствовал о благополучном ходе операции и скором запуске микротоковой терапии по восстановлению тонуса мышц. Следующим понервничать заставил ролл Пинга. От каждого писка и звука устройств сердце падало в пятки, а взоры устремлялись к жизненным показателям человека в капсуле шесть.

Плоское лицо инженера скорчилось в гримасу разочарования, когда он прочитал сообщение, содержащее информацию о том, что всем давно известно о преждевременном завершении псевдо-карантина. Альберт недвусмысленно намекал, - пора бы ему заканчивать заниматься ерундой и помочь группе восстановить работу входной платформы.

Надежды Пинга провести время в компании Вероники и Анны обрушились карточным домиком. Объяснив принцип завершения процедуры, Пинг, как в последний раз, впитал глазами прелести Щупы и, опустив плечи и поникнув головой, нехотя поплелся на выручку коллегам. Девушки проводили его утешающими, но не без насмешки, взглядами.

Цой наблюдал за случившимся в полной тишине и неведении. Анна навела два пальца на глаза, затем перевела указательный на Цоя, как бы говоря ему, что следит за ним и никуда не уйдет.

Повернулась спиной и сползла вниз, сев на решетчатое покрытие пола. Щупа уместилась напротив. О чем говорили искатель не знал, но несколько раз встречавшись с красивыми, но наполненными переменчивой печалью глазами Вероники, догадывался, - о чем-то грустном. Совсем скоро Щупа переместилась к Анне. Сели плечом к плечу, сплели пальцы рук и склонились головами. Кажется, спали.

Процесс переливания завершился спустя сорок минут. Искатель наполнил директора собственной кровью, восстанавливался в процессе, осушив две кегли с водой.

Крышка прошипела и поспешила открыться. Шум вырвал подруг из полудремы. Обе резко поднялись на ноги, но стояли, устало покачиваясь.

Вероника забралась в капсулу Цоя, хотя было не обязательно; играла с ним, как кошка с мышью, дразнила собой, а он оставался холодным и беспристрастным. Может, еще думал о Каре, может о той, кому предназначался стеклянный шар, - что творилось в голове искателя, Анна, как не старалась, понять не могла.

Щупа освободила от скобы локоть Цоя; неспешно провела пальцами по его руке, в местах, где иглы должны были оставить уколы, а от них ни следа, - никак не могла принять мыслей о столь быстрой регенерации. Ее распирало от любопытства и желания провести новые тесты, но прекрасно понимала - совсем не время.

Цой с легкостью поднял Щупу и переставил из капсулы наружу, точно тряпичную куклу из коробочки. Ловко выбрался следом.

Беспричинно огляделся и, вперив взгляд в Анну, спросил:

- Нужник? - девушка не поняла и Цой, подобрав слово, перефразировал: - Помочиться бы.


ГЛАВА 7


Под землей искатель совсем потерял чувство времени, его будто не существовало. Мог наблюдать, как день сменяет ночь, поглядывая на часы, мерцавшие на экране. Разминался утром, или, быть может, поздним вечером - уже не знал; тело ныло без Каторги, становилось непослушным. Анну и Щупу видел редко. Спутница подолгу пропадала у пробудившихся и творила с нуждавшимися словесное волшебство. Особенно много провела с женщиной с труднопроизносимым именем, женой человека по имени Зед. Щупа практически не отходила от камеры директора, наблюдая, как та возвращает его к жизни.

Уже несколько часов искатель находился перед монитором, изучая и сравнивая язык, который Анна называла обще-английским. Откровением стало то, что многие буквы совпадали и звучали почти одинаково, другие, напротив, казались идентичными, но произносились иначе. Иногда грешил на начитывающий компьютер, думая, что тот барахлит, оттого и возникает словесная неразбериха. Обще-английский был не единственным языком; в выпадавшем меню, на выбор предлагался огромный список. Цой решительно не понимал, зачем одному виду понадобилось так усложнять себе жизнь.

По коридору опять затопали.

В дверях на мгновение появилась Анна, поманила за собой и помчалась дальше. Предвкушая неладное, Цой поддался порыву и, перемахнув стол, молнией ударил за ней.

В коридорах, где люди обычно еле волочились, на этот раз было оживленно. Виновником суматохи оказался Арго, вышедший на орбиту и готовящийся к передаче данных. Все пережившие многовековую спячку суетливо спешили в зал управления, желая воочию узреть, как изменилась Земля за годы без человека.

Люди Старого мира в нетерпении толпились под экраном, дугой тянущимся по периметру зала. Другие, сидя за полукруглыми столами, напряженно глядели в мониторы поменьше.

Арго передавал собранные снимки порционно, а компьютер Резервации обрабатывал их и складывал в цельную картину, наполняя главный экран квадратами карты мира. В помещении стоял низкий гул голосов, несший разные мнения о новом облике планеты. Один лишь искатель, не понимая их речи, молча глядел на экран, пытаясь разобраться, насколько сильно все отличалось от мира, который запомнился им.

Ахнули разом, когда фрагменты сложились в цельную картину.

Нависла мертвая тишина.

Альберт, стоявший у центральной панели, нервно массировал залысины. На этот раз фетиш не помог справиться с напряжением. Не отрывая взгляда от экрана, велел запустить сравнительный анализ. Речь его стала обрывистой и несвязной, и все же, бледный человечек, сидевший позади, лихорадочно застучал по силуэтам клавиш и вывел на экран карту старого, любимого всем мира. Первое, бросившееся в глаза искателю, - земли стало намного меньше. Странной белой корки тоже заметно поубавилось; на ее полотне, почти в самом центре - небольшая черная прореха, подобно дыре от ножа, - другой Обелиск. А воды в новом мире - немерено.

Перешептывания возобновились.

Один из сидящих за столом со скорбью сообщил: Резервации восемь, десять, пятнадцать, двадцать пять - оказались под водой и, вероятно, вышли из строя.

Несколько человек в зале взревели, переполненные болью утраты, но Цой слышал крики страшнее. Вот она, Каторга, уничтожающая, несущая горе и страдания.

- А Резервации Репродукции?

- Стабильны. Функционирование не нарушено.

Альберт, размышляя о вероятности людей уцелеть в названных Резервациях, о возможных повреждениях, нанесенных водой, узнал, как обстояли дела с уровнем обеспечения. Ответ не заставил себя долго ждать: группе оставалось преодолеть еще две перегородки. Обещали управиться за несколько часов.

- Чем вызвана неисправность нашей, установили?

- По какой-то причине, - голос звучал отовсюду, - пятый Змей вышел из строя.

- По какой-то причине? - требовательно переспросил Альберт.

- Работа турбин пятого парящего генератора могла пойти на износ, или, наоборот, вырабатывать недостаточно мощности, - бесцеремонно вмешался Пинг, наблюдавший за происходящим, стоя в проеме отсека рядом с добротной темноволосой девой. Говорил так, будто факт очевиден. Не отрывая руку от стакана, выгнул указательный палец к карте на экране. Цою показалось, что все кроме него, поняли, куда указал инженер. - Океанические течения предсказуемы и стабильны, было несложно высчитать чистую энергию. Мы использовали новейшие климатические модели дляоценки возможных сценариев будущего и закладывали в прогноз пессимистичные данные с порогом водной поверхности в семьдесят пять процентов, но никак не семьдесят восемь и семь, как сейчас. Предполагаю, течение усилилось, ускорилась и работа генератора. Вот он и вышел из эксплуатации раньше положенного. Или же, течение ослабло, и тогда...

- Усилилось или ослабло? - Альберт не позволил закончить. - Как именно?

- Понятия не имею, - пожал плечами Пинг, - я же не океанолог.

- А пятый, потому что отрезан доступ к блоку обеспечения?

Пинг, выражая согласие, блаженно закрыл глаза, радуясь внезапно пробудившейся смекалке Альберта.

- А сбой гиберна...

- Очевидно, хандрить начал следующий генератор. Повезло нам, - отхлебнув из стакана, добавил Пинг, - опоздай группа Арго на несколько десятков лет, нашли бы мумий, или операция опять сменила название, скажем, на «Водное царство».

Зал постепенно наполнился аплодисментами и Пинг, решив, что овации восхваляли его проницательность, театрально раскланялся, принимая похвалу, как подобает звезде первой величины. Заметив постепенно отворачивающиеся головы коллег, инженер и сам, выронив пластиковый стакан, безвольно захлопал в ладоши.

В дверях на другом конце зала стояла Вероника, бережно держа директора под локоть; он поспешно высвободился, не позволив себя поддерживать. Жестом руки пожилой мужчина с забранными назад седыми полосами волос просил тишины. Присутствующие повиновались.

- Если кому и стоит аплодировать, то вам, - искатель не понимал слов, уловил только голос; ослабевший, но волевой. - Благодаря вашим знаниям и умениям мы находимся здесь, - обратным жестом директор призвал людей восславить самих себя. И печаль растворилась в радости, вымученных улыбках и лепете рук.

Мужчина подался вперед, старательно скрывая не успевшее окрепнуть тело за горделивой осанкой. Щупа не отходила ни на шаг. Он тепло и, называя по именам, приветствовал каждого, кто оказывался поблизости. Не оставил без внимания и Анну.

- Аннабелль.

- Директор, - девушка почтительно склонила голову, чем вызвала добрую улыбку на лице старика.

Он приобнял ее, как-то по-отцовски, с заботой, и сказал:

- Анна, дорогая, сколько еще мне просить? Какой я тебе директор? Валера я. Ва-ле-ра. Ну, максимум, Валерий.

Анна неловко кивнула. Очевидно, без слов: просить еще несколько раз - точно.

Покончив с обменом любезностями, директор велел Альберту подготовить рапорт, остальным возвращаться к обязанностям, а сам направился к Цою. Искатель разглядывал его, не скрывая интереса: мужичок в комбезе выглядел несуразно и даже забавно. Улыбался Цой редко, не стал и сейчас.

- Приветствую, - Валерий заговорил как каторжанин и протянул руку искателю. Тот осторожно пожал ее, стараясь не сломать. - Дочь рассказала мне, - слегка наклонил голову к Щупе, - кому мы обязаны спасением. Кому я обязан жизнью. Спасибо... Цой? - неуверенно произнес имя, в надежде узнать настоящее, но в ответ получил лишь кивок и короткое:

- Гм.

- Ты и в правду не разговорчив, - старик чуть заметно улыбнулся. - Еще дочь рассказала о второй Резервации. Что-то случилось? - на лице не осталось и тени улыбки.

Цой мрачно кивнул.

- Я бы хотел узнать, что именно.

Еще кивок.

***

Выслушав историю Анны и ознакомившись с подтверждающими ее слова данными самописца челнока, директор с болью во взгляде просматривал записи главного зала Резервации Второго Эшелона. На случившуюся бойню. А узнав о возможностях искателя - как и многие, долго не мог принять мысли о том, что человек, стоявший перед ним в полном здравии, умер, получив несовместимые с жизнью раны.

Боль в глазах сменилась тщательно скрываемой боязнью. Он вжался в кресло. Искатель не разбирал многих эмоций, но страх чуял не хуже любого хищника.

- Хотели начать все с начала, а начали с того, чем кончили, - с досадой заговорил директор, вернув самообладание. - История повторяется и ничему не учит.

Валерий сокрушенно опустил широкий подбородок на переплетенные пальцы. Собираясь с мыслями, провел в молчании некоторое время, а затем, попросил оставить их наедине. Окликнул Анну у самых дверей и сказал, что она сделала намного больше, чем должна была и, если устала и желает отдохнуть, в ее распоряжении столько времени, сколько захочет. Девушка кивнула, - приняла к сведению, и, мило улыбнувшись, удалилась вместе с поникшей Вероникой, ставшей на удивление молчаливой и ни разу не взглянувшей на отца.

Дверной проем затянулся.

Директор устало поднялся с монолитного кресла, обошел литую плиту стола и неспешно, будто заново учился ходить, прошелся вдоль темно-серых стен небольшого помещения с приглушенным освещением. Уставился в стену, воображая окно, за которым красовался самый прекрасный пейзаж из всех, что только можно представить.

- Ты должен нас простить.

Искатель ответил не сразу:

- Некого прощать.

- Для нас все случилось будто вчера, - с тяжелым вдохом, продолжил Валерий. - Моргнули, и прошло почти семь сотен лет, - понимал, среди кишащего жизнью пространства им придется учиться жить заново. - Мы не успели принять новый мир с его порядками и отреагировали, как привыкли - агрессией, - директор выдержал паузу, развернулся к искателю, не скрывая озадаченности. - И все же... ты здесь. Почему?

Цой знал причину, но не мог подобрать слов, которыми ее можно объяснить. Он искренне верил, во блага Старого мира, которые принесут его люди. Верил, что они придут и подчинят себе Каторгу, и только встретившись лицом к лицу, впервые задался вопросом: если не смогли тогда, как смогут сейчас?

- Аннабелль не рассказывала, зачем мы здесь? Зачем все это? - описав скромную обитель руками, продолжил директор, желая наладить разговор.

- Сделать мир прежним?

Валерий тоскливо рассмеялся, аж закашлялся, а затем, с выдохом избавившись от эмоции, сказал:

- Ни в коем случае.

Искатель нахмурился.

- Раньше было лучше, нет?

- Постоянно одно и то же, - разочарованно проговорил он. - Раньше было лучше... раньше... раньше. Лучше не было и не будет, пока мы не изменим отношение к себе. И случившееся, - указал на экран, воспроизводивший бойню, - не должно повториться. Не за этим мы погрузили себя в сон без сновидений.

Директор ждал, пока искатель спросит об истинной причине, но затянувшееся молчание вынудило продолжить самому. Начал издалека, с рассказа о численности Земли, которая за сто тысяч лет достигла миллиарда, а двух миллиардов - всего за сто лет после, а за следующие пятьдесят, уже четырех, это в тысяча девятьсот семидесятом году, а к две тысячи сотому ООН спрогнозировали рост численности до шестнадцати миллиардов.

- Понимаешь?

Искатель понимал не все сказанное директором, особенно не мог представить людей, исчислявшихся миллиардами, когда численность каторжан едва приближалась к десяти тысячам. Во многом из-за не понимая искателя Валерию было так просто выговориться. Их диалог больше напоминал исповедь, нежели беседу.

- Земля могла вместить двадцать пять миллиардов людей, а мы, боясь потерять контроль, навязывали боязнь перенаселения. Все будет иначе, - осекся он. - Никакого общества, искусственно раздробленного системой, идеологией, религией, социальными классами. Никакого больше «человек человеку волк». Сделать мир лучше, - мечтательно заканчивал он, возвращаясь к столу, - дело не одной жизни, а моя почти на исходе, - с принятием неизбежного, произнес директор. - Но... Каторга?.. - прищурился, словно не знал, не ошибся ли в названии. - Каторга уже сделала за нас главное...

Лицо искателя приняло еще более озадаченную гримасу.

- Стерла границы.

- Какие еще границы?

- Вот об этом я и говорю, - блаженно улыбнулся, придав голосу дополнительную глубину.

Молчали, пока не пропищал ролл директора, преданно лежавший у правой руки. Он слегка перекатил цилиндрическое устройство; появились полосы, дергающиеся в такт звучавшему голосу, сообщившему о арахе; инженерам удалось транспортировать инородный механизм внутрь Резервации в оперблок.

- Пойду прямо за тобой, - прослушав сообщение, директор вежливо указал рукой в сторону открывшегося выхода, прося искателя отправиться первым.

«П-п-пр-р-ривет, п-п-пап...», уходя, услышал искатель. Неуверенный обрывистый голос принадлежал кому-то другому. Хотел узнать, кому, но обернувшись, не увидел за собой директора, лишь закрывшиеся створки прохода.

***

Цой без труда нашел место, куда Старые люди поместили араха, - по нитям проводов, которые один из встреченных им инженеров тащил на плече. Они небрежно извивались по полу тоннеля, уходили в помещение за массивными дверями, где арах безжизненной марионеткой висел под потолком; лапы паука угрожающе расправились почти по всему помещению, а снизу к сфере из множества колец тянулись шлейфы проводов.

Искатель остался у входа. Наблюдал за человечками в комбинезонах, чьи суетливые хождения вокруг шара напоминали неизвестный обряд; занятые делом не сразу заметили его появление.

- Сой! - воскликнул Пинг, увидев искателя и неуклюже переступая пряди проводов, попытался приблизиться, но, бросив задуманное на полпути, выкрикнул с места: - Он остановился, когда кольца засало?

Искатель поморщился, не разобрав сказанного.

- Кольца сдавило и все?

Цой кивнул, и инженер с довольной ухмылкой поспешил скрыться за толщей проводов.

В дверях появилась Анна, напряженно огляделась. Подвешенный арах казался еще более ужасающим.

- Тесой, ти Щупу не видел?

- Нет.

С появлением директора, который отпрянул, увидев подвешенное существо, обряд остановился, а помещение утонуло в тишине. Директор жестом велел вернуться к работе, и ритуал вновь ускорился, став суматошнее.

Альберт, опережая Пинга, поспешил доложить, но прежде, покосился на искателя. Валерий, не отрывая взгляда от араха, велел говорить так, чтобы понял и он. Ничего нового инженер не сказал; не встречали подобных существ в первый год после Инцидента и о том, как устроен его механизм, не имеют ни малейшего понятия.

- Это, если принимать его, как механизьм, - голос Пинга, доносившийся из-за кабелей не утратил насмешки. - А если это организьм? - выйдя, предположил он и указал на лапы, призывая заострить на них внимание. - Никаких сварных швов, щелей, это как наши рука или нога, во, смотрите. Происхоздение материала мы не выяснили тогда, не выясним и сейцас, так сто, даже как подобраца к изучению, не знаю.

Валерий с досадой и разочарованием поджал губы. Склонил голову в раздумьях, растирая пальцами подборок.

- Нападение повторится?

Озвучить ответ не решился никто, но и без слов стало ясно: исключать возможность нельзя.

- Почему сейчас?

- Мы все время считали Смерть мертвой, - Альберт развел руками, безмолвно извиняясь за каламбур. - Очевидно, мы знаем о корабле даже меньше, чем думали. Я считаю, дело в выработке энергии. Он его учуял и выслал разведчика.

- А Резервация Второго Эшелона? Ее активировали первой и - ничего.

- Она пшик в сравнении с этой, - объяснил Пинг. - Там всего один генератор, а работу этой поддерзивают пять, ну, сейцас узе четыре.

В напряженную тишину вмешался вездесущий женский голос, сообщивший о вышедшей на связь группе Резервации Второго Эшелона. Работавшие в комнате нервно переглянулись, и тишина заполнилась их невнятными перешептываниями.

Поблагодарив невидимого оратора, директор велел вывести передачу, и разговоры вмиг стихли; кто-то ткнул кого-то в бок, и тот прервался на полуслове. Больше не решались проронить ни слова.

- ... слышно? - голос вырвался из хрипа.

- Доктор Декстер, рад слышать в добром здравии, - помехи искажали слова, но директор без труда узнал говорившего.

- Директор? Мы обнаружили сигнал. Значит, Анна смогла. Добралась.

- Добралась.

- Рад, что все получилось. С возвращением!

- Оставим любезности, доктор. Где вы находитесь?

- Ну... Сложно сказать. Когда-то место называли спорткомплексом Спарта, помните? Его построили в начале семидесятых. Теперь это Догма, поселение выживших.

- И много их, выживших?

- Точно не скажу. Здесь, может, несколько тысяч.

- Как они вас приняли?

- Не так, как мы.

- Будьте точнее, - холодно настоял Валерий.

- Они дружелюбны. Только Лис не отстает от Сьюзи. Пытается показать ей какую-то коллекцию бомб.

Анна сдавленно хрюкнула.

- Директор, на пути сюда, мы заметили нечто странное, сферу. Она стремительно двигалась в сторону Резервации. Не знаю, может, я напрасно переживаю...

- Не напрасно, она передо мной.

- Что?! - резкий шум; похоже, Декстер выронил коммутатор. - Вы целы? Как?.. - его голос дрожал.

- Опасности нет, - быстро ответил директор, пресекая панику и поток вопросов. - Спасибо за бдительность, доктор. Что планируете делать?

- Э-эм, все пошло, - треск помех проглотил несколько фраз, - оставлю людей здесь, в безопасности, а сам, вместе с группой выживших вернусь в Резервацию за оставшимся оборудованием, затем обратно. Здесь превосходные условия, а мы сделаем их еще, - помехи смазали речь.

- Доктор Декстер, вы руководитель группы. Избегайте конфликтов, идите на контакт с поселенцами, делайте все, что возможно и необходимо. Назначьте человека, пусть выходит на связь каждый час. Это понятно?

- По...но, - шум срезал часть слова. - Директор, - после недолгой паузы продолжил Декстер, - простите, но, моя сестра, с ней все хорошо?

- Диана в порядке.

- Слава б... - помехи не позволили закончить. - Впереди еще много работы.

- Мы справимся, как и всегда. Следующий эфир через час, - отчеканил Валерий.

- Вас... - треск сменился тишиной.

- Будем надеяться, понял, - резюмировал директор. С неприязнью взглянул на араха, затем переключился на Пинга. - Будут предложения?

- Не соватса наружу, - инженер пожал плечами, - по крайней мере, пока не убедимса в безопасности, или не выясним, зачем этот гоуриде гунгун явилса сюда.

Альберт поддержал идею Пинга:

- Работа главной платформы восстановлена, мы сможем выждать.

- Сколько продержимся? - директор посмотрел в глаза Альберта и не нашел в них ответа, а в глазах Пинга искрилось что-то еще более далекое; если его вечно-щуренный взгляд задерживался на чем-то дольше минуты, значит, где-то поблизости появились прелести Щупы.

- Достаточно, - с этих слов начала Вероника, войдя в оперблок, и не потрудилась уточнить, сколько именно. - Как только получим доступ к уровню обеспечения, сможем использовать три станции Биос-пять.

- Срасу три? Ты справишса?

- Я похожа на Гейба Ньюэлла?

- Хвала Мао, нет!

- Я смогу в цифру три, - фыркнула Щупа.

- Если буду нузен, я помогу, - сказал Пинг и съерничал, покосившись на Альберта: - Сразу видно, кто учился, а кто в лабораториях пальцы скрещивал.

Директор оценил находчивость дочери, но внешне оставался непоколебимым.

- Это не решит проблемы, пока мы не узнаем, с чем столкнулись. Я не стану подвергать опасности Резервации Репродукции.

- Кто зи будет выяснат? Ван Каспера я сто-то не визу.

- Это потому что он мертв, - хладнокровно констатировал Валерий.

Присутствующие резко переменились в глазах; каждый, кроме знавших историю последних дней генерала, казалось, пытался угадать причину его смерти. Некоторые небеспричинно с подозрением, украдкой косились на искателя.

- Я пойду, - наконец заговорил Цой.

Анна обреченно закрыла глаза. Услышала то, чего опасалась с момента, когда впервые увидела араха; искатель непременно отправится выяснять, откуда он взялся.

Никто не противился решению, наоборот, прекрасно понимали - не найти кандидата лучше. Директор предложил искателю помощь; вернуться в Резервацию Центра Всемирной Организации Труда - Казематам, и активировать военную ячейку. Искатель наотрез отказался, сказав, что их люди будут умирать на пути к Обелиску, или по одному, но внутри. Каторжане давно уяснили - передвижение большими группами - верный путь в чей-нибудь желудок. В одиночку проще оставаться незамеченным. Когда будут готовы покинуть Резервацию, люди пригодятся им самим. Спорить не стали, но убедили подождать, пока не получат доступ к уровню обеспечения и снарядить его в поход. У него был необходимый минимум: вода, пайки, моча, пыльца и клинок, но он согласился, как согласился на просьбу Пинга, когда окажется снаружи, запустить левитаторы, стабилизирующие каналы связи.

Искатель взял совсем немного: перчатки и обувку, по рекомендации Пинга, помогающие без особого труда взбираться по вертикальным поверхностям. Цой никак не мог запомнить их сложного названия, не говоря уже о попытке выговорить, поэтому назвал их просто прилипальцами. Получил персональный ролл для связи с Резервацией, но больший восторг вызвал Бугай - огнестрел, жуткая помесь обреза и револьвера со съемным глушителем; увесистый, одним только им можно было крушить черепушки.

Пинг принес левитаторы, когда искатель стоял на платформе, готовой вернуть его обратно в Каторгу. Глянул наверх - низкое небо давило тучами.

Все, чьи имена он запомнил, стояли рядом, провожая в путь. Странное чувство. Обычно так, его провожали за ворота Баззарра.

Анна умотала куда-то, а вернулась, держа в руках его нарукавник. Только успел укрепить и за пару шагов оказался у Щупы.

- Гм, - молча вытянул ладонь и ждал. Вероника отводила взгляд, но потом виновато вложила в руку искателя что-то, чего не увидел никто. Цой сжал кулак и, пригрозив пальцем, собирался что-то сказать, но не стал и молча вернулся на платформу.

Директор встал рядом.

- Хочу туда. Хочу посмотреть.

Неожиданное желание директора встретили протестами и возмущениями, но Валерий быстро унял тревогу присутствующих и те, боясь за его безопасность, решили подняться наверх вместе с ним. Анна велела всем использовать кислородные маски. Сама, как и искатель, не стала - организм привык.

Платформа тронулась и устремилась к поверхности. Искатель давно не дышал полной грудью и не понимал, отчего ему делалось так хорошо.

Пепелище встретило километрами выжженной земли. Вдалеке виделся Обелиск - чернее гари. Щупа предположила, что атмосфера, насыщенная кислородом, способствует возгоранию древесины. Кажется, место, в которое вернулись, пришлось им не очень по вкусу, но они еще не знают, что Каторга может быть столь прекрасной, сколь ужасной и опасной.

Искатель оглядел всех мельком, кивнул на прощание, и, собрался было идти. Ступил с железяки в землю, и удивился: как оказалось приятно ощущать под ногами не твердую поверхность из бетона и стали, а почву, мягкую и податливую. Увлеченный ощущением, не заметил, как робко приблизилась Анна.

- А если ти там умриошь?

- Умру.

- Но, если не верниошься? - в глазах встали слезы.

- Тогда за мной не ходите.

Одолела тоска; Анне вдруг показалось, что это последняя встреча и история их знакомства подошла к завершению. Попросила оставить снежный шар, обещала сохранить, пока не вернется. Искатель счел предложение дельным, мало ли, куда занесет, а тут с ним ничего не случится. Отдал. Она крепко его обняла. А искатель, как это обычно бывало, стоял истуканом, но, услышав всхлип, приглушенный и сдавленный, положил руку на хрупкое плечо девушки и приобнял в ответ.

Анна вернулась, пряча слезы.

Директор сошел с платформы, осторожно ступая в пепел.

- Обнимать не стану, - с улыбкой сказал он и снял маску. Дышал, явно испытывая жжение в легких. Поплыл немного, но держался на ногах изо всех сил. - В былые времена человека с твоими способностями заперли бы в лаборатории, пытаясь понять природу особенностей и способах ее применения к нам, но те времена далеко позади. Так будет и впредь. Только сообща мы добьемся лучшего будущего. Мы вернулись с миром от всего человечества. Оставшегося человечества, - с этими словами платформа опустила директора и остальных вниз, глубоко под землю, туда, откуда пришли.


ГЛАВА 8


Левитаторы - окольцованный легким металлом винт с локоть длиной и набалдашник в центре, - взмывали ввысь и терялись где-то в пузатых тучах, тяжелым грузом нависших над Пепелищем. Как штуковина могла что-то передавать и стабилизировать, искатель не представлял, но выпускал все три по команде ролла каждые несколько километров.

Из укрытой пеплом земли все чаше встречались торчащие культи сожженных деревьев, чьи коряги, будто в страхе дрожали от ветра, боясь, что тот унесет за собой последнее - их самих. Искателю не до них; он шел прямо к Обелиску, не думая, как справится в одиночку. Планов никогда прежде не строил, просто делал - и все.

Впереди, в шипящем копотью мареве, виднелся Баград - Дом, поглощенный Пожарищем. Зубчатые очертания подобны неряшливым мазкам, вымазанным на сером полотне грубой кистью. Отвалился кусок одной из архаичных башен, канул вниз и рассыпался прахом, пыхнув черной тучей; в этом вся Каторга: каждый день напоминает о бренности бытия, о том, что нельзя привязываться к внешней форме. Южнее линию горизонта рвали едва заметные чаши железных цветов.

Почва дышала теплом, а ветер нес с собой контрастную прохладу. Плотная масса черных туч набухала; давно не могла разродиться дождем. Раньше искателю хватило бы одного этого, чтобы уловить, к чему все идет, но, занятый мыслями, не услышал запаха Пепелища: веяло свежестью, как обычно бывало перед грозой, но грозы не было, - наступала буря.

Цой понял это слишком поздно, когда краткий порыв ветра пихнул его в бок. Потом еще - сильнее. И еще. Затравленно обратил взор к небесам, где в брюхе грозовой тучи зарождалась вращающаяся воронка.

Безмолвно сыпал проклятия, довернул Олю в ножнах до щелчка, скинул ранец, вытащил стяжку. Видя, как пепел на земле спиралью поднимался навстречу воронке, спешно заключил себя в кандалы, соединенные тросами на шее, поясе, руках и ногах. Ролл некстати пропищал, и Анна, продираясь сквозь помехи, тревожным голосом кричала о каком-то циклоне, а после лепет увяз в треске и шуме. Последнее, что смогла разобрать, было завывающим «Й-й-и-у-у-у-х-х-х».

Вдохнувший пыльцу Цой уже мчался прочь, унося ноги как можно дальше. Рот наполнился слюной. Желудок сжимался, а мышцы натягивались струной. Все вокруг размывало, кроме точки, с которой искатель не сводил глаз, веря, что там, впереди, ждет спасение.

Закаленные огнем ветки деревьев превращались в причудливо извивавшиеся расплывчатые кляксы, пытавшиеся дотянуться до искателя, точно щупальца неизвестного морского чудища. Он бежал, понимая, что все это только кажется, все это - выдумка одурманенного пыльцой дурума мозга. Или он наткнулся на нечто, еще не попавшее в Монструм? Мысли о неизвестном ускорили ноги. Пытался убежать от йуха изо всех сил, ощущая, как тело постепенно будто бы теряло всякий вес. Ветер закручивался сильнее, невыносимо закладывал уши; мусор, поднятый в воздух бил в спину, по рукам и ногам, хлестал по лицу. Цой не сдавался, бежал.

Выхватил краем глаза одно деревце, другое - не спасут, - йух сорвет с легкостью.

Резко дернул вбок, уклонившись от пролетевшей мимо коряги, чьи угли пульсировали красным на ветру. Был уверен - она кричала ему в след.

Угольно-черная сажа и изгарь набирали высоту, оборачиваясь непроглядной пеленой с редкими прорехами, в одной из которых углядел крепкий, но обуглившийся ствол дерева.

Не жалея сил пытался добраться; штаны от спринта изорвались по швам. Ноги все сложнее возвращались к земле, воздушные волны так и норовили затянуть в нарастающую воронку. Налетел грудью на дерево, юркнул за него и, цокая звеньями, перекинул цепь через ствол, обвязался, закрепил за карабин и вцепился, что хватало сил.

Отчаянный рев неведомой твари пронесся над головой и стремительно затерялся где-то в нарастающем шуме йуха. Воздух вибрировал и трещал в водоворотах энергии. Порывы усиливались.

Под ногами натужно затрещало.

Нет-нет-нет, мысли забились в голове, когда ствол покосился. Цой перебрался вбок, не желая оказаться придавленным.

Ствол резко дернуло вверх, послав пепел по ветру. Разломав землю, с хрустом взбучился корень. Оголялся сильнее, пока не появился еще один, следом другой. Цой зажмурился, подавив чувство беспомощности, ветер продолжал осыпать дождем из грязи и мусора, а пальцы - болеть от той силы, с которой ими впились, желая спастись.

Скрип.

Хруст.

Перехватило дыхание и нутро опустело, когда йух с глухим треском выдрал дерево вместе с корнями и отправил вцепившегося в него искателя в самоубийственный полет.

«Двести двенадцать», - открыл слезящиеся глаза: жгло болью, не видно ни зги; все замылено и размыто. Тело отбило так, что онемело. Пошевелил пальцами на руках и ногах, - на месте, целы. Стяжка не позволила разорваться и разлететься в разные стороны. Подниматься не спешил. Пытался вслушаться в окружение, в ушах еще гудело, а вокруг тихо, как не случалось ничего. Хотел подняться, но стрельнувшая в пояснице боль прибила обратно к земле. Завел руку за спину, нащупал сук, пронзивший плоть. Выдернул. Выматерился про себя и, тыча лбом в почву, усмирял гнев. Только потом вздохнул с облегчением.

Обессилено лежал некоторое время.

Вкус пепла во рту, а в горле першило от гари. Вновь открыл глаза - лучше видеть не стал, только жечь стало сильнее. Спина мокрая вся; одежка слиплась с телом. Если были переломы, то исцелились водой из лопнувшего гидратора, взятого в Резервации. С трудом присел на согнутых коленях, одним движением перетянул ранец на грудь и, не открывая глаз, стал шарить в поисках бурдюка, но нашел лишь вымокшую ткань - единственное оставшееся от воды, которой собирался напиться и ополоснуть лицо, а еще кашу из ягод кровоглаза перемешанную с размокшими пайками.

Выхода нет: помочился в ладони, промыл щиплющие глаза. Проморгался. Едва ли стало лучше.

Очертил Олей кольцо вокруг себя; клинок звякнул лишь раз, столкнувшись с чем-то твердым. Хотел понять, где оказался; куда забросил йух. Не Баград - точно. Звуки не те: протяжный ветер не разгуливал в узких улочках, не сквозил в опустевших сожженных постройках, ни намека на улюлюканье крикунов. Здесь ветер сильнее, заставлял стучать и стонать старый металл. Нормально закинуло, подумал искатель, аж до долины железных цветов. Решил, что йух даже помог. Пусть и по-своему.

Отползал, постукивая клинком по земле, пока не уткнулся в покосившуюся стену. Прижался спиной. Вертел головой, пытаясь разобрать в воздухе крики птиц, или стрекот насекомых на земле - ничего; некому вывести к воде. Нет на Пепелище и листьев, на которых вода за ночь собирается в капли.

Коснулся век, глаза ответили болью. Открыл еще: как в тумане. Остается одно.

По вмятине определил флягу с мочой беса, откупорил - тошнотворная вонь на раз перебила запах гари, - поставил рядом. Подготовил повязку. Высвободил клинок из ножен и острием нацелил в лицо. Дыхание учащалось, пока не оборвалось сдавленным криком боли за выколотые глаза.

Ослепшего искателя насторожил глухой топот. Что-то неосторожно двигалось в нескольких метрах, но напасть не решалось. Играло с добычей? Звук умножился, а когда раздалось низкое шипение, Цой понял: перед ним, наверное, огнедых, и не один. Совсем нюх потеряли? Несколько раз рассек клинком воздух, предостерегая: отведать его будет непросто. Судя по обрывистому шику, незримого противника это лишь раззадорило. Искатель подтянул под себя ноги, незаметно опустил ладонь на рукоять огнестрела. Ждал. Вытянул руку с оружием на очередное тормошение. Услышав в ответ утробный звук, понял - навел верно, пусть и вслепую. Затаив дыхание, ощутил движение и пугающее шипение, надвигавшееся вместе с ним. Выстрелил - сухой плевок и что-то грузное, породив липкий звук, легло наземь. То, что по ощущениям находилось правее, рвануло в атаку с удвоенной силой; два выстрела быстро расправились с хищником.

С выдохом опустил оружие. Надо уходить, запах крови навлечет беду.

Неуверенно переставляя ноги, брел дальше, простукивая путь Олей. Чувствовал, как формируются и тяжелеют глазные яблоки. Приоткрыл повязку, из-под которой по щекам тянулись струйки запекшейся крови, глаз - зрение не успело восстановиться; без воды исцеление затянется на несколько часов, но всяко лучше, чем терять его постепенно. Кругом - темнота. Каждый раз расставаясь со зрением, искатель вспоминал отличного собеседника и понимал, каково это - быть Му.

Шел на стон металла, надеясь укрыться под одним из цветов.

Наступил на нечто, разродившееся визгом. С глазами или без, - реакция не подвела. Устранил источник звука, вонзив в него клинок. Наощупь пытался разобрать, что умертвил - каменистое тело, на этот раз точно - огнедых. Дальше шел осторожнее, выверяя каждый шаг. Долина железных цветов прослыла обиталищем жирвяков и комов, и если вторые опасны в куче, то первые - страшны и поодиночке. Были еще камышатники, но их избежать довольно просто - главное, не ходить в высокую траву.

Ролл за пазухой захрипел голосом Анны:

- Тесой? Ти жив?

- Жив.

- Тесой? Слишишь?

- Слышу.

- Тесой? Тебя не слишно. Нажми на кнопку.

Ага. Легко.

Вытащив ролл, приложился большим пальцем с десяток раз, пока не попал в нужную область и не активировал устройство.

- Тесой?

- Я здесь.

- Где?

- В долине цветов.

- Сам значит, употребляет, а мне, получается, не нужно? - послышался приглушенный голос Щупы.

- Где-где? - переспросила Анна. - Не вижу тебя.

- Я далеко.

- Да нет. На карте не вижу. Ролл с трекером. Я могу отслеживать твои передвижения. Это и били йухи, да?

Искатель кивнул, и, осознав, что Анна, как и он - не видит, подтвердил вслух:

- Да, опять разйухачил все вокруг.

Попросил подождать и начал активнее тыкать клинком в землю, выбирая дорогу. Попал во что-то вязкое, породившее противный запах - говно не иначе. Прошел немного, пока стук не отозвался звоном. Плита по грудь. Забрался, поставил рядом флягу с мочой.

- Тесой?

- Как убавить звук? Ты шумишь, это не хорошо.

- Говори тише и ролл сам скорректирует громкость.

Цой поднес устройство ко рту.

- Так хорошо? - прошептал он. Она опять забавно хрюкнула. Почувствовал ее улыбку на другом конце, но причины не понял. - Ты как-то говорила про угадывание погоды.

- Прогноз, да, - ее голос прозвучал тихо, как и хотел искатель, не желавший привлекать к себе внимания.

- Дождя не будет?

- Не могу сказать, метеоданние ещио не готови, - после недолгой паузы ответила Анна. - А что?

- Гм. Ничего.

- Тесой, долго говорить не получится, тут много всякого. Рада, что ти цел. Пинг передаиот благодарости за левитатори, всио работает. Свяжемся позже, - замолчала. - Ти кивнул, да?

- Угу.

- Береги себя, - ролл утих, а вместе с ним и голос Анны.

Искатель принял пожелание, мотнув головой. Достал из ранца цинку с боеприпасами. Раскрыл и коробочку. Вслепую затолкал в барабан Бугая три патрона и уложил оружие в набедренную кобуру с мыслями: если вода не идет с неба, нужно идти за ней в землю.

Цой знал, где искать - в жирвяках, что ползают в толще почвы, разрыхляя и вбирая в себя ее влагу.

Плиту, на которой сидел, решил обезопасить, оставив благоухать флягу с мочой. В случае опасности вернется по запаху; такой ни с чем не спутать. Уложил рядом добро, с собой взял Бугая, нарукавник с пыльцой и закрепил стяжку тросом между запястьями. Жирвяка и зрячему одолеть сложно, пусть тварь и медлительна, но в слепую, - в новинку искателю. Как-то он обнаружил остатки снимка, на котором с трудом разобрал запечатленных крохотных человечков и невероятных размеров червя, выныривающего из волнистых песков и разинувшего пасть, усеянную сотней зубов. Радовался тому, что не встречал таких мест в Каторге.

Сновал по земле, пытаясь отыскать рыхлую породу; именно под такой буравят почву жирвяки и издают характерный звук, следуя которому их можно выследить. Так и не смог вспомнить название слепого животного, роющего землю, на которое сейчас походил. Крут? Грут? Нет, никак.

Земля под ладонями слегка провалилась - оно.

Извалялся в ней весь, привлекая внимание. Жирвяки прекрасно чувствовали землю, вибрацию, как пауки паутину, а Цой посягнул на самое ценное - территорию монстра. Взяв Бугая, ждал шевеления поверхности; только так мог почувствовать и предугадать его передвижения и только сейчас голову посетили мысли о том, какие повреждения наносит оружие; искатель буквально не видел револьвер в действии - слышал только сухой звук выстрела. Может Бугай мокрого места от жирвяка не оставит, не говоря о запасах воды, собиравшихся в окольцовывающих его тело мешках.

Рисковать нельзя.

Звякнув браслетами, несколько раз резко дернул руками в стороны, проверив трос на прочность. Высвободил одну руку от оков. Притворяясь добычей, перекатывался по земле и телодвижениями призывал жирвяка. Вскоре замер, ощутив брюхом легкий толчок, а следом - как взбугрилась почва.

Ползет.

Вытянул босые ноги к месту, откуда, по его расчетам должен был появиться жирвяк. Предсказуемая тварь, ведомая инстинктами, вылезла на поверхность левее, но это не помешало искателю подстроиться под надвигавшуюся пасть.

Ощутил вязкую жижу, обволакивающую пальцы ног и поднимавшуюся выше. Шинкующие резцы, впившиеся в голень и икры, спиралью рассекали плоть. Терпел боль. Чувствовал кровь, покидавшую тело. Жирвяк почти достиг колен.

Сейчас.

Сел рывком, приподнял ноги и просунул трос под жирвяком, скрутил. Струна въелась в липкое туловище и разделила надвое.

Освободив кровоточащие ноги, Цой схватил еще сокращавшееся отсеченное туловище и ползком потащил к безопасному месту. Уже там, снял повязку с глаз, забрался внутрь жирвяка и стал давить телом, жадно разрывать пальцами мешковидные наростки, содержавшие воду. Омыл лицо, напился до боли в животе. Неочищенная вода; позже искателя пронесло. Дважды. Но исцелиться хватило.

Выбравшись, открыл глаза - заболели даже от потускневшего света Пепелища. Ничего. Привыкнут.

Огляделся.

Оказался прав. Обрадовался, когда собственными глазами вновь лицезрел уродливое великолепие долины железных цветов: искателя встретили беспорядочные ряды массивных тарелок, направленные во все стороны в бессмысленных поисках неизвестного. Самые крупные, достигавшие сотни метров в диаметре, осыпались под тяжестью времени и превратились в иссушенные скелеты самих себя. Тонули в пучине земли и плюща, а за ними, вдалеке, разрывая черным металлом облака, высился Обелиск.


