Тень сомнения [Лиза Джексон] (fb2) читать онлайн

Джексон Лиза Тень сомнения

Пролог

Озеро Эрроухед, штат Орегон

В любви и на войне все средства хороши. Во всяком случае, так принято говорить.

Но Кейн сомневался в справедливости старой поговорки: ведь на кону стояла судьба Клер Холланд. Нет, к чертям ее, она никогда по-настоящему его не любила. Даже поговорить с ним не хотела по-человечески, если не считать того единственного случая, когда ему удалось-таки заставить ее отворить свои железные ворота.

Кейн с силой нажал на тормоз и заглушил мотор, напомнив себе, что Клер теперь замужняя дама. Правда, с мужем она живет врозь, но не в разводе, и носит фамилию Сент-Джон.

Сквозь лобовое стекло, забрызганное каплями дождя, Кейн задумчиво разглядывал недвижимость, доставшуюся ему в наследство: горную хижину на берегу озера Эрроухед. Развалюха. С крыши свисает сорванная ветрами дранка, два окна заколочены досками, ржавые водостоки забиты палой листвой и грязью, крыльцо просело и покосилось. Чердачное окно разбито, и осколки стекла тускло поблескивают на двускатной крыше крыльца. Когда-то на чердаке этой тесной хижины была его спальня.

«Добро пожаловать домой», – подумал Кейн с угрюмым смешком и, перебросив через плечо брезентовый рюкзак вместе со скатанным спальным мешком, вылез из машины. Ледяной ветер полоснул его как бритвой, заставив низко наклонить голову, в бедре запульсировала боль – сувенир на память, оставленный случайным куском шрапнели во время последней заокеанской командировки. Зажившая рана все еще заставляла его немного прихрамывать и замедлять ход, когда надо было спешить. Он поморщился и вскинул рюкзак повыше на плечо.

Взойдя на крыльцо, Кейн вставил ключ в старый замок, и щеколда легко подалась, дверь со скрипом распахнулась, на пол посыпалась сухая древесная крошка.

Застоявшийся воздух, смешанный с многолетним слоем пыли и непередаваемым ощущением разбитых надежд, окружил его, как только он шагнул через порог. Впервые с тех пор, как он решился на эту миссию, Кейна охватили сомнения. Может, это была неудачная идея, и ему не стоило возвращаться сюда? Наверное, тот парень, который советовал не будить спящую собаку, знал о жизни кое-что такое, чего не знал Кейн.

Увы, теперь уже поздно. Кейн перешагнул через перевернутый кофейный столик. Пути назад нет. Теперь уже нет.

Кейн бросил рюкзак и спальный мешок на кушетку в углу. Когда-то она была розовой и считалась очень современным предметом мебели, но теперь выцвела до буровато-серого цвета, обивка на ней полопалась, местами вылезала войлочная начинка. Подоконники облупились, окна были затянуты паутиной, причем кое-где сохранились останки насекомых, попавших на обед к паукам. Стены из узловатых сосновых бревен покрылись пятнами плесени, в воздухе витал запах гнили.

«Ладно, мне случалось останавливаться в местах и похуже», – напомнил себе Кейн. На Ближнем Востоке и в Боснии он повидал лачуги, в сравнении с которыми эта горная хижина казалась дворцом. Вся разница состояла в том, что ни одну из тех хибар ему не приходилось называть родным домом, и только здесь его душа вдруг лишалась внешних покровов и начинала кровоточить.

Этот убогий домишко Кейн помнил с раннего детства – он жил здесь когда-то с отцом и матерью. Мать работала официанткой, и Кейн вдруг вспомнил, как быстро снашивались ее туфли: ей приходилось много миль проходить взад-вперед по гриль-бару «Западный ветер».

– Будь умницей, милый, позаботься о себе сам, – говорила она, ласково похлопывая его по плечу и улыбаясь своей печальной усталой улыбкой. – Я приду поздно, так что запри дверь и ложись спать. Твой папа скоро вернется.

Ложь! Ложь, как всегда, но спорить не имело смысла. Она целовала его в щеку. От Элис Моран всегда пахло розами и папиросами. Дешевый запах: смесь дешевых духов и дешевого курева. Она покупала сигареты без фильтра, к которым полагались товарные купоны, которые годами копились у нее в ящике комода. Элис никогда не использовала их на хозяйственные нужды – только на что-нибудь особенное. Большая часть подарков, полученных Кейном на Рождество и на день рождения, была приобретена на эти купоны – доход с никотиновой зависимости его матери.

Но все это происходило очень давно, когда жизнь, хоть и скудная, была проста и не задавала девятилетнему мальчику головоломных вопросов. А потом Па попал в аварию, и все изменилось. Все стало гораздо хуже.

У Кейна не было особых причин копаться в собственном прошлом, поэтому он сделал вид, что не замечает бурлившего в груди гнева, как уже научатся не замечать боли в бедре. Но тут ему вдруг попалась на глаза пожелтевшая газета 1980 года с портретом Джимми Картера, и он вновь почувствовал себя неуклюжим бунтарем-подростком – сексуально озабоченным и до чертиков жаждущим лучшей жизни. Ему хотелось ни в чем не уступать Холландам или Таггертам – самым богатым семьям из всех живущих на озере, сливкам местного общества. Их слово много значило не только в небольшом прибрежном городке, носившем индейское название Чинук, но и в городе Портленде, расположенном в девяноста милях к востоку. Но больше всего на свете он хотел заполучить Клер! В голове его не оставалось ни одной посторонней мысли, по телу пробегала дрожь, между ног горел пожар, когда он начинал мечтать о Клер – богатой и неприступной дочери Датча Холланда.

Кейн скомкал старую газету в кулаке, вспомнив, сколько ночей провел без сна, придумывая способы остаться с ней наедине. Все эти грандиозные фантазии не принесли ему ничего, кроме злости, досады и неукротимых, но бесплодных эрекций, сводивших его с ума.

Он не хотел вспоминать о Клер. Зачем еще больше осложнять себе жизнь? Все равно она никогда не считала его ровней. Он был недостаточно хорош для нее. Все ее подростковые мечты были устремлены к Харли Таггерту, сыну главного конкурента ее отца. А к нему, Кейну Морану, она обратилась только один раз. В то чудесное утро.

– Черт! – прорычал Кейн, пытаясь изгнать ее образ из памяти.

Несмотря на дождь, он распахнул окна и впустил в дом резкий влажный ветер, несущий с собой соль Тихого океана. Может, холодный ветер разгонит миазмы отчаяния и разбитых надежд, застоявшиеся в воздухе и цепляющиеся, по добно паутине, за выцветшие шторы и дешевую поломаную мебель.

Оставив открытой дверь, Кейн вернулся к джипу, чтобы захватить свой портфель, портативный компьютер и пинту ирландского виски – дешевого сорта, того самого, что всегда предпочитал его отец. Смешно! Почему он должен пить ту же сивушную дрянь, что и папаша, которого он всегда терпеть не мог? Нелепость, конечно, но что ни говори, а была в этом какая-то преемственность. Как будто он не заслужил большего.

Хэмптон Моран всегда был жалким подонком, злобным до самого дна своей алчной душонки. А после аварии, приковавшей его к инвалидному креслу, он вообще озверел, стал буйным пьяницей, полным жалости к самому себе и неудовлетворенных планов мести. Вернее, выпивал он и раньше, еще до того, как превратился в калеку, – выпивал слишком много и даже поколачивал жену и сына, – но после аварии Па стал пить горькую. Он покупал «Черный бархат»^[1], когда мог себе это позволить, но очень скоро возвращался к дешевому ирландскому пойлу, служившему горючим для его несбыточных надежд.

Неудивительно, что мать Кейна в конце концов бросила их. У нее не было выбора. Какой-то богач соблазнил ее, посулив хорошую жизнь, но поставил условие: она должна оставить Хэмптона и сына. Этому толстосуму не требовался лишний багаж в виде мальчишки-сорванца: у него были собственные дети, не говоря уж о жене. Кейн так и не узнал имени негодяя, но раз в месяц, как часы, он находил в почтовом ящике денежный перевод на свое имя. По такому случаю и Хэмптон был трезвым раз в тридцать дней. Он ждал прихода почтальона, заставлял Кейна вытаскивать из ящика конверт и обналичивать анонимный чек. Па был щедр. Он давал Кейну пятерку, а остальное пускал на свои нужды. Ему еле хватало до начала следующего месяца.

– Слыхал про Иудины кровавые деньги, сынок? – бормотал он, открывая очередную бутылку. – Ну так вот, это блудные деньги. Твоя мать их честно заработала, раздвигая ноги для этой богатой сволочи. Помни, Кейн, ни одна женщина не стоит того, чтобы терять из-за нее свое сердце, а уж тем более кошелек. Женщины – это моровая язва. Чума. Казнь египетская. Все они шлюхи, все до единой. Какую ни возьми – Иезавель^[2].

И он начинал цитировать Писание, путая слова. Кейн хорошо запомнил тот день, когда его мать ушла.

– Я вернусь, – обещала она, плача, прижимая сына к себе так, словно знала, что никогда его больше не увидит. – Я вернусь и заберу тебя от него.

Па храпел – ему надо было проспаться после вчерашнего.

Кейн даже пальцем не шевельнул, чтобы удержать мать или хоть помахать на прощание. Он считал ее предательницей и отвернулся, когда она забралась в длинный черный лимузин с шофером.

– Я обещаю, милый! Я вернусь!

Но она так и не вернулась. Ее слова снова оказались неправдой. И это было всего лишь одно из звеньев в длинной ржавой цепи нарушенных обещаний, составлявшей жизнь Кейна. Он больше ни разу ее не видел, даже не попытался узнать, что с ней произошло. До настоящего момента. Теперь он знал правду, и эта правда жгла его, как клеймо. Кейн не стал искать стакан, просто открыл бутылку и отхлебнул щедрый глоток. Затем смахнул рукавом пыль с дешевого пластикового стола с металлическими ножками, за которым питался первые двадцать лет своей жизни, и включил компьютер. Хорошо, что электричество уже успели подключить: экран загорелся, и компьютер загудел, загружаясь. Щелкнув замком портфеля, Кейн вытащил пухлую папку с заметками, газетными вырезками и фотографиями. Досье семейства Холланд. Он разобрал фотографии и разложил их перед собой, как потрепанную, хорошо знакомую карточную колоду.

Первая карта лицом вверх – бубновый король, старый Датч Холланд, глава семейства и кандидат в губернаторы штата. Холланд всегда заявлял, что он представитель народа, простой парень, свой в доску, хотя Кейн знал, что он так же прост, как двойной морской узел.

Второй была фотография Доминик, бывшей жены Датча. Эта все еще красивая и безупречная, как фотомодель, женщина жила теперь где-то в Европе. Для Кейна она представляла интерес как потенциальный источник информации, способный – за соответствующую сумму наличными – помочь ему в его поисках. Далее шли глянцевые парадные фотографии двух дочерей Датча – Миранды и Тессы. И, наконец, последнее фото – моментальный снимок Клер.

«Жаль, что она в этом замешана, – привычно подумал Кейн. – Причем замешана, судя по всему, по самую макушку».

Угрюмо стиснув челюсти, он разглядывал лица девушек, глядевших на него с фотографий, заказанных в свое время какому-то безымянному, но наверняка дорогому фотографу. Потом бросил портреты Миранды и Тессы на стол рядом с фотографиями родителей. На лице Клер он задержался, изучая его более пристально, хотя этот снимок давно уже отпечатался у него в памяти. Она сидела верхом на пестром пони (на снимке виднелись лишь его шея и круп). Зато сама Клер попала в самый фокус фотокамеры. Его фотокамеры.

Ясные глаза, прямой нос, широкие скулы и свободно рассыпавшиеся по плечам светло-каштановые локоны, обрамлявшие безупречный овал лица. Господи, как же она была хороша! Улыбка у нее была застенчивая и в то же время загадочная, наивно-вызывающая. Черт, даже сейчас у него участился пульс, стоило только подумать о ней – об этой девочке, у которой было все! Но на него она всегда смотрела с презрением и жалостью.

Ну ничего, теперь он положит этому конец.

Ситуация изменилась, все козыри у него в руках! Он теперь хозяин.

Кейн вдруг ощутил укол совести. То, что он собирался сделать, могло поставить Клер под удар. Если начнется следствие, ее жизнь будет вывернута наизнанку и вытряхнута так, чтобы вся скрытая грязь вылезла наружу. Ее личные тайны будут разобраны по косточкам и обглоданы стервятниками, как скелет в пустыне.

Жаль, конечно, но ничего не поделаешь. Если ей будет больно... что ж, такова жизнь. Жизни без боли не бывает. Много лет назад был убит человек. Кто-то столкнул его в озеро, чтобы он навеки обрел водяную могилу, – кто-то, носивший фамилию Холланд. Кейн твердо вознамерился узнать, кто размозжил череп Харли Таггерту и скрывал правду в течение шестнадцати лет. У него были личные причины заниматься этим делом – причины куда более глубокие, чем прозаическая необходимость заработать себе на хлеб. Помимо всего прочего, он был твердо убежден, что Харли мог оказаться не единственной жертвой лжи, скрытой под безмятежной поверхностью озера Эрроухед.

Кейн перелистал страницы своих записей, потом пододвинул к себе компьютер. Его пальцы запорхали по клавишам, печатая заголовок: «Борьба за власть: убийство Харли Таггерта».

Он еще раз отхлебнул из бутылки и начал писать. Его расследование только начиналось, но результат был уже известен. По окончании раскопок в семейных шкафах Холландов обнаружится немало скелетов. Убийце Харли будет предъявлено обвинение в преступлении, совершенном шестнадцать лет назад. И тогда у этого ублюдка Датча Холланда не останется ни единого шанса стать губернатором Орегона. А в семье Холланд не останется ни единого человека, включая Клер, не питающего лютой ненависти к Кейну Морану.

Что же, так тому и быть. Жизнь нелегка, а уж требовать от нее справедливости – вообще напрасный труд. Этот болезненный урок Кейн усвоил много лет назад, и не кто иная, как Клер, стала одной из его преподавательниц. Зато теперь, когда он разоблачит семейство Холланд, это станет его местью и очищением!

Кейн опять приложился к бутылке. Глоток виски обжег ему горло, и Кейн спросил себя, почему вместо воодушевления и подъема его охватывает скверное предчувствие. Словно он, сам того не подозревая, уже сделал первый шаг в преисподнюю.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1996

Глава 1

– Плевать я хотел, что ты будешь делать! Завали Кейна Морана судебными исками по самое «не могу» или расцелуй его вонючую задницу. Накопай на него грязи, подкупи его или убей ублюдка голыми руками, Мэрдок! Все, что угодно, но сделай так, чтобы этой поганой книжонки не было! – Продолжая одной рукой вести машину, Датч с размаху всадил телефон в предназначенное для него гнездо на приборном щитке. – Бесхребетный кретин! – прорычал он, хотя на самом деле Ральф Мэрдок, его адвокат и политический менеджер, был одним из немногих людей в этом мире, которым Бенедикт Холланд доверял.

Терзая зубами ни в чем не повинную сигару, он вдавил в пол педаль акселератора, и его «Кадиллак» рванулся стрелой по узкому шоссе, заросшему с обеих сторон подступающим к самой дороге старым лесом. Замшелые сосны мелькали мимо, сливаясь в неразличимую полосу.

Кто мог подумать, что призрак Харли Таггерта поднимется из могилы и преградит ему путь именно сейчас, в поворотный момент его жизни? И что возомнил о себе Кейн Моран, этот дешевый щелкопер, взявшийся вытащить на свет эту старую историю? Датч хорошо запомнил Морана, хотя виделись они в последний раз много лет назад. Это был злобный щенок, хулиганствующий юнец, обиженный на весь мир, вечно не в ладах с законом. Каким-то чудом ему удалось пробиться в колледж и даже окончить курс, после чего он стал одним из тех идиотов-репортеров, которые, рискуя собственной головой, носятся по всему миру и суют нос в так называемые «горячие точки». Во время последней командировки его ранили (жаль, что не убили!), вот он и решил осесть в родных местах, чтобы написать книгу о смерти Харли Таггерта.

Машина взлетела на гребень холма, и у Датча защемило в груди. Его охватило знакомое ощущение паники – то самое, что накатывало всякий раз, когда он вспоминал о гибели младшего сына Нила Таггерта. В самом темном уголке его души, куда сам Датч не решался заглядывать, жило подозрение, что парню размозжила голову одна из его дочерей.

Но если так, то которая из трех? Его старшая, Миранда, получила юридическое образование и работала помощником окружного прокурора. Честолюбивая, целеустремленная, она была непоколебимо горда и до такой степени похожа на свою мать, что Датча иногда жуть пробирала, когда он смотрел на нее. Ранда унаследовала густые темные волосы Доминик и ее пронзительные голубые глаза. Многие считали его старшую дочь высокомерной, говорили, что у нее в жилах течет ледяная вода, но она, безусловно, была не настолько холодна, да и не настолько глупа, чтобы убить Харли Таггерта. Нет, Датч ни за что бы в это не поверил. Ранда слишком хорошо владела собой, она была из тех женщин, кто точно знает, чего стоит добиваться в этой жизни.

Клер, его вторая дочь, была тихоней, мечтательницей, романтической натурой. В детстве она казалась гадким утенком и была совсем не похожа на сестер, но потом стала выглядеть очень даже неплохо, причем Датч считал, что с годами она будет становиться все краше. Таким, как она, время идет на пользу. В то лето, когда убили Харли Таггерта, она была тихой девочкой, увлекалась спортом. Средняя сестра, на которую никто не обращает особого внимания. Отцу она никогда не доставляла хлопот, пока не влюбилась в Харли Таггерта, и даже теперь, много лет спустя, воспоминание об этом тяжким камнем лежало где-то глубоко у него внутри. Но до недавних пор Датч не считал Харли слишком большой потерей, и мысль о ранней смерти парня не мешала ему спать.

Датч почувствовал, что его пальцы, сжимавшие руль «Кадиллака», вспотели. Клер, с ее грустными, пронзительно-честными глазами и россыпью веснушек на носу, никак, ну просто никак не могла быть убийцей. В ней не было ни малейшей склонности к насилию, про таких говорят, что они мухи не обидят. Неужели он мог так ошибаться?

Солнце садилось за холмы, слепя его своими яркими лучами. Датч опустил козырек. Дорога раздвоилась, и он повернул к старому дому, который когда-то купил за гроши.

«Кадиллак» завибрировал, когда Датч на полной скорости взял поворот. Он даже не заметил, что его занесло прямо на осевую. Пикап, ехавший навстречу, отчаянно засигналил и отвернул на усыпанную гравием обочину, чтобы избежать столкновения.

– Ублюдок! – пробормотал Датч, все еще погруженный в свои мысли.

Оставалась его младшая дочь Тесса. Эта всегда была девчонкой-сорванцом, необъезженной лошадкой. Светловолосая, голубоглазая, с соблазнительной женственной фигурой, вызывающе округлившейся уже к двенадцати годам, Тесса была шальной картой в колоде и головной болью для всей семьи. В то время как Миранда всегда старалась угодить родителям, а незаметная Клер сливалась с мебельной обивкой, Тесса нарочито и дерзко бросала вызов Датчу, не упуская ни единого случая его позлить. Зная, что она его любимица, Тесса бунтовала на каждом шагу. Да, от Тессы можно было ждать любых неприятностей, но Датч не верил, не хотел верить, что она убийца.

– Чтоб им всем гореть в аду! – бормотал он, изжевав в клочья конец сигары.

Вот если бы ему действительно повезло в жизни, у него родились бы сыновья, и тогда все пошло бы по-другому. Совсем по-другому. Бог сыграл с ним злую шутку, послав ему этих трех девчонок. От дочерей человеку одни только беды!

Сбросив скорость у искривленной сосны, посаженной им собственноручно целую вечность назад, Датч направил машину на частную подъездную дорогу, ведущую к дому. Он был влюбленным идиотом, когда высаживал в землю маленькое сосновое деревце, но годы изменили его, любовь поизносилась и лопнула, расползлась по швам.

Датч отпер ворота и проехал по растрескавшемуся асфальту некогда ухоженной аллеи. Серебристые воды озера соблазнительно подмигивали сквозь деревья. Как же ему нравилось когда-то это место!

Вот и последний поворот. Тоска по прошлому охватила его, когда он увидел дом: трехэтажное, асимметричное, хаотично разбросанное на разных уровнях строение. Это было настоящее охотничье логово, уютно угнездившееся в небольшой роще среди дубов и сосен, выходящее задним фасадом прямо на озеро.

Родной дом. Предмет гордости и источник сердечной боли.

Когда-то Датч купил этот дом вместе с лесистым участком в три акра^[3] для своей жены, твердо уверенный, что Доминик полюбит это место так же, как и он сам. Но с той самой минуты, как она увидела грубую бревенчатую кладку и открытые потолочные балки, Доминик всей душой возненавидела их новый дом и все, что было с ним связано. Холодным, оценивающим взглядом она окинула дубовую обшивку стен, простой деревянный настил пола и двускатный потолок. Потом потрогала вырезанные вручную деревянные перила лестницы, каждый столбик которых изображал какое-нибудь полуфантастическое животное, и ее тонкие ноздри раздулись, словно она вдруг почувствовала дурной запах.

– Ты купил это для меня! – спросила она. Ее голос, полный жестокого разочарования, эхом прокатился по громадному холлу, напоминающему пещеру. – Это... это уродство?

Четырехлетняя Миранда, уже тогда вылитая мать, с опаской огляделась вокруг, словно ожидая появления привидений, гоблинов и других чудовищ.

– Я полагаю, это считается произведением искусства? – Доминик брезгливо указала длинным пальцем на самый нижний столбик перил, изображавший лосося.

– Да.

– Ради всего святого, Бенедикт, зачем? Что на тебя нашло? Зачем ты купил это?

Нехорошее предчувствие закралось в сердце Датча. Он развел руками:

– Это для тебя и для девочек.

– Для нас? В этой дыре? В этом захолустье? Вдали от моих друзей?

Доминик пересекла холл и направилась в гостиную со сводчатым потолком и тремя канделябрами из перекрещивающихся оленьих рогов; ее каблуки негодующе защелкали. Датч, вздохнув, поплелся следом.

– Детям здесь будет хорошо...

– Детям будет хорошо в городе, Бенедикт! В городе, где они могли бы общаться с другими детьми своего возраста, жили в достойном их доме и имели возможность соприкасаться с культурой.

Внезапно Доминик увидела, что Клер, едва научившаяся ходить, ковыляет через застекленные двери на заднее крыльцо, выходящее на озеро. Она бросилась следом за дочерью, каблуки защелкали еще быстрее.

– Это будет настоящий кошмар! – Подхватив Клер уже на крыльце, Доминик повернулась и бросила убийственный взгляд на мужа. – Мы не сможем здесь жить!

– Отчего же? Вот увидишь, тебе здесь понравится! Я построю теннисные корты и бассейн с купальней. У тебя будет сад и своя собственная студия над гаражом.

В эту минуту Тесса, проявлявшая норов с самого рождения, оглушительно заорала и принялась энергично вырываться из рук своей няньки.

– Ш-ш-ш, – зашипела шестнадцатилетняя Бонита, пытаясь утихомирить расходившегося херувимчика.

– Я не могу здесь жить! – непререкаемым тоном изрекла Доминик.

– Ты привыкнешь.

– А где девочки будут учить французский?

– Ты сама их научишь.

– Я не нанималась частным репетитором.

– Ну, так мы найдем кого-нибудь. Дом большой.

– А как насчет игры на фортепьяно, фехтования, танцев, верховой езды... О господи боже мой!

Казалось, у Доминик вот-вот начнется истерика. В ее громадных голубых глазах появились слезы, она прижала к губам пальцы с длинными наманикюренными ногтями.

– Все устроится, я обещаю, – попытался урезонить ее Датч.

– Но я просто не могу. Я не создана для домашней уборки! Мне понадобится помощь.

– Знаю, знаю. Я уже переговорил тут с одной местной женщиной, она индианка по фамилии Сонгберд. У тебя будет сколько угодно прислуги, Доминик! Ты будешь жить как королева!

Она презрительно хмыкнула:

– Королева Захолустья! Заманчиво звучит, тебе не кажется?

С самого первого дня Доминик возненавидела жизнь на берегу озера Эрроухед и неустанно твердила, что ничего хорошего в этих местах их не ждет. Как позже выяснилось, она будто в воду глядела.

Датч опустил стекло пониже, впустив в машину влажный после дождя летний воздух. Озеро, нагретое жарким солнцем, казалось спокойным и мирным, словно над этими берегами никогда не бушевали кровавые страсти.

– Сукин сын! – прохрипел Датч, по-прежнему не выпуская из зубов сигары.

Он схватил бутылку виски, привезенную из города, выбрался из «Кадиллака» и, с трудом передвигая затекшие после долгого сидения в машине ноги, направился к дому. Дверь отворилась сама собой, словно его тут ждали. Подошвы его башмаков гулко застучали по пыльным доскам пола. Ему показалось, что он слышит мышиную возню где-то в темном углу.

В кухне Датч порылся в шкафах и нашел стакан, покрытый многолетним слоем пыли. Жаль, что свет, газ, электричество и телефоны подключат только к вечеру. Но, как бы то ни было, в ближайшие дни дом будет полностью приведен в порядок сверху донизу, и его взрослые дочери вернутся сюда, пусть даже вопреки своей воле!

Датч протер стакан пальцами, налил себе щедрую порцию виски и поднялся по ступеням в свою старую спальню, которую столько лет делил с Доминик. Массивная кровать с четырьмя столбиками стояла незастеленная, матрац был покрыт пластиковым чехлом. Он подошел к окнам, раздернул шторы и, прихлебывая из стакана, взглянул на бассейн – давно высохший, забитый палой листвой и грязью. Купальный домик, расположенный рядом с вышкой для прыжков в воду, был заперт много лет назад. Потом взгляд Датча скользнул к спокойным водам озера, которое он так любил. И опять его охватило скверное предчувствие, словно в мозгу неумолимо тикал часовой механизм.

Что же здесь произошло много лет назад? Что он обнаружит?

Датча пробрала дрожь. Он одним духом опрокинул в рот остаток того, что было в стакане. Огненная жидкость обожгла ему горло, скользнула в желудок и согрела его изнутри. Датч снова спустился по лестнице – подальше от этой мрачной, как покойницкая, комнаты, подальше от воспоминаний о давнем безрадостном сексе, лишенном любви. Бог свидетель, Доминик со временем превратилась в законченную стерву!

В кабинете Датч вытащил из кармана бумажник, извлек из него листок, вырванный из блокнота, и уставился на три телефонных номера, принадлежащих его дочерям. Вряд ли они обрадуются звонку от дорогого папочки, но все равно сделают то, что он им велит. Они всегда его слушались.

Датч достал мобильник, его нижняя челюсть воинственно выдвинулась вперед.

Будь проклят Харли Таггерт! Будь проклят Кейн Моран! И будь проклята правда, какой бы она ни была!

– Это нечестно! Почему это мы должны переезжать? Мы же ничего плохого не сделали! Это же не мы – извращенцы!

Воинственно выдвинув вперед подбородок, совсем как дедушка, Шон сверлил мать возмущенным взглядом сквозь падающий на лоб спутанный чуб. Бунтарство исходило от него волнами, оно светилось даже в россыпи веснушек на носу, заметных несмотря на летний загар. Руки мальчика сами собой сжимались в кулаки от бессильной досады. В эту минуту он показался Клер до боли похожим на ее отца. Ей хотелось обнять его и никогда, никогда не отпускать.

– Поверь, дорогой, так будет лучше. Она вывернула содержимое верхнего ящика комода на кровать и принялась укладывать носки и белье в пустую кар – тонную коробку. На сердце у нее было тяжело, она сама не верила своим словам. Боль в конце концов уйдет – так бывало всегда, – но это произойдет не скоро. Очень не скоро.

– Пусть папа сам уезжает!

Шон с размаху опустился на багажный сундук и хмуро уставился в окно на искривленную старую яблоню. Клер проследила за его взглядом и тяжело вздохнула.

К одному из толстых сучьев яблони была привязана автопокрышка, когда-то служившая качелями, – грустное напоминание о детстве ее детей, об их невинности, недавно столь жестоко разрушенной. Покрышка тихо покачивалась на ветру, веревка почернела и измочалилась. Дети уже давно не пользовались качелями; колеи, когда-то прочерченные на земле их кроссовками, успели зарасти травой. Все это было сто лет назад – в то время, когда Клер сумела внушить себе, что в ее маленькой семье все в порядке, что грехи прошлого больше никогда не напомнят о себе, что она обретет покой в этом тихом и сонном провинциальном городке в Колорадо. Как же глубоко она заблуждалась!

Клер со стуком задвинула пустой ящик и с удвоенным ожесточением принялась опустошать второй. Чем скорее она уберется из этой комнаты, из этого дома, из этого проклятого городка, тем лучше!

Шон встал, переминаясь с ноги на ногу, и сунул руки в карманы старых, обрезанных по колено джинсов, готовых вот-вот соскользнуть с его узких бедер.

– Ненавижу Орегон.

– Это большой штат, разве можно ненавидеть столько земли сразу?

– Я там не останусь!

– Ну почему же, дорогой? Там живет дедушка. Мальчик презрительно отмахнулся.

– Я могла бы найти там работу.

– Почасовую работу учительницей? Подумаешь, большое дело!

– Да, большое. Мы не можем оставаться здесь, Шон, ты же сам понимаешь. Со временем ты привыкнешь.

Клер взглянула на пыльное зеркало, где отражалась фигура ее сына. Он был высок, мускулист, над губой и на подбородке уже начали пробиваться первые волоски. Еще недавно по-детски мягкие губы стали суровыми, в углах рта залегли упрямые складки, очертания подбородка обрели решительность. Мальчик на глазах превращался в мужчину.

– Все мои друзья живут здесь. А Саманта? Ты о ней подумала? Она же вообще не понимает, что происходит!

«Я тоже не понимаю, сынок, – сказала про себя Клер. – Так же, как и ты».

– Когда-нибудь я ей все объясню. Шон недоверчиво фыркнул:

– Что ты ей объяснишь, мама? Что ее папочка-извращенец трахал девчонку всего на пару лет старше ее самой? – Голос Шона сорвался. – Что он спал с моей девушкой? – Он ткнул себя пальцем в грудь. – С моей подружкой, черт бы ее побрал!

– Прекрати! – Клер швырнула в ящик ночные рубашки. – Совершенно незачем чертыхаться.

– Незачем? Черта с два! У меня целая куча причин чертыхаться! Признайся, ты ведь потому в конце концов и развелась с папулей, хотя вы давно уже вместе не живете? Ты знала! – Его лицо побагровело, глаза наполнились слезами, хотя он мужественно старался их удержать. – Ты знала и ничего мне не сказала! А теперь точно так же собираешься лгать Саманте?

Ярость и унижение охватили Клер. Она подошла к двери и плотно закрыла ее. Язычок замка тихо щелкнул.

– Саманте всего двенадцать; ей не нужно знать, что ее отец...

– Почему нет? – Шон вскинул подбородок. – Тебе не приходило в голову, что она уже в курсе всех наших грязных маленьких секретов? Что ей могли нашептать ее подружки? – Он горько усмехнулся и покачал головой. – Ах да, у нее же их нет, верно? Ей повезло. Они ей не расскажут, что ее старик – полоумный извращенец.

– Довольно! – закричала Клер, захлопывая второй ящик с оглушительным стуком. – Неужели ты не понимаешь, что мне тоже больно? Он был моим мужем, Шон! Знаю, ты страдаешь, тебе стыдно, тебе хочется провалиться сквозь землю, но поверь, я испытываю то же самое!

– И поэтому ты убегаешь, поджав хвост, как побитая собака?

Такой юный и уже такой озлобленный.Клер изо всех сил вцепилась пальцами ему в плечи и вскинула голову, чтобы заглянуть прямо в его рассерженное мальчишеское лицо.

– Не смей так со мной разговаривать! Твой отец наделал много ошибок, слишком много, но он... – Клер увидела горечь в глазах сына, и что-то внутри у нее сломалось – ненадежная плотина, которую она с таким трудом пыталась возвести. – О, Шон...

Его тело оставалось напряженным и неподвижным, но Клер все-таки обняла его. Ей хотелось дать себе волю и разрыдаться. Увы, такую роскошь она не могла себе позволить.

– Прости меня, милый, – прошептала она. – Прости. Прости. Мне так жаль...

Шон стоял неподвижно, как статуя. Он так и не обнял ее в ответ, и Клер медленно разжала руки.

– Ладно, мама. Это ведь не твоя вина, так? Ты... Ведь не ты же толкнула его на это! – Шон отвернулся, мучительно покраснев.

Недвусмысленный намек в его словах бомбой разорвался в голове Клер. Сотни и тысячи раз она задавала себе тот же вопрос. Может, у нее чего-то не хватает по женской части, и она не способна удержать мужчину? Своего мужа. Какая злая шутка! В глубине души она знала, что ей не в чем себя винить. О, если бы только она раньше спохватилась! Тогда злобные сплетни и пересуды, гнусные обвинения, мучительные сомнения, выворачивающие душу наизнанку, не коснулись бы ее детей. Всю свою взрослую жизнь она стремилась к одному: оградить их.

– Конечно, нет, – ответила Клер дрожащим голосом. – Я знаю, как тебе тяжело. Поверь, это тяжело и для меня. Но, я думаю, всем нам будет лучше – и тебе, и мне, и Саманте, – если мы все начнем сначала где-нибудь в другом месте.

– Мы не должны прятаться. – Взгляд Шона бьи по-прежнему суров, и видел он куда, дальше, чем полагалось бы мальчишке его возраста. – Правда нас везде найдет. Даже в каком-то захолустном городишке в твоем гребаном Орегоне.

Потирая разболевшийся затылок, Клер покачала головой.

– Я знаю. Но к тому времени мы будем сильнее и...

– Ма!

Дверь, скрипнув, распахнулась, и Саманта влетела в комнату. В свои двенадцать лет она выглядела несколько угловатой, руки и ноги казались слишком длинными, в ней пока не было ничего женственного. Вот уже год, как Саманта надеялась отрастить что-нибудь спереди, но крошечные бутончики не заполняли даже нулевого лифчика, который она стеснялась носить. Многие девочки из ее класса уже вполне развились, в раздевалке только и было разговоров, кто носит чашки В и С, а ей вот не повезло дорасти даже до А. Для Саманты это было несчастьем, но ее более умудренная жизнью мать благодарила за это бога. В конце концов, некоторые цветы распускаются поздно, и Клер считала, что чем позже, тем лучше.

– Что происходит?

– Ничего, просто укладываю вещи, – бодро откликнулась Клер.

Слишком бодро. Она сама почувствовала фальшь в своем голосе. Шон закатил глаза к потолку и растянулся на кровати, заваленной майками, рубашками, трусами и пижамами. Клер швырнула оставшийся без пары носок в стоявший у дверей мешок с тем, что предназначалось на выброс.

– Опять вы ссорились? – обеспокоенный взгляд Саманты перебегал от брата к матери и обратно.

– Да нет, вовсе нет.

– Я же вас слышала! Вы кричали.

«Господи, только не сейчас! – мелькнуло в голове Клер. – Я этого не выдержу».

– Шон не хочет переезжать, – хмуро пояснила она, отправив свою старую сумку в другой мешок, предназначенный для Армии спасения. – Он не хочет расставаться с друзьями.

– Все его друзья – недоумки и тупицы.

– Ты-то что в этом понимаешь? – тотчас же взвился Шон.

– Мама Бенджи Норта нашла загашник прямо у него в спальне – марихуану, гашиш и...

Клер перевела взгляд на Шона. Ее худшие подозрения подтвердились. Ей стало трудно дышать, руки сами собой сжались в кулаки.

– Это правда?

– Его подставили.

– Подставили? Кто подставил? Молчание. Краткое, но выразительное.

– Его старший брат, – солгал Шон. – Это Макс спрятал свое добро в комнате у Бенджи, хотел задурить голову предкам. Бенджи чист, я клянусь!

При этом он метнул на сестру убийственный взгляд.

– Самому Максу всего семнадцать.

– Курить «дурь» можно в любом возрасте, ма.

– Я знаю. – Клер заставила себя разжать пальцы. – Это-то меня и беспокоит. Как насчет тебя, Шон?

– Я ничего не делал! – воскликнул он с чересчур пылким возмущением.

Саманта открыла было рот, но передумала и промолчала. Шон тяжело перевел дух.

– Ну, разве что пару косячков и пожевал немного, но об этом тебе уже известно.

– Шон...

– Он говорит правду, – вступилась Саманта, сверля брата взглядом заговорщицы.

Клер вздрогнула и похолодела, вспомнив, какие тайны связывают ее с собственными сестрами.

– А ты откуда знаешь? – спросила она у дочери.

– Я иногда проверяю его комнату.

– Что?! – прошептал Шон, потеряв голос от негодования.

Саманта пренебрежительно повела плечом.

– Все, что у него есть, это запас «резинок», пара экземпляров «Плейбоя» и зажигалка.

– Ах ты, чертова шпионка! – Стиснув кулаки в бессильной злобе, Шон подошел к сестре и посмотрел на нее сверху вниз. – Ты не имеешь права рыться в моих вещах! Держись подальше от моей комнаты, а не то я прочитаю твой идиотский дневник! Что? Думала, он у тебя такой тайный?

– Если ты только посмеешь...

– Прекратите оба! – приказала Клер, сообразив, что этот разговор может завести их очень далеко. – Хватит! Рыться в чужих вещах нехорошо, и это касается вас обоих. – Потом, чтобы разрядить обстановку, она добавила: – Это разрешается только матери. Если кто и будет проверять, где что лежит, так это я. Я живо обнаружу все ваши тайники.

– Как же, как же! – поддразнил ее Шон.

– Ты меня еще не знаешь.

Подойдя к зеркалу, Саманта сдернула резинку со своего конского хвостика, тряхнула волосами и нахмурилась, заметив прыщик на лице.

– Ну, я, например, только рада, что мы переезжаем, – заявила она. – Мне надоело, что все на меня глазеют и говорят за спиной всякие гадости про папу.

«Боже, пошли мне сил!» Скрестив руки на груди, Клер прислонилась к комоду.

– Какие гадости?

– Кэнди Уиттакер говорит, что папа какой-то чокнутый и что он делал что-то нехорошее с Джессикой Стюарт. Но я ей сказала, что быть этого не может, потому что Джессика встречалась с Шоном.

Шон застонал и повернулся спиной к сестре.

– И что сказала на это Кэнди? – спросила Клер, с трудом выдавливая из себя слова.

– Она засмеялась. Знаешь, таким гаденьким смешком – у меня даже мурашки пошли. А потом она сказала Тэмми Доусон, что я – типичный случай «детской депривации» и что ей лучше знать, потому что у нее папа психиатр. – Саманта вскинула подбородок, не желая мириться с тем, что считала клеветой на отца, однако взгляд у нее был встревоженный. – Но ведь это неправда? – спросила она тоненьким голоском, нервно сплетая и расплетая пальцы. – Папа ничего плохого не делал с Джессикой? Ведь ты не поэтому решила с ним развестись?

У Клер упало сердце. Закусив губу, борясь с новым приступом слез, она обняла Саманту.

– У нас с папой было много проблем, и ты это знаешь.

– У всех есть проблемы. Ты сама так говорила.

В голосе Саманты послышались слезы, ее светлая головка поникла.

– Это правда, девочка моя. У всех свои проблемы. Но...

– Нет!

Саманта попыталась высвободиться, однако Клер твердо решила, что настала пора поговорить начистоту, тем более что подружки дочери уже сами пытаются ее «просвещать».

– Но правда и то, что говорила Джессика. Что они с папой были... ну, в общем, близки.

Саманту била крупная дрожь.

– Близки?

– Они койками дружили, – пояснил Шон. – Ну, трахались, короче.

– Нет!

– Замолчи, Шон! – Клер крепко прижимала к себе дочь. – Не смей так выражаться в этом доме!

Взгляд у Саманты стал совершенно безумный.

– Это неправда! Папа... он же не мог...

– Что бы ни случилось, ты должна верить в своего отца. В конце концов, ничего особенно страшного не произошло, не нужно обвинять его во всех смертных грехах.

Клер слышала свой голос словно со стороны, он звучал как похоронный колокол. Сама она утратила веру в Пола в незапамятные времена, задолго даже до того, как отказалась поддерживать видимость давно развалившегося брака, который терпела только ради детей. Теперь собственное мученичество показалось ей издевательски жестокой шуткой. Дети будут травмированы на всю жизнь.

– Мы с папой давно уже жили раздельно к тому времени, когда... ну, в общем, когда Джессика сказала, что это случилось.

– Ты хочешь сказать, что Джессика соврала? – с надеждой спросила Саманта.

– Черта с два! – усмехнулся Шон. – Я сам их застал. Они трахались, как мартовские коты!

– Прекрати, Шон!

– Нет! – истерически закричала Саманта. – Нет! Нет! Нет! Нет!

– Милая, я только повторяю тебе то, что говорила сама Джессика. – У Клер закололо сердце от боли за дочь. – Никто из нас ничего толком не знает.

– Но почему?! – Голос Саманты сорвался.

– Потому что она шлюха, а он извращенец, – снова ухмыльнулся Шон.

– Нет! Это неправда! – Саманта наконец вырвалась из рук матери. – Я тебе не верю! – Она бросилась к дверям. – Ты все врешь, Шон! Сам ты извращенец!

Когда дверь за ней захлопнулась, Клер повернулась к сыну:

– Это было возмутительно.

– Это была правда.

– Можно было как-то смягчить...

– Зачем? Чтобы позволить этой грязной суке Кэнди Уиттакер ткнуть Сэм носом в эту самую правду? Не увиливай, ма, ты сама знаешь, что наш папаша – извращенец, зацикленный на молоденьких девочках. И Саманте лучше знать, что он собой представляет. Тогда ей больше не придется от этого страдать.

– Не придется? – шепотом переспросила Клер.

Внезапно она словно очнулась и бросилась вслед за Самантой на улицу. Жаркий ветер шевелил листья осин, заставляя их трепетать и переливаться в лучах солнца. В соседском дворе яростно лаяла собака. Клер побежала по тротуару вслед за дочерью, с трудом уклонилась от столкновения с малышом на трехколесном велосипеде и чуть не упала, споткнувшись о корни дерева, пробившиеся сквозь цементные плиты. Саманта рыдала, золотистые волосы развевались у нее за спиной, длинные ноги стремительно несли ее вперед, словно она надеялась на бегу оторваться от страшных слов, прозвучавших в доме.

«Она убегает. В точности как я, – сказала себе Клер. – Но ведь от прошлого не убежишь. Рано или поздно оно обязательно тебя догонит».

На Сентер-стрит Саманта бросилась прямо на красный свет, и какой-то грузовичок едва успел вовремя затормозить, чтобы не сбить ее. У Клер остановилось сердце.

– Осторожно! – закричала она.

– Эй, малышка, так и на тот свет загремишь! – крикнул водитель вслед девочке, не выпуская изо рта сигареты.

Клер махнула ему рукой и тоже выбежала на дорогу.

– Саманта, остановись! – закричала она, но Саманта даже не обернулась.

– Вот чертовы бабы! – выругался водитель, и грузовик с ревом умчался.

Тяжело дыша, Клер нагнала дочь неподалеку от парка. Солнце пекло беспощадно, отражаясь слепящими бликами от бамперов автомобилей и белых цементных плит тротуара. По лицу Саманты текли слезы.

– Девочка моя, – прошептала Клер. – Прости меня.

– Ты должна была все мне рассказать!

– Я не знала как.

– Я его ненавижу!

– Нет, ты не можешь ненавидеть родного отца.

– Все равно! Я его терпеть не могу! – Она судорожно перевела дух, а когда Клер попыталась ее обнять, отшатнулась. – И тебя тоже!

– О, Сэми, нет...

– Не смей меня так называть! – Саманта перешла на визг, и Клер запоздало сообразила, что именно так всегда называл девочку Пол.

– Ладно, не буду.

Громко всхлипывая и шмыгая носом, Саманта вытерла слезы тыльной стороной ладони.

– Я рада, что мы переезжаем. Очень рада.

– Я тоже.

– О, нет! – Саманта вдруг побледнела и отвернулась, изо всех сил стараясь сдержать дрожь.

Клер оглянулась через плечо и увидела Кэнди Уиттакер, стройную девочку с осиной талией и такими грудями, каких, по мнениюКлер, двенадцатилетним иметь не полагалось. Кэнди шествовала им навстречу под ручку с другой девочкой, которую Клер не узнала. Завидев Саманту и ее мать, девчонки уставились на них, расплылись в улыбках и принялись шушукаться. Клер своим телом как щитом загородила дочь от маленьких сплетниц и дождалась, пока они, поминутно оглядываясь, не свернули на дорожку, ведущую к теннисным кортам.

– Все в порядке. Они тебя не тронут. Идем. – Взяв дочку за руку, Клер перевела ее на другую сторону улицы, и они вместе направились к дому.

«Шон, скорее всего, прав, – думала она. – Переезд не решит наших проблем, мы не сможем никуда убежать». Она однажды уже пыталась, когда-то давным-давно, но прошлое продолжало упорно преследовать ее, хватая за пятки, как злобный пес. И вот теперь оно нагнало ее. Клер не сказала ни Саманте, ни Шону, что им так и так пришлось бы переехать в Орегон. Выбора у нее не было. Ее отец, богатый человек, привыкший ни в чем не встречать отказа, позвонил на про-шлой неделе и потребовал, чтобы она вернулась на озеро Эрроухед – в то самое место, где ее поджидали кошмары. Она пыталась протестовать, но Датч пресек все возражения в корне, и ей пришлось согласиться. Он знал о ее проблемах с Полом и пообещал помочь ей с переездом и замолвить словечко в местном школьном совете. Датч предложил ей жить бесплатно в огромном доме, где она выросла; словом, дал понять, что у нее будет возможность обрести почву под ногами в своем новом качестве – матери-одиночки.

Клер понимала, что глупо было отказываться, но ее смутил его грозный тон, не суливший ничего хорошего; у нее даже волосы на затылке шевельнулись от суеверного предчувствия. Датч намекнул, что ему известно кое-что о прошлом – не все, но достаточно, чтобы она поняла, что ей придется его выслушать и поговорить о том, что произошло шестнадцать лет назад. Клер согласилась приехать, хотя при мысли о предстоящем разговоре у нее все переворачивалось внутри.

– Идем, – сказала она Саманте. – Все будет хорошо.

– Ничего хорошего не будет, – буркнула в ответ Саманта.

«Ты даже не представляешь, как ты права, родная моя!» – подумала Клер, а вслух сказала:

– Все наладится, вот увидишь. Мы постараемся. Опять она сказала неправду. Все ее слова были ложью, от первого до последнего.

Тесса включила радио, чувствуя, как встречный ветер приятно охлаждает щеки. Ее «Мустанг» с откидным верхом стремительно пересекал горный массив Сискью-Маунтинз на границе с Орегоном. Выжженный солнцем пейзаж Северной Калифорнии был совершенно безлюдным и нагонял тоску, холмы как будто выцвели. Тесса гнала машину уже много часов подряд и знала, что скоро ей придется остановиться, иначе ее мочевой пузырь грозил лопнуть от пива, которое она успела выпить по дороге от самой Сономы.

Вот и сейчас ледяная бутылка пива «Курз» была зажата у нее между голых коленей. Возить в машине открытые контейнеры с алкоголем было запрещено. Пить за рулем было запрещено. Что ж, если на то пошло, все, что в этой жизни доставляет удовольствие, либо незаконно, либо аморально! Тесса решила, что ей, в сущности, наплевать. Особенно теперь, когда она по требованию отца возвращалась к озеру Эрроухед.

Холодок пополз у нее по позвоночнику.

– Ублюдок! – пробормотала она.

Из радиоприемника раздавался только треск разрядов. Тесса переключала клавишу за клавишей, но стены каньонов вокруг были слишком высоки, настройка не работала. Ей ничего другого не оставалось, как включить магнитофон, хотя все пленки были уже старые, заигранные. Пошарив в открытой коробке на пассажирском сиденье, Тесса выбрала Дженис Джоплин. Поразительное дело: женщина уже сто лет в могиле, а ее песни до сих пор нутро выворачивают. Да, это был настоящий рок! Голос Дженис Джоплин, одновременно пронзительный и хриплый, затрагивал какие-то тайные струны в самом темном уголке души Тессы. Старушка Дженис пела так, что было понятно: она знает, что такое боль, да не просто боль, а настоящая, раздирающая внутренности агония. Ощущение, с которым Тессе приходилось жить каждый день.

Музыка полилась из колонок. Тесса отхлебнула из своей бутылки и потянулась к отделанной индейской бахромой сумочке за сигаретами.

Возьми,

Возьми еще кусочек сердца моего,

Милый,

Угощайся,

Отломи еще кусочек...

«Вот оно! – подумала Тесса. – Отломи еще кусочек моего сердца. Разве не этим занимались все мужчины, которым я когда-либо доверяла?» Она сунула в рот свою любимую тонкую сигарету «Вирджиния-Слим», ткнула пальцем в прикуриватель и почти бессознательно надавила на педаль газа. Стрелка спидометра подползла к восьмидесяти: явное превышение скорости на этой горной дороге, но Тесса ни на что не обращала внимания, ей было все равно. Она как будто опять превратилась в девочку-подростка. Ее затянуло в бурный омут прошлого, которое так долго пряталось в подсознании, что она уже сама не смогла бы с уверенностью сказать, что было на самом деле, а что ей только пригрезилось.

Прикуриватель выскочил из гнезда; Тесса раскурила сигарету, выпустила дым через ноздри, и его тотчас же отнесло ветром. Дженис Джоплин продолжала скармливать любимому кусочки своего сердца, а Тесса допила пиво, выбросила пустую бутылку из машины, и та разбилась со звоном, прорвавшимся сквозь песню и рев мотора. Голос Джоплин умолк. Тесса пальцем поправила солнечные очки, съехавшие с переносицы, а коленом умудрилась нажать кнопку перемотки. Хотелось еще раз послушать любимую песню – так будет легче подготовиться к тому, что ей предстояло.

Меньше чем через шесть часов она встретится со своей семьей впервые за много лет. Внутренности у нее сводило судорогой. Когда Датч несколько дней назад позвонил ей, он поклялся, что обе сестры будут ждать ее на озере Эрроухед.

– Засранец! – пробормотала Тесса, швырнув окурок на дорогу. – Прекрасно знает, как они всегда были нужны мне.

Клер и Миранда. Романтическая принцесса и ледяная королевна. Сколько лет Тесса не видела их вместе! Сколько лет прошло с тех пор, как они втроем жались друг к дружке, мокрые и дрожащие, как клялись, что никогда никому не расскажут, что на самом деле произошло в тот вечер.

Вся дрожа, Тесса потянулась назад, со щелчком открыла сумку-холодильник, ее пальцы сомкнулись на горлышке новой бутылки «Курза», стоявшей наготове среди кубиков льда. Но она передумала: скоро граница штата, пора завязывать с выпивкой. И когда Джоплин запела снова, Тесса решила, что хватит отрывать по кусочку от собственного сердца. Пора наконец посмотреть в глаза проклятой правде.

– Он опять приходил, – объявила Луиза, просунув голову в дверь крошечного кабинета Миранды.

Миранда зябко поежилась.

– Кто? – спросила она, хотя уже знала ответ.

– Тот самый гад, который ходит за тобой, как ищейка, последние три дня.

Луиза протиснулась в кабинет, машинально поправила на стене юридический диплом Миранды, почему-то не желавший висеть прямо, и прислонилась к узкому картотечному шкафу. Чернокожая красавица Луиза работала секретаршей в департаменте окружного прокурора округа Малтномы вот уже четыре года. Сейчас ее красивые и умные миндалевидные глаза были полны тревоги.

Миранда весь день не заглядывала в свой тесный кабинетик, да и сейчас зашла только для того, чтобы захватить кое-какие бумаги. Весь день она совещалась с патологоанатомом и снимала показания с Дениз Сантьяго по делу об убийстве Ричмонда. Но с Луизой стоило поговорить, отложив все дела: она не стала бы беспокоить ее понапрасну.

– Что же это за тип? – задумчиво пробормотала Миранда, укладывая в портфель пухлую кипу сделанных от руки заметок.

На глаза ей попалась фотография в рамке, всегда стоявшая на уголке письменного стола: ее любимый снимок, изображавший ее вместе с сестрами. Снимок, сделанный много лет назад, когда ей было только пятнадцать. Три девочки на пороге отрочества стояли, взявшись под руки, на огромном валуне, высоко над сердитыми серыми водами Тихого океана. Щеки у них разрумянились, улыбки были невинными, а души свободными, как ветер, трепавший их волосы. Время невинности, которое невозможно вернуть С тех пор миновала целая жизнь...

Миранда со щелчком закрыла портфель.

– Хотела бы я знать, кто он такой. Луиза пожала плечами.

– Понятия не имею. Но у меня такое чувство, что ничего хорошего от него ждать не приходится.

– Но здесь же не проходной двор, черт побери! Это департамент окружного прокурора! Полицейский участок рядом, кругом дюжины полицейских. Как он сюда попадает?

– Как и все – через парадную дверь. В этом и состоит недостаток всех общественных зданий. Они содержатся на деньги налогоплательщиков, стало быть, сюда может попасть любой идиот с улицы. – Луиза скрестила руки на груди. – Петрильо тоже не в восторге от того, что этот тип здесь шныряет. Он мне велел тут же дать ему знать в следующий раз, как только наш таинственный незнакомец снова появится.

Фрэнк Петрильо был детективом, и в департаменте окружного прокурора Малтномы он проработал гораздо дольше, чем Миранда. Недавно Фрэнк развелся, оставив жене двух детей, с которыми виделся куда реже, чем ему хотелось, и в последние три месяца то и дело приглашал Миранду пообедать. Она вежливо уклонялась, и до сих пор они только раз вместе поели пиццы, задержавшись допоздна на работе. Заходить дальше Миранде не хотелось: она принципиально не встречалась с коллегами по работе. Это был ее личный закон – неписаный, но соблюдавшийся неукоснительно.

– Я просто не понимаю, почему он всякий раз приходит, когда меня нет, и не сообщает свое имя или телефон. Почему мы с ним никак не можем встретиться лицом к лицу, черт побери?

Миранда с раздражением оглядела свой рабочий стол, на котором, как всегда, царил беспорядок. Папки с делами горкой возвышались в одном углу, на мониторе компьютера лежал открытый толстый справочник, возле настольного календаря стояла полупустая чашка кофе, поверхность которого уже затянулась пленочкой.

– А тебе не приходило в голову, что он какой-нибудь маньяк?

«Конечно, приходило!» – подумала Миранда, а вслух сказала:

– Для маньяка он слишком неосторожен. Очень уж много народу его видело.

– А по-моему, он ведет себя как типичный маньяк. Миранда пожала плечами.

– Ну-ка опиши мне его.

– Он приходил уже в третий раз, – Луиза подняла вверх три тонких пальца. – Был здесь вчера и позавчера. Имени не называет, а когда я предлагаю ему поговорить с кем-то еще, тут же испаряется.

– А как он выглядит?

Раньше Миранда об этом не спрашивала: у нее не было ни времени, ни особой охоты. Но теперь таинственный незнакомец начал слегка действовать ей на нервы.

– Вот в том-то все и дело! – Луиза улыбнулась ослепительной белозубой улыбкой впервые за весь день. – Этот парень выглядит так, будто сошел с рекламы «Мальборо». Ну, ты меня понимаешь: этакий грубоватый, мужественный ковбой, нешлифованный алмаз. Волосы черные, глаза серые, взгляд стальной, без улыбки. Рост – шесть футов два дюйма, худощавый, костюм всегда один и тот же: джинсы, рубашка без галстука, потрепанная кожаная куртка.

– Значит, ничего особенно страшного?

– Да нет, но меня вообще не так-то легко запугать. Улыбка Луизы погасла, и Миранда сразу вспомнила о ее бывшем муже. Этот человек избивал Луизу и несколько раз грозился убить, пока она не нашла в себе мужества порвать с ним и расторгнуть ненавистный брак.

– Но есть в нем что-то такое... не внушающее доверия, – продолжала Луиза. – Когда ему не удалось проскользнуть мимо меня, он остановился у стола Дебби, улыбнулся и включил на полную мощь свое обаяние.

– А оно у него есть? – спросила Миранда.

– Да как тебе сказать... В общем, да. Если тебе нравятся мужчины, способные включать обаяние по требованию, как радиоприемник: улыбка одним уголком рта, ямочка на щеке. В один момент Мистер Неприступность превращается в Мальчишку с Соседнего Двора. Если хочешь знать, в этом есть что-то жуткое. Ну, словом, он начал задавать Дебби разные вопросы – и все о тебе. Вопросы личного характера. А Дебби... Ну, ты же ее знаешь. В общем, стоило только мне подойти, как он тут же сделал ноги.

– Может, он репортер?

– Тогда почему он не оставил визитку? Почему не договорился о встрече, черт бы его побрал? А? Говорю тебе, подруга, это подозрительный тип! Что-то с ним нечисто.

– У нас тут таких много.

Луиза покачала головой. Ее черные локоны блеснули в беспощадном свете люминесцентных ламп.

– Нет, милая, у нас тут таких нет. Только не в конторе прокурора! И хотя он не похож на чокнутого с пистолетом, в наше время излишняя осторожность не помешает.

– Но ведь Петрильо его проверяет, верно? Луиза пожала плечами.

– Пытается.

– Не волнуйся, – Миранда вскинула на плечо ремень сумки и подхватила другой рукой тяжелый портфель. – Я беру небольшой отпуск. Может, пока меня не будет, ему все это надоест, и он залезет обратно в свою щель.

– Как Ронни Клюг?

У Миранды непроизвольно напряглись плечи и шея, она поставила портфель на пол и невольным жестом дотронулась до крошечного шрама на шее.

– Я не думаю...

– Это может быть еще кто-нибудь из тех, кого ты когда-то засадила за решетку, Ранда. Ты уже столько лет тут работаешь, что за это время кое-кто из твоих подопечных мог отсидеть свое и выйти.

– Этот человек похож на бывшего заключенного?

– Не знаю. Вообще-то, не похож, но трудно сказать наверняка. Помнишь Теда Банди? Красивый малый. Обаятельный. Просто убийственный шарм!

– Тут нечего возразить, – согласилась Миранда.

– Петрильо просматривает твои старые дела. Особенно тех, кого ты упекла за драки и избиения. Вся беда в том, что список слишком длинен.

– Слушай, Луиза, не надо так из-за меня дергаться, ладно? Только потому, что какой-то тип что-то вынюхивает.

– Тут есть из-за чего дергаться. Похоже, этот человек из тех, кто просто так не отступится. Так что советую тебе почаще оглядываться, пока будешь отдыхать.

«Отдыхать! Если бы Луиза только знала, если бы могла вообразить, что я собираюсь делать, куда направляюсь.»

Обычно Миранда была не склонна к нервным припадкам, но страхи Луизы, а особенно упоминание о Ронни Клюге, сильно подействовали на нее. Ронни Клюг и его двенадцатидюймовый нож.

Мысль о предстоящей встрече с отцом тоже не улучшила ей настроения. Направляясь к машине, Миранда чувствовала, что все внутренности у нее как будто стянуло узлом. Датч Холланд привык добиваться своего любой ценой – и от бывшей жены, и от дочерей, и от сотен своих служащих. И вот теперь ему зачем-то потребовалось видеть ее, свою старшую дочь.

Бросив портфель в багажник, Миранда окинула взглядом стоянку, потом заглянула через окно на заднее сиденье своего «Вольво» и, только убедившись, что никто не прячется по темным углам, села за руль. Стараясь не обращать внимания на головную боль, от которой разламывались виски, она влилась в поток машин, медленно продвигавшихся к выезду из города. Кондиционер в машине был выключен, поэтому она опустила стекло, и в машину сразу ворвался порыв горячего летнего воздуха, который нельзя было назвать ветром. Миранда мельком поймала свое отражение в зеркале заднего вида. Ничего хорошего. Помада на губах стерлась, тушь с ресниц осыпалась, глаза красные и воспаленные, волосы, стянутые на затылке строгим узлом, начали выбиваться из прически.

– Отлично, – пробормотала она, перестраиваясь в другой ряд, сорвала с волос скреплявшую их широкую мягкую пряжку и бросила ее на сиденье рядом с собой. – Просто отлично.

Что же это за тип расспрашивал о ней коллег, и почему это случилось именно сейчас, когда на нее свалилось разом столько неприятностей? Именно теперь, когда ее отец вдруг решил проявить свою деспотическую власть? Когда вся ее жизнь могла полететь в тартарары?

– Возьми себя в руки! – вслух сказала Миранда. Она не могла позволить нервам разгуляться. Только не сейчас. Слишком дорогой ценой далось ей ее нынешнее положение. Она вскарабкалась по служебной лестнице и добралась до департамента окружного прокурора, причем каждую ступеньку приходилось брать с боем, и за это время ей сполна досталось и физических, и эмоциональных перегрузок. А теперь какой-то таинственный субъект рыщет вокруг нее.

Ничего, он ее не достанет! И не будет она расстраиваться из-за своего дорогого папочки. Как это на него похоже: оставить ей краткое сообщение на автоответчике. Приказ явиться пред его светлые очи.

Проведя рукой по волосам, Миранда расправила спутанные пряди и нахмурилась.

Датч Холланд приказал ей приехать на встречу с ним в дом на озере. Другого места не нашел! Старый дом столько лет стоял заколоченным. Она надеялась, что его двери никогда больше не откроются и скрытые за ними страшные тайны не выйдут наружу.

– Ничего не поделаешь, – пробормотала она себе под нос, объезжая огороженный оранжевыми щитами участок ремонтных работ.

Внезапно ей в голову пришла тревожная мысль. А что, если таинственный незнакомец, который расспрашивал о ней в конторе, как-то связан с приглашением отца в дом на озере? Или он чисто случайно появился в то же самое время, когда отец вдруг потребовал ее к ответу? Хотелось бы так думать, но Миранда Холланд слишком много лет проработала в юридической системе. Она не верила в совпадения.

Глава 2

– Сейчас или никогда, – сказала себе Миранда. И, вздохнув, добавила: – Уж лучше бы никогда.

Она выключила двигатель своего «Вольво» и через залепленное мошкарой лобовое стекло, закусив губу, посмотрела на тихие воды озера. Потом голова ее сама собой опустилась, она прижалась лбом к рулевому колесу. Мысленным взором Миранда видела себя восемнадцатилетней, промокшей насквозь, перепуганной насмерть. Она стояла перед отцом и что-то отчаянно врала сквозь стучащие от озноба зубы. С того лета она сюда не возвращалась.

– Не раскисай! – приказала себе Миранда.

Она не имела права развалиться на части в такую минуту. Прошло столько лет, она приложила столько усилий, чтобы доказать своему отцу и всему миру, что она не просто дочка Датча Холланда, но и сама по себе чего-то стоит! Неужели теперь она должна все потерять?

Схватив сумку и плащ, Миранда вылезла из машины, прошла по дорожке, ведущей к широкой веранде, которая опоясывала дом со всех сторон, и постучала в дверь, но ответа дожидаться не стала. Повернув ручку, Миранда убедилась, что дверь не заперта, и вошла в дом, где выросла. На нее тут же обрушились десятки воспоминаний. Благополучное детство, когда они с сестрами не задумывались, почему отец вечно отсутствует, а мать занята только собой. Воспоминания отрочества были окрашены в более мрачные тона: она узнала, что брак ее родителей рушится, что некогда связывавшее их любовное чувство ускользнуло между пальцев, как вода. И, наконец, та страшная роковая ночь, когда жизнь изменилась бесповоротно.

В холле ее встретили запахи недавней генеральной уборки: пахло растворителем, моющими средствами, отскобленной до свежего слоя сосновой древесиной и воском. Натертые полы мягко блестели, лампы, с которых недавно стерли пыль, разбрасывали повсюду пятна света, обшитые дубовыми панелями стены лоснились новым лаком.

– Папа? – окликнула Миранда, проводя пальцами по перилам лестницы, убегавшей на второй этаж.

Когда-то на первом столбике перил была вырезана изящная фигурка лосося с изогнутой спинкой, но теперь его уже трудно было различить.

– Я здесь.

У нее сжалось сердце от одного лишь звука его голоса. Первые восемнадцать лет своей жизни Миранда выполняла великую миссию – старалась угодить отцу, доказать ему, что она ничуть не хуже любого сына, который мог бы у него родиться, но не родился. Датч никогда даже не пытался скрывать, что ему хотелось иметь сыновей – сильных, здоровых сыновей, которые когда-нибудь унаследуют его дело. Вот Миранда и пыталась заполнить этот зияющий пробел, образованный отсутствием наследников мужского пола. Разумеется, все ее попытки оказались пустой тратой времени.

Стиснув в кулаке ремень сумки, Миранда пересекла просторный холл и вошла в парадную гостиную, расположенную в задней части дома: великолепную комнату с потолком высотой в три этажа и стеклянными дверями во всю стену, выходящими на озеро.

Ее отец сидел в своем любимом кожаном кресле с откидной спинкой, удобно расположенном сбоку от камина. Строгий костюм с галстуком, до хруста накрахмаленная рубашка, ботинки начищены до ослепительного блеска – все как всегда. Он не потрудился встать при ее появлении, лишь обхватил свой стакан с виски и откинулся на спинку кресла, наблюдая, как она входит. На столе рядом с ним лежала раскрытая газета, со всей мебели были сняты чехлы. Даже большой концертный рояль, за которым она когда-то брала уроки музыки, отливал черным лаком в углу.

– Миранда! – Голос Датча звучал хрипло, как будто надтреснуто. – Ты выглядишь точь-в-точь...

– Знаю, знаю. – Она заставила себя улыбнуться. – Точь-в-точь как мама.

– Она была очень красивой женщиной. Впрочем, я полагаю, она такой и осталась.

– Я должна воспринять это как комплимент? – спросила Миранда.

Что ему от нее нужно после стольких лет? Все это время они почти не общались, и его это вроде бы устраивало.

– Разумеется. – В глазах его мелькнула странная искорка, когда он жестом указал ей на стул с высокой спинкой напротив себя. – Ты всегда была самой сообразительной из трех. Налей себе выпить и садись.

Но ее не так-то легко было успокоить, и садиться она не стала.

– Самой сообразительной? Что ты хочешь сказать? Миранда скрестила руки под грудью, от души надеясь, что за невозмутимым и солидным фасадом помощника окружного прокурора не видно испуганной и растерянной двенадцатилетней девочки, ставшей невольной свидетельницей страшных скандалов между родителями. Все-таки поразительно, что ее, бесстрашно противостоявшую суровым судьям, язвительным и скользким адвокатам, не боявшуюся даже самых закоренелых преступников-рецидивистов, до сих пор может выбить из колеи этот единственный человек. Большую часть своей жизни она пыталась, но так и не смогла завоевать одобрение отца. Лишь несколько лет назад она перестала биться головой об стену, примирилась со своим поражением и стала сама себе хозяйкой. В глубине души ей было уже все равно, одобряет он ее или нет. И все-таки стоило ему свистнуть, как она прибежала. И сердце у нее было не на месте.

– Мне надо кое-что обсудить с моими девочками.

– Девочками? Во множественном числе?

Это было что-то новенькое. И новость не из приятных.

– Клер и Тесса скоро будут здесь.

– Зачем? Что происходит?

Ее кольнуло чувство вины. А вдруг отец умирает? Вдруг он тяжело болен? Но, глядя на коренастого мужчину в кожаном кресле цвета бычьей крови, она отбросила свои страхи. Лицо у Датча было загорелое, голубые глаза, ясные, как июньское утро, смотрели на нее поверх очков, сдвинутых на кончик носа. Правда, в темно-каштановых волосах, попрежнему густых и жестких, заметно проступила седина, сгущавшаяся к вискам. Но в общем и целом, если не считать округлившегося брюшка, он выглядел здоровым, как всегда. И, как всегда, не внушающим доверия.

За окном одновременно послышалось пение двух автомобильных моторов. По гравию подъездной дорожки захрустели шины, дверцы хлопнули в унисон.

Датч криво усмехнулся:

– Твои сестры.

Он был прав. Вскоре обе младших сестры Миранды появились в гостиной. Клер, высокая и тоненькая, с коротко остриженными рыжевато-каштановыми волосами, в джинсах и хлопчатобумажном свитере, выглядела обеспокоенной. Тесса, младшая и, как всегда, самая смелая, дерзко улыбалась. Ее светлые волосы были взлохмачены, длинное газовое прозрачное платье темно-пурпурного цвета колыхалось вокруг нее волнами, на ногах красовались замшевые сапожки, украшенные бисером и доходившие до середины икры.

– Ранда! – с облегчением улыбнулась Клер, зато Тесса сразу насторожилась.

Обнимая сестру, Клер шепнула:

– Что случилось?

– Хоть убей, не знаю, – прошептала в ответ Миранда.

Клер зябко потерла плечи. Она так нервничала, что совершенно перестала есть. Последние несколько дней стали для нее пыткой, а сейчас она тревожилась о Шоне и Саманте, оставленных в тесной комнатенке придорожного мотеля. Что бы там ни затеял Датч, только бы это не затянулось надолго!

– Как дети? – спросила Миранда, пока Тесса продолжала мерить шагами комнату.

– Неплохо, с учетом всех обстоятельств. – Клер вздохнула: она никогда не умела убедительно врать. – Сказать по правде, мы прошли через ад. Ты же знаешь, Пол связался...

– Все наладится, – успокоила ее Миранда.

Старшая сестра. Всегда в курсе событий. Всегда собранная, не знающая, что такое паника. Всегда в ответе за все и за всех.

– Я надеюсь. – Клер поправила волосы. – Но Шон закатил мне скандал. Он не хочет переезжать сюда. Не хочет расставаться с друзьями.

– Переживет! – фыркнула Тесса. – Я же пережила.

– Пережила?

С этими словами Датч поднялся на ноги, но не сделал ни единого движения навстречу дочерям. В семье Холланд было не принято открыто выражать свои чувства, дочери не обнимали своего дорогого папочку и не чмокали его в щечку вот уже много лет. Клер этим обстоятельством была очень довольна.

– Ну, раз уж вы все в сборе, мы можем приступить прямо к делу, – начал он, кивком головы указывая на столик-тележку, уставленный неоткрытыми бутылками. – Если кому хочется есть, в кухне на подносе приготовлена закуска: фрукты, сыр, копченая лососина, сухое печенье и так далее.

Но никто не сделал даже шагу к вращающимся дверям, ведущим в коридор.

– Это место на меня жуть нагоняет, – объявила Тесса, оглядывая пустые стены, обшитые дубом.

Картины их матери, развешанные по всему дому, пока они жили здесь, исчезли, а головы диких животных – гордо выставленные напоказ охотничьи трофеи прошлых лет, – должно быть, перекочевали на чердак или были проданы. Никто больше не скалился со стен, ничьи стеклянные глаза не наблюдали за происходящим.

Датч нетерпеливо поморщился.

– Родной дом нагоняет на тебя жуть? Черт побери, Тесса, ты же здесь выросла!

– И не напоминай!

Она плюхнулась на диван, опустила огромную кожаную сумку себе на колени и принялась на ощупь отыскивать сигареты.

– Ну, раз вы не хотите выпить или закусить, то хотя бы сядьте.

Датч жестом предложил дочерям занять места на стульях, и Клер пришлось напомнить себе, что она не десятилетний ребенок, выслушивающий наставления старших. Она была взрослой женщиной, у нее была своя жизнь. Правда, лежащая в руинах, но это никого не касалось.

– Вы, конечно, хотите узнать, зачем я собрал вас здесь.

– Только не я! Я знаю – зачем. – Тесса вытряхнула сигарету из пачки и закурила. – Затеял небось поход во власть? – Откинувшись на спинку дивана, она оперлась локтем на одну из мягких подушек. – У тебя по-другому не бывает.

Клер внутренне сжалась. Ну почему Тесса все и всегда хочет превратить в битву? Она бросала вызов родителям на каждом шагу с того самого дня, как появилась на свет. Неужели она не видит, как побагровел отец, как заострился его взгляд?

– На этот раз, Тесса, ты, пожалуй, попала в точку, – согласился он с широкой натренированной улыбкой.

Эту улыбку Клер запомнила с детства. Он всегда так улыбался, возвращаясь домой, чтобы доложить жене о только что заключенной сделке, о новом предприятии, сулившем ему миллионы, или о задуманном плане, который собьет спесь с этого ублюдка Таггерта.

Датч отхлебнул из своего стакана.

– Мне предложили баллотироваться в губернаторы на следующих выборах.

Новость была воспринята в полном молчании. Дымок от сигареты, временно позабытой Тессой, колечками поднимался к потолку.

Клер затаила дыхание. Выборы? Но ведь это же предвыборный штаб, репортеры, избиратели, которые будут придирчиво изучать жизнь Датча – и жизнь его детей. Их будут интересовать любые слухи, любые сплетни. Господи, только не сейчас.

– Решение назревало уже довольно давно, – продолжал Датч. – Некоторые влиятельные люди хотят, чтобы я баллотировался, и готовы меня поддержать. Единственное, что меня удерживает... честно говоря, я сам не знаю, с чем мне придется столкнуться. Как вы понимаете, я имею в виду не своего оппонента. Я хочу знать, во что обойдутся эти выборы моей семье – вам, девочки, вашей маме и мне самому. Я опасаюсь скандала.

Миранда, напряженно сидевшая на самом краешке мягкого кресла, подалась вперед.

– Какого скандала?

Клер пристально посмотрела на старшую сестру и едва заметно покачала головой, стараясь привлечь внимание Миранды. Она мысленно давала ей понять, что не надо поднимать этот разговор. Тесса, демонстративно отвернувшись, смотрела в окно, хотя, как подозревала Клер, на самом деле она была погружена в свои собственные страшные воспоминания.

Датч тяжело вздохнул.

– Вы прекрасно знаете, о чем речь, – сказал он. – Слушайте, я сам не ангел в белых одеждах. У меня тоже есть свои маленькие секреты, но с вами, девочки, мне не тягаться. И теперь я хочу знать, что вы скрывали последние шестнадцать лет.

Клер похолодела. Вот оно! Ладони у нее вспотели. А Датч снова откинулся в кресле и сплел пальцы домиком под подбородком.

– Нравится вам или нет, но теперь вся эта грязная история выплывет наружу. Кроме того, у меня есть личные враги, и они сделают все возможное, чтобы я проиграл эти выборы. Я имею в виду прежде всего Уэстона Таггерта. И есть еще проблема под названием Кейн Моран. Вы его, наверное, помните?

Он не стал дожидаться ответа, но сердце Клер, и без того бившееся учащенно, от испуга заколотилось болезненно и неровно. Кейн? Он-то тут при чем? С каждой минутой ей становилось все страшнее.

– Ну, как бы то ни было, в детстве мистер Моран жил тут неподалеку. Его папаша был злобный сукин сын; он когда-то работал на меня, но потом попал в аварию и стал инвалидом. Мальчишке каким-то образом удалось пробиться, он стал знаменитым репортером, объездил весь мир, побывал во всех «горячих точках». С этой работой он завязал в прошлом году, когда его тяжело ранили в Боснии. Чуть не пристрелили. Поэтому он вернулся.

– Сюда? – едва дыша спросила Клер.

Но Датч нетерпеливо отмахнулся от вопроса дочери.

– Теперь ему вздумалось стать чем-то вроде... ну, я сказал бы, чем-то вроде романиста. Я точно знаю: все, что он напишет, будет чистейшим вымыслом, но суть в том, что он избрал объектом своих литературных упражнений нашу семью. Его книжка будет носить характер скандального разоблачения.

– Нашей семьи? – уточнила Миранда.

– Ну да, хотя главный упор он делает на смерть Харли Таггерта.

Клер чуть не потеряла сознание и ухватилась за спинку дивана, чтобы не упасть. В ушах у нее оглушительно стучала кровь.

Датч переводил мрачный взгляд с одной дочери на другую, лоб его пересекала глубокая морщина.

– Поэтому я не хочу быть застигнутым врасплох, если вы меня понимаете. Я должен знать, с чем мне придется столкнуться.

Клер тщетно призывала себя не паниковать. Только не сейчас, когда прошло уже столько лет! Она с трудом перевела дух.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Она заставила себя прямо взглянуть в глаза отцу, хотя ей хотелось уползти куда-нибудь подальше и забиться в самый темный угол. Мысленно она проклинала себя за то, что так и не научилась убедительно врать.

Датч потер подбородок.

– Очень хотелось бы тебе поверить, но я не могу. – Он посмотрел в глаза по очереди каждой из своих дочерей, словно пытаясь увидеть безобразную правду. – Я хочу знать, что случилось в тот вечер, когда умер Харли Таггерт.

«Господи, помилуй и спаси! – пробормотала про себя Клер. – Милый, доверчивый Харли».

– Полагаю, одна из вас в этом замешана. У Клер вырвался протестующий стон:

– Нет...

Датч ослабил узел галстука, не сводя взгляда со средней дочери.

– Ты ведь, кажется, собиралась за него замуж, не так ли?

– Какой смысл ворошить все это теперь? – вмешалась Миранда.

– Черт! – Тесса глубоко затянулась сигаретой. – Я не собираюсь сидеть здесь и выслушивать все это дерьмо!

Поднявшись на ноги, она схватила сумку, швырнула окурок в камин и направилась к дверям.

– Сядь, Тесса! Мы все в этом замешаны. – Воинственно выдвинутая челюсть Датча словно окаменела. – Я сейчас думаю только о том, как бы уменьшить ущерб. Я надеялся, что вы, девочки, наконец-то будете со мной откровенны, но не исключал, что этого не случится. Поэтому я нанял кое-кого себе в помощь.

– Что?! – воскликнула Миранда. – Что ты сделал?

И опять кровь болезненными толчками застучала в голове у Клер, перед глазами все поплыло.

– Денвер Стайлз! – Он сделал театральную паузу, давая дочерям возможность усвоить новость, хотя это имя ничего им не говорило. – Стайлз – чертовски хороший частный детектив. Он выяснит, что произошло шестнадцать лет назад, и поможет мне замять дело или по крайней мере уберечь всех нас от лишней огласки. – Он потянулся за своим стаканом. – Но пока что у вас есть выбор, девочки. Либо вы признаетесь во всем мне лично, либо Стайлз раскопает правду сам. Первый путь – наименее болезненный, поверьте мне.

Он осушил стакан до дна.

– Ты не в своем уме! – Миранда вскочила на ноги. – Это дело уже расследовали по горячим следам. И в департаменте шерифа пришли к заключению, что в смерти Харли Таггерта не было ничего криминального. Просто несчастный случай на воде. Речь не шла об убийстве или самоубийстве.

– Разумеется, они пришли к такому заключению! – воскликнул Датч, от гнева его лицо пошло красными пятнами. – А тебя это не удивляет?

У Клер все оборвалось внутри. Она не хотела этого слышать! Ни сейчас, ни потом. Никогда. Харли умер; ничто не могло вернуть его обратно.

– Впрочем, на самоубийство никто не купился бы, – презрительно продолжал Датч. – Парень не оставил записки и не страдал депрессией. Так что ты права: идея с самоубийством не прошла бы.

– Не прошла бы? – растерянно повторила Клер, внезапно догадавшись, на что намекает отец.

– Минуточку. Ты хочешь сказать, что... Что ты, собственно, имеешь в виду? – Глаза Миранды расширились, она медленно опустилась на стул. – Что дело было нечисто и мы, – она широким жестом указала на сестер, – каким-то образом к этому причастны?

Датч подошел к бару и налил себе еще виски.

– Дорогие мои девочки, неужели вы и вправду ничего не понимаете? Смерть Харли была объявлена несчастным случаем по одной простой причине: я подкупил департамент шерифа. Дал им взятку, чтобы не было расследования возможного убийства.

– Не смей употреблять такие слова! – воскликнула Миранда.

– Что, испугалась?

– Еще бы! – Миранда с воинственным видом подошла к окну и, опершись на подоконник, повернулась к отцу. – Подобные обвинения могут погубить репутацию местного шерифа.

– Ты боишься, как бы шериф Макбейн не лишился своей должности? Да он ушел в отставку три года назад! Получает полную пенсию.

– Ладно, дело не в шерифе, и ты прекрасно это знаешь. Если мое имя будет связано с криминальным скандалом, это поставит под угрозу мою карьеру.

Датч позвенел кубиками льда в стакане.

– Возможно, – абсолютно спокойно произнес он.

– А как насчет тебя? Если ты всерьез собираешься баллотироваться в губернаторы, скандал станет для тебя убийственным. Если кто-то узнает, что ты сфальсифицировал дело Таггерта...

– Я буду это отрицать. – Глаза Датча сверкнули. – А что до твоей драгоценной карьеры, она и так уже под угрозой. Разве ты забыла, как провалила дело против насильника-рецидивиста?

Миранда сразу поникла, ее плечи опустились. Отец был прав – во всяком случае, отчасти. Бруно Ларкин должен был сидеть в тюрьме, а не гулять на свободе только из-за того, что в суде не хватило доказательств. Жертва изнасилования – Эллен Харпер – была застенчивой тридцатилетней старой девой. Она жила с родителями, никогда не ходила на свидания, регулярно посещала церковь и верила, что внебрачное сожительство является грехом. На второй день слушаний в суде она покончила с собой. Миранда не могла этого предвидеть, но все равно чувствовала себя виноватой. Без свидетельских показаний Эллен дело было закрыто, а Бруно отпущен на свободу.

– Вот тут ты прав.

Датч обвел взглядом всех трех своих дочек.

– Ну что ж, раз мы друг друга поняли, давайте перейдем к делу. Кто из вас причастен к смерти Харли Таггерта?

– Ой, ради бога! – Тесса перебросила ремень сумки через плечо. – Как я уже сказала, я уезжаю.

В этот самый момент во дворе послышался рев автомобильного мотора, разорвавший тишину подобно грому. Клер испугалась, что сейчас лишится чувств. Она исподтишка бросила взгляд на Миранду и обтерла вспотевшие ладони о свои линялые джинсы.

– Этот Денвер Стайлз уже начал свое расследование? – спросила Миранда. – Он приходил с расспросами ко мне в контору?

Датч пожал плечами:

– Откуда мне знать?

– Мне не нравится, когда кто-либо вмешивается в мою частную жизнь! – Миранда задыхалась от возмущения. – Было время, когда ты мог указывать нам, что делать и чего не делать, с кем можно встречаться, а с кем – нет, куда ходить, куда не ходить, но это время прошло, папа.

Громкий стук в дверь прервал ее слова.

– Открыто! – во всю глотку заорал Датч. Миранде казалось, будто стальные тиски сжимают ей легкие, пока в холле звучали приближающиеся шаги. На пороге гостиной появился мужчина – высокий, широкоплечий, в линялых джинсах, каждым своим движением излучавший самоуверенность. Он был небрит, высокие скулы выдавали наличие отдаленных индейских предков, серо-стальные глаза смотрели зорко. Одним молниеносным взглядом он охватил всех трех женщин, оценил их и нашел место для каждой в своей мысленной картотеке.

– Денвер! – Датч неторопливо поднялся и протянул руку вошедшему.

Стайлз сухо улыбнулся одними губами, пожимая протянутую руку, но его глаза остались холодными.

– Вы как раз вовремя. Хочу познакомить вас со своими дочерьми. – Он указал на сестер. – Миранда, Клер, Тесса, это человек, о котором я вам говорил. Он задаст вам несколько вопросов, а вы, девочки, должны говорить ему правду.

Глава 3

Миранда смерила Стайлза взглядом. За годы своей работы в прокуратуре она повидала столько всякого отребья и подонков общества, что могла распознать мошенника за несколько секунд. Однако этот тип ничем не напоминал обычного жулика, хотя было в нем что-то до жути неискреннее. Миранду напугало другое: ей показалось, что она уже видела его где-то раньше, но она так и не смогла припомнить – где именно. Это ощущение ушло, так и не оформившись. А тревога осталась.

– Мне кажется, отец напрасно пригласил вас сюда, – сказала она вслух, положив ногу на ногу и сцепив руки на колене. – Вся эта история...

Его глаза мгновенно скользнули по ее икрам и лодыжкам, хотя выражение лица не изменилось. «Значит, он все-таки не каменный, – подумала Миранда. – Вот и хорошо».

– Меня не интересует история, мисс Холланд. – Стайлз холодно улыбнулся, прислонившись плечом к каминной полке. – Я хочу знать правду.

Миранда ответила ему столь же холодно:

– Не сомневаюсь, что вы уже ознакомились с полицейскими отчетами и газетными вырезками, иначе отец не нанял бы вас. Но, если угодно, я повторю.

Черные брови Стайлза вопросительно приподнялись, он был весь внимание.

Темный, парализующий страх внезапно охватил Миранду, хотя она столько раз пересказывала эту историю – помощникам шерифа, самым настойчивым репортерам, родным и близким, – что до сих пор помнила ее наизусть. И все-таки ей стало не по себе: ведь в этой истории не было ни единого слова правды. Она бросила взгляд на сестер. Тесса с вызывающим видом раскуривала новую сигарету, на бледном лице Клер трудно было что-либо разобрать.

– Мы втроем, – Миранда кивнула в сторону сестер, – возвращались домой из открытого кинотеатра неподалеку от Чинука – в тот день там демонстрировались три фильма с Клинтом Иствудом. Было поздно, уже за полночь. В открытом кинотеатре сеансы начинались только с наступлением темноты, то есть после девяти вечера. Мы уехали, не досмотрев последней картины. Машину вела я. Я страшно устала и наверное, задремала прямо за рулем. Не помню, как мы съехали с дороги. Я очнулась, когда машина была уже в озере. – Миранда смотрела прямо в недоверчивые глаза Стайлза, который явно с первой минуты не сомневался, что она лжет. Тем не менее она продолжала, все глубже увязая в болоте полуправды и откровенной лжи. – Нас сильно тряхнуло, и я очнулась. Тесса и Клер вопили как ненормальные. Вода быстро заполняла машину, и нам пришлось вплавь добираться до берега в полной темноте. Это было ужасно, но нам, можно сказать, повезло. Машина провалилась в озеро в неглубоком месте – футов шесть, не больше. Поэтому нам удалось, помогая друг другу, добраться до берега. Как видите, здесь нет никакой загадки, мистер Стайлз.

– Денвер. Нам с вами придется часто видеться, так что официальный тон лучше отбросить сразу. – Обаятельная, но фальшивая полуулыбка, призванная обезоружить ее И поощрить к дальнейшей словоохотливости, тронула его губы. Однако серые глаза так и остались холодными, в них не мелькнуло даже слабой искорки понимания и сочувствия. – Полагаю, сестры повторят вашу легенду слово в слово.

