Том 4. Пришельцы ниоткуда [Франсис Карсак] (fb2) читать онлайн

Книга 452400 устарела и заменена на исправленную


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Франсис Карсак Пришельцы ниоткуда. Этот мир наш



Предисловие

Франсуа Борд родился 30 декабря 1919 года в Риве (департамент Ло и Гаронна). Франсис Карсак, его двойник, родился — или, скорее, пробудился в один из вечеров зимы 1943-44 гг. в Бельвесе (Дордонь). Годы молодости Франсуа Борда, о которых я поведу речь чуть ниже, были, таким образом, годами зарождения Франсиса Карсака...

В 1919 году отец Франсуа, Андре Борд, был богатым, даже очень богатым человеком, причем сколотившим свое состояние собственноручно. Его отец, дед Франсуа, держал аптеку в Тунисе, где он пользовался протекцией бея, с которым был на короткой ноге. Он перешел в ислам и перевел Коран на французский язык. Что до его сына Андре, то тот, обзаведясь дипломом об окончании юридического факультета, начал свою карьеру в качестве обычного клерка у одного из нотариусов Ажена1. Но, вероятно, нотариальная рутина не соответствовала его темпераменту. Он отплыл в Сенегал, где на первых порах работал в филиале «Торгового дома Андре Балланда», но быстро основал собственную коммерческую фирму, занимавшуюся главным образом торговлей арахисом. Дело пошло настолько хорошо, что к началу XX века Андре Борд уже был весьма состоятельным человеком.

Время от времени он приезжал ненадолго во Францию и в одно из таких коротких пребываний на родине, в 190(?) году, он намеревался нанести визит одному из своих старых друзей в Перигоре. Тогда Андре было около сорока лет. По

пути он остановился на некоем постоялом дворе коммуны Бельвес. За столом его обслуживала хорошенькая молодая крестьянка, Мари Алико, или Алина, как все ее называли.

У родителей Алины была своя ферма в Сен-Жермен-де-Бельвес. Они не были совсем уж бедными крестьянами, но не сказать, чтобы были и богатыми. Ферма и имение располагались на холмах и потому не шли ни в какое сравнение с плодородными землями долины Дордони, до которой, однако же, было рукой подать. Словом, семейству Алико приходилось работать не покладая рук уже для того лишь, чтобы обеспечить себя самым необходимым.

Весьма привлекательная, даже красивая — у меня и сейчас перед глазами ее фото тех лет, — Алина, пусть ей и исполнилось уже 25 лет, была все еще незамужней: родители не могли обеспечить ее приданым. Кроме того, она была девушкой образованной — на руках у нее имелось свидетельство об образовании, что, вопреки утверждениям Жюля Ферри2, для девушек глухих перигорских деревень было в то время редкостью, — сообразительной и довольно-таки бойкой, что, возможно, и отпугивало тех потенциальных женихов, которых привлекала ее красота.

Как бы то ни было, некоторое время спустя, в списке пассажиров парохода, отплывавшего из Бордо в Дакар, значились господин Андре Борд и госпожа Мари Борд, урожденная Мари Алико.

Родились двое детей — Жан, потом Женевьева. Но Африка не была тогда идеальным местом для воспитания детей, и вскоре супруги Борд, и так нередко бывавшие на родине, вернулись во Францию уже насовсем. Обратив в деньги часть своих сенегальских авуаров и уступив свой бизнес, Андре Борд купил в Риве, близ Вильреаля, у границ Пери-гора и Аженэ, обширное владение с замком Фон-Рив. Затем была Первая мировая война. Должен признать, что я мало что знаю об этом периоде. В 1919 году родился Франсуа, «младшенький».

О том, какими были первые годы моего отца в замке Фон-Рив, я тоже, по сути, знаю не так-то и много. У него и самого об этом времени сохранились лишь частичные воспоминания. В любом случае, вскоре после его рождения семье пришлось выставить Фон-Рив на продажу. Фактически, Андре Борд, проявивший себя рассудительным коммерсантом в колониальной торговле, оказался не готовым к делячеству 20-х годов. Если в нескольких словах, то он потерял часть своего состояния. Сказать, что он разорился, было бы преувеличением: скорее, это стало переходом от изобилия к достатку.

Продав Фон-Рив, семья обосновалась в Вильнёв-сюр-Ло, в имении, расположенном там, где тогда проходила граница между городом и деревней, у дороги, что вела в Бордо. Главным строением, окруженным обширным парком, разбитым на английский манер, фруктовыми садами и лугами, был большой, квадратный в плане, буржуазный домина, с огромными комнатами и очень высокими потолками, за исключением третьего этажа, покрытого мансардной крышей. Но я передаю слово отцу: перед вами текст, написанный им примерно в 1950 г.


ДОЛГИЕ ЛЕТА
За маминым креслом тянут к солнцу свои цветоносные стержни багровые шалфеи. В небе, по которому лениво плывут вздувшиеся, толстощекие, как ангелочки из стеклянного трюмо гостиной, облака, щебечут, преследуя мух, ласточки. Легкий бриз вяло колышет желтую розу, на последнем розовом кусте куртины. Стоит чудесная погода.

Лежа на животе, маленький мальчик наблюдает за муравьями: они уже проложили на аллее собственную дорожку, местами присыпанную комковатой землей, и теперь, поторапливаясь, куда-то тащат на себе свои крошечные ноши. Когда они в один уровень с твоими глазами, пропорции меняются, и можно легко представить, что они не такие уж и маленькие, какие есть на самом деле. Травинка, которую они огибают, становится гигантским деревом. Это уже не муравьи, но жители некоего фантастического королевства какой-то неведомой планеты, готовящиеся отразить вражеское нашествие. Один из них, чуть более крупный, наверняка офицер, возможно, даже принц? Не так-то и просто, когда прилетаешь внезапно на незнакомую планету, распознать социальный статус ее обитателей. Он позволил себя оттолкнуть: нет, это уж точно не принц!

Осторожно, потихоньку, вооружившись тоненькой хворостинкой, маленький мальчик приподнимает небольшой комочек земли, лежащий на дороге, — и переворачивает. Смятение и растерянность среди муравьев! Должно быть, они спрашивают себя: что это за великан, столь неожиданно возникший в их мире, каковы его намерения?

— Чем ты тут занят, милок? Давай-ка поднимайся, а то испачкаешься!

Ну вот! Не дадут даже слегка позабавиться!.. Маленький мальчик встает, насупившись. В любом случае, чары уже разорваны, и муравьи снова стали муравьями, насекомыми, которых каждый день видишь бегающими по крыльцу и которые иногда совершают набеги на тетушкин сахар. Ладно, поиграем во что-нибудь другое.

Машина медленно проезжает между мелкими галечниками, которых полно на аллее. Кусочек белого железа раздвигает камешки по сторонам, прокладывая путь. А вот и необычная рытвина. Вчера шел дождь, и фургон, привозивший уголь, оставил глубокие колеи своими шинами. Следует ли объехать рытвину или же отважно двинем по прямой? Конечно же по прямой! Исследователи ни перед чем не отступают, по крайней мере в книгах. И до чего ж это захватывающая экспедиция!

Они только что высадились из своей ракеты, которая стоит теперь там, на опушке девственного леса, странного леса гигантских деревьев. Она весьма занятной формы, эта их ракета, и какой-нибудь глупый взрослый решил бы даже, что она похожа на длинную пачку макарон. Над ней развевается небольшой триколор, на котором выведено большими буквами: «Черный лев». «Черный лев» — прекрасное название для межпланетной ракеты, особенно с учетом того, что за рулем гусеничного вездехода сидит резиновый львенок.

Проехав через лощину, машина добралась до груды камней, из которых когда-нибудь — по крайней мере, так утверждает папа — построят крыло к дому. Крыло! И зачем оно нужно, это крыло, думает мальчик. Он и так хорош, этот большой квадратный дом, стоящий среди деревьев. Придется срезать пихту и потом еще вон то дерево, названия которого никто не знает, но на котором растут цветочки, пахнущие медом. Когда вбиваешь гвоздь в его серо-зеленую кору — конечно, это запрещено, но кто ж это увидит? — из него вытекает вязкий сок, из которого получается отличный клей. Пусть он плохо сохнет и тетрадь, в которую он вклеил картинки при помощи этого клея, уже больше не открывается, но дерево ведь от этого не перестает быть «клеевым деревом».

Где мы? В Африке? Нет. Это слишком близко, Африка, слишком знакомо, особенно когда постоянно слышишь, как о ней говорят за столом. Она хороша для детишек, чьи отцы никогда не покидали Францию. Диурбель, Каолак, Подор — это звучит так же знакомо, как Марманд или Бордо. Нет, мы на другой планете, вроде тех, воспроизведенные пейзажи которых можно увидеть в научно-популярной книге, которую он читает каждый день перед сном. Это гораздо интереснее, чем Африка. Африка? Подумаешь! Что вообще есть в этой Африке, кроме арахиса и львов?

Растянувшись на одном из камней, какое-то чудище греется в теплых лучах Канопуса. Его чешуйчатая серо-зеленая кожа сверкает, длинный хвост свешивается в щель между соседними камнями, под головой подрагивает беловатая шея. Это ужасный дракон, которого они мельком видели в прошлую экспедицию. На сей раз нужно приблизиться к нему так, чтоб его не спугнуть.

Черт! Как осторожно они ни продвигаются, гравий под ногами все равно хрустит. Ящерица — дракон — этот хруст услышала. Какую-то долю секунды ее маленькие глазки всматриваются вправо-влево, затем зеленой молнией она исчезает в пещере. Вот и все, остается лишь теплый и голый камень.

(ок. 1950)


Научившись читать еще в раннем детстве, Франсуа Борд «молниеносно», иначе и не скажешь, окончил начальную и среднюю школу, так как экзамены на степень бакалавра он сдал уже в июне 1935 года, в пятнадцать с половиной лет... Затем у него случился конфликт с отцом: тот считал, что он еще слишком юн для того, чтобы покидать Вильнёв ради учебы в Бордоском университете. Но главная причина заключалась все же в том, что отец хотел, чтобы сын изучал право, тогда как сам Франсуа был увлечен естественными науками. В четырнадцать лет он уже занимался раскопками на месте одного из доисторических местонахождений (тогда для этого не нужно было официального разрешения), раскопками, во время которых он начал применять методику, которая через двадцать лет станет частью того научного вклада, который принесет ему международное признание, а библиотека его изобиловала научно-популярными трудами и... приключенческими и фантастическими романами (в частности теми, которые входили в «синюю коллекцию» изданий Талландье).

Период с июня 1935 года по осень 1937 стал для Франсуа порой длинных-предлинных каникул. Отец записал его на заочный курс права, но сам он отнесся к учебе несерьезно. Тем не менее он был чрезвычайно активен в других областях жизнедеятельности. Он ставил химические опыты и собирал пороховые ракеты, одна из которых влетела в окно вильнёв-ской жандармерии. Он изучал насекомых, в частности муравьев. Он продолжал свои доисторические раскопки, стрелял из лука и карабина. Он входил в сборную команду Вильнё-ва по легкой атлетике, специализируясь в метании диска, ядра и копья (в 1937 году он первенствовал среди юниоров региона Перигор-Аженэ во всех трех этих категориях). Он стал одним из инициаторов движения «Auberges de Jeunesse» (молодежных туристских баз) в департаменте Ло и Гаронна. Браконьерствуя, он вылавливал раков в ручьях. Он очень много читал, практически всё. Но самым значительным в этот период его жизни событием стало для него полугодовое пребывание в Индокитае.

Его старший брат, Жан, окончил Школу колониальной администрации — в 1936 году он был колониальным управляющим в Чаде, — а его старшая сестра, Женевьева, вышла замуж за сокурсника Жана, которого направили в Индокитай. И 13 ноября 1936 года Франсуа Борд отплыл из Марселя на «Д’Артаньяне» в гости к сестре и зятю.

Но обо всем этом я расскажу позднее...

Жорж Борд,

январь 1996 года.

ПРИШЕЛЬЦЫ НИОТКУДА

Непревзойденным мастерам, Рони-старшему и Герберту Уэллсу, и тем, кто когда-нибудь придет им на смену.

Предупреждение

Эта история является чистым вымыслом и никоим образом не выражает научные, политические или религиозные взгляды автора. Любые совпадения имен или портретных черт с реальными людьми случайны.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ПРИШЕЛЬЦЫ

Пролог

 В то мартовское утро 197. года я позвонил в дверь моего старого друга доктора Клера, разумеется, даже не подозревая, что вскоре услышу фантастический и невероятный рассказ. Я говорю «старого друга» (пусть нам обоим лишь недавно пошел четвертый десяток), так как мы дружим с детства и только года четыре назад как-то потеряли один другого из виду.

Дверь открыла, вернее, чуть приоткрыла, старуха в черном платье, какие носят все пожилые женщины в этих краях.

— Если вы на прием, — проворчала она, — то доктор сегодня не принимает, — возится со своими «опытами»!

Будучи прекрасным врачом, Клер, однако же, почти не практиковал. Благодаря весьма значительному состоянию он мог себе позволить почти все свое время посвящать сложным биологическим изысканиям. Его лаборатория, оборудованная в отцовском доме близ Руффиньяка, по отзывам бывавших в ней иностранных ученых, являлась одной из лучших в мире. Не любивший распространяться о своих исследованиях, Клер лишь вскользь упоминал о них в редких письмах ко мне, но, по слухам, ходившим среди медиков, я знал, что он был одним из тех рассеянных по всему миру энтузиастов, которые уже близки к разрешению проблемы рака.

Старуха рассматривала меня с недоверием.

— Нет, врачебная помощь мне не нужна, — ответил я. — Просто скажите доктору, что его хотел бы видеть Франк Борй.

— А, так, значит, вы и будете мсье Борй? Это другое дело. Он вас ждет.

В это время из глубины коридора послышался глубокий, низкий голос:

— Ну что там, Мадлен? Кого еще принесло?

— Это я, Сева!

— Входи же, черт побери!

От своей матери, русской эмигрантки, Клер унаследовал шаляпинский бас, статную фигуру сибирского казака и имя Всеволод; от отца, чистокровного перигорца3 , ему достались смуглая кожа и темные волосы, принесшие ему, в нашей группе студентов, прозвище «Клер-Обскюр»4.

Он подскочил ко мне в два широченных шага, едва не вывихнул мне кисть могучим рукопожатием, заставил согнуться чуть ли не вдвое добродушным шлепком по плечу — это меня-то, некогда игравшего этакого «столба» в регби! — и, вместо того чтобы, как обычно, сразу же провести к себе в кабинет, почему-то потащил обратно к двери.

— Какой прекрасный день! — торжественно провозгласил он. — Солнце сияет, да и ты приехал! По правде сказать, я ждал тебя только вечером, с автобусом...

— Я на машине. Но, может, я тебя от чего-то отрываю?..

— Что ты, что ты, вовсе нет! Я безумно рад тебя видеть. Как сам-то? И что с вашей новой батареей?

— Тсс... это же тайна! Сам ведь знаешь, я не могу об этом рассказывать.

— Ну конечно-конечно, таинственный атомщик! Кстати, благодарю вас за вашу последнюю посылку с радиоактивными изотопами. Они сослужили мне добрую службу. Но больше я не стану морочить вам голову подобными просьбами. У меня есть кое-что получше.

— Получше? — удивился я. — И что же это такое?

— Тсс... это же тайна! — передразнил он меня. — Я не могу об этом рассказывать!

В коридоре, позади нас, послышались легкие шаги, и мне показалось, что за полуотворенной дверью мелькнул тонкий женский силуэт. Однако же, насколько я знал, Клер был холост и ни с какой женщиной не встречался.

Он, вероятно, уловил мой взгляд, потому что тут же обхватил меня руками за плечи и повернул спиной к двери.

— В любом случае ты совсем не изменился! Все такой же... Ну что ж, пойдем в дом!

— А я вот тебе вернуть комплимент не могу. Что-то ты постарел, дружище!

— Хм... возможно, возможно... Давай, входи первым!

Я хорошо знал кабинет Клера со шкафами, полными книг, из которых лишь немногие имели отношение к медицине. Там никого не было, но в воздухе чувствовался слабый тонкий аромат. Невольно я потянул носом, вдыхая приятный запах. Клер это заметил и объяснил, чтобы предупредить вопросы:

— Да, несколько дней назад у меня тут была одна знаменитая актриса — о, просто на прием приходила! — и вот запах ее духов все еще держится. Просто поразительно, до чего дошла химия!

Завязался беспорядочный, как в таких случаях и бывает, разговор о том о сем. Я рассказал Клеру о смерти моей матери и был поражен, когда услышал в ответ:

— Вот как? Очень хорошо!

— Как это — очень хорошо? — воскликнул я, возмущенный и огорченный.

— Да нет, я хочу сказать: теперь я понимаю, почему ты столько времени не давал о себе знать. Стало быть, ты остался совсем один?

— Нуда.

— Что ж, возможно, я смогу предложить тебе кое-что интересное. Но пока это еще только проект. Я расскажу тебе о нем вечером.

— А как там твоя лаборатория? Что нового?

— Хочешь на нее взглянуть? Идем!

Лаборатория — оборудованная уже после того, как я побывал там четыре года тому назад — располагалась в просторной, чуть вытянутой в длину комнате со стеклянными стенами и занимала всю заднюю половину дома. Остановившись на пороге, я присвистнул от восхищения. Затем обвел помещение взглядом, заметив мимоходом микроманипулятор, искусственное сердце. В прилегающей темной комнате высился огромный рентгеновский аппарат. Посреди лаборатории, на столе, под легким чехлом скрывался еще какой-то прибор.

— А там что такое? — спросил я.

— Да так, ерунда. Все никак не доведу до ума. Пока это еще просто модель...

— Не знал, что ты сам собираешь для себя новые приборы. Хочешь, помогу? Как-никак, я все-таки физик.

— Посмотрим. Не сейчас — позднее. Пока что я предпочитаю об этом не распространяться.

— Ну ладно, — произнес я с некоторой обидой. — Но если эта штуковина взорвется у тебя под носом...

Закончить фразу мне не позволил звонок во входную дверь.

— Черт! Мадлен вышла, придется пойти открыть.

Оставшись один, я подошел к таинственному прибору,

слегка приподнял чехол... И обомлел. Передо мной была не черновая заготовка, которую я ожидал увидеть, а восхитительная конструкция из стеклянных и металлических трубок, прозрачных и матовых ламп, туго натянутых проводов. На многочисленных циферблатах странные двойные стрелки указывали на деления, о значении которых я не смог догадаться. Я был привычен к всевозможным научным приборам — мы и сами, в нашей лаборатории, ими пользуемся, и довольно-таки сложными, — но ничего подобного я в жизни не видел.

Заслышав в коридоре быстрые шаги моего друга, я поспешно опустил край чехла и, напустив на себя безразличный вид, принялся рассеянно рассматривать зеленевший за окном сад.

— Дифтерия у ребенка, — объяснил Клер. — Моего коллеги не оказалось на месте. Придется скатать мне. Возьми пока себе какую-нибудь книжку у меня в кабинете, посиди почитай.

— Хочешь, я тебя отвезу? Моя машина — прямо у дверей.

— Давай. А то мою еще из гаража выводить надо.

Ведя автомобиль, я продолжал размышлять обо всех замеченных мною странностях. Клер ожидал меня только к вечеру и явно смутился, когда я приехал раньше. С пару минут он продержал меня на пороге дома, хотя снаружи было свежо, пусть уже и не морозно. Я заметил женский силуэт, мелькнувший в коридоре, и сразу же после этого Клер провел меня в дом. Узнав, что моя мать умерла и теперь я совершенно один на всем белом свете, он определенно обрадовался. Наконец, этот странный прибор... Хоть убейте, но я абсолютно не понимал его назначения!.. Но главное, где этот прибор находился — в лаборатории биолога! Неужели Клер сам его изобрел? Вполне возможно. Но кто же тогда собрал? Вспомнив те схемы, которые он собирал и паял в институте, еще на подготовительных курсах, я не удержался от улыбки.

Мы остановились перед какой-то фермой. Клер отсутствовал всего лишь с четверть часа.

— Пустяки. Успел вовремя. За дальнейшим лечением проследит мой коллега.

— Ты теперь совсем не практикуешь?

— Совсем. Нет времени. Только когда доктор Готье в отъезде, или если я нужен ему для консилиума.

По возвращении, Клер заставил меня загнать машину в гараж и помог занести чемоданы в комнату, где я обычно останавливался. Она была расположена рядом с его собственной спальней, и, когда мы проходили мимо его двери, мне показалось, что я услышал за ней легкий шум.

Полдник, приготовленный его старой кормилицей Мадлен, оказался, как всегда, превосходным, но Клер был не слишком разговорчив. Его определенно что-то беспокоило; казалось, он и хочет чем-то со мной поделиться, но никак не может на это решиться. Когда я объявил, что днем собираюсь съездить в Эйзи навестить кое-каких друзей, он вздохнул с явным облегчением и сказал, что будет ждать меня к семи вечера.

В Эйзи я заскочил к палеонтологу Бушару, который поведал мне странную историю. Полгода назад вся округа была взбудоражена «чертями», появившимися в лесу под Руффи-ньяком. Прошел даже слух, что эти черти утащили с собой доктора Клера, но слух этот явно был кем-то выдуман, потому что через несколько дней после того, как черти исчезли «в столбе зеленого пламени», доктор объявился живой и невредимый. Он просто-напросто безвылазно просидел эти два дня в своей лаборатории, проводя очередной опыт.

Что касается чертей, то самым любопытным во всей этой истории было то, что по крайней мере полтора десятка крестьян заявляли, будто видели их собственными глазами: эти черти походили на людей, но обладали сверхъестественной способностью одним взглядом пригвождать человека к месту. Префект, а также епископ Перигорийский распорядились, каждый по своей линии, провести расследование, но перед официальными следователями крестьяне держались уже не так уверенно. В конечном счете дело заглохло.

— И однако же, — добавил Бушар, — я должен сказать вам, что в ту ночь, когда пресловутые черти, как говорят, исчезли, я сам видел в небе над Руффиньяком столб зеленого пламени.

Сама по себе эта история была ничем не примечательна — подобных рассказов мы то и дело слышим десятки, — но я почему-то мысленно связал ее со странностями Клера.

Когда я вернулся, Клер выглядел уже гораздо более спокойным, словно после долгих колебаний принял наконец определенное решение. Стол в столовой оказался накрытым на троих.

— Ты что, ждешь еще кого-то? — заметил я.

— Нет, но я намерен представить тебя моей жене.

— Твоей жене? Так ты женился?

А про себя подумал: «Так вот что это был за силуэт!»

— Официально мы еще не женаты. Но за этим дело не станет... Вот только документы получим. Ульна — иностранка.

На мгновение он замялся.

— Она — скандинавка. Финка. Так что предупреждаю: по-французски она говорит еще очень плохо.

— Стало быть, ты говоришь по-фински? Вот так новость!

— Я выучил этот язык в прошлом году во время путешествия по Финляндии. Пробыл там десять месяцев. Я думал, что писал тебе.

— Да нет, не писал... Но я всегда почему-то думал, что финский язык очень трудный...

Так оно и есть. Однако, знаешь ли, славянская кровь...

Он громко позвал:

— Ульна!

Вошла худощавая и странная девушка: высокая, с бледнозолотыми волосами, глазами неопределенного цвета — о которых нельзя было сказать, были ли они серыми, голубыми или зелеными — и правильными чертами лица. Она была очень красива, но было в ней что-то необычное, хотя я и не мог понять, что именно. Возможно, золотистая кожа, так резко контрастирующая со светлыми волосами? Или неправдоподобно маленький рот? Или чрезвычайно большие глаза? Или же все это вместе взятое?

Она грациозно поклонилась и протянула мне руку, руку, которая показалась мне необычайно длинной, а затем очень низким, но певучим голосом произнесла несколько слов.

За столом я сидел напротив нее. Чем дольше я за ней наблюдал, тем больше мне становилось не по себе. С ножом и вилкой она управлялась весьма ловко, но без бессознательного автоматизма, который вырабатывается многолетней привычкой.

На протяжении всего ужина я в основном молчал, — за всех нас говорил Клер. Старушка Мадлен была редкостной поварихой даже для этого края, где хороших кухарок — пруд пруди. Мой друг практически опустошил свой винный погреб, но я заметил, что Ульна ела очень мало и совсем не пила, — в отличие от доктора, да и, должен признать, от меня самого. К концу ужина мне все же удалось совладать со сковывавшим, буквально парализовывавшим меня смущением. Ульна все время молчала, но время от времени смотрела Клеру прямо в глаза, и у меня даже возникло странное впечатление, что так, посредством взглядов, они обмениваются — и вовсе не чувствами, а мыслями.

После десерта Клер тщательно сложил салфетку, оттолкнул стул и устроился в низком кресле перед камином. Знаком предложив мне занять место напротив, он позвонил служанке, чтобы подали кофе. Ульна вышла, но вскоре вернулась, держа в руках сложенную вчетверо газету, которую Клер взял у нее и протянул мне. Бегло просмотрев заголовки, я увидел, что это газета полугодовой давности, и уже намеревался вернуть ее Клеру, потребовав объяснений, как вдруг заметил внизу страницы заметку, обведенную красным карандашом:

И ВНОВЬ - «ЛЕТАЮЩИЕ ТАРЕЛКИ»!
Канзас-Сити, 2 октября.
Вчера, возвращаясь в сумерках с тренировочного полета на истребителе В-104, лейтенант Джордж К. Симпсон-младший заметил на высоте около 25 000 футов дисковидное пятно, которое стремительно перемещалось. Он начал преследовать неизвестный предмет и, сумев к нему приблизиться, увидел, что пятно представляло собой гигантский, с тонкими краями, диск диаметром примерно тридцать метров при толщине в центре около пяти метров. Исходя из скорости собственного самолета, лейтенант Симпсон определил, что диск летел со скоростью, превышавшей 1100 км/ч. Преследование продолжалось уже минут десять, когда пилот вдруг понял, что таинственный предмет вот-вот пролетит над лагерем N.... над которым строжайше запрещено появляться любым неамериканским летательным аппаратам. Приказ на сей счет был категоричным, и лейтенант Симпсон вынужден был атаковать нарушителя. В тот момент он находился примерно в двух километрах от диска и чуть выше его. Пикируя на предельной скорости, он выпустил несколько боевых ракет.

«Я увидел,рассказывает Симпсон,как мои ракеты взорвались, ударившись о металлическую обшивку аппарата. В следующую же секунду мой самолет разорвало на части, а сам я обнаружил, что лечу вниз в отделяемой кабине. К счастью, сработал парашют!»

Эту сцену наблюдали с земли многочисленные свидетели; в настоящее время эксперты изучают обломки самолета лейтенанта Симпсона. Что же касается таинственного аппарата, то он исчез, на огромной скорости вертикально взмыв в небо.

Я вернул газету Клеру, заявив скептическим тоном:

— Я полагал, однако, что официальные доклады, с которыми американцы выступили после продолжительного расследования, подрезали этой «утке» крылья. Так нет же — оказывается, в нее все еще кто-то верит!

Мой друг ничего не ответил. Медленно покачав головой, он нагнулся, щипцами вытащил из камина уголек и тщательно раскурил свою трубку. Потом, сделав несколько затяжек, знаком попросил служанку налить кофе. Ульна от кофе отказалась. Мы с Клером выпили свой в полной тишине.

Клер колебался. Я хорошо его знал и потому чувствовал, что он все еще спрашивает себя, как ему поступить. Наконец он разлил по рюмкам коньяк, посмотрел мне в лицо и сказал:

— Как ты знаешь, я не совсем уж профан в физике. Известно тебе и то, что я реалист, «matter of fact»5 , как говорят англичане. Так вот, об этой «летающей тарелке» я могу рассказать тебе длиннющую историю. И не смотри на все эти бутылки, что стоят на столе. Возможно, их количество и впечатляет, но, уверяю тебя, ко всему тому, что я собираюсь тебе рассказать, они не имеют ни малейшего отношения. И это вовсе не алкоголь так на меня повлиял. Я давно уже решил рассказать тебе все при первой же нашей встрече. А история моя вот какая... Устраивайся в кресле поудобнее, потому что, как я уже сказал, она будет длинной.

Я прервал его:

— Я ношу с собой в чемодане небольшой магнитофон. Могу я записать твою болтовню?

— Если хочешь — записывай. Это будет даже полезно.

Едва я установил магнитофон, Клер заговорил. В тот момент, когда он произносил еще только первые слова, мой взгляд упал на руку Ульны, лежавшую на подлокотнике кресла, и я понял, почему эта рука показалась мне такой удлиненной: на ней было всего четыре пальца!

глава 1 Рассказ доктора Клера

 Как тебе известно, — начал Клер, — я прекрасный охотник. Или, во всяком случае, считаюсь таковым, пусть и нечасто беру в руки ружье. Кое-какая природная сноровка, вкупе с крупным везеньем, — и в результате я никогда не возвращаюсь домой с пустым ягдташем. Так вот, первого октября прошлого года — хорошенько запомни эту дату! — уже смеркалось, а я еще ничего не подстрелил. В другое время меня бы это ничуть не расстроило: я, скорее, предпочитаю наблюдать за живыми животными, нежели убивать их, потому что и так, к сожалению, убиваю их слишком много для своих опытов! Но третьего числа ко мне в гости должен был прийти мэр Руффиньяка, — я пригласил его, так как нуждался в его содействии одному моему, теперь уже оставшемуся в прошлом, проекту, — а этот тип любит дичь, вот я и решил немного побраконьерствовать при свете электрического фонарика.

Солнце только-только село, когда я шел через поляну Манью, что посреди леса. Ты знаешь ее не хуже, чем я: вся заросшая вереском и утесником, со всех сторон окруженная дубами и каштанами, днем она довольно-таки живописна, но в сумерках производит зловещее впечатление. Я не из слабонервных, но шел быстрым шагом, спеша выбраться из лесу. Уже на краю поляны я зацепился ногой за корень, с размаху ударился головой о ствол дуба и тут же потерял сознание.

Очнувшись, я не стал произносить классического «где я?». Голова раскалывалась, в ушах гудело, и сначала у меня даже возникло опасение, что я проломил себе череп. К счастью, с ним все оказалось в порядке. Часы на руке показывали час ночи, кругом стоял непроглядный мрак, ломая ветки деревьев, свистел ветер. Потом, вынырнув из-за черноватого облака, над поляной показалась луна, окутавшая это облако волшебными светящимися кружевами.

Я сел и принялся искать ружье, которое, к счастью, незадолго до падения разрядил. Некоторое время я шарил руками среди мокрой травы и гнилых сучьев, потом наконец нащупал приклад. Опираясь на ружье, как ни палку, я медленно распрямился; лицо мое в тот момент было обращено в сторону поляны. По мере того как я поднимался, поле моего зрения расширялось, и вот тогда-то я и увидел эту штуковину.

Сначала она показалась мне черной массой, чем-то вроде купола, возвышавшегося над кустами вереска и утесника и почти неразличимого в темноте. Затем луна на какое-то мгновение вынырнула из-за туч, и тогда я мельком увидел выпуклый, сверкавший так, как сверкает металл, панцирь. Признаюсь тебе, мне стало страшно. От поляны Манью до ближайшей дороги прямиком через лес добрых полчаса ходьбы, а с тех пор, как умер тот старый чудак, в честь которого эта поляна и названа, там иной раз по неделям не бывает ни души. Я потихоньку двинулся вперед, добрался до края лесной чащи и, притаившись за одним из каштанов, принялся осматривать поляну. Все было неподвижно. Ни проблеска, ни огонька. Лишь эта огромная неясная масса — еще более плотная тьма на фоне черного леса.

Затем ветер вдруг резко стих. В тишине, едва нарушаемой потрескиванием сухих сучьев — видно, где-то далеко в лесу по тропе пробегал кабан, — я услышал слабые стоны.

Я все-таки врач, поэтому, пусть и сам чувствовал себя неважно, не мог не прийти на помощь существу, которое стонало так, как стонет человек, а не зверь. Отыскав фонарик, я включил его, направил луч света прямо перед собой, и он отразился от огромного металлического панциря чечевицеобразной формы. Я приблизился к нему с бьющимся сердцем. Стоны доносились с другой стороны. Внезапно пробудившееся жгучее любопытство заставило меня позабыть о страхе, и я медленно, то и дело застревая в кустах, натыкаясь на колючки утесника, бормоча проклятия и на каждом шагу спотыкаясь, — ноги все еще плохо меня держали, — обогнул панцирь. Стоны стали более отчетливыми, и я очутился перед металлической дверцей с открытым люком, который вел внутрь этой штуковины.

Мой фонарик осветил совершенно пустой узкий проход и уперся в заднюю дверцу из белого металла. На металлическом же полу лежал человек, — во всяком случае, сначала я решил, что это человек. Его длинные волосы были совершенно седыми, одежда его состояла, как мне показалось, из облегающего, блестящего наподобие шелкового, трико зеленого цвета. Из раны на голове капля за каплей сочилась темная кровь. Когда я нагнулся над ним, стоны смолкли, он содрогнулся и умер.

Тогда я подошел к задней дверце. Она была подогнана так плотно, словно хода дальше не существовало, но я заметил справа, примерно на уровне пояса, красноватую выпуклость, на которую и нажал. Перегородка разошлась посередине, и меня ослепил поток яркого голубоватого света. Ощупью я сделал пару шагов вперед и услышал, как створки перегородки сомкнулись за моей спиной.

Прикрывая рукой глаза от света, я медленно разомкнул веки и увидел перед собой шестигранную комнату диаметром около пяти метров и метра в два высотой. Стены ее были покрыты странными приборами, а посреди комнаты, в трех очень низких креслах, лежали три существа, мертвые или потерявшие сознание, вследствие чего я смог рассмотреть их как следует.

Первым делом я убедился, что все-таки это не люди. В общих чертах их внешний вид аналогичен нашему: удлиненное тело, две ноги, две руки, круглая голова на пропорциональной шее. Но сколько же различий в деталях! Несмотря на высокий рост, телосложение у них гораздо более хрупкое, чем у нас; ноги тонкие и очень длинные, руки тоже значительно длиннее наших; кисти широкие с семью пальцами разной длины, из которых два, как я узнал позднее, противостоят другим, как наш большой палец. Лоб узкий и высокий, глаза огромные, нос маленький, уши совсем крохотные, рот с тонкими губами, волосы белые, с платиновым отливом, — все это вместе придает их лицу довольно-таки странный вид. Но самое удивительное заключалось в том, что их шелковистая кожа была нежно-зеленого оттенка.

Вся их одежда состояла из плотно облегающего трико тоже зеленого цвета, под которым ясно вырисовывались длинные гибкие мышцы. У одного из этих трех существ был открытый перелом руки, и кровь сочилась из раны, образуя на полу темно-зеленое пятно.

Какое-то время я еще колебался, но затем подошел к тому, кто лежал ближе всех к двери, и прикоснулся к его щеке: она была теплой и упругой на ощупь. Отвинтив крышку своей охотничьей фляги, я попытался влить ему в рот немного белого вина. Результат не заставил себя ждать. Он открыл бледно-зеленые глаза, пристально смотрел на меня с пару секунд, затем вскочил и бросился к одному из висевших на стене приборов.

Еще несколько лет тому назад я играл в регби, но, наверное, никогда в жизни мне не удавался столь быстрый бросок в ноги сопернику с последующим захватом. Молнией у меня в голове промелькнула мысль, что он бежит за оружием, а этого я допустить не мог. Он отбивался энергично, но недолго, — я оказался сильнее. Когда он перестал вырываться, я отпустил его и помог ему встать. Вот тогда-то и произошло самое поразительное: загадочное существо посмотрело мне прямо в глаза и я почувствовал, как в голове у меня возникают чужие — не мои — мысли.

Как ты знаешь, какое-то время назад мне довелось сыграть определенную роль в споре, разгоревшемся между врачами нашего департамента и одним шарлатаном, который утверждал, что может лечить сумасшедших, заново формируя всю их психику посредством передачи мысли. Я написал на эту тему две или три статьи, ясно доказывающие, как мне казалось, что все это — беспочвенные бредни, и полагал, что закрыл вопрос раз и навсегда. Все это я говорю лишь к тому, чтобы ты понял, почему в тот момент я был одновременно потрясен и раздосадован и в течение пары секунд мысленно посылал это существо, стоявшее передо мной живым доказательством моей неправоты, ко всем чертям. Видимо, зеленый «человечек» это понял, потому что на его подвижном лице отразилось нечто вроде испуга. Я поторопился его успокоить, вслух заверив его, что в моих намерениях нет ничего дурного.

Повернув голову, он увидел своего раненого товарища, подскочил к нему, взмахнул руками в жесте бессилия и, вернувшись ко мне, спросил, не могу ли я чем-то помочь. Он не произнес ни слова, но мысленно я услышал голос без какого-либо тембра и акцента. Я подошел к раненому и, вынув из кармана кусок веревки и чистый носовой платок, воспользовался ими, чтобы наложить жгут. Зеленая кровь перестала сочиться. Затем я попытался узнать, нет ли в их судовой команде врача. Он понял меня только тогда, когда я мысленно заменил слово «врач» словом «целитель».

— Боюсь, что он мертв, — ответил мне зеленый «человечек».

Он вышел поискать врача, но вскоре вернулся один и дал мне понять, что и в других помещениях среди его товарищей есть немало раненых. Пока я колебался, не зная, как поступить, тот, кого я перевязал, тоже пришел в себя, за ним — другой, и я очутился в обществе трех существ не нашего мира.

Враждебности они не выказывали: первый быстро объяснил им, что произошло. Тогда-то я и понял, что, когда они не смотрят друг другу в лицо или немного удаляются один от другого, передачи мысли не происходит, и они вынуждены говорить. Их речь представляла собой чередование очень быстрых сюсюкающих звуков разной тональности.

Тот, которого я привел в чувство — его имя можно передать на нашем языке как Суйлик, — исчез в коридоре, что вел к выходу, и принес оттуда труп судового врача.

До чего же странную ночь я провел среди них! До самой зари мне пришлось делать перевязки этим неведомым существам. Их было, не считая двоих погибших, десять, в том числе — четыре «женщины». Как описать тебе красоту этих созданий? Глаз очень быстро привыкает к необычному цвету их кожи, и тогда видишь только изящество форм и гибкость движений. Рядом с ними наш самый статный атлет показался бы неуклюжим, самая красивая девушка — нескладной.

Помимо двух сломанных рук и различных ушибов, я обнаружил и несколько ран, полученных, как мне показалось, в результате разрыва снаряда. Взяв себе в помощницы двух женщин, я как мог постарался обработать эти раны. В ту ночь я кое-что узнал об этих существах, но сейчас останавливаться на этом не буду, так как со временем мне довелось узнать куда больше!

Наступил рассвет, сырой и пасмурный. Все небо было затянуто тучами, и вскоре по выпуклой обшивке их корабля забарабанили капли дождя. В минуту затишья я выбрался наружу и обошел аппарат. Он походил на совершенно гладкую, без каких-либо видимых люков, чечевицу из неокрашенного полированного металла голубоватого цвета. На противоположной от входа стороне зияли две рваные дыры около тридцати сантиметров в диаметре. Заслышав легкие шаги, я обернулся: то были Суйлик и двое его товарищей, несшие желтую металлическую трубку и несколько плит обшивки.

Ремонт занял совсем немного времени. Суйлик несколько раз провел желтой трубкой по краям разрывов. Я не заметил ни единой искры, однако металл быстро расплавился. Когда отверстия приняли нужную форму, на каждое из них была наложена плита, после чего Суйлик снова прошелся по обшивке желтой трубкой, предварительно чуть изменив ее регулировку. Плиты размякли и слились с броней так плотно, что я не смог обнаружить и намека на какой-либо шов.

Вместе с Суйликом я вернулся внутрь корабля и прошел в помещение, расположенное под поврежденной частью купола. Внутренний слой двойной брони уже восстановили, но оборудование находилось в плачевном состоянии. В этом помещении, должно быть, располагалась лаборатория; посредине стоял длинный стол, весь заваленный осколками стекла, спутанными проводами и сложными приборами, три четверти из которых были разбиты или раздавлены. Склонившись над столом, один из зеленых «человечков», довольно-таки высокого роста, пытался восстановить соединения.

Суйлик повернулся ко мне, и я почувствовал, как мой мозг окутывают его мысли.

— Почему обитатели этой планеты напали на нас? Мы не сделали им ничего плохого, мы всего лишь хотели установить с вами контакт, как уже делали это на множестве других планет. Подобную враждебность мы встречали лишь в Проклятых Галактиках. Двое наших были убиты, и нам пришлось уничтожить атаковавший нас летательный аппарат. Наш ксилл получил пару пробоин, мы были вынуждены приземлиться здесь, и эта, отнюдь не мягкая, посадка вызвала новые повреждения и новые раны. И мы все еще не знаем, сможем ли вообще улететь отсюда!

— Поверьте, я глубоко сожалею, что так все вышло. Но дело в том, что почти вся Земля сейчас находится в руках двух соперничающих империй, и любой неизвестный аппарат они тут же принимают за вражеский. Где вас атаковали? К востоку или к западу от этих мест?

— Чуть западнее. Но неужели вы все еще живете в эпоху междоусобных войн?

— Увы, да. Несколько лет тому назад одна подобная война залила кровью весь или почти весь наш мир.

«Человек» высокого роста произнес короткую фразу. Суйлик мысленно передал мне:

— Мы сможем улететь не раньше чем через двое суток, — мысленно передал мне ее Суйлик. — А сейчас уходите и сообщите обитателям вашей планеты, что, пусть мы и настроены миролюбиво, у нас есть чем защититься.

— Я и в самом деле сейчас пойду, — сказал я. — Но я не думаю, что в этих краях вам угрожает какая-либо опасность. В это время года здесь никого не бывает целыми неделями. Тем не менее, во избежание даже малейшего инцидента, рассказывать о вас я никому не стану. Если позволите, вечером я к вам вернусь.

Я шел, спотыкаясь, под проливным дождем. Ноги мои вязли в грязи в заболоченных участках леса, мокрые ветки хлестали по лицу, а я все шел, размышляя об этом невероятном приключении. Но для себя я уже решил: как только стемнеет, вернусь.

Отыскав свою машину, ядобрался до деревни. Старая кормилица, завидев меня, подняла громкий крик: кожа у меня на голове была глубоко рассечена, волосы почернели от запекшейся крови. Я рассказал ей выдуманную историю про несчастный случай на охоте, сам обработал рану, переоделся и с отменным аппетитом позавтракал. День показался мне ужасно длинным, и, как только начало смеркаться, я вывел из гаража машину, однако выехал лишь с наступлением полной темноты, стараясь держаться окольных путей.

Не желая, чтобы оставленная на дороге машина привлекла чье-то внимание, я загнал ее в лес и двинулся сквозь чащу в сторону поляны Манью. Отойдя от дороги на достаточное расстояние, я включил электрический фонарик: продираться в темноте сквозь колючие кусты мне совсем не улыбалось. Так, вполне благополучно, я добрался почти до самой поляны. От нее, словно от циферблата светящихся часов, распространялось зеленоватое сияние, очень слабое. Я сделал еще несколько шагов, споткнулся о корень и с громким шумом упал, растянувшись во весь рост. В тот же миг, зашелестев, деревья и кусты наклонились мне навстречу, и когда я поднялся, то обнаружил, что больше не могу сделать и шагу вперед.

Не то чтобы я чувствовал перед собой какую-то стену. Ничего подобного! Просто существовала какая-то граница, круг, отмеченный рядом наклоненных в мою сторону кустов и деревьев, и по мере приближения к ним воздух становился вязким, потом быстро уплотнялся, хотя вся эта граница не была такой уж четкой или постоянной. Порой мне удавалось продвинуться на шаг-полтора, но затем меня мягко отбрасывало назад. К слову, каких-либо затруднений с дыханием я не испытывал. Все происходило так, словно из центра поляны, где лежала «летающая тарелка», исходили какие-то отталкивающие волны. Минут десять я бился, пытаясь проникнуть внутрь этого круга, но все было тщетно. Прекрасно понимаю, какого страха натерпелся там на следующий день бедняга Бускё. Но об этом ты еще услышишь.

В конце концов я стал звать на помощь, впрочем, не особо повышая голос. Из «тарелки» вырвался яркий луч света и, пробившись сквозь ветви деревьев, осветил меня. В то же время эластичная стена передо мной словно поддалась, и я продвинулся метра на два. Затем она снова отвердела, и на сей раз я очутился внутри нее, не в силах ступить ни вперед, ни назад. В лицо мне ударил сноп света. Ослепленный, я отвернул голову и от удивления раскрыл рот: в метре позади меня свет резко, будто обрубленный, обрывался, дальше уже ничего не озаряя, и я уверен, что, если бы кто-нибудь другой стоял на его пути, но на несколько сантиметров дальше этого рубежа, он вообще бы не заметил никакого света. Позднее, на Элле, я видел и другие подобные чудеса, но в тот миг все это

показалось мне совершенно неправдоподобным и противоречащим здравому смыслу.

Что-то коснулось моего плеча, и я снова повернулся лицом к поляне. Передо мной стояла одна из «женщин». У меня не было ощущения передачи мысли, однако я почему-то тотчас же понял, что ее зовут Эссина и что она явилась за мной. К моему удивлению, мы не встретили на своем пути ни малейших преград и уже через несколько секунд оказались у летательного аппарата.

Встретили меня с радушием и без всякого видимого недоверия. Суйлик ограничился тем, что передал мне:

— Я же говорил тебе, что у нас есть чем защититься!

Я спросил, как чувствуют себя раненые: всем им было уже значительно лучше. После потрясения и сумятицы, вызванных вынужденной посадкой, хиссы — я говорил тебе, что они называют себя именно так? — очень быстро пришли в себя и, словно в дополнение к оказанной мною первой помощи (не такой уж, следует признать, и значительной, — ведь тогда я вообще еще ничего не знал об их анатомии и физиологии), пустили в ход свой чудесный генератор биотических лучей, о котором я расскажу чуть позднее.

Внутри корабля все уже было приведено в порядок, но многие из сложных приборов «лаборатории» по-прежнему представляли собой груды обломков. Высоченный хисс, которого звали Аасс, лихорадочно работал там вместе с двумя другими мужчинами и одной женщиной. Я заметил на его зеленом лице точно такое же выражение озабоченности, какое бывало у моего отца, когда его не удовлетворяли собственные расчеты. Внезапно он повернулся ко мне и передал:

— Можно ли найти на Земле два килограмма вольфрама?

Разумеется, он не передал мне ни слова «Земля», ни слова

«килограмм», ни слова «вольфрам», но тем не менее я безошибочно понял смысл его вопроса.

«Пожалуй, это будет трудновато», — подумал я вслух.

Он всплеснул руками, а затем передал:

— В таком случае, мы обречены жить на этой планете вечно!

И одновременно с этой мыслью я уловил и волну охватившего его отчаяния.

— Нет-нет, — сказал я, — вы меня не так поняли.

Одним из моих пациентов был владелец замка «Скала», бывший директор литейного завода. Он часто демонстрировал мне свою коллекцию особых сталей и редких металлов, среди которых был и вольфрам. Этот металл очень тяжел, так что небольшой его кусок из коллекции моего пациента вполне мог потянуть на два килограмма. Самым трудным было уговорить его уступить данный образец. Но даже в случае его отказа вольфрам можно было бы найти где-то еще, правда, уже не так быстро.

По мере того как я передавал им свои соображения, лица хозяев корабля прояснились. Я пообещал им заняться этим делом с утра и, чувствуя, что я мешаю им работать, отправился в обратный путь. Преграду я преодолел без каких-либо затруднений, если не считать деликатного, но сильного толчка в спину, полученного мной при выходе из круга.

В замок «Скала» я явился в девять утра. Моего пациента на месте не оказалось. С замирающим сердцем я объяснил цель своего визита его жене, сославшись на важный и срочный лабораторный опыт. Нет, кусок, выставленный на витрине, двух килограммов не весил, но тот, что находился в шкафчике под витриной, потянул даже на больший вес. Да, она была согласна одолжить его мне с тем условием, что я верну его не позже чем через месяц. В конечном счете, как ты сам увидишь, я вернул ей его через неделю, вернее, не его, а другой, точно такой же.

Полагая, что моим таинственным друзьям он необходим как можно скорее, я прямо из замка помчался к поляне Манью. Отталкивающего круга уже не было. Меня встретил Суйлик, которому я и передал образец. Сам я с ними не остался — на двенадцать часов у меня была назначена встреча с мэром, — но мы условились, что весь следующий день, последний день их пребывания на Земле, как они полагали, я проведу в «тарелке», — у хиссов имелось ко мне множество вопросов о нашей планете. Я же, в свою очередь, намеревался предложить им вернуться на Землю в каком-нибудь безопасном месте. В тот момент я думал о плато Косс, Сахаре или еще чем-то в этом роде.

За обедом я был крайне рассеян. Один из моих фермеров в конце концов принес столь необходимого мне для трапезы зайца. Мэр пребывал в самом благодушном настроении, однако я даже не подумал этим воспользоваться. Мне удалось собраться с мыслями и в какой-то мере стать собой обычным, лишь когда подали кофе и наливку.

Около четырех пополудни, когда мы уже поднимались из-за стола, в дверь позвонили. Уж и не знаю почему, но я почувствовал, что сейчас произойдет нечто весьма неприятное. То был Бускё, довольно-таки мерзкий тип, браконьер и бродяга. Он желал поговорить с господином мэром.

Мгновенно повеселев от столь неожиданной просьбы — обычно Бускё старательно избегал всех, кто более или менее походил на представителя власти, — мэр спросил у меня, можно ли ему принять Бускё прямо здесь, в моем доме:

— Мы разделаемся с ним в один миг, а потом сможем серьезно обсудить наши собственные дела.

Естественно, я согласился, и Бускё провели в дом. Мы с ним были уже знакомы: пару раз мне доводилось оказывать ему врачебную помощь, разумеется, бесплатную. В благодарность за это он показал мне несколько мест, где водилась дичь.

Даже не поздоровавшись, чуть ли не с порога, Бускё заявил:

— Господин мэр, на поляне Манью завелись черти!

Должно быть, я побледнел. Стало быть, моих «друзей»

обнаружили!

— Черти? Это еще что за выдумки? — фыркнул мэр, который, будучи бонвиваном и кутилой, человеком суеверным уж точно не являлся.

— Да, господин мэр! Черти. Я видел их собственными глазами.

— Неужели? И на что же они похожи, эти твои черти?

— На людей, только эти зеленые. А с ними еще и чертовки!

— Подожди, подожди... Давай по порядку. Как ты их увидел?

— Значит так, господин мэр, прогуливаюсь я по лесу, недалеко от поляны. Вдруг слышу — ветка треснула! Кабан, думаю... Скидываю с плеча ружьишко...

— Ага, так ты с ружьишком прогуливался? Разрешения-то, полагаю, я тебя нет...

— Эээээ...

— Ладно, опустим это. Давай про чертей.

— Скидываю я, значит, с плеча ружьишко, оборачиваюсь — и оказываюсь нос к носу с чертовкой!

— Да ладно тебе! И как она была — красивая?

— Не уродина, вот только кожа зеленая... Тут, стало быть, с перепугу, я спускаю курок...

Я мысленно выругался.

— Да только в нее не попадаю — дуло-то в землю смотрело, — но она тоже пугается, взмахивает рукой — и я уже на земле, как если бы получил отменный тумак. А она поворачивается — и давай деру! Я вскакиваю на ноги, злой как собака, несусь за ней. Только она бежала быстрее, так что я ее потерял из виду, а как оказался метрах в двадцати от поляны, то едва не разбил себе нос о стену!

— Какую еще стену? Нет там никакой стены! Я эту поляну знаю как свои пять пальцев!

— Я неверно выразился, господин мэр. Я и сам знаю, что там нет стены, но это было что-то вроде нее. Дальше я пройти не смог. И деревья в том месте были погнуты, словно от сильного ветра, и однако же ветра вообще не было!

Я вспомнил свой собственный поход к «тарелке» и легко представил себе, в каком замешательстве, должно быть, пребывал Бускё.

— В общем, дальше я не смог сделать и шагу. Гляжу между деревьями и вижу с дюжину чертей, суетящихся вокруг какой-то большой блестящей махины, чем-то напоминающей крышку от бака для кипячения белья, только огромных размеров. Они входили внутрь и выходили обратно через дверцу. Вижу, моя чертовка о чем-то судачит с другим чертом, но я был слишком далеко, чтобы понять, о чем именно. Потом все черти вдруг как уставятся на меня — и смеются, чтоб им пусто было! А затем что-то упало на меня сверху, хотя я ничего и не видел, и покатило через кусты, отпустив лишь метрах в ста от поляны. Там уж я вскочил на ноги и бегом до дороги, а оттуда уже — прямо сюда.

Мэр смерил Бускё недоверчивым взглядом:

— А ты уверен, что ничего не пил сегодня? Может, чуть перебрал рому?

— Нет, господин мэр. Если и выпил, то не больше двух литров красного за столом, как все люди.

— Хм... А вы что обо всем этом думаете, доктор?

Я попытался выиграть немного времени и потому без зазрения совести солгал:

— Знаете ли, когда у человека больная печень, то ему и двух литров вина хватит. А Бускё, говорят, выпить совсем не дурак. Правда, при белой горячке обычно видят слонов, а не зеленых чертей, но как знать...

— Ладно, разберемся... Зайди-ка, милейший, через часок ко мне в мэрию, а то сейчас у меня есть дела поважнее твоих чертей.

Бускё вышел, качая головой. Едва мы остались одни, мэр заявил:

— Вероятнее всего, он пьян, хоть и держится еще на ногах. Черти! Надо же такое придумать! И все же — как быть? Впрочем, это дело кюре, а не мое!

Я согласно кивнул, размышляя уже о том, как бы спровадить мэра, ничем его не задев, чтобы иметь затем возможность предупредить моих «друзей».

Ничего путного я так и не придумал, так что был вынужден во всех подробностях обсуждать с ним уже не интересовавшее меня дело, и уехал он лишь около шести вечера.

Я тотчас же вывел машину и отправился в Руффиньяк. На площади, небольшими группками, уже стояли люди. Бускё уже обо всем растрезвонил, и ситуация осложнялась с каждой минутой. Уже поговаривали о двух сотнях чертей, изрыгающих огонь. Впрочем, все это меня ничуть не тревожило, поскольку никто, по-видимому, не пылал желанием проверить эти факты на месте. На западе догорала зловещая полоска заката, все сильнее задувал ветер, вот-вот должен был пойти дождь.

За Руффиньяком я выехал на дорогу, ведущую к лесу, но не проехал и с километр, как вынужден был притормозить: в свете фар показалось с дюжину крестьян, в которых я узнал своих обычных товарищей по охоте. Все они были с ружьями. Я остановил машину.

— Куда это вы намылились? На охоту, или же на войну?

— Да, мсье Клер, идем охотиться на чертей!

— Ну и дела!.. Неужели и вы тоже поверили этому старому брехуну Бускё? Да он был совершенно пьян, когда рассказывал эту свою басню. Мэр скажет вам то же самое!

— Бускё-то, может, и был, но только не прачка Мари. Она их тоже видела и так перепугалась, что едва рассудком не тронулась. Сейчас ваш приятель доктор за ней приглядывает.

— Вот те она! Она что, тоже их на поляне Манью видела?

— Да. Потому-то мы туда и идем. Поглядим, устоят ли эти черти против картечи!

— Вот уж не советую! Еще наделаете глупостей... Этим должны заниматься не вы, а жандармерия. Да и, в конце-то концов, они ведь никому не сделали ничего дурного, эти ваши черти.

— А чего тогда они прячутся? Может, это переодетые русские шпионы?

— Или американские, — добавил раскатистый бас, в котором я признал голос старшего мастера с каолинового карьера.

— В таком случае, это касается вас еще меньше. Это дело краевой Службы безопасности!

— Ну конечно! Пока они подъедут, чертей и след простынет. Нет уж, мы лучше сами туда сходим.

Я не колеблясь принял решение. О том, чтобы объяснить им всю правду, нечего было и думать. Главное было предупредить хиссов.

— Хорошо. В таком случае - яс вами. Поеду вперед!

И прежде чем кто-либо успел произнести хоть слово, я рванул вперед. Долго собиравшийся дождь наконец разразился; его струи большими жидкими стрелами пронзали лучи фар. Я услышал позади крики, но, вместо того чтобы остановиться, лишь прибавил газу.

Крики позади смолкли, поглощенные шумом дождя. Я остановился чуть дальше тропы, которая ведет к поляне, и спрятал автомобиль под ветвями каштанов, в начале другой узкой тропы. Потом я побежал через лес, путаясь в своем плаще и стараясь как можно реже включать фонарик. Дождь барабанил по оголенным сучьям, стволы деревьев были холодными и скользкими от лишайников, пропитанный водой мох чавкал под ногами, обдавая меня холодными брызгами.

Я бежал слишком быстро, и вскоре у меня закололо в боку. Далеко позади, по дороге, проехали две или три машины.

Наконец я очутился у поляны. Она была залита зеленоватым светом, исходившим от мерцающего гигантского купола, возникшего на том месте, где находилась «тарелка». Но что произошло? Яростно пробираясь сквозь кусты, я выскочил наконец на открытое пространство, где дождь лил с удвоенной силой. Приблизившись к основанию купола, я коснулся его рукой и понял: это была дождевая вода, стекавшая с незримой отталкивающей поверхности. Оригинальный же зонтик соорудили себе мои «друзья»-хиссы!

Я стал звать их, не решаясь особо повышать голос, чтобы не привлечь внимания «охотников на чертей», которые теперь, должно быть, уже шли лесом. Через несколько минут в завесе дождя образовалась щель, я пролез в нее и очутился в сухом месте, лицом к лицу с Суйликом.

— В чем дело? — передал он мне.

— Сейчас вы будете атакованы. Мои соотечественники считают вас зловредными существами. Улетайте немедленно!

— До рассвета мы взлететь не сможем. Но с нашим «эс-сомом» мы ничего не боимся, во всяком случае — от ваших соотечественников.

«Эссом», как я понял, означал отталкивающую завесу.

— Вы действительно не можете улететь? — спросил я, уже предчувствуя всякого рода неприятные осложнения.

— Да, не можем. Двигатели еще не налажены, а уйти сразу в ахун, не удалившись от планеты на достаточное расстояние, было бы слишком опасно.

Как и всякий раз, когда он чувствовал, что передача мысли невозможна, он произнес это слово вслух.

— А что такое ахун?

Суйлик не ответил.

Тут к нам подошла одна из «женщин», Эссина, и передала мне:

— Пойдемте в ксилл.

Мы последовали за ней. Навстречу нам вышел Аасс, тот самый высоченный хисс, которого я уже видел в разгромленной лаборатории. Он спросил, о чем мы говорили, потом обратился ко мне:

— Каким оружием располагает ваш народ?

— О, самым разнообразным! Есть и очень мощное, — я подумал об атомной бомбе, — но те, которые угрожают вам, вооружены плохо.

Я передал мысленное описание охотничьего ружья. Аасс облегченно вздохнул:

— В таком случае опасность не велика — ни для нас, ни для них.

Снаружи прогремело несколько выстрелов, затем послышались возгласы разочарования. Аасс щелкнул переключателем. Свет погас, и целая стена кабины словно исчезла. Я увидел поляну, как будто сам стоял на ней, и притом — при ярком свете дня. Дождь прекратился. На краю поляны, там, где кончалась тропа, виднелись человеческие фигуры со вскинутыми к плечу ружьями. На них невозмутимо смотрели четверо хиссов. Прозвучали выстрелы, а за ними — все тот же хор разочарованных голосов: картечь снова наткнулась на незримую преграду. Видно было, как чернели скопления отдельных картечин, неподвижно висевших в воздухе.

Аасс просюсюкал несколько слов Эссине. Та вышла, и спустя пару минут все хиссы вернулись на борт корабля, тогда как люди продолжили свои тщетные попытки пробиться сквозь отталкивающую завесу.

Всю ночь хиссы провели за работой, действуя так, словно меня и не существовало. Впрочем, они от меня ничего не скрывали, и я видел, как один за другим они восстанавливали сложные приборы, назначение и принцип действия которых мне были совершенно непонятны.

глава 2 Путешествие в ничто

Когда на востоке, над черной полосой деревьев, забрезжил пасмурный рассвет, все уже было готово к отлету, но осаждающие по-прежнему не уходили. Порой было видно, как за мокрыми стволами шевелятся фигуры крестьян, которые, должно быть, провели под дождем и в тревоге всю ночь. Я тоже был обеспокоен, слегка утомлен и пребывал в замешательстве: выйти из ксилла незамеченным я не мог, а если бы меня увидели, то последовали бы бесконечные недели допросов, интервью и прочих неприятностей всех видов.

С такими вот мрачными мыслями я сидел в кресле в том зале, где впервые увидел живого хисса, как вдруг Аасс тронул меня за плечо:

— Что-то не так? От тебя давно уже исходят волны беспокойства.

Я коротко объяснил ему свое положение.

— Это не проблема. Мы уже вылетаем. Тебя высадим на другой поляне, чуть подальше. Спасибо за то, что предупредил нас, но главное — за то, что оказал нашим раненым первую помощь после аварии.

Какое-то время он просто стоял рядом, ничего не передавая, но затем продолжил:

— О том, чтобы взять тебя с собой на Эллу, мы и думать не можем. Закон исключения на сей счет категоричен: никаких контактов с планетами, где все еще идут войны. Мне очень жаль. В твоем мире, как мне кажется, наряду с высокой цивилизацией присутствует еще и немало варварства. Позднее, когда ваше человечество станет более мудрым, мы еще вернемся. Может, даже и раньше, если угроза со стороны мисликов будет так велика, что нам придется нарушить закон. Остается лишь надеяться, что к тому времени ваше человечество не уничтожит само себя, как это случилось на планетах Аур и Жен звезды Эп-Хан. Как вы называете вашу планету?

— Земля, — ответил я. — Во всяком случае, так ее называют в моей стране. В других, например, «ЕаНЬ» — «Эре»...

— Тссемля, — повторил он вслух. — Забавно! На нашем языке это означает насилие и в то же время и силу. А «Эрссс» — это гордость. Пойдем со мной.

Он провел меня в помещение, где находились наиболее сложные приборы. Там уже были Суйлик, Эссина и еще одна «женщина».

— Сейчас мы взлетим. Но прежде нужно «удалить» твоих соотечественников. Когда ксилл взлетает, стоять слишком близко к нему опасно.

Суйлик подергал парочку небольших рукояток, Эссина выключила свет, и перед нами снова возникла поляна. Крестьяне по-прежнему несли свою упрямую вахту, прячась за деревьями. Аасс издал негромкий прерывистый свист, заменяющий хиссам смех.

— А теперь смотри, — передал он мне.

За узловатым стволом, так отчетливо, словно я стоял в трех шагах, я увидел край шляпы, ствол ружья и кошачий ус: папаша Каррер! Внезапно он вылетел из-за своего укрытия и, потеряв ружье, кувырком покатился через утесник и вереск, размахивая руками и изрыгая весь набор живописных местечковых ругательств, в точности воспроизводимых звукоулавливателем. Через несколько мгновений он исчез в чаще молодых каштанов. Справа и слева та же участь постигала и его товарищей.

Аасс отдал какое-то распоряжение.

— Вот теперь они достаточно далеко, — объяснил он мне. — Взлетаем.

Я не услышал никакого шума, не почувствовал ни малейшей вибрации и, что поразительно, не ощутил ни малейшего ускорения. Земля стремительно ушла вниз. На какой-то миг я увидел всю поляну с примятым вереском на том месте, где стоял ксилл, но она быстро скрылась из глаз.

— Чуть восточнее есть еще одна поляна, — сказал я. — Там можете меня и высадить.

Теперь, когда хиссам предстояло навсегда уйти из моей жизни, любопытство мое достигло предела. Я сгорал от желания отправиться вместе с ними и буквально-таки с ума сходил от ярости при мысли, что из-за глупейшего стечения обстоятельств так ничего толком про них не узнал. Внизу уже показалась другая прогалина, не столь обширная, как поляна Манью, но вполне подходящая для посадки. Теперь мы уже столь же быстро снижались.

В это мгновение я случайно взглянул на верхний экран. Слева от нас в небе появились три черные, стремительно выраставшие точки, образующие тесный треугольник. Я сразу же понял, что это такое: с аэродрома Перигё к нам шли три новых «Миража III», способных развивать скорость свыше 2000 км/ч.

— Внимание, опасность! — закричал я, не подумав о том, что хиссы не способны воспринимать нашу речь на слух.

Впрочем, Аасс их тоже увидел, и, вместо того чтобы продолжить снижение, мы взмыли ввысь. Истребители повторили наш маневр. Один из них обогнал нас, пройдя так близко, что я отчетливо разглядел в кабине голову пилота в шлеме и защитных очках.

Суйлик принялся лихорадочно щелкать рычажками пульта управления. Истребители остались далеко позади — три черные точки, становившиеся все меньше и меньше, уходившие все дальше и дальше, все ниже и ниже. С каждым мгновением я мог охватить одним взглядом все большую поверхность Земли. Небо сделалось темносиним, потом фиолетовым, затем черным, и средь бела дня на нем появились звезды. Я понял, что мы вышли за пределы атмосферы!

С момента отлета прошло менее получаса, а внизу, большим синеватым шаром с белыми полосками, виднелась уже вся Земля целиком.

Все то время, пока в моем присутствии проходил «военный совет», мы неподвижно висели в Пространстве. Мои спутники ничего не собирались от меня скрывать, напротив, Эссина старательно передавала мне все сколь-либо значительные подробности разгоревшегося спора. Если вкратце, то Аасс выступал за то, чтобы дождаться ночи и тогда уже меня высадить. Суйлик, которого поддерживали Эссина и два других хисса, наоборот, хотел взять меня с собой на планету Элла. Судя по всему, главным его аргументом было то, что я представлял самую дальнюю из известных им «человеческих планет», к тому же Закон, запрещавший устанавливать отношения с мирами, где все еще шли войны, относился только к их галактике и не был применим к внегалактическим планетам. Совершенно очевидно, добавлял он, что данное человечество не имеет ни малейшего понятия о «пути через ахун» и, стало быть, Элла не подвергается ни малейшей опасности. Доставить меня обратно можно будет в любой момент. К тому же, заявлял он, разве можно пренебрегать какой бы то ни было помощью, когда мислики наступают и находятся уже на расстоянии менее одного миллиона световых лет? Тем более пренебрегать помощью человечества с красной кровью?

В конечном счете Аасс повернулся ко мне и «сказал»:

— Если хочешь, мы возьмем тебя на нашу планету, при условии что тебе подойдет наша пища, потому что полет будет долгим. Сейчас ты поешь вместе с нами. Если все будет в порядке, полетим на Эллу вместе. Позднее мы доставим тебя обратно.

Так я впервые принял участие во внеземной трапезе, за которой, впрочем, последовало немало других. Все это время «тарелка», или ксилл, как я отныне буду ее называть, неподвижно висел в пространстве примерно в 25 000 километров от Земли.

Во всех случаях, кроме торжественных банкетов, хиссы едят стоя. Мы ели в той же комнате, где находились. Завтрак состоял из розового, очень вкусного желе и печенья, которое, как мне показалось, было сделано из пшеничной муки, и какого-то душистого напитка, чем-то похожего на мёд. Тарелки и ложки были прозрачно-синие, очень красивые и, в чем я сам убедился, уронив свою тарелку, совершенно небьющиеся. К моему глубочайшему облегчению, я быстро насытился и прекрасно переварил всю эту пищу.

Вторую половину дня я провел за наблюдением за Землей, той самой Землей, которую покидал, чтобы отправиться неизвестно куда. Вечером, после такого же ужина, мне показали низкое ложе, и, несмотря на ментальное возбуждение, я быстро уснул, сморенный усталостью.

Когда я проснулся, в комнате никого не было. Где-то неподалеку что-то едва слышно гудело. Я встал, открыл дверь и столкнулся с Аассом.

— Шел тебя будить, — передал мне он. — Вы, земляне, спите слишком уж долго.

После этого он провел меня в комнату-лабораторию.

Но прежде чем продолжить, полагаю, самое время объяснить тебе, как располагаются все эти комнаты-каюты. Ксиллы, как правило, строят по одному образцу. Снаружи они напоминают приплюснутый боб чечевицы диаметром от 15 до 150 метров и толщиной от 2 до 18 метров. В ксилле средней величины, вроде того, в котором был я — в диаметре он достигает 30 метров при толщине в 3,5 метра, — в центре располагается шестиугольный зал, где сосредоточены все приборы управления, главный пульт; каждая из шести стен в этом зале — пятиметровой длины, и называется он сеалл. Вокруг находятся еще шесть комнат приблизительно такого же размера: спальное помещение, лаборатория, машинные отделения (их на ксилле три) и т.д. Вокруг этих комнат, быстро уменьшаясь в высоту по мере удаления от центра, располагаются всевозможные кладовые с продуктами, аккумуляторами энергии, резервуарами с воздухом и тому подобным. Экипаж ксилла такого типа обычно состоит из двенадцати хиссов.

В лаборатории нас уже поджидали уцелевшие члены экипажа — помимо Аасса, их было девять. Тогда я впервые увидел их всех вместе: пятерых мужчин и четырех женщин. Обычно, когда сталкиваешься с людьми иной расы, их сложно отличить друг от друга, но я с этим никаких проблем не испытал. Аасс возвышался над остальными и даже был на несколько сантиметров выше меня. Остальные оказались гораздо ниже меня ростом. Из женщин ни одна не достигала 1 м 65 сантиметров. Не считая Суйлика, Аасса и Эссины, я уже сталкивался и еще с двумя хиссами.

Аасс представил меня и познакомил со всеми, как в каком-нибудь светском салоне. Насколько я понял, сам он был физиком, или, как он мне это передал, «изучающим силы». Кроме того, он являлся руководителем экспедиции. Суйлик был командиром ксилла, а заодно и штурманом. Два хисса считались «матросами», если можно так выразиться. Двое других занимались изучением планет, — про себя я назвал их «астрономами». Как я уже говорил, врач экспедиции погиб при жесткой посадке. Еще один, специалист по звездной астрономии, погиб от разрыва ракет, выпущенных американским самолетом. Из четырех «женщин» две занимались ботаникой, одна — психологией, Эссина — сравнительной антропологией.

Меня спросили, что на Земле делал я. Я ответил, что раньше изучал медицину, но последнее время изучаю саму жизнь. Такой ответ их, похоже, вполне удовлетворил.

Завязалась оживленная беседа, которую хиссы не сочли нужным мне переводить. Потом все разошлись, и я остался в лаборатории с Аассом и Суйликом. Аасс усадил меня в кресло, а затем передал:

— Мы решили взять тебя на нашу планету. Не спрашивай, на каком расстоянии от Земли она находится. Этого я не знаю, и вскоре ты поймешь почему. Она в той же самой вселенной — в широком смысле слова, — потому что иначе мы не смогли бы к вам прилететь. Теперь нам предстоит обратный путь. Когда мы прибудем на Эллу, твою участь решат Мудрецы. В худшем случае тебя просто вернут обратно. Мы исследуем «Большое Пространство» всего двести сорок эмисов (эмис равен двум с половиной земным годам) и уже открыли сотни миров, населенных существами, более или менее похожими на нас, но впервые видим планету, где кровь у людей — красная. Ты представляешь особый интерес для изучения, и именно по этой причине мы берем тебя на Эллу в обход закона. Теперь, когда мы уже достаточно далеко от Тссемли, мы перейдем в ахун. Ничего не пугайся, но главное — не прикасайся ни к одному из приборов. Судя по тому аппарату, который атаковал нас, вы все еще пользуетесь химическими двигателями, так что принцип действия наших ты все равно не поймешь.

У нас есть и такие двигатели, в основе работы которых лежат физические свойства, — возразил я. — Но что такое ахун?

— Это Не-Пространство, которое окружает Пространство и отделяет его от антимиров. А еще это Не-Время. В ахуне нет ни расстояний, ни продолжительности, поэтому я и не могу тебе сказать, как далеко от твоей планеты до Эллы, хотя мы и знаем, что расстояние это превышает миллион световых лет.

— Но вы только что говорили, что Земля — самая отдаленная из всех известных вам планет!

Аасс скривил губы, что было у него, как я узнал позднее, признаком крайнего затруднения.

— Как тебе объяснить? По правде сказать, мы и сами не все понимаем. Мы просто пользуемся этим. Попробую объяснить так: ты ведь знаешь, что Пространство и Время взаимосвязаны?

— Да, один наш гениальный физик не так давно установил это.

— Так вот, Пространство-Время, вселенная плавают в ахуне. Пространство замкнуто в самом себе, но Время открыто: прошедшее не возвращается. В ахуне, где нет пространства, ничто не может существовать, поэтому мы отделим небольшую часть Пространства, которая замкнется вокруг ксилла, и окажемся замкнутыми в этом пространстве, в ахуне, рядом с Большим Пространством вселенной, но не входя в него. Мы как бы дрейфуем по отношению к Большому Пространству, не смешиваясь с ним. По истечении какого-то промежутка времени, времени нашего ксилла, мы совершим обратный маневр и снова окажемся в Пространстве-Времени нашей вселенной, вынырнув в наш мир в какой-нибудь точке, которая, как мы уже могли убедиться на собственном опыте, будет удалена от Эллы не более чем на несколько миллионов ваших километров. Сейчас, чтобы вернуться, мы уйдем в ахун на внешнюю сторону нашего Пространства-Времени. Отправляясь к вам, мы вышли на внутреннюю сторону.

Возможно, что одновременно с перемещением в Пространстве на уж и не знаю сколько миллиардов километров мы также совершаем путешествие и во Времени, но этого я утверждать не стану: физические свойства ахуна нами еще слишком мало изучены. Как знать: возможно, мы, хиссы, по отношению к вам вообще еще не существуем? Или, наоборот, исчезли миллионы лет назад! Но это вряд ли, иначе за миллионы лет мислики уже добрались бы до вас, несмотря на все расстояния. Так или иначе, вы для нас, как и мы для вас, существа из Ниоткуда и из Никогда. И тем не менее мы существуем в одном и том же Пространстве-Времени, хотя никто никогда не сможет сказать, какое расстояние и за какой период времени мы должны преодолеть, чтобы воссоединиться, потому что для этого необходимо уйти в ахун, где нет ни Времени, ни Пространства. Понимаешь?

— По правде говоря, не так чтобы очень. Сюда бы какого-нибудь из наших физиков...

— Основную опасность представляют окружающие нас антимиры. Теория показывает, что каждая положительная вселенная окружена двумя отрицательными, и наоборот. В этих антимирах материя противоположна нашей: атомные ядра несут отрицательный заряд. На слишком большом удалении от нашей вселенной мы рискуем попасть в один из таких антимиров, и тогда вся наша материя улетучится, сгинет в чудовищной вспышке света. Должно быть, именно это и случилось, давным-давно, с несколькими ксиллами, которые так и не вернулись. Но с тех пор мы научились более точно управлять переходом в ахун... Теперь же я должен и сам совершить этот маневр. Пойдем со мной, если хочешь.

Мы прошли в сеалл, зал управления. Склонившийся над приборной доской Суйлик уже заканчивал настройку аппаратуры. Аасс указал мне на кресло, предупредив:

— Что бы ни случилось, молчи!

Он и Суйлик приступили к долгой перекличке, чем-то напоминавшей контрольную проверку приборов, производимую пилотами тяжелого бомбардировщика. После каждого ответа Суйлик щелкал тумблером, поворачивал рукоятку или опускал рычажок. Когда все закончилось, Аасс повернулся ко мне и ухмыльнулся одной из тех хиссовских ухмылок, когда верхняя губа приподнимается над острыми зубами.

— Ахеш! — прокричал он.

Прошло секунд десять, но ничего не изменилось. Я ждал, затаив дыхание. Внезапно ксилл резко наклонился вперед, и, чтобы не полететь на пол, мне пришлось вцепиться в ручки кресла. Нарастал странный звук, в котором смешивались грохот и свист, — но и только. Затем снова наступила тишина, ксилл перестал дергаться. Аасс поднялся на ноги:

— Теперь мы подождем 101 базик.

Я спросил, что такое базик: оказалось, это их единица времени, отмеряемая крошечными часами. Один базик соответствует одному часу одиннадцати минутам и девятнадцати секундам.

Я не стану останавливаться на этом отрезке времени в сто один базик. Жизнь в ксилле была столь же однообразной, сколь она, вероятно, бывает на какой-нибудь из наших подводных лодок: никаких маневров совершать не приходилось. Все хиссы, кроме одного дежурного в сеалле, играли в игры, отдаленно напоминающие шахматы, читали толстые книги, отпечатанные темно-синим шрифтом на гибкой и прочной материи, разговаривали между собой. Вскоре я заметил, что, за исключением Аасса, Суйлика и Эссины, они не отвечали мне, когда я пытался установить с ними ментальный контакт. Остальные довольствовались лишь улыбками и продолжали заниматься своими делами.

Аасс почти все время проводил у себя в лаборатории, зато Эссина и Суйлик держались очень дружелюбно, задавая мне бесчисленные вопросы о Земле, нашем образе жизни, истории человечества. Но от моих собственных вопросов они ловко уходили, давая уклончивые ответы, постоянно откладывая какие-либо уточнения на будущее. Несмотря на это, я находил в них много общего с нами; мне казалось, что они даже более похожи на нас, чем знакомые мне японцы.

В конце концов, устав рассказывать хиссам о Земле, не получая никакой информации взамен, я отправился к Аассу и объяснил ему ситуацию. Он долго смотрел на меня, а затем «сказал»:

— Они действуют так по моему приказу. Если Мудрецы согласятся оставить тебя на Элле, у тебя будет достаточно времени для того, чтобы узнать все, что ты пожелаешь узнать. В противном случае мы бы предпочли, чтобы ты знал о нас как можно меньше.

— Вы думаете, меня отошлют назад? Не понимаю, какую опасность может представлять для вас мое присутствие на вашей планете.

Но едва я произнес эти слова, как почувствовал, что бледнею. Опасность имелась, и не только для них! Для меня тоже — особенно для меня. Как врач, я должен был сразу об этом подумать: микробы! Во мне были миллиарды зародышей, на которые мой организм, защищенный постепенно выработавшимся природным иммунитетом, не реагировал, тогда как для хиссов эти зародыши могли оказаться смертельными. А сами хиссы, в свою очередь, наверняка являлись носителями микробов, которые могли оказаться смертоносными для меня!

В полнейшей растерянности, я передал свои соображения Аассу. Тот улыбнулся.

— Мы уже давно занимаемся этой проблемой, — с того самого дня, как первые хиссы покинули нашу родную планету Эллу-Вен звезды Ориабор ради колонизации планеты Элла-Тан звезды Иалтар. В тебе больше нет чужеродных живых

организмов. В первую же ночь после отлета, пока ты спал, мы подвергли тебя воздействию хассрна.

— А что это такое — хассрн?

— Возможно, позднее ты это узнаешь. Мы также взяли у тебя немного крови, чтобы восстановить твой прежний иммунитет, если придется вернуть тебя обратно на Тссемлю. Что касается нас самих, то, когда мы находимся на чужой планете, все члены экипажа проходят обработку лучами хассрна каждые двое суток. На Элле мы попытаемся защитить тебя от наших микробов, если же это нам не удастся, ты тоже будешь через день получать облучение хассрн. И вот еще что, насчет твоей крови... Скажи-ка, неужели у всех существ на Земле в крови так много железа?

— Да, за исключением тех немногих беспозвоночных, у которых дыхательный пигмент содержит медь.

— В таком случае вы — родственники мисликов!

— Что это еще за мислики, о которых вы постоянно твердите?

— Скоро узнаешь. Да и не только ты, но и вся ваша планета!..

И он склонил голову, как делал всякий раз, когда хотел закончить разговор.

Часы — базики — проходили один за другим. Когда мы вновь вошли в Большое Пространство, Аасс зашел за мной, чтобы провести в сеалл. Там я стал свидетелем все той же долгой переклички, вновь ощутил уже знакомые толчки. Суйлик включил обзорный экран: со всех сторон нас окружали бесчисленные звезды. Одна из них была к нам гораздо ближе других и, казалось, в диаметре едва достигала трети нашей Луны.

Аасс указал на нее пальцем:

— Иалтар, наше солнце. Через несколько базиков мы будем уже на Элле.

Они показались мне бесконечными, эти последние базики! Словно зачарованный, я смотрел на все увеличивающуюся в размерах звезду, к которой мы направлялись. Чуть голубоватая, она быстро начала слепить мне глаза, и я перенес свое внимание на те планеты, что вращаются вокруг нее. Суйлик показал мне, как пользоваться перископом ксилла, который, по желанию, может играть роль и мощного телескопа. Вокруг Иалтара вращается двенадцать планет; они называются — если идти от самой удаленной к наиболее близкой — Афен, Сетор, Сигон, Херан, Тан, Софир, Рессан, Марс — да-да, Марс, забавное совпадение! — Элла, Сонг, Эйкле, Рони. У Си-гона и Тана такие же кольца, как у нашего Сатурна. Самая крупная планета — Херан, самые маленькие — Афен и Рони. Марс и Элла примерно одинаковой величины, чуть больше нашей Земли. Рессан — он немного поменьше, — обитаем, как и Марс, и, разумеется, Элла. На большей части остальных планет хиссы ведут научные исследования или держат промышленные колонии, зачастую в очень непростых условиях. Почти у всех планет есть спутники, в расположении которых существует довольно-таки любопытная закономерность: у Рони спутника нет; у Эйкле — тоже; у Сонга — один; у Эллы — два, Ари и Арци; у Марса — три, Сен, Сан и Сун; у Рессана — четыре, Атуа, Атеа, Асуа и Азеа; у Софира — пять; у Тана — шесть. Далее число спутников уменьшается в таком же порядке вплоть до Сетора, у которого их три, — у Афе-на же их нет вовсе. Один из спутников Херана, огромной планеты, превосходящей размерами наш Юпитер, достигает величины Земли. Афен вращается на орбите, удаленной от Иалтара на одиннадцать миллиардов километров! Разумеется, все это, особенно цифры, я узнал лишь впоследствии.

Мы вынырнули в Пространство между орбитами Софира и Рессана, довольно близко от последнего, так что я смог отчетливо разглядеть в телескоп возникшие в просвете облаков контуры побережья. Марс, напротив, был в это время слишком далеко, по ту сторону Иалтара. В конце концов Элла перестала казаться крохотной искоркой в черном небе, став небольшой сферой, с каждой минутой все растущей и растущей в размерах.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ ФАНТАСТИЧЕСКИЙ МИР

глава 1 На планете Элла...

К моему глубочайшему сожалению, посадка произошла ночью. Когда мы вошли в атмосферу Эллы, мои часы показывали 7 ч 20 мин, но я и сейчас не знаю чего — утра или вечера — по земному времени. Облачность была настолько густой, что, прежде чем мы вошли в тенистую зону, я почти ничего не смог различить внизу: лишь какие-то мерцающие поверхности в разрывах между тучами, по всей видимости моря. Приземлились мы совершенно бесшумно, без малейших толчков. Ксилл опустился среди голой темной равнины. Лишь вдалеке сверкали какие-то огоньки.

— Выходит, нас никто не ждет? — наивно спросил я Суйлика.

— Скажешь тоже — «ждет»!.. Кто же знает, когда какой ксилл вернется? Их сейчас, исследующих Пространство, — сотни! Зачем же их ждать? Я сообщил о нашем прибытии Мудрецам. Завтра ты перед ними предстанешь. А сейчас — следуй за мной.

Мы вышли из ксилла. Вокруг царил полный мрак. Суйлик включил маленький фонарик, закрепленный у него на

лбу широкой лентой, и мы двинулись в путь. Под ногами я чувствовал упругий ковер густой короткой травы. Шагов через сто луч фонарика осветил низкое белое строение без видимых окон и дверей. Мы обошли его. Суйлик не сделал ни единого жеста, но в стене вдруг открылась дверь, и мы оказались в коротком коридоре, пол которого был выложен ослепительно белыми плитами. В глубине, справа и слева, уже отъезжали в сторону две двери. Суйлик указал мне на левый проем:

— Ты будешь спать там.

Комната была освещена мягким голубым светом. В ней стояло очень низкое, чуть вогнутое, без простыней, ложе, покрытое простым белым одеялом. Рядом, на небольшом столике, слабо мерцали какие-то сложные аппараты. Суйлик указал на один из них.

— «Тот-кто-приносит-сон», — объяснил он. — Если не сможешь уснуть, нажми эту кнопку. Раз уж тебе подходит наша пища, то и это тоже должно подействовать.

Суйлик ушел. С пару-тройку минут я просто сидел на краю кровати. Мне казалось, что я все еще на Земле, в какой-то чрезвычайно цивилизованной ее части, скажем, в США или, быть может, Швеции, но только не на неведомой планете, за бог знает сколько миллиардов километров от дома! Под легким и мягким на ощупь одеялом я нашел нечто вроде ночной пижамы, скроенной как комбинезон, из одного куска еще более легкой ткани. Я переоделся и лег. Ложе было в меру упругим и в то же время прекрасно облегало тело. Под тоненьким одеялом мне вскоре стало так жарко, что я его сбросил: в комнате и так было достаточно тепло. Какое-то время я ворочался, не в силах уснуть,потом вспомнил совет Суйлика и нажал указанную им кнопку. Я успел услышать очень слабое жужжание и погрузился в сон...

Пробуждался я очень медленно, выходя из странного сна, в котором я о чем-то разговаривал с зеленолицыми людьми. Где я находился? Сначала мне показалось, что в Скандинавии, по которой я действительно в свое время путешествовал. Однако же я отчетливо помнил, что уже вернулся оттуда. В любом случае это был не мой дом, где кровать, которую я постоянно собираюсь сменить, но всякий раз забываю, отличается крайней жесткостью. Черт подери! Да я же был на Элле!

Я вскочил, щелкнул переключателем света. Стена напротив растаяла, сделалась прозрачной: передо мной, до синеватой линии далеких гор, тянулась бескрайняя желтая степь. Слева, на желтой траве, темным пятном лежала чечевица ксилла. Небо было странного светло-голубого оттенка; высоко-высоко по нему плыли редкие белые облака. Вероятно, было еще очень рано.

С легким шумом в комнату въехал низенький столик на колесах. Перемещался он медленно и остановился рядом с моей «кроватью». Из глубины его тихонько поднялся поднос с чашкой золотисто-желтой жидкости и тарелкой розового желе. Судя по всему, хиссы имели привычку завтракать в постели! Я поел с большим удовольствием; и желе, и напиток оказались очень вкусными, хотя определить, на что они походили, я просто не мог. Едва я покончил с завтраком, автомат выкатился из комнаты.

Я оделся и также вышел. Наружная дверь была открыта, как и все двери в доме. Сам домик показался мне маленьким: я решил, что в нем всего три выходящие в коридор комнаты, и лишь позднее узнал, что во всех жилищах хиссов бывает еще два или три подземных этажа.

Я обошел вокруг дома. Воздух был резкий, свежий, но не холодный, солнце — мысленно я так никогда и не смог назвать его Иалтаром! — стояло еще низко. Кругом не было ни души. В некотором отдалении виднелось еще три строения, столь же простых, как и дом Суйлика. Еще дальше к востоку можно было различить и другие дома, разбросанные по степи. На западе, со стороны гор, равнина была совершенно голой до самого горизонта, тогда как на востоке, севере и юге ее оживляли густые рощицы. Я не спеша дошел до ближайшей из них. Деревья выбрасывали к небу прямые гладкие стволы, расцвеченные розовыми и зелеными пятнами и прожилками. Листья были того же темно-желтого цвета, что и трава под ногами. В этой рощице, как я смог определить, росли деревья трех различных пород.

Все вокруг дышало волшебным покоем. Все то, что есть уродливого в нашей цивилизации — шум, вонь, теснота, хаотические нагромождения городов, — казалось, было навсегда изгнано с этой планеты. Здесь царила умиротворяющая необъятная тишина. Невольно я подумал об Утопии, описанной Уэллсом в романе «Люди как боги».

Я медленно вернулся к дому. Казалось, в нем не было ни души. В комнате, расположенной напротив моей, я нашел низкое, очень легкое кресло, вынес его наружу и, усевшись перед дверью, принялся ждать. Минут через десять из-за ближней рощицы появилась тонкая фигура девушки или молодой женщины этого нового для меня мира. Она прошла рядом со мной танцующей походкой хиссов, взглянув на меня с любопытством, но без особого удивления. Ее зеленая кожа показалась мне более светлой, чем она была у моих товарищей по путешествию. Я улыбнулся ей. Она ответила коротким кивком и продолжила свой путь.

Наконец появился Суйлик. Он вынырнул откуда-то из-за моей спины, скривил губы в типичной для хиссов ухмылке и «сказал» мне:

— Вскоре ты предстанешь перед Мудрецами. А пока давай я покажу тебе мой дом.

Кроме спальни, одна стена которой могла по желанию оставаться непроницаемой или становиться прозрачной, и комнаты напротив, где я взял кресло, на «первом этаже» имелась еще третья, передняя комната, куда выходили лифты для спуска в подземную часть здания. Суйлик извинился за скромность своего жилища, подходившего разве что молодому холостому офицеру. В его доме было всего два подземных этажа. В верхнем располагались две спальни и рабочий кабинет — круглая комната со стенами, сплошь забитыми книжными полками, и столом посередине, на котором стояли изящные аппараты. Нижний этаж занимали кладовая для продуктов, «кухня» и великолепная ванная комната со всем тем, что мы бы назвали «удобствами». У хиссов это единственное помещение, где можно найти зеркало. Увидев себя, я отшатнулся: мою физиономию покрывала щетина недельной давности! Я поинтересовался у Суйлика, существует ли на Элле хоть что-то, похожее на бритву.

— Нет, — ответил он. — У хиссов не растет шерсть на лице. Что-то этакое, возможно, найдется лишь на Рессане, где проживают представители других человечеств: некоторые из них тоже волосатые. Но объясни мне, что такое «бритва», и я закажу для тебя эту штуковину. В любом случае Мудрецы хотят тебя видеть таким, какой ты есть сейчас.

Я запротестовал:

— Нет, я не хочу предстать перед ними дикарем! Как-никак, я представляю здесь всю мою планету!

Суйлик улыбнулся:

— Ты будешь представителем уже 862-ой известной нам человеческой планеты. Мудрецы видели людей и пострашнее тебя!

Несмотря на это успокаивающее заверение, я все-таки воспользовался ванной, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Ее сверхусовершенствованное оборудование, в общем-то, мало чем отличалось от аналогичного земного.

Когда я поднялся на первый этаж, Суйлик уже ждал меня. Выйдя из дому, я спокойно повернул в сторону ксилла, но на сей раз Суйлик, вообще отличающийся веселым нравом, откровенно расхохотался, то есть залился прерывистым свистом, означающим у хиссов громкий смех.

— Нет, сегодня мы обойдемся без ксилла! Не такие уж мы важные персоны, чтобы расходовать ксе-ильту, когда нужно пролететь всего несколько сот бруннов. Иди за мной.

Обойдя дом, Суйлик нагнулся и с силой потянул за рычаг, торчавший из земли. Раскрылось отверстие, из которого на подъемной плите поднялся миниатюрный самолет без пропеллера и без видимых дюз реактивных двигателей. У него были очень тонкие крылья размахом около четырех метров и короткий округленный фюзеляж длиной не более двух с половиной метров. Вместо колес он опирался на два длинных полоза с загнутыми носами.

— Это реоб, — «сказал» мне Суйлик. — Надеюсь, скоро у тебя будет такой же.

Внутри оказалось два низких кресла, одно позади другого. Естественно, я сел на заднее, а Суйлик занял место пилота. Мы взлетели почти сразу же, проскользив по траве всего лишь метров двадцать. Бесшумный реоб выглядел удивительно послушным и надежным. Быстро набрав большую высоту, мы взяли курс на запад, к горам. Вспомнив свои полеты на дальнорейсовых транспортных самолетах, я прикинул, что мы летим со скоростью примерно 600 км/ч. Позднее мне и самому не раз доводилось управлять реобом, и я могу тебе сказать, что, если куда-то сильно спешишь, на нем легко можно развить и сверхзвуковую скорость.

Как ты можешь себе представить, я с жадностью вглядывался в расстилавшийся внизу пейзаж. Мы летели слишком высоко, так что деталей я различил не много, но кое-что меня поразило сразу — отсутствие городов. Я поделился своим недоумением с Суйликом.

— На Элле, — ответил мне он, — в радиусе пятисот шагов запрещено строить более трех домов.

— Каково же население Эллы?

— Семьсот миллионов. Но, знаешь ли, чтобы передавать тебе мысли, мне приходится оборачиваться, так как нашей речи ты еще не понимаешь. А я должен смотреть вперед...

Больше я вопросов не задавал. Мы пролетели над лесом занятного желто-лимонного цвета, потом над речушками, которые сливались в одну большую реку, впадающую в море. Цепь гор вдавалась в это море гигантским полуостровом. Вскоре мы начали обгонять или же, напротив, встречаться с другими воздушными кораблями, как такими же легкими, как и наш, так и, наоборот, огромных размеров. Обогнув над морем крайнюю вершину гряды, мы начали быстро снижаться. Обернувшись, Суйлик передал:

— Слева, между двумя горными пиками, — Дом мудрецов!

Долина, спускавшаяся между двумя пиками к широкому белому пляжу, была перегорожена гигантской стеной, на которую опиралась огромная искусственная терраса. На этой террасе, среди желтых, фиолетовых и зеленых крон деревьев, виднелись длинные и низкие белые строения. В глубине вторая стена подпирала верхнюю, меньшую террасу, на которой возвышалось лишь одно на редкость элегантное сооружение, немного напоминавшее Парфенон.

Мы приземлились на нижнюю террасу возле густой рощицы с зеленой листвой, которая показалась мне такой родной и близкой в этом чужом мире.

С нижней террасы к террасе верхней вела монументальная лестница. Суйлик «сказал», что она называется Лестницей человечеств. В ней было сто одиннадцать низких широких ступеней, и на каждой с обеих сторон, группами по три-четыре, возвышались золотые статуи человекоподобных существ. Подавая друг другу руки, они как бы шли вверх по лестнице, туда, где на самой вершине стоял отлитый уже из другого — зеленого — металла хисс, протягивавший к ним руки в дружеском жесте гостеприимного хозяина. Среди этих статуй были и весьма странные; от некоторых даже бросало в дрожь. Одни лица были без носов, другие — без ушей, у третьих было три, четыре, а то и шесть глаз; встречались там и существа с шестью конечностями, либо божественной красоты, либо, напротив, невообразимо уродливые, кривые, поросшие шерстью. Но все до последнего — смутно или же в точности — походили на людей, пусть порой это сходство и заключалось лишь в вертикальном положении тела или в посадке головы. По мере того как мы сами поднимались все выше и выше по лестнице, я разглядывал их, и безотчетный ужас охватывал меня при мысли, что это не бред, не фантазия скульптора, а самое что ни на есть правдивое изображение представителей восьмисот шестидесяти одного человечества, известного хиссам. Последние ступени были еще пусты. Суйлик указал мне на одну из них, во главе этого необычного кортежа:

— А это твое место. Именно сюда будет поставлено ваше человечество, и поскольку ты первый его представитель, прибывший на Эллу, именно ты и послужишь образцом. Не знаю только, с какой стороны тебя поместят. В принципе, ты должен стоять справа, вместе с теми расами, которые еще не покончили с войнами на своих планетах!

Слева, на последней ступени, занятой широкоплечим гигантом с выпученными глазами и лысым черепом, держалась стройная фигура, показавшаяся мне совершенно человеческой, но потом я заметил, что на руках у нее было всего по четыре пальца.

(В этот момент я не удержался и перевел взгляд на Ульну. Клер улыбнулся и продолжил рассказ.)

Пройдя рядом со статуей хисса, мы взошли на вторую террасу. Только тогда я обернулся, чтобы окинуть взглядом открывшийся перед нами вид. Сверху казалось, что нижняя терраса висит прямо над синим морем, по которому медленно перекатываются длинные валы с белыми гребнями. Рядом с зеленолистной рощей наш реоб выглядел совершенно крошечным. Поблизости уже опустились другие реобы, и по лестнице поднималось несколько хиссов. Я последний раз взглянул на статую:

— А это кто такие?

— Они прилетели почти из таких же далеких далей, как и ты сам. Кроме нас, они единственные, кто умеет проходить через ахун. Они прибыли сюда сами. Это не мы их нашли — это они нашли нас. Они очень похожи на вас, землян. Но до сих пор только Мудрецы видели их вблизи, поэтому других подробностей о них я не знаю. Если Мудрецы пожелают, они расскажут тебе больше.

— Кто такие эти Мудрецы? Ваше правительство?

— Нет, они стоят над правительством. Это те, кто знает и кто может.

— И они совсем уже старики?

— Не все. Некоторые довольно молоды. Я, как и ты, сегодня увижу их в первый раз. Этой чести я удостоен за то, что я привез тебя сюда, несмотря на протесты Аасса.

— А сам Аасс? Он-то какое положение у вас занимает?

— Вероятно, позднее он тоже станет Мудрецом. Но нам пора, пойдем!

Мы двинулись дальше к псевдо-Парфенону. Вблизи он показался мне гораздо более величественным, нежели я полагал ранее. Массивная двустворчатая металлическая дверь была открыта настежь, но, прежде чем пройти внутрь, Суйлику пришлось переговорить о чем-то со стражей, вооруженной легкими палочками из белого металла.

Мы проследовали по коридору, стены которого были украшены фресками, изображавшими различные пейзажи неведомых планет, — как следует рассмотреть их на ходу мне не удалось. В конце коридора, через дверь из какого-то коричневого дерева, мы вошли в небольшой зал. Здесь нам пришлось подождать, пока один из других хиссов, исполнявших обязанности привратников, сходит и доложит о нас. Впрочем, он быстро вернулся и знаком предложил нам пройти за ним.

Зал, куда нас ввели, своим расположением напоминал амфитеатр. Около сорока хиссов сидели в креслах по всему амфитеатру, еще трое — внизу, на центральном возвышении. Некоторые были явно преклонного возраста: зеленая их кожа уже побледнела, седые волосы поредели и потускнели, но на лицах их не было ни единой морщины.

Меня усадили в одно из кресел амфитеатра. И тут со мной произошел казус, сам по себе незначительный, но в тот момент раздосадовавший меня до крайности. Невольно я нажал кнопку на правом подлокотнике, и кресло, опрокинувшись, превратилось в ложе, а сам я чуть не полетел вверх тормашками. Хиссы по натуре народ очень веселый и смешливый, и это маленькое происшествие вызвало взрыв хохота. Лишь позднее я узнал, что в этом амфитеатре потолок служит одновременно еще и экраном и что кресла специально настроены таким образом, чтобы можно было без лишних усилий следить за тем, что на этом экране показывают.

Обернувшись к трем хиссам, сидевшим на возвышении, Суйлик доложил об итогах экспедиции. Он именно говорил, а не передавал мысли, поэтому я не смог ничего понять. Впрочем, доклад его был предельно коротким. Меня поразил тот факт, что, хотя Суйлик и относился к этому собранию с явным уважением, он не сделал ни одного почтительного жеста: условная вежливость среди хиссов не в чести.

Как только он закончил, тот из трех Мудрецов, что сидел в центре — его звали Аззлем, — повернулся ко мне, и я почувствовал, как между его мыслями и моими сразу же, без всяких «прощупываний», которые порой так затрудняли мои «разговоры» с Суйликом, установилась связь.

— Я уже знаю от Аасса, со сколь немыслимо далекой планеты ты прибыл. Знаю я и то, что в твоем мире все еще идут войны. По идее, тебе здесь не место, но ты оказал услугу нашим людям, после того как их ксилл был атакован одним из ваших летательных аппаратов. Так или иначе, ты уже здесь. Суйлик и Аасс посчитали, что правильно сделают, если возьмут тебя на Эллу, и мы не порицаем их за это. Пока что ты не отправишься на Рессан, где проживают все чужестранцы. Если ты не видишь в этом каких-либо неудобств, поживешь у Суйлика. Раз в два дня ты будешь приходить сюда и беседовать с нашими учеными о своей планете. Аасс поведал мне, что ты один из тех, кто изучает жизнь, и тебе будет, несомненно, полезно сравнить свои знания со знаниями хиссов, занимающихся этим же вопросом. На каждой из человеческих планет мысль развивается по-разному, и, возможно, ты знаешь то, что позволит нам лучше понять мисликов.

— Я буду счастлив сравнить мои познания с вашими, — ответил я. — Но когда я очутился, фактически, не совсем добровольно, на вашем ксилле, Аасс обещал вернуть меня на мою планету. Могу ли я рассчитывать на то, что это обещание останется в силе?

— Разумеется — насколько это зависит от нас. Но ты ведь едва еще только прибыл!..

— О, я и не собираюсь покидать вас сейчас же! Если вас интересует моя планета, то и мне самому не меньше вашего хочется узнать как можно больше о вашей, а также обо всех тех, на которых вам доводилось бывать.

— Мы предоставим тебе все эти сведения, если, конечно, ты с достоинством пройдешь экзамен. А теперь расскажи нам что-нибудь о своем мире. Но прежде надень этот усилитель, чтобы все здесь могли слышать твои мысли.

Один из привратников подал мне очень легкий шлем из металла и кварца с целым набором коротких антенн, делавших его похожим на половинку неочищенного каштана.

Более часа я мысленно описывал Землю, ее положение в Пространстве, перечислял ее характеристики, вспоминал, что мог, из ее геологической истории. Время от времени один из присутствующих, чаще всего некий великан, ростом превосходивший даже Аасса, задавал мне вопросы или просил уточнить какую-нибудь деталь. Шлем усиливал эти вопросы так же, как и мои мысли, поэтому они отдавались в моей голове болезненными громовыми раскатами, словно кто-то выкрикивал их мне прямо в ухо. Я сказал об этом Аззлему, и он тотчас же велел отрегулировать усилитель.

