Черный Ключ [Эми Эвинг] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Эми Эвинг Черный Ключ
Глава 1
БОЛОТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВОНЯЕТ, КОГДА ИДЕТ ДОЖДЬ. Мы с Рейвен ютимся под умирающим деревом прямо за стенами Южных Ворот. Крупные капли дождя падают на капюшоны наших плащей, смягчая грубую ткань, превращая твердую грязь под ногами в слякоть, засасывающую наши сапоги. Дождь меня не беспокоит. Я хочу поднять капюшон и дать воде попасть мне на щеки. Я хочу присоединиться к нему и почувствовать себя миллионами маленьких капель, падающих с неба. Но сейчас не время соединяться с элементами. У нас есть работа. Это третий раз, когда мы были в Южных Воротах за последние несколько месяцев с тех пор, как Хэзел была похищена. Поскольку дата Аукциона была перенесена с октября на апрель, члены общества Черного Ключа — доморощенные повстанческие силы Одинокого Города во главе с Люсьеном — работали сверхурочно, собирая больше людей для нашего дела, накапливая оружие и взрывчатые вещества, проникая в королевские крепости во внешних округах. Но ничто из этого не имеет значения, если королевская власть может оставаться скрытой, недоступной за массивной стеной, которая окружает Жемчужину. Это то место, куда мы войдем. Суррогаты сильнее, когда работают вместе, и каждая девушка, которую мы сможем привлечь, разрушит эту огромную стену на куски. Чтобы лишить королевских особ их главной защиты. Чтобы пустить людей в Жемчужину. Мы с Рейвен побывали во всех четырех инкубаторах вместе с другими суррогатами, которых Люсьен спас из Жемчужины — Сиенну, Оливию и Инди. Северные Ворота были худшими — сплошные холодные железные и каменные полы, серые униформы и запрет на личные вещи. Неудивительно, что Сиенна так ненавидела это место. Ей также не хотелось туда возвращаться, но нам нужен суррогат, которая знает инкубатор, и которая знает девочек. Мы «открывали им глаза» нескольким за раз, помогая получить доступ к элементам, превращая их из суррогатов в нечто большее. У Рейвен есть уникальная и непостижимая способность — она способна получить доступ к особому месту, скале с видом на океан, и она может привести с собой и других. Это сказочное, волшебное место, где такие девушки, как мы, образуют мгновенную связь с элементами. За последние месяцы я была там больше раз, чем могу сосчитать. Мы должны быть осторожны с теми, кого мы выбираем — только девушки, идущие на Аукцион, которые будут в поездах, направляющихся непосредственно в Жемчужину. Люсьен достал нам списки. В Южных Воротах нет никакой потайной двери, как в компаньонском доме Эша, и никаких Ратников, бродящих снаружи. Южные Ворота — это крепость посреди моря глиняных кирпичных лачуг. Болото выглядит еще печальнее, чем я помню. Серный запах грязи под моими ногами, редкие кустарниковые деревья, полуразрушенные дома… все это кричит бедностью так, как я никогда не понимала, пока не пожила в Жемчужине. Даже Смог и Ферма не так плохи, как это. Несправедливость — это как плевок в лицо. Огромная часть населения Одинокого Города живет в нищете, и никому нет дела. Хуже — никто даже не знает. Что граждане Банка или Смога знают о Болоте? Это отдаленное место, где люди добывают лопатами уголь, вычищают свои кухни или работают на ткацких станках. Для них это нереально. Этого вполне может не существовать. — Здесь осталось показать элементы только троим девушкам, — говорит Рейвен. — Затем через несколько дней возвращаемся к Западным Воротам. Она снова подстригла волосы, и ее глаза под капюшоном блестят черным огнем. Она не совсем та Рейвен, которая покинула для аукциона этот изолятор со мной в октябре прошлого года, и она не пустотелая оболочка, которую Графиня Камня пытала, пока я не спасла ее из Жемчужины. Она где-то посередине. Ей снятся кошмары о времени, проведенном в запертой клетке в подземелье Дворца Камня. Она до сих пор слышит фрагменты мыслей и чувств людей — «шептуны», так она их называет — побочный эффект постоянного врезания в ее мозг доктором Графини. Но ее смех вернулся, как и ее остроумие — в особенности, когда она разговаривает с Гарнетом. И каждый день она тренируется с Эшем, укрепляя свое когда-то хрупкое тело, пока оно не стало выносливее и сильнее. Она поднимает взгляд на необъятную стену, возвышающуюся над нами. Взбираться на нее никогда не было вариантом. Ее каменная поверхность идеально гладкая, ни одной трещины или углубления, чтобы ухватиться. Мы часами сидели за обеденным столом с Сил, обсуждая наилучшие пути проникновения в инкубаторы. В конечном счете, Сиенне пришла в голову идея. Мы не можем перебраться через стены или пройти сквозь них (по крайней мере, не привлекая совершенно ненужного внимания). Но мы можем проникнуть под ними. За последние несколько месяцев сила элементов во мне выросла. Сиенна тоже набралась сил, как и Инди, суррогат из Западных Ворот. Сиенна может соединиться с Землей и Огнем, Инди — только с Водой. Пока ни один суррогат, кроме меня и Сил, не имеет доступа ко всем четырем элементам. Оливия, маленькая кудрявая девушка из Восточных Ворот, единственная, кто противится использованию элементов, с которыми она соединяется — Воздух и Вода. Она единственная из нас, кто все еще пользуется Заклинаниями. И она единственный человек в Белой Розе, кто хорошо отзывается о королевской власти. Но Оливия, Инди, Сиенна и Сил сейчас далеко в красном кирпичном фермерском доме, который я теперь называю своим домом. Они все, возможно, сейчас спят, уютно устроившись в теплых постелях, под защитой дикого леса, окружающего Белую Розу. — Вайолет? — спрашивает Рейвен. Я киваю. — Я готова, — говорю я, закрывая глаза. С Землей соединиться также легко, как скользнуть в горячую ванну. Я становлюсь землей; я позволяю стихии наполнять меня, пока мы не станем единым целым. Я чувствую грязь под ногами, тяжесть в груди. Все, что мне нужно сделать, это попросить, и земля ответит. Копай, думаю я. Земля Болота отличается от Фермы — грубая, разреженная и нездоровая. Звук дождя приглушает треск, когда перед нашими ногами раздвигается грязь. В своем разуме я двигаюсь дальше, прося землю раздвинуть себя ниже, ниже, ниже, пока не достигаю мягкого бурого грунта. Я легко создаю проход; Земля более чем счастлива удовлетворить мои нужды. Когда я ощущаю камни, я знаю, что достигла самого основания стены. Я толкаю свой тоннель дальше — стена толстая, и я должна убедиться, что расчищу путь. Такое странное чувство — знать о существовании тоннеля и в то же время находиться на земле намного выше. Словно у меня две пары глаз, рук, ушей и ноздрей. Интересно, не похоже ли это на то, что чувствует Рейвен, когда слышит «шептунов» — будто у нее в голове есть еще чьи-то мысли помимо своих собственных. Я ощущаю, когда отваливается камень, и надо мной только свет и грязь. Мой тоннель поднимается; мы с землей вместе роем пространство, пока с небольшим хлопком не прорываемся сквозь слякоть наружу во внутренний двор, расположенный по ту сторону стены. Как только работа будет выполнена, я отпущу свою связь с элементом и открою глаза. Рейвен настороженно смотрит на меня. — Знаешь, твое лицо выглядит так странно, когда ты это делаешь. — Эш думает, что это красиво. Как спиритический сеанс, говорит он, но красиво. Она закатывает глаза. — Эш думает, что все в тебе прекрасно. Из всех людей, которых мы оставили в Белой Розе, Эш, вероятно, единственный, кто сейчас не спит. Несмотря на то, что мы делали это так много раз во всех четырех инкубаторах, он все еще беспокоится. Я представляю его на нашем чердаке, смотрящим на решетки в сарае наверху, размышляющим, где мы, добрались ли, что если нас поймают, и когда мы будем дома. Но я не могу позволить себе думать о том, что Эш беспокоится обо мне. Я смотрю в темный туннель. — Пойдем, — говорю я. Тоннель узкий, его ширины хватает только для того, чтобы пролезть по одному. За осыпающуюся землю держаться невозможно, поэтому мы с Рейвен просто съезжаем по наклонной стене, пока не достигаем дна. На минуту мы заключены в абсолютной темноте в десяти футах под стеной, а затем мы оказываемся на стороне Южных Ворот, глядя вверх по туннелю, ведущему во двор. С этого ракурса похоже, что тоннель занимает несколько миль. Мы взбираемся по склону и выходим во двор Южных Ворот, грязные и запыхавшиеся. Вот где реальная опасность. Снаружи на улицах Болота никто никогда не узнает нас, кроме наших ближайших родственников. Никто не видел нас с двенадцати лет. Семья Рейвен далеко на востоке, моя на Западе, но узнать меня может только моя мать. Мой брат, Охра, теперь часть общества, работает на Ферме. И моя сестра, Хэзел, была похищена Герцогиней Озера, чтобы служить моей заменой. Стоп. Я не могу позволить себе думать о Хэзел прямо сейчас. Я не могу позволить себе отвлекаться. Я делаю это ради нее. Ее спасения. Спасения всех суррогатов. Но все же невозможно не волноваться. Люсьен сказал, что герцогиня договорилась с Курфюрстом. Помолвка. Между сыном Курфюрста и будущей дочерью герцогини. Он сказал, что ее суррогат — моя Хэзел — беременна. И если это правда, то Хэзел умрет. Роды убивают суррогатов. Нет. Я качаю головой и смотрю на Рейвен. Она была беременна, когда я вызволила ее из Жемчужины в декабре. Она выжила. И Хэзел тоже выживет. Я позабочусь об этом. Но теперь я должна сосредоточиться на поставленной задаче. Здание, вырисовывается перед нами, резко очерчено дождем. Оно выглядит меньше, чем я чувствовала, когда жила здесь, хотя, вероятно, это происходит от того, что я провела так много времени среди огромных дворцов Жемчужины. Кроме того, Южные Ворота являются самым маленьким из инкубаторов. Инкубатор Северных Ворот огромен. Даже в Западных и Восточных воротах больше, чем этот. В Западных Воротах есть огромный сад вокруг инкубатора и солярий в центре. Что на самом деле довольно красиво. — Давай же, — шепчет Рейвен. Мы обходим насыпь земли, которую я вытолкнула, чтобы сделать туннель — я уберу это после того, как мы уйдем, чтобы спрятать наши следы — и пробираемся к теплице. Стеклянная строение блестит под дождем, и мы проскальзываем внутрь и снимаем наши капюшоны. Рейвен встряхивает волосами и оглядывается. — Мы рано? Я достаю карманные часы Эша. Тридцать секунд до полуночи. — Они будут здесь, — говорю я. Внутри теплицы тепло, воздух наполнен и запахом растений, земли, корней и цветов. Мягко барабанит дождь, пока мы с Рейвен ждем. Ровно через пять секунд после полуночи я могу разглядеть фигуры в капюшонах, спешащие через двор. Затем открывается дверь в оранжерею, и заваливается группа девушек, которых мы ждали. — Вайолет! — шепчут некоторые из них, спеша поприветствовать меня и Рейвен. Эмбер Локринг шагает вперед, отбрасывая капюшон своего плаща, ее глаза блестят. — Как раз вовремя, — говорит она с усмешкой. — На самом деле, на пять секунд позже, — указывает Рейвен. Эмбер не была нашей подругой, хотя жила на нашем этаже. Рейвен призналась, что в мой первый день в Южных Воротах Эмбер назвала меня уродкой, и Рейвен загнула руку ей за спину, пока Эмбер не сказала, что извиняется. После этого они никогда не любили друг друга. Когда мы получили список девушек, идущих на аукцион, Рейвен сразу же выбрала Эмбер в качестве первой, кому раскрыть этот секрет. Когда я спросила, почему, она сузила глаза и сказала: — Она ненавидит королевскую семью так же, как я. И она была единственной девушкой в нашем общежитии, которая носила штаны. Мне пришлось улыбнуться. Если бы они не ненавидели друг друга так сильно, они могли бы стать друзьями. — Ты привела их? — говорю я. Эмбер гордым жестом указывает на фигуры, все еще толпящиеся у двери — три девушки с разными выражениями страха и подозрительности на лицах. — Тони, Джинджер и Хна. Они последние. Это все, кто едут на Аукцион. Я делаю быстрый подсчет. Только девять из семидесяти семи девушек на аукционе этого года — из Южных Ворот. И теперь они стоят передо мной. — Вас кто-нибудь видел? — спрашивает Рейвен. Эмбер фыркает. — Нет. Очевидно же. Знаешь, я уже проделывала это раньше. — Отличная работа, — говорю я. — Готова? — бормочет Рейвен. Я шагаю вперед. Пришло время показать этим девушкам, кто они на самом деле.Глава 2
Но прежде чем я успела открыть рот, меня перебили. — Вайолет… что… — Джинджер смотрит на меня с открытым ртом. Она самая старшая из трех новых девушек, с морковными волосами и широкими плечами. — Что ты здесь делаешь? — Ее взгляд перемещается на Эмбер. — Что она здесь делает? Я же говорила, что не хочу попасть в неприятности! — Хватит ныть, — говорит Эмбер. — Мы выбрали тебя не просто так. Ты не хочешь знать почему? Эмбер — немного задира, но она была отличным первым выбором. Ни одна из девушек никогда не хочет спорить с ней, и она точно знает, как на них надавить. — Разве ты не должна быть в Жемчужине? — спрашивает Тони. Ей пятнадцать лет, с глазами, как у лани, и они такие широкие сейчас, что кажется, будто занимают половину ее лица. — Я была, — говорю я. — Но теперь я здесь, чтобы помочь вам. — Помочь нам? — спрашивает Хна. Она крохотная, с красноватой кожей и кудрявыми черными волосами. Что-то в ней напоминает мне о Хэзел, и это заставляет мое сердце сжиматься. Она не выглядит испуганной или смущенной, а любопытной. — Как? — Вот увидишь, — говорит симпатичная рыженькая по имени Скарлет, обнимая ее. — Это невероятно. — Мы тренировались, — говорит Эмбер. — Скарлет сделала водоворот в одной из ванн прошлой ночью. Я сделала мини-торнадо на ладони, как тот, который ты показала мне, когда пришла в первый раз. — Это замечательно, — говорю я, и в то же время говорит Джинджер, — Скарлет сделала что? — Лучше никому не позволяйте поймать вас, — говорит Рейвен. Эмбер бросает на нее самодовольный взгляд. — Мы очень осторожны. Я подумала, что иметь так много молодых девушек с элементами в одном месте было бы опасно. Но оказалось, что все наоборот. Я заметила это сначала с Инди и Оливией. Им не пришлось испытать тот прерывистый, разрушающий сон, как мне, когда я впервые прошла через изменения, потому что Сиенна, Сил и я были там. Как будто чем больше нас вместе, тем легче стихии держать под контролем. Как будто мы держим друг друга на якоре. Нам повезло. Иначе какая-то бедная девочка могла случайно разрушить свою комнату во сне. Трудно объяснить это смотрителям. — Хорошо, что происходит? — требует Джинджер, складывая руки на груди. — Как вы сюда попали? Почему ты не в Жемчужине? Почему ты вытащила нас из постели посреди ночи? — Я знала, что она будет худшей, — бормочет мне Эмбер. Рейвен тихо посмеивается. Я делаю глубокий вдох и начинаю объяснять. Это история, которую я рассказывала много раз, и я изложила ее довольно лаконично. Я говорю им о том, что значит быть суррогатом — про поводки, про пистолет-стимулятор, об унижениях, связанных с принуждением к выступлению перед членами королевской семьи. Что нас считают за собственность, за домашних животных. Я рассказываю им о Далии, убитой Герцогиней Озера только из-за злости. Я рассказываю им о Рейвен, как Графиня Камня врезалась ей в мозг. В этот момент Рейвен наклоняется вперед. — Ты все еще можешь их чувствовать, — говорит она, подзывая Джинджер коснуться ее головы. — Что чувствовать? — спрашивает Джинджер. — Шрамы. Череп Рейвен настолько покрыт ими, что достаточно только одного касания, прежде чем Джинджер отскакивает. — Вайолет спасла мне жизнь, — говорит Рейвен ровным тоном. Она лезет в карман рубашки и достает фотографии. Это моя наименее любимая часть. — В противном случае, я бы закончила так. И так будет со всеми вами, если вас продадут на Аукционе. Я держу взгляд на одиноком завитке у виска Хны. Ненавижу эти фотографии. Я была благодарна, когда Рейвен предложила сама их показывать. Думаю, она знала, как мне больно это видеть. Четыре девушки, все мертвы, их губы синие, их кожа словно восковая. Их глаза закрыты, но на груди глубокие V-образные шрамы. Люсьен сказал мне, что иногда, если врач особенно заинтересован, будет проведено вскрытие. Не определить причину смерти — они это уже знают. Просто посмотреть, какие мы внутри. Только потому, что мы другие. Хна задыхается. Тони отводит взгляд. Джинджер наклоняется вперед. — Это… это правда? — спрашивает она. — Это Вердан? — Хна снова задыхается. На каждой фотографии — девушка из каждого инкубатора. Вердан была продана на аукционе раньше меня. Наши с Рейвен лица — единственный ответ, который ей нужен. Джинджер делает шаг назад, ее лицо полно ужаса. — Они говорили нам, что королевская власть позаботится о нас, — говорит она. — Они… Пейшенс говорила… — Пейшенс солгала, — ответила я. — Это судьба каждого суррогата, который когда-либо был продан с Аукциона, — говорит Рейвен. — Роды убивают нас, если другой королевский дом не доберется до нас первым. Но впервые в нашей истории у суррогатов есть шанс что-то с этим сделать. Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до плеча Рейвен. — Убери это, — говорю я. — Они понимают. Тони моргает, чтобы убрать слезы. — Но почему? Мы им помогаем. Мы даем им детей. Почему они хотят у-убить нас? — Наши смерти — всего лишь побочный продукт, — говорю я. — Результат неестественной беременности. Мы не знаем, почему рождение королевского ребенка приводит к смерти. Может, это из-за Заклинаний. Может быть, потому, что мы никогда не должны были вынашивать детей, кроме наших собственных. Что бы это ни было, мы для них лишь средство достижения цели. Они вообще не видят в нас людей. У нас нет имен в Жемчужине. Наше мнение не имеет значения. — Но, — продолжаю я, — в этом городе есть люди, которые хотят изменений. Люди, которые рискуют своей жизнью, чтобы бороться с хваткой королевской власти. Почему они разделили нас стенами? Почему они диктуют нам, что делать с нашими жизнями, где работать, сколько зарабатывать? Почему у нас нет права самим решать, как нам жить? — И суррогаты не единственные, с кем обращаются, как с отбросами, — добавляет Рейвен. — Весь город находится под гнетом. — Представьте, чего мы могли бы достичь, работая мы вместе, — говорю я. — Извините, — говорит Хна, поднимая руку, будто на уроке. — Вы сказали, что у нас наконец есть шанс с этим что-то сделать. Но… мы заперты здесь, под надзором смотрителей. Единственная наша сила — Заклинания. Я не понимаю, как поменять цвет или что-то подобное может быть полезным. — Давайте отведем их на скалу, — говорит брюнетка по имени Соррел, дергая Рейвен за рукав — она самая младшая из всей группы девушек. — Да, скала, — с нетерпением произносит Скарлет. — Поверить не могу, вы знали обо всем этом и не сказали мне, — говорит Джинджер. Скарлет выглядит смущенной. — Я не могла; они заставили меня пообещать! Как только ты попадешь на скалу, ты увидишь — об этом просто-напросто опасно говорить. Если бы кто-нибудь узнал… — Хорошо, хватит разговоров, — говорю я. — Время вам показать. Эмбер, Скарлет и остальные девушки, которым мы уже показали элементы, быстро формируют круг. Скарлет берет Джинджер за руку с виноватым выражением. — Не злись так сильно, — говорит она. — Тебе понравится то, что увидишь. Рейвен сжимает мои пальцы. Я улыбаюсь и закрываю глаза. Я так люблю отправляться на скалу. Это странное место, нечто неясное между реальным миром и бывшей цитаделью Паладинов. Паладины — раса женщин-воительниц, имевшие дар использования элементов и ответственные за защиту острова. Королевская власть прибыла на кораблях, объявила остров своим и убила всех Паладинов. Или так они думали. Но Паладины выжили. Мы суррогаты являемся их потомками. Люсьен считает, что благодаря генам некоторые женщины (как я) имеют способность соединяться с элементами, в то время как другие (как моя мама) не могут. Он верит, что это рецессивная черта, как, например, голубые глаза. Сил сказала ему, что это чушь собачья, и не все можно так просто объяснить. В любом случае, это не так важно. Девушки, находящиеся передо мной — Паладины, и время показать им, что это значит. Скала возникла впервые, когда я спасла Рейвен жизнь после выкидыша. Я не знаю, что привело меня к этому месту — судьба, шанс или чистая любовь — но как только я туда попала, я ощутила мгновенную связь с элементами, со своим наследием. Я стала понимать себя и этот мир так, как никогда раньше. Это мы проделали с Сиенной, Инди и Оливией. Это мы проделали со всеми девушками в инкубаторах. Привели к ним Рейвен. Доставили их на скалу. Я закрываю глаза — секунда, и я падаю. Я слышу слабы вскрик, который, я думаю, принадлежит Тони, но все в порядке, мы уже там, где спящие обитатели Южных ворот не могут нас услышать. На скале сейчас ночь, и идет дождь. Погода здесь часто отражает погоду в реальном мире. Или иногда погода меняется по желанию суррогата, как было, когда мы привели сюда Сиенну — шел снег, потому что Сиенна его любит. Когда я поднимаю лицо к небу, теплые капли дождя ручейками стекают по моим щекам. Внизу простирается океан, и, хотя я едва могу различить его в темноте, я слышу волны, разбивающиеся о камни. Позади меня на ветру шелестят деревья. А по центру скалы расположена статуя — монумент из серо-синего камня, закрученный в спираль — застывшая волна, тянущаяся к небесам. Я скучала по этому месту, говорю я в уме. Я тоже, безмолвно отвечает Рейвен. И мы трое, добавляет Эмбер. Некоторые девушки, бывавшие здесь прежде, убегают, чтобы заняться любимыми вещами. Азура танцует под деревьями. Соррел всматривается в бездну под скалой, восхищенно слушая рев океана. Джинджер — в состоянии шока, Скарлет рядом с ней все еще держит ее за руку. Тони, кажется, разрывает страх и одновременно нетерпение. Хна с широко распахнутыми глазами кружит вокруг статуи, осторожно вытягивая руку, чтобы дотронутся до нее. Я знаю, что она чувствует — камень невозможно гладкий, словно твердая вода. Затем Хна начинает смеяться. Она поднимает руки вверх, чтобы поймать капли дождя, и я улыбаюсь, потому что теперь она — своя. Она видит, кем ей предназначено быть. Что-то в ее смехе заставляет рассмеяться и Тони, а затем они вдвоем подбегают к краю скалы с Соррел, да так близко, что я думаю, они могут упасть. Но этого не происходит. Паладины сотворили это место, и они его защищают. Они защищают нас здесь. Скарлет заставляет дождь танцевать и кружиться над головой Джинджер, к восторгу старшей девушки. Меня каждый раз поражает, как свободны мы здесь, какие мы дикие и беззастенчивые. Каждый раз, когда я вижу, как новая девушка чувствует эту связь между друг другом и миром вокруг нас, это дает мне надежду. Время уходить, говорит Рейвен, и нас затягивает обратно, засасывает вверх, пока мы не возвращаемся обратно внутрь теплицы в Южных Воротах. Тони откровенно плачет, а у Джинджер стеклянные глаза. Хна выглядит потрепанной и будто подвыпившей. — Что… Я… — Джинждер не в состоянии сформулировать то, что хочет сказать. Я хорошо помню это чувство. — Что это было за место? — с нетерпением спрашивает Хна. — Посмотрите вниз, — говорю я. Они смотрят, и у них перехватывает дыхание. Под ногами Джинждер расцветают темно-фиолетовые цветы, у Тони — бледно-розовые. У Хны — ярко оранжевые. Они восхищенно осматриваются в течение нескольких продолжительных мгновений, пока по стеклу над нашими головами стучит дождь. — Расскажи им о Паладинах, Вайолет, — говорит Скарлет. — Расскажи им об Обществе Черного Ключа, — говорит Эмбер. — И ты обязана рассказать нам больше историй, Вайолет! — настаивает Азура. — Мы хотим знать, что происходит снаружи. — Все по порядку, — говорю я. Я вздыхаю и начинаю рассказ.Глава 3
