Операция "Эдемский сад" (СИ) [Ulla Lovisa] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Глава 1. Ветер перемен. ==========

20 — 23 июля 2015 года.

Молчание было абсолютным и красноречивым. Все поглядывали на Барри Мэйсона, привычно занимающего место председателя собрания, но тот тоже молчал и лишь рассматривал причудливость фигуры отражаемого в столешнице света. В Лэнгли дождило, за окном звучала размеренная капель, и только её приглушенная барабанная дробь и редкое поскрипывание стульев заполняли тишину. Было раннее утро, и ещё не все, срочно поднятые из постели, успели добраться. В первую очередь, отсутствовал Рэйф Чамберс, первый заместитель начальника отдела специальных операций при ЦРУ. Он не был завсегдатаем встреч в этом кабинете. Обычно здесь единолично царствовал Барри, руководитель ближневосточного направления. И с переменным успехом, насколько это было возможно в вверенном ему одиннадцать лет назад регионе, неплохо справлялся.

Мэйсон, невысокий мужчина с очертившимся брюхом и высокими румяными залысинами в поредевших русых волосах, помнил не одно похожее срочно созванное совещание. И, казалось бы, должен был чувствовать себя вполне комфортно. Но дело было в том, что все предыдущие годы он работал под руководством своего старого друга, с которым разделял не только общую историю, а и — что самое главное — методы. Узнать недавно назначенного Рэйфа Чамберса в похожей обстановке ему ещё не приходилось. И Барри Мэйсон ощущал по этому поводу волнение, а вместе с ним и остро режущую боль в желудке. Чертова язва.

Он придвинул к себе стакан воды и сделал два жадных глотка. В коридоре послышались тяжелые шаги, дверь открылась, и вошёл Галоп. Так Рэйфа Чамберса прозвали в ЦРУ отчасти из-за его внешности: длинное, грубое лицо, с массивной челюстью и рядом крупных желтоватых зубов, проглядывающих из-под широких губ, что напоминало лошадиную морду. Но в большей мере за его манеру действовать торопливо, грубо, часто без должной подготовки и осторожности. Именно это Барри Мэйсона наиболее в нём не устраивало.

— И что это такое, а? — сразу сорвался на крик Чамберс. Многие из присутствующих вздрогнули, выдернутые из дремы. — Объясните мне, сукины вы дети, что это такое?!

Двумя длинными шагами он подошел к столу и обрушил на него тонкую папку с грифом ЦРУ на верхней стороне. Изнутри по инерции наполовину выскользнул листок. Мэйсон постарался рассмотреть его содержимое и негромко кашлянул, пытаясь ненавязчиво призвать Галопа к вежливости и снижению тона. Но тот распалялся всё сильнее:

— Вот это, по-вашему, качественная работа? 32 человека! 32 курда убито и 104 ранено. Блестяще! Теперь ждать ответной атаки в отмщение за своих? Где? В Ираке? Иране? Сирии? Или где-нибудь на наших улицах?!

— Прошу, садитесь, мистер Чамберс, — примирительно заговорил Барри, указывая на свободное кресло. — Давайте спокойно разберемся.

— Давайте разберемся, как так получилось, что турецкая группа прохлопала подготовку теракта. Давайте разберемся, кто на самом деле за ним стоит, потому что турецкие власти уверяют, что исламисты. Но те почему-то необычайно скромно отказываются брать ответственность на себя. Давайте разберемся со вспыхнувшей на юге охотой на полицейских. Этой ночью убили уже двоих! Давайте разберемся с протестом под нашим консульством в Дамаске.

Рэйф Чамберс выдвинул предложенное кресло и грузно на него упал, подсунул к себе папку и с размаху ударил по ней ладонью. Звук получился глухой, но громкий. Несколько человек снова вздрогнули.

— Что у нас по турецкой группе?

— Основная в Анкаре, — тихо ответил Барри Мэйсон, оглядывая пустующие места. Он не любил начинать подобные встречи в отсутствие своих работников. То, что Галоп жил неподалеку и владел дорогой мощной машиной с личным водителем, не означало, что каждый из задействованных мог добраться так же быстро. Эта встреча не была назначена заранее и новость о ней всем пришла одновременно, в начале пятого утра. Опаздывающих стоило дождаться, но указывать стоящему выше него заносчивому Чамберсу Барри не стал. И продолжил: — Трое в консульстве, семеро в офисе представительства. Из них один техник, трое аналитиков, остальные — бойцы оперативной группы.

— Руководитель?

— Вызван к послу, скоро выйдет с нами на связь.

— Ключевые агенты?

Барри Мэйсон удивленно вскинул брови и перевел взгляд на сидевшую рядом с ним встревоженную руководительницу турецко-сирийского направления. Та едва заметно передернула плечами и осторожно посмотрела на Рэйфа Чамберса. Он повторил требовательнее:

— Ну же! Кто незаменим в группе, а кого мы можем безболезненно отозвать?

— Сэр, я настоятельно не советую производить какие-либо рокировки. Это едва ли…

— Я пока не спрашивал Вашего совета, Барри, — сухо оборвал его Галоп. — Ваши ребята в Анкаре едва ли справляются, это точно. Давайте мне имена и досье!

Мэйсон беззвучно открыл и закрыл рот, развел руками и откинулся на спинку кресла. Слово взяла Дайна Уоттс. Она придвинулась ближе к столу, сложила перед собой руки — Барри видел, как она до побелевших костяшек вцепилась пальцами в собственные локти. Уоттс была фанаткой своего дела, болезненно худой и не по годам осунувшейся женщиной. Она могла казаться кроткой в общении, но была абсолютно безудержной в своей непосредственной деятельности.

— Ключевых в звене трое. Софи Варгас, большой специалист по востоку. Была завербована на первом курсе арабской филологии Стэнфордского университета. Знает турецкий и многие диалекты арабского, приняла ислам; латинского происхождения, а потому весьма органично растворяется среди местных. Работает в Анкаре четыре года, наработала большую и надежную базу информаторов среди местных властей и террористических ячеек.

— Н-да? — недовольно встрял Чамберс, пока Дайна Уоттс переводила дыхание. — Что ж её большая и надежная база информаторов ничего не сообщила об этом?

И он дважды ткнул пальцем в папку перед собой.

На виске Уоттс различимо взбугрилась вена. Она шумно вдохнула и выдохнула прежде, чем ответить:

— Их сведения были неточными и неполным, мы не смогли ими воспользоваться.

— Славно. Дальше.

— Фердинанд Блэйк. Руководит оперативной группой, больше десяти лет в регионе. Эксперт по местности, имеет широкую сеть связей в правительстве, силовых структурах, частных военизированных формированиях и тюрьмах. Свободно владеет турецким и сиро-пакистанским диалектом арабского. И наш главный в Турции, Энтони Фауэлер…

— Э, нет-нет-нет! — вскрикнул Чамберс и замахал перед собой руками. — Этого вон из обоймы.

— Сэр, и всё же нам лучше не торопиться с такими кадровыми решениями, — настойчиво продублировал свою позицию Барри Мэйсон, но Галоп метнул в него свирепый взгляд и процедил:

— Я сказал: глава представительства возвращается в Вашингтон. Он обосрался. Я не позволю ему продолжать размазывать своё дерьмо по Анкаре. Найдите ему замену.

***

Вентилятор медленно поворачивал свою сплющенную круглую голову из стороны в сторону, и по приколотым к доске листкам и приклеенным стикерам-запискам проходила волна шевеления и шороха. Слух удивительно заострился на мерном ритме вращения лопастей; происходящее вокруг — телефонные звонки, голоса, шаги, стрекотание компьютерных клавиатур — не достигало сознания Софи Варгас. Она стояла во внутреннем коридоре их офиса, скрестив руки на груди и привалившись плечом к стене, и пристально наблюдала за тем, как за распахнутой дверью в конце коридора Энтони Фауэлер собирал в своём кабинете вещи.

Она не могла точно определить, что по этому поводу чувствовала. С одной стороны, всё своё время в Анкаре она провела под его началом и многих своих успехов достигла именно под его руководством. За это была благодарна и из-за этого, наверное, ощущала какой-то слабый привкус сожаления. Энтони Фауэлер в целом был неплохим начальником. Порой даже казался своеобразным другом. Но часто бывал упертым ослом, и это в конечном итоге его погубило. Их группе, естественно, не предоставляли официального отчета о причине его отстранения, но та была очевидной: Суруч.

Семь недель назад Софи впервые сообщила о готовящейся среди курдов провокации, и пусть тогда не могла предоставить каких-либо деталей, до сих пор считала, что Фауэлер не имел никакого разумного права от неё отмахиваться. Три недели назад она указала ему на несколько потенциальных целей, которые считала весьма вероятными, но глава представительства снова проигнорировал отчет. Чуть более недели назад, узнав от своего источника в полицейском управлении о санкционированной поездке группы курдов из Стамбула для реконструкции храма, прежде оккупированного исламистами, она внесла и это событие в список возможных целей и обвела красным, но Энтони снова заявил, что она основывается на шепоте ветра. Эта его формулировка «шепот ветра» своей поэтичностью и претенциозностью допекала Софи Варгас давно, и неделю назад окончательно стала поперек горла. Тогда она знатно прооралась на начальника, за что едва не оказалась сосланной в визовый центр консульства. И вот вчера в полдень взрыв прогремел именно там, где она предсказывала, в толпе готовящихся к переходу границы курдов. Три с половиной десятка людей погибло. Больше ста оказались с травмами разной степени в больницах.

Софи хотелось войти в кабинет и ядовито сказать, что пресловутый «шепот ветра» оказался правдивым, и что она была правой, что они могли предотвратить этот жестокий маневр, но она оставалась стоять у стены, скрестив руки на груди.

Люди совершали ошибки — людям нужно было принимать за них наказание. Но то едва ли состояло в ублажении её собственного самодовольства.

Никогда раньше она так отчетливо не видела, насколько медлителен и излишне осторожен Фауэлер. Но теперь понимала, что им в Анкару требовался кто-то, не боящийся действовать. Пусть они и значились юридической консультативной фирмой при посольстве, они не были дипломатами, ищущими мирный выход из любой ситуации. У них были кулаки и были полномочия пользоваться ими при необходимости, но Фауэлер слишком боялся замарать руки.

Так, она некоторым образом ждала назначения нового главного. В надежде, что тот будет чуть более решительным, и их деятельность из пассивного сбора информации переродится в её практическое применение. И в то же время, она несколько опасалась нового человека. Она не хотела оказаться отстраненной. Объективных причин отсылать её вслед за Фауэлером не было, но таковым было её видение, и оно вполне могло не совпадать с мнением нового начальника. У него могли быть свои взгляды на кадровую политику или и вовсе своя готовая группа, а Софи Варгас очень не хотелось оказаться не у дел. Она слишком тщательно работала, слишком многое отдала этому назначению, слишком высокую цену за него заплатила, чтобы смириться.

Ей было всего восемнадцать, когда её завербовали — ещё несмышлёный ребенок, страдающий юношеским максимализмом и склонный к радикальному разделению мира на исключительно белое и непроглядно черное. Она не знала полумер и стремилась содрать с напыщенных лиц своих взрослых коллег их надменные улыбки, а потому с самого первого дня работала на износ. Софи Варгас начала в Лэнгли как аналитик ближневосточного направления и именно там в сентябре 2001-го встретила новость о событиях в Нью-Йорке и о падении третьего самолета на Пентагон всего в нескольких милях от них. Её знание языков и многих диалектных вариаций, а также культурно-исторической базы региона дало ей место в срочно сформированной специальной следственной группе, нацелившейся в самое сердце Аль-Каиды. Она преимущественно отслеживала и трактовала перехватываемые сообщения и телефонные разговоры, а когда в 2004-м и 2005-м годах в Афганистане и Пакистане случилось несколько важных арестов, Софи Варгас была направлена туда в составе экспертной группы, помогавшей в проведении допросов.

Те проходили грубо, грязно и не всегда эффективно, часто с преждевременной смертью заключенного. Этот опыт немного сгладил остроту восприятия Софи; постепенно она приняла, что силы добра вовсе не белые, а запятнаны красным, а силам зла не чуждо человеческое. Продолжать так она не смогла, и на следующие два года спряталась в офисное отчуждение консульства в Тегеране, но зимой 2008-го заскучала и снова спешилась. Какое-то время она мигрировала по европейским и северо-африканским представительствам, помогая в отслеживании и нейтрализации ячеек Аль-Каиды. А в конце 2010-го, когда вспыхнувшие в Египте и Йемене революции и разгоревшиеся в Сирии и Ливии гражданские войны положили начало «Арабской весне», Софи была направлена туда. Она провела несколько месяцев в Дамаске, а потом перевелась в Анкару, где остро нуждались в специалисте по северокурдскому языку.

И здесь она нашла то, что искала давно и уже отчаялась найти — своё место. В относительно мирной и европеизированной Турции отсутствовало то, чего Софи Варгас наиболее не любила в своей прежней полевой работе — беспрерывная пальба и доминирование грубых, неотесанных военных. В Анкаре ей удавалось гармонично сочетать полевую и аналитическую работу перед экраном компьютера. Тут её ценили, как эксперта, а так, она получала должную долю власти над происходящим в представительстве; и её больше не считали слишком молодой или глупо идеализирующей окружающий мир. Годы до назначения в Анкару перетрясли её между острых камней, сбив её в что-то плотное, цельное, разумное.

В Турции Софи Варгас наконец стала тем агентом, которым всегда стремилась быть — без лишних ошибок, без эмоциональных срывов, без нравственных конфликтов. Отказаться от этого она была не готова.

***

Трава путалась вокруг ног, будто силясь его ухватить; обрыв стремительно приближался. Он бежал на пределе сил, подталкиваемый инерцией спуска с холма. В голове гулко пульсировала кровь, в легких растекалось сдавливающее жжение, каждый вдох был маленькой победой, каждый шаг — обрывком боли. Воздух был влажным и соленым, ещё хранящим ночную прохладу, он обволакивал его взмокшее тело и пытался протиснуться в прилипшие к шее, щекам и лбу волосы. Густой хвойный запах сменил пыльную горечь оставшейся позади проселочной дороги.

Джайлз Хортон преодолел последний отрывок своего забега несколькими широкими шагами и, оказавшись на самом краю, резко остановился и пошатнулся, неловко вскинув руки. Внизу, в десяти метрах под сбитыми носками его старых кроссовок голодная синяя вода, пенясь и гремя, набегала на черные валуны. В её переливах ослепительными вспышками отражалось утреннее солнце.

Привычно в сознании сформировался ядовитый призыв прыгнуть, но в такие моменты воля к жизни захватывала полную власть над телом и выставляла между Джайлзом и прыжком невидимую, но непреодолимую стену. В его работе — жизни — слишком часто хотелось и ещё чаще выпадали возможности подохнуть, но вырабатывался неотменимый инстинкт выживания.

Он наклонился, прислушиваясь к рваному ритму своего сердца, и запустил пальцы в волосы, темной влажной тенью свесившиеся вокруг лица. Кожа пылала жаром, обжигающими полосками по ней стекали капли пота, их соленый привкус собирался на губах, между зубов скрипела пыль. Перед глазами вместо волнующейся воды проплывали разноцветные пятна. Впервые на эту пробежку он вышел 20 ноября 2014-го и теперь, 245 пробежек спустя не наблюдал основательного прогресса. Неудивительно, что он оказался выброшенным. Бесполезный поломанный кусок безвольного мяса. Джайлз прочесал пальцами спутанные пряди, с силой сжимая голову между ладоней и закричал.

Ему оставалось только догнивать на свою ветеранскую пенсию, в полном одиночестве в незаконченном доме на отшибе городка Гвалала, спрятавшегося в прибрежной сосновой зелени севернее Сан-Франциско. И ждать, когда его существование покажется кому-то в неизбежно сменяющейся власти невыгодным или опасным, и в его дверь постучатся стволом пистолета.

***

Звонок Дайны Уоттс застал Барри Мэйсона, когда тот снимал со спинки кресла пиджак, готовясь уйти. Пришлось задержаться. Дайна явилась спустя несколько минут, привычно не выдерживая паузы между стуком в дверь и её открыванием.

— Насчет Анкары, — сообщила она с порога, немного скривившись, будто после совещания тремя днями ранее эта тема стала для неё особо болезненной.

— Проходи, садись, — отозвался Мэйсон, поправив переброшенный через локоть пиджак и продолжая стоять.

Уоттс к радости Барри тактично отклонила приглашение и перешла к сути.

— Джайлз Хортон, — коротко проговорила она и вопросительно качнула головой.

— Бывший глава отделения в Кабуле? — уточнил Барри Мэйсон, но на самом деле совершенно точно знал, о ком была речь. Да и сам о нём уже вспоминал.

Джайлза в управлении в первую очередь знали по успешно проведенной операции «Копьё Нептуна», он сыграл весомую роль в нахождении и организации убийства бен Ладена. За такие заслуги имя Хортона в ЦРУ произносили с восторженным придыханием, а на седьмом этаже и в администрации он был на особом почете. Но Барри Мэйсон помнил его ещё задолго до этой своеобразной славы.

В 2002-м, за два года до своего назначения главой всего ближневосточного отдела в центре специальных операций, Барри занимал пост главного шпиона в Кандагаре. На тот момент он провел в Афганистане 16 лет, первые несколько из них припали на завершение Афганской войны против СССР. Мэйсон знал регион как свои пять пальцев, имел множество ценных контактов с моджахедами и даже с начавшей своё становление под его бдительным взглядом Аль-Каидой. А потому, когда в его поле зрения попал паренек из армейской разведки и начал предоставлять точные и своевременные данные, которых очень часто у самого Барри и его группы не было, Мэйсон удивился и заинтересовался.

Джайлзу Хортону на тот момент было двадцать четыре, два из которых он отслужил в США на базе сухопутных войск, затем прошел переподготовку, и его первым назначением оказалась самая горячая из тогда полыхавших на земном шаре точка — Афганистан, подвергшийся вторжению Америки в ответ на теракты 11 сентября. Он был высоким и долговязым, с мощной шеей, узким лицом и пристальным темным взглядом, под которым даже Мэйсону порой становилось не по себе. Завербовать амбициозного Джайлза Хортона тогда для Барри не составило труда.

Он полноценно перешел в ЦРУ в 2004-м, как раз после того, как Барри получил новую должность в штаб-квартире, и получил от нового руководителя ближневосточного направления Мэйсона огромный кредит доверия. И Хортон никогда не подводил. Он принадлежал к тем, кому судьбой было велено стать агентом — одиночка, зубастый и упрямый, беспринципный, бесстрашный, изобретательный. Отличный тактик, тонкий психолог, крепкий боец.

Так было до прошлой осени, после которой некоторые заговорили, что Джайлз теряет сноровку. Барри в это не верил.

— Почти год он зализывал раны дома в Калифорнии, — ворвался в размышления Мэйсона голос Дайны Уоттс. Он тряхнул головой, прогоняя застелившую глаза пелену воспоминаний. — Но какое-то время уже рвется обратно в бой. У него зуб на исламистов после их откола от Аль-Каиды.

— Да, — согласился Барри. — И думаю, этот зуб заметно заострился после октября. Вот только… — он выдержал задумчивую паузу и добавил заметно тише: — Он старой школы. Из тех, кто не по нраву нынешнему Белому Дому.

Дайна Уоттс метнула быстрый сосредоточенный взгляд на висевший за креслом Барри портрет Президента. Барак Обама был известен — и потому не популярен в силовых кругах — благодаря своей политике прекращения пыток и улучшения условий содержания задержанных террористов. В 2009-м он весьма публично предпринял попытку закрыть Гуантанамо и с тех пор довольно чутко следил за деятельностью спецслужб.

После случившегося в Кабуле в октябре Барри очень не хотел подставлять Джайлза Хортона, но выбора не оставалось.

========== Глава 2. Что имеет значение. ==========

29 июля 2015 года.

Самолёт, снижаясь, описывал плавные круги над аэропортом. В иллюминатор виднелись то зеленые лоскуты возделанных полей, то серые соты застроенных кварталов, то алые разводы гор. Джайлз Хортон поерзал в кресле и поправил плотно обхватившую голову бейсболку. В назначениях он так привык выглядеть как можно менее похожим на американца, что теперь в образе калифорнийского туриста ощущал себя предельно некомфортно.

Почти неделю назад ему позвонили и пригласили в «спальный район» Вашингтона, где у входа в до боли знакомое здание его ждал настолько же хорошо знакомый Барри Мэйсон. Ему допекал рискующий полыхнуть по-крупному исламистско-курдский конфликт, и вот теперь Джайлз обычным рейсом с пересадкой в Мюнхене прилетел в Анкару.

Он сидел в кресле туристического класса и пытался унять дрожь в руках. Посттравматика играла злую шутку с его психикой и телом. В левом боку от лица и до колена пылала фантомная боль, в ушах стояло дребезжание бьющегося стекла. Дома, просыпаясь от этого сна, он что было мочи бежал к океану, а затем долго тренировался на берегу. Но в несколько часовом перелете бежать было некуда, и Хортона накрывало с головой. Чтобы отвлечься, он изучил всех видимых ему с места соседей по самолёту и бортпроводников; перечитал от корки до корки два глянцевых рекламных журнала, воткнутых в кармашек впереди стоящего кресла; трижды вставал и выходил в тесный туалет, где умывался холодной водой и долго смотрел на себя в зеркало.

Эхо Кабула преследовало его, но он надеялся, что выбьет кол колом.

Назначение главным шпионом в Турцию подвернулось ему, когда он наименее верил в своё возвращение в ЦРУ и наиболее в нём нуждался. Джайлз Хортон замечал за собой, что в Гвалале медленно, но основательно сходил с ума. Он растолкал по всем углам оружие и всерьез задумывался над созданием чего-то вроде мемуаров, его перестало интересовать окончание строительства дома и совершенно не раздражала размокающая в дождь грунтовая подъездная дорожка — чего в прежние увольнения с ним не случалось. Прежде он болел этим домом, а теперь мечтал из него сбежать. И вот он оказался в Анкаре.

Посадка была мягкой и быстрой, самолёт побежал по взлетно-посадочной, замедляясь, а за окном стремительно проносилась стеклянная глыба аэропорта. Турция встретила его жарой и солнцем, прячущимся за слабой дымкой на располосованном белесыми следами реактивных двигателей небе. Джайлз прошел паспортный контроль, вместе с небольшой сумкой своей ручной клади обогнул таможню по зеленому коридору и вышел наружу, где выстроились ряды желтых такси и туристических автобусов.

Хортон коротко осмотрелся и зашагал к парковке. Он нашел нужную ему серебристую Тойоту-седан посередине стоянки, там где каждое место было занято автомобилем и между ними едва можно было протиснуться. У Тойоты, упершись в её радиаторную решетку ногой и откинувшись на капот, стоял загоревший коренастый мужчина в солнцезащитных очках и арафатке, обернутой вокруг шеи.

Завидев Джайлза, мужчина спешно вынул изо рта зубочистку, которую лениво пожевывал и встал на обе ноги. Он протянул для пожатия квадратную мясистую ладонь и тихо произнес:

— Добро пожаловать, сэр.

Они сели в машину, салон которой оказался заполненным густой липкой жарой и царапающим запахом гретого пластика. Встретивший Хортона агент торопливо повернул ключ зажигания, включил кондиционер и выкатился с парковки. Уже на шоссе, когда из воздуховодов перестала вытекать обжигающая лава, и по взмокшей спине побежал холодок, они переглянулись.

— Меня зовут Фердинанд, — сказал коренастый в очках. — Можно просто Фер. Я командир оперативной группы. Рад встрече с Вами. Очень наслышан.

Джайлз отвернулся к катящемуся за окном пейзажу — сухая пожелтевшая трава, зеленые деревья, соревнующиеся в высоте со столпами электропередач, и редкие белые дома с рыжей черепицей крыш. На горизонте виднелась желтоватая пыльная дымка.

— Хреновое качество для агента, — ответил Хортон, кривя губы. — Быть узнаваемым.

Фер Блэйк — Джайлз всего несколько дней назад просматривал личные дела отдаваемой ему в распоряжение агентуры — хмыкнул. Он пробарабанил что-то пальцами по рулю и добавил:

— Но Вы ведь только среди своих известны.

— Никогда не знаешь, кто действительно свой, а кто нет.

— Резонно, — со смешком согласился Фердинанд и к радости Джайлза замолчал.

Здесь всё было иначе: другой климат, другая природа, другие люди, машины, архитектура и даже небо. После Афганистана — и, в первую очередь, после восьми недель в госпитале и 250 дней дома — Хортону нужно было приложить особые усилия, чтобы быстро приспособиться. Но так или иначе, это была его стихия, и как только он оказался в этой Тойоте, дрожь в руках бесследно исчезла.

***

Для полуденного намаза Софи Варгас привычно уединилась в их небольшой служебной кухоньке. Здесь в щели между шкафчиком и холодильником с приносимыми командой обедами она хранила свой свернутый коврик, всегда омывала руки в раковине и на некоторое время отбрасывала все свои заботы, уединяясь со Всевышним.

Коллеги по турецкому офису давно приучили себя не воспринимать это чем-то из ряда вон выходящим, но поначалу — как и все, встречавшиеся Софи по работе — очень терялись. Некоторые особенно негативно настроенные и отождествляющие мусульман с террористами, пытались её образумить разговорами или помешать физически. Мешали молиться, толкали, воровали коврик и платок, которым Варгас покрывала голову для молитвы, высмеивали. Но к собственному удивлению Софи за годы на Ближнем Востоке узнала, что практика принятия ислама среди работников посольств, агентов ЦРУ и даже некоторых военных вовсе не была такой уж редкостью. Так, словно здесь ислам становился кристально чистым, терял ту негативную коннотацию, которую имел в Штатах, где быть мусульманином означало постоянно сталкиваться с предвзятым, враждебным отношением к себе.

Дома Варгас предпочитала скрывать своё вероисповедание, она не хотела лишних вопросов или догадок. Она молилась редко и тайком, прячась от родителей в нечастые увольнения к ним. Мама умерла, продолжая верить в то, что её Софи преподаёт литературу и английский по программе помощи ООН бедным восточным регионам. И это горько щемило где-то за ребрами. Папа в последнюю их встречу два года назад сказал, что понимает, что именно она негромко бормочет за запертой дверью, и спросил, чем на самом деле она занимается в Турции. Но Софи, конечно, не смогла ответить честно. И была вынуждена с отвращением к себе повторить одну и ту же многолетнюю ложь.

Такова была реальность спецслужб: о том, что кто-то был агентом ЦРУ близкие узнавали лишь после его смерти.

Коран Варгас изучила ещё в юности, заинтересовавшись арабским языком. Но уже в назначении на Ближний Восток обнаружила успокоительную, медитативную магию в повторении молитвенных строк, в голосе имама, в плавных молитвенных движениях. Обычно Софи молилась дома или на работе, но по пятницам всегда ходила в мечеть. В ней и неспешной прогулке обратно домой после Варгас черпала силы.

Закончив с последним, четвертым ракаатом, Софи оттолкнулась от пола и встала. Она не была уверена что непременно верила в Бога, скорее в выполнении предписаний Корана и в соблюдении графика намаза находила ту упорядоченность и самодисциплину, которой остро не хватало в работе. Здесь легко было забыть о распорядке сна и еде, потерять счет времени или чашкам кофе. Ислам в понимании Варгас был не о служении Аллаху, и уж точно не о джихаде, а о ведении простой благочестивой жизни. И с переменным успехом ей это удавалось.

Софи спрятала коврик, заварила себе чай и с парующей чашкой в руках подошла к окну. Снаружи вдоль проспекта толкалась автомобильная тянучка, несколько уличных торговцев из фруктовых лавок и ларьков с мороженым поднимались с колен после молитвы; на летнюю террасу кафе обернутый белым передником официант в красной феске с покачивающейся кисточкой вынес большой металлический поднос, уставленный сладостями; неспешно под полуденным солнцем шли прохожие.

***

В Анкаре Джайлз Хортон не находил ничего знакомого. Вместо обветшалых домов глиняного цвета с плоскими крышами и зарешеченными окнами были бетонно-стеклянные высотки, окрашенные в белый и розовый фасады отремонтированных старых домов, резные двери, большой шар, повисший на верхушке телевизионной вышки где-то впереди, шпили башен мечети. Вместо замусоренной обочины и перемешавшихся в единый хаос старых машин, людей, собак и коров были чистые светлые автомобили, дороги с разметкой и работающими светофорами, отгороженными тротуарами и подземными переходами. Вместо сухих уставших мужчин в национальных одеждах и женщин, безмолвными, безликими тенями в темной парандже следующими за ними были пестро одетые в штаны и шорты, платья и сарафаны, оголяющие плечи и ноги выше колен прохожие обоих полов. Вместо серой пыли и высохших кустарников были пышные кроны сочной зелени на деревьях, ровно выстриженные газоны и клумбы. Вместо старых европейских и российских машин с самодельными надписями «такси» на боках были одинаковые желтые корейцы со светящимися шашками на крышах. Вместо выгоревшей, обрисованной, клочьями выдранной рекламы были видеоборды и яркие растяжки над дорогой.

Здесь ощущался совершенно иной настрой. На светлокожих европеоидных туристов никто не оборачивался. Раствориться в толпе тут было невообразимо легче.

— Офис в самом центре, — спустя почти полчаса молчания в пути, сообщил Фердинанд Блэйк. — Тут много международных компаний, сетевых магазинов, популярный среди туристов торговый центр. Рядом станция метро — очень удобно, когда дороги настолько загруженные. Наше прикрытие — аутсорсинговая консалтинговая компания при юридическом отделе посольства.

— Как далеко от офиса само посольство?

— Всего в миле ниже по бульвару Ататюрк. Приехали.

Фер толкнул пальцем рычаг поворотника, замедлился и свернул в узкий переулок под прямоугольной глыбой сплошного стекла. На первом этаже была пиццерия и сетевой магазин одежды «Колинз», рекламный щит на углу сообщал, что на третьем этаже работают языковые курсы. Тойота прокатилась в густой тени между зданиями и нырнула в низкий заезд на подземную парковку.

— У нас отдельный лифт с доступом только по личному пропуску, — осторожно пробираясь между оставленными машинами и широкими столпами, продолжил Фердинанд. Колеса взвизгивали на гладком цементном покрытии, после яркого солнечного света снаружи паркинг казался черной дырой, из которой фары выхватывали бамперы других автомобилей и стершиеся указательные стрелки на полу. Встав на свободное место сразу рядом с дверью, ведущей к лестнице и лифтам, Блэйк заглушил двигатель, но прежде чем отстегнуть ремень и выйти, кивнул головой на стоящий рядом черный Рендж Ровер.

— Это Ваша.

Джайлз наклонился вперед, через водительское окно рассматривая блестящий темный бок внедорожника одной из последних моделей и нахмурился.

— А чего-то чуть более броского не нашлось?

Фер хмыкнул и передернул плечами.

— Эта осталась от Энтони. Думаю, можно заменить. Но… мы же американские юристы, помните? На чем нам ещё кататься?

Хортон скосил взгляд на Блэйка и тот снова пожал плечами.

— На чем-то сливающемся с потоком, вроде этого, — ответил Джайлз и ткнул пальцем в значок Тойоты на руле. Пока всё в Анкаре казалось ему чересчур. Чересчур мирным, чересчур расслабленным, чересчур любительским, что ли. В Кабуле таких излишеств они себе позволить не могли, и Джайлзу это казалось весьма разумным.

Они переглянулись с Фердинандом, все ещё скрывающем глаза за темными стеклами. Что-то в этом коренастом парне Хортону положительно нравилось. То ли его смекалка и легкость, то ли его совершенно нейтральное, незапоминающееся лицо, то ли просто сам факт того, что Блэйк был неотъемлемой частью нового назначения, которому Джайлз был несказанно рад.

В стальном лифте с наполовину отклеившейся защитной пленкой поверх всех кнопок кроме двух — «7» и «Г» — Хортон и командир его новой оперативной группы поднялись на седьмой этаж. За раздвижной дверью лифта, открывшейся с тихим мелодичным сигналом, оказалась небольшая пустая комнатка со светлыми стенами, серым полом и ещё одной дверью напротив. Табличка на двери гласила «Гази и Джонсон — консалтинговая компания. Юридические услуги. Только по предварительной записи»

— Добро пожаловать, сэр.

***

Все в комнатке для переговоров — небольшой лишенный окон квадрат с исписанной маркерной доской на стене и круглым столом посередине — замолчали и переглянулись, когда послышался короткий писк сработавшего входного замка. Прибытия нового главного ждали всем представительством — шестеро из офиса, не считая отправившегося в аэропорт Фера, и трое из посольства. Стульев хватило лишь пятерым, шестое место было оставлено свободным для начальника. Остальные стояли, опершись о стены и спинки занятых кресел.

Первым вошел Блэйк, в привычной белой рубашке с завернутыми рукавами, широких светлых штанах с раздутыми карманами, арафатке и солнцезащитных очках, повисших под подбородком. Из угла рта торчала неизменная зубочистка, выражение лица как обычно обманчиво выдавало его готовность расхохотаться. Он ленивой походкой прошагал в дальний угол, на ходу подмигнув нескольким обратившим на него взгляд.

Следом в низко надетой черной кепке с эмблемой «Сан-Франциско Джайентс», в темной футболке и небрежно надетой поверх нее смятой рубашке, в джинсах и с массивными наручными часами на запястье, вошел Джайлз Хортон. Софи дважды моргнула, пытаясь прогнать наваждение, но это и в самом деле был он. Мир порой бывал удивительно тесным.

Теперь у него были длинные, выбивающиеся из-под кепки немного завитыми прядями волосы и густая короткая борода, но в остальном Хортон казался точно таким же, каким она его помнила. Его взгляд, бегло полоснувший по присутствующим, был таким же темным и неуютным, и голос остался неизменно тихим, с царапающей хрипотцой, когда он заговорил:

— Всех приветствую. Меня зовут Джайлз Хортон, и, как вы понимаете, я новый глава представительства, — он отставил на пол свою небольшую мешковатую сумку, прошел к оставленному ему стулу, задвинул его к столу и стал, упершись локтями в спинку. — Сегодня нас с вами ждет много работы. Начнем со знакомства. Вот как мы поступим: сейчас по очереди представьтесь — назовите своё имя и свою позицию. То, над чем именно вы работаете или о чем хотите спросить, мы обсудим уже с глазу на глаз позже в моём кабинете.

На это потребовалось всего несколько минут, которые Софи Варгас провела, всматриваясь в заметно повзрослевшее лицо, кажущееся теперь немного шире, обветренным, с несколькими глубокими морщинами на щеках и возле глаз. Поперек скулы и на шее справа виднелось несколько взбугрившихся шрамов; на ладони и внутренней стороне предплечья правой руки было два округлых пятна бурых ожогов. Десять лет назад их на молодом подтянутом теле Джайлза Хортона не было. Эта встреча пробудила в ней странное ощущение дежавю, возродила слабое эхо старых мыслей и чувств. Ей было любопытно, узнал ли её Хортон. Мог, ведь она совсем не изменилась, только в волосах кое-где запутались несколько одиноких серебристых нитей, но он никак этого не проявлял. Не смотрел на неё дольше, чем на остальных, никак не отреагировал на звучание её имени, не сменил хмурого выражения лица.

И точно так же не давал ей подсказок, когда какое-то время спустя Софи постучалась в непривычно запертую дверь. Энтони Фауэлер никогда её не закрывал. Внутри всё стало голым: пустой стол, успевшее за неделю зачахнуть тонкое растение в горшке у окна, выключенный компьютер, снятая с телефонного аппарата трубка и отложенная в сторону, полая пустота открытого шкафа. Джайлз Хортон сидел, расслабленно откинувшись на спинку и всматривался в папку в своих руках. Его кепка теперь лежала на краю стола, а на лбу после неё остался продолговатый красный взмокший след.

— Софи Варгас, сэр, — напомнила она, проходя к стулу, в которое всегда прежде падала без разрешения или возражения со стороны Фауэлера. Но теперь остановилась рядом с ним в нерешительности.

— Вам нужно особое приглашение? — не поднимая от бумаг взгляда, спросил Хортон. На короткое мгновенье волной удивительно красочного дежавю кабинет Энтони сменился вонью комнаты для допросов без окон и с земляным полом. Тогда она вошла сквозь толстую металлическую дверь с двумя караульными по бокам, а он стоял к ней спиной и сказал то же самое, не оборачиваясь.

— Что именно Вы хотите узнать? — задала встречный вопрос Софи, продолжая стоять.

— Сначала сядьте, Варгас, — скомандовал он, и она послушалась. — Вы эксперт по курдам?

— Да, но у меня много контактов и наработок и за пределами этой группы.

— И Вы занимаетесь ими все четыре года, что провели в Анкаре?

— Да.

— И это Вы доложили моему предшественнику о потенциальном массовом убийстве курдов?

— Да, — в очередной раз повторила Софи и с нескрываемым раздражением добавила: — Разве это всё не указано в материалах, которые Вам оставил Энтони?

По неведомой ей причине Хортон, похоже, просто насмехался, а такого отношения к себе она никогда не терпела. И плевать, что теперь он её непосредственный шеф.

Джайлз наконец поднял глаза и посмотрел на Варгас. Его лицо — каменная, грубо вытесанная из камня маска — не сменило выражения, но в глазах — двух дымящихся угольках с едва различимыми алыми прожилками живого жара — полыхнуло что-то недоброе.

— Не глупите, Софи, — сказал он, понижая голос и кривя губы. — У меня хорошая память, но это не означает, что Вы получите какую-то поблажку. Соблюдение субординации требуется от Вас в той же мере, что и от остальных.

Она вспыхнула возмущением:

— То, что я по молодости и глупости раздвинула перед Вами ноги, сэр, сейчас меня уже как-то не особо заботит. Это здесь совершенно ни при чем. Что имеет значение, так это то, что мой информатор снова предупреждает о скором нападении, а Вы тут заняты тем, чтобы сверить правильность написанного в Ваших документах!

Хортон, распаляя злость в Варгас до едва сдерживаемой агрессии, осклабился и вскинул брови.

— Вот как? — со смешком уточнил он. — Что имеет значение, так это то, что Вам нужно послать Вашего информатора в жопу. Потому что он Вам врёт, а Вы ему наивно верите.

— Вот как?! — передразнила она, теряя берега и почему-то не особо об этом заботясь. Хортон и тогда, и сейчас имел пагубное влияние на её самообладание. — Как славно, что Лэнгли вместо Энтони прислали ещё более упертого и слепого глупца!

— А-ну прикрой свой рот, Софи! — вскрикнул Джайлз, вскочил с места, отбрасывая бумаги и направил в Варгас свой толстый мозолистый палец. Их разделял только стол. Десять прошедших лет, казалось, растворились. Они вернулись к тому, на чём в прошлый раз закончили. Хортон понизил голос и продолжил: — В отместку курды убили двоих турецких полицейских. Двоих! Черт побери, сомнительный обманный маневр с суммарным количеством пострадавших в полторы сотни среди своих ради оправдания убийства двух полицейских. Твоя крыса — левая. И сливает тебе наглую дезу!

Софи металась растерянным взглядом по его лицу. Она так привыкла защищать эту зацепку перед Фауэлером, а он так упрямо не выражал своего мнения, лишь выставлял её вон, что потеряла должную часть критичности. А ведь это и ей самой приходило в голову, вот только по итогу мотивы информатора не перевешивали важность его сливов.

— И всё же он предупредил о взрыве, — сказала она устало. — И послушай мы его, могли бы это предотвратить. А может, даже выйти на действительно причастных.

Нацеленный в Варгас палец опустился. Джайлз уперся кулаками в край стола, опустил голову и тряхнул ею. Минута прошла в его молчании, а затем он едва слышно ответил:

— Организуй с ним встречу.

========== Глава 3. Дела прежние. ==========

30 июля — 4 августа 2015 года.

Донесшийся из далекой мечети зов имама на молитву застал Джайлза за столом на его новой кухне. Его ведомственная квартира оказалась просторной и роскошной, в одном из новоотстроенных жилых районов. В гостиной на полу лежал дорогой узорчатый ковер, на кухне в шкафу обнаружились хрустальные бокалы и изогнутые чашки для чая. Было раннее утро, небо едва вздернулось первым несмелым светом, внутри квартиры царила ничем не нарушаемая темнота.