ГЛАВА 9


Пепел валил крупными хлопьями. После йухов всегда так - проходят, оставляя позади падающие обломки острых кусочков мозаики. Ветер выл подобно стае теневолков, слизывая с изъеденных временем антенн скрежетавшие пласты обшивки, и уносил за собой неведомо куда. Когда-нибудь йухи доберутся и сюда, вырвут железные цветы, раскидают их по округе, но новые не взрастут, и долина превратится в равнину.

Красные от ржавчины тарелки багровели на фоне мрачнеющего неба. Близилась ночь, и Пепелище - худшее место Каторги, чтобы ее провести. Безумный ор крикунов не позволит сомкнуть глаз; их вопль лез под кожу, заставляя волосы вздыматься от ужаса.

Забравшись на антенну, желая уберечься от опасности, искатель вывалил содержимое ранца, разложил размякшие пайки в надежде высушить. Пошарил внутри: затычка для ушей осталась одна, вторую, видать, забрал йух. Оторвав зубами клок от лоскутов бесьей кожи, скатал его в шарик и запихал в ухо, в другое воткнул затычку. Зазвенела тишина, но с одной недозатычкой крикуны утопят ее в визгах. Хорошо хоть не слышал чавканья внизу, где огнедыхи глодали тушу убитого им жирвяка. Сегодня ящерам не пришлось охотиться, искатель сделал все за них. Он получил воду, они - мясо. Каторга даст тебе все, главное знать, чего хочешь; только на счастье никак не расщедрится.

Свесив ноги и откинувшись на металл, глядел в бетонное небо, скованное тучами, за которыми угасал день и на смену приходил нарастающий ор крикунов; за их ревом искатель не услышал рваного дыхания беса, не ощутил дрожь земли под тяжелыми лапами твари, почувствовал лишь вибрацию тарелки, на которой пытался уснуть - поздно.

Бес темным пятном пронесся под ногами, врезавшись в основание антенны. Куски бетона разлетелись в стороны каплями дождя. Следом - содержимое ранца. Удар чуть не сбил искателя вниз; чудом удержался, поймав Олю и ухватившись за прутья.

Огнедыхи, поедавшие остатки жирвяка, бросились врассыпную. Черная тварь, выцепив глазами их мельтешения, ринулась вдогонку. Цой наблюдал за бесом, пытавшимся поймать одного ящера, другого, не заметившим, как похоронил под собственной лапой третьего, а поймав четвертого - с хрустом перекусил хребет и жадно заглотил, вскидывая морду. Ненасытно разнюхивал и сильно выдыхал, раздувая пепел, суматошно закрутился юлой, будто что-то учуял, но еще не нашел. Наконец закинул в пасть и того, которого придавил. Огнедых не успел достигнуть желудка, как бес, разрывая глотку сумасшедшим ревом, словно в пьяном угаре, метнулся дальше, к стене; терся об нее телом, бился рогатой башкой.

С подобным искатель прежде не сталкивался.

В сумерках не сразу разглядел черную слизь, опутавшую животное тягучими нитями. Беса будто обдали расплавленной смолой, и странное вещество разрасталось, обволакивая тушу, все больше погружая тварь в пучину безумия.

Расцарапывая лапой морду, ополоумевший монстр заметил искателя; блеснувшие ртутью глаза жаждали плоти.

Цой крепче сжал балки антенны.

Бес взревел и рванул в его сторону, грязь искрами летела из-под лап. Конструкция содрогнулась от удара. Чудовище в прыжке пыталось сцапать искателя. Скрип когтей о металл пробирал до дрожи, а рев трещал, ввинчиваясь в уши. Тарелка покосилась. Издав изголодавшийся рык, бес попробовал снова.

Выхватив Бугая, искатель расстрелял весь барабан. Запах пороха приятно щекотал ноздри, и каждый новый выстрел подобно молоту прибивал монстра к земле, но смола впитывала все без остатка, изредка рассыпаясь бисером крови и клочьями мяса. Первым выстрелом отстрелил рог, остальными - расчертил угловатую черепушку, соскоблив ленточки шкуры до кости, которую тут же затянуло смолой. Бес закипал яростью; отскочил для новой атаки и, взревев, помчался к антенне.

Искатель не стал дожидаться, оттолкнулся в момент удара, сила которого едва не развалила тарелку. В прыжке выпустил пыльцу, втянул в себя, сколько смог и плюхнулся на землю. Поспешил скрыться, пока тварь разнюхивала расплескавшуюся из фляги мочу. Не мог бес учуять ее, они не заходят так глубоко на Пепелище, им ненавистен ор крикунов, хотя признал: этот - какой-то дурной.

Цой перемещался, стараясь не попасться чудовищу на глаза.

Спрятавшись за обломками, осторожно выглянул: бес водил за ним мордой, как железяка, непрерывно тянущаяся к магниту, будто нечто невидимое выдавало расположение искателя.

На миг их взгляды встретились, рев беса сменился криком боли и погоня началась. Искатель выпустил облако пыльцы, вдохнул все без остатка: застучало в ушах, затарабанило в висках - пыльцы оказалось так много, что на глаза опустилась красная пелена: серое налилось алым, пульсирующим. Цой ощущал тело единым сгустком энергии и силы. Петлял меж останков железных цветов, пытаясь скрыться - бес мчался следом, разметывая рухлядь в стороны, будто они и не из железа вовсе. Искатель бежал без оглядки; резко дернуло назад и вверх - бес, поймав на рога, отбросил точно тряпичного.

В воздухе, у самых ног клацнули зубы.

Поднявшись, побежал быстрее. Приближавшийся рев и горячее дыхание, обдавшее шею, заставили ускориться. Сам не понял, как выскочил обратно к антенне. Мчался к ней, а глаза лихорадочно выискивали место, что позволит проникнуть внутрь и укрыться: заваленные двери, трещина в стене, - в нее не протолкнуться, косые проемы окон. Махнул в амбразуру, с грохотом влетел в комнатную утварь, ноги вязли в скарбе, точно в болоте. Продравшись через хлам, устремился прочь. За спиной загремело, раздался удар - бес снес собой стену. Где-то над головой разрастался протяжный металлический стон. Едва унес ноги от рухнувшей стены и обвалившегося потолка, за которым раскатами сыпались громоподобные звуки. Клубы пепла и многовековой пыли перегнали и окутали Цоя, наполнив собой помещение.

Тяжело дышал, легкие жгло болью, горло пробивало хрипом. Уткнувшись в стену, медленно сполз. Тело непослушно подрагивало, потом сотряслось ознобом - пыльца отпускала. Анна называла расстройство абстинентным синдромом, но от знания лучше не становилось: мышцы непроизвольно сокращались, подчиняя тело, под желудком сильно болело и подсасывало. Усиливалось чувство тревоги, которое пытался подавить; сердцебиение, с которым не совладать. Руки, ноги - все неудобное, будто не его. Челюсти свело, слюны во рту - продохнуть невозможно, вдыхал носом, стараясь не терять влаги. Прошибал пот. Мышцы свело судорогой, а тело выжимало, подобно полотенцу. Озноб расплавило жаром, искатель почувствовал разгладившиеся пупырышки на коже, лицо, налившееся краской. Сердце ускоряло ритм, строчило очередью - скоро все кончится. Последний удар всегда особенный и хорошо ощутим - глухое бум, - и звук эхом пронесся по опустевшему телу, отчетливо прозвучал в пустой голове, а дальше: тьма и забвение.

Двести тринадцать. Он себя приучил: число всегда приходило первым.

Когда ожил, завеса осела, и искатель вернулся к завалу.

Подходил осторожно, почти крался. Пелена рассеивалась. Все, оставшееся от беса - смолистая лапа, торчавшая из груды обломков; содрогалась в предсмертных конвульсиях. Живучая тварь, даже погребенная тоннами железобетона, пыхала из-под завала облаком пыли и боролась за жизнь. Смола, под гнетом которой лапа стремительно усыхала, изламывалась страшным треском, как будто вязкая жидкость тянула из нее последние соки жизни, тем самым пытаясь продлить свою. Искатель не стал дотрагиваться - наблюдал, держа клинок наготове, как смола превращала мясистую конечность в сухую кость, а затем, шипя, иссушилась сама и опала, оголив молочный скелет.

Цой ждал, предвкушая неладное: вдруг - не конец, и случится что-то еще, где-то в глубине ютилась надежда на продолжение, но напрасно.

Приблизился. Выломав прут испещренный кусочками бетона, ткнул им в черные пятна - развеялись в воздухе без остатка; и в Монструме накарябать толком нечего. Понять бы, что за слизь такая, на раз-два, высушившая беса и где такой раздобыть. Растормошил останки беса: плюнул, постучал лезвием Оли, - ничего. Недоуменно сдвинул брови. Выудил из костяшек коготь, рассмотрел - потряс - никакой реакции, только поранился по неосторожности, но порез быстро затянулся. Свернув куртку в подобие мешка, сложил кости.

Осталось найти выход.

Безрезультатно бродил под осыпавшимися, грозившими обвалиться тяжелыми сводами в поисках дверей, ведущих наружу, пока не заметил пролом в полу. Бросил вниз штуку с кнопками, идеально уместившуюся в ладони; ее стащил со стола неподалеку.Достигла дна почти моментально: там метр, может два, но темно - жуть.

Спрыгнул.

Глаза быстро приняли темноту. Долго не мог решить в каком направлении двигаться. Пошел туда, откуда приятной прохладой поманил ветерок.

Акустика тоннеля множила звук падающих капель. Цой растворялся в их звуке, двигался тихо, будто нес с собой саму тишину. Осторожно переставляя ноги, брел дальше во тьму, ласкавшую усиливающимися дуновениями ветра. Мрак редел. Сырую прохладу разбавило множественное урчание. Искатель замер на месте, не шевелился и звук. Что-то мирно дрыхло впереди. Крепко сжал в руке Олю и легкой поступью отправился дальше; смог разглядеть бугристое одеяло из крикунов, лежавших штабелями. Один был готов пробудиться, будто сквозь сон учуял искателя и тревожно засопел, но, выровняв дыхание, глубже втиснулся меж тел сородичей и продолжил сон. Искатель, тщательно выверяя каждый шаг, не потревожил покоя крикунов, но близилась ночь и скоро они вольются в нее своим криком, - еще одна причина не задерживаться.

Поднялся по отбитым ступеням, куда вывел тоннель и, приподняв над головой створку двери, выглянул через тонкую прорезь: неподалеку обломки антенны, умертвившие собой беса и ор крикунов, гулявший между ними.

Приоткрыв двери, устланные толстым слоем пепла, выполз наружу. Короткими перебежками вернулся к осыпавшемуся железному цветку, быстро отыскал ранец и собрал в него все, что смог отыскать. Попался даже отстреленный рог, а от самого беса остался скелет, пронизанный множеством спиц каркаса антенны, смола обратилась в золу и осыпалась под молочными костями, резонировавшими на угольно-черном полотне. Смола забрала все до последней капли - мочи не набрать. Посмотрел в стороны, помогая себе понять, какой Дом ближе. Догма - далеко. Надо бы сообщить в Чернь как-нибудь, подумал искатель, разобрать завал, забрать останки. Бесья кость - ценная добыча, - прочная, сгодится на укрепления. Развернув куртку, переложил собранные кости когтей в ранец, собрался и направился в ночь, разрываясь между желанием быстрее покинуть Пепелище и узнать больше о слизи.

Тусклое солнце увяло в бездне тлеющей пустоши, и наступил мрак.

Свет луны редко пробивался сквозь железный занавес туч. Цой шел, безмолвно моля о тишине, а она, будто посмеивалась над ним ором крикунов, не желавших умолкать. Орущие без устали чудища окрикивали визгом каждый его шаг. Гомон доносился со всех сторон, атакуя забитые самодельными затычками уши искателя. Знали бы, твари, как громко вопят, наверное, тогда бы заткнулись. Голова гудела, лопнуть готова, а им-то - что? Глухие постоянно, слепые днем, а в ночи крик вырисовывал им окружающий мир, помогал выживать, охотиться, убивать.

Он не слышал раскатов грома, уловил лишь зарницы, вспыхивавшие и пытавшиеся вспороть гроздья туч. Безвольно, почти незаметно им улыбнулся.

Воровато огляделся: йухи раскидали всюду мусор, и Цой собрал все, имевшее чашеподобную форму, способную накапливать воду. Разложил аккуратно, сам разделся и ждал.

Дождь накрапывал сильнее - первые капли, коснувшиеся тела, вызывали приятную дрожь. Каких-то несколько минут и уже нещадно лупцевали кожу, наделяя свежестью и прохладой. Быстро наполняя, тарабанили по чашам, отбивая забористую мелодию, финалом которой служило бульканье воды, переливавшейся через край. Залечив бурдюк, Цой пополнял свои запасы - еще и еще, а дождь не переставал, только усиливался, превращаясь в ливень.

Одевшись, искатель продолжал путь, чавкая обувкой в мешанине из грязи и пепла. Прошел час. Другой. Тело, размятое тяжелыми каплями, приятно побаливало. Искатель брел, не зная усталости, а стихия не думала утихать. Так обрадовался шуму дождя, его бодрящей организм влаге, что позабыл, чем чреваты затяжные ливни подобной силы, но инстинкты взяли свое: стоило глянуть на Обелиск, рябивший в бесчисленных каплях дождя и озаряемый сине-белыми вспышками. Вокруг него сгущался воздух, делался объемнее, принимая мертвецки белый оттенок - говорили, таким когда-то был снег, - от черного изваяния всему человеческому расползалась зима.


ГЛАВА 10


Пепелище дышало мокрым пеплом, а белая пелена надвигалась стеной, скрывшей за непроглядным полотном Обелиск. Еще несколько часов и настигнет искателя, запоминавшего местность на случай опасности. Здесь он как на ладони - выжженные равнины на километры вокруг; ориентироваться будет почти невозможно. Обелиск всегда служил маяком, но не зимой - мгла укроет землю, и Каторга утонет в тишине, где все живое вздрагивало от малейшего шороха. Все, кроме самой природы, что не лишится естественного звучания, торжествующего над онемевшим содержимым.

Зима близилась, гипнотизировала, неся с собой множество опасностей и самая страшная из них - неизвестность.

Не обнаружив под завалами миниатюрную лебедку, помогавшую продвигаться во мгле, Цой принялся переделывать стяжку: соединил концы, строп получился длинный, около пяти метров. Должно хватить. В петлю затянул грузик - так проще швырять вперед себя. Проверил Олю, Бугая - провел большим пальцем по патронам в каморах, - заряжен. Ролл отключил, чтобы тот ненароком не затрезвонил. В последний раз глянул на компас, запомнив направление.

Мерно выдохнув, опустил веки и растворился в дымке, а открыв, не видел ничего дальше носа - зря глаза только выколол, с досадой признался искатель. Туман густой настолько, что, казалось, можно лепить фигуры; бредешь окутанный им неведомо куда - заблудись и выбраться уже не сможешь, если только Каторга не позволит, но с ней договориться нельзя, только свыкнуться.

Туман нагнал духоты и обдал сырым теплом. Искатель наслаждался тропической влажностью, приходившей вместе с зимой, тело смаковало ее, испытывая необыкновенную бодрость.

От затычек пришлось отказаться. Зима отняла зрение, нельзя отдавать в ее невидимые лапы еще и слух. Из земли кое-где торчали усики с едким желтым свечением на концах, пробивавшимся через плотный туман - усачи, на чей свет идти ни в коем случае нельзя. Сожрут. Даже Цой не знал, как выглядело ютившееся под пузырчатыми лужами существо, и выяснять не хотел. Первые несколько километров одолел быстро - ровно по прямой, не меняя направления. После пришлось швырять вперед стропу; каждый раз набалдашник глухо плюхался в пепел. Так и шел, используя трос-поводырь, пока звук не отозвался звоном, разрядившим застоявшийся воздух.

Искатель замер.

Стропу собирать не решился, вместо этого медленно потянулся и сжал рукоять Оли, высвободил бесшумно и навел в сторону почти растворившегося звука. Глаза не помогут, - вслушивался, принюхивался, пытаясь уловить опасность, но кругом царило сплошное безмолвие, нарушить которое не решался никто. Стоял, силясь ощутить малейшие колебания троса, понять: есть ли живое на другом конце, скрытом беспросветной простыней. Выждав достаточно, убедил себя в отсутствии угрозы и подобрался ближе. Зря насторожился - грузило угодило в ржавую жесть.

Выверяя каждый шаг, направился дальше.

Сколько продлится эта зима - наверняка не сказать. День. Два. Неделю, за которую в последний раз каторжане едва не лишились рассудка. Истинной природы происходящего не знал никто; правда, был один собиратель, в перерывах между вылазками фанатично твердивший каждому встречному о том, что зима близко, но умер не дождавшись.

Цой, как и многие, увязал приход зимы с обильными и продолжительными осадками, хотя не всегда наступление одного влекло появление другого.

Долгое время грузик продолжал шлепаться о землю, а потом ударился в нечто мягкое, моментально огрызнувшееся вскриком. Трос, силой вырванный из рук, едва не уволок искателя следом. Слышал удалявшееся шарканье и звон оков, и тишину после.

Выхватил Олю и Бугая, развел в стороны готовый сражаться. Щурился, стараясь разглядеть в липкой мгле хоть что-то.

Воздух еле слышно засвистел, точно крылом рассекло; сначала по правую руку, после - дугой, - по левую. Вокруг кружил скользящий шорох. Цой плавно поворачивался за невидимым противником и в последний момент, ощутив приближавшуюся угрозу, юркнул в бок. Туман закружило и увлекло вслед за промчавшимся пятном - шустрая тварь, - нападала вслепую, видела не лучше искателя.

Первобытное чувство, взывавшее из утробы, побуждало броситься прочь. Цой не поддался. Продолжал вглядываться в белую мглу.

Пятно быстро густело и пронеслось совсем близко - искатель успел отскочить, послав вдогонку два выстрела; просвистевшие пули ушли в молоко. Адреналин в крови захлестнул не хуже пыльцы. Цой уловил движение под ногами и не позволил силуэту раствориться в дымке - нашарил хвост, - оказался раздвоенным; второй хлестал по лицу и рукам. Дернул его на себя и откуда-то из скрытого туманом пространства раздался писк хищной птицы. Убрав Бугая, схватился второй рукой, дернул еще, - не поддавалось. Писк перерос в отчаянный крик. Потянул сильнее и едва не завалился - пятно, бросив попытки вырваться, неслось на него. Уклонился от атаки, но тварь учудила полоснуть плечо; пульсировало тупой болью. Блеклая тень возвращалась для очередного удара. Кинулась изо всех сил. Черное лезвие вспороло белую пелену - Цой разрубил тушу, волоча за клинком косу крови. Два глухих удара о землю - два куска умерщвленного тела свалились по обе стороны от искателя.

Сердце неугомонно стучало. Жадно втянул носом воздух - веяло болью и смертью.

Присел на корточки у хвостов. Шерстка короткая; не успели огрубеть и превратиться в хлысты с проступившими окаменелостями - зарубил молодого орлолиска. Переместился к части, что в предсмертной агонии разрождалась мучительным клекотом. Сердце толкало из артерий оставшуюся кровь. Точным ударом избавил птенца от мучений. Ощупал мягкое оперение, еще дышавшее теплом. Крыло неправильной формы - сломано и изранено - понятно, почему не мог улететь, почему не дал отпор - мал еще и ранен. Видно из-за тумана спустился к земле, и сцепился с одним из ее обитателей.

Решил выпотрошить: запах разнесется по округе и, быть может, приманит хищников посмелее, когда искатель будет уже далеко.

Цой не ошибся: неподалеку споткнулся о заклеванного и истерзанного когтями крикуна. Выпотрошил и его.

Трос-поводырь не нашел, а из-за горизонта спешили первые крики - вестники спускавшейся ночи. Туман холодел, приобретая синеватый оттенок. Цой вырыл небольшую яму, в которую лег в надежде переждать. Затолкал затычки в уши и присыпал себя землей. Непрекращающийся крик путал мысли. Каторжане верили, что крикуны способны воспроизводить любые звуки и множили их, превращая в оружие; считали, их ор породили вопли и крики сотен людей, сгинувших в жаре Великого огня.

В ушах - приглушенный вой, перед глазами - застоявшаяся сине-белая вуаль; ночь провел, крепко сжимая в руках Олю и Бугая и жмурившись в пустых попытках прогнать верещание. Почти не спал. И так из раза в раз. Подтачивал голод. Зима редела, но не думала отступать - чем дольше длилась, тем сильнее становилась боязнь: что-то наблюдало, сокрытое туманом, выжидало момента готовое напасть. Каждый шорох дергал нервы, как за струны, играя с воображением; пусть у искателя оно и было скудным, и количество смертей давно притупили страх, неминуемо вытеснявший собой все. Цой знал - зимой не хозяйничал никто. Знание это несло немного спокойствия. Мерещились серые тени, игравшие на белом полотне. Проступавшие на пути очертания коряг и железок глаза принимали за нечто ужасное, а мозг надумывал себе всякого. Вдобавок краски сгущали мрачневшие впереди контуры обветшавшего самолета; первого из многих, тут таких полно - схожих форм и самых разных размеров. Глядя на них не верилось, что когда-то груды железа поднимали в небо себя и сотни людей. Фюзеляжи изъедены и оборваны губительной смесью: временем, ветрами, солнцем и дождем. Крылья многих опали и лежали переломанными подле самолетов, кормивших почву собственным брюхом. На одном таком, лишенном крыльев, смог прочитать едва отличимые, плавающие в воздухе буквы: IKAR AIRL... - а дальше сожжено огнем. Обрадовался, впервые за долгое время: изучение языка не напрасно, но что значила надпись, к чему призывала, осталось для искателя тайной, покрытой мраком зимы.

Из-за скелетов железных птиц, торчавших из земли подобно останкам динозавров, темнели очертания ангаров, чья участь не лучше уготованной самолетам. Люди Старого мира оставили после себя много железа и еще больше пластика.

Проходя мимо одного из ангаров, услышал человеческую речь, доносившуюся из-за обломков, выстроенных кривым забором. Остановился и вслушался. Вроде голоса. Осторожные. Подобрался ближе; их перешептывания перекрыли его шаги. Разобрав в разговоре знакомые слова, и расплывчатые очертания в прорехах заграждения, понял: за укреплением укрывшиеся от зимы собиратели Черни. Цой не стал перешагивать струну погремушки, задел нарочно, заставив ложки и вилки тренькать, сообщая о его присутствии.

- Ухты-йухты! - напуганный раскатистый голос эхом прокатился по громоздкому пространству ангара и тучные наброски фигур, едва отличимые в ослабевшем покрове тумана, засуетились: два силуэта выросли, шурша одеждой и звеня пластинами брони. Схватились за оружие и слились в большое пятно: приткнулись друг другу спинами, топтались на месте, беспокойно ворочая головами по сторонам.

- Это Цой, - назвался искатель, узнав голос Кана. - Сейчас выйду.

Маячащие тени тщетно пытались разглядеть говорившего, но не вышло, пока он сам не позволил, подойдя достаточно близко с поднятыми в воздух руками. Двое, как по команде, расслаблено выдохнули.

- Незя так, Цой, незя, - проговорил Кан уже почти не дрожавшим голосом, сдвигая шапку на лоб, а потом и на изрытое шрамами лицо, вытирая капли пота. - Проходь. Зима-то затянулась, так что, давай, прижопенивайся.

Искатель шагнул за обнесение и уместился на помятой бочке. На расстоянии вытянутой руки лежала опрокинутая катушка, чья дряхлая и неровная поверхность служила столешницей, на которой разложили потрепанные листки с изображением красавиц Старого мира - собиратели перекидывались в дамки. В самом центре импровизированного стола - начатый бутыль гона.

Собиратели вернулись на места. Кан уткнул увесистое ружье в землю и прислонился лицом к перемотанному прикладу; физиономию стянуло набок.

- А вдруг отсюда не выйдем, - развел руками, имея в виду туман, - то хоть останемся на наших условиях, - подпитые глаза уставились на бутылку. - Выпьешь?

Цой отмахнулся.

- Мож тогда, эта, кишканешь чего?

Искатель кивнул; подкрепиться не прочь, желудок давно требовал пищи.

- Эдя, а ну-ка, доставай. Живо-живо. Рот закрой, - добро потребовал Кан. - Уж я-то знаю, ты ж у нас самый запасливый.

Эдя, детина в темном плаще, позволявшем прятать немыслимое количество вещей, покосился на Кана из-под проволочных бровей, будто тот выдал сокровенную тайну, с которой обещал ни с кем не делиться и нехотя пошарил в складках накидки. На покрытое обильной растительностью лицо вдруг легла тень улыбки, и рука потянулась в подсумок, лежавший под бочкой.

- Попробуй, - собиратель выложил на стол паек тоще обычного. - Смелее, Цой, не умрешь, - подвинул ближе. Искатель спокойно взял обернутую в плотный лист плитку и вкусил немного. Разжевал, распробовал и звучно проглотил на радость голодному желудку. Похвалой и благодарностью послужили поджатые от удовольствия губы. - Круто, а? - ободрился Эдя, радуясь тому, что кушанье пришлось по вкусу. - Состав не расскажу, но скажу, как назову, - разошелся триумфальной улыбкой и объявил: - Бутерврот.

Вместо рукоплесканий получил череду одобрительных кивков Кана и Цоя.

- Думали, Мак вернулся, - разочарованно признался Эдя.

- А где он?

- А-а-й, - цыкнув, среагировал Кан и махнул рукой. - Осенило его. Выдумал, как зимой безопасно ходить и утоптал проверять. В такой-то туман, а. Любитель устраивать себе евпаторию. - недовольно пробормотал собиратель. Достал из-за пазухи свернутый лист, надкусил с двух сторон, сплюнул и закурил, пряча самокрутку в ладони.

- Вы в Чернь?

- Какой там. Мы два дня как на вылазке. Наш искатель расщелину какую нашел, говорит, река там, - вытянул вперед руку, будто та текла прямо перед глазами, - а в водах еешних небеса не отражаются, по берегам ни деревьев, ни травы, зато на дне, на дне, говорит, грина растет больше, чем волос на голове Эди, - кивнул на копну напарника. - Мы двинулись, а потом беда за бедой: бес ненормальный пронесся, едва ноги унесли, теперь вот, - оглянул туман, - зима догнала. Никак Каторга в покое не оставит.

- А расщелина где?

Кан отлип от приклада и достал сверток, покрытый аккуратно выжженными дырами, и раскатал на столе поверх дамок. Прижег угольком сигареты нужно место. Эдя чуть было не взвизгнул, боясь, что напарник попортит бесценные дамки, но тот, как бы успокаивая, деловито выставил ладонь.

- Обычно после жгу, - кивнул на струйки сизого дыма, - ну, ты понял.

- Если сделаете небольшой крюк, - Цой указал на карте долину железных цветов, где завалило беса, - сможете забрать часть костей беса.

Глаза Кана округлились, а редкие брови поползли вверх:

- Ты опять? Опять беса угробил?

- Не, нашел таким.

Кан уткнул рукой подбородок и задумчиво кивая, оценивал маршрут.

- А сам куда? - поинтересовался Эдя.

- В Обелиск.

У собирателей дыхание перехватило, даже не переглянулись от ступора, а у Кана самокрутка изо рта выпала. Прямо на карту. Эдя резко схватил ее, сильно смял и послал прочь, затем открыл рот и моментально закрыл, потом вновь открыл, но слова так и не стали звуком.

Кан, сглотнув ком, сказал:

- Так там же, эта, смерть кругом, Цой. Не, я понимаю, тебе память отбило, но такие-то вещи помнить надо.

Искатель не ответил.

- Мы бы тебе помогли, но, сам понимаешь, река-неотражающая-облака...

- Я сам.

Эдя разглядел необычную одежку искателя в устоявшемся тумане.

- Так, правда, выходит? - потрепал густую бороду. - Не соврал Газ, когда за горючкой приехал. Ты нашел Старых людей?

Искатель кивнул, и собиратели заметно оживились.

- Значит, того и гляди, все как раньше станет?

- Доживем - увидим, - коротко ответил Цой.

- Так, а девки-то... Девки. Такие? - Эдя трясущимися от волнения руками показал потрескавшийся лист с изображением рыжеволосой девицы невероятной красоты.

- Такие, - признался Цой, вспомнив Щупу.

Ответ обрадовал собирателя, тот даже заерзал, сидя на бочке.

- Раньше, - с теплом вспоминал Эдя, перебирая листки с дамками на столе, - вроде, собирались так вот и травили у костра анекдоты.

- Чоэта?

- А йух его знает. Так что, продолжим?

- А давай, - Кан поправил свои карты дамок и выложил одну ближе к центру. Эдя накрыл ее своей. - Ты чоэта удумал? У тебя другая была, на пятерочку, - говорил голосом, которым обычно дуракам объясняют очевидное. - Дойки еще как вымя у коров Мяснинска висели. Думал, не замечу? Ну-ка, живо-живо, не гнезди мне тут, старую на место, - потыкал пальцем в стол. - Нечего мне здесь.

Разоблаченный Эдя виновато взмахнул широкими рукавами, пошуршал, и, вынув карту, ту самую, о которой говорил Кан, пристыженно вернул на место.

- То-то же. Ну жулер...

Цой бездумно жевал плитку бутерврота и за хрустом уже не слышал их голосов; сникли в мыслях о черной слизи, подчинившей себе беса. Никогда раньше такого не видел. Гадал, что за зараза такая. Наверняка как-то связана с арахом, не иначе. Прокручивал в голове безумно носившегося беса, вспоминал, как он разрывался криком и, толком не жуя, заглатывал огнедыхов одного за другим. С этими мыслями уставился во мглу. Зима неспешно таяла и где-то там, за туманами, его ждал Обелиск.

Искателя разбудил накатывающий снаружи гогот собирателей. Зима прошла и наступила безоблачная утренняя синева. Цой выбрался за укрепление; глаза щурились от заполонившего обветшалый ангар света, а когда привыкли, позволили разглядеть собирателей, стоявших у ворот. Кан и Эдя, схватившись за животы, осмеивали третьего - вернувшегося Мака, протиснутого в абажур и просившего помочь его снять. Уверял: колпак в тумане незаменим и помогал передвигаться. Собиратели едва не попадали, когда на плечо непризнанного изобретателя спикировала клякса помета - добрый знак, - птицы, а значит деревья неподалеку.

Сдерживая смех, собиратели все-таки высвободили товарища из конструкции и, закинув за спины рюкзаки и тележки, готовились отправиться дальше, к расщелине и той-самой-реке.

Эдя предложил Цою бутерврот в дорогу и, пожелав друг другу исправного компаса, каторжане разделились.

Обелиск высился над бугристым частоколом деревьев, к которым шел искатель. Задумался, как давно не слышал звуков природы, криков птиц. Не сразу разглядел темные пятна на зеленой шкуре Каторги. Достав бинокуляр, увидел пугающую картину: рой птиц с криком взлетевший в небо, черные проплешины на холмах и деревьях, будто какая болезнь заразила.


ГЛАВА 11


Перед глазами расстилались поля высоченного камыша. Излюбленное место камышатников и охотящихся на них орлолисков и иглаптиц. Зоркие глаза крылатых хищников, что высматривали добычу с высоты небес, прекрасно отслеживали перемещение своей добычи по движениям тростника. Цой прорубил проход так, чтобы остаться незамеченным сверху и углубился в гущу непроглядного леса, не узнавая Каторгу, встретившую привычной какофонией: не прекращавшимся перекрикиванием птиц, стрекотом насекомых, шелестом листьев. Доносились и отголоски журчавшего ручейка, пролегавшего где-то неподалеку. Только привычное звучание изменилось: надрывное, опасливое, будто что-то чужое поселилось меж бесчисленной рассады деревьев, пробралось и въелось под зеленое одеяло земли.

Дойдя до первой плеши - выжженной дыры в густой траве, - потыкал в нее прутиком, затем пальцем; оставила лишь черный мазок. Растер и остатки посыпались мелкой крошкой. Запаха никакого, пробовать не решился.

По обе стороны поваленные деревья, раздавившие висевшие на них коконы, а уцелевшие содрогались на земле, насквозь проткнув себя иглами. Места переломов на деревьях изъедены темными пятнами, похожими на ожоги. Заметив в зарослях обглоданные кости, поначалу решил, что коконы постарались, но ошибся; те выплевывали останки бесформенной кучей, а скелет под ногами лежал в невероятно естественной позе. И так все последующие; с каждым новым становилось ясно: виновата слизь, иссушившая беса до смерти. Зараза расползлась по Каторге. Откуда только взялась? Догадывался, но рассудок противился верить.

Получил ответ, взобравшись на дерево: перед глазами предстали пораженные деревья, каждый миллиметр был покрыт отвратительным организмом, превративший их в иссушенные скелеты, и земли, темной рекой тянувшиеся от самого Обелиска. Кое-где на волнистой зеленой поверхности зияли провалы, похожие на черные лужи, которыми сочилась земля близь Черни, а сам Обелиск, который Анна называла кораблем и всадником Смерти, стоял как ни в чем не бывало. Совсем не похожий на корабль и не имевший ничего общего с огромным судном, каким Цой помнил танкер Черни. Каторжане, жившие там, прозвали его Большой ржавой акулой за характерные дыры в носовой части корпуса, сделавшие ее похожей на разинутую пасть, полную огромных резцов. Никто не знал, как корабль забросило так далеко на сушу и развернуло баком к океану, чьи волны бились о гладкие отвесные скалы и берега никому не известного мира. Каторжанам приглянулся бак корабля, особенно парам. Стояли в обнимку, провожая закаты, часами глядя туда, где небо растворялось в водных далях. Ада мечтала там побывать, а он никак не отважился.

Дал себе время передохнуть, наслаждаясь дуновением ветра, в чьих порывах, играя листвой, шумело множество ветвей, постукивали непреклонные стволы. Любовался просторами. После Пепелища все такое яркое и насыщенное, глаз не оторвать. Ярко-синее небо, где вверх ползла золотая монета солнца, не позволявшая любоваться собой, не зажмурив глаза.

Отвлекло назойливое мерцание ролла, закрепленного на лямке ранца. Совсем про него позабыл. Едва успел активировать и услышал стихнувшие звуки борьбы, а за ними - сдавленный смешок.

- Тесой, это ти?.. Или я говорю с чьим-то желудком?

- Это я, - крепче обхватив ствол дерева, ответил искатель.

- Фух! Ти не отвечал, а ролл на карте продолжал двигаться... Ми испугались, думали, тебя съели.

- Не съели, - Цой не сводил холодного взгляда с Обелиска, прикидывая, как подниматься, если не отыщет вход ниже. Взгляд зацепился за муравьев; стройными рядами поднимались меж расщелин коры. - Я почти дошел. Гм. Анна?

- Да-да? - ответила после недолгой паузы странновато озорным голосом.

- Черная слизь. Жижа. До вас не дошла?

Натужное молчание ролла разрядилось коротким смешком.

- Жижа? Ноуп, Тесой, у нас всио хорошо, даже слишк... - шуршание и стук из невидимого динамика оборвали на полуслове. - ...Как же я себя ненавижу.

Искатель, спокойный за безопасность Анны и людей Резервации, молчал, возвращая все внимание Обелиску, но Анна решила, что обязана объясниться:

- Oh... Merde! Прости, пожалуйста. Это Щупа, ей нелегко, и она справляется, как может. Пф, а я... Сама виновата, не нужно било соглашаться.

- Она больна?

- Да ми все нездорови, - смеялась над своим ответом, но быстро взяла себя в руки: - Нет-нет, с Вероникой всио хорошо, она в порядке, спасибо, просто поругалась с отцом. Опять. У них давно так. Росла раскрепощенной, а когда с самого детства не знаешь отказа, хочется попробовать всио. Она и пробовала, и далеко не всио нравилось еио отцу, - усмехнулась. - Не поверишь, Тесой, но Щупа успела побивать в женском монастире. Мужчин потом боялась, как ведьма инквизиции. Я помогла ей справиться, правда, кажется, немножко перестаралась, - хохоток. - Ей не всегда било легко. Понимаешь? - решив, что искатель наверняка кивнул в ответ, продолжила, не дожидаясь голосового подтверждения. - Хочешь с ней поговорить?

- Нет.

Анна не выдержала и рассмеялась. Сильно, будто в припадке, а потом, вроде собравшись и отдышавшись, закатилась смехом повторно; звонкий и безудержный, позабавил искателя. Он почти улыбнулся, но почему-то не получилось. Успокоившись, Анна все же смогла, пусть и давившись смехом, объяснить искателю суть дела: собирались перераспределить энергоснабжение между оставшимися генераторами. Будет необходимо перезагружать систему, отчего связь может пропадать, и какое-то время общаться придется через голосовые сообщения. Объяснив, как ими пользоваться, попрощалась и пожелала исправного компаса. Обещала, что выйдет на связь при первой возможности.

Искатель закрепил знания, послав сообщение, в котором признался, что не понял, кто такие монастыри, ведьмы и инквизиция.

Спустившись, выпил воды и ускорил шаг. Если жижа текла из дыры Обелиска, необходимо ее срочно заткнуть. Только - как, - не представлял.

Подгонял скорбный вой ветра. Бесконечный полог зелени защищал человека от солнца. Жара спала и в тени огромных деревьев перестала быть невыносимой. Солнечный свет неряшливо размазанный по зеленому потолку освещал поросшие травой и цветами лужайки. Можно и на компас не смотреть, и в небо не нужно. Черные отметины на земле и деревьях выведут к Старому городу, а прямо там и сам Обелиск. К рассвету должен добраться.

С кустарника кровоглаза, встреченного на пути, поспешил нарвать ягод - подлое оружие, но лишним не будет. Срывая гроздь за гроздью, обнаружил под кустом лапу и тут же отскочил, выхватив Олю. Конечность не шелохнулась. Острием приподнял листву - оторвана. Осторожно ступая, обнаружил другую, кажется, теневолк. Вокруг ни сломленных веток, ни просек примятой травы, словом, ничего, что могло навести на след напавшей твари. Выходит, атаковала с воздуха.

Украдкой перемещался от дерева к дереву, поглядывал вверх в поисках гнезд, но вместо них, нашел под ногами оторванную голову теневолка: вся морда в жуткой мешанине из крови и черной жижи - дрался до последнего. Один глаз выклеван, похож на кровавую воронку, а во втором, остекленевшем, увидел быстро растущее отражение птицы, раскинувшую в стороны крылья. Искатель метнулся в сторону и, лихорадочно перебирая руками и ногами, бросился прочь. Со стуком в деревья вонзилась россыпь игл, сверкнувших в редких лучах солнца. Цой выпустил пыльцу, но по носу вместо облака, щелкнула струя воздуха.

Ускорился, но не под пыльцой, а от крика иглаптицы, раздавшегося совсем близко. Ощущал упругие крылья, разгонявшие воздух, чувствовал когтистые лапы, алчущие утащить наверх. Юркнул за дерево. Спиной ощутил толчки воткнувшихся в ствол игл. Сердце дятлом стучало в груди, пока он провожал взглядом мчавшееся пятно, смазанное частоколом деревьев. Оглядывался в поисках густо утыканных деревьев, росших как можно ближе друг к другу, высматривал прорехи меж крон, похожие на светлые трещины, выискивая самые крохотные, те, что не позволят хищнице продраться к земле. Добирался до них быстрыми перебежками, каждый раз прячась за стволами. Знал, что она наблюдала, выжидая момента напасть.

Солнечный свет пятнами пробивался сквозь густую листву, освещая устланную растительностью землю. Чуть дальше пролегала колея поваленных деревьев, образовавшая расщелину в небо; какие-то не свалились, подпертые могучими кедрами, с одного трухой свисали остатки гнезда, а под ним, на земле, куски скорлупы, укрывали перебитые тела птенцов.

Увидел иглаптицу, приземлившуюся на косой ствол. Серебряное оперение сверкало на солнце и слепило глаза. Показалось, или под ним проглядывали черные прослойки? Глаза и голова дергано двигались, рыща потомство, издавала обрывистые крики, призывавшие откликнуться птенцов; не знала, что те разбились давно и уже никогда не издадут ни звука в ответ.

Цой пятился, стараясь обойти место, которое защищала иглаптица. Зоркие глаза уловили искателя, плавно углублявшегося в лесную чащу, и птица, толчком повалив ствол, бросилась следом.

Он выстрелил; перья разлетелись побитым стеклом, да и только. В ответ махнула крыльями, выпустив шквал игл - все мимо, кроме двух: одна рассекла щеку, другая вошла в плечо. Дал деру, вытаскивая иглу на ходу. За спиной, погоняемые криком, со свистом рвали воздух перья, посылаемые в след.

Жижа погрузила Каторгу в пучину безумия.

Крик мчался за ним по пятам, а в пяты едва не впивались иглы бритвенной остроты. Когда поутихли, не успел подумать, что все кончилось, как птица навалилась сверху, топтала лапами, рвала в клочья когтями; в голове билось в истерике: только бы не как в прошлый раз - тело в одну сторону, задница - в другую. Он уклонялся от клюва, стреляя в ответ; четыре сухих плевка не спасли - хрустальные перья сыпались каплями дождя, исполосовав лицо в кровь. Закричал в отчаянии, готовый переступить двухсотчетырнадцатую отметку, как иглаптицу отдернуло неведомой силой и под дикий, резко смолкнувший крик, смяло в сферу, быстро наполнившуюся бурой жидкостью; кровь чернела, а шар уменьшался, пока полностью не испарился.

Водил руками по воздуху, как заплутавший в тумане, а по телу, будто катком прошли: ныло, раны жгло. Поднялся с трудом и пошатнулся. Кровь и пот заливали глаза; те щипали от соли. Еле разобрал на коричнево-зеленом полотне Каторги темную фигуру, узившуюся в пересвете и отблесках солнца. Вяло переступая, приблизился, желая разглядеть. Получил толчок, сдавивший легкие; невидимая сила отбросила так сильно, что в один миг пролетел с десяток метров и с хрустом обнял собой завалившееся бревно, а потом упал мордой вниз.

