Замурованное поколение [Мануэль де Педролу] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

оборотную сторону, где стояла дата. Да, я не слишком ошибся: она была сделана неделю назад. Я знал, какой номер газеты мне нужно искать.

Мне нужно было найти его. Журналы и газеты лежали у нас как попало в ящике в кладовке, там скапливались ненужные предметы домашнего обихода: разбитая посуда, которую уже не склеить, пустые бутылки из-под ликера, старая одежда — всякий хлам, который, когда он грозит переполнить кладовку, отдают старьевщику.

Вытащив все из ящика, я перебрал газеты за последние два месяца. Многих, понятно, не хватало, и среди тех, которые мы на что-нибудь употребили, оказался и номер, вышедший на следующий день после убийства. Интересно, что я не нашел вообще ни одной газеты с портретом этого деятеля или хотя бы даже фотографии, на которой он был бы изображен среди других людей.

Сейчас, вечером, я не мог побежать в редакцию за интересующим меня номером с подробным описанием происшествия; я вспомнил, что читал обо всем этом, но лишь проглядел одним глазом и, при моей слабой памяти, решительно ничего не запомнил. Да и Бернардина с Эммой уже вернулись из гостей.

Пока они переодевались в своих комнатах, я положил кассетник на письменный стол сына. Положил не рассуждая; потому что еще не решил, что мне делать. Если бы я обнаружил только фотографии девушки, все было бы куда проще и я бы не колеблясь поставил сына перед фактом его непристойного поведения. Впрочем, это могло ни к чему и не привести: Алехо — мальчик, которого советы только обременяют, с которым даже неприятно бывает разговаривать, потому, может быть, что сам он в разговоре участвует мало. Не то чтоб он был необщителен, хотя довольно часто замыкается в себе, нет, просто за его словами или за тем притворным вниманием, с каким он слушает, всегда есть что-то еще, скрываемое им, или, лучше сказать, чувствуется его отчужденность, какая-то строптивая уклончивость. Во всяком случае, так бывало дома, потому что с товарищами, я думаю, он вел себя иначе.

В его поведении мне многое не нравилось. Отсутствие пунктуальности, ночные прогулки, провокационные высказывания, обыкновение уходить из дому заниматься неизвестно куда, тот минимум энтузиазма, с которым он выслушивал любые семейные планы, его небрежность в одежде… Но это были простительные недостатки, свойственные возрасту и, возможно, нашему времени. Конечно, я не мог ожидать, что он станет вести себя как вел себя я когда-то; быть может, сегодня это было бы неуместно, и, пожалуй, я и сам вел бы себя иначе, родись я на двадцать лет позже и будь мне сейчас девятнадцать, а не все мои сорок шесть.

И все же, даже принимая в расчет его образ жизни, я бы мог, без сомнения, противостоять тем свойствам его личности, которые выявили фотографии девушки; мне следовало бы потребовать объяснения и исправления, надо было попытаться понять причины, побудившие его сделать снимки, и выяснить, кто она такая, эта девушка, виновная уж ничуть не меньше Алехо, ведь то, что она согласилась фотографироваться в таких непристойных позах, указывало, в конце концов, на отсутствие у нее всякой стыдливости, на недостаток женственности, а это черты, присущие характеру антисоциальному, человеку, ведущему распущенную жизнь. Скорее всего, она сама его и завлекла. Алехо еще юноша, он находится в опасном возрасте, когда так легко оказаться ослепленным ласками любой бессовестной женщины.

Но была фотография, еще больше смущавшая меня. Фотография, которая казалась сделанной в самой спальне жертвы, возможно, совсем вскоре после того, как убийство было раскрыто, и прежде, чем полиция увезла тело, чтобы передать его в руки судебного эксперта. Фотография, которую мог бы сделать служащий из управления, занимающегося расследованием уголовных дел, или журналист, присутствовавший там, и то если бы ему разрешили сделать такую фотографию, что весьма сомнительно, потому что уже довольно давно я заметил, что газеты наши избегают печатать изображения сцен насилия. Естественно, это только указывало на то, что фотографии не публиковали, а вовсе не на то, что их не было. Но Алехо, он что, знаком с газетчиками, знаком с кем-то настолько, чтобы получить копию фотографии, не предназначенной для широкой публики? И если даже знаком, то для чего мог он ее попросить?

С другой стороны, хоть я лишь бегло рассмотрел фотографию, она вроде бы отпечатана на бумаге, которой всегда пользовался Алехо; во всяком случае, это тот же сорт бумаги, на котором он напечатал и фотографии девушки. Значит, следовало признать, что мой сын присутствовал там, когда обнаружили труп, или что он получил доступ в эту комнату некоторое время спустя? Нет, это невозможно, уж слишком фантастично. Его имя не упоминалось в сообщении об убийстве, в этом можно было быть уверенным, потому что, хотя я только проглядывал подобные сообщения, моя сестра Эмма прочитывала их насквозь, не пропуская ни слова; уж она бы нам сказала… Кроме того, Алехо не был знаком с покойным, человеком в годах, занимавшим — если это был он! — высокое