— Итак, на очереди Западные Ворота, — говорю я, едва сдерживая зевоту. Мы пробыли в Южных Воротах всю ночь до рассвета. — Отправляемся через два дня. — Дождаться не могу сегодня заснуть в собственной постели. — Рейвен неловко ерзает в своем сыром плаще. Вагон забит рабочими, хотя солнце показалось на горизонте менее часа назад. Люсьен сделал нам всем поддельные документы, определяющие нас как рабочих фермы. Лучший способ перемещаться между округами города, сказал он, это прятаться у всех на виду. Никто в любом случае сильно не думает о рабочих Болота. В нашу первую поездку сюда я в ужасе думала, что Ратник нас заметит, посмотрит на наши неубедительные бумажки и закричит: «Арестовать их!». Но все в Жемчужине считают, что Рейвен мертва, и меня никто не ищет, потому что все думают, что моя сестра — это я. Ратник, проверявший наши бумаги, едва на нас взглянул. Тоже самое было и с другими инкубаторами. Никто не замечал двух подростков-фермеров. Я смотрю, как поднимается солнце над глинобитными домами, мелькающими перед окном поезда. Эта поездка так отличается от той, что вела на Аукцион. Тогда я начинала новую жизнь в чужом месте, полная страхов и предвкушения. В этот раз я точно знаю, куда направляюсь — назад в Белую Розу. И я не могу дождаться прибытия. Интересно, каким будет этот день для Джинджер, Тони и Хны. Должно быть, они чувствуют себя такими странными, такими живыми, все вокруг яркое и новое, цвета более четкие, запахи более сильные. Я рада, что у них есть Эмбер и другие девушки в помощь. Хна тут же соединилась с Воздухом — в ее глазах было изумление, когда ветер начал кружиться вокруг нее, реагируя на ее мысли. Скарлет показала Джинджер, как сделать небольшие трещины в земле, а Тони направила капли дождя вспять. Я никогда не устану от вида этих девушек, которые познают свои способности. И чем больше мы с Рейвен их встречаем, тем сильнее мои надежды. Мой желудок урчит. Надеюсь, Сил сделала печенье на завтрак. Теплое, слоеное печенье с клубничным джемом сейчас было бы идеально. И поцелуй Эша, и, может быть, объятие от Инди. Инди любит обниматься. Я не осознаю, что заснула, пока Рейвен не трясет меня. — Мы на месте, — говорит она. Продираясь сквозь толпу, мы сходим с поезда на станции Бартлетт, и мое сердце подскакивает, когда я вижу Сил среди множества тележек и повозок; ее лошадь, Репка, трясет своей песочной гривой. Сил одета в свой обычный комбинезон и фланелевую рубашку. Ее странные черные волосы с полосками седины на висках окружают ее голову как дикий нимб. — Итак, — говорит она после того, как мы забрались на повозку, и она щелкнула Репку поводьями, — как все прошло? — Как обычно. Сначала они были напугаными и упертыми, но, когда они видят фотографии и затем скалу, все меняется, — говорит Рейвен. — Его Королевская Ключность будет этим доволен, я уверена, — говорит Сил. У них с Люсьеном своего рода сдержанная дружба. Но я подозреваю, что они заботятся друг о друге больше, чем когда-либо признают. — Как дела в Белой Розе? — спрашиваю я. Она хмыкает. — Вас не было одну ночь, что, ты думаешь, Сиенна спалила дом? — Я бы не удивилась, — бормочет Рейвен. — Думаю, твой бойфренд почти не спал, но в остальном все по-старому. Сиенна показывает свой характер, а Инди постоянно пытается, черт возьми, обнять меня. Оливия начала шить очередное платье. Бальное одеяние, говорит она. Спросила меня, не могла бы я каким-нибудь образом достать для нее немного шифона. Рейвен и Сил посмеиваются над этим, но меня привязанность Оливии ко всему королевскому заставляет нервничать, а не веселиться. Сил любит жаловаться на новых девушек, но, я думаю, она в тайне наслаждается компанией. Она так долго была одна, прежде чем Азалия, сестра Люсьена, не нашла ее. Когда мы въезжаем в лес, я снова начинаю дремать. Сегодня будет теплый день; капли прошедшего ночью дождя скатываются с листьев, и Рейвен поднимает капюшон плаща. Я свой не поднимаю. Мне нравится ощущение воды в волосах. Чем дальше мы забираемся, тем гуще становится лес. Здесь спрятана Белая Роза, защищенная некоей древней магией Паладинов, как подозревает Сил. Она верит, что они привели ее сюда, к поляне, где не осталось ничего, кроме разрушенного фермерского дома. Деревья в этом лесу приняли странную форму, их стволы изогнуты под странными углами, их ветви иногда растут прямо в землю. Нутром я чувствую мягкий рывок, говорящий о том, что мы близко. Действительно, мы заезжаем на поляну несколько минут спустя; нас приветствует фермерский дом из красного кирпича по центру поляны. И, что еще более приятно, знакомая фигура, стоящая на переднем крыльце. Эш уже спустился и бежит к нам, хотя мы не проделали даже пол пути через поляну. Я спрыгиваю с повозки и бегу ему навстречу. Он поднимает меня на руки, и я зарываюсь лицом в его шею. — Вы вернулись, — шепчет он. Я целую его в ухо. — Надеюсь, ты не слишком волновался. Он ставит меня на ноги. — Я поспал целый час или два. Уже лучше. Я пробегаюсь пальцами по его волосам — они отросли за последние пару месяцев — затем мягко дотрагиваюсь до синяков под глазами. Он берет меня за руку, и мы шагаем обратно к дому. Сил и Рейвен уже внутри. Я рассказываю ему о последних трех девушках. — То есть теперь все суррогаты Южных Ворот, отправляющиеся на Аукцион, знают, что они Паладины, — говорю я. — Есть новости из других округов? В то время, как Болото кажется практически нетронутым раздором, назревающим в городе, в Банке и Смоге дела плохи. И, хотя я понимаю, что революция это предполагает, но мне отвратительно видеть эти газетные сообщения — бомбежка, урон, смерти. Каждый день мы слышим об арестах и актах насилия, и их становится все больше. Общество нацеливается на королевские опорные пункты — казармы Ратников, судебные учреждения и банки. Пытаемся оценить, как быстро они реагируют, и хотим запутать королевскую власть. Никогда не нападаем на один квартал или округ два раза подряд. Рисуем черные ключи на стенах и дверях. До нас доходит все больше сообщений о не спланированном насилии, люди атакуют знать по собственному усмотрению. Эш тренирует ряд членов Общества в этом квартале, но его охват ограничен, поскольку все еще существует ордер на его арест и казнь. Он не может отправиться в другие кварталы или другие округа, как я. — В основном все то же самое. — У Эша глубокая морщина на лбу. — Я не могу прекратить думать о компаньонах. Если бы я только мог к ним попасть, они могли бы нам сильно помочь. — Я знаю, — говорю я спокойно. Мы обсуждали это прежде. — Люсьен говорит, что он делает для них все возможное. А ты все еще беженец. — Люсьен не делает ничего, потому что он не может ничего сделать для них. Они ему не доверятся, — говорит Эш. — Это факт. Я не хочу снова спорить об этом. За последние несколько месяцев Эш становился все более и более неугомонным; его беспокойство за компаньонов растет с каждой новой атакой на Банк. — Но ты так помогаешь здесь, — говорю я. — Посмотри, что ты сделал для Рейвен, для Уистлера и его команды, для всех членов Общества в Южном Квартале. Уистлер, один из лучших агентов Люсьена, управляет тату-салоном, где проходят тайные встречи Общества. Мой брат Охра теперь работает с ним. Эш учит других молодых людей драться, чтобы они могли научить тех, кто находится в близлежащих кварталах и округах, поскольку сам не может покинуть Южный Квартал. — Ага, только в этом квартале и только по ночам, когда меня никто не может видеть, и только, когда Сил туда отправляется. — Эш останавливается и присаживается на передние ступени, потирая висок запястьем. — Рай сейчас в Жемчужине, прямо в доме у Герцогини! Если бы я только мог… связаться с ним каким-либо образом. И не упоминай Люсьена еще раз — он гений, но общеизвестно, что компаньоны с подозрением относятся к фрейлинам. Они могут принести много неприятностей, если захотят. Меня всегда удивляет, когда Эш говорит о вещах, происходящих в Жемчужине «за кадром». О стычках между прислугой или запрещённых романах. Об иерархии, существующей между низшими слоями общества. — Ты делаешь все, что можешь, — говорю я. — Одного твоего имени достаточно, чтобы привлечь к нам людей. Эш стал чем-то вроде легенды Одинокого Города. Его нахождение в розыске работает нам на руку. Компаньон-изгой, ложно обвиненный, сбежавший из Жемчужины и из лап королевской власти — беглец, ускользнувший от поимки. Он — герой в кругах Общества. — Поэтому я просто должен сидеть и дать моему имени делать всю работу, пока компаньоны продолжают терпеть унижения и умирать? — говорит Эш. Жизнь компаньона не из легких. Я была в шоке, когда Эш наконец рассказал мне о ней. Они часто совершают суицид, режут себя и употребляют жидкий наркотик под названием «синева». Сосед по комнате Эша, который помог нам сбежать из Банка, им пользовался, когда я встретила его несколько месяцев назад. Я кладу руку Эша на шею и пытаюсь размять ее, чтобы снять напряжение хоть немного. — Я знаю, что это тяжело, — говорю я. — Но это единственный способ. Банк слишком опасен для тебя. Белая Роза — единственное место, где ты будешь в безопасности. — Но для тебя рисковать — это нормально? — спрашивает он. — Ты, Рейвен и девушки, вы отправляетесь к инкубаторам. Это вообще не безопасно. Передняя дверь распахивается, прежде чем я могу ответить. — О, Вайолет, ты вернулась! Инди разворачивает меня и крепко обнимает. Она такая высокая, что моя голова достает ей только до плеч. — Как все прошло? Вы нашли девушек, которых искали? — Нашли, — говорю я, хлопая ей по спине. — Все прошло хорошо. Я расскажу вам об этом, но сначала мне нужна еда, или я упаду в обморок. — Конечно, ты, должно быть, проголодалась. Дай мне обслужить тебя. — Ее лицо немного розовеет, когда она сморит на Эша. — Ты тоже хочешь? Хотя Инди знает Эша уже несколько месяцев, она все еще краснеет перед ним. К чести Эша, он всегда ведет себя так, будто не заметил. — Я буду через мгновение, — говорит он. — Нужно сначала отвести Репку в амбар. Он сжимает мне руку, дав мне понять, что спор пока закончен. Репка жует какую-то траву, все еще привязанная к повозке. Он ведет ее к амбару, стоящему у кольца деревьев, а я смотрю и хочу, чтобы я могла сделать что-либо для него. Но я не дам ему вернуться в Банк. Это точно смертный приговор. — Хорошо, пойдем, Вайолет, — говорит Инди; ее глаза, как и мои, прикованы к удаляющейся фигуре Эша. — Я хочу услышать о прошлой ночи, и ты знаешь, как Рейвен расскажет об этом — она опустит все нужные детали и нагрубит, когда я спрошу что-нибудь. — Инди! — Голос Сил раздается из-за сетчатой двери. — Твои чертовы кексы горят. Инди ахает и, развернувшись, исчезает в доме. Я на мгновение задерживаюсь на крыльце, давая солнцу согреть лицо. Я хочу крепко держаться за это утро, отпечатать его у себя в разуме, как талисман против того мрачного будущего, что нас ожидает. В этом момент я в безопасности, я жива и окружена своими друзьями.Глава 4
В КОНЕЧНОМ ИТОГЕ, Я СПЛЮ БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ ДНЯ. За ужином этим вечером как обычно шумно. — Оливия, передай салат, пожалуйста, — прошу я. В то время, как Инди высокая, светлая и чрезмерно оптимистичная, Оливия маленькая, угрюмая и с глазами, красными от постоянного плача. Даже сейчас я вижу, как они начинают наполняться слезами. — Моя хозяйка любила салат, — говорит Оливия, передавая мне миску. — Однажды во Дворце Ручья у нас был салат с засахаренными орехами пекан и свежим козьим сыром, а сверху был цветок лотоса, и если его открыть, то внутри была миниатюрная золотая птица. — Она драматично вздыхает, глядя на маленькую кучку салата, томатов и огурцов на своей тарелке. Сиенна перебрасывает свои гладкие косы через плечо. — А также твоя хозяйка любила держать тебя на поводке, — говорит она, открывая зажигалку, которую Сил купила ей в подарок. Загорается крошечное пламя. — Не начать ли нам привязывать тебя снаружи ночью, как собаку? — Убери это, — предупреждает ее Сил. Оливия со стуком бросает вилку на стол и встает. — Не смей так со мной разговаривать. — Ты знаешь, что была бы мертва, если бы Вайолет не спасла тебя, верно? — говорит Сиенна, кладя зажигалку в карман. — Прекрати, — говорит Рейвен. В центре стола вспыхивает несколько свечей. Оливия сдвигает брови вместе, и пламя гаснет. — Эй, — говорит Сил. Сиенна поднимает руки вверх. — Это было случайно, клянусь. — Пожалуйста, — проговорила Сил. — Теперь твой контроль безупречен. У тебя не было инцидентов несколько месяцев. — Давайте еще раз пройдемся по плану, — говорю я, и все стонут, кроме Эша, который всегда молчит во время ужина. Он обычно отправляет пищу в рот как можно быстрее, а затем убегает в сарай, чтобы быть среди кур и коз, которых держит Сил. И Репки. Репка — это прозвище, которое он дал своей младшей сестре Синдер. Она умерла от «черных легких» месяц назад. Люсьен узнал об этом через одного из сообщников в Смоге — маленького мальчика, называющего себя Тифом. Он помог Эшу получить шанс попрощаться со своей сестрой, прежде чем мы сбежали из того округа. Полагаю, он присматривал за ней после этого. Эш заглатывает остатки его курицы, запихивает кусок картошки в рот и встает. — Прошу прощения, дамы, — говорит он, кивая всему столу. Он целует меня в макушку и направляется к раковине. Эш уже слышал обо всем этом прежде. После нашей сегодняшней ссоры я чувствую себя виноватой в том, что он не является частью этого плана, что я планирую сделать это без его участия. Но я ничего не могу поделать — чтобы убрать стену, нужны Паладины, а Эш — не Паладин. Я иду к боковому шкафу и вынимаю несколько свитков бумаги. Один из них — карта города. Другие — копии планов Аукционного Дома. — Итак, — говорю я, разворачивая карту в центре стола, — через несколько дней мы отправляемся к Западным Воротам. Сил, ты останешься здесь и скоординируешься с Уистлером на Ферме. — Осталось четыре девушки в Западных Воротах, семь в Северных Воротах и пять в Восточных. — Я указываю на числа, написанные над каждым инкубатором, затем стираю ластиком тройку над Южными Воротами. — Инди, Сиенна и Оливия, как только мы доберемся до ваших инкубаторов и покажем девушкам элементы, вы… — Останемся в убежище до ночи перед Аукционом, — уныло говорит Сиенна монотонным голосом. — Откуда мы проникнем в инкубаторы с помощью любой девушки, которая может соединяться с Землей, — живо говорит Инди. — А затем мы прячемся в поездах, пока они не отбудут на Аукцион, — завершает Оливия. Ее глаза блестят. — И тогда мы избавляемся от надзирателей и доктора. — Не убиваем их, Оливия, — говорю я. — Просто лишаем чувств. — Уверенна, что мы справимся, — говорит Рейвен. — На нашем поезде были только Черити и доктор Стил. — Северные Ворота всегда отправляют трех надзирателей, — говорит Сиенна. — Их все равно будет меньше, чем нас — говорю я. — У Аукционного Дома вас будут ждать Ратники, — напоминает Сил. — И Гарнету предстоит задержать их на как можно дольше, — говорю я, сворачивая карту и доставая чертежи. — И помните, если что-то случится в поезде, если вас обнаружат или… что угодно. Доберитесь до стен. Разрушить стены — ключевой момент. И даже если это будет не стена, окружающая Жемчужину, для наших целей подойдет любая королевская преграда. Оливия немного дуется, но молчит. Есть несколько чертежей Аукционного Дома, потому что там не просто много разных комнат, но и несколько этажей под ним. Я ставлю на них тарелки и бокалы, чтобы они не разворачивались. Аукционный Дом построен в виде огромного купола с другими куполами и башенками, расставленными рядом с ним — это различные комнаты, где развлекают королевских особ, пока они ждут покупки суррогатов. И, конечно же, амфитеатр, где проходит сам Аукцион. Но существуют также — как указал Люсьен — Комнаты Ожидания, подготовительные комнаты и дорожная станция на нижних этажах, комнаты для прислуги, комнаты, где молодым королевским дамам можно поправить волосы и макияж. И есть комнаты безопасности на случай, если во время Аукциона в Жемчужине случится что-то опасное. В этих комнатах толстые стены и железные двери. Туда побегут королевские особы в случае угрозы. Мы поймаем их в ловушку, пока город вокруг них будет разваливаться на части. Аукцион является крупнейшим событием года. Люсьен сказал нам, что позволено приходить любой замужней королевской особе, то есть им не нужны приглашения как на бал Курфюрста или на простую вечернику во Дворце. Приходят все, кто может. Это будет самое большое число королевских особ, собранных в одном месте. — То есть мы прибудем сюда, — говорю я, указывая на подземную станцию на чертеже с нижними уровнями Аукционного Дома. — И мы уже должны быть готовы. Сил права, Ратники будут там ждать четыре вагона с девушками без сознания. И Гарнет может не суметь задержать их надолго, и если вообще сможет. Нужно быть готовыми к драке. — Да, и большинство Ратников, которых ему удалось переманить на нашу сторону, не работают в Жемчужине, — говорит Рейвен. — Он говорит, что с Ратниками Жемчужины невозможно иметь дело. Гарнет головокружительно быстро превратился из гуляки в добропорядочного гражданина. В то время, как все королевские мужчины формально являются офицерами в армии Ратников, это всегда был просто почетный титул. Никто на самом деле не служил в армии. Но как только Гарнет вызвался служить, чтобы искать Эша, он обнаружил, что среди Ратников есть много недовольных, особенно в низших округах. Теперь он использует это как наше преимущество. — Я очень хочу, чтобы все было проще, — мечтательно произносит Инди. — Чтобы нам не приходилось использовать насилие. — Ты хочешь сражаться с ними объятьями? — спрашивает Сиенна. — Любовь сильнее ненависти, — говорит Инди. — Насилие — единственный наш выбор, поэтому нет смысла об этом спорить, — говорю я, прерывая Сиенну, прежде чем та смогла бы возразить. — Как только мы оказываемся внутри, все должно произойти одновременно. Нам нужно задержать Ратников. Нам нужно устроить такую панику, которая заставит королевских особ бежать и прятаться в своих драгоценных комнатах безопасности. Затем нам нужно попасть к стене. — И мы с тобой подаем сигнал, — говорит мне Сиенна, снова щелкая своей зажигалкой. Я киваю. — Мы с тобой подаем сигнал. — И все в огне, — говорит она. Пламя зажигалки отражается в ее темных глазах. Нужно точно рассчитать время. В предверии Аукциона в конечных ключевых локациях, которые еще не подвергались атакам, будут установлены бомбы. В Банке соберется как можно большее число членов Общества. Вдень Аукциона они все будут у стены, которая разделяет Банк и Жемчужину, ожидая, когда Паладины ее разрушат. Мне предстоит забраться как можно выше на один из пяти шпилей Аукционного Дома. Сиенна воспользуется Огнем, а я Воздухом, чтобы сделать что-то вроде вспышки, достаточно высокой, чтобы все в городе могли ее увидеть, указывая, что бомбы должны взорваться. Я бы сделала это сама, если могла, но мы можем использовать лишь один элемент за раз. И после этого, как точно подмечает Сиенна, все будет в огне. Я тщательно проверяю каждый лист чертежей. Вожу пальцами по различным коридорам, проверяю, знают ли девочки, какие пути куда ведут, как добраться до нужных комнат, сколько этажей в Аукционном Доме, и что располагается на каждом из них; я обозначаю каждый вход и выход, пока Сиенна наконец не издает громкий вздох. — Вайолет, мы все помним, хорошо? Мы обсуждали это уже миллион раз. Я могу нарисовать эти чертежи даже во сне. — Мы должны быть подготовлены, — говорю я. — Другие девушки ничего не будут знать. Они ничего этого не видели. Мы должны быть лидерами. Мы должны в точности знать, куда именно направимся. Мы не можем втянуть их в это, только чтобы подвести. Сиенна выглядит слегка смущенной. Инди опускает голову, а Оливия пристально смотрит в свою тарелку. Рейвен дотрагивается до моей руки. — Мы не подведем, — говорит она. Я сворачиваю все бумаги и убираю их, в моем животе оседает тяжелая тревога. Это все, чтобы помочь суррогатам, и все же моя сестра до сих пор заперта в том дворце. Даже запоминание всех чертежей в мире не поможет ей там, где она сейчас. Прошли месяцы с тех пор, как Графиня объявила о беременности Хэзел. Выглядит ли Живот Хэзел также, как когда-то выглядел живот Рейвен? Использует ли на ней доктор тот ужасный пистолет-стимулятор? Я даже не знаю, суррогат ли Хэзел. Ее забрали до того, как она могла бы быть протестирована в одной из клиник Болота. Но она должна быть, иначе она была бы бесполезна для Графини. Если бы только был способ увидеть ее, узнать, что она в порядке, сказать ей, чтобы она держалась… После ужина Оливия упрашивает Сил принести Книгу. Книга на самом деле не совсем «книга». Она больше похожа на фрагменты, собранные из множества разных книг. Люсьен собирал их для Сил в течение нескольких лет, воруя куски старых текстов из библиотеки Графини. Все вместе они рассказывают об истории Паладинов, об истории этого острова до того, как он стал Одиноким Городом. И все девушки в этом доме любят читать Книгу. Включая меня. Остров назывался Эксельсиор, Жемчужина Земли. Оливия прижимается ко мне, когда мы читаем пожелтевшие разрушающиеся страницы. Мне кажется немного странным, что Оливия так сильно любит Книгу, особенно если учесть, что там детально описывается то, как королевская власть завоевала остров при помощи силы и истребила бОльшую часть местных жителей. Но там также рассказывается о месте, которое называется Беллстар и об еще одном, названном Эллария. И, я думаю, сама мысль о существовании других мест за Великой Стеной вызывает в ней те же чувства, что и история о Колодце Желаний вызывала во мне, когда я была ребенком. Она хочет верить в магию и тайну этих историй. Кажется, она не осознает, что мы — часть этой магии. Единственные звуки — это звяканье тарелок, которые моет Сиенна, и Инди, нежно напевающая себе под нос, пока она вытирает их. Сил сидит возле камина в своем кресле-качалке, баюкая бокал вина. Рейвен на полу у моих ног, ее голова у меня на коленях. — Как ты думаешь, на что похож Беллстар? — спрашивает Оливия. — Вот бы здесь были картинки. — Должно быть, он очень богатый, — говорю я. — Они построили сотни кораблей, чтобы найти это место. — Что с ними случилось? — С людьми? — С кораблями. Я провожу пальцами по выцветшим буквам на странице. — Я не знаю, — бормочу я. Неожиданно у меня в волосах гудит аркан. Я давно раскрыла тайну аркана другими девочкам — это стало трудно скрывать через какое-то время. Я вынимаю его, и серебряный камертон воспаряет в футе от моего лица. — Алло? — говорю я. Рейвен оживляется. Мы никогда не знаем, кто будет на другом конце — Люсьен или Гарнет. — Ну? — Голос Люсьена, напряженный. — Как все прошло? Я улыбаюсь. — Все хорошо. Как обычно. С Южными Воротами покончено. Осталось еще три инкубатора. — И только месяц остался до того самого дня. Мой желудок сжимается в нервном предчувствии. Я снова мыслями отправляюсь к своей сестре. Месяц — это так долго. Держись еще немного, Хэзел. Я иду. — Как там в Жемчужине? — спрашиваю я, что почти всегда является кодовой фразой для «как там Хэзел?». Поэтому, когда Люсьен говорить о всяких пустяках, я тут же напрягаюсь. — Сходит с ума, как всегда происходит с приближением Аукциона, — говорит он. — Конечно, в этом году все хуже, поскольку нижние округа причиняют беспорядки. Но можно подумать, что знать не читает газет. Леди Потока не может перестать хвастаться своим ужином после Аукциона — выглядит так, будто она готовит двадцать блюд, по ее словам, но я ей не верю. Она отправила Кюрфюстине сотню приглашений. И теперь мне необходимо контролировать поставки из Дома Огня. Приправленное мясо, шафран и свежие сливки из их молочных на Ферме. Все должно прибыть завтра. Будто шафран — это то, что должно меня сейчас волновать. В то же время, в Банке произошло еще три ареста — один из них чуть меня не подвел, я думал, что они поймали одного из моих сообщников — и еще одна бомба взорвалась в Смоге, которую я точно не одобрял — она была плохо сделана и с большим количеством осколков, поэтому теперь четверть того квартала облагается налогом с ограничениями на еду. Даже Ратники чувствуют нужду. А еще… — Как моя сестра? — прерываю я. Он медлит. Мое сердце останавливается, когда он ничего не говорит. — Люсьен, — настаиваю я, — что происходит? — Ничего, — говорит он. — Не чувствую, что тебе нужно беспокоиться. Рейвен садится, ее темные глаза устремлены на аркан. Сил отставила свой виски. — Почему бы тебе не позволить мне решать, о чем мне стоит беспокоиться, — говорю я. — У меня есть… подозрение. Это не подтверждено, но я чувствую, что Курфюрстина планирует… несчастный случай. Для твоей сестры. — Что? — Я вскакиваю, как будто смогу прибежать к Хэзел прямо сейчас, как будто я могу защитить ее. Я должна защитить ее. — Ты работаешь на нее, узнай, что она планирует, и останови это! — Я даже не знаю, планирует ли она что-нибудь, — говорит Люсьен. — Все, что я знаю — чем больше энтузиазма проявляет Курфюрст в отношении этой помолвки, тем более яростной она становится. Она отпустила несколько комментариев, которые заставляют меня поверить… — Она сделала бы это просто назло, — говорю я. — Она бы сделала это, чтобы отомстить герцогине. — Да, но видишь ли… — Ну что это за люди! — Я поднимаю руки в отчаянии. — Разве они не понимают, что она чья-то сестра, чья-то дочь, чей-то друг? — Нет, — сухо говорит Люсьен. — И я думаю, что ты понимаешь это лучше, чем кто-либо другой. Его слова режут меня, но не так глубоко, как мысль об убийстве Хэзел. Я думала, у меня будет время. Время добраться до нее, освободить ее. Время объяснить, время извиниться. Люсьен не может спасти ее. Он не может наблюдать за ней двадцать четыре часа в сутки. У него другие приоритеты, и как бы он ни заботился обо мне, он пожертвовал бы Хэзел, если бы это означало спасение города. — Я отправляюсь в Жемчужину, — говорю я. — Сегодня. Вечером. — Вайолет, не будь… — Я иду, — резко обрываю я. — Что бы ты сделал, если бы это была Азалия? Это моя вина, что Хэзел вообще там. Герцогиня взяла ее, чтобы добраться до меня. Я знаю это, я чувствую это. Если я не смогу защитить ее сейчас, я… — Мой голос дрогнул, и я не смогла закончить это предложение. — Как именно ты планируешь сюда попасть? — Я поеду на поезде в Банк. Я могу рыть под стеной вокруг Жемчужины так же легко, как в Южных Воротах. — Хорошо, может быть, не так легко, но идея та же самая. — Мало того, что это безрассудный план, который может испортить нам игру, но что ты собираешься сделать, когда ты будешь находиться в самой Жемчужине? Подойдешь ко дворцу герцогини и позвонишь в дверь? Подумай, Вайолет. Здесь на карту поставлено нечто большее, чем личные неприятности. — Если я не попытаюсь спасти Хэзел сейчас, тогда я вообще не знаю, за что я сражаюсь, — говорю я. — Тебя узнают, — говорит Люсьен. — Это слишком… Я вздыхаю, мне в голову приходит идея — сумасшедшая, поспешная идея, и я даже не уверена, что она возможна. Но на данный момент я готова попробовать что угодно. Без лишних слов, я разворачиваюсь и бегу наверх, игнорируя вопросы, которые кричат Рейвен и Сил, и скрежет голоса Люсьена, который требует узнать, что происходит. Мы с Эшем спим вместе в амбаре, но храним наши вещи в комнате Рейвен. Там есть и другая одежда, которую собрала Сил за все эти годы. Я точно помню одно платье, потому что оно сильно напомнило мне платья служанки, которые носили мы с Рейвен, чтобы замаскировать себя в Банке. Я роюсь в шкафу, нахожу его и сдергиваю с вешалки — оно простое и коричневое, немного жмет в груди, но ничего. Я натягиваю его и смотрю на себя в зеркало. Я медленно поднимаю руку и накручиваю на нее