Наконец он прервал меня, заметив:

— На сегодня достаточно. Все, что ты рассказал, мы записали, и все это мы рассмотрим. Возвращайся сюда послезавтра.

Тогда уже я задал ему вопрос:

— Скажите, есть ли в ваших продуктах железо? Моему организму оно необходимо.

— В нашей пище железа, как правило, очень мало. Мы распорядимся о том, чтобы тебе доставляли продукты, приготовленные для синзунов, в чьих телах также содержится железо. Сейчас это не проблема, а несколько месяцев назад твоя просьба поставила бы нас в затруднительное положение.

— И еще один вопрос: кто такие мислики, относительно которых Аасс не пожелал предоставить мне какую-либо информацию?

— Скоро узнаешь. Это «те-кто-гасит-звезды».

И он склонил голову, что, как я уже говорил, у хиссов означает: разговор окончен. Настаивать в таких случаях неуместно.

глава 2 Союз человеческих миров

На обратном пути, когда Суйлик повел реоб прямо на восток, я попросил его, если это возможно, сначала покружить немного над этой частью планеты, спустившись пониже.

— Конечно, это возможно! — ответил он. — До тех пор пока Мудрецы не вынесут о тебе окончательного решения, я всецело в твоем распоряжении, — разве что должен смотреть за тем, чтобы мой ксилл был в порядке. Куда ты хочешь направиться?

— Даже не знаю. Может, навестим Аасса?

— Нет. Аасс уже улетел на Марс, где он постоянно проживает, а я не имею права выпускать тебя с Эллы. Кроме того, такая прогулка заняла бы слишком много времени, а ты послезавтра должен снова предстать перед Мудрецами. Но, если тебя устроит, мы можем слетать в гости к Эссине.

— Идет, — согласился я с улыбкой.

Я уже заметил, что Суйлик питает к Эссине живейшую симпатию, но говорить об этом не стал, опасаясь, что даже самый невинный намек будет сочтен за смертельное оскорбление или просто за обычную бестактность.

Тогда еще я их совсем не знал, этих хиссов!

Эссина жила в 1600 «бруннах» от дома Суйлика, то есть примерно в 800 земных километрах. По моей просьбе мы снизили скорость и шли не по прямой, а длинными зигзагами, из-за чего полет продолжался два наших часа. Сначала мы облетели открытую равнину, которую сменила дикая лесистая местность, пересеченная глубокими ущельями, затем прошли над цепью потухших вулканов и, наконец, над узкой полосой побережья, зажатой между горами и морем. Над этой полосой мы пролетели с сотню километров и опустились на большой, возвышавшийся над морем остров. Эссина жила почти в таком же доме, как и Суйлик, только более просторном и выкрашенном в красный цвет.

— Эссина из расы сиуков, тогда как я — из эссоков, — объяснил мне Суйлик. — Вот почему у нее дом красный, а у меня — белый. Это все, что осталось от старых расовых различий, если не считать кое-каких других особых обычаев. Например, у них — предупреждаю тебя заранее — отказываться от угощения крайне неприлично, даже если ты совсем не голоден, в то время как у нас ты можешь поступать как тебе вздумается.

Подумав о наших крестьянах, для которых нет ничего обиднее отказа попробовать вино их собственного приготовления, я рассмеялся. Суйлик поинтересовался, что меня так рассмешило.

— Определенно, — «сказал» он, «услышав» мой ответ, — все планеты в чем-то похожи. Твои крестьяне — совсем как крены с планеты Мара звезды Стор из четвертой вселенной. Есть у них один напиток — они зовут его «абен-торн», — так мы, хиссы, вообще его пить не можем. И однако же мне пришлось сделать это уже три раза! Надеюсь, ваше «вино» хоть приличное?

— Иногда бывает и приличное. Но, случается, попадается и сущая гадость.

Теперь уж рассмеялись мы оба.

Так, за разговором, мы незаметно дошли до дома. На пороге нас встретила девчушка с хрупкими конечностями, и я впервые оказался в лоне хисской семьи.

Тут я должен забежать немного вперед и дать тебе кое-какие сведения об общественном устройстве Эллы. Как и у нас, основной ячейкой общества здесь является семья, но, хотя закон предоставляет супругам относительную свободу, в действительности же семейные узы здесь гораздо более прочные, чем у нас. Брак может быть расторгнут просто по взаимному желанию супругов, но подобное случается крайне редко. Хиссы по натуре своей чрезвычайно моногамны. Женятся они обычно смолоду, в возрасте, примерно соответствующем нашим двадцати пяти годам. У супругов не часто бывает больше трех детей, но редко — меньше двух. До брака, насколько я понял, нравы у них довольно свободные, однако после него становятся необычайно строгими. Все юные хиссы обязаны учиться в школах до тех пор, пока им не исполнится восемнадцати лет, — я перевожу на наши земные цифры. Одни затем выбирают профессию и поступают в специальные училища; эти люди с развитой технической культурой давно позабыли о том, что такое неквалифицированный труд. Наиболее одаренные учатся в заведениях, соответствующих нашим университетам. И, наконец, избранные — из числа этих одаренных — становятся исследователями Пространства. Хотя Эссина была молода и все еще продолжала учебу, она уже трижды участвовала в космических экспедициях на ксилле Суйлика. Но две первые привели их лишь к безлюдным пустынным планетам, а третья едва не закончилась трагично на Земле.

Сиукские дома отличались от дома Суйлика тем, что сразу за входной дверью в них располагался приемный зал, обставленный низкими креслами.

Эссина ожидала нас вместе с младшей сестрой, братом и матерью. Ее отец, важная «шишка», «распорядитель мистических эмоций» — во всяком случае, именно так мысленно я воспринял его должность, — в тот день отсутствовал.

Вначале я чувствовал себя немного не в своей тарелке. Суйлик вступил с хозяевами дома в оживленную беседу на разговорном языке, а я сидел в кресле и разглядывал комнату, стараясь освоиться. Комната выглядела чуть ли не «голой»: хиссы не любят никчемных безделушек. Лишь светло-голубые стены были расцвечены геометрическими узорами.

Через некоторое время мать Эссины вышла, и в зале осталась, так сказать, одна молодежь. Сестра Эссины уселась напротив меня и совершенно бесцеремонно принялась забрасывать меня вопросами. Откуда я? Как меня зовут? Сколько мне лет? Какая у меня специальность? Как выглядят женщины на Земле? Что я думаю об их планете? И так далее и тому подобное... Мне невольно припомнилось, как пару лет назад я читал лекцию в одном американском университете, где студентки осаждали меня точно такими же или, во всяком случае, очень похожими вопросами.

Суйлик и Эссина присоединились к разговору, и через несколько минут я совершенно забыл о том, что нахожусь в чужом мире: все мне казалось таким знакомым!.. Я почти сожалел об этом, говоря самому себе, что, по сути-то дела, мое невероятное путешествие ни к чему не привело, что все человечества похожи друг на друга и вообще едва ли стоило покидать Землю, чтобы найти здесь так мало нового. Нового? Черт бы меня побрал! Позднее я обнаружил столько нового, что был им сыт по горло! Стоит лишь подумать обо всех этих ужасах планеты Сифан!.. Но в тот момент я еще ничего этого не знал, и мне казалось, что, несмотря на их белые волосы и зеленую кожу, хиссы очень близки к землянам и физически, и духовно.

Я поделился своим впечатлением с Суйликом. Прежде чем он успел что-либо мне ответить, его опередила Эссен-Иза, младшая сестра Эссины:

— Хо! Ну да, мне тоже кажется, что ты хисс, только вымазанный розовой краской!

Суйлик загадочно улыбался.

В конце концов он «сказал»:

— В сущности, вы оба ничего об этом не знаете. А я вступал в контакт уже с пятью человечествами, из которых одно, крены, внешне настолько на нас похожи, что их почти невозможно отличить от хиссов. Прежде всего, поражает сходство обычаев. Но потом... Когда ты поживешь на Элле подольше, ты, возможно, начнешь относиться к нам так же, как фрооны с планеты Сик звезды Венкор из Шестой вселенной, которые терпеть нас не могут, хотя из благоразумия и поддерживают с нами добрые отношения.

Вскоре мы начали прощаться. Эссен-Иза и ее брат Арс церемонно пожелали «хорошего полета» своему другу Суйлику и «сренну Севолду Слеру», иными словами мсье Всеволоду Клеру. Эссина полетела вместе с нами на своем реобе.

Час спустя мы были уже у Суйлика. Эссина побыла с нами недолго, а затем мы остались одни. Я уж и не помню толком, чем закончился этот мой первый день жизни на Элле. Мне кажется, что учиться писать и говорить по-хисски я начал гораздо позднее. Возможно, Суйлик сразу же обучил меня любопытной «Звездной игре», в которую играют на круглой разграфленной доске. Смысл этой игры состоит в том, чтобы добиться такого расположения фишек, представляющих звезды, планеты и ксиллы, которое позволяет ввести в игру «мис-лика»; достигнув этого, можно считать партию выигранной, так как мислик начинает «гасить звезды» противника, а защищаться от него чрезвычайно трудно. Впрочем, вероятнее всего, в тот вечер мы в «Звездную игру» не играли, потому что я не преминул бы расспросить своего хозяина о мисликах поподробнее, а я узнал о них кое-что лишь позднее.

Как бы там ни было, «Звездная игра» — увлекательнейшая штука, гораздо более интересная, чем шахматы, и я, быть может, обучу тебя, если мы найдем на это время.

Итак, конец вечера мы провели вдвоем с Суйликом. Уже тогда я начал испытывать искреннюю симпатию к этому молодому хиссу, которому суждено было стать моим лучшим другом на Элле. Суйлик — прекрасный товарищ, веселый и умный, подобно всем его соотечественникам, но, кроме того, наделенный отзывчивостью и душевной добротой, что среди хиссов встречается довольно редко. Как правило, хиссы любезны, доброжелательны, но в высшей степени равнодушны.

Спустилась ночь, моя первая полная ночь на Элле. После короткого ужина, за которым я впервые попробовал эту «пищу для синзунов», присланную для меня советом Мудрецов и имеющую отчетливый привкус мяса, мы вышли посидеть перед домом. Я взглянул вверх и замер, потрясенный: все небо было сплошь усеяно звездами, миллионами звезд! Одна из них сверкала совсем близко, словно маленькое солнце. Через весь небосклон тянулся млечный путь необычайной густоты.

Несмотря на свой юный возраст ему было тогда шестнадцать, по-нашему, около тридцати лет, — Суйлик давно уже бороздил космические просторы и теперь уверенно называл мне звезды: Эссалан, Ориабор, которая была солнцем первой родины хиссов, — вскоре я узнал, при каких обстоятельствах им пришлось ее покинуть, Эриантэ, Кальвено, Бероэ, Аслюр, Эссемон, Сиалкор, Сюдема, Фенган-Теор, Шессин-Сиафан, Астар-Роэлэ... Небо было средней яркости, местами ярче нашего Млечного Пути. Суйлик объяснил мне причину: их звезда, Иалтар, находится близ центра галактики, а не на краю, как наше Солнце. В этом уголке неба звезды располагаются особенно тесно, и до ближайшей — Ориабора — от Эллы всего четверть светового года, нашего светового года. Это значительно облегчило хиссам первые межзвездные перелеты, но, с другой стороны, мешало освоению большого космоса, особенно внешних галактик, которыми они занялись лишь тогда, когда первые попытки использовать путь через ахун вывели хиссов к границам их собственной вселенной.

Я расспросил Суйлика о его космических экспедициях. Он повидал пять «человеческих» планет и множество других, необитаемых или населенных лишь низшими существами. Некоторые из этих миров, например, планета Биран звезды Фсиен Первой вселенной, вселенной хиссов, были так прекрасны, что дух захватывало, другие, наоборот, — унылы и пустынны. Суйлик посетил также две планеты звезды Эп-Хан Первой вселенной — Аур и Жен, обитатели которых уничтожили самих себя в чудовищных войнах. Он показал мне цветные снимки этих различных миров, снимки такого качества, о каком мы на Земле не можем пока и мечтать. Некоторые из них здесь, со мной. Показал он мне и статуэтку, найденную среди руин одного из городов на Ауре. Чудом уцелевшая хрупкая стеклянная вещица, несмотря на странность изображения — это фигурка крылатого человекообразного существа с остроконечной головой, — бесспорно, свидетельствовала о высоком мастерстве ее автора. Если согреть фигурку в руках, стекловидная материя, из которой она сделана, издавала жалобный стон, словно плач по истребленному народу. Видимо, хиссы встретили во вселенной несколько таких некогда обитаемых, а ныне мертвых миров и именно потому, во избежание заразы, смертоносного безумия войн, и приняли Закон исключения.

Когда я в тот вечер наконец улегся, голова моя гудела от множества новых впечатлений, и все эти столь близкие звезды — Эссалан, Ориабор, Эриантэ и прочие — кружились у меня перед глазами. Мне пришлось снова прибегнуть к помощи «того-кто-приносит-сон».

От следующего дня у меня не сохранилось никаких особых воспоминаний, вернее, они потом слились с воспоминаниями множества других дней. Зато я прекрасно помню следующий за ним день, когда состоялся мой второй визит в Дом мудрецов.

Я отправился туда вместе с Суйликом, на реобе. Перелет длился недолго. Суйлик сразу же удалился, а меня провели в кабинет Аззлема. Пять стен этой комнаты оказались пятью большими прямоугольными экранами из чего-то, напоминающего по виду матовое стекло. Посредине кабинета стоял стол из зеленоватого с синими крапинками материала, на столе — несколько миниатюрных аппаратов и сложная приборная доска. Аззлем усадил меня напротив себя. В который уже раз я испытал то знакомое ощущение, которое испытывал еще врачом-практикантом, когда меня вызывал к себе мой профессор.

Аззлем был явно немолод: цвет его кожи поблек так сильно, что казался мертвенно-зеленым, — на Земле такой бывает у тяжелобольных людей, — но тело, вырисовывавшееся под тугим серым трико, могло бы вызвать зависть многих наших гимнастов. Хотя физически хиссы слабее нас, мускулатура у них превосходная и развита весьма пропорционально. Что же до бледно-зеленых глаз Аззлема, огромных, как у всех его соплеменников, то в них, уверяю тебя, не было ничего старческого!

Долгое время он рассматривал меня, ничего не передавая. Я понял, что он сравнивает меня с многочисленными представителями иных миров, которые уже побывали в этой комнате. Затем начался наш безмолвный разговор.

— Очень жаль, — сказал он, — что твои соотечественники вздумали напасть на наш ксилл и убили двух наших парней.

В некотором роде тут виноват и сам Аасс. Ему не следовало так рисковать и входить в атмосферу, не приняв дополнительных мер предосторожности. Но, так как до прибытия на Землю он никогда не видел ничего такого, что хотя бы отдаленно походило на летательный аппарат, то он решил, что вы еще не умеете летать.

— Мы не так-то и давно научились, — ответил я. — Менее сотни наших лет тому назад. Тем не менее наши ракеты уже долетают до нашего спутника, и вскоре мы собираемся высадиться на других планетах нашей солнечной системы.

— Повтори-ка: с помощью какого аппарата вы смогли достичь вашего спутника?

— С помощью ракет! — повторил я и начал мысленно описывать принцип их действия. На лице Аззлема отразилось удивление.

— Вот теперь мне понятно. Разумеется, нам известен принцип действия этих «ракет», но сами мы их не используем чуть ли не с древних времен, — слишком уж низкий у них коэффициент полезного действия! У нас они никогда не применялись для исследований межпланетного пространства.

— У нас тоже долгое время смотрели на ракеты как на забаву. Только в последнее время они получили практическое применение.

— Стало быть, ваши летающие машины движутся с помощью ракет?

— Не все. На других стоят двигатели внутреннего сгорания.

Мысленно объяснив Аззлему и этот термин, я решился и сам задать ему один вопрос.

— Какое отношение, — спросил я, — имеют полеты в атмосфере к возможности выйти в межпланетное пространство? Я не вижу связи!

— А между тем это очевидно! Как только стало возможным использовать для полетов отрицательное поле тяготения, выход в межпланетное пространство стал вопросом чисто техническим, вопросом плотности такого поля. Но вы же тоже пользуетесь антигравитационными полями?

— Нет. И я это знаю наверняка, хотя и не очень понимаю, о чем вы говорите.

Долгое время Аззлем пытался растолковать мне суть дела. Увы! Зачастую я не только его не понимал, но даже и «не слышал». Аззлем обращался к понятиям, которые были мне совершенно чужды, и тотчас всякая мысленная связь между нами прерывалась. Я горько сожалел о том, что я не физик или что со мной нет тебя! Хотя, разумеется, лучше всего было бы иметь рядом с собою Эйнштейна — в этом вопросе он оказался бы самым квалифицированным из всех землян! В конце концов Аззлем отчаялся меня просветить и вернулся к вещам более понятным:

— Каковы бы ни были ваши двигатели, один из ваших летательных аппаратов довольно-таки эффективно атаковал наш ксилл. Ты объяснил Суйлику, что это произошло в результате ошибки, по обычному недоразумению. Я тебе верю.

— Можно я задам вам еще один вопрос? — проговорил я. — Это был первый ксилл, отправленный на Землю?

— Да. За это я ручаюсь. Все приказы об исследовании космоса исходят от меня лично. Я отправил Аасса и Суйлика выяснить, существуют ли и другие обитаемые вселенные после Шестнадцатой. Вы в двадцать раз дальше Шестнадцатой, то есть, чтобы добраться до вас, нужно пробыть в ахуне в двадцать раз дольше, поэтому, хотя Аасс тебе это и обещал, я не могу гарантировать, что мы сумеем доставить тебя обратно. Мы пока не уверены в том, что правила прохождения через ахун можно распространять на такие расстояния, но вскоре мы будем знать это наверняка. Мой сын Ассерок вот-вот вернется из Семнадцатой вселенной, открытой нами за время отсутствия Аасса. Она расположена почти так же далеко и в том же направлении, что и ваша. Впрочем, когда я говорю «открытой нами», я немного лукавлю: это не мы вышли на синзунов, а синзуны — на нас. У них тоже красная кровь, они знают путь через ахун и мало чем отличаются от тебя.

— Будет видно, — произнес я беззаботно. — На Земле у меня нет семьи, я человек одинокий. Но если ваш ксилл был действительно первым, значит, официальный отчет одного из наших земных правительств, отчет, в котором говорилось об оптическом обмане или галлюцинациях, справедливо разоблачал все россказни о «летающих тарелках»!

И я рассказал Аззлему всю историю про «летающие тарелки» и вызванную ими невероятную сумятицу. Он от души посмеялся.

— Что ж, у нас тоже порой некоторые удалые умы приходили к верным выводам, отталкиваясь от ложных данных. А теперь — за работу! Я отдаю тебя в руки наших ученых, которым не терпится получить более точные сведения о Земле. Потом мы кратко расскажем тебе о нашей собственной истории.

Большую часть того дня я действительно провел за ответами на всевозможные вопросы, зачастую совершенно нелепые. Но именно необычность этих вопросов позволила мне впервые уловить, насколько хиссы в некоторых вещах отличаются от нас. Мои ответы иногда действовали на них ошеломляюще, и это еще слабо сказано. Например, когда речь зашла о наших болезнях и санитарном состоянии Земли, и я рассказал, какие бедствия приносит нам алкоголизм — алкоголь хиссам знаком, и на них он оказывает такое же действие, — они спросили меня, почему мы не уничтожаем пьяниц или не отправляем их осваивать какую-нибудь пустынную планету, что, цинично добавили они, зачастую приводит к тем же результатам.

Когда в ответ я начал объяснять, что мы на Земле всеми силами, хотя и без особого успеха, пытаемся внушить уважение к священной человеческой жизни, они все возмутились:

— Но ведь это уже больше не люди! Они нарушили божественный закон!

Что это за божественный закон, я узнал лишь гораздо позднее.

Ближе к вечеру за мной прилетел Суйлик, и я узнал, что рассказать мне о прошлом Эллы поручили именно ему. Выяснилось, что, как и почти все хиссы, он выполняет два вида работ: общественную, когда он выступает в качестве командира ксилла, и личную, когда занимается «всемирной археологией». Исполняя обязанности капитана космического корабля, во время экспедиций он был вынужден подчиняться строжайшей дисциплине. Но как только его обязанности офицера заканчивались, он снова становился одним из самых молодых, но лучших, по словам Эссины, «всемирных археологов». При желании, отслужив свой срок, он мог бы вообще освободиться от всяких обязанностей, но Суйлик предпочитал оставаться в составе корпуса командиров ксиллов, где у него было немало друзей, к тому же такое его положение автоматически обеспечивало ему право участия в новых экспедициях.

В общем, в тот же вечер, по возвращении к нему домой, я прослушал первую лекцию по истории хиссов. Она прошла в кабинете Суйлика, где я заметил два таких же экрана из матового стекла, как и в кабинете Аззлема.

— Судя по тому, — начал Суйлик, — что ты рассказал сегодня в Доме мудрецов, — я уже все это знаю, пусть сам там и не был, — человечество появилось на вашей планете в результате очень долгого периода развития низших форм жизни. То же самое было и у нас на Элле звезды Ориабор. Там наши предки тоже начали с использования каменных орудий и оружия, и благодаря тому, что камень сохраняется почти вечно, мы знаем об этом периоде на заре нашего человечества гораздо больше, чем о последующих.

Суйлик набрал на циферблате серию знаков, словно номер телефона, только более сложный. Один из матовых экранов осветился, и на нем возникли изображения каменных орудий, почти таких же, какие находят у нас при раскопках пещер.

— Я только что набрал нужный библиотечный шифр, — объяснил Суйлик, — и из археологической библиотеки мне переслали эти документы.

Позднее на планете хиссов расцвела цивилизация. Так же, как на Земле, империи возвышались и приходили в упадок, войны разрушали то, что создавалось веками, уменьшая население планеты или истребляя целые расы. Эти расы на Элле-Вен, на «Элле Старой», никогда не отличались одна от другой так сильно, как у нас: различия имелись только в оттенках кожи одного и того же зеленого цвета. Возникали и распространялись религии, некоторые становились господствующими почти на всей планете, затем угасали одна за другой. Лишь одна из них упорно держалась, несмотря на все преследования сторонников временно торжествующей веры. То была самая древняя религия, возникшая на заре истории.

Хиссы, видимо, не знали периодов относительного технического застоя, какими отмечены у нас времена Рима и Средневековья, поэтому их войны быстро стали опустошительными. Последняя, разразившаяся примерно 2300 наших лет назад, закончилась на почти мертвой планете, изуродованной ужасным оружием, о котором мы, к счастью, пока не имеем представления. Последовал довольно длительный период, когда цивилизация едва не угасла: слишком мало хиссов осталось в живых, чтобы ее поддерживать. Но все же, благодаря мужеству и упорству нескольких ученых, а также благодаря тому, что в этот период грабежей и мелких междоусобных войн наука нашла прибежище в подземных святилищах той самой преследуемой и неистребимой веры, о которой я только что говорил, эта цивилизация сохранилась.

И вот, спустя пять столетий беспорядка, цивилизация вновь начала завоевывать планету. Победа далась без особого труда, так как основная масса населения находилась практически в том же состоянии, что и мы в железном веке. Этой новой цивилизацией заправляла научная теократия. Даже с учетом того, что «монахи» располагали оружием гораздо менее мощным, чем их предки, и этого им хватило, чтобы подчинить своей власти разрозненные племена.

Гораздо труднее оказалось возродить почву. Целые районы были превращены в пустыни, выжжены, оплавлены и навсегда отравлены стойкой радиацией. Долгое время численность населения приходилось резко ограничивать: Элла-Вен могла прокормить не более ста миллионов, хотя до страшной «Шестимесячной войны» на ней обитали семь миллиардов.

Выход был найден за тысячу лет до моего прибытия на Эллу: эмиграция! Хиссы уже давно знали, что, в отличие от Ориабора, вокруг которого вращалась одна Элла-Вен, у Иалтара было несколько пригодных для жизни спутников. Как раз накануне «Шестимесячной войны» хиссы нашли способ управлять гравитационными полями, но это открытие было немедленно объявлено государственной тайной различных правительств и послужило только для военных целей. Затем долгое время секрет гравитационных полей считался утерянным, пока его вновь не открыли совершенно случайно. В течение «Мрачного периода», когда не было достаточно

мощных источников энергии, в монастырях занимались в основном проблемами биологии, а не физики.

Но как только гравитационные поля были снова покорены, тотчас же пришло и решение: переселиться на планеты звезды Иалтар. Иалтар находится, как я тебе уже говорил, на расстоянии примерно четверти светового года от Ориабора. Гравитационные поля позволили развить скорость немного выше половины скорости света, так что путешествие вышло сравнительно недолгим.

Оно было совершено за девятьсот шестьдесят лет до моего прибытия. Более двух тысяч звездолетов, в каждом из которых находилось по триста хиссов, снаряжение, машины, а также домашние и дикие животные, устремились в Пространство. Разведывательная экспедиция установила, что Элла-Тан, то есть «Элла Новая», а также Марс и даже более холодный Рессан вполне пригодны для жизни. И вот, в один прекрасный день, на планете, где до сих пор существовали только низшие формы жизни, высадилось около шестисот тысяч хиссов.

Эта первая колонизация закончилась страшной катастрофой. Едва колонисты приступили к постройке временных поселений, как на них обрушились ужасные неведомые болезни. Летописи утверждают, что всего за неделю эпидемии уничтожили более ста двадцати тысяч хиссов! Хассрн с его дифференцированными абиотическими лучами тогда еще не был изобретен. Многие хиссы, обезумев, бросилиськ звездолетам и, несмотря на запрет, вернулись на Эллу-Вен, куда вместе с ними пришла и неведомая зараза. Цивилизация снова оказалась на краю гибели.

Оставшиеся в живых колонисты мало-помалу приобрели иммунитет против микробов своей новой планеты, и население Эллы-Тан начало увеличиваться. За семьсот лет до моего на ней появления был изобретен хассрн, и эта проблема больше уже не возникала. Теперь хиссы смогли колонизировать Марс и Рессан. Прошло еще сто лет — я даю тебе даты, используя наши земные годы, так как система летосчисления хиссов слишком сложна для подобного рассказа, — и один из физиков, кстати предок Аасса, открыл существование ахуна и установил теоретическую возможность использовать его для полетов к самым далеким звездам. Это открытие имело для хиссов чрезвычайно важное религиозное значение, — сейчас я объясню, почему. Расстояния между звездами, хотя и не столь значительные, как в той части нашей галактики, где находится Солнце, вскоре оказались для хиссов непреодолимыми. Самая близкая, после Ориабора, звезда — Су-дема — отстоит от Иалтара на половину светового года; это означает, что для полета туда и обратно требуется четыре года. До следующей звезды, Эриантэ, — два с половиной световых года, то есть около десяти лет полета. На более далекие путешествия в космосе хиссы способны не были; в этом случае, чтобы замедлить старение исследователей, уже приходилось прибегать к искусственному охлаждению организма.

Зато путь через ахун сразу открывал совершенно новые перспективы: исследователи космоса обретали поистине безграничные возможности! Кроме того, для хиссов это стало едва ли не осуществлением «Древнего пророчества».

Для того чтобы разобраться в дальнейших событиях и немного понять самих хиссов, необходимо познакомиться хотя бы с основами их религии. Я уже говорил тебе о древнем, вечно гонимом, но вечно живом и в конечном счете восторжествовавшем культе. Он стал религией... не скажу, что официальной — это было бы слишком неточно и слабо, — нет, скорее, «всеобъемлющей» религией хиссов. Редкие скептики, которых я встречал на Элле — кстати, Суйлик один из них, — не вызывают здесь ни удивления, ни возмущения, но их влияние невелико, да и скептицизм их относится главным образом к догмам. В обыденной жизни они мало чем отличаются от верующих.

Хиссы — манихейцы: по их верованиям, мир был создан Богом Добра, вечно борющимся с Богом Зла. Впрочем, нет: я несколько искажаю их мысль. В действительности речь идет не о Добре и Зле в нашем понимании, а о Свете и Мраке. Бог Света создал Пространство, Время, Светила. Другой пытается все это уничтожить и вернуть мир к первоначальному нераздельному хаосу. Хиссы и, что особенно важно, другие человечества из плоти — это дети Бога Света. Что до Другого, то он создал мисликов.

Я не очень-то разбираюсь в метафизике и в мистических тонкостях, поэтому не ручаюсь, что понял их мысль правильно. Все это на самом деле гораздо сложнее, чем я тебе объясняю, но даже я, старый скептик, не раз приходил в замешательство, когда читал их священные книги, где немало любопытных аналогий с нашей Библией или с индусскими религиозными текстами и где встречаются странные пророчества, дошедшие до них из тьмы доисторических времен, когда хиссы никак не могли знать о том, что творится за пределами их планеты.

(Клер сунул руку в карман, вытащил и протянул мне маленький томик с тонкими, как бы пергаментными страницами, заполненными рядами крохотных синих значков.)

— Это «Пророчества Сиан-Тома», — сказал он. — Они были оглашены им более девяти тысяч лет назад. Сейчас я переведу для тебя несколько отрывков.

Полистав томик, он начал читать:

«И тогда сыновья Света, каждый на своей звезде, начнут бороться с желанием истреблять, и победы будут сменяться поражениями в этой борьбе, и так пробегут века. Но самое тяжкое испытание придет в тот день, когда сыновья Света, каждый на своей звезде, отыщут Путь Единства, ибо тогда сыновья Холода и Ночи попытаются отнять у них Свет».

— И вот еще... Слушай:

«Хиссы! Хиссы! Вам предназначено возглавить сыновей Света в их борьбе с мисликами, сыновьями вечного Холода. Но ни один вождь не может победить без своих воинов, не все воины одинаково хорошо владеют любым оружием, и ни один вождь не может сказать, какое оружие принесет победу. Не пренебрегайте, хиссы, помощью других сынов Света!»

— И еще:

«Не презирайте, хиссы, тех, кто не похож на вас! Быть может, они тоже сыновья Света, быть может (здесь Клер повысил голос, отчеканивая слова), в их жилах течет красная кровь, которую сыновья вечного Холода не в силах заморозить».

Когда ты узнаешь, что со мной произошло потом, ты и сам согласишься, что все это по меньшей мере удивительно! И, наконец, вот само это «Древнее пророчество»:

«По путям Времени я, Сиан-Том, Провидец, мыслью проник в Будущее. Не старайтесь, хиссы, узнать, близко ли оно, это будущее, или так же далеко, как убегающий от путника горизонт пустыни Сианкор. И увидел я, как избранный народ хиссов принимает послов от всех сынов Света и как союз их в решительной битве побеждает сынов Ночи и вечного Холода. Говорю вам, хиссы, мир будет принадлежать вам без края, без предела, дальше самых далеких звезд, но не вам одним. Он будет принадлежать всем существам из плоти, всем сынам Света, которые гибнут, не погибая, и которые все вместе, хиссы, все вместе победят существ Мрака и Холода и низвергнут в небытие, за пределы мира, своих врагов, сыновей Ночи и Холода, тех, у кого нет членов и плоти, тех, кто не ведает ни Добра, ни Зла».

Вот так вот. Хочешь верь, хочешь смейся — на этом «Древнем пророчестве» зиждется величайшая цивилизация, может быть, самая могущественная из всех, какие когда-либо существовали.

В общем, как только путь через ахун был открыт, хиссы начали осваивать космос. Тогда они еще не знали мисликов. Одна из первых экспедиций привела их на неведомую планету, Ассенту звезды Суин — если ты вдруг желаешь знать, как она называлась, — расположенной на краю их вселенной. Там они оборудовали обсерваторию, чтобы вести счет галактикам. Тогда-то и было сделано странное открытие: в одной из галактик, удаленной примерно на пятнадцать миллионов световых лет, звезды гасли чрезвычайно быстро, вопреки всем известным физическим законам. За полтораста лет померкла целая галактика небольшого размера.

Теперь я буду рассказывать обо всем, что узнал тогда от Суйлика и — гораздо позднее — от Аззлема или других хиссов. К этой угасшей галактике одна за другой отправились через ахун три экспедиции. Ни одна из них не вернулась. Затем начали гаснуть другие звезды, на сей раз в галактике, удаленной всего на семь миллионов световых лет, причем последовательность была примерно такая же: вначале менялся спектр, металлические тона становились более интенсивными, затем звезда краснела и, наконец, угасала. Через несколько месяцев ее можно было обнаружить лишь с помощью инфракрасных детекторов. Проходило еще сколько-то времени — и исчезало даже последнее излучение такого светила. И тогда хиссы, верившие в «Древнее пророчество», решили, что все эти странные явления объясняются действиями того, Другого, отца Ночи и Холода. Тем более что к тому времени они уже открыли несколько человечеств, которые никак на них не походили!

Разумеется, процесс угасания звезд начался задолго до того, как сами хиссы появились на планете Элла-Вен, поскольку вся их история с предысторией насчитывает максимум два миллиона лет. Словом, я и сам не знаю, как они увязывают существование мисликов, появившихся задолго до них самих, со всей этой метафизикой.

И вот наконец пришел час, когда хиссы встретились с мис-ликами. Одна экспедиция отправилась через ахун к ближайшей галактике, расположенной всего в миллионе световых лет от Иалтара. Экспедиция эта состояла из трех ксиллов; возглавлял ее астроном Оссентур. Они вынырнули в Пространстве — я забыл тебе сказать, что они всегда это делают довольно близко от материального тела со значительной массой — неподалеку от одной угасающей звезды. Несмотря на множество планет, звезда эта показалась им малоинтересной, и они уже собирались снова уйти в ахун, когда Оссентур заметил в ее спектре оттенки, напоминавшие спектр столь необычно угасающих галактик. Тогда они решили опуститься на одну из планет. Перед ними открылся умирающий мир, где все живое уже погибло. Там никогда не было людей — лишь несколько видов высших животных, уже превратившихся в замороженные трупы. На этой планете хиссы пробыли три месяца. Наблюдения накапливались, и с каждым днем все более тусклое солнце озаряло все более красный небосклон. Наконец, когда температура упала настолько, что азот начал превращаться в жидкость, появились мислики. Это происходило за триста лет до моего прибытия на Эллу.

Откуда пришли мислики? Этого хиссы не знают, появление мисликов на умирающей планете до сих пор остается тайной. Известно только одно: они являются лишь тогда, когда азот вследствие холода переходит в жидкое состояние.

Два ксилла были захвачены мисликами врасплох. Третий, тот, которым командовал Оссентур, находился тогда в полете на высоте ста километров. Первый ксилл успел только сообщить, что его окружили сверкающие и движущиеся предметы, и всё — замолчал. Второй ксилл был поражен при попытке взлететь, но успел передать изображение: на обледенелой почве кишели многогранные фигуры величиной примерно с человека, с металлическим блеском. Затем передача вдруг прервалась, как если бы ксилл обрушился на поверхность планеты.

Оссентур еще с неделю продолжал наблюдения. Наконец, на восьмой день, убедившись, что вокруг первого ксилла нет никакого движения, он молниеносно спикировал и сел рядом, заливая все вокруг абиотическими лучами. Внутри ксилла ничего не было тронуто, но в живых не осталось ни единого хисса. Оссентур приказал забрать трупы, взорвать двигатели и лететь к Элле, оставив аппарат мисликам, — он первым дал этим страшным созданиям имя, упоминаемое в «Древнем пророчестве». Биологи исследовали трупы. Весь экипаж ксилла погиб от удушья: легочный пигмент оказался разрушенным!

Тогда-то хиссы и бросились очертя голову на поиски других человечеств, чтобы найти такое, «чью красную кровь нельзя заморозить». Но на всех открытых ими планетах жили «люди» с синей, зеленой или желтой кровью. Только тогда я понял, почему, несмотря на Закон исключения, меня все же доставили на Эллу и чего ожидали от меня, точнее, от всех нас, землян.

К тому времени, как я говорил, хиссы уже вошли в контакт с разумными обитателями множества планет, посланцы которых постоянно жили на Рессане, где находилась резиденция Большого совета Союза человеческих миров.

глава 3 Мислик

Итак, мислики были обнаружены менее чем в миллионе световых лет от Эллы. В то время хиссы еще не понимали, какая связь существует между этими металлическими созданиями и угасанием звезд, но уже ви-

дели в мисликах своего исконного, метафизического врага, сыновей Холода и Тьмы. Хиссы старались их уничтожить, но терпели одну неудачу за другой, какие бы средства ни использовали. Тщетно ученые хиссов испытывали вновь открытые самые страшные способы уничтожения, известные их предкам, — мислики казались неуязвимыми. Их не могли убить ни абиотические лучи, ни облучения нейтронами, протонами, электронами и даже инфрануклонами. Единственным, что на них действовало, была теплота: как-то раз один ксилл, пораженный излучением мисликов, против которого хиссы до сих пор не могут найти иной защиты, кроме достаточно большого расстояния, упал на поверхность планеты и загорелся. Находившийся поблизости мислик замер, потом сморщился. Ценой значительных потерь другие ксиллы смогли снизиться, чтобы захватить труп мислика в свои отрицательные поля тяготения и доставить затем на Эллу. Анализ обескуражил всех: это оказался кусок чистого сплава железа, меди и никеля! Если прежде он и имел какое-то внутреннее строение, то теперь все расплавилось под действием высокой температуры.

Борьба продолжалась триста лет, не принося никаких результатов. Теперь хиссы умели уничтожать мисликов: достаточно было подвергнуть их облучению, которое хотя бы на десять секунд поднимало окружающую температуру до двухсот градусов от абсолютного нуля. Но мислики защищались. Дальность их абиотического излучения возросла: оно теперь было смертельно опасным уже в двадцати километрах от поверхности захваченной ими планеты. Неизвестно как, но они засекали приближающиеся ксиллы и умерщвляли в них все живое прежде, чем хиссы успевали сбросить термические бомбы. Кроме того, они научились — или впервые на памяти хиссов начали — проникать в космос без всяких летательных аппаратов. Теперь мислики, тесными группами по девять штук минимум, постоянно кружили над захваченными планетами. Заодно выяснилось, что сила излучения мисликов возрастает прямо пропорционально их количеству, поэтому, когда они действуют девяткой, излучение особенно опасно. Тогда хиссы применили новую тактику: они выходили из ахуна над самой поверхностью планет, бросали бомбы и снова исчезали в ахуне. Подобная тактика оказалась весьма эффективной, но чрезвычайно рискованной. Иногда из-за малейшей неточности ксилл возникал из ахуна под поверхностью планеты. Атомы ксилла и атомы планеты оказывались в одном и том же месте в одно и то же время — в результате происходил чудовищный атомный взрыв.

Империя мисликов в несчастной галактике, где звезды угасали одна за другой, продолжала расширяться. И тем, кто видел эти звезды уже погасшими, странно и дико было наблюдать с Эллы, как они сияют на небосводе: свет от них мог исходить еще около миллиона лет!

Всего лет за двадцать до моего появления на Элле хиссы поняли, что мислики не просто захватывают планеты вокруг угасших звезд, но гасят сами звезды. Такую гипотезу триста лет тому назад выдвигал еще Оссентур, но она показалась настолько фантастичной, что на нее не обратили внимания. В галактике, подвергшейся нападению — во Второй вселенной хиссов, довольно-таки далеко от империи мисликов, — была человеческая планета, обитатели которой весьма походили на хиссов и состояли с ними в прекрасных отношениях. Эта планета Хассни звезды Склин служила своеобразным форпостом в борьбе с мисликами. И вот однажды было обнаружено, что мислики появились на обледенелой поверхности Аффра, самой дальней планеты этой солнечной системы. Одновременно с этим ученые Хассни заметили, что интенсивность излучения их солнца резко уменьшилась. Три ксилла с хасснийцами отправились в опасную разведку и впервые за всю историю войны обнаружили, что мислики соорудили на Аффре огромные металлические пилоны — сужающиеся кверху башни. А когда планета Аффр некоторое время спустя оказалась на одной линии с Хассни и ее солнцем, хасснийцы с ужасом увидели, что на эти несколько дней все процессы, связанные с распадом атома, в лабораториях и на атомных энергетических станциях прекратились. Самое невероятное стало очевидным: мислики умели прекращать атомные процессы внутри звезд!

Хасснийцев пришлось эвакуировать: иного выхода не было. Их переправили на одну из планет какой-то звезды Первой вселенной хиссов.

И вот наконец, за два года до моего прибытия, хиссам удалось захватить одного мислика живым. Этого мислика я видел и даже трогал!

В общем, мало-помалу я приживался на Элле. Я по-прежнему жил у Суйлика, но мне уже дали свой реоб. Управлять им я научился очень быстро. Эти маленькие самолеты настолько совершенны, что разбиться на них практически невозможно. Управление полностью автоматизировано, пилоту остается только выбрать направление, скорость и высоту. Разумеется, автомат можно в любое время выключить. Большинство хиссов вообще пользуются им весьма редко. Эта раса нашла единственно правильное решение проблемы: они пользуются машинами, не боятся их, но никогда не становятся их рабами. Тот же самый хисс, который, спокойно садясь в ксилл, уходит, как они говорят, «за Пространство» и преодолевает таким образом бог знает сколько миллиардов километров, может так же спокойно, когда ему заблагорассудится, пуститься в самый дальний путь пешком. Что же до меня, то я несколько месяцев не решался выключить автопилот. Но когда я наконец осмелел, то получил такое огромное удовольствие от управления своей чудесной маленькой машиной, что потом включал автомат лишь во время особо длительных перелетов. К слову сказать, вначале, пока хиссы окончательно не приняли меня в свое общество — это случилось позднее, когда я стал одним из трех «чужеземцев», удостоенных подобной чести, — мне разрешалось пользоваться реобом только для полетов от дома Суйлика до Дома мудрецов, и обратно.

Одновременно я осваивал разговорный язык хиссов, чрезвычайно трудный для нас, землян. Он почти весь состоит из сюсюкающих звуков, и самые частые согласные в нем — «с» и «з»; ты это, наверное, и сам заметил по их именам. Настоящим проклятием для меня были ударения, которые меняются в зависимости от того, к кому ты обращаешься, от времени глагола и тому подобного. Например, моего хозяина звали Суйлик. Но его дом — это уже «Суйл’к сиан». А «я выхожу из дома Суйлика» звучит как «Стан Суйл’к с’ан». Теперь ты понимаешь, как трудно построить на их языке сложную фразу! Я так и не научился как следует говорить по-хисски. Впрочем, меня это особо не трогало, главное было понимать.

А когда приходилось «говорить» самому, я всегда мог в случае необходимости перейти на прямую «передачу мыслей» какому-нибудь хиссу, который уже переводил их в слова.

Раз в два дня я ходил в Дом мудрецов, где читал нечто вроде курса лекций по земной цивилизации. Взамен меня обучали языку полугипнотическими способами. Одновременно с этим я по мере возможности знакомился с наукой и культурой хиссов. Вместе с двумя хиссами я занимался исследованиями в области сравнительной биологии. Они самым тщательным образом изучали мою кровь, и несчетное количество раз подвергали меня просвечиванию. Понимая мое любопытство, оба хисса охотно давали мне возможность изучать и исследовать их самих; по своему строению они весьма сходны с землянами, но я подозреваю, что их далекие предки были ближе к нашим земноводным, чем к нашим млекопитающим. По этому поводу я должен сказать несколько слов и о животном мире Эллы. Более крупные виды фауны имеют здесь как бы двойное происхождение. Со своей планеты Элла-Вен хиссы привезли некоторых домашних животных, в частности нечто вроде большой кошки на очень длинных ногах, с зеленоватой шерстью. По сообразительности эти миссдольссы — так они называются — не уступают нашим обезьянам. Хиссы от них без ума, и по меньшей мере одно такое животное есть в каждом доме. Когда-то, в стародавние времена, на Элле-Вен миссдольссов использовали для охоты, но теперь их ужасные когти и саблеобразные клыки угрожают только обивке кресел в домах хозяев.

Помимо миссдольссов, хиссы разводят крупных животных, дающих золотисто-желтое молоко. Естественная фауна Эллы-Тан сохранилась в обширных заповедниках, где еще водятся опасные хищники. Молодые хиссы иногда устраивают на них охоту с луками и сворами миссдольссов. На Элле нет никаких крылатых существ, ни птиц, ни насекомых, но зато есть нечто вроде наших муравьев — хотя сравнение и неверно. Это маленькие ядовитые создания, справиться с которыми хиссы не в силах, несмотря на все достижения своей науки. На Элле-Вен было еще одно животное величиной с нашего слона, однако хиссы не сочли нужным переправлять этот вид на свою новую планету.

Через два месяца я держал экзамен «на совершеннолетие», который должен пройти каждый юный хисс, то есть психометрический экзамен. Он не имеет ничего общего с нашими тестами, да и сами хиссы не пытаются определять этим экзаменом талантливость или ум. Этот экзамен помогает выявить пригодность испытуемого к той или иной работе, а также уровень его развития.

К слову сказать, я прошел через психометр по своей доброй воле. Интереснейшая штука! Представь себе нечто вроде шезлонга, на который меня уложили посреди зала с полированными стенами, шлем с множеством антенн у меня на голове, свет единственной синей лампы во тьме, странное лицо хисса, склонившегося над приборами-регистраторами. Я почувствовал слабый электрический удар и с этого момента как бы раздвоился. Я знал, что мне задают вопросы, знал, что я на них отвечаю, но черт меня подери, если я помню эти вопросы и ответы! Я видел, как хисс постепенно меняет регулировку, голова у меня слегка, но приятно кружилась, я больше не ощущал под собой ложа и, казалось, парил в воздухе. Все это продолжалось около двух базиков, но мне они показались короче двух минут. Свет снова зажегся, с меня сняли шлем, и я встал, чувствуя в голове странную легкость и пустоту.

Анализ записей занял дней десять. Потом я был вызван к Аззлему, который ожидал меня вместе с двумя психометристами.

Результаты экзамена, по его словам, были поразительными. Мои умственные способности оказались намного выше средней для хиссов нормы: они равнялись 88 единицам, в то время как даже у Мудрецов средний показатель — 87. Но гораздо больше их встревожили мои психические качества: судя по записям, я был опасным индивидуумом, ярко выраженным борцом, одинаково необузданным в любви и в ненависти, со склонностью к одиночеству, переходящей иногда в неприязнь к обществу. И, наоборот, моя восприимчивость к отвлеченным мистическим понятиям оказалась незначительной, столь незначительной, почти несуществующей, что это их, похоже, даже огорчило. Но больше всего хиссов заинтересовало то, что я излучал определенный тип волн, который был им совершенно непонятен и в то же время очень походил на волны, излучаемые мисликами.

Практическим следствием экзамена стало то, что Мудрецы не отослали меня на Рессан, к представителям других чело-вечеств, а предпочли оставить на Элле.

Итак, я продолжал жить у Суйлика. Сам он, правда, вскоре отправился в экспедицию через ахун, и я остался один. Но к тому времени у меня уже завелось немало знакомых среди соседей, не говоря об Эссине или членах ее семьи, которые навещали меня при первой возможности. Освоив разговорный язык и одновременно с этим научившись читать, я теперь пользовался обширной библиотекой Суйлика. Большая часть его книг была посвящена слишком сложным для меня физическим проблемам, но здесь были и труды по биологии и археологии, которыми я зачитывался.

Однажды я спокойно читал краткую историю планеты Сзен звезды Флух Одиннадцатой вселенной, как вдруг прямо перед домом опустился синий реоб. Из него вышел хисс гигантского роста, один из членов Совета мудрецов. Я уже знал, что его зовут Ассза, но до сих пор не имел с ним никаких дел: Ассза был физиком, а мои знания в этой области оказались настолько скудными, что хиссы сочли бесполезным прикреплять ко мне специалиста. Так или иначе, визит Ассзы меня удивил. Со свойственной хиссам прямотой он сразу же перешел к делу:

— Пойдем, ты нам нужен!

— Зачем? — спросил я.

— Мы должны выяснить, действительно ли ты из тех существ с красной кровью, которым, как говорится в «Пророчестве», не страшны мислики. Пойдем. И не бойся, тебе ничто не грозит.

Разумеется, я мог отказаться, но у меня и мысли такой не возникло. Мне уже давно хотелось наконец узнать, что же представляют собой эти мислики. Я встал и последовал за Ассзой к реобу.

Мы поднялись очень высоко и развили предельную скорость. Реоб прошел над двумя морями, цепью гор и лишь к концу третьего часа круто спикировал к скалистому пустынному островку посредине океана. За эти три часа мы пролетели более девяти тысяч километров. Солнце уже опускалось к горизонту. Я заметил в океане плавучие льдины: судя по всему, мы были недалеко от полярного круга.

Ассза посадил реоб на крошечную платформу, нависавшую над самой водой. Мы приблизились к массивной металлической двери в скале; мой проводник, проделав сложную манипуляцию, открыл небольшое окошко и сказал несколько слов. Только тогда дверь приоткрылась и мы вошли. Двенадцать молодых хиссов, вооруженных «тепловыми ружьями», встретили меня настороженными взглядами. Миновав это караульное помещение, мы проникли в восьмиугольный зал, одна из стен которого имела характерную для экранов матовую поверхность. Ассза жестом пригласил меня сесть.

— Мой кабинет, — пояснил он. — Мне поручили следить за мисликом.

Далее он коротко рассказал мне следующее.

Немногим более двух лет назад патрульному ксиллу удалось обнаружить в космосе отбившегося от группы мислика и захватить его. Это было невероятно трудно, и весь экипаж, подвергшийся продолжительному воздействию лучей мислика, долгое время страдал анемией. Но еще сложнее оказалось пронести мислика сквозь теплую атмосферу Эллы таким образом, чтобы он все-таки не погиб. Наконец и это удалось, и с тех пор мислика держат в искусственной подземной крипте, где температура никогда не превышает двенадцати градусов от абсолютного нуля. Представители всех человечеств — за исключением последнего, того, что знает путь через ахун, а также меня — добровольно подверглись действию лучей мислика, разумеется, со всеми предосторожностями, исключающими смертельный исход. И ни один не выдержал испытания. Но, с другой стороны, ни у одного из них не было красной крови, о которой говорило «Древнее пророчество». Моя же кровь была красной!

— Взгляни на мислика, — сказал мне Ассза.

Зал погрузился в темноту. На экране, при странном синем свете, возникло изображение.

— Холодный свет. Любое другое освещение мислика бы убило!

Я увидел просторную крипту с голым каменным полом. Посредине лежало какое-то многогранное вытянутое тело длиной метра два при ширине метр и почти такой же высоты; сначала я принял его за металлическое сооружение из выпуклых, сочлененных пластинок. Оно было совершенно неподвижно и мерцало ярким красноватым светом.

Ассза подвел меня к регистрирующим приборам, напоминавшим психометр. Светящиеся стрелки медленно колебались на циферблатах, по флуоресцирующим трубкам пробегали ритмичные длинные волны.

— Жизнь мислика, — сказал хисс. — В нем беспрестанно возникают электромагнитные колебания, которые вы, земляне, кажется, используете как источник энергии. Сейчас мислик в состоянии покоя.

Ассза повернул рукоятку регулятора. Приборы показали, что температура в крипте поднялась с двенадцати до тридцати градусов по абсолютной шкале. Стрелки на циферблатах совершили резкий скачок, разноцветное свечение в трубках усилилось, ритм участился. Ассза указал на одну из трубок, где свет вибрировал особенно учащенно.

— Волны фен. Насколько нам известно, их способны излучать только мислики да ты сам!

Я поднял глаза и увидел наше отражение в зеркальном стекле. Странное и жуткое это было зрелище — наши лица, освещенные мигающими зеленоватыми отблесками трубок и мертвенно-синим свечением экрана. Никогда еще на Элле я не чувствовал такого одиночества, такой затерянности в этом бесконечно далеком чуждом мире! И мне стало страшно.

Мислик зашевелился. Его сочлененные пластинки как бы надвигались одна на другую. Он полз со скоростью человека, идущего шагом. Ассза постепенно снова понизил температуру до двенадцати градусов по абсолютной шкале.

— Ну вот, — сказал он. — Мы хотели бы, чтобы ты спустился в крипту и испытал на себе излучение мислика. Никакой опасности нет — я имею в виду: никакой серьезной опасности. Все другие уже побывали там, к сожалению безуспешно. В Пространстве, когда мы скрыты за броней ксилла, смертельным бывает лишь сконцентрированное излучение по меньшей мере девяти мисликов. Здесь, на таком близком расстоянии и без прикрытия, достаточно одного. В этом зале очень низкая температура и почти полный вакуум, поэтому ты наденешь специальный скафандр. Я буду наблюдать отсюда. Тебя будут сопровождать два робота, чтобы вынести из крипты, если ты потеряешь сознание. Согласен?

Какое-то мгновение я колебался, глядя на кошмарное существо, ползущее по камням. Мне казалось, что под его непроницаемым геометрическим панцирем таится беспощадный ум, холодный, чистый разум без всякой примеси чувства, более страшный, чем любая сознательная жестокость. Да, это был поистине сын Мрака и Холода!

— Хорошо, — сказал я, бросив на экран последний взгляд.

— Если понадобится, — добавил Ассза, — я могу повысить температуру и убить его. Не думаю, что до этого дойдет, но риск все-таки есть. Один мислик может убить одного хисса лишь чрезвычайно длительным излучением. Да и ни одного из тех, кто спускался к нему, он убивать не пытался. Однако же у тебя другая кровь!

— К черту! — выругался я по-французски, а по-хисски добавил: — Не будем терять времени. Рано или поздно все равно пришлось бы попробовать!

— Раньше мы не могли этого сделать потому, что ты не знал нашего языка. А передавать тебе мысли, когда ты будешь внизу, в крипте, я бы не смог: слишком далеко.

Он снова включил свет. В дверях появился какой-то хисс и знаком предложил мне следовать за ним.

Мы спустились в зал, находящийся на уровне крипты; там, в особых нишах, висели скафандры с прозрачными шлемами. Хисс помог мне одеться. Скафандр оказался мне как раз впору, что, впрочем, не удивительно, так как его изготовили специально для меня. Висевшие рядом огромные доспехи предназначались, видимо, тому коренастому гиганту с выпученными глазами, статую которого я видел на Лестнице человечеств. Дверь зала еще раз открылась, пропустив двух роботов с могучими металлическими руками; они беззвучно вкатились на шестиколесных платформах. Хисс вышел, и дверь захлопнулась.

— Ты меня слышишь? — прозвучал в моем шлеме голос Ассзы.

— Да, очень хорошо.

— Пока излучение мислика тебе не угрожает. Оно не может проникнуть сквозь четырехметровую толщу железоникелевой брони, которая тебя от него отделяет. Такая броня — единственная эффективная защита, но в бою она неприменима из-за слишком большой тяжести. Сейчас я открою вход в крипту. Отойди назад и, что бы ни случилось, не снимай шлема, пока я тебе не скажу.

Огромный металлический блок медленно выдвинулся из четырехметрового проема и откатился в сторону. Я не ощутил холода, только мой скафандр слегка раздулся, так что я стал похож на Бибендума6. Я прошел через открывшийся ход и очутился в крипте. Мислик лежал у противоположной стены. Синий свет показался мне здесь еще более тусклым, чем на экране.

Я потихоньку двинулся вперед, ступая по монолитному каменному полу. Кругом царила полная тишина и неподвижность, лишь в шлеме я слышал затрудненное дыхание Ассзы. Мислик по-прежнему не шевелился.

Внезапно он заскользил ко мне. Анфас он показался мне приплюснутой массой высотой около полуметра.

— Что я должен делать? — спросил я.

— Он пока что еще не излучает. Он тебя не тронет. Однажды он взлетел и раздавил одного хисса. За это мы его продержали двенадцать базиков при самой высокой температуре, какую он только способен выдержать. Надеюсь, это стало для него уроком и больше он ни на кого не набросится.

А если набросится, у тебя на поясе — тепловой пистолет. Используй его лишь в крайнем случае.

Мислик кружился вокруг меня, ускоряясь все больше и больше.

— Он по-прежнему не излучает. Что ты чувствуешь?

— Ничего, абсолютно ничего. Просто мне как-то не по себе.

— Осторожно! Он излучает! Он излучает!

На передней части металлического чудища появился длинный фиолетовый язычок. Я по-прежнему ничего не ощущал и сообщил об этом Ассзе.

— Ты не чувствуешь покалывания во всем теле? Голова не кружится?

— Да нет, ничего не чувствую!

Излучение мислика становилось все более яростным. Фиолетовый язык достигал уже доброго метра в длину.

— Все еще ничего?

— Нет.

— При такой интенсивности любой хисс давно бы уже потерял сознание. Я думаю, что вы, земляне, и есть те существа, о которых говорило «Пророчество»!

Мислик выглядел явно сбитым с толку. Во всяком случае, я именно так понял его поведение. Он отступал, приближался, излучал, прерывал излучение, снова отступал. Я двинулся за ним. Он попятился, затем остановился. И тогда, вообразив себя неуязвимым, а может быть, просто из бравады, я сделал несколько быстрых шагов и уселся на мислика! До меня донесся вопль ужаса, потом взрыв свистящего смеха Ассзы, когда он увидел, как мислик стряхнул меня резким толчком и удрал в дальний угол крипты. Я был первым существом из плоти и крови, которое прикоснулось к живому мислику!

— Довольно! — сказал Ассза. — Возвращайся во входную камеру.

Металлический блок закрыл отверстие, в камеру со свистом ворвался воздух, и с помощью появившегося хисса я освободился от скафандра. Лифт поднял меня наверх к дверям кабинета Ассзы. Я вошел. Развалившись в своем кресле, он плакал от радости.

глава 4 Песня иного мира

Втот раз я провел на острове Санссин три дня. Ассза незамедлительно сообщил Совету мудрецов о положи тельных результатах испытания, и уже через несколько часов Совет в полном составе собрался в большом зале рядом с кабинетом Ассзы. Тем не менее, когда меня снова попросили спуститься в крипту к мислику, я отказался наотрез. Если излучения мислика и не подействовали на мой организм, то мои нервы сдали окончательно. До тех пор пока я находился лицом к лицу с этой одушевленной металлической глыбой, мне еще удавалось сохранять спокойствие, но теперь силы меня оставили и я безумно хотел спать. Мудрецы это поняли. Решено было все отложить до следующего дня. Мне предоставили удобную комнату, и с помощью «того-кто-приносит-сон» я выспался в ту ночь на славу.

На повторение опыта я решился не без колебаний. В самом деле, откуда мне было знать, долго ли продержится мой чудесный иммунитет и что будет со мной, если он вдруг закончится? Поэтому я попросил вызвать на остров одного из неофитов коллежа Мудрецов, Сззана, которому передал в свое время немало познаний из нашей земной медицины. На сей раз подготовка заняла гораздо больше времени. У меня взяли кровь, сделали количественный и качественный анализ, подвергли меня самому тщательному и всестороннему осмотру. Кроме того, вместе со мной в пещеру должен был спуститься один хисс-доброволец, чтобы проверить на себе, действительно ли мислик испускает при мне то самое излучение, которое для хиссов смертельно. Особая честь была оказана экипажу ксилла, который достиг Земли, и все они явились во главе с Аассом, — все, кроме Суйлика, странствовавшего в то время где-то в Пространстве. Я был рад их видеть, но радость моя угасла, когда я узнал, что вместе со мной в крипту добровольно пойдет Эссина.

Отговорить ее я не пытался. Я уже знал, что на Элле мужчины и женщины абсолютно равны перед лицом опасности и что всякие условности относительно слабого пола здесь

осмеяны и преданы забвению многие тысячи лет тому назад. Эссина вызвалась добровольно, Мудрецы одобрили ее кандидатуру, и, если бы я вздумал ее отвергнуть, это стало бы для нее неслыханным оскорблением. Но в глубине души я был искренне огорчен: видимо, во мне слишком сильны наши старые земные предрассудки.

Мне вручили специальный пистолет «холодного пламени», который позволял в случае необходимости парализовать мислика, не убивая его, то есть поднять вокруг него температуру с -261° до примерно -100°.

Итак, в сопровождении четырех роботов мы спустились в шлюзовую камеру. Там нас ожидали два хисса, готовые помочь нам облачиться в скафандры. Пока на меня натягивали специальный космический комбинезон, я видел, как бледнеет лицо Эссины — у хиссов кожа в таких случаях становится зеленовато-серой, — и слышал, как она бормочет что-то похожее на молитву. Ей было страшно, и я ее понимал, потому что если у меня были все шансы пройти через это испытание благополучно, то она была практически уверена в том, что подвергается смертельной опасности. Поэтому, когда мы уже входили в крипту, я положил ей руку на плечо и сказал в микрофон:

— Держись позади меня.

— Не могу, — ответила она. — Нам нужно знать, сколь интенсивно это излучение.

Я обернулся. Роботы катились за нами, уже наполовину распрямив свои огромные металлические руки.

Мислик, замерев, ожидал нас. Я говорю «ожидал», потому что уверен: он ощутил наше приближение, хотя никто до сих пор так и не смог обнаружить у мисликов ничего похожего на органы чувств. Внезапно мислик скользнул нам навстречу.

— Не отходите далеко от двери! — услышали мы голос Аззлема.

Эссина отступила на шаг, потом решительно встала со мною рядом. Мислик остановился в трех шагах от нас. Он не излучал.

— Думаю, он узнал меня, — начал я. — Он не будет излучать, пока...

Дальше все происходило с невероятной быстротой. Мислик сразу же начал излучать на полную мощность. Фиолетовое жало вспыхнуло метровым языком. Затем, не прекращая излучения, он закружился вокруг нас с бешеной скоростью и обрушился на первого робота. Через секунду от чудесной машины осталась только куча сплющенных стальных листов и смятых колес. Одно маленькое зубчатое колесико каталось вокруг нас, и я в каком-то отупении смотрел, как оно все сужает круги у самых моих ног.

— Осторожно! — крикнул мне Аззлем.

Этот возглас вывел меня из оцепенения. Обернувшись, я увидел, что Эссина рухнула на пол рядом с останками робота. Мислик устремился на второго, который уже катил к нам. Я выстрелил два раза подряд. Мислик замер. Я поднял безжизненное тело Эссины, обмякшее внутри скафандра. Робот уже протягивал к ней руки.

— Давай-ка, выноси ее! — приказал я ему, как живому существу. — Я прикрою отход.

Ответа, разумеется, не последовало: с Эссиной в руках робот на предельной скорости покатился к выходу. Мислик ринулся за ним. Я снова выстрелил, остановив его. С пистолетом в руке я тоже начал отступать вместе с двумя уцелевшими роботами. И тогда мислик взлетел. Я услышал, как там, наверху, в контрольном зале, закричали Мудрецы. Металлическое чудовище поднялось под самый свод и спикировало на меня. Я выстрелил пять раз подряд — тщетно! В последний момент я упал ничком, и мислик промахнулся. До меня донесся голос Ассзы:

— Давайте крайнее средство!

Режущий ярко-белый свет залил всю крипту в тот миг, когда мислик взлетал второй раз. Он тотчас же рухнул вниз и начал выписывать зигзаги, словно обезумев от невыносимой боли.

— Скорее выходи, иначе нам придется его убить! — крикнул Ассза.

Я бросился к выходу, вбежал в шлюзовую камеру. Яркий свет позади погас, массивная дверь закрылась, в камеру вошел воздух. Вбежали четыре хисса, одним из них был Сззан. С Эссины сняли скафандр. Она была бледна, но дышала.

Вне себя от злости, я поднялся в кабинет Ассзы.

— Ну что, теперь вы довольны? — спросил я Аззлема. — Я-то жив, но Эссина, возможно, умрет!

— Едва ли. Один-единственный мислик не может убить хисса за столь малый промежуток времени. Но даже если и умрет, то — что? Когда на кону — вся вселенная, чего стоит одна жизнь, к тому же отданная добровольно?

Ответить на это, разумеется, было нечего. У меня еще раз взяли кровь, снова сделали все анализы. Заключение было безоговорочным: лучи мислика не оказывают на меня никакого действия.

Вместе с Ассзой я пробыл на острове еще два дня, пока не убедился в том, что жизнь Эссины — вне опасности. Она быстро пришла в себя, но, несмотря на переливания крови и облучение биогенными лучами, была еще очень слаба. Однако Сззан меня успокоил: ему доводилось лечить и спасать хиссов, пораженных гораздо сильнее.

После моего возвращения в дом Суйлика все вошло в нормальную колею. Через день я посещал Дом мудрецов, читал и слушал лекции. Особенно близко мы сошлись с Ассзой, великаном-физиком, сторожившим мислика — кстати, мислик, по всей видимости, почти не пострадал от жестокого наказания, — а также с молодым биологом Сззаном. И вот однажды, когда мы трое беседовали об излучениях человеческого мозга, у меня вдруг мелькнула мысль: а что, если попробовать «поговорить» с мисликом с помощью этих волн фен, которые почти одинаковы у него и у меня?

Сззан ненадолго задумался, а затем сказал:

— Вряд ли это удастся. Мы улавливаем волны фен, но совершенно не знаем, чему они соответствуют. Исследовать их нам не удалось, потому что даже приблизиться к мислику, не говоря уж о том, чтобы понять его, — для нас почти то же самое, что пролететь сквозь звезду, как ты сам это видел на примере Эссины! Но ты излучаешь такие же волны или очень похожие, и вот над тобой-то мы можем поэкспериментировать. Однако я думаю, что волны фен не имеют ничего общего с твоей психикой. Скорее всего, они связаны с удивительным строением землян, в организме которых столько железа!

Тем хуже, — сказал я. — Я был бы не прочь попытаться установить с этими мисликами связь.

Как знать? Может, это у тебя и получится, — неожиданно поддержал меня Ассза. — Но для этого тебе понадобится все твое мужество. Тебе придется снова спуститься в крипту в шлеме, который усиливает мысли. Психические волны — наши психические волны — распространяются на гораздо меньшее расстояние, чем излучения мисликов, поэтому нам никогда не удавалось «услышать» ни одного из них. А как только расстояние уменьшалось, один из двоих погибал — либо мислик, либо хисс. Ты — другое дело: ты можешь к нему приблизиться. Однако нужно будет войти в крипту, потому что железоникелевая броня останавливает не только смертоносное излучение, но также и волны мыслей, — если только мислик излучает что-либо сходное с нашими волнами.

— Хорошо, — сказал я. — Но что, если он снова взлетит?

— Оставайся у двери. Если он взлетит, укроешься в шлюзовой камере.

— Хорошо. Когда проведем опыт?

Я чувствовал, что они сгорают от нетерпения даже больше, чем я сам.

— У меня тут под рукой большой четырехместный реоб... — начал Ассза.

— У меня тоже есть, — перебил его я. — Ну что, полетели?

— Полетели! — решительно сказал Сззан, самый молодой из нас троих.

— Придется только модифицировать шлем-усилитель, но все необходимое есть в моей островной лаборатории, — закончил разговор Ассза.

Мы сели в реоб, и Ассза сразу развил наивысшую скорость. Он вел реоб мастерски, но, пожалуй, слишком рискованно, едва не касаясь горных вершин. Когда мы были уже над морем, я заметил не похожий на дискообразные ксиллы гигантский вытянутый корабль, который быстро спускался к Горемудрецов.

— Синзунский звездолет, — сказал Сззан. — Должно быть, намечается заседание Совета.

— А тебе не нужно на нем присутствовать? — спросил я Ассзу. — Может, отложим опыт?

— В этом нет нужды. Совет соберется лишь к вечеру. Времени у нас — с запасом. Мы пойдем туда вместе — познакомишься со своими братьями по красной крови.

Далеко внизу, среди синих волн, появился остров. Сразу же после посадки мы направились в лабораторию. Там, наблюдая за приборами, сидел Сиансси, первый ассистент Ассзы.

— Он спит, — сказал Сиансси. — Но после того как у него побывал тссемлянин, к нему не подступиться. Он смял еще одного робота.

Впервые я услышал, а не прочитал мысленно имя, которое нам дали хиссы: «тссемляне» вместо «земляне».

— Распорядись срочно модифицировать усилитель мыслей, чтобы... тссемлянин смог надеть его под шлем скафандра. Он сейчас спустится еще раз. Может, ему удастся установить связь с мисликом.

Молодой хисс на пару мгновений задержался в дверях, глядя на меня. Наверное, я ему казался почти таким же чудовищем, как и мислик.

Мы включили экран. Мислик не шевелился и сейчас особенно походил на неподвижный кусок металла. И тем не менее перед нами было могущественное создание, наделенное невероятной способностью гасить звезды!

— Когда будешь в крипте, следи за ним внимательно, — сказал мне Ассза. — Прежде чем взлететь, он всегда чуть-чуть приподнимает переднюю часть тела. С этого момента до взлета остается около одной тысячной базика. Тотчас же уходи!

Переделка шлема заняла целый базик — черт, мне все еще кажется, что я на Элле! — по-нашему, около часа с четвертью.

Облачившись в скафандр, с усилителем на голове, я потихоньку вошел в крипту. Мислик лежал ко мне «спиной». Не отходя далеко от двери, я включил усилитель.

В тот же миг меня захлестнула волна отчаяния, идущего извне, — отчаяния мислика: такое страшное ощущение затерянности и одиночества, что я едва не закричал! Стало быть, это существо, не имеющее ни чувств, ни разума в нашем смысле слова, было способно страдать! Но, как ни парадоксально, существо это, столь отличное от нас, показалось мне

еще более ужасным именно из-за этой его схожести с нами. Не в силах больше выдержать, я отключил усилитель.

— Ну что? — спросил Ассза.

— Он страдает, — ответил я, потрясенный.

— Внимание! Мислик пробуждается!

Да, мислик задвигался. Как и в прошлый раз, он медленно полз прямо на меня. Я снова включил усилитель. Но теперь вместо страдания навстречу мне струился поток ненависти — холодной, дьявольской, всепоглощающей ненависти! Мислик был уже близко. Я схватился за тепловой пистолет. Мислик замер, и поток ненависти сделался еще более яростным: я ощущал его почти физически, как леденящую вязкую струю. Тогда и я уже, в свою очередь, принялся передавать.

«О мой металлический собрат! — думал я. — Я не желаю тебе зла. Зачем вы и хиссы уничтожаете друг друга? Почему законом вселенной должно быть убийство? Почему один род должен истреблять другой род, почему господство одних несет смерть другим? У меня нет к тебе ненависти, странное существо. Видишь, я прячу оружие в кобуру!»

Вряд ли он меня понял. Но по мере того как я передавал, ненависть его уменьшалась, отходила на задний план, уступая место удивлению, но не угасала. Мислик не шевелился.

Вспомнив утверждения философов о том, что законы математики должны быть едины для всей вселенной, — кстати, хиссы, насколько мне помнится, говорят то же самое, — я начал думать о квадратах, прямоугольниках, треугольниках, окружностях. Сначала я ощутил еще более сильную волну удивления, затем на меня хлынул поток образов: мислик отвечал! Увы, вскоре я убедился, что между нами нет и не может быть ничего общего, что даже малейшее взаимопонимание невозможно. Образы были расплывчатыми, как ускользающие сны. Порой мне казалось, что я улавливаю странные фигуры иного мира, где существует более трех измерений, или мира совсем не понятных для нас измерений. Но едва я начинал их осмысливать, как они исчезали, оставалось только горькое сожаление о том, что я не в силах преодолеть незримую преграду, отделяющую меня от этих построений, совершенно чуждых нашему разуму. Предприняв последнюю попытку, я начал думать о числах. Результат оказался прежним. В ответ я уловил нечто абсолютно непередаваемое, непостижимое, разделенное промежутками, когда всякая связь прерывалась. Я попробовал общие образы, но ни один не вызвал ответа, даже образ звезды, сияющей в черном небе. Видимо, свет в нашем понимании был ему чужд и недоступен. Тогда я прекратил свои тщетные усилия. Наверное, мислик уловил мою печаль, потому что в ответ опять послал волну отчаяния и ужасающего бессилия, которое полностью заглушило ненависть. Он уполз к дальней стене, так и не испустив своего смертоносного излучения.

Теперь, что бы ни говорили иные философы, я знаю: только страх и печаль одинаковы во всей вселенной, и, наоборот, дважды два — далеко не всегда четыре. Было что-то трагическое в этой невозможности обменяться самыми простыми мыслями, в то время как самые сложные чувства сразу становились понятными.

Я поднялся в лабораторию и сообщил о своем полупро-вале. Хиссов это особо не огорчило. Для них мислик был сыном Ночи, существом ненавистным, исконным врагом, и весь этот опыт интересовал их с чисто научной точки зрения. Другое дело — я: до сих пор жалею, что не смог не то чтобы понять, но хотя бы отдаленно уловить, для чего и чем живут эти странные создания.

Мы покинули остров уже в сумерках. Два спутника сияли в небе, усыпанном звездами: Арци, такой же золотистый, как наша Луна, и Ари, того мрачного красноватого цвета, который всегда напоминает мне о зловещих знамениях. При свете лун и звезд мы опустились на большую нижнюю террасу у подножия Лестницы человечеств. На другом краю террасы смутно вырисовывалась огромная вытянутая масса звездолета синзунов, слегка мерцавшего во мраке. К моему большому огорчению, в зал Совета пройти мне не позволили. Пришлось нам с Сззаном отправиться в Дом чужестранцев, своеобразную гостиницу, расположенную в одной из рощиц нижней террасы.

Мы поужинали вместе, затем вышли прогуляться перед сном. Этот вечерний променад вывел нас практически к син-зунскому звездолету, как вдруг на повороте аллеи нас остановила небольшая группа хиссов.

— Дальше прохода нет, — сказал один из них. — Синзуны охраняют свой аппарат и никого не подпускают к нему без особого разрешения. Но кто это с тобой, Сззан?

— Обитатель планеты Тссемля звезды Ссолнтсе Восемнадцатой вселенной, он здесь у нас один такой. Прилетел с Аассом и Суйликом. У него красная кровь, и потому ему не страшны мислики.

— Постой-ка! Неужто это сын Света из «Древнего пророчества»? Говорят, у синзунов тоже красная кровь, но они-то еще не встречались с мисликами!

— Тссемлянин сегодня еще раз спускался в крипту на острове Санссин и, как видишь, цел и невредим.

— Позволь мне взглянуть на тебя! — обратился ко мне все тот же хисс.

Нас осветил мягкий свет фонарика, закрепленного на его легком шлеме. Я заметил у него на поясе два небольших фульгуратора. Видимо, охрана звездолета была делом нешуточным! Кстати, тогда я впервые увидел на Элле что-то вроде нашей армии.

— Ты похож на синзунов, — проговорил хисс. — Я видел троих, когда они высаживались сегодня днем. Но ты выше, массивнее и на руках у тебя пять пальцев. Ах, как же мне хочется поскорее попасть на экспедиционный ксилл! Я ведь еще только учусь...

Я вспомнил, что на Элле каждый имел две профессии, как Суйлик, который был командиром ксилла и одновременно физиком.

Тишину звездной ночи разорвал протяжный переливчатый крик.

— Часовой синзунов, — пояснил наш собеседник. — Так они перекликаются каждые полбазика. Теперь я должен попросить вас вернуться.

Мы возвратились в Дом чужестранцев. Он представлял собой множество маленьких коттеджей, разбросанных по всей роще; здесь останавливались те, кто был вызван на Совет и жил слишком далеко, чтобы каждый день возвращаться к себе. К моей комнате, помимо ванной, примыкала небольшая библиотека, но я настолько устал, что мне было уже не до чтения. Взбудораженный событиями этого необычного дня, самого необычного из всех, проведенных мною на Элле, я вынужден был снова прибегнуть к помощи «того-кто-приносит-сон».

Проснулся я очень рано. Морской воздух был остер и свеж, и я заметил, что здесь, в отличие от дома Суйлика, окна были настоящие да к тому же раскрытые настежь. До меня доносился шум прибоя и шелест бриза в листве. Несколько минут я нежился в постели с открытыми глазами, наслаждаясь прелестью этого тихого утра.

И вдруг тишину нарушило чье-то пение.

Я уже не раз слышал музыку хиссов. Нельзя сказать, что она неприятная, однако для нас она слишком мудреная, слишком навороченная. Эта же песня не была хисской! В ней звучала тоска по родине, в ней слышалась мелодичность полинезийских напевов и в то же время сила, размах и затаенная страсть, какая встречается лишь в русских народных песнях. И голос, этот голос, так легко переходивший от низких грудных нот к высоким горловым, тоже не был голосом хисса! Песня накатывалась, как волна на берег, с мелодичными повторами, быстрыми взлетами и медленными, усталыми спадами. Тот, кто пел ее, находился слишком далеко, чтобы можно было разобрать слова, да и вряд ли слова эти были хисскими. Но я знал, что говорили они о весне, раскаленных солнцем или окутанных туманами планетах, о мужестве людей, которые их открывают, о морях и ветре, о звездах и любви, о борьбе, о непостижимых тайнах и ужасе смерти. В этой песне была вся юность мира!

С бьющимся сердцем я второпях оделся и выпрыгнул в окно. Песня доносилась слева, со стороны моря. Пробежав между группами деревьев, я увидел лестницу, спускающуюся к волнам. Там, у самой воды, лицом к морю стояла юная девушка и пела, и солнце зажигало золотые отблески на ее голове. Значит, это не хисска! Правда, я не различил цвета кожи — видел только стройный силуэт в короткой голубой тунике.

Перепрыгивая через три ступеньки, я поспешил вниз, взволнованный, как в те давние времена, когда, еще юным студентом, увидел Сильвен, исчезающую в конце коридора у нас на кафедре. На последней ступеньке я поскользнулся и растянулся во весь рост прямо у ее ног. Она вскрикнула — песнь прервалась на полуслове, — потом расхохоталась. Должно быть, я и в самом деле был смешон — на четвереньках, растрепанный, весь в песке. Потом смех ее оборвался, и она сердито спросила:

Асна эни этоэ тан?

(В изумлении я обернулся, потому что последние слова произнес не Клер, а его жена Ульна.)

— Да, — помолчав, сказал Клер, — это была Ульна.


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ НА КОНУ - ВСЯ ВСЕЛЕННАЯ

глава 1 Ульна-андромедянка

 Я медленно поднялся на ноги, не спуская с девушки глаз. Сначала у меня мелькнула мысль, что, может быть, хиссы совершили еще один полет на Землю и привезли оттуда моих соотечественников. Потом я вспомнил огромный звездолет, золотую статую на верхних ступенях Лестницы человечеств и заметил слишком узкую руку девушки. Одновременно в моей памяти всплыли рассказы Суйлика о кренах с планеты Мара, почти неотличимых от хиссов. Если у хиссов были двойники, почему бы и землянам их не иметь?

Девушка по-прежнему стояла передо мной, настороженно выпрямившись. Я все еще не мог вымолвить ни слова.

Асна эни этоэ тан, санен тар тэоэ сен Тельм! — гневно проговорила она наконец. Но голос ее оставался таким же напевным и мелодичным.

Я ответил ей по-французски:

— Прошу прощения, мадемуазель, за столь внезапное приземление у ваших ног!

И только тогда сообразил, что эти слова для нее так же непонятны, как и ее вопрос для меня. Я попытался «передавать», глядя ей прямо в глаза, — все было тщетно. Теперь она смотрела на меня с откровенной опаской. Рука ее опустилась на выпуклую пряжку пояса.

Тогда я попытался заговорить с ней по-хисски, надеясь, что она хоть этот язык, быть может, поймет.

— Простите, что помешал вам, — сказал я.

Она узнала язык, на котором я к ней обращался, и ответила тоже по-хисски, путая ударения точно так же, как путал их я в самом начале:

Ссин тсехе х’он? (Кто вы?)

А нужно было сказать «Ссин тсехе хйон». В действительности же получилось так, что она спросила: «Которая луна?»

— Первой сегодня вечером взойдет Ари, — ответил я, смеясь.

Она поняла свою ошибку и тоже рассмеялась. Несколько минут мы оба дружно путались в хисских фразах, не очень-то понимая друг друга. Потом она сделала приглашающий жест, и мы поднялись по лестнице на террасу. Когда мы вступили под кров деревьев, неподалеку послышались три переливчатых свистка — сигнал Суйлика, а затем показался и он сам, в сопровождении Эссины.

— Вижу, ты уже установил контакт с синзунами! — заметил он.

— «Установил контакт» — так только говорится! И как вы только ухитряетесь общаться с обитателями незнакомых планет, которые не воспринимают мысленных сигналов и не знают вашего языка?

— Это действительно прискорбно, — ответила Эссина, — особенно когда чужеземцы столь же очаровательны, как эта синзунка. Вижу, она тебе приглянулась. Но не волнуйся: скоро вы найдете общий язык.

— Да, эта проблема давно уже решена, — подтвердил Суйлик. — Однако ты особо не задавайся: в действительности, это мы принимаем и передаем мысли! На твоей родной планете, с такими же, как ты сам, ты смог бы общаться лишь посредством речи. То же касается и наших детишек. Искусству приема и передачи мыслей нужно учиться. Научитесь и вы с синзункой. А пока тебе достаточно будет надеть легкий шлем-усилитель. Впрочем, есть кое-что и поважнее: этой ночью я вернулся из вселенной, которая расположена еще дальше, чем твоя. Стало быть, когда придет время, ты сможешь вернуться к себе. Я установил там контакт с еще одним человечеством. Похоже, в твоем уголке Великой Вселенной у всех существ красная кровь: у синзунов, у вас, землян, или у зомбов, которых я только что обнаружил.

— Как они выглядят, эти зомбы? Ты привез хоть одного?

Прищурив один глаз, Суйлик оценивающе посмотрел на

меня:

— Пожалуй, они на тебя немного похожи. Только раза в два выше. Но пока это совершенные дикари, не имеющие даже каменных орудий. Так что привозить сюда зомба не было смысла, возможно, это было бы даже опасно для него самого. Может быть, лет через двести-триста...

Мы подошли к подножию Лестницы человечеств. Наверху, в окружении роботов, с чем-то возились несколько хиссов.

— Какого черта творят там твои сородичи? — спросил я Суйлика.

По-хисски «какого черта» звучит как «тэй мислик».

— Вот именно что мислика, — рассмеялся он. — Да ты сам сейчас все увидишь.

И, повернувшись к юной синзунке, он что-то «передал» ей, но что именно, я уловить не смог: передавая мысли, хиссы могут поддерживать и частные разговоры, даже в толпе. Но, видимо, это было нечто забавное, так как девушка улыбнулась.

Мы быстро поднялись по лестнице. Группа хиссов наверху уже разошлась. Справа, на том месте, где они работали, возвышалась новая статуя. С удивлением я узнал в ней себя; скульптор изобразил меня очень реалистично и в самой лестной позе: я стоял, попирая ногой мислика!

— Твои встречи с мисликом были сняты на камеру, — сказала Эссина, — и Ссилб, наш лучший скульптор Ссилб, тотчас же получил задание изваять эту статую. Ему передали твои точные параметры, зафиксированные при осмотре в Доме мудрецов, а также массу твоих объемных снимков, так что для него это не составило труда. Ну как, нравится статуя?

— Замечательная работа! — ответил я искренне. — Вот только мне будет неловко проходить каждый день перед самим собой.

Вот уже несколько минут между синзункой и Суйликом шел какой-то разговор, и по выражению лица хисса я догадался, что случилось нечто весьма неприятное. Он перекинулся парой слов с Эссиной, но слишком быстро, так что я практически ничего не понял. Я уловил только слово «оскорбление». Юная синзунка, резко развернувшись, пошла вниз навстречу группе своих соотечественников. У Суйлика был озабоченный вид:

— Скорее, нужно предупредить Ассзу, и даже Аззлема, если удастся.

— Что случилось?

— Пока ничего страшного. Во всяком случае, я надеюсь, что обойдется. Но эти синзуны непомерно горды, и мы, пожалуй, зря поместили их с левой стороны лестницы!

Нас сразу же провели в кабинет Аззлема. Вместе с ним там были его сын Ассерок, только что вернувшийся из вселенной синзунов, и Ассза.

— Положение угрожающее, — коротко объявил Суйлик. — В мое отсутствие тссемлянин спустился в крипту на острове Санссин и победил мислика!

— Ну да, и что с того? — спросил Ассза. — Я взял ответственность на себя, и Совет одобрил мое решение.

— Так вот, судя по словам синзунки Ульны, синзунам было обещано, что именно они будут первыми людьми с красной кровью, которые встретятся лицом к лицу с мис-ликом. Синзуны горды и тщеславны. Боюсь, что они этого так не оставят.

— Их звездолет прекрасно вооружен, — поддержал его Ассерок. — И они знают путь через ахун.

— На нашей планете хозяева — мы, Ассерок, — ответил его отец. — Когда синзуны прилетали в первый раз, они отказались встретиться с мисликом под тем предлогом, что им, мол, надо подготовиться. Тссемлянин оказался более решительным. Тем хуже для них. В конечном счете, «Пророчество» обращено к нам, к хиссам, а не к синзунам! Мы не должны отвергать ничьей помощи, но возглавить борьбу

суждено именно нам! И если у синзунов есть оружие, у нас оно тоже имеется!

Аззлем нажал на кнопку на своем столе. Вспыхнул настенный экран, и мы увидели Лестницу человечеств. Перед моей статуей о чем-то спорили Ульна и трое синзунов. Остальные бегом направлялись к своему звездолету.

И тогда Аззлем произнес слова, которых никто не слышал на Элле в течение многих столетий.

— Боевая готовность номер один! — сказал он в микрофон. — Немедленно собрать Совет девятнадцати! Запрещаю взлет любому чужестранному — этот эвфемизм заставил всех улыбнуться, поскольку единственным чужестранным аппаратом на Элле был звездолет синзунов — летательному аппарату!

— Посмотрим, смогут ли они преодолеть силу концентрированных гравитационных полей! — добавил, повернувшись к нам, Аззлем.

Синзуны уже входили в Дом мудрецов.

— Пойдемте, встретим их, — сказал Аззлем. — Суйлик, Эссина, вы тоже: не считая моего сына, вы здесь единственные хиссы, побывавшие дальше Шестнадцатой вселенной.

Мы спустились в тот самый зал, где я впервые предстал перед Советом мудрецов. Я без стеснения уселся в заднем ряду между Эссиной и Суйликом. Все члены Малого совета, Совета девятнадцати, заняли свои места. Затем впустили синзунов.

Их было четверо: трое мужчин и девушка. Все они были красивы, стройны, светловолосы и довольно-таки высокого роста; на Земле они вполне бы сошли за шведов. Держались они холодно и высокомерно. На них сразу же надели шлемы-усилители.

Тот из синзунов, что был постарше, повернулся к Аззлему и начал свою речь: их позвали сюда с их далекой планеты, чтобы сразиться с легендарными мисликами, они явились с самым страшным и совершенным оружием, какое только могли изобрести их ученые, а теперь им говорят, что какое-то низшее существо с полудикой планеты уже восторжествовало над грозным врагом. Это неслыханное оскорбление для их планеты Арбор, и синзуны немедленно улетают, чтобы больше уже никогда не вернуться, если только шемоны не сочтут оскорбление слишком серьезным для того, чтобы его можно было забыть, и тогда уже... Пока же он требовал извинения и немедленного уничтожения статуи, установленной на одной ступени со статуей синзуна.

На протяжении всей этой диатрибы я наблюдал за Мудрецами. Их лица оставались совершенно бесстрастными. Ни малейшего признака недовольства! Зато рядом со мной Суйлик что-то злобно цедил сквозь свои острые зубы.

Аззлем ответил спокойно:

— Вы, синзуны, странные люди. Мы никогда вам не обещали, что именно вы станете первыми существами с красной кровью, которые сразятся с мисликами. Тогда мы еще не знали, что есть и другие человечества с красной кровью. Мы и сейчас не знаем, все ли человечества с красной кровью выдерживают излучения мисликов. Кстати, мы не придаем никакого значения первенству. Какая разница, кто будет первым? Этот предрассудок ушел с Эллы вместе с последним военачальником и последним политиком. К тому же вы, похоже, не понимаете, что для победы над мисликами нужно объединить силы всех человечеств мироздания, всех до единого! А пока мы боремся с ними в одиночку, или почти в одиночку, и каждый год теряем в этой страшной борьбе более ста тысяч хиссов. Тссемлянин имел мужество сразу же, без какой-либо предварительной подготовки, спуститься к мислику. Сделайте то же самое, и мы охотно добавим к вашей статуе такого же мислика, а то и двух или даже трех!

По рядам собравшихся прокатилась волна сдержанного смеха. Аззлем продолжал:

— Ваша помощь будет, разумеется, полезна, однако мы вполне можем обойтись и без нее. Тссемляне обладают нужной сопротивляемостью. У нас есть техника, да и у них тоже, пусть не столь развитая, но тем не менее достойная внимания. Во вселенной достаточно и других человечеств с зеленой или синей кровью, которые тоже располагают мощным оружием. И никто ведь не знает, по кому мислики ударят в следующий раз. Быть может, они уже на пути к вашей вселенной. Поэтому я прошу вас отказаться от неразумной гордыни, удивляющей меня у такой высокоразвитой расы, как ваша. Заклинаю вас войти в Великое содружество, Союз человеческих миров. Наш единственный враг — мислик! Он угрожает всем человечествам — с зеленой ли, с синей или же с красной кровью. Даже если вы нечувствительны к излучениям мисликов, вы все равно не сможете жить около погасшего солнца! Подумайте и возвращайтесь со словами дружбы, а не гнева. Эта планета — Элла, а не Арбор, и хозяева здесь — мы. Мы примем вас снова сегодня вечером.

Синзун хотел было возразить, но Аззлем не дал ему это сделать:

— Нет! Настаивать бесполезно. Подумайте. До вечера.

Девятнадцать Мудрецов удалились, оставив синзунов со

мной, Суйликом и Эссиной.

Синзуны, похоже, только тогда обратили на меня внимание. Трое мужчин двинулись ко мне с угрожающим видом. Девушка пыталась удержать старшего из них, но тщетно. Я встал. Суйлик медленно сжал руку на рукоятке маленького фульгуратора, который он, как и все командиры ксил-лов, имел право носить на поясе. Заметив этот жест, синзуны остановились.

— Я полагал, — начал один из них, — что хиссы, мудрые хиссы, отказались от войн много столетий тому назад...

— От войн — да, но не от защиты своих гостей, — ответил Суйлик. — Если вы здесь с добрыми намерениями, к чему это оружие, которое вы скрываете под вашими туниками? Неужели вы думали, что кусок материи помешает нам обнаружить металл?

Напряжение буквально-таки витало в воздухе. Тщетно Эссина и я с одной стороны, Ульна и пожилой синзун со стороны другой, пытались вмешаться. Суйликом уже овладела ужасная холодная ярость хиссов, а молодых синзунов обуревала необъяснимая ненависть. Они явно искали с нами ссоры.

Словно deus ex machina7, внезапно откуда-то появился офицер охраны в сопровождении четырех хиссов:

— Совет девятнадцати просит своих гостей синзунов вернуться в предоставленные им временные жилища. Совет напоминает, что на Элле никто, кроме дежурных офицеров-хиссов, не имеет права носить оружие.

У него был мощный шлем-усилитель, поэтому каждая фраза звучала в моей голове отчетливо и сухо, словно ультиматум. Должно быть, синзуны именно так его и поняли, потому что они побледнели и вышли. В дверях Ульна обернулась и смерила нас долгим взглядом.

— Что касается тссемлянина, — продолжал офицер, — то его самого и его спутников ждет Аззлем.

Когда мы вошли, Аззлем, Ассза и Ассерок о чем-то ожесточенно спорили.

— Мы в них не нуждаемся, — говорил Ассза. — Хватит одних тссемлян.

— Они сильны и могущественны, — возражал Ассерок. — Почти так же, как мы. Поверьте мне, я видел их планету Арбор. Их там больше, чем нас на Трех Мирах. И потом, у них есть слуги, тельмы, которые...

Он прервался на середине фразы, озаренный внезапной мыслью.

— Я понял! Синзуны приняли тссемлянина за тельма! Он такой же темноволосый и сильный, как и они!

На Арборе, объяснил он нам, в отличие от Земли или Эллы, существует не одно человечество, а два: тонкие светловолосые синзуны и плотные темноволосые тельмы. В доисторические времена, впрочем, как и у нас, природа создала несколько прототипов человека. Но если у нас, на Земле, выжил только один тип — остальные были уничтожены или поглощены, — то на Арборе долгое время развивались две разные ветви, населявшие два континента, удаленных друг от друга на огромное расстояние. Когда синзуны открыли второй материк, они уже были слишком цивилизованны, чтобы уничтожать тельмов. Представь себе, что Америка была бы населена близкими родственниками неандертальцев! Европейцы, безусловно, уничтожили бы их. Более высокоразвитые, более гуманные, а быть может, и просто более практичные синзуны приручили тельмов и полностью взяли их под свою опеку. Со временем положение тельмов улучшилось, но они до сих пор выполняют лишь простейшие работы. Однако следует подчеркнуть, что это объясняется прежде всего их абсолютной неспособностью к самостоятельной деятельности. Обращаются с тельмами хорошо, однако ни о каком равенстве, а тем более смешении рас не может быть и речи: синзуны и тельмы относятся к двум слишком далеким видам со слишком большими физиологическими различиями. Общественное устройство синзунов, основанное на этом полурабстве тельмов, — аристократического типа и немного напоминает устройство древней Японии.

Так вот, оказалось, что своей массивной фигурой, цветом волос и кожи я отдаленно напоминаю тельма! Теперь, чтобы понять реакцию синзунов, представь себе какого-нибудь гордого сёгуна, призванного на бой с ужасным врагом. Он является во всеоружии, и вдруг ему говорят: ты нам не нужен, какой-то шимпанзе уже со всем разобрался!

По мере того как Ассерок объяснял все это, оба Мудреца успокаивались все больше и больше. Они уже поняли: немного дипломатии — и синзунов можно будет успокоить, если удастся растолковать им, что, несмотря на цвет кожи и волос, я вовсе не тельм. Ассерок сам взялся выполнить эту миссию и отправился к звездолету.

Вскоре он прислал за мной. Суйлик пошел меня провожать. Когда мы были уже почти на виду у часовых-синзу-нов, он остановился и хотел вручить мне свой фульгуратор. Я поблагодарил его, однако отказался, так как был уверен, что бояться нечего. Один из синзунов встретил меня у входа и повел за собой. Звездолет был огромным — более 180 метров в длину! — и нам пришлось долго идти по бесконечным переходам, прежде чем мы добрались до зала, где меня встретили пять синзунов и Ассерок, все в шлемах-усилителях. Чуть поодаль, в таком же шлеме, из-под которого выбивались длинные золотистые волосы, прислонившись спиной к переборке, стояла Ульна.

Едва я вошел, тот из синзунов, что был старше других, «передал» мне:

— Этот хисс уверяет, что ты не тельм, а просто черный синзун. Что ж, посмотрим... Расскажи нам о своей планете!

Я не торопясь опустился на металлическое сиденье, устроился поудобнее, заложил ногу за ногу и начал:

— Хотя то, что меня приняли за низшее существо, для меня не меньшее оскорбление, чем и для вас мысль, будто вас опередил какой-то тельм, я все же отвечу вам из уважения к хиссам. Знайте же, что на моей планете есть только один вид людей, из которых одни светловолосы, как вы, а другие — темноволосы, как я. У некоторых — и таких немало — даже кожа черного или желтого цвета. У нас долго спорили, какая раса высшая, а пришли к убеждению, что все люди равны. И все-таки не так давно нам пришлось воевать против некоторых землян, которые объявили себя расой господ, и мы, несмотря на их мнимое превосходство, их победили.

Так я «передавал» более часа, широкими мазками набрасывая картину нашей цивилизации, нашего общественного устройства, наших науки и искусства. В научном отношении синзуны, разумеется, превосходили нас неизмеримо — в некоторых областях они продвинулись даже дальше хиссов, но наши успехи в области использования атомной энергии произвели на синзунов впечатление: у них эта проблема была разрешена сравнительно недавно.

Мне задали целую серию вопросов, все более и более сложных. В конечном счете синзуны пришли к выводу, что я никак не могу быть тельмом, пусть даже внешне на них и похож. С этого момента отношение ко мне резко изменилось. Они стали столь же радушными, сколь еще недавно были враждебными. Ульна сияла: ведь только она одна встала на мою защиту. Ассерок условился с Хелоном, пожилым синзуном, отцом Ульны и начальником экспедиции, что этим вечером тот явится на Совет девятнадцати.

Когда мы уходили, Ульна и ее брат Акейон пошли нас проводить. Неподалеку от звездолета мы встретили Эссину и Суйлика. Ассерок ушел известить Аззлема, и мы остались впятером: двое хиссов, двое синзунов и «тссемлянин».

Настроение у нас было приподнятое. Все радовались, что угроза конфликта полностью устранена. Суйлик шепнул мне, что сто ксиллов были уже готовы уничтожить синзунский звездолет, если бы что-то пошло не так. Мы неспешно прошествовали к лестнице, спускавшейся к морю, и уселись на ступенях. Разговор зашел о наших планетах, и мне пришлось пообещать, что я побываю на Арборе перед возвращением на

Землю, когда мислики будут побеждены. Об этой победе мы говорили как о чем-то близком и уже решенном. В действительности же ко дню победы от нас не останется даже праха, потому что борьба эта, по всей видимости, будет длиться долгие тысячелетия.

Ульна и Акейон подробно расспрашивали меня о мис-лике. Они решили сами спуститься в крипту, чтобы узнать, обладают ли и синзуны таким же иммунитетом, как я. Мы договорились, что я еще раз выйду к мислику вместе с ними.

В тот же вечер, как и было условлено, состоялась вторая встреча синзунов и Совета девятнадцати. Было решено, что, независимо от исхода опыта на острове Санссин, назначенного на послезавтра, отныне и навсегда хиссы и синзуны станут союзниками в борьбе с мисликами. Держать связь с синзунами поручили Ассзе и Суйлику, которые своими космическими исследованиями заслужили право считаться кандидатами в Совет мудрецов. По их просьбе, в помощники им определили Эссину и меня самого. С синзунской стороны Хелон назначил своего сына Акейона, дочь Ульну и молодого физика Этохана.

Естественно, в хисской делегации у меня был только совещательный голос. Я не мог даже претендовать на то, чтобы официально представлять нашу Землю, так как был оттуда чуть ли не похищен — не скажу, что без моего согласия, но все же довольно неожиданно. Тем не менее я был рад своему назначению, сближавшему меня с Эссиной и Суйликом, с которыми я уже сдружился, с Ассзой, к которому испытывал искреннюю симпатию, и, наконец, с синзунами, пробудившими во мне живейший интерес. Тогда это был всего лишь интерес, не более.

Я бы не стал подробно рассказывать о своем четвертом спуске в крипту, если бы он едва не стоил мне жизни. В то же время, этот случай положил начало совершенно иному отношению ко мне со стороны синзунов, окончательно признавших во мне человека. До этого все они, за исключением Акейона и Ульны, испытывали ко мне скрытое отвращение. Я тоже на них был в обиде, потому что видел на борту звездолета нескольких тельмов и, могу тебя заверить, не нашел между ними и собой ни малейшего сходства, за исключением разве что роста, плечистости да цвета волос: они скорее походят на гипотетическую помесь гориллы с австралийским аборигеном.

Мы прибыли на Санссин на борту звездолета. Огромный корабль показался мне почти таким же послушным, как ксилл. Правда, кабины управления я не видел: в тот раз меня туда не пустили. Самый крупный из хисских ксиллов — им управлял Суйлик — доставил на остров Совет девятнадцати.

Для таких больших аппаратов посадочная площадка Санссина была слишком мала, поэтому ксилл и звездолет сели на воду и к берегу нас доставили на катерах. Это был первый — и последний — раз, когда я пользовался на Элле этим транспортным средством.

В крипту я вошел первым, за мной последовали Акейон, Ульна и, для очередного теста, один молодой хисс, имя которого я позабыл. На голове у меня был все тот же модифицированный шлем с усилителем.

Пока я был один, мислик никак не реагировал. Видимо, он меня узнал и вспомнил, что излучение против меня бессильно. Я не ощутил волны его ненависти, только смутное любопытство. Он даже не шевельнулся.

Затем вошли остальные в сопровождении десяти роботов. Я уже спрашивал Ассзу, почему они не могут защитить всех нас отталкивающими полями, но оказалось, что в замкнутом пространстве эти поля быстро поднимают температуру. Единственным нашим оружием был врученный мне пистолет «холодного пламени».

Итак, мои спутники тоже вошли в крипту. Едва они переступили порог, как мислик заскользил к ним навстречу, излучая на полную мощность. Хисс бросился было к выходу, но почти сразу же рухнул на пол. Синзуны остались невредимыми, как и я сам, но, вместо того чтобы немедленно отступить, они ринулись ко мне и на какое-то мгновение закрыли от меня мислика. Воспользовавшись этим мгновением, тот учинил среди роботов настоящее побоище. Когда я наконец смог выстрелить, из десяти целым и невредимым оставался только один. Мислик же степенно направился к туннелю, вполз в него и закрыл своим телом выход. Теперь мы были его пленниками.

Меня, знавшего, что в случае необходимости на помощь нам придет вся невероятная техника хиссов, это не особо встревожило. Меня беспокоил только молодой хисс, потому что мислик продолжал излучать, и с каждой секундой у юноши оставалось все меньше и меньше шансов на выживание. Предупредив по микрофону, что я попытаюсь сам освободить выход, я знаком предложил синзунам посторониться и двинулся прямо на мислика с пистолетом в руке.

