Ковчег для варга (СИ) [Steeless] (fb2) читать постранично

====== Дар варга – 1 ======

Драгоценные мои! Автор не сгинул в море деноминации и картохи. Все античные фики будут продолжены практически вотпрямщас. Автор просто слегка пережал с античностью и вынужден был уехать на другие рельсы… так вот, это — рельсы)

МЕЛОНИ ДРАККАНТ

— Лапочка, — бормочу я ласково, — лапа, красотуля…

Лапочка смотрит глубокими зелеными глазами, дыбит иглы на затылке. Оскаливает чудные клычки. С мой указательный палец, немного изжелта, почистить бы. Черный влажный нос осторожно тянется к ладони. Я сижу на корточках и раздумываю себе, как бы назвать красавчика. Еще — где бы взять хорошей еды для игольчатого волка. Или для нескольких. И как бы отомкнуть этот хлипкий ошейник, который держит такую же хлипкую цепь. Ошейник сдавливает волку-двухлетке шею, и лапочка нервничает. Хрипло рычит, переступает с лапы на лапу, показывает, что ничего, мол, личного, просто я малость не в духе, а потому тебя сейчас сожру. А пушистый от игл хвост так и мелькает в воздухе.  — Уй ты, молодец мой… Над ухом начинают настойчиво и деликатно кашлять, и приходится обращать внимание на эту. Которая не лапочка. Подсушенная возрастом дама взирает сверху вниз неодобрительно. Небось, с такой физиономией родилась. И сразу с высокой прической, а звучное имечко ей мамаша за пять лет до того выбрала. И дочурка ее от души отблагодарила первыми словами: «Ах, до чего вы не благонравны». Ненавижу этих тварей с рыбьими физиономиями и в тугих корсетах, которые скрипят при ходьбе. Ненавижу пансионы, с их бледными дворами и каменными стенами тюрем. Дама дышит презрением, пока сообщает «госпоже Драккант», что ее вообще-то ждут. И пялится, и скрипит корсетом, и прям слышно, как подсчитывает там, под прической: она б во мне и то, и это б переделала. И потому я нарочно сутулюсь и пихаю левую руку на пояс, где висят метательные ножи. Выкуси, старая паучиха.

Быстро шагаю и вдребезги разрушаю своим видом местные традиции. Мимо убогих цветничков, на которых благовоспитанно сажают розы местные воспитанницы. То есть, должны сажать, а теперь рты пооткрывали, сверлят взглядом и шепчутся: «А это та…?» «Да не, это мальчик какой-то…» «А она не мелковата?»

Местные надсмотрщицы и дрессировщицы людей, все — с туго стянутыми талиями, прожигают меня вглядом. Буровят дырки за все. За короткие волосы, за шрам на виске, за куртку с двумя ножнами у воротника.

Игольчатых волков во дворе еще трое — взрослые особи, прикованы к столбам по краям двора. Хрипят и рвутся, