Как зарождается зло (СИ) [A-Neo] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Глава 1 ==========

Ороку Кацуо спешил. Нужно было как можно быстрее пересечь лужайку перед домом, чтобы не попасться на глаза родителям или, пуще того, старшему брату Саки. Только бы преодолеть пространство, где обзор едва-едва прикрывало единственное росшее перед крыльцом дерево, и завернуть за угол, а там уж, за домом, ещё дедушка насажал целый сад, где ничьи не в меру любопытные глаза не заметят Кацуо. Тёплая живая ноша у него за пазухой сонно барахталась и попискивала. Маленький Кацуо в данный момент готов был отдать за неё всё, даже свою десятилетнюю жизнь. Только бы скорее скрыться за углом! Но чего боишься — то всегда и случается. Ороку Саки, отлично умевший возникать из ниоткуда, с обезьяньей ловкостью спрыгнул с ветки дерева и, совершив пару кульбитов, предстал пред раскосыми очами опешившего от неожиданности Кацуо.

— Куда это ты так торопишься, плакса? — задиристо поинтересовался он у братишки вместо приветствия.

— И ничего я не спешу, онии-тама!

Вот уж кем-кем, а плаксой Кацуо Саки точно не был, да и трусом называть его отнюдь неправильно. Но всё же брата он побаивался и почтительно именовал «онии-тама», хотя тот и был старше всего на год. Всё потому, что мать с отцом отдали Саки в таинственный клан Фут, где его учили «на настоящего ниндзя». Правда, поступок родителей являлся для юного Ороку скорее наказанием, отец даже произнёс что-то вроде «Там тебя обломают, негодяй!», но Кацуо всё равно завидовал брату, намного превосходившему в силе и ловкости сверстников. Кацуо и сам осваивал боевые приёмы, которые показывал ему брат, когда бывал в хорошем настроении и снисходил до общения, и никогда не забывал о гимнастике, но сейчас за пазухой у него ворочалось и посапывало живое существо, поэтому мериться с братом силами не представлялось возможным. Разумнее было просто обойти его и ускользнуть, сделав вид, что ничего, ничегошеньки такого он не скрывает. Но не тут-то было! Заметив обходной маневр Кацуо, Саки снова загородил ему дорогу.

— Врёшь! Я всё видел! Ты нёсся как угорелый. А за пазухой что прячешь?

Тут нужно сделать ещё одно отступление, дабы сказать, что лазить по крышам и деревьям Саки любил и умел. Сначала он оказывался на верхотуре из необходимости, спасаясь от тяжёлого отцовского кулака и материнских тумаков. Первое время матери ещё удавалось приторно ласковым голосом уговорить отпрыска спуститься с опасных высей на грешную землю. Но скоро Саки постиг всё коварство приёма и его оставили в покое, здраво рассудив — разбиться не разобьётся, а замёрзнет или проголодается — сам придёт. Йоши-сенсей так и вовсе поощрял подобные упражнения. Так Ороку Саки с ловкостью белки и прыгал по деревьям или взлетал на неприступные с виду стены, ради развлечения, практики, а то и ретируясь от разъярённых мальчишек, с которыми ему не разрешали играть (но драться-то ведь не запрещали!). Со своей позиции он прекрасно видел брата, бегущего к дому, и явно несущего что-то под кимоно. Это пока ещё неизвестное «что-то» могло иметь и практическое значение. Возможно, братец наворовал яблок и хочет съесть добычу один? Но нет, Кацуо, хоть и вечно голоден, как и сам Саки, еду красть не станет. Юный заинтригованный ниндзя решил непременно выяснить причину странного поведения младшего брата. Итак, он грозно нахмурился и, наступая на пятящегося от него Кацуо, повторил вопрос:

— Так что у тебя там, Кацуо-тян?!

— Ничего, честное слово, ничего, онии-тама!

— Врёшь!

В подтверждение этих слов существо, невольно ставшее причиной спора, громко и жалобно заскулило. Отпираться больше не имело смысла.

— Идём в сад, — сдался Кацуо.

— Верно, а то не ровен час кто-нибудь из родителей выйдет из дома, — согласился старший брат и тут же на всякий случай предупредил. — Смотри, не вздумай жульничать!

И они скрылись за углом дома, оба поджарые, не по годам рослые, все в ссадинах и царапинах — следах вечных стычек с соседскими мальчишками, похожие на молодых волчат с блестящими глазами. Особенно на волка смахивал тренированный Саки, обладавший, в отличие от брата, особой грацией движений. К тому же в тёмных глазах его вечно плясали озорные бесенята, тогда как открытый взгляд младшего светился покладистостью.

Оказавшись в глубине сада вне возможного поля зрения строгой матери, Кацуо и Саки оглянулись по сторонам, чтобы удостовериться, что они действительно одни.

— Ты не расскажешь матери, онии-тама? — полувопросительно-полуумоляюще промолвил младший.

— Уж кажется, это ты у нас всегда ябедничаешь мамаше! — презрительно фыркнул старший.

Несколько успокоенный не сколько самой фразой, сколько тоном, которым она была произнесена, Кацуо, вздохнув, осторожно вытащил из-за пазухи щенка — очаровательного белоснежного малыша с глазами-вишенками, острой умильной мордочкой и восхитительными треугольными ушками.

— Где взял? — спросил Саки, старательно изображая равнодушие.

— На пустыре. Понимаешь, я иду из школы, а он там, бедняжка, сидит совсем один.

— Ты, верно, уже и имя ему придумал?

— Да, — неизвестно чему смущаясь, ответил Кацую, — его зовут Кёсиро.

-Кёсиро, значит? — переспросил Саки и почесал щенка, которого брат по-прежнему не спускал с рук, за ухом, отчего тот благодарно засопел и даже лизнул ласкавшие его пальцы. — Вот только родители даже тебе не разрешат его оставить, а мне уж и подавно.

— А ты думал, почему я так бежал? — возмутился Кацуо. — Мать с отцом меня не видели и о щенке не узнают… если ты не расскажешь, конечно…

Тут Саки сделал страшные глаза и приготовился влепить братцу хорошую затрещину, но тот благоразумно увернулся.

— Пусть он будет общий, твой и мой! — потребовал юный ниндзя в качестве компенсации за моральный ущерб.

— Ладно, будет. Он поживёт пока тут, в саду. Поставим ему коробку, будем тайно кормить, а потом, может, и родителей удастся уговорить…

«Удастся, как же!» — подумал про себя Саки, но вслух сказал:

— Ты, Кацуо-тян, полезай на чердак, достань самую большую коробку и старый матрасик, да смотри, чтоб мать не увидела, а я пойду стащу на кухне немного мяса.

-Кёсиро всего месяц, ему ещё нельзя мяса! — протестующее заявил Кацуо, крепче прижимая к груди щенка.

— Тоже мне, собаковод! Ладно, достану блюдце молока.

Заговорщицки оглянувшись по сторонам, братья строго-настрого указали Кёсиро тихонько сидеть на одном месте и разошлись выполнять каждый свою миссию.

========== Глава 2 ==========

На Технодроме не было официального запрета на содержание домашних животных, тем не менее из четвероногих в вотчине Кренга обитали лишь лабораторные крысы и кролики, которых говорящий мозг развёл для своих экспериментов. Кормление и чистка клеток входили в обязанности Шреддера (только тс-с-с… это секрет). Кренгу, видите ли, уход за зверьём не по рангу, а неуклюжие Бибоп и Рокстеди для такого ответственного дела не годились. Грубыми пальцами, привыкшими к дубинкам и бластерам, они могли, не рассчитав сил, нечаянно навредить хрупким животным, да и просто вызвать у них стресс одним своим видом. Прожорливые мутанты к тому же были способны сами слопать весь корм, оставив кренговых подопытных голодными.

Иногда ещё на борт Технодрома невесть как проникали диковинные насекомые и прочие неразумные обитатели измерения Икс, но они, если не были нужны Кренгу, безжалостно изгонялись жителями передвижной крепости.

И только однажды негласное табу подверглось нарушению: Бибоп тайком от грозного босса и даже от друга Рокстеди завёл черепашку, самую настоящую черепашку, которую до поры до времени благополучно прятал в аквариуме под собственной кроватью, благо барахла в комнате мутантов накопилось столько, что Шреддер мог обнаружить среди его залежей нарушителя, только устроив генеральную уборку, чего ниндзя, конечно же, делать не стал. Но всё тайное, как известно, становится явным, и бестолковый мутант сам выдал своего питомца. Сначала он рассказал о черепашке Рокстеди, а затем друзья коллективно додумались опробовать на несчастной рептилии действие мутагена. Узнав о проделке своих подручных, Ороку Саки не обрушил на глупую кабанью голову, украшенную фиолетовым ирокезом, заслуженную порцию благородного гнева. Во-первых, черепашонок, облитый мутагеном, бежал с Технодрома, не позабыв прихватить на прощание пару шреддеровых мечей. Во-вторых, Шреддер прекрасно понимал, что, наказав Бибопа, сам уподобится одному человеку… А повторения истории, участником которой ему довелось стать когда-то, он не хотел.

В доме Ороку, в отличие от Технодрома, запрет на домашнюю живность всех видов был озвучен во всеуслышание. Неизвестно, чем наличие питомцев мешало госпоже Миоко, но на сей счёт она выразилась вполне категорично, предупредив возможные порывы сыновей: «Только попробуйте притащить!» Не смея спорить и зная тяжёлую материнскую руку (ничуть не легче отцовской, неоднократно проверено), Саки и Кацуо смирились. Саки, впрочем, особенно не переживал — ко всем мяукающим, тявкающим, летающим и плавающим существам он относился равнодушно. Лишь когда-то он пробовал разорять птичьи гнёзда, но от этой вредной привычки его отучил Хамато Йоши.

Застав однажды ученика на месте преступления, сенсей спокойным тоном приказал ему спуститься с дерева. Саки, которого и мать родная не могла согнать с верхотуры, на сей раз, к своему удивлению, подчинился и подошёл к учителю, готовый принять наказание. Сенсей ласково взял мальчишку за руку и, глядя ему прямо в глаза, прочёл длинную лекцию о страдании живых существ, взаимосвязи всего сущего на Земле и прочее, и прочее. Он не повышал голоса, как мать, не бил, как отец, но Саки страдал, не смея ни вырвать руку, ни отвести взгляд. Про себя он уже решил, что в угоду сенсею разорять гнёзда больше не будет. Одного урока оказалось достаточно.

А Йоши тогда, впервые присмотревшись внимательно к своему маленькому ученику, заметил в его глазах злобный упрямый огонёк, который не раз видел и впоследствии у Шреддера. Тот огонь изумил его и напугал. «Совсем ещё ребёнок, а взгляд как у волка. Как он не похож на своего брата! Ведь Кацуо не такой, — подумал тогда мудрый сенсей. — В душе Кацуо нет и не будет зла, а Саки, похоже, унаследовал жестокий нрав родителей. Может, и в обучение следовало взять младшего брата, а не старшего? Впрочем, нет. Из Кацуо в лучшем случае выйдет просто неплохой боец, а вот Саки обещает стать великим мастером.»

Много лет спустя Хамато Йоши, принявший имя Сплинтер, нет-нет, да и возвращался в мыслях к тому дню, когда впервые почувствовал исходящую от Шреддера угрозу. Мог ли он изменить что-нибудь? Ведь не прояви он тогда слабость — дескать, пропадёт талант, глядишь, не возникло бы никаких проблем со Шреддером. А то выучил, что называется, на свою голову! Размышления всегда заходили в тупик и человек-крыса горестно вздыхал. Что сделано, то сделано, обратно не вернёшь.

Относись госпожа Миоко с чуть большим вниманием к собственным отпрыскам, их странное поведение не укрылось бы от её глаз. Кацуо и Саки не дрались, как обычно, и ей не приходилось разнимать их, попутно отвешивая обоим подзатыльники. Младший не ябедничал на старшего, а старший не тузил младшего за доносы. В общем, в семье Ороку на время установились тишь и гладь. Братья заключили перемирие и исчезли на весь вечер из дома. Госпоже Миоко это было всё равно, а её молчаливому суровому супругу, не принимавшему практически никакого участия в воспитании детей и вечно занятому своими тёмными делами — так и подавно. Между тем братья Ороку забрались в самый дальний угол сада, где, сидя рядом на корточках, затаив дыхание, неотрывно наблюдали, как Кёсиро, забавно пофыркивая, жадно лакает из блюдца молоко. Хамато Йоши поразился бы произошедшей в Саки перемене. Взгляд юного ниндзя потеплел и смягчился. Ну, а Кацуо — тот просто сиял от счастья. У него есть собственная собака!

Вдоволь налюбовавшись и нагладившись, братья посадили щенка в коробку, пожелали ему спокойной ночи с клятвенным обещанием завтра непременно прийти как можно раньше, и отправились домой, пока родители всё же не хватились их и не вздумали искать.

— А дождь ночью не пойдёт, онии-тама? — беспокоился Кацуо.

— Не должен, — ответил Саки, с сомнением глядя в небо, где заря позолотила облака — ясное-то оно ясное, а всё же кто его знает? — Нет, не должен.

Никогда ещё Саки не желал так сильно, чтобы скорее наступило завтра!

Кёсиро свернулся калачиком в коробке, сытый и совершенно счастливый. Ещё сегодня утром он находился в полнейшем неведении по поводу дальнейшей своей судьбы, а сейчас у него были имя, дом и сразу два любящих хозяина. А мама ещё говорила, что мальчишки злые и так и норовят ни за что ни про что швырнуть камнем! Щенок ничего ещё не знал о людях. Он не сердился даже на того человека, который утром принёс его на пустырь и оставил, отрывисто приказав: «Сиди тут!» Значения слов щенок не понял, но всё же решил, что человек скоро вернётся и терпеливо ждал его, не сходя с места. Ждал и тогда, когда в брюхе урчало от голода, а две вороны, о чём-то совещаясь на своём языке, приближались с явно враждебными намерениями. А потом пришёл хороший маленький человек (впрочем, тогда для Кёсиро ещё все люди были хорошими) и забрал его со страшного пустыря. Теперь щенок знал, что его зовут Кёсиро и имя ему очень нравилось. Счастливый Кёсиро не заметил, как заснул. Сны он видел приятные и мирные.

Дождя ночью не было.

На следующий день хрупкое перемирие братьев Ороку само собой нарушилось. Потасовкой решалось всё — кто будет кормить щенка, расчёсывать или убирать за ним. Иным способом разрешать конфликты братья просто не умели. Правда, стычки теперь проводились подальше от родительских глаз и утратили прежнюю ожесточённость. Жизнь братьев приобрела новый смысл. Саки, используя навыки ниндзя, трижды в день бесшумно пробирался на кухню, где таскал еду для Кёсиро. Каждый день братья вставали пораньше, чтобы накормить щенка и пообщаться с ним до занятий, и после уроков и тренировок не плелись домой нехотя, как прежде, а неслись со всех ног. Ни мать, ни отец не видели, как переменился Саки. А вот Йоши-сенсей заметил. Расспрашивать не стал — знал, что Саки всё равно не ответит. Должна же у каждого быть своя тайна. В том, что тайна хорошая, Йоши-сенсей не сомневался.

Кёсиро понимал, что его от кого-то прячут и в отсутствие своих маленьких хозяев покорно сидел в коробке. Он даже старался не лаять слишком громко во время игры. В общем, конспиратор из него получился отличный.

Идиллия продолжалась ровно три дня, а на четвёртый произошла беда.

========== Глава 3 ==========

В тот день, четвёртый нелегально прожитый белым щенком Кёсиро в доме Ороку, братья, как у них повелось, уединились в саду со своим питомцем. Но возня со щенком не доставила Кацуо и Саки прежней беззаботной радости. Каждый из них прекрасно понимал, что собачий вопрос пора уже обсудить с родителями, но начинать разговор с ними ни тому, ни другому не хотелось. Так хорошо сейчас сидеть на траве и ни о чём не думать! Наконец, Саки всё же решился:

— Вот что, Кацуо-тян. Больше тянуть нельзя.