Мислик слабо мерцал в полутьме. Готовый в любую секунду отпрыгнуть в сторону, я выстрелил. Мислик попятился. Я выстрелил еще раз. Продолжая отступать, мислик проник в шлюзовую камеру. Я устремился за ним, и это едва не стоило мне жизни. Внезапно мислик кинулся на меня, и лишь каким-то чудом мне удалось увернуться от него в этой тесной камере. К счастью, мой усилитель был включен, так что я узнавал заранее, когда он бросится, по усиливавшимся волнам ненависти. Эта необычная коррида продолжалась добрых пять минут. Наконец мислик скользнул через туннель в крипту, и я последовал за ним.

В туннеле я столкнулся с роботом, выносившим безжизненное тело хисса, и потерял на этом порядка десяти секунд. Эта непродолжительная задержка едва не стоила синзунам жизни. Когда я проник в крипту, моему взору предстало жуткое зрелище: Ульна стояла, прижавшись к стене, Акейон заслонял ее своим телом, а в нескольких метрах от них мислик уже приподнимался, чтобы взлететь и раздавить обоих. Я выстрелил шесть раз подряд. Мгновенно повернувшись, мислик ринулся на меня. Я еще успел увидеть ослепительную вспышку, но затем почувствовал страшный удар и провалился во тьму.

* * *

Я вынужден пропустить в своем рассказе примерно с месяц по той простой причине, что все это время я был без сознания и потому не имел ни малейшего представления о том, что происходило вокруг меня. Лишь потом мне сказали, что мислик меня едва не расплющил, сломав с десяток костей, и разорвал скафандр, из-за чего у меня оказалась обмороженной почти половина тела.

Очнулся я на кушетке в незнакомой комнате с металлическими стенами. Я лежал на спине, а сверху огромный квадратный отражатель с легким гудением изливал на меня потоки лиловатого света. Я ощущал ужасную слабость, но никакой боли не чувствовал. Попробовав пошевелиться, я заметил, что руки и ноги у меня в гипсе. Тогда я позвал по-хисски:

— Есть здесь кто-нибудь?

Вошел незнакомый мне синзун. Его волосы были белыми, но не с платиновым отливом, как у хиссов, а того тусклого белого цвета, какими становятся наши под воздействием старости. Он склонился надо мной, взглянул на что-то невидимое для меня, улыбнулся и произнес несколько слов. Гудение стало выше тоном, свет приобрел ярко-фиолетовый оттенок. Я почувствовал покалывание во всем теле; казалось, ко мне мало-помалу возвращаются силы. Синзун вышел, и я остался один. Догадаться о том, что со мной произошло, было нетрудно: судя по всему, меня тяжело ранило, и я находился в каком-то синзунском госпитале, вероятнее всего, на борту звездолета.

Я снова впал в приятную полудрему. Прошло какое-то время — уж и не знаю, сколько минут или часов, — и синзун появился опять, на сей раз в сопровождении Сззана. Хисс объяснил мне, что произошло: едва мислик коснулся меня, «горячий свет», который вспыхнул не до удара, как мне показалось, а после, мгновенно усмирил металлического монстра. Ульна и ее брат с трудом вытащили меня, пребывавшего в плачевном состоянии, в шлюзовую камеру.

Когда меня доставили на звездолет, я едва дышал. Синзуны заявили, что позаботятся обо мне сами, во-первых, потому, что по медицинским показателям я был фактически нетранспортабелен, во-вторых, по той причине, что, по сути дела, я спас сына и дочь их командира, и, наконец, потому, что с точки зрения физиологии я, по всей видимости, был гораздо ближе к ним, чем к хиссам. Степень этой близости была сразу же установлена химико-биолого-гистологическим экспресс-анализом, пока аппараты, качественно превосходившие даже все то, что я видел на Элле, искусственно поддерживали во мне жизнь. Оказалось, что у меня точно такая же, как и у них, протоплазма, так что синзуны без колебаний прибегли к гетеротрансплантации, о чем мы на Земле можем пока лишь мечтать. Но они в этом деле мастера и всегда имеют наготове «живое сырье», если можно так выразиться. По правде говоря, за исключением того, что у них всего четыре пальца — при скрещивании с нашим видом этот признак был бы, скорее всего, рецессивным, — они отличаются от нас, европейцев, даже меньше, чем, скажем, китайцы.

Короче говоря, я выжил и совершенно поправился благодаря их знаменитому хирургу Бинседому и его хисскому консультанту Сззану, которому я в свое время передал немало ценного из опыта земной медицины. Но не следует забывать и про Ульну, которая целыми днями дежурила у изобретенного ею же самой, еще на Арборе, чудесного искусственного сердца.

После того как ко мне вернулось сознание, я очень быстро пошел на поправку. Через три дня я уже мог вставать. С помощью шлема-усилителя я вел долгие беседы с Ульной, ее братом и отцом и даже начал изучать их язык. Так я смог узнать кое-какие подробности о планете Арбор и о самих синзунах.

Несмотря на необычайные успехи науки и техники, у синзунов сохранилась любопытная структура общества, унаследованная от предков. Когда-то все синзунские семейства были благородными, и ни один индивид не занимался физическим трудом, возложенным на низшую расу тельмов. Всю свою жизнь синзуны посвящали искусству, путешествиям и войнам. Но последняя война отгремела на их планете семь с лишним столетий назад, и с тех пор энергия синзунов направлена в русло научных изысканий и исследований Пространства. Тот факт, что Землю открыли хиссы, а не синзуны, объясняется лишь парадоксальной случайностью, так как их галактика является нашей ближайшей соседкой — туманностью Андромеды. Впрочем, у них было немного шансов попасть именно в солнечную систему, затерянную среди миллионов звезд нашей собственной галактики.

Сейчас синзунов насчитывается около двух миллиардов на самом Арборе и примерно триста пятьдесят миллионов на других планетах их галактики. Их общественный строй сохранил аристократический характер. Хелон, например, брат шемона — это что-то вроде нашего принца. На Арборе всего четыре шемона, все они — главы четырех родов, восходящих к последним синзунским королям. Политическая структура напоминает пирамиду. На вершине ее находятся четыре шемона — эта должность наполовину наследственная в том смысле, что шемоны всегда избираются из одних и тех же семейств, но не обязательно являются сыновьями предыдущих шемонов. Но Ульна объяснит тебе лучше, чем я, всю эту сложную организацию.

На восьмой день после того, как я очнулся, Винседом заявил, что я могу уже выходить. Я не без удовольствия вышел из звездолета в сопровождении Суйлика и Ульны, потом мы не спеша поднялись по Лестнице человечеств и я увидел, что хиссы действительно добавили к статуе синзуна мислика. То и дело поглядывая на свои крохотные часики, Суйлик чему-то посмеивался про себя; Ульна тоже загадочно улыбалась. Почувствовав небольшую усталость, я захотел вернуться, но они живо меня отговорили, заявив, что мне следует как можно больше бывать на свежем воздухе, и мы присели на каменную скамью, обращенную к морю. К нам подошел Ассза, посидел немного, поболтал о том о сем и, покинув нас, направился к звездолету. По прошествии базика или около того Суйлик снова взглянул на часы и, сморщив зеленое лицо в хитрую гримасу, проговорил:

— Вот теперь мы можем вернуться.

Когда мы поднимались по наружному трапу, двое вооруженных синзунов, стоявших на часах, отдали мне честь. Я удивился: до сих пор часовые так приветствовали только своих офицеров и членов Совета девятнадцати. Ульна и Суйлик куда-то исчезли, оставив меня одного в коридоре, но почти тут же передо мной предстал Акейон, облаченный в великолепную пурпурную тунику и накинутый на плечи длинный плащ того же цвета; на голове у него сверкал тонкий платиновый обруч.

— Идем! — сказал он по-хисски. — Сейчас состоится торжественная церемония в твою честь, и ты должен быть в праздничном одеянии.

Он увлек меня в одну из кают и помог облачиться в наряд синзунов. Для меня приготовили длинную белоснежную тунику, в которой я казался еще более темным, чем я есть на самом деле, такой же белый плащ и золотой обруч в качестве головного убора.

Следом за Акейоном я прошел в передний зал, расположенный прямо за кабиной управления. В конце этого длинного зала был возведен помост. На нем восседали Хелон и Ульна. На Хелоне была малиновая туника, на Ульне — бледно-зеленая. Все офицеры звездолета, облаченные в черное, и весь экипаж в серых униформах выстроились вдоль переборок. Среди всех этих свободных туник с длинными складкамиоблегающие костюмы Ассзы, сидевшего справа от помоста, и Суйлика, расположившегося слева, выглядели почти непристойными.

Пораженный этим зрелищем, я остановился в нескольких метрах от помоста. Царила полная тишина. Акейон неподвижно стоял чуть позади меня.

Хелон медленно поднялся на ноги и сказал:

— Кто это стоит перед ур-шемоном?

За меня ответил Акейон:

— Вольный и благородный синзун.

— Какой подвиг дает ему право на белую тунику?

— Он спас сына и дочь ур-шемона.

— Какой награды просит этот вольный и благородный синзун?

— Он просит ахен-ретон.

— Что скажут сын и дочь ур-шемона?

— Они согласны! — хором ответили Ульна и Акейон.

— Что скажут вольные и благородные спутники ур-шемона?

— Они согласны! — в один голос отозвались офицеры и экипаж.

— Мы, Хелон, ур-шемон, командир звездолета «Тсалан», находящегося на дружественной планете Элла, от имени всех шемонов Арбора, шемонов Тирана, Сиора, Сертина, Арбор-Тиана и Синафа, от имени всех синзунов Шести Планет, от имени всех мертвых синзунов, от имени всех синзунов, которым еще предстоит родиться, торжественно награждаем синзуна с планеты Земля, который стоит перед нами, и даем ему за верность и мужество звание синзуна-тхена и ахен-ретон седьмой степени.

Ропот удивления пробежал по рядам. Ульна улыбалась.

— Подойди к помосту, — сказал мне Акейон.

Должно быть, я выглядел довольно комично: смуглый и черноволосый, в белом плаще, на голове — золотой обруч и шлем-усилитель с тонкими дрожащими усиками антенн. Я прошел вперед, еще толком не осознавая, что происходит. У помоста я остановился.

И тогда все синзуны хором запели странную и прекрасную песню, ту самую песню, которую я слышал тем утром, когда впервые увидел Ульну, песню Покорителей Пространства. Меня сотрясла дрожь, дрожь восторга, близкого к благоговению. Я почувствовал, как с меня снимают белый плащ и надевают другой. Песня отзвучала. Теперь на моих плечах был розовый плащ с золотой каймой.

— С этого мгновения, землянин, — продолжал Хелон, — ты — такой же синзун, как и мы. Вот ключи от «Тсалана» и оружие, на которое ты отныне имеешь право, если только наши хозяева-хиссы позволят тебе его носить, — добавил он, улыбнувшись Ассзе.

Хелон протянул мне два символических никелевых ключа — в действительности синзуны, как и хиссы, давно уже не пользуются этими примитивными способами открывать двери — и короткую сверкающую металлическую трубку.

— Церемония окончена, — добавил он для меня. — Мы надеемся, что сонг Всеволод Клер согласится разделить с нами трапезу.

— Сонг — это твой титул, — пояснил мне Акейон. — Это самый высокий титул после шемона, ур-шемона и витиана. Он дает тебе право взять в жены любую арборийскую девушку, даже дочь ур-шемона, — после этих слов он лукаво взглянул на Ульну, которая тотчас же залилась румянцем.

глава 2 Кальвено вот-вот погаснет!

 Вскоре после этой церемонии принятия меня в синзуны, я отправился вместе с ними на Рессан, где заседал Большой совет Союза человеческих миров. Собственно говоря, в совет входило всего по одному представителю от

каждой планеты, но на Рессане существовали и целые колонии различных человечеств Союза, насчитывавшие от пяти до двадцати тысяч обитателей каждая. Основное население Рессана — примерно сто семьдесят миллионов — составляли хиссы.

Пять тысяч ксиллов поддерживали постоянную связь между колониями и их метрополиями, однако с теми планетами, где еще свирепствовали войны, хиссы общались лишь в крайних случаях, и человечества этих планет, вследствие Закона исключения, в Союзе представлены не были.

На Рессане находились самые совершенные лаборатории. На протяжении многих веков слияние разных цивилизаций порождало необычайные успехи в области науки и искусства. Почти все Мудрецы Эллы проходили стажировку в университетах Рессана.

Совет межпланетного Союза собирался каждые пять эл-лийских месяцев. Делегатом от Эллы, который, согласно конституции, является председателем Совета, тогда был Аззлем. В тот раз заседание совпало с прибытием представителей двух новых человечеств, двух первых известных человечеств с красной кровью и должно было пройти с особой торжественностью, так как эти два новых человечества оказались неуязвимыми для смертоносных излучений мисликов. По правде сказать, будучи официальным представителем планеты, на которой все еще продолжались войны, я, в принципе, не имел права на нем присутствовать.

Мы вылетели на рассвете. Дня за три до этого в той части Эллы, где я жил, начался сезон дождей, и на астропорт обрушился сильнейший ливень. Мне предстояло лететь с синзунами, а не в большом ксилле, пилотируемом Суйликом. В ксиллах мне уже доводилось летать, к тому же я не без удовольствия думал о том, что теперь полечу вместе с Ульной.

Ты уже, вероятно, понял, что я с первого же взгляда проникся к ней живейшей симпатией. Судя по некоторым признакам в частности по многочисленным шуткам ее брата — она, похоже, отвечала мне взаимностью. Да и потом, несмотря на дружбу с Суйликом, Эссиной и другими хиссами, я все же чувствовал себя чужим среди этих зеленокожих существ, а с синзунами, напротив, был словно со своими земляками.

Звездолет начал набирать высоту все еще под проливным дождем, но уже через несколько секунд мы пробили слой туч и устремились к небу. Я сидел в кабине управления вместе с Ульной, Акейоном и реном — так по-синзунски называется старший помощник командира корабля — Арном, кузеном Ульны, который и управлял судном. В одном отношении техника синзунов все же уступает хисской: хотя в звездолете воздействие ускорения на наши тела сведено к минимуму, устранить его полностью, как в ксиллах, синзунам еще не удалось. Зато у них сохраняется ощущение колоссальной мощи, совершенно отсутствующее при взлете ксилла.

Полет прошел без каких-либо происшествий. Пройдя вдалеке от Марса, мы взяли курс прямо на Рессан. Эта планета, в силу своей большей удаленности от Иалтара, меньше Эллы и значительно холоднее. Вскоре мы заметили ее на переднем экране: зеленоватый шар, выраставший на глазах.

Сели мы в северном полушарии, неподалеку от Дворца миров. Он стоит на высоком плато, окаймленном снежными хребтами, дикими и обрывистыми. Внизу их склоны покрыты темной зеленью. Вся растительность Рессана зеленая, но не такая, как на Земле, а гораздо более темная, скорее даже зелено-синяя, однако вокруг дворца хиссы посеяли какую-то свою желтую траву, и сверху это ярко-желтое пятно представляло забавное зрелище — казалось, ты смотришь на клумбу золотистых бутонов, раскрывшихся где-то посреди поля.

Синзунов было мало для организации самостоятельной колонии — всего двести семь, — поэтому нас разместили в Доме чужестранцев, расположенном близ дворца, который в промежутках между сессиями Совета обычно пустует. Первое заседание должно было состояться только через неделю, — разумеется, эллийскую неделю, восьмидневную, — так что какое-то время мы могли чувствовать себя там полноправными хозяевами.

Эти восемь дней — дней примерно таких же, как и эллий-ские, то есть насчитывающих двадцать семь земных часов каждый — оказались одними из лучших в моей жизни. К нам присоединились Суйлик и Эссина, и вместе с ними, Ульной и Акейоном я совершал восхитительные прогулки по диким и прекрасным окрестностям. Надо было только возвращаться засветло, потому что если днем на Рессане температура вполне умеренная, то ночи у них морозные — температура легко падает до минус десяти, а то и еще ниже. Правда, мне после несколько расслабляющего климата Эллы холод доставлял одно удовольствие! Синзуны тоже переносили его хорошо, зато хиссы, оказавшиеся ужасными мерзляками, если уж засиживались у нас до темноты, то потом, чтобы пройти по плато до своего ксилла, вынуждены были надевать скафандры.

Неподалеку я нашел снежный склон и с помощью механиков звездолета соорудил себе пару лыж. О, видел бы ты, сколь ошеломленными выглядели хиссы и синзуны, когда впервые увидели меня мчащимся вниз по склону и вздымающим снежную пыль! Впрочем, синзуны вскоре последовали моему примеру, и я получил звание лыжного тренера планет Иалтара! Соблазнить Суйлика и Эссину оказалось куда труднее, так что ко дню заседания Совета они научились разве что проходить, не падая, по нескольку метров.

Аззлем прибыл накануне вместе со вспомогательным персоналом хиссов, отвечавшим за освещение и отопление дворца. На следующий день, с самого рассвета, начали прибывать ксиллы и реобы, и уже часам к десяти утра все плато, насколько хватало глаз, было покрыто сверкающими чече-вицами и металлическими птицами. Потом двери открылись и процессия делегатов потянулась к дворцу.

Мы наблюдали за ней, взобравшись на ксилл Суйлика. Впереди шествовал Аззлем, за ним — Хелон. Затем перед нами прошествовали представители всех миров, которых я уже видел на Большой эллийской лестнице, но на сей раз во плоти и крови. Господи, что это было за зрелище! Мимо меня проходили создания с зеленой, синей и желтой кожей, большие и маленькие, прекрасные, уродливые и ужасающие, как гигант-кайен с глазами омара, прибывший из галактики, расположенной почти столь же далеко, что и наша, но в другом направлении. Некоторые так сильно напоминали хиссов, что их можно было бы спутать, и Суйлик лукаво подтолкнул меня, когда мимо прошел крен с планеты Мара, где производят тошнотворный напиток «абен-торн», коим гостеприимно угощают всех чужеземцев. В конце процессии шли существа, в которых уже не было ничего человеческого, кроме разума; некоторые из них походили на страшных панцирных насекомых. От всего этого кортежа исходило ошеломляющее ощущение бесконечного разнообразия природы.

— Да, — меланхолично заметил Суйлик, — человеческих планет так много, что едва ли кому-то когда-то удастся побывать на всех без исключения.

Пропустив делегатов, мы тоже прошли во дворец. Если снаружи он представлял собой массивный голый монолит, то внутри все помещения были украшены фресками и скульптурами, созданными художниками различных планет, а в стены внешней галереи были встроены панорамы столиц всех человеческих миров. Мы прошли через зимний сад с удивительными растениями: Суйлик показал мне пышный, словно сделанный из золота цветок, заключенный в прозрачный герметический шар. Это был знаменитый стенет с планеты Ссин Первой вселенной. Из-за него там нет ни зверей, ни птиц, потому что эти восхитительные цветы источают ядовитый аромат, смертельный для всего живого даже в ничтожных дозах.

По лестнице из полупрозрачного зеленоватого камня, похожего на обсидиан, мы поднялись к маленькой ложе, нависшей над залом заседаний. Справа от меня оказалась Ульна, слева женственное хрупкое создание с бледно-голубой кожей, иссиня-черными волосами и огромными фиолетовыми глазами, хр’бенка с планеты Фарен звезды Вессар Одиннадцатой вселенной.

Внизу, в амфитеатре, рассаживались по местам делегаты Союза. Перед каждым был маленький пюпитр с блестящими сложными приборами. Стояла удивительная для столь многочисленной аудитории тишина.

У хиссов очень развито искусство мизансцены. Свет погас, узкий луч прожектора осветил сначала возвышение, затем поднявшуюся из люка площадку, на которой в сверкающих металлических креслах сидели Аззлем и еще четыре представителя других планет, в том числе и Хелон. Никто не шевельнулся, не издал ни звука. Аззлем встал и заговорил. Он говорил по-хисски, но благодаря мощным усилителям мысли каждый слышал его на своем родном языке. Он сообщил о решениях, принятых между сессиями, рассказал о моем прибытии, о синзунах и о нашей чудесной неуязвимости перед излучениями мислика. Отныне благодаря нам борьба с мисликами вступает в новую фазу: из оборонительной она превратится в наступательную, и первым ее этапом будет глубокая разведка в тылу врага, в самом сердце одной из проклятых галактик. Возможно, пролетят века, прежде чем враг будет отброшен. Но время отступления прошло. Оружия для уничтожения мисликов вполне достаточно: все, что дает тепло, уже и есть оружие! Только до сих пор им трудно было пользоваться, потому что излучения мисликов убивали слишком многих.

Аззлем говорил долго. Он доложил собранию, представлявшему собой цвет человечеств вселенных, об особенностях наших организмов. По-видимому, иммунитет землян объясняется тем, что в наших телах, как и у самих мисликов, присутствует некоторое количество железа. Несмотря на это сходство с порождениями Мрака, мы были признаны «людьми» без всяких оговорок. Синзуны могли сразу вступить в содружество планет, поскольку они уже давно покончили с войнами. Землян, к сожалению, пока можно было считать лишь союзниками, но их цивилизация еще молода, и Аззлем надеялся, что скоро они с полным правом займут свое место в Союзе человеческих миров.

— Вступительная речь, — без всякого почтения к оратору шепнул мне Суйлик. — Особого значения ей придавать не стоит. Настоящая работа начнется в комитетах. Закон исключения не позволяет принять тебя в Союз, но ты включен в хисскую группу.

— Почему в хисскую? — спросил я.

— Потому что, пусть синзуны и приняли тебя в свои ряды, обнаружили тебя мы. Не забывай об этом!

Аззлем сел. Несколько минут царила тишина. Затем раскатами загремела неизвестная мне хисская песня. Не скажу, чтобы она меня тронула. Я уже говорил, что их музыка слишком сложна для нас: она включает в себя столь высокие и низкие звуки, что мы уже не в состоянии их воспринимать. Но, повернувшись к Эссине и Суйлику, я был потрясен выражением их лиц. На них отражался экстаз, мистическое единение со всеми существами зеленой или синей крови. Внизу, в зале, освещенном сиреневым светом, на всех лицах было такое же выражение отрешенности и покоя. Моя соседка с бледно-голубой кожей также подпала под очарование этой песни. Казалось, песня не увлекла только восседавшего на помосте Хелона, Ульну с братом да меня. И вдруг в моей памяти всплыл забытый образ: когда-то, еще на Земле, я видел в кинохронике толпу фанатиков Лурда8, ожидающих чуда. Такие же лица были у собравшихся здесь представителей всех человечеств вселенных.

Песня звучала не смолкая: это было воззвание к Богу-Создателю, животворящему, всепобеждающему Свету.

Потом снова воцарилась тишина. Все эти существа иных миров долго еще сидели неподвижно в глубокой задумчивости. Наконец Аззлем подал знак, и собрание начало расходиться.

— Я и не знал, — сказал я Суйлику, — что вы, хиссы, обратили все человечества в свою веру!

— Мы их не обращали! Да ты и сам знаешь, что я — неверующий. Слова песни тут не так уж и важны. Но музыку написал много веков назад Риенсс, величайший композитор Эллы-Вен, и она до сих пор приводит нас в экстаз. Видимо, точно так же она действует и на другие человечества. А поскольку у всех религий в глубине глубин есть нечто общее... Но неужели ты сам ничего не почувствовал?

— Нет. Думаю, и на синзунов ваш гимн не произвел впечатления.

— Молчи! Не говори так! Хотя бы до поры до времени. Мои соотечественники в этом смысле суеверны. Люди-на-секомые тоже ничего не чувствуют, и это вызывало вначале немало трудностей. Поговаривали даже об их исключении из Союза. Правда, вас-то не исключат! В борьбе с мисликами вы — наша единственная надежда.

Сессия Совета продолжалась одиннадцать дней. Второе пленарное заседание состоялось только в день закрытия. Вся работа велась в технических комитетах, и я в ней участвовал как член хисской делегации. После торжественного закрытия

сессии мы возвратились на Эллу. Синзуны, к моему глубочайшему огорчению, остались на Рессане.

Я вернулся к привычной жизни. Жил я по-прежнему у Суйлика и почти ежедневно бывал в Доме мудрецов, где вместе с Ассзой и Сззаном занимался исследованиями в области сравнительной биологии. Ассзе удалось искусственно воспроизвести излучение мислика. Я так и не смог понять всех его особенностей; могу лишь сказать, что это направленная радиация, не имеющая ничего общего с электромагнитными излучениями. Хиссы, синзуны — да и некоторые другие человечества — уже вступили в область физики, о которой наши земные ученые даже не подозревают.

Теперь я чувствовал себя на Элле почти как дома. По-хисски я говорил если и не вполне правильно, то довольно-таки бегло и уже не нуждался в шлеме-усилителе. Эллийцы считали меня своим, у меня были друзья, знакомые, работа. Совершенно официально я, биолог-землянин, был включен в качестве «иностранного специалиста» в «Биологическую секцию по борьбе с мисликами», где сотрудничал с Рассено-ком и Сззаном и сам руководил группой из примерно десяти молодых биологов-хиссов. Я настолько сроднился с Эллой, что однажды в разговоре с Ассзой вполне серьезно провозгласил: «Мы, хиссы...», вызвав вполне естественный взрыв смеха. Хиссы действительно прекрасный народ, веселый и доброжелательный, несмотря на некоторую душевную холодность; во всяком случае, с ними легче ладить, чем с чрезмерно щепетильными синзунами.

Через месяц звездолет вернулся с Рессана, и я с радостью включил в свою группу Ульну и Акейона.

Обычно мои дни протекали так: я вставал на рассвете, завтракал вместе с Суйликом и улетал в лабораторию. По прибытии я спускался на террасу и заходил за Ульной и ее братом. Мы работали до полудня, а затем обедали либо в Доме чужестранцев, либо — что происходило гораздо чаще — в звездолете. Затем мы возвращались в лабораторию и выходили оттуда часа за два до заката. Если погода была хорошая, мы купались в заливе. Заплывать далеко было опасно, потому что море кишело «всиивзами», рыбами исключительно хищными, но поперек залива стояла волновая

завеса хассрна, отгонявшего их своими дифференцированными абиотическими лучами. Помимо наших товарищей по лаборатории к нам часто присоединялись Эссина и Суйлик. Хиссы — непревзойденные пловцы! Суйлик не раз проплывал у меня на глазах стометровку за сорок семь секунд, играючи побивая наш мировой рекорд.

Хиссы, как и синзуны, увлекаются физическими упражнениями. Они гораздо слабее землян, однако намного превосходят нас в гибкости. Мне надоело, что меня все время оставляют позади и в плавании, и в прыжках, и в беге, и я ввел на Элле состязания по метанию ядра, диска и копья, вернее, не ввел, а возродил, так как некогда у хиссов существовали похожие виды спорта.

Уже в темноте мы с Суйликом возвращались домой на реобе. По дороге Суйлик учил меня распознавать созвездия их небосклона. Иногда мы, уже дома, засиживались допоздна, просто глядя на звезды или наблюдая за ними в маленький телескоп. Хиссы — космический народ: у них даже дети знают наизусть все созвездия. Это с них спрашивают на экзаменах. Иногда на маленьком, похожем на торпеду аппарате, гораздо более быстром, чем реоб, но менее устойчивом, по вечерам к нам прилетала Ульна с братом.

Пока я со своей группой работал в лаборатории, пытаясь найти для хиссов действенную защиту от излучений мисликов — кое-каких результатов мы все же добились, — Суйлик и сотни других командиров ксиллов усиленно тренировались, овладевая оружием, которое должно было сыграть решающую роль в предстоящей борьбе. Посреди Зеленого моря был эвакуирован остров, превращенный в учебную мишень. На него обрушили сотни бомб, начиная с атомной, похожей на нашу, и кончая страшными разрушительными снарядами, о которых мы на Земле, к счастью, не имеем представления: о них я тебе еще расскажу.

Затем, в один из дней, я получил приказ освоить управление ксиллом. Задача оказалась не из легких, и прошло более трех месяцев, прежде чем я с ней справился. В Пространстве управлять таким аппаратом не труднее, чем реобом. Самое сложное — это проходить через ахун, и, несмотря на все мои старания, я получил на экзамене только свидетельство второго класса, что примерно соответствует нашему званию «капитана каботажного плавания». Тем не менее я научился уходить в ахун и выходить из него более или менее точно, действуя методом проб и ошибок. Но я никогда не залетал дальше Четвертой вселенной. Для того чтобы сразу преодолеть по-настоящему большое расстояние, а главное вернуться, требуются такие математические способности, каких у меня не оказалось. По правде сказать, я так ничего и не понял в теории ахуна и пользовался ксиллом, подобно многим земным женщинам, которые довольно прилично водят автомашины, абсолютно ничего не понимая в двигателях внутреннего сгорания.

Как ни странно, позднее мне было гораздо легче управлять звездолетом синзунов. По словам хиссов, да и самих синзунов, звездолет уходит в ахун — по-синзунски «рр’оор» — совершенно иначе. Хиссы даже не уверены, что это тот же самый ахун! Как выяснилось, если ксилл и звездолет вместе уходят в ахун и проводят там одинаковое время, они никогда не «выныривают» в одном и том же районе вселенной. Расстояние между ними иной раз достигает четверти светового года!

Из этого периода жизни на Элле мне особенно запомнился один вечер. В виде исключения Суйлик, Эссина и я остались ночевать в Доме чужестранцев. Мы сидели на пляже, поджидая Ульну и Акейона. Суйлик только что официально объявил мне о том, что у них с Эссиной скоро свадьба, на которой я должен буду играть роль «стеен-сетана». Ульна почему-то пришла одна и села рядом со мной. Небо в ту ночь было удивительно ясное, и частые звезды блистали ярче обычного. Суйлик вздумал меня экзаменовать, и мне пришлось показать ему красновато-желтый Ориабор, красный Шессин-Сиафан, голубоватый Бероэ из созвездия Сиссантор и т.д.

— А ну-ка, скажи, не глядя, какая звезда сейчас сияет ярко-синим светом позади тебя примерно на тридцать градусов над горизонтом? — спросил Суйлик.

— Кальвенб! — ответил я торжествующим тоном и обернулся, чтобы проверить свой ответ. — Но, по правде говоря, — прибавил я, — эта Кальвенб не такая уж яркая и не такая уж синяя.

— О, это зависит от ее высоты над горизонтом, — отозвался Суйлик, не поворачивая головы. — Однажды я был на одной из ее планет. Она необитаема, но очень красива.

Тут подошел Акейон с парочкой его друзей-синзунов, и мы заговорили о другом.

С тех пор я часто думал о том, что, должно быть, я оказался первым, кто заметил изменения в спектре Кальвенб. Для хиссов это была давно знакомая звезда, расположенная в каких-нибудь шести световых годах от Эллы, поэтому астрономы, а тем более простые граждане не слишком жаловали ее вниманием.

Свадьба Суйлика состоялась примерно через два эллий-ских месяца после этого вечера. На Элле существует два типа свадебных церемоний. Самый простой заключается в том, что жених и невеста приходят к официальному лицу и объявляют о вступлении в брак. Другой, гораздо более сложный, совершается по древним обычаям. Суйлику пришлось избрать второй вариант, потому что он женился на дочери великого распорядителя мистических эмоций, — главного жреца, как сказали бы мы.

Так как мне предстояло играть роль стеен-сетана, за неделю до церемонии ко мне явились двое молодых жрецов-хиссов, которым предстояло научить меня всем обрядам. Некогда, в эпоху прото-исторических войн, нередко бывало, что свадебные торжества между молодыми людьми из разных кланов прерывались нападением юношей из клана невесты, не желавших ее отпускать. Поэтому жених выбирал из родни невесты или из какого-нибудь другого рода, но только не из своего, защитника, стеен-сетана, который должен был охранять молодоженов три дня, пока не завершится свадебная церемония. Этот стеен-сетан чаще всего был прославленным воином, или влиятельным вождем, или жрецом. Разумеется, сейчас не могло быть и речи о вооруженном нападении, но все же веселящие свадебные напитки оказывали свое действие и свадьбы иной раз заканчивались серьезными потасовками. Кроме того, похищение невесты хотя бы на одну минуту аннулировало весь обряд, и тогда свадьбу приходилось начинать сначала. Суйлик выбрал меня как друга, но в то же время понадеявшись и на мою физическую силу землянина.

Делать было нечего — я начал набирать среди родственников Эссины одиннадцать помощников, на которых имел право, и выбрал самых ладно скроенных.

Первая церемония, сугубо приватная, состоялась в доме Эссины. На ней присутствовали только члены семьи, жрецы да я в качестве стеен-сетана. Обряд был прост: длинные молитвы, во время которых Суйлик откровенно скучал, хотя Эссина и все остальные были по-настоящему серьезны, несколько древних гимнов без резких падений и взлетов, типичных для современной музыки хиссов, — и все. Потом в чаше зажгли зеленый огонь — цвета хисской крови! — который должен был гореть все три дня. На второй день жених и невеста поклялись малой клятвой: они обещали друг другу защиту и помощь — о верности не было речи, потому что это разумелось само собой. Затем состоялся малый банкет только для близких друзей. Лишь на третий день мне пришлось отрешиться от благодушной роли праздного наблюдателя.

Этот день начался с клятвы Звездам: супруги поклялись воспитать своих детей в любви к Свету и в ненависти к сыновьям Ночи и Холода. Затем последовал пятичасовой перерыв для молитв и, наконец, большой пир.

Он проходил в местном Свадебном доме. За столом нас собралось более четырехсот человек. Пришли все сотрудники научных лабораторий и даже несколько Мудрецов — великая честь, оказанная Суйлику за его заслуги и за то, что он открыл человечество с красной кровью. Среди них был и Ассза; мимоходом он сказал мне, что мислик погиб. Пришла целая делегация от капитанов ксиллов во главе с адъютантом «адмирала», двадцать семь синзунов, среди которых, разумеется, были Ульна и ее брат, и еще множество хиссов, знакомых и незнакомых. С удивлением я увидел слева от Эссины молодую хр’бенку с бледно-голубой кожей. То была университетская подруга Эссины, уроженка Рессана, откликавшаяся на нежное имя Бейши-тинсианторепансерозет. Уф!

Меня с моими одиннадцатью помощниками поместили за отдельным столом возле единственного входа в зал. Воспользовавшись своей привилегией, я пригласил к нам Ульну и ее брата.

Блюда следовали одно за другим, все в виде желе разных цветов и далеко не одинакового качества: одни были восхитительны, другие — терпимы, третьи — откровенно невкусны. Напитков тоже было много, все с небольшим содержанием алкоголя и, на мой вкус, довольно посредственные. К концу ужина Церан, «капитан-лейтенант» хисского флота, преподнес Суйлику знаменитый абен-торн кренов с планеты Мара. О, видел бы ты лицо Суйлика! И тем не менее ему пришлось выпить этот напиток, от которого его мутило. Из любопытства я тоже его попробовал и был приятно удивлен: этот абен-торн похож на старый виски самого лучшего качества! Ульне и ее брату он тоже пришелся по вкусу, и мы втроем прикончили бутылку на глазах ошеломленных хиссов.

Как бывает на всех эллийских вечерах, в зале царило самое непринужденное веселье. В качестве стеен-сетана мне просто нечего было делать, и я уже думал, что моя миссия окончена, когда послышался какой-то шум. Ассза, у которого было срочное дело в Доме мудрецов, ушел раньше, дверь оставалась неприкрытой, и снаружи отчетливо доносились нестройные выкрики. Я сразу поднялся, построил своих соратников. Десятка три молодых хиссов подходили к дверям, распевая древнюю боевую песню. Согласно обычаю, они хотели силой ворваться в зал и похитить невесту. Моя задача заключалась в том, чтобы любой ценой задержать их на полбазика.

Схватка была жаркой! Нападающие ринулись на нас очертя голову. Мы встретили их градом тумаков, и тут я показал, на что способны земляне! Давненько я не участвовал в таких свалках, еще со студенческих времен, когда, вместе с тобой, играл «столба» в регби. Битва продолжалась уже четверть базика с переменным успехом, однако «противнику» никак не удавалось проникнуть в зал. И вдруг над головами нападающих я увидел реоб, пикирующий со страшной скоростью. Из кабины выскочил хисс, которого я сразу узнал по гигантскому росту: это был Ассза. Он бежал к нам и что-то кричал, но из-за общего шума ничего не было слышно, а передавать мысли он не мог, потому что находился слишком далеко. Расшвыривая всех, я бросился к нему навстречу, повторяя: «Да замолчите же, замолчите!» На пару секунд крики стихли, и мне удалось уловить:

— Кальвено вот-вот погаснет! Кальвено вот-вот погаснет!

глава 3 Шансов на возвращение - ноль

 Внезапно на всех нас — как на нападавших, так и на моих товарищей или простых гостей — обрушилась мертвая тишина. Все сразу поняли смысл этих слов. Со времен Валтасара, узревшего на стене огненную надпись «мене, те-кел, фарес», которая пророчила ему погибель, пирующих еще не поражали более страшные слова.

Ассза наскоро объяснил: на банкете ему передали записку от Аззлема с просьбой немедленно явиться в Дом мудрецов. Там Аззлем показал ему спектрограммы, полученные из центральной обсерватории на горе Арана. Для астрофизика картина была совершенно ясна: спектр Кальвенб приближался к зловещему спектру проклятых галактик. Так как со Свадебным домом не было телевизионной связи, Ассза тотчас же сел в свой реоб и поспешил к нам.

Суйлик встал. Он медленно приблизился к нам.

— Насколько я понимаю, — сказал он, — мислики уже на планетах Кальвенб. — Потом он поморщился и пробормотал: — Пять световых лет. Всего пять!

— Да защитит Иалтар немеркнущий Первозданный Свет! — добавила Эссина.

Все молчали. Я видел перед собой бледные лица гостей.

— Но, должно быть, они там появились недавно, — сказал я, — так как всего три года назад Суйлик был на Риссмане и ничего не заметил.

— Я был на одном лишь Риссмане, — возразил он, — а не на Эрфене, Сионе и Шестой и Седьмой планетах. А мислики наверняка на Шестой и Седьмой. Остальные для них слишком горячи, по крайней мере пока...

Снова воцарилась тишина, затем Ассза заявил:

— Как бы там ни было, обсуждать это здесь не место. Пусть тссемлянин пойдет со мной. Остальные, те, кто занимает официальные посты, должны быть на местах этим же вечером. Однако непосредственная опасность Иалтару еще не угрожает. У нас есть колонии на всех наших планетах, даже на самых холодных, а воздействовать на наше солнце

с Кальвенб мислики не могут. Суйлик и Эссина, пусть эта ночь останется вашей ночью. Вы присоединитесь к нам завтра в полдень.

Мы вышли вместе с синзунами. В реобе Ассза был более откровенным: не только Кальвенб поражена насмерть — угрожающие признаки замечены также в спектрах Эль-Тоэи и Асселора. Завтра Мудрецы с согласия административных правительств Эллы, Марса, Рессана и Совета Союза человеческих миров объявят военное положение. Ситуация ясна: мислики вторглись в Первую вселенную.

Когда мы уже приближались к Дому мудрецов, над полуостровом Эссентем нам встретилась целая эскадра ксиллов: с сотню аппаратов в плотном строю быстро набирали высоту. Странно было смотреть, как эти сверкающие чечевицы, один десяток за другим, взмывают ввысь и теряются в синеве неба.

— Первый разведывательный полет на Кальвенб, — объяснил Ассза. — А сколько их возвратится? Мы не знаем, где мислики, на планетах или в межпланетном Пространстве. Для тех, кто обнаружит их первыми, шансы на возвращение практически нулевые.

Помолчав, он добавил:

— Суйлик будет в ярости. Этой эскадрой должен был командовать он.

— А какой будет моя роль? — спросил я.

— Ты полетишь со второй эскадрой в ксилле со смешанным экипажем из синзунов и хиссов.

Когда мы опустились рядом со звездолетом, я увидел, что входная лестница поднята, знамена убраны, люки задраены: чудовищный корабль изготовился к бою.

Мы прошли прямо в зал Совета. Пленарное заседание уже началось: девятнадцать Мудрецов сидели в первом ряду, остальные — позади них. Мне указали место во втором ряду возле представителей синзунов. Говорить, в сущности, было не о чем: вопрос о войне или мире был уже решен. У хиссов не оставалось выбора, они должны были изгнать мисликов любой ценой, а потом попытаться перенести войну в проклятые галактики.

Использовать синзунский звездолет было пока невозможно: Кальвенб находилась слишком далеко, чтобы лететь к ней сквозь Пространство, и слишком близко, чтобы синзуны с их техникой рискнули устремиться через ахун. Решено было, что часть синзунов займет место в ксиллах, а остальные вернутся на Арбор за подкреплением.

Звездолет улетел на заре, оставив на Элле с полсотни синзунов, в том числе Ульну и Акейона. В полдень прибыли Эссина и Суйлик, и все вместе мы отправились на остров Аниасц, где сосредоточивалась вторая эскадра. Лететь до него пришлось девять часов: Аниасц находился в другом полушарии Эллы.

Вторая эскадра состояла из ста семидесяти двух ксиллов различных типов, от легких, вроде того, что доставил меня с Земли, до огромных тяжелых, диаметром более ста пятидесяти метров, с экипажем в шестьдесят хиссов и могучим вооружением. Некоторое время мы бродили среди всех этих аппаратов, пока Суйлик не указал на ксилл средних размеров.

— А вот и наш, «флагманский» корабль! — произнес он шутливо, но не без гордости.

Это был странный корабль со странным экипажем, состоявшим из Суйлика, командира эскадры, Снезина, штурмана, и еще десяти хиссов и Ульны. Акейон, молодой физик-син-зун Херанг и я сам образовали «десантный отряд». Наконец, к нашему удивлению, два хр’бена должны были испытать разработанное ими в лабораториях Рессана нетермическое оружие: уже знакомая мне Бейшитинсианторепансерозет и ее друг Сеферантозинансерозет. С общего согласия мы — хиссы, синзуны и «тссемлянин» решительно усекли эти слишком длинные имена и в дальнейшем звали их просто Бейшит и Сефер.

В последующие дни мы тренировались под руководством хиссов, осваивая их оружие и управление ксиллами. Херанг, Ульна и Акейон, уже знакомые с прохождением через ахун по синзунскому методу, довольно быстро освоили ксиллы и перегнали меня. Точно так же, естественно, они гораздо лучше меня знали синзунское вооружение, но зато я в совершенстве знал оружие хиссов. Что касается нового оружия, изобретенного хр’бенами, то мы не имели возможности его испытать, потому что оно воздействовало только на мисликов.

Утром шестого дня нас всех вызвали в Дом мудрецов. Мы прибыли туда на ксилле почти мгновенно. Разведчики вернулись: двадцать четыре ксилла из ста двух. Как и предсказывал Ассза, потери оказались огромными. Кальвенб почти угасла, но сияние ее еще доходило до Эллы и казалось таким же ярким, с чуть заметной краснинкой, хотя звезда умерла пять лет назад. Суйлик содрогнулся, когда осознал, что мислики еще во время его путешествия на Риссман вот уже два года как орудовали на Шестой и Седьмой планетах. Теперь обледеневшая поверхность этих планет буквально-таки кишела мисликами. И точно так же, как и на планетах звезды Склин, они воздвигали там чудовищные металлические пилоны. Застать их врасплох было невозможно, потому что мислики, разбившись на девятки, патрулировали межпланетное Пространство. Ксиллам разведывательного отряда удалось разбомбить пилоны на Шестой планете, но подойти к Седьмой они не смогли. Итак, в нашу задачу входило: достичь Седьмой планеты, высадиться — это относилось к синзунам и ко мне, тссемлянину, — постараться разрушить таинственные пилоны и, если удастся, возвратиться на Эллу. Чтобы хоть в какой-то мере уберечь нас от ударов пикирующих мисликов, хиссы соорудили для нас бронированные машины.

Я бы покривил душой, если бы сказал, что подобная программа привела меня в восторг. Я заранее холодел от ужаса при мысли, что мне придется высадиться на неизвестной планете и сразиться с неведомыми существами, имея в товарищах тех, кого я едва знал. Но отступать было поздно. Я был гостем хиссов, они считали меня своим и открыли мне немало секретов. И, наконец, я был нечувствителен к излучениям мисликов. Не мог же я стоять в стороне, когда Эссина и Суйлик согласились без колебаний, хотя им те же самые излучения несли смерть! Кроме того, защищая Иалтар, я защищал и наше Солнце, защищал жизнь своего человечества. Поэтому я согласился.

Мы вылетели утром следующего дня. Переход через ахун оказался предельно коротким; почти сразу же мы вынырнули в Пространство близ орбиты Риссмана, третьей планеты системы Кальвенб.

Но ты только не думай, что планеты есть у каждой звезды. В действительности звезды со спутниками встречаются довольно редко. Если верить хиссам, планеты имеются лишь у одной звезды из ста девяноста. И лишь две такие планеты из десяти, если брать среднее число, пригодны для жизни. Наконец, всего одна из тысячи планет, опять же в среднем, населена существами, которые могут быть названы людьми. Риссман относился к разряду планет, пригодных для жизни, но необитаемых: фауна его соответствовала примерно кембрийскому периоду в истории Земли.

На Риссмане сосредоточивались все силы ударной эскадры. По величине эта планета представляла собой нечто среднее между Землей и нашим Марсом. До нашествия мисликов ее озаряло ослепительное синее солнце, по словам Суйлика, одно из самых красивых в Первой вселенной. Но теперь Кальвенб поднималась над горизонтом как зловещий, окровавленный глаз. Почва была покрыта снегом и сжиженным углекислым газом. Температура снизилась до минус ста с лишним градусов, все живое погибло, быть может, за исключением глубоководных, укрывшихся на дне замерзших океанов.

Наш лагерь был таким страшным и неприветливым, что я не берусь его описать. Но все же попробуй представить себе бескрайнюю угрюмую равнину, сумеречное красно-лиловое небо, смутные сугробы на холмах, а между ними утонувшие в снегу чечевицы ксиллов, темные и сверкающие, и крохотные фигурки в скафандрах, с трудом передвигающиеся от аппарата к аппарату. Кальвенб устало опускалась за плоский горизонт, и свет ее багровыми отблесками тянулся по ледяному полю, словно указывающие на нас окровавленные пальцы. Жалкое, беспомощное создание, затерянное в безграничной вселенной, я почувствовал, как далеко от меня Земля, внезапно ощутил те миллиарды километров, что отделяли меня от родной планеты. Мне казалось, что настал Апокалипсис, конец света, что мы где-то вне времени. Даже хиссы были для меня в тот момент чужими, существами иного мира, ничем не связанного с нашим. Наверное, Ульна чувствовала то же самое: я видел, как она побледнела и задрожала. Акейон и другой синзун с непроницаемыми лицами, неподвижно и молча сидели перед экраном.

Я слышал, как Суйлик в кабине управления, в сеалле, отдает по радио приказы. Голос его звучал спокойно и холодно, но чуточку дрожал, что у хиссов является признаком крайнего волнения. Еще бы! Столь важную миссию ему доверили впервые. Он знал, что вряд ли вернется на Эллу, но все равно был рад, что именно ему, молодому открывателю планет, поручили возглавить ударную группу.

Я уселся в кресло, перебирая в памяти все, что знал об оружии, которое мне вскоре предстояло пустить в ход против мисликов, и об управлении сахьенами, бронированными машинами, которые должны были защитить нас от мисликов. Ульна тронула меня за плечо и спросила по-хисски:

— Не хочешь прогуляться по Риссману? Суйлик только что объявил, что мы пробудем здесь где-то с базик.

Ее певучее произношение даже хисские слова делало необыкновенно мелодичными. Она склонилась ко мне, и смуглозолотистое лицо ее со спадающими по сторонам белокурыми волосами показалось мне таким земным среди зеленых лиц хиссов, что я был потрясен. Почувствовав мою растерянность, Ульна улыбнулась чудесной улыбкой синзунок, которую ты сейчас видишь на ее губах.

— Хорошо, — сказал я. — Пойдем.

— Только не задерживайся! — прокричал мне Суйлик. — Скоро вылетаем. Ах, если бы ты мог видеть Риссман раньше!.. Но теперь все кончено; прежним ты его уже не увидишь, — добавил он тише.

Мы немногое успели сказать друг другу во время той прогулки между ксиллами по обледеневшей почве Риссмана, и все-таки именно с того момента между мной и Ульной возникло чувство близости. А сблизиться с синзунами совсем не просто: их гордая сдержанность не имеет ничего общего с довольно равнодушной любезностью большинства хиссов, но если уж они дарят кому-нибудь свое сердце, то уже навсегда. На обратном пути Ульна поскользнулась и упала. Я бросился к ней, поднял ее и почувствовал под скафандром сильное гибкое тело, увидел ее глаза, устремленные прямо в мои. В то мгновение я впервые понял, что, несмотря на миллионы световых лет, разделяющих наши планеты, Ульна мне ближе и дороже всех дочерей человеческих, которых я встречал на Земле.

Во входном отсеке, когда мы сняли скафандры, Ульна быстро и легко провела рукой по моей щеке и ускользнула за дверь.

Я направился в сеалл. Суйлик находился там в компании Эссины, Акейона, Бейшит и Снезина.

— В том, что касается вас, маневр следующий, — проговорил Суйлик. — Мы уйдем в ахун и вынырнем над самой поверхностью Седьмой планеты. Нас будут сопровождать двадцать пять ксиллов со смешанными командами. Остальные атакуют мисликов и создадут на планете теплую зону, где мы сможем опуститься. Семь больших ксиллов доставят сахьены, на которых пойдут синзуны и тссемлянин. Мы сразу же взлетим, потому что не сможем долго выносить излучения мисликов и поддерживать высокую температуру в этой зоне. Постараемся поддержать вас сверху массированной бомбардировкой. Вы в это время попытайтесь добраться до пилонов и разрушить их, предварительно разузнав, что они собой представляют. Всего у вас будет двенадцать сахьенов. Командиром назначаешься ты, Акейон. Затем мы спустимся за вами во второй теплой зоне.

Резким щелчком он отключил связь с остальными ксиллами.

— Ваш сахьен — единственный, который выкрашен в красный. У меня категоричный приказ Совета любой ценой вернуть вас на Эллу. Что касается остальных — сделаем, что сможем.

Снова включив общую связь, Суйлик начал отдавать приказания эскадре. Первое звено ксиллов взлетело в сумеречное красноватое небо. Мы последовали за ним десять минут спустя.

Суйлик тщательно отрегулировал какой-то сложный аппарат:

— Наш переход через ахун на сей раз будет столь коротким, что я просто не успею совершить маневр: у нас недостаточно быстрая реакция. Это сделает за меня автомат. Надеюсь, он сработает точно, так как если мы вынырнем под поверхностью планеты... Держитесь крепче. Включаю!

Далеко внизу под нами я мог видеть на экране мертвую, голую равнину Риссмана. Вошла Ульна и села рядом со мной.

Я вцепился в ручки кресла. На мгновение экранпомерк, потом снова осветился, и мы увидели самую фантастическую картину, какую только можно вообразить.

Мы летели над плоскогорьем, окруженным черными хребтами. Была почти непроницаемая темнота: лишь над самым горизонтом горел темный рубин — Кальвенб. Примерно каждые десять секунд внизу возникали ослепительные вспышки и резкие черные тени ложились на местность: термические бомбы сыпались градом, создавая теплую зону. Суйлик отдавал в микрофон короткие приказы. Новые чудовищные взрывы далеко за горизонтом озарили небо, на фоне которого проступили дрожащие силуэты неведомых гор. В голове у меня назойливо вертелась идиотская фраза: «Наш специальный корреспондент сообщает с космического фронта...»

Суйлик обернулся:

— Слер, скорее надевай скафандр! И вы, синзуны, тоже! Мы садимся!

Когда я проходил мимо него, он вскочил и в редком для хиссов спонтанном порыве быстро меня приобнял.

— Бейся храбро за наш Иалтар и за свое Солнце!

Эссина махнула мне рукой. Через минуту я был в выходном отсеке, где уже облачались в скафандры Ульна, Акейон и Херанг.

— Мы на поверхности! — прозвучал в моем шлеме голос Суйлика. — Выходите. Ваш сахьен — слева.

С тепловыми пистолетами в руках мы вышли из ксилла. Вся поверхность вокруг была усеяна телами мисликов, расплющенными и оплавленными. Похожий по форме на американский внедорожник сахьен ожидал нас. Незнакомый хисс открыл нам дверцу, мы сели в машину, однако из предосторожности остались в скафандрах. Нашим позывным было «Арта» — слово, которого нет в хисском языке. Его мы выбрали специально, во избежание любой путаницы.

— Арта, Арта, Арта! — загремел голос Суйлика. — Освободите теплую зону! Нам нужно взлетать! Вокруг, как минимум на четыре брунна, нет ни одного живого мислика. Пилоны находятся в двадцати пяти бруннах к западу-северо-западу от вас. Мы будем вас наводить. Говорит Париж. Прием.

Шутки ради я предложил Суйлику взять себе в качестве позывного «Париж».

— Говорит Арта. Вас поняли. Отправляемся, — ответил Акейон.

Он быстро отдал по-синзунски несколько распоряжений экипажам остальных сахьенов. Я включил мотор, и мы тронулись.

Управлять сахьеном было проще простого: повороты осуществлялись с помощью обычного руля, скорость регулировалась одной педалью, рычаг реверса позволял давать задний ход. Ульна сидела рядом со мной, положив руки на клавиатуру, управляющую передними орудиями. На экране перед нами отражалось все, что возникало впереди, угол обзора охватывал 180°. Сидя к нам спиной, Херанг на таком же экране видел все, что происходило сзади. Сидевший в середине машины Акейон со своего командного пункта следил за обоими экранами и в любой момент мог связаться с остальными сахьенами или ксиллами. Кроме того, он управлял оружием хр’бенов, действия которого мы еще не знали.

Минут пять мы ехали без всяких происшествий, довольно-таки быстро. Гусеницы сахьена дробили замороженную почву безымянной планеты, иногда проскальзывая по отвердевшему воздуху. Горизонт впереди по-прежнему озарялся вспышками взрывов, совершенно бесшумных в этом мире, лишенном атмосферы. Лишь иногда мы ощущали их как легкие подземные толчки. Время от времени по небу словно тени скользили ксиллы, в зависимости от их положения похожие то на вытянутый овал, то на круг. Ксиллы мчались совсем низко и с чудовищной скоростью.

Затем появились мислики. Сначала мы заметили в черной трещине неясный металлический блеск. Сахьен слева от нас выстрелил, и вспышка теплового снаряда озарила панцири, скользившие нам навстречу. Ни один мислик даже не попытался взлететь. Мы обогнули стороной глыбы оплавленного металла, окруженные фиолетовыми язычками: немногие уцелевшие мислики излучали, но тщетно.

Мы пересекли равнину, беспрестанно расчищая себе дорогу, и преодолели узкий каньон, форсирование которого стоило нам десятка снарядов. Остальные сахьены защищали наш тыл и фланги, уничтожая мисликов, затаившихся во всех щелях. Лишь когда мы оказались посреди обширного цирка, окруженного черными скалами, мислики изменили тактику. Теперь они обрушивались на машины с утесов. Два сахьена были продавлены и расплющены за три минуты, прежде чем мы нашли способ отражать атаку сверху при помощи термических лучей вкупе с мощными гравитационными полями. Лучи убивали мисликов на лету, а утроенная сила притяжения заставляла их падать на то же место, откуда они взлетали. Тем временем другие сахьены поливали термическими снарядами гребни скал.

Через второй каньон мы снова выскочили на равнину. Вдали на фоне пылающего неба вырисовывались резкие силуэты пилонов. Они вздымались на невероятную высоту: взрывы, освещали только их подножие! Постепенно мы приближались, но это был страшный путь: мы потеряли еще три сахьена, уничтожив по меньшей мере пять тысяч мисликов. Чем ближе мы подъезжали к пилонам, тем фантастичнее становилось зрелище: ксиллы сбрасывали одну бомбу за другой, вспышки следовали за вспышками почти непрерывно, кругом было так светло, словно стоял солнечный день. Из-за выделившегося тепла замерзшие газы начали испаряться, и временами казалось, что вокруг мертвой планеты снова возникает нечто вроде атмосферы. Этот туман из газов настолько искажал перспективу, что определить расстояние порой было почти невозможно. Мы проехали мимо обломков большого ксилла, раздавленного и развороченного; на искореженной переборке висел мертвый хисс.

Дальше живые мислики нам уже не попадались. Наш внешний термометр показывал всего минус десять градусов, что намного превосходило сопротивляемость мисликов. Акейон сообщил об этом Суйлику, и я с радостью услышал, как тот ответил:

— Хорошо. Мы прекращаем бомбардировку вокруг пилонов. Пусть ваши физики выйдут из машин и постараются разобраться в сооружениях мисликов. Мы сможем прикрывать вас еще где-то с базик. После этого вам нужно будет сосредоточиться восточнее пилонов. Мы за вами спустимся.

— Спроси его, как там дела наверху, — сказал я Акейону.

— Не слишком плохо, — ответил Суйлик. — Не более сорока процентов потерь. До скорого.

Я остановил сахьен у подножия пилона. Вскоре подошли остальные шесть машин. Над нами, исчезая в бездне черного неба, вздымалось металлическое кружево пилона. Херанг и остальные синзуны вышли из сахьенов и всемером принялись бродить туда и сюда в поисках «машины, которая гасит звезды». Я тоже сошел, приказав Ульне и ее брату оставаться в машине. С пистолетом в руке я присоединился к синзунам. В кольце застывших навсегда мисликов, все еще сжимая оружие, лежал мертвый хисс. Я приблизился. Из прозрачного шлема на меня смотрело знакомое лицо: это был тот самый студент, командовавший караулом, который остановил меня и Сззана возле звездолета в тот вечер, когда синзуны только прилетели. Первое же космическое путешествие стало для него последним. Чуть поодаль, у холма, почти на ребре стоял помятый ксилл с продырявленной броней. Кроме пилонов, вокруг ничего не было: ни дорог, ни построек, ни малейших признаков разумной жизни. Я приблизился к подножию пилона: оно состояло из сотен метровых мисликов, сплавленных в единую массу. И все это гигантское сооружение, насколько доставал луч моей лампы, оказалось скопищем мисликов. Я отчетливо различал геометрически строгие формы их панцирей. Значит, никакой «машины, которая гасит звезды» вообще не существовало! Точнее говоря, она представляла собой все тех же мисликов, чья таинственная энергия, сконцентрированная в один пучок, была способна замедлять атомные процессы звезд. Синзунским физикам здесь нечего было делать, да и всем нам, всем существам из плоти и крови, тоже.

Вокруг нас, в радиусе нескольких километров, продолжали градом сыпаться бомбы, отодвигая тьму. На время возникшая разрежённая атмосфера передавала глухой рокот взрывов, и почва вздрагивала под моими металлическими подошвами. Базик почти прошел. Я приказал синзунам вернуться в сахьены и сам направился к своей машине. Даже не знаю, что заставило меня поднять и прихватить с собой труп молодого хисса. Наверное, мне была просто невыносима мысль, что этот юноша, с которым я когда-то беседовал,

навсегда останется там, на холодной чужой планете, среди этих сыновей Ночи.

Мы проехали всего с пару сотен метров. К востоку от последнего, третьего пилона мы остановились и образовали тесный круг, готовые отразить возможное нападение мисли-ков, если те вдруг вернутся. Но они не вернулись. Несколько мгновений спустя неподалеку от нас опустился первый большой ксилл, за ним другие и, наконец, ксилл Суйлика. Мы оставили наш сахьен хиссу из первого ксилла. Суйлик ожидал нас вместе с двумя хр’бенами. Увидев Бейшит, я почувствовал смущение: мы даже не подумали о том, чтобы испытать новое оружие! Бейшит рассмеялась, — ее смех был гораздо больше похож на человеческий, чем посвистывание хиссов.

— Да мы сами его применили! — объяснила она. — Похоже, оно оказалось эффективным. Попробуете в следующий раз, когда...

— Готовы? — прервал ее Суйлик. — Взлетаем!

Планета, черная масса, где все еще мерцали синие или

красные точки последних взрывов, очень быстро осталась далеко внизу. Время от времени наш ксилл окутывало фиолетовое сияние термических лучей: то и дело попадались рои мисликов, похожих на пчел из растревоженного улья, но они не представляли опасности, потому что их было сравнительно немного. Суйлик вызывал поочередно всех капитанов уцелевших ксиллов: всего их осталось девяносто два из ста семидесяти двух. Перегруппировавшись, хисская эскадра зависла на высоте ста километров.

Херанг доложил о результатах осмотра пилонов.

— Не думаю, — сказал Суйлик, выслушав его, — что теперь есть смысл разрушать эти пилоны. Должно быть, они эффективны лишь до тех пор, пока составляющие их мислики живы. Но как знать? Смотрите хорошенько! Сейчас вы увидите зрелище, какого не видел никто со времен последней войны на Элле-Вен, — взрыв инфраатомной бомбы. Включай, Эссина!

Та нажала кнопку. Прошло несколько секунд. Далеко под нами быстро падала светящаяся точка, пока наконец не растаяла в темноте. И вдруг над безымянной планетой загорелась звезда.

Мгновенно она превратилась в чудовищную вспышку нестерпимого ярко-фиолетового пламени, которое все росло, ширилось, становилось синим, зеленым, желтым и, наконец, разразилось багровым ураганом. Вспышка озарила пространство километров на двести во все стороны от центра взрыва. Стали отчетливо видны равнины, горы и ущелья, черные трещины на серебристой замороженной почве. Потом все исчезло. Еще некоторое время было видно светящееся газовое облако, но вскоре и оно рассеялось в пустоте.

— Можем переходить в ахун, — сказал Суйлик.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ИМПЕРИЯ СУМЕРЕК

глава 1 Проклятая галактика

Обратный путь прошел без происшествий. Уже вечерело, когда Суйлик посадил свой ксилл на нижней террасе Дома мудрецов. Далеко в небе растаяли темные пятна остальных ксиллов, направлявшихся к острову Аниасц. Мы вышли. Внезапно я почувствовал, что у меня не осталось ни сил, ни воли — ничего, кроме непреодолимого желания лечь и уснуть. Да и товарищам моим было не лучше. Прислонившись спиной к фиолетовому стволу дерева, я рассеянно блуждал взглядом по сумеречным окрестностям, слишком измученный, чтобы о чем-то говорить или испытывать хоть какую-то радость.

— Эссина, отведи Ульну в Дом чужестранцев и ложитесь обе спать, — распорядился Суйлик. — Слер, Акейон, Херанг, вы пойдете со мной. Нужно отчитаться о нашей миссии.

— А это не может подождать до завтра? — взмолился я. — Нет. Каждая потерянная минута может означать гибель еще одного солнца. Отдохнуть еще успеешь.

По Лестнице человечеств я поднимался как во сне и даже не взглянул на собственную статую. Затем, должно быть,

я впал в полуобморочное состояние. Я лишь чувствовал, как меня несут, и пришел в себя от сияния фиолетовых ламп. Рядом со мной, на том же возвышении, лежали два синзуна и сам Суйлик. Наши нервы сдали, и один за другим мы потеряли сознание, когда находились уже в вестибюле.

Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее ко мне возвращались силы. Вскоре мы смогли подняться и рассказать Аззлему и Ассзе о ходе сражения. Но я испытал огромное облегчение, когда смог наконец вытянуться на своей постели в Доме чужестранцев. Разумеется, в ту ночь «тот-кто-приносит-сон» мне даже не понадобился.

Когда я проснулся, Иалтар стоял уже высоко в небе. Окно было раскрыто настежь, стоял чудесный день, и мне даже показалось, что я слышу, как поет птица, хотя на Элле вообще нет птиц. Но пение становилось все более громким и близким! Я вскочил, подбежал к окну: внизу стояла Ульна и посвистывала, подражая щебету эканто, чудесной летающей ящерки с Арбора. С ней была Эссина.

— Мы пришли будить тебя, — сказала она. — Тебя ждет Аззлем.

Я нашел его в лаборатории: вместе с Ассзой они стояли у аппарата, воспроизводящего излучения мисликов. Напротив, в металлическом кресле, сидела юная стройная хисска, вызвавшаяся добровольно подвергнуться ослабленному облучению.

— Мы уже у цели, — сказал Аззлем. — Возможно, скоро и мы, хиссы, будем так же неуязвимы, как вы, тссемляне и синзуны. После инъекции бсина — твоего бсина, Слер — моя дочь Сенати вот уже два базика выдерживает излучение, которое прежде было бы для нее если и не смертельным, то как минимум опасным. К сожалению, стоит дать тройную дозу излучения, как защитный иммунитет перестает действовать. Однако я позвал тебя не для того, чтобы сообщить это. Ты спас тело Миссана, единственное привезенное на Эллу. Остальные будут лежать непогребенными на проклятой планете до тех пор, пока мы не сможем изгнать оттуда мисликов. Миссан был сыном моего друга Стенсосса, погибшего где-то в Пространстве на борту своего ксилла еще до твоего появления. По нашим древним обычаям тот, кто вынес тело хисса, павшего в бою, становится сыном родителей убитого и братом его братьев. Отныне ты можешь по праву говорить: «Мы, хиссы...» — и никто не будет над тобой смеяться. У тебя необычная судьба, тссемлянин! Теперь ты одновременно тссемлянин, синзун и хисс, сын трех планет. Ступай, ты должен присутствовать на похоронах твоего брата в доме, который отныне твой. Эссина тебя проводит.

— А где Суйлик? — спросил я.

— Он улетел на Кальвено во главе тысячи ксиллов. Высаживаться они не будут, поэтому их и не сопровождают син-зуны. Не беспокойся, они только сбросят бомбы с большой высоты.

Я вылетел на реобе вместе с Эссиной и Ульной. По пути я узнал, что Миссан был необычайно способным молодым студентом, которого Аззлем старался держать вдали от всех опасностей войны. Но закон хиссов непреложен: в случае опасности никто не имеет права отвергать добровольца, а Миссан вызвался добровольцем. У него не было ни отца, ни матери, лишь старшая сестра Ассила, «инженер» на крупной продовольственной фабрике.

Ассила жила на острове Брессиэ, в шестистах бруннах от Дома мудрецов, — кстати, я забыл тебе сказать, что на Элле нет материков, только многочисленные острова, от крошечных до огромных, величиной чуть ли не с Австралию или остров Джерси. Небольшой красный дом Ассилы стоял на холме, фасадом к морю.

Эссина представила мне мою «сестру», юную девушку с бледно-зеленой кожей и необычными глазами, не серыми, как у большинства хиссов, а буквально изумрудными. Встретила она меня так, словно я действительно был ее братом, сложив ладони чашей на уровне рта; это приветствие употребляется только среди членов одной семьи.

Похороны хиссов поражают простотой. Тело Миссана положили на металлическую платформу, прямо перед домом, под открытым небом. Жрец прочел короткую молитву. Затем, по подсказке Эссины, я взял Ассилу за руку, мы подошли к платформе и вместе нажали на маленький рычажок. Все отступили. Последовала сверкающая вспышка, и платформа опустела. Жрец повернулся к присутствующим и спросил:

— Где Миссан?

— Ушел к Свету, — ответили они. На этом все и закончилось.

Согласно обычаям, я провел в доме Миссана пять дней: Ульна и Эссина улетели в тот же вечер, и я остался один с Ассилой. Хотя она и сохраняла присущую хиссам невозмутимость, я чувствовал, что она страдает, но ничем не мог ее утешить: слишком плохо я знал историю, обряды и внутреннюю жизнь хиссов! Только тогда я понял, сколь поверхностной была моя ассимиляция. Я меланхолично бродил по незнакомому дому, злясь на этот хисский обычай и чувствуя себя до крайности смущенным и несчастным. Проходили часы, а я все никак не мог решиться пойти спать в отведенную мне комнату, которая отныне по полному праву была моей. В доме царила тишина. Ассила молча сидела в общем зале. Я сел рядом, и так, в безмолвии, мы провели всю ночь. Мне редко приходилось испытывать столь же горькое чувство одиночества, как в ту ночь бесконечного бдения на чужой планете рядом с этой девушкой-хисской.

Она заговорила, лишь когда рассвело. Без слез, без рыданий, она рассказала мне о жизни своего младшего брата, такого талантливого, такого юного, преисполненного планов на будущее — и павшего в первом же бою! В борьбе с мисли-ками погибло уже одиннадцать членов их семьи. Она горько упрекала себя за то, что не полетела с братом, не умерла вместе с ним. Она любила его всей силой души, видела в нем будущего Мудреца, одного из тех, кто составляет гордость расы. Она вспомнила о его детских играх, о его успехах в университете, о первой любви, когда он открылся ей, старшей сестре. И от всего этого не осталось ничего, ничего, кроме ритуальной фразы: ушел к Свету.

Я слушал ее, и все преграды, отделявшие меня от хиссов, падали одна за другой. Так могла говорить любая земная женщина. И снова, как тогда, перед мисликом, в крипте острова Санссин, я понял, что боль и страдания одинаковы во всей Вселенной. Я нашел слова утешения, забыв о том, что между Ассилой и мной пролегала пропасть в миллионы световых лет. Но это было для меня еще не последним откровением.

Потом, со сверхчеловеческим самообладанием, присущим хиссам, она занялась приготовлением завтрака.

Я пробыл с Ассилой еще четыре дня, затем вернулся в Дом чужестранцев на полуострове Эссентем. Но каждый восьмой день я теперь бывал у Ассилы, и постепенно я действительно привык смотреть на ее дом на острове Брессиэ как на родной, а на его хозяйку как на близкую родственницу. До сих пор там, в моей комнате, меня ждут мои книги, заметки и кое-какие безделушки, которыми я обзавелся на Элле. И я уверен, что время от времени моя «сестра» Ассила осведомляется у Мудрецов, скоро ли я вернусь.

Между тем Шестая и Седьмая планеты были очищены от мисликов. К сожалению, для Кальвено, продолжавшей медленно угасать, это произошло слишком поздно. Первые мислики, появившиеся на ледяной поверхности Эль-Тоэи, были уничтожены вовремя, и этому солнцу ничто не угрожало. Что касается звезды Асселор, то у нее вообще не было планет, и спектр ее сам по себе снова стал нормальным, поставив Мудрецов еще перед одной загадкой природы.

Нам повезло, что для поддержания жизни мислики вынуждены часто опускаться на ту или иную планету. Они неплохо себя чувствуют и в межпланетном Пространстве, но могут существовать там всего лишь несколько часов. Каким же образом перелетают они от звезды к звезде и тем более от галактики к галактике? До сих пор это остается неразгаданной тайной. Все попытки обнаружить их в ахуне оказались тщетными. Некоторые хисские ученые полагают, что существует несколько ахунов; хиссы пользуются одним, синзуны — другим, мислики — третьим. Я в этом не слишком разбираюсь, но, по-моему, не может быть нескольких разных «ничто», — мне это кажется бессмыслицей.

Среди Мудрецов пошли слухи о каком-то большом начинании. Долгое время мне не удавалось узнать, о чем идет речь. Ни Суйлик, ни Сззан не были посвящены в эту тайну. Из Ассзы невозможно было вытянуть ни слова. Ульна знала не больше меня. Синзунский звездолет вернулся в сопровождении двадцати девяти таких же кораблей; все они базировались на острове Иносс, неподалеку от Дома мудрецов. На Элле они пробыли недолго и вскоре отправились на Рессан, чтобы высадить там пять тысяч синзунов, ядро будущей колонии Элларбор. На Элле остались только Хелон, Акейон, Ульна и команда «Тсалана». По Закону на Элле могут проживать только хиссы, поэтому исключение, сделанное для Ульны и ее семьи, было редчайшим. Что касается меня, то подобный вопрос даже не возникал: я считался хиссом.

В конце концов тайну открыл сам Аззлем. Речь шла о том, чтобы отправить экспедицию в проклятую галактику, то есть в галактику, полностью колонизированную мисликами. Для первого раза была выбрана самая близкая галактика, та, что соседствовала с галактикой кайенов, коренастых гигантов с выпученными глазами.

Я был потрясен: мне и экспедиция на Седьмую планету казалась рискованной, но атаковать мисликов в их собственных владениях!.. Это представлялось чистейшим безумием, особенно после того как Аззлем сказал, что считает целесообразным послать в разведку меня и нескольких синзунов. Несмотря на весь мой опыт, я все еще боялся ахуна, хотя с этой точки зрения перелет от галактики кайенов до проклятой галактики был ничуть не длиннее и не опаснее перелета до Седьмой планеты звезды Кальвено.

Затем этот проект, казалось, был отклонен. Во всяком случае, разговоров о нем я больше не слышал. Моя жизнь вернулась в привычное русло: днем я работал в биологической лаборатории, ночевал то у Суйлика, то в Доме чужестранцев, то «у себя». Суйлик вернулся из нового путешествия через ахун, но не говорил о нем ни слова. От Эссины я узнал, что он побывал у кайенов, но сам Суйлик уверил меня, что эта экспедиция не имеет ничего общего с проектом нападения на мисликов. Долгое время я видел его лишь изредка и с большими перерывами. Он странствовал от одной вселенной к другой, но цель его перелетов была окутана тайной. «Тса-лан» тоже улетел на Рессан; на Элле из синзунов остались только Акейон и Ульна, работавшие вместе со мной. В свои «выходные дни», которые обязательны — их три в эллийский месяц, — я вместе с Ульной и Эссиной знакомился с планетой Элла. Таким образом мне удалось узнать кое-что о сельском хозяйстве и промышленности хиссов; до тех пор это как-то ускользало от моего внимания. На полосе шириной до нескольких сот километров по ту и другую сторону от экватора хиссы вырастили на островах пояс кустарниковых многолетних растений, достигающих двенадцати метров в высоту. Эти растения, их семена и стволы, идут на изготовление муки, из которой хиссы готовят все свои блюда. Севернее и южнее этой полосы посажены самые разнообразные растения продуктово-промышленного назначения, поставляющие сырье, которое, по мнению хиссов, проще брать из естественных источников, чем воспроизводить синтетически. Остальная часть планеты превращена в полудикий заповедник, среди которого расположены заселенные зоны. Большинство промышленных предприятий, за исключением шахт и рудников, сосредоточено в полярных районах. Кроме того, хиссы интенсивно используют свои океаны, покрывающие семь десятых планеты; однажды, во время подводного путешествия, я повидал их водорослевые луга, плантации морских культур и подводные рыбные промыслы.

Энергию они получают главным образом при расщеплении материи. В этом процессе используются даже не частицы атомных ядер, которые мы только сейчас начинаем изучать, а составляющие этих частиц, так называемые инфрануклоны. Важно отметить, что основным видом энергии является у них отнюдь не электричество, однако определить природу этой энергии мне так же трудно, как отважному сенегальцу определить природу электричества. А ведь я не раз видел их генераторы и ежедневно пользовался этой энергией во всех ее видах! Могу только сказать, что генераторы хиссов необычайно сложны и довольно громоздки. Вообще хиссы — несравненные физики, и даже Берантон, великий синзунский ученый, побывавший на Элле, вынужден был признать, что многие изобретения хиссов ему незнакомы, если не сказать — непонятны.

К чести хиссов следует заметить, что они ни от кого не скрывают своих знаний. Наоборот, для более интенсивного обмена идеями они открыли на Рессане ряд университетов для всех членов Союза человеческих миров. Во время недолгого пребывания на Рессане я сам прослушал лекцию по астрономии, которую читал человек-насекомое из Двенадцатой вселенной; многое осталось для меня неясным, но я до сих пор помню превосходные снимки звездного неба и неведомых планет. Лектор, похожий на зеленого жука-богомо-ла, сопровождал свою речь движениями безмерно длинных многосуставчатых рук. Среди его слушателей были почти все типы «людей», представленные на Рессане.

Суйлик прекратил наконец свои таинственные путешествия, но я по-прежнему видел его крайне редко: он целыми днями сидел на закрытых совещаниях Совета. Даже Эссина встречалась с ним не чаще, чем я. Поэтому почти все время я проводил в обществе Ульны и ее брата. Но однажды, когда мы работали в лаборатории сравнительной биологии, нас всех троих вызвал Ассза. Он протянул нам три коротких металлических цилиндра с толстыми рукоятками и сказал:

— Это ваше оружие, усовершенствованные термические пистолеты. По договоренности с ур-шемоном Совет выбрал вас для глубокой разведки в одной из проклятых галактик. Вам дадут особый ксилл. Суйлик проводит вас до планеты Ссвфт звезды Гренсс вселенной кайенов. Ему приказано остаться там и ждать вашего возвращения. При необходимости напомните ему этот приказ. Отлет через восемь дней.

О, эти восемь дней! Они показались мне безмерно длинными и в то же время короткими. Акейон и Ульна приняли как должное тот факт, что их, детей ур-шемона, первыми бросают в бой. Если бы решили по-иному, они сами потребовали бы для себя этой чести. Но при чем тут был я, черт возьми! Напрасно я уверял себя, что излучения мисликов для меня практически безвредны, что броня нашего ксилла специально усилена и пробить ее невозможно, что у меня будет самое совершенное оружие и, наконец, что нас посылают не сражаться, а лишь в разведку, — все было тщетно: при одной мысли об этом рейде у меня мучительно сжималось сердце. Меня не оставляло смутное предчувствие неминуемой катастрофы. И катастрофа эта случилась. До сих пор не знаю, как я остался жив. Несмотря на то, что потом я подвергался еще большему риску, торпедируя звезды, этот рейд я не согласился бы повторить, даже если бы мне заранее обещали и жизнь, и власть, и славу, и всех самых прекрасных девушек любых планет!

Отлет прошел благополучно. Суйлик вместе с Эссиной, еще двумя хиссами и хр’бенкой Бейшит сопровождал нас на своем старом ксилле «Сессон-Эссин», что можно перевести как «Прекрасная Эссина». На куполе нашего ксилла тоже стояла хисская надпись, но когда Ульна попросила меня прочитать ее — теперь она довольно бегло говорила по-хисски и даже немного по-французски, но читать ни на том, ни на другом языке не могла, — я смутился. Эта надпись была выдумкой Суйлика. Обычно ксиллам дают лишь номера, если только капитан сам не захочет присвоить имя своему аппарату. Так вот, Суйлик назвал мой ксилл «Ульна-тен-Силлон», что означает «Ульна, мечта моя». Выручил меня Акейон, который достаточно хорошо знал хисскую письменность. Лукаво улыбнувшись, он перевел: «Союз планет».

«Ульна-тен-Силлон» был маленьким трехместным ксил-лом, прототипом боевых ксиллов, которые потом пошли в серийное производство. В нем все было сурово, рационально, ничего лишнего — минимум удобств, максимум эффективности. Центральная кабина была заставлена различными пультами управления, связанными с двигателями, оружием и приборами. Во второй кабине, одна над другой, висели три койки. Остальное пространство внутри аппарата было занято запасами продовольствия, воздуха, боеприпасами и выходной камерой. Броня из сверхтвердого сплава, толщиной одиннадцать сантиметров, по словам Суйлика, выдерживала удар мислика, развившего скорость до 8000 бруннов в ба-зик, то есть около 4000 километров в час, хотя до сих пор подобной скорости мислики не развивали. Но даже в том случае, если броня не выдержит, оставался еще второй, внутренний слой толщиной семь сантиметров. Учитывая наш иммунитет к излучениям мисликов, мы могли считать себя неуязвимыми.

Оба ксилла одновременно ушли в ахун, чтобы оказаться в одном «пузыре» Пространства, и одновременно вынырнули примерно в миллионе километров от планеты Ссвфт. То была довольно-таки красивая планета средней величины, чуть более крупная, чем Земля, и населенная несколькими сотнями миллионов кайенов. Мы опустились в северном ее полушарии, близ города Брбор.

Удивительные существа эти кайены! У них рост до двух метров тридцати сантиметров, зеленоватая кожа, лысые круглые черепа, тусклые рачьи глаза, дырка вместо носа и широкий рот, усаженный множеством необычайно мелких зубов. Несмотря на длинные тонкие руки и ноги, кайены кажутся очень массивными, почти одинаковыми в высоту и в ширину. Я тотчас же почувствовал к ним необъяснимое отвращение, которого так и не смог преодолеть. То же самое чувствовали Ульна, Акейон и даже Эссина. Что касается Суйлика, то он уже бывал здесь во время своих таинственных путешествий и с некоторыми кайенами даже подружился. У них необычная цивилизация: кайены довольно-таки скверные астрономы и посредственные физики, но зато непревзойденные химики. Их промышленность почти не использует металл; она целиком основана на искусственно синтезированных пластмассах. В духовном отношении, по словам Суйлика, кайены высокоразвиты: у них есть замечательные поэты, выдающиеся философы, гениальные скульпторы и художники. Но я об этом судить не берусь, потому что ни разу не оставался на планете Ссвфт более двух-трех часов.

Мы не отходили далеко от своего ксилла. Он лежал посреди обширной голой степи, на которую то и дело садились аппараты, похожие на пластмассовые геликоптеры, совершенно прозрачные, вплоть до моторов. В легком, воздушном здании, напоминающем бар при аэродроме, нам подали вкусный напиток зеленого цвета. Суйлик о чем-то переговорил с тремя кайенами, потом они вышли, и мы остались одни. Целая толпа, сдерживаемая вооруженной стражей, издали глазела на нас и наши ксиллы. Порывы ветра доносили оттуда специфический пряный запах.

Мы долго молчали. Все было уже сказано. Суйлик вместе с Акейоном пошел в последний раз проверить «Ульну-тен-Силлон». Я машинально взводил и опускал предохранитель термического пистолета. Взглянув на меня, Эссина что-то шепнула Ульне и Бейшит, и все трое прыснули со смеху.

Вернулся Суйлик.

— Брат, — сказал он мне, — пора! Помни: Совету нужны точные сведения, а не подвиги. Возвращайся. Будьте осторожны.

И, склонившись ко мне, он шепотом добавил:

— Синзуны слишком опрометчивы. Следи за Акейоном!

Мы подошли к нашему ксиллу. Суйлик последний раз похлопал меня по плечу и отбежал подальше. Эссина и Бейшит издалека послали нам прощальный привет. Ульна была уже внутри. Нагнув голову, я последовал за ней, чувствуя, как бешено колотится мое сердце.

Мы взлетели сразу, едва захлопнулась дверца. С Суйликом было условлено, что мы пробудем в ахуне ровно два с половиной базика и ни за что не изменим направления, чтобы в случае катастрофы хиссы знали, где нас искать. Вернуться мы должны были не позднее чем через двадцать эллийских дней.

В нужный момент ксилл вынырнул из ахуна. На всех экранах зияла чернота с редкими бледными пятнами далеких живых галактик. Акейон показал на ближайшее овальное пятно размером с луну:

— Наверное, вселенная кайенов. Именно оттуда мы прилетели!

Если бы, каким-то чудесным образом, у нас был телескоп бесконечной мощности, мы бы увидели эту вселенную не такой, какой ее знали, а такой, какой она была пятьсот с лишним тысяч лет тому назад! Я включил специальный экран, действующий по принципу радара на волнах снесс, распространяющихся быстрее света — и вуаля! Теория Эйнштейна не то чтобы неверна, но, наверное, неполна, — на экране возникло тусклое пятно: планета.

— Суйлик сказал выбрать ближайшую планету подходящих размеров, — напомнила Ульна. — Эта вроде как подходит.

— Спускаемся, — решил Акейон. — Занять боевые посты!

Я сел к пульту управления оружием. Ульна вела наблюдение. На экране передо мной отражалось все окружающее пространство в шести плоскостях: четыре горизонтальных направления, верх и низ. Перед Ульной был более чувствительный экран, позволявший при желании увеличивать тот или иной обозреваемый участок. Но пока мы не видели ничего, кроме неясного круглого пятна.

— Нужно еще спуститься. Клер, зону тепла!

Я опустил соответствующий рычажок. Тотчас же ксилл окутала тепловая зона с температурой триста градусов по абсолютной шкале, или, вернее, зона, где любой предмет мгновенно нагрелся бы до такой температуры. Ни один мислик теперь не мог к нам приблизиться, и в то же время температура оставалась достаточно низкой, чтобы можно было выйти из ксилла в скафандрах.

Теперь планета заполнила почти весь нижний экран, и мы начали различать детали: горные хребты, замерзшие реки, обширные гладкие пространства, по всей видимости океаны. Ксилл продолжал снижаться.

На берегу одного из этих мертвых океанов я заметил пирамидальное возвышение удивительно правильной формы и указал на него Ульне. Она быстро изменила регулировку экрана, изображение сразу же приблизилось, и я услышал, как Ульна шепчет:

— Мой бог Этахан! На этой планете жили люди!

То действительно был город, вернее, его развалины. Он вырастал на глазах, и по мере приближения общая пирамидальная масса распадалась на башни и обелиски, в каком-то яростном порыве устремленные в черное небо. По мере приближения к центру города сооружения становились все более и более высокими, все более и более скученными. Они занимали площадь в несколько тысяч гектаров, а самая высокая башня вздымалась более чем на тысячу метров.

Я был потрясен. Какая фантастическая цивилизация, угасшая миллионы лет назад, воздвигла этот город? Ты знаешь, я всегда увлекался археологией, и в тот момент мной овладело непреодолимое желание высадиться именно здесь. Я сказал об этом Акейону.

— Сначала облетим вокруг планеты, — возразил он. — Если не увидим мисликов, высадимся.

В течение долгих часов один за другим под нами проплывали скованные холодом океаны и материки. Во многих местах мы видели разрушенные города, но все они были гораздо меньше первого. То и дело ксилл снижался до самой поверхности, однако нам так и не удалось заметить ни одного мислика. Тогда мы вернулись к фантастическому мертвому

городу, нашарив его лучом прожектора. В ярком свете на зданиях сверкал иней: это был застывший воздух.

Мы сели на большой площади у подножия башни; вершина ее исчезала в темноте. Было решено, что на разведку пойдем мы с Ульной, а Акейон на всякий случай останется в ксилле. Мы облачились в скафандры, взяли запас воздуха на двенадцать часов, спрессованную пищу, которую можно поглощать внутри скафандра, оружие и достаточное количество боеприпасов. Затем мы вышли наружу.

Несколько секунд мы колебались, не в силах решить, какое направление выбрать. Ксилл лежал на почти круглой площади, замкнутой со всех сторон гигантскими сооружениями. От соприкосновения с теплой зоной твердый воздух разжижался, испарялся, и вскоре «Ульну-тен-Силлон» от нас скрыл густой туман. Впрочем, нас это не беспокоило. Мы пошли прямо вперед.

Перед нами открылся сводчатый туннель, ведущий в крытую улицу. Все двери из зеленого металла были заперты. Они показались мне чересчур низкими по сравнению с высотой самих зданий. Так мы прошли с километр, никуда не сворачивая, чтобы не заблудиться. Фасады домов были удивительно голые — ни надписей, ни статуй, ничего такого, что могло бы рассказать об этом исчезнувшем человечестве. Я уже собирался высадить одну менее прочную дверь, как вдруг почва задрожала у нас под ногами. Предчувствуя нечто ужасное, я схватил Ульну за руку, и мы побежали назад, к площади. Там, где недавно стоял наш ксилл, теперь громоздилась гора из камней, металла и прочих материалов. Видимо, под действием тепла башня, стоявшая слева, обрушилась прямо на «Ульну-тен-Силлон». В полной тишине все новые обломки нагромождались на эту пирамиду. Чтобы не упасть, Ульна прислонилась спиной к стене. Я слышал, как она пробормотала:

Хеш, Акейон, Акейон сетан сон!

Ничто не шевелилось. Потом огромная конструкция бесшумно заколыхалась во тьме и медленно обрушилась. Мы были одни на неведомой планете, за миллионы километров от наших друзей, с запасом воздуха на одиннадцать часов.

И тогда, отразив всем своим панцирем свет моего фонаря, появился первый мислик.

глава 2 Сражение с мисликами

 Человек — а я включаю в это понятие хиссов, синзунов и всех им подобных — все-таки удивительнейшее создание! Мы были обречены, надежды не оставалось никакой, но нам даже в голову не пришло сложить оружие. Едва показался панцирь первого мислика, я тут же выстрелил. Он погиб, даже не успев начать излучение. С бьющимися сердцами мы выжидали; больше никто не появлялся.

Оставаться на площади было вдвойне опасно: во-первых, здания продолжали рушиться, во-вторых, мислики здесь просто могли взлететь и раздавить нас. Мы отступили по уже разведанной крытой улице, бросив последний взгляд на гору обломков, под которой были погребены «Ульна-тен-Силлон» и Акейон. Здесь, в узком проходе, нам нужно было следить только за тем, что происходило впереди и сзади. Миновав дом, возле которого мы останавливались, мы вышли на вторую площадь. Она кишела мисликами, встретившими нас яростным излучением, но все их попытки были тщетными. Нам пришлось буквально перескакивать через тела мисликов, и тут я убедился, что мы встретились с другой породой, отличной от мисликов с Седьмой планеты Кальвено: эти были более широкими, более короткими, иной формы, и излучение их имело не фиолетовый цвет, а скорее индиго.

Несколько часов мы шли по улицам мертвого города, не находя ни одной открытой двери или хотя бы такой, которую можно было взломать.

По неизвестной причине, прежде чем погибнуть, жители города тщательно закупорили свои дома. Единственной интересной находкой была очень низкая шестиколесная машина, попавшаяся нам в нескольких километрах от первой площади. Я уже собирался детально ее осмотреть, когда на нас снова напали мислики. Их были сотни, и они скользили в двух-трех футах над поверхностью. Даже подбитые нашими термическими пистолетами, они продолжали лететь по инерции, и нам стоило немалых трудов избегать столкновения. Затем мислики переменили тактику. Теперь они атаковали так быстро и так внезапно, что нам пришлось броситься ниц и открыть настоящий заградительный огонь, безбожно расходуя боеприпасы. Через несколько минут вся улица и ближайшие закоулки были нагреты до такой температуры, что ни один мислик уже не мог там появиться, и атака захлебнулась.

Мы печально присели на трехступенчатое крыльцо какого-то дома. Воздуха у нас оставалось на три часа — всего на три часа. Уже сказывалась усталость; сквозь прозрачный шлем я видел запавшие глаза и измученное лицо Уль-ны. Мы лишь изредка обменивались короткими фразами. Я прекрасно знаю, что в романах герои обычно выбирают для нежных признаний самые отчаянные ситуации, но могу тебя уверить, что нам было не до этого. Так мы сидели долго. Я даже задремал.

Вдруг Ульна резко меня встряхнула:

— Мислики! Они возвращаются!

На этот раз они возвращались ползком, огибая горы металлических трупов. Решив, что двум смертям не бывать, мы подпустили их как можно ближе и начали расстреливать в упор. Один мислик успел взлететь; мы с трудом увернулись, он с ходу проломил дверь, которая была у нас за спиной. Ульна бросилась в дыру, я — за ней. Мы очутились в обширной комнате с бесформенными обломками в тех местах, где, видимо, когда-то стояла мебель. Напрасно искали мы лестницу или лифт, чтобы проникнуть в верхние этажи. Если таковые и существовали, то они, наверное, давно обрушились. Зато мы обнаружили ход в низкий подземный туннель, где я мог идти только согнувшись. Вскоре стало ясно, что этот туннель тянется параллельно улице, только расположен под ней. Мы продолжали идти по нему, не обращая внимания на боковые ответвления: все они, как мы убедились, вели в такие же комнаты, как те, через которую мы вошли, голые или заваленные совершенно бесполезными для нас обломками. В тот момент мне было явно не до археологических изысканий!

Затем, почти неощутимо, туннель пошел под уклон. Мы не обратили на это внимания и продолжали идти как во сне, пока я с размаху не налетел на металлическую дверь. Дальше пути не было. Но на этой двери я впервые увидел барельеф — огненное колесо или стилизованное изображение солнца.

Только теперь, когда идти дальше было некуда, мы почувствовали всю тяжесть усталости. Вот уже десять часов, как мы были на ногах, и воздуха у нас оставалось всего на час. Машинально я взглянул на барометр, укрепленный на запястье моего скафандра: атмосферное давление уже не было нулевым, и термометр показывал двести шестьдесят пять градусов по абсолютной шкале. Значит, мы были в зоне, недоступной для мисликов. И здесь был воздух, но в ничтожных количествах. Его не хватило бы даже для того, чтобы пустить в ход легкие компрессоры, укрепленные у нас за плечами. Тем не менее это был добрый знак: быть может, за металлической дверью атмосфера была не так разрежена!

Мы начали лихорадочно осматривать дверь. В ней не оказалось ни замка, ни скважины, но я уже был знаком с более совершенными системами дверных запоров. Терпеливо, сантиметр за сантиметром мы ощупывали поверхность двери, поочередно нажимали на каждый луч солнца, пытались их повернуть. Все было тщетно. Прошло уже полчаса. Медленно, неотвратимо стрелка манометра кислородных баллонов приближалась к нулю.

Мы уже потеряли последнюю надежду, когда дверь вдруг со скрежетом распахнулась. Мы закрыли ее за собой; вторая, точно такая же дверь преграждала нам путь.

— Мы в шлюзовой камере, — пробормотала Ульна. — Быть может, за этой второй дверью есть воздух?

Мы попытались вспомнить, при каких обстоятельствах открылась первая дверь, и вскоре нам это удалось: нужно было нажать на верхний луч и слегка отвести его влево. И вот мы очутились в темной комнате, где барометр показывал почти одну эллийскую атмосферу. Я включил анализатор — еготрубки покраснели одна за другой: кислорода достаточно, никаких ядовитых газов нет. Осторожно отвинтив окошечко своего шлема, я сделал первый вдох. Воздух был сухой и свежий, вполне пригодный для дыхания. Мы были если и не спасены, то, во всяком случае, получили отсрочку.

Зал был голым, пустым и, видимо, не имел другого выхода, кроме той двери, через которую мы вошли. Прежде всего мы поспешили освободиться от громоздких скафандров, тяжело давивших на усталые плечи. Совершенно измученные, мы растянулись рядышком на полу, погасили лампы и мгновенно уснули.

Видимо, я спал беспокойно, потому что во сне откатился к противоположной стенке. Пытаясь отыскать лампу, я долго шарил в темноте руками, наконец сел и ухватился за какой-то рычажок на уровне своей головы. Он подался — и случилось чудо: в глубине комнаты словно открылась вторая дверь, и на фоне светлого прямоугольника возник человеческий силуэт! Он был невелик, и я видел только общие контуры, не различая отдельных черт. Затем он так же внезапно исчез, а на его месте появился огненный шар, и странное слово зазвучало в моих ушах.

— Ульна, — крикнул я, — проснись!

Огненный шар исчез, теперь я видел звездное небо. Потом появилось изображение планеты; сначала это был вид с очень большой высоты, но постепенно планета приближалась. Перед нашими глазами проплывали горы, леса, океаны, равнины, и странный голос все время повторял: Сифан, Сифан, Сифан!.. Я понял, что так называлась эта планета.

Но вот вращение планеты приостановилось, и мы увидели тот же самый город, но только залитый лучами солнца; он назывался Герсея. Площади его были заполнены машинами и живыми существами, которых с большой высоты мы не могли как следует рассмотреть.

Затем на экране — потому что это был экран — возникло изображение окрестных полей с рядами пурпурных растений, похожих на эллийское деревце синисси, и также, по словам Ульны, на арборский кустарник трен-техор. По синей дороге мчалась шестиколесная машина, вроде той, которую я хотел осмотреть, когда на нас напали мислики. Мы принялись следить за ее продвижением. Дорога поднималась все выше в горы, к обсерватории, сооруженной на самой вершине, — во всяком случае, мы приняли это здание за обсерваторию. Пока сменялись эти изображения, все время слышался голос диктора, но мы, разумеется, не понимали ни слова. Объектив приблизился к машине. Из нее вышло двуногое четверорукое создание с круглой головой; лица мы не смогли рассмотреть. Существо вошло в здание.

На секунду экран погас, потом на нем снова возникло изображение солнца; на наших глазах оно медленно краснело и угасало. И тогда мы поняли, что перед нами разворачивалась история гибели этого мира. Тот, кто приехал на машине, видимо, был ученым или крупным государственным деятелем, потому что мы видели, как он выступал на советах, управлял странными машинами, отдавал приказы войскам и наконец рухнул в своем прозрачном скафандре, задавленный надвигающимися мисликами. Но до этого мы увидели, как он регулирует крохотные аппаратики и закрывает двери, украшенные символом пылающего солнца, — этот барельеф мы сразу узнали. В последнем кадре фильма один из этих странных индивидов приподнимал каменную плиту, расположенную как раз под рычажком, на который я случайно нажал.

Разумеется, едва прошло первое потрясение, мы принялись искать эту плиту и нашли ее без труда. Под ней располагалась винтовая лестница. Облачившись на всякий случай в скафандры, мы спустились по ней и оказались в обширной комнате, залитой мягким зеленоватым светом. Через металлическую дверь мы проникли во второй зал, затем в третий, четвертый, пятый — их тут была целая анфилада! И если первый был пуст, то остальные оказались наполовину заставленными массивными металлическими ящиками, открыть которые нам не удалось. Наконец дверь последнего зала вывела нас к подножию другой винтовой лестницы. Через четверть часа подъема мы добрались до шлюзовой камеры и оказались под прозрачным куполом башни, где-то уже за пределами города. Двойная дверь-шлюз позволяла выйти наружу, но мы ею не воспользовались: вокруг кишели мислики.

Так началась для нас странная жизнь, продолжавшаяся целый земной месяц. Воздуха у нас теперь было достаточно, кроме того, Ульна обнаружила, что вместо трех запасных коробок с пищей она взяла всего две, зато третья оказалась со спрессованной пищей. Одной этой коробки нам хватило бы на год с лишним, но воды у нас было всего на два месяца. Дело в том, что в ранец скафандра вмонтирован маленький хитроумный аппарат, который позволяет на мертвых планетах выделять воду из сжиженных или отвердевших газов, но фильтр каждого аппарата работает не более месяца. И все же теперь мы могли надеяться на прибытие спасательной экспедиции, так как строго следовали инструкциям Суйлика.

Теперь, когда непосредственная опасность миновала, Ульна дала волю скорби. Я, как мог, пытался ее утешить: ксилл очень прочен, возможно, Акейон жив и, если это так, хиссы освободят его из плена одновременно с нами. Убедить ее мне, увы, не удалось. Но действительность оказалась еще невероятнее!

Делать нам было нечего: только есть, спать и ждать. Мы снова и снова просматривали фильм о гибели Сифана, пока не запомнили его во всех подробностях, и не раз благословляли изобретательность гения, построившего это убежище, чтобы сохранить память о своем народе. Из прозрачного купола я наблюдал за мисликами. Они быстро заметили нас, но, убедившись, что их излучения бессильны и что разбить купол невозможно, так же быстро перестали обращать на нас внимание.

Защищенный прочной прозрачной сферой, я целыми днями вел свои наблюдения, словно студент-биолог, изучающий под микроскопом новых микробов или неведомых насекомых. Правда, работал я в гораздо более неблагоприятных условиях, потому что был лишен возможности экспериментировать. Целый месяц, пока длилось наше заключение, мы тщетно пытались понять смысл движений мисликов. Пожалуй, можно сказать, — я даже в этом уверен, — что мы с Ульной узнали о них больше, чем кто бы то ни было во всем мироздании, за исключением разве что самих мисликов. И несмотря на это, к концу месяца мы знали о них так же мало, как и раньше. Нам не удалось подметить ничего похожего на организованную деятельность в нашем смысле слова, ничего похожего на инстинкты или хотя бы на обычный тропизм9. И в то же время по опыту на острове Санссин я знал, что они обладают разумом, пусть и не имеющим ничего общего с нашим, а также чувствительностью, для нас более понятной.

Очевидно, у мисликов есть органы чувств, хотя невозможно даже представить, что это такое. Во всяком случае, они никогда не натыкались на прозрачный купол, разве что в самом начале, когда пытались его разбить. Они явно чувствовали наше присутствие, и вскоре мы начали отличать «знакомых» мисликов от «чужих», которые зря тратили на нас излучение. Некоторые обосновались в мертвом городе: мы различали их по особому рисунку на панцирях.

Кое-что о мисликах мне все же удалось узнать: они находятся в постоянном движении и никогда не спят; за одним мисликом мы с Ульной следили поочередно пятьдесят часов подряд, и все это время он беспрестанно выписывал зигзаги неподалеку от нашего купола. Мислики редко появляются в одиночку, но нельзя сказать, что живут группами, потому что скопища мисликов распадаются так же легко, как возникают, и мислики переползают от одной кучи к другой без всяких видимых причин. Иногда они собираются в тесные рои штук до ста в каждом и как бы сплавляются в одну металлическую массу. Такое состояние продолжается от нескольких секунд до многих часов. Затем масса снова распадается на отдельных мисликов. Сначала я думал, что наблюдаю за своеобразным процессом воспроизведения, однако из таких роев выходит столько же мисликов, сколько было вначале.

Затруднял наблюдения относительно слабый свет ламп: вне их лучей царила непроницаемая тьма. Кроме того, нам не хватало приборов-регистраторов. Я бы многое отдал за то, чтобы иметь в те дни при себе мой шлем с усилителем мыслей, в котором я спускался в крипту; быть может, тогда бы мне удалось хоть что-то понять в природе этих чудовищ. Но мы были пленниками прозрачного купола, обреченными на роль пассивных наблюдателей.