Хотел подняться, но тело стало совсем непослушным. Отползал, волоча следом ноги; каждое движение вызывало острую боль, а каждый новый вдох грозил разорвать легкие. С ужасным хрустом перевернулся на спину, от стрельнувшей боли искры полетели из глаз. Почувствовал что-то вонзившееся под лопатку, это Оля раскололась надвое от удара и теперь кормилась его кровью. Заставил себя приподняться и облокотиться на пень. Попытался и не смог пошевелить пальцами ног. Вытащил сломленную часть клинка и потыкал ногу - не чувствовал ничего ниже пояса. Достал часть с рукоятью: Оля стала похожей на Лялю. Перед смертью мелькнула мысль: создавшие какидзаси явно знали толк в самоубийствах. Задержав дыхание, одним точным уколом пронзил сердце.

Двести четырнадцать.

К искателю медленно возвращалось дыхание. Каторга обретала голос, или Цой - слух. Оправившись, искал нелюдя, но его и след простыл; только две маленьких вмятины ног на земле - женщина, и легкая; трава почти выпрямиться успела. Улетела отсюда что ли? Ему бы так. Сразу к Обелиску. Шел к нему по наклонной, поражаясь силе, что невидимой рукой победила иглаптицу, а следом и его. Шел, пока перед глазами, в низине, не распростерлись зеленые лабиринты Старого города, на руинах которого укоренились деревья, а на стенах лозами и вьюнами тянулись вниз безымянные растения; город задыхался и рушился под их весом. И так на километры вперед, где торжество природы, как топором обрубали черные стены Обелиска.

Чем ближе подходил, тем сильнее становился дурманящий запах пыльцы. Листья дурума покладисто шелестели под ногами, сбрасывая с себя желто-красное опыление. С каждым шагом округа стихала; ветра не хватило бы даже колыхнуть листья вокруг.

Заметил солнечный блик - искатель Каземат, рассматривавший Старый город через оптический прицел винтовки. По ней же узнал Ару; такой винтовки во всей Каторге кроме него ни у кого не было: полтора метра убийственной точности на раз убивавшей все, весящее меньше пятисот килограммов, а на вопросы, где отыскал такую, Ара всегда отвечал «Там, где нашел, уже нету». Была у него еще одна особенность, куда менее приятная. Странный искатель, да и Цой в странностях не уступал, и никому о них не рассказывал.

Глянул на свой нарукавник - капсулы пусты, а там, в Обелиске, где не ступала нога каторжанина, пыльца лишней не будет. Решил выменять немного, за одно и посмотреть, что с таким упорством рассматривал искатель Каземат.

Укрытый листвой Ара вскинул оружие наизготовку, готовый выстрелить, поймав в перекрестие прицела приближавшегося с поднятыми руками искателя. Поднял руку, похожую на ветку, заросшую вьюном, и подозвал.

- Светишься, - приветствовал искатель, примостившись в укрытии.

- В следующий раз пальну сразу, - гнусаво ответил Ара, пожав плечами. - Что с одежкой? - покосился на лохмотья искателя.

Цой скривился лицом, посмотрев на лиственный покров, надетый на голое тело, и ответил вопросом на вопрос:

- А с твоей?

- Так все просто: если умирать, то с комфортом. И жара, ты посмотри, а голожопиком хоть ветерок во все щели продувает.

Помолчали.

- Чего маячил?

- Предупредить жи, ты чет так уверенно туда шел, - и прильнул к прицелу. Ара напоминал куст: сидел сгорбившись, опустив руки на согнутые колени, а винтовку уложил на треугольник локтя.

- Бинокуляр поменял?

- Это у тебя бинокуляр, а у меня - топтический прицел! - ворчал, не отрываясь. - ...Да, поменял.

- Точнее стала?

- Как капля за шиворот. Гляди, гляди! - сильнее вжался в прицел. - Вон. Опять. Левее Обелиска. Ой, то есть правее.

Цой толком не успел рассмотреть место.

- Все, ушел.

На что указывал Ара, искатель не понял, но не мог не заметить изменившиеся лабиринты улиц Старого города; болвашек, толпившихся там поубавилось.

- Во-о-от... - по нахмурившемуся лицу Ара смекнул, что Цой увидел порядившееся стадо.

- Где остальные?

- Где остальные, не знаю, но мутный где-то там.

- Мутный?

- Увидишь.

- Давно здесь?

Нехотя отлепившись от прицела - по его мнению, Каторга забывалась сквозь линзы: все, что не попадало в объектив, казалось несущественным, лишенным смысла и не заслуживало внимания; градация важности определялась дальномерной шкалой прицельной сетки и ничем иным, - Ара быстро окинул взглядом часы, закрепленные на прикладе:

- Два-сорок, - буркнул, возвращаясь к смакованию Каторги через насечки на линзе. - А до этого, пол солнца там и почти два - там, - не открываясь, указал на позиции в отдаленных местах, которые искатель, как не старался, но не разглядел. - Тут лучший обзор.

- Больше ничего? - вкрадчиво поинтересовался Цой.

- Больше ничего. Вон! Опять. У морд. Смотри.

Цой направил бинокуляр и навел резкость на треснувшие лики комедии и трагедии, столетиями охранявшие завалы здания с сорванной крышей в паре километров от них. Пожелтевшие у краев стекла позволили разглядеть тень, пронесшуюся между телами болвашек, но всего на секунду; рассмотреть толком не удалось. Ара бубнил, что мутный почти трое суток так носится, но смышленый, гаденыш, когда такие же за черту Ненормальной повыскакивали, так и рассыпались в пыль.

- А этот понял, чем кончит, если нос сунет, вот и мечется теперь. Зато вон, гляди, - шмыгал Ара, - граница-то какая. Захочешь, не проморгаешь.

Стрелок прав: прах выжег жирную кривую, за которой расстаться с жизнью легче легкого.

- Дома не задело?

- Да вроде как нет. Казематы точно, - усмехнулся. - Ну и девку ты нам приволок. Яйцы у нее сплошная сталь. Хороша, слов нет, только нервная какая-то день ото дня.

- Сживетесь?

- Куда денемся... - шмыгнул кривым носом, дважды сломленным винтовкой. - На одной земле живем, ежжи. А ты не к ней? - лукавая улыбка почти достигла ушей, но неподвижное лицо Цоя на раз осадило собеседника.

- Туда, - искатель кивнул на Обелиск.

Ара растерялся, не зная, куда уткнуть взгляд: в оптику, или в искателя. После краткого замешательства выбор остановился на последнем. Глаза поползли на лоб, слов не нашел.

- Пыльца есть? У меня кончилась, - помог Аре дать правильный ответ, предложив Бугая; патронов все равно не осталось. У того глаза загорелись от оружия Старого мира. Не сводя глаз с огнестрела, потянулся к сумке и вытащил оттуда кисет, хотел отсыпать немного, но передумал и вручил мешочек целиком.

- Где взял? - скользил взглядом по прямым линиям и увесистому барабану.

- Там уже нет.

- А у меня теперь есть, - просиял Ара, пихая Бугая за пояс. - Даже две!

Цой отдал кобуру в довесок, и счастье искателя Каземат не знало границ.

- До темноты дойдешь? - спросил, наблюдая за ярким диском, готовым скатиться с небосклона.

Искатель кивнул.

- А как внутрь попадешь, уже знаешь?

Цой не ответил.

- Слушай, - погладил винтовку, - она у меня после километра чахнет самую малость. Если пойдешь по прямой, - двумя пальцами указал на изломленную линию главной улицы, - учти: я по левое, фу ты, по правое плечо буду. Помогу, чем смогу.

- Меня не пристрелишь? - Цой с опаской глянул на Ару, сидевшего в обнимку с оружием. Он сардонически улыбнулся:

- А, не переживай, - отмахнулся, как бы успокаивая, - понять все равно не успеешь. От головы ничего не останется. Сам-то я не мажу. Но, на всякий случай, ты меня прости. Заранее. В любом случае.

Забив капсулы пыльцой, искатель попрощался и отправился к Ненормальной.


ГЛАВА 12


Ненормальная резала глаза жгучими цветами. Звуки природы доносились обрывками; пропадали, едва начавшись и также спонтанно возникали. Встретил единоглаза, мирно дергавшего траву у самой границы, но выпуклый глаз на лбу и два конусовидных рога, закрученных спиралью в разные стороны, не удивляли его так, как однажды удивила мутация, раскрасившая черную лошадь в белую полоску, или белую - в черную; очередная загадка. Искатель не рассказывал о той короткогривой кобыле; решил, почудилось.

Рассматривал то, что осталось от Оли - обрубок Обелиску насмех; таким не повоюешь. Стиснул рукоять с такой силой, что та заскрипела, и взгрустнул от мысли, что больше никогда не ощутит ее приятную тяжесть. Сел, поджав колени, перетянул ранец на грудь, извлек кости бесьей лапы и разложил перед собой. Поочередно прикладывал к руке и скреплял лоскутками шкуры, превращая кисть в когтистую клешню. Опробовал: взмахнул пару раз, рассек воздух, проткнул. Затянул веревки туже, и стало спокойнее; идет не с пустыми руками.

Опыление дурума окрасило землю алым. Шел, как по воде, неспокойной и загустевшей от крови. С трудом разобрал красные плоды щелкунчика и поспешил собрать, ночью не помешают.

Бросал в листья камушки. Красная пыль расползалась по воздуху и неспешно оседала. Натянул платок до переносицы и меньше вдыхал, не позволяя воображению разыграться. Глядел в оба, стараясь не пропустить мимо глаз ненормалии, которые изувечивали, сжигали и испаряли все, что попадало в невидимые сети. Помогали и болвашки, угодившие в капканы Каторги. Изуродованные кучи и горсти золы служили наглядным примером, демонстрируя способы, которыми можно оборвать жизнь; каждый новый ужаснее предыдущего, а уцелевшие, закинув головы, все также стояли, преданно глядя на Обелиск в ожидании чуда.

Разглядывал корабль в бинокуляр, гадая, что ждет за стенами - никогда не стремился узнать, а теперь искал путь внутрь. Обернулся, оглядев искореженное полотно изъеденной дороги с золотыми кругами луж, что слепили глаза и не смог вспомнить, как прошел с десяток метров. Проталкивался меж безмолвных тел, пока не заметил тень, мелькнувшую за их спинами. Думал, показалось, пока она не пролетела еще.

Пуля прожгла воздух у самого уха.

Цой инстинктивно вжал голову в плечи. Пуля прошила двух болвашек одного за другим, - сквозные ранения разрастались, пока тела не рассыпались, точно песочные, а сама пуля угодила в ненормалию, где кусочек металла сплющило в монету. Приглушенный хлопок донесся слабыми раскатами позже. Искатель не двигался, собирался покрутить пальцем у виска, как показывала Анна, желая показать, что думает об Аре, но не стал; вдруг стрелок оценит жест, как призыв к действию и прострелит черепушку. Вытянув руку и оттопырив большой палец вверх, искатель затерялся в толпе.

Высоко над головой замерли островки земли; вьюны, обвившие канаты лиан, тянулись вниз, жаждав прорасти тут, на земле. За столетия каким-то даже удалось; напоминали высоченные храмы, возведенные в честь единственной богини Каторги - Природы, которая самолично прославляла себя на останках изваяний, когда-то восхвалявших людские заслуги. Проходя под валунами, давили мысли о том, что глыба сорвется с неба и похоронит под собой. Предчувствие усиливалось в тени обломков массивных фрагментов зданий, мерно качавшихся в невесомости, - позабыли, что их место внизу.

Продравшись через горстки тел, услышал позади легкие шлепки ног. Тень опять скользила где-то в плотных рядах болвашек. Цой вскинул руку с когтями, напрягся весь, да так, что казалось, треснет. Посмотрел поверх голов - покорная тишина. Продолжил изучать Обелиск; тщательно пробежался глазами по плоскости, жадно впитывающей солнечные лучи, - ничего похожего на вход; монолитная стена с черными прослойками.

Солнце бежало за горизонт, освещая темнеющий небосклон, бросая косые лучи поверх крон стометровых деревьев и утесов развалин. Искатель почему-то представил, какодин из лучей непременно остановится в точке на неприступной плоскости Обелиска и укажет путь, но не случилось. С последним угасшим лучом, стены корабля сделались мрачнее ночи. Ощутил легкий ветерок; дул слабо, но беспрерывно. Цой не надеялся найти вход в такой темноте, зато обнаружил нечто другое: ненормалии проявлялись в лунном свете бледным маревом, множившим свет. Прежде не бывал здесь ночью. Удивительное зрелище: вуали растягивались изломленными кривыми то вверх, то в стороны; то смазанные грубой кистью, то выведенные аккуратными линями; пульсирующими пятнами и статичными точками.

Швырнул камешек в дурум и тот, чихнув пылью, на мгновение оттенил смазанную линию, позже ставшей ярче прежнего, а в другой раз пыльца бесследно растворилась в бледной дымке. Искатель достал Монструм и перенес на страницы каждую линию. Так самому запоминать проще. Потратил чуть больше часа, нет-нет отвлекаясь на несвойственные Ненормальной шорохи, которым так и не удалось помешать довести начатое до конца. Только закончив, задумался: как это тени удавалось избегать ненормалий, но не нашел, что ответить.

Огибал Обелиск, не теряя надежды найти вход, попутно зарисовывая линии; двигаться, избегая бледных полос и пятен оказалось совсем не сложно и Монструм вдобавок пополнялся новыми картами. Все, что он мог противопоставить Каторге и Ненормальной - знания и умения, и чем они точнее и лучше, тем медленнее будет расти число, которое он ни на секунду не выпускал из головы. Гадал, ограничено ли оно, запомнит ли последнее, успеет ли понять, что наступил конец, и то, почему он поднимается снова и снова, а число продолжает расти. Вспоминал Анну, видевшую в смерти итог; человек исполнил отведенную роль, внес свой вклад в созидание или разрушение, возымевшие результат при жизни или много позже ее. Страшно, говорила она, остаться равнодушным, прожить жизнь и прийти к смерти, не потревожив чаши весов. Пинг, обтачивающий взглядом фигурку Щупы, частенько спорил. Он считал иначе; смерть - точка невозврата, а жизнь - периодическая дробь с человеком в знаменателе, но оба, как один, сходились во мнении: именно из-за равнодушия не случалось равновесия. Щупа оканчивала их споры, утверждая, что смысл бытия заключался в поисках экстаза и Пинг сиял всякий раз, когда слово срывалось с губ Вероники, а та, играючи, отвечала странной улыбкой, похлопывая его по плечу, а потом удалялась той самой походкой, менявшей сияние на вожделение.

Цой, как не старался, не мог вникнуть в хитросплетения их слов и действий, он заплутал во множестве их убеждений и остался верен своему: каждый раз, пересекая черту, ту самую точку невозврата, он возвращался обратно, не найдя своей цели. А, быть может, давно нашел, думал искатель, но не исполнил когда-то и в наказание потерял память, обреченный оживать вновь и вновь, пока не отыщет нужный камушек и не восполнит им одну из чаш. После встречи с Анной эти мысли стали яснее. Приходили чаще и обретали голос. Его голос.

За несколько часов глаза ужились с темнотой, но недостаточно для Ненормальной. Цой втирал в язык немного пыльцы; зрачки расширялись, оттесняя радужку, и поглощали больше света, позволяя лучше видеть в холодном свете луны. Так близко к Обелиску он прежде не подходил: два километра лунного пейзажа и корабль, подобно железному занавесу, скрывал собой ужасы Каторги, но и таил в себе не меньше. Кракелюровое полотно под ногами делила расщелина, из земных недр которой вырывались на поверхность струи теплого воздуха. Схлестнувшиеся пласты земли переходили в разломы, ширившиеся у основания Обелиска; рифты давно заросли: низкие кустарники, высокая трава, средняя, даже деревья, похожие на канделябры, торчали со скатов, и все невпопад - что, где прихватилось, там и разрослось.

Менялись и запахи, не знал слов, которыми их описать; такие только здесь, в Ненормальной, и чем ближе к Обелиску, тем явнее и чуднее они становились. Одуряюще пахли цветущие травы с зелеными ножками и широкими пятнистыми шляпами ярко-красного цвета. Заросли дурума тянулись насколько хватало глаз, только иногда из них вырастали огромные деревья, чьи высокие стволы облюбовали лианы. Цой бывал здесь прежде, но нечто похожее на голоса, разобрал впервые. Настойчиво нашептывали неразборчивые слова, совсем как каанаконда, шипящая в предвкушении переваривания. Списал на пыльцу, нагоняющую бред и принял еще, но зрение острее не стало, однако искатель, привыкший замечать все необычное, быстро приметил, как щупальце Каторги медленно ползли вверх и по самому Обелиску. Больше ничего разглядеть не удалось. Нужно ждать до утра. Глянул на часы: до рассвета неполных четыре часа. Место выбрал невероятно безопасное, не рассчитывал встретить такое в Каторге, еще и в Ненормальной. Закуток, очерченный бледными разводами ненормалий, имел единственную брешь, через которую он вошел, и которую усыпал щелкунчиками. Плод, если раздавить, издавал звучное пощелкивание и не раз предупреждал путников об опасности. Окруженный бледным кольцом, искатель выкопал углубление для бока и плеча, застелил еловым лапником и разлегся, уставившись в небо, часть которого посверкивала россыпью звезд, а другая, скрытая глыбой Обелиска, отсвечивала серебром в лунном свете.

Ролл встревожил ночную мглу, проблескивая бирюзовым. Цой тут же скрыл устройство рукой и огляделся - тьма, лишенная звуков, - никому и ничему не было до него дела. Провел пальцем по мигавшему огоньку.

- Тесой?..

Искатель не ответил.

- У тебя все хорошо? - прозвучал приглушенный бархатный голос.

- Вероника?

- Ц-ц-ц... Вот так слух, - Щупа со свистом втянула воздух, и немного помедлив, выпустила с облегчением. - Связь только восстановили, но на какое-то время может пропадать. Мы получили твое сообщение, правда, руки никак не доходили посмотреть, - сказанное чуть не разрушило мировоззрение искателя. - Мимимишка, наш мастер психологического карате, совсем расклеилась и отвалилась. А ты вообще спишь?

- Да, но сейчас не могу, - глядел на нескончаемую плоскость, тянущуюся ввысь и растворявшуюся где-то в ночном небе. Громадина источала что-то, чего он не мог объяснить, ауру холодной угрозы, не позволявшую избавиться от ощущения, что Обелиск склонялся над ним, готовый упасть и накрыть собой; Ненормальная была опасней Каторги, по просторам которой рыскало множество невидимых хищных глаз.

- Цой, слушай... О чем вы говорили с отцом? Он сказал что-нибудь... Ай, неважно, скажу прямо: он умирает. Старость, знаешь ли, не самая приятная штука. Я чекаю его жизненные показатели...

- Что делаешь?

- Чекаю, - повторила Щупа. - А, ты ж не шаришь. Мониторю, отслеживаю. Наблюдаю, в общем. Правда, он не знает и не узнает. И вот какое дело. После переливания, показатели улучшились. Мы давно вывели средства, удерживающие организм в тонусе и выводящие шлаки, негативно сказывавшиеся на его состоянии, но твоя кровь, это что-то невероятное, правда. Уверена, она содержит ключ к пониманию твоей регенерации.

- Нужна моя кровь?

- Ага. Будь добр, если не попадешь внутрь, возвращайся скорее и постарайся не умереть по пути, а лучше, бросай все и возвращайся прямо сейчас, - говорила голосом, слушая который, хотелось все бросить и помчаться обратно. - Я потеряла мать, брата и не хочу лишиться отца. Понимаешь? У тебя есть близкие, Цой? Брат, сестра? Может, мать или отец? - по молчанию поняла, что искатель не знал ответа. - Гадство, - динамик прохрипел выдох, - неведение еще хуже. Моя мать умерла при родах, в брата забрала пропаганда.

- Пропаганда? Анна говорила. Это болезнь?

- Ага, - фыркнула, и в нежном голосе засквозил холодок, - болезнь. Поражает разум без остатка и подчиняет тело.

- Как он умер? - неожиданно для себя спросил Цой и секундно отвлекся на шелест листвы.

- Застрелили, - шмыгнув, ответила Щупа и помолчала какое-то время. - Слепо верил, что совершает добро, действует во имя высшего блага, а его непоколебимую веру и сияющую в фантазиях броню пробила десятиграммовая пуля. Так оно и бывает: сегодня ты просто живешь, завтра ходишь по воде, а послезавтра умираешь на глазах тех, в кого верил.

Искатель молчал. С каждым новым знанием Старый мир, рисуемый им в воображении, тот к которому он так стремился, рушился и осыпался на глазах, теряя волшебство и чистоту.

- Тебе, наверное, жаль?

Цой не ответил.

- В честности тебе не откажешь, - на выдохе произнесла собеседница. - Мне пора.

- Стой.

- М-м?

- Когда случился Обелиск, откуда твари полезли?

- Никак не найдешь вход? - в голос прокралась насмешка. - Так сразу и не скажу, - помедлив, продолжила Щупа, - просмотрим архивы, может, что прояснится.

Он кивнул и поморщился, кольнув себя за неумение привыкнуть, и поблагодарил в голос.

- Да пока не за что, - звякнула молния комбеза. - Пойду, попрошу Пинга, - игриво добавила и попрощалась, оставив искателя наедине с Ненормальной.

Для опытного искателя, вроде Цоя, свернуть лагерь - дело нескольких мгновений, и когда первые лучи солнца коснулись Обелиска, он почти добрался до одной из расщелин, ведущих к подножию корабля, и ощутил позади движение. Из буйства растений вырвалась тень. Мир будто замер в момент, когда сошлись их взгляды, и пусть Цой не видел глаз существа, он чувствовал, как оно, издавая жуткую помесь шипения и стрекота, изучало его, и он изучал в ответ. Ссутулившаяся человеческая фигура, тощая и целиком покрытая пульсирующей жижей. Правильно Ара назвал - мутный. Расплывчатый силуэт, движения короткие и дерганные, и пока оно опускалось к земле, вставая на четыре конечности, Цой медленно подносил к лицу нарукавник с пыльцой. Мутный топтался быком, готовым броситься в атаку.

Раздался хлопок, будто давший отмашку, мутный отвлекся и Цой, улучив момент, драпанул, наспех восстанавливая в памяти растворившиеся линии ненормалий, он знал: не можешь справиться сам - заслонись меньшей опасностью от большей.

Густая листва полоснула лицо, онемевшее от пыльцы. Миновав несколько заросших улиц, выскочил на главную и влетел в скопище болвашек. Мутный, не разбирая дороги, кинулся следом. Вырвавшись, Цой сбавил темп, не оставив гонителю никаких других мыслей, кроме одной: жертва вот-вот попадется в цепкие лапы. Погоня охватила существо, затмив инстинкт самосохранения. Кривая дорога с изломленными слоями асфальта, стягивалась рельсами - шпалы изломлены, как переломанные хребты, - вели в никуда. Косые здания по краям и едва отличимая рябь в самом центре дороги. Искатель отпрыгнул, едва не столкнувшись с ненормалией, а мутный угодил в самое ее сердце и разродился нечеловеческим воплем. Цой сдавил уши ладонями, пытаясь спастись от убийственного воя.

- О-о... - пораженно протянул искатель, наблюдая, как мутного сплющило в диск и разметало во все стороны. Черные кляксы липкими звуками приземлялись где ни попадя. Цой отпрянул, как от огня, когда нечистоты шлепнулись у самых ног. Лужицы не испарялись, как тогда, в Каторге; то ли зависли, то ли сдохли, то ли еще что. Поднялся и пятился, заметив, как капли, угодившие в тела болвашек, жадно расползались по ним, разрастаясь и обволакивая черной пеленой, пока те раболепно съеживались под ее натиском. Через мгновения перед искателем предстала подергивающаяся темная масса тел с узкими злобными мордами и бездонными провалами ртов.

Так быстро Цой прежде не бегал; сверкавшие лужи под ногами разрывались фонтами, а зараженные жижей тела болвашек будто слились в единый поток, хлыщущий за ним по улицам Старого города. Какие-то бездумно попадали в ненормалии; в один миг под дикие крики их выворачивало, сжигало и растворяло. Сердце искателя стучало в ушах, билось в груди, гоняя кровь, точно высокооктановое топливо. Он бежал прочь, погоняемый топотом и сотнями клацающих челюстей. Сухой хлопок, а потом еще и еще: пули просвистели у головы и тонули где-то в черной массе. Мутные спотыкались и валились кубарем, сминаемые лавиной из тел, что почти накрыла искателя, когда он пересек черту Ненормальной. Одичалое стадо, выбежав следом, рассыпалось прахом.

Цой обернулся, уперся ладонями в изнывающие болью колени и тяжело дышал. По сморщенному лицу бежали капли пота, он рассматривал очерненную зелень, мучаясь мыслями о том, сколько жизней оборвал, спасая свою; успокаивало одно: не был уверен, жили ли они вообще.

Вдалеке дважды коротко мелькнул солнечный блик - Ара послал сигнал и исчез.

Птицы трусливо прятались в ветвях, необъяснимо чувствуя угрозу невидимой границы, и позволили распоясаться насекомым. Их вздутые тела посверкивали радужными оттенками, а упругий свист и жужжание крыльев, казалось, наэлектризовывали воздух. Все чаще приходилось отмахиваться, а то и убивать на себе назойливых кусачих мелких пакостников. Если раньше искатель грезил о нервущейся и прочной одежде, то сейчас пределом мечтаний стала сеть, что укроет его от бесконечных укусов.

Отдышавшись, искатель переступил черту вновь и возвращался к рифту, пряча глаза от останков, разбросанных по кривым улочкам Старого города; пусть болвашки и стояли неживыми, но умирая в ненормалиях, кричали от боли, как самые настоящие люди; отголоски их крика продолжали звучать, ввинчиваясь в сознание, терзая его изнутри. Пытаясь отвлечься, он освежал знания, бросая камешками в листья дурума. Ненормалии проявлялись в ожидаемых местах. Задержаться бы еще на пару ночей, сделать детальнее наброски, охватив всю территорию Ненормальной, но неизбежное не отсрочить: Обелиск ждать не станет, а Цой не заставит.

Спустя час, вышел к нужному месту: обрубленные высотки, поросшие зеленью, обступали расщелину. Достал бинокуляр и осмотрелся, надеясь отыскать хоть что-нибудь, похожее на вход. Ничего. Потратил несколько часов, обходя Обелиск, желая рассмотреть с другого ракурса. Безрезультатно. Тогда и решил подобраться вплотную. Цой скользил вниз к Обелиску, перемахивая разломы окон, по завалившейся стене здания, вросшего в почву. В разломах торчали части других сооружений и конструкции: барельеф Старого мира - город, высеченный в камне. Здесь, на самом дне, всадник Смерти делался невероятно огромным и устрашающим; дыхание перехватывало от вида, а шея ныла, пока искатель рассматривал нескончаемую поверхность, пробившую небеса и заметил небольшое отверстие, похожее на люк; хотел верить, что через него арах вывалился в Каторгу.

Взбежал на проросшие из земли корни, начавшие свое восхождение к вершине Обелиска, крутанул ранец на грудь и достал перчатку, выданную Пингом. Осталась одна, вторая затерялась где-то в пути, а где, наверняка и не скажешь. Наверное, там, в долине железных цветов. Втиснул руку в перчатку, сжал кисть в кулак, как велел инженер для активации, приложил к поверхности, готовый взбираться, а рука просто скользнула вниз, как по маслу. Попробовал еще - то же самое. Никакого сцепления. Сломалась, выходит?

Нашептывал проклятия, не глядя нащупал ролл и активировал, продолжая касаться Обелиска в надежде, что устройство заработает.

- Тесой? - спустя время прозвучал неспокойный голос Анны. - Всио хорошо? Что случилось?

- Прилипальца не работает, - выпалил, тыча рукой в стену корабля.

- Что, прости?

- Прилипальца. Гм. Рука. Перчатка. Перчатка не работает.

- Как это?

Цой опустил голову и, потупив взгляд, уставился в ролл, безмолвно намекая, что это они должны знать причину.

- Меня слысно? - подключился Пинг.

- Перчатка не работает.

- А ты сзал кулаки, как я говорил?

- Да.

- И все равно не работает?

- Нет.

Пинг замолчал.

- Одна прилипальца пропала, - признался искатель и услышал гневные удаляющиеся шаги инженера, сокрушавшегося оттого, что его бесценные гаджеты постоянно теряют и никогда не возвращают; отвертелся от ответов.

- Ми что-нибудь придумаем, Тесой, - тут же включилась Анна и поспешила подбодрить: - Знаешь, ти установил новий рекорд в максимальной скорости бега. Пятьдесят четыре километра в час, Тесой! От кого ти так бежал?

Цой не ответил; им целиком овладела картина, обратная черным проплешинам, что оставили нечистоты.

- Тесой?

Искатель аккуратно переставлял ноги, приближаясь к крохотной белой лужайке, отдававшей синевой и посверкивающим в лучах солнца бисером огоньков.

- Тесой?

Чувствовал, как тело обволакивало прохладой, усиливавшейся с каждым шагом; ласкающий слух хруст и скрип под ногами. Решив, что перед ним неизвестная ненормалия, вернулся назад, вырвал кустарник с корнем и закинул его в белую крошку, покрывшую собой несколько метров земли и растений. Оборванные ветки обыкновенно упали, всколыхнув и пустив по воздуху звездную пыль. Цой пригнулся и осторожно дотронулся до синего листа, окаймленного белой игольчатой коркой - палец приятно кольнуло, и на подушечке проступила кристально чистая капля; не устояв, он поддался искушению и распробовал - прохладная и такая свежая.

- Тесой?! Пожалуйста, не молчи.

- Все хорошо, - волшебство увиденного отпустило, и он смог ответить.

- Что случилось?

- Ничего.

Анна сохраняла молчание и вслушивалась в напряженную тишину, пытаясь разобраться, чем она вызвана. Коричнево-зеленые корни здесь, взросшие по Обелиску, похоже, отмирали, приняв темно-синий, мертвецкий оттенок. Цой дотронулся, облокотился немного, и толстая ветвь глухо треснула под давлением руки. Отскочил, вылупив глаза. Вытянул Олю и яблоком постукивал по глыбе раз, другой: трещина разрасталась, пока переплетение замерзших корней не обвалилось крупными кусками, открыв небольшую брешь в корпусе Обелиска.

- Анна?

- Да, Тесой?

Искатель, высунув в предвкушении язык, приближался к разрыву, скрытому темнотой.

- Я нашел вход, - поговорил на выдохе, когда увиденное облако собственного дыхания, повергло в легкое недоумение.


ГЛАВА 13


Тело коченело и с каждым пройденным метром становилось все более непослушным. Холод терзал, парализовав и без того узкое пространство. Света становилось все меньше, он угасал за спиной. Воздух звенел, превращаясь в невидимые иглы, жалившие кожу. Легкие жгло нехваткой кислорода. Густел пар изо рта, стал почти осязаемым, и идти все сложнее, ноги противились, скованные морозом, точно цепями. Он повернул назад и, выбравшись наружу, где царило жаркое солнце, обошел все горстки болвашек, какие нашел. Вспарывал и снимал с них одежду - всю, что была, - и укладывал в мешок, состряпанный на скорую руку из бязи, найденной в одном из зданий. Лис говорил, что отвандаливать болвашек не хорошо, но иначе вперед не пройти. Мешок наполнился вещами быстро, только нести его на горбу создавало неудобства.

Когда вернулся к расщелине, источавшей мороз, испарины на лице затвердели, превратившись в холодную корку. Сбросил мешок и принялся разгребать награбленное. Первыми утеплил ноги, обмотав тем, что осталось от штанов болвашек.

- Тесой? - ролл разродился голосом Анны. - Сигнал исчез, как только ти вошиол внутрь. Ти ещио там?

- Нет. Там... Холодно, - не верил собственным словам, продолжая укутывать тело. Ткань теплая, почти горячая и не успела остыть. Он взмок.

- Холодно? - помолчала. - Ужас какой. Так, если сигнал вновь пропадиот, оставляй сообщения. Ролл отправит их при первой возможности.

- Я помню.

Замотал руки; когти беса опасно выпирали на левой. Поверх всего накинул полушубок с широким капюшоном. Одежка в Ненормальной сохранилась отменно, почти как новая.

- Я включила датчик сигнала. Три полоски. Видишь?

Цой покрутил ролл и обнаружил насечки на поверхности: три миниатюрных деления ярко светили.

- Если полос нет, значит, нет и связи. Будет хоть одна, и ми сможем говорить. Сообщи, когда пройдиошь дальше. Да, Альберт? - Анна отвлеклась ненадолго, а затем добавила: - Тесой, ролл будет картографировать.

- Мне не помешает?

Анна помедлила с ответом.

- Альберт говорит, процесс автоматизирован. Сканировать снаружи ми не смогли, может, получится у тебя, когда окажешься внутри.

Он кивнул и Анна, будто почувствовав его движение, пожелала исправного компаса и отключилась.

Позволил лучам солнца прогреть шмотье, пока не ощутил жар, гулявший внутри. Рассчитывал дольше сохранить тепло. Признался себе, что переборщил с одеждой, когда с трудом втиснулся в проем, разорвав обмотки на руке. Холод ощущался слабее, а пар удерживала повязка на лице и воздух уже не так обжигал легкие холодом. Нагромождение тканей стиснуло движения, сделало неповоротливым и неуклюжим, и все же он шел, чувствуя, как остывает тело.

Темнота сгущалась впереди; пришлось положить ладонь на холодную стену и идти во мраке наощупь. Обмотки поскрипывали и трещали. Рука, скользившая по стене, стонала от мороза. Останавливался и растирал ладонями грудь в попытках согреться.

Не видел часов под толстым слоем одежд и не мог сказать, сколько все продолжалось, и сколько плутал в бесконечных проходах, когда услышал вызывающий озноб вопль. Замер, взведя на максимум все чувства, и на пределе слышимости различил цокот множества когтей, отскакивающий от скругленных тьмой стен. Давно искатель не ступал в нехоженых местах и каждый новый шаг по ним заставлял сердце биться быстрее. Пар редчал и совсем скоро дыхание вновь стало невидимым, а тело охватило духотой; снял с себя все, что помогло миновать мерзлоту, и уложил аккуратной кучей, оставив на случай, если утепление понадобиться вновь.

И пусть дубак отступал, света внутри не прибавилось; глаза, которым пора бы свыкнуться с темнотой, лучше видеть не стали. Принял немного пыльцы - не спасло. Не мог позволить себе остановиться и двигался дальше, не разбирая пути, пока в глубине не проступили хилые линии искр, зависшие в бездонном пространстве. Позабыв об осторожности, шел на свет в надежде выбраться из тьмы. Шел долго: линии пестрили и извивались по сторонам, и высоко над ним, вселяя чувство непреодолимой угрозы. Приблизившись к одной из жил, коснулся пальцем: мягкая и эластичная, отдавала прохладой.

Ощутил, как изменился наклон поверхности под ногами - тянулся наверх. Темень разродилась утробным воплем, эхом прокатившимся по проему, в котором поднимался искатель. Запах резко изменился: ударил в голову, едва не сбив с ног. От ощущения, что вдыхал смрад в себя, чуть не вывернуло наизнанку. Он узнал вонь и поспешил расстегнуть карман ранца и, погремев баночками, безошибочно нащупал нужную, с мазью. Откупорил крышку и намазал лицо, подмышки, промежность. Спиной уперся в стену, вытянул Олю и выставил перед собой. Предельно осторожно ступал во тьме, расчерченной линиями тусклого света, стараясь не выдать свое присутствие звуком шагов.

Неподалеку, на возвышенности, разглядел отблески пульсирующего света и гротескные тени, отплясывающие на сводах. Неспешно поднимался, не выпуская клинка и пряча за собой когтистую руку. Линий света становилось все больше. Только выглянул и увидел ее: пепельноволосая уже стояла, направив взор ярко-голубых глаз точно туда, откуда появился искатель. Учуяла его.

Он как бы безвольно выпустил Олю из рук, и все вокруг померкло - не осталось ничего кроме них: светлокожая девушка безмолвно улыбалась ему, приоткрыв рот. Дразнила пунцовыми губами. Пленила грацией движений, подходя обманчиво медленной, гипнотизирующей походкой. Соски выпирали на взмокшей рубахе - единственная одежда, скрывавшая непорочной белизной прелестное тело, - очередной соблазн, перед которым почти невозможно устоять. С каждым шагом рубашонка все больше оголяла босые ноги. Цой чувствовал, как она взывала к нему, и не спешил шевелиться.

Пепельноволосая подошла почти вплотную; он не ощутил дыхания за волосами, скрывающими лицо, смог различить только глаза и губы на бледной коже - единственное, что сохранилось в памяти. Он помнил, каково это, тонуть в них, помнил сладость мягких губ и только.

Противиться ей, ее зову стоило немалых усилий; мазь стекала по нему, будто таяв от ее красоты. Рано. Пепельноволосая коснулась его ноготком, провела им вверх по руке. Ее след расплывался по предплечью, а затем и по всему телу приятной дрожью. Прислонилась со спины; он закрыл глаза, ощутив твердые соски. Дразнила, давая понять, сколько удовольствия может доставить, прежде чем... Еще нет. Легко касаясь, провела линию по плечам и вновь оказалась перед искателем, пряча лицо в переплетении серебряных нитей волос, готовая влиться в него всем своим естеством, а когда с губ сорвался блаженный стон, он пронзил ее насквозь когтистой рукой. Белая рубаха липла к телу и чернела на глазах. Цой ощутил, как ослабли волокна, обвившие руку, и как перестало биться сердце в ладони. Разжал кисть, и оно плюхнулось куда-то в темноту.

Опуская тело к земле, спрашивал себя, кем она была: мучился вопросом с момента их первой встречи у скалистых берегов Черни и не нашел ответа даже пленив ту, что пыталась высушить Лиса. Именно ее заточил в своем убежище за толстым стеклом с крохотными отверстиями, через которые наебаба пускала токсин, позволявший перевоплощаться в пепельноволосую. Из раза в раз пытался вспомнить девушку, но не мог. Подкармливал тварь собой, просовывая руку по локоть в небольшой паз; вряд ли он предназначался для этого. Так и проходили их встречи: во мраке и тишине. За шесть лет пепельноволосая не проронила ни слова, как не проронила и та, чье тело успело отяжелеть в руках искателя. Не знал, почему молчат. Голос - первое, что забываешь в человеке, вспомнил слова Анны. Цой позабыл пепельноволосую, но не полностью. Такую не просто выкинуть из головы, признался искатель, не вынимая руки из хрупкого тела. Пепельноволосая въелась в сознание, разжигая интерес молчанием.

Токсин слабел и Цой наблюдал, как пепельноволосая вместе с жизненными силами теряла волшебную красоту, обретая истинный облик наебабы: голубые глаза поблекли, став отверстиями в бездонную пустоту, нити волос разбухли и превратились в толстые маслянистые пакли, а губы распылись в выступавшие акульи челюсти полные острых клыков, похожих на лес железных игл. Бледная кожа потемнела, оттенив бесчисленные поры, высвобождавшие яд.

Он вспорол наебабье брюхо, оторвал голову и вымочил в ее же внутренностях; волосы впитали кровь и утробную жидкость. Искатель вымазал ими стены, натерся сам. Запах умерших сородичей отпугивал наебаб не хуже мочи, а впереди ждало много. Знал это по усиливающемуся цокоту, по воплям, бродившим в узких коридорах. Осторожно выглянул, забравшись туда, где ждала наебаба, а внизу, как в котле, десятки их, варились единой массой в неведомом ритуальном обряде, вскидывая кверху тощие культи, зиявшие спорами.

Цой ощутил их присутствие и запах, проникавший под кожу; он взывал к мужскому началу, но Цой не поддался - его ум не обманешь, хотя какие-то уже чудились той самой пепельноволосой. Здесь, в замкнутом пространстве их зловония намного сильнее, чем в необъятных просторах Каторги.

Из центра котла раздался натужный крик. Глаза искателя чуть не вылезли из орбит, когда долговязые тела наебаб расступились, открыв взору рожавшую женщину. Лежала на пузыре, источавшим свечение вместе со змеящимися по полу корнями. Вся взмокла, лицо с выжженным отпечатком пятерни на лбу, сморщилось, как переспелый плод шиповника. Кожа лоснилась в прожилках света, расползавшихся по котловану. Сильно зажмурилась и испустила надрывный всхлип.

Одна из наебаб согнулась над кричавшей, мотала патлатой башкой над животом, лаская его локонами сальных волос. Затем провела конечностью над лицом женщины, и прыснула жидкостью, от которой рожавшая впала в безумие; напружинились мышцы, а на руках, вцепившихся в бесформенный пузырь, проступили вены, и она разродилась - сначала нечеловеческим криком, а потом и младенцем, заоравшим не хуже матери. Из кучи тел наебаб протолкнулась другая. Лихо и явно умеючи перекусила пуповину и съела часть, оказавшуюся во рту. Распробовав, протрещала что-то, от чего масса пришла в восторг и повторно вскинула культи, отстукивая звонкий мотив.

Издалека искатель не разобрал пол младенца: увиденное ошарашило, мысли путались, не желая выстраиваться ни в какую последовательность. Отвернулся и сел, тщетно пытаясь осмыслить случившееся безобразие.

Крик, переходящий в плач, заставил выглянуть еще: новорожденный ревел в цепких лапах чудища. В котле замелькали тени, проредившие бледную толпу наебаб. Тени тянулись к женщине обессилено лежавшей на пузыре. Фигура, подоспевшая первой, одним движением скинула с себя вытянутую маску и темные одеяния, скрывавшие коренастого мужчину с тем же клеймом руки на лбу, что и у женщины. Обхватив ее за руку, он склонился и поцеловал в этот самый отпечаток, и пролепетал что-то неразборчивое, вселившее спокойствие в женщину.

Когда клекот культей повторился, люди в балахонах издали клич, вызвавший улыбку на взмокшем лице коренастого мужчины и обессилившей женщины. Он поднял руки и, восхваляя, вознес их к нише, где притаился искатель.

Цой оглянулся, с досадой посмотрев в темноту, скрывшую собой тело наебабы. Быстро сообразил, что умертвил нечто важное для процессии. Выглянул еще раз: мужик распростер руки шире, ожидая неведомо чего. Вскоре на отмеченное рукой лицо опустилось замешательство, сменившееся подозрением; не случилось того, что уже должно было произойти.

Искатель посматривал то назад, то вперед. Отступать некуда. По периметру котлована тянулись другие ниши, связанные узким выступом, позволявшим перебраться от одного к другому обладая достаточной сноровкой. Внизу, где минуты назад царил шум и гам, струной натянулась тревожная тишина, которая с каждой секундой промедления, будто затягивалась на шее искателя.