— А? С чем тянуть? — сделал невинные глаза младший.

— Нужно сегодня рассказать родителям о Кёсиро. Или мы всю жизнь будем прятать его здесь? — Саки хитро прищурился. — Пока он не вырастет в огромного пса?

Кацуо угодливо хихикнул. Его прежняя уверенность — «может, удастся уговорить» — исчезла. Мать, если уж загодя предупредила — «Нет!», слову своему не изменит. А вот … отец? На него была крохотная надежда. Он-то ведь ничего не запрещал. Правда, он вообще мало обращал внимания на сыновей. Если мать ещё хоть как-то выделяла Кацуо, то отец относился одинаково безразлично к обоим. Саки и Кацуо не помнили, чтобы отец просто так взял и поболтал с ними — он всегда обращался к сыновьям только по необходимости, когда чего-нибудь требовал или собирался наказать. А уж о том, чтобы отправиться вместе, скажем, на рыбалку или на прогулку в лес — и вовсе речи быть не могло. При всём своём богатом воображении братья не могли представить себе подобную картину. Так вели себя другие отцы, но не глава семейства Ороку.

У него были свои таинственные дела, о которых детям и расспрашивать запрещалось. Для Саки и Кацуо отец являлся практически чужим человеком и они испытывали к нему лишь одно чувство. Только страх и сумел он им внушить своей вечной суровостью, малоподвижным, словно каменным, лицом с плотно сжатыми губами и нахмуренными бровями, да тяжёлой рукой. Страх — вот и всё.

Словом, отец был таинственным и опасным человеком, но мог, проявив внезапную благосклонность, повлиять на мать. Та, конечно, покричит-покричит, но перечить не осмелится. А уж ругань братья перетерпят, не впервые. О худшем варианте развития событий им не хотелось думать. Итак, говорить необходимо именно с отцом. Но… страшно-то как!

— Подождём, онии-тама? — выдержав паузу, робко повторил Кацуо. Он осторожно поглаживал уютно свернувшегося у него на коленях Кёсиро — сейчас была его очередь держать щенка. Кёсиро блаженно дремал. Саки вскочил на ноги и заговорил, стараясь выдерживать спокойный тон:

— Пойми, Кацуо-тян, мы всё равно не сможем долго скрывать собаку. Мать или отец в любой момент могут найти здесь Кёсиро и тогда нам же будет хуже. И оставить не разрешат, и ещё за враньё накажут. Да и подумай-ка — а ему что за радость целый день сидеть в коробке? Вот закрой тебя так, ты ведь быстро взвоешь, а?

Саки насмешливо глянул на брата. Тому ничего не осталось, кроме как согласно кивнуть. Что верно, то верно, есть такой грех — тесных и тёмных пространств он побаивался и завидовал выдержке Кёсиро — такой малыш, а сидит ведь и не пикнет. Вот брат Саки клаустрофобией не страдал, но даже и ему трёхдневное заключение в душной коробке казалось непереносимым.

— Вот-вот, — продолжил старший. — Ты и пяти минут не выдержишь. А он сидит. А если пойдут дожди — тогда как?

Кацуо растерянно заморгал.

— И я ведь тоже не смогу постоянно воровать ему еду. Хорошо тебе — ты стащил коробку и больше ничего. А мне, если попадусь, не избежать трёпки.

С каждым доводом брата Кацуо был абсолютно и полностью согласен. Он и сам прекрасно понимал, что дальше скрывать от родителей присутствие Кёсиро небезопасно, и чем скорее поставить их в известность, тем лучше. Потому и предложил:

— Нужно сразу с отцом говорить, онии-тама.

— Понятное дело, с отцом, — согласился Саки. — И разговор начнёшь ты.

— Я?! — опешил Кацуо. Он всё-таки надеялся, что инициативу возьмёт на себя «онии-тама».

Саки презрительно посмотрел сверху вниз на его побледневшее лицо с широко распахнутыми глазами и, хоть собирался на сей раз обойтись без ссоры, не выдержал.

— А кто?! Кто принёс щенка? Кто говорил — авось, родители разрешат? Ну, кто? Отвечай! — гневно вопрошал разъярённый маленький ниндзя, расхаживая перед младшим братом и грозя тому кулаком. (И компаньоны, и враги Шреддера, несомненно, узнали бы этот жест!)

От его выкриков Кёсиро проснулся и недовольно заворочался. Злые нотки, сквозившие в голосе маленького хозяина, ему не понравились. Он вообще не любил, когда люди кричали. Кацуо тоже поднялся и, не спуская щенка с рук, встал напротив сердито сжавшего кулаки брата. Взгляды их пересеклись: жёсткий и решительный — Саки и растерянный — Кацуо. Назревала очередная драка. Ещё немного — и они бы сцепились со всей ожесточённостью, на какую способны, катаясь по траве с рычанием, как зверьки, кусаясь и царапаясь, колотя друг друга по чему попало. И, конечно, тренированный Саки, как всегда, победил бы, выместив на брате терзавшую его горькую ярость. Как будто именно Кацуо виноват в том, что вот его, Ороку Саки, не любят собственные родители, отдали на обучение в клан ниндзя, где его заставляют проделывать изнурительные и подчас болезненные упражнения — словно младший братишка во всём виноват.

А потом, как всегда, когда схлынет гнев, братья разошлись бы по углам, зализывая царапины и считая очередные синяки и ссадины. И Кацуо побежал бы ябедничать матери. А та, вдоволь накричавшись и надавав сыновьям затрещин, принялась бы штопать их порванную в драке одежду, ворча — дескать, эти проклятые дети непременно загонят её в гроб, и если Саки ещё хоть раз налетит на Кацуо, она выставит его за порог, помяните её слово. А отец молча покуривал бы свою трубку и только ухмылялся, поглядывая на Саки — растёт, сорванец, почти таким, каким он хочет его видеть. Всё как всегда. Но тут щенок на руках у Кацуо неожиданно потянулся и зевнул, смешно свернув язык трубочкой.

— Аа-уррр-р…

Кацуо и Саки переглянулись и дружно засмеялись. Великолепная драка так и не состоялась.

Братья Ороку всегда были непохожими людьми. И в детстве, и во взрослой жизни их не роднили толком даже узы крови. Но в тот момент, стоя друг против друга в родительском саду, они неожиданно ощутили некое единство своих стремлений — каждый из них готов был сейчас на всё ради белоснежного собачьего детёныша, которого им заранее, заочно, запретили заводить и к которому за три дня они успели накрепко привязаться.

Кацуо боялся отца, но любовь пересилила страх.

— Когда лучше говорить, онии-тама? — уже деловито спросил он.

— А после ужина, как только отец сядет курить трубку, а мать начнёт убирать посуду.

Злые нотки из голоса Саки исчезли и чёрные глаза вновь потеплели. Кёсиро напомнил о себе отрывистым тявканьем и юный ниндзя вспомнил, что настала его очередь держать щенка на руках, о чём он не преминул заявить брату. Кацуо безропотно передал ему щенка. Бережно прижимая к груди тёплое тельце, Саки чувствовал, как колотится собачье сердечко, и его душа переполнялась решимостью. Конечно, родители согласятся, они поймут, что им очень нужна собака! Он, Саки, сумеет их убедить.

Маленький ниндзя не знал, как назвать чувство, которое он испытывает к Кёсиро. Хамато Йоши, может, и определил бы его словом «любовь». Саки не знал и не мог знать, что по странной прихоти родителей он не должен был никого любить, что отец имеет на него свои виды, намеренно не мешая матери выращивать из сына безжалостного злодея, будущего помощника и наследника. Потому-то вместо обычной школы Саки заставляли посещать додзё клана Фут и лишали простых детских радостей. Такая система воспитания начинала давать результаты, но сейчас она немного засбоила и огрубевшее было сердце Саки немного оттаяло.

— К тебе родители не так строги, — вздохнул ниндзя, и в голосе его послышалась грусть, — поэтому ты и начинай разговор, а я подхвачу.

Саки ничего не знал о планах отца, и потому надеялся на победу.

Маленькую идиллию разрушил громкий визгливый голос, проникший в самую глубину сада:

— Саки-и! Кацуо-о! Где вы запропастились, бездельники?!

Братья вздрогнули — мать зовёт!

— Бежим скорее, онии-тама!

— Погоди, дай ещё немного подержать!

— Затискаешь!

Саки гневно зыркнул на братца, но выражать претензии было некогда. Посадив Кёсиро в коробку, он бросился на зов наперегонки с Кацуо.

Кёсиро целых три дня честно соблюдал тишину, но на четвёртый его деятельная натура не выдержала. Да и коробка изрядно ему надоела. Сначала щенок жалобно скулил, но, не получив ответа на свой зов, перешёл к активным действиям. Кёсиро поцарапал стенку своей картонной тюрьмы, но та не поддалась. Тогда он принялся прыгать в надежде зацепиться лапами за верхний край коробки и выбраться. Раз за разом щенок повторял свои попытки, но высота, которую он задумал взять, оказалась непреодолимой для такого малыша и он срывался на дно.

— Коробка противная и ску-учная! — урчал по-своему Кёсиро, не прекращая прыгать. — Хочу на волю!

Щенок запыхался и понял всю тщетность своих усилий. Нужно было искать другой путь. Кёсиро заковылял по коробке, тыкаясь носом в стенки в поисках лазейки. Противная тюрьма не желала выпускать его. Нанюхавшись пыльного картона, щенок чихнул… и его осенило. Нужно грызть! Ну конечно! Как он не додумался раньше?!

Пристроившись в углу, Кёсиро принялся пробовать картон на прочность. Поначалу ему не удавалось ухватиться и клыки соскальзывли, но Кёсиро был упрям и вскоре ему удалось оторвать кусочек картона. Дальше дело пошло как по маслу. Помогая себе когтями, щенок терзал коробку, постепенно расширяя отверстие, ведущее на свободу. У Кёсиро были острые зубы и работал он быстро. Через пятнадцать минут он смог проделать дыру, достаточно широкую, чтобы выбраться наружу. Сначала Кёсиро просунул в отверстие голову, затем протиснул плечи и передние лапы и наконец, сделав последний рывок, выбрался весь. Оказавшись вне ненавистной коробки, щенок огляделся и закружил по траве, определяя, в каком направлении ушли хозяева. От природы Кёсиро обладал острым нюхом и потому вскоре напал на след. В предвкушении общения и кормёжки щенок радостно понёсся по нему вприпрыжку, лавируя в траве. Он не подозревал, как необдуманным своим поступком подведёт маленьких хозяев.

========== Глава 4 ==========

Семейство Ороку тем временем как раз заканчивало ужинать. Кацуо и Саки вяло вылавливали из своих тарелок кусочки мяса. Материнская стряпня, и без того неаппетитная, сейчас совсем не лезла им в горло и они заставляли себя есть лишь затем, чтобы не вызвать преждевременных расспросов или, того хуже, недовольства родителей. Каждый из братьев волновался — час решающей беседы неуклонно приближался. Украдкой поглядывая на отца, Кацуо и Саки пытались определить, находится ли он в достаточно благостном расположении духа.

А любознательный Кёсиро взобрался по ступенькам крыльца и беспрепятственно вошёл в дом. Принюхавшись, он уловил восхитительный для любой собаки аромат мяса, доносившийся из столовой. Щенок как раз проголодался и попробовать мясо на вкус ему очень хотелось, вопреки всем запретам Кацуо. И потом, там же, в столовой, как сообщило обоняние, находились и маленькие хозяева. Кёсиро решил отправиться к ним сейчас же и выпросить хоть кусочек этой дивной пищи. Озираясь, он двинулся по незнакомым комнатам. Циновки заглушали его шаги.

Подняв голову от своей тарелки, Кацуо увидел такое, что чуть не подпрыгнул. В столовую, осторожно ступая, вошёл предатель Кёсиро. Кацуо издал тихий условный свист и, завладев таким образом вниманием брата, глазами указал ему на опасность.

— Ох, к’со! — невольно вырвалось у Саки.

Бдительный отец тут же дотянулся из-за своего столика и хлопнул сына по губам:

— Не сквернословь за едой!

Только присутствие чужих людей удержало Кёсиро от стремления сразу броситься к хозяевам. Он уселся в паре шагов от пока не замечающих его родителей и стал ждать, когда на него обратят внимание. Братья делали страшные глаза, Кацуо, улучив момент, даже замахнулся палочками-хаси, но щенок не понимал этих знаков и продолжал сидеть, склонив набок голову, повиливая хвостом и разрушая все планы своих хозяев.

Закончив трапезу, госпожа Ороку первая поднялась из-за столика и, обернувшись, наконец увидела щенка. Гневный крик матери заставил братьев вздрогнуть, а не ожидавший такой реакции Кёсиро испуганно вжался животом в пол.

Тут уж соизволил обернуться и отец.

— Что тут такое? — спросил он жену, хотя прекрасно видел и сам.

— Откуда взялась эта тварь?! — визжала мать, топая ногами, словно перед ней была по меньшей мере змея, а не крошечная собака.

— Наверное, с улицы забежал, — ответил Саки, стараясь унять дрожь в голосе. — Сами же от жары раздвинули двери. А он, наверное, почуял еду, ну и вошёл.

Ещё можно было спасти ситуацию, выдав щенка за только что пришедшего и всё-таки попытаться уговорить отца. Но тут перепуганный Кёсиро, на которого до сих пор никто не кричал, вторично подвёл своих маленьких хозяев. Вскочив, наконец, на дрожащие лапки, он в поисках защиты бросился к Кацуо и взобрался к нему на колени. Сам Кацуо сидел, как говорится, ни жив, ни мёртв, только пальцами правой руки нервно барабанил по циновке.

— С улицы забежал? — ужасно спокойным голосом переспросил отец, переводя насмешливый взгляд с побледневшего младшего сына на насупившегося старшего. Братьев не мог обмануть ледяной тон — они чувствовали, что за ним кроется еле сдерживаемое бешенство. Мать стояла посреди столовой, скрестив руки на груди и потемневшие глаза её не предвещали ничего хорошего.

Поднявшись, отец вышел. Отсутствовал он недолго. Братья открыли рты от ужаса, увидев, что вернулся отец не с пустыми руками: левой он волок прогрызенную коробку, а двумя пальцами правой брезгливо держал блюдце.

— Как не стыдно лгать, гадёныш?! — прикрикнул он, неожиданно запустив блюдце прямо в Саки. Потерзанная коробка полетела в угол.

Юный ниндзя, обладавший отличной реакцией, успел уклониться от керамического снаряда и блюдце, ударившись о стену, разлетелось на осколки.

Госпожа Миоко была возмущена до глубины души ложью сыновей и порчей посуды. Святая святых, её табу нарушено! Её негодные сыновья вопреки запрету притащили в её чистый дом грязного уличного пса. Мало того, они ещё врали и воровали еду! Зачинщик, вне всяких сомнений Саки. Тихоня Кацуо на такое святотатство вряд ли отважился бы. Что ж, виновный не уйдёт от возмездия, уж она об этом позаботится.

С сердитым шипением госпожа Миоко вцепилась в ухо старшего сына и, заставив того подняться на ноги, поволокла за собой. Саки, не сопротивляясь, позволял ей тащить себя таким варварским способом. Он знал — наказания за проступок всё равно не миновать, оно ещё ни разу не отменялось и не откладывалось.

Но на сей раз дело было куда серьёзнее жалоб матерей поколоченных мальчишек (» — Мама, но он же первый начал меня дразнить! — Значит, было за что, негодяй!») или владельцев обчищенных садов (» — Тебе своего мало, мерзавец ты этакий?!»).