Тем не менее ряд соображений позволил мне создать некое подобие теории о происхождении мисликов; позднее я изложил свое мнение Ассзе, и тот нашел его достаточно обоснованным. Ты, конечно же, знаешь, что при температуре, близкой к абсолютному нулю, возникают явления сверхпроводимости и сопротивление в металлических проводниках почти исчезает. Можно себе представить, что предки мисликов, отличавшиеся от них примерно так же, как первая живая клетка на Земле отличается от нас, возникли в результате подобного явления сверхпроводимости. Какой-нибудь железоникелевый кристалл мог оказаться на мертвой планете в электромагнитном поле со сложной и ускоренной амплитудой колебаний, и в нем родилось нечто вроде электрической жизни. Если допустить эту возможность, дальнейшая эволюция мисликов станет такой же понятной, как эволюция всех земных существ. Этот кристалл мог в свою очередь индукционным путем создать своеобразную форму жизни в других кристаллах с новыми видоизменениями, накоплениями и усложнениями качеств. Правда, смертоносное излучение мисликов нельзя отнести к электромагнитным явлениям, но тем не менее каждый из них окружен мощным электромагнитным полем.

На третий день, когда запасы воды подошли к концу, нам пришлось осуществить вылазку. Мы выбрали момент, когда в поле зрения остались только два мислика; я вышел первым и уничтожил их двумя выстрелами. Тем временем Ульна торопливо наполнила мешки смесью льда и твердого воздуха. После долгой возни мне все-таки удалось вскрыть один из металлических ящиков в нижнем зале: в нем оказались стопки металлических пластинок с выгравированными знаками, похожими на письменность кхмеров. Этот ящик мы превратили в цистерну для воды. Во время второй вылазки нам посчастливилось найти слева от купола глыбы чистого льда и сразу наполнить ящик почти до краев. С этим нам повезло, потому что в дальнейшем мислики все время ползали вокруг башни сотнями.

Когда я думаю о фантастическом стечении множества счастливых обстоятельств, благодаря которым мы уцелели, я иной раз спрашиваю себя, уж не хранило ли нас, как говорится, провидение? Но я тут же вспоминаю, что те, кому не повезло, не возвращаются и, естественно, не могут рассказать о своем невезении, хотя таких, несомненно, гораздо больше, нежели счастливчиков. Но дни шли, и я уже начал сомневаться в нашей удаче. Что касается Ульны, то она давно утратила всякую надежду и погрузилась в безысходную скорбь. Куда девалось ее былое мужество? Особенно тяжко повлияла на нее гибель брата. С отчаянием я смотрел, как она тает день ото дня, почти совсем не ест и становится все более и более бледной и слабой. Часами она сидела рядом со мной, держась за мою руку, и хотя мы оба прекрасно знали, что любим друг друга, даже в этом не было нам утешения, потому что суровая мораль синзунов запрещает говорить о любви, когда семья в трауре. Объясняться в любви синзунке, которая только что потеряла брата, было бы не просто невоспитанностью, а страшным преступлением.

В один из таких дней — если только можно говорить о днях на планете Империи Мрака — мы сидели под куполом. Несколько мисликов пересекли луч моей лампы. В черном небе бледно светились продолговатые пятна далеких галактик. И вдруг ослепительный свет брызнул откуда-то с высоты, заливая город, отбрасывая резкие тени от шпилей и башен, устремленных в небо. Потом свет ударил по куполу, заставив нас вскрикнуть от резкой боли в глазах.

— Ульна, это хиссы! Хиссы!

Трясущимися руками я помог ей надеть шлем и сам приготовился к выходу. Надо было во что бы то ни стало подать знак, что мы здесь. Я вставил в магазин пистолета штук двадцать «горячих пуль», приоткрыл дверь и начал стрелять. В отличие от «теплых пуль», повышающих температуру всего на несколько десятков градусов от нуля по Цельсию, «горячие» выделяют тепло в сотни градусов и дают яркие вспышки. Я стрелял без перерыва, целясь в ближайшую кучу мисликов; когда магазин опустел, Ульна протянула мне свой пистолет. Луч прожектора ощупывал равнину. Раза два он прошелся над куполом, потом замер. Аппарат начал снижаться, очень медленно, как нам казалось, но в действительности даже слишком быстро. Свет прожектора отражался от обледенелой почвы, создавая вокруг неясные сумерки, в которых я наконец различил на высоте нескольких метров гигантскую вытянутую тень: это был не ксилл, а синзунский звездолет, «Тсалан»!

— Ульна, это твои!

Не ответив, она упала на лед в глубоком обмороке. Подхватив ее на руки, я побежал к звездолету; он уже опустился, окутанный туманом кипящего воздуха. Скользя в полужидкой каше, спотыкаясь о мертвых мисликов, я с трудом сохранял равновесие, стараясь не уронить Ульну. Две фигуры в скафандрах подхватили ее из моих рук, повели меня за собой. Мы поднялись по входной лестнице, прошли шлюзовую камеру, и я очутился в коридоре «Тсалана» лицом к лицу с Суйликом и... Акейоном!

Первая моя реакция была совершенно нелепой: я отвел Суйлика в сторону, упрекая его за то, что он прилетел, потому что для хиссов это слишком опасно. Вместо того чтобы возмутиться, он с улыбкой ответил:

— В этом весь Слер-тссемлянин! Вечно всем недоволен. Кто-то ведь должен был показать дорогу — вот я и полетел!

— Но ведь Акейон знает!.. — возразил я.

— После пережитых приключений Акейон до сих пор не может опомниться. Впрочем, он сам тебе все расскажет.

С нас уже стаскивали скафандры. Ульну, все еще в обмороке, унесли в госпиталь, где когда-то лежал я. Ею занялся сам великий Винседом, хотя он сразу сказал, что с этим случаем справится любой студент. Когда Ульна открыла глаза, мы с Суйликом вышли, оставив ее с отцом и братом.

Четверть часа спустя все собрались в кабине управления. «Тсалан» был уже в ахуне, или, как говорят синзуны, в рр’ооре, на пути к галактике кайенов, где нас ожидали с ксиллами Эссина и Бейшит. Вот что рассказал нам о своем необычайном приключении Акейон.

Когда на «Ульну-тен-Силлон» обрушилась башня, Акейон от толчка вылетел из кресла, ударился о переборку и потерял сознание. В таком состоянии он пролежал более трех бази-ков. Очнувшись, он понял, что погребен под развалинами. Особо это его не обеспокоило — припасов и энергии в ксилле хватило бы на несколько месяцев, — но его волновала наша судьба, и он сразу же начал думать, как бы ему освободить ксилл и принять нас на борт.

Броня ксилла выдержала, никакой утечки воздуха Акейон не обнаружил. Двигатели работали, однако приподнять всю гору обломков они не смогли. В этом и заключается неудобство маленьких ксиллов: у них высокая скорость, превосходная маневренность, но недостаточная мощность. И тогда

Акейон, сознавая смертельную опасность подобного маневра, решил сразу уйти в ахун, а затем вернуться за нами.

Казалось, переход в ахун совершился нормально, разве что толчок был гораздо сильнее обычного. Но когда Акейон, почти тотчас же, совершил обратный маневр, он, вместо того чтобы вынырнуть в Пространство где-то поблизости от только что оставленной планеты, очутился в почти абсолютной темноте, непроницаемой даже для волн снесс. Где-то в бесконечной дали едва светилось бледное пятно какой-то галактики, вернее, скопления галактик.

В этом месте рассказ Акейона был надолго прерван чисто техническим спором, который затеял Суйлик. Хиссы начали изучать ахун задолго до синзунов и обладают в этом плане менталитетом английского коммодора по отношению к капитанам других наций. Вот что я понял:

Переход в ахун на сей раз совершился не в космосе, как обычно, а на поверхности какой-то планеты, поэтому импульс оказался слишком сильным. Частица Пространства вместе с ксиллом оторвалась от нашей вселенной, пересекла ахун — если только можно «пересечь» Ничто — и врезалась в одну из негативных вселенных, между которыми наша вселенная зажата, как ветчина между двумя кусками хлеба в бутерброде.

Итак, Акейон вынырнул в Пространстве негативной вселенной, к счастью, достаточно далеко от какого-либо скопления антиматерии. Некоторое время он не мог сообразить, куда попал. Счетчик радиации то и дело потрескивал, стрелка отмечала внезапные появления проникающих лучей. Такие счетчики служат для определения в Пространстве зон, где интенсивность космических лучей превышает допустимую норму. Но эти лучи резко отличались от обычных космических. К тому же космические лучи здесь, вдали от всех галактик, были бы ничтожно слабы.

— И тут, — сказал Акейон, — я понял. Я вспомнил когда-то прослушанные лекции о теоретической возможности существования антимиров и об их особенностях. Сверхжесткое излучение, отмечаемое счетчиком, возникало в результате аннигиляции редких атомов антиматерии при столкновении с материей ксилла. Каждую секунду я мог попасть в область скопления антиматерии, и тогда — прощайте все миры и антимиры!

Он лихорадочно начал сверять показания регистратора космической кривой, счетчика Пространства-Времени, регистратора предельной поверхности и прочих сложных приборов, необходимых для навигации в космосе и ахуне. При условии, что ему удалось бы точно рассчитать маневр, у него еще оставались бы какие-то шансы вернуться в нашу вселенную. Несмотря на все свое мужество и хладнокровие, Акейон нервничал. Но попробуй представить его положение: он был затерян где-то в антимире, еще более чужом, чем проклятые галактики мисликов, и каждую секунду мог превратиться в ничто, исчезнув в чудовищной вспышке аннигиляции. Словно подстегивая его разум, счетчик радиации потрескивал все чаще.

Акейон храбро сражался с вычислительными таблицами, написанными хисскими цифрами, делал расчет за расчетом, проверял их и перепроверял. Казалось, все было верно. Тогда, стиснув зубы, он придал ксиллу необходимую скорость, перешел в ахун...

...и почти тотчас же вынырнул из ахуна. Но, вместо того чтобы оказаться где-нибудь в проклятой галактике, он очутился среди миллионов сияющих звезд какой-то молодой галактики нашего Пространства. Акейон решил, что расчет был неверным, и он угодил в другую позитивную вселенную, расположенную за антимиром.

Он направил ксилл к звезде, вокруг которой вращался целый рой планет, видимых на увеличивающем экране. На одну из этих планет Акейон и сел, предварительно облетев ее кругом: она казалась пустынной; по всей видимости, на ней существовали только растительные формы жизни. Там он провел более недели, уже утратив всяческую надежду спасти нас, снова и снова проверяя сложные расчеты.

Здесь рассказ Акейона опять был прерван научной дискуссией, в которой, как мне кажется, вряд ли что-либо понял бы даже сам Эйнштейн!

На девятый день Акейон снова ушел в ахун, вынырнул, опустился на другой планете и заново проверил все расчеты. С каждым днем ему все больше казалось, что он безвозвратно заблудился в Пространстве. Наконец, по прошествии двадцати шести дней, он очутился вблизи обитаемого мира. Акейон спикировал и сел на планете кайенов всего в нескольких километрах от того места, где Суйлик ожидал нашего возвращения.

Акейона тоже спас счастливый случай, только помноженный на волю и научные знания.

На заре «Тсалан» сел на планету Ссвфт. Эссина и Бейшит были безгранично рады нас видеть. С теплым чувством смотрел я на свой ксилл — единственный аппарат, побывавший в антимире. От ударов, полученных на Сифане, на его куполе осталось всего несколько вмятин.

В тот же вечер я официально попросил у Хелона руки его дочери.

глава 3 Минеры мертвых звезд

Не став задерживаться на планете кайенов, мы уже к середине следующего дня вернулись на Эллу. Я чувствовал себя истощенным, раздражительным, взволнованным. Хелон сказал, что ответ я получу на Элле вечером в день прилета.

Оставив все еще вялую и нуждавшуюся в отдыхе Ульну на «Тсалане», я вместе с Суйликом направился в зал Совета. Свой подробнейший отчет я закончил выводом, что хиссы, по всей видимости, к несчастью, были правы: никакое сосуществование людей с мисликами, во всяком случае в пределах одной солнечной системы, невозможно. Но если мы вынуждены яростно защищать наши галактики, прибавил я, то с мисликами как с таковыми разделаться вряд ли удастся, потому что их триллионы и триллионы в тысячах мертвых галактик.

Это заявление пришлось большинству собравшихся не по вкусу. Помимо того, что мислики несут гибель всякой белковой жизни, для хиссов они остаются также врагом метафизическим, воплощением Зла, которое должно быть навсегда уничтожено во всем мироздании. Один из Мудрецов возразил мне:

— Ты сказал, что планета Сифан до прихода мисликов была населена людьми. Почему же мислики не довольствуются ледяными планетами, на которых мы сами жить не можем? Почему они гасят наши солнца? Нет, тут не может быть никаких компромиссов. Мислики должны исчезнуть!

— Но такая борьба продлится миллионы лет! Каким бы мощным оружием вы не обладали, вы не сможете отвоевывать планеты одну за другой. Да и зачем вам эти скованные льдами миры, на которых уже нельзя жить?

Совершенно забыв о том, что формально я сам принадлежу к хиссам, я почти защищал мисликов.

— Мертвые планеты нам не нужны, хотя на них и может обнаружиться ценное сырье. У нас и без того хватает необитаемых миров. Но мислики должны исчезнуть. И раз уж они не выносят света и тепла, мы снова зажжем их звезды.

Позабыв о самой элементарной вежливости, я возопил:

— Что-что? Зажжем звезды?

— Сниссон сказал, что нам следует снова зажечь погасшие звезды, — ответил мне Аззлем. — Во всяком случае, мы должны попытаться. Теоретически это возможно. Практически задача может оказаться невероятно трудной. Но мы все равно попытаемся, и, пока ты отсутствовал, предварительные опыты уже начались. Тебя известят, когда придет время.

Я едва не задохнулся от изумления. Разумеется, с тех пор как я покинул Землю, мне приходилось видеть вещи одна другой фантастичнее. Я даже допускал — приходилось верить свои глазам, — что мислики, эти поразительные существа, действительно обладают способностью гасить звезды. Но чтобы хиссы, которые в конечном счете были всего-навсего людьми, вздумали вновь зажечь эти звезды... У меня голова пошла кругом, а Аззлем как ни в чем не бывало продолжал:

— Не думаю, что решающий опыт мы сможем провести раньше, чем через год. Тем временем мы будем продолжать исследования проклятых галактик, не предпринимая, однако, широких наступательных операций, чтобы не подвергать лишней опасности жизни хиссов или синзунов.

На этом заседание объявили закрытым. Я вышел, разыскал ожидавшего меня Суйлика и повторил ему все то, что было сказано на Совете.

— Мне все это уже известно, — ответил он. — Недавно была создана специальная группа физиков во главе с Асс-зой и синзуном Берантоном; в нее вошли около ста хиссов и почти столько же представителей других человечеств. Наша подруга Бейшит входит в делегацию хр’бенов. А знаешь, кто будет командовать ксиллами этой группы?

— Нет.

— Я. А руководить десантным отрядом, возможно, поручат тебе. Похоже, у тебя неплохо получается выпутываться из самых сложных ситуаций, — добавил он смеясь.

«Тсалан» уже находился на своем обычном месте. Я обошел звездолет стороной и пошел прогуляться к берегу, к тому самому месту, где впервые увидел Ульну. То, что Хелон не ответил сразу, казалось мне дурным предзнаменованием. Я ожидал заката с нетерпением и в то же время со страхом. Небо было безоблачным, нежно-сиреневым, каким оно бывает на Элле, когда лучи заходящего Иалтара пронизывают влажный воздух. Я уселся на мелкий песок.

Вдруг за моей спиной послышался шум шагов по песку. Ко мне подошел какой-то синзун и приветствовал меня.

— Сонг Всеволод Клер, — сказал он, называя мой син-зунский титул, — тебя ждет ур-шемон.

Я последовал за ним. Нос «Тсалана» гигантским конусом возвышался над нашими головами. Хелон в окружении Акей-она, Винседома и еще четырех пожилых синзунов ожидал меня в центральном зале.

— Вчера ты попросил у меня руки моей дочери Ульны, — начал он без лишних слов. — В принципе ты имеешь на это право, потому что ты благородный и вольный синзун. Но подобный брак между человечествами разных планет — дело неслыханное ни для нас, ни для наших друзей хиссов. До встречи с тобой мы вообще не видели человечеств, которые были бы достаточно близки к нам, чтобы можно было говорить о супружестве. Даже между хиссами и кренами, которые настолько походят на хиссов, что сами порой не могут отличить их от своих соотечественников, до сих пор не было ни одной свадьбы. Однако наши биологи, исследовавшие тебя, пока ты лежал в нашем госпитале, утверждают, что по химическому составу твоя протоплазма ничем не отличается от нашей. Кроме того, в тебе уже есть частицы синзунских костей, синзунские сосуды и синзунские мышцы. У тебя идентичный метаболизм, точно такое же количество хромосом и, вероятно, такое же, как и у нас, количество генов. Стало быть, твой случай особый. Единственное различие заключается в том, что у тебя пять пальцев, а не четыре, но у наших далеких предков их тоже было пять. Таким образом, никаких препятствий к браку нет, кроме разве что психологических. Однако Ульна, — тут он улыбнулся, — согласна. Поэтому я отвечаю тебе: да! Но знай: свадьба любого члена семейств шемонов может состояться только в столице Арбора, Бери-сенкоре, и вам придется отправиться туда, как только хиссы дадут на это разрешение. Да-да: еще и хиссы должны дать на это разрешение, потому что ты не только синзун и землянин, но и хисс. Хотелось бы мне знать, — добавил он шутливо, — какой планете будут принадлежать ваши дети?!

В течение всей этой длинной речи я чувствовал себя, как на горячих угольях, и лишь в конце вздохнул с радостью и облегчением. По синзунскому обычаю я молча поклонился. Благодарить в таких случаях не принято: синзуны благодарят только за мелкие подарки.

— Предупреждаю, — снова заговорил Хелон, — что по нашим правилам ты теперь не должен видеться с Ульной. Ты увидишь ее только в день свадьбы. Но ничто не запрещает тебе ей писать.

Я вышел из «Тсалана» с легким сердцем. И тут же натолкнулся на вездесущего Суйлика, с которым и поделился радостной вестью.

— А что, все сейчас женятся! — воскликнул он. — Сначала мы с Эссиной, вы с Ульной, еще и Бейшит, которая только что объявила мне, что выходит замуж за Сефера. Вот только ты нарушил наши обычаи!

— Каким же образом?

— Ты ведь был моим стеен-сетаном, а со дня моей свадьбы не прошло и года. Значит, ты должен заплатить мне выкуп. Раньше такой выкуп был довольно-таки велик — кусок платины величиной с кулак! Теперь же это пустяки: даже если ты сам не достанешь платину, любая лаборатория с радостью тебе ее изготовит. Насколько я знаю, твоя свадьба должна пройти на Арборе. Как же ты туда попадешь? Насколько мне известно, Совет желает придержать здесь все синзунские звездолеты. Впрочем, если хочешь, я доставлю вас на Арбор на своем ксилле.

Вот так три дня спустя мы и отправились на Арбор — Суйлик, Эссина, Хелон, Акейон, я и Ульна, причем последняя — в особой каюте, вход в которую для меня был воспрещен.

Как-нибудь я расскажу тебе обо всех пышных церемониях, сопровождавших свадьбу дочери ур-шемона, и обо всем великолепии Арбора. Насколько мягка и спокойна Элла, насколько ужасны мертвые миры, которые мне довелось повидать, настолько же буен и прекрасен Арбор с его фиолетово-синими океанами, с его горами высотой до двадцати километров, с его необъятными зелеными и пурпурными лесами, которые синзуны ревниво оберегают. Я никогда не забуду те короткие шесть дней — восемь земных, — что мы провели после свадьбы в долине Тар! Там, в одном из лесов, о которых я только что говорил, возле синего ручья, что течет с ледника, стоит на склоне небольшое бунгало, приготовленное специально для молодоженов. Несколькими километрами ниже горный поток наталкивается на плотину, образуя озеро, по берегам которого раскинулся Нимоэ, город, предназначенный исключительно для развлечений и удовольствий. Однако ни один синзун не пересекает незримой границы, отделяющей заповедную долину от города. Это древний обычай, существующий, если не ошибаюсь, и у наших индейцев-апачи: молодые пары должны провести несколько дней в полном уединении. С моей точки зрения, это еще один плюс синзунской цивилизации.

К ее же недостаткам, на мой взгляд, следует отнести необычайное пристрастие к всевозможным церемониям: в этом отношении с ними не смог бы сравниться ни один народ, за исключением, возможно, китайцев. Как только истекли наши заветные шесть дней, мне пришлось принимать участие в целой серии празднеств и пиров. Не зная местных обычаев, я все время боялся совершить какую-нибудь неловкость

и испытал истинное облегчение, когда шемоны сообщили мне, что я могу вернуться на Эллу, когда мне будет угодно.

На Арборе мне довелось пережить еще один волнующий момент. Как-то раз Акейон взял меня с собой в центральную обсерваторию планеты, расположенную в южном полушарии. И там астрономы показали мне бледное светлое пятнышко, затерянное где-то в созвездии Бренории, — нашу родную галактику. С помощью самых мощных аппаратов — принцип их действия отличен от наших телескопов — это пятно при максимальном увеличении превращается в звездную пыль, рассеянную по спирали. И среди всех этих звезд, незримое в их сиянии, мерцало наше скромное Солнце, вокруг которого вращалась моя родная Земля, такая маленькая, такая бесконечно далекая. Видимый мною свет шел от нашей галактики два миллиона лет, и, если бы совершенство синзунской техники позволило мне взглянуть на Землю, передо мной в лучшем случае предстало бы несколько жалких семейств питекантропов где-нибудь на опушке леса.

Сейчас, когда я вернулся на Землю, каждый вечер, если то позволяет погода, мы с Ульной отыскиваем среди звезд туманность Андромеды. И когда я вижу ее, я почти физически ощущаю необъятность разделяющего нас пространства. Галактика хиссов так далека, что ее невозможно увидеть даже в самые мощные телескопы. Но когда я вижу бледное опаловое пятно, когда думаю, что эта женщина, сидящая рядом, родилась там и что я сам там побывал...

Мы покинули Арбор через три месяца. Как и было условлено, за нами прилетел Суйлик. Мы стартовали из астропорта Берисенкора, забитого огромными звездолетами, поддерживающими связь между Арбором и другими синзунски-ми поселениями. Наш ксилл рядом с ними казался просто крошечным.

Едва мы взлетели, Суйлик сообщил мне, что я действительно включен в штаб его эскадры «минеров мертвых звезд». Похоже, Суйлик становился на Элле важной персоной. Но меня интересовало другое: я уже давно задумывался, почему, собственно, хиссы все время дают мне ответственные и... весьма опасные поручения? Мое настоящее место было бы в команде биологов. А для подобных поручений хватало и синзунов: они обладали таким же иммунитетом против излучений мисликов, а кроме того, были превосходными физиками. Видимо, эллийцы всерьез отнеслись к моей ассимиляции, и для них я был хиссом, правда, хиссом с красной кровью, но все-таки своим, а не чужестранцем, как синзуны. Наконец, Суйлика связывала со мной настоящая, крепкая дружба, и, настаивая на моей кандидатуре, этот молодой хисс, выделявшийся исключительной храбростью даже среди своего народа храбрецов-ученых, преподносил мне таким образом самый прекрасный подарок, какой был в его власти, — приключение.

Сколько раз я в душе проклинал — разумеется, не нашу дружбу, а эти ее последствия!

На Элле мы поселились в моем доме на острове Брессиэ. Ульна и моя «сестра» Ассила быстро нашли общий язык. В течение года мы с Ульной продолжали работать в команде биологов, стараясь найти эффективный способ защиты хиссов от излучений мисликов. Но, видимо, это теоретически невозможно: особые волны мисликов разрушают дыхательные клетки хиссов и всех других человечеств, за исключением синзунов и нас, землян. И пока не изменены свойства самого организма, тут, пожалуй, ничего не поделаешь. Ассза изучил этот вопрос с точки зрения физики и пришел к тому же выводу. Тем не менее путем впрыскивания некоторых химических препаратов нам удалось замедлить разрушительное действие смертоносных лучей, конечно, при условии, что излучение было не слишком сильным.

Как-то вечером, когда мы вышли из лаборатории, Суйлик увлек нас в свой ксилл и сразу же, без всяких объяснений, взлетел. Я уже познакомился с управлением этими аппаратами, и вскоре мне стало очевидно, что мы летим к Марсу. Ни я, ни Ульна там еще не бывали, поэтому возражать мы не стали. Мы летели с предельной для межпланетных путешествий скоростью, одной десятой от скорости света.

Марс — почти девственная планета, отдаленно напоминающая Арбор, но более сухая и пустынная. Мы долго летели на большой высоте, затем Суйлик резко спикировал к огромному зданию, главному заводу, где строились ксиллы для всех хисских планет. Только пусть слово «завод» не вызовет у тебя представления о несмолкаюгцем лязге и грохоте: хиссы терпеть не могут шума, и все процессы протекают у них почти в абсолютной тишине. Сборка ксиллов происходила на конвейере, вокруг, под наблюдением нескольких хиссов, работали автоматы. Мы шли через просторные цеха не останавливаясь. Наконец Суйлик ввел нас в обширный ангар, где заканчивалась сборка нового ксилла гигантских размеров: более трехсот метров диаметром при максимальной толщине в центре до шестидесяти метров, он скорее напоминал по форме пологий купол, нежели классическую чечевицу. Некоторое время мы молча смотрели на ксилл, потом Суйлик сказал:

— Перед вами наш будущий корабль, на котором мы полетим зажигать мертвые солнца.

— Но для чего такие размеры и такая форма? — спросил я.

— Иначе нельзя. Аппарат для воспламенения солнца огромен, и просто сбросить его невозможно. Следовательно, нам придется опуститься на поверхность мертвой звезды, а ты и сам знаешь, что там чудовищная сила тяжести: если нас не защитит мощное антигравитационное поле, мы будем тотчас же раздавлены собственным весом. Но для создания подобного поля потребуется невероятный запас энергии, поэтому на ксилле придется смонтировать настоящую энергостанцию. Что касается формы, то куполообразный свод позволит ксиллу легче выдерживать собственную тяжесть. При всем этом мы вряд ли сможем пробыть на мертвом солнце более одного базика.

Прошло еще несколько месяцев. Мало-помалу я привык к мысли, что мне придется участвовать в этой невозможной экспедиции. Один за другим, спокойно протекали дни. Во всяком случае, казалось, что они протекают спокойно. Но в это время самые выдающиеся ученые всех галактик, собранные на Трех Планетах, напряженно работали над осуществлением великого плана. Порой, глядя на умиротворяющие пейзажи Эллы, я думал, что за всей этой безмятежностью скрывается неустанная головокружительная деятельность, и в такие минуты чувствовал себя безнадежно отставшим, растерянным и несчастным, как маленький дикарь, случайно попавший на борт современного лайнера.

Я работал в лаборатории с какой-то яростью, до полного изнеможения. Я считал себя в некотором роде посланцем Земли, представителем нашей цивилизации, столь гордой своей техникой, которая — увы! — была давным-давно превзойдена во многих других мирах. Мне казалось, что если я сделаю какое-нибудь значительное открытие, то тем самым завоюю полное право жить на Элле, перестану быть бедным родственником, диковиной и превращусь в равного среди равных в содружестве человеческих планет. Поэтому по вечерам я засиживался допоздна, знакомясь с последними статьями хиссов или с помощью Ульны изучая труды синзунов. И не раз я поминал добрым словом своих земных учителей: пусть мне часто не хватало знаний, зато наши методы работы оказались на высоте и я быстро усваивал новые понятия.

Самое забавное во всем этом то, что, пока я так изводил самого себя и жаловался на свое невежество, хиссы уже признали меня полезным членом своего общества и с первых же дней доверили мне руководство группой молодых биологов. Я и в самом деле, хотя бы благодаря особенностям своего организма, знал немало того, что хиссам было внове. Что касается синзунов, то, несмотря на выдающиеся успехи в области биофизики — почти все болезни они, как и хиссы, лечат соответствующими облучениями, — они то ли забыли, то ли недооценили роль химии, и именно в этой области мне удалось добиться результата, о котором я тебе уже говорил: найти препарат для временного предохранения хиссов от лучей мисликов.

Наша совместная жизнь с Ульной вначале была совсем не легка. Синзуны вообще чрезвычайно мнительны, а я частенько бываю несдержан. Нам предстояло также заполнить пропасть, образованную различиями в воспитании. Хорошо, что хоть религия не усложняла нам жизнь: синзуны, как и сам я, агностики. Зато было множество мелочей, которые порой приводили к ссорам. Взять хотя бы такую любопытную деталь: несмотря на всю свою культуру и церемонность, синзуны едят руками; ты сегодня, наверное, сам заметил, что Ульна еще не совсем умело орудует вилкой. А она никак не могла смириться с моей привычкой работать по ночам и уж совсем не понимала, почему это я так не люблю вставать в предрассветную рань. Но постепенно между нами воцарилось согласие. У синзунок есть по крайней мере одно неоспоримое преимущество перед их земными сестрами: они никогда не угрожают вернуться к своей маме!

Но вот однажды, когда я, как ящерица, грелся на солнце перед домом, болтая с Ульной и Ассилой, на нас упала какая-то тень: это был тот самый гигантский ксилл, который мы видели на Марсе. Под управлением Суйлика он, несмотря на всю свою тяжесть, описал несколько изящных кругов, пронесся над плоской крышей и исчез за горизонтом. Спустя полчаса я получил от Аззлема приказ немедленно явиться в Дом мудрецов.

Я посадил свой реоб на террасе. Гигантский ксилл тихонько покачивался на волнах у края пирса. Суйлик ждал меня один.

— Разве Эссина не с тобой? — спросил я.

— Нет. В этой экспедиции женщин не будет. Ты ведь тоже не взял с собой Ульну!

— Когда улетаем?

— Скоро. Пойдем, Мудрецы хотят тебя видеть.

Аззлем и Ассза не заставили нас ждать. Аззлем сразу же

приступил к делу:

— Слер, мы собираемся еще раз попросить тебя выполнить опасную миссию. Как тебе известно, Суйлик добился, чтобы тебя включили в его штаб. Мы не могли отказать — к тому не было причин, однако мы считали, что сможем обойтись и без тебя. Вышло же так, что ты нам, вероятнее всего, понадобишься. В основных чертах ты уже знаком с планом: на особом ксилле вы опуститесь на застывшую поверхность мертвого солнца и установите огромный аппарат, способный возобновить термоядерные реакции. По правде говоря, этот аппарат гораздо мощнее: мы собирались лишь зажигать погасшие звезды, теперь же, по всей видимости, будем их взрывать. В страшном атомном взрыве вместе с мисликами погибнут и окружающие планеты. Что ж, тем хуже!

Так вот, проблема вот в чем: на поверхности звезд вы будете испытывать в десятки раз большее тяготение, чем на Элле. Чтобы вас не раздавило, ксилл снабжен специальным приспособлением для создания антигравитационного поля.

Но для такого поля требуется масса энергии, и оно сможет просуществовать всего полбазика. К тому времени все должно быть кончено, иначе вас просто расплющит собственный вес. С другой стороны, самая ответственная часть взрывателя, которую нельзя ни разобрать, ни смонтировать заранее, пока еще слишком тяжела, несмотря на все старания снизить ее вес. На мертвой звезде ее не сможет поднять ни хисс, ни синзун.

— Роботы... — начал я.

Аззлем раздраженно зашипел:

— Ты прекрасно знаешь, что наши роботы не способны действовать в антигравитационных полях! Поэтому мы решили использовать твою физическую силу. Ты согласен?

— Разве я могу отказаться? — ответил я.

— В таком случае мы поместим тебя в камеру с искусственным полем тяготения, чтобы определить, сумеешь ли ты справиться с замедлителем, и при каких условиях. Антигравитационное поле ксилла некоторое время будет обратно пропорционально силе притяжения мертвого солнца. Но очень короткое время, так что тебе придется действовать быстро. Пойдем!

В физической лаборатории я оказался впервые. На меня надели специальный скафандр, армированный металлическими стержнями, с шарнирами на коленях, в поясе и в локтях: внутреннее его устройство напоминало противоперегрузоч-ные комбинезоны наших пилотов сверхзвуковых самолетов. Облачившись в эти доспехи, я встал на металлическую плиту, расположенную под медным куполом. У моих ног лежала сложная деталь. Я нагнулся и без труда поднял ее. Я знал, что для хисса это было бы почти невозможно.

Ассза направился к реостату.

— Внимание! Тяготение два!

Я почувствовал, что тяжелею. Поднять деталь оказалось уже труднее. Ассза постепенно увеличивал силу притяжения. Руки и ноги у меня наливались свинцом, движения становились все медленнее, кровь приливала к ногам, несмотря на скафандр. Потом меня окутала «черная пелена», хорошо знакомая пилотам, но уже задолго до этого момента я не мог поднять замедлитель. Ассза медленно довел тяготение до нормального.

— В самый раз! — сказал он. — А для некоторых звезд даже маловато. Надо будет придумать нечто такое, что автоматизирует эту операцию. Но в конце концов мы можем всегда попробовать и на маленьком солнце!

На следующий день Суйлик увел свой ксилл к острову Аниасц для последних приготовлений, и почти месяц я не слышал о нем ни слова. Потом, в один из дней, ко мне в лабораторию зашел Ассза и сказал, что все готово: завтра мы летим торпедировать мертвое солнце в той проклятой галактике, где я уже бывал.

В тот вечер мы не вернулись к себе, а остались в Доме чужестранцев. Когда Иалтар уже садился, с запада показался гигантский ксилл и опустился на море у края полуострова. Через несколько минут подошли Суйлик с Эссиной, Ассза, Бейшит и Сефер, Акейон и Берантон, великий синзунский физик. Таким образом, весь штаб «Ссуинсса» — что означает «Разрушитель» — был в сборе. Состоялся своего рода прощальный банкет без речей. Мы с Ульной ушли пораньше и отправились на берег. Была мягкая, теплая ночь, море чуть светилось, на берег неспешно накатывались волны. Ари и Арци заливали всехолодным светом, мириады звезд сияли в высоте. Над самым горизонтом все еще мерцала постепенно тускнеющая кровавая Кальвено. Серебристые лучи двух лун дробили черные тени деревьев. Мы сели в этой зыбкой тени, глядя, как волны выносят на песок пенные кружева.

Так, в полном молчании, мы просидели там довольно-таки долго. Да и что мы могли сказать? Готовящаяся драма была неизмеримо значительнее наших личных судеб! Отступить я уже не мог, да и не хотел, хотя временами содрогался от ужаса. Ульна знала, что на сей раз я полечу один.

У самой воды, слева от нас, появилась еще одна пара. Судя по стройным, немного хрупким силуэтам, это были хиссы. Они приблизились, и мы узнали Суйлика с Эссиной. Я встал, чтобы позвать их, но Ульна дернула меня за тунику, шепнув:

— Оставь их. Им тоже надо проститься.

Я промолчал. Хиссы прошли, не заметив нас, и растаяли в темноте. Но вскоре они вернулись, и не одни: их спутники казались еще более хрупкими, и я понял, что это Бейшит и Сефер. На этот раз, когда они поравнялись с нами, я их окликнул, и они подсели к нам.

Я вынул из кармана трубку, закурил. Хотя сами хиссы не курят и считают этот обычай странным, на Элле есть растение, не уступающее по аромату нашему лучшему табаку, но гораздо менее вредное. Я привез с собой немного рассады, но она, к сожалению, не прижилась. Так вот, я раскурил трубку и повернулся к Суйлику:

— Как думаешь, каковы наши шансы вернуться?

Он ответил мне хисской поговоркой:

— Угадай, где хвост у стисснассана!

Стисснассан — это эллийский червяк, у которого голова так похожа на хвост, что тот, кто пытается угадать, где что, ошибается в каждом втором случае.

— Мисликов на мертвых солнцах, наверное, нет, — продолжал он. — Так что опасность не в них, а в том, что у нас очень мало времени на установку килсима. Возможно, все будет зависеть от твоей силы. На месте Мудрецов я бы, пожалуй, подождал, пока не будут созданы роботы, способные действовать в антигравитационных полях. Но, с другой стороны, на изготовление килсима уже затрачено столько энергии, что, если в конечном счете не использовать ее там, ее так или иначе придется использовать где-то еще.

— Все у вас получится! — раздраженно заметила Бейшит. — Не может не получиться!

— Бейшит участвовала в разработке проекта, — чуть саркастичным тоном пояснил Суйлик. — Еще бы она не была так уверена в своем детище!.. Что касается меня, то я успокоюсь только тогда, когда килсим сработает. И не просто сработает. Взорвется-то он в любом случае... Но он должен сработать вовремя... или мы исчезнем!

— То есть как это? — не понял я.

— Килсим — аппарат экспериментальный и... опасный. После того как будет смонтирована последняя деталь, в твоем распоряжении останется ровно одна твоя земная минута, чтобы успеть вставить замедлитель. Если тебе это удастся, взрыв произойдет через базик, если же нет — через две минуты. Нет смысла тебе объяснять, что в этом случае мы не успеем удалиться от мертвой звезды. А уходить прямо в ахун из ее чудовищного поля тяготения немыслимо; мы почти наверняка попадем в какой-нибудь антимир. И далеко не каждому так везет, как повезло Акейону. Но не волнуйся! Когда наступит эта минута, я усилю напряжение антигравитационного поля до предела, и ты справишься!

Арци медленно уходила за горизонт. Поднялся свежий ветер. Мы сидели молча. Потом Ульна вполголоса запела песню Покорителей Пространства. Когда она дошла до слов о «тех, кто встретил смерть в неведомых мирах», горло ее сжала мгновенная судорога, но она допела гимн до конца. Потом Бейшит низким и очень чистым голосом спела древнюю песню своей планеты, протяжную и мрачную, похожую на заклинание. Затем все стали просить меня спеть им песню Земли, и я не нашел ничего более подходящего, чем грозная песня корсаров Жана Бара10:

Лишь не знающие страха Вместе с нами поплывут!..

«Ну да, — думал я. — Что значат все эти подвиги древних мореплавателей по сравнению с нашим фантастическим рейдом: ведь мы летим зажигать солнце!..»

— Что бы ни случилось, друзья, — вдруг заговорил до сих пор молчавший Сефер, — человеческие планеты смогут нами гордиться. Даже если мы потерпим неудачу, у других когда-нибудь все получится. Но мы все равно останемся первыми.

— Конечно, — усмехнулся Суйлик. — Нужно только постараться не уподобиться Оссинси!

— Кто такой Оссинси?

— Самый знаменитый воин с Эллы-Вен, живший несколько тысячелетий тому назад. До нас дошла песня о нем. Споем, Эссина?

И они вдвоем спели нам песню о подвигах Оссинси. Это был столь славный воин, что ему ни с кем не удавалось сразиться: враги бежали при одном упоминании его имени. Но вот однажды он набрел на старого отшельника, который никогда о нем не слыхал. Разозленный тем, что Оссинси нарушил его уединение, отшельник, вместо того чтобы бежать, обрушился на воина с проклятиями. В смятении Оссинси подумал, что перед ним какой-то сказочный герой, если этот старик смеет его проклинать, и сам обратился в бегство, да так стремительно, что бежит до сих пор.

На этой иронической ноте мы и отправились спать.

Ксилл стартовал на заре. Эссина, Бейшит и Ульна пришли проводить нас на пирс. Прозвучали прощальные слова, после чего за нами закрылась металлическая дверь.

Первая часть перелета прошла спокойно, если не считать более заметных толчков при переходе в ахун, вызванных значительной массой ксилла. Мы вынырнули в проклятой галактике, но Суйлик не знал, где в точности находится планета Сифан, на которой мы с Ульной провели тот страшный месяц. Пролетев над ближайшей планетой, мы обнаружили, что она захвачена мисликами. Солнечная система, которую мы намеревались оживить, похоже, насчитывала с дюжину планет, но это, разумеется, приблизительная цифра. Мы начали спускаться к мертвому солнцу.

Вместе с Берантоном, Акейоном, Сефером и Суйликом я сидел в кабине управления, в сеалле. Помимо обычных, уже знакомых приборов, которыми я умел пользоваться, хотя и не все в них понимал, здесь было множество новых аппаратов специального назначения.

— До мертвого солнца лететь еще несколько базиков, — сказал Суйлик. — Возможно, Берантону стоит заранее показать тебе, что именно нужно сделать.

Я последовал за физиком. Экипаж «Ссуинсса» состоял всего из пятидесяти человек двадцати пяти хиссов и двадцати пяти синзунов. Большую часть ксилла занимал огромный круглый зал, пол которого делился на две части — центральный круг и внешнее кольцо. В середине стояло уродливое приземистое овальное сооружение высотой метра три и диаметром до тридцати метров. Оно явно не было закончено: тут же на металлическом полу лежали еще не смонтированные детали. Среди них я увидел тот самый замедлитель реакции, который мне предстояло вставить на место. На внешнем кольце располагались антигравитационные генераторы; в их поле мы должны были работать на мертвой звезде.

— Как только мы опустимся, — сказал Берантон, — центральный круг вместе с килсимом отделится. Антигравитационное поле будет включено заранее. Но чтобы уравновесить притяжение мертвого солнца, потребуется столько энергии, что ее хватит всего на половину базика с момента посадки. Стало быть, придется поторопиться. Когда килсим будет включен, мы отлетим подальше и уйдем в ахун, чтобы снова выйти в Пространство для наблюдений за результатами опыта. Иди сюда, отработай все движения — это несложно. Берешь замедлитель, вставляешь его в это отверстие, поворачиваешь на девяносто градусов, вдвигаешь еще наполовину и еще раз поворачиваешь в обратном направлении. Вот и все. Но когда я подам знак, не медли ни секунды! От тебя будет зависеть наша жизнь. Теперь попробуй. Килсим еще не включен, опасности нет.

Мы находились в Пространстве, вдали от мощных центров притяжения, поэтому задача показалась мне нетрудной. Я отрабатывал каждое движение до тех пор, пока не научился вставлять замедлитель с закрытыми глазами.

— Скоро деталь будет весить побольше. Прежде чем мы закончим сборку килсима, попробуешь еще раз.

— Не стоит, — возразил я. — И так все ясно. Лучше я поберегу силы.

Мы вернулись в сеалл. Орбиты больших планет остались позади, и теперь мы пролетали мимо планет внутренних. Когда последняя исчезла из виду, Суйлик включил антигравитационное поле и подал сигнал боевой тревоги. Мы облачились в скафандры, но пока остались в сеалле. Берантон и Суйлик приступили к серии сложных маневров: опуститься на мертвое солнце неизмеримо сложнее, чем на любую планету. Внезапно расход энергии резко повысился, лица астронавтов омрачились. Затем все вошло в норму.

Но когда до цели оставалось около десяти тысяч километров, расход энергии снова угрожающе возрос. Нужно было незамедлительно принимать решение: продолжать спуск, ограничив пребывание на мертвом солнце до трети базика вместо половины, или же поворачивать назад. Экипаж и командование единогласно решили спускаться. Берантон приказал начать монтаж килсима заранее, принимая все меры предосторожности.

Все, кроме Суйлика, который не мог отойти от приборов управления, спустились в большой зал. Антигравитационные генераторы тихо гудели. Вокруг килсима сновали инженеры-монтажники. Несмотря на мощное внутреннее поле, притяжение становилось все более и более сильным, и стрелка гравиметра уже приближалась ко второму делению. Потом она перешла его. Наши движения сделались тяжелыми и неловкими. Берантон приказал мне лечь на кушетку: я должен был сохранить силы для решающего момента.

Последовал легкий толчок: ксилл скользнул вперед и замер. Центральная платформа медленно опустилась. Мы были на поверхности мертвого солнца. Ксилл поднялся и завис в трех метрах над нами. Вокруг в холодном свете прожекторов простирались застывшие волны металла и шлаков — жуткий, удручающий пейзаж! Теперь в нашем распоряжении оставалась ровно треть базика, или тридцать эллийских минут, за которые мы должны были успеть все закончить. В моем шлеме зазвучал бесстрастный голос Суйлика, отмечавшего время: «Двадцать девять... двадцать восемь... двадцать семь...»

Но что случилось с командой монтажников? Казалось, они еще не сдвинулись с места! С трудом повернув голову, я увидел, что инженеры, стесненные в движениях из-за своих скафандров, еле волоча ноги, работают мучительно медленно! Берантон, прислонившись к килсиму, руководил сборкой.

— Двадцать пять... двадцать четыре... двадцать три...

Большая часть деталей все еще валялась на стендах и полу.

Какие же мы были идиоты — синзуны, хиссы, хр’бены, я сам, — да все! Пусть роботы и не действуют в антигравитационных полях, но обыкновенный подъемный кран, да даже козловой подъемный кран11 уже наверняка бы со всем справился! Но эти слишком цивилизованные существа позабыли о таких простых приспособлениях!

— Двадцать... девятнадцать... восемнадцать...

Напряжение антигравитационного поля не было постоянным и ритмично менялось. Меня то вдавливало в кушетку, то приподнимало, то вдавливало, то приподнимало...

— Пятнадцать... четырнадцать... тринадцать...

Постепенно последние детали становились на место. Берантон крикнул:

— Внимание! Когда я подам знак, наступит твоя очередь. У тебя останется ровно одна земная минута. Приготовься!

— Двенадцать... одиннадцать... десять...

— Когда я опущу руку, начнется твоя минута. Иди сюда!

Я встал, с трудом дотащился до замедлителя. Он показался

мне чудовищным. Никогда, ни за что не смогу я его поднять!

— Девять...

— Берантон! Я не смогу! Останови...

— Восемь...

— Слишком поздно! Давай!

Он опустил руку. Я нагнулся, ухватился за деталь, полный страстной решимости. Выхода не было: чудовище уже пробудилось. Теперь я держал в руках наш единственный шанс на спасение — замедлитель реакции, который даст нам время уйти в ахун. Тяжело выдохнув, я поднял его рывком. Берантон, глядя на мои земные часы, отсчитывал секунды.

— Пятьдесять пять...

Я сделал шаг, положил конец замедлителя на край отверстия.

— Пятьдесят...

Нет, деталь была слишком тяжела! Куда же ее поворачивать, направо или налево? Внутри скафандра пот заливал мне глаза.

— Сорок...

О чем думает этот болван Суйлик, который обещал дать максимальное напряжение антигравитационных полей, когда придет моя очередь!

— Тридцать пять...

Вокруг меня сборщики медленно расползались в стороны, придавленные страшным притяжением. Невероятным усилием я приподнял замедлитель на нужную высоту. Мне показалось, что я уже чувствую дрожь в недрах чудовища. А что, если хиссы ошиблись? Что, если килсим взорвется сейчас?

— Тридцать...

Охваченный ужасом, я повернул деталь, но не в нужную сторону.

— В другом направлении, в другом направлении, — проревел Берантон. — Двадцать пять...

И вдруг мне почудилось, будто деталь сразу же сделалась значительно более легкой. Я смог ее повернуть, вставить глубже. Мне оставалось только повернуть ее еще раз. Но куда теперь? Разумеется, в обратном направлении. Но куда я ее поворачивал в первый раз? Совершенно ничего не соображая, я простоял без движения, наверное, еще секунду.

— Двадцать...

— Вот так!

Деталь словно сама встала на место. Берантон машинально попытался вытереть пот, струившийся по его лицу под шлемом скафандра.

— Десять, — проговорил он.

— Семь, — отозвался голос Суйлика. — Внимание, я снижаюсь. Входите в ксилл!

Купол ксилла накрыл нас. В последний раз я бросил взгляд на волны застывшего металла, которых больше никто не увидит. Как можно скорее, из последних сил передвигая ноги, мы забрались на внутреннее кольцо. Ксилл тотчас взлетел, оставив внизу центральный диск с грозной массой килсима. Диск этот быстро уменьшался и скоро исчез из виду. Мы дотащились до герметических дверей, вползли в ксилл. Притяжение все еще было так велико, что никто не решался подняться по лестнице. Когда оно немного ослабло, мы полезли вверх, изнемогая от усталости. Я был уже на полпути, как вдруг вся тяжесть исчезла, и я ощутил себя легче пушинки: ксилл ушел в ахун.

глава 4 Вспышка в ночи

 Один за другим все расходились по своим местам. Я вернулся в сеалл.

— Где мы? — спросил я Суйлика.

— Где-то в Пространстве. Надеюсь, достаточно далеко, чтобы ничего не бояться. Подождем взрыва.

— И сколько придется ждать — базик?

— Нет, больше. Взрыв произойдет ровно через базик, но мы его увидим позднее, базика через четыре, а то и пять, в зависимости от расстояния до звезды. Ты забыл, что свет распространяется не мгновенно. А что касается волн снесс, которые распространяются быстрее обычных, то я не думаю, чтобы взрыв значительно увеличил их поток. Впрочем, попробуем их засечь.

Берантон и Сефер готовили регистрационную аппаратуру. Мы принялись ждать. В ксилле царила тишина, нарушаемая лишь мягким гулом вспомогательных двигателей да чуть слышным шипением прогоняемого через фильтры воздуха. Я уселся поглубже в удобное кресло и, сломленный усталостью, задремал.

Разбудил меня громкий крик. Я открыл глаза. Свет был погашен, но экран полыхал яростным пламенем, а на его фоне жесткими тенями выделялись силуэты хр’бена, син-зуна и Суйлика. Ослепленный, я отвернулся. Суйлик, прикрывая глаза одной рукой, другой лихорадочно крутил рукоятку настройки. Приглушенный фильтром, свет ослабел. Вцепившись в ручки своего кресла, я жадно вглядывался в фантастическое зрелище, в котором была и моя доля усилий, — возрождение солнца!

В глубине черного неба сияло ослепительное, несмотря на фильтр, пятно, расползавшееся с каждой секундой. Затем из этого пятна вырвались фиолетовые языки пламени и поползли в трех направлениях, вытягиваясь, словно гигантские пальцы. Картина была грандиозная и жуткая, особенно с учетом того, что вокруг не мерцало ни одной звезды. Бледные пятна далеких галактик растворились в сиянии нового светила.

— Суйлик, почему ты меня не разбудил? — крикнул я.

— Взрыв застал нас врасплох. Он произошел раньше, чем мы ожидали, а это означает, что мы находимся гораздо ближе, чем думали, даже слишком близко, если говорить начистоту. Посмотри на счетчик радиации!

Стрелка счетчика неуклонно ползла влево, приближаясь к зеленой черте, обозначающей опасность. Берантон и Сефер невозмутимо наблюдали за приборами-регистраторами.

— Осторожно, уходим в ахун!

Я почувствовал характерный толчок. Экран погас. Почти тотчас же последовал новый толчок при выходе из ахуна, однако экран остался темным.

— Куда мы попали?

Никто не ответил.

— Суйлик, где мы?

— А где, по-твоему, мы можем быть? Где-то в Пространстве.

— Но где солнце? Неужели оно снова погасло?

Трое моих спутников расхохотались.

— Да нет же, наивный тссемлянин! Просто мы слишком удалились: свет сюда еще не дошел. Следи внимательно, и ты увидишь начало взрыва.

Мы напрасно прождали два базика. Внезапно в черной бездне Пространства, как раз впереди пятна далекой галактики, вспыхнуло что-то зеленое.

— Взрыв килсима, — проговорил Берантон.

В течение, может быть, двух-трех секунд не было ничего, кроме этой зеленой вспышки в ночи. Затем полыхнул ослепительный синий свет. Отсюда, с огромного расстояния, диаметр этого зарева показался мне ничтожным. Я снова увидел огненные пальцы, гигантские извержения раскаленных газов. Они расширялись, сливались, наконец образовали единую корону, некоторое время переливавшуюся всеми цветами радуги. Затем последовала вторая вспышка, третья, десятая, сотая — они следовали одна за другой, уходя все дальше и дальше. Теперь даже издали это пятно света казалось вдвое больше нашего Солнца. И пятно это росло с каждой секундой.

— Теперь от мисликов не должно остаться и следа, — тихо проговорил Берантон. — И от их планет тоже.

Суйлик увеличил изображение в сто раз, одновременно сменив фильтр. Весь экран заполнило кипящее огненное море. Вздымались и опадали гигантские волны, каждая величиной с несколько планет... Диаметр звезды уже превысил пределы ее старой солнечной системы, и все миры, которые она некогда озаряла, со всеми их горами, замороженными океанами, развалинами всевозможных человеческих культур и... мисликами, вернулись в огненные недра нового солнца.

— Нет, это уж слишком! Свет Небесный, ты дал слишком большую власть своим созданиям! — пробормотал молодой хисс, только что вошедший в сеалл.

Суйлик обернулся столь резко, словно его ужалила змея.

— Что значит — слишком? Ты что, предпочел бы увидеть погашенный мисликами Иалтар?

Юноша не ответил. То был единственный раз, когда я услышал, как хисс усомнился в «Древнем Пророчестве». И, словно по иронии судьбы, его одернул именно Суйлик, один из редких агностиков Эллы.

Безымянная звезда стабилизировалась. Время от времени над ней еще вздымались пылающие протуберанцы, но диаметр ее перестал увеличиваться. Пора было возвращаться, и мы ушли в ахун.

Когда Элла возникла на экранах, Суйлик передал сообщение об успехе экспедиции, поэтому еще до того, как мы проникли в атмосферу, нас встретил почетный эскорт из сотен ксиллов и «Тсалана», а на пирсе, возле которого опустился на воду гигантский ксилл, нас ожидал Совет мудрецов в полном составе. Впереди всех, на самом краю мола, появились три тонкие фигуры, размахивающие руками, — Ульна, Эссина и Бейшит. Весь берег, вся нижняя терраса, все прибрежные склоны были покрыты тысячами хиссов — первый раз я увидел на этой счастливой планете настоящую толпу. Когда мы выбрались на броню «Ссуинсса», грянул гимн, тот же самый, что я слышал в зале Совета миров на планете Рессан. И на сей раз даже я, тссемлянин, человек с красной кровью и неразвитыми мистическими способностями, был взволнован и тронут до слез. Ибо это была песнь освобождения сотен человечеств от угрозы Вечной Ночи, песнь сынов Света, перед которыми открывалось будущее без конца и края.

Сломленные усталостью и волнением, мы еле добрались до зала Совета. Суйлик приступил было к докладу, но Аззлем мягко прервал его:

— Нет, Суйлик, не надо. Технические подробности подождут до завтра. А сегодня просто расскажите нам, как все происходило.

Мы рассказывали по очереди. Нервный подъем помог мне подобрать нужные слова для того, чтобы передать весь ужас и отчаяние тех секунд, коротких секунд на поверхности мертвого солнца, когда я напрягал все силы, пытаясь поднять «замедлитель». Я предложил установить на куполе «Ссуинсса» подъемный кран или таль. И меня слушали так, как до этого не слушали никогда в жизни!

Потом мы с Ульной отправились домой. Целую неделю я приходил в себя и отдыхал. За эти восемь дней у нас в гостях, помимо Эссины и Суйлика, Бейшит и Сефера, перебывали все соседи, кроме того, из дальних мест слетелось множество хиссов, которых я видел вообще впервые. Мне пришлось повторять свой рассказ бесчисленное количество раз.

Вечером восьмого дня, когда я возвращался после купания, возле моего дома опустился реоб, выкрашенный в синий цвет, цвет Совета. Из него вышел Ассза и спокойно сказал:

— Слер, второй килсим готов!

И тогда начался для меня самый фантастический период жизни. План хиссов заключался в том, чтобы создать в проклятой галактике пятно света, систематически торпедируя мертвые солнца вокруг первой зажженной нами звезды. Мне пришлось участвовать еще в десятке экспедиций, но теперь все проходило уже легче: замедлитель поднимали краном, и мне оставалось только направлять его в отверстие и поворачивать. Однако по общему согласию, хиссы, синзу-ны и хр’бены предоставляли эту почетную роль мне, хотя при помощи крана с подобной задачей могла бы справиться любая женщина. Действительно, вскоре и женщины начали принимать участие в подобных экспедициях, пусть и утомительных, но уже не столь опасных, как военные экспедиции на планеты, захваченные мисликами.

Заводы на Марсе работали на полную мощность, собирая новые гигантские ксиллы. В четвертую экспедицию полетели три таких корабля. Начиная с десятой, их было уже семь, и во тьме одновременно вспыхнули сразу семь новых солнц. В одиннадцатую экспедицию отправились десять ксиллов, но вернулись только пять!

Этого рейда я никогда не забуду. Мы торпедировали громадное солнце и, несмотря на предельное напряжение антигравитационных полей, едва уцелели. Один хисс неосторожно приблизился к краю центральной площадки, где поле было слабее, упал на поверхность мертвого солнца и погиб у нас на глазах, раздавленный собственным весом, — мы даже не успели прийти ему на помощь.

Долгое время мы парили в Пространстве, ожидая взрыва. Кругом стояла кромешная тьма. Дело в том, что первое солнце мы зажгли чуть более шести месяцев назад, а расстояние между мертвыми звездами было в среднем раз в десять больше, поэтому свет сюда еще не дошел. Вместе с Суйликом, Ульной и Эссиной я находился в сеалле. Эссина была подавлена: погибший хисс, тело которого должно было исчезнуть в невообразимом взрыве, приходился ей дальним родственником. Мы молчали. Дежурный штурман монотонно, как заклинание, считывал показания приборов:

— Секан, сник. Тсенан, сник. Офан, сник...

Вдруг мы увидели, как он резко распрямился и уставился на один из циферблатов:

— Тсенан Мислик: сен, тси, серой, стелл, сидон...

Регистратор излучения мисликов подскочил с нуля до

пяти. Для хиссов оно становилось опасным начиная с седьмого деления, для хр’бенов — с шестого! Значит, где-то в Пространстве, вдали от всяких планет, еще оставались мислики. Уже одно это, само по себе, являлось новостью и угрозой.

Но на сей раз все обошлось — во всяком случае, для нас. Излучение быстро ослабело. А еще через несколько минут нас настигла световая волна: килсим снова сработал вовремя.

Через ахун мы вернулись на планету кайенов, где находился наш сборный пункт. На космодроме уже лежал гигантский ксилл Акейона. На другом краю огромного поля виднелся маленький космополитический городок, в котором проживали инженеры, обслуживающие ксиллы. Кайены относились к нам дружелюбно, но сдержанно.

Мы принялись ждать. Появились еще два больших ксилла; их капитаны пришли к нам с отчетом. Все было нормально. Мы зажгли уже пятьдесят солнц, но, как заметила Бейшит, по сравнению с миллиардами мертвых звезд проклятых галактик это было всего лишь слабой вспышкой в ночи.

Время шло. Настала ночь, ночь планеты Ссвфт. Шесть ксиллов не возвращались. Однако, пока не истекло резервное время, это нас не очень тревожило. Мы поужинали и легли спать. Утром над космодромом по-прежнему высились только четыре огромных купола наших ксиллов.

Незадолго до полудня прилетел маленький ксилл с Эллы. Оказалось, что это Ассза. С ним время прошло быстрее, но когда снова стемнело и ни один из шести наших ксиллов не вернулся, мы забеспокоились не на шутку. Суйлик, Ассза и я решили этой ночью не спать.

Мы устроились в оборудованной хиссами наблюдательной башне на предпоследнем этаже. Над нами звучали тяжелые шаги дежурного кайена, следившего за рейсами своих кораблей! Ассза сел к передатчику, чтобы связаться с ксил-лами, когда они будут приближаться к планете, но аппараты, работавшие как на радиоволнах, так и на волнах снесс, молчали. Около полуночи Ассзу сменил Суйлик. Утонув в мягком диване, я постепенно погружался в дремоту. В комнате было темно, и лишь контрольные лампы мерцали слабым зеленым светом.

Внезапно на экране появилось бледное лицо одного из хиссов, Бриссана, командира ксилла № 8. Он произнес несколько неясных, неразборчивых слов, после чего экран погас.

Сон мой как рукой сняло. Я вскочил и встал позади Суй-лика. Тот лихорадочно крутил ручки настройки. Экран снова вспыхнул, но изображения не было.

— Суйлик, что происходит? — спросил я.

— Не знаю. Но уж точно ничего хорошего.

— Пойдемте! — оборвал его Ассза.

Мы быстро поднялись на верхний этаж. В рачьих глазах кайена при виде нас вспыхнул враждебный огонек, но огонек этот тут же погас, когда он узнал Суйлика. По просьбе Ассзы кайен включил космический детектор — кстати, усовершенствованной синзунской модели — и начал обшаривать небо. Этот детектор представляет собой нечто вроде радара, использующего волны снесс. На экране появилось быстро перемещающееся пятно.

— Ксилл номер восемь, — сказал Суйлик. — Он будет здесь через несколько минут. Видимо, уже вошел в атмосферу.

Мы спустились к себе. Один за другим по углам космодрома зажигались мощные прожекторы, но не для ксилла, который в освещении не нуждался, а для звездолета кайе-нов, возвращавшегося из межпланетного рейса. Вскоре этот звездолет, похожий на огромное яйцо, неуклюже сел на поле. Едва он остановился, как из темноты возник наш ксилл. Но вместо того чтобы опускаться плавно и вертикально, он круто пикировал на ребро. Суйлик с посеревшим лицом замер у окна.

— И о чем только думает Бриссан? Он с ума сошел или вообразил, что управляет реобом? Проклятые мислики! В любом случае, он летит слишком быстро!

Ссииих!

Гигантский аппарат коснулся поверхности на скорости более тысячи километров в час. Срезанный слой почвы брызнул во все стороны, пыль вздыбилась тяжелыми волнами в лучах прожекторов, и сквозь ее желтоватую завесу мы увидели, как ксилл подпрыгнул, упал, опять подпрыгнул и, встав на ребро, покатился дальше, как гигантское колесо. Слегка задев ксилл №2 - ксилл Акейона, — он прошел между ксиллами № 1 и № 3 и врезался в звездолет кайенов.

Мы были уже внизу и бежали к месту катастрофы. Пыль медленно оседала. На помощь бросились хиссы и синзуны из ксилла № 3. Когда мы пробегали мимо ксилла № 1, к нам присоединились Ульна, Эссина и Бейшит. На полном ходу нас обгоняли машины кайенов со спасательными командами.

Звездолет пылал. Привалившись к нему, стоял ксилл № 8, на три четверти разрушенный, с изорванной, смятой обшивкой. Боковой люк был открыт, но никто оттуда не выходил. Мы нырнули в искривившийся коридор, проползли под продавленными потолками, отодвигая трупы синзунов и хиссов, и наконец проникли в сеалл. Там еще мерцал свет, откуда-то из вспоротого чрева доносилось глухое гудение двигателей. В сеалле было семь человек, из них шестеро мертвых, один лишь Бриссан еще дышал. Он узнал Суйлика и Ассзу, прошептал: «Будьте осторожны, мислики контратакуют», — и тоже умер.

Среди хаоса разбитых установок и сорванных приборов Суйлик отыскал завалившийся под кресло судовой журнал.

Мы вышли, уступив место экипажу ксилла № 3, который методично принялся искать возможных выживших. Таковых обнаружился лишь один человек — молодая кренка со сломанными руками и ногами. Ее немедленно переправили в базовый госпиталь.

Звездолет все еще горел. Я не знаю, какое вещество используют кайены для своих ракет, но оно легко воспламеняется и выделяет при сгорании огромное количество тепла. Мало-помалу огонь удалось погасить. Мы вернулись в наблюдательную башню, где немедленно собрался военный совет.

Если вкратце, то вот что мы узнали из записей в судовом журнале. Казалось, все шло нормально. Килсим был установлен на поверхности мертвого солнца и включен. Ксилл на большом расстоянии ожидал взрыва. Взрыва не произошло. Бриссан прождал впятеро дольше обычного срока. Вернуться, чтобы отключить килсим, было немыслимо. Он уже хотел отдать приказ уходить в ахун, когда ксилл со всех сторон окружили мислики. Термические лучи разметали их, но трое хиссов были тяжело ранены.

И тогда Бриссан, с согласия своих офицеров, совершил крайне опрометчивый поступок. Вместо того чтобы вернуться на базу, он приблизился к последней планете этой солнечной системы, планете, буквально кишевшей мисликами. На ее поверхности он заметил пилоны более сложной конструкции, чем те, которые мы некогда разрушили на Седьмой планете Кальвено. Килсим все еще не взорвался, и Бриссан подумал, что мислики нашли способ приостановить его работу. Это наводило на мысль, что они были предупреждены о запуске килсима, но тогда выходило, что мислики каким-то непонятным образом поддерживают сверхбыструю связь между солнечными системами.

Бриссан решил вернуться. Он удалился от планеты, чтобы уйти в ахун, и в этот момент на ксилл из Пространства обрушился поток металлических глыб, град мертвых мисликов. Броня ксилла, куда менее прочная, чем та, которая защищает «Ульна-тен-Силлон», была проломлена в нескольких местах, половина двигателей и приборов вышла из строя, однако ксиллу, пусть и сильно поврежденному, все же удалось уйти

в ахун. Последняя запись в судовом журнале гласила: «Видим базу, но спускаемся слишком быстро».

Напрасно мы ждали возвращения остальных ксиллов. Из трехсот членов шести экипажей уцелела только одна кренка Барасса, впоследствии подтвердившая то, что было записано в судовом журнале. Кайены, в свою очередь, в этой катастрофе потеряли девяносто семь человек убитыми.

Мы вернулись на Эллу. Два месяца совет Союза человеческих миров изучал новые данные, и наконец мы приняли решение. Я говорю «мы», так как на сей раз сам заседал в собрании — кстати, не как землянин, а в качестве хисса. Отныне гигантские ксиллы решено было отправлять только в сопровождении множества небольших ксиллов типа «Ульны-тен-Силлон», которые должны были уничтожать пилоны мисликов на планетах, пока большой ксилл устанавливает килсим на поверхности мертвой звезды. Но во избежание значительных потерь с нашей стороны, экипажи этих маленьких ксиллов должны были состоять из синзунов... или же землян!

ЭПИЛОГ

Мой рассказ подходит к концу. Я принял участие еще в двух экспедициях. Первая направилась к той солнечной системе, где был поврежден ксилл № 8. На сей раз большой ксилл под управлением Суйлика опустил на мертвое солнце килсим, который сработал безотказно, потому что еще до этого сто маленьких ксиллов атаковали планеты и одновременно разрушили взрывами инфраатомных бомб все пилоны мисликов. И я, на «Ульне-тен-Силлон», был во главе этой эскадры.

По возвращении из второй экспедиции я был срочно вызван в Совет мудрецов, где услышал следующее необычное предложение:

Сейчас, на данном этапе развития нашей цивилизации, хиссы не могут установить официальный контакт с Землей. Когда-то они уже пытались навязать мир планетам, где свирепствовали войны, но каждый раз, по истечении некоторого времени, сами оказывались в состоянии войны с такими планетами. Тогда-то и был принят Закон исключения. Поэтому Мудрецы предлагали мне вернуться на Землю за добровольцами, которые согласились бы переселиться на девственную планету звезды Сефан-Тезеон, находящуюся на расстоянии девяти световых лет от Эллы. Когда число землян на этой планете возросло бы до минимально необходимого, они тоже смогли бы принять участие в общей борьбе с мисликами. Время не играло особой роли, так как борьба в любом случае продлится еще не одно тысячелетие.

Вместе с Ульной и Суйликом я посетил эту планету. Она немного крупнее Земли, но не настолько, чтобы ощущалась заметная разница в силе притяжения, и населена только животными, среди которых нет ни отвратительных чудовищ, ни опасных хищников. К тому же хиссы обещали предоставить нам все необходимые средства. Растительность там, как и у нас, зеленого цвета, климат чудесный, есть две луны, горы, океаны. В общем, я согласился.

Вот почему спустя три года я вернулся на Землю. И здесь, в родном доме, мне уже не кажется, что я у себя. Я уже не чувствую себя только землянином. Думаю, Суйлик был прав, когда говорил, что я стал хиссом даже в большей мере, чем сами хиссы.

Полгода назад ксилл доставил меня ночью на ту же поляну Манью. Я немедленно отправился в путешествие за границу и вернулся только через два месяца, чтобы встретить Ульну. Она тоже прибыла ночью, и я всем говорю, что привез ее из Финляндии. Я уже повидал около ста человек в разных странах. Многие согласились и отправятся вместе со мной.

— Но, — прервал я Клера, — ты утверждаешь, что отсутствовал три года, а сейчас сам сказал, что улетел только в октябре прошлого!

— Так оно и есть. И для землян я отсутствовал всего пару дней. Мудрецам пришлось-таки поломать голову над расчетами обратного путешествия, когда я им объяснил, что для успешного выполнения моей миссии необходимо, чтобы мое отсутствие на Земле прошло незамеченным! При некоторых обстоятельствах переход через ахун позволяет ценой гигантского расхода энергии совершать путешествия во Времени, да и то в весьма ограниченных пределах. Как они это сделали, я и сам не знаю. Знаю только, что я прожил на Элле три года и что мне теперь тридцать пять, хотя я всего на месяц старше тебя, а тебе сейчас тридцать два; что я улетел 5-го октября, а вернулся 8-го числа того же месяца и года. Впрочем, Мудрецы сами тебе все объяснят, если ты полетишь со мной.

— Что? Ты предлагаешь мне лететь с вами?

— А почему бы и нет? Ты теперь один на свете. А для физика, влюбленного в свою науку, каким ты и являешься...

— Мне придется многому переучиваться, — с горечью возразил я.

— С полугипнотическими методами обучения хиссов ты быстро все наверстаешь. Подумай об этом! Перед нами открывается вся вселенная, все мироздание!..

Клер умолк. Тишину нарушало только тиканье старых настенных часов с маятником. Я не находил слов, ошеломленный этим фантастическим рассказом и открывающимися передо мной поразительными перспективами, настолько поразительными, что я все еще не мог в них поверить.

Клер заговорил снова:

— Понимаешь ли, я и сам до сих пор толком не знаю, где был. Наверняка я знаю лишь одно: хиссы существуют в той же самой вселенной — в широком смысле этого слова, — что и мы. И мислики тоже. В этом и заключается опасность — не только для хиссов, но и для нас. Не могу объяснить это здраво, но мне кажется, что мы с ними сосуществуем в одном Времени... Единственным доказательством моего путешествия, которое я могу тебе представить, помимо фотографий, — их я готов тебе показать хоть сейчас, — так вот, единственным доказательством этого является она, сидящая сейчас перед тобой: Ульна, Ульна-андромедянка, рожденная за два миллиона световых лет отсюда, на планете Арбор звезды Афер, единственной планете (кроме Земли и открытого Суйликом дикого мира), где обитают существа с красной кровью, не боящиеся смертельных излучений мисликов, «тех-кто-гасит-звезды». Я улетел туда полгода тому назад, вернулся обратно через три дня, и за это время я прожил на Элле три года, побывал в проклятой галактике, сражался с мисликами. Я был одним из тех, кто торпедировал мертвые солнца, я встречался на Рессане с посланниками всех человечеств, входящих в Союз человеческих миров. Если бы не Ульна, я бы сам мог подумать, что все это бред сумасшедшего, и отправился бы к психиатру. Впрочем, нет, я забыл. Есть еще хассрн, который ты только что рассматривал в моей лаборатории, — только не отрицай, ты ведь не умеешь врать! Но его я на Земле не оставлю. О, да знаю я, знаю: с его помощью можно было бы избавить человечество от большинства болезней... Я и так уже спас сестру нашего друга Лапёйра, которая медленно умирала от рака. Но если такой аппарат попадет в руки политиков или военных, они превратят его в самое ужасное орудие войны. Дифференцированные абиотические лучи... Нет, об этом в другой раз. Мы будем следить за Землей, и когда на ней воцарится мир... Лишь бы люди не пошли по пути обитателей планет Аур и Жен, иначе от землян тоже останется в лучшем случае хрупкая статуэтка в доме юного исследователя космоса...

Несколько минут Клер сидел молча, задумавшись, потом хохотнул:

— Хотел бы я знать, что скажут правительства, когда обнаружат исчезновение тех, кто составляет цвет их народов! Наверное, опять обвинят во всем русских. Правда, такие же исчезновения случатся и за «железным занавесом», — у меня нет ни малейших причин оставлять Новатерру одному-един-ственному народу! Но уже три утра. Пора спать. Подумай обо всем хорошенько.

— Завтра вечером мне нужно быть в Париже, — сказал я.

— О, я тебя не погоняю с ответом. Я пробуду на Земле еще несколько месяцев. И, вероятно, время от времени буду сюда возвращаться. Ах да, забавная деталь: я вернул моему бывшему пациенту тот кусок вольфрама, который он мне одолжил. Он и не подозревает, что заботливо хранит у себя в шкафу продукт одной из лабораторий Рессана!

Даже не знаю, как мне удалось заснуть в ту ночь. В семь утра я был уже на ногах. Клер и его жена ожидали меня в столовой. Все, что я слышал ночью, при утреннем свете показалось мне далеким, невероятным сном. Мне пришлось заставить себя взглянуть на узкие руки Ульны и вспомнить о доказательстве, которое лежало в моем чемодане, записанное на магнитную ленту.

Я быстро позавтракал. Когда мы с Клером прощались, Ульна что-то сказала мужу на каком-то звучном языке и протянула мне небольшой сверток.

— Ульна дает тебе это для твоей будущей жены, если ты не захочешь улететь с нами, — перевел Клер. — Это подарок от Арбора Земле. Напиши мне, каким будет твое решение.

— Разумеется, — сказал я. — Но, знаешь ли, все это слишком неожиданно, мне нужно прослушать твой рассказ еще разок-другой.

Я простился. Отъехав на пару километров, я остановил машину и развернул сверток. В нем оказалось кольцо из белого металла с великолепным голубым алмазом в виде шестиконечной звезды.

На следующий день я был уже у себя в лаборатории, где меня быстро закрутила повседневная рутина. Каждый вечер я включал свой магнитофон, пока не выучил рассказ Клера наизусть и не перенес его в эту тетрадь. И я показал кольцо одному крупному ювелиру. Его заключение не оставляло сомнений: до сих пор он никогда даже не слышал о том, чтобы алмазам придавали форму звезды. Что касается металла, то это оказалась платина.

Я сделал глупость: одолжил эту тетрадь Ирэн М., хорошенькой специалистке по нейтронам. Она вернула ее мне два дня спустя, сказав, что я должен бросить физику и заняться сочинением фантастических романов.

— Но если бы все это оказалось правдой, вы бы туда полетели? — спросил я.

— Почему бы и нет? — ответила она.

Тогда я дал ей послушать запись рассказа и показал кольцо.

Решено, я отправляюсь с Клером! Я ему уже написал. Попытаюсь уговорить Ирэн лететь со мной.

Эта поразительная рукопись была найдена за шкафом в комнате господина Франка Борй, куда он ее засунул. Как уже известно нашим читателям, мсье Борй, молодой физик с большим будущим, исчез полгода назад одновременно с одной из его коллег по Центру атомных исследований, мадемуазель Ирэн Массон. Мы навели в Дордони справки о докторе Клере, о котором идет речь в рукописи. Он также исчез примерно в то же время. За несколько месяцев до этого он вернулся из путешествия с очень красивой молодой женщиной, на которой женился за границей. Следует отметить, что одновременно с ним исчезла и его старая кормилица Мадлен. Накануне исчезновения Франка Борй к нему, по словам консьержки, заходили высокий брюнет и очень красивая блондинка.

Наконец, есть и еще одно обстоятельство, совершенно уж запутавшее это таинственное дело. Несмотря на скрытность чиновников самых разных правительств, нам удалось узнать, что примерно в тот же период как в Европе, так и в Америке исчезло несколько сотен человек, мужчин и женщин, в большинстве своем молодых, причем все это были люди высокого уровня интеллектуального развития: ученые, художники, студенты, должностные лица, квалифицированные рабочие, иногда даже — со всей их семьей. Удалось установить, что всех их незадолго до исчезновения посещали высокий брюнет и очень красивая блондинка.

О романе «Пришельцы ниоткуда»

Мы не одни...

Физик в отпуске, сбившийся с пути на плато Косс-дю-Керси. Натыкается на уединенный, заброшенный дом, где и решает остановиться на ночь. Ночь дождливая и ветреная. Прилетает звездолет. Он выходит посмотреть, видит каких-то существ. Эти существа тоже его видят? В спешке улетают. Он возвращается в свою лабораторию и понимает (счетчик Гейгера), что радиоактивен. Пишет на машинке с дистанционным управлением.

Таков сюжет одного из нескольких рассказов, напечатанный на машинке на листе бумаги примерно в 1950 году. На поле листка карандашом нарисована стрелка (перед ней — французское «а»), а за ней надпись: «Пришельцы ниоткуда».

Как мы видим, вначале «Пришельцы ниоткуда» должны были стать новеллой.

В конце 1951 года Франсуа Борд — который еще «официально» не стал Франсисом Карсаком,так как ничего еще не издал под этим именем — заканчивает свою докторскую диссертацию по геологии на тему «Илистые отложения четвертичного периода бассейна реки Сена» и работает в качестве младшего научного сотрудника в Национальном центре научных исследований. В ящиках его стола — два завершенных «романа-гипотезы» («На бесплодной планете» (194345) и «Космическое приключение» (1945), который станет «Робинзонами космоса»), написанный наполовину роман, который так никогда и не будет завершен («В 2001 году...» (1945-46)), и примерно треть романа «Великие Сумерки», к которому он вернется в 1955-56 годах и который будет опубликован под названием «Бегство Земли».

Он только что прожил пять крайне изнуряющих — как с физической, так и с духовной точки зрения — лет. Когда в 1946 году от начал работу над докторской диссертацией, то мало что знал об этой области геологии — геологии четвертичного периода, — которая, хотя и касалась современных Человеку геологических событий, на практике во французских университетах не изучалась. Не больше он знал и о том регионе, которому была посвящена его докторская, — северо-западе Франции. Таким образом, он то и дело бороздил окрестности Парижа, Нормандию и департамент Сомма на своем 125-кубовом мопеде «А1суоп». По возвращении в Париж, где мы тогда жили, его ждала работа в лаборатории Института палеонтологии человека, аналитическая работа, работа по поиску справок и чтение — а научные статьи читаются не так, как романы! — работа по приведению в порядок заметок с мест, на которые он выезжал, и, наконец, работа по написанию докторской.

Что до «отпуска», то он проходил на другой «поисковой территории» — в доисторических пещерах и укрытиях под скальным навесом Перигора, так как параллельно со своей работой геолога Франсуа Борд продолжал и свои исследования специалиста по истории первобытного общества и в каком-то роде, хотя эти две области знаний и тесно связаны, вел сразу две научные карьеры одновременно. Это только сейчас принято полагать, что невозможно отделять изучение доисторических культур от изучения среды, в которой эти культуры развивались, и что, таким образом, геология четвертичного периода является основным источником информации о той или иной среде. Но в те времена подобная методика была еще далека от того, чтобы считаться общепринятой, и даже во Франции называлась «еретической» многими «чистыми» преисториками. С тех пор многое, конечно, изменилось, но в том числе и благодаря новаторской работе Франсуа Борда. Когда в 1989 году, в ознаменование двухсотлетия Французской революции, французское издательство «Наука и жизнь» выпустило в «Журнале мировой науки» специальный номер, посвященный «200 годам французской науки», то одним из трех выдающихся научных событий за 1954 год было такое: «Работы Ф. Борда по лёссам и палеолитическим индустриям парижского бассейна».

На Рождество 1951 года Франсуа Борд решает устроить себе «настоящий» отпуск, в каком-то смысле немного передохнуть. И для этого, в числе прочих дел, написать рассказ о том, что сейчас бы назвали «встречей третьего типа»12. Короче говоря, он возвращается к своей идее, перерабатывает ее в голове и видоизменяет. Теперь действие происходит не на известняковом плато Косс-дю-Керси, а в одном из лесов Перигора. Главным героем становится врач, который рассказывает о своей встрече с пришельцами старому другу, случайно заехавшему к нему в гости. В конечном счете пришельцы улетают, починив свой «ксилл». Доктор знает, что во Вселенной идет фантастическая, немыслимая война между «порождениями Света» и «сыновьями Холода и Ночи», война, которая приведет к гибели Земли, если победят «мислики». Но, как это ни парадоксально, земляне в этой войне участвовать не могут, так как сами находятся в состоянии войны. Что до гостя, то он задается вопросом: а можно ли во все это верить?

В общем, Франсуа Борд сел за пишущую машинку и напечатал 10 страниц. Но, чтобы придать связности тому, что говорили хиссы, он более или менее детально описал их «вселенную», войну с мисликами и т.д., пусть хиссы и раскрыли доктору Клеру лишь обрывочные сведения об этой «вселенной». И Франсуа Борд вдруг ощутил, что его переполняет то же чувство неудовлетворенности, что и его героя. Было слишком глупо остаться вот так на Земле, в то время как хиссы улетали... Так рассказ стал романом.

«Пришельцы ниоткуда» были написаны за три месяца. Сразу же за словом «Конец» на первой рукописи стоит дата: 28/3/52 (0 ч 10 мин), а переписанная, так сказать, «для шлифовки», версия мало чем отличается от изначальной. Читая «параллельно» начальный вариант и изданный текст, можно заметить, что изменения состоят лишь в улучшении — то тут, то там — стиля: удалении повторений, изменении не слишком «красивых» выражений...

Однако же и план романа перестраивался по мере того, как этот роман писался. В какой-то степени автор открывал для себя вселенную хиссов одновременно с доктором Клером. Тогда мне шел седьмой год, и я даже не знал, что мой отец пишет роман. Но к начальной рукописи прилагались три написанных один за другим плана, которые мало-помалу «приближались» к окончательному плану. В первом плане есть намек на «шпионов-мисликов», мало похожих на то, чем мислики стали в конечном счете, а главы конца романа в нем перечислены лишь по номерам, без каких-либо других указаний. Второй план сопоставим с романом наполовину, третий — примерно на три четверти. Что до названия, то оно со временем тоже менялось: «Существа с края вселенной» (или «из другой вселенной», «...с другой планеты»), «Космическая угроза», затем «Те, что пришли ниоткуда» (или «... приходят...»), которые в итоге и превратились в «Пришельцев ниоткуда».

Опубликован роман был почти что случайно. По сути, «Пришельцы ниоткуда», после завершения романа, должны были присоединиться к романам «На бесплодной планете» и «Космическое приключение» во втором правом нижнем ящике письменного стола моего отца и так там и остаться, потому что, как и предыдущие, этот роман был написан не для того, чтобы оказаться изданным, а исключительно забавы ради. В качестве своеобразной разрядки, если хотите. Да и потом, где его издавать, даже если бы имелось такое намерение?

Но именно в тот момент начала издаваться книжная серия «Фантастический луч», и так уж вышло, что один из друзей семьи моей матери, Роже Аллар, был тогда редактором этой серии в издательском доме «Галлимар». Убедив — пусть и не сразу — отца представить рукопись на рассмотрение, мать отнесла ее издателю.

Роман был принят и под № 23 стал в 1954 году первым французским романом, изданным в серии «Фантастический луч».

Франсуа Борд выбрал в качестве псевдонима «Франсис Карсак»: «Франсис» — из-за «Франсуа», конечно же, а «Кар-сак» — по названию деревушки в Перигоре, близ городка Сарла-ла-Канеда, где у отца был дом, служивший «базовым лагерем» для доисторических раскопок в этом регионе. Псевдонимом он обзавелся по двум причинам. Во-первых, он не желал, чтобы возникла путаница между его научными трудами и научно-фантастическими. Во-вторых, несмотря на уже международную и постоянно растущую научную репутацию, по своему статусу он все еще являлся молодым исследователем Национального центра научных исследований, чья карьера зависела от решений комиссий, некоторые члены которых с радостью ухватились бы за возможность указать на тот факт, что он пишет «научную фантастику»: «тот, кто пишет научную фантастику не может быть серьезным ученым» — таким был бы их аргумент. То, что геолог, специалист по истории первобытного общества Франсуа Борд и писатель-фантаст Франсис Карсак — одно и то же лицо, долгие годы оставалось секретом, вплоть до того времени, когда необходимость держать это в тайне уже окончательно пропала13.

«Пришельцы ниоткуда» тотчас же стали бестселлером, на что издатель отреагировал так, как на это отреагировал бы любой нормальный издатель: он поинтересовался у автора, нет ли у него еще чего-нибудь «в загашнике». Тогда-то, с небольшими изменениями относительно рукописи (на сей раз именно рукописи, а не «машинописной версии»), и было переписано «Космическое приключение». По «коммерческим» причинам роман получил название «Робинзоны космоса» и вышел в 1955 году под № 34 все в той же серии «Фантастический луч». Но с декабря 1952 года «Франсис Карсак» уже начал писать «продолжение» «Пришельцев ниоткуда», роман «Этот мир — наш», который был им закончен лишь в 1959 году, а опубликован и вовсе в 1962. Тем временем, в 1955-56 гг. он возобновил работу над «Великими сумерками», чтобы снова отложить ее, прежде чем поставить финальную точку в начале 1959 года. Этот роман был издан в 1960 году под названием «Бегство Земли». Первые страницы «Звездного народа», появившегося в 1962 году под названием «Наша родина — космос», датируются 1956-58 гг. Затем роман дописывался с декабря 1960 по май 1961 года. Наконец, «Львы Эльдорадо» были написаны с октября 1961 по декабрь 1962 года.

Затем уже романов Франсис Карсак не писал — только несколько новелл.

Почему? Да просто потому, что у него не было на это времени. Или скорее даже потому, что у Франсуа Борда не было достаточно времени для того, чтобы быть Франсисом Карсаком. Объясняется это тем, что Борд/Карсак всегда писал научную фантастику развлечения ради, ощущая себя скорее любителем, нежели профессиональным писателем-фантастом, а для использования свободного времени ученый Франсуа Борд имел абсолютный приоритет над писателем Франсисом Карсаком. Что еще хуже, ученому Франсуа Борду уже тогда приходилось сражаться с профессором Бордом, директором лаборатории, которой тот придавал все больше и больше значения, и сражаться для того, чтобы выкроить хоть немного времени на научные исследования...

Жорж Борд

ЭТОТ МИР - НАШ

Посвящается Жоржу Лапласу, в память о его любимых горах и пёймонском эскарго.

Ф. Карсак


Предупреждение

Этот роман касается проблем, которые могут встать перед Человечеством в далеком будущем, если оно завоюет вселенную. Любое возможное совпадение имен или портретных черт с ныне живущими людьми является чистой случайностью. Любое сходство с современными событиями происходит лишь в воображении читателя.

Пролог

 Хеунимеор Кхардон, Верховный координатор Союза человеческих миров, заканчивал свой рабочий день. Почти все его сотрудники — люди, синзуны, хр’бены, кайены, но главным образом хиссы, — уже покинули Дворец миров на Рессане, шестой планете звезды Иалтар Первой вселенной. Кхардон с удовольствием подумывал о двухчасовом полете до Дома мудрецов, где его ожидал старый друг Ссефен, физик-хисс, и о долгой партии в «Звездную игру» после ужина. К тому же весь день был сплошной рутиной, набившей оскомину рутиной административной работы, охватывавшей вопросы жизнедеятельности более чем пятидесяти тысяч планет.

Со вздохом облегчения он сбросил в ящик стола кое-какие бумаги и протянул руку к выключателю, который должен был до завтрашнего дня прервать всяческую связь с его кабинетом, переведя ее на помощников, синзуна Арекейона Аклина или хисса Эссенссинона. Но судьба решила, что в тот вечер Хеунимеору Кхардону не суждено будет сыграть в «Звездную игру».

Вспыхнул экран, и на нем возникло зеленое лицо его секретарши-хисски.

— Координатор, капитан звездолета «Кепен» Халдок Кра-лан, вернувшийся из исследовательской экспедиции, просит принять его.

Кхардон едва сдержал жест досады.

— Хорошо, пришлите его немедленно!

Халдок был старъш волком, давно уже исследовавшим Пространство и, несомненно, не стал бы беспокоить Верховного координатора по пустякам. Он вошел спустя несколько секунд.

— Что нового, Халдок?

— Ничего хорошего, Хеунимеор. Мой отчет ты получишь завтра утром, но, поскольку дело не терпит отлагательств, я счел необходимым предупредить тебя сразу. Как ты знаешь, мы были с исследовательской миссией в самой крупной из зависимых галактик Восемнадцатой вселенной, вселенной землян. У нас произошла техническая неполадка, по правде говоря, довольно-таки пустячная — разладилась регулировка гиперспасиотронов. Но, поскольку устранить это проще на поверхности, мы опустились на ближайшую планету, планету типа 1А, что прекрасно подходило моей команде, состоящей из синзунов, хиссов и землян. Мы приземлились в чудесной долине, не увидев сверху никаких следов цивилизации. Но на следующий день, когда мы уже собирались улетать, с нами вступил в контакт туземец: гуманоид, класс I, хлорогемоглобинный тип, группа В7, то есть очень близкий к хиссам и, стало быть, обладающий телепатическими способностями. Фактически единственным его заметнъш отличием от хиссов является то, что он принадлежит к группе симметрично развитых, а не левшей.

— Открытие нового «человеческого» вида — штука довольно-таки банальная, и я не совсем понимаю...

Гораздо менее банально то, что он нам рассказал: помимо аборигенов на этой планете проживает группа людей, вероятнее всего, земного происхождения, которая, по словам нашего информатора, обустроилась там несколько столетий назад — по местному исчислению — и теперь стремится завоевать всю планету!

Кхардон присвистнул сквозь зубы.

— Вот это уже действительно серьезно. Еще какие-нибудь сведения у тебя есть?

— Нет. Однако на обратном пути мы остановились на Ламбде, земной колонии. Вполне возможно, что вышеозначенная группа землян, — это потомки одного из экипажей так называемых «пропавших звездолетов», на которых примерно пятьсот земных лет тому назад землянами была предпринята первая попытка межгалактического полета к Большому Магеллановому облаку.

— Ты прав, тут медлить нельзя. Координаты имеются?

— Они в моем рапорте, но на всякий случай я захватил с собой копии. Вот они.

— Говоришь, люди и туземцы, близкие к хиссам? У меня под рукой как раз есть сейчас подходящая команда, одна из лучших: новатеррианин Акки Клер и хисс Хассил.


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ГОРОД

глава 1 Затерянная планета

Постепенно, мало-помалу рыжеватая луна уплыла за горизонт. На другом краю неба начал рассеиваться мрак. Поднялся легкий бриз, предвестник рассвета. Тихо зазвенели длинные листья глии, кипталы, устремленные в зенит. И, как и каждое утро, из глубины леса зазвучали голоса оронов. Они собирались на концах гибких ветвей, обращая к светлому, растущему на востоке пятну свои почти человеческие лица. Крепко обвив раздвоенными на концах хвостами прочную ветку, они повисали головою вниз, раскинув руки, и рокочущий хор их голосов звучал гимном радости, гимном в честь солнца, в очередной раз победившего ночь.

Очень высоко, за пределами атмосферы, неподвижно висел большой межгалактический крейсер. Еще за мгновение до этого его там не было: он вынырнул из гиперпространства, словно порожденный небытием. Одна из секций его корпуса раскрылась, и вниз, к планете, еще наполовину погруженной в ночную тьму, устремился стреловидный аппарат с короткими крыльями. В нем находилось всего два существа.

Тот, кто сидел за прибором управления, был очень высоким человеком со светлыми, коротко подстриженными волосами и раскосыми глазами светло-серого цвета. Под высоким выпуклым лбом лицо было худощавым, нос заостренным и прямым, подбородок квадратным и словно выдвинутым вперед. Под черным плащом скрывались очень высокие плечи.

Второй, с первого взгляда, тоже мог сойти за человека: менее высокий, более изящный, он имел правильные черты лица, обрамленного длинными волосами платинового оттенка, но на руках у него было семь пальцев, а кожа его была бледно-зеленого цвета.

Послышался свист, быстро ставший пронзительным: аппарат вошел в атмосферу. На носу его заплясало фиолетовое пламя, и скорость уменьшилась. Свист прекратился. Человек повернулся к своему товарищу.

— Вот мы и на месте, Хассил, и не в первый уже раз. Но что мы найдем там, внизу? Зато с такими скудными данными нам уж придется работать впервые.

Он говорил на звонком языке, в котором любой филолог различил бы множество корней — французских, английских, русских и китайских, вперемешку с другими, незнакомыми.

Существо с зеленой кожей улыбнулось и ответило на свистящем языке:

— Нет, Акки. Ты забываешь Теран. Нашу первую миссию, а также нашу первую и последнюю неудачу!

— Заткнись! Не хочу больше об этом думать, никогда! Целая планета — затопленная газом, сожженная, выпотрошенная до недр. И все это — по нашему докладу!

— Стальной закон, Акки! Еще много тысячелетий назад Сиан-Том говорил: «Если рука твоя больна, отруби ее, прежде чем гангрена охватит все твое тело!». Сам знаешь, нам, хиссам, противна любая война, кроме войны с мисликами. Но никогда ни мы, ни синзуны, ни вы, и ни любой другой межкосмический народ не встречали такой ненавистной и опасной расы, как эти теранцы. Вспомни Четвертую и Пятую планеты, все то, что мы там обнаружили!

— Ладно, довольно уже об этом. Но здесь, под нами, люди моей расы, Хассил, и люди, видимо, очень близкие к твоей.

Мы практически ничего о них не знаем, но их судьба зависит от нас.

— У нас вполне достаточно времени, чтобы принять решение! Вы, тссемляне, как были, так и остались беспокойными. В любом случае нам наверняка не придется применять столь ужасных мер. На Нерате люди твоей расы еще не доросли до межпланетных перелетов, а те, кто похожи на меня, находятся в полудиком состоянии, если верить докладу синзуна Халдока Кралана. Правда, синзуны охотно считают дикарями всех, кто не их крови!

— Эй, не зарывайся, Хассил! Ты забываешь, что и у меня в жилах течет их кровь.

— Да, мне это известно. Но ты также — и хисс, хисс по праву наследования, еще со времен твоего предка Клера, первого победителя мисликов. Те же, кто оказался здесь, на Нерате, должно быть, явно прилетели с планеты Земля I. Как же они могли забыть о космических полетах?

— Хо! Может, их было слишком мало... Несчастные случаи, междоусобные войны, кто знает? Скоро увидим!

Они продолжали беседовать, свободно переходя с одного языка на другой. Фактически, они могли бы и вовсе не разговаривать: хиссы были расой телепатов от рождения, а люди обучались этому искусству специально. Однако оба любили музыку слов.

Их аппарат парил теперь примерно на высоте двух тысяч метров, над сплошным морем облаков, в освещенной половине планеты. В облаках появился просвет, открыв скалистое побережье.

— А вот, Акки, и город!

Г равняет увеличил скорость. Фиолетовые волны океана медленно набегали и разбивались белым кружевом пены о скалы.

— Не видно ни одного летательного аппарата, — продолжал хисс. — Да и в докладе Халдока Кралана о них тоже не говорится. Похоже, твои братья, Акки, сильно выродились!

— Неужели ты действительно думаешь, что обязательно нужно летать, чтобы быть великим народом?

Хисс заговорил торжественным тоном, который совсем не вязался с насмешливыми морщинками вокруг его глаз:

— Статья первая! Любой человек, гуманоид или гуманид, вступающий в корпус координаторов, должен отказаться от всякой расовой принадлежности. Он должен принимать решения только в высших интересах Союза, отбрасывая всякие родственные связи, предпочтения или альянсы, которые могли бы на них повлиять...

— Да знаю я, знаю! Три часа в неделю межкосмической этики с восемнадцати до двадцати лет! Вспомни лучше, что на экзаменах я был номером первым, тогда как ты — лишь номером вторым. К тому же сейчас ты в том же положении, что и я!

— Статья 12: когда конфликт или угроза конфликта касаются двух разных рас, конфликт этот или угроза оного должны быть урегулированы двумя координаторами, каждый из которых принадлежит к наиболее близкому к этим расам типу, какой только можно найти. Решение должно быть принято единогласно. В том случае, если единогласие не будет достигнуто, окончательное решение примет Верховный совет Союза.

— Хорошо-хорошо! Довольно об этом! Взгляни-ка лучше на город!

Город возвышался в конце полуострова, и на первый взгляд Акки решил, что его население составляет примерно 50 000 жителей. В том месте, где полуостров соединялся с равниной, на холме с крутыми склонами стоял замок, напоминавший средневековые укрепления. Над вершиной самой высокой башни развевалось на ветру красное с золотым знамя.

— Интересное сооружение... Должно быть, и общественный строй у них тут не менее интересный. Эти ребяческие фортификации наводят меня на мысль, что, как ты и предполагал, моя раса совсем уж здесь деградировала. Разве что... Хо! Да этот замок уже сам по себе — целый город! Должно быть, в случае необходимости в нем может укрыться тысяча, а то и пара тысяч человек!

В действительности крепостная стена окружала множество домов с хорошо распланированными улицами, по которым передвигались крохотные черные точки. Казалось, никто не замечает летающий аппарат. Внезапно Акки заложил резкий вираж.

— Приземлимся на некотором удалении от этого полуострова; у меня ни малейшего желания соваться головой в капкан. Не будучи землянином, ты не изучал нашу историю, а потому не знаешь, что такое расположение — город внизу с одной стороны, замок на горе с другой — является типичным для так называемого «феодального» социального строя, какового у вас никогда не было. Возможно, установить контакт окажется не так-то и просто.

— Пожалуй, действительно будет лучше сначала познакомиться с каким-нибудь отдельным индивидом, — согласился хисс.

— Зайдем в первое же изолированное жилище, какое только найдем...

Лес катил свои зеленые и фиолетовые волны от основания полуострова до далекой горной цепи. То тут, то там проглядывали выжженные и обработанные поля, вокруг которых теснились небольшие деревушки.

— Похоже, Акки, все поляны заняты.

— Вон там, слева, кажется, есть одна совершенно пустая... Ах нет, тут с краю хижина. Хотя, возможно, для нас это даже и лучше.

Гравилет бесшумно пронесся над вершинами деревьев, проскользил несколько метров над самой землей и замер. Из-под крыши хижины поднималась струйка дыма. Акки открыл шлюзовую камеру.

— Побудь-ка здесь немного. Мои братья-земляне, если верить докладу Халдока, воюют с туземцами, на которых ты слишком похож. Один опрометчивый шаг сделать легко, а вот что-то потом исправить...

— Возьмешь оружие?

— Достаточно парализатора. Ах да! Надо взять еще и передатчик мыслей, — все-таки я не знаю, на каком языке говорят «мои братья».

Он натянул на голову тонкой золотистый обруч, из-под которого, с одной и с другой стороны, отходили короткие гибкие антенны.

— Будь осторожен, Акки!

— Чего мне бояться? Как ты и сказал, техника у них, должно быть, довольно-таки посредственная.

Он удалился длинными упругими шагами абсолютно здорового и прекрасно тренированного человека. Спортивная подготовка играла важную роль в обучении координаторов. Акки открыл дверь хижины, держа парализующий пистолет наготове.

Склонившаяся над очагом женщина с легким вскриком обернулась. С пару мгновений она вглядывалась в высокую фигуру в шелковом одеянии с металлическим отблеском, которая силуэтом вырисовывалась в дверном проеме, и на лице ее отразилась ненависть вкупе с ужасом. Затем она бросилась к ногам Акки, извергая стремительный поток бессвязных слов, который он наполовину понял.

Несомненно, это был искаженный французский язык, а французский до сих пор преподавали на Новатерре как мертвый язык с богатой литературой. Слова женщины стали менее путаными:

— Сеньор, сеньор, не убивайте нас! Умоляю! Мы же за пределами границ! Мой муж всегда верно служил герцогу... Нас оклеветали перед судьями, изгнали, но мы теперь за пределами границ, никому не делаем ничего плохого, мой муж никогда не охотится в лесах, принадлежащих герцогу! Сжальтесь, сеньор, у меня трое детишек, которые вот-вот вернутся...

— Успокойтесь, мадам. Я вам не враг и не сеньор. Все, что мне нужно, так это кое-что уточнить. Я прилетел из другого мира, находящегося там, среди звезд, за многие миллионы километров отсюда. Да вы и сами можете взглянуть на мою летающую машину — она вон там, перед вашим домом.

По мере того как он говорил, страх в глазах женщины сменялся глубочайшей растерянностью.

— Вы прилетели со звезд? Как наши предки? Я думала, это всего лишь легенда. Но если не легенда, значит, дни нашей знати сочтены! — добавила она со свирепой радостью. — Ох, как же будет доволен мой Жак, сеньор! После стольких лет страданий!

— Кто такой Жак? И что собой представляет эта ваша знать?

— Жак — мой муж. А вот, кстати, и он сам. Слышите его призывный клич?

Снаружи, со стороны леса, раздался долгий улюлюкающий крик, на который женщина ответила таким же. На лесной опушке появились трое мужчин с луками за спиной. Тот, что был постарше, нес на плечах какое-то животное с длинными рогами.

— Олень-прыгунок! Да будет благословен этот день! Вы прилетели со звезд, а Жак несет оленя-прыгунка!

Она бросилась навстречу мужчинам. Все трое были в туниках дубленой кожи, доходивших до колен, и в штанах из грубого полотна, — высокого роста, широкоплечие, с мощными руками и суровыми лицами. Увидев Акки, все трое схватили свои луки и наложили стрелы на тетиву.

— Не стреляйте! — закричала женщина. — Это не придворный сеньор! Он прилетел со звезд, как наши предки!

Они недоверчиво приблизились, оглядели новатерриани-на, обошли кругом гравилет. Жак провел огромной рукой по своей непроходимой шевелюре:

— Я вам верю. У дворян нет подобных машин. Да вы на них и не похожи. Входите. Поль, разделай оленя. Пьер, сбегай к нашему тайнику и принеси бутылку медовухи. Наш гость, наверное, голоден да выпить не прочь.

Они прошли в дом. Из мебели там были только стол, пара буфетов и грубые скамьи.

— Я все это сделал своими руками. О! Не такой уж я и умелый столяр. Десять лет тому назад я был капитаном на флоте. С тех пор мне пришлось научиться многим ремеслам... Женщина, разожги-ка огонь. Мадлен!

— Да, папа!