После прибытия накануне Хортон так и не смог уснуть — работал допоздна, превозмогая усталость, а когда оказался дома, обнаружил, что разница во времени упрямо настроила его тело на бодрствование. Джайлз совершил непродолжительную пробежку по скверу недалеко от его жилища, затем заварил расслабляющий травяной чай, принял горячий душ, подбил поудобнее подушку на кровати. Но сон не пришел. И ближе к утру он оставил напрасные попытки.

В его уставшем сознании вращались мысли о Софи Варгас. Ну надо же, он действительно очень отчетливо её помнил. Не думал о ней с весны 2005-го, когда в последний раз видел её узкую решительную спину на шатком трапе самолета в базе Баграм. Но увидев её вчера, мгновенно всё вспомнил.

Когда онивпервые встретились, Джайлз был новоиспеченным агентом, а Варгас уже признанным аналитиком в группе по Аль-Каиде. Он был старше и привычнее к армейским порядкам, она была младше, но очень бойкой. Софи прислали в группе экспертов вместе с четырьмя другими агентами — всеми, как на подбор, взрослыми хмурыми мужчинами в очках. С первого дня стало очевидным, что она в некоторой степени изгой, но казалась вполне удовлетворенной своей обособленностью. Поначалу Хортон поддался всеобщему пренебрежительному настрою — в первой половине нулевых к женщинам на таких должностях и особенно на военных базах относились так, будто они были на корабле к несчастью. Но стоило Джайлзу увидеть Варгас в действии во время допроса, его мнение о ней радикально изменилось.

Она оказалась удивительно толстокожей, как на конторскую крысу, не давала слабины, не брезговала проводимыми в её присутствии пытками, не занималась морализаторством. У неё, невысокой, хрупкой, с ровно отрезанными до челюсти темными волосами и кукольными карими глазами, оказались крепкие яйца. А в небольшой миловидной голове вмещался незаурядный острый ум. Софи ходила по базе быстрым порывистым шагом с уверенно выпрямленной спиной, она не прятала взгляда и понимала отпускаемые в её сторону хлесткие шутки. Пробудь она в Баграме чуть дольше, непременно завоевала бы всеобщую любовь, Джайлз был в этом уверен.

Однажды после ужина он заметил её одиноко сидящей в пустом углу между бараков, взбалтывающей последний глоток воды в пластиковой бутылке и наблюдающей за алым закатом, стекающим за заснеженные вершины окружающих базу гор.

— Тебе лучше не сидеть вот так, когда бойцы будут возвращаться из столовой, — сказал ей Джайлз, подходя и опускаясь на тот же ящик, на котором сидела она. — Их там неплохо кормят, но все они очень голодны по хорошему куску мяса.

Она повернула к нему лицо, и он многозначительно вскинул брови, ожидая, что сейчас улыбка коснется её губ и она издаст короткий бархатистый смешок. Но вместо этого она вполне серьезно спросила:

— Для тебя я хороший кусок мяса?

— Не понял вопроса, — пошел на попятную Джайлз, но Софи твердо отрезала:

— Понял.

У ЦРУ на базе было отдельно стоящее строение, где размещались и их кабинеты, и жилые комнаты. У Варгас было своё личное помещение, в котором в тот вечер они впервые занялись сексом. Позже последовало ещё два таких же спонтанных, лишенных какой-либо романтики раза, а в начале марта Софи улетела. Она, не оборачиваясь, села в самолёт и скрылась из виду на следующие десять лет, оставив Джайлза с раздраем в сердце, справляться с которым ему пришлось несколько месяцев.

Он никогда не пытался анализировать случившееся, и к лету 2005-го полностью вытеснил её из своих мыслей, но точно знал, что больше никогда не встречал никого похожего. И черт побери, теперь, когда он был перемолотой в мясорубке версией себя прежнего, едва сохраняющим здравый ум, Софи Варгас встретилась ему на пути, не оставив даже шанса избежать столкновения. Но ему это больше не было нужно, ему следовало держать её на расстоянии.

***

— Мне показалось, или ты и новый главный знакомы? — зубочистка вытанцовывала в углу в такт каждому слову, когда Фер остановил машину и повернул к Софи голову. В его очках она видела раздвоенное отражение себя — подхваченный плотно обмотанным платком овал лица. У рынка образовалась толчея из грузовиков, фургонов и носильщиков. Варгас предстояло оставить сообщение с приглашением на встречу в привычном месте на улице специй. Небольшой начерченный мелом плюсик был исчерпывающим посланием для неё и её информатора. Блэйк привычно сопровождал её на такие вылазки. С ним где-то неподалеку, жующим зубочистку и прячущим в штанине пистолет, ей было намного спокойнее.

— Угу, — ответила Варгас. — Пересекались в 2005-м в Афганистане.

Фер столкнул темные очки на край носа и посмотрел на Софи поверх них, поднимая брови и ожидая дополнительных сведений, но она промолчала. Что она должна была ему сказать?

Что ей было двадцать три, и что она была совсем не тем человеком, которого сейчас знал Фердинанд?

После 11 сентября ненависть Софи была настолько сильной, что она стремилась буквально душить Аль-Каиду собственными руками. А потому Джайлз Хортон, груда мышц с бычьей шеей, по-армейски обритой головой и тяжелым ударом сразу пришелся ей по душе. Он был грозой Баграма. Успевшие насладиться его компанией заключенные начинали молить о пощаде, едва он переступал порог их камер. Джайлз полностью удовлетворял жажду крови Софи, а вскоре стал весьма неплохо удовлетворять её и в постели.

Варгас никогда в своей жизни не состояла в отношениях, и те полтора месяца зимой и в начале марта 2005-го были наиболее приближенными к этому понятию. В старшей школе Софи казалась не доросшей. Была низкой, — в выпускном классе ниже многих семиклассников — с брекетами, в мешковатой одежде и с охапкой учебников в руках. Мальчишки предпочитали игнорировать факт её существования. В университете среди настолько же фанатично увлеченных учебой не встречалось никого заинтересованного в любовных утехах, а за пределами библиотеки и лекционных аудиторий Софи оказывалась редко. Девственности она лишилась по пьяни в академии ЦРУ и очень смутно помнила тот суматошный короткий акт. После у неё спорадически случались контакты с противоположным полом, но она никогда не была в них действительно заинтересованной.

А в Джайлзе Хортоне оказалось что-то, чего раньше Варгас по отношению к себе не встречала. Постепенно она начала замечать, что он смотрел на неё так, как никто другой и никогда. Черный взгляд, прежде пробиравшийся под кожу и раздирающий плоть на куски, дробящий кости своей тяжестью и пронзительностью, стал её ласкать, улыбаться ей. Это, его нрав и его высокая крепкая фигура распалили в Софи до этого незнакомое искреннее вожделение. И она, не приученная к тонкостям флирта, однажды заявила об этом прямо, а Хортон не отказал.

Но ничего из этого Феру она, конечно, объяснять не стала. За время в Анкаре он стал для неё самым близким другом, которых ей доводилось иметь, но на такие откровенности она не была готова даже с ним.

Да и рассуждать над этим тоже не было смысла. Любовь и что-то подобное в их работе было невозможным. Им не выпадало жить размеренной жизнью и говорить правду близким. И если необходимость лгать семье была для Софи неприятным аспектом, то одиночество её вовсе не тревожило. Так или иначе, а оно было её верным спутником всегда, и ей в нём было необычайно спокойно.

— Я пошла, — сообщила Варгас и толкнула дверь. Она вышла на тротуар и, подстроившись под темп прохожих, направилась прямо в сужающийся из-за вынесенных наружу прилавков проход.

— Проверка связи, — прозвучало в её наушнике.

— Проверка связи, — отозвалась она эхом.

— Отлично. Удачи, птичка.

***

Брифинг был назначен на утро. Когда Джайлз явился в офис и прямиком направился в комнату для переговоров, там уже были Фердинанд Блэйк и Софи Варгас. Фер сидел, расслабленно раскинувшись на стуле, протянув ноги под стол и сомкнув на животе руки в замок. Солнцезащитные очки повисли в складке обернутой вокруг шеи арафатки. Софи в свободном светлом сарафане стирала с маркерной доски прежние записи. Каждое рваное движение её руки отдавалось мягкой шифоновой волной в складках её платья. Обнаженные ноги были подтянутыми и загорелыми, Хортон поймал на них взгляд Фера.

— Так, начнём, — заявил о своём появлении Джайлз и захлопнул за собой дверь, оставляя за ней собравшихся у кофейного аппарата агентов, обернувших ему вслед головы и о чем-то негромко переговаривающихся. Он был в Анкаре уже несколько дней, и ни разу ему ещё не дали забыть, что он здесь новый. Ему постоянно вспоминали Энтони и сообщали, что тот так не делал, или с постной, едва скрывающей насмешку, миной интересовались, каковы инструкции Хортона на самые незначительные вещи. Он пока придерживал свой норов, присматриваясь к группе, но уже твердо понимая, что, как минимум, от двух в скором времени избавится. Уже после их отправления в Вашингтон Джайлз планировал преподнести дисциплинарный урок. Без очевидных болезненных примеров добиться повиновения было непросто, Хортон слишком хорошо это знал, чтобы сейчас терять время и силы в напрасной борьбе за свой авторитет.

— На кого я смотрю? — спросил он, выдвигая себе стул и кивая на повисший посреди доски снимок тучного мужчины с круглым лицом и высоко заросшей темной бородой.

— На моего информатора, — ответила Варгас, откладывая губку и отступая в сторону от доски. — Его зовут Эмре Саглам, и он адвокат. В 2008-м в суде защищал тогдашнего главу Социалистической партии угнетенных, когда его обвинили в изнасиловании трех несовершеннолетних школьниц. Эмре выиграл дело, затем несколько раз оказывал юридические услуги членам партии и представителям Союза общин Курдистана. Состоит в тесной дружбе и сотрудничестве с лидерами обеих организаций.

— Почему он сдает своих?

— Его младшая дочь хронически тяжело больна, она нуждается в постоянной поддерживающей терапии. Для неё и её матери открыт десятилетний вид на жительство в Штатах, мы оплачиваем лечение.

— Сам он курд?

— Нет, сэр.

Сэр. В Афганистане она так его не называла. В 2005-м никто из них не имел над другим власти, не имел больше полномочий, не разделял их расстоянием между занимаемыми местами в ранге. Они могли безо всяких официозов сраться до хрипоты, и именно таким был их последний разговор. Варгас настаивала на том, что их задержанный, определенный ЦРУ как номер три Аль-Каиды, лгал, путал следы, называл выдуманные имена или скрывал за кличками реальных людей. Хортон возражал, что, возможно, они взяли не того, что в своих оценках Вашингтон — и сама Софи — ошиблись; заключенный был лишь мелким курьером, выполняющим незначительные поручения и никогда не имевший доступа к верхушке. Или, если Варгас всё же была права, был слишком преданным идее и бен Ладену, чтобы расколоться.

— Ты должен надавить на него сильнее, — заявила тогда Софи.

— Я не могу надавить на него сильнее, — ответил Джайлз. — Он всего лишь человек с обычной физиологией. Ещё немного усилий, и я просто его убью. Поможет нам как-то потеря этого свидетеля?

— Но и его наличие нам пока никак не помогает! — прокричала Варгас, срывая последние предохранители и разжигая самую сильную и последнюю ссору между ними. — Мы ведем его уже три года, черт тебя побери, тупой ты солдафон! Его нашли через логистов 11 сентября, через пакистанскую и саудовскую ячейки, через пещеры племен в пакистанском захолустье! Слишком много труда, денег и жизней положено на его поимку, чтобы теперь ты своим неандертальским мозгом делал заключения о том, что он всего лишь человек, и боялся его поломать.

— Ну ты и конторская примитивная сука!

— Придурок!

А вот теперь он — сэр. Вот только в выражении лица, в поджатых губах и во взгляде читались отголоски той же примитивной суки, не доверяющей своего источника придурку-неандертальцу. Но у них сменились роли. За меньшее количество лет в ЦРУ Джайлз Хортон взобрался выше, чем Софи Варгас. Вероятно, потому что вовсе не был тупым солдафоном. И теперь он отдавал приказы, которые Софи приходилось выполнять, хотела она того или нет.

— Какие детали встречи? — спросил он, и Варгас подняла со стола две распечатки и прикрепила к доске магнитами. На одной был спутниковый снимок тесно застроенного района, на другом фотография какой-то чайной лавки.

— Рандеву назначено здесь на вторник, после обеда. Эмре Саглам будет один. Я войду тоже сама. По легенде я Зафира, турчанка, связная с американскими спецслужбами.

— Возьмем его уже после, — заговорил Фер, подхватывая на язык зубочистку и сталкивая в угол рта, чтобы не мешала. — Обычно он паркуется в квартале или двух от места встречи, ездит без водителя и без сопровождения. Насколько мы знаем, не вооружен. Подберем его на первом перекрестке. Двое сзади сделают укол, двое из фургона помогут вволочь его внутрь. И сразу везем в Бейнам.

— Это что? — спросил Джайлз.

— Небольшой поселок в степи южнее Анкары. Там есть тюрьма турецкой военной полиции.

Хортон встал, обошел стол, поравнялся с Софи и всмотрелся в повешенную ею распечатку спутникового снимка. Незнакомая ему местность, неизвестные ему уличные законы, посторонние имена, не обладающие в его сознаниями никакой коннотацией. Эту вылазку во вторник ему следовало тщательно обдумать. Джайлз не привык просто давать добро или отказывать своим подчиненным, он не был просто креслом, он был весьма эффективным специалистом, не воспользоваться которым было бы глупо. Но Энтони Фауэлер, конечно-конечно, делал всё совершенно иначе. В печенках у Хортона уже сидел этот Фауэлер.

— Мне нужен более четкий и актуальный снимок, — проговорил он и обернулся сначала на Варгас, потом на Блэйка. — И больше данных по Сагламу: биография до первого контакта с курдами, привычки, материальное состояние, жилище, автопарк, медицинская карта его дочери и его самого, её свежая фотография.

Фердинанд передернул плечами, а Софи негромко отозвалась:

— Да, сэр. Сегодня же всё подготовлю.

***

На тарелке лежали неаппетитно размякшая плоть печеного яблока, небольшой диетический хлебец, мазок белоснежного растительного спреда и комок яичницы. Барри Мэйсон скривился своему завтраку. Его жена очень строго следовала рекомендациям врача касательно диеты, и Барри, безусловно, был благодарен. Язва допекала ему намного меньше, тошнота и боль после еды заметно ослабли, в целом он чувствовал себя лучше и перестал критически терять вес, но, черт побери, как же он хотел добротного завтрака с хрустящим беконом, свежим морковно-яблочным соком и теплым тостом.

Кэрол подошла, поставила рядом с тарелкой стаканчик с утренней порцией таблеток, погладила Барри по плечу и сказала:

— Приятного аппетита, дорогой.

Он молча кивнул в ответ.

Старость подобралась незаметно. Мэйсону исполнилось шестьдесят три, и теперь долгие годы тяжелой работы, наполненной нервами и игнорирующей базовые потребности человеческого тела во сне, еде, воде и туалете, давали о себе знать на полную силу. Прежнее подтянутое тело сменилось дряблостью и сухостью, сила и выносливость превратились в боли, спазмы и судороги, в желудке открылась язва, давление подскакивало так, что каждый второй вечер обещал закончиться инсультом. Барри всё чаще стал задумываться над тем, чтобы уйти в отставку, уехать из Вашингтона, вернуться в родной Техас, наконец построить там ранчо и доживать свой век в собственное удовольствие. Их с Кэрол дети уже выросли и были самостоятельными, они сами в своих карьерах достигли крайних возможных высот, и впереди их ждало только увядание. Гнить на службе, тем самым принося вред Родине, Мэйсон не хотел.

Он взял вилку, отковырнул кусок яичницы, отправил её в рот и тщательно прожевал. Затем вкинул в рот первую таблетку из порции, запил её теплой водой и потянулся к телефону. Как бы там ни было, а пенсия оставалась пока лишь планом, и до его воплощения работу оставалось выполнять надлежащим образом. Халтурить Барри не привык. Он покосился на свои наручные часы — начало восьмого утра, а значит, в Анкаре уже перевалило за два часа дня — и набрал номер.

Трубку подняли после второго гудка:

— Мистер Мэйсон, сэр?

— Джайлз, здравствуй. Как дела, сынок?

— Всё отлично, сэр. Спасибо.

В звучании голоса Хортона произошли очевидные положительные изменения. Когда Барри набрал его по поводу Турции впервые, то сначала не узнал, ведь привык к решительной автоматной очереди ответов, а натолкнулся на что-то растерянное и невнятное. Но сейчас Джайлз звучал уже знакомо, как прежде.

— Славно, — заключил Барри. — Послушай, я не собираюсь учить тебя, как работать — ты мальчик большой и опытный. Но всем здесь очень любопытно, что за хрень произошла в Суруче. А потому просят поторопить вашу группу.

— Очень скоро у Вас будет полный отчет.

— Замечательно, Джайлз. А теперь скажи мне откровенно: как ты?

Послышался слабый смешок и Хортон ответил мягче, без строгости прежнего официоза:

— Всё хорошо, Барри. Не беспокойтесь.

— Как ты себя чувствуешь?

— Я в порядке. В полном порядке.

Они попрощались, и Мэйсон отложил телефон на стол. Наблюдая за тем, как погас экран, он мысленно заглянул в отчет психолога после прохождения Хортоном проверки на профпригодность. Там картина обрисовывалась вовсе не такая радужная, как её пытался изобразить Джайлз. Диагноз стоял неутешительный: посттравматическое стрессовое расстройство. Из определенных симптомов значились сильный стресс, сверхбдительность, постоянное ожидание угрозы, элементы психогенной амнезии, суицидальные мысли.

Возможно, Барри очень ошибся, ставя на своего старого, некогда надежного бойца?

***

В 2007-м в Тегеране работала специалист по маскировке. У их группы тогда было сразу двое оперативников, внедренных в ячейки, и именно их безопасностью — неузнаваемостью настоящих лиц, соответствием местному облику — на вражеской территории та занималась. Она и Софи Варгас были двумя единственными женщинами в представительстве в то время, и, поскольку занимались совершенно разными сферами, а так, между ними отсутствовало своеобразное соперничество, быстро сдружились. Специалист по маскировке обучила Варгас многим вещам: как при помощи незначительного, едва заметного макияжа изменить лицо, как подбирать линзы, как быстро и надежно надевать парик без зеркала; как создавать одежду-обманку, вроде небольшой белой вставки под пиджак, имитирующей рубашку, которую можно было на ходу незаметно сдернуть; куда прятать и как одним движением распрямлять вместительные сумки, в которые сталкивать снятую одежду, аксессуары и парики. От неё Софи Варгас узнала о хитрости для изменения походки — просто вбросить в ботинок маленький острый камешек. Так хромота была естественной, порывистость шагов — постоянной. Из её рук впервые взяла небольшие вставки под небо, чтобы до неузнаваемости менять дикцию и даже имитировать легкий акцент.

Из академии ЦРУ Софи вынесла знание того, как теряться в толпе, но у специалиста в Тегеране научилась превращаться в совершенно другого человека и назад в считанные минуты.

Именно этим навыком она пользовалась, чтобы перевоплотиться в Зафиру — молодую женщину, носящую широкие шелковые брюки, просторные светлые блузы с длинным рукавом в любую погоду и яркий хиджаб на голове. Софи подводила черным глаза, чтобы сделать их больше, скрыть их латинско-европеоидный разрез и придать восточной остроты; подкладывала тонкие ватные валики под губы, чтобы сделать их выразительнее и пухлее; носила пластину за передними зубами для изменения дикции. Она затеняла темной пудрой щеки, чтобы заострить, сузить своё лицо. Обувала туфли на устойчивой танкетке, чтобы прибавить роста, а под платком к затылку крепила искусственный пучок, чтобы создавать видимость длинных волос.

Впервые став Зафирой, Варгас решила испытать её в самый сложный способ — показаться уже хорошо тогда её знавшему Фердинанду. Она позвала его на кофе, и когда Фер явился, то прошел мимо Софи, сидевшей за столиком. Обнаружив, что маскировка так хорошо сработала с тренированным и опытным оперативником ЦРУ, Варгас расхохоталась, и только тогда обратила на себя внимание Блэйка. Всмотревшись, он узнал её, но едва ли был бы на это способен, окажись в зале кафе другие посетители, и веди себя Софи сдержанней.

Во вторник, выйдя из женского туалета офиса со стопкой своей обычной одежды и косметичкой в руках, она натолкнулась на Джайлза Хортона, стоявшего у старомодного громоздкого принтера посреди коридора. Он оглянулся на неё поверх плеча, окинул темным взглядом с головы до ног и коротко выдал:

— Неплохо.

— Спасибо, — ответила она, на долю секунды зацепившись взглядом за исполосовавшие его лицо и шею шрамы, повернулась и сделала несколько шагов, а потом обернулась. — Сэр, могу я Вас о чем-то попросить?

— Попробуй, Варгас.

— Поскольку Вы наш новый главный, может, у Вас получится раздобыть для нас что-то побыстрее и посовременнее этого динозавра? — И она качнула головой на серую пластмассовую коробку, метр в высоту со стертой зеленой кнопкой начала печати.

Между работниками представительства неделю назад началась игра — кто допечет новенькому Хортону посильнее. Было в этом что-то азартно веселое, лишенное по-настоящему негативных эмоций, призванное лишь испытать его на плотность и определить пробу стали его яиц. Софи лидировала в списке участников — все слышали крики Джайлза из его кабинета в их первый разговор с глазу на глаз. И ей вопреки всему разумному почему-то захотелось снова ущипнуть его Фауэлером, поддержать свои позиции в турнирной таблице.

— Не получится, — ровно ответил Хортон, снова смерив её взглядом. — Весь бюджет на техническое оснащение Энтони потратил на свой Рендж Ровер.

Варгас хмыкнула и исправила его:

— На Ваш Рендж Ровер, сэр.

— Нет, он ведомственный, — отворачиваясь к принтеру и подхватывая выданную им порцию бумаги, возразил Джайлз. — Потому милости прошу воспользоваться им, если будет такая необходимость.

— Правда? — развеселившись, уточнила Софи. — Предложение действительно для всего офиса или это поблажка только для меня?

Хортон метнул в неё взгляд, под темной бородой зашевелилась челюсть, но промолчал. Варгас шутливо отсалютовала свободной рукой и отвернулась. У неё было большое преимущество над остальными агентами представительства — она совершенно точно знала, где находились, как выглядели и насколько стальными были яйца Джайлза Хортона. Кроме того, она была врожденно лишена разумной доли страха перед начальством и очень давно научилась испытывать особое удовольствие в стычках с Хортоном.

========== Глава 4. Игра в обман. ==========

4 августа — 18 августа 2015 года.

Сработано было чисто и четко по таймеру. Встреча заняла чуть больше десяти минут, после которой объект неспешной походкой направился прямиком в сторону своей машины; чтобы его встретить и перехватить потребовалось сорок секунд, после которых они убрались с перекрестка и, не останавливаясь на пути, по заранее выбранному маршруту меньше чем за час преодолели 30 миль до Бейнама.

В поле турецкая группа вполне удовлетворила Джайлза Хортона. Никаких лишних движений и шума, лишь точный укол и мешок на голову — простые действия, которые при недостаточной осторожности могли привлечь внимание очень многих прохожих. А свидетелей в таких делах ЦРУ не приветствовало. Фердинанд Блэйк, возглавляющий оперативную группу, зарабатывал в глазах Хортона всё больше профессионального расположения.

Бейнам оказался глухой деревенькой с двумя исхудавшими лошадьми, пасущимися в сухой траве на обочине пыльной центральной улицы, и одиноко привалившимся к забору старым турком, даже не поднявшим голову на проезжающую мимо колонну из трех машин. Центр Анкары с его автомобильным движением и плотной застройкой мегаполиса давил на Джайлза Хортона, но тут, в степи, большой кусок которой оказался огражденным высоким каменным забором с тремя ярусами спутанной колючей проволоки сверху, он смог вдохнуть полной грудью. Тут он был как дома.

В узком коридоре между двух массивных металлических ворот дежурные турецкие военные бегло осмотрели машины снаружи и на предмет прикрепленной к днищу взрывчатки, со скучающим видом заглянули в фургон с обмякшим тучным телом Эмре Саглама на полу и пропустили во внутренний двор. Здесь оказалась территория Фера Блэйка. Он вышел из машины первым, приказав остальным ещё не показываться, и вразвалку подошел к офицеру на крыльце одноэтажного глухого здания. Фер и местный — судя по нашивкам на форме — командир поздоровались, тепло обнявшись и похлопав друг друга по спине, переговорили о чем-то с минуту, хором рассмеялись, и только потом обратили своё внимание на других прибывших.

Заметив, что Блэйк вел своего контакта к Хортону, он подтолкнул темные очки на голову, открыл дверцу и вышел. Джайлз внимательно изучал начальника тюрьмы, тот так же пристально рассматривал его. Со смуглого лица сошла улыбка, он деловито нахмурился.

— Это Юсуф, полковник военной полиции и директор этого курорта, — представил, ухмыляясь, Фер. Его турецкий спутник довольно кивал головой в такт словам. — Юсуф, это Джайлз Хортон, наш главный.

Хортон едва слышно хмыкнул и протянул руку для пожатия. Он и сам никогда не прятался за псевдонимы и маски перед ценными друзьями из местных полиции и армии, но прежде, чем представиться настоящим именем и оказаться в месте их абсолютных полномочий и своего крайнего бессилия, предпочитал тщательно проверить человека. Здесь же Джайлзу приходилось верить Блэйку, которому он — в свою очередь — тоже пока не доверял всецело.

— Я Вас раньше здесь не видел, мистер Хортон, — с сильным акцентом произнес Юсуф, отвечая на пожатие. — Почему прятались от нас?

— Я здесь совсем недавно, — ответил Хортон. — Перевели неделю назад. И прошу, называйте меня просто Джайлз.

— Вы вооружены?

Хортон краем глаза заметил, как резко прекратила движение зубочистка во рту Фердинанда, и как он напрягся. Он коротко скосил взгляд на ближайшего солдата — тот стоял, расслабленно направив дуло автомата в землю и сомкнув руки на животе. Спокойно, Фер.

— Не было бы глупо, если бы я был безоружен? — парировал Джайлз и этим вызвал необъяснимый припадок смеха у Юсуфа.

— Верно, мистер Хортон. Верно! — выдавил тот сквозь судорожные вдохи и повернулся, махнув рукой в приглашающем следовать за ним жесте.

Джайлз и Блэйк переглянулись. Фер не был готов к тому, что только что случилось, он не понимал Юсуфа вне контекста их взаимоотношений, а может быть, и даже внутри них. Это насторожило Хортона. С этим полковником нужно было быть осторожным, отныне Джайлз не собирался полагаться на Фердинанда в этом взаимодействии. Вдруг возросший градус доверия к оперативнику стремительно упал обратно.

Группу вместе с едва осознающим реальность из-за вколотого ему транквилизатора Эмре Сагламом провели в отдельно стоящее здание. Внутри оказалась одна единственная маленькая камера с каменным полом, каменным лежаком, одиноким стулом по центру, без окон и с мутным светом слабой голой лампы; соседствующее с ней помещение с выходящим в камеру зеркалом Газелла и своеобразный предбанник, обитый светлым кафелем и с металлической каталкой в углу, похожей на стол из морга.

Эмре поместили в камеру, усадив на стул, плотно связав и оставив мешок. Из машин достали и начали расставлять в примыкающей к камере комнате оборудование: камеры, микрофоны, компьютеры. Те, кто не был задействован в технической части, остались в самом первом и самом просторном помещении с каталкой. Среди них оказалась Софи Варгас, ещё обернутая хиджабом, с бутылкой воды в руке, и обмахивающая лицо краем платка. В здании без окон, кондиционеров или вентиляторов под безжалостно палящим солнцем было чудовищно жарко.

Джайлз отвел Софи в оставшийся пустым угол и отгородил от остальных собственной спиной.

— Значит, так, — полушепотом сказал он, наклоняясь вперед. Дверь ещё оставалась открытой для турецких солдат, и до полного доверия всей группе было пока далеко. Варгас была единственной, которую он относительно знал. — Это твой человек, а потому я склонен отдать последнее слово тебе, но сначала выслушай, как я себе это представляю.

Она — проступившая на лбу и у носа влага, прямой внимательный взгляд снизу вверх, необычно пухлые, меняющие выражение лица, губы — кивнула.

— Он не знает, что он ещё в Турции, — сказал Джайлз, покачнув головой в сторону камеры. Софи снова кивнула.

— Он не знает, сколько пробыл в отключке, — добавил Хортон, Варгас опять молча согласилась.

— Мы точно знаем публичную позицию сирийских исламистов: те отвергают обвинения в причастности к взрыву. И точно знаем, что сам он публично приближен к лидерам курдов Турции, которые якобы попытались исламистов подставить.

— И что Вы предлагаете, сэр?

— Разыграем перед ним двойное представление. Твои материалы по нему говорят о том, что этот Эмре Саглам до черта отличный адвокат, а потому туркам, а тем более американцам влезать ему в жопу без смазки чревато скандалом. Потому сначала обработаем его, выдав нескольких местных за сирийцев, чтобы основательно его напугать.

Мимо прошли, переговариваясь, двое оперативников. Джайлз выдержал паузу, а когда они шагнули наружу, придвинулся к Варгас ещё ближе.

— Посидит здесь несколько суток в полной безнадеге, а затем вытянем его. Представимся присланными Зафирой ему во спасение американцами, потребуем от него правды насчет Суруче и пригрозим вернуть Сирии, если будет молчать. Должно сработать.

— А если нет? — спросила Варгас.

— Он лишь цивильный адвокат, а не тертый боевик. За несколько дней здесь он подосрется основательно. Это развяжет ему язык.

И Хортон замолчал, ожидая её вердикта. Его опыт и то, что он успел понять о задержанном говорили в пользу этого плана, но Софи работала с Сагламом дольше и могла знать объективные причины так не поступать. А может быть, она точно знала, что он был трусом, и тогда вовсе не было смысла всё запутывать. Варгас задумалась. Джайлз видел, как между росчерков её темных бровей собрались едва различимые складки, и карий кукольный взгляд затуманено скользнул куда-то в сторону.

Она выросла, очень выросла. В Афганистане было в ней что-то ещё сырое, недозревшее, а сейчас Джайлз этого уже не мог рассмотреть. Он наблюдал за ней всю неделю, и испытывал странное раздвоенное чувство — это была та же и одновременно совершенно другая Софи. С этой новой, на десять лет старшей версией Варгас ему ещё предстояло познакомиться, как и со всем остальным представительством.

— Хорошо. Пусть будет по-Вашему, — отозвалась она, снова заглядывая ему в лицо. — Но Вы правы, он не тертый боевик и не очень молодой, потому будьте с ним осторожны.

***

За окном на город сполз вечер, в окнах офисных зданий напротив погас свет, ярче засветилась реклама на торговом центре, громче зазвучала музыка из ресторанов. Зажглись фонари, а между ними толкалось бело-красное месиво автомобильных фар.

Софи Варгас гипнотически покручивалась на стуле из стороны в сторону, устало обмякнув в нём и запрокинув голову на спинку. Офис почти опустел, почти затих. В спину Софи прозвучало:

— Эй, ты как? Скоро?

Не оборачиваясь, она ответила:

— Не жди меня. Я ещё поработаю.

— Ладно. Хорошего вечера.

И в очередной раз пискнул главный электронный замок и хлопнула, закрываясь, дверь. Когда больше никого не осталось, Варгас встала со своего места в просторном общем кабинете и направилась в кабинет главы. Дверь была закрыта, к этому за десять дней работы нового шефа Софи всё ещё не смогла привыкнуть. Ей пришлось одернуть себя, когда она потянулась к ручке, намереваясь просто войти; она заставила себя постучать и дождаться приглашения войти.

Джайлз Хортон сидел на полу, вытянув длинные ноги в стороны, а между них стояла большая коробка с папками и бумагами, в которых он сосредоточено рылся. Горела только настольная лампа, отчего всё пространство вокруг стола было погружено в полутьму, и сам Джайлз был неотчетливым силуэтом.

— У Вас всё в порядке? — спросила Софи, в нерешительности замирая на пороге.

Хортон, не поднимая на неё взгляда, кивнул:

— В полном. Что нужно?

— Хочу узнать, как там Эмре Саглам.

— Тоже в порядке, пусть и не полном. Завтра его перевозим.

— Куда?

Его руки, перелистывающие страницы содержимого коробки, остановились, он повернул голову и посмотрел на Варгас. Под этим взглядом ей стало неуютно.

— Куда-то. Вскоре ты узнаешь локацию.

— Вы мне не доверяете?

— Так я работаю, — ответил Джайлз и снова принялся рыться среди документов. — Каждый мой человек знает тот кусок информации, который ему нужно знать. Это минимизирует шанс удачного предательства.

Софи хмыкнула.

— Паранойя какая-то.

— Такова специфика нашей работы, — выговорил он сухо, и после запала пауза.

Варгас всматривалась в игру света и тени на его грубом лице, разделенном напополам бородой и скрывающимся под спадающими прядями волос, и думала над тем, почему на самом деле решила сегодня сюда прийти. Почему она выбрала поздний вечер и запустение офиса, чтобы постучаться в эту дверь. Софи не знала, но точно чувствовала, что ей ещё нужно было что-то сказать. Подсознание твердило, что её интересовал не совсем Саглам.

— Это из-за Кабула? — спросила она спустя несколько минут молчаливого созерцания. Хортон замер и посмотрел на неё исподлобья, не поднимая головы. Что-то в его выражении померещилось Софи затравленным, испытывающим физическую боль, будто она задела по-настоящему живое. Никогда в 2005-м в склоках и вываливании грязи друг на друга, в нескольких проведенных в ласке ночах она не обнаруживала в Джайлзе чего-то уязвимого. Это видение длилось всего несколько секунд, а затем Хортон скривил губы, качнул головой и вернулся к перебиранию коробки.

— Иди домой, Варгас, — сказал он глухо, но она упрямо осталась стоять. Этим поздним вечером что-то невнятное внутри неё самой или вот этот взгляд Хортона извне пробудило в ней стыд за её задиристость последних дней. Всю свою жизнь Софи имела оправдание проявляющимся у неё упрямстве, заносчивости и порой грубости — она боролась за своё место в кругах, не принимающих молодых низкорослых женщин. Но последние десять дней ей не нужно было доказывать свою состоятельность как профессионала, она была увлечена только необоснованной травлей человека, которого прежде своеобразно уважала. И от которого теперь в некотором роде зависела.

— Давай выпьем, — предложила она, перешагнув через Вы и сэр, которыми бомбардировала Хортона с момента его появления.

Не поднимая головы, он повторил:

— Иди домой.

И в этот раз она послушалась. Она вернулась за свой стол, выключила компьютер и свет, подхватила свою сумку, вышла из офиса, спустилась в гараж и в полной тишине — не включая радио и не опуская стекол, чтобы в салон затекал ветер и шум города — поехала к себе. У двери подъезда привычным пушистым черно-белым комком её ждала кошка.

Животное прибилось к Варгас почти сразу после того, как она въехала в этот многоквартирный дом. Оно неизменно приходило под подъезд и настойчиво скреблось в двери, бежало Софи навстречу и приветственно ей мяукало. Она не знала, почему кошка выбрала именно этот подъезд и саму Варгас, но постепенно стала её подкармливать, а когда в её первую зиму в Анкаре ударили сильные морозы и пошел снег, Софи стало жалко животное, и она стала пускать её к себе переночевать. За четыре года у них выработалось такое взаимодействие: утром Софи кормила кошку у себя дома и, уходя на работу, выпускала её на улицу, а возвращаясь, впускала её к себе и вместе с ней ужинала. Варгас не знала, чем занималась кошка днём и где обедала, и даже не утруждала себя придумыванием ей клички — так повелось, что это была просто кошка, которую она подкармливала. Черно-белый комок, удивительно чистоплотный и не проблемный, как на уличную кошку, был спутником всех одиноких вечеров Софи. Она ластилась, мурчала, запрыгивала на колени, дремала на полу в ванной, пока Варгас принимала душ.

— Привет, — сказала кошке Софи, подходя и отыскивая в кармане ключ. Её царапнуло какое-то неясное разочарование. Она была рада кошке, но ощущала, — очень отчетливо, как почти никогда — что сегодня нуждалась в компании человека. Оставаться одной Варгас очень не хотелось.

Это был тяжелый вечер, и он был тяжелым каждый раз последние пять лет. 7 августа было днём рождения Софи, сегодня ей исполнялось тридцать три, и само по себе это было незначительным. Варгас никогда не считала это праздником и никогда его не отмечала. В детстве у её родителей не было денег на подарки, торты и угощения для гостей — Софи поняла это уже в отрочестве, и тогда же приняла, что вопреки всеобщим традициям сама и не нуждалась в праздновании, что она привыкла воспринимать 7 августа обычным днём.

Но 7 августа 2010 к ней в Дамаск, где Софи тогда временно работала, позвонил с поздравлениями папа. Его голос звучал глухо и подавленно, а когда, поблагодарив за теплые слова, Софи попросила передать трубку маме, отец заплакал. Тем вечером своего дня рождения Варгас узнала, что та, которая подарила ей жизнь и вырастила в любви и заботе, умерла. И худшее состояло в том, что мамы не стало тремя неделями ранее, но отец не мог связаться с Софи, а она сама находила себя слишком занятой работой, чтобы ему позвонить.

И каждого последующего 7 августа Варгас было исключительно тошно и одиноко. Вот почему она поперлась к чертовому Джайлзу Хортону — ей хотелось компании кого-то, кого она знала. Потому же Софи вместо ключей достала мобильный телефон и набрала номер Блэйка.

— Да, птичка? — ответил он с отдышкой.

— Привет, Фер. Ты… занят?

— Заканчиваю тренировку, а что? Что-то случилось?

— Какие планы после тренировки?

— Никаких.

— Тогда давай выпьем.

***

В камере стоял густой, режущий нос и глаза запах мочи, кала и пота. Здесь не было ни унитаза, ни просто выгребной ямы — только кривой бетонный пол, лежанка и стул. Эмре Саглам отчаянно пытался сохранять достоинство, но от потребностей никуда не денешься, и в конечном итоге на безжалостной жаре без проветривания его камера наполнилась невыносимым смрадом. Сам Эмре был очень бледным, осунувшимся, с красными воспаленными глазами и затуманенным больным взглядом.

Потребовалось четыре неполных дня, чтобы его ментально сломать, и для этого не потребовалось даже рукоприкладство: только постоянные крики на арабском, бессонница, жажда и дикие условия содержания. Когда утром перед началом второй сцены разыгрываемой пьесы Софи Варгас приехала в Бейнам и сквозь одностороннее зеркало увидела своего информатора, она недовольно нахмурилась и свирепо поджала губы, но промолчала. Заметив это, Джайлз удивился. Всё-таки за десять лет с ней произошли основательные метаморфозы. Эта Софи была кем-то совсем отличительным от той молодой девчонки, орущей на пределе возможностей своего голоса, что Хортон не дорабатывал в пытках.

Согласно плану Джайлза Эмре Сагламу снова надели на голову мешок, плотно связали за спиной руки и усадили на заднее сидение машины, зажав между двух крепких оперативников. Три ведомственные машины с Рендж Ровером во главе несколько часов беспрерывно колесили по дорогам вокруг Анкары, заставляя заключенного поверить в то, что его транспортируют из Сирии обратно в Турцию. Но их конечным пунктом назначения был двумя днями ранее выкупленный дом всего в двадцати милях от Бейнама.

Увидев используемую представительством тюрьму и познакомившись с её начальником, Хортон немедленно обратился к Барри Мэйсону с просьбой выделить в Анкару деньги. Джайлзу была нужна собственная крепость без лишних глаз возможно предвзятых локальных властей, превосходящих представительство в числе и вооружении. И очень быстро через человека в посольстве эти деньги были выданы Хортону, а так, он нашел и купил стоящий особняком от селений дом с высоким забором и безо всякой отделки или мебели — идеальное место для трансформации в укрепленную запасную базу с пространством для содержания заключенных.

Там Эмре Сагламу сняли мешок с головы, развязали руки, предложили еду и чистую воду, а затем под присмотром двух оперативников отправили в душ. Теперь с ним общался сам Джайлз, разыгрывая перед турецким адвокатом одну из своих используемых для допросов крайностей — доброго, сопереживающего агента с наивными кивками в такт каждому слову. Это нечасто срабатывало с большинством заключенных Хортона, но с Сагламом сработало на ура.