волосы. Раз — увидеть предмет как он есть. Два — нарисовать мысленный образ. Три — подчинить своей воле. Я чувствую покалывание на коже головы, когда мои волосы превращаются из черных в золотистые. Головная боль после Заклинаний пульсирует у основания черепа. Так я замаскировала Эша, когда мы пробрались в его компаньонский дом. Странно использовать это на себе. Я поворачиваю голову туда-сюда, изучая незнакомые светлые пряди. Но что является реальной проблемой, так это мои глаза. Если я не смогу их изменить, то Герцогиня тут же меня заметит. Я закрываю их. Я думаю, что могу сделать это, не дотрагиваясь пальцами до глазных яблок — от этой мысли меня передергивает. Мне просто нужно сильно сосредоточиться на том, что я хочу. Я воображаю хрусталик у себя в уме. Раз — увидеть предмет как он есть. Два — нарисовать мысленный образ. Три — подчинить своей воле. В отличие от моих волос, это Заклинание причиняет дикую боль. Я кричу и прижимаю руки к глазам. Они словно плавятся в глазницах, горя как маленькие шарики огня. И именно в тот момент, когда я думаю, что не могу больше этого выносить, боль прекращается. Я остаюсь в согнутом положении какое-то время, тяжело дыша. Когда я открываю глаза, на меня из зеркала смотрит незнакомка. У нее светлые волосы и зеленые глаза, но нос и подбородок остались моими. Я быстро использую второе Заклинание, Форму, чтобы подправить черты лица. Это причиняет такую же боль, как и изменение глаз, но в итоге мой подбородок становится немного более круглым, лоб более высоким, а нос более крупным. — Вайолет, ты… — Рейвен останавливается в дверном проеме, разглядывая меня. — Что ты сделала? — Я отправляюсь в Жемчужину, — говорю я, проходя мимо нее и спускаясь вниз, где Люсьен, вероятно, все еще ждет у аркана. Оливия кричит, когда я вхожу в комнату. Инди роняет тарелку. Сиенна охает. Сил выглядит удивленной всего секунду, но потом я вижу проблеск гордости в ее глазах. — Я говорила ему, — перекрикивает Сил голос Люсьена, который все еще раздается из аркана. — Ты слишком упертая. — Что происходит? — требует он. — Почему она кричала? Сил, ответь мне! — Я еду в Жемчужину, Люсьен, — говорю я. — Я попаду в дворец Герцогини. Я буду присматривать за своей сестрой до самого Аукциона. Люсьен начинает смеяться. Он смеется так долго, что мы с Сил обмениваемся встревоженными взглядами. — Прошу прощения, — говорит он. — Но это слишком даже для тебя. Как долго ты собираешься оставаться на свободе, когда ты окажешься во дворце Герцогини? Как ты планируешь защитить свою сестру, если тебя саму поймают? А может быть Герцогиня попросту убьет тебя забавы ради, ведь ей больше не нужно твое тело, чтобы произвести ребенка. — Люсьен, — говорит Сил, соединяя вместе руки и опирая на них подбородок, — при любых других обстоятельствах я бы согласилась с тобой, но… не думаю, что есть даже малейшая вероятность того, что Герцогиня ее узнает. — И с чего бы это? — Потому что она выглядит, как совершенно другой человек. Я не осознала, что Сиенна пришла из кухни. Она протягивает руку и аккуратно берет прядь моих волос. — Цвет и Форма? — спрашивает она. Я киваю. — Было больно? Я скривляю лицо. Сиенна улыбается. — Эш будет вне себя от… — Что ты имеешь ввиду, говоря «как другой человек»? — перебивает Люсьен. — Я использовала Заклинания, — говорю я. Слезы подкатывают к моим глазам, но они испаряются благодаря оставшемуся от Заклинания жару. — Пожалуйста, Люсьен, — говорю я. — Помоги мне. Помоги мне спасти сестру. Я помню свой День Расплаты, это был последний раз, когда я видела свою семью целой. Как Хэзел злилась на меня, как она думала, что я забуду ее. Она не понимала, что мне не позволено было писать ей письма, что в Южных Воротах были правила. Я понимаю правила Жемчужины. И я не могу допустить, чтобы моя сестра думала, что она снова была забыта.Глава 5
ТИШИНУ НАРУШАЕТ ТОЛЬКО ГРОМКИЙ СТУК моего сердца. — Позволь мне поговорить об этом с Гарнетом, — говорит Люсьен сдержанным тоном. — Подожди и не делай ничего опрометчивого. Аркан замолкает, падая на пол. Я поднимаю его и держу дрожащими пальцами. — Я не могу оставить ее там, — говорю я, опускаясь на диван. Рейвен садится рядом со мной. — Она совсем одна. Я не могу… — Я знаю, — говорит Сил с нежностью в голосе. Мы сидим так, по ощущениям, несколько часов. Аркан больше не звонит. Наконец, я выхожу из оцепенения. — Я лучше пойду повидаюсь с Эшем, — говорю я. — Должно быть, ему интересно, где я. Я не думаю, что он воспримет новости особенно хорошо. Как только я встаю, Аркан поднимается в воздух. — Итак, — говорит Гарнет. — Я слышал, вы планируете тайную операцию. — Хэзел в опасности, — говорю я. — Я должна быть там. Я должна сделать все, что смогу. — Что же, тебе повезло, — говорит Гарнет. — Потому что так случилось, что я знаю королевский дом, которому требуется прислуга. — Ты знаешь? — говорю я. — Да, — отвечает он. — Мой. Рейвен и я обмениваемся взглядами. Гарнет продолжает. — Моей жене нужна собственная фрейлина. — Рейвен едва заметно напрягается при слове «жена». — Корал пыталась нанять кого-то в течение нескольких месяцев, и Мать отвергает всех, кого она находит. До этого момента я оставался в стороне, потому что нет смысла ссориться с моей матерью по такому незначительному поводу, и, честно, меня не волнует наличие фрейлины у Корал. Но теперь, кажется, нам пригодится фрейлина. Поэтому завтра я просто оповещу всех, что я тебя нанял. Это типично для меня — такой высокомерный шаг, равнодушие к желаниям моей матери. — Я могу представить, как его голубые глаза блестят с озорством. — Я дам тебе знать, на какой поезд сесть завтра. Уверен, что прибудет новая группа слуг — все с ума сходят, готовясь к Аукциону. Я замолвлю словечко, что мы ждем тебя. — Спасибо, Гарнет, — горячо благодарю я. — Не за что. Эй, Рейвен там есть? — Думала, ты никогда не спросишь, — говорит она, с усмешкой шагая вперед. — Дела всегда прежде удовольствия. У тебя есть время поговорить? Рейвен смеется. — У меня нет сумасшедшей жены и властной матери. У меня есть все время в мире. — Да, но у тебя есть Сил, и она не похожа на ведро радуги, правда? Шучу, Сил! — проговаривает он быстро, прежде чем Сил может ответить. Рейвен берет аркан на крыльцо. Я желаю спокойной ночи Сил и девочкам и направляюсь в сарай, чтобы сообщить новости Эшу. Он у козьего загона, одна из коз обнюхивает его руку в поисках дополнительного лакомства, когда я вхожу. На мгновение я просто стою и наблюдаю за ним, за силой его плеч, за изгибом его рук, за мягкостью его прикосновений, когда он чешет черно-белую пятнистую козу за ушами. Я вздыхаю со спокойствием, прежде чем нарушить его. — Эш? — начинаю я робко. Он оборачивается и выпускает сдавленный крик, когда видит мое новое лицо. — Что… Вайолет? — Это я, — говорю я, шагнув вперед. Он подходит ближе, осматривая мои глаза, нос и волосы с небольшим удивлением и большим замешательством. — Заклинания? — спрашивает он. Я киваю. — Причина? Я объясняю, что Люсьен рассказал мне об опасности, в которой находится Хэзел, и как Гарнет собирается нанять меня на работу во дворце. Я вижу, как его лицо превращается из недоверчивого в откровенно яростное. — Ты серьезно, — говорит он. — Ты покидаешь Белую Розу. Ты отказываешься от своего плана и идешь в Жемчужину, в самое сердце опасности. Я сглатываю. — Да. — Замечательно. — Он поворачивается и поднимается по сеновальной лестнице, бросая несколько вещей, которые он держит там, дополнительную рубашку, карманные часы, фотографию своей семьи, которую он взял из дома компаньона Мадам Кюрьо. Затем он спускается вниз по лестнице. — Я иду с тобой. — Что? Нет, Эш, ты не можешь. — А ты можешь? — Я не похожа на себя! У меня нет миллиона Ратников, пытающихся найти и казнить меня. Гарнет позаботится обо мне. Я буду в безопасности. — Гарнет играет свою роль в этой революции, — говорит Эш. — Он не может все приостановить, просто чтобы присматривать за тобой. — Он начинает пихать предметы в маленькую сумку. — Каждый во всем проклятом городе играет свою роль в этой революции, кроме меня. Он бросает сумку через плечо и сердито смотрит на меня. — Итак, когда мы выдвигаемся? — спрашивает он. Я жду несколько мгновений, пока его дыхание немного успокоится. Затем я делаю шаг вперед и кладу руку ему на щеку. — Эш, ты не можешь, — говорю я. — Ты не пройдешь дальше Банка. — Прекрати пытаться держать меня в безопасности все время, когда ты явно не проявляешь такого же внимания к себе. — Цыплята нервно кудахтают, когда он начинает ходить возле сарая. — Ты всегда говоришь мне оставаться здесь, быть терпеливым, быть защищенным, но что, если это не то, чего я хочу? Что делать, если я хочу сделать больше, независимо от риска? И ты чувствуешь, что можешь просто проникнуть в Жемчужину, потому что Хэзел находится в опасности, и ожидаешь, что все поймут. Ну я не знаю, Вайолет. Я не понимаю. — Она в опасности, — говорю я. — Мы все в опасности! — кричит Эш, а Репка ржет, тряся гривой. Он проводит рукой по ее длинной шее, успокаивая ее. — Разве ты не видишь здесь лицемерия? Разве ты не понимаешь, как несправедливо, что тебе позволено рисковать всем, а мне нет? Компаньоны — мои суррогаты, Вайолет. Они мои люди, и им тоже больно, но они не особенные в любом случае, поэтому кого это волнует? Кого волнует, что они яркие, талантливые молодые люди, подвергающиеся насилию и манипулированию? Они лишь симпатичные вещи, которые хороши только для секса, верно? Почему их голоса должны иметь значение? — Это не тоже самое, что… это Хэзел, Эш. Моя сестра. Ты бы сделал то же самое для Синдер. Было неправильно это говорить, и я немедленно это осознаю. Эш вскидывает голову; его взгляд такой яростный, что заставляет меня съежиться. — Не надо, — холодно говорит он. Мои щеки горят. — Мне очень жаль. Я просто говорю, что у всех нас есть люди, ради которых мы готовы идти на жертвы. — И кто у меня остался, Вайолет? Ты. Только ты. — Он снимает сумку с плеча и роняет ее на землю. — Но ты, кажется, думаешь, что только тебе позволено делать трудный выбор. И ты, кажется, не понимаешь, что твой выбор влияет на других людей, включая меня. Он смотрит на меня в течение нескольких секунд, прежде чем покачать головой, разворачивается на каблуках и скрывается в ночи. Когда Рейвен останавливается возле амбара, чтобы вернуть мне аркан, она знает, что что-то не так. Едва ли мне нужно объяснять ссору с Эшем. Мои «шептуны», должно быть, вещают на полную громкость. Она отодвигает соломенный манекен, который сделал для нее Эш, чтобы тренировать захваты и удары, и тянет меня на соломенный тюк, обнимая меня рукой. — Он напуган и зол, — говорит она. — И он хочет помочь. — Я понимаю, но он даже не понимает, в какой опасности он окажется, если уйдет! Я не говорю, что не верю в него… — Правда? — спрашивает Рейвен. В ее тоне нет осуждения, но вопрос все равно меня раздражает. — Чего ты хочешь от меня, чтобы я сказала «ага, Эш, великолепная идея, пойдем в Банк и скрестим пальцы, чтобы тебя никто не узнал»? — В этом городе тоже есть люди, за которых он переживает. А здесь, в этом доме, все вертится вокруг суррогатов. Мы никогда не говорим о компаньонах. И никто этого не делает. Ни Люсьен, ни Гарнет… — Она склоняет голову на бок. — У нас у всех есть собственные битвы. Я хочу твоего возвращения в Жемчужину не больше, чем он. Я просто знаю тебя достаточно хорошо и понимаю, когда протестовать бесполезно. — Она толкает меня плечом. — Позаботься о себе. И о Хэзел. И присмотри за Гарнетом ради меня. Я улыбаюсь, хотя все еще ощущаю тяжесть ссоры. — Есть, мэм. — Интересно, какая его женушка. — Довольно скучная, по его словам. — Гарнет обычно избегает упоминания о Корал, если получается. Особенно рядом с Рейвен. Она спрыгивает с тюка. — Так ты снова будешь слугой. Эй, может это будет преимуществом. Может быть, ты сможешь увидеть, есть ли недовольство в королевских домах, это знание можно будет использовать для нашего дела. Я знаю, что она просто старается помочь, быть позитивной. И я ценю это. — Ага, — говорю я. Затем я делаю паузу. — Он… он вернулся в дом? — Нет, — говорит Рейвен. — Я не знаю, где он. Я обнимаю ее на прощание, и начинаю готовиться ко сну. Я забираюсь на сеновал, неся с собой сумку с вещами Эша. Я ложусь, закрываю глаза и хочу заснуть. Но все, что я вижу — это Курфюрстина, наливающая яд Хэзел в бокал с водой. Или Курфюрстина, нанимающая кого-то, чтобы тот спихнул ее с лестницы или задушил во сне, или… Герцогиня никогда не выпускает Хэзел, напоминаю я себе. Разве ее заключение не должно обеспечить ее безопасность? Я открываю глаза и смотрю на доски потолка, пытаясь отбросить разочарование и сомнения. Я всегда думала, что поступать правильно будет легко. Пусть даже совершить само действе бывает нелегко, однако его, по крайней мере, легко определить. Но теперь я отказываюсь от своего собственного плана ради чего-то поспешного и не полностью продуманного. Я теперь даже на себя не похожа. Слышится скрип лестницы, и я сажусь. — Эш? — шепчу я. Я чувствую, что он ползет ко мне. — Мне так жаль, — говорю я. — Я не… — Ш-ш-ш. — Он мягко прижимает свои губы к моим, и я дрожу. Я притягиваю его к себе, признательная за его успокаивающее присутствие, теплоту его тела, запах его кожи. — Я не хочу ссориться, — бормочет он. — Я тоже. Он проводит пальцами по моей шее, по ключице. На мне лишь тонкая сорочка, и моя кожа покрывается мурашками, пока он ведет пальцами ниже к животу. — Ты когда-нибудь задумывалась, что будет… после? — тихо спрашивает он. — После? — спрашиваю я, не совсем осознавая, о чем он, потому что его пальцы, покружив у пупка, теперь опускаются к моему правому бедру. — После всего этого. — Его губы на моей шее. — После того, как ты спасешь Хэзел. После сражения и уничтожения стен. После того, как этот город постигнут потрясения, которых он прежде не знал. Допустим, мы выиграем. Королевская власть больше не управляет городом. Чего ты хочешь? — Я не знаю, — говорю я, пока его рука сжимает мое бедро. — Я не очень об этом задумывалась. — После всех этих планирований ты даже не знаешь, чего хочешь дальше? — Может, я не верю, что мы победим. — Может, ты просто боишься будущего. Я нахожу впадину у основания его шеи и мягко целую это место. — А какой у тебя план на будущее? Его рука замирает у моего колена. — Никакой, — говорит он, отстраняясь от меня. Я тут же настораживаюсь. — Эй, — говорю я, хватая его за волосы, чтобы далеко не отпускать. В его глазах отражается тот скудный лунный свет, который попадает на нашу постель. — Ты можешь сказать мне. Он вздыхает, затем говорит. — Я хочу быть фермером. Я жду больше объяснений, но их не следует. — И это… все? — говорю я, не желая обидеть, но все же чувствуя себя сбитой с толку. — Ты не думаешь, что это глупо? — говорит он. — Ты не думаешь, что такие люди как мы, после всей той роскоши, к которой мы имели доступ — одежда, еда, богатство — что я захочу чего-то большего? — Я думаю, что цена за всю эту роскошь была слишком высока, — говорю я. — Я была бы счастлива никогда в жизни больше не видеть золотую парчу. Где бы ты хотел завести ферму? Я имею в виду, очевидно, кроме Фермы. Он устраивается, вытянувшись рядом со мной и подпирая голову рукой. — Есть одна старая развалина в пяти милях от деревни Уистлера. Охра показал мне ее однажды. Это хорошее место, чтобы спрятать молодых людей, которые к нам присоединились, за день или два до Аукциона, когда они не вернутся домой после работы, если понимаешь. Но я подумал… думаю, я могу там все починить. Может, Сил вышлет мне пару куриц и козу. Даст мне семян. Мне хотелось бы поработать с землей. И я люблю животных. Я хочу жизнь, в которой я сам буду выращивать еду и делать себе вещи. И у меня будет настоящий дом. Из моих глаз брызгают слезы, когда я осознаю, что на этой «картине», которую он нарисовал, меня нет и в помине. — Ох, — говорю я хриплым голосом. — Звучит мило. — Ты плачешь? — говорит Эш ошеломленно. — Нет, — быстро говорю я, быстро вытирая слезы. Я почти слышу, как что-то щелкает у него в голове. — Ты думаешь, что я не хочу видеть тебя там? — спрашивает он. — Нет, — говорю я снова, но это явная ложь. — Вайолет. Я не выкидывал тебя из моей жизни, — говорит он, — но я бы никогда не подумал, что наши планы пересекутся. У тебя есть право выбирать, что ты хочешь. — Но что, если мне этого тоже хочется? — говорю я. — Что, если я хочу помочь тебе поправить, то старое место? Держу пари, я могла бы уговорить Сил отдать нам Репку, поскольку она все равно любит тебя больше Сил. И у меня был бы сад с хризантемами, совсем как было у мамы на подоконнике нашей кухни. Я могла бы использовать Землю, чтобы помочь тебе выращивать урожай, и Воду тоже, чтобы ухаживать за ними. Я могла бы использовать огонь, чтобы поддерживать тепло зимой, и Воздух, чтобы летом было прохладно. Я могу это видеть, могу видеть так ясно, что испытываю реальную боль в груди. Небольшое крыльцо с диким садом, цветущим вокруг него. Белый дом с голубыми ставнями. Мы с Эшем работаем с землей, заканчивая каждый день уставшими, потными и в грязи, но счастливыми. Имея собственное место. Когда Эш снова говорит, его голос хрипит. — Звучит… идеально. — Естественно, Рейвен обязана жить неподалеку, — говорю я. — И Гарнет тоже. — И Инди. — Сиенна? — Да, но не Оливия. — Нет, — говорит Эш, смеясь. — Не Оливия. Я вздыхаю, и ложусь обратно на тяжелое покрывало, на котором мы спим. — Я хочу эту жизнь, Эш. Я так силно ее хочу, что практически ощущаю ее на вкус. — Я тоже, — бормочет он. Я отправляю свой разум в полет, представляя мир, в котором моей сестре не приходит жить в страхе собственного тела и силы, которую оно содержит, где мой брат не вынужден работать по заданной профессии. Я пытаюсь представить падающие стены, сплоченный город, его людей, которые больше не разделены, а объединены. Я засыпаю со вкусом Эша на губах и фантазиями о лучшем будущем, танцующими в моих снах. Однако на следующее утро хорошее настроение Эша испарилось; вся нежность прошлой ночи ушла, на ее место пришли напряжение и злость на то, что я ухожу. Могу сказать, что он старается это спрятать, но в его глазах и губах чувствуется напряженность, а в его голосе — резкость. Эш не единственный, кто в напряжении. Даже Инди на грани. Как только мне звонит Гарнет, чтобы сообщить, на какой поезд нужно сесть, нет ни одной улыбки на прощание, кроме натянутой гримасы от Рейвен. Я стою возле повозки Сил и обнимаю каждую девушку, обещая скоро вернуться, напоминая им о том, что нужно продолжать изучать чертежи. Эш бросается на меня и свирепо шепчет мне в ухо. — Пожалуйста, будь осторожна. Пообещай мне. — Я обещаю, — шепчу я. — Я так хочу, чтобы у меня была возможность сказать Раю присматривать за тобой, — говорит он. — Думаешь, он узнает меня? — спрашиваю я. Эш заправляет мне за ухо прядь моих новых светлых волос. — Нет, — бормочет он. — К тому же он будет очень занят Карнелиан, чтобы обращать внимание на новую прислугу. — Мне сказать ему, кто я? — Я не знаю. Это может быть опасно. — Челюсть Эша напрягается. — И берегись Карнелиан. — Верно. — Я не рада очередной возможности пожить с ней по одной крышей. — Серьезно, Вайолет. Она умнее и сообразительнее, чем ты думаешь. — Что ж, я буду рада, если смогу полностью ее избегать, — говорю я. Не хочу больше говорить о Карнелиан. Мы целуемся еще раз напоследок, прежде чем Сил забирается на повозку, и я сажусь рядом с ней. Рейвен поднимает руку на прощание. Эш остается на крыльце, смотря за повозкой, пока мы не проезжаем деревья, и Белая Роза не скрывается за нами. — Ты точно знаешь, как посеять хаос, — говорит Сил. — Я не хочу с тобой ссориться, Сил, — говорю я устало. Она кивает и снова щелкает поводьями. Остаток пути мы проводим в тишине. Я не могу не спрашивать себя — что, если я опоздала? Что, если Хэзел сегодня умрет? Что, если с ней что-то происходит прямо сейчас? Репка едет раздражающе медленно. Желтовато-коричневые поля тянутся и тянутся, никак не сменяясь. Когда мы наконец достигаем станции Бартлетт, у меня спина болит от напряжения. Ситл ждет вместе со мной, пока не прибывает поезд. — Твои бумаги у тебя? — говорит она, и я поднимаю поддельные документы, которые позволят мне добраться до Банка. Мне сегодня придется сесть на три разных поезда, чтобы добраться до Жемчужины. На мне коричневое платье, которое выглядит как одежда прислуги. — И вот несколько диамантов, на всякий случай, — говорит Сил, зажимая монеты у меня в руке. Чувствую, будто мое горло распухло, поэтому я киваю с благодарностью. — Хорошо, — говорит она, пока поезд с визгом останавливается, и открываются двери. Затем она заключает меня в объятья, кроткие, но эмоциональные. — Спасибо, Сил, — шепчу я. — За все. — Иди уже, — говорит она, вытирая глаза и отворачиваясь. Я присоединяюсь к очереди людей, ожидающих посадки. Забравшись в поезд, я нахожу сиденье у окна. Репка и Сил уже на пути обратно в Белую Розу. Поезд катится вперед, и начинается первый этап моего путешествия. Чтобы добраться до Банка, мне придется совершить пересадку на одном из главных терминалов Фермы. Нужно ли это вообще делать? Велика ли опасность для Хэзел, чтобы такой риск был оправдан? Но, пока мимо окна проносятся фермерские поля, я думаю о том, что придется ждать еще месяц так далеко от нее, день за днем не зная, жива она или мертва, будучи уверенной лишь в одном: это моя вина. Я бы не смогла так жить. Главный терминал большой, шумный и набитый людьми. Я нахожу свой поезд — большой серый монстр — и занимаю место напротив рабочего, читающего «Вестник Одинокого Города». Заголовок гласит: «Курфюрст и Курфюрстина обещают эффектное торжество на Аукционе в этом году.» Внизу страницы я вижу другую статью, лишь абзац намного меньшим шрифтом: «Пятеро погибло при взрыве: Общество Черного Ключа под подозрением.» Остаток пути нервы съедают мой желудок. Особенно на тот момент в Смоге, когда мы проезжаем одну из разрушенных фабрик. Одно из зданий, подвергшихся взрыву. Повсюду нарисованы черные ключи. Трое Ратников избивают мужчину на улице. Затем поезд пыхтит дальше, оставляя неприятную сцену позади. Но она остается у меня в голове весь оставшийся путь. Я не видела так уж много самой революции. Я слышала рассказы от Люсьена и Гарнета, читала в газетах, но никогда не видела прямо перед собой результатов попыток Люсьена. Это совсем разные вещи — читать заголовок в сравнении с видом этой почерневшей развалины, оставшейся позади. По прибытии на станцию в Банке, нам дают указания покинуть поезд и пересесть на другой. В моем желудке уже столько нервных узлов, и я не думаю, что они когда-либо развяжутся. Мне всю пробирает пот. Гарнет сказал, что прибудет группа новых служанок, но все, кого я вижу — мужчины в котелках и женщины с зонтами от солнца. И вот прибывает закрытый вагон. Из него вылетают девушки, все они в коричневых платьях. Есть те, кто на несколько лет младше меня; есть те, кто почти одного возраста с Сил. Женщина поторапливает их из вагона. Я быстро проскальзываю сквозь толпу, и иду вслед за девушкой с кудрявыми каштановыми волосами. Мы терпеливо ждем всей группой, пока не прибудет другой поезд, идущий в Жемчужину. Кто-то хватает меня за руку. — Где твоя шляпа? — Девушка, примерно около тридцати, яростно смотрит на меня. — Что? Ох, я… я потеряла ее, — говорю я. Ложь вылетает из моих уст сама по себе. Она цыкает. — Вот, у меня есть запасная. — Она передает мне белый чепчик с кружевами, точно такой же, как у нее на голове. — Постарайся не потерять. — Верно, спасибо, — говорю я. — Тебе повезло, что не прибыла в Жемчужину в таком виде, — говорит она, пока мы садимся в поезд. Я замечаю, что все служанки заходят в небольшое, переднее купе, отделенное от клиентов Банка. — Фрейлины очень критичны по отношению к новым девушкам. Они просто могут отравить тебя обратно в Банк, а ты же этого не хочешь, правда? Я качаю головой. — В какой Дом ты назначена? — Озера, — говорю я. — Правда? — Девушка выглядит удивленной. — Не знала, что они ищут больше прислуги. — Гарнет из Дома Озера нанял меня, — говорю я, помня о том, что его титул нужно называть полностью. — Для своей жены. — О, так он наконец дает ей настоящую фрейлину? Я могла бы подумать, что Герцогиня никогда бы ей не позволила. — Она зажимает рот рукой, широко открыв глаза. — Не повторяй это. Я… я не имела это в виду. — Не переживайте, — говорю я, понижая голос до заговорческого шепота. — Я ничего не скажу. Она расплывается в улыбке. — Спасибо. Мы забираемся в купе, где можно только стоять. Здесь нет сидений или лавок. Поезд свистит, и двери со стуком закрываются. Спустя секунду, мы катимся вперед. — Ты же не видела Жемчужину прежде, да? — говорит девушка. — Нет, — вру я. Должно быть, я выгляжу искренне напуганной, потому что она смягчается. — Как тебя зовут? — Лили, — говорю я. И снова слово вылетает само по себе, но я рада, что выбрала его. Отдать должное моей светловолосой подруге из Южных Ворот. Лили беременна и теперь живет в Банке. — Что же, Лили, — говорит девушка, смотря из окна на пролетающие мимо роскошные дома, — тебя ждет истинное удовольствие.Глава 6