Впоследствии, таская своих провинившихся подчинённых за уши, Шреддер испытывал мрачное удовольствие. Бибоп и Рокстеди воспринимали действия босса как должное и особо не протестовали, лишь изредка осмеливаясь напоминать, что уши у них вообще-то нежные и нужно обходиться с ними поаккуратнее. Бибоп замечал, что к его носу, в который вставлено кольцо, это тоже относится. Мутанты не знали и не могли знать, что Шреддер вымещает на них детские обиды. Босс крайне редко применял к ним какие-либо иные виды физического воздействия, тогда как ему самому случалось переносить всякое, о чём мучительно горько было вспоминать.

Как знать, возможно, материнская расправа была одним из аргументов, заставивших Ороку Саки, став Шреддером, защитить голову металлическим шлемом. Но сейчас его уши были беззащитны и мать безжалостно выкручивала их.

— Я кому говорила — никаких собак?! Как ты мог меня ослушаться? Негодяй! Проходимец! И ведь ещё смел лгать мне! — разъярённо выкрикивала госпожа Миоко, оставив в покое уши сына, но лишь затем, чтобы перейти к нанесению пощёчин. Саки принимал наказание молча, лишь кулаки его сжались, да в глазах всё сильнее разгорался прежний злобный огонь.

Кацуо, о котором все словно забыли, спустил щенка на пол и бросился перед матерью на колени с отчаянным криком:

— Пожалуйста, мама, не бей Саки! Это я принёс собаку!

— Не смей унижаться, плакса! — раздражённо прошипел Саки.

Услышав его реплику, отец удивлённо поднял левую бровь.

— Ты-ы?! — госпожа Ороку оттолкнула старшего сына и растерянно взглянула на младшего. — Ты? Ну так и тебе попадёт, паршивец!

С этими словами она перенесла свои действия с Саки на Кацуо.

Саки застыл на одном месте. Сощуренные чёрные глаза его неотступно следили за родителями. Он был поражён тем, как вёл себя отец. В том, что мать как всегда кричала и дралась, не было ничего странного. А вот отец внешне абсолютно спокоен, и это пугало юного ниндзя. Он-то теперь точно знал, что за показной холодностью отца скрывается жестокий нрав. Лучше бы он вышел из себя, чем стоял в сторонке, с презрительной усмешкой на плотно сжатых губах наблюдая за семейной драмой!

А виновник её, маленький белый щенок Кёсиро, притаился за столиком и от страха вздрагивал всем телом. Он не понимал, почему так разозлились взрослые. Щенок ещё никогда не видел людей в гневе. Ни сам он, ни его маленькие хозяева не совершили ничего дурного. За что же взрослые с ними так?!

— Ты сейчас же отнесёшь пса туда, где взял! Слышал, Кацуо-тян? — обратилась госпожа Миоко к жалобно всхлипывающему сыну.

— Но… мама… пожалуйста… Он ещё маленький… Позволь ему остаться! — сбивчиво принялся умолять Кацуо, не вставая с колен.

Саки лишь горестно вздохнул. Разве есть смысл их о чём-то просить? Разве отец и мать хоть когда-нибудь слушали их, соглашались с их мнением? Вся затея с уговорами заранее была обречена на провал. И когда Саки понял это, необъяснимый страх перед родителями исчез, уступив место решительности. Да! Их нужно не умолять! Нужно требовать! Требовать своего! И пусть только посмеют ему отказать!

— Кацуо никуда не понесёт щенка! — звонко выкрикнул он, встав между матерью и братом, заслоняя собой младшего.

— Что-о?! — опешила госпожа Миоко, но, справившись с собой, разъярённо крикнула. — Так понесёшь ты, а если ослушаешься, я вышвырну тебя из дома вместе с этой шелудивой дворнягой!

— Ты слышал, что сказала мать? А, Саки-тян? — насмешливо спросил отец.

Саки слышал. Мать и раньше угрожала выгнать его из дома, и сейчас ниндзя отчётливо понимал, что она не шутит. Отец, конечно, не заступится. Но теперь Саки ничего не боялся. Он всё равно уже начал бунт и обратного пути не было.

— Щенок останется здесь! — отчеканил Ороку Саки.

На сей раз даже невозмутимый отец потерял дар речи. Саки радостно смотрел на его растерянное лицо. Наконец-то! Он сорвал маску с этого странного человека! Ничего, папенька, это только начало, он, Ороку Саки, всех заставит считаться с собой!

Саки радостно засмеялся. Не сделай он этого, всё, возможно, пошло бы иначе. Но язвительный хохот сына стал для отца последней каплей. Издав звериное рычание, господин Ороку кинулся к старшему, но тот отскочил от протянутых к нему рук с цепкими пальцами.

— Я… да я с тебя теперь шкуру спущу, негодяй! — хрипел отец, гоняясь по столовой за непокорным сыном. Госпожа Миоко благоразумно перекрыла выход и приговаривала:

— Посмотри, до чего ты довёл отца, Саки-тян!

Кацуо очень жалел, что не может сейчас уменьшиться до размеров мышонка. Стараясь как можно меньше привлекать к себе внимания, он перебрался к дрожащему Кёсиро и принялся успокаивающе поглаживать его, шепча ласковые слова.

Разозлённому до бешенства отцу удалось-таки загнать Саки в угол. Лишённый возможности бежать, юный ниндзя приготовился к схватке. Но что мог поделать он, одиннадцатилетний мальчишка, против взрослого человека, которого, к тому же, его всегда учили бояться и слушаться? Как бы там ни было, взбунтовавшийся Саки готов был бороться и с отцом. Его глаза горели яростным пламенем, а верхняя губа невольно приподнялась в оскале. Саки скалился тогда впервые, но делал это и потом, превратившись в Шреддера, просто за маской никто не видел.

— Ишь ты, волчонок! — прорычал отец, — Мать, подай-ка мне палку! Я научу змеёныша должному почтению, чтоб на всю жизнь запомнил!

— Рукой не можешь ударить? — поинтересовалась госпожа Миоко.

— Делай как я велел!

Мать послушно вышла из столовой и вернулась, неся в руках бамбуковую палку. Саки знал цену этому оружию.

Передавая мужу палку, госпожа Миоко всё же попросила:

— Ты смотри… не особо…

— Не беспокойся, — хищно улыбнулся отец, — я лишь преподам ему урок.

Сжавшись в своём углу, Саки приготовился к обороне. Выход из столовой снова перекрыт матерью. Разве попробовать прорваться к окну — и на улицу? Лишь бы растяпа Кацуо в нужный момент бросился отцу под ноги. Но нет, разве этот слабак решится…

Первый удар Саки отразил, как его учил Хамато Йоши.

— Онии-тама-а! — испуганно крикнул Кацуо.

Господин Ороку от неожиданности вздрогнул и на мгновение потерял бдительность. Воспользовавшись его замешательством, Саки попытался проскочить к окну, но мигом опомнившийся отец — недаром он занимался своими тёмными делами — подставил ему подножку. Юный ниндзя грохнулся на пол, а зверский удар ногой в бок пресёк его попытку вскочить. Дыхание перехватило, в глазах потемнело, и Саки не пытался уже бежать, он лишь сжался в комок и инстинктивно закрывал голову от ударов, сыпавшихся, как ему казалось, со всех сторон. Маленький ниндзя почувствовал самый настоящий ужас. Сейчас остервеневший, потерявший человеческий облик отец попросту убьёт его, и никто и ничто не спасёт теперь Саки. Ни мать, всё так же стоящая в дверном проёме, ни трясущийся от страха Кацуо. Саки, больше не сдерживая себя, закричал, и в этом крике смешалось всё — и обида, и боль, и отчаяние.

Кёсиро испытывал странное чувство. Боязнь ушла. Сейчас внутри него клокотала жгучая ненависть к злому человеку и зарождалась непонятная ему самому сила. Щенок негодующе ворчал, прижав уши. Когти царапали циновку. Шерсть на загривке встала дыбом. Внезапно Кёсиро бросился прямиком к человеку с палкой. Он не чувствовал страха, неведомая сила застилала глаза пеленой и гнала вперёд. С негодующим урчанием щенок вцепился острыми зубёнками в щиколотку господина Ороку:

— Арф-ф! Ты нехороший человек! Получай! Р-раф!

Ороку — старший дёрнул ногой, отшвыривая щенка. Кёсиро отлетел в сторону, а подоспевший Кацуо помешал ему броситься вновь. Но повторной атаки и не понадобилось. Поступок Кёсиро вернул господина Ороку к реальности. Переводя дыхание, он постепенно превращался в самого себя.

Саки, вздрагивающий и истерзанный, лежал, уткнувшись лицом в циновку. Пальцы его сжались в кулаки так, что костяшки побелели. Это не укрылось от отца. Порушенный было авторитет необходимо срочно восстанавливать и окончательно указать упрямому сыну его место.

— Встань! — приказал господин Ороку.

Саки медленно поднялся и хмуро уставился на отца.

— А теперь забирай эту шавку, — господин Ороку указал на всё ещё скалящегося Кёсиро, — и неси туда, где взял. Если ослушаешься — не переступишь больше порог этого дома.

— Хорошо. Не переступлю, — ответил Саки, принимая от Кацуо щенка.

Так, с Кёсиро на руках, он двинулся к выходу. Мать посторонилась, пропуская его, а Саки обернулся и спросил брата:

— Ты со мной, Кацуо-тян?

Но Кацуо испуганно замер под суровыми взорами родителей.

— Эх ты, девчонка! Тебе бы не штаны носить, а платье! — презрительно бросил ниндзя и вышел.

И тут Кацуо рванул было вслед за братом, но не смог проскользнуть мимо матери, и та ухватила его за шиворот — не вырваться. Только и осталось, что отчаянно крикнуть:

— Онии-тама! Онии-тама-а!

Саки услышал. Но даже не обернулся.

— Ведь и правда ушёл, негодник! Неприятностей теперь не оберёшься, а? — проворчала госпожа Миоко, удерживая младшего сына, хотя тот уже и не думал бежать.

— Ничего, через пару часов одумается и приползёт обратно, — отмахнулся отец. — Что с ним может случиться? А вот если такой характер не обломать сейчас, нам самим потом трудно будет с ним справиться. Он вернётся, и это будет значить, что я его сломал.

Говоря так, господин Ороку отправился выкуривать свою любимую трубку — как-никак её время давно наступило. Да и успокоиться нужно, кстати, а то позволил себе сорваться на мальчишку.

Госпожа Миоко, отправив младшего спать, принялась за уборку, ругая под нос — и непокорного сына, и взбесившегося мужа, да и вообще всё и вся. Устроили тут битву характеров, а теперь как бы чего не вышло. Ну, отшлёпала бы она Саки, выгнала щенка, а теперь, если мальчишка не вернётся, придётся разбираться с полицией, да ещё этот Хамато Йоши вечно лезет не в своё дело. Словно она не знает, как воспитывать детей! Ну вернись только, Ороку Саки!

Господин Ороку плохо знал своего сына. Саки не вернулся ни через два часа, ни даже на следующее утро.

========== Глава 5 ==========

В сгущающихся сумерках, не разбирая дороги, шёл одинокий мальчишка со щенком на руках. Он отрывисто дышал от боли в жестоко избитом теле. Душа его ныла от незаслуженной обиды. В глазах стояли слёзы. На сей раз он, Ороку Саки, не совершил никакого проступка, наоборот, взял на себя ответственность за живое существо. За это его отругали, побили и выгнали из дома.

Выходит, ответственность — преступление?! Где же ты, справедливость?

— Ведь это Кацуо принёс тебя, дал тебе имя, — хрипло шептал Саки, обращаясь к щенку, — а расплачиваюсь я один.

Кёсиро жалобно заскулил, выражая своё сочувствие. Это из-за него разозлились взрослые, а маленький хозяин оказался на улице на ночь глядя. Теперь их судьбы похожи. Или даже у них оказалась одна судьба на двоих. Вместе им и следует пережить так внезапно свалившуюся беду.

Ноги сами привели Саки на пустырь. Щурясь на мрачное тёмное пространство, маленький ниндзя спросил у Кёсиро:

— Значит, это здесь?

Белый щенок испуганно вздрогнул. В глубине пустыря ему померещились чьи-то жуткие тени. Тут даже днём неуютно, а во мракеи подавно. Неужели его сейчас бросят?! Нет, он ни за что не останется здесь один! Кёсиро задрожал от страха. Саки успокаивающе почесал его за ухом.

— Что ты, дурачок? Неужели думаешь, будто я оставлю тебя тут, как велел папаша? Нет, я просто хотел посмотреть, откуда тебя забрал Кацуо.

Сказав так, маленький ниндзя двинулся дальше. Ему было, в сущности, всё равно, куда идти. Он свободен и мир открыт перед ним. Бояться абсолютно нечего, ведь самое страшное с ним уже произошло.

— Так мы и будем с тобой путешествовать. Как в книгах с приключениями, — фантазировал Саки, бесшумной тенью скользя во мгле. — Сами станем добывать пропитание и никто больше нам не указ.

Кёсиро был согласен на всё. Путешествовать так путешествовать. На свете полным-полно мест и диковинных вещей, о которых они пока понятия не имеют, и раз уж им выпала такая судьба — что ж, они увидят, что скрывается за загадочной чертой горизонта.

Потом уже Шреддер, как ни старался, не мог вспомнить, где он бродил той ночью. Все пройденные им тогда дороги слились в одну — бесконечную, пустую и тёмную. Он помнил маленькое тёплое тельце на своих руках. И ещё — боль. В теле и в истерзанной душе. Всё-таки бамбуковая палка, что и говорить, оружие страшное даже для взрослого, а он был хоть и упрямым и сильным — но всего лишь мальчишкой. А уж осознать, что самым близким людям безразлична твоя судьба, страшно в любом возрасте.

Та ночь не прошла бесследно для Ороку Саки. То последнее наивное, детское, что ещё сохранялось в нём, исчезло, ушло навсегда из растравленной души. Образовавшуюся пустоту заполнила ненависть ко всем, кто унизил его. В ту ночь Ороку Саки плакал в первый и последний раз.

В жизни Шреддера было ещё много всяческих дорог, но ни одна не могла сравниться с той, путаной и тёмной. Он не любил вспоминать о ней, но забыть никак не мог.

Он тогда просто шёл и шёл, как заведённый, вполголоса разговаривая со своим Кёсиро, и глаза его сверкали в темноте.

Хамато Йоши лучше других знал, что глаза Шреддера светились всегда. Когда он быстрее других учеников усваивал новый приём — самодовольно. В бою — яростно. Когда… да, когда он пришпилил его кимоно кинжалом к стене — злорадно. Но никогда больше Йоши-сенсей не видел в глазах Ороку Саки такого тёплого света, как в те дни, когда маленький ниндзя общался со щенком по имени Кёсиро.

Сплинтеру было одновременно и приятно и горько наносить удары бывшему ученику, превратившемуся в лютого врага. Он надеялся сбить с него спесь. Достучаться до очерствевшего сердца Шреддера крысо-человек не мог. На это способен был кто-то другой, но не Хамато Йоши. Ведь Шреддер больше не верил ему, как доверял Ороку Саки, когда-то, много лет назад пришедший к сенсею со своей бедой.

Шреддер всеми силами старался забыть, а вот Хамато Йоши прекрасно помнил то утро, когда, выйдя на крыльцо, увидел сидящего на ступеньках худенького нахохлившегося мальчишку. Сенсей вздрогнул от неожиданности. Мальчик дремал, зябко подрагивая. Йоши осторожно тронул его плечо. От толчка мальчик тут же проснулся и уставился на сенсея мутными запавшими глазами.

— Саки-кун?!

Саки прерывисто вздохнул.

— Давно ты здесь?

— Не… не знаю, сенсей. Я не помню.

Откуда ему знать, как долго он сидит на чужом крыльце, если вообще не помнит, каким образом оказался здесь?! Тут раздалось сонное ворчание и из-за пазухи Саки вглянула сонная мордочка Кёсиро. Сенсей понял всё.

— Вот в чём дело! Пойдём-ка в дом. Расскажешь мне о случившемся.

Осматривая покрытое синяками и ссадинами тело Саки, Йоши выслушал его короткую печальную историю.

— Палкой, значит? Что же он за отец?!