С печи спрыгнула девушка лет пятнадцати с длинными черными волосами, свободно падавшими на плечи. Она не была так уж красива, на вкус Акки, но прекрасно сложена, и ее юное тело обладало грацией хищной кошки. Выглянув в окно без стекол, Акки увидел, как двое могучих юношей разделывают оленя-прыгунка, потом перевел взгляд на сильную, крепкую девушку.

— Такэтоиестьвашитроедетишек? — спросил он женщину.

— Да, сеньор. Извините, что я вам солгала. Но вы не знаете этих дворян. Они бы убили моих сыновей. А что до дочери... лучше об этом и не думать.

Жак наполнил медовухой две чаши.

— Полагаю, там, среди звезд, есть и более вкусные напитки. Да и здесь, впрочем, тоже. Но мы, бедные изгнанники, можем предложить вам только то, что имеем.

— Да и это сойдет! Но, быть может, вы разрешите мне пригласить сюда моего товарища? Должен предупредить, он не совсем... совсем не человек...

Дверца гравилета щелкнула, и хисс пересек опушку своей танцующей походкой.

— Как же это? — поразился Жак. — Вы же его даже не позвали!

— Нам нет нужды переговариваться, если мы не слишком далеко. Случайно так вышло, что я понимаю ваш язык и даже говорю на нем, пусть и довольно-таки скверно. Но вы этого не заметили, потому что напрямую воспринимаете мои мысли. А вот и мой друг Хассил.

Хисс переступил порог. Жак аж подпрыгнул, а жена его вскричала:

— Да ведь он же бринн!

— Нет, он — хисс, прилетевший вместе со мной со звезд. А что, он так похож на этих ваших бриннов?

— Один к одному! Я видел несколько бриннов во время последней войны. Ну... последней, в которой я участвовал, прежде чем нас сюда изгнали. Думаю, с тех пор были и другие войны.

Хассил присел с краю стола, рядом с девушкой, которая инстинктивно отодвинулась. Хисс ей улыбнулся.

— Послушайте, мсье Жак... или же я должен называть вас капитаном?

— Увы, нет! С этим покончено. Теперь я просто Жак Верньер, изгнанник.

— Так вот, Верньер... Как я вам уже и сказал, мы прилетели с очень далекой планеты, гораздо более далекой, чем вы можете себе представить, с планеты, которая вращается вокруг звезды другой спиральной туманности. Но у вас здесь, вероятно, в астрономии мало кто сведущ...

— Сам я никогда особо-то много и не знал. Только то, что было нужно для морской навигации.

— Но вам известно, что ваш народ прилетел сюда из иного мира?

— Так говорят. Но я всегда себя спрашивал: а не легенда ли это?

— Как же так? Неужели менее чем за пятьсот лет у вас тут стерлись все точные воспоминания? У вас что, и книг тут нет?

— Книги есть в одном из залов замка. Но простым подданным читать их запрещено. Однажды, проходя случайно через этот зал, я полистал одну, пока рядом никого не было, да так ничего в ней и не понял. Там были какие-то вычисления, слишком сложные для меня. Не думаю, что кто-то вообще их читает. Разве что герцогиня?.. Говорят, она шибко ученая...

— Так как же устроено ваше общество? Кто вами правит? Я об этом не имею ни малейшего представления, но должен знать, чтобы начать действовать.

— Вы прилетели, чтобы изгнать дворян?

— Зависит от обстоятельств. Если мое первое впечатление подтвердится, то вполне возможно.

На лице изгнанника отразился испуг.

— Они очень могущественны! В замке есть ужасное оружие, о котором знают только знатные сеньоры, и только они имеют право к нему прикасаться. Это оружие убивает более чем за тысячу шагов! Говорят, у наших предков было такое же, и наши нынешние дворяне унаследовали его от них. Одно знаю наверняка: подобное больше не производят.

— Давайте-ка по порядку. Сколько жителей в вашем государстве? Какова его протяженность?

Что ж, в герцогстве Берандии — по последней известной мне переписи, а она проходила десять лет тому назад — насчитывалось два миллиона жителей, из которых около двухсот тысяч проживали в городах. Наша столица, Вермон14, насчитывала их тогда пятьдесят тысяч. Герцогство простирается от Зеленого моря на восток до Красных гор более чем на сто километров, и все вдоль побережья; от реки же Прозрачной — на юг до Соленых болот, а на север — более чем на пятьсот пятьдесят километров. В Красных горах и на плато за ними, вплоть до Безумного моря, — республика васков, с которыми мы часто воюем. За Солеными болотами и дальше на северо-запад живут «зеленые» — туземцы, похожие на вашего друга; сами они называют себя «брин-нами». Этих полным-полно в стране Трех озер и Безжалостном лесу. За рекой Прозрачной — непроходимый лес, где никто не бывал. И, наконец, здесь, в Зеленом лесу, живут одни лишь изгнанники. Герцог нас терпит. Рядом — Красный лес, в котором герцог обычно охотится. Туда мы заходить не имеем права.

— Если я правильно понял, вами правит какой-то герцог, и у вас есть знать, дворяне.

— Да. По правде говоря, выше всех стоит семья герцога. Затем идут графы, бароны и шевалье, или, если хотите, конные рыцари. Ниже — советники, лучники, врачи и судьи. Еще ниже — городские торговцы, ремесленники и крестьяне. И в самом низу — изгнанники. Ах да! Забыл еще моряков! Эти стоят на том же уровне, что и лучники.

— И все эти касты у вас наследственные?

— И да, и нет. Знать, естественно, стоит особняком. Но ремесленник может стать торговцем, а его сын — врачом или судьей, или даже советником. Он может также пойти в лучники или на флот.

— И вы не знаете, как произошло это возвращение к более или менее феодальному государству? У вас нет историков? Летописцев?

— Ну почему же! Есть герцогские летописи. Но только знатные сеньоры могут получить к ним доступ, если им того захочется. О, конечно же, я знаю легенду! Наши предки, пятьсот человек, когда-то давным-давно прилетели сюда на летающих машинах...

— Но ни религии, ни священников у вас ведь нет?

— Да и это есть! Каждый дворянин, начиная от шевалье, является священником.

Акки расхохотался:

— Что ж, кто бы ни основал ваше герцогство, он знал историю. Элегантный способ избежать той борьбы духовенства и империи, которая не раз уже разворачивалась на самых разных планетах. Но за что же вас, капитана морского флота, отправили в изгнание?

— У нас отправляют в изгнание по многим причинам: одних — за то, что охотились в герцогском лесу: этим отрубают уши и указательный палец. Других — за кражу или какое-нибудь другое мелкое преступление. Меня — за отказ повиноваться приказу.

Словно немного смутившись, он понизил голос:

— Я уже несколько лет был женат на дочери купца-го-рожанина, моей Жанй. Один барон заметил ее и пожелал с ней позабавиться. По его просьбе герцог приказал мне отправиться в экспедицию к южному материку. Я отказался. Судьи приговорили меня к изгнанию. К счастью, отец Жанй — богатый купец, у него три своих корабля. Если бы не это... Но завтрак уже готов. Едите ли вы мясо, сеньор, на вашей планете?

— Довольно-таки часто. Но не называйте меня сеньором. Я — Акки Клер, а мой друг — Хассил. И, если уж вам хочется дать нам титул, то мы — межгалактические координаторы Союза человеческих миров. Но боюсь, это слишком длинно, а потому не практично. Так что для вас — просто Акки. Восхитительная оленина... Это животное здешнее, или его завезли с Земли?

— Нет, это местный олень-прыгунок. Если верить легенде, у предков было с собой очень мало животных: только собаки, кошки, несколько лошадей и коров.

— Странно: мясо этого оленя красное, тогда как туземцы зеленые, как мой друг Хассил.

— О, здесь есть животные и с красной кровью, и с зеленой.

Продолжая есть, Акки рассматривал хозяев дома. «Славные люди, — думал он. — Цивилизация их откатилась на много веков назад, но раса не выродилась. Мебель грубая, однако удобная, хорошо продуманная, а луки у них — просто чудо».

— Это уже наша тринадцатая миссия, Хассил, — сказал он вслух. — У моих земных предков было одно суеверие, которое гласило, что цифра тринадцать приносит несчастье или, наоборот, счастье, — кому что. Как то будет на сей раз?

Хисс не ответил. Он смотрел в окно.

— Там что-то движется, — сказал он наконец. — Что-то блестящее.

Поль, старший сын, встал, наклонился к окну. Приглушенно чмокнув, стрела пригвоздила его левую руку к подоконнику. Он вырвал ее и закричал:

— К оружию, отец! Там лучники!

С легким шуршанием с дюжину стрел вонзилось в дверь, одна влетела в окно и завибрировала в стене. Опрокинув скамьи, мужчины вскочили на ноги, изгнанники бросились к своим лукам.

— Нет, позвольте мне самому разобраться! — вскричал Акки. — Хассил, держись рядом со мной! А вы, главное — не стреляйте!

Вооруженные лучники медленно выходили из-за деревьев, держа руки наизготовку. На них были сверкающие кирасы и остроконечные шлемы. Шлем командира украшало красное перо. Они пересекли лужайку и встали у открытых окон. Офицер и трое лучников вошли в хижину.

— А, это ты, Верньер! Что ж, теперь тебе крышка. Я видел перед хижиной рога оленя-прыгунка. Ты же и сам знаешь, что эта дичь предназначена только для знатных сеньоров. Знаешь ты и то, что тебе запрещено принимать у себя кого бы то ни было! Кто этот человек? Васк? Схватить его! Смотрите-ка, тут еще и девица! Хм... слишком уж еще молодая. А что до этого зеленого, то посмотрим, умеет ли он бегать быстрее стрел. И что это за куча железа у тебя на лужайке? Ну же, отвечай!

Лучники уже схватили хозяев дома, Акки и Хассила. Акки мысленно «передал» хиссу:

— Хассил, помнишь уроки креннской борьбы? Самое время применить пару-тройку приемов на практике. Я оставил свой парализатор на полке у входа. Готов? Один, два, три!..

Схватка продолжалась менее десяти секунд. Внезапно подхваченный за ноги офицер обрушился на пол. Хисс иммобилизовал двух лучников болевым захватом. Акки прыгнул, сбив с ног третьего, и обернулся с парализатором в руке. Спустя несколько мгновений весь патруль превратился в группу живых статуй.

— Помоги-ка мне, Хассил! И вы тоже. Нужно отнести их по одному в гравилет и провести там небольшой сеанс.

Час спустя Верньер и его семья с изумлением наблюдали за тем, как лучники во главе с офицером удаляются в лес.

— Вы их отпустили? Они же обо всем доложат герцогу!..

— Об этом, Жак, не беспокойся. Благодаря одному аппарату, который есть у нас в гравилете, они всё забыли. Сейчас они готовы поклясться жизнью, что сегодня не заметили ничего особенного.

глава 2 Город

 Акки посадил гравилет на голую вершину холма. К северу, прямо под этим холмом, колыхалось обрамленное дюнами море. К югу, за узкой долиной, возвышался замок, а к востоку — низкие крепостные стены города. На западе, позади перешейка полуострова, до темной опушки леса, за которым очень далеко вздымались горы, тянулись возделанные поля. Акки удивился, что холм, на который они приземлились, никак не был укреплен. Эта возвышенность позволяла взять под огонь долину, единственную узкую пуповину, которая связывала полуостров с материком. Он сказал об этом Жаку. Высокий изгнанник, еще изумленный и не опомнившийся после полета, ответил следующее:

— Многие из герцогов подумывали построить здесь еще один замок, но так на это и не решились, опасаясь, вероятно, что этот второй замок может захватить возможный противник. Зеленые, — он посмотрел на Хассила и поправился, — туземцы тоже давно уже не могут приблизиться к Вермону. Когда-то здесь жило только небольшое племя рыбаков, половину которого истребили, а остальных обратили в рабство еще задолго до моего рождения. Большие племена зелен... бриннов живут далеко за горами, и республики васков отделяют их от нас практически повсюду, кроме севера, где располагается графство Хавёр. Время от времени оттуда на нас совершают набеги, но, как правило, делают это не брин-ны, а пираты-васки, приходящие с моря.

— Так, говоришь, туземцев, что жили тут, обратили в рабство?

— Да, и вашему другу тоже не стоит особо «светиться». В каждого зеленого человека, который не носит ошейника, стреляют без предупреждения. Мне и самому бы не следовало показываться в городе, — добавил он.

— Я бы никому здесь не посоветовал задевать Хассила. А что касается тебя, то ты под нашей защитой, под защитой Союза человеческих миров.

— О! Я и не сомневаюсь, что, в случае чего, за вас отомстят. И за меня заодно тоже... Но мы же от этого не воскреснем!

— Мы не дураки, Верньер. Высоко над нами, отсюда не увидишь, за пределами вашей атмосферы, плавает мой большой звездный крейсер, готовый уже через минуту выслать сюда более полусотни таких же аппаратов, как наш. И оружие у них на борту такое, что может превратить в пыль всю эту планету, уж ты мне поверь!

— Что будем делать, Акки? — спросил Хассил.

— Ничего. Подождем. Нам-то чего себя утруждать?

— Но, сеньор Акки, сам герцог наверняка не снизойдет...

— В таком случае он кого-нибудь пошлет. И я тебе уже сказал: не хочу, чтоб меня называли «сеньором».

Внизу, у подножья замка, отворились ворота, и оттуда на земных конях выехало с дюжину вооруженных луками и копьями всадников. Они галопом направились к гравилету. Акки ждал их, прислонившись к крылу аппарата.

Всадники приближались. На них были короткие блестящие кольчуги поверх кожаных туник, шлемы и у каждого — маленький круглый щит. Все они были высокие, могучие, и лица их выражали дерзость и вызов людей, перед которыми никогда никто не мог устоять. То были прекрасные образцы рода человеческого, и Акки даже ощутил некоторую гордость при мысли, что и сам он в какой-то мере принадлежал к потомкам этой расы. В конечном счете ему не приходилось краснеть за своих земных предков, пусть земляне с планеты-матери и лишь сравнительно недавно присоединились к Союзу, правда, приведя с собой сразу более ста человеческих миров. После первого контакта, установленного хиссами восемьсот лет тому назад, контакта, который повлек за собой тайное переселение на Новатерру около тысячи человек, все связи с Землей были прерваны. Бок о бок с хиссами, синзуна-ми и другими человечествами Союза новатерриане сражались против мисликов, этих металлических созданий, которые гасили звезды. За это время позабытая Земля сделала заметный шаг вперед в своем развитии. Шестьсот лет прошло с тех пор, как звездолет «Арго» достиг системы Альфа Центавра; затем, открыв, в свою очередь, путь через гиперпространство, земляне освоили, колонизировали множество планет, установили контакт с другими расами, но так и не образумились. Начались разорительные и опустошительные звездные войны, которые шли с переменным успехом. Но вот уже три столетия как великая федерация включала в себя все земные колонии и их союзников под руководством Земли. Пять веков прошло с тех пор, как целый флот звездолетов покинул Землю и отправился к Большому Магелланову облаку. С тех пор о судьбе этих звездолетов ничего не было известно, и земляне называли их «пропавшими кораблями». Вполне вероятно, что люди планеты Нерат происходили от экипажа одного из этих кораблей.

Сто пятьдесят лет тому назад новатерриане совершили разведывательный полет в ту бесконечно далекую Вселенную, откуда, по-видимому, происходили их предки, и установили контакт с земной федерацией. Поскольку там уже царили мир и согласие, федерация целиком была принята в Союз человеческих миров, и ее делегаты с тех пор заседали на Рессане вместе со ста пятьюдесятью другими федерациями, входящими в Союз. Веретенообразные звездолеты землян сражались против мисликов рядом с чечевицеобразными ксиллами хиссов, яйцевидными кораблями синзунов, эллиптическими звездолетами Новатерры, сферическими — кайенов, тетраэдрами креннов...

Каждая федерация присылала десять делегатов. Единственное исключение было сделано для Новатерры. Она имела своих особых представителей, так как новатерриане являлись обитателями единственной Солнечной системы, затерянной в необозримой галактике хиссов. Они и в самом деле представляли собой уникальный феномен, продукт скрещивания людей и синзунов, двух единственных рас, которые оказались настолько биологически близки одна к другой, чтосмогли породниться. Однако этого было бы недостаточно, чтобы предоставить им особую привилегию. Главное заключалось в том, что наряду с синзунами они были первыми людьми с красной кровью — и потому нечувствительными к смертоносным излучениям мисликов, — которые присоединились к Союзу и помогли хиссам остановить мисликов, а затем постепенно перейти и в наступление на них. Акки был прямым потомком первого победителя мисликов, землянина Клера, и лично пользовался второй привилегией, хисской национальностью, что позволяло ему и его семье жить, сколько ему захочется, на Элле, планете хиссов. И эта привилегия была уникальной, ибо Стальной закон категоричен: на одной планете может существовать только одно человечество, одна разумная раса — за исключением Рессана, резиденции Союза человеческих миров.

Экспансия различных рас в галактиках с самого начала привела к колониальным конфликтам, войнам, бесконечным жестокостям, геноциду, к неразрешимым проблемам. Порой колонисты ни в чем не были виноваты: они высаживались на планете, находили, что она вполне для них пригодна, считая, что на ней никого нет, и начинали ее осваивать. А на другом континенте под сенью леса жили примитивные туземцы. И когда их обнаруживали, у колонистов возникал непреодолимый соблазн уничтожить этих примитивных аборигенов под корень, чтобы не потерять плодов своих усилий по распашке полей, постройке поселков и городов. В противном же случае им оставалось только вести бесконечные тяжбы в галактическом трибунале, угрожать применением силы и устрашать федерацию страшным призраком войны между мирами. Поэтому Союз создал специальный отряд инспекторов, которые могли самостоятельно принимать на местах все необходимые решения и отчитывались только перед Великим Советом, а решения их поддерживались всеми силами входящих в Союз федераций. Выбранные еще в детстве, координаторы проходили жесточайшие тренировки, как физические, так и моральные. Никакое правительство, планетное, межзвездное или галактическое, не посмело бы отказать им в проведении инспекции.

Вздымая клубы пыли, всадники остановились в нескольких шагах от Акки. Их командир, молодой человек высокого роста, вложил стрелу в тетиву своего лука и вопросил:

— Кто вы такие будете и что вам здесь нужно?

— А вы? — спокойно ответил новатеррианин. — Сами-то вы кто такой?

— Барон Хьюго Бушран де Мон, капитан лучников его светлости герцога Берандии.

— Я — Акки Клер, координатор, нахожусь здесь по поручению Союза человеческих миров.

Союза человеческих миров? Не знаю на Нерате ни одного государства с таким названием.

— Союз — не государство. В данный момент в него входит более пятидесяти тысяч миров.

— Пятидесяти тысяч миров? Вы хотите сказать, миров вроде того, на котором находимся мы сами? Стало быть, вы прилетели со звезд, как и наши предки? Но что вам понадобилось здесь, если у вас уже есть пятьдесят тысяч миров?

— Это касается только ваших правителей, капитан. По крайней мере, пока. Так что я имею честь, — Акки сделал насмешливый поклон, — просить о встрече с его светлостью герцогом Берандии.

— Вы, вероятно, думаете, что его светлость можно вот так запросто беспокоить без особых причин? Вам сильно повезет, если он примет вас через месяц-другой. В настоящее время его светлость изучает планы предстоящей войны против васков.

— В таком случае я, к сожалению, буду вынужден его побеспокоить. Я здесь именно для того, чтобы остановить эту войну. Да по правде сказать, все войны на этой планете. Хассил!

Из дверцы гравилета появился хисс. При виде его всадники натянули луки. Акки поднял руку.

— Мой друг Хассил — такой же координатор, как и я сам. Я бы предостерег вас от того, чтобы наносить ему оскорбление — с вашей точки зрения — или, напротив, делать комплимент, с точки зрения нашей, принимая его за одного из ваших туземцев. Он может вас за это зажарить живьем.

Быстрым жестом он выхватил из-за пояса фульгуратор и, казалось бы и не целясь, спустил курок. В сотне метров от них мощное дерево взорвалось под воздействием теплового излучения и мгновенно воспылало. По веренице всадников пробежал ропот удивления.

— Ну, теперь я вижу, что вы говорили правду. Вы действительно прилетели со звезд, как и наши предки. У вас и оружие такое же. Хорошо, я отведу вас к герцогу. Но что касается прекращения войн... Тут одного лишь нашего желания не достаточно. К тому же, мы не можем спокойно взирать на то, как васкские пираты грабят наши корабли.

Оставив Жака запертым в гравилете с приказом не выходить ни под каким предлогом, координаторы в сопровождении всадников отправились в город.

Когда вся кавалькада проходила под аркой крепостных ворот, Акки заметил, что стража требует сдавать оружие у каждого входящего. Сержант стражников бросил удивленный взгляд на Хассила и протянул руку к фульгураторам, которые висели на поясах координаторов. В едином жесте оба «гостя» схватились за рукоятки.

— В принципе, никто не может входить в город со своим оружием, — сказал Бушран, — разве что в военное время. Но я не думаю, что вы намерены в этом смысле подчиняться нашим обычаям.

— А сами вы со своим расстаетесь?

— Разумеется, нет. Ладно, сержант, пропустите их.

Сам город представлял собой запутанный лабиринт узких

извилистых улочек, окруженных крепостной стеной с зубцами. Дома, деревянные и каменные, были довольно красивы. Все в целом напоминало Акки картинки, представляющие средневековые города Земли, но в отличие от последних улицы этого города выглядели поразительно чистыми, хорошо мощеными, и здесь наверняка существовала система канализации. Прохожие в одеждах из дубленой кожи или тонкого сукна ярких цветов почтительно расступались перед капитаном и его отрядом. В большинстве своем это были высокие, сильные, смуглые люди, взиравшие на Акки с любопытством, а на хисса с враждебностью. Акки заметил, что среди них

очень мало женщин и почти совсем нет детей. Удивленный сим фактом, он спросил об этом Бушрана.

— Женщины сидят дома, занимаясь своими делами, дети тоже работают, или же, если они совсем маленькие, находятся в детских садах. Но почему вы об этом спрашиваете? Вы, случаем, не любитель поволочиться за юбками? Должен вас предупредить, что законы у нас отнюдь не мягкие — это касается и адюльтера, и растления юных девушек.

— Да нет же, дело вовсе не в этом. Но место женщины в обществе является четким критерием уровня развития цивилизации. Хорошо уже то, что вы не заставляете ваших женщин закрывать лица вуалью.

Бушран положил руку на головку эфеса сабли.

— За такие слова, господин наглец, я бы мог прямо здесь отрубить вам голову.

— Попробуйте, и вы умрете, даже не успев вытащить саблю из ножен. Но я не вижу в своих словах никакой наглости. Ваша цивилизация определенно не принадлежит к слишком отсталым, хотя и очень высоким ее уровень тоже не назовешь. Я не могу вам открыть цель порученной мне миссии, но могу сказать, что ни вы, ни ваш народ ничего не выиграете от угроз.

— Посмотрим, что скажет герцог!

В центре города, посреди большой площади, возвышалось великолепное каменное здание в стиле фламандских ратуш.

— Это дом Совета, — пояснил капитан. — Его светлость герцог в данный момент председательствует на Совете эше-венов. Потом он вас примет. Быть может...

Акки пожал плечами. Весь этот намеренно средневековый спектакль раздражал его. Герцогство Берандия наверняка было создано каким-нибудь автократом, пытавшимся замаскировать свою диктатуру под плохо усвоенные или наполовину позабытые воспоминания об истории Земли.

Они вошли в огромный зал, охраняемый солдатами в кирасах. Бушран исчез, но вскоре вернулся в сопровождении человека в красной тунике.

— Сожалею, но здесь вам все же придется оставить свое оружие. Это продиктовано абсолютной необходимостью. Даже я, капитан лучников, не вхожу к герцогу вооруженным.

— Хорошо. Хассил, возьми мой фульгуратор и жди меня здесь. В принципе, мне не следовало бы идти на эту важную встречу без тебя, но мы сможем все время поддерживать телепатическую связь. Если со мной что-нибудь случится, ты знаешь, что должен делать.

Зал Совета подавлял своей роскошью; стены его, без единого окна, были обшиты панелями из черного резного дерева. Сотни масляных ламп под потолком, укрепленных на люстрах с многочисленными рожками, освещали его ярким и одновременно мягким светом, который отражался в полу из черного полированного камня. В центре, вокруг большого стола, располагались эшевены. В конце стола, под пурпурным балдахином, на массивном стуле резного инкрустированного дерева, сидел белокурый мужчина. На нем была черная мантия, расшитая золотом, на голове — легкая золотая корона.

Не обращая внимания на остальных, Акки окинул его пристальным взором. Герцогу было лет сорок. Он казался сильным и крепким, гордое лицо его имело правильные черты — небольшой, хорошо очерченный рот, прямой узкий нос. Взгляд был спокойный и уверенный — взгляд человека, привыкшего повелевать.

Быстрым шагом Бушран обошел Клера, остановился в нескольких метрах от стола и, отдав честь, объявил громким голосом:

— Его превосходительство Акки Клер, посол Союза человеческих миров!

Несколько секунд царило молчание. Герцог тоже изучал Акки. Наконец он заговорил:

— Я желаю его превосходительству Клеру счастливого пребывания среди нас. Я нисколько не сомневаюсь, что он представляет могущественную федерацию государств, хотя я о ней и никогда не слышал. Может быть, ваш Союз находится по другую сторону Нерата, на южном материке? Но я не знал, что на этой планете есть другие люди, кроме нас и васков.

— Я представляю федерацию не государств, ваша светлость, а планет. Их было примерно пятьдесят тысяч, когда я улетал две недели назад. Быть может, за это время к нам присоединилось еще несколько миров.

— Стало быть, вы прилетели с другой планеты, как и наши предки? Но какова ваша миссия?

— Она проста. Один из наших космических крейсеров не так давно приземлился здесь в результате каких-то неполадок. В своем рапорте капитан, который повстречал и расспросил одного из туземцев, сообщил, что в результате антагонизма между людьми и аборигенами на этой планете создалась опасная обстановка. Я прибыл, чтобы разобраться в этой ситуации.

— А вам не кажется — это просто предположение, — что ваш Союз вмешивается в то, что его совсем не касается?

— Перефразируя одну старую пословицу планеты Земля, которой вы обязаны своим происхождением, отвечу так: «Ничто человеческое нам не чуждо». Слово «человеческое» я здесь употребляю в самом широком его смысле.

— И полагаю, если ситуация покажется вам опасной, вы вознамеритесь ее исправить? Раз уж вы прибыли из столь далеких далей, вы наверняка располагаете мощными средствами. Но и к нашим не следует относиться с пренебрежением. У нас есть не только луки и стрелы. Однако я твердо надеюсь, что до столь прискорбных крайностей не дойдет! Со своей стороны, я готов дать вам или распорядиться, чтобы вам дали, все необходимые сведения. Но только не здесь. Если вы не против явиться ко мне во дворец и составить мне компанию за завтраком, скажем, завтра, то мы сможем обсудить все спокойно. Господа, совет окончен. Господин посол, до завтра. Капитан Бушран де Мон с удовольствием предоставит в ваше распоряжение все необходимое.

Герцог встал. Эшевены выстроились в ряд, сгибаясь в почтительных поклонах. Дверь распахнулась на обе створки, и, под звуки фанфар, властитель Берандии покинул зал. Акки спокойно последовал за ним.

Хассил ожидал в приемной под охраной вооруженной стражи. Когда герцог его заметил, то вздрогнул от отвращения и резким голосом приказал:

— Лучники, схватить этого бринна! Что он, кстати, здесь делает?

Хисс проворно вытащил свой фульгуратор. Клер шагнул вперед.

— Спокойно, Хассил, — сказал он. Затем, повернувшись к герцогу, он добавил:

— Ваша светлость, это вовсе не туземец, хотя он на них и похож, но мой друг Хассил, такой же координатор, как и я. Впрочем, взгляните на его руки, и вы увидите, что на них семь пальцев, тогда как у бриннов всего лишь шесть, если не ошибаюсь.

— Да, в самом деле. Что объясняет, как он здесь оказался и почему вооружен. Занятное оружие. Надеюсь, вы мне покажете, в мирных условиях, как оно действует? Меня интересует все, что относится к искусству войны. Что ж, приводите с собой завтра и вашего товарища.

Капитан поклонился Клеру:

— Ваше превосходительство, я в вашем полном распоряжении.

— Сначала мы бы хотели вернуться к нашему гравилету, а потом уже могли бы подумать и о крове.

— Вы будете жить в замке, ваше превосходительство.

— Хорошо. Но вы должны понять, капитан: моя миссия требует, чтобы я познакомился и с народом, а не только со знатью.

— Для вас будут открыты все двери, ваше превосходительство.

Акки смотрел вслед улетающему гравилету, который уносил изгнанника Жака Верньера к его маленькой деревянной хижине, чтобы затем, уже вместе со всей семьей, доставить его на межзвездный крейсер. Координаторы единогласно решили, что будет полезно, если Верньер сам расскажет обо всем генштабу крейсера. С другой стороны, это еще и защищало его от любых возможных преследований. Когда аппарат, пилотируемый Хассилом, исчез в голубом небе, Акки повернулся к капитану.

— Раз уж вам предстоит стать моим проводником, думаю, будет лучше, если мы оба отбросим этот наш надменный вид и постараемся вести себя если и не как друзья, то хотя бы как люди, которым не обязательно становиться врагами. Вы солдат. Моя работа, увы, не раз вынуждала меня сражаться. Мой друг Хассил вернется только к вечеру. Мне бы хотелось

осмотреть город, порт, поговорить с горожанами, ремесленниками, моряками...

— Ваше превосходительство, буду откровенен. На месте герцога я бы приказал бросить вас в темницу. О! Я знаю, вы бы сопротивлялись, но, как вам и сказал герцог, у нас есть не только луки и стрелы. Но его светлость рассудил иначе. Поэтому я принимаю ваше предложение перемирия перед битвой, если можно так выразиться. Давайте вести себя как лояльные противники, которых сблизил временный мир. Но прежде чем показать вам город, я хотел бы, чтобы вы увидели нечто другое. Пойдемте к башне IV. И, если позволите, один вопрос. Вы прекрасно держитесь в седле. Выходит, и на вашей планете есть лошади?

— Да, земного происхождения, как и ваши. Кроме того, я могу ездить верхом и на других животных. Это является частью нашего обучения. Вы не одолжите мне ваш лук?

Акки прицелился в тонкое деревце, расположенное метрах в шестидесяти от него. Стрела просвистела и воткнулась в землю перед самым деревом.

— Слегка переоценил мощь вашего лука. Не дадите мне еще три стрелы?

Три стрелы вонзились, наконечник к наконечнику, в ствол молодого деревца. Бушран одобрительно присвистнул:

— Ваше превосходительство, если вы потеряете свою работу, для вас всегда найдется таковая среди лучников его светлости герцога!

— Поймите меня, капитан. Мы имеем дело с планетами, находящимися на разных уровнях эволюции. Иногда для координатора бывает полезнее уметь стрелять из лука, чем постигать наисвежайшие теории о строении материи...

Башня IV возвышалась над остальными и использовалась в качестве своеобразной казармы для лучников. Бушран и Акки поднялись по узкой винтовой лестнице до верхнего этажа, который представлял собой один огромный круглый зал. На стенах висели карты. Три молодых офицера работали за низенькими столами. Вскочив, они отдали честь.

— Дарон, Селье, Уотсон, вы не оставите нас одних на пару минут?

Широкое и низкое окно выходило на море. К берегу, сражаясь с порывами ветра, приближалось длинное парусное судно. Бушран немного помолчал, а затем указал на одну из карт:

— Вот герцогство Берандия. Оно примерно в пять раз больше в длину, чем в ширину, и занимает все восточное побережье огромного полуострова, которым оканчивается на юге северный континент. Мы зажаты между Красными горами и морем. Начиная от нашей западной границы и дальше на запад, вплоть до Безумного моря, расположены семь васкских республик, а на северо-западе — бринны. Эта узкая полоска земли — все, что мы смогли отвоевать. Это немного, но и немало, если принять во внимание тот факт, что наших предков было всего две тысячи.

Наша столица, Вермон, расположена на самой южной оконечности полуострова; два других больших города, Роан и Хавёр, находятся почти на самой северной оконечности. Между этими двумя освоенными областями раскинулись леса. Столь неудобное расположение — результат обстоятельств, возникших с самого начала после нашего прибытия на планету. У нас нет почти никаких путей сообщения и мало лошадей, поэтому практически вся наша торговля идет через море, и мы не можем мириться с пиратскими нападениями васков.

На этой, второй, карте вы видите поверхность Нерата такой, какой мы знаем ее по документам наших предков, которые, прежде чем тут приземлиться, смогли несколько раз облететь планету. Северный континент, вершина которого находится почти на полюсе, спускается к югу длинным полуостровом, где мы и находимся. На экваторе — опоясывая практически всю планету, — лежит южный континент с его ужасными непроходимыми лесами, которые мы так и не смогли пересечь. В южном полушарии, по всей видимости, находится еще один большой материк, но, насколько мне известно, там еще не побывал ни один человек. Сначала я подумал, что вы именно оттуда и прилетели, и я до сих пор не на все сто процентов уверен, что ошибался.

Как я уже сказал, большая часть нашей торговли идет через море, и васки этим пользуются. Они захватили архипелаг

Пиратов, вот здесь, почти напротив Вермона, и нам никак не удается изгнать их оттуда. Но нужно признать, они куда лучшие моряки, чем мы.

И чтобы вы уже окончательно уяснили наше положение, я должен немного углубиться в историю. Наши предки улетели с Земли, невероятно далекой планеты, на которой вы, вероятно, бывали...

— Нет, но Земля входит в наш Союз, и часть моих предков — земляне.

— Как бы то ни было, наши предки покинули Землю на пяти звездных кораблях, которые пользовались двигателями теперь уже забытого нами принципа и устройства.

— На пропавших звездолетах!

— А! Вот, значит, как их назвали? Они и в самом деле пропали — или потерялись, это уж как вам угодно. В каждом звездолете было двести пятьдесят мужчин и двести пятьдесят женщин. Мы в точности не знаем, что произошло, так как документы позднее были уничтожены. Похоже, весь данный флот, проникнув в эту солнечную систему, чтобы ее обследовать, встретился с множеством астероидов и получил значительные повреждения. Корабли совершили вынужденную посадку; один из них упал в Соленые болота и взорвался. А на нем были наши ученые и техническое оборудование! Четыре остальных приземлились где смогли у побережья, и наши предки поневоле образовали четыре изолированные одна от другой группы, — изолированные потому, что все летательные аппараты от ударов об землю — посадка была жесткой! — получили еще большие повреждения и восстановлению уже не подлежали.

Так образовались города Вермон, Роан, Хавёр и Сен-Поль. Каждый город избрал свое правительство, и тогда начался самый идиотский период во всей человеческой истории: четыре группы по пятьсот человек в каждой, лишенные техники и затерянные на неведомой девственной планете, начали воевать между собой! Да, мы воевали за инвентарь, консервы, животных, которых удалось спасти с флагманского звездолета! Это длилось недолго, но достаточно для того, чтобы население трех северных поселений уменьшилось на две трети, а наше — наполовину! Затем мы столкнулись с бриннами.

Их малочисленные племена жили на территории нынешнего герцогства. Мы нуждались в рабочей силе, нуждались столь отчаянно, что поработили бриннов. А потом началась великая чума, поразившая главным образом детей, затем, когда запасы провизии истощились, и нам пришлось обрабатывать землю, возникла угроза голода. Мы импровизировали, что-то придумывали, пусть среди нас и не было инженеров или техников. Долгое время все металлические предметы мы изготавливали из демонтированных звездолетов: добывать руду мы не умели. И с каждым поколением запас знаний, унаследованных от предков, уменьшался. Мы опустились почти до уровня бриннов!

И тогда пришел Гийом I, наш первый герцог. Он был потомком одного из капитанов звездолета, того, который разбился у Вермона. Действуя где силой, а где — дипломатией, он объединил разрозненные группы, отразил нашествие крупных бриннских племен, рвавшихся к нам с северо-запада, и, поскольку его первое имя было Веранд, основал герцогство Берандия. Среди остатков бортовой библиотеки он нашел книгу одного земного писателя по фамилии то ли Скор, то ли Скот, который описывал организацию общества примерно в тех же условиях, в каких очутились мы на этой планете. Герцог дал дворянские титулы своим первым соратникам по оружию, и с тех пор мы образуем костяк всей нации.

— Вальтер Скотт! В Большом Магеллановом облаке! Кто бы мог подумать! — тихо проговорил Акки. — А кто эти васки? Откуда они?

— Они такие же земляне, как и мы. Прилетели сюда лет за тридцать до нас. Если верить им, то они потомки некоего странного народа, который жил в том же государстве, что и большинство наших предков, но который сохранил свой родной язык. Мы довольно-таки долго даже не догадывались об их присутствии, тогда как они о нас знали. Однако их история совсем иная. Они безумцы! Они покинули Землю на четырех звездолетах, с экипажами, состоявшими исключительно из людей их расы, в погоне за химерической мечтой: воссоздать на девственной планете свой древний образ жизни, которому на Земле угрожали упадок нравов и смешение языков. Они спокойно приземлились здесь, сознательно уничтожили свои корабли и теперь живут в горах и на плато, разводя коров и баранов, которых привезли с собой, и одомашненных местных слобу. Правда, часть из них поселилась на берегах Безумного моря и нападает оттуда на наши корабли. Мы — пока еще — недостаточно сильны, чтобы изгнать их подальше. Из оружия у них только луки и пращи, с которыми, кстати, они обращаются весьма ловко. Если же говорить о нас самих, то у нас осталось кое-какое оружие наших предков, но мы храним его на тот случай, если уж придется совсем плохо. Быть может, после вашего прибытия, нам вскоре и придется им воспользоваться, но мне бы этого очень не хотелось. Но какой бы ни была цель вашей миссии, помните, что мы никогда не уступим эту территорию, за которую наши предки заплатили своей кровью. Эта земля — наша, Клер, и горе тому, кто на нее посягнет!

Он на какое-то мгновение умолк.

— Я сказал все, что хотел сказать. А теперь... как насчет прогулки по городу?

Они позавтракали в портовой таверне. По совету Бушрана, Акки переоделся в берандийскую тунику, скрыв под ней свое оружие. Капитан снял офицерские знаки различия и вполне мог сойти за простого солдата, получившего увольнительную.

— Есть все шансы на то, что меня никто не узнает, — сказал он. — И вовсе не потому, что я малоизвестен, просто никто никогда и не подумает, что я могу прогуливаться по городу без своих лучников! В сущности, я даже рад, что приходится сопровождать вас в таком виде. Это мне напоминает то время, когда я был еще школьником, и мы иногда задавали трепку каким-нибудь несчастным ночным часовым.

Они сидели за маленьким столиком, позади деревянной колонны. Хозяин таверны если и узнал Бушрана, то имел мудрость не подавать виду. Что касается координатора, то высоких блондинов в Берандии хватало, так как добрая треть берандийцев происходила от скандинавских или англо-саксонских предков. Они ели с аппетитом; блюда были простые, но сочные, особенно рыбные. За столом Клер старался вытянуть из сотрапезника как можно больше полезных сведений.

— Вы говорили о том времени, когда были школьником. Стало быть, у вас здесь есть школы?

— Да, конечно. Мы ведь не дикари. Все молодые дворяне обязаны до семнадцати лет ходить в школу. О! Разумеется, мы не слишком продвинуты в науках: большинство из тех, кто мог бы передать нам научные знания, погибли во время катастрофы. Но у нас остались книги, и я изучил историю — нашу историю и то, что мы знаем об истории Земли, — географию, арифметику, язык бриннов и даже язык васков.

— А где учатся дети недворян?

— У нас есть специальная школа для детей советников, врачей и судей.

— А ученых, инженеров у вас нет?

— Ну почему же! Есть — из числа дворян и врачей, но их крайне мало! До сих пор мы не могли дать людям возможность целиком посвящать себя разгадкам тайн природы. И потом, скажу прямо: наша промышленность еще не способна производить необходимые инструменты. Вспомните: мы вообще чуть не исчезли с лица планеты! Мы знаем, что такое электричество, к примеру, но не умеем им пользоваться. У нас остался маленький работающий генератор, но его запускают только для иллюминации по большим праздникам, вроде коронации герцога или его свадьбы. К тому же, от поколения к поколению, электрических лампочек становится все меньше и меньше. Разбить лампочку — тяжкое преступление, за это сажают в тюрьму!

— Наш Союз может предоставить вам оборудование и техников-инструкторов. Вы больше не одни в Пространстве. Но ради этого вам, естественно, придется пойти на глубокие социальные изменения. В Союзе нет знати, разве что у синзунов, но у них все поголовно — знатного рода!

— О! Что касается меня, то мне все равно. Но герцог и остальные ни за что не согласятся. А если дело дойдет до войны, то помните: даже если мой народ не прав, я буду сражаться за свой народ!

Вы-то принадлежите к привилегированной касте. А что скажут на это простые люди?

— Можете спросить у них сами. Мы их не притесняем!

— Однако я встречал изгнанников, объявленных вне закона. Один из них — бывший капитан военного флота; его

изгнали за то, что он не уступил свою жену похотливому придворному фавориту.

— А! Так вы знакомы с Верньером? Да, он был капитаном флота. Не стану отрицать: подобное иногда случается. А разве у вас, в вашем Союзе, такого не бывает? К тому же Верньер даже в изгнании сохраняет верность Берандии. Я даже не уверен, что он таит злобу на герцога. Естественно, если бы он мог добраться до барона Дюссо!.. Но он не один об этом мечтает, и если бы его светлость не запретил мне пытаться спровоцировать барона на дуэль...

— А часто вы воюете с васками?

— Да постоянно. Они грабят наши корабли, жгут наши деревни. И мы никогда их не простим за то, что они не помогли нам в тяжелые для нас времена. Они презирают наш образ жизни и хотели бы, чтобы мы стали такими же простыми пастухами, как и они сами. К тому же они союзники бриннов!

— А этих как можете описать?

— Это не люди, Клер. Я знаю, ваш друг на них необычайно похож. Но он — цивилизованное существо, как вы и я. Бринны же — дикари. С васками война идет более или менее по правилам. Но бринны! Для них все годится: яд, предательство, ложь, засады! Никогда еще ни один пленник не выходил живым из их рук. Говорят, и, вероятно, так оно и есть, что они людоеды. И они ненавидят нас лютой ненавистью. Даже те, кого мы обратили в рабство, очень опасны. Пару месяцев назад трое из них набросились на женщину и перерезали ей горло, прежде чем кто-то успел вмешаться. Нет! Нам надо подчинить васков и уничтожить бриннов. Только после этого у нас появится время на то, чтобы подумать о настоящей цивилизации.

«Старая история, — меланхолично подумал Акки. — Старая история победителей и побежденных. Различия порождают недоверие, недоверие порождает страх, а страх — ненависть. Побежденный боится и ненавидит победителя, до которого ему далеко в материальном плане. Победитель презирает, ненавидит и боится побежденных, которые, естественно, гораздо более многочисленны. И, вероятно, как с одной стороны, так и со стороны другой, в большинстве своем

люди честны и отважны! Выходит, это еще один случай, когда придется применить Стальной закон!»

Дверь с грохотом распахнулась, и за соседний столик опустились трое молодых моряков. Клер какое-то время прислушивался к их разговору. Они говорили о мысе Бурь, об архипелаге Пиратов, о потерянных островах, о северном побережье экваториального континента и его непроходимых джунглях, о пополнении запасов пресной воды под стрелами бриннов, о сказочных краях, где золото катается в речушках, как камушки в реках Берандии. Акки с ностальгией подумал о зале ожидания во дворце Миров, там, на Рессане, где молодые координаторы, вернувшиеся со своих первых заданий, рассказывали друг другу такие же, ни более, ни менее правдоподобные истории. Единственная разница заключалась в социальном положении этих и тех рассказчиков. Сущность же была одна и та же: стремление к чудесному, новому, которое толкало молодых людей всех человечеств на поиски далеких стран и волшебных планет. Один из моряков, явно более сообразительный, чем его товарищи, язвительно оценивал все эти россказни, легко отделяя правдивое от похожего на правду, возможного и ложного.

«После соответствующего обучения из него бы вышел замечательный координатор», — подумал Клер.

В послеполуденные часы, бродя наугад по городу, он завязывал разговоры с ремесленниками, солдатами, городскими торговцами. Себя он выдавал за капитана корабля, пришедшего из Сен-Поля, самого отдаленного от Берандии города. Когда разговор затрагивал опасные темы, которые могли бы его выдать, Бушран, игравший роль помощника капитана, ловко вмешивался и давал необходимые разъяснения. Но все эти дневные беседы лишь подтвердили его первоначальный вывод: берандийцы ненавидели васков и презирали бриннов.

По возможности, во избежание общения с «подставными» людьми, он сам выбирал собеседников, но так ничего и не узнал об истинных чувствах народа к его правителям. Никто не собирался говорить на эту тему с незнакомцем. Но он и не огорчался: главной проблемой для него было вовсе не это.

Солнце клонилось к закату, заметно потемнело: в этом полушарии только наступила весна. Акки вышел из города, чтобы встретить Хассила. Гравилет появился на большой высоте, резко спикировал, приземлился. Они тотчас полетели к замку, по указаниям Бушрана хисс опустил аппарат на внутренний, мощенный плитами двор. Капитан отвел координаторов в приготовленные для них апартаменты, отделанные с варварской роскошью, где уже был накрыт обильный стол. Перед уходом Бушран сказал:

— Если пожелаете выйти из замка, часовые получили приказ пропустить вас. Однако на вашем месте, сеньор Хассил, я бы остался здесь. В темноте вас могут легко спутать с бринном. Разумеется, я прикажу повесить виновного, но это не вернет вам жизнь!

Под мягким светом Лооны, рыжеватой Луны Нерата, координаторы прогулялись по крепостной стене. Дозорный путь шел от укрепления к укреплению, сквозь башни, вымощенные тщательно пригнанными отполированными плитами, с дорожками, протоптанными ногами бесчисленных патрулей. Замок, как рассказал Клеру Бушран, был построен первым герцогом, и, хотя у них был в то время атомный двигатель, снятый с одного из звездолетов, из-за него было пролито немало пота и слез. Впрочем, с самого начала он трижды спасал берандийцев от нашествий бриннов, так что и здесь, как и во многих других вещах, трудно было подвести окончательный итог между добром и злом.

Они присели на легкую деревянную скамейку в тени крепостного зубца. Часовые время от времени перекликались, и голоса их ясно звучали в лунной ночи, словно повторяя призрачные шаги неусыпной стражи на стенах. Координаторы обменялись впечатлениями. Родной язык Клера содержал много французских и английских корней и, несмотря на богатую примесь русских, китайских и арборийских слов, мог быть понят берандийцами, а телепатическая беседа требовала для четкости значительных усилий, поэтому они говорили на языке хиссов.

— Добраться до звездолета мне труда не составило, — сказал Хассил. — Согласно твоим указаниям, Верньера с семьей переправят на Новатерру. Связной ксилл как раз прибыл, так что проблем не будет. Как и было решено, Элькхан пролетит завтра очень низко над замком, чтобы продемонстрировать нашу мощь. Затем, согласно инструкциям, он исследует планетарную систему этой звезды и соседних звезд. Я передал твои послания матери и сестре на Эллу. Что касается твоего брата, то один лишь Великий Совет знает, где он сейчас. После нашего отлета от него никаких вестей.

Клер вздрогнул. Его брат Эхран руководил экспедицией в глубь галактики мисликов. Он должен был уже вернуться...

— Как война?

— Как и всегда. Мы снова зажгли несколько тысяч звезд и потеряли несколько сотен. Да воздастся твоим предкам, Акки! Без них мы никогда бы не сумели дать отпор мисликам.

— И воздается твоим, Хассил! Без них мы бы не узнали, что мислики существуют, прежде чем они погасили бы все наши солнца.

— Ваши солнца?

— Да, Хассил. Наши солнца. Ты же знаешь, у меня смешанное происхождение. Частично синзунское, частично земное.

— Да, знаю и всегда об этом забываю. Все это так невероятно! Если не ошибаюсь, это единственный известный случай, когда на разных планетах оказались расы достаточно близкие, чтобы вступать в браки и иметь детей.

— Ну да! Межзвездная антропология, глава III, лекции старика Терассана. Правда, ты всегда от них с радостью отлынивал, потому что, как и все хиссы, был убежден, что никто вам не может рассказать ничего нового о Союзе человеческих миров.

— В конце концов, ведь это мы его основали!

— Ну да, ну да! Но ты помнишь статью 13-Ыз нашего кодекса?

— Разумеется! «Ни один координатор никогда не должен ссылаться на превосходство своего происхождения... — Он запнулся, потом продолжил вполголоса: — ...в любом споре со своим коллегой или любым членом Союза». Ну ладно, ты снова выиграл!

— Да, выиграл, но не «снова», а только на этот раз. Я иногда и сам попадаю под власть предрассудков и начинаю чрезмерно гордиться своим происхождением. А это то, на что мы

не имеем права, когда от нас зависит судьба целого мира. Оставим эту тему. Что думаешь о положении на планете?

— Сейчас твое терпение полуземлянина будет подвергнуто мной жесткому испытанию... Стисни зубы и слушай! Я редко встречал людей более одичавших, более опустившихся, более тщеславных и более глупых со всеми их предрассудками, чем эти потомки землян, которых я видел в городе.

— На Элле ведь всегда была только одна раса, не так ли, Хассил?

— Нет, у нас было три расы. Впрочем, все три зеленые и мало чем отличавшиеся от друга.

На Земле их всегда было, да и сейчас есть, как минимум три, и очень непохожие. На Арборе с этим было похуже: там оказалось два вида разумных существ. Теперь, и уже давно, после того как тельмов переселили на планету Гария, и вовсе остался один.

— Я вижу, куда ты клонишь. Ты хочешь сказать, что мы, хиссы, никогда не сталкивались с расовыми проблемами, поэтому нам в таких делах не разобраться. Однако у нас тоже были расовые проблемы, и гораздо худшие, сразу же после образования Союза! Думаешь, люди-насекомые на нас похожи?

— Нет, но они не живут на одной планете с вами, а это главное. Я не считаю берандийцев такими уж плохими. Но они покинули Землю в еще довольно-таки примитивную эпоху, и в результате ужасной катастрофы вынуждены были остаться на этой планете. Действительно, они почти одичали и до сих пор ведут тревожную жизнь, не зная, что ждет их завтра. С одной стороны им угрожают другие люди, с другой — туземцы. Борьба за существование еще никогда не смягчала людей, Хассил, и я не думаю, что когда-либо существовал хоть один хисс, который сжалился бы над мисликом!

— Мислики — совсем другое дело! Эти существа — не из плоти.

— Но и они тоже живут и страдают. Мой первый предок на Элле говорил с ними! Но, возвращаясь к берандийцам, нам еще рано о них судить. Какая из сторон виновата больше? Сами берандийцы, васки, которые им не помогли, или же бринны?

— Сути дела, Акки, это не меняет. Ты и сам знаешь Стальной закон. На одной планете — одно-единственное человечество, за исключением Рессана и твоей собственной привилегии!

— Черт подери, Хассил! Если вы, хиссы, будете все время вспоминать при мне о моей привилегии, ноги моей больше не будет на Элле, даже на пару дней не прилечу! — проговорил Акки полушутя, полусерьезно. — Это действительно не меняет сути дела, но позволяет подойти к разрешению проблемы с другой стороны. Тзинам, которые, ни о чем не подозревая, высадились и обосновались на одном из материков планеты Биаа, дали год отсрочки для эвакуации, когда выяснилось, что на другом материке в глубоких джунглях живут биаанцы, коренные обитатели планеты. Да ты знаешь и другие подобные случаи.

— И что же ты предлагаешь?

— Чтобы мы побыли здесь еще какое-то время, потом нанесли визит васкам, а затем еще — и бриннам.

— Само собой разумеется! Уж поверь мне: пока не соберу всех данных, никакого решения я не приму. Но, как бы ты ни старался от этого уйти, ты заранее знаешь наиболее вероятное решение, и что оно будет означать для твоих отдаленных собратьев!

— Первое решение было принято согласно Стальному закону еще до нашего отлета. Однако есть нюансы... Наш вердикт, если он будет принят единогласно — а нам за двенадцать миссий еще не приходилось вступать в противоречия, — наш вердикт решит судьбу миллионов людей...

Акки прошелся взглядом по городу. Луна удлиняла черные тени башен, а сланцевые кровли домов призрачно серебрились при ее бледном свете. Он представил этот город покинутым, вновь захваченным лесами, с разрушенными стенами и башнями... Какая же это будет загадка для будущих бриннских археологов, если бринны к тому времени еще не будут сочтены достойными вступления в великую семью Союза! На этой планете осуществится вековая мечта землян, которые надеялись отыскать в древних развалинах более или менее отчетливые следы посещения Других.

Неожиданно луна как бы померкла. Координаторы подняли глаза и... рассмеялись. Элькхан, командир звездолета, специально для них устроил частичное затмение. Это был старый арбориец, известный своими шуточками, порой весьма сомнительного вкуса, но превосходный астронавт. Интересно, какую шутку он запланировал на завтра, по случаю своего дневного пролета над городом? Об этом они могли лишь гадать.

глава 3 Замок

 И загремят трубы, и взовьются флаги. И улыбки скроют ненависть, ибо Посланцы Извне станут Предвестниками беды, и об этом узнает народ, который их примет», — процитировал Хассил отрывок из «Книги предзнаменований», одного из священных текстов хиссов, восходивших к глубокой древности.

Они стояли на большой парадной лестнице, рядом с герцогом. Внизу, на широком мощенном плитами дворе, лучники в легких кольчугах, во главе с Бушраном, отдавали гостям воинские почести. Отзвучали последние фанфары, и герцог повернулся к координаторам:

— У нас есть один древний обычай, унаследованный от наших земных предков, так вот, согласно ему, о серьезных делах у нас здесь говорят лишь после трапезы. И хотя я сгораю от нетерпения поскорее узнать во всех подробностях, какова цель вашей миссии и что привело вас ко мне, не будем все же нарушать этот обычай.

Если снаружи замок выглядел средневековым, то внутри все свидетельствовало о стремлении к комфорту, весьма чуждому сеньорам былых времен. Техника берандийцев позволила им установить нечто вроде примитивного центрального отопления, и гидравлический лифт медленно, но уверенно доставил герцога с его свитой на вершину башни. Большой зал, куда они вошли, освещался широкими низкими окнами, из которых открылся чудесный вид на город и порт. Уставленный блюдами и бутылками стол из драгоценных пород дерева занимал почти всю длину зала. Герцог поднялся на свой трон, стоявший на чуть приподнятой площадке, усадил Акки справа от себя, Хассила — слева и дважды хлопнул в ладоши. Только после этого в зал, в порядке старшинства, начали входить остальные приглашенные. Герольд в пунцовой тунике объявлял титулы и имена. Соседом Акки оказался слегка согбенный годами высокий старик, представленный как: «Высокий и могущественный магистр знаний Ян Кервао, граф де Роан».

Пища была обильной и вкусной, приготовленной по старинным земным рецептам. Сначала все ели в молчании, и разговоры за столом завязались лишь после того, как герцог заговорил первым. Кервао склонился к Акки:

— Если я правильно понял, вы прилетели с планеты какой-то очень далекой звезды?

— Нет, очень далекой галактики, если вы понимаете, что я этим хочу сказать.

— Да, понимаю. Мы еще не растеряли всех знаний наших предков. К тому же я сам, помимо всего прочего, занимаюсь астрономией. К несчастью, у нас очень слабые приборы, и даже моя роанская обсерватория не располагает ничем более мощным, кроме небольшого оптического телескопа диаметром в 80 сантиметров, который находился на борту одного из наших звездолетов. Этого, однако же, достаточно для изучения соседних планет, или даже той большой галактики, из которой мы прилетели и которая от нас совсем недалеко, по астрономическим меркам. А сколько световых лет до вашей?

— Точно этого я вам сказать не могу. Мы вынуждены проходить сквозь ахун, или, если угодно, через гиперпространство, иначе нам не преодолеть такие колоссальные расстояния. Но, полагаю, до нашей галактики наверняка не менее нескольких миллиардов световых лет.

— Нескольких миллиардов! Стало быть, она находится на другом конце Вселенной?

— Вовсе нет! А, понимаю... Вы исходите из принципов космогонии, которые превалировали во времена отлета с Земли ваших предков.

— А из чего бы мне еще исходить? — тихо спросил старик. — Должно быть, мы кажемся вам варварами. Случай выбросил нас из великого потока человеческого прогресса, и мы потихоньку гнием в той старице15, в которую угодили...

После короткой паузы он с некоторой горечью продолжал:

— Если бы все обстояло иначе, я мог бы стать настоящим астрономом, вместо того чтоб быть феодалом, правящим несколькими тысячами человек на планете, затерянной в Большом Магеллановом облаке. Мне еще повезло, что вы прибыли сюда при моей жизни. Так я смогу, прежде чем сгинуть, узнать хоть что-то о последних открытиях ваших ученых, увидеть хоть проблеск света...

— Простите, сколько вам лет?

— Шестьдесят шесть лет Нерата. По чистой случайности длительность здешнего года практически не отличается от длительности годаземного. Там бы мне было шестьдесят четыре...

— Немного поздновато, — подумал Акки вслух. Я не врач и не биолог, — сказал он, поворачиваясь к своему соседу, — и ничего не могу вам обещать. Вы, конечно, не доживете до двухсот двадцати или двухсот пятидесяти земных лет, которые являются теперь нашей нормой, но, полагаю, наши геронтологи смогли бы продлить вашу жизнь еще лет на семьдесят-восемьдесят, в зависимости от вашей конституции.

— Вы хотите сказать, что после лечения у ваших врачей я смог бы дожить примерно до ста сорока лет?

— Да. Может, и больше.

Старик побледнел.

— О! Это не столько ради жизни как таковой, — проговорил он приглушенным голосом. — Но, поймите, быть может, тогда я успел бы узнать хоть немного...

— И даже много, если все пойдет так, как я того желаю! Для этого у нас тоже есть специальные методы.

Герцог наклонился к Акки.

— Простите, что прерываю ваш, как видится со стороны, крайне увлекательный разговор. Вы вряд ли знаете, что граф де Роан — наш самый крупный ученый? А вот юный Онфрей, барон де Неталь, который перед вами, полагает — возможно, и ошибочно, — что наша суровая полудикая жизнь имеет свои преимущества. Он думает, что с точки зрения физической силы, упорства, выносливости, а также лихости мы должны превосходить более цивилизованные расы, например, те, которые представляете вы. А ваш друг Хассил утверждает, что вы тоже отнюдь не утратили эти древние добродетели.

Акки улыбнулся. Мысленно он увидел перед собой неведомую планету, охваченную космической войной: ледяное пространство во мраке, прорезаемом светом редких звезд, металлическое кишение мисликов, их фиолетовое свечение или зеленоватые лучи изобретенного ими таинственного оружия, эскадры самых различных космических боевых кораблей, с немыслимой скоростью проносящихся над самой поверхностью или врезающихся в лед огненными смерчами. Ему на секунду даже захотелось описать эту картину барону и спросить его, можно ли вести такую борьбу без физической силы, упорства или лихости. Он нагнулся через стол к Онфрею:

— Думаю, вы путаете цивилизованную расу с расой слабеющей. Наша цивилизация, или скорее целый комплекс разных цивилизаций, находится в полном расцвете. И она закалена беспощадной борьбой, о которой я вам расскажу в более удобное время.

— Возможно, — ответил юный гигант. — Но сама сложность вашей цивилизации вынудила вас упустить из виду основные императивы, которыми и являются борьба за жизнь и выживание наиболее приспособленного. Еще давным-давно на Земле это заметил один ваш великий ученый.

В глазах координатора заплясали веселые огоньки. Ну вот, теперь, после Вальтера Скотта, еще и Дарвин! И, как обычно, плохо понятый Дарвин! Наблюдение биологического порядка, перенесенное без изменений в социологический план, то есть из плана фактов — в план моральный. Общая ошибка примитивного мышления, против которой особенно предостерегали будущих координаторов в процессе обучения.

— Вы можете привести мне пример?

— Что ж, очевидно, ваш Союз, если вы сказали правду, силен, гораздо более силен, чем мы, и враждебно настроен по отношению к нашему образу жизни. Самым простым и естественным решением было бы просто раздавить нас, а не отправлять к нам посла.

— Я не то чтобы посол — скорее наблюдатель. И не боитесь ли вы, что я воспользуюсь поданной вами идеей?

— Нет. Я прекрасно знаю, что вы не сможете этого сделать. Я знаю, что есть... слишком цивилизованные цивилизации. Я изучал историю или то, что от нее осталось. Так я узнал, что цивилизация, существовавшая на Земле до отлета наших предков, так и не решилась колонизировать планету, называемую Марс, из-за того, что там оставалась горстка «слабеющих», как вы выразились, марсиан, которых такая колонизация могла бы стеснить, а то и вообще привести к их исчезновению. Морально вы слабые люди, не способные употребить ту силу, которой обладаете. Вас пугает вид крови! И вы даже физически слабы, несмотря на ваши мускулы! Вы смогли бы следовать за мной целый день на охоте? Смогли бы провести хотя бы одну зимнюю ночь под открытым небом, без всякого укрытия?

Акки «принял» мысль хисса: «А не взять ли нам этого юного дурачка в небольшое путешествие до Тероэ V? Помнишь, Акки, те три месяца, которые мы там провели?»

Три месяца в грязи или в снегу на планете, где началось оледенение. Три месяца без какого-либо другого укрытия, кроме обломков их маленького звездолета, пока их не обнаружила спасательная экспедиция. Три месяца без возможности хотя бы раз поесть досыта! Три месяца ежедневных сражений и убийств во имя спасения собственных жизней!

Акки мысленно ответил: «Бесполезно, он бы там не выжил!»

— Я думаю, юноши на этой планете, как и везде, имеют свои игры, в которых состязаются в силе и выносливости. Хотите посостязаться со мной?

— Тьфу, игры! Для благородного сеньора есть только одна игра — война! Через несколько дней будет большой турнир. Согласны ли вы сойтись со мной в схватке на жизнь или смерть?

— Довольно, Неталь! — оборвал его герцог. — Его превосходительство Клер — наш гость, а кроме того — посол.

— Разумеется, если он боится...

— Я не боюсь, — отрезал Акки, — и, когда моя миссия будет завершена, приму ваш вызов. Подобные варварские дуэли нам абсолютно чужды, и никто у нас, если он в здравом уме, не вызовет другого человека на смертельную схватку. И ни один человек, если он, опять же, не сошел с ума, не примет такого вызова. Но здесь, учитывая обстоятельства, я считаю своим долгом согласиться. Впрочем, я вас убивать не стану, а вот вы попробуйте меня убить, если вы на это способны.

— Ничего этого не будет! — прервал его герцог. — Я запрещаю эту дуэль. К тому же, это было бы нечестно. Вы, Неталь, наш самый лучший рыцарь, а у вас, сеньор Акки, наверняка нет должного навыка в обращении с нашим оружием. Что вы там говорили, Бушран?

В конце стола встал капитан:

— Я говорил, что если бы эта дуэль состоялась, я бы не дал за шкуру Неталя и гроша: она будет продырявлена, как дуршлаг! Если понадобится, я охотно буду вашим секундантом, — добавил он, обращаясь к Акки.

— Я сказал: довольно об этом! — оборвал его герцог. — Этой дуэли не бывать! И тот, кто обвинит его превосходительство Клера в трусости, будет иметь дело со мной. — Он повернулся к левой половине стола:

— Вы слышите меня, юные сеньоры?

Солнце уже проникало в зал косыми лучами, когда пиршество наконец закончилось. Герцог, Бушран, Роан и, разумеется, Акки с Хассилом остались трезвыми, остальные гости выпили вдоволь. Они поднялись из-за стола с песнями, шутками, смехом, задиристыми похвалами и с шумом и гамом покинули банкетный зал.

Комната была большой, скупо обставленной несколькими деревянными креслами и огромным столом, заваленным картами и документами.

Через одно окно был виден город, через другое — суженное основание полуострова, а вдали до бесконечности простирались поля и лес, постепенно повышаясь к подножию гор, красных при свете заходящего солнца. Соседняя комната,

которую координаторы мельком заметили сквозь занавеси, была, по-видимому, библиотекой. В углу стоял древний сейф.

— Да-да, — подтвердил герцог, перехватив их взгляд. — Когда-то, на борту флагманского звездолета, в нем хранили ценные вещи. Теперь в нем ключи от арсенала, где мы бережем уцелевшее оружие наших предков. Только я знаю его секрет, и за все мое правление мне ни разу не пришлось к нему прибегать. Мы всегда обходились нашим примитивным оружием. Но мне кажется, вам не терпится перейти, наконец, к серьезным вещам. Какова в точности цель вашей миссии, сеньоры? Нет, Роан, останьтесь!

Акки ненадолго задумался.

— Я полагаю, ваша светлость, что, для того чтобы все было предельно ясно, мне придется вспомнить историю. Не историю вашей планеты, которую вы знаете лучше нас, но историю того, что произошло во вселенной за последнюю тысячу лет.

В 1950 и 1960 годах христианской эры, то есть примерно восемьсот лет тому назад, человекоподобные существа, хис-сы, — Хассил как раз таки и является представителем этого вида гуманоидов, — послали из неимоверно далекой галактики, где они проживают, разведывательную экспедицию, которая достигла Земли. Вследствие событий, которые не имеют никакого отношения к нашей теме, один человек — один из моих предков — улетел вместе с ними. В то время Земля ничего не знала об этом визите, потому что на ней продолжали свирепствовать международные войны, а хис-сы строго придерживались правила не вступать ни в какой контакт с планетами, которые еще не пришли к объединению и всеобщему миру.

Почему же они сделали исключение ради моего предка? По одной причине, которая, возможно, покажется вам банальной: как и у каждого землянина, у него была красная кровь. Хиссы давно уже вели войну со странными, до сих пор непонятными для нас металлическими созданиями, которые могут существовать только на поверхности ледяных планет при температуре около абсолютного нуля, — мисликами. У этих мисликов, которые, повторюсь, и сейчас остаются загадкой для нашей науки, имеются две весьма опасные способности: они испускают излучение, смертельное для всех существ, чей дыхательный пигмент не основан на гемоглобине, и, собравшись бесчисленными массами, способны замедлять атомные реакции, благодаря которым звезды дают свет и тепло. Они гасят звезды, чтобы колонизировать планеты, когда те превратятся в черные и холодные миры. Так вот, в религии хиссов было пророчество, предсказавшее, что когда-нибудь они найдут человечество с красной кровью, которую не смогут заморозить мислики. Молодой хисс, командовавший ксиллом — это такой чечевицеобразный звездолет, — доставил моего предка на Эллу, их планету.

Что это было, предвидение ясновидца или простое совпадение? Землянин оказался нечувствительным к излучениям мисликов. При поддержке созданного самими же хиссами Союза человеческих миров, в который тогда входило примерно восемьсот типов различных человечеств, — теперь в нем больше пятидесяти тысяч из примерно сотни галактик, — при поддержке других обнаруженных с тех пор рас с красной кровью, а также потомков землян, тайно эмигрировавших на Новатерру, соседнюю с Эллой планету, и, наконец, вот уже сто пятьдесят лет, при поддержке Земли с ее конфедерацией, хиссы ведут беспощадную войну с мисликами. Эту борьбу координирует Совет человеческих миров, заседающий на Рессане, одной из хисских планет. Вот уже три века мы вынуждаем мисликов отступать — в той мере, в какой нам удается зажигать солнца быстрее, чем они успевают их гасить. Но это требует постоянных усилий, поглощающих большую часть наших ресурсов. А они увеличиваются, когда мы находим новую планету, новое человечество, способное войти в Союз, то есть такое, которое навсегда отказалось от планетарных или межпланетных войн.

Это возвращает нас к нашей проблеме. Нам неоднократно приходилось отвлекать часть наших сил для борьбы с челове-чествами, которые желали создать собственную империю за счет своих соседей. И каждый раз — слышите? — каждый раз, когда на одной планете сосуществовали два разумных вида, это неминуемо заканчивалось войнами на полное уничтожение одного из них. Так вот, войн между человечествами не должно быть. Их не должно быть внутри Союза, потому что они отвлекают людей и технику, которых нам и так жестоко не хватает для борьбы с мисликами. Их не должно быть, если мы можем их предотвратить, и вне Союза, ибо — не говоря уже о том, что войны между человечествами — вещь отвратительная, — это еще и бесцельная растрата энергии, энергии, которую следовало бы обратить против нашего общего врага. И, наконец, это угроза будущему.

Так вот, на Нерате, ваша светлость, сложилась именно такая ситуация. Здесь, с одной стороны, вы и васки, с другой — бринны. В Союзе есть особый корпус координаторов, выбранных и обученных специально для разрешения сложных конфликтов между разными человечествами. Поскольку вы земляне, эту миссию поручили мне, ибо я сам частично земного происхождения. А так как ваши бринны похожи на хиссов, со мною был направлен сюда мой друг Хассил. Наша цель определить, кто из вас — вы, васки или бринны — имеет больше прав на Нерат, и переправить остальных на другую планету. Я не скрываю от вас, закон требует, чтобы остались туземцы. Однако случаются и исключения. На планете Тиа, к примеру, остались переселенцы, так как именно они были в состоянии незамедлительно оказать Союзу бесценную помощь.

— Если я правильно понял, у вашей миссии двойная цель, — медленно проговорил герцог. — Во-первых, определить, кто из нас — мы, васки или бринны — наиболее достоин, с вашей точки зрения, с точки зрения эффективности, распоряжаться планетой Нерат. Во-вторых, предложить нам войти в ваш Союз. Все верно?

— И да и нет. Я сделал упор на практическую сторону нашей миссии, чтобы вы поняли, что никто не может заранее приговорить вас к изгнанию с Нерата. Но есть еще и этическая сторона. Бушран рассказал мне, что вы обратили в рабство или уничтожили целые племена бриннов, которые жили на территории, где теперь находится Берандия.

— Это было необходимо. Мы нуждались в рабочей силе и в безопасности.

— Я не порицаю ваших предков, хотя и не одобряю! Я думаю, вы могли бы сотрудничать с бриннами. В любом случае, вы достигли того уровня цивилизации, когда можно обойтись и без рабского труда. Если вам суждено присоединиться к нам, вам хватит совсем немного времени, чтобы догнать нас, — всего одно или два столетия. Разумеется, при условии, что вы измените ваш анахронический социальный строй.

— Этот строй показал себя прочным в условиях нашей жизни, — вмешался Роан. — Первоначально создание, вернее воссоздание, знати служило способом вознаградить тех, кто был наиболее полезен или верен вождю. А поскольку эта знать была создана герцогом, а не образовалась сама собой, после объединения у нас никогда не было феодальных войн. К тому же давление со стороны васков и бриннов принуждало нас к единству, без которого мы бы погибли!

— Возможно. Но останетесь вы на Нерате или будете перевезены на другую планету — эту социальную структуру все равно придется изменить. Она была бы не только морально неоправданной, но и совершенно не подходящей для члена Союза.

— Какая же у вас форма правления? — осведомился герцог.

— На наших планетах? Самая различная. Как правило, демократическая, довольно-таки часто — технократическая, иногда — олигархическая. Но наши общества всегда открытые. В них не возникает наследственных каст. Что касается Союза, то у него нет правительства в прямом смысле этого слова: нельзя править пятьюдесятью тысячами человечеств!

— Меня вот что смущает, — сказал Роан. — Вы говорите о Союзе человеческих миров. Что вы понимаете под словом «человеческие» ?

— Есть три больших основных типа. Во-первых, «чисто» люди по классификации Союза: вы, я, синзуны, ферхены и так далее. Мы образуем группу красной крови на основе гемоглобина. Затем человекообразные, как Хассил: хиссы, хр’бены, кренны, бринны и т. д., с синей или зеленой кровью, но внешне похожие на людей. Они составляют неметаллическую группу, поскольку в их дыхательном пигменте нет металла. И, наконец, гуманоиды, в которых нет ничего человеческого, кроме разума и чувствительности. Зачастую они походят на земных насекомых. Кстати, у вас есть здесь насекомые?

— Есть местные, совершенно непохожие на земных. И мы, сами того не желая, завезли муравьев, которые здесь расплодились, да еще как!

— Это беда всех колоний Земли! Люди-насекомые, порой довольно страшные с виду, часто проявляют незаурядные интеллектуальные способности, и я горжусь, что меня удостоил своей дружбой Кскилик, кзлем из Седьмой вселенной, которого по праву считают лучшим астрофизиком Союза.

— И наконец, — продолжал Клер, — есть еще наши союзники, не входящие в Союз, ксенобиты, которые иногда нам так же чужды, как и мислики. Одни из них живут в атмосфере хлора или аммиака, другие — в абсолютной пустоте Пространства, третьи при ужасающих температурах. Поскольку ни мы не можем постоянно жить на их планетах, ни они — на наших, риск конфликтов исключен полностью. У нас с ними лишь изредка возникают трудности во взаимопонимании.

— Какая вселенная, господи, какая вселенная! — воскликнул старый астроном. — И подумать только, что я, может быть, доживу до того времени, когда смогу собственными глазами увидеть хоть одно из этих чудес!

— Это зависит от вас. Если согласитесь с нашим решением, сможете стать членом Союза. В противном случае... вы будете развиваться сами по себе на другой планете, пока ваша раса не созреет настолько, что начнет по-другому смотреть на многие вопросы. Но за вами будут наблюдать и без всякой жалости уничтожат, если, открыв способы космических перелетов, вы вздумаете вступить на путь завоеваний.

— Я не знаю, что мы выберем, ваше превосходительство, — тихо произнес герцог. — Вы открыли нам новый мир, о котором мы ничего не знали. Нам нужно время, чтобы подумать. В конце концов, мы любим эту землю и гордимся, по праву или нет, но гордимся тем, что мы здесь создали. Со своей стороны, я бы принял ваше предложение. Но, пусть я и герцог, все же я не бог и могу влиять на своих подданных только до известных пределов. Молодежь, думаю, легко приспособилась бы к новым условиям. Старые безумцы, как мой друг Роан, тоже. Но остальные? Мы внушили им целый кодекс чести, морали и множества предрассудков, кодекс, который очень полезен здесь, но в иных обстоятельствах... И еще я должен сказать вам следующее... После того как я увидел вашего друга Хассила, я слегка изменил свою точку зрения. Но признать бриннов равными!.. Ты, Роан, должно быть, в глубине души смеешься. Ты ведь всегда придерживался таких взглядов, и я даже слышал, что в своих владениях ты отпустил всех бриннов на волю, даже не предупредив меня, что еще хуже!.. Да и потом, наша социальная структура, какой бы она ни была, существует уже четыреста лет.

— Никто не говорит о том, что следует изменить все за один день. Ваш случай не первый, когда нам приходится выносить вердикт. Мы с Хассилом уже двенадцать раз сталкивались с подобными конфликтами и в одиннадцати случаях разрешили их успешно. А мы ведь всего лишь два координатора среди сотен!

— А что было в двенадцатом случае? — тихо спросил герцог.

Акки промолчал. Хассил сухо ответил:

— Аннигиляция. Полное уничтожение.

Повисла мертвая тишина.

— Хорошо, — сказал наконец герцог. — Завтра я соберу Совет, а послезавтра отправлю гонцов во все провинции герцогства. Я их не боюсь. Но что скажет Анна? — добавил он с гримасой, поворачиваясь к Роану.

глава 4 Наша земля под этим небом...

Хаски и Хассил уже раз сто успели обсудить сложившуюся ситуацию, когда герольд возвестил о приходе графа Роана. Они его приняли тем более охотно, что старик был им глубоко симпатичен, к тому же являлся членом Совета герцога.

— Что решил Совет?

— Согласился с мнением герцога: нужно созвать собрание представителей всех берандийских провинций. Учитывая, сколь примитивные у нас средства связи, они соберутся здесь в лучшем случае дней через двадцать. И поскольку подобные собрания никогда не проходят в столице, на сей раз я имею честь принять всех в Роане. Надеюсь, вы тоже согласитесь приехать ко мне в гости. Я был бы очень рад.

— Ну разумеется, и с огромным удовольствием, граф. Да будет вам известно, что вы единственный человек здесь — не считая капитана Бушрана де Мона и, конечно же, герцога, — которого мы можем или надеемся понять.

— Бушран — замечательный человек, но, будучи капитаном лучников, почем зря тратит свои умственные способности. Уж лучше бы он прислушался ко мне и перебрался в Роан, но, кажется, я знаю, почему он остается здесь. А что до герцога, то открою вам одну тайну: он человек миролюбивый! Про себя же скажу так: я больше живу среди звезд и книг по истории, нежели в сегодняшней Берандии!

Они долго беседовали об астрономии. Хассил являлся неисчерпаемым источником знаний, и старый граф задавал вопросы, которые доказывали, что он извлек самое ценное из своих весьма посредственных астрономических приборов и древних книг. Акки больше молчал, слушая и наблюдая. Чем дольше продолжался этот визит, тем больше ему казалось, что почтенный старец пришел поговорить не об астрономии, как бы она его ни интересовала, а совсем о других делах. Акки умело перевел беседу на Берандию, затем на герцога, и, как только представился случай, с самым невинным видом спросил:

— А кто эта ужасная Анна, о которой герцог вчера упомянул мельком? Его жена? Любовница?

— Что вы, что вы, сеньоры! Это его дочь, моя крестница, самая прелестная дьяволица, какую могла породить человеческая раса! Вам с ней, вероятно, придется трудно. По сути, это она управляет Берандией, а не герцог.

Внизу, во дворе, раздались крики, и, затмевая солнце, на замок пала огромная тень. Все трое бросились на террасу башни.

Очень низко и очень медленно над городом проплывал гигантский эллипсоид. Его металлический корпус сверкал на солнце, а на носу новатеррианскими буквами, не слишком отличными от древнего латинского алфавита Земли, сияло название звездолета: «Ульна». В замке царила паника.

Солдаты сновали туда-сюда на своих боевых постах, втянув головы в плечи, словно опасались падения этой громадины, и одну за другой выпуская в небо тщетные стрелы. Установленный на одной из башен стреломет-скорпион выпустил четырехлопастную стрелу: звонко ударившись о корпус судна, та отскочила в сторону.

— Скорее, граф! Скажите стражникам, что бояться тут нечего, — ни им, ни замку ничто не грозит! Просто мой звездолет решил навестить нас, прежде чем отправиться куда-то с исследовательской миссией. Стрелы против него бессильны, но мне будет жаль, если кого-то ранит в результате рикошета.

Роан стоял на террасе с разинутым ртом.

— Какая же это цивилизация, — пробормотал он наконец, — если она может строить такие чудовищные звездолеты!

И он бегом бросился к стражникам.

— Ну вот, — сказал Акки. — А мы еще ломали голову: какой идиотской шутки нам следует ждать от Элькхана? Теперь знаем: мало того что опоздал на день, так еще и пролетел над самыми крышами! Но какой же он все-таки прекрасный пилот!

Сначала медленно, затем все быстрее и быстрее «Ульна» набрала высоту и исчезла в синеве неба. Вернулся запыхавшийся Роан.

— Я доверю вам одну тайну, что может — если об этом узнают — стоить мне жизни. Даже герцог не сможет меня защитить. Я доверяю вам ее потому, что думаю: она сможет повлиять на ваше решение, и вы выкажете народу, к которому я принадлежу, больше благожелательности, чем, возможно, намеревались. Не отрицайте, сеньоры. Я знаю, что вы беспристрастны, но, с другой стороны, пусть я и не могу читать ваши мысли, я чувствую, что вы презираете этот народ.

— Да нет же, граф, мы его вовсе не презираем!

— Нет, сеньор Акки, презираете! И, до известной степени, он заслуживает вашего презрения. Берандия — это неудача, провал. О! Я отнюдь не обвиняю наших предков. Они сделали все, что могли, в этих сложных обстоятельствах. Но, как вы и сами сказали, эту стадию псевдофеодального развития нам давно уже следовало пройти! Однако знать, состоявшая вначале из лучших людей, самых мужественных, самых умных, если и не самых порядочных, но и такие среди них встречались, все глубже погружалась в болото своих привилегий и своей рутины. Из умственной лени мы продолжали участвовать в общественных ритуалах, в которые уже не верили. А наиболее просвещенные из дворян из холодного расчета решили, что простой народ следует держать в невежестве. И совершенно сознательно не было сделано никаких усилий, чтобы покончить с этой нескончаемой войной с васками. Кроме того, среди берандийцев искусственно разжигаются ненависть и презрение к бриннам. Возможно, вам уже рассказывали, что несколько месяцев назад три раба-бринна набросились на женщину и перерезали ей горло? Это произошло к Боклере, маленькой деревушке, расположенной в нескольких километрах отсюда, когда уже стемнело. Свидетелей этого злодеяния не нашлось. Убийцы-бринны вроде как сбежали в соседний лес. Так вот, правда в том, что этими «бриннами» были три юных пажа в возрасте от пятнадцати до семнадцати лет, перекрашенные в зеленую краску. Женщина сопротивлялась, и они ее убили. Случайно так вышло, что эти пажи, прилично подвыпив, начали хвастаться своими «подвигами» в небольшой таверне моего графства, где ужинал один из моих стражников. Я распорядился схватить их под каким-нибудь предлогом и повесить... Я неоднократно просил герцога Берандии — его отец был одним из ближайших друзей моего детства — освободить бриннов от рабства, как это сделал я у себя в Роане. В сущности, он разделяет мои взгляды, но он слишком слаб душой и кроток, пусть физически и весьма отважен, а противная партия — слишком могущественна. Время от времени на самой границе загорается какая-нибудь ферма. И тут же говорят, что это васки или «зеленые», как здесь называют бриннов. Порой так оно и есть, но однажды я неожиданно примчался на берег Соленых болот и собственными глазами увидел эту бойню. Дом пылал, крестьяне, все как один, лежали во дворе мертвые с перерезанным горлом, а в тени деревьев метались силуэты с боевыми шлемами бриннов. На нас обрушился град стрел с каменными наконечниками, мои лучники ответили. И когда поле брани осталось за нами, в чаще мы нашли следы одной лишь красной крови!

— Кто же возглавляет эту партию войны? — спросил Акки.

— Официально — Онфрей де Неталь. Молодой дворянин, умный, дерзкий, довольно начитанный, хотя и плохо воспитанный, популярный среди простолюдинов, которых он осыпает щедротами. Но я боюсь, что в действительности во главе этих молодчиков стоит моя крестница, герцогиня Анна.

— А кто же глава партии мира?

— Был бы я... если бы у нас была партия мира! Но нас всего пятеро, слышите, пятеро во всей Берандии, по крайней мере, среди людей более или менее влиятельных! Герцог, граф де Хавёр с сыном, Бушран и я. Но тот же Бушран слепо верен Берандии: права его страна или нет — это его страна! Как знать, возможно, мы найдем хоть какую-то поддержку среди изгнанников?.. Однако и среди них есть не только люди честные и достойные, но и настоящие бандиты! Короче говоря, сеньоры, ваше предложение наверняка будет отвергнуто. Наших молодых дворян не интересует вселенная, где они будут поставлены в один ряд с бриннами или другими гуманоидами. Вполне вероятно, что они воспримут это предложение как оскорбление. Его светлость и я сделаем все возможное, но ни на что не надейтесь. Просто помните: наш народ не хуже других. Он получил неважное воспитание и теперь сгибается под грузом предрассудков, которые существовали еще на Земле, более пятисот лет назад, совсем в другую эпоху. Прошу вас, сеньоры, не уничтожайте мой народ!

— Не беспокойтесь, граф: вашим людям нечего опасаться. Народ, в котором сохранились благородные сердца, вроде вашего, не заслуживает аннигиляции. В том случае, о котором упоминал Хассил, все обстояло совершенно иначе. Раса, которую мы приговорили, была могущественна и опасна и уже успела уничтожить три других человечества.

— Благодарю вас, сеньор Акки. Я знаю, что юная герцогиня попросит вас зайти к ней завтра. Вы молоды, она очень красива и умеет быть обворожительной. Будьте начеку! Но в том случае, если дело обернется худо, постарайтесь ее уберечь. Она была моей воспитанницей и лишь три года назад вышла из-под моего влияния. Если бы она осталась со мной подольше, возможно, она была бы сейчас совсем другой.

Акки преодолел последние ступени лестницы и вышел на верхнюю террасу башни. На ней был разбит целый сад с лужайками цветов самой яркой окраски и деревцами около зубцов башни. В широкой стеклянной чаше извивались и светились всеми цветами радуги причудливые существа, привезенные из экваториальных морей. На длинной скамье резного дерева, окруженная молодыми людьми, сидела герцогиня Анна.

Акки повидал в жизни немало красавиц. На Новатерре вообще не было уродливых людей. Успехи евгеники и медицины давно уже избавили людей от физических пороков и внешних недостатков. Синзуны Арбора, единственная раса, настолько близкая землянам, что между ними возможны смешанные браки, славились ослепительной красотой своих женщин. У некоторых рас гуманоидов, таких, как хиссы или хр’бены, женщины выглядели, быть может, даже еще более красивыми, потому что люди любовались ими, не испытывая к ним какого-либо сексуального влечения. Но увидев Анну, Акки сразу подумал, что если выражение «шедевр природы» и имеет смысл, то относится к герцогине.

Анна была еще очень юна, быть может, лет восемнадцатидевятнадцати, высокая, с густой шевелюрой медного цвета. Надменная скульптурная головка, темно-зеленые глаза, прямой тонкий нос, маленький красный рот, золотистый оттенок кожи. Подвижное, гибкое тело, казалось, обладало скрытой силой готовой к прыжку пантеры. Зеленые глаза встретились с серыми глазами Акки. Тот поклонился.

— Ага! — проговорила она певучим голосом. — Вот и посол... как там его... дурацкое такое название... Союза человеческих миров, кажется.

В тоне ее, однако же, не было ни враждебности, ни презрения — лишь бесконечная уверенность в себе. Тем не менее юные придворные загоготали. Один из них поднялся, и Акки узнал барона Онфрея де Неталя.

— Так это же мой противник! — фыркнул барон. — Или, вернее, тот, кто мог бы стать моим противником, если бы герцог не взял его под свою защиту.

Акки проигнорировал это оскорбление. Когда-нибудь, когда его миссия будет закончена, он не откажет себе в удовольствии задать этому наглецу хорошенькую трепку.

— Подойдите, благородный чужестранец, — ведь, я полагаю, будучи послом, а не простым глашатаем, вы должны принадлежать к знатному роду.

— Нет, ваша светлость, — ответил он. — На наших планетах нет знати.

— Это не имеет никакого значения. Наши предки тоже не были людьми знатными. Мне даже помнится, Неталь, ваш и вовсе был простым булочником. Я не ошиблась?

Неталь покраснел, затем побледнел, но не ответил.

— Что ж, господа, мне необходимо поговорить с этим послом. А то, что мы имеем сказать друг другу, касается только нас самих. До скорого свидания, милые сеньоры.

Скрывая свою ярость под улыбками, юные придворные удалились.

— Ваша светлость... — начал Акки.

— Оставьте, пожалуйста, все эти «светлости». Вы еще не устали от этого архаического маскарада? К счастью, в спасенной библиотеке были только произведения этого Вальтера Скотта. Я содрогаюсь при мысли, что там могло содержаться что-то другое. Вы можете представить меня турецкой принцессой, живущей в гареме?

— Так вы знаете земную историю?

— Мой чудесный крестный Роан позаботился о моем образовании. Впрочем, с его точки зрения, недостаточно. Но садитесь же! Нет, сюда, рядом со мной. Вы меня боитесь?

— Разумеется, нет.

— Да я и сама не знаю, как бы я могла вас напугать. Вы же настолько сильнее нас! Сколько миров вы представляете? Пятьдесят тысяч, как сказал мне отец? Это вы, скорее, должны меня пугать. Вы ведь прилетели из таких далеких далей!

Она позволила своему взгляду пройтись по полуострову. Море разбивалось белой пеной о берег, по небу проплывали редкие облака.

— Вы видели когда-нибудь планету столь же прекрасную, как наша?

С секунду-другую Акки хотелось ответить утвердительно, заверить герцогиню в том, что Нерат выглядит бледно в сравнении с Арбором, Эллой или Новатеррой. Но еще через пару мгновений он понял, что не так уж в этом и уверен.

В конечном счете, эти три планеты были, в той или иной степени, его родиной. Вероятно, для всякого человека его родная страна всегда остается самой прекрасной. Он подумал о ксириянах, которые так гордятся своей крохотной и голой планеткой.

— Нет, — ответил он, — я видел и другие столь же прекрасные планеты, но прекраснее этой не видел.

Анна расцвела.

— Я была уверена, что Нерат вам нравится! Но мне очень приятно слышать это от вас, от вас, который повидал так много.

Она встала, пересекла террасу. Вдалеке, за лесом, возвышались Красные горы.

— Там живут васки. Не могу сказать, что они мне ненавистны. Но если бы они объединились с нами против брин-нов!.. Мы бы быстро очистили весь континент и смогли бы основать настоящую цивилизацию — наподобие земной.

— Для этого совсем не нужно уничтожать бриннов, — мягко заметил Акки. — Вы никогда не думали, что они такие же люди, как вы?

— Такие же люди?

Она свистнула. С деревца спрыгнуло маленькое существо с зеленовато-коричневой шерсткой и длинным, раздвоенным на конце хвостом. Зеленая мордочка чем-то напоминала обезьянью.

— Я скорее поверю, что Пер, мой орон, — мой родной брат!

— Однако же вы не можете отрицать, что бринны похожи на нас, что они строят деревни, что они умеют добывать огонь, что они...

Пфф! Муравьи тоже строят города. Что до огня... Пусть даже они отдаленно напоминают нас — что с того? На Земле низшие расы тоже были истреблены!

— Да, расы, считавшиеся низшими, и кто знает, сколько на этом потеряло земное человечество?

— Возможно. Но почему бы нам не сменить тему? Для нас обоих это мучительный вопрос, хотя и по разным причинам. Расскажите мне немного о ваших странствиях. Я чувствую себя такой невежественной, такой... — она на мгновение замешкалась, — такой примитивной! Вы, должно быть, видели великолепные города.

— Я не смог бы вам их описать. К тому же, не на всех наших планетах есть города. На Элле хиссы, очень похожие на этих бриннов, которых вы презираете, перестали строить города много веков тому назад. Но я мог бы дать вам фотографии. Вы знаете, что такое фотография?

— Да. Но у нас их больше не делают.

— Ну ладно... Тогда пока что я попытаюсь показать вам несколько образов. Смотрите мне прямо в глаза и ни о чем не думайте.

Она подняла на него свои огромные зеленые глаза. Он устремил в них взгляд, сосредоточился, как это было нужно для того, чтобы передавать образы представителю не телепатической расы. Десятки пейзажей пронеслись в его памяти, потом осталось одно-единственное воспоминание.

Она встряхнула головой, разрывая чары:

— Это было очень красиво, но это не город. Однако эти высокие золотистые горы, этот голубой поток, такое спокойное озеро среди пурпурных деревьев... Где это?

Он вздрогнул. Лишь одно место соответствовало подобному описанию: долина Тар на Арборе. Долина Тар, где юные пары проводили вместе первые дни брака. Долина Тар, где когда-нибудь и сам он... Его семья всегда следовала обычаям синзунов, хотя они и были наполовину новатерриана-ми. В его голове вновь прозвучал голос Роана: «Вы молоды, она очень красива...» Неужели он влюбился в Анну? Ох! Это никак не изменит его окончательного решения, но может сделать принятие этого решения мучительным.

Какое-то время они молчали. Солнце играло в медных волосах Анны, окутывая ее огненным ореолом, и просвечивало розовым одно ушко. Не зная что сказать, он даже немного смутился.

— В Роане скоро соберутся представители всех наших провинций, — сказала наконец Анна. — Да, я в курсе, так как после смерти моего брата, убитого на охоте сприелем, именно я — наследница трона, будущая герцогиня Берандии. Впервые с момента его основания, герцогство «окажется под башмаком женщины», как забавно выражались у нас в древности.

Это не очень-то нравится многим юным сеньорам. Здесь, на Нерате, женщины вообще мало на что влияют. В общем, мое правление будет не из легких...

Акки слегка сдвинул брови. Уж не ищет ли она его поддержки?

— Но те, кто думает, что я не умею защищаться, — продолжала она, словно угадав его мысль, — жестоко ошибаются. За меня Бушран и его лучники, со мной будет Роан и все его графство. Почти все техники и инженеры — роанцы. Что касается флота.... даже если мне придется вступить в союз с васками...

Он взглянул на нее с недоумением. Все это не совпадало с тем, о чем ему говорил Роан. Быть может, она знала о том разговоре и старалась его одурачить?

Анна печально улыбнулась.

— Наша политика, должно быть, кажется вам жалкой и мелочной — вам, который вершит судьбы планет. И я сама, должно быть, кажусь вам жалкой и смешной в роли государственного деятеля, я, доверившаяся человеку, которого впервые увидела всего час тому назад! Я ведь права, не так ли?

Акки слегка покраснел. «Уж не читает ли она и в самом деле мои мысли?» — пронеслось у него в голове. Однако же он был очень осторожен и едва ли мог допустить телепатическую передачу.

— Я так одинока, — продолжала она. — Совсем одна, с будущим тяжким грузом короны, да еще в мире, созданном мужчинами для мужчин. И однако же у меня есть планы, которые превосходят все, о чем они только могут мечтать. За исключением Бушрана, Роана и еще нескольких человек, все здесь — старые или молодые тупицы, которые не видят дальше завтрашнего дня и не понимают, что рано или поздно либо мы поглотйм васков, либо васки поглотят нас. Настоящая схватка, настоящая битва разразится не между нами и васками, а между людьми и бриннами. Даже если они тоже люди, как вы говорите, и особенно, если они люди, рано или поздно одна раса уничтожит другую. И я не желаю знать, кто тут прав по закону. Посмотрите на эту землю: когда наши предки оказались выброшенными сюда волею судьбы — они ведь искали совсем другую планету! — на этом побережье жило всего несколько десятков совершенно диких туземцев, которых презирали даже бринны. О! По сравнению с вашей необъятной галактической цивилизацией мы сделали очень немного, но то, что мы сделали, — наше. Мы корчевали, строили, орошали, осушали, ровняли землю для полей, мы страдали и смеялись, мы здесь рождались и здесь умирали. Кому же принадлежит эта земля, Ваше-Превосходительство-Слишком-Далеких-Миров? Тем немногим бриннам, которые по ней кочуют, или нам, которые укоренились на этой земле и преобразили ее? А теперь, от имени закона, который нам чужд, от имени федерации, к которой мы не принадлежим, вы хотите, чтобы мы ее покинули?

— От имени всех человечеств — зеленых, синих, белых, черных или красных, — которые ведут сейчас беспощадную борьбу для того, чтобы защитить и вас, и бриннов от нашего единственного реального врага. От имени миллиардов погибших на планетах, уничтоженных в самоубийственных международных войнах. От имени ваших собственных детей и внуков, которые погибнут под пытками или сами превратятся в убийц!

— Но зачем отнимать у нас нашу землю? Почему бы не переселить куда-нибудь бриннов? Они наполовину кочевники и совсем не привязаны к земле. Им подойдет любая планета.

— На этот вопрос я пока что еще не могу ответить. Возможно, действительно, это выход.

Он поднял руку, удерживая Анну от порыва признательности.

— Я же сказал: возможно.

В тот вечер о политике они больше не говорили. Терраса утопала в солнечном свете, дул легкий бриз. Акки расслабился, наслаждался досугом, давным-давно уже уяснив, что его работа галактического координатора дает не так уж и много приятных минут, и этими минутами нужно дорожить. Что до Анны, то она впервые оказалась рядом с мужчиной не просто молодым, но еще и обладающим удивительными знаниями и способным говорить не только об охоте на сприеля и конных состязаниях. Старательно избегая всего, что относилось к его профессии, он рассказал ей о своем детстве на Новатерре, об учебе на Арборе и Элле, о планетах, на которых бывал. Она же поведала ему о своей жизни — жизни маленькой девочки, отрезанной, из-за ее высокого титула, от людей, одинокой среди народа, где женщин ни во что не ставят. Единственным, помимо отца, взрослым мужчиной, который интересовался ее внутренним миром, был ее крестный, граф де Роан, и она чаще жила у него, чем при дворе. Благодаря ему она разбиралась в истории и в науках лучше любого мужчины в Берандии. А потом, три года назад, смерть погибшего на охоте брата внезапно сделала ее наследницей трона. С тех пор, укрывшись за гардиной, она присутствовала на советах, о чем знали только герцог, де Роан и один-два советника. Как только бы она достигла совершеннолетия, герцог собирался отречься в ее пользу, чтобы иметь затем возможность поддерживать ее в первые годы правления.

Уже начали опускаться сумерки. Анна встала, облокотилась о зубец башни. От края горизонта солнце проложило по морю красную дорожку. В порт возвращалось несколько лодок, паруса которых казались огненными в закатных лучах. От крыш городских зданий в небо вяло поднимались клубы дыма. На крепостной стене уже расходилась по своим постам ночная стража. В прохладе вечера на город вместе с заходящим солнцем опускались покой и безмятежность.

Анна повернулась к Акки и улыбнулась:

— Она прекрасна, не правда ли, наша земля под этим небом?

глава 5 Этот зеленый шар -там, в небе...

В последующие дни Акки часто анализировал свой разговор с юной герцогиней. Она сбивала его с толку. Несомненно, она была очень умной, властной, по самую макушку напичканной свойственными берандийцам предрассудками, и в то же время свободомыслящей. Эту свободу

разума, наверное, дал ей старик Роан, пожалуй, самый замечательный человек из всех, кого Акки встречал на Нерате.

Во время одного из их ежедневных совещаний Акки обсудил эту ситуацию со своим товарищем-хиссом. Противоборствующие партии в Берандии были крайне неравными по численности и по силе: с одной стороны, герцог, с его благодушием, переходящим порою в слабость, хотя, если верить дворцовой хронике, он и отличался редкостным физическим мужеством. С ним — Роан. Раздираемый противоречивыми чувствами — симпатией к Роану и слепой, абсолютной верностью родине, — Бушран, воплощение просвещенного офицера, который умрет, проклиная неправое дело, но умрет во имя присяги. С другой стороны, Неталь с его кликой молодых дворян, тщеславных, предприимчивых и лишенных всяких предрассудков. Народ? Насколько об этом могли судить координаторы, народ хотел бы умерить тиранию знати, но также свято ненавидел бриннов и васков, и хотя было ясно, что эту ненависть искусственно разжигает в народе правящая клика, от этого она не становилась менее опасной. И, в стороне, — лишь изредка выезжавшая из замка на прогулки на лошади или на лодке, одинокая, но уже достаточно могущественная юная герцогиня Анна.

Если верить Роану, который многое мог знать уже в силу своего высокого положения, Анна вступила в союз с Неталем. Однако она намеренно унизила его во время встречи с Акки. Что это было — простоеженское кокетство? Или же желание поставить на место слишком требовательного союзника, от которого не мешало бы избавиться? Что означали ее намеки на полное одиночество? На трудности, угрожающие ее будущему царствованию? Призыв на помощь, нарочитый показ своих способностей в уверенности, что победа все равно будет за нею, или просто наивность, неопытность молодости?

Положение было сложное. Если бы речь шла о завоевании Нерата, следовало бы столкнуть одну партию с другой и сыграть на этом. Но проблема заключалась совсем в ином, и ее надо было урегулировать с наименьшими потерями. Если бы выиграла партия мира, все было бы просто. Но она была, даже по мнению человека, ее возглавлявшего, слишком слабой, безнадежно слабой!

Некоторое время спустя Акки удалось еще раз встретиться с Анной. С Хассилом и Бушраном он прогуливался по крепостной стене замка. Они прошли под башней, поднялись по лестнице и оказались на верхней террасе. Сидя на зубце башни и не обращая внимания на высоту, герцогиня играла со своим ороном. Она была так поглощена этой забавой, что не заметила троих мужчин, пока они не подошли к ней совсем близко. Она тихо вскрикнула от удивления и схватилась за рукоятку короткого кинжала, висевшего у нее на поясе, но затем улыбнулась. Мужчины поклонились.

— Из меня вышел бы никудышный часовой, не правда ли, капитан?

— Ваша светлость сегодня не в карауле, — любезно ответил он.

— Боюсь, моей светлости придется всегда быть в карауле, капитан. Как продвигается ваше расследование, господа послы? Вы действительно очень похожи на бринна, сеньор Хассил! И тем не менее ваш народ стоит во главе галактической империи...

— Никакой империи нет, — возразил хисс. — Всего лишь свободная федерация. К тому же империя была бы просто невозможна. Никакое централизованное правительство не может эффективно управлять более чем сотней триллионов самых различных существ.

— Но как же в таком случае управляется ваш Союз?

— Никак. Он существует, вот и все. Любой народ всегда может из него выйти при условии, что не вступит на путь войны. Есть только один центральный организм — тот, который координирует борьбу с мисликами. Каким бы ни был исход нашей миссии, никто не заставит вас войти в наш Союз, если вы сами того не пожелаете.

— А если какой-то народ вступит, как вы выражаетесь, на путь войны?

— В таком случае, если речь пойдет о войне межпланетной или межзвездной, мы вмешаемся. Если это будет война между различными человечествами на одной планете, мы также вмешаемся и перенесем одну из враждующих сторон в какое-нибудь другое место.

— По какому праву? — высокомерно спросила Анна.

— По праву более мудрого, ваша светлость.

С секунду-другую поколебавшись, она сказала:

— Да, разумеется, это выход. Спокойной ночи, милые сеньоры. Пойдем, Пер!

Орон запрыгнул ей на плечо, и она удалилась.