– Это не легенда! – вмешалась Тесса.

– Тогда почему же никто не видел вас в кинотеатре? – Его черные брови сошлись на переносице, словно он глубоко задумался. – Разве это не удивительно? Ведь всей округе вы очень хорошо знакомы, вы принадлежите к одному из богатейших семейств.

– Мы ни с кем не разговаривали.

– Нет? Даже в закусочной?

– Мы запаслись содовой перед выездом из дому, – тихо вставила Клер.

Он потер подбородок.

– И вы ни разу не вылезали из машины в течение... сколько же это было? Трех или четырех часов? Даже в туалет не ходили?

– Я этого не припомню, – быстро сказала Миранда, боясь, что Клер все испортит.

– Значит, за все это время вы не встретили никого из знакомых. Вам не кажется, что в это невозможно поверить?

– Тем не менее так и было. – Миранда говорила очень спокойно. – Конечно, там было много машин – семьи с детьми, подростки, – но никого по соседству с нами я не узнала. Как я уже говорила шерифу во время дознания, рядом с нами стоял белый фургон с деревянными панелями по бокам, в нем была какая-то семья с детьми. С другой стороны от нашей машины место оказалось незанятым. Впереди нас стоял пикап – темный, с целой батареей фонарей на крыше. Кроме них, я никого не помню.

– А вы были в черном «Камаро»?

– Именно так. Я знаю, что полиция кое-кого опросила в ту ночь. Но если никто из опрошенных нас не видел, это еще не значит, что нас вообще никто не видел. Просто они опросили не всех.

– Парень, продававший билеты, вашей машины не запомнил.

– Как он мог кого-то запомнить? Мимо негов тот вечер прошло слишком много машин.

Кулаки у нее сжались сами собой, но Миранда заставила себя разжать пальцы. Уж если она чему и научилась за годы юридической практики, так это скрывать свои эмоции; а в данный момент у нее была одна цель: как можно меньше сообщить Денверу Стайлзу о той ужасной ночи.

Датч поднялся на ноги и, поморщившись, потер больное колено.

– Полиция ничего толком не узнала о той ночи по очень простой причине: я их купил на корню.

– Папа, не надо! – предупредила Миранда.

Она все еще не могла поверить в это, хотя Датч уже во второй раз признал, что пресек ход расследования. Как же далеко он может зайти, чтобы добиться своего?

Клер тихонько ахнула, а Тесса цинично усмехнулась.

– Тебя ничто не остановит, верно? – спросила она. – О господи, папа, подумать только: ты подкупил полицию!

– Я сделал то, что должен был сделать! – рявкнул Датч и распахнул высокие, застекленные до самого пола двери. В комнату сразу ворвался теплый бриз. – Я подумал, что это, возможно, решающий момент нашей жизни. Черт возьми, я надеялся, что смог уберечь вас, девочки, да и себя самого от больших неприятностей.

– Значит, ты нам не поверил?

Миранда чувствовала себя опустошенной. Она уже не сомневалась, что правда скоро выплывет наружу во всех мучительных и безобразных деталях.

– Я не мог и не собирался рисковать репутацией одной из моих дочерей. Не хотел, чтобы кому-то из вас было предъявлено обвинение в убийстве этого мальчишки Таггерта.

– У него есть имя: Харли, – напомнила Клер, вздернув подбородок. – Это было шестнадцать лет назад, папа. Вовсе не обязательно по-прежнему называть его «этим маль чишкой».

Гордо выпрямившись, она посмотрела прямо в глаза отцу, потом ее взгляд скользнул мимо него, через открытые двери, к озеру и сосредоточился на чем-то, ей одной ведомом, на противоположном берегу.

– Я просто пытался спасти ваши шкуры, вот и все.

– И свою репутацию, – напомнила Тесса. – Ты не забыл, что как раз в то время собирался открывать после реконструкции «Камень Иллахи»? Ты же не мог позволить, чтобы расширение твоего шикарного курорта было омрачено скандалом! Новое поле для гольфа, крытые теннисные корты, олимпийских размеров бассейн, великолепные виды и огромный перерасход средств. Представляешь, что бы было, если бы просочились сведения, будто дочери владельца, Бенедикта Холланда, замешаны...

– В дорожной аварии, – быстро перехватила инициативу Миранда. – Но ты так мало доверял нам, что перекупил расследование.

– Вот именно! —Датч занял оборонительную позицию, его кустистые седые брови сошлись на переносице. – Я перекупил весь департамент шерифа, чтобы это проклятое дело спустили на тормозах.

– Это было не очень умно, – заметил Стайлз.

– Слушайте, я же тогда не мог знать, что буду баллотироваться!

– Зато теперь ты баллотируешься, и тебе пришла охота покопаться в прошлом. – Клер потерла пальцами висок, безуспешно пытаясь прогнать головную боль. – Зачем?

– Чтобы опередить Морана и сбить его со следа, если придется. – Датч кивнул на батарею неоткрытых бутылок. – Кто-нибудь хочет выпить?

– В другой раз. – Денвер не сводил глаз с Тессы. – Вы не хотели бы что-нибудь добавить?

– В каком смысле?

– Насколько мне известно, разные люди некоторые события воспринимают по-разному.

Он говорил спокойно, но Миранда безошибочно уловила в его голосе скрытый вызов.

– Ну, раз уж ты угощаешь, папочка, – сказала Тесса, словно почуяв неладное, – я, пожалуй, присоединюсь. Мне водки без тоника.

– Я вам уже все рассказала. – Миранда встала и подошла к Стайлзу, чтобы посмотреть прямо ему в глаза. – И не стоит пытаться подловить нас на противоречиях, сталкивая лбами моих сестер.

– Разве я это делал?

– А как иначе вы это назовете?

– Я просто подумал, что стоит выслушать их версии, хотя вы их, конечно, накачали.

Клер тоже вскочила на ноги.

– Послушайте, у меня, честное слово, больше нет времени на все на это. Меня дети ждут. Миранда сказала вам правду, и мне нечего добавить.

– Черта с два, тебе нечего добавить! – прорычал Датч. – Расскажи ему про Таггерта. Ты же была влюблена в него как кошка и даже объявила, что собираешься за него замуж. Так что не морочь мне голову, тебе очень даже есть что добавить.

Он протянул Тессе стакан с выпивкой. Она вызывающе вздернула подбородок, отошла к окну и прижалась лбом к стеклу.

– Это правда, – тяжело вздохнула Клер. – Я надеялась выйти замуж за Харли, но мы... словом, у нас ничего не вышло. – Она нервно потерла руки. – Все были против этого брака из-за разногласий, существовавших между нашими семьями.

– Он знает о разногласиях, – проворчал Датч. Недовольно хмурясь, он снова опустился в свое кресло, поднял опору для ног и отпил из стакана.

Клер вдруг стало холодно. Сквозь открытые двери она заметила, что солнце уже опускается над озером; огненные лучи окрасили тяжелые кучевые облака в розовые и оранжевые тона. Клер знала, что Миранда заговорила первой, чтобы напомнить младшим сестрам ту лживую историю, которую они когда-то вместе состряпали. Но сейчас ей показалось, что сотканная ими плотная завеса тайны, подкрепленная твердой решимостью каждой оставить ту ужасную ночь в прошлом, начинает трещать и расползаться.

– Когда я впервые встретилась с Харли... То есть мы были знакомы с самого детства, но, когда я поняла, что испытываю к нему какие-то чувства, он встречался с другой девушкой. Ее звали Кендалл Форсайт.

– Сука, – пояснила Тесса и отмахнулась от строгого предупреждающего взгляда Миранды. – Она стала женой Уэстона Таггерта, старшего брата Харли.

Клер нахмурилась. Она давно решила, что больше не позволит никому – ни отцу, ни старшей сестре – распоряжаться своими чувствами, диктовать, что ей говорить и когда молчать. Все переменилось за последние шестнадцать лет, теперь она сама будет говорить за себя и полагаться только на себя. Слишком долго она полагалась на чужое мнение: доверяла матери, потом Харли, иногда Миранде и, наконец, Полу.

– Отец, должно быть, рассказал вам, что, по его мнению, Таггерты переехали сюда с единственной целью – выжить его из дела. Но это неправда.

Датч презрительно фыркнул:

– Нил должен был оставаться в Сиэтле и заниматься своим пароходством.

– Мне кажется, они переехали сюда где-то в середине пятидесятых, – продолжала Клер, переводя взгляд с Миранды на Стайлза.

– В пятьдесят шестом, – уточнил Датч, открывая ящик с сигарами.

– Ну, как бы то ни было, папа воспринял появление конкурента как личное оскорбление.

– Я так и знал, что Харли промыл тебе мозги!

– Боже мой, папа! – воскликнула Тесса, резко повернувшись к отцу. – Ты всех нас тут собрал, настоял, чтобы мы приехали и все выложили начистоту, но стоило Клер начать говорить, как ты ее оскорбляешь. Все, я ухожу!

Она выпила свой стакан залпом, схватила сумку и направилась к дверям.

– Нет, погоди. – Датч вскочил с кресла и, морщась от боли в колене, бросился вслед за своей упрямой младшей дочерью. Но Тесса не собиралась больше все это терпеть. Буквально через несколько секунд во дворе взревел мотор, «Мустанг» Тессы взял с места в карьер.

– Продолжайте, – сказал Стайлз, обращаясь к Клер. Он стоял, засунув руки в карманы потертой куртки, и почему-то уже не казался таким суровым и неумолимым, как при своем появлении. – Так что там насчет Таггертов?

Однако Клер не успела произнести ни слова: в комнату вернулся запыхавшийся Датч. От волнения на виске у него начался нервный тик.

– Жаль, что так получилось с Тессой. Она иногда взбрыкивает, но это ничего. Она остановилась в «Камне Иллахи» – номер люкс в северном крыле. Вы можете навестить ее позже.

– Непременно, – сказал Стайлз и кивнул Клер, приглашая ее продолжить рассказ.

– В общем, отец Харли решил заняться новым делом.

–Видно, мало ему было тех миллионов, что он зашибал в своем пароходстве, – проворчал Датч. – Вот он и решил вторгнуться на мою территорию – начал скупать на побережье в Орегоне всю дешевую землю, на какую только мог наложить руки. Этот ублюдок вообразил себя главным разработчиком здешних земель и обосновался с семьей возле Чинука.

– Тем самым бросив вам открытый вызов?

– Точно. – Датч, хмурясь, допил свой стакан и поставил его на стол рядом со сложенной газетой. – Перехватил у меня отличный участок около Сисайда. Выстроил свой «Морской бриз», как только я начал строить «Камень Иллахи». – Датч с такой силой затянулся сигарой, что пепел на ее конце затлел красным. – Ублюдок!

– И что вы почувствовали, когда Клер решила выйти замуж за одного из Таггертов?

– Я пришел в ярость.

– И как далеко вы готовы были зайти?

Датч возмущенно прищурился.

– Слушайте, я не для того вас нанял, чтобы вы мне тут намекали, будто я имею какое-то отношение к смерти мальчишки! Поверьте, если бы я его убил, никто бы в жизни не заподозрил, что это не несчастный случай.

– Прекратите оба! – приказала Миранда.

– Я больше ни секунды не намерена это выслушивать, – дрожащим от возмущения голосом заявила Клер. – Не знаю, чего ты хотел добиться, папа, притащив нас всех сюда, но на меня можешь больше не рассчитывать. Все, с меня хватит.

Она нащупала в сумке ключи от машины и направилась к двери.

– Ты никуда не уйдешь! – упрямо заявил Датч. —Нам еще многое предстоит обсудить.

Клер покачала головой:

– Позже.

– Но я хочу, чтобы ты осталась здесь, в доме! Я думал, мы договорились.

– Это была неудачная мысль.

– Твоим детям нужен дом, Клер. Настоящий дом, а не какая-нибудь дешевенькая квартирка. Здесь они смогут всюду бегать, играть, мы опять заведем лошадей, они будут плавать или кататься на байдарках. Тут есть озеро, теннисные корты, бассейн.

– Меня нельзя купить, папа.

И все-таки она заколебалась. Дети были ее слабым местом, и Датч это знал. Но ей так хотелось довериться ему, поверить, что у него наконец-то прорезались запоздалые чувства к внукам.

– Я вовсе не пытаюсь тебя купить, я просто предлагаю помощь, – продолжал Датч. – Ради Шона и Саманты. Твоей матери это место никогда не нравилось, но ты-то его любила. Из всех моих детей ты одна любила здешнюю жизнь.

Вот теперь он говорил правду. И все же... Клер не хотелось принимать от него подарки. Все, что тебе дают вроде бы бесплатно, имеет скрытый до поры ценник. А она впервые в жизни пыталась самостоятельно встать на ноги.

– Нет, папа, нам не следует сюда переезжать.

– Ну, не стоит решать прямо сейчас. Мы позже все обсудим.

Повернувшись, Клер обвела взглядом дом. Теплые кедровые стены, огромный камин, винтовая лестница со стершимися фигурками на столбиках перил. Дом был почти пустой – осталось лишь несколько самых необходимых предметов мебели, и никаких украшений. Но она всегда ощущала духовное родство с этим странным зданием, перенесшим столько.

– Я подумаю, – обещала Клер, презирая себя за слабость: все выглядело так, будто отец опять одержал над ней верх.

Миранда проводила сестру взглядом, чувствуя, как в груди нарастает отчаяние. Потом она повернулась к Датчу:

– Слушай, я согласилась приехать сюда, хотя понятия не имела, что ты задумал. Теперь я вижу, что совершила большую ошибку. Этот твой нездоровый интерес к смерти Харли Таггерта. Я этого просто не понимаю. Оставь в покое Кейна Морана, пусть себе ищет что хочет. – Она медленно повернулась к очередному отцовскому мальчику на побегушках, с трудом преодолевая отвращение: – У меня к вам вопрос, мистер Стайлз.

– Валяйте.

– Кто-то несколько раз появлялся в моей конторе, не заставал меня, но морочил голову моей секретарше и девушке в приемной.

– Вот как?

Он скрестил руки на груди, и в глазах его мелькнуло что-то, сменившее угрюмую решимость: некое более глубокое и более пугающее чувство.

– Это были вы?

– А вы даром времени не теряете, переходите прямо к сути. Мне это нравится.

– Вы не ответили на мой вопрос, – Миранда посмотрела ему прямо в глаза, давая понять, что она его не боится. – Вы были сегодня в конторе окружного прокурора?

– Да.

Она неожиданно испытала острое разочарование. По какой-то необъяснимой причине ей было неприятно узнать, что этот длинноногий, поджарый и до ужаса самоуверенный сукин сын замешан в заговоре против нее.

– Почему же вы меня не дождались и никому не представились?

– Я посчитал это неуместным.

– А слоняться по зданию суда, вынюхивая что-то за моей спиной, – уместно?

Стайлз пожал плечами.

– Согласитесь, ваш отец нанял меня для расследования весьма деликатного дела. Вы же не хотите, чтобы об этом узнали ваши коллеги, подчиненные и начальство? Вот я и решил кое-что выяснить, не привлекая особенного внимания.

– И устроили секретарше в приемной допрос третьей степени.

– Просто задал несколько вопросов.

– Дебби слишком много болтает, – отрезала Миранда.

Ей хотелось выплеснуть свой гнев, но она не знала, с кого начать. Объясняться с Денвером Стайлзом? Гораздо охотнее она свернула бы ему шею, но у нее были более насущные заботы. Как вдолбить отцу, что он должен поразмыслить хорошенько и не будить спящих собак? Стоит ли встретиться с Кейном Мораном и попытаться выяснить, почему он решил вернуться домой именно сейчас и вытащить на свет божий всю эту старую историю?

– Ранда. – Голос отца, полный мягкой укоризны, заставил ее очнуться. – Я понимаю, что ты расстроена, но пойми и ты меня. Мне очень важно знать, с чем придется иметь дело. Многие люди рассчитывают на меня. Они вложили в мою предвыборную кампанию большие деньги, и я не могу их подвести. Даже тень скандала не должна лечь на мое имя.

– В таком случае откажись от кампании, отец, – посоветовала Миранда, снимая плащ со спинки дивана. – Потому что мы с тобой оба знаем: в шкафах семейства Холланд заперто слишком много скелетов и все они гремят костями. Их не удержать взаперти, а ключи давно потеряны. Рано или поздно один из этих скандальных секретов непременно выплывет наружу.

– Может, и так, но все эти внебрачные связи, неудачные капиталовложения– сущие пустяки в сравнении с тем, с чем мы имеем дело теперь. Когда мы говорим о той ночи, которая стала последней для Харли Таггерта, нам, увы, приходится говорить об убийстве.

«Одно хорошо: старик вполне предсказуем», – думал Кейн Моран. Он бродил по берегу озера, огибая разбросанные на песке валуны и выгоревшие до белизны старые поленья. Взошедшая луна бросала на воду серебристые отсветы; облака сгущались, видимо, собирался дождь.

Кейн отвел от лица ветви ели, подступившей совсем близко к береговой линии, и посмотрел на дом Холландов, высящийся всего в сотне футов впереди. Некоторые окна ярко светились в темноте летней ночи. Как и ожидал Кейн, Бенедикт Холланд позвонил своим дочерям и притащил их в старый дом у озера. Должно быть, решил предупредить их об опасности, велел держать язык за зубами, что бы они там ни натворили шестнадцать лет назад. Кейн понятия не имел, каким образом старику удалось заставить их вернуться, скорее всего, он пустил в ход подкуп, это был его обычный образ действий. Но, судя по приехавшим и уехавшим машинам, все они уже побывали дома – как и полагалось блудным дочкам.

Значит, его план сработал!

– Мама, ты действительно жила здесь в детстве? – воскликнула Саманта с таким восторгом, словно старый дом был зачарованным замком из сказки. Она только что исследовала каждую комнату, забралась на чердак, где когда-то жили слуги, и спустилась по служебной лестнице в кухню. – Тут... тут чудесно!

– Скажи это своему брату, – Клер кивнула в сторону кухонного окна. Шон сидел на ступенях и хмуро смотрел на озеро. Клер тоже взглянула вдаль поверх синей воды, и сердце у нее замерло: она разглядела хижину, в которой вырос Кейн Моран. Кто-то позаботился подновить крышу старого коттеджа и покрыть стены свежим слоем серой краски. На солнце поблескивал автомобиль, оставленный на подъездной дорожке.

У Клер перехватило дыхание. Неужели Кейн действительно вернулся? Отец не упомянул, где остановился его преследователь, но одно было ясно: на той стороне озера кто-то живет.

– Хватит шарахаться от теней! – одернула она себя, и Саманта, как раз потянувшаяся к дверной ручке, удивленно обернулась.

– Что?

– Да так, мысли вслух. Сходи спроси своего брата, не хочет ли он есть. Я могу сделать бутерброды с индейкой или разогреть кусок пиццы.

– Он все равно будет недоволен, – ответила Сэм, пожимая плечами как взрослая. – Его хлебом не корми, только дай побрюзжать.

«Верно подмечено», – подумала Клер, принимаясь разбирать покупки. Поначалу ей не хотелось жить на иждивении отца, но потом она решила, что нельзя быть эгоисткой и надо подумать о детях. Пусть они отдохнут душой в этом большом доме среди леса, пусть окрепнут. Поэтому она в конце концов все-таки приняла предложение Датча.

Вдалеке послышалась трель жаворонка, над озером мягко урчал мотор чьей-то лодки.

– Как же здесь здорово! – вздохнула Саманта.

Клер улыбнулась. Ее дочь с легкостью отряхнула прах Колорадо со своих ног и с радостью приняла перемены. Зато Шон с первой минуты возненавидел жизнь в Орегоне и обращался с Клер так, словно видел в ней своего злейшего врага, ответственного за все его несчастья.

– Я приготовлю лимонад.

– Все без толку, Ма, – сказала Саманта с недетской прозорливостью. – Ему просто нравится действовать нам на нервы.

Она вышла на террасу, подошла к Шону, и хотя Клер не могла слышать их разговор через закрытое окно, ей и так все было ясно. Шон демонстративно молчал, упрямо выпятив подбородок. Саманта оглянулась через плечо и встретилась взглядом с матерью. Ей не пришлось произносить: «Я же тебе говорила», – Клер прочла это в ее глазах.

Что ж, ничего удивительного! Клер отчаянно, но безуспешно пыталась подавить новую вспышку ненависти к бывшему мужу. Шон был в таком возрасте, когда мальчику нужен отец – настоящий мужчина, который мог бы направить его на верный путь, а не слабовольный мерзавец, считавший любую девчонку старше пятнадцати своей законной добычей.

Содрогаясь от омерзения, Клер распихала покупки по кухонным шкафам и полкам холодильника. При этом она ни на минуту не выпускала детей из виду и заметила, что Саманта отправилась осматривать лес возле озера. Шон потянулся, бросил на мать полный упрека взгляд через окно и, словно желая держаться от нее подальше, двинулся к конюшням, где уже обитали три лошади – подарок Датча Холланда.

Клер закрыла холодильник, и в этот момент кто-то громко постучал в парадную дверь.

– Иду! – крикнула она и побежала в холл.

Может, это Тесса или Ранда решили ее навестить? Прошло уже несколько дней после неприятной встречи с Денвером Стайлзом в этом самом доме, а они с тех пор так и не обменялись ни словом.

Клер распахнула дверь – и ухватилась за ручку, чтобы не упасть.

На крыльце стоял Кейн.

– Клер!

Один уголок рта у него приподнялся в дерзкой, до боли знакомой улыбке. Он оказался выше ростом, чем ей запомнилось, и возмужал так, что уже никто не смог бы назвать его мальчишкой. Ветер растрепал его светло-каштановые, выгоревшие на солнце волосы, явно нуждавшиеся в стрижке.

Он стоял, скрестив руки на груди, плотно обтянутой хлопчатобумажным свитером цвета спелой пшеницы.

Клер показалось, что стальные тиски сдавили ей легкие, совершенно не давая дышать. Она не надеялась когда-нибудь снова его увидеть, и вот он стоит на пороге – такой же нахальный и дерзкий, как тот бунтарь-подросток, которого она когда-то знала.

– Что ты здесь делаешь?

– Да вот хотел поздравить тебя с возвращением на старые места.

– Но ведь ты... ты...

Мысленно Клер напомнила себе, что она уже не застенчивая девочка-подросток, какой была когда-то. Не та богатая девочка, в которую Кейн был безумно влюблен, а она смотрела на него свысока... ну, по крайней мере, какое-то время. Она облизнула губы и тоже скрестила руки на груди, словно защищая сердце.

– Отец сказал, что ты пишешь какую-то разоблачительную книжку о смерти Харли Таггерта.

Темное облачко промелькнуло в его золотисто-карих глазах и тут же исчезло.

– Это правда.

– Но зачем?

Его губы скривились в циничной усмешке.

– Пришла пора.

– Потому что отец собирается баллотироваться в губернаторы?

– В числе прочего.

– А что же еще? – спросила она, чувствуя, как взмокли ладони.

Кейн прищурился и на мгновение скользнул взглядом по ее губам, потом снова посмотрел ей прямо в глаза.

– Мне кажется, я... вернее, мы все в долгу перед Харли.

– Но ведь вас никак нельзя было назвать лучшими друзьями.

И опять эта леденящая душу улыбочка.

– На то были свои причины, однако они лежат так глубоко, что о них лучше не упоминать, не так ли?

Клер судорожно сглотнула, но это не помогло: в горле застрял ком.

– То, что произошло между нами... – начала она, но оборвала себя на полуслове – не следовало подпускать его к себе слишком близко. – Ты что-то хотел мне сказать?

– Очень многое, но вряд ли ты захочешь слушать. Насколько я понял, твой старик представил все в таком свете, будто я затеял что-то вроде охоты на ведьм.

Клер молча кивнула.

– Что ж, доля правды в этом есть, – насмешливо фыркнул Кейн. – Я с удовольствием покажу старине Датчу, что он не может попирать закон, как ему вздумается, и с помощью взяток выпутываться из любых неприятностей. Он здесь больше не царь и бог, черт бы его побрал!

– И какой в этом смысл?

Кейн провел пальцами по грубой древесине столба, поддерживающего навес над крыльцом.

– По-моему, тебе следует знать, что в здешних краях многое изменилось. Сильно изменилось. Ну, например, Нил Таггерт перенес инсульт несколько лет назад. Теперь он прикован к инвалидной коляске. Всем заправляет Уэстон.

Клер внутренне содрогнулась. Уэстон Таггерт всегда внушал ей ужас, он был полной противоположностью своему слабому и доброму младшему брату.

– Не секрет, что Уэстон ненавидит ваше семейство еще больше, чем Нил когда-то. А его жена...

– Кендалл, – рассеянно произнесла вслух Клер, чувствуя себя так, словно вся тяжесть мира навалилась ей на плечи.

Они с Кендалл никогда не дружили, но в прошлом их связывала невидимая нить – Харли. А теперь Кендалл Форсайт стала женой старшего брата Харли, человека, не раз признававшего и на публике, и в частных разговорах, что он спит и видит, как бы выжить из города Датча Холланда.

– Похоже, вы с Уэстоном – два сапога пара.

Глаза Кейна грозно вспыхнули, брови сошлись на переносице. Он наклонился к ней поближе, и она тихонько ахнула.

– Я ничего не имею против тебя и твоих сестер, и тебе это отлично известно.

– Я теперь ничего о тебе не знаю, Кейн. И понятия не имею, зачем ты объявил крестовый поход против моей семьи.

– Не семьи! Это твой отец...

– Мой отец не имеет ни малейшего отношения к смерти Харли Таггерта. Кстати, он сказал, что Таггерты наняли тебя за плату, и меня это ничуть не удивило. – Клер вызывающе вздернула подбородок и уставилась в его глаза цвета дорогого виски. – Я полагаю, тебе щедро заплатили, чтобы представить моего отца каким-то людоедом.

– Деньги тут ни при чем.

– Как же, как же. Солидный аванс от издательства, плюс небольшой процент от соперника отца на выборах, да сверх того щедрое вознаграждение от Таггертов – этого вполне хватит на кусок хлеба с маслом. Похоже, ты наконец получил, что хотел, Кейн.

– Вот тут, дорогая, ты глубоко ошибаешься. Ты прекрасно знаешь, чего я хотел много лет назад, но так и не смог получить.

Он смотрел на нее так пристально, так пронзительно, что Клер чуть не попятилась, но удержалась, чтобы не провоцировать его еще больше. Он мог бы схватить ее, прижать к себе, но не двинулся с места. Только зрачки у него расширились, а уголки глаз, наоборот, слегка прищурились. Она открыла было рот, но лишь коротко вздохнула, не сказав ни слова.

– Вот именно, Клер. В то время я хотел тебя. Я был готов умереть, лишь бы ты взглянула на меня хоть раз – взглянула по-настоящему и увидела человека, который тебя любит, а не живописного оборванца, с которым можно один вечерок позабавиться для разнообразия.

– Прекрати! Не знаю, зачем ты сюда явился, зачем начал ворошить прошлое, но поверь мне, ты совершаешь ошибку. Лучше брось эту затею. Если тебе непременно нужно раскапывать какие-то старые скандалы, найди себе что-нибудь другое, но только не делай этого.

– Слишком поздно, дорогая. Я уже заключил договор.

– Ну вот, я же говорила, все дело в деньгах.

– Ма? – Шон внезапно появился из-за угла дома и окинул подозрительным взглядом непрошеного гостя. – С тобой все в порядке?

Только этого не хватало! Сколько он успел услышать? Клер поспешно отступила подальше от Кейна. Она должна держаться как ни в чем не бывало. Она не может себе позволить потерять самообладание на глазах сына, да еще в присутствии Кейна Морана.

– Твой сын? – спросил Кейн.

– Да, это Шон. Шон, это мистер Моран. Удивительно, как спокойно прозвучал ее голос, хотя внутри все дрожало.

– Рад с тобой познакомиться. – Кейн пожал руку Шону. – Я помню твою маму, сколько самого себя. Мой папаша работал на твоего деда.

– Ну и что? – Шон твердо решил доказать взрослым, что ему все равно. «Плевал я на вас!» – было написано у него на лице.

– Я жил на другой стороне озера – вон в той старой хижине, – добавил Кейн.

Шон не удержался и бросил взгляд на еловую рощу и укрывшийся в самой гуще деревьев крошечный домик.

– На вид – так себе.

–Шон!

– А что я такое сказал?

Кейн коротко кивнул, явно решив че обижаться.

– Ты прав, выглядит он неважно, и так было всегда. По правде говоря, я в детстве стыдился этой жалкой трущобы и старался бывать там пореже.

Шон еще больше помрачнел. Он не ожидал, что Кейн так легко с ним согласится, и это показалось ему подозрительным.

– Мой старик был калекой и злобным сукиным сыном. Я старался держаться от него подальше, часто не ночевал дома и вечно попадал в переделки. Мне казалось, что судьба сдала мне плохие карты, поэтому я в ответ злился на весь мир и старался доставить всем вокруг как можно больше неприятностей.

– Я всего лишь сказал, что внешне дом ничего собой не представляет. – промямлил Шон.

– И я согласился с тобой. – Кейн хлопнул мальчика по плечу, и тот отшатнулся. – А вот тебе, наоборот, повезло, раз ты живешь в таком большом доме.

– Да уж! – проворчал Шон, скептически хмыкнув. Он оглянулся на мать, убедился, что никакие серьезные неприятности ей не грозят, и скрылся за углом дома.

– Что тебе нужно от меня? – спросила Клер, когда Шон уже не мог ее слышать.

– То же, что и всегда.

У нее участился пульс, и ей пришлось напомнить себе, что она взрослая женщина, разведенная жена, мать двоих детей, неуязвимая для давно прошедших переживаний.

– Я думаю, тебе лучше уйти.

Его губы сжались в тонкую линию.

– Ты права, и я сейчас уйду, но сначала... Я хотел дать тебе шанс изложить мне свою версию случившегося.

– Мою версию?

– Событий той ночи, когда умер Харли Таггерт.

– Значит, мы опять к этому вернулись?

– Мы никогда от этого не уходили. Несмотря на все, что между нами произошло, ты так и не сказала мне правды.

– О господи, Кейн, я не могу.

Несколько мгновений он сверлил ее безжалостным взглядом, но потом суровые черты его лица немного смягчились, в глазах промелькнуло сочувствие.

– Слушай, Клер, я знаю, тебе будет тяжело, но без этого не обойтись. Ладно, ладно, я плохой парень, но я делаю это потому, что время пришло и у меня появилась такая возможность, понимаешь? Что бы ни случилось, я хочу, чтоб ты знала: я не пытаюсь навредить тебе и твоим сестрам.

– Ну, слава богу. Какое облегчение! – воскликнула она, не в силах удержаться от сарказма. – Наконец-то я смогу спокойно уснуть ночью!

– Я просто хотел, чтобы ты знала.

– А я думаю, что тебе пора убираться ко всем чертям!

– Я там уже побывал. – Кейн окинул ее долгим взглядом. – Увидимся, Клер. Если вдруг решишь рассказать мне о той ночи, только дай знать. Я буду недалеко – на той стороне озера.

Повернувшись на каблуках, он сунул руки в карманы и зашагал по дорожке к лодочному причалу, где была пришвартована небольшая моторная лодка. Кейн перешагнул через борт, отцепил швартов и, помахав рукой напоследок, завел мотор. Лодка описала широкую дугу и направилась к дальнему краю озера, оставляя за собой белый пенный след. У Клер на глаза навернулись предательские слезы, и она с трудом совладала с собой. Ну почему Кейн так решительно настроен разворошить прошлое? Зачем он вернулся в хижину, хотя сам же сказал, что с детства ее ненавидит! И почему, ради всего святого, почему ее сердце так сильно бьется, стоит ей только его увидеть?

«Потому, что ты совершенно не разбираешься в мужчинах, идиотка, – сказала она себе. – Так всегда было и всегда будет».

Клер виновато закусила нижнюю губу, глядя, как исчезает полоска пены на гладкой, как стекло, поверхности озера Эрроухед. Кейн Моран всегда был занозой у нее в голове – отчаянный парень, по-детски влюбленный в нее, – и все свое отрочество она провела, всячески стараясь его избегать. Но это не всегда удавалось. Иногда Клер даже приходило в голову, что ее привязанность к Харли возникла в результате страха. Страх толкал ее к доброму и порядочному Харли, потому что юный Моран со своим лозунгом «К чертям закон!» и вызывающими манерами воздействовал на самую низменную сторону ее натуры.

Кейн Моран не был связан никакими правилами. Он не считался с авторитетами и плевать хотел на запреты. Он был законченным бунтарем-одиночкой – Плохой Парень с большой буквы.

И в глубине души Клер находила его неотразимым. Она молилась ночи напролет, чтобы это непристойное влечение, разжигавшее ей кровь и заставлявшее сердце стучать молотом, развеялось прежде, чем кто-нибудь – особенно сам Кейн! – его заметит. Ей снились сны. Во сне Кейн проделывал с ней бог знает что– и ей это нравилось! Просыпаясь, она говорила себе, что это всего лишь фантазии, волноваться не о чем, и все равно волновалась. Она часами изнуряла себя, проплывая в бассейне милю за милей, чтобы выбросить Кейна из головы. Но поздно ночью, когда луна поднималась высоко и ее серебряный свет отражался в черных водах озера, Клер садилась на подоконник в своей спальне, широко распахивала створки и смотрела туда, где на другом берегу озера светился огонек – чердачное окно в доме Кейна. Вдыхая солоноватый бриз, шевеливший ей волосы и облеплявший все тело тканью ночной рубашки, она закрывала глаза и воображала, как его руки и язык ласкают ее. Несмотря на строгие обеты, данные самой себе, она знала, что, проведя с ним ночь, испытает незабываемое ощущение, ради которого стоило пойти на любой риск, даже быть проклятой навеки.

Теперь, годы спустя, Клер смотрела вдаль поверх тех же темных вод и ощущала то же самое, давно, казалось бы, похороненное желание, мешавшее ей спать в детстве. Оставалось только надеяться, что она не настолько глупа, чтобы позволить этой истории повториться. Хватит ей одного раза с Кейном Мораном. Она и так заплатила слишком высокую цену. Второй раз может погубить их обоих.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ 1980

Глава 4

– Не понимаю, что ты нашла в Харли Таггерте! – Тесса накрутила еще один белокурый локон на валик электрических щипцов для завивки. Она сидела за туалетным столиком в одних трусиках и лифчике, глядя на Клер в зеркало. – Если хочешь знать мое мнение, Уэстон гораздо интереснее.

– Он подонок.

Старший из братьев Таггертов всегда вызывал у Клер страх и отвращение.

– Ну и пусть! Все равно ты не станешь отрицать, что Харли – размазня. О, черт! – Тесса втянула воздух сквозь зубы и затрясла обожженной рукой, уронив щипцы. – Вот всегда я так!

Клер опасливо подобрала раскаленные щипцы и водрузила их в держатель. Тесса нахмурилась и сунула палец в рот.

– Проблема Харли в том...

– Нет у него никакой проблемы.

– Ты прекрасно знаешь, что есть! Он тряпка. Делает все, что ни прикажет его старик.

– Ничего подобного.

Но в голосе Клер не чувствовалось полной убежденности. У Харли действительно имелся недостаток, и немалый: он был слишком мягким человеком.

– Тогда почему он до сих пор не порвал с Кендалл? – спросила Тесса, изогнув тонкую бровь, и вновь потянулась за щипцами. – По-моему, это непорядочно – встречаться с вами обеими.

– Он не встречается с Кендалл, – сухо возразила Клер. – Просто разорвать помолвку не так уж легко, хотя об этой помолвке никто и никогда не объявлял официально.

Ей было неприятно, что приходится вроде как оправдывать Харли. Он такой хороший, добрый, ласковый. Ну и что, что он не спортсмен, не светский лев и не покоритель сердец, как Уэстон? И если ему иногда бывает трудно принять решение, что в этом такого? Просто ему требуется время подумать.

– Я вчера говорила на пляже с Пейдж, – сказала Тесса. – Ну, она, конечно, еще соплячка, но все-таки она младшая сестра Харли, и кое-что ей известно. Так вот, она уверяет, будто Кендалл отказывается верить, что помолвка расторгнута. Пейдж говорит, что Кендалл проводит все свободное время в пляжном домике своих родителей в Мансаните, чтобы быть поближе к Харли.

– Пейдж Таггерт сидит у меня в печенках.

Клер чего только не делала, буквально на части разрывалась, стараясь подружиться с единственной дочерью Нила Таггерта. Но та в ответ только задирала свой длинный нос и не желала даже здороваться с ней по-человечески.

– Она обожает Кендалл и смотрит ей в рот, будто все, что Кендалл ни скажет, это и есть святая истина. – Тесса нахмурилась, закручивая последний локон. – Если хочешь знать, по-моему, Пейдж просто извращенка. Она как будто влюблена в Кендалл или что-то в этом роде.

– А по-моему, это ты извращенка.

– Да говорю тебе, это нездоровое увлечение. – Тесса промокнула лицо бумажной салфеткой. – И я не верю, что Харли не встречается с Кендалл. Он ведь тебе сегодня не звонил, так?

– Нет, но...

– А вчера?

– Он был занят.

– А позавчера?

– Я не веду учет.

– Другим рассказывай. Ты слонялась по дому как в воду опущенная, бросалась на каждый телефонный звонок, все надеялась, что это Харли. Кстати, почему бы тебе самой не позвонить ему? – спросила Тесса, поправляя бретельку лифчика, и потянулась за губной помадой. – Я бы так и поступила.

– Не сомневаюсь, что ты бы так и поступила. Но я – не ты.

– В том-то все и дело! Я бы никогда, ни за что на свете не стала бы убиваться из-за какого-то парня, будь это даже сам Уэстон Таггерт. Это просто вредно для здоровья, поверь мне. Ни один парень того не стоит, а уж тем более Харли Таггерт.

Клер закатила глаза и решила, что не стоит продолжать разговор. Все, включая Тессу и Ранду, не одобряли ее встреч с Харли. Как будто он какой-нибудь зачумленный. Атмосфера в доме вдруг показалась ей удушающей, и она решила, что оставит Тессу наедине с ее косметикой, Ранду – с ее книгами, а сама поедет кататься верхом.

Проходя мимо комнаты Миранды, Клер увидела свою старшую сестру в кресле у окна. Миранда сидела с книжкой в руках, но не читала, а глядела в открытое окно, словно высматривала кого-то. В последнее время Миранда изменилась, стала меньше придираться к младшим сестрам, а иногда по несколько часов пропадала неизвестно где. Никто не знал, куда она ходит, но она всегда захватывала с собой книгу, и Клер решила, что ее старшая сестра нашла себе для чтения какое-то потайное местечко в лесу. Одно только было странно: вот уже несколько недель Миранда читала один и тот же роман – «Полет над гнездом кукушки». Обычно она проглатывала любую книгу за пару дней. Да, с Мирандой творилось что-то неладное, но у Клер не было ни времени, ни охоты поинтересоваться, куда ее сестра убегает из дома тайком.

День выдался душный, все окна были распахнуты настежь, и по всему дому разносились звуки знаменитой мелодии из фильма «История любви». Это их мать упражнялась на рояле, пытаясь скрасить музыкой свою жизнь в ненавистном ей доме.

Впрочем, нельзя сказать, что Доминик не прилагала стараний. В холле и в гостиной всегда стояли свежие цветы в вазах, столовое серебро аккуратно начищалось раз в неделю и использовалось каждый день – вместе с хрусталем и парадным фарфоровым сервизом – для сервировки вечерней трапезы. По дому сновала бесконечная череда преподавателей французского и игры на фортепиано, танцев и фехтования, не говоря уж об инструкторах верховой езды.

Клер провела пальцами по гладкой полированной поверхности перил до самого нижнего столбика, который был искусно вырезан в форме выпрыгивающего из воды лосося. За долгие годы его изогнутая спинка залоснилась от многочисленных прикосновений любящих пальцев. Но, разумеется, не пальцев Доминик. Она считала резные перила со столбиками, изображающими разную живность, вульгарными, сложенный из скальных пород камин – грубым и грязным, а канделябры из оленьих рогов – варварством. Зато Клер все это обожала.

В одних шортах и футболке она побежала на кухню, где Руби Сонгберд, здоровенная индианка, месила толстыми пальцами тесто для домашнего хлеба, тихонько напевая себе под нос. У нее было плоское лицо, сверкающие темные глаза и редкая улыбка, способная осветить всю комнату. Если бы она распустила свои черные с проседью волосы, они, наверное, упали бы ниже колен, но Руби всегда носила их стянутыми в тугой узел на затылке. Клер не сомневалась, что у нее имеется запасная пара глаз: ничто не могло укрыться от Руби.

По мнению Клер, в последнее время Руби немного изменилась и казалась встревоженной, хотя по-прежнему неукоснительно выполняла свои ежедневные обязанности: готовила, убирала и строго надзирала за остальными слугами. Именно Руби отвечала за порядок в старом доме и делала все, чтобы у Доминик не возникало нареканий.

– Привет, – сказала Клер, схватив яблоко из корзинки с фруктами, оставленной на кухонном столе.

– Опять кататься верхом? – спросила Руби, бросив на нее взгляд через плечо, причем ее пальцы ни на минуту не переставали ритмично двигаться.

– Да вроде того.

– Гм.

Клер стало немного не по себе. Неужели эта женщина читает ее мысли? Может, она ясновидящая или, как теперь говорят, экстрасенс? Руби утверждала, что все ее предки были шаманами, но Клер уверяла себя, что она во всю эту чушь не верит.

– Будь осторожна.

– Я буду неподалеку. Руби прищелкнула языком.

– Но иногда здешние леса...

Она выпятила нижнюю губу и умолкла на полуслове, словно сожалея, что сказала слишком много.

– Что? Что такого в здешних лесах? – Клер с хрустом надкусила яблоко.

– В них водятся духи. Не только добрые, но и злые. Здесь когда-то была священная земля.

– Ничего со мной не случится, – решительно заявила Клер, не желая вступать в спор.

Руби утверждала – и, наверное, ничуть не преувеличивала, – что местные индейские племена в прошлом сильно пострадали от рук белого человека. Клер не собиралась об этом спорить: она изучала историю. Но при этом Клер не считала лично себя ответственной или обязанной как-то исправлять зло, некогда причиненное индейцам ее бледнолицыми предками. К счастью, дети Руби – Кристи и Джек – не так остро ощущали вековую обиду, как их мать. Кристи, красивая и умная девушка, не рассматривала свой статус «коренной американки»^[4] как почетный знак или как тяжкое бремя. А Джек был просто непослушным сорванцом, и цвет его кожи дела не менял.

– Просто будь осторожна, – упрямо повторила Руби, раскатывая тесто.

На крыльце Клер натянула свои любимые сапоги для верховой езды и, отшвырнув огрызок яблока, направилась по вымощенной каменными плитами дорожке к конюшне. Там она надела уздечку на Марти и, решив не возиться с седлом, просто вскочила на его широкую спину. Марти сразу азартно прижал уши, и они пустились вскачь через старую пихтовую рощу.

Лучи солнца пробивались сквозь кроны деревьев, устилая землю пятнистым узором. Конь и всадница следовали по старой оленьей тропе, змейкой вьющейся среди холмов-Иллахи. В неподвижном от жары воздухе пахло морской солью и водорослями, в небе не было ни облачка. Клер старалась выбросить из головы предупреждение Тессы насчет Харли, но так и не смогла. Слова сестры навязчиво повторялись у нее в голове, подтверждая ее собственные опасения.

Но с какой стати для нее должно что-то значить мнение Тессы? Клер с досады хлестнула вожжами по холке Марти, и мерин перешел в галоп. Стуча копытами, он несся через лес, легко преодолевая поваленные бревна, и только раз шарахнулся в сторону от взлетевшего из-под копыт глухаря.

На вершине холма Клер натянула поводья. Мерин недовольно фыркнул и заплясал на месте, на боках у него выступили пятна пота.

– Ты молодчина, – сказала Клер и похлопала его по холке, оглядывая тянущуюся внизу узкую полоску земли.

К западу расстилались темно-серые воды Тихого океана. К востоку раскинулось неподвижное, как стекло, озеро Эрроухед, отражавшее синеву неба. Перемычкой между двумя водными бассейнами служил узкий, поросший лесом клочок земли. Клер нравилось это место, она часто приезжала сюда, чтобы побыть одной. С края утеса был виден выгнутый полумесяцем «Камень Иллахи» – курорт, построенный ее отцом. Волны океана с грохотом разбивались о зазубренные обломки скал, белые брызги тучей взлетали высоко в воздух.

Клер глубоко вздохнула, все ее тревоги как-то позабылись, отступили на задний план. С Харли все как-нибудь уладится. Иначе и быть не может.

Внезапно за спиной Клер хрустнула ветка, и у нее волосы шевельнулись на голове. Это была частная земля, приобретенная ее отцом, и никто не смел сюда вторгнуться, если ему была дорога жизнь. Клер вдруг вспомнилось предупреждение Руби. Повернув коня, она принялась отчаянно всматриваться в лесную чащу, пока наконец не разглядела за деревьями Кейна Морана – юного хулигана, который бросил школу и подрабатывал в местной газете на должности курьера. Кейна подозревали всякий раз, когда в городе Чинук или его окрестностях происходило что-то неладное. Волосы у него были слишком длинные и нечесаные, подбородок нуждался в бритве, джинсы стали белесыми от бесчисленных стирок, а теперь были покрыты пылью. Он сидел на корточках у потухшего костра и ворошил прутиком черные угли, но его светло-карие глаза не отрывались от лица Клер.

Несмотря на свою скверную репутацию, Кейн Моран всегда возбуждал ее любопытство, и, хотя им не часто приходилось сталкиваться, Клер чувствовала по его взгляду, медленно скользившему по ее телу, что она тоже вызывает у него интерес. Впрочем, от такого парня любой разумной девушке следовало держаться подальше.

– Я не знала, что ты здесь, – сказала она, направляя лошадь к его маленькому лагерю.

– Никто не знает.

– А ты сам-то знаешь, что это частные владения?

Он поднял золотистую бровь, и на губах у него появилась наглая улыбочка.

– А-а, понятно. Ты работаешь в охране«Камня Иллахи», патрулируешь территорию и гоняешь посторонних?

– Нет, но...

– Неужели только меня одного?

– Я не собираюсь тебя прогонять.

Он хмыкнул:

– Я все равно бы не ушел, Принцесса. Такое обращение не понравилось Клер.

– Меня зовут Клер, – сказала она.

– Я знаю. Весь Чинук знает, как тебя зовут.

– Что ты здесь делаешь?

– Отдыхаю, – ответил он, и его глаза блеснули. – Я мог бы расположиться на курорте твоего отца, но там для меня дороговато, вот и решил провести какое-то время здесь.

– И ты на самом деле думаешь, что я тебе поверю?

– Не-а. – Кейн покачал головой и поднялся на ноги. Только тут она поняла, какой он высокий. – На самом деле мне все равно, что ты думаешь.

Клер оглядела его пожитки: старый спальный мешок, довольно дорогая фотокамера, рюкзак и пустая бутылка из-под дешевого виски. Неподалеку, поблескивая никелировкой, стоял спрятанный в кустах мотоцикл – огромная черная машина, на которой он носился по шоссе и по городу. Клер показалось странным и почему-то трогательным, что Кейн провел ночь здесь – один у костра под открытым небом, глядя на звезды и слушая неумолчный рев океана. Как-то это не вязалось с образом мелкого городского хулигана.

– Ну, теперь твоя очередь, – сказал Кейн, подойдя к Марти и погладив его по бархатистому носу. – От чего ты убегаешь?

– Ни от чего я не убегаю.

Он взглядом дал ей понять, что она врет.

– Как скажешь.

– Мне просто захотелось выбраться из дома.

– Твой старик не дает тебе житья?

– Что? Нет. У нас все в порядке, просто иногда мне надоедает сидеть в четырех стенах.

– А где же Таггерт?

– Что?

Этот вопрос ее удивил. Хотя они с Харли встречались уже пару месяцев, Клер не думала, что это известно всем, а главное, считала, что это никого не касается. А уж тем более такого человека, как Кейн Моран.

– Твой дружок, Принцесса. Ты его еще не забыла? Где он?

С этими словами Кейн вытащил пачку сигарет, вытряхнул две и предложил ей закурить. Когда Клер отказалась, он покачал головой, криво усмехнулся, как будто она чем-то его позабавила, и, щелкнув зажигалкой, глубоко затянулся.

– А тебе-то что? – нахмурилась Клер.

– Ничего, – сказал он, выпустив клуб дыма. – Просто поддерживаю вежливый разговор.

Она видела, что он нарочно ее дразнит, но устоять не смогла и ввязалась в спор, как рыбка, клюнувшая на наживку.

– По-моему, это хамский разговор. Кейн пожал плечами:

– Тебе виднее.

– Слушай, я не хочу обсуждать свою личную жизнь с посторонними.

– Я не посторонний, Клер. Я всю свою жизнь прожил на том же озере, что и ты.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

– Конечно, понимаю, милочка. – Кейн еще раз затянулся сигаретой и выпустил дым уголком рта. – Конечно, понимаю.

Развивать свою мысль он не стал, просто похлопал Марти по плечу рядом с ее голой ногой и отвернулся. Не говоря больше ни слова, он собрал свои вещи, повесил камеру на шею, закатал остальное в спальный мешок и закрепил его эластичными ремнями на багажнике мотоцикла.

– Хочешь прокатиться?

– Мне есть на чем кататься.

Неожиданно для Клер Кейн поднял камеру, навел на нее и сделал несколько снимков, потом швырнул окурок в потушенный костер и завел мотоцикл. Марти вскинулся на дыбы, когда мотор взревел, но Клер сумела удержаться у него на спине. Ловко петляя по извилистой горной тропе, Кейн Моран исчез, как чертенок в преисподней, растворился в сизом дымке выхлопа, тянувшемся за мотоциклом.

А у Клер осталось смутное ощущение разочарования, сменившееся внезапно нахлынувшим отчаянием. Откуда взялось это отчаяние, она не знала, но оно, безусловно, имело какое-то отношение к Кейну Морану.

– Сколько раз я тебе говорил, держись подальше от Клер Холланд!

Нил Таггерт с раздражением швырнул скоросшиватель на стол. Бумаги из папки разлетелись, подобно вспугнутой стайке птиц, и приземлились в полном беспорядке на толстый ковер. Нил этого, кажется, даже не заметил. А может, ему было все равно.

Харли хотелось убежать и спрятаться. Его отец был мастер закатывать скандалы, которые всегда пугали его. Но на этот раз Харли заставил себя стоять на месте перед полированным столом красного дерева. Он застыл, держа спину прямо, как фельдфебель на плацу. Пускай старик орет, что ему вздумается, он не собирался отступать.

– Я люблю ее, папа.

– Любишь? – Нил испустил длинную цепочку грязнейших ругательств, отчего у Харли загорелись уши. – Нет на свете такой штуки, как любовь, ясно? Это все выдумки для идиотов вроде тебя! – Он вскочил из-за стола и ткнул мясистым пальцем прямо в нос Харли.

– Я не собираюсь порывать с ней. Мы будем встречаться.

– Черта с два! – Неожиданно для Харли старик стремительно обогнул стол. При своей внушительной комплекции Нил обладал поразительным проворством. – Послушай меня, малыш. Или ты сейчас же теряешь интерес к этой девчонке, или, – он щелкнул пальцами, – будешь вычеркнут из моего завещания. Тебе все ясно?

На секунду сердце у Харли замерло, и в эту секунду, словно при вспышке молнии, он увидел свою будущую жизнь с Клер. Они останутся без гроша в кармане, без денег, без всех тех роскошных мелочей, к которым он привык, будут жить в дешевой квартире над гаражом или над итальянским ресторанчиком, ему придется отказаться от «Ягуара». Харли стиснул кулаки; его челюсти были так крепко сжаты, что зубы заныли.

Словно прочитав его мысли, Нил широко усмехнулся, блеснув золотой пломбой:

– Что, скверная картинка, сынок?

– Это не имеет значения. Я не откажусь от нее. Нил вздохнул и провел рукой по жидким волосам.

– Да брось! Со мной можешь не ломать комедию. Конечно, тебе хотелось бы думать, что ты такой благородный, такой романтичный и прочее. Но на самом деле ты ничем не лучше меня или Уэстона. Хорошую жизнь ты любишь больше, чем любую женщину, – он опять ухмыльнулся.

– Но Клер...

– Она носит фамилию Холланд – как и ее папаша! Нил оперся бедром о край стола и испустил тяжелый вздох, шедший, казалось, из самой глубины души. Правда, еще неизвестно, была ли у него душа. В том, что касалось души или совести Нила Таггерта, небесное жюри присяжных все еще совещалось и пока не пришло ни к какому заключению.

– Я пытался вести дела со старым Датчем по-хорошему, ты же знаешь. Приехав сюда, я сразу предложил ему партнерство, но Бенедикт Холланд повел себя как феодальный барон. Он не мог даже сосчитать, сколько денег получил бы, если бы мы работали вместе, а не конкурировали друг с другом! С самого начала он стал строить планы, как бы от меня избавиться. Все, что имело отношение к «Таггерт Индастриз», стояло ему поперек горла. Хочешь знать мое мнение? Ты не хочешь, я знаю, но все равно скажу: бьюсь об заклад, Датч приплачивает своей дочке, чтобы она строила тебе глазки, лишь бы мне досадить.

– Это невероятно, – прошептал Харли. – Ты просто сошел с ума. Ты настолько зациклился на своей персоне, что считаешь, будто весь мир вращается вокруг тебя. Но ты ошибаешься, наши отношения с Клер тебя не касаются. И я буду встречаться с ней, нравится тебе это или нет.

– Ну тогда готовься съехать отсюда и забудь о возвращении в Беркли^[5] на осенний семестр. А что касается машины, ты ездишь на ней по доверенности, так что можешь вернуть ключи.

Харли проглотил тошнотворный страх, подступивший к горлу. Этот необъяснимый страх преследовал его с самого детства. Он всегда чувствовал свою второсортность и боялся, что в решающую минуту окажется не на высоте. Годами он жил в тени Уэстона. Высокий, спортивный, Уэстон был непревзойденным чемпионом и на футбольном поле, и на заднем сиденье автомобиля. Уэстон шутя окончил среднюю школу и благодаря своим спортивным достижениям поступил в Стэнфорд^[6] на полную стипендию, черт бы его побрал. Великий Уэстон, царь и бог, сидел у него в печенках.

– Ты не сможешь запугать меня, папа, – сказал Харли вслух и нервно сглотнул.

– Запросто, сынок. – Нил казался спокойным и уверенным в себе, он как будто получал удовольствие от этого поединка. – Сколько, по-твоему, ты сумеешь продержаться в реальном мире, имея грошовую работу и кучу счетов? У Клер Холланд запросы большие, как, впрочем, и у тебя самого. Едва ли она будет счастлива, живя одной любовью или как там это называется. И ты тоже на это не проживешь.

Внезапно распахнулась дверь, и Пейдж, младшая сестра Харли, даже не подумав постучать, влетела в кабинет.

– Кендалл приехала!

С упавшим сердцем Харли посмотрел в окно и увидел маленький красный «Триумф» Кендалл, затормозивший у их гаража. Она вышла из машины – хрупкая на вид девушка с нежной белой кожей, светлыми, почти белыми волосами и громадными невинными голубыми глазами, взиравшими на него с горьким упреком. Она без слов, одним взглядом умела обвинить его в обмане, в измене и всех других смертных грехах.

День, начавшийся для Харли скверно, грозил закончиться еще хуже.

– Надеюсь, ей ты сумеешь объяснить все это более связно, чем мне, – сказал Нил в спину Харли, выходившему из кабинета в холл.

Пейдж успела гостеприимно распахнуть входную дверь и теперь ослепительно улыбалась красивой гостье.

– Я думала, ты уже в Портленде.

Пейдж обожала Кендалл. То же чувство она испытывала к красивым одноклассницам, попавшим в группу поддержки спортсменов, к тем, кого выбирали королевами красоты или «мисс» какой-нибудь рекламной продукции, а еще раньше, когда она была на несколько лет младше, – к своим дурацким куклам Барби. Это было исступленное, безмерное, неистовое чувство. Настоящая безумная страсть.

Кендалл хватило совести слегка покраснеть.

– Я... м-м-м... заехала повидаться с Харли. – Она бросила на него траурный взгляд, заставивший его внутренне съежиться.

– Вот как? – Лицо у Пейдж вытянулось, улыбка погасла, скрыв пластинки на зубах.

– Но я непременно загляну к тебе перед отъездом, – с улыбкой обещала Кендалл.

Харли молча собирался с силами для предстоящей сцены.

– Кендалл! – громогласно приветствовал гостью Нил. Его улыбке мог бы позавидовать Чеширский кот^[7]. – Как поживаешь? Как твои старики?

– Прекрасно.

– Твой отец все еще играет в гольф? И как успехи?

– Он уверяет, что нулевые.

– Ни за что не поверю.

От души смеясь, Нил отечески похлопал ее по плечу, скользнул взглядом мимо своей собственной дочери, словно она была пустым местом, и молча уставился прямо в глаза Харли. Его мысль и без слов читалась совершенно ясно: «Вот твоя женщина, сынок!»

Харли был иного мнения. Когда его отец вернулся к себе в кабинет, а Пейдж тактично, хотя и неохотно удалилась, он повел Кендалл на обшитую кедровым деревом веранду, нависшую высоко над каньоном. Глубоко внизу по дну каньона бежала, торопясь к морю, река Чинук. Верхние ветки пихтовых деревьев защищали веранду от летнего солнца, а шум потока приглушал их голоса.

– Не знаю, что ты здесь делаешь, – сказал он, закрывая за собой тяжелую дверь.

Сделав глубокий вдох, Кендалл простодушно призналась:

– Я люблю тебя.

– Мы уже это обсудили.

– Я хочу стать твоей женой.

– Нет, не хочешь.

– Ради бога, Харли, не спорь! Ты прекрасно знаешь, чего я хочу! – Похожая на эльфа, почти прозрачная Кендалл шагнула ближе и обдала его ароматом своих духов, заглушившим терпкий запах подступающего леса. – Мы же занимались любовью. Прямо здесь, на этой веранде, в твоей машине, в твоей постели. Ты лишил меня невинности, и ты... Тогда ты говорил, что любишь меня!

Он стиснул зубы и крепко ухватился пальцами за поручень, увидев слезы у нее на глазах.

– Ачто, если... что, если я забеременела? – продолжала Кендалл.

У Харли чуть не остановилось сердце. Беременна? Кендалл? Ноги у него подкосились, перед ним словно разверзлась пропасть. Нет, она не могла залететь! Они предохранялись. Он предохранялся, если на то пошло!

– Ты не беременна.

– Нет. – Она сокрушенно покачала головой, и ее светлые волосы вспыхнули на солнце. – А жаль. Лучше бы это было правдой.

– Чтобы я женился на тебе?

– Да! Я сделаю тебя счастливым, Харли!

Кендалл схватила его руку обеими руками и начала поднимать ее к своим губам, но Харли резко вырвал руку. Он и без того чувствовал себя подонком и не хотел, чтобы она перед ним унижалась.

– Все кончено, Кендалл. Я не знаю, что еще я должен сказать или сделать, чтобы тебя убедить.

– Неправда, ты все еще меня любишь.

– Нет.

Кендалл отшатнулась, словно он ее ударил. Слезы полились всерьез, она с трудом подавила рыдание. Харли никогда не был таким бессердечным. Глуповатым – да. Наивным – безусловно, он неоднократно ей это демонстрировал, но бессердечным? Нет, никогда. И он никогда не мог спокойно смотреть, как она плачет.

Понимая, что совершает колоссальную ошибку, Харли вздохнул и обнял ее.

– Прости, Кендалл, мне очень жаль, – сказал он, прижимаясь губами к ее волосам. – Честное слово, жаль.

– Просто люби меня, Харли. Неужели я прошу слишком многого?

Она запрокинула лицо и поцеловала его с такой страстью, что он даже удивился. Поцелуй был горячим, требовательным и соленым от слез. На секунду Харли поддался порыву, колени у него ослабели, но он тут же опомнился и поспешно отступил, разжав руки.

– Извини.

Он говорил искренне. У него никогда и в мыслях не было обманывать ее или причинять ей боль, просто ужасно трудно было принять решение. Но теперь, когда решение было принято, он чувствовал себя последней скотиной.

– Это все из-за Клер Холланд? – проговорила она, всхлипывая и заикаясь.

– То, что между нами было, не имеет никакого отношения к Клер.

– Черта с два! – Размазывая по лицу потекшую тушь, Кендалл вздернула подбородок. – Если мне придется тебя отвоевывать, я готова.

– Речь не идет о войне.

– Для тебя, может, и нет, а для меня – да.

– Кендалл! – послышался голос Пейдж, эхом прокатившийся по каньону.

Запрокинув голову, Харли увидел сестру, сидящую на подоконнике в своей комнате. Ее тусклые темные волосы свесились вниз, во взгляде, брошенном ею на брата, ясно читалось желание убить его на месте. Она, вероятно, слышала весь разговор и наблюдала развернувшуюся на веранде сцену. Отлично! Только этого ему и не хватало. Теперь на него будет давить еще и эта пигалица Пейдж.

– Я... я поднимусь через минуту, – сказала Кендалл, ослепительно улыбаясь, хотя глаза у нее были красные, а все лицо в потеках туши.

Когда Пейдж скрылась в комнате, Кендалл прошептала:

– Эта девчонка не должна совать нос в чужие дела!

С этим Харли не мог не согласиться. Хотел бы он знать, сколько еще пар глаз следило за ними через окна трехэтажного особняка, выходившие на каньон! Ему показалось, что еще чье-то лицо мелькнуло за стеклом, но он сказал себе, что хватит фантазировать и шарахаться от теней.

– Ну дай мне еще один шанс! – умоляла Кендалл, снова хватая его за руку и притягивая к себе.

Она потащила его к лестнице на северной стороне веранды, оплетенной ломоносом с крупными пурпурными цветами. Все еще оглядываясь через плечо, Харли спустился следом за Кендалл, на каждом шагу напоминая себе, что это опасно. Она тянула его за собой, как на буксире, по тропинке, бегущей через лес вдоль берега реки, и он знал, куда они направляются. Ну конечно, к тому самому месту, где они десятки раз бывали раньше, – к тенистой поляне, поросшей густой травой.

– Я думаю, тебе лучше уйти, Кендалл, – сказал Харли, но сердце и у него забилось сильнее, когда она обвила его шею обеими руками и поцеловала. Мужской инстинкт возобладал над разумом. – Не надо, – прошептал он уже не так настойчиво, чувствуя, как ее пальцы забираются ему под свитер. – Нет, Кендалл.

Он схватил ее за плечи, чтобы оттолкнуть, но тут пряжка его ремня щелкнула, расстегнулась, а ее ловкие пальцы потянули вниз «молнию». Кендалл соскользнула вниз, опустилась на колени, и Харли понял, что погиб. Он проклинал себя на чем свет стоит, а его пальцы между тем сами собой вплелись в ее белокурые волосы.

Пейдж открыла окно чуть пошире и до боли закусила нижнюю губу. Харли и Кендалл отсутствовали вот уже полчаса, и она начала волноваться. Наверное, Кендалл все-таки сумеет убедить Харли, что она лучшая партия для него, – это можно считать хорошей новостью. Но по возвращении она, конечно, и не взглянет в сторону Пейдж, и это плохая новость.

С тяжелым вздохом Пейдж взяла свой блокнот и принялась выводить имя Кендалл, отрабатывая подпись, которая никогда не станет ее собственной. Как бы ей хотелось быть хоть чуть-чуть похожей на Кендалл! Она такая тоненькая, как будто вот-вот переломится, такая красивая и грациозная от природы, так умеет флиртовать. Она всегда кружила головы мальчикам, не прилагая особых усилий.

Так почему же Кендалл так зациклилась на Харли? Господи, да он же слизняк! И что он нашел в этой Клер Холланд? Предложи ей выбирать между верховой прогулкой и походом по магазинам за фирменными нарядами, так она с большей охотой поскачет верхом. А у Кендалл Форсайт идеальная фигура, напоминающая песочные часы, светлые, совершенно прямые шелковистые волосы и личико точно с обложки журнала «Севентин». Кендалл жила в Портленде, ходила в частную школу вместе с детьми других богачей и ездила на своем собственном «Триумфе». Она была капитаном группы спортивных болельщиц и даже позировала в качестве фотомодели.

Пейдж достала с полки свой альбом с вырезками и открыла специальный раздел, посвященный Кендалл. На прекрасной зернистой фотобумаге камера запечатлела ее богиню в коротенькой кружевной сорочке, приобретенной на распродаже за полцены. Пейдж закрыла глаза и на мгновение вообразила себя на месте Кендалл Форсайт, хотя прекрасно знала, что этого никогда не случится. Никакие диеты, скобки на зубах и пластические операции не помогут ей приобрести хотя бы толику изящества и утонченности Кендалл!

Однажды она увидела Кендалл голышом: случайно зашла в ванную как раз в тот момент, когда та переодевалась в купальный костюм. Ее кожа в не покрытых загаром местах была молочно-белой, пупок впалый, как лунка на поле для гольфа, талия такая тонкая, что было непонятно, где же умещаются внутренности – печень, селезенка, почки и все, что положено. Но больше всего Пейдж поразили груди Кендалл. Белые высокие полушария, увенчанные крупными, круглыми сосками, слегка всколыхнулись, но, увы, уже через секунду скрылись под натянувшимся эластиком в красную и белую полоску.

Пейдж покраснела и принялась извиняться, как ненормальная, а Кендалл только лишь посмеялась и отмахнулась от ее смущения, как будто привыкла, что люди видят ее раздетой. Даже теперь щеки Пейдж загорелись при одном воспоминании о роскошной груди Кендалл.

Какой же Харли дурак!

Груди самой Пейдж представляли собой жалкое зрелище. Маленькие, с крошечными темными сосками, напоминавшими бородавки. И эти жалкие сиськи, если можно их так назвать, были не единственным ее недостатком. По какой-то непонятной причине она не унаследовала красоты Таггертов и получилась похожей на свою грузную тетю Иду, обладательницу крючковатого носа и глазок-бусинок. Зато Пейдж была умна – наверное, даже умнее Уэстона, который больно много о себе возомнил. И, уж конечно, в тысячу раз умнее Харли – но это даже нельзя было считать достижением.

Уэстон, старший из детей Нила Таггерта, напоминал древнегреческих богов. Волнистые каштановые волосы, глаза синие, как дельфтский фарфор, волевой подбородок, которому позавидовал бы сам Рок Хадсон^[8], и тело с безупречной мускулатурой, закаленное годами тренировок и спортивных занятий. Харли, конечно, идиот, но он тоже по-своему хорош собой. Волосы прямые, темнее, чем у брата, глаза зеленовато-карие, с искоркой, опушенные такими длинными ресницами, что Пейдж отдала бы за них полжизни. Кожа чистая, без единого прыщика. Ему ужасно шло, когда на скулах и на подбородке у него начинала пробиваться темная щетина.

К тому времени, когда Нил и Микки Таггерт решили обзавестись третьим ребенком, все хорошие гены были, по-видимому, уже истрачены на сыновей. Микки часто жаловалась, что третья беременность чуть не убила ее. Как бы то ни было, Пейдж оказалась лишена привлекательной внешности и обаятельной живости, которые считались фирменным знаком Таггертов.

Пейдж редко заглядывала в зеркало: ей не требовалось лишний раз напоминать себе о том, что родителям не стоило ею обзаводиться. Она была тяжеловесной и рыхлой, что абсолютно не поддавалось исправлению. Дорогие наряды и косметика делали ее просто смешной. Чего она только не предпринимала со своими космами, они не желали укладываться ни в какую прическу. Вот если бы стать такой, как Кендалл!

Услыхав голоса, Пейдж опять бросилась к окну. Харли и Кендалл поднимались по ступенькам к веранде. Оба раскраснелись, причем Харли, похоже, был зол как черт, а Кендалл плакала. Слезы текли у нее по щекам, и она отчаянно цеплялась за Харли.

Черт возьми, мало того, что Харли туп, как бревно, так неужели он, кроме того, еще и слеп? Разве он не видит, что Кендалл в тысячу раз красивее Клер Холланд?!

– Но я же люблю тебя! – твердила Кендалл, безуспешно пытаясь удержать слезы. Ее светлые волосы растрепались, на юбке остались зеленые пятна травы.

Пейдж тяжело вздохнула и ощутила глубоко внутри знакомое зудящее ощущение. Нетрудно было догадаться о том, что только что произошло в лесу. Кендалл и Харли занимались этим!А ведь Харли должен был бежать на свидание с Клер!

– Я всегда тебя любила.

– Прекрати! – прорычал он.

– Но ведь ты тоже меня любишь!

– Заткнись! – заорал Харли, и Кендалл ахнула. – О господи, извини... я не хотел... – Он замолчал, закрыл глаза, словно пытаясь найти нужные слова в своей тупой голове. – Все кончено, Кендалл. Просто смирись с этим.

– Не могу! Я же знаю, что на самом деле ты меня любишь. – Она громко всхлипнула и вздернула подбородок тем самым гордым жестом, которому Пейдж столько раз пыталась подражать перед зеркалом.

– Я не люблю тебя.

– Значит, ты меня использовал, так выходит?

– Это ты меня соблазнила.

– А ты не мог остановиться! – злорадно напомнила она и тут же спохватилась: – А вдруг я забеременела?

Что? Пейдж вся покрылась «гусиной кожей». Беременна? Кендалл?Кендалл станет толстой, пузатой, с отвислыми сиськами? Тьфу!

Харли побелел от страха.

– Ты не... Этого не может быть!

– Отчего же? Ведь на этот раз мы не предохранялись Впрочем, точно мы будем знать через пару недель.

Харли привалился к перилам, вцепившись в деревянный поручень. Вот бесхребетный слизняк!

– В таком случае... тебе придется от него избавиться Я помогу. Я достану денег.

– Если ты говоришь об аборте... о том, чтобы избавиться от нашего ребенка – нашего ребенка, Харли! – то можешь об этом забыть. Я никогда на это не пойду.

– Но я не могу... мы не можем.

С печальным вздохом Кендалл медленно покачала головой из стороны в сторону, словно наконец увидела этого жалкого червяка в истинном свете.

– Все будет хорошо, милый, вот увидишь, – сказала она, как будто это он нуждался в утешении, хотя «залететь» могла именно она.

Боже, какая мерзость! Кендалл обвила руками талию Харли и прижалась головой к его груди. Он не шевельнулся, только весь напрягся. Пейдж оттолкнулась от подоконника и села на полу, прислонившись спиной к своей кровати, вытянув перед собой короткие толстые ноги.

– Кендалл, ради всего святого, мы не можем себе этого позволить, – в напряженном голосе Харли звенел страх.

Трус! Кендалл была слишком хороша для него. Пейдж потянулась к ночному столику за карандашом и блокнотом, но ее пальцы наткнулись на проволочное приспособление для зубов, которые отказывались расти прямо. Девочка с отвращением отдернула руку: из-за этой гадости она чувствовала себя какой-то инопланетянкой и отказывалась надевать проклятую проволоку в школу. Ее рука замерла, когда вновь послышался голос Кендалл:

– Слушай, Харли, я не могу подняться к Пейдж в таком виде... скажи ей, что мне пришлось уйти. Скажи, что я опаздываю на встречу или что-нибудь в этом роде.

– Сама скажи.

– Я не могу разбираться с ней сейчас. Ну пожалуйста, Харли! – умоляюще проговорила Кендалл, и у Пейдж внутри все перевернулось от разочарования. – Уж это самое малое, что ты можешь для меня сделать! Я хочу пощадить ее чувства.

– Что ты имеешь в виду?

– Она хорошая девочка. Немного бестолковая, но милая. Пейдж немного приободрилась. Кендалл считает ее милой.

– Она чокнутая, – пробормотал Харли. Кендалл кокетливо захихикала.

– Все вы, Таггерты, немного чокнутые. Вот потому-то вы все такие неотразимые. И, наверное, потому я так люблю тебя.

– Только, пожалуйста, не «залетай».

Слова Харли еще висели в летнем воздухе, когда шаги Кендалл удалились. Торчащие вперед зубы Пейдж впились в нижнюю губу. Она выглянула в окно и увидела Харли. Он все еще держался на поручень и, ссутулив плечи, смотрел вниз, в каньон. В лице у него не было ни кровинки, и Пейдж даже подумала, что его сейчас стошнит.

– Отпугнул пташку? – донесся до Пейдж густой и тягучий, как масло, голос Уэстона.

– Ты о чем? – сердито обернулся к брату Харли.

– Кендалл меня чуть не сшибла, когда отъезжала. – Теперь и сам Уэстон показался на веранде. Ростом он был выше Харли и, по мнению большинства людей, красивее его. Ловко подтянувшись на руках, Уэстон уселся на поручень. Один небольшой толчок, и он свалится в реку, текущую тридцатью футами ниже. Но он не замечал опасности, и его ухмылка была нахальной, как всегда. – У тебя точно есть особый подход к женщинам, братец!

Харли не ответил, только бросил мрачный взгляд на Уэстона.

– Судя по всему, ты никак не можешь сделать выбор между Кендалл и этой Холланд?

– Ее зовут Клер.

Губы Уэстона скривились.

– Должен тебе сказать, я не понимаю, что ты в ней нашел.

– Где уж тебе понять. Уэстон пожал плечами:

– Она довольно миленькая, но таких сисек и задницы, как у ее сестер, у Клер нет. И не стоило ради нее бросать Кендалл Форсайт. Вот в Кендалл действительно что-то есть. Говорят, она похожа на горячий мед – вся такая липкая, тягучая и сладкая.

Пейдж судорожно сглотнула.

– И она не позволяет всем без разбора залезать к себе в трусы, – продолжал Уэстон. – Так что считай себя одним из немногих избранных.

– Заткнись, Уэс!

– Я бы отдал половину своего трастового фонда, чтобы проверить, правду ли о ней рассказывали. Но я не для того сюда пришел, чтобы обсуждать твои сексуальные проблемы.

– Прекрасно.

– Завтра утром отец отправляется к своему адвокату. Хочет переписать завещание.

– Ну и что?

– Он недоволен тем, что ты перешел во вражеский стан, так сказать. Тебе это может дорого обойтись.

– Пусть убирается ко всем чертям. Уэстон покачал головой.

– Неужели до тебя все еще не дошло? Ты можешь потерять миллионы из-за своего дурацкого увлечения Клер Холланд.

На щеке у Харли задергался мускул, он отвернулся и понуро повесил голову. «Вот и хорошо! – подумала Пейдж. – Так ему и надо».

– Знаешь, я понимаю твое стремление стать бунтарем и бегать на свидания к дочери папиного врага. Но тебе надо научиться правильно разыгрывать свои карты. Ты неудачно выбрал время. Говорю тебе, папа вычеркнет тебя из завещания.

– А тебе-то что?

– Мне? – Уэстон задумчиво вытянул губы трубочкой и, тряхнув головой, отбросил волосы со лба. – Да мне-то, по правде говоря, начхать с высокой башни на твои делишки.

– Тогда зачем ты пришел?

– Просто мне противно думать, что Холланды смогут одурачить одного из нас. Даже такого дурачину, как ты.

– Никто меня не дурачит.

– Клер Холланд водит тебя за нос, да так ловко, что он вот-вот отвалится, а ты и не заметишь.

– Чушь.

– Опомнись, Харли. Никому из нас не пойдет на пользу, если ты выставишь себя влюбленным сосунком, которого водит на поводу хитрая телка.

– А как насчет тебя и Кристи?

«Кристи Сонгберд? – удивилась Пейдж. – Это индианка, подрабатывающая у Холландов? Не знала, что Уэстон с ней встречается».

– Кристи можно доверять.

– С чего ты взял?

– Она знает: все, что мне нужно, это со вкусом перепихнуться и больше ничего. В этом она мне не отказывает.

– А что она за это имеет?

– Помимо самого классного секса, о каком только можно мечтать? Побрякушки.

– Побрякушки?

– Помнишь, Манхэттен в свое время купили за нитку бус? С тех пор расценки не менялись. Я покупаю ей сережки, одежки – все, что она попросит.

– Значит, она просто шлюха, – голос Харли был полон отвращения.

– Смотри не скажи этого при ней. Кристи принадлежит к очень гордому народу.

– Это верно. Неужели ты не боишься, что если ее старик обо всем узнает, то сначала отрежет тебе яйца, а потом оскальпирует? По-моему, ты болен, Уэстон.

– Нет, Харли, я умен. Кристи – это отличный выбор. И не потому, что она дочь местного индейского вождя, а просто потому, что она бедна. Попробуй, и ты сам убедишься: когда у женщины нет денег, она пойдет для тебя на все ради пары ласковых слов и небольших подарков. С бедными женщинами всегда все просто.

– Это отвратительно, Уэс!

– Так создан мир.

– Могу только повторить: ты болен.

– Не все из нас могут быть моногамными, Харли. Скажу больше: лишь очень немногие способны на такое благородство. Но ты, по-видимому, один из немногих, верно? – осведомился Уэстон с таким дьявольски невинным видом что Пейдж поняла: это его особый способ мучить младшего брата. – Ты верен Кендалл... то есть Клер.

Пейдж напряглась в ожидании ответа. Но Харли, видимо, решил, что с него довольно издевательств и поучений старшего брата, и повернулся, чтобы уйти. Однако Уэстон удержал его, схватив за рукав.

– Погоди минутку. Я не хотел тебя обижать, честное слово. Я даже понимаю, почему тебя так тянет к девчонкам Холланд. Запретный плод, все элементарно! Как только старик изменит завещание и я буду точно знать, что моей доле наследства ничто не угрожает, я, пожалуй, сам сорву себе яблочко с древа Холландов. Харли вырвал у него руку.

– Держись подальше от Клер! Уэстон потер подбородок.

– Как насчет пари?

Харли изумленно воззрился на него.

– Ты хочешь биться об заклад?

– Именно. Еще до конца лета я затащу в постель одну из дочек Холланда.

– Оставь их в покое.

– Всех трех? – Уэстон демонически заломил бровь. – Только не говори мне, что ты окучиваешь всех трех сестричек!

Харли бросился на него, стараясь вцепиться в горло, но промахнулся. Уэстон с легкостью уклонился, схватил его руку и заломил ее назад, заставив Харли поморщиться от боли.

– Не будь таким жадным, Харли. Бог велел делиться, сестричек Холланд хватит на всех.

– Ты грязный ублюдок.

– Возможно. Но это у нас семейное, не так ли? Во всяком случае, я не клянусь в вечной любви к леди Клер, трахая Кендалл в лесу у нее за спиной.

Он оттолкнул Харли, и тот отлетел к перилам, стукнувшись о них спиной. Тень нависающих пихтовых ветвей упала ему на лицо.

– Ты свое еще получишь! – пригрозил он.

– Надеюсь, – засмеялся Уэстон. – И твое тоже. Разве не здорово – перекокать всех трех сестричек Холланд? Интересно, что скажет по этому поводу старик Датч?

Лицо Харли мучительно скривилось от отвращения и унижения. Он ушел под навес веранды и скрылся из поля зрения Пейдж, но до нее донесся его голос:

– Почаще оглядывайся, Уэс!

Пейдж услыхала, как взвизгнула на своем полозе скользящая дверь, а затем вернулась на место со стуком, потрясшим весь дом. Какое же Харли дерьмо! Он должен был душу вытряхнуть из Уэстона за все те гадости, что тот говорил о Кендалл! А Уэстон – настоящий сексуальный маньяк. Недаром Кендалл говорила, что такие, как он, работают членом, когда надо действовать головой.

Между тем Уэстон, щурясь от солнца, вскинул голову, и не успела Пейдж отпрянуть в глубину комнаты, как их взгляды встретились.

– Наслушалась вволю? – спросил он, прищелкнув языком, и укоризненно покачал головой; на лице у него заиграла злорадная улыбочка. – Что ж, у каждого свои маленькие радости. Верно, Пейдж?

Пейдж хотела послать его к черту, но воздержалась, зная, что Уэстон скор на расправу. В подростковом возрасте он жестоко избивал малыша Харли, подманивал белок арахисом и потом убивал их из рогатки, а чуть позже стал вести счет кошкам, енотам и опоссумам, раздавленным колесами его автомобиля. Да, Уэстону с детства была свойственна извращенная жестокость, пугавшая Пейдж. Так что она не стала усугублять свое положение, вступая в спор, а лишь отошла подальше от подоконника. Щеки у нее горели, пальцы сжались в кулаки. Он с самого начала знал, что она подслушивает, и все равно всласть поиздевался над Харли!

– Знаешь, Пейдж, – продолжал Уэстон, – подслушивание доведет тебя до беды. А может, тебе только этого и надо? Попасть в беду, чтобы немного оживить твое тусклое существование?

Пейдж проглотила подступившие к глазам слезы. Сколько раз он унижал ее, когда она была совсем еще маленькой – толстенькой, смешной коротышкой, боготворившей своих старших братьев! Что ж, с тех пор она многому научилась. Уэстон – бессердечный сукин сын, а Харли... ему срочно требовалась операция по пересадке позвоночника.

Услыхав смех Уэстона, Пейдж внутренне сжалась. Он часто делал ее мишенью своих шуток: Пейдж не раз видела, как его друзья стараются подавить усмешку, слушая гнусности, которые Уэстон нашептывал им на ухо, и все как по команде поворачиваются в ее сторону. А всего несколько недель назад он отпустил замечание, от которого она чуть не заболела. Он сказал, что из-за Пейдж их отец начал гулять налево. Стоило Нилу бросить один взгляд на свою кошмарную дочурку, и он решил больше не спать с Микки, чтобы она, не дай бог, снова не «залетела». Вместо этого он начал «шляться по бабам», как выразился Уэстон. Друзья Уэстона не знали, что Пейдж стоит на ступеньках и слушает, пока они играли в бильярд в спортзале, размещенном в подвальном этаже. Они смеялись над ней, а один из них даже прошелся насчет того, что никому и никогда не придет охота залезть к ней в штаны. Разве что парень сообразит напялить для начала бумажный пакет на голову.

Пейдж тогда бесшумно уползла с лестницы подвального этажа наверх и проплакала целый час. В отместку она украла видеокассету с жуткой порнухой, спрятанную на дне спортивной сумки Уэстона, и оставила пленку в таком месте, где ее не могла не обнаружить их мать. Разразился страшный скандал, Микки расколотила кассету любимой бейсбольной битой Уэстона, а заодно сломала и саму биту.

В конечном счете последнее слово осталось за Пейдж – годы научили ее справляться с издевательствами старшего брата. Но до сих пор его ядовитые стрелы не были направлены против Кендалл. Теперь же, когда он сделал ее своей мишенью, все изменилось.

А ведь Кендалл может оказаться беременной.

Закусив нижнюю губу, Пейдж подошла к дальней стене комнаты, где в стенном шкафу с открытыми полками стояли на страже ее мягкие игрушки. Их было много – целый зверинец. Размерами всех превосходил медведь-панда, он даже не помещался в шкафу и сидел на детском стульчике рядом. Пейдж обхватила панду руками и нащупала у нее на спине небольшой разрез по шву. Там, в глубине, лежал тщательно замаскированный мягкой набивкой маленький пистолет, украденный ею из комнаты матери несколько недель назад.

Пейдж иногда обыскивала ящики ночного столика Микки Таггерт и однажды наткнулась на пистолет, спрятанный под коробкой бумажных салфеток, пакетиками с сухими духами и пачкой тошнотворных старых любовных писем. Он казался забытым, хотя и был заряжен. В тот момент Пейдж сама не понимала, зачем ей понадобилось присваивать маленький пистолетик. Просто ей понравилось прикасаться к холодному металлу, держать его в руке, понравилось внезапное ощущение могущества, которого она никогда прежде не испытывала. В ту же минуту она решила, что пистолет должен принадлежать ей. Воровать она научилась давно, у нее скопилась целая коллекция похищенных вещей: кольцо, украденное у няни, когда та была еще жива, цепочка с брелком для ключей, взятая в местном магазинчике, просто чтобы убедиться, что можно украсть и не попасться, зажигалка Харли, тюбик губной помады Кендалл. Но оружия у нее не было никогда, а это совсем другое дело.

Пейдж ощупала гладкий ствол, облизнула губы и снова привалила панду спиной к стулу. В сущности, ей был ни к чему этот пистолет, и она почти забыла о нем. Но сейчас, вдыхая поднимавшийся с веранды едкий запах дыма от сигареты Уэстона, она решила, что скорее в аду мороз грянет, чем она отдаст пистолетик.

Впервые за всю свою злосчастную жизнь Пейдж Таггерт почувствовала себя победительницей!

Глава 5

Кейн прекрасно понимал, что будь у него в голове хоть капля мозгов, он оставил бы Клер в покое. От Холландов лучше держаться подальше, и за примером далеко ходить не надо: Кейну стоило только взглянуть на своего старика, чтобы убедиться, что бывает с человеком, связавшимся с Холландами.

Установив сосновое полено на старом пне, служившем ему колодой для колки дров, Кейн поднял топор, крепко рубанул и расколол полено на две половины. Пот струйкой бежал у него по спине, плечи уже начали ныть, но он поднял еще одно полено и установил на пне. Оскар, старый отцовский пес, глухо тявкнул с крыльца, когда почтовый фургон остановился в конце подъездной дорожки.

– Пойди забери почту! – Небритый, с седыми волосами до плеч, Хэмптон выкатил свое кресло на колесах на крыльцо, схватил палку, оставленную у двери, и застучал по старым половицам, согнав несчастного пса с насиженного места.

Размахнувшись топором, Кейн расколол последнее узловатое полено и направился к дороге. Было пятое число – самое время для поступления ежемесячного анонимного чека. Он шел, ощущая сердитый и непримиримый взгляд отца, сверливший ему спину. Хэмптон никогда не скрывал от сына своей зависти.

– У тебя есть пара сильных ног, – часто говорил он, злобно поблескивая красными от беспробудного пьянства глазами. – А ну-ка, принеси мне еще бутылку.

Бывали у него и приступы слезливости, тогда он пускался в рассуждения:

– Знаешь, я ведь любил ее! Ну, то есть твою маму. Любил больше, чем вообще стоит мужчине любить женщину. Но для нее я был недостаточно хорош, особенно когда остался без ног. Не-е-ет, она не желала быть замужем за калекой! Уж лучше быть шлюхой толстосума!

Кейн стискивал зубы и терпеливо сносил оскорбления отца, потому что жалел старика, который раз за разом переживал заново несчастный случай, изменивший всю его жизнь.