Саки пожал плечами. Какой уж есть, как должен себя вести настоящий отец, он не знал.

От помощи юный ниндзя отказался. Ничего, рёбра не сломаны, а синяки — дело привычное. Поболит и заживёт. Уже сейчас намного лучше. Сенсей испытующе посмотрел ученику прямо в глаза, обрадовано заметив тот самый, так понравившийся ему мягкий свет.

— Говоришь, родители не знали? — хмыкнул мудрый ниндзя. — Они, должно быть, слепые, если не видели, как ты изменился в последние дни.

— Им совсем нет до меня дела, сенсей, — отмахнулся Саки.

Уловив в его голосе грусть, Хамато Йоши, повинуясь внезапному порыву, протянул было руку, чтобы погладить мальчишку по голове, а тот мягко, но решительно отстранился. Ороку Саки уже не нуждался в ласке, кроме того, пробудившийся в нём звериный инстинкт требовал оберегать голову.

— Ладно, — разочарованно вздохнул сенсей. — Ты ведь, наверняка, голоден?

— Я-то не очень, — помялся Саки, — а вот он, наверное…

Кёсиро заливисто тявкнул, подтверждая, что есть он действительно и давно хочет. Саки улыбнулся.

— Прости, ничего больше не могу предложить, — извинялся сенсей, ставя перед учеником мисочки с рисом и аппетитно пахнущим супом мисо. Саки мог бы поклясться, что вкуснее он в жизни ничего не пробовал. Он, конечно, проголодался, так как не ел толком со вчерашнего вечера, да и домашняя еда не шла ни в какое сравнение с той, что приготовил Йоши. Но маленький ниндзя был весьма горд. Он ел аккуратно и медленно, делая вид, что придерживается золотого правила «Хара хати бумнэ»*, и вообще принимает угощение, чтобы только не обидеть гостеприимного хозяина. На самом деле он просто не желал показывать сенсею, насколько голоден.

Свою порцию риса получил и Кёсиро.

— До сих пор мы давали ему только молоко! — запротестовал Саки, но, увидев, как щенок жадно принялся за трапезу, успокоился.

— Его уже можно приучать к другой пище, — пояснил Йоши. — Кстати, а как часто вы его кормили?

— Трижды в день, сенсей.

— Ну, для такого малыша этого мало. Ему нужно есть пять-шесть раз в день.

— Пять или шесть? — удивлённо протянул Саки. — Но, сенсей, я же не мог так часто забираться на кухню!

Йоши смутился, поняв.

— Что же мы будем делать дальше? — спросил он, скорее, самого себя, когда Саки, учтиво поблагодарив за угощение, отодвинул пустые миски.

— Идём в додзё, сенсей! — решительно заявил маленький ниндзя.

— Но, Саки-кун, в таком состоянии тебе не следует тренироваться, — возразил было Хамато Йоши. — Если уж отказываешься от моей помощи, то хотя бы отдохни, отлежись сегодня.

— Нет, сенсей, я готов тренироваться! — заупрямился Саки.

Он пойдёт сегодня в додзё во что бы то ни стало. Он сильный и помощь ему не нужна. Он пойдёт, потому что ярость, кипящая в его сердце, требует выхода.

Хамато Йоши не осталось ничего, кроме как уступить.

Оставив Кёсиро в доме Йоши, учитель и ученик отправились на занятие. Сенсей с восхищением посматривал на поджарого целеустремлённого воспитанника — что за характер!

Возле додзё, не решаясь войти, прогуливался Кацуо. Завидев брата и сенсея, он радостно кинулся им навстречу.

— Кацуо-тян? Плакса? Ты как здесь? — округлил глаза донельзя удивлённый Саки.

— Мать думала, что я пошёл в школу, а я сразу сюда. Я знал, что найду тебя здесь, — тараторил Кацуо. — Как ты, онии-тама? Я всю ночь не спал! А где…

— Кёсиро в порядке, — перебил Саки, догадавшись, о ком хочет спросить брат.

— Послушай, Кацуо-кун, тебе лучше сейчас пойти в школу, — решил вмешаться Йоши, увидев, как Саки, презрительно хмыкнув, отвернулся от брата.

— Но, Хамато-сан, я хотел сегодня… — попытался возразить Кацуо.

— Не годится пропускать уроки, Кацуо-кун, — мягко прервал его сенсей. — Да и родители твои ещё больше расстроятся.

Кацуо нерешительно потоптался на месте.

— Иди, малыш. С твоим братом ничего не случится, он пока поживёт у меня. У щенка всё хорошо. А с вашими родителями я сам поговорю.

— Хорошо, Хамато-сан!

Радостно блестнув глазёнками, Кацуо умчался. Саки так и не повернулся к нему.

В тот день, несмотря на все опасения сенсея, Ороку Саки занимался как никогда воодушевлённо. Он словно не чувствовал боли. С упоением юный ниндзя терзал боксёрскую грушу, прицельными ударами норовя разнести в пыль ни в чём не повинный гимнастический снаряд. Под конец, издав нечто среднее между криком и рычанием, Саки ударил ребром ладони со всей силы — и груша разошлась по шву, выпустив кучу песка.

— Жаль, что ты не папаша! — сказал юный ниндзя её останкам.

Остальные ученики с удивлением смотрели на него, но Саки ни до кого не было дела. Маленький бунтарь перевёл дыхание. Плескавшаяся в сердце ярость требовала чего-нибудь прочнее мешка с песком. Саки хотелось новой боли, словно ему мало было той, что переполняла сейчас его побитое тело. Оглядев додзё, он облюбовал трёхметровый деревянный барьер. Как маленький вихрь ниндзёнок налетел на преграду и замолотил кулачонками по доскам — безо всякой системы, просто бил, с радостью чувствуя, как дерево прогибается под ударами, ощущая резкую боль, хоть немного глушившую ту, что пожирала его изнутри. Саки рычал, как волчонок, не замечая ничего вокруг, кроме препятствия перед собой. Вот ещё немного — и он разобьёт его, и станет легче, словно он достучится до чего-то.

Ещё удар, ещё… Сейчас…

Хамато Йоши, поражённый силой своего воспитанника, в последний момент остановил его громким криком:

— Прекрати, Саки-кун! Этак ты тут всё переломаешь!

Саки послушался. Однако же способ срывать зло был им найден. Крушить и ломать он продолжал в будущем, наловчившись разбивать мебель в щепки с одного удара. Это успокаивало и одновременно служило средством устрашения. Единственным местом, где Шреддер сдерживал свои порывы, была лаборатория Технодрома, хотя Кренг в первое время на всякий случай выгонял рычащего от бешенства компаньона в коридор. Побушевав, Шреддер мгновенно успокаивался и готов был к новым походам и завоеваниям.

Решив, что сделано сегодня достаточно, Хамато Йоши постановил закончить занятия раньше времени, пока не на шутку разошедшийся воспитанник не навредил ни себе, ни окружающим. Ороку Саки охотно последовал за сенсеем.

Ему нравилось жилище Хамато Йоши, особенно огромный — от пола до самого потолка — шкаф с книгами по истории и искусству. Добраться до верхних полок можно было только при помощи стремянки. Маленькому ниндзя даже не верилось, что сенсей все эти книги прочёл. Стоила его библиотека наверняка целое состояние. Саки завистливо вздохнул — в доме Ороку книг практически не было. А мальчишка тянулся к знаниям.

Выбрав книгу о самураях, Саки устроился на полу рядом с дремавшим Кёсиро. Всё тело приятно ныло, в душе царили покой и умиротворение. Ниндзя расслабленно перелистывал страницы, рассматривая гравюры. Диковинные доспехи самураев завладели его вниманием. Он решил в будущем непременно завести себе нечто подобное — может, выглядеть будет несовременно, но пусть-ка попробует кто его тронуть! Узнает тогда папаша, как драться.

Саки ещё не были знакомы сословные предрассудки, и он пока не переживал, что занимает далеко не ту нишу, которая предназначена ему по рождению. Он смутно помнил семейное предание об обнищавшем дворянине и якобы даже сёгуне Ороку Санчо, которого в конце концов покинули собственные воины. С этого, как рассказывала мать, и начался упадок рода Ороку. Но неужели же его род до такой степени опустился, что он, Ороку Саки, очутился в обществе, вынесенном вообще изо всяких классов? Ни о каком восстановлении доброго имени не может идти и речи. Да и был ли тот Ороку Санчо достойным человеком? Просто так самураи его не бросили бы.

Конечно, все эти классы и предрассудки давно канули в прошлое, да и само додзё клана Фут окружающие воспринимали как спортивную школу. Но зачем всё же отец отдал его сюда? Чтобы унизить? Но ведь позор сына отразится и на нём тоже. Саки задумался. Падение рода Ороку как-то связано с сенсеем. Но каким образом? Не для того ли его и отдали в клан, чтобы он в отместку за давнего предка разрушил его? Пока ничего не подозревающий Йоши будет учить его всем тонкостям ниндзю-цу он, Ороку Саки, наберётся сил и в один прекрасный день сам встанет во главе клана. А там уж он найдёт применение своим навыкам. Этого хочет отец? Такие мысли внушила ему мать? Или он сам сейчас придумал?

В размышления Саки вклинилось смутное чувство. Опасность… Опасность! Маленький ниндзя поднял голову и прислушался. Шаги. Несомненно, они могут принадлежать только одному человеку. Опознав грозящую ему беду, Ороку Саки молниеносно сорвался с места и вылетел за двери. Хамато Йоши удивлённо посмотрел ему вслед.

— Я не ошибся в парнишке, — пробормотал он себе под нос. — Преступлением будет загубить такой талант.

И, встав в дверях, приготовился встречать того, вернее, ту, кого почуял ученик.

Госпожа Миоко поднялась по ступенькам крыльца и вежливо поклонилась:

— Доброго здоровья, Хамато-сан.

— Приветствую вас, Ороку-сама. Чем обязан вашим визитом?

— Я знаю, что сын мой у вас, Хамато-сан, вот и пришла, чтобы забрать его домой. Не годится ему ошиваться у чужих людей. Что о нас подумают?

— Так вы только за честь семьи волнуетесь, Ороку-сама, — хитро прищурился Йоши, — или же судьба Саки-куна вас хоть немного беспокоит?

— Как же вы можете такое говорить? — госпожа Миоко елейно улыбнулась. — Саки ведь сын мне и я тревожилась, когда он сбежал.

— Не сбежал, если уж на то пошло. Собственный отец избил его и выгнал из дома.

Госпожа Миоко напряглась. Разговор давался ей с большим трудом. Хотелось сорваться и высказать презрительно улыбающемуся собеседнику всё, что она о нём думает, но супруг постановил «вернуть маленького ублюдка домой во что бы то ни стало», поэтому приходилось терпеть почти не скрытую насмешку и заискивать перед ниндзя.

— Он вам такое сказал?! Ох, если бы вы знали, Хамато-сан, как тяжело нам справляться с этим двуличным лживым мальчишкой! — госпожа Миоко молитвенно сложила руки на груди. — Он долго испытывал наше терпение, но под конец отец — этот степеннейший человек! — не выдержал и сорвался. Да, побил он его, но чтобы уж избить и выгнать — такого не было. Этот маленький негодяй что угодно может наговорить.

Хамато Йоши недоверчиво хмыкнул. Синяки на теле Ороку Саки разбивали все материнские доводы в пух и прах.

— И он всегда был таким, — продолжала госпожа Миоко. — Мы отдали его в клан ниндзя, надеясь, что хоть вы научите его должному послушанию. Да видно, всё бесполезно. Он ведёт себя всё хуже и хуже. Придётся забрать его оттуда.

Хамато Йоши, несмотря на своё самообладание, вздрогнул. Вот госпожа Миоко и вытащила из рукава припрятанный там козырь! Забрать! Да, конечно, если довести дело до суда, закон будет на стороне родителей. Забрать сына из клана Фут они имеют полное право. Саки ещё мал и ничего за себя не решает. Он, Йоши, человек посторонний. Ороку Саки всё равно вернут домой, не добровольно, так силой. Но будет много хуже, если его заберут и из клана, лишив сенсея единственной возможности воздействовать на сложный характер воспитанника. Кто знает, куда родители упрячут Саки и как исковеркают ему душу? Кто из него вырастет?

Йоши вздохнул. Лучше уступить сейчас.

— Что ж, я не имею права удерживать Саки-куна, — тихим, но твёрдым голосом произнёс сенсей. — Но захочет ли он сам возвращаться домой?

— Вы бы поговорили с ним, Хамато-сан, — попросила госпожа Миоко.

Губы её расплылись в торжествующей улыбке. Она добилась своего.

— Поговорю, — процедил сенсей сквозь зубы, — и с вашим супругом тоже. Подождите пока в доме, я приведу Саки-куна.

И тогда только посторонился, позволив гостье войти в дом.

Госпожа Миоко недовольно сморщилась, заметив свернувшегося на циновке Кёсиро. Если ниндзя-наглец ценой возвращения Саки поставит водворение в её дом щенка, ей придётся уступить. Ну, что же с того? Хамато Йоши считает себя хитрецом, но она-то сумеет перемудрить его. Собаки в её доме не будет, особенно этой собаки, и пусть сыновья не воображают, будто им удалось уговорить её.

Хамато Йоши наверняка знал, где искать Саки. И точно, мальчишка сидел на дереве в саду, нахохлившись, словно большая птица.

— Спускайся, Саки-кун.

Маленький ниндзя, сверкнув глазами, взобрался ещё выше.

— Это опасно, Саки-кун. Тонкие ветви могут не выдержать твоего веса.

Саки горестно усмехнулся. Опасно? Ха! Что может быть страшнее мамаши, пришедшей забрать его? Он ненавидит дом Ороку, ненавидит! Да он лучше сорвётся и разобъётся насмерть, чем вернётся туда!

— Спустись вниз, Саки-кун. Пожалуйста.

Слово «пожалуйста» прозвучало как «приказываю». И опять, как в случае с птицами, Ороку Саки не нашёл в себе сил сопротивляться и покорно заскользил вниз. Он проворно перебирался с ветки на ветку. Расстояние до земли всё сокращалось. Наконец, ухватившись обеими руками за самую нижнюю ветку, Саки раскачался и по-кошачьи мягко спрыгнул к ногам сенсея.

— Вот и хорошо, — одобрил Йоши, — а теперь давай присядем здесь. Нам нужно поговорить.

Ороку Саки отшатнулся, не желая слушать.

— И вы! И вы с ними заодно!

— Сядь и выслушай меня, Саки-кун. Я не желаю тебе зла.

Саки недоверчиво покосился на сенсея, но всё-таки опустился на траву рядом с ним. Противиться влиянию этого странного человека он не мог.

— Пойми, ученик мой, они твои родители. Как бы они ни были плохи, они дали тебе жизнь и заботятся о тебе по мере сил. Ты должен слушаться и почитать их.

Хамато Йоши умел уговаривать. Он смотрел прямо в глаза мальчишки и ровным спокойным голосом увещевал:

— Отец и мать желают тебе добра, но не всегда понимают, что будет лучше для тебя. Они часто ошибаются, но кто из нас не совершает ошибок?

Саки чувствовал, как мягкие слова обволакивают его, окутывают мозг туманом.

— Они ненавидят меня! — сделал он последнюю попытку вырваться.

Сенсей положил руку на плечо мальчишки, восстанавливая нарушенный было контакт. Он чувствовал, как нервно дрожит его маленький ученик.

— Вовсе нет, Саки-кун! Родители беспокоились о тебе. Твоя мама пришла, чтобы забрать тебя домой. У каждого человека должен быть свой дом, и тебе не годится расти безродным бродягой. Ты принадлежишь к славному роду Ороку, помни об этом!

Мысли в голове Саки путались. Размышления о связи фамилий Ороку и Хамато переплелись с настоящим. Мать пришла за ним! Она и отец — они оба хотят вернуть его, хотя сами приказали уходить. Если Саки вернётся, кто же будет победителем? Они, вынужденные отменить свой приказ, или же он, позволивший вернуть себя? А монотонный голос продолжал уговаривать:

— Домой, Саки-кун. Слышишь? Возвращайся домой.