МЕТАЛЛИЧЕСКИЕ ДВЕРИ СКРИПЯТ, КОГДА ОТКРЫВАЮТСЯ. Я задерживаю дыхание, когда поезд медленно проходит через стену, отделяющую Банк от Жемчужины. Когда я была здесь на Аукционе в прошлый раз, я была под действием снотворного и без сознания во время этой части поездки. Теперь я могу видеть, насколько толстая эта стена, возможно даже такая же толстая, как Великая Стена, окружающая остров. Мы погружены в темноту, и все, о чем я могу думать сейчас — будет ли восьмидесяти одного суррогата достаточно, чтобы разрушить ее. Не суррогаты, напоминаю я себе. Суррогаты — рабы. Мы — восемьдесят один Паладин. После целой минуты непроглядной темноты, я смотрю в окно, пока за ним не начинает показываться Жемчужина. Я уже забыла, насколько она обманчиво красива. Здания, которые стоят по внутренней линии стены, конечно, не дворцы, но они так же роскошны. Мы проезжаем мимо ресторана, полностью сделанного из стекла, три яруса человек едят, пьют и смеются внутри. Там есть поле для крокета — две девочки-подростка стучат по ярко раскрашенным шарам, пока их служанки, мужчина и женщина, наблюдают. Вдали я могу рассмотреть розовое куполообразное здание с золотыми шпилями. Здание Аукциона. Поезд подъезжает к станции, которая, определенно, самая красивая из тех, что я когда-либо видела. На ней стоит небольшой уютный домик, где люди могут подождать своего поезда. У дороги выстроились автомобили. Нам сказано оставаться на месте и вести себя тихо, пока другие пассажиры не покинут поезд и тот останется пустым. После этого мы формируем аккуратную линию. Три повозки уже ждут нас. Ответственная распределяет нас между ними в зависимости от того, в какой Дом мы направляемся. Я в напряжении жду своей очереди, когда вдруг слышу знакомый голос. — Не этот, на нем герб Дома Огня. В последний раз я видела Люсьена в Белой Розе, когда просила его спасти Сиенну для меня. Это было более двух месяцев назад. Он выглядит злым, уголки его губ опущены, на лбу проступают морщины. Его волосы собраны в привычный аккуратный пучок, он одергивает воротник своего белого платья, когда два мужчины погружают ящик на блестящую повозку с королевским гербом — коронованным пламенем, которое перекрещено двумя копьями. — Я сказал вам быть осторожными, — огрызнулся он на мужчин. Я знала, что Люсьен вел хозяйство Курфюрста и Курфюрстины, но я никогда не видела его таким. Он выглядит… грубым. Но затем его взгляд перемещается на линию из девушек, которых распределяют по повозкам. Он сканирует их в поисках знакомого лица… и когда его взгляд доходит до меня, в его глазах нет ни намека на то, что он меня узнал. И его лицо плавно опускается. Полагаю, меня должно это радовать. Ведь то, что я неузнаваема, хорошо. Но все же это меня немного задевает. — Это последний, сэр, — говорит один из мужчин. — Очень хорошо, — отвечает Люсьен, протягивая ему пару монет. — Дом? Подошла моя очередь. Ответственная смотрит на меня с ожиданием. — Дом? — повторяет она. — Дом Озера, — отвечаю я. — Третья повозка. — Она указывает на дальнюю правую повозку. Я опускаю голову и спешу добраться до нее, после чего залезаю на заднюю часть. Она покрыта коричневым брезентом и внутри стоят две скамейки. Я сажусь рядом с крупной девушкой с вьющимися черными волосами. — Какой Дом ты обслуживаешь? — спрашивает она меня. — Оу, эм, Дом Озера. — Я тоже еду в Дом-Основатель! — заявляет она. — Дом Розы. Это твой первый раз в Жемчужине? Я киваю. — Мой тоже. Я Раббет, а как тебя зовут? Повозка вокруг нас заполняется. Некоторые девушки держатся по одиночке, другие перешептываются друг с другом. Я чуть не сбалтываю свое настоящее имя, но останавливаю себя в последнюю секунду. — Я Лили. — Милое имя, — говорит Раббет. — Из какого ты округа? — С Фермы, — отвечаю я, пока повозка движется вперед. С одной стороны, я хочу, чтоб Раббет перестала болтать, потому что я дико нервничаю, но, с другой стороны, это помогает мне немного отвлечься. — Как насчет тебя? — Смог. Я начала работать посудомойкой в Банке, когда мне было восемь. Потом меня сделали кухаркой, а после горничной. Моя Госпожа собиралась сделать меня своей фрейлиной, но потом она умерла. — Мне жаль. Раббет пожимает плечами. — Теперь я буду работать в Жемчужине! Мне так интересно, как выглядит Дом Розы. Я видела дворец Розы мимолетно — Герцогиня и я проезжали его, когда ехали на похороны Далии. Он построен из нефрита и имеет форму вечнозеленого дерева. Я могу смотреть только сквозь заднюю часть повозки, и я ожидаю увидеть линию дворцов, стоящих за золотыми воротами, точно такую же, какую видела во время всех поездок по Жемчужине. Но дорога, по которой мы едем, жесткая и неровная, совсем не такая, как гладкие дороги Жемчужины, которые я помню. И я не могу видеть ни одного дворца, только огромные каменные стены по обе стороны от нас. И каждая стена покрыта ужасными шипами. Мы по другую сторону от дворцов, за ними? Это похоже на правду. Знать никогда бы не захотела видеть повозку такого вида на своих улицах. Они бы вообще не хотели видеть слуг. Мое предположение подтверждается, когда мы делаем первую остановку. — Дом Шторма, — кричит водитель. Блондинка и брюнетка спрыгивают с задней части повозки. В каменной стене есть металлическая дверь со звонком, висящим рядом. Блондинка звонит, когда повозка начинает двигаться вперед. Брюнетка оглядывается на нас, когда дверь открывается. Я вижу страх в ее глазах, пока она не исчезает из виду. Я никогда не думала даже о поисках двери в стене, окружающей дворец Герцогини. И мне нравилось гулять по ее дикому саду. Потом я заставляю себя перестать думать об этом, потому что все мои воспоминания о саде связаны с Аннабель. Она была моей личной фрейлиной, но, на самом деле, она была моим другом. Моим первым другом в Жемчужине. Она была милой и доброй, а Герцогиня убила ее у меня на глазах. Воспоминания о ней, лежащей там, умирающей на полу моей спальни, пробуждают монстра вины и боли, живущего внутри меня. Я жмурю глаза на мгновение, чтобы привести себя в чувство. Мы делаем еще две остановки, пока не приходит очередь Раббет выходить. — Дом Розы! — говорит водитель. — Пожелай мне удачи, — хрипло говорит Раббет. — Удачи, — говорю я с натянутой улыбкой. Повозка продолжает свой путь, и, спустя две остановки, водитель кричит: — Дом Озера! Мои колени трясутся, когда я слезаю с повозки и встаю напротив двери, ведущей во дворец Герцогини. Мое горло пересохло, и мне сложно глотать. Конечности онемели и, кажется, забыли как работать. Повозка удаляется, и я смотрю ей вслед пару секунд, паникуя, думая, насколько глупой была эта идея. Но потом я напоминаю себе о том, что Хэзел где-то за этой дверью, и каким-то образом моей руке удается дотянуться до веревки и позвонить в большой колокол. Проходит несколько секунд. Потом минута. Затем две. Ничего. Я звоню в колокол снова. И снова. Что, если Гарнет забыл сказать кому-либо, что я приезжаю. Что, если Герцогиня сказала «нет, мы не можем нанять фрейлину»? Что, если кто-то ещё поедет по этой дороге и начнёт задавать вопросы? Что, если…? Дверь со скрипом открывается. — Чего ты хочешь? — Я не узнаю женщину, стоящую напротив меня. Она довольно полная и пожилая, ее кожа оливкового цвета, а вокруг глаз морщинки. — Я… я здесь, чтобы работать, — говорю я. Глаза женщины сужаются. — Я не осведомлена о том, что Кора наняла кого-то нового. — Гарнет нанял меня. Женщина прижимает руки к груди. — О, Боже мой! Мне очень жаль! Когда он сказал мне, ярешила, что это была лишь одна из его шуток! Проходи, проходи, давай переоденем тебя во что-то более подходящее. Как тебя зовут? Мне почти что хочется смеяться, потому что в последний раз, когда я здесь была, у меня не то, что не спросили имя, мне было даже запрещено произносить его вслух. — Лили, — говорю я. — Ну, мы припишем тебе более подходящее для фрейлины имя. Я Мод. Я вхожу в стены Дома Озера, и воспоминания настолько сильны, что грозятся сломить меня. Все эти прогулки с Аннабель; день, когда она показала мне теплицу; времена, когда мы просто сидели вместе на лавочке, слушали пение птиц и вой ветра в деревьях. Осознание того, что Рейвен живет по соседству, изучение стены, разделяющей нас. Отправка всяких безделушек, пуговиц, ленточек, все, чтобы дать ей понять, что я в порядке. Наблюдение за тем, как Эш целовал Карнелиан в бальном зале, всепоглощающая злость от осознания того, что он никогда не будет моим. То, как он отвёл меня в лабиринт из живой изгороди и признался, что ненавидит свою жизнь. Это был день, когда я начала понимать, что мы одинаковые. — Проход на кухню — вот здесь, — говорит Мод, указывая на разрущающуюся статую молодого лучника с волком, стоящим рядом с ним. — Но пока что я покажу тебе подвальное помещение. Вот сюда. Я делаю вид, что понимаю, о чем она говорит. Мы проходим через сад; почки на деревьях только начинают зацветать, солнечные лучи пробираются через ветви. Мы проходим дуб, где доктор Блайт заставлял меня практиковать Третье Заклинание, Рост. Дерево было таким большим, я не думала, что когда-нибудь смогу повлиять на него. Но я смогла. Я помню, как кровь лилась из моего носа, когда он одобрительно хлопал. Я замечаю и новые вещи, то, что не могла почувствовать раньше. Запах земли здесь отличается от того на Ферме — здесь к нему примешаны химикаты, которые заставляют мой нос морщиться. И то, что раньше казалось мне диким садом, теперь не выглядит таким необузданным. Каждое дерево было аккуратно посажено. Они пойманы здесь точно также, как и я была однажды, все сдавлены вместе, не имея пространства, чтобы дышать. Земля — это элемент, с которым мне соединиться проще всего, и связь с которым наиболее глубокая — деревья вокруг чувствуют мое присутствие, как уши собаки могут уловить знакомый шум. Я хочу дотянуться до них, соединиться с ними. Мы проходим мимо небольшого пруда, где я однажды сказала Эшу, что больше не смогу с ним видеться. Яркая оранжево-белая рыба плавает в прозрачной воде. Мы входим в более аккуратную область, обрамлённую гигантским лабиринтом из живой изгороди. Но вместо того, чтобы войти через дверь рядом с бальным залом, Мод резко поворачивает вправо. Там есть ступени, вырезанные в почве и скрытые кустами, они ведут к блеклой деревянной двери. Она открывает ее, и я обнаруживаю себя в углу суетливой кухни. Огромный деревянный стол стоит в самой середине. Несколько поваров занято выкрикиванием заказов, помешиванием чего-то в горшочках или шинкованием овощей. Здесь пять огромных печей, и что-то варится, кипит и печётся в каждой из них. Кухарки с копотью на лицах переносят в огонь полена, разложенные по разным углам кухни. Одна девушка разминает огромную кучу теста. Мы определенно в нижних ярусах дворца — Окна находятся высоко в стенах, длинные прямоугольные лучи света пробиваются через них. Блестящие кастрюли и сковородки висят на стенах и потолке. Здесь витают вкусные запахи; жарящееся мясо, чеснок и свежеиспечённый хлеб. В углу лакей флиртует с горничной, и я узнаю ее — это служанка Карнелиан. Мне кажется, ее зовут Мэри. Я противостою порыву потрогать своё лицо, чтобы убедиться, что оно выглядит иначе — таким, каким я его сделала. — Кто это? — спрашивает кухарка с красным лицом. Она примерно такая же тучная, как Графиня Дома Камня, озлобленная бывшая владелица Рейвен. Но у Графини Камня холодные жестокие глаза — у этой же женщины куда более дружелюбное выражение лица. — Гарнет нанял ее, чтобы прислуживать Корал, — объясняет Мод. — Как мило с его стороны, — говорит кухарка. — Рано или поздно это должно было случиться. Вот, дорогуша, возьми пирожок. — Она поворачивается к подносу булочек с глазированными яблочными дольками. Я беру одну и благодарно съедаю. — Не время для еды, — говорит Мод, оттаскивая меня. — Спасибо, — говорю я кухарке, смахивая крошки с губ. Она улыбается мне. Мы идём по каменному коридору, от которого отходят другие проходы с лестницами, ведущими в крыло для прислуги. Мод ведёт меня по главному коридору, а потом резко сворачивает влево. — Ну вот, — говорит она, открывая дверь, ведущую во что-то среднее между гостиной и прихожей. Там, в углу между рядами одежды, стоит трехстворчатое зеркало. В противоположном углу кушетка, обитая шелком персикового цвета и низкий кофейный столик из красного дерева. Графин с водой и два стакана стоят на нем. — Найди себе подходящее платье. Я думаю, одежда для фрейлин где-то… — Она открывает одну дверцу шкафа, потом закрывает ее и открывает другую. — Ах. Вот здесь. Я вижу ряды белых платьев с высокими воротниками. Мой желудок скручивается в узел. Это все становится слишком нереальным — я здесь при совершенно других обстоятельствах. Я снова смотрю на платья. Это те же платья, что Аннабель когда-то носила? — Соберись, Лили, мы не можем провести здесь весь день. — Мод протягивает руку к шкафу и достает платье. — Вот это должно тебе подойти. Она вручает его мне, и я осознаю, что должна переодеться прямо сейчас. Я вылезаю из коричневого платья, расстраиваясь, что теряю единственную часть Белой Розы, которую я взяла с собой. Платье фрейлины подходит довольно неплохо, и я решаю, что это не может быть платье Аннабель. Она была гораздо худее меня, и грудь у нее была поменьше. Воротник колет мне шею. — Выглядит мило. Теперь давай поправим твою прическу. — Мод протягивает руку к моему низкому пучку, но я отступаю. — Все хорошо, я могу сама это сделать, — говорю я. Мне не нужно, чтобы Мод начала задавать вопросы по поводу аркана, который я повсюду ношу в волосах. Я дожидаюсь, когда она поворачивается спиной, и быстро перевязываю волосы в тугую шишечку, такую же, как носила Аннабель. Аркан я засовываю глубоко внутрь нее. — Отлично, — говорит Мод. Она брызгает на меня каким-то цветочным парфюмом и объявляет меня подходящей для того, чтобы находиться во дворце. — Ее величество и Кора на данный момент в отъезде, — говорит она. — Я удивлена, что Кора не осталась дома, ожидая твоего приезда. Она обычно встречает новых фрейлин. — Она наверняка тоже не поверила Гарнету, — говорю я. Мод посмеивается. — Ты права, дорогая, наверняка она не поверила. Ну, тогда, полагаю, мне выпадает честь показать тебе тут все. Я улыбаюсь. Нет ни Коры, ни Герцогини во дворце, по которому мне предстоит тур? Это идеальное время, чтобы поискать Хэзел. Может быть, Мод отведет меня прямо к ней. — Это было бы замечательно, — говорю я. — Показывайте.Глава 7
Я УВЕРЕНА В ТОМ, ЧТО БЫСТРО СПРАВЛЮСЬ С ТУРОМ — так или иначе, я прожила в этом дворце три месяца. Но, как только мы доходим до конца крыла для прислуги и проходим через стеклянный коридор, соединяющий его с основной частью дворца, Мод отодвигает гобелен с изображением предыдущей Герцогини Озера, который висит на стене в столовой. За ним оказываются каменные ступени. Я полагаю, они ведут в переплетение коридоров, которое я видела раньше. — Я уверена, ты осведомлена о том, что нужно не попадаться на глаза, — говорит она, пока мы спускаемся. Воздух заметно холоднее здесь, что напоминает мне о секретном проходе из покоев Эша в библиотеку. Интересно, соединяются ли с ним эти коридоры. — Почему бы вам просто не рассказать мне обо всем, — говорю я. — Уверена, Гарнет и Герцогиня хотели бы, чтобы я была полностью проинструктирована. Кажется, это впечатлило Мод. — Умная девчонка. Очень хорошо. Мы можем использовать главные коридоры только во время приемов пищи или когда Герцогиня в отъезде. Ты можешь находиться в разных комнатах — позже я дам тебе список — если ты проводишь в них уборку. Покои Герцога будут недоступны для тебя так же, как и покои Герцогини и суррогата. — Она в порядке? — спрашиваю я. Я не могу упустить ни единой возможности узнать о Хэзел. — Я имею ввиду, суррогат. После того, как тот компаньон изнасиловал ее и всего прочего. — Ложь жжет мне горло. Это ложь Герцогини, то, что она сказала миру, когда Эш сбежал. Очень странно осознавать, что, по мнению Мод, суррогат — это все еще я. Мод застывает. — Суррогат в порядке. Это все, что тебе нужно знать. — Конечно, — быстро отвечаю я. Мы доходим до конца лестницы, и Мод начинает рассказывать про коридоры. — Столовая, библиотека, бальный зал, главная галерея, гостиная… — Здесь внизу все выглядит одинаково. Когда я жила в роскошных покоях суррогата, я называла коридоры по принципу того, что в них находится — зал цветов, зал портретов… для служанок все коридоры, похоже, «коридоры камня». Однако, в отличие от тех, которым я давала названия, эти коридоры просто кишат людьми. Горничные и прачки, скотоводы и лакеи, даже тот старый дворецкий (его звали Джеймс), и я даже вижу Ратника. Он большой и полный, и он кивает Мод. — Шестой, — говорит она. — Как там дела у молодоженов? Он ухмыляется. — Все так же. Я думаю, Гарнет с большей радостью женился бы на черепахе, честно говоря. — Это новая фрейлина Корал, — говорит она, подмигивая. Глаза Ратника вылезают из орбит. — Они наконец наняли ее? — Гарнет сам все устроил, — говорит Мод. — Удачи, — говорит мне Ратник. Затем он разворачивается и уходит по коридору. — Как вы его назвали? — спрашиваю я. — Мне следовало вас представить. Он Шестой. У Герцогини шесть личных охранников. — Должно быть, я выгляжу озадаченной, потому что она хмурится. — В твоем прежнем дворце Ратникам не давали номеров? Я меняю выражение лица. — Да, конечно. Я просто… он выглядел похожим на человека, которого я знала раньше. Глаза Мод блестят. — Возлюбенный? — Нет, — твердо заявляю я. — Хорошо, — говорит она. — Герцогиня здесь не потерпит ничего подобного. — Ей не потребуется волноваться насчет меня, — говорю я. Мод взгляд довольной. — Просто остерегайся Уильяма. Дьявольски красивый лакей. Герцогиня уволила из-за него трех девушек. О, и здесь есть компаньон, поэтому убедись, что не будешь с ним контактировать. В особенности после последнего. Мне снова приходит в голову, безопасно ли будет раскрыть себя Раю. Компаньон в Жемчужине на нашей стороне, вероятно, мог бы очень нам помочь. Это как раз то, чего хотел Эш. Просто он хотел сделать это сам. Я чувствую крошечный всплеск вины, но подавляю его. Я здесь, а Эш — нет. Я не отвергну потенциального союзника. Мы достигаем конца главного коридора, и Мод ведет меня по лестничному пролету, все еще раздавая инструкции. — Герцог никогда не встает раньше одиннадцати, и его всегда лучше избегать, — говорит она. — Ужасный характер. Герцогиня очень деликатно относится к приёмам пищи, они должны быть в определенное время и всегда в столовой. Кроме случаев, когда она участвует в приеме гостей. Гарнет и Корал едят с ней по вечерам, поэтому тебе нужно убедиться, что Корал одета и готова обычно к восьми. Надеюсь, я смогу вспомнить достаточно из того, что обычно делала Аннабель, чтобы сойти за правильную фрейлину. Мне следовало спросить кого-то еще тогда в Белой Розе, но, в самом деле, единственным человеком, который знал бы что-нибудь о том, как одеваться на ужин, был бы Эш. Интересно, злится ли он до сих пор. Я представляю его одного на нашем сеновале, томящегося в думах о том, где я, в порядке ли я, почему мне нужно было его покинуть. Я думаю о том, чтобы я чувствовала в похожей ситуации, но затем останавливаюсь, потому что я бы была так расстроена. Я уже сделала свой выбор, поэтому нет смысла теперь об этом жалеть. Дверь на вершине лестницы деревянная, и у нее нет ручки — Мод сдвигает ее в сторону, и мы проходим в прихожую, которую я узнаю. Зал портретов. Глаза с картин пристально смотрят на меня, когда Мод задвигает деревянную панель на место, скрывая дверь. — Ну вот, это концертный зал; его не использовали со времен помолвки Гарнета, но Герцогиня любит держать его в чистоте. Я втягиваю теплый, богатый воздух, навеивающий очередную волну воспоминаний. Эта комната так много значит для меня. Именно здесь я играла перед Аннабель, только я и моя виолончель на сцене — способ отвлечься от реальности своей жизни. Именно здесь я поцеловала Эша в первый раз. Также именно здесь у меня случился выкидыш, здесь я истекала кровью настолько сильно, что Люсьену пришлось нести меня со сцены прямо в медицинскую комнату, где он спас мне жизнь. Вот мы рядом с моими старыми покоями. Мод, кажется, немного расслабилась, так что я предпринимаю очередную попытку найти Хэзел. — А что там внизу? — спрашиваю я. — Это бывшие покои суррогата. — Суррогат там больше не живет? Мод колеблется. — Герцогиня держит ее в медицинской комнате днем и ночью. С целью предосторожности. Она почти умерла на вечеринке Гарнета. Истекла кровью прямо на сцене. — Да, я… помню, что слышала об этом. — Так странно говорить о Хэзел так, как будто она — это я. Мне ненавистна сама мысль о том, что моя сестра заперта в том холодном, стерильном месте. Прежде, чем мне удается спросить что-либо еще, Мод уводит меня подальше от покоев суррогата в западную часть дворца. Я помню, Аннабель говорила мне, что там находятся мужские покои. — Повезло, что там был Люсьен, он спас ее. Не думаю, что когда-либо в истории фрейлин был такой мозг, как у него. — Да, я слышала, он очень умен, — говорю я. — Я бы сказала, безупречно умен. Хотя характер у него еще тот. Полагаю, это ожидаемо. Чем больше мозг, тем больше эго и короче фитиль. Ах, вот мы и пришли. Она останавливается у входа в западное крыло. Ковры здесь темно-бордового цвета; на стенах — портреты предыдущих Герцогов Озера. Интересно, кто из них отец Герцогини. По рассказам Сил, он казался еще более жестоким, чем Герцогиня. Сил была суррогатом Герцогини. Герцог заставил ее сконцентрировать всю силу Заклинаний только на одной близняшке перед тем, как родить их. Герцогиня — та самая близняшка. Сил была достаточно сильна, чтобы избежать смерти, которая обычно настигает суррогата после родов, но только с помощью магии Паладинов. Коридор, в котором мы находимся, пересекается с мужской частью дворца в Т-образной форме, так что мы можем пойти только либо вправо, либо влево. Лестница рядом со мной изгибается вверх и уходит из виду. Ступеньки сделаны из перламутра, перила — из чистого золота. — Личные покои Герцогини, — шепчет Мод. — Никогда, ни при каких обстоятельствах не поднимайся туда. Я киваю. Мне не нужно повторять дважды. — Покои Герцога — по этому проходу, — говорит она, указывая направо, — и обслуживание его личных покоев поручено нескольким лакеям. — Мод поднимает бровь и добавляет: — Он держит лакеев очень близко, если понимаешь, о чем я. Этот дворец словно улей секретов и лжи. Мод смеется над моим шокированным выражением и манит за собой. Она стучит в дверь и открывает ее, говоря: — Мисс Корал? Гарнет? Это Мод. Прибыла ваша новая фрейлина. Покои Гарнета и Корал очень похожи на те, что занимала я в этом дворце. У них есть гостиная, окрашеная и декорированная в оттенках голубого и золотого, и чайная комната с розовыми обоями и красно-белой отделкой. Это совсем не похоже на Гарнета. — Перебор, правда? — шепчет Мод. — Корал обожает розовый цвет. На столах стоят розовые цветы в розовых вазах, и каждое кресло и диван обиты тканью разных оттенков пурпурного, фукции и розы. Целая стена увешана стеклянными шкафчиками, заставленными миниатюрными чайными сервизами. — Ничего себе, — говорю я, подходя, чтобы рассмотреть поближе. — Здесь… так много фарфора. — Да, на их счет Корал дает особые указания. Она не позволяет ни одной из служанок к ним прикасаться. Здесь есть крошечные чашки, блюдца и чайники разных в разных цветах и узорах — фиолетовые цветы и колибри, подковы, блестящие зеленые лианы, золотое солнце и серебряная луна, полосы, фигуры и все в таком духе. Я рассматриваю голубую чашку с гроздью винограда, нарисованной с ее внешней стороны, когда дверь открывается. — О, здравствуй, Мод, мне показалось, что я тебя слышала, — говорит девичий голос. Я разворачиваюсь, в то время как Мод делает глубокий реверанс. Корал хрупкая и маленькая, ее светлые волосы завиты и заколоты в очень красивом стиле и переброшены через плечо. Я тоже делаю реверанс. — Прошу прощения, мисс Корал, — говорит Мод. — Это ваша новая фрейлина. Она всего-навсего любовалась вашей коллекцией. — Что? — Корал вся просветляется. — Но я думала, что Герцогиня отклонила мою последнюю кандидатку. — Ее нанял Гарнет, мисс. — Какой милый сюрприз! Гарнет так занят, я не думала… как тебя зовут? — спрашивает она меня. — Ей еще не было дано имя фрейлины, мисс, — говорит Мод. — Кора все еще в отъезде. — Чепуха, — говорит Корал. — Я могу ее назвать с той же легкостью, что и Кора. Я жила в окружении фрейлин всю свою жизнь. Кроме того, она же моя, правда? Я забыла то чувство, когда о тебе говорят, как о собственности. У Мод дергается мускул рта. — Конечно, мисс. Корал держит мое лицо руками — неуютно интимный жест, учитывая то, что мы только что встретились. Она вертит мою голову из стороны в сторону. — Хмм… Я думаю, ты будешь… Имоджен, — говорит она с улыбкой. — Так звали фрейлину моей бабушки. — Она поворачивается к Мод. — Что ты думаешь? — Великолепный выбор, мисс. — Корал, ты не видела мои запонки… — В комнату входит Гарнет и внезапно останавливается при виде нас. — Мод, — говорит он, пока она снова делает реверанс. Он бегло осматривает меня, и я вижу, что он пытается понять, я ли это, учитывая, что я выгляжу совсем по-другому. — Это она? К счастью, Корал приходит на помощь. — Наконец-то, моя личная фрейлина! — восклицает она, подбегая к нему, чтобы поцеловать в щеку. — Дорогой, какой ты заботливый. Гарнет едва заметно мне улыбается. — Она тебе нравится, прелесть? — Она идеальна. Он хмыкает и поворачивается к Мод. — Проследи за тем, чтобы ей подготовили комнату в помещениях для слуг. Она снова делает реверанс. — Конечно, сударь. Я незамедлительно все подготовлю. — Отлично. Это дает нам все время познакомится перед ужином. Мод поспешно выходит из комнаты. — Чем нам заняться для начала? — говорит Корал, подходя ко мне и беря за руки. — Может, сделаешь мне волосы? Или, может, мы выберем платье для ужина? Или ты почитаешь мне! — Дорогая, мне нужна минутка, чтобы поговорить с… — Гарнет замолкает, неуверенный, как меня назвать. — Имоджен, — говорит Корал. — Я сама дала ей имя. Улыбка Гарнета выглядит так искренне. — Мило. Мне нужна минутка, чтобы поговорит с Имоджен наедине, просто убедиться, что ее во все просветили. Почему бы тебе не выйти в сад, а я отправлю ее к тебе туда? Я знаю, что ты любишь смотреть на цветы. — Хорошо, — говорит Корал. — Не задерживай ее надолго. — Не буду. Корал устраивает целое шоу со мной, когда я помогаю ей с ее пальто и прикрепляю крошечную шляпу к ее кудряшкам. Она клюет Гарнета в щеку и выходит, оставляя нас двоих в блаженном одиночестве.Глава 8
КАК ТОЛЬКО ДВЕРЬ ЗА СПИНОЙ ЖЕНЫ ЗАКРЫВАЕТСЯ, УЛЫБКА ГАРНЕТА исчезает и сменяется выражением удивления. — Вау, — говорит он. — Рейвен сказала мне, что ты выглядишь по-другому, но… Вау. — Спасибо, — говорю я, — за то, что помог мне добраться сюда. Люсьен не был большим поклонником этой идеи. — Я знаю, — говорит Гарнет. — Я думаю, что ты на самом деле раздражаешь его больше, чем я. — Но теперь ты добропорядочный гражданин, — напоминаю я ему. — Командир Ратников и все такое. — Это правда. Они даже повысят меня до старшего сержанта через несколько дней. Будет официальная церемония. Как будто я что-то сделал, чтобы заслужить повышение, кроме того, что перетянул много Ратников на нашу сторону. — Он вскидывает голову. — У меня будет доступ к дополнительной информации. Вот это бонус. — Гарнет, это потрясающе, — говорю я. — Действительно полезно. Что еще происходило в Жемчужине? — Ты могла бы подумать, что взрывы сведут на нет все вечеринки, пляски и тому подобное, но люди здесь либо их игнорируют, либо полагают, что их это никогда не коснется, что это все пройдет само по себе. — Он шлепается в кресло с розовыми полосами. — Клянусь, безразличие некоторых из них… Ты знаешь о тех казармах, которые взорвались в Смоге два дня назад? Я думаю о заголовке, который видела в поезде. — Да. Щеки Гарнета краснеют. — Там были люди на нашей стороне. И я понимаю, мы должны идти на жертвы, но, если послушать моих королевских друзей, ты можешь подумать, что Ратники сами во всем виноваты. Один из них даже сказал мне: «Они просто не вербуют их как раньше». Как они вербовали Ратников раньше? Чем больше я работаю с этими людьми в красном, тем больше я вижу, что большинство из них были призваны против их воли либо просто нуждаются в работе, чтобы кормить семью. Те, которые в Жемчужине — хуже всех. Настоящие крепкие орешки. Поэтому с Аукционом не все так просто — Аукционный дом будут охранять все Ратники Жемчужины. Нам действительно нужны суррогаты, чтобы сломать эту стену. Нам нужно доставить людей сюда, чтобы бороться. Я сглатываю свои сомнения и говорю: — Мы можем это сделать. У нас уже есть так много девушек, которые хотят помочь. Гарнет с головой ушел в свой мир. — Ты знаешь, я даже не могу лично достучаться до многих Ратников. Это слишком опасно. Мне приходится использовать других людей, по большей части рядовых, специалистов и тому подобное. Никто не доверится знати. Я как Люсьен среди Ратников. — Он потирает висок. — Я немного понимаю, почему он все время такой угрюмый. Смотря на него сейчас, я поверить не могу, что это тот же самый человек, который ввалился на мой первый ужин во Дворце Озера, абсолютно пьяный, без всяких забот, кроме что разве где достать очередную выпивку. — Я горжусь тобой, — говорю я робко. — Чего бы это ни стоило. Лицо Гарнета становится еще более красным, и он прокашивается. — Еще всего лишь несколько недель, верно? — говорит он. — Затем нам не придется таиться. Я устал играть знать. — Я устала от того, что со мной снова обращаются как с собственностью. Уже, — ворчу я. — Да, прости за это. Я не могу ничего… Я поднимаю руку. — Как ты и сказал — еще несколько недель, и потом все это закончится, так или иначе. — Как только эта мысль доходит, нас одолевает тревога. Мы можем быть мертвы через месяц. — Правда, что твоя мать держит Хэзел в медицинской комнате? — спрашиваю я, меняя тему. — Моя мать совсем не говорит со мной о суррогате. Это Мод тебе сказала? — Да. Гарнет чешет подбородок. — Тогда, наверное, это правда. Я делаю шаг в его сторону. — И ты не слышал или не видел ничего, что могло бы вселить тебе мысль, что она в опасности? — Нет, но, как я и сказал, никто не говорит мне о суррогатах. — Он хмурится, как будто он только что что-то осознал. — Тебе следует быть осторожной. Тебе не следует говорить при Матери и Коре, они могут узнать твой голос. О, и при Карнелиан. Карнелиан. Я почти забыла про нее. Племянница Герцогини; Эш был ее эскортом. Она узнала обо мне и Эше и сказала Герцогине. Благодаря ей, Эша бросили в темницу и почти убили. Злость поднимается к моему рту, горячая и горькая, как желчь. — Это так странно, — говорит Эш. — Я знаю, что это ты, но ты не выглядишь, как ты. То есть я знаю злое лицо Вайолет, и это почти как… как видеть это выражение на незнакомце. — Это же хорошо, верно? — Да. Это просто… странно. — Он встает и глядит в сторону двери. — Тебе лучше, наверное, направиться в сад. — Верно. — Я понятия не имею, что делать, как быть фрейлиной. Лицо Гарнета смягчается. — Делай все, что она говорит. Подбирай платья и все остальное. И приноси ей завтрак, если хочет. В этом и вся работа. Уверен, ты вспомнишь. — Я знаю, что он говорит об Аннабель. — Вот, — говорит он, направляясь к шкафу и отдавая мне мягкую розовую шаль. — Извини за цвет. Корал нравится розовый. Я нерешительно смеюсь. — Думаешь? Мои руки трясутся, пока я накидываю шаль себе на плечи. — Эй, Вайолет? — говорит Гарнет. — То, что ты сделала, было безрассудным и все такое, но я думаю из-за того, чего это стоило, твоей сестре с тобой повезло. — Спасибо, — шепчу я; мне сдавило горло. Я показываю на него пальцем. — Я теперь Имоджен. Не забывай. Я могу забыть. — Есть, мэм, — говорит он с усмешкой. У меня ноги трясутся, пока я спускаюсь обратно вниз и выхожу в сад.* * *
БЫТЬ ФРЕЙЛИНОЙ КОРАЛ — ЭТО ИСПЫТАНИЕ НА терпение. Надеюсь, Аннабель никогда так не чувствовала себя по отношению ко мне. Она болтает обо всем и чем угодно; кто носит платье, которое она хочет, или кто из друзей теперь с ней не разговаривает, раз она поднялась на ранг выше в Жемчужине. Этого достаточно, чтобы у меня появилось желание заткнуть уши пальцами. И, более того, пока мы в саду, мне приходится бегать за ней. Одно мгновение — она расхваливает определенный цветок, а другое — она уже увидела птичку и просто обязана за ней побежать. Наконец, она утверждает, что устала, и требует зайти внутрь. Я устаю и изматываюсь ко времени ужина, и у меня не было даже одной свободной секунды, чтобы попытаться и узнать путь к медицинской комнате. Когда я была суррогатом Герцогини, я пользовалась приватным лифтом со второго этажа прямо в подвал. Я точно помню дорогу: по залу цветов через открытую галерею, потом направо, потом налево, потом по короткому коридору, обитому дубовыми панелями. Но благодаря непрекращающимся нуждам Корал, у меня не было шанса даже попытаться туда добраться. Кроме того, Мод сказала мне, что меня не должны видеть в залах. Может существует вход в медицинскую комнату для прислуги? Я пытаюсь вспомнить, заметила ли я любую другую дверь во время моих визитов к доктору, но все, что я могу вспомнить — стерильное чувство, скопления яркого света, поднос с блестящими серебряными инструментами. Ужин дал мне короткую передышку (после того, как Корал отвергла семь платьев и заставила меня переделывать прическу дважды), и я благодарна за это. Уставали ли так когда-то Аннабель? Мои ноги и икры болят, и в левом виске начинает назревать головная боль. Проводив Корал в столовую, я решаю попробовать снова найти кухню и теряюсь в лабиринте подземных служебных тоннелей. Мне слишком стыдно спрашивать направление. Все выглядят такими занятыми. Я прохожу мимо Ратника и не могу не почувствовать, как сжимается грудь и ускоряется пульс. Он останавливается и представляет себя как Третий, затем весьма любезно указывает мне верное направление. — Итак, ты прислуживаешь Корал? Я киваю. После того, что сказал Гарнет, я боюсь говорить перед кем-либо. Не то чтобы Ратники узнают мой голос. — Из какого ты округа? Он стройный, со смуглой кожей и большими карими глазами. У него самые длинные ресницы, которые я когда-либо видела у мальчиков. Я никогда прежде не рассматривала Ратников так близко — они всегда сливались вместе. — Ферма, — вру я. — Я из Банка. — Интересно, не он ли сын Кобблера, человека, которого Люсьен послал забрать меня из дома Лили, человека, который потерял сына, чтобы тот стал Ратником. — Какое имя тебе дали? — Имоджен. — Звучит приятно. Не думаю, что слышал это имя раньше. Я, наверное, уже миллионный Третий, который ходит по этим коридорам. Герцогиня уволила большинство прошлой охраны после того самого случая с компаньоном. Я здесь всего лишь несколько месяцев. Прежде чем я вижу кухню, я чувствую ее запах — ветчина и мед, смешанные с розмарином и тимьяном. Мой желудок урчит. Третий смеется. — Ты скоро поешь. После того, как Корал отойдет ко сну. — Он придвигается ближе. — Хорошо веди себя с Зарой. Это толстая кухарка. То есть самая толстая кухарка. Если ты ей понравишься, она позволит тебе перекусывать. Кухня похожа на сумасшедший дом. Кастрюли стучат о варочные панели, на большие сервировочные блюда раскладывают еду, вокруг бегают лакеи, повара кричат служанкам добавить то одно, то другое в разные блюда. — Нам сейчас же нужно второе блюдо, — огрызается один из лакеев. — Вы получите его, как только оно готово, — огрызается в ответ толстая кухарка, которая дала мне ранее пирог. Судя по всему, она и есть Зара. Она выжимает половину лимона на огромную целую золотую рыбу, обложенную дольками лимона и пышной зеленью. Кухарка добавляет немного специй, затем Зара передает поднос сердитому лакею. Ее взгляд падает на меня и просветляется. — Новая девочка! Тебе уже дали имя? — Имоджен, — говорю я. — Я Зара, — говорит она. — Ты голодна, должно быть. Возьми что-нибудь с этой разделочной доски. — Другая кухарка роняет на пол миску с густой белой сметаной, и Зара начинает на нее кричать. Я крадусь в угол, отчаянно нуждаясь в еде. На доске лежит ломоть голубого сыра и половина буханки хлеба, пара маленьких твердых томатов, чашка с оливами, пол дюжины ягод инжира, несколько грецких орехов и кусочков вяленого мяса. Я засовываю себе в рот как можно больше всего, чуть не подавившись косточкой оливы. Аркан в моей пучке начинает гудеть, и внезапно мне срочно нужно на выход. Я иду к двери, ведущей в сад, так быстро и так небрежно, как только могу, не желая привлекать внимание. Но все настолько заняты ужином, что меня никто не замечает. Я выскальзываю наружу в прохладный апрельский вечер. За стеклянным коридором, ведущим в восточное крыло, есть большой куст, подстриженный под танцующего медведя, и он достаточно крупный, чтобы за ним спрятаться. Я припадаю к земле и осторожно достаю аркан. — Люсьен? — Гарнет сообщил мне, что ты добралась. Как ты? Он сказал, что со своей маскировкой ты проделала прекрасную работу. — Звук его голоса заставляет мои внутренности таять от облегчения. — Я в порядке, — шепчу я. — Я удачно устроилась на должность фрейлины Корал. — Знаешь, ты невыносимо упрямая, но, возможно, это все-таки не самая плохая идея. Может быть, мы сможем найти для тебя способ увидеть Аукционный дом перед днем Икс. Познакомиться с ним в реальности. Это все замечательно, но все, чего я хочу сейчас — моя сестра. — Мне нужно увидеть Хэзел, Люсьен. Они держат ее под замком в медицинском кабинете, и я знаю, где лифт, но меня не должны видеть в коридорах, и Корал вечно что-то от меня нужно, и… — Успокойся, дорогая. Сделай вдох. Каждый медицинский кабинет имеет подземный вход. Я полагаю, ты уже ознакомилась с тоннелями для прислуги? — Ага, — говорю я. — Они такие запутанные. — Существуют и другие тоннели, которые более приватны. Я задумываюсь. — Вроде того, которым я пользовалась, чтобы проникнуть в комнату Эша? Я знаю, что Люсьен улыбается. — Да. Если так посмотреть, ваши свидания имели свою пользу. — В его тоне чувствуется поддразнивание. — То есть один из этих тоннелей может вести в медицинский кабинет? — Определенно. Аристократы не любят катать своих беременных суррогатов по позолоченным коридорам, когда те готовятся к отправке в родильную. Или мертвых суррогатов в морг. Они предпочитают другой выход. Многие из них близки к гаражам, поэтому можешь начать оттуда. — Спасибо, Люсьен, — горячо говорю я. — Есть ли еще новости о… планах Курфюрстины? — Нет; хотя, если помнишь, пока ты внезапно не решила вернуться сюда, у меня никогда не было железных доказательств. Только обрывки разговоров между Курфюрстом и Курфюрстиной. — О чем они говорили? — Я отчетливо помню, что Курфюрст говорил что-то о свадьбе, а Курфюрстина смеялась и говорила, что саван подойдет лучше, чем платье. — Это может значить, что угодно, — говорю я. — Да, но ты не живешь с Курфюрстиной. Она презирает Герцогиню. Она постоянно просит меня проверить суррогата Герцогини, узнать, как она, как проходит беременность. Проблема в том, что, так как помолвка была официально объявлена, любое покушение на Хэзел будет рассматриваться как покушение на будущую Курфюрстина. Это будет изменой. — И ты думаешь, что Курфюрстина стала бы этим рисковать? Люсьен вздыхает. — Я не уверен. Она воспринимает свое положение как должное. Меня бы не удивило, если она думает, что находится над законом. Но помни — она не королевского происхождения. Многие в этом округе без промедления отвернутся от нее и будут возмущенно требовать ее замены на настоящую знать. — Пауза. — Меня тревожит то, что она не просила ничьей помощи. Если кто-то и мог бы преуспеть в тайном убийстве суррогата… — Пожалуйста, — говорю я. — Не заканчивай предложение. — Я бы этого никогда не сделал, конечно, — говорит Люсьен. — Но она просила меня прежде. Почему она теперь не ищет помощи? — Может потому, что ты не сделал этого в прошлом, — предполагаю я. — Может… До меня доносится хруст ветки и звуки голосов неподалеку от моего убежища. — Кто-то идет, — шиплю я. Аркан, немой и безжизненный, падает в мою открытую ладонь — … даже не знаю, откуда она приехала, — говорит девушка. — Она просто появилась. — Я думала, что Герцогиня точно сделает тебя новой фрейлиной, — говорит второй голос. Я подглядываю сквозь ветки и вижу горничную Карнелиан Мэри и другую служанку. — Знаю, — отвечает Мэри. — Но ее наняла не Герцогиня. Это был Гарнет. — Держу пари, знаешь, что это? — лукаво говорит вторая девушка. — Что? — Она здесь для него, на самом деле. Маленькая забава для королевского сыночка. Не могу представить, что Корал такая уж возбуждающая за закрытыми дверями. Мэри задумывается и поднимает брови. — О да. — Она хихикает. — Элизабет, думаю, ты права. Элизабет пожимает плечами. — Так что герцогиня, вероятно, будет вести себя с ней также, как с немой. Обе девочки смеются, и все мои силы уходят на то, чтобы оставаться на своем месте, а не соединиться с землей и убрать землю под их ногами, или заставить деревья разорвать их на куски. — Пойдем внутрь, — говорит Мэри. Я жду целую минуту, прежде чем вернуться на кухню; голова идет кругом.* * *
О КОНЦЕ УЖИНА СТАНОВИТСЯ ИЗВЕСТНО, КОГДА МОД СПЕШИТ на кухню и требует знать, где Имоджен. С пол секунды я оглядываюсь, пытаясь кого-то найти, прежде чем вспомнить, что это я. — Иди наверх — шипит она. — Простите! — говорю я, следуя за ней в каменные коридоры. — Я не знала, что ужин закончился. — У тебя есть около трех минут, — проговорила Мод. — Я позвонила в звонок. — Я находилась в саду. Мне нужно было подышать свежим воздухом. Это больше не повторится, — говорю я быстро, увядая под ее взглядом. — Я, конечно, надеюсь, что нет. Ты должна сопроводить Мисс Корал наверх, подготовить ее ко сну, а затем доложить Коре. Она будет твоим непосредственным руководителем в этом доме. — Д-да, — заикаюсь я. — Конечно. Поднявшись по лестнице за гобеленом, мы выходим в холл возле столовой. Кора уже ждет там. Вид ее возвращает еще один поток воспоминаний — тарелка винограда и мягкого сыра, успокаивающее ощущение ледяной мази, которую она нанесла после того, как герцогиня ударила меня. Надевание вуали на похороны Далии. Как звенели ее ключи, висящие на поясе. Ее каштановый узелок точно такой же, каким я его помню, как и морщинки вокруг глаз. Она отрывисто меня оглядывает. — И Гарнет нанял ее? — спрашивает она Мод. — Да, мэм. Я молчу. — Хм. — Уголки рта Коры опускаются. — Я слышала, Корал дала тебе имя. Я киваю. — Имоджен, — сказала Мод. — Хм, — снова говорит Кора. — Ты явишься в мои покои после того, как Корал уйдет спать. Я делаю реверанс, как только двери открываются. Я поднимаю глаза и оказываюсь лицом к лицу с Герцогиней. Паника, которая охватывает меня, настолько полна, страх настолько подавляющий, что на мгновение кажется, что я больше не существую. Мое тело исчезло, мой разум пуст, и ничего не осталось, кроме ужаса. Я и забыла, какая она красивая. Ее карамельно-медовая кожа, ее черные волосы, ее фиолетовое шелковое платье идеально обрамляет ее точеную фигуру, обнажая плечи и ключицу. Но больше всего мне запомнились ее глаза. То, как они меня изучали, критично и бесстрастно. Как ее взгляд мгновенно мог превратиться из уязвимого в жесткий. Ее взгляд, когда она провела ножом по горлу Аннабель, так же легко, как если бы она резала кусок масла. Герцог рядом с ней. Он выглядит пьяным. — Потрясающий ужин, Мод, — рычит он. Герцогиня вздрагивает. — Ты должна передать Заре мои комплименты. — Да, милорд, — ответила Мод. — Что это такое? — спрашивает герцогиня, останавливаясь, чтобы посмотреть на меня. От меня не ускользает, что она говорит, что, а не кто. С меня капает пот, и мои колени дрожат, но я заставляю себя держать свой взгляд устойчивым, лицо нейтральным, так же, как я сделала в первый раз, когда я встретила ее, прежде чем она ударила меня. Тогда это было сложнее. Я ничего не знала, о том, где я была, кем я была, и о том, какой у меня потенциал. Я больше не та девушка. — Новая фрейлина, ваша светлость, — отвечает Мод. В этот момент за ними появляются Гарнет и Корал. — Мама, ты знакома с Имоджен? — спросил Гарнет. Он выглядит немного пьяным. — Купил ее для Корал. У нее должна быть настоящая фрейлина, верно? Герцогиня бросает на меня долгий, протяжный взгляд. Возможно, я воображаю это, но она, кажется, особенно сосредоточена на моих глазах. Затем миг проходит, и она поворачивается к сыну с ледяной улыбкой на лице. — Ну, дорогой, как чудесно. Я никогда не думала, что ты способен нанять помощь. — Разве она не совершенна? — воркуя спрашивает Корал. — Она похожа на меня, правда? Мне бы очень хотелось, чтобы она не делала такого сравнения. Мне не нужно, чтобы герцогиня смотрела на меня ближе, чем сейчас. Я чувствую, что она видит сквозь эту тонкую вуаль, мое заклинание маскировки. — Да, — говорит герцогиня через мгновение. — Полагаю, что так и есть. — Она смотрит мне в глаза еще раз, прежде чем шагает вниз по коридору в направлении главной лестницы. Все мое тело как будто сдувается от напряжения. Кора следует за ней, их головы сомкнулись, пока герцогиня шепчет что-то, что я не слышу. — Уверен, что не хочешь выпить со мной бренди? — спросил герцог у своего сына. — Нет, отец, думаю, я откажусь. — Гарнет едва скрывает свое презрение, когда герцог шаткой походкой идет в направлении своей курильни. — Пойдем, Имоджен, — говорит Корал. — Мне пора готовиться ко сну. Мы удаляемся в ее покои после того, как Гарнет придумывает какое-то оправдание, что ему нужно в библиотеку. Я набираю ванну для Корал и нахожу душистые соли под раковиной. Вскоре воздух пахнет сиренью и фрезией. Я хочу залезть в эту ванну и никогда оттуда не выбраться. — Готово? — спрашивает Корал. Она стоит в дверном проеме, одетая в толстый белый халат. Она сбрасывает халат, как будто это ничего не значит, и протягивает его мне. Она совершенно голая. Я не знаю, куда отвести взгляд, но Корал кажется совершенно непринужденной. — Мне подождать снаружи, мисс? — Да, это было бы замечательно. Иди приготовь для меня на кровати мою лучшую ночную рубашку. Я делаю реверанс и выбегаю из комнаты. У Корал три шкафа, шифоньер и два комода, плюс туалетный столик. Я думаю, Аннабель хранила все мое ночное белье в ящике, и, конечно же, я нахожу большое разнообразие шелкового белья и пижам. Когда я просматривала содержимое, задаваясь вопросом, какой может быть именно ее лучшая ночная рубашка, мне приходит в голову, что я не видела одежды Гарнета в этих шкафах. — Имоджен! — кричит Корал. — Вода остыла, принеси мое полотенце! Что она делала до того, как у нее появилась фрейлина? Я задаюсь вопросом про себя. После того, как Корал обсохла, ее волосы были расчесаны, а лицо и руки увлажнены, и одеяла были заправлены прямо до ее подбородка, я, наконец, освобождаюсь от своих обязанностей. — Спокойной ночи, Имоджен, — говорит Корал. Меня бы не удивило, если бы Гарнет никогда не ночевал в этой кровати. — Спокойной ночи, — говорю я, закрывая за собой дверь. Теперь реальное испытание. Пришло время встретиться с Корой.Глава 9
Комнаты Коры находятся за первой дверью в восточном крыле. Мод указала на них раньше. Я делаю вдох прежде, чем стучу. — Входите, — зовет она изнутри. В комнате мягкое освещение — на стенах висят красивые бра, излучающие розоватый свет. Есть камин и большой диван, который изгибается в форме улыбки и толстый золотистый ковер. На стенах висят картины, написанные маслом, а окна закрывают золотистые шторы. Это очень напоминает мне старую комнату Эша в этом дворце — комната, в которую я пробиралась, когда Карнелиан находилась на своих занятиях. Кора сидит в кресле-качалке у окна, и этот вид так напоминает Сил, что заставляет мое сердце биться. Она не встает, когда я вхожу. — Сядь, — говорит она, указывая на диван. Я делаю так, как она приказывает. — Когда Гарнет нанял тебя? Я стараюсь делать свой голос низким и хриплым и отвечать, как можно более честно и лаконично. Мне не нужно запутываться во лжи больше, чем нужно. — Вчера. Ее глаза сузились. — Ты будешь обращаться ко мне «мэм». На какой дом ты работала? Как будто все королевские дома исчезли из моей головы. Я не могу придумать ни одного, но каким-то образом выходит «Дом Огня, мэм». Кора кивает, как будто это имеет смысл для нее. Я делаю мысленную заметку, что позже нужно сказать Гарнету на случай, если она спросит его. — Он должен был сказать мне, что ты придешь. Это самое неподходящее время для подготовки новой прислуги, со всей суматохой в нижних кругах, и новой датой Аукциона, и помолвкой, и продвижением Гарнета… — Кора замолкает, берет стакан воды со стола рядом с ней и делает глоток. — Твоей основной функцией в течение следующих нескольких недель будет подготовка Корал к Аукциону, и нужно сделать так, чтобы она не мешала Герцогине. Это будет ее первое посещение, и она очень хочет этого. Ее светлость не желает тратить время впустую на легкомысленные вопросы, так что ты обязана занять Корал. Как фрейлина, ты должна быть в состоянии справиться с этим без проблем. Она говорит это с такой заговорщицкой улыбкой, что я отвечаю тем же. — Где тыпроходила обучение? — спрашивает она. — Прошу прощения? — Я думала, что уже на это ответила. — Кто обучил тебя? — спрашивает Кора, как бы подчеркивая слова. — Люсьен, — говорю я, не задумываясь. Она приподнимает бровь. — В самом деле. Я не думала, что он еще инструктирует. — Я была его последним учеником, — говорю я, надеясь, вопреки всем надеждам, что это имеет смысл. Кора делает еще глоток воды и опускает стакан. — Гарнет более компетентен, чем кажется, казалось бы. — Он определенно немного повзрослел. — Как только слова сказаны, я зажимаю рот. Что за глупость сморозила. Фрейлина Имоджен не должна говорить о Гарнете так невзначай. Кора долго смотрит на меня, прежде чем ответить. — Да, — говорит она. — Так и есть. — Я имела в виду, что у него была та еще репутация, мэм, — говорю я. — Я знаю, что ты имела в виду. Из какого ты округа? — Ферма, мэм. Она стучит пальцем по подлокотнику. — Очень хорошо. На сегодня все. Ты свободна. Я едва могу сдержать облегчение, когда спешу к двери. — О, Вайолет? — Голос Коры останавливает меня, и я поворачиваюсь. — Да, мэм? — Только когда я вижу жестокую улыбку на ее губах, я понимаю, что наделала. Моя рука захлопывает рот, как будто это поможет, как будто я могу изменить реакции моего собственного тела. — Я знала, что это ты, — говорит она, вставая одним плавным движением, — когда ты говорила о Гарнете. Твой голос изменился. Как будто ты его знала. Потому что ты в самом деле знала, не так ли? Я не могу двигаться. Куда я пойду? Кора управляет этим домом. Она знает каждый дюйм. Негде спрятаться, и вокруг меня окружают огромные стены со всех сторон. Конечно, я могла бы вызвать Землю или Воздух, но тогда все бы вышло наружу, и я все равно бы не смогла покинуть Жемчужину. Я не буду этого делать со всеми членами Общества, которые рассчитывают на Паладинов, которые ждут Дня аукциона, их шанса на свободу. Я думаю о Хэзел. Я даже не увиделась со своей сестрой в последний раз. Весь этот план рухнул до того, как у него появился шанс начаться. Кора неторопливо идет ко мне со всей уверенностью того, кто знает, что ее добыча попала в ловушку. Оказавшись достаточно близко, она рукой хватает мое лицо, как Герцогиня в ту ночь, когда убила Аннабель. — Как ты это сделала? — спрашивает она, поворачивая меня щекой к ней. — Твои глаза, твои волосы, твое лицо… это были Заклинания? Я киваю. — Очень хорошо сделано, — бормочет она. — Как ты сюда вернулась? Или ты пряталась в Жемчужине все это