Пять дней спустя герцог, которого они давно уже не видели, пригласил координаторов к себе.

— Представители провинций вызваны. Вскоре мне предстоит отплыть в Роан на моем корабле «Прославленный». Вы поплывете со мной или воспользуетесь вашей летающей машиной?

— Если не возражаете, ваша светлость, мы прилетим на гравилете.

— Может, в таком случае возьмете с собой и Роана? Сам он вас об этом никогда не попросит, но наверняка горит желанием хоть раз пролететь с вами.

— С удовольствием, ваша светлость. Наш аппарат — трехместный.

— Вы наверняка доставите ему огромную радость. Ах да, сеньор Акки, юная герцогиня хотела бы вас видеть. Она ждет вас на террасе.

Акки быстро поднялся по лестницам. Хотя он и знал, что Анна намеренно усложняет ему жизнь, он не мог не чувствовать к ней живейшей симпатии. Он был еще молод, и душа его жаждала романтики, несмотря на суровое воспитание, направленное на то, чтобы развить в нем критическое отношение к реальности и холодный рассудок. Все равно его волновала судьба этой девушки, на плечи которой однажды ляжет груз государственной власти и которую он, Акки, возможно, отправит в изгнание.

Когда он вышел на террасу, Анны нигде не было видно. Он поискал герцогиню за деревцами и увидел, как она, склонившись над башенным зубцом, быстро поднимает снизу тонкую бечевку. Акки затаился. Появилась круглая голова Пера, орона; подтянувшись, он ловко впрыгнул в амбразуру и протянул девушке свернутую в трубочку белую бумажку. Акки тихонько скользнул к другому краю башни и заглянул вниз. Двор был пуст, но ему показалось, что под одним из

сводов мелькнула высокая и массивная фигура, быть может Неталя.

«Что это: переписка влюбленных или заговорщиков?» — спросил себя координатор.

Он бесшумно вернулся к началу лестницы, шумно шаркнул сандалией по каменной плите. Герцогиня от неожиданности вздрогнула и быстро сунула послание под корсаж.

— А, это вы, сеньор Акки! Я уронила носовой платок и, чтобы не беспокоить служанок, послала за ним Пера. Он обожает лазить по веревке.

Она небрежно вынула из разреза корсажа платочек и слегка промокнула свой лоб.

— Какая жара, сеньор Акки, а ведь только весна начинается. На ваших планетах тоже так жарко? О, полагаю на большинстве из них...

Она с пару мгновений молчала, прикусив нижнюю губу.

— Я хотела просить вас об одолжении. Я... Не правда ли, это глупо, всегда только оказывать милость и никогда ни о чем не просить? Даже не знаю, как это делается. В общем... могу я отправиться на собрание представителей провинций в вашей летающей машине?

Акки ответил не сразу. Его так и подмывало согласиться, но он хотел подумать. Пришлось бы пожертвовать Роаном, который был ему так нужен... Или же... Да, конечно, Хассил согласится отправиться с герцогом на его корабле. Для того, кто так интересуется археологией — а это у родни Хассила была семейная страсть, — путешествие под парусами... С другой стороны, тогда он останется в гравилете один с двумя берандийцами... Впрочем, Роан, учитывая его возраст, уже не так и силен, а юная герцогиня — всего лишь женщина. К тому же, что они могут сделать с аппаратом, управлять которым куда сложнее, чем это может показаться?

— Вижу, вы мне отказываете, — сказала она грустно. — А мне так хотелось полетать, как мои предки, пусть и всего разок! Должно быть, земля наша так прекрасна, если взглянуть на нее с высоты!

В голове Акки уже возник план.

— Вовсе нет, я вам не отказываю. Это вполне возможно, ваша светлость. Но я обещал взять с собой вашего крестного, Роана, а в аппарате всего три места. Правда, я думаю, мне удастся убедить Хассила отправиться на корабле вместе с вашим отцом. Однако стоит ли ждать так долго? Не желаете ли совершить небольшое путешествие прямо сейчас?

— Сейчас? Вы хотите сказать — немедленно?

— Почему бы и нет?

— Вы серьезно? Ждите меня возле вашей летающей машины. Только не говорите герцогу, я сама скажу.

Она в один миг сбежала по лестнице. Акки, уже гораздо медленнее, спустился следом. «Быть может, во время полета, — подумал он, — она обронит какое-нибудь словцо, по которому я смогу догадаться о ее истинных намерениях?»

Он предупредил Хассила и принялся ждать, прислонившись спиной к короткому крылу гравилета. Анна появилась в костюме для верховой езды и в сопровождении Бушрана и трех стражников. Она ослепительно улыбнулась Акки.

— Смотрите, капитан, и будьте моим свидетелем. Я отправляюсь с сеньором Акки на несколько часов на прогулку по своему собственному желанию и по доброй воле. Пусть никто не тревожит его товарища... Мы вернемся еще до наступления ночи, не так ли? — обратилась она к Акки.

— Несомненно, ваша светлость.

— Прекрасно. Как мне подняться?

Открылась дверца люка.

— Здесь, ваша светлость. Усаживайтесь в правое кресло. И ни к чему не прикасайтесь!

Анна живо отдернула руку от второй рукоятки управления. Акки сел рядом с нею, помог ей застегнуть защитный пояс. Наклонившись, чтобы попрощаться с Бушраном, он заметил в его глазах враждебный огонек, впрочем, быстро погасший. Дверца закрылась. Акки включил контакт, взялся за рукоять управления. Неощутимо, под влиянием антигравитационного поля, аппарат поднялся вертикально, оставил далеко внизу самую высокую башню замка, сделал вираж и понесся над морем. Склонившись к правому окну, герцогиня просто смотрела, не говоря ни слова.

Постепенно набирая высоту, они пролетели над морем. Горизонт расширился, между гравилетом и морем возник слой облаков. Акки повернулся и спросил на берандийском:

— Ну, и как вам ваша земля теперь, когда вы смотрите на нее с неба?

Анна аж подпрыгнула:

— Но... Зачем вы изменили голос?

— Я не менял голоса, ваша светлость. На самом деле я вообще впервые говорю с вами. До сих пор вы слышали только мои мысли.

— Ваши мысли? Значит, вы знаете все, что я думаю?

— О, нет! Из ваших мыслей я могу уловить лишь те, которые вы сами хотели бы мне передать, то есть те, которые вы воспроизводили на словах. Остальные для меня — тайна. И когда я говорил с вами до сих пор таким же образом, ваш разум наделял мои мысли призрачным голосом, который в действительности не существовал.

— Выходит, вы беседуете путем передачи мыслей?

— И да и нет. Я часто пользуюсь словами. Но вначале я не знал берандийского языка. Я очень быстро усвоил его только за последние дни благодаря особому аппарату, установленному здесь, в гравилете. Если помните, я уже передавал вам образы...

— Да, но я думала, вы делали это с помощью прибора, который был в тот день у вас на голове.

— А, моего обруча? Так это же просто усилитель!

— И вы рождаетесь с этим даром читать мысли?

— Нет. Ни одно человечество с красной кровью не обладает телепатическим даром. Зато почти все расы с зеленой кровью рождаются с ним, и я не удивлюсь, если и ваши брин-ны окажутся телепатами. Не хотите ли немного поуправлять гравилетом сами?

— О, да! Но я не смею...

— Это очень легко, ваша светлость, так как я рядом с вами и готов исправить любую вашу оплошность. Не думайте о двигателе. Просто беритесь за эту рукоятку перед вами. Наклоняйте ее направо, чтобы повернуть направо, налево — чтобы повернуть налево, вперед — чтобы спуститься, на себя — чтобы подняться. Вот так!

Гравилет начал выписывать в небе немыслимые кривые. Опьяненная чувством могущества, которого она не испытывала даже на спине самых диких берандийских скакунов, герцогиня хохотала, устремляла маленький аппарат вниз и поднимала его вверх. Гравитационно-инертические компенсаторы не позволяли ускорениям становиться слишком опасными.

Наконец, устав, она оставила рукоять управления и откинулась в кресле.

— Какое чудо! Летать, как птица! Лучше, чем птица!

Она снова взялась за рукоятку управления, повернула

направо, с наслаждением глядя, как внизу, под ними, вздымается далекое море.

— Не хотите ли испытать настоящей воздушной акробатики, ваша светлость?

— О, да! Только не называйте меня больше «светлость». Ненавижу этот анахронизм!

— Как же мне вас тогда называть? Слово «Мадемуазель» мне кажется таким же архаическим.

— Называйте меня просто Анна! Я же называю вас Акки...

— Хорошо, Анна. Застегните как следует ваш ремень безопасности. Вот так!

Гравилет спикировал к морю, перевернулся на спину, несколько секунд несся над самой водой, чуть не касаясь волн, затем взвился, наворачивая виток за витком, спикировал вертикально и вновь поднялся невообразимо крутой спиралью. Бледная, но смеющаяся Анна закричала: «Еще!»

Они взвились свечой. Небо вмиг почернело, появились звезды. Вырвавшись из атмосферы Нерата, гравилет устремился к его спутнику. Жара, вызванная трением воздуха, сменилась прохладой, и Акки включил обогреватели. Луна росла у них на глазах с каждой минутой.

— Но ведь мы в космосе!

Голос Анны звучал испуганным, в нем не осталось ни одной повелительной нотки.

— Да, Анна, в космосе. У меня в гостях. Смотрите! Разве это не прекрасно?

— Ох, Акки, мне страшно! Звезды! Они тоже под нами?

— Конечно! И повсюду вокруг нас. Они под вами даже тогда, когда вы прогуливаетесь в замке по своей террасе.

— Да, но там я их не вижу. А здесь — какая бездна! У меня кружится голова...

— Хотите вернуться?

— Нет-нет! Я хочу увидеть Лоону вблизи. Господи, что бы сказал мой крестный! И все вроде бы так легко и просто...

— Все просто, Анна, для такого народа, как мой, народа, за которым стоит вся наука многих тысяч лет и десятков тысяч человечеств. Но сколько людей погибло на каждой планете, чтобы осуществить эту мечту!..

— И на вашем аппарате можно долететь до другой звезды?

— Нет. В нем не достаточный запас воздуха и энергии, и это заняло бы слишком много времени, потому что на нашем гравилете не установлен специальный гиперкосмический механизм. Но мы легко можем долететь до вашей луны.

Менее чем через час они мягко опустились на унылую голую равнину, окруженную зазубренными горами.

— Сегодня, Анна, мы выходить не станем: спасиандры — штука сложная, и пользоваться ими без достаточной тренировки просто опасно. Но позднее, если все будет хорошо...

Какое-то время она молчала, словно погруженная в волшебный сон, доверчиво прижавшись к нему и глядя туда, где, как пушистый зеленоватый шарик, плыл среди звезд Нерат. Затем внезапно она разразилась почти истерическим смехом.

— Что с вами?

Нет, это слишком забавно, Акки! Представляю, как вы хохочете про себя! Помните, что я вам сказала в нашу первую встречу? Грандиозные мечты! Планы, которые превосходят все, что только можно вообразить! Планы завоеваний, о господи, планы завоеваний на этом зеленом шарике над нами! Боже мой! Какая глупость! Завоевание муравейника! Анна-Завоевательница! Ох, какой я была смешной и наивной. И вы меня не остановили! Позволили мне болтать, высказывать бог знает что...

— Нет, Анна, вы не были смешной! Вы очень хорошо разобрались в проблеме сосуществования на одной планете двух человечеств: уничтожение или порабощение. И вы попытались ее разрешить с теми данными, которые у вас были. Моя цель, моя миссия — показать вам иные возможности, те, о которых вы могли не знать.

— Всего лишь большой зеленый шарик! Но однако же это — моя родина. Вы нам оставите ее, Акки, скажите? Обещаю: я сделаю все, что потребует ваш Союз! О, теперь я понимаю, что любое сопротивление бесполезно, просто абсурдно. По сравнению с нами, вы — боги. Сколько ваших звездолетов понадобилось бы, чтобы нас раздавить? Один? Два?

— Одного этого маленького аппарата будет достаточно, Анна, — печально ответил он. — Но мы не хотим вас уничтожать.

— Если бы вы только могли нам оставить Нерат, Акки... Это ведь наш мир, понимаете? Мы все здесь родились. Полуостров Вермон... Я знаю здесь каждую бухточку, каждый камушек. Как я играла здесь, когда была беззаботной маленькой девочкой! А Зеленый лес по утрам, когда поют ороны, шелест листьев глии при легком бризе... нежность фиолетовых мхов под босыми ногами... Вы не можете отнять у нас все это, Акки!

— Но это также и мир бриннов, Анна. Или вы думаете, они не чувствуют, как нежна трава под их ногами?

— Я ничего уже не знаю, Акки. Все так сложно... О, зачем вы прилетели? И однако же... я бы никогда не познала эту радость полета, не увидела космоса... Но завоевательница умерла во мне, осталась только юная девушка, которая боится будущего. Знали бы вы, Акки, как мне страшно теперь!..

Внезапно она снова рассмеялась:

— Моя гордость, Акки, моя гордость рассыпалась в пыль! Давайте вернемся!

Когда внизу показался замок, она прервала молчание, которое хранила с момента отлета со спутника:

— Завтра вечером, по случаю моего отъезда, я должна председательствовать на пиру молодых сеньоров. Мне так этого не хочется, однако же это мой долг: ведь я — наследственная герцогиня! Не согласитесь ли вы быть рядом со мной? Они ничего не посмеют сказать, потому что у вас ранг посла. И с вами, — добавила она тихонько, — я буду чувствовать себя не такой одинокой. У меня будет союзник. Вы ведь хотите быть моим союзником, правда? Теперь у нас обоих одна цель: разрешить злополучную ситуацию Берандии таким образом, чтобы было пролито как можно меньше слез.

глава 6 Государственный переворот

Акки тотчас же понял, что его появление произвело сенсацию: никто из юношей и девушек, весело беседовавших в зале, не ожидал его прихода. Взгляды молодых людей сразу же сделались враждебными, но Акки позабавило то, что девушки, все как одна, ему улыбаются. По случаю пиршества он облачился в парадную одежду посланцев Арбора: сапоги из тонкой кожи, серое облегающее трико, сверкающую куртку из тирновой ткани, черный плащ, вокруг головы вилась золотая лента с двойной бриллиантовой спиралью координатора. Несмотря на простой, даже строгий стиль, богатство материала заставило побледнеть яркие краски и сложную вышивку одежд других приглашенных.

Из глубины зала навстречу ему выступил какой-то великан — Неталь. Он направился к Акки, смерил его взглядом, отметив, к своему явному неудовольствию, что тот лишь немногим ниже, чем он сам.

— Итак, сеньор, вы соблаговолили почтить наш праздник своим присутствием? Поверьте, мы польщены.

Акки улыбнулся:

— Отнюдь, это мне оказана честь, благородный сеньор. — Впервые вижу вас не имеющим при себе оружия. Трогательное внимание, иначе вы могли бы напугать этих нежных дам.

— Но вы тоже не имеете при себе оружия, барон...

— Пощадите, сеньоры! — вмешался пожилой мужчина. — Герцогиня!

Вошла Анна, одетая в очень скромное придворное платье, подол которого, однако, был украшен редчайшим мехом азелина. Один за другим, по старшинству, молодые люди спешили оказать ей знаки внимания. Не желая подавать повода для ссоры, Акки подошел последним и поклонился. Анна протянула ему руку и громким чистым голосом объявила:

— Благородные господа, представляю вам его превосходительство Акки Клера, посла Союза человеческих миров и моего дражайшего друга. Прошу вас оказывать ему уваже-

ние, достойное его звания и его особы. Для тех же, до кого все это медленно доходит, — добавила она уже более сухим голосом, — еще осталось место в рядах изгнанников. Ваше превосходительство, дайте мне вашу руку.

— Вы допускаете ошибку, Анна, — прошептал он, пока они шли во главе процессии в банкетный зал. — Они возненавидят меня еще больше, если вы будете так расточать мне ваши милости.

— Вы полагаете, они не ненавидят меня саму? Но это только домашние собаки, которые лают, но не кусают, — по крайней мере, пока ты силен!

Она усадила Акки справа от себя, Неталя слева, в середине довольно большого стола, подступавшего буквой «Т» к другому, еще более длинному столу. В противоположном конце зала, прямо напротив Акки, располагалась единственная входная дверь, и, сам не осознавая почему, он этому обрадовался. Поодаль от двери, драпировка которой был откинута, чтобы обеспечить свободный проход слуг, он увидел длинный коридор, который вел в зал приемов, затем на террасу и лестницу, выходящую на главный двор. Уже смеркалось.

Рядом с ним сидела красивая смуглая девушка, которая, едва заняв свое место, засыпала его вопросами. Главным образом ее интересовала ткань, из которой была сшита его куртка, и ему пришлось объяснить, что эту ткань делают из растения, произрастающего всего на одной-единственной планете. Ткань эта переливалась ярче шелка или любого другого синтетического волокна и к тому же была очень прочной. Девушка восторгалась, с трудом скрывая свою зависть. Воспользовавшись минутной передышкой, когда она говорила с другим своим соседом, Акки наклонился к Анне и спросил:

— Кто эта красивая девушка, моя соседка?

— Это Клотиль Бушран, младшая сестра капитана и, я думаю, моя единственная искренняя подруга. Но она ею не останется, если будет уделять вам слишком много внимания.

Блюда следовали одно за другим, сменялись напитки. Сдержанный Акки ел немного, а пил еще меньше. Сидевший по другую руку от Анны Неталь также ел и пил немного, оставаясь безмолвным. Достаточно далеко, слева, группа гостей затянула фривольную песню. Вдруг во дворе раздался лязг оружия, поднялись крики. Акки заметил, что Неталь весь напрягся. В слабо освещенный коридор вбежал мужчина, пошатнулся, ухватился за занавес, затем прислонился к стене. Из раны на его груди текла кровь. Это был старый Роан.

Из последних сил он приблизился к Анне — их разделял только стол.

— Вы добились своего, Анна, — с трудом проговорил он. — Герцог, ваш отец, был только что убит в своих покоях. Убит людьми Неталя и по вашему приказу! Узнаете эту бумагу? Это ведь ваш почерк, не так ли? Не отрицайте, ведь это я научил вас писать!

Он бросил на стол запачканный кровью листок. Записка, скользнув, задержалась перед Акки. Он прочел:

«Мой дорогой Неталь,

Сделаем все завтра вечером. Как и было условлено,

я сама займусь тем, что касается герцога. Он ни о чем

не догадывается.

Анна».

Осторожно, очень осторожно Акки отодвинул свой стул назад, готовый к прыжку. Пристально глядя на опиравшегося обеими руками о стол старика, Анна молчала. По разорванному рукаву, смешиваясь с вином из опрокинутого стакана, стекала струйка крови. Наконец герцогиня заговорила:

— Но, крестный, как вы можете этому верить! Чтобы я приказала убить своего отца!..

— Что же тогда означает эта записка?

— О! Она относилась... к старым, не имеющим значения мечтам, — закончила она, повернувшись к Акки. — Я вам об этом рассказывала вчера, на Лооне. Мы собирались начать войну против бриннов, спалив несколько ферм на северо-западной границе. Я должна была убедить отца поддержать наши планы и открыть арсенал. Только в этом было мое участие... Вы ведь мне верите, крестный, скажите: вы ведь мне верите?

Она зарыдала, обхватив голову руками. Во дворе поднялась беспорядочная суматоха, послышались крики, и мимо окна со свистом пролетела стрела.

— Анна, Анна, поклянись, что ты говоришь мне правду! — взмолился Роан.

Постепенно часть приглашенных собралась вокруг старика. Другая группа вроде как охваченных ужасом людей столпилась около двери. Акки незаметно расстегнул застежки своего плаща.

— Клянусь вам всем самым святым для меня, памятью родителей и моего брата!

— Но кто же тогда? Вы, Неталь?

Великан-барон поднялся на ноги.

— Да, я, Неталь, я, герцог Берандии. Ничего не бойтесь, Анна, вы останетесь герцогиней, если вас не смущает мысль о том, что вы выйдете замуж за потомка хлебопека, о чем вы мне недавно напоминали. Порой и пекари творят революции! Теперь я — владыка, один-единственный. Мои люди в данную минуту уже захватили все ключевые пункты. Замок, город — вся Берандия целиком принадлежит мне!

— Бушран и стрелки...

— Бушран подчинится герцогу, Анна, вы это прекрасно знаете. Для него важен только лишь герцог, кто бы им ни был.

— Ошибаетесь! Он будет со мной, со мной!

Она хищно улыбнулась:

— Вы не знаете главного, Неталь: Бушран любит меня!

— Тем хуже для него: в таком случае он погибнет вместе с другими. Большинство лучников на моей стороне. А теперь, когда я знаю, что он любит вас, я не буду таким идиотом, чтобы оставлять его в живых.

— А эти, Неталь? — она повернулась к остававшемуся неподвижным Акки. — Вы полагаете, что сможете победить и их тоже?

— О! Этим-то совершенно безразлично, кто правит Бе-рандией! И неужели вы думаете, что я настолько глуп, чтобы позволить им уйти? Боюсь, сеньор Акки, вскоре с вами произойдет досадный несчастный случай, раз уж вы были столь глупы, что пришли сюда безоружным. Ваш зеленый друг не сможет вам помочь; должно быть, он уже мертв или наш пленник. Ага! Вот и наше оружие!

Сгибаясь под тяжестью мечей, которые он нес, вошел какой-то мужчина. Неталь направился к нему.

И тогда, быстрый, как молния, координатор запрыгнул на стол и, пробежав по нему между кубками и бутылками, набросился на первого же из мужчин, который только что получил оружие. Короткая схватка, креннский захват — и человек рухнул со сломанной шеей. С мечом в руке Акки прижался спиной к стене. В течение одной или двух минут продолжалась беспорядочная схватка, нападавшие, которых было слишком много, лишь мешали друг другу. Клинок Акки вычерчивал большие сверкающие круги, рассекая головы и пронзая тела. Вскоре он оказался один посреди круга из убитых и раненых.

— Ну что, Неталь? — прокричал он. — Что вы теперь думаете о неспособности людей цивилизованных? Но что-то я даже не вижу вас поблизости!

Рядом с ним промелькнула тень. Резко развернувшись, он увидел прямо перед собой Анну с золочёным кинжалом в руке.

— Нет, Анна, вы здесь погибнете! Уходите!

— Уходите, Анна, — крикнул Неталь. — Я не желаю вашей смерти. Вы для меня слишком дороги!

Она ему не ответила.

— Вот уж действительно, — сказала она Акки, — вы слишком плохого мнения обо мне и о моем народе! Чтобы я осталась стоять в стороне, когда мой союзник сражается?.. Да не дай Бог! Ну что, трусы и предатели, чего же вы ждете? Неужели среди вас никого, кто выступит в мою защиту? По правде сказать, я уже начинаю думать, что его превосходительство Акки прав, и вы не лучше зеленых!

— Довольно, Анна! — прокричал Неталь. — Последний раз прошу: уходите отсюда! Мы вот-вот нападем на этого человека, который должен погибнуть!

Акки обвел взглядом зал. Плотная группа, около полутора десятков юношей из знатных семейств, продолжала перекрывать дверь, еще с десяток держались рядом с Неталем. Около столов Клотиль пыталась оказать помощь лежавшему на полу Роану. «Ни малейшего шанса... — подумал он. — Если бы только Хассил мог помочь... Но жив ли он еще?»

Нападавшие осторожно приблизились, и Акки скрестил меч с одним из них. Его физическая сила, искусно развитая его расой за многие поколения, явно превосходила силу любого из берандийцев, взятого в отдельности, в том числе и Неталя. Но их было десять!

В коридоре зазвучали шаги и бряцание стали, и группа знати, преграждавшая дверь, в беспорядке отступила в середину зала. Со щитом в одной руке и саблей в другой в сопровождении четырех гвардейцев в легких доспехах появился Бушран.

— Проклятье! — завопил Неталь. — Не дайте им пройти! И убейте этого человека!

Они бросились в атаку. Акки подумал, что пришел его последний час. Ему казалось, что он видит кошмарный сон, где он обречен наносить удар за ударом без передышки. Один из нападавших упал к его ногам, хотя он его не коснулся. Из его спины торчала золочёная рукоятка кинжала. Затем вдруг его меч ударил в пустоту. Ни Неталя, ни кого-либо из его сторонников в зале больше не было. Весь в крови, к нему подошел Бушран.

— Прекрасная битва, сеньор Акки! Вы там все такие, на ваших планетах? Идемте же теперь, идемте скорее! Вы тоже, ваша светлость. Нас уже ждут лошади. Возможно, удастся добраться до тех мест, где проживают изгнанники. Здесь больше ничего нельзя сделать, вот все, что осталось от моих лучников, то есть почти никого, — добавил он, показывая на трех раненых воинов. — Остальные мертвы или оказались предателями. Я бы предпочел, чтобы они были мертвы! Кло-тиль, идем же, ты тоже!

— Благодарю вас за вашу верность, капитан, и если я когда-нибудь верну себе трон, то сумею об этом вспомнить. Но мы не можем оставить моего крестного в руках этих собак!

— Конечно же нет, черт возьми! Но это усложняет дело. Как думаете, вы сможете ехать верхом, граф?

— Я попытаюсь, капитан. Если не смогу, оставьте меня.

— Пьер, Жозеф, помогите графу. Пойдемте же, время не ждет.

Проследовав по коридору, они вышли на террасу. Внизу, под ними, двор был пуст, лишь несколько трупов лежало на гранитных плитах. Они торопливо пересекли его, проскользнули под свод и вышли на крепостную стену.


Часовой, попытавшийся их задержать, был тут же убит.

— Я больше не могу, оставьте меня здесь, — сказал Роан. — Прощайте, Анна! Берегите ее, капитан, и вы тоже, сеньор Акки. И простите меня, Анна, за то, что подозревал вас, — вас, которая была мне словно дочь.

Бушран и Клотиль повели за собой герцогиню, оставив Акки позади.

— Оставьте, не несите меня дальше, жить мне осталось совсем немного. Уходите, это приказ, — сказал граф солдатам, которые пытались его приподнять. — Защитите герцогиню, я больше не в счет!

— Похоже, мне было предначертано никогда не увидеть звезды иначе, как лишь в мой телескоп, — добавил Роан, обращаясь к Акки. — И не будьте слишком снисходительны к Берандии, она того не заслуживает!

— Оставайтесь здесь, в тени крепостного зубца. Я скоро приду за вами.

Акки побежал, обогнал обоих солдат, настиг Анну, капитана и его сестру. Они промчались по всей крепостной стене и, спустившись по лестнице, оказались у северной потерны. Два лучника ожидали их с оружием и лошадьми.

— Здесь наши дороги расходятся, — сказал координатор. — Я должен спасти мой гравилет. Где я смогу вас найти?

— Вы не пойдете с нами?

— Я принесу больше пользы с помощью моего друга и гравилета. Да и моя миссия еще не закончена. Где мне вас искать?

— У изгнанников. Ближе к границам страны васков.

— Попытаюсь присоединиться к вам там. А теперь уезжайте. Удачи, Анна!

Растворившись во мраке, он поднялся на стену, обошел террасу над двором, где находился его аппарат. Гравилет был хорошо освещен факелами, десятки которых горели на некотором удалении от его хвоста, — аппарат явно пытались поджечь. Несколько черных пятен — все, что осталось от людей, настигнутых фульгуратором, — усеивали плиты двора. Хассил достойно сражался. Но где же он?

Словно в ответ, тонкий голубой луч сверкнул из окон дворца, и какой-то берандиец, пытавшийся пересечь двор, закачался, съежился и на глазах превратился в кучу пепла. Но почему Хассил не бежит к гравилету? Акки понял это, когда увидел град стрел, разбившихся о стену. Заметив лучников между зубцами стены, он вернулся назад и забрал у одного из убитых его оружие. С той точки, где он сейчас находился, он мог видеть расположившихся в ряд стрелков. Положив стрелу на тетиву, он натянул лук и выстрелил. Один из берандийцев упал — в спине его дрожал тонкий стержень. Акки выстрелил снова, убив или ранив еще одного стрелка, и прокричал по-хисски:

— Хассил, к гравилету! Я тебя прикрою!

Легкая тень спрыгнула во двор и зигзагами понеслась к гравилету. Один из лучников распрямился, чтобы лучше прицелиться, и тут же упал со стрелой в горле. Хисс исчез в аппарате, который тут же поднялся до уровня стены. Акки запрыгнул внутрь. По металлической обшивке застучали уже не опасные стрелы.

— Пусти меня за штурвал!

Зависнув на высоте двух метров над дозорным путем, они нашли и подобрали Роана, после чего уложили на заднее сиденье. Старик едва дышал.

— Теперь мы летим в страну васков. Хассил, окажи помощь этому человеку.

Гравилет быстро набрал высоту. Внизу, в городе, били в набат колокола ратуши.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ ТАМ ГОРЦЫ...

глава 1 Пастух

Под гравилетом пробегали долины, изрезанные вершины гор, укрытые облаками. Еще дальше впереди, сверкая под лучами восходящего солнца, змеился между крутых скал ледник. Гравилет пролетел над ним, прошел над высоким горным хребтом и спустился по спирали к плоскогорью.

— Никаких признаков жизни!

— А, это ты, Хассил! Как там Роан?

— Теперь уже лучше, но был совсем плох. Пришлось применить биогенические лучи. Ему потребуется несколько дней отдыха.

— Ты меня успокоил! Он один из немногих людей на этой планете, которые хоть чего-то стоят. Я бы сильно расстроился, если бы он умер.

— А герцогиня, Акки?

— Сейчас мы ничего не можем для нее сделать. Они должны находиться где-то в лесу и заметить их будет невозможно. Разыщем их позднее. Я доверяю Бушрану. Похоже, их никто не преследует, они намного ушли вперед, и сейчас их едва ли схватят. Да и потом, мне кажется, Неталь хвастался, когда утверждал, что вся Берандия теперь — его. Сейчас мы должны выполнить вторую часть нашей миссии, но если васки принадлежат к тому же типу, что и берандийцы, я уже знаю, каким будет мое решение!

— Вон там! На том склоне какие-то животные! И человек, как мне кажется.

— Вижу! Спускаемся.

Гравилет бесшумно спикировал, скользнул по слегка наклонному лугу и остановился. Акки спрыгнул на землю.

— Хассил, ты останешься здесь с Роаном. Я схожу в разведку.

Он начал пробираться между крупными обломками скал, которыми был усеян склон. Трава под его ногами была зеленой и мягкой, такой знакомой, почти неотличимой от травы Новатерры или Арбора. В который уже раз он удивился отсутствию воображения у природы. И пусть он знал, что именно здесь проявился необходимый результат единства физико-химических законов Вселенной, эта констатация его всегда удивляла. Конечно, существуют другие миры, где в атмосфере хлора, метана или аммиака развились существа, сильно отличающиеся от него самого, ксенобы, однако на планетах земного типа высшие формы жизни были всегда близки. Разумеется, к’таллы имели шесть конечностей и шесть глаз, но их метаболизм в значительной мере совпадал с метаболизмом людей, а их кровь была красной. У хиссов зеленая кровь, но, несмотря на свои семь пальцев, они были совершенно антропоморфны. У людей-насекомых имелись подобные им существа на Земле I или на Арборе. У мисли-ков... Ну разумеется, есть ведь еще и мислики... Но принадлежат ли они этой Вселенной?

Веселый голос, зовущий кого-то или какое-то животное, вырвал его из этих мыслей. Он спрятался за скалой, посмотрел. То был юноша, почти мальчик, высокого роста, но еще не окрепший. Он был в одежде из кожи, оставлявшей открытыми худощавые, но мускулистые руки и ноги. Темные спутанные волосы нависали над его треугольным лицом с широкими скулами, длинным носом с горбинкой и выступающим подбородком. Он играл с собакой, и животное прыгало, пытаясь схватить палку, которую юноша держал очень высоко.

— Апорт, Ламина, апорт!

Палка описала дугу, пролетела над Акки и ударилась о землю. Собака побежала, затормозила всеми четырьмя лапами, раскрыла пасть, чтобы схватить палку, затем, подняв голову, стала принюхиваться. Коротко тявкнув, она замерла около Акки и оскалилась, показав клыки.

— Ну что, Ламина, ты несешь ее?

Собака зарычала. Юноша прыгнул за скалу и вновь появился с луком в руках. Держа стрелу наготове, он двинулся дальше.

Акки вышел из своего убежища с поднятыми руками, демонстрируя тем самым свои мирные намерения. Выражение подозрительности промелькнуло на лице юноши, он слегка натянул лук и резким голосом спросил на звучном языке, который координатор слышал впервые:

— Кто вы? Откуда явились? Что вам нужно?

— Меня зовут Акки Клер, и я прилетел с миром с одной далекой планеты. Я хочу вступить в контакт с вашим народом.

— Мы тоже когда-то, очень давно, явились сюда с одной далекой планеты. Равно как и берандийцы, и мы ничего не хотим ни от них, ни, возможно, от вас! Мы покинули тот старый мир, чтобы навсегда оборвать все связи с другими людьми, людьми, которые вышли на дорогу смерти! Мы не хотим никакого общения с чужеземцами, кроме тех, кто готов встать на Путь Жизни. Каким путем следуете вы, чужеземец?

Акки улыбнулся и, позабывшись, опустил руки.

— Руки вверх! Быстро, не то я стреляю!

Лук был натянут, стрела наготове. Раздосадованный, Акки вспомнил, что забыл активировать силовое поле, делавшее его неуязвимым. Решимость юноши не вызывала сомнений: он убил бы его, Акки, без малейших колебаний. Акки беззвучно вызвал Хассила. Расстояние было небольшим, и потому он мог надеяться на то, что благодаря усиливающему мысли обручу окажется услышанным.

— Не стреляйте, юноша. Повторяю, я пришел с миром. Но у меня очень важное поручение к вашему народу — поручение, которое может изменить или закрепить навсегда ваш образ жизни.

— Наш образ жизни был определен раз и навсегда Прародителем. Кто вы такой, чтобы говорить Свободному народу о смене образа жизни?

— Даже свободные народы... — начал Акки. — Осторожно! — прокричал он.

Позади юноши показалась чудовищная тварь. Высотой в два метра, обросшая черными волосами, она имела вид сплющенного шара и держалась на двух рядах коротких, почти невидимых ног. Три маленьких глаза сверкали сквозь короткую шерсть над огромным красным ртом, где блестели желтые заостренные зубы.

Васк обернулся, вскрикнул: «Это тарек!», и пустил стрелу. Она вонзилась в мохнатое тело до самого оперения. Торопливо паренек выхватил из своего колчана другую, крича: «Бегите! Бегите!».

В одно мгновение животное превратилось из шара в длинную черную гусеницу и, словно спущенная пружина, прыгнуло. Юноша упал под тяжестью ее массы. Акки лихорадочно ощупывал свой пояс, пытаясь найти отсутствующий фульгу-ратор. Собака, которая до этой минуты, дрожа и рыча, ползала в траве, бросилась на помощь своему хозяину. С ужасом Акки увидел, как огромная пасть раскрылась, снова сомкнулась, и собака исчезла.

Медленно покачиваясь, гусеница сползла с человеческого тела, которое она накрывала, и схватила его двумя короткими цепкими лапами. Уже безо всякой надежды послав Хассилу очередной призыв, Акки выхватил из ножен кинжал и двинулся навстречу зверю.

Животное замерло и подобралось. Акки не оставил ему времени прыгнуть, скользнул в сторону и изо всех сил ударил. Эластичная оболочка легко поддалась острию кинжала, и струя зеленой крови брызнула ему в глаза. Он выдернул лезвие и с отчаянием безнадежности нанес еще несколько ударов, прорезая в теле чудовища длинные борозды. Наконец от сокрушительного удара животное упало на землю. Его бок превратился в лохмотья, но это, похоже, не уменьшило сил зверя, и он снова прыгнул. Акки, присев, с трудом отразил атаку и почувствовал, что что-то острое рвет ему плечо. Все еще пошатываясь, он распрямился с ножом наготове. Рядом с его ухом прошел тонкий голубой луч, и, словно небесную музыку, он услышал легкий гул фульгуратора. Под смертоносным лучом тарек судорожно сжался и свернулся в шар. Воздух наполнил запах горелой плоти, но Хассил прекратил огонь только тогда, когда животное превратилось в обугленную массу. Акки почувствовал глухое покалывание в плече, увидел опрокинувшееся небо и потерял сознание.

Он пробудился, лежа под знакомым прожектором био-генических лучей, и повернул голову: плечо было опухшим и синим, но боль прошла. Рядом с ним лежал васк. Хассил управлял прибором, меняя силу облучения. Полный покой охватил Акки, и он погрузился в сон.

Когда он снова пришел в себя, прожектор был отключен, а Хассил сидел рядом с операционным столом.

— Я сделал все что мог, но на это ушла куча времени! Ты оставался без сознания в течение двенадцати часов, и мне пришлось для тебя превысить шестиуровневый порог...

— Шестиуровневый? Но тогда...

— Тогда после нашего возвращения тебе придется провести какое-то время в лечебном центре Рессана, чтобы уничтожить несколько злокачественных клеток, которые могут развиться. Я не знаю, какой яд это ужасное животное выделяет, но пусть, к счастью, он действует и медленно, его очень трудно побороть организму. Я боялся, что мне придется погрузить тебя в анабиоз и сразу же возвращаться...

— Что с парнем?

— Еще спит, но с ним было проще. У него лишь сломано несколько костей, и ему хватило двухуровневого порога...

— Роан?

— Я здесь, дорогой друг. Ваши научные достижения действительно чудесны. Еще никто не выживал после укуса ас-ниса или сюжегорри, как их иногда называют васки; тарек — название бриннское. К счастью, эти животные встречаются крайне редко и обычно живут гораздо южнее.

Акки поднялся:

— Где мы, Хассил?

— На высоте четырех тысяч метров, если использовать вашу, новатеррианскую систему мер. В восьми бруннах, как сказали бы мы на Элле. Ровно над местом твоего героического сражения. Я остался здесь, чтобы посмотреть, не обеспокоится ли кто-либо судьбой нашего юного друга. Пока еще никто не появлялся. Смотри-ка, он просыпается!

Васк протирал глаза и смотрел вокруг себя.

— Уж не умер ли я? — пробормотал он. — Может, я уже рядом с Праотцом? Да нет, здесь какие-то аппараты, а там аппаратов быть не может!

Какое-то время он смотрел на Хассила, затем на Роана, наконец, на Акки.

— Вам удалось спастись, чужеземец? Но я... меня же он задел! В таком случае я должен быть мертв!

— Вы живы. Мой друг Хассил подоспел вовремя и убил тарека.

— Я бы опоздал, — сказал хисс, — если бы Акки не набросился на этого зверя с ножом, почти отдав свою жизнь ради спасения вашей.

Он «передал» свою мысль Акки.

— Да ладно тебе скромничать! Так все и было, и пусть уж он это знает, — так будет лучше для наших будущих отношений с его народом!

— Ножом! Вы убили его ножом?

— Да нет, только ранил. Хассил испепелил его из фуль-гуратора.

— Если вы его ранили, это все равно, что убили, — он бы не смог выжить.

— В таком случае это сделали вы вашей стрелой!

Васк с раздражением пожал плечами.

— Откуда же вы прибыли? Стрелой можно убить тарека, только если она угодит ему в сердце. В противном случае рана будет слишком маленькая, кровь не потечет и он выживет. Нужен нож, но редко кому удается смертельно ранить тарека и уцелеть самому!

Он протянул вперед руки в преисполненном благородства жесте:

— Вы спасли мне жизнь, и если вы не из берандийцев, я буду вашим должником до тех пор, пока не смогу сам отплатить вам тем же, и вашим другом на всю жизнь.

— А если бы я был берандийцем?

— В таком случае я должен был бы вам лишь награду — пять слитков золота.

Он повернулся к Роану:

— А этот — берандиец. Что он тут делает?

— Он вынужден был бежать со своей родины.

— Он просит убежища?

— Во имя Земли, я прошу убежища, — медленно произнес Роан.

— Тогда ступайте с миром.

— Что все это означает? — спросил Акки.

— Это означает, мой дорогой друг, — ответил берандиец, — что, во избежание вами неприятностей, а также потому, что я не разделяю предубеждений моего народа в отношении васков, я попросил у них гостеприимства, обязавшись тем самым не брать в руки оружия против них. Что делает из меня, в том, что касается старой Берандии, вечного изгнанника.

— Что-то подобное, до объединения их мира, существовало у креннов, — сказал Хассил. — Все первобытные или почти первобытные народы дают убежище врагу, который оного просит.

Юноша размышлял.

— Как же так вышло, что вы, не будучи берандийцем, и вот он, который походит на бринна, не являясь оным,так хорошо говорите на языке васков? Что касается его (он указал на Роана), то тут нет ничего удивительного: некоторые из берандийцев знают наш язык.

— Мы не говорим на вашем языке, — ответил Акки и объяснил, как они могут обмениваться мыслями. Молодой человек внимательно его выслушал, и на лице его отразилось изумление.

— И у вас есть поручение к моему народу? Если вы выпустите меня, я сам доложу об этом Совету долин.

— Мы быстрее доберемся до вас на нашем гравилете.

Они прошли в командную рубку, и Хассил включил внешний экран. Далеко внизу обозначились склоны, по которым двигались какие-то фигурки.

— Мои овцы! — закричал васк. — Мы летим, словно орлы!

Орлы? — поинтересовался координатор. — Это земные

птицы, или же вы дали это название какому-нибудь летающему виду с этой планеты?

— Это земные птицы, — с гордостью сказал васк. — Там, где живут васки, живут и орлы. Наш Праотец привез их с собой. Мы кормили их до тех пор, пока привезенные с Земли животные смогли расплодиться настолько, чтобы орлам было чем питаться на воле. Впрочем, теперь они могут питаться и животными этой планеты, во всяком случае, некоторыми, как и мы сами. Высадите меня на землю, я должен отогнать свое стадо, а то день уже подходит к концу.

— Вы сможете проводить нас к вашему народу?

— Я должен отогнать свое стадо. Деревня находится в верхней долине, сразу за этой горой. Вы будете там желанными гостями... если я смогу прибыть раньше вас.

— Хорошо. Мы отследим ваше прибытие отсюда, сверху.

глава 2 Деревня среди горных вершин

 В сумерках деревня выделялась более темным пятном на склоне горы, над горным потоком. Хассил активировал экран ночного видения, и четко обозначились дома с их широкими крышами, навесами со стороны фасадов и выкрашенными в красно-коричневый цвет внешними балками. В центре деревни, на большой площади, возвышалась белая стена с округленным верхом, от которой, чуть ниже, отходила другая, перпендикулярная ей стена. Почти со всех сторон сходились стада овец, коров и других, не знакомых координаторам животных этой планеты.

Не желая пугать животных, они дождались, пока все стада возвратятся в свои стойла, затем гравилет опустился вертикально на площадь. Подошла группа мужчин, которую вел юный пастух. Все они были высокого роста, худощавые, но широкоплечие, и их лица повторяли характерные черты молодого васка. К гравилету подошел худой, державшийся прямо старик, в руках которого был резной деревянный посох.

— Чужеземцы, раз уж вы пришли с миром, васкская земля будет для вас гостеприимной. Однако вы не васки и не можете на ней обосноваться, по крайней мере, пока не попросите убежища, — произнес он торжественным голосом.

— У меня нет ни малейшего намерения здесь обосновываться, — ответил Акки.

Старик улыбнулся.

— Это были слова, которые я был обязан вам сказать в качестве Хранителя обычаев. Теперь позвольте мне поблагодарить вас за то, что вы спасли моего внука Икера. И сказать вам также, что в наших летописях известны только три случая, когда тареков убивали ножом. Два первых были убиты Праотцом!

— Мне повезло, и мой друг Хассил подоспел как раз вовремя, чтобы прикончить зверя прежде, чем тот убил меня.

— Икер сказал мне, что у вас есть к нам поручение. Каким бы оно ни было, решать будет Совет долин. До того, как он соберется, вы будете моими гостями.

Дом возвышался над рекой, через которую был перекинут каменный мост. Спустившаяся ночь наполнилась незнакомыми шумами — гулом реки, криками домашних животных, отдаленными завываниями какого-то неизвестного зверя, охотящегося в горах, голосами мужчин, смехом детей. Все это под красноватым светом Лооны создавало новую для Акки картину, сильно отличавшуюся от того, что он уже видел в других местах. То был не безмятежный покой Эллы, где не увидишь даже трех домов, стоящих рядом, не исполненное силы спокойствие городов на Арборе, не гордая беззаботность Новатерры, и уж тем более то не была робкая тишина Вермона, берандийской столицы, тишина, которую нарушала лишь перекличка часовых, и ничто не шло в сравнение с давящей необъятностью, которую Акки когда-то испытал в степях Дзеи, когда ночной ветер шептался в травах и краснел огонь у входа в пещеры палеолита. То была просто ночь, спустившаяся на пасторальную цивилизацию, вечерний покой, когда, после возвращения в стойла животных и окончания работ, люди наслаждаются досугом перед сном. Сначала смутно, а затем вполне осознанно, он пожелал себе насладиться хоть на время этим покоем.

Дом был просторный, обставленный массивной деревянной резной мебелью. Они сели на скамьи, вокруг тяжеловесного стола. Старик позвал, и появились две женщины.

Одна из них была среднего возраста, высокая и стройная, в ней, пожалуй, было больше величия, чем изящества. Должно быть, раньше она была очень красива. Вторая была совсем юная, тонкая и гибкая, с черными как смоль волосами и темными глазами, с чертами лица, которые, не будучи совершенно правильными, отличались той особой красотой, которую дает тайная жизнь души.

— Моя сестра. Моя внучка Арги. Это все, не считая Икера и меня самого, что осталось от семьи Иригарая. Остальные...

Он повернулся к Роану:

— Остальные были убиты вашими! О! Я вас не обвиняю в смерти моих трех сыновей, они пали в сражениях. Но моя жена и их мать... Один из ваших экспедиционных отрядов убил их, когда мы еще жили чуть ниже, близ границы. Я знаю, что это были не ваши люди, граф де Роан, я знаю, кто вы такой, и знаю также, что вы никогда не допускали убийств женщин и детей вашими солдатами. Но другие... Ваш барон де Неталь, например.

— Мне тоже придется свести с ним счеты, как только закончится моя миссия, — сказал Акки. — Вам известно, что этот Неталь велел убить герцога Берандии и занял его трон?

— Нет. Но это серьезно и означает скорую войну. Что стало с юной герцогиней?

— Ей удалось бежать, благодаря помощи капитана лучников...

— И вашей, сеньор, — прервал его Роан.

— Это неважно. Она постарается найти убежище у изгнанников.

— Хм! — произнес васк. — Среди изгнанников есть жестокие люди, ей следовало бы поискать прибежища у нас.

— Уж поверьте мне: она это сделает, лишь если у нее не останется другого выхода. Через несколько дней мы попытаемся ее найти.

Женщины подали золотистый медовый напиток.

— За успех вашей миссии, чужеземцы, если она не является враждебной для нас! — сказал старый Иригарай. И за войну тоже. Пусть она будет победоносной. И за будущее Берандии. Пусть в один прекрасный день во главе ее встанут справедливые люди!

На столе, на длинном блюде, дымился большой кусок мяса какой-то крупной дичи. Глиняные тарелки выглядели немного грубовато сделанными, но были весьма изящной формы.

— А ваш друг, похожий на бринна, сможет разделить с нами трапезу? — поинтересовался васк. — Бринны совсем не могут есть то, чем питаемся мы.

— Хассил вполне может переварить это мясо. Ни один из продуктов, которые мы употребляем, не является для него ядовитым, — иначе и нам бы пришлось избегать некоторых из их блюд.

Акки с удивлением отметил, что женщина средних лет занимает почетное место и правит за столом, однако же все то, что он успел уже увидеть в деревне, никоим образом не свидетельствовало о матриархате.

— Вы не окажете нам честь, расположившись на ночлег под нашей крышей, чужеземцы? — спросила она. — К несчастью, места у нас хватает.

— С удовольствием, — ответил Акки.

С учетом дворцового переворота в Вермоне, время поджимало, и все, что могло его сблизить с васками, глубоко приветствовалось. Он почувствовал, что его ноги что-то коснулось, наклонился и взял на руки небольшое животное.

— Это миссдольс! Нет, земной кот.

Кошка запротестовала, ощетинилась и показала клыки.

— Не сделайте ему больно, чужеземец, — крикнула девушка. — Это мой кот!

— Да я даже и не думал!.. Вот, смотрите.

Успокоенный, кот свернулся калачиком у него на коленях.

— У нас тоже есть кошки на нашей планете.

— А где находится ваша планета? — спросил старик.

— Далеко, очень далеко. Я все объясню на Совете Долин... Так ведь, кажется, называется ваше правительство?

— Какое еще правительство? У нас нет никакого правительства! Васки — свободный народ!

— Но как же вы решаете споры между деревнями или между людьми?

— Совет выслушивает противные стороны и принимает решение.

— И оно соблюдается?

— И да и нет. Если нет, то тем хуже для того, кто его не соблюдает. Он сам себя исключает из общества, и никто не разговаривает с ним до тех пор, пока он не подчинится.

В течение какого-то времени они ели молча. Акки чувствовал себя охваченным атмосферой спокойной уверенности, которая исходила от всех васков в этом доме. Хассил тоже это почувствовал и сказал:

— Они делают честь твоей расе, Акки.

— Не будем судить строго. В Берандии тоже есть славные люди.

По окончании обеда они сели около большого камина, в котором потрескивали дрова. Стояла весна, и ночи в горах были холодными. Открылась дверь, и вошел молодой мужчина. Он тоже был высокого роста и полностью представлял собой этнический тип хозяев. Иригарай представил его:

— Отсо Иратцабаль, который вскоре станет мужем моей внучки.

Юноша сел рядом с девушкой, и между ними сразу же начался оживленный разговор. Отсо ввернулся из разведки на нижних территориях, близ берандийской границы, и видел, как в Берандии, около входа в долину, что вела к деревне, сосредоточиваются войска.

-А вы не боитесь, что вас атакуют прямо этой же ночью? — спросил Акки.

— Нет. Вначале им придется преодолеть теснины Аррит-заменди, которые постоянно охраняются, или же они должны будут пойти в обход через перевал Уршило и плато Ордоки. Чуть севернее есть проход через Эзюретаколепоа, но у бриннов там большие силы, это для них священное место, хотя оно и находится на земле васков. С нашего согласия они его усиленно охраняют. Нет, берандийцы если и станут опасными, то не раньше, чем через две недели. До тех пор Совет соберется, и мы разобьем их в очередной раз.

— Вот уж не уверен, — спокойно сказал Хассил.

Волна гнева пробежала по маленькой группе васков. Акки

и сам посмотрел на хисса с удивлением.

— Оружие предков, Акки. Теперь, когда Неталь стал герцогом, у него ключи от арсенала. Этим он должен был озаботиться в первую очередь.

Акки поморщился.

— Действительно, Иригарай, как-то об этом мы не подумали. У них осталось, о чем мне рассказывал герцог, какое-то оружие, привезенное с Земли, хотя я и не знаю, что это за оружие.

— Против нас они его никогда не использовали, а брин-ны, те, которые испытали на себе его силу, уже не вернулись и потому не смогли рассказать о нем что-либо, — озабоченно проговорил старый васк.

— Это вам могу сказать я, — вмешался Роан. — Я бывал в арсенале еще при старом герцоге, дедушке Анны. Там находится оружие, похожее на ваши фульгураторы, Акки, но вполне возможно, что оно неисправно, хотя в Берандии, конечно же, ходят другие слухи! Но там есть и ружья, пулеметы, пушки, и вот для них-то боеприпасов хватает!

— Но вы же будете на нашей стороне, не так ли? — спросил Иратцабаль, повернувшись к Акки.

Не зная, что и ответить, последний попытался потянуть время:

— В этой войне в данный момент мои симпатии — на вашей стороне. Но вначале мы должны рассказать вашему Совету о задачах нашей миссии и услышать его версию вашей истории. Берандийцы обвиняют вас в том, что вы не помогли им, когда они терпели бедствие...

— Это ложь! Мы предложили им помощь, при условии, конечно, что они признают наш суверенитет на этой земле, оставят свои машины и будут следовать Пути Жизни!

— А также перестанут уничтожать наших союзников-бриннов, как они уже начали это делать, — добавила юная Арги.

— Это правда, Роан?

— Частично. Переговоры между их и нашими предками действительно прошли, но закончились безрезультатно. Условия, выставленные васками, как вы уже могли убедиться, были весьма жесткими. Наши предки были люди гордые и потому отказались.

— Они были глупцами, — вмешался Икер.

Старый васк распрямился во весь свой рост:

— Спокойно, Икер! Нельзя оскорблять изгнанника, который попросил убежища и который, к тому же, пожилой человек!

Молодой человек с глубочайшим достоинством поклонился:

— Простите мне мою молодость, сеньор Роан.

— Тем не менее вы правы. Они были глупцами, и не столько даже потому, что не захотели принять ваши законы, сколько потому, что попытались навязать вам свои и при этом плохо обращались с бриннами.

— Прошлое мертво! Уже поздно, и наши гости устали. Завтра на горных вершинах засверкает свет. Пойдемте-ка спать, — отрезал старый васк.

Просыпался Акки медленно. Он с любопытством рассмотрел коричневые балки потолка, выбеленные известью стены, массивную мебель. Он хорошо выспался на кровати с чистыми простынями из грубой ткани. На другой кровати, в той же комнате, Хассил тихонько насвистывал какую-то хисскую мелодию, раздражающую своей сложностью. Было уже светло, и вся деревня, похоже, давно проснулась. Они оба поспешно оделись и прошли в общий зал, где их уже ожидал Иригарай.

— Совет соберется как можно скорее и состоится здесь в вашу честь. Ночью были зажжены призывные огни, так что члены Совета уже предупреждены.

— Как быстро они смогут сюда прибыть?

— Те, что проживают в долинах, относительно быстро. Семь долин расположены в виде звезды, и деревни находятся в верхней их части. Проходы в это время года нетрудные. Но тем, кто будет добираться сюда из порта Биаррица, понадобится дней десять. Вы по утрам едите? Арги!

Девушка вошла, и Акки смог впервые увидеть ее при дневном свете, а не при свете масляных ламп. Пусть и совершенно иной красотой, она была не менее красива, чем герцогиня Анна: почти одного с ней возраста, такая же сильная, уверенная в себе, но более спокойная. Она поставила перед ними мясо и черный хлеб, а также графин с напитком, который васки получали из плодов лианы с красными листьями.

В дверном проеме мелькнула тень, и вошел Отсо. Он почтительно обратился к старому Иригараю:

— Отец, не могли бы вы попросить чужеземцев переместить их металлическую птицу, которая стоит перед фронтоном16?

Старик объяснил: площадка, на которой они приземлились, предназначена для игры в мяч, а так как сейчас день отдыха, то, кроме часовых в их горных гнездах и кузнецов, кующих оружие, никто из мужчин не работает.

— Без проблем. Где нам поставить гравилет, чтобы он никому не мешал?

— На лугу.

— Уже иду, — сказал Хассил.

Гравилет вертикально взмыл в небо. Тут же появились четверо юношей и начали игру. Акки был восхищен их гибкостью и ловкостью. Эти васки и в самом деле были прекрасными образчиками землян, и, пусть он не был склонен к примитивистской философии, он предпочитал античные мифы васков средневековым берандийским. Самым подвижным, быстрым и уверенным был, бесспорно, Отсо, — он же был и самым спокойным. От него не исходило ни единого жеста досады или бранного слова, когда он случайно пропускал мяч.

Партия окончилась, и Акки поднялся на ноги:

— Можно мне тоже попробовать?

Васки удивленно переглянулись, затем один из них, смеясь, протянул ему мяч. Акки взвесил его на руке, ощупал. Очень твердый, мяч был обтянут кожей. Он подбросил его и с лета послал его в стену. Мяч ударился о фронтон, от-скопил и оказался именно там, где и должен был оказаться, чтобы его можно было отбить. Один из молодых людей вступил в игру, и в течение нескольких минут они обменивались быстрыми ударами.

Подошел Отсо:

— Похоже, эта игра вам знакома?

— Она же пришла к вам с Земли, не так ли?

— Да, но она всегда была нашей игрой. Другие земляне приняли ее и играли в нее более или менее сносно...

— На моей планете ее тоже знают.

— Хотите сыграем настоящую партию?

— Каковы ваши правила?

Отсо объяснил.

— Не сильно-то они и отличаются от наших. Согласен.

Несмотря на то, что на Новатерре Акки был чемпионом по игре в пелоту17, он быстро заметил, что ему придется иметь дело с сильными соперниками. В его команде был совсем юный игрок, а им пришлось состязаться с Отсо и еще одним васком постарше. Долгое время исход игры оставался неясным. В конце концов они проиграли, но весьма почетно. Весь в поту, Акки направился к скамейке, чтобы сесть, и с удивлением остановился. Добрая половина деревни уже собралась у площади и смотрела на него. Отсо подошел к нему, улыбаясь.

— Вы очень сильны! Вы заслуживаете быть васком.

И он ушел, чтобы найти в толпе Арги.

— Знаете ли вы, что состязались с чемпионом Семи долин? — спросил старый Иригарай. — А если бы Арамбиц, ваш партнер, не был так юн, вы бы, возможно, даже выиграли. Не знаю, какова цель вашей миссии, но начали вы ее хорошо.

Акки про себя улыбнулся: «Инструкция для молодых координаторов. Глава II, параграф 6: Один из самых надежных способов завоевать доверие какого-либо народа, стоящего на начальной стадии развития, — принять участие в одной из их игр. Однако не нужно слишком стараться и нельзя побеждать местного чемпиона, кроме случаев, когда речь идет о поддержании престижа». По правде говоря, его поражение не было притворным: Отсо действительно был сильнее. Но он все же сделал все для того, чтобы завоевать уважение васка, не вызывая ревности.

Их у стены уже заменили другие игроки, когда вернулся Хассил.

— Гравилет на месте и готов к взлету, если это будет необходимо. Я совершил небольшой разведывательный полет над лесом. Почти невозможно что-либо увидеть, но мне все же удалось заметить по дыму костров несколько лагерных стоянок. Их там примерно пять больших, внизу долины, со стороны Берандии, и одна маленькая, очень далеко. Быть может, это Бушран и герцогиня?

— Тебе следовало спуститься и посмотреть. Лес в эту пору не место для юной девушки, даже если это такая маленькая дьяволица, как Анна, и с ней двое или трое надежных и верных парней.

— Невозможно. Там не было поляны, дым едва пробивался сквозь ветви деревьев.

Так прошло две недели. За это время Акки освоился с простой жизнью своих хозяев. Несмотря на то, что над сообществом висела тень войны, здесь, ничто, казалось, не изменилось в его жизни. Каждое утро юные пастухи уходили со стадами к ближайшей горе, продолжались полевые работы. Только труба кузницы, дымившая с утра до вечера, да звонкий стук молотков вносили в это однообразное существование слегка лихорадочную нотку активности. По вечерам мужчины собирались и тренировались в стрельбе из лука или метании из пращи. Акки часто принимал участие в этих упражнениях и снова завоевал уважение васков, посылая почти все стрелы в цель. Время от времени разведчики поднимались вверх по долине и приносили последние новости. В Берандии продолжалось сосредоточение вражеских сил.

Несколько раз координаторы вылетали на гравилете в надежде найти Анну и ее спутников, но растительный покров леса был очень плотным, и они ничего не смогли обнаружить.

Затем наступил день Совета. В то утро Акки засмотрелся на четырех васков, с азартом игравших в пелоту. Затем над долиной зазвучал звук горна, и начали подходить люди.

— Делегаты из деревушки Сара, — сказал Иригарай. — Это наши ближайшие соседи.

Игра закончилась, и люди занялись более серьезными приготовлениями. Сидя перед дверями своих домов или на скамьях, они осматривали свое оружие: большие луки, кожаные пращи, короткие палицы, боевые топоры, тяжелые острые мечи. Звон молотов в кузнице, казалось, ускорился.

Подошел Отсо и положил правую руку на плечо Акки. Одного роста, они представляли собой два различных типа; васк — широкоплечий, с узкой талией и тонкими чертами лица, несмотря на широкие скулы, с орлиным носом и острыми темными глазами; Акки — светловолосый, с серыми, слегка раскосыми глазами, которые выдавали его частичную принадлежность к предкам по линий синзунов, а не землян, с чеканным лицом — прямым носом и выступающей челюстью. Должно быть, он весил на добрых двадцать килограммов больше.

— Чужеземец, это война! Наши часовые заметили беран-дийскую армию. Она разделилась на две части; одна поднимается к нашим долинам, большая же часть пройдет к северу и нападет на бриннов, чтобы затем вернуться к нам через плоскогорье. Вот-вот, чтобы выслушать вас, соберется Совет, но ему в любом случае пришлось бы собраться из-за войны. Ваш приход позволил нам выиграть время.

Затем он вдруг перешел на «ты»:

— Будешь ли ты сражаться на нашей стороне? Ты жил в Берандии и был вынужден спасаться бегством от этих собак. Ты знаешь, чего они стоят. Если они победят, это будет означать на свободных землях васков рабство для наших женщин, смерть для наших стариков и детей! О, мы уверены, что победим, в очередной раз победим, если они не станут применять противозаконное оружие. Но если они используют то адское оружие, которое у них осталось от предков, воспользуешься ли ты своим против них? Полагаю, их оружие будет словно зубы собаки против стального клинка?

— Уж лучше сравнить его с зубами мыши. Но я все же надеюсь, что войны не будет. Я прибыл, чтобы покончить с войнами на этой планете.

Отсо расхохотался:

— И ты жил в Берандии! Мы-то обойдемся и без войны! Но вот они? Что они-то будут делать без своих рабов, эти изнеженные горожане?

— Изнеженные? Не настолько, Отсо, и именно в этом опасность.

— О, да! Они отважны в битве, это верно, но, помимо сражений, они не делают ровным счетом ничего! Охотятся лишь ради удовольствия, а не для того, чтобы обеспечить себя едой, и если охота вдруг неудачна, возвращаются домой! Они не пашут землю, не пасут скот, не ткут ткани! Все это за них делают их рабы!

— Не только рабы, простые люди тоже. Я полагаю, они отважные моряки.

— Да, тут ты прав. Однако наши — даже более отважные, по крайней мере те, кто берет их суда на абордаж.

— Есть среди них и мудрые люди, такие, как Роан, которые стараются познать тайны природы...

Отсо ответил не сразу:

— Но разве они правы? Праотец говорил, что тайны природы не следует у нее вырывать, ничего хорошего для людей из этого не выйдет.

— Мы пытаемся вырвать у природы как можно больше ее тайн, и это весьма отрадно. В противном случае мислики... Впрочем, об этом я расскажу на вашем Совете. Разве вам самим не любопытно узнать, почему и как растут растения, к примеру?

— Ну почему же!.. Иногда любопытно. Но Праотец говорил, что знание делает человека жадным и злым.

— Я в это не верю. Человек может быть злым независимо от того, кто он — ученый или невежда. Безусловно, если он ученый, он будет более опасным. Но человек добрый также получит больше могущества для того, чтобы творить добро.

— Возможно. Это не мне решать. Так будешь ли ты сражаться на нашей стороне?

— Нет, Отсо. Я имею право вмешиваться в ссоры между жителями планет, на которых я нахожусь, разве что для пре-

кращения этих ссор. Но я могу пообещать вам следующее: если берандийцы применят против вас высокотехничное оружие, я позабочусь о том, чтобы это оружие стало для них бесполезным. Это все, что я могу сделать, — разве что сам не буду атакован, и тогда уж, безусловно, мне придется защищаться. Но еще до начала Совета я хотел бы задать вам ряд вопросов. Каковы ваши отношения с бриннами? Правда ли то, что они каннибалы?

Васк на какое-то время задумался.

— Наши отношения? Хорошие. Нам принадлежат горы и море, им — равнина и лес. Праотец сразу же по прибытии сюда заключил с ними союз, и с тех пор этот союз не нарушался. Я несколько раз охотился вместе с ними. Отдельные животные, которых они убивают, могут быть съедобными и для нас. Не все. Я полагаю, что в дружбе они верны. Что касается того, каннибалы они или нет, то это возможно. В любом случае, васков они никогда не ели. У них, как я слышал, есть обычай приносить в жертву людей, но свидетельств тому лично я никогда не видел.

— Они живут в деревнях?

— Иногда. Гораздо чаще в пещерах, близ Трех озер. Их оружие — из камня.

Снова зазвучали трубы, делегации теперь прибывали одна за другой. На площади их ожидала плотная толпа. Для общего обеда, который должен был предшествовать заседанию Совета, были вынесены большие столы, расставленные в тени огромного дерева с густой листвой.

— И вот еще о чем бы я хотел попросить вас, Отсо. Я вам уже объяснил, каким образом я могу сделать так, чтобы вы меня понимали, но для того, чтобы говорить сразу с несколькими людьми, мне было бы удобнее знать ваш язык. У меня в гравилете есть аппарат, который позволит изучить его за тридцать секунд, если вы захотите мне помочь. Он установит связь между вашим мозгом и моим, и, если вы в этот момент подумаете о том, каким образом следует что-либо произнести на вашем языке, я получу доступ к вашим языковым центрам, и тут же выучу язык васков. Вы согласны?

— А буду ли я знать ваш язык?

— Если захотите, но зачем это вам сейчас?

— Хорошо, я согласен.

Обед подходил к концу. Акки был удивлен его простотой: жареное мясо, чистая вода. По всей видимости, васки не хотели начинать Совет с полным желудком и туманной головой. Женщины убрали со столов, которые, вместе с тяжелыми скамьями, были расставлены полукругом. Мало-помалу вся площадь вокруг тенистого дерева опустела; девушки, женщины и дети ушли. Акки и Хассил также встали, намереваясь уйти. Высоченный старый васк задержал их.

— Ты, чужеземец с золотистыми волосами, спас жизнь одного из васков ценой собственной крови. Ты, который похож на наших друзей бриннов, — его товарищ. Согласно нашему закону, вы можете присутствовать на заседании Совета. Кроме того, если верить Иригараю, вам есть много чего сказать нам.

Акки снова сел, оказавшись рядом с Отсо.

— Почему вы проводите заседание снаружи? Разве у вас нет достаточно просторного зала?

— В доме всем заправляют женщины. Снаружи — мужчины, и это хорошо. Так пожелал Праотец, а он был мудрым человеком.

— А если стоит плохая погода?

— В таких случаях мы собираемся в пещере, вон там, чуть выше. А теперь помолчи, сейчас будет говорить Хранитель.

Иригарай, в качестве Хранителя пригласившей деревни, занимал почетное место в середине подковообразного стола. Он поднялся на ноги:

— Братья, вначале на старой планете был народ васков, гордый и свободный. Но в то время как он оставался верен мудрости предков, другие народы вокруг него вступили в союз с демонами и, позаимствовав их магию, построили машины, которые упразднили труд людей. Эти машины унизили их достоинство. Люди превратились в рабов машин, целыми днями питая их или занимаясь ими, вместо того, чтобы жить просто, под открытым небом, как и должны жить люди. Соблазны такой жизни без усилий привлекли и васков, и мало-помалу они тоже изменили Истине.

Тогда среди них восстал один человек. На старой планете битва была проиграна. И вот он, в свою очередь, позаимствовал колдовство демонов, построил большую машину, способную преодолеть небесную бездну, и, заботливо выбрав себе друзей и подруг, отправился с ними на поиски свободной земли!

Долгое время они блуждали, не находя ее, приземляясь то тут, то там, беря на других планетах хороших или полезных животных («Так вот откуда появился олень-прыгунок!» подумал Акки), и наконец прибыли на планету, которая им подходила, на ту самую, где мы и живем. Они высадились на плато Ордоки и построили первую деревню. Тогда Праотец пустил машину без какой-либо команды в бесконечность, чтобы никто не мог вернуться на старую Землю и никто не узнал, где нашли пристанище васки.

Так они жили в деревне в течение одного поколения — свободные, борющиеся против враждебной природы. На закате своей жизни Праотец обнаружил бриннов и вступил с ними в союз, который никогда не прерывался.

Однажды в нашем небе появилось пять машин. Плохо управляемые, они разбились на восточном берегу, а одна из них, упавшая в Соленых болотах, взорвалась. Но чужеземцы не погибли и начали строить деревни.

Мы могли бы их уничтожить, когда они были еще слабы, но Закон гласит: «Ты не прольешь человеческую кровь!» В общем, мы их не убили, и даже напротив, предложили им объединиться с нами и пойти вместе по Пути Жизни. Они отказались и предложили нам вступить в союз с ними для строительства их городов. Естественно, мы не согласились, но оставили их с миром, попросив лишь об одном — уважать границы наших горных владений.

Но вскоре мы увидели гнусность их целей. Бриннские племена, проживавшие на территориях, куда они попали, были уничтожены или превращены в рабов. Некоторые их сограждане также стали крепостными, их вожди, вместо того, чтобы быть избранными и утвержденными народом, стали наследственными тиранами.

Вскоре, под самыми ничтожными предлогами, они стали искать с нами ссоры. Пролилась кровь, их и наша. С тех пор мы приглядываем за ними, время от времени напоминая, что васки — свободный народ!

Не все из них, однако, прогнили, и в последние годы мы начали надеяться на долгий мир. Герцогом Берандии на этот раз стал умный и добрый человек, поддерживаемый его самым влиятельным вассалом, графом де Роаном, и талантливым и честным полководцем Бушран, который, вследствие того, что одна из его бабушек была васка, принял имя Бушран де Мон, Бушран-горец. К сожалению, мы узнали от чужеземцев, которые присутствуют на нашем Совете, что старый герцог был убит, капитан Бушран стал беженцем, а граф де Роан попросил убежища у нас.

По столам пронесся возглас удивления.

— Кто же теперь правит в Берандии? Думаете, герцогиня Анна? Нет, герцогиня сама стала беженкой в тот момент, когда, благодаря этим чужеземцам, осознала весь ужас войны. Новым герцогом является не кто иной, как Онфрей де Неталь, Кровавый мясник! Вы и сами знаете, что это значит... Война, и на сей раз война решительная и безжалостная. Войска Берандии стоят уже у подножия наших гор. Я объявляю Совет открытым.

Наступила тишина. Все лица стали серьезными — то были лица мужчин, которым предстояло решать будущее целого народа. Наконец один из делегатов спросил:

— И я полагаю, что на этот раз они используют всё имеющееся у них оружие?

— Вероятнее всего.

— Тогда нас ждет большой траур!

— Чужеземцы пообещали мне нейтрализовать это их оружие, — сказал Отсо.

— По силам ли им это сделать?

— Они прибыли из другого мира, Жореги. Им это по силам.

Все лица повернулись к Акки.

— Я это сделаю, — медленно произнес он. — Но прежде, если позволите, я должен сказать вам нечто другое.

— Говорите!

Акки в который уже раз изложил цель своей миссии. Он говорил обо всех человечествах, разбросанных по многочисленным планетам, об их могущественном Союзе, похожем на конфедерацию Семи долин в том смысле, что это союз

свободных людей, даже несмотря на то, что некоторые из них имеют зеленую или голубую кожу. Он говорил и о космической угрозе мисликов, о беспощадной борьбе, которую ведут люди против этих исчадий ада. Наконец, он изложил свою цель: покончить со всеми войнами на Нерате как между васками и берандийцами, так и между берандийцами и бринна-ми. Искренне и в резких выражениях он рассказал и о Стальном законе, который требует, чтобы на одной планете была только одна цивилизация. Лица присутствующих с каждой минутой становились все более суровыми и замкнутыми.

— Почему ты хочешь, чтобы мы покинули этот мир? прокричал ему Отсо. — Этот мир — наш! Мы завоевали его нашим потом и кровью! Эти долины являются всей нашей вселенной!

— А бринны, Отсо? Разве этот мир не их? Быть может, он их даже в большей степени.

— Но мы и не стремимся отнять его у них! Им принадлежат лес и равнины, нам — горы и море!

— Сегодня, Отсо, сегодня! И я не сомневаюсь в вашей искренности — искренности всех вас. Но что будет завтра? Что сделают ваши потомки через сотню поколений, ваши потомки... и потомки бриннов? Что сделаете вы, если они потребуют себе всю планету, на которой зародилась их раса?

— Никогда васки...

— Что говорил только что Хранитель? На дедовской планете развратились даже сами васки! Кто знает, не произойдет ли в будущем то же самое и здесь?

Мощный гул голосов «Никогда!» прервал его. Старый Иригарай поднялся на ноги:

— Никогда не говорите: «Никогда». Правда в том, что и васки тоже могут развратиться, как сказал чужеземец. Правда и то, что этот мир — наш по праву вложенного в него труда и страданий. Правда и то, что мы покинули Землю, чтобы жить как свободные люди, и что мы от этого не откажемся! Правда и то, наконец, что мы не знаем, что взбредет в голову как праправнукам тех бриннов, которые живут здесь сейчас, так и нашим собственным потомкам!

Резким жестом он остановил новые возражения, затем повернулся к Акки:

— Итак, вы предлагаете нам войти в ваш Союз, отказаться от избранного нами образа жизни и начать строить машины, чтобы помочь вам в вашей борьбе против ваших же врагов. Все так?

— Не совсем. Есть два разных аспекта. Первый — это борьба, которую Союз человеческих миров ведет против мисликов, наших главных врагов, но также и врагов всех, кто живет жизнью, похожей на нашу, жизнью, которая требует света и тепла. Вы можете войти или не входить в наш Союз, можете придерживаться или нет вашего образа жизни, — вопрос не в том, чтобы принудить вас к чему бы то ни было. Второй аспект заключается в следующем: сами того не желая, вы создаете на этой планете, пусть и в меньшей степени, чем берандийцы, но все же в достаточно значительной, потенциально опасную и нетерпимую ситуацию. Ни малейшей возможности биологического смешения между бриннами и вами не существует. Через сто, через тысячу лет, да не так уж и важно, когда, одна раса станет помехой для другой, и между вами начнется война. Возможно, к тому времени ваши обычаи изменятся, возможно, вы построите машины или это сделают бринны. Это приведет вас к космическим завоеваниям, а опыт показывает, что воинственная раса ведет войны повсюду, куда она приходит. Этого мы не потерпим!

— И что же вы предлагаете? Уничтожить нас, чтобы наши праправнуки не уничтожили бриннов?

— Конечно же нет! В космосе много пригодных для жизни планет, не менее, а, может, даже и более красивых, чем эта, но таких, где еще не получила развития ни одна разумная раса. Мы можем переправить вас на одну из них...

— Но почему нас? Разве мы не принадлежим этому миру, мы, которые живем здесь вот уже двадцать поколений?

— Потому, что бринны здесь живут еще дольше, потому, что их раса зародилась здесь, потому, что это — их мир! Но не принимайте мои слова за ультиматум. Речь не идет о том, чтобы переселить вас завтра! До того, как это переселение осуществится, если оно вообще будет, могут пройти две или три человеческие жизни.

— Если оно вообще будет!.. — прокричал кто-то.

— Да, если оно вообще будет. Мы еще не видели бриннов, и возможно, если они согласятся, именно они, а не вы, покинут эту планету. В общем, у вас еще есть время все обдумать. Прошу вас, не принимайте поспешных решений и не считайте меня вашим врагом!

Поднялся Калаондо, пожилой великан:

— В том, что говорит чужеземец, есть мудрость, да и моральный императив его Союза схож со словами Праотца: «Не пролей напрасно даже капли человеческой крови». Но сейчас перед нами стоит более насущная проблема. Враг уже здесь, у наших ворот, и в его намерениях нет ни малейшего сомнения. Уже дней через восемь-десять он может вторгнуться на наши земли. Мы должны опередить его, если это возможно, и остановить, пока он не вошел в наши долины и не начал жечь наши овчарни и деревни. Завтра — первый день мая, и мы возьмемся за оружие лишь в случае нападения берандийцев. Но я предлагаю перейти в контрнаступление сразу же после полуночи. Кто за?

Все встали.

— Короче говоря, я полагаю, что мы и Берандия находимся в состоянии войны. Нужно создавать боевые отряды. Пусть каждая деревня выберет своего командира! Оружие должно быть наготове! А теперь назначим верховного вождя!

— Иратцабаль! Нет, Эррекальт! Барандиаран!

Крики смешивались один с другим минут десять. В конце концов Калаондо удалось добиться относительной тишины.

— Вы назвали три имени, трех человек, равных между собой, и сделать выбор между ними будет трудно. Тем не менее есть один небольшой факт, который склоняет чашу весов в пользу одного из них. Чужеземцы обещали свою помощь Отсо.

Повернувшись к Акки, он подмигнул.

— И нет уверенности в том, что они сделают для других то, что обещали сделать для своего друга Отсо Иратцабаля.

Акки молча кивнул. Старый васк пытался выиграть время и избежать ссор.

Уже начали опускаться сумерки. Споры продлились еще несколько минут, затем было достигнуто согласие: главнокомандующим стал Отсо Иратцабаль. Делегаты поднялись, чтобы вернуться в свои деревни уже при свете Лооны, но старый Калаондо из Сара, деревушки, которая находилась совсем рядом, решил провести ночь у Иригарая. Вскоре он снова встретился с координаторами — уже за семейным столом их хозяина.

— Благодарю вас, чужеземец, за то, что вы меня не выдали, — сказал старый великан. — Без вашей поддержки мы бы спорили о достоинствах того или иного вождя и тем самым потеряли бы драгоценное время. Я честно думаю, что ты — лучший из возможных командиров, — закончил он, повернувшись к Отсо.

— Это огромная ответственность, — медленно произнес Отсо. Берандийцы впервые попытаются использовать против нас все свое оружие. Как ты рассчитываешь его нейтрализовать, Акки?

— Благодаря одному старому изобретению наших друзей-хиссов. Спроси лучше Хассила.

— О, это несложно. Как только они попытаются его применить, я обезврежу их снаряды с помощью лучей, которые разложат на части химические компоненты взрывчатки, возможно, даже подорвут их. Все зависит от состава.

— Разве для этого вам не нужно вначале их осмотреть?

— Нет. Мне достаточно будет знать их расположение с точностью до нескольких десятков метров, а они сами себя обнаружат, как только начнут стрельбу.

— И все их оружие будет уничтожено?

— Любое оружие на основе химических взрывчатых веществ. Если же у них есть фульгураторы, это будет гораздо труднее. Но применение фульгураторов против первобытных народов рассматривается Союзом как преступление, и тогда мы вмешаемся с помощью нашего собственного, что, в принципе, и требуется.

— Нам известно примерное расположение их лагерей. Почему бы не использовать ваши лучи сейчас?

— Это сделало бы из нас ваших союзников, Отсо, а мы не имеем права атаковать первыми.

— Если бы вы решительно встали на нашу сторону, берандийцы быстро бы проиграли и войне наступил конец. Разве вы не этого хотите? По вашей вине погибнут люди.

— Хе! Это-то я понимаю! — сказал Акки. — Но пусть я и считаю, что по нравственным качествам вы значительно превосходите среднего берандийца, это еще не означает, что вы совершенны! Я еще не знаю вас достаточно хорошо, чтобы судить, не сотворю ли я, содействуя вам, одно зло вместо другого. Извините меня за резкие слова и за то, что я показал себя, что еще хуже, неблагодарным и грубым гостем, но если мы, координаторы, начнем вставать на чью-либо сторону в битвах на планетах с примитивным уровнем жизни, то скоро начнем принимать участие и в сражениях на планетах менее примитивных, и результат будет катастрофичным. Однако же мы — люди, и наши симпатии неизбежно склоняют нас на чью-либо сторону. Возможно, мы сможем вам помочь, пусть и совсем немного, даже если берандийцы не применят своего усовершенствованного оружия. Возможно... Но скажите лучше вот что: некоторые из вас упоминали о том, что завтра первый день мая. Означает ли это, что вы придаете этой дате какое-то особое значение? Вы сохранили земные названия месяцев?

— Это наш главный праздник, чужеземец, а завтра он должен был принять еще больший размах, так как завтра — десятая годовщина мира между долинами. Да и мы сами высадились здесь именно первого мая. Завтра праздник Земли и Воды, праздник молодежи этой планеты, и несмотря на то, что он будет омрачен обстоятельствами, надеюсь, он вам понравится.

— Я не заметил каких-то особых приготовлений.

— Ха! Вы думаете о развлечениях наподобие тех, какие устраивают берандийцы — с праздничными пирами, фанфарами и орифламмами? Нет, чужеземец, наш праздник — в сердцах людей!

глава 3 Первый день мая

В то утро Акки был разбужен на рассвете раскатистым и долгим звоном бронзового гонга. Звон этот шел из обычно запертого храма, расположенного чуть выше деревни, на склоне. Акки прошел в общий зал; завтрак был уже подан, но никого из васков — ни женщин, ни мужчин — в зале не было. Его ждал только Роан. Вскоре появился еще и Хассил.

— Сегодня мы позавтракаем одни, сеньор Клер, — сказал берандиец. — Наши хозяева присутствуют на своих церемониях.

— Мы еще так мало здесь пробыли, и события развиваются столь стремительно, что я так и не узнал ничего об их религии.

— О! Какая-то вера у них наверняка имеется! Очень редко можно встретить народ, не имеющий религии, вроде вас, безбожников-новатерриан, — сказал хисс. — Да и у вас она есть, пусть вы это и отрицаете!

— Не будем вновь начинать наш старый спор, Хассил. А вы, Роан, что-нибудь знаете о религии васков?

— Что ж, раз уж сегодня мы одни, кое-что вам рассказать я могу. Я всегда интересовался этим занятным народом. Похоже, что вождь, который их привел на Нерат, Праотец, как они его называют, был довольно-таки оригинальным человеком. Он был выдающимся физиком, впрочем, зараженным одной любопытной интеллектуальной болезнью, — стремлением к примитивизму. На земле васки составляли меньшинство, которое разве что в отдельные моменты истории подвергалось угнетению, да и то в крайне незначительной мере, но, однако же, страдало от того, что чувствовало себя медленно растворяющимся в более обширных сообществах. Они говорили на очень древнем языке, который постепенно исчезал, ассимилируясь с двумя более распространенными языками — французским и испанским. Праотец видел лишь одно возможное средство против этого — колонизацию какой-либо необитаемой планеты, — и потому взял с собой около трехсот человек и отправился на Нерат! Но ко времени их отлета древняя религия васков была давно, быть может, уже много тысячелетий назад, забыта. Праотец не был ни этнологом, ни историком, и произошло то же самое, что и в Берандии. В то время как наши основоположники моделировали свое общество наоснове того, что описывается в романах Вальтера Скотта, васки строили свое общество на основе идей физика-примитивиста! Обе стороны достигли весьма странных, как вы уже могли в этом убедиться, результатов, но я должен признать, что с общественной и моральной точки зрения васкам была уготована лучшая участь.

Их религия? Что ж, они поклоняются великому созидательному принципу, который воплощается в символах — это только символы, по крайней мере для наиболее разумных из них — огня, воздуха, земли и воды. Наиболее тяжкими грехами у них являются леность, предательство, жадность, нарушение данного слова. К этому, в принципе, можно добавить насилие, но в их жилах течет бурлящая кровь, так что ссоры и даже убийства, порой по самому ничтожному поводу, для них отнюдь не редкость. Это хорошие и верные друзья, когда вам удается заслужить их доверие, но и злейшие враги, мстительные и безжалостные.

Гонг смолк.

— Церемония окончена. Сейчас начнется празднество. Признаюсь, мне бы и самому хотелось его увидеть, если бы не это беспокойство, которое так терзает меня из-за Анны...

— Мы отправимся на ее поиски прямо сегодня.

— Я полечу один, Акки, — сказал хисс. — Будет лучше, если кто-то из нас останется здесь, — так, на всякий случай. Заодно попытаюсь проследить за продвижением вражеских колонн... Признаюсь, беспечность васков меня тревожит: уж берандийцы-то точно сегодня ничего не празднуют.

— Хорошо, будь по-твоему. Только оставь мне переговорное устройство, чтобы я мог оставаться с тобой на связи.

— Хо! Но я же не прямо сейчас полечу!

Васки спускались по тропинке в сторону опустевшей деревни. Отсо дружески помахал рукой, и Акки вышел ему навстречу.

— Извини, Акки, но, не будучи васком, ты не имел права присутствовать на церемонии, хотя ты этого и заслуживаешь. Да и потом, мы решили дать вам как следует отоспаться.

— Что ж, может, это и к лучшему. Хассил вот-вот отправится на поиски герцогини Анны. Если он ее найдет, примите ли вы ее в вашей деревне?

— Она попросит убежища?

Акки улыбнулся:

— Сомневаюсь!

— Ты ее любишь?

Прямой вопрос застал его врасплох.

— Не знаю. Не думаю. Я так мало ее знаю!

— Но ты питаешь к ней дружеские чувства?

— Да.

Тогда мы примем ее, даже если она и не попросит убежища. Но вот ее свита...

— Ее свита сильно уменьшилась: теперь в ней лишь Бушран и еще два или три лучника! Бушран уж точно не станет просить у вас убежища!

— Это уже проблема... Ну да ладно, посмотрим. Пусть твой друг Хассил доставит их сюда, если, конечно, найдет.

— Бушран был бы для вас хорошим пополнением.

— Но станет ли он сражаться на нашей стороне?

— Против Берандии — нет. Против Неталя — да. Бушран ненавидит войну.

— Он знает, что это такое, и не так глуп, как Неталь.

— Мне еще нужно переговорить с Хассилом, пока тот не улетел. До скорого.

— Не пропусти праздник, дружище!

Акки нашел хисса в кабине гравилета, где тот проверял контакты бортового пульта управления.

— Я хочу взять какое-нибудь оружие, Хассил. Васки, похоже, уверены в том, что сегодня на них не нападут, но, как ты сказал, ничего нельзя знать наверняка!

— И что же ты будешь делать в случае нападения? Статья 7, параграф 1...

— ...запрещает принимать чью-либо сторону, это я знаю. Что ж, если берандийцы используют пушки, или пулеметы, или фульгураторы, я пошлю к черту, или к Великому Мис-лику, как ты говоришь, статью 7 со всеми ее параграфами. Впрочем, статья 9 предусматривает, что координатор не является роботом, но должен судить и действовать по своему разумению.

Хисс улыбнулся присущей его расе лукавой улыбкой.

— Вот теперь я снова вижу прежнего славного Акки. На сей раз тебе понадобилось побольше времени, чтобы привести все доводы! Что ты хочешь взять из оружия?

— Мои фульгураторы. И несколько гранат «2».

— Тогда возьми еще и гранатомет, большой тяжелый фульгуратор с треногой и боеприпасы!

— Ты чего-то опасаешься?

— Любой неожиданности!

— Ты, вероятно, прав. Пойду попрошу кого-нибудь помочь мне перенести все это.

— Не нужно. Залазь, я высажу тебя возле дома.

Гравилет приземлился на площади, и Акки, окликнув

какого-то юношу, отправил его за Отсо.

— Я выгружу кое-какое оружие, очень опасное для тех, кто не умеет с ним обращаться. Этими шарами можно было бы взорвать всю деревню. Где я могу их спрятать? И дайте мне слово, что никто к ним не прикоснется.

— Даю тебе слово. Положи их в моем собственном доме, вон там. Там они будут под присмотром Отсури.

В одной из пристроек, напоминавшей крытое гумно, на соломенной подстилке лежало странное животное. Большое, как медведь, гибкое, как кошка, оно имело темно-зеленый мех, большую голову с огромными клыками, и Акки увидел, когда этот зверь встал на задние лапы, что его передние лапы заканчиваются сильными пальцами с длинными убирающимися когтями. Лоб его был большим и выпуклым, глаза маленькими и живыми.

— Это сприель. Отсури, это никто не трогать, кроме он или я. Понял?

Животное тихо заворчало.

Они сложили оружие в угол, и Акки попытался войти в телепатический контакт со зверем. Ему это удалось без труда, и Акки немало удивился, когда обнаружил у сприеля пусть и ограниченный, но явный разум.

«Теперь еще и эти!.. Как будто мне мало было бриннов! Две разумные, или почти разумные, туземные расы на одной планете! Тот же случай, что у синзунов и тельмов! О Господи!»

— Я займусь этим по возвращении, — сказал хисс и удалился.

— Кто они? — спросил Акки у Отсо, имея в виду сприеля.

— Они живут в горах, небольшими группами, и чрезвычайно опасны, когда на них нападают. Я подобрал этого совсем маленьким около мертвой матери, раздавленной куском скалы при горном обрыве. Он понимает речь, да и сторож из него отменный. Можешь быть спокоен за свое оружие.

Когда они вернулись на площадь, гравилет уже взлетел и кружил в небе. Акки отцепил от пояса легкое переговорное устройство.

— Алло, Хассил, ты меня хорошо слышишь? — спросил он по-хисски.

— Прекрасно. До скорого.

Гравилет поднялся высоко-высоко, с минуту-другую по-раскачивался на месте, затем, словно сокол в поисках добычи, спикировал на северо-запад. Лишь тогда Акки смешался с толпой васков.

Несмотря на то, что, как о том и говорил Калаондо, здесь не было ни знамен, ни фанфар, в деревне царило веселье, и он спросил себя: до какой же степени эта беззаботность граничит с безрассудством? Под деревом Совета молодые люди и девушки танцевали чрезвычайно быстрые групповые старинные танцы. В стороне слышался хор мужских голосов. Пели древние песни, которые считались таковыми еще на планете-матери, — в них говорилось о забытых радостях и печалях. У фронтона началась новая игра в пелоту. Акки поискал глазами Отсо, но тот словно испарился. Тогда он стал один прогуливаться среди толпы, обмениваясь с васками улыбками и короткими фразами. Никто, казалось, и не думал о близкой войне, несмотря на то, что очень скоро некоторые из молодых людей, танцевавших, смеявшихся или пивших между играми прямо из бурдюков вкусное сухое вино, никогда больше не увидят любимые небо и горы.

На плечо его легка чья-то легкая рука. Акки обернулся. Рядом с ним, улыбаясь, стояла Арги.

— Отсо, будучи нашим главнокомандующим, занят и не сможет сегодня быть с вами. Он послал меня себе на замену, так как в день радости никто не должен оставаться в одиночестве.

— О! Я отнюдь не чувствую себя одиноким среди вашего гостеприимного народа, но мне все равно приятно. Что будем делать? Я так мало знаю ваши обычаи, что не хотел

бы, сам того не желая, обидеть вас, предложив вам, скажем, потанцевать.

— Это меня бы никак не обидело, но я не думаю, что вы знаете наши танцы, а я не знаю ваших. Посидим лучше в тени на скамейке. У меня к вам столько вопросов...

— У меня тоже. Вы очень занятный народ. Порой у меня даже возникает желание быть васком. Но вы представляете собой анахронизм, хотя подобный анахронизм мог бы существовать, при толике удачи, очень и очень долго. Может, даже и вечно... Я часто бываю вестником несчастья, Арги. Я или мои коллеги. Во имя всеобщего блага мы уже разрушили или ниспровергли многие мечты, и не все они были плохими.

— Вы действительно собираетесь разрушить нашу мечту?

— Прежде чем ответить, неплохо было бы узнать, какова она — ваша мечта. Пока что я видел лишь ее внешнюю сторону — вашу жизнь горных пастырей.

— Наша мечта... Даже не знаю, как вам ее описать. Но я попробую... Вы видите нашу простую жизнь — работу от восхода до сумерек в повиновении Закону Праотца, в душевном спокойствии, в согласии с самим собой и со всем миром... Иногда, когда я иду по склону гор по утренней росе, или в тумане, или под дождем, когда я добираюсь до вершин лицом к ветру и вижу перед собой горы и долины, мне кажется, что я представляю собой одно целое с землей! О! Мне бы следовало быть поэтом, как Эррекальт... Это уверенность в том, что завтра будет таким же, как и сегодня, как и вчера, как и всегда, что все хорошее таким и останется. И в то же время есть на свете приключения, прибытие чужестранцев, рассказы наших матросов о далеких островах, опасностях... Единство с семьей, деревней, нашим народом... Да и не знаю... Долгие вечера у очага, зима, легенды, старые легенды, которым веришь только наполовину, но которые все равно рассказывают, потому что они есть кровь нашего народа, и без них он исчезнет. Не знаю, Акки. Ваш вопрос следовало бы задать Эррекальту или Калаондо. Но превыше всего — чувство принадлежности. Принадлежности к моей расе, к этому, такому прекрасному миру, который пока что принадлежит нам, или который был нашим, если вы у нас его отнимете. Пьянящие капли росы, которые по утрам срываются с листьев папоротника на лицо, мягкий лиловый мох под босыми ногами...

Одна девушка из этого мира мне уже говорила примерно то же самое, Арги, одна берандийка, — герцогиня Анна.

— Какая она? Красивая, гордая, жестокая?

— Красивая и гордая — да. Жестокая? Не думаю. Полагаю, вы бы хорошо поняли друг друга, несмотря на то, что вы очень разные. Вы ее, вероятно, увидите, если Хассилу удастся их разыскать.

— А ваша мечта, Акки. Какая она?

— Я могу говорить лишь о своей собственной, Арги. Я не могу говорить за Хассила, или его народ, или за пятьдесят тысяч человеческих сообществ Союза. Я даже не могу говорить от имени моих соотечественников-новатерриан, ведь я полукровка. Я — феномен, потому что принадлежу к уникальному в галактиках типу, представляя собой продукт скрещивания земного человечества с человечеством другой туманности. Редчайшее стечение обстоятельств позволило землянам и синзунам произвести на свет общее потомство, и я не думаю, что во Вселенной существует еще один подобный казус. Наша, новатеррианско-синзунская мечта? Боюсь, она будет вам непонятна. Мы несем в себе проклятье двух рас: ненасытное любопытство людей и демоническую гордость синзунов. Моя мечта? Вперед, всегда вперед, все дальше и дальше в материальной Вселенной, в этой вселенной познания, вперед в тщетной погоне, поскольку Космос слишком велик, а знание безгранично... За переделы Галактик и Времени, если бы это однажды стало возможным! И все же мы несем в себе то же стремление к простой жизни, к миру, которое привело сюда и вас... Возможно, мы тоже ищем нашу мирную планету, но безнадежно, потому что в наших душах нет мира и покоя, и никогда не будет. А пока мы поднимаем наши стальные корабли к звездам, устремляемся из одной части космоса в другую, и когда мы координаторы, как я сейчас, мы разрушаем мечты других народов во имя более великой, но так еще пока и не сформулированной четко мечты, — мечты о человеческой Вселенной.

— А... другие, от которых вы происходите, какие они?

Он улыбнулся:

— Это не чудовища, Арги. Это люди, или почти люди. Единственная существенная разница состоит в том, что на руках у них четыре пальца. Я вас успокоил? Если бы они не были столь близки к нам, никогда эти два вида не смогли бы смешаться. У них тоже раскосые глаза, как и у меня, и...

Его прервал тихий звонок. Акки включил переговорное устройство:

— Да, Хассил?

— Акки, я только что засек передовые колонны берандийцев. Они уже вышли из леса и начали продвижение по долине. Они гораздо ближе, чем думают васки, и нападут, вероятно, уже завтра днем. Пока что никаких следов Бушрана и герцогини я не обнаружил, но лес буквально-таки кишит врагами...

— Не врагами, Хассил, — берандийцами!

— Да чтоб тебя забрал Великий Мислик, Акки!.. Уже через несколько часов, если я тебя хорошо знаю, ты и сам уже будешь сражаться против них. Здесь, на опушке леса, группа... берандийцев занята сборкой чего-то подозрительного. Я сейчас посмотрю. Оставайся у аппарата... Не знаю, что это... Похоже на большой, просто-таки огромный фуль-гуратор... нет, это что-то другое, какая-то труба... Каким оружием располагали земляне, когда предки берандийцев покинули Землю?

— О! У них тогда много чего было: пушки, ракеты, атомные и водородные бомбы, фульгураторы...

— На этот раз я пройду как можно ниже и сфотографирую. Жаль, что у тебя нет видеоэкрана... Ах!

Хисс внезапно умолк, но из приемного устройства доносились звуки глухих разрывов.

— Хассил, Хассил! Что случилось?

— Меня задели, Акки, или, скорее, даже не меня, а гравилет. Я его теперь практически не контролирую. Вероятно, разобьюсь сейчас где-то в лесу. Предупреди васков, Акки, и помни: за исключением нескольких человек, берандийцы не лучше теранцев!

— Попытайся смягчить падение. Я тебя найду!

— Я сейчас лечу над перевалом — постараюсь упасть по ту сторону гор. Так, перелетел... Деревья растут на глазах.

Хорошо, что ты взял себе хоть какое-то оружие, оно тебе понадобится. Всё, падаю!

Несколько минут прошло в тишине, затем снова раздался голос хисса:

— Приземлился без особых поломок. Думаю, мне будет лучше остаться в поврежденном гравилете. Здесь много опасных штуковин, нельзя, чтобы они попали в руки неприятеля... Продукты, вода и оружие у меня есть. Я буду ждать. Предупреди васков, Акки, и до скорого. Хм... Большое переговорное устройство разбито вдребезги. «Ульну» уже не вызовешь!

Акки поднялся.

— Арги, где Отсо? Я должен немедленно с ним поговорить!

— Ваш друг в опасности?

— Да... А! Извините, я ведь говорил на хисском. Берандийцы чем-то попали в наш гравилет — он сильно поврежден. Хассил жив, но остался его охранять. Берандийцы уже в нижней части долины. Действовать нужно быстро!

Они бегом припустили к стоявшему обособленно дому. В большом низком зале о чем-то спорили Отсо и несколько мужчин. Акки ввел их в курс дела.

— Положение серьезное. Жореги, труби сигнал тревоги и пошли гонца в ущелье, пусть предупредит посты. Выходит, твой гравилет, Акки, подбит, и помочь нам ты не сможешь? Это многое меняет в наших планах. Что же нам делать, если враг применит свое адское оружие?

— Да, это действительно многое меняет, Отсо. Подбив наш гравилет, берандийцы, сами того не осознавая, бросили вызов всему Союзу человеческих миров. Теперь я готов сражаться на твоей стороне уже сейчас, с самого начала. Кое-какое оружие у меня имеется. Как думаешь, мы сможем продержаться месяц?

— Почему именно месяц? И почему ты вдруг изменил свое решение? Берандийцы ведь пытались вас убить еще в Вермоне.

— Там это касалось только меня. А через месяц вернется мой большой корабль, «Ульна». У него на борту пятьдесят других гравилетов, восемьсот человек и оружие, способное, если понадобится, уничтожить всю эту планету. Но в данный момент связаться с «Ульной» мы не можем: вышло из строя большое переговорное устройство, с помощью которого мы выходили на связь со звездолетом.

— Месяц, говоришь? Да, месяц мы продержимся, даже если будем вынуждены отступить на земли бриннов.

Прозвучал долгий и скорбный звук трубы. Этот призыв передавался от трубача к трубачу, затихая и замирая по мере удаления.

— Через несколько минут все васки будут знать, что нападения следует ожидать завтра. Отправимся в ущелья, Акки!

глава 4 Сражение в ущельях

 Примерно в десяти километрах от деревни долина сужалась в теснину, зажатую между двумя невысокими, изрезанными пещерами утесами. Между этими скалами стояли три каменные стены высотой около двух метров, перекрытые узкими прочными воротами. Ниже, до небольшой рощицы, тянулся травянистый склон. Отсо расположил большую часть своих людей позади стен, остальных — на самих утесах.

— Могут нас обойти? — спросил Акки.

— Никоим образом. Пришлось бы взбираться по склонам, которые опасны даже для васков, а выше этих склонов ждут часовые, готовые сбрасывать на осаждающих каменные глыбы.

— Прикажи вырыть глубокие и узкие траншеи примерно в тридцати-сорока шагах позади последней стены.

— Зачем?

— Чтобы укрыть людей, если противник применит свое высокотехнологичное оружие. В этих траншеях они будут защищены от пуль, осколков снарядов и в какой-то, пусть и незначительной мере от фульгураторов. С другой стороны, они смогут задержать неприятеля, если он попытается преодолеть стены.

— Спасибо, Акки. Я сейчас же распоряжусь.

— Сколько у тебя людей?

— Здесь только те, что были в долине. Примерно четыреста сорок.

— А сколько всего?

— Тех, кто в состоянии носить оружие? Около пятнадцати тысяч.

— Вас, васков, так мало? И однако же вы колонизировали эту планету на тридцать лет раньше берандийцев!

— Вначале нас было еще меньше, а семьдесят лет тому назад случилась эпидемия, из-за которой население долин сократилось в разы!

— Берандийцы легко могут мобилизовать сто тысяч человек, но я не думаю, что обученных боевым действиям мужчин у них найдется более тридцати тысяч. Все равно выходит двое против одного. И это лишь для первого штурма, так как если война затянется... Ты предупредил бриннов?

— Да, но они не выйдут из своих лесов и низин.

— Тем хуже. Враг будет бить нас по отдельности. Ему так даже удобнее... Где ты намерен разместить командный пункт? В деревне? И каковы наши средства сообщения с другими группами?

— Охотничьи трубы. Гонцы. Но что ты подразумеваешь под командным пунктом?

— Разве не тебя избрали верховным главнокомандующим?

Васк расхохотался:

— Но это не означает, что я командую всем миром! В моем распоряжении только люди моей долины. Разве что, победим мы или же проиграем, именно мне придется вести переговоры с противником. Людьми же из других долин командуют другие.

Акки пожал плечами.

— Если бы только я это знал!.. Что меня удивляет, так это как берандийцы вообще не уничтожили вас давным-давно? Полагаю, на флоте у вас такие же порядки?

— Конечно!