Так и не разобравшись в мысленном хаосе, маленький ниндзя заявил:

— Без Кёсиро я к ним не вернусь!

— Разумеется, Саки-кун! Я сам буду говорить с твоими родителями, и они позволят оставить собаку. Даю тебе слово.

Добродушное лицо сенсея светилось уверенностью и Саки, заразившись ею, кивнул:

— Хорошо, сенсей. Я согласен.

Придёт время, и они оба пожалеют об опрометчиво принятом решении. Настанет день, и мирно беседующие учитель и ученик утратят всякое доверие друг к другу. Но это будет потом, а пока маленький Ороку Саки милостиво разрешил Хамато Йоши взять себя за руку и отвести к матери.

Кёсиро чувствовал себя неуютно в присутствии женщины, от которой так и веяло злом. Хотелось спрятаться, но щенок пересилил себя и остался лежать, выдерживая полный ненависти взгляд, готовый, казалось, испепелить его. Наконец пёсик с облегчением заслышал знакомые шаги и вскочил, радостно виляя хвостом.

Госпожа Миоко поднялась навстречу сыну, срочно построив на лице приветливую улыбку.

— Саки-тян! Как же я за тебя волновалась! (» — Не будь здесь этого напыщенного дурака, я бы тебе уши оборвала, гадёныш!»).

Саки почувствовал исходящий от матери резкий запах табака. Обычно она всё-таки старалась, чтобы куревом от неё не разило.

— Ну что же ты, Саки-тян? — госпожа Миоко приветливо раскрыла объятия. — Мамочка любит тебя. (» — Да что же в самом деле, поганец ты этакий? Долго ещё мне перед тобой вытанцовывать?»).

Саки рад был отступить, но его руку крепко держал в своей сенсей. А мать подходила всё ближе и ближе.

— Что же ты… сынок?

Слово сорвалось с языка в общем-то случайно, но госпожа Миоко тут же поняла, что взяла правильный тон. Саки дрогнул. «Сынок!» Никогда ещё мать не называла его так. По телу побежали мурашки, а откуда-то из сердца поднялась тёплая волна и захлестнула, ослепила всё его существо. Обманутый неожиданной лаской, маленький ниндзя потянулся к матери. Он не слышал больше фальши в её голосе. Ему было приятно, когда мать погладила его по голове. Он не чувствовал, что она сдерживает желание вцепиться ему в волосы.

— Идём домой, сынок!

Да, он пойдёт домой, и теперь всё у них будет не как раньше. Всё переменится и они будут жить как нормальная семья. Вот только одно нужно сделать…

Сенсей выпустил руку ученика и тот, выскользнув из материнских объятий, двинулся вглубь комнаты. Взяв на руки вопросительно смотревшего Кёсиро, Ороку Саки с сияющим от счастья личиком победоносно провозгласил:

— Вот теперь я готов идти домой, мама!

* «Ешь, пока не насытишься на восемьдесят процентов»; «Ешь не досыта»

========== Глава 6 ==========

Господин Ороку злился на старшего сына. Во-первых, дрянной мальчишка посмел выказать непослушание, чем вывел его из себя. Во-вторых, вопреки всем расчётам, не вернулся через два часа вымаливать прощение, да ещё и поселился в доме ненавистного Хамато Йоши. Это уже грозило неприятностями. Господин Ороку не любил своего сына, не интересовался его судьбой, но упускать из-под своего влияния не собирался. Пусть мальчишка растёт злым и подлым, но целиком покорным ему. А когда Саки достигнет совершеннолетия, можно будет и к делу приобщить. И проучить руками сына этого дерзкого ниндзя, чей предок повинен в падении влияния рода Ороку. Пусть, пусть пока ничего не подозревающий Йоши обучает Саки, пусть греет змеёныша на своей груди. Скоро уже ученик обратит приобретённые навыки против своего учителя. Свершится то, что должно было произойти ещё много лет назад. Род Хамато должен быть опозорен. Пусть Йоши на своей шкуре испытает, каково это — быть изгоем. Репутации рода Ороку терять уже практически нечего, пусть и честь Хамато погибает вместе с ней.

Йоши напрасно надеется воспитать из Саки такого же наивного телёнка, как он сам. Семена зла в душе мальчишки посеяны, и господин Ороку устранит всё, что способно помешать им прорасти. Потому необходимо до минимума ограничить общение Саки с сенсеем. Додзё — не более. А вот из дома Хамато мальчишку нужно немедленно изъять.

Господин Ороку выколотил пепел из погасшей трубки и задумался. Мысли его были тягучие, чёрные. Со стороны человек походил на каменное изваяние, только чуть заметное подрагивание век выдавало сейчас в нём живое существо. Лишь немногие из числа приближённых знали об обманчивости такого спокойствия. Оно мгновенно могло смениться неукротимым, ослепляющим бешенством, проходящим так же внезапно, как и возникло. Нужен был лишь раздражающий фактор — и кто-то или что-то, на чём можно выместить зло. Господин Ороку старался контролировать вспышки гнева, но преуспевал в том не всегда. Эту странность его характера унаследовал и Саки.

Господин Ороку ждал. Супруга должна привести сына домой, как он велел. Она приведёт, найдёт нужные слова и для Саки, и для Йоши, в жене он не сомневался. Другую просто не выбрал бы в спутницы жизни. Миоко вернёт сына. И тогда-то уж он найдёт управу на скверного мальчишку. Больше Саки не посмеет бунтовать.

Терпеливое ожидание было вскоре вознаграждено. На крыльце послышались долгожданные шаги. Но… слишком уж тяжёлые для женщины и ребёнка. Кто ещё заявился? Ах, ну конечно, премудрый сенсей решил лично проконтролировать, как примут Саки. Давай же, проходи, Хамато Йоши, а уж мы найдём, как тебя встретить!

Тихонько пропели раздвигаемые двери, и госпожа Миоко посторонилась, пропуская сына и гостя. Саки держал голову высоко, вместо того, чтобы съёжится под суровым взглядом отца, подобно побитому щенку, как и полагается провинившемуся. Нет, мальчишка и не думает выказывать страх. Совсем отбился от рук! Кстати о щенке. Ненавистный белый зверёныш сидит на руках у Саки и предостерегающе демонстрирует господину Ороку мелкие острые зубы. Человек неожиданно почувствовал, как заныла укушенная щиколотка. Дерзкая собачонка, надо же, даром что от земли не видать.

— Нагулялся, Саки-тян?

Маленький ниндзя кивнул. Опять-таки без тени боязни. Отец готов был ударить сына с криком: «Разве так полагается отвечать, ты, негодник?!» Но вспыхнувшую было ярость пришлось срочно притушить — сейчас ей не время.

— Мир вам, Ороку-сан, — вежливо, но не подобострастно поклонился Хамато Йоши.

— Приветствую вас, Хамато-сан, — едва заметно кивнул в ответ глава семейства Ороку.

Уходить гость явно собирался не скоро. Пришлось предложить ему сесть.

— Я пришёл, чтобы поговорить с вами, Ороку-сан, — молвил ниндзя, устраиваясь на предложенном ему почётном месте.

Хозяин дома перехватил адресованный сенсею умоляющий взгляд Саки. К’со, мальчишка так и не расстался с собачонкой. Неужели сенсей, эта изворотливая лисица, пришёл лишь затем, чтобы уговорить оставить зверёныша? Господин Ороку нахмурился.

— Пусти ты, наконец, щенка, — приказал он сыну, — и ступай отсюда.

Саки очень хотелось послушать разговор взрослых, но перечить сейчас отцу было по меньшей мере неразумно. Маленький ниндзя с сожалением опустил Кёсиро на пол и выскользнул из гостиной. Господин Ороку глазами подал жене знак. Та, поняв, тут же схватила щенка за загривок, вышвырнула на крыльцо и задвинула двери.

— Ты тоже иди, — повелел грозный супруг.

Окатив его сердитым взглядом, госпожа Миоко гордо удалилась, демонстративно ударив дверью. Впрочем, далеко она не ушла, а притаилась за тоненькой створкой, вслушиваясь в доносящиеся из гостиной приглушённые голоса.

Выпроводив домочадцев, господин Ороку повернулся к гостю.

— Я вас слушаю.

***

Войдя в детскую, Саки первым делом ухватил за ухо ничего такого не ожидавшего Кацуо.

— За что, онии-тама? — взвыл изобиженный братик.

— Это ты, трус, выболтал родителям, где меня искать! — шипел разъярённый Саки, терзая ухо младшего.

— Что ты, что ты, вовсе нет, онии-тама! — принялся оправдываться Кацуо. — Отец сам догадался!

— Верно говоришь?

— Провалиться мне на этом месте, если вру!

Поскольку младший не провалился, гром не грянул, и вообще никакая сверхъестественная сила не покарала предполагаемого лжеца, Саки счёл возможным ему поверить и выпустил потерзанное ухо.

— Смотри теперь, Кацуо-тян. Хамато-сенсей будет говорить с папашей. Он велит ему оставить Кёсиро и папаша не сможет теперь ослушаться.

Кацуо вымученно улыбнулся, потирая горящее ухо.

***

— Я вас слушаю, Хамато-сан.

Спокойный голос, пренебрежительный тон. Всем своим видом господин Ороку показывал, что оказывает гостю честь, снизойдя до беседы с ним. А Йоши всё говорил и говорил. Он не был уверен, доходят ли его слова до хозяина дома. Впервые у ниндзя не получалось запутать, внушить своё мнение и все его доводы разбивались, как волна о скалу.

— Из Саки-куна выйдет великий мастер. Он всё схватывает на лету и показывает великолепные результаты. Но есть одно обстоятельство, препятствующее его дальнейшему обучению.

Господин Ороку поднял левую бровь, что означало недоумение.

— В душе Саки-куна заложено злое начало. Пока он ещё ребёнок, зло внутри него дремлет. Но когда он вырастет, эти задатки вкупе с навыками шпиона и воина, что я ему преподам, могут привести к весьма плачевному результату. Скажу прямо — если не принять меры, то из мальчика выйдет великий преступник.

Губы господина Ороку сложились в неприятную ухмылку. Вот как? Значит, блаженный сенсей не так уж наивен.

— Что же вы предлагаете, Хамато-сан? Забрать парнишку из клана?

Забрать! Опять это слово, способное решить все проблемы. Или же усугубить ситуацию. Он, Йоши, не станет обучать потенциального злодея, но и не будет влиять на формирование его характера.

— Я этого не говорил. Заберёте вы Саки-куна или нет — преступником он всё равно станет, если не заниматься его воспитанием, — ниндзя выдержал паузу и продолжил, — Зло не должно проявить себя. Со своей стороны я делаю всё возможное, чтобы смягчить нрав мальчика. Но я не родной ему человек. Главная роль в воспитании принадлежит вам — самым близким людям. Вам следует изменить своё отношение к сыну. Оказывайте ему больше внимания. Вникайте в его проблемы. Не пытайтесь воздействовать руганью и побоями — такие меры ещё больше озлобят мальчишку.

— Благодарю покорно, — перебил господин Ороку. — Я предпочту придерживаться своих методов воспитания. Если потакать всем капризам мальчишки, мы скорее избалуем его, чем усыпим в нём — как вы там сказали? — врождённое зло.

— Уж чем-чем, а вниманием своего сына вы точно не балуете, — съязвил Йоши.

Господин Ороку скривился, глаза его сверкнули злым огнём:

— Вижу, вы, человек холостой, можете дать совет отцу семейства. Так не тяните, говорите уже, что хотели.

— Оставьте вашим сыновьям щенка! — ниндзя повысил голос до такой степени, что госпожа Миоко ясно его расслышала. — Собака благотворно влияет на характер Саки-куна и учит его ответственности.

Господин Ороку расхохотался.

— Уличный пёс помешает моему сыну стать преступником! Да вы шутник, Хамато-сан! Щенок учит ответственности! Надо же такое придумать!

— Оставьте щенка! — повторил ниндзя.

— Вы… вы мне угрожаете? — простонал господин Ороку, давясь смехом. — Угрожаете?

Йоши задрожал от негодования. Никогда и никого, казалось, он не презирал больше, чем этого человека. Ему захотелось надерзить, ранить собеседника словом в самое сердце.

«Если, конечно, у него вообще есть сердце» — подумал ниндзя, а вслух сказал, так громко, чтобы и госпожа Миоко, которая, как он знал, всё ещё прячется за дверьми, тоже слышала:

— Судьба порой распределяет свои блага весьма несправедливо. Тем, кто полжизни отдал бы за детей, она не даёт и шанса, а вам вот небеса неизвестно за какие заслуги послали сразу двоих замечательных сыновей.

— Что? — спросил господин Ороку, мгновенно оборвав смех.

— Ещё хоть пальцем тронете мальчишку — будете иметь дело с кланом Фут, — прошипел Йоши.

Собеседники поднялись на ноги и встали друг против друга, обмениваясь угрожающими взглядами. Госпожа Миоко притаилась в своём укрытии.

— Не очень-то пугайте меня. На каждую силу найдётся ещё большая, — понизив голос, произнёс господин Ороку и, подойдя вплотную к гостю, что-то прошептал ему на ухо.

— Я всё сказал. Щенок останется, я лично прослежу за этим, — ответил Йоши, не подавая виду, что задет или испуган. — Всего хорошего, Ороку-сан!

— И на чай не останетесь? — язвительно поинтересовался хозяин дома, но гость, не слушая, уже вышел.

========== Глава 7 ==========

Пребольно ударившись о ступеньки крыльца, Кёсиро встряхнулся, проковылял под дерево и обиженно свернулся там. Болел ушибленный бок и хотелось есть, но щенок терпел. Решалась его судьба. Кёсиро видел, как из дома вышел нахмуренный Хамато Йоши и, чеканя шаг, удалился. Щенок смотрел ему вслед, пока несгибаемая фигура сенсея не исчезла из виду. Он понял, что разговор не удался и несколько приуныл.

Госпожа Миоко, попыхивая папироской, вошла в гостиную. Глаза её метали молнии.

— Слышала всё? — усмехнулся супруг.

— Этакий наглец! В нашем доме над нами же и насмехается! — с места в карьер завелась женщина. — Почему ты не вышвырнул его? Почему не…

— Тихо ты! — оборвал господин Ороку. — Скандала захотела? Это он тебе устроит.

Но заткнуть рот госпоже Миоко было задачей не из лёгких. Словно фурия, она наступала на супруга, брезгливо отмахивающегося от папиросного дыма.

— Так как нам — подчиниться проклятому выскочке? Оставить мальчишкам собаку?

— Что ж, можно и оставить собаку… — задумчиво произнёс господин Ороку, набивая трубку.

Жена обомлела, едва не выронив папиросу:

— Вот ка-ак… Пустить в наш образцовый дом шелудивую дворнягу?!

— Это кисю, — поправил супруг, пуская к потолку дымное колечко.

— Да какая разница?! — возмущалась зарвавшаяся женщина. — Мы поступимся принципами, уступим мальчишкам — и всё потому, что ты испугался проклятого ниндзя!

Она-то понадеялась на изворотливого муженька, а тот пошёл на поводу у нахала Йоши! Где это видано, чтоб какие-то выскочки указывали почтенным людям?! Куда катится мир? Ладно же, она сама придумает, как убрать уличного пса.

— Замолчи, ты! — рявкнул господин Ороку.

Кажется, даже стены дрогнули от его крика. Поперхнувшись дымом, госпожа Миоко испуганно отпрянула и закашлялась. Почувствовать на своей шкуре силу мужниных кулаков ей не хотелось.

— Всё бы тебе действовать нахрапом, — скривился глава семьи, — а ещё носишь фамилию Ороку.