— Вы должны понять, мистер Саглам, — протягивая ему сигарету и зажигалку, сказал Джайлз. — Мы выторговали Вас у сирийцев по наведению некой Зафиры. Вы её знаете?

Закуривая, Эмре с готовностью кивнул. На его кистях протянулись кровоточащие, воспалившиеся следы от крепких веревок, под отросшими ногтями забилась грязь, руки мелко дрожали.

— Вы можете быть нам полезными, только если будете говорить правду. Поможете нам — мы отвезем Вас в Анкару, а Ваши жена и дочь останутся в клинике в Штатах. Соврете нам снова, как соврали Зафире насчет взрыва в Суруче, и вернетесь к сирийцам, а Вашу семью депортируют.

— Нет-нет-нет, прошу Вас, — складывая ладони воедино с подрагивающей между пальцев сигаретой, проговорил Эмре Саглам.

— Условия сделки были такими, что Вы предоставляете нашему агентству действительную информацию. А насчет убийства курдов Вы соврали, — спокойным, тихим голосом ответил Джайлз. — Я искренне хочу Вам помочь, но Вы сами нарушили условия.

— Я не знал. Я не знал! Это Али.

— Али?

— АлиМехмет.

— Кто такой Али Мехмет?

— Человек, которого я встретил на праздновании дня рождения нашего общего друга. Это он сказал, что некая радикально настроенная группа курдов хочет устроить провокацию. Я не знал, что он врет.

— Почему Вы не предупредили своих высокопоставленных друзей из общины курдов?

— Али сказал, они замешаны в первую очередь. Он сказал, что мне лучше передать это Зафире.

Джайлз вскинул брови и метнул короткий вопросительный взгляд в глазок нависшей над ними камеры. По другую её сторону в комнатке этажом выше наблюдала за прямой трансляцией допроса Софи Варгас. От бездушной камеры ответа, конечно, не последовало.

— Откуда Али узнал о Зафире? Вы сказали ему?

— Нет-нет-нет. Он уже знал.

— И Вы просто ему поверили? Человеку, которого встретили впервые в жизни?

— Он пригрозил выдать меня важным людям, которым не понравилось бы моё сотрудничество со спецслужбами. И сказал, что знает, в какой больнице лежит моя дочь в Америке.

Хортон выслушал историю до конца, предложил Эмре подумать над сказанным ещё раз, убедиться, что он ничего не забыл и не воображает, и пообещал приехать завтра. Джайлз оставил оперативников охранять Саглама в его новой камере, и поднялся к Варгас и Блэйку на втором этаже, усевшихся перед монитором компьютера. Он подошел к привезенному группой ящику охлажденной газировки, вскрыл себе баночку колы и, сделав приятно пощипывающий язык сладкий глоток, спросил:

— Кто-то ему верит?

Софи, сидевшая подавшись вперед, упершись локтями в колени и уперев подбородок в ладонь, вскинула одну руку и ответила:

— Я верю. Его можно прижать семьей.

— Допустим, — сказал Хортон. — Кто такой Али Мехмет?

— Не знаю, — добавила Варгас и опустила руку. Джайлз посмотрел на Фера, но тот передернул плечами и промолчал.

— Славно, — заключил Джайлз. — Что ж, продержим его тут, пока он не изменит показания или не найдем этого Али Мехмета. Варгас, поспрашивай среди своих информаторов в первую очередь. Если Саглам не лжет, кто-то из них тебя слил.

Вышло так, что держать Эмре Саглама пришлось ещё почти две недели. Он, постепенно теряя надежду выбраться и начиная злиться, твердил всё то же про Али Мехмета, а следов этого человека найти не удавалось. Каждый из последовавших дней проходил за назначением и совершением встреч с информаторами, за перелопачиванием базы ЦРУ и даже Интерпола. Джайлз обратился и в их посольство с запросом на имя Али Мехмета, предполагая, что, если тот был реальным человеком и это было его настоящее имя, он мог обращаться за визой. Убеждало в возможности этого шанса то, что он знал много напугавших Саглама бытовых деталей повседневной жизни его родных в Америке. Раз так, была вероятность, что сам Али Мехмет летал в Штаты. Но из посольства ответили отказом — такой информацией они не обладали.

Подобные результаты из вечера в вечер в кабинет Джайлза сносили его агенты, пока однажды Фер Блэйк, радостно пожевывая зубочистку, не шагнул в дверь с долгожданной фразой:

— Я нашел его.

Кто-то из его контактов в полиции сталкивался с человеком по имени Али Мехмет, когда тот покупал беспрепятственный проезд нескольким грузовикам из порта Стамбула в индустриальную зону Анкары. Полицейский назвал номер телефона, по которому связывался с Мехметом, и отслеживание привело Хортона сразу к нескольким адресам.

— Теперь ты выпустишь Эмре? — в конце того же разговора спросила Софи. Хортон посмотрел на неё и покачал головой.

— Он ещё не опознал этого Али.

— Он опознает его, когда мы раздобудем фото. Но необязательно держать его взаперти.

— Что ты так за него впряглась, Варгас? — напрягся Джайлз, всматриваясь в её насупившееся лицо. Фер Блэйк поерзал в своем кресле, уже порываясь встать, но не решаясь пропустить назревающую перепалку.

— Это мой отличный информатор, который никоим образом такого отношения не заслуживает. Он не преступник.

— Ты такая наивная, Софи. Действительно веришь в его белоснежность и в то, что он продолжит с тобой работать, а не раствориться в закате, едва мы снимем с него наручники?

— Ты всё усложняешь, Хортон, — парировала она. — Саглам не идейный сторонник кудров, он лишь дружит с некоторыми их представителями и оказывает им услуги. И — что главное! — мы помогаем его семье.

— Это сомнительный козырь! — фыркнул Хортон, теряя терпение.

— Это надежный и единственный козырь! — выпалила в ответ Софи, тоже повышая голос. По её лицу пошли неровные алые пятна ярости. — Выпусти его немедленно!

Джайлзу отчаянно не хотелось прогибаться под Варгас, но пришлось. Удерживать турка-адвоката в пригороде обходилось слишком дорого и затратно в человеко-часах. Оперативников в представительстве было немного, и чтобы обеспечивать безопасность их новой базе, им всем приходилось работать на износ без выходных и с короткими отсыпными. Саглам таких усилий не стоил. И вечером восемнадцатого августа, две недели спустя после его захвата, Эмре был вывезен в Анкару в том же мешке на голове и высажен у станции метро с деньгами на одну поездку.

========== Глава 5. Решения, последствия и их принятие. ==========

19 августа — 25 августа 2015 года.

Софи Варгас всегда — сколько себя помнила — была совой, которой тяжело давался сон ночью, зато не отпускал её утром. Она просыпала будильники, а проснувшись, долго валялась в кровати, не находя в себе физических сил встать. В школьные годы это часто оборачивалось пропущенными уроками и опозданиями, но в остальном она была весьма прилежной ученицей, а так эти не посещенные первые уроки прощались ей за массу других положительных заслуг. Родители уходили на работу с рассветом или возвращались с ночных смен ближе к полудню, а потому у Софи почти каждое утро в распоряжении были пустой дом и несколько часов.

Варгас жили в небольшом домике на две спальни, с тесной кухонькой и постоянно забивающейся раковиной в ванной комнате на отшибе Финикса. Папа и мама работали то на хлопковой плантации, то на заводе по производству авиационных шин, то уборщиками на рынке. Они всегда были неразлучны — с семидесятых, когда вместе незаконно мигрировали из Колумбии, через все выпавшие им испытания и до последних дней мамы. Они души не чаяли в своем единственном ребенке, Софи ценила все их старания, но вместе с тем росла замкнутой эгоисткой. Ей не удавалось находить друзей среди сверстников — в школе она была невидимой тенью, в районе была единственной латиноамериканкой среди сотен темнокожих, в семье из-за занятости родителей нередко была предоставлена сама себе.

Компанию ей составляли книги, телевизор — когда оставались деньги заплатить за кабельное — школьные учебники и небольшой заросший кустарником внутренний дворик, где Софи предавалась размышлениям и мечтам. Часто она выходила туда в пижаме с остатками вчерашнего ужина на завтрак и неспешно ела, рассматривая небо.

Прошли годы, из нескладного молчаливого ребенка в брекетах она выросла в небольшую женщину, для которой молчание и отстраненность стали основными в профессии, но сохранила любовь к неспешному завтраку на свежем воздухе. С принятием ислама Варгас заставляла себя просыпаться до рассвета, чтобы дать себе несколько минут расслабленного лежания в постели и достаточно времени, чтобы умыться перед утренним намазом, а после молитвы всегда устраивалась у окна или на балконе с чашкой кофе и завтраком, рассматривая небо и движение просыпающегося города.

Утром девятнадцатого августа, жарким в своей предрассветной темноте, лишенным стрекотания приспанных жарой цикад, но заполненным тихим гулом работающих кондиционеров, Софи проснулась по сработавшему на её мобильном будильнику и первым делом заглянула в новости. Один из турецких порталов, читать который Варгас взяла за привычку ещё четыре года назад, встретил её громким заголовком на главной странице: «Ночное убийство. Уважаемого столичного адвоката было найдено мертвым в его доме»

Софи пролистнула статью до первой опубликованной фотографии с места событий и резко села. Сонливость и расслабленность мгновенно сменились напряженной концентрацией. Белый геометрически ровный фасад с затемненными прямоугольниками окон и высокой живой изгородью вместо забора она отлично знала. На фотографии в воротах стояла полицейская машина и через тротуар тянулась желтая оградительная лента.

Ниже шла сама статья:

«Сегодняшней ночью из богатого пригорода Анкары в полицию поступил звонок, в котором сообщили о прозвучавших из соседнего дома выстрелах. Прибывшие патрульные по указанному адресу обнаружили труп мужчины. Он был убит двумя выстрелами: в грудь и голову. По найденным в доме документам удалось опознать тело — это был господин Эмре Саглам, 52 года, владелец дома и состоятельный столичный адвокат по уголовным делам. Вопреки его специализации полиция склонна расследовать дело как убийство с целью ограбления, ведь дом оказался перевернутым вверх дном, отсутствовала дорогая бытовая техника, а в гараже не оказалось автомобиля убитого»

Забыв о душе, молитве и завтраке для себя и кошки, Варгас вскочила с кровати, втолкнулась в первую попавшуюся ей одежду — смятую футболку и не по погоде плотные джинсы — и выбежала из квартиры. По пустым дорогам ещё спящего города она быстро добралась до пункта назначения, упросила знакомого ночного консьержа впустить её в подъезд, нетерпеливо постучала по кнопке вызова лифта, а поднявшись на нужный этаж, требовательно зазвонила в дверь.

И только услышав по другую сторону шаги, задалась вопросом, зачем сюда приехала. Но ответа у неё не нашлось и было уже поздно. Щелкнул замок, дверь открылась, а за ней оказался заспанный Джайлз Хортон. Голый по пояс, в не застегнутых на пуговицу, спешно натянутых джинсах, с взъерошенными немного влажными ото сна волосами, он сонно щурился и, прикрыв рот ладонью, протяжно зевнул.

— Какого хрена, Варгас?

Действительно, какого хрена. Софи приехала по прежнему адресу Энтони Фауэлера, вполне отчетливо осознавая, что бывшего главного там уже нет, что дверь ей откроет именно Хортон. Зачем он был ей нужен этим ранним утром? Наверное, затем, чтобы внести порядок в сумятицу её мыслей. Что бы она ни говорила, какую гадость в сердцах ни кричала бы Джайлзу десять лет назад и за последние три недели, тот дураком никогда не был. У Хортона был удивительно холодный, последовательный ум, ясный взгляд и критическое мышление. И сейчас Варгас нуждалась именно в чем-то таком, чтобы упорядочить её злость, её гневное бессилие, её горечь из-за смерти того, кто этого не заслуживал, и в ответе за которого она в некотором роде была. Вот какого хрена. Но вместо сказать всё это вслух, она молча показала ему открытую на своём мобильном статью.

Джайлз пробежал её хмурым взглядом, потом отступил в сторону и пригласил войти.

В квартире царило запустение. На стенах остались лишь едва заметные дырки от гвоздей, на которых при Фауэлере висела коллекция его гравюр и акварельных зарисовок; с книжных полок исчезли собрания восточных поэтов и фотографии в рамках, шкафы стояли открытыми, с зияющими дырами пустых полок и сгрудившимися на перекладине неиспользованными вешалками. С пола исчез персидский ковер. В гостиной на журнальном столике стояло две опустевшие чашки и лежала стопка бумаг, в примыкающей кухне раковина была заставлена грязной посудой, на плите одиноко ютился чайник, на спинке стула висела смятая футболка. Хортон подхватил её и надел, скрывая от взгляда Софи своё поджарое тело — широкая грудь, поросшая густыми темными волосами, сползающими по животу в пах тонкой дорожкой; мощные плечи с рельефно шевелящимися под кожей мышцами; грубые ожоговые рубцы и отчетливые операционные швы на правом боку. Варгас с жадным любопытством исследовала его торс взглядом, пока Джайлз натягивал футболку, а потом торопливо отвела глаза.

— Садись, — сказал он. — Начинай формулировать свои мысли, а я пока пойду умоюсь.

Когда спустя несколько минут плескания воды в ванной комнате он вернулся, принеся с собой сильный ментоловый запах зубной пасты и влагу в причесанных волосах, у Варгас уже был готов текст.

— Мы начали разнюхивать об этом Али Мехмете, и Саглама убрали за его болтливость, — проговорила она, неспокойно теребя между пальцев край своей футболки. — Думаю, его уже поджидали несколько дней, и как только мы его отпустили, убили.

— Да, — кивнул Джайлз, опираясь о край стола и скрещивая руки на груди. — Любители поживиться микроволновкой и телевизором не укладывают двумя точными дырками в грудь и голову. Это профессиональный киллер.

— Значит, Али Мехмет кто-то очень крупный, до сих пор очень тщательно избегавший нашего внимания.

— И он хочет избегать его впредь, — заключил Хортон, они оба кивнули и замолчали.

***

Она сидела на самом краю стула, скрестив ноги и впившись пальцами в край собственной футболки. Бледное лицо, застеленный пеленой размышлений невидящий взгляд, немного взлохмаченные темные волосы чуть ниже линии челюсти. Джайлз удивился, рассмотрев её в дверной глазок, но в какой-то неправильный способ был рад её компании, был рад тому, что она так впопыхах примчалась именно к нему.

Три недели с прибытия в Анкару он безрадостно наблюдал за тем, какими неразлучными были Софи и оперативник Фер Блэйк. Тот был довольно толковым парнем, но частота его вращения по тесной орбите вокруг Варгас постепенно начала Хортона раздражать. Это было нелепо, ведь Софи ему вовсе не принадлежала, а главное — он не имел и запрещал себе иметь на неё какие-либо виды. Но факт оставался таковым, что внутри него бродила какая-то низкосортная ревность. А этим утром из неё же зародилось какое-то победное злорадство. Может, Софи примчалась к нему только как к начальнику, может, она и вовсе собиралась сейчас обвинить Джайлза в том, что он послушался и выпустил Эмре Саглама на растерзание его убийцам, это не было важно. Что-то мелочное и довольно потирающее свои скользкие ручонки внутри Хортона ликовало: без разницы почему, главное, она сидела на его кухне.

— Хочешь кофе? — предложил он, и Софи кивнула, не поднимая взгляда. Хортон выудил из-под груды посуды турку, спешно её ополоснул, а затем снова обернулся к гостье и добавил: — Не вини себя, Варгас.

Она наконец посмотрела на него, невесело улыбнулась и снова кивнула. В 2005-м ему бы и в голову не пришло говорить такое Софи, но об этом информаторе она очевидно беспокоилась — несколько раз интересовалась его состоянием во время заключения в военной тюрьме и чутко следила за его содержанием на их новой базе. Джайлз видел, что для неё потеря Саглама оказалась потрясением, и понимал её, ведь и сам не раз по неосторожности или из отсутствия иного выбора ставил своих информаторов под удар. В чем бы ни состояла их с Софи профессия, они всё равно оставались людьми, подверженными эмоциям. Каким бы зверем ни считали самого Хортона, он не был жестоким просто из праздного любопытства, а только для достижения результата по отношению к тем, кто в системе координат Джайлза жалости не заслуживали. Эмре Саглам не входил в число жаждущих крови всех неверных мира. И его смерти Хортон сопереживал. Как сопереживал и растерянности Софи.

— Это сигнал взяться за Мехмета вплотную, — сказал он, поставив кофе на огонь.

— Как будем действовать?

— Нужно проработать все адреса, раздобыть о нём как можно больше сведений, достать его фото — это приоритет, — ответил Джайлз и промолчал о том, что нужно проработать ещё и саму их группу. Почему убийцы Саглама, если они и вправду защищали Али Мехмета, пришли к выводу, что того сдал именно адвокат? Например, потому что кто-то, причастный к делу — из представительства или из военной тюрьмы, что куда вероятнее — сообщил им о задержании Эмре американцами. А дальше несложно было составить уравнение между арестом адвоката и начавшимся в Анкаре поиском Али, чтобы в голом остатке выпал Саглам.

Эти подозрения Хортон намеревался держать в себе, пока не выведет из-под них хоть кого-то, а потому предпочел сменить тему. Разлив кофе по чашкам и подав одну Софи, он сел напротив неё и спросил:

— Как тебе здесь, в Турции?

Она заглянула в ароматную густую жидкость в чашке, будто там искала ответа, но не нашла и пожала плечами.

— Хорошо, — сказала она бесцветно. — Как тебе здесь?

— Пока не знаю.

— Для тебя это назначение — понижение, верно? — произнесла она, склоняя голову набок и так, наискосок его разглядывая, будто так могла видеть отчетливее и глубже.

Первым позывом Джайлза было замкнуто и односложно ответить «нет», но запах кофе и несмелый желтый свет встающего над городом солнца создавали какую-то располагающую обстановку.

— Для меня это реабилитация, — ответил он. — Почти год я пробыл на гражданке.

Варгас вскинула брови.

— Как ты выдержал так долго?

Хортон невесело усмехнулся.

— У меня не было выбора — списали на берег.

— После Кабула?

— Да. От меня мало что осталось.

— Шрамы ужасные, — сочувственно кивнула Софи.

— Я не о теле, — возразил Джайлз и вдруг испугался собственной откровенности. Этого он вслух ещё не произносил. Не признавался в этом даже ведомственному мозгоправу, настойчиво и умело докапывающемуся до сути неделями. А перед этими беззащитно поднятыми острыми плечами и кукольными карими глазами вдруг сдался.

— Что с тобой? — спросила она тихо.

Хортон растянул губы в чем-то, предполагавшимся подбадривающей улыбкой, но получившимся оскалом. Он точно знал, что с ним, но не мог произнести этого в слух. Просто большая часть его погибла в том взрыве, а то, что осталось, не могло существовать в этом мире отдельно и потому рвалось прочь. Разговоры изменить этого не могли, а жалости к себе он не хотел.

— Не бойся, Варгас, — подмигнув, сказал он. — Я вас не подведу.

Выражение лица Софи не сменилось.

— Я не об этом.

Я знаю, подумал Джайлз. Я знаю, но тебе это дерьмо не нужно. А вслух произнес:

— Слушай, у меня в холодильнике шаром покати. Поехали, где-нибудь на пути в офис позавтракаем.

Она с минуту всё так же, наискосок его разглядывала, обдумывая предложение, а затем кивнула.

— Тут недалеко есть хорошее место, работающее с самого утра.

Этим самым хорошим местом неподалеку оказалась небольшая крытая ятка уличного торговца лепешек, выпекающего их на газовой горелке в маленькой поросшей черным нагаром сковородке, добавляющим внутрь овощную начинку и пряные специи и наливающим стаканчик парующего сладкого чая. Первую порцию Хортон попробовал с большой осторожностью, со смехом наблюдая за беспечно уплетающей Софи, но в итоге закончил тем, что заказал ещё две лепешки. После такого экзотичного завтрака, они расселись по машинам, и друг за другом поехали в сторону работы. С каждым приближающим к офису светофором, каждым километром постепенно наполняющихся движением улиц что-то тонкое, почти доверительное, возникшее между ними, таяло.

***

Годы службы вымыли из Варгас жажду физической расправы, но не смогли притупить её гнева. Пылая злостью из-за собственной глупости и слепоты, она на износ работала несколько дней, посвящая долгие часы с раннего утра и до позднего вечера поискам Али Мехмета. Он долго казался бестелесным призраком, явившимся вскользь всего нескольким людям, пока ближе к концу августа один уличный мальчишка, порой продававший Софи сведения за пару десятков долларов, не попросил полсотни за короткую видеозапись разговора между тем, кого он назвал Али Мехметом, и кем-то неизвестным. Ролик длился всего двенадцать секунд, но вполне отчетливо концентрировался на молодом гладком лице турка, внимательно слушающем собеседника и односложно, хмуро отвечающим. Распечатанные с видео снимки спешно показали информаторам, прежде встречавшим Мехмета, и все единодушно ответили, что на фотографиях был именно он.

После подтверждения серия этих кадров повисла на доске в коридоре, вмещающей все приоритетные цели и задания представительства. Софи видела доску из-за своего рабочего стола и в какой-то момент начала замечать, что порой поднимала глаза и подолгу на неё засматривалась, будто прицеливаясь.

— То, насколько мало людей и как нечасто встречали Али, говорит в пользу того, что он точно не курьер, — сказал Фер на одной из серии последовавших встреч. Они — Блэйк, другие задействованные оперативники, аналитики из посольства, сама Софи и Джайлз Хортон — в разных составах и в разное время собирались в небольшой комнатке для совещаний, и пытались выложить из собранных крупиц информации фрагмент картины. Ничего цельного не получалось. Они не знали, кем был Мехмет, к какому движению принадлежал, кем в этом движении являлся, каких взглядов придерживался. На белой доске в переговорной рядом с его примагниченной фотографией стоял большой черный вопросительный знак.

У них было имя, — настоящее или нет, подтвердить пока не получалось — фотография, номер телефона, активирующийся нечасто и после долгого сканирования сотовых вышек так и не сузивший круг прежде обнаруженных адресов. У них были сведения о грузовиках и их маршруте из порта в столицу, но что те перевозили — оружие, людей, контрабанду — оставалось неизвестным. Дело было сырым настолько, что в болоте сомнений вязла и сама Варгас. В её работе аналитика и позже спешившегося полевого агента обычной практикой было действовать, отталкиваясь от разрозненных фрагментов информации и сделанных на их основе предположений. В этом и состояла суть ЦРУ — наблюдать и проверять правильность своих наблюдений; управлению, в отличие от армии, не требовались неопровержимые доказательства для развертывания деятельности. Напротив, эти неопровержимые доказательства были конечной целью работы. И Софи привыкла устанавливать слежку, прослушивать телефоны, отслеживать почту, вести наружное наблюдение, арестовывать и допрашивать, основываясь на незначительном проценте вероятности того, что её умозаключения были верными. Но в деле Мехмета не было на что опираться кроме исключительно эмоциональной убежденности в его прямой причастности к гибели Эмре Саглама.

Спустя неделю после его смерти, утром понедельника, проведя выходные в размышлениях и почти без сна, Софи приехала в офис и прямиком направилась в кабинет главного. Сопровождаемая удивленными взглядами Фера и нескольких других агентов, она не стала утруждать себя стуком в дверь, решительно её распахнула и вошла. Джайлз Хортон стоял у окна и держал возле уха телефонную трубку.

— Да, мэм, ничего определенного, но… — проговорил он и обернулся, когда Варгас переступила порог. Он коротко недовольно свел брови, но взглядом указал на стул и снова отвернулся. — Я не могу пока это отчетливо сформулировать, но рассчитываю на Ваше доверие и поддержку.

Его голос звучал тихо, но твердо, тон вопреки произносимым словам вовсе не был заискивающим. Варгас скатилась взглядом по его спине. Когда-то именно со спины Джайлза Хортона началось их знакомство. Теперь она стала заметно шире, увереннее, казалась более надежной. Под легкой льняной рубашкой виднелся рельеф мускулистых плеч и лопаток, подвернутые рукава обхватывали массивные руки и оголяли сильные предплечья и кисти, постепенно приобретающие загар в летней безжалостной жаре. Телефон почти полностью прятался под большой грубой ладонью, пряди немного завившихся темных волос спадали на придерживающие трубку пальцы. Крупный, тяжеловесный как танк Джайлз Хортон своим видом и поведением, всем тем, что Софи о нём знала из прежней жизни, был полной противоположностью Энтони Фауэлера, некрупного и сутулящегося, больше похожего на утонченную творческую душу, склонную к излишним пространным размышлениям вместо требующихся решительных действий. Может быть, к Фауэлеру Варгас и могла заходить по-хозяйски и с претензией выливать на него своё видение дальнейшего хода операций, но рассчитывать на скорое одобрение плана не приходилось. С Хортоном она надеялась найти общий язык куда быстрее.

— Да, мэм, конечно, — после паузы сказал тот в трубку. — Я Вас понял — сделаю. Да. Благодарю. Всего хорошего.

И, отняв мобильный от уха, повернулся.

— Что нужно? — спросил он, подходя от окна к своему столу.

— Группа наружного наблюдения по каждому адресу, связанному с Мехметом, — прямо заявила Софи. Обычно с Энтони требовалось долгое вводное слово и обоснование своему запросу, но со сменой главного Варгас не видела смысла в напрасном сотрясании воздуха — Джайлз всегда предпочитал саму суть, без лирических отступлений.

Он вскинул брови и с минуту подумал, молча всматриваясь в лицо Софи. Под его прямым темным взглядом она не сдержалась и поежилась — тот холодным лезвием вспорол кожу и скользнул под неё. Убегая от этого смертоносного острия она опустила глаза, скатившись по густой черной бороде, скрывшей под собой резко очерченный волевой подбородок, и широкой шее. Между верхними расстегнутыми пуговицами рубашки виднелась тень волос.

Сбор данных на расстоянии не приносил результатов настолько быстро и основательно, как того сейчас хотелось Софи. А ничего более надежного, пусть и трудоемкого, чем ведение физического наблюдения за целью, опознания её контактов и сопоставления её маршрутов, в их арсенале не имелось. Она полагала, что Хортон в объяснении этой простой истины не нуждался. Будто в ответ на эту мысль он наконец косо ухмыльнулся и изрек:

— Не дергайся, Варгас.

— Что это значит?

— Это значит — займись чем-то полезным и не дергайся. Мехмета уже ведут.

— Кто ведет?

— Фер.

— Блэйк? — опешила Софи и в удивлении округлила глаза. Слежка была прерогативой оперативного отдела и Фердинанда в первую очередь, но почему ей об этом ничего не было известно? Во что вздумал играть Хортон, оставляя её слепо тыкаться носом в повисший вместо Али Мехмета вопросительный знак?! В ней вскипело недовольство.

— Да, — раззадориваясь и расширяя свой оскал, ответил Джайлз. — Фер нашел его первым, он им и занимается.

— Очень любопытно, — громко хлопнув в ладоши, выплюнула Софи. — А я раздобыла картинку — это никакого вклада не сделало? Мне участвовать в деле не положено?

— Тут не соревнования, кто сделал вклад значительнее. И попридержи коней.

— Не то что? — скривилась она. — Отстранишь меня от дела? А, погоди. Я и так в нем почти не участвую.

— Варгас!

— Если у тебя со мной какие-то проблемы, то скажи об этом прямо.

— Моя единственная проблема с тобой состоит в том, что ты всегда была и остаешься гребанной истеричкой.

Это просвистело в её ушах хлесткой пощечиной и больно отпечаталось в сознании. Софи подскочила с места, стремительно нагнулась над столом, будто готовясь его перепрыгнуть, и нацелила прямо в надменно ухмыляющуюся физиономию Хортона подрагивающий от злости палец.

— Не смей себя так вести, — прошипела она ядовитой змеей. — Обратись со своей паранойей к психам, потому что это выходит за пределы всего разумного.

Джайлз скосил взгляд на её зависший палец, коротко хмыкнул в бороду, цепко перехватил её руку и дернул к себе. По инерции Софи едва не завалилась на стол. Ей пришлось опереться рукой и встать на носочки, чтобы не потерять опору. Кожи её лица коснулась щекочущая горечь его дыхания, когда он прошептал:

— Сегодня ночью будет рейд.

***

Хортон считал разумной осторожностью то, что мозгоправ и Варгас назвали излишней бдительностью и паранойей. Разделение информации на фрагменты и посвящение разных членов группы в разрозненные отрывки данных заметно понижали риск весомой утечки, а если та всё же случалась — позволяли довольно точно определить, откуда именно она произошла. Джайлз пользовался этим принципом довольно долго и не стал ему изменять даже после Кабула. А тем более намеревался придерживаться этой осторожности с незнакомой ему турецкой агентурой.

Он предпочитал считать, что именно этим руководствовался, когда разделил Варгас и Блэйка в деле Али Мехмета. Но не мог не согласиться, что большую роль в этом решении сыграла переменно дающая скользкую течь ревность. Хортону не давало покоя их единство, и он был мелочно рад объективной причине разграничить зоны их деятельности.

И сейчас он тоже их разделил. Фер был командиром оперативной группы, и спецоперация по задержке Мехмета была его работой. Аналитиков — будь то Софи или кто-нибудь другой — на непосредственное выполнение таких заданий Джайлз никогда не отправлял.

Время добегало до двух часов ночи. В машине царила почти кромешная тьма, слабо нарушаемая лишь холодным свечением приборной панели Рендж Ровера. Варгас тихо и неподвижно, будто неживая статуэтка, замерла на переднем пассажирском сидении. Джайлз физически ощущал её напряжение.

— Ты хоть дышишь? — со смешком поинтересовался он. Софи коротко скосила на него взгляд. В глянце её глаз мелкими точками взблеснуло отражение света.

Ведение телефона Али Мехмета определило семь повторяющихся адресов, по которым он оказывался в разное время суток, в будни и в выходные. Телефон включался ненадолго для совершения нескольких непродолжительных звонков, прослушку которых организовать пока не получилось, и по их графику и географии определить, какой из адресов являлся домом или местом наиболее частой активности, было невозможным. Физическое наблюдение за адресами показали, что все были жилыми домами в небогатых частных секторах в округе Анкары — некоторые внутри города, некоторые в нескольких милях за его чертой. В домах жили люди: женщины развешивали во дворах стирку, дети выбегали за ворота с мячами, торговцы подвозили молоко и сыр по утрам. Просеять адреса таким образом тоже не получилось.

Джайлз решил пойти на крайние меры. Полагаясь только на свои — и группы — умозаключения, а вовсе не на подтвержденные данные, он предположил, что Али Мехмет был весьма осведомленной фигурой потенциально заинтересованной в военном конфликте против курдов организации, а так, его поимка стала приоритетом. Барри Мэйсон в Вашингтоне ждал от Хортона эффективной оперативности, и Джайлз не видел иного пути кроме ареста и допроса.

Поскольку определить наверняка, какой из известных адресов был приоритетнее для Али, а других мест найти не посчастливилось, Хортон решил провести одновременный рейд в каждом из семи домов. Своих людей ему не хватало, потому пришлось запросить помощи служащих при посольстве военных, и, конечно, потребовалось присутствие турецкой полиции — на их земле операции вроде этой без согласования с ними и их непосредственного участия были незаконными. По итогу выходило так, что в рейдах принимали участие около полусотни левых людей, и от них Джайлз скрывал детали предстоящей вылазки до последнего. А теперь семь вооруженных отрядов, сверив часы и следуя одному и тому же четкому плану, готовились, едва наступит 2:00, вломиться в двери. Главной целью был живой Али Мехмет, сопутствующими — всякие вооруженные или безоружные мужчины, которые станут сопротивляться или безропотно сдадутся, женщины, дети. Они могли быть потенциально ценными свидетелями, если самого Мехмета нигде не окажется.

— Готовность — четыре минуты, — проскрипел из рации голос Фера Блэйка. Софи перевела взгляд на радиотрубку в подстаканнике и неспокойно облизнула губы. Она и Джайлз Хортон сидели в машине с погашенными фарами и вхолостую работающим двигателем у тротуара где-то в Анкаре, в точке, находящейся на приблизительно равном расстоянии от каждого из семи адресов. Они ждали сигнала и готовились выехать, если найдется что-то — или кто-то — интересное.

Кондиционер тихо шелестел прохладным воздухом из решеток, двигатель урчал почти беззвучно и ощущался лишь слабой вибрацией, снаружи была спокойная безлюдная темнота. Профиль Софи Варгас был едва различимым, её небольшая хрупкая фигурка терялась на сидении, перечеркнутая застегнутым ремнем безопасности. Было в том, какой юной в сумраке она казалась и как взволнованно выглядела, что-то напоминающее первые настоящие школьные свидания, когда Хортон выпрашивал у отца машину и после позднего сеанса кино отвозил барышень к ним домой. И так, в темноте автомобильного салона, многие из них позволяли себя целовать и лапать, некоторые особенно смелые, опытные и заинтересованные в Джайлзе, пробирались ему в ширинку. Он снова коротко хмыкнул, вспомнив, каким нескладным долговязым баскетболистом тогда был, насколько наивным и далеким от этой ночи в Анкаре было его представление о грядущей взрослой жизни. В планах семнадцатилетнего парнишки тогда едва намечалась армия и совсем не было разведки.

— Что? — наконец спросила Софи, хмурясь его неуместному веселью.

— Ничего, — ответил он и повернул к ней голову. — Знаешь, я рад, что ты в Анкаре.

— Я рада, что именно тебя назначили нам главным, — эхом отозвалась Варгас, и Джайлз удивился тому, насколько мягко и честно это прозвучало. Никаких сэр, солдафон или придурок, никакого сарказма.

— Готовность — две минуты.

Ему стало интересно, было ли ещё актуальным её предложение выпить. Он строго заявлял себе, что поступил правильно, отказавшись, и что не станет сам генерировать подобные приглашения, — ему не нужны были осложнения — но испытывал неутолимое любопытство. Почему она тогда решила позвать его выпить? Позовет ли ещё раз? Согласилась бы, если бы позвал он?

Джайлз сомневался, что дело было в самой Варгас — скорее, в его полном одиночестве в последний год. То, что между ними случилось в Афганистане десять лет назад, там же и осталось, он был в этом уверен. Но отчего-то ощущал невнятное покалывание, когда Софи была рядом, будто слабые разряды прежнего тока смогли всё же сохраниться.

— Начинаем.

Хортон отвернулся и тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться. Рефлекторным движением руки он проверил наличие пистолета в кобуре на поясе, покосился в зеркала заднего вида, выглянул наружу через лобовое стекло. Всё та же пустая сонная темнота вокруг, в то время как в семь разных домов по всей Анкаре пожаловали вооруженные ночные гости. Джайлз не раз бывал непосредственно в группах захватах на подобных вылазках, а потому легко представлял начавшуюся панику: детские и женские крики и плач, шаги, хлопанье дверей, голоса, тени, выстрелы. Он надеялся, что среди людей Фера Блэйка, посольских солдат и турецкой полиции не окажется жертв, ведь те тянули за собой много бумажной волокиты, а порой и нагоняи из Вашингтона. Свой первый месяц после возвращения на службу Джайлз очень не хотел марать смертями, ранениями, напрасными тратами. Он был твердо намерен оправдать доверие Барри Мэйсона и закрепиться — здесь или в другом представительстве, но лишь бы не в кабинетах главного управления или на преждевременной пенсии.

Его мысли нарушило шипение рации.

— Здесь пусто, — сообщил Блэйк. — Эй, Хортон! У нас здесь абсолютно пусто.

Джайлз подхватил трубку, зажал кнопку и проговорил:

— Поясни.

— Тут никого и ничего. Ни людей, ни вещей.

— Тщательно обыщите каждый этаж, подвал, двор.

— Уже! И никого нет.

Джайлз поймал на себе вопросительный взгляд Софи Варгас и покачал головой. Такого быть не могло — многодневное наблюдение показало, что каждый из адресов обитаем. Но один за другим остальные шесть групп отчитались о том же: дома были абсолютно пустыми, без вещей, мебели и жильцов. И без каких-либо признаков присутствия Али Мехмета.

========== Глава 6. Человеческий фактор. ==========

24 августа – 25 августа 2015 года.

Белесые тонкие хлопья пепла осыпались с кончика сигареты и крутились в медленном гипнотизирующем танце. Барри Мэйсон с отвлеченной грустью наблюдал за ними. Те опадали белой перхотью на его вычищенный шерстяной ковер — подарок от первого заместителя отдела специальных операций, предшественника Рэйфа Чамберса, этим вечером понедельника развалившегося в одном из кресел для посетителей и пробуждающем в Барри тошноту густой горечью выдыхаемого им дыма. Мэйсон поднял чашку позднего кофе — разбавленного с обезжиренным молоком, как и рекомендовал доктор, а оттого лишенного столь любимого Мэйсоном вязкого вкуса — и подтолкнул к краю стола блюдце. Пепельницу в кабинете он не держал, ведь сам никогда не курил и редко принимал у себя посетителей, которым не мог приказывать. Рэйф Чамберс это движение проигнорировал. Он поднял сигарету ко рту, сделал очередную глубокую затяжку и, выдохнув, проговорил в сизое рваное облако:

— Мне казалось, я выразился весьма четко: навести порядок в Анкаре. А что Вы устроили?

С переходом на кабинетную работу Барри Мэйсон был удивлен, узнав, насколько много важных бесед велось за пределами стен управления. В старомодных джентльменских клубах с отделанными деревянными панелями стенами, где было разрешено и принято курить дорогие сигары, в ресторанах за ужинами, на зеленых полях загородных гольф-клубов, во время прогулок по пустынным аллеям парков люди разной степени важности и неоднородных сфер влияния вели свои деловые разговоры с глазу на глаз. Обычно Барри не имел определенного мнения насчет такого подхода, но сейчас впервые за одиннадцать лет сам хотел перенести разговор из своего кабинета куда-то наружу. Ему были отвратительны повисшие в воздухе дым и напряжение.

Мэйсон замер за своим столом, упершись в его край локтями и заслонившись чашкой. Коричневатая жидкость в ней стремительно остывала, вздергиваясь скользкой молочной пленкой. Он заставил себя поднять взгляд с островка пепла между натертыми до блеска носками ботинок Рэйфа Чамберса на его грубое лицо. Очень хотелось подскочить, схватить за накрахмаленный ворот рубашки и хорошенько встряхнуть, чтобы сбить с сигареты весь оставшийся пепел, а из головы выколотить дурь. Но Барри сдерживался.

Новости из Турции пришли часом ранее, когда Мэйсон уже собирался уходить, но теперь с грустью понимал, что вполне рисковал не оказаться дома в ближайшие сутки. В срочном зашифрованном сообщении говорилось о том, что офис представительства в Анкаре горит, пострадавших среди сотрудников или посторонних нет, работают пожарные. Причин возникновения пожара пока не знали, но Мэйсон не сомневался, что это был прицельный и хорошо выполненный поджог — во всем офисном здании первыми загорелись именно кабинеты и коридоры группы ЦРУ, и уже оттуда пламя начало распространяться по этажам. Это было первой дерьмовой новостью. Вторая состояла в том, что с Джайлзом Хортоном не было связи.

Дайна Уоттс, которую Барри немедленно вызвал к себе, доложила, что Хортон запрашивал через неё официальное разрешение на проведение спецоперации этой самой ночью, но подробностей не знала. Это была третья дерьмовая новость. А четвертое дерьмо вечера восседало перед Мэйсоном и лениво курило, будто понимало, как тошно было Барри, и упивалось этим. Он отчаянно хотел глоток свежего воздуха, черного горячего кофе и прямой связи с Джайлзом, а ещё лучше немедленно вылететь в Анкару ведомственным самолётом, но ничего из этого от Барри сейчас не зависело. Вот только Рэйф Чамберс ждал от него каких-то неведомых сиюминутных чудес.

— Этот парень, которого Вы туда отправили, — проскрипел он, — сумел обосраться основательнее и быстрее, чем предыдущий. Ваши кадровые решения, Барри, ухудшаются в геометрической прогрессии.