— То есть это будут небольшие стычки, каждый за себя, так сказать. Что ж, я предсказываю вам полный разгром! Но пока ответь: хорошо ли берандийцы знают ваши долины?

— Некоторые из них бывали здесь в качестве пленников, во время других войн. Но недолго.

— Есть ли торговцы?

— Нет. Зачем нам берандийские товары? А почему ты спрашиваешь?

— Итак, шпионов у них тут нет, или же их мало. Это хорошо. Без точных карт враг не сможет должным образом расположить свою артиллерию и будет стрелять наудачу... ну, или почти наудачу.

— Где нам следует расположить твое оружие, Акки?

— Пока не знаю. Все будет зависеть от размещения орудий противника. И вот еще что: когда я закричу «Ложитесь», все бросаются на землю или в одну из траншей, и это не обсуждается. Понятно? Донеси мои слова до всех своих людей. Это уменьшит эффективность вражеского оружия.

— Нашего тоже. Лежа не очень-то удобно стрелять из лука или пращи!

— Твои люди быстро поймут, когда можно вставать, а когда лучше лежать. Вышли вперед разведчиков: они должны оставаться невидимыми и докладывать о передвижениях неприятеля.

Спустя час, когда солнце уже начало садиться, вернулся Икер, посланный в разведку.

— Они подходят, уже переправились через Уршило.

— Как далеко они от нас?

— В пяти тысячах шагов.

— Готовьтесь. Отсо, помоги мне установить гранатометы на этой платформе. А теперь все прячьтесь. Словно здесь никого и не было.

Отсо растянулся рядом с ним.

— Ты надеешься их обмануть?

— Нет, я надеюсь сохранить наших людей, когда...

Со стороны долины донесся пронзительный вист, но вместо того, чтобы разорваться в траншеях, снаряд пронесся высоко над их головами.

— Скоты! — проворчал Акки. — Бьют по деревне, по крайней мере пытаются.

Эхом прокатились два глухих разрыва. Позади стен поднялось несколько человек.

— Ложитесь, во имя Праотца!

Еще дважды снаряды пролетели над ними, но разорвались где-то вдали.

— Отсо, пошли кого-нибудь наверх посмотреть, есть ли разрушения. Стреляют вслепую, поэтому могут попасть, но могут и промахнуться на пару километров. Осторожнее, это уже по нам!..

Два снаряда разорвались высоко в ущелье, взметнув к небу кучи земли и щебня. Акки вытащил из кармана небольшой, но мощный бинокль и стал вглядываться в устье долины.

— Вижу их. Продвигаются вдоль утесов.

— Когда ты применишь свое оружие?

— Как можно позже. Эффект неожиданности будет гораздо большим, к тому же неисчерпаемым запасом боеприпасов я не обладаю. Как думаешь, сможешь отбить первый штурм?

— Да, несомненно.

— Тогда я вмешаюсь во время второго, — если, конечно, все не обернется совсем уж плохо. Внимание!

На этот раз стрельба оказалась более точной, и часть первой стены, взлетев в воздух, осыпалась градом осколков. Укрывшиеся в траншеях васки, кроме одного легко раненного, потерь не понесли.

— Хорошо еще, что ты не позволил мне расставить людей на укреплениях! Это их оружие просто ужасно!

— Это еще пустяки! Хотелось бы мне знать, есть ли у них фульгураторы?.. А это еще что такое?

Г ору сотрясали приглушенные взрывы.

— Они атакуют и в других долинах. Ты уже послал гонца? Еще нет? Скажи ему, чтобы передал приказ готовиться к эвакуации. Да, к эвакуации! Пусть они пошлют несколько пареньков следить за проходами к другим деревням. При первом же появлении неприятеля пускай отходят к лесу бриннов и предупредят нас.

— Думаешь, нам действительно нужно...

— Через несколько дней, Отсо, мы все будем в лесу, или в плену, или мертвы! Неталю, конечно же, плевать на своих солдат, но он точно не кретин, и потому уже понял, что для победы нужна полномасштабная война. Так что такой она и будет... Эй, там!

Снаряды упали прямо на оборонительные рубежи, и на этот раз васки потеряли двух человек убитыми и еще нескольких ранеными. Теперь враг был уже хорошо виден: продвигаясь медленно и осторожно, берандийцы были уже не более чем в пятистах метрах. Трое солдат неприятеля улеглись на землю и начали устанавливать на треногу сверкающую металлическую трубу.

— Пулемет?

Акки поднес бинокль к глазам.

— Да нет, такого везения у нас не будет: это тяжелый фульгуратор старого образца. Какова максимальная дальнобойность ваших луков?

— Четыреста шагов.

— У них, насколько я помню, триста — триста пятьдесят. Нужно быстро что-то придумать... Отсо! Давай-ка сюда большой фульгуратор, да поскорее!

На той стороне один из берандийцев уже прицеливался, водя туда-сюда длинным стволом. Блеснул тонкий голубой луч, побродил по стене, остановился. Камни рассыпались в пыль, стена частично обвалилась. Затем луч скользнул по вершинам утесов, и один из васков, по неосторожности поднявший голову, подскочил и упал замертво. Акки уже настраивал свой аппарат.

— К счастью, я хороший стрелок, и мой фульгуратор гораздо лучше, чем их. Постараюсь попасть по нему и взорвать магазин. Они могут и не заметить короткой вспышки, — подумают, что взорвался сам фульгуратор, как иногда случалось с первыми образцами.

Он долго целился, затем резко нажал на спуск — внизу, в долине, ослепительно сверкнула молния.

— Попал! Это должно дать нам небольшую передышку.

Словно опровергая его слова, в самую гущу укреплений

упали три снаряда, и тут же, поддерживаемые очередями автоматического оружия, берандийцы устремились в атаку. Акки положил руку на спину Отсо:

— Дождись, пока они не окажутся от нас в пятидесяти метрах!

Враг приближался под прикрытием завесы стрел второй и третьей линий наступления. Когда берандийцы подошли достаточно близко, Отсо подал сигнал. Васки вышли из своих окопов и начали стрелять. Стрелы пересекались, выпущенные пращами камни завывали и с громким стуком ударяли в щиты, если же камень попадал в человека, раздавался ужасный глухой удар по живому телу. Люди падали и с одной стороны, и с другой. Берандийская волна достигла основания первой стены и, раздавленная глыбами, сброшенными с утесов, схлынула. Не вступая в рукопашный бой, неприятель откатился к равнине.

— Первая атака отбита. Подождем продолжения, — сказал Акки. — Полагаю, они не станут тянуть и скоро снова перейдут в наступление.

Он осмотрел долину в бинокль.

— Там, за деревьями, полно людей, — по меньшей мере от четырех до пяти тысяч.

Приглушенное восклицание заставило его обернуться. Отсо смотрел на поднимающееся над горами тяжелое, серовато-розовое под косыми лучами солнца облако дыма.

— Они подожгли Сар!

— Есть ли риск, что нас обойдут?

Нет. Единственная дорога, которая ведет в Сар от моей деревни, проходит через очень узкую теснину. Сарцы наверняка туда уже отступили и будут ее защищать.

— Боюсь, вскоре нам и самим придется отступить.

Высокий васк пожал плечами:

— Ну, это я и сам понимаю.

— Не думаешь, что лучше отступить сейчас, соблюдая порядок, чем потом, в панике?

— Тут я с тобой согласен. Арамбуру!

Подскочил какой-то юноша.

— Беги в деревню и скажи, что мы приступаем к эвакуации. Пусть женщины и дети сейчас же уходят к лесу бриннов, вдоль плоскогорья и долины Эрреки. Пусть выпустят скот и гонят его в горы. Быть может, позднее нам удастся собрать хотя бы часть животных.

Белый как мел, Арамбуру повернулся к командиру:

— Так мы что, убегаем?

— Посмотри сам! Сар уже горит. Нас четыреста человек против более чем пяти тысяч! Что мы можем сделать?

Легкий и гибкий, как и все горцы, гонец унесся в направлении деревни.

— Ну вот, Отсо, они уже возвращаются.

Берандийцы снова большими силами пошли в атаку. Они

достигли первой стены, взорвали ее и оказались зажатыми между ее обломками и второй стеной. Васки снова отбили атаку. Однако едва берандийцы отступили, на обороняющихся обрушился новый град снарядов. Вражеские артиллеристы наконец-то нащупали нужное расстояние, и укрепления одно за другим превращались в кучи разбитого камня. Под звуки труб хлынула третья волна атаки.

— Вот теперь в игру вступаю я, — спокойно сказал Акки.

Он пустил в ход фульгуратор, испепеляя неприятельские

линии одну за другой.

Нападающие прилипли к земле, укрываясь, насколько это было возможно, за малейшими неровностями местности. Васки завопили от радости.

Акки методично обстреливал гранатами естественные убежища противника. Гранатомет выплевывал их вверх, и эти маленькие черные шары четко вырисовывались на фоне бледного вечернего неба. Короткий сухой хлопок, фонтан из земли, камня и изувеченных тел каждый раз свидетельствовали о гибели одного или нескольких врагов.

Но последовал и ответ, быстрый и мощный. На скалистые выступы посыпались снаряды — Акки, Отсо и их товарищи едва успели спрыгнуть в укрытие, в одну из расщелин. Оглушительный взрыв ознаменовал конец небольшого запаса гранат. Когда канонада замолкла, Акки осмотрелся.

Судя по всему, уцелел один лишь фульгуратор. Он притянул его к себе и стал на полной мощности обстреливать опушку леса, там, где в сумерках вспышки огня выдавали местонахождение пушек. На таком большом расстоянии луч фульгуратора терял почти всю свою мощь, поэтому Акки даже не надеялся поразить цель. Два ужасных взрыва, столб дыма и огня, в котором, казалось, повисли вырванные с корнем деревья, его приятно удивили.

— Вот и конец берандийской артиллерии в нашем секторе, Отсо! У них остались только один или два пулемета, а у нас — мой тяжелый фульгуратор с заправкой примерно

на десять минут боевой стрельбы и мое легкое вооружение. Партия еще не проиграна.

— И что, по-твоему, нам следует делать?

— Задерживать их как можно дольше, чтобы дать возможность деревням отступить в страну бриннов. Впрочем, мне кажется, наш прием их несколько охладил, и на очередной штурм они пойдут не сразу, — добавил он, глядя на трупы, валявшиеся то тут, то там перед укреплениями.

Затрещало переговорное устройство, висевшее у Акки на поясе.

— Алло, Хассил! Это Акки. Что там у тебя?

— Ничего нового. Лес как лес. Гравилет оказался поврежден меньше, чем я думал, так что я попытаюсь его подремонтировать, чтобы иметь возможность присоединиться к вам, но не раньше, чем дней через десять — пятнадцать, да и то, если у меня все выгорит.

— А большой передатчик?

— Разлетелся на куски. В него угодил берандийский снаряд... А что у тебя?

— Все плохо. Очень плохо. Они атакуют превосходящими силами при поддержке артиллерии. Я уничтожил два орудия и один большой фульгуратор, но у меня впечатление, что в других долинах дела идут еще хуже. Я попросил эвакуировать деревни. Попытаемся соединиться с бриннами. Там, если ситуация будет такой, на какую я рассчитываю, мы сможем продержаться до возвращения «Ульны». Хотелось бы знать, что стало с Анной, Бушраном и его людьми.

— Я не обнаружил никаких их следов.

— Сообщай, как будет продвигаться ремонт. До скорого.

Сумерки опускались теперь очень быстро, и долина погрузилась в темноту, кроме тех мест, где еще горел подожженный взрывами снарядов лес.

— Этой же ночью, Отсо, мы бесшумно отступим, оставив в арьергарде несколько человек, которые воссоединятся с нами на рассвете в назначенном тобой месте. Маловероятно, что враг станет атаковать в темноте незнакомую ему позицию. Нужно, чтобы завтра, с восходом солнца, деревня была пуста, а все население — уже далеко. Мы будем следовать за

ними, устраивая засады, чем немного задержим продвижение берандийцев.

— Мне представляется, Акки, что впереди васков ждут печальные дни. Мы-то — мужчины... Но женщины и дети, в лесу бриннов, в Безжалостном лесу!.. Когда мы доберемся до Трех озер, все будет хорошо, но отсюда до Трех озер...

— Чем раньше мы отойдем, тем больше у нас шансов сохранить порядок в своих рядах, да и само отступление тогда пройдет быстрее. Отдай приказ, Отсо!

В полной темноте, когда Лоона еще не взошла, васки молча начали отходить. Акки и Отсо образовали арьергард, неся разобранный на две части — так, чтобы его можно было быстро собрать — фульгуратор. Через час поднялась луна, заметно облегчив продвижение. К полуночи они вышли к деревенской площади. Приближение отряда было немедленно замечено часовыми: то были два бдительных паренька, наблюдавших за подступами к деревне.

Повсюду царила лихорадочная активность. Вставшие цепью женщины и дети, передавая из рук в руки, поднимали в оборудованные в пещерах тайники особо тяжелые или громоздкие предметы, неудобные для переноски. Другие собирали самое необходимое. Стойла были уже пусты, животные отогнаны из деревни. Некоторые из них, встревоженные суматохой, упрямо возвращались на улицы, но мальчишки прогоняли их камнями. Едва подойдя, некоторые из мужчин начали помогать женщинам, тогда как другие занялись строительством укреплений на склонах. Акки, Отсо и Роан собрались на совет.

— Я уничтожил два орудия и фульгуратор, Роан. Как думаете, сколько их еще у берандийцев?

— Если память мне не изменяет, когда я заходил в арсенал — а это было довольно-таки давно, — там насчитывалось одиннадцать орудий. Все они небольшого калибра, примерно пятьдесят или шестьдесят миллиметров. Стало быть, осталось девять.

— А другое оружие?

— Кроме того, там было еще как минимум три фульгуратора, правда, я думал, что они неисправные, шесть пулеметов и около пятидесяти ружей.

— Какие боеприпасы?

— Вот этого, к несчастью, у них хватает. Цель арсенала — производство боеприпасов, а станки, необходимые для их производства, были спасены. Даже при жизни герцога, самого миролюбивого из правителей, станки работали. Мы всегда опасались массового наступления бриннов, которых гораздо больше, чем нас.

— Итак, у них по-прежнему есть чем нас бить, нас и наших союзников. Из современного оружия у нас только мой тяжелый фульгуратор, два легких и несколько оставшихся здесь гранат. Мне каким-то образом нужно попытаться уничтожить и другое вражеское оружие. Отсо, тут есть кто-нибудь, кто сможет проводить меня в Сар?

— Несколько сарцев охраняют ущелье Урдайт. Но ты же не пойдешь туда сейчас, даже не поспав?

— Сейчас или никогда. До конца ночи еще далеко. Неприятель наверняка занял деревню. Победа может притупить их бдительность. Какая там местность? Есть ли поблизости нависающая скала?

— Да, но ее, вероятно, охраняют, или берандийцы просто глупцы. Есть и еще одна, не так далеко от центральной площади.

— Прекрасно. Организуй эвакуацию. Я оправлюсь сию же минуту.

Он ушел в ночь в сопровождении Икера и другого юноши, несших фульгуратор. В ущелье Урдайт они обнаружили сарцев, мужчин, женщин и детей, строивших огромную, бесформенную баррикаду из каменных глыб и стволов деревьев. Акки спросил, кто у них главный.

— Я полагаю, бесполезно пытаться оказывать врагу серьезное сопротивление. Берандийцам не составит труда взорвать ваши укрепления, и тогда будет слишком поздно даже для отступления. Лучше объединитесь с Отсо Иратцабалем и уходите на земли бриннов.

— Ты не знаешь, что собой представляет Безжалостный лес, чужестранец. Женщины и дети умрут там, как мухи.

— А здесь они не умрут? Максимум через месяц сюда с оружием, питанием, лекарствами прибудет большой звездолет с людьми моей расы. Нужно продержаться до его

прилета. Здесь же на это нет ни малейшей надежды. В лесу, с помощью бриннов...

— Хе! Все это я прекрасно знаю! Но оставить родные места не так-то и просто... Тебе известно, что берандийцы сожгли Сар?

— Да, днем мы видели дым. Это далеко отсюда?

— Три часа ходьбы. А к чему этот вопрос?

— Я пойду туда и попытаюсь уничтожить хотя бы несколько их пушек. Можете дать мне проводника?

— Конечно! Так ты считаешь эту работу бесполезной? — вождь сарцев кивком указал на баррикаду.

— Нет, почему же... Оставьте здесь несколько человек, которые будут держать оборону, создавать видимость упорной защиты до последнего человека. Вся наша тактика заключается в том, чтобы задержать продвижение противника, потеряв при этом как можно меньше бойцов, для того, чтобы слабые, женщины и дети, смогли достичь леса, не изнурив себя ускоренными переходами.

— Я понял, Ойямбид!

Подошел васк зрелого возраста.

— Проводи чужестранца до Сара. Полагаю, вы хотите добраться туда незамеченным? Тогда идите вдоль ручья.

Они поднялись на плотину, прошли по насыпи и спустились в долину. Проводник повел их вдоль скал, они проскальзывали в тени каменных глыб или деревьев, ползком пересекали открытые места, залитые лунным светом, Вдалеке виднелись красные отблески, а свежий ветер иногда доносил горький запах пожарища. Они немного отдохнули в ложбине.

— У вас большие потери?

— Около пятидесяти мужчин пали во время сражения. Почти столько же женщин и детей погибли при бомбардировке деревни.

— А у них?

— Должно быть, мы убили человек двадцать, пока они не применили свое адское оружие. Но что вы намерены предпринять?

— Уничтожить их адское оружие, как вы его называете, с помощью еще более адского. В Саре есть какая-нибудь площадь?

— Да, в конце деревни, на севере.

— По всей видимости, именно там они расположили свою артиллерию, и она, безусловно, хорошо охраняется. Можно к ним незаметно приблизиться хотя бы на пятьсот шагов?

Васк ненадолго задумался.

— Да, через скалы.

— Ведите меня к этому месту!

Они вновь осторожно двинулись вперед. Дважды васк уходил в разведку, и второй раз отсутствовал довольно-таки долго. Наконец, бесшумно, словно тень, он вернулся.

— Там, на нашей тропе, был часовой. Теперь нужно все делать быстро, пока они не обнаружили труп.

Запах дыма ощущался уже явственно, долину заполнил легкий синеватый туман. Васк указал на освещенный лунным светом широкий ступенчатый откос.

— Там был Сар. Чуть выше и левее — скала, на которую нам нужно взобраться.

Они дошли туда через полчаса, хотя и вынуждены были несколько раз растягиваться во весь рост в высокой траве, чтобы остаться незамеченными вражескими часовыми. Ойямбид шел первым, затем Акки, за ним — оба носильщика. Когда они достигли вершины, проводник резко остановился и бесшумно припал к земле.

— Снова часовые, — прошептал он. — Я попытаюсь убрать одного из пращи, но второй поднимет тревогу.

Акки снял с пояса один из легких фульгураторов:

— Вторым займусь я.

Берандийцы тихо переговаривались, посматривая вниз, в сторону деревни; их бдительность явно была не на высоте.

— Начинайте, — шепнул Акки.

Васк поднялся во весь рост и завертел рукой. Пораженный прямо в голову, один из часовых упал с проломленным черепом. Его товарищ с удивлением обернулся — и мгновенно был сражен голубым лучом фульгуратора Акки.

— Скорее наверх!

Спокойно, но не теряя ни секунды, Акки собрал большой фульгуратор. Внизу, прямо под ним, простирался сожженный Сар; дома выделялись черными обгоревшими пятнами или тенями, которые отбрасывали уцелевшие стены. Только два жилища, стоявшие несколько в стороне, сохранили свой первозданный вид. На площади Акки сразу заметил покрытые чехлами длинные стволы двух орудий. Вокруг стояли палатки. То тут, то там еще отбрасывали красноватые отблески бивачные костры.

— Сначала я попробую уничтожить орудия, затем постараюсь нанести врагу как можно больший ущерб. Следует ли мне сжечь оставшиеся дома, Ойямбид?

— В них сейчас наверняка спят их командиры. Конечно, сжигай!

— Хорошо! Будьте готовы к отходу.

Акки растянулся на холодной скале и долго целился. Расстояние было около двухсот метров, значительно меньше радиуса досягаемости. Подкрутив регулировку фульгуратора до максимальной интенсивности, он еще раз посмотрел на площадь, подумал о людях, спокойно спавших в домах и в палатках, и нажал на спусковой крючок.

Голубой луч, переходя от одной к другой, поразил все палатки, которые разом вспыхнули. Послышались крики, но они сразу же потонули в грохоте мощного взрыва, когда луч задел артиллерийские зарядные ящики. В течение нескольких секунд продолжались взрывы, сопровождаемые зловещими и короткими чередующимися вспышками. В воцарившейся затем на какой-то момент тишине, пронизываемой мучительными криками раненых, послышалось, как хлопнула дверь. Тогда Акки направил луч в сторону домов.

Дома загорелись не сразу; вслед за ними вспыхнули кроны деревьев, осветив площадь пляшущим светом. Обезумевшие люди разбегались во все стороны, но тут же падали как подкошенные. В отблесках пожара он увидел улыбающиеся лица молодых васков, хищный оскал Ойямбида и спросил себя: так ли уж они лучше берандийцев?

Точными движениями он разобрал фульгуратор.

Ну, а теперь отступаем, я определенно убил там не всех!

Они поспешно двинулись обратно, практически невидимые в отбрасываемой скалами тени. Внизу, в опустошенной деревне, кто-то громоподобным голосом отдавал приказания. Координатор узнал голос Неталя.

«Гляди-ка, и этот там был, — подумал Акки. — Жаль, что я его упустил».

Он хотел было вернуться, чтобы покончить с войной одним выстрелом, но облава на них уже началась, и ему пришлось отказаться от этой мысли.

«Ничего, доберусь до него позднее. Интересно, что он теперь-то думает о неспособности цивилизованных рас вести борьбу за жизнь!»

Они продвигались вдоль сухого ложа ручья. Дважды мимо них просвистели стрелы, а один раз Акки вынужден был уничтожить из легкого фульгуратора какого-то едва не настигшего их преследователя. Вскоре берандийцы, плохо знакомые с местностью, сбились со следа, и они смогли замедлить шаг.

Рассвет застал их на вершине горы. Позади, черным пятном среди зеленых лугов, виднелось пепелище Сара. Справа, в конце головокружительного склона, находилось перегороженное баррикадой ущелье. Никакого движения в нем не наблюдалось, оно казалось пустым. Перед ними, вдали, стояла деревня Отсо. Люди ее уже оставили, ни единой струйки дыма не поднималось от крыш. Слева, далеко за низкими склонами гор, вырисовывалась бесконечная зеленая стена, простиравшаяся до самого горизонта. Ойямбид указал на нее рукой:

— Лес бриннов, — сказал он. — Безжалостный лес!

глава 5 Безжалостный лес

 Отсо и тридцать человек из двух деревень, образовавшие арьергард, шли в течение всего дня, поднимались и спускались по склонам, стремясь к условленному месту. Высокий васк выслушал новости, принесенные координатором, с какой-то свирепой радостью. Сам он, в свою очередь, сказал следующее:

— По твоему совету я послал гонцов во все долины, и большинство из них уже вернулись. До настоящего времени враг захватил только четыре деревни. Основные силы неприятеля обогнули горы, чтобы атаковать бриннов. Все отступили, соблюдая порядок, к Трем озерам, где проживают самые крупные бриннские племена. Но переход по лесу...

— Ты не мог бы набросать мне карту?

— В общих чертах могу. Смотри, сейчас мы вот здесь, на северо-западном краю наших гор. Перед нами большое, поросшее травой плато, которое, если берандийцев там еще нет, мы преодолеем пешком за один день! После крутого склона начинается лес. За две недели, если нам повезет, мы выйдем к реке, построим плоты и сможем спуститься до Трех озер. Главное — добраться туда раньше противника. Но твои слова о том, что Неталь был в Саре, вселили в меня надежду. Бе-рандийцам гораздо легче добраться до Трех озер через север, но они наверняка будут ждать своего герцога!

— Где сейчас твои люди?

— Опережают нас примерно на десять часов и в настоящее время пересекают плато. Вечером они должны разбить лагерь около одного небольшого озера.

— Ты обеспечил патрулирование и фланговое охранение?

Васк посмотрел на него с укоризной:

— Я же не дурак! Разумеется!

— Завтра утром я вас оставлю и попытаюсь добраться до леса раньше вас и, конечно, раньше берандийцев: может,получится найти гравилет Хассила.

— Один? Ты же не знаешь дороги!

— Проводник мне и не нужен. Достаточно будет вот этого.

Акки снял с пояса переговорное устройство, вытянул перед собой руку с коммуникатором и медленно повернулся вокруг собственной оси. На какое-то мгновение зажглась маленькая зеленая лампочка.

— Видишь, она загорается только тогда, когда я обращен лицом к гравилету.

— Замечательно. Но разве она тебе скажет, где тропы, где можно переходить реки вброд, где можно пройти по утесам?

— Да, тут ты прав...

— Поэтому я пойду с тобой.

— А твои люди? Ты что, оставишь их?

— Здесь есть Эррекальт, который может меня заменить. Я искренне считаю, что, если ты разыщешь своего друга, у нас

будет больше шансов на победу. У тебя в гравилете есть какое-нибудь другое оружие?

— Гораздо больше, чем я из него взял.

— В общем, я иду с тобой. Из наших только я часто бывал в этом лесу и потому знаю там и другие тропы, помимо тех, что ведут к Трем озерам и известны Эррекальту. Отправимся на рассвете.

Тусклый свет едва только начал пробиваться сквозь пелену туч, когда они закончили приготовления. Акки нес легкий фульгуратор (еще один такой же, а также тяжелый он оставил Эррекальту), большой лук, колчан со стрелами и боевой топорик. Отсо, помимо лука, взял пращу, тесак для прокладывания пути в чаще и короткое копье.

После недолгого прощания они направились на запад. Сильный васк, истинный горец, был хорошо натренирован, Акки тоже — благодаря школе координаторов. Плато понемногу спускалось, и, по мере того как они приближались к его краю, среди высокой травы стали встречаться деревья.

Они только изредка видели животных, несмотря на то, что пересекали множество троп, которые были знакомы Отсо. Акки несколько раз удивил своего товарища точностью наблюдений.

— Тебе часто доводилось охотиться? — спросил Отсо.

— Нет, — за исключением разве что одного периода в моей жизни, четыре года тому назад, когда я жил более пятнадцати ваших месяцев с дикими ир’хисами на планете Дзей, в другой галактике. Они пребывают еще в каменном веке, а я был кровным братом Келои, одного из их воинов. Я многому научился.

— Мы с тобой тоже теперь кровные братья, Акки, и я надеюсь, что ты и от меня чему-нибудь научишься... А! Вот и склон.

Плато вдруг кончилось и, насколько хватало глаз, как вправо, так и влево, обрывалось почти отвесно к лесу, находившемуся примерно на тысячу метров ниже. Сверху лес казался огромной зелено-красной массой, то тут, то там рассекаемой извилистыми линиями рек.

— Тропа уходит влево. Она довольно крутая, поэтому я пойду первым и покажу тебе ряд приемов.

Спуск действительно оказался трудным, и им не единожды пришлось воспользоваться длинным кожаным ремнем, который Отсо носил свернутым на поясе. С наступлением ночи они разожгли костер прямо на склоне и устроились на ночлег. Было свежо, сквозь покрытое облаками небо слабо мерцали звезды. Небольшой выступ защитил их от мелкого моросящего дождя, но даже для хорошо тренированных мужчин ночь вышла довольно-таки утомительной.

Как только рассвело, они продолжили спуск и незадолго до полудня подошли к подножию скалы. Сразу же за усыпанным обломками склоном начинался лес. Ближние деревья были до половины ствола засыпаны щебнем.

Опушка представляла собой непроходимые заросли из лиан и кустарников: в течение нескольких часов им пришлось топором и тесаком прорубать себе проход к поляне.

Какое-то животное размером с лань выскочило из чащи и упало, пораженное двумя стрелами, вонзившимися в его тело.

— Олень-прыгунок! Молодая самка! Замечательно! — радостно воскликнул васк. — Тем более замечательно, что в лесах Берандии они предназначаются только к столу дворян. Да ты и сам увидишь, Акки. В наших горах их нет.

Пока его товарищ свежевал животное, координатор срубал колючие ветки и укреплял их в виде изгороди вокруг их лагеря.

— Очень хорошо, Акки. Вижу, ты действительно знаком с жизнью дикарей! В этом лесу в самом деле водятся опасные животные!

Жаркое получилось на славу. Поев, они растянулись под небольшим навесом из широких плоских листьев, по которым вскоре застучали капли дождя.

— В низинах дождь идет почти каждую ночь, — заметил васк.

Акки не ответил. Он достал передатчик и начал его настраивать.

— Алло! Хассил! Алло, Хассил!

— Алло, Акки. Я тебя прекрасно слышу. Где ты? Какая обстановка?

Акки быстро ввел хисса в курс последних событий.

— Ну, а ты как?

— Перематываю одну из противогравитогенных групп, если это тебе что-либо говорит.

Акки присвистнул: это считалось сверхтонкой работой даже в хорошо оборудованной лаборатории.

— И как думаешь, получится?

— Думаю, смогу взлететь и, если повезет, добраться до того места, где будешь ты, если это не слишком далеко. Как я понимаю, ты уже в лесу? Будь осторожен, тут водятся довольно-таки примечательные животные, два или три из которых уже пытались попробовать хисса на зуб!

— Один фульгуратор у меня с собой еще есть. До скорого, Хассил. Конец связи.

Они не стали дежурить по очереди, надеясь, что изгородь из колючих ветвей помешает любому внезапному нападению, тем не менее спали с оружием наготове. Утром Отсо поджаривал на бездымном огне окорок оленя-прыгунка. Внезапно он резко вскочил на ноги.

— Ты слышал?

Акки прислушался. Где-то далеко, за лесным массивом, шла активная стрельба.

— Берандийцы! Они атакуют твой народ!

— Нет, это идет не с той стороны. Может, это Хассил?

— Он еще слишком далеко! Мы бы не услышали!

— Значит, они наткнулись на бриннов или...

— Или на Бушрана, его людей и Анну, — закончил за него координатор. — Пойдем посмотрим! Как думаешь, далеко до них?

— Трудно сказать. Час или два ходьбы... Кто знает? Будем осторожны, тем более сейчас.

Они двинулись в том направлении, откуда доносились выстрелы. Кругом был сплошной лес, враг и друг одновременно. Они пробирались сквозь густой подлесок, между стволами деревьев, покрытых эпифитами. Акки не успевал восхищаться пышными цветами, которые росли не на ветках, а между ними, в укромных углублениях, и давал себе слово вернуться сюда за образцами для ботанического сада Дворца миров на планете Рессан. Васк шел впереди, лук его был наготове, со стрелой на тетиве. Подлесок расступился, стала видна опушка. Они взошли на холм, поросший кустарником. Отсо резко остановился: тишину разорвал прерывистый лай.

— Собака, — прошептал он. — Нам нужно скрыть свой запах.

Он достал из сумки небольшую коробочку, наполненную бледно-зеленой мазью с сильным запахом, и они намазали руки и лица. Спустя несколько минут из кустарника с шумом ломаемых веток выскочила собака. В растерянности, держа нос по ветру, она бросалась из стороны в сторону. Стрела ва-ска пронзила ей горло, и она с хрипом, который приглушила хлынувшая кровь, упала на землю.

— Идем!

Они проскользнули между деревьев, словно тени, используя малейшее укрытие, и едва не споткнулись о труп истощенного человека в лохмотьях. Рядом лежал сломанный лук.

— Один из людей Бушрана! Убит пулей в голову!

Они пошли дальше: васк держа наготове лук, Акки — сжимая в руке фульгуратор. Из подлеска до них донеслись голоса.

Между деревьями теперь попадались просветы, и вскоре, посреди поляны, они увидели с дюжину человек, стоявших вокруг лежавшего на земле связанного по рукам и ногам мужчины. Это был Бушран. Акки поискал глазами Анну и увидел ее — привязанную к дереву, с руками, подтянутыми выше головы. Рядом с ней была Клотиль; также связанная, она казалась измученной, бесконечно усталой и отчаявшейся. Герцогиня, напротив, держала голову высоко и презрительно улыбалась.

Один из берандийцев, судя по всему, командир этой группы, сильно ударил пленника ногой по ребрам.

— Что ж, Бушран, вот ты нам и попался! Герцог будет доволен! Ну что, гордый капитан, так и будем молчать?

Пленник сел и, подняв голову, плюнул в лицо говорившему. Тут же на него обрушился град ударов, и он упал.

— А... Ты хочешь поиграть в плюющую кобру? Когда герцог свершит над тобой свой суд, ты заплюешь по-другому!

Отсо потихоньку оттянул своего товарища назад.

— Скольких ты сможешь уничтожить своим оружием?

— Всех, но для этого нужно перейти на другое место. Отсюда луч может задеть также и девушек.

— Хорошо, действуй. Стреляй, как только я выпущу свою первую стрелу. Я досчитаю до двухсот, чтобы ты успел подготовиться. Если они сдвинутся с места раньше, придется действовать по обстановке.

Акки отступил метров на десять и начал обходить поляну. Он был уже почти на нужной позиции, когда один из мужчин отделился от группы и позвал:

— Ир-Хой! Ир-Хой! Куда запропастилась эта чертова собака?

— Она не потеряется, — крикнул их вожак. — Давайте, подберите этого и отвяжите дам! Мы уходим!

— Ир-Хой!

Продолжая звать пса, берандиец подошел к тому месту, где прятался Отсо. Он вздрогнул от удивления и схватился за свою шпагу, но молниеносный удар тесака васка поверг его на землю.

Акки бросился вперед, перепрыгнув через лианы. Он услышал приглушенный крик и обернулся: его увидела Анна. Потерянная таким образом секунда едва не стала роковой. Враги уже начали разбегаться кто куда. Он стал косить их одного за другим, луч фульгуратора обугливал тела и рвал стволы деревьев. Вот замертво рухнули трое, четверо, шестеро, восемь человек. Еще один упал от стрелы васка. Внезапно голубой луч погас.

Акки выругался. Прежде фульгураторы никогда не выходили из строя, и нужно же было, чтобы это случилось именно сейчас!.. Он со злостью сунул оружие за пояс и вскинул руку, чтобы снять лук. Что-то с силой ударило его, и он упал в кустарник от глухой боли в боку.

«Задет, — подумал он. — Стрела!»

Акки отполз в сторону, укрылся за толстым деревом. В боку у него торчал оперенный конец стрелы, однако он не чувствовал теплоты липкой крови. Он осторожно ощупал стрелу пальцами и с облегчением перевел дух. Наконечник стрелы наткнулся на корпус передатчика и смял его. Он выдернул хрупкое древко стрелы из своей одежды.

Взяв в руки лук, он пополз вперед. Поляна была пуста, если не считать полуобгоревших трупов, бездыханного Бушрана и все еще привязанных к деревьям девушек, похоже, целых и невредимых. Никаких следов ни оставшихся в живых берандийцев, ни Отсо. Зловеще потрескивал огонь, пожирая низкие заросли. Нужно было действовать быстро. Поглядывая по сторонам, Акки размышлял:

«Мы слышали выстрелы, однако те, кто был здесь, имели при себе только луки. Вероятно, где-то поблизости бродят и другие».

Словно в подтверждение этого вывода, с востока донеслись выстрелы. Из-под груды убитых попытался выбраться Бушран.

Там, где прятался васк, качнулись заросли. Стрела просвистела над лужайкой и воткнулась в дерево. Акки лишь на мгновение заметил в листве человеческое лицо и выстрелил. С протяжным криком лучник рухнул в траву, смяв завесу из листьев, которая его скрывала.

— Осторожно, Отсо! Остался еще один!

— У вас что там, среди звезд, считать не умеют? Нет, они все уже готовы! Прими поздравления, ты владеешь луком не хуже любого из васков! Надо освободить пленников, пока другие не вернулись!

Они бросились: васк — к Бушрану, Акки — к девушкам. Анна с восторгом смотрела на него.

— Я же тебе говорила, Клотиль, что не нужно отчаиваться, говорила же, что он придет!..

Координатор уже резал веревки. Анна растерла онемевшие запястья.

— Скорее, уходим! Сколько было берандийцев, когда вас захватили?

— Человек сорок, из них семь — с ружьями.

Подошел Бушран:

— Спасибо, Акки, за меня и особенно за них.

— Уходим, — отрезал васк. — Мы еще не спаслись.

Они пошли на запад, в противоположную сторону от доносившихся выстрелов. Несмотря на смертельную усталость девушек и капитана, продвигались они достаточно быстро. Лес был светлым, почти без кустов, и они шли между высокими, стройными и прямыми стволами деревьев, кроны которых располагались на высоте не менее двадцати метров.

— Это и есть Безжалостный лес, Отсо? Он бледнеет по сравнению со многими другими, которые я видел!

— Подожди. Ты еще ничего не видел. Мы все еще на высокогорье!

Вечером беглецы решили, что оторвались от преследователей, если за ними вообще была погоня, и устроили привал под огромным деревом, корни которого образовали вокруг ствола своего рода перегородки. Отсо и Акки воспользовались этим, чтобы с помощью широких листьев оборудовать небольшой навес на случай дождя.

Они съели остатки оленя-прыгунка, затем координатор развязал свой маленький непромокаемый санитарный пакет и оказал помощь Бушрану. Тот ужасно страдал от побоев, полученных во время пленения. Таблетка принесла ему облегчение. У Клотиль на левой ноге была жуткая рана, ссадины и нагноение. Все было промыто и дезинфицировано.

Акки вызвался первым стоять на часах. Он сидел на небольшом расстоянии от навеса из листьев линглана и подремывал, полагаясь на свой слух: если кто-то приблизится, он услышит. Дождь прекратился, кругом стояла непроглядная тьма, лес был неподвижен и молчалив. Акки вспомнил о другой ночи в миллионе световых лет отсюда, когда он вместе с Келои, дикарем-охотником, ожидал прибытия звездного корабля фроонов, незаконно перевозившего колонистов. Ночь была такой же черной, такой же молчаливой до самого рассвета и до начала свирепой битвы...

Сейчас ситуация казалась ему критической, почти безнадежной. Смогут ли они продержаться до возвращения «Уль-ны»? С одной стороны, отряды васков, побежденных, несмотря на их храбрость, гораздо лучшим оружием и организацией. Они в союзе с гуманоидами, о которых он ничего не знает, кроме того, что физически они похожи на хиссов. С другой — несколько сотен тысяч берандийцев, имеющих настоящую армию, более современное оружие, а во главе — умного, безжалостного и чрезмерно честолюбивого молодого человека. Как может изменить соотношение сил он, Акки, затерянный в лесу, с двумя мужчинами, двумя девушками и Хассилом,

также затерявшимся где-то со своим неисправным гравилетом? А между ними — многие и многие километры леса.

В окончательном исходе сражения сомневаться не приходилось. С возвращением «Ульны», если координаторам не удастся исправить положение, Элькхан, командир звездного корабля, примет необходимые меры. Берандийцы будут уничтожены.

«Однако, — подумал Акки, — я бы этого не хотел. Среди них есть доброжелательные люди, пусть они в данный момент и не могут ничего предпринять против своего герцога-узурпатора».

Он вспомнил молодых моряков, которых видел в таверне, — из них могли бы получиться великолепные астронавты! А еще есть старый Роан, Бушран и Анна...

Анна! Эта маленькая дикарка, дочь затерянной планеты, трагически погибавшей цивилизации, очаровывала его все больше и больше! Она обладала необычным умом и, что случается еще реже, характером. Он представлял ее себе такой, какой она могла бы быть, окончив один из университетов Новатерры или Рессана. Кем бы она могла стать? Уж конечно, не научным работником: ее ум не был готов к этому, даже несмотря на то, что на Нерате благодаря урокам своего крестного она наверняка была среди наиболее просвещенных людей. Возможно, она могла бы стать крупным администратором, оказаться в руководстве Союза рядом со старым Асслемом, синзуном Теранкором или новатеррианином Хорбу Клером, кузеном Акки.

В течение всего дня они бежали, думая лишь о том, как бы спастись, и, кроме нескольких обрывочных слов, он все еще ничего не знал об одиссее Анны и ее товарищей, «Впрочем, — подумал Акки, — у меня еще будет время все это узнать». Впереди было как минимум дней пятнадцать пути до Хассила и гравилета или же неделя, если бы они решили идти прямиком к Трем озерам.

Сзади них, вдалеке, послышалось протяжное жуткое рычание, пронзившее тишину, и, словно по этому сигналу, снова как из ведра полил дождь, поглощая шорохи падающих листьев. Отсо на ощупь подошел к Акки.

— Клайн охотится. Надо быть осторожным.

— Что еще за клаин?

— Я их никогда не видел, только слышал. Бринны говорили, что это огромный плотоядный зверь, который выходит на охоту ночью.

— Но, похоже, он далеко...

— Клаин — хозяин всего леса, пусть он и редко заходит на высокогорья, где мы сейчас. Тем не менее нужно быть начеку.

— Ба! Я уже починил фульгуратор.

— Какой нам будет толк от того, что ты убьешь его, если к тому времени один или несколько из нас будут уже мертвы! Бринны их боятся больше чумы! У них никто не может вызвать вождя на бой, чтобы оспорить его место, если он еще не убил одного из этих хищников! Обычно вожди бриннов умирают стариками! О кандидатах на их место я такого сказать не могу. И если сприели опасны, только когда на них нападают, то клаины агрессивны сами по себе!

— Хорошо, я тебя понял. Возвращайся и отдыхай. Мое время на посту еще не вышло.

— Нет, я останусь.

— Как хочешь.

Они сидели спина к спине, время от времени обмениваясь короткими фразами. Затем, уже ближе, почти совсем рядом, вновь раздалось рычание.

— Он идет по нашим следам. Давай-ка разбудим остальных и будем готовы к чему угодно!

— Как он может находить наши следы во время такого Дождя?

— Не знаю, но он их чует! Послушай!

Снова донеслось протяжное рычание, совсем рядом. Они услышали, как проснулся Бушран, затем раздался беспокойный голос Клотиль:

— Что случилось?

— Ничего. Наверное, какой-то зверь охотится. Не беспокойся, там Акки!

Последние слова были произнесены уже голосом Анны.

Акки в темноте улыбнулся. Послышались легкие шаги, и к ним наклонился Бушран:

— Осторожно! Это клаин, самый опасный из хищников Нерата!

— Я знаю, — сказал Отсо. — Акки, отдай лук Бушрану. И держи свое оружие наготове. Внимание, вот он!

В подлеске, всего в нескольких десятках метров от них, перемещалась какая-то темная тень. Акки тихо поднялся, проверил пальцем регулировку фульгуратора: полная мощность! С тихим шорохом Бушран и Отсо вытащили из колчанов стрелы.

— Что там такое? — звонким голосом спросила Анна.

Словно черная молния, хищник бросился на них. Акки

едва успел разглядеть его на фоне неба в разрыве облаков между двумя деревьями — упругое длинное тело пронеслось в нескольких метрах от земли. Тонкий синий луч неуверенно коснулся этой тени. Рычащий зверь грузно обрушился на навес из листьев. Клотиль закричала — то был крик невыразимого ужаса, — затем наступила тишина.

Координатор лихорадочно сорвал с пояса электрический фонарик; мертвый зверь лежал на боку, очень похожий на помесь тигра и медведя. Огромная разинутая пасть с клыками длиной в десять сантиметров вгрызлась в ствол дерева. На боку, передних лапах и спине виднелись длинные вздувшиеся черные линии, прочерченные лучом фульгуратора.

— Анна! Клотиль!

— Я здесь! Клотиль тоже в порядке... по-моему.

Голос Анны был спокойным, разве что немного дрожал. Они бросились к ней. Бушран опустился на колени, приподнял голову сестры.

— Кажется, это всего лишь обморок.

Действительно, Клотиль вскоре пришла в себя и медленно

распрямилась:

— Какая же я глупая! Упасть в обморок от страха! Неважная из меня сестра капитана стражи, да, Хьюго? Но я так устала!

Они соорудили новую хижину из остатков старого навеса, затем стали рассматривать клаина. Из его туловища торчали две стрелы.

— Прекрасный выстрел, капитан, — сказал васк. — Ваша стрела попала точно в шею. Как вам удалось с такой точностью прицелиться в темноте, да еще так быстро?

— Право же, ваша тоже вошла не так далеко от уязвимого места, и это при том, что ваша позиция была хуже моей. По правде говоря, я не целился, стрелял инстинктивно.

— Я тоже, — васк рассмеялся. — Если бы мне еще два месяца тому назад сказали, что я буду сражаться плечом к плечу с капитаном стражи герцога Берандии...

— Бывшим капитаном, Отсо. У нас тоже есть храбрые парни.

— Охотно верю, но зачем вы с нами воюете?

— Мы бы не стали воевать, если бы не Неталь... Прежний герцог не хотел войны, и будь он жив...

— Старая история, — вмешался Акки. — Такая же старая и скверная, как та, что повторялась у меня на глазах уже на тридцати планетах! Чужестранец отличается от вас, у него другие обычаи, и потому он быстро становится врагом. Но как только возникает общая опасность, различия стираются... на какое-то время. Потом все это происходит по новому кругу — и так до тех пор, пока народы не согласятся с законами нашего Союза, который эти отличия даже приветствует. Но все это будет позже. Пока же необходимо просто выжить.

Они вышли на рассвете, отдохнувшие даже несмотря на то, что ночь выдалась неспокойной. Лес становился все более и более густым, почва понижалась и делалась более влажной. Им приходилось обходить болота, где кучи листьев под действием бактерий превратились в черную отравленную грязь. Лианы вылезали из этих болотистых луж, взбирались на стволы, свисали словно сети, которые нужно было прорубать тесаками или топорами.

— Сейчас ты увидишь настоящий Безжалостный лес, Акки, — сказал васк. — Прежде чем в него углубиться, нужно поохотиться и накоптить мяса, так как в самом лесу дичь будет редко попадаться нам на глаза.

— Хорошо. Я снова возьму свой лук. Пусть Бушран и Клотиль идут с тобой, Анна останется со мной, и тогда каждая из групп будет иметь оружие. Здесь можно найти дерево, подходящее для изготовления луков?

— Подойдут ветки глии, если тут она найдется. Из них делают лучшие луки на планете, — сказал капитан.


— Я пойду направо. Встретимся здесь на заходе солнца. Если же нас будут преследовать берандийцы, идите в сторону Трех озер. Там и воссоединимся.

Они ушли: Акки — впереди, с луком наготове; Анна — за ним, с фульгуратором в руках. Прошло несколько часов, прежде чем они нашли дичь. В конечном счете им попалось на глаза небольшое стадо оленей-прыгунков более светлой масти, которые пасутся иногда по берегам болот. Акки подстрелил двух. Еще час с лишним ушел у них на то, чтобы вырезать лучшие куски и увязать их для переноски. Уставшие, но довольные, они двинулись в обратный путь. Анна, с оружием наготове, на сей раз шла впереди.

Было еще довольно далеко до места встречи, когда послышались выстрелы. Акки бросил тушу оленя на землю.

— Наши друзья! На них напали!

Он уложил мясо на дерево, там, где ствол разветвлялся, сделал топором зарубку, чтобы потом было легче его найти, выхватил у Анны фульгуратор и начал пробираться сквозь чащу. Перестрелка уже завершилась.

В условленном месте никого не было. Они осторожно продвинулись дальше. Вскоре они нашли первый труп, труп какого-то берандийца: стрела с красным оперением, какими пользовался Отсо, вонзилась ему в правый глаз. Осмотрев ближайшие деревья, Акки обнаружил в их стволах следы пуль.

— Наши друзья были здесь. Заметив врага, они первыми открыли стрельбу. С их стороны крови не видно, на этот раз им удалось ускользнуть. Пойдем дальше.

Они быстро обошли место боя. Еще трое убитых лежали на земле. С волнением они склонились над ними. Это снова оказались берандийцы, но на этот раз, хотя все стрелы и были с красным оперением, все говорило в пользу того, что стреляли с двух разных сторон.

— У Бушрана теперь есть лук. А! Должно быть, они взяли тот, что был у первого найденного нами солдата.

Около дерева, изрешеченного пулями, по земле шла длинная красная «дорожка».

— Один из наших ранен! Но кто — Отсо, Бушран или Клотиль? Пригнитесь!

Над их головами просвистели пули. Упав ничком, Акки открыл огонь. В дыму обугленных деревьев он увидел ползущие тени.

— Анна, быстро отползите назад метров на двести. Там уже сможете спокойно бежать, вас защитят стволы деревьев. Я прикрою ваш отход!

Сам он бросился влево, туда, откуда можно было видеть, что происходит за завесой дыма. Ничего. Затем что-то зашевелилось позади куста, и он увидел ствол ружья, медленно поворачивавшийся в его сторону. Он выстрелил, куст вспыхнул огнем. Из-за куста выскочил человек, и он тут же скосил его лучом фульгуратора.

Приподнявшись на локтях, Акки осматривал лес. Насколько он мог разглядеть, никого из живых поблизости не осталось. Он оглянулся назад, но Анна исчезла. Тогда он резко распрямился и побежал зигзагами. Просвистела пуля, он остановился за огромным деревом, наудачу провел лучом фульгуратора и снова побежал. Немного погодя он догнал Анну.

Они шли долго, торопливо. Когда проходили мимо тайника с олениной, Акки взял несколько кусков самого сочного мяса. К ночи они вышли к какому-то болоту.

О том, чтобы идти дальше в темноте, не могло идти и речи. У кромки воды, развесив над маслянистой жижей длинные спутанные ветви, стояли два больших дерева.

— Ночь проведем здесь, — сказал Акки. — Это наш лучший шанс на спасение.

Цепляясь за лианы, Акки довольно-таки легко забрался на дерево. В нескольких метрах от земли одна из толстых ветвей разделялась на три, образуя основу для пола и настила. Он быстро сплел из лиан нечто вроде гамака, после чего спустился на землю и сорвал несколько листьев линглана.

— Подняться сможете, Анна?

Она повернулась к нему с улыбкой:

— Совсем еще девочкой, в Вермоне, я целыми днями лазила по деревьям!

И действительно, она забралась наверх гораздо быстрее, чем это смог бы сделать он сам. Акки поспешно развел огонь из хвороста.

— А вы ко мне не поднимитесь, Акки?

— Нужно подкоптить мясо, пока не испортилось.

— Тогда зачем вы отправили наверх меня?

— Запах может привлечь хищников. А наверху вы в безопасности. Оставайтесь там! — скомандовал он, увидев, что она хочет спуститься.

Он нарезал мясо тонкими ломтями и соорудил импровизированную коптильню. Анна все же спустилась чуть ниже по стволу дерева и села верхом на одну из нижних ветвей.

— Можно я останусь здесь, господин? — спросила она с видом притворной покорности.

— Как вам будет угодно. Раз уж вы не желаете спать, расскажите мне вашу одиссею.

— О! Там и рассказывать-то особо нечего. Когда вы покинули нас, чтобы спасти крестного, мы пошли через лес. Нас тогда было шестеро. Мы услышали выстрелы, затем увидели, как поднялся в небо ваш гравилет. Мы шли всю ночь и к утру уже довольно-таки далеко углубились в Безжалостный лес. Бушран полагал, что ради моей безопасности нам следовало бы попросить убежища у васков, но я этому воспротивилась, так как знала, что его гордость не вынесет подобного испытания, к тому же мне совсем не хотелось оказаться заложницей врагов Берандии.

— И зря воспротивились — это было бы наилучшим для вас выходом, да и вообще многое бы изменило.

— Возможно. Как бы там ни было, я с этим не согласилась, и никто не оспаривал моих приказов. Я хотела воссоединиться с графом де Роаном; тогда мы бы смогли найти помощь у верных вассалов моего крестного, иначе говоря, собрать армию против Неталя. Но очень скоро, основываясь на сведениях, которые мы получали от проживающих в лесах изгнанников, я поняла, что это невозможно. Неталь первым же делом приказал бросить в тюрьмы всех тех, кто, как он подозревал, остались верными мне. Мы также узнали, что он решил пойти войной против васков и бриннов и теперь собирает армию, какой еще никогда не собиралось в Берандии. Тогда я согласилась отправиться к горцам, где, как я знала, смогла бы встретить вас, но было уже слишком поздно: берандийские авангарды уже подошли к входам в долины. Тогда мы решили обойти горы, чтобы добраться до страны васков с запада. Для этого нужно было пройти через лес и прибрежные равнины, которые уже находились во власти узурпатора.

Однажды мы наткнулись на отряд его солдат и потеряли двух из трех наших стрелков. Мы едва спаслись, и с тех пор наша жизнь стала жизнью беглецов, жизнью вечно преследуемых, жизнью без сна и отдыха. Своих лошадей мы давно уже обменяли у изгнанников на одежду и оружие. Приходилось все время идти, иногда бежать, прятаться, постоянно испытывая страх. Что до меня, то я знала, что есть приказ взять меня живой, не сделав мне ничего плохого. Бушрана и лучника ожидала смерть, Клотиль — и того хуже.

Я не знаю, как мы выжили. Как-то раз мы провели без еды три дня, прятались в кустарниках, пока сбиры Неталя прочесывали лес. Мы охотились на зверей, это и была наша единственная пища. Мы практически не осмеливались спать, лишь дремали по очереди. Однажды мы увидели ваш гравилет, пролетевший высоко-высоко над лесом. Это нас слегка приободрило:вы нас искали.

— Это был Хассил, Анна. Но, по правде сказать, мы даже и не искали: шансы найти вас были очень слабыми!

— Но нам это вернуло надежду. Мы прошли через северные отроги горного хребта и начали приближаться к проходу, который вел к васкам. Затем мы услышали глухие звуки взрывов и, чуть позднее, увидели высокие столбы дыма над горами. Тогда-то мы и поняли, что война нас опередила! Поскольку бринны отказываются покинуть свои низовья, мы подумали, что васки отступят к ним, и пошли в направлении земли бриннов. Именно тогда нас нашла одна из групп берандийцев. Остальное вы знаете. А вы, Акки?

— Что ж, после того как мы с вами расстались, мы полетели в сторону гор. Мне повезло спасти одного юного васка, на которого напал хищник, и нам оказали очень хороший прием. Потом началась война, Хассила, к несчастью, сбили, и после нескольких проигранных сражений и пары удачных вылазок я решил добраться до него и поврежденного гравилета, так как в гравилете находится кое-какое оружие. Мы как раз направлялись к Хассилу, когда наши с вами пути пересеклись.

— Как думаете, Бушран и Клотиль смогут выбраться из леса?

— С ними очень смелый и находчивый человек. Эти васки — отважный небольшой народ, пусть и с несколько странными представлениями о жизни. Да, я надеюсь, они выберутся, как надеюсь и на то, что это будет последняя война на вашей планете, по крайней мере последняя межрасовая война.

— И вы сам за этим проследите, не так ли? — сказала Анна с иронией.

— Вы меня не понимаете или не хотите понять! Отсо и Бушран созданы для того, чтобы прийти к взаимопониманию. Они оба — прирожденные вожди, люди, обладающие большим влиянием каждый среди своего народа. И, как вы уже сказали, я сам за этим прослежу. Садитесь, мясо готово, — настолько, насколько я вообще умею его готовить. Прошу вас!

Он подал ей несколько кусочков мяса. Они молча поели, выпили из походной фляжки Акки, усовершенствованной фляжки, которая очищала содержавшуюся в ней воду.

— Теперь поспите. Я немного покараулю.

— А где вы будете спать?

— У нас достаточно широкий гамак для того, чтобы на нем поместились мы оба. Но не бойтесь...

— О! Я ничего не боюсь. Я лишь спрашиваю себя, не заставит ли вас неуместное рыцарство провести ночь верхом на ветке! Доброй ночи, господин галактический координатор.

— Доброй ночи, герцогиня Берандии. О Господи, Великий Тсо! Что вы сделали со своими волосами?

— Я их подстригла. В лесу с длинной шевелюрой невозможно ни ползать, ни бегать. Но вы что, только сейчас это заметили?

Она вытянулась, укрылась листьями линглана, оставив голову открытой. Уже взошла рыжеватая луна Нерата, и в ее свете лицо Анны казалось бледным и осунувшимся.

«Как она, должно быть, исстрадалась, — подумал Акки. — Она, воспитанная в варварской, но реальной роскоши двора Берандии, а теперь вставшая на путь изгнания, полумертвая от голода и бессонницы, но по-прежнему неукротимая!»

— О чем вы думаете? — спросила Анна. — О тех мерах, которые следует предпринять?

— Я думаю, что мне редко приходилось встречать таких смелых людей, как вы.

— Хо! Смелость! В нынешних обстоятельствах это практически ничего не стоящий товар! Как мне поможет смелость против ваших звездолетов?

— Я полагал, что после полета на Лоону вы уже перестали считать меня врагом, Анна. В тот вечер, что предшествовал трагическому банкету, вы даже просили меня стать вашим союзником. Вы уже забыли?

— Конечно нет! Как я могла это забыть, я, которая дважды обязана вам своей свободой? Но можете ли вы забыть, что вы — координатор? Разрешить сложившуюся в Берандии ситуацию с минимум слез? Мне кажется, их и так уже немало пролилось вместе с кровью!

— Ни вашей, ни моей вины в этом нет!

— В этом есть и ваша вина, и моя, Акки. Ваша — потому, что своим прибытием вы все ускорили. Моя — потому, что я собственноручно сплела сеть, в которую сама же и попалась! Неталь лишь исполнил мои замыслы!

— По крайней мере, вы сумели отказаться от своих планов завоеваний. Я не знаю, что нам готовит будущее, но обещаю вам: если окончательное решение заставит вас покинуть эту планету, я найду для вас и вашего народа еще более прекрасный мир, который станет вашим навсегда. Тот же самый закон, который вас изгоняет, вас и защитит.

— Это будет мир моих детей, но он никогда не будет моим!

— У меня тоже нет своего мира. У меня их сотни, и ни одного. С тех пор как мне исполнилось восемь лет, я, наверное, не провел на своей родной планете и трех.

— Как же познать счастье, если нас лишают корней?

— Разве счастье настолько важно? О! Понимаю! Вы думаете: «Ему-то об этом говорить легко!» Вы думаете, что я могу улететь на ту планету, где я родился, когда мне захочется. Возможно. Но неужели Новатерра — моя родина больше, чем Элла, где я провел десять лет, или чем Арбор, где я тоже жил долго, или чем Дзеи, где я был принят и встретил кровного брата, который стал для меня братом настоящим и которого я, вероятно, никогда уже не увижу, или чем десятки других планет, где я терял дни моей жизни? Вы никогда — что и не удивительно — не присутствовали на собрании Большого Совета Союза. Прежде, во времена моего земного предка, там был один делегат от каждой планеты, теперь же этих планет стало так много, что прилетает по одному делегату от каждой конфедерации. Так вот, в огромном дворце собирается более шести тысяч посланцев, представляющих более пятидесяти тысяч цивилизаций. Даже если я всю свою жизнь проведу, перелетая с одной планеты на другую, я так и не смогу посетить их все. И однако же, в каком-то смысле, все эти миры — тоже моя родина!

— Я вас понимаю, Акки. Но я-то всегда знала только одну планету, и я, вероятно, буду ее лишена за чужие грехи!

— Кто знает, что нас ждет впереди? Но теперь поспите. Завтрашний день будет тяжелым.

Он выдался адским. В свете зари и справа, и слева, насколько хватало глаз, мерцало болото. Их сон нарушался мириадами жалящих насекомых и отдаленным ревом голодных хищников. Акки вызвал Хассила. Ремонт гравилета продвигался медленно. Индикатор направления показывал, что поврежденный гравилет находится по другую сторону болота, все еще очень далеко.

Они пошли влево, пытаясь уйти таким образом от возможного преследования. Даже на довольно-таки большом расстоянии от болота почва была пористой и зыбкой, и они дважды едва не увязли. К середине дня они вспугнули в чаще сприеля, и Акки поразил его лучом фульгуратора, прежде чем зверь успел наброситься на них. Только тогда он с задумчивым видом осмотрел фульгуратор. Заряд подходил к концу, и оставалось всего тридцать секунд возможного использования его на полную мощность. А идти становилось все труднее из-за мягкой, зыбкой почвы, в которой увязали ноги, бесконечных насекомых и лиан, которые приходилось срубать, чтобы пробить себе проход. Трижды они были вынуждены обходить заводи — коварные выбросы болота.

Вечером им не удалось найти подходящего убежища и пришлось остановиться на кочковатом холмике, едва покрытом колючим кустарником. Мясо оленя, хотя и подкопченное, пахло отвратительно. Похоже, что никаких животных вокруг болот не водилось, и на рассвете им пришлось продираться сквозь непроходимый подлесок в надежде найти хоть каких-нибудь грызунов. Дни следовали за днями. Они страдали от голода, но не от жажды — тут выручала фляжка Акки. С затуманенными от бессонницы головами, они продвигались, словно во сне. Потом Анну укусило какое-то ядовитое насекомое, и так как оно выделяло анестезирующую слюну, укус она заметила не сразу. Когда Акки оказал ей помощь, ее правая щиколотка уже распухла, и дальше девушка идти не могла. Из-за этого они потеряли три дня. И тогда Акки вызвал хисса.

— Вероятно, мы не сможем до тебя добраться. Попытаемся найти реку. По словам Отсо, они все текут в сторону Трех озер. Мы будем ждать тебя там. Если не сможешь починить гравилет, тебе на помощь придет одна из наших экспедиций.

Наконец они нашли быструю и темную реку, которая пересекала болото, спускаясь с гор. На сборку плота у Акки ушло целых четыре дня. Он был так истощен, что едва справлялся с работой лесоруба. В конце концов плот был спущен на воду, и они поплыли по течению, слишком усталые и измученные, чтобы быть настороже, но прежде чем провалиться в сон, Акки, ценой последнего усилия, привязал Анну, а затем и себя к плоту.

Его разбудил сильный удар. Он сел, голова все еще была затуманена. В одно из бревен плота вонзилась стрела, и к этой стреле была привязана веревка, которая подтягивала их к берегу. Он выхватил фульгуратор. С берега донесся крик:

— Не стреляй! Это я, Отсо!

Показался высокий васк. Плот пристал к берегу. Анна даже не проснулась.

— Где Бушран? — спросил координатор. — И Клотиль?

— С Бушраном все в порядке. А вот его сестра... — Васк пожал могучими плечами.

— Мертва?

— Еще нет.

Акки отвязал Анну, поднял ее на руки и вынес на берег.

— Скорее, проводи меня!

Капитан сидел у входа в хижину из веток. Внутри, на ложе из листьев, лежала бледная Клотиль.

— Что с ней?

— Пуля в правом предплечье. Рана заражена. У нас не было дезинфицирующего средства, и мне пришлось ампутировать ей руку, отрезать ножом... Но заражение пошло выше и скоро...

Он едва сдерживал рыдания.

— И потом, она сама хочет умереть! Это была самая красивая девушка в Берандии после герцогини, а теперь...

Акки склонился к раненой.

— У меня есть чем нейтрализовать инфекцию. Что касается ее руки... Клотиль! Клотиль! Вы меня слышите?

Бесконечно усталые веки немного приподнялись...

— А! Это вы, Акки? Что с Анной?

— Она цела и невредима.

— Тем лучше. Для меня же все кончено.

— Да нет же! У меня в сумке есть чем вас вылечить. Откройте рот, примите эту таблетку. Вот так!

— Но моя рука! Моя рука! Она же не отрастет снова!

— Да нет же, Клотиль, отрастет! Когда война закончится, я отвезу вас на Новатерру, или Арбор, или Эллу! У нас есть чудесные больницы, где восстановят вашу руку. Видите мою левую? Однажды ее полностью оторвало взрывом. Нет ничего более легкого для тех, кто владеет знаниями пятидесяти тысяч миров!

— Это правда? Вы меня не обманываете, чтобы подарить мне надежду?

— Клянусь вам! А теперь спите. Завтра вы почувствуете себя уже лучше.

Он вышел, позволив девушке заснуть с улыбкой на губах. Снаружи его ждал Отсо.

— Повезло, что я увидел ваш плот. Еще несколько часов — и, вероятно, было бы слишком поздно.

— Что будем делать теперь? — спросил Бушран.

— Через пару дней Клотиль будет чувствовать себя достаточно хорошо для того, чтобы перенести новый спуск по реке. Тем временем мы могли бы немного усовершенствовать наш плот.

— Это правда, Акки, — то, что вы сказали Клотиль? Что ее рука вновь отрастет?

— Отрастет — не совсем верное слово. Все гораздо сложнее, но результат будет тот же. Теоретически мы можем реконструировать человека полностью, имея лишь одну его живую клетку. Фактически, это не будет тот же человек, так как невозможно дать ему ту же индивидуальность, созданную не только его наследственностью, но и тем, что он сам узнал, прочувствовал, понял опытным путем. Но если мозг не затронут, как в случае с вашей сестрой, нет ничего легче, чем осуществить регенерацию одной конечности. Я видел и более тяжелые случаи.

— Вы — боги, Акки!

— Самые жалкие из богов! Какая-нибудь пуля в голову убьет меня ровно так же, как и последнего берандийского лучника, и вчера, когда мы связывали плот — действительно ли это было вчера? — я валился с ног от усталости, как и любой бы другой человек на моем месте! Нет, просто за нами — наследие тысяч поколений людей, и под «людьми» тут я понимаю не только нас, но и хиссов или любую другую разумную расу! Кто знает, какой вклад внесут эти бринны, которых вы, берандийцы, ненавидите?

— И к которым я направляюсь — я, Анна, герцогиня Берандии! — просить убежища, после того как я хотела уничтожить их или, по меньшей мере, сломить! Забавный поворот и справедливое наказание моему тщеславию!

— Так рассуждать не следует. Я не знаю, что представляют собой бринны; единственный, кто располагает какой-либо информацией о них, — это Отсо, и то, по его словам, эта информация недостаточна. Я полагаю, что, как и у всех рас, у них есть как достоинства, так и недостатки, поэтому прошу вас позволить мне самому вступить с ними в контакт. В этом плане у меня больше опыта, чем у любого из вас.


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ДРУГИЕ 

глава 1 На заре мироздания

Плот медленно покинул ставшую ленивой реку и вошел в большое и спокойное озеро. Вокруг, на высоких холмах, зеленели рощицы, у подножия одного из серых утесов поднимался столб дыма.

— Ты когда-нибудь здесь бывал, Отсо?

— Да, еще мальчишкой. Это озеро Тизилки-Ора-Орос. Этот дым, должно быть, поднимается из деревни, находящейся в укрытии Тукулу-Эран. Я когда-то знал вождя, но жив ли он еще?

— Как думаешь, твои люди уже прибыли?

— Сомневаюсь. Они должны были связать плоты и спуститься вниз по реке, но их бы вынесло гораздо ниже нас по течению.

— Попытаемся пристать к берегу.

— Незачем. Бринны сами выйдут нам навстречу!

— Но я их не вижу!

— И тем не менее они здесь, в высокой траве. Вот, смотри! Из высокой болотной растительности тут же показалась длинная пирога с десятком гуманоидов на борту, которых

Акки внимательно рассмотрел в бинокль. Относительно небольшого роста, они действительно внешне удивительно напоминали хиссов. У них была светло-зеленая кожа, серебристо-белые волосы, узкие высоколобые лица. Пирога быстро приближалась, один из «людей» распрямился на носу, поднял руку и что-то прокричал, но ветер донес до них лишь обрывки слов.

— Что он говорит? — спросил Бушран.

— Слишком далеко. И потом, я не очень хорошо знаю их язык, — ответил васк.

— Это вам могу сказать я, — вмешался координатор. — Как и все известные существа с хлорогемоглобиновой, тоесть с зеленой кровью, он обладает большими телепатическими способностями, и я «принял» его призыв. Он спрашивает, кто мы.

Громко, чтобы его могли слышать все его товарищи, он ответил:

— Враги берандийцев, убегающие от них. Вы уже приняли беженцев-васков?

Пирога описала элегантную кривую и встала параллельно плоту. Гребцы бросили весла с вырезанными на рукоятках геометрическими узорами и схватили странные дротики, наконечники которых, прозрачные и острые, очень походили на стеклянные. Они держали оружие наготове, но без какой-либо угрозы. Тот, кто казался вождем, легко спрыгнул на плот и посмотрел на беглецов. Его светло-серые, широко расставленные глаза, спрятанные под ярко выраженными надбровными дугами, поочередно прошлись по Отсо, Акки, Бушрана и особенно по их оружию.

— Хорошо, — произнес он наконец. Это не оружие врагов. Нет, никто еще не прибыл. Стало быть, васки покидают горы? Три озера принадлежат бриннам и не смогут долго кормить сразу два народа.

Он говорил на гортанном языке, сильно отличавшемся от свистящего языка хиссов. Акки даже упрекнул себя за то, что мысленно удивился этому: не было никакого повода для того, чтобы все обстояло иначе.

— Берандийцы напали на васков, — сказал он, продолжая «передавать». — Васки храбры, но малочисленны, к тому же их враги гораздо лучше вооружены. Васки придут сюда, чтобы на какое-то время укрыться у своих союзников-бриннов и вместе с ними в очередной раз отбросить берандийцев, а может, даже и победить.

Бринн ответил не сразу:

— Васки — наши союзники. Они нам помогли во время войны Шести лун. Они могут прийти. Мы тоже поможем. Воинов-бриннов так же много, как и песчинок в реке, и они ничего не боятся. Мы знали о том, что на высокогорье была война. Однако ты — не васк. И ни он, ни она, ни та, у которой только одна рука, — тоже не васки.

Акки тут же пожалел об отсутствии Хассила, а главное — его гравилета. Было бы гораздо легче вступить в контакт с этими добрыми, но такими простыми людьми, выйдя из блестящей летающей машины, в то время как они прибыли на плоту, грязные беженцы, истощенные и оборванные. Настал самый трудный момент.

— Среди берандийцев тоже были противники этой войны. Они тоже хотели заключить союз с бриннами, как это уже сделали васки.

Он взглядом «попросил» берандийцев не вмешиваться.

— К сожалению, — продолжал он, — они оказались слабее. Чтобы избежать гибели, им пришлось спасаться бегством. Будут ли бринны великодушны и примут ли также и этих незнакомых союзников? Тех, кто смог спастись, так как многие теперь ждут смерти в тюрьмах Берандии или безо всякой надежды блуждают в лесах.

Бринн окинул трех берандийцев пристальным взглядом. Анна не отвела глаз, Бушран даже не пошевелился, лишь Клотиль опустила глаза.

— Кто отнял у нее руку? Берандийцы?

— Да, — ответил Отсо на языке бриннов.

— Это хорошо. Теперь между ними и врагом пролита кровь.

Бринн снова повернулся к координатору.

— А ты? Кто ты, который не является ни васком, ни берандийцем?

«Из этой скотины получился бы замечательный антрополог, — подумал Акки. — От него невозможно скрыть расовые различия».

— Я прибыл с противоположной стороны небесного свода, где проживает огромная конфедерация людей, как я, как ты и как многие другие. Мы узнали, что на этой земле есть плохие люди, которые угнетают бриннов, и мы — один человек, как я, и один человек, как ты — прибыли сюда на летающей лодке. Однако предатели-берандийцы повредили эту лодку, и пока человек, подобный тебе, пытается ее отремонтировать, чтобы мы могли обрушить огненный дождь на головы врагов, я отправился с этим васком на помощь этим берандийцам.

— Как ты можешь доказать, что говоришь правду?

— Мои спутники могли бы подтвердить это, они видели, как я спускался с неба. Но лучше посмотри сам. Кто-нибудь из твоих воинов прячется там, в траве?

— Да.

— Прикажи им выйти, и пусть отойдут шагов на сто.

— Зачем?

— Чтобы я смог представить требуемое тобой доказательство, не убив друзей.

Бринн немного подумал, затем прокричал приказ. Из высокой травы вышло около дюжины воинов. Акки вытащил фульгуратор, проверил указатель зарядов, установил минимальную мощность и максимальную дальность и поднял руку. Более чем в двухстах метрах от него трава вспыхнула от огня.

— Я не знаю, прибыл ли ты с неба, однако ты обладаешь такой силой, которой на этой земле не обладает никто. Великий вождь и Власть имущие решат. Идемте.

Они пересели в пирогу, и та быстро понеслась по озеру под умелыми гребками сильных рук. Отсо наклонился к Акки:

— Раз уж ты понимаешь их лучше меня, спроси, по-прежнему ли их великим вождем является Техель-Ио-Эхан? Когда-то я был с ним знаком.

Акки «передал» вопрос.

— Да, Техель-Ио-Эхан все еще наш вождь.

— Это, без сомнения, облегчит первый контакт.

Нос лодки с шумом раздвинул болотную траву, и они высадились в маленькой укрытой бухточке, где многочисленные пироги покачивались на спокойной воде, привязанные к примитивным причалам. Незаметной тропой, змеившейся между кустов, они подошли к деревне. Около сотни хижин из бревен, ветвей и шкур прижимались к скале, словно к укрытию. На самом краю стояло здание из кирпича, у которого сновали туда и сюда несколько бриннов. Из глиняной трубы строения валил густой дым.

Прибытие чужаков было замечено, хотя и не вызвало удивления. Их пригласили войти в одну из хижин, размерами чуть больше других. Дверь этой хижины представляла собой деревянную раму с резьбой в виде переплетений геометрических рисунков. Она открывалась в длинный темный коридор, который, пройдя через еще одну дверь, вывел их к огромной пещере. У самого входа, в солнечном свете, падающем из естественного отверстия, расположенного под самым сводом, сидела группа бриннов. Их кожа была более бледной, они сильно сутулились, что свидетельствовало о том, что все они — старики. На них были одежды из кожи с богатой вышивкой.

Проводник произнес несколько фраз, смысл которых Акки не уловил. Это его не удивило. Эти фразы были адресованы не ему, а во всех мирах и на всех планетах телепатическая передача могла быть принята только тем, кому она предназначалась. Акки пожалел, что оставил свой усилитель в гравилете. Один из пожилых бриннов поднялся со своего деревянного стула и подошел к Отсо.

— Привет сыну моего старого союзника, — медленно произнес он на языке васков, как человек, которому приходится подыскивать слова полузабытого языка. — Да будет он желанным гостем в стране бриннов, как некогда был его предок. Пусть моя пища будет его пищей, моя дичь — его дичью, мое оружие — его оружием, его война — моей войной!

Затем он повернулся к Акки:

— Тебе тоже привет, метатель молний, тебе, который, как ты сам говоришь, прибыл с другой стороны небосвода, чтобы оказать нам помощь. Пусть тебя оставят неудачи, пусть возвратится к тебе твое оружие, а сердце твое познает покой. Я верю, что ты не с этой земли, так как ни берандийцы, ни васки не могут понимать наш язык, не научившись ему!

Повернувшись к Анне, он продолжал на языке бриннов, попросив Акки перевести:

— Привет и тебе, та, которой предстояло стать воена-чальницей моих врагов, если бы предательство не отняло у тебя твою власть.

Анна вздрогнула. Откуда ему это известно?

— Ты спрашиваешь себя, каким образом я это знаю? Среди рабов, которые страдают под кнутом в твоей стране, есть люди из моего народа. Они добровольно смешались с опустившимися людьми тех краев, чтобы я, Техель-Ио-Эхан, знал о каждом шаге твоих людей, о каждом передвижении твоих воинов!

— Привет и тебе, капитан, который часто был нашим врагом, но никогда не убивал ни женщин, ни детей, не добивал раненого воина. Дай Бог тебе силы еще долгое время пускать свои стрелы прямо в цель, особенно, — добавил он, — если они будут летать рядом с моими... Наконец, привет и тебе, раненая женщина из стана врагов, которая пришла искать помощи у моего народа. Пусть же проклятье всех богов падет на того труса, который покалечил женщину! Пусть рука его отсохнет и отпадет, и пусть он умрет без потомства! Я, Техель-Ио-Эхан, обещаю тебе свое покровительство.

Он с достоинством сел на свое место и жестом указал на свободные стулья.

— Ну, Анна, что вы теперь думаете о «дикарях», которых так презираете? О! Я не сомневаюсь, и у них есть свои недостатки, и даже пороки, однако этот старый вождь мне нравится.

— Я даже уже и не знаю. Быть может, мы действительно были к ним несправедливы. А может, это просто уловка, и эти благородные слова призваны лишь скрыть предательство.

— Могу вас заверить, что нет! Нас приняли как союзников, теперь все будет хорошо, — отрезал Отсо. — Бринн не отречется от своих слов, как не сделает этого и васк.

Старый вождь выслушал этот обмен репликами молча.

— Зло недоверия невозможно развеять быстро, — сказал он на великолепном берандийском.

Анна снова вздрогнула.

— Когда твой отец был юным герцогом, у него был слуга-бринн. Этим бринном был я. Я восемь лет прожил в Берандии, изучая ваши сильные и слабые стороны, — продолжал он с улыбкой. — Потом я бежал, убил клаина, бросил вызов вождю племени и, одержав победу в бою, встал во главе моего народа. У вас меня называли зеленым псом... Твой отец, должно быть, сожалел о том, что меня не стало: я был его лучшим конюхом.

Акки наклонился к вождю бриннов:

— Раз уж вы знаете все, вы должны знать и то, что произошло в стране васков...

Бринн горделиво распрямился:

— Я не шпионю за своими союзниками! Я знаю лишь то, что ты сам только что рассказал Иеро-Эль-Туону. Но, вероятно, там действительно произошли весьма печальные события, если Отсо Иратцабаль находится здесь как беженец, а его народ сейчас направляется к нам в поисках убежища. Объясни нам, мне и Власть имущим, что же произошло?

— Это долгая история, вождь. Наши женщины устали, капитан тоже. Они могут отдохнуть, пока мы с вами будем беседовать?

Вождь что-то крикнул. Вбежала юная бриннка. Гибкая и стройная, со свободно ниспадающими на плечи серебристыми волосами, она напомнила Акки хисских студенток, с которыми он вместе учился в университете Эллы.

— Моя дочь Эее-Ио-Эхан позаботится о них. Но, быть может, ты тоже устал?

— Время не терпит. Враг приближается, и вскоре, я надеюсь, прибудут васки. Я лучше расскажу все сейчас. Как я уже сказал, это долгая история, которая, возможно, покажется тебе невероятной, вождь. Там, наверху, по ту сторону небосвода, существуют миры, и число их огромно. На этих планетах, освещенных звездами — они же являются солнцами, такими, как и твое, — живут различные народы. Большая их часть объединилась в федерацию, чтобы бороться против общего врага, который гасит их солнца. Но эта федерация может быть эффективной, лишь если входящие в нее народы не воюют между собой. Поэтому мы пришли к мудрому решению: оставить только одну расу людей в каждом из миров. Однажды крайне рассудительные великие вожди, которые руководят этой федерацией, узнали, что на твоей планете сосуществуют два различных народа, твой и берандийцы, и берандийцы угнетают твою расу. Тогда они направили сюда двух послов — меня и человека с другой планеты, человека, у которого, как и тебя, зеленая кожа, тогда как я похож на берандийца, — чтобы напомнить о Стальном законе и разрешить сложившуюся ситуацию. Вначале мы встретились с берандийцами, и часть их народа проявила к нам дружелюбие. Однако другая его часть взбунтовалась под предводительством молодого честолюбца и изгнала тех, которые могли бы стать вашими друзьями. Затем я же отправился к васкам и узнал, что между ними и вами никакой войны нет и не было. Но враг напал на...

Он еще долго говорил, стараясь как можно лучше объяснить этому весьма сообразительному, но, к сожалению, не обладающему какими-либо научными познаниями существу цель Союза человеческих миров и те трудности, с которыми ему пришлось столкнуться при исполнении своей миссии. Первым делом сейчас нужно было отразить вражеское вторжение.

— Ты говоришь, что на одной планете должна быть только одна человеческая раса? В таком случае мы и есть эта раса. Васки и берандийцы прибыли сюда лишь несколько поколений тому назад. Но мы бы не хотели, чтобы васки ушли. Они всегда были нашими верными союзниками.

— Все это, вождь, будет решено позднее. Главное сейчас — помешать берандийцам уничтожить и васков, и бриннов. Сколько у тебя людей?

— Когда Техель-Ио-Эхан подает боевой сигнал, поднимаются тридцать конфедераций!

— Сколько воинов в каждой конфедерации?

— В каждой — тридцать племен, и примерно три раза по сто мужчин, способных носить оружие, в каждом из этих племен.

Акки быстро сосчитал в уме: получалось около 270 000 человек.

— Как скоро они будут готовы к тому, чтобы выйти на тропу войны?

— Они уже готовы! Я не ожидал прямого нападения на васков, но вот уже несколько лун ожидаю нападения на нас. Как только берандийцы стали стягивать свои силы, я тут же об этом узнал, и наши воины приготовили свое оружие.

— Однако же Отсо сказал мне, что вы не придете им на помощь!

Старый вождь совершенно по-человечески пожал плечами:

— Мы этого сделать не можем. Выйдя из леса и начав подниматься по склонам, мы бы все заболели. Мы не смогли бы жить там, где живут васки!

Акки посмотрел на него с удивлением. Еще ни на одной из планет он не встречал разумной расы, которая до такой степени зависела от атмосферного давления или влажности воздуха. Настал его черед пожимать плечами. Позднее еще будет время пролить свет на эту загадку.

— И каким же оружием пользуются твои воины?

Вождь жестом показал на стену пещеры, на которой висели большой лук из дерева глии и колчан с длинными стрелами. Поднявшись на ноги, координатор внимательно осмотрел их. Лук был очень мощный. Он вытащил несколько стрел из колчана. Большая их часть, с черным оперением, имела кремнёвые или обсидиановые наконечники, аналогичные тем, которые он видел на многих других планетах. Другие, с зеленым оперением — цвета крови, — имели длинные, сильно заостренные наконечники, которые заставили его вздрогнуть: то, несомненно, были капли закаленного стекла. Бринн тоже встал, схватил одну из этих стрел и быстрым движением разбил самый кончик оправы, — тот тотчас же превратился в пыль и мириады тончайших иголок.

— Наконечник для войны, — объяснил он. — Он разбивается в теле врага, и стеклянная пыль проникает в его кровь и поражает сердце.

Ошеломленный, Акки не сразу нашелся что и сказать. Такого он не ожидал! Чтобы первобытные люди каменного века знали свойства закаленного стекла и тайны кровообращения!.. Но, быть может, васки...

— И давно вы используете такие наконечники?

— Всегда. Они были завещаны бриннскому народу Богом-Праотцом, О-Ктебо-Клаином.

— И у вас налажено их производство?

— Пойдем, сам увидишь.

Он повел Акки из пещеры в сторону кирпичной постройки, расположенной на краю поселка. Акки размышлял на ходу. Сравнительная антропология являлась одним из главных предметов для будущих координаторов, а долгая дружба, связывавшая его с Хассилом, который, как и все члены его семьи, был страстным археологом, позволила ему узнать многие формы первобытных цивилизаций. Более того, одно время он и сам жил в другом племени людей каменного века. Стало быть, бринны обладают познаниями, которые совершенно не совпадают с нормальным развитием их цивилизации. Откуда они знают о кровообращении, или закаленном стекле, или даже кирпиче, так как здание, перед которым они остановились, было кирпичной печью для варки стекла?

Здесь работало около двадцати бриннов. Они извлекали стекло длинными палочками с металлическими наконечниками, и капли, падавшие с этих палочек, отвердевали и закаливались в наполненном маслом тазу. Несмотря на то, что никто, казалось, не скрывал того, что делал, Акки не мог понять технологию всего процесса. Он не стал чрезмерно любопытствовать, понимая, что, если ему удастся заслужить доверие бриннов, они наверняка раскроют свои технические секреты. Но еще больше его заинтересовали металлические наконечники. Он взял палочку, оставленную одним из рабочих, и тщательно ее осмотрел: полый, как оказалось, наконечник, судя по всему, был из вольфрама!

Они прошли обратно к пещере и уже входили в нее, когда появился гонец. Он сообщил, что наблюдательные посты связались с плотами васков, и те прибудут завтра, в середине дня.

Вечерело. Над озером, скрывая противоположный берег, поднимался легкий туман. Акки внезапно почувствовал сильную усталость. Простившись со старым вождем, он попросил показать отведенное им жилище. Это оказалась совсем новая хижина: деревянный каркас, обтянутый шкурами. Перед низкой дверью сидел, ожидая его, Отсо.

— Я думал, ты уже спишь, — сказал Акки.

— Немного подремал. Я беспокоюсь за свой народ. Первые плоты уже должны были быть здесь.

— Они прибудут завтра. Что делают Анна и остальные?

— Отдыхают. Нам скоро принесут ужин. К счастью, мы можем есть почти все из того, что едят бринны.

Акки тоже сел. Под сводами пещер бринны, казалось, вели жизнь племен палеолита. Одни мужчины возвращались с охоты, другие обрабатывали кремень или полировали древки стрел. Между зажигавшимися один за другим очагами голышом бегали прелестные дети. Мимо прошла хорошенькая, несмотря на зеленоватую кожу и напоминавшую треугольные пирамиды грудь, девушка. Вдалеке, на озере, наполовину скрытая туманом пирога увозила воинов, спешивших сменить дневной караул.

— Когда видишь все это, Отсо, тебе кажется, что ты — на заре мироздания. И однако же... Ты уже приходил к бриннам и, возможно, сможешь мне кое-что объяснить. Это племя насчитывает по меньшей мере тысячу человек. Таких племен — тридцать в каждой конфедерации, и самих конфедераций — тоже тридцать. Каким образом весь этот народ, около девятисот тысяч человек, может жить за счет охоты и рыбной ловли?

— Но они живут не только за счет этого, Акки! Некоторые племена занимаются животноводством, другие выращивают злаки.

— Ты в этом уверен?

— Ты вот-вот будешь есть хлеб, скорее галеты, которые его заменяют.

— Да это просто какая-то планета аномалий, Отсо! Земляне, вернувшиеся в фантастическое средневековье, которые стреляют в вас из фульгураторов; другие земляне, живущие, словно древние горные пастухи; туземцы, которые находятся в основном на палеолитическом уровне, однако знакомы с земледелием и животноводством; они не знают металла, но располагают орудиями из вольфрама, одного из самых трудных для обработки металлов. Они изготавливают наконечники для стрел из специально закаленного стекла, имеют печи кирпичной кладки и знают о кровообращении! Антрополог от всего этого сошел бы с ума!

— О чем это вы говорили?

— А! Вы проснулись, Анна? Недолго же вы спали. Мы говорили о бриннах, этих «дикарях», которые имеют, что любопытно, весьма обширные познания в некоторых областях! Скажите, а не встречали ли ваши мореплаватели бриннов на других континентах?

— Нет. Но мы исследовали только побережья, и очень поверхностно! Тем не менее мы никогда не находили следов... — она немного поколебалась, затем закончила, — человеческой деятельности.

— А твои, Отсо?

— Тоже нет. Похоже, люди, земляне или какие-то другие, есть только на той земле, на которой находимся мы сами. Мы держим небольшой пост на экваториальном континенте, где растут восхитительные плоды, однако там никогда не видели никого, кроме оронов.

— Все это очень странно. Когда Хассил прибудет сюда со своим гравилетом или, скорее, когда вернется «Ульна», нужно будет совершить несколько исследовательских экспедиций. Я говорю об «Ульне», так как даже если Хассилу удастся перегнать гравилет сюда, я сомневаюсь, что он затем сможет снова поднять его в воздух. Думаю, как раз таки пора узнать, как у него обстоят дела.

Он достал из кармана передатчик и послал вызов.

— Хассил! Хассил! Говорит Акки. Ты меня слышишь?

— ... то Хасс... лышу плохо... Пытался выз... еще... дней. Где ты?

Акки осмотрел аппарат. На одной из его сторон осталась длинная борозда, продавившая металл.

«Стрела берандийца! Но в лесу ведь я пользовался им вполне успешно...»

— Алло, Хассил! Я в районе Трех озер. С бриннами. С бриннами. С бриннами...

— Поня... рех озер... бринны. Завтра я попыт... ететь. Рем... окончен, насколько это было возможно. Бер... дийцев не видел.

— Приземляйся у центрального озера. Приземляйся у центрального озера. Приземляйся у центрального озера. Бринны живут в прибрежных деревнях у скал!

— Понял... скал... До завтра.

Акки вытер выступивший на лбу пот.

Я боялся, что передатчик выйдет из строя прежде, чем мы закончим разговор. Надеюсь, у Хассила все получится. То оружие, которое осталось в гравилете, — наша последняя надежда победить берандийцев. Ни в смелости бриннов, ни в твоей, Отсо, я не сомневаюсь, но даже если то, о чем мне

говорил Техель-Ио-Эхан, правда, даже если удастся собрать около трехсот тысяч бриннов — но чем их кормить? Едва ли бринны располагают развитой интендантской службой! — у берандийцев все равно остаются пушки, пулеметы и как минимум один большой фульгуратор.

Подошла группа девушек с большими деревянными подносами.

— Вот и наш ужин, — сказал Отсо. — Давайте-ка разбудим Бушрана и Клотиль.

глава 2 След наших костей

На следующее утро Акки разбудил сам вождь. Координатор с сожалением поднялся со своего устланного шкурами и сухой травой ложа. Его мышцы все еще сковывала усталость, накопившаяся за время перехода из Безжалостного леса.

— День уже давно настал, и один из наблюдателей заметил в небе огромную птицу. Не твоя ли это летающая лодка?

Акки бросился наружу. Очень далеко, над саванной, но низко, на фоне голубого неба виднелось черное пятнышко.

— Как видишь, — сказал бринн, — у птицы два неподвижных крыла.

— У меня не такое острое зрение!

Акки взял свой бинокль. Да, это был гравилет. Его полет казался тяжелым и неуверенным. Акки схватил передатчик.

— Хассил! Хассил! Мы ждем тебя.

— ... лышу плохо. Спасибо... ставь меня в покое. Очень занят... пилотированием. До ско...!

Аппарат теперь быстро увеличивался в размерах, и Акки смог заметить на фюзеляже зияющую дыру, пробитую беран-дийским снарядом. Затем он оказался уже у них над головой и начал снижаться в сторону пологого луга, расстилавшегося перед деревней. Из-за того, что высота была не более ста метров, спуск перешел в падение. В последнюю секунду аппарат выровнялся и, направившись к озеру, снова набрал высоту.

— ... сделать! Противогравитогенная группа... Попытаюсь сбросить оружие... озеро... грязь... мягчит удар...

— К черту оружие! Садись на озеро! Техель, пироги, быстро!

Вождь отдал приказ, и с пару десятков бриннов побежало к причалам. Гравилет теперь уже выписывал круги, затем, теряя высоту, спикировал к берегу, и в тот момент, когда он пролетал над болотом, в воду с глухим шумом упал большой тюк.

— Прекрасно, Хассил! Сажай его на озеро! На озеро!

Гравилет развернулся, набрал немного высоты и внезапно

снова спикировал. Взметнулся огромный столб воды, который, казалось, застыл на какое-то мгновение, а затем рассыпался дождем. Акки побежал и успел запрыгнуть в одну из пирог.

— Быстрее, еще быстрее!

Хвост гравилета был еще над водой, когда на поверхности показалась голова хисса. Акки вздохнул с облегчением. Но беспокойство охватило его вновь: то не было уверенное и грациозное плавание хисса, лучших пловцов всех вселенных! Хассил казался усталым, он то исчезал под водой, то снова возникал над ее поверхностью.

— Он ранен! Быстрее!

Пирога, казалось, едва касалась воды. Акки нырнул, схватил хисса за волосы. Мощные руки гребцов втащили их в лодку. Хассил какое-то время просто лежал на спине на дне пироги, тяжело дыша. Затем губы хисса растянулись в присущей его расе хитрой улыбке.

— Вовремя! Не очень-то легко плыть с переломанными рукой и ногой!

— А у нас теперь еще и биорегенератора нет!

— И как только с подобным справлялись мои и твои предки? Так или иначе, я поправлюсь. Самое досадное — это отсутствие анестетиков. Я боюсь бесполезных страданий. Тюк с оружием нормально приземлился?

— Не знаю. Схожу посмотрю. Главное сейчас — позаботиться о тебе...

— Главное сейчас — подобрать оружие!

Пирога пристала к берегу, и бринны соорудили носилки из весел и сплетенной травы. Акки уложил на них хисса.

— Иди теперь за оружием. Я могу и подождать.

Подошел Отсо.

— Как он? — спросил васк.

— У него сломаны рука и нога.

— А их кости сильно отличаются от наших?

— Нет.

— Тогда позволь мне этим заняться. Я умею лечить переломы.

Акки захватил с собой с десяток бриннов и направился к месту падения тюка. Груз опустился в ил, но его пластиковая упаковка осталась целой. Они вытянули его из грязи и поволокли по твердой земле. Координатор вскрыл тюк: в нем было три легких фульгуратора, несколько индивидуальных переговорных устройств, несколько боевых зарядов, один большой, тяжелый фульгуратор, к сожалению, поврежденный, и с десяток заряженных батарей для этого вида оружия.

Заметно приободрившись, Акки поспешил в деревню. Ровно в тот момент, когда он туда добрался, бринны поднесли носилки с Хассилом к хижине, и Отсо тотчас же принялся за дело. С помощью координатора, который быстро набросал схему скелета хиссов, мало чем отличавшегося от человеческого, он восстановил места переломов, и вскоре Хассил уже безмятежно отдыхал на меховом ложе.

— Я упаковал все, что смог собрать, Акки. Там есть тяжелый фульгуратор...

— Он неисправен, зато три легких и батареи в полном порядке. Мой же фульгуратор уже почти разрядился.

— «Ульна» вернется не раньше чем через месяц. А я здесь лежу, пригвожденный к постели, и ничем не могу тебе помочь! Каково вообще наше положение?

Акки выложил перед ним все факты.

— Ты прав, дела наши не блестящие! Но эти бринны кажутся мне как минимум занятными. Ладно, через пару дней меня можно будет вынести наружу, и я все увижу собственными глазами. А скажи-ка, Акки: близ Трех озер водятся ороны?

— Думаю, да. А что?

— Можешь убить одного или парочку и попросить отпрепарировать их кости? Мне пришла тут в голову одна мысль.

— И в чем же она заключается?

— Из всех животных этой планеты это ведь, если не ошибаюсь, самые близкие к бриннам?

— На экваториальном континенте водятся еще и большие ороны, которые передвигаются по земле, — сказал Отсо.

— За неимением лучшего я удовлетворюсь маленькими местными, которые живут на деревьях.

Анна ждала Акки под навесом в окружении десятка болтавших без умолку молодых бриннок.

— Не могли бы вы мне перевести, что они говорят?

Координатор улыбнулся:

— Они хотят знать, почему вы, если вы девушка, носите одежду, а если вы замужем, то почему ходите с распущенными волосами?

— Скажите им, что у нас разные обычаи.

Бриннки немного пошептались. На этот раз Акки громко рассмеялся.

— Что такое?

— Не знаю, должен ли я переводить вам это.

— Переведите!

— Что ж... Они говорят, что ваш народ — просто варвары, раз уж вам не знакомы настоящие обычаи!

Тут уж и Анна рассмеялась.

— Вот и получила то, что заслуживаю! С тех пор как я оказалась здесь, с того самого момента, как этот старый бринн-ский вождь, который знает обо всем, что происходило в Берандии, принял меня с таким достоинством — знаете, он напоминает мне моего крестного! — я начала понимать вашу точку зрения. А сегодня утром Эее, дочь вождя, дала мне вот это.

Она показала тонко инкрустированный геометрическими фигурами браслет из слоновой кости на своей руке.

— И однако же они знают, что я готовила войну против них и хотела обратить их в рабство, прежде чем вы объяснили мне, сколь я была сумасбродна. Может быть, они лучше нас?

— Не бросайтесь из одной крайности в другую, Анна, вас может постичь серьезное разочарование! Сейчас уже нет добрых дикарей, живущих сами по себе, как нет и добрых цивилизованных людей. Когда мы поживем среди них подольше, нам, вероятно, откроются и их пороки!

— Возможно. Пока же они готовят все то, что необходимо для приема васков. Смотрите!

На некотором расстоянии от главного убежища под скалами бринны строили на лугу длинные хижины из плетеного тростника, натянутого на каркасы из веток. На озере длинная вереница пирог поднималась от нижнего берега.

— По словам Отсо, эти лодки везут провизию.

— По этому поводу мне нужно кое о чем переговорить с вождем. Вы пойдете?

Считая их равными себе, старый бринн принял их с учтивостью, а Анне даже предоставил один из резных деревянных стульев, предназначенных советникам.

— Как ты собираешься накормить васков? — спросил координатор.

— Здесь останутся только способные сражаться мужчины. Женщины и дети уйдут к побережью вместе с нашими.

— Где именно ты намерен попытаться остановить берандийцев?

— В большом ущелье, примерно в одном дне пути вверх по течению от верхнего озера. Там имеется узкий проход, который им придется преодолеть, чтобы проникнуть на нашу землю.

— А река?

— Как ты и сам видел, она пересекает горловину, где утесы нависают над потоком. Несколько человек с помощью больших каменных блоков остановят любой плот, который попытается там пройти.

— Тебе известно, где враг сейчас?

Вождь вытащил откуда-то из-за стула небольшой кожаный тюк и развернул его. Анна вскрикнула от ужаса: к ее ногам покатилась отрезанная окровавленная голова, голова берандийца.

— Мои разведчики вчера застали врасплох небольшой отряд. Вот голова командира. До ущелья врагу еще идти примерно шесть дней.

— А как же тебе доставили эту голову всего за день?

— Река быстра, а по лесу человек идет медленно.

Воцарившуюся тишину в конце концов нарушила Анна:

— Я должна поблагодарить тебя, вождь, за тот прием, который ты оказал своему старому врагу.

— Безоружный враг — больше не враг. И, так или иначе, твоим людям придется покинуть эту планету!

— Но Высший суд на этот счет еще не высказался, вождь.

— Тот, кто прибыл издалека, сказал: одна раса на одной планете.

— Но он не сказал, какая именно раса останется!

— Мы были здесь всегда, а твои предки лишь недавно прибыли сюда на их небесных пирогах.

— В том месте, где мы высадились, бриннов не было. По какому праву на те земли претендуете вы?

— По праву старейших на планете, которая наша!

— Вероятно, ороны были здесь раньше вас, вождь. Тогда что получается, этот мир принадлежит оронам? Я признаю, что мои предки вели себя плохо по отношению к вашим. Но этого больше не повторится. Мы тоже имеем права на эту землю. Не так ли, Акки?

Она произнесла это едва ли не с мольбой в голосе.

— Я вам уже сказал, что решение еще не принято. Однако шансов на то, что оно будет для вас благоприятным, очень мало. Если бринны смогут доказать — а я полагаю, они легко это сделают, — что они были на Нерате до вас, именно они здесь и останутся. Достаточно провести кое-какие раскопки в пещерах, сделать радиоуглеродный анализ...

— А как же васки, Акки?

— Им тоже придется уйти. На ту же планету, что и вам, если вы с ними придете к согласию. В противном случае — на какую-нибудь другую.

— Но почему? Почему? Я готова признать, что мы ошиблись в отношении бриннов, предоставить им право гражданства в Берандии...

— Несколько веков истории так просто не сотрешь, Анна. Я верю, что вы действительно осознали свои ошибки. Я думаю, что Бушран или ваш крестный, или даже Клотиль, готовы признать бриннов равными себе. Тем не менее, большая часть вашего народа никогда этого не признает, а если и признает, то лишь после ужасного кровопролития! Наш закон лучше, поверьте мне. Ах! Если бы между вашими двумя расами были возможны браки, вопрос бы вставал по-другому... Но здесь не тот случай.

— А если... если в итоге окажется, что бринны тоже не коренные жители? Что, если и они прибыли сюда с какой-нибудь другой планеты? Вы мне говорили, что их цивилизация представляет анахроничные черты...

— В таком случае, возможно, что-то и можно было бы изменить. Но в это трудно поверить. Откуда, по-вашему, они здесь взялись?

Старый бринн поднялся на ноги.

— Завтра я отведу вас на то место, где находится доказательство того, что моя раса связана с этой землей! И, если я покажу вам его, согласишься ли ты, о мой старый противник, с его решением?

Анна немного помолчала, а затем с вызовом произнесла:

— Да, в таком случае я соглашусь с его решением!

Первые беженцы-васки прибыли ближе к полудню. Их заметили на заре в районе нижнего озера. Семнадцать плотов, на которых находилось около пятисот человек. То были сарцы. Затем уже плоты прибывали один за другим без перерыва, а к вечеру Акки, стоя на берегу озера вместе с Отсо, увидел, как тот запрыгнул в пирогу и стал изо всех сил грести. Там, на грубом нагромождении плавучих бревен, стояла женщина и приветственно махала руками. Пирога вскоре возвратилась, и в ней кроме васка были Арги и Роан.

— Что с Анной? — прокричал старик, едва они приблизились к берегу.

— Жива и здорова!

— Тогда все в порядке.

Он спрыгнул на землю с легкостью, удивительной для человека его возраста. Акки не удержался от улыбки: уж слишком велика была разница между графом де Роаном, благородным эрудитом Берандии, и этим оборванным варваром с всклокоченной бородой!

— Значит, вот какие они, эти дикие бринны, — произнес граф задумчиво, разглядывая стоявших рядом детей и женщин и нескольких воинов, которые окружали эту группу. — Что ж, я рад возможности видеть их на их родной земле. А вы что о них думаете, Акки?

— Вся моя подготовка координатора предостерегает меня от вынесения слишком быстрых оценок. Я полагаю, они настоящие люди.

— Да-да, понимаю... Ах! Вот и Анна!