– Помни, это все дело рук Датча Холланда! Почему, ты думаешь, лопнул канат на моей связке, пока я грузился на южном склоне? Потому что оборудование было ни к черту, это я тебе говорю. А они выплатили мне жалкую компенсацию, как подачку бросили. – Хэмптон смотрел налитым кровью взглядом на дом Холландов, всегда сверкавший огнями на другом берегу, как рождественская елка. – А ведь у него полно денег! Жена у него этакая фря, вся из себя важная, и три дочки, совсем еще сопливки, а уже дерут нос перед такой голытьбой, как мы. Что я получил, горбатясь на него целый век, а? Жалкий клочок земли, пару грошей в обмен на подорванную спину, да еще вот это! – заорал он, колотя своей бесполезной палкой по железной раме инвалидной коляски. – Надеюсь, Бенедикт Холланд сгорит в аду!

Конверт оказался на месте. Тонкий, но плотный, он заметно выделялся в пачке счетов, которым, вероятно, не суждено было быть оплаченными в ближайшие полтора месяца. Зато в этот вечер Хэмптон Моран будет танцевать со своей любимой дамой по имени «Черный бархат», а завтра позовет в гости своего лучшего друга «Джека Дэниэлса». К среде же он снова вернется к сивушному пойлу и так дотянет до пятого августа.

Кейн выгреб всю почту из ящика и поднес конверт к носу, надеясь почуять запах духов или хоть дымка от папиросы – чего-нибудь, что напомнило бы ему о матери. Но от конверта ничем не пахло. Тогда он хмуро побрел к крыльцу, заранее зная, что в этот вечер ему предстоит укладывать отца в постель.

– Пошли, Оскар, – позвал он пса, обнюхивающего кусты у дороги.

В одном отец был прав: Бенедикт Холланд – и впрямь отъявленный сукин сын. Но каким-то образом ему удалось способствовать появлению на свет самой прекрасной девушки, когда-либо встречавшейся Кейну.

Что-то явно пошло не так – Клер ощущала это всем нутром. Какая-то фальшь прозвучала в словах Харли, а особенно в паузах между словами. Повесив трубку в парадном холле, она почувствовала внутри пустоту и уже не в первый раз задумалась: может, сестры и отец были правы, предупреждая ее, что не стоит с ним встречаться?

– Размолвки в райских кущах? – осведомилась Тесса, влетевшая в эту минуту в холл. В руке младшая сестра сжимала полупустую бутылку диетической пепси-колы, ее бронзовое тело, намазанное маслом для загара, лоснилось после двух часов, проведенных у бассейна.

– Все в порядке, – сквозь зубы пробормотала Клер.

Ей было неприятно, что младшая сестра с ходу читает ее мысли в самый неподходящий момент.

– В самом деле? – спросила Тесса, и ее глаза озорно блеснули. – А знаешь, я позавчера опять видела Харли в обществе Кендалл.

У Клер защемило сердце, ей захотелось крикнуть в лицо Тессе, что она лжет, но хватило ума прикусить язык.

– Где?

– В яхт-клубе. Могу тебя утешить: они явно ссорились. Но они точно пришли туда вместе, а не случайно встретились.

Она отхлебнула из бутылки и побежала вверх по ступенькам, едва не столкнувшись на площадке со спускавшейся Мирандой.

– Опять ты к ней пристаешь? – строго спросила Миранда, бросив на Тессу свой фирменный «взгляд старшей сестры», столь хорошо знакомый и самой Клер: ей тоже частенько приходилось попадать под его прицел.

– Просто дала дружеский совет.

– Кажется, с нее уже хватит.

Клер не поверила своим ушам. Ранда всегда беспокоилась о младших сестрах, говорила, что они рискуют понапрасну вместо того, чтобы думать головой, и вечно попадают впросак. А вот сегодня она сама казалась беззаботной и даже легкомысленной. На ней были шорты и легонькая блузка без рукавов. Из перекинутой через плечо пляжной сумки выглядывало махровое полотенце и зачитанный до дыр экземпляр «Полета над гнездом кукушки».

Тесса перегнулась через перила.

– Просто я считаю, что, если уж Клер так нравится встречаться с одним из Таггертов, пусть лучше переключится на Уэстона.

Миранда замерла на ходу.

– Ты шутишь!

– И не думала. У Уэстона Таггерта есть все, чего лишен Харли. Красавец, спортивный, сексуальный...

– ...мерзавец первой статьи, – дополнила Миранда внезапно побелевшими губами.

– А может, мне нравятся мерзавцы! – вызывающе бросила Тесса.

– Только не такой, как он. Я не шучу, Тесса.

– Ты же его совсем не знаешь. Миранда вспыхнула:

– Повторяю, он законченный мерзавец! С большой буквы!

Тесса захихикала, довольная тем, что ей удалось вывести из себя никогда не теряющуюсамообладания Миранду.

– Поверь мне, этот человек приносит беду.

– Подумаешь, какая новость! – Тесса снова отхлебнула из бутылки.

– Харли – милый мальчик, – продолжала Миранда, коснувшись руки Клер. – Если он тебе нравится, я могу это понять, хотя твои встречи с ним вызывают большое недовольство в нашем доме. Но Уэстон... – Ее глаза, холодные, как арктическое море, встретились с глазами младшей из сестер. – Зависеть от такого человека – самое страшное горе для женщины. И это не имеет никакого отношения к глупейшей войне наших отцов.

– Ой, вы только поглядите, кто это говорит! Наша старшая сестра, которая даже на свидания никогда не ходит.

– Это удар ниже пояса, Тесса, – вмешалась Клер.

– Но это же правда! – пожала плечами Тесса. – Как может наша Ранда судить о мужчинах? Что ей о них известно?

Миранда открыла было рот, но передумала и покачала головой, словно поражаясь глупости младшей сестры.

– В общем, она хотела сказать, что Уэстон Таггерт нам не по зубам, – добавила напоследок Тесса и опять двинулась вверх по лестнице.

– Держись от него подальше! – предупредила Миранда, потом взглянула на свои часики и опрометью бросилась к двери.

– Что это с ней? – удивилась Клер, глядя, как Миранда бежит по газону, не обращая внимания на усердно вращающиеся головки оросительной установки.

– Понятия не имею, и, честно говоря, меня это не колышет. Ранда всегда была занудой.

– Просто она смотрит на жизнь серьезно.

– Только не сегодня! – Через окно на площадке второго этажа Тесса увидела, как безупречно чистый «Камаро» Миранды пролетел по выездной аллее. – В последнее время она сильно изменилась. – Тесса задумчиво вытянула губы трубочкой. – Может, она все-таки с кем-то встречается по секрету?

– Миранда? – Клер попыталась вообразить старшую сестру на романтическом свидании, но не сумела. – Да нет, она, наверное, спешит взять новую книгу в библиотеке.

– В библиотеку так не спешат, – сказала Тесса, наблюдая за оседающей на аллее пылью. – Могу поспорить, она помчалась на свидание.

Но Клер не поверила Тессе, и ничего удивительного в этом не было: она всегда относилась к любым словам младшей сестры с изрядной долей скепсиса. На Миранду Клер смотрела как на источник мудрости и знаний обо всем на свете, за исключением человеческих существ мужского пола, а вот Тессу считала невероятно ограниченной и поверхностной. Тесса была так поглощена собой, что даже не подозревала о существовании иных вещей, кроме голливудских сплетен, мальчиков и маленького городка Чинук. Он стал центром ее жизни, несмотря на все старания матери приобщить своих дочерей к светским манерам, необходимым, чтобы вращаться в соответствующих кругах Портленда, Сиэтла и Сан-Франциско.

Миранда проводила свою жизнь за книгами, стараясь набраться знаний, Тесса же, напротив, как будто стремилась выбросить из головы все то полезное, что туда случайно залетело за пятнадцать лет, проведенных ею на этом свете. Она ни минуты не сомневалась, что является особой королевской крови, принцессой из сказки, причем не лишенной строптивости. Хотя Клер была уверена, что Тесса сама не знает, зачем восстает против отца, потакающего всем ее желаниям и капризам.

Все еще размышляя над последними словами Тессы, Клер вышла из дома и пробежалась по дорожке до причала. Моторная лодка ее отца, пришвартованная к сваям, тихонько покачивалась на воде. Клер отвязала лодку и села к рулю. Мотор завелся плавно, ни разу не кашлянув, и Клер направила лодку к островку в дальнем конце озера. Островок представлял собой выступающий из воды клочок суши, поросший травой и редкими деревцами, цепляющимися прямо за прибрежные валуны. Но он был со всех сторон окружен водой и необитаем, поэтому, когда домашние особенно досаждали ей, Клер отправлялась сюда, чтобы спокойно подумать.

Рыба резвилась в прозрачной воде, над головой кричали чайки. Ветер трепал волосы Клер, она полной грудью вдыхала свежий, пахнущий влагой воздух. Замедлив ход, она направила лодку к песчаной отмели и заглушила мотор, а потом пришвартовала лодку к искривленному деревцу, ветви которого стлались прямо над водой.

Взбираясь по тропинке, Клер думала о Харли. С тех самых пор, как они начали встречаться, ей приходилось постоянно опровергать упорные слухи о том, что он все еще так или иначе связан с Кендалл.

– Чушь! – пробормотала она вслух, но так и не сумела заглушить тихий голос сомнения, точившего ей сердце.

Клер бы ничуть не удивилась, если бы обнаружила, что эти слухи исходят от ее отца. Он никогда не скрывал, что хочет положить конец ее отношениям с сыном Нила Таггерта. Из всей семьи одна только мать отнеслась к ее увлечению с сочувствием.

– Харли Таггерт хорош собой и богат, – однажды летним утром заметила Доминик, расставляя розы в высокой хрустальной вазе на обеденном столе. – Он всегда сумеет позаботиться о тебе. Мало кому из женщин в жизни так везет. – На мгновение ее руки замерли, она подняла голову и устремила взгляд на обшитую старинным кедром стену, украшенную ее же собственными картинами. – И тут дело не в любви, это вопрос выживания.

– Что?

– Знаю-знаю. Ты вообразила, что влюблена в младшего из Таггертов, – Доминик улыбнулась усталой и грустной улыбкой много повидавшей женщины. – Может быть, и так, хотя наверняка ты это сделала просто из духа противоречия. Отец запрещает тебе с ним видеться, и поэтому мальчик кажется тебе особенно привлекательным.

– Нет, мама, я люблю...

– Ну конечно, любишь! Но только давай рассуждать трезво, не возражаешь? Если ты выйдешь за Харли или за другого парня с такими же деньгами, тебе в жизни не придется даже пальцем шевельнуть. Не надо будет искать работу или думать, где бы раздобыть себе еды. Даже если брак окажется неудачным, ты ничего не теряешь.

– Дело вовсе не в деньгах.

– Нет? – Доминик сорвала увядший лист со стебля одной из роз. – Что ж, прекрасно. Но и деньги не помешают, поверь мне. Твои сестры могли бы брать с тебя пример. Вот, скажем, Миранда... ну, она просто чудачка. Корпит над книгами день и ночь, а зачем? У меня это в голове не укладывается! А Тесса – наоборот. Господи, иногда мне кажется, что этой девочке нужно прописать валиум^[9], честное слово. Она такая... ну, мягко говоря, непослушная. Все делает наперекор, а чего добивается, сама не знает. – На лбу у матери появились морщины озабоченности. – Тесса меня очень тревожит. То есть я тревожусь обо всех вас, но у тебя, по крайней мере, кажется, есть цель в жизни. И ты понимаешь, что судьбу женщины решает удачный брак.

– Сразу видно, что ты не состоишь в рядах НОЖ! – заявила Миранда, вошедшая в столовую именно в этот момент. – Знаешь, что это такое? Национальная организация женщин.

– Знаю. Жалкая кучка хнычущих дур, не нашедших себе места в жизни.

– Неужели тебе никогда не хотелось почувствовать себя свободной?

– Боже упаси! – засмеялась Доминик. – Когда-нибудь ты поймешь, Миранда, что мужчины и женщины не могут быть равны.

– Их права должны быть равны.

– На мой взгляд, вовсе нет. Все эти феминистки просто мутят воду. Представь себе, например, что будет, если твой отец со мной разведется? По идее, я должна получить алименты. Но я их не получу, если эти истеричные фурии настоят на своем.

– Ушам своим не верю! Мама, на дворе 1980 год, а не Средние века!

Доминик ее слова не убедили.

– Мужчины должны обеспечивать женщин, какой бы год ни стоял на дворе. И женщины всегда будут в этом нуждаться.

– Только не я, – прошептала Миранда.

– Умная женщина может всегда позаботиться о себе, удачно подобрав себе партнера.

– Как ты, например? – съязвила Миранда, и глаза Доминик наполнились болью.

– Да, – сказала она с гордостью.

– То-то я вижу, как ты счастлива!

Клер стало не по себе. Ну почему Ранда так жестока с матерью?

– Я слышала, как ты плачешь по ночам, – уже мягче продолжала между тем Миранда. – Я знаю, что тебе нелегко.

Доминик выпрямилась, ее спина как будто окаменела.

– А ты предпочла бы бедствовать и быть готовой на все, лишь бы выжить? – Она поджала губы и решительно повернулась к дочери, позабыв о цветах. – Если не веришь мне, подумай об Элис Моран, ну, помнишь ту женщину, что жила на другой стороне озера?

– Ты ее знала? – спросила пораженная Клер. Она была уверена, что ее родители даже не подозревают о существовании семейства Моран.

– Я о ней наслышана. Ее муж... Я полагаю, они все еще формально женаты, хотя она бросила его и их сына. Ну, словом, Хэмптон до сих пор судится с твоим отцом из-за несчастного случая. А Элис Моран – это просто пример того, как женщина вышла замуж за бедняка и теперь расплачивается за свой выбор.

– В таком случае ты – пример того, как женщина вышла замуж за богатого и теперь расплачивается за свой выбор, – бросила через плечо Миранда, выходя из столовой.

– Не слушай ее, – предупредила среднюю дочку Доминик. – Боюсь, бедная Ранда получит от жизни жестокий урок. А ты продолжай встречаться с Харли Таггертом, если хочешь. Все как-нибудь наладится.

Но ничего не наладилось. Дела шли из рук вон плохо и с каждым днем все хуже. Клер уже не могла припомнить, когда в последний раз встречалась с Харли. Кажется, это было сто лет назад. Зато она несколько раз встречалась с Кейном – вот до чего дошла! Кейн Моран вдруг стал попадаться ей на каждом шагу, и, хотя Клер было неприятно признаваться в этом даже себе самой, ее тянуло к нему. Ну, не то чтобы сильно, совсем чуть-чуть. В нем было все, чего так недоставало Харли: он был беден, дерзок, плевал на все правила и запреты. Он олицетворял собой общественный вызов, а его глаза как будто заглядывали ей прямо в душу, ища подлинную Клер, скрытую за видимой всем оболочкой. Рядом с ним ей становилось не по себе, она нервничала и почему-то постоянно ощущала необходимость оправдываться. Ей даже пару раз пришло в голову, каково бы это было – поцеловаться с ним, но она гнала от себя подобные мысли, вспоминая о Харли. О парне, в которого была влюблена. За которого собиралась замуж.

Клер стиснула зубы, намереваясь раз и навсегда выбросить из головы всяческие бредовые мысли о Кейне Моране. Но у нее ничего не вышло, потому что он был тут как тут.

Клер преодолела последний виток тропинки, и на самой высокой точке каменистого островка перед ней предстал ее мучитель – нахальный мальчишка, поставивший под сомнение все, о чем она в жизни мечтала. Кейн Моран. На нем была пара старых, обрезанных выше колен джинсов и больше ничего. Его волосы еще не просохли после купания. Он лежал, лениво растянувшись на большом валуне.

У Клер перехватило дыхание, в голове даже промелькнула соблазнительная мысль о бегстве, но он уже заметил ее и прищурился так, словно давно поджидал ее тут. Клер хотелось возмутиться и спросить, что он здесь делает. В конце концов, этот остров – собственность ее отца! Но она решила, что не стоит выглядеть мелочной. К тому же он и раньше нарушал границы чужих владений, о чем ей было отлично известно.

– Надо же, кто к нам пожаловал! Никак сама Принцесса!

Кейн приподнялся, опираясь на локоть, солнечные блики играли на его гладкой загорелой коже, янтарные глаза медленно скользили по ней.

Клер невольно выпрямилась.

– Сколько раз тебе говорить: я не принцесса.

– Ах да, верно. – Кейн плавным кошачьим движением поднялся на ноги.

– Что ты здесь делаешь?

– Обдумываю свое житье, – ответил он серьезно, но тут же улыбнулся одним уголком рта. И Клер рассердилась на себя за то, что находит эту кривоватую усмешку чересчур привлекательной.

– Неужели? – усомнилась она, прячась от солнца в тени единственного росшего тут кедрового деревца.

Ей вдруг пришло в голову, что Кейн всякий раз появляется на ее пути, потому что хочет выведать, как продвигаются дела с последним иском, выдвинутым его отцом против семьи Холланд.

– По правде говоря, я тут размышлял, не нуждается ли во мне Дядя Сэм.

– Ты собрался в армию? – Эта мысль ужаснула Клер, хотя она сама не понимала – почему. Ей даже стало холодно, и она бессознательно обхватила себя за плечи, но вдруг заметила, что он не сводит с нее глаз, и еще больше смутилась. – Хочешь завербоваться?

Кейн пожал плечами:

– А почему бы и нет? Войны вроде не предвидится, все тихо.

– Если выберут Рейгана, все может измениться.

– Да что ты понимаешь в политике?! – засмеялся Кейн.

– Не так уж много, но...

Кейн Моран всегда жил на другом берегу озера – сколько она себя помнила. И хотя они были почти незнакомы, Клер почему-то считала его постоянной принадлежностью маленького городка Чинук, откуда люди все время уезжали. Некоторые кончали школу и поступали в колледж или находили работу на стороне, другие обзаводились семьями и искали мест побогаче. Но по какой-то странной причине, о которой ей самой не хотелось задумываться, Клер считала – нет, даже надеялась, – что Кейн всегда будет рядом. Его постоянное присутствие тревожило и раздражало ее, но в то же время давало ощущение стабильности.

– Но почему в армию?

– Разве не понятно? – Его улыбка исчезла также внезапно, как и появилась. – Чтобы выбраться отсюда. Я получу возможность увидеть мир, заработать деньги на колледж и прочее, и прочее. Всю эту чушь мне выложили на призывном пункте.

– А как же твой отец? – спросила Клер, не подумав.

– Он справится, – усмехнулся Кейн, но между бровей залегли две глубокие морщины, и он отвернулся. – Он всегда справляется. – Кейн поддал ногой камешек, и тот покатился с холма, пока не шлепнулся в воду. – А где же твой герой-любовник?

– Что?

– Таггерт, – пояснил он.

Краска горячей волной разлилась по щекам Клер.

– Не знаю. Наверное, на работе.

– Ну, если ты называешь это работой... – Кейн покачал головой и невесело рассмеялся. – На лесопилке у Таггертов все работают без дураков, надрываются, жилы тянут. А Харли и Уэстон, сыночки и наследнички, уже имеют собственные кабинеты с застекленными дверями, и на дверях сусальным золотом выведены их имена. Уэстон указывает пятидесятилетнему бригадиру, как валить лес и грузить бревна, а Харли... – Он потер кулаком подбородок и покачал головой. – Что именно он делает для своей фирмы?

– Не знаю, – призналась Клер.

– Держу пари, если ты спросишь об этом у Харли, окажется, что он и сам не знает.

– Мы не говорим о его работе.

– Нет? – переспросил Кейн, подняв одну бровь. Внезапно он в мгновение ока пересек разделявшее их, залитое солнцем пространство и остановился нос к носу с ней в тени невысокого кедра. Его лицо было так близко, что Клер уловила слабый аромат мятного крема для бритья, смешанный с запахом дыма. Она не могла отвести глаз от его напряженного лица и даже заметила капельки воды, стекающие с волос ему на шею. Ей вдруг стало трудно дышать.

– Так о чем же вы говорите – ты и Принц Харли?

– Тебя это совершенно не касается. Харли...

– Да плевать я хотел на Харли! – Его дыхание теплым ветерком обдало ее лицо. – Но ты... – Кейн поднял руку и накрутил на свой мозолистый палец прядь ее волос. – По какой-то дурацкой причине, сам не знаю почему, но мне не все равно, что будет с тобой. Должно быть, это мне в наказание за грехи.

Клер нервно облизнула губы, и Кейн поймал взглядом это движение. Чертыхнувшись себе под нос, словно освобождаясь от чар, сковавших их обоих, он выпустил ее локон, отвернулся и быстро зашагал прочь. Напряженные мышцы заиграли под гладкой кожей у него на спине.

– Кейн!..

О господи, ну зачем она его окликнула?! Их ничто не связывало, и все же было в нем что-то, находившее отклик в каком-то самом потаенном уголке ее души.

Кейн обернулся через плечо, и на лице его отразилось такое смятение, что у Клер сжалось сердце. Куда-то исчез нахальный мальчишка, готовый помериться силами со всем миром. Перед ней стоял взрослый человек, полный горечи, сознающий свое бессилие.

– Оставь, Клер, – сказал он, потом подошел к краю утеса, взмахнул руками и нырнул в спокойную воду озера с двадцатифутовой высоты.

Это был красивый и чистый прыжок. Заслоняясь рукой от солнца, Клер проследила, как он вынырнул и ровными, уверенными взмахами поплыл к берегу, где стояла его убогая хижина.

Харли бросил взгляд на часы и забарабанил пальцами по столу у себя в кабинете. Он ненавидел эту комнату. Расположенный в одноэтажном здании через дорогу от лесопилки, забитый дешевой конторской мебелью кабинетик был мал и тесен. Эту конуру ему навязал отец.

Харли ослабил узел галстука. Пот каплями стекал у него по груди и по спине, хотя врезанный в подоконник кондиционер работал на полную мощность, кряхтя и выплевывая в тесное пространство струйки охлажденного воздуха.

Черт возьми, он сам прекрасно понимал, что ему здесь не место. Он же не слепой! Он отлично видел, как рабочие в касках бросают косые взгляды, случайно сталкиваясь с ним в пересменок или в обеденный перерыв. Они начинали усердно жевать плиточный табак, пытаясь скрыть улыбки, но Харли ясно различал насмешку в их глазах. Они без всяких слов и объяснений понимали, что он не создан быть их начальником.

Однажды, когда Харли шел после работы к машине, он застукал Джека Сонгберда, одного из местных рабочих, когда тот пытался вскрыть карманным ножом замок автомата с содовой, установленного позади одного из сушильных сараев. Харли встретился глазами с Джеком, нахмурился, но не решился поднимать шум и отвернулся в тот самый миг, когда замок поддался.

Автомат был сломан, выручка (что-то порядка двадцати долларов мелочью) перекочевала в карман Джека, и с тех самых пор всякий раз, как Харли приходилось сталкиваться с Джеком, он видел в темных глазах индейца издевку и презрение. Надо было уволить краснокожего ублюдка прямо тогда же, застав на месте преступления! Но он растерялся, и теперь присутствие Джека вечно кололо ему глаза, напоминая о собственной слабости. Как же он будет командовать рабочими, если любой из них может двумя пальцами переломить ему позвоночник?

Нет, он не создан для этой работы!

Харли еще сильнее дернул узел галстука и бросил на стол папку с делом «Пиломатериалы Беста». Этот самый Джерри Бест, владелец пяти терминалов, разбросанных вокруг Портленда, решил вдруг изъять свой заказ из фирмы «Таггерт Индастриз». Бест был их клиентом в течение многих лет, но по какой-то непонятной причине вознамерился отныне вести дела с кем-то другим. Не исключено, что с Датчем Холландом. Сукин сын, наверное, перебил их цену, хотя владел всего лишь жалкой пилорамой неподалеку от бухты Коуз. Вот подонок!

Теперь Харли предстояло уговорить Джерри Беста не расставаться с «Таггерт Индастриз» – своим старым, надежным, проверенным годами партнером. Ну и работенка! Он взялся за телефон, после долгих колебаний набрал номер и ощутил огромное облегчение, когда секретарша сообщила ему, что мистер Бест не вернется на работу до понедельника. Положив трубку на место, Харли заметил, что на ней остались следы от его потных пальцев.

Он снова взглянул на часы, вытирая вспотевшие ладони о брюки, и решил, что с него хватит. Уэстон почему-то мог появляться на работе в любое время и исчезать когда вздумается, а старик все это принимал как должное. С ним же все было иначе. В отличие от старшего брата он никогда не показывал блестящих результатов – будь то в школе, на футбольном поле или на работе. Поэтому от него требовалось прилежание. Он должен был стараться проводить больше времени на работе, целовать всех в задницу.

К черту все! Сегодня вечером у него назначено свидание с Клер, и ему плевать, что думает по этому поводу его отец.

Харли вскочил на ноги и уже успел подойти к двери, когда в интеркоме раздался голос секретарши отца:

– Мистер Таггерт?

– Да.

– Вам звонят по второй линии.

У Харли все заледенело внутри. А вдруг это Джерри Бест? Что он может сказать такому человеку, как Джерри? Как спасти заказ? Он не умеет торговаться и никогда не научится.

– Это мисс Форсайт, – добавила секретарша.

Харли захотелось забиться в угол и умереть. Это еще хуже, чем притворяться, что ему небезразличны цены на пиломатериалы. Почему Кендалл так упорно его преследует? Неужели она не понимает, что все кончено?

– Привет, – выдавил он из себя, схватив трубку.

– О, Харли, я так рада, что успела тебя застать!

Он ясно представил себе ее лицо: невинные голубые глаза, румяные щечки, надутые губки.

– В чем дело?

Ему совершенно не хотелось знать, в чем там дело. Он начал рассеянно выковыривать кусочек грязи, забившийся под ноготь.

– Дело в том, что... Ну, в общем, мне надо тебя видеть.

– Кендалл, не начинай. Я тебе уже сказал...

– Это важно, Харли. Иначе я не стала бы звонить тебе на работу.

О черт, неужели она беременна?! У Харли подкосились ноги, он привалился к столу, чтобы не упасть.

– Что случилось?

– Я не хочу обсуждать это по телефону. Приезжай сегодня вечером в наш пляжный домик.

– Я не могу. Пауза.

– Ну, пожалуйста!

– У меня другие планы. Ее голос начал срываться:

– Харли, послушай, это вопрос жизни и смерти! – Ну так и есть. Ребенок. Она беременна и постарается сделать все, чтобы заставить его жениться. – Давай встретимся в восемь.

– Я не могу.

– А куда ты денешься! У тебя нет выбора! – крикнула она, задыхаясь, и бросила трубку.

На секунду Харли показалось, что он сейчас потеряет сознание, перед глазами все поплыло. Но постепенно ему удалось взять себя в руки. Кендалл права: надо с ней встретиться.

Дрожащими пальцами пригладив волосы, Харли вышел из кабинета и на ходу помахал женщине из машбюро, считавшейся его секретаршей. Линда, раздобревшая сорокалетняя блондинка, была в общем-то довольно милой, но до того деловитой, что рядом с ней он чувствовал себя полным идиотом, и ее улыбка часто была предназначена не ему, а его ошибкам. «Хватит ныть, Таггерт, – сказал он себе. – Ты здесь хозяин».

Его мягкие мокасины итальянской кожи захрустели по гравию раскаленной от солнца автомобильной стоянки. Вокруг не осталось ни единого дерева, все было давно распилено на брусья толщиной два на четыре дюйма. От всепоглощающей вони сгоревшей солярки, к которой примешивался запах свежих опилок, Харли замутило. Как же он все это ненавидел!

Как и Датч Холланд, его отец был президентом корпорации со множеством подразделений. Эта лесопилка являлась всего лишь одной из многочисленных мелких компаний под крышей холдинга «Таггерт Индастриз». Поэтому Харли казалось вдвойне обидным торчать на лесопилке, когда можно было управлять отелем или рестораном на курорте. Но Нил почему-то решил, что во время летних каникул он должен работать именно здесь.

– Тебе это пойдет на пользу, – заметил он. – Потрешься среди людей, составляющих хребет компании. А на следующий год можешь поработать на курорте в Сисайде. «Пустые слова», – подумал Харли, нацепляя на нос солнцезащитные очки. Как раз в эту минуту красный «Порш» Уэстона с ревом вкатил на стоянку. На пассажирском сиденье блестящей спортивной машины сидела Кристи Сонгберд, младшая сестра Джека. Ее пальцы выбивали ритм «Голодного сердца» Брюса Спрингстина, рвущегося из динамиков, черные волосы отливали синевой в ярких лучах солнца. Она не обратила на Харли никакого внимания, зато сам Уэстон, как только его увидел, пулей выскочил из машины и бросился к нему, стиснув кулаки.

Он был зол как черт, у него даже губы побелели, и Харли сразу напрягся, готовясь к очередным неприятностям. – Где отец? – потребовал Уэстон.

– Здесь его нет.

– Точно знаешь? – подозрительно переспросил Уэстон и вдруг, не сдержавшись, забормотал: – Сукин сын! Я звонил в контору в Портленде и... черт побери, они сказали, что он здесь!

– Да что на тебя нашло?

Уэстон провел обеими руками по волосам и покосился через плечо на Кристи, но она была занята собой: разглядывала свое отражение в зеркале заднего вида и невозмутимо проводила помадой по губам.

– То же, что и всегда! – Уэстон вытер пот со лба тыльной стороной ладони. – Но на сей раз, кажется, слухи подтверждаются.

– Какие... Ах да, ты все о том же, – наконец догадался Харли. – Наш папа и его внебрачные детки?

Самое смешное, что как раз в эту минуту Брюс Спрингстин выводил:

У тебя жена и дети в Балтиморе, Джек!

– Меня интересует только один из этих «деток». Сын.

– С каких пор ты стал верить слухам? – Харли был совершенно равнодушен к сплетням об амурных похождениях Нила Таггерта. – Я, во всяком случае, не собираюсь из-за этого терять сон.

– Неужели до тебя не доходит, что, если это правда, если этот ублюдок, наш сводный брат, когда-нибудь заявит о себе, он может потребовать свою долю всего имущества «Таггерт Индастриз»?

– Ну и что?

– Черт подери, Харли, ты и впрямь такой кретин или ловко притворяешься?

Харли вспыхнул:

– Я просто не желаю даром тратить время на то, чему все равно не могу помешать. Где ты на этот раз подхватил столь ценную информацию? В баре «Западный ветер»? Или в «Камне Иллахи»? Датч Холланд всегда готов выложить очередную гадость об отце. А может, от одного из бездельников, слоняющихся вокруг кофейни?

– Нет. – Уэстон с презрением взглянул на младшего брата. – На этот раз я услышал новость от мамы.

Харли засмеялся.

– Что ж, замечательно! А ты забыл, как ловко она умеет тебя доставать? Не знаю, что там вы с ней не поделили, но мама обожает тебя злить и посылать в погоню за призраками.

– Нет, Харли, ты безнадежен! – Уэстон зажмурился и покачал головой, словно не понимая, что между ними может быть общего.

– А ты гоняешься за тенью. Интересно, что бы ты сделал, если бы папа был здесь? Обвинил бы его в том, что у него где-то есть вторая семья?

– Я просто потребовал бы от него правды.

– Чтобы тебя тут же вычеркнули из завещания? Ерунда, Уэст. Ты только хорохоришься. На самом деле мы оба знаем, что ты ничего не сделаешь, чтобы подставить под удар свой кусок пирога. Ты не станешь рисковать.

– По крайней мере, я не отсиживаю себе зад, ожидая, что этот кусок сам свалится мне в руки! Ладно, поговорили – забыли. Я позже разыщу отца.

– Когда найдешь его, не забудь передать от меня привет нашему сводному братцу.

– Иди ты к черту, Харли.

Уэстон вернулся к своей спортивной машине, где его по-прежнему ждала Кристи, и Харли засмеялся ему вслед. Не часто ему удавалось одержать верх в словесной пикировке с Уэстоном, и сейчас бессильная досада старшего брата согрела самые темные уголки его сердца.

Как раз в ту минуту, когда Уэстон выкатывал свой блестящий «Порш» со стоянки, раздался пронзительный свисток, возвещавший конец смены и начало новой. Харли поспешил к своей машине: ему не хотелось общаться с рабочими. «Нет, дело тут вовсе не в снобизме, – сказал он сам себе. – Просто у меня нет с ними ничего общего».

Отперев дверцу изумрудного «Ягуара» последней модели – предмета своего обожания и гордости, – Харли сел за руль и включил двигатель. Его мощный автомобиль рвался вперед, как горячий конь. Вот сейчас он вырулит со стоянки и помчится по шоссе под пение шин, чувствуя себя хозяином своей судьбы.

А потом, черт побери, ему придется встретиться с Кендалл.

Глава 6

– Ну за что мне такое? – пробормотала Кендалл, меряя шагами террасу отцовского пляжного домика.

Почему она так запала на Харли? Зачем гоняется за ним, как одержимая? Почему бы просто не махнуть на него рукой? Пейдж права, она могла бы запросто заполучить любого парня. Вся беда в том, что единственным достойным ей казался Харли Таггерт.

Дело было не только в том, что он Таггерт. Главное – он добрый и милый. Вернее, был таким раньше, пока не познакомился с этой серой мышкой Клер Холланд. Ну что, что он в ней нашел?

У Кендалл заныло сердце, к глазам подступили слезы. Она вцепилась обеими руками в перила и уставилась поверх песчаных дюн на темные воды Тихого океана, которые всегда оказывали на нее успокаивающее действие и помогали выработать разумный план на будущее. Но в этот вечер обычное средство не помогало: все пошло кувырком, и она ничего не могла поделать.

Мимо, держась за руки, прошла смеющаяся парочка. Их босые ноги оставляли следы на влажном песке, тотчас же стираемые пенистыми волнами прибоя. Поджарый ирландский сеттер носился взад-вперед по линии прибоя и приносил в зубах палку, которую бросал ему мужчина. Они выглядели такими счастливыми. Вот такими же были и они с Харли совсем недавно – до появления Клер. У Кендалл перехватило дыхание, она ощутила неудержимое желание разрыдаться. Никогда раньше она не казалась сама себе такой беспомощной, никогда так отчаянно не хотела добиться своего.

Услыхав, как возле коттеджа затормозила машина, Кендалл открыла скользящую дверь. Вот в холле раздались шаги, и сердце у нее подскочило. Он пришел! Он все еще любит ее!

– Харли!.. – воскликнула она, но его имя замерло у нее на губах: на террасе, непринужденно улыбаясь, появился Уэстон. – О... – разочарованно протянула Кендалл.

– Так и думал, что застану тебя здесь.

– Ты... тебя Харли послал?

Улыбка Уэстона – та самая, что расплавила уже немало женских сердец, – стала еще шире.

– Да нет, я сам пришел.

– Но откуда ты узнал, что я...

– Когда просишь что-то передать через секретаршу, считай, что все уже в курсе.

– Я не просила передать. Уэстон нетерпеливо отмахнулся.

– Неважно. Я просто приехал дать тебе совет. Кендалл гордо вскинула голову.

– Я, кажется, не спрашивала у тебя совета.

– Поверь, он тебе пригодится. – Уэстон поглядел на нее и сокрушенно вздохнул. – Знаешь, Кендалл, я тебе удивляюсь. Я всегда считал тебя девушкой неглупой. Мне казалось, что ты знаешь, чего хочешь, и умеешь добиться своего.

– С Харли все иначе.

– Почему?

– Ну... все не так просто.

– Ошибаешься. Все элементарно просто. Нужно просто воспользоваться тем, что он не слишком умен. Только не спорь! – Он поднял руку, заглушая ее протесты. – Ты прекрасно знаешь, что это так и есть. Мы оба знаем пределы его возможностей. – Теперь улыбка Уэстона стала зловещей.

– И что ты предлагаешь?

– Замани его в ловушку.

Кендалл поджала губы.

– Я бы никогда в жизни...

– Да брось, не ломайся! – со скучливым раздражением перебил ее Уэстон. – Я слышал твой последний разговор с ним – когда ты говорила, что можешь «залететь». Ты прижала его к канатам. Теперь добей его. – Он уселся на перила спиной к океану, глядя прямо в глаза Кендалл. – Только не говори мне, что тебе смелости не хватит, потому что я не поверю. Ты из тех женщин, которые знают, чего хотят, и умеют добиться своего.

Кендалл задумчиво закусила губу.

– А что, если... что, если ребенка нет?

– Ну, так сделай его.

Она нашла в себе силы улыбнуться.

– Без Харли у меня не получится. Уэстон уставился на нее как на полоумную.

– Да брось, Кендалл. Харли слабак, и это всем известно. Надо его соблазнить, только и всего.

– Только и всего?

– Поверь мне, он не сможет тебе отказать. Кендалл обдумала его предложение. В нем, безусловно, было рациональное зерно, но Кендалл просто не хотелось принимать советы от Уэстона. Он никогда и ничего не делал без определенной цели – своей собственной цели.

– Ну а тебе-то все это зачем? – спросила она, подозрительно поглядев на него.

Уэстон ответил не сразу и даже оглянулся на океан за спиной.

– Ты мне, конечно, не поверишь, если я скажу, что меня беспокоит судьба моего брата?

– Нет, не поверю. Придумай что-нибудь поубедительнее.

– Ладно. Харли сидит у меня в печенках. Сейчас он сохнет по Клер Холланд, твердит, что женится на ней…

Кендалл ахнула, острая боль пронзила ей сердце. Она не знала, что у Харли с Клер все зашло так далеко.

– ...а это было бы катастрофой, – закончил свою мысль Уэстон.

– Для тебя?

– Почему только для меня? Для всей семьи. Отец из-за этой истории просто из себя выходит, даже дела забросил. Что, если его хватит инфаркт? Пейдж тоже ужасно расстроена, и я не сомневаюсь, что Датч Холланд переживает не меньше нас. Если наша междоусобная война вспыхнет с новой силой, отец этого не переживет.

Его доводы показались ей неискренними. Уэстон плевать хотел на членов своей семьи, и так было всегда. Он всегда боролся за лидерство, вторых ролей не признавал и не смущаясь шел по трупам.

– Но это ведь еще не все, верно? У тебя есть какой-то личный интерес.

Уэстон нахмурился, на его квадратной челюсти задергался мускул.

– Я не хочу, чтобы Харли получил дочку Холланда! – отрезал он.

– Почему?

Он прищурился и пристально посмотрел на нее.

– Потому что он не заслуживает ни одной из них, даже Клер.

– Но меня он, по-твоему, заслуживает? Ты что, приехал сюда поиздеваться надо мной?

– Слушай, я предлагаю тебе получить то, что ты хочешь, так что не кипятись. Если ты сомневаешься, что тебе удастся соблазнить Харли, я сам помогу тебе «залететь».

– Что?!

Во рту у Кендалл пересохло. Она решила, что ослышалась.

Уэстон выругался себе под нос, в его глазах засветилась непреклонная решимость.

– Ты ведь хочешь ребенка, чтобы все было наверняка? Так вот, я сделаю тебе ребенка.

Он спрыгнул с перил и направился к ней. Несмотря на все свое отвращение к нему, Кендалл вдруг ощутила дрожь и слабость в коленях.

– Ты?

– Тот же набор генов, что у Харли. Та же группа крови. Ему и в голову не придет сомневаться в отцовстве.

– О боже! – У нее по спине пробежал холодок, сердце заколотилось с удвоенной силой. – Но зачем тебе... Что ты сам будешь с этого иметь?

Уэстон усмехнулся, его взгляд медленно скользнул п ее телу.

– Твою вечную благодарность и неувядающую привязанность.

– Я не думаю, что смогу...

– Даже ради того, чтобы стать женой Харли? Уэстон взял ее руку, поднес к губам и поцеловал ладонь.

Ноги у Кендалл подкосились, она чуть не упала, но все-таки выдернула руку, словно его поцелуй обжег ее.

– Ты рехнулся! Я никогда...

– Не торопись, подумай. Ты можешь стать миссис Харли Таггерт.

– С твоим ребенком.

– У тебя мог бы случиться выкидыш.

У Кендалл вдруг закружилась голова, и она вынуждена была ухватиться за перила.

– Ты не просто извращенец, ты выродок!

– Я просто хочу тебе помочь.

Кендалл отвернулась, собираясь уйти, но Уэстон опередил ее и обхватил сильными руками поперек туловища под самой грудью.

– Подумай об этом, Кендалл! – прошептал он ей в ухо. – Мы могли бы немного поразвлечься, а потом... бух, – Харли падет к твоим ногам. Что тут плохого?

– Все! – ответила она с отвращением, хотя грудь у нее заныла, а кожа в тех местах, где ее касались его руки, уже начала гореть. – Ты можешь все погубить.

Уэстон засмеялся ей прямо в ухо.

– Я так не думаю, киска. Ты сама готова все испортить. – Он отпустил ее и направился к ступенькам, но, уже начав спускаться, обернулся. – Если ты позволишь Харли ускользнуть и жениться на Клер Холланд, не говори, что это я виноват. Нет, милая, если это случится, можешь благодарить только саму себя!

Голос у Харли был какой-то чужой.

– Извини, Клер, я тебе позже перезвоню. Тут возникло неотложное дело. Отец настаивает на моем присутствии.

Закрыв глаза, Клер принялась наматывать телефонный шнур на палец. Ей хотелось наорать на него. Харли явно не говорил ей правды. Она так старалась отогнать прочь мучившие ее сомнения, подавить их в душе, но они всплывали, надвигались, душили ее.

– Он просто хочет нас разлучить.

– Знаю, но у него ничего не получится.

– Мы не виделись уже больше недели.

– Знаю, знаю, – торопливо пробормотал Харли.

Ей казалось, что она слышит, как лихорадочно крутятся шестеренки у него в мозгу. Неужели Харли обманывает ее? Старается ее избегать? Почему бы не сказать прямо, что между ними все кончено? Клер охватило отчаяние. Она любила Харли, обожала его, а он...

– Мы увидимся, дорогая. Ну может, не сегодня, но скоро. Клянусь тебе, Клер. Я тоскую по тебе.

«Это правда? Ты действительно тоскуешь?» – хотелось спросить, но она не решилась.

– Харли...

– Что?

Клер показалось, что в его голосе прозвучало раздражение. Она собиралась сказать, что любит его, но внезапно передумала. Ему сейчас не до нее, он слишком далек.

– Ничего.

– Слушай, почему бы нам не отправиться на яхте в ночное плавание?

– Это было бы здорово.

– Давай встретимся в яхт-клубе в десять... нет, лучше в десять тридцать. Ты помнишь номер причала?

– Да, но...

– Извини, но раньше мне не успеть. Я... Я люблю тебя. Ты же знаешь.

– Я тоже тебя люблю, – сказала Клер, но признание прозвучало пусто и фальшиво, как театральная реплика в ответ на соответствующие слова партнера по сцене.

Борясь с подступающей головной болью, она уставилась в окно. Солнце скрылось за горной грядой на западе. Откуда звонил Харли? Где он находится? Кто сейчас рядом с ним? Почему он опять отменил свидание?

На самом деле он тебя совсем не любит! Почему бы тебе не посмотреть правде в глаза? Но проглотить такую горькую пилюлю нелегко, для этого требуется много мужества и целое море собственного достоинства.

Клер налила себе лимонада и прижала запотевший от холода стакан ко лбу. Большой дом, нагревшийся за день, как печка, был пуст. Лето стояло жаркое, а Датч Холланд категорически отказывался установить в доме кондиционеры, поэтому даже с открытыми настежь окнами дышать было трудно.

Клер вышла на заднее крыльцо и села в старое кресло-качалку. Яркие цвета заката сменились сиреневыми сумерками, в небе начали проглядывать звезды, над водами озера запорхали летучие мыши. Все та же мысль вертелась в голове у Клер: что сейчас делает Харли, а главное, с кем? Уж слишком часто в последнее время он прибегал к отговоркам, казавшимся ей надуманными. Наверное, он и в самом деле по-прежнему встречается с Кендалл Форсайт.

– Дура! – пробормотала Клер, яростно отталкиваясь ногой от пола.

Разве сестры не говорили ей, что она восторженная идиотка? Разве отец не предупреждал, что не следует связываться с Харли? Но она была упряма и решила доказать им всем, что они ошибаются. Как же трудно теперь признаться себе, что ее одурачили!

Старая качалка поскрипывала, Клер было жаль себя и хотелось плакать, но она твердо решила, что не позволит ни Харли, ни кому-либо другому вытирать об нее ноги.

Решительно встав с качалки, Клер прошла в кухню и сняла с крючка у задней двери запасную связку ключей. У ее отца был целый парк автомобилей, и она выбрала джип, выкрашенный в армейский зеленый цвет. Лучше уж поехать куда-нибудь, чем сидеть дома и тосковать по парню, неспособному найти для нее время!

Чинук был крохотным городком с одним-единственным светофором на центральном перекрестке, двумя ресторанами, парой закусочных и несколькими мотелями. Превышая ограничение скорости, Клер пронеслась мимо методистской церкви и увидела группу молодежи, слонявшейся вокруг местной пиццерии. Вся стоянка была заставлена мотоциклами и старыми пикапами. Клер нашла место для джипа, сунула ключи в карман и вошла в заведение, встретившее ее запахами пекущегося теста, чеснока, томатного соуса и сигаретного дыма.

За столиками расположились семьи с детьми, группы подростков толпились у декоративного камина, но первым человеком, на которого упал ее взгляд, был Кейн Моран. Он сидел в угловой кабинке, вытянув перед собой длинные ноги в джинсах. Его взгляд был устремлен на дверь – он как будто поджидал ее.

Только этого ей не хватало! Она всеми силами старалась его избегать, и вот надо же. К собственному ужасу, Клер почувствовала, как ее пульс учащается. Ну нет, прятаться она не будет, он не обратит ее в бегство. Клер заказала стакан кока-колы у стойки бара, а затем, собрав остатки мужества, подошла прямо к Кейну.

На скулах у него красовалась суточная щетина, вкупе с мрачноватой усмешкой это делало его вдвойне опасным и притягательным. На столе перед ним стоял полупустой стакан кока-колы, в жестяной пепельнице дымилась забытая сигарета.

– Принцесса? – протянул он, ногой в сапоге подталкивая к ней свободный стул. – Какими судьбами? Шляешься по кабакам?

– Да, это я. – Клер уселась на предложенный стул и сделала большой глоток, надеясь смягчить вдруг пересохшее горло. – И вовсе это не кабак, а вполне приличное заведение. Даже непонятно, что ты здесь делаешь. Я слыхала, что ты водишься только с местной шпаной и уличным хулиганьем.

Его неотразимая усмешка стала еще шире.

– Браво, мисс Холланд. Только одна поправка: это местная шпана и хулиганье водятся со мной.

По крайней мере, у него есть некое подобие чувства юмора.

– Скажи, зачем ты все время меня достаешь? Считаешь это своим личным долгом?

– Ты так это называешь? – Кейн затянулся сигаретой. – Считаешь, что я тебя достаю?

Его взгляд сверлил ее насквозь, и Клер вдруг показалось, будто пространство свернулось вокруг них и они остались наедине в переполненном ресторане. Он смотрел так, словно, кроме нее, не существовало женщин на земле, а сам он был вынужден предаваться воздержанию в течение многих лет.

Клер пожала плечами, стараясь сбросить охватившее ее смущение.

– А где твой благоверный? – продолжал допрос Кейн.

– Я не замужем.

– Вот уж никогда бы не подумал! Ну, как бы то ни было, это всего лишь вопрос времени.

– Тебе-то откуда знать?

– Ты приняла решение – значит, добьешься своего.

– Ты же ничего обо мне не знаешь.

– Ты так думаешь? – Насмешливо фыркнув, Кейн потер колючий подбородок. – Я знаю больше, чем ты думаешь, Принцесса. Пожалуй, больше, чем мне бы следовало знать. – Он наклонился к ней поближе, пытливо вглядываясь в ее лицо. – Ты из тех женщин, которые сами принимают решения и поступают, как считают нужным. Верная, преданная, наивная... Ты не поверишь ни единому дурному слову о том, кто тебе дорог, хотя ясно как божий день, что тебя используют.

Ей захотелось закатить ему оплеуху.

– Никто меня не...

– Очнись, Клер! Ты же не глупа, а поддаешься такому явному обману. – Стремительным движением Кейн протянул руки и схватил ее за оба запястья. Его пальцы оказались теплыми, но твердыми и властными. – Так где же он?

– Кто? Харли? Он сегодня работает допоздна. Объяснение показалось ей самой жалким и неубедительным.

– Брось, Клер! Таггерт в жизни не проработал ни единого дня. Придумай что-нибудь еще.

– Он выполняет какое-то поручение своего отца. Деловое поручение.

– Харли Таггерт участвует в крупной финансовой сделке? Ты сама этому веришь не больше, чем я.

Клер упрямо вздернула подбородок.

– Он не стал бы мне лгать!

– Отчего же, Клер? – Пальцы Кейна гладили нежную, чувствительную кожу у нее на запястьях. Его лицо было так близко. И это молодое лицо казалось умудренным не по годам. – Любой мужчина может солгать женщине.

– Он мне позвонил и...

Клер умолкла на полуслове. С какой стати она обязана отчитываться перед Кейном Мораном? По сути дела, он даже не был ее другом – этот взрослый мужчина, совершенно чужой, да еще и озлобленный на весь мир!

– И отменил свидание? – усмехнулся Кейн.

– Мывстретимся позже.

На один миг, равный биению сердца, его глаза вспыхнули острой болью, но Клер решила, что это ей почудилось. Моран лишен всяких чувств, он давно огрубел, и его невозможно ранить или уязвить. Господи, да он на полпути к исправительной колонии! Во всяком случае, так говорили все вокруг. Но этот парень, сидевший напротив нее за столом и сжимавший ее запястья в своих теплых ладонях, вовсе не походил на преступника. Интересно, каково было бы поцеловать эти тонкие, вечно изогнутые в циничной усмешке губы?..

Мучительно краснея от собственных беззаконных мыслей, она освободила руки. Ей вдруг стало страшно – Кейн слишком сильно волновал ее.

– Пожалуй, мне лучше уйти.

Кейн сразу поднялся, в последний раз затянулся сигаретой и затушил ее в пепельнице.

– Хочешь прокатиться? – спросил он, выпуская дым, и в его словах ей почудился скрытый намек.

– Нет, мне пора идти.

– И куда же ты пойдешь? Будешь сидеть у телефона и ждать, когда Таггерт позвонит?

– Нет, но...

– Мы просто прокатимся, Клер.

– Чего ради я поеду с тобой кататься?

В его глазах под густыми золотистыми бровями вспыхнул вызов.

– Испугалась?

– Вот еще!

– Тогда поехали.

«А почему бы и нет, в конце концов? – вдруг подумала Клер. – Может быть, Харли сейчас проводит время с Кендалл или какой-нибудь другой девчонкой, откуда мне знать?»

– Ладно, – сказала она наконец и, тряхнув головой, отбросила волосы за спину.

Его улыбка стала грозной. Он схватил ее за руку.

– Пошли.

По дороге к стоянке Клер терзали сомнения. Вдруг их кто-нибудь увидит? Вдруг они попадут в аварию? Вдруг Кейн завезет ее бог весть куда и откажется вернуться к десяти тридцати? Что она вообще о нем знает? Что он хулиган, подозреваемый чуть ли не во всех мелких правонарушениях, совершающихся в городе. Что он сыт по горло выходками своего отца, калеки и пьяницы, и горит желанием отряхнуть прах города Чинук с подошв своих кожаных сапог. И все равно она нутром чувствовала, что он не так плох, как о нем говорят.

Отбросив все страхи, Клер забралась на сверкающий хромом и черным лаком мотоцикл и обняла Кейна за талию. Мотор взревел.

– Держись! – прокричал Кейн через плечо, и она уткнулась лицом ему в спину между лопаток, вдыхая запах кожи и дыма.

Из-под колес полетел мелкий гравий, и через несколько секунд они уже мчались по шоссе. Неоновые огни мотелей и баров мелькали мимо, фары встречных машин на миг ослепляли их и тотчас исчезали. «Это безумие!» – мелькнуло в голове Клер. Должно быть, она и впрямь сошла с ума, если согласилась на эту головокружительную гонку под луной. И все-таки она чувствовала себя свободной, почти невесомой, летя мимо железных ворот «Камня Иллахи», курорта, построенного ее отцом. Чувство вины за то, что она проводит время с другим парнем, внезапно рассеялось, Клер еще крепче прижалась к спине Кейна. Обделенный жизнью и несмирившийся, упрямый и насмешливый, полный едкого сарказма, он был полной противоположностью Харли Таггерту.

Не обращая внимания на запретительные знаки, они промчались по берегу, свернули на проселок и углубились в лес. Бледный свет луны слабо пробивался сквозь завесу ветвей. Единственным настоящим освещением служил яркий и немигающий луч передней фары мотоцикла, подпрыгивающего на неровной узкой дороге.

– Куда мы едем? – спросила Клер.

Ей приходилось кричать, потому что голос относило ветром. Внезапно ее опять охватили сомнения.

– Увидишь.

Ловко объехав ржавеющие столбы ворот, когда-то перекрывавших старую дорогу, Кейн направил мотоцикл прямо в горы по усеянной старыми пнями пустоши. Эти белые гниющие пни стояли, словно призрачные часовые, охраняя память о когда-то шумевшем здесь лесе. Клер вдруг стало не по себе, ее охватывала дрожь скверного предчувствия. Зря она прыгнула на этот мотоцикл, зря согласилась поехать покататься с Кейном. Это была ошибка.

Мотоцикл с ревом и воем добрался до вершины, где чудом уцелели несколько елей, избежавших пилы лесоруба. Кейн замедлил ход и заглушил мотор.

– Знаешь, где мы? – спросил он, взяв ее за руку, и повел к широкому каменному уступу, откуда открывался вид во все стороны, далеко внизу мелькали огоньки Чинука. – На лесосеке, в заброшенном лагере лесорубов.

– Вот как?

Почему его голос прозвучал как похоронный колокол?

Кейн обнял ее одной рукой за талию, положил подбородок ей на плечо, а свободной рукой указал на противоположную сторону глубокой лощины.

– Вон там мой старик попал в аварию.

У Клер внутри все перевернулось. Несмотря на теплую звездную ночь и близость его тела, она почувствовала холодок, пробежавший по позвоночнику.

– Ты привел меня сюда, чтобы показать место, где пострадал твой отец?

Кейн не ответил, просто отпустил ее и сел на край уступа.

– Я иногда прихожу сюда подумать.

Он сунул в рот сигарету «Кэмел», чиркнул спичкой по валуну и глубоко затянулся. Маленькое пламя спички на мгновение бросило золотистый отсвет на его мужественные черты.

– И о чем же ты думаешь? – робко спросила Клер. Кейн ухмыльнулся, его белые зубы блеснули, а потом в темноте затлел красный огонек сигареты.

– Иногда о тебе. Клер обомлела:

– Обо мне?

– Время от времени, – признался он и пристально посмотрел на нее. – А ты разве никогда не думаешь обо мне?

Клер нервно потерла руки.

– Я... м-м-м... стараюсь не думать.

– Но все-таки думаешь?

– Иногда, – вздохнула она, чувствуя себя предательницей.

– А я, между прочим, завербовался в армию.

– Что? – Сердце у нее едва не остановилось. Казалось, его слова отразились от окружающих холмов и эхом прокатились по лощине. – Что ты сделал?

– Записался. Вчера.

– Зачем?

Какая-то часть ее души, та часть, в которую она сама не хотела заглядывать, съежилась и онемела. Он уезжает. Клер уверяла себя, что ей, в сущности, все равно, но чувствовала, что без него город опустеет.

– Настала пора.

– Когда ты уезжаешь?

Кейн пожал плечами и глубоко затянулся сигаретой, обхватив одной рукой колени.

– Через несколько недель. Сядь! – Он без улыбки оглянулся на нее. – Я не кусаюсь. Во всяком случае, не на первом свидании.

– Это... это не свидание.

На это Кейн ничего не ответил, но она знала, что мысленно он называет ее лгуньей.

– Ты думаешь, что я тебя боюсь... – начала она.

– Я думаю, что тебе следует меня бояться.

– Почему?

Настороженная, как испуганный жеребенок, готовий в любую минуту броситься наутек, Клер заставила себя подойти к уступу и сесть рядом с ним.

– У меня скверная репутация. Во всяком случае, многие считают меня конченым человеком. – Его задумчивый взгляд остановился на ее губах, и у Клер перехватило дыхание. – Но ты так почему-то не считаешь. По крайней мере, пока. – С этими словами он затоптал окурок на земле.

– Ну, вряд ли мое мнение изменится после одной-единственной прогулки с тобой.

Сидя так близко от него, Клер мысленно твердила, что может постоять за себя, что ей вовсе не страшно, что ладони у нее увлажняются, потому что ночь жаркая и душная, а ее сердце вообще склонно давать перебои в самые неожиданные минуты.

– Ты доверяешь мне больше, чем следовало бы, Клер.

– Я так не думаю.

Он ничего на это не ответил, только смотрел на нее, не отрываясь, с таким напряжением, что ей стало жарко. Тихий ночной ветерок обвевал лицо Клер и трепал волосы. Ей вдруг ужасно захотелось, чтобы он обнял ее, захотелось закрыть глаза и разрешить ему делать все, что он хочет. Но она знала, что никогда этого не позволит. Она любила другого человека.

– Зачем ты привез меня сюда?

Собственный голос, вдруг ставший низким, хрипловатым и томным, напугал ее.

Кейн нахмурился и несколько томительно долгих секунд изучал ее лицо.

– Это была ошибка.

– Почему?

И снова Клер показалось, что в его глазах мелькнула невыразимая боль.

– Ты что, не понимаешь?

– Чего я не понимаю? – Клер вдруг разозлилась. – Ты сам все это начал, Кейн. Ты уговорил меня приехать сюда с тобой.

– Долго уговаривать не пришлось. Я же не волок тебя на аркане. – Он наклонился ближе к ней, и Клер пришлось проглотить внезапно подступивший к горлу ком. – Признайся, тебе просто-напросто надоела твоя скучная, предсказуемая жизнь, тебе надоело делать то, чего от тебя ждут. Ты же для того и связалась с Таггертом, чтобы насолить своему старику! Увы, Харли Таггерт не из тех, кто может свести девчонку с ума, верно?

– Оставь Харли в покое!

Ее сердце колотилось так, словно хотело выскочить.

– С какой стати? Боишься, он узнает, что ты находишь его скучным?

– Он не... – Клер прикусила язык. Бесполезно защищать Харли, этим она ничего не добьется. – Ты притащил меня сюда, Кейн, и я хочу знать зачем. А уж почему я согласилась, это мое дело, и не надо строить из себя психоаналитика.

Кейн скептически поднял бровь.

– Ты играешь с огнем, Принцесса, – предупредил он, придвигаясь ближе. Его потемневшие глаза манили и пугали ее обещанием запретного. – Ровно через две минуты я пожалею о том, что сейчас скажу. Но раз уж я все равно покидаю город, пожалуй, пришло время сказать правду.

Внутри у Клер все дрожало. Ее страшило это признание, но ей отчаянно хотелось его услышать. Внезапно Кейн с силой сжал ее плечи.

– Весь ужас в том, что я люблю тебя, Клер Холланд, – сухо и бесстрастно проговорил он. – Видит бог, я этого не хотел. Честно говоря, из-за этого я сам себе противен, но ничего поделать не могу.

Клер не могла говорить, боялась даже шевельнуться и казалась самой себе испуганной ланью, застывшей в свете автомобильных фар. Она украдкой скосила глаза на его губы, не зная, захочет ли он ее поцеловать, но Кейн даже не прикоснулся к ней.

– Есть кое-что еще, о чем тебе следует знать. Если бы ты была моей, я не заставлял бы тебя ждать. Харли Таггерт дурак, а ты еще глупее его, если позволяешь ему так обращаться с собой. Знаешь, почему я зову тебя Принцессой? Потому что ты этого заслуживаешь. Именно так с тобой и надо обращаться – как с королевской особой, черт бы тебя побрал.

– О господи... – растерянно прошептала Клер.

Весь ее придуманный мир рухнул. Он любит ее? Кейн Моран любит ее?

Внезапно Кейн поднялся, его подбородок стал твердым, как гранит.

– Пошли, Клер. Я отвезу тебя обратно к твоей машине. Мы же не хотим заставлять Харли ждать, правда? – С этими словами он повернулся и подошел к мотоциклу.

– Кейн...

Он замер и оглянулся через плечо. Клер тяжело перевела дух.

– Я... не знаю, что сказать.

– Ничего. Не надо никакой лжи, никаких извинений. Просто ничего не говори. – Кейн перебросил длинную ногу через седло мотоцикла, включил зажигание и налег всем весом на педаль. Мотор мощной машины стрельнул и зарычал, эхо прокатилось по холмам. – Нам обоим будет лучше, если ты ничего не скажешь.

Но Клер вовсе не была в этом уверена. На негнущихся, словно деревянных ногах она подошла к мотоциклу и, сама не зная как, устроилась позади Кейна. Обнять его, обхватить руками за талию казалось таким естественным, таким... правильным! Сквозь рев мотора ей почудилось, что он пробормотал: «Давай просто забудем эту ночь, будто ее никогда не было», – но она не была уверена. Зато она твердо знала, что навсегда сохранит в сердце воспоминание об этих нескольких часах.

Мотоцикл с ревом помчался вниз по холму, и Клер крепче уцепилась за Кейна, подумав, что, наверное, это ее последний и единственный шанс обнять его.

Глава 7

Спустив грот-мачту и закрепив гик, Уэстон ощутил на лице прохладные соленые брызги океана. Иногда ему нравилось ходить под парусом в одиночку, мериться силами с бесконечным водным простором, бросать вызов стихиям, чувствовать, как зыбко качается палуба под ногами. Но не сегодня.

Огни яхт-клуба плясали на темной, вечно подвижной воде. Включив мотор, он направил изящную яхту через бухту к нужному причалу и механическим, доведенным до автоматизма движением пришвартовал ее. На секунду ему вспомнилась Кристи, но снова видеться с ней сегодня не хотелось, и он отбросил эту мысль. Она всегда была послушна, готова на все, чтобы доставить ему удовольствие, но с ней ему было смертельно скучно.

Уэстон с тоской сознавал, что едва ли найдет когда-нибудь удовлетворение. Ему постоянно требовались новые завоевания, но победы давались слишком легко. Что даст ему какая-нибудь наивная маленькая девственница или многоопытная шлюха? Или даже Кендалл, если она согласится на его предложение? Черт, ну и по-скотски же он с ней поступил! Предложил сделать ей ребенка, как будто тем самым хотел оказать услугу от чистого сердца. На самом деле ему просто хотелось перепихнуться с ней, не затрачивая при этом лишних сил на ухаживания. К тому же мысль о ребенке, которого он зачнет, а воспитывать будет Харли, грела самую темную, извращенную часть его души. Боже, какой кайф! Во-первых, Кендалл навсегда останется у него в долгу, а во-вторых, у него всегда будет на руках козырный туз в игре против братца-идиота.

Уэстон запер кабину и тяжело вздохнул. На самом деле гораздо больше, чем Кендалл, ему хочется заполучить одну из дочек Холланда. Почему? Наверное, потому, что в течение чуть ли не двадцати последних лет отец тыкал ему в лицо этими девочками, напоминая, что они для него под запретом: отпрыски главного врага семьи Датча Холланда, красивый, но ядовитый плод. И надо же, у этого слабака Харли хватило смелости или глупости начать открыто встречаться с Клер!

Такого Уэстон потерпеть не мог. Он сочинил отличную историю с изменением завещания, чтобы запугать Харли лишением наследства, хотя на самом деле знал, что старик никогда на это не пойдет. Сам же Уэстон всегда действовал чрезвычайно осторожно, стремясь сохранить и упрочить свое положение старшего наследника. Слишком много лет он старался угодить Нилу, играл в его игры, приветствовал все его начинания, чтобы теперь все потерять. Нил Таггерт не скрывал, что Уэстон его любимец и ему предназначена львиная доля семейного состояния. Никакие силы в мире не заставят его сделать какой-то неверный шаг.

Но вдруг объявится побочный сын, доселе неизвестный, никем не признанный ублюдок, и потребует свою долю ?

Когда Уэстон сказал отцу, что вновь пошел старый слушок о существовании незаконного сына, Нил поклялся, что он чист, а ложные слухи распространяет Датч Холланд. На какое-то время Уэстон успокоился и даже выкрал экземпляр завещания отца из его конторы в Портленде. Нил не солгал: когда он сыграет в ящик, Уэстон будет обеспечен на всю жизнь. Если только сам все не испортит.

Дело в том, что существовала одна проблема, с которой Уэстон не знал, как справиться. Ему нужна была не любая из дочек Холланда. Ему нужна была Миранда. Чего бы он только не отдал за одну ночь с ней! За возможность показать этой царственной, холодной, острой на язык интелектуалке, что такое животная страсть – кровавая, рычащая, ничем не стесненная. Он был отличным любовником и знал, что может продемонстрировать ей пару-тройку трюков, которых она никогда не забудет. Он прямо-таки видел, как она – дрожащая, задыхающаяся, с бурно колотящимся сердцем – умоляет его не останавливаться. Но всякий раз, как он пытался заговорить с ней, она обдавала его ледяным презрением. Поэтому было особенно приятно грезить о том, как она со взмокшими от пота, растрепанными волосами, с раскрасневшимся лицом опускается перед ним на колени и тянется своими длинными гибкими пальцами к «молнии» у него на брюках.

– Когда-нибудь это произойдет, – пообещал он сам себе. – В один прекрасный день она узнает, что может сделать с ней настоящий мужчина.

Уэстон с ухмылкой поддернул брюки, спрыгнул с яхты на пирс и направился к изогнутой аркой неоновой вывеске «Яхт-клуб Иллахи», под которой задержался, чтобы раскурить сигарету. Опять у него перед глазами промелькнул образ Миранды Холланд. Умная, образованная, неприступная женщина с языком острым, как бритва, она уже распланировала все свое будущее и хотела заставить весь мир поверить, будто у нее нет ни времени, ни охоты уделять внимание представителям сильного пола. Но это была фальшивая вывеска. Уэстон чувствовал, что под ее ледяной наружностью скрывается страстная натура. В постели она могла стать настоящей тигрицей.

Он вспомнил, как недавно выследил Миранду на ее черном «Камаро». С ней был парень, Хантер Райли, пасынок сторожа, служившего у Датча Холланда. Конечно, сам по себе этот факт особого интереса не вызывал: Миранда и Хантер были знакомы годами; наверное, она просто согласилась подбросить его до города. Но в том, как она повернулась к нему и улыбнулась, было что-то уж слишком фамильярное. А он так небрежно обнял ее за плечи.

– Сукин сын! – пробормотал Уэстон, внезапно ощутив бешеную зависть к Райли. Да кто он такой? Голодранец! По мнению Уэстона, Райли был типичным неудачником. Он с большим трудом закончил среднюю школу, перебиваясь на тройки, и теперь на средства общины учился в местном колледже, чудом переползая с курса на курс, а в свободное время помогал своему отчиму ухаживать за садом. Чем же эта шваль могла привлечь утонченную Миранду Холланд?

«Женщины!» – с презрением подумал Уэстон, срезая поворот так, что шины завизжали. Опустив верх «Порша», он помчался к «Камню Иллахи» – курорту, который его отец ненавидел всей душой. Но он вышел на охоту и уже не мог остановиться. Надо было как следует перепихнуться. Казалось, машину тянет не мотор, а нарастающий жар у него между ног. Уэстон даже не знал, что его больше заводит – непомерный сексуальный аппетит или страсть к соперничеству, порой толкавшая его на необдуманный выбор партнерш. А впрочем, это не имело значения.

– Миранда... – прошептал он.

Снизив скорость у въезда в курортную зону, Уэстон проехал через массивные ворота и медленно двинулся мимо поля для гольфа и теннисных кортов, мимо чащи цветущих кустарников, отделявшей бассейны от главной автостоянки. Еще не было и десяти вечера, жизнь била ключом, но Уэстон точно знал, что старик Холланд уехал из города на все выходные, стало быть, нет риска столкнуться с ним здесь. И даже если кто-нибудь из сотрудников Датча распознает Таггерта среди клиентов, никто из них не осмелится поднимать шум и не станет выдворять его отсюда. Стало быть, он в безопасности.

Так откуда же взялся этот зудящий холодок беспокойства? Почему ему кажется, что, приехав сюда, он совершил колоссальную и непоправимую ошибку?

Уэстон повернул за угол и увидел перед собой внушительный, отделанный серым камнем и древесиной фасад главного гостиничного корпуса. Шесть этажей неотесанного камня, стекла и кедрового дерева, встроенные прямо в прибрежную скалу и сверкающие в лучах невидимой подсветки, взмывали вертикально вверх. Чтобы добраться до парадного подъезда, нужно было обогнуть фонтан с искусственным водопадом, тоже подсвеченным изнутри, который шумно обрушивал воду на искривленные стволы карликовых сосен и рододендронов.

Чувствуя себя взломщиком, Уэстон поставил машину на стоянке, сунул ключи в карман и направился в бар. Из распахнутых окон доносилась музыка, манившая его подобно голосу сирены. Он не ожидал встретить здесь в этот вечер ни одной из дочек Холланда, но в баре вполне могли ошиваться какие-нибудь занятные девицы.

Совесть слегка кольнула его, когда он вспомнил Кристи. Они занимались любовью на яхте вскоре после обеда, а потом он высадил ее, чтобы она успела на работу. Кристи, конечно, была очень красива: гладкая золотистая кожа, темные глаза и эти невероятно длинные черные волосы. Но с ней все было слишком просто, фактически она стала настоящей сексуальной рабыней, готовой ради него на все. Буквально на все, что угодно. Она вела себя так, словно он был ее всемогущим господином, и это уже стало приедаться ему. Нет, ему нужна была женщина с характером. Женщина, которая сперва оказала бы ему сопротивление, чтобы потом сдаться, лечь и раздвинуть ноги.

Короче, ему нужна была Миранда Холланд. – Ты такой же дурак, как и Харли! – сказал сам себе Уэстон, толкнув дубовую дверь с цветными витражами, и направился в бар.

Ансамбль из Портленда с солисткой в обтягивающем кожаном мини-платье играл какой-то незнакомый ему джазовый номер, довольно жиденький, на его вкус, – слишком много саксофона и мало басов. Уэстон выбрал кабину как можно дальше от эстрады и уселся там, беспокойно барабаня пальцами по столу. К нему подплыла официантка в черной юбке и белой блузке с красным галстучком мужского фасона. Он заказал пива и огляделся по сторонам. Несколько женщин улыбнулись ему, но он не выказал интереса. Они были не только слишком доступны, но и, судя по их отчаянно голодным взглядам, слишком много времени проторчали в этом баре, не находя спроса на свой товар. Нет, сегодня ему хотелось чего-нибудь новенького, необычного. Он знал: сверлящий его зуд не уляжется, довольствуясь такой дешевкой.

Вскоре вернулась официантка и поставила перед ним запотевшую кружку светлого пива. Оно и впрямь было холодным, но не остудило его кровь. Уэстон осушил кружку залпом, с сожалением подумав, что вторжение на заповедную территорию Датча Холланда оказалось не столь уж волнующим приключением.

Он оставил на столе пятидолларовую купюру, вышел из бара и уже направился было мимо фонтана, когда увидел ее – самую младшую из дочерей Датча. В искусственном свете фонарей светлые волосы Тессы казались серебристыми. На ней были обрезанные джинсы, все в лохмотьях по краям, крошечная маечка и короткий кожаный жилетик, расшитый ярко поблескивающими стразами. Словом, внешне Тесса отнюдь не напоминала одну из богатейших невест на этом участке побережья.

Ходили слухи, что она «горячая штучка», вечно бегает по городу в тесных шортиках и слишком коротких свитерках, чуть не лопающихся на ее потрясающей груди, и не упускает ни единого случая продемонстрировать любому зрителю свою сногсшибательную фигурку. Вот как сейчас, например.

Тесса сидела на бордюре фонтана, курила сигарету и скучающе смотрела на падающую воду. Она не была той женщиной, которую он желал. Она не была Мирандой. Но зато она оказалась под рукой.

– Вот чудно, – начал Уэстон, подхода поближе. – Я как раз думал о тебе и твоих сестрах, а ты тут как тут.

Тесса удивленно вскинула голову, пристально взглянула на него и резко отвернулась.

– Меня на такой убогий прикол не купишь.

– Это правда.

– Ага. Так же, как я – королева Англии.

– Что-то не похоже. Говорят, она чуток постарше тебя. Тесса закатила глаза и сделала еще одну затяжку.

– Что ты тут делаешь? Мне казалось, Таггертам сюда вход воспрещен. Любой, кто носит твою фамилию, рискует быть четвертованным, проехав через эти ворота.

Уэстон засмеялся. По крайней мере, она не тупая.

– А может, я решил проверить, как идут дела у конкурентов.

Опять она взглянула на него громадными голубыми глазами, затем томно повела плечом, как бы давая понять, что ей в общем-то наплевать, что станется с ним или с другими членами его семьи.

– Ждешь кого-нибудь? – Уэстон сел рядом с ней на бордюр фонтана, ожидая, что она отодвинется от него подальше, но Тесса этого не сделала. Только снова затянулась сигаретой и выпустила дым уголком рта.

– Да вроде того.

– А поточнее? Ты что, не знаешь?

– Вот именно. Я не знаю.

Она с вызовом вскинула подбородок, и он разглядел за наигранной дерзостью юную, уязвимую, одинокую девочку. Мгновенное прозрение помогло ему понять, что движет Тессой Холланд. Но вот она моргнула, и со взмахом ресниц ее непроницаемая маска тотчас же опустилась на место. Тесса вновь замкнулась в броне своих доспехов. Но было поздно. Он уже успел найти в этой броне небольшую трещину.

– А может, тебя куда-нибудь подвезти?

Она улыбнулась и швырнула окурок в подсвеченную чашу фонтана. Окурок зашипел, подпрыгнул на пенистых бурунах и исчез из виду.

– Может быть.

– Куда же ты хочешь ехать?

Она на секунду заколебалась, потом выгнула тонко выписанные светлые брови.

– А может, мне все равно.

Уэстон опять невольно улыбнулся. Вот девчонка! Ей хватает смелости бросить ему вызов!

– А может, стоило бы задуматься?

– Да ты сам-то что задумал?

Ее голос прозвучал тихо и вкрадчиво. Она явно заигрывала с ним, а он обожал эту игру, знал все ходы и всегда выходил победителем.

– Это от тебя зависит.

– Правда?

Тесса внезапно вскочила на ноги и натянула на плечо ремень черной сумки с бахромой.

– Ладно, пошли, – сказала она, бросив последний презрительный взгляд на отцовский шикарный отель. – Можешь подвезти меня до Сисайда.

– А что там такого? – спросил Уэстон.

Ее улыбка показалась ему ослепительной в ночном воздухе.

– Понятия не имею! Давай проверим.

Харли запаздывал. После долгого бесцельного хождения взад-вперед по причалу, у которого была пришвартована яхта его отца, Клер уже решила было поставить на нем крест – и не только на эту ночь, но вообще навсегда. От этой мысли у нее стало холодно на сердце, а по телу побежали мурашки.

– О, Харли... – грустно прошептала она.

В эту минуту она чувствовала себя полной идиоткой – в точности как внушали ей сестры. Милый, ласковый, безупречный Харли переменился до неузнаваемости. В последнее время он стал рассеянным, был вечно занят, ему ничего не стоило позвонить и отменить уже назначенное свидание. Когда они только начали встречаться, он не мог насытиться ее обществом, и ничто на свете его бы не отвлекло от нее. Брань его отца натыкалась на глухую стену, предупреждения старшего брата только раззадоривали его, а нытье и жалобы Пейдж, похоже, лишь добавляли огня их взаимной страсти.

В те первые головокружительные недели Клер тоже была готова на все, лишь бы остаться с Харли наедине. Он был добрым, нежным, ласковым, очаровательным, а главное, он обожал ее. Он отказался от всего, включая свою прежнюю подружку, терпел негодование отца, сносил издевательские выходки брата. Он клялся, что любит ее, и она верила ему всем своим сердцем.

«Господи, как все изменилось!» – думала Клер, прислонившись к перилам и вглядываясь в пляшущее на чернильной поверхности воды отражение цепочки натянутых над пирсом фонариков. Эту перемену она ощущала в воздухе, как моряк чует изменение направления ветра. Харли больше не нуждался в ней, ему не хотелось побыть с ней наедине.

Клер понимала, в чем состояла ее ошибка: она не должна была все ему позволять. С того единственного рокового дня, когда они пересекли невидимую черту и занялись любовью, нарушив данное друг другу слово подождать до свадьбы, – с того самого дня их отношения изменились.

В тот день они поехали кататься на байдарке и сделали привал у входа в небольшую пещеру на северной стороне озера. Харли захватил с собой бутылку вина, которую тайком стащил из отцовского погреба, и они распили ее на двоих, разомлев под летним солнцем, а потом плавали, плескались, дурачились и целовались, упиваясь своей любовью. Клер, никогда прежде вообще не пробовавшая спиртного, слегка захмелела, но дело было даже не в вине. Ей казалось, что склоняющийся к вечеру день полон волшебного очарования, и она отбросила осторожность, развеяла по ветру все свои сомнения. А ветерок, обвевавший ей щеки и трепавший темные волосы Харли, казался таким ласковым и теплым...

Харли осмелел и стал более настойчивым, чем когда-либо, а у Клер немного помутилось в голове. Его поцелуи становились все более глубокими и требовательными, а она охотно отвечала на них, позволяя ему гладить ее скользкое от воды тело. Наконец его пальцы дерзко скользнули под лифчик ее купальника, и он отбросил полоску эластичной ткани быстрым, ловким движением, как будто проделывал это уже сотни раз. Крепко прижимая Клер к себе, он целовал ее груди над водой. Ей стало щекотно; теплая, сладкая боль разлилась по всему телу.

– Держись за меня ногами, – ласково, но властно попросил он, не отрываясь от ее кожи.

Капли озерной воды алмазами повисли на его ресницах, Когда она повиновалась и обхватила ногами его мускулистый торс, откинувшись на спину и чувствуя, как солнце согревает обнаженную грудь, он прошептал: «Вот это моя девочка!» – и поцеловал ее живот.

Клер парила на волне чувственного наслаждения, пока он нес ее на берег. Тут игра началась всерьез – он водил губами по ее груди, брал в рот и посасывал соски, отчего у нее внутри все стало плавиться и в конце концов превратилось в затягивающий жаркий омут. Харли заставил ее взяться рукой за пульсирующий бугорок у него между ног, застонал и поклялся ей в вечной любви. Потом он сорвал с себя плавки, и она впервые увидела его совершенно обнаженным. Его могучая эрекция немного испугала Клер, но он уже стягивал с нее нижнюю часть бикини.

Харли не спрашивал разрешения, а она не стала возражать, когда он опрокинул ее на спину, коленями заставил разжать ноги и одним быстрым движением похитил девственность, которую она так ревниво охраняла в течение семнадцати лет. Клер почувствовала боль, пролила несколько слезинок, но Харли осушил их поцелуями. После нескольких быстрых толчков он обмяк и навалился на нее, тяжело дыша от восторга, и повторил, что будет любить ее до самой смерти.

Обхватив пальцами поручень, Клер закрыла глаза и словно наяву вспомнила, как его тело покрылось испариной, мускулы напряглись, а на сосредоточенном лице появилось выражение торжества в ту минуту, когда он овладел ею. А она вся горела желанием, ее обуревала жажда, и она верила, что только он сможет эту жажду утолить. Она была слепо, бездумно влюблена.

Они поклялись, что всегда будут вместе, что поженятся, заведут детей и попытаются сделать так, чтобы их семьи помирились. Но в последнее время Харли стал совсем другим. Его добрая улыбка исчезла, он стал буквально одержим желанием заниматься сексом. При каждой встрече он давал понять, что только этого и ждет, что только этого ему от нее и нужно. Сейчас Клер казалось, что с того самого дня на озере его интересовало лишь ее тело.

Но это же нелепость! Он же любит ее! Или нет?

Клер услыхала подъезжающую машину, и сердце у нее часто забилось: на этот раз Харли ее не подвел. Шаги застучали по доскам причала, и она улыбнулась, увидев, что он бежит к ней.

– Прости, я опоздал, – запыхавшись, пробормотал Харли, обнимая ее и уткнувшись лицом во впадинку между шеей и плечом. – Господи, как же мне тебя не хватало!

Его пальцы вплелись ей в волосы, он шумно вздохнул, и Клер сразу же простила его. Это был он, ее дорогой Харли, милый мальчик, которого она любила душой и телом! Закрыв глаза, она прижалась к нему, обняла его, отгоняя прочь все сомнения и страхи, подтачивающие основу их любви.

– Мне тоже тебя не хватало, – хрипло пршептала Клер, чувствуя, как слезы обжигают ей глаза.

– Прости меня!

Ее сердце чуть не остановилось.

– Мне не за что тебя прощать.

– О, Клер, если бы ты только знала! Прозвучавшее в его голосе отчаяние эхом откликнулось в ее душе.

– Что я должна знать?

Все тело Харли напряглось, он стиснул ее так крепко, что она едва могла дышать.

– Что я должна знать, Харли?

Он медлил чуть дольше, чем следовало.

– Что я люблю тебя. Что бы ни случилось, ради бога, верь, что я люблю тебя.

– Харли, успокойся, ничего не случится. – прошептала Клер, но, даже прижимаясь к нему, ощутила глубоко в сердце ледяной холод.

– Надеюсь, что ты права, – сказал он, подняв голову и глядя ей прямо глаза. – Бога молю, чтобы ты оказалась права!

Взглянув на часы, Миранда почувствовала, что сердце ее забилось быстрее. Надо было спешить: Хантер уже ждал ее в коттедже. При одной мысли об этом у нее пересохло во рту.

Впервые в жизни Миранда была влюблена. Она понимала, что это безумие, что у нее с Хантером Райли нет общего будущего, но ничего не могла с собой поделать. Не могла сделать вид, что между ними не существует взаимного влечения. И не только в этом было дело. Он был по-настоящему дорог ей.

Досыта насмотревшись на душевные страдания Клер, Миранда понимала, что сама вступила на опасную дорожку – точнее, даже на тонкий канат, который непременно оборвется. Но она восемнадцать лет следила за каждым своим шагом, ни разу не уклонилась от прямого пути и теперь решила следовать своей дорогой, хотя и знала, что в конце ее ждет только страдание. Ну и пусть! Она даром потратила свою юность, чтобы доказать Датчу Холланду, что ничуть не хуже так и не родившегося у него наследника мужского пола, а чего добилась? Все ее усилия не произвели на отца ни малейшего впечатления. Он вообще не обратил на них никакого внимания!

Миранда схватила брошенный в ногах кровати свитер, сунула под мышку сумочку и направилась к черной лестнице. Хантер был старше ее, и, хотя он бросил среднюю школу, не закончив курса, ему потом удалось сдать экзамены экстерном и все-таки получить аттестат. Теперь он учился в местном муниципальном колледже и в то же время помогал своему стареющему отцу, а иногда еще подрабатывал у Таггертов.

Миранда впервые по-настоящему обратила на него внимание в конце весны, когда Хантер с отцом расчищали от валежника одну из полян для пикников на берегу озера. Она сидела на заднем крыльце и читала, но тут небо затянуло тучами, и на землю упали первые дождевые капли. Под навесом крыльца ей было сухо, она могла не бояться дождя, но Хантер и его отец продолжали работать под открытым небом, даже когда хлынул ливень. Не обращая внимания на непогоду, Хантер ломал и оттаскивал крупные сучья, хотя дождевая вода стекала у него по подбородку, а футболка влажным компрессом прилипла к спине. Миранда, как зачарованная, следила за ритмичной работой его мускулов. Их плавное перекатывание вызвало у нее странное, доселе неведомое ощущение: как будто в самом низу живота вдруг забила крыльями целая стая мотыльков.

Его светлые, песочного оттенка волосы потемнели от дождя, а когда он оглянулся через плечо и посмотрел прямо на нее серыми и сумрачными, как зимний шторм, глазами, ей пришлось отвести взгляд. По всему ее телу вдруг разлилось тепло, впервые в жизни она ощутила слепую, бездумную тягу своего женского естества.

В тот день Миранда не сказала ему ни слова, да и на следующий день тоже. Но она снова вышла на крыльцо с книгой, делая вид, что поглощена чтением, а на самом деле не сводила глаз с парня, которого знала всю жизнь, однако до сих пор так и не видела по-настоящему.

– Зачем ты за мной следила? – напрямик спросил он ее несколькими днями позже, когда она зашла в конюшню в поисках Клер.

Миранда не знала, что Хантер помогает отцу загружать пустующий с прошлого года сеновал, – иначе ни за что не пошла бы туда. Старого Райли нигде не было видно, но Хантер стоял на верхней перекладине переносной лестницы. Пот стекал у него по шее, волосы на затылке взмокли и повисли темными прядями.

– Я?!

Миранда с притворным возмущением посмотрела на него снизу вверх, скользнув взглядом по длинным, загорелым ногам. На нем были обрезанные выше колен потертые джинсы, низко сидящие на бедрах и рабочий пояс со множеством кармашков для инструментов. Все остальное тело было обнажено: гладкая, бронзовая от загара кожа, сильные мускулы, густая поросль рыжеватых волос на груди.

– Нет смысла отпираться, – продолжал Хантер. – Это было на днях, когда я расчищал поляну на опушке. Ты за мной следила.

– Нет, я...

– Да брось, Миранда! Говорят, что ты тут самая умная и никогда не врешь. – Его негромкий, тягучий голос звучал насмешливо. – Старшая сестра, самая ответственная, честолюбивая, целеустремленная и все такое прочее. Неужели все эти слухи неверны?

Тут Миранда возмутилась по-настоящему. Да кто он такой, чтобы обращаться с ней как со вздорным ребенком, задумавшим какую-то каверзу?

– Я никогда не прислушиваюсь к сплетням и тебе не советую!

– Да мне и так о тебе все известно. Я знаком с женщинами твоего типа.

Хантер приставил гвоздь к половице настила и три раза стукнул по нему молотком.

– Я не принадлежу ни к какому типу.

– Ты так думаешь? Признайся лучше: ты из тех, кому нравится наблюдать, как батраки гнут спину, пока ты сидишь в тенечке и полируешь ногти.

В его взгляде, брошенном на нее через плечо, читалось жгучее презрение.

– А знаешь, кто ты такой? Самоуверенный подонок, каких в этом городе пруд пруди!

