Каково это - быть девушкой (ЛП) [mldrgrl] (fb2) читать постранично

========== Часть 1 ==========

***

Когда ослепляющий свет в небе приближается, Малдер обхватывает мое запястье и сжимает. Я ничего не вижу из-за света столь яркого, что мне приходится закрыть лицо ладонью: просто прищуриться явно недостаточно.

За последующей вспышкой наступает не менее ослепляющая темнота, и моему зрению требуется пару секунд, чтобы приспособиться. Неумолимый Моррис Флетчер по-прежнему стоит рядом с нами, окруженный военными, которые, на мой взгляд, выглядят слишком уж агрессивными.

– Пойдем, Малдер, – говорю я, но, как ни странно, слышу не свой голос, а его. Я перевожу взгляд вправо, но его там нет. Тогда я опускаю взгляд и вижу, что он все так же сжимает мое запястье, однако мне кажется, что это мои пальцы обхватывают его руку. И наконец я заглядываю в собственные испуганные глаза.

– Какого хре?.. – говорит она, когда я выпаливаю: – О боже.

– Малдер? – шепчу я.

– Скалли?

Уставший от проволочек Флетчер прерывает нас, громко заявив, что мы вторглись на государственную собственность. Она… он выглядит раздраженным, явно собираясь выдать какой-то опрометчивый ответ, но я отрицательно трясу головой.

– Пойдем, – говорю я, потянув за рукав собственного пиджака. – Давай просто уберемся отсюда.

Совершенно сбитые с толку, мы направляемся к машине – каждый к привычной для него стороне, но тут возникает новый неловкий момент. Малдер спотыкается о собственные ноги, а затем на цыпочках подходит к водительской двери, делая микроскопические шаркающие шаги.

– Какого черта ты творишь? – шиплю я на него.

– Я не могу ходить в этих ботинках! – шипит он в ответ.

Я не помещаюсь на пассажирском сиденье. Мне еще никогда не доводилось не поместиться куда-то, а вот сейчас сижу, согнув колени и упираясь ими в бардачок. У Малдера дела обстоят немногим лучше: он не может достать до педалей и явно расстроен этим обстоятельством.

– Может, нам стоит поменяться? – предлагаю я.

– Нет, пока мы не выберемся отсюда и не выясним, какого черта вообще происходит. Как ты… господи, я ничего не могу достать!

Это какой-то сюрреализм. Все происходящее кажется кошмаром или наркотическим трипом от некачественной кислоты. Я без конца щиплю себя за запястье, пытаясь вырваться из этого, – чем бы это ни было – но безрезультатно. Движимая любопытством, я подношу руку к лицу и трогаю его, ощущая, как пальцы покалывает отросшая за день щетина на щеках. Это не по-настоящему. Это не может быть по-настоящему.

***

Мы почти не разговариваем по дороге к мотелю. Не могу говорить за Малдера… ну, вообще-то, сейчас я буквально говорю за Малдера, но, по-моему, нам просто кажется чертовски странным разговаривать и слышать при этом не свой голос, а другого. Это режет слух. Кое в чем мы все же сошлись, признав, что нам надо вернуться в Вашингтон как можно скорее.

Вообще-то, мы согласились не только с этим. Мы вернемся в Вашингтон как можно скорее и никому не расскажем о случившемся, пока не поймем, с чем имеем дело. С этой целью я бронирую билеты на ночной рейс из Санта-Фе, пока Малдер поспешно пакует наши чемоданы.

– У тебя нет обуви без каблука? – жалуется он, копаясь в моей дорожной сумке.

– Дома есть.

– У меня такое ощущение, что я вот-вот сломаю лодыжку. – Он делает несколько осторожных шагов по номеру, дважды спотыкается и чуть не впечатывается головой в стену, однако я успеваю его перехватить.

– Нанесешь мне травмы, и я тебя убью.

Он стоит шатаясь, словно детеныш жирафа. Боюсь, если рассмеюсь, он сочтет, что я получаю от всей этой ситуации удовольствие, а это совершенно точно не так. Из всех передряг, в которые он нас втягивал, эта определенно берет главный приз. Так что я просто стою, скрестив руки на груди, и смотрю, как Малдер, прихрамывая, ходит туда-сюда, пока наконец не обретает равновесие, подарив нам обоим надежду на то, что он не шлепнется на задницу в ботинках на пятисантиметровых каблуках.

Полет домой оказывается самым неудобным из всех, что мне приходилось переживать. Обычно я предпочитаю сиденье у иллюминатора, но мое длинное тело помещается только на месте у прохода. Малдер же, со своей стороны, выглядит почти довольным, когда разваливается в кресле и потягивается.

– Здорово, – говорит он. – Мне никогда раньше не требовалось так мало места.

Как только я верну себе свое тело, я его убью. Медленно. С применением изощренных пыток.

Может, дело в усталости от невыносимого путешествия по бездорожью или неудобства от нахождения в чужом теле, но как только самолет приземляется, я ощущаю навязчивую потребность оказаться как можно дальше от Малдера. Мне тяжело смотреть на него и видеть себя, но знать, что это не я.