— Никак в толк не возьму: то хочешь оставить шавку, то меня же винишь, — недоумевала супруга. — Если затеял что, так и скажи, не то я сама…

Скептически посмотрев на жену, господин Ороку нехотя пояснил:

— Пойми, дурья голова, сейчас нельзя выгонять щенка. Он останется… пока останется здесь. А когда страсти улягутся…

Хозяин дома, конечно, не испугался угроз Хамато Йоши. И не собирался радовать сыновей водворением собаки. Но и усугублять натянутые отношения с дерзким ниндзя не хотел. Можно потерпеть зверька неделю-другую, пусть Йоши успокоится. Уж что-что, а ждать господин Ороку умел.

— А-а-а, — осклабилась госпожа Миоко, наконец постигшая замысел мужа. — Это ты хитро придумал. Шавка сгинет, а мы ни при чём.

Пару деньков она как-нибудь потерпит! Какой умница её муж! Как всё ловко устроил!

— Можешь сообщить сыновьям радостную весть, — хмыкнул глава семейства. — И выброси свои проклятые папиросы. Терпеть их не могу.

Сообщить? Это, конечно, можно. С каменным выражением на лице госпожа Миоко вошла в детскую. Две пары блестящих глазёнок тут же с надеждой уставились на неё.

— Кацуо, Саки, подойдите-ка ко мне, бездельники! — подозвала мать.

Сыновья с опаской подошли к матери, и та цепкими пальцами ухватила их за уши, показывая тем самым, что остерегались они не напрасно.

— Собаку, значит, захотели? — злорадно шипела госпожа Миоко, с усердием выкручивая уши мальчишек. — Так вот: если кто-то из вас хоть пикнет — не видать вам щенка!

Кацуо, уже подвергавшемуся сегодня подобной экзекуции, пришлось туго вдвойне. Но он молчал, плотно сжав зубы. Если он выиграет жестокую борьбу с матерью — у него будет собака! В выносливости брата Кацуо не сомневался.

Маленький ниндзя горевал. Совсем недавно его называли почти нежно «сынком», а теперь мать истязает, а отец только командует. Значит, всё обман? И семья, и ласковые слова, и уговоры сенсея — всё оказалось ложью. Саки больше ни за что не послушает Хамато Йоши. Белый щенок — вот правда, а остальное — мираж, в который нельзя верить. Он, Саки, отныне станет доверять только себе.

Братья, несмотря на все старания матери, не издали ни звука. Оттолкнув сыновей, госпожа Миоко, подбоченясь, объявила:

— Так и быть, маленькие негодяи! Шавка останется…

Кацуо, ликующе вскрикнув, хотел было на радостях ещё и подпрыгнуть, но стушевался под сердитым взглядом матери. Саки даже не шевельнулся, приняв весть как должное. Он одержал очередную маленькую победу. Пока крохотную, но вослед ей явятся и большие, настоящие. Саки подождёт (разве не сын он своего отца?). Настанет час, когда он рассчитается и с родителями-тиранами, и с обманщиком-сенсеем. Однажды клан Фут покорится ему. Нужно терпеть, стискивая зубы, никому не жаловаться и ни перед чем не пасовать.

Увлекшись такими мыслями, Саки не сразу услышал, какие условия диктует мать:

— Еды этому шелудивому бродяге я не уделю ни крошки. Если хотите — делитесь с ним своими порциями. Чтобы я не слышала ни визга, ни лая. Если шавка войдёт в комнаты — пеняйте на себя. В саду чтоб не смел пакостить. Пусть не попадается лишний раз мне на глаза. За каждую испорченную им вещь я с вас по три шкуры спущу, так и знайте.

— Да, матушка, — склонили головы братья.

— И помните, негодники, хоть одну жалобу на вас я услышу или вы вздумаете ослушаться меня — щенок вылетит из дома в два счёта, — дополнила госпожа Ороку, с превосходством поглядывая на сыновей.

— Да, матушка!

В эту ночь Саки долго не мог уснуть. Маленький ниндзя ворочался на своём футоне, завидуя безмятежно посапывающему брату. Впечатления прошедшего дня не давали ему покоя. Сколько всего уместилось в короткие двадцать четыре часа! Вспышка ярости в додзё, разговор с Хамато Йоши, возвращение домой, решение родителей оставить Кёсиро. А вчера отец побил его и прогнал на улицу. Он бродил по тёмным дорогам… И было что-то ещё, неясное. Да, Саки пытался вспомнить, как связан его сенсей с родом Ороку.

Семейное предание в падении репутации дома Ороку обвиняло не в меру удачливого ниндзя, нашедшего некие магические реликвии. И имя наглеца… Имя…

Его звали Хамато Коджи!

Вот частицы головоломки и сложились в единое целое! Сенсей, вне всяких сомнений, потомок того Коджи. Ему надлежит ответить за преступление предка и за сегодняшнюю ложь. Пожалуй, опозоренная фамилия будет прекрасным наказанием. Придёт день — и Ороку Саки добъётся своего. Не для отца — для себя.

Ещё вчера маленького ниндзя смутили бы подобные мысли, но сейчас на губах его играла довольная усмешка.

***

Для белого щенка настали относительно спокойные времена. Еду маленькие хозяева носили ему уже не таясь. Кёсиро, с аппетитом поглощая пищу, не знал, что мальчишки отдают ему часть своих порций. Днём, в отсутствие Саки и Кацуо, щенок отсиживался в глубине сада, опасаясь показываться взрослым людям. Крикливая женщина, вечно пахнущая табаком, и жестокий мужчина, которого он укусил, внушали пёсику инстинктивный страх.

Памятуя о проведённых в коробке днях, он старался и не лаять. А бегать, играть, звонко тявкать на птиц так хотелось!

Однажды в саду появился настоящий нарушитель. Огромный рыжий пёс с клочковатой шерстью и обрубленным левым ухом нагло лавировал между деревьями, выискивая съестное. На маленького охранника он не обращал ни малейшего внимания. Возмущённый Кёсиро зло залаял, приказывая незнакомцу убраться вон с чужой территории. Одноухий, не удостоив щенка даже взглядом, ленивой трусцой направился к дому. Такого белый щенок просто так оставить не мог. С негодующим тявканьем он устремился за бродягой, норовя ухватить того острыми зубками за лапы. Одноухий отбивал атаки, отшвыривая лёгкого, как пёрышко, противника, но защитник сада, перекувырнувшись, мгновенно вскакивал и вновь бросался в бой.

— У-у, мерзкая дрянь! — потрясала кулаками госпожа Ороку, слушая доносящийся из сада лай. — Вышвырну ко всем чертям! Сегодня же!

Судьба белоснежного щенка Кёсиро таким образом определилась. А сам он, ничего не подозревая, продолжал самоотверженно защищать свою территорию. Одноухий, отталкивая щенка, неуклонно пробивался вперёд. Вот он уже обогнул дом и приготовился взойти на крыльцо. Разозлённый Кёсиро, почувствовав знакомое отчаяние, как маленькая комета налетел на нарушителя и изо всех сил вцепился в правую заднюю лапу.

— Ай-я-айй! — взвыл от боли Одноухий, безуспешно пытаясь стряхнуть щенка.

— Да чтоб тебе провалиться! — яростно взвизгнула госпожа Ороку.

Решив положить конец несусветному собачьему воплю, женщина схватила бамбуковую палку (ту самую!) и ринулась восстанавливать нарушенный покой. Выскочив на крыльцо, она увидела не одну собаку, а целых две. Мерзкий щенок уже и чужих псов приваживает!

— Сейчас я вам задам!

Не разобравшись в ситуации, женщина со всей силы огрела Одноухого палкой по спине. Завизжав, рыжий пёс рванулся, оторвал-таки от себя щенка и бросился бежать со всех ног. Обрадовавшись подоспевшей подмоге, Кёсиро бросился вслед отступающему врагу, продолжая злобно лаять. Вслед за ним, с палкой в руках, следовала госпожа Миоко.

Упиваясь победой, в пылу погони, Кёсиро не сразу понял, почему вдруг померк свет в глазах, перехватило дыхание и стало так больно. Какая сила обрушилась на него, опрокинула на землю? Он лежал, судорожно перебирая лапами, жалобно скуля. Когда ощущение реальности потихоньку вернулось, щенок разглядел над собой злую женщину с бамбуковой палкой. Жгучая обида сдавила маленькойсердечко. За что?! Ведь он исполнял долг, как всякий порядочный пёс защищал вверенную ему территорию. Почему мать маленьких хозяев ударила его? Чем недовольна?

С трудом поднявшись на дрожащие лапы, Кёсиро понуро поплёлся в сад, чтобы не видеть, не знать противной женщины, с гадкой усмешкой на губах смотрящей ему вслед. Голова кружилась, всё тело налилось страшной усталостью. Нужно отлежаться, переждать.

— Ишь ты, оправился, живучий, — удивилась госпожа Миоко. — Я-то думала хребет тебе переломить. Ничего, я от тебя избавлюсь. Сегодня же!

Вечером белый щенок не притронулся к еде, не стал играть.

— Да у него нос горячий! — испуганно крикнул Кацуо.

— Нужно скорее врача! — беспокоился Саки, осторожно ощупывая тельце щенка. — Ну, где болит?

Кёсиро жалобно повизгивал. Что он мог сказать?

— Я вам покажу врача! — возмутилась мать. — Сейчас же оставьте в покое собаку и марш в дом!

— Но, мама, Кёсиро заболел, ему нужно… — запротестовал Кацуо.

— Ничего ему не нужно! — перебила госпожа Миоко. — Отлежится и поправится.

— Ну мама, пожалуйста! — в унисон затянули братья.

— Забыли уговор, паршивцы? Так я мигом напомню! — вскинулась мать, отвешивая сыновьям подзатыльники.

***

Ночью Кёсиро свернулся калачиком на крыльце, временами погружаясь в дрёму. Боль от удара немного отступила, но в сердце затаилась другая, ещё более невыносимая. Справедливости нет! Отныне белый щенок не будет доверять людям, не станет служить им. Два маленьких человека удостоятся его дружбы, но более — никто. Зачем только они с маленьким хозяином вернулись? Лучше бы уж действительно отправились странствовать по свету!

Во сне Кёсиро тревожил смутный зов. Тёмные тени вольных, никому не подчиняющихся псов манили за собой.

— Мир велик, он не ограничивается этим садом, — вещали призраки. — Идём с нами, идём! Ты увидишь, как огромен и прекрасен мир, в котором ты — сам себе хозяин!

Спящий щенок нервно подрагивал, шерсть на загривке вздыбилась. Ему и хотелось присоединиться к бродячей ночной стае, и пугал тёмный пустырь.

— Свет не сошёлся клином на одном пустыре! — лаяли призраки.

И в самом деле — он ведь защитил маленького хозяина, прогнал Одноухого. Ему ли бояться пустыря?

— Я иду! — тявкнул щенок.

В сон неожиданно вторглись цепкие пальцы, сграбаставшие Кёсиро за загривок. Щенок не сразу оценил степень опасности, не решил, следует ли сопротивляться. А ведь он узнал эту руку! Когда белый пёсик понял, что бороться всё-таки нужно было, его уже затолкали в душный мешок. Госпожа Миоко не любила откладывать дела в долгий ящик.

Рыча, щенок барахтался в зыбкой тюрьме, но всё без толку. Его куда-то несли сквозь ночь.

Лёгкое потряхивание, потом резкое падение, от которого сердце замерло, а потом — чёрная пустота.

========== Глава 8 ==========

Услышав весёлый птичий гомон, Кёсиро понял две вещи: новое утро для него всё же настало и он жив. Поворочавшись в мешке, щенок не почувствовал твёрдой почвы под лапами. Стало быть, холщовую ловушку что-то держит в подвешенном состоянии. Следовало скорее выбираться на волю.

Над способом освобождения щенок думал недолго. Нужно поступить так же, как с коробкой! Ухватив зубами мешковину, Кёсиро приступил к работе. Нити трещали и рвались, и вскоре узник просунул в дыру острую мордочку.

И только тогда увидел, как ему повезло.

Сброшенный с обрыва мешок зацепился за подмытые водой корни росшего у края реки дерева и лишь потому не свалился прямо в поток. Кёсиро испуганно дёрнулся. Мешок опасно качнулся. Висеть вниз головой смысла не было и щенок выбрал падение. Действуя зубами и лапами, смельчак протиснулся в прогрызенную дыру и полетел прямиком в реку.

Поток тут же подхватил и поволок лёгкого щенка. Кружась и отфыркиваясь, Кёсиро правил к берегу, но его силёнок недоставало на то, чтобы сопротивляться реке. Волны накрывали пёсика с головой, отчаянно загребая лапами, он выбивался на поверхность, захлёбывался и судорожно глотал воздух, а течение волокло его всё дальше.

— Не выплыть! — с отчаянием подумал щенок, не переставая молотить по воде уставшими лапами.

Он чувствовал, как силы покидают его маленькое тельце.

Берег близко, но до него уже не добраться.

Глотнув порцию воздуха, щенок снова погрузился под воду.

Спасение явилось неожиданно. Неизвестный бесцеремонно схватил утопающего поперёк спины и вытянул на поверхность. Кёсиро даже не сразу понял, что очутился не в человеческих руках, а в клыкастой пасти. Огромный пёс направился со своей добычей к берегу, где в ожидании кружилась парочка его приятелей.

— Какую странную рыбку ты выловил, Цугимэ*! — усмехнулся куцехвостый бродяга, с любопытством осматривая кашляющего щенка.

Освободив лёгкие от воды, Кёсиро принялся отряхиваться, взметнув во все стороны тучу сверкающих брызг.

— Хе-хе, неважнецкий у нас сегодня улов! — хрипло засмеялся тот, кого назвали Цугимэ. — Его проглотишь и не почувствуешь!

Белый щенок с ужасом взглянул на спасителя. Неужели тот и вправду собирается его съесть?! Только последние отщепенцы способны совершить подобное злодеяние.

Морду бродячего пса, по-видимому, лидера троицы, пересекал глубокий рубец, из-за которого вожак и получил прозвище. Жестокие глаза Цугиме говорили о том, что их владелец вовсе не шутит.

— На закуску в самый раз! — облизнулся его приятель, помахивая обрубком хвоста.

— Да я его знаю! — подал голос третий пёс. — Это из-за тебя, паршивец, я получил палкой от мегеры Ороку!

Кёсиро обернулся. Так и есть! На него смотрел, злобно скалясь, тот самый рыжий бродяга Одноухий, которого он не далее как вчера гнал из сада.

Надо же, из огня да в полымя! Не утонул в реке, так извольте — окружён голодными клыкастыми монстрами. Да они действительно растерзают его! Просто так, ради жестокой забавы. Заступиться некому. Кёсиро мрачно осмотрел диспозицию. Позади река, впереди крутой обрыв, взобраться по которому получится не вдруг, даже если удастся прорваться сквозь живое кольцо. Первым кинется Одноухий.

Что ж, раз так вышло, белый щенок дёшево свою жизнь не продаст. Жаль, она оказалась такой короткой! Он и не видел её совсем. Было в ней много плохого, но попадалось и хорошее. Саки и Кацуо, не забывайте своего маленького друга!

— Только троньте, уроды! — оскалился щенок. — Покромсаю!

Рычание у него, надо сказать, получилось детским и ничуть не внушительным.

— Это ты-то покромсаешь, малявка? — фыркнул Одноухий. — Да я тебя…

Не договорив, большой пёс ударил щенка лапой и тот кубарем покатился по песку. Кёсиро не успел подняться, когда на него налетел Куцый, рванул зубами, отскочил. Не до крови — псы только расходились, распаляя себя для настоящей драки. Но боль вместо того, чтобы сломить щенка, укрепила его боевой дух, вернула утраченные было силы. Он уже чувствовал внутри себя знакомую всепожирающую ярость. Щенок никогда прежде не дрался, но инстинкт подсказал ему, как действовать.

Вскочив так стремительно, словно его подбросила невидимая пружина, Кёсиро закружил между нападающими, уворачиваясь от их клыков и нанося молниеносные укусы.