Мэйсон с силой сжал челюсть, продолжая молчать. Эта мысль червем сомнений проедала его сознание уже какое-то время, а сейчас вгрызалась болезненно как никогда прежде. Но до того как отдавать Хортона на растерзание, он должен был переговорить с ним один на один. Вот только телефон того упрямо продолжал переадресовывать на автоответчик.

***

Под ногами хрустело и чавкало месиво из залитых водой взбугрившихся полов, обгоревших обломков мебели, не дотлевших клочков бумаги и осколков стекла. Джайлз бесцельно прошелся между закопченных черных стен к тому, что недолгое время служило ему кабинетом, и обратно. Проваленная операция по поимке Али Мехмета превратилась в ещё более удручающую операцию по сортировке и вывозу техники и бумаг из выгоревшего офиса. Между происшествиями Хортон усматривал прямую связь: Мехмет оказался заблаговременно предупрежденным о предстоящем визите спецслужб, успел замести за собой следы, а на десерт передал привет тем, что обнаружил своё знание местонахождения представительства и красноречиво проявил готовность драться. Простая мораль случившегося состояла в том, что пока Джайлз гонялся за призраком, тот наносил удары ему в спину.

Внутри был крот.

Хортон присматривался к аналитикам и оперативникам, укрывшим лица повязками от сильного запаха гари и разгребавшим то, что ещё вечером было их наполненным наработками офисом. Посольство через местных полицию и службу спасения выделили для группы непродолжительное временное окно между окончанием работы пожарных и началом следственных работ экспертов по выяснению причин возгорания. Нужно было очистить помещение от любых следов присутствия ЦРУ. К счастью, им было куда податься — новоприобретенный дом и участок огражденной земли рядом с Анкарой. Но перед тем,как возобновлять свою работу на новом месте, представительству нужно было пройти тщательную проверку. От крота требовалось избавиться.

Детектор лжи? Личный допрос? Полное обновление состава? Джайлз метался между идеями, не находя по-настоящему действенной. Хортон сам умел обманывать считывающую пульс и нервные импульсы машину — та улавливала лишь волнение, а с ним в академии ЦРУ полевых агентов учили справляться. Хортон сам провел, наверное, сотни допросов разной продолжительности и жестокости, нередко заканчивающихся смертями, и понимал, насколько в сути своей ненадежными те были. Хортон не имел времени и ресурсов отправлять всё нынешнее представительство обратно в Штаты и запрашивать оттуда новых агентов. Кроме того, некоторые — Софи Варгас и Фер Блэйк — были особо ценными своими знаниями местности и местных. Без обросших связами людей Джайлзу было не обойтись, а потому с проверки их на благонадежность он решил начать.

Уже ясным солнечным утром, когда уставшие и перепачканные, подавленные настолько, что царило абсолютное молчание, сотрудники представительства выгрузили на новой базе, отслужившей до этого тюрьмой Эмре Сагламу, привезенные из сгоревшего офиса вещи, Хортон скомандовал разъезжаться. Он объявил сутки отсыпных, приказал явиться на работу в их новый офис не раньше завтрашнего полудня и одним из первых прыгнул в машину и уехал.

Джайлз гнал свой Рендж Ровер сначала по проселочной дороге, стучащей по аркам мелкими камнями и вздымающейся тучами пыли вслед, потом по узкой асфальтированной полосе шоссе, ведущего в сторону Анкары. Небо было голубым и безоблачным, только вдоль горизонта растекалась белесая дымка, в которой терялись поросшие выгоревшей травой холмы. В впадинах между ними кое-где виднелись зеленые сочные рощи, и между ними ютились рыжие черепичные крыши небольших поселков. Между замусоренных обочин и повисших на столпах электропередач потрепанных ошметков старой рекламы Хортон спешил обогнать всю свою группу. Ему нужно было успеть к гаражу проката автомобилей почти у самого въезда в город — броский черный внедорожник, знакомый каждому в представительстве, следовало заменить на что-то легко теряющееся в потоке.

Оставив Рендж Ровер на парковке и пересев на компактный видавший виды белый Пежо, Джайлз выехал обратно на шоссе, прокатился немного вперед и остановился у стоящего на обочине продуктового магазина с вынесенными наружу холодильниками со сладкой газировкой. Откинувшись на спинку кресла и прикрыв голову кепкой, он стал наблюдать за дорогой — смотрел в зеркало заднего вида и в окна, внимательно осматривая проезжающие в сторону Анкары машины. Хортон ждал серебристую Тойоту Фера Блэйка. У него не было ни малейших сомнений, что внутри помимо самого Фердинанда будет ещё и Софи Варгас, и когда седан спустя десять минут появился в его поле зрения, в салоне действительно были двое. Водитель в солнцезащитных очках, лениво уронивший руку сверху на руль, и пассажирка, чьи недлинные темные волосы развивались на сквозняке между двух опущенных стекол. Дав Тойоте небольшую фору, Джайлз завел Пежо и выехал следом.

У него не было никаких конкретных подозрений или претензий ни к одному из них, лишь не имеющее отношения к объективной реальности раздражение из-за близости Фера и Софи. А так, у него не было определенных отправных точек для начала проверки, и он просто ехал за ними на каком-то расстоянии, избегая показываться им слишком часто, но не выпуская их из виду.

Было в этом что-то горькое — шпионить за своими и осознавать, что для этого был действительный повод. Эту свою подозрительность он не мог списать на паранойю, обострившуюся после Кабула. Сейчас наличие двойного агента в их рядах было очевидным, и Джайлз чувствовал себя исключительно паршиво. Он надеялся, что в голове немного прояснится, а на душе станет легче, как только двое его лучших людей окажутся вне подозрения. Одна из которых была всё более волнующим Джайлза отголоском прошлой слабости. Ему в присутствии Софи было как-то неспокойно, но в то же время хотелось, чтобы её визиты в его кабинет — или домой ранним утром — случались чаще, а разговоры длились дольше. Потому Хортону так позарез нужно было убедиться, что он мог положиться на Варгас. И потому, когда серая Тойота остановилась у жилого многоквартирного комплекса, высаживая Софи, Джайлз Хортон тоже остановился. Фердинанда Блэйка с его постоянно веселой физиономией и зубочисткой он оставлял на потом, в первую очередь сосредотачивая внимание на Варгас.

Та вышла из машины, захлопнула за собой дверцу и махнула Феру на прощание рукой. Замерев в стремительно наполняющейся жаром Пежо, — такого удовольствия, как работающий кондиционер, тут не предусматривалось; снаружи не было ветра, лишь неподвижный горячий воздух, а сверху безжалостными прямыми лучами светило низкое летнее солнце — Джайлз наблюдал за Софи. Она двумя руками взъерошила растрепавшиеся волосы, прочесала их пальцами и заправила за уши, улыбнулась чему-то, что ей показал или сказал из машины Блэйк, снова ему махнула и повернулась. Тойота отъехала от тротуара и встроилась в автомобильный поток. Софи пошла по вымощенной тропе между молодых недавно посаженных деревьев, отбрасывающих на её фигуре лишь слабые разводы тени, к подъезду, но перед дверью остановилась. Хортон смотрел в её далекую узкую спину и вспоминал, какой решительной, неумолимой была эта спина десять лет назад; как стремительно Софи поднималась в самолет, и какой болью это отдавалось за ребрами. Тогда в Баграме Варгас не обернулась, хотя Джайлз отчаянно желал поймать её последний взгляд, но сейчас в Анкаре она оглянулась по сторонам. Затем заглянула в свою сумку, но вместо ключей достала оттуда светлый шелковый платок. Набросив его на голову и слабо обернув вокруг шеи, она ещё раз оглянулась и зашагала прочь от своего дома.

О, нет-нет, Софи, перестань вести себя так подозрительно. Остановись, вернись, поднимись к себе и ложись спать, пожалуйста.

Но Варгас не слышала его мысленной мольбы и продолжала быстро идти вниз по улице. Джайлзу пришлось завести машину и покатиться следом. Ему уже выпадало сталкиваться с утечками разных масштабов, причин — от неосторожности до умысла — и последствий. Кого-то запугивали, кого-то покупали, кого-то убеждали. Чаще всего предавали информаторы и местные жители, реже — местные союзные власти и силовые структуры, ещё реже — собственные агенты. Но такое случалось.

Двойные агенты, искусные и неуловимые, вроде тех, которых показывали в шпионских фильмах Хортону не встречались. В его специализации врагом была довольно грубая, неотесанная, прячущаяся в пещерах сила, фанатично верящая в святость джихада и отрицающая право остальных на существование. Аль-Каиде и исламистам были присущи грязные методы — теракты, расстрелы, похищения, разорения селений и захват пленников. Такая тонкая материя как вербовка спецагентов других стран находилась за пределами их интересов и способностей. А потому попавших под пресс сотрудников представительств, властей или местных Джайлзу было легко вычислить — они начинали дергаться, пугаться собственной тени, увиливать. По крайней мере, он верил в это до прошлой осени.

Кабул преподнес ему ценный урок, и Хортону казалось, он старательно его усвоил, но не был готов сейчас к такой проверке. Только не Варгас. Он смотрел, как она шла, и все надеялся, что она вот-вот свернет в какой-нибудь магазин, купит чего-нибудь к обеду и вернется, но Софи проходила мимо витрин, даже не глядя в их сторону. Когда она свернула на перекрестке, Джайлз подкатился к повороту, остановился и стал наблюдать за тем, как она, замедлив шаг, стала взбираться по поднимающемуся на высокий холм переулку. Здесь автомобильного движения не было совсем — лишь несколько запаркованных машин на бордюрах, и спрятаться в потоке не было возможности, потому Хортону пришлось выждать, пока Софи поднимется и снова свернет, прежде чем поехать следом. За поворотом улица раздваивалась, и Джайлзу на мгновенье показалось, что он потерял Варгас, но её светлая фигура с покрытой головой показалась внизу последовавшего с холма спуска. В виляющих пересечениях узких безлюдных улочек между многоэтажными жилыми домами Софи снова скрылась за поворотом.

Джайлз скатился за ней следом и притормозил у обочины. Улица, по которой теперь шла Варгас, была прямой и долгой, с многоквартирными новостроями по бокам, с небольшими тщательно засаженными клумбами и со струйками воды из поливающих клумбы шлангов, стекающими по дороге изворотливыми узкими ручейками. С некоторых балконов свисали флаги Турции — красное полотно с белым месяцем и звездой, на перилах некоторых сушились ковры. Чуть выше по улице с правой стороны над крышами домов возвышалась острая башня мечети. Одиноким белым шпилем она устремлялась в голубое небо.

Софи шла по узкому тротуару, не оборачиваясь и не ускоряя шага — никак внешне не проявляя, заметила ли она слежку, и Джайлз весьма беспечно решил свернуть на улицу и покатиться следом. Он старался сохранять скорость, на которой белая мелкая Пежо не выглядела крадущейся, но при которой не обогнал бы Варгас слишком быстро. Но вскоре преследование закончилось — Софи замедлилась и, не останавливаясь, не оборачивая головы, шагнула в здание.

То оказалось многоярусным строением. Выходящий на улицу белый фасад с фигурными затемненными окнами на первом этаже и крытой террасой на втором был увенчан четырьмя небольшими округлыми куполами, с каждого их которых отбрасывали солнечные блики острые полумесяцы. Над ними нависли обитые зеленой плиткой стены, расчерченные несколькими рядами скругленных окон и накрытые одним большим и несколькими мелкими куполами. Между ними, виднелись запыленные коробки наружных кондиционеров. С минарета в разные стороны устремлялись громкоговорители. Над входом, в глухой темноте за которым скрылась Варгас, висела составленная латиницей табличка — мечеть Хизира.

Какого черта?

Джайлз проехал чуть выше по улице, с минуту всматривался в зеркало заднего вида, надеясь, что Софи сейчас выйдет обратно или что ему померещилось, и на самом деле она свернула куда-то в переулок или двор, а затем пристыдил себя за это предвзятое малодушие и вышел. Он снял кепку, под которой взмокли волосы и на лбу ощущалось неприятное горячее жжение, утер капли пота с висков и направился в мечеть.

Сразу за входом его ждала лестница, ведущая в небольшой зал с грубо сколоченными полками для хранения в них обуви пришедших, но сейчас в промежутке между обязательными молитвами почти пустующими. Далее был проход на террасу, дверь в зал с низкими лавками и кранами для омовений и длинный, погруженный в приятный прохладный полумрак коридор, ведущий в главный просторный молитвенный зал. Хортон остановился на самом пороге, не выходя на струящийся сквозь окна солнечный свет и не желая себя обнаруживать.

Варгас он увидел сразу. Одна из очень немногих посетителей, она стояла у дальней стены, склонив голову и прикрыв глаза. Джайлз слишком много лет проработал среди мусульман, чтобы не узнать мусульманку — Софи читала приветственную молитву мечети. По его внутренностям, сковывая всё в твердой ледяной хватке, побежал мороз отторжения и разочарования. По многим пунктам в отношении Варгас значились неудовлетворительные галочки, заставляющие в ней усомниться, и вот теперь факт принятия ею ислама тяжелым неопровержимым молотом забивал последний гвоздь. Хортон крутнулся на пятках и бросился обратно к машине.

***

Кошка, которой не досталось ни ужина, ни уютного сна, ни завтрака, встретила Софи у подъезда несколькими недовольными хриплыми вскриками, подбежала, выгнула спину и потерлась о ногу, пока Софи открывала дверь.

— Ну прости, — сказала она кошке, когда они поднимались по ступенькам. — Не смотри на меня так — это была непростая ночь и для меня тоже, ладно?

В голове гудела усталость, всё тело ломило, в мозгу вместо мыслей было что-то вязкое и бессвязное. Варгас чувствовала себя перемолотой в мясорубке. Чтобы хоть как-то совладать с собой, она решила вопреки привычке ходить в мечеть только по пятницам наведаться туда перед тем, как лечь спать. В прохладе и монотонности гула голосов обычно ей удавалось медитировать и прочищать голову, но этим утром ничего подобного не произошло. В пеших прогулках — к мечети и обратно — под стройный ритм шагов упорядочивались мысли, но этим утром она лишь изжарилась на солнце. То безжалостно слепило опухшие, раздраженные без сна глаза, болезненно пекло в затылок и стекало острым потом под одеждой. Теперь Варгас мечтала о прохладном душе, завтраке и долгом сне под дуновением кондиционера.

Поднявшись к квартире, она отперла дверь, привычно уступая место кошке, всегда торопящейся вбежать первой, но та замерла на пороге, насторожено навострив уши. Длинные тонкие усы вокруг острой морды зашевелились, когда кошка стала принюхиваться.

— Что с тобой? — удивилась Софи, пытаясь подтолкнуть кошку ногой внутрь и самой войти, но животное вывернулось, недовольно утробно зарычало и отскочило обратно. — Кошка, ну что такое?

Та ощетинилась на пороге, и Варгас пришлось через неё переступить. Сил на то, чтобы копаться сейчас в поведенческой психологии кошачьих, у неё не было. Она закрыла дверь, едва не прищемив кошке хвост и немного подтолкнув её внутрь квартиры, стянула с шеи платок, столкнула с ног сандалии и по приятно холодящему стопы кафельному полу прихожей пошла к ванной. Разминая липкую под волосами шею, Софи толкнула раздвижную дверцу шкафа, достала с полки свежее белье, а когда закрыла дверцу, в её зеркальной поверхности рассмотрела за собой высокий крупный силуэт.

Сердце пропустило удар, болезненно сильно ударилось о ребра и застучало бешеным галопом. Софи медленно повернулась. Окна были зашторены только прозрачными занавесками, солнечный свет заполнял комнату, ослепляя своей яркостью. Его блики виднелись в темных глазах и каплях влаги на грубом лице гостя.

— Джайлз? Что ты здесь делаешь? — задохнувшись, слабо спросила Софи.

Он стоял посреди её небольшой гостиной, устало опустив плечи и ссутулившись, склонив голову немного в сторону. На бычьей шее, крупных скулах и лбу блестел пот. Рот был приоткрыт и в густой черноте бороды виднелась узкая полоска алой нижней губы. Он тяжело дышал, широкая грудь часто вздымалась и опадала. Руки были опущены.

— Почему, Варгас? — спросил Хортон так же тихо.

— Я не понимаю, о чем ты…

— Не прикидывайся дурой — тебе не идет. Получается неправдоподобно, — огрызнулся Джайлз, и по спине и затылку Софи побежал холодок настоящего испуга. Сейчас у Хортона был именно тот взгляд и тот тон, которые были у него в камерах его заключенных в Афганистане. Обычно им сопутствовали удары и пытки. Будучи по одну сторону стола с Джайлзом Софи находила его методы действенными, а так — отличными, но оказавшись по другую сторону различила их ужасающими.

— Я, правда, не совсем…

— Замолчи! — вскрикнул он, и она вздрогнула. Ей захотелось попятиться и зажаться под дверью, как кошке. Теперь Софи понимала, что та почуяла и пожалела, что не прислушалась к животному. — Замолчи, — ядовитым рычанием повторил Джайлз и сделал шаг вперед. — Не неси этого наивного лживого дерьма о том, что ты не знаешь, о чем идет речь. Не трать наше время понапрасну. Тебе ли не знать, что я добьюсь признания, а потому облегчи свою участь, убереги себя от боли. Говори только правду, отвечай коротко и по существу.

Что-то кислое и скользкое, как тошнота, подступило к горлу, и Варгас поторопилась сглотнуть. Дышать стало тяжело, пульс отчетливой барабанной дробью часто стучался в висках. Хоть в квартире было душно без включенного кондиционера, Софи бросило в холод. Она отчаянно не понимала, чего хотел Хортон, но на инстинктивном уровне ощущала силу исходящей от него угрозы.

— Когда ты приняла ислам?

— В 2007-м в Тегеране.

— Зачем?

— Он вносит в мою жизнь дисциплину.

Джайлз хмыкнул и вскинул брови.

— А смерти неверных вносят в твою жизнь покой? — проскрипел он, и Варгас неосознанно, не отдавая себе отчета в том, что делает, возмущенно зашипела:

— Ты совершенно рехнулся, да? Похоже, тебя не зря списали после Кабула. Взрывом тебе все мозги вынесло. Придурок!

Эта вспышка ярости побежала по телу придающим сил и смелости адреналином и она повернулась, чтобы уйти, но её остановил холодный короткий щелчок снимаемого предохранителя. Джайлз достал пистолет из-за пояса и направил дулом в пол.

— О, ну славно! — выдохнула Софи с насмешкой, но боязливо попятилась к шкафу.

— Расклад такой, Варгас, — проговорил Хортон хрипло. — Эмре Саглам был твоим информатором, чей донос насчет провокации со стороны курдов ты не стала проверять не смотря на его очевидную нелогичность. После задержания Саглама ты постоянно рвалась его выпустить, и, как только это произошло, его немедленно убрали. До того, как группа отдельно от тебя вышла на Али Мехмета, ты, лучший турецкий аналитик с широкой базой связей, делала вид, что нихрена о нём не слышала, но затем смогла раздобыть видеозапись — редкой удачи точные данные о прежде неведомом управлению человеке. Ну, а когда я вчера утром сказал тебе о готовящемся рейде, Али Мехмет оперативно зачистил все семь известных нам адресов. Как это выглядит?

С мгновенье в голове Софи царила полная пустота, в которой слова Джайлза отдавались гулким удаляющимся эхом, но как только их смысл дошел до её понимания, мысли заполнились ревом тревожной сигнализации.

— Нет, это не… — пролепетала она и под тяжелым взглядом Джайлза замолчала. Со стороны это выглядело именно так, как сказал Хортон. Исходя из этого получалось так, что Варгас была двойным агентом действующим внутри структуры ЦРУ против самого управления. Она суматошно попыталась отыскать хоть один аргумент, способный опровергнуть это подозрение, но найти не смогла.

— А знаешь, — снова заговорила она, примешивая к голосу наигранной уверенности, но едва сдерживая дрожь. — Всё именно так и выглядит. Так что раз достал пушку — стреляй. Ничто из того, что я скажу, не переубедит тебя. Но я твердо знаю, что не предательница, и не хочу ею быть. Не хочу отправиться домой в наручниках и предстать в Лэнгли перед трибуналом. Я не опозорю ЦРУ. И ты не позорь свою агентуру — просто стреляй и разреши эту задачку. Методом исключения убедись, была ли я тем, кто вставлял в ход операции палки, а значит, всё противодействие прекратится, или нужно искать другого крота. Что ты теряешь?

Хортон криво усмехнулся и сделал к ней длинный ленивый шаг. Пистолет был крепко зажат в ладони. Глаза смотрели прямо, с темной смолой угрозы, кипящей вокруг зрачков.

— Не бери меня на понт, Варгас, — сказал он. — Будет нужно — пристрелю. Я же сказал: говори только по сути.

Софи безотчетно поежилась и строго приказала себе взять себя в руки. Это было какое-то большое, но потенциально очень опасное недоразумение, и из него нужно было выходить. Десять лет назад в Афганистане и за прошедший месяц в Анкаре она никогда не могла ничего добиться от Хортона истерией и криками. Тогда в Баграме их упрямое неумение договариваться и работать сообща привело к тому, что Варгас взбрыкнула, сумела подговорить группу и обижено улетела, забрав с собой заключенного. Тогда у Джайлза Хортона не хватило веса в управлении ей противостоять. Сейчас всё было совершенно наоборот и дело состояло уже не в разногласиях, а в подозрении на предательство. Это было серьезно и потенциально смертоносно. А умирать Варгас не хотела.

Значит, нужно было найти другой, более осторожный подход изменить его мнение. Она мысленно прокрутила этот разговор к началу, вдумываясь в услышанное и сказанное, а затем понижая голос до мягкой вибрации произнесла:

— Ты пришел ко мне, только потому что я мусульманка, верно? Не я одна знала достаточно для того, чтобы убийство Саглама, исчезновение Мехмета и пожар в офисе были возможными. Но подозрения пали в первую очередь на меня из-за ислама, так?

Софи всмотрелась в лицо Хортона, но не смогла различить в грубо вытесанных чертах никаких изменений, никаких подсказок. Джайлз обладал многими масками, и ей казалось, никогда не обнажал своего настоящего лица. Он лишь искусно оперировал заслонками, позволяя проявиться только выгодным эмоциям. Если он и испытывал сомнения, — а на них Варгас сейчас очень рассчитывала — те в число выгодных к обнаружению не относились.

Джайлз молчал и не двигался. Только под загоревшей кожей шеи коротко пошевелился остро выступающий кадык.

— Я понимаю и не осуждаю предвзятости людей к исламу, — продолжила Софи. — Но разве тебя, Хортон, годы в борьбе с фанатичными безумными ублюдками, жаждущими крови, не научили тому, что их вера в джихад никак не связана с настоящей верой? Разве ты не выучил здесь, среди мусульман, что ислам не равен агрессии?

— Не то, Варгас, — тихо возразил Джайлз. — Не те слова. Поищи другие, чтобы убедить меня.

Он продолжал смотреть прямо в её глаза. Не на лицо, считывая мимику, не на тело, предугадывая движения, а в глаза, будто надеялся заглянуть внутрь. Софи захотелось, чтобы он и в самом деле мог видеть насквозь.

— Что ты хочешь услышать? — спросила она.

— Кому это всё могло быть выгодно? — задал встречный вопрос Хортон.

— Я не знаю. Из наших — никому.

— И всё же кто-то нас сдал.

— Или это стечение обстоятельств.

— Ты сама в это веришь, Варгас?

Нет, подумала Софи. Это едва ли было возможным. Если убийству Эмре Саглама с большим трудом можно было отыскать совершенно отвлеченное объяснение, то пожару в представительстве, начавшемуся аккурат во время провальной операции, иных толкований быть не могло. А в совокупности это приводило к неутешительному выводу о последовательном и основательном сливе информации.

— Кому ещё было известно то же, что и мне? — спросила Софи, прерывая повисшую между ними хмурую паузу.

— Мне, Фердинанду Блэйку, его оперативной группе.

— Фер ни при чем, — заявила Варгас, и по тому, как вопросительно изогнул бровь и скривил угол рта Джайлз, поняла, что он точно так же подозревал и Блэйка. Но это было безумием. Ещё большим, чем усомниться в самой Софи. Она доверяла Феру безоговорочно и не видела причин, по которым ему взбрело бы в голову идти против своих. Он был своим — своим в их группе и очень своим для Варгас. Его во что бы то ни стало нужно было заслонить от удара.

Софи стала судорожно вспоминать всё с самого начала — если его отправной точкой можно было считать день, когда Эмре Саглам сообщил ей о провокации среди курдов.

— Посольство, — спустя минуту выдохнула она, выныривая из размышлений.

— Посольство?

— Мы узнавали у них об Али Мехмете, — сказала она, подняла руку и загнула палец. — Мы просили у них подкрепление для рейда, — второй. — Агенты в консульстве — а так, возможно, и в самом посольстве, — знают о Зафире, — три загнутых пальца и сосредоточенный темный взгляд Джайлза, всё не сдвигающийся с её лица. — Агенты в посольстве знали, что мы брали Эмре Саглама. В посольстве знали о его семье, ведь через них мы их и вывозили. А главное, после смерти адвоката я не сомневаюсь: будь пожар в офисе делом рук Мехмета, среди нас уже были бы трупы. Но никого не хотели убить, лишь припугнуть и отвлечь, а потому выбрали время, когда внутри не было ни души, даже часто задерживающегося после полуночи техника.

Она загнула все пальцы на одной руке и ещё один — на второй, подняла их выше, будто Хортон нуждался в наглядной иллюстрации, и замолчала. Джайлз хмуро посмотрел на её сжатый кулак и снова заглянул в глаза.

— Зачем это нашему посольству? — проскрипел он. И та слабая надежда, с трудом проползшая сквозь каждое сказанное Софи слово, разбившимися в дребезги осколками рухнула обратно.

— Я не знаю, — выдохнула Варгас. — А зачем это мне?

Хортон невесело хохотнул себе в бороду и сделал ещё один шаг вперед. Пистолет темной остроконечной фигурой продолжал висеть дулом в пол, но со взведенным курком.

— Я тоже не знаю, — ответил он. — Но у тебя, кажется, чуть больше общего с местными, чем у остальных.

В голове Софи вспыхнула острая боль отчаяния, будто она с размаху ударилась о надежную каменную стену, нерушимую ничем. Она раздосадовано уронила голову, опуская взгляд в свои босые ноги, хранящие пыльные росчерки следов от ремешков сандалий. Это и в самом деле какая-то паранойя, и что она могла ей противопоставить?

— Ты ослеплен ненавистью, — сказала она глухо, вдруг ощущая в глазах предательское жжение подступающих слез отчаяния. Она бессильна и загнана в угол опасным дикими хищником, который никогда прежде не проявлял милосердия. — И против этого у меня ничего нет. Если моя вина в том, что я мусульманка, то мне нечем защищаться.

— Я ослеплен не этим, Варгас, — прозвучало хрипло сразу рядом с ней. В поле её затуманившегося зрения возникли кроссовки Джайлза, а по волосам прокатилось слабое дуновение его дыхания. — Да, я предвзят. И предвзят настолько, что боюсь упустить с тобой что-то действительно важное. Боюсь, что сквозь моё отношение к тебе просочится незамеченной настоящая угроза.

Она вскинула голову. С ресниц сорвалась горячая капля и спешно покатилась по щеке.

— О чем ты? — спросила сдавленно Софи, торопливо утирая лицо. Хортон оттолкнул её руку и сам поймал слезу. Прикосновение его пальцев показалось твердым, сухим, шершавым, будто разгоряченный на солнце камень. Варгас вздрогнула, поднимая взгляд на его приблизившееся лицо. Темные глаза, низкие широкие брови, изогнутые линии недавних шрамов, спадающие на лоб влажные пряди отросших волос — всё это заслонило от Софи солнечный свет, заполнило собой её поле зрения.

— Об этом, — ответил коснувшимся её кожи шепотом Джайлз. На её губах возникла его горечь, борода царапнула подбородок. Поцелуй получился коротким, зажатым, будто случайным и неумелым. Хортон отстранился.

В голове Софи всё всколыхнулось и хаотично смешалось. Это ещё откуда взялось? Ей казалось, со случившимся в Афганистане они разобрались в день приезда Джайлза и определили, что то не имело больше никакого значения.

— Скажи мне, что я упустил что-то, не понял или не учел чего-то, прошу, — упершись в неё влажным, пылающим в горячке лбом, зашептал Хортон. — Варгас, я очень хочу тебе верить. Заставь меня это сделать.

Она открыла глаза, наталкиваясь взглядом на его опущенные устало потемневшие веки, длинные ресницы, на рельеф пор на его щеках и бугрящиеся росчерки рубцов на скуле. Что с ними двумя сделало время? Безжалостно потрепало в центрифуге неудач, ошибок, боли и сожалений. Как из тех двух молодых агентов, орущих друг на друга до звона стекол в оконных рамах, но остающихся на одной стороне, они выросли в этих двух — судорожно целующихся в момент крайнего разочарования друг в друге?

Софи с некоторым отвлеченным удивлением заметила, что её собственные руки обхватили лицо Джайлза, и подалась невидимому, толкнувшему её вперед, импульсу. Она отыскала его губы и прижалась к ним так жадно, будто на них содержалась её жизнь. Варгас привстала на носках, придвигаясь к возвышающейся над ней скале Хортона и впиваясь поцелуем. Она не имела ни малейшего понятия, чего именно от неё ждал Джайлз, и сомневалась, что ему самому было это известно — иначе он прямо бы об этом спросил. Но и сдаваться не собиралась.

========== Глава 7. Кредит доверия. ==========

25 августа — 28 августа 2015 года.

Он не собирался её допрашивать — не так быстро. Джайлз Хортон лишь хотел осмотреться в её квартире, поставить на телефон прослушку, отследить предыдущие звонки и сообщения, а со временем подсунуть в квартиру жучок и оборудовать машину маячком. Но Софи вернулась слишком быстро, и отступать ему уже было некуда. Впрочем, встреча лицом к лицу не оказалась совсем напрасной.

С одной стороны, Софи искренне испугалась, — страх тех, кто предполагал возможность своего раскрытия, выглядел иначе, Хортон хорошо его изучил — и это говорило в её пользу. С другой стороны, Варгас, холодная и резкая с ним весь прошедший месяц, слишком охотно поддалась на провокацию и повисла на нём с объятиями и поцелуем, чтобы это не настораживало. Что это — хотела получить своеобразный иммунитет от подозрений через постель? Зачем ей так себя вести, если она не виновата? Это отменяло то подобие слабого допущения её непричастности, зародившееся после того, как в квартире не нашлось ничего подозрительного, а по щеке Софи побежала не наигранная слеза.

Джайлз ответил на её жаркий поцелуй, вернул пистолет в кобуру и ушел. Принимать решение насчет Варгас было пока рано и очень сложно, а оставаться у неё было неправильно, это могло усложнить всё ещё больше. И потому Хортон, отвлекаясь, сосредоточил своё внимание на Фердинанде Блэйке.

Тот оказался довольно скучным слугой собственного строго распорядка: ранний подъем, пробежка или заплыв в бассейне при жилом комплексе, дорога на работу, тренировка в зале со снарядами или бокс на ринге, вечернее кардио на беговой дорожке или вокруг квартала, возвращение домой, сытный ужин и сон. В списке часто набираемых телефонных номеров значились Софи, ребята из оперативной группы и дом в тихом спальном пригороде Портленда, штат Орегон. Там, как выяснил Хортон, жила миссис Блэйк, работающая ассистенткой в стоматологическом кабинете, и две маленькие мисс Блэйк, ученицы младшей школы. Узнав это, Джайлз хмыкнул — на пальце Фера отсутствовало кольцо, а впрочем, в этом не было ничего удивительного. Многие солдаты и агенты не носили их в командировках — здесь проходила совсем другая жизнь. На известных управлению банковских счетах и кредитных картах самого Фера и его семьи не имелось никаких средств с не отслеживаемым происхождением, а траты вполне соответствовали официальному заработку. Темных пятен в биографии Блэйка, бывшего кадрового военного, как и сам Хортон, завербованного в ЦРУ из-за достижений в армии, не было. Навскидку он был чист.

На третий день пристального наблюдения за Фердинандом, Джайлз стоял во дворе их новой базы, взбалтывая в бумажном стаканчике густой осадок кофе и присматриваясь к загнанной во двор серой Тойоте. Он ждал удобного момента прикрепить к днищу маячок, когда на пороге возник сам Блэйк.

— Не помешаю? — подтолкнув в угол рта зубочистку, осклабился он Джайлзу. Хортон мотнул головой.

— Нет. Что нужно?

Командир оперативной группы шагнул с бетонного крыльца на серый песок, пнул носком мокасин валяющийся на пути камешек, сунул руки в карманы брюк и молча подошел. Его солнцезащитные очки без дела болтались в складках обернутой вокруг шеи арафатки, он щурился против яркого солнечного света. Лицо привычно имело располагающее улыбчивое выражение.

— Что? — повторил нетерпеливо Хортон.

Фер ответил, только поравнявшись с ним и тоже обернувшись к своей машине:

— А это правда, что ты заявился к Софи с пушкой?

Джайлз бросил в него быстрый оторопелый взгляд и недовольно парировал:

— А она обо всем с тобой треплется, да?

— О многом, — сохраняя тон спокойным, а лицо расслабленным, ответил Блэйк. — Зря ты так о птичке.

Птичка, хмыкнул Хортон. Ну надо же.

— Я её четыре года знаю, — продолжал Фер.

— А я — десять.

— Ты встречал её десять лет назад. Я же знаю её четыре года изо дня в день, из операции в операцию.

— У тебя замылился глаз. И ты не всегда думаешь только головой, — возразил Джайлз, и когда Блэйк обернулся к нему, вопросительно качнув подбородком, добавил: — А ещё иногда и членом.

Эта ревность, нашедшая наконец выход наружу, оставила во рту горький привкус. Фердинанд резко переменился в лице. Вся мимика, все морщины, все падающие на лицо тени вдруг изменили свою геометрию, превращая его обычную полуулыбку в предупредительный оскал разозленного животного.

— Это ещё что за наезд? — глухо поинтересовался Блэйк. — Вообще-то я женат и свято храню верность своей жене. — Он холодным приценивающимся взглядом сполз по фигуре Джайлза и добавил: — Похоже, это ты больше прислушиваешься к члену, чем к разуму.

Между ними зависло молчание. Сверху в затянувшемся слабой дымкой небе солнце медленно скатывалось с зенита, тени во дворе стали растягиваться. Ветер усиливался, но его дуновение было почти бесшумным в лишенной растительности степи. Из открытых окон нового офиса, зашторенных белыми отрезками развиваемой ткани, доносились отрывки слов. Блэйк и Хортон упирались друг в друга взглядами, будто олени рогами в споре за территорию и самку. Джайлз ощущал, что был готов сжать кулак и ударить. Паузу прервал Фер. Он сказал:

— Слушай, без обиняков. Ты, конечно, тут шеф и имеешь право, если считаешь нужным, во всех нас ковыряться. Но не нужно при этом относиться к нам, как к поганым псам на убой. Ты напугал Софи, а она тебе ещё очень пригодится. Не только ты нам не доверяешь, но и мы пока не доверяем тебе. Вместо разобщать группу в этот непростой момент, лучше подумай над тем, как нас сплотить под твоим руководством. В одиночку тебе тут не выгрести.

— Думаю, — проскрипел в ответ Джайлз, всё ещё перемешивая во рту густое горькое послевкусие. — Я обойдусь без твоих ценных советов. Спасибо.

— Резонно, — коротко хохотнул Блэйк. — Обойдешься без советов. Но не обойдешься без меня, моих людей и Софи. А потому перестань мутить воду. Не наступай на грабли Фауэлера.

***

Близость осени в последние несколько дней ощущалась особо отчетливо. В Вашингтоне и округе дождило, небо тяжелым серым грузом лежало на низких зданиях и терзаемых ветром ещё зеленых кронах деревьев, в лужах неспокойной рябью отражались силуэты прохожих, вода грязными брызгами разлеталась из-под автомобильных колес.

Барри Мэйсон поежился в своем пальто, запахивая на груди ворот, и перенося из одной руки в другую раскрытый зонт-трость. В его упругий черный купол барабанили капли. Он шел по плотно заставленной северной парковке к ближайшему входу в главный офис разведывательного управления. Было утро пятницы, заключительное в этой безумной неделе, и Мэйсон не мог дождаться вечера, а так — начала выходных. Он устал от постоянного присутствия остроклювого Чамберса, разбередившего раны в кровавое месиво и оставляющего свой грязный копытный след в работе всего отдела. Агенты и аналитики были на взводе, в коридорах повисло густое — хоть черпай ложкой — недовольство. Творилось черт знает что.

Часть турецкой столичной группы пустилась берега, уйдя в не отслеживаемое подполье. Их местоположение и передвижения были не известны, располагающиеся в посольстве Анкары сотрудники бессильно разводили руками, бывшего руководителя представительства вызвали из взятого им отпуска. Дайна Уоттс срочно сформировала команду нейтрализации этого внезапного кризиса. В темечко Барри Мэйсону скользкой холодной капелью стучалось недовольство верхушки. Изнутри его скребли ржавые гвозди сомнений и сожаления.

В кармане зазвонил телефон. Он выудил тонкую сотовую трубку и нахмурился в экран — номер не был определен. Ладно.

— Мэйсон, слушаю.

— Здравствуйте, сэр. Удобно Вам сейчас говорить?

Барри замер на половине шага. Спокойный хриплый голос был ему очень хорошо знаком и совершенно недоступен в последние три дня.

— Джайлз?

— Да, сэр.

Мэйсон приподнял над головой зонт, прежде скрывавший часть горизонта, и оглянулся — вокруг на самой парковке и внутри ближайших машин не было видно людей.

— Что произошло? — спросил Барри, снизив голос до доверительного, заговорщицкого тона. — Почему ты не выходил на связь?

— Нас подставили, мистер Мэйсон, сэр. Нас подставили изнутри. Кто-то пытается сорвать нашу работу здесь, потому что мы копнули… — повисла короткая неуверенная пауза и сразу прервалась: — Намного глубже, чем это было договорено с прежним главным шпионом.

— Поясни, — выговорил Барри глухо. В роли руководителя разного масштаба групп, представительств и отделов он привык полагаться на своих людей, если находил их достойными специалистами. Джайлз Хортон входил в число тех, кому он прежде без сомнений смог бы доверить свою жизнь, но и тот, кого он сейчас обвинил, был на отличном счету. Мэйсон обнаружил себя на зыбком распутье между желанием выведать у Хортона как можно больше и оценить его поведение как можно точнее и дать ему ту свободу действий, которой награждал всегда в обмен на гарантированно положительный результат.

— Что Вы знаете об Энтони Фауэлере? — ответил вопросом Хортон.

— О чем именно ты спрашиваешь?

— В первую очередь, о Вашем личном мнении о нём. Во вторую, о его подробном досье. Но прежде, чем Вы ответите, сэр, позвольте мне поделиться тем, что успел выяснить я. Здесь в Анкаре у Фауэлера осталась рабочая машина двухлетней давности выпуска стоимостью около пятидесяти тысяч долларов. В то время как в финансовых бумагах — я долго и тщательно их проверял — на покупку им служебного авто в графе трат отведена сумма втрое меньше.

Барри хмыкнул:

— И ты посчитал тачку взяткой? Может, он сэкономил на офисных деньгах?

— Да, он сильно экономил на технике — паскудные принтер, кофеварка и система пожарной сигнализации. Но я могу отследить эти деньги внутри самого представительства. А тридцать пять тысяч разницы между выделенной на обновление автопарка суммой и реальным ценником Рендж Ровера найти не могу.

Мэйсон поднял руку и растер глаза. Ладонь и пальцы оказались холодными и немного влажными из-за стекающих по рукаву дождевых капель.

— Джайлз, сынок, — сказал он мягко. Вот и та излишняя подозрительность, на которой акцентировал его внимание ведомственный психолог. Барри со времен своей собственной полевой работы и плановых проверок относился к этим лекарям предвзято, находя порой их диагнозы поставленными наугад, а советы абстрагироваться оторванными от объективной реальности, но в случае с Хортоном имел весомый довод в пользу правоты специалистов.

— Я никогда Вас не подводил, сэр, — поторопился сказать Джайлз, будто уловил эти не озвученные сомнения. — До Кабула… — добавил он, и голос его стал глухим, пристыженным. Внутри Барри это отдалось жалостливым сжатием чего-то рядом с сердцем. Ох уж эта старческая мягкотелость, граничащая с маразмом.