Захлебываясь слезами, она бросилась к нему в объятия:

— О! Крестный, простишь ли ты меня за то, что моя преступная беспечность привела к смерти моего отца?

— А ты, простишь ли ты меня за то, что я сомневался в тебе? Ну, будет, будет тебе, я думаю, это ужасное приключение многому научило всех нас. Что до меня, то я только что пережил, несмотря на жуткие мгновения, самые прекрасные часы моей жизни!

— Тяжело было?

— Да, и мне стыдно, что я снова радуюсь. Слишком многие, увы, погибли! В Безжалостном лесу, еще до того, как мы добрались до реки. Ну, а как ты, Анна?

— Нам тоже туго пришлось. И без Бушрана, а затем и Акки, я, вероятно, не выжила бы.

— А твои спутники?

— Погибли — все, за исключением Клотиль и ее брата. Она потеряла руку, но Акки говорит, что ее можно будет регенерировать на одной из его планет.

— Бедняжка Клотиль, она так гордилась своей красотой! Увы, нас ждет еще немало забот, и я боюсь...

— Полноте! Будущее, возможно, будет не таким мрачным, каким оно тебе представляется.

Они еще долго говорили, стоя на берегу. Васки выгружались теперь сотнями и за теми, кто прибыл первыми, или бриннами направлялись к длинным временным хижинам, где их ожидал сытный ужин и отдых. Вечерняя заря становилась все более и более красной, и солнце уже начало опускаться за холмы.

В конце ужина гонец, присланный Техелем-Ио-Эханом, сообщил Анне и Акки, что вождь ждет их. Отправляясь к нему, они увидели, что на склоне у озера приготовлен большой костер. Трава перед ним была скошена. Вождь сидел перед своей хижиной в окружении советников в праздничных одеждах из разноцветных шкур, украшенных птичьими перьями.

— Сегодня вечером, когда взойдет луна, пройдет великий Танец войны. Отсо будет танцевать вместе с нами как наш союзник. Я бы хотел, чтобы и вы приняли участие, ты — как наш друг с той стороны небес, а ты, женщина, — как истинная герцогиня берандийцев. Это нужно, чтобы засвидетельствовать перед моим народом, что ты не лжешь, что твой народ наконец понял правду и весь ужас своего отношения к нам. Вы согласны?

— Да, — сказал координатор.

— А ты?

Анна ответила не сразу:

— Все же мы собираемся сражаться с моим народом!..

— Разве среди твоего народа нет таких, кого ты ненавидишь?

— Конечно есть!

— Тогда танцуй исключительно против них. И только они будут сражены твоим танцем.

— Хорошо! Я согласна.

— У нас женщина редко бывает вождем, но и такое случается. Эее поможет тебе переодеться. Пойдем, небесный союзник.

Огни уже горели, когда Акки вышел их хижины, одетый в костюм воина-бринна. Его кожа, подкрашенная в зеленый цвет соком одной из трав, была покрыта белыми штрихами, подчеркивавшими мощь его мускулов, а короткие штаны из кожи клаина, как и подобало великому вождю, были украшены расшитыми волнистыми линиями зубами животных и, как он подозревал, еще и «человеческими» зубами. В его волосы были воткнуты три зеленых пера, а в руке он держал длинный дротик с треугольным обсидиановым наконечником. Это переодевание его не смущало: он давно привык к самым странным обычаям различных планет.

— Вы великолепны! Настоящий лесной человек. Ну, а как вам я?

Акки обернулся. Перед ним, широко улыбаясь, стояла Анна. Кожа ее тоже была подкрашена зеленым тоном, обнаженное тело было настолько густо покрыто линиями и знаками, что она казалась одетой. Ее короткие рыжие волосы были залиты лаком и уложены в форме каски, а воткнутое сверху зеленое перо развевалось на ветру.

— Оригинальная и соблазнительная, — произнес он наконец.

К ним подошел вождь бриннов.

— Идемте, танец сейчас начнется. Наш друг васк уже там.

— Что мы должны делать, Акки?

— Повторять все за ним, находясь от него в трех шагах. Мы его союзники, его опора, но первую роль сохраняет он. Главное, — добавил он, понизив голос, — что бы ни случилось, не смейтесь. Помните: все то, что мы вскоре увидим, не более смехотворно, чем этикет двора Берандии!

Уже совсем стемнело, и площадь была освещена только пламенем больших костров и сотнями факелов, которые держали бриннские женщины и дети. Акки вдруг вспомнил о Хассиле.

— Вождь, нельзя ли принести сюда моего раненого друга? Он мне никогда не простит, если не увидит этой церемонии, — добавил он для Анны.

Техель отдал приказ, и четыре крепкие женщины тотчас же вышли и быстро вернулись, неся на носилках хисса. С ними шли Бушран и Роан.

— Что подумает крестный? — шепнула девушка.

— Ничего не говорите, и он вас, возможно, не узнает. Мне вот интересно, где все мужчины?

Ответили ему донесшиеся со стороны берега раскаты тамтамов. Гуськом в свете костров появились воины, длинная, колышущаяся колонна которых терялась во мраке. Ни слова не говоря, они выстроились в шесть концентрических кругов вокруг четырех вождей.

Техель-Ио-Эхан поднял обе руки. На толпу зрителей обрушилась тишина. Вождь закричал, и его крик, меняя тональность, зловеще отозвался над озером и долго еще звучал эхом среди скал. Тишина. Новый крик. Затем воины внезапно подхватили этот крик громогласным хором. Там, на востоке, горизонт засветился, и над холмами появился диск Лооны.

Только тогда вступили тамтамы, сначала приглушенно, затем все громче, с прерывистыми раскатами, которые то нарастали, то удалялись, и вновь нарастали... Воздух дрожал, сама земля дрожала. Сначала медленно, затем все быстрее воины молча закружились вокруг четырех вождей. Почти полная луна усиливала красный свет факелов и костров. Техель коротко вскрикнул, и танцоры резко остановились. Через проход в их круг ввели четырех мужчин, четырех берандийцев.

— Зачем они их привели? Я не знала, что есть пленные, — шепнула Анна.

— Не знаю, но мне страшно... Их четверо, нас тоже четверо... Если бы я знал... но... как можно было это узнать?..

Он с силой схватил Анну за руку.

— В любом случае сейчас уже слишком поздно! Если мы отступим, нас убьют. Так нужно, Анна, так нужно! Вы меня слышите?

— Да, но... Нет, я не смогу!

— Взмахните рукой! Если ваш берандиец умен, он прикинется мертвым и попробует попытать счастья!

Воины снова закружились под приглушенный бой барабанов. Затем, сначала почти неслышно в первых рядах, потом постепенно усиливаясь, раздалось дикое, монотонное пение. Под гипнотический барабанный бой оно оглушало, мутило сознание. Техель тоже пел, поворачиваясь вокруг собственной оси.

— Подражайте ему, Анна!

Теперь запел уже и второй ряд, но более быстро, чем первый, затем третий, четвертый, пятый, шестой. В стороне, в полумраке, толпа колыхалась, образуя цепь, в которой все держали друг друга под руки. Оцепенение постепенно переходило в экзальтацию.

«Господи, — подумал Акки, — эффект Пьессина!»

Он был так назван по имени хисского психолога, который его изучал. У рас с сильными телепатическими возможностями, таких, как сами хиссы, а также похожих на них других человеческих сообществ, подобный вид коллективного, общего опьянения вызывался пением и ритмичными движениями, и это опьянение могло быть одухотворенным, как в хисских церемониях, но могло и пробуждать жажду убийства, наподобие амока у земных малайцев.

Акки попытался бороться. Не принадлежа к хлорогемо-глобиновым расам, он был менее восприимчив, но было уже слишком поздно. Бриннов было слишком много. Вопреки его воле, рука сжала дротик, и волна ненависти поднялась в нем против этих четырех связанных пленников, которые тупо смотрели на происходящее, тоже будучи охваченными бессильной злобой. Затем он перестал что-либо соображать.

На какое-то мгновение он вновь увидел Анну, которую забыл предупредить: она была мгновенно околдована, губы ее раздвинулись в хищном оскале. Позади нее огромный васк разразился свирепым смехом: наконец-то его ненависть к бе-рандийцам будет удовлетворена! Один из бриннов зарычал, смысл его прерывистых слов до Акки не доходил, но он и не старался их понять.

Теперь все кричали, он тоже вместе с другими, из толпы женщин поднимался долгий, меняющийся по тональности жалобный вопль.

Позже он не мог восстановить, как все произошло. Он помнил, как Анна выдергивала свой дротик из тела пленника, на которое наступила обнаженной ногой, смутно помнил, как сам наносил удар за ударом. Внезапно все кончилось. Он очнулся, стоя под луной, задыхаясь, пот струился по его телу. Их было четверо на огромной площади, четверо живых. Пыль почти впитала большие темные лужи.

Он содрогнулся, обозленный на бриннов, но больше на самого себя. Сидя на земле, Анна плакала, тупо глядя на свой окровавленный до половины древка дротик. Один только Отсо оставался бесстрастным.

— Хороший был танец, —сказал старый бринн. — Мы победим!

Акки смотрел на него без страха. Этот бринн был стандартным продуктом своей цивилизации, или своей дикости, если хотите. Тот же самый вождь, который только что убил или заставил убить четырех безоружных пленных, чуть раньше принял васков так, как и подобает союзникам. Так же он принял и берандийцев, благородных берандийцев, которые уничтожали или обращали в рабство его народ. Акки наклонился к Анне, поднял ее и сказал:

— Оставьте угрызения совести, вашей вины в этом нет. Во всем этом виноват я. Мне следовало бы предвидеть наличие у бриннов эффекта Пьессина. Вы были не в себе!

Разрыдавшись, она прижалась к его груди.

— Пойдемте, Акки! Оставим это место!

Она увлекла его в сторону берега. На освещенном поднявшейся луной озере были легкие волны. В маленькой бухте,

раскачивая высокую траву, замирал легкий бриз. Они сели на выступ скалы.

— Завтра днем все это будет казаться вам дурным сном. Забудьте это!

— Как я смогу забыть?

— Сможете, уверяю вас! Эффект Пьессина не имеет длительного воздействия на сознание. Через несколько дней все это будет для вас лишь ужасной историей, рассказанной вам кем-то давным-давно, а вовсе не чем-то таким, что вам довелось пережить самой.

— Вы мне это обещаете?

— Конечно! Я много раз испытывал этот эффект у хиссов, правда, при менее жутких обстоятельствах.

— Я вам верю, Акки! Вы так много знаете!

— Не больше, чем другие. Вы и сами могли бы узнать очень многое, если бы случай позволил вам родиться в одном из наших миров. Я часто думаю...

— Говорите!

— Что ж... Я часто думаю: как же досадно, что все ваши достоинства растрачиваются на жалкие интриги затерянного мира, тогда как вы, как мне кажется, рождены для больших дел. Но еще не поздно, Анна. За несколько лет вы смогли бы наверстать упущенное. У нас на Новатерре есть великолепные учебные заведения, где технические средства таковы, что одаренный человек вроде вас...

— А мой народ, Акки?

— Ха! Что значат несколько тысяч человек, которые, я должен это сказать, за исключением очень немногих, не показались мне особенно стоящими!.. Мы, возможно, могли бы... Мне остается выполнить только еще одну миссию -ия смогу перейти на работу в центральную администрацию или же стать преподавателем в каком-нибудь университете.

— Что это, признание в любви?

— С того самого дня, как я увидел вас на вершине вашей башни... У меня нет большого опыта, Анна. Я все время перелетаю с одной планеты на другую, думая о счастье других и никогда — о своем собственном, зачастую принося несчастье сейчас ради счастья в будущем.

— А почему бы вам не остаться со мной, Акки? Почему бы нам вместе не повести берандийцев к светлому будущему?

Он вздохнул:

— Увы, это невозможно! Даже если я перестану быть координатором, я должен служить Союзу человеческих миров, и Большой совет не согласится с тем, чтобы я посвятил себя какому-то одному человеческому сообществу! Я своего рода офицер, Анна. Ах! Если бы ваш народ был народом целой планеты. И даже... И потом, ваши люди меня все равно никогда бы не приняли. Тем не менее я хочу вам сказать, что я никогда еще не встречал женщины, на которой бы счел за счастье жениться, если бы это было возможно.

— Ох! Акки, и почему только так вышло, что я — герцогиня Берандии, а вы — галактический координатор? Почему?

— Вопрос не нов, это еще одна из старых трагедий, которые всегда существовали на всех планетах! Пойдемте, Анна. Что бы ни случилось, сохраните вот это.

Он надел ей на палец свое кольцо координатора, на котором горела двойная бриллиантовая спираль — символ одной из галактик.

— Спираль, Анна. Символ Союза человеческих миров. Наш знак координаторов, которых иногда называют также отшельниками!

На следующий день, изнуренные нервным потрясением, они проснулись не так рано, как обычно, но в десять утра Техель послал за ними.

— Идемте, я покажу вам то доказательство, о котором вы просили.

Их ждала длинная пирога, в которых сидело двенадцать могучих бриннов. Они поплыли к нижнему озеру. Вождь сидел на носу.

— Ну что, Анна, хорошо спали? — спросил Акки.

— Да. Как вы и обещали, все это теперь кажется мне всего лишь сном. Все, кроме этого...

Она повела пальцем из стороны в сторону — и кольцо засверкало в лучах солнца.

— Вероятно, это тоже всего лишь сон, — печально сказал он.

С уст старого бринна сорвался короткий приказ. Пирога повернула и вышла с глади озера в один из протоков, глубоко вдававшийся в материковую часть владений бриннов. Затем, в течение еще нескольких часов, они плыли по узкой речушке с медленными водами. Никто не разговаривал, слышны были только прерывистое дыхание согнувшихся над веслами бриннов, шум рассекаемой носом пироги воды и, время от времени, унылые протяжные крики птиц кейтенбура, сидевших на вершинах деревьев. Река теперь была зажата между высокими утесами, и, подняв глаза, Акки заметил прерывистые дымки костров, передававшие сигналы, и, черные на голубом фоне, крошечные головы воинов, следивших за их продвижением: то были наблюдательные посты бриннов.

Подплыв к водопаду, они вышли из пироги. Прибрежный склон вывел их через спутанный кустарник, который приходилось прорубать ударами сабель из твердого дерева, к большой осыпи: она поднималась, насколько хватало глаз, над рекой, соединяясь с отвесной скалистой линией. Затем они вновь спустились к реке, прорезавшей здесь в древних аллювиальных отложениях глубокое ущелье. Техель-Ио-Эхан спустился по крутой тропинке почти до быстро текущей реки. Здесь он показал на основание утеса, который поднимался прямо над их головами, — утеса из песчаника и конгломератов, где обкатанные голыши впаялись в скалу, и крикнул:

— Смотри!

Акки осмотрел срез. Несмотря на то, что он не был специалистом в геологии, его научная подготовка была достаточно высокой. Перед ним находилась залежь ископаемых громадной ценности. Сильно минерализованные скелеты, наполовину высвобожденные эрозией, ему не были знакомы. Однако он легко смог найти несколько грубых, высеченных из камня орудий, а немного поодаль — разбитый череп. Многих его частей не хватало, тем не менее песчаник сохранил великолепный слепок. Это бесспорно был череп гуманоида, еще очень примитивного, с тяжелой нижней челюстью и низким лбом. Вождь указал на него с гордостью.

— Сколько времени понадобилось реке, чтобы переместить сверху весь этот песок? Видишь? Там, в самой земле нашего мира, уже находился след наших костей!

глава 3 Последняя битва

 После пятнадцати дней битва достигла особого ожесточения в ущелье, которое вело в страну бриннов. Медленно, но уверенно берандийцы оттесняли армию, скорее даже орду бриннов и васков сначала от леса, затем с просторных саванн, где было первое столкновение, и до этого ущелья, где прежде протекала река. Здесь выгодные позиции и превосходящие силы союзников уравновесили мощь вражеского оружия и организацию армии берандийцев.

Акки устроил свою штаб-квартиру в неглубокой пещере, в укрытии от вражеских пушек, которые иногда громыхали, перепахивая боевые позиции своими снарядами. Несколько раз берандийцы пытались форсировать проход, между завалами из каменных глыб десятки трупов. Стрелы бриннов беспощадно били наповал. Из васков и наиболее дисциплинированных бриннов Акки создал ударный отряд, насчитывавший шестьсот человек, который еще не принимал участия в боях, кроме одного бесплодного рейда против вражеской артиллерии. Берандийцы, извлекшие урок из сарского разгрома, теперь тщательно ее охраняли.

Вначале потери бриннов были весьма тяжелыми, даже несмотря на то, что воины располагались за линиями укреплений: их выкашивали пулеметы или фульгураторы, а окопавшихся позади завалов из камней доставали снаряды. Теперь оба лагеря наблюдали один за другим, и если в течение дня было относительно спокойно, то по ночам стороны производили разведку боем, прощупывая вражеские позиции.

С протяжным свистом три снаряда разорвались в лесу, позади ущелья. Акки пожал плечами.

— Три выпущенных почем зря снаряда! К несчастью, похоже, они не испытывают в них недостатка.

— Вермонский арсенал поставит столько, сколько будет необходимо, — ответил Бушран.

— Помню, отец говорил, что у нас достаточно боеприпасов, чтобы выдержать даже многолетнюю осаду, — вмешалась Анна.

Она носила на поясе один из трех легких фульгураторов, а за спиной — колчан, полный стрел. Уговорить ее остаться в тылу оказалось невозможно. Будучи прекрасным стрелком из лука, она однажды оказала неоценимую помощь, когда одна из групп берандийцев на какое-то время прорвала линию обороны и почти достигла командного пункта.

— Наконец-то мы закрепились, — сказал Отсо. — Как думаешь, сможем мы продержаться до возвращения твоего звездолета?

— Надеюсь. А где Техель?

— Как обычно, произносит речь перед своими дьяволами.

Бринны сражались с невообразимым остервенением, однако легко затем могли внезапно пасть духом, и требовалось все красноречие старого вождя, чтобы удержать их на месте в этой позиционной войне, отличавшейся от их обычной тактики засад.

— У нас нет никаких вестей из Биаррица, — сказал васк. — Это меня беспокоит. В последнем донесении, однако, не говорилось ни о каких вражеских атаках.

Биарриц был пиратским портом, которым васки владели в Безумном море, очень далеко от Семи долин.

Курьер опаздывает пока только на один день. Возможно, ему мешает встречный ветер.

Неистовый шквал разрывов заставил его замолчать. Они бросились к выходу из грота. В ущелье, на уровне передовых позиций, поднимались фонтаны земли. Поднеся к глазам бинокль, Акки увидел, как бринны и васки по отработанной тактике ползком пробираются в сторону тыла. С вражеской стороны, над заросшим травой пространством, которое разделяло позиции, не было никакого движения. Затем из-за рощи выдвинулась пестро окрашенная неопределенная масса.

— Клянусь Великим Мисликом, как сказал бы Хассил, они вновь изобрели танки! Какие же моторы они используют?

Танк продвигался теперь медленно, едва ли быстрее, чем человек, идущий пешком. Стеклянные наконечники бриннов тщетно разбивались о его корпус, а стрелы васков без пользы застревали в крепкой деревянной обшивке.

— На этот раз нам придется вмешаться, Отсо. Собери людей. Анна, вы останетесь здесь!

Они бегом спустились по склону. Примитивная машина уже глубоко продвинулась в расположение союзников, выплевывая смертоносный голубой огонь фульгуратора. Бринны и васки спешно отходили, скрываясь в высокой траве.

— Стреляй только по моему сигналу, Отсо. Пусть твои люди будут наготове, чтобы закрыть прорыв в нашей обороне.

Волна нападавших берандийцев теперь приближалась, едва сдерживаемая стрелами с флангов. Акки пополз вперед, великан-васк держался в нескольких метрах справа.

— Давай, Отсо! — крикнул координатор, когда они подобрались достаточно близко.

Огонь двух легких фульгураторов сосредоточился на танке. Деревянная обшивка обуглилась, затем вспыхнула. Акки опустил голову, так как голубой луч шарил по верхушкам трав, но продолжал стрельбу. Вспыхнуло огромное ненасытное пламя, и от машины донесся душераздирающий вопль, который сразу же умолк. Две тени попытались скрыться в облаках дыма, но были остановлены меткими дротиками.

— Мы победили... на этот раз, — сказал Акки, когда они, спустя несколько минут, возвратились в пещеру. — Но, несмотря на то, что нам удалось вывести из строя один тяжелый фульгуратор, сколько-то таких у них, вероятно, еще осталось, не говоря уж о пулеметах, и если они пойдут в атаку сразу несколькими танками... Интересно, что же они все-таки используют в качестве двигателей?

— Неужели вы не узнали предсмертное ржание лошади? — спросил Бушран. — По крайней мере одна точно была в этой машине.

— Лошадь! Об этом я не подумал... Кто там еще?

— Быть может, гонец из Биаррица? Да нет же! Клянусь Праотцом, это же Этхарт собственной персоной! Что ты здесь делаешь?

— У меня плохие новости, Отсо. Берандийский флот обогнул Грозовой мыс и вошел в Безумное море.

— А наши суда? Что с ними?

— Пошли ко дну, Отсо! Мы атаковали их вблизи Биаррица, но у них была пушка! Я один из немногих, кому удалось спастись, — смог их опередить, срезав путь по отмели. Думаю, они двинутся на север и высадят войска около устья Элора.

— Но... там же наши женщины и дети, а также женщины и дети бриннов!

— Отсо, — отрезал Акки, — бери с собой всех твоих васков, кроме ударного отряда, захвати также побольше бриннов из резерва и немедленно спускайся по реке. Возьми один из фульгураторов и попытайся остановить врага в болотах вблизи устья. Мы здесь продержимся. Будешь у Трех озер, загляни к Хассилу и скажи ему, чтобы еще раз попытался сотворить чудо с помощью наших малых передатчиков. Если он сможет связаться с «Ульной», все будет спасено!

Смешанная армия васков и бриннов отправилась в путь с наступлением сумерек. Сначала, несколько километров, шли пешком, затем — на лодках. Акки надеялся, что это перемещение войск пройдет незамеченным для врага, и тот не узнает об ослаблении его резервов. Часть ночи он провел, совещаясь с вождями бриннов, Анной, Бушраном и васком, заменившим Отсо во главе ударной группы.

— Я думаю, вскоре начнется массированный штурм, призванный если и не прорвать наши позиции, то по крайней мере закрепиться здесь как можно большими силами. Враг рассчитывает напасть на нас с тыла, высадившись в устье реки, но, вероятно, не знает, что наши воины уже в пути. Нам нужно продержаться как можно дольше, но без излишней бравады: победа будет за нами, как только вернется «Ульна», самое позднее через две недели. Если бы не эта проблема с женщинами, детьми и продовольствием, я бы немедленно отдал приказ рассеяться по лесу. Нужно протянуть пятнадцать дней, а там уж вернется мой корабль. Вы поняли: сражаемся жестко, но без ненужного и отчаянного героизма.

— Тогда, может, нам следует сдать проход? — предложил Бушран.

— А что же тогда будет с нашими женщинами? — спросил Техель.

— Надеюсь, что мы сможем сопротивляться достаточно долго для того, чтобы этот вопрос не вставал. Если же враг прорвется, мы, конечно, не побежим, а будем терзать его на протяжении всего его пути к озеру и устью реки. Повторяю: главное — выиграть время.

— А если «Ульна» не вернется? — тихо спросила Анна.

— Это почти невероятно. Но в таком случае...

Пять последующих дней выдались относительно спокойными. В одну из ночей два васка проскользнули на вражеские позиции и донесли, что берандийцы построили новые танки, но в каком количестве, сказать не смогли. Акки приказал изготовить простые, но достаточно эффективные зажигательные средства с помощью одного из видов очень клейкой и легко воспламеняющейся черной смолы, которую бринны добывали из аглинного дерева.

Утро шестого дня также прошло спокойно, однако к полудню была замечена усиленная активность врага, а чуть позже началась артподготовка. Те несколько орудий, которыми располагали берандийцы, принялись методично обстреливать позиции. Огневой вал, пусть он был и не слишком силен, произвел на бриннов ошеломляющее впечатление. Ближе к вечеру начался штурм.

Впереди — с дюжину деревянных танков, на которых находились лучшие стрелки из лука и ружей, коим было поручено защищать эти машины. То было странное зрелище: нелепые сооружения с трудом продвигались, запутываясь в высокой сухой траве. Вокруг их бойниц щетинились стрелы бриннов и васков. Танки без потерь достигли первых траншей, где уже никого не было. Акки смотрел на них в бинокль, Анна была рядом с ним. Прячась позади своих машин, берандийцы продвигались цепями, сметая небольшие изолированные группы защитников, не сумевших вовремя отступить. Иногда между разрывами снарядов вопли или душераздирающие крики говорили о гибели живого существа — человека или бринна. Но мало-помалу в темноте надвигающихся сумерек огонь берандийцев становился менее уверенным, и вскоре к облачному небу поднялись три высоких огненных столба, и атака прекратилась.

— Они захватили триста метров, — сказал Бушран.

— Но они еще не в узкой части ущелья. Именно там мы их и ждем. Каковы потери?

— Сколько потеряли они, я не знаю. Возможно, человек двадцать убитыми или ранеными. У нас три васка и одиннадцать бриннов убиты, семь васков и сорок бриннов ранены.

— Совсем небольшое сражение, — иронично произнес координатор. — Всего каких-то два десятка несчастных парней убито и втрое больше изувечено! А я-то сюда прибыл, чтобы помешать этой войне! Да уж! Старые хиссы, основатели Союза человеческих миров, были правы, говоря, что посредники всегда кончают тем, что начинают воевать с обеими сторонами сразу!

— Следует ли нам под покровом ночи провести контратаку?

— Зачем? Чтобы вернуть себе эти триста метров, которые мы с рассветом снова потеряем? Нам нужны все наши силы. И, как я уже сказал, мы ждем их гораздо дальше.

День занялся на тех же позициях. Берандийцы двинулись вперед не сразу, а лишь спустя три часа после восхода солнца, получив четыре новых танка в качестве подкрепления. Началась атака. Ценой незначительных потерь к концу дня им удалось добраться до самой теснины. Шириной около ста метров и длиной в шестьсот, она лежала между высокими отвесными скалами, и лишь в середине, где овраги с крутыми склонами размыли песчаник, можно было как с одной, так и с другой стороны по крутым склонам подняться к плоскогорью.

— Вот здесь, Анна, и пройдет решающая битва, — сказал Акки. — Чем она закончится, я не знаю, но с помощью бриннов и васков я сделаю все возможное для того, чтобы она стала для нас победной или, по крайней мере, не до конца проигранной. Если нас отбросят, поднимайтесь по правому оврагу к лесу. Я с небольшой группой последую за вами. В любом случае я хочу, чтобы завтра вы были в безопасности. Вы меня поняли?

— А сами-то вы будете в безопасности?

— Что касается меня, то тут все обстоит иначе. Бринны и васки доверили мне командование и...

— А я представляю Берандию — настоящую Берандию! Нас, настоящих берандийцев, здесь только двое, и наше место...

— Я не сомневаюсь в вашей смелости, но на этот раз мы наверняка сойдемся в рукопашной схватке, и у вас не будет ни единого шанса. Это приказ, и вы обязаны его исполнить. К тому же... к тому же я буду спокойнее руководить боем, если буду знать, что вы далеко отсюда. Вы мне это обещаете?

— Хорошо. Но если дело обернется плохо, я вернусь, чтобы разделить вашу участь.

— Оставайтесь свободной, чтобы попытаться нам помочь! И чтобы повести затем за собой ваш народ! Думаю, завтрашний день даст ответ. Теперь идите спать. Что бы ни случилось, вам понадобятся все ваши силы.

К большой радости Акки, берандийцы на этот раз пошли в атаку еще до рассвета. В неясном свете звезд двинулись вперед скрипевшие новым деревом танки, за ними, в нескольких метрах, множество воинов, первые ряды которых несли широкие щиты. Вскоре три танка загорелись, вырывая из темноты три круга пляшущего огня, вокруг которых метались тени убивавших друг друга людей. Пока сотня принесенных в жертву бриннов сражалась насмерть, стараясь изо всех сил задержать продвижение врага, основные силы союзников отступили в глубину ущелья. С наступлением тусклого и пасмурного дня берандийцы продвинулись лишь на сотню метров.

Не считая неподвижных и уродливых остовов сгоревших деревянных танков, поле битвы казалось опустевшим. Еле слышный то тут, то там шелест высокой зеленой травы обозначал передвижение гонцов, стремившихся связать один отряд с другим. Пошел дождь, сначала мелкий, затем проливной. Акки аж выругался от досады: становилось все труднее поджигать танки. Но с другой стороны...

— Внимание, они атакуют! — крикнул Бушран.

— Действуйте! Вы хорошо поняли наш маневр? Я не знаю, будем ли мы живы сегодня вечером, однако в любом случае я счастлив был с вами познакомиться, Хьюго. Если меня убьют, у вас имеется запечатанная копия моего рапорта. Передадите ее Хассилу или командиру «Ульны».

— Если же погибну я, приглядите за Анной!

— Вы ее любите, Бушран?

— Да, и уже давно...

— Я тоже, так что будьте спокойны.

— До свидания!

Капитан исчез под дождем. Там, между утесами, уже начинали падать снаряды. Танки продвигались. Акки посмотрел на них с усмешкой: через несколько минут их ожидал сюрприз.

Вслед за танками на сей раз шла берандийская пехота. Отчетливо обозначилась чья-то высокая фигура, указывающая рукой с блеснувшим в ней мечом на теснину. Акки навел на нее бинокль. Даже завеса дождя не помешала ему безошибочно распознать в этом великане Неталя — тот был в шлеме и нагрудных доспехах.

Координатор методично вооружился: фульгуратор за поясом, колчан за спиной, лук — через плечо, в руке — боевой топор васков с длинным, окованным железом топорищем. Он перебросил его с одной руки на другую, определяя оптимальную точку равновесия. Затем, повернувшись к своей личной охране, состоявшей из нескольких человек, сказал:

— Жребий брошен, друзья. Здесь мы ничего путного сделать уже не можем. Вперед! Ты, Барандиаран, возьми четырех парней и уведи герцогиню в надежное место по правому проходу ущелья. Если понадобится, можешь ее связать!

— Я вам этого никогда не прощу, Акки, никогда! — закричала Анна, когда васки силой потащили ее за собой.

Акки пожал плечами и вышел из пещеры. Дождь обрушился на его спину, словно холодная мантия. Прежде чем спуститься со склона, он окинул окрестности последним взглядом. Казалось, все шло как нельзя лучше. Бринны шаг за шагом отступали, танки подошли уже к середине ущелья.

Припустив назад бегом, оборонявшиеся расположились позади целого ряда глубоких канав, вырытых прошлой ночью в высокой траве, чуть ниже выхода боковых оврагов. Забившись в окопы, все ожидали подхода свежих сил, среди которых была и штурмовая группа. Акки со своей охраной спустился в траншею в тот самый момент, когда всего в нескольких десятках метров от них обрушился шквал снарядов. Линия огня приближалась, и если бы дождь не продолжал лить мощными струями, был бы слышен свист пуль, пролетавших над ними и терявшихся затем где-то вдали.

Постепенно битва сместилась к ущелью. Танки наконец прорвали позиции бриннов и подошли прямо к теснине. Дождь кончился, и бледное солнце торопилось пробиться сквозь быстрые облака, заставляя сверкать мокрые спины деревянных чудовищ. Внезапно шедший первым танк спикировал носом в глубокий ров. Тогда, по сигналу Акки, один из бриннов приложил к губам военную трубу, и по утесам прокатился заунывный крик ночной птицы.

Позади танков зашевелилась высокая трава. Ручные лебедки, спрятанные около стены, подняли из узкой канавы, замаскированной дерном, гибкую сеть из лиан. Танки нелепо маневрировали, пытаясь уйти из западни. И в этот момент с громовыми раскатами огромные округлые каменные глыбы покатились по склонам и обрушились на деревянную броню, разбивая ее с одного удара. Одновременно бринны и васки выскочили из траншей, где они выжидали, с бомбами из горящей смолы в руках.

— Теперь дело за нами! — крикнул Акки.

Они ринулись вперед. С вершин скал на заметавшихся в панике берандийцев сыпался град стрел. Тщетно громкий голос Неталя пытался их собрать. Большинство танков теперь горели, а вместе с ними — и оставшиеся фульгураторы и пулеметы. Едва Акки поджег еще один, как на его плечо опустилась рука; он обернулся и увидел окровавленное лицо Бушрана — левую щеку капитана рассекал широкий шрам.

— Получилось, Акки! Мы их бьем!

— Надеюсь. Но пока жив Неталь, еще не все кончено.

Он выпрямился во весь свой рост и издал боевой клич —

дикий, хриплый крик, который восходил сквозь годы к тому времени, когда его предки жили только на двух планетах, крик, который удивил и испугал даже его самого. С фульгура-тором в одной руке, с топором в другой, он шел плечом к плечу с капитаном, не обращая внимания на пули и стрелы. Их порыв увлек всех к гибкой сети; разом перепрыгнув ее, они оказались в самой гуще рукопашной схватки. Пролетевшая со свистом над самым его ухом стрела не остановила Акки; он неудержимо шел, прокладывая кровавый проход среди полуобгоревших тел. Кровь его земных и синзунских предков стучала в висках. Он все забыл, тысячелетняя цивилизация слетела с него, и ничего больше не осталось, кроме ярости и стремления убивать врагов.

— Ээхой!

Топор вонзился между вылезших от ужаса глаз берандий-ца. Преследуемые враги были повсюду обращены в бегство, кроме одной группы около двухсот человек, собравшихся вокруг Неталя.

Затем вдруг произошла катастрофа. Один из бриннов пробежал мимо, крикнув несколько слов, которые Акки не

понял. Другие бросились вслед за ним, и внезапно на поле битвы наступила тишина.

Акки с удивлением огляделся. Он остался один с Бушра-ном и васками. Поток бриннов стремительно уходил, поток, который Техель-Ио-Эхан и несколько вождей тщетно пытались повернуть с помощью ударов дубинками. Подбежал один из васков:

— С Трех озер только что прибыл какой-то придурок. Похоже, берандийцы взяли штурмом проход и захватили или вырезали находившихся там женщин!

Враг уже успел опомниться, и в землю рядом с координатором с мягким шорохом вонзилась стрела.

«Все потеряно! Все потеряно — и всего за пару минут! Хорошо, хоть Анна сейчас в безопасности...»

И тут он вдруг, словно то был ответ на его мысль, увидел Анну: трое мужчин тащили ее к Неталю. Забыв обо всем, все доводы разума, координатор стремительно бросился в бой вместе с полусотней оставшихся с ним воинов.

Он не мог вспомнить потом, в какой момент бросил разряженный фульгуратор в голову одного из лучников, в какую минуту увидел упавшего рядом, со стрелой в бедре, Бушрана. С поднятым топором он очутился лицом к лицу с Неталем.

Тот парировал удар Акки обухом своего тяжелого меча и нанес ответный. Почти одного роста, они были достойны друг друга. Схватка вокруг них прекратилась, и оставшиеся в живых с той и с другой стороны смотрели на единоборство вождей.

Вначале Неталь брал верх. Его меч, несмотря на всю его тяжесть, был удобнее, чем топор Акки, а главное, Неталь сейчас обладал уверенностью человека, для которого неминуемое поражение вдруг сменилось близкой победой. Координатором же двигала слепая ярость. Кровь уже текла у него из четырех или пяти ран, полученных, когда ему лишь чудом, в последний момент, удавалось отражать удары. Однако мало-помалу Акки овладел собой, и его сила, даже превосходившая силу берандийското гиганта, сделала битву почти равной. К Акки уже вернулось прежнее спокойствие, он вспомнил удары, которым его учили инструкторы в школе координаторов, особенно уроки Келои, самого лучшего бойца на каменных топорах, каких давала вселенной планета Дзеи, его брата по крови, там, в другой галактике. От пропущенного скользящего удара меча противника у него кровоточили суставы пальцев, но все же он сделал направленный сверху вниз косой выпад, который настиг Неталя. Скользнув по доспехам, железо ужалило берандийца в левое плечо. Затем на несколько секунд они схватились в ближнем бою, рукоять топора блокировала меч, и в нескольких сантиметрах от своих глаз Акки увидел лицо Неталя, вены шеи и выпуклый лоб, дикий оскал, раздвинутые губы.

— Анну ты не получишь, — выдохнул берандиец сквозь зубы. — Я сделаю из нее рабыню!

— Сдохни, собака! — ответил координатор.

Неталь плюнул ему в лицо. Акки даже не моргнул, прием был стар как мир. Он напряг все свои силы и ударил топором снизу. Неталь отразил удар и нанес ответный; его меч вонзился в правую руку Акки. С победным криком берандиец выдернул меч и попытался повторить удар, но топор был уже в другой руке Акки. Взметнувшись вверх, он опустился прямо на шлем Неталя — берандиец упал с проломленным черепом.

— Глупец! — вскричал координатор. — Мне без разницы, правая рука или левая — я одинаково владею обеими!

Несколько секунд царила мертвая тишина, затем люди Неталя ринулись на координатора с копьями и мечами. Акки прижался спиной к скале, готовясь к своей последней битве, и вдруг ликующие вопли васков заставили его поднять глаза к небу. Огромная тень плыла над ущельем на высоте ста метров: «Ульна» скользила без шума, и из ее открытых боковых люков струился стремительный поток до зубов вооруженных мужчин на антигравитационных поясах.

глава 4 Стальной закон

 Громада «Ульны» покоилась на поверхности озера. На берегу был натянут огромный тент: это был госпиталь, где, не делая различий, оказывали помощь раненым бриннам, васкам или берандийцам. В палатке поменьше собрался Совет.

Со времени неожиданного прибытия звездолета прошло десять дней. Хассилу, один за другим отправлявшему отчаянные призывы о помощи с помощью самодельного коммуникатора, все же удалось поймать нужную частоту, и Элькхан, командир корабля, направив «Ульну» на предельной скорости к Нерату, успел прибыть вовремя.

Сидя за столом, Акки изучал рапорты. Сразу после высадки специалисты принялись за работу под руководством Хассила, который после нескольких часов, проведенных в биорегенераторе, полностью обрел бодрость и здоровье.

Дверь открылась, и вошел хисс.

— Ну что? — спросил Акки.

— То, что я и думал. Из всех запутанных ситуаций, которые нам приходилось решать, эта — самая худшая!

Акки с задумчивым видом почесал подбородок.

— Ты прав. На этот раз принять решение будет нелегко.

— Берандийцы должны уйти!

— Я знаю. Не думай, что на меня может повлиять моя любовь к Анне. Но из оставшихся... Твой доклад уже готов?

— Вот он, а это доклад Бринтенсиеорепана, хр’бенского космического антрополога.

— Когда мы примем решение?

— Почему бы и не завтра? Чего тянуть? Все уже ясно. Кроме того пункта, о котором ты знаешь.

— И что ты об этом думаешь?

Позволим сначала высказаться защитникам. Кто они?

— Техель — от бриннов, Отсо — от васков, Анна — от берайдийцев.

— Бедный Акки. Закон глуп. Нужно было посылать координаторов, наиболее отличающихся от тех народов, которых им предстояло рассудить...

— Нет, Хассил, закон мудр. Иначе решения были бы чудовищны своей холодной рассудительностью во имя справедливости, которая хуже несправедливости!

— Согласен. Оставляю тебе доклады. У меня тут есть и еще кое-какие дела, не хотелось бы возвращаться на Эллу, не узнав побольше об этих древних бриннах.

Оставшись один, Акки погрузился в чтение докладной записки Хассила. Легкий шорох заставил его приподнять голову.

Здравствуйте, Анна. Давненько я вас не видел. Вы меня избегаете?

Она грустно улыбнулась:

— Нет, но мне бы не хотелось, чтобы говорили, будто я пытаюсь оказать на вас влияние. Когда будет принято решение?

— Завтра. К несчастью, я не могу вас обнадежить. Несмотря на то, что появился новый непредвиденный фактор, о котором я вам ничего не могу сказать, ваш народ в целом был слишком злобен. О! Я знаю, это не только его вина. Однако на земле, которая только что была разрушена войной, начатой берандийцами, и с учетом того, что мы нашли в деревне в устье Элора...

— Это дело рук спецкоманды Неталя, Акки, и вы это прекрасно знаете! Полагаю, мне завтра даже нет смысла выступать с защитной речью?

— Да нет, почему же!.. От нее может зависеть будущее вашего народа.

— Вы наизусть знаете мои аргументы. И я думала, что решение зависит только от вас и Хассила... Я надеялась, что оно не окажется для нас слишком уж неблагоприятным.

— В том, что касается этой планеты, именно таким оно для вас и будет. Но затем с берандийцами может случиться много чего, самого разного, и тут уж скажет свое слово генштаб «Ульны», состоящий из специалистов. Вас могут несколько веков продержать в карантине, или же, наоборот, вам могут помочь. Выбор планеты...

— Выбор нашего депортационного лагеря!

— Я понимаю вашу горечь, Анна. Несмотря на воинственные мечты вашей юности, сами вы ни в чем не виноваты и ни за что не несете ответственности. Но кроме вашего крестного, Бушрана и еще нескольких человек... Кстати, как они оба себя чувствуют?

— Хьюго почти здоров. Крестный проводит все дни в компании ваших астрономов и уже дважды успел побывать на Лооне. Вы не возьмете его с собой? Он делал все возможное, чтобы предотвратить войну.

— Если он сам того пожелает, конечно же, возьмем. Но, вероятно, он предпочтет остаться с вами, по крайней мере вначале. Мы могли бы помочь ему смонтировать обсерваторию!

— Он будет вам за это признателен! Что ж, до свидания. Увидимся завтра, на судебном заседании.

— Анна, мне так много нужно вам сказать...

— Нет. Так будет лучше. До завтра!

Координатор долго еще просидел в задумчивости, не читая лежавшего перед ним доклада. Снаружи уже опускались сумерки. Воздух дрожал от шума инструментов сооружавших амфитеатр суда астронавтов. Наконец, пожав плечами, Акки вновь принялся за чтение.

В соответствии с ритуалом, экипаж «Ульны», в черной униформе и с оружием в руках, нес караул у здания суда. Внутри амфитеатра, как того и требовал обычай, расположились на скамьях девяносто свидетелей, по тридцать от каждого народа. Элькхан, председатель, сидел на возвышении. Ниже его находились эксперты, далее, немного в стороне, — трое защитников. Справа и слева от Элькхана сидели координаторы.

Элькхан поднялся на ноги.

— Согласно закону Союза человеческих миров нам предстоит рассмотреть случай планеты Нерат, на которой мы сейчас находимся. Эта планета одновременно заселена тремя различными «человеческими» группами, из которых две, хоть они и были до настоящего времени врагами, являются предками землян, уроженцев планеты-матери. Сейчас будет зачитан доклад координаторов, направленных сюда для урегулирования ситуации.

На Элькхане был мощный шлем-усилитель мыслей, и его выступление было понято всеми, даже несмотря на то, что было произнесено на его родном языке.

Доклад с безукоризненной объективностью рассказывал о ситуации, которую координаторы обнаружили по прибытии: рабство, войны, расовая ненависть. Затем следовало краткое и точное изложение событий и, наконец, заключение: для вмешательства Союза действительно имелась причина.

Снова заговорил Элькхан:

— Кто-нибудь из защитников не согласен с изложенными фактами?

Поднялась Анна:

— Я подтверждаю представленные факты, но не отдаленные причины, и по всей справедливости...

— К этому мы еще вернемся, — прервал ее Элькхан. — Итак, вы согласны с тем, что представленные факты верны?

— Да, согласна.

— Стало быть, закон в данном случае применим. Теперь вам предоставляется слово для защиты вашего народа.

Тоже со шлемом-усилителем на голове, Анна перешла к своей защитной речи. Она рассказала одиссею затерявшихся звездолетов, которые искали другую планету, девственную и пустую, рассказала о несчастном случае, который забросил их на Нерат и оставил лишенные всего экипажи на враждебной земле.

— Так как она действительно была враждебна, эта земля! Наши предки боролись против хищных зверей, стихийных бедствий, болезней и против них!

Она показала пальцем на бриннов.

— О! Я не хочу сказать, что мы не сделали ни одной ошибки! Но сколько наших пало от стрел, когда они обрабатывали свои поля, чтобы попытаться выжить! Кто может сказать сегодня, кто ответственен за первое убийство? Кто может сказать, кто первым, берандиец или бринн, поднял руку на другого?

Как бы там ни было, мы устроились в Берандии, и из этой безжалостной страны, покрытой лесами и болотами, мы сделали «человеческую» страну, так как вам, похоже, нравится это слово, страну, где стало хорошо жить, и где медленно, по мере возможностей, мы вновь начали двигаться к истинной цивилизации.

Вы ведь изучили наши архивы вместе с Роаном, вы, Акки Клер! И вы можете сказать, есть ли разница между изголодавшимися волками, какими были наши предки, и этой Беран-дией, какую вы знаете! Нас обвиняют в том, что мы обратили бриннов в рабов? Это верно! Но могли ли мы поступить по-другому вначале, когда нас было так мало и предстояло еще столько сделать? В чем нас упрекают? В том, что мы выжили? Так начинались все земные цивилизации, и, если верить тому, что мне однажды рассказал Акки Клер, похоже, так было на всех планетах. Вы, вероятно, на основе своего собственного горького опыта знаете, сколько времени нужно для ликвидации рабства даже в том случае, если экономика на подъеме. В графстве Роан рабовладения уже больше нет. И если бы мне, во имя обеспечения спокойствия наших границ, удалось раз и навсегда победить бриннов и их союзников васков, я бы отменила рабство на всей территории Берандии. Акки Клер и сам может вам сказать, что, поставленная перед лицом обстоятельств, я отказалась от любого плана завоеваний, когда мой отец был убит, а вся эта земля была залита кровью из-за тщеславия одного человека, каковые имеются, я в этом уверена, на любой из ваших планет, по крайней мере на той стадии развития, на которой находились мы.

Вы можете лишить нас нашего мира — мира, который мы сделали нашим, по крайней мере частично, своим трудом, своими слезами, своей кровью, и который несет на себе, Техель-Ио-Эхан, следы в том числе и наших костей, даже если они лежат и не так глубоко, как ваши! Вы владеете им, будучи более сильными. Вы владеете им от имени закона, который является чуждым для нас, закона Союза, о котором мы не могли знать и к которому нас даже не пригласили присоединиться, сочтя дикарями! Почему вы не пришли раньше, когда, брошенные на враждебную землю, наши предки были еще цивилизованными не меньше тех, кто остался на Земле и кто позднее вошел в ваш Союз, почему вы не пришли до того, как страх, голод, страдания и безнадежность обратили нас в диких животных — животных, которые убивают, чтобы не быть убитыми! Но изгоняя нас, вырывая с корнем целый народ, отнимая у него все, что является основой его традиций — его землю, его страну, его родину, — не боитесь ли вы, что тоже совершаете преступление? Разве мы не можем остаться на этой планете, которая является нашей, я повторяю это, нашей, потому что с того времени, как наши глаза увидели свет, мы не знаем другой? С вашей помощью мы быстро смогли бы преодолеть тот рубеж, который отделяет нашу дикость от вашей цивилизации. Вы что же, собираетесь наказать детей за ошибки их отцов?

Она села. Акки попросил передать ей записку.

«Прекрасное выступление, Анна. Решения, увы, это не изменит, но может многое изменить для будущего.

Не падайте духом>>.

Уже поднимался Отсо:

— Меня попросили защитить мой народ, но я не знаю зачем. У нас нет чувства вины. Когда мы здесь, давным-давно, приземлились, мы бежали от ненавистной нам цивилизации — может быть, и напрасно, — чтобы спасти то, что являлось для нас самым священным, — наши традиции, наш образ жизни. Акки мне объяснил, что этот образ жизни анахроничен, и, что бы мы ни делали, мы не смогли бы его спасти. Возможно. Но мы попробовали и не испытываем стыда.

Когда мы высадились на Нерате, то полагали, что мы тут одни. Мы обосновались в горах. Потом, однажды, спустя много времени, один из наших нашел раненого охотника-бринна. Он его вылечил. Так и началась дружба между нашими народами, которая никогда не нарушалась и неоднократно была скреплена кровью.

Между нами никогда не возникало вражды. Потом мы узнали, что не одни прибыли с Земли. У наших гор расположились берандийцы, находившиеся в состоянии постоянной войны с бриннами. Мы предложили берандийцам помощь, хотели заключить с ними мир, но не получили в ответ ничего, кроме ненависти и презрения. Однако в последние годы зародился проблеск надежды. Под влиянием мудрых людей, таких, как старый герцог, Бушран, Роан, все шло к тому, что войны наконец закончатся. Затем прибыли вы, и, к несчастью, ситуация очень быстро изменилась, и не в лучшую сторону.

Если ваш Союз решит, что мы должны будем покинуть Нерат, этот Нерат, который тоже является нашим, мы согласимся — без ненависти, но с бесконечной печалью. Когда с детства знаешь очертания знакомых гор, долины, тропы, травы и деревья, между людьми и этой землей образуются тонкие связи, которые вы, возможно, и не можете понять, — вы, которые перелетают из одного мира в другой, и чья родина — космос! И так ли уж важно, что захват этой планеты не был вначале законным! Мы тоже оставили следы наших костей в горах! Мы — дети этой земли не меньше, чем любой из бриннов. И, как только что сказала герцогиня Берандии, я не вижу справедливости в том, чтобы наказывать потомков за ошибки предков, даже если эти ошибки и были!

— Речь идет не о наказании, Отсо, — сказал Акки. — Я тебе это уже много раз объяснял...

Васк пожал могучими плечами:

— Да, ты мне это объяснял. И головой я это понял. Но когда речь идет об изгнании, голова не может убедить сердце, Акки, и ты это знаешь!

Наконец заговорил старый бринн:

— Я не буду защищать свой народ. Мы здесь по праву рождения. Бринны всегда здесь были, я смог представить доказательства вашим послам. Но я должен сказать, что мы не желаем ухода васков. Мы рады их присутствию и их дружбе. Что касается других, то, думаю, будет лучше, если они уйдут. Однако, если Бушран, Роан, Анна Берандийская и некоторые другие захотят остаться, мы возражать не будем. Они уже показали нам, что даже среди берандийцев могут быть хорошие и мудрые люди.

— Хотят ли защитники что-либо добавить?

Анна устало махнула рукой:

— Полагаю, это уже бесполезно.

— В таком случае, — сказал Элькхан, — проблем с вынесением приговора, думаю, не возникнет. Принадлежность этой планеты не вызывает сомнений, а потому...

Поднялся Хассил:

— Вот тут-то вы и ошибаетесь, и это делает данный случай особенно щекотливым. Бринны тоже не являются исконными обитателями планеты Нерат!

Анна распрямилась, безумная искра надежды промелькнула в ее глазах.

— Определенные сомнения у меня появились, еще когда Клер принес мне несколько ископаемых скелетов из речного оползня. Я не специалист в космической антропологии, но эти останки, как мне кажется, не могут принадлежать какому-либо прямому предку бриннов. Каменные орудия сами по себе не могут ничего сказать: почти все человеческие цивилизации проходят в своем начале аналогичные стадии. С другой стороны, Акки мне сообщил о культурных несоответствиях, которые я проверил и изучил: народ каменного века, который имеетнаконечники стрел, закаленные по весьма специфической технологии, и кое-какие инструменты из вольфрама, — лишь немногое среди других аномалий. Кроме того, как только прилетела «Ульна», я попросил Бринтенсиеорепана произвести несколько раскопок, чтобы подтвердить или опровергнуть мои сомнения. Тебе слово, Бринтен!

Поднялся маленький хр’бен с бледно-голубой кожей:

— На сей счет не может быть ни малейших сомнений: бринны эволюционировали не на этой планете и согласно, радиоактивным измерениям, вторглись сюда между вторым и третьим тысячелетиями до нашей эры. В то время здесь существовал один вид развитой человеческой расы, происходивший, возможно, от оронов, который был истреблен или исчез без какого-либо прямого участия бриннов из-за какой-нибудь завезенной эпидемии или по другой причине. Их останки мы и находим в земле, в старых отложениях. Что бы ни думал Техель-Ио-Эхан, кости бриннов находятся только в поверхностных слоях. Я легко могу понять, что он, не имея специальных знаний, мог принять скелеты... других за скелеты своих предков. К тому же у бриннов есть легенда — я не придаю ей большого значения, так как подобные легенды существуют повсюду, — в которой говорится о том, что первые бринны были потомками небесных богов. Наконец, бринны обладают физическими и биологическими характеристиками, абсолютно идентичными характеристикам тибриннов с третьей планеты соседней звезды, только что нами обнаруженных. В настоящее время они деградировали из-за войн и эпидемий, но, похоже, были на пороге открытия межзвездных полетов именно две с половиной тысячи лет назад. О! Я знаю, что уже известен случай идентичности двух «человеческих» рас, землян и синзунов, но там речь идет о двух различных галактиках, что наводит на мысль о простом совпадении, каким бы невероятным оно ни было. Здесь же иной случай, так как вышеупомянутая звезда находится на расстоянии всего лишь полутора световых лет.

Я полагаю весьма возможным, что примерно две с половиной тысячи лет тому назад на Нерате приземлилась межпланетная экспедиция тибриннов, первая и последняя. Я не знаю, почему они так и не улетели обратно, но они продолжили свой род, как это позднее сделали берандийцы и васки. Но если васки охотно вернулись к пасторальному образу жизни, а берандийцы сохранили какую-то часть своей прежней цивилизации, то тибринны стали бриннами, их культура регрессировала до уровня каменного века, сохранив лишь небольшое количество металлических орудий, передовую технологию стекла, кое-какие сведения по физиологии вроде кровообращения, а их история быстро выродилась в легенды и мифы.

— По какой причине? — спросил Элькхан.

— Видимо, из-за численности. Берандийцев или васков было несколько сотен, тогда как тибриннов, по моим прикидкам, всего дюжина. Эта относительно достоверная причина объясняет, почему населен только один континент, а также другие, никак иначе не поддающиеся объяснению факты.

— Но как же коренное население? Почему оно не выжило в других местах?

— Возможно, его тут и не было. На Хр’бе наша раса развивалась на одном большом острове и заселила планету относительно недавно.

— То же происходило и на Земле, — вмешался Акки. Человек появился только на части континентов. Похоже, тибринны, к несчастью, высадились на единственном населенном материке и уничтожили, умышленно или нет, прообраз зарождавшейся там человеческой цивилизации.

— Если я правильно поняла, Акки, у бриннов нет перед нами никаких преимуществ, — вмешалась Анна. — Мне кажется, в таком случае...

— Я вам не раз говорил, и только что повторил это Отсо, речь не идет об абсолютной справедливости.

— Но должна ли она идти об абсолютной несправедливости? Перед нами народ, который, как вы сами только что сказали, уничтожил человеческую цивилизацию, возможно, даже умышленно! Мы же этого не сделали!

— Как вы справедливо заметили, мы не должны судить потомков за ошибки их предков. Так или иначе, сегодня бринны, принимая во внимание их современный уровень развития и несмотря на некоторые их обычаи, которые мы очень хорошо знаем (Анна вздрогнула), с антропологической точки зрения невиновны. Ваш народ, увы, таковым не является! Он, несмотря на несколько выдающихся умов и немалое число, в чем я уверен, людей порядочных, находится в социологически опасном состоянии как для самого себя, так и для других. Нет, Анна, решение уже принято. Оно могло бы быть иным только при других обстоятельствах.

— А что насчет нас? — спросил Отсо.

— Решение таково. Элькхан, зачтите сначала Стальной закон.

Старый синзун начал читать сильным и чистым голосом:

— Это — закон Союза человеческих миров. На каждой из планет не должно быть больше одной человеческой цивилизации, за исключением Рессана, резиденции Союза. В том случае, если одна из рас попытается завоевать другую, на нее обрушатся все силы Союза. В том случае, когда две расы сосуществуют в добрососедстве на одной планете, два направленных на эту планету координатора на месте решат, кому остаться, а кому нет, и их решение будет окончательным. Закон не может иметь никаких исключений. Если две человеческие расы находятся в добрососедских отношениях, кто останется на планете, определит жребий. Таков закон Союза человеческих миров, и он применяется ко всем «человеческим» планетам — как к входящим в Союз, так и к тем, которые не являются его членами.

— Выходит, мы должны разыграть Нерат по жребию?

— Не вы, Анна. «В том случае, если одна из рас попытается завоевать другую, на нее обрушатся все силы Союза». Вы пытались покорить бриннов. Нет, разыгрывать судьбу планеты будут только бринны и васки. Пусть принесут Мешок Судьбы.

Один из ассистентов принес мешок из красной ткани.

— В этом мешке — сто шаров, пятьдесят красных и пятьдесят белых. Первый, кто вытащит красный шар, и определит окончательный жребий. Твоя очередь, Отсо.

— Белый.

— Теперь ты, Техель.

— Белый.

— Отсо.

— Красный!

— Значит, ты будешь человеком судьбы. Положите ваши шары обратно. Встряхните мешок. Если вытащишь красный шар, Нерат будет твоим. Если белый, он останется бриннам! Давай!

Высокий васк сунул руку в мешок, секунду выбирал, затем резко ее вытащил — сжатую в кулак. Медленно, не глядя, он раскрыл руку.

— Шар белый, Отсо, сожалею. Вам придется покинуть Нерат.

— Но мы не просили, чтобы васки ушли, — сказал Техель. — Мы...

— Закон на сей счет категоричен: только одно человечество на одной планете. И он мудр. Кто знает, что сделали бы ваши потомки лет через двести или триста? Вы сможете поддерживать самые добрые отношения между вашими планетами. И, если вы сами того пожелаете, мы поможем, как одним, так и другим, объединиться с братьями по Союзу в вашем стремлении к будущему.

— Я протестую, Акки, — сказала Анна. — Бринны не были добропорядочны, они уничтожили коренное население! Нерат следует отдать васкам!

— Мы не знаем, они ли виновны в исчезновении коренного населения. Если бы вы уничтожили бриннов до нашего прибытия, вы бы тоже обладали презумпцией невиновности.

— То есть мы оказались не слишком расторопными? Вы это хотите сказать?

— Не будьте такой жёлчной, Анна. Абсолютной справедливости здесь быть не может. Повторяю: решение принято, апелляции невозможны, даже с нашей стороны. Лучше пойдите и подберите себе новую планету.

В библиотеке «Ульны», помимо бесчисленных томов, микрофильмов, магнитофонных записей, кубиков с молекулярными отпечатками и прочего, имелся и перечень всех известных планет, включая необитаемые.

— Сначала ты, Отсо. Какого рода планету ты хотел бы для себя и для своих соотечественников?

— Нам нужны горы — для нас и наших животных. Вы ведь их тоже перевезете?

— Конечно!

— В остальном я положусь на тебя. Ты знаешь нашу страну, знаешь, что мы любим, или, скорее, что мы любили.

— Посмотрим... NX-682-8608. Нет, здесь слишком большая сила тяжести, вам будет непросто играть в мяч. ХХ-684-7906. Думаю, эта подойдет. Как ты ее назовешь?

— Это решит Совет долин.

— Как скажешь. Через несколько дней за вами, за тобой и еще парочкой человек, прибудет звездолет, который доставит вас туда, чтобы вы смогли осмотреть все сами. Если тебе не подойдет эта планета, есть еще и другие. Какой вы хотите для себя статус?

— Как это?

— Вы можете стать членами Союза, но тогда нужно будет отказаться от вашего примитивизма и согласиться на инструкторов, которые за два поколения поднимут вас до того технического уровня, на котором находимся мы сами. Но вы можете и сохранить ваше нынешнее общество, медленно развиваясь самостоятельно, правда, в этом случае вы будете находиться под наблюдением. О! Это пустяк — примерно один визит за сто лет.

— Я не могу решать один, Акки. Это дело Совета. А нельзя выбрать нечто среднее?

— То есть?

— Сохранить нашу цивилизацию, подняв ее до вашего научного уровня?

— Вопрос по-другому даже и не стоял! Народ моего друга Хассила, хиссы, может быть, самый «технический» во всем мироздании, но я полагаю, что тебе понравилась бы Элла, где никогда не стояло рядом даже трех домов! Синзуны, впрочем, тоже чем-то на вас похожи — например, своим страстным стремлением к независимости.

— А можно мне будет побывать на ваших планетах?

— Пробудился старый дух моряка-васка, я прав? Конечно можно! А вы, Анна, какого бы типа планету хотели?

— Вам нравится играть в богов, Акки?

Он пожал плечами.

— Нет. Это неблагодарная работа, горькая, и к тому же чувство власти, которое молодой координатор, несомненно, испытывает во время своей миссии, быстро улетучивается, оставляя чувство отвращения, а иногда и угрызения совести. Я вам рассказывал о моей миссии на Теран. Мне бы очень хотелось стереть из моей памяти все мои о ней воспоминания.

— Простите, если я была к вам несправедлива. Давайте же, торговец мирами, что вы можете предложить нам, изгнанникам?

Акки ответил не сразу. Они теперь были одни в большом металлическом зале, окруженные всей совокупностью межчеловеческих знаний.

— Анна, вам действительно нужно сопровождать ваш бывший народ, народ, который вас предал, за исключением жалкой горстки верных людей, таких, как Бушран?

Она ответила вопросом на вопрос:

— А что с Клотиль?

— Она в больнице на Новатерре и быстро идет на поправку. Но вы мне не ответили. Анна, если бы вы захотели... У меня впереди только одна миссия, затем я буду свободен. Мы смогли бы поселиться на Новатерре, или на Арборе, или на Рессане, или даже на Элле, так как я обладаю особой привилегией!

— Мы уже это обсуждали, Акки. Я должна следовать за своим народом.

— Но как же ваше счастье, Анна? Наше счастье?

Он положил руки на плечи девушки, которая рядом с ним казалась совсем маленькой. Она подняла на него печальные глаза.

— Вы помните ту ночь на болоте, когда мы бежали от берандийцев Неталя в Безжалостном лесу? Вы мне тогда сказали: «Разве счастье так важно?» Теперь моя очередь сказать вам это, Акки. Неужели вы думаете, я могу быть счастливой где-то в другом мире, терзаясь угрызениями совести из-за того, что я оставила свой народ на чужбине?

Руки Акки опустились.

— Значит...

— Я уже все решила. Я — герцогиня Берандии, на этой планете или же на какой-то другой! Вы — галактический координатор и не можете последовать за мной, так же, как и я не могу последовать за вами. Сама судьба против нас, Акки, вот и все.

Он прижал ее к себе. Она тихонько его оттолкнула.

— Зачем, Акки? Зачем делать наше расставание еще более мучительным? Давайте лучше взглянем на планеты.

— Хорошо. Вот ЫХ-805-5674. Очень красивая планета. Та же сила тяжести, что и на Нерате, тот же тип атмосферы, великолепный климат, за исключением южной части большого северного континента. Различные животные, некоторые из них хищные, другие съедобные. Нет людей, и нет возможности их появления в предвидимом будущем. Эта планета будет вашей навсегда! Она находится в основной галактике нашей группы, группы Земли, на расстоянии всего лишь двух световых лет от первого земного аванпоста. Или же ИХ-298-7564, характеристики те же, на расстоянии пяти световых лет от Новатерры, в моей галактике.

— Я выбираю первую, Акки. Если вы будете очень далеко от меня, это многое упростит...

— Хо! При перелетах через ахун расстояния можно не принимать в расчет. Да и кто знает, где я окажусь через год? Когда-нибудь я бы хотел вас снова увидеть.

— Зачем, Акки? Новая Берандия должна иметь во главе сильного мужчину, а не обычную женщину. Психологическое потрясение будет ужасным для моих подданных, если они еще мои подданные. Мой народ ждут трудные времена. Как вы знаете, Бушран любит меня. Я решила выйти за него замуж.

— Тогда... Что ж, желаю вам всего наилучшего, Анна! Желаю вам всяческого успеха и счастья, если оно для вас еще возможно!

— Спасибо, Акки. Я назову эту новую планету Берандия!

— А какой вы хотите статус?

— Члена Союза, если он нас примет.

— Только в третьем поколении. Вам не разрешат иметь межпланетные звездолеты, пока не умрут все ныне живущие берандийцы.

— Значит, это будет своего рода тюрьма?

— Нет. Наши корабли будут регулярно посещать вас, и на них вы сможете свободно путешествовать по всей вселенной.

— Что же, прощайте, Акки. Когда мы будем... переправлены?

— Флот уже в пути.

— Так быстро! Я-то надеялась, что мне удастся вернуться в Берандию, в последний раз взглянуть на наш полуостров, поплавать в заливе, где совсем еще девочкой...

Она не стала прятать своих слез.

— Вы это сможете! Вас всех доставят в Берандию, где вы и будете готовиться к отлету. Вы улетите лишь тогда, когда

сами сочтете себя готовыми — в разумных временных пределах, конечно, тянуть с этим долго нельзя.

— Еще одно! А можно нам будет...

Она распрямилась, глаза ее вдруг засверкали, и она снова стала такой, какой он ее впервые увидел на террасе башни.

— ...А можно нам будет взорвать наши города до отлета? Я хотела бы оставить все наши дома в руинах! Я знаю, это варварство, но я вся исстрадаюсь при мысли, что какой-то бринн будет жить там, где жила я!

— Это плохо согласуется с просьбой о вступлении в Союз, Анна!

— О! Я знаю! Но не думайте, что это потому, что я считаю их существами низшего порядка! Я видела бриннов и теперь считаю их равными нам, как в радости, так и в горе! Скорее это чувство ревности от мысли, что кто-то другой будет теперь пользоваться тем, что я вынуждена оставить!

— Хорошо! Мои люди заложат взрывчатку, и когда вы будете улетать, вам останется лишь нажать кнопку.

— Спасибо, Акки!

Она покраснела и спросила дрогнувшим голосом:

— Могу я оставить ваше кольцо?

— Да, в память о вашем друге-координаторе.

Она бросилась к нему и поцеловала — поцелуем долгим и чувственным.

— Прощайте, Акки. Я бы предпочла больше не видеть вас до моего отлета. Окажите мне эту последнюю дружескую услугу!

— Прощайте, Анна!

Он вслушивался в звук ее шагов, удалявшихся по металлическому полу. Затем резким, безумным жестом смахнул тыльной стороной ладони со стола папку с информацией по девственным планетам.

ЭПИЛОГ

Акки Клер, бывший галактический координатор, профессор сравнительной социологии в университете Рессана, придвинул к себе по столу квадратную коробку передатчика.

— Акки? Это Хассил!

— Как поживаешь?

— Хорошо. Я только что вернулся с Тилхоэ, звезда Сфен Сто двадцатой вселенной.

— Раскопки оказались удачными?

— Да. Там обитала необычная раса, которая исчезла, вероятно, пятьсот или шестьсот тысяч лет тому назад, когда наш человеческий мир только-только выходил из стадии разумных животных. Но я тебя вызвал по другому поводу. Я только что прибыл из Дворца миров. Похоже, на Берандии дела плохи! — Что ты сказал?

— Уже дней десять с лишним не выходит на связь находящаяся там команда инструкторов.

— Это официальная информация?

— Мне ее сообщил сам Кхардон!

— Великий Мислик! Там же Анна! Больше ничего не известно?

— Нет. Готовится экспедиция, но она отправится туда дня через четыре, а то и все пять.

— Ну разумеется! Процедура «№>! Вот же бюрократы!

— Мой ксилл и экипаж готовы. Хочешь, мы сами туда слетаем?

— Хассил, ты — настоящий брат!

— Жду тебя на астродроме № 7. Стартовый треугольник 33-47.

— Скоро буду. Спасибо!

Он собрал бумаги, в беспорядке бросил их в ящик стола, быстренько закинул в пластиковый чемодан сменную одежду, схватил оружие и выскочил из дома. Ведя реоб на предельной скорости, он устремился к астродрому.

Хисс дожидался его рядом с чечевицеобразным ксил-лом. Как только закрылись люки, аппарат взмыл вверх по вертикали.

— Повезло еще, что у тебя, как у руководителя археологической службы, всегда под рукой этот ксилл. Какое-нибудь оружие на нем установлено?

— Ты же знаешь, что экспедиции нередко приводят меня в неизвестные зоны или, что еще хуже, в зону мисликов. На нем стоит то же оружие, что и на любом другом ксилле.

Перелет через ахун, Не-Пространство, стал для Акки суровым испытанием. Хотя он и знал, что ксилл пожирает световые годы в считанные секунды, он никак не воспринимал этого — просто не чувствовал. Он вспоминал Анну такой, какой покинул ее четырьмя годами ранее в библиотеке «Уль-ны», печальной, но решительной. Как он и обещал ей, с тех пор он не искал с ней встречи.

Внезапно ксилл вынырнул в нормальное пространство, неподалеку от какой-то солнечной системы.

— Берандия — четвертая планета по счету, Хассил!

— Это я и сам знаю.

— Извини, что-то меня терзает беспокойство. Ты не пытался связаться с этой командой инструкторов?

— Пытался. Не отвечают.

— Скорее!

— Нам, наоборот, нужно скидывать скорость!

Хисс подкручивал регулировку большого телескопического экрана. На экране появилась планета, которая стремительно увеличивалась в размерах, медленно вращаясь вокруг собственной оси.

— Где находится новый город, Акки?

— На берегу бухты большого острова Роана. Этот остров имеет форму треугольника. Вот он! Добавь увеличение!

— Странно. Похоже, весь город в руинах. Но что же произошло?

— Скоро узнаем. До него не более десяти тысяч километров.

Держа наготове все вооружение, ксилл опустился на

какую-то площадь. Дома, построенные три года тому назад, теперь представляли собой развалины. Акки и Хассил, а следом за ними — с дюжину хиссов, спрыгнули на землю с фульгураторами в руках. Нигде ничто не шевелилось, но руины окутывал ужасный — трупный — запах.

— Война!

— Бомбардировка. Химическими взрывчатыми веществами. Следов радиоактивности нет. Что все это означает?

— Согласно донесениям инструкторов, где-то здесь находился дворец правительства. Не похоже, что от него что-то осталось...

Крик одного из хиссов заставил их подбежать. Позади обрушившейся стены лежало около двадцати человеческих тел и одно, отличное от них: стройное, темно-голубого цвета, с конической головой с тремя глазами, двумя длинными руками, заканчивавшимися ладонями с четырьмя крючковатыми пальцами, и двумя короткими и массивными ногами. В одной руке существо держало странное оружие, а на его теле имелись следы разрядов фульгуратора.

Бывшие координаторы переглянусь. Воинственная раса, овладевшая секретом межзвездных полетов, поскольку другие планеты этой солнечной системы заселены не были! Ничего подобного давно уже не происходило. Хассил отдал приказ:

— Алссион, к ксиллу! Прикроешь нас. Если нас атакуют превосходящими силами, оставь нас и лети к ближайшему посту Союза! Нужно во что бы то ни стало предупредить Совет Союза человеческих миров!

— На Хельке, это в двух световых годах, есть земной аванпост, — добавил Акки.

Аппарат взлетел и завис над ними. Они продолжили патрулировать мертвый город. Правительственный дворец был полностью разрушен. Все уничтожалось систематически. Но если разлагающихся человеческих трупов было полным-полно, то следов трупов захватчиков они больше нигде не нашли.

— Зачистка планеты перед колонизацией или же простая зловредность?

— Если верна твоя первая гипотеза, то нам следует быть начеку, Акки. Возможно, они уже в пути.

— О! Хотел бы я с кем-нибудь из них встретиться! Я сказал, что эта планета будет их навсегда. Это я подсказал выбрать Берандию! И это я в ответе за все эти смерти.

— Такого ты предвидеть не мог.

— Смотри, следы фульгуратора! А вот и оружие этих, Других... Великий Мислик, это же Этхель Тхеон!

Один из убитых инструкторов все еще сжимал в руке фульгуратор. Каких-либо заметных ран на его теле не было.

— Убит из оружия, вероятно, аналогичного нашим абиотическим лучам! Но где же остальные?

Акки пожал плечами.

— Внизу, полагаю. Вместе с Анной!

Мрачные поиски продолжились. Все говорило в пользу того, что пришельцы методично обыскивали разрушенный город, добивая раненых и убивая выживших. Акки почувствовал, как в нем закипел холодный гнев, неумолимая ненависть к этой расе убийц.

— Они даже хуже, чем теранцы! Нужно любой ценой уничтожить эту расу, если она не поддается исправлению!

На поясе хисса затрещал передатчик:

— Что-то движется рядом с одной из разрушенных построек, там, на холме.

— Садитесь! Мы уже идем!

Едва открылся люк ксилла, они запрыгнули в шлюзовую камеру и бросились к пульту управления. На экране какие-то фигуры махали белым флагом. Акки увеличил приближение: трое мужчин, две женщины, несколько детей... Ксилл уже приземлялся.

— Ох! Акки, Акки, вы прилетели!

Вне себя от счастья, он держал Анну в своих объятиях, не обращая внимания на доносившиеся до него обрывки разговора. Хассилу пришлось несколько раз похлопать его по плечу, чтобы вывести из этого ступора.

— Нужно улетать! Они могут в любую минуту вернуться. И у нас есть пленник их расы, который заговорит, клянусь тебе!

Акки огляделся: Анна, Клотиль, старый Роан, два незнакомых молодых берандийца, пятеро детей.

— Но что же случилось?

— В ксилл, Акки, медлить нельзя!

Бесцеремонно волоча за собой связанное синее существо, уже возвращалась хисская команда ксилла.

— Что с Бушраном?

— Убит, как и остальные. Мы, вероятно, единственные, кто остался в живых на Берандии!

— В ксилл, Акки, или я оставлю тебя здесь, клянусь Мисликом!

Он позволил увлечь себя в ксилл. Позднее, в ахуне, Анна рассказала ему обо всем, обращаясь за помощью относительно каких-то деталей к Роану.

— Когда мы улетели с Нерата после взрыва наших городов, то пребывали в отчаянии, но вскоре мы привыкли к нашему новому миру и, думаю, мы были бы там счастливы, если бы... Ваши инструкторы уже начали творить чудеса, как вдруг, недели две тому назад, крестный объявил, что он обнаружил с помощью своего телескопа флотилию приближавшихся к нам звездных кораблей. Мы не встревожились, так как действительно ожидали несколько звездолетов с Хелька, которые должны были доставить нам машины. Но я решила, что это хороший повод посетить обсерваторию, и отправилась туда с моим двухлетним сыном Акки Бушраном, Клотиль и ее двумя детьми. Я нашла крестного крайне обеспокоенным. В прошлом году он побывал на Элле...

— Я знаю, видел его там.

— Ты мне об этом, крестный, не говорил!

— Зачем растравлять старые раны, Анна?

— Ну, хорошо... Итак, он побывал на Элле, где видел различные модели звездолетов Союза, но ни один из них не был двухконусным, как те, огромные, которые к нам приближались. Уж и не знаю, какой демон вынудил меня заявить, что он уж точно не знает все типы звездных кораблей, и мы потеряли драгоценное время. Когда мы, наконец, все же решили предупредить ваших инструкторов, бомбардировка уже началась, и их ксилл был сразу же уничтожен.

В таком кошмаре мы прожили четыре дня. Обсерваторию разбомбили на второй, но мы спрятались в пещере, над которой она была построена, — там крестный держал свои измерительные приборы. На третий день захватчики высадились, и началось истребление. В тот же вечер я узнала о смерти Хьюго от двух парней, которые были с ним и пришли в пещеру с тремя детьми. Не то чтобы я сильно его любила, Акки, но он был отцом моего сына и всегда оставался верной и надежной опорой для меня самой. Обезумев от горя и ярости, я покинула пещеру без ведома крестного и направилась к городу. Спускаясь по тропе, я увидела внизу одно из этих проклятых существ: оно направлялось к обсерватории. У меня с собой был фульгуратор, и я могла бы убить его, но я знала, что вы прилетите, и захотела захватить его в плен живым, чтобы вы затем смогли узнать, что это за чудовища и откуда они. В общем, я подождала и, когда оно оказалось точно подо мной, оглушила его ударом камня по голове, обезоружила и приволокла в наш тайник. Там, в пещере, мы вас и ждали. Захватчики дважды обыскивали развалины, но так и не смогли найти замаскированный вход. Вчера они наконец ушли. А сейчас вот Клотиль, которая была у развалин, где погиб ее муж, заметила ваш звездный корабль. Крестный узнал хисский ксилл, и мы стали подавать сигналы.

— Но что вы будете делать теперь, Анна? Ведь Берандии больше нет.

— Подчинюсь Хьюго, Акки, если вы того пожелаете. Вот его последнее письмо!

Она вытащила из-под корсажа сложенный вчетверо листок, второпях вырванный из записной книжки. Акки прочел:

Дорогая Анна!

Берандии больше нет! Минуту назад рядом со мной погиб последний инструктор. Я лишь чудом остался в живых. и уже скоро тоже, в свою очередь, исчезну во мраке.

Я полюбил вас, когда вы были еще маленькой девочкой, и однако же знаю, что вы меня не любили. Постарайтесь выжить, спрячьтесь. Клин, синзун, мне недавно говорил, что, если инструкторы не будут выходить на связь десять суток, для выяснения причин сюда незамедлительно вышлют новую экспедицию. Сойдитесь с Акки, которого вы не переставали любить, и попросите его позаботиться о нашем сыне. Я хотел бы, чтобы он тоже, если, конечно, имеет к этому способности, стал координатором, одним из тех людей, которым поручено навсегда погасить пожар войн. Это самая прекрасная судьба, о какой только можно мечтать. Прощайте, Анна. Враг возвращается. У меня еще есть один фулъгуратор, и я заставлю их дорого заплатить за мою смерть. Прощайте, любовь моя.

Акки вернул ей письмо, не стыдясь выступивших на глазах слез:

— Это был Человек большой буквы, Анна, и его сын сможет им гордиться. Я позабочусь о его будущем. Мы вместе позаботимся о его будущем... Что там, Хассил?

Лицо хисса выражало свирепую радость.

— Он заговорил, или, скорее, мы сами вытащили из его мозга все необходимые сведения. Это раса, которая только недавно открыла примитивный способ межзвездных полетов и после уничтожения жителей одной соседней с ними планеты собиралась продолжить эту небольшую игру.

— Перевоспитание возможно?

— Нет! Тип «2», хуже не бывает.

— Что же тогда?

— Ты и сам знаешь. Килсим на их планету!

— Я рад, что не мне предстоит принять это решение. С меня хватило теранцев!

— С меня тоже, Акки. Но это неизбежно.

— Что такое килсим? — поинтересовалась Анна.

— Прибор, с помощью которого мы вновь зажигаем солнца, когда их гасят мислики, дорогая. Планета этих существ будет превращена в раскаленный газовый шар.

— Что ж... Уж я-то, Акки, колебаться бы точно не стала!

— Оставим ненависть, она бесплодна. Взгляните лучше сюда!

Ксилл вернулся в нормальное пространство. На экране сияли тысячи звезд. Одна из них, совсем близкая, с синеватым оттенком, сопровождалась целой вереницей планет.

— Это Иалтар, который будет нашим солнцем! А вот Элла, Марс, Рессан! А вон та звезда — солнце Новатерры. И в этой галактике, как и в других, тысячи земель, и на каждой из них живет какое-то одно человеческое сообщество! И все эти миры — наши, дорогая, наши навсегда!

Об истоках романа «Этот мир — наш»

Роман «Этот мир — наш» появился в 1960 году, в разгар Алжирской войны. Принимая во внимание сюжет книги, для обозревателей и критиков того времени было заманчиво увидеть в этом конфликте источник вдохновения автора, что и случилось. Напрасно Франсис Карсак несколько раз заявлял публично и очень часто в частных беседах, что все обстоит вовсе не так, — ничто не помогало. Миф — а это и есть миф — уже устоялся. В статье «Памяти Франсиса Карсака», вышедшей в журнале «Фиксьон» вскоре после его смерти, Клод Шейнис писал: «Мне остается сказать о твоей деликатности, которая вынудила тебя заявить, что «Этот мир — наш» не имеет ничего общего с алжирской драмой...» А в рубрике «Литературная жизнь» газеты «Ле Монд» Филипп Кюрваль утверждал, что «одним из его наиболее законченных произведений является роман «Этот мир — наш», жестокая притча на тему Алжирской войны».

Так ли это в действительности?

I Хронология

Прежде всего — если только Франсис Карсак не обладал способностью «проникать мыслью в будущее», как провидец Сиан-Том, хисский пророк, — Алжирская война не могла «материально» вдохновить его на создание романа «Этот мир — наш» по той простой причине, что план романа существовал уже в 1952 году (вероятные даты: октябрь или ноябрь), а 82 первые страницы были написаны между декабрем 1953 и февралем 1954 года. Если быть более точным, «Этот мир — наш» был написан за четыре этапа:

Декабрь 1952 — май 1953: пролог и стр. 1-14; и главное, составление первоначального плана произведения, который (тут я воспроизвожу то, что написал тогда мой отец...) был следующим:

Пролог: доклад разведчика о некоей уединенной планете

Первая часть: Затерянная планета

1) Прибытие координатора

2) «Средневековое поселение»

3) Замок

Вторая часть: Горцы

1) Деревня среди горных вершин

2) Первый день мая

3) Небесные миры...

Третья часть: Этот мир — наш

1) Другие

2) След наших костей

3) Стальной закон

Эпилог

Декабрь 1953 — февраль 1954: стр. 15 — 80 (стр. 80: Акки Клер прибывает к васкам. Последней написанной фразой, в 23 ч 10 мин 25 февраля 1954 года, была такая: «Он сам себя исключает из общества, и никто не разговаривает с ним до тех пор, пока он не подчинится»).

Март 1959 — июль 1959: стр. 80 — 190 (Текст возобновляется 3 марта с фразы: «В течение какого-то времени они ели молча»).

Конец 1959 года: переработка текста для отправки издателю (с поправками, касающимися, главным образом, построения фраз и т.д. и т.п.)

Алжирская же война началась в 1954 году в День всех святых, 1 ноября, а к этой дате роман был уже до некоторой степени «написан» в голове автора, который до конца — и едва ли не во всех подробностях — следовал плану, разработанному еще в 1952 году.

II Индокитай

В июле 1954 года заканчивалась Первая Индокитайская война. В 1936 году, в возрасте шестнадцати лет, Франсуа Борд провел несколько месяцев в регионе, который тогда являлся

Французским Индокитаем, объездив всю страну, или скорее страны, потому что он также побывал в Камбодже, где посетил храмы Ангкора, и в Лаосе, где ему довелось пообщаться с горцами народа «мои». Алжир, где он никогда не был18, не принадлежит к личному жизненному опыту Франсиса Кар-сака, а вот Индокитай — да.

У себя дома в Вильнёве, пусть его отец и был когда-то торговцем в Дакаре, он с расизмом практически не сталкивался. Разумеется, когда речь заходила о сенегальцах, зачастую использовался термин «негр», но какого-либо пренебрежительного значения никто этому слову придать не пытался: то был обиходный термин, более того, в диалекте Перигора и Аженэ «негр», пе§го, означает просто «черный». В тех приключенческих романах того времени или рассказах о путешествиях, которые он читал, довольно-таки часто присутствовала окраска, которую мы бы, несомненно, назвали «расистской», но в большинстве случаев то был расизм патерналистский, так сказать, благосклонный: прибывавшие в Африку белые несли с собой цивилизацию. О ненависти или откровенном презрении речи практически никогда не шло.

Прибыв в Индокитай в конце 1936 года, он быстро увидел, что такое расизм, колониализм, ксенофобия и все то разнообразие форм, какое они могут принимать, от самых очевидных до самых утонченных.

Не успел он приехать, как почти сразу же стал свидетелем одной сцены, наложившей на него глубокий отпечаток. Он пошел на почту (в Сайгоне?). У окошка стояла небольшая очередь. Какой-то старик проводил нужную ему операцию (то ли посылку отправлял, то ли заказное письмо, я точно не знаю). За исключением моего отца, все в очереди были «Индокитай-цами». Вошла француженка лет сорока, которая, не принимая в расчет очередь, направилась прямо к окошку, оттолкнула старика, да так, что тот едва не упал — и упал бы, если бы кто-то его не поддержал, и заявила почтовому служащему: «Я спешу, займись-ка мною...» или что-то в этом роде. Когда же тот возразил, она его оскорбила и снова потребовала, чтобы он ее немедленно обслужил. Что он и сделал в гробовой тишине, которая царила в помещении. Мой отец был в ужасе, тем более, что эта женщина была супругой одного из чиновников Французской республики, который прибыл на Дальний Восток насаждать европейскую цивилизацию, а «индокита-ец», которого она оттолкнула, был стариком и человеком образованным, что делало его вдвойне достойным уважения.

Но помимо этого индивидуального и — назовем это так — «глупого» расизма, в то время там наблюдалась взрывная и сложная, если не сказать безвыходная, ситуация19.

В каком-то смысле «Индокитайская война» началась не в 1946 году, но как минимум лет на двадцать раньше. В начале 30-х годов французская армия, в отместку за забастовки и стачки, подвергала бомбардировке деревни, осуществляла депортации и казни без суда и следствия. «Колониальная партия» (барон де Неталь...) — как в Париже, так и в самом Индокитае — видела в этой стране золотое дно, которое ни в коем случае нельзя было упускать. Если некоторые правительства Третьей республики и пытались провести благоприятные для «туземцев» реформы, то в большинстве своем эти реформы оказывались нежизнеспособными и сходили на нет уже на месте. Разумеется, среди колонистов были и такие, кто способствовал «туземному» развитию, будь то по причинам гуманным (граф де Роан...) или же просто из здравомыслия. Но таких, судя по всему, было меньшинство, и в любом случае «фитиль бомбы был уже зажжен», если можно так выразиться.

Но тут есть и еще кое-что такое, о чем часто забывают: дело в том, что тогдашние колонизируемые когда-то и сами были колонизаторами, которые захватывали, порой и силой, земли, «миры», другие народы. И эти колонизации, эти завоевания бывало происходили не так уж и давно. Приведу лишь один пример: еще десять веков тому назад в нынешнем Вьетнаме (который в 1936 году состоял из Тонкина, Аннама и Кохинхины) не было «вьетнамцев». А до XV века их не было и там, где какое-то время был Южный Вьетнам (тогда там существовало королевство Тьямпа) и где тогда проживало население, говорившее на малазийском языке, которое было окончательно завоевано «вьетнамцами», пришедшими с юга Китая, в XVIII веке. Тьямы (жители Тьямпы) были убиты или высланы, главным образом в Камбоджу. Но и сами тьямы, вероятно, прогнали или истребили другие народы, чтобы завладеть богатыми прибрежными регионами и землями дельты реки Меконг...

Проживая у сестры и зятя (который тогда был гражданским администратором в Кохинхине), именно об этом Франсуа Борд ежедневно слышал, а частично это и сам видел, в свои шестнадцать лет. Видел он и взаимное презрение различных народов, презрение вьетнамцев к китайцам Чолона, презрение китайцев к вьетнамцам, вьетнамцев — к кхмерскому меньшинству Кохинхины, кхмеров — к вьетнамцам, почти всего мира — к меньшинствам гор («мои», как их тогда называли), французов — к «туземцам» и «туземцев» — к французам. И я бы добавил: и так далее.

В общем, если это кому-то важно, район обитания трех народов, о которых идет речь в романе «Этот мир — наш» — берандийцев, бриннов и васков — можно обозначить как некий полуостров, тянущийся с севера на юг, где на низменностях преобладают густые леса и болота... и где есть река, которая называется «Светлая река».

В 1978 году Франсис Карсак писал одному из своих корреспондентов: «... В действительности, как я уже говорил, основа этого романа была выстроена еще до начала Алжирской войны, и я держал в голове Вьетнамскую войну (первую фазу). В Алжире я не был, но я был во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже, странах, которые мне очень нравятся и которые, что весьма прискорбно, были буквально растерзаны ненужными войнами. Так что и «густые заросли», о которых я говорю в различных книгах, это не африканские джунгли, которые мне не знакомы, но индокитайские заросли, довольно-таки от них отличные. Я знаю, что французы далеки от восточного образа жизни и, скорее, смотрят в сторону Африки, чем, вероятно, и объясняется такая точка зрения20. Меня же всегда больше привлекает Азия».

Но значит ли это, что сюжет романа «Этот мир — наш» был инспирирован единственно индокитайской ситуацией?

III Бурская война

Индокитай 1936 года дал Франсуа Борду прямой, лично им пережитый опыт реальной колонизации и многое ему дал в плане географической среды произведения. Но если хорошо присмотреться, то базовая схема романа «Этот мир — наш» не совсем соответствует событиям Индокитайской войны.

Резюмируем эту схему. На планете Нерат сосуществуют три народа:

— бринны, «туземцы», которые в конечном счете таковыми не оказываются;

— васки, колонисты, происходящие из небольшой изначально группы, ведущие агро-пасторальный образ жизни и проповедующие «примитивистскую» идеологию, которая закладывает основы традиционной культуры.

берандийцы, колонисты, прибывшие в большем количестве; они проживают в городах и, преследуя экспансионистские цели, развязывают войну, чтобы стать полноправными хозяевами планеты;

— и наконец, просто к сведению, «настоящие туземцы», давным-давно исчезнувшие.

А ведь в Южной Африке XIX века были:

— банту (коса, зулу, сото, свази), «туземцы», которые такими в действительности не являются, так как все это племена, спустившиеся в Южную Африку из Центральной Африки в ходе миграции, длившейся несколько веков. Эта миграция началась в XVII веке с переправы через реку Лимпопо, которая знаменует северную границу нынешней Южной Африки.

— буры, потомки первых голландских колонистов и не очень многочисленной группы протестантов-французов, уехавших в изгнание после отмены Нантского эдикта21. Голландская колонизация началась в середине XVII века, и к концу XVIII века колония простиралась к северу до Оранжевой реки. В 1820-1830 гг., во избежание английского господства и ради сохранения своей культурной идентичности и традиционного образа жизни, буры массово эмигрируют к северу, перейдя границы колонии, и основывают две бурские республики — Оранжевое свободное государство и Южно-Африканскую республику (Республику Трансвааль). Эта миграция в тяжелых фургонах, в которых бурские семьи везли все свое имущество (фургоны эти тянули за собой быки), известна как «Великий Трек» и считается у буров легендарной.

— англичане, взявшие в конце XVIII в. (официально — в 1814 г., по Лондонской конвенции) политический контроль над голландской Капской колонией. Начиная с 1820 года, они ведут политику массового переселения из Великобритании, что и станет одной из причин Великого Трека буров.

И, чисто для справки, «настоящие южно-африканские туземцы» (готтентоты, бушмены, «жители берегов»), постепенно вытесненные из этих мест.

К этому нужно добавить индийцев, прибывших в качестве «рабочих-мигрантов» в XIX веке для работы на плантациях сахарного тростника, и метисов.

В XIX веке войны и битвы между различными группами населения следовали одна за другой: банту сражались между собой (племенные войны), буры — с банту, англичане — с банту («кафрские» войны) и, наконец, англичане — с бурами, что вылилось в итоге в 1899-1901 годах в Бурскую войну, завершившуюся «окончательной и бесповоротной» победой британцев22. И за всеми этими битвами стоял вопрос: «Кому принадлежит Южная Африка?», вопрос, которым все, впрочем, задавались, забывая о том, что Южная Африка могла принадлежать исключительно ее коренному населению, «настоящим туземцам», то есть бушменам и готтентотам.

Стало быть, Нерат можно рассматривать как некую схематизацию южно-африканской ситуации XIX века: здесь есть «туземцы, которые таковыми в действительности не являются» (бринны/банту), «колонисты-мистики и примитивисты» (васки/буры), «колонисты-экспансионисты и носители урбанистической цивилизации» (берандийцы/англичане).

И южно-африканская ситуация являлась частью культурной среды Франсуа Борда. До тех пор, пока колониальные границы и зоны влияния не стабилизировались незадолго до Первой мировой войны, Франция и Англия были в Африке основными соперниками. И если в момент Бурской войны официальная Франция оставалась нейтральной, то французское общественное мнение однозначно стояло на стороне буров. Как результат, во многих приключенческих романах, написанных между этой войной и 1930 годом, действие происходит в Южной Африке, и все эти романы имелись в библиотеке Франсуа Борда-подростка. К этому следует добавить, что Райдер Хаггард («Копи царя Соломона», «Аллан Квотермейн», «Она») был одним из его любимых писателей.

И если взять во внимание даты, то следует вспомнить, что после выборов 1948 года к власти пришло большинство, благосклонно относившееся к апартеиду, и что именно на период с 1948 по 1952 год пришлась самая жесткая часть политики апартеида, что, конечно же, не осталось без внимания Франсуа Борда.

Выходит, Нерат = Южная Африка?

IV Заключение

Действительность, как и всегда, сложна и многогранна. Прежде всего, не следует забывать, что как сам Нерат, так и ситуация в Нерате — это всего лишь плод воображения автора. Но, и это правда, воображение подпитывается тем, что автор пережил сам, и тем, что он узнал из прочитанных книг. Даже когда писатель-фантаст полагает, что он создал какой-то мир ex nihilo23, едва ли он может быть на сто процентов уверен, что здесь обошлось без стороннего влияния.

Что касается романа «Этот мир — наш», то главную роль в выстраивании ситуации на Нерате сыграли Индокитай и Южная Африка. Но это не единственные события Мировой Истории, которыеучаствовали в этом творении. В настоящее время на планете Земля существует мало народов, проживающих на территории, о которой они могут сказать, что они «действительно» являются теми, кто занял на ней место первым, что их дальние или близкие предки никогда не обращали в рабство, не истребляли и не ассимилировали какой-нибудь народ, который был на этой территории раньше них. И ситуации, когда несколько народов отстаивают свои права на одну и ту же часть Земли, заявляя: «Этот мир — наш» и приводя довольно-таки весомые аргументы, не так уж и редки в Истории.

Франсис Карсак никогда не отрицал, что его роман, в каком-то смысле, имеет отношение к этим ситуациям — ко всем подобным ситуациям, и прошлым, и нынешним, и будущим. Стало быть, в этом смысле он имеет отношение и к алжирской драме. Но он имеет отношение к тому, что было в алжирской драме всеобщего, а не специфичного. Но вот что Франсис Карсак всегда отрицал — потому что это было не так, и уж он-то точно знал, что это не так, — так это то, что «Этот мир — наш» мог быть написан под влиянием алжирской драмы. Этот отказ — который некоторые приняли за кокетство — признать, что Алжир являлся источником для этого романа, был отказом ученого, который не может принять то, что является ошибочным. Когда он продумал этот роман в голове, когда он начал его писать, он ни секунды не думал об Алжире. Конечно, когда в 1959 году он писал вторую часть, он уже, несомненно, думал о событиях, которые происходили по ту сторону Средиземного моря, да и мог ли он о них не думать!.. Но эти события — или скорее то, что он знал об этих событиях — не оказали никакого влияния на на перевод в письменный текст той истории, которая сидела у него «в голове» с момента ее зарождения, с 1952 года. Они никак не изменили ни ход событий в романе, ни его концовку.

Жорж Борд


1

Ажен (фр. Agen) — административный центр департамента Ло и Гаронна в регионе Новая Аквитания, Франция.

(обратно)

2

Жюль Ферри (фр. Jules Ferry; 1832-1893) — французский политический деятель, министр просвещения, министр иностранных дел в 1879-1885 годах, премьер-министр в 1880-1881 годах.

(обратно)

3

Перигор (франц. périgord) — исторический и культурный регион на юго-западе Франции, известный своей кухней, мягким климатом и богатым историческим наследием.

(обратно)

4

Французское clair можно перевести как «свет», «светлый»; obcur означает «темный». Следовательно, С1а1г-ОЬ$сиг означает «Темный Свет» или же, применительно к фамилии нашего героя, «Темный Клер».

(обратно)

5

Здесь: человек, лишенный фантазии (англ.).

(обратно)

6

Надувной человечек Бибендум (Bibendum), нарисованный французским художником О’Галопом в 1898 году, является символом французской компании «Мишлен», производителя шин. На рекламном эскизе, от которого отказался пивовар из Мюнхена, грузный силуэт заполнял большую часть композиции. Он окружен пьянчужками, сотрясающими пустыми кружками с криками: «Nunc est bibendum!» («Если пить, так сейчас!», ода эпикурейца Горация). Внешне Бибендум как бы составлен из стопки шин разных диаметров, к которым приделаны руки.

(обратно)

7

Здесь: чудесный избавитель (лат.).

(обратно)

8

Лурд (фр. Lourdes) — город во Франции, в департаменте Верхние Пиренеи. Один из наиболее важных в Европе центров паломничества.

(обратно)

9

Тропизм — изменения направления в движении частей растения под воздействием биологически значимых раздражителей, рост растений в определенных направлениях, вызванные односторонним, благоприятным либо неблагоприятным воздействием факторов среды — света, земного притяжения, химических веществ.

(обратно)

10

Жан Бар (фр. Jean Bart, (1651-1702) — французский военный моряк и капер, национальный герой Франции, самый знаменитый из дюнкеркских корсаров.

(обратно)

11

Кран мостового типа, пролетные строения которого установлены на опоры, перемещающиеся по рельсам.

(обратно)

12

Отсыл к «шкале Хайнека» и фильму Стивена Спилберга «Близкие контакты третьей степени» (1977).

(обратно)

13

Видимо, около 1970 г., когда один из романов Ф. Карсака вышел с фотографией автора, по которой его могли узнать коллеги-ученые.

(обратно)

14

Вермон (фр. Vertmont) можно перевести как «Зеленая гора» (vert — зеленый, mont — гора).

(обратно)

15

Старица (пойменное озеро), замкнутый водоём, обычно располагающийся в пойме реки; представляет собой отчленившиеся от основного русла рукав или протоку.

(обратно)

16

В данном случае под фронтоном имеется в виду стена и площадка для игры в пелоту.

(обратно)

17

Пелота — национальный баскский вид спорт, прообраз современного сквоша. Игрок (пелотари) изо всех сил бросает жесткий мяч диаметром 6,5 см голой рукой или бьет по нему ракеткой-ловушкой (слегка изогнутой, как клюв, битой «хиестрой», «чистерой») в стену высотой 9 м. Соперник должен отбить мяч с воздуха или после одного удара о поверхность площадки (60мX16м). Мячик сделан из жесткого каучука, обшит плотным полотном и обтянут тугой кожей. Называется он «пелота», и именно от него получила название игра. В пелоту могут играть, как и в теннис, одиночки и пары, а также команды из четырех и даже шести человек.

(обратно)

18

В 1938-1939 годах он один раз ездил в Марокко и один раз в Тунис в туристические путешествия с товарищами из АиЪег§е$ с1е 1еипе$$е$. Но речь шла главным образом о развлечениях, занятии туризмом и посещении развалин Волюбилиса и Карфагена, и потому он имел только самые поверхностные контакты с местным населением. (Примеч. Жоржа Борда)

(обратно)

19

В том, что следует дальше, я буду, по необходимости, слишком, даже чрезмерно, поверхностным. Но если не написать, по меньшей мере, 20 страниц на эту тему, я не вижу, как бы я мог сделать иначе. (Примеч. Жоржа Борда)

(обратно)

20

Что сюжет романа «Этот мир — наш» был инспирирован ситуацией в Алжире (Примечание Жоржа Борда).

(обратно)

21

Нантский эдикт — закон, даровавший французским протестантам-гугенотам вероисповедные права. Эдикт был составлен по приказанию французского короля Генриха IV Бурбона и утвержден в Нанте (13 апреля 1598 года). Отменен Людовиком XIV в 1685 году.

(обратно)

22

Здесь я опять чрезмерно упрощаю Историю. (Примеч. Жоржа Борда)

(обратно)

23

Из ничего {лат).

(обратно)

Оглавление

  • Предисловие
  • ПРИШЕЛЬЦЫ НИОТКУДА
  •   Предупреждение
  •   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ПРИШЕЛЬЦЫ
  •     Пролог
  •     глава 1 Рассказ доктора Клера
  •     глава 2 Путешествие в ничто
  •   ЧАСТЬ ВТОРАЯ ФАНТАСТИЧЕСКИЙ МИР
  •     глава 1 На планете Элла...
  •     глава 2 Союз человеческих миров
  •     глава 3 Мислик
  •     глава 4 Песня иного мира
  •   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ НА КОНУ - ВСЯ ВСЕЛЕННАЯ
  •     глава 1 Ульна-андромедянка
  •     глава 2 Кальвено вот-вот погаснет!
  •     глава 3 Шансов на возвращение - ноль
  •   ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ИМПЕРИЯ СУМЕРЕК
  •     глава 1 Проклятая галактика
  •     глава 2 Сражение с мисликами
  •     глава 3 Минеры мертвых звезд
  •     глава 4 Вспышка в ночи
  •   ЭПИЛОГ
  •   О романе «Пришельцы ниоткуда»
  • ЭТОТ МИР - НАШ
  •   Предупреждение
  •   Пролог
  •   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ГОРОД
  •     глава 1 Затерянная планета
  •     глава 2 Город
  •     глава 3 Замок
  •     глава 4 Наша земля под этим небом...
  •     глава 5 Этот зеленый шар -там, в небе...
  •     глава 6 Государственный переворот
  •   ЧАСТЬ ВТОРАЯ ТАМ ГОРЦЫ...
  •     глава 1 Пастух
  •     глава 2 Деревня среди горных вершин
  •     глава 3 Первый день мая
  •     глава 4 Сражение в ущельях
  •     глава 5 Безжалостный лес
  •   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ДРУГИЕ 
  •     глава 1 На заре мироздания
  •     глава 2 След наших костей
  •     глава 3 Последняя битва
  •     глава 4 Стальной закон
  •   ЭПИЛОГ
  •   Об истоках романа «Этот мир — наш»
  • *** Примечания ***