Миранда направилась к двери, но тут он одним гибким движением спрыгнул с лестницы и приземлился прямо перед ней. Ошеломленной Миранде ничего другого не осталось, как отступить на шаг назад. Ее обдало запахом здорового мужского пота, и Хантер оказался так близко от нее – полуголый, откровенно сексуальный, – что на минуту она лишилась дара речи. Его твердый подбородок выглядел особенно мужественным из-за отросшей за сутки золотистой щетины, глаза в полутьме амбара приобрели оттенок вороненой стали. Он так пристально смотрел на нее, что ей хотелось попятиться, но она уже и так ощущала лопатками столб, поддерживающий настил сеновала. К тому же ей не хотелось доставлять ему удовольствие своим отступлением.

А Хантер между тем подошел еще ближе, и теперь его голая грудь оказалась всего в каком-то дюйме от ее бурно вздымающейся груди.

– Я слыхал, ты хочешь стать адвокатом?

– Д-да... Да, хочу.

– И что же ты пытаешься доказать?

Миранда удивленно подняла на него глаза, и оказалось, что он больше не насмехается над ней, просто хочет услышать ответ. Зрачки у него были расширены, и Миранда поняла, что он взволнован и возбужден близостью не меньше, чем она сама.

– Ничего. Мне нечего доказывать.

– Но тебе же хочется!

Хантер поднял руки, обхватил столб позади нее, и она оказалась в кольце его рук, как будто в плену, хотя он при этом сумел избежать прикосновения.

– Да, – призналась Миранда.

– Зачем? Чтобы твой старик перестал наконец жаловаться на судьбу, не давшую ему сыновей? Или ты хочешь конкурировать на равных с мужчинами?

– Я просто хочу в полной мере проявить свои способности.

– И поэтому ты отказываешь себе в самых простых удовольствиях?

– Ты ничего обо мне не знаешь.

– Я знаю, что ты сидишь на диете, регулярно делаешь упражнения по ритмической гимнастике у себя в комнате, ни с кем не встречаешься и читаешь все, что может, по твоему мнению, пригодиться в дальнейшем.

– Откуда ты знаешь?

– Я тоже за тобой следил.

У Миранды перехватило дыхание. Неужели он подглядывал за ней в окно по ночам, видел, как она разглядывает свое тело в зеркале, трогает себя за грудь, проводит ладонями вниз по животу, пытаясь представить себе, что бы она чувствовала, если бы к ней прикасался мужчина?

– Ты не имел права...

– Зато имел желание. Так же, как и ты.

– У меня нет ни малейшего...

– Не ври.

Он был слишком близко, это следовало немедленно прекратить.

– Дай мне пройти.

– Если ты собираешься стать настоящим юристом, придется тебе научиться обращению с людьми, а не только судебным тяжбам и обмену колкостями.

Его взгляд опустился к ее взволнованно вздымающейся груди.

– А-а, я поняла! – проговорила Миранда с ядовитой насмешкой. – И ты хочешь стать моим учителем?

– Я просто пытаюсь с тобой разговаривать.

На одну роковую секунду его взгляд остановился на ее губах, и что-то потаенное у нее внутри, что-то теплое, живое и требовательное откликнулось на призыв. Она ненавидела его, но ее тянуло к нему на каком-то бессознательном уровне, существование которого она отказывалась признать.

– Разговаривай с теми, кому это интересно.

– Тебе интересно.

– Ни капельки!

Его улыбка давала понять, что он ей не верит, однако он все-таки отступил в сторону. Но когда она попыталась пройти мимо, Хантер схватил ее за запястье, стремительно развернул к себе, и вдруг вся эта гора мускулов окружила ее со всех сторон. Миранда не могла двигаться, едва могла вздохнуть. Сердце так отчаянно колотилось у нее в груди, что она побоялась лишиться чувств.

– Не смей...

Его губы обрушились на ее рот с такой силой, что ей даже стало больно. Он как будто хотел наказать ее. Воздуха в легких совсем не осталось. Она пыталась бороться, хотя и понимала, что это бесполезно. Ее разум безмолвно взывал к сопротивлению и рвался на свободу, но незнакомая ей до сих пор, чувственная сторона ее женской натуры отчаянно желала ответить на поцелуй, ощутить волнующий трепет чистого, ничем не стесненного секса.

– Тебе интересно, – повторил он и внезапно отпустил ее. – Когда станешь в достаточной степени женщиной, чтобы это признать, позвони мне.

Пятясь к двери и спотыкаясь на ходу, Миранда покачала головой.

– Скорее ты сгоришь в аду.

– Я так не думаю.

И, черт бы его побрал, он оказался прав. Две недели Миранда его не замечала, смотрела сквозь него, когда он работал на территории поместья, старалась уйти подальше, когда он оказывался рядом, но всякий раз вспоминала тот разрывающий душу поцелуй в конюшне, и всякий раз ее пульс учащался, а тело покрывалось испариной.

Лежа по ночам в постели, Миранда думала о нем, вертелась с боку на бок и мучилась от летней жары, не отпускавшей даже ночью. А днем ей приходилось готовиться к вечерним занятиям в городском колледже – еще одном месте, где можно было столкнуться с Хантером.

Через две недели она отказалась от противостояния, отбросила гордость и позвонила ему. В тот же вечер они провели несколько часов вместе, гуляя по берегу, но он даже не попытался прикоснуться к ней.

Так продолжалось, без изменений, какое-то время. Можно было подумать, что ничем, кроме того единственного поцелуя, Хантер с ней делиться не собирается. Наконец Миранда сама положила руку ему на запястье, склонила голову набок и спросила:

– Ты боишься меня? Хантер рассмеялся:

– Боюсь? Не смеши.

– Но тогда почему...

Миранда почувствовала себя круглой дурой. Что она могла сказать? Хантер стоял, прислонившись к крылу ее машины, жаркое солнце слепило их обоих. Она нашла место для стоянки в укромном, скрытом скалами уголке на берегу, на расстоянии нескольких миль от курорта, принадлежавшего ее отцу.

– Что – почему?

– Почему мы никогда... ну, ты знаешь.

– Понятия не имею, о чем ты, – протянул он, но уголки его рта тронула улыбка. Миранда беспомощно уронила руку, не находя слов.

– Ну же, советник! – поддразнил он ее. – Всякий, кто хочет стать крупной шишкой в юриспруденции, должен уметь выражать свои мысли.

– Ты никогда не прикасаешься ко мне! – выпалила Миранда, чувствуя, как лицо заливается жарким румянцем.

– А тебя это смущает?

Ожидая ответа, Хантер принялся крутить на пальце кольцо, которое никогда не снимал, – тоненький золотой перстенек с ониксом.

Ей хотелось солгать, но она не смогла.

– Да, смущает.

– А может, я считаю тебя неприкосновенной.

– Нет, тут есть что-то еще. В чем дело, Хантер?

Он смерил ее взглядом с головы до ног, потом тихонько выругался и крепко прижал к себе. Их голодные губы буквально расплющились друг о друга, он жадно проводил ладонями по ее спине, а она таяла, прижимаясь к нему, отвечая на его поцелуи с тем же пылом инетерпением, которые, казалось, охватили и его.

Волны бились о берег, солнце палило нещадно, песок мягко подавался под ногами, и ей показалось, что, кроме них, нет больше никого во всей вселенной.

– Ты этого хочешь? – спросил Хантер, отводя прядь волос, выбившуюся ей на щеку.

«Я хочу, чтобы ты любил меня!» – отчаянно крикнуло что-то в душе Миранды.

– Да, – сказала она вслух.

– И этого? – он поцеловал ее еще раз и, забравшись рукой ей под блузку, нащупал грудь.

– Д-да...

Твердые мужские пальцы скользнули по соску. У Миранды перехватило дыхание, внутри появилась уже знакомая, рвущаяся наружу боль.

– Еще? – отрывисто спросил он.

– Да... нет. О-о-о-о...

Прислонившись к машине, Хантер притянул ее к себе вплотную. Сквозь шорты она почувствовала, как туго натянулся и выпятился шов на его джинсах, а его руки – эти грубые, горячие руки, – казалось, были повсюду.

– Это может стать опасным, – предупредил Хантер, на мгновение отстранившись.

– Для тебя?

– Для тебя.

– Вот оно что... – Миранда поцеловала его с жадным и голодным нетерпением девственницы, готовящейся к первой серьезной попытке испытать все.

– Наступит момент, когда я не смогу остановиться.

– Ну так не останавливайся. Никогда...

– Ох, Ранда! – Хантер снова поцеловал ее, а потом внезапно оттолкнул. – Нет, – пробормотал он, обращаясь скорее к самому себе. – Нет, нет, нет! Это нехорошо.

– Что ты такое говоришь? Почему нехорошо?

– Неужели ты не понимаешь? – Он покачал головой и в отчаянии провел пальцами по волосам, словно собираясь с мыслями. – Мы с тобой... нас разделяет целый мир, Миранда. И мы ничего, ровным счетом ничего не можем с этим поделать.

– Я не понимаю, – упрямо повторила она.

– Поймешь, – грустно вздохнул Хантер.

Миранда не смирилась с отказом. Они поссорились, но потом она опять позвонила, не обращая внимания на то, что ведет себя, как глупые девчонки, которых всегда презирала, – девчонки, гоняющиеся за мальчиками. И это сработало! Хантер согласился встречаться с ней, но только при условии, что все останется в секрете.

– Я не хочу разгребать то дерьмо, что обрушится нам на головы, если твой старик узнает, – сказал он. – Пусть зарабатывает себе инфаркт из-за Таггерта и твоей сестры, но я хочу, чтобы мое имя даже не упоминалось, ладно?

– Почему?

– Ну... слишком уж все это сложно. Поверь, я знаю, что говорю.

И она поверила. Она дала слово. Никто не знал, что они встречаются, их свидания проходили вдали от посторонних глаз и были окружены романтикой тайны.

Ведя машину к заброшенному коттеджу на самом краю земельных владений отца, Миранда надеялась, что они наконец займутся любовью. Раньше они несколько раз подходили к самой грани, но Хантер всегда удерживал ее, и она научилась доверять ему всем сердцем. Но на этот раз ночь выдалась такая звездная. Миранда надеялась, что он не выдержит, а ей самой не хотелось думать о последствиях. Ей было все равно.

Она повернула на заросшую аллею, ведущую к коттеджу, под колесами захрустели сухие стебли бурьяна. Высокая трава заглядывала в окна «Камаро», раскачиваясь на ветру, а старые, одичавшие розы, переплетаясь плетями с кустами ежевики, наполняли воздух нежным ароматом.

Коттеджем давно уже никто не пользовался. Он был построен раньше господского дома, где-то в самом начале века, и о нем давно забыли. Побеги плюща обвивали перила крыльца, из трубы на крыше выпало несколько кирпичей, но внутри всегда было тепло и сухо.

За окном мелькали отсветы огня. Хантер ждал ее.

Сердце Миранды взволнованно забилось, она бегом поднялась по ступеням и нажала на дверь.

– Ты опоздала.

Она вздрогнула от неожиданности, не заметив его на крыльце, но тут его сильные руки обвились вокруг нее.

– Это ты пришел слишком рано.

– Не мог дождаться.

– Да ну?

Она засмеялась, когда он подхватил ее на руки и пинком ноги открыл дверь. Как гордый молодожен, переносящий свою новобрачную через порог, Хантер поцеловал ее и вошел внутрь. Голова у Миранды закружилась, когда он уложил ее на старую железную кровать, застеленную заботливо принесенными им одеялами и подушками. В очаге потрескивали охваченные пламенем замшелые поленья.

Миранда с восхищением взглянула на человека, которого полюбила. Хантер был непредсказуем, он мог казаться резким и даже жестоким, а в следующую минуту превращался в саму доброту. Он научил ее стрелять из лука, пускать камни плашмя по воде, чтобы они несколько раз подпрыгивали, рассказал, что мальчишки в четырнадцать лет больше всего на свете любят пожрать, а когда им исполняется шестнадцать, они думают только о сексе и готовы уложить все, что движется. Он категорически отказывался встречаться с ней в открытую.

– Зачем давать пишу досужим болтунам? – сказал Хантер. – Поверь, тебе самой не понравится стать предметом сплетен.

– Мне все равно, – возражала Миранда, но он и слышать ничего не хотел.

Это была единственная тема, вызывавшая между ними трения. Но сейчас, лежа в его объятиях, глядя на его волевое лицо, на глаза, потемневшие от страсти, Миранда впервые задумалась о том, что раньше никогда не приходило ей в голову: сможет ли она когда-нибудь выйти за него замуж? Впервые она взглянула на их отношения сторонними глазами: дочь миллионера и бедный пасынок сторожа. «Да какая разница?» – решила Миранда.

Он поцеловал ее. Старый матрац под ними прогнулся и заскрипел. Миранда обвила руками его шею, а Хантер начал гладить ее, прикасаться к ней, и ее кожа ожила. Никогда она не чувствовала себя такой живой, такой желанной. И у нее внутри тоже зашевелилось желание, подобно просыпающемуся зверю, лениво потягиваясь, слегка царапая ее своими когтями в самом потаенном, самом чувствительном месте.

– Хантер! – прошептала Миранда охрипшим от страсти голосом.

Он целовал ее, прикасаясь влажным языком к ее коже в тех местах, которые никогда не видели солнечного света. Легкая щетина у него на подбородке щекотала ее, его дыхание обжигало, его кожа горела, как и ее собственная.

Вот он расстегнул ее лифчик и бросил его на пол, не сводя очарованного взгляда с ее грудей, освободившихся из тесного плена.

– Черт, ты такая красивая! – проговорил он наконец. – Наверное, это грех...

Хантер взял в рот ее сосок, и Миранда застонала. Тогда он резким движением сдернул с нее шорты, его пальцы коснулись внезапно увлажнившихся завитков у нее между ног, проникли в заветную глубину самого потаенного места.

Она не могла больше сдерживаться. Миранда Холланд, всегда такая спокойная и уравновешенная, всегда державшаяся особняком (некоторые мальчишки утверждали, что в жилах у нее течет ледяная вода), выгнулась ему навстречу, мысленно умоляя его не останавливаться. Она лежала на кровати, служившей прибежищем любовникам на протяжении чуть ли не целого столетия, и страстно целовала парня, которого почти не знала, который не желал появляться с ней на людях, но готов был в эту минуту стать ее первым и единственным любовником.

Потом, в теплом сиянии догорающей любовной истомы, он прижал ее к себе и погладил по лицу. Мечущиеся язычки пламени отразились в его кольце, и Миранда коснулась черного камня.

– Это что-нибудь значит? – спросила она.

– Это единственное, что на мне надето. Миранда тихонько засмеялась.

– Я знаю. Просто мне интересно, что значит для тебя это кольцо. – Она попыталась намотать на палец короткие густые завитки у него на груди. – Может, какая-нибудь девушка тебе его подарила?

Хантер насмешливо фыркнул в ответ:

– Вот уж нет. – Он снял с пальца золотой ободок и посмотрел сквозь него на огонь. – Это все, что у меня осталось от моего биологического отца – человека без имени, без лица, который обрюхатил мою мать, а потом ушел прогуляться, да так и не вернулся. Надо бы, наверное, выбросить это кольцо, но я его храню как напоминание о том, что этот сукин сын знать меня не хотел и бросил мою мать. Мне еще крупно повезло заиметь Дэна Райли в качестве отчима.

– Как его звали?

– Моего родного папашу? Понятия не имею. Никто мне ничего не рассказывал, а в моем свидетельстве о рождении стоит прочерк.

– А ты хотел бы узнать?

– Нет. – Вновь надев кольцо на палец, Хантер привлек Миранду ближе к себе, и она положила голову на его мускулистое плечо, устраиваясь поудобнее. – Зачем? Это не имеет значения. – Он поцеловал ее в макушку и добавил: – Единственное, что сейчас имеет значение, это ты и я.

– Навсегда? – спросила она.

– «Навсегда» – это очень долго, но... Может быть. Да, может быть.

Миранда запрокинула голову, чтобы он мог поцеловать ее. Она наконец нашла для себя на земле маленький кусочек рая.

– Ты провела прошлую ночь с Уэстоном Таггертом? – прошептала побледневшая Миранда.

Неожиданное признание сестры потрясло ее, а ведь она все еще как следует не осмыслила тот факт, что они с Хантером стали любовниками. Но делать было нечего – приходилось сосредоточиться на насущной проблеме. Проблемой, как всегда, была Тесса.

– Ради всего святого, Тесса, зачем?

Тесса передернула плечами со своим обычным видом, словно говорившим: «Плевать я хотела на все, что ты скажешь!» – и, зевнув, налила воду в кофеварку.

– А почему бы и нет?

– Ты знаешь, почему нет. Этот парень может принести только беду.

– Потому, что он Таггерт? Не смеши меня, Ранда! Ты рассуждаешь в точности как наш отец.

– Не морочь мне голову. Его фамилия не имеет никакого значения, и ты это прекрасно знаешь. Дело не в фамилии, а в репутации. Она сама за себя говорит.

Радио было включено, по кухне разливался голос Кении Роджерса:

Руби, не езди в город,

Если ты влюблена...

Не успел он развить свою мысль, как Миранда щелчком вырубила приемник. Тесса плюхнулась на один из стульев и соскользнула на нем так низко, что практически легла на сиденье поясницей. Подпирая одной рукой подбородок, она послала Миранде откровенно фальшивую «благонравную» улыбочку.

– Уэстона считают самым завидным женихом в Чинуке.

– Нет, ты только послушай себя! О чем ты говоришь? «Завидный жених»! – Миранда открыла упаковку нарезанного хлеба и опустила два ломтика в тостер. – Опомнись, Тесса, тебе же всего пятнадцать лет! Пятнадцать! Ты еще ребенок! Самое время искать женихов!

Тесса капризно выпятила нижнюю губу и потерла глаза, размазав по щекам не смытую с вечера тушь.

– Кому как нравится, но я не собираюсь становиться сморщенной старой девой.

– Это выпад в мою сторону?

– Понимай как знаешь.

Из тостера выпрыгнули поджаренные гренки, Миранда загрузила в него новые ломти, а сама принялась намазывать маслом первые два с такой яростью, что чуть не порезалась.

– Я тоже не собираюсь оставаться старой девой, но я не стану игрушкой какого-нибудь богатого негодяя. Уэстон Таггерт – паразит! Он использует девушек как хочет, забирает все, что ему нужно. А потом, когда очередная подружка ему наскучит, он выбрасывает ее, словно пустую банку из-под пива.

– Кто это говорит?

– Любой, у кого есть мозги!

Тесса только пожала плечами и еще ниже соскользнула на стуле.

– Слушай, я знаю, что говорю, – призналась Миранда. – Он пристает ко мне вот уже несколько лет.

Тесса засмеялась.

– К тебе?! – Она окинула взглядом прямую, как стрела, фигуру сестры. – Ни за что не поверю!

– Это правда.

– Не заливай, меня на это не купишь. Слушай, есть тут у нас что-нибудь попить?

– Сок в холодильнике.

Миранда тяжело вздохнула. Объясняться с сестрицей все равно что биться головой об стену. Кошмар! Тесса и Уэстон! Датч заработает сердечный приступ, если узнает. Миранда уповала лишь на то, что интрижка с Уэстоном окажется однодневной. Вернее, разовой, так как дело было ночью.

– Где Руби? – спросила Тесса, потянувшись за поджаренным хлебом и принимаясь обламывать корочку.

Миранда бросила взгляд на часы. Уже почти десять, а Руби Сонгберд так и не появилась. Не было такого случая, чтобы она не пришла еще до восьми. Обычно Руби с самого утра принималась мыть окна и полы, печь хлеб и отдавать приказы окружающим, причем ожидала беспрекословного повиновения. Может, что-нибудь случилось? Миранда отбросила эту мысль и вновь сосредоточила свое внимание на младшей сестре. Тесса была мастерицей попадать в переделки, причем ее мелкие проказы обычно оборачивались колоссальными неприятностями.

– Послушай, я не знаю, что ты задумала, Тесс, но связываться с Уэстоном нельзя. Это ошибка, поверь мне.

– А почему же Клер может встречаться с Харли? – спросила Тесса, стрельнув глазами в сторону двери, в которую как раз вошла Клер, застав конец разговора.

– Это совсем другое дело! – Миранда почувствовала себя загнанной в ловушку.

– Как это – другое дело? – спросила Тесса. Миранда мысленно сосчитала до десяти и устремила взгляд прямо на Клер.

– Харли и Клер считают, что они влюблены друг в друга. Они уже давно встречаются и, кажется, преданы друг другу.

– А как насчет Кендалл Форсайт?

Клер побледнела как полотно, ее пальцы сжались в кулаки.

– Что ты имеешь в виду?

– Похоже, Харли никак не может с ней порвать. Тесса, шаркнув стулом, отодвинулась от стола. Если она и заметила боль в глазах Клер, то не подала виду.

– Это неправда, – твердо сказала Клер. – У них с Кендалл все в прошлом.

– Мне так не кажется.

Тесса распахнула дверцу холодильника и начала рыться в нем, пока не нашла банку домашнего малинового варенья Руби и кувшин апельсинового сока.

Куда же подевалась Руби? Миранда подошла к окнам и уставилась на дорожку, ведущую к подъездной аллее. Руби всегда ходила на работу только этим путем.

– Не стоит верить всему, что говорит Уэстон, – заметила Клер.

Вытянувшись в струнку, она пересекла кухню и налила себе чашку кофе. К чести ее, можно было сказать, что руки у нее почти не дрожали.

Тесса не смутилась.

– Почему нет? – спросила она, взяв ложку из буфетного ящика.

– Он... ненадежен. Ему нельзя доверять.

– А Харли надежен? —удивилась Тесса, залезая ложкой в банку с вареньем.

– Да!

– Слушай, Тесс, тут нет предмета для спора, – отрезала Миранда. – Просто будь осторожна, ладно?

– Как ты, например? – Тесса улыбнулась, как кошка, скушавшая канарейку, и дочиста облизала языком ложку. – Ты ведь соблюдаешь осторожность, встречаясь с Хантером?

– С Хантером? – Клер повернулась к старшей сестре, удивленно подняв брови. – С Хантером Райли?

– Уэстон говорит, что Ранда тайком встречается с Хантером, – усмехнулась Тесса.

– Мы с ним друзья, – пробормотала Миранда. Это, по крайней мере, было правдой.

– Гораздо больше, чем просто друзья.

– Правда? – Слова Тессы затронули романтическую струнку в душе Клер.

Будь проклят Уэстон Таггерт и его длинный язык!

– Что там говорят о людях, живущих в стеклянном доме? – неумолимо продолжала Тесса, снова плюхнувшись на стул и намазывая на гренку толстый слой варенья. – Что им не стоит бросаться камнями, верно?

– Господи, ты и Хантер? – Клер все никак не могла переварить новость, а Миранда не сомневалась, что горящие щеки ее выдали. – У тебя с ним серьезно?

– Я же говорю, мы просто друзья. Ничего особенного. Тесса закатила глаза.

– Неужели ты с ним встречаешься? – Губы Клер дрогнули в улыбке. – Поверить не могу!

– А ты и не верь. Между нами ничего нет.

Вот уж это была неправда. То, что связывало ее с Хантером, было самым важным в ее жизни. Тесса презрительно фыркнула:

– Интересно, что скажет папа, а? Его старшая дочь, образцовая девочка, собирающаяся поступать... Куда же она собирается? Ах да, в Радклифф. А может, в Стэнфорд или в Йель?

– В Уилламетт.

– Такие высокие идеалы! – продолжала издеваться Тесса. – А на самом деле она только о том и думает, чтобы залезть в штаны к сыну сторожа. – Укоризненно прищелкнув языком, Тесса погрозила Миранде пальчиком. – А мама? О, Ранда, подумай, что она скажет о встречах с человеком, который ниже тебя по положению!

– Он не ниже... – Миранда прикусила язык. – Поверить не могу, что мы ведем этот разговор!

– Ты сама его начала.

– Ну, так я прекращу его прямо сейчас. – Она еще раз взглянула на часы. – Где Руби? Она никогда не опаздывает.

– Да пожалей ты ее хоть раз! – Тесса облизнула губы. – Мама с папой в Портленде. Наверно, она просто решила поспать подольше. Знаешь поговорку: «Кошка за дверь – мышкам праздник»?

– Что-то тебя сегодня потянуло на старые поговорки.

– Это народная мудрость. Мне еще нравится такая: «Если башмак по ноге...»

– Прекрати! – Клер отхлебнула кофе. – Вот что, дорогие сестрички. Я считаю, что вы первые имеете право знать...

– Знать что? – Миранда почувствовала холодок страха, пробежавший по спине.

Улыбка Тессы угасла.

– Представляю себе, – протянула она.

– Я приняла важное решение, – набрав в легкие побольше воздуха, объявила Клер.

– Насчет чего? – тревожно спросила Миранда.

Тесса покачала головой, давая понять, что уже догадалась.

Клер поставила чашку и торжественно вытянула вперед левую руку. В утреннем свете на ее безымянном пальце ярко сверкнул бриллиант.

– Мы официально помолвлены, – сказала она слегка дрожащим голосом, причем ее прелестное юное лицо выражало скорее неуверенность, чем гордость. – Нам все равно, что подумают о нас другие. Мы с Харли решили пожениться.

Глава 8

Слезы Кендалл были горькими и непритворными. Они катились по ее очаровательному личику фарфоровой куклы и капали с подбородка.

– Ты не можешь! – шептала она, молотя кулачками по груди Харли. – Не можешь жениться на ней.

Они стояли на террасе пляжного домика. С океана задувал сильный ветер, заносивший на террасу песок. Утреннее солнце едва проглядывало сквозь облака, и Харли промерз насквозь. Он пришел к Кендалл так рано, решив, что она имеет права узнать обо всем первой, но теперь понял, что поступил опрометчиво.

Сквозь тюлевые занавески ему было видно, как мать Кендалл сидит в кожаном кресле, курит сигарету и пьет кофе, просматривая утреннюю газету. Если у нее и был хоть малейший интерес к тому, что происходит между ее дочерью и молодым человеком, с которым Кендалл встречалась целый год, она его никак не проявляла. И слава богу.

Харли хотелось утешить Кендалл, сказать, что она ere скоро забудет и успокоится, он хотел облегчить ее боль. Но как, черт побери, он мог облегчить боль, если сам явился ее причиной? Ее дыхание, влажное от слез, обжигало ему шею, он чувствовал себя последним подонком. Харли даже пожалел, что не похож на старшего брата. Уэстон обожал разбивать женские сердца, а ему это было ненавистно.

– Пойми, я просто не хотел, чтобы ты узнала от кого-то другого.

– А что, если... что, если я беременна? – выдавила она сквозь слезы, и его обуял темный страх, близкий к панике.

– Ты не беременна.

– Я... я не уверена.

Кендалл всхлипнула, попыталась овладеть собой, но потом, махнув на все рукой, бросилась ему на грудь. Руки Харли сами собой, без участия его воли, обвились вокруг нее. Он слегка передвинулся, чтобы пляжный зонтик, хлопающий на ветру, хоть частично закрывал их от окон на случай, если матери Кендалл вдруг вздумается взглянуть в их сторону.

– Мы все уладим. Я же сказал тебе...

– А я тебе сказала, что ни за что не буду делать аборт! – воскликнула Кендалл с такой страстностью, что он испугался. – Отец меня убьет.

Она обмякла у него на руках, и он уловил запах ее загадочных духов, которые тетка каждый год присылала ей из Парижа на Рождество.

– Все как-нибудь уладится.

– Как?

– Я... я не знаю, – признался Харли.

Он чувствовал, что слишком молод и ему со всем этим не справиться. В глубине души он не верил, что Кендалл беременна: это было бы слишком удобно, это решало все ее проблемы. Но ему хотелось стопроцентной уверенности, а где было ее взять?

– Хочешь, я пойду с тобой к доктору? – предложил он.

– Пойдешь?!

Черт! В ее голосе прозвучала такая надежда, хотя он-то намеревался всего лишь доказать, что она блефует. Так неужели это правда? Неужели он действительно станет отцом?

– Да, конечно.

– Визит назначен через три недели.

– Так долго?

– Я обратилась к доктору Спэннеру из Ванкувера. Это очень известный врач, и к нему всегда очередь. – Кендалл улыбнулась ему. – Прошу тебя, пока мы все не проверим, не надо делать поспешных заявлений о том, что ты женишься на Клер.

Она прижалась головой к ее груди, и он понял, что не сможет ей отказать. Ему это никогда не удавалось. Господи, ну почему он такой мягкотелый?

– Харли! – вновь заговорила Кендалл так тихо и жалобно, что он еле расслышал ее тоненький голосок за грохотом прибоя.

– Что?

– Я люблю тебя. – Она тяжело вздохнула ему в рубашку. – Что бы ни случилось, я всегда буду тебя любить!

– Не надо. Прошу тебя, Кендалл.

– Я на все готова, чтобы тебя не потерять.

– Это бессмысленный разговор.

– Может быть. – Она вскинула голову, ее лицо дышало невинностью, ненакрашенные губы были маняще приоткрыты. – Но я говорю серьезно. Чего бы это ни стоило, я все сделаю, чтобы вернуть твою любовь.

Да, она говорила серьезно.

Уэстон раскурил сигарету и оставил ее дымиться в пепельнице рядом с раковиной, а сам плеснул в лицо горячей водой и намылил щеки мыльной пеной. Глаза у него были воспалены с похмелья, в голове стучало, но он ни секунды не жалел о том, что так бурно провел прошлую ночь.

Быстрыми, тренированными движениями Уэстон сбрил суточную щетину и заметил на шее несколько темных пятен в тех местах, где Тесса Холланд прижималась к его коже своими горячими влажными губками. Черт, от одного воспоминания о ней он уже был готов к новым подвигам.

Но кто бы мог подумать, что она целка? Вот уже пару последних лет она рекламировала свой товар по всему городу. Она прямо-таки пылала, была на все готова. Когда он отвез ее в свой коттедж, арендованный специально для таких случаев, не выказала ни малейшего страха. Она целовала и ласкала его, как искушенная и умелая женщина, совсем непохожая на наивную школьницу, связь с которой, между прочим, могла довести парня до тюрьмы.

Уэстон порезался, чертыхнулся и сунул в рот горящую сигарету, продолжая соскребать мыльную щетину с подбородка. Надо было быть осторожнее – по крайней мере, воспользоваться резинкой, черт бы ее побрал! Но его увлекла и буквально оторвала от земли возможность отыграть очко у Датча Холланда, переспав с одной из его дочек.

Разумеется, если бы это зависело от него, он не остановил бы свой выбор на Тессе. Во всяком случае, не в первую очередь. Он был одержим Мирандой, но прошлой ночью ему было не до подобных тонкостей. Тесса вздыхала, когда он ее целовал, мурлыкала, когда он гладил ее груди, вскрикивала, когда он пускал в ход зубы, захватывая в рот одно из этих восхитительных полушарий. Она сама взяла в рот его возбужденную плоть с такой ловкостью, словно проделывала это раньше не раз. Поэтому для него стало настоящим шоком, когда он без особого принуждения заставил ее раздвинуть ноги, вошел в нее – и ощутил преграду.

Правда, это не заставило его остановиться. Она сама этого хотела, она на это напрашивалась и не меньше, чем он, была полна решимости довести дело до конца. А может, нет? Может, ему только показалось в пылу момента? Сначала она вскрикнула и метнулась в сторону на постели, принесшей ему столько побед, но потом все-таки уступила.

Да, она была горячей штучкой и не могла противостоять своей натуре!

Выпустив струю дыма, Уэстон затушил сигарету и сполоснул лицо. Иногда он сам удивлялся, почему его сексуальный аппетит всегда был включен на пятую скорость. Стоило ему увидеть женщину – и он уже хотел затащить ее в постель. Впрочем, в таких мыслях не было ничего особенного, проблема состояла в другом: он тут же начинал действовать, хотя инстинктивно чувствовал, что надо быть разборчивее. Наверное, во всем виноваты нотации, которые ему когла-то читала мать. Как будто она что-то понимала в добродетели!

Уэстон стиснул зубы и нахмурился, глядя на свое отражение. Он вспомнил, как однажды, десятилетним мальчиком, залез на свой любимый дуб, чтобы поохотиться на белок. Усевшись поудобнее, он вытащил рогатку, сожалея, что у него нет пневматического ружья, как у некоторых из его друзей, и устремил взгляд на высокий куст боярышника, на котором обычно гнездилось беличье семейство. Внезапно из окна второго этажа в домике для гостей послышалась музыка – Мик Джаггер, мамин любимец, распевал про тростниковый сахар. Уэстона тошнило от этой песни. Он слушал ее годами, ошеломленно наблюдал, как его мать, обычно такая благовоспитанная и сдержанная, закрывает глаза, кивает головой в такт музыке и покачивает бедрами. У него это в голове не укладывалось. А сейчас этот шум был особенно некстати: он мог отпугнуть белок.

Уэстон уже собирался слезть с дерева, когда из окна до него донесся смех: серебристый, так редко звучащий смех его матери. Другой голос – басовитый, мужской – произнес что-то неразборчивое, и Микки Таггерт вновь захихикала, как школьница. У Уэстона возникло убеждение, что происходит что-то очень нехорошее, и, хотя он знал, что делать этого не следует, он полез вверх по толстому суку, протянувшемуся к самому гостевому дому.

– Поверить не могу, что ты здесь, – сказала Микки.

– Не мог удержаться. А ты, похоже, меня ждала?

– Нет, глупый, я собиралась поработать над своим загаром.

Уэстон услыхал рокочущий смех.

– В сентябре?

– А почему бы и нет?

– Я думаю, мы можем поработать кое над чем еще.

– Ты злодей! – усмехнулась Микки.

Голос у нее бьл грудной и хрипловатый. Разум подсказывал Уэстону, что пора слезать с дерева и бежать прочь со всех ног, но какая-то злая сила словно магнитом тянула его к этому окну.

– Злодей? – переспросил мужчина, и Уэстону показалось, что он слышит позвякивание кубиков льда в стакане. – Ну нет, вряд ли.

– А что сказал бы Нил?

Да, что сказал бы папа?

Снова послышался смех – на этот раз низкий и злобный. Угрожающий.

– Да, это интересный вопрос. Но давай не будем думать о нем сейчас.

Открытое окно второго этажа было уже рядом. Уэстон вытянул шею и прищурился. Когда его глаза привыкли к полутьме комнаты, внутри у него все перевернулось. Его мать стояла на цыпочках, обвивая руками толстую шею крупного мужчины. Его пальцы шарили по ее голой спине, развязывая шнурки бикини.

Мужчина быстрым движением сдернул узенький красный лифчик, и Уэстон сглотнул, увидев обнаженную грудь матери – белую, не тронутую солнцем, с огромными круглыми сосками. Он зажмурил глаза и чуть не упал со своей ветки. В голове у него гремел гром. Что делает с его матерью этот незнакомый, чужой мужчина? Уэстон видел только его толстую шею и темно-каштановые, слегка начинающие седеть волосы.

Теперь он уже горько сожалел, что влез на это дерево и подобрался так близко к проклятому окну, но все-таки продолжал смотреть, не в силах отвести взгляд. В каком-то болезненном оцепенении он наблюдал, как его мать – женщина, всю жизнь служившая ему недосягаемым образцом, – запрокидывает голову и позволяет этому мужчине тискать ее голую грудь. Он видел, как они рухнули на старинное лоскутное одеяло, сшитое руками его бабушки. Микки испускала низкие, непристойные стоны и выгибалась навстречу мужчине, просунув руку ему между ног.

Желчь поднялась к горлу Уэстона, когда мужчина снял рубашку. Спрятанная в кармане рогатка давила ему на бедро, у него появилось искушение прицелиться через окно и пустить камень прямо в затылок этому типу. А почему бы и нет? Ничего другого этот гад не заслужил.

Уэстон потянулся за своим оружием, когда вновь раздался голос Микки:

– Да, милый, да, да, да! Вот так!

Уэстон съежился. Сколько раз мать повторяла и ему, и его младшему брату, что надо вести себя хорошо, играть по-честному, никогда не обманывать! Каждое воскресенье она водила их в церковь, где с высокой кафедры преподобный Джонс, самый скучный проповедник на всем белом свете, бесконечно распространялся насчет гнева божьего. Мама всегда говорила Уэстону, что он должен быть честен с самим собой, со своей семьей и с богом. Она много раз повторяла ему, что десять заповедей никогда нельзя нарушать, – и вот, взгляните на нее! Трахается с каким-то мужиком, будь она проклята!

В комнате было слишком темно, чтобы разглядеть лицо мужчины, но, пока Уэстон смотрел на его веснушчатую волосатую спину, у него возникло тошнотворное ощущение, что этот тип ему знаком. На стене напротив кровати висело зеркало, но мужчина так ни разу и не поднял голову, поэтому все, что Уэстон видел, – это его затылок, когда он оседлал маму, повернувшись спиной к окну. Уэстон услыхал, как взвизгнула открываемая металлическая «молния».

– Ты меня хочешь, детка?

Точно, этот голос он уже слышал раньше.

– Да.

– Очень хочешь, детка? Покажи папочке, как сильно ты его хочешь.

Уэстон больше не мог терпеть ни минуты. Вытащив из заднего кармана рогатку и острый обломок скалы, он прицелился сквозь открытое окно, прямо в белую, покрытую веснушками спину, оттянул толстую полоску резины и пустил свой маленький смертоносный снаряд.

Дзинь! Зеркало над письменным столом разбилось, ошеломленный мужчина вскрикнул и оглянулся через плечо.

Вот дерьмо! Уэстон уже спрыгнул с сука, но в последнее мгновение он успел разглядеть красную рожу Датча Холланда.

– Это был твой сын? – спросил Датч.

Уэстон нырнул в кусты, вспугнув кролика, и бросился бежать через лес. Ветви хлестали его по лицу, колючие кусты ежевики цеплялись за ноги, а он все бежал, сердитый и перепуганный, углубляясь в чащу. Слезы катились по его щекам, сердце выскакивало из груди, но перед глазами было только одно: образ матери, его доброй, набожной, регулярно посещающей церковь матери.

Он прятался в лесу всю ночь, скрючившись под скальным выступом, и ему мерещились кугуары, медведи и койоты. Он провел там весь следующий день – голодный, усталый, преследуемый мыслями о своей матери-шлюхе. Ему не хотелось жить, он надеялся, что она заболеет от беспокойства за него. Когда настала ночь, он снова уснул в лесу, но на этот раз ближе к дому – настолько близко, что сквозь деревья ему видны были пятна теплого золотистого света в окнах.

На третий день живот у него свело судорогой от голода. Он прокрался в кухню, чтобы взять пару банок кока-колы и коробку печенья из кладовой, и именно там его застала мать. Она была в бежевом брючном костюме, с сумкой через плечо, словно собралась в супермаркет. В ее спокойных голубых глазах не отражалось никаких чувств.

– Я думаю, нам надо поговорить, Уэс, – сказала она. – Где ты пропадал? Твой отец очень сердится из-за того, что ты убежал.

Уэстон не сказал ни слова, просто молча стоял у раздвижных дверей, готовый снова сбежать в лес. Микки, нахмурившись, покачала головой.

– Посмотри на себя. Ты весь вымазался. Поднимайся наверх, вымойся и переоденься, и я думаю, мне удастся убедить отца не наказывать тебя.

Уэстон прищурился. Тут что-то не так. Все не так! Каждое ее слово – ложь!

– Я сказала ему, что ты разбил зеркало в доме для гостей, испугался и убежал от меня. Мне удалось убедить его, что лучше дать тебе время одуматься и вернуться домой добровольно, чем высылать на поиски полицию. Но твой отец... ну, ты же его знаешь. Как я уже сказала, он очень сердит на тебя, сынок. Очень сердит.

– А как насчет тебя? На тебя он тоже злится?

– С какой стати он должен сердиться на меня? – спросила Микки с таким невинным видом, будто и вправду не понимала. Она трахалась со злейшим врагом отца и разыгрывала из себя святую простоту.

– Из-за того типа.

– Какого типа?

– Мистера Холланда. Ты же была в постели с мистером Холландом! Вы с ним трахались!

– Что?! – Микки быстро подошла к нему и закатила ему такую оплеуху, что он ударился головой о стену. – Чтобы я в своем доме таких грязных слов не слышала!

– Но ведь вы с ним...

Она наградила его второй оплеухой.

– Не смей повторять эту грязную ложь обо мне, Уэстон. Я твоя мать и заслуживаю уважения. Итак, я замолвлю за тебя словечко перед отцом, попрошу его не наказывать тебя слишком строго за то, что ты разбил зеркало и убежал в лес. Но если ты будешь распускать обо мне лживые сплетни, я ничего не смогу для тебя сделать.

– Я не лгу!

– Разумеется, лжешь! – Она наклонилась к нему, ее лицо исказила злобная гримаса. – Ты был лживым мальчишкой с того дня, как появился на свет, Уэстон. Вечно придумывал всякие небылицы, но до сегодняшнего дня они были хотя бы безобидными. А теперь... то, что ты говоришь, это... это злонамеренная ложь. И если ты еще раз повторишь хоть слово, клянусь тебе, я все расскажу твоему отцу, и он превратит твою жизнь в ад. Он может это сделать, ты же знаешь. Так что ты выбираешь? Ты будешь наказан за разбитое зеркало и побег из дому – или предпочтешь повторять лживые измышления насчет меня, и тогда отец запрет тебя в погребе с пауками?

– Я не боюсь пауков!

Микки вопросительно подняла бровь.

– Нет? Что ж, это отрадно слышать. Но еще приятнее мне было бы узнать, что ты умный мальчик, каким я всегда тебя считала. Умный, добрый, любящий сын.

Выпрямившись, она скрестила руки под грудью, и Уэстон постарался изгнать из памяти образ ее сосков, и белой кожи, и толстых пальцев Датча Холланда, прикасающихся к ней. Выбора у него не было. Банки с кока-колой выскользнули из его онемевших пальцев и покатились по выложенному дубовыми половицами полу.

– Ладно, – прошептал он, опустив голову.

– Что – ладно?

– Ладно, я ничего не скажу про мистера Холланда.

– То есть ты хочешь сказать, что не будешь лгать обо мне. Он заглянул ей в глаза и прочел в них холодную решимость.

– Я скажу то, что ты хочешь.

– Я хочу только правды, Уэстон. А теперь беги наверх, вымойся как следует и выброси свою рогатку в мусорный бак. Тебя, разумеется, ждет наказание, но не слишком строгое: посидишь недельку дома, вот и все. Я скажу твоему отцу, что ты просишь прощения и очень сожалеешь. Ну как, договорились? – Ее улыбка была яркой и искусственной, как фальшивое золото.

– Я не забуду, – угрюмо проговорил Уэстон.

– Чего ты не забудешь?

– Никогда не забуду! – повторил он и бросился бегом вверх по лестнице.

С тех пор отношения Уэстона с матерью изменились в корне, а его чувства ко всем носителям фамилии Холланд приобрели совершенно определенную окраску. Поэтому он не мог раскаиваться в том, что отнял невинность у Тессы. Она практически преподнесла ему этот подарок на серебряном блюде. По его мнению, это было только справедливо: око за око. Датч Холланд спал с его матерью – и теперь Уэстон отплатил услугой за услугу, переспав с его третьей дочерью.

Он вытер лицо полотенцем, промокнул тонкой бумажной салфеткой порезы и пообещал себе, что будет как можно дольше наслаждаться милостями Тессы Холланд. А потом, возможно, ему повезет, и он получит Миранду. Натягивая легкие летние брюки, Уэстон думал о старшей дочери Холланда. Эта изящная, как статуэтка, темноволосая девушка, с умным взглядом и острым язычком, была труднодоступной вершиной. Тем более престижной будет его победа. О, как он мечтал ее покорить!

Тессу покорять не пришлось. Впечатление было такое, будто выбор сделала она. Она сама решила, что именно он лишит ее невинности. Застегивая пряжку ремня, Уэстон поморщился. Ему вдруг пришло в голову, что это Тесса Холланд использовала его, а не наоборот. Но он решительно отбросил эту досадную мысль.

Подхватив на ходу куртку, Уэстон вышел из ванной – и тут его ждал сюрприз. Кендалл Форсайт сидела на краю его кровати, и вид у нее был как у тряпичной куклы, потерявшей половину своей набивки.

Уэстон скосил глаза на дверь. Господи, хоть бы ее никто не видел!

– Как ты здесь оказалась?

– Меня впустила Пейдж.

– Она знает, что ты в моей комнате?

– Я... А что мне было делать? – Она провела дрожащей рукой по волосам, взглянула на него и тут же отвернулась. – Я понимаю, все это ужасно неловко... О господи, поверить не могу, что я на это решилась!

– Решилась на что? – недоумевающе спросил Уэстон, хотя уже начал потихоньку догадываться, что происходит в ее прелестной головке.

Стиснув кулачки, Кендалл встала и подошла к открытому окну.

– Я... м-м-м... я решила принять твое предложение.

– Мое предложение? – Тут он окончательно вспомнил. – Ах да...

– Вот именно. – Она повернулась к нему лицом, ее гладкая кожа была белой, как мел. – Я должна забеременеть, и как можно скорее!

Уэстон не смог сдержать улыбки. Мысли о Тессе и Миранде Холланд тут же вылетели у него из головы.

– Ты же меня знаешь, Кендалл, – сказал он, неторопливо подойдя к ней. – Я всегда готов к услугам.

– Итак, это наконец стало официальным: два богатейших семейства во всем этом проклятом штате собираются осуществить слияние. – Джек Сонгберд вскинул ружье к плечу, прищурился и спустил курок. Жестянка из-под пива слетела со стога сена на дальнем конце поля. – Харли Таггерт женится на Клер Холланд.

На душе у Кейна было так же пасмурно, как на затянутом тучами небе у него над головой. Он старался изгнать из своих мыслей образ Клер, которая проведет остаток своих дней в компании такого бесхребетного слизняка, как Таггерт. Ничтожество, половая тряпка! Что у него есть за душой, кроме денег?

– Она не сможет выйти за него без благословения родителей. Клер еще несовершеннолетняя. Ей придется получить папочкину подпись.

– А может, они подождут, пока ей не исполнится восемнадцать.

Кейн почувствовал, что все его мышцы вдруг натянулись, как тетива лука. Что ему за дело, в конце концов?! Пусть Клер Холланд выходит за кого хочет! Она была обыкновенной избалованной богатенькой сучкой, а все его чувства к ней – просто глупость, школьное увлечение, которое он пестовал годами. Но он не мог взять и сделать вид, будто ему на все это наплевать: уж больно погано было у него на душе.

Кейн опустошил свою бутылку и бросил ее на землю. Потом вскинул к плечу свое ружье, тщательно прицелился, нажал на спуск – и промазал. Джек издал воинственный клич индейцев из старого черно-белого кино.

– Жалкий бледнолицый! – поддразнил он.

– Посмотрим, как ты справишься с луком и стрелой.

– Да уж получше, чем ты. – Джек взглянул на часы и выругался. – Вот дьявольщина! Опять опаздываю на работу.

– Ленивый краснокожий.

– А ты бы хотел работать на Уэстона Таггерта? – Джек оскалил зубы, гримаса ненависти исказила его лицо.

– Да нет, не хотелось бы.

– Вот и мне не хочется. Сегодня с утра пораньше я уже поцапался по этому поводу с матерью. Сказал ей, что хочу уволиться, а она говорит, что никакой другой работы я в этих местах не найду. Из-за меня она опоздала на работу. Видел бы ты, как она разозлилась! – Он откинул со лба иссиня-черные волосы и прицелился. – Знаешь, что надо бы сделать с Уэстоном Таггертом?

Он быстро прицелился и выстрелил три раза. Две банки завертелись вокруг своей оси, бутылка разбилась.

– Зоркий Глаз, – усмехнулся Кейн, любуясь результатами Джека.

– Я просто представляю на месте мишени гнусную башку Таггерта.

«Не ты один», – подумал Кейн, а вслух сказал:

– Будь осторожен, не болтай об этом с кем попало.

– А до него все равно все доходит через мою сестру. – Тонкие темные губы Джека скривились. – Почему ей хочется быть шлюхой этого подонка – ума не приложу. Он же ее просто использует!

– Он всех использует.

– Может, мне пора начать трахать его младшую сестричку? Посмотрим, как ему это понравится!

– Оставь ее в покое, Джек. Она еще маленькая. И какая-то чокнутая.

– Ну и что? Кристи тоже совсем еще соплячка, но она ложится под этого сукина сына. А когда он ей изменяет, она притворяется глухой и слепой.

– Она рано или поздно поумнеет.

– Или забеременеет, – проворчал Джек. – Ладно, пора идти. Увидимся позже. Может, мне повезет, и меня наконец уволят.

Закинув ружье за плечо, он торопливым шагом направился прочь по межевой дорожке между полей.

– Ни за кого ты не выйдешь замуж, а уж тем более за Таггерта! И это мое последнее слово! – объявил Датч за обеденным столом, весь красный от негодования. – Черт возьми, стоило мне отлучиться на пару дней, и что я нахожу по возвращении? – Он устремил взгляд холодных голубых глаз на самую младшую дочь. – Тебя видели выпивающей в компании Уэстона Таггерта, хотя тебе еще нет шестнадцати! Ты что, решила пойти по стопам своей сестрицы?

В приступе ярости он оттолкнул от себя тарелку, и мясной сок от толстого куска филе брызнул на льняную скатерть.

– Ради всего святого, Бенедикт, сдерживай себя! – Напряженное лицо Доминик побелело, она презрительно поджала губы. – По крайней мере, у сыновей Таггерта есть респектабельность.

– Ты, очевидно, имеешь в виду деньги, – поправила ее Тесса, и Миранда от души пожелала своей младшей сестре заткнуться. Когда их отец пребывал в таком настроении, с ним лучше было не разговаривать вообще.

– Во всей этой поганой семейке нет ни на грош респектабельности! – Датч вскочил на ноги и зажал в зубах сигару. —Я знал, что это случится! – крикнул он жене. – Разве я тебе не говорил об этом всякий раз, как каждая из них появлялась на свет? От девчонок одни неприятности.

– Я знаю, ты хотел сыновей, – в голосе Доминик прозвучали горечь и разочарование.

Клер закусила нижнюю губу, Тесса закатила глаза, а Миранда нахмурилась.

– Да уж можешь не сомневаться, я хотел сыновей. Сильных, здоровых мальчишек. Они бы унаследовали все, ради чего я работал. А что эти? – Он обвел дочерей налитыми кровью глазами. – Зря я не отослал вас в закрытые школы! Черт, ваша мать только о том и мечтала, чтобы вы учились где-нибудь в Швейцарии или во Франции. И поверьте, вы у меня мигом вылетите отсюда, если я услышу еще хоть слово о ком-нибудь из Таггертов.

– Но я люблю Харли! – закричала Клер, впервые в жизни бросая вызов отцу.

Миранде ужасно хотелось пнуть ее под столом. Сейчас не время спорить с отцом. Надо дать ему время остыть.

– Ах, ты его любишь? – издевательски усмехнулся Датч. – И, я полагаю, он любит тебя?

– Д-да, – сказала Клер, судорожно сглотнув.

– И поэтому он все еще бегает, как собачка, по следу этой Форсайт?

– Что?

– Датч, прекрати! – воскликнула Доминик.

– Ей следует знать, с кем она имеет дело. Я поручил одному из моих охранников проследить за Харли Таггертом, потому что подозревал нечто в этом роде. И оказалось, что твой драгоценный Харли, подаривший тебе это чертово колечко, опять встречался с ней.

– Это неправда!

Датч покачал головой, поражаясь наивности Клер.

– Разумеется, это правда! Но ты так его любишь, что не желаешь видеть того, что делается у тебя под носом! А что касается Уэстона, – продолжал Датч, поворачиваясь к самой младшей дочери, – верности в нем не больше, чем в кобеле, учуявшем суку в течке. Этот парень не смог бы удержать на себе штаны даже ради спасения собственной жизни. Так что говорю вам обеим: держитесь подальше от Таггертов. – Наконец онустремил пристальный взгляд на Миранду. – Слава богу, хоть у тебя есть капля здравого смысла, когда речь заходит о мужчинах.

Миранда внутренне съежилась. Если тут кто и лицемерил, то именно она. Ее сестры действовали в открытую, а вот она встречалась с Хантером тайком, боясь реакции отца. Но она устала разыгрывать из себя примерную девочку и чувствовала, что надолго ее не хватит.

– Девчонки! – воскликнул Датч, на этот раз обращаясь к жене. – Дерьмо!

Миранда опустила голову. Этот спор между ее родителями не угасал годами. Доминик подвела Датча, родив ему только дочерей. Ни одного сына. Он просил ее, умолял, уговаривал, требовал, чтобы она зачала еще одного ребенка, на этот раз мальчика, но она отказывалась, уверяя, что последняя беременность ее чуть не убила. Она заявила, что больше не будет рисковать собой ради продолжения рода Холландов.

Эти сцены всегда происходили за закрытыми дверями, и Миранда подумала, что до сих пор Тесса и Клер не подозревали, как глубоко их отец разочарован ими. Самой Миранде повезло меньше, ее спальня имела общую стену со спальней родителей. И не было между двумя комнатами ни разделявшей их ванной, ни глубокого стенного шкафа, которые могли бы заглушить звуки скандальных или любовных сцен. Миранду буквально тошнило, когда она слышала, как они катаются по постели, пыхтя и задыхаясь, сразу после очередной ссоры. К счастью, в последнее время они стали заниматься любовью все реже. Доминик обвиняла мужа, что во всем виноват он сам. Очевидно, он был в недостаточной степени мужчиной, раз не смог зачать сына за три попытки.

Когда Миранда была младше, то чувствовала себя виноватой и старалась всеми силами угодить Датчу, завоевать его расположение, стать ему сыном, которого у него никогда не было. Она была умна, превосходно училась в школе, стала капитаном дискуссионного клуба, работала в школьной газете, получила приглашения от нескольких элитных колледжей. Но, черт побери, она не могла отрастить у себя мужские половые органы, а будучи женщиной, она была ему не нужна.

К восемнадцати годам Миранда начала понимать, что ей никогда не добиться признания отца. Никакие успехи и достижения не заставят его гордиться ею, поэтому она перестала стараться. Теперь она решила жить ради собственного удовольствия – и впервые за все эти годы была почти счастлива.

Датч вышел на террасу и хлопнул за собой дверью с такой силой, что стекла зазвенели, а канделябр закачался, и отраженные огоньки множества маленьких свечек заплясали по стенам. Доминик бросила взгляд на силуэт мужа и вздохнула с кротким терпением, порожденным долгими годами жизни с деспотом. Поливая сырным соусом тонко нарезанный картофель у себя на тарелке, она спокойно заметила:

– Дайте ему выпустить пар. Так уж он устроен, и мы тут ничего поделать не можем.

– Он свинья! – Тесса никогда не умела сдерживать свои чувства.

Доминик подняла брови.

– Он твой отец. Мы должны с ним считаться. Тесса мрачно посмотрела на мать.

– Не понимаю – почему. Ты давно могла бы с ним развестись.

– Тесса! – прошипела Клер. – Ты не можешь так говорить!

Миранда промолчала, хотя втайне всегда удивлялась, почему ее родители все еще остаются вместе.

– Я сказала перед алтарем: «Пока смерть не разлучит нас», и для меня эта клятва священна, – негромко произнесла Доминик. – Мы – семья.

– Это значит, что мы обязаны делать все, что ему захочется? Клер должна отказаться от Харли, а я... я должна отказаться от своей жизни? – Тесса бросила непримиримый взгляд на фигуру отца, угадывающуюся за стеклянной дверью. Он стоял, опираясь на перила, и глядел на воду; кончик его сигары светился в темноте воспаленной красной точкой. – Я сбегу из дому прежде, чем он отошлет меня в какую-то там дурацкую школу в Европе.

– Это была пустая угроза, – пояснила Доминик. – Дайте ему остыть.

Клер отодвинулась от стола.

– Он не может запретить мне выйти замуж за Харли.

– К сожалению, может, дорогая, – возразила Доминик. Ее лицо выглядело усталым и вдруг показалось дочерям постаревшим.

– Чушь собачья! Вы как хотите, а я ему не позволю указывать мне, что можно делать, а что нет! – Тесса с грохотом оттолкнула стул и выбежала из столовой.

– Я беспокоюсь о ней, – вздохнула Доминик. – Она такая импульсивная! А ты, – она подалась вперед и накрыла руку Клер своими длинными холеными пальцами в кольцах, – не должна так сильно влюбляться. Это неразумно.

– Почему? – спросила Клер. Вид у нее был подавленный.

– Мужчин всегда надо держать на некотором расстоянии. Не отдавать им всю себя. На всякий случай.

– На какой случай? Что может случиться?

– На тот случай, если мужчина, в которого ты влюблена, не ответит тебе взаимностью.

– Но Харли любит меня! – воскликнула Клер, поднимаясь из-за стола. – Почему мне никто не верит?

Она тоже поспешно вышла из столовой, но Миранда успела заметить в ее взгляде сомнение и тревогу.

– О боже, – вздохнула Доминик, когда они с Мирандой остались одни. Звуки скрипки, исполнявшей какую-то классическую мелодию, доносились из скрытых динамиков, снимая напряжение, повисшее в комнате. – Вот тебе урок, Ранда. – Доминик печально улыбнулась. – Надеюсь, с тобой мне нет нужды обсуждать подобные вещи?

– Нет, мама, такой нужды нет, – ответила Миранда, прекрасно понимая, что лжет.

– Что ж, настанет день, когда какой-нибудь молодой человек заденет твое сердце, и вот тогда будь начеку.

– Так получилось у тебя с папой?

Лицо Доминик превратилось в маску скорби. Она опять бросила взгляд на стеклянную дверь, ведущую на заднее крыльцо, где ее муж курил сигару.

– Нет, – призналась она. – Наверное, я никогда его не любила. Но я выросла в бедности, а твой отец был богат, и я решила, что для меня это единственный выход. Я забеременела.

– Нарочно?! – шепотом ужаснулась Миранда. Доминик пожала плечами:

– Я сделала то, чего от меня ожидали, и ни разу об этом не пожалела. Ну... если не считать случаев вроде сегодняшнего. Я просто не понимаю, почему наша семья не может тихо и мирно поужинать без скандала.

– Ты рехнулся, черт бы тебя побрал! Совсем спятил! – Уэстон швырнул кий на бильярдный стол, на котором гонял шары в одиночку, пока Харли не спустился в подвальный этаж со своей безумной новостью. – Ты не можешь сейчас ни на ком жениться!

– Почему нет?

Уэстон прислонился к краю бильярдного стола и посмотрел на брата таким взглядом, словно Харли был самым настоящим, взятым на учет психопатом.

– А как же Кендалл? Нужно сначала разобраться с ней!

– С Кендалл все кончено.

Уэстон выглянул в коридор и заметил тень, скользнувшую по стене на лестнице. Пейдж. Черт бы побрал эту девчонку! Вечно всюду сует свой нос, что-то вынюхивает, собирает сплетни. Не в первый раз Уэстон спросил себя, как он может состоять в родстве с этим беспозвоночным кретином Харли и чокнутой уродиной-сестрицей. По его мнению, Пейдж явно нуждалась в услугах психоаналитика.

Оглянувшись, Уэстон увидел, что Харли нервно подбрасывает бильярдный шар. Что ж, пусть понервничает, ему это только на пользу. Этот кусок студня вечно попадает в переделки, только на сей раз он еще не знает, как глубоко увяз. Ну ничего, долго ждать ему не придется. Вскоре Кендалл прибудет с благой вестью и сообщит, что ему предстоит стать папочкой (хотя на самом деле – дядюшкой). Если все пойдет по плану.

– Кендалл, похоже, считает, что вы все еще связаны, – заметил Уэстон.

– С чего бы это?

– Судя по всему, ты никак не можешь вылезти из ее трусов.

Уэстон глазам своим не поверил, но Харли действительно смутился и покраснел, как девчонка. Вот козел!

– Я с ней давно уже не встречаюсь.

– Отлично. В таком случае ты можешь жениться на Клер Холланд, и жизнь твоя будет прекрасна. Правда, отец лишит тебя наследства, и колледжа тебе больше не видать. Тебе придется устроиться автомехаником, или официантом, или рабочим на заводе – если, конечно, ты справишься с такой работой. Зато ты сможешь снять прелестную двухкомнатную квартирку в каком-нибудь бедном районе Портленда или Сиэтла. Ведь с милым рай и в шалаше! А что касается Клер, ей тоже придется работать. Секретаршей или регистратором в гостинице, о нет, ей это не подходит! Может, она будет объезжать лошадей или давать уроки верховой езды? И тогда все будет отлично. Идеально!

– Все будет не так!

– Именно так, Харли. У нее тоже не будет денег, как и у тебя. Ведь твоя машина записана на отца. Полагаю, ты еще не успел сообщить ему радостную новость?

– Когда он вернется в город...

Пронзительно задребезжал телефон, и тень на лестнице метнулась вверх. Отлично. Пейдж каким-то непостижимым образом умела выбить Уэстона из колеи. Как у нее это получалось, он понять не мог. Девчонка-недомерок, но до чего же ушлая!

– Думаешь, он тебя обнимет и поздравит с женитьбой на одной из дочерей своего заклятого врага? Ну, разумеется, Харли!

– Тебе звонят, Уэстон! – крикнула сверху Пейдж. – Это Кристи.

– Черт побери!

Харли хватило наглости ухмыльнуться.

– По крайней мере, я не трахаюсь с индейской девкой просто шутки ради. Бьюсь об заклад, ее братец не в восторге от того, что ты сделал ее своей наложницей. А может, он не в курсе? Может, его надо просветить? Джек Сонгберд не из тех, с кем приятно встретиться на узкой дорожке.

– Я же сказала: тебе звонит Кристи! – Голос у Пейдж был пронзительный, как звук циркулярной пилы.

– Скажи ей, что меня дома нет! – заорал в ответ Уэстон.

С громким топотом Пейдж спустилась по лестнице в подвал.

– Я уже сказала ей, что ты здесь играешь в бильярд.

– Черт бы тебя побрал, Пейдж. Не могла придумать что-нибудь поумнее? – Уэстон подошел к бару, жалея, что заранее не догадался налить себе чего-нибудь покрепче, и снял трубку отводного аппарата. – Слушай, Кристи, я сейчас занят. Перезвоню позже.

– Погоди минутку. Джек сегодня приходил на работу? У Уэстона засосало под ложечкой.

– Он опоздал.

– Но он там был?

– Ага. Пока я его не уволил к чертям собачьим.

– Ты... Что ты сделал?

– Он уволен. Твой брат был худшим работником у нас в сортировочном цеху, Кристи. Я его уволил.

– Но ты не мог...

В ее голосе звучала такая горечь, что что-то дрогнуло даже в его очерствевшей душе. Да, Кристи напоминала вирус, проникающий прямо в кровь; от нее невозможно было избавиться. Уэстон сомневался, что когда-нибудь сумеет окончательно с ней порвать.

– Тем не менее я это сделал. Если не веришь, спроси его.

– Я бы спросила, но он еще не вернулся домой.

– Так поищи его в местной пивной. Скорее всего, твой братец топит свои горести в водке.

– Ты подонок, – бесстрастно отчеканила она.

– Я никогда этого не скрывал.

Перед тем как повесить трубку, Кристи пробормотала что-то на языке индейцев чинук. Была у нее такая привычка, неизменно выводившая Уэстона из себя. Ему было неприятно слушать тарабарщину, и, хотя Кристал, скорее всего, просто выругала его, подобрала какой-то индейский эквивалент «подонка», у него возникло тревожное ощущение, что она произнесла заклинание и навела на него порчу. Конечно, он во все эти индейские заклятия и прочую чушь не верил, но по коже у него поползли мурашки, когда он повесил трубку.

– Бунт в гареме? – насмешливо осведомился Харли.

– Не умничай! – буркнул в ответ Уэстон.

Не станет он портить себе кровь из-за шуточек своего брата, выходок ненормальной сестрицы и проклятий индейской шлюхи. В конце концов, он не кто-нибудь, а Уэстон Таггерт и может делать все, что пожелает, черт возьми!

Глава 9

Опять его старик напился. В который раз.

Казалось бы, невелика новость, но в этот вечер Кейн готов был на куски его разорвать. Он и сам не понимал, что с ним творится, но с тех самых пор, как Джек рассказал ему о помолвке Клер Холланд и Харли Таггерта, Кейн буквально напрашивался на драку. Он просто умирал от желания врезать кулаком по стене, по стволу какого-нибудь дерева или по самодовольной роже Таггерта. Не обязательно в таком порядке.

– Сукин сын! – прошипел он, нащупывая на обшарпанном комоде связку ключей. Они оказались в пепельнице.

Была середина месяца, Хэмптон потратил все, что мог, на дорогую выпивку и вот уже полторы недели как перешел на свое обычное пойло, то и дело поминая бывшую жену – хитрую, подлую суку, бросившую его, несчастного калеку, одного воспитывать упрямого парня.

Господи, до чего же ему все это обрыдло. Он чувствовал себя как в ловушке, запертый в этой гнусной хибаре наедине с озлобленным калекой, отвергавшим любую помощь. Милосердные, набожные горожане не раз предлагали Хэмптону работу: в скобяной лавке, на консервной фабрике, даже в страховой компании, но Хэмптон Моран, бывший лесоруб, отвергал благотворительность. Нет, он предпочитал упиваться своими несчастьями, а если снисходил до работы, это была работа, которую он сам выбрал: выпиливание деревянной скульптуры.

Лужайка перед домом и переднее крыльцо были завалены холмиками опилок и образцами его искусства: непроданными фигурами оскаленных медведей, свирепых индейцев, кривоногих ковбоев с зубочистками в углу рта, вздыбленных коней с обезумевшими глазами и развевающимися гривами. Резал Хэмптон исключительно из древесины сосен – то есть деревьев, ставших в свое время причиной его увечья, словно вступил в негласную войну с лесами, окружавшими Чинук. Своими врагами он считал все без исключения годные к спиливанию древесные стволы – и любого человека, носившего фамилию Холланд.

Туристы иногда останавливались поглазеть на его поделки, считая Хэмптона эксцентричным художником, выражавшим в причудливых скульптурных фигурах какую-то темную сторону своей души. Они не подозревали, что он просто цепляется за свою озлобленность, словно это дар божий, и заливает мозги дешевым алкоголем.

Кейн считал увлечение отца собачьей чушью. Хлопнула входная дверь – Хэмптон выкатил свое кресло на крыльцо. Черт побери, как не вовремя! Кейн, выругавшись, перелез через подоконник, повис на вытянутых руках и мягко соскользнул на землю. Нет, он вовсе не собирался удирать из дому украдкой – отец, скорее всего, даже не заметит его отсутствия. Просто он не желал объясняться со стариком в этот вечер.

Ему хотелось повидать Клер. Хотелось до боли, до ломоты в костях. Хотя он и знал, что это ошибка.

Кейн врубил мотоцикл и помчался по темному ночному шоссе, оставив свой проклятый дом позади. Мощная машина всегда дарила ему успокоение. Приятно было лететь сквозь ночь, пригибаясь к рулю на поворотах, ощущая всем телом вибрацию воющего мотора и упругое сопротивление прохладного соленого воздуха. Все быстрее и быстрее, словно сам дьявол гнался за ним по пятам, Кейн вел мотоцикл вокруг озера. За деревьями по ту сторону озерной глади, освещенной луной, он уже видел теплые огни в окнах ее дома и даже дым, идущий из печной трубы. Прямо-таки картинка из книжки по американской истории, черт бы ее побрал. Ворота были открыты, и Кейн, не раздумывая ни минуты, смело миновал их. Оставив мотоцикл у гаража, он стиснул зубы и направился к крыльцу. Он сам не знал, решится ли позвонить, но, к счастью, увидел Клер на террасе. Она сидела на качелях, подтянув ноги к подбородку и обхватив их руками. Ее глаза, глядевшие прямо на него, блестели в лунном свете.

– Что ты здесь делаешь?

– Тебя ищу.

Он не двинулся с места, просто стоял и смотрел, как лунный свет играет в ее волосах.

– Меня?

– Я слыхал, ты замуж выходишь.

Ее улыбка показалась ему напряженной и вымученной.

– Только не говори, что ты приехал меня разубеждать.

– Не буду, если ты точно знаешь, чего хочешь.

– Я точно знаю.

Кейну вдруг стало жарко. Он представил себе, как хватает ее за руку и бежит куда глаза глядят, лишь бы побыстрее и подальше отсюда. Если она не сможет за ним угнаться, он понесет ее на руках. Но здесь они оставаться не могут, это точно. Здесь сам воздух пропитан ощущением нависшей беды, словно тысячи голодных глаз ревниво следят за ними из окружающего леса.

– Что ж, в таком случае надеюсь, ты счастлива.

Клер наконец спустила свои обалденно длинные ноги с качелей.

– Ты же вовсе не затем пришел, чтобы меня поздравить и пожелать счастья! – Она пересекла разделявшее их короткое пространство, и ему показалось, что глаза у нее заплаканные. – Что тебе нужно от меня, Кейн Моран?

– Больше, чем я могу получить, – хмуро признался он, и ему показалось, что уголки губ у нее дрогнули и на мгновение опустились.

– Я люблю Харли Таггерта.

– Этот сукин сын тебя не стоит.

– Почему? – Она была так близко, что он ощутил ее дыхание, разглядел воспаленные красные пятна на щеках. – Ну почему все вокруг считают, что он никуда не годится?

– Он слабак, Клер. Тебе нужен кто-нибудь посильнее.

– Кто-то вроде тебя? – спросила она с вызовом. Секунду он смотрел на нее молча. Где-то вблизи заухал филин, а в отдалении послышался перестук колес ночного поезда.

– Вот именно. Кто-то вроде меня.

– И что бы ты стал делать? – спросила Клер внезапно смягчившимся голосом.

Кейн горько рассмеялся.

– Лучше тебе этого не знать.

– Но я хочу знать!

– Нет...

– Ты же не без причины сюда приехал, Кейн. Просто захотелось еще раз тебя повидать.

– И все?

Он помедлил.

– Ну, говори!

Вся его воля куда-то испарилась. Он потянулся к ней, обхватил руками ее прохладные плечи. Его собственное тело горело огнем, мысли неслись, как вода в Чинук-ривер, и одновременно клубились туманом, сладкие и бессвязные.

– Черт возьми, Клер, неужели ты не догадываешься?

– Нет, ты сам скажи, – задыхаясь, попросила Клер. Кейн вдруг решил: а почему бы и нет? Черт возьми, ведь она сама напросилась! Теперь пусть думает что хочет.

– Ладно, Клер, – сказал он, крепче сжимая ее плечи. – Дело в том, что мне хотелось бы делать с тобой... все. Целовать тебя, трогать, спать с тобой, не выпускать тебя из рук до самого утра. Мне бы хотелось всю тебя попробовать на вкус, чтобы ты задрожала от желания. И больше всего на свете мне хотелось бы заниматься с тобой любовью всю жизнь, до конца моих дней!

Она попыталась вырваться, но он лишь усмехнулся и крепче сжал ее.

– Ты же хотела знать!

– О боже.

– И поверь, я никогда, ни за что на свете не стал бы с тобой обращаться, как этот ублюдок Таггерт!

После этого Кейн отпустил ее. Собственные дурацкие слова звенели у него в ушах. Он вернулся к мотоциклу, вскочил в седло и ожесточенно пнул сапогом педаль газа. Мотор взревел, и Кейн умчался прочь, прекрасно зная, что она стоит там, где он ее оставил, на краю террасы. Небось смотрит ему вслед и смеется над его глупыми романтическими фантазиями.

– Дурак! – сказал он себе, вылетая за ворота имения ее отца. – Проклятый кретин!

Он несся по шоссе к городу как оглашенный, в надежде оставить за спиной ощущение самой горькой в своей жизни ошибки, и вдруг заметил стремительно нагоняющий его полицейский автомобиль. Мигалка вращалась, бросая кругом сине-красно-белые отсветы, сирена выла.

Бросив взгляд на спидометр, Кейн понял, что попался: он по крайней мере миль на двадцать превышал ограничение скорости. Но когда он остановился на «островке безопасности», патрульная машина промчалась мимо, офицер даже не повернул головы в его сторону. Через минуту следом пронеслась «Скорая помощь», а за ней еще один полицейский автомобиль.

На несколько минут на душе у Кейна стало легче, он снова вывел мотоцикл на дорогу и преодолел последний подъем перед въездом в город. Как ни паршиво складывалась для него эта ночь, по крайней мере, новый штраф за превышение скорости сегодня ему не грозит. И вдруг он увидел, что полицейские машины и «Скорая» остановились у хорошо знакомого ему дома – аккуратного коттеджа, принадлежавшего Сонгбердам.

В первую очередь Кейн подумал о Джеке. Тот вечно был не в ладах с законом, и, что бы сейчас ни случилось, Кейн не сомневался, что Джек непременно окажется замешанным. Интересно, что стряслось на этот раз? У Джека уже были приводы за мелкое хулиганство, но сейчас ему уже не шестнадцать лет, так что его запросто могут посадить.

Кейн медленно проехал по запруженной улице и заглушил мотор. Один из полицейских, офицер Тули, которого Кейн имел удовольствие знать лично, сделал ему знак не останавливаться.

– Проезжай, проезжай. Не на что тут глазеть, давай двигай дальше.

– Что случилось? – спросил Кейн.

– Мальчишка пострадал. Сорвался с утеса у «Камня Иллахи», – пояснил один из стоявших поблизости зевак – спортивного вида мужчина в тренировочном костюме с капюшоном.

Кейну показалось, что у него остановилось сердце. – Джек? – нерешительно уточнил он. Боже милостивый, что могло с ним случиться? Когда Кейн в последний раз видел своего друга, тот был жив и здоров, слегка навеселе, с охотничьим ружьем за плечами. – Проходите, проезжайте, нечего тут торчать, – механически повторял Тули, размахивая фонарем.

Из дома донесся душераздирающий женский вопль, и Кейн больше не мог устоять на месте. Не обращая внимания на полицейских, он ринулся к дверям, которые как раз в эту минуту распахнулись. Свет в доме горел тускло, но он узнал выбежавшую на крыльцо Кристи. Не говоря ни слова, она бросилась на грудь Кейну и истерически зарыдала. Мучительные всхлипы сотрясали ее худенькое тело. На душе у Кейна стало совсем скверно, а тут еще в довершение всего начал накрапывать дождь.

– Джек! – выдавила она из себя, захлебываясь слезами. – О господи, Джек!

– Ш-ш-ш... – прошептал Кейн, стараясь успокоить ее. Его собственный разум отказывался верить в худшее. – Кристи, прошу тебя. Все будет хорошо.

– Нет! – воскликнула она с убежденностью, разом положившей конец его надеждам. – О господи, Кейн, его больше нет!

– Что значит «нет»?

Но он уже знал ответ. Еще до того, как она произнесла вслух страшные слова, Кейн уже знал, что Джек Сонгберд, молодой индейский бунтарь, строптивый сукин сын, которого он считал своим единственным другом, умер. Гнев ослепил его, кулаки сжались сами собой, хотя мысль о смерти друга все еще не укладывалась в голове. Ему хотелось закричать, ударить кого-нибудь, но он не мог. Только не сейчас, когда Кристи рыдала у него на груди.

Как можно бережнее он повел ее обратно в дом. Отец Джека Хэнк неподвижно стоял у камина. Его глаза были сухими, но все лицо осунулось от невыразимого страдания. Руби сидела в кресле и раскачивалась из стороны в сторону, уставившись невидящим взглядом на плетеный коврик. Она что-то беспрерывно напевала себе под нос на незнакомом Кейну языке.

– Мальчик сам навлек на себя беду, – сказал Хэнк, не теряя своей индейской невозмутимости.

– Джек не мог сам сорваться! – Голос Кристи дрожал, но в нем слышалась железная убежденность. – Он бегал по этим утесам, как горный козел. Он облазил их сверху донизу миллион раз.

– Он был пьян, – произнес Хэнк не допускающим возражений тоном.

– Это неважно.

Руби закрыла глаза и громко произнесла на языке своих предков несколько слов – не то молитву, не то заклинание. Когда ее веки поднялись, она посмотрела прямо на Кейна.

– Проклятие, – прошептала она, так и не пролив ни слезинки, хотя губы у нее дрожали и подбородок трясся. – Проклятие тому, кто убил моего мальчика!

Хэнк презрительно хмыкнул:

– Перестань, Руби! – Его черные глаза были непроницаемы, он даже не попытался утешить жену. – Джека убила его собственная глупость. И больше ничего.

Обливаясь потом, Уэстон в изнеможении рухнул прямо на Кендалл. Неудивительно, что Харли бросил эту дуру! В постели она напоминала тряпичную куклу: просто лежала без движения, пока он пытался хоть как-то ее расшевелить. Впрочем, Уэстону было все равно. Какое ему дело до Кендалл? Он с тревогой чувствовал, что теряет контроль над собственной жизнью, начинает совершать необдуманные поступки, не просчитывая последствий, хотя именно этого он сейчас не мог себе позволить. Никак не мог.

Он спал с Кендалл, с Тессой и с Кристи, словно жонглировал тремя булавами. Получалось ловко, но в последнее время секс почему-то доставлял ему куда меньше удовольствия, чем обычно. К тому же ему по-прежнему не давала покоя мысль о том, что у отца где-то есть вторая семья – или, во всяком случае, сын, готовый в нужный момент объявиться и потребовать свою долю имущества Таггертов. И было кое-что еще. Самая темная, самая страшная сторона его души в полной мере проявилась прошлой ночью. Его бросало то в жар, то в холод при одной только мысли о том, что тогда произошло...

– Слезь с меня! – потребовала Кендалл, толкнув его в плечо.

– Слушай, раз уж мы с тобой спим, ты бы тоже могла принять в этом участие, – проворчал он, шлепнув ее по тощему бедру и откатившись к краю кровати. Она поежилась.

– Это так отвратительно!

– Что? – насмешливо спросил Уэстон, потянувшись за смятой пачкой «Мальборо». – О, Кендалл, ты меня обижаешь! – Он театральным жестом схватился за грудь, а другой рукой вытряхнул из пачки сигарету. – Ты ранишь меня в самое сердце!

– Расскажи это кому-нибудь, кто тебе поверит! – Она сдернула пляжный сарафан со стула у кровати и натянула его через голову.

– Ты могла бы расслабиться и получить удовольствие, – наставительно произнес он, потянувшись за зажигалкой.

– Давай кое-что проясним, Уэстон. Мы этим занимаемся не ради удовольствия. Ты прекрасно знаешь, что я люблю Харли. Он единственный, с кем я была близка... ну, до сих пор. – Подбородок у нее задрожал, но она привыкла держать себя в руках и не заплакала. – Я это делаю только ради ребенка.

Уэстон потянулся за своими легкими брюками цвета хаки.

– Но ты все-таки хочешь продолжить наши игры?

– Да, пока не добьюсь результата. – Кендалл поднялась и, обхватив себя руками за плечи, подошла к окну. – Кстати, правда, что ты встречаешься с Тессой Холланд?

– У плохих новостей длинные ноги.

– Значит, это правда, – с отвращением констатировала Кендалл.

Уэстон не спеша застегнул ремень.

– Да, ну и что?

– А ты настоящий блудливый кот! Если ты связался с Тессой, то почему выкрикивал имя Миранды, пока был со мной?

– Неужели я это делал? – Уэстон неторопливо надел рубашку. Конечно, он дал волю воображению, пока пытался выжать хоть какую-нибудь реакцию из Кендалл, которую теперь считал королевой фригидных шлюх. – Ну, сказать по правде, у меня с давних пор была такая мечта.

– Мечта?

– Угу. Трахнуть всех трех сестричек Холланд. Кендалл с отвращением сморщила нос.

– Я не желаю об этом слышать!

– Ну не всех сразу, конечно... разве что они бы сами об этом попросили.

– Довольно, Уэстон! Господи, как ты только можешь думать о подобных вещах?!

Он сухо рассмеялся.

– Слушай, Кендалл, откуда эта запоздалая добродетель? Уж кому-кому, но не тебе меня судить. Ты только что со мной переспала, чтобы выдать моего ребенка за отпрыска Харли и обманом затащить его под венец.

– Знаю, но это потому, что я люблю его! – В ее голосе уже слышались слезы.

– Как благородно!

– Ты меня ненавидишь?

– Конечно, нет. – Впрочем, она почти угадала: больше всего на свете он ненавидел, когда бабы пытались разыгрывать перед ним мучениц. – Просто я советовал бы тебе расслабиться. Раз уж так вышло, мы оба могли бы получить удовольствие. – Он выпустил изо рта красивое колечко дыма. – Было бы куда веселее, если бы ты на время забыла о своей миссии. Я бы тебя кое-чему научил, а ты бы потом преподнесла моему братцу приятный сюрприз. Ну когда вы снова будете вместе.

Кендалл побледнела как полотно. Психопатка, настоящая психопатка!

Застегивая рубашку, Уэстон глубоко затянулся сигаретой.

– Так как насчет завтрашнего дня? Там же, тогда же? Кендалл без сил рухнула в шезлонг, свесив голову. Вид у нее был в точности как у жертвенного агнца, ведомого на заклание.

– Да, – сказала она так тихо, что он едва расслышал.

– Я буду готов, – пообещал он и вышел за дверь.

Говоря по правде, их свидание разочаровало его не меньше, чем ее. Уэстон всегда гордился своим умением доставить удовольствие женщине, но Кендалл держалась как скала и не дала ему ни единого шанса. Она лежала, словно мертвая, закрыв глаза и раскинув ноги, даже соски у нее не напряглись и не отвердели, пока он трудился над ней как каторжный. Ладно, в конце концов, работы на полчаса, зато потом его труды окупятся с лихвой.

Уэстон уселся на водительское сиденье «Порша», стараясь не замечать глубокой борозды, бегущей по всему корпусу машины от переднего бампера до габаритных фонарей. Безобразный шрам, оставленный трусом. На скулах Уэстона гневно заходили желваки. И как этот мерзавец посмел повредить такую красавицу?! Его «Порш», влажно отсвечивающий лакированными боками, выглядел настоящим произведением искусства. Уэстон повернул ключ в зажигании, и оживший мотор запел в ответ чудесным низким баритоном. Да, на эту крошку можно положиться – это тебе не женщина.

Уэстон включил третью скорость и помчался по подъездной аллее прочь от пляжного дома родителей Кендалл. Только сейчас он почувствовал, что безумно устал. Это был долгий и трудный день, начавшийся со скандала. Джек Сонгберд опоздал на работу и имел глупость подделать время в своей рабочей карточке, а когда Уэстон его застукал, он поднял шум и плюнул хозяину под ноги. Уэстон с наслаждением уволил его прямо на глазах у товарищей по смене. Ну, а позже они выяснили отношения окончательно. Бедный Джек, жалкий пьяница! Бывает же такое везение: индеец свалился с утеса прямо у священного индейского камня Иллахи!

Уэстон ухмыльнулся и ощупал спрятанный в кармане брюк складной нож Джека. На лезвии остались хлопья красной эмалевой краски – той самой, которой был выкрашен его автомобиль.

Да, денек выдался нелегкий и перегруженный переживаниями. Жаль, что пришлось закончить его в холодной постели Кендалл. Он так рассчитывал на это свидание, ему необходимо было как следует оттянуться, но, увы, его ожидания оказались жестоко обманутыми. Трахаться с Кендалл – все равно что онанизмом заниматься, толку столько же.

Уэстон беспокойно поерзал на сиденье. Ему нужна была настоящая женщина– с горячей кровью и необузданным воображением. Он подумал о Тессе, но сразу же понял, что она не сумеет остудить бушующий в его крови огонь. Нет, единственной подходящей женщиной для него была ее старшая сестра Миравда. Ну ничего, стоит только потерпеть немного – и он покажет ей, что такое настоящая любовь!

Кендалл с большой неохотой набрала телефонный номер, но потом передумала и повесила трубку. Что ей сказать Харли? Что у нее только что начались месячные? Что после трех волнующих дней задержки она почувствовала знакомую тянущую боль внизу живота, а вслед за ней пришло и кровотечение?

У Кендалл сердце разрывалось от отчаяния. Сможет ли она выдержать еще месяц отвратительных сношений с Уэстоном? Всякий раз, когда он приходил, она начинала себя ненавидеть. Его прикосновения вызывали у нее нервную экзему. Он, конечно, старался, этого она не могла отрицать, ласкал ее, целовал, пытался возбудить, но она упорно не поддавалась, и теперь он даже не раздевался – просто сдергивал с нее трусики, расстегивал ширинку и накачивал ее спермой Таггертов. А потом непременно закуривал сигарету и улыбался, глядя, как она лежит на смятых простынях, предлагал и ей закурить, отчего она чувствовала себя грязной шлюхой. И несмотря на все мучения, ей никак не удавалось забеременеть!

А может, все дело в этом ее отвращении к нему? Может, действительно стоит расслабиться, и тогда все получится?

Ладно, как только месячные кончатся, она снова займется любовью с Уэстоном, но попытается вообразить, что это Харли. Она примет ванну с ароматическими солями, наденет самое красивое кружевное белье и зажжет в спальне свечи. Когда Уэстон в следующий раз придет к ней, она его поцелует и приласкает, медленно разденет и соблазнит, как будто это в самом деле не он, а его младший брат.

И все-таки нужен какой-то запасной план на случай, если ей так и не удастся забеременеть. Надо будет придумать другой способ заставить Харли прозреть и понять наконец, что она, Кендалл, его женщина. Она, а не эта сука Клер!

Но чтобы скомпрометировать Клер, ей понадобится чья-то помощь, иначе дело может обернуться против нее. Придется доверить кому-то еще сделать за нее грязную работу. Кому-то, кто ей безгранично предан. Кому-то, кто будет действовать в ее интересах, ни о чем не спрашивая. Кому-то вроде недоделанной сестрицы Харли. Точно! Пейдж сделает все, о чем она ни попросит!

День похорон выдался жарким и душным. На горизонте собирались грозовые тучи, в воздухе не ощущалось ни малейшего ветерка. Прах Джека был развеян над тем самым утесом, с которого он сорвался.

Стоя рядом с сестрами и матерью, Клер ощущала дурноту. Датч, как всегда, был слишком занят, но он прислал свои соболезнования – огромный венок лилий в форме подковы и чек на имя Руби. Как будто деньги могли вернуть ей сына!

Клер почти не знала Джека, но Руби проработала в их семье много лет, а сама она дружила с Кристи, которая сейчас стояла бледная, без слез, уставившись невидящим взглядом в море. Она вертела в руках красный шейный платок, вероятно, принадлежавший Джеку. Без косметики Кристи выглядела совсем юной и беззащитной.