— То была не твоя вина.

— Моя, сэр. Я проигнорировал куда менее очевидные признаки, чем сейчас.

Мэйсон зажмурился. Перед глазами ожило видение Хортона, едва сохраняющего капли помутненного из-за боли и медикаментов сознания, когда срочным рейсом из Кабула его доставили в ведомственный госпиталь Лэнгли. Бинты вокруг головы просочились кровью насквозь, вся левая половина тела была одним обгоревшим месивом плоти. Изодранное лицо под пятнами запекшейся крови и спешно наложенными ещё в Афганистане швами было мертвенно серым.

— Простите, — выдавил тогда Джайлз из последних сил, когда Барри склонился над ним, и отключился.

Сейчас те короткие несколько секунд, наполненные тошнотворным запахом обугленных внутренностей и медикаментов, возродились в памяти Мэйсона. Черт. Тянуть с отставкой дальше было некуда — вопреки разуму он подавался на эти дешевые эмоциональные уловки.

— Компьютерщик у тебя надежный? — спросил Барри, открывая глаза и принимая решение. — Нам нужен будет защищенный канал связи и обмена данными.

***

В новом помещении представительства было больше пространства и меньше удобств. Завезенная новая мебель была недорогой и остро воняющей склеенными опилками, память новой техники была пустой и медленно наполняющейся нужными материалами. В коридоре стояла большая морозильная камера с откидной крышкой, заполненная обтянутыми пленкой упаковками бутылок минеральной воды. Никакой оборудованной кухни — только стоящая на груде коробок микроволновка. Из углов гудящие лопастями вентиляторы разгоняли горячий воздух. Пахло пылью и потом. В большой облицованной светлым кафелем ванной комнате оставались серые следы подошв, а сама ванна была затянута большим полотном целлофана. Здесь было неудобно, непривычно и неспокойно.

Софи сгорбилась на своём новом месте. Ей достались стол и стул у окна небольшой квадратной комнатки на втором этаже. Её соседями оказались только несколько упаковок разобранных стеллажей, невысокой стопкой протянувшихся вдоль одной стены, и заставленный системными блоками старых компьютеров, обнажившими свои почерневшие внутренности наружу, стол напротив. Варгас была рада этому одиночеству в замкнутом помещении — у неё было пространство и свобода от посторонних взглядов, когда за один жаркий вечер она завесила часть стены распечатками, снимками и от руки сделанными записками на самоклеящихся листках, выстраивая из них наглядное схематическое отражение собственных знаний и предположений. В самом центре образовавшейся композиции висело фото Али Мехмета. Его острое типично турецкое смуглое лицо она успела выучить до мельчайших доступных ей деталей. Чтобы видеть его, Софи даже не приходилось поднимать головы.

Она сидела на кресле, выдвинутом из-за стола в самый центр комнаты, опустив вперед плечи и устало упершись локтями в колени. За распахнутым окном солнечный свет терял своюяркость, но разгоряченная за день духота достигала своего невыносимого пика. За стеной в соседней комнате замолчал Джайлз Хортон. Он долго разговаривал по телефону — она слушала приглушенную вибрацию его голоса, не различая слов, и думала, что отсиживаться за запертой дверью, хороня в себе и макулатуре собственные мысли, не было ей на руку. И вот теперь, когда воцарилась тишина, Софи нужно было встать, но она не решалась.

Когда во вторник Хортон, протолкнувшись в её рот языком и похозяйничав там с минуту, отстранился и, ничего не сказав, ушел, Варгас ошарашено простояла на месте ещё целый час. А очнувшись от оцепенения, в первую очередь бросилась звонить Блэйку — рефлекторно, не осознанно потянувшись к нему за защитой. И он, хоть успел уже заснуть, немедленно вскочил и примчался. Софи рассказала ему о случившемся, — умолчав лишь о поцелуе, ведь до сих пор не знала, как тот воспринимать — и Фер, весело подмигнув, успокоил её, что подозрительность Джайлза естественна и даже необходима, что сам Фердинанд в подозрения в адрес Варгас не верит, и что они вместе сумеют найти настоящего крота. Им лишь стоило продолжать усердно работать.

Этим Софи и была занята всю среду, четверг и часть пятницы. И вот теперь, когда этот крайний день рабочей недели близился к скорому завершению, имела идею, которой стоило поделиться с Джайлзом. Но идти к нему не спешила — её отношение к нему стало ещё более неоднозначным.

Хортон вполне устраивал её как руководитель их представительства — решительный и не склонный к долгим напрасным раскачиваниям, с крепкой хваткой и уверенным умением держать удар. Сколько раз она мечтала о подобном за четыре года под началом невнятного Энтони. При этом очутиться в числе первых подозреваемых было боязно и по-настоящему обидно. А к тому, что он спустя десятилетие продолжал питать к ней что-то вроде симпатии, Софи оказалась не готова.

Обычно её не любили, не так. Любил папа; наверное, любил Блэйк — как подругу, сестру или своеобразное воплощение кого-то нуждающегося в его отцовской любви и заботе, которыми он был переполнен, но проявлять которые к своим дочерям не имел возможности. А остальные мужчины не любили Софи, она не нравилась им, она не флиртовала с ними. Это всё было в ней частично атрофировано и потому не могло никого привлекать. Она нуждалась в подобном внимании лишь изредка, когда женская природа её биологии требовала восстановления гормонального равновесия. Найти секс было нетрудно, в Афганистане в 2005-м Варгас безоговорочно легко получила его от Джайлза Хортона, как до и после того получала от других. Она не знала правил иной, усложненной игры и, казалось ей, не хотела узнавать. Софи надеялась, что Хортон всё это не всерьез.

И в то же время не хотела, чтобы с ней подло игрались.

Хватит трусить.

Она поднялась, откатила вращающийся стул обратно к письменному столу и с минуту постояла возле него, в последний раз прокручивая в голове то, что уже не нуждалось в проверке, потому что было обдумано за последние три дня не единожды. А затем повернулась и вышла из кабинета. В тускло освещаемом коридоре сделала несколько шагов к следующей двери, коротко — для проформы, не дожидаясь ответа — постучалась и толкнула.

Джайлз Хортон стоял, упершись руками в свой новый письменный стол и опустив голову. Он посмотрел на Софи исподлобья — глаза блеснули между повисших на лицо темных прядей волос, лоб исполосовали глубокие поблескивающие влагой складки. Мобильный телефон лежал рядом с его большой распластавшейся по столу пятерней — грубые длинные пальцы, крупная ладонь, отличительный рельеф вен и жил под смуглой кожей. Экран телефона уже погас, но голова Джайлза была повернута так, будто он продолжал в него всматриваться.

— Говори, — тихо сказал он, когда Софи закрыла за собой дверь.

— На следующей неделе пройдет большой митинг, организованный Социалистической партией угнетенных. Будут требовать тщательного расследования теракта в Суруче.

— Тебя предупредили, что и там готовится взрыв?

— Нет. Меня предупредили, что будет присутствовать Омер Туран — глава партии и один из первых представителей турецкой общины курдов. В Анкару прибудут много людей, чтобы пообщаться с ним лично — он запланировал целую серию открытых публичных встреч. Почему бы и Зафире с ним не пообщаться?

Джайлз оттолкнулся от стола и выпрямился. На лице вместо смиренного согласия с её присутствием отразилось внимание.

— О чем?

— Об их врагах и о том, почему для мести выбрали именно полицейских.

Софи знала сама и понимала весьма отчетливо, что эта простая истина была доступна и Хортону: Эмре Саглам был только приближенным адвокатом, которому доставались объедки информации. Основываться на них — и это было очевидно по тому, насколько безнадежно далеко от понимания происходящего они находились весь этот месяц — было равносильно выстрелу в небо наугад.

Прежде добраться до Турана Варгас не удавалось, самым близким к нему установленным контактом оставался адвокат, но теперь выпадал шанс задать вопросы ему лично. Если Хортон был прав, — Софи склонялась к его мнению — и курды действительно были жертвами, а не только пытались их разыграть, теплилась надежда на то, что Турана перед лицом реальной угрозы заинтересует сотрудничество с американцами.

— Ладно, — ответил Джайлз, не задумываясь.

— Ладно, — удивленным эхом повторила Софи. Ей казалось, что с потерей доверия к себе она утратит и такую поддержку своих идей. Ошибаться было неожиданно приятно. — Пойду готовиться.

— Иди.

Она повернулась, открыла дверь и почти шагнула в коридор, когда Джайлз её окликнул:

— Эй, Варгас!

Софи оглянулась.

— Прости.

О чем было это извинение, она не знала и не решилась спросить: о подозрениях, о напугавшем её визите, о поцелуе. А потому только улыбнулась и молча кивнула, принимая его.

========== Глава 8. Пульс. ==========

1 сентября 2015 года.

Торопливо откупорив баночку таблеток и опрокинув несколько на ладонь, Барри Мэйсон забросил одну в рот и жадным глотком воды запил. В кабинете было темно и тихо, на единственном источнике холодного свечения — компьютерном экране — висело уведомление «Ожидание соединения».

Они с Хортоном пристали на взаимовыгодный, но строгий к соблюдению уговор: Барри предоставлял свою всяческую поддержку и не задавал вопросов, пока находил это допустимым и безопасным, а взамен Джайлз непрерывно держал его в курсе каждого совершаемого шага. Поэтому ранним предрассветным утром вторника, когда в кабинетах и коридорах управления ещё даже не загудели пылесосы юрких уборщиков, Мэйсон уже был на своём рабочем месте. На столе рядом с компьютером стоял запотевший заботливо собранный женой лоток с завтраком. Из-под его плотно закрытой крышки всё же просачивался обволакивающий запах вареных зеленых овощей. Какая гадость.

В почти девяти тысячах километров восточнее, в турецкой столице, где стрелки часов добегали до одиннадцати часов, агенты Джайлза готовились к полевой операции по встрече с местным лидером курдов. Барри ждал прямой связи с самим Хортоном и трансляции переговоров группы, и пока та не устанавливалась, неспокойно ерзал в кресле, пытаясь найти положение тела, в котором жгущая боль в желудке и царапающая горечью изжога не донимали его так сильно. Виной этому был стаканчик горячего черного кофе, спешно выпитого на пути в Лэнгли, Барри понимал это и принимал цену — иначе в четыре часа утра ему было не пробудить свою немолодую голову. Старость свела на нет прежнюю способность бодрствовать в любое время суток.

То, что в пятницу Хортон сообщил Мэйсону, выглядело лишь разрозненными догадками, и Барри не знал, стоило ли воспринимать всерьез хоть одну из них. Но в то же время так скоро разувериться в Джайлзе, никогда прежде не дававшем сбоев, вопреки написанному в его карте было непросто. И всё же Барри предпочитал впредь чутко следить за его действиями и надеяться на то, что оставлял за собой реальное право вмешаться. Согласно Джайлзу взрыв в Суруче в конце июля был направленным против курдов терактом, но совершенным вовсе не исламистами, как заявляли турецкие власти, и не являющимся организованной изнутри общины кровавой провокацией. Убитый адвокат-информатор успел сообщить группе имя и то, что именно этот человек был источником версии о причастности самих курдов к нападению. В пособничестве устранившим Эмре Саглама людям, срыве поимки подозреваемого и поджоге офиса Джайлз подозревал всех: свою агентуру, посла, его людей, военную полицию, задействованную на раннем этапе. Пока иное не было доказано, виновными считались все, включая Энтони Фауэлера. В системе координат Джайлза Хортона презумпция невиновности не имела практического применения. В целом Барри Мэйсон не был полностью согласен с радикальностью суждений, но не мог не согласиться — кто-то действительно крысил.

По просьбе Хортона он проверил предыдущего руководителя представительства в Анкаре: просмотрел имеющееся у Дайны Уоттс досье, переговорил с несколькими своими знакомыми из тех, кому доводилось раньше работать с Фауэлером, и даже подумывал аккуратно спросить у Рэйфа Чамберса, почему он так категорично настаивал на отстранении Энтони. Впрочем, в этом едва ли имелся какой-то связанный с возможной продажностью Фауэлера резон — Галоп точно так же истерично затребовал убрать из Турции и Хортона. Но увольнение не удалось, — к злорадному удовольствию самого Мэйсона — потому что наверху у Джайлза были заступники.

***

Клочки пластыря под весом записывающего устройства сползали и отклеивались от влажной кожи. Софи подошла к своей оставленной на столе сумке, отыскала в ней упаковку бумажных салфеток и протерла взмокшую грудь. Варгас стояла посреди своего кабинета, лишь наполовину перевоплотившись в Зафиру. На ней были просторные льняные брюки и светлый тонкий лифчик, рубаха и шелковый платок оставались висеть на спинке стула. Софи была занята прикреплением микрофона — на нём настоял Хортон.

Было позднее утро вторника, и вскоре им предстояло выехать в правительственный район Анкары, где всего в десяти минутах неспешной прогулки от их прежнего офиса в тесном соседстве находились несколько важнейших государственных институций Турции. Среди них министерства обороны и внутренних дел, у стен которых сегодня планировался митинг.

Софи слышала, как внизу во дворе хлопали дверцы готовящихся к отъезду машин, и различала голос Фера Блэйка, отдающего указания своим ребятам. Отбросив смятую салфетку, Варгас взяла со стола небольшой листок и ручку. «У меня есть влиятельные друзья в ЦРУ, которые склонны вам верить. Зафира», — написала она и спешно добавила номер своего контактного для информаторов номера телефона. Сложив бумажку вчетверо, она как раз затыкала её за высокий, плотно обхвативший её талию пояс брюк, когда дверь кабинета резко распахнулась и вошел Джайлз Хортон.

Он окинул Софи коротким цепким взглядом, оставившим на ней физически ощутимые следы, и спросил:

— Готова?

Она хмыкнула и пожала плечами — будто факт её не готовности теперь, после такого бесцеремонного вваливания, не был ему очевидным.

— Пора выдвигаться, Варгас, — сказал он и прошел вперед. Софи отвернулась к нему спиной, отрывая от мотка новый клочок пластыря и повторяя попытку закрепить черную пластиковую пуговицу записывающего устройства.

— Знаю, — ответила она сперто. — Ещё минута.

— Нет минуты, — сухо возразил Джайлз. Его тяжелая черствая рука легла на её плечо и дернула, заставляя повернуться. Темный царапающий взгляд уперся в её пальцы, безуспешно пытающиеся справиться с отрезком клейкой ткани. — Давай я.

Хортон подхватил микрофон, нетерпеливо оттолкнул руки Софи, и двумя быстрыми сильными движениями распрямил и приклеил к её телу пластырь. Она неловко пошатнулась под этим натиском и едва сдержалась, чтобы не поежиться под взглядом.

— Вот так, — заключил Джайлз и заглянул ей в лицо. Убрав руки от её груди, отчего по коже бежало невнятное покалывание, он завел их за спину, и, когда вынул пистолет, Софи едва не отшатнулась. Но вместо целиться в неё или предупредительно щелкать предохранителем, как неделю назад в её квартире, Хортон обернул пушку и рукоятью вперед подал Софи. Она приняла оружие и взвесила его в ладони.

— Да ладно, — хмыкнула она. — Не боишься вооружать потенциального крота?

— Нет, — скривил губы Джайлз. — Так будет честно. У тебя будет, чем защищаться, когда я решу убить тебя за измену родине.

— Ну ты и придурок!

— Не устраивай сцену, Варгас.

И она не стала — для этого сейчас было не время и не место, и сама она была не в том положении. Хортон вышел, Софи спешно собралась — надела рубаху, собрала волосы в едва соединяющийся на затылке хвост, поддела искусственный пучок и плотно повязала вокруг головы платок. Под ним в ухо она привычно продела наушник радиосвязи.

Когда Софи спустилась, команда уже расселась по машинам, и ей досталось заднее место в Тойоте Фера. На переднем пассажирском сидел Джайлз. Рядом с Варгас — оперативник. В Анкару выехали молча, в тишине отключенной магнитолы и прохладе работающего кондиционера. Софи смотрела то в боковое окно на стремительно проносящиеся мимо небогатые сельские пейзажи и голые пожелтевшие холмы, то выглядывала вперед на дорогу, то рассматривала Блэйка и Хортона.

У обоих были сильные шеи и широкие плечи. Джайлз сидел выше, уронив голову на опершуюся о дверцу руку, из-под низко надетой темной кепки торчали взъерошенные волосы. Фер был ниже и сидел прямо, придерживая руль. Волосы на затылке были коротко по-армейски форменно выбриты, а в зеркале заднего вида отражались его спущенные на переносицу солнцезащитные очки. Между ними двумя, если подумать, — а времени на это у Софи сейчас оказалось предостаточно — было довольно много общего.

В них безошибочно прослеживалась армейская выправка, оба предпочитали размышлениям действие, оба источали уверенность в своей силе и заражали этой убежденностью других. И на какой-то забавный, присущий колкому юмору судьбы манер Софи провела с каждым из них по три ночи. Если в Афганистане Варгас мерещился интерес со стороны Хортона, но первый шаг сделала она сама, то в Анкаре в 2011-м после перевода Софи в представительство именно Фер стал за ней ухлестывать. Продлилось это недолго. Она избегала свиданий и даже совместных ночевок, соглашаясь только на секс и противясь всякому подобию иных отношений, кроме дружеских с привилегиями. Софи по обыкновению заявила об этом прямо, и Блэйк довольно быстро пристал на дружбу, из которой вскоре по обоюдному отсутствию настоящего интереса выветрились сами привилегии, но примешалось настоящего крепкого товарищества.

Софи прикусила губу, чтобы не хмыкнуть, рассматривая затылки Джайлза и Фера. Вопреки многим схожим чертам, они были разными: во внешности, в характерах и в том, чем откликались внутри Варгас. Ей хотелось податься вперед и, перегнувшись над спинкой сидения, обнять Блэйка; и пнуть коленом сидение Хортона. Первый был тем теплом и поддержкой последних четырех лет, которых прежде Софи не доводилось получать ни от кого, кроме родителей, и потребность в которых она долгое время упрямо игнорировала. Второй был лишь отголоском прошлого, сейчас пробуждающего в ней невнятное волнение, напряжение, заставляющего её гневно скалиться и щелкать зубами в трусливых мелких выпадах. С Фером она чувствовала себя спокойно, уравновешенно в эмоциях и стремлениях. А с Джайлзом Хортоном превращалась в безвольный проводник переменного тока — порой положительного, но всё чаще отрицательного. Хортон был прав: она всегда была и оставалась истеричкой, но только рядом с ним, будто его присутствие отменяло в ней всякие сдерживающие механизмы и обращало её в оголенный нерв.

Варгас поежилась на заднем сидении и приобняла себя за плечи. В замкнутом пространстве машины энергетика Джайлза преобладала над всеми остальными, словно тяжелой каменной глыбой приваливала их и перетирала в пыль. Даже отвернувшись в окно, Софи не могла отвлечься от физически различимого ощущения его присутствия. Снова очень захотелось пнуть ногой спинку сидения. Успокойся.

***

Автомобильное движение было приостановлено в радиусе двух кварталов от места проведения митинга. Машины пришлось запарковать в свободных промежутках между желтыми такси и автобусами, свозившими участников протеста. Внутри остались техник и прикрывающий его оперативник, все остальные спешились. Рассредоточившись по тротуару и наводненной протестующими проезжей части, группа направилась к гуще событий.

Было людно и довольно шумно: впереди из громкоговорителей слышались призывы, люди поодиночке и в небольших группах скандировали «Правосудие!», «Не прячьте убийц!» и встряхивали самодельными плакатами; несколько женщин, сжимавших перед собой портреты своих погибших в теракте детей, рыдали. Движение было хаотичным — большинство двигалось к зданию министерства внутренних дел, перед кованной оградой которого выстроили заслон из вооруженной щитами полиции, группы людей пересекали улицу из стороны в сторону, сходились в толпы посередине дороги и отходили к зданиям. На разделяющей полосы автомобильной дороги зеленой аллее виднелись ятки продающих воду, чай и сладости торговцев. Некоторые из прибывших рассаживались на газоны в густой тени деревьев и обедали. Тут были мужчины и женщины, многие с детьми разных возрастов.

Джайлз Хортон коротко оглянулся, взглядом выхватывая из толпы спины своей группы. Поправляя низко опущенный козырек своей кепки, он заговорил в просунутый под наручные часы микрофон:

— Блэйк, приём?

— Да, — отозвался тот мгновенно.

— Здесь есть телевизионщики. Нужны доступ к прямой трансляции, если кто-то из них её ведет, и к записям после митинга.

— Сделаю.

Двое оперативников, шагавших порознь в нескольких метрах впереди Хортона, сместились в сторону выстроившихся в ряд фургонов с логотипами каналов на боках и прямоугольниками журналистских удостоверений под лобовыми стеклами. Джайлз переключил волну.

— Сэр, сейчас попробуем организовать для Вас картинку в реальном времени.

— Замечательно, — приглушенно отозвался из наушника Барри Мэйсон. — Спасибо.

Продвинуться в поимке крота пока не удалось. Хортон по-прежнему был твердо намерен сначала обезопасить от утечек свою группу и её бывшего руководителя — для продолжения адекватной деятельности ему требовались люди. Потому поимка Али Мехмета или проверка версии Софи о причастности посольства отошли на место второстепенных приоритетов. Впрочем, полностью останавливать работу в этих направлениях Джайлз тоже не собирался.

То, что он не был уверен в агентуре, не означало, что выдвигаемые ею идеи не стоило отрабатывать. Находясь посреди неспокойного шевеления протестующих, Хортон предпочитал держаться немного сзади и наблюдать. Сейчас его внимание было приковано к Варгас.

Он сказал ей, что очень хотел бы ей верить, и не блефовал. Уловкой он предпочитал считать поцелуй, но эта формулировка постоянно сползала в его сознании, обнажая банальное желание — он хотел к ней так прикоснуться. И сегодня на базе, застав её полуголой и едва протолкнув в горле возникший из-за этого ком, Джайлз получил тому лишнее подтверждение, которому не был рад. Ему нужно было верить Варгас не только — и не столько — потому что она была его ценным специалистом, а потому что она была просто она, Софи. Так, на её проверку тратилось значительно больше времени и усилий, на её непричастность возлагалось абсурдно много надежд, каждое объяснимое, отслеживаемое, вписывающееся в норму передвижение или слово ощущались маленькой победой.

В то время как Фер Блэйк, при поверхностном срезе казавшийся куда более благонадежным, после установки тщательно слежки начал проявлять настораживающие Джайлза тенденции. Хортон занимался и Варгас, и Блэйком самостоятельно, и помимо слежки за ними имел полноценный рабочий день в представительстве, а потому не имел достаточного количества времени для наблюдения лично и в большей степени полагался на технику: маячки на машинах, жучки в доме, отслеживание телефонов и активности в интернете. Такое ведение было неполноценным, недостаточным для формирования целостной картины, Хортон это понимал. А потому не спешил обнаруживать свои результаты — те были сырыми и незначительными.

У каждого в группе был рабочий автомобиль, который агенты были вольны использовать и в личных целях, а также имелся небольшой вспомогательный автопарк для операций вроде этой. У Варгас весомых различий между картами передвижения её сотового, её машины и её самой не было. Тогда как радиус активности мобильного телефона Фера часто превышал радиус выездов его автомобиля. Речь шла не о преодолеваемых пешком расстояниях, а о десятках миль за раз — пока машина Блэйка стояла у дома, а все представительские пылились во дворе новой базы. Таких несовпадений за неделю бдения оказалось два, и оба раза линии не совпадали с маршрутами общественного транспорта и не вели к привычным спортзалу, бару или супермаркету.

Старательно не выпуская из вида узкую светлую спину Софи, Джайлз продвигался через уплотняющуюся по мере приближения эпицентра митинга толпу. У министерства внутренних дел она стала его приоритетом не слежки, а беспокойства. Остриё вектора сильного подозрения сместилось с принятого Варгас ислама на возможное двойное дно жизни своего в стельку парня, верного мужа своей жены и бравого вояки Фердинанда Блэйка. В этом неспокойном столпотворении Джайлз не собирался доверять ему безопасность Софи.

***

Отыскать Омера Турана в толпе было не так уж и трудно. Он не стоял на возвышении и не обращался к людям через рупор, но в самой густой тесноте головы присутствующих были повернуты к нему, и между ними катился тихий уважительный шепот. Обратиться к Турану здесь хотели многие, и Софи сразу решила перейти к запасному плану — вместо попытки личного разговора передать записку.

Она вытянула сложенную бумажку из-за пояса и сжала в ладони, плечом мягко проталкиваясь вперед, вежливо улыбаясь оборачивающимся к ней людям и бормоча извинения на турецком. Локтем второй руки она старательно прижимала к себе скрытый под одеждой пистолет — ей не улыбалось потерять или лишиться его из-за рыскающих в толпе карманных воришек. Варгас не была привыкшей к ношению оружия, не относила себя к умелым стрелкам и никогда даже не целилась в человека. Для неё наличие пистолета вовсе не было дополнительной защитой или чем-то успокаивающим — наоборот, это провоцировало в ней больше нервозной нерешительности.

Впереди Софи различила Турана — высокий и статный седоволосый мужчина с темными насупленными бровями и густыми усами, его серьезное лицо рассматривало Анкару со многих плакатов политической рекламы. Туран в окружении нескольких собранных охранников разговаривал с рыдающей взахлеб женщиной. Сложив руки, она возводила их к небу, стонала мольбу о возвращении ей сына и заваливалась на подкашивающихся ногах, отчего самому Турану и нескольким людям из толпы приходилось её подхватывать под руки. Варгас остановилась в двух плотно сомкнутых плечом к плечу рядах и стала наблюдать за происходящим.

Какое-то время она простояла вот так, вполуха вслушиваясь в жалобы убитой горем матери и прицениваясь к тому, как быстрее подобраться к Турану, когда из толпы где-то сзади послышались крики и в пластиковые щиты полицейского заграждения полетели несколько камней.

— Начинаются беспорядки, — озвучил кто-то из группы просто в ухо Софи, и она скривила губы. Нужно было поторапливаться.

Стоящие вокруг неё люди обернули головы в сторону затевающейся потасовки, Варгас же продолжала смотреть на Турана. Охрана кольцом из нескольких человек приступила к нему вплотную, кто-то из них стал отталкивать рыдающую женщину. Над толпой в ясное солнечное небо рыжим столпом засвистела дымовая ракета, под ногами стали разрываться плюющиеся искрами петарды — их раскаты ударялись эхом от стен и размножались, наполняя улицу частой автоматной очередью. Среди людей началось паническое беспорядочное шевеление, Варгас стало сносить прочь от Турана, она начала активнее толкаться вперед.

Её ударяли в плечи, руки, спину и живот, наступали на ноги — кто-то спешил прочь от суматохи, кто-то с ревом нашедшей физический выход ярости устремлялся к забрасывающим полицию камнями. Вдруг стало тяжело дышать — воздух стал сизым от горького пиротехнического дыма, поперек горла заколотилось сердце. Софи запаниковала. Она растеряно оглянулась в кипящем море людей, пытаясь отыскать Фера и бессильно наблюдая за отдаляющимся Тураном.

Вдруг между ними — едва удерживающейся на ногах против общего течения Софи и уводимым куда-то Омером — возник небольшой, стремительно сужающийся просвет. Не осознавая своих действий, руководствуясь чем-то рефлекторным, Варгас дернулась вперед, периферией сознания различая, как кто-то попытался ухватить её за руку, и успела сделать несколько уверенных шагов вперед прежде, чем толпа снова её замедлила. У Турана было преимущество в виде охранников, образовывающих для него коридор, но к Софи не бросались в истерии люди, не пытались просунуть к ней фотографии или руки. За несколько минут медленной, но контактной гонки она сократила расстояние.

— Омер-бей! — выкрикнула она, очутившись за спиной одного из охранников. — Я знала Эмре Саглама и знаю, кто его убил!

Туран резко дернул головой в поисках источника голоса, и Софи вскинула руку.

— Я могу помочь! — добавила она и стала махать ладонью, пока взгляд Турана не уперся в её лицо. Он коротко приказал что-то охраннику, и тот, отделившись от группы, повернулся к Софи, протягивая руку ей навстречу и намереваясь подхватить её под локоть, но она вывернулась. Вложив в его ладонь записку, она подмигнула свирепо нахмуренному охраннику и одернула пальцы прежде, чем вокруг их сомкнулся сильный кулак. Толпа сама подхватила её и оттеснила.

— Уходим, — приглушенно шумом и радиосвязью приказал Джайлз Хортон. — Всем агентам: срочно уходим.

Софи остановилась и оглянулась, пытаясь понять, в какую сторону двигаться. Где-то поблизости раздалась череда гулких хлопков, очень похожих на выстрелы, а следом за ними раскатился истеричный женский визг. Варгас в нерешительности поднесла руку к тому месту, где под рубахой висел пистолет, не понимая, стоило его доставать или нет, а если да — то в кого целиться. Этот ступор замешательства прервала чья-то рука, обвившая её вокруг пояса и грубо сжавшая с такой силой, что Софи по инерции выдохнула. Спиной она уперлась в кого-то твердого, почти подхватившего её над землей и протолкнувшего сквозь толпу.

— Всё, держу! — Прозвучал в свободном от наушника ухе голос Джайлза Хортона.

***

— Но какого черта ты делаешь? Нас все ищут! — возмутилась Софи, когда он распахнул дверцу машины и втолкнул её на сидение.

В эфире их волны и в самом деле наперебой звучало:

— Кто видит Софи или Джайлза?

— Их нигде нет!

— Они вернулись к машине?

— Нет, Фер, тут только техник.

— Ищите! Софи, птичка, приём?!

Хортон обошел морду своего Рендж Ровера, заранее оставленного неподалеку и уселся за руль. Возвращаться к машине Блэйка он не намеревался и объяснять Варгас свои действия тоже не собирался, сколько бы она не пялилась на него своим возмущенным кукольным взглядом.

— Давай хоть сообщим им, что мы живы, — предложила Софи, когда он повернул ключ зажигания.

Вместо ответа Джайлз спросил:

— Ты передала ему записку со своим номером?

— Да.

— Хорошо.

Предугадать то, что всё повернет из мирного митинга в вооруженное противостояние с полицией, Хортон, конечно, не мог. Похоже, не ожидали даже сами протестующие и организаторы митинга. Но был готов к тому, что пойдет всё не по плану, а потому решил при возникновении этого пожара паники подкинуть в него хворосту — посмотреть на действия Блэйка.

— Вынь наушник и микрофон, пистолет и телефоны — брось на заднее сидение. Тот мобильник, на который позвонит Туран, держи в руке, — приказал Хортон сухо, пристегиваясь. Софи резким раздраженным движением стала разматывать хиджаб. Волосы под ним оказались смятыми и взмокшими у висков. Кожа лица была бледной, но на щеках и шее горели болезненно яркие румянцы. В ней, как и в самом Джайлзе, бурлил ускоряющий пульс адреналин. Хортон ощущал его приятную покалывающую вибрацию.

Он направил машину в замедлившемся из-за полицейских сирен потоке в сторону своего дома.

— Джайлз, сынок, ты меня слышишь? — обнаружил себя до этого хранивший молчание Барри Мэйсон.

— Да, сэр.

— Что происходит? Почему ты не выходишь на связь с группой?

— Не могу сейчас дать Вам ответ, сэр. Не задавайте пока этих вопросов, иначе я не выйду на связь и с Вами.

Барри глухо недовольно кашлянул из Вашингтона, но промолчал, Софи, насторожившись, покосилась на Хортона.

— С кем у тебя связь?

— С Лэнгли, — он подцепил пальцем спираль свисающего за ухом тонкого провода и выдернул наушник. Сверился с боковыми зеркалами и зеркалом заднего вида, не нашел сзади Рендж Ровера ведомственных машин и сказал: — Энтони Фауэлер. Что о нём скажешь?

Варгас вопросительно вскинула брови. Нажимая на газ и пробуждая в двигателе голодное животное рычание, когда в полосе впереди образовалось окно, Джайлз чувствовал движение её взгляда на своём лице. Она с минуту молчала, вероятно, прицениваясь, окончательно ли рехнулся Хортон, а затем коротко выплюнула:

— Чушь.

— Что именно?

— Ты спрашиваешь о нём, потому что считаешь его причастным к возможной протечке? Но это же глупо — он не был в курсе ареста Эмре Саглама и готовящейся облавы на Али Мехмета.

— Я спрашиваю о нём, потому что он получал большие взятки, — Джайлз подался вперед на сидении, прихлопнул ладонью по обтянутой темной кожей торпеде и добавил: — Это — одна из них.

Софи глубоко вдохнула и протяжно выдохнула. Она поднесла руку к лицу, устало растерла глаза и откинула голову на спинку. Линия её шеи удлинилась и изогнулась, ребро челюсти стало острее — Джайлз прикипел к ней взглядом, на долю секунды забывая о необходимости рулить.

— Спроси у Фера, — тихо сказала Варгас. — Они с Энтони были почти друзья. Вот только…

— Что?

— Если кто-то его действительно подкупал, то почему же он не дал хода лживой информации от Али Мехмета? В чем тогда смысл?

Джайлз промолчал. Логики действительно было маловато, если источником денег Фауэлера был Мехмет. В таком случае от главы представительства требовалось бы взять в немедленную разработку принесенную агентом дезу о провокации курдов, вот только Энтони — по оценке Барри Мэйсона, которой Хортон был склонен верить — не был проактивным, деятельным или решительным. В Вашингтоне Фауэлера считали безопасно сонным — именно такую формулировку выбрал Барри.

— Скажи, куда мы едем? — после паузы снова заговорила Софи.

Хортон смягчился:

— Ко мне — ждать звонка Турана. Остальным об этом знать пока не нужно.

Он свернул на перекрестке, следуя указаниям навигатора — Анкару выучить пока так и не удалось — и ожидая, что Варгас сейчас снова взбрыкнет и заговорит о его паранойе, но Софи хмыкнула:

— К тебе? Моё предложение из Афганистана больше не действительно.

Джайлз ухмыльнулся и парировал:

— Жаль. Ты всё ещё неплохой кусок мяса.

Она слабо кокетливо толкнула его в плечо и коротко засмеялась. На заднем сидении ожил один из её мобильных. Софи бросила в Хортона взгляд, и получив в ответ покачивание головы, осталась сидеть смирно. Группа пока должна была оставаться в неведении. Стратегия разделения вошла в свою радикальную стадию.

***

В квартире Хортона было всё так же не обжито, пусто, не убрано. Ждать пришлось долго. Все свои вещи, включая платок, Софи оставила в машине, только её используемый для информаторов телефон одиноко лежал посередине обеденного стола. Она сидела и гипнотизировала его взглядом, пока Хортон преимущественно скрывался в спальне, плотно закрывая за собой двери. Порой Софи могла различить щелканье кнопок компьютерной мыши и клавиатуры, но в основном в квартире царила полная тишина.

Варгас заскучала. Просидев без дела на стуле несколько часов и устав от собственных мыслей, она встала, прошлась по кухне и примыкающей гостиной, постояла у окна, рассматривая однотипные дома напротив, затем вернулась на кухню. В холодильнике и шкафчиках не нашлось ничего съедобного, только несколько жестяных банок с разным листовым чаем и пакет крупных кофейных зерен. В раковине была грудой свалена грязная посуда.

Софи подкатила к локтю рукава рубахи, открыла кран, пустив на руки приятно охлаждающий поток воды и заняла себя тем, что обычно не могла терпеть — мытьем тарелок. Несколько раз ей казалось, что за ней наблюдал Хортон, но когда она поворачивала голову, там, где её боковому зрению мерещился силуэт, был лишь проход к двери в спальню. В очередной раз оглянувшись, она заметила, что дверь приоткрыта. В ней взыграло любопытство.

Оставив воду сильным потоком литься на вилки и чашки с высохшей кофейной гущей, она прокралась в гостиную и оглянулась. Джайлза не было видно — только в тонком матовом стекле двери ванной комнаты горел свет. С опущенных рук Софи вниз, на темный дощатый пол, прежде при Энтони Фауэлере застеленный ковром, стекала вода. Варгас посмотрела на кругляши разбившихся капель, сомневаясь, податься любопытству или вернуться на кухню, не рискуя попасться Хортону, когда тот выйдет из туалета. Ей было жутко интересно, — врожденное свойство характера, гипертрофированное спецификой профессии — с чем он здесь от неё прятался. Продолжал за ней шпионить, собрал на неё целое досье и на тот же манер, что и она, выстроил из наработок карту дела размером во всю стену?

Шум воды скрывал за собой не только шаги Софи, но и любые звуки из ванной. Она понимала, что рисковала не услышать, как из унитазного бачка сольется вода и как провернется рычажок замка, а потому нужно было прямо сейчас либо поспешить в спальню, либо вернуться. Варгас в порыве предельной скуки выбрала первое.

Внутри спальни в этой квартире прежде Софи не доводилось бывать, и она удивилась тому, насколько большой та оказалась. Двуспальная кровать со смятой постелью выглядела небольшой на фоне окружающего её пустого пространства. У окна стояла беговая дорожка, на одиноком стуле смятой кипой лежала одежда, на простом компьютерном столе вроде тех, что теперь наводняли их новый офис, совсем не подходящем под остальную дорогую мебель из темного цельного дерева, стоял одинокий компьютер с темным экраном и стакан воды. Никаких бумаг или фотографий, расклеенных на стенах; вообще ничего, способного утолить интерес, кроме компьютера, но притрагиваться к нему Варгас не решалась.

Нужно уходить. Она повернулась к двери, и в той, заслоняя собой весь проход, стоял беззвучно подкравшийся Джайлз Хортон. Софи вздрогнула и проронила слабое:

— Я… — не зная, что собиралась говорить после. Лицо Хортона скривилось в выражении злости. Рот изогнулся, ноздри раздулись, между бровей на переносице пролегли глубокие морщины, глаза недобро отсвечивали темным металлом. Он шагнул к ней и, прежде чем она успела что-либо сообразить и попытаться заслониться или отпрыгнуть, схватил за плечи и с силой толкнул в стену. Та приняла Софи глухим болезненным ударом в затылок. Варгас сдавленно ахнула, в глазах помутнело. Ворот её рубашки вдруг стал очень тесным, натянулся вокруг шеи, когда Джайлз схватил и скомкал в кулаках ткань. Он тряхнул Софи, будто безвольной тряпичной куклой, снова прикладывая её головой к стене, и, приблизив лицо настолько, что его взблескивающие между губ зубы оказались прямо перед её взглядом, прорычал:

— Не делай глупостей, Варгас, — не придется бояться за свою жизнь.

— Но я…

Ещё одно грубое встряхивание, пробуждающее в всколыхнутых внутренностях тошноту, и ещё один удар головой. В ушах оглушительно зашумела кровь, на корне языка появился неприятно горький металлический привкус настоящего страха.

С кухни едва различимо в топоте взбесившегося сердца, отбивающего свой сбивчивый ритм прямо в висках, и плескании воды в раковине послышался телефонный звонок. Софи сначала подумала, что померещилось, и это колокольный набат её сотрясения мозга, но Хортон тоже замер, прислушиваясь. Его пальцы разжались, высвобождая рубаху и ослабляя внезапную петлю вокруг горла. Он отступил, повернул голову и поспешил выйти из спальни. Софи, поднеся пальцы к гудящему саднящей болью затылку, неуверенно последовала за ним.

Звонил лежащий посреди кухонного стола её телефон. Джайлз поднял его, провел по экрану пальцем, принимая вызов, ткнул в кнопку громкой связи и повернулся, на вытянутой руке подставляя трубку Софи. Она опустила расфокусированный, запятнанный белесыми кругами взгляд в экран и сказала:

— Алло?

— Завтра, семь часов вечера, ресторан на верхнем этаже отеля “Мариотт”. Приходите с друзьями.

========== Глава 9. Обна(ру)жение. ==========

1 сентября 2015 года.

Воздух вдруг стал очень густым, не поддающимся для вдоха. Джайлза Хортона сильно штормило, от берега сознания стремительно убегала пенящаяся увядающая ярость, в слепом припадке которой ему захотелось Софи придушить. Он не мог ей простить того, что её предательство оставалось возможным, что ему не удалось найти чего-то в одночасье опровергающего его подозрения, что она продолжала действовать так, будто стремилась убедить его в своей причастности. И от этого едва не лишился рассудка, найдя её прокравшейся к компьютеру. Но это ничего не означало. Черт побери, совершенно ничего.