Цой закрыл глаза, потряс головой, отгоняя ненужные мысли и страхи. Три коротких вдоха-выдоха выстроили организм в нужный ритм. Вдохнув пыльцу из капсулы, помчался вперед.

Мужчина одернул руки, увидев Цоя, ловко балансирующего на грани выступа. Он и его женщина провожали искателя взглядом полным смятения. Опешили и остальные плащи, поворачивая лица, скрытые узкими масками вслед за бежавшим. Наебабы, даже те, что в сознании искателя обратились пепельноволосыми, разинули огромные пасти, издавая глухой рев, всколыхнувший весь котлован.

Цой юркнул в ближайшую нишу, и едва не поскользнувшись, всем телом подался обратно, унося ноги от шести пар мелькнувших в темноте глаз; что-то зашипело позади, когда выскочил к обескураженному его появлением сборищу. Наебабы разом отпрянули, как от прокаженного. Мужчина, стоявший у женщины, указал на него пальцем, выкрикнув что-то нечленораздельное. Фигуры в плащах показали, что думают о чужаке, метнув сгусток, который расползся сотнями червей после удара о стену.

За пару скачков Цой добрался до следующей ниши; пустовала, прожилки света тянулись вглубь, куда и устремился искатель, спасаясь от звенящего в ушах ора наебаб. Ниша сужалась, пришлось пригнуться, а потом лезть ползком, перебирая локтями в узкой норе. Нити света ширились вдалеке, вселяя надежду на простор, но когда удалось выпрямиться, лучше не стало: следующий котлован мог похвастать дугообразными мостиками, перекинутыми через всю площадь, и был переполнен фигурами в темных плащах, которые, подобно паукам, карабкались по стенам, пытаясь добраться до чужака. Ускользнул через мостик, попутно отбиваясь от норовящих сцапать рук. Отбросил в толпу и преградившего путь; и сам чуть не отправился следом, чудом удержав равновесие. Бедолагу поймали и единым порывом вскинули вверх, но тот, запутавшись в одеяниях, угодил в ребро моста со страшным хрустом и безжизненно рухнул вниз.

Очередная фигура в плаще вцепилась в мост и, скребя когтями, пыталась забраться. Цой пинком отправил ее обратно. Перемахнув на другую сторону, устремился вперед, не разбирая дороги. Погоняемый топотом сотен ног не заметил, как миновал очередной лаз. Бежал без оглядки, не жалея сил, пока земля не ушла из-под ног; провалился и падал, несколько раз ударяясь обо что-то. Пролетев несколько метров, шлепнулся наземь.

От удара продохнуть не мог какое-то время. Контуженый мир не спешил приходить в себя, а Цой и не ждал, он шаркал руками, толкался ногами, инстинктивно пытаясь удрать от погони. Картинка троилась в глазах, наслаиваясь одна на одну, в ушах звенело, сродни назойливому гудению миллионов насекомых. Бросил взгляд на место, откуда сорвался и с трудом разглядел грот, где высокими статуями тянулись плащи, смотревшие на него сквозь вырезы глаз в вытянутых масках. Расступились, пропустив вперед мужчину с клеймом ладони во весь лоб. Он разрывался между желанием броситься за чужаком и вернуться к плачущему младенцу.

Что-то удерживало их и явно не высота; боялись спуститься по причине неведомой искателю. Человек выбрал младенца и вскоре силуэты плащей растворились в темноте.

Цой бессильно откинулся на податливую поверхность, и правое плечо отозвалось ноющей болью. Ухватившись поудобнее, вправил. Поднялся и только тогда заметил, как в ногах плыл туман. Зрение устаканилось, но звон в ушах не прекращался. Огляделся: снаружи Обелиск казался огромным, а внутри чувство многократно усилилось. Каторга давно избавила от мысли о комфорте, но здесь творилась жуть, какую словами не выразить. Темень, не знавшая конца и края, давила, мешая думать и сосредоточиться, а главное - не позволяла сориентироваться. Впервые замялся, не зная, куда идти и что делать. Мысли лихорадило. Во рту слишком много слюны и, казалось, чем чаще глотал, тем больше ее становилось. Сохранять самоконтроль все сложнее. Деления на ролле погасли - связь отсутствовала; решил начать с ее поисков.

Надавил на грань ролла и с противоположной стороны, подобно свету фонаря, вырвалась проекция местности. Изображение расплывалось и искажалось туманом, а поблизости никакой ровной плоскости, что позволит сфокусировать картинку. Выключил ролл и будто за помощью обратил взор к небу, но вместо ярко-синего купола и лучей Солнца, игравших на коже, перед глазами предстала скованная туманом бездна и тусклый свет вен; тянулись повсюду, придавая дымке объем.

Уложив ролл в карман на груди, брел по мягкой, устланной густым слоем тумана поверхности, чувствуя, как она поддается ногам. Несколько раз приходил к мысли, что ступал по чему-то живому и невероятно большому - очень хотел ошибаться.

Сделал глоток воды. Остался бурдюк и две фляги, одна из которых наполнена наполовину. Решил беречь ценный ресурс, хотя бы до момента, пока не отыщет источник; если отыщет вообще. Уловил запахи, каких прежде не знал. Поначалу опасался, но потом вдыхал глубже, пытаясь распознать. Безуспешно. Звон в ушах утих, но сменился назойливым шумом, неустанно сопровождавшим искателя в бесконечной темноте.

Вскоре шум подавил собой все естественные звуки и стал нестерпимым. Цой, как не старался, почти не мог думать ни о чем другом. Только шумовая завеса, которая то усиливалась, то слабела, то нашептывала, то кричала, порождая жуткую мигрень. Пошарив в ранце, нашел беруши и заткнул ими уши. Стало хуже, шум усилился. Ему казалось никто, кроме него не слышит творившейся вакханалии звуков, что насиловали мозг и терзали сознание. С каждой секундой проведенной в мешанине из голосов желание бросить все и вернуться обратно в Каторгу многократно усиливалось. Только выйти тем же путем не получится, а отступать Цой не привык.

Беспокойный шум мешал думать. В какой-то момент, ему даже показалось, что услышал собственный голос. Быстро прогнал догадки, и звуки, будто отыскав свободное место в мыслях, поспешили его заполнить.

Истязаемый бредовым звучанием, царившим в голове, Цой почувствовал почти осязаемый прилив подозрения, будто что-то чуждое вцепилось в мозг и не желало отпускать, пытаясь добраться до самых потаенных его участков, скрытых от него самого. Каждый отзвук лишал сил и искатель, уже не задумываясь о дыхании, бездумно переставлял ноги и брел неведомо куда, пока не уткнулся во впалую стену.

Провел рукой по гладкой поверхности, поднимался по ней взглядом, пока не стена не слилась с темнотой и дымкой. Активировал карту ролла и направил на плоскость. Назойливый шепот в голове мешал подобрать слово, чтобы описать помещение, в котором оказался. Яйцо. Он выдохнул, молча радуясь маленькой победе. Вглядывался в проекцию: если он был той крошечной точкой, мерцавшей на дне яйца, то помещение обещало быть невероятно огромным. Проследил свой путь с самого начала по тоненьким линиям и сферам - котлованы, через которые бежал. Ролл отлично запечатлел все, где успел побывать искатель; хоть кто-то здесь знает, что делает.

Проверил деления - сигнала нет.

Облокотился спиной о стену и сполз вниз. Миазмы ударили в ноздри. Так и сидел, пытаясь собраться с мыслями. Шлепнул себя по лбу, прибив какое-то насекомое. Смахнув с себя, собирался сделать что-то важное и тут же забыл: шум в голове потеснил собой идею, ускользнувшую, как троллик из рук. Это стало последней каплей.

- Пошли прочь! - заорал искатель и безрезультатно бился о стену. Разбил затылок в кровь, пытаясь вышибить назойливые голоса, забравшиеся в подкорку и устроившие тараканьи бега по извилинам мозга. - Заткнитесь! Замолчите!

Голоса тотчас стихли, а вместе с ними ослабли и запахи. Остался один - его собственный.

Пмщь.

Искатель вдохнул и выматерился про себя, а потом неожиданно понял: тот, второй, не мог читать его мыслей, но больше удивило другое: он пришел к этому заключению не сам; ему помогли.

Оглядывался, пытаясь разобрать нечто, что как он думал, притаилось во тьме.

- Кто ты? - бросил Цой в никуда.

Твт.

- Что?

Отвт, голос звучал отчетливо, без посторонних звуков, что издевались над мозгом, но смысла искатель не разглядел.

- Не понимаю, - поднявшись, прокричал он, желая быть услышанным наверняка. Затем вспомнил Пузо, с которым говорили очень медленно, иначе тот не разбирал слов. Цой повторил вопрос, четче выговаривая слова.

Отвт на впрс.

Что ж вы не по-людски говорите, подумал искатель, массируя переносицу, а сам спросил:

- Впрс? Вброс? Вопрос что ли? Какой еще вопрос? - смотрел то на ролл, надеясь, что кто-нибудь из более смышленых придет на выручку, то в темноту, уповая, что все прояснится само собой. Не случилось ни того ни другого, только запахи стали сильнее, он аж поморщился.

Вы не одни во Вселенной, четко разобрал в мыслях.

- Я таким вопросом не задавался, - честно признался искатель, повысив голос.

Тише. Я слышу.

- Кто ты? - Цой надеялся на более внятный ответ.

Нврное. Мать.

Лучше не стало.

Пмощь.

Искатель совсем запутался, оглядывался, желая увидеть то, что общалось с ним на расстоянии.

- Где ты?

Везде. Помощь.

- Помочь тебе? Как?

Мнго вопрсв. Сначла помощь. Себе.

Запах, как по волшебству, направил голову искателя, и он увидел гороподобное создание, поднявшееся из тумана, и глухим увесистым звуком приземлившее огромную конечность, похожую на дубину.

Искатель машинально потянулся к рукоятке Оли; она была на месте.

Бег. Бги. Беги.

Цой метался, не зная куда броситься, пока запах не повел за собой. Невиданное прежде чувство: уносил ноги, прекрасно чувствуя себя в пространстве. Бежал, совершенно точно зная направление. Ноги тонули в трясине, слышал, как разгонялось чудовище, ухая грузными лапами. Искатель с шумом втягивал воздух, а вместе с ним и понимание того, куда двигаться.

Рев раздался совсем близко, а над головой с гулким свистом пронеслась конечность. Цой инстинктивно выпустил пыльцу, перебив запах и потерялся в пространстве, будто ослеп. Секундное замешательство прервал резкий толчок. Уже решил, что пойман, когда увидел удаляющийся туман под ногами; поток воздуха уносил вверх. Ударился обо что-то плечом, потом затылком, крутануло в воздухе, и следующий удар пришелся в лицо.

Чудище явно неосознанно закрыло собой поток воздуха. Цой начинал падать, когда заметил выступ и вцепился в него когтистой перчаткой. Подтянулся и, завалившись на спину, пытался отдышаться.

Голос пропал.


ГЛАВА 14


Сбивчивое дыхание противилось, не желая выравниваться. Цой с шумом втянул носом воздух, и остатки пыльцы ударили в мозг с новой силой. Становилось спокойнее от мысли, что не приходилось делить ни с кем голову. Как раз тогда и вспомнил, что намеревался сделать. Не поднимаясь, нащупал ролл на ремне ранца; деления слились с темной поверхностью - сигнала нет. Надиктовал сообщение:

- Гм. Анна? Здесь люди, - ему вдруг захотелось услышать ее голос, но ролл хранил молчание. - Здесь есть люди. Какие-то тронутые, но люди. И ребенок. Пока все.

Глухие шаги гиганта доносились обрывками, разряжая воздух. Искатель подполз к краю и с трудом разглядел пятно, тучно движущееся в дымке меж тусклых прожилок света. Повел рукой над бездной: ни следа от поднявшего его воздушного потока. Таких ненормалий не встречал прежде, и откуда взялась эта, гадать не стал.

Вокруг разрастались трещины света, одну из которых Цой ошибочно счел расщелиной наружу. Подкрался за пару шагов и прильнул лицом, желая уловить хотя бы обрывистое дуновение ветерка, но приблизившись, признал, что ошибся. Уткнулся лбом, вспоминая просторы Каторги; духоту и прохладу, крики птиц, шум листвы - все осталось за стенами и казалось недосягаемым. И все же кое-что не изменилось - духота; он пропотел, остатки одежды гадкой прохладой облегали тело. Цой не знал, являлся ли спертый воздух причиной участившегося дыхания и тягостного ощущения в глотке.

Все чаще и против воли посещали мысли о том, что никогда больше не увидит нескончаемых просторов диких земель; чем сильнее противился им, тем навязчивее становились.

Возвышенность, на которую забросило, вела к очередной пещере, вход в которую напоминал наконечник стрелы. Лаз намного просторней, чем встреченные им ранее. У самого входа вызвал проекцию карты еще раз и пока рассматривал, заметил, как свет ролла высветил на темном полотне пола краешек каракули. Позабыв о самой карте, Цой направил ее свет в сторону, и перед взором раскинулась целая цепочка рисунков. Следуя им, углубился в тоннель. Выписанные линии тянулись по стенкам: то плавные, то рваные, совсем как ненормалии вне Обелиска. Их смысл ускользал всякий раз, стоило только подумать, что беспорядочные очертания складываются в нечто цельное, пусть и далекое от понимания.

Любопытство торжествовало над осторожностью; свет ролла выдавал искателя, но изящество каракуль оказалось сильнее и пленило.

Позабыв обо всем, выхватывал светом столбики, высившиеся по краям. Высокие - выше головы, низкие, едва достигали пояса и средние, по плечо - таких совсем немного. Когда их касался луч ролла, рисунки проступали и на испещренных поверхностях; поблескивало ярко зеленое свечение похожее на языки пламени. Не отводя света, проходил мимо очередной горстки столбиков, как раз тогда и заметил, как хаотичные на первый взгляд линии сложились в единую картину. Отступил на пару шагов -композиция рассыпалась, прошел вперед - собралась. Искатель пришел в такой восторг, что повторял процедуру несколько раз, а когда наигрался, попытался вникнуть в суть изображения.

То, что прежде считал зеленым огнем, предстало подобием фона, на котором не закрашенные участки изображали людей в плащах, но без масок. Вместо них самые обыкновенные лица. Стояли в ряд, наблюдая за бегущим внизу человеком, куда или от кого бежал - не ясно. Запечатленная фигура в балахоне имела две пары рук и ног.

Вот уродец, мелькнуло в голове искателя, а еще себя ненормальным считал.

Вспомнил о столбиках, оставшихся позади, и поспешил вернуться, надеясь обнаружить следы других художеств и, быть может, понять, кто и зачем их оставил.

Получал удовольствие, наблюдая за тем, как образ неожиданно появлялся из каши нарисованных форм. Картинка сложилась во что-то невероятное: те же фигуры, выписанные на высоких столбиках, стояли в ряд и наблюдали за человечками, изображенными на средних. Они, как понял Цой по бечеве, тянущейся к столбикам, были привязаны к чему-то и пытались добыть нечто из мешанины, показанной в нижнем ряду. Не удержался и коснулся; сначала пальцем, затем приложил ладонь. Почему-то решил, что краска, состав которой остался неизвестным, нанесена довольно давно. Необъяснимо зрели догадки о сюжетах нарисованного, но стоило приметить очередную иллюстрацию и идеи растворялись в желании созерцать.

Подходил не спеша, пытаясь подобрать нужный ракурс и прочитать образ. Низкие столбики, выстроенные в ряд, образовывали дугу, на которой распознал намалеванный полукруг. Второй ряд: столбики повыше, а на них растянутые человеческие силуэты тянулись ввысь к одному, самому большому столбу, из которого ответвлялось нечто напомнившее трезубец. Как не пытался, не мог понять сути. Предполагал, что вытянутые тела описывали летающих людей. Именно так исчез силуэт, оттолкнувший его невидимой силой. Признался себе: не его ума дело и решил, что стоит рассказать о находке Анне; они смышленые, пусть и ломают головы. Осталось придумать, как передать изображения - и, как назло, никаких наводящих мыслей.

Собирался перебраться к следующему скоплению столбиков, когда заметил едва отличимый символ. Приблизился, желая рассмотреть. Столбик открыл глаза - совершенно человеческие, - и посмотрел на него. Искатель сообразить не успел, и то, что секунду назад не отличалось от убранства, оттолкнуло его и скрылось в темноте, порхая мешковатым одеянием.

Еще некоторое время Цой собирался с мыслями и отстраненно смотрел вслед убежавшему. Неужели оно притаилось между рядов и наблюдало за ним с самого начала, а он и не подозревал. Поразительная скрытность и умение слиться с местностью. Направился туда, где исчезла фигура. Никак не мог избавиться от тревожного чувства, что оно наблюдало за ним из темноты; и на каждом столбике пытался отыскать глаза. Обнадежил себя: по крайней мере, не пыталось убить. Пока.

Паутина блеклого света раскинулась на сотни метров вперед и ни намека на встреченное существо. Пот прошибал. Сухость во рту взывала к воде; выпил немного. Озираясь на каждый темный уголок, миновал переплетение тоннелей; одни лунки огромные, от одного вида становилось не по себе, в другие не протолкнуться. От изломленных полос света терялся в пространстве. Кто бы здесь не хозяйничал, все не как у людей. Долгое время в потемках и отрыве от дикой природы Каторги притупило чувство времени. Каждый новый виток похож на предыдущий. Цой активировал карту, когда стало казаться, будто ходит кругами. Скупо улыбнулся, выяснив, что ни разу не повторил маршрута. Проекция карты разрослась, но совершенно не похожа на те, которые привык видеть: нити линий вели в помещения самых размеров.

Сосредоточившись на попытках систематизировать увиденное, не заметил, как налилось хилым светом деление ролла.

- Тесой?

- Да! Да! - сам не понял, как схватился за устройство обеими руками и поднес к лицу намного ближе, чем следовало.

- Люди? - обескураженный голос Анны. - Внутри? Но откуда?

- Нехилая новость, - включилась Щупа, не позволив ответить. - Ты всколыхнул улей, мы тут места себе не находим.

Искатель не привык и не умел говорить сразу с несколькими собеседниками одновременно, но неожиданного для себя самого ощутил радость от осознания того, что не один и не забыт.

- Цой, - тембр директора заставил стихнуть остальных, - ты убил кого-нибудь?

- Нет. Надо? - и призадумался, считать ли сломавшего хребет. В конце концов, не он подбросил несчастного с такой силой.

- Ни в коем случае, - отрезал директор. - Вы говорили?

- Нет.

- Ты не понял языка или причина в другом?

- Все сложно.

- Их много?

- Не знаю.

- Враждебны?

- Гм. Да.

- Слушай. Пока не поймем, кто они такие и как оказались внутри, постарайся не накал... не усложнять ситуацию. У нас есть наработки проектов по поиску внеземных цивилизаций и возможному вступлению с ними в контакт.

- Да. Мне говорили.

- Кто говорил?

- Я еще не понял, - признался искатель, не до конца уверенный в том, что слышал кого-то в голове.

- Тесой? Мне не нравится твой голос, - вмешалась Анна. - Он... нервний. Всио хорошо?

- Да.

Другого ответа не ждала.

- Держись. Ми что-нибудь придумаем. Уже приступили к анализу полученних данних. Они впечатляют и немного пугают, если честно. Не представляю, каково тебе там. Пожалуйста, держись. Как только разбериомся с устройством корабля, сможем сказать больше.

- Тут рисунки. Как показать?

- Рисунки? В смисле на стенах?

- Угу.

- Есть камера, а хотя, - собиралась объяснить, но передумала. - Они рядом?

- Нет.

- Скажи, когда будешь на месте. Я подожду.

Цой приближался к столбикам, встал под нужным углом и сообщил о готовности. Деление на ролле грозило угаснуть, когда заговорила Анна:

- Направь ролл так, будто смотришь в бинокль. Камера. Снимок, - ролл коротко треснул. - Ничего не видно, Тесой, - доложила спустя мгновения. - Сплошная темень. Ах, постой. Камера. Вспишка. Снимок.

Ничего не произошло.

- Камера. Вспи-и-ишка. Снимок.

Опять ничего. Ролл не реагировал.

- Merde! Подожди.

Услышал заразительный смех Щупы.

- Камера. Вспышка. Снимок, - повторила заклинание Вероника и зарница, вырвавшаяся из ролла, на миг сожгла сухую тьму, залив пространство ослепительным светом; стены многократно усилили и отразили эффект и глаза искателя прожгло болью, а самого будто молния ударила; выронил ролл и схватился за лицо.

- Т-сой? - под ногами катался беспокойный голос Анны. Помехи рвали слова. - Ч-о сл-ч-лось?

Цой вытаращил глаза, вытянул шею и мотал головой, пытаясь продраться сквозь окутавшую белую пелену. Постепенно угасала, но он продолжал видеть рисунок, будто отпечатавшийся где-то внутри самих глаз.

- Тесой? Вс-о хор-шо? - голос тонул в шуме.

- Да, - наощупь обнаружил устройство. - Больше так делать не будем.

- Извини. Снимок получили, но... - сделала паузу, - неразборчивий. Уоу! Это анаморфоз, Тесой! Поразительно...

Пока Анна придавалась восторгу и пыталась уловить смысл изображения, искатель поспешил вернуться к месту, где приостановил исследование Обелиска.

- Скажи про язык, - кому принадлежал отдаленно прозвучавший голос, Цой не разобрал.

- Ах, да, Тесой, я знаю, общение не самая твоя сильная сторона, но попробуй вступить в контакт при следующей встрече. Ролл запишет речь, а ми проанализируем.

Цой кивнул.

- Если дальше связи не будет, вернись сюда через два часа. Ролл запомнит дорогу и укажет путь. Береги себя, - тепло пожелала Анна.

- Цой, - обратился холодный голос директора, - помни: ты умрешь и оживешь, а они умрут навсегда. Не повторяй наших ошибок.

Ролл утих.

Чем дальше уходил от места с рисунками, тем сильнее слышал запахи, путавшие мысли. Витиеватый тоннель с узорчатым освещением вывел к многоуровневому атриуму, где линии света ширились и выпирали из стенок подобно корням огромного дерева.

Свет усилился прямо на глазах искателя, но недостаточно, чтобы оттеснить окружавшую его тьму.

Постоянно оглядывался и осматривался, безуспешно разыскивая во мраке те глаза. Нутром чуял, что за ним наблюдают, но не мог знать, откуда: здесь никто не подскажет, ничто не поможет - все ополчилось на чужака; даже воздух морил духотой.

Где-то наверху что-то ровно постукивало и звук, будто преодолевая невидимые барьеры, обрывисто доходил до слуха искателя.

Блуждая, узнал клетки - их ни с чем не спутать. Высоченные и не очень: на одних запекшаяся кровь вперемешку с клочьями шерсти, прутья других вывернуты под устрашающими углами, какие-то и вовсе нараспашку; нечто вырвалось наружу. Знать бы когда.

Не сразу заметил ячейки, вмонтированные в стенки. Похожие на те, что делали жужжалы, чей нектар так любим каторжанами. Правильные симметрически расположенные ряды тянулись на десяток метров ввысь и вширь. Внутри, насколько смог разглядеть за заболоченной прозрачной поверхностью, царила пустота - что хранилось в каморках теперь не узнать. Стоило об этом подумать, как закралась догадка о крохотных формах жизни: насекомые - мелкие пакостники, что днями и ночами гудят в Каторге и мурыжат укусами, влекущими расчесы зудящего тела.

Отстранился от ячейки в миг принятия мысли. Усилилось ощущение, что кто-то следит за ним, насылая разъяснения. Тут же огляделся и ноги подкосило от увиденного наверху. Две сферы араха, опутанные жилами, свисали со скрытого чернотой потолка. Один в один жертвы пауканов. Одного, как понял Цой, не хватало. Того самого, встреченного ими в Резервации. Искатель не знал причин своей правоты. На месте араха порванные темные нити сползали по отвесной стене, а внизу, в месте, куда упал - разбитые сосуды.

Воровато поднимался по массивным платформам, желая добраться до осколков вместилищ, когда ролл заговорил игривым голосом Щупы:

- Говорят, на здоровье не жалуешься?

Цой пытался заткнуть устройство, но Щупу было не остановить.

- Цой, ты вторые сутки в замкнутом пространстве.

Искатель опешил и перевел полный замешательства взгляд на часы; стрелки так и не сдвинулись дальше плашки двенадцати. Во всей суматохе забыл завести.

- Цой?

Он не помнил чтобы спал, не чувствовал и усталости; только ощущение тревоги и нависшей угрозы не покидали, но с этими сжился еще в Каторге.

- Да, - наконец отозвался. - Все нормально.

- Это ты так думаешь. Слушай, у Мимимишки наступил сложный период. Пошли кровавые слезы матки по неоплодотворенной яйцеклетке и сейчас ей лучше не перечить. Я обещала помочь, а мы, знаешь ли, настолько хорошие подруги, что даже циклы синхронизировались, поэтому не спорь и делай, что говорю.

Цой не был бы Цоем, если бы понял все, о чем сказала Вероника, но ее напористость и интонации голоса одолевали самых стойких и не знали поражений. Искатель выслушал.

- Мы не знали, как бы ты отреагировал, поэтому умолчали. Открой ранец и отверни заплатку. Видишь красный блистер? Выдави две таблетки и проглоти. Это ноотропы и антидепрессанты. Сгладят пребывание в замкнутом пространстве.

Цой множество раз перебирал заштопанный ранец, и не удивился тому, что не просек лишнего: красная пластика почти невесома. Как велела Щупа, с треском выжал в ладонь две белых шайбочки, закинул в рот и разгрыз.

- Ты разжевал что ли? - услышав характерный хруст, спросила Щупа. - Ладно, если легче не станет, проглоти еще. Проглоти, слышишь? Это важно.

Искатель мотнул головой, а потом размял шею.

- Как там внутри, Цой?

- Темнота.

- Что, совсем нет света?

- Есть. Немного.

- Расскажи, а лучше сделаем еще снимок, - и прежде чем мужчина успел возразить, женщина, усмехнувшись, добавила: - Расслабь полушария, на этот раз без вспышки. Можешь направить на свет?

Цой вытащил ролл и навел устройство на светящийся корень, похожий на змею, ползущую вниз головой.

- Камера. Снимок, - ролл исполнил команду. - Ого, - Щупа рассматривала полученное изображение, - похоже на растение с биолюминесцентным ферментом, - замолчала, явно раздумывая над собственной догадкой. - Помнишь, что я говорила об отце?

- Да.

- Еще не поздно вернуться. В одиночку с таким не справиться, Цой. Мы поймем.

Он в двух словах, как умел, объяснил, что вернуться тем же путем не получится.

- Тогда давай так: если поймешь, что дело дрянь - найди подходящий сосуд и наполни своей кровью.

Один такой уцелевший и необъятный резервуар, заполненный мутной жидкостью, источал желтое свечение в десятке метров от него. Формой напоминал огромный бутыль гона.

- Это я могу.

- Чудно. Спрячь где-нибудь рядом с роллом и мы, когда будем готовы, отследим по маячку, но, надеюсь, ты все же вернешься и доставишь все сам. Будь как твой сперматозоид. Он пробился и ты сможешь, - Щупа пожелала удачи, сказав, что он может спасти не только ее отца, но и остальных, а затем отключилась.

С каждым шагом пятиметровый сосуд будто увеличивался, излучая необъяснимую ауру ужаса. Искатель против воли представлял, сколько таких, как он, могло там поместиться и, охваченный любопытством, брел к нему, как мотылек на свет.

Вал злобной мощи продолжал нарастать.

Приблизившись, ощутил невероятное паническое чувство, смытое волной спокойствия. Таблетки подействовали, и апатия охватила искателя. Он даже не подумал удивиться тому, что не знал слова, но интуитивно понял значение, описавшее состояние.

Арах, увиденный в Резервации, раздавил колбы, оставив после себя обломки, но вместилище, высившееся перед искателем, уцелело, и мутная жидкость за прозрачным стеклом манила желтым сиянием.

Навстречу выплыл сгусток вязкой жижи, похожей на каплю чернил, выпущенную в воду. Жижа клубилась внутри, подобно зачатку зреющей бури. Цой приблизился и видел, как черная субстанция, будто учуяв его, пришла в движение.

- Что ты такое? - сам не понял, как мысли сорвались с языка, став словами.

Бктрия.

Цой осекся и всматривался во тьму, силясь отыскать то, что вновь пыталось сношать его мысли, но вокруг, как обычно, пустоты и расщелины света.

Паразит, вновь проскользнуло в мозгу. Опсный. Послдний.

Приложил ладонь к вспотевшему стеклу, ощутив холод. Бесформенный ком ответил на касание и прильнул в ответ. Черная жижа застыла внутри, а затем сделала хищный рывок, пытаясь пробиться к искателю, но непреодолимый барьер не позволил. Тогда он узнал в жиже ту самую слизь, что очернила Каторгу и заставила зверей обезуметь.

Цой пятился, но осознавал, что в безопасности - резервуар не пропустит заразу сквозь себя. Гадал, в какие еще отродья вдохнул жизнь Обелиск и проговорил почти шепотом:

- Кто же построил такое?..

Захлестнули запахи, и он услышал ответ, от которого холодок пробежал по спине:

Мня не пстроили. Меня вырастили.

- Обелиск? Смерть? - спросил искатель, с трудом держась на ногах и страшась узнать ответ. Воздуха, казалось, жутко не хватало.

Я. Мать. Я. Живое.


ГЛАВА 15


Живое.

То, что назвалось Матерью, не позволило искателю впасть в панику. Человек почти зримо пошатнулся, когда очередная волна неизвестных, но неизменно приятных запахов одолела сознание. Вдыхаемые ароматы взывали к тому приятному, что втайне от него самого притаилось в глубинах разума, и подавляли всякое беспокойство. Даже пугающая нечистота в резервуаре, казалось, перестала источать угрозу, но приковывала внимание, набухая и сжимаясь подобно туче, не способной разразиться громом и молнией.

Удаляясь от резервуара, осознавал, что перед ним последний представитель вида. Понимание текло через него, пронизывая каждый сантиметр тела. Открыл для себя то, как устроена нечистота, чей организм не мог существовать без носителя, который снабжал энергией. Боль впилась шипами, и Цой ощутил, как разрушаются ее тела в отсутствии оного. Желая продлить существование, нечистота до последней пожирает все свои клетки, пока не поглотит себя без остатка. Их губительная природа истребила родную планету, и вид оказался на грани исчезновения, пока не появилась Мать, и некто не вывел субстанцию, обуздавшую их саморазрушающееся естество и усмирившую неутолимый голод. Перед глазами мелькнули охваченные жижей облики беса и иглаптицы, по их венам бежала безумная сила, которой делилась нечистота в обмен на жизненную энергию.

- Что ты такое?

Тишина засмердела; запах не спутать ни с чем.

- Боишься меня? - обратился к невидимому собеседнику.

Тело окатило тревогой, после которой в голову просочились обрывистые мысли и внутренний голос заговорил вновь:

Пытаюсь пнят. Рссмтреть.

- Что?

Угрзу.

Искатель зажмурился, отыскивая путь к лучшему пониманию Обелиска, но выходило с трудом.

- Ты угроза. Не я.

Тягостное отторжение зарождалось в утробе и подбиралось к глотке подобно зачаткам тошноты.

Мать, настоял сбивчивый голос.

Все перемешалось: привычные устои, знания об Обелиске, собираемые по крупицам, об опасности, которая чумой расползлась по Каторге. Вера искателя пошатнулась; не мог примириться, не допускал мысли о невинности того, что унесло жизни миллионов людей. Броня из правоты, которую отращивал долгое время, сыпалась прахом.

- Мы плохого не делали, - бросил Цой, не переставая оглядываться; осознание того, что голос звучал только в голове, никак не давалось.

Убйца. Ты убил, - Мать нашептала неясно прозвучавшее название.

- Кого?

Смертей было не мало. Из последнего - мутные болвашки. Сколько их было? Две сотни? Три? А сколько до них - не счесть. Чужих смертей не считал, только свои.

Шр. Сферу над тбой.

- Он напал.

И вновь об искателя, как об одинокий скалистый риф, разбилась волна неприятия.

Он искал, а найдя - пал.

- Искал? Нас? - едва спросил и пережил невероятное побуждение позвать на помощь. Не верил, что Арах явился за ней. Уловка. Хитрая уловка, противиться которой становилось все сложнее. Запахи мешали сконцентрироваться, лишая воли.

Пыль. Вдхаешь. Губит. Тебя. Нашу связь. Умршь, если не перстаншь.

Человек не мог совладать с позывом вдыхать чаще и глубже, и вдыхал, все больше укрепляясь в мысли, что угодил в невидимые сети, игравшие им, точно безвольной куклой.

Я проведу тебя. Покажу.

- Я ничего не вижу, - не переставая оглядываться, проговорил искатель.

Не видшь, птому что не знаешь, как осознать. Знания - ничто без понимания.

Нечто заставило диафрагму сжаться и сильно вдохнуть. Цой провалился во мрак, хотелось кричать, но было нечем - как впервые родился, - не понимал ничего и был ведом единственной целью: добраться до далекого всплеска энергии, той волны, что вдохнула в него жизнь.

Толчок подкосил ноги искателя.

Арах угодил в резервуары, раздавил их, и жижа, покоящаяся внутри, моментально окутала сферу. Шар катил по нескончаемым тоннелям и на долю секунды стал невесомым. Цой ощутил окрыляющую свободу и прелесть полета, о которых всегда мечтал. Весь мир распростер объятия и предстал в совершенно иной ипостаси: цвета изменились, погружая сознание в потаенное восприятие.

Был не в силах подняться; потоки пережитого арахом прибивали к земле, он с трудом поспевал за лавиной новых чувств и эмоций.

С немыслимой скоростью шар сначала утонул, а потом локомотивом несся по непроходимым зарослям Каторги, всюду разбрызгивая черные кляксы нечистоты.

Не отпускало ощущение, что мозг жарится на раскаленном диске сковороды - шипит и лопается в собственном соку, - и вот-вот испечется досуха.

Сфера добралась до сырости и серости - Цой узнал Пепелище, - затем устремилась вниз со страшным звоном, куда-то вглубь. Там и услышал цепенеющий страх Анны, а следом осознал себя и угрозу. Вспомнил, как вдохнул пыльцу тогда, и от него не осталось ничего, кроме сгустка ярости, перекачанного адреналином и преисполненного ненависти, движимого единственным инстинктом - сеять смерть. Дурманящий запах, проникший через ноздри, вызвал такую боязнь и неготовность к погибели, какой никогда не знал сам. Содрогнулся, испытав неистовый натиск, повергший создание в ужас - последнее, с чем арах ушел в мир неживых. Звон в ушах, который он принял за визг, оказался лязгом множества колец, сдавленных платформой Резервации.

Рваные события жизни араха в мгновение ока пронеслись в сознании искателя. Он с трудом вернулся к реальности. Сил не осталось даже на то, чтобы подняться; желудок подсасывал, в горле встал ком. Так и лежал, пока запахи не вдохнули в него жизненные силы.

Вина глодала, но в Каторге иначе никак. Цой быстро подавил в себе чувство, оправдав тем, что не мог знать цели араха и отреагировал так, как умел. Кажется, Мать принимала это.

- Зачем тогда пришли? - сухость в горле исказила голос.

Делиться, передать знания.

- Вы же целый мир уничтожили.

Несогласие и раскол ударили чужака в самое сердце. Он не мог объяснить чувства и ощущения и неожиданно принял мысль о том, что скоро станет легче, он свыкнется и поймет. Если не все, то многое. Главное перестать вдыхать токсин из капсул.

Все слишком хорошо, к такому не привык. Не вытерпев издевательств над разумом, выпустил пыльцу из нарукавника и вдохнул, оборвав нити, связывающие с Матерью. Остался наедине с собой, своим умыслом. Перекатился на спину. Эффект пыльцы наслоился на действие таблеток Щупы, насылая жуткие образы: разломы света, алчущие впиться в плоть, искривлялись и тянулись к нему. Как мог, отторгал галлюцинации, но они оказались сильнее и вытеснили человека во тьму.

Пришел в себя. Весь мокрый и скользкий. Жаждал воды, а влага подло высвобождалась через поры собственного тела. Осушил флягу за пару жадных глотков. Собирался сообщить Анне об открытиях, но ролл молчал. Потерялся во времени и пространстве в поисках сигнала; не хотел возвращаться назад. Когда улавливал чужие мысли, пытающиеся прокрасться в голову, вдыхал немного пыльцы, одновременно борясь с желанием узнать, на что еще способны Мать и ее запахи.

Искатель усилием воли подавил мысли об утрате рассудка. Похожее случилось с написателем Баззарра по имени Оен; разговаривал с неизвестными, которых не слышал никто кроме него самого. Так продолжалось какое-то время, пока голоса не велели ему освободить разум и сброситься с уровня написателей, расположенного на двадцатом этаже Северной Сестры. То немногое, что осталось от Оена убрали довольно быстро, не удалось свести только кровавое пятно. Некоторые детишки, оказываясь по близости, до сих пор не упускают случая внести свой вклад: смачно сплевывают на него и растирают ногами.

Не знал, сколько плутал по нескончаемым тоннелям, когда один из них вывел в чертог, со сводов которого свисали лианы, чьи тонкие чешуйчатые листья отсвечивали в отражении обширных луж, наполненных черной водой с торчащими окаменелыми выпуклостями. Одни разливались в обширные пруды, другие изгибались змеями и исчезали из виду. Поверхность под ногами сменилась; напоминала влажный песок, только прохлады в нем никакой. Позабыв обо всем, поспешил к оазису. Упал на колени и зачерпнул воды. Рука вместо текучей жидкости погрузилась во что-то болотистое и омерзительно теплое; совсем как моча беса. Тут же вынул и стряхнул, неряшливо размазав сопли по тягучему песку. Никакой боли не последовало, кисть не жгло. Жидкость безвредна, но пить не решился. Как раз тогда заметил, как один из валунов, торчащий из воды, тронулся и неспешно, как бы нехотя, двинулся в его сторону.

Цой укрылся в темноте под нависающим выступом, который образовывал узкую пещеру до того, как создание выбралось наружу, и наблюдал. Тело, не меньше метра в длину, защищенное листовидным панцирем, вяло перебирало когтистыми ластами, чей размах не уступал длине. Не встречал таких существ в Каторге и не удивительно: с такой скоростью никакой жизни не хватит, чтобы выбраться за пределы Обелиска; стало не по себе от мысли о том, сколько здесь всего, что не попало на страницы Монструма.

Ролл пропищал, и Цой уже было решил, что выдал себя, но у создания, с трудом преодолевшего несколько метров, судя по всему, было занятие поважнее. Даже клювом не повело, упорно продолжая ползти к небольшой ямке, а когда добралось, опустило заднюю часть в углубление. Искатель не мог знать наверняка, но предположил, что стал свидетелем процесса опорожнения. Истина происходящего открылась следом: тошбак - так называлось пресмыкающееся, - откладывало яйца. Пришел к этому не сам. Одолевали мысли. Ее мысли. Пора травиться пыльцой. Вдохнул немного, прогнав Мать из всех уголков разума и не отрываясь, следил, как то, что называлось тошбаком, выбралось из ниши и зарыло кладку задними лапами.

Одними запахами сыт не будешь. Желудочные соки требовали заполнить пустоту, а существо отползало восвояси так медленно, что желудок был почти готов съесть себя сам. Когда тошбак скрылся под толщей воды, Цой поспешил утолить голод.

По-обезьяньи добрался до отмеченного места и, раскопав кладку, обнаружил пять овальных яиц: белые и довольно большие, как на подбор. Выкрал одно и вернулся назад, под выступ, где, как он думал, будет в безопасности. Уселся и пальцем пробил дыру в скорлупе; оказалась тверже, чем рассчитывал. Принюхался и, не почуяв дурного, выпил содержимое. Краем глаза заметил силуэт в лоснившемся плаще - материализовался из мрака в одно мгновение и легкой поступью, не издавая ни звука, направился к той самой кладке.

Второпях Цой забыл скрыть следы - не засыпал яйца песком. Завел руку за спину и опустил ладонь на рукоять Оли, та преданно ждала своего часа.

Низкорослая фигура в плаще заметила странность и скинула капюшон, открыв бледное пятно лица. Женского лица. Почуяв неладное, женщина опасливо огляделась и вскинула голову, с шумом втягивая воздух. Пыталась учуять неприятеля, но ни разу не посмотрела в сторону, где притаился искатель. Раскинула складки плаща, обнажив голое тело, не уступавшее в бледноте лицу, и опустилась на колени. Поспешно собрала оставшиеся яйца, пряча их меж драпировок ткани, и ускакала в темноту, ловко перескакивая с панциря на панцирь. У самой за спиной висел точно такой, только меньших размеров.

Цой наблюдал как завороженный и терялся в догадках: неужели женщина тоже слышит Мать, и если так, то почему Обелиск не указал на него, ведь наверняка знал местонахождение. Или показал, но та не подала виду? Столько всего предстояло узнать. «Наладить контакт», - прозвучал в голове голос Анны, и искатель поддался порыву последовать за незнакомкой.

Его стремление усмирило нечто, вздыбившее мутную воду огромным гребнем. Плавник вырос из темной воды, потревожив зеркальную поверхность. Цой невольно пятился, пока гребень, виляя и вызывая за собой полосы ряби, подбирался к мирно покоившемуся валуну. Моргнуть не успел, как вынырнула заостренная пасть с неровными рядами зубов и вгрызлась в панцырь. Один из резцов откололся, и какая-то часть отскочила искателю под ноги. Задний плавник расплескивал мутную воду, помогая всему телу усиливать натиск. Началась схватка, победитель которой обозначил себя сразу. Через минуты непрерывной борьбы, что сопровождалась брызгами и всплесками, израненный панцирь дал слабину и треснул.

Плавник описал обманчивую дугу и скрылся с глаз. Цой решил, что все кончилось, когда остромордая тварь вынырнула, сжав в мощных челюстях изорванное тело, зиявшее дырами укусов; и, будто на прощанье, продемонстрировав искателю мощное тело, уволокла добычу вглубь. В черной воде и крови не разглядеть, а когда ее поверхность разгладилась, став непоколебимой гладью, других панцирей как йухом сдуло - сбежали, пока хищник расправлялся с сородичем. И вместе с их исчезновением, сгинула возможность пойти по следам незнакомки.