Тесса закатила глаза, когда представитель некогда могущественного индейского племени начал произносить речь. Он походил на коренного американца не больше, чем любой другой из присутствующих, но говорил уверенно и с чувством обрисовал горе семьи, положение племени и современной молодежи вообще.

Клер не слыхала ничего, кроме грохота прибоя и пронзительных криков чаек, кружившихся над головой.

Трудно было поверить, что Джек мертв. Такой молодой, полный жизни – и вдруг его больше нет... Внезапно она услыхала рев мотоцикла, и ее сердце забилось учащенно. Краем глаза она следила за Кейном, пока он ставил машину у искривленной ветрами сосны. Он не смешался с толпой, а остался стоять в стороне, глубоко засунув руки в карманы.

Его глаза были скрыты за стеклами солнцезащитных очков, губы сжаты в тонкую решительную линию. Сколько еще дней ему осталось пробыть в Чинуке?

Мне хотелось бы делать с тобой... все. Целовать тебя, трогать, спать с тобой, не выпускать тебя из рук до самого утра. Мне бы хотелось всю тебя попробовать на вкус, чтобы ты задрожала от желания, и больше всего на свете мне хотелось бы заниматься с тобой любовью всю жизнь, до конца моих дней!

Клер закусила губу, стараясь не думать о Кейне и об их последней встрече, произошедшей в ту самую ночь, когда было обнаружено тело Джека Сонгберда.

Стоя рядом с Клер и нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, Тесса вдруг спросила шепотом:

– А где Таггерты?

– Не знаю, – ответила Клер тоже шепотом, удивляясь, что ей самой до этой минуты не пришло в голову поинтересоваться, почему нет Харли.

– Казалось бы, кому, как не им, положено здесь быть, – продолжала Тесса, рыская глазами по небольшой толпе, собравшейся на утесах. – Ведь Джек работал на их лесопилке.

– Уэстон уволил его в тот самый день.

– Знаю, знаю, – пробормотала Тесса.

Доминик строго покосилась на младшую дочь и прижала палец к губам. Тесса ответила ей недовольным взглядом, но ее мать уже отвернулась, делая вид, будто ей и в самом деле интересен этот мрачный обряд. Самой Тессе хотелось сейчас оказаться где угодно, только бы подальше отсюда. «Похороны – это такая тоска, сдохнуть можно!» – подумала она. К тому же Тесса была сильно разочарована, увидев, что никто из Таггертов не пришел, – она надеялась встретить здесь Уэстона.

– Когда это кончится? – шепнула она Миранде. Сестра не ответила, и Тесса обиженно отвернулась. Где же Уэстон? Она почувствовала знакомое ноющее ощущение в паху и уже в который раз пожалела, что позволила себе так увлечься Уэстоном. Поначалу тайные встречи с ним казались ей веселым приключением – это было рискованно и приятно щекотало нервы. Она ни минуты не сокрушалась о потере отданной ему девственности, но не ожидала, что влюбится всерьез. Для нее он был слишком старым, слишком многоопытным, слишком эгоистичным. Он ее в грош не ставил, и это сводило ее с ума.

Наконец индейский вождь – или как там еще называлась его должность – прекратил свои разглагольствования, и все племя затянуло какую-то тихую песню. Тесса поверить не могла, что все это происходит наяву. Может, Джек Сонгберд и был стопроцентным американским индейцем, но он плевать хотел на сохранение так называемых племенных традиций. Черт побери, он же не бегал по округе в боевой раскраске, обвешанный бисером и перьями!

Когда пение на незнакомом языке смолкло, толпа начала расходиться. Не теряя ни минуты, Тесса устремилась по тропинке к шоссе, где были оставлены автомобили – грузовики, джипы, несколько седанов, пара семейных фургонов. Серебристый «Мерседес» Доминик совсем затерялся среди них. Тесса забралась на обитое бархатом переднее сиденье, пока остальные члены семьи выражали последние соболезнования Руби и Кристи.

Тесса не собиралась с ними общаться. Да и что бы она могла сказать? Конечно, ей жаль, что Джек погиб. Его смерть, должно быть, была ужасна. Тесса вздрогнула, представив себе страшное падение с утеса. Но она же ничем не могла помочь, верно? И никакими словами нельзя было ничего исправить. К тому же она просто не знала, как ей вести себя с Кристи.

Тесса поглубже опустилась на сиденье в надежде, что сестра Джека ее не заметит. В машине было душно. Обливаясь потом, Тесса украдкой взглянула на Кристи, и оказалось, что та смотрит прямо на нее – вернее, сквозь нее – жутким пронизывающим взглядом. Тесса поежилась. Черт, так и заикой можно остаться! Она попыталась нащупать спрятанные в сумочке сигареты, но вовремя спохватилась. Ведь мама еще не знает, что она курит!

Ну почему бы им не уехать отсюда поскорее? С тех самых пор, как Тесса начала встречаться с Уэстоном, они с Кристи были на ножах, хотя никакого словесного объяснения так и не последовало. Просто молодая индианка смотрела на нее со жгучим презрением, но тут уж Тесса ничего не могла поделать, тем более что не считала себя виноватой. В конце концов, у Кристи было не больше прав на Уэстона, чем у нее самой.

Никто не мог предъявить на него права, в том-то все и горе!

Дверцы «Мерседеса» распахнулись. Доминик села за руль рядом с Тессой, Миранда и Клер заняли места сзади.

– Я знаю, для Руби это ужасная утрата, – сказала Доминик, утирая глаза скомканным платочком. – Потерять ребенка – нет на свете ничего страшнее!

Кругом слышался шум заводимых моторов, машины, стоявшие по соседству с «Мерседесом», начали разъезжаться. Доминик отыскала в сумочке ключ и повернула его в замке зажигания.

– Но даже переживая такую тяжелую утрату, не стоит принимать поспешные решения, о которых потом придется пожалеть, – закончила она свою мысль, выводя «Мерседес» на дорогу.

– Какие решения? – спросила Клер.

Тесса с досадой закатила глаза. Господи, кому это интересно?

– Руби уволилась, – объяснила Миранда, а Доминик только крепче поджала губы.

– Уволилась? – растерянно переспросила Клер.

– Ну, я уверена, что она еще передумает, – заявила Доминик, бросив взгляд в зеркальце заднего вида. – Сейчас она просто расстроена. А через несколько недель, когда первое горе уляжется, она поймет, что ей нужна стабильность. Она проработала у нас много лет, практически стала членом семьи! – Доминик включила кондиционер на полную мощность. – Поехали, я предложу ей прибавку в жалованье, может, это заставит ее передумать.

– Мне кажется, тут дело не в деньгах, – заметила Клер.

– Разумеется, нет. По крайней мере, не сейчас. Но как только жизнь в семействе Сонгберд войдет в свою колею, Руби почувствует, что ей нечем себя занять. К тому же ей нужно заботиться о дочери. Ведь Кристи хочет учиться в колледже, а это стоит немалых денег. – Она включила указатель поворота, так как они подъехали к основному шоссе. – Руби непременно вернется.

Тессе было все равно. Руби всегда ее раздражала, она завела в доме свой распорядок и вечно всеми командовала. По мнению Тессы, их семья прекрасно могла обойтись и без Руби Сонгберд с ее тиранством и вечным осуждением во взгляде темных, все подмечающих глаз. Жаль, конечно, что Джек погиб: судя по всему, он был неплохим парнем. Но в жизни Тессы его смерть ничего не меняла.

– Господи, что это такое? – воскликнула Доминик, нажав на тормоза.

Серебристо-черный мотоцикл молнией промелькнул перед носом «Мерседеса» и вырвался на шоссе, не обращая внимания на отчаянно загудевший, груженный бревнами грузовик, направлявшийся на юг.

– О, боже мой! – ахнула Клер, закрыв лицо руками. – Кейн!

– Это был сын Морана? – Доминик никак не могла прийти в себя от испуга. – Не думала, что он так глуп. Хотя, с другой стороны, чего еще от него можно ждать?

Глаза Клер округлились.

– Что ты хочешь этим сказать, мама?

– Этот мальчишка не имеет ни малейшего понятия о воспитании. Отец у него пьяница, мать его бросила. Если он будет так носиться, то не доживет до двадцати.

– Никогда так не говори! – вспыхнула Клер. Тесса с любопытством повернулась к сестре:

– А тебе-то что?

– Ничего. Просто Кейн сейчас очень переживает: он был близким другом Джека Сонгберда.

– Правда? Откуда ты знаешь?

– Я много раз видела их вместе. – Клер секунду помедлила. – И вообще, он сам мне сказал.

– Ты хочешь сказать, что знакома с ним? – недоверчиво переспросила Тесса, перегнувшись через спинку сиденья и заглядывая в бледное, расстроенное лицо Клер.

– Да.

– И как близко?

Клер посмотрела прямо в глаза младшей сестре.

– Довольно близко, – решительно ответила она и вновь отвернулась к окну. – Мы с ним друзья.

Через три для после похорон Джека Миранда, сидя у себя в комнате, смотрела на календарь. Тут какое-то недоразумение. У нее не может быть задержки. Просто не может быть. Она же предохранялась! И Хантер тоже. Но когда она еще раз все сосчитала и сообразила, что задержка у нее не три дня, а целых десять, правда обрушилась на нее, как воз кирпича. Она беременна!

Чувствуя предательскую слабость, Миранда опустила голову на руки. Господи, как с ней такое могло случиться?! Она так четко и правильно распланировала всю свою жизнь на годы вперед! Что теперь будет с колледжем? С аспирантурой? С ее мечтой стать юристом?

Слезы жгли ей глаза, но она не хотела плакать. Надо думать о новом человеке, который будет частью ее и частью Хантера. Крошечное человеческое существо растет у нее внутри. Ребенок! Заставив себя разжать кулаки, Миранда потерла ладонью свой плоский живот, и слезы вдруг потекли неудержимо. Она представила себе, как они с Хантером поженятся, она родит ребенка и все-таки будет учиться. Да, ей придется работать, а Хантер будет вынужден на какое-то время оставить мечты о собственном ранчо, но мир не рухнет только от того, что у них будет ребенок.

Напротив, похоже, это будет только начало!

И все же она была напугана досмерти. Надо будет записаться на прием в местной больнице, проверить, не ложная ли это тревога, и только потом объявить новость Хантеру. Интересно, как он это воспримет? Он ведь всю жизнь прожил с отчимом и даже не знал, кто его биологический отец. Конечно, Хантер очень привязан к Дэну и уверяет, что никогда даже не думал о каком-то незнакомом мужчине, который вдруг мог появиться и сказать, что он и есть его настоящий отец. Но на самом деле это все так сложно...

Миранда встала и, подойдя к окну, распахнула его, чтобы впустить в комнату прохладный бриз. Ноздри ей защекотал смешанный аромат роз и жимолости.

А вдруг Хантер не захочет на ней жениться? Что, если мечты о ранчо для него важнее и дороже, чем она и его собственный ребенок? Вдруг он будет настаивать на аборте? Покачнувшись от слабости, Миранда ухватилась за подоконник. Она внезапно поняла, что знает Хантера так мало, слишком мало, чтобы думать о замужестве! И все же она любила его.

«Все устроится наилучшим образом, – успокоила себя Миранда и улыбнулась сквозь слезы. – Старомодная мысль, но, кажется, ребенок – это как раз то, что нам нужно».

– Что это? – спросила Пейдж, не отрывая жадного взгляда от оклеенной фольгой и перевязанной розовой лентой коробки, которую ей протянула Кендалл.

– Сюрприз.

– Но у меня же не день рождения, и сегодня не Рождество!

– Знаю, – сказала Кендалл, усаживаясь на стул у письменного стола и сцепив пальцы на колене. – Просто я увидела кое-что и подумала, что тебе понравится. Давай смелее! Открывай!

Восторженная улыбка Пейдж показалась ей такой же жалкой, как эта нелепая кукольная комната, где все было обито одной и той же материей – белой с розовыми бутонами, отделанной кружевными рюшами. Такая пестрота, что глазам больно. Только эта чокнутая и может тут жить.

Широко улыбаясь, Пейдж разорвала упаковку, отбросила в сторону несколько слоев папиросной бумаги и наконец нашла спрятанный в глубине сюрприз: серебряный браслет с подвеской-амулетом в виде свернувшейся в клубочек кошечки.

– Вот это да!.. – прошептала Пейдж, поднося дурацкую погремушку к самым глазам и зачарованно глядя на ритмично раскачивающегося перед носом котенка. – Какая прелесть.

– Ничего особенного.

– Ну что ты, Кендалл! – возразила Пейдж, зажав браслет в кулаке и прижимая его к груди, словно он был бриллиантовым. – Никто и никогда не делал мне такого чудесного подарка! Спасибо тебе большое! – Она покачала головой и сглотнула комок в горле, слезы навернулись ей на глаза.

– Не надо меня благодарить, просто получай удовольствие, – сказала Кендалл.

Неумеренная эмоциональность Пейдж встревожила ее. Можно подумать, что бедная девочка в жизни ни от кого добра не видела. А ведь эта «бедная девочка» с кошмарными пластинами на зубах и длинным крючковатым носом была дочкой мультимиллионера Нила Таггерта! Разве она не получала каждый год тонны подарков?

– Он мне особенно дорог, потому что его подарила мне ты, – объяснила Пейдж, обернув браслетом свое пухлое запястье и защелкивая замочек. – И не ради выгоды, а просто так.

Кендалл стало совсем скверно. Конечно, она собиралась заручиться помощью Пейдж для исполнения своих замыслов, но ей вовсе не хотелось при этом разбить сердце этой дурочки. Она почувствовала себя виноватой.

– Носи на здоровье.

Взгляд Пейдж был полон обожания.

– Как бы мне хотелось, чтобы ты стала моей невесткой, а не эта дура Холланд! – проговорила она, словно прочитав мысли Кендалл.

Кендалл исподтишка покосилась на нее. Девчонка не так глупа, как кажется.

– Мне бы тоже этого хотелось, но, к сожалению, это от меня не зависит. Харли выбрал ее.

– Харли просто дурак!

– Не говори так. Ты же знаешь, я его люблю.

– Да, я знаю, – энергично кивнула Пейдж. – И не понимаю, почему он этого не ценит. Наверное, Клер Холланд просто околдовала его. Вот было бы здорово, если бы она куда-нибудь уехала!

– С чего бы ей уехать? – с тоской вздохнула Кендалл.

– Ну тогда я хотела бы, чтобы она сорвалась со скалы, как тот индейский парень!

– Джек Сонгберд? – Кендалл поежилась.

– Да. – Пейдж оторвалась от браслета и простодушно посмотрела на нее. – Он же умер!

– Я знаю.

– Значит, он больше никому не будет досаждать.

– Я не думала... Я не знала, что он кому-то досаждал.

– Он работал у моего папы и постоянно что-нибудь воровал. Вот бог его и наказал за это.

Кендалл вдруг стало не по себе. Она собиралась намекнуть Пейдж, чтобы та немного последила за Клер или выведала что-нибудь у ее младшей сестрицы. Клер Холланд строила из себя святую невинность, но Кендалл была убеждена, что святых на свете не бывает и что у каждого за душой отыщется хоть немного грязи. Однако разговор с Пейдж принял какой-то неожиданный и опасный поворот. Кендалл беспокойно облизнула губы, не зная, как бы ей побыстрее ретироваться. Пейдж не просто придурковатая, она настоящая психопатка.

– Ты не можешь всерьез в это верить, – пробормотала Кендалл.

– Почему? Этому учат в воскресной школе. А люди, между прочим, умирают каждый день. – Пейдж запрокинула голову и задумчиво уставилась в потолок. – Да, я думаю, было бы здорово, если бы Клер умерла.

– Она не может просто так взять и умереть. Ради всего святого, ей же только семнадцать лет! В таком возрасте люди не умирают.

– Но Джек же умер, – рассудительно напомнила Пейдж, потянувшись за своей любимой игрушкой – огромным плюшевым медведем-пандой с печальными глазами. – Конечно, он был постарше, но ненамного. – Поглаживая пушистую голову медведя, она посмотрела на серебряного котенка таким взглядом, что Кендалл похолодела. – Клер тоже могла бы умереть. Надо только очень сильно этого захотеть и молиться всем сердцем.

Глава 10

Щелкнув зажигалкой, Уэстон зажег сигарету. И какого дьявола он согласился встретиться с Тессой посреди ночи в этом месте, буквально в двух шагах от ее дома? Чертова девка как будто нарочно искушала судьбу. От свидания к свиданию она становилась все смелее. Надо было бы с ней порвать, но он не мог устоять перед соблазном иметь одну из дочерей Датча – пусть и не ту, которую хотел.

Уэстон ходил взад-вперед по берегу озера, всей кожей ощущая, что от дома его отделяет только живая изгородь из туи, тянувшаяся от гаража к причалу. Ему казалось, что чьи-то глаза незримо следят за ним из темноты, и волосы шевелились у него на затылке.

Полупрозрачные облака закрывали луну, но даже в тусклом свете он ясно различал силуэт дома среди деревьев, гараж, сад с выложенными камнем дорожками, разбегающимися во всех направлениях. Озеро было гладким, как стекло, но совершенно темным и напоминало перевернутое обратной стороной зеркало. Над головой у Уэстона послышалось хлопанье крыльев летучей мыши. Он взглянул на часы. Тесса опаздывала. Черт, зря он сюда пришел.

В эту самую минуту послышались легкие, поспешные шаги. Уэстон потушил сигарету и, вглядываясь сквозь ажурные ветки туи, увидел босоногую женщину, бегущую по каменной дорожке. Он чуть было не окликнул ее, да так и остался стоять, разинув рот. Это была не Тесса, а ее старшая сестра Миранда.

У Уэстона пересохло во рту. На ней было полупрозрачное белое платье, похожее на ночную рубашку, облеплявшее на каждом шагу длинные стройные ноги. Длинные темные волосы, перехваченные белой ленточкой, развевались на бегу у нее за спиной.

Раздался тихий протяжный свист. Миранда замерла на мгновенье, а потом побежала еще быстрее, направляясь к озеру. Уэстон не смог удержаться и последовал за ней. Прячась за деревьями, он высматривал в просветах ее тонкое белое платье и всеми силами пытался утихомирить стучавшую в висках кровь. Черт, как же она хороша!

Миранда остановилась на берегу, и лунный свет упал на ее лицо. Уэстон укрылся за стволом пихты и тяжело перевел дух при виде приближающегося мужчины. Высокий мускулистый парень молча обнял Миранду и поцеловал ее долгим, властным поцелуем. Она застонала, и Уэстону пришлось покрепче стиснуть зубы.

Он узнал парня. Хантер Райли, сын сторожа, черт бы его побрал. Голый по пояс, в одних джинсах, низко сидящих на бедрах, он целовал Миранду, пока у нее не подогнулись колени, а потом опустился вместе с ней на песок.

– Миранда... – шептал Райли, расстегивая пуговицы у нее на груди. – Красавица моя...

Края платья разошлись в стороны, обнажив заманчиво округлые груди. Уэстону казалось, что его брюки сейчас лопнут. Он едва удержался, чтобы не помочь себе рукой. Словно психопат-извращенец, он должен был стоять и смотреть, как Хантер ласкает и целует эти великолепные спелые груди, берет в рот соски, издавая глубокие блаженные стоны.

Ублюдок! Да кто он такой?! Ничтожество, пустое место, ноль без палочки! Но ему позволено прикасаться к единственной женщине, которая для Уэстона остается недосягаемой.

Райли сдернул с нее платье, и Уэстону пришлось зажать себе рот рукой. Точеные длинные ноги обнажились полностью, в лунном свете особенно соблазнительно чернело на фоне молочно-белой кожи гнездышко курчавых волос между бедер. Райли прижался лицом к ее животу, а она вплела пальцы ему в волосы, пока его голова опускалась все ниже и ниже.

Уэстону стало трудно дышать. Надо было отвернуться, не смотреть на разворачивающуюся перед глазами эротическую картину, но он не мог. Его пальцы сами собой расстегнули ширинку, нырнули внутрь и принялись поглаживать напряженно подрагивающий член. В эту минуту он все бы отдал, чтобы оседлать кусок теплой плоти по имени Миранда Холланд!

Хантер стянул с себя джинсы и раздвинул ей ноги. Уэстон до крови закусил губу, чтобы не закричать.

Миранда тихонько, но часто и взволнованно вздыхала, прижимаясь к своему любовнику, двигаясь в одном ритме с ним: великолепное, чувственное животное, целиком охваченное сексуальным порывом. Уэстон всегда знал, что так оно и будет. Его пальцы задвигались еще быстрее, когда Хантер запрокинул голову и издал торжествующий крик.

Уэстон брезгливо поморщился, когда Райли, потный, как свинья обрушился на нее, расплющив эти великолепные груди. Он что-то прошептал ей на ухо, потом вдруг вскинул голову. Уэстону показалось, что глаза Хантера смотрят прямо на него. Разумеется, это было невозможно, Хантер не мог ничего различить в густой тени пихтовых деревьев, и все же Уэстон затаил дыхание. Пот потек у него по спине. Миранда сказала что-то, и Хантер снова опустил голову, глядя на прекрасную длинноногую женщину, простертую под ним на земле.

Пьяный от желания, с гудящей головой и путающимися мыслями, Уэстон медленно побрел обратно. Один раз он споткнулся, зацепившись носком башмака за корень, ветка с тонкими иголками хлестнула его по лицу, но в конце концов он все-таки добрался до причала. Сердце едва не выпрыгнуло у него из груди, когда он заметил Тессу. Она сидела на самом краю причала и болтала ногами в воде на расстоянии в две сотни ярдов от того места, где ее сестра лежала голая на берегу.

Тесса обернулась, когда он подошел, и Уэстон заметил следы слез у нее на щеках.

– Налюбовался всласть? – спросила она хриплым шепотом.

– Давай-ка отойдем отсюда подальше.

– Да что с тобой? – возмутилась Тесса. – Зачем ты продолжаешь со мной встречаться, когда на самом деле тебе нужна она?

– Кто?

Она откинула волосы с лица.

– Не прикидывайся, я же не слепая. Я же вижу, тебе нужна Миранда. Хотела бы я только понять, что ты в ней нашел!

Он не стал спорить, и Тесса, поднявшись на ноги, вытерла оставшиеся на щеках дорожки слез. Что ж, гордость у нее есть, это надо признать. Она расправила свои тоненькие плечики и, когда Уэстон попытался прикоснуться к ней, быстро попятилась прочь, едва не свалившись с причала.

– Но она-то влюблена в Хантера. Кто бы мог подумать? Снежная королева растаяла ради сына сторожа! – Холодно улыбнувшись, Тесса заглянула прямо в глаза Уэстону. – Больно, да?

– Тесса... – Он снова потянулся к ней, но Тесса отдернула руку.

– Не прикасайся ко мне! – огрызнулась она и внезапно ударила его по лицу. Звук пощечины звонко раскатился над водой. – Я не позволю тебе использовать меня как дешевую шлюху! Хочешь перепихнуться по-быстрому – обратись к Кристи!

Уэстон пришел в бешенство.

– Ах ты, дрянь! – воскликнул он, схватив ее за запястье, и потащил за собой прочь от берега, подальше от Миранды, подальше от дома.

Он не понимал, что происходит. Тесса, всегда готовая к услугам, вдруг набрасывается на него, как фурия. В чем дело? Он ее такой никогда не видел.

– Пусти меня, ублюдок!

Тесса упиралась, зарываясь босыми пятками в песок. Ее блузка зацепилась за какой-то сучок и с треском порвалась.

– Но почему?

– Потому что все кончено!

Она забилась, стараясь вырваться, но он лишь крепче притянул ее к себе: его возбуждение, подогретое дракой, вновь стало нарастать.

– Будет кончено, когда я скажу!

– Оставь меня в покое, Уэстон, а не то я...

Он зажал ей рот и почувствовал, как ее зубы впились в ладонь, но стерпел и даже не поморщился. Пусть брыкается, если хочет. Сейчас она принадлежит ему и, кажется, напугана по-настоящему. Запах страха коснулся его ноздрей, и он от возбуждения чуть было не кончил прямо в штаны.

– Разве ты не знаешь, что со мной нельзя шутить, Тесса? Неужели ты еще не поняла?

Она свернулась в комок и пружинисто распрямилась, вывернувшись так ловко, что угодила коленом прямо ему в пах. Боль взорвалась, как бомба, у него внутри, дыхание со свистом вырвалось из легких.

– Сука, – прошипел он, встряхивая ее. – Ах ты, паршивая сука! Ну, сейчас ты у меня получишь!

Сгибаясь пополам от боли, Уэстон потащил ее по каменистой тропе, мимо колючих кустов ежевики, обвивавших поваленные стволы, к поляне, где оставил свою машину. Он весь вспотел и тяжело дышал, но зато теперь они были так далеко от дома Датча, что, даже если она сдуру завопит, никто ее не услышит. Что бы там ни было, ей его не одолеть.

Одной рукой Уэстон залез в карман и вытащил нож Джека Сонгберда. Лезвие выскочило со щелчком, и он поднес нож прямо к ее глазам.

– Не дергайся, и останешься цела!

– У тебя будут неприятности, – прохрипела Тесса.

– У меня? По-моему, это тебе нужна помощь.

– Я тебя не боюсь, Уэстон! – сказала она с такой твердостью, что он чуть было не поверил. Но в конце ее голос все-таки дрогнул, к тому же она не могла отвести глаз от появившегося как по волшебству оружия. – Отпусти меня сейчас же!

– Ни за что. У нас свидание, разве ты забыла? Крепко прижав ее к себе обеими руками, он ощутил грудью ее позвоночник. Сопротивляясь, пытаясь высвободиться, она невольно терлась своей круглой попкой о его ширинку. Ее груди бурно вздымались под его рукой, дыхание стало тяжелым и горячим.

– Пусти меня, черт бы тебя побрал!

Он лизнул кожу у нее на шее, как раз под линией волос, а потом слегка укусил.

Тесса вскрикнула и задрожала.

– Это тебе за пощечину. – Уэстон упивался ощущением своей власти над ней. Он сделает ее своей рабыней, своей вещью. – Теперь слушай меня внимательно, сучка. Ты будешь делать то, что я скажу, и не остановишься, пока я не велю. А ну, давай на колени!

Он швырнул ее на землю и занес нож, сделав вид, что готов в любую секунду нанести удар.

– Давай, красотка, расстегни мне штаны.

– Нет...

Он схватил ее за волосы и отрезал ножом полную горсть.

– А-а-а!

Светлые пряди упали на землю.

– Займись делом. Расстегни «молнию» и отсоси хорошенько, как послушная девочка.

– Иди поищи Миранду! Тебе же нужна она.

– Она занята.

– Ну и что? Тебе же нравится трахаться со всеми подряд.

– Придет и ее очередь.

Внезапно Тесса вскочила и, как кошка, вцепилась ему в лицо, оставляя глубокие борозды от ногтей на щеке.

– Ах ты, гадина! – Уэстон невольно схватился за щеку, чувствуя, как кровь каплями стекает по подбородку. Он снова толкнул ее на землю. – Все, шутки кончились, дрянь! Давай расстегивай штаны!

– Меня от тебя тошнит!

– Тошнит? Жаль, потому что выбора у тебя нет. Попробуй только пустить в ход зубы, и ты узнаешь...

– Ничего ты мне не сделаешь, – вдруг отчеканила она решительно и хладнокровно, вскакивая на ноги. Ее как будто осенила идея. – Ты меня не убьешь и даже не ранишь, потому что тебя тут же поймают. Мой отец затравит тебя, как бешеного пса. Нас с тобой не раз видели вместе, а сейчас... – она поиграла у него перед носом пальцами с окровавленными ногтями, – у меня на руках будут следы твоей крови.

На миг сердце замерло у него в груди, и Тесса улыбнулась со злорадным торжеством.

– Только попробуй заставить меня делать то, что мне не нравится! Я пожалуюсь отцу и под присягой дам показания в полиции. Тебя арестуют за незаконное проникновение в частные владения, за оскорбление действием и за связь с несовершеннолетней.

Уэстон не верил своим ушам.

– Ты не посмеешь.

– Ублюдок, да я сама тебя убью, если ты меня хоть пальцем тронешь! Тебя ждет тюрьма, Уэстон. Мой отец об этом позаботится.

Тесса смотрела на него с ненавистью, воинственно выпятив детский подбородок. На лице у нее остался грязный след, блузка была порвана – ну прямо живая улика. А главное, она смотрела на него так, словно готова была разорвать на куски голыми руками.

– Господи, ты не посмеешь...– растерянно повторил Уэстон.

– А вот увидим! – зловеще пообещала Тесса.

Глаза у нее горели, как у затравленного зверька. Уэстону невольно вспомнился опоссум, однажды попавшийся в его капкан. Он шипел и огрызался, обнажая острые, как бритвы, клыки, пока Уэстон не прекратил его мучения.

– Уходи! – приказала Тесса. Она не шутила.

Каждая мышца в его теле кричала, что надо броситься на нее, повалить на землю и содрать с нее одежду, но он был не так глуп, чтобы совершить подобную ошибку. Только не сейчас. Эта девка может запросто засадить его в тюрьму, что правда, то правда.

«Потом», – пообещал он себе. Ничего, он еще найдет время с ней расквитаться. Не сейчас, когда у нее все козыри на руках. Позже, когда это будет безопасно.

Уэстон защелкнул нож и забрался в машину. Колеса завизжали, когда он сорвался с места и направил «Порш» по старой проселочной дороге прочь от этого проклятого места. Он видел Тессу в зеркале заднего вида. Она стояла, гордо выпрямив спину, ее рваная блузка развевалась, словно какой-нибудь стяг, черт бы ее побрал.

Ладони у него взмокли и скользили на рулевом колесе, кровь молотом стучала в висках. Если эта подлая маленькая сучка думает, что взяла над ним верх, она сильно ошибается!

– В общем, я рассчитываю на тебя, сынок. – Нил ткнул толстым пальцем в Уэстона. – Кто-то же должен вразумить твоего братца! Богом клянусь, ни один из членов нашей семьи не свяжет свое имя с именем Холландов! Господи, неужели этот мальчишка не понимает, что она охотится только за его наследством?

Расхаживая взад-вперед по кабинету Уэстона, Нил отер платком пот с лысеющего лба. Его багровая физиономия раскраснелась больше обычного, хотя кондиционер работал на полную мощность. Ноздри у Нила раздувались от возмущения, золотой зуб поблескивал, как маячок, при каждом слове.

– А что, черт побери, у тебя с лицом?

Уэстон сумел выдавить из себя улыбку, хотя воспоминание о ногтях Тессы заставило его задохнуться от ярости.

– Не поладил с одной местной шлюхой.

Про себя он решил, что это даже нельзя назвать неправдой.

– Дьявол, надеюсь, ты не имеешь в виду эту индейскую девку?

– Кристи? Нет.

– Ну и хорошо. Мы не можем себе позволить заводить врагов среди коренных обитателей. Они владеют ценными землями, и, может быть, в один прекрасный день мы захотим их купить, чтобы открыть еще один курорт, почище, чем у Датча. Хотя мы с тобой оба знаем, что Джек Сонгберд был поганцем и падалью, его родственнички могут завести песню о дискриминации и всяком таком прочем. Им ничего не стоит настроить против нас все племя.

– Вряд ли индейцы выйдут на тропу войны, – усмехнулся Уэстон. – Успокойся, папа.

Нил устало перевел дух, словно все бремя мира лежало на его плечах.

– Может, ты и прав. Но это не значит, что у нас нет других проблем, и первая из них – твой брат с его кретинским планом жениться на одной из девчонок Холланда. Черт, надо же было вляпаться в такое дерьмо!

– А ты не забыл, что Клер Холланд унаследует солидный куш от своего папочки? Неужели ты действительно считаешь, что она думает только о наших деньгах?

– Можешь не сомневаться, все Холланды одним миром мазаны. Дочки наверняка такие же жадные, как их подлый папаша. Он так и не смог мне простить, что я перекупил у него тот участок к северу от Сисайда.

– Но все это было много лет назад, – заметил Уэстон. – Почему бы тебе не попытаться помириться с ним? По-моему, это было бы выгодно вам обоим.

– Ни за что! Пока сам Датч не сделает первый шаг.

– Почему?

Нил грозно сверкнул глазами.

– Тут дело не только в конкуренции, сынок. Это личное.

«Знал бы ты сам, насколько ты прав, – подумал Уэстон. – А может, старик и вправду знает, что его злейший враг спал с его женой?» Мысленным взором он видел усеянную веснушками спину Датча и разбитое зеркало в домике для гостей. С того самого дня они с матерью вели молчаливую войну.

Нил ослабил узел галстука.

– Ты лучше не спорь со мной, Уэстон. Я сказал Харли, что скорее вычеркну его из завещания, чем позволю какой-нибудь холландовской сучке запустить свои жадные пальчики в наши деньги, и я не шутил. То же самое, кстати, относится и к тебе. – Он опять выхватил платок из кармана и промокнул лицо. – Черт, жарко здесь!

– А я-то тут при чем? Я не собираюсь жениться ни на одной из дочерей Холланда, – хмуро заметил Уэстон – он так и не сумел опомниться после той ночи, когда видел Миранду с Райли, и после стычки с Тессой. Ну, только попадись она ему!

– Ладно, в тебе я уверен, но вот Харли... У него сроду не было ни капли здравого смысла. Чем ему не угодила Кендалл, вот что я хотел бы понять! Она куда красивее всех трех дочек Холланда, вместе взятых, мы с ее отцом хорошо ладим и вместе ведем дела. Так какого черта Харли не хочет на ней жениться?

– Откуда мне знать?

Уэстон решил до конца прикидываться дурачком, а Нилу так не терпелось выплеснуть свою досаду, что он ничего не заподозрил.

– Ладно, посмотрим, как нашему мальчику понравится жить без гроша в кармане. Я дам ему последний шанс образумиться, но, если через неделю он все еще будет настаивать на своем, я вышвырну его с работы, заберу этот чертов «Ягуар» и выгоню его из дому. Вот тогда-то мы и поглядим, из какого теста сделана Клер Холланд. Десять к одному, она тут же бросит его!

Но Уэстон не стал бы биться об заклад: ему почему-то казалось, что Клер Холланд проявит больше стойкости, чем думал его старик.

– Может, она очень хороша в постели? – предположил он вслух, причем его мысли вновь обратились к Миранде.

– Прекрасно. Пусть трахает ее хоть до второго пришествия, но жениться на ней я ему не дам!

– А какая разница?

Нил вытаращился на сына, словно Уэстон предложил ему построить новый курорт на Юпитере.

– Разница в том, что если он просто спит с ней и использует как шлюху, значит, он победитель. А если ей удастся запустить в него свои коготки и женить на себе, значит, победа за ней. Боже, неужели я должен объяснять тебе такие элементарные вещи?

– Значит, это вопрос престижа.

– Точно. – Нил опять потер лицо, проворчал что-то неразборчивое, потом взмахнул рукой, будто отгоняя надоедливую муху. – В общем, постарайся ему растолковать, что поставлено на карту. Так, теперь нам надо обсудить еще кое-что. Я хочу, чтобы ты встретился с Джерри Бестом и выяснил, почему он забрал у нас свой заказ. И еще, организуй какую-нибудь выплату семье Сонгберд. Ну, ты знаешь, по случаю потери кормильца.

Уэстон вскинул голову.

– У Джека была страховка, оформленная через нашу компанию. Думаю, она еще действительна: ведь он умер в тот же день, когда я его уволил.

– Знаю, знаю. Вряд ли страховая компания станет опротестовывать полис – мы слишком щедро оплачиваем их услуги. Но этого мало. Я хочу, чтобы лесопильный завод Таггерта сделал какой-то публичный жест – это пойдет нам на пользу.

– Но ведь он умер не от производственной травмы, – возразил Уэстон, неприятно пораженный тем, что его отец готов так юлить перед индейцами. – Джека Сонгберда никогда нельзя было назвать образцовым работником. Больше того, назови любое нарушение, какое придет тебе в голову, и можешь не сомневаться, что Джек Сонгберд его совершил.

– Это не имеет значения.

– Но...

– Слушай, я прекрасно знаю, что ты не зря уволил Джека Сонгберда, но подумай, какую отличную прессу мы будем иметь! Компания выплатит семье компенсацию в пять тысяч долларов (я их сам внесу из своего кармана), мы учредим трастовый фонд для семьи и племени.

Уэстон пожал плечами.

– Если ты так озабочен соблюдением приличий, надо было пойти на его похороны.

– Нет, это тебе надо было туда пойти. Я был на съезде промышленников в Батон-Руже.

– Вместе с Датчем Холландом? Нил поморщился.

– Да, старый пердун тоже там был, пытался перехватить у меня заказы. Меня тошнит при одной мысли о том, что одна из его дочерей подцепила на крючок моего мальчика! Я надеялся, что с возрастом Харли поумнеет, но этого не произошло. – Взгляд Нила еще больше помрачнел от разочарования. – С тобой когда-то тоже были проблемы. Знаешь, я иногда жалею, что у меня всего два сына. Надо было завести еще нескольких.

– С мамой? Нил прищурился.

– Конечно, с мамой. С кем же еще?

– Это ты мне скажи.

– Ты все еще веришь этим слухам насчет кучи побочных детей, которых я где-то прячу?

– Хватит и одного.

– Забудь об этом, Уэстон. Ты мой любимец. Мой первенец. Это нечто особенное, такое бывает раз в жизни. – Нил постучал костяшками пальцев по столу Уэстона, повернулся и направился к двери. Вид у него был усталый, он как будто сразу постарел на десять лет. – Так не забудь передать Харли то, что я просил. Может, тебе он больше поверит.

Когда дверь за Нилом закрылась, Уэстон откинулся на спинку старого кресла с такой силой, что пружины жалобно заскрипели. До сих пор он действовал совершенно неправильно и теперь проклинал себя за дурость. Ведь он, по сути, пытался помочь Харли, когда надо было его топить. Этот сопляк был его главным конкурентом.

Только сейчас Уэстон понял, что старик разозлен не на шутку и действительно готов привести в исполнение свою угрозу. Если Харли женится на Клер, ему придется расстаться со своей долей наследства, и тогда он, Уэстон, сможет единолично распоряжаться всем: курортами, лесопильным заводом и лесоповалом. Какого же черта он так надрывается и пашет ради младшего братца на бесплодной ниве Кендалл? Пусть Харли женится на Клер, это куда лучше! Когда их старик откинет копыта, Уэстону достанется все, если не считать дома и ничтожных помесячных выплат матери и Пейдж.

При мысли о младшей сестре ему стало немного не по себе. Уродина Пейдж. Чокнутая Пейдж. Было бы неплохо поместить ее в какое-нибудь тихое заведение для умственно отсталых – все данные для этого у нее есть. Пожалуй, это можно будет устроить. Надо только найти предприимчивого психиатра, нуждающегося в наличности, – и Пейдж проведет остаток своих дней среди окрашенных в пастельные тона стен, гуляя по тенистым дорожкам между вековыми деревьями и стоячими прудами с плавучими лилиями. От остального мира ее навек отделят стальные ворота.

Ну, конечно, сначала нужно дождаться смерти старика, но это всего лишь вопрос времени. Врач Нила Таггерта голос сорвал, предупреждая его о том, что он может в любую минуту умереть от сердечного приступа. Так что Уэстону остается только проявить терпение. И перестать видеться с Кендалл. Нет ничего проще.

Куда сложнее избегать встреч с сестрами Холланд. Правда, Тесса, как видно, решила с ним порвать окончательно, и его это не слишком опечалило. Но чем чаще он встречал Миранду, тем больше хотел ее, хотя это было просто глупо. Уэстон хорошо знал, что такие женщины опасны. К тому же она никогда не скрывала своего отвращения к нему. Тесса успела ему рассказать, что Миранда как с цепи сорвалась и устроила страшный скандал, узнав, что ее младшая сестренка встречается с Уэстоном Таггертом.

Почему она приняла это так близко к сердцу? Неужели и впрямь так заботится о Тессе? А может, она, сама того не сознавая, ревнует? При мысли об этом Уэстону стало жарко. Как-никак они с Тессой сестры. Не исключено, что Миранда наделена теми же задатками: необузданным темпераментом, страстью к запретному. Господи, что она выделывала той ночью, как двигались ее бедра!

Уэстон стиснул кулаки так, что костяшки побелели. Но почему Райли? Ведь он никто, просто бродяга без роду-племени, пасынок сторожа, разрази его гром. Значит, по какой-то непостижимой причине Миранде нравится якшаться со всякой швалью и рисковать по-крупному.

Да, будь он умнее, давно выбросил бы из головы всех сестер Холланд и вернулся бы в колледж продолжать образование. Но отказаться от мыслей о Миранде Уэстон не мог, сколько ни старался. Одна-единственная ночь – вот все, чего он хотел. За эту ночь он показал бы ей, что такое настоящий, самозабвенный, животный секс, после которого часами ходишь как одурелый, а запах смятых простыней преследует тебя еще долго-долго.

Кондиционер всхрапнул в последний раз и отключился. Нервно щелкая авторучкой, Уэстон задумался о Райли. Сам того не подозревая, этот парень стал его соперником и тем самым поставил себя в незавидное положение. Уэстон не сомневался, что, если копнуть поглубже, в биографии Райли отыщется немало интересного. Прошлое у него довольно сомнительное: он даже не приходится сторожу родным сыном. «А кому приходится?» – спросил себя Уэстон, и внезапно жуткая, леденящая душу мысль закралась ему в голову. А вдруг Хантер и есть тот самый побочный сын его отца, след которого он так долго и безуспешно пытался нащупать? Да нет, это же чистейшее безумие! Паранойя, преследующая его годами.

Ничего, скоро он узнает правду. За последние несколько недель, с тех самых пор, как он видел Хантера с Мирандой в ее «Камаро», Уэстон предпринял кое-какие шаги и выяснил, что у Райли слишком много секретов. Еще немного, и он разоблачит сукиного сына!

Уэстону нравилось быть терпеливым. Он верил в старую поговорку, утверждающую, что удача приходит к тем, кто умеет ждать. Что ж, он готов ждать сколько потребуется, лишь бы у него была гарантия, что в результате ему тоже достанется кусочек пирога по имени Миранда Холланд.

– Мистер Таггерт? – прервал его размышления голос секретарши.

– Да?

– Мисс Форсайт на второй линии. Уэстон ощутил приятное тепло удовлетворения. Слава богу, можно наконец порвать с этой дохлой рыбой Кендалл!

Пальцы Миранды сжали пузырек с витаминами для будущих мам, который ей дали в клинике. Она – будущая мама! В этом больше нет никаких сомнений: доктор и результаты теста на беременность подтвердили то, что она давно уже знала. Теперь оставалось только сказать Хантеру. О боже! А вдруг он не захочет ребенка? И что она скажет родителям? Клер и Тессе?

Она всегда была такая правильная.

Она планировала каждый свой шаг с двенадцатилетнего возраста.

Она всегда так старалась, чтобы семья могла ею гордиться.

И вот она «залетела»!

«Помни, это не конец света, а начало», – повторила про себя Миранда слова доктора, бредя босиком по пляжу возле «Камня Иллахи». Теплый бриз развевал ее волосы. Она заехала сюда по дороге домой, повинуясь внезапному порыву, и оставила машину прямо возле дюны.

Холодная океанская вода омывала ей ноги, пока она обходила выброшенных на берег медуз и расклеванных хищными чайками крабов с зазубренными клешнями. На горизонте виднелось несколько рыбачьих кораблей. Миранда нашла бревно, глубоко засевшее в сухом песке. С одного бока оно почернело и закоптилось: видимо, здесь часто разжигали костры. Может быть, она тоже будет приходить сюда со своим сыном или дочерью, устраивать пикники, строить замки на песке и бросать поноску какому-нибудь жизнерадостному щенку?

Выйдет ли она замуж за Хантера?

Сидя на бревне, она сцепила руки на колене и так глубоко задумалась, что не заметила чужого присутствия, пока чья-то тень не упала ей на плечо. Миранда вздрогнула, быстро обернулась – да так и обмерла.

– Привет, – сказал Уэстон Таггерт, присаживаясь на корточки, чтобы заглянуть ей в глаза. – Я узнал твою машину и очень удивился.

– Что тебе нужно?

– Компания.

– Заведи собаку.

Уэстон вопросительно выгнул бровь.

– Неудачный день?

– Который только что испортился окончательно. Миранда поднялась, но он удержал ее за руку.

– Что на тебя нашло?

– Ничего особенного. Просто здравый смысл. Выдернув руку, она подхватила свои сандалии и направилась обратно к машине.

– Что я тебе сделал плохого?

Миранда знала, что нельзя давать ему ее спровоцировать, но не удержалась и повернулась к нему.

– Я видела, как ты на меня смотришь. Это отвратительно! – сказала она, вспомнив, как он бросал на нее похотливые взгляды, когда они оба еще учились в средней школе. – Но хуже всего то, как ты ведешь себя с моей сестрой, а также с моей подругой.

– С подругой?

– Кристи. Надеюсь, ты ее помнишь?

– Смутно.

Миранда пришла в бешенство:

– Держись подальше от них обеих.

– Это угроза? – спросил Уэстон, словно не веря своим ушам.

– Понимай как хочешь, Уэстон, но почему бы тебе не оказать нам всем услугу и не вернуться поскорее в колледж?

– С какой стати?

– Мне не нравится, как ты обращаешься с Тессой, ясно?

– А мне не нравится, что она – не ты. С тобой я обращался бы лучше.

Миранда была так поражена, что на несколько секунд лишилась дара речи. А когда до нее дошло, на что он намекает, ей стало дурно.

– Убирайся к черту!

– Другими словами, ты предпочитаешь, чтобы я продолжал встречаться с Тессой.

– Я предпочитаю, чтобы ты сдох! – Она торопливо пошла к машине, взрывая на каждом шагу горячий песок.

– Миранда!

Она не обернулась, давая понять, что больше не желает с ним разговаривать.

– Похоже, ты забыла вот это.

– Что?

Она оглянулась через плечо, и Уэстон бросил ей пузырек. С тошнотворным чувством, еще прежде, чем ее пальцы поймали на лету пластиковую бутылочку, Миранда поняла, что он нашел забытые ею на бревне витамины. Значит, он знает, что она беременна.

– Мои поздравления!

Тошнота поднялась прямо к горлу, Миранда испугалась, что ее вырвет прямо при нем.

– Знаешь, если Райли не обрадуется новостям, ты всегда можешь обратиться ко мне. – Его улыбка показалась ей воплощением зла. – Я верну тебе честное имя.

– Да я скорее в гроб лягу!

Миранда подошла к машине, бросила злосчастную бутылочку через открытое окно на переднее сиденье, а сама села за руль. Живот у нее свело, рот был наполнен горькой слюной, но она твердо решила, что не доставит ему удовольствия и не покажет, как ей плохо. Ни за что. Рывком тронув машину с места, Миранда, не снижая скорости, вырулила на шоссе и помчалась к дому, вне себя от гнева и отвращения.

– Ты уверена? – Голос Хантера был едва слышен за треском пламени. Они только что занимались любовью и теперь тихо лежали рядом. Слова Миранды о том, что у нее будет ребенок, словно повисли в воздухе между ними.

– Я сегодня ходила к врачу.

– Боже мой! – прошептал он, глядя на золотистые отблески огня, пляшущие на потолке старого коттеджа. – Ребенок...

У Миранды сжалось сердце.

– Да. В марте.

Хантер сел на постели и провел обеими руками по волосам. Стараясь сдержать подступившие к глазам слезы, Миранда тоже села и натянула одеяло на голую грудь.

– Я знаю, это случилось неожиданно и некстати...

– Неожиданно? – переспросил Хантер. – Некстати? – Его мускулистые плечи, четко вырисовывающиеся на фоне огня, поникли. – Это еще слабо сказано.

– Значит, ты его не хочешь?

– Разумеется, нет! Черт, я не знаю... – Тяжело вздохнув, он повернулся и посмотрел на нее полными тревоги глазами. – У меня мысли путаются. Ребенок?

Миранда кивнула, потому что говорить не могла.

– И, насколько я понял, ты собираешься рожать?

– О господи, конечно!

– А не хочешь подумать о...

– Даже слова этого не говори! – Она отчаянно вцепилась обеими руками ему в плечи. – Пойми меня, Хантер! Я всегда думала, что смогу с легкостью принять такое решение, но я не могу. Ведь это же мой ребенок! И твой.

Он покачал головой.

– Нам придется нелегко.

– Все имеет свою цену.

– А ты у нас, оказывается, философ!

– Нет, – возразила Миранда, гордо вздернув подбородок. – Я не философ, я будущая мама. – Она взяла его большую руку в свои, голос у нее дрогнул. – А ты, Хантер Райли, нравится тебе это или нет, будущий отец.

– Боже...

– И мне кажется, ты будешь прекрасным отцом.

Его сильные, мозолистые пальцы сжали ее тоненькие пальчики.

– На самом деле, Миранда, я никто. Я еще не успел стать кем-то в этой жизни.

– Для меня и для маленького ты самый важный человек на свете. – Миранда прижала его руку к своему плоскому животу. – Поверь мне, вместе мы выстоим против всего мира!

– Да ты-то выстоишь, а вот насчет себя я не уверен.

– А ты верь. – Она поцеловала его в щеку. – У нас с тобой, Райли, будет отличная команда.

– Ты так думаешь?

– Я это точно знаю.

– Ну, ладно. – Голос у него дрогнул, он снова лег на спину рядом с ней. – Только давай все это хорошенько обдумаем. Ты же знаешь, я хотел бы прожить всю свою жизнь рядом с тобой. Мне на этом свете больше ничего не нужно.

Ее сердце взмыло к облакам.

– Правда?

– И я надеялся, что, если сумею закончить учебу, куплю ранчо – ну, словом, твердо встану на ноги, – у нас с тобой будет шанс.

– У нас есть шанс!

Хантер заглянул ей в глаза и вздохнул:

– Этот ребенок... Он не входил в мои планы.

– В мои тоже.

– А как же твоя карьера?

– Ребенок ей не помешает. Просто придется отложить ее на какое-то время.

Он на минуту задумался.

– Нам придется нелегко.

– Знаю, но у меня есть немного денег...

– Забудь о них. Если мы намерены с этим справиться... я хочу сказать, если мы поженимся и заведем семью, нам придется все делать самим, не рассчитывая на помощь твоего отца. И мы не тронем те деньги, что ты копила на колледж. Я хочу сам заботиться о своей жене и детях. О господи, ты только послушай! О моих детях! – Он засмеялся и сжал ее в объятиях. – Это же безумие!

– Я знаю.

– Но я люблю тебя.

– И я тебя люблю. – Она попыталась незаметно смигнуть глупые слезы, застилающие глаза.

– Все, договорились, – усмехнулся Хантер. – Обратной дороги нет.

Он встал с постели, опустился на одно колено и задал ей тот самый вопрос, который она так надеялась услышать:

– Миранда Холланд, ты будешь моей женой?

Значит, это правда!

Закрывшись в пристроенной к дому сауне, чтобы его никто не потревожил, Уэстон в третий раз перечитал отчет частного детектива. Пальцы у него тряслись, ему хотелось кричать во все горло. У старика все-таки есть еще один ребенок, побочный сын. Он еще не знает, кто его отец, но, когда узнает, непременно потребует свою долю.

Пот ручьями тек по его телу. Он плеснул водой на угли и сел на деревянной скамье, закрыв глаза. Горячий пар совсем затопил помещение, стало трудно дышать. Сердце Уэстона бешено колотилось; сам не понимая, что делает, он комкал в кулаке документы – аккуратно напечатанный на машинке отчет и копию свидетельства о рождении.

– Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Подлый старый ублюдок!

Ладно, это еще не полная катастрофа. Пока еще нет. Никто, кроме его отца и этого паршивого сыщика, не знает правды. Значит, еще есть время, чтобы все исправить. Надо только спокойно все обдумать.

Уэстон поджег проклятые бумаги и швырнул их в выложенный кирпичом камин. Так, теперь ему нужна сигарета, выпивка и женщина. Не обязательно в таком порядке.

И какого черта все, включая старика, считают своим долгом ему нагадить?

Уэстон вернулся в сауну и нашел свои сигареты. К тому времени, как он, натянув на себя шорты и трикотажную футболку, вернулся в комнату отдыха, его маленький костер уже выгорел дотла. В прокопченном камине не осталось никаких следов.

Ну, сыщику можно заплатить, это не проблема. Жадная сволочь будет держать язык за зубами, если подмазать его как следует. Потом надо будет заняться сводным братцем, только действовать следует очень осторожно. Пока Уэстон поднимался по лестнице, у него уже начал складываться в голове некий план. Как только волновавшая его проблема будет решена, он добудет себе бутылку дорогой выпивки и женщину, единственную женщину, которую всегда хотел.

Глава 11

Сука!

Все-таки Ранда – самая обычная лицемерная сука!

Прячась в заброшенной студии матери, Тесса сидела на подоконнике и следила за игрой солнечных бликов на поверхности бассейна. Около полудюжины незаконченных холстов были разбросаны по комнате, на гончарном круге молчаливо скапливалась пыль. Доминик давно уже не заходила сюда. Тесса взяла гитару и попыталась подобрать какой-то мотив, лишь бы заглушить злобу, съедавшую ее изнутри с той самой ночи, когда она увидела, как Уэстон смотрит на Миранду и Хантера на берегу.

– Будь оно все проклято!

Интересно, что такое есть у Миранды, чего нет у нее, Тессы? Ладно, допустим, Миранда выше ростом, образованнее, старше и... что еще? И вообще, какая разница? Уэстон – просто психопат, законченный психопат! Как он приставил нож к ее горлу! Как будто в самом деле собирался пустить ей кровь. В жизни ей не было так страшно.

– Чтоб тебе гореть в аду! – вслух сказала Тесса. Слава богу, что между ними все кончено! Да! Она даже рада этому. Рада! Рада! Рада! Пусть Уэстон практикует свои извращенные фантазии на ком-нибудь другом.

На ком-нибудь вроде Миранды ?

Тесса задела не ту струну и чертыхнулась: прозвучала фальшивая нота. Она не любила проигрывать – особенно своим сестрам, – а тут... Ранда не только оказалась права насчет Уэстона, выяснилось, что она сама является предметом его одержимости. Эта мысль буквально точила Тессу изнутри, подогревая вечно снедавшее ее недовольство.

Если бы ей хватило смелости, она бы отплатила Уэстону той же монетой. Надо было бы пригрозить ему ножом или пистолетом, унизить его так, как он унизил ее.

– Забудь об этом! – убеждала она себя. – Забудь о нем! Но костер ярости, неугасимо тлевший у нее в душе, разгорался все сильнее. Она никак не могла успокоиться и оставить все как есть. Уэстон должен был заплатить!

Тесса не слыхала шагов на лестнице и удивилась, когда дверь открылась и на пороге появилась Миранда.

Великолепно! Вот уж кого ей меньше всего хотелось видеть!

– Я репетирую, – сказала она, не поднимая головы.

– Знаю. Я тебя слышала.

– Предпочитаю заниматься в одиночестве.

Ранда пропустила эту реплику мимо ушей и вышла на середину комнаты. Босая, длинноногая, такая же красивая, как их мать, Миранда годами скромничала, делала вид, что не придает значения своей красоте. Она избегала встреч смужчинами, но все равно в глазах Уэстона она была богиней. Тесса это знала и не могла преодолеть болезненную зависть к сестре.

– Мне кажется, нам нужно поговорить, – Миранда уселась на старой оттоманке, подогнув под себя ноги.

– О чем?

Тесса угрюмо продолжала подбирать мотив, пощипывая струны гитары и упорно не замечая озабоченности старшей сестры. С какой стати? Миранда вечно чем-нибудь да озабочена. Лицемерная сука! Только и знает, как подавлять всех своим моральным превосходством.

– Об Уэстоне.

Тесса так сильно ударила по туго натянутым струнам, что порезала пальцы.

– Черт! – выругалась она. – Видишь? Все из-за тебя! – Гнев ослепил ее. Сжав губы, она отбросила волосы за плечо и потрясла рукой. – Только давай сразу договоримся: мне на Уэстона наплевать с высокой башни. Ты еще что-то хотела сказать?

– Да. Я хочу убедиться, что с тобой все в порядке.

– Как видишь, я жива-здорова.

– Я вижу, что ты забралась сюда и прячешься среди этого старого хлама.

– Прячусь? Не смеши меня!

– У меня такое впечатление, что ты зализываешь раны. Я говорю не о пальцах.

Тесса едва не взвилась под потолок. Ей хотелось броситься на Миранду, закричать, что зализывать раны ей приходится по ее вине.

– Отстань от меня!

Миранда только пожала плечами.

– Лицо Уэстона выглядит так, словно кто-то прошелся по нему граблями.

Тесса опять взяла фальшивую ноту.

– Ты его видела?

– Да, вчера. Случайно столкнулись, но я его хорошо разглядела. У него щека расцарапана вдрызг, я даже подумала, что он попал в аварию или подрался с кем-то.

– Блестяще! Мисс Гениальность вновь попадает прямо в цель! Знаешь, Миранда, тебе надо попробовать свои силы в какой-нибудь телевикторине. Ну, в той, где надо разгадывать улики.

– Это ты его поцарапала? – невозмутимо продолжала Миранда.

– Да, Шерлок, это я его поцарапала, – призналась Тесса, небрежно пожав плечами. – И подвернись мне опять такой случай, я бы опять это сделала. Только на этот раз я бы выцарапала к чертовой матери его поганые зенки!

– Почему?

– Я была зла, разве не ясно?

– Из-за того, что...

– Это не твое дело!

– Он причинил тебе боль? – спросила Миранда с таким участием, что очерствевшее сердце Тессы дрогнуло.

Да, он причинил ей боль. Он ранил ее так глубоко, что она с тех пор не спала ночами и, глядя в темноту, строила планы, как бы снова привлечь его к себе, заманить, но только для того, чтобы тут же отвергнуть с презрением или убить каким-нибудь особенно жестоким способом.

– Мы расстались, – призналась она, вновь склонившись над гитарой. – Ты оказалась права на его счет, а я нет. Ну, что? Довольна?

– Только если ты не пострадала.

– Со мной все в порядке. Со мной всегда все в порядке. – Тесса гордо ткнула себя пальцем в грудь. – Стопроцентная выживаемость – это про меня!

– Не стоит так сильно из-за него переживать, – мягко сказала Миранда.

– Только не читай мне нотаций, договорились? Все это я уже слышала раньше. К тому же мать у меня уже есть, если ты не забыла.

– Но ведь тебе всего...

– Знаю, знаю. Пятнадцать. – Тессу душил гнев, ей хотелось сорвать зло, нанести Миранде ответный удар. И на этот раз у нее было в запасе мощное оружие. – Ну, а как вы с Хантером вчера попрощались?

– Попрощались? – Миранда устремила на нее пристальный взгляд. – С какой стати?

– Разве он тебе не сказал? – делано удивилась Тесса. Внутри у нее все пело. Наконец-то она вернет Миранде хоть толику сердечной боли, которую та, сама того не подозревая, причинила ей!

– Чего он мне не сказал?

Голос Миранды прозвучал так тихо, словно она боялась услышать смертный приговор. Вот и отлично. Тесса потянулась в сумку за сигаретами.

– Что он уезжает.

– Уезжает? Хантер Райли? Куда уезжает?

– Хоть убей, не знаю.

– Нет, он не мог уехать...

– Дэн сказал, что он уже уехал. Еще до рассвета.

– Куда?

Доверять словам Тессы не стоило, но Миранда уже чувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Хантер не мог ее бросить беременную, без всякой поддержки. Это какая-то ошибка!

– Я не знаю, – сказала Тесса, упиваясь возможностью сообщить Миранде плохие новости. – Сегодня я слыхала, как мама разговаривала с Дэном. Он сказал, что Хантер уехал, даже не попрощавшись, даже записки не оставил. Его машина осталась на вокзале в Портленде. А что, ты разве не знала? – Ей наконец удалось распечатать коробку «Вирджиния-Слим» и вытащить сигарету.

Миранда медленно покачала головой:

– Я тебе не верю.

Это всего лишь очередная фантазия Тессы. Она вечно придумывает дурацкие истории. К тому же по какой-то неизвестной причине Тесса обижена на нее. Напряжение ощущалось между ними все последние дни, вот и сегодня, едва войдя в заброшенную мастерскую, Миранда прочитала в глазах сестры невысказанный упрек. Тесса лжет, иначе и быть не может! «Верь Хантеру, – говорила себе Миранда. – Ты его любишь. Тебе нельзя в нем усомниться».

– Либо ты лжешь, либо ошибаешься, – сказала она вслух.

– Почему же, Миранда? Думаешь, ты так хороша, что ни один мужчина не может тебя бросить?

– Нет, но...

– Не веришь мне, спроси у Дэна, – пробормотала Тесса. Злость внезапно покинула ее, она отвернулась, не в силах посмотреть в глаза Миранде. – Я не сомневаюсь, что это правда, потому что мне показалось, будто сам Дэн был расстроен. Действительно расстроен, всерьез. Он пытался это скрыть, чтобы не встревожить маму, но что-то происходит, Миранда. Я вижу, случилось что-то нехорошее.

Ребенок. Это все из-за ребенка. Хантер, наверное, уехал искать работу, а может, решил еще раз все обдумать.

Но он позвонит, он вернется, и все будет хорошо! Хантер не смог бы оставить ее одну с ребенком. Он не мог...

Но когда Миранда вышла из студии и заметила собирающиеся на небе грозовые тучи, принесенные с океана, у нее появилось ощущение обреченности, и она содрогнулась, словно сам дьявол коснулся ее своим ледяным дыханием.

– Совершенно верно, он уехал. Даже «до свидания» не сказал. – Дэн Райли оперся на грабли, стараясь не встречаться взглядом с Мирандой. Жилистый, худощавый, с потемневшими зубами, он снял кепку и с досадой почесал седой, по-армейски коротко остриженный затылок. – Я всегда знал, что рано или поздно он от меня уедет, только не ожидал, что это произойдет вот так. Не понимаю, почему он сперва не поговорил со мной?

«Потому что ему было страшно, он испугался ответственности и не захотел стать отцом», – подумала Миранда. Сердце у нее разрывалось. Прошло три дня с тех пор, как Тесса сказала ей, что Хантер уехал, но она не поверила своей младшей сестре и все ждала, что он свяжется с ней, даст о себе знать. Наконец этим утром она решила расспросить его отца.

– Не знаю, почему он не захотел поговорить с вами, – сказала она, хотя это, конечно, была неправда. Совершенно ясно, почему Хантер не решился довериться отцу.

– Никакие неприятности не могут быть так велики, чтоб нельзя было о них рассказать.

– Неприятности? – переспросила Миранда. – Какие неприятности?

Дэн долго обдумывал свой ответ, внимательно изучая засаленную кепку.

– Этот парень всю жизнь находил себе неприятности, как охотничий пес находит кролика. Годами он... ну, словом, в полиции его хорошо знают. Я всегда считал, что это из-за него его мать так рано сошла в могилу. Но, как бы то ни было, за последние полгода он вроде бы исправился, сдал экстерном за среднюю школу и начал заниматься в городском колледже. Я решил, что он наконец-то выбрал правильную дорожку...

– Так оно и было, – сказала Миранда, и Дэн поднял седую бровь, словно усомнился в ее правоте.

– Но в самое последнее время он снова изменился, с ним стало твориться что-то неладное. По ночам выкрадывался из дому потихоньку, а зачем – бог его знает. В последнее время вообще дела идут вкривь и вкось. – Недовольно хмурясь, Дэн снова нахлобучил старую бейсбольную кепку и провел граблями по земле вокруг замшелого дуба. – А что, ваша Ма нашла кого-нибудь на место Руби?

Миранда покачала головой.

– Пока еще нет; мне кажется, она до сих пор надеется, что Руби передумает и вернется к нам.

– Ну это вряд ли. Эта женщина упряма, как все индейцы: уж если что вобьет в голову, пиши пропало. И потом, она же потеряла сына, от этого оправиться невозможно. Она не вернется. Тут слишком много воспоминаний о тех временах, когда Джек был еще жив. – Дэн подцепил граблями пучок прутьев и сгреб их в общую кучу. – Ладно, если Хантер свяжется со мной, я непременно дам вам знать. А если вы что-нибудь услышите , вы ведь мне скажете, правда?

Его взгляд пронзил ее насквозь. Впервые с тех пор, как у нее начались отношения с Хантером, Миранда поняла, что его отец о чем-то догадывается.

– Я... обязательно, – пролепетала она, суеверно скрестив пальцы на счастье и мысленно моля бога, чтобы Хантер позвонил.

– А если нет... Ну, тогда, может, он и не стоит того, чтоб о нем тревожиться. – Дэн опять почесал в затылке и добавил: – Боюсь, вы многого не знаете об этом парне, мисс Холланд. Есть кое-что такое, чего он не доверил бы никому. Но он очень любил свою мать, да и ко мне был добр.

У Миранды сжалось сердце.

– Чего я не знаю? – спросила она.

Дэн, нахмурившись, опять взялся за грабли.

– Было в нем что-то такое... какое-то буйство, что ли. Его трудно было укротить. А преподобный Тэтчер как-то раз назвал его порочным.

– Я в это не верю.

Миранда покачала головой и, повернувшись на нетвердых ногах, побрела прочь. Ей показалось, что Дэн шепнул ей вслед: «Будьте осторожны, мисс», – но она подумала, что ослышалась. Наверное, это был просто шум ветра, шелестевшего палой листвой.

– До меня дошли слухи, что у Хантера были шашни с четырнадцатилетней девочкой в Сисайде.

– С четырнадцатилетней? – повторила Миранда, глядя на Кристи как на сумасшедшую.

Они случайно встретились в кафе-мороженом и теперь сидели друг против друга за столиком, заказав по молочному коктейлю. Несмотря на то что Кристи в последнее время отдалилась от нее, Миранда решила расспросить ее о Хантере. Она знала, что Кристи и ее мать не чурались сплетен.

– Как мне говорили, Хантер обрюхатил эту девицу и хотел, чтобы она сделала аборт, но она несовершеннолетняя.

Миранда почувствовала, что бледнеет, стакан с коктейлем едва не выскользнул у нее из рук.

– А у нее мать – религиозная фанатичка, сектантка, – продолжала Кристи. – Ну, то есть она не признает аборты ни при каких обстоятельствах. А девчонка сказала, что у нее ребенок будет, и мамаша чуть было не померла от сердечного приступа.

– Этого не может быть! – Миранда машинально поворачивала в стакане колотый лед. Сомнение затягивало ее подобно водовороту, грозя затопить последние остатки веры в парня, которого она любила. – Я... я не могу поверить, что он... – Она судорожно сглотнула, стараясь подавить жестокий приступ тошноты.

– Погоди, – перебила ее Кристи. – Я же только передаю тебе, что сама слышала. Я не знаю, правда ли это.

– Кто это девочка? Как ее фамилия? Кристи пожала плечами:

– Вроде бы никто не знает.

– А кто рассказал тебе эту историю?

– Мама. Она слыхала ее от одной женщины, с которой играет в пинокль, а той рассказал ее муж. Будто бы вчера поздно вечером об этом говорили в баре «Западный ветер».

Господи, еще несколько дней назад они с Хантером были вместе – и вдруг такая жуткая история! Когда это могло произойти? Миранда твердо решила выяснить правду.

– Спасибо тебе, – сказала она, допив свой коктейль. – И еще раз прими мои соболезнования насчет Джека. Ты же знаешь, как я к нему относилась.

Взгляд Кристи скользнул поверх плеча Миранды и замер на какой-то точке в пространстве, видимой только ей одной.

– Знаешь, он ведь не просто сорвался с утеса в тот день, – упрямо заявила она. – Он бегал по этой тропе миллион раз и не мог бы упасть оттуда, даже если бы напился. Я уверена, что его столкнули.

– Столкнули?! – Миранда уставилась на нее во все глаза. – Ты хочешь сказать, что его убили?

Кристи смахнула выступившую в уголке глаза слезу.

– Мы с мамой ни минуты не сомневались. Просто мы пока не можем это доказать. Но со временем сможем.

– Желаю вам удачи. – Миранде вдруг стало неловко. – Знаешь, нам очень не хватает Руби.

– Правда? – Кристи невесело рассмеялась и уставилась на Миранду пронизывающим взглядом черных глаз. – Скажи уж лучше, что вам не хватает вашей индейской рабыни.

– Мы всегда считали Руби членом семьи, – возразила Миранда.

– Тогда почему твой папочка не раскошелился на первоклассного частного детектива, чтобы узнать, что случилось с Джеком?

– Но мы думали... Полиция ведь объявила, что это...

– Ах да, несчастный случай! А сначала они подозревали, что это было самоубийство. Самоубийство! Ты можешь в это поверить? Никто не любил жизнь больше, чем Джек!

– Мне очень жаль.

– Ну, так сделай что-нибудь! Разве ты не собираешься стать юристом?

– Собираюсь, но это будет не завтра.

Нижняя губа у Кристи задрожала, она опустила голову и закрыла лицо руками.

– Будь оно все проклято!

Она была слишком горда, чтобы плакать на людях, и поэтому вскочила, выбралась из-за стола и выбежала из кафе.

Подавленная, разбитая, Миранда последовала за ней. Ветер разыгрался не на шутку, пришлось низко наклонить голову, добираясь до машины. Кое в чем Кристи права: в один прекрасный день она станет юристом, первоклассным обвинителем, и будет использовать все возможности, чтобы не дать преступникам уйти от ответственности. Вот тогда выяснить, что на самом деле произошло с Джеком Сонгбердом, будет не так уж трудно. И она обязательно сделает это.

Одно плохо: в настоящий момент ей грозит нервный срыв. Рассказ Кристи о Хантере надломил ее веру, ее любовь.

«Прекрати!» – скомандовала она себе.

Необходимо поговорить с Хантером, отделить правду от лжи. Но сначала надо его найти. Вот и все. Неужели это так трудно? В конце концов, она и сама может нанять частного детектива. И когда он найдет Хантера... Миранда пообещала себе, что обязательно поговорит с ним, выяснит все и примет правду, какой бы страшной она ни была. Это ее долг перед ребенком.

Вентиляторы под потолком вращались в одном ритме с песней «Би-Джиз», столовые приборы на стойке подпрыгивали в такт, кассовый аппарат прозвенел, пробив очередной заказ на молочный коктейль.

Пейдж слизнула с ложки остатки взбитых сливок и выбралась из кабинки местного кафе-мороженого. Она заметила Миранду Холланд и Кристи Сонгберд, как только уселась в угловой кабинке за пластиковой решетчатой перегородкой, отделявшей одну половину кафе от другой. Девушки были заняты каким-то серьезным разговором; Пейдж отдала бы все на свете, чтобы узнать, о чем они говорят, но так ничего и не услышала. Хорошо хоть, что они не обратили на нее никакого внимания. Интересно, не был ли Уэстон частью их разговора? Не исключено: Кристи такая жалкая дура.

Но ей не хотелось думать о Кристи, да и об Уэстоне тоже, если на то пошло. В эту минуту она думала только о себе. Браслет с талисманом был у нее на руке и позвякивал при каждом движении. Браслет подарила ей Кендалл, а значит, она любит ее! Эта мысль дарила Пейдж ощущение покоя, как и пистолет у нее в сумочке. Она даже улыбнулась сама себе. Пейдж подавила улыбку. Вот бы переполошились все посетители кафе, узнав, что у нее в сумочке пистолет!

С тех самых пор, как Кендалл намекнула, что хотела бы видеть Клер мертвой, Пейдж стала считать устранение соперницы своей персональной миссией. Но она не такая дура, чтобы просто взять и застрелить одну из дочерей Холланда: полиция тут же обо всем узнает. И вообще, она вовсе не была уверена, что сумеет кого-нибудь застрелить. Замышлять убийство – это одно дело, а вот действительно убить – это совсем другое. Если у нее есть пистолет, это еще не значит, что она способна нажать на курок. Но, может, ей удастся немного припугнуть Клер, заставить ее отступить? А еще лучше – припугнуть Харли. Кстати, это было бы гораздо проще.

Пейдж оставила мелочь на прилавке и вышла из прохладного помещения на улицу, где ярко светило солнце, а бодрящие запахи морской соли и водорослей перекрывали удушливую вонь выхлопных газов. Пейдж сама не знала, почему ей взбрело в голову взять с собой пистолет в этот день, но ей не хотелось рисковать и оставлять его дома. Если мать хватится, она перероет все, а Пейдж передергивало при одной мысли о том, как она будет объяснять, зачем ей вообще понадобился пистолет.

Микки Таггерт вообще страшно ревниво относилась к своим вещам. Как-то раз она застала Пейдж на чердаке за игрой в переодевание – девочка напялила ее старую комбинацию и туфли на высоких каблуках. Микки подняла такой шум, будто ее ограбили дочиста. Она закатила дочери оплеуху, велела ей впредь никогда не прикасаться к ее вещам, забрала всю одежду и оставила ее, голую, на чердаке. Бедной Пейдж пришлось отыскать старую, пахнущую затхлостью простыню и завернуться в нее. Только после этого она решилась спуститься и вернулась, вся в слезах, в свою комнату. Больше об этом случае в семье не говорили, но воспоминание о пощечине и пережитом унижении преследовало Пейдж до сих пор.

Она миновала книжный магазин, лавку антиквара и художественную галерею, когда вдруг увидела Клер на прогулочной дорожке, тянущейся вдоль пляжа. Она стояла возле невысокой каменной стенки, которая отделяла дорожку от полосы прибрежного песка. Вид у нее был явно смущенный, она притворялась, что ей дела нет до парня, сидевшего верхом на огромном серебристо-черном мотоцикле. Пейдж при всем желании не смогла бы вспомнить, как его зовут, но твердо знала, что уже видела его раньше. Выглядел он довольно круто и, как ни странно, смотрел на Клер так, будто она была единственной девушкой во всей вселенной.

Пейдж подавила в душе укол зависти и перелезла через низкую стенку. Укрываясь между дюнами, она подобралась поближе в надежде подслушать их. Она вспомнила, что этот парень – гроза городских кварталов и у него что-то не в порядке с отцом. Но господи, какже он пожирал глазами Клер!

Поднятый ветром песок попал ей в глаза и даже в рот; Пейдж сплюнула и вытерла рот рукавом. Она была так близко, что различала их голоса, но ветер и рев прибоя не давали разобрать слова. А впрочем, какая разница, что скажет Клер этому парню? Важно, что она с ним общается! Для Кендалл такая новость может стать мощным подспорьем. Вот вспомнить бы только, как его зовут, этого парня.

Клер так сильно сжала в кулаке ключи, что металл врезался ей в ладонь. Ну почему ей так не везет?! Она надеялась встретить Харли, а наткнулась на Кейна. Он заметил ее, когда она выходила из спортивного магазина, мгновенно развернулся посреди улицы и нахально, на глазах у всех, вопреки дорожным знакам, запрещающим въезд любых транспортных средств в пешеходную зону, вывел свой мотоцикл прямо на прогулочную дорожку.

Сердце у нее билось вдвое быстрее обычного. Она не видела его со дня похорон Джека Сонгберда, не говорила с ним после того, как он обнажил перед ней душу. Зато он часто снился ей, причем всегда в бесстыдных эротических снах, заставлявших ее при пробуждении задыхаться и краснеть, словно она втайне от себя самой изменяла Харли.

И вот он здесь! Сидит как ни в чем не бывало на своем мотоцикле, весь затянутый в черную кожу, в защитных очках, сдвинутых на лоб. .

– Итак, Принцесса, – протянул он этим своим насмешливым тоном, неизменно выводившим ее из себя. – Как тебе живется в этом мире?

– Прекрасно!

Конечно, это была ложь. Ну почему в разговоре с ним ей вечно приходилось уклоняться от правды?

– Да неужели? – Одна его бровь иронически изогнулась и спряталась под защитными очками. – Жалоб нет?

– Никаких.

Она опять с легкостью солгала, а сама подумала: уж не читает ли он ее мысли?

– Тебе повезло.

Опять он насмехался над ней и, разумеется, не верил ни единому слову.

– Да, мне очень повезло.

– Вот и отлично. Значит, я могу уехать со спокойной совестью.

– Уехать? Ты уходишь в армию?

– Послезавтра.

Клер вдруг охватило безнадежное чувство утраты. Ей показалось, что нечто жизненно важное уходит от нее, лишая опоры.

– Курс начальной подготовки в Форт-Льюисе.

– Вот как... – Что ж, это еще не конец света. Форт-Льюис находился в штате Вашингтон, всего в ста пятидесяти милях от Чинука. – А потом?

– А потом передо мной откроется весь мир! – Улыбка у него была невеселая, пальцы беспокойно перехватили руль.

Порыв ветра растрепал волосы Клер, бросил их ей в лицо. Она мотнула головой, чтобы яснее видеть его.

– Значит, это прошание?

Опять эта ноющая, надрывающая душу боль.

– Да.

– Ну что же, желаю удачи, – сказала она, натянув на себя фальшивую улыбку.

– Я не полагаюсь на удачу.

Клер знала, что совершает глупую ошибку, о которой впоследствии придется горько пожалеть, но все-таки не удержалась. Она шагнула к нему, наклонилась и поцеловала его в щеку.

– Ая все-таки желаю тебе удачи. Немного не помешает. Клер выпрямилась, а Кейн тяжело перевел дыхание, не отрывая от нее глаз. На одно краткое мгновение мир вокруг них перестал существовать, грохот прибоя, бьющегося о берег, крики чаек, вой ветра и рев автомобильных моторов зазвучали как будто издалека. Клер попыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло, непослушная слезинка выскользнула из уголка глаза.

– Мне будет тебя не хватать, – призналась она.

Клер показалось, что он вот-вот обхватит ее своими сильными руками, притянет к себе и поцелует в губы. Но Кейн не пошевелился, только на щеке у него дергался мускул.

– Я... мне тоже будет тебя не хватать. Береги себя. Если Таггерт посмеет тебя обидеть... О, черт!..

Внезапно он вывернул руль, нажал на педаль, стальная машина взвыла и с ревом пронеслась по променаду, а потом повернула на шоссе.

– О господи... – прошептала Клер, без сил опустившись на сложенную из обломков скал декоративную стенку.

Что она делает? Любит ли на самом деле Харли Таггерта? И если да, то почему пульс у нее учащается всякий раз, как она слышит имя Кейна Морана? Почему он, а не Харли врывается на своем черном мотоцикле в ее сны и обнимает ее как любовник? Почему, признаваясь Харли в пламенной любви до гробовой доски, она терзается болью при мысли о том, что никогда больше не увидит Кейна?

С досадой ударив кулаком по колену, она вдруг новыми глазами взглянула на бриллиант, сверкнувший на пальце. Страшная правда открылась ей: она не может выйти замуж за Харли Таггерта. Только не сейчас, когда она вся разваливается на куски, когда ее терзают такие жуткие сомнения. До крови закусив губу и сознавая, что принимает, может быть, самое важное решение в своей жизни, Клер сняла с пальца обручальное кольцо. Краем глаза она уловила какое-то движение среди дюн, заметила смутно знакомые, пружинистые темные волосы. Но когда она обернулась, ничего уже не было, и Клер решила, что воображение подшутило над ней. Наверное, она видела кулика или чайку, больше ничего.

Удерживая слезы и мысленно проклиная себя за безрассудство, она спрятала кольцо в карман джинсов и сказала себе, что нужно встретиться с Харли сегодня же вечером и разорвать помолвку.

Глава 12

Когда Миранда вернулась домой, ее ждало письмо. В груде рекламных объявлений, журналов и счетов, лежащей на столе в холле, был простой белый конверт с напечатанным на старой машинке адресом. Почтовый штемпель свидетельствовал о том, что письмо отправлено из Ванкувера, штат Британская Колумбия, в Канаде.

– Хантер, – тихо шепнула она, чувствуя, как сердце сжимается от страха и надежды.

Миранда распечатала конверт, вынула один-единственный листок и быстро пробежала его глазами. После этого ей пришлось прислониться к стене, пальцы у нее дрожали, сердце болезненно билось. Он уехал в Британскую Колумбию валить лес для компании «Таггерт Логгинг». Уэстон дал ему работу за пределами страны, потому что дома стало «сильно припекать». Он чувствует себя последним подонком, бросая ее с ребенком, но считает, что ей будет лучше с кем-нибудь другим – человеком, равным ей по положению, который даст ей и ребенку все, что потребуется, все, чего они заслуживают. Он ее любит, воспоминание о ней навсегда сохранится в самом заветном уголке его сердца. Но он не готов нести обязанности, налагаемые браком и отцовством.

Миранда скомкала в кулаке короткое письмо и стиснула зубы, чтобы не закричать. Как это могло случиться?! Неужели он никогда ее не любил? Он же сказал, что они поженятся, что все устроится. Наверное, Хантер почувствовал себя загнанным в угол, затравленным. Ведь он сделал ей предложение, только когда она сказала, что беременна.

«Этот ребенок... Он не входил в мои планы».

Миранда крепко зажмурилась, но упрямые слезы все равно покатились по лицу. Неужели это возможно? Как она могла быть такой слепой? Так размечталась, что ничего не видела? Громко всхлипывая, она вытерла слезы пальцами. Весь город гудит слухами о том, что от него забеременела несовершеннолетняя девочка. Четырнадцатилетняя! Неужели это тоже правда? Даже отчим Хантера, заменивший ему родного отца, не доверял ему. Обхватив руками живот, Миранда раскачивалась из стороны в сторону, словно укачивая и успокаивая своего нерожденного ребенка, а заодно и себя саму. Ведь она его любила, и эта боль разрывала ей сердце.

Пейдж бережно расправила на столе обгоревший клочок бумаги. Насколько она могла судить, это были остатки свидетельства о рождении, но на скрученном, обугленном по краям кусочке мало что можно было прочесть. Уэстон в припадке ярости пытался его сжечь. Значит, бумага представляла для него какую-то угрозу. Но почему? Кто они, упомянутые здесь люди, и какое отношение они имеют к ее брату?

В августе 1960 года некая Маргарет Поттер родила мальчика. Кто она такая? Все остальное, кроме названия больницы, где родился ребенок, было сожжено. Пейдж часами билась над этой загадкой, но так и не поняла, почему это так важно, в любом случае это было очень важно для Уэстона, поэтому Пейдж аккуратно сложила листок и сунула его в разрез на спине у медведя-панды – туда, где хранились другие ее сокровища, которыми она не желала делиться ни с кем.

Зазвонил телефон, и Пейдж сняла трубку очень удачно: как раз в тот момент, когда кто-то еще в доме ответил на звонок по параллельному аппарату. В трубке раздался голос Уэстона, коротко бросившего:

– Алло.

– Привет.

Женский голос, тихий и жалобный, как будто плачущий. На секунду Пейдж подумала, что это Кендалл, но тут же решила, что быть такого не может. Зачем Кендалл звонить Уэстону?

– Чего тебе надо?

– Увидеться с тобой. Пауза.

– Зачем?

– Мы не закончили наше дело.

– Какого черта?.. Хотя погоди... Почему бы и нет? Встретимся в полночь у меня на яхте.

Загудели короткие гудки, а Пейдж все смотрела и смотрела на трубку у себя в руке. Кто это звонил? Кристи? Или еще какая-нибудь из его прежних подружек? Как-то раз Пейдж видела его в городе с Тессой Холланд. Но были и другие. Может, кто-то из тех, кого она не знает?

Больше всего на свете ей хотелось бы выяснить, что задумал Уэстон.

Тесса сбросила купальный халат и оставила его на шезлонге. Ей хотелось заорать во все горло, или ударить кого-нибудь, или что-нибудь сломать. Сделать так, чтобы кому-нибудь было больно. Кому угодно! Нет, не совсем так. На самом деле ей хотелось причинить боль только Уэстону и Миранде. Она знала, инстинктивно чувствовала, что их тянет друг к другу. Теперь, когда Хантер освободил площадку, Уэстон наверняка сделает свой ход. А Миранда, сколько бы она ни уверяла, что терпеть его не может, конечно же, ляжет с ним в постель. Все ложатся!

Тесса собрала волосы на затылке и закрепила их круглой резинкой. Надо что-то делать. Стряхнуть с себя это отвратительное ощущение, будто она змея, мечтающая вылезти из собственной кожи.

Забравшись на вышку для прыжков, Тесса пробежала по подкидной доске, пружинисто оттолкнулась, подпрыгнула и как нож вошла в прохладную воду. Вынырнув, она принялась плавать по бассейну аккуратными кругами. Как сделать так, чтобы не чувствовать себя грязной, использованной и выброшенной одноразовой вещью? Как заглушить жажду мести, которая сжигает душу, мутит разум и проникает даже в сны?

С какой стати Уэстон решил, что с ней можно обращаться как с обычной дешевой шлюхой?! С той самой ночи, когда он угрожал ее прирезать, если она не сделает, что он захочет, Тесса попеременно то дрожала от страха, то кипела от негодования. Никогда раньше она не верила, что кто-то сможет причинить ей боль. Никогда раньше ей не приходилось мучиться бессонницей и ночными страхами, хотя дверь в ее спальню была заперта изнутри, а окна закрыты наглухо. Никогда раньше она не оглядывалась через плечо на каждом шагу и не шарахалась от теней. Даже сейчас, вспоминая смертельную сталь ножа, приставленного к горлу, и выражение глаз Уэстона, говорившее, что он с удовольствием перережет ей глотку, Тесса хотела выскочить из бассейна и закричать во все горло.

Но лучше бы поквитаться с ним. Где она слыхала это выражение: «Чем давать волю чувствам, лучше дать сдачи»? Но как, каким образом ей сравнять счет? Уэстон отнял у нее гордость, чувство собственной неповторимости, радость от ощущения себя женщиной. Он не имел никакого права, черт бы его побрал, вот так втаптывать ее в грязь! Никто не имел такого права!

– Я всего лишь хочу узнать, действительно ли ты нанял на работу Хантера Райли? – спокойно и твердо спросила Миранда, усаживаясь на единственный в кабинете Уэстона стул.

Окна были закрыты, в кабинете стояла удушающая жара, хотя время от времени слышался шум перегруженного и неисправного кондиционера. Значительная часть конторских служащих уже разошлась по домам, но через окно ей был виден двор лесопилки. Светили фонари, и в их призрачном свете рабочие все еще загружали бревна на пилораму под навесом и резали на доски. Миранда стискивала влажными пальцами сумку, мечтая оказаться за сотню миль от этого места. Но она решила любой ценой узнать правду о Хантере.

Уэстон откинулся на спинку кресла, сплетя пальцы домиком. В его синих глазах горел опасный огонек, царапины на щеке затянулись и подсохли, но были еще заметны.

– А я-то думал, ты пришла повидать меня.

– Ты ошибся.