время? — Мои глаза расширяются, и она смеется. — Думаешь, я не знаю, что Герцогиня держит твою сестру взаперти? — Пожалуйста. — Ее хватка искажает мои слова. — Пожалуйста, что? Полагаю, ты вернулась сюда, чтобы спасти ее. Я не отвечаю. Она впивается пальцами мне в кожу. — Я могу помочь. Я могу помочь тебе спасти твою сестру. Это не то, чего я ожидала. Кора смеется над моим выражением. — За определенную цену, конечно. — Я сделаю все, что угодно. — Слова звучат неясно. — Прости? Я не совсем поняла. — Она слегка ослабляет хватку. — Я сделаю все, что угодно, — бормочу я. — Я надеялась, что ты это скажешь. Она отпустила меня и присела на диван. — Иди сюда, — говорит она, хлопая по месту рядом с ней. Я в оцепенении сажусь. — Я не буду раскрывать твое присутствие в этом дворце. Возможно, я даже смогу помочь тебе добраться до твоей сестры. Но сначала ты должна сделать кое-что для меня. Я жду. Она знает, что у меня нет другого ответа, кроме «да». Улыбка Коры, ужасающая. — Я хочу, чтобы ты убила Герцогиню. — Что? — задыхаюсь я. — Но… но… зачем? Ее лицо замирает. — Тебе действительно необходимо спрашивать? Она убила мою дочь. Мне нужна секунда, чтобы все обдумать. — Аннабель? Я никогда не видела, чтобы ты обращалась с ней не как с прислугой. — Только потому, что я не могла вести себя как ее мать, не значит, что я не любила ее, — огрызается Кора. Она отворачивается, ее взгляд падает на маленький портрет в овальной рамке на каминной полке. — Я помню тот день, когда Герцогиня пришла ко мне и сказала, что мне разрешили иметь ребенка. Я была так счастлива. Слово «разрешили» заставляет меня поежиться. — И когда она появилась, она была такой крошечной и такой… тихой. Сначала я боялась, что она мертворожденная, но Доктор Блайт заверил меня, что она совершенно здорова. Она просто… она никогда не скажет ни слова. — Кора смахивает что-то со щеки. — Мне всегда было интересно, как может звучать ее голос. — Она встает и идет к камину, поднимая картину. — В другом доме ее могли бы утопить из-за дефекта. Но Герцогиня заботилась обо мне. Она позволила мне оставить ее, позволила мне обучить ее. Пока она казалась полезной. — Она была больше, чем это, — бормочу я. Кора вскидывает голову. — Думаешь, я не знаю? Я принесла что-то хорошее в этот округ. Я принесла что-то чистое и невинное, и оно было уничтожено. Я была не в силах сделать что-нибудь, чтобы это остановить. Она обещала мне. Она обещала. И тогда ты пришла и влюбилась в этого глупого компаньона, и позволила убить ее. — Мне очень жаль. — Слова кажутся пустыми, бессмысленными. Чувство сожаления не вернет Аннабель. — Я тоже любила ее, ты знаешь. — Я знаю. — Кора возвращает фотографию на камин. — Вот почему ты сделаешь это для меня. За любовь, которую ты к ней питала, и долг, который ты мне должна. — Зачем тебе нужно, чтобы я это сделала? Почему не какой-нибудь другой слуга в этом дворце? — Потому что другой слуга сдаст меня за деньги или более высокий статус. У тебя нет такой силы. Я могу арестовать тебя прямо сейчас. Герцогиня может отрезать тебе голову, или просто связать тебя в медицинской кабинете с твоей сестрой. В любом случае, ты мертва. Она делает хорошее замечание. — Почему бы тебе не сделать это самой? У нее болезненное выражение лица. — Я не могу. Я была с Герцогиней с тех пор, как ей исполнилось десять лет. Сколько бы я ни хотела, я… Я не могу ее убить. Я могу ненавидеть герцогиню, я могу хотеть отомстить за Аннабель, но хладнокровное убийство — это не то, на что я способна. Но я вижу только один вариант — согласиться с планом Коры. И если я смогу подождать до Дня аукциона… мне, возможно, не придется вообще убивать герцогиню. — Хорошо, — говорю я. — Я сделаю это. — Конечно, ты это сделаешь. — И аукцион будет идеальным временем, — говорю я. Она хмурится. — Аукцион через месяц. — Подумай об этом. Тогда она будет отвлечена. Предвидится множество суеты, покупок платьев, ужинов… — Меня немного беспокоит то, насколько убедительно я звучу, даже для себя. — Ты уже много месяцев ждала, что тебе сделает еще один? Кора мгновение рассматривает меня. — Я всегда думала, что ты немного не в себе, — говорит она. — Я рада, что ошибалась. — Спасибо, — говорю я, ощетинившись. — Конечно, — начинает она, делая шаг навстречу мне, — если ты каким-либо образом обманешь меня или не выполнишь это задание, ты не переживешь Аукцион. Возможно, я не смогу убить свою госпожу, но у меня нет никаких сомнений насчет того, чтобы убить тебя. — Поняла, — говорю я. — Поспи немного, — говорит Кора. — Тебе это понадобится. У твоей кровати колокольчик, в который позвонит Корал, когда она будет готова. На кухне он тоже звенит. Ты всегда должна быть готова прежде, чем она. Она берет свой завтрак в постель, а затем тебе нужно выбрать, во что ей одеться. Убедись, что она выглядит достойно. — Я помню некоторые вещи, — говорю я. — От Аннабель. Она всегда знала, во что меня одеть. У Коры дергается челюсть. — Да. Она была очень хороша по части одежды. — Она сидит в кресле-качалке, но ее поза напряжена, спина прямая. — Ты свободна на сегодня. Постарайся не говорить перед ее светлостью; твой голос слишком знаком. — Не буду. — Я останавливаюсь у двери. — Кора? — Да? — У тебя есть какой-то конкретный… способ, которым ты хотела, чтобы я убила ее? Ее глаза словно черные камни, темные и холодные. — Я хочу, чтобы ты перерезала. Ее. Горло. Я выскальзываю за дверь, в голове лихорадочно крутятся мысли. — ЧТО ТЫ ДОЛЖНА СДЕЛАТЬ? — Убить Герцогиню, — шепчу я. — Точнее, перерезать ей горло. Рейвен издает звук где-то между вздохом и кашлем. Через аркан его трудно различить. — Не волнуйся, я сказала ей, что сделаю это на Аукционе, который, если все пойдет по плану, должен свести на нет любой договор об убийстве, который я заключила. Сейчас уже за полночь. Я знаю, что должна спать, но я не легла, надеясь, что Рейвен свяжется со мной. Аркан Сил похож на аркан Люсьена — то есть он может связываться со всеми другими арканами. Мой всего лишь приемник. Гарнет может связаться только с Люсьеном и со мной. — Так что слуга так же безжалостна, как и хозяин, — говорит Сил. — Меня это не удивляет. — Что она из себя представляет? — спрашивает Рейвен. Я знаю, что она имеет в виду Корал. — Она странная. Как великовозрастный ребенок. Она требовательная и инфантильная. Не думаю, что она нравится Гарнету. — О, — это единственный ответ Рейвен, но я слышу крошечное облегчение в ее голосе. — Что насчет вас, девочки? Вы все упаковали и готовы к последней поездке в округ Болота? — Этот день, кажется, длился неделю. — Мы более чем готовы. — Я слышу улыбку в голосе Сиенны. — Сил идет с нами к Западным Воротам и другим объектам, — говорит Рейвен. — Что? — Я сажусь прямо. — Я не собираюсь ждать здесь без понятия, что происходит, — говорит Сил. — Уистлер сможет позаботиться о делах в этой части Фермы. Я принадлежу суррогатам. — Верно, — говорю я. — Я чувствую себя лучше, зная, что ты будешь там. — Ты не должна, — говорит Сил. — Весь этот план похож на карточный домик. Мы должны полагаться на то, что суррогаты в инкубаторах будут хранить молчание. Мы должны полагаться на то, что знать будет все также глупа. Мы должны полагаться на неизвестно кого, кто должен заложить ключевые бомбы в ночь перед аукционом. Нам нужно полагаться на то, что ты подашь сигнал взорвать эти бомбы. Затем мы должны скрестить пальцы и надеяться, что восемьдесят с гаком суррогатов смогут сломать эту стену, и что силы Общества уже будут в Банке, готовые и ждущие, когда смогут нагрянуть в Жемчужину. Мы все можем сейчас медленно продвигаться к нашей смерти. Если вспомнить, как нас с Рейвен уже отправляли на верную смерть, продав в качестве суррогатов, эта идея не беспокоит меня так сильно, как должна. — Как сказал Эш, — напоминаю я ей. — Я предпочла бы умереть, сражаясь с королевской семьей, чем служить им. Сил фыркает. — Храбрые слова. Скажи мне это, когда воздух будут пронизывать пули, и люди будут умирать вокруг тебя. — Эш там? — Я слишком трусила спросить про него раньше, но я хочу услышать его голос. Я хочу знать, что он не злится на меня. Так что я была совершенно не готова к последовавшей тишине. — Что? — спрашиваю я. Мое сердце учащенно бьется. — С ним что-то случилось? — Эш ушел, — наконец говорит Рейвен. — Что ты имеешь в виду? Куда он делся? — В Банк, — говорит Сиенна, и Сил бормочет: — Проклятый дурак. Из комнаты будто выкачали весь воздух. Банк. Эш отправился в Банк. — Нет, — говорю я, открыв рот от изумления. — Рейвен… скажи мне, что это неправда. Пожалуйста. Он… он умрет там. — Он оставил записку, — говорит она, и я слышу шуршание бумаги. Затем она читает вслух: «Вайолет. Прости, но мне нужно было попробовать. Надеюсь, ты сможешь простить меня. Я не мог просто бросить их. Мне нужно быть достойным места в этом новом мире, за который мы боремся. Я люблю тебя больше, чем свою собственную жизнь. Я увижу тебя снова. Я буду там в день аукциона. Оставаться в безопасности. Эш». — Простить его? — выплевываю я. — Он что сумасшедший? У меня не будет возможности! Он и пяти футов в Банке не успеет пройти, как умрет. Он будет… — Вайолет. — Голос Рейвен мягкий и уравновешенный. — Он ушел, и все крики в мире не изменят этого. — Но он… он… — Сбежал, не послушав тебя? Да. Он сделал это. Честно говоря, вы двое хорошо подходите друг другу. Я складываю руки на груди. — У меня был план. У меня есть люди, которые помогают мне. Что он будет делать, стучать в двери и спрашивать, есть ли дома члены общества? Пойдет к мадам Кюрьо и позвонит в звонок? — Мы уже знаем, что он может попасть в компаньонский дом, не будучи замеченным, — говорит Рейвен. — А что касается остального… ну, он не глупый. Почему ты так уверена, что его поймают? Мои плечи опускаются. Она права. Я отказываюсь верить, что Эш способен выжить в одиночку. — Это просто… если я потеряю его сейчас… — Я знаю, — мягко говорит она. Потом она вздыхает. — Ты должна попытаться немного поспать. Похоже, у тебя завтра важный день. — Да, — говорю я, но мои мысли далеко, с Эшем, где бы он ни был. Все еще на Ферме? В поезде? Уже в Смоге? — Мы скоро поговорим с тобой снова, — говорит Инди, явно чувствуя, что теперь к разговору присоединиться безопасно. — Если ты увидишь графиню Розы, заколи ее для меня вилкой или чем-нибудь еще, — говорит Сиенна, ссылаясь на свою бывшую хозяйку. — Если ты увидишь леди Потока… — Спокойной ночи, — твердо говорю я, прежде чем Оливия успевает начать. — Спокойной ночи, — говорит Сил. Аркан с тихим стуком падает на кровать, и я думаю о том, насколько хрупка связь с моими друзьями, этот маленький серебряный камертон, который держит нас вместе. — Будь осторожным, — шепчу я. Затем я устраиваюсь на подушках; сон овладевает мной быстрее, чем я могла подумать — истощение одолевает мой гнев и страх за Эша.Глава 10
ГДЕ-ТО ВОЗЛЕ МОЕЙ ГОЛОВЫ ЗВОНИТ КОЛОКОЛЬЧИК. Я сонно шлепаю по нему, задаваясь вопросом, почему упряжка Репки создаёт так много шума. Моя рука дотрагивается до металла, а затем падает на что-то мягкое. Кровать. Дворец. Жемчужина. Я тут же сажусь. Колокольчик неистово звонит. Я выскакиваю из постели, накидываю свое платье фрейлины и поспешно завязываю волосы в пучок с арканом внутри. Я почесываю за кружевным воротником, пока бегу по крылу прислуги, замедляя темп, когда добираюсь до конца стеклянного коридора. Залы главного дворца пустуют. Я проскальзываю за гобелен и бегу по каменным ступенькам, находя путь на кухню намного быстрее, чем вчера. Кора уходит, когда я вхожу, неся поднос с чашкой и блюдцем, столовыми приборами и блюдом. — Ты опаздываешь, — говорит она. — Да, мадам, — говорю я. Она едва оглядывает меня и уходит в покои герцогини. — Долго не спала? — любезно говорит Зара. Ее лицо испачкано в муке, руки до локтей в гигантском куске теста. — Я забыла, где я, — говорю я с проблеском откровенной честности. Зара смеется над этим. На столешнице разложены подносы для завтрака. Я предполагаю, что для Корал тот, на котором розовая чашка. Милый ратник, Третий, и лакей стоят вместе у двери в сад, читая утреннюю газету с одинаковыми хмурыми взглядами. На мгновение я запаниковала. Эш был замечен? Уже поймали? Третий смотрят вверх, когда я прохожу мимо. — Доброе Утро, Имоджен. — Плохие новости? — спрашиваю я как бы невзначай. — Эти Черные Ключи убили судью прошлой ночью, — говорит он. — Одного из лучших в Смоге. Курфюрсту придется быстро его заменить. — О, — говорю я, хватая поднос, радуясь, что Эш, кажется, пережил ночь. Только когда я возвращаюсь в каменный коридор, я понимаю, что не знаю, куда иду. Через две секунды Мэри опережает меня с подносом для Карнелиан. — Сюда, — говорит она сдержанным, но раздраженным тоном. Мы поднимаемся обратно по лестнице к гобелену, но не проходим через него — вместо этого я вижу еще одну лестницу, ведущую на второй этаж дворца. Мы выходим из-за большого пьедестала с бюстом одного из бывших Герцогов Озера. Я узнаю коридор к мужскому крылу. Я добираюсь до двери и останавливаюсь. Мне постучать? Я не помню, чтобы Аннабель стучалась. Сделав глубокий вдох, я держу поднос одной рукой и открываю дверь. В гостиной с синими полосами никого нет, но в ужасающе розовой комнате я нахожу Гарнета, сидящего в укромном уголке за завтраком. Красивый лакей кладет салфетку ему на колени. Гарнет бросает на меня беглый взгляд. — Заходи, она в постели. Корал все потягивается на кровати рядом с тумбочкой, когда я вхожу. Ее лицо просветляется, когда она видит меня. — Где бы вы хотели позавтракать, мисс? — От подноса у меня начинают болеть запястья. — На вон том столе. И выбери мне платье. Я сегодня собираюсь навестить маму. Я ставлю поднос и направляюсь к ее шкафам, просматривая различные цвета и стили. Бьюсь об заклад, Эш точно знал бы, что выбрать. Я вижу платье персикового цвета, которое напоминает мне о том, во что меня одевала Аннабель, поэтому я хватаю его и кладу Корал на кровать. — Итак, — говорит Корал, скрестив ноги и глядя на меня над чашкой кофе. — Какие сплетни? Я моргаю. — Прошу прощения, мисс? Она отставляет чашку и начинает солить свою яичницу. — Там внизу. Что происходит со слугами? Кто-нибудь встречается? Разбивает сердца? Ратники дерутся? Скажи мне, я должна знать. — Она вздыхает. — Иногда я скучаю по своему старому дому. Моя горничная всегда рассказывала мне все за завтраком. Я занялась тем, что открыла ее занавески и подвязала их. О каких сплетнях я должна знать? — Вчера вечером был убит судья, — говорю я. — В Смоге. — Имоджен, это так угнетает. Мама никогда не давала мне читать о нижних кругах. Она говорит, что они унылые и грустные, и мне не о чем беспокоиться. Скучные и грустные? Моя рука сжимает бархатную занавеску, и я подвязываю ее слишком туго. — О! Я забыла спросить Гарнета, не пойдет ли он со мной сегодня к матери, — говорит она, пробуя яичницу. — Ты… — Я пойду спрошу его, мисс. Радуясь возможности уйти, я выскальзываю из спальни Корал, закрываю за собой дверь и нахожу Гарнета все еще в своем укромном уголке для завтрака. — Как долго она звонила в этот звонок? — спрашивает он с усмешкой. — Вечно, — отвечаю я. — Чего у нее не отнимешь, так это настойчивости. — Она хотела, чтобы я спросила тебя, поедешь ли ты с ней в дом ее матери сегодня. Гарнет вытирает рот и опускает салфетку. — Ах. Нет, думаю, я пропущу обед со своей тещей. Общественные дела и все такое. Но дай мне знать, какая еда на обед. Дом Пера славится своей домашней птицей. Интересно, будет ли это утка на этот раз. — Он подмигивает. — Я не пойду, — говорю я, беря кусок тоста с его тарелки. Мне нужно найти Хэзел. Может, я смогу прокрасться в медицинский кабинет, когда герцогиня будет на обеде. Или я смогу найти секретный проход, о котором мне рассказал Люсьен. Гарнет бросает на меня недоверчивый взгляд. — Вайолет, если она уезжает, ты уезжаешь. Что, ты думаешь, представляет из себя фрейлина? Ты следуешь за ней, куда бы она ни пошла. — Но Аннабель никуда не ходила со мной, когда мы покидали этот дворец. — Ты была суррогатом. Корал — представительница королевской семьи. — Он встает, вынимает аркан из кармана и ласково трет его большим пальцем. — Они еще не уехали, да? Я знаю, что он имеет в виду Рейвен. — Нет, — говорю я, не особо обращая внимания. — Завтра вечером. Она рассказала тебе про Эша? — добавляю я сердито. Он хихикает. — Да. — Затем он поднимает руки, когда видит выражение моего лица. — Эй, я думаю, он может делать все, что захочет, и ты знаешь, он вроде как прав. — Насчет того, чтобы как идиот сбежать в Банк? — спрашиваю я. — Насчет того, чтобы компаньоны были на нашей стороне. Это не тоже самое, что фабричные рабочие или Ратники из нижних округов. Компаньоны умны. Они хорошо обучены и прекрасно расположены — представь себе, если бы у нас могло быть целое множество компаньонов в дополнение к членам Общества, ожидающим по другую сторону стены, когда это произойдет? И они не будут слушать никого, кроме одного из них. Их жизнь вращается вокруг секретов и лжи. Я был бы в шоке, если бы они даже сильно доверяли друг другу. Так что, эй, на самом деле это может быть полезно для нас. Я хочу, чтобы все перестали защищать Эша, как будто он сделал это великое дело. Они не влюблены в него. Им не нужно беспокоиться о том, что их сердце будет разбито на миллион кусочков, если он умрет. — Имоджен! — зовет Корал из спальни. — Не заставляй ее ждать, — говорит он. Я закатываю глаза, затем надеваю приятную улыбку на лицо и возвращаюсь в спальню, чтобы помочь Корал одеться.* * *
Обед ВО ДВОРЦЕ ПЕРА — УТОМИТЕЛЬНОЕ дело. Можно подумать, они даже не знали, что там еще есть целый город. Ни разу не упоминали о взрывах, боях, Черном Ключе. Корал и ее мать болтают о герцогине и Гарнете и о том, каково это быть частью Дома-Основателя. Корал очень взволнована своим первым аукционом. Люсьен был прав — это действительно событие года, на котором присутствуют все до единого члены королевской семьи, состоящие в браке. Единственным интересным моментом стало то, что кратко упомянули Хэзел. — Ты знала, — говорит Леди Пера, — что Курфюрстина не видела суррогата, вынашивающего её будущую невестку с тех пор, как та забеременела? Ее собственному врачу даже не разрешили осмотреть ее. Герцогиня до сих пор не разрешает. — О, Мама, я не могу в это поверить. Как иначе можно было договориться? — интересуется Корал. — Казалось бы, Курфюрст встретился с девушкой, но Курфюрстина… еще не была приглашена. Если кто-то может устроить встречу, я уверена, что это отразится благоприятно. На всех причастных домах. — Она многозначительно смотрит на свою дочь. Коралл кивает с нетерпением. — Я поговорю с герцогиней. Корал, вероятно, последний человек во Дворце Озера, который смог бы убедить герцогиню сделать что-то подобное. Даже у Карнелиан был бы лучший шанс. Как только мы прибываем домой, сама Карнелиан идет по передним ступеням к ожидающемуся автомобилю под руку с Раем. Я не видела ее с той ночи в подземелье, когда она помогла освободить Эша. Она выглядит еще более суровой, чем обычно. Рай так же красив, как я помню — гладкая темная кожа и черные кудри. Его взгляд скользит по мне без следа узнавания, его выражение лица — маска вежливости, именно так и Эш всегда выглядел в этом дворце. — Привет, Карнелиан, — говорит Корал. — Куда направляешься? — Какая-то глупая вечеринка, — бормочет Карнелиан. Ее глаза останавливаются на мне, и я напрягаюсь. — Она, наконец, дала одну для тебя, правда? — Гарнет, — отвечает Коралл, сияя. — Я назвала ее Имоджен. — Как мило, — издевательски говорит Карнелиан. Коралл, похоже, не замечает, озабоченная герцогиней, спускающейся вниз по лестнице; за ней следуют Кора и герцог. — Давай, Карнелиан, мы не хотим опаздывать, — огрызается герцогиня. Я не могу ничего поделать с тем, что при виде нее мое сердце пропускает стук, а мои ноги будто застыли. — Я никогда не выдам тебя замуж и не избавлю себя от тебя, если ты не сможешь вовремя прийти на простую вечеринку. — Мама, я… — начинает Корал, но герцогиня прерывает ее. — Сколько раз я просил тебя не называть меня так? — говорит герцогиня, когда водитель открывает ей дверь. Дверь закрывается, прежде чем у Корал есть шанс ответить. Карнелиан выглядит несчастной, когда садится по другую сторону. Затем автомобиль движется по дороге, и Корал, хмурясь, наблюдает за ним. Я не могу быть счастливее. Герцогини не будет вечером. Это идеальный шанс найти мою сестру.Глава 11
ПОКА КОРАЛ УЖИНАЕТ, Я ИСПОЛЬЗУЮ возможность поискать. Когда я выскальзываю в сад, вечер прохладный, легкий ветерок щекочет затылок. Я обхожу стеклянную оранжерею и направляюсь в гараж. Здесь, как Люсьен сказал, есть секретный проход в медицинский кабинет. Проблема с секретными проходами заключается в том, что, если вы не знаете, где они, их почти невозможно найти. Я провела три месяца в этом дворце, не зная о лабиринте служебных коридоров, скрытых внутри него. После двадцати минут изучения камней и кустарников, я сдаюсь и решаю попробовать единственный способ, который знаю. Во Дворце тихо, поэтому я могу использовать главные залы. Я спешу на второй этаж. Вниз по коридору с цветами, через галерею… но когда я нахожу коридор с дубовыми панелями, мое сердце ухает вниз. Лифт с золотой решеткой имеет новую дверь, металлическую с установленной рядом клавиатурой. Я все равно приближаюсь к нему, прижимая ладонь к холодной поверхности. Хэзел прямо подо мной. Я слышу шум из коридора и отпрыгиваю, убегая и ныряя в первый секретный проход, который удается найти. Я спускаюсь на первый этаж и выхожу рядом с бальным залом. У меня остался только один вариант — проход в библиотеку, который я использовала, чтобы добраться до Эша. Путь к тайному проходу Эша знаком так же, как и дом, в котором я выросла. Я иду вдоль рядов книг, пока не нахожу ту, которая мне нужна — «Очерки Кадмия Блейка о перекрестном опылении». Я тяну за книгу, и распахивается скрытая дверь. Простирающийся передо мной коридор навевает еще одну волну воспоминаний. Рука Эша в моей. Крадемся здесь поздно ночью. Все наши отношения собраны в этом темном проходе. И я, возможно, больше никогда его не увижу. Нет. Я отталкиваю мысли об Эше и закрываю книжную полку позади меня. Ради безопасности я решаю убедиться, что я действительно здесь одна. Сил научила меня этому трюку месяц назад. Я соединяюсь с Воздухом и отсылаю его по проходам, а затем в порыве его возвращаю. Порыв приносит одну лишь тишину и запах камня и пыли. Я крадусь по коридору в направлении прежних покоев Эша. Я помню, что здесь были проходы, отходящие от этого тоннеля, но я никогда ни один из них не использовала. Первый коридор, который я пробую, приводит меня к лестнице, идущей вверх, открывающейся в кабинет второго этажа, которого я раньше не видела. Это уютная комната с множеством книжных полок, плюшевым диваном и небольшим письменным столом. Фотография в рамке бросается в глаза — мужчина, женщина и две маленькие девочки, стоящие на ступеньках того, что, несомненно, является дворцом Озера. Я сразу узнаю одну из маленьких девочек, как герцогиню. Другая должна быть ее сестрой. Даже в детстве у герцогини было всё высокомерие ее взрослой натуры — она смотрит на камеру с надменным выражением. Эта комната внезапно кажется слишком личной, почти опасной. Я ставлю фотографию точно там, где нашла, и ухожу. Я возвращаюсь обратно и иду в другой проход. Тупик. Третий проход оказался намного лучше. Я чувствую, как пол наклоняется вниз, и воздух становится затхлым и холодным. У меня чешутся ладони и учащается дыхание. Я достигаю полированной каменной лестницы и сползаю по ней, шаги в моих ушах звучат громче, чем должны. Когда я дохожу до низа, меня ожидает черная дверь. Я знаю, что за ней Хэзел. Я чувствую это. Волосы на моих руках встают дыбом. Нет ни ручки, ничего, за что можно было бы ухватиться, чтобы открыть ее. Я не знаю, из какого материала она сделана, но своими ладонями я ощущаю неестественный холод. Я вожу руками по ее внешним краям и нащупываю небольшое углубление с левой стороны. Я тяну, сжав пальцы, и дверь открывается. По мере того, как я вхожу, меня охватывает воздух, пропитанный антисептиком. Медицинский кабинет как я его помню. Сгруппированные насекомоподобные огни, нетронутые белые стены, поднос с серебряными инструментами. Доктора здесь нет, хотя весь его стол завален бумагами. Но моё внимание сосредоточено на кровати в центре комнаты. На ней лежит человек, прикрытый до подбородка белой простыней. — Хэзел? — Мой голос звучит словно хрип. Затем я бегу, но когда фигура на кровати появляется на виду, я останавливаюсь и у меня перехватывает дыхание. Она другая. Они что-то с ней сделали. Изменили подбородок, сделали нос более острым. И ее волосы гуще, хотя они все еще черные, длинные и волнистые, как у меня. Она спит, все ее тело накрыто простыней. Я оттягиваю краешек, и в горле поднимается рыдание, когда я вижу ремни, которые удерживают ее — на плечах, торсе и бедрах. Даже ее руки связаны у запястий. Но ее грудь поднимается и опускается. Она жива. И что еще более важно, ее живот плоский. Нет никаких следов выпуклости, нет живота, как у Рейвен, когда та была беременна. — Ох, Хэзел, — шепчу я, кладя свою руку ей на лоб и убирая прядь волос с её лица. Она шевелится, ее веки распахиваются, и то, что я вижу, заставляет мой желудок свернуться. Её глаза. Её красивые карие глаза. Они фиолетовые. — Что они с тобой сделали? — шепчу я. Странные фиолетовые глаза Хэзел расширяются, а затем она открывает рот и испускает чудовищный крик. — Прекрати! — кричу я, прижимая руку к ее рту, но она сильно кусает меня. — Не