Признался себе в единственном способе получить ответы: пустить в себя Мать, позволить ей показать, и в следующий раз, когда рука машинально потянулась к лицу, чтобы выпустить пыльцу, к горлу подступило жуткое отвращение к гадости, которую вдыхал, желая заглушить ее голос. Осталось две заряженных капсулы. Не знал, сколько времени пройдет, прежде чем она сможет достучаться до одурманенного сознания, но ролл, заговоривший голосом директора, обещал занять это время.

- Цой?

- Да, - моментально отозвался искатель и понизил голос. Ролл выровнял звук. Так, надеялся Цой, Мать их не услышит.

- Я знаю о твоем разговоре с моей дочерью, - Валерий не изменил себе ни на секунду: начал сразу и по существу.

- Она думает, ты не знаешь.

- Пусть думает так дальше, - усмехнулся. - Она с младенчества проявила характер: спали с братом в одной кроватке, у нас тогда еще не было ничего, а она уже перетягивала на себя одеяльце. Моя дочь за единичную выгоду, и никакого тебе всемирного равенства. Так продолжаться не может и не должно. Хочет продлить мою жизнь. Мою жизнь! Которая мне опаршивела.

- Ты не бывал в Баззарре, - назвав Дом, Цой невольно вспомнил все приятное, что случалось с ним за стенами Четырех Сестер. Баззарр, эх, сколько в этом слове балагана. - Женщины вернут тебе счастье.

- Я растерял счастье, гоняясь за успехом. Потерял сына, на которого возлагал огромные надежды, упустил и дочь, чей эгоизм до сих пор борется со стремлением доказать свою любовь и исправить ошибки прошлого. Я не хочу так жить, понимаешь? Меня здесь быть не должно, я не должен был пережить все это.

- Тогда зачем полез в капсулу?

- Уже сорок лет никто не обращался ко мне на «ты», - горько выдохнул. - Я полез в капсулу, как ты выразился, из-за людей, - за словами последовали откровения о том, как важно дать людям человека, не ведомого, а ведущего. Того, за которым пойдут, которым станут вдохновляться, в идеалы которого поверят. Валерий рассчитывал, что таким человеком станет его сын, воплотив все то, чего не достиг сам, и ошибся; Судьба имела свое видение его участи. - Мы собирались основывать колонии на других планетах, в то время как на Земле не все дома имели доступ к воде и электричеству. Мы привили человеку потребительское отношение к жизни, пренебрежение к чужой жизни и смерти и заботу только о себе. Это мы превратили повседневность в тотальную ежесекундную выгоду везде и во всем, но вашему миру это не грозит, не в ближайшие двести лет точно. Мы не взяли с собой маркетологов.

- Какие еще маркетологи? Зачем ты все это рассказываешь?

- Затем, что ты, в отличие от меня, сможешь пронести идею через века и сделать все правильно, не передавая свое дело, как наследие, а самолично довести его до конца, - в голосе человека сквозило невольное уважение. - Твой дар - это не просто способность оживать, это ключ к будущему.

Услышав слова директора, искатель почувствовал себя на месте Анны, когда Василий взвалил на нее непосильное бремя добраться до Резервации.

- Я этого не хочу.

- Именно поэтому ты подойдешь, как никто другой. Забудь все, что слышал от моей дочери и не вздумай возвращаться. Делай то, что умеешь. Ищи ответы.

- Разве это будет... этично? - Цой решил блеснуть знаниями, которые почерпнул во время знакомства с Анной.

- Если верить некоторым источникам, - непоколебимо ответил директор, - наши предки распяли собственное божество. О какой этике речь?

Искатель уловил, как разговор уходит в далекое от его понимания русло. Даже в запахах, насылаемых Матерью, разобраться проще. Промолчал, не желая продолжать беседу, и директор удовлетворил безмолвное желание собеседника напутственным словом:

- Удачи. И... Цой, ты точно никого не убил?

- Нет.

- Хорошо. Найди того, кто расскажет больше. Важно понять степень угрозы.

- Угу, - искатель посмотрел вслед девушке, исчезнувшей в темноте, умолчав о том, что Обелиск открылся ему. Вспомнил, как его принял Ван Каспер и не хотел повторения истории. Разберется самостоятельно, а уже после расскажет о том, что узнал.

Выбравшись из укрытия, осмотрелся и принюхался - на зеркальной глади под биолюминесцентными джунглями вновь проступили валуны панцирей, но никаких мыслей не возникло. Вдыхал глубже, сначала носом, следом и ртом - ничего. Выбрал тоннель, идущий в сторону, где скрылась незнакомка, и отправился в путь. Проходя у линии берега, подозрительно присматривался к воде, и взгляд зацепился за маслянистые усы, тянущиеся по черной поверхности; что-то плыло внутри и узнавать, что именно не было никакого желания.

Яркость нитей света, вьющихся вдоль тоннеля, усилилась вновь. Искатель почти забыл, каково это ощущать дуновение ветра - воздух здесь любил покой. Не видать ни Солнца, ни Луны, по положению которых научился определять примерное время. Бездумно следовал вдоль нитей, когда резкий запах, ударивший в нос, заставил остановиться. Еще бы чуть-чуть и провалился в бездну. С едва отличимой улыбкой человек принял возвращение Матери; убивать не стремится, понял Цой, осталось узнать, чего хочет. Точно не знает, что он оживет. Глядя в пропасть принял решение сберечь эту тайну, и мысленно передал привет Оену со словами: «Не сегодня».

По правую руку, куда уходил путь, под полукруглым отвесом располагалась вереница монолитных столов самой разной длины и ширины, ко многим из них с высоты, сокрытой темнотой, тянулись изломленные спицы и над каждым, подобно изогнутому хвосту скорпиона, нависали крюки, концы которых образовывали светящиеся сферы, удерживаемые ростками корней. Светились далеко не все; некоторые угасли, давно изжив себя.

Проходя у изголовий столов, касался их пальцами: одни обшарпаны, поверхность других девственна ровная, но каждая имела причудливые канавки линий, чье предназначение осталось загадкой. Мать не желала делиться знаниями. Проведя рукой по очередному монолиту, ненароком оживил невидимый механизм и сбоку от стола выступил рычаг. Цой одернул руку и несколько минут оставался неподвижным, не сводя глаз со стержня. Дотронулся - ничего. Чуть потянул на себя и тот послушно выскользнул из паза. Искатель спутал жезл с роллом, только с локоть длиной, но с такими же тупыми концами. Человек с легкостью держал темный стержень в руке; почти невесомый и идеальный в обхвате. Детально изучив, заметил три кольца, расположенные точно посередине, на почти не отличимом расстоянии друг от друга. Выставив жезл перед собой, дотронулся верхнего кольца, оно чуть шевельнулось, готовое прокрутиться.

Улыбка первооткрывателя легла на лицо искателя. Затаив дыхание, надавил сильнее, и кольцо поддалось приятным пощелкиванием, а после, тупой конец жезла вырос в копье, которое вспороло ладони и пронзило искателя насквозь. Он вдохнул от испуга и только тогда ощутил ужасающее чувство тревоги, пустившее мороз по коже. Кряхтя, Цой пропихивал копье внутрь себя, желая добраться до кольца - лезвие впивалось в руки, пуская по ним щупальце крови, - а когда удалось, оттянул его назад, и оружие приняло привычную форму безобидного жезла.

Раны в брюхе и ладонях кровоточили; запахи поспевали к искателю со всех сторон, и каждый вел туда, где он сможет залечить ранения, но дыры быстро затянулись, оставив после себя лишь кровоподтеки. Тогда отступили и запахи, а затем ударили вновь: окутали смердящие пятна. Цой пережил шок, - это Мать удивилась чудесному исцелению.

Но настоящее потрясение испытал человек.

Ты был здесь кгд-то. Рнше.

Жезл выскользнул из рук, звякнув о поверхность, а ошарашенный Цой плавал взглядом по пустоте в поисках ответов. Давно открестился от поисков прошлого, но никогда бы не подумал, что бывал внутри Обелиска. Может, не правильно понял?..

- Что ты сказала?

Тишина.

- Отвечай! - искатель жадно подался вперед.

Ответа не последовало. Явно что-то скрывает, размышлял искатель над поведением Матери. Почему показала, как устроена жижа и не рассказала ничего о тех, кто заточил ее в огромном бутыле гона.

От мыслей оторвали звуки, походившие на людские голоса и крики. За спиной, там, где чуть не сгинул, загорались мутные пятна огней, выстраиваясь в две ровные линии. На отвесной стене, ведущей в пропасть, прорезались линии света и указав на плоские платформы, уходящие вниз.

Цой вдохнул поток сил, невидимых глазу и почувствовал себя бодрее. Заткнул жезл за ремень и побежал по следам усиливающегося запаха. Перепрыгивал с платформы на платформу, уверенный в том, что Мать ведет его к огонькам. Последняя плита обрывалась метрах в пятидесяти от силуэтов в плащах, что держали в руках такие же жезлы, концы которых светились хилым свечением.

Плащи отбивали босыми ногами боевой ритм, когда из-под помоста, где притаился искатель, пулей выскочила фигура в балахоне. Бежала и двигалась так быстро, что руки и ноги двоились: Цой тотчас узнал в ней человечка, изображенного на столбиках с четырьмя руками и ногами. Следом за мельтешившей фигурой по узкому оврагу неслось целое стадо невиданных прежде зверей.

Балахон быстро приближался к последним огням, и ор плащей нарастал, взывая его к финальному рывку: он прыгнул, и небольшая площадка под ногами провалилась - в нее и угодила часть бездумно несущегося стада. Балахон неудачно приземлился на другой стороне и пронзительно вереща, волочил за собой переломанную ногу.

Плащи расплывчатыми тенями соскальзывали вниз: какие-то на выручку, другие, преобразовав светящиеся жезлы в дротики и копья, метали их в образовавшуюся нишу, откуда доносились предсмертные крики боли попавших в капкан.

Звери, не попавшие в ловушку, шаркая когтями, повернули назад, спасая собственные шкуры. Одна из худощавых тварей с плоской, как тарелка мордой, балансируя длиннющим окостенелым хвостом, вскарабкалась и бежала прямо по стене в сторону искателя.

Выхватив взглядом небольшой тоннель, Цой пустился в бега. Когти цокали совсем близко; человек против воли представлял, как они вонзаются в плоть и разрывают на куски. Линии света обрывались, впереди - очередной провал. Цой выпустил пыльцу, ускорился и у самого края оттолкнулся в никуда что было сил. Грудью врезался в выступ, пытался ухватиться цепкими когтями беса, но тщетно. Со скрежетом искателя тащило вниз. Пролетел несколько метров и шлепнулся ничком. Тело ломило; языком провел по деснам; удар выбил несколько зубов. Во рту булькала кровь, и струйки слюны с металлическим запахом тянулись к земле.

Перевернулся, пытаясь отдышаться, и перед глазами выросли узкие очертания плаща. Бледная тощая рука скинула капюшон: девочка, на вид не больше пятнадцати, с причудливо забранными волосами. Цой лежал неподвижно, пока она приближалась осторожными шажками, а затем присела подле него и с опаской приподняла лоскуты бесьей шкуры - то немногое, что осталось от одежды искателя. Рассматривала их, придерживая кончиками пальцев, точно чумные.

Залепетала что-то невнятное и еще более неразборчиво жестикулировала. Поначалу Цой растерялся от обилия слов, значений которых не понимал. Говорила быстро; искатель едва успевал уловить движение губ, но понять так ничего и не смог, и ребенок, заметив замешательство недалекого собеседника, попытался объяснить популярно, на пальцах, попутно что-то приговаривая. Перебирала пальцами над рукой, изображая бег, кулаком стукнула в грудь, затем указательным пальцем покрутила над уже открытой ладонью, а потом кулаком пристукнула по ней же. И ждала. Какие-то слова и движения казались знакомыми, но не более; суть их осталась непостижимой.

Девочка сплюнула в ладонь, будто желая скрепить неведомый договор, и протянула ее искателю. Цой сначала покосился, затем сплюнул кровью в свою и с хлопком принял бледную ручонку.

Девочка разошлась сумасшедшей улыбкой и, с трудом устояв на ногах, помогла человеку подняться.


ГЛАВА 16


Девочка в плаще вела одурманенного пыльцой искателя; он давно оставил попытки угадать, как долго она наблюдала за ним из тени. То и дело останавливалась, выставляя позади себя тонкую руку, и когда шорохи во тьме утихали, они двигались дальше. Вертела головой, с опаской глядя на разломы света, чье свечение еле заметно усиливалось. Изредка касалась их. Каждое ее движение точно и выверено; прекрасно знала, как идти, когда ускориться, а когда остановиться. Невероятное понимание местности, в которой Цой ориентировался с трудом.

Десна искателя резало болью: формировались и прорастали новые зубы, выдавливая остатки сломанных корней. Он сплевывал их, каждый раз вынуждая девочку оборачиваться и грозно шикать, призывая к тишине.

Когда темнота разродилась клекотом и вынудила остановиться, девочка опасливо осмотрелась, и ее глаза блеснули, как у дикой кошки в ночи; видно следствие адаптации к мраку, царящему внутри Обелиска. Видела она явно лучше искателя и прекрасно разбирала дорогу - отчасти или во многом потому, что была ведома запахами Матери. Цой тоже огляделся и даже принюхался, но никакой опасности не учуял.

Потряс флягу; воды в ней не осталось даже на донышке. Тогда вытянул из ранца бурдюк и стал пить, запрокинув голову. Глоток за глотком; кадык ходил поршнем, вода стекала по уголкам рта, по щетинистому подбородку и капала на пол. Краем глаза заметил, как бледнолицая смотрела на него так, будто он совершал страшное преступление. Сухие губы сжались в тонкую полосу, а мерцающие зеленым глаза увлажнились. Ополовинив бурдюк, искатель протянул его ребенку, безмолвно предложив угоститься. Девочка принюхалась, в блаженстве закрыв глаза, и приняла с той осторожностью, с которой Лис обычно таскал свои бомбы, а затем осторожно отпила самую малость, и лицо расплылось в усладе. Вернула бурдюк хозяину и губешки растянулись той ненормальной улыбкой. Умчалась. Искатель затолкал пробку в бурдюк и без труда поспевал за ней: один его шаг равнялся двум-трем ее.

Где-то впереди глухо свистел воздух, будто великан водил по нему огромным веслом, но раскатистый звук не остановил девочку; она шагала вперед, уверенно перебирая ногами.

- У тебя имя есть? - искатель вспомнил вопрос Анны в момент их встречи, надеясь, что он поможет им сблизиться, только в голосе чужака ни намека на дружелюбие. - Откуда вы?

Девочка втянула носом воздух и обернулась - в глазах, отливавших ртутью, мелькнуло понимание, - но не ответила, только капюшон натянула, отгораживаясь от расспросов. Если раньше искателю толком не удавалось разглядеть ее лица, то теперь и подавно: тени, лежащие в глубине капюшона, скрыли человеческий лик. Девочка не открыла имени, и человек назвал ее сам - Малая.

Пыльца продолжала щекотать мозг и туманить рассудок, не пуская Мать сквозь завесу дурмана.

Легкость движений спутницы постепенно увядала, а плащ заметно отяжелел и поблескивал в линиях света. Когда двигаться стало совсем невмоготу, Малая остановилась, уперев ладони в колени. Цой не вмешивался, дав ребенку передохнуть столько, сколько потребуется, но вынужденная остановка, как оказалось, заключалась отнюдь не в отдыхе.

Последовательными движениями, отточенными до пугающегося автоматизма, Малая скинула капюшон, отстегнула каплевидный панцирь со спины и уложила на землю как чашу. Рядом, чтобы в случае опасности быстро вооружиться, поставилажезл, почти такой, каким теперь обладал и искатель, только окольцованный по краям, а не посередине. Через голову освободилась от плаща. Бледное девичье тело уже начало обретать зачатки поистине женских форм. Нагота ее нисколько не смущала, как и присутствие искателя. Изнутри балахон топорщился шлевками и кармашками, из которых она, как умелый фокусник, доставала всевозможные заточки, мензурки и крохотные мешочки; некоторые из них оканчивались тонкими трубками. Освободив накидку - изорванный кусок ткани с вырезом для головы, - девчушка свернула ее канатом и принялась выжимать над панцирем. Пыхтела, пока ткань сочилась прожилками кристально чистой воды, чьи струйки стекали и шумно стучали по внутренней поверхности панциря, наполняя его.

Человек собирался было помочь, но девочка только шикнула на него, хищно сощурив глазки, и не позволила приблизиться. Очевидно, сокровенный ритуал не терпел вмешательств и носил сугубо личный, почти интимный характер.

Цой смазал испарины с лица и шеи, и глубоко вдохнул, надеясь, что Мать объяснит, но мешанина запахов, искаженных пыльцой, спровоцировала головную боль. Оставалось наблюдать, как спустя минуты, панцирь набрался до самых краев; Малая выжала из тряпки все до последней капли, не проронив ни одной мимо импровизированной чаши. Вода здесь - ценный ресурс, а мы ей говно смываем, мелькнуло в голове чужака.

Отложив досуха выжатую ткань, девчушка один за другим погружала в панцирь мешочки с трубочками и наполняла их. Покончив с ритуалом, девочка собрала пожитки, влезла в накидку и была готова продолжить путь, когда позади, из одного из ответвлений, которое они миновали раньше, раздалось шарканье. Малая бегала взглядом из стороны в сторону, разрываясь между желанием идти дальше и вернуться назад, на звук. Цой мотнул головой, указывая на едва отличимое пошаркивание, как бы говоря, что может помочь. Девочка вглядывалась в искателя, а затем кивнула и повела за собой.

По мере приближения все больше опускалась к земле, и передвигалась гуськом. Человек последовал ее примеру. Что-то мерно двигалось, полностью заслонив собой двухметровый проход, а что именно - разобрать не удавалось, пока не подобрались достаточно, и Цой смог отличить маслянистые темные чешуйки, каждая с ладонь размером. Похоже, змея, но в обхвате минимум втрое превосходила самую крупную каанакодну из всех, встреченных им на пути.

Девочка распласталась по земле и, водя рукой вверх-вниз, призывала лечь и искателя. Пока лежали, выжидая неведомо чего, Цой снова и снова прокручивал в голове беспокойные мысли Матери, точившие края сознания. Он уже бывал здесь прежде, но, как не старался, не мог вспомнить, когда. Допускал, что по ее вине и потерял память. Прежде, прошлое мало заботило, но теперь, когда все ответы могут галопом пронестись в голове, устоять перед соблазном узнать становилось сложнее. Неужели история и впрямь повторяется, как говорил директор. Каким бы было разочарование: пройти столько, чтобы потом в беспамятстве вернуться к началу, не оставив при себе ничего из того, что могло оказаться полезным и хоть как-то помочь. Голова шла кругом от понимания того, сколько раз подобное могло повторяться.

Тряхнул головой, отгоняя наваждение, и сосредоточился на том, как часть видимого в проеме тела продолжало двигаться взад-вперед, а спустя какое-то время, тронулось дальше. Долго прождали, пока туловище невероятных размеров не скрылось в темноте.

Девчушка осторожно высунула голову из проема, принюхалась, огляделась и только после выползла наружу. Искатель не отставал, а выбравшись, увидел, как повсюду свисали и валялись груды темных лохмотьев; змея сбросила кожу. Не все здесь отличалось от Каторги, что-то, напротив, было очень похожим.

Стоял истуканом и наблюдал за Малой, которая со знанием дела собирала и сворачивала оборванные куски кожи в рулоны, затем возвращалась и, высунув от усердия язык, окольцовывала ими тело искателя, скалывая заточками. Рост не позволял ей добраться до лоскутов, свисавших со стен, и Цой уже было подумал, что девчушка вынужденно обратиться за помощью, но нет: легким движением превратив жезл в копье, она поддевала и их. Набрала немало; человек ощутил прибавку в весе килограммов на пять, не меньше. Ткань странная наощупь, почти скользкая; внутри чешуек обнаружил скопившуюся влагу. Пришел к выводу, что нечто похожее носила на себе Малая и все те, кого он видел прежде. Довольная результатом работы, девочка коротко улыбнулась, оглядывая то, во что превратила чужака и, поманив за собой, поспешила скрыться.

- Чего ты на них смотришь? - спросил искатель у Малой, когда та вновь заскользила взглядом по усиливающимся полосам света и касалась их. На этот раз она даже не потрудилась обернуться.

Услышали рев беса, от которого воздух вокруг почернел, затрещали и своды грота, по которому пробирались. Малая опустилась, прижав колени к груди, и приложила к губам указательный и средний пальцы, а затем приложила их ко лбу. С минуту сидела совершенно неподвижно, что-то нашептывая под нос. Цой не понял невразумительного процесса.

Едва двинулись дальше, как девочка остановилась и уже собиралась повернуть назад, когда нечто похожее на громоздкую летучую мышь неуклюже приземлилось, и пронзительно вереща, сложило парусообразные крылья, тянущиеся от длиннющих крючковатых передних лап к коротким задним. Одно крыло кровоточило, сильно потрепанное рваными ранами. Передние лапы имели три сгиба и проступавшие мускулы на них говорили о силе, но даже их, как и умения летать, не хватило, чтобы справиться с бесом, пусть в длинных когтях и застряли клочья слипшейся от крови шерсти. На черной сморщенной морде горели два желтых светила глаз; тварь покрикивала, щелкала жвалами и надвигалась, готовая броситься на путников из последних сил.

Цой подхватил Малую и усадил на шею - стали выше крылатой смерти, - он заорал и, выхватив жезл, принялся лупцевать им по стене, но вместо звона - глухой звук, не внушавший страха. Девочка уловила посыл искателя и помогла: раскинула руки и пискляво закричала. Цой тяжело переступал с ноги на ногу, делал несколько обманчивых рывков. Малая вложила в его руку жезл, и он с пронзительным звоном стукнул им о свой. Короткошерстный зверь съежился от невидимых волн раздражающего звука. Цой и Малая мерно раскачивались и походили на устрашающий тотем, который выполнил предназначение: отпугнул, вынудив тварь жалостливо попятиться, а затем и вовсе скрыться.

Когда все закончилось, Малая звонко и довольно рассмеялась, весело отстучав короткую дробь по голове чужака. Ее смех заставил коротко хохотнуть и искателя. Умыкнула из его рук свой жезл, но спешиться не спешила, напротив, поерзала, усаживаясь поудобнее, вытянула жезл, указывая нужное направление и пятками пришпорила человека под ребра, побуждая к движению. Как это по-женски, подумал искатель, сняв с плеч ребенка.

Оказавшись на своих двоих Малая какое-то время сверлила искателя гневным прищуром глаз, потом фыркнула что-то неразборчивое, но явно недоброе, и повела дальше. Цой знал: девочка не обиделась и даже почти не расстроилась, просто демонстрировала зачатки характера, и улыбался этому так, чтобы она не видела.

Покинув грот, оказались в невероятно просторном помещении, где одиноко бродило эхо множества слившихся воедино звуков. Цой невольно сравнил место с пещерой. Сравнение подтвердилось, когда заметил висевших вниз головой огромных летучих мышей, укутавших себя крыльями. Девочка почти бесшумно двигалась по узкому мостику, по обеим сторонам которого простиралась пропасть, а вот обувка искателя нет-нет выдавала их присутствие. Малая указала на обувь, после чего провела у шеи прямой ладонью, гневно кусая нижнюю губу.

Шумшь, голос Матери прорвался к разуму и восторжествовал в голове. Услышав ее, искатель на секунду потерял равновесие и едва не сорвался в бездну, на дне которой толстым слоем плыл туман. Снмай.

Цой повиновался и освободился от обуви, уложив ее в ранец. Прохладное покрытие моста леденило ноги. Мост явно не был приспособлен для хождения и переправ. Люди адаптировались, как и всегда.

- Куда мы идем?

Позже. Млчи. Тжело скрвать вас.

На том конце моста путников поджидало пульсирующее синеватое свечение.

Миновав пещеру со спящими на сводах крылатыми тварями, вышли в телескопическое помещение, изнури походившее на высоченную башню. Бирюзовые проломы света на стенах огибали множество ниш, и каждое углубление хило подсвечивалось, храня в себе невообразимые предметы самых разных форм и размеров, но все, как один - черные и несравненно опасные на вид застыли внутри, будто в невесомости.

Цой узнал в них оружие без помощи Матери.

Водил по поверхности руками, пытаясь понять, как открыть, но останавливался всякий раз, встречая сопротивление. Запахи, насылаемые Матерью, сглаживали углы неприятия, и мысли переставали казаться обрывистыми - понимать ее составляло все меньше и меньше труда. Пришло осознание того, почему предметы огорожены от рук и прочих конечностей непроницаемым стеклом: перед глазами распростерся невероятных размеров атлас, усеянный тысячами огоньков; один горел так ярко, что искатель невольно ощутил тоску и непреодолимое желание вернуться туда. Чужак узнал о множестве миров, чье устройство сильно разилось друг от друга. То, что покоилось в нишах, действует в них иначе: где-то, как задумано, где-то сверхразрушительно, а где-то не работает вовсе, и для каждой группы миров некто создал максимально эффективный тип.

- Этим собирались делиться? - оглядывая храм, культивирующий оружие, спросил Цой, и по телу прошла волна неприятия.

Нет.

- А это что? - спросил, держа в руке жезл.

Инстрмент.

- И что им чинить?

Он разрушает, так в понимании Матери звучала смерть.

- Здесь столько всего, - ощущал мощь, исходившую из башни, - зачем нужен он?

Мать объяснила, что в каждом из известных миров острое, колющее и режущее неизменно остается острым, колющим и режущим. Универсальный инструмент.

Цой бегал глазами туда-сюда и, не переставая, без конца, инстинктивно пытался отыскать ее облик, когда заметил треснувшую нишу. Подобрался и с трудом просунул внутрь руку. Поранившись, вынул черный диск с отверстиями для трех пальцев и острой режущей кромкой. Спиной ощутил присутствие и тяжелый взгляд девочки; напуганная до смерти, но не им, а тем, что сжимал в руке. Глядя на нее, поместил на место. Сам не понял, как активировал механизм, вызвавший серпообразные лезвия, на раз отсекшие ему пальцы. Одернул руку, подавляя крик боли. Дыхание участилось, и накатила волна спокойствия. Доставал кончики пальцев по одному и приставлял на место; срастались медленнее обычного. Впредь решил не испытывать удачу.

Малая с сильным испугом наблюдала за процессом, а когда все срослось и от ран не осталось и следа, расслаблено выдохнула и зачем-то принялась наматывать круги вдоль стен башни; исцеление ее совсем не удивило - ерунда в сравнении с тем, что мог делать быстро бегающий человек.

- Говоришь, тебя вырастили.

Да.

- Кто?

И вновь вопрос остался без ответа. Опять умалчивает, подумал искатель.

- И мысли читать не умеешь?

Нет. Этому не учили.

Кто же они такие, безрезультатно гадал чужак. Был уверен в одном: умели летать. Цой без особого труда мог дотянуться до первого и второго ряда ниш, но остальные уходили так высоко, что разобрать их не хватало даже зоркости глаз. Тут не обойтись без крыльев или чего-то похожего. Последовало объяснение, но не то, которого он ждал:

Мы думаем запахами, вы - мыслями. Мысли - химический процесс. Запхи воздействуют, и ты понимаешь меня на уровне ассоциации, интуиции и интерпретации.

- Ты меня слышишь?

Да.

- И чувствуешь?

Да.

- Как?

Ты ощущаешь жука, ползущего по телу.

- Да, - искатель содрогнулся от крупной дрожи, что прокатилась с головы до пят.

Ты - жук.

- Тогда почему не заговорила, когда я вошел?

Не могла найти ключ - язык, на ктором ты мыслишь. Ты молчал. Слала китайский, испанский, английский, русский и множество других. Забытых. Вакхра - так Мать называла наебаб, - вытесняли и подавляли мои запахи своими. Заслонили тебя. Твои мысли. Пыталась позже, но мысли твои трясло. Мешала рана и пыль.

- Языки, - проговорил искатель. - Откуда ты их знаешь?

Научилась у них. Говорили на разных. Но. Объединили в один, безупречный.

- Почему назвалась Матерью?

Так тебе проще принять мою Сущность.

- Ты родила всех этих тварей? И ее? - кивнул на девочку, чья кожа с каждым новым кругом все обильнее покрывалась каплями пота.

Нет. Не мои.

- Значит, ты не Мать.

Родить много ума не надо. Вырастить - вот что важно. Я. Мать.

Цой перевел взгляд на Малую, которая прекратила бегать и теперь сосредоточилась на ритуале с отжимом воды в панцирь.

- Ты сказала, я был здесь. Когда? - вскружилась голова, он будто потерялся в месте, которого не знал, не мог представить и понять. Время - форма, чуждая Матери.

Вы придумали Время. Ограничили себя им. Постоянно спотыкаетесь.

- Ладно, - ответил Цой и задал вопрос иначе. - Сколько поколений детей ты вырастила? - руки охватил мышечный спазм; пальцы на левой ладони с болью распрямились и растопырились, а на правой - загнулся большой палец. Девять. Девять поколений прошло. - И ни разу не бывали снаружи? - перед глазами вспыхнула яркая вспышка, а через секунду взор затянуло беспросветным мраком. Было несложно догадаться, что бледнолицые ослепнут, если увидят палящее Солнце.

- Я был здесь до них?

Ответ пришел не сразу. Вспоминала.

Вы были между первым и вторым. Рождены не здесь.

Цой не устоял на ногах и осел, пытаясь примириться со знанием того, что ему, возможно, семь сотен лет. Спросил об этом Мать, но ей нечего было ответить. Она, не понимающая времени, могла многое напутать. Чужака трясло, бросало то в жар, то в холод от одной мысли о том, сколько всего он позабыл, если в памяти отложились только последние шесть лет.

- Ты сделала меня таким?

Нет.

- Но знаешь, каким я был?

Знала.

- Может быть, ты знаешь, откуда у меня эти шрамы?

Нет. Не вижу тебя, но чувствую.

Ролл на груди пропиликал, но искатель, желая разобраться в себе, машинально провел по нему пальцем, заставив умолкнуть. Вмешалась Малая - ее так просто не выключить, если только хорошенько не приложиться рукой по голове, но Цой не мог позволить себе поднять руку на ребенка, тем более - девочку, чье миловидное лицо необъяснимо взывало к добру.

Девочка тянула его, указывая на бреши в стенах; свечение усилилось вновь.

- Хоть имя скажи, - просил чужак, с горечью понимая, что прожив столько лет, не знает своего.

Она принюхалась и улыбнулась, решив, что имя - достойная плата за то, чтобы человек поднялся и последовал за ней. Назвалась так быстро, что Цой с трудом успевал разобрать слова:

- Аненоананауи-кеп-пат-та-Сибат.

Искатель скривился лицом.

- Гм. Ладно, Малая, пошли, - поднявшись, ответил он.

Прошли совсем мало, когда девочка с непроизносимым именем учуяла опасность и отскочила от земли, как от натянутой сети. Искатель тоже услышал опасные запахи, но, не успев свыкнуться с предостережениями Матери, не смог увернуться - длиннющий эластичный язык, стрелой вылетевший из густого мрака, опутал ногу. Обуздали инстинкты, Цой сильно дернул ногой; из темноты, против воли, на них летел ком, похожий на клубок тысячи слипшихся червей; на подлете искатель пнул и отфутболил его обратно. Малая в мгновение ока крутанула стороны жезла в разные стороны и разъединила его на две равные части, довернула кольца, и из стержней выросли два обоюдоострых лезвия, и засвистели в воздухе, рассекая все новые и новые языки, выстреливающие из сумрака. Искатель позавидовал той ловкости, с которой девочка проскальзывала и уклонялась от них, попутно разрубая на части.

Не разобравшись с устройством собственного жезла, Цой выхватил обрубок Оли и помчался на помощь. Обхватил рукоять двумя руками и вонзил в ком, почти доставший Малую. Вытащить не удалось. Девочка подкинула в руки Цоя клинки и скользнула за спину, ловким движением вытянула жезл и, преобразовав в копье, в прыжке вонзила его в следующий сгусток червей; умирая, они распадались на сотни и сотни крохотных, и извивались змеями в предсмертной агонии. Довернула кольцо, и часть копья накалилась докрасна. Одно неуловимое движение и Малая повернулась спиной; защитила человека, отразив панцирем длинный язык. Вцепившись в броню, он норовил утащить девочку, и та вскрикнула, пытаясь освободиться. Поняв, что по его вине Малая вот-вот пострадает, искатель обезумел от ярости и рубанул по языку с такой силой, что вибрация клинков, схлестнувшихся с полом, ударила в плечи.

Обрубленные языки струились бьющими вверх фонтанами крови, и брыкались, как угорь выкручивается из верши. Сгустки катились к мужчине и девочке, волоча следом отсеченные, сочившиеся алой жидкостью канаты языков. Малая умерщвляла сгустки раскаленным копьем, искатель - клинками бритвенной остроты. Когда все закончилось, стоять на ногах было почти невозможно: скользили на залитой кровью поверхности. Девочка, оглядывая поприще битвы, явно довольная собой и победой, вернула копью форму жезла и отдала искателю, забрав и проделав то же самое со своими клинками. Цой поднял Олю; черви свисали с лезвия подобно сгнившим лианам.

Не привыкший жаловаться искатель нес на себе еще десяток килограмм отсеченных языков; какие-то все еще коротко двигались и содрогались, но он шел за Малой, не обращая на неудобства никакого внимания.

Спустя какое-то время, девочка выставила позади руку и присела, откинувшись спиной на скалистую поверхность. Цой с трудом уселся напротив; движения сковывали обмотанные вокруг тела языки и рулоны змеиной кожи.

Широкие ноздри девчушки мерно втягивали в себя Мать. Высвободила руку из-под плаща, по которой из глубокого пореза бежали струйки крови. Свободной рукой достала мешочек и выдавила в рану неизвестную мазь. На глазах выступили слезы.

Цой пощелкал пальцами, овладев вниманием девочки, а затем указательным перевел его на жезл у ее ног, и выставил свой, желая обменяться. Искателю привычнее биться с оружием в обеих руках. Малая смахнула слезы и покачала головой. Хитро улыбнулась, не двояко намекая, что ни о каком обмене речи быть не может. Искатель вытянул из ранца обувь и предложил ее в довесок. Малая лишь скривилась лицом. Тогда Цой снял с руки часы и пододвинул их ближе к девочке.

- Но-о-о. А-а.

Искатель не сдавался и скрепя сердце выложил Олю - клинок, который верно служил ему много лет, чье лезвие отведало много крови, и отняло немало жизней чудовищ и... Людей.

Малую заинтересовал только обвивший гарду змей, кусающий собственный хвост. Улыбка не изменилась.

Цой недовольно пробурчал что-то, чего не могла понять бледнолицая. Девочка выставила руки, повторяя его движения, когда он отпивал из бурдюка. Человек достал мешок из шкуры теневолка и глаза девочки засверкали. Аненоананауи-кеп-пат-та-Сибат принюхалась, будто уловив краткий порыв ветра сквозь скважину, и протянула человеку собственный жезл, но взамен заграбастала все, что он предложил, кроме ботинок; их она отодвинула обратно босыми ногами.

- Что ты ей сказала? - спросил Цой, наблюдая за безуспешными попытками Малой затянуть ремешок часов на гусиной шее.

Тебе нужнее.

Цой собрался было попросить Олю назад, но решил, что раз предложил - нечего теперь и требовать. В конце концов, змееныш приглянулся девчушке, пусть радуется, да и полученный жезл обещал много приятных открытий.

Осмотрев рану, успевшую покрыться коркой, Малая поднялась - пора идти дальше.

- Откуда вы? - Цой повторил вопрос, когда они углубились в очередной тоннель, лишенный линий света, что, впрочем, не мешало их путешествию. Если бы не девочка, искатель бы никогда не обнаружил вход, ведущий неведомо куда.

Малая оглянулась, но не на искателя; искала глазами нечто другое, и очень скоро нашла. Подойдя к стене, вытянула руку со светившимся жезлом, чей нарастающий свет, потеснив мрак, осветил горящие зеленым рисунки столбов и силуэты крохотных человечков у подножий. Цой узнал высотки, построенные людьми Старого Мира.

- Ты была там?

Малая принюхалась, а потом поджала губы и отрицательно покрутила головой.

- А хотела бы?

В ответ залп быстрых кивков. Как и искатель, жила грезами о мире, которого нет.

Тоннель обрывался и до той стороны не допрыгнуть, даже сильно разбежавшись. Не спасет и пыльца, если обнюхаться до одури, а Малой все нипочем: указала на ощетинившуюся крепкими ветками отвесную стену, и, держа в руках жезл, призывала повторять за ней, только кольца ее инструмента были расположены иначе, и искатель не решался крутить их на своем, пока девочка не объяснит принцип работы.

Спутница дотронулась до кольца на левой стороне, прокрутила до щелчка, и появилось уже знакомое копье. Крутанула до следующего - копье сплющилось в лезвие. Искатель схватывал налету, запоминая комбинации. Еще щелчок и лезвие раздвоилось. Прокрутила дальше - собралось в копье и накалилось, но самое интересное ждало впереди: по щелчку жезл изрыгнул сотни тоненьких волокон, которые сплелись в длинный хлыст.

Искателю сразу не понравилось то, к чему все идет.

Довернув свой жезл до облика хлыста, девочка разбежалась и, зацепившись хлыстом за одну из ветвей, перемахнула на ту сторону.

Цой с опаской посматривал на хлыст в руке и с еще большей - на обрыв, который предстояло преодолеть. Малая легкая, как пушинка, а он - нет, да и груз заметно прибавил ему в весе. Хлыст или ветви могли не выдержать. Девочка ждала на той стороне, улыбаясь тому, что большой и бесстрашный чужак, каким она его считала, боится и не может решиться.

Внутренний голос молчал, не вселяя доверия.

Он почти собрался с духом, когда отовсюду накатил шум, будто дождь нещадно затарабанил по Обелиску. Тогда искатель не знал, что так оно и было.

Малая было обрадовалась, но вскоре глаза охватило тревогой. Девочка обрывистыми жестами велела сбросить с себя добычу и человек повиновался; скидывал с себя все, пока та, раз за разом перемахивая обрыв, переправляла добро на другую сторону. Разобравшись с поживой, девчушка метнулась к искателю и, не оглядываясь, понеслась прочь, туда, откуда пришли. Он не отставал.

Быстрее.

Опьяняющий аромат Матери был настолько сильным, что казался почти осязаемым и вел в неизвестность.


ГЛАВА 17


Чужак бежал вслед за Малой, взмокшим лицом ощущая иллюзорный бриз, а по телу, как когда-то, будто били капли дождя. Не прекращался и шум - это ливень продолжал нещадно лупить по поверхности Обелиска. Цой немало повстречал в Каторге, но подобное - впервые, и какая-то его часть, которую он всячески стремился подавить, продолжала противиться открытиям и не желала принимать очевидное. Он знал, как обманчиво зрение, но всегда прислушивался к тому, что называл интуицией. Особенно теперь, когда отчетливое звучание собственного голоса безошибочно вело вперед. Закрыл глаза и отдал всего себя запахам; даже лишившись зрения, он ничуть не ослеп. Мать направляла, вплетенная в саму ткань Обелиска: теперь и чужак знал, куда бежать, где свернуть, где ускориться, когда прыгнуть, оставив под ногами пропасть. Он обещал себе отточить связь, которая верно служила Малой, помогая сражаться и выживать.

Остановился лишь однажды, заметив впереди пропасть, которую не перепрыгнуть. Малая в слепом рвении неслась прямо к ней. Цой окликнул девочку, пытаясь предупредить, но она только ускорилась и прыгнула, взмыв высоко в воздух и приземлилась на другой стороне. Зеленые глаза девочки смотрели на него сверху-вниз, она махала, квакала что-то, призывая прыгать за ней. Искатель остановился у самого обрыва, едва не угодив в бездну. До Малой метров пятьдесят, не меньше. Чужак вытянул руку и едва успел ощутить сильный поток воздуха, как ее потянуло наверх. Девочка продолжала выкрикивать нечто неразборчивое. Цой разбежался и прыгнул. Потоки подхватили и доставили на другую сторону.

Бежали дальше.

На Дно! На Дно! - бился в голове внутренний голос в унисон каждому вдоху и выдоху, призывая двигаться быстрее, и он охотно ускорился. Мать взывала к ним по бесконечным извилистым тоннелям, уходящим то вниз, то вверх, то в стороны. Туг-тудуг, туг-тудуг, туг-тудуг - стучали босыми ногами бледнолицые люди в темных балахонах с панцирями за спинами. Искатель не мог видеть их глазами, но все же видел и ощущал чем-то, что выходило за грани его понимания. Сотни людей, ведомые запахами Матери, неслись небольшими группами, но единым порывом, точно туда, куда сломя голову бежали Цой и Малая, в место, где их уже ждали неразборчивые вопли и крики людей, рев зверей, гулкий топот, и фоном для всех этих звуков служил усиливающийся шум.

Тоннель вывел их в башню, по периметру которой поднимались стометровые столбы неправильной формы с множеством крюков, и поросшие толстыми корнями света. Цой наспех насчитал по меньшей мере тридцать ярусов, зиявших множеством тоннельных проходов. Башня венчалась куполом с тремя идеально ровными круглыми отверстиями. Оттуда и доносился шум, похожий на ужасающую лавину; с каждой минутой он заглушал собой ор сбежавшихся людей и чудовищ. Внизу, метрах в двадцати, простирался котлован - его Мать называла Дном, к нему призывала бледнолицых.

Из тоннелей, выходящих к подножию котлована, доносились вой, свист, рев, шарканье и цоканье когтей; в каких-то звуках искатель разобрал теневолков, толстопардов и йух знает, что еще. Грызня там уже началась.

На их стороне проступали все новые силуэты плащей. Группы приветствовали друг друга, вытягивая руки из темных одеяний и кивали бледными пятнами лиц, а на противоположной из темноты тоннелей возникали плащи в вытянутых масках. Их бледнолицые встречали ожесточенными выкриками, будто пытались пробиться голосами сквозь неподвижные маски. Тронутые не отрывали взглядов и орали, водя большими ножами, копьями и крюками, затачивая их о стены башни до стального блеска.