На смену с оглушающим ревом, подхватывая бессильно гниющие на берегу осколки прежних чувств, накатывало безумное сожаление и злость на себя. Софи выглядела растерянной и какой-то устало сжавшейся, ещё более хрупкой, и на побледневшем лице стали особенно выразительными карие кукольные глаза. Их взгляд вопросительно поднялся на Джайлза, когда звонок прекратился, и он едва не шагнул вперед и не сгреб её в объятия.

— Что теперь? — спросила Варгас. — Я могу уйти?

Хортон качнул головой. Нет, не можешь. Во-первых, Фердинанда Блэйка нужно был дожать до предела, переломить напополам исчезновением Софи прямо у него из-под носа и отсутствием её на базе и дома. Если она была действительно настолько дорогой его проклятому сердцу, как казалось, это был отличный способ спровоцировать его предпринять какой-то неосторожный, отчаянный в беспокойстве шаг. Если ему было к кому обратиться, сейчас было самое время. Оставалось лишь надеяться, что Хортону удастся это засечь.

И во-вторых, Джайлзу весьма эгоистично хотелось продлить пребывание Софи рядом с ним, пусть и вел себя пока не очень гостеприимно.

— Боюсь, тебе придется остаться здесь на ночь, — ответил он и, опережая любые вопросы или возражения, поспешил добавить: — Я постелю тебе на диване.

Всё ещё лежащим в его ладони телефоном он указал в сторону гостиной. Отзываясь на движение, экран подсветился, и тонкие цифры часов на нём показали начало четвертого.

— Ты голодна?

— У тебя пусто, — в ответ сообщила Софи, и он снова кивнул. Эта квартира отторгала его, или он её, но бывать здесь, готовить здесь, хоть как-то заботиться об уюте ему не хотелось. То ли следы прежнего хозяина, не пришедшегося Джайлзу по духу, то ли банальная нехватка времени становились между ним и уборкой и закупкой продуктов. Он предпочитал обедать где-то вне дома или за сверток из нескольких десятков долларов отправлять круглосуточного консьержа в ближайший ресторан за порцией еды навынос.

— Сейчас всё будет, — заверил он и не пошевелился. Делать вид, что ничего не произошло, было малодушно и подло. — Прости меня. Извини, что вспылил. Сильно ударил?

Варгас хмыкнула и между изогнувшихся в улыбке губ блеснула линия белоснежных зубов — они показались особенно яркими на фоне перекроившего её лицо темного макияжа.

— Несильно. И кто из нас истеричка?

Джайлз улыбнулся ей в ответ. Она бывала крикливой, суматошной, удивительно слепой как на свою смышленость и по-настоящему истеричной, но — десять лет назад и сейчас — была отходчивой. Только поэтому у них всё складывалось так неоднозначно и одновременно гладко в Афганистане. Хортон в порывах злости никогда на самом деле не имел в виду того, что говорил, и не воспринимал всерьез того, что слышал, а обид Софи хватало на несколько минут, по истечению которых наступал полнейший штиль. Подобной легкости он не встречал ни до, ни после. Как, впрочем, не сталкивался с женщинами, ругаться с которыми выпадало так жарко и на полную катушку, до острого желания не то убить, не то трахнуть.

— Да, верно.

— Как долго мы будем прятаться от группы?

— До завтра. Они понадобятся нам в «Мариотт».

Протяжно вздохнув, Софи кивнула и потянулась за своимтелефоном. Её тонкие пальцы сомкнулись вокруг него, едва ощутимо тронув ладонь Джайлза. В толпе у министерства он уже пытался ухватить её за руку, чтобы притянуть к себе и увести, но Варгас вывернулась, и Хортон едва сдержался, чтобы сейчас не повторить попытку.

***

Улыбчивый консьерж из тех, что обычно учтиво придерживали для Софи двери лифта, когда она приезжала к Фауэлеру, принес два объемных пакета с парующими упаковками свежо приготовленной еды. Там были пряное мясо, лепешки, несколько разных соусов из густого йогурта, порция туго обернутой в виноградные листья долмы и даже пропитанный сахарным сиропом манный пирог. Кухонный стол заполнился развернутыми бумажными упаковками. Софи и Джайлз какое-то время молча нетерпеливыми коршунами кружили над ними с вилками наперевес, но утолив первый жадный голод, замедлились, откинулись на спинки стульев, переглянулись.

Варгас несколько раз ловила на себе испытующий взгляд Хортона, упирающийся в неё, когда ему казалось, она не могла видеть. Наверное, чутко следил за тем, чтобы не позвонила Феру или кому-то из представительства. Этот плен был полноценным, без возможности связи с внешним миром. Софи это не нравилось, но она слишком хорошо знала Джайлза, чтобы позволять себе его не бояться, а так — не слушаться. Пусть его мотивации она совершенно не понимала, — осознавала лишь их параноидальную природу — но в выборе тактики предпочитала доверять. Такое противоречивое, взрывоопасное соединение, взболтанное, словно вода и масло, в одном сосуде, но отказывающееся органично смешиваться.

— Расскажи что-нибудь, — предложила Софи, когда Хортон отложил вилку и, достав из одного из пакетов бумажную салфетку, промокнул губы. Удивительно, но Варгас помнила их выразительные очертания, даже не видя. Острый залом верхней губы и пухлость нижней, в прошлом гладко выбритый тяжеловесный подбородок с синеватой тенью щетины и выразительным заломом ямки. Тогда именно это приковывало взгляд, сейчас он цеплялся за искривленные росчерки шрамов на левой скуле.

— Рассказать о чем? — эхом отозвался Джайлз.

— О Кабуле.

Он коротко скривился, морщины густым веером возникли возле глаз, и сдвинулись на переносице брови, взгляд затуманился. Софи вдруг ясно ощутила, что ему стало физически больно, и едва рефлекторно вдогонку не предложила сменить тему.

— Всё показывали в новостях, — ответил он со вздохом.

— Говорили только, что напали на американское консульство — смертник подорвался у ворот. А что было на самом деле?

Хортон выдержал паузу, в которой неспокойно зашевелились желваки, а под шеей прокатился снизу вверх кадык.

— На самом деле он подорвался глубоко на территории консульства — его впустили в ворота. Я его впустил в ворота. Он был одним очень нужным мне контактном, присланным прежде надежным информатором из местной ячейки исламистов. Я должен был насторожиться — слишком легко он согласился на встречу на нашей земле, чтобы не вызывать подозрений. Но нет, я оказался самонадеянным и беспечным, как последний идиот. Из-за меня погибли пятеро, — едва различимо прохрипел он, а затем внезапно сорвался на крик: — Блядь, пятеро! А я жив! Стоял прямо перед ним, сука, и всё равно выжил!

Он подхватился на ноги так стремительно, что едва не опрокинул стол и не завалил после себя стул, бесцельно заметался по кухне, а затем с широкого размаху, отдавшегося под темной тканью его футболки рельефным перекатыванием мышц, ударил в стену кулаком. И бессвязно закричал дикое:

— Аргх!

— Джайлз! — Софи вскочила с места вслед за ним. Её сердце заметалось напуганной птицей где-то прямо в глотке.

— Я должен был подохнуть. Подохнуть! Но нет, черта с два, это слишком легкое наказание — судьба выписала мне сраное пожизненное!

— Джайлз, — в метаниях она пыталась поймать его рукой и прикоснуться, но всё не дотягивалась. Едва ли её утешительное сжатие плеча могло ему хоть как-то помочь, но продолжать сидеть и молча наблюдать за этим срывом Софи не могла, чувствовала себя отвратительно — это она вытянула наружу то, чему стоило продолжать храниться где-то в надежно скрытых сокровенных глубинах Хортона.

— И я опять лажаю. Опять поставил под удар всю группу. И даже не имею ни малейшего понятия, что я делаю! — Он повернулся, останавливаясь, и заглянул в лицо Софи. На его щеках и лбу растеклись багровые пятна, глаза покраснели. Голос стал тише, осип, дрогнул: — Я не знаю, что делаю, Варгас.

Она нахмурилась — вот ещё, жалеть мужчин не было её любимым занятием. От неё можно было ожидать чего угодно: укола, издевки, шутки, крепкого или приободряющего словца, но не подставленного под слезы плеча. Софи покачала головой, свирепо сжимая челюсти.

— Ты — Джайлз Хортон, — проговорила она строго. — Тот Джайлз Хортон, который сделал убийство бен Ладена возможным; тот Джайлз Хортон, который в Баграме заставлял самых жутких мясников Аль-Каиды скулить о пощаде; тот, который приехал сюда и с первых дней обнаружил кучу дерьма, прикрытую пальмовым листом, которую мы предпочитали не замечать у себя под носом годами. Если кто-то и знает, что делать, то только ты.

Софи замахнулась и со звонким хлопком влепила ему пощечину, от которой в ладони остро зажгло, а в суставах кисти жалобно заныло. Хортон оторопело округлил глаза.

— Так что завязывай с этой чушью. Тебе рано подыхать. Таких как ты на тот свет отправить непросто, пояса смертника будет недостаточно…

Ей не удалось договорить слово до конца, последние звуки проглотили накрывшие её рот губы Джайлза. Он крепко подхватил её под затылок, запрокидывая ей голову, и до боли зажимая между пальцев волосы. Его борода остро царапала кожу, он целовал жадно, требовательно, грубо. Будто забирал то, что причиталось ему по праву, и на мгновенье Софи оказалась совершенно сбитой с толку, безвольно замершей под его натиском. Ей потребовалась минута, чтобы осознать происходящее, и ещё одна, чтобы понять своё отношение к этому.

***

Она оттолкнула его с такой неожиданной силой, что Джайлз сделал два коротких шага назад. Вслед ему прилетела ещё одна хлесткая пощечина. Он тряхнул головой, выталкивая из ушей тонкий звон, и криво усмехнулся. Давай, строй из себя возмущенную недотрогу.

— Я ведь сказала, что Афганистан не повторится, — процедила она. — Сейчас не до этого.

Хортон хмыкнул:

— Да, как же. Если бы тебе было сейчас не до этого, ты бы вообще об Афганистане не вспомнила. Ты задела тему секса — не я.

Варгас молча открыла и закрыла рот, подумала и добавила тише, с поубавившимся в тоне гневом:

— Я не кукла, которой можно так запросто воспользоваться.

— Посмотрите-ка на неё! — Джайлз хохотнул и дважды хлопнул в ладоши, вызывая на лице Софи искреннее недоумение. Морщина на переносице разгладилась, брови приподнялись. — В 2005-м тебя совсем не смутило, что ты воспользовалась мной. А ведь я тоже не кукла. Но ты беззаботно поигралась мной полтора месяца и улетела. Не объяснившись, не попрощавшись, даже, черт бы тебя побрал, не оглянувшись напоследок!

— Ещё скажи, что я разбила тебе сердце.

— Скажу. Ты именно это и сделала.

— И что это сейчас — месть?

Он смотрел на неё сверху вниз, на завившиеся за ушами темные недлинные волосы, на поднятый к нему воинственный карий взгляд, на поджатые губы, такие теплые и мягкие на ощупь, такие податливые. Джайлз не имел ни малейшего понятия, что это сейчас происходило, но знал совершенно точно, что не месть. В нем теплилось что-то вроде возрождающейся симпатии, вроде впавшей в долгую многолетнюю зимовку влюбленности, теперь на турецкой жаре постепенно оттаивающей от прежде надежно скрывающих её льдов.

— Какая же ты порой бываешь глупая, — выговорил он добродушно.

Это была не месть — отчаянное желание найти хоть что-то, за что можно было удержаться в постоянно сносящем его потоке беспокойства и подозрительности. Это было своеобразное, возможное только с Варгас тепло, зиждущееся на чем-то невыразимом, неочевидном в их манере общения. Это был новый свежий вдох, когда Софи своими словами и пощечиной выдернула его из пожирающего его болота самобичевания и сожалений. Ему не было нужно ни жалости, ни утешений, ни отвлечений и абстрагирования, какие предлагали мозгоправы. Ему нужны были встряска и напоминание, что он — Джайлз Хортон. Тот, которого он годами лепил из собственных боли, усилий, ошибок. Тот, который превозмогал себя, а так — побеждал других. Тот, которого боялись враги, к которому с опаской и уважением относились коллеги, который нравился Софи.

Он хотел снова нравиться ей, Варгас, такой пышущей яростью, такой самодостаточной, такой бойкой, цепкой и бесстрашной, с полным решимости взглядом, с тяжелой рукой и хлестким ударом, с нетерпением к слабости. В ней сосредотачивалось то, что он хотел себе вернуть, кем он снова хотел быть. И она, казалось, несмотря на всю его душевную и телесную изодранность, продолжала видеть его прежним Джайлзом Хортоном. Его тянуло к ней немилосердно, сопротивляться этому уже не было сил, а главное — желания.

Он шагнул к ней, в ответ она снова замахнулась открытой ладонью, но Джайлз перехватил и сжал тонкую кисть, предусмотрительно ухватил и другую руку, отводя её за спину Софи и саму её притягивая к себе. Она замотала головой, отворачиваясь от поцелуя, и Хортон сполз губами на её шею. Кожа была мягкой и горячей, на вкус немного соленой и с оттенком химической горечи дымовой завесы из сжигаемых на митинге шашек и ракет. Волосы пахли чем-то цветочно-фруктовым, едва уловимым. Под острым углом её челюсти в тенистой впадинке быстро колотился прощупываемый пульс.

Варгас, которую он помнил, которую сминал под собой на узкой неудобной койке её одиночной комнаты в Баграме, млела от нежных поцелуев в шею. И когда, отстранившись, он заметил, как в ответ на прикосновение по смуглой коже побежали мурашки, едва победно не оскалился. Да, она могла сколько угодно противиться на словах и лепить ему удар за ударом, но по-настоящему — так, как её выдавало тело — хотела этого.

Наклоняться к ней, низкой и изогнувшейся в его руках в приостановленной попытке вырваться, было неудобно, потому Джайлз отпустил её руки, подхватил её под бедра и поднял. Софи сдавленно ахнула, легкая и обманчиво хрупкая.

***

От резкого движения у неё на мгновенье потемнело в глазах и в голове все спуталось. Прежде тщательно разграничиваемые симпатии к Хортону, как к профессионалу и начальнику, смешались с хранимыми на задворках памяти воспоминаниями о нём, чем-то необъяснимым для самой Софи основательно отличающимся от прочих встречавшихся ей на пути мужчин. Туда же выкатились её одиночество и даже некоторое затворничество последних лет, усталость и растерянность, и эта смесь вязкой и жаркой массой затопила её сознание. Варгас даже не заметила, когда её руки опустились на его плечи и обвились вокруг шеи.

Она откинула голову, жадно впитывая порхающее по коже щекочущее ощущение легких поцелуев. Софи одновременно чувствовала себя обезоруженной, без оглядки обнажившей свою слабость, и противоречиво защищенной, в безопасности за непреодолимым ограждением от остального мира с его заботами и опасностями.

Пальцами она прочесала спутанные волосы Хортона, ногтями впиваясь в кожу головы, будто пытаясь проткнуть насквозь череп. В ответ Джайлз ущипнул её губами, затем прикусил и слизал следы своих зубов с её шеи. По спине побежал будоражащий холодок, Софи мелко задрожала. Комната вокруг зашевелилась, стены покачнулись в сторону — Джайлз с ней на руках повернулся и прошел несколько шагов. Под ягодицами вместо сильной горячей хватки рук оказалась холодная плоская твердость кухонного стола.

— Софи, — шепотом позвал Хортон, сжимая её голову между ладоней и заглядывая в глаза. — Варгас…

В его взгляде она отчетливо рассмотрела то, что когда-то привлекло её в Афганистане — глубокий, созревший интерес, и что крайне редко находила во взглядах других, даже ставшего по-настоящему родным Фера.

Джайлз снова прикипел к её губам, и она ответила. Отзывалась на прикосновения, игриво скользила языком, заигрывая, отталкивая и прячась. Хортон целовал голодно, всё напирая, наваливаясь сверху. Опустив руки, он подхватил Софи под колени и в одном порывистом скольжении по столу придвинул к самому краю, упирая в себя. Его пальцы поползли вверх к бедрам, пробрались под край просторной рубахи и отыскали голую кожу живота. Джайлз исследовал изгиб талии, затем потянулся выше, к лифчику, через тонкую ткань которого нащупал призывно вздыбившиеся соски и мягко сжал между пальцев. Разряд воспламеняющего тока пронзил Софи, она прогнула спину и ахнула просто в губы Хортона. Те изогнулись в поцелуе — Джайлз улыбнулся. Вот сволочь, он точно знал, чего хотел, и прекрасно понимал, как этого добиться.

Варгас сжала пальцы и резко потянула Джайлза за волосы, заставляя его недовольно замычать и дернуть головой. Она не хотела сдаваться так легко, она не любила, когда что-то происходило не по её представлению. Хортон пренебрег её отказом, нагло переступив через него, и пусть Софи вовсе не были противны его поцелуи и прикосновения, ей претила сама мысль, что к ней не прислушались. Она снова дернула за волосы, а затем перенесла руки на плечи и толкнула. Джайлз отстранился. Останавливать покатившийся вниз по отвесному спуску бардак их взаимоотношений она не собиралась, хотела только напомнить Хортону, что сейчас он не начальник, и она не будет беспрекословно подчиняться.

Под его нетрезвым, тяжело стекающим по ней взглядом, она подхватила края его футболки и потянула вверх. Сняв ту и отбросив, она осмотрела его торс. Поджарый, с отчетливой геометрией косых мышц на боках и квадратами пресса, с густо заросшей грудью и сползающей вниз по животу, манящей под ширинку дорожкой темных волос, с хаотичными переплетениями разной грубости, толщины и длины шрамов и ожоговых рубцов слева. Покатые сильные плечи, переходящие от мощной шеи к округлым мускулам рук. Это уже не было телом молодого крепкого солдата, это тело принадлежало настоящему мужчине, несущему тяжелое бремя своего прошлого, но не сгибающемуся под ним. Софи коснулась его груди и провела вниз, Джайлз поймал её руку, накрыл своей ладонью и направил к ширинке. Под синей джинсовой тканью различимо взбугрилось его возбуждение.

Софи не к месту захотелось съязвить о том, как много его достоинства оказалось снесенным взрывом, но способность говорить, как и мыслить трезво, к счастью, оказались повязшими в чем-то густом и отупляющем. Она с долю секунды поборолась с противящейся пуговицей штанов, потянула молнию вниз и нырнула пальцами под тугую резинку трусов. Там, из обжигающего жара рвался наружу налившийся требовательной твердостью член. Исследуя его, знакомясь с ним заново, вспоминая, Софи провела от основания у щекочущего путаницей волос лобка к головке. По всей внушительной длине он был горячим, бугрящимся венами, твердым. Варгас обхватила его ладонью и, сжимая, провела обратно, оттягивая крайнюю плоть и оголяя головку. Джайлз откинул голову и выдохнул что-то похожее на тихий хриплый стон. Она повторила движение, ускоряя темп и надавливая чуть сильнее, затем ещё и ещё, пока Хортон не пошатнулся вперед. С закрытыми глазами, тяжело выдыхая ртом, он грузно уперся о край стола и уронил голову на лоб Софи.

— Тебе не поздоровится, Варгас, — проговорил он сипло.

— Угрожаешь?

— Обещаю.

Резким движением он сначала одернул её руку, а затем стянул Софи со стола. Едва она коснулась ногами пола, Джайлз развернул её и толкнул в спину, наклоняя в столешницу лицом. Край больно впился в живот, и в ребра пришелся неприятный удар, вытолкнувший из легких воздух. Софи судорожно вдохнула и попыталась подняться, но на плечи надавила тяжелая рука, а в лопатку остро уперся локоть. Хортон никогда не бросал слов на ветер. Ей уже не поздоровилось.

Он предпринял попытку отыскать застежку на её штанах, но быстро сдался. С надрывным треском ткани Джайлз разорвал шов и стянул их к коленям вместе с трусами. На голую кожу ягодиц опустились обжигающие прикосновения ладоней, Хортон приблизился и без каких-либо пауз или предварительных ласк с размаху вошел. Это вторжение отдалось в Софи жгущей теснотой, заполнившей её до предела, до почти болезненного сопротивления её плоти. Она закусила губу и сдавленно вскрикнула.

Каждый изгиб, каждую незначительную неровность под обжигающе горячей кожей его члена Софи отчетливо ощущала внутри себя. Она чувствовала, какой влагой встретила это проникновение, и даже немного удивилась, устыдилась того, каким оторванным от происходящего в теле было её сознание, как отличались её поведение и слова от реакции между ног.

Джайлз на мгновенье замер, — Софи слышала его попытку усмирить дыхание — а затем почти полностью вышел и снова втолкнулся обратно. С каждым толчком жжение отвыкших мышц сменялось легким щекочущим ощущением, будто теплые мелкие пузыри касались и перекатывались. Оно росло и наполнялось, сначала сбивая ритм сердца на хаотично прерывистый, затем примешивающий к выдохам бессвязных, неконтролируемых стонов. По внутренней стороне бедер потекли тонкие изворотливые ручейки смазки. Каждое новое движение Джайлза отдавалось звонким шлепком по коже. Он рычал и шептал что-то неразличимое, ускоряя темп, неизбежно приближая тот момент, в котором всё остальное, кроме его члена в её вагине, переставало существовать; в котором мышцы тела напрягались в одном сильном безболезненном спазме, направляя все нервные импульсы вниз живота и заполняя тот пенящимся опрокидывающим ощущением переполнения, взрыва и постепенного опустошения, полнейшего расслабления. Волна плавно откатывала, лишь незначительно подталкиваемая обратно движениями Хортона. А затем он резко вышел, и на бедро Софи брызнули горячие скользкие капли.

Дрожа, Варгас обмякла, роняя голову и упираясь пылающим, взмокшим лбом о холодную столешницу. Джайлз навис над ней так низко, что спиной она различала безумный шаг его рвущегося из груди сердца, а в волосах на затылке чувствовала его рваное дыхание. Несколько минут они молча приходили в себя, а потом Хортон выпрямился и отступил.

— Хочешь воды? — предложил он. — Или в душ?

— Хочу, — ответила Софи, не в силах подняться и едва стоя на ногах, но расплываясь в улыбке.

***

В приятно обволакивающем уютном молчании они вместе приняли душ. Прохладным потоком вода стекала на них, расслабляя и успокаивая, смывая с них следы непростого дня, липкость пота и сомнений. Джайлз неспешно и осторожно исследовал руками тело Софи, растирая между ладоней пенящийся гель. Варгас пальцами пересчитывала его шрамы и заглядывала ему в лицо непривычно ласково, тепло.

Оставив сброшенную одежду валяться на полу ванной, они обернулись мягкими белыми полотенцами, ещё хранящими характерный запах новых, имеющими ровные заломы складок — Хортон достал их из плотной целлофановой упаковки. Многое в квартире либо было не распечатанным, оставленным в шкафу батлерами* представительства, либо попросту отсутствовало, потому что не входило в список базовой комплектации жилья агентов, а сам Джайлз не удосуживался купить.

Вдвоём они вернулись на кухню, и Хортон поставил на плиту чайник. Столкнув опустевшие контейнеры из-под обеда обратно в пакеты, он убрал их со стола, выдвинул себе стул и расслабленно на нём развалился.

— Твоя очередь рассказывать, — сказал он.

Софи, прочесывающая пальцами свои влажные, тяжело прилипающие к лицу волосы, удивленно вскинула голову.

— О чем?

— О том, что происходило с тобой последние десять лет. И о том, что было до зимы 2005-го. Я ведь ни черта о тебе, на самом деле, не знаю.

Пока закипала вода и заваривался листовой ароматный чай, пока они пили его из маленьких турецких стаканчиков, Джайлз задавал Софи вопросы о её прошлом — биографии, назначениях, предпочтениях, — а она коротко, но исчерпывающе отвечала. Разговор тек спокойно и тихо. Из дат и городов у каждого из них возникали свои воспоминания, которыми они делились и которые сравнивали, выясняли, как много неожиданных точек соприкосновения могли иметь помимо Афганистана в 2005-м, но как их пути расходились всего в днях или часах друг от друга. У них находились общие знакомые и коллеги из разных представительств, так или иначе отрабатывавших когда-либо восточное направление, и даже общие масштабные операции, вроде подготовки «Копья Нептуна». Бесед вроде этой у них прежде — у Хортона с кем-либо — никогда не случалось.

Джайлз и Софи просидели так, пока за окном не стало смеркаться, а на кухне — во всей квартире — не стала стремительно сгущаться не нарушаемая лампами темнота. Когда он перестал различать выражение лица Варгас, Хортон предложил лечь — у них был насыщенный день, и назавтра предполагался не менее суматошный. Софи согласилась.

В спальне он спешно расправил смятую постель и взбил подушки, Софи сгребла одну себе под голову, свернулась в клубок, подтянув к себе колени, и очень быстро уснула. Когда Хортон лег рядом и наклонился, чтобы опустить на её оголенное плечо поцелуй, её глаза уже были плотно закрыты, а дыхание стало глубоким и размеренным. Высохшие взъерошенными завитками волосы обрамляли её спокойное лицо, узел полотенца ослаб, и оно сползло на её тонком теле. Джайлз осторожно стянул полотенце и укрыл наготу Софи покрывалом, ещё раз поцеловал её в плечо и встал.

Убедившись, что она лежала спиной к монитору и не могла подсмотреть, не оборачиваясь, а свечение экрана не било ей в глаза, Джайлз включил компьютер. В программе отслеживания активности жучков висело объявление о звуковой активности у одного из устройств. Хортон развернул окно и в удивлении хмыкнул — сработал жучок в квартире Софи. Он воткнул наушники и промотал дорожку к началу записи голоса, который оказался мужским, очень похожим на Фера Блэйка. В квартире Варгас, тот, похоже, был один и разговаривал по телефону с неизвестным Хортону, а потому не отслеживаемым номером. Джайлз не смог различить ни единого слова — турецкого он не знал.

В сомнениях он оглянулся на неподвижно спящую в его кровати Софи, но будить не стал. Вместо этого сбросил запись на телефон, выключил компьютер, встал, оделся и спустился в фойе, где неусыпной широкой улыбкой его встретил ночной консьерж. Он говорил на неплохом английском и снискал за свою услужливость, но молчаливость особое расположение Хортона. Джайлз включил ему голос Блэйка и попросил перевести. Консьерж с готовностью закивал и внимательно вслушался. То, что он сказал, оказалось удивительным везением:

— Да, передай трубку Али. Скажи, что это срочно… Что твои люди доложили о действиях группы?.. Нет, мне не… Я пытаюсь, но не могу… Он упрямый козёл с псиным нюхом, но беспокоиться не стоит… Да… Да, точно… Потому что он подозревает не меня, вот почему… Ту, о которой я тебя спрашиваю. Твои люди видели её? Или его?.. Что?!

Далее голос сменялся дверным стуком и исчезал из поля действия жучка. Вот и оно! Попался, сукин сын, подумал Джайлз, но ликования из-за обнаружения крота не испытал — сообщить об этом Софи будет непросто несмотря на очевидность доказательства, пусть и косвенного, а кроме того, потеря командира оперативной группы была наихудшим из возможных исходов. Хортон оставался без рук.

Комментарий к Глава 9. Обна(ру)жение.

*Батлер (в русском переводе часто — дворецкий) — помощник в хозяйственных делах в доме или при организациях/компаниях, помогающий с решением любых просьб и потребностей сотрудников, касающихся удобства их проживания, транспорта, лечения прочее.

========== Глава 10. Полезные связи. ==========

29 августа — 2 сентября 2015 года.

Местом проведения беседы Барри выбрал бар, в который в последнее время они с женой взяли привычку заглядывать после ужина в городе. С отъездом детей и неизбежным приближением пенсии они пытались внести в свои за годы одеревеневшие будни свежесть, хотели установить привычки, которые заставят их шевелиться, когда замолкнут зовущие на работу будильники и резко сократится список контактных номеров в телефонах.

Бар назывался «Дверь слева», это было тесное, просто обставленное заведение с длинной массивной барной стойкой, несколькими широкими старомодными креслами с глубокими спинками на викторианский манер, без телевизоров и с мягким свечением низко повисших тусклых люстр. Многие коктейли здесь подавали с фигурно вырезанными лимонными шкурками, украшающими бокал или плавающими между кубиков льда. По вечерам тут бывало тесно, но на удивление тихо — голоса звучали приглушенно, сливаясь в монотонный гул. Сдержанный бар в строгом правительственном городе, сюда приходили выпить, а не напиться. Барри Мэйсону это место было по нраву, пусть и пил он только теплую негазированную воду, пока жена экспериментировала с винной картой и меню коктейлей.

Последним субботним вечером лета он пригласил сюда на разговор Энтони Фауэлера. Тот порядком удивился — прежде они не были лично знакомы, и по большому счету Барри даже о нём не слышал. Рядовой работник, ничего примечательного, достигающего внимания руководителя направления. Но теперь у Мэйсона появился весьма определенный интерес к Фауэлеру. Об этом его просил Джайлз Хортон.

— Я наслышан о Вашем… — Барри усмехнулся в свой наполовину опустевший стакан воды, будто подыскивая там слово, хотя совершенно точно знал, что собирался сказать и как вообще намеревался повести разговор. — Экстравагантном вкусе в автомобилях.

Энтони Фауэлер, неспокойно выпрямивший спину и вытянувшийся на стуле, перекатывающий в руках почти не тронутый бокал пива, вскинул брови.

— Простите? А, Вы о Рендж Ровере в Анкаре?

— Необычный выбор, — кивнул Барри.

— Мне просто выпал шанс купить эту машину со значительной скидкой.

— Правда? Здесь, в Америке?

— Нет, конечно. В Турции. Один из моих… — Энтони кашлянул, пытаясь проглотить последнее слово. — Один из агентов имел друзей в салоне дистрибьютера, смог договориться о выгодной цене.

— Какое везение. Полезный агент.

— Очень. Фер Блэйк ценный для турецкого представительства. Надеюсь, новому шефу он будет настолько же полезным, каким был мне.

Мэйсон снова кивнул. Нетрезвые разговоры в барах он использовал довольно часто, проводя дознание так, что допрашиваемый не всегда об этом догадывался. Но этим субботним вечером беседа шла иначе, поскольку Барри не пил и притвориться пьяным не мог, как не мог заставить и Энтони Фауэлера выпить заказанное пиво. А так, не наступало то расслабление, необходимое для стирания граней осторожности. И в отличие от всех прежних бесед сейчас Барри имел высоту положения над своим прямым подчиненным, и в случае, если не сможет того разговорить, оставлял за собой возможность вызвать того к себе на ковер. Мэйсон обладал силой задать прямой вопрос и потребовать ответа. А потому не находил причин разыгрывать спектакль.

— Расскажите об этом парне, Блэйке.

***

Джайлз спал мало и тревожно, постоянно просыпался, но наутро чувствовал себя удивительно хорошо. За ночь Софи Варгас из той, которую он подозревал в первую очередь, но к которой его тянуло вопреки всему, превратилась в ту, опираться притягательности которой он больше не намеревался и в верности которой теперь не сомневался. На душе от этого становилось легче.

Он сварил им двоим кофе и отвез Софи к ней домой, ей была нужна одежда и время, чтобы собраться и — предполагал Хортон — подумать. Затем Джайлз направился к выезду из Анкары. На заднем сидении машины остались лежать забытый Софи платок и выданный ей пистолет, Джайлз несколько раз оглянулся на них в паузах светящихся красным светофоров.

Было в этих двух вещах что-то символически отражающее их с Варгас жизни. Невидимая постороннему взгляду война, покрытая тонким налетом призрачной мирной обыденности, ведомая постоянно в неусыпности их врагов и непредсказуемости угроз. Тонкому шелку по всем законам логики не было места рядом с грубостью литого металла и горечью темного масла, смазывающего механизмы, вот только в шпионском деле не существовало свода правил, кодексов законов и общепринятых ограничений. Всякий метод был хорош, если давал должные результаты. Суть их деятельности была не в самой работе, а в своевременности и надежности раздобытых данных.

Теперь, когда между двух ключевых агентов Джайлз смог определить крепкое, заслуживающее доверия звено, следовало взяться за слабое, а так — и за главную цель назначения Хортона в Турцию.

Размышляя над этим, он приехал в представительство, где его у самих ворот встретил Фердинанд Блэйк. Вопреки обычаю лицо его окаменело в злости, солнцезащитные очки не болтались на петле арафатки и не скрывали глаза, изо рта не торчало тонкое острие зубочистки. Едва Джайлз открыл дверцу и вынес одну ногу, глуша кнопкой двигатель и подхватывая из подстаканника ключ, Блэйк бросился к нему, взбивая под ботинками пыль.

— Где Софи? — спросил он, пропустив приветствие. В его выражении отчетливо просвечивало то обнаженное беспокойство, которое Хортон когда-то заметил в турецкой военной тюрьме.

— Дома, — спокойно ответил Джайлз.

— Её там нет. Я проверял. Не было вчера, не было ночью, не было сегодня утром.

— А сейчас она там, — выйдя, Хортон раздраженно махнул рукой, пытаясь прогнать Блэйка. Тот остановился так близко, что Джайлзу, чтобы захлопнуть дверцу, пришлось протиснуться между ним и боком машины. Стекло и металл под спиной оказались горячими.

— Где вы, твою мать, были? Мы все тут на говно извелись, Анкару вверх ногами перевернули. Что вы делали?

Джайлз нажал на кнопку закрытия машины и вбросил брелок ключей в карман. Фер стоял всё ещё слишком близко, раздражая Хортона своим продажным присутствием и этой театрально помпезной истерией. Ему захотелось с размаху ударить головой и выплюнуть в ответ короткое «трахались», но вслух он произнес:

— Мне нужно было поговорить с ней без свидетелей.

Блэйк кисло скривился. Зуд в руках, призывающий сжать их в кулаки и вмазать, становился почти нестерпимым. Джайлз сжал челюсти.

— Поговорить в твоём лексиконе означает допросить? — уточнил Фер. — Она хоть цела?

— А ты и в самом деле обо мне наслышан, — хмыкнул Хортон. На поверхности сознания всплыли яркие, такие свежие, что его бросило в жар, картинки их стихийного секса; стройные бедра Софи и оттопыренная аппетитная задница. — В основном цела. Подмята совсем незначительно.

— Ах ты ж гнида! — взревел Блэйк и замахнулся, целясь Джайлзу прямо в нос, но тот увернулся, пропуская выброшенный кулак мимо своей головы. Хортон коротко прицельно зарядил Феру под ребра, второй рукой выстрелил ему прямо в шею, сначала заставляя судорожно выдохнуть, а затем лишая возможности вдохнуть. Давясь сковавшим горло спазмом и густо краснея, Блэйк снова попытался вскинуть кулаки, но Джайлз сомкнул на его затылке руки в замок и придавил, вынуждая пригнуться, и коленом снова впечатал под ребра.

На звуки глухих ударов и хриплого судорожного кряхтения Блэйка из окон и двери показались агенты. Двое бойцов оперативной группы выбежали во двор, но в нерешительности остановились и переглянулись, не находя однозначного приоритета: разнимать двух начальников или, сохраняя субординацию, позволить этой потасовке продолжаться.

Тем временем Блэйк, не разгибая спины, сделал выпад вперед и плечом толкнул Хортона на машину. Та взвыла сигнализацией. Джайлз трижды, как ускоренный отбойный молоток, ударил Фера локтем между лопаток, пока тот руками обвивал его ноги, одновременно пытаясь блокировать удары коленями и повалить на землю. Ничто из этого ни имело ни для кого из них нужного эффекта, а потому прежде, чем Блэйк успел выпрямиться и отступить, Джайлз зажал его шею в давящем сгибе руки. Фер несколько раз со стремительно уменьшающейся силой ударил Хортона в живот, и Джайлз вдруг отчетливо различил сверкнувшую холодным стальным блеском мысль: он может убить его.

Он может убить Блэйка прямо сейчас и тем самым решить проблему слива информации, обезопасить предстоящую вечером встречу с Омером Тураном, выплеснуть всю ту злость, которая бурлила в нём прожигающей внутренности лавой последний год, и избавления от которой он искал в своих утренних пробежках к утесам. Нужно лишь подхватить второй рукой кисть и сжать ещё сильнее, сначала придушив и усмирив всякое сопротивление, а затем сломав позвонки. Джайлз мог убить его, ясно ощущал в себе это зверское безумие, но не стал. Разогнув руку, он оттолкнул Блэйка, и когда тот, отшатнувшись, споткнулся, пнул его вдогонку ногой, опрокидывая на пыльную сухую землю.

Наклонившись над пытающимся вдохнуть Фердинандом, Хортон процедил:

— Помни своё место, Блэйк! Мои цели, мои мотивы и мои методы работы — не твоего ума дело, пока я не отдам тебе приказ исполнять. Усёк?

***

Софи предпочитала избегать мыслей о случившемся, и, главным образом, предпочитала избегать самого Джайлза Хортона. Проснувшись в его тесных объятиях, она вскочила с кровати, отказалась от завтрака и торопилась попасть в уединение своей квартиры. Варгас гнала от себя воспоминания, сомнения, неясно копошащиеся за ребрами ощущения — ей было не до этого. Прямо говоря, ей всегда было не до этого, и Софи находила в этой своей отрешенности, в упрямом нежелании выстраивать с кем-либо отношения покой. В одиночестве и независимости от другого человека был её уютный дом. Джайлз нарушал её порядок, будоражил плавное течение её жизни, обращал её саму в хаос.

Она не привыкла испытывать те чувства, которые он в ней пробуждал; она не умела с ними уживаться, контролировать их и усмирять; она безвольно велась у них на поводу в присутствии Хортона, она совершенно не понимала природы этих чувств и пугалась той неясности, которую они примешивали к её будущему. Обычно в предстоящем для себя она усматривала карьерный рост. Варгас не метила в высокие кресла управления — не видела себя начальником. Её вполне устроила бы позиция ведущего специалиста аналитического отдела в Лэнгли или главы представительства, выше этого она допрыгнуть не намеревалась, но и на меньшее не была согласна. И Хортон — кто бы то ни был другой — в этих стремлениях был бы лишь препятствием, оттягивающим собственными амбициями назад.

Больше месяца пребывания Джайлза в Анкаре ей удавалось удерживать баланс, и должно было удаваться впредь, а если нет — кому-то из них нужно было сменить представительство. Десять лет назад это уже сработало. Эмоциональная нестабильность Софи, возникшая рядом с Джайлзом, быстро исцелилась, едва стоило улететь из Баграма.

Принимая у себя дома душ, читая запоздалую молитву, завтракая на балконе, оставляя у подъезда примирительную миску корма для кошки, Варгас концентрировалась на действиях собственных рук или на работе. А приехав в новый офис, она вопреки естественно взыгравшему любопытству предпочла проигнорировать приглашение к сплетням от коллеги, когда та, подловив её в коридоре, доверительно шепнула:

— Ты такое пропустила! Фер и главный сцепились.

Сославшись на занятость, Софи юркнула в свой кабинет и закрыла за собой дверь. Здесь она осталась в компании тишины и снимка Али Мехмета, распечатанного с короткой видеозаписи, смотрящего на неё со стены. Отбросив сумку, Варгас остановилась посередине комнаты и скрестила на груди руки. Её пронзила догадка из числа очевидных, но часто не приходящих в голову вовремя — всё известное турецкому представительству об Али Мехмете сосредотачивалось в головах агентов и визуализировалось на этой самой увешенной бумагами стене, но пока не было внесено ни в активную базу, ни в архив. Там, сколько они ни искали, как бы ни видоизменяли запросы, сведений о нём найти не смогли. Причина тому могла состоять в их собственном наглядном примере — другие группы точно так же могли не обладать достаточным количеством информации для создания поддающегося документированию досье, но вполне могли иметь разрозненные, пока не известные в Анкаре фрагменты.

Для надежности своего сосредоточенного уединения Софи подперла стулом дверь и следующие полтора часа провела с телефонной трубкой в руке, отчего та заметно нагрелась в крепко сжимающей её ладони. Одному за другим Варгас звонила аналитикам, полевым агентам и руководителям представительств, с которыми ей прежде приходилось работать и на благосклонность которых она могла рассчитывать. Это был выстрел в небо наугад, но Софи не знала причин, по которым этого не следовало попробовать. И к её собственному удивлению, вскоре она получила результат.