надо! — кричит она, — Не надо, не надо, не надо! — Хэзел, это я! Вайолет! Хэзел бьется в ремнях со всей силой. Я держу ее голову между руками, чтобы сдержать. — Посмотри на меня, — говорю я яростно. — Мои волосы другие и глаза другие, но это я. Послушай мой голос. Вайолет. Хэзел смотрит на меня, задыхается, напугана. — Слушай мой голос, — повторяю я. — Вайолет? — тяжело выдыхает она. Большая слеза вытекает из уголка моего глаза и попадает на ее щеку. — Да, — говорю я. — Это я. И моя милая, сильная сестренка расплакалась. — Ты здесь, — всхлипывает она. — Ты настоящая. — Я здесь, — говорю я снова и снова, пока вздымается ее грудь, стянутая ремнями. — О, пожалуйста, — говорит она. — Вытащи меня отсюда. Они причинили мне столько боли, Вайолет. Доктор Блайт и герцогиня, они… сначала они давали мне что-то каждый день, и каждый день я истекала кровью, а затем они перестали, но они начали резать мне лицо, и они не выпускали меня на улицу, и мне всегда так холодно… — Тссс, — говорю я, приглаживая ей волосы. — Они забрали меня, потому что ты ушла, — говорит она. — Это то, что она сказала. Она сказала, что я твое наказание. Мое сердце сжимается от чувства вины. — Мне очень жаль, — шепчу я. — Я хочу домой, — стонет Хэзел. — Я тоже, — говорю я, мой голос надламывается. Я ищу способ снять с нее ремни, но они закреплены прямо на медицинской койке. — Есть кнопка, — говорит Хэзел. — На стене. — Она указывает налево привязанной рукой. Я спешу к стене, сдвигаю серебряную белую панель и нахожу клавиатуру с шестью кнопками. — Синяя, — говорит Хэзел. — Я видела, как доктор так делал. Как только ремни снимаются, я снова рядом с ней. Она бросается на меня с объятьями, все ее тело дрожит. — Все хорошо, — говорю я. Я бы хотела увезти ее отсюда, увезти ее в Болото с мамой, или в Белую Розу, где герцогиня ее не достанет. — Мне нужно у тебя кое-что спросить, — говорю я, мой голос приглушен ее волосами. — Ты беременна? Руки Хэзел напряжены. Она отстраняется от меня, ее фиолетовые глаза темнеют. — Нет, — говорит она. — Они не думают… это не работает. Они пытались. Они пытались… я думаю, в течение месяца? Может больше? Я не знаю. Время здесь такое странное… Ее глаза наполняются слезами, и я смахиваю одну из слезинок большим пальцем. — Все в порядке, — говорю я. — Не торопись. Хэзел делает глубокий вдох, не переставая дрожать. — Они пришли за мной ночью. Мама… — Она зажмуривает глаза. — Мама кричала и плакала, но было так много Ратников. Доктор проверял меня в поезде. Он сказал… он сказал, что я суррогат, и если нам «повезет», то я такая же, как ты. Он рассказал мне о Заклинаниях. Он сказал, что я должна родить Герцогине ребенка, но быстро, быстрее, чем обычно. Рука Хэзел движется к пояснице, и страх наполняет мои легкие. — Он сказал, что у меня нет времени изучать Заклинания, — шепчет она. — Он сказал… Очень осторожно я поднимаю заднюю часть ночной рубашки сестры. У основания позвоночника рубец размером с грецкий орех, из него исходит паутина голубовато-красных вен. Пистолет-стимулятор. Доктор Блайт, должно быть, часто им пользовался, поскольку Хэзел так и не научилась пользоваться Заклинаниями самостоятельно. — Герцогиня так разозлилась, — говорит Хэзел, глядя на свои руки. — Она кричала и бросала вещи, когда Доктор Блайт сказал ей, что я не… что я не могу… — Это хорошо, — говорю я. — Роды убивают суррогатов. — Что? — Так много нужно объяснить. Но сейчас ты можешь сказать мне, чего она хочет? — спрашиваю. я — Если она больше не пытается сделать тебе ребенка? Хэзел качает головой. — Я не знаю. Когда я ее увидела в следующий раз, она была спокойна и сказала, что я должна… измениться. Тогда доктор начал резать мне лицо. — Она ощупывает нос и щеку одной рукой. — Как я выгляжу? — спрашивает она со страхом. Я стараюсь улыбаться смело. — Ты хорошо выглядишь, — успокаиваю я ее. — Ты… ну, на самом деле, ты похожа на меня. Ее брови подскакивают вверх. — Правда? — Все в Жемчужине думают, что ты — это я, — говорю я. — Итак… ты вернулась, чтобы занять мое место? Она выглядит такой нетерпеливой, и у меня возникает чувство вины, к которому я не была готова. — Послушай меня, — говорю я, прижимая ее лицо в руках. — Если бы мое пребывание здесь означало, что ты можешь вернуться домой к матери, я бы сделала это в одно мгновение. Но… — Слова, слетающие с губ, обжигают. — Я не могу забрать тебя, Хэзел. Не сейчас. — Подожди, что? Ты просто… оставишь меня здесь? — плачет она. — Я живу во дворце, — говорю я. — Я буду присматривать за тобой все время, обещаю. Но если я отпущу тебя, они поймают тебя и догадаются, что тебе кто-то помогает. И тогда мы обе будем мертвы. В этом городе сейчас столько всего происходит. Жаль, что я не могу всего тебе объяснить. Хэзел обмякла, закрыв руками лицо. Секунды проходят в тишине. — Так… ты бы умерла здесь? — шепчет она. — Да, — шепчу я в ответ. — Я умру здесь? — Ее голос такой слабый и испуганный. Я обнимаю ее. — Нет, — твердо говорю я. — Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось. — Я прикусываю губу, снова наворачиваются слезы. — Помнишь те первые несколько недель после смерти отца? Она кивает у меня на груди. — Помнишь, как ты была напугана, потому что мама почти не разговаривала, а Охра постоянно дрался в школе? Еще один кивок. Мы не часто говорим об этом времени. Я не думала об этом годами, потому что это слишком больно. Но мне нужно, чтобы моя сестра знала, что она — семья, и я никогда не откажусь от нее. — Что мы делали вместе? — Мы зажигали свечу каждую ночь, — говорит Хэзел. — Ты говорила, что Отец может видеть нас через свет. И ты сказала, что слышишь его. Он сказал, что семья — это навсегда, и что мы всегда были вместе, потому что он наблюдал за мной, и он гордился. Он сказал мне, что он скучал по мне, и он любил меня и… но, Вайолет, ты все это придумала, и я тогда была ребенком, поэтому я верила тебе. — Кто сказал, что я это выдумала? — говорю я. — Отец наблюдал за нами через этот огонь свечи. Он на самом деле скучает по тебе, и он тебя любит. Он смотрит на тебя прямо сейчас. И я тоже. Семья — это навсегда. Я не собираюсь позволить чему-нибудь случиться с тобой. И я вытащу тебя из этого места. Я обещаю. — В моем горле поднимается ком. — Однажды я позволила тебе поверить, что я забыла тебя. Я сказала себе, что никогда не позволю этому случиться снова. — Мне страшно. — Мне тоже. — Маме тоже должно быть страшно, — говорит Хэзел. — И грустно. Никого из нас нет теперь. Комок в горле становится больше. — Отец тоже за ней присматривает, — говорю я. Наконец, я понимаю, что пора уходить. Я пробыла здесь слишком долго. — Я должна идти, — говорю я. — Но я обязательно вернусь, клянусь. — Можешь принести мне поесть? — умоляет она. — Они кормят меня только через трубки. Я скучаю по шоколаду. — Моя маленькая сладкоежка, — говорю я, дразняще щипая кончик носа. Хэзел улыбает старое прозвище, которым Отец называл ее, когда она заглядывала в карманы за угощением — кусочком лакрицы или карамелькой. Я помогаю ей лечь, так что я могу застегнуть ремни назад, натягиваю одеяло до подбородка и целую ее в лоб. — Ты знаешь, — говорю я, — что я прощалась с тобой каждую ночь, когда жила в этом дворце? Это всегда заставляло меня чувствовать себя лучше. — В самом деле? — Естественно. И теперь я могу сказать тебе это лично. Спокойной ночи, Хэзел. Хэзел отвечает неясной улыбкой. — Спокойной ночи, Вайолет. Затем я поворачиваюсь и бегу из комнаты так быстро, как только могу, прежде чем потерять контроль и остаться с ней навсегда. Я задвигаю дверь за собой, без сил опускаясь на лестницу; слезы текут по моим щекам. Что они сделали с ее лицом? С ее глазами? И зачем? Герцогиня точно знает, что Хэзел не может забеременеть, так что нет причин держать ее взаперти в медицинской комнате. Нет никакой причины держать ее в живых. И все же она сказала всему городу, что Хэзел уже беременна. Так какова ее конечная цель? Я думаю об этом, когда поднимаюсь и возвращаюсь в свою комнату. Какова роль Хэзел в ее планах?Глава 12
В ТЕЧЕНИЕ СЛЕДУЮЩЕЙ НЕДЕЛИ Я ПРИВЫКАЮ К ЖИЗНИ В КАЧЕСТВЕ ФРЕЙЛИНЫ. Я пробираюсь поздно ночью в медицинский кабинет, чтобы увидеть Хэзел. Я приношу ей еду, когда могу, и рассказываю обо всем, что происходит в городе за пределами Жемчужины. Я рассказываю ей о Белой Розе, Заклинаниях и их истинном предназначении, и все об обществе Черного ключа. — Охра говорил о них, — говорит Хэзел, жуя пирожное. — Я не верила, что это было по-настоящему. Он сказал мне, что он и СейблТерсинг будут рисовать ключи на стенах Фермы. — Вот как Общество нашло его, — говорю я. — Он в порядке? — Да. Он сейчас на Ферме. Он там счастлив. Хэзел улыбается. — Хорошо. Она вздыхает. — Мама ему тоже не поверила. Она, вероятно, не выпустила бы его из дома, если бы знала, что его могут втянуть в тайное общество. Она всегда говорила ему не высовываться. — Хэзел фыркает. — Ей нужны были деньги, которые он зарабатывал, особенно после того, как тебя продали, и мы больше не получали суррогатную компенсацию. Беспокойство сводит мой желудок словно судорогой, как моя мать выживает, когда все ее дети ушли? — Мама сильная, — говорю я, больше для себя, чем для сестры. — И умная. Уверена, она что-нибудь придумает. — Да, — соглашается Хэзел, но без особого энтузиазма. — Эй, как ты думаешь, когда все это закончится, мы сможем жить с тобой и Охрой на Ферме? Думаю, мне понравится Ферма. И маме тоже. Я толкаю ее плечом. — Вам обеим это понравится. Особенно Белая Роза. Я также рассказываю Хэзел об Эше. Про него до сих пор нет вестей. Меня мотает туда-сюда между страхом за его жизнь и яростью на его поступки. Каждый раз, когда я вижу газету, я ищу его лицо. Я до сих пор помню вывески, которые висели в каждом округе этого города после того, как он сбежал. Рейвен связывается со мной в ночь, когда они покидают Западные Ворота, чтобы сообщить мне, что все идет гладко, за исключением Сил. — Возможно, нам придется оставлять Сил снаружи остальных инкубаторов, — говорит она. — Ты намного лучше справлялась с «давайте будем командой», чем она. Я ухмыляюсь. — Да, могу себе представить. Когда вы доберетесь до Северных Ворот? — Через пару дней. — Мы проверяем почву здесь, может, нам удастся уловить какие-либо бунтарские настроения. — Наступает небольшая пауза. — И мы пытаемся помочь. С незначительными вещами. Мы украдкой по ночам заставляем сады людей расти. Мы пополняем дождевые бочки и немного убираем улицы. Если ночь холодная, мы стараемся, чтобы у людей был огонь. Мое сердце переполняет гордость. Эта революция не должна состоять из одних смертей и разрушений. Доброта тоже должна присутствовать. Я разговариваю с Люсьеном по ночам перед тем, как увидеться с Хэзел. Иногда он слишком занят, чтобы говорить. Интересно, он вообще спит? — У меня для тебя хорошие новости, — говорит он однажды вечером. Дата аукциона быстро приближается. Я сижу в постели, расчесываю волосы, рядом со мной парит аркан. — Всегда приятно это слышать, — говорю я. — Эш добрался до Смога. Я сажусь прямо, роняя расческу. — Что? Когда? Откуда ты это знаешь? — Полагаю, ты помнишь моего помощника Тифа. Мое сердце согревает память о молодом карманнике с почерневшим от копоти лицом и бесцеремонным поведением. Он помог нам сбежать из Смога. Он помог Эшу попрощаться с Синдер. — Он сказал мне, что вчера вечером пообщался с Эшем, — продолжает Люсьен. — Совсем рядом с его старым домом. — Что? — шиплю я, разрываясь между облегчением, что с ним все в порядке, и гневом, что он вернулся в то ужасное место. — Что с ним? Зачем ему было возвращаться? — Да, это может быть довольно неприятно, когда люди, о которых ты заботишься, люди, для которых ты так многим жертвуешь, чтобы защитить, действуют без осторожности и уважения к этой защите, правда? — Я могу представить кривую улыбку на его лице. — Но это еще не все. Очевидно, твой брат с ним. — Охра? — задыхаюсь я. — Что… что он делает с Эшем? — Насколько я понял, он обнаружил Эша, покидающего Ферму, и настоял на том, чтобы сопровождать его. Похоже, что действовать без осторожности у вас наследственное. — Тьфу! — Я провожу руками по волосам, выдергивая несколько прядей от расстройства. — Во что это он играет? — В то же самое, что ты, я и каждый член общества. Свобода. Выбор. — Но ты ведь поможешь им, правда? Ты не можешь просто оставить их там одних. — Ты ждешь, что я волшебным образом появлюсь в Смоге и предложу убежище Эшу и Охре? В данный момент у меня есть пару дел. — Я открываю рот, но он заговорил снова, прежде чем я смогла что-либо сказать. — Конечно, им помогут, Вайолет, они члены общества. Сейчас, постарайся не слишком беспокоиться о них. У тебя уже есть работа. Присмотри за своей сестрой. И, когда придет время, разрушь стену. — Ты говоришь, как будто это так просто, — говорю я. Но новость о том, что Эш в безопасности проникает в мою грудь, и узел страха растворяется. Часть меня в ярости, что Охра тоже в опасности, но другая часть благодарна, что Эш не один, что с ним кто-то есть. Я засыпаю в ту ночь, чувствуя себя легче, чем с тех пор, как я вернулась в этот округ.* * *
НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ, ОДНАКО, ВО ДВОРЦЕ СУМАТОХА. На кухне всегда шумно, но сегодня утром — просто сумасшедший дом. Слуги повсюду, из кастрюль идет пар, сковородки шипят, тесто раскатывается. Зара выкрикивает приказы, как сержант. — Это из-за вечеринки Гарнета? — спрашиваю я Мэри, потому что она единственная, кто не выглядит слишком измотанной, чтобы поговорить со мной. Я знаю, сегодня день церемонии повышения Гарнетапо службе. — Да. Герцогиня только что сказала Мод, что вечеринка для Гарнета, вероятно, будет больше, чем она ожидала. — Возможно, — сказала она. — Зара и Мод не знают, что это значит. — Мэри выглядит обеспокоенной. — Герцогиня всегда дает точные цифры для событий. Она очень придирчива к этому. Я пережевываю эту информацию, поднимаясь по лестнице. Я прохожу мимо разговаривающих Третьего и Первого, грузного Ратника с бритой головой. Я слышу, как Третий говорит: «…размещены у всех входов, так что, по крайней мере, это двенадцать дополнительных людей» — прежде чем они исчезают в другом коридоре. — Кухня сходит с ума, — говорю я Корал, когда прихожу, потому что ей нравится, когда я каждое утро доношу до нее новости. — Герцогиня планирует грандиозную вечеринку для вашего мужа. — Я знаю, теперь она будет еще грандиознее, — говорит она, делая глоток апельсинового сока. — Элизабет все еще сохнет по Уильяму? — Почему вечеринка теперь будет грандиознее, мисс? — спрашиваю я, чувствуя, что в этом комментарии что-то есть. Корал улыбается мне заговорщической улыбкой, и я наклоняюсь к ней, делая вид, что мне очень хочется услышать — я знаю, она это любит, когда рассказывает секреты. — Я разговаривала с Герцогиней вчера вечером перед ужином, и я сказала, что было бы очень мило, если Жемчужина снова увидела бы суррогата. В конце концов, она вынашивает будущую Курфюрстину этого города. Это был бы такой подъем морального духа, учитывая все происходящее в низших округах. И Герцогиня сказала, что предложить это было очень продуманно с моей стороны и, конечно, кажется таким жестоким лишить этот город прославления следующего поколения его лидеров. Так что суррогат придет на вечеринку после церемонии! Это ли не увлекательно! — Она бросает на меня свой самый серьезный взгляд. — Я не должна была никому рассказывать, но ты ведь сохранишь это в секрете, не так ли, Имоджен? Обещай мне. Я не могу дышать. Я не могу думать. Почему? Почему сейчас, после того, как Хэзел все это время была взаперти? Она даже не беременна — неужели люди этого не заметят? Мольбы Корал не имели к этому никакого отношения, я уверена. Герцогине вдруг захотелось видеть Хэзел на людях. В этом есть угроза, очень реальная, мощная, но я не вижу ее, я не могу понять ее. Все, что я могу сделать — это соврать девушке, которая искренне смотрит на меня. — Да, — отвечаю я. — Я обещаю.Глава 13
ЦЕРЕМОНИЯ ПРОХОДИТ в Жемчужине на лужайке перед главным штабом Ратников. День не по сезону жаркий, и фрейлины должны стоять позади, так что я не могу ничего ни услышать, ни увидеть. Мой разум поглощен мыслями о вечеринке и о том, почему после столького времени герцогиня позволит Хэзел появиться на публике. Как только церемония заканчивается, далее следует небольшой прием, но герцогиня подлетает к Коре, ее семья тянется за ней. — Мы уезжаем, — говорит она. — Сейчас. В тишине мы вместе с Корал, Гарнетом, Карнелиан и Раем возвращаемся к машине. Когда мы подъезжаем, входные двери во дворец открыты, а в залах полно слуг. Корал тащит меня в бальный зал и ахает от восторга. Сад преобразился. На деревья были нанизаны маленькие цветные фонарики. Имеется шоколадный фонтан с грудами крупной красной клубники рядом, подносы с канапе, ожидающие подачи, и бутылки шампанского, охлаждающиеся в серебристых ведрах со льдом. Неподалеку разогревается струнный квартет. Мое сердце сжимается при виде женщины, настраивающей свою виолончель. Повсюду находятся дополнительные Ратники. Вся задняя стенка бального зала состоит из множества маленьких стеклянных дверей, так что паркетный пол ведет прямо в сад. По всей комнате расставлены столы для напитков, явно задуманные, как первая остановка на пути к главному ряду, где состоится представление. Побегав от одного украшения у другому, Корал уносит меня прочь, чтобы сменить свое одеяние. Я выбираю мерцающее платье цвета морской волны с закрытыми рукавами, однако она едва может устоять на месте, пока я его зашнуровываю. — Сад великолепен, — фонтанирует Коралл. — Как герцогиня все это делает и так быстро? У нее безупречный вкус. И моя прическа сегодня выглядит потрясающе, ты просто лучшая. Я говорила тебе, что ты самая лучшая, Имоджен? Потому что это правда! Я не могу не улыбнуться, хотя я вся на нервах. — Благодарю вас, госпожа. Она продолжает болтать, пока я не объявляю, что она готова; затем мы спускаемся по главной лестнице в бальный зал. Мои глаза сразу ищут Хэзел, но в бальном зале находятся только Гарнет и его отец. Гости еще не приехали. Герцог уже хорошо приложился к виски. Гарнету наше появление явно приносит облегчение. — Корал, ты — абсолютная мечта, — говорит он. Она сияет. — Где герцогиня? — Ты знаешь мать. Она любит показной выход. — Посмотрите, кто говорит, — язвит Карнелиан, когда присоединяется к нам; Рай рядом с ней. Он одет в смокинг. Мне это так напоминает об Эше, о вечеринках, которые он посещал под руку с Карнелиан. — Ну, кузина, ты же знаешь, что я по крайней мере дней пять не делал показных выходов, — говорит Гарнет, подмигивая. Рай смеется. — Вот это достижение. — Что я хочу знать, — говорит Карнелиан, — это где суррогат? Именно тогда мне приходит в голову, что Карнелиан знает, что я не суррогат. Она думает, что герцогиня просто украла случайную, ничего не подозревающую девушку, чтобы заменить меня? Или она знает, как Хэзел относится ко мне? Я не могу понять как, если только Гарнет не сказал ей. И зачем ему это делать? В это время прибывает несколько королевских пар, которых проводит в бальный зал один из лакеев. Гарнет предлагает Корал руку, чтобы пойти и поприветствовать их. — Пойдем, — говорит Карнелиан Раю. — Мне нужно выпить. Они отходят к одному из многочисленных столиков, нагруженных шампанским, вином и виски. Мне остается лишь неловко стоять у стены. Однако вскоре гости начинают прибывать, и ко мне присоединяются другие фрейлины. Многие из них знают друг друга — они собираются вместе и шепчутся, пока их госпожи болтают и потягивают шампанское. Струнный квартет негромко играет в углу. Открытая задняя стена впускает теплый апрельский ветерок с ароматами жасмина и жимолости. — Привет, — говорит мне молодой фрейлина-мужчина. У него темная кожа и голубые глаза — поразительный контраст — и он не может быть намного меня старше. Его улыбка теплая и искренняя. — Не думаю, что мы встречались. Я Эмиль. Эмиль! Это фрейлина Рейвен, тот, что заботился о ней. Он помогал ей не терять разум настолько, насколько мог. Что означает… теперь я вижу Графиню Камня, ее крупную фигуру, прорезающую широкий путь через зрителей в бальном зале, когда она пробирается к Гарнету и Корал. Ненависть в моем желудке сворачивается в кулак. Эта женщина пытала мою подругу. — А где Фредерик? — напрямик спрашиваю я. Фредерик — фрейлина графини, и даже больше садист, чем сама графиня. Рейвен рассказала мне о стене орудий пыток в темнице, где графиня держала ее, и о том, как Фредерик сам создавал каждый инструмент. Эмиль хихикает. — Я вижу, что мой дом опережает меня. Фредерик заболел. Весенний грипп. Графиня не выносит микробов. Его поместили на карантин в медицинскую палату, пока он не поправится. Так что остался только я. — Он делает легкий поклон. Я хотела бы сказать ему, как благодарна, что он помог Рейвен. Я хотела бы дать ему знать, что она жива. — Приятно познакомиться, — говорю я. — Я Имоджен, новая фрейлина Корал. Его голубые глаза становятся ярче. — О, прекрасно. Она кажется милой девушкой. Проста в уходе. — Так и есть, — говорю я, глядя на то, где она стоит у открытых стеклянных дверей рядом с Гарнетом, болтая, в то время как над ней нависает Графиня Камня, на чьем лице красуется фальшивая улыбка. — Не думаю, что твоей госпоже нравится вечеринка. — У графини эксцентричные вкусы, — отвечает он. — Я не думаю, что большинство людей могут принять то, что ей действительно нравится. Я точно знаю, что он имеет в виду, но я только вежливо киваю. — На самом деле, она здесь, чтобы увидеть суррогата, — говорит Эмиль, наклоняясь ко мне. — Как и большинство из них. — Ах. Верно. — Ты ее видела последнее время? — спрашивает он. — Нет, — лгу я. — Герцогиня держит ее взаперти. Внезапно раздается взрыв смеха — герцог и несколько других королевских мужчин хохочут над чем-то и хлопают друг друга по спинам. Среди них я замечаю Лорда Стекла, шурина герцога. Герцог смеется так сильно, что проливает свой напиток, и лакей бросается к нему с новым, а официант убирает беспорядок. Один из Ратников у двери бального зала настороженно наблюдает за герцогом. Эмиль вздыхает. — Он действительно знает, как устроить сцену. Вероятно, Гарнет от него нахватался. — Гарнет забавный, по крайней мере, — говорю я. Он смеется. Именно в этот момент раздается плач ребенка, и объявляется о прибытии Курфюрста и Курфюрстины. Их сопровождает няня, несущая маленького Ларимара, одетого в детский костюм. Он больше, чем когда я видела его на балу у Курфюрста со своими пухлыми щеками и темными кудрями. Он, на самом деле, очень милый. Он извивается на руках у няни, потирая глаз толстой маленькой рукой. Люсьен, словно тень в белом, следует за ними. Они проходят в начало очереди, чтобы поздравить Гарнета. Голос Курфюрстины такой высокий и громкий, что я легко ее слышу. — Я не была здесь со времен вашей помолвки, — восклицает она. — Как вам жизнь в браке? — Замечательно, ваша светлость, — с восторгом говорит Корал. — Я обожаю замужество. Курфюрстина заливается веселым смехом. — Как и я. У Ларимара идут слюни, и няня вытирает ему подбородок платком. — Разве он не самое дорогое, что вы когда-либо видели? — воркует Корал. — Да, дорогая, — отвечает Гарнет. — Мне не терпится увидеть девушку, вынашивающую его будущую жену, — говорит Курфюрстина, оглядываясь. Деликатность — не ее конек. — Уверен, что скоро увидим, моя дорогая, — говорит Курфюрст. В отличие от своей жены, он не особенно хочет видеть Хэзел, судя по тону. — Где твоя мать, Гарнет? Я удивлен, что она не в гуще событий как обычно. — Она, вероятно, кричит на поваров на кухне, — лениво говорит Гарнет. — Это ее второе любимое занятие. После криков на меня, конечно. — Он улыбается, а Курфюрстина с Корал хихикают. — Ты будешь присутствовать на аукционе в этом году, — говорит Курфюрстина. — Ты взволнована? — Жду с нетерпением, ваша светлость, — щебечет Корал. — Мне шьют платье специально для него. — Где? — У Мисс Мэйфилд. — О! Она одна из лучших. — Так все и говорят. — Дорогой, — говорит Курфюрстина, прижимаясь к Курфюрсту, — мы должны пригласить Корал и Гарнета на ужин. Теперь эти двое сами по себе; то, что мы обедаем с будущим герцогом и герцогиней Озера, кажется уместным, не так ли? Улыбка Корал становится еще шире. — Да, конечно, — говорит Курфюрст. Его взгляд блуждает по комнате, и мне приходит в голову, что, может быть, он все-таки заинтересован в том, чтобы увидеть Хэзел. — Вы слишком любезны, — говорит Гарнет. — Почтем за честь. В саду раздаются фанфары. В бальный зал входит Герцогиня в красивом серебристом одеянии с бриллиантами на лифе и юбке, так что она сверкает, когда движется. Она останавливается прямо в дверном проеме. Те, кто прошел в сад, начинают толпой двигаться обратно во дворец, вытягивая шеи — все жаждут увидеть суррогата. Отвратительно. Я помню, как они смотрели на меня на балу у Курфюрста, когда я была вынуждена играть на виолончели. Ненавижу тот факт, что Хэзел приходится это переживать. — Друзья мои, — говорит она, широко раскрыв руки. Я замечаю серебряный браслет на ее запястье, от которого мое сердце уходит в пятки. — Я так рада спустя несколько таких насыщенных месяцев снова представить вам своего суррогата. Она дергает запястьем на котором висит браслет, и Хэзел перемещается в поле зрения. Она привязана к герцогине тонкой цепью, которая крепится к богато украшенному воротнику вокруг шеи. Напряжение накатывает на меня волнами. Хэзел на поводке. Но что еще хуже, под платьем виден круглый изгиб — живот, который явно показывает, что она беременна. Но это не так. Она не может быть