Вопли усилились, когда из-за спин показался высокий и широкоплечий балахон. Вышел вперед, снял вытянутую маску и не дыша, открыл лицо с меткой ладони; следы пальцев выжгли кожу, оставив отчетливые проплешины между сбившимися в колтуны волосами. Глаза Тронутого - так его и всех его приспешников назвал искатель, - глубоко посаженные под бровями, горели бездумной ненавистью и злобой. Он указал на чужака жезлом, как на прокаженного и выкрикнул что-то; похоже брань и похабщину, а затем скрыл лицо под маской. Тронутые приспешники разом повторили его движение, вытянув в сторону искателя сотни сверкнувших ножей и крюков и разрывали глотки глухим улюлюканьем.

Цой вспомнил жест, которому научила Анна и, посчитав, что сейчас ему самое время, вытянул руку, показав в ответ средний палец. На той стороне как-то странно переглянулись.

В глазах Малой, сверливших вожака, читалась жажда отмщения. Искатель был точно уверен: будь у нее шанс, не задумываясь, отсечет Тронутому все ниже шеи. Девчушка гневно дышала и сжимала свой жезл с такой силой, что на белых кулачишках проступали еще более белые костяшки. Ее безобидное лицо исказилось мстительной гримасой, алчущей смерти.

В каких-то тоннелях загорались огни жезлов. Малая довернула кольцо на инструменте так, будто шею кому-то свернула и выставила огонек. Цой не переставал осматривать поприще - все вокруг до боли в костях напоминало о Яме Баззарра. Увидел, как к краю самого большого тоннеля со скрежетом подкатили стеклянную цистерну, окольцованную полосами гладкого металла, а следом повыскакивали плащи, выпрыгивая на Дно. Тронутые обезумели, увидев, как те, цепляясь хлыстами за крюки на колоннах, доставляли к тоннелям с огоньками емкости меньших размеров, а затем возвращались назад и повторяли процесс снова и снова, пока огни не угасли. Тронутые кидались камнями, самодельными копьями и дротиками.

Малая огрызалась в ответ на все, что в нее запускали с той стороны, и продолжала держать светящийся жезл, пока не подоспел один из плащей, описав в воздухе внушительную дугу от верхнего тоннеля к тоннелю девочки и ее спутника. На самом подлете один из тронутых метнул копье, рассекшее бледную руку, и плащ вскричал женским голосом, выпустив хлыст из рук. Она чуть не ушла ко Дну, если бы не искатель; подхватил летящее вниз тело и затащил в тоннель. Малая поймала емкость, чуть ниже ее ростом и, смягчив удар собственным телом, не позволила ей разбиться.

Женщина повалила мужчину на спину и накрыла плащом. Бледное острое лицо, смотревшее на него из-под теней капюшона, не успело осознать, что спасено, а в глазах страх пытался побороть удивление. Так и лежали. Цой совсем не спешил убирать руки с ее тонкой поясницы, ощущая нервное дыхание и почти стальные мышцы. Она осторожно коснулась его лба; дрогнула улыбка - нет клейма ладони, а шрамы, змеящиеся на лице чужака, ее совсем не смутили.

Малая заговорила на непонятном быстрее прежнего, женщина тут же вскочила и поспешила помочь девочке отвернуть крышку.

Искатель поднялся, и невольно скользнул взглядом по излучавшим свет корням, которые стали отслаиваться, образуя множество лиан, светящихся подобно гирляндам и похожих на ветви ивы, что тянутся к водной глади. Бледнолицые плащи, стоявшие у краев тоннелей, ловили их и опоясывали себя. На стороне тронутых лианы отслаивались неохотно, и им приходилось расковыривать и поддевать их крюками. Ветви будто обладали сознанием и не желали опоясывать тронутых, но те насильно привязывали их к кольцам на широких ремнях.

Женщина сняла панцирь со спины и поймала одну из ветвей, и уже собиралась позволить ей обвить себя, но Малая, указав на кровоточащую рану, выразила несогласие. Вручила свой инструмент, та кивнула, превратив его в шест, один конец которого заискрился синим пламенем, и опустила панцирь. Девочка собиралась взять свой, но в итоге подняла панцирь женщины; он был больше.

Лиана охотно обвила Малую, а женщина поймала еще одну, и та с почти материнской заботой обхватила за талию и ее.

На мгновение воцарилась тишина, все затаили дыхание, вслушиваясь в быстро приближающийся шум - только звери в самом низу не прекратили перепалку, - и из трех отверстий купола хлынули тонны невероятно мощного потока воды и устремились на Дно, в котлован. Духота невидимым поршнем прокатилась по башне и растворилась где-то внизу, уступив прохладе.

Плащи вскричали и разом выпрыгнули навстречу потоку. Обвитые ветвями, летели вниз, а потом устремлялись вверх, как на резиновом канате. Какие-то с панцирями в руках - зачерпывали воду, а возвращаясь, наполняли емкости, какие-то с невероятно длинными косами, врезались в поток собственными телами и обратно - скидывали плащ, выжимали сначала его, а следом и густую гриву заплетенных волос. Одни раскачивались на хлыстах и отталкивались от стен, мешая неприятелям добраться до бледнолицых. Другие, обхваченные лианами, метались по башне, со светящимися синим шестами и защищали своих водоносцев от выпрыгивающих тронутых, которые пытались отсечь лианы и пустить их в смертельное падение.

Боль касалась мозга искателя всякий раз, когда тронутым удавалось обрубить ветви.

Бледнолицые, которым посчастливилось не покалечиться при падении в воду, почти моментально выныривали и, взбивая брызги, вступали в неравный бой с тем, что поджидало в самом низу. Плащи спешили на помощь: бежали по отвесным стенам, отгоняя зверей инструментами в форме самого разного оружия, прыгали к ним, вырывали из воды и вытаскивали наверх.

Девочка обменялась с женщиной быстрыми кивками и обе выпрыгнули к поверхности воды. Женщина отбила атаку тронутого, но Малой не удалось добраться до прибывавшей воды и наполнить панцирь. Она явно множество раз наблюдала, как подобное проделывали взрослые, но ее вес не позволил повторить все в точности, как не позволил и вернуться обратно. Цой схватился за ветвь и одним рывком выдернул девочку наверх. Лишил ее панциря, всучив в обмен инструмент и, обвязав ветвь вокруг себя, скакнул ко Дну сам.

Лиана натянулась, готовая лопнуть. Гул шумящего водопада ввинчивался в уши, а мокрая пыль и прохлада обдали тело. Навстречу искателю с пронзительным криком и разрезав собой стену воды, вырвался тронутый и пытался ухватить крюком ветвь. Малая и женщина выскочили из-за плеч чужака почти одновременно и ударили врага искрившимися огоньками в самое сердце и под дых. Его затрясло и мгновение спустя тело бездыханной куклой летело вниз, но воды не достигло - длиннющий язык сцапал его, как лягушка муху и уволок в темноту одного из тоннелей; целью тварей была не столько вода, сколько тот, кто сорвется и упадет.

Цой черпнул воды, и лиана послушно подняла его обратно. Он вылил содержимое в емкость и повторял действо раз за разом, как и напарницы, верно защищавшие его от неприятелей, пока напор воды из ближайшего к ним отверстия не ослаб и не прекратился.

Светящийся шест Малой коснулся около двадцати тронутых - она ничуть не уступала женщине, орудующей по левое плечо искателя, - и каждый новый прыжок ко Дну сопровождался разгоряченным, но все еще детским криком, а в каждом тронутом, которому не посчастливилось попасть под удар, она искала вождя. С неутолимой яростью девочка бросалась на врага, но никого не убила; ни она, ни остальные бледнолицые - шесты оглушали тронутых, лишая возможности сопротивляться и двигаться.

Вскоре иссякли запасы второго отверстия и только самое близкое к тронутым не переставало изрыгать воду, которая их совсем не заботила, главное - отправить на Дно как можно больше бледнолицых.

Многие емкости к тому моменту были почти полностью наполнены, но самая большая цистерна оставалась пустой. Бледнолицые прыгали и отталкивались от стен, желая добраться до столба падающей воды, но получалось далеко не всегда. Другие сигали ко Дну стараясь зачерпнуть воды оттуда, пока не раздался сильный хлопок, будто лопнул большой пузырь, и образовалась пустота, - и из одного отверстия опустилась черная полоска женской фигуры.

- Риссенкисеки-кеп-пат-та-Нибат! Рисс! Рисс! - бледнолицые пропели имя и встретили ее радостным криком, а тронутые пугливо попятились. Только вожак ходил меж рядов, хватал за шкирку и выбрасывал приспешников на Дно, призывая продолжать бой.

Рисс держала над пятерней искрившуюся сферу - шаровую молнию, - которую будто сдерживало невидимое поле. Волосы женщины вздыбились, а пылавшие синевой глаза выискивали кого-то в толпе неприятеля, и очень скоро нашли - Тронутого. Под вскрик Малой, Рисс метнула в него разряд, и он почти достиг цели, когда один из приспешников выскочил, заслонив собой вожака. Молния отплясывала и сотрясала его тело, пока оно не упало, скрывшись под толщей воды, где поджидали кружившие изогнутые гребни.

Обезумевшие от смерти сородича тронутые закидали Рисс оставшимися камнями и копьями, но те встречались с невидимой преградой и отскакивали как игрушечные, падая вниз.

Женщина, паря в невесомости, развернулась к столбу воды и, изогнув его силой мысли, направила шумные потоки, точно послушного змея, прямо в цистерну, а когда та полностью наполнилась, перышком порхнула за резервуаром.

Плащи скрывались в тоннелях, уходя вслед за Рисс, но не все. Оставшиеся, проводив ее радостным криком, продолжили черпать воду из почти истощившегося потока и со Дна, до краев наполняя емкости. Тронутые, получив численное преимущество, больше не пытались их убить; выпрыгивая плащам наперерез, они крюками старались зацепить лиану, и схватить водоноса. Удалось лишь однажды: пятеро налетели на плащ, и его защитники не смогли отбиться. Сопротивлялась и ветвь, не позволяя навредить, но сил не хватило. Малая уже встала на край, готовая кинуться на помощь, но Цой не позволил - уже не спасти. Тронутые подцепили своих добытчиков крюками и вместе с плащом, что вопил женским голосом и утащили в тоннель, обрубив лиану.

Искателя, как и всех остальных, резануло по мозгу.

Оставшиеся висеть над Дном бледнолицые, могли лишь вытянуть руки ей вслед, будто незримым образом передавали женщине сил вытерпеть то злодейство, что ей предстоит.

Цой услышал скрежет позади - это Малая на пару с новой спутницей запечатали емкость. После чего девочка вынула из-под плаща мешочек и нанесла целительную мазь на рану женщины. Покончив с врачеванием, они оттащили емкость и уложили набок. Выступавшие по обеим сторонам обода позволяли катить цилиндр, наполненный водой, что порождало немало шума, и на этот раз шум их емкости, вместе с шумом сотен других образовывал чуть ли не громыхание, будто какая неведомая тварь, сотканная из тонн металла, продиралась по всем тоннелям и лазам одновременно. Грохот и звон ужасного механизма отгонял чудищ, что шли к водопою; они избегали толпы бледнолицых, но, если случалась встреча - просто огрызались, шипели, и убирались прочь.

Цой необъяснимо ощущал почти каждую емкость, и в особенности самую большую, ту, что потоком чудовищной силы вела вперед та, которую хором назвали Рисс.

- Куда вам столько воды? - спросил искатель Малую, пока та катила цилиндр, попутно перешептываясь и хихикая с женщиной. Занятые собой они не обращали на него никакого внимания.

Вода не им. Мне.

Искатель обругал себя за то, что опять огляделся, пытаясь отыскать материальный облик Матери, а в голове возник странный мысленный образ: две руки, омывающие друг друга. Чужак не разобрал значения и потряс головой, отгоняя видение.

- А тебе куда?

Ядро.

- Гм. Ядро?

Нашептала, что Ядро - механизм, не принадлежавший самой Матери, чтобы она не имела в виду. Ядро подарено теми, кто вырастил ее, и управлять им полностью она не умеет; научили лишь необходимому, малой части.

- Откуда оно? - только спросил и вновь где-то в чертогах разума раскинулся атлас полный огоньков, один из которых горел особенно ярко. Многие Миры. - Ты видела каждый из них?

Одни далеко. Одни ближе. Мало - так близко, как этот.

Мать наслала чужаку свой истинный облик: игла Обелиска раскрылась, подобно морской звезде.

- Вот ты какая, - сраженный увиденным проговорил искатель. - Почему не раскроешься? - по телу прокатилась волна, ломающая кости. Он за мгновения прочувствовал кроху того, что испытала Мать, упав на Землю. Она пострадала и долгими годами залечивала ткани, но далеко не все смогла исцелить. Пятиконечная звезда Обелиска сомкнулась перед глазами, и атлас сменил собой ее образ.

- А это? - Цой сосредоточился на огоньке, что светился ярче остальных. - Твой дом?

Да-а.

- Так улетела бы обратно, что тебя держит?

Гравитация. Долг. Не мешай.

Огонек накалялся, становясь ярче. Человек осознал, как Мать пытается сконцентрироваться на нем, а самому стало тошно от мысли, что Существо, бороздившее бесконечное пространство и познавшее столько всего, уже несколько сотен лет приковано к Каторге.

Вдыхай.

Медленно.

Ме-е-едле-е-ен-но-о.

Чужак повиновался. Ноги его машинально продолжали нести тело за Малой, а разум оказался где-то далеко, и глаза застилала снежная буря, только вместо метели и белого снега - неряшливые лихорадочные черные мазки и тьма, ставшая бескрайними равнинами, на которой проступали едва заметные бледные песчинки. Полная тишина и дрожащая линия горизонта, где подобно траве взрастали пятна вытянутых силуэтов. Они ловили мерцавшие крупинки и те, оказавшись пойманными, загорались и увеличивались в их размытых объятиях. За темными пятнами, собираясь в бутон, вырастали еще более темные силуэты Обелисков. Шары продолжали расти и в один неуловимый момент прекратили. Засуетились и пятна: какие-то возвышали светящиеся Сферы к Обелискам и те поднимались ввысь и исчезали, какие-то мешали возносить огни, и прятали Сферы внутри себя и своей темноты. Задрожали равнины, и трещина, быстро ставшая разломом, разделила Их. Одни остались ни с чем и падали в пропасть, другие поспешили за теми, кто унес Сферы с собой.

Звон катившейся емкости вернул человека к реальности. Каждая тайна, которой делилась Мать, вселяла сомнение: она либо не умеет лгать, либо делает это крайне искусно.

Понимаешь?

- Вы что-то не поделили.

Не мы. Они. Одни хотели делиться. Другие - нет.

- Чем были эти шарики?

Шарики?

Искатель буквально ощутил пренебрежение и оказался в шаге от того, чтобы не возненавидеть себя.

Ядро. Знания. Собирали и развивали их всюду.

- Я понял. Ядро - это Знание. Чего?

К тебе. К Риссенкисеки-кеп-пат-та-Нибат, имя чуть не вывернуло мозг наизнанку, и человек на мгновение оказался рядом с девушкой, которая, не смотря на жуткую головную боль и звон в ушах, силой мысли двигала впереди себя огромный резервуар. Чужака отнесло и к быстро бегающему человеку, чьи ноги изрыты множеством глубоких шрамов. И всему, что открыли Они.

- Ты сказала, что не создавала меня.

Нет. Они создали. Помогли раскрыть. Я. Мать. Такой же Инструмент. Спроси. Я знаю, ты хочешь. Спроси.

- Зачем я? - человека вновь сотрясло; он ощутил шоковое состояние, то самое, когда Мать впервые узнала о его способности, а еще искру, будто пустившую разряд по всему телу.

Это ты и такие, как ты. Шок. Чтобы разбудить общество и явить вам истинного Бога - Вас самих.

Сердце человека билось все сильнее; что-то из утробы подступило к горлу, желая вырваться наружу. Искатель с трудом сдержал порыв.

- А остальные твари?

Жизнь многих миров. Хотели дать Знания им, но не приняли. Не смогли понять. Получилось только у Вас.

- Почему?

Вы не единственная разумная жизнь, но одна из немногих, что сумела преодолеть инстинкты. Развили способность к анализу, созерцанию, созиданию. Вы творите невероятное. Вдыхаете Жизнь в бездушные предметы.

- Гм. А ты не ошиблась?

Нет. Одни здесь, другие там, ждут под землей. Вы расширите Ядро.

- А сама не можешь?

Нет. Не знаю, как. Пытаюсь учиться. Не могу. Не понимаю Ядро, но храню. Может быть, пустит вас и сможете вы. Тогда уйду.

- Куда?

На покой.

- Ты поэтому сбила с неба Старых людей?

Не хотела. Светоч ведет ко мне. Урон испортил меня. Не все получается, как мыслю.

- А?..

Потом.

Цой успел приравнять состояние Матери к сотрясению мозга, которое неоднократно пережил сам, прежде чем улетучилась вуаль, что оплела сознание. Он обнаружил себя идущим вслед за Малой и незнакомой бледнолицей. Становилось все жарче. Разломы горели ярко - казалось, вот-вот лопнут, - и выходили из тоннеля, расползаясь по спиральной воронке, похожей на жуткий, ненасытный механизм, испещренный зубцами резьбы. Глубоко в недрах, куда вела большая дыра, располагалось вместилище Ядра. Масштабы впечатляли: искатель даже приоткрыл рот, оглядывая распахнутые пасти множества мрачных отверстий, вырезанных по всей поверхности купола. В них уже появлялисьплащи и подкатывали к краю емкости с водой.

Малая и женщина проделали то же самое, а искатель не переставал осматривать пятиметровый выступ, тянущийся по периметру. На противоположной стороне увидел столпившиеся фигуры плащей и ощутил жизненную необходимость пройти к ним. На самом подходе расслышал, но не разобрал их нервные разговоры. Кто-то из плащей вылил на себя всю воду из панциря и убежал в высоченный проем до того, как подоспел искатель.

- Неаса па? - спросила одна бледнолицая.

- Даву, - ответила другая.

Из проема донеслось ужасающее шипение, а следом - безумный крик, сродни тем, что издают крикуны на Пепелище.

- Тову.

Их бледные лица исказила гримаса печали, а когда увидели чужака - удивление. Они застыли, боясь двинуться, будто мужчина - мираж, который исчезнет, стоит им шевельнуться.

Искатель мельком окинул их взглядом, а затем приблизился к проему.

- Что там?

Мать молчала, но желание войти внутрь усилилось. Он ступил в проем, ощущая легкие касания бледнолицых - то ли желали убедиться, что он настоящий, то ли отпускали его в последний путь.

Стало невыносимо жарко, пот тек рекой. Вдыхал жар в себя, и внутри все прожгло, казалось, вот-вот сгорит, как еловая шишка в пламени напалма, и Цой неотвратимо шел в самую его гущу. Сощурил глаза; ресницы и волосы скручивались проволокой, запахло паленым. Едва вытянул правую руку, как затрещали и осыпались лоскуты бесьей шкуры, зашипела лопающаяся от жара кожа. Языки невидимого пламени принялись слизывать ее, когда он одернул дымящуюся руку, сочившуюся тошнотворным запахом горящей плоти, и отскочил на несколько метров. Наблюдал, как мышцы обрастали слоем подкожного жира, а затем и кожей.

Ты не выживешь.

Тоже.

Искатель услышал собственный голос; это Мать говорила, а по телу, подобно кругам, что расходятся по воде, накатывали удушающая помесь горя, сожаления, неотвратимое чувство погибели и печаль по незавершенной миссии, которая стала смыслом существования.

- За этим меня привела? Думала я смогу пройти?

Да.

- Что там?

Пища Ядра.

- Я не понимаю.

Уходи.

Он с трудом вернулся к бледнолицым, обжигая ладони о стены проема и рухнул, почти полностью высушенный и лишенный сил. Веки сомкнулись тенями.

Вдыхай.

Мать назвала это батарейкой, чтобы искателю было проще понять, но проще не стало. Батарейка помогает сберечь Ядро, кормит его. Мать уловила пришедших с неба людей, и когда попытка привести их, чтобы поделиться Знанием провалилась, Мать, ощутив пробудившуюся энергию Резервации, решилась на вторую, послав араха за людьми Старого мира. То, что она не считала частью себя, не выдержало второй попытки и дало очередной сбой, повлияв на стабильность батарейки.

Плащи склонились над чужаком, подогнув колени и напоили, возвращая его к жизни и вырвав из лап понимания батарейки.

Бледнолицые, стоявшие в проемах, издали протяжный крик, не предвещавший ничего путного. Из дыры под самым потолком показалась громадина выползающего резервуара, а за ним Рисс, удерживающая его невидимой силой. Дно с хлопком отварилось, и вниз хлынул поток воды. Бледнолицые вскричали и, открыв сотни своих емкостей, вылили воду прямо в пасть ненасытного механизма и поспешили скрыться.

Цой ощутил рывок - его подняли на ноги и волочили прочь. Он не знал, сколько прошли, когда разломы света погасли, а по пятам шли духота и шипение, сотрясавшее все вокруг. С трудом оглянулся, увидев, как их нагоняла стена Зимы, и голос Матери пропал, будто кто-то задул свечу.

Крохотная рука Малой ощупывала лицо чужака, проводила тоненькими пальцами по впадинам шрамов, тыкала в ноздри. Открыв глаза, человек не увидел ничего, кроме белой пелены. Глубоко вдохнув, обрел зрение, то самое, что лежало за гранью его понимания, и осознал, что здесь Зима совсем не страшна. Он прекрасно чувствовал и понимал окружение, даже теперь, когда взор затянуло непроглядной мглой. Убедившись, что чужак жив и дышит, Малая подоткнулась под него, свернулась калачиком и быстро уснула. Еле уловимое посапываете было слишком легким и девичьим, и не могло считаться храпом. Искателя мучила невероятная усталость, теснимая желанием хорошего отдыха.

Он давно не видел сновидений, и этот раз не стал исключением. Цой считал, что не спал, но в действительности и его одолел глубокий сон, о котором он долго мечтал. Искатель не переставал ощущать все, что окружало их на сотни метров - это Мать несла дозор, готовая пробудить их, если возникнет опасность. Опасности не случилось.

Позже, продираясь сквозь густой туман, они вернулись к месту, где оставили схрон и совершено другим путем, во время которого искателю все же пришлось выполнить финт с кнутом. Первый раз было сложно, особенно в дымке, он чуть не сорвался, но преодолел преграду, и с каждым новым обрывом получалось все лучше, но не с той легкостью, с которой переправы удавались Малой. Забрав добычу, направились к обиталищу бледнолицых. Цой чувствовал впереди преграду, а когда они добрели, полог плотной ткани поднялся, и они быстро пробрались внутрь, не позволив туману прокрасться следом.

Зима не проникла в обиталище и перед глазами искателя предстало убежище бледнолицых, изнутри похожее на огромный шатер. Резные бивни, обвитые погасшими корнями, подпирали высокие своды, а по стенкам тянулись гроздья кожаных пузырей - первое, что попалось на глаза, а следом толпа, встретившая вновь прибывших. Скидывали капюшоны, открывая им улыбающиеся лица. Шли навстречу, а в каждом движении проглядывалась доброта, легкость и приветливость. Сомкнулись в кольцо вокруг искателя и Малой. Девочка весело им улыбалась, пока они снимали с чужака шматки языков и рулоны змеиной кожи. Только сейчас он заметил, что среди них совсем нет мужчин - одни женщины, и отчего-то ему стало совсем хорошо.

Покончив с добычей, женщины стали касаться его тела; сначала легонько, затем все напористей и принялись стягивать лоскуты бесьей шкуры. Одна из них добралась до левой руки; высвободила ее из нарукавника и закричала. Остальные тут же отскочили, как ошпаренные; какие-то даже зашипели, подобно кошкам, что предупреждают об остроте своих когтей.

Цой проследил за их горящим зеленым глазами до собственной руки, поднес ее ближе, пытаясь рассмотреть. Сорвал лоскуты бесьей шкуры, открыв извилистые узоры нечистоты, что расползались под кожей.

- Гм.


ГЛАВА 18


Хватит!

Бледнолицые, даже Малая, пятились, а Цой рычал почти по-звериному и лихорадочно расчесывал руку и совсем скоро разодрал ее до крови, но всякий раз рана затягивалась, не позволяя добраться до нечистоты внутри.

Прекрати!

Он выхватил инструмент и довернул кольцо, готовый отрубить конечность. Лезвие бритвенной остроты успело пустить ему кровь, когда внутренний голос приказал остановиться.

Нечистота в том резервуаре учуяла не его, а часть себя - гниль, что забралась и разрасталась под кожей, - и пыталась до нее добраться. Стали понятны и выкрики тронутых; они, видимо, знали, какую заразу человек носил с собой.

Бледнолицые женщины, которые мгновения назад ласкали его, теперь косились опасливым взглядом и почти одновременно втянули носом воздух - Мать донесла до них и до самого искателя, что нечистота, зреющая внутри чужака, пока не опасна. Организм человека борется с ней, сдерживая рост заразы, и пытается истребить. Отчасти поэтому замедлилось исцеление, но именно благодаря нечистоте, мужчина смог вернуться; пришел оттуда, куда уходят безвозвратно. Нечистота не желает делиться им ни с кем, и не позволила вакхра пленить его разум.

Бледнолицые перешептывались, не сводя глаз с чужака. Он может помочь, если не Матери, то тем, кого она вырастила. Может освободить и вернуть тех, кто ушел.

Малая приблизилась первой, улыбалась той ненормальной улыбкой, положив руку на грудь чужака - с трудом дотянулась, пришлось встать на носочки, чтобы почувствовать, как сильно бьется его сердце. Поманила жестом остальных, как бы говоря, что опасности нет, и бледнолицые - все, от мала до велика, - осторожными шажками подходили ближе, но массового ублажения не случилось.

- Кто вы такие? - спросил Цой, чуть ли не пятясь от приближавшихся и бегал взглядом от одного бледного лица к другому.

Они разом остановились и, сделав глубокий вдох, положили руку на сердце, а после сложили ладони у живота в форму шара - Ядра, и с протяжным «Ма-а-а-а» опустились к земле и поцеловали поверхность.

- Они поклоняются тебе? - оглядывая сотни склонившихся панцирей, спросил искатель.

Нет. Заботятся. Они обо мне. Я о них.

- Откуда они? - наблюдал за тем, как бледнолицые вознесли руки туда, где должно простираться небо и поднимались с колен. Потеряли всякий интерес к чужаку и разбрелись кто куда.

Рождены здесь, а их предшественники выбраны с... Мать пыталась подобрать слово, нарисовав мысленный образ сферы, горящей тысячами огоньков - бесчисленное множество живых организмов, действующих коллективно, но неосознанно. Выбраны с Земли, как и вы.

- Почему я?

Вас бы не искали.

Шлепанье босых ног Малой вырвало человека из чуждой плоскости. Цой заметил, как она дергала женщину за плащ. Играла в руке Олей, хвасталась новинкой, и требовала что-то. Бледнолицая улыбнулась, и они направились к одному из бивней. Девочка прислонилась к нему спиной, а женщина, превратив жезл в лезвие, одним точным движением сделала насечку над ее головой. У искателя дух перехватило: подумал, девочке конец, но Малая живо отскочила - с головы волос не упал. Явно радуясь, что с последнего раза вымахала чуть ли не на целый сантиметр, девочка рассматривала историю собственного взросления. В глаза закралась печаль, стоило ей перевести взгляд левее; чей-то столбик отметок давно прекратил рост, не добравшись даже до половины насечек Малой. Женщина приобняла ее, опустив голову, но она тут же вырвалась и убежала прочь.

Только когда она скрылась из виду, по телу пробежала легкая дрожь; в убежище бледнолицых было довольно прохладно и искатель, измученный духотой Обелиска, обрадовался небольшому падению температуры. Радость омрачилась разве что почти полным отсутствием света, хотя бледнолицым с их глазами мрак не казался помехой и не вызывал никаких неудобств.

Искатель понемногу свыкался, но все же видел неважно, и на помощь приходили запахи, насылаемые Матерью.

Цой бродил по обиталищу, встречаясь с монетками зеленых глаз, улавливал очертания аккуратненьких бледных фигур, которые надевали на себя темные плащи и панцири и растворялись в темноте. Одна фигура уверенно приближалась к нему и несла что-то в руках. В ее движениях не читалось опасности, но Цой было напрягся, когда незримая Мать сотворила свое волшебство, и он ощутил, как расслабляются мышцы.

Это для меня. Хочу понять.

Бледнолицая приложила к руке Цоя то, что держала в ладонях. Мокрая и скользкая пиявка открыла рот, утыканный крохотными зубами, и вкусила плоть - боли не было, - червь просто набухал, наполняясь его кровью. Одно мгновение и от врачевательницы не осталось и следа. Не поняв сути случившегося и не желая в нее вникать, Цой отправился дальше.

На картибулах неподалеку женщины в возрасте разматывали рулоны змеиной кожи, которые он притащил на пару с Малой. Чуть дальше - нарезали инструментами плоские, но не слишком толстые куски длинных языков и жарили их на раскаленных дисках. Приятный аромат щекотал ноздри. Несколько женщин поодаль трудились над панцирями, очищая с внутренней части мягкую кожицу, обнажая твердую сердцевину. Цой охнул, увидев, как ловко бледнолицые женщины разделывали туши убитых зверей, подвесив их в воздухе и растянув лапы в разные стороны.

Прошел мимо быстро бегающего человека; он лежал на монолите, и его сломанную ногу перевязывали тканью сразу несколько бледнолицых. Отмачивали повязки в панцире с неизвестной жидкостью, в которой лопались пузыри какого-то газа, и прикладывали к ноге. Бегун постанывал всякий раз, когда ткань касалась тела, но главным открытием стало их жилище: один из множества пузырей, растущих на стенах подобно грибам, раскрылся, как распустившийся цветок и наружу выбралась обнаженная бледнолицая. Нагота для них ничего не значила; даже отсутствие плаща ее ничуть не смутило. Искателю это нравилось, и не нравилось одновременно. Он старательно отводил взгляд от дряблых тел пожилых женщин, которые трудились с той же отдачей, что и молодые. Старость не смогла скривить осанку и сковать их движений. Скатившись с пузырей вниз, бледнолицая склонилась, разгладив ладонями поверхность под ногами - видно приветствовала Мать. Покончив с обрядом, девушка устремилась на помощь той, что несла в гнездоподобной чаше белые яйца. Ее лицо показалось знакомым; Цой был уверен, что встречал девушку раньше, но узнал, когда объяснила Мать:

То, что принес - хорошая плата за яйцо, которое взял.

- Так она видела меня тогда?

Нет, но знала, где ты. Я велела уйти.

- Думала, убью ее?

Да.

- Ты не знаешь меня.

Знаю.

- Откуда?

Чувствовала, как тебя привели. Они сделали Слепок «того» тебя и поместили в Ядро. Слепок восстановит тебя, если процесс повредит. Сделали Слепок, когда научили.

- Чему?

Быть таким. Оживать.

- Как?

Не понимаю. Знаю только: вы смогли научить разум и тело, но не душу. Они помогли.

- Так я могу все вспомнить?

До Слепка. Да.

- Почему сразу не сказала?

Тот бы не помог.

Голова раскалывалась от запахов, новых знаний, которые подобно шипованной скалке раскатывали мозг в тесто. Раздумывал над тем, кем мог быть когда-то, наблюдая, как бледнолицые укладывали яйца в небольшие ниши и закладывали их неизвестной прохладной субстанцией. Мать донесла до понимания чужака знание о том, что таким образом в яйцах зреют особи самцов, чьи панцири служат защитой. Остальных относят обратно, позволяя ташбакам размножаться.

Мать вывела искателя к сооружению, выстроенному менее крупными бивнями; их заостренные концы соединялись, образуя свод, а по обеим сторонам от прорези входа несли дозор четыре бледнолицых женщины, сжимая в руках инструменты в форме копья. Стояли совершенно неподвижно, но в любой момент готовые броситься и защищать то, что охраняли.

Запахи вели внутрь, в проем, дышавший человеческим теплом. Он вошел, и опешил: меха и шкуры, наваленные друг на друга, а на них - мужчины и женщины, чьи лоснящиеся тела сплелись в порыве страсти; на взмокших лицах сплошное блаженство. Женщины ласкали себя и мужчин, покачиваясь на них, как на волнах неспокойного моря. В самом центре, закрыв глаза, лежала девушка по имени Рисс. Густые черные локоны скрывали часть лица. Чудовищная сила дремала вместе с ней, пока мелодия эйфоричных стонов услаждала слух. С крохотной жаровни, что парила в невесомости, плыл дым и сизые струйки тянулись к тонкому, аккуратному носу. Выразительные губы еле заметно растягивались от наслаждения. Из меха проглядывали изящные изгибы обнаженного тела, ее грудь - большая и с маленькими сосками, - мерно вздымалась. На секунду Цой даже задумался над тем, как бы споткнуться так, чтобы нырнуть в них лицом.

Чувствую гормоны, регулирующие половое поведение.

Безуспешные попытки прогнать Мать из головы, вынудили признаться: Рисс - живое воплощение богинь, изображенных на картах дамок, и окажись здесь Пинг, тотчас сменил бы объект вожделения.

Девушка приоткрыла глаза и смотрела на него уже какое-то время, пока чужак, не стесняясь, наслаждался прелестями ее тела - и узнала в нем подобного себе - нелюдя. Когда случился зрительный контакт, Рисс только прищурилась и, не поднимаясь, заскользила по чужаку изучающим взглядом и остановилась, увидев на руке черную метку нечистоты. Воздух почернел и задрожал, и руку искателя вновь выворачивало той самой невидимой силой. Цой узнал ее; она швырнула его в Каторге. Все прекратилось так же быстро, как и началось. Мать объяснила.

Рисс приподнялась на локте, а затем села, странным образом скрестив ноги. Поза показалась чужаку жутко неудобной. Черноволосая сидела неподвижно и не сводила с него взгляда, когда из мехов поднялись две крохотные фигурки в виде неведомых зверушек и послушно опустились в ее руки. Следом подплыла и тлеющая дымком жаровня.

- Что делаешь?

Рисс не ответила, только улыбнулась хищно, и плечи чужака отяжелели; что-то тянуло вниз, колени подогнулись, и он сел прямо перед ней.

Ты не очень восприимчив. Мне сложно. Это поможет.

Девушка пугающим движением свернула голову первой фигурке и из нее побежали крохотные серебряные капли. Поймав их кончиками пальцев, она силой мысли наклонила к себе искателя и подула, послав крупицы прямо в глаза чужаку. Легкий ветерок слетел с ее губ, и покалывание в глазах, после которого он будто прозрел: видел зорко и ярко, как никогда прежде - как будто кто-то включил свет. Рисс свернула вторую фигурку и послала ее к жаровне. Посыпалось тонкое крошево; дым закоптил с новыми силами и белыми змейками полз к искателю.

- Вдыхай, - сладко прошипела Риссенкисеки-кеп-пат-та-Нибат; ее мягкий голос резонировал с движением губ.

Сонно кивая, Цой сам не понял, как поддался порыву, и дым продрал горло, и отяжелели легкие. Движения замедлились. Он будто погружался в воду не знавшего краев океана и растворялся в ней. Посчитал, что угодил в какие-то неведомые сети, ловушку, но бестолковые мысли и подозрения быстро растворились в сознании, наполненном неизвестным.

- Вдыхай, - эхо вторило отовсюду и издалека, из места, которого не мог видеть.

Он вдохнул сильнее, и выдохнуть не смог: дым не желал покидать тело.

И взгляд Рисс изменился. Больше не излучал игривого интереса, стал вытесняющим настолько, что искатель всем естеством захотел покинуть место, уйти куда угодно, хоть провалиться под землю, и тот ощутил сильный толчок; чужака будто выбили из тела, и он перестал ощущать себя в пространстве; пересек грань физической оболочки, а следом и разума.

- Что со мной? Тела не чувствую.

У тебя его нет.

Тьма разрасталась, становилась сильнее, нависая черной тучей. Воцарилась тишина, и мысли стали чистыми, как утренняя роса. Бренность его не заботила больше.

- Что это? - спросил он; даже с пыльцой не испытывал ничего подобного.

Легко и изящно - как близорукий вдевает нить в иглу, - Мать насылала абстракции образов, благодаря которым человек тоньше ощущал и понимал ее. Цой незримо ощутил границу края, пересечь которую отчаянно желало все его естество; он испытал сильное желание избавиться от черты, а когда удалось - все происходящее осозналось максимально четко и явно, обострилась чувствительность. Мать будто бархатной кистью касалась струн его понимания, смахивая все ненужное, точно пыль. Состояние полного покоя, в котором Обелиск общался с человеком на равных, так, словно говорил сам с собой. Коптук - сгустки червей, которым искатель не успел придумать названия, - ловят и питаются насекомыми, многие из которых ядовиты. Языки впитывают и перерабатывают токсин, а бледнолицые высушивают их и измельчают, если хотят получить баундот - то самое крошево, что Рисс щедро отсыпала в жаровню, - помогающее лучше понимать Мать.

Сознание и все естество человека растворялись в пространстве и вскоре стали самим пространством. Он был подобно песчинке - крохотной, но очень важной, как и все прочие, - гонимой ветром по волнам дюн нескончаемой пустыни, и ветра отнесли его в самое начало пути - в ледяную расщелину, через которую попал в Обелиск. Вновь из-под земли выросли силуэты пепельноволосых, орущих на невидимого наблюдателя, желая прогнать. Появилась и женщина, родившая ребенка. Возникли и тронутые. Он рисовал их в воображении грубыми линиями угольков, какими привык нацарапывать Монструм, и все смотрели и кричали так, будто видели его перед глазами.

Понимаю, как выбрался. Видишь их истинный облик?..

- Нет. Знаю, что он ненастоящий, - искатель не обладал талантом рассказчика и как умел, донес до понимания Матери их первую встречу с наебабой; названия, придуманного каторжанами, Мать понять не могла, и человеку пришлось называть их привычным для нее именем - вакхра.

В первый раз и он поддался искушению и обманулся дивным обликом, увиденным в дремучем лесу; образ искажался по мере приближения, становясь все более ужасающим и неточным: блестящие волосы набухали и меняли цвет от серебряного к черному, оборачиваясь грязными зловонными зарослями, губы расплывались акульим оскалом, проступали уродливые клыки, а на тоненьких руках открывались дыры. Теперь искатель знал, что вакхра не могла полностью нащупать и выудить образ пепельноволосой, ведь человек сам его толком не помнил. Цой голыми руками выбил из нее жизнь, так и не узнав, кем была девушка, и не увидел лица, скрытого волосами. И снизошло озарение: все то, что он успел вобрать за чертой, сжалось и втянулось обратно. Чужак понял, почему вокруг так мало мужчин и столько женщин, взваливших на свои плечи все от добычи до защиты очага. Мужчины уходили и не возвращались, попадая в сети вакхра и женщины хранили оставшихся, как самое ценное, - продолжателей рода.

- Что их так озлобило?

Они не ведают, что творят, объясняла мать, пока он бродил меж тел наебаб и тронутых. Живут в иллюзиях, насаживаемых вакхра: чтобы один стал другому врагом, достаточно представить, что перед тобой обыкновенная тварь, которую можно и нужно убить. Мужчины не видели в них женщин и людей, только монстров. Мстительные по природе вакхра овладели искусством в совершенстве; их принцип общения схож с запахами Матери, но токсин порождает агрессию, вытесняет волю и здравый смысл, оставляя лишь слепую злобу.

Искатель почему-то вспомнил Кару и то, как она собиралась взять Казематы. Предложил подобное Матери - собраться кучей и людонуть вакхра. С такой как Рисс в этом не будет никакой сложности, думал искатель и оказался не прав. Запахи Матери ослабевали к гнездовью вакхра, там она не могла до них дотянуться, как не могла и направлять, и оберегать множество бледнолицых одновременно. Учится понемногу с каждым приходом воды, а силы Рисс быстро истощают ее.

- Так отпугни зверей.

Не прислушиваются. Ими движут инстинкты, только немногих могу обмануть.

Цой точнее воссоздал в памяти - и провел Мать с собой, - толпу наебаб, окружавших разродившуюся женщину и к Тронутому, что склонился над ней, но, как не старался, не мог вспомнить образ младенца.

- Я видел женщину. Она родила, - по телу прошел холодок; охватили страх и отвращение, к сгустку жизненной силы, что едва успел окрепнуть. Чужака выворачивало от мысли, которую никак не удавалось нащупать и объяснить.

Не женщина.

- Я вижу всех наеба... Вакхра, пепельноволосыми, но не ее. Это женщина, - настаивало убежденное в собственной правоте сознание искателя, вплетенное в энергию Матери, и в него, точно кол, вонзилось непринятие.

Нет. Это Ла вара Вакхра. Королева. Умеет глубже проникнуть в тебя, найти образ более близкий.

Вакхра, нашептывала Мать, пока человек ощущал злобу, граничащую с ненавистью, не имели особей самцов, но пластичность генов позволяла приспособиться, брать семя других и выращивать. Искатель, далекий от всего этого, задал вопрос, ответ на который был более интересен и прост в понимании:

- Чей облик она приняла?

Матери. Настоящей. Женщины, которая вырастила тебя.

- Я ее не помню, - а сам мысленно выдохнул, обрадовавшись тому, что пришел в мир по-человечески.

Мозг помнит. Королеву нужно разрушить. Тебе хватит сил.

- Почему? - руку прожгло в месте, где зрела нечистота. Цой буквально ощутил, как черная паутинка, питаясь им, отвоевала себе еще пару миллиметров его тела.

Думает, что будет сопротивляться мне, как ей. Не пустит меня в твою голову.

- Пустила же?..

Я не угроза.

Нечистота вновь шевельнулась.

Не хочу подчинить тебя. Ла вара Вакхра хочет. Хочет направить против меня. Как тех, кто ушел. Хочет убить.

- За что? - и осознав причину, проговорил полусебе: - За то, что Они пленили их, изучали, пытаясь найти способ размножения, без ущерба другим видам.

Мстят.

- А если убьют?