Дернув щекой, он ослабил галстук и потянулся за стаканом виски на углу аккуратно убранного письменного стола.

– Хантер попал в переплет. Ему надо было побыстрее выбраться из города. И из страны, если уж на то пошло. Нам нужны были новые люди на лесоповале в Британской Колумбии, и я уговорил отца перевести его туда.

Он отхлебнул большой глоток из своего запотевшего стакана.

– Вот просто так? И он обратился за помощью к тебе, а не к своему отцу и не ко мне? – недоверчиво спросила Миранда.

– Ну да.

– Почему?

– Полагаю, он решил, что я не стану судить его так строго, как его отец, и не приду в расстройство, как ты, с учетом твоего состояния. – Осушив стакан, Уэстон выдвинул нижний ящик стола и вытащил оттуда бутылку марочного шотландского виски. Миранда машинально отметила про себя, что бутылка наполовину пуста.

– Давай не будем о моем «состоянии». Он пожал плечами и поднял бутылку.

– Хочешь выпить?

– Нет.

– Из-за ребенка?

– Из-за того, что я обычно не пью с такими, как ты. Уэстон улыбнулся.

– Я тебе не очень нравлюсь, верно?

– Совсем не нравишься.

– Но тебе нужна информация.

– Я уже сказала, что это единственная причина, заставившая меня прийти сюда.

– Целеустремленная женщина.

– У меня мало времени, – напомнила Миранда, мечтая закончить этот разговор как можно скорее. Но она не исключала, что Уэстон располагает сведениями о Хантере – причем такими, каких не добыть и полиции.

Он пощелкал ногтем по передним зубам, словно человек, пребывающий в задумчивости, хотя взгляд у него при этом не изменился. В этом взгляде по-прежнему угадывалась похоть, и Миранда с тревогой спросила себя, сколько виски было у него в бутылке в начале рабочего дня.

«Не надо было сюда приходить», – подумала она, внутренне поежившись.

В дверь заглянула секретарша, чтобы попрощаться с Уэстоном, и Миранда напряглась всем телом, сообразив, что осталась с ним наедине. В здании больше никого не было, а рабочие на пилораме все равно что за сто миль отсюда.

Если что-то случится, они не услышат ее криков за визгом пил и грохотом бревен. Но ведь ничего не случится! У нее просто разыгралось воображение, потому что она не доверяла Уэстону, а на щеке у него еще не зажили следы от ногтей Тессы.

– Так что от тебя нужно было Хантеру? – спросила она.

– Хантеру нужно было спрятаться.

– Врешь.

Его темные брови изогнулись, синие глаза были полны сочувствия. Он снова отхлебнул из стакана, потом обхватил его ладонями.

– Я знаю, тебе нелегко это слышать, тем более что ты...

Его глаза скользнули по ее животу, и она невольно прижала к нему сумку, словно защищая своего ребенка. Это было чистейшее безумие – оставаться с ним тут наедине, – но просто так взять и уйти она не могла. Похоже, Уэстон был единственным человеком в Чинуке, обладающим какими-то сведениями о Хантере. Миранда стиснула зубы и осталась сидеть на неудобном стуле.

– Мне неприяно говорить об этом, но, похоже, Хантер тут влип в историю. Как говорят, связался с малолеткой.

– У которой даже имени нет?

– Ну почему же, имя у нее есть. Синди Эдвардс. Живет неподалеку от Арч-Кейп. Если она заявит в полицию, ему придется вернуться в Штаты и предстать перед судом. – Уэстон рассеянно потрогал исцарапанную щеку.

– Я тебе не верю! – воскликнула Миранда, но мысленно дала себе слово проверить, существует ли на самом деле такая девочка и что ее связывает с Хантером.

Пронзительный свисток за окном возвестил об окончании смены. Уэстон провел пальцами по волосам.

– Когда же ты наконец поймешь, что Хантер не святой?

– Ты ничего о нем не знаешь! – возразила Миранда и тут же поняла, что вступила в самую середину хорошо расставленной ловушки.

– Ты так думаешь? – Уэстон снова глотнул виски, и, когда поставил стакан, немного спиртного выплеснулось на стол. – Как тебе, должно быть, известно, Хантер уже работал на нашу компанию – в принудительном порядке, когда отбывал уголовный срок. Это было после небольшого недоразумения с автомобилем, который он якобы одолжил на время, хотя владелица машины заявила об угоне. Поверь мне, Миранда, я знаю Хантера Райли лучше, чем ты. – Улыбка Уэстона была холодна как лед. – Он спутался с Синди примерно полгода назад, то есть еще до того, как у вас начался роман. Во всяком случае, я так понял с его слов.

– Он говорил с тобой о нас?!

Нет, это не может быть правдой! Хантер настаивал, что никто не должен знать об их отношениях. Никто. Даже его отец.

– Он не хотел говорить, но я сам сказал ему, что уже знаю о тебе и о ребенке. Хантер казался ужасно смущенным, но что ему было делать? Его же приперли к стенке! Поэтому он попросил найти ему работу за пределами страны, и мы дали ему такую работу. Он даже оформил страховку через нашу компанию – и, кстати, оформил на твое имя. Оригиналы документов находятся в главной конторе компании в Портленде, но, мне кажется, у нас тут есть копии.

Уэстон поднялся и вышел из кабинета, оставив Миранду наедине с ее сомнениями. Что из сказанного им правда? Сколько вымысла он подмешал к фактам?

Она была даже рада, что Уэстон на несколько минут оставил ее одну. Ей надо было прийти в себя, собраться с мыслями, найти способ доказать, что он лжет. Но ее охватило чувство обреченности. И Уэстон, и Дэн Райли предупреждали ее об одном и том же. Не могли же они оба лгать! Миранде показалось, что ее заковали в холодные и тяжелые стальные кандалы. Все внутри ее кричало, что Уэстон лжет, лжет прямо ей в глаза, но опровергнуть его слова она не могла. Частный детектив, которого она наняла несколько дней назад, так ничего и не обнаружил.

– Вот, прошу, – заплетающимся языком произнес Уэстон, возвратившись в кабинет, и выложил на стол перед ней стандартную папку с личным делом служащего.

Миранда просмотрела документы. Медицинская карта, заявление о страховании жизни, отзывы с прежних мест работы. Всюду стояла подпись Хантера Райли. Сердце у нее упало. По крайней мере часть того, о чем рассказал ей Уэстон, должна была быть правдой: другого объяснения нет.

Уэстон не вернулся к своему креслу. Вместо этого он встал у нее за спиной, пока она, пытаясь сосредоточиться, просматривала бумаги. Он стоял так близко, что Миранда ощущала исходящий от него жар, а когда наклонился, она явственно различила в его горячем дыхании запах спиртного.

– Хочешь ты признать правду или нет, Миранда, но Хантер Райли – самый настоящий мерзавец. Мало того, что он угонял машины, так он еще и обрюхатил несовершеннолетнюю. Ей же всего четырнадцать! Уму непостижимо! Самому-то ему сколько? Девятнадцать?

– Двадцать.

Голова у нее раскалывалась. Все это неправда! Не может быть правдой! Но расплывающиеся у нее перед глазами строчки были доказательством, материальной уликой того, что все это правда. Хантер бросил ее.

– Впрочем, есть у него и хорошие качества, – продолжал Уэстон то ли для того, чтобы ее утешить, то ли желая оправдать решение «Таггерт Индастриз» нанять такого, как Хантер Райли. – Он хорошо работает, когда не попадает в неприятности, хорошо относится к своему старику. И тебя он тоже не забыл, позаботился и о тебе, и о ребенке – по крайней мере, на случай своей смерти.

– Нет, – прошептала Миранда, качая головой.

– Смирись с этим.

– Он не мог меня оставить!

– Как видишь, смог. У него просто не было выбора. – Уэстон положил руки ей на плечи; пальцы у него были горячие, напряженные. – Но не стоит отчаиваться, Миранда. Я хотел бы позаботиться о тебе.

– Не прикасайся ко мне! – воскликнула Миранда, пытаясь отстраниться. Она поняла, что Уэстон гораздо пьянее, чем ей сперва показалось. – Даже думать об этом не смей!

– Ничего не могу с собой поделать.

Уэстон легко, без усилия, поднял ее со стула и прижал к себе.

– Я люблю тебя, Ранда! Всегда любил!

– Слышать об этом не желаю! – воскликнула Миранда, тщетно стараясь высвободиться. – Ты перепутал меня с Тессой.

Он коротко и грубо рассмеялся.

– О нет, ничего я не перепутал. Разве она тебе не сказала? Она перестала со мной встречаться, потому что всякий раз, как я прикасался к ней, целовал ее, занимался с ней любовью, я думал о тебе. Я никогда не хотел Тессу. Никогда. Она была нужна мне, просто чтобы заполнить пустоту.

Комната закружилась перед глазами Миранды. Она ударила его, попыталась вырваться, но Уэстон был сильнее ее, его тело, натренированное годами спортивных занятий, легко блокировало все ее усилия, и чем больше она боролась, тем настойчивее он становился.

– Пусти меня, ублюдок, не смей...

В следующую секунду Миранда почувствовала на своих губах его твердые, горячие, настойчивые губы. Запах виски вызывал у нее тошноту. Она отчаянно боролась, но Уэстон прижал ее руки к телу, и она не могла размахнуться, чтобы ударить его как следует. Она брыкалась, но он ловко уклонялся. Она открыла рот, чтобы закричать, а он воспользовался этим и просунул язык между ее зубами. И тогда Миранда изо всех сил укусила его.

Уэстон толкнул ее с такой силой, что она больно ударилась бедром об угол его письменного стола.

– Ах ты, сучка! Признайся, ты же хочешь меня! Ты хочешь меня не меньше, чем я тебя!

– Нет.

Уэстон снова схватил ее и прижал к себе. Она чувствовала животом его мощную эрекцию, комната кружилась, в воздухе висел тяжелый дух – запах похоти, животного голода. Миранда не понимала, что его так заводит, но с ужасом сознавала, что он не остановится, пока силой не навяжет ей свою волю – свое тело.

Она продолжала отчаянно сопротивляться, но Уэстон налег на нее всем своим весом и повалил на стол.

Его лицо, нависшее над ней, было страшно – кожа побагровела, глаза налились кровью. Одной рукой он сумел перехватить оба ее запястья и сжал их, как стальным обручем.

– Я знал, что ты будешь драться. У тебя душа бойца.

– Пусти меня!

Миранда закричала так, что услыхали бы и мертвые, но ее крик эхом отразился от стены маленькой комнаты, а Уэстон снова навалился на нее всем телом. Ее мутило от его пьяного дыхания.

– Что ты такое говоришь, детка? Сперва я собираюсь тобой попользоваться. Снова, и снова, и снова. Много-много раз. Если ты давала этому голодранцу Райли, можешь угостить и меня.

Свободной рукой он расстегнул ширинку, и Миранда поняла, что его уже не остановить.

– Не делай этого, Уэстон! – воскликнула она, ненавидя себя за то, что в ее голосе прозвучала нотка мольбы.

Уэстон дернул ее за юбку с такой силой, что шов лопнул. Торжество горело в его глазах, когда он навалился на нее, распластав на столе.

– Так, детка! – прохрипел он, тяжело дыша и обливаясь потом. – Теперь посмотрим, что там у тебя есть.

Сердце Клер стучало как барабан, руки были ледяные. Закусив губу, она стояла на пирсе рядом с яхтой Таггертов и ждала Харли. В руке у нее было зажато обручальное кольцо, и бриллиант насмешливо подмигивал ей при свете звезд.

Господи, что она делает? Собирается разорвать помолвку с Харли, с самым замечательным парнем на свете, и все только потому, что какая-то дурацкая химическая реакция толкает ее к Кейну Морану! А где же все твои обещания, твои клятвы, данные себе и Харли, твои яростные споры со всеми членами семьи?

Закрыв глаза, Клер прислонилась к поручню и услыхала тихое поскрипывание буя, качающегося на волнах. Ведь Кейн уезжает, уходит в армию, его ждут дальние страны, возможно, она никогда его больше не увидит! И все же Клер была убеждена, что не будет счастлива с парнем, которого всего месяц назад клялась любить вечно. В конце концов, Харли тоже не был ей верен. Как ни горько это признавать, он так и не сумел окончательно порвать с Кендалл и продолжал встречаться с ней.

Тяжело вздохнув, она набрала полные легкие соленого воздуха и запрокинула голову к темному небу, по которому беспокойно двигались грозовые облака. У соседнего причала стояла шикарная яхта, и на ней полным ходом шла шумная вечеринка, звучали громкие, полупьяные голоса, слышался смех, над тихими водами бухты плыли звуки знаменитой песни группы «Иглз» «Отель «Калифорния».

– Ну, давай же, давай! – шептала Клер, заклиная Харли появиться скорее.

Теперь, когда решение было принято, ей хотелось побыстрее со всем покончить, разорвать свою фальшивую помолвку и начать жизнь сначала.

Милости просим в отель

«Калифорния»...

Она услыхала звук двигателя еще прежде, чем навороченные, с белыми ободками шины и изумрудно-зеленый капот машины мелькнули под фонарем. «Боже, пошли мне сил», – взмолилась Клер. Но в глубине души она чувствовала, что разлука с Харли не причинит ей настоящей боли. Не исключено, что он тоже вздохнет с облегчением, когда с тягостными отношениями будет покончено.

...розовое шампанское вольду...

– Клер! – Харли поднял руку и помахал ей.

С пересохшим горлом Клер следила, как он бежит по причалу.

...все мы здесь пленники по доброй воле...

– Господи, как же я по тебе соскучился! – воскликнул Харли и, подхватив ее на руки, закружил по воздуху.

Сердце у нее заныло, когда он прижался лицом к ее шее. В его поцелуях ощущалась долго сдерживаемая страсть. Но когда он попытался поцеловать ее в губы, Клер уклонилась и высвободилась.

– Не надо.

В ее голосе слышалась горечь непролитых слез. Расставание вдруг оказалось не таким простым и легким делом, каким представлялось заранее.

– Что? – на его красивом лице появилось удивленное выражение.

...ты можешь выписаться в любой момент, но уехать не сможешь...

– Просто остановись.

– Ты серьезно? – Харли улыбнулся той дрожащей, застенчивой улыбкой, что когда-то растопила ее сердце.

– Очень серьезно. Послушай, Харли, нам надо поговорить.

Клер вся внутренне сжалась, увидев, как в его глазах появилась настороженность. Он заметил, что на руке у нее нет кольца, и нахмурился.

– Это все из-за Кендалл, да?

Клер тяжело вздохнула. Она не ожидала, что его невольное признание вызовет у нее такую боль. До нее доходили слухи, и она полагала, что они имеют под собой почву, но услышать правду из его собственных уст...

– Нет, дело не в Кендалл, – с трудом выдавила она. – Дело в нас самих. Мы... у нас ничего не получается.

– О боже.

Харли побледнел; в свете фонариков, развешанных над пирсом, его кожа приобрела мертвенный синеватый оттенок.

– Мне кажется, мы оба это понимаем, – продолжала Клер. Взяв его за руку, она повернула ее ладонью кверху и опустила в нее кольцо.

– Нет, – прошептал он. – Нет, Клер, нет!

– Так будет лучше.

В его глазах появились слезы.

– Но я люблю тебя. Ты же знаешь, что я тебя люблю.

– Нет, Харли, я не думаю...

Он не дал ей договорить, изо всех сил прижав к себе.

– Я не могу тебя потерять! Я скажу Кендалл, что между нами все кончено. Навсегда. Клянусь тебе, я заставлю ее понять, что люблю тебя! Только тебя!

Он спрятал лицо у нее на плече и заплакал как ребенок. Клер почувствовала, что у нее самой на глаза наворачиваются слезы. С разрывающимся сердцем она обняла его.

– Я ничего не могу с этим поделать, Харли.

– Значит, ты меня не любишь! – воскликнул он с упреком, и она почувствовала себя предательницей.

– Я не могу изменить свои чувства.

– Зато я могу! – Харли схватил ее за руку и потянул за собой к яхте. – Пойдем, ты ведь хотела поговорить. Там на борту есть вино! Шампанское.

– Но я не хочу пить.

– Эй! – раздался у них за спиной зычный мужской голос. – Что там у вас происходит? Этот парень пристает к вам, мисс? – Высокий седой мужчина в матросской бескозырке выступил из темноты.

– Нет-нет, все в порядке, – торопливо заверила его Клер и поднялась вслед за Харли на борт, решив, что уж это, по крайней мере, она обязана для него сделать.

Харли провел ее в кают-компанию, усадил на один из табуретов у стойки, достал из маленького бара бутылку шампанского «Дом Периньон».

– Ты не можешь меня бросить, – сказал он, открывая бутылку.

Пробка громко хлопнула, шампанское вскипело и перелилось через горлышко бутылки. Харли торопливо и неряшливо, расплескивая вино, наполнил два высоких бокала.

– Харли, не надо.

– Это неписаный закон!

Он протянул ей бокал, и Клер нерешительно взяла его. Все шло не так, как надо. Не так, как она предполагала.

– Закон?

– Угу. Из нашей семьи так просто не уходят. Никто и никогда не может порвать с Таггертом! – Харли залпом осушил свой бокал и тут же наполнил его снова.

– Это не закон, а пустая фантазия. Самообман. Послушай, мне надо идти. – Она поставила свой нетронутый бокал на стойку бара.

– Ну нет, не так быстро!

– Прощай, Харли, – решительно сказала Клер, поднимаясь с табурета. – Надеюсь, мы все-таки сможем остаться...

– Не говори так. Мы никогда не будем друзьями, Клер. – Его глаза вновь наполнились слезами. – Любовники не могут остаться друзьями.

– Мы еще увидимся.

– Нет, Клер, мы не увидимся. Если ты сейчас уйдешь с яхты, богом клянусь, я напьюсь до чертиков и прыгну за борт.

– Нет...

– Думаешь, я вру? – Харли вздохнул. – Вот увидишь, я решусь на это. Потому что, если я потеряю тебя, я потеряю все.

– Это неправда, – возразила Клер, и все-таки ей стало не по себе: она увидела в его глазах глубокую убежденность. – Пошли, я отвезу тебя домой.

Харли покачал головой.

– В последний раз прошу тебя: останься.

– Я не могу.

– Из-за Кендалл? А может, из-за Кейна?

Клер вздрогнула, а Харли криво усмехнулся, волосы упали ему на лоб.

– Думала, я не узнаю?

– Тут нечего узнавать.

– Ха! – Он сделал еще один большой глоток.

– Я действительно как-то встретилась с Кейном.

– Встретилась? Всего лишь встретилась? Да брось, Клер, придумай что-нибудь получше! Ты не только встречалась с ним. Ты проводила с ним время и ездила кататься на его проклятом мотоцикле посреди ночи. – Он пьяным жестом указал куда-то вдаль.

Клер стояла на пороге кают-компании, и щеки у нее горели от стыда, подтверждая его правоту. Чувство вины разъедало ей душу.

– Я ни за что не стала бы с ним встречаться, если бы ты был мне верен, – сказала она наконец, хотя сама до конца не верила в правдивость своих слов. – Я не обманывала тебя, Харли. Никогда не обманывала.

– Может, просто не успела? – произнес он с пьяной улыбкой. – Но тебе же не терпится мне изменить, признайся. Господи, да у тебя же все в глазах написано! Подумать только, и я тебя любил!

– Харли...

– Иди-иди. Убирайся вон! – прорычал он и допил остаток шампанского прямо из бутылки.

– Как я могу уйти, если ты собираешься...

– Черт, оставь меня в покое! Ничего со мной не будет. – Теперь он прогонял ее, как будто упоминание о Кейне разом все изменило. Взгляд у него стал жестким, на секунду он даже напомнил ей старшего брата. – Уходи, двуличная тварь! А лучше иди сюда и дай мне вспомнить, зачем ты мне нужна.

С колотящимся прямо в горле сердцем Клер поднялась на палубу и поспешно сошла на берег. Харли был пьян и вел себя омерзительно, но она ни минуты не верила, что он говорит всерьез. А вот когда он протрезвеет... что тогда?

Клер остановилась у ворот, где под фонарем дремал на своем стуле охранник.

– Вы не проследите, чтобы на причале Си-13 все было в порядке? – попросила она.

– Это причал Таггертов?

– Да. Харли Таггерт на борту, и он... мне кажется, он сам не сможет добраться до дому. Кто-то должен его подвезти.

Охранник смерил ее взглядом с головы до ног, позвенел ключами в кармане и кивнул:

– Я пригляжу за ним, мисс. Мистер Таггерт вряд ли обрадуется, если что-то случится с его сыном.

– Да, пожалуйста, приглядите за ним.

Клер торопливо прошла к джипу, взятому из отцовского гаража. До нее все еще доносился шум вечеринки, а где-то поблизости назойливо лаял чей-то пес. Нащупывая в кармане ключи, она вдруг осознала, что в ее жизни произошла внезапная и резкая перемена. К добру или к худу – этого она сказать не могла, но впервые за долгое время Клер почувствовала себя свободной и ничем не связанной.

– Все будет хорошо, – сказала она себе, выводя джип из-под светящейся неоновой арки, служившей вывеской яхт-клуба.

Внезапно она подумала о Кейне, и ладони на рулевом колесе увлажнились от пота. Он был не таким парнем, на которого девушка может положиться. И вообще, он уходит в армию. Ну что ж, значит, она не может в него влюбиться. И не станет.

Но уже на обратном пути, ведя машину среди лесистых холмов, Клер поняла, что обманывает себя. Можно сколько угодно твердить себе, что это не так, но она уже была в него влюблена.

Глава 13

Клер нажала на тормоза, и джип плавно остановился около гаража. Внутренняя дрожь все не унималась. Она смотрела на свою левую руку без обручального кольца и тщетно пыталась подавить слезы. Последние три часа она бесцельно колесила на машине по всей округе, избегая оживленных мест, – возвращаться домой не хотелось, поскольку Харли мог ей позвонить. Нет, надо дать ему время все обдумать, а главное – протрезветь. Ей и самой нужно было о многом подумать.

Гроза, надвигавшаяся все ближе с тех самых пор, как она покинула яхт-клуб, теперь наконец разразилась. Ветер зашумел в ветвях деревьев над головой, затрещали сучья. Пошел дождь, капли застучали по ветровому стеклу, во вмятинах на асфальте начали скапливаться лужицы. Старый дом, столь дорогой сердцу Клер, вдруг показался ей мрачным и угрюмым, как будто даже нежилым.

Дома никого не было: машина Ранды не стояла на привычном месте, а Датч снова отправился в Портленд – совещаться с архитекторами, адвокатами и менеджерами о строительстве второй очереди курорта «Камень Иллахи». На этот раз Доминик поехала с ним, хотя Клер не понимала, зачем ей это понадобилось. В последнее время ее родители настолько отдалились друг от друга, что жили под одной крышей как совершенно чужие люди, случайно встретившиеся в отеле.

Тесса, скорее всего, тоже где-то развлекалась. Где и с кем, Клер даже предположить не могла – у нее никогда не было особенно близких отношений с младшей сестрой, а в это лето между ними появилась даже какая-то натянутость. Тесса напоминала пороховой бочонок, готовый вот-вот взорваться, а Клер приходилось быть вечно настороже, оправдывая и защищая свою любовь к Харли.

Вот только теперь защищать больше было нечего. Может, теперь им с Тессой удастся найти общий язык?

Миранда была единственной в семье, на кого всегда можно было опереться. Она никогда не отказывала в помощи, и Клер твердо знала, что может на нее рассчитывать.

Выдернув ключи из зажигания, она подняла воротник, вылезла из джипа и вдруг услыхала сквозь шум дождевой воды, журчащей в канавах и водосточных трубах, звук приближающегося мощного мотора. А вот и свет фар замелькал между деревьями. Сердце у нее сжалось. Это Харли! Он протрезвел и теперь приехал за ней сюда! Но у нее больше не было сил с ним объясняться.

И все же она стояла, прикованная к месту, как лань, застигнутая внезапным светом фар на ночной дороге. Вот автомобиль взял последний поворот. На стоянку ворвался черный «Камаро» Миранды, и Клер облегченно перевела дух.

– Садись в машину! – скомандовала Миранда через открытое окно. В ее голосе звучало отчаяние. – Живо!

– В чем де...

– Не спорь, Клер, у нас нет времени. Просто залезай в эту проклятую машину, черт бы тебя побрал!

Ранда никогда раньше так не выражалась, Клер была настолько ошеломлена, что решила не спорить. Она просто открыла дверцу с пассажирской стороны – и обнаружила скорчившуюся на переднем сиденье Тессу. Она была бледна, как смерть, глаза слепо смотрели в пустоту, зубы выбивали дробь. Миранда и сама выглядела не лучше: ее темные волосы стояли копной, одежда была порвана, во взгляде появилась беспощадность. В то же время она была явно напугана, как будто удирала от смертельной опасности.

– Ранда?..

– Да садись же, черт побери!

Насмерть перепуганная и ничего не понимающая Клер протиснулась на заднее сиденье.

– Что случилось?

– Закрой дверь! – приказала Ранда, и Тесса, действуя как автомат, захлопнула дверцу.

Вывернув руль, Миранда нажала на газ, и машина пулей вылетела со стоянки обратно на подъездную аллею. Деревья – молчаливые сторожа, охраняющие серебристые воды озера, – слились перед глазами Клер в сплошную черную массу. Кровь молоточками стучала у нее в висках, ладони вспотели.

– Может быть, кто-нибудь все-таки объяснит мне, что произошло?

– Ты сегодня видела Харли? – спросила Миранда, срезая поворот так резко, что машину занесло и заднее колесо, сорвавшись с асфальта, забуксовало на размытой дождем земле. Миранде с трудом удалось вывернуть обратно на дорогу.

– Да.

– В яхт-клубе?

– Да, да! Это что – допрос?

Ничего не ответив, Миранда повернула на север по местному шоссе, огибавшему озеро. Они приближались к дому Кейна, и Клер тщетно пыталась подавить растущее в груди ощущение паники, не дававшее ей вздохнуть. Что случилось? Почему у Миранды и Тессы такой вид, будто настал конец света?

– Когда ты его видела? – продолжила допрос Миранда.

– Кого? Харли? – Клер заново пришлось сосредоточиться. – Мы с ним встретились в половине одиннадцатого. А что? Ради всего святого, Ранда, можешь ты мне сказать, что...

Полицейский автомобиль с красно-бело-синей мигалкой промчался в противоположном направлении.

– Дерьмо! – выругалась Миранда и на следующем повороте свернула на посыпанный гравием проселок. – Потерпи еще минутку, хорошо? Я просто хочу вытащить нас всех из этой передряги.

– Какой передряги? – чуть не закричала Клер, и Миранда с силой ударила по тормозам. Машину опять занесло, она едва не задела телеграфный столб, но все же обошлось.

– Выходи, – велела Миранда, выключив свет, но не глуша мотор.

– Что? Я же только что села!

Но Миранда уже открыла дверцу и ступила прямо на размокшую землю, не обращая внимания на грязь. На несколько секунд в машине вспыхнул и погас внутренний свет, и Клер вздрогнула: она заметила на юбке Миранды кроваво-красные пятна.

Кровь?! Но откуда? Каким образом? Горло у нее свело судорогой, ей вдруг расхотелось слушать объяснения, которых она только что добивалась. Что-то подсказывало ей, что ее собственная жизнь и жизнь дорогих ей людей в одночасье необратимо изменилась. Изменилась к худшему. Она посмотрела на Тессу. Ее младшая сестра с размазанной от слез тушью на щеках по-прежнему сидела на переднем сиденье, съежившись и обхватив колени руками. У Клер возникло ощущение, что их всех накрыло какой-то страшной черной сетью и из нее не выпутаться.

– Времени у нас мало, так что просто молчи и слушай, – сказала Миранда, когда Клер выбралась из машины. Взгляд у нее сейчас был совершенно безумный; дождевая вода стекала по ее лицу, по волосам, но она этого даже не замечала. – Харли мертв.

– Что... – Голос Клер замер, колени у нее подогнулись. Миранде пришлось схватить ее за плечи и прижать к крылу машины, чтобы она не упала.

– Как? Этого не может быть!

– Это правда, Клер. – Голос Миранды дрогнул. – Я не знаю всех подробностей, но где-то час назад его тело обнаружили в бухте.

– Нет! О господи, нет! Ты... ты это выдумала. – Вся трясясь, Клер сказала себе, что видит дурной сон, кошмар. Сейчас она проснется, и окажется, что ничего этого не было. – Я же его видела , совсем недавно! Ты все это выдумала!

Клер твердо решила не верить и уцепилась за это спасительное неверие, как хромоногий хватается за костыль. Миранда лжет. Иначе быть не может. Но зачем? Наверное, она просто что-то перепутала, не так поняла. Да-да, в этом все дело. Произошла ошибка, ужасная, чудовищная ошибка.

– Подумай, Клер, зачем бы я стала выдумывать?

– Не знаю, но это неправда! Это не может быть правдой! Ты просто ошиблась, вот и все!

Миранда с болью вздохнула:

– Мне очень жаль. Я знаю, как сильно ты его любила. Слова старшей сестры не доходили до Клер – отскакивали, как мячик от стены. Она упрямо покачала головой:

– Ты ошибаешься, Ранда. С Харли все в порядке. Он просто немного пьян.

– Он умер, Клер. Умер. Утонул в бухте.

– Нет...

Миранда встряхнула ее с такой силой, что у Клер лязгнули зубы.

– Слушай меня, черт возьми!

И тут до Клер наконец дошло. Страшная мысль обрушилась на нее подобно океанской волне, захлестнула, потащила за собой, накрыла с головой, не давая вздохнуть. Испустив пронзительный вопль, она опустилась на землю и замолотила кулаками по грязи, вмиг перепачкав брызгами свою одежду и лицо.

– Но я же была с ним меньше трех часов назад!

– Я знаю, охранник видел тебя.

Чувство вины придавило Клер к земле. Если бы она не предложила Харли встретиться или хотя бы не оставила его; одного на яхте, он сейчас был бы жив. Это из-за нее он умер. Все из-за нее!

– Они не знают, был ли это несчастный случай, убийство или самоубийство, – продолжала Миранда, но ее голос звучал словно издалека. – Сейчас нужно думать о том, что нас всех будут допрашивать. Особенно тебя, потому что ты была с ним связана и одна из последних видела его живым.

Но Клер не могла ни о чем думать. Она понимала только одно: Харли, ее дорогой Харли мертв. Она совсем пала духом.

– Это моя вина, – сказала она вслух.

– Не смей даже так говорить!

Миранда опустилась рядом с ней на колени, гладила по лицу, утешала, как маленького ребенка, набившего себе шишку.

– Я порвала с ним и...

– Что ты сделала?

– Разорвала помолвку. О боже, я виновата во всем! – Глубокие, надсадные рыдания вырвались из груди Клер, чувство вины жгло нестерпимо. – А как ты... Откуда ты знаешь? Кто тебе сказал? – спросила она, хотяей было уже все равно.

– Я была в городе и услышала новости, – сказала Миранда, явно решив не вдаваться в детали. – Я знала, что у тебя с ним встреча, но решила, что ты, наверное, уже вернулась домой, вот и поехала за тобой. Тессу я забрала по дороге: она голосовала на шоссе. Я ее забрала и поехала домой. Там мы и нашли тебя.

– Но почему? А с тобой что случилось? – спросила Клер, дотрагиваясь до порванной блузки Миранды и отводя взгляд от кровавого пятна у нее на юбке.

Чья это кровь? Боже милостивый, неужели Ранда не говорит ей всей правды? Что, если она поехала ее искать и нашла Харли мертвецки пьяным, а потом... Что потом? Нет! Нет! Нет! Все это не имеет никакого смысла. Господи, если бы только она могла повернуть стрелки часов назад и изменить события этого проклятого вечера!

– Это долгая история. У нас нет времени, – сказала Миранда. – Расскажи лучше, что ты делала после того, как рассталась с Харли?

– Ничего. Просто ездила кругами. Боже, почему ей вдруг стало так холодно?

– Кто тебя видел?

– Не знаю. Наверное, никто.

С каждой минутой ее все больше охватывало ощущение надвигающейся гибели.

– Ты уверена?

– Нет. Я не знаю.

– Ладно, сейчас не время ломать над этим голову, Клер, но тебе придется взять себя в руки. Мы втроем должны поскорее придумать какую-то историю. Ты меня слышишь? Мы должны сочинить себе алиби, потому что нам всем придется объяснять, где мы были, когда Харли умер.

Клер посмотрела в глаза Миранде, и ей показалось, что чья-то ледяная рука стальными пальцами сжала ей горло. Только теперь до нее окончательно дошло, что Миранда в беде. В страшной беде. Каким-то непостижимым образом она замешана в смерти Харли.

– Вот что я придумала, – продолжала Миранда. – Мы втроем поехали за город в открытый кинотеатр – там идет программа из трех старых фильмов с Клинтом Иствудом. Мы посмотрели два из них и решили вернуться домой до начала третьего. Я заснула за рулем, машина сорвалась с дороги и въехала в озеро.

– Как? – Слова Миранды показались Клер чистейшим бредом. – Зачем?

Миранда не ответила, лишь пристально взглянула в лицо сестре.

– Поверь мне, Клер, иного выхода у нас нет. Если Харли был убит – а я думаю, что так оно и есть, – подозрение в первую очередь падет на тебя. А я тоже была сегодня вечером в яхт-клубе.

– Ты там была?

– И Тесса тоже.

Голос Миранды, гулкий и неясный, доносился словно с другого конца длинного тоннеля, но, хоть и с трудом, все же проникал в затуманенный мозг Клер.

– Наши имена непременно всплывут в ходе следствия, и ни у одной из нас нет алиби.

– Но я не убивала Харли! Ни ты, ни Тесса его не убивали. Почему бы нам просто не сказать правду?

– Нам никто не поверит, – тяжело вздохнула Миранда. – Правда наверняка погубит по крайней мере одну из нас – Таггерты пойдут на все, чтобы затянуть петлю у нас на шее.

Клер понимала только одно: ей необходимо алиби. С трудом переведя дух, она молча кивнула.

– Вот и хорошо. – Миранда помогла ей подняться на ноги, затем открыла дверцу с пассажирской стороны, где, неподвижно и безучастно глядя в окно, сидела Тесса. – И запомни: никто из нас никогда и никому не расскажет, что на самом деле произошло сегодня вечером: ни друг другу, ни маме с папой, ни нашим друзьям – никому на свете. С этой минуты мы должны придерживаться одной версии: мы были в кино. А теперь садись рядом с Тессой: так нам легче будет выбраться, когда мы въедем в озеро.

– Но ты же не собираешься на самом деле загнать машину в воду! – в ужасе воскликнула Клер. – Разве нельзя просто сказать...

– Мне придется это сделать. Все должно выглядеть правдоподобно, ты поняла? В северном конце у берега есть мелководный участок. С нами ничего не случится.

Миранда помогла Клер сесть, завела мотор и выехала на шоссе, которое огибало озеро. У Клер не было сил сопротивляться, и все-таки она пыталась возражать:

– Это безумие. Люди тонут даже в ваннах. А Тесса? Она же практически без сознания!

Вместо ответа Миранда переключила скорость, и машина помчалась быстрее.

– Просто дай мне слово, что будешь придерживаться нашей версии.

– Ты с ума сошла.

Черный «Камаро» мчался по дороге, все больше и больше набирая скорость, «дворники» сновали туда-сюда, стирая дождевые капли, шины пели на мокром асфальте. Наконец за крутым поворотом открылось озеро Эрроухед. Темная вода бурлила, сильный ветер вспенил волны белыми барашками.

– Ранда, не надо!

– Перестань, Клер, не трусь. Ты же согласилась меня поддержать!

Миранда изо всех сил нажала на акселератор, когда между деревьями показался участок пологого травянистого берега, и резко крутанула руль.

– Держитесь!

Машину тряхнуло. Колеса завертелись вхолостую на гравии.

– Ради всего святого...

Подпрыгивая на камнях, увлекаемый инерцией автомобиль стремительно несся к озеру, зиявшему впереди подобно черной яме.

– Помоги мне бог!.. – Миранда ударила по тормозам, машина завихляла, оставляя глубокие колеи в песке, и врезалась в воду. Клер стукнулась головой о потолок, собственный крик оглушил ее. Вода быстро поднялась к окнам. Мотор заглох. – Так, порядок! Помоги Тессе!

Миранда с усилием открыла дверцу со своей стороны, Клер сумела сделать то же самое со своей. Вода хлынула внутрь. Кашляя, задыхаясь, таща за собой Тессу, Клер выбралась на поверхность и обнаружила, что может стоять на ногах. Ступни по щиколотку ушли в жидкую грязь на дне, но вода доходила ей только до пояса. Паника отступила, зато вернулась сердечная боль.

– Давай, давай скорее! – Миранда закинула себе на плечо безжизненную руку Тессы, и она побрели по черной воде к берегу. – Так, ты запомнила, какие фильмы мы смотрели?

– Да, с участием Клинта Иствуда.

– Правильно, но последний фильм мы смотреть не стали и уехали еще до начала. Запомни это. И держись поближе ко мне, не давай им расспрашивать нас порознь.

Голоса возникли словно ниоткуда, потом они увидели на дороге пикап с зажженными фарами и мужчину в ярко-желтом пластиковом дождевике.

– Эй! – испуганно заорал он. – С вами все в порядке? Скажите на милость, что это сегодня все точно с ума посходили? Сперва малыш Таггерт, а теперь еще вы!

Значит, это правда. Ноги Клер будто налились свинцом. Оказывается, в глубине души она до сих пор не верила, что Харли больше нет.

На дороге стали останавливаться другие машины. Первый мужчина вбежал в воду и сильными руками подхватил Тессу.

– А вы, девочки, как? В машине был еще кто-нибудь?

– Только мы, – ответила Миранда. – Мы целы.

– Что случилось? – спросил женский голос. – Господи, неужели кто-то сорвался в озеро?

– Я, должно быть, заснула за рулем, – пролепетала Миранда, выбивая зубами дробь. – Минуту назад была на дороге и вдруг...

Вот оно, начало лжи! Клер содрогнулась.

– Боже милостивый! – воскликнула женщина. – Вас нужно поскорее согреть. Джордж, Джордж, ну-ка достань одеяла из багажника, а не то эти девочки простудятся насмерть.

Она взяла Клер за руку и повела к пикапу. Вокруг них начали собираться люди.

– Нет, вы только поглядите! – прокряхтел какой-то старик.

– Им повезло, что живы остались, – вздохнула женщина. Ее темный силуэт в плаще с капюшоном четко вырисовывался на фоне многочисленных горящих фар.

– Да уж, не то что малышу Таггерту.

У Клер подогнулись колени, но кто-то помог ей устоять на ногах и заставил идти дальше. Горе разрывало ей сердце, все тело начала сотрясать крупная дрожь.

– Кто-нибудь вызвал «Скорую»?

– Держитесь, девочки, – произнес певучий мужской голос, – с вами все будет в порядке.

Клер узнала голос, хотя и не могла вспомнить имя. Этот человек работал на бензоколонке, где она обычно заправлялась.

– Погодите! – воскликнула одна женщина. – Разве это не дочки Датча Холланда?

– Кто-то должен известить родителей.

– Помощники шерифа уже едут.

– Как их занесло в озеро? Боже милостивый, им повезло, что они сорвались именно здесь. Чуть дальше или ближе – непременно все бы утонули!

Одна из женщин отвела Клер к своему «Олдсмобилю».

– Присядь, детка. Забирайся внутрь. Не бойся запачкать сиденье, оно из пластика. Всегда можно вымыть. Я все время вожу в машине своих собак. А тебе нужно согреться.

Владелица пикапа открыла дверцу, Клер, Тесса и Миранда забрались в машину, и их тут же укутали одеялами. Кто-то из добрых самаритян сунул каждой по дымящейся чашке кофе из термоса.

Женщины сгрудились на дороге, мужчины занялись поисками упавшей в озеро машины. – Эй, кто-нибудь вызвал тягач? Темноту ночи прорезал вой сирен и тревожный красно-сине-белый свет мигалок. Клер вздрогнула и расплескала кофе на плетеное индейское одеяло, в которое ее закутали. Она бросила взгляд на Миранду, и сердце у нее упало: Миранда, всегда такая спокойная и собранная, выглядела испуганной. Ее лицо, перепачканное грязью, было белым как мел, волосы обвисли, с них стекала вода. Встретив взгляд сестры, она судорожно сглотнула.

– Помни, – сказала она в ту самую минуту, когда патрульный автомобиль из департамента шерифа остановился рядом.

Из машины вышли два помощника шерифа – туманные фигуры за запотевшим стеклом. Один из офицеров остался на дороге и, орудуя фонарем, начал восстанавливать движение, а второй подошел к пикапу и открыл заднюю дверцу. Высокий, массивный, он был в дождевике, вода струйками стекала с широких полей его шляпы.

– Я помощник шерифа Хэнкок. Прежде всего я хочу узнать, насколько серьезно вы пострадали. «Скорая» уже в пути. Потом мне надо будет уточнить детали происшествия для отчета.

Он ободряюще улыбнулся, и эта улыбка почему-то до смерти напугала Клер. Она собралась с силами для первой в своей жизни конфронтации с законом.

– Это моя вина, – ответила за всех Миранда, отважно встретив взгляд Хэнкока. – Я потеряла управление, наверное, заснула за рулем.

– Кто-нибудь пострадал? Клер покачала головой.

– Вроде бы нет, – сказала Миранда.

– А ты что скажешь, малышка? – помощник шерифа пристально взглянул на Тессу.

Она подняла на него глаза, и Клер содрогнулась. Глаза младшей сестры показались ей совершенно безумными.

– «Грязный Гарри»... – пробормотала Тесса.

– Прошу прощения? – Хэнкок недоуменно сдвинул брови.

– Мы были в кино, – торопливо объяснила Миранда. – «Грязный Гарри» – это фильм, которого мы не видели, потому что погода испортилась и мы решили вернуться домой до грозы.

– Вот оно что, – Хэнкок потер подбородок и поглядел на небо. – Неудачный вечер для похода в кино на открытом воздухе.

– Да... это... это была ошибка.

– Ну ладно, все это вы мне расскажете, как только мы убедимся, что вам не нужна медицинская помощь. Я вызвал «Скорую» и тягач, чтобы вытащить вашу машину.

– Нам не нужно в больницу, – запротестовала Миранда. – С нами все в порядке.

– Ну, это пусть медики решают.

Еще одна сирена прорезала ночную тишину, и чашка кофе, которую держала Клер, выскользнула у нее из пальцев. Впрочем, это не имело значения. Все на свете потеряло смысл. Харли умер, а она сидит, вся мокрая, на заднем сиденье чужой машины.

Клер так сильно устала, что была не в состоянии ни о чем думать и никак не могла взять в толк, зачем Миранда настояла, чтобы они все солгали. Но, глядя на измученное, полное страха лицо Миранды и бессмысленные от шока глаза Тессы, она сказала себе, что ради них солжет даже на Страшном суде. Все, что у нее осталось на свете, это ее сестры.

«А как же Кейн?» – неожиданно пронеслось у нее в голове.

Он уезжает. Завтра уходит в армию.

Внезапно Клер услыхала характерный рычащий звук несущегося на полной скорости мотоцикла. Она обернулась и посмотрела на дорогу, но одинокий ездок промчался мимо на своей огромной машине, повинуясь знаку регулировщика, махнувшего ему, чтобы он не останавливался.

Кто это был? Кейн? Руки Клер беспокойно перебирали мокрое одеяло. «Если бы можно было увидеть Кейна прямо сейчас, обнять его, поговорить с ним.» Из глаз у нее потекли слезы.

– Ну и ночка, – сказал один из помощников шерифа другому. – Сперва малыш Таггерт, а теперь еще и это!

Клер внутренне содрогнулась. Слова полицейского грубо вернули ее в реальный мир, заставив оторваться от мечтаний о Кейне Моране. Харли умер, и она чувствовала себя в ответе за его смерть. То, что случилось на пристани после ее ухода с яхты, произошло из-за того, что она порвала с ним. Она это знала. Харли, милый, бедный Харли. Может, он и не был любовью всей ее жизни, как ей когда-то казалось, но смерти он точно не заслуживал.

Клер не могла уснуть. Она металась и ворочалась в постели, ее преследовали образы Харли и Кейна, которые по очереди вспыхивали у нее в мозгу. Старый дом поскрипывал на штормовом ветру, где-то ветка стучала в окно. Дождевая вода с шумом шлепала по лужам, но перед самым рассветом дождь внезапно прекратился. А Клер то принималась плакать, то лежала с сухими глазами и онемевшим от напряжения телом. Пережитое за последние несколько часов снова и снова всплывало перед ее глазами с настойчивостью заезженной пластинки, играющей одну и ту же ноту. После того как их осмотрели медики и допросили помощники шерифа, сестры Холланд были переданы с рук на руки родителям, которых вызвали в Чинук из Портленда. Доминик вся в слезах хлопотала над дочерьми, а Датча, казалось, гораздо больше беспокоила гибель Харли. Он сказал дочерям, что Нилу Таггерту не удастся пришить им смерть своего сына. Сказал, что верит им – разумеется, ни одна из них не убивала Таггертова щенка. Но в его словах не чувствовалось подлинной убежденности. Было ясно, что смерть Харли стала еще одной проблемой в жизни Датча.

Съежившись на заднем сиденье отцовского «Линкольна» по дороге домой, Клер поймала в зеркале заднего вида его суровый, беспощадный взгляд и вдруг поняла, что он вовсе не горюет о безвременной гибели молодого человека. Его заботило только одно: как бы скандал с дочерьми не повредил ему в глазах держателей акций «Камня Иллахи» и других его предприятий.

Красивое лицо Харли возникло у нее перед глазами, она вновь услыхала его отчаянную мольбу:

«Я не могу тебя потерять. Я все за тебя отдам. Все. Только прошу тебя, Клер не говори, что все кончено!» Слезы покатились у нее из глаз. – Харли... – прошептала она.

В конторе шерифа ей сказали, что Харли был найден плавающим в бухте лицом вниз. Следствию предстояло выяснить, стал ли он жертвой несчастного случая, самоубийства или убийства.

Самоубийство? Господи, только не это! Убийство? Но кто мог его убить? За что?..

Юбка Миранды была залита кровью, а Тесса впала чуть ли не в коматозное состояние. Обе они были в яхт-клубе и нуждались в алиби. Что же она наделала?! Неужели ей предстоит прожить остаток своих дней, обвиняя себя в том, что он умер в тот самый день, когда она разорвала помолвку? Не в силах больше выносить эту пытку, Клер откинула одеяло и сорвала с себя ночную рубашку. Натянув джинсы, чистую футболку и носки, она захватила свои сапожки и, неся их в руке, с замирающим сердцем вышла в коридор. Дверь в комнату Тессы была плотно закрыта, там было темно, а у Миранды из-под двери пробивался свет настольной лампы. Замедлив шаг, Клер заглянула в комнату. Миранда в ночной рубашке сидела на подоконнике, обхватив руками колени, и невидящим взглядом смотрела на озеро. Такая разрывающая душу печаль была у нее в лице, что Клер не смогла пройти мимо и тихонько вошла в комнату. Миранда взглянула на нее.

– Куда это ты собралась?

– Хочу покататься верхом.

– Еще не рассвело.

– Ничего, скоро рассветет. Просто я не могла больше ни минуты оставаться в постели.

Клер уселась напротив сестры на подоконнике и наконец решилась спросить:

– Что с тобой вчера случилось?

Миранда улыбнулась какой-то странной дрожащей улыбкой. Она была бледна, под запавшими глазами лежали синие круги.

– Я повзрослела.

– Что это значит?

– Лучше тебе не знать. – Миранда опять отвернулась и стала смотреть в окно. – Я никому не хочу рассказывать.

– У тебя на юбке была кровь.

Миранда кивнула и провела пальцами по краю открытой рамы.

– Я знаю.

– Чья это кровь? Твоя?

– Моя? – Она содрогнулась. – Да... отчасти.

– О боже, Ранда, расскажи мне, что случилось! Взгляд Миранды, устремленный на сестру, вдруг стал сосредоточенным и пристальным. В эту минуту она показалась Клер не просто усталой, но даже постаревшей.

– Нет, Клер, – сказала она твердо. – Я никому не скажу. В конце концов, я уже совершеннолетняя и могу принимать самостоятельные решения. А тебя я прошу об одном: помни наш уговор. Тогда все будет хорошо.

Последние слова прозвучали пусто и неискренне, но Клер не стала спорить. Оставив Миранду, она бесшумно миновала комнату родителей, откуда доносился мощный храп Датча и мелодичный перезвон антикварных часов Доминик. Проходя через кухню, Клер впервые после смерти Джека порадовалась тому, что Руби, иногда появлявшаяся около пяти утра, больше у них не работает.

На дворе солнце только-только начало разгонять ночную тьму. Небо было ясным, о ночной грозе остались лишь воспоминания в виде луж и поломанных сучьев, но воздух был чист, и установившийся над озером туман начал рассеиваться. Клер вывела из конюшни Марти и с разбегу вскочила ему на голую спину, без седла. Конь заплясал было на месте, но быстро успокоился и пустился привычной тропой, шлепая по лужам и перепрыгивая через поваленные ветром деревья. Царственные вековые сосны отбрасывали кружевную тень на тропинку, почти не давая утреннему солнцу пробиться к земле.

– Скорей, скорей! – подгоняла Клер своего коня. Между тем краешек огненного диска показался над темно-красной вершиной скального гребня – священного камня местных индейцев, где Кейн когда-то разбивал лагерь. Клер почему-то не сомневалась, что найдет его здесь, и все-таки сердце ее взволнованно забилось, когда она выехала на поляну и в самом деле увидела его. Кейн сидел, прислонившись спиной к толстому замшелому стволу, в своей черной кожаной потертой куртке и застиранных джинсах. В пальцах дымилась сигарета. Рядом догорал костер, посылая в небо тонкие завитки дыма, над мотоциклом и спальным мешком был натянут брезент.

Клер остановила коня, слезы облегчения обожгли ей глаза.

– Ты случайно не меня ищешь? – едва разжимая губы, протянул Кейн.

– Да, – просто ответила Клер.

– Я так и думал, вот и решил задержаться.

Он потушил сигарету, поднялся на ноги и направился к ней. Не думая ни о чем, Клер соскочила с лошади и бросилась ему на шею. Слезы катились по ее щекам. Ей хотелось только одного: прижаться к нему, слиться с ним навсегда и никогда не отпускать.

Кейн обнял ее, и в теплом гнезде его рук Клер почудилось молчаливое обещание. Он словно говорил ей, что все будет хорошо.

– Я уже знаю о Таггерте, – негромко произнес он. Клер застонала. Мир, только что обретший стабильность, вновь перевернулся.

– О боже, Кейн, это я во всем виновата. Он сразу напрягся.

– Ты?

– Я разорвала помолвку. Вернула ему кольцо. – Теперь она уже рыдала вовсю, слова лились как сквозь прорванную плотину. – Мы с ним встретились на причале и поднялись на яхту. Он начал пить и я его оставила.

– Ш-ш-ш... – Он поцеловал ее в макушку. – Это не твоя вина.

– А чья же еще? Он был страшно расстроен, Кейн! Я попросила ночного сторожа присмотреть за ним, но...

– Никаких «но». – Взяв Клер за руку, он подвел ее к брезентовому навесу и усадил на сухую землю. Она продолжала цепляться за него, как за якорь спасения, – Все будет хорошо.

– Каким образом? Ведь он умер, Кейн. Умер!– Она в отчаянии заколотила кулачками по его груди.

– Но ты жива! Не надрывай себе душу, Принцесса.

– Не называй меня...

– Ладно, не буду. Не все так страшно, Клер, я же здесь. Ты ведь знала, что я буду ждать тебя, верно?

Конечно, она знала, потому и прискакала сюда. Но чувство вины затопило ее, накрыло с головой.

– Просто я недостаточно сильно его любила. – Громко всхлипывая, Клер отстранилась и посмотрела в глаза Кейну. – Из-за тебя!

– Это не твоя вина, – повторил он. – Ты ничего плохого не сделала, Клер. Ровным счетом ничего.

Пристально глядя на нее, Кейн опять притянул ее к себе и нашел губами ее губы. В нем больше не было нежности, он поцеловал ее с долго сдерживаемой страстью. Его сильные руки сжимали ее с такой силой, что она больше не могла дышать, не могла думать. Боль постепенно ушла, уступая место пульсирующему где-то в глубине желанию.

Клер смутно понимала, что целоваться с ним – это неправильно, но ей уже было все равно. Она знала, что он скоро уедет, и отбросила всякую осторожность.

Кейн уложил ее на спальный мешок и сам лег рядом. Его пальцы нащупали края ее футболки и скользнули внутрь, прогоняя прочь притаившуюся в душе печаль и чувство вины. Кейн стянул с нее футболку через голову. Его глаза потемнели от страсти, высоко на скуле дергался мускул.

– Ты красивее, чем...

Он положил ладони ей на грудь, и горячая волна страсти прокатилась по телу Клер. Будь что будет. Она застонала, когда он поцеловал ее, а потом его губы нашли ее грудь, захватили и тихонько потянули один из сосков.

– Кейн! – вскрикнула она, прижимаясь к нему всем телом. – Кейн...

Деревья над головой закружились каруселью, а внутри у нее, в самом заветном, потаенном месте, запульсировал влажный жар. Какой-то голос в самой глубине ее сознания твердил, что это чужой человек, что она не любит его и даже просто не знает, но Клер не слушала. Не хотела слушать. Увлекаемая потоком страсти, она подняла руки и сбросила куртку у него с плеч, а затем стала стягивать футболку. Но Кейн сам сорвал с себя выношенную трикотажную тряпку через голову.

Солнце уже поднялось над восточной грядой гор, туманный рассвет уступил место яркому утру. Клер провела ладонями по груди Кейна, глядя, как играют и сокращаются рельефно выступающие мускулы.

Прикосновение ее пальцев к его плоскому соску заставило Кейна вздрогнуть, как от электрического разряда.

– Господи, Клер, я больше не могу. Ты хоть сама понимаешь, что ты со мной делаешь?

Она ничего не ответила, только обхватила его руками за плечи и притянула к себе. В следующую секунду Кейн одним движением расстегнул кнопки на ее джинсах.

– Клер... – Он начал целовать ее живот, щекоча кожу своим влажным дыханием. – Клер, скажи мне, если ты этого не хочешь.

– Я хочу тебя.

– Потом ты об этом пожалеешь.

– Нет! Я не знаю, что будет потом, но сейчас ты мне нужен.

Его стон напоминал звериный рык, первобытный, как этот лес.

– Ты уверена?

– Да, о боже, да!

Нетерпеливые пальцы забрались ей в трусики, оттянули мягкий трикотаж и прикоснулись к тому тайному, темному, что составляло ее женскую суть и сейчас исходило жаркой росой. Она шепотом повторяла его имя снова и снова, а он склонился над ней, стягивая трусики вместе с джинсами вниз по ее ногам, целуя бедра, колени, лодыжки. Клер казалось, что она сейчас умрет от желания, кровь ее превратилась в огненный поток, все тело подернулось испариной.

– Прошу тебя! – простонала Клер, и он приник к ее губам с такой нежностью, что у нее слезы навернулись на глаза.

– Я всегда тебя хотел, – сказал Кейн.

Грохот морского прибоя, разбивающегося о скалы внизу, и лихорадочный стук ее сердца заглушали его слова. На мгновение отстранившись, Кейн сорвал с себя джинсы, и она, извиваясь, прижалась к нему всем телом. Ей нужен был он весь, целиком. Она нетерпеливо выгнулась ему навстречу.

– Кейн... я... О-о-о...

Он забросил ее колени себе на плечи и коснулся языком ее сокровенного естества. Земля раскололась, деревья над головой накренились, душа Клер унеслась в небеса, она содрогнулась в пароксизме наслаждения.

– Вот это моя девочка! – восхищенно прошептал Кейн. – Забудь обо всем.

Клер так и сделала. Она вздрагивала всем телом и судорожно глотала воздух ртом, пока Кейн ласкал ее языком и пальцами. А когда она, задыхаясь и обливаясь потом, решила, что больше не выдержит ни секунды, он развел ей ноги коленями и одним сильным ударом глубоко проник в нее. И хотя Клер казалось, что у нее больше совсем не осталось сил, ее сердце забилось сильнее, груди налились, она с легкостью поймала его ритм и начала двигаться вместе с ним, впиваясь пальцами ему в плечи и обвивая его ногами.

– Клер, Клер, Клер! – повторял он, не сводя с нее глаз. Она сомкнулась вокруг него, непонятно было, кто кем владеет, земля и небо слились, когда он излил себя в нее.

– Люби меня! – прошептал Кейн, без сил обрушившись на нее. – Сегодня мой день. Люби меня.

– А вечером ты уедешь...

Он ничего не ответил, только перекатился на спину, чтобы она оказалась сверху, и зарылся лицом в ложбинку у нее между грудей.

Клер оставалась с ним до самого полудня, они занимались любовью под ласково пригревающими лучами солнца, под сенью священного индейского леса. Он помог ей смягчить боль от смерти Харли, но, лежа рядом с ним, она каждую минуту помнила, что с заходом солнца он уедет и они больше не увидятся никогда.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 1996

Глава 14

Клер, Клер, Клер.

Кейн стиснул зубы и попытался сосредоточиться, но слова на мониторе расплывались у него перед глазами, его неотступно преследовало лицо Клер – прекрасное и полное горя. Что бы он ни делал, чем бы ни пытался занять свой ум, она всегда была тут как тут, у самой поверхности сознания, готовая появиться перед его мысленным взором в любую минуту.

Проклятое наваждение.

– Ты выживший из ума сукин сын, – пробормотал он, закрыв со щелчком крышку компьютера, и потянулся за бутылкой виски.

Его расследование событий той ночи, когда умер Харли Таггерт, зашло в тупик, потому что ему все время приходилось отвлекаться. Стоило Клер Холланд появиться на горизонте – и раскаленное добела желание, что сжигало его в то роковое лето, а потом уснуло на много лет, разгорелось вновь. Оно не давало ему сосредоточиться, заставляя терять из виду намеченную цель: месть Датчу Холланду.

Кейн ненавидел Датча по многим причинам, и все они были основательными и глубокими. Бенедикт Холланд своими руками разрушил его жизнь. Но теперь ситуация изменилась – у Кейна появилсяшанс дать Датчу Холланду отведать, каково на вкус его собственное лекарство.

Держа бутылку за горлышко двумя пальцами, он прошел через хижину, теперь чисто убранную и заново покрашенную. В комнате даже появилось несколько новых предметов мебели – Кейн заменил старый, совершенно сломанный розовый диван и пластиковый стол с разболтанными металлическими ножками. Все было бы хорошо, вот только встреча с Клер совершенно сбила его с толку.

Кейна снедала досада. Никогда раньше у него не возникало проблем с концентрацией внимания на определенном проекте. Его лучшими журналистскими качествами всегда были ясность мышления и почти звериная цепкость в преследовании своей цели. Он всегда знал, чего хотел, вцеплялся в материал, как собака в кость, и не разжимал зубов, пока не разгрызал его до основания.

Так было до сих пор, а теперь...

Черт! Приходилось признать, что ему не так уж много удалось обнаружить.

Всю прошедшую неделю Кейн провел на колесах, пытаясь разыскать свидетелей, видевших Харли Таггерта в последние часы его жизни или побывавших на том месте, где машина Миранды въехала в чернильно-черные воды озера. Но прошло так много лет, что эти события стерлись у людей из памяти, и восприятие их изменилось. Дело о происшествии было списано в архив и собирало пыль в одном из многочисленных шкафов местного полицейского участка.

Шериф Макбейн, отвечавший за расследование, недавно умер от рака печени, а его помощники (все они уже ушли на пенсию) неохотно делились информацией, ссылаясь на плохую память. Они действительно постарели и выглядели усталыми, им не хотелось обсуждать давным-давно похороненный в архиве несчастный случай. Правда, ходили слухи, что расследование было замято то ли Нилом Таггертом, то ли Датчем Холландом – словом, кем-то из толстосумов.

Кейн вернулся к старому деревянному письменному столу, купленному в магазине подержанной мебели, и еще раз просмотрел свои заметки. Не один только Харли умер при подозрительных обстоятельствах. Незадолго до этого Джек Сонгберд сорвался с одного из утесов Иллахи, а Хантер Райли, у которого, судя по всему, был роман с Мирандой Холланд, внезапно исчез, причем по городу ходили слухи о том, что он сделал ребенка несовершеннолетней девочке. Райли бежал из страны, какое-то время работал в Канаде на «Таггерт Логгинг», а потом его следы терялись. Кендалл Форсайт, тяжело переживавшая смерть Харли, в конце концов вышла замуж.

– Думай! – приказал себе Кейн, перелистывая копии старых полицейских отчетов.

Официально причиной смерти Харли Таггерта считалось утопление, но на голове у него было обнаружено повреждение, нанесенное тяжелым предметом неправильной формы. То ли он ударился обо что-то при падении в воду, то ли кто-то стукнул его по голове, оглушил, а потом столкнул бесчувственное тело за борт. Полиция прочесала дно бухты в поисках улик или орудия убийства и нашла среди отбросов и ила маленький дамский пистолетик. Но поскольку дело вскоре было закрыто, никто даже не удосужился выяснить, имел ли этот пистолет отношение к происшествию или он оказался на дне возле яхты по чистой случайности.

Кейн нашел на столе стакан, стер с него пыль полой рубашки и налил себе порцию неразбавленного виски. Нужно опросить как можно больше людей и сопоставить их версии происшедшего – другого пути нет.

Ему хотелось начать с Клер. Не потому, что она была ключевым свидетелем, а просто потому, что он испытывал настоятельную потребность снова ее увидеть. Черт, она стала для него наваждением, навязчивой идеей.

Думай, Моран, думай! Шевели мозгами, черт бы тебя побрал!

Присев на край стула, Кейн открыл записную книжку и начал перелистывать страницы, заполненные именами участников трагедии.

За последние шестнадцать лет многое изменилось. Нил Таггерт перенес страшный инсульт, едва не сведший его в могилу, и уступил место президента «Таггерт Индастриз» своему сыну Уэстону. Уэстон вскоре после смерти Харли женился на Кендалл Форсайт, и она родила ему ребенка – дочь Стефани. Больше детей у них не было. Ни Уэстон, ни Кендалл не имели алиби на ту ночь, когда утонул Харли, однако департамент шерифа отверг их причастность к происшествию. Впрочем, департамент отверг чью бы то ни было причастность. По официальным отчетам, смерть Харли Таггерта была не чем иным, как несчастным случаем.

Хэнк и Руби Сонгберд все еще жили в Чинуке – они открыли стоянку трейлеров «Дом на колесах» неподалеку от города и перебрались туда из своего дома вскоре после смерти Джека. Говорили, что Руби так и не оправилась после потери единственного сына. Она стала угрюмой, замкнутой женщиной, чуть что переходила на свой родной язык (особенно когда не хотела общаться с посторонними) и целыми днями смотрела из окна трейлера на утесы, ставшие последним земным пристанищем Джека.

Кристи покинула Чинук тем же летом, окончила колледж, а теперь была замужем за доктором в Сиэтле. Она редко навещала родителей.

Наибольший интерес, разумеется, представлял клан Холландов. Миранда так и не вышла замуж. Насколько было известно Кейну, она почти не встречалась с мужчинами и была полностью поглощена своей карьерой. Впрочем, эта карьера могла бы запросто полететь под откос, если бы было доказано, что она каким-то образом причастна к смерти Харли.

Тесса порхала по всей Южной Калифорнии, часто меняла квартиры, баловалась живописью, как в свое время ее мать, и зарабатывала на жизнь пением и игрой на гитаре. Авантюристка по натуре, она имела длинный список штрафов за превышение скорости, вождение в пьяном виде и хранение запрещенных к употреблению веществ (дважды таким веществом оказывалась марихуана, один раз – кокаин). У нее было множество связей с мужчинами, имевшими отдаленное отношение к индустрии развлечений, но, как и Миранда, она ни разу в жизни не прошла под музыку к алтарю. И, наконец, Клер. Прекрасная, полная жизни, загадочная Клер вскоре после гибели Харли уехала из Чинука, вышла замуж за человека намного старше ее и родила ему двоих детей. Брак Клер закончился печально – выяснилось, что ее муж завел интрижку с подругой собственного сына.

– Ублюдок! – пробормотал Кейн себе под нос и отхлебнул виски.

Клер заслуживала лучшей доли. Любая женщина заслуживала. Оставалось надеяться, что ему никогда не попадется на глаза Пол Сент-Джон.

Взглянув на часы, Кейн нахмурился. Больше всего на свете ему хотелось бы избежать следующей назначенной встречи, но она была необходима для написания книги.

Зарядивший с утра дождь кончился, высокие облака, обложившие небо, были пронизаны лучами солнца, в лесу клубился теплый туман. Скопившиеся в выбоинах на подъездной аллее лужи уженачали высыхать, но у Кейна по сырой погоде вновь дала о себе знать старая военная рана. У него душа не лежала встречаться с Уэстоном Таггертом, но ему необходимо было поговорить со старшим братом Харли о событиях шестнадцатилетней давности.

В Чинуке он оставил джип напротив самого современного здания в городе – двухэтажного административного комплекса с видом на бухту. Здесь размещалась новая штаб-квартира «Таггерт Индастриз». Пройдя через вестибюль, Кейн поднялся на эскалаторе на второй этаж.

– Кейн Моран, – представился он миниатюрной кокетливой секретарше с короткой рыжей стрижкой и яркой помадой на губах. На голове у нее красовались наушники телефонной связи, оставлявшие руки свободными. – У меня назначена встреча с мистером Таггертом.

Просмотрев книгу записей, секретарша нашла его имя, нажала кнопку на панели интеркома и сообщила о его приходе. Через несколько минут Кейн уже сидел в огромном угловом кабинете с окнами от пола до потолка. Живые деревья в гигантских глиняных горшках были симметрично расставлены вдоль ковра бронзового цвета, встроенный бар занимал целую стену, а перед огромным окном возвышался массивный стол розового дерева, за которым восседал Уэстон. Если не считать нескольких морщинок возле глаз, он совсем не постарел, выглядел таким же подтянутым и спортивным, волосы ничуть не поседели и не поредели. Кейн сам собирался договориться с ним об интервью, но Уэстон его опередил, позвонив первым.

– Присаживайтесь, Моран. – Он указал на стулья, выстроенные перед столом. – Что-нибудь выпьете? Кофе или виски?

– Не утруждайтесь.

Кейн опустился на один из обитых темно-красной кожей клубных стульев, и президент «Таггерт Индастриз» перешел прямо к делу:

– Я слыхал, вы пишете книгу о смерти моего брата.

– Совершенно верно.

– Зачем?

Кейн улыбнулся про себя. Итак, Уэстону не терпится узнать, что происходит. Прекрасно. Интересно, какие тайны известны старшему брату Харли?

– Слишком много вопросов осталось без ответа.

– Но прошло уже шестнадцать лет. Кейн пожал плечами:

– Просто руки не доходили, все это время я был занят.

– Вы, очевидно, полагаете, что написание книги в данный момент послужит некой цели, – заметил Уэстон.

Кейну был не по душе этот допрос, но он все же ответил:

– Я думаю, Датч Холланд знает о смерти вашего брата больше, чем говорит. И подозреваю, что именно он (хотя это мог быть и ваш отец) подкупил местные власти, чтобы они замяли дело.

– А с какой стати кому-то из них было это делать?

Хороший вопрос. Почему бы вам самому на него не ответить?

– Я не знаю.

– Подумайте, Уэстон.

– Вы хотите сказать, что кое-кому есть что скрывать? – с хорошо разыгранным изумлением спросил Уэстон.

Кейн снова пожал плечами:

– Это всего лишь теория, но ее стоит проверить.

Уэстон широко улыбнулся. Улыбка была явно рассчитана на установление взаимопонимания, но при этом холодна, как вода в морской пучине.

– Стоит ли копаться в грязи? Дело моего брата давным-давно похоронено и забыто. Все это пережили.

– Только не я. И я считаю, что, поскольку Датч Холланд баллотируется в губернаторы, все его грязные маленькие тайны должны всплыть.

– Да вам-то что, Моран? Вам всегда было наплевать на Харли.

– Это личные счеты – между Датчем и мной. – Улыбка Кейна была не менее холодной. – Кроме того, меня интересует не столько смерть Харли, сколько события, которые ей предшествовали, – признался он, решив поделиться информацией в расчете на ответную откровенность.

– Какие, например?

– Например, что на самом деле произошло с Джеком Сонгбердом.

Уэстон заерзал в кресле, затем потянулся во внутренний карман за пачкой «Мальборо».

– Насколько я знаю, Джек напился и свалился с утеса. Щелкнув золотой зажигалкой, он закурил, глубоко затянулся и выпустил клуб дыма к потолку.

– Может, и так. Но кое-кто подозревает, что его убили.

– Позвольте мне угадать: Кристи Сонгберд, ее родители и некоторые из старейшин племени. Черт побери, они годами вопят об убийстве! Но факты остаются фактами: Джек Сонгберд был просто индейцем-неудачником, потреблял слишком много огненной воды – вот и поплатился.

Мышцы у Кейна напряглись, он едва сдержался, чтобы не заехать Уэстону по его безупречной физиономии. Но вовсе ни к чему было открывать этому подонку истинный ход своих мыслей.

Уэстон внимательно изучал кончик своей сигареты.

– Знаете, Моран, если вы напишете что-нибудь порочащее мою семью, я навешаю на вас столько судебных исков, что вам не поздоровится.

– А я-то думал, вы захотите, чтобы правда вышла наружу. Заодно поквитались бы хоть отчасти с Датчем Холландом.

– Правда меня не интересует. Как я уже сказал, это старая история. Прошлогодний снег. А что касается Датча, он свое получит. Так или иначе. Ваша помощь ему для этого не требуется.

– Мистер Таггерт? – раздался в кабинете голос секретарши. – Ваша жена на проводе. Я сказала ей, что вы заняты, но...

Уэстон раздраженно сдвинул брови и нажал кнопку интеркома.

– Я возьму трубку, – сказал он и, обращаясь к Кейну, добавил: – Если вы меня извините.

Кейну не требовался предлог, чтобы уйти. Он уже получил то, зачем пришел: заглянул во внутреннюю жизнь семьи Таггерт вообще и Уэстона в частности. Логично было предположить, что все семейство будет прыгать от радости при мысли о разоблачительной книге, выводящей на чистую воду старого врага. Но нет, у Уэстона это известие не вызвало ни малейшего энтузиазма. Напротив, он не скрывал своего неудовольствия – как будто сам был в чем-то виноват. Но в чем?..

Кейн вскочил в джип и завел двигатель, ощущая легкую дрожь торжества. С каждой минутой ему становилось все лучше. Да, старик Уэс явно занервничал, и он обязательно выяснит, из-за чего! На этот день у него была назначена еще пара встреч. Кейн хотел поговорить с репортерами, освещавшими смерть Харли Таггерта и Джека Сонгберда. Разумеется, он прочитал их репортажи, чуть ли не заучил их наизусть, но надеялся почерпнуть что-нибудь еще из личной беседы. Потом он должен был встретиться с людьми, которые первыми прибыли на место происшествия с сестрами Холланд. Возможно, это даст ему какую-то новую зацепку. И только после этого он позволит себе снова посетить Клер.

– Я хочу, чтобы ты узнал все, что можно, о человеке по имени Денвер Стайлз.

Миранда смотрела на Фрэнка Петрильо через обшарпанный пластиковый стол в единственном итальянском ресторане Портленда, где, по мнению Фрэнка, стоило раскошелиться на кусок пиццы.

– Это тот самый, что шатался по нашей конторе? Он тебе досаждает?

– Не то чтобы он мне досаждал. Но дело в том, что его нанял мой отец.

Фрэнк проводил оценивающим взглядом пышнотелую официантку, поставившую на стол заказанные ими напитки, и отхлебнул глоток пива.

– С чего бы твоему отцу следить за тобой? Миранда с деланым равнодушием пожала плечами.

– Датч просто хочет кое-что выяснить о нашем прошлом – моем и моих сестер. Но я ему не доверяю. – Миранда изложила Фрэнку сокращенную версию. – Ничего особенного он все равно не найдет, но я не доверяю этому Стайлзу. Предполагается, что он частный детектив, парень не из местных, которого здесь никто не знает, но у меня такое чувство, что я уже встречала его раньше. – Она отпила глоток «Шардоне». – Просто я хочу знать, кто он такой на самом деле.

Петрильо почесал скулу.

– Стайлз, говоришь?

– Денвер Стайлз. Ничего о нем не знаю, кроме имени.

– Ну, это дело поправимое.

Темные глаза Петрильо загорелись азартом, и у Миранды стало немного легче на душе. Она не сомневалась: Фрэнк в лепешку разобьется, но разузнает все, что только можно узнать о новом сотруднике Датча. Миранда могла лишь молить бога, чтобы он успел вовремя – до того, как Денвер Стайлз или Кейн Моран доберутся до правды.

Пока она потихоньку потягивала вино, им принесли заказанную пиццу – сомнительное на вид сооружение из креветок, зеленого перца и оливок. Фрэнк пытался шутить, чтобы отвлечь ее от грустных мыслей, но Миранда не могла стряхнуть с себя тревожное ощущение, что ее загоняют в угол – в сырой и темный угол, всегда маячивший неподалеку, а теперь придвигавшийся все ближе.

Ей казалось, что за ней следят, но, окинув быстрым взглядом ресторан, она убедилась, что это лишь игра воображения. Денвер Стайлз не слонялся возле игральных автоматов и не сидел в дальнем углу у стойки бара. Нет, это чувство вины поднялось из водяной могилы, где она похоронила его много лет назад.

«Держись!» – мысленно приказала себе Миранда и, отломив кусочек пиццы, попыталась улыбнуться.

– Успокойся, детка, – сказал Петрильо. – Все будет хорошо.

– Ты уверен?

Петрильо подмигнул ей, озорно блестя влажными карими глазами.

– Гадом буду! С места не сойти! – по-воровски побожился он.

Миранде очень хотелось заразиться его уверенностью, но она ничего не могла с собой поделать. Даже в этом уютном маленьком ресторанчике, где было много смеющихся, оживленно болтающих людей, а Фрэнк Петрильо подмигивал ей через стол, она ощущала у себя на затылке ледяное дыхание судьбы. Ей было страшно. Так же страшно, как шестнадцать лет назад.

– Давай поговорим о папе!

Саманта уселась на кухонный стол, на котором Клер распаковывала очередную коробку.

Они прожили в Чинуке уже почти неделю, но так до сих пор и не успели полностью обосноваться.

– Что ты хочешь знать? – спросила Клер.

– Это правда – то, что о нем говорит Шон?

Клер стиснула зубы. Сердечная боль давно утихла – даже когда она впервые узнала о неверности Пола, это не стало для нее большим ударом. Зато теперь ее охватили угрызения совести.

– Твой отец неплохой человек, – осторожно начала она, с отвращением чувствуя собственную неискренность. – Он просто слабый.

– Слабый?

– Да. Он... м-м-м... Видишь ли, ему всегда нравились женщины.

– Девочки, – поправила ее Саманта.

– Да, иногда и девочки.

– Значит, он плохой человек.

– Я не хочу, чтобы ты считала его плохим.

– Но ведь ты считаешь! – горячо возразила Саманта.

Она очень страдала – это было видно по глазам. Подтянув ноги к животу, она положила подбородок на грязноватые колени, но Клер не стала делать ей замечаний. Это был не тот случай, когда нужно напоминать о гигиене и вреде микробов.

– Я просто не хочу о нем думать, и точка, – отрезала Клер.

Лгать было бессмысленно: все равно дети видели ее насквозь.

Сэм наморщила нос.

– Да, я тоже не хочу. – Она задумчиво прикусила нижнюю губу. – Теперь его посадят в тюрьму?

Щеки Клер вспыхнули от стыда.

– Я не знаю. Может быть. Я полагаю, он может получить условный срок, но лучше нам не гадать, а просто подождать. Там видно будет.

– Если он сядет в тюрьму, я больше никогда не захочу его видеть, – решила Саманта, вскинув голову. – И даже если не сядет. Он нехорошо поступил. – Подбородок у нее задрожал. – Отцы не должны так поступать!

– Да, родная, они не должны так поступать, – согласилась Клер, обнимая хрупкие плечики дочери. – Но они всего лишь люди, и иногда они совершают ошибки.

Саманта уткнулась ей в плечо и начала громко всхлипывать.

– Мы этого не заслужили!

– Нет, детка, не заслужили, – подтвердила Клер. – Но мы должны с этим жить, нравится нам это или нет. Знаешь что? Давай-ка я сварю тебе чашку какао, и мы попробуем найти по телевизору какое-нибудь интересное кино.

– Со счастливым концом! – воскликнула Саманта, соскакивая со стола.

– Да, со счастливым концом.

В полночь Клер поняла, что не сможет уснуть. Она отбросила тонкое одеяло, не зажигая свет, сунула руки в рукава халата и босиком прошла по коридору мимо дверей, за которыми спали ее дети, вниз, на первый этаж. Голова у нее кружилась, в памяти вихрем мелькали образы Кейна, Харли и Пола. Ей необходимо было отвлечься и развеяться.

В кухне она захватила коробок спичек и вышла через застекленные двери столовой на заросшую сорняками дорожку, ведущую к озеру, по пути зажигая нардовые факелы от москитов, установленные через каждые десять шагов до самого причала. Вскоре вся дюжина факелов запылала, распространяя вокруг свой горьковато-сладкий запах, а Клер присела на последней доске причала, спустив босые ноги в воду и подняв лицо к небу, в котором ярко мигали звезды. Полумесяц низко висел над горизонтом, бросая серебристый отсвет на темную воду. В озере играла, выпрыгивая из воды, рыба, сверчки трещали, а где-то вдалеке тихонько ухал филин.

Клер всегда любила это место. Несмотря на все страдания, перенесенные в юности, и трагедию, связанную со смертью Харли Таггерта, здесь, в большом старом доме на берегу озера Эрроухед, она ощущала покой. Ее взгляд устремился на другой берег. Окна коттеджа Моранов ярко светились в темноте, и она спросила себя, что сейчас делает Кейн. Неужели работает над своей проклятой книгой? Откапывает тайны прошлого, раскрывает старые секреты, которые лучше было бы оставить в покое? Сердце у нее заныло при воспоминании о глупой и отчаянной детской любви к нему. Было в нем что-то такое, от чего она была готова позабыть о разуме, пожертвовать всем на свете, даже собственной гордостью, лишь бы быть рядом с ним.

– Дура! – выругала она себя.

Нет на свете такого мужчины, ради которого женщине стоит жертвовать своим достоинством. Ни одного. И все-таки даже сейчас, будь у нее возможность поцеловать Кейна, прикоснуться к нему, ощутить рядом его сильное обнаженное тело.

– Прекрати! – приказала себе Клер. – Ты больше не девочка-подросток! Опомнись, тебе уже за тридцать! Ты мать двоих детей, и тебе уже причинили столько боли.

Вот если бы она была похожа на Миранду! Была бы такой же сильной, независимой, храброй.

Увы, иногда она казалась сама себе испуганной маленькой девочкой.

Клер со вздохом пошевелила пальцами ног в воде и потуже затянула пояс халата. Много лет назад она похоронила свою любовь к Кейну, поняв, что у них нет будущего. Казалось, сама судьба вмешалась в их отношения. После гибели Харли Кейн ушел в армию, и она тоже покинула Чинук, убегая от сердечной боли и страшных воспоминаний.

С Полом Сент-Джоном Клер познакомилась в колледже, где он преподавал английскую литературу, а она проходила общеобразовательную подготовку перед сдачей экзаменов за курс средней школы. Однажды он нашел ее плачущей на скамейке в парке и предложил свой носовой платок, чтобы вытереть слезы, а также свое плечо, чтобы выплакаться. Клер не привыкла к доброму отношению со стороны незнакомых людей и никогда не обратилась бы к нему, но как раз в тот день она посетила местную клинику, где ей сказали, что она беременна. Это показалось Клер катастрофой. Миранда уже училась в колледже; Доминик, не в силах больше выносить бесконечные измены мужа, забрала Тессу и улетела в Европу, а Датч всегда относился к Клер с полным равнодушием. Харли был мертв; Кейн ушел в армию. Клер со своим будущим ребенком оказалась одна-одинешенька. Ее скромные сбережения подходили к концу, и она с ужасом думала о том, что ей ничего не остается, кроме как обратиться к отцу. Но Датч, скорее всего, назовет ее шлюхой и вышвырнет за порог, когда узнает, что она ждет ребенка от Таггерта.

По непонятной Клер причине Пол проникся к ней сочувствием. Возможно, его тронула ее беспомощность, хотя, скорее всего, объяснение лежало совсем в другой плоскости. Клер была как раз подходящего возраста – неполных восемнадцати лет, к тому же со временем она должна была унаследовать часть состояния Холланда. Как бы то ни было, Пол стал ухаживать за ней, помог окончить школу и наконец сделал ей предложение. В свои тридцать лет он был гораздо опытнее ее и куда больше знал о жизни, а Клер так отчаянно нужно было на кого-то положиться, кому-то довериться! Кому угодно. Даже чужому человеку, которого она едва знала. Пол показался ей надежным, и лишь через несколько лет она поняла, как жестоко ошиблась.

Когда родился Шон, Пол повел себя как настоящий отец, а Клер впоследствии оформила мальчику фальшивую метрику, передвинув дату рождения на три месяца, чтобы все выглядело естественно и никто никогда не заподозрил, что это сын Харли Таггерта.

Клер обожала сына – тем более что видела в нем живое воплощение Харли. И только когда он подрос, она осознала, что в его жилах нет ни капли крови Таггертов. Обнаружив, что ее мальчик как две капли воды похож на Кейна Морана, Клер была потрясена до глубины души, но ее любовь к сыну от этого только усилилась. Теперь у нее навсегда останется частица того отчаянного парня; которого она когда-то, на свою беду, полюбила. Она даже думала, что когда-нибудь отыщет Кейна и расскажет, какой у него замечательный сын.

Через три года Клер родила Саманту. Если ее жизнь и не была идеальной, по крайней мере она казалась наполненной. И хотя Пол уже не проявлял к ней такого внимания, как прежде, Клер думала, что он просто занят на работе. Но она ошибалась. Жестоко ошибалась.

Когда Саманте было всего семь месяцев, Клер впервые узнала, что муж ей изменяет. Одна из преподавательниц колледжа как-то раз проболталась, что Пол встречается с их коллегой по работе. С тех самых пор их брак покатился под гору и наконец развалился.

Клер охватило уже знакомое тошнотворное чувство, связанное с воспоминаниями о муже и пятнадцатилетней девочке, которую он соблазнил.

– Не думай об этом, – сказала она себе, снова взглянув на коттедж Морана.

Интересно, где сейчас Кейн? Сердце у нее на миг замерло, и она закрыла глаза. Бесполезно думать о нем. Та невинная любовь, что их когда-то связывала, давным-давно осталась в прошлом.

Кейн бросил курить шесть лет назад, но сейчас, глядя на факелы, горящие на другой стороне озера, почувствовал, что умрет без сигареты. Подобно посадочным огням, указывающим пилоту верный путь, эти золотистые факелы манили его и притягивали к себе.

Прекрасно понимая, что совершает колоссальную ошибку, Кейн отвязал старую моторную лодку, оттолкнул ее от берега и завел двигатель. Маленькая лодочка полетела вперед, разрезая носом воду и оставляя пенный след за кормой, ветер засвистел у него в ушах и растрепал волосы.

Проведя весь день за опросом свидетелей и узнав при этом куда меньше, чем рассчитывал, Кейн окончательно отказался от мысли вновь увидеться с Клер. Он был не готов; хуже того, находясь рядом с ней, он терял всякую объективность. И куда девался закаленный, не знающий сантиментов репортер, готовый зубами вырывать информацию из глотки очевидцев? Стоило ему оказаться рядом с Клер, как циничный репортер уступал место одержимому детской влюбленностью подростку, мечтавшему заниматься с ней любовью – лежа, стоя, сидя, любыми мыслимыми и немыслимыми способами. Когда-то он не спал ночами, воображая, как она окажется в его власти, видел мысленным взором заветный треугольник мягких рыжевато-каштановых кудряшек у нее между ног, представлял, как будет касаться ее там, исследуя таинственные и влажные глубины ее женского естества. Он разденет ее, припадет губами к ее грудям и будет целовать их, пока они не порозовеют и не нальются желанием. Он будет посасывать их как младенец, но заставит ее ощутить ту же безрассудную, ненасытную, бурлящую в крови страсть, которая сжигала его самого.

В последнее время старые фантазии воскресли в нем с новой силой, и он – взрослый, трезвый человек, ни одну женщину не подпускавший слишком близко к своему сердцу, – вновь превратился в неудовлетворенного, сексуально озабоченного подростка.

– Дерьмо! – выругался он вслух.

Кейн понимал: сигарета не решит его проблем, как не решит их пинта виски или какая-нибудь другая женщина. Он должен переспать с Клер Холланд Сент-Джон: только это может ему помочь.

Свет факелов становился все ярче, в воздухе уже можно было различить запах нарда, поднимавшийся к небу вместе с дымом. Клер сидела на краю причала, опустив стройные ноги в воду. Ее махровый халат ярко белел в темноте.

Кейн заглушил мотор, лодка медленно подплыла к причалу. Она следила за ним, ее глаза светились в лунном свете, чисто умытое лицо без косметики казалось особенно прекрасным.

Он накинул швартов на полусгнивший столбик и сошел на причал.

– Ты нарушаешь границы частного владения, – заметила она, как когда-то в прошлом.

– Я тоже рад тебя видеть.

– Похоже, у тебя это вошло в привычку. Когда-нибудь она доведет тебя до беды.

Он усмехнулся и сел рядом с ней, вытянув ноги и повернувшись спиной к воде.

– Уже довела.

Господи, до чего же она была хороша! Стоило только взглянуть на нее, и Кейн почувствовал приближение эрекции.

– Ну, и что ты здесь делаешь? – спросила Клер, пристально вглядываясь в его лицо.

– Не мог спать. Увидел огни.

– Разве тебе нечем заняться? Ты же пытаешься накопать как можно больше грязи для своей книжки?

– Я просто пытаюсь докопаться до истины.

– Неужели? – Она покачала головой и вздохнула: – Не морочь мне голову, Кейн. Для тебя это что-то вроде вендетты.

Кейн хотел возразить, но прикусил язык. Хватит лгать. Лжи было уже предостаточно.

– Не могу понять одного: почему ты нас так ненавидишь? – продолжала Клер.

– Только не тебя.