беременна. Я видела ее два дня назад. И они прекратили попытки оплодотворить ее. Мои мысли путаются, а затем моя сестра находит меня глазами через всю комнату, и она слегка покачивает головой, обнадеживая меня. Что бы ни было под ее платьем, оно не настоящее. Однако меня смущает, как легко она может быть мной. Герцогиня очень умна. Хэзел должна быть на каблуках, чтобы соответствовать моему росту. Они подложили ей что-то под лиф платья так, что ее грудь выглядит как моя. Она одета в то же платье, что и я на моем первом ужине во дворце — бледно-фиолетовое с высокой талией. Ее волосы закрутили и закололи так же, как обычно мне делала Аннабель. Единственным новым дополнением, помимо беременного живота, является вуаль. Лицо Хэзел от переносицы до подбородка закрыто мерцающим слоем белой ткани. Она полупрозрачна, поэтому ее черты все еще частично различимы. Может, герцогиня хотела принять меры предосторожности, чтобы никто не понял, что она не я. Или, может быть, это просто какая-то новая мода для суррогатов. Широко раскрытые пурпурные глаза Хэзел глядят со смесью страха и удивления на сцену перед ней — я осознаю, что она никогда раньше не видела этого дворца и кого-либо из королевской семьи. Ее взгляд перемещается по сверкающим тканям к глянцевым инструментам струнного квартета и, наконец, останавливается на столах с едой, разложенных в саду, прежде чем вернуться ко мне. Королевская семья тоже с интересом за ней наблюдает. Их взгляды мечутся между герцогиней и животом Хэзел. — Она прошла через ужасное испытание, — говорит герцогиня. — Поэтому, пожалуйста, держитесь на расстоянии. Мы не хотим напрягать ее слишком сильно. Курфюрстина уже пересекла бальный зал, чтобы встать перед Хэзел. Герцог неуверенно пробирается к герцогине, и они кланяются и делают реверанс, когда к ним присоединяется Курфюрст, за ними волочится няня. Зал затаив дыхание наблюдает, как Курфюрстина осматривает Хэзел сверху вниз. — Она кажется… худее, — говорит Курфюрстина. — Уверяю вас, ваша светлость, она совершенно здорова. Врач посещает ее каждый день. Курфюрстина открывает рот, но Курфюрст кладет руку ей на плечо и поворачивает ее лицом к ожидающей толпе. Он делает знак няне, чтобы няня поднесла Ларимара к Курфюрстине, так чтобы они были вместе — герцог и герцогиня, Хэзел, Ларимар и Курфюрстина с Курфюрстом словно на жалком подобии семейной фотографии. — Дамы и господа, — говорит он. — Я представляю вам будущее Одинокого города! Толпа взрывается овациями. Я замечаю, что Графиня Камня хлопает без энтузиазма. Улыбка Курфюрстины выглядит натянутой. Ларимар начинает плакать, протягивая руки к няне. Я вижу седовласую графиню Розы в толпе, бывшую хозяйку Сиенны. Она смотрит на сцену с самодовольным выражением лица. — А теперь давайте выпьем за это! — восклицает Гарнет. Овации превращаются в смех, и струнный квартет снова начинает играть. Хэзел немедленно окружена королевскими женщинами, которые явно умирают от желания подобраться к ней как можно ближе, не вызвав гнева герцогини. Это приводит меня в ярость. Хэзел выглядит испуганной, все эти незнакомые дамы таращатся на нее, говоря о ней герцогине, как будто она не стоит прямо там с поводком на шее. Люсьен плавно подходит к нам. — Эмиль, — говорит он. — Фредерик все еще болен? — Да. — Передайте ему мои наилучшие пожелания скорейшего выздоровления. — Я это сделаю. Люсьен меня полностью игнорирует. — Курфюрстина, должно быть, очень рада видеть суррогата, — говорит Эмиль. — Действительно, — отвечает он. — Я не думаю, что она собирается выпускать девушку из виду весь вечер. И правда — похоже на то, что Курфюрстина приклеилась к Хэзел. Ее близость не ускользнула и от внимания герцогини. За ними виднеется Кора. Когда наши глаза встречаются, она коротко кивает. Я чувствую себя лучше, зная, что я не единственная, кто присматривает за Хэзел сегодня. Вечеринка перемещается в сад, когда солнце начинает садиться, украшая небо полосами розового и оранжевого. Фрейлины остаются по краям, и я наслаждаюсь этой вечеринкой больше, чем какой-либо из тех, что я посещала в качестве суррогата. Наверное, потому что никто не смотрит на меня и не говорит обо мне, как будто меня не существует. Я смотрю, как Рай кормит Карнелиан клубникой, покрытой шоколадом, и мое сердце снова болит от мысли о Эше. И об Охре. Надеюсь, с ними все в порядке, где бы они ни были. Единственное утешение — если бы Эша поймали, я бы наверняка уже услышала. Герцогиня была бы в восторге. Я провожу довольно много времени с Эмилем и получаю огромное удовольствие от его компании. Он добрый, умный и сообразительный. Мне жаль, что ему приходится жить в этом ужасном дворце. Не могу дождаться, чтобы сказать Рейвен, что мы познакомились. Герцог напивается донельзя. Он продолжает говорить длинные тосты, которые никто не хочет слушать. Герцогиня пытается держаться от него как можно дальше, Хэзел рядом с ней. Мы с Хэзел переглянулись пару раз, но здесь просто невозможно с ней поговорить. Курфюрстина продолжает гладить ее по голове, словно собачку. — Дамы и господа! — начинает герцог, поднимая свой бокал в третий раз. — Я хотел бы сказать т… Внезапно музыку перекрывает громкий голос. — Дом Озера — яд для этого города! Посреди толпы стоит Ратник. Он меньше, чем большинство других, которых я видела, и с изможденным лицом. Участники вечеринки шокировано замолкают. — Их кровь никогда не сядет на трон! — кричит он. Затем он достает пистолет и направляет его прямо на Хэзел. Раздается выстрел с громких хлопком.Глава 14
ХЭЗЕЛ. Это все, о чем я могу думать. Мне нужно добраться до Хэзел. После первого выстрела начинается хаос. Доносится все больше выстрелов, и кажется, что они идут отовсюду. Кто-то тянет меня к земле, и я понимаю, что это Люсьен. — Оставайся внизу, — рычит он мне на ухо, прежде чем броситься в стычку. Как только он исчезает, я поднимаюсь. Рай с Карнелиан бегут мимо меня, ее лицо прижато к его груди, он обнимает ее, защищая. Хэзел. Мне нужно найти Хэзел. Этот человек направил пистолет прямо на нее. Когда я пробираюсь сквозь народ, пытающийся найти выход, я спотыкаюсь обо что-то и падаю на землю, царапая ладони. На меня уставились немигающие глаза герцога; на его груди разрастается красное пятно. Я отскакиваю назад и вижу, что Первый и другой Ратник стоят над телом измученного человека рядом с другим мертвым Ратником — его сообщником, я бы предположила, судя по тому, как Первый смотрит на него. — Обыщите их, — плюется Первый. — Потом уберите их отсюда. Сад практически пуст. Курфюрста и Курфюрстину нигде не видно — они, должно быть, были первыми, кого защитили Ратники, когда началась стрельба. Затем я вижу тонкую серебряную цепь в траве, ее конец отломан от запястья, к которому она когда-то была прикреплена. Я подползаю по земле к нему и нахожу пару маленьких ножек, торчащих из-под тела, одетого в белое. Кора накрыла Хэзел. Я хватаю ее за руку и оттаскиваю от сестры. Она стонет. Кровь просочилась через платье, окрашивая плечо в ярко-красный цвет. Хэзел кашляет и садится. — Она… она потянула меня вниз, — говорит она, глядя широко раскрытыми глазами на Кору, которая впала в бессознательное состояние. — Защитите моего суррогата, дураки! — доносятся крики герцогини, выползающей из-за стола. Третий появляется из ниоткуда, подхватывает Хэзел и исчезает вместе с ней. Мне понадобилась каждая капля самоконтроля, чтобы не крикнуть ей вслед. — Кора! — кричит герцогиня, видя, как она лежит у меня на руках. Она бежит и опускается на колени, ее платье вздымается сверкающими волнами вокруг нее. — Отдай ее мне, — огрызается она, выхватывая обессилевшую фигуру Коры из моих рук и прижимая ее к своей груди. — О, Кора, Кора, что они с тобой сделали… Я никогда не видела герцогиню такой раньше. Слезы текут по ее щекам, когда она качает свою фрейлину взад и вперед, кровь просачивается сквозь пальцы. — Помогите мне! — кричит она, и больше Ратников появляются около нее. Я встаю и спотыкаюсь, когда они поднимают Кору и уносят ее, я полагаю, в медицинскую палату. Я наткнулась прямо на Гарнета, который смотрит на тело своего отца. — Что происходит? — беспомощно спрашиваю я. — Я… Он… — Гарнет выглядит сбитым с толку, будто сцена перед ним не имеет никакого смысла. — Ты поможешь мне отнести его внутрь? Бальный зал пустует. На паркетном полу разбитые стекла, лужи вина и перевернутые тарелки с едой. Мы кладем герцога у дверей. Я беру чистую льняную скатерть и накидываю на него. — Спасибо, — говорит Гарнет, но за этим словом нет эмоций. — Я думаю, что лакея тоже подстрелили. Мы видим лакея, опрокинувшегося на куст. Он молодой, с медной кожей и большим носом. Я почти уверена, что его звали Джордж. Гарнет и я несем его внутрь, чтобы положить рядом с герцогом. Горничные и лакеи начали неуверенно подходить к бальному залу. — Начните убирать это, — говорит Гарнет. Никогда не слышала, чтобы он звучал так по-командирски. Выглядит он так, будто постарел за вечер лет на десять. — Гарнет… — но прежде чем я смогла бы продолжить, в зале начинается суматоха, и мы слышим голос, кричащий: «Ради Курфюрста, Пятый, это я, пропустите меня!» Через несколько секунд в дверях бального зала появляется Доктор Блайт. Он внезапно останавливается и шокировано осматривает открывшуюся перед ним сцену. Он ничуть не изменился — хотя, возможно, в его густых черных волосах появилось еще несколько серых полос. Его зеленые глаза грустнеют, когда он поднимает угол скатерти, покрывающей герцога. — Где твоя мать? — спрашивает он, глядя на Гарнета, который указывает на сад. Доктор Блайт выбегает, и я слышу вопль, за которым следует, — Кора, позаботься о Коре, идиот! Через секунду он возвращается и выходит за дверь. Я понимаю, что кое-кто пропал. — Гарнет, — говорю я тихо. — Где Корал? Гарнет моргает и оглядывается. — Я не знаю. — Мгновение он тупо смотрит в дверной проем, затем говорит: — Я… Я вернусь. Он бредет из зала, словно в трансе. Я направляюсь в залы в поисках Корал. Через несколько минут я нахожу ее плачущей на одной из небольших лестниц. Я сажусь и обнимаю ее, и она падает мне на грудь. — О, Имоджен, — рыдает она. — Тише, — говорю я на автомате, крепко ее держа, больше для собственного успокоения, чем для ее. Хэзел сегодня чуть не умерла. Я была там и была не в силах остановить это. Я пришла сюда, чтобы уберечь ее, но потерпела неудачу. Если бы Кора не… я зажмуриваю глаза, потому что не могу думать об этом. Я наконец успокаиваю Корал и укладываю в постель. Затем я в оцепенении спускаюсь по лестнице и прохожу по коридорам, не позаботившись воспользоваться тоннелями для слуг. Я прохожу мимо бального зала, где Мэри и другие горничные убирают полы, а лакеи поднимают разбитые бутылки и сломанные столы. Я должна присоединиться к ним. Я должна помочь. Но мои ноги продолжают идти. Проходя мимо курительной герцога, я слышу тихий шум, похожий на всхлипывание. Дверь слегка приоткрыта, и я заглядываю внутрь и вижу Гарнета, сидящего в кресле, схватившись за голову. Я не знаю, что делать. Я собираюсь повернуться и уйти, когда он поднимает глаза. — О, — говорит он, быстро вытирая слезы с щек. — С тобой все в порядке? — спрашиваю я, проскальзывая внутрь и закрывая за собой дверь. Глупый вопрос. Конечно, это не так. — Ты… ты знаешь, что это было? В смысле, это было запланировано? Это была акция Общества? — Нет, — мрачно говорит Гарнет. — Определенно нет. — В таком случае… — Я не знаю, Вайолет. — Его тон резкий, и он, кажется, понимает это. Он вздыхает и откидывается на спинку стула. — Я ненавижу находиться здесь, — говорит он. — Всегда ненавидел. Воняет. Никогда не понимал, почему мой отец так любит сигары. — Едва слышно, как его голос надламывается на слове «отец». Я сажусь на край кожаной тахты. — Прости, — шепчу я. Лицо Гарнета становится красным, и он отводит взгляд. — Мне он даже не особо нравился, — говорит он. — Он был таким неловким. Скучным. Всегда пьяным. Но я не… я не хотел, чтобы он… — Он снова вытирает глаза. — Когда умер мой отец, я чувствовала себя такой виноватой, — говорю я тихо, сосредоточив свой взгляд на хрустальной пепельнице. — Я думала, что должна была что-то сделать, я думала… — Я прокашливаюсь. Говорить с Хэзел об этом…это одно — мне трудно поделиться этими воспоминаниями с кем-то другим. Но Гарнет нуждается в этом сейчас. — Затем я разозлилась. Что только заставило меня чувствовать себя более виноватой. — Я не чувствую себя виноватым, — огрызается Гарнет. Я делаю паузу. — Правда? На шее у него пульсирует вена. Потом он оседает, в груди вздымаются рыдания. Я становлюсь на колени рядом с ним и беру его руку в свою. — Это не твоя вина, — шепчу я. Голова Гарнета падает на мое плечо, и я некоторое время позволяю его слезам смочить мне платье, пока мы не слышим голоса снаружи. Сапоги Ратников маршируют туда-сюда по коридорам. Гарнет садится и вытирает нос рукавом. — Ты должна идти, — говорит он. — Мы не должны быть здесь вместе. Я встаю. Затем я целую его в лоб. Он одаривает меня слезливой улыбкой, прежде чем я проскальзываю обратно в коридор. Я так устала. Я хочу в свою кровать. Я почти достигаю стеклянного коридора, когда сталкиваюсь с доктором Блайтом. Все мое истощение исчезает с притоком адреналина. Вытирая лоб платком, он выглядит опустошенным. — Добрый вечер, — говорит он и хмурится. — Извините, я не думаю, что мы встречались. Мое сердце подскакивает к горлу. Он узнает мой голос. — Я Имоджен, — говорю я, радуясь тому, что я так переполнена эмоциями и говорю отрывисто. — Новая фрейлина Корал. — Ах. — Он вздыхает и кладет платок обратно в карман. — Вы не получили никаких травм? Я буду рад осмотреть вас. Это была бы ужасная идея, так как ничего в моем теле не изменилось. Я энергично качаю головой. — Суррогат? — спрашиваю я. — С ней все в порядке? Одна из его бровей взлетает вверх. — Она в порядке. Я думал, вы будете больше беспокоиться о Коре. — Да, я… как Кора? — Я чувствую, как розовеют мои щеки, и я пытаюсь силовой воли убрать цвет. Доктор Блайт мгновение изучает меня. — Она в порядке. Пуля задела ее плечо. Она спасла жизнь суррогату. — Он потирает висок. — Простите, мы раньше не встречались? Вы кажетесь мне знакомой. — Я так не думаю, — говорю я, глядя вниз. — Пожалуйста, простите меня, я очень устала. Приятно слышать, что с Корой все в порядке. Спокойной ночи, Доктор. Перестань говорить, Вайолет, кричу я про себя. Не дожидаясь ответа от доктора Блайта, я торопливо иду по стеклянному коридору, не останавливаясь и не поднимая глаз, пока не добираюсь до своей комнаты и не запираю дверь на замок. Я падаю на кровать, и на меня обрушивается тяжесть всего вечера. Из уголка глаза вытекает слеза и оставляет теплый след на моей щеке. Столько слез пролилось сегодня. Я чувствую себя такой дурой. Я не могу защитить Хэзел здесь. Эш был прав. И кто я такая, чтобы говорить, кому что делать, сколько рисковать и ради кого? Я отчаянно желаю оказаться на нашем сеновале. Я хочу утопать в шерстяном одеяле и чувствовать его руки вокруг меня, как его дыхание шевелит мои волосы, а все мои страхи и разочарования отходят на второй план. Я хочу чувствовать себя любимой независимо от того, какие решения и ошибки я сделала. Потому что я люблю его за то, чтобы он ни натворил. Мой аркан начинает гудеть. Я выдергиваю его из волос, и мой пучок развязывается, покрывая мои плечи светлыми волнами. — Что случилось? — требую я, прежде чем Люсьен успевает что-либо сказать. — Что это было? — Я не знаю. — Никогда не слышала его таким. Сбитый с толку. Почти напуганный. — Я не могу поверить, что Курфюрстина сама организовала бы что-то подобное, но… если она это сделала, это очень плохой знак. — Почему? — Это будет означать, что она больше не доверяет мне, а это не то, что мы можем себе позволить. — Так ты думаешь, она это спланировала или нет? — спрашиваю я. — Она была рядом с Хэзел весь вечер до самого начала стрельбы, когда она настояла на том, чтобы войти внутрь, потому что было холодно, хотя этот вечер был довольно приятным. Ее и Курфюрста немедленно увезли, и она настояла, чтобы я пошел с ними, хотя она знала, что я могу помочь с ранеными. В конце концов, я спас тебе жизнь прежде. Возможно, она не хотела, чтобы я повторил представление. — Мы должны держать ее подальше от Хэзел, — говорю я. — Это не в моей власти, — мягко говорит он. — Тогда в чем смысл всего этого? — говорю я. — Почему я вообще здесь нахожусь? Почему я приехала сюда? Я не могу помочь. Я не могу… Наступила небольшая пауза. Я чувствую, как Люсьен собирается с мыслями. — Помнишь — говорит он, — когда ты спросила меня о Рейвен, когда ты еще была суррогатом герцогини? Когда ты хотела знать, где она живет? Кажется, это было миллион лет назад. — Да. — Я думал, что это так глупо с твоей стороны. Пустая трата времени. Я был очень расстроен, когда понял, что она живет по соседству с тобой. Я считал, что она отвлекает тебя. Делает слабой. — Он вздыхает. — Но она не была слабостью. Она одна из твоих самых сильных сторон. Как и Эш. Как и Хэзел. Люди, которых ты любишь, делают тебя сильной, Вайолет. Они делают тебя храброй и бесстрашной. Хотел бы я, чтобы ты это увидела каким-то образом. — Но я не храбрая, — говорю я. — Не такая, как ты. Люсьен хихикает. — Нет, — говорит он. — Ты бесконечно храбрее. Хотелось бы мне ему верить. Я должна попытаться. Потому что эта ночь показала мне, что Люсьен не может решить все мои проблемы за меня. Я позволила его словам образовать оболочку вокруг моего сердца, жесткую и жилистую. Я должна быть сильной. Ради своих друзей, ради сестры, ради этого города. Единственный способ по-настоящему спасти Хэзел — уничтожить королевскую семью и суррогатное материнство раз и навсегда. Теперь я не просто суррогат, купленный и водимый повсюду на поводке. В конце концов, королевская власть это узнает. И они будут бояться меня.Глава 15
ГЕРЦОГА ПОХОРОНИЛИ ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ ПОСЛЕ СТРЕЛЬБЫ. После обеда в день похорон я сижу на стуле на кухне и грызу малиновую булочку. Похороны только для семьи, так что все послеобеденное время я предоставлена самой себе. Я беру газету, которую кто-то оставил на столе. «Трагедия Поражает Снова!» гласит заголовок. «Дом, пораженный несчастьем.» И под заголовком очень красноречивый вопрос: «Цель — суррогат герцогини?» В статье прямо не обвиняют Курфюрстину за события вечеринки, но слухи разлетаются, и этот репортер явно знает о них. Он предполагает, что кто-то «влиятельный и с причиной убить суррогата» должен стоять за стрельбой. Это соответствует тому, о чем все в Жемчужине, кажется, думают. Я хочу навестить Хэзел, но доктор переехал обратно во дворец, как и после моего выкидыша. Что делает медицинский кабинет особенно опасным для посещения. Я не знаю, когда я увижу ее. Я переворачиваю страницу, и на меня выпрыгивает следующий заголовок вместе с очень знакомой фотографией, заставляя меня чувствовать, как будто пол только что ушел из-под моих ног.«Замечен Эш Локвуд?»Лицо Эша, то же, что и на январских плакатах розыска, смотрит на меня, с намеком на улыбку на лице, его волосы зачесаны назад, а не спутаны. Быстро прочитываю статью.
«Эш Локвуд, когда-то один из самых востребованных компаньонов Жемчужины, теперь уже пресловутый беглец, был замечен около своего бывшего компаньонского дома прошлой ночью. Мужчина, подходящий под описание Локвуда, был замечен скрывающимся в парке рядом с компаньонским домом Мадам Кюрьо после полуночи. Свидетель, мистер Д.Р. Раш, утверждает, что видел Локвуда, выгуливающего собаку. Без сомнения, Ратники тщательно изучат этот вопрос. Считается, что Локвуд является одним из лидеров печально известного общества Черного ключа, группы повстанцев, стремящихся к вандализму и разрушениям, которые были связаны с несколькими взрывами в Банке и Смоге и, совсем недавнему убийству судьи Эвили. Он сбежал из Жемчужины после изнасилования суррогата Герцогини Озера. Любой, кто имеет информацию о его местонахождении, должен немедленно связаться с местными правоохранительными органами. Однако общественность предупреждается, что этот человек считается чрезвычайно опасным».Эш добрался до Банка! Я хочу встать и вскрикнуть от радости. Может быть, он уже связался с некоторыми компаньонами. Но об Охре ничего не сказано. Они разделились? Возможно, Эш оставил его в безопасном месте, когда он поехал в свой старый компаньонский дом. Он бы никогда не рискнул Охрой, я уверена в этом. Хотя понятие Охры о безопасности может отличаться. Внутри меня борются беспокойство и гордость. — Имоджен, передай мне розмарин, пожалуйста, — говорит Зара, врываясь в мои мысли. Настроение во дворце подавленное. Даже обычно шумная кухня тихая и в основном пустая. Посудомойка по имени Клара скребет кастрюли в раковине, а Уильям скручивает сигарету у одной из печей. — Ужасно, — бормочет Зара, когда я протягиваю ей траву. Она сминает розмарин в мясистом кулаке и втирает его в жаркое. — Он был хорошим человеком. — Я не знала, что вы так хорошо знали герцога, — говорю я. — Не герцог, — огрызается она. — Джордж, лакей. Но никого не волнует, что он мертв, правда? Нет, все плачут и скорбят из-за этого алкоголика. — Он был не так уж плох, Зара, — говорит Уильям. — Лучше, чем она, это точно. — О, заткнись, Уильям, он всегда был к тебе по-особенному благосклонен, вот почему он тебе нравился, — говорит Зара, вытирая нос рукавом. — Когда-нибудь станет известно, кем были эти люди? — спрашиваю я. — На кого они работали? На лице Уильяма тут же появляется скука. — Курфюрстина, разве это не очевидно? Она ненавидит герцогиню с тех пор, как вышла замуж за Курфюрста. И если ее сын женится на дочери герцогини, они останутся друг с другом на всю жизнь. Это не первый раз, когда такое случается. Я слышал, что смерть сестры Курфюрста не была случайной. — Она упала с лошади, — говорю я. — Как это подделать? — Правда? — Уильям пожимает плечами. — Слухи и теории заговора, — говорит Зара. Она впивается взглядом в Уильяма. — И даже не думай зажечь это на моей кухне. Он направляется к двери в сад, когда в кухню с криками влетает маленькая фигурка. — Помогите! Помогите мне, пожалуйста! На лице Хэзел — потеки от слез, а на запястьях и руках — царапины. Она все еще носит фальшивый живот под белой рваной ночной рубашкой. Без каблуков и платья она выглядит намного моложе, чем на вечеринке. Зара в изумлении. Я чувствую, как у меня отвисает челюсть. Я хочу подбежать к ней, я хочу прокричать ее имя, но я застываю от шока. Как она здесь оказалась? Как она выбралась оттуда? — Остановите ее! — кричит другой голос, и вдруг в помещение вбегает Кора с перевязанной рукой и двумя Ратниками позади. Хэзел бросается в мою сторону, и мои руки инстинктивно тянутся к ней, но Уильям обхватывает ее за грудь. — Отпустите меня! — плачет Хэзел. Ее взгляд прикован к моему. — Она пытается убить меня. Она пытается убить меня! — Пятый, Третий, отведите ее обратно в медпункт сейчас же, — приказывает Кора. Хэзел борется с хваткой Уильяма. Я стою с широко раскрытыми глазами, парализованная и беспомощная. Что мне делать? Кто пытается ее убить? Она говорит о Курфюрстине? Два Ратника выбивают мою сестру из рук Уильяма. Она кусает руку Пятому, и тот ругается. — Успокойся, — говорит Кора. — Никто не причинит тебе вреда. Хэзел плюет ей в лицо, пока они тащат ее прочь, поворачивая голову, чтобы встретиться со мной взглядом еще раз. — Она пытается убить меня, — говорит она, бросая взгляд обратно на Кору. Я слышу, как она кричит это еще раз, ее голос эхом отдается над каменными полами, прежде чем исчезает. Затем она пропадает. Четверо из нас, оставшихся на кухне, в ошеломлении молчат. Зара прокашливается. — Я предлагаю всем забыть то, что мы только что здесь видели, — говорит она. Клара возвращается к чистке кастрюль с новым рвением, и Уильям спешит за дверь, чтобы покурить. Я, ошарашенная, продолжаю неподвижно стоять. Хэзел была здесь, а я ничего не сделала. Я никогда не чувствовала себя такой бесполезной. Она пытается меня убить. И она посмотрела на Кору, когда это произнесла. Кора пытается навредить моей сестре? Тогда зачем спасать ей жизнь на вечеринке? — Имоджен? Я вздрагиваю. В дверях маячит один из лакеев, который заметно нервничает. — Да? Он протягивает мне письмо. — Это только что пришло для Корал. Из королевского дворца. Я без слов беру у него конверт кремового цвета. Имя Корал написано элегантным шрифтом золотыми чернилами. Я несу его в ее покои в изумлении, не видя, куда иду, не сосредотачиваясь ни на чем, кроме образа заплаканного лица моей сестры, чьи последние слова все еще звучат в моих ушах. Когда Корал приходит домой через несколько часов после похорон, я даю ей письмо, и она его с нетерпением открывает. — Моя дражайшая Корал, — читает она вслух. — Мы будем рады пригласить вас с мужем на обед через три дня в два часа. Мои глубочайшие соболезнования по поводу потери вашего тестя. Мы все должны оставаться сильными в эти тревожные времена. Пожалуйста пришлите ответ как можно скорее. Все самого наилучшего, Курфюрстина. — Она прижимает письмо к сердцу. — Как замечательно! Мы должны немедленно ответить, как она и говорит. Я никогда раньше не получала личного приглашения в королевский дворец! Она быстро пишет ответ и отдает мне письмо для отправки. Я нахожу один просвет в этой ситуации — поездка в королевский дворец означает, что я увижу Люсьена. Мне как никогда нужны его советы и наставления.
Последние комментарии
8 часов 2 минут назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад
1 день 2 часов назад
1 день 2 часов назад
1 день 2 часов назад