Чужака скрутило и уволокло по неосязаемому естеству Матери, пока перед глазами из неряшливых мазков не образовалось Ядро; совсем как арах - бесчисленное множество колец, наслоенных друг на друга, крутились все быстрее, и где-то там, внутри, спрятано его прошлое. Казалось, он почти нащупал Слепок - протянись и получишь, - и белый свет, что проступал меж колец, накалился докрасна. Сознание искателя вновь извилось спиралью и его отпружинило далеко-далеко, под самые облака, а внизу, как на ладони, простирались нескончаемые, вечно зеленые земли Каторги и черный порез в самом центре лабиринта Старого города - Обелиск. Услышал множество голосов; каторжане считали, что сами призраки охраняют его, но теперь знал, что все голоса до единого принадлежали Матери. Капли дождя падали вниз. День раз за разом сменялся ночью; все заливало то солнцем, то луной. Гремел гром, отплясывали молнии. Дождь прекращался и начинался вновь, пока из пореза не расползлась Зима. Сильнее обычной; густой туман скрыл Обелиск, вспыхивали зарницы, что-то грохотало и трещало внутри. Белая мгла надвигалась гулом и багровела, подминая Каторгу утробистыми тучами. Цой спутал стук крови в висках с обезумевшим стадом, что неслось прочь в попытках спастись от погибели. Безумная боль разрывала тело с каждым вдохом. Алый туман поглощал один Дом за другим и его сотрясло немыслимым криком каторжан, а туман все полз и полз, окрашивая красным пустоши Пепелища, гнав перед собой ор крикунов - предвестника Конца Всему, а когда все кончилось, и Зима развеялась, не осталось ничего, кроме иссушенной земли, укрытой сине-белой коркой, поблескивающей в солнечных лучах; и даже после всего - в этом было нечто прекрасное, вселявшее не только страх, но и очарование.

Его лихорадило, сердце билось, как у пойманного троллика, а руки, прежде спокойные, не находили себе места, пока не почувствовали тепло. Бледнолицые хранят не Ядро, как он ошибочно подумал поначалу, они оберегают планету, Каторгу. Понимание пронеслось в мозгу искателя, пока он отсутствующе глядел в выражавшие симпатию глаза Рисс. Она согревала его похолодевшие грубые руки теплом своих мягких ладоней.

- Еб твою мать... - ошарашено, почти шепотом проговорил искатель, будто только что пережил самую страшную смерть из всех прочих.

Что?.. мысль отозвалась в голове.

- Э? Не, это не тебе, - говорил, а сам искал помощи в темных глазах девушки, но та была слишком слаба. Оживилась немного, когда пропищал ролл на груди. Рисс что-то сказала, но он больше не мог разобрать ее слов - сознание возвращалось обратно, в крохотную оболочку, и заполняло собой понимание. Не мог решиться ответить на вызов: в водовороте событий и открытий совсем позабыл про тех, кто ждал его под землей. Высвободил руки и виновато скользнул пальцем по устройству.

- Тесой? - заговорил взволнованный голос Анны.

- Да.

- Ти жив! Я так рада, - засмеялась от радости, и он вспомнил ее умиляющее лицо, ямочки на щеках от искренней улыбки и пожалел, что не мог вызывать ее с той легкостью, которой удавалось Лису. - Ми наблюдали за роллом, вверх-вниз. Вверх и вниз. Что там случилось?

Рисс удивленно проговорила что-то еще.

- Кто это там с тобой? - ее голос изменился; такой интонации раньше не слышал.

- Женщины. Женщина, ее зовут, гм, - попытался произнести имя полностью, но не смог и ограничился сокращенным вариантом. - Рисс.

Анна молчала какое-то время, а затем спросила:

- На каком языке она говорит? Не могу разобрать. Ролл что-нибудь записал из еио речи?

Увидев, как искатель увлекся беседой и приятным голосом из устройства, Рисс быстро потеряла к нему интерес, изящно поднялась и ушла, вызывающе покачивая бедрами. Мужчины и женщины, не выпуская друг друга из объятий, но приостановив совокупление, не сводили глаз с чужака.

- Я и сам не понимаю. - Цой поднялся и вышел наружу, искал глазами Рисс, но безуспешно. - Обелиск не опасен.

- Откуда ти знаешь? Ти что-то нашиол?

- Он сказал мне.

- Он?

- Обелиск.

- Он разговаривает с тобой? - на той стороне явно зашевелились. - Каким образом?

- Она. Мать. Запахами, ассоциациями, еще интерпретациями какими-то. Все сложно, но это не важно. Вы не выходите, оставайтесь внутри.

- Что? Почему?

Облокотившись на бивень, искатель сполз к земле, и тут же получил тычок тупым концом копья, - бледнолицая очевидным жестом велела выбрать другое место. Искатель углубился дальше во мрак, где кучку детей разных возрастов обучали хитростям и обращению с инструментом. Плюхнувшись на землю, искатель опустил лицо в ладонь и скупо рассказал Анне о том, что случилось, о том, что успел понять и увидеть.

- Mon Dieu! - выдавила Анна дрогнувшим голосом. - Тесой, ми здесь в безопасности, можешь бить уверен, Резервация видержит и не такое, но Декстер и остальние... Ми свяжемся с ними. Он забериот с собой часть людей и верниотся в Резервацию, но всех там не вместить, места не хватит. Можно попитаться предупредить Каземати и даже попробовать объяснить им, как активировать Резервацию там, но без кого-то из нас дверь вряд ли откроется. Тесой, если это случится, всех не спасти.

Искатель слушал голос, наполненный печалью и сожалением, совсем, как чувство, что испытала Мать, когда ему не удалось углубиться в проем. Цой не позволял себе свыкнуться с мыслью, что пробудил одних ценой жизни других и не мог допустить того, что видел. «Ты оживешь, а они нет», - вспомнил слова директора и твердо решил, что не позволит Красной Зиме поглотить Каторгу.

- Ми что-нибудь придумаем, - не сдавалась Анна. - Тесой?

Человек молчал.

- Тесой? Я не расслишала. Я расскажу директору и остальним. Если верить роллу, ти прошиол только девять процентов всего Обелиска. Я сообщу, если ми что-нибудь придумаем. Береги себя и, пожалуйста, не убей. Наверняка есть решение, виход. Виход должен бить...

- Есть, и не один, - ответил искатель, прощаясь. Я умирал и оживал, чуть ниже согнутый, чуть больше искореженный, но всегда возвращался. Я оживу. Я оживу, думал он, разглядывая метку нечистоты на руке.


ГЛАВА 19


Цой знал, где искать Королеву. Ледяная расщелина - место, с которого начал путь в Обелиске, место гнездовья вакхра, место, где бессильны запахи Матери. Огляделся, оторвав взгляд от руки с нечистотой. Бледнолицые подходили осторожными шажками, неся панцири, наполненные водой и лоскуты бесьей шкуры, которую успели с него снять. Держали так, будто в руках подношение давно забытому божеству. Малая протиснулась из окружившей толпы, сжимая в охапке бурдюк, честно полученный в обмен на инструмент.

Дары заботливо сложили у его ног. Переглядывались и перешептывались. Одно слово повторялось чаще остальных и каждый раз проговаривая его, бледнолицые оборачивались и шаркали левой ногой так, будто отпихивали заразную крысу.

Искатель подозрительно оглядел собравшихся, вытянул ленту бесьей шкуры из-под ног и принялся обматывать себя. Затягивал туже обычного, и решимость крепла с каждым новым мотком. Возражений не последовало, значит, истолковал все верно: бледнолицые готовили его в путь.

Малая, проворковав очередной набор несвязных звуков, опустилась к панцирю и погрузила внутрь бурдюк, захлебнувшийся бульканьем. Мать пояснила, что мешок все еще принадлежит Аненоананауи-кеп-пат-та-Сибат, и она заберет вещицу обратно по возвращению человека. Он вспомнил про шар, оставленный Анне, который также ждал его появления и взгрустнул от мысли, что остались незаконченные дела.

Вручив искателю наполненный бурдюк, Малая скрыла руку в складках плаща и вынула мешочек, ослабила узелок и высыпала в пригоршню горошины, а затем, хихикая и похрюкивая, бегала вокруг, щедро осыпая ими Цоя. Видимо решила, что он выглядит слишком серьезно.

Когда приготовления завершились, бледнолицые расступились, образовав коридор из живых тел, ведущий к выходу. Они поворачивали головы искателю вслед, и в мелькавших зеленым глазах читалось уважение, которого он не разобрал. Его одернули у самого прохода, плотно затянутого эластичным материалом - это Малая тянула за ранец. Девочка глядела на человека снизу-вверх, как обычно смотрят на высокую скалу, вершину которой никогда не удастся покорить, пусть она и была первой, кому удалось забраться на шею и даже больше - оттарабанить по макушке веселую дробь. Сжимала в ручонках свой инструмент, готовая последовать за ним и дальше. Цой склонился к ее миловидному, но крайне воинственному личику.

- Нет, Малая, мне проще одному. Всегда было.

Сказанное совершенно не убедило ребенка и решительный взгляд, готовый прорваться сквозь пелену наружу, стал только тверже.

- Объясни ей, - искатель обратился к Матери.

Не могу. Ее решение, я не указываю. Только направляю.

- Ладно, тогда скажи так... - лицо человека посерьезнело и нахмурилось. - Я оживу, если умру, а ты нет, - повторил слова директора, решив, что помогут.

Малая принюхалась и сильнее сжала инструмент - авторитет и красноречие директора оказались бессильными.

Процесс непозволительно затянулся и искатель прибег к тому единственному, что, как он считал, способно заставить девочку остаться. Тогда Цой не задумался, было ли это очередным обещанием, выполнить которое может и не удастся, но рисковать ее жизнью так, как рискует своей, он не имел совершенно никакого желания и, тем более, права.

- Давай так, - вдохнув, сказал он. - Ты жди здесь, а когда вернусь, - вытянул бурдюк, - заберешь обратно, и я покажу тебе башни, которые построили твои предки. Гм. То, что от них осталось, - добавил он, вспоминая разбитый мир, построенный Каторгой.

Когда Мать донесла все сказанное до понимания девочки, юная леди широко улыбнулась, плюнула в ладонь и с мокрым шлепком размазала содержимое по лбу искателя. Он было состряпал кислую мину, но размяк, когда девочка двумя пальцами перенесла поцелуй туда же, как бы благословляя, а затем обвила его шею - крепко, крепко, - до хруста позвонков. Он даже коротко выдохнул сжатый, будто в тиски; и откуда только в таких тоненьких ручонках столько силы?

Малая подтянула подол прохода, и искатель выбрался наружу, оставив позади прохладу убежища бледнолицых. Духота ударила в лицо, а Зима и не думала отступать. Густой туман заполонил собой тоннели, но это нисколько не мешало. Цой был слеп и зряч одновременно; втянул в себя воздух и, ведомый запахами, двинулся к логову вакхра.

Машинально довернул кольцо инструмента, превратив его в хлыст, и перемахнул через провал на другую сторону. Столбики, утыканные по краям тоннеля, обретали человеческий лик и поворачивались вслед за ним. Тела умерших вырисовывались из стен и тянулись к живому. Баундот держал во власти восприятие и искажал его. Интересно, сколько все продлится, гадал Цой, не сбавляя шагу и отбрасывая из мыслей иллюзорные образы.

Спустя какое-то время остановился и замер - как велела Мать, - а когда эхо шорохов, щекочущее нутро стихло, отправился дальше. После крошева восприятие человека изменилось: не сильно, но достаточно для понимания Обелиска на рефлекторном уровне. Цой был сродни пауку, чьей раскинутой сетью стали сами бесконечные тоннели. Он улавливал малейшие колебания. Обелиск кипел привычной жизнью и Цой ощущал нити ее энергии: чуял хищников и жертв, их клыки и когти, шерсть и мех, чешую и перья. Он не видел за непроглядным туманом, но точно знал, что в сотне метрах дальше по тоннелю стая теневолков загнала и свирепо рыча, загрызала насмерть нечто, чего он не встречал прежде. В голове возник странный неуклюжий образ, почти бесформенный, совсем как лепехи, оставляемые коровами Мяснинска, будто рожденный с единственной целью - стать пищей. Искатель выжидал и одновременно учился лучшему пониманию сети, в которой стал центром. В очередной раз убедился, как обманчиво первое впечатление: то, что с таким рвением закидывали в пасть теневолки, огрызаясь друг на друга и не желая делиться, вскоре сыграло злую шутку.

Звери отхаркивали съеденное вместе с частями отравленных внутренностей, а изрыгнутые лепехи, как ни в чем не бывало, перекатывались и собирались воедино. Образовав большую кучу под липкие звуки, обволокли первое бездыханное тело. Тот, кто был охотником, превратился в добычу. Цой и без помощи Матери знал, что ощущает лепеха; сам проделывал подобное несколько раз. Двинулся дальше, когда почувствовал, что можно пройти беспрепятственно.

Вот бы в Каторге так - знать, за каким кустом притаилась каанаконда, где землерои вырыли метровые ямы, а где ткачи и пауканы раскинули сети. Заметили ли тебя зоркие глаза хищных птиц с полуразрушенных башен, успели ли нацелить острые когти. Отбрасывал сторонние мысли, вычленяя те самые, ни с чем несравнимые запахи, и неожиданно услышал новые, более мягкие - от них пупырышки проступили на коже.

Мать заговорила иначе, женским голосом. Цой опешил: такое доверие прозвучало в нем, что защемило в груди. Голос с нотками хрипотцы и совсем не грубый, как его собственный, а приятный и теплый, к нему хотелось вернуться, слушать еще и еще. Голос бальзамом ласкал мозг, расслаблял.

- Чей он?

Не знаю. Ты его помнишь. Очень глубоко. Могу забрать.

- Нет, нет. Оставь, говори так, - чем чаще слышал голос в голове, тем больше уверялся в том, что именно так могла говорить пепельноволосая. - Он такой...

Нежный?

- Да.

Хорошо. Знай. Ла вара Вакхра способна найти его. Не давайся.

Стой.

Цой содрогнулся от резкого приказа, и возникший образ опасной дыры перед глазами, вынудил остановиться. И во мгле тоннеля - одно за другим, - пронеслись два темных пятна, скручивая за собой воронки тумана. Не успела миновать одна опасность, надвигалась другая; та, от которой Мать не могла скрыть человека. Он поежился от тупой, инстинктивной злобы, что исходила из надвигавшейся твари.

Беги!

- Нет.

Цой подавил стремительную тягу пуститься наутек, и втянул носом воздух. Мышцы его напружинились. Крутанул жезл в стороны, разделив его надвое, довернул кольца и с неуловимым свистом стрежни выросли в лезвия. Несколько коротких взмахов рассекли воздух, и искатель принял позу для битвы: сжимал клинки мертвой хваткой, выставив их чуть вперед. Подогнул левую ногу, которая выполнит роль пружины и подбросит тело в момент атаки. Стоял, вслушиваясь в быстро приближающееся цоканье

Цок-цок-цок, - мысленные образы последовательно проникали в сознание. Быстро и четко, не возникло никаких неясностей - цок-цок-цок, - надвигались четыре пары заостренных лап - атакующих и четыре крючковатых, и все они несли сплющенное, изогнутое полумесяцем тельце. Только это успел осмыслить человек, когда густую белую пелену проткнула длинная шипастая игла и едва не вонзилась в него. Он отскочил, отразив удар, и тут же согнулся, пропустив над головой следующий укол. Изловчился скребнуть по конечности лезвием, которое чуть не застряло между шипов.

Игла скрылась во мгле, но отдышаться не позволила. Укол за уколом и расстояние не оставляли возможности ударить в ответ, только уворачиваться и отбиваться от спиц выскакивающих под немыслимыми углами. Звон и скрежет звучал всякий раз, когда клинки схлестывались с крепкой броней на конечностях твари. Вымотать ее искатель не надеялся: каждая новая атака была быстрее и яростнее предыдущей, а тело твари, скрытое липким покровом Зимы, оставалось недосягаемым и разило жутким зловонием и холодом. Доносились только клекот и щелканье.

Цой был готов выпустить пыльцу из последней капсулы, но Мать не позволила - она не сможет помочь. Руби брюхо! Руби брюхо! - билось в голове, а перед глазами вспышками появлялось пятно - слабое место. Руби снизу! По брюху!

Еще укол и на этот раз Цой его предвидел. Крутанулся волчком и с обеих рук рубанул по буро-серой игле; конечность отсекло, но клинок в левой руке встрял меж твердых пластин и шипов. Не смог выдернуть его обратно, и тварь, вереща, уволокла искателя вслед за обрубленной конечностью, подпустив ближе к себе. Руби! Руби! - мысль, от которой вскипела кровь, с яростью взорвалась в мозгу, и он рубанул. Полоснул по мягкому брюшку - лезвие вошло мягко, но не глубоко, оставив порез. Что-то вязкое брызнуло на лицо. Услышал отчаянный стук жвал в двух метрах над собой, и цоканье позади. Бросил руку в ударе и клинок, как заговоренный, машинально устремился на звук, но не нашел плоти.

Цой до хруста суставов сжимал застрявший клинок и не думал выпускать, когда его вскинуло в воздух и сильным рывком швырнуло в стену. От удара едва не потерял сознание, но быстро поднялся. Движения его стали плавнее и заторможеннее, но и притупленной реакции хватило, чтобы отбить очередной уже не столь точный укол. Цой было оттолкнулся, готовый атаковать, но нога скользнула по луже из крови, оставленной ополовиненной конечностью, и он упал.

Жвалы вновь затрещали и совсем близко. Цокот скакал по всей поверхности тоннеля, даже в глубине сводов, сбивая и лишая возможности предугадать, откуда иглы нанесут удар. Почти успел увернуться - шипастая конечность вспорола ленты бесьей шкуры, запуталась в них. Рвала шкуры, пытаясь вырваться, и исполосовала живот искателя. Он вскричал от боли, что тупыми резцами впивалась во чрево, обхватил клинок обеими руками и с криком, чуть не порвавшим барабанные перепонки, наносил удар за ударом, изрубив конечность надвое.

Тварь отскочила, а через мгновение метнулась наверх и пустила в ход крючковатые лапы, чередуя их с оставшейся парой острых. Размашистые удары норовили подцепить, а точные - не оставляли попыток проткнуть и выныривали на человека из мглы, подобно падающим сосулькам со свода ледяной пещеры.

Искатель вдохнул что-то, от чего пальцы свело судорогой и, сам того не желая, довернул кольцо инструмента. Стержень задрожал; рваный свист, и вторая часть жезла вырвалась из тумана и воссоединилась с той, что держал в руке. Следом отвалилась и обрубленная лапа.

Цой крутанул кольцо, вызвав копье и бил им в пятно писклявого звука и стучавших жвал, попутно уклоняясь от размашистых ударов. Закричал, подогревая адреналин, когда понял, что тварь отступает, и продолжил колоть. Мать будто направила его руку, и очередной удар встретил сопротивление. Цой протолкнул копье сильнее и, проткнув хитиновый панцирь, услышал жалобный писк. Докрутил кольцо, заставив наконечник накалиться, и он вошел глубже. Руки трясло, тварь брыкалась, пищала, шаркала лапами по стенам, пытаясь спастись, но раскаленное острие не позволяло вырваться. Еще оборот и лезвие копья, лязгнув, раздвоилось, и тело развалилось надвое, упав по обе стороны от искателя.

Он завалился вперед и под аккомпанементы бившихся в конвульсиях лап, упал на колени. Схватился за грудь, пытаясь отдышаться, унять сердце, которое не желало успокаиваться и гоняло кровь по венам до боли в ушах.

Вернул копью форму жезла и с трудомподнялся, опершись об него. Мгла не позволяла разглядеть то, что убил, разве что очертания, похожие на хлюпкую лодчонку, но по тому цокоту, что продолжали издавать конечности твари, имя напросилось само - Цокотун. Не часто название дается легче победы. Так искатель окрестил тварь и молил, чтобы эта встреча стала первой и последней. Записывать что-то в Монструм не было ни сил, ни желания, но, как и хотел - опробовал лезвия в бою, ведь если придется прорываться к Королеве с боем, нужно знать, как выжать из инструмента максимум возможного.

Уселся, завалившись спиной на скругленную стену, и пытался перевести дух, набраться сил для дальнейшего путешествия. Вытянул бурдюк и напился воды. Вновь тоннель заполонил писк и Цой схватился за инструмент, решив, что цокотун ожил и готов продолжить бой, но ошибся - пищал ролл. Расслаблено выдохнув, не глядя нащупал устройство и активировал, проведя пальцем.

- Тесой, - в голосе сквозило легкое возбуждение, не позволившее ему вставить ни слова, - ми получили данние с твоего ролла. Обривки их речи. Это невероятно! Десятки язиков сплелись воедино! Представляешь? Местоимения и существительние - жуткая смесь китайского и испанского, глаголи - англо-русские с примесью хинди, а прилагательние намешани в кучу. Компьютер ещио питается распознать, но не может понять принцип построения предложений. Наверное, зря ми отказались от человеческих лингвистов, доверив всио машине.

Цой, в очередной раз доказав свое физическое превосходство, вновь проиграл схватку в умственном: мало понял из сказанного, но был уверен, что неполное понимание языка бледнолицых не могло стать причиной ее взволнованного тона, и оказался прав.

- Я рассказала всио директору, Тесой, - продолжила Анна, не давая собеседнику времени обдумать услышанное. - Отсюда ми не сможем помочь, но оказавшись внутри Обелиска...

- Нет, - резко перебил он. - Не выходите. Я сам.

- Что сам?! - взорвался ролл. - Может, ти знаешь, как устроен инопланетный механизм? Знаешь, как предотвратить то, о чем рассказал?! Ти искатель, но не ищешь ничего кроме смерти! Своей смерти!

- Она поможет, - бесстрастно ответил человек.

- Послушай... - Анна понизила голос; стало не по себе от того, что сорвалась. - Ми уже начали распечативать бронетранспортиор. ПАКО оснащион противохимической и противорадиационной защитой, не говоря уже о костюмах! Нам ничего не грозит.

- Нам?

- Это не только мой вибор. Щупа, Пинг и я отправимся с группой Джона Датча, им довелось служить в специальних войсках, они смогут нас защитить. Ми с Вероникой осмотрим людей, есть наработки проектов SETI и METI по работе с внеземними цивилизациями, их и опробуем, - голос был полон решимости. - А Пинг займиотся изучением проблеми Обелиска и возможности еио решения.

- Остановись, вы не доберетесь сюда.

- Ещио как добериомся. У нас есть цифровая копия Монструма и я помню первое правило Каторги: не виходи, пока не прочитаешь. Есть время его изучить и подготовиться, а ещио - ролл запомнил дорогу. Один раз ти, правда, путешествовал по воздуху, но это ничего, левитатори Пинга скорректируют маршрут.

Там же ненормалии, думал Цой, стуча тупым концом телескопического устройства по лбу, а затем посмотрел на него, как на предателя, вонзившего нож в спину, и против воли вспомнил человека-без-имени, с которым однажды не посчастливилось встретиться в Каторге. Прощаясь, он сказал с умалишенной улыбкой на изрезанном морщинами лице: «Нож оставь себе». «Какой еще нож?» - спросил Цой и тот вонзил нож ему в колено, оставив умирать. Больше они не встречались. Его, наверное, съели. Так искатель и умер: вытащил нож из собственного тела и заколол себя.

- Не нужно этого делать.

Едва успел договорить, как ролл ответил почти сразу, будто заранее подготовленную речь:

- Нет, это тебе нужно перестать взваливать на плечи весь мир.

Как это возможно, искатель не представлял.

- Сборка ПАКО завершится через семьдесят два часа и сорок минут. Я сообщу, когда ми вийдем.

Когда голос Анны пропал, Цой сжал цилиндрик с такой силой, что тот чуть не раскрошился в руке. Времени терять больше нельзя. Поднявшись, он потянулся и сделал несколько упражнений, разминая мышцы. Выпил еще немного воды.

Идет дождь. Сильный.

Искатель прислушался, но не разобрал привычного шума. Видно, Мать имела в виду, что дождь только собирается.

- Ты его чувствуешь? - спросил, осторожно переступая с ноги на ногу, проверяя, окрепло ли тело.

Я его вызываю.

- Ты погодой управляешь?

Нет. Создаю условия.

- Так вызови холод.

Мои Дети замерзнут и умрут. Допустить не могу. Баланс оптимален.

Мгла понемногу редела, и в ослабевающем тумане проступали первые разломы света. Мать оберегала, и ноги покорно вели искателя к гнезду вакхра, минуя опасности, а мысли вновь устремились за небеса и дальше, в черноту, поблескивающую тысячами крохотных светил, где царила мертвая тишина. Мать объяснила, что Беззвучье способствовало зарождению чистых мыслей и идей, открывало пути в самые разные миры, но холод нестерпим, и она, как и множество живых существ, хотела тепла. Старалась показать человеку и прекрасные места, но он был не способен их увидеть, поскольку не мог понять. Не нашлось тех абстрактных образов, которыми бы удалось передать то, что знала и видела Мать. Поэтому Цой не мог видеть и Их, только размытые длинные полосы и ничего более.

Он остановился, и легкий рывок вернул к реальности.

Дальше я слабею. Не сможешь слышать меня, не смогу направлять. Двигайся вверх, и вакхра окажутся под ногами. Королева умрет, и я приму тех, кто ушел.

- А остальные наеб... Вакхра?

Смерть Ла вара Вакхра нарушит равновесие. Собьет с толку. Тогда убей, сколько сможешь.

- А тронутые?

Кто?

- Те, кто ушел, - перефразировал искатель. - С ними что?

Не убивай. Не нужно. Многие родились там. Росли и жили окруженные заблуждением. Иллюзией. Я помогу им. Покажу, кто они есть.

- Хорошо, Мама, - ответил искатель, не подозревая о том, что впервые за долгие годы в его голос прокрались нотки сарказма.

Впрочем, и Мать была далека от понимания интонации.

С каждым новым шагом ее голос стихал, пока не угас насовсем. Цой поднимался по тоннелю, а когда услышал эхо женского вопля, полного боли и отчаяния, ускорился, карабкаясь вверх. Двигался на звук крика, пока в одном из ответвлений, что тянулось под ногами, не увидел ту самую бледнолицую, которую тронутые схватили во время добычи воды. Он не видел, куда ее вели двое в балахонах, и поспешил дальше по тоннелю к следующей лунке. Склонился над ней и заметил огромный столб, а к нему, прислонившись спинами, прикованы женщины бледнолицых. Опоясывали собой необъятную колонну. Скованы по рукам и ногам. Запястья и щиколотки изранены циркулярными кровоподтеками и грубыми рубцами - не раз пытались вырваться, но безуспешно. Стонали то ли от боли, то ли от отчаяния, а то и от всего сразу. На лице каждой - намордник с трубкой, тянущейся от скругленного мраком потолка. Тошнотворный смрад доносился от места их заточения; женщины ходили под себя. Слипшиеся волосы до самого пола - единственное, что укрывало искаженные гримасой страданий лица и худые грязные тела. У одной из них заметил выпуклый живот - беременна.

Цой вцепился в инструмент; на руках побелели костяшки. С трудом сдерживался, чтобы не спрыгнуть и не вырезать всех, кто учинил это зверство.

Вопль повторился. Похищенную бледнолицую привели к столбу. Содрали панцирь и плащ, оголив молодое, сильное тело; брыкалась, как зверь, пойманный в силки. Глухой удар под дых на раз укротил характер. Бледнолицая согнулась, упав на колени.

Один из тронутых обошел столб с плененными женщинами; лицо с клеймом ладони бросало оценивающий взгляд, склонялось над каждой. Здесь тронутые не носили масок, защищавших от воздействия Матери. Выбрав самую истощенную и хрупкую, тронутый ослабил оковы и швырнул девушку на пол. Рот ее открылся в беззвучном крике, сухое дыхание слышал и искатель, и с каждой минутой гнев нарастал, внутри закипала злость. Пусть Мать молила не убивать, он точно знал - кто-нибудь обязательно умрет.

Цой крепче сжал инструмент.

Бледнолицую привязали к освободившемуся месту, а ту за волосы уволокли дальше. Искатель с трудом оторвал взгляд от несчастных, поборол в себе жажду броситься на выручку и двинулся дальше.

Из следующего проема доносилось жуткое улюлюканье, почти такое, каким встретили его самого. Подкрался и выглянул. Увидел скопление тронутых и стоящих меж ними пепельноволосых. Толпа издавала похоронные вопли и не могла нарадоваться предстоящему. Цой заметил огромный кокон, свисавший с дальнего свода, но не совсем обычный: из него, как и из плененных женщин, выходило множество трубок, тянущихся куда-то наверх.

Бледнолицую тащили к кокону; она сопротивлялась из последних сил, которых не хватило, чтобы справиться с двумя рослыми мужиками. Обломала все ногти на пальцах, скребясь ими об пол, пытаясь отсрочить гибель. Подойдя ближе тронутые швырнули ее под висевшую смерть и кокон, уловив под собой движение, сцапал жертву; она не успела крикнуть, а он уже взмыл вверх и то набухал, то сокращался. Тронутые и пепельноволосые столпились дугой и утробно замычали, тела их пришли в движение. Погрузились в транс, склоняясь из стороны в сторону, как деревья под порывистым ветром, будто подбадривали кокон переваривать быстрее.

Когда все завершилось, прекрасно обглоданные молочно-белые кости бесформенной кучей упали на землю, и воцарилась тишина. Все замерли, боясь шевельнуться и даже вздохнуть. Толпа медленно разошлась, образовав проход, и искателя коснулся приступ удушья. Ощущение нарастало и лоскуты бесьей шкуры, которыми был плотно обмотан, будто скручивали и сжимали тело. Он оттянул ленты от шеи, желая продохнуть.

Ощущение, влекшее появление Королевы.

В проход вошла женщина, та самая, родившая ребенка. Медленно брела к груде костей. Ее облик был столь же нечетким, но далеко не пепельноволосым. Голову Королевы украшали русые волосы, сплетенные как-то... по-домашнему, бледная кожа покрыта старческими пятнами. Королева косолапила к костям, а когда добралась, ходила вокруг них кругами в полной тишине, а потом и вовсе заскакала; энергично и неестественно взмахивая худющими руками и ногами - не каждой женщине преклонного возраста такое под силу. Если так в действительности выглядела его мать, то это объясняло, почему он уродился таким.

Чего она там отплясывает, не сводя глаз, гадал искатель. Ждет, что кости с ней заговорят? И только подумал, как одна из кучи костяшек наклонилась и указала точно на него, наблюдавшего за творившимся безумием из дыры потолка. Сотни голов, как по команде, перевели взгляды на искателя, но никто не двинулся с места, а Королева смотрела так, будто приглашала спуститься. В ее темных глазах читался вызов. Решила, что он опять струсил и убежал, когда лицо со шрамами скрылось в темноте проема.

Искатель выпрыгнул, как черт из табакерки. Приземлился с кувырком и ринулся на Королеву по образованному тронутыми и наебабами проходу. Превратил жезл в меч и замахнулся. Никто не шевельнулся, особенно Королева - стояла совершенно неподвижно. Цой вскричал и рубанул наискось. Промахнулся. Специально, когда она сменила облик, превратившись в пепельноволосую.

Цой выронил жезл и, пытаясь усмирить сбивчивое дыхание, не верил глазам: перед ним стоял не смазанный образ, а совершенно четкий. В памяти будто открылся давно сросшийся порез и возник момент их первой встречи: он нашел ее прикованной к стене, в темном сыром помещении, по углам которого пища и стуча коготками, бегали крысы. Что-то еще шевельнулось в чертогах воспоминаний, но Цой так и не зацепился за неожиданно возникшие мысли; они растворились так же быстро, как и появились; было что-то еще, что-то важное, но ускользнувшее.

Человек стал иначе ощущать окружающий мир, восприятие легко в прежде незримую плоскость и в ней было жутко неудобно, но все это меркло в сравнении с губами пепельноволосой. Она продолжала молчать, но губы, даже недвижимые, оказались такими чувственными, что захотелось коснуться их своими. Пепельноволосая пахла свежестью и чистотой, и чем-то еще, он точно знал и любил этот запах, но не помнил названия, которое бы помогло прояснить. Руку прожгло болью - это нечистота боролась за тело искателя, напоминая об опасности, но Цой и так не выпускал из мыслей того, что перед ним и сконцентрировал всю свою решимость на воспоминаниях об Аде, ее тепле, тепле, с которым не могла сравниться ни одна наебаба. Их ялик, в котором она омывала его - все осколки воспоминаний, стоило ему вспомнить, угасали против его воли и становились совершенно неважными, будто все случилось не с ним, а с совершенно незнакомым человеком.

Тонкими пальцами пепельноволосая убрала прядь серебряных волос, оголив изящную грудь - не большую и не маленькую, - прекрасную. Цой коротко выдохнул, когда она, взмахнув густыми ресницами, открыла глаза - голубые, как льдинки и такие же чистые; он не знал слова, которым бы смог выразить их красоту.

Она улыбнулась, и воинственность растаяла в нем. Он точно знал, будь он рядом с ней - станет королем мира. Сопровождали заманчивые ароматы, и чем больше себя он отдавал, тем сильнее и приятнее становились запахи. Глаза замаслились от удовольствия.

Разум искателя, целиком все его тело, все внутренние органы и процессы оказались под сильным напряжением и сжатием. Он чувствовал, как его покидают жизненные силы и не мог противиться, не хотел, поскольку получал взамен ощущение удовольствия и эйфоричное чувство того, что сам желает подчиниться Королеве, ведь она несет ему добро и нескончаемое блаженство. Пепельноволосая постепенно и не спеша отключала его сознание, позволяя прочувствовать ту удушающую сладкую мощь, которой овладела в совершенстве, и одновременно давала возможность стать частью этой самой силы.

Мир вокруг угасал, Королева отталкивала реальность, которая ждала искателя, погружая его в пучину того, что может дать сама. Пыталась заключить его в неосязаемую клетку, прутья которой услаждали обещаниями невообразимых удовольствий, наслаждений и того, что он не в силах даже вообразить. Не поддаться таким искушениям - прослыть дураком. Как раз этого искатель не боялся. И о тело разбился мощный натиск, которому не под силу сопротивляться.

Он упал на колени, не желая знать ничего, кроме чуда желания, а она склонилась над ним, играя струнами его энергии, и поддерживала ноготками за подбородок. Каждое касание, каждое движение, дарили невероятное расслабление. Провела и по руке с нечистотой, будто поглаживала ее и благодарила за то, что та привела человека обратно, не позволив Матери проникнуть в него. Глаза пепельноволосой смотрели так, будто видят его настоящего, того, кого он сам давно позабыл.

Цой не сопротивлялся и ждал, что она вот-вот заговорит и он, наконец, узнает ее имя и, быть может, свое. Ждал тот чудный голос, которым с ним говорила Мать. Мать. Искателя не заботило то, как над ним нависла тень Тронутого. Как он продел руку в перчатку, что вспыхнула пламенем. Цой не чувствовал боли, когда огонь коснулся его лба, как не слышал и тошнотворного запаха горящей плоти, шипящей под раскаленной железной рукой. Он ждал ее голоса, имени, но тело ее содрогнулось, и движения повторились: она вновь убрала прядь волос, открыла глаза и опять улыбнулась, сверкнув ровными рядами белых зубов.

Ничего больше Королева вытянуть не смогла и попятилась, увидев, как заживало клеймо на лбу человека, которого не удалось подчинить. Искатель, собрав всю оставшуюся волю в кулак, вогнал его же прямо в пасть наебабе, проломив ряды зубов, и облик посыпался разбитым стеклом. Выдернул руку и ударил еще, брызнула кровь; ее же выбитые клыки изрезали пасть и глотку.

Остальные пепельноволосые потеряли привычный облик и их акульи пасти, окаймленные острыми, как иглы, клыками, разомкнулись от ярости и ужаса. Тронутый спешил помочь Королеве, а Цой наносил удар за ударом пока колодцы глаз Королевы, на дне которых плескалась сияющая мерзлота, не угасли насовсем. Искатель бил Ла вара Вакхру головой о пол, когда его пронзило копьем, но не остановило - он ударял вновь и вновь и не перестал, даже когда голова Королевы раскололась надвое, как сухое полено. Тронутые продолжали вонзать в него копья, пока он не завалился, став похожим на ежа.

Двести пятнадцать, - число пришло в сознание вместе с визгом и криками. Цой поднялся в самой гуще бойни: на пики, которыми его закололи, тронутые насаживали хрупкие тела наебаб, покрытые оспинами, из которых сочились какие-то блестящие капельки отвратительного вещества. Догоняли и тех, кто пытался бежать, и копья вонзались им в спины. Не все упивались расправой. Молодые отрешенно и с ужасом наблюдали за происходящим, сжимая волосы на головах в кулаки. Сам Тронутый, как и многие другие, рыдал посреди хаоса, скрывая лицо в ладонях и только те, что оказались сильнее духом, вскрикивали и со слезами на глазах наносили фатальные удары копьями, рубили тесаками по давно умершим телам наебаб за то злодейство, что совершили сами.

Искатель схватил жезл, разделил его на клинки и сам зарубил с десяток вакхра, что носились по гнездовью, как угорелые. Конечности летели во все стороны, разбрызгивая фонтаны крови праздничным фейерверком, а когда все закончилось, и бледные тела лежали в лужах темной крови, он, как и все остальные, почувствовал возвращение Матери. Мышцы расслабились, и наступил покой.

Тронутые стояли опустошенным и оглядывались так, будто впервые видели гнездовье, которое служило пристанищем долгое время. Другие втягивали в себя Мать так, будто вдыхали совершенно новую, прежде невиданную жизнь, и все же прошлое не оставит их, будет преследовать до самой смерти, а клейма на лбах - даже после, - напоминать об ужасах, что наебабы творили их руками.

Мать окрепла и направила тронутых освободить женщин. Поначалу они боязливо жались друг к дружке, но услышав внутри любящую Мать, сомнение и страх исчезли.

Цой дотронулся до лба - его метку как корова языком слизала. Собрав жезл в копье, искатель вонзил его в наросток у основания кокона и тот упал, распластавшись по земле. Искатель оглядывал гнездовье и услышал плач младенца. Бледное пятнышко лежало на возвышении укрытое тенями небольшого грота. Подойдя, увидел дите. Крохотное тело едва успело окрепнуть. Девочка ревела, крепко сомкнув веки и лицо сморщилось, как высушенный плод шиповника. Носа и ушей не было, только дырочки в соответствующих местах и это, пожалуй, единственное, что отличало ее от человека. Во всяком случае, пока. Цой долго не решался, но все же осторожно взял чадо на руки.

Убей. Убей Это, - брезгливый голос Матери звучал в голове.

- Нет.

У тебя в руках плод, рожденный самой Ла вара Вакхра. От человека. Она Королева.

- И? - искатель поднял голову. - Сама ведь сказала: родить много ума не надо, главное вырастить. Вот и вырасти. Воспитай, как умеешь. Может, она единственная, кто сможет общаться с тобой не словами, а так, как привыкла ты. Запахами, образами, обосракциями, или чем там еще? В ней есть человеческое, значит, есть и добро.

Мать не ответила, но Цой понял, что донес мысль и был прав. Он знал, что Мать, вырастившая девять поколений людей, не способна на зло.

Тронутые освободили плененных женщин и, ведомые Матерью, покинули гнездовье вахкра. Несли бледнолицых на руках вдоль тоннелей. Бреши света набирали яркость, тогда он не обратил внимания и почти не замечал, как ему мерещились черные змейки, будто плывшие внутри светящихся корней. Цой нес ребенка - плод человека и наебабы и отбрасывал мысли о том, какое чудовище могло из этого получиться, но верил, что Мать сделает все правильно и вырастит достойное существо.

Несколько раз на пути назад случались стычки: тронутые натыкались на зверей и тварей, но копья быстро умерщвляли все, что представляло угрозу. Впрочем, попадись им цокотун или нечто подобное, победить, пусть и кучей, было бы сложнее. Когда добрались до обрыва, что отделял собой убежище, бледнолицые их уже ждали. Земля под ногами задрожала, и огромный корень закрыл собой пропасть, дав возможность пройти.

- А раньше так нельзя было? - недовольно проговорил Цой и ощутил где-то внутри легкий задор. Кажется, Мать посмеялась, но это не точно.

Вновь прибывших встретили в точности так, как приняли искателя и Малую: встали полукругом, только на этот раз бледнолицых было не сосчитать. Они приняли измученных женщин и унесли их в огороженное бивнями сооружение, чтобы оказать помощь и залечить раны. Вряд ли удастся вылечить все. Мужчины стояли и смотрели на женщин так, будто видят впервые. На глазах набухали слезы. Другие, узнав своих близких, кинулись в объятия. То и дело раздавались вскрики счастья, как после долгой разлуки. Один только Тронутый, скинув балахон, стоял и искал кого-то в толпе бледнолицых и никак не мог найти.

Спасибо.

Приятная волна, насылаемая Матерью, прокатилась по телу.

- Я не закончил, - ответил искатель. - Как тебя починить?

И пока разум Цоя сплелся с Матерью, появилась Малая. Одно молниеносное движение и сломленное, но все еще острое лезвие Оли мелькнуло в полумраке и вспороло Тронутому живот, выпустив кишки.

Все ахнули разом, кто-то унял крик, зажав рот ладонью, а искатель чуть было не выпустил ребенка из рук, и в голове прозвучал ответ на немой вопрос:

За то, что только он знает, каковы мои Дети на вкус. За то, что знает, что младенцы самые вкусные.


ГЛАВА 20


Тело Тронутого ничком рухнуло наземь, и Малая победно возвышалась над ним, пока с обрубка Оли стекали и падали капли крови. Никогда прежде искатель не видел подобного наслаждения от убийства в искрившихся глазах девочки, и сильнее прижал к груди чадо в руках; оно аж заплакало. Бледнолицая девушка подошла к искателю, вытянув руки. Он посмотрел на нее и, не увидев в глазах и движениях злого, отдал младенца.

Достал бурдюк и протянул Малой. Девочка переступила через убитого, как через самый обыкновенный ничего не значащий мешок с костями и забрала свое. Искатель поежился от мысли, что может не выполнить данное ей обещание и повторит судьбу не успевшего остыть тела, хотя понимал, что не умрет; просто не хотел огорчать девочку. Он старался держать слово, ведь оно - единственное, что имело истинную ценность.

Мрак пристанища обнимал уходящих бледнолицых и тронутых, но гул возбужденных голосов не стихал и доносился даже издалека. Многие из вернувшихся не могли поверить в реальность происходящего, а кто-то принять мысли о существовании другой жизни, настоящей, не той, какую насаждали извращенные умы наебаб.