Агент, с которым они пересекались когда-то в Испании, и который специализировался на отслеживании оружейной логистики террористических ячеек, услышав имя и получив по почте снимок Али Мехмета сразу очень уверенно дал утвердительный ответ. Он его знал.

— Прозвучит несколько странно, но ты можешь повторить это же для моего шефа? — спохватываясь с места и перешагивая комнату в сторону двери, спросила Софи. Голос в трубке сменился короткой паузой замешательства, а затем поинтересовался со смешком:

— Ты что, не в фаворе у своего главного?

Варгас, отталкивая стул и распахивая дверь, скривила губы. Она понятия не имела. Черта между фавором и недоверием, между поцелуями и болезненным толчком в стену была тонкой, зыбкой, преодолимой за минуты. Анализировать происходящее — каким-то гипертрофированным образом повторяющее Афганистан — она сейчас не хотела да и едва ли могла. Всё, что она смыслила в отношениях между мужчиной и женщиной, черпалось из её однобокого скудного опыта и фильмов и имело мало общего с объективной реальностью. Ничему из этого не надлежало быть произнесенным вслух, потому Софи ответила:

— Пожалуйста, у нас тут время на вес золота — мне некогда подавать в Мадрид официальный запрос и следовать всей бюрократии.

— Ладно, — вздохнул агент и замолчал.

Софи шагнула к кабинету Джайлза Хортона и в нерешительности на мгновенье замерла, внятно ощутив порыв постучать — вопреки привычке и случившемуся накануне, что должно было бы напрочь стереть остаточный официоз. Но одернула себя и просто толкнула дверь. Какого черта? Теперь ли ей начинать смущаться и услужливо опускать голову? Она не относила себя к тем женщинам, которые искренне считали, что имели силу над мужчиной через постель, но и к тем, которые вели себя кротко и покорно в угоду любовнику, коллеге, начальнику — кому угодно, — тоже никогда не принадлежала.

— Тебе нужно это услышать, — сообщила она решительно, напоровшись на поднявшийся на неё взгляд Хортона. Он сидел за столом, широко раскинув на нём локти и подперев подбородок кулаком. Лоб наморщился, на него сползли несколько темных прядей.

Не получив ответа и расценив неподвижное молчание согласием, она закрыла за собой дверь, подошла к столу, положила на него свой телефон с включенной громкой связью и коротко добавила:

— Говори.

— Али Мехмет — скорее всего, не настоящее имя, — отозвался испанский агент. — Мы в Мадриде какое-то время ведем его и его непосредственного босса, Фараджа.

Хортон встрепенулся. Он резко вскинул голову, опустил взгляд в экран телефона и переспросил:

— Фарадж? Шейх Фарадж, перекупщик оружия?

— Он самый. Прежде по Средиземному морю ходили его лодчонки к африканским берегам, он преимущественно сплавлял свои товары небольшими партиями втридорога мелким повстанцам и пиратам. С Востоком он работал редко.

— Это изменилось?

— Да. За последние месяцы он дважды фрахтовал несколько контейнеров на торговых сухогрузах, причаливших к турецким портам. Мы уверены, что это две — возможно, не последние — части одной и той же особо крупной партии. Предполагаемый пункт назначения — Сирия.

Джайлз молча покачал головой и посмотрел на Софи. Они оба знали, что эти две части партии не покидали Турции. Контакт в полиции говорил о провозе грузовиков из Стамбула в Анкару. Вся привезенная огневая мощь, если Фарадж вдруг не сменил сферу деятельности с оружейной на контрабандно-табачную, сосредотачивалась теперь в столице.

— Али Мехмет кто-то вроде регионального представителя Фараджа. Его правая рука на Вашей территории.

***

Перед Джайлзом стояла непростая задача. С одной стороны, он знал, через кого происходил слив. С другой стороны, пока не намеревался это обнаруживать. Ему было на руку неведение Фердинанда Блэйка о том, что он раскрыт, ведь вместе с тем и Али Мехмет — а так, и оружейный падальщик Фарадж — продолжал считать, что всё было под контролем и надежным покровом непроглядного тумана. Вместе с тем, сдавать Мехмету предстоящую встречу с лидером турецких курдов Хортон не хотел, но как избежать этого не представлял. Отстранение Блэйка от операции было бы слишком очевидным. Убрав из уравнения Фердинанда, он рисковал мгновенно потерять ту слабую нить, которую мог вскоре нащупать к Али Мехмету; впрочем, и не устранив утечку в скором времени, продолжал бы гнаться за собственным хвостом.

А ещё эта Варгас. Она путала ему абсолютно всё. Зачем он вообще повелся на поводу у своей прихоти? Зачем всё так непростительно усложнил? Ему и так не дышалось спокойно в её присутствии, но теперь сама мысль о том, что Софи будет в самомэпицентре сегодняшней встречи, рискующей пойти под откос, лишала его всякого самообладания. Варгас должна была быть просто агентом, участвующим в операции с повышенной вероятностью срыва, небезопасной и стихийной, каких в практике каждого офицера было немало. Но теперь Софи становилась особенно болезненным для Хортона комком беспокойства. Потерять её было бы двойным ударом. Какой же он законченный придурок!

Никогда прежде он не смешивал личное и рабочее. Служебные интрижки были ему не в новинку. Молоденькие лингвистки, местные миловидные офицеры полиции и вооруженных сил — многих из них Хортон втягивал с свою постель, но никогда при этом не сбивал прицел. Только Варгас — сейчас и 10 лет назад — поглощала собой всё остальное, обращала работу и прочие заботы второстепенным и незначимым. В Баграме он отдался влюбленности безо всякого сопротивления, и работа, прежде единственный источник вспенивающего кровь экстаза, померкла на фоне сердечных переживаний. Джайлз из грубо сколоченного и плотно оббитого войной солдата превратился в поэта-романтика, рассматривающего звездное небо после отбоя на базе и вздрагивающего в слабой надежде, что далекие шаги принадлежат спешащей к нему Софи.

И вот теперь то же. С ней же.

На самом деле, намеченная встреча в отеле беспокоила Хортона только через призму желания уберечь Варгас. Провал или успех, ценность полученной информации, сохранение статуса кво — всё это имело значение только как условия проведения Софи через это в целости и сохранности. Самая дикая херь состояла в том, что Джайлзу даже было как-то нелогично жаль Блэйка, потому что факт его предательства неизбежно глубоко ранит так привязавшуюся к нему Варгас. Он окончательно рехнулся.

Из-за того, как больно будет Софи и как это выжжет из неё последнюю веру в человека, Хортону вдруг захотелось ударить Фердинанда, но он сдержался. Блэйк привычно был за рулем, пожевывая зубочистку с налётом улыбки на физиономии, Джайлз сидел рядом на переднем пассажирском. Присутствие Софи в машине остро ощущалось на физическом уровне.

Висело хмурое молчание. Контекстом был обретший яркое проявление конфликт между Хортоном и Фером. По мнению представительства — до ушей Джайлза не могли не долетать циркулирующие в тесном коллективе слухи — камнем преткновения бесспорно была Варгас. И отчасти это, безусловно, было правдой. Но в большей степени Блэйк хотел обставить Хортона дураком, сберегая своё предательство в тайне, а Хортону это уже было достоверно известно и позволять водить себя за нос он не любил. Фердинанду проявляемые Джайлзом подозрения к Софи были на руку, но объективная польза шла вразрез с субъективной привязанностью к Варгас. Трение этого противоречия добывало искру, которая сегодня воспламенила драку.

После неё глухо саднило в животе — туда пришлось несколько неточных, но тяжелых ударов. Блэйк раз за разом кашлял и сглатывал, безотчетно поднимал руку и растирал пальцами шею.

Они ехали к отелю Мариотт. На встречу с Омером Тураном Джайлз возлагал определенные надежды, а потому постарался предпринять для обеспечения её проведения максимально возможные меры. Уехав с базы днём, после разговора с Варгас, в котором коллеги из европейского офиса значительно дополнили их сведения об Али Мехмете и тем сформировали приблизительный набросок происходящего, он провел несколько часов в подборе и подкупе нужных людей в самом отеле и в расположенном на верхнем этаже ресторане. Он снял два похожих номера класса полу-люкс, которые за несколько сотен баксов наличными и час стараний двух кропотливых горничных превратились в идентичные. И на свой страх и риск в очередной раз доверился — пока без видимых последствий — технику.

Сначала тот наладил тайный канал между Хортоном и Барри Мэйсоном, потом подключил Мэйсона к трансляции проведенной на вчерашнем митинге встрече, теперь оборудовал видеонаблюдением оба номера и в указанный момент должен был отобразить на экране один, но назвать присутствующей группе другой.

Если встреча пройдет без каких-либо срывов, подмена останется незамеченной. Если в ход беседы кто-то вмешается, у Хортона имелось время и пространство для маневров. Он покосился на Блэйка, уронившего руку на руль и расслабленно согнувшего кисть, потом оттянул от груди тугой ремень безопасности и оглянулся на заднее сидение. Софи вопросительно перехватила его взгляд.

— Готова?

— Да, — ответила она, безразлично поведя плечами.

На встречу шли двое: Зафира и американский спецагент Джайлз Хортон. Даже не имея в группе крота, он бы никому другому её не доверил.

***

В футуристическом фойе отеля с мраморным полом, отражающим в своей зеркально натертой поверхности высокий потолок и причудливые вытянутые люстры, группа разделилась. Фер и часть оперативников направились прямиком в ресторан на верхнем этаже, другая часть поднялись к номеру, сама Софи в молчаливом и нахмуренном присутствии Джайлза Хортона неспешно прошлась между колоннами в направлении лифтов.

Варгас тоже выдерживала паузу, но, когда за ними спустилась пустая кабина с мягко подсвеченными кнопками этажей и темным ковровым полом, спросила:

— Что мы будем делать, если он не придет?

Хортон посмотрел на неё краем глаза.

— Придет, — уверенно сказал Джайлз. — Он слишком напуган.

На верхний этаж, лишенный номера, но подписанный выгравированным в металле «Скай Бар Мариотт», лифт поехал мягко, без остановок. Софи переступила с ноги на ногу и неспокойно одернула край просторной блузы.

— Ты был прав, — проговорила она тихо.

По неведомой ей самой причине ей захотелось признать, что Хортон ни капли не ошибся в том, что сказал ей в его первый день в Анкаре. Он не доверял информации источника — и Эмре Саглам впоследствии признал, что та была ложью. Он считал, что курды не зря обратили свой гнев на власть — теперь происходящее очевидно было связано с турецкой верхушкой, предполагаемо сотрудничающей с грязным на руку оружейным торговцем.

Софи ценила в людях компетентность и активность, и хоть восхвалять это вслух ей доводилось не часто, сегодня она испытывала потребность сделать это.

— Я много в чем прав, Варгас, — криво усмехнувшись, отчего шрамы и мимические морщины соединились в один причудливый грубый узор, ответил Хортон. Поднял большую пятерню, прочесал волосы, откидывая их с лица, и добавил: — Прости, что подозревал тебя. Твоя вера ни в коем случае не есть доказательством твоей радикальности.

Софи удивленно хмыкнула. Ну надо же! Любопытно. Едва ли Джайлза переубедил секс. Он совершенно точно не принадлежал к тем, у кого под давлением из ширинки могло помутнеть в голове. Она ступила вперед и обернулась так, чтобы оказаться с Хортоном лицом к лицу.

— Ты нашел крота? — спросила она прямо, и по тому, как он посмотрел на неё, но промолчал, поняла, что да. — Кто он?

Дверь за её спиной коротко мелодично сообщила об остановке кабины и открылась. Тихо играла музыка, мелодию которой было сложно уловить за выразительным частым барабанным ритмом; пахло чем-то сладковатым — смесью дорогих наливаемых коктейлей, брендовых парфюмов посетителей и расставленных на столах живых цветов. Свет был приглушенным, стены обиты темными деревянными панелями и темной кожей, мебель отделана узорчатым бархатом, официанты и бармены в белоснежных рубашках и перчатках, с услужливо отведенными за спину руками, с туго завязанными галстуками-бабочками.

Посетителей оказалось немного. Почти половину из них составляли рассевшиеся по залу — кто за столиком, кто у барной стойки — оперативники. Самого Фера Софи рассмотрела в дальнем углу. Его внимательный взгляд успокоительно её коснулся.

Омер Туран действительно пришел. Он поднялся в бар в том же лифте спустя несколько минут после того, как Софи и Джайлз заняли места за столиком в отдалении от основной массы отдыхающих. Вместе с Тураном было двое похожих между собой мужчин. Один остался стоять в нескольких шагах от столика, второй сел вместе с Тураном. Это был тот же охранник, которому накануне на сорвавшейся демонстрации Софи сунула записку. Он же взял слово.

— О тебе мы наслышаны, — сказал он по-турецки, кивнув на Зафиру. Мотнув головой в сторону Хортона, он добавил: — А его не знаем.

— Он — главный американский шпион в Анкаре. Его никто не знает, пока ему самому это не нужно, — ответила так же по-турецки Софи, перехватила хмурый взгляд Джайлза, который строго распорядился по этому поводу, и перешла на английский: — Это мой контакт в ЦРУ, его зовут Джайлз Хортон, Омер-бей.

— В чем Ваш интерес, мистер Хортон? — с резким акцентом и скрипом недоверия в голосе спросил Туран. Он сидел в кресле прямо, не облокачиваясь о спинку и не наклоняясь к столу, будто не мог расслабить тело. — У нас здесь нет нефти.

— Не всех в ЦРУ и в США в целом интересует только выгода, — сухо отрезал Хортон. — Некоторые из нас всё же заботятся о безопасности. Так вышло, что на данном этапе у нас с Вами общий враг. У Вас нет против него действенных методов борьбы, у нас о нем нет достаточного количества информации. Мы можем быть полезными друг другу.

Омер Туран беззвучно пошевелил губами под густыми темными усами, хмурясь, а потом спросил:

— Что Вы хотите знать, мистер Хортон? И что за это дадите?

— Отлично, — Джайлз прихлопнул ладонями по собственным коленям, готовясь встать. — Если Вы готовы перейти сразу к делу, нам понадобиться уединенное место.

— Нет, мы договорились говорить здесь, — качнул головой Туран, наконец демонстративно откидываясь на спинку.

— Нет, мы договорились встретиться здесь, — возразил Джайлз и поднялся.

Софи подняла взгляд на его возвышающуюся над столом крепкую фигуру, на его грубо очерченное лицо, разделенное напополам бородой и расчерченное шрамами. Он всегда добивался того, что хотел. Каким-то образом он всегда знал, когда давить, а когда уговаривать, когда говорить, когда молчать, когда бить, а когда задабривать.

В этот раз он знал, что Омеру Турану не к кому больше обратиться за такой же мощной поддержкой, которую могла бы предоставить Америка, и что самому Турану не известно, что для турецкой группы он пока единственный возможный источник, а потому неимоверно ценный. Хортон играл на его нуждах, не обнажая собственного голода к информации, занижал цену Турана видимостью большого выбора среди равнозначных информаторов. Он готовился уйти, протискивался между стульев. Софи Варгас — Зафира — продолжала сидеть. Она повернулась к Омеру Турану как раз в тот момент, когда тот переглянулся со своим человеком и тоже встал.

========== Глава 11. Догоревший фитиль. ==========

Комментарий к Глава 11. Догоревший фитиль.

Нехронологическое повествование.

2 сентября — 5 сентября 2015 года.

Позже Джайлз Хортон сожалел о многих принятых в тот вечер решениях и изводил себя тем, что мысленно прокручивал всё снова и снова, пытаясь выстроить идеальный ход событий, в котором всё не пошло бы настолько под откос. Он рассуждал над тем, как могло бы обернуться, поступи он накануне встречи или сразу по приезду в Анкару как-то иначе. Но всё это, конечно, было несбыточным и до непереносимой боли бередящим раны. Оставалось только принять исход и в дальнейших действиях отталкиваться от него.

На верхнем этаже отеля «Мариотт» Джайлз и Омер Туран поднялись с кресел один за другим и какое-то очень непродолжительное время смотрели друг на друга, будто продолжая молчаливое состязание, победа в котором означала право выдвигать условия, а проигрыш — безысходность на них соглашаться. Хортон взял верх, и Туран кивком отдал приказ своим людям следовать за ним. Последней из-за стола встала Зафира. Облаченная в её образ Софи вела себя по-восточному кротко, учтиво перед мужчинами, без капли врожденного упрямства, подогретого латиноамериканской вспыльчивостью. Она молча замыкала небольшую процессию, направившуюся к лифтам, но шедшему впереди Джайлзу было неспокойно её не видеть. Он оглянулся в порыве нерационального беспокойства, — а может быть, то было чутье, смесь инстинктивной осторожности, опыта и вымуштрованных службой рефлексов — и именно тогда краем глаза заметил за её спиной странное шевеление. Один из официантов, чьи движения в белоснежной рубашке на фоне темных стен и приглушенного желтого свечения ламп казались контрастно заметными, необычно наклонился к столу, который обслуживал. А уже в следующее мгновенье из-под складок скатерти в его руках возник длинный тонкий силуэт пистолета-пулемета. Сидевшая за столиком компания мужчин бросилась врассыпную.

По тому, как Омер Туран удивленно вскинул руки и что-то проговорил, концентрируя хмурый взгляд на официанте, стало понятно, что и Туран, и Хортон подкупали здесь персонал, но падкий на деньги парень оказался верным Мехмету. Джайлз ухватил турка за руку, резко дергая к себе, заставляя пригнуться и двигаться дальше. Двое его замешкавшихся охранников, словно совершенно не готовых к такому повороту событий, потеряв его из виду, на мгновенье зависли. Софи Варгас, похоже, ещё не понимая происходящего, смерила остановившихся телохранителей Турана удивленным взглядом и оглянулась. До неё было всего несколько шагов, но сделать их Джайлз не успел — по полу и мебели, поднимая вверх фейерверки пыли, деревянных щепок, ошметков ткани и стеклянных осколков, полоснула короткая пулеметная очередь, прокладывая между ним самим и Софи границу.

Грохот выстрелов наполнял бар считанные секунды. В официанта выстрелили сразу трое, и тот зажал спусковой крючок уже падая. Многие так и не успели осознать происходящее, когда оно закончилось, но в ушах застрял тонкий надрывный звон, а в воздухе зависла сизая дымка отстрелянного пороха.

— Вот блядь, — прокряхтел Джайлз, почти не слыша свой голос. Он сел и спешно осмотрел себя, оглянулся на Омера Турана — тот был живым и навскидку целым, а затем попытался за спинами поднявшихся охранников рассмотреть Софи, но там, где всего мгновенье назад был её светлый силуэт, никого не оказалось. Он подхватился на ноги, ещё не до конца понимая, безопасно ли это, устранен ли стрелок и был ли он один. Заложенный армией, вымуштрованный войной и доведенный до совершенства службой в ЦРУ алгоритм поведения в перестрелках словно отключился. На чем-то подсознательно выдрессированном внутри себя Джайлз в первую очередь побеспокоился о своей главной цели — лидере курдов, но затем что-то в голове — или в сердце, черт разберет, он не понимал этого ни тогда, ни позже — перемкнуло. Варгас. Где она?

Движение в баре стало хаотичным, в двух разных направлениях. Посетители и официанты отбегали в стороны со своих мест, по широкому радиусу подальше от эпицентра происходящего, все ещё пригибались за столами и бежали к лифтам. Бойцы группы Фердинанда Блэйка смыкались кольцом вокруг замертво упавшего стрелка. Самого Блэйка среди них не было.

Свой следующий выбор Хортон много раз поддавал критике, задаваясь вопросом, произошло бы всё иначе, пролейся ли столько же крови, пойди он на поводу у логики? Разумным было одернуть охранников Турана, взять его самого в охапку и немедленно вывезти. Оставаться в отеле, пусть даже и с заранее подготовленными номерами, техникой и оперативниками, было слишком опасно. Неизвестно, сколько ещё здешнего обслуживающего персонала были вооружены МП-5. С каждой минутой возможность вызвать лифт и протолкнуться сквозь главное фойе критически уменьшалась — новость о перестрелке бежала вниз по отелю стремительно быстро. Неизбежно прибывшая полиция оцепила бы здание, и препираться с местными властями Хортону совсем не улыбалось.

И всё же он отверг эту простую логику. Может, причина была банальной — Софи Варгас. Может, она была лишь лакмусом, проявившим профнепригодность Хортона после Кабула. Может, на объективности его суждений и скорости реакции негативно сказался год бездельничества. Или все смешалось воедино, по итогу вытекая во взрывоопасную смесь — Джайлз не находил первоисточника этого сбоя. Но действовал, руководствуясь именно им.

Подхватив Омера Турана под локоть, он заглянул ему в лицо и громко, заглушая хруст стекла под подошвами и звон в собственных ушах, скомандовал:

— Немедленно спускайтесь вниз, мои люди отвезут Вас в безопасное место.

Турок одернул руку и решительно качнул головой.

— Нет. Это моя земля и мои враги. Вы можете помочь или остаться в стороне, но прятаться за ваши американские спины я точно не стану!

Значение этих слов тогда, в «Скай Бар Мариотт», осталось для Хортона непонятным. Он напомнил:

— Я нужен Вам, а Вы нужны мне.

— Не такой ценой.

— Что это значит?

— Посмотрите на карту, мистер Хортон.

Дверь одного из лифтов, в нескольких шагах от которого они стояли, открылась, и один из телохранителей грубыми толчками оттеснил попытавшихся войти туда напуганных посетителей. Второй потянул Турана вслед за собой в приехавшую кабину.

— Земли курдов, — добавил он, отступая. — Найдите их на карте и всё поймете. Но готовы ли Вы к высоте той волны, которая поднимется?

***

Вода тяжелым потоком падала в затылок и прохладой стекала на тело. Содранная до кровоточащих ран кожа на боку остро саднила, в бедре тугим комком распространялась боль, постепенно из красноты ушиба проступала набирающая силу синева гематомы. Софи Варгас стояла, опустив невидящий взгляд в свои ступни, кажущиеся беспомощно хрупкими и маленькими на эмалированной белизне душевой кабины. Капли падали с металлическим стуком, влага застилала даже глаза.

Она не была уверена, были ли это слезы. Наверное, в ней больше не осталось сил плакать. Реальность медленно ускользала.

— Он мертв, слышишь? Мертв! Надо уходить, — этот голос бесконечным эхом повторял одно и то же, а Софи всё ещё не могла понять, что это значит.

Встряска была настолько сильной, что расставить хотя бы что-то по местам не получалось. Варгас не знала, произошло это в самом деле или померещилось ей, было это правдой или случилось какое-то сумасшедшее недоразумение, она даже не имела однозначного мнения, кого именно она потеряла. Кем он был для неё? Изменилось ли это? Остался ли он тем, кем был прежде? Или успел стать кем-то другим: чужим, родным?

Ноги подкосились, и она грузно осела на дно. Слишком многое произошло за последние сутки, чтобы это переварить. И его смерть оказалась ударом, выстоять против которого она была физически не способна. Софи не могла дышать, не могла удержать себя прямо, не могла шевелиться. Что-то холодное и тяжелое, переминающее её заживо, давило сверху. Столько лет спустя, столько мест, событий и передряг, способных отобрать его жизнь, спустя она не понимала, не принимала жестокости, раздавшей карты суки-судьбы таким образом, чтобы он умер на её руках, пытаясь её защитить.

Всё произошло быстро. Сколько бы Софи не силилась, не могла распутать суматошный комок в своей памяти. Она лишь помнила звук распахнувшейся двери, почувствовала сильный толчок, ощутила острый удар о край ступенек, впившийся в ребра с такой силой, что она не смогла вдохнуть, по инерции сползла несколько ступеней вниз, об их бетонную неровность сдирая кожу под завернувшимся краем рубашки, сбивая в кровь пальцы. Барабанным эхом в её сознании продолжали повторяться выстрелы, невыносимо оглушительные в пустоте лестничного колодца.

Варгас мелко задрожала, подтянула к себе колени и обхватила их руками.

— Он мертв, слышишь? Мертв!

— Ну всё, всё. Хватит, птичка, — мягко проговорил рядом с ней Фер, и его теплые сильные ладони легли на её подрагивающие в беззвучных рыданиях плечи. — Выходи, ты совсем замерзла.

Она подняла голову и оглянулась. Стеклянная дверца душевой кабинки, инкрустированная мерцающими в холодном свечении лампы каплями, была плотно задвинутой. Ванная комната по другую её сторону была пустой, только на полу валялась грудой смятая одежда. Блэйка, конечно, не было. Ни рядом с ней, ни где-либо ещё.

Варгас всхлипнула, глубоко вдохнула и закричала, отчаянно пытаясь вытолкнуть из груди удушающее жжение.

***

Как глава представительства и непосредственный руководитель операции, Джайлз Хортон, вне всякого сомнения, откровенно и без неуместных оправданий, совершил ряд критических ошибок, одной из которых было полное игнорирование обстановки, состояния группы и стратегии её дальнейших действий.

Следовало тщательно осмотреть нападающего на предмет наличия документов и средств связи с возможными подельниками, сделать фото тела и зала для дальнейших действий и последующего отчета — всё до того, как здесь наследит служба безопасности отеля и полиция. Нужно было связаться с остальной группой и техником, ожидающими несколькими этажами ниже в отельных номерах, ввести их в курс дела и скорректировать их поведение согласно изменившимся обстоятельствам. Поставить в известность о произошедшем посольство и юридический отдел при нем для понимания дальнейших последствий в правовом контексте. Но Джайлз не сделал ничего из этого.

Обо всём он честно и без прикрас доложил в Лэнгли, с некоторой нездоровой надеждой понести за это суровое наказание, но вместо этого в ответ получил лишь короткий звонок от Барри Мэйсона. Тот звучал глухо и подавлено.

— Какая помощь, какие ресурсы, какие люди требуются? — выдержав паузу и шумно вздохнув, только и поинтересовался он. И всё, чего на самом деле желал Хортон, было: повернуть время вспять.

Прокручивая в голове молниеносные события тех нескольких минут, упорядочивая всё то, что знал и предполагал о Фердинанде Блэйке, Джайлз приходил к выводу, что поступил неправильно.

Тем вечером в «Мариотт», заметив Фера в дальнем углу зала, направляющегося к двери, над которой зеленым подсвечивалась надпись «Выход», и за руку ведущего за собой Софи, Хортон расценил его как смертельную угрозу. А потому сильнее перехватил рукоять своего пистолета и, огибая столы и опрокинутые стулья, бросился следом. Когда он пересек бар и распахнул дверь, ведущую к пожарной лестнице, шаги Блэйка и Варгас гулким ритмичным эхом раздавались уже двумя пролетами ниже,

— Стой! — гаркнул Джайлз, пропуская по три ступени за шаг, и едва удерживая равновесие, придерживаясь за поручень. Его металлическое трение создавало под кожей ладони жар. — Остановись, сукин ты сын!

На мгновенье его ослепило вспышкой неконтролируемой злости. Джайлз на ходу попытался прицелиться в виднеющееся на два пролета ниже плечо Блэйка, но так и не выстрелил.

— Я знаю насчет тебя и Али Мехмета!

— О чем он? — послышался немного искаженный отдышкой и эхом пустых стен голос Варгас.

— Что за херь? — крикнул в ответ Фердинанд, и добавил тише, обращаясь к Софи: — Нет, птичка, не останавливайся. Идём, идём!

— У меня есть запись твоего телефонного разговора с ним, Блэйк! — постепенно сокращая разрыв, сообщил Хортон. Он бежал, не разбирая дороги. — Того, в котором ты уверяешь его, что твоя задница надежно прикрыта, потому что я подозреваю Софи, и что ему не о чем беспокоиться.

— Что?! — Варгас резко одернула руку и встала, как вкопанная. Хортон поскользнулся на бетонной глади пролета, останавливаясь и едва не сбивая её с ног. Блэйк замер несколькими ступенями ниже и обернулся. С лица бесследно смело привычное мягкое выражение, теперь это была жесткая маска сосредоточенности и злости. Он вскинул руку и направил пистолет в Хортона, тот рефлекторно сделал то же самое.

— Фер! — истерично взвизгнула Софи и её тонкий голос, искажаясь, покатился вниз.

— Отойди, птичка, — скомандовал Блэйк, но никто из них троих не пошевелился. На мгновенье запала пауза, в которой воздух раскалился до предельного накала, а потом Фердинанд снова заговорил: — Всё должно было пойти не так. Они не должны были открывать огонь. — Он перевел взгляд на Софи и добавил, заламывая губы в чем-то похожем на улыбку сожаления: — Я ни за что бы не поставил тебя под удар.

— Какого черта происходит?

— Это непросто, — глухо ответил Блэйк. — Спроси его, спроси Хортона, каково ему было, когда он остался не у дел. Спроси, чего стоила благодарность за службу и жертву.

— Ты себя вообще слышишь?! — оборвала его Варгас. — И потому ты решил примкнуть к террористам?

— Они не террористы, они бизнесмены, — возмущенно фыркнув, возразил Фер. — Которые справедливо платят за работу. Я не хочу, чтобы моим жене и детям после моей смерти достались только флаг и звезда за храбрость!

***

Софи проснулась рано, одним резким рывком, будто выпала из сна. За окном едва серело перед рассветом. Голову болезненно сдавило, глаза опухли и в углах собрались белесые комки слизи, во рту пересохло, в горле саднило. Она не заметила, когда уснула, но ей казалось, что проспала несколько часов — лишенная снов отключка, короткий темный провал в сознании.

Варгас повернулась в кровати, сначала свесила к полу ноги, потом заставила себя сесть. Голова закружилась, и с минуту Софи просидела с закрытыми глазами, пытаясь прийти в себя. Затем встала.

На лбу и сзади на шее проступил липкий горячий пот, волосы неприятно царапали кожу, потому первым делом она направилась в ванную, где умылась. А выйдя оттуда, направилась в гостиную. Ей нужно было помолиться, она пропустила вечерний намаз и теперь испытывала острую потребность наверстать. Всевышний простит ей и не сочтет за неуважение, если она не покроет плечи и голову, подумала Варгас, останавливаясь напротив окна. Главное — это искренность и чистые помыслы, и Софи никогда прежде так по-настоящему не нуждалась в Боге.

Во-первых, ей были нужны силы для прощения. Скорбеть по Феру, одновременно злясь на него и в то же время сомневаясь в его виновности, было слишком тяжело. Даже если всё правда, даже если он предал её, их группу, агентство, свою страну, даже если бы был самым страшным преступником из тех, кого ей доводилось встречать — а на её веку выпало немало отборных головорезов — Блэйка нужно было простить. Теперь душа его была в руках милостивого Аллаха, и только он был в праве судить за деяния.

Во-вторых, ей была нужна крепость духа, чтобы принять эту потерю и не обратить её напрасной. Он пожертвовал собой, защищая её, и теперь это было её священным долгом перед другом, его жизнью и смертью, небом и ею самой — не подвести, не погибнуть раньше времени и не прожить всё ей отведенное впустую.

В-третьих, нужно было понять, что делать дальше.

Утренняя молитва продлилась довольно долго. Вместо привычных предписанных ракаатов Софи выплеснула монолог о наболевшем, копившемся годы, месяцы, последние недели и дни. Чем дольше она вела эту молчаливую беседу сама с собой, тем отчетливее понимала, что не нуждается ни в каких иных ответах, кроме тех, которые знала сама. Словно давно необходимый психотерапевтический сеанс, молитва опустошила её до основания, а потом заполнила упорядоченным и необходимым. Вся чушь, раздирающая изнутри и обращающая мысли в суматоху, будто осталась снаружи. Ей не стало легче — только понятнее.

Закончив, Варгас поднялась, поблагодарила Всевышнего за его терпение, заботу и мудрость, размяла затекшие ноги и, игнорируя требующий еды желудок, вернулась в спальню. Достала из шкафа первую попавшуюся одежду, надела её, с минуту приценивалась к стопкам на полках и висящим на вешалках вещам, а потом вытолкала всё на пол. Под кроватью несколько лет припадали пылью чемоданы — Софи давно ими не пользовалась. Теперь это пора было изменить.

Собрав какое-то количество необходимых вещей, она забронировала ближайший рейс до Стамбула, а оттуда — до Вашингтона. Покормила кошу, накануне вечером проскользнувшую вслед за ней в квартиру и всю ночь неотступно следовавшую за ней по пятам, и привычно выпустила из квартиры.

Та показалась вмиг опустевшей, и это удивило Варгас. Она не взяла с собой многое, оставила почти всё на своих местах — здесь было мало по-настоящему личного и не имелось ничего, связанного с работой. Но заброшенность стала очевидной ещё до того, как Софи закрыла за собой дверь.

Столько всего произошло в этой квартире: нечастые, но запоминающиеся пьянки с Фером и Фауэлером на день благодарения и четвертое июля, попытки приучить себя к йоге и бегу по утрам, одинокие рождественские вечера с кружкой горячего чая, миской попкорна, несмелым первым снегом за окном и любимыми с детства фильмами о зимних сказках, телефонные разговоры с отцом, когда голос её звучал значительно бодрее и радостнее, чем в тот момент она на самом деле чувствовала. Неделю назад сюда пробрался Хортон, а вместе с тем — с поцелуем, с тяжелым взглядом, с растерянным молчанием после — заскребся уже где-то изнутри черепушки и грудной клетки, пробуждая там нечто доселе отрицаемое как возможное, а после заглушаемое как ненужное. Сутки назад она вернулась после ночи с ним в эту же квартиру и рассеянно споткнулась о вон тот стул, чертыхнулась, упала и неожиданно для себя рассмеялась, потому что вдруг почувствовала себя счастливой. Софи бывало здесь грустно, тошно, скучно, неуверенно, но в целом ей было здесь — в этой квартире, в этом городе, в этой версии своей жизни — счастливо. Теперь всё изменилось.

***

Джайлз знал совершенно точно, что Фердинанд Блэйк долгое время подарками и услугами подкупал предыдущего главного, Энтони Фауэлера, а тем самым незаметно для того получал над ним определенный контроль. Преимущественно, весьма успешно используя это в своих целях. Но в отдельно взятом случае взрыва в Суруче те мыслительные способности, за которые Фауэлера взяли в ЦРУ, не оказались заглушенными его стремлением к роскошной жизни. Блэйк настаивал на том, чтобы к информатору Варгас — и к ней самой — прислушались, но потерпел неудачу. У Фауэлера возникли насчет информации определенные сомнения, и будь он чуть расторопнее, смекалистее и решительнее, не оказался бы уволенным с должности. А так — прибывший ему на смену Хортон не обратил бы Анкару в такой хаос из провальных операций, пожаров и смертей.

Так же достоверно Хортону было известно, — видно собственным невооруженным глазом — что под более весомым влиянием Блэйка находилась и Софи Варгас. К ней, не падкой на деньги и лесть, но совершенно одинокой, он нашел отдельный подход — дружбу. Вероятно, в какой-то момент на протяжении четырех лет сознательно и корыстно выбранная стратегия преобразовалась в неподдельное чувство.

Теперь Джайлз не сомневался, что Фердинанд не причинил бы Софи вреда и вовсе не врал, когда говорил, что ни за что бы её не подставил. Напротив, будучи в курсе дальнейших планов Али Мехмета, он искренне стремился её спасти, и вмешательство самого Хортона оказалось куда большей угрозой, чем Блэйк и его предательство. Но на пожарной лестнице, целясь в ответ на направленное в него дуло, Джайлз рассуждал совершенно иначе.

— Поздравляю, — рявкнул он ядовито. — Твои жена и дети действительно не получат флаг и звезду после твоей смерти, а только скупую социальную помощь, если её вообще выплачивают вдовам двойных агентов.

— Я не предатель, я не причинил никакого вреда.

— Ты убил тридцать два человека в Суруче, двух полицейских и Эмре Саглама!

— Я не знал! Не знал, что они действительно подорвут ту бомбу. И что адвоката застрелят, он ведь ничего нам не выдал.

— Не знал? — перекривил Хортон, ощущая вязкую горечь тошноты на языке. Ему был противен Фердинанд с этими глупыми отговорками. — А чего ты ожидал от торговцев оружием?

— Я не… — снова попытался отрицать Блэйк, но дверь, ведущая из коридора отеля в лестничный пролет над ними, резко распахнулась, и они оба обернулись к двум темным фигурам, шагнувшим оттуда с автоматами наперевес. Джайлз открыл огонь мгновенно и успел ранить одного из нападающих, Фер на мгновенье замешкался, прыгая на несколько ступенек наверх и отталкивая себе за спину Варгас. Прежде, чем он сам успел выстрелить, по его светлой рубашке и неизменной арафатке на шее растеклись два бурых пятна крови.

Хортон потерял сон, возвращаясь к той перестрелке, рассматривая её с разных углов, анализируя, переигрывая в уме так, чтобы исход был благоприятным, но неутешительно раз за разом понимал, что всё могло случиться иначе, только если бы он не побежал за Блэйком и Варгас, а дал бы им уйти. Он задержал их, они кричали друг на друга, привлекая внимание рыскающих по отелю бойцов Мехмета, они заняли неудобную позицию — между ними и стрелками не было укрытий, угол обзора был неудобным, вооружение неравным. Чудом было то, что кроме Блэйка никто не пострадал.

Отстреляв всю имеющуюся в пистолете обойму, — несколько пуль из которой, пущенные вслед второму нападавшему, сбежавшему с лестничной клетки обратно в коридор, влетели в стену и дверь, — Хортон сбежал по ступеням к упавшему Фердинанду. Он попытался сдвинуть в сторону потяжелевшую под густой бурой влагой арафатку, чтобы нащупать пульс, но рассмотрев открывшуюся его взгляду рану, остановился. Шея Блэйка превратилась в раскуроченное кровавое месиво, не оставлявшее даже малейшего шанса на выживание.

Подняв из его обмякших пальцев пистолет, Джайлз повернулся. Ниже, тонко застонав, попыталась привстать Софи. Она оттолкнулась от крайней ступеньки и, зашипев от боли, подхватила себя рукой под ребра. Хортон бросился к ней. Больше всего в тот момент он боялся отстранить её ладонь и на той увидеть подтеки крови, от этого у него потемнело перед глазами и гулко застучало в висках.

— Что? Что?! — закричал он, падая перед ней на колени. — Тебя задели?

— Нет, — всхлипнула она. — Кажется, нет.

— Я посмотрю. Убери руки.

На светлой одежде остались темные пыльные следы, на руках белесыми росчерками содранной кожи с едва различимо проступающими алыми бусинами растянулись незначительные царапины. Джайлз дважды всё внимательно проверил и с облегчением выдохнул — она цела. Подавшись импульсу, он сжал в руках её перепуганное лицо и приблизил к себе. Расцеловал губы и щеки, ощущая химический привкус косметики, а затем отстранился.

— Вставай, пора идти.

Варгас растеряно моргнула. В её широко распахнутых глазах, находящихся так близко, Джайлз отчетливо различил все переливы от солнечно-янтарного до густого карего, увидел что-то вопросительное и, опережающее её сознание, грустное. Ещё один взмах обильно подкрашенных ресниц, и ступор прошел. Софи резко обернулась.

— Фер.

Она вскочила на ноги и бросилась наверх по ступеням, Хортон едва успел обвить её рукой и потянуть обратно — один нападающий был только ранен, второй где-то прятался, их голоса наверху он отслеживал периферией внимания всё это время.

— Фер!

— Нет!

— Пусти меня! Фер!

— Он мертв, слышишь? Мертв! Надо уходить, — проговорил он ей прямо в ухо, утыкаясь лицом в шелковистые складки хиджаба. Варгас заметалась, пытаясь вырваться, замахнулась и наугад пнула его локтем. Джайлзу пришлось перехватить её руку и крепко сжать. Софи предприняла несколько ослабевающих попыток его оттолкнуть, но по лицу побежали слезы, голос сорвался и она безвольно сдалась.

— Нет, пожалуйста… — только и могла полушепотом повторять она, уволакиваемая вниз по ступенькам Хортоном. Они спустились мимо выхода в фойе в подземное служебное помещение, встретившее их хаотично выстроившимися вдоль длинного бетонного коридора с низким потолком и проложенными вдоль него толстыми связками проводов, корзинами, доверху заполненными смятым постельным бельем. Воздух здесь был влажным и горячим, с химической отдушкой стирального порошка и отбеливателя.

