В мире коммунистов и животных [Александр Коммари] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Александр Коммари В МИРЕ КОММУНИСТОВ И ЖИВОТНЫХ

Эпизод первый: Начало

Кот, сидящий на моем столе около клавиатуры, потянулся, посмотрел презрительно на экран монитора, где я писал давно уже обещанный текст для одного журнала, а потом ласково замурлыкал:

«Если, наоборот, правящую советскую касту низвергла бы буржуазная партия, она нашла бы немало готовых слуг среди нынешних бюрократов, администраторов, техников, директоров, партийных секретарей, вообще привилегированных верхов. Чистка государственного аппарата понадобилась бы, конечно, и в этом случае; но буржуазной реставрации пришлось бы, пожалуй, вычистить меньше народу, чем революционной партии. Главной задачей новой власти было бы, однако, восстановление частной собственности на средства производства.»

Кот прервался — его внимание отвлекла большая черная муха, влетевшая из приоткрытой балконной двери. Хвост мелко задергался и я понял, что готовится Большой Скачок. Прошлый Большой Скачок стоил мне разбитого монитора. Я молча показал кулак. Кот оценил возможные варианты и решил продолжить:

«Прежде всего потребовалось бы создание условий для выделения из слабых колхозов крепких фермеров и для превращения сильных колхозов в производственные кооперативы буржуазного типа, в сельскохозяйственные акционерные компании. В области промышленности денационализация началась бы с предприятий легкой и пищевой промышленности. Плановое начало превратилось бы на переходный период в серию компромиссов между государственной властью и отдельными «корпорациями», т. е. потенциальными собственниками из советских капитанов промышленности, их бывших собственников-эмигрантов и иностранных капиталистов».

— И? — поинтересовался я.

— Разве Троцкий не прав? — спросил Кот. — Все именно так и произошло.

Кот жил у нас уже несколько лет, но каждый называл его по своему. Оболтус, то есть мой сын, называл его Бро. Моя жена — Мерзавцем. Я, чтобы не ломать голову, так его и называл — Кот.

— Слушай, — сказал я, — Опять всю ночь лазал по троцкистским сайтам, да?

— Не увиливай от ответа, — сказал Кот. — Кстати, сметаны не дашь?

— Не дам, — твердо ответил я. — У тебя от сметаны понос. Лоток потом воняет.

Кот спрыгнул со стола, сходил на кухню, убедился, что там ничего ему не светит, вернулся в комнату и запрыгнул на стол.

— Гад же ты все-таки, — буркнул он. — Так как насчет Троцкого?

— Ну, Лев Давыдыч высказал очень глубокую мысль, что все мы умрем. В том смысле, что если Советская власть погибнет, то найдется немало людей, которые будут служить новой власти, а некоторые и вообще преуспеют. Для такого прогноза большого ума не надо.

Кот почесал лапой за ухом. Он явно хотел выдать мне очередную цитату из Троцкого, но тут хлопнула дверь. По шуму в прихожей я понял, что с дачи приехал Оболтус. В комнату влетел Агафон, наш пес — жуткая помесь чего-то с чем-то.

— Лапы! Лапы чистить кто будет! — простонал я.

Агафон только беспечно вильнул хвостом и залез своими грязными с улицы лапами мне на колени, норовя лизнуть лицо. Кот смотрел на это крайне брезгливо.

Пес бросил взгляд на экран, потом прогавкал одобрительно:

«Чтобы строить, надо знать, надо овладеть наукой. А чтобы знать, надо учиться. Учиться упорно, терпеливо. Учиться у всех — и у врагов и у друзей, особенно у врагов. Учиться, стиснув зубы, не боясь, что враги будут смеяться над нами, над нашим невежеством, над нашей отсталостью».

— И это, конечно… — начал я.

— Иосиф Виссарионович, само собой, — радостно продолжил пес. — Речь на съезде ВЛКСМ в 1928 году.

Мой отец и Агафон длинными летними вечерами на даче любили сидеть на улице и перечитывать все тринадцать томов сочинений товарища Сталина, которые остались еще от деда и бережно хранились в старом бабушкином серванте.

Кот злобно зашипел: «Обычный его закос под Ленина, даже тут ничего нового!»

Агафон тут же на него рявкнул: «Молчи, мелкий воришка чужой еды. Правильно Сартр вас, троцкистов, называл: «Несчастные коммунисты!»

Назревал очередной конфликт с дракой и летающей шерстью до потолка.

Боже мой, подумал я, домашние животные — это очень здорово. Но если бы они при этом еще не разговаривали!

Флешбэк первый: Лондон.

Погода в Лондоне и так не ахти, а уж в марте и совсем. Туман с самого утра, сырость, продирающий до костей холод. Одиннадцать немолодых мужчин стояли у свежей могилы, возле которой лежало несколько венков. Один из мужчин заканчивал свою небольшую речь.- …был человеком, которого больше всего ненавидели и на которого больше всего клеветали. Правительства — и самодержавные и республиканские — высылали его, буржуа — и консервативные и ультрадемократические — наперебой осыпали его клеветой и проклятиями. Он отметал все это, как паутину, не уделяя этому внимания, отвечая лишь при крайней необходимости. И он умер, почитаемый, любимый, оплакиваемый миллионами