Корни, облюбовавшие убежище бледнолицых, набухали светом и только теперь искатель заметил плывшие тонкие полосы, что резали чернотой свет внутри. Сощурился, пытаясь разглядеть, но они тут же исчезли, растворились, как мираж или галлюцинация. Тряхнул головой, чувствовал себя отлично, в отличие от тела Тронутого, которое подняли, предварительно уложив кишки обратно, и унесли. Искателя не заботила дальнейшая судьба убитого. Цой и сам с трудом сдерживался, борясь с желанием прирезать его по дороге назад, но был не из тех, кто бьет в спину, а устраивать бой, как в Яме, было не к месту.

Все же Тронутый получил свое, и теперь осталось разобраться, как выполнить обещание и вывести Малую наружу так, чтобы не ослепла. Тут помогла Мать, напомнив про зеркально-черный шлем, который носила Рисс, выходя в Каторгу на охоту за нечистотами. Его линзы способны защитить глаза от палящего солнца.

- Это потом. С тобой что делать?

Ничего. Никто не помешает Детям брать воду. Этого хватит.

- Другие твари никуда не делись, так? Если однажды твои дети не справятся?

Мать молчала и по скорби, печально игравшей на струнах сознания, Цой лишний раз уверился в том, что нужно довести начатое до конца.

Блуждая по убежищу, искал быстро бегающего человека и нашел в неизменном окружении заботящихся о нем женщин. Они как раз меняли повязку, пока он лежал, с боязнью разглядывая каждый сантиметр ноги, освобожденной от бандажа. Улыбнулся сквозь спутанные локоны волос, когда понял, что она зажила - остался только свежий рубец - еще один в дополнение к остальным, более ранним, образовавшим грубые узоры.

Целительницы оказались рады не меньше; одни откармливали мужчину местной снедью, другие разложили неподалеку баночки и, макая в них пальцы, растирали ногу неизвестным, дурно пахнущим маслом. Человек расслаблено откинулся и лицо, вычерченное острыми линиями, распрямилось в блаженстве. Стройное тело с развитой мускулатурой и практически без жировых отложений казалось даже хрупким - удивительно учитывая, сколько он ел, - и от каждого движения проступали мышцы, свидетельствующие о силе и ловкости - как раз на них и надеялся искатель.

- Когда сможет бегать? - спросил женщин, массирующих ноги бегуна. Они разом обратили на чужака полные непонимания взгляды. Огонь разума загорелся в глазах, когда Мать донесла им вопрос. Одна из бледнолицых ответила, но Цой не понял, тогда девушка поднялась и, подойдя к искателю, обхватила ладонями его руку и оттопырила указательный палец. Час? День? Не важно - достаточно времени на подготовку остального. Кивнул, желая скорейшего выздоровления, и побрел в поисках безлюдного места. Здесь с этим сложно, особенно теперь, когда вернулись тронутые. Все же ему удалось отыскать закуток, где никто не мельтешил, и он мог говорить, не отвлекаясь.

- Как починить Ядро?

Ядро, как объяснила Мать, было в целостности, разве что не получало достаточного количества энергии, потому что пища, питавшая его, напоминала разорванные волокна мышц - именно такой мысленный образ наслал Обелиск. Совсем как песочные часы, только вместо прозрачных сосудов - сплетенные из тысяч нитей волокна, и нарыв в самом центре узкой горловины.

- Соединить то, что... отклеилось. Так что ли?

Не сможешь. Сгоришь.

А то как же, подумал искатель, и спросил, что именно нужно сделать, когда окажется внутри. Мать могла восстанавливать собственные ткани самостоятельно, но пища выходила наружу из изорванных «мышц», испуская сильный жар, и не позволяла исцелиться.

- Что за пища?

Моя Энергия. Вырабатываю его, как твое тело тепло.

Жар окатил искателя для лучшего понимания. Человек снял нарукавник и оттянул ленты бесьей шкуры. Нечистота, к его удивлению, почти не разрослась - не на это он рассчитывал.

- Почему так медленно?

Твой организм сильный. Борется.

- Она нужна мне.

Нужна?

Удовлетворив интерес Матери, Цой рассказал об увиденном в Каторге: как нечистота затягивала собой раны беса, и о том, какой делилась силой. Верил, что поможет ему пройти внутрь, убережет от жара и, может быть, залатает раны Матери, хотя бы до момента, пока она не исцелится сама.

Ее оболочка не вечна. Жар истощит ее. И тебя.

- Мы ее откормим. Нужен бес.

Что?

Цой не знал, как Мать и бледнолицые называли свирепое чудище, поэтому решил наглядно продемонстрировать, надеясь, что поймут. Вышел к людям, постоял некоторое время, обдумывая то, как показать максимально точно и доступно.

Жители Обелиска с интересом обступили искателя и терпеливо ждали.

Искатель мерил шагами импровизированную сцену и на ум не пришло ничего лучше, чем приложить три растопыренных пальца ко лбу и грозно оглядеть собравшихся - так в его представлении выглядели три ряда рогов беса, частоколом идущие от башки до самого хвоста.

Лица наблюдавших не изменились, в зеленых глазах мелькало недоумение.

Короткие смешки послышались из толпы собравшихся, когда Цой решил уточнить образ: взревел, как бес, но лучше не стало, да и получилось не очень. Женщины перестали сдерживаться, а Малая и еще несколько детей, схватились за животы и едва не лопнули от звонкого смеха, наблюдая за тем, как отчаявшийся искатель рычал и, держа пальцы у лба, забегал по-обезьяньи, пытаясь передать облик страшного монстра. Врывался в толпу, вскидывая голову с псевдорогами. Бледнолицые разбегались, насмешливо вереща и вскрикивая. Самые маленькие с деланой яростью выбегали навстречу, желая присоединиться к игре.

Искатель был безнадежен.

Единственное, что удалось показать достоверно - нелепый эпизод брачных игр полоумных зверушек. Понял это по похотливым взглядам некоторых женщин, видимо решивших, что перед ними умелый любовник с буйной фантазией.

- Бес же, - с досадой проговорил человек, опустив руки и оглядывая бледнолицых, которые тщетно пытались прийти в себя после увиденного. Отчего-то и Цой почувствовал себя веселее, какой-то задор и, кажется, нечто вроде усмешки - умудрился позабавить и Мать. - С рогами, - добавил он, надеясь, что кто-нибудь поймет, но не случилось.

Случилось другое: в мозгу возник зрительный облик огромной кошки; гибкое длинное тело, покрытое густой огненно-рыжей шерстью, хвост делился натрое и напоминал языки пламени, а кисточки на конце увенчанные длинными иглами сочились чем-то вязким. Мощные передние лапы, как будто выбиты из коры грубого дуба, а сверкающие ручейки шерсти растекались по морщинистой коре, делая их похожим на тлеющие угли. Искатель никогда не встречал таких зверей в Каторге и решительно не понимал, зачем Мать вырисовывала перед ним безымянного, но невероятно красивого хищника, пока не показалась заостренная и несколько приплюснутая голова с изогнутыми клыками, двумя парами янтарных светил, горевших в глазницах и рогами, изогнутыми плавной волной.

Мать уловила посыл искателя и пыталась показать всех чудищ, имевших окаменелости в виде рогов. Насылала образ за образом и с каждым из них Цой понимал, как ничтожно малы его знания о том, сколько всего насобирал Обелиск в нескончаемых просторах Беззвучья.

- Вот! Вот! Это бес. Нужен он, - возбужденно заговорил искатель, увидев перед глазами черную смерть.

Ш'Айаб.

Бледнолицые тревожно переглянулись и зашептались, решив, что чужак сбрендил окончательно, но Цой не видел их взглядов, перед ним вырисовывалась озлобленная рогатая морда, надбровные дуги, утыканные заостренными окаменелостями, в тени которых поблескивали глубоко посаженные ртутные бусинки глаз. Мать удивительно точно передала запах, и возникший образ был совсем как живой. Жуткая помесь здоровенного быка и не менее огромной рыси. Бес унаследовал силу и ярость первого, и гибкость и ловкость второго, и все же в десятки раз превосходил их в размерах. Появлялись колоноподобные лапы, чьи пальцы заканчивались невероятно длинными изогнутыми когтями. Забор из черных рогов проступал из густой дымчатой шерсти и тянулся от головы до кончика хвоста, который напоминал шипованную плеть, увенчанную остроконечным набалдашником. Это был самец, а Цою нужна была самка. Он неправильно понял Мать и объяснил, что бесы - одиночки по природе, и сближаются только, когда природа взывает заделать потомство. Это Мать знала и без него, и знала много лучше, но не могла разобраться для чего искатель просит найти женскую особь.

- Она приманит самцов.

Не могу заставить. Моих сил не хватит.

- Я сам. Просто покажи, где найти.

Это могу.

- Нужно два бурдюка, - добавил искатель. - Один с водой, другой пустой, но побольше.

Хочешь убить?

Искатель сначала кивнул, и только потом ответил «Да».

Один не сможешь.

- Смогу. Умирать не сложно.

Интерес того, что собирался проделать прогонял всякий естественный страх. Он не знал, получится ли, а если получится, то в точности так, как рассчитывал, или как-то иначе? Искатель поделился мыслями и с Матерью, надеясь, что она разделит энтузиазм.

Будет тяжело.

- А кому сейчас легко?

Ядро отключится и что-то утратит. Может. Твой слепок. Может. Других.

- Других? - искателя швырнуло за черные стены Обелиска в мелькавшую всеми оттенками зеленого Каторгу. Он оказался и внутри, и снаружи одновременно. Неряшливыми мазками на схлестнувшихся пластах земли вырастали сбившиеся в кучки болвашки. Слепки, как называла их Мать, всех до единого призвали, когда Всадники Апокалипсиса обрушились на Землю, и они шли к нему, разбросанные по всему миру, как корабли идут на свет маяка, с единственной целью: шокировать человечество сокрытым в них потенциалом. - Что с ними станет? - некоторые образы слепков, тесно связанных с Ядром, рассыпались прахом и ветра унесли их. - А со мной?

Должен быть там, но там тебя нет. Что-то случилось. Что - не понимаю. Физическую оболочку не потеряешь - «того» не вернешь. Такое возможно.

Цой в последний раз вспомнил бледное и надменное лицо скульптурной лепки, прекрасное лицо пепельноволосой, чье имя осталось загадкой, и каждое мгновение, подведенное ими в поединке взглядов. Один смотрел, пытаясь вспомнить, другая - подчинить. Из всех ускользавших воспоминаний почему-то заботило только оно.

Вспомнил и забыл.

- Два бурдюка, - повторил искатель, окончательно освободив мозг от оков памяти, и перетянул ранец на грудь, желая отыскать ягоды кровоглаза, но обнаружил лишь смятую в кашу мешанину кожицы и мякоти. Выскреб все, что смог и завернул в лист. Когда необходимое принесли, Мать без труда отыскала самку беса, за которой он и отправился.

Влекомый запахами искатель бежал по тоннелям быстро и почти бесшумно, как умел. Из стен проступали лица, пытаясь вырваться из опутавших фосфоресцирующих жил бледно-синего света, казалось, еще немного и оторвутся от поверхности. Одни лики большие, другие - меньше, но каждое выглядело одновременно печально и озлобленно, будто когда-то давно он причинил им вред и много боли, а они до сих пор не забыли и помнят. Зажмурился, потряс головой, прогоняя из головы очередной несвязный бред, сосредотачиваясь на запахах, ведущих к Ш'Айаб. Остановился, когда руку свело судорогой - нечистота отвоевала себе еще немного его.

- Когда окрепнет?

Мать не могла назвать точного времени. Сказала только, что пальцев не хватит. Слишком долго. Кое-что придется изменить, но сначала - раздобыть мочу, иначе ничего не получится.

Продолжил путь, чувствуя, как где-то глубоко в недрах Обелиска движется нечто массивное, почти полностью заполонившее собой тоннель, совсем как бурный поток воды. По нескончаемым извилистым каналам труб Мать вывела человека к цели.

Самка Ш'Айаб трапезничала, погрузив морду в менее крупную тушу и не замечала ничего вокруг. Вытягивала пасть, клацая зубищами, пытаясь разорвать мышечные ткани добычи.

Времени искатель терять не хотел. Отличная возможность напасть: бес решит, что кто-то позарился на добычу. Главное - дать знать о своем присутствии, как можно позже и не позволить твари воспользоваться хвостом или - что хуже, - сильными лапами. Только пастью, но не клыками; если перекусит - конец. Вынудить сразу проглотить, тогда все получится.

Цой снял нарукавник, высвободился из лент бесьей шкуры, уложил рядом два бурдюка - понадобятся после. Вытянул из ранца лист, в который поместил месиво из ягод кровоглаза и уже собирался съесть, когда из темноты на беса набросилась огромная змеюка и тут же обвила жертву. Два тела под оглушающий рев, от которого, казалось, задрожали своды, завалились с глухим звуком. Змея пыталась укусить, с изогнутых клыков на черную шерсть стекали тягучие капли яда, но изворотливый бес не позволял; даже частично скованный, уворачивался от зубищ и молотил по врагу зазубренным хвостом, дырявя чешуйчатое тело.

Каанаконда-переросток попыталась скрутить сильнее, но пострадала - вспороли рога бритвенной остроты на спине беса. Под рваный раскатистый рев и утихающее шипение сгусток тел перекатывался и, если бы не шерсть и лоснившаяся в тусклом свете чешуя, было бы совершенно непонятно, где заканчивался бес и начиналась змея.

Их схватка на руку искателю: каанаконда измотает беса. Мать это понимала и наслала одну тварь ослабить другую, решив помочь человеку. Цой, не сводя глаз с затянувшейся битвы, жадно запихивал в рот кашу из кровоглаза и глотал, не разжевывая. Подавлял сильные рвотные порывы, когда мышечные спазмы охватили область живота.

Змея ослабла, как и бес, но последнему еще хватало сил бороться. Чудом освободив одну лапу, Ш'Айаб взревела, широко распахнув пасть, полную острых зубов, и вонзила когти в окольцевавшее ее тело. Змея зашипела от боли и рваных, колотых ран. Когтистая лапа беса скребла по чешуе, срывая толстую кожу, а затем и шматы мяса, а когда участок дал слабину, Ш'Айаб высвободилась окончательно и уперлась в каанаконду задними лапами, вгрызлась мордой, разрывая остатки мышц, и передними лапами отделила голову от всего остального.

Дыхание искателя участилось, и когда последний выдох застрял в отекшей гортани, из глаз потекли кровавые слезы, а желудок начал сокращаться и кишки скрутило узлом, Цой понял - пора.

Бес отползал, прихрамывая, как калека. Обессиленные лапы то и дело подкашивались, и Цой, сжимая жезл в руке, бежал к нему так тихо, как только мог, пока не оказался достаточно близко и заорал, что было сил. Сгусток слипшейся шерсти напружинился и молниеносно развернулся. Разинутая пасть описала ленивую дугу и Цой, подпрыгнув, угодил в зев. Пасть тут же захлопнулась и инстинктивно проглотила его целиком.

Глотками, проталкивая искателя в желудок, Ш'Айаб водила головой от одной убитой туши к другой, и никак не могла решить, какую доесть первой. Пошатнулась - силы необъяснимо покидали ее, и завалилась на бок. Что-то внутри шевелилось. Брюхо вздымалось все тяжелее, пока дыхание не оборвало вспоровшее утробу черное лезвие. Цой, как порождение чего-то ужасного - голый и скользкий, весь вымокший в желудочном соку, - продрался наружу.

Двести шестнадцать, твердил он, из последних сил волоча вперед налившиеся свинцом тело к припасенному бурдюку, что оставил неподалеку, а добравшись, перевернулся на спину и вдоволь напился воды. Красная линия пореза поперек живота рассосалась, не оставив после себя и следа, стянулись и изуродованные пузырями рытвины по всему телу. Цой обессилено лежал некоторое время и набирался сил.

Полностью восстановившись и, настолько возможно, очистив себя от желчи, искатель уложил добро в ранец и вернулся к убитой ядом самке. Бес не тот хищник, что после смерти позволит легко себя выпотрошить, а Цой - далеко не самый умелый мясник. Чтобы добраться до мочевого пузыря пришлось попотеть и изрядно измазаться в крови, шерсти и в том, что успел переварить желудок. Невыносимая вонь вынудила дышать ртом. В этих зловониях все равно не учуять неприятеля носом, даже Мать с трудом пробивалась к нему, пытаясь предупредить об опасности.

Инструмент был острым; с легкостью входил и разрезал плоть. Все получилось, как он и хотел. Смазав с лица пот и кровь, Цой заканчивал наполнять пустой бурдюк мочой, когда до острого слуха со всех сторон стали доноситься липкие звуки. Огляделся и заметил тусклые отблески на эфемерных телах слизней, что ползли из тоннелей, желая вкусить добычу. Их подгоняло цоканье чьих-то когтей. Плотно закупорив бурдюк, искатель бросился прочь по тоннелям, перескакивая через лужи слизней.

Беги! Беги! - голоса подгоняли рваным лаем собак.

Угодил босой ногой в жидкую массу и ее будто ошпарило, Цой вскричал и едва не упал. Некогда умирать, твердил он себе, вставай и беги. Удержал равновесие и помчался дальше, забыв о боли. Замер, уловив мерцание теней на округлых стенах тоннеля; жизнь в Обелиске не останавливалась ни на секунду. Чутье подсказало, что бояться нечего.

- Теперь нечистота, - проговорил Цой.

Не выросла достаточно.

- Эта бестолковая, - ответил искатель, расчесывая руку и не желая ждать, пока гниль в руке окрепнет. - Нужна та, что в резервуаре. Веди к ней.

По позвонкам пробежали мурашки.

Управлять ей не сможешь.

- Мне и не нужно.

Она доберется до «того». Выпустит зверя из клетки и выкинет ключ.

Первородные инстинкты, именно ими в очередной раз собирался воспользоваться искатель, надеясь привести нечистоту к Ядру, а бес, как самый свирепый и тупой хищник из всех ему известных, подойдет как нельзя лучше. Судя по увиденному в Каторге - нечистота, если умела думать, считала также, и будет следовать за ними, питаться их безумной силой, тянуть соки, поглощать одного за другим, пока не окажется у проема.

- Быстробегающий окреп?

Не полностью, но Ш'Айаб не догонят Киануанеу-кеп-пат-та-Кибат.

Цой скривился лицом от вычурных имен бледнолицых. Попытался произнести, но не смог.

- Приведи его к нечистоте. И еще. Слизняк, который взял мою кровь?..

Трогло.

- Он нужен, - кое-что еще не давало покоя: - Я видел, как вакхра принесли в жертву человека, - не сбавляя шага, проговорил искатель, - а потом кость указала прямо на меня.

Случайность. Ритуал бессмыслен сам по себе, но вера, которую вселяет, способна на многое.

Когда искатель вернулся в многоуровневый атриум, рядом с резервуаром нечистоты пустовало. Цой добрался раньше, чем самый быстрый человек на земле. Цой решительно не понимал, как, обладая такой скоростью, можно умудриться опоздать.

Ожидая, искатель неспешно бродил, рассматривая уровень за уровнем, но более всего привлекал сам резервуар, подсвеченный желтоватым сиянием. Нечистота скрывалась где-то в мутной глубине и покорно показалась, стоило человеку приблизиться. Пульсация усилилась, когда Цой приложил руку к прохладной поверхности. Туча вновь бросилась на него, безуспешно пытаясь пробиться через барьер. На этот раз искатель не отскочил, только наблюдал, как чернила липли к стенкам в надежде добраться до плоти.

Что ждет тебя там?

- Тьма, - спокойно ответил человек.

Тьма. Я знаю ее.

Все вокруг почернело и что-то пронзило в самое сердце - так умерла Мать, когда Те, кто не желал делиться Знанием, настигли их у Земли. Искатель не знал, сколько все продолжалось, когда увидел крохотный огонек, одиноко блуждающий в недрах Обелиска. Светлячок плыл во тьме, потом провалился и вспыхнул. Мрак поглотил его, а после проступили разломы света, разрастались - кровь человека вскипела, - Мать ожила.

По стенам Обелиска застучали капли дождя и вернули с собой прежний мир. Цой ощущал дождь собственным телом, но то было лишь пониманием и ничем более - никакой свежести и тем более прохлады.

- Ядру?

Тебе.

Человек вспомнил стену огня - Пожарище, - поглощавшую вечнозеленую Каторгу; треск и свист деревьев под пляшущими языками пламени на стволах, и сильный проливной ливень, утоливший голод огня, и самую долгую Зиму, что наступила после.

- Это ты усмирила огонь.

Я.

Глухой звук отдал сильным толчком в ладонь. Нечистота вновь попыталась пробить сосуд - безуспешно, но вырвала человека из воспоминаний.

Подожди, говорил про себя Цой, я приду сам.

Не покидало чувство, что нечистота читала его мысли, или, по крайней мере, понимала, что он намеревался сделать. Набухала и сокращалась, будто зазывая: колыхания чернилгипнотизировали то плавными, то резкими движениями. Казалось, мог вечно наблюдать за беззвучным вальсом и чем дольше смотрел, тем чаще чудилось всякое: то странные лица, отдаленно напомнившие человеческие, то лики и конечности встреченных чудищ. Поежился от мысли, что нечистота вглядывалась в него из бездны так же, как он рассматривал ее.

Услышал быстрые шлепки ног, и оторвал взгляд. Киануанеу-кеп-пат-та-Кибат наконец добрался, и не один - за спиной висел мешок, который соскочил, едва бегун успел остановиться. Крохотный балахон, чье лицо скрывали капюшон и зеркально-черный шлем, двигался к искателю. Ручонки откинули накидку, сняли шлем, и темное пятно озарилось бледным лицом Малой. Цой безвольно улыбнулся, увидев девочку.

Аненоананауи-кеп-пат-та-Сибат запустила руку в драпировки плаща и приготовила пиявку.

Бегун опасливо ходил у резервуара и наблюдал за нечистотой, жуя свою жвачку.

- Он знает, что делать?

Да. Я поведу его. Дети ждут у Ядра.

Цой снял бурдюк, наполненный мочой беса, и передал бегуну. Тот пробормотал что-то на своем - непонятном, - и острое лицо рассекла быстрая улыбка. Искатель моргнуть не успел, а от спринтера не осталось и следа, только Малая махала рукой ему вслед.

Цой снял ранец, инструмент, и нарукавник, предварительно извлек из него последнюю капсулу с пыльцой и отдал все Малой, забрав при этом слизняка. Приложил трогло к руке и тот умеючи впился в плоть, в самую вену, набухая от крови.

Сигнала не было, и искатель надиктовал сообщение. Отдал Малой ролл вместе с пиявкой. Девчушка прижала их к груди, как самое сокровенное. Мать направит ее ближе к расщелине, где приготовленное искателем смогут найти и забрать.

- За ним придут, - Цой обратился к Матери. - Хорошие люди. Помоги им.

Малая с теплом посмотрела на искателя, напоследок подарила ему одну из своих безумных улыбок и немного слюны. Лихо развернулась и, взмахнув плащом, растворилась во мраке.

Спасибо.

Искатель не ответил, только смотрел на нечистоту исподлобья, скрывая бурю ярости в глазах, желваки пульсировали, и челюсти отвердели от осознания предстоящего. Со всей дури вдарил по резервуару и кулак прострелило болью. Схватился за запястье, будто пытался не пустить ее дальше, но она, тупая и ноющая, отдавала даже в плечо. Резервуар даже не шелохнулся.

Открывается наверху.

Цой забрался на крышку, но не представлял, как отворить, пока перед глазами не начали вырисовываться извилистые мазки. Он повторил плавные движения, проведя дрожащими пальцами по инкрустированной поверхности, и изогнутые зубцы крышки распахнулись, осветив человека болезненно-желтым свечением.

Спасибо. Я выдержу, - последнее, что успела нашептать Мать.

Двести семнадцать, подумал он и сжал кулак, раскрошив последнюю капсулу. Втянул в себя алую тучку - остались только он и нечистота внизу, - спрыгнул во влажно-маслянистую жидкость. Приняла прохладой. Темное пятно сгущалось под ногами и мерно приближалось, закрывая собой его тело. Силой расширяла поры, как бритвой раскраивала кожу, проникая внутрь. Сотрясал озноб. Цой, как не старался, не мог подавить дрожь, стиснул челюсти до скрипа в зубах; впервые за долгое время его одолел страх. Человек переставал чувствовать конечности, исчезающие в черной туче. Он менялся, кости двигались, а мускулы подрагивали и горели пламенем. Холод пронзал тысячей игл, огнем выжигая нервные окончания - искатель истошно заорал, испуская к поверхности пузыри воздуха. Жидкость глушила всякий звук, даже хруст костей, пока его тело выкручивало и ломало во все стороны.

Сила опьянила его, и человек растворился в жидкой тьме.

Сначала его покинуло зрение, после - разум, а затем захлестнула материальная лавина неистощимой ненависти, кормить которую можно только жизненной энергией.

Злость затуманила рассудок и то, что было искателем, с оглушающим хлопком пробило барьер и вырвалось наружу вместе с хлынувшим потоком жидкости вперемешку с осколками. Оно поскальзывалось, пытаясь устоять на непослушных ногах и руках; человеческий организм в новинку нечистоте - линии ее тела вздымались и болезненно деформировались. Бугристая кожа, похожая на гнилой черный бархат, набухала, напрягая каждый неокрепший мускул, черпая силу и ломая человека внутри. Плотная масса заглушала и не пропускала его крика.

Всем своим естеством нечистота отовсюду ощущала пищу и не знала, куда ринуться. Жизнь текла всюду: горела тусклыми огоньками, испуская размытые вуали света. Черная кожа вздыбилась острыми иглами в унисон дрожи в земле. Энергия сама неслась в лапы и не одна: дикие, сотрясающие поверхность вопли исступления заглушали глубокий хриплый рокот. Взревывания вызывали эхо. Ярко-красные сгустки приближались с невероятной скоростью, соблазняя безумной силой. Чудовищные титанические шаги сменились громоподобным бегом, стали настолько тяжелыми, что Обелиск буквально сотрясался под их весом.

Нечистота поскальзывалась и падала раз за разом, пытаясь удержать равновесие, но метнувшиеся в опасной близости красные пятна, раздразнили, не оставив ничего кроме гнева и раздражения. Скользя лапами, Тьма понеслась вперед в слепой ярости поглощения.

Бегун бежал так быстро, как только мог, и ускорился, краем глаза заметив, как в погоню за ним и пятью обезумевшими бесами бросился пугающий темный сгусток с выраставшими длинными иглами.

Из наспех сделанного в бурдюке отверстия лилась струйка мочи самки и вела за собой ополоумевших самцов: ревели и лязгали челюстями, пытаясь нагнать. Бесы обезумели; узкий тоннель, по которому вела Мать, не позволял обогнать - бежали в ряд, мешая друг другу; тела сталкивались с глухим звуком и замедлялись, ударяясь о стены тоннеля.

Бегун не останавливался, капли пота слетали с тела, а сердце билось с такой скоростью, что, казалось, просто вибрирует, готовое взорваться. Киануанеу-кеп-пат-та-Кибат несся дальше, изо всех сил стараясь добраться до Ядра, а алые вуали жизненной энергии, оставляемые ярко-красными пятнами, манили Тьму за собой.

Утыканный зазубринами хвост отстающего беса мелькал, дразнил и бился совсем близко, а гниль, не сбавляя скорости, вытягивалась, тщетно пытаясь дотянуться. Пульсирующие иглы разом втянулись в несущийся бугрящийся сгусток, в котором не осталось ничего человеческого, и выплеснули вперед черный язык, обхвативший хвост. Бес взревел от страха и боли. Вскинул рогатую морду, а Тьма, втянув в себя язык вместе с частью хвоста, уже расползалась, обнимала и поглощала собой хищника. Ш'Айаб сгинул во Тьме, и чем меньше от него оставалось, тем большее и сильнее становилась гниль - разрасталась, принимая форму уничтоженного: лапы окрепли, сформировались когти, оставляющие после себя глубокие выбоины, горб оброс маслянистыми усиками-волокнами, жадно тянущимися к следующей жертве.

Большая тень метнулась к своду, и бежала по ним вниз головой. Прыжок вниз и нечистота накрыла собой еще одного беса, погрузив в тушу когтистые лапы. Брызнула кровь, но не окропила стен: иглы мигом выросли из Тьмы, целиком впитав в себя каждую каплю. Следом устремились сотни блестящих усиков: проникли под шкуру и иссушили Ш'Айаб изнутри, превратив мощное тело сначала в исхудалый скелет - кожу да кости, - а потом не оставив ничего и от них.

Бегун бежал без оглядки, не желая видеть и знать ужасы, творившиеся за спиной. Кошмарных звуков и болезненного рева было достаточно и всякий раз, когда они утихали, ноги несли его все быстрее. Бледнолицый оставлял позади тоннель за тоннелем, обрыв за обрывом и спешил к Ядру. Тьма вспорола воздух рокотом, лишенным рассудка и алчущим одного: брать жизнь, черпать ее без остатка. Грохот и рев, от которых дрожал воздух, подгоняли бледнолицего, и с каждым разом их звуки становились ближе; кишки выворачивало от страха.

Нечистота быстро приспосабливалась: на ходу вырос длинный хвост, помогающий сохранять равновесие, тело приняло обтекаемую форму и за несколько махов нагнало очередного беса, поглотив хвост и заднюю часть. Бес не сдавался: в предсмертной агонии отчаянно скреб передними лапами, пытаясь удрать, но и их постигла та же участь.

Киануанеу-кеп-пат-та-Кибат бежал так быстро, что перемахнул через провал, как по невидимому мосту и, не оглядываясь, мчался дальше. Два оставшихся беса огрызались и скалились, один боднул другого и тот, ударившись о стены тоннеля, не смог перепрыгнуть обрыв, шаркал лапами, тормозил, но пропасть утащила на дно. Тьма перескочила клиф, а языки нырнули за падающим бесом, впились и вытянули обратно. Поглощали, волоча за собой по тоннелям ослабевшую тушу.

Рев оставшегося беса звучал совсем близко. Бледнолицый спиной ощущал смрад горячего дыхания, когда тоннель вывел к куполу Ядра. Не останавливаясь, скинул бурдюк, и ноги его оторвались от земли - Рисс подняла бегуна в воздух и перенесла к себе, в один из тоннелей под сводом. Бледнолицый уперся ладонями в колени, силясь отдышаться и перевести дух после самого длинного забега в его жизни, а потом и вовсе плюхнулся на землю.

Обманутый бес внизу дербанил бурдюк с мочой. Тьма вырвалась из тоннеля и черной тучей налетела на свирепого хищника. Он взревел, пытаясь бороться, но с каждой секундой от него оставалось все меньше. Эхо предсмертного крика укатило далеко, отскакивая от стен тоннелей. Мощные лапы проваливались и исчезали в сгустке гнили, закипавшей яростью. Ш'Айаб ударил рогами, но их будто спилило, вгрызся, сомкнув челюсти, и морда растворилась в нечистоте - изумрудные глазки погрязли в черной жиже и исчезли навсегда.

Сотни огоньков жизненной энергии горели в зевах тоннелей, и Тьма чувствовала каждый из них. Задрожала и языки выросли из бугристого тела и стрелами устремились к ним, желая осквернить все до единого, но Рисс не позволила. Зажмурилась, собрав всю свою ментальную энергию, и создала мысленный щит - купол с единственной брешью - проемом. Языки разбились о невидимый барьер так, будто сама реальность восстала против безумной природы нечистоты. Заключенная в барьер Тьма уловила жар проема, его энергию и, позабыв о крохотных огоньках, бешенной гончей устремилась внутрь, где и нашла тысячи нитей сиявших гирлянд, сплетенных спиралью, и нарыв - сочился светом так ярко, что мог лишить зрячего глаз. Нарыв призывал отведать ни с чем несравнимую Пищу, и алчущая Тьма бездумно кинулась за ней в самое пекло. Истощалась и таяла, оболочка уменьшалась, испуская черную дымку - жар расщеплял, но нечистота упрямо подбиралась ближе. Волоски иссыхали, их вновь и вновь обволакивало жижей, пока они не дотянулись и не обвили спираль черными языками. Лапы нечистоты прикипали к раскаленной поверхности, шипящие ленты гнили тянулись за ней подобно расплавленной резине.

Бледнолицые, не покидая тоннелей, с тревогой слушали, как из проема доносились нечеловеческие вопли и безумные крики, полные нестерпимой боли и жажды. Тени нечистоты, мелькавшие в проеме, то усиливались, то слабели, а потом все стихло, разломы света погасли, и под куполом воцарилась пробирающая до дрожи тишина.

***

- И что ви об этом думаете? - спросила Анна, сидя в удобном кресле напротив директора.

Валерий сложил руки на животе, обдумывая ответ.

Как правило, подобные процедуры проходили в реабилитационной комнате с релаксирующей подсветкой, а пациент изливал душу, лежа на удобной софе, но директор был не из тех, кто мог позволить себе расслабиться и отвлечься от текущих проблем. Особенно когда до завершения сборки бронетранспортера оставались считанные часы. Он то и дело поглядывал на таймер, и с каждой секундой скрывать волнение давалось все сложнее. Кресло без привычной высокой спинки делало его менее защищенным и угрожающим.

- Думаю, он знает, что делает, - наконец ответил Валерий. - Как и мы. Только он - там, а мы - здесь, и ему виднее. Боишься, что не вернется? - голос выдал его, последний вопрос задал с куда большим волнением.

- Как и ви, судя по всему.

- Больше нет. Видишь ли, я совершил ту же ошибку, - улыбнувшись собственной глупости, признался директор, - или, как у нас говорят: «Наступил на те же грабли». Я забыл, что желаемое не всегда становится действительным, и в одно мгновение представил великое будущее, которое он может нам подарить, и мгновение соблазнило меня, понимаешь?

Миловидное личико Анны нахмурилось. Боялась признаться себе, что директор планирует каким-то образом извлечь способность искателя к регенерации и привить себе. Это совершенно на него не похоже, но к счастью, страшные мысли о безумных экспериментах и еще более безумных ученых оказались беспочвенными. Она ошиблась. Планы Валерия, более гуманные, шли на столетия вперед, но одновременно идущие в разрез с привычной жизнью искателя.

- Что за человек такой? Я мог дать ему океан, а он не попросил и глотка воды, - хрипловатый и размеренный голос директора гипнотизировал. Его всегда приятно слушать. - Я хотел сделать его тем, кто нам нужен. Таким, каким мог стать мой сын. Какой прекрасный был мальчик, ты помнишь? А я его загубил, желая вырастить того, кем ему не суждено было стать, - директор скривился лицом, и усталые глаза увлажнились. - В его карте сказано, что заикался от рождения, но и это моя вина. Я подавлял его, пытаясь воспитать мужчину, и сделал хуже, - он горько улыбнулся. - Из-за меня мой мальчик оставался после уроков, чтобы шепотом рассказывать заученные стихи. В классе не мог, потому что над ним смеялись и подшучивали. Я все делал не так, и больше такого не допущу, - поняв, что рассказал непозволительно много, он поспешил сменить тему. - Последний разговор не заладился? - проницательность директора не знала границ, да и Анна не особо старалась скрыть эмоций; ее тревожный, беспокойный вид чуть ли не кричал об этом. Она присутствовала и отсутствовала одновременно. - Если думаешь, что он не вернется, действительно хочешь прожить жизнь, терзая себя мыслями о том, как закончилось ваше знакомство?

Только договорил, и в глазах сверкнула искра. Валерий даже улыбнулся странной, абсолютно несвойственной улыбкой, будто нащупал и познал совершенно очевидную истину, что все время покорно лежала на поверхности, ожидая пока придет осознание ее простоты, всего-то и надо - произнести вслух, как заклинание. Директор тотчас позабыл о таймере, отматывающим время до завершения сборки бронетранспортера и, активировал ролл, попросив явиться Пинга. Следом, не обращаясь по имени, вызвал кого-то еще.

Инженер появился настолько быстро, что показалось, будто все это время стоял за дверью и только и делал, что ждал приглашения. Дверь опустилась, он вошел и опешил удивленный присутствием Анны. Девушка не могла не заметить смущенного взгляда, но директор кивнул, дав понять, что можно говорить в ее присутствии.

- Как мои дела? - поинтересовался Валерий, явно зная ответ.

- Переливание, - Пинг активировал ролл и вызвал голограмму медкарты, - подарило вам пять лет. Плюс-минус год. Скорее. Плюс.

Анну как холодной водой окатило; решительно не понимала происходящего, ведь данные, полученные Щупой, говорили о десятилетии и никак не меньше.

- Хорошо, Пинг, спасибо. Еще кое-что: я освобождаю тебя от задания.

Инженер засиял, став белее комбеза, который носил и, кажется, едва не подпрыгнул от радости.

- Наконец! Э-э, вы не подумайте, это было самой приятной моей обязанностью. Все-таки тама есть на что посмотреть.

Лицо директора выпрямилось и омрачилось, став похожим на льдину айсберга. Пинг понял, что ляпнул лишнего и извинился, а потом сощурился и без того узкие глаза превратились в две коротких черточки.

- И я получу обещанное?

- Разумеется, - директор поднялся с кресла, подошел к столу и пальцами застучал по поверхности. Ролл Пинга пропищал. - Релизной версии, как ты знаешь, не было, но здесь все, что удалось достать с серверов и скомпилировать.

- Ти шпион? Следил за ней? - обретя голос, заговорила Анна, не в силах встать на ноги.

Пинг довольно кивнул.

- И данние подменял! Никогда би не подумала!

По всей видимости, инженера уже совершенно ничего не заботило, он только пожал плечами, беззвучно улыбаясь во весь рот, получив неизвестную награду, но улыбка быстро сменилась тревогой:

- Я думал, высвали меня, потому что нашли то зе, что и я.

Директор нахмурил брови. Пинг подошел к столу, поместил ролл в паз, и карта мира осветила матовую поверхность. Анна с трудом собралась с мыслями и присоединилась к мужчинам за столом.

- Это первая, полученная с Арго, - Пинг махнул рукой, сменив слайд. - А вот вторая. Час насат. Видите?

Валерий и Анна нависли над поверхностью и забегали глазами по карте, пытаясь найти отличие.

- Нет? - повторил инженер, и несколько раз покрутил слайды взад-вперед. - Ничего? - напрягались, как могли, но так и не заметили разницы. Пингу пришлось указать пальцем. - Вота. Черная полоса, как наконечник стрелы, видите? - развел ладонями, увеличив картинку, где массивный черный гребень Обелиска резал полотно воды, что когда-то называлось Атлантическим океаном.

- Это?.. - голос директора дрогнул, став низким и скрипучим.

- Чума, - ответил Пинг.

- Оно... - Анна боялась произнести слово вслух.

- Двишетса, - Пинг озвучил свое открытие. - Сюда, - добавил он.

- Как скоро?

- Неделя, если скорость не изменится.

Валерий и Анна сокрушенно сомкнули веки.

Створка опустилась и в проеме появилась Щупа. Увидев озадаченные лица, решила, что наступило время интервенции. Вдохнула - специально и поглубже, - так, что молния на груди чуть не лопнула. Рассчитывала сразу нанести удар и выбить из колеи одного из оппонентов, но на этот раз Пинг и бровью не повел.

- Это подождет, - с тяжелым выдохом проговорил Валерий. - Оставьте нас.

Инженер забрал ролл и, проходя мимо Щупы, поиграл им, будто дразня великим сокровищем. Анна поспешила следом, но против воли расслышала начало разговора:

- Вероника...

Щупа выдохнуть не могла; глаза ее увлажнились, и по щеке пробежала слеза. Она улыбнулась отцу одними глазами, а микромимика лица отчаянно пыталась совладать с бурей эмоций, которые сотрясали ее в тот момент.

Дверь оградила их, оставив наедине.

Пинга и след простыл.

Слова директора не выходили из головы, и Анна решила сгладить последний разговор с искателем. Ролл пропищал, и сердце кольнуло. Судорожно достала и активировала устройство.

- Анна... - заговорил искатель.

- Тесой?! - радостно воскликнула девушка. - Ти...

- Будет сильный дождь, - продолжал беспристрастный голос, и девушка с горечью призналась себе, что слушала сообщение. Поставила на паузу, боясь слушать дальше. Стены давили, бросило в жар, стало нечем дышать. Ощутила непреодолимое желание выбраться на поверхность. Ролл вел ее, указывая направление. Сначала шла, потом пустилась в бег, и чем быстрее бежала, тем длиннее казались нескончаемые коридоры: тянулись так далеко, что уходили из виду. Дала команду ролу опускать платформу. Добравшись до входной шахты, перекрыла отсек. Плита медленно спускалась к основанию воздушного шлюза. Прорезался дневной свет и в шахту ворвался скорбный вой ветра, а вместе с ним - шум и капли дождя, разбивающиеся о поверхность. Лило как из ведра. Платформа пустовала, а она так хотела увидеть на ней знакомый силуэт мужчины. Поднялась на металлический диск, глянула наверх - капли дождя нещадно лупцевали по лицу, телу; вымокла за минуты. Тучи застилали небо, вереница птиц, покрикивая, летела совсем низко.

Сдавила поверхность ролла, и диск покорно поднимал девушку к Каторге, воспроизводя сообщение.

«... если у нас получится, Зима придет не скоро, а Красная не наступит никогда. Вы выйдете из-под земли и доберетесь сюда. Гм. Шар, который я оставил. Отдай его Аде, она живет на Баззарре и очень их любит. Ты узнаешь ее, она самая красивая. Только убедись, что в руках нет ничего острого. Гм. С... с... спасибо тебе. За все».

Платформа лязгнула, и девушка упала на колени, прижав ролл к груди. Слезы на лице смешались с дождем. Серое Пепелище резало белыми полосами ливня. Гром разгуливал где-то над облаками, и молнии вспарывали тучи. Обелиск вдалеке мирно возвышался нерушимой статуей и был едва виден, а дождь все лил и лил, пока в сильный шум не вклинился отдаленный, едва слышимый голос:

«За ним придут. Хорошие люди. Помоги им».


Оглавление

  • ГЛАВА 1
  • ГЛАВА 2
  • ГЛАВА 3
  • ГЛАВА 4
  • ГЛАВА 5
  • ГЛАВА 6
  • ГЛАВА 7
  • ГЛАВА 8
  • ГЛАВА 9
  • ГЛАВА 10
  • ГЛАВА 11
  • ГЛАВА 12
  • ГЛАВА 13
  • ГЛАВА 14
  • ГЛАВА 15
  • ГЛАВА 16
  • ГЛАВА 17
  • ГЛАВА 18
  • ГЛАВА 19
  • ГЛАВА 20