Софи шла, путаясь в собственных ногах, уронив голову. Джайлзу приходилось подталкивать её вперед и выравнивать её шаг, чтобы она не задевала плечами стены. Он оглядывался и прислушивался, готовясь выхватить из-за пояса пистолет Блэйка при любом шевелении тени, но внизу за ними никто не следовал. Здесь, казалось, не было даже работников. За прачечной оказался проход к складским помещениям, а к тем вели несколько закрытых пандусов для разгрузки грузовиков. Через дверь одного из них они вышли наружу, и отделенные от любопытных глаз, собиравшихся за углом перед фасадом отеля, пошли вниз по переулку к припаркованным машинам группы.

Всю дорогу Варгас сидела молча, подхватив руками перечеркнувший её ремень безопасности, и безразлично рассматривая улицу за боковым стеклом. Дважды Джайлз отрывал руку от руля, опускал на её плечо и мягко сжимал его, потом дотягивался до скулы и коротко гладил, но оба раза Софи игнорировала эти прикосновения. Она подняла на него застеленные пеленой слез глаза, только когда Хортон остановился у её дома.

— Не оставляй его там, — тихо произнесла она. — Не смей бросать там Блэйка. Пообещай мне.

— Софи…

— Пообещай мне! — закричала она, и он молча кивнул.

Сдерживая своё слово, через три дня он стоял в тени низко повисшего над землей крыла военного транспортного «Гольфстрима», наблюдая за тем, как на его тесный борт, предназначенный для незначительных грузов и дюжины пассажиров, поднимали гроб. И продолжал прокручивать всё голове снова и снова.

Ему нужно было прокричать ей в ответ:

— Пообещай мне, что не бросишь меня сейчас, когда так сильно мне нужна, чтобы пройти через это всё и со всем разобраться!

Но он лишь кивнул, наклонился к ней, коротко прижался губами к щеке и сказал:

— Постарайся уснуть.

Когда она вышла из машины и в желтом свечении фонарей, вокруг которых свой безумный танец выплясывали ночные мотыльки, шла к подъезду, он смотрел в её узкую спину и грустил. Наверное, понимал уже тогда, видел в порывистости шагов стремление к очередному бегству.

========== Глава 12. Разбрасывать камни и их собирать. ==========

5 сентября — 30 октября 2015 года.

Улица была из тех, на которой самой Варгас жить не доводилось. Дома здесь стояли, окруженные просторными зелеными лужайками, к каждому вела широкая подъездная дорожка, деревянные веранды и оконные рамы были окрашены в белый, а фасады домов — в кремовый и желтый. Между ними пролегала полоса ровно уложенного асфальта, и по нему ветер гнал первую осыпавшуюся с деревьев желтеющую листву, прибивая к бордюрам. Здесь не было богатства, только размеренное течение стабильной, уютной жизни. Такой, которая была Софи не знакома в детстве, и которой, конечно, не могло быть в реалиях её профессии. Такой, на которую она нередко с легкой меланхоличной завистью засматривалась.

В теплых домах на таких улицах, казалось ей, семьи знали друг о друге всё, дети на завтрак ели хлопья, а со школы возвращались на задних сидениях родительских авто. Мужья и жены вечерами ложились в свои кровати, уверенные друг в друге и в завтрашнем дне. До этого самого момента Софи и не осознавала, насколько устала и подсознательно стремилась в подобную тишину.

Наверное, у каждого был свой срок службы, по истечению которого внутри что-то безвозвратно выгорало. Варгас подумалось, что свет в её лампе, всё это время безостановочно ведущий её вперед, необратимо погас. Она не находила в себе запала, способного зажечь её снова. Ни чувство долга, ни жажда приключений, ни рвение отомстить, ни даже сила привычки — ничто внутри неё не отзывалось и не провоцировало желание вернуться в Анкару.

Дом, ради которого она проделала долгий путь с одного побережья на другое, из Вашингтона в Портленд, был одноэтажным, с густыми вечнозелеными кустами, ровно подстриженными вдоль ведущей к крыльцу аллеи, с покачивающимся на ветру флагом и белым семейным фургоном у гаража. На ступенях остались лежать оставленные кем-то из девочек розово-фиолетовые наколенники и велосипедный шлем. Здесь жили жена и дочери Фердинанда Блэйка. Софи сморгнула собравшуюся в углах глаз влагу и торопливо подхватила предательски покатившиеся вниз капли. Вдова и осиротевшие девочки.

Три долгих изнуряющих перелета, ночи в аэропортах и гостиницах рядом с ними, такси и гудящая от боли и скачков давления голова — всё ради того, чтобы так и не решиться постучаться. Была суббота, все трое девочек Фера были дома, и Варгас будто высокочастотный ток ощущала их присутствие. Она ехала сюда, испытывая острую потребность сделать это, но не понимая, зачем и как. Софи не знала слов, которыми могла бы объяснить случившееся. И не представляла, как сделать это, не выдав себя — как агента ЦРУ в первую очередь. А потому написала всего несколько строк и вставила записку в букет роз, которые нашла в супермаркете, мимо которого проезжала.

«Мы проработали с Фером плечом к плечу 4 года, и что бы вам о нём ни сказали, помните одно: он любил вас троих больше всего в жизни. Больше самой жизни!

Сожалею о вашей утрате»

Цветы она оставила на ступенях крыльца и спешно зашагала прочь. Глотая покатившиеся градом слезы и вырывающиеся рыдания, она не обратила внимания на машину, покатившуюся следом за ней, и когда та темным силуэтом перегородила ей проход, Софи напугано встрепенулась. Задняя дверца открылась, и оттуда немного неловко выбрался мужчина. У него был высокий лоб и коротко отстриженные светлые волосы, отчего румяность его кожи становилась контрастно заметной и ярко подчеркивающей необычайную голубизну глаз.

— Мисс Варгас, — сказал он, одергивая края не застегнутого пиджака, —Вы не против, если я прогуляюсь вместе с Вами?

***

Она стояла перед ним, подняв плечи и неспокойно сомкнув пальцы в замок, в своём несчастье кажущаяся совершенно юной, и на какое-то нерациональное мгновение Барри показалось, что он ошибся. Это круглое заплаканное личико латиноамериканского ангела не могло принадлежать агенту, отдавшему службе в ЦРУ пятнадцать лет.

Исключительно по-мужски — не беря во внимание его семейный статус и возраст, язву и ноющие суставы — Мэйсон понимал Джайлза Хортона. Девчонка, конечно, была что надо. Ничего удивительного, что он так яростно настаивал на том, чтобы её немедленно вернули ему в Турцию. Сколько угодно Хортон мог обосновывать это тем, что она была ключевым специалистом, но Барри от роду была не неделя, он давно научился отличать четкую неподдельную картинку от подсовываемой замыленной линзы. И как друг Джайлза, и как ответственный за успех его операции руководитель, Барри не мог выполнить просьбу. Если что-то стоящее — кроме детей — Мэйсон и смог вынести из многолетнего брака, так это понимание, что женщинам нужно давать время и пространство. Как бы сам Хортон ни знал эту Варгас, — он с точностью едва ли не до часов предсказал, что она появится у дома Блэйков — ему нужно было попридержать коней. Джайлз был из тех, кто никогда не ослаблял хватку, а стискивал челюсти только сильнее, и если в работе это сделало ему добрую славу, то сейчас он рисковал откусить эту девчонку от себя навсегда.

— Вы, наверное, устали после дороги? — предположил Барри, когда взгляд Софи Варгас немного прояснился. — Как думаете, мы сможем здесь отыскать местечко, где наливают горячий кофе и подают булочки с корицей?

— Кто Вы? — ответила вопросом на вопрос Софи. Мэйсон улыбнулся и протянул ей руку.

— Барри, — представился он, пожимая тонкую холодную ладонь. — Я друг Вашего друга.

— Вас прислал Хортон?

Мэйсон хохотнул. В самой сути, пожалуй, именно так и было.

— Не совсем верная формулировка, — проговорил он вслух. — Он в моём подчинении, а не я — в его. Скорее, я воспользовался его сведениями, чтобы найти Вас.

— Я не вернусь в Анкару.

— Ладно.

Софи с удивлением подернула бровью, будто не ожидала, что не встретит абсолютно никакого сопротивления.

— Я увольняюсь, — добавила она.

— Я тоже.

Заявление он подал Чамберсу на подпись ещё в понедельник. Важной пометкой в прошении об отставке было то, что Барри обязывался довести операцию «Эдемский сад» до конца. Кэрол он пока об этом не говорил, но уже позвонил знакомому агенту по недвижимости, чтобы поставить его в известность — их дом скоро будет выставлен на продажу.

Эра таких людей, с некоторой ностальгической грустью думал Мэйсон, как его бывший босс, как он сам, как Хортон, заканчивалась. Разведка перерождалась, и Барри только мог надеяться, что Галоп и бюрократы похожие на него не встанут на пути прогрессивных вроде Дайны Уоттс и её команды.

Барри смотрел в глаза Софи Варгас и задавался вопросом, чувствовала ли она то же самое. Наверное, нет. Её поколение сейчас творило новое ЦРУ. Такие же профессиональные, но не бессердечные люди вроде неё, меняли русло и скорость течения, сглаживали берега, перенимали лучшее от предшественников, но стряхивали устаревшее. Эти тенденции были очевидны с того самого дня, когда осуждающих вторжение в Ирак на президентских выборах оказалось подавляющее большинство. Они выбрали темнокожего президента себе по душе, теперь было время Барри уступить им дорогу.

— Так что скажете насчет кофе? Или Вы не любите булочки с корицей?

***

Двое таксистов громко о чем-то спорили просто посреди полосы рядом со своими желтыми машинами, объезжающий их поток автомобилей порой возмущенно гудел клаксонами. Из некоторых опущенных стекол высовывались руки и звучали недовольные голоса, но это словно распаляло таксистов ещё сильнее. Многие на летней террасе ресторана, включая самого Джайлза Хортона, с любопытством наблюдали, предвкушая драку. Он не понимал турецкий, но эмоции — штука универсальная. Джайлзу не требовался переводчик, чтобы их различать.

Точно так же, как он считывал злость с лиц таксистов, он отчетливо видел неподдельный страх на лице сидящего за соседним столиком турка. Тот был немолодым и приземистым; то, как прямо он сидел и как положил руки себе на колени, выдавало в нём предельное напряжение.

— Я сильно рискую, — сообщил он, не оборачиваясь к Хортону. Тот поднял со своего стола запотевший стакан холодного лимонада и, заслонившись им, напомнил вполголоса:

— Вы помогаете своему народу.

— Верно, — вздохнул тот. — И всё же не хотелось бы умереть.

Джайлз прислушался к словам Омера Турана и посмотрел на карту. Земли, населенные курдами и преимущественно возглавляемые курдским самоуправлением, занимали значительную часть Турции, весь юго-восток — в том числе и территории, граничащие с Сирией и Ираком. Это иллюстрировало то, что Хортон и так понимал: национальное меньшинство, имевшее не один конфликт с сирийцами и не желающее возобновления вражды, было против торговли оружием, провозимым через их территорию. Но повысивший ставки Фарадж и его турецкая правая рука Али Мехмет имели влиятельных друзей — подкупленных членов правительства, полицейских, иностранных разведчиков. По мере возрастания их жажды к деньгам пропорционально усиливалось сопротивление курдов, дойдя наконец до той точки, когда мерой борьбы было выбрано массовое запугивание и десятки смертей.

От своего нового друга из главного управления дорожной полиции Хортон узнал много любопытных, прежде недоступных ему сведений. Так, весной этого года жители нескольких деревень, находящихся вдоль используемой торговцами трассы, перекрыли дорогу и требовали развернуть направляющийся в Сирию грузовик. Целый день они ходили поперек дороги, образовав внушительную пробку в обе стороны, а следующей же ночью тех немногих, кто не ушел спать, а остался дежурить, группа прибывших из Анкары вооруженных людей вытолкала на обочину и там открыла по ним огонь. Двое погибли, семерых ранили. В местных или национальных новостях об этом не сказали ни слова.

Карательный отряд был набран из вооруженного спецподразделения столичной полиции. После того инцидента вместе с грузовиками Фараджа нередко отправляли сопровождающую машину дорожной полиции. В принесенном новым информатором конверте, который он сунул на сидение свободного стула, должны были лежать фотографии с места расстрела и распечатки установленных на полицейских машинах видеорегистраторов, заснявших пересекающие сирийскую границу грузовики.

Чтобы согласиться на сотрудничество с американцами после того, как на встрече с ними же в самом центре Анкары едва не убили лидера курдов, требовалась большая смелость и решимость. Джайлз испытывал глубокое уважение к решившемуся на этот поступок полицейскому. Он скосил на него взгляд. На его висках выступила испарина, плотно поджатые губы побледнели, а взгляд тревожно перебегал по скатерти.

— Когда Вы выйдете отсюда, за Вами последуют двое людей. Они проведут Вас, чтобы удостовериться, что Вы безопасно добрались домой, — негромко проговорил Джайлз, подхватывая с края стола поддуваемое ветром меню и заглядывая в него. — Если появятся новые сведения, приходите сюда пообедать.

Двое таксистов продолжали свою перебранку, размахивая руками, но так и не сжимая их в кулаки. Компания за столом в конце террасы, неспешно раскуривающая кальян, разочаровались и отвернулись, но Джайлз, оставшись один и переложив себе на колени конверт, продолжал наблюдать. Что-то в том, как они ссорились, но не переступали порога насилия, смутно напоминало его и Софи. Они дрались — он толкал и хватал Варгас до синюшных следов на руках, она давала ему пощечины — и кричали, но по-настоящему, конечно, никогда друг друга не ненавидели. Это словно было частью их брачных танцев, только скрепляющее их вопреки всему разумному.

С момента отъезда Софи прошло уже две недели, и Джайлз очень по ней скучал. Барри Мэйсон твердо заявил, что Варгас непригодна для полевой работы из-за пережитого стресса, и что он переводит её. О новом её назначении, конечно, он не сказал ни слова. Как только агент уходил из операции, он бесследно растворялся в тумане. Так работала система — никому не следовало знать лишнего.

Пока Софи была в Анкаре, он до последнего запрещал себе какие-либо чувства, глупо надеясь на то, что умалчивая сможет их придушить. Но теперь дал волю сердцу — это перестало быть чревато ошибкой, всего лишь праздные мечты на досуге. Наверное, рассуждал Джайлз в моменты предельной строгости к себе, так было даже правильней. Если бы он был нужен Варгас, она бы вряд ли ушла. Уж мог ли он подумать когда-либо, что падет жертвой неразделенной любви, которую раньше считал глупостью для подростков, слезливых песен и кино?

Любовь.

Джайлз хмыкнул себе под нос. Вот такие дела, Варгас. Ослепнув без её знаний и связей, он нащупал верную лазейку к Мехмету и прозрел насчет своего отношения к Софи.

***

Возвращаясь домой, Софи была твердо нацелена на то, чтобы обо всем рассказать отцу, но затем струсила. Она отчаянно не хотела, чтобы он знал, что она так долго им с матерью лгала. Для неё эта необходимость врать и притворяться перед близкими была самым страшным испытанием на прочность, и Варгас не могла переступить через себя, хотя сама этого хотела. Это бы облегчило ей душу — быть полностью откровенной с единственным родным человеком на свете, но она жутко боялась, что правда о лжи что-то между ними необратимо надломит. А потому, отвратительная сама себе, поддерживала старую сказку о преподавании.

Единственное, о чем она смогла сообщить честно, так это о том, что она вернулась, чтобы осесть в Америке.

— Кажется, в твоей старой школе к новому семестру как раз ищут учителя, — сказал папа за ужином в первый же день, заметно воспрянув духом.

Софи уклончиво улыбнулась и промолчала. Она не имела ни малейшего представления насчет того, чем собиралась занять остаток своей жизни, но остро ощущала, что сделает это не в Финиксе. Слишком многое здесь напоминало о маме, и слишком осунувшимся после её ухода выглядел отец, чтобы не понимать, что и его очень скоро не станет тоже. Дом её детства превращался в могилу, и хоронить себя в ней младшая из Варгас не была готова.

Она проводила дни на заднем дворе, выгоревшем под аризонским солнцем до клочка песчаной пустыни, и на тесной кухне, разложив по столу стопки старых фотографий, так никогда и не вклеенных в альбомы, потому что на них просто не хватало денег. Софи рассматривала снимки молодых мамы и папы до их встречи и сразу после, любовалась искрящейся юностью их лиц, лучезарностью счастливых улыбок, обожанием в их глазах, придающими тепло потертым черно-белым снимкам. У родителей никогда друг от друга не было тайн, они везде и всегда были вместе, когда они вдвоем были в комнате, та наполнялась необычайным уютом, даже если потолок в их гостиной по весне протекал.

— Как ты понял, что любишь маму? — спросила Софи однажды за ужином. Постепенно темы для разговоров у них исчерпались. В жизни папы не происходило ничего, о чем ему хотелось бы поделиться, а Софи претило выдумывать небылицы. Многие вечера они провели в удручающей тишине прежде, чем Варгас решилась заговорить о том, что её на самом деле беспокоило.

Папа поднял на неё взгляд, но, кажется, не увидел. Глаза застелило подрагивающей влажной пеленой слез и воспоминаний, он улыбнулся.

— Рядом с ней у меня потели ладоши и сердце колотилось где-то в горле. Я начинал говорить всякие глупости, который вовсе не имел в виду, а она заливисто хохотала. И этот смех был самым замечательным звуком. Я был готов валять дурака сутки на пролет, лишь бы слышать её смех снова и снова.

В тот вечер папа говорил без устану и задремал на диване с наполовину опустевшей чашкой чая в руке, так и не закончив рассказ. Софи подложила под его склонившуюся набок голову подушку и накрыла плечи одеялом, а сама вышла на крыльцо. То, о чем говорил отец, пробудило в ней её собственные воспоминания о маме, и те вырвали её из реальности позднего сентябрьского вечера и понесли сквозь калейдоскоп прошлого. Вместо дуновения сухого холодного ветра Варгас чувствовала тепло и мягкость рук, обнимавших её в моменты глубочайшей грусти и крайнего отчаяния. Сейчас она нуждалась в этих руках как никогда прежде. Всё то, через что раньше Софи приходилось проходить и из-за чего мама её утешала, было пустяком по сравнению с тем, что терзало её сейчас. И именно в этот момент она ощущала себя — и, пожалуй, была на самом деле — по-настоящему одинокой.

Было тихо — здесь ни у кого было лишних денег на полив газонов и времени на высаживание деревьев, чтобы в них дуновение ветра превращалось в музыку шелеста. Только кое-где из сухой жженой почвы наверх проталкивались упрямые кактусы. Не лаяли собаки, не водились цикады, невыносимо жарким летом над домами парили только широкие силуэты падальщиков, высматривающих погубленную жарой добычу. Нет, здесь оставаться Софи точно не хотела.

***

Полное непонимание сменилось отчетливым знанием, но чтобы пустить дело в ход, ему требовалось собственные умозаключения подкрепить авторитетными сведениями. Хортон рыл пропитывающуюся осенними проливными дождями землю без передыху целый месяц. Он чувствовал, что изгваздался в этом до бровей, но не мог остановиться. Джайлз входил в форму, улавливал перед собой виляющий след Мехмета — а так, Фараджа, его поставщиков и его покупателей заодно — и пытался прийти в норму. Последнее удавалось хреново — Варгас мерещилась ему повсюду. С работой дела шли лучше. Ему удалось возобновить контакт с Омером Тураном, а менее недели назад нащупать возможную цель в правительстве. Он планировал ухватиться за заместителя главы комитета по контролю за деятельностью военных трибуналов при Великом национальном собрании*, тот был из числа контактов Фараджа в парламенте и силовых структурах. Кроме амбиций и жадности у него не было значительного количества рычагов влияния, но Хортон отчетливо видел, за что мог ухватиться.

Найденный им контакт был в первой пятерке Партии национального действия и совершенно очевидно для постороннего взгляда метил в спикеры. Настрои в Турции — Джайлз долго изучал их с момента прибытия в Анкару и наконец начал улавливать направление ветра — в виду разгоравшихся в соседних странах конфликтов, внутренних неурядиц и вопроса принятия мусульманских беженцев в Европе стали отдавать национализмом и некоторым евроскептицизмом. А так, крайняя правая Партия национального действия имела веские шансы на грядущих парламентских выборах не только преодолеть десятипроцентный порог, но и оказаться в большинстве. Отслеживаемый Джайлзом контакт вполне мог осуществить свои стремления возглавить Великое национальное собрание. Если только с подачи американской разведки наружу не просочатся сведения о его сотрудничестве с терроризирующими курдов оружейными торговцами. Амбиции против корысти, страх публичного суда против страха смерти — Хортон не видел в противовесе этих аргументов причин по которым не мог склонить чаши весов в свою пользу.

И все же ему было неспокойно. Чтобы развеяться, он переоделся и вышел на позднюю пробежку. К вечеру над Анкарой развело тучи, и в лужах отражались блики заката. Воздух был густым, влажным, отдаленно напоминающим океанический бриз в Гвалале.

Он бежал, прислушиваясь к собственному телу и по старой привычке делая перекличку ноющих суставов и остро выстреливающих болью нервных окончаний у раздробленных взрывом костей. Взрыву в Кабуле скоро должен был исполниться ровно год, а Джайлз всё ещё был неупорядоченным месивом мыслей и эмоций.

Физические нагрузки всегда, сколько он себя помнил, были для него убежищем в моменты полного раздрая или сомнений. В младшей школе он занимался в спортивной школе плаванья, топя в холодной хлорированной воде свои проблемы с учебой; в старшей школе он примкнул к баскетбольной команде, чтобы вместе с мячом отбрасывать от себя разочарования и страхи. В почти сорок он на пределе возможностей своих полыхающий огнем легких убегал от разбитого сердца. По уму ему сейчас было совсем не до этого, но всё, о чем он думал так или иначе приводило к Софи Варгас. Где она, с кем она, как она, думала ли о нем, планировала ли вернуться, могла ли ему помочь, поразило бы её то, насколько много Джайлз успел без неё сделать? Эти мысли надоедливым роем суетились в его голове, и на пробежках Хортон надеялся вытряхнуть их из себя по инерции, но когда возвращался и вставал под контрастный душ, единственным, что заполняло её сознание, неизменно была Софи.

Однажды перед сном он поймал себя на том, что всё у них с Варгас циклично и происходит по одному и тому же сценарию раз в десять лет. Джайлз хохотнул этому заключению и мечтательно задумался о том, какой же будет их следующая встреча через декаду.

***

Что поразило Барри Мэйсона, так это то, что Рэйф Чамберс всё совещание вел себя тихо. Возможно, таким образом он отдавал уважительную дань уходящему с поста Барри, — это был его официально последний день — но скорее всего, полагал Мэйсон, Галопу просто было безразлично происходящее, и тот дремал с открытыми глазами.

Ближневосточная группа собралась для ознакомления с результатами сворачиваемой операции «Эдемский сад». Собранные в её ходе разведданные были систематизированы и введены в систему, переданы ключевым специалистам и главам отдельных групп, положены в папке с грифом «совершенно конфиденциально» на стол Мэйсону. Но пересматривать её содержимое не было нужды. Отчасти потому что Барри чутко держал руку на пульсе действий Джайлза Хортона, отчасти потому что уже не нуждался в этих знаниях.

Когда этим вечером он выйдет из здания разведывательного управления, его единственной заботой останется сбор чемодана в отпуск. Они с Кэрол отправлялись в двухнедельный круиз по Европе. Но прежде у него оставалось одно важное дело. В свои последние часы на занимаемой должности руководителя Барри Мэйсон намеревался отдать своё заключительное распоряжение, вокруг целесообразности которого его штормило ещё с конца июля. Он вызвал к себе Дайну Уоттс и в первую очередь сообщил именно ей, чтобы та могла заняться поиском подходящей замены. А затем, оставшись один в своем кабинете, где подаренный его бывшим шефом шерстяной ковер стоял свернутым в тугой рулон у двери готовый к транспортировке, Барри долго смотрел на телефон.

Он рассуждал над этим какое-то время, взвешивал причины за и против, рассматривал ситуацию с точки зрения объективной правильности, и с точки зрения эмоциональной предвзятости. Мэйсон принимал решение и, почти воплотив его, передумывал, но пятничным октябрьским днём наконец был готов разобраться с этим окончательно. Не меньшее количество раз он мысленно подбирал слова и прокручивал у себя в голове десятки сценариев беседы. Но каждый раз приходил к тому, что лучшей тактикой будет предельная честность. Это был единственный подход к Джайлзу Хортону по-хорошему.

Барри помнил жаркий октябрь 2002-го, подрагивающий на горизонте расплавленный воздух, размывающий линии и смешивающий небо с землей. В тогдашней его машине не было кондиционера, а всю торпеду под лобовым стеклом занимали сплюснутые опустошенные бутылки из-под минеральной воды. Рубашка приставала к его спине, руль под рукой вибрировал на каменистой дороге. Мэйсон направлялся на базу ВВС США в Кандагаре. Его интересовал молодой военный разведчик, сержант Джайлз Хортон. Того, на голову выше большинства сослуживцев, в серой форменной футболке с растекшимися по ней большими темными пятнами пота, шортах и пыльных кроссовках он нашел играющим в американский футбол. Остановившись в тени грубо сколоченной из досок беседки, Барри Мэйсон некоторое время понаблюдал за Хортоном. Тот был крепким, уверенно идущим напролом. Остановить его и вырвать из его рук продолговатый затертый мяч никому не удавалось, как и мало кто выдирался из его мертвой хватки.

— Я в некотором роде Ваш коллега, — негромко сообщил тогда Барри, когда отозвал Хортона в сторонку, где любопытные уши не могли их услышать.

— Лэнгли? — сразу сообразил Джайлз, и Мэйсон кивнул, делая себе мысленную зарубку, что с этим парнем ходить вокруг да около не нужно.

В холодном вашингтонском октябре много лет спустя Барри посмотрел на настенные часы и прикинул время в Анкаре, а потом поднял трубку с аппарата. Хортон ответил после третьего гудка:

— Мистер Мэйсон, сэр?

— Здравствуй, сынок. Не разбудил?

— Нет, сэр. Вы ознакомились с моими материалами?

— Да, Джайлз. Ты проделал отличную работу. Сейчас турецкий и сирийский отделы на основе твоих данных разрабатывают новую стратегию деятельности по региону. О многих угрозах мы раньше не знали. Спасибо тебе!

— Но?.. — проницательно подсказал на обратном конце провода Хортон. Мэйсон вздохнул и устало протер глаза.

— Ты прав. Я назначил тебя в Турцию, потому что мне очень требовался твой крепкий кулак, но совсем не осознавал того, что ты не готов. Ты неплохо справился, правда, но это далось тебе — и твоим людям — очень непросто. Возвращайся, Джайлз. Отдохни, повидайся с семьей, проведи Рождество дома. А там посмотрим.

Комментарий к Глава 12. Разбрасывать камни и их собирать.

*Великое национальное собрание — название однопалатного парламента Турции.

========== Эпилог. ==========

18 ноября 2015 года.

Входить в ритм жизни в Калифорнии Джайлзу оказалось одновременно и удивительно легко, — так, будто Анкара изначально предполагалась лишь временным назначением — и сложно, потому что Турция изменила многое. Две недели после своего прибытия в Штаты Хортон истратил на то, чтобы убраться в доме, оставленном в июле впопыхах, закупить продукты, съездить в строительный магазин и сгрузить перед гаражом материалы. Накануне он начал устанавливать вдоль подъездной дорожки бордюр, планировал засыпать её гравием, чтобы колеса машины и его собственные ноги не вязли в размываемой дождем грязи. Он постоянно занимал себя каким-то делом, переключая рубильник внимания с раздумий на работу руками.

Утро среды началось для него с привычной пробежки, завтрака и рубки дров. Наступали первые холода, а центральное отопление в стоящий на отшибе дом не было проведено.

На старую, сдавленную временем до каменной твердости, потемневшую колоду, отслужившую ему уже не одну зиму, он один за другим ставил чурбаки, над головой замахивался старым, давно отупевшим топором, и обрушивал его вниз. Отколотые куски разлетались по всему двору, мелкие опилки поднимались облаком и прилипали к джинсам, звуки ударов отдавались от стены дома и узловатых стволов сосен эхом, затихали и множились, убегая прочь. А им на смену с побережья докатывался звук разбивающегося о скалы неспокойного океана. Небо было низким и серым, обещающим вот-вот пролиться холодным дождем.

Своё увольнение с поста главного в Анкаре Джайлз воспринял, на удивление для самого себя, весьма спокойно. Так, будто и сам ощущал, что был там не на своём месте, или что был к этому ещё не готов, но без Барри Мэйсона не решился бы ничего предпринять. О будущем он пока старался не думать. Главное, что он знал — его ещё не списали на берег; а потому бессрочный отпуск не ощущался таким гнетущим. Рано или поздно Хортона ждало новое назначение.

И пока его не вызовут в Лэнгли, он намеревался заполнять свои дни поддерживающей его в форме рутиной. Удавалось неплохо.

Отложив топор — так, как учил его отец, облокотив рукоять об колоду, повернув лезвием внутрь, чтобы случайно не споткнуться и не пораниться в траве — он принялся собирать развалившиеся вокруг дрова. Набирая в руки столько, сколько мог за раз унести, игнорируя то, как их неровные срезы царапали оголившуюся между рукавом и перчаткой кожу кисти, он сносил их под навес, где выкладывал ровной стенкой.

Джайлз почти закончил, когда различил непривычный для этого места звук — почти неразличимый шорох автомобильного двигателя и громкий перестук взбиваемых в колесных арках камней. Он насторожился. К его дому от асфальтированной дороги вели две мили проселочной тропы, почти зарастающей в его отсутствие, в самом начале которой стоял знак, указывающий, что далее тупик и приватная территория, въезд на которую запрещен. Несколько раз сюда наведывались компании и парочки, ищущие место, чтобы поставить свой трейлерный дом или разбить палатку, но Джайлз всегда прогонял их со своей земли. Отряхнув штаны и сняв перчатки, он пошел вокруг дома встречать непрошенных гостей.

Ему навстречу неторопливо, осторожно виляя в попытке объехать ухабы, ехал низкий серый седан «Тойота» с ярким росчерком эмблемы службы аренды автомобилей на капоте. Хортон недовольно нахмурился. Вот ему ещё не хватало, чтобы сейчас зарядил ливень и тачка этих заблудившихся туристов застряла здесь, они принялись вызывать эвакуатор из города, ждать его несколько часов, а затем по темноте возиться с погрузкой, или ещё что хуже — проситься к нему на ночлег.

Проехав ещё немного, «Тойота» остановилась. За отражающим сплетения ветвей и хмурое небо лобовым стеклом невозможно было различить силуэт водителя. Джайлз смог рассмотреть только движение руки над рулем. Он тоже замедлился, ожидая, что сейчас седан развернется и так же осторожно покатится обратно, но прошла минута, затем другая, а арендованная тачка не сдвигалась с места.

— Так, ладно, — проговорил себе под нос Хортон, рассеянно провел пятерней по бороде, и двинулся к машине. — Чего встал-то? — громко поинтересовался он, равняясь с серой японкой. — Знак на въезде видел? Давай-ка двигай отсюда.

И он коротко постучался в затонированное стекло. То плавно опустилось.

— Я предполагала, что ты не будешь очень рад меня видеть, но на такой приём точно не рассчитывала, — произнесла водитель, поднимая на Хортона карий взгляд и улыбаясь.

— Варгас?!

Чтобы удостовериться, что ему не померещилось, он наклонился, уперся руками в открывшееся окно и заглянул в салон. Это действительно была она. В намотанном вокруг шеи пышном шарфе, прячущем её острый подбородок, и с темными волосами, непослушными прядями выбившимися из-за уха.

— Варгас! — повторил он.

— Я едва тебя нашла, — призналась она, нащупывая застежку ремня безопасности и отстегивая его.

Барри — черти б побрали этого старого мудака — Мэйсон, догадался Джайлз. Это он, только он мог дать Софи адрес и ничего не сказать самому Хортону.

— Позволишь? — спросила Варгас, указывая на дверцу, и Джайлз кивнул. Он отступил, открывая её для Софи; та вышла и остановилась перед ним, живое воплощение его мечтаний и снов почти каждой ночи последних месяцев. В воображении Хортона Софи всё чаще была аппетитно голой, прижимающейся к нему, ищущей его губы; в реальности Софи куталась в длинный вязаный свитер и смотрела насторожено, выдерживая между ними расстояние.

Головокружительным калейдоскопом сменились кадры. Щелчок. Зима 2005-го, Баграм. Джайлз Хортон, тогда совсем сырой, услышал, как за его спиной с металлическим стуком открылась тяжелая дверь камеры. Внутрь, в остро воняющую калом, потом и рвотой камеру, впуская из коридора глоток свежего воздуха, кто-то вошел. Он не обернулся, никогда не поворачивался спиной к заключенным, а только спросил:

— Вам нужно особое приглашение?

Дверь закрылась. Джайлз ожидал увидеть кого угодно, но только не низкую, хрупкую девчушку с коротко отстриженными волосами и настороженным карим взглядом, больше подходящим какой-нибудь тщательно сшитой кукле, нежели агенту ЦРУ. Хортон тогда подумал, что это какая-то ошибка или розыгрыш, не мог специалист по Аль-Каиде, обещанный главным управлением, выглядеть как школьница. Но она быстро изменила это мнение о себе. Пройдя мимо Джайлза прямиком к заключенному, распятому за руки и ноги четырьмя крепко натянутыми цепями, она внимательно осмотрела его — не пугаясь вида вспухшего лица и загноившихся ран — и тихо проговорила на пушту*:

— Я знаю, кто ты. И могу остановить твои мучения, принести тебе чистую воду и пищу, привести доктора. А могу приказать тому солдату за моей спиной продолжить.

Щелчок. Июль, Анкара. Джайлз вслед за Фером Блэйком вошел в комнатку, где собралась вся турецкая агентура, и в первое мгновенье списал привидевшееся ему лицо на усталость после перелета и жару. Всё, что он успел узнать о Софи Варгас, говорило о том, что здесь её быть не могло. При чем тут Турция? Она работала по Аль-Каиде и исламистам. Наверняка это какая-то молоденькая латино-американка, которой его неспокойное воображение дорисовало знакомые черты. Вот только взгляд кукольных карих глаз отчетливо транслировал — я тебя знаю.

Хортон усмехнулся.

— Зачем искала? — спросил он.

— Мы так и будем тут стоять? — парировала она, тоже скривив губы. — Или можем войти в дом?

***

Софи сомневалась до последнего: садясь в самолет до Сан-Франциско, беря в аэропорту напрокат машину, вбивая в её навигатор оставленный Барри Мэйсоном адрес. Он достал из нагрудного кармана шариковую ручку, оторвал от плотной салфетки на столе в найденной ими забегаловке, где не подавали булочек с корицей, но наливали очень крепкий кофе, небольшой клочок и на нём написал несколько слов. Это было в сентябре, а Варгас до сих пор отчетливо помнила, как он подвинул ей записку, встал из-за стола и, прежде чем молча уйти, только улыбнулся и подморгнул.

«46500 Тиклед-Пинк-Драйв, Гвалала, Калифорния,

поворот направо перед кемпингом, две мили прямо»

Даже прибыв по адресу, наблюдая за крепкой фигурой Джайлза Хортона, идущего к ней, она сомневалась. До последнего держала одну руку опущенной на рычаг коробки передач, готовясь воткнуть заднюю и убраться восвояси. Но её тянуло сюда.

Все два с лишним месяца дома в ней полыхало торнадо чувств и мыслей. В замкнутом пространстве её сознания пожар не гаснул, а разгорался всё сильнее, болезненно прожигая Софи изнутри. Горе, сожаление, обида, грусть, тоска, сомнения достигли того градуса кипения, за которым следовал только смертоносный взрыв. Варгас не умела со всем этим бороться, не могла переступить через себя и попробовать это выплеснуть, не была способна подавить. Но знала того, рядом с кем беззащитно и безропотно оголяла душу, даже не понимая этого. Того, рядом с которым вулкан её переживаний извергался истериками и бешеным сексом, а после наступало долгожданное успокоение.

Она не знала, застанет ли его, что будет делать, если Джайлза не окажется дома, или если он не захочет её видеть, но понимала, что куда охотнее примет неудачу, попробовав, чем так никогда и не постучится.

И вот она была на месте, шла следом за ним по мягкому ковру осыпавшихся и пожелтевших сосновых иголок и рассматривала его широкую спину, одетую в затертую до белесых выгоревших пятен стеганную жилетку поверх клетчатой рубашки. Волосы, в которых виднелась какая-то мелкая светлая крошка, похожая на деревянную стружку, были собраны на затылке в взъерошенный узел.

Дом, к которому они шли, был одноэтажным и небольшим, с поросшей мхом черепицей, краснокирпичной каминной трубой и темными деревянными стенами. Крыльцо было узким, с натянутым между балок гамаком, на полу под которым неровной стопкой были сложены книги. За входной дверью оказалось одно просторное помещение, заставленное разномастной мебелью: низкая, строго по-армейски застеленная кровать, кухня, обеденный стол со стульями, диван, кресло, просторный камин. Несколько стоптанных ковров на дощатом полу, оленьи рога на стене и свисающий с потолочной балки запыленный ловец снов, косые пирамиды из книг на навесных кухонных шкафах. Вкусно пахло деревом и пряным мясом.

— Хочешь кофе? — предложил Джайлз, разуваясь у порога.

Софи согласилась, следуя его примеру. Столкнув кеды, она поежилась, переступив на холодном полу с ноги на ногу. Заметивший это Хортон хмыкнул.

— Аризонская неженка, — беззлобно фыркнул он. — Сейчас разведу камин.

Пока он сносил дрова, разводил огонь и на старой массивной электрической плите варил в покрытой сажей турке кофе, хранилось обоюдное молчание. Софи не могла ничего различить в собранном лице Хортона, только каждый раз напаривалась на его пристальный, бьющий под дых взгляд. Только когда он поставил перед ней парующую чашку, она, стыдливо утопив в густой ароматной жидкости взгляд, заговорила:

— Я подвела тебя.

Джайлз промолчал и только шумно глотнул.

— Как там дела? В Турции?

— Нормально, — сухо ответил он.

Софи кивнула. Действительно, ей, не только не приписанной к представительству, но и вовсе ушедшей из управления, он уже совершенно ничего не мог доверить, хотя и прежде не был разговорчивым.

— А ты сейчас где? — задал встречный вопрос Хортон.

— Нигде, — честно призналась она. Ни представления, чем заняться дальше, ни собственного дома.

— Хороший разговор получается, — со вздохом подытожил Джайлз.

— У нас все разговоры такие.

— Нет, обычно мы друг на друга орем.

А потом трахаемся, подумала Варгас и усмехнулась, но вслух решила не произносить. Хортон тоже улыбнулся. С минуту они просто смотрели друг на друга, разделенные столом, двумя чашками и неловкостью.

— Надолго ты вернулся?

— Пока не знаю. А ты?

— Надолго.

Навсегда. Черт побери, перекатываясь с пяток на пальцы на всё ещё холодном полу, Софи очень отчетливо поняла, что вернулась навсегда. Не просто в Штаты — к Джайлзу. Хватит бегать, строго проговорила она в уме. Пора было признать, что она нуждалась в нём, хотела ощущать себя желанной, хотела научиться любить. Весь проецируемый ею холод, все свято чтимые убеждения, что она не создана для отношений, были лишь защитной реакцией на разочарования. Вместо подниматься и пробовать снова, не смотря на ссадины, Варгас очень рано на своём пути выбрала просто не идти по шаткой тропе и не падать.

— У тебя здесь хорошо, — сказала она, оглядываясь. — Можно, я останусь?

— Да, конечно, — пожал плечами Хортон. — Скоро разыграется буран, в такую погоду лучше никуда не ехать.

— Не прикидывайся дураком, — строго процитировала она когда-то услышанное в свой адрес от Джайлза. — Получается неправдоподобно. Ты же понял, что я имею в виду.

Он медленно опустил чашку, которую уже успел поднести ко рту, коротко прищурился, будто наводя четкость, а затем вкрадчиво произнес:

— Ты серьезно?

— Да. Надоело убегать.

Комментарий к Эпилог.

*Пушту — один из восточно-иранских языков. Является официальным языком Афганистана и некоторых регионов Пакистана.