– Разве? – Она стремительно повернулась к нему, вытащив ноги из воды; брызги веером посыпались на доски причала и ему на рубашку. – Тогда почему бы тебе не оставить нас всех в покое?

– Я подписал договор.

– Ты сам говорил, что деньги тут ни при чем. Тогда в чем же дело?

– Просто есть вещи, которые надо делать.

– Зачем? Только для того, чтобы не дать моему отцу баллотироваться в губернаторы? – спросила она, нахмурившись. – Но ты, мне кажется, не стал бы стараться только ради этого.

– У нас с Датчем старые счеты.

– Из-за несчастного случая с твоим отцом? Кейн не ответил, и Клер пожала плечами.

– Я вовсе не защищаю Датча. Он, конечно, не идеал, а то, что случилось с твоим отцом, – непростительно.

– Ты и половины не знаешь.

– Вот как?

На щеке у Кейна задергался мускул, но тик прекратился, когда Клер машинально коснулась его руки.

– Слушай, я вовсе не собиралась брать тебя за горло. Я знаю, что твой отец умер, и мне очень жаль.

– Вот и хорошо, что умер, – рассеянно обронил Кейн, весь поглощенный прикосновением ее нежных пальцев. Она опомнилась и убрала руку.

– Извини.

– Не извиняйся. На этом свете мой старик был злобным сукиным сыном. Может, хоть на том он обрел покой.

Впрочем, Кейн сам в это не верил. Озлобленная душа Хэмптона Морана вряд ли нашла упокоение в мире ином. Злоба и обида на весь свет снедали его еще до того, как с ним произошел несчастный случай, а уж став калекой, он и вовсе сорвался с катушек. Ненависть и зависть проели дыру у него в сердце, отравили кровь и мозг. Жена оставила его, а сын постепенно утратил остатки уважения и жалости к пустой оболочке человека, в которую он превратился.

– Как бы то ни было, я не позволю тебе себя использовать, – тихо сказала Клер.

– Использовать?

– Да. Для твоей книги. Я знаю, ты всюду рыщешь, копаешься в прошлом. Но если ты пришел сюда в надежде, что я открою тебе какую-то великую тайну о той ночи, когда умер Харли, значит, ты пришел напрасно.

– Я пришел тебя повидать, – возразил Кейн, сам поражаясь своей искренности. – Я собирался сделать это раньше и действительно хотел попытаться поговорить с тобой о прошлом. Но я вымотался за день и слишком устал. А потом увидел огни и...

Он заставил себя замолчать, прежде чем его язык успел выболтать слишком много. Но потом заглянул ей в глаза и понял, что не может больше сдерживаться. Рука сама собой потянулась и обхватила ее затылок, их лица сблизились, и его губы коснулись ее губ.

– Кейн, нет!.. – пролепетала Клер. – Я не могу...

Но было уже поздно. Он овладел ее ртом и потерял голову – на него обрушились воспоминания о близости с ней. Он обнял Клер обеими руками и притянул к себе, чувствуя, как бешено бьется ее сердце.

– Клер... – шептал он, – Клер...

Она застонала, ее губы раскрылись навстречу ему, и Кейн принялся торопливо расстегивать пуговки батистовой ночной сорочки.

– Кейн... Прошу тебя.

Но его пальцы уже проникли под слой тонкой ткани и нашли ее грудь, горячую и налитую, с затвердевшими сосками. Со стоном Кейн наклонился и поцеловал ее грудь, ощущая ответный жар, зная, что она разделяет его волнение.

Клер обхватила его голову руками и прижала к себе, а он захватил ртом ее сосок, одной рукой приподняв подол ночной сорочки. Она вскрикнула, когда его пальцы проникли в ее тайное убежище, и вдруг, словно почувствовав, что еще немного – и дороги назад не будет, обеими руками схватила его руку.

– Нет! Нет, нет, нет!

Кейн замер. Его пальцы все еще находились в глубине ее лона.

– О господи, нет, это невозможно! – Клер отодвинулась от него, из ее груди вырвался мучительный стон. – Прошу тебя, Кейн, нам нельзя. Мы уже не дети!

– Молчи.

Кейн обнял ее, привлек к себе и поцеловал в губы. Его мужское естество полыхало и пульсировало, стремясь слиться с ней, но он заставил себя успокоиться, понять, что она права. Они не смогли бы закончить то, что начали. Ни сейчас, ни когда-либо в будущем.

– Прости, – сказал он, когда наконец обрел способность говорить.

– Не извиняйся. – Клер поцеловала его в губы и погладила по голове, как маленького. – Я знаю, что ты испытываешь. Видит бог, я это знаю, но нас слишком многое разделяет. Слишком много времени прошло. Слишком много воспоминаний. Слишком много ошибок. – Она часто-часто заморгала, чтобы прогнать слезы, а потом легко выскользнула из его рук. – Я просто не могу это сделать. Я ведь тебя даже не знаю.

– Ты меня знаешь, – возразил Кейн. – Ты помнишь.

– Да. – Слезы все-таки покатились у нее по щекам. – Помню.

Она нервно облизнула губы, словно решилась в последний момент выложить ему какой-то мучающий ее секрет, но лишь покачала головой, вскочила на ноги и побежала от него прочь так быстро, как только могла.

Глава 15

– Говорю тебе, это человек без прошлого, – сказал Петрильо, усаживаясь на один из стульев напротив стола в кабинете Миранды.

После десятидневного отпуска она вернулась на работу, полная решимости сохранить душевное равновесие и не позволить отцу управлять ее жизнью.

– Впечатление такое, будто человека по имени Денвер Стайлз просто не существует, – продолжал Фрэнк. – Ни полицейского досье, ни полиса социального страхования, ни малейших следов ни в одной базе данных, включая налоговое ведомство и учет военнослужащих запаса. – Он сунул руку в карман слишком тесной для него спортивной куртки и нащупал пачку жевательной резинки. – Держу пари, что свою кликуху Денвер Стайлз получил не при крещении.

Миранда ничего не ответила, только поежилась и потрогала едва заметный шрамик на шее.

– Как твой старик на него вышел?

– Он не говорит.

– Бьюсь об заклад, что не через телефонный справочник. Миранда пожала плечами:

– Я тоже так не думаю.

– Не исключено, что Стайлз связан с криминальным миром.

– Ну, вряд ли он гангстер, если ты это имеешь в виду, – возразила Миранда, припоминая свое первое впечатление от Денвера Стайлза. Красивый, холодный, надменный и очень целеустремленный. Она не сомневалась, что он из тех, кто всегда выполняет задуманное, причем идет прямиком к цели, не уклоняясь ни на дюйм. Как бы то ни было, он внушал ей тревогу. Большую тревогу.

– Ну, если он не связан с мафией, значит, связан с чем-то еще, и я готов биться об заклад, что с ним не все чисто, если ты меня понимаешь. Добропорядочные граждане имеют адреса, телефоны, водительские права, зарегистрированных собак, они стоят на воинском учете и платят налоги правительству. А этот парень похож на привидение. – Петрильо задумчиво потер подбородок. – Но я не собираюсь сдаваться, – заверил он Миранду. – Так или иначе я узнаю, кто он такой и что связывает его с твоим стариком.

– И как же ты намереваешься это сделать?

– Буду за ним следить, если придется. – Его карие глаза заблестели в предвкушении охоты. – Этому парню есть что рассказать о себе, и мне просто не терпится узнать, что именно.

– Мне тоже, – призналась Миранда, постукивая карандашом по столешнице. Кто такой Денвер Стайлз? Что связывает его с ее отцом? Кто он – политический союзник или сомнительный частный сыщик, своего рода солдат удачи, человек, готовый на все ради соответствующего вознаграждения? Ее карандаш выбивал четкий ритм на столе. Она подняла взгляд на Фрэнка и увидела, что он смотрит на нее с удивлением.

– Но я вовсе не хочу отнимать у тебя время. Ты ведь наверняка очень занят.

– Ничего, я втисну Стайлза в свое рабочее расписание, – сказал Петрильо. – Это может оказаться забавным.

«Или опасным», – подумала Миранда, вспоминая пронизывающий взгляд серых глаз Денвера Стайлза и его решительный подбородок. Он производил впечатление человека, не останавливающегося ни перед чем.

У Клер дрожали руки, пока она наливала себе чашку кофе. Господи, о чем она только думала?! Надо же, позволила Кейну Морану целовать ее и чуть было не занялась с ним любовью! Как будто не было всех этих мучительных лет, всей этой лжи, боли и горя.

Как будто не он был отцом Шона.

Господи боже, что же ей делать?

– Ты дура, – тихонько выругала себя Клер, высыпая муку для оладий в глубокую миску.

Она разбила в миску два яйца с таким ожесточением, словно это были чьи-то головы, добавила молока и попыталась сосредоточиться на текущих делах вместо того, чтобы вспоминать о греховных и сладостных ощущениях, вызванных прикосновениями Кейна Морана.

Она давно уже не была с мужчиной. Много лет. Вероятно, ее бурная реакция была вызвана долгим воздержанием и больше ничем. Размешивая тесто, Клер бросила взгляд за окно на другой берег озера, на дом Кейна. Надо забыть о том, что их когда-то связывало. Он стал другим человеком. Он одержим жаждой мести. Он хочет расправиться с ее семьей.

«Не верь ему, – сказала она себе. – Он просто использует тебя, чтобы добыть нужные сведения для своей проклятой книги. Помни об этом».

Выливая тесто на горячую сковородку, Клер услыхала на лестнице легкие шаги дочери. Даже если Пол больше ничего достойного не сделал за всю свою несчастную и никчемную жизнь, одно ему зачтется: он наградил ее Самантой.

Сэм ворвалась в кухню, уже переодетая в купальный костюм и с ног до головы намазанная маслом для загара. В руках она несла пляжную корзинку, которую с размаху шлепнула на рабочий стол.

– А где Шон?

– Спит, наверное. Почему бы тебе его не разбудить? Скажи ему, что завтрак почти готов.

– В постели его нет, я уже проверяла.

– Нет? – Это было странно: Шон обожал валяться в постели до двух часов дня. – Может, он поехал покататься на лошади? – предположила Клер, охваченная внезапной тревогой. Сэм скорчила рожицу.

– Он терпеть не может лошадей.

Это было верно, к тому же сквозь стеклянные двери Клер видела всех трех лошадей – они мирно пощипывали травку, механически отгоняя ушами и хвостами надоедливых слепней.

– Ну, значит, он пошел гулять.

– С утра пораньше? Один? У него же тут нет никаких друзей!

Кейн нахмурилась, ее тревога росла.

– Они появятся, как только он осенью пойдет в школу.

– Ну да, конечно! – протянула Саманта, выразительно закатив глаза. – Ой, мам, оладьи!

От сковородки валил черный дым; первую порцию оладий пришлось выбросить в мусорное ведро.

– Ты не могла бы этим заняться? – попросила Клер дочку. – А я пойду поищу Шона.

– Давай, – согласилась Саманта.

Открыв входную дверь, Клер сразу увидела на подъездной аллее приближающийся джип. Сердце у нее упало. За рулем был Кейн, а Шон – насупленный, с опущенными глазами и упрямо выдвинутым подбородком – сидел рядом с ним на пассажирском сиденье. Неужели Кейн не видит, как Шон на него похож? Прямой нос, тонкие, как лезвие ножа, плотно сжатые губы, широкие плечи и недовольное выражение лица: не мальчик, а просто наказание божье! Хотя Шону еще предстояло подрасти, прежде чем он превратится в отпетого хулигана, не признающего правил и законов, каким был когда-то Кейн, все задатки для этого были уже налицо.

У Клер вдруг увлажнились ладони, земля словно заколебалась под ногами. Как рассказать им правду? Шон наверняка ее осудит: ведь она всю жизнь лгала ему. Он никогда ей этого не простит. А Кейн? Что он сделает, когда узнает, что Шон его сын? Потребует опеки? Назовет ее дешевой шлюхой? А может быть, случится чудо, и он раскроет сыну свое сердце и объятия? Клер откашлялась и попыталась сосредоточиться на происходящем, не заглядывая в будущее. Не успел джип окончательно остановиться, как Шон выпрыгнул из машины и решительным шагом направился к входной двери. На нем были черные джинсы и рваная черная футболка, на ногах – старые, потерявшие всякий вид кроссовки. Клер встретила его на крыльце.

– Что происходит? – спросила она. – Где ты был?

– В городе.

Он попытался проскользнуть мимо нее, но она схватила его за руку.

– Что случилось?

Краем глаза она видела неторопливо подходящего к крыльцу Кейна – он как будто давал ей возможность самой разобраться с сыном, не желая вступать в уже назревающую перепалку. Потрепанная кожаная куртка, белая футболка, немыслимо затасканные джинсы и сапоги, остро нуждающиеся в гуталине, составляли его гардероб. Клер сразу вспомнила того отчаянного хулигана, которому она отдала свое сердце шестнадцать лет назад. Какой же она была наивной, романтичной дурочкой!

Но сейчас в первую очередь нужно было разобраться с сыном.

– Шон?

– Ну хорошо, у меня неприятности, – огрызнулся он и вновь устремился к двери, но Клер решительно загородила ему дорогу.

– Какие неприятности? – спросила она, чувствуя, как тревожно бьется сердце. Шон в последнее время стал таким взвинченным, постоянно был на грани взрыва.

– Да ничего особенного. – Он бросил взгляд на Кейна и тихонько выругался себе под нос: – О черт, ну ладно, меня поймали на краже в магазине.

– На краже в магазине?! – Клер похолодела. Она понимала, что с мальчиком творится что-то неладное, но такого даже предположить не могла. – Что, собственно, произошло? – растерянно спросила она, повернувшись к Кейну.

Прислонившись к одному из грубо отесанных столбов, поддерживающих навес над крыльцом, Кейн скрестил руки на груди и юдагул Шону:

– Я думаю, тебе следует рассказать маме все подробности.

– Плевать я хотел на то, что вы думаете, – с ненавистью бросил в ответ Шон.

– Шон! – Клер погрозила сыну пальцем. – Не смей грубить. Давай выкладывай, как все было.

– Ну, я хотел позаимствовать пачку сигарет.

– Сигарет? Ты крал сигареты?! – в ужасе переспросила Клер. Господи, они провели в городе меньше недели, а Шон уже влип в такие неприятности!

– Ну да, и еще бутылку пива.

– О боже, что же теперь будет? Шон кивнул в сторону Кейна:

– Он меня застукал. Заставил положить все назад и извиниться перед хозяином.

Лицо мальчика густо покраснело, он упрямо смотрел в пол, словно не решаясь поднять глаза на мать.

– Чинук – маленький город, – терпеливо объяснил Кейн. – Все друг друга знают, все суют свой нос в чужие дела. Не стоит зарабатывать себе дурную репутацию, потому что потом ее чертовски трудно восстановить. Уж поверь мне, я знаю.

– А что? Вы тоже воровали в магазинах? – с интересом спросил Шон.

– Чего я только не делал! Можешь спросить у своей мамы.

–По-моему, до подобных вещей ты все-таки не опускался. – Клер взглянула на сына: – Поверить не могу, что ты на такое способен.

– Я ничего не взял!

– Потому что тебя вовремя схватили за руку.

– Ну и что?

– А вот что: ты под домашним арестом. На две недели.

– Подумаешь! – фыркнул Шон. – Здесь все равно делать нечего. Полное дерьмо!

– Не смей...

Но Шон уже скрылся в доме, сердито хлопнув дверью. Клер готова была рухнуть прямо на крыльце. В такие моменты, как этот, она особенно остро сожалела о том, что у нее нет мужа, на которого можно положиться.

– Мне кажется, он не слишком-то доволен своей жизнью, – заметил Кейн, пытливо вглядываясь в ее лицо.

Она судорожно сглотнула.

– У него есть для этого множество причин.

– Включая его отца?

Клер затаила дыхание. Секунды утекали, отмеряемые частым биением ее сердца. Каквсе-таки странно, что Кейн не видит сходства!

– Пол подвел нас всех.

– Он был полным дерьмом.

Ей хотелось возразить, напомнить ему, что это не его дело, но язык так и не повернулся.

– Он все равно остается их отцом. Не думаю, что есть необходимость его чернить.

– Я просто называю вещи своими именами. А впрочем, черт с ним. Лучше расскажи мне о Шоне.

Клер облизнула губы. «Он сам спрашивает, ну так расскажи ему правду! Скажи, что он отец Шона!» – твердила она себе, но так и не смогла произнести ни слова.

– Я вижу, он доставляет тебе кучу хлопот, – продолжал Кейн, бросив взгляд на затянутую москитной сеткой дверь, за которой скрылся Шон.

– С ним все будет в порядке.

– Не будет, если ты не наведешь железную дисциплину. Хочешь, я дам тебе хороший совет?

– Нет, не хочу. – Клер взялась за ручку двери. – Шон просто переживает трудное время. Хватило бы и того, что он узнал о своем отце, но к этому еще прибавился переезд сюда. Ему пришлось расстаться со всеми своими друзьями. – У нее сердце сжалось при мысли о том, что это она всему виной. – А здесь он никак не может приспособиться.

– Ну, не так уж все плохо, – тихо сказал Кейн, и ей на миг показалось, что он сейчас протянет руку и погладит ее по щеке. – Мы же с тобой пережили переезд сюда – и ничего, справились.

– Разве? – Клер тяжело вздохнула и решительно дернула на себя сетчатую дверь. – Спасибо, что выручил Шона из беды. Я ценю. Ой!

Кейн хлопнул ладонью по двери, и она со стуком закрылась. Один шаг – и он оказался рядом, так близко, что их тела едва не соприкоснулись.

– Я приехал сюда по другой причине.

– По какой? – шепотом спросила Клер, чувствуя, как на шее бьется предательская жилка.

– Извиниться за прошлую ночь.

– Тебе не за что извиняться.

– Но ты сбежала, как испуганный кролик.

– Я не знала, что думать... что делать. – пробормотала Клер, чувствуя, как горло перехватывает судорогой.

– Да брось, все ты знала! – Кейн уперся в дверь ладонями, поймав ее в ловушку своих сильных рук. Его губы искривились в невеселой усмешке, он тяжело вздохнул, словно собираясь сделать нелегкое для себя признание. – Я не могу держаться в стороне от тебя, Клер. Принимаясь за этот проект, я решил соблюдать дистанцию, я говорил себе: все, что у нас было, давно прошло. Но мне никак не удается себя в этом убедить.

Клер вдруг страшно захотелось обнять его, прижаться к его груди. Но в этот момент из кухни послышался крик Саманты:

– Мама! Мама! Оладьи готовы!

Клер решительно разорвала кольцо его рук.

– Слушай, мне надо идти, но... – «Не делай этого, Клер! – твердил ей внутренний голос. – Не приглашай его в дом. Откуда тебе знать, может, он только этого и ждет, чтобы выжать из тебя информацию для своей проклятой книжки. Он опасен!» – Если ты еще не завтракал...

– Это приглашение? – Такая искренняя радость прозвучала в его улыбке, что у нее чуть не разорвалось сердце.

– Да.

Кейн заглянул в холл и с сожалением покачал головой:

– Пожалуй, на этот раз я откажусь. Тебе надо заняться детьми, а я только помешаю.

Ее охватило разочарование, но она заставила себя улыбнуться.

– В другой раз.

– С удовольствием.

Он спустился с крыльца и торопливо пошел к своей машине, словно опасаясь, что не выдержит и изменит свое решение. Клер в изнеможении прислонилась к стене дома и с трудом перевела дыхание. Что с ней творится? Да, однажды они стали любовниками, но это осталось в далеком прошлом. Она похоронила его глубоко в своем сердце. С тех пор целая жизнь миновала.

– Он козел! – донесся до нее голос Шона, вприпрыжку спускавшегося с лестницы.

Клер резко повернулась и вошла в дом.

– Прекрати сейчас же! Я не разрешаю ни о ком говорить в таком тоне. И в подобных выражениях.

– Он козел, – упрямо повторил Шон. – Я видел, как он на тебя смотрит. Он просто хочет... ну, ты сама знаешь.

Клер мрачно взглянула на сына. Только что из душа, с еще влажными волосами, в чистых шортах и футболке, он стоял на нижней ступеньке лестницы и возвышался над ней на целую голову. Как быстро он вырос и как сильно был похож на Кейна! Почему ни один из них не замечал сходства, она понять на могла, но в настоящий момент за это следовало благодарить бога.

Подъехав к своему одноквартирному дому в Лейк-Освего, расположенному в ряду таких же однотипных домиков, Миранда заметила автомобиль, стоявший на другой стороне улицы, и сразу насторожилась. Она поставила машину в гараж, и стоило ей войти в кухню через заднюю дверь, в прихожей раздался громкий требовательный звонок. Оставив портфель и сумку на стуле, она прошла в прихожую и открыла входную дверь. На пороге стоял Денвер Стайлз.

«Отлично! – подумала Миранда. – Только этого мне и не хватало!»

–В чем дело?

– Нам нужно поговорить.

– Нам не о чем говорить. Стайлз сурово сдвинул брови.

– Я думаю, есть.

– Я сказала вам все, что хотела, когда отец нас познакомил. Не знаю, почему он так одержим мыслью, будто я или одна из моих сестер имеем какое-то отношение к смерти Харли Таггерта.

– Потому что именно Датч тогда остановил расследование. И он знает, что Кейн Моран не сдастся, пока не докопается до правды.

– Правда в том, что мы были в кино и...

– И я полагаю, вам хотелось бы узнать, куда девался Хантер Райли.

У Миранды чуть не подкосились колени.

– Хантер?

Шестнадцати лет как не бывало, она опять превратилась в восемнадцатилетнюю девочку, которая бегала по берегу, держась за руку Хантера, встречалась с ним в коттедже, занималась с ним любовью до самого рассвета. Сердце у нее едва не остановилось.

– Хантер... Хантер был моим другом.

– Который вас бросил?

– Он уехал работать в Канаду.

– Вы уверены? – Строгие серые глаза Стайлза смотрели на нее не мигая. – Мне удалось выяснить, что он тогда так и не добрался до лагеря лесорубов.

Миранда вынуждена была прислониться к стене, чтобы не упасть.

– Но Уэстон Таггерт сказал мне... он показал мне документы о найме на работу!

– И вы ему поверили? – Стайлз сунул руку в задний карман джинсов. – Насколько я понял, ваша семья всегда была с Таггертами на ножах.

– С этим я спорить не стану, – согласилась Миранда, с трудом обретя дар речи.

Старая рана открылась и запульсировала свежей болью, словно ее нанесли только что.

– Если не считать вашей сестры Клер. Она ведь была помолвлена с Харли Таггертом.

– Но она разорвала помолвку в тот самый вечер, – сказала Миранда, стараясь собрать остатки самообладания.

Она не может себе позволить ни единой ошибки, иначе Денвер Стайлз тут же найдет трещину в броне ее алиби.

– Совершенно верно. – Он заглянул через ее плечо в прихожую. – Почему бы вам не пригласить меня в дом? Нам многое надо обсудить.

Тесса вернулась. И выглядела куда лучше, чем в последний раз, когда он ее видел.

Трясущимися руками Уэстон зажег сигарету и вышел на заднюю веранду: Кендалл настояла, чтобы он курил только там. Что заставляло его столько лет терпеть свою жену, он и сам не знал. Конечно, в ней чувствовался определенный шик. К тому же он знал, что она обдерет его как липку, если он только заикнется о разводе. А может, все дело было в том, что она закрывала глаза на его маленькие шалости?

Уэстон оперся на перила и взглянул на океан. Рыболовецкий траулер медленно двигался на горизонте, солнце пробивалось сквозь полупрозрачные облака. Из этого огромного дома на холме Уэстон мог обозревать весь город Чинук и чувствовать себя королем.

Идея постройки дома принадлежала Кендалл. Возведенный из кирпича, стекла и кедровой древесины под черепичной крышей, он сверкал подобно бриллианту в лучах заката. Это был самый крупный и претенциозный дом на северном побережье. Он идеально подходил Уэстону, одержимому страстью к созданию собственной империи. Ему было мало управлять предприятием отца. Заняв руководящий пост, он стал расширять дело, и теперь уже на берегу раскинулись три новых курорта, на бывших индейских землях к югу он построил казино, а в западной части штата Вашингтон открылись два новых лесопильных завода. И всякий раз, как ему удавалось перехватить лишний участок земли у Датча Холланда, он переживал минуту торжества.

Вот тебе, старый козел! Вот тебе за то, что спал с моей матерью!

– Ты рано вернулся, – услыхал он за спиной голос Кендалл.

Повернувшись, Уэстон увидел у нее в руках традиционный тонкий поднос с графином мартини и двумя бокалами. Она поставила поднос на стол под огромным зонтиком и разлила напиток по тонкостенным бокалам с полой ножкой.

– У меня назначена встреча на этот вечер.

– Здесь? – удивилась Кендалл.

– Нет.

Она больше ни о чем не спросила. Уэстон никогда не обсуждал с ней дела, и Кендалл не задавала вопросов. Таково было заключенное между ними негласное соглашение.

– Пейдж собиралась вечером к нам заглянуть.

При мысли о сестре Уэстон поморщился. Пейдж не изменилась – все та же полоумная, ожиревшая дрянь, вечно всюду сующая свой нос. К тому же она открыто ненавидела его и даже не пыталась скрыть свою враждебность.

Скрипнув зубами, Уэстон принял бокал из тонких пальцев Кендалл. Она была красивой женщиной. Светлые волосы, голубые глаза, стройная фигура. Она держала себя в форме, не прибавила ни фунта за все годы, что они были женаты, регулярно занималась на тренажерах, одевалась стильно и со вкусом. Уэстон не мог ее ни в чем упрекнуть. Если не считать того, что с ней было чертовски скучно.

Чего не скажешь о сестрах Холланд.

– Разве Пейдж не должна сидеть с отцом?

– Сегодня они пригласили сиделку. Вот я и подумала, что мы могли бы устроить барбекю и все вместе посмотреть кино. – Точеные пальцы Кендалл обхватили его запястье. – Ну же, Уэстон! В последнее время ты почти не видишься со Стефани.

Уэстон ощутил легкий укол вины. Он обожал дочь, тут двух мнений быть не могло. Первоначально он собирался обрюхатить Кендалл, чтобы она могла женить на себе Харли, утверждая, будто это его ребенок. И план сработал блестяще, да только было уже слишком поздно: к тому времени, как Кендалл явилась к нему с благой вестью, Харли успел отдать концы. Уэстон мог послать эту дуру куда подальше, мог заставить ее сделать аборт или просто надавать ей оплеух. Соблазн был велик, но он удержался и теперь гордился дочерью. Он любил Стефани больше, чем кого-либо на этом свете. Вот только одна беда: Кендалл об этом знала и вовсю пользовалась его единственной слабостью.

– Я успею пообщаться со Стеф завтра. Мы вместе пойдем выбирать ей машину.

Кендалл засмеялась.

– Ей же всего пятнадцать!

– Скоро будет шестнадцать.

Он затушил сигарету и отпил большой глоток мартини. Коктейль был смешан безупречно – Кендалл строго за этим следила. «Наверное, я должен ее любить, – подумал Уэстон. – Да только я на это не способен». И вообще, любовь и всякая романтическая дребедень – это для идеалистов, не имеющих понятия о реальной жизни. А он всегда гордился тем, что твердо стоит ногами на земле.

– Но ты мог бы сегодня освободиться пораньше.

– Не спорь, дорогая, – предупредил он, и Кендалл тут же закрыла рот.

Она вообше редко возражала, хотя за годы их брака было всего несколько случаев, когда ему приходилось применять силу. Ничего особенного: так, несколько шлепков по ягодицам или пара оплеух. Потом, когда Кендалл начинала сожалеть о своем упрямстве, он заставлял ее проделывать замысловатые сексуальные упражнения, чтобы доказать ему, как глубоко она раскаивается, как сильно любит его, как высоко ценит звание миссис Уэстон Тагтерт.

Она всегда так старалась ему угодить. В общем-то это было даже странно. Когда-то он считал ее фригидной, но потом понял, что ошибался. Стоило ей сообразить, что Уэстон – ее талон на обед, ее пропуск в царство Таггертов, как она превратилась в хорошо смазанную любовную машинку. Неудивительно, что этот слюнтяй Харли так и не смог с ней порвать.

– Смотри не обмани Стефани завтра, – сказала Кендалл, и Уэстон чокнулся с ней.

– Не обману, обещаю.

Но это будет завтра. А сейчас его больше интересовал день сегодняшний, точнее вечер. Этим вечером он собирался встретиться с Денвером Стайлзом и сделать новому служащему Датча Холланда предложение, от которого тот не сможет отказаться.

Уэстон улыбнулся, медленно потягивая мартини.

Глава 16

– Итак, вы не получили ни единой весточки от Райли. Ни письма, ни телефонного звонка. Ничего.

Денвер Стайлз сидел на одном из тростниковых стульев, расставленных вокруг маленького стола в кухне Миранды, и на протяжении всего разговора не спускал с нее зоркого взгляда. Этот орлиный взор, не упускавший ничего, невольно вызывал у нее желание убежать, спрятаться, забиться в какую-нибудь щель. Но, разумеется, Миранда ничего подобного не сделала. Ей не раз приходилось смотреть в глаза убийцам и насильникам, она отважно вступала в схватку с крупными адвокатами и, наконец, пережила ножевую атаку Ронни Клюга. Как ни грозен Стайлз, она его не испугается!

– Одно письмо все-таки было – сразу после того, как он уехал. Но больше ни вестей, ни телефонных звонков – ничего.

Солнечные лучи, льющиеся сквозь окно с эркером, пригревали ей спину. Потрепанная куртка Стайлза висела на спинке свободного стула так непринужденно, будто ей там было самое место. Не нужный ни ему, ни ей кофе остывал в керамических кружках, наполняя воздух своим ароматом.

– А вам не показалось, что это странно?

– Да, но я подумала, что все дело в выдвинутых против него обвинениях.

– Сожительство с несовершеннолетней и угон автомобиля? – Стайлз явно хорошо подготовился к встрече.

– Да.

– Однако обвинения так и не были предъявлены.

– Знаю, но я решила, это из-за того, что он покинул страну.

– Есть такое понятие, как экстрадиция. Вам это должно быть известно.

Разумеется, теперь ей это было известно. Но в то время она была молода, гораздо меньше осведомлена о нормах права, а главное – глубоко уязвлена тем, что Хантер предал ее и связался с другой женщиной. Впрочем, к тому времени все потеряло смысл. Ребенка уже не было.

Старая боль, которую она так отчаянно старалась подавить, прорвалась сквозь все и сдавила сердце с такой силой, что Миранда едва могла вздохнуть. Боже милостивый, как она хотела ребенка! Как ей нужно было, чтобы эта частица Хантера осталась с ней.

– Я была молода, – призналась она вслух. – И испугана.

– И беременна.

Казалось, слово гулко разнеслось по комнате, подобно звону церковного колокола.

– Да. – Не было смысла отрицать: он и так уже знал слишком многое. Миранда уставилась на него сухими глазами, не позволяя ему увидеть боль, не покидавшую ее все эти годы. – Но это никого не касается.

Внезапно искра сочувствия промелькнула в его холодных глазах, но исчезла так быстро, что Миранда сочла это игрой собственного воображения. Стайлза никак нельзя было заподозрить в мягкосердечии.

– Не сердитесь. Я просто делаю свою работу.

– Выкапываете грязные секреты. Чудная работа! Он насмешливо выгнул бровь.

– В чем-то сходная с вашей, советник.

– Я всегда ищу правду.

– Я тоже. – Он отпил глоток чуть теплого кофе и поставил чашку на блюдце. Его голос неожиданно смягчился: – Что же случилось с ребенком?

Миранда закрыла глаза.

– Я не хочу об этом говорить.

– Знаю.

Несколько секунд прошло в молчании, наконец Миранда открыла глаза. Какая разница, что он о ней подумает?

– Я потеряла ребенка в ту самую ночь, когда заснула за рулем машины и она сорвалась в озеро Эрроухед. Не сомневаюсь, что вы изучили медицинские отчеты. Там, конечно, было упоминание о выкидыше, но я попросила не говорить об этом моим родителям. Думаю, они сохранили врачебную тайну. Если мой отец и проведал о чем-то, он никогда об этом не упоминал, а я сама тоже не заводила разговора. Кстати, откуда вы знаете Датча?

– Он сам ко мне обратился.

– Да, но как он вас нашел? Я почему-то не думаю, что ваш адрес есть в телефонном справочнике.

Легкая улыбка коснулась его губ, серые глаза на мгновение потеплели.

– Он нашел меня через одного общего знакомого. – Стайлз отпил еще глоток остывшего кофе и наклонился ближе к ней. – Послушайте, Миранда, вы умная женщина, но вы были не так умны шестнадцать лет назад. Лично я считаю, что история, рассказанная вами шерифу в ночь смерти Таггерта, – одна сплошная выдумка. Вы с сестрами заключили какой-то договор, чтобы поддержать алиби друг друга, и до сих пор вам это сходило с рук. Но я уверен, что в один ужасный день правда обрушится вам на голову. Если вы сейчас мне все расскажете, это останется между вами, мной и вашим стариком. Но если до правды доберется Кейн Моран или один из политических противников вашего отца, разразится самый большой скандал, когда-либо потрясавший старый добрый город Чинук. Вам придется распроститься со своей работой, Тессе понадобится нечто большее, чем услуги психоаналитика, а Клер увидит, что скандал с ее мужем в Колорадо – это всего лишь легкая рябь на воде в сравнении с тем водопадом, который на нее обрушится, когда правда выйдет наружу.

– Вы ошибаетесь! – воскликнула Миранда. Спасительный гнев пришел ей на помощь, хотя его слова напугали ее до полусмерти. – Больше того, вы оскорбляете меня, и в таком случае нам больше не о чем говорить!

Стайлз отодвинул свой стул.

– Вы еще измените свое мнение.

– Мне не на что его менять.

– Посмотрим. – Стайлз подхватил свою куртку со спинки стула, сунул руку в карман и положил на стол карточку мотеля «Трейдуиндз» в Чинуке. – Комната 25, если захотите поговорить со мной.

– Только не ждите меня, затаив дыхание, – задохнетесь. Стайлз перебросил куртку через плечо и свободной рукой вдруг легко коснулся ее щеки.

– Подумайте об этом, Миранда, – сказал он тихо. – Не надо меня провожать, я сам найду дорогу.

Она вспыхнула от его прикосновения и долго еще сидела с горящими щеками, после того как входная дверь открылась и закрылась с тихим щелчком. Все разваливалось на части. Вся лживая конструкция, которую она с таким старанием возвела.

Закусив нижнюю губу, Миранда тяжело оперлась лбом на сложенные руки.

– Господи, помоги мне! – прошептала она, зная, что конец близок.

Денвер Стайлз не успокоится, пока не доведет свое дело до конца, и ни потоп, ни пожар его не остановят.

Тесса ощутила дуновение соленого бриза на лице и пожалела, что никак не может обрести то душевное спокойствие, которое положено чувствовать человеку, бредущему по песку и взирающему на бескрайний простор океана.

Зря она вернулась в Орегон, надо было держаться отсюда подальше! Но один из ее психоаналитиков сказал, что, если она хочет справиться со своими демонами, рано или поздно ей придется встретиться с ними лицом к лицу. То есть вернуться в эту чертову дыру и объясниться с теми, кто причинил ей зло.

Мокрый песок был усеян водорослями, панцирями расклеванных чайками крабов, раковинами моллюсков и выброшенными на берег медузами. Белая песчаная полоса вилась под утесами вдоль курорта «Камень Иллахи», где Тесса теперь обитала в номере люкс – с сауной, джакузи, двумя кроватями королевских размеров и потрясающим видом на океан. Номер был предоставлен в ее распоряжение на неопределенное время. Датч хотел, чтобы она чувствовала себя комфортно.

– Спасибо большое, папочка! – прошептала она. – И к черту психоаналитиков – не буду я ни с кем объясняться!

Тесса вернулась в Орегон с одной-единственной целью, и сейчас, пока она шлепала по песку в полосе прибоя, ее охватило предвкушение сладкой мести. Она ждала шестнадцать лет, надеясь, что потребность расквитаться со всеми, кто ее обидел, рассеется со временем. Но это оказалось ошибкой! Пока она была в Калифорнии, вдали от сестер, от этого проклятого озера, ей удавалось отгонять от себя мысли о мести. Но стоило ей вернуться в Орегон, где на нее обрушились воспоминания об одной ужасной, наполненной болью ночи, как она оказалось неспособной думать ни о чем, кроме своей вендетты. Тем, кто ее обидел, придется заплатить сторицей!

Из чердачного помещения над гаражом, где они с Самантой решили устроить студию, Клер услыхала звук мощного мотоциклетного мотора. Она высунула голову в окно, и сердце у нее сжалось.

По подъездной аллее к дому верхом на громадном «Харли-Дэвидсоне» приближался Кейн Моран. Зеркальные очки скрывали его глаза, пыльные джинсы и потрепанная в боях кожаная куртка довершали наряд. На Клер нахлынули воспоминания о том, как она сама сидела на таком же мотоцикле позади Кейна. Ее руки обнимали его мускулистый торс, ветер трепал ей волосы, запах кожи и дыма щекотал ноздри. Она вспомнила, как мечтала о нем днями и ночами. Ей ничего так не хотелось, как обнять его и прижать к себе.

– О боже! – прошептала Клер.

– Что там? Что это? – нетерпеливо спрашивала Саманта, выглядывая через материнское плечо. – Вот это да! – протянула она, увидев мотоцикл.

Шон отрабатывал броски по баскетбольной корзине, которую сам прикрепил к стене гаража. Но при виде мотоцикла он забыл о мяче и с благоговейным трепетом стал следить, как Кейн маневрирует тяжелой машиной. Мотоцикл плавно остановился в пяти шагах от мальчика, и Кейн соскочил на землю.

– Это ваш? – спросил Шон.

– С сегодняшнего дня.

Не подозревая, что мать и сестра наблюдают за ним, Шон восхищенно присвистнул:

– Класс! Ведь это же настоящий «Харли»! «Харли. Все дело в нем», – подумала Клер.

– Ничего особенного, – пробормотала Саманта. Кейн отер пот со лба тыльной стороной ладони.

– Нравится?

– Еще бы!

– Хочешь прокатиться?

– Эй, минуточку! – закричала Клер и бросилась вниз по ступенькам. Саманта следовала за ней по пятам. Через несколько секунд они уже были во дворе. – У Шона нет водительских прав, а в Орегоне еще требуется местное разрешение.

– Ой, ну ма-а-ам... – протянул Шон, не сводя глаз со сверкающего чуда.

– И речи быть не может. – Клер повернулась к Кейну. – Разве вождение мотоцикла не требует специального разрешения?

– По закону – да, – согласился Кейн, с трудом удерживая тяжелую машину в равновесии.

– Меня интересует только то, что по закону.

– Но, мам...

– Шон, помолчи, пожалуйста.

Она бросила на Кейна взгляд, которым можно было резать сталь, и вновь увидела поразительное сходство между отцом и сыном. Та же квадратная челюсть, густые брови, длинный прямой нос. Как же они сами не замечают?

– Давай сделаем так: прыгай сзади, и я тебя прокачу, – предложил Кейн мальчику. Он снял с седла шлем и бросил его Шону.

Шон обошел вокруг мотоцикла, любуясь его великолепными линиями.

– Мощный зверь!

– Поехали, – Кейн мотнул головой.

Дополнительного приглашения не потребовалось. Позабыв о принятом ранее твердом решении ненавидеть «этого козла», Шон взобрался на мотоцикл за спиной у Кейна, надел и застегнул шлем.

– А как же я? – спросила Саманта.

– Ты следующая, – пообещал Кейн, и у Клер возникло отчетливое ощущение, что ею манипулируют.

Кейн завел мотор, и машина сорвалась с места.

– Будьте осторожнее! – крикнула вслед Клер, но только ветер услыхал ее слова: мотоцикл уже мчался вперед, стремительно переходя на третью скорость еще до первого поворота. Минуты не прошло, а его уже не было видно за деревьями.

– А я думала, Шон терпеть его не может, – заметила Саманта, встряхивая волосами.

– Я тоже так думала.

– Стоило ему увидеть мотоцикл, и он забыл обо всем на свете. – Сэм покачала головой. – Мужчины! – добавила она с величайшим презрением.

Клер только вздохнула в ответ. Она всем своим существом переживала остроту момента: отец и сын были вместе наедине, и ни один из них не понимал, как важна эта встреча! Она почувствовала подступающие слезы и испугалась, что сейчас расплачется прямо на глазах у Саманты. Клер понимала, что рано или поздно должна будет найти слова для объяснения с Кейном, сказать ему, что он отец Шона. Но у нее не было сил все разрушить прямо сейчас. Слишком много сердец будет разбито. Кейн, конечно, возненавидит ее за ложь, и Шон никогда не простит ей, что она столько лет выдавала его за сына другого человека. «Господи, помоги нам!» – мысленно взмолилась она, услыхав, что мотоцикл возвращается. Пальцы у нее сами собой сжались в кулаки, когда мотоцикл вновь появился из-за поворота и плавно затормозил у гаража.

– Твоя очередь, – бросил Кейн Саманте, когда Шон неохотно слез с седла.

Глаза у Сэм невольно заблестели, хоть она и сделала вид, будто ничуть не взволнована перспективой прокатиться на легендарной машине. Она надела шлем, и мотоцикл вновь пустился в полет.

– Ей-то это зачем? – проворчал Шон. – Она любит лошадей, собак и всякую такую чушь.

– Может, эта поездка откроет ей глаза на истинные ценности? – насмешливо предположила Клер.

– Черта с два!

Но эта мысль здорово обеспокоила Шона, и он принялся с удвоенной яростью бросать мяч в кольцо, пока мотоцикл не вернулся вместе с Сэм.

– Потрясно! – воскликнула она, слезая с седла. – Мы поднялись до самых утесов Иллахи!

Кейн повернул голову, встретился глазами с Клер, и она прочла в его взгляде слишком многое.

– Как насчет тебя? – спросил он внезапно охрипшим голосом.

Не успела она отказаться, как Сэм сказала:

– Давай, мам, это здорово!

– Я не знаю...

– Нет, теперь моя очередь! – воскликнул Шон.

– В следующий раз, – сказал ему Кейн.

Прекрасно понимая, что поступает опрометчиво, Клер все же не могла устоять перед искушением. Ее влекло к нему, и она ничего не могла с этим поделать. Снова остаться с ним наедине и пусть ветер свистит в ушах, а ночные сумерки сгущаются вокруг них!

Она перебросила ногу через седло мотоцикла, обхватила руками талию Кейна, и мотоцикл помчался вперед.

Покрытые лишайниками и увитые плющом стволы сосен, сливаясь в одно размытое целое, летели им навстречу. Клер положила голову на плечо Кейну, как делала когда-то, и позволила себе забыться, упиваясь ощущением близости с ним.

Господи, до чего же приятно его обнять хоть на несколько чудесных минут! Забыть прошлое, забыть, что у них нет будущего, что они никогда больше не смогут стать любовниками. Пока солнце опускалось за горизонт, Клер дала волю воображению и позволила себе всласть пофантазировать о том, как целует его, обнимает, занимается с ним любовью снова, и снова, и снова.

Влажный бриз, пришедший с океана, растрепал волосы Уэстона. Он стоял на палубе своей новой гоночной яхты «Стефани» и нетерпеливо поглядывал на часы. Восемь пятнадцать – и никаких признаков Денвера Стайлза. Вот дерьмо! Неужели парень его надует и не придет? Кто он такой, этот ублюдок, и зачем Датч Холланд его нанял? С какой целью? Датч никогда и ничего не делал без задней мысли. Но в чем она?

Нащупав в кармане куртки пачку «Мальборо», Уэстон закурил. Складывалось впечатление, что Стайлз явился ниоткуда: никаких следов его существования в прошлом найти не удалось. Но в чем состоит его миссия? Черт, от всего этого можно с ума сойти.

Он стряхнул пепел в воду, рассеянно следя за опускающимся солнцем. В последние годы Уэстону удалось завербовать нескольких служащих Датча, и они доносили ему обо всем, что происходило в штаб-квартире компании, расположенной в Портленде. Никто ничего не знал о Денвере Стайлзе, но Уэстон решил, что его появление как-то связано С намерением Датча баллотироваться в губернаторы. А может быть, и с вредной книжонкой, которую надумал писать Кейн Моран.

Мысли об этой книжке тревожили Уэстона. Вообще-то он мог бы только приветствовать выход в свет пасквиля, разоблачающего грязные секреты Датча, но его не покидало ощущение, что этот проект может рикошетом ударить по нему самому. Слишком много скелетов семейства Таггерт было заперто в одном буфете со скелетами Холландов. Слишком много грехов самого Уэстона, не подлежащих огласке, могло выйти наружу.

– Сукин сын, – пробормотал он, бросив взгляд на пустынный мол и на автомобильную стоянку яхт-клуба. – Куда же, черт возьми, подевался Стайлз?

Зазвонил его сотовый телефон. Уэстон швырнул окурок за борт и вернулся в кают-компанию.

– Таггерт, – коротко бросил он, снова взглянув на часы. Может, это Стайлз звонит предупредить, что не придет?

– Ну, Уэстон, как поживаешь? – раздался в трубке томный женский голос.

– Кто говорит?

– Разве ты меня на помнишь?

Уэстон ощутил первые легкие укусы беспокойства. Голос женщины показался ему знакомым, но за прошедшие годы их было так много. Ничего, главное, поддержать разговор, а там он по одному лишь тону нарисует себе ее портрет.

– А должен помнить?

– Ну-у-у... мне так кажется.

Черт, кто же она? Эта сучка начала его раздражать.

– Я не настроен играть в игры.

– Неужели? Мне ты запомнился другим. Только не говори мне, Уэстон, что ты теперь переменился и стал порядочным семьянином.

Кто, кто, кто ? Дюжина лиц промелькнула у него перед глазами, но Уэстон торопливо отбросил все.

– Кто это? – властно потребовал он.

– Неужели не помнишь? – разочарованно протянула женщина, хотя Уэстон чувствовал, что она притворяется. И по-прежнему играет с ним. – Мне так обидно!

Томный вздох донесся до него по проводам – и она повесила трубку.

– Погоди!

Но было уже поздно. Больше минуты он глядел на телефон, пытаясь сообразить, зачем он понадобился этой женщине из прошлого, и тут до него донеслись шаги. Выглянув в иллюминатор, Уэстон увидел Денвера Стайлза, идущего по молу к «Стефани». И хотя телефонный звонок выбил его из колеи, Уэстон заставил себя сосредоточиться на текущей проблеме. Его интересовал Датч Холланд.

Холланд! Вот оно! Губы Уэстона растянулись в жестокой усмешке. Он наконец догадался, кто эта женщина, звонившая по телефону.

– Ну, погоди! – пробормотал он себе под нос и принялся строить планы новой встречи с Тессой Холланд.

Шестнадцать лет назад она была горячей штучкой. Ей не терпелось избавиться от своей девственности, и он оказал ей эту услугу. Сейчас она повзрослела, набралась опыта и стала, наверное, великолепной, ненасытной самкой. Уэстон усмехнулся. Нахальства ей не занимать. Надо же, позвонила и разыграла его, как какая-нибудь двадцатидолларовая шлюха! Ну ничего, он лучше всех умеет играть в подобные игры. Очень скоро младшая дочь Холланда лишится своих козырных карт. Уэстону не терпелось дождаться своего часа.

Солнце садилось в ярко-розовые и янтарные облака, ослепительные огни заката отражались в океанских водах. Клер твердила себе, что Кейн ее использует, подбирается к ней поближе из-за своей чертовой книжки, но ее не покидало чувство, что она вновь влюбляется в него. Она знала, что это глупо, но не могла отказаться от своей маленькой мечты. Ведь кроме мечты у нее ничего не было.

На дальней окраине Чинука, за лесопилкой Тагтерта, Кейн повернул мотоцикл в сторону от океана и направился на север по окружному шоссе, ведущему к озеру Эрроухед.

– Куда мы едем? – громко спросила Клер, но ветер отнес ее слова.

– Увидишь!

Она засмеялась, но тут же осеклась, сообразив, что происходит. Боже милостивый, нет! Сердце у нее замерло, когда мотоцикл замедлил ход, а в ряду деревьев, окаймлявших шоссе, образовался просвет. Кейн свернул с дороги на песчаный берег озера, и свет передней фары осветил темные и грозные воды, неподвижные, как стекло.

Холодок пробежал по спине Клер. Это было то самое место, где Миранда загнала машину в озеро шестнадцать лет назад! У Клер закружилась голова, она не знала, как ей справиться, как защитить себя от вопросов, которые сейчас посыплются на нее.

Мотоцикл преодолел последнюю поросшую травой дюну и остановился. Кейн заглушил мотор. Его голос прозвучал тихо, но очень серьезно:

– Я думаю, нам надо поговорить.

Клер соскользнула с седла. Мысленным взором она видела себя вместе с сестрами в черном «Камаро» Миранды. Черная вода вскипала вокруг них, с каждой минутой поднимаясь все выше. Ее охватила паника, она не могла думать, не могла дышать. Летняя ночь была тепла, но Клер обхватила себя руками и зябко потерла предплечья.

– Ты меня обманул! Ты нарочно привез меня сюда! Все ее романтические мечты рушились на глазах. Кейн даже не пытался этого отрицать. Он снял защитные очки, и она увидела его глаза, смотревшие на нее так пристально, словно их владелец был способен заглянуть ей прямо в душу. Ну уж нет, этого она не допустит!

– Я действительно сделал это нарочно. Думаю, пора рассказать правду о той ночи.

Он слез с мотоцикла и подошел к ней, но Клер попятилась – ей не хотелось подпускать его близко к себе. Она не знала, что с ней будет, если он дотронется до нее.

– Клер...

– Ради всего святого, Кейн, я уже много раз рассказывала и тебе, и всему свету, что произошло в ту ночь! Проверь полицейские отчеты.

Она споткнулась о валун и чуть не упала, но Кейн подхватил ее за локоть и помог устоять на ногах.

– Уже проверил.

– Просмотри заметки в прессе.

– Просмотрел.

Он не отпустил ее, и прикосновение его руки обжигало ей кожу даже сквозь рукав.

– Ну так расспроси тех, кто был здесь в ту ночь, или тех, кто был с Харли!

– Я спрашиваю тебя.

Его пальцы властно сжались, и Клер неожиданно разозлилась:

– Надеешься, что я расскажу тебе другую историю? Которую ты смог бы использовать для уничтожения моей семьи?

– Харли Таггерт умер, Клер. И мы перед ним в долгу.

– Тебе никогда не было никакого дела до Харли! – воскликнула Клер. – И не делай вид, будто он был тебе дорог!

Сердце у нее бешено колотилось, вся кожа покрылась мурашками. Ну почему он не хочет просто принять ее ложь на веру, оставить ее в покое, отвезти домой?

– Мне была дорога ты.

Его признание повисло в воздухе, заполняя собой ночь. На небе уже начали проглядывать первые звезды, сумерки сгущались вокруг них. Клер отчаянно боролась с желанием обнять его за шею, поцеловать, сказать, что она никогда не переставала его любить, что, если бы не судьба, она ждала бы его всю жизнь.

– Ты несешь на плечах слишком тяжкую ношу, Клер.

– Я думаю, мы должны оставить Харли почивать с миром.

– Ты действительно этого хочешь? Чтобы я отступился?

– Да, – сказала она.

– Врешь.

– Нет, я...

– В том-то все и дело, разве ты не знала? Ты никогда не умела убедительно врать.

Внезапно он притянул ее к себе, и Клер почувствовала, как жар распространяется по всему телу. Ей казалось, что кроме них не осталось людей на земле. Она была единственной женщиной, а он – единственным мужчиной.

– Кейн, я не думаю... о боже!

Он нашел губами ее губы в горячем, яростном, голодном поцелуе, и у нее подкосились ноги.

– Клер! – прошептал он хриплым, прерывающимся голосом. – Дорогая моя, Клер.

Она закрыла глаза и мысленно приказала себе оттолкнуть его. Оставаться с ним – все равно что играть с огнем. Но поцелуй становился все глубже, и Клер наконец раскрылась ему навстречу, как цветок раскрывается навстречу солнцу, груди у нее нетерпеливо заныли в ожидании ласки. Впервые за много лет она ощутила уже почти забытую сладкую боль. Она хотела его. Господи, как сильно она его хотела!

Кейн уложил ее прямо на землю, его пальцы начали торопливо расстегивать пуговицы блузки, а она часто-часто задышала, прижимаясь лицом к его шее. Потом он одним быстрым движением стянул с нее джинсы и на мгновение отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза.

– Клер, – прошептал он, – ты уверена?

Клер ни в чем не была уверена, кроме одного: она хотела его. Пока кровь еще не остыла у нее в жилах, она хотела его всего.

– Д-да... Да, Кейн, – сказала она, и он сорвал с нее трусики, поднял ее бедра к своим плечам и спрятал лицо между ними.

Клер казалось, что ее тело расплавилось, превратилось в желе. Она извивалась, чувствуя его губы и язык, его горячее, сладкое дыхание.

– Кейн! – вскрикнула она и сама не узнала своего голоса.

Его пальцы ласкали чувствительную кожу, язык творил чудеса.

– Ну давай, давай, дорогая, не сдерживайся. Дай себе волю, – приглушенно бормотал Кейн.

И она двигалась, прижимаясь к нему, не в силах остановиться. Луна и звезды закружились каруселью у нее над головой, земля закачалась, когда первый спазм потряс ее тело. Она закричала, вцепившись пальцами ему в волосы:

– Кейн... Кейн!

– Я здесь, Принцесса, – отозвался он, опустив ее на землю. Слезы покатились у нее из глаз, и он осушил их поцелуями. – Все хорошо, Клер.

– Я не должна была...

– Ш-ш-ш... Просто наслаждайся.

Он потерся носом о ее шею и вновь принялся ласкать грудь, успокаивая и в то же время требуя большего. А Клер не могла остановиться. Хотя мозг услужливо предлагал тысячи причин для отказа, она просунула руки ему под рубашку и стянула ее вместе с курткой. Кейн отрывисто втянул в себя воздух, когда она провела ладонями по его груди и животу, обводя контур рельефно выступающих мускулов, а потом потянулась к ширинке.

Он перехватил ее запястье.

– Ты не обязана.

– Молчи! – Клер расстегнула «молнию», стянула с него старые джинсы и коснулась обнаженной плоти. – Я хочу этого, – прошептала она. – Я сама хочу этого!

Кейн застонал, а потом его губы властно овладели ее ртом, и он проник в нее с первобытной страстью, от которой у нее кружилась голова. Клер не могла думать, не могла дышать, пока он осыпал поцелуями ее глаза, щеки, шею. Звезды расплылись у нее перед глазами, она подхватила его ритм. Быстрее, быстрее, быстрее. Все было таким горячим, влажным и скользким. И тут Клер поняла, что сейчас взорвется.

– Кейн! – закричала она, конвульсивно сжимаясь вокруг него. Луна рухнула на землю, а ее душа унеслась к звездам, когда он в последний раз поцеловал ее. – О боже, Кейн.

– Прости меня, – прошептал он, сжимая ее в объятиях с таким отчаянием, что у нее дрогнуло сердце. – Прости...

– За что?

– За то, что я так сильно тебя хотел.

– Это не грех, – сказала Клер, и ее глаза наполнились слезами.

– Ты так думаешь?

Клер замерла, когда до нее дошел смысл ее слов. Неужели все было задумано только для того, чтобы использовать ее? Неужели именно это он сейчас хочет ей сказать? Ей вдруг стало трудно дышать. Что на нее нашло, что заставило ее отбросить все разумные предосторожности и позволить ему подобраться так близко?

– Я... мне нужно идти.

– Не спеши.

Его сильные руки сковали ее, не давая шевелиться.

– Но дети...

– Они прекрасно обойдутся без тебя. Останься еще на минутку, Клер. Дай мне побыть с тобой.

– Зачем? Надеешься, что я расскажу тебе что-то такое о прошлом, чего ты еще не знаешь?

– Нет. Просто мне хочется немного покоя. – Он приподнялся на локте и заглянул ей в глаза. – Неужели так трудно это понять?

– Я хотела бы тебе доверять.

– И что тебе мешает?

– Ты пытаешься погубить моего отца, мою семью, все, во что я верю.

– Нет, дорогая. – Он погладил ее по волосам. – Я просто хочу узнать правду.

– И ты считаешь, что правда никому и никогда не может причинить боль?

– Ничего подобного. Правда иногда бывает очень страшной, но это лучше, чем жить во лжи.

Клер его слова не убедили. Кроме того, она столько лет прожила во лжи, что уже не смогла бы отличить ее от правды.

– Честное слово, мне пора возвращаться.

Она потянулась за своей одеждой, но Кейн остановил ее, схватив за запястье.

– Просто верь: что бы ни случилось, я не хочу причинить тебе боль.

– Но ты это сделаешь, – обреченно сказала Клер. Ей вдруг стало холодно, как будто она ощутила ледяное дыхание судьбы. Этим человеком движет неведомая ей сила. И он не остановится, не сдастся, пока не узнает правду. – Сделаешь, потому что считаешь, что у тебя нет выбора.

– Его действительно нет.

– Ошибаешься, Кейн. Выбор есть всегда.

«И ты свой выбор сделала, – добавила она про себя. – Ты решила не говорить ему правды о Шоне и при этом опять занималась с ним любовью. О, Клер, когда же ты поумнеешь?»

Глава 17

– Похоже, твои дети благополучно выжили, – заметил Кейн, наблюдая, как Клер хозяйничает в кухне, готовит им обоим кофе с коньяком.

Ему пришлось силой оттаскивать Шона от мотоцикла. Мальчик без конца задавал вопросы о деталях машины, требовал, чтобы его прокатили еще и еще раз, и согласился уйти спать, только когда Кейн обещал снова приехать на мотоцикле и научить его водить. По крайней мере, он стал теплее относиться к Кейну, хотя в его глазах вспыхивала настороженность всякий раз, когда тот прикасался к Клер. Значит, малыш защищает мать. Ну что ж, это хорошо.

– Напрасно ты поощряешь интерес Шона к мотоциклу, – предупредила Клер, но Шон был на седьмом небе и, по мнению Кейна, нуждался в положительных эмоциях. Он явно тяжело переживал разлуку с друзьями, оставшимися в Колорадо. А те немногие из сверстников, с кем он успел познакомиться здесь, были типичной шпаной.

«Как ты сам когда-то», – сказал себе Кейн и решил, что сделает все возможное, чтобы мальчик не пошел по его пути.

– Вот, – Клер поставила перед ним чашку кофе, коньяк и сливки. – Давай выпьем кофе на свежем воздухе.

Они вместе вышли на крыльцо и сели на старые качели. Звуки ночи сомкнулись вокруг них: мошкара билась в окна, по шоссе сновали автомобили, в озере прыгала рыба, где-то далеко постукивал колесами поезд, а из открытого окна спальни Шона на втором этаже доносились звуки тяжелого рока.

– Ты прав. Шон и Сэм здесь выживут. Сэм будет легче, чем Шону: он старше, у него было больше друзей.

– Он найдет свое место здесь.

– Да, дети умеют приспосабливаться. У них большой запас жизненных сил, – согласилась Клер, хотя Кейн видел, что у нее сердце разрывается при мысли о том, что приходится переживать ее детям.

– Больше, чем у тебя? – Он обнял ее одной рукой и погладил по плечу.

Она вздохнула и откинула голову назад, вытянув длинную белую шею. Что она с ним делает, эта женщина? Стоит лишь взглянуть на нее – и он уже весь в огне. Так всегда было и, должно быть, всегда будет.

– Больше, чем у меня? Разумеется. Мне иногда кажется, что у меня совсем не осталось сил.

Кейн нахмурился – такая тоска прозвучала в ее голосе.

– Расскажи мне о нем.

– О ком? О Поле? – Она наморщила лоб, потом пожала плечами: – Что ты хочешь знать?

– Как вы познакомились?

Клер отвернулась от него и уставилась в лес.

– Он был профессором в городском колледже, где я хотела сдать экзамены экстерном за среднюю школу. Он был в разводе уже со второй женой. Мне следовало раньше разобраться, что к чему, но, увы, этого не произошло. А Полу в принципе нравилась семейная жизнь. Ему нравилось иметь жену, которая готовит, убирает, поддерживает порядок в доме и хорошо выглядит, когда он берет ее с собой на вечеринки и деловые встречи. Не стану врать, точно я не знаю, но, возможно, ему импонировало, что моя фамилия Холланд. Он мог рассчитывать, что в один прекрасный день я унаследую значительную сумму. Вот только одного он мне не сказал: что два предыдущих развода состоялись из-за его связей с юными девушками, едва достигшими шестнадцати лет.

– Чудный парень! – не сдержался Кейн, отхлебнув большойглоток кофе с коньяком.

– Помни, мне самой было тогда всего семнадцать. Конечно, я вышла замуж необдуманно, под влиянием порыва.

Ее несло течением, она была напугана. Пол казался ей надежным якорем – по крайней мере, в первое время. Кроме того, он сделал вид, что ее ребенок от него, а для Клер это было очень важно. Ей хотелось, чтобы у мальчика был отец.

– Что я могу сказать? Это была ошибка.

– Зато теперь ты наконец-то от него избавилась, – заметил Кейн.

– Да, если не считать того, что он – отец моих детей. Опять ложь. Но на этот раз, слава богу, всего лишь наполовину. Пол ведь был отцом Саманты.

Клер снова вспомнила свою растерянность, когда ей стало ясно, что отец ребенка – Кейн. Что в такой ситуации предпринять, она понятия не имела и решила начать жизнь с чистой страницы. Клер полностью сосредоточилась на семье и делала все, о чем просил ее Пол. Тем не менее вторая беременность оказалась незапланированной, и мысль о прибавлении семейства не привела его в восторг, хотя на сей раз речь шла о его собственном ребенке. У них родилась дочь, и Пол принял ее. Клер тем временем разрывалась между детьми, занятиями в колледже и заботами по дому: Пол любил чистоту и порядок.

Окончив колледж, Клер стала работать учительницей и все больше времени проводить вне дома. Она повзрослела, стала самостоятельной, у нее появился собственный взгляд на жизнь. Полу это не нравилось.

Когда Шон вошел в подростковый возраст, Пол стал все больше проявлять нетерпимость: его возмущало, что мальчик вечно попадает в передряги и уже имеет несколько приводов за мелкое хулиганство. А потом проявился «женский фактор» – хорошенькие школьницы гроздьями вешались на шею красивому парню. Очевидно, именно это спровоцировало Пола, в нем пробудился его старый порок: склонность к молоденьким девочкам. В конце концов он не удержался и соблазнил Джессику Стюарт, одну из подружек Шона. Эта-то связь его и погубила. Джессика все рассказала не только своим родителям, но и полиции; другие его несовершеннолетние жертвы тоже дали показания, и Пола арестовали. Их брак рухнул окончательно.

– Я не оформляла развод, пока ему не предъявили официальное обвинение, хотя мы к тому времени давно уже расстались. Мне казалось, что лучше числиться замужней дамой. Ради детей.

– А теперь? – спросил Кейн, подвигаясь ближе к ней. Клер со вздохом положила голову ему на плечо.

– А теперь я думаю, что было бы умнее оставить его сразу, как только я впервые узнала, что он мне изменяет. Но это произошло, когда Саманта была совсем маленькой. А я была молода и целиком зависела от него. Что еще мне оставалось делать? Разве что приползти на коленях к отцу и умолять его о помощи. – Она поглядела в темнеющий лес и покачала головой: – Но обращаться к отцу я не хотела. Ни за что.

– И поэтому ты осталась с человеком, который обращался с тобой, как с грязью под ногами?

– Нет, мы расстались. Просто я не находила в себе мужества оформить развод, пока не поняла, что у нас нет и не может быть никакого совместного будущего. Понимаешь, я, хоть и не любила его, все-таки верила, что брак – это святое, что он должен быть нерушим. – Клер горько усмехнулась. – Наверное, эта романтическая фантазия осталась у меня с юности. Ранда всегда говорила, что мои романтические увлечения меня погубят. Похоже, она была права.

Чтобы скрыть смущение, она отхлебнула из своей чашки, но кофе уже остыл, а вкус коньяка показался ей слишком резким.

– Значит, ты его не любила?

Никогда! Я любила тебя!

– Речь шла не о любви, Кейн, а о преданности. Ему, детям, семье. – Клер горько и коротко рассмеялась. – Но оказалось, что он не разделяет этих моих взглядов, а больше нас ничего не связывало. Мне понадобилось много времени, чтобы это понять, и вот я здесь – разведенная, без работы, с двумя упрямыми детьми, которых надо поставить на ноги.

«И при этом я нагло лгу тебе прямо в глаза, – добавила она про себя. – Боже, Кейн, если бы ты только знал... Если бы ты мог догадаться, что Шон твой сын, а не Пола и не Харли. Твой!»

Клер вздрогнула. Скрученный ею клубок лжи начал распутываться, стоило только Кейну потянуть за ниточку. Скоро ее разоблачат. Если не Кейн, так Денвер Стайлз. И что потом? Этого она даже вообразить не могла. Хорошо, что у нее нет хрустального шара, позволяющего заглянуть в будущее.

Кейн поцеловал ее в висок, и Клер подавила рыдание. Влюбиться в него снова – это такая нелепость, такая несправедливость! Ведь стоит ему узнать правду, как он ее возненавидит до конца своих дней.

– Итак, вы работаете на Датча Холланда, – начал Уэстон, протягивая Денверу Стайлзу стакан виски с содовой.

Он закрыл дверцу обшитого тиковым деревом бара и выбрал себе стул в противоположном конце кают-компании. Наедине со Стайлзом Уэстон чувствовал себя неуютно. Но, к сожалению, этот человек был ему нужен, так что приходилось терпеть.

– Совершенно верно.

– Особая миссия?

– Можно и так сказать. – Стайлз непринужденно закинул ногу за ногу. В его словах и позе было что-то вызывающее, почти наглое.

Уэстон попытался стряхнуть с себя ощущение, что им манипулируют. Сперва телефонный звонок Тессы, теперь этот молчаливый человек с орлиным взором, в черных джинсах, застиранной футболке и легкой спортивной куртке, явно знававшей лучшие дни. Его ковбойские сапоги со стоптанными каблуками почему-то раздражали Уэстона, а наглое поведение бесило до чертиков. Нос у этого парня, судя по виду, был сломан в нескольких местах, на загорелой коже рук белели шрамы – наверное, след давних ножевых ран. Поджарый, мускулистый, Стайлз излучал уверенность, свойственную людям, хорошо изучившим собственные сильные и слабые стороны.

Такого человека Уэстон не хотел бы числить среди своих противников – по крайней мере пока не разузнает побольше об этом молчаливом незнакомце. Но, судя по всему, сделать это будет нелегко. Казалось, Денвер Стайлз возник на пороге у Датча Холланда, явившись прямо из небытия.

Однако Уэстон не собирался отступать. Он разузнает всю подноготную о Стайлзе, даже если этот тип прибыл прямиком из подземного царства. У каждого есть прошлое, и если этот тип так тщательно его скрывает, значит, у него имеются свои маленькие тайны, не терпящие света дня. Вот и отлично – это сыграет ему на руку.

– Что именно вы делаете для Датча?

Стайлз отпил виски и окинул внимательным взглядом полированную обшивку каюты, словно стараясь запомнить мельчайшие детали.

– Разве это вас касается?

– Возможно. – Уэстон пустил в ход самую обаятельную из своих улыбок, обычно располагавшую к нему людей, но Стайлз явно на нее не клюнул. – Я думаю, вы здесь для того, чтобы оценить и нейтрализовать возможный ущерб.

Стайлз промолчал, но одна его темная бровь приподнялась, как бы приглашая Уэстона продолжать.

– Насколько я понимаю, раз уж Датч собирается баллотироваться в губернаторы, он хочет слегка почистить свой дом, прежде чем предстать перед репортерами. Он не хочет никаких сюрпризов, скандалов – короче говоря, скелетов, выпрыгивающих из шкафа в самую неподходящую минуту. Хватит ему тех неприятностей, которые ему доставляет Моран со своей книжкой. Он не желает, чтобы во время предвыборной кампании всплыло что-то еще.

Стайлз никак не откликнулся на его слова. Своим пристальным, немигающим взглядом он в упор смотрел на Уэстона, как будто обвинял его бог весть в каких преступлениях. Уэстону стало не по себе. Нет сомнения, этот парень хорошо знает свою работу. Понять бы только, в чем она состоит.

– Что вам нужно, Таггерт?

Вопрос застал Уэстона врасплох – он не ожидал, что Стайлз так быстро перейдет прямо к сути.

– Ну, вы, несомненно, знаете, что между Холландом и моей семьей отношения, мягко говоря, не слишком дружеские.

Стайлз задумчиво взболтал кубики льда в своем стакане. Яхта мягко покачивалась у причала; где-то вдали завыла сирена, предупреждая о сгущении тумана.

– По правде говоря, эта вражда тянется годами, и, хотите верьте, хотите нет, я думаю, она идет на пользу делу, – продолжал Уэстон. – Я всегда считал, что честная конкуренция стимулирует экономику.

– Честная конкуренция? – Ирония в голосе Стайлза ясно говорила о том, что он не верит ни единому слову Уэстона. – Не морочьте мне голову.

– Ну... по большей части честная.

– Вы переманили у Холланда многих специалистов – в том числе и тех, которые занимали ключевые посты.

– Ну и что? Они были недовольны. Им хотелось больше заработать.

– Кроме того, у вас наверняка есть платные осведомители в его компании. – Глаза Стайлза задумчиво прищурились. – Не пудрите мне мозги, хорошо? Тут дело не в конкуренции, тут какая-то вендетта. Только учтите, что это обоюдоострая штука.

Черт, этот тип знает больше, чем нужно для его собственной пользы! Тело Уэстона покрылось испариной. Так и есть, Стайлза лучше иметь в союзниках, а не в противниках.

– Мне почему-то казалось, что вы захотите отрезать себе кусок пожирнее того, что предлагает вам Датч.

– И вы готовы мне его отрезать?

Уэстон многозначительно кивнул, не отрывая глаз от Стайлза и внимательно следя за его реакцией. Реакции не последовало. Очень медленно Стайлз отхлебнул из своего стакана. Он не поморщился, не выказал никакого волнения, как будто вместо нервов у него были стальные канаты. «Да, с таким в покер не садись», – подумал Уэстон.

– Все, чего я хочу, это чтобы вы продолжили делать для Датча то же, что и сейчас, но обо всем докладывали мне, – торопливо добавил он.

Еле заметная сардоническая усмешка тронула тонкие губы Стайлза.

– Итак, мы наконец перешли к делу.

– Вы об этом не пожалеете.

– А почему вы решили, что меня можно купить?

– У каждого есть своя цена.

Уэстон почувствовал себя несколько более уверенно. Спиртное согрело ему кровь, он стал смелее, потому что теперь ступил на знакомую территорию. Вербовать людей, покупать их услуги – это была его стихия. Вдохновило его еще и то, что Стайлз не бросился к двери, не взорвался от возмущения при намеке на то, что его можно купить. Ничего подобного! Он продолжал сидеть, потягивая виски и взвешивая свои возможности. Вот и отлично.

– Я буду платить вам столько же, сколько вы получаете у Датча. Стало быть, вы будете зарабатывать вдвойне только за то, что отчет вам придется представлять не одному человеку, а двоим.

– И это все?

– Ну... возможно, я попрошу вас придержать кое-какую информацию. Скрыть ее от доброго старого Бенедикта.

– Не пойдет!

Уэстон вскинул голову. Он почему-то не сомневался, что Стайлз уже проглотил наживку.

– Я не заинтересован в том, чтобы обманывать «доброго старого Бенедикта». Если я соглашусь и это станет известным, я лишусь работы, а главное – репутации.

– Да я слова никому не скажу! Все останется между нами.

– Неужели? – Глаза Стайлза блеснули с такой силой, что Уэстон испугался. Кто он такой, этот тип? Люцифер собственной персоной? – С какой стати я должен вам доверять?

– С такой, что я собираюсь платить вам чертову уйму денег! Зачем же мне самому вас раскрывать?

– И что вы подразумеваете под «чертовой уймой»?

Ура! Значит, он все-таки слушает! Уэстон ощутил злорадное торжество. Денверу Стайлзу нужен кусок пожирнее. Как и всем на этом свете.

– Ладно. Если вам мало того, что я предложил, я заплачу вдвое, нет, втрое больше! – Уэстону не терпелось заключить сделку, чего бы это ни стоило. За любые деньги. – Сколько бы Датч вам ни платил, я утрою эту сумму.

– Плата вперед! – Гипнотизирующий взгляд серых глаз не отрывался от лица Уэстона. – Сто пятьдесят тысяч.

– Пятьдесят вперед, остальное потом. Стайлз задумался.

– И за эти деньги я хочу первым узнавать, что вы там раскопаете для Датча, – продолжал Уэстон. – Кроме того, мне нужна информация о его новом проекте – о второй очереди «Камня Иллахи».

– Ну, здесь никакого особого секрета нет. Он собирается расширить территорию и построить еще один корпус, поменьше.

– Где?

– Примерно в полумиле от главного здания, подальше от океана.

Уэстон ощутил холодок приближающейся опасности. Он уже был наслышан об этих планах, но надеялся, что информация окажется ошибочной, что Датч найдет более надежное, более живописное место для своей новостройки. Черт, даже самые продуманные планы иногда дают осечку.

– Окружной совет уже дал разрешение на этот участок. Рытье котлована начнется на следующей неделе. – Стайлз снова взглянул на Уэстона, словно читая его мысли.

– Так скоро? Черт...

Уэстон потянулся за сигаретами и почувствовал, как на лбу у него россыпью выступает пот. «Спокойно! – скомандовал он себе. – Еще ничего не случилось. Главное, не теряй головы». Но ему с трудом удалось совместить огонек зажигалки с кончиком сигареты. Все его тщательно выстроенные планы могут быть уничтожены одним движением ковша экскаватора!

– Итак, мы договорились? – спросил он. – Когда все это кончится, вы могли бы стать богачом.

Стайлз помолчал. Его челюсть окаменела, все мускулы были напряжены, словно это ему, а не Уэстону приходилось торговаться с дьяволом.

– Или покойником, – проговорил он наконец. «Это грозит нам обоим», – подумал Уэстон, хотя вслух, разумеется, ничего не сказал.

– Ладно, Таггерт. – Стайлз поднялся со стула, но протянутую руку Уэстона проигнорировал. – Считайте, что мы заключили договор. Но если хоть слово, сказанное здесь, просочится наружу, вы об этом пожалеете.

– Пожалею?

– Я нарою столько грязи на вашу семью, что вы в ней захлебнетесь. Из того, что мне уже удалось выяснить, видно, что Таггерты ничем не лучше Холландов. По правде говоря, не знаю, кто из вас хуже. – Глаза у него прищурились, губы надменно сжались; он явно демонстрировал свое превосходство. – Вы по уши в грязи, Таггерт, и мы оба это знаем, так что не пытайтесь меня подставить.

Уэстон ушам своим не верил. Эта мразь, этот мелкий жулик пытается его запугать!

– Вы мне угрожаете?

– Просто даю совет. А вы понимайте как хотите. – Он подошел к двери и, не оборачиваясь, добавил: – Я предпочитаю наличные. Все пятьдесят тысяч. Через три дня.

Уэстон проводил его взглядом и попытался убедить себя, что эта собака только лает, но не кусается. Но Стайлз держался уж очень уверенно, а его шрамы свидетельствовали о том, что он в свое время получил суровую закалку. Уэстон вытер внезапно вспотевшие ладони о брюки. Ему оставалось лишь надеяться, что инстинкт не обманул его, что он не совершил худшую ошибку в своей жизни.

Кейна смущал пистолет. Вновь и вновь перечитывая всю собранную им информацию о смерти Харли Таггерта, он все время натыкался на это оружие – нигде не зарегистрированный дамский пистолетик. Шестнадцать лет назад следователи просто проигнорировали пистолет, хотя он был найден на расстоянии броска от яхты и примерно в двадцати футах от того места, где плавало тело Харли. На пистолете даже в воде сохранились отпечатки, но их так и не идентифицировали.

Так как же он попал в воду? Может, он послужил орудием какого-то другого преступления, потом от него избавились, выбросив в воду, а нашли совершенно случайно в тот момент, когда всплыло тело Харли Таггерта? Или кто-то бросил его в воду нарочно, чтобы запутать следствие, пустить его по ложному пути? Имеет ли пистолет какое-нибудь отношение к Клер? При мысли о ней сердце подскочило у него в груди, и Кейн разозлился.

Черт, у него нет времени для всяких эротических фантазий. Только не сейчас, когда он близок к разгадке старой тайны. Надо только сложить вместе все кусочки в правильном порядке.

Разумеется, сестры солгали. Либо они замешаны в этом все вместе, либо убийца – одна из них, а остальные покрывают ее. И, к сожалению, мотив был только у Клер. Но, может быть, произошел несчастный случай? Может быть, после того, как она объявила Харли о разрыве помолвки, он впал в буйство? Заорал на нее, набросился, не позволяя уйти с яхты? Может быть, они начали бороться, и она, защищаясь, ударила его по голове каким-то тяжелым предметом – неправильной формы, первым, что попалось под руку? А он потерял равновесие и упал за борт.

Нет, этого не может быть. Если Харли погиб случайно, она бы вызвала полицию. Зачем бежать? Зачем выдумывать какую-то дурацкую историю про кино и убеждать сестру загнать свою машину в озеро? Бессмыслица какая-то! Впрочем, во всем этом деле вообще нет никакого смысла.

Пристально вглядываясь в фотографию пистолета, Кейн тяжело вздохнул. Неужели он никогда не узнает правды? А это значит, что Датч Холланд так и не заплатит за свои грехи.

Он вышел на крыльцо, где его отец после своего увечья в течение многих лет трудился, выпиливая из поваленных стволов фигурки всякого лесного зверья. Кейн никогда не любил отца, не мог глубоко сочувствовать человеку, который во всех своих несчастьях винил владельца компании. Однако всей правды он тогда не знал. Откуда ему было знать, что его мать стала любовницей Датча, что она переехала в Портленд и жила там в приличном кооперативном доме на деньги Бенедикта Холланда, что ежемесячный чек на триста долларов в действительности приходил от Датча? От отца Клер.

– Ублюдок! – сквозь зубы пробормотал Кейн.

Минувшей зимой его мать умерла от сердечного приступа. Вот тогда Кейн и узнал горькую правду о том, что Элис Моран оставила своего мужа и единственного сына, чтобы стать любовницей Датча.

Его затошнило, когда он представил себе мать с Датчем. Он вспомнил, сколько раз в детстве не спал ночей, дожидаясь ее возвращения, отказываясь верить, что она покинула его навсегда. Он постоянно цеплялся за надежду, что она все-таки вернется. Жестокие слова отца, любившего напоминать ему, что она всего лишь шлюха какого-то толстосума, не могли погасить эту надежду. Зато теперь эти слова живо вспомнились ему: «Ей плевать на нас с тобой, малыш. Она нас никогда не любила. Нет, ей нужны были только деньги, и она нашла способ их зарабатывать, лежа на спине и раздвинув ноги. Помни, сынок, все женщины таковы. За пару монет они на все готовы. Даже твоя собственная мать».

Кейн стиснул зубы и сжал кулаки. Бенедикт Холланд получит по заслугам. Надо только выполнить задуманное, и вся его империя рухнет, как карточный домик.

А как же Клер? Что с ней будет?Когда ты разоблачишь ее отца и, возможно, навлечешь на нее обвинение в причастности к убийству Харли Таггерта, что будет с ней и с ее детьми?

Кейн вновь уставился на фотографию пистолета и сказал себе, что это не его проблемы, хотя прекрасно понимал, что обманывает самого себя. Разрази его гром, он опять влюбился в Клер Холланд Сент-Джон. И похоже, от этого проклятия ему никогда не избавиться.

– Денвер Стайлз сидит у меня в печенках! – такими словами Тесса приветствовала Миранду, зашедшую ее навестить в номере люкс. В черном бикини и белой кружевной накидке-пончо, соблазнительно съехавшей с одного плеча, она что-то наигрывала на гитаре и даже не подняла головы.

– Он тебя беспокоит?

Миранде не хотелось думать о Стайлзе, но не думать она не могла. Ее не покидало ощущение, что он дышит ей в затылок, следит за каждым ее движением и ждет, когда она совершит какую-нибудь ошибку. И тогда он бросится на нее, как притаившийся в засаде охотник.

– Да, он заходил пару раз.

– И что ты ему сказала?

Тесса улыбнулась, ее светлые бровки взлетели вверх.

– Тебя интересует точный текст? – Она взяла аккорд на гитаре. – Я его послала обратно к его маме. От этого человека только и жди неприятностей.

Тяжело вздохнув, Миранда уселась в кресло у погасшего камина.

– Я позвонила отцу и сказала ему, что копаться в прошлом – не в его интересах и что зря он нанял Стайлза. Но он меня, конечно, не послушал. Как всегда.

– Он никогда никого не слушает. Неужели ты до сих пор не поняла? – удивилась Тесса. – Слушай, выпить не хочешь? У меня винные коктейли стынут в баре.

Она вскочила на ноги и босиком отправилась в кухонный отсек с баром-холодильником.

– Мне не нужно.

– Брось, Ранда, расслабься! – Тесса вернулась с двумя уже открытыми бутылочками какой-то подозрительной смеси и протянула одну из них Миранде. – Гляди веселей! – Она чокнулась с Мирандой своей бутылочкой, подмигнула ей и отпила глоток.

– Послушай, Тесса, я боюсь, что Стайлз узнает правду, – призналась Миранда и тоже отпила из своей бутылочки. Как она и предполагала, содержимое ее оказалось жутким пойлом.

– Ну и пусть.

– Ты с ума сошла! Этого ни в коем случае нельзя допустить!

– А может, пришла пора? – Лицо Тессы затуманилось, она принялась покусывать нижнюю губу, как в детстве, когда ее что-то беспокоило или смущало. – Я устала от лжи, Ранда. Это была ошибка.

– Нет! Слишком поздно что-либо менять. – Миранда решительно покачала головой. – Мы должны придерживаться нашей истории.

– Ну, я не знаю...

– До сих пор все было нормально.

– Ты считаешь это нормальным?

– Просто держись нашей версии – и все будет в порядке.

Миранда в беспокойстве подошла к скользящей стеклянной двери и прислонилась к ней, глядя сквозь стекло на Тихий океан. Он расстилался до самого горизонта, зеленый и хмурый, волны беспрерывно перемещались, словно им тоже было что скрывать.

– Обо мне можешь не тревожиться, – сказала Тесса. – С кем у тебя будут проблемы, так это с Клер.

– С Клер? – переспросила пораженная Миранда. – С какой стати? Ведь она даже не знает, что произошло на самом деле.

– У нее начинается роман с Кейном Мораном.

– Не может быть!

Миранда от души надеялась, что Тесса просто выдумывает. Иногда младшая дочь Датча предавалась фантазиям, и ей не всегда удавалось отличить собственный вымысел от действительности.

– Я видела их вместе.

– Она что, с ума сошла? – От страха сердце у Миранды забилось часто и неровно.

– Ты же знаешь, какая она романтическая дурочка. Всегда такой была. К тому же она ни черта не понимает в мужчинах. Сначала у нее был роман с Харли, который всегда казался мне безвольной тряпкой, а когда он умер, не прошло и пары месяцев, как она уже вышла замуж за этого недоумка Пола. Я видела его только один раз, сразу после свадьбы, и, представляешь, он уже заглядывался на других женщин. Включая меня! – Тесса театрально вздохнула и с размаху опустилась на кушетку. – Клер – полная идиотка. Это у нее с рождения.

– Моран ее просто использует.

– Мне тоже так кажется.

– Я с ней поговорю.

– А толку что? Вспомни: никто не мог отговорить ее от свиданий с Харли Таггертом. А потом этот Пол. Господи, я ей сама сказала, что он за мной ухлестывает, но она не поверила. Можешь ее уговаривать до посинения, Ранда, она тебя не послушает.

На этот раз старшей сестре нечего было возразить. Тесса права: когда речь заходит о мужчинах, Клер никого не слушает. Да, дела обстояли еще хуже, чем казалось Миранде. Зыбучие пески прошлого затягивали ее, и бежать было некуда. Рано или поздно она, ее сестры, ее отец и ее проклятая карьера дружно полетят в тартарары.

И когда этот день настанет, им всем останется уповать только на бога.

Надо о ней забыть. Ведь это так просто! Но Уэстон был не из тех, кто может взять и отказаться от женщины, которая сама напрашивается на интрижку. А судя по взволнованным и настойчивым телефонным звонкам Тессы Холланд, она была готова в любую минуту снова начать с того самого места, где они остановились много лет назад.

Дерьмо! Что же ему делать?

Уэстон вдавил в пол педаль акселератора «Мерседеса», и машина с откидным верхом полетела по шоссе. Шины пели, мотор урчал, ветер свистел в ушах. Слева от него, к западу, расстилался океан, безостановочно кативший пенные волны к берегу, а справа, к востоку, поднимались к небесам поросшие лесом холмы. Но все его мысли были заняты Тессой, и он не мог избавиться от ее навязчивого образа.

Он мельком видел ее в городе – она как раз входила в винный магазин. Видик у нее был что надо: круглая задница, туго обтянутая короткой красной мини-юбкой, и белая рубашка, завязанная узлом под самой грудью. Она совсем не постарела, только волосы стали короче, щеки утратили детскую округлость, скулы сделались более заметными, а созревшие груди буквально распирали тонкую белую ткань рубашки. Зато голубые глаза остались такими же большими и круглыми. Уэстон полагал, что работать языком она тоже не разучилась.

Черт, и о чем он только думает? Ведь стоит ему снова связаться с Тессой или с любой из сестер Холланд, Кендалл сделает из него рубленый бифштекс. Кроме того, у каждой из сестер Холланд есть к нему персональный счет, для краткосрочного романа ни одна из них просто не годится. Но он не мог себя заставить отказаться от обдумывания возможностей. Миранда представляла собой вечный соблазн. Она по-прежнему привлекала его гораздо больше, чем Тесса, но зато Тесса была доступна. Во всяком случае, она дала ему это понять, когда опять позвонила по сотовому – не далее как вчера вечером.

– Угадай, что я делаю, – заворковала она, а он даже ответить толком не мог, так как в эту минуту сидел вместе с женой и дочерью в гостиной и смотрел телевизор.

– Я себя трогаю, – продолжала Тесса, не дожидаясь ответа. – Хочешь знать – где?

Голос у нее был тихий и томный.

– Да нет, вряд ли.