— Не вертись, негодник! — рыкнул Куцый, пытаясь достать вёрткого противника.

Стой и дай себя убить!

— Ничего, долго ты так не продержишься! — прохрипел Цугимэ.

Кёсиро и сам понимал — сражаясь так, он понапрасну расходует силы и только больше злит нападающих. Его щенячьи зубы — ничто против их угрюмых клыков.

В поединке один на один у него будет крошечный шанс. Но предоставят ли бандиты такую возможность?

— Деритесь с честью! — в отчаянии крикнул Кёсиро.

— Чем же тебе не нравится трое против одного? — спросил Цугимэ, свесив язык.

Запыхавшийся щенок грозно щетинился, вызывая вожака на честный бой.

— А ты силён, парнишка, — удивился пёс со шрамом. — Так и быть, поборемся с тобой. Победишь ты — ступай на все четыре стороны. Выиграю я — ты станешь нашим завтраком. Договорились?

Вожак прищурился. Его клевреты насмешливо запыхтели, свесив языки. Отступать было некуда.

— Договорились! — тявкнул Кёсиро.

Соперники сошлись. Силы были неравны до такой степени, что боем происходящее назвать было никак нельзя. Убийство — вот так вернее. Щенок бросался на взрослого пса, хватая его за лапы, а тот, казалось, даже не замечал боли и только время от времени, потешая дружков, склонял набок изуродованную голову — дескать, кто там меня ущипнул? Наконец развлечение надоело вожаку.

— А вот теперь начнётся настоящий бой, парнишка! — гавкнул Цугимэ, поддав мордой щенка под живот.

Кёсиро взвился в воздух, а когда приземлился, дыхание перехватило и свет в глазах на миг померк. Но… Что-то ещё мешало ему дышать. Ярость. Та самая, настоящая, сильнее владевшей им только что. Горячая, жгучая ненависть, побуждавшая без страха бросаться на превосходящего по силам противника. Именно она заставила щенка укусить господина Ороку и задержать Одноухого. И сейчас…

Цугимэ остолбенел, не в силах отвести взгляд от белого щенка. Вид малыша был поистине страшен. Глаза налились кровью, шерсть вздыбилась, губы приподнялись в оскале. С яростным визгом Кёсиро одним прыжком одолел расстояние до растерявшегося бандита и плотно сомкнул челюсти на его горле.

— Убей его, убей, Цугимэ! — вопили клевреты, не решаясь подступиться.

Большой пёс запаниковал, заметался в безуспешных попытках избавиться от цепкой, как пиявка, верной гибели. Вожак катался по земле, бил щенка лапами. Тщетно! Никакая сила на свете не заставила бы Кёсиро разжать зубы. Со стороны бой казался немыслимым, невероятным, но факт оставался фактом: крошечный белый щенок почти загрыз огромного пса. С диким урчанием Кёсиро всё сильнее сжимал горло врага, с радостным упоением чувствуя во рту вкус чужой крови.

— Проклятье! Это невозможно! — скулил Одноухий, вытаращив глаза от ужаса.

— Он волчонок, а не щенок! — вторил бесхвостый приятель.

Совершенно выдохшийся Цугимэ тяжело грохнулся набок, судорожно перебирая лапами, с хрипом втягивая воздух сквозь стиснутую трахею. Бока его ходили ходуном. Только тогда в голове Кёсиро что-то щёлкнуло и он выпустил жертву, не доведя начатое дело до конца.

— Ты спас меня. Жизнь за жизнь, — сказал щенок кашлявшему вожаку и пошёл прочь.

— Ну и силён парнишка! — почтительно протянули Куцый и Одноухий вслед удаляющемуся щенку.

— Эй, малый, подожди! — крикнул Цугимэ.

Кёсиро оглянулся. Что нужно рубцованному вожаку?

— Тебе ведь, наверное, некуда идти? — издалека начал тяжело дышавший бродяга.

Белый щенок задумался. Вообще-то у него есть дом и два хозяина, но там же находятся мрачный человек с трубкой и женщина с жестокими руками.

— Положим, некуда… И с того?

— Присоединяйся к нашей стае, парень! — вилял хвостом Цугимэ. — Ты, по всему видать, превосходный пёс. Из тебя выйдет толк.

— Идём с нами, парнишка! — уговаривали Одноухий и Куцый. — Мы вольные псы! Сами себе хозяева и никто нам не указ!

” — Идём с нами! Никто нам не указ!»

Кто так говорил? О свободе, мире без цепей и заборов рассказывали призрачные псы во сне. Маленький Ороку Саки тоже собирался странствовать по свету. Но Саки вернулся домой. А Кёсиро оказался перед выбором: остаться с маленькими хозяевами или присоединиться к недавним врагам.

Щенок посмотрел наверх, на обрыв. Взобраться он сможет, дорогу до дома найдёт. Маленькие хозяева обрадуются его возвращению. Но есть и плохие взрослые люди. Они снова будут попрекать сыновей из-за него. Кёсиро вернётся. А его опять посадят в мешок. Только в другой раз может так не повезти.

Щенок перевёл взгляд на приветливо виляющих хвостами псов. Даже полузадушенный Цугимэ смотрел миролюбиво. Свободные псы, сами распоряжающиеся своей судьбой. Разве не о таком он мечтал?

Кёсиро колебался. Дом с хозяевами и злыми людьми или полная опасностей свобода? Что выбрать?

Маленькие хозяева наверняка станут искать его, обнаружат прогрызенный мешок, следы на песке. Саки умеет читать следы, он всё поймёт.

А впереди — вольная жизнь, где никто не посадит в мешок.

— Двинешься с нами? — звал Цугимэ. — Решай, мы сейчас идём охотиться на кроликов.

Кёсиро как раз проголодался. Путешествие с троицей бесшабашных псов прельщало его всё больше. Уже не сомневаясь, он шагнул навстречу ожидавшим его решения новым друзьям.

— Я с вами!

— Вот и славно! — обрадовался вожак. — Я Цугимэ, этот вот, с одним ухом — Нииро**, а бесхвостый — Сагиси***. Мы живо тебя обучим всему, что полагается знать бродячему псу.

— Я Кёсиро! — представился в свою очередь белый щенок.

— Так вперёд, Кёсиро! Да здравствует наш новый товарищ!

Весело переговариваясь, примирившиеся враги двинулись по берегу навстречу новым приключениям.

* Рубец (яп.)

** Рыжий (яп.)

*** Плут (яп.)

========== Глава 9 ==========

Братья Ороку, обычно недоверчивые, остерегающиеся чужих, сами подходили к каждому встречному и с надеждой задавали один и тот же вопрос:

— Простите, не видели ли вы маленького белого щенка?

Щенка никто не встречал. Кто-то сочувственно качал головой, кто-то досадливо отмахивался от мальчишек, но все шли своей дорогой. Никому не было никакого дела до пропажи. Экая беда, вдуматься! Разве мало на свете собак? Сбежала одна, возьми другую!

Но Кацуо и Саки не нужна была другая собака. Они, прогуляв один — школу, а второй — тренировку, упрямо обшаривали окресности, разыскивая отважного белого Кёсиро. Минуты сливались в часы, день давно перевалил за полдень, но даже следов собаки обнаружить не удалось.

— Может, пойдём домой, онии-тама? — робко предложил Кацуо. — Нам попадёт, если родители догадаются о прогуле. А завтра с утра…

— Дурак! — возопил Саки. — Кто тебе позволит сбежать завтра?!

— Всё равно скоро стемнеет и искать будет бесполезно, — возразил младший.

— Боишься?! А если… — задохнулся Саки, — если Кёсиро лежит где-нибудь под кустом и нуждается в помощи? Ах, ты…

Не договорив, возмущённый ниндзёнок налетел на братца. Сцепившись в живой клубок, Кацуо и Саки с рычанием катались по земле, нещадно колотя друг друга. Победил, как всегда, старший. Отвесив всхлипывающему брату последнюю затрещину и переведя дух, он почти примирительно сказал:

— Ладно, плакса. Сходим ещё только на реку.

— Онии-тама! — взмолился Кацуо. — Да если родители узнают, что мы без спроса ходили на реку, они…

— Мне плевать, что сделают они! — закричал маленький ниндзя. — Пусть хоть убьют, а Кёсиро я всё равно найду! Слышишь, плакса? Найду!

Видя, что брата не переубедить, Кацуо, вздохнув, покорно поплёлся за ним к реке. Попасть-то им всё равно уже попадёт, терять нечего.

В глубине души братья ещё верили в непричастность родителей к исчезновению Кёсиро. Щенка могли украсть, он мог сам убежать. А с родителями заключён договор, все условия которого братья со своей стороны честно выполнили. Таким образом, они пока не допускали мыслей о человеческой подлости и осматривали берег. Но, когда Саки заметил висящий на торчащих из воды корнях дерева мешок, сомнения рассеялись.

— Это они! — в волнении зашептал он, толкнув брата локтем в бок. — Слышишь, Кацуо-тян, это сделали они!

— Откуда ты знаешь? — ответил Кацуо, не спуская с улики расширившихся глаз. — Там просто мешок, и всё.

Но маленький ниндзя, обладавший развитой интуицией, уже полез на дерево. Достав привлекший его внимание предмет, он принялся вертеть мешок, осматривая со всех сторон, даже понюхал его. Чем дальше продвигалось расследование, тем сильнее мальчишка хмурил брови, тем ярче разгорались в его глазах волчьи огни.

— Что нашёл? — приставал нетерпеливый Кацуо, заглядывая брату через плечо. Саки снисходительно пояснил:

— Смотри, плакса. Видишь, какая дыра на дне? Края рваные. Она не прорезана, она… прогрызена! Помнишь, как Кёсиро сгрыз коробку?

Кацуо кивнул. Ещё бы не помнить! Здорово им тогда влетело от родителей!

— Тот, кто сидел в мешке, проделал дыру и выбрался, — с важным видом пояснял брат. — Мешок висел слишком высоко над водой, течением его принести не могло. Значит, его сбросили сверху, а он зацепился. А внутри…

Маленький детектив, судорожно сглотнув, замолчал.

— Не томи, онии-тама! Что внутри?!

— Там… Там шерстинки… белые шерстинки… В мешке сидел наш Кёсиро, понимаешь, Кацуо-тян? — выговорил, наконец, Саки. Рот его кривился, чёрные глаза переполнились отчаянием и болью.

Теперь ему всё совершенно ясно. Если раньше и присутствовала тень сомнения, то сейчас она рассеялась как дым. Никому нельзя верить. Лгал сенсей, врали родители. Он не желает знать их. Отныне они все для Саки — чужие. Саки отрекается от них. Он не связан никакими обязательствами, и, раз уж родители и сенсей сочли нужным обманывать его, то и он спокойно может подличать. Придёт день торжества Ороку Саки — и лжецы заплатят. За всё заплатят. Мысли о мести переплелись с возросшими амбициями юного ниндзя. Свержение Йоши и власть над кланом уже не устраивали Саки. Мир, целый мир, покорный ему одному — вот это другое дело!

Кацуо подобные мысли были чужды. Он понимал — Кёсиро кто-то посадил в мешок. Неважно, кто. А потом бросил в реку, но щенок сумел выбраться. Они нашли улику, но доказать всё равно ниего не смогут. На мешке и метки никакой нет. Поди теперь узнай, чей он!

— Но Кёсиро нет здесь! — горячо воскликнул младший брат.

— Верно, Кацуо-тян, — согласился старший, переводя дух. — Смотри — собачьих следов на берегу нет. Значит, Кёсиро упал прямо в воду и не смог выбраться. Его унесло течением.

— Пойдём вниз по реке!

Братья побежали. Их больше не пугало неизбежное наказание за прогул. След Кёсиро найден, пусть слабый, но дающий надежду. Только бы успеть! Хватило ли у малыша силёнок сопротивляться реке? Или он не смог добраться до берега?

Саки и Кацуо обнаружили изрытый песок, прочли краткую историю схватки, но дальше следы обрывались. Кёсиро и три взрослых пса исчезли. Сколько братья ни звали белого щенка по имени, им отвечало бесстрастное безмолвие. Мальчишки с горечью поняли — Кёсиро, даже если жив — не вернётся. Делать нечего, нужно идти домой. Братья уныло поплелись вдоль берега, не разговаривая, не глядя друг на друга. С уходом белоснежного пёсика вернулось отчуждение.

Возле того места, где нашёлся мешок, Саки остановился.

— Ты иди, — сказал он брату, — а я посижу здесь немного.

— Хочешь снова сбежать, онии-тама? Вернёмся лучше вместе, не то мать ещё сильнее разозлится!

— Я сказал — иди! — яростно рявкнул молодой ниндзя, наступая на брата. — Я хочу побыть один, как ты не понимаешь?!

Кацуо не хотелось повторно испытать силу кулаков старшего. Посмотрев на разгорающийся закат, он пожал плечами — мол, поступай, как знаешь — и ушёл, оставив онии-тама наедине с мыслями. Сердце его трусливо трепетало, предчувствия неприятный разговор с родителями, а уши заранее горели.

***

Хамато Йоши, держа в руке фонарь, подошёл к сидящей в лиловых сумерках на берегу одинокой мальчишеской фигурке. Ученик не повернул головы к приближающемуся человеку, хотя и слышал его шаги.

— Ты пропустил тренировку, Саки-кун.

— У меня была причина, сенсей, — равнодушным голосом ответил маленький ниндзя. Он не хотел сейчас ничьего общества, тем более присутствия Йоши, а тот, как назло, не уходил, хотя понимал настроение ученика.

— Я всё знаю, Саки-кун, можешь не рассказывать, — ласково проговорил ниндзя, усаживаясь рядом и ставя фонарь на траву. — Час поздний, ты наверняка проголодался и замёрз. Пойдём, я отведу тебя домой, а завтра мы вместе станем искать твоего Кёсиро.

Саки наконец повернулся к учителю. Опять тот мягкий голос, обволакивающий, затягивающий в словесную паутину! Приторно-ласковое лицо! Но всё, что говорит Хамато Йоши — неправда и на сей раз Саки не позволит себя запутать!

— Нет! — оскалившись, выкрикнул он.

— Нет… ет… ет… — отозвалось эхо.

Шальной мотылёк, привлечённый светом фонаря, испуганно заколыхался в воздухе.

Йоши отпрянул. Его поразила перемена, за столь короткое время произошедшая в ученике. Этот резкий, хриплый голос, какой-то грубый для одиннадцатилетнего ребёнка. Волчий оскал. Искажённое гневной гримасой лицо. Мягкий огонёк в глазах исчез совсем, уступив место яростному сверканию.

Словом, перед сенсеем сидел отнюдь не родившийся было заново Ороку Саки, и даже не прежний Саки, которого он знал. Это другой человек, коварный и опасный. Впервые Йоши почувствовал его присутствие, когда читал нашкодившему ученику лекцию о птицах и увидел в его глазах упрямый злобный огонь. Сейчас чужак показался во всей красе.

— Так и появился на свет Шреддер! — с запоздалым сожалением думал Сплинтер, сидя в черепашьем убежище. Теперь-то у человека-крысы много времени, чтобы думать и анализировать и он понял, какую огромную ошибку тогда совершил. Ах, отчего он не прикончил Шреддера, пока представлялась возможность? Почему до конца верил двуличному ученику? Зачем позволил Шреддеру взять верх над Ороку Саки? А почитал себя всезнающим мудрецом! Вот и наказание за гордыню — потеря первоначального облика да незавидное существование изгнанника.

Йоши понял много лет спустя, а тогда… Тогда он списал состояние Саки на нервное расстройство.

Ощетинившийся ученик, вопреки ожиданию, не вскочил, не бросился на сенсея. То ли решил не ввязываться в заведомо проигрышное сражение, то ли вспышка гнева угасла, то ли задуманная мысль повелела мальчику успокоиться. Словом, верх взяло благоразумие, и Саки принялся смотреть на тёмную реку, безостановочно несущую вперёд свои воды. Ярость его не испарилась, она затаилась, замаскированная напускным равнодушием.