– Я потерла пальцем соски, и они стали темными и твердыми. А теперь я собираюсь спуститься пониже и...

– Я с вами позже переговорю. Я никогда не обсуждаю дела дома, – сказал он громко, чтобы жена услышала.

Но ему пришлось повернуться к ней спиной, чтобы скрыть эрекцию, отчетливо проступающую сквозь тонкую ткань спортивных брюк, ею же подаренных как раз на прошлой неделе.

– Я буду здесь. В «Камне Иллахи». Буду ждать...

Он отключил телефон и чуть не кончил прямо в штаны. Что за игру она с ним затеяла? При их последней встрече она собиралась выцарапать ему глаза, а сейчас она вела себя так, будто ей не терпелось снова затащить его в постель. Головокружительное ощущение всемогущества вдруг охватило Уэстона. Мысль о том, что он оседлал одну из сестер Холланд да еще заставил ее просить добавки, пьянила его. Такого он никогда не испытывал – ни до, ни после. Ни извращенные сексуальные шалости юных лет, ни длинная вереница любовниц, прошедших через его постель позже, – ничто не могло сравниться с тем кайфом, с тем чистым приливом адреналина, который вызывала в нем Тесса.

И она была готова вновь подарить ему этот кайф!

Уэстон слишком резко затормозил на повороте, машину занесло, но он выровнял ее и попытался выбросить Тессу из головы. Сейчас не время отвлекаться на женщин: у него есть более важные дела.

Он выехал на вершину холма и увидел мелькнувший вдали за деревьями «Камень Иллахи». Внутри у него все застыло, а на лбу выступил холодный пот, когда он заметил бульдозеры, расчищавшие участок под новую очередь курорта. Работа шла без остановки. Скоро начнут рыть котлован под фундамент – и найдут то, что лучше бы оставить похороненным навеки.

– Знаешь, мне иногда кажется, что наша семья – это какое-то сборище уродов, – заявила Тесса, оторвав виноградину от грозди в корзине с фруктами.

Она сидела на кухне в доме, где прошло ее детство. Клер налила им по стакану чая со льдом. Саманта плескалась за окном в бассейне, Шон взял лодку и уехал кататься по озеру; тянулись долгие, ленивые послеобеденные часы летнего дня.

– Сборище уродов? – переспросила Клер.

– Угу. Папа ударился в политику. В губернаторы ему, видите ли, захотелось. У меня это просто в голове не укладывается! – Она подбросила виноградину в воздух и ловко поймала ее ртом. – Жуть берет, как подумаешь, что у Датча Холланда будет столько власти.

– Его еще не выбрали. Даже кандидатом от партии.

– Дельное замечание. – Тесса повернулась к ней на круглом табурете. – А знаешь, я опять позвонила Уэстону.

Клер замерла.

– Ты ему звонишь? Зачем?

– Просто хочу помучить его немного. Говорю разные гадости.

– Ты что, с ума сошла? Он не из тех, с кем можно просто пошутить. Тебе это даром не пройдет.

– А почему нет? Надо заставить его немного попотеть.

– Попотеть? Зачем?

Слепая паника вдруг охватила Клер, хотя она сама не понимала почему. Ведь Уэстон не может им навредить! Или может?

Тесса пожала плечами:

– Просто я считаю, что Уэстона надо поставить на место. Слишком уж ему все удается.

– А ты собираешься наставить его на путь истинный? – засмеялась Клер, хотя на душе у нее было неспокойно, как перед грозой.

– Уэстона только могила исправит. Я просто хочу немного выбить его из колеи.

Клер покачала головой.

– Оставь его в покое. Он не стоит и минуты твоего внимания.

Тесса прищурилась и уставилась в пространство над плечом сестры – в какую-то точку, видную только ей одной. Ее лицо внезапно исказилось от боли, на глаза навернулись слезы.

– Я не могу спокойно смотреть на этот образец добродетели. Что он хорошего сделал, чем заслужил свою бесподобную семейку?

– Жизнь вообще несправедлива.

– Знаю, знаю, но меня злит этот его фальшивый фасад. Ну, знаешь, этакое воплощение американской мечты: верный, любящий муж, его образцовая женушка Кендалл Форсайт, их избалованная до мозга костей дочь, даже собака – и та не простая, а с какой-то немыслимой родословной. – Она заерзала на табурете. – От всего этого меня тошнит.

– Тебе нет до этого никакого дела.

Тесса торопливо заморгала, борясь с проклятыми слезами, которые всякий раз накатывали на нее приступами, когда она меньше всего этого ожидала. Она забарабанила пальцами по кухонному столу и решила больше не спорить с Клер. Что толку?

– Наверное, ты права, но меня это все равно бесит до чертиков.

– Просто не обращай внимания.

Однако Тесса ничего не могла с собой поделать. Ее выводила из себя мысль о том, что Уэстон стал важной птицей, заседает в городском совете, считается столпом общества, что служащие «Таггерт Индастриз» молятся на него, как на икону. А ведь этот человек – воплощение зла! О, как бы ей хотелось сорвать с него маску, обнажить перед целым светом его истинное лицо! Уэстон Таггерт единолично разрушил ее жизнь, хотя никто, кроме нее, этого не знал. Может, настала пора разрушить его жизнь?

Кейн не сомневался, что Клер врет ему почем зря. Ее история о той ночи, когда умер Харли Таггерт, не выдерживала критики, и это пугало его до полусмерти. Что, если это все-таки она, пусть неумышленно, убила Харли Тагтерта? Тогда своей публикацией он может отправить ее в тюрьму, и при мысли об этом сердце у него разрывалось.

Они лежали рядом на старой кушетке, где только что занимались любовью. Сквозь открытые окна в купальню проникал запах хлорированной воды из бассейна, было слышно, как ветер шелестит в ветвях деревьев.

Клер не позволила ему подняться в свою спальню, опасаясь, что их увидят дети, поэтому они устроили себе любовное гнездышко в купальне. Здесь можно было уединиться, забыться наедине друг с другом – и он забылся. Ни одна женщина не волновала его, как Клер Холланд Сент-Джон. Каким-то непостижимым образом она умела выворачивать ему душу наизнанку. Его чувства к ней так сильно напоминали любовь, что ему становилось не по себе. Одержимый идеей личной мести, он в своем стремлении вывести на свет божий тайные грехи Датча Холланда забывал себя и все на свете. А Клер заставила его усомниться в том, чего он добивался всю жизнь.

Она застонала во сне, и он поцеловал ее между лопаток.

– Кейн, – прошептала она, все еще не просыпаясь, но инстинктивно ища его.

Лунный свет проник через жалюзи и покрыл ее безупречную кожу серебристыми полосами. Тонкая талия, пластично обозначенные ребра. Вот она повернулась на спину, и стоило ему увидеть ее груди, как его опять охватило желание. Ему всегда было мало, он никак не мог насытиться, когда был с ней. Соски у нее были мягкие и нежные, но стоило ему подышать на них, как они выпрямились и отвердели. Она отвечала ему даже в сне.

– Принцесса, красавица моя, – прошептал Кейн. Ему отчаянно хотелось, чтобы отношения между ними сложились по-другому, чтобы ему не пришлось использовать Клер в своей войне против ее отца. Он мечтал прийти к ней с чистой совестью и с открытой душой, а вместо этого ему приходилось скрывать свои тайные мотивы.

Чувство вины вновь шевельнулось в его душе, но он обнял ее и поцеловал. Клер вздохнула, ее ресницы затрепетали, на губах появилась откровенная, наивная, полная желания улыбка, всегда заставлявшая его терять голову.

– Опять? – спросила она, зевая, и ее спутанные волосы рассыпались у него на плече.

Он снова поцеловал ее и отметил про себя, как точно совпадают их губы. Его язык скользнул ей в рот, и уже через несколько секунд ее сонное тело проснулось и ожило. Ее руки обвились вокруг его шеи, он погрузил лицо в ложбинку у нее между грудей, потом развел ей ноги коленями и вонзился в нее с неистовой и голодной страстью девятнадцатилетнего мальчишки.

– Кейн, – прошептала она ему на ухо.

Они оба начали задыхаться, их кожа подернулась испариной, Клер выгибалась, встречая каждое проникновение своим собственным нетерпеливым желанием. Кейн двигался все быстрее, сжимал ее все крепче, чувство вины стучало у него в мозгу так сильно, что пришлось закрыть глаза. Он не мог этого сделать, не мог предать ее, он любил ее так, что было больно, и не мог уничтожить ее вместе со всей ее семьей.

И вот он кончил. С хриплым криком и последним содроганием он рухнул, прижимаясь к ней всем телом. Они слились в единое целое, но их союз был обречен и проклят всеми демонами ада.

Раздираемый муками совести, он поцеловал ее в лоб и ощутил на губах солоноватый привкус пота. Вот по ее телу, медленно затихая, прошла последняя дрожь.

– Я не хочу причинять тебе боль, – сказат Кейн, губами отводя челку с ее лба.

– Ты не причинишь мне боли, – ответила Клер, глядя на него и доверчиво улыбаясь.

Он еще раз поцеловал ее, медленно и крепко, уже сознавая, что выбора у него нет. Несмотря на все данные себе клятвы и обеты, он был обречен предать ее, и тогда, что бы ни случилось впоследствии, она будет его ненавидеть до конца своих дней.

Глава 18

– Прекрати! Ты меня с ума сводишь! Что с тобой вообще происходит? – сварливо выбранила брата Пейдж, оторвавшись от игры в бридж. Она схватила горсть орехов из вазочки и запихнула их в рот.

– Ничего со мной не происходит, – солгал Уэстон.

Мысленно он одернул себя: надо скрывать от посторонних свое эмоциональное состояние. А он не удержался и начал метаться по гостиной, где Пейдж, Стефани, Кендалл и его отец играли в бридж. Инвалидное кресло Нила подкатили к карточному столу. Ходить он не мог после удара, но речь у него сохранилась, а левой рукой он пользовался достаточно ловко, чтобы принимать участие в еженедельной карточной игре.

– Что-то происходит, это точно, – сказал Нил, сощурив единственный живой глаз на сына. – Ты всегда места себе не находишь, когда тебя что-то тревожит.

– С папочкой все в порядке, – вступилась за отца Стефани. – Оставьте его в покое. Мам, твой ход.

Уэстон ощутил благодарное тепло в груди. Она всегда была на его стороне – эта девочка с волосами цвета спелой пшеницы и ярко-синими глазами. Стефани унаследовала от обоих родителей удачную комбинацию генов, сделавшую ее ослепительной красавицей. «Папина дочка!» – с гордостью подумал Уэстон. Но права была все-таки не она, а остальные. Он действительно сходил с ума.

Разжиревшая, вечно трясущая своим дурацким браслетом Пейдж видела его насквозь и порой доводила до смертного страха. Иногда она улыбалась ему жутковатой улыбочкой, словно намекая, что у нее против него кое-что есть: что-то смертельно опасное, некий компрометирующий материал, который она готова пустить в ход при первой же его попытке повредить ей. Она даже открыто намекала на нечто подобное.

– Смотри, как бы со мной не случилось чего-нибудь непредвиденного, Уэс, – как-то раз сказала она ему. – Если я вдруг умру от какого-нибудь «несчастного случая», полиция придет прямо к тебе. – Уэстон тогда сделал вид, что это шутка, и попросил ее выражаться яснее, но она только одарила его своей замогильной усмешкой.

– Ты мешаешь мне сосредоточиться, – Пейдж бросила на него убийственный взгляд и вновь вернулась к картам. – Или сядь, или уходи.

– Ты никуда не должен идти, папа.

Умница, Стефани! Покажи им, кто тут главный.

– Ты мечешься и всех раздражаешь, – неодобрительно заметила Кендалл.

Уэстон почувствовал, что больше ни минуты не может оставаться в четырех стенах.

– Я поеду в контору, – объявил он, и Кендалл подозрительно покосилась на него.

Уэстон знал, что она ему никогда не доверяла, считала, что он гоняется за любой юбкой. Это было не совсем правдой, хотя свою долю развлечений он, конечно, урвал.

– Новое дело? – спросил Нил, всегда интересовавшийся тем, что происходило в «Таггерт Индастриз».

– Да нет, просто подбиваю некоторые итоги.

Уэстон схватил свои ключи и вышел из дома через заднюю дверь. Ветер заметно усилился, около гаража образовалось завихрение из сломанных веток, с моря доносился запах разложенных на берегу костров.

Он отъехал от дома и попытался успокоиться. Пейдж права: он весь разваливается на куски. Но у него были на то веские причины. Во-первых, Денвер Стайлз вот уже почти неделю значился в его личной платежной ведомости, но пока не сообщил ничего нового ни про Датча, ни про любого другого из Холландов.

Ничего. Пусто. Ноль. Либо он просто бьет баклуши, либо утаивает от Уэстона информацию – наверное, хочет выманить побольше денег. Но в таком случае он совершает ошибку. Печальную ошибку.

Во-вторых, ведутся работы по расчистке участка под вторую очередь «Камня Иллахи».

И в довершение всего в ближайшие выходные Датч собирается официально объявить о своем участии в губернаторских выборах. При мысли о том, что Бенедикт Холланд сделает хотя бы попытку занять самый высокий пост в этом штате, Уэстон чувствовал себя физически больным. Нет, это не должно случиться.

Он мчался как безумный, не соблюдая ограничений скорости, срезая углы на двух колесах, пока впереди не замаячило помпезное здание его конторы. Этим вечером у него была назначена встреча со Стайлзом, и ждать он больше не мог. Любым способом он заставит Стайлза отработать выплаченные ему деньги. Если этот мошенник решил прикарманить денежки и ничего не дать взамен, он заплатит головой.

Уэстон свирепо стиснул челюсти и оскалил зубы. Он не любил оставаться в дураках и работал долго и упорно, чтобы подобная ситуация вообще не возникала. Если Стайлз собирается его надуть, он за это заплатит. Жизнью своей никчемной заплатит, как и те, кто раньше пытался обойти Уэстона.

В административном здании Уэстон отпер заднюю дверь и оставил ее открытой, как и было условлено, а потом поднялся на лифте в свой кабинет. Не успел он налить себе порцию бренди и ослабить узел галстука, как в кабинет вошел одетый во все черное Денвер Стайлз.

Уэстон молча кивнул в сторону бара, а Стайлз так же молча отрицательно покачал головой. Он прислонился к стеклянной стене и уставился на него неподвижным взглядом. Уэстона это всегда страшно раздражало.

– Что вы нашли?

Стайлз пожал плечами:

– Не много.

Гнев полыхнул в душе Уэстона и разлился по жилам.

– Уж за неделю-то можно было что-нибудь раскопать! Стайлз повернулся к нему лицом.

– Кое-что есть. Но не насчет той ночи, когда был убит ваш брат, хотя Датча больше всего волнует именно это.

Уэстон пытался проявить терпение, понимая, что это в его интересах. Пусть Стайлз выкладывает свои новости по порядку, с привычной для него скоростью. Но у него руки чесались схватить Стайлза за плечи и вытрясти из него ответы на свои вопросы.

– Думаете, одна из его девиц убила Харли?

– Не знаю, – ответил Стайлз. – Пока.

– А что вы вообще знаете? – Уэстон не смог скрыть издевки.

– Что Датч боится, как бы кто не обнаружил, что одна из его дочерей – убийца. Сам он, судя по всему, считает, что так и есть, хотя доказательств у него нет. И еще я знаю, что Клер Холланд была беременна, когда покинула Чинук шестнадцать лет назад.

Эта новость ошеломила Уэстона.

– Беременна? Клер?! – Но ведь это Миранда была беременна!.. Он быстро подсчитал кое-что в уме. – Вы хотите сказать, что ее сын был зачат здесь?

– Именно так. Шон Харлан Сент-Джон. Он родился не в июле, как она утверждает, а в апреле. А это означает, что она была беременна до того, как познакомилась с мужем.

– Выходит, это сын Харли?

Уэстон вдруг почувствовал, что ноги его больше не держат, ему пришлось сесть. Это было невозможно, невероятно. У него просто в голове не укладывалось, что появился еще один Таггерт. Харли не мог быть отцом ребенка! Хотя... В его памяти всплыла другая метрика – та самая, которую он сжег много лет назад. Свидетельство того, что у его отца есть незаконнорожденный сын. Уэстон ощутил болезненный спазм в желудке. Так, значит, существует еще один претендент на наследство Таггертов! Он так много работал, чтобы получить все, а теперь этот мальчишка, этот безродный выскочка, ублюдок... О, черт!

Россыпь нервной испарины выступила у него над верхней губой, ребра непроизвольно сжались и вытолкнули весь воздух из легких. Нет, нет, нет! Только не сейчас. Он был так твердо уверен, что унаследует состояние отца целиком, за вычетом небольшого процента. В завещании все было ясно сказано. Даже Пейдж знала, что, будучи всего лишь дочерью, она унаследует только старый дом, где все они выросли. Но теперь, когда на сцене появился сын Харли...

– Кому об этом известно?

– Только Клер Сент-Джон, хотя Моран, несомненно, до этого докопается.

– Будь оно все проклято!

– Сам мальчик ни о чем не догадывается, а его предполагаемый отец, Пол Сент-Джон, настолько увяз в собственных проблемах, что ему плевать, если правда выйдет наружу.

– Думаете, Моран это опубликует?

Мысли в голове Уэстона неслись с бешеной скоростью. Если Шона Сент-Джона признают урожденным Таггертом, Нил будет в восторге, даже несмотря на то, что мать мальчика носит фамилию Холланд. Одним из сильнейших разочарований в жизни Нила стало отсутствие наследников мужского пола, продолжателей рода Таггертов. Кендалл категорически отказалась рожать второго ребенка, даже сделала операцию, чтобы обеспечить себе бесплодие. Ее первая беременность протекала очень тяжело, и она твердо решила, что больше ни за что не обречет себя на подобные муки. Идиотка! Да и сам он тоже хорош – не смог настоять.

И вот теперь возникла эта новая проблема.

– Я полагаю, Моран напечатает все, что угодно, лишь бы забросать Датча грязью, – сказал Стайлз. – У него личные счеты с Холландом, и счеты немалые. Его отец пострадал от несчастного случая на лесоповале, и ему даже не выплатили полноценной компенсации. Отец озлобился, стал скандалистом; в конце концов мать Морана бросила его и малолетнего сына. Более того, как выясняется, она стала любовницей Датча Холланда,жила в Портленде и ни разу не навестила сына, пока он рос в убогой трущобе наедине с пьяницей-отцом.

– Сукин сын! – пробормотал Уэстон, вспомнив о своем собственном столкновении с Датчем Холландом. Мысленным взором он видел веснушчатую спину Датча, ритмично вздымающуюся и опадающую на старинном одеяле, и ноги Микки, обхватившие его, пока они спаривались как скоты.

– Пока это все, что у меня есть.

– Продолжайте искать! – приказал Уэстон, все еще не пришедший в себя после ошеломляющей новости. Что ж, по крайней мере, Стайлз вроде бы не пытается его надуть, и на том спасибо.

– Я буду искать. И прежде всего постараюсь что-нибудь выяснить насчет той ночи, когда умер Харли Таггерт. – Стайлз посмотрел ему прямо в глаза, и впервые за все время в его твердом, как кремень, взгляде промелькнуло что-то личное. – Я согласен с Мораном: что-то тут не вяжется.

Это была опасная почва. По мнению Уэстона, чем меньше люди будут копаться в событиях той ночи, когда Харли получил свое, тем лучше. Но возразить он не успел – Стайлз сунул руку в карман куртки и вытащил бумаги: копию полицейского отчета и фотографию пистолета.

– Моран прямо зациклился на этой улике, – сказал он, протягивая бумаги Уэстону. – Что вы об этом думаете?

Уэстон просмотрел бумаги.

– Понятия не имею.

– Пистолет был найден недалеко от тела.

– Знаю, но полиция решила, что он не имеет отношения к происшествию.

– И все-таки это странно, вам не кажется?

«Знал бы ты, насколько странно», – подумал Уэстон, выхватив документы из рук Стайлза. Ему было неприятно напоминание о пистолете его матери, найденном на месте преступления. В свое время никто не признал дамский пистолетик своим, он нигде не был зарегистрирован, но все в семье Таггерт знали, что именно эта игрушка пропала из ящика комода Микки Таггерт несколько недель назад.

– Пожалуй, да, – сказал Уэстон, стараясь, чтобы его голос звучал беспечно. – Это довольно странно.

– Вы хотите сказать, что Шон был рожден от Харли Таггерта? – возмутился Датч.

Его лицо побагровело, сигара так и ездила в зубах; он мрачно смотрел на Денвера Стайлза, сидя напротив него в баре отеля «Данверз», самом известном в Портленде.

– Возможно. Я еще не сравнивал группы крови.

– Господи Иисусе! И сколько времени это займет?

– Немного. Пару дней, не больше. Возможно, результат будет известен уже завтра.

– Зачем Клер было лгать?

– Об этом вам придется спросить у нее самой, – ответил Стайлз.

Он так и не притронулся к своему кофе с коньяком, а Датч тем временем уже приканчивал вторую порцию спиртного.

– Так, значит, той ночью, когда Таггерт утоп, он уже знал о ребенке?

Стайлз пожал плечами:

– Ответ на этот вопрос знает только Клер. Датч залпом осушил стакан.

– Полагаю, это не самые худшие новости, – заметил он хмуро, – но радоваться тоже нечему. Люди рассчитывают, что я буду баллотироваться. Я не могу допустить, чтоб какой-нибудь старый скандал всплыл в ходе избирательной кампании. Вы должны докопаться до сути этой истории с Таггертом, Стайлз! Причем раньше, чем до нее доберется мой оппонент или Моран. Главное, если бы мы знали, с чем нам придется столкнуться! Но если мы этого не знаем, и...

Черт, об этом лучше не думать. Просто выясните поскорее, что произошло той ночью.

– Выясню, – пообещал Стайлз.

Он был твердо намерен сдержать слово, хотя его собственные планы были весьма далеки от планов Бенедикта Холланда.

По окончании рабочего дня в пятницу Миранда отправилась прямо на стройплощадку, предназначенную для возведения второй очереди курорта «Камень Иллахи». Секретарь ее отца в Портленде сообщил ей, что Датч собирается лично наблюдать за работами в течение всех выходных, а Миранда хотела поговорить с ним как можно скорее. Причем поговорить не по телефону, поскольку речь должна была пойти о Денвере Стайлзе.

Этот человек действовал ей на нервы. Четыре раза он заглядывал к ней на работу и домой, и всякий раз в его присутствии она едва не доходила до нервного срыва. И дело было не столько в задаваемых им вопросах, сколько в самом Стайлзе. Задумчивый, угрюмый, мгновенно переходящий от любезности к жестокости, он наводил на нее ужас. Миранда всегда гордилась своим умением хладнокровно оценивать любую ситуацию; ни изворотливый адвокат, ни враждебно настроенный свидетель, ни самый грозный из подозреваемых не могли ее запугать. А этот человек заставлял ее запинаться, оправдываться и путаться в собственных показаниях.

– Возьми себя в руки! – приказала она себе, проезжая через открытые настежь ворота в сетчатой изгороди, окружавшей стройплощадку.

Пыль летела из-под колес и оседала на ветровом стекле «Вольво», воздух был сух, в нем не чувствовалось привычного влажного привкуса океана. Несколько самосвалов окружали место, предназначенное для рытья котлована, ожидая своей очереди. «Кадиллак» Датча был зажат между полуторатонным грузовиком и чьим-то видавшим виды фургоном.

Самого Датча в машине не было, но Миранда приметила его почти сразу.

Жуя во рту недокуренную сигару, он стоял в группе рабочих перед бульдозером, пыхтящим на холостом ходу и через правильные промежутки времени выплевывающим в разгоряченный летний воздух облачка черного дыма. Вид у мужчин был озабоченный и мрачный, все разговаривали, понизив голос, и Миранду охватило скверное предчувствие. Выйдя из машины, она услыхала вдали вой сирены. Он приближался, становился все громче, и Миранда поняла, что скоро прибудет полиция. Охваченная растущей тревогой, она торопливо двинулась вперед прямо по грязи. В чем дело? Производственная травма? Несчастный случай?

По мере приближения к группе мужчин до нее стали долетать обрывки разговора:

– ...неизвестно, сколько лет тут пролежал, – говорил громадный, похожий на медведя мужчина в каске и комбинезоне с нагрудником.

– Да кто ж он такой, черт побери? – спросил другой рабочий, щуплый, с коротко остриженными волосами, в очках без оправы.

– Вроде в последнее время никто не пропадал, насколько я знаю, – откликнулся «медведь».

О чем они говорят? О ком?

– Никогда ничего подобного не видел, – пробормотал Датч, попыхивая своей короткой сигарой и глядя под ноги – в то место, где бульдозер выхватил крупный пласт почвы.

– Думаете, при нем есть документы?

Прямо за спиной у Миранды оглушительно завыла сирена. Она оглянулась на ходу и увидела, как патрульная машина резко затормозила рядом с ее «Вольво». Из машины вылезли два помощника шерифа и с решительным видом поспешили к месту происшествия. Миранда подошла к отцу и заглянула в зияющую в земле яму. Там – среди свежих комьев глины, камней и мусора – лежало тело. Практически голый скелет, хотя кое-где на костях еще сохранились обрывки одежды.

Миранда почувствовала, как к горлу подкатывает дурнота, и испугалась, что сейчас упадет в обморок.

– О боже, – прошептала она. Отец наконец заметил ее.

– Ранда, что ты тут делаешь? Ты должна быть...

– Мне уже приходилось видеть мертвые тела! – огрызнулась она, хотя вид именно этого почти полностью разложившегося тела чем-то ее смущал. Еще неясное, едва оформившееся подозрение зародилось у нее в душе. И тут к яме подошли представители закона.

– Так, что тут у нас? Господи, вы только посмотрите! – воскликнул один из помощников шерифа.

– Давайте огородим место, – сказал второй. – Здесь ничего нельзя трогать. – Он оглядел бульдозер, словно некое дьявольское орудие, затем окинул взглядом небольшую толпу. – Судебный эксперт должен тут все осмотреть. Ничего не трогайте.

Но Миранда не слышала приказа; ее взгляд был прикован к правой руке трупа. На одном пальце скелета сохранилось кольцо. Перстень. Нет! Этого не может быть! Голова у нее закружилась, крик вырвался из горла помимо ее воли:

– Нет! Нет! Нет!

– Какого черта?..

Колени у нее подогнулись, отец едва успел подхватить ее под мышки.

– Миранда, ради всего святого...

– Хантер, – прошептала она, и слезы дождем полились из ее глаз. – О боже, Хантер!

Она не могла отрицать очевидное – прямо у нее перед глазами на безжизненной руке трупа виднелось кольцо, которое Хантер Райли носил не снимая. Так, значит, он не сбежал в Канаду. Он был убит и закопан здесь.

Кейн отошел от окна, снова уселся за свой письменный стол и скрипнул зубами. Перед ним лежало наглядное свидетельство лжи Клер – копия выданного штатом Орегон свидетельства о рождении Шона Харлана Сент-Джона. Клер говорила, что Шон родился в июле, тогда как на самом деле он появился на свет в конце апреля, то есть примерно через девять месяцев после смерти Харли. Значит, Шон вовсе не был Сент-Джоном, он был Таггертом. Или не Таггертом?

Другая мысль, еще страшнее первой, пронзила его мозг. Поначалу он отбросил ее как невероятную, но чем больше думал, тем более правдоподобной она ему казалась.

Разве Шон не мог быть его собственным сыном? Разве он не занимался любовью с Клер перед своим уходом в армию? После той ночи, когда погиб Харли, они провели вместе все утро. Сроки совпадали идеально. Но неужели это возможно? Неужели он – отец? Какое-то странное, незнакомое ему раньше чувство охватило его. Сын! Может быть, у него есть сын.

– Черт!

Кейн прошел через весь дом и вышел на переднее крыльцо. Воды озера потемнели к вечеру, первые звезды уже начали проглядывать в небе. Впервые он осознал, что мальчик похож на него. Гораздо больше, чем на Таггерта. Но, может, в нем говорит всего лишь глупая мужская гордость? Ему страшно хотелось, чтобы сын Клер оказался его сынам – его, а не Харли Таггерта, – но он боялся выдать желаемое за действительное. Разве она не назвала сына в честь Харли? Шон Харлан Сент-Джон.

Кейн стиснул в кулаке проклятую бумагу. Что она себе думала?! Как могла выдать своего ребенка за сына другого человека, когда на самом деле... Хотя черт его знает, как обстоят дела на самом деле!

Нет, не только черт. Клер знает.

Сунув смятый лист бумаги в карман джинсов, Кейн прошел по заросшей сорняками дорожке к причалу, залез в старую лодку и завел мотор, но он чихнул пару раз и заглох. Только тогда Кейн сообразил, что у него кончилось горючее. Он мог бы объехать вокруг озера на мотоцикле, но решил, что ему нужно время, чтобы остыть и успокоиться. Поэтому он пустился трусцой вокруг озера Эрроухед. На своих двоих ему понадобится не меньше часа, но к тому времени в голове у него прояснится, а гнев остынет.

Ориентируясь лишь по слабому свету луны, Кейн прыгал по камням, даже не замечая царапающих его кустов. Ему было ясно, что время лжи закончилось. С этой минуты ему была нужна лишь правда, какой бы мучительной или ужасной она ни оказалась. Скоро, очень скоро Клер придется признаться ему во всем. Он добьется этого любой ценой.

К тому времени, как в темноте впереди засветились огни старого дома, Кейн весь покрылся испариной. Миновав конюшни и загон, где лошади, почуяв его, зафыркали беспокойно, он пересек лужайку и пошел по дорожке к парадному входу. Но возле дома его внимание привлекли голоса. Он обогнул дом и приблизился к задней террасе, где все три сестры сидели за столом при скудном огоньке одной-единственной свечки.

Кейн уже собирался крикнуть: «Привет!», но вдруг заметил, что одна из женщин тихонько плачет, и замер. Его никто не заметил, так как ночь была темная, а живая изгородь из кустов туи служила ему естественным укрытием. Детей не было видно, и Кейн решил, что они давно спят: ведь было уже за полночь.

– Ты уверена, что это Хантер? – спросила Клер с таким участием, что у Кейна дрогнуло сердце. Ее голос всегда волновал его, как ничей другой.

– Да, да! – всхлипнула Миранда. – Его одежда, его перстень.

Она разрыдалась, хотя изо всех сил старалась сдержаться. У Кейна голова пошла кругом. Хантер? Неужели Хантер Райли?

– Значит, он так и не уехал в Канаду? – подала голос Тесса.

– Очевидно, нет. Я не знаю. Как бы то ни было, тот, кто его убил, надеялся, что тело никогда не найдут.

Кейн застыл, боясь пошевелиться. Он понимал, что не следует подслушивать, но прервать их разговор и объявить о своем присутствии просто не мог. Как не мог и заставить себя уйти.

– Так ты думаешь, что его убили? – недоверчиво переспросила Клер.

– Без сомнения. Он был абсолютно здоров, он не мог ни с того ни с сего умереть сам. Его убили, похоронили в нашем лесу, и никто об этом не знал целых шестнадцать лет.

– Господи, – пробормотала Тесса. Клер вздохнула:

– Ранда, мне очень жаль.

– Но один человек точно знает, что произошло, – голос Миранды окреп, в нем прозвучала уверенность. – Уэстон Таггерт солгал мне. В тот день, когда я пришла к нему, чтобы узнать, где Хантер, он сказал мне, что Хантер завербовался на лесоповал «Таггерт Индастриз» в Канаде, и даже показал платежную ведомость с его фамилией. Это была ложь.

– Ты думаешь, Уэстон его убил? – спросила Тесса, раскуривая сигарету. Пламя зажигалки на миг осветило ее лицо. Ее глаза тоже были полны слез.

– Если не он сам, то он знает, кто убийца.

– Все так запуталось! – Тесса выдохнула дым вверх, к крыше веранды, и запах табака донесся до Кейна. – Что же нам делать?

– Надо идти в полицию, – решительно сказала Клер. Сквозь ветви туи он видел ее лицо, смутно различимое в зыбком свете свечи, но все равно прекрасное.

– Ты с ума сошла! Мы не можем.

– Почему нет? Послушай, Ранда, речь идет об убийстве!

– Это еще не все, – подавленно продолжала Миранда. Кейн, мысленно проклиная себя, напряг слух. – Я заметила один предмет рядом с телом.

– Что это было? – спросила Тесса.

– Нож. Я уже видела его раньше.

– Ты хочешь сказать, что это орудие убийства? – Тесса глубоко затянулась, и кончик сигареты ярко заалел в ночном воздухе.

– Я не знаю. Но это был нож Джека Сонгберда. Помните, никто не мог его найти после смерти Джека?

– Значит, ты думаешь, это Джек убил Хантера? – поспешно заключила Тесса.

– Да нет же! Хантер был жив, когда похоронили Джека, но... Судя по всему, тот, кто убил Хантера, убил и Джека.

А кто же убил Харли Таггерта? Сам того не замечая, Кейн так сильно стискивал челюсти, что у него заныли зубы. Что, черт побери, тут происходит? Ему хотелось выбраться из своего убежища, подбежать к сестрам и потребовать у них всей правды, но они были в таком горе, что нарушить их уединение он не посмел.

Клер наклонилась над столом и положила руку на плечо Миранды. Ранда, всегда самая стойкая из трех, низко опустила голову, из ее горла вырвался тихий протяжный стон, полный глубокого отчаяния.

– Я любила его, – пробормотала она. – Я любила его больше жизни.

– Я понимаю, – прошептала Клер.

– Любовь – это фигня! – безапелляционно заявила Тесса, выпустив изо рта длинную струю дыма, и затушила окурок в пепельнице.

– Иногда, – согласилась Клер. – Но, как бы то ни было, это расследование непременно приведет к тому, что все откроется. И не только насчет Джека и Хантера, но и насчет Харли Таггерта. Ведь теперь в этом заинтересованы не только папа, Кейн и Денвер Стайлз. Люди начнут задавать вопросы. Руби и Хэнк Сонгберд обязательно поднимут шум из-за ножа. Репортеры налетят со всех сторон, съедутся оппоненты отца, и простые горожане тоже начнут вспоминать, что случилось той ночью, когда погиб Харли. Они захотят узнать правду.

– О боже, – простонала Тесса, ее начала бить дрожь.

– Мы будем придерживаться нашей истории, – голос Миранды стал тверже. Она уже овладела собой.

– Но эта история не выдерживает никакой критики! – Клер вскочила на ноги и принялась мерить шагами террасу. На фоне освещенных окон заметался ее темный силуэт. – Ая ведь даже не знаю правды о той ночи. Почему ты мне так и не рассказала, что тогда случилось?

Кейн ощутил огромное облегчение. Слава богу, о чем бы ни шла речь, Клер в этом не замешана.

– Тебе лучше было не знать, – нахмурившись, ответила Миранда.

– Ты шутишь? Да я чуть с ума не сошла! Все эти годы я ломала голову, не понимая, зачем нам нужно было врать. Пыталась сама догадаться, что же тогда произошло, но у меня ничего не получалось. Неужели ты не понимаешь, что я жила, как в аду?

– Это... это я виновата, – еле слышно произнесла Тесса.

– Нет, Тесс, не надо!

– Помолчи, Ранда. Ты слишком долго меня защищала и принимала все удары на себя.

Тесса? Тесса – убийца? У Кейна это не укладывалось в голове.

Тесса решительным жестом взлохматила свои короткие светлые волосы.

– В ту ночь Ранда застукала нас в купальне с Уэстоном. Она взвилась, прямо как ракета, пыталась нас растащить, хотела объяснить мне, какое он дерьмо. Но я очень много выпила, накурилась, и когда он пришел ко мне... О, черт, с ним я всегда вела себя как дура, ты же знаешь!

Клер ничего не сказала, только смотрела на младшую сестру во все глаза.

– Я не могла этого стерпеть, – сказала Миранда. – В тот день Уэстон уже пытался меня изнасиловать в своем кабинете. Мне чудом удалось вывернуться: я двинула ему коленом в пах. И когда я застала его с Тессой, на меня что-то нашло. Я бросилась на Уэстона, я готова была его убить! Но он, разумеется, оказался сильнее и решил преподать мне урок. Он просто взбесился и... О господи... – Голос у нее задрожал. – Клер, он изнасиловал меня так страшно, что я...

– Она потеряла ребенка, – закончила за сестру Тесса. Руки Кейна сами собой сжались в кулаки.

Клер стояла, словно окаменев.

– Потеряла ребенка?

– Я была беременна от Хантера.

– О, Ранда! – Клер обошла стул сестры, опустилась на колени и изо всех сил прижала ее к себе. – Я... мне так жаль.

– Это еще не все, – мрачно добавила Тесса. – Я ведь присутствовала при этом – просто стояла и смотрела, что он с ней вытворяет. Я была такая обкуренная, что ничего не могла поделать, меня как будто оглушили. А он бил ее, пинал ногами, он порвал на ней одежду, а сам спустил штаны и... и... Ох, Ранда, меня убить мало!

– Не говори так.

У Кейна закружилась голова, он даже испугался, что его сейчас стошнит. Если только ему удастся первым добраться до Уэстона Таггерта, он своими руками кастрирует подонка, а потом задушит!

– Как только я сумела подняться на ноги, – продолжала Тесса, – я бросилась вслед за Уэстоном. Но, добравшись до дома Таггертов, я увидела, что он уезжает. Мне показалось, что он направляется к яхт-клубу, и я последовала за ним.

– О боже...

– Тесса, не надо, – сказала Миранда, открывая глаза. – Это глупо.

– Но это правда, черт возьми! Я поднялась на яхту Таггертов и увидела Уэстона, он стоял ко мне спиной. Было темно, а я была пьяна, совсем ничего не соображала. Я не сомневалась, что это он! И я ударила его камнем, который подобрала где-то по дороге. А он повернулся и я увидела, что это Харли... и он... он упал за борт. О господи, я не хотела! Я бы ни за что... – Она истерически разрыдалась.

– Нет, – прошептала Клер охрипшим от боли голосом. – Нет! Нет! Нет!

– Я нашла ее, когда она возвращалась домой, – негромко сказала Миранда. – Тесса была в шоке и все еще держала в руке камень. Она рассказала мне, что произошло. Я анонимно позвонила 911 из автомата, но оказалось, что полицию уже известили: кто-то с другой яхты увидел тело в воде. Тогда мы поехали домой и нашли тебя.

– А кровь у тебя на юбке? Это была кровь ребенка?

– Да, – прошептала Миранда. – Это был ребенок Хантера.

Клер вдруг вскочила на ноги, отбежала к дальнему краю террасы, перегнулась через перила, и ее вырвало. Она рыдала с таким отчаянием, что Кейну стоило больших усилий удержаться и остаться в тени. Ему хотелось подбежать к ней, обнять ее, утешить. Но он не мог.

И написать книгу о смерти Харли Таггерта он тоже не мог. Слишком много невинных жизней пострадало бы от его разоблачений. Кейн дал себе слово, что с этой ночи его личная вендетта против Датча Холланда закончилась. Стоя в тени живой изгороди, он уже знал, что уничтожит все свои записи. Если сестры решат во всем сознаться – так тому и быть. Но он не станет их разоблачать, не потащит Тессу в суд. А Уэстон Таггерт, если он и впрямь убийца Хантера и Джека, все равно вскоре будет изобличен.

Кейн увидел, как Миранда отодвинула свой стул и подошла к Клер.

– Все будет хорошо, – прошептала она. Сестры крепко обнялись.

– А как же быть с Уэстоном? – спросила Тесса. – Мы же не можем просто отпустить его на все четыре стороны!

Лицо Миранды снова стало суровым.

– Полиция узнает, что он солгал насчет найма Хантера на работу. Они все сопоставят и поймут, что к чему. К тому же я провела свое собственное расследование с помощью моего друга Фрэнка Петрильо – это детектив, который работает на наш департамент. Уэстон замешан во многих темных делах. У него будет столько неприятностей с законом, сколько ему и не снилось. Хотя это все равно ничего не меняет.

– Нет, меняет! – горячо возразила Тесса. – Он должен заплатить.

– Тихо, тихо, – остановила ее Миранда. – Он за все заплатит, даже если мы ни слова не скажем о гибели Харли. И верь мне, все еще обернется к лучшему.

– Нет, я в это не верю, – спокойно сказала Тесса. – Я думаю, мы обречены. Все до единой.

Чувствуя себя последним подонком из-за подслушанного разговора, Кейн повернулся и пошел в обратном направлении по дорожке, огибавшей озеро.

Глава 19

Клер не могла ни есть, ни спать. После ночного разговора с сестрами она провела оставшиеся до утра часы, ворочаясь с боку на бок и вспоминая Харли – милого, милого Харли. Она любила его всем своим наивным юным сердцем и, пока не познакомилась поближе с Кейном, ни разу не усомнилась в своем чувстве к нему. В чем бы ни состояли недостатки и слабости Харли, он не заслуживал смерти. Но и Тесса не заслуживала того, чтобы стать убийцей!

Утром Клер отвезла детей на занятия теннисом в «Камень Иллахи», договорилась, что после занятий они останутся поплавать в бассейне, а сама вернулась домой и стала думать, как ей жить дальше. Ей хотелось позвонить в полицию, несколько раз она даже тянулась к телефону, но потом решила предоставить действовать Миранде. В конце концов, ее старшая сестра работает в департаменте прокурора и знает, что надо делать. Пусть она действует по своим каналам, а власти Чинука будут поставлены в известность в свое время.

А как же ты сама? Разве добро и зло тебе безразличны? А смерть Харли? И то, что Уэстон изнасиловал Миранду? И то, что она потеряла их с Хантером ребенка?

Клер не знала, как вытерпеть боль, которая рвала ей душу. Как в детстве, она ощутила потребность сбежать и, позабыв обо всех назначенных на этот день делах, отправилась в конюшню. На небе собирались тучи. Ну и что? Какая разница? В минуту Клер оседлала маленькую гнедую кобылу и поскакала по знакомой, почти заглушённой сорняками тропе к священным камням местного индейского племени. К той самой поляне на утесах, куда Руби в детстве не разрешала ей подниматься, к тому месту, где они с Кейном обрели свою любовь.

Кейн... Сердце у нее заболело при мысли о нем. Он, конечно, докопается до правды, разоблачит ее обман, узнает, что Шон его сын. И что потом? Наверное, он возненавидит ее навсегда, но самое страшное – он может попытаться отнять сына. Ее мысли метались кругами, не находя выхода. И внезапно она поняла, что в любом случае надо все ему рассказать – поскорее, пока он сам не дознался.

Стая чаек взмыла над океаном, в натянутой между ветвями паутине красиво поблескивали капли еще не просохшей росы. Несколько раз листья шлепнули Клер по лицу, а кобыла устойчивой рысью все взбиралась вверх по некрутому склону.

Добравшись до вершины, Клер заставила лошадь замедлить шаг и направила ее к тому месту, где так часто находила Кейна. Увы, в этот день поляна была пуста, и, если не считать холодного пепла на давно погасшем кострище, кругом не было ни единого признака пребывания человека. Холодок пробежал по спине Клер, она даже подумала, что Руби была права: здесь обитали души умерших.

Разочарованная, она пустила кобылу щипать траву, а сама устремила взгляд на расстилающийся за каменной грядой океан. В это утро он казался особенно сердитым и беспокойным, а тучи над ним все сгущались. Клер вдруг стало ясно, что не нужна ей эта верховая прогулка, ей просто хотелось еще раз увидеть Кейна.

А раз так, она его увидит.

Дернув поводья, Клер повернула лошадь обратно и крепко сжала ее бока коленями, когда кобыла на спуске перешла в галоп. В душе у нее крепло ощущение, что время на исходе, что, если она не поторопится и не расскажет Кейну всю правду, разразится катастрофа.

Если бы Уэстону предложили угадать, кого он застанет в своем кабинете, имя Тессы Холланд даже не пришло бы ему на ум. Однако она была там, сидела на диване со спинкой, скрестив точеные ножки и держа в одной руке дымящуюся сигарету. Каким-то чудом ей удалось прорваться мимо его бдительной, как взвод СС, секретарши. Впрочем, Уэстон был не против. В облегающем белом свитере и короткой черной юбочке она выглядела чертовски соблазнительно. Его член немедленно отсалютовал ей, и Уэстон в который раз посетовал на свой непомерный сексуальный аппетит, вечно доводивший его до беды.

– Тесса! – воскликнул он, надеясь, что его голос звучит непринужденно, и присел на край стола, сцепив руки на колене. – Чему я обязан такой честью?

– Я думаю, настала пора во всем сознаться.

– Это ты о себе?

– Нет, о тебе. – Она затянулась сигаретой и выпустила длинную струйку дыма. – Ты слыхал, что тело Хантера Райли найдено на стройке?

Так, это опасная почва, ему лучше проявить осторожность. Очевидно, она знает больше, чем он думал.

– Я слыхал, что найдено тело, но принадлежит ли оно Райли, еще требуется доказать. Насколько мне известно, это предположение основано только на каком-то перстне, который он якобы носил. Окончательное опознание придется проводить по зубам.

– Это всего лишь вопрос времени. – Тесса склонила голову набок и посмотрела на него так, что он заерзал под ее взглядом. – И подозрение сразу же падет на тебя, Уэстон. Напрасно ты солгал насчет устройства на работу в Канаде. – Она прищелкнула языком. – Знаешь, я думала, ты умнее.

– И ты пришла сюда, чтобы... Ты что, собираешься обвинить меня в убийстве? – Он засмеялся. – Брось, Тесса. Расслабься. Насколько мне помнится, мы с тобой весело проводили время. Ведь на самом деле ты за этим пришла, не так ли?

– И не мечтай. Я просто хотела поиграть с тобой.

– Тесса, детка...

– Насколько мне помнится, мы с тобой проводили время совсем не весело, – сказала она, и ее голубые глаза слегка прищурились. – Например, в тот раз, когда ты меня ударил, издевался надо мной и силой принуждал заниматься с тобой любовью.

– Погоди, я никогда...

– А был еще другой раз, когда ты изнасиловал Миранду. Помнишь? У нее случился выкидыш. Ты этого не знал? – Тесса поднялась на ноги и подошла так близко к Уэстону, что он испугался, как бы она не ткнула ему в лицо горящую сигарету. – Ты был с ней так груб, что она потеряла ребенка! А я, никчемная дрянь, была так слаба, что даже не могла помочь ей. Надо было убить тебя прямо тогда, Уэстон, и избавить штат от хлопот. Когда они узнают, кто убил Хантера Райли.

– Я никого не убивал.

– Ну, тогда ты знаешь, кто убил. – Она стряхнула пепел прямо на ковер. – Советую тебе нанять чертовски хорошего адвоката, Таггерт. Вот увидишь, он тебе понадобится.

– У тебя нет никаких доказательств. – Уэстон сумел сохранить внешнее самообладание, хотя внутри у него все дрожало. – Да и кто тебе поверит? Все знают, что ты много лет пользовалась услугами психоаналитика. Не смеши меня, Тесса. Ты сама не понимаешь, о чем говоришь. Ты просто психопатка.

Она ничуть не смутилась.

– А как насчет Джека Сонгберда? Знаешь, его нож нашли рядом с телом Хантера. – Тесса улыбнулась жутковатой искусственной улыбкой, а потом вдруг хлопнула себя по лбу, словно ее только что осенило: – Постой, разве не у тебя я видела этот нож? Помнишь? Это было вскоре после того, как кто-то попортил твою машину.

Уэстон облился потом, но он был слишком закален, чтобы сдаться.

– Ты бредишь!

– Ты покойник, Таггерт. Ты слишком зажился на этом свете. Я просто хотела тебе сказать, что жду не дождусь дачи показаний. Я расскажу и про нож, и вообще про все, что знаю.

Уэстон засмеялся, хотя ему хотелось задушить ее.

– Валяй. Мне нечего скрывать. С какой стати мне убивать Райли или Сонгберда?

– Хороший вопрос. Но ты не беспокойся, полиция отлично навострилась устанавливать мотивы. – Тесса раздавила окурок в бронзовой пепельнице на столике возле дивана. – Кстати, тебе уже известно, что твой бизнес тоже стал предметом расследования?

– Расследования?

– Не знаю, какое именно ведомство тобой интересуется. Я в этом не сильна: вечно путаю налоговую инспекцию с налоговой полицией. Но ты лучше молись богу, чтобы у тебя в бумагах все было шито-крыто. – Подхватив сумочку, Тесса направилась к двери. – Я решила сама сообщить тебе эти добрые вести: ведь я перед тобой в долгу за все, что ты сделал для меня и для всей нашей семьи. – Она послала ему воздушный поцелуй. – Увидимся в суде!

Тесса исчезла за дверью, оставив за собой запах сигарет, дорогих духов и страха. Неужели она в самом деле так его ненавидит, что унизит себя свидетельскими показаниями в суде? Нет, конечно, она блефовала, иначе и быть не могло! Кажется, есть срок давности за изнасилование и нанесение телесных повреждений или нет? Но уж за убийство-то точно нет. Думай, Таггерт, думай! Ты бывал и не в таких переделках!

Уэстон обогнул стол и уселся в свое кресло. Сердце стучало молотом, липкий пот выступил по всему телу. Но ничего, у него еще есть туз в рукаве! Все, что ему нужно, – это избавиться от Тессы. И от Шона тоже. Этот сопляк – сын Харли, угроза его наследству; стало быть, он тоже подлежит ликвидации. Уэстон слишком долго и упорно трудился, ему пришлось переступить не через один труп на пути к расширению своей доли в состоянии Таггертов. Теперь в живых осталась только Пейдж – ему так и не удалось от нее избавиться. Впрочем, кое-какая польза от нее есть: она присматривает за стариком. К тому же в самой Пейдж есть что-то такое. Уэстон терпеть не мог, когда она выразительно вздергивала подбородок или смотрела на него с вызовом, словно предупреждая, что с ней шутки плохи. Но, как бы то ни было, других конкурентов он не потерпит!

Уэстон на память набрал номер Денвера Стайлза и надиктовал на автоответчик приглашение встретиться позже в тот же вечер.

Ни разу в жизни Клер не переступала порога хижины на другой стороне озера. Она знала, что Кейн живет там, не раз пролетала мимо в моторной лодке, но никогда не останавливалась. Ее роман с Кейном перед его уходом в армию оказался столь кратким и бурным, что им было не до визитов. К тому же в те дни сам Кейн старался как можно реже бывать дома, чтобы поменьше общаться с пьяницей-отцом.

А теперь, подъезжая к небольшой стоянке возле дома, Клер была сама не своя от волнения. Джип Кейна стоял на подъездной аллее, значит, он дома, и ей придется встретиться с ним. Мозг услужливо подсказывал ей множество благовидных предлогов, чтобы отложить тяжелый разговор, но она отмела их все. Время пришло. Хватит обмана.

Не успела она подняться по ступеням крыльца, как Кейн уже открыл затянутую москитной сеткой дверь.

– Ты не меня ищешь? – спросил он.

В его манере Клер почудилась какая-то отчужденность. Он не обнял ее, не поцеловал, даже не улыбнулся. Но ей он показался таким же красивым, мужественным и желанным, как всегда. Ее душа рвалась к нему, ей хотелось броситься ему на шею, обнять его покрепче и никогда не отпускать. Но Клер знала, что это невозможно.

– Нам нужно поговорить.

– О чем? – холодно осведомился он.

– О многом.

Кейн распахнул перед ней дверь, и Клер робко вошла внутрь. В комнате было чисто, если не считать рабочего стола, где вокруг компьютера были в полном беспорядке разбросаны бумаги, карандаши, скоросшиватели и скрепки. Клер почувствовала, что он стоит у нее за спиной и ждет, но ей трудно было найти нужные слова.

– Есть кое-что, что тебе нужно знать.

– Повернись, Клер, – сказал он, коснувшись ее плеча. Ей пришлось повернуться и заглянуть ему в глаза.

– Мне нелегко говорить. – Она откашлялась. – Дело в том... речь пойдет о Шоне.

Взгляд Кейна стал еще более суровым, и Клер опустила голову.

– Он не сын Пола.

– Да, я знаю. Он мой сын.

В комнате повисла тяжелая тишина. Клер робко подняла глаза. Что означает его взгляд? Осуждение? Гнев?

– Почему ты мне не сказала?

– Я... я не могла. Я была замужем, Пол согласился признать мальчика своим, а кроме того, я думала... Пока Шону не исполнилось годика три, я думала...

Ее глаза наполнились слезами, все лицо залилось краской стыда.

– Ты думала, что он от Таггерта.

– Да. – Голос Клер задрожал. – Мне очень жаль, поверь! Я действительно думала, что это ребенок Харли. На протяжении всех месяцев беременности и потом, в первые годы его жизни, я верила, что отец Шона мертв и что никакого примирения с его семьей быть не может. Но шли месяцы, годы, и в конце концов мне стало ясно, что он твой сын. Однако я снова забеременела и... словом, проще было притворяться, что у нас нормальная, счастливая семья. – Клер сморгнула жгучие слезы, застилавшие ей глаза. – Конечно, это не было правдой.

Что-то дрогнуло в лице у Кейна. Только что он стоял как чужой, не прикасаясь к ней, а теперь крепко обнял ее, привлек к себе, словно желая слиться с ней телом и душой.

– Все хорошо, – прошептал он, прижимаясь губами к ее волосам. Слезы все-таки брызнули из глаз Клер, но это были слезы облегчения. Что она сделала, чтобы заслужить такое понимание? Он поцеловал ее в макушку, и Клер начала всхлипывать.

– Я люблю тебя, – сказала она, и Кейн еще крепче прижал ее к себе.

– Я тоже люблю тебя.

– Но как ты узнал, что Шон – твой?

– Вчера я получил копию его свидетельства о рождении – настоящего свидетельства.

– О, нет... – Ей хотелось умереть тысячу раз. – Но почему ты вообще решил заняться поисками?

Кейн пожал плечами:

– Сначала я тоже решил, что он сын Таггерта, но потом задумался. Он слишком похож на меня. И группа крови совпадает. Я проверил.

– Наверное, я с самого начала была не права. Я думала, что лучше сыну считать Пола своим настоящим отцом, раз уж мы женаты. – Она снова всхлипнула. – Это было еще одной ошибкой.

– Ничего, все уладится, – успокоил ее Кейн. Ей очень хотелось ему верить.

– Не представляю, каким образом можно все уладить.

– Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, Клер, – сказал Кейн, глядя на нее с едва заметной улыбкой. – Мы потеряли чертовски много времени, но я думаю, нам удастся его наверстать. Все будет хорошо.

– Но Шон и Саманта...

– Они будут моими детьми.

– Но, Кейн, ты же пишешь книгу о Харли!

– Уже не пишу. Я должен кое в чем сознаться.

Он подвел Клер к дивану и сам сел рядом. Обняв ее за плечи, Кейн рассказал о предыдущей ночи, когда он прибежал к ней, чтобы потребовать объяснений насчет Шона, и нечаянно подслушал разговор между сестрами.

– Я не имел права стоять там и слушать, – виновато признался он, – но уйти так и не смог, это было выше моих сил. Зато теперь тебе больше нечего бояться, ты в полной безопасности.

Клер покачала головой:

– Я думаю, мы все в опасности.

– Не говори так. – Он поцеловал ее, и соленые слезы попали ему в рот. – Просто верь мне, Клер.

– Я верю.

Судорожно вздохнув, она прижалась к нему.

– Выходи за меня.

– Я согласна.

Он еще раз поцеловал ее, зная, что она – женщина его судьбы.

Уэстон расправил кливер, и парус мгновенно наполнился ветром. Стоя у руля своей великолепной яхты, он с тревогой посматривал на Денвера Стайлза и спрашивал себя, насколько ему можно доверять. Пожалуй, за соответствующую сумму этот сукин сын согласится буквально на все. Насколько Уэстон мог судить, никакие моральные устои Стайлзу вообще не были свойственны. Очевидно, у него самого прошлое было более чем пестрое.

– У меня возникла проблема, – начал Уэстон, разворачивая яхту по ветру.

– Что за проблема? – Стайлз уставился на него этим своим жутким немигающим взглядом.

– Надеюсь, вы мне поможете ее решить.

– Все может быть.

– Мне нужно, чтобы кое-кто исчез.

Ветер взлохматил волосы Стайлза, они упали ему на лицо, но выражение этого лица не изменилось: он продолжал сверлить Уэстона своими проклятыми гляделками цвета ружейной стали.

– Что значит «исчез»?

– Как на войне, когда люди пропадают без вести. Стайлз потер подбородок.

– Вы хотите, чтобы эти люди были убиты? Уэстон пожал плечами:

– Полагаю, это самое простое решение. Например, несчастный случай на шоссе 101, где дорога делает резкий поворот. Там часто машины срываются с утесов и падают в океан.

Челюсти Стайлза едва заметно дрогнули.

– И кто же должен сидеть в этой машине?

– Тесса Холланд и ее племянник Шон Сент-Джон.

– А если я скажу «нет»?

– Речь идет о больших деньгах.

Стайлз заколебался, и Уэстон сразу понял, что дело выгорит. Этот подонок у него в руках. За деньги он сделает все!

– Сколько?

– Двести тысяч. Все, что вам нужно сделать, это найти способ похитить их, влить немного спиртного в глотку Тессе, да и мальчишке тоже не помешает, если на то пошло. Он типичная шпана, наверняка уже прикладывался к бутылке. Ну, уж пиво-то точно пил. Когда они захмелеют, посадите их обоих в машину Тессы. И завтра вечером, когда все соберутся на вечеринке, где Датч будет объявлять о своих претензиях на губернаторство, с ними произойдет несчастный случай.

– А у вас будет алиби? – Голос Стайлза был лишен всякого выражения.

– Кстати, это мысль! – воскликнул Уэстон, поворачивая яхту к берегу. – Почему бы и мне не пойти на вечеринку? Итак, ваш ответ?

– Двести тысяч долларов?

– Совершенно верно! Половину вперед. Кремнистые глаза блеснули, жестокая улыбка тронула углы его губ.

– По рукам, Таггерт, – сказал Стайлз. – Но вы должны заплатить мне вторую половину завтра же, по окончании вечеринки. Мне придется сматываться по-быстрому. Вы никогда обо мне больше не услышите.

– Меня это устраивает, – кивнул Уэстон, решив про себя, что ему нравится деловой стиль этого человека. – Вполне устраивает.

– Мне нужно с тобой серьезно поговорить, – сказала Клер, когда Шон ворвался в дом и уже собирался скрыться в своей комнате.

В последнее время он вечно где-то пропадал: все никак не мог примириться с переездом в Орегон. Хотя его больше не ловили на мелком воровстве, он связался с компанией подростков, которым Клер не доверяла, приходил домой поздно, грубил, сквернословил. Частенько от него попахивало сигаретами и пивом, хотя ей ни разу не удавалось поймать его с поличным.

– Чего еще? – Он воинственно повернулся к матери и только тут заметил ее нарядное кремовое платье. – Вот дерьмо! Думаешь, я пойду на эту чертову вечеринку?

– Это большое событие для твоего дедушки.

– А мне плевать. Он хитрозадый ублюдок.

– Шон!

– Но это же правда! И вообще, у меня есть свои планы.

– С кем-то встречаешься?

– А тебе не все равно?

– Конечно, мне не все равно! Но, как бы то ни было, от этой вечеринки тебе не отвертеться.

– Это мы еще посмотрим. Дедушке наплевать, буду я там или нет. Он меня все равно терпеть не может.

– Почему ты так решил?

– Я же вижу, как он на меня смотрит.

– Ты просто параноик, – заявила Саманта, выпорхнув на лестницу в новом платье из розового шелка, шуршащем при каждом шаге.

– Да? Аты...

– Только не начинайте снова! – прервала их Клер. – У нас времени нет. Шон, зайди в кухню, нам действительно нужно поговорить.

«Сейчас или никогда», – сказала она себе. Слишком много людей уже знали, что Шон не сын Пола. Пора ему самому узнать правду.

– Если кто-то нажаловался, что я что-то стибрил, это вранье.

– Саманта, нам нужно остаться вдвоем на несколько минут, – сказала Клер.

Сэм кивнула и величественно выплыла на парадное крыльцо, а Клер прошла вслед за сыном на кухню. Он порылся в холодильнике, вытащил жестянку кока-колы и кусок холодного цыпленка, после чего плюхнулся со своей добычей на табурет возле кухонного стола. Глаза у него были недоверчивые, волосы падали на лицо, на котором, казалось, навечно застыло раздраженное выражение. Но она все равно любила его всем сердцем.

– Я хочу сказать тебе что-то очень важное. То, что должна была сказать давным-давно.

– Да? – Он сорвал крышку с жестянки. – И что же это такое?

– Мы должны поговорить о твоем отце.

– Об этом извращенце? – Шон отпил большой глоток кока-колы.

– Нет, Шон, я говорю не о Поле. Он резко вскинул на нее взгляд.

– Какого черта? А... о ком?

Клер положила пальцы ему на руку выше запястья и сразу почувствовала, как напряглись его мышцы.

– Пол Сент-Джон не является твоим биологическим отцом.

– Да какого хрена... – Шон отдернул руку, словно ее пальцы обожгли его. – Что это значит – не является биологическим отцом?

– Вот то и значит. Послушай меня внимательно. Я забеременела, когда еще не была замужем. У меня был роман с одним человеком, но он ушел в армию и ничего о тебе не знал.

– Что? – Шон вскочил так стремительно, что табуретка отлетела к стене и опрокинулась. – Слушай, мам, если ты так шутишь, то...

– Это не шутка. Твой отец – Кейн Моран. У Шона сам собой раскрылся рот.

– Тот тип с мотоциклом?

– Который, между прочим, избавил тебя от обвинения в магазинной краже.

– Он мой отец? – Голос Шона дрогнул. – А может, это еще одна ложь?

– Нет.

Клер смотрела на него очень внимательно и видела, как его красное от негодования лицо стало призрачно-белым.

– Черта с два!

– Это правда, Шон. Знаю, мне следовало сказать тебе раньше.

– Да уж, следовало! В чем дело, мам? Хочешь сказать, что вся моя жизнь – сплошное вранье?

– Нет, но...

– Я просто ушам своим не верю! – Слезы навернулись ему на глаза. – Ты с ним трахалась, а потом выдала меня за сына этого выродка Сент-Джона? Чтоб мне сдохнуть и не воскреснуть! А как насчет Сэм? Ты успела трахнуться с кем-нибудь еще?

Клер проглотила это оскорбление.

– Пол ее настоящий отец.

– Ну, мама, ты даешь!

– Шон, послушай меня...

– Ни за что! – Попятившись, он споткнулся о поваленную табуретку и наконец добрался до двери. – Ничего больше не буду слушать, чтоб мне лопнуть!

Шон выскочил за дверь и сломя голову бросился бежать. Клер помчалась за ним, но догнать, разумеется, не смогла. Он пробежал мимо гаража, мимо причала и углубился в лес.

– Что случилось? – спросила Саманта, сидевшая на качелях.

– Я сообщила ему новость, которую он не пожелал выслушать.

– Что за новость?

– Я тебе потом расскажу. Сейчас мне необходимо его разыскать.

– Не надо, мам, дай ему остыть, – посоветовала Сэм. – Ему ведь вовсе не обязательно идти на вечеринку, разве не так?

– Но дедушка будет огорчен.

– Лучше не надо, а то с Шоном там хлопот не оберешься, – мудро заметила Саманта.

Вглядываясь в лесную чащу, Клер остро ощутила собственное бессилие. Пожалуй, Сэм права, надо дать ему остыть.Но душа ее рвалась вслед за сыном; ей хотелось обнять его, сказать, что все будет хорошо, что она просит прощения за свой обман, что жизнь от этого не кончится. «Господи, – взмолилась она, – хоть бы с ним ничего не случилось!»

– Ладно, – сказала она Саманте, от души надеясь, что принимает верное решение, – давай оставим его на некоторое время наедине с собой.

Они вместе вернулись в кухню, когда зазвонил телефон. Клер тут же схватила трубку.

– Клер? – Голос Миранды дрожал от волнения. – Ты видела Тессу?

– Нет. А разве она должна была ко мне зайти?

– Мы с ней договорились пойти на прием вместе, но ее нет в номере, и никто из персонала «Камня Иллахи» не может ее найти.

Ничего удивительного в этом не было.

– Ну, Ранда, ты же ее знаешь!

– Знаю, она не хотела идти, но вчера вечером я ей звонила, и она сказала, что пойдет.

– Тесса и раньше меняла свои решения.

– Но это совсем другое дело, – стояла на своем Миранда, и ее беспокойство передалось Клер. Какой-то странный холодок побежал у нее по позвоночнику. – Я говорила с ней два часа назад, и она сказала, что будет готова. Вся беда в том, что, мне кажется, она уже успела выпить.

– Иногда, когда ей требуется уверенность в себе...

– Знаю, знаю, она прикладывается к бутылке, но... Да нет, теперь уже ничего не поделаешь. Ладно, увидимся на приеме. Надеюсь, Тесса тоже появится.

– И я надеюсь, – сказала Клер.

Но ее взгляд был устремлен туда, где за окном виднелся лес, в котором скрылся ее сын. Он, конечно, вернется. Он всегда возвращался домой. Но не раньше, чем сам будет к этому готов.

Взглянув на вечернее небо, Клер попросила у бога, чтобы этот день поскорее кончился.

Большой зал курортного комплекса «Камень Иллахи» был заполнен до отказа. Сверкающие драгоценностями гости собирались группами, смеялись и пили шампанское, бившее из нескольких серебряных фонтанов. На покрытых льняными скатертями столах были выставлены великолепные закуски, а на эстраде Бенедикт Холланд держал тронную речь. Когда он объявил о своем намерении баллотироваться в губернаторы, пианист за большим белым роялем заиграл «Вновь настали счастливые дни», мужчины в смокингах начали хлопать Датча по спине.

Настроение у всех было приподнятое, только Клер не находила себе места. Что-то было не так, она ощущала это всем нутром. Кейна, разумеется, не было на вечеринке: Датч считал его своим врагом и не послал ему приглашения. Но не было и Денвера Стайлза, что показалось ей весьма странным. Непонятно почему, у Клер возникло такое чувство, будто кто-то медленно затягивает петлю у нее на шее.

– Где Денвер? – спросила Миранда.

– Хоть убей, не знаю.

Клер окинула взглядом толпу, услыхала поднявшийся ропот голосов и увидела, как в двери зала шагом вплывают Уэстон и Кендалл Таггерт.

– А вот и неприятности!

– Как они посмели?! – возмутилась Миранда. – Папа никогда бы их не пригласил!

Кендалл была бледна и улыбалась дрожащей улыбкой; Клер показалось, что она напоминает испуганную лань, готовую броситься наутек. Но Уэстон держался уверенно, расточал улыбки и пожимал руки направо и налево, словно был тут самым желанным гостем.

– Может, он большая шишка в республиканской партии?

– И все же я не думаю, что папа... О боже...

Датч наконец-то заметил Уэстона, парадная улыбка застыла на его побагровевшей физиономии. Он спустился с эстрады и решительно двинулся навстречу Таггертам, не отвечая на добрые пожелания и приветствия гостей.

– Пожалуй, стоит вызвать охрану, – сказала Миранда. Клер пересекла зал, отчаянно сожалея, что Кейна нет рядом. Уж он-то точно знал бы, что нужно делать. Перед тем как идти на прием, она позвонила ему и сказала, что Шон пропал. Он пообещал ей отыскать сына и попытаться его вразумить, а потом перезвонить ей. Но до сих пор от него не было ни слуху ни духу.

Она подошла к одному из охранников в ту самую минуту, когда Датч и Уэстон сошлись посреди зала.

– Что ты здесь делаешь, Таггерт? – грозно спросил Датч. На губах у Уэстона появилась хорошо смазанная механическая улыбка.

– Пришел пожелать тебе удачи.

– Черта с два!

– Датч... – Ральф Мэрдок, менеджер его компании, взял своего патрона под локоть.

Кендалл, казалось, готова была провалиться сквозь землю.

– Вон отсюда! Уэстон поднял руку:

– Послушай, я плачу налоги и имею право...

– Я сказал, убирайся к чертовой матери!

– Я же тебе говорила, что это неудачная мысль, – вставила Кендалл.

К этому времени звуки рояля оборвались, разговоры смолкли. Все глаза были устремлены на новоиспеченного кандидата и его старого врага.

– Не знаю, что за игру ты затеял, Таггерт, но можешь с равным успехом поиграть в нее в другом месте!

Охранники наконец пробились сквозь толпу.

– Давайте все немного успокоимся, – настаивал Мэрдок. – Бенедикт, прошу тебя.

Но Датч ничего не желал слушать.

– Вышвырните его отсюда! – приказал он; его глаза сверкали. – Немедленно! Это мой отель, моя вечеринка, мой, черт его побери...

Внезапно двери распахнулись, и вошел Кейн Моран, окруженный тремя помощниками шерифа.

– О, дьявол! Ну что там еще? – пробормотал Датч. Все повернулись к представителям закона. Все кроме Клер. Ее взгляд встретился со взглядом Кейна, и она чуть не лишилась чувств, увидев в его глазах черную, как бездонная пропасть, безысходную боль. Шон! С ее сыном случилось что-то ужасное.

Кейн быстро подошел к ней и положил руку на плечо. В это время один из полицейских доложил Датчу:

– На шоссе 101 произошел несчастный случай. Автомобиль прорвал ограждение и сорвался в океан где-то четверть часа назад. Машина с калифорнийскими номерами зарегистрирована на имя Тессы Холланд.

Миранда вскрикнула, Клер начала оседать на землю и упала бы, если бы Кейн ее не поддержал.

– Тесса, – прошептала она, чувствуя подступающую дурноту.

– Как?.. – Датч отступил на шаг и покачнулся. – Тесса? Нет!..

– Тел мы пока не обнаружили, но послали людей вниз, и водолазы готовы приступить к работе.

– Это еще не все плохие новости, – мрачно добавил Кейн. – Кое-кто из свидетелей перед этим видел Тессу в городе. С ней был мальчик.

– Мальчик? – еле слышно переспросила Клер.

– Судя по описанию, это Шон.

Патрульные машины из департамента шерифа стояли над утесом у того самого места, где был сорван поручень ограждения. Машина Тессы, едва различимая в свете фар, лежала на берегу смятая и разбитая, с вылетевшими стеклами, похожая на сломанную игрушку. Тела так и не были найдены, но Клер не сомневалась, что их унесло в океан. Полумертвая от горя, с застывшими в глазах слезами, она всматривалась в черную бурлящую воду и молилась, чтобы каким-нибудь чудом ее сын и сестра спаслись.

На месте происшествия собралась толпа. Фотографы и репортеры сгрудились вокруг ограждения. Гости с вечеринки Датча тоже подъехали к утесу, движимые нездоровым любопытством, внутренне радуясь тому, что это не их родные и близкие находились в разбитой машине, валявшейся внизу на расстоянии сотни футов.

Клер была безутешна, Кейн, замкнувшийся в своем горе, не отходил от нее. Кто-то накинул Клер на плечи одеяло, и ей живо вспомнилась та ночь шестнадцать лет назад, когда она с сестрами оказалась в озере Эрроухед и потом какая-то добрая душа предложила ей одеяло и чашку кофе.

– Как это случилось? – спросила она и тут же вспомнила, как Миранда предупредила ее, что Тесса опять пьет. Может, она случайно встретила Шона и предложила подвезти на вечеринку?

Клер без сил прислонилась к Кейну и почувствовала, как он напрягся, когда среди других машин появился «Мерседес» Уэстона Таггерта.

– Проезжайте, не задерживайтесь! Не на что тут смотреть, – механически повторяли помощники шерифа, но любопытные не расходились, и Уэстон, раскуривая сигарету, тоже не обратил внимания на слова полицейского.

– Подонок! – проворчал Кейн. – Какого черта он тут делает?

– Не знаю, – рассеянно откликнулась Клер, подавленная горем и страхом. Ей было все равно.

Но Кейн буквально напрашивался на драку. Отпустив ее, он резко повернулся к Таггерту:

– Что тебе здесь надо?

– Приехал выразить свои соболезнования.

– Они никому не нужны.

– Да что с тобой, Моран? У тебя проблемы?

– Моя проблема – это ты! Надеюсь, ты знаешь, что скоро тебя арестуют за убийство Хантера Райли? Это только вопрос времени.

– Я не имею никакого отношения...

– И Джека Сонгберда!

– Ты что, совсем рехнулся? Попробуй только оклеветать меня, и я тебя затаскаю по судам!

– Да ну? – Глаза Кейна блеснули, кулаки сжались сами собой. – Лучше расскажи мне, что ты знаешь вот об этом? – он кивком головы указал на смятый и сорванный поручень.

– Откуда я могу что-то знать? Говорят, Тесса Холланд не вписалась в поворот и рухнула в океан.

– А ты не имеешь к этому никакого отношения? Разве Тесса не собиралась свидетельствовать против тебя на суде?

– Понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Кейн, не надо! – воскликнула Клер, чувствуя, что они сейчас подерутся.

– А ну-ка прекратите! – приказал один из полицейских, могучий мужчина с густыми усами.

– Ты свое получишь, Таггерт! Я об этом позабочусь!

– Ты же хотел позаботиться о Датче Холланде, но слишком увлекся его дочкой. И где теперь твоя хваленая книжка?

– Книжка о Таггерте будет гораздо интереснее!

– Ну все, хватит! Вы двое, разойдитесь по машинам! Как раз в эту минуту черный «Лексус» с визгом затормозил возле них, и Пейдж Таггерт вылезла из машины.

– Какого черта тебе здесь нужно? – встревожился Уэстон.

Пейдж со вздохом взглянула на брата и неожиданно усмехнулась:

– Я здесь, потому что час наконец настал, братец. Помнишь вот этот клочок бумаги? Я нашла его в камине много лет назад. Это фрагмент свидетельства о рождении Хантера Райли, которое ты сжег. А помнишь пистолет, найденный возле тела Харли? Это был мой пистолет. То есть вообще-то мамин, но я взяла его, потому что отправилась тебя искать. Хотела припугнуть тебя как следует. Я думала, ты что-то замышляешь против Кендалл. Но меня увидел Харли. Он отнял у меня пистолет и бросил в воду.

– Зачем ты это делаешь?

– Потому что тебе пора заплатить за свои грехи, Уэстон! Ты ведь всегда мечтал заполучить все. Сына Клер тоже ты убил. Думал, он сын Харли? Ты ошибся. Он вовсе не Таггерт, он сын Кейна.

Уэстон развернулся, взглянул на Кейна и бросился на него, как загнанный в угол зверь.

– Нет! – закричала Клер.

Она только теперь окончательно осознала, что Шон мертв и потерян для нее безвозвратно.

– Растащите их! – раздался приказ помощника шерифа. Кейн нанес ответный удар и попал Уэстону в солнечное сплетение.

– Хватит! – закричал полицейский.

Уэстон с ревом бросился вперед, но в эту самую минуту новая пара огней прорезала ночной мрак. К месту происшествия подъехал большой темный фургон. Все его двери распахнулись одновременно. С водительского сиденья спрыгнул Денвер Стайлз с обнаженным стволом в руке, и Уэстон расплылся в безумной улыбке.

– Слава богу, – прошептал он, никого и ничего вокруг не замечая.

Три полисмена выскочили из фургона, их автоматы были нацелены на Уэстона.

– Лицом вниз, Таггерт! – скомандовал Стайлз. – Живо!

– Какого черта?

– Живо! – повторил Стайлз и повернулся к одному из полицейских. – Зачитайте ему его права.

– Вы имеете право хранить...

– Погодите! Что все это значит? – завопил Уэстон.

– Добавьте к остальным обвинениям сопротивление при аресте, – сказал Стайлз.

Тут из недр объемистого фургона появились еще двое, и Клер показалось, что ее сердце не выдержит. Тесса и Шон, явно еще не оправившиеся от шока, но без единой царапины на теле, подошли к ним. Шон со слезами бросился на шею матери, и сама Клер тоже не смогла удержаться от рыданий.

– Шон, – шептала она, всхлипывая, – милый, что случилось?

– Не плачь, теперь все хорошо, хотя могло бы кончиться дурно, – сказала Тесса. Она была без косметики и выглядела так, словно не спала много суток подряд. – Нас спас Стайлз. Оказывается, он полицейский, работает под прикрытием. У них там такая секретность, что даже Миранда о нем ничего не знает.

Миранда прищурилась.

– Мне сразу показалось, что я вас где-то видела.

– Мы много месяцев пытались расколоть Таггерта, – объяснил Стайлз. – Отмывание денег, подкуп и, как мы подозревали, уголовщина. Как выяснилось, мы оказались правы. Мисс Таггерт и мисс Тесса Холланд согласились дать против него показания в деле об убийстве Джека Сонгберда и Хантера Райли. – Его лицо помрачнело. – Но Тессе предстоит ответить по суду за убийство Харли Таггерта. Когда я допросил ее сегодня вечером, она наконец призналась, что убила его.

– Это произошло случайно! – воскликнула Миранда.

– И тем не менее ответить придется.

– Да ладно, – успокоила сестру Тесса. – Время пришло. Я давно хотела сознаться.

– О, Тесс!.. – прошептала Миранда и обняла младшую сестру, словно защищая ее.

– Мам, прости, что я сбежал, – сказал Шон, напуская на себя виноватый вид. – Тетя Тесса и мистер Стайлз нашли меня в городе. Они попросили меня помочь им в этом деле.

– У Денвера записаны на пленку все разговоры с Уэстоном, – пояснила Тесса. – В том числе и тот, когда Уэстон предложил ему денег, чтобы убить нас.

– Но зачем?! – Клер содрогнулась от отвращения, глядя, как Уэстона заковывают в наручники и уводят в полицейский фургон.

– Потому что я прямо ему сказала, что выступлю против него на суде. А Шона он считал сыном Харли, претендентом на корону Таггертов.

Клер еще крепче обняла сына, а Саманта обхватила руками их обоих.

– Поехали домой, – предложил Кейн.

– Домой? – растерялась Клер.

– К тебе домой. Пошли. – Он повернулся к Миранде: – Хочешь с нами?

– Нет. – Она новыми глазами посмотрела на Денвера Стайлза. – Я позже к вам присоединюсь. Сейчас мне нужно раздобыть побольше информации, а ты, – она строго посмотрела на Тессу, – не раскрывай рта, пока не посоветуешься с адвокатом.

– Отличный совет из уст окружного прокурора, – заметил Стайлз, одарив ее такой улыбкой, какой она никогда у него раньше не видела.

– Ну, а теперь, – шепнул Кейн на ухо Клер, – когда фейерверк закончился и все остались живы, может, сделаешь мне одно одолжение?

– Все, что угодно, – сказала она.

– Отлично. В таком случае выходи за меня замуж как можно скорее!

– Но...

– Да брось, мам, почему бы и нет? – улыбнулся Шон, и Клер показалось, что сердце ее разбилось уже в который раз за этот наполненный треволнениями вечер.

– А знаешь, Кейн Моран, я, пожалуй, соглашусь, – сказала она. – Чем скорее, тем лучше.

Эпилог

Клер разгладила лопаточкой крем на именинном пироге Саманты: это был лимонный торт с вишневой глазурью. «Мерзкий на вид и отвратный на вкус» – так отзывался о нем Шон. Но Саманте торт нравился.

Входная дверь открылась, и в кухню проник обжигающе холодный зимний ветер.

– Клер! – раздался в холле голос Миранды.

– Я на кухне.

Клер бросила лопатку в раковину. В кухню вошла Миранда, а следом за ней Тесса. Обе выглядели такими взволнованными, что Клер забеспокоилась:

– Что случилось?

– Хорошие новости! – объявила Ранда, усаживаясь на один из табуретов.

Глаза Тессы вдруг наполнились слезами.

– Мне нужна сигарета.

– Эта гадость никому...

– Хватит читать мне проповеди, Миранда! – Тесса достала сигареты из сумочки и торжественно произнесла: – Сегодня состоялось разбирательство по делу об убийстве Харли Таггерта. Судья дал мне условный срок!

– Слава богу! – Клер обняла младшую сестру. – Я же знала, что так и будет!

– Мне предписано... м-м-м... регулярно посещать моего психиатра и раз в неделю отмечаться в полицейском участке, но...

– Но с тобой все будет в порядке! – воскликнула Клер, вытирая слезы.

– Папины адвокаты одержали настоящую победу, – признала Миранда.

– И это говорит помощник окружного прокурора, – прикуривая, заметила Тесса.

– Бывший помощник окружного прокурора. Я ушла с работы. Собираюсь заняться частной практикой.

– Ты серьезно?

– Угу. – Глаза Миранды загадочно блеснули. – Давайте это отметим! У меня есть бутылка шампанского.

– Как насчет кофе, Тесс? – мягко предложила Клер.

– С удовольствием. Я завязала со спиртным, а вот от кофе не откажусь. Мне без сливок, пожалуйста. Шикарно звучит, правда? – И она скорчила гримаску, затянувшись сигаретой.

Итак, Тесса была признана невиновной, так как совершила убийство Харли, находясь в состоянии временного помешательства. Теперь им наконец удастся оставить прошлое позади, то есть там, где ему самое место! Не помня себя от радости, Клер налила три чашки кофе и с трудом втиснула свой величественный живот между сестрами. На шестом месяце беременности она временно утеряла былую гибкость, но дело того стоило. Она была счастлива завести еще одного ребенка.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Миранда.

– По большей части отлично. Спина иногда побаливает, но я не жалуюсь. Правда, мой сын меня не одобряет. Он считает, что забеременеть в моем возрасте – это «не клево». Да, именно так он и выразился.

– Ничего, у него это пройдет, – утешила ее Тесса.

– Надеюсь.

Клер добавила сливок себе в кофе и задумчиво размешала их в чашке. В последнее время Шон действительно стал более покладистым. Он как-то сразу принял Кейна, и, хотя между ними порой возникали стычки, их дружба с каждым днем становилась все крепче. С Самантой дела обстояли еще лучше. Сэм, умница, не раздумывая ни минуты, признала Кейна своим отцом и отказалась посещать Пола, отбывавшего срок в колонии общего режима. «Да, – подумала Клер, неторопливо прихлебывая кофе, – моя жизнь наконец-то стала налаживаться».

В качестве свадебного подарка Датч преподнес ей этот старый дом, и, хотя Кейн поначалу заупрямился, в конце концов ему пришлось сдаться, потому что Сэм следом за матерью привязалась к дому всей душой. Бенедикт отказался от мечты стать губернатором, больше не занимался политикой и продолжал управлять курортом «Камень Иллахи». Вторая очередь должна была открыться следующим летом.

Доминик прислала свои поздравления и серебряный чайный сервиз, когда Клер и Кейн поженились, но предпочла больше не ступать на американскую землю. Она была довольна жизнью за границей, вдали от своего первого мужа и дочерей.

– У нас гости? – раздался на лестнице громкий голос Кейна. Он занял бывшее помещение для слуг на третьем этаже под свой кабинет и теперь прилежно трудился там над книгой об Уэстоне Таггерте. Его сапоги быстро простучали вниз по ступеням. – Неужели это моя любимая свояченица? О, да их, оказывается, целых две!

– Очень смешно, – с добродушной насмешкой отозвалась Миранда.

– Тесса – свободная женщина! – ликующе доложила Клер.

– Давно пора.

– Я очень надеюсь, что все наконец закончилось, – вздохнула Тесса.

– Разумеется, закончилось, – решительно подтвердила Миранда.

Кейн подошел к жене, обхватил обеими руками ее округлившуюся талию и поцеловал в шею.

– Господи, а это что такое? – спросил он, указывая на торт.

– Помни, что внешность обманчива, – засмеялась Миранда. – На вкус он еще хуже.

Клер скорчила обиженную рожицу.

– Это любимый торт Сэм.

– Все остальное не имеет значения, – тотчас же согласился Кейн.

– Ты ее балуешь до неприличия. – Тесса выдохнула колечко дыма к потолку.

– Она того стоит.

– А мы все разве нет? – усмехнулась Тесса.

Тут Клер впервые заметила кольцо с бриллиантом на безымянном пальце старшей сестры.

– Что это? – спросила она, чувствуя, как глупая, счастливая улыбка неудержимо расползается по ее лицу.

– Ой, я тебе еще не говорила? – с нарочитой небрежностью бросила Миранда. – Денвер сделал мне предложение.

– И ты мне ничего не сказала?!

– Это случилось только вчера вечером.

– А ты знала? – набросилась Клер на Тессу. – Знала и молчала!

– Остынь, я узнала всего два часа назад. Хочешь – верь, хочешь – не верь, но мои мысли были заняты другим.

– Опомниться не могу! – Клер наклонилась к Миранде и обняла ее так пылко, что они обе чуть не попадали со стульев. – О, Ранда, это же просто бесподобно!

– Точно, – прошептала Миранда. – И кто бы мог подумать?

– Миссис Денвер Стайлз! – Клер захихикала. – Звучит очень стильно. Знаешь, тебе это идеально подходит.

– Идеально, – согласилась Миранда. – Просто идеально!

– О, черт! – Тесса закатила глаза. – Поздравляю, ты становишься такой же романтической идиоткой, как Клер.

– Нет, вы только посмотрите на меня! – воскликнула Клер, отчаянно борясь со слезами. – С тех пор, как я забеременела, у меня вечно глаза на мокром месте.

– Это все моя вина. Вот что я сотворил со своей женой, – пошутил Кейн.

– Похоже, ей это нравится, – заметила Тесса.

– Надеюсь.

Кейн заглянул в глаза Клер, снова обнял ее и прямо на глазах у сестер поцеловал с такой страстью, словно она была единственной женщиной на земле. Но он не притворялся. Для него и впрямь других женщин не существовало.

Примечания

1

«Черный бархат» – престижная марка виски. (Здесь и далее прим. перев.)

(обратно)

2

Одержимая дьяволом ветхозаветная царица, имя которой стало синонимом распутства и порока.

(обратно)

3

Акр равен 0, 405 га.|

(обратно)

4

«Коренные американцы» – название, придуманное для себя североамериканскими индейцами.

(обратно)

5

Самый старый и солидный университет в Калифорнии, основанный в 1868 г.

(обратно)

6

Стэнфордский университет в Калифорнии, основанный железнодорожным магнатом и губернатором штата Лиландом Стэнфордом в 1885 г., считается одним из самых престижных в США.

(обратно)

7

Персонаж сказки Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес», чья улыбка чудесным образом была видна, когда сам он исчезал.

(обратно)

8

Американский киноактер, играл героев-любовников.

(обратно)

9

Патентованное успокоительное и снотворное средство.

(обратно)

Оглавление

Пролог

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1996

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

ЧАСТЬ ВТОРАЯ 1980

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 1996

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

Эпилог

*** Примечания ***