Йоши не собирался отступать.

— Не переживай так, ученик мой. Мы обязательно отыщем твоего щенка.

Маленький ниндзя отрицательно покачал головой:

— Чтобы мамаша с папашей снова попытались утопить его? Я знаю, что Кёсиро жив, и этого достаточно. Я о многом успел подумать, пока сидел тут.

Пропустив мимо ушей неуважительные слова воспитанника о родителях, Хамато Йоши задумчиво произнёс:

— Ничего, Саки-кун. Однажды ты получишь право самостоятельно распоряжаться своей судьбой и тогда…

— И тогда я смогу завести себе хоть сотню собак? — насмешливо перебил ниндзёнок. — Это вы хотели сказать, да, сенсей? Я не верю в уговоры для детишек и не нужна мне никакая собака! Когда я смогу распоряжаться своей судьбой, я завоюю мир, вот такая мысль мне более по душе!

Сенсей сурово нахмурился:

— Мне не нравятся твои помыслы, Саки-кун. Забудь их.

Забыть? Ну нет! Саки будет притворяться прежним, покорным, послушным воле сенсея, но не откажется от дерзких мыслей. Новое, сильное и властное существо внутри него требовало реванша за все детские унижения, за родительские побои, за обесчещенный род, наконец. Он ещё не знал имени своего второго я, но уже лелеял его образ в гордо бьющемся сердечке.

Белый щенок Кёсиро, единственный, кто мог победить врождённое зло в душе Ороку Саки, исчез. Маленький ниндзя приказал себе не тосковать о нём. Кёсиро жив, на этом — всё. Не нужно его искать, так лучше для них обоих. Саки предстоит забыть, изгнать из памяти сам образ смелого щенка и стать таким, каким он желает быть — дерзким, недоверчивым, не подвластным никому.

Маленький Саки никому ничего не должен. Впереди у него долгий путь к власти. Как минимум — над кланом Фут. Максимум — над миром.

Хамато Йоши с жалостью смотрел на ученика, наверняка зная, какие опасные мысли родились в его голове. Вокруг фонаря вились мотыльки, и маленький Ороку Саки казался сенсею сродни тем беспечным насекомым. Он также, как они, готов лететь на огонь, обманутый призывным светом, стремиться к вожделенной цели лишь затем, чтобы в лучшем случае опалить крылья, в худшем — навсегда исчезнуть во всепожирающем костре. Оставался последний способ заставить мальчишку сойти со скользкой дорожки. Пусть он узрит своё будущее! Быть может, оно устрашит его?

— Я принёс волшебный фонарь, Саки-кун, — таинственно прошептал сенсей. — Посмотри в его огонь. Что ты видишь в нём?

Ороку Саки, прищурившись, вгляделся в пламя. Сначала просто невыносимо яркий свет, бьющий по глазам, но потом явились образы. Какие-то расплывчатые неуклюжие фигуры, суматошные жаркие блики, кроваво-красные огненные языки. Таково его будущее? Сражения, кровь и огонь? Что ж, он готов противостоять всему.

Чёрные глаза отразили свет фонаря-предсказателя, ноздри хищно раздулись. Зло окончательно пробудилось.

========== Эпилог ==========

Хамато Йоши не знал причины, заставившей Шреддера покинуть Японию, но подозревал, что дело тут вовсе не в мести. Не таков был Ороку Саки, чтобы бросить с таким упорством отвоёванную власть и отправиться в чужую страну на поиски ничем уже не опасного ему человека. Вероятно, имело место столкновение с полицией или якудза. Или же сами футовцы, опомнившись, изгнали преступившего закон предводителя. А то, что в Нью-Йорке пути Хамато Йоши и Ороку Саки вновь пересеклись — роковая случайность. Вдвоём на одной планете им оказалось тесно, и Саки, в сердце которого с новой силой взыграла давняя неприязнь, решил любым способом извести старого сенсея. Словно мало ему той участи, на которую он обрёк бывшего лидера клана. А ведь в том, что Ороку Саки в итоге превратился в Шреддера, он, Йоши-Сплинтер, меньше всего виноват.

— Ох, не лги себе, Йоши-сан, — бормотал Сплинтер, прикрывая глаза и готовясь погрузиться в транс, — и твоя вина есть!

Иногда во время медитации Сплинтер видел картины прошлого, принадлежавшего не ему. Вот и сейчас перед тревожно сжатыми веками мелькали языки пламени, отражающиеся на скрещённых клинках, чёрные человеческие тени, сошедшиеся в поединке не на жизнь, а насмерть, и гневные, такие знакомые глаза в прорези маски.

— Я предупреждал тебя, Саки-кун! — прошептал человек-крыса. — Ты не устрашился будущего.

— Сенсей знает об Ороку Саки больше, чем сам Саки? — спросил вдруг насмешливый голос, до боли знакомый.

Человек-крыса открыл глаза. Да, так и есть — в углу его комнаты, скрестив руки на груди, стоит Заклятый враг. Неизвестно, как он нашёл убежище, как проскользнул мимо черепашек. Разумнее всего было бы позвать на помощь, но Сплинтер не двинулся с места. Он вполне справится и сам, если Шреддер вздумает напасть. Не выказав удивления — будто так и надо -Сплинтер спокойно ответил:

— Никто не может знать о человеке больше, чем он сам знает о себе, Саки-кун.

— Саки-куна давно нет! — прорычал Шреддер.

Сплинтер склонил голову набок, испытующе разглядывая Заклятого врага. Удовлетворившись осмотром, он сказал, словно вынес вердикт:

— Ошибаешься, Шреддер! Саки-кун ещё живёт в тебе. В глубине сердца ты всё тот же восторженный мальчишка. Ты чувствуешь это и злишься, ибо хочешь стать полностью таким, каким тебя мечтал видеть отец. Но ты не станешь, пока жив Саки-кун. Не бойся, открой сердце, будь тем, кем хочешь быть на самом деле!

— Старый дурак! Я уже стал тем, кем хотел!

Шреддер скривился и потрогал плечо, по которому когда-то прошлась бамбуковая палка.

— К’со! Сколько лет прошло, а саднит до сих пор…

Сплинтер понял, что болит вовсе не плечо.

— Рана не перестанет кровоточить, если постоянно тревожить её. Забудь, Ороку Саки.

— Забыть?! Ты всегда только это и советовал! — вскинулся Шреддер и глаза его сверкнули лютым волчьим огнём. — Забыть, как он избил меня и вышвырнул из дома из-за какой-то ерунды?!

— Тот щенок не был для тебя ерундой. Угомонись, Саки-кун, не носи в своём сердце ненависти. Она погубит тебя.

Шреддер изменился на глазах. Гнев его уступил место растерянности, сам он весь ссутулился, плечи поникли, а руки повисли плетьми.

— Тот… щенок… — почти простонал он. — Что с ним тогда стало?

— Тебе лучше знать, Саки-кун. А я уверен, что судьба его сложилась удачно.

— Хм… значит, удачно? — переспросил Шреддер, превращаясь в себя прежнего, самоуверенного и грозного. — А что ещё ты знаешь?

— Я знаю, что щенок был единственным существом, которое ты любил. И если бы я, старый дурак, помог тебе бороться за него, добро в твоей душе осилило бы зарождённое в ней зло, — бормотал человек-крыса, обращаясь словно к самому себе. — И твой отец знал тоже… Он понимал, что Кёсиро помешает тебе превратиться в Шреддера. А ты… Ты ненавидишь отца, но тем не менее выполняешь его волю.

Во время тирады глаза Заклятого врага расширялись всё больше и больше, а кулаки сжались так, что ногти впились в ладони. Наконец Шреддер не выдержал и рявкнул:

— Прекрати свою философию, старик! Во всём виноват ты!

Пламя свечи колыхнулось. Плащ, взметнувшийся за спиной Шреддера, показался Сплинтеру крыльями огромной хищной птицы.

— Да, я виноват перед тобой, Ороку Саки.

Левая бровь Шреддера удивлённо поползла вверх.

— Признаёшь?

— Я виноват в том, что много лет назад вернул мальчика по имени Ороку Саки под родительский кров вместо того, чтобы вырвать его из рассадника зла.

Сплинтер горестно вздохнул. Сам-то он чего испугался тогда? Угроз господина Ороку? Ответственности? Людских пересудов?

Пожалел мальчишку, в котором разглядел великого мастера, обучил искусству ниндзя, не смог воспрепятствовать влиянию родителей. Ороку Саки оказался его лучшим учеником, даже черепашки, надо признать, не сравнятся с ним.

— Ты добился того, что меня изгнали из клана, превратил в человекоподобного грызуна, которому место в сточной канаве. Чего тебе ещё надо? Вымещаешь на мне свои обиды? Но за что? Тот, кто виноват перед тобой более меня, давно мёртв, а я свою вину искупил с лихвой.

Глаза Шреддера презрительно сузились и Сплинтер готов был поклясться, что тот глумливо осклабился под своей маской.

— Пока ещё не поздно, Саки-кун, брось бесполезные попытки завоевать мир. До добра они тебя не доведут.

— Нет, старик…

— Ты горько пожалеешь… Шреддер. А теперь иди. Я хочу остаться один.

Сплинтер прикрыл глаза, а когда через мгновение открыл их, Заклятого врага уже не было в комнате, и сам сенсей не мог сказать, присутствовал он тут в действительности или же привиделся в медитационном трансе.

***

В Центральном парке Нью-Йорка на одной из скамеек под фонарём дремал странный человек. Он носил самурайские доспехи с грозными лезвиями. Голову защищали шлем и стальная маска. Вдобавок, из-за спины человека волнами ниспадал лиловый плащ, довершающий и без того причудливый облик. Казалось, необычный человек попал сюда через временной портал из средневековой Японии. Или сошёл с иллюстрации книги о самураях. Присел ненадолго на скамейку, да и задремал. Место безлюдное, час поздний, никто не побеспокоит его.

По тому, как хмурились брови и подрагивали веки, можно было без труда понять — человек видит тревожный сон.

Неожиданно Шреддер (то, конечно, был он) глухо застонал и проснулся, широко раскрыв глаза. Он что, отключился прямо тут, в парке? Или действительно гостил сейчас в убежище черепах и разговаривал с крысо-сенсеем? Дорогу хоть запомнил?! И, чёрт возьми, сколько времени он тут сидит?! Бибоп и Рокстеди, предоставленные сами себе, выполняют очередное поручение и не мешает проверить, как у них дела. Но шевелиться не хотелось. Ладно, несколько лишних минут расслабленных посиделок погоды не испортят.

И всё-таки — что на него нашло? Нет, конечно, он тоже медитировал и видел странные вещи, но чтобы вот так… Неужели между ним и Сплинтером открылся канал телепатической связи? Мысленно вместе, что-то новенькое.

Нет, всё объясняется гораздо проще. Он вымотался за последнюю неделю (Кренг, розовый пискля, позарез решил закончить работу над поглотителем энергии как можно скорее и ни себе, ни ему не давал покоя). Вот и заснул. А сны, как известно, не выбирают.

Что, кстати, наболтал Сплинтер? Просил перестать завоёвывать мир, признавался в какой-то вине… Что же, что ещё? Да, щенок… Кёсиро. Шреддер приказал себе забыть его и, как казалось, преуспел. По крайней мере, до сегодняшнего вечера он не вспоминал белого Кёсиро. Почему же теперь?

Ну, конечно, собака! Тощий бродячий пёс рылся в урне неподалёку в поисках съестного. Шреддер точно знал, что пёс уже был здесь, когда он пришёл к скамье под фонарём. Стало быть, усталость, собака и постоянные мысли о мести черепахам в итоге повлияли на формирование фантастического сна.

Но почему же так предательски ноет сердце?

— Сколько лет прошло, а саднит до сих пор, — вспомнил Шреддер свои собственные слова.

Откинувшись на спинку скамейки, он задумался.

Порядочно лет миновало, многое произошло. Отец больше не поднимал на него руку и отношения их оставались прежними. Жили под одной крышей два чужих друг другу человека. Да все Ороку, если разобраться, были друг другу чужими! Того существа, которое могло объединить их, давно нет на свете и не нужно о нём…

Глаза подозрительно защипало. Что за чёрт?! Плачущий Шреддер — вот ещё не хватало! Так, что случилось дальше? Отец совсем перестал замечать его, а мать ещё какое-то время ругала и таскала за уши. А когда Саки исполнилось восемнадцать, отца убили. Молчаливое противостояние оборвалось. Но планы господина Ороку не пропали даром. Человек, явившийся в дом Ороку после похорон, говорил о мести. Хотя Саки вовсе не считал себя обязанным мстить за гибель отца, он вынужден был выполнить долг, а потом обязательство переплелось с его личными устремлениями.

Тренировки, власть над кланом, настигшее, наконец, убийц возмездие — и всё более глубокое погружение в опасный мир якудза.

Брат Кацуо с годами превратился в до безобразия честного зануду. Их прежние драки переросли в настоящие столкновения, со стрельбой и нешуточной кровью.

— Мерзавец! Ты снова опозорил наш род! — гневно восклицал лейтенант токийской полиции Ороку Кацуо.

— Ещё неизвестно, кто опозорил наш род! — парировал матёрый преступник Ороку Саки, вспоминая отца.

О Кёсиро они не говорили. Мать, с общего согласия заключённая в дом престарелых, больше не могла им препятствовать, но братья Ороку уже не нуждались в собаке — ни в собственной, ни в одной на двоих.

Шреддер тряхнул головой, освобождаясь от неприятных воспоминаний. Помог оживший передатчик. Привлечённый пиликаньем коммуникатора, бродячий пёс подошёл ближе. Он видел, как странный человек полез в карман и облизнулся, надеясь на подачку. Но, к его разочарованию, человек вытащил нечто пахнущее металлом и пластмассой, словом, абсолютно несъедобное.

— Вас только за смертью посылать! — заворчал Шреддер на смотрящую с экрана передатчика виноватую носорожью морду. — Вы всё сделали, как я приказал?

— Так точно, босс! — по-военному отрапортовал Рокстеди, но несколько невнятно, явно что-то дожёвывая.

Шреддер с подозрением покосился на подчинённого. На морде Рокстеди что-то поблёскивало и японец едва не расхохотался, разглядев наколотый на рог мутанта обрывок фольги.

— Почему так долго возились? Грабили ближайшую кондитерскую?

— Ну… этта… — замялся Рокстеди.

— Ага, босс! — носорожью морду потеснила кабанья. — А как вы… хрр… догадались?

— Нужно быть полным идиотом, чтобы не понять! Ладно, сидите там и ничего не трогайте. Я скоро буду. Конец связи!

Парочка незадачливых мутантов немедленно приступила к поеданию награбленных вкусностей, пока не явился босс и не отобрал всё. Чавкая и давясь, подручные Шреддера горстями бросали в пасти конфеты, шоколадки и печенье. Скоро всё было надёжно укрыто в их животах. Осталась только одна плитка шоколада, которую Бибоп вознамерился заглотить вместе с обёрткой, но Рокстеди перехватил его руку.

— Погодь, эту оставь боссу! Может, он не будет так на нас злиться. С орехами, как он любит.

— Почём тебе знать… хрр… что любит босс? — поинтересовался кабан с ирокезом, с сожалением выпуская из рук шоколадку.

— Ну как… он же всегда говорит — всыплю вам на орехи, разделаю под орех, расколю черепах, как орехи, — соображал носорог, почёсывая затылок. — Значит, орехи он любит, раз всё время вспоминает их.

— А-а… Ты умный.

Друзья уселись прямо на землю — стеречь вверенный им прибор и ждать Шреддера.

Ороку Саки поднялся со скамьи и почувствовал на себе пристальный взгляд. Бродячий пёс смотрел на него и заискивающе вилял хвостом. Шреддер вернул передатчик в карман и извиняющимся голосом сказал бродяге:

— Прости, приятель!

Затем он шагнул в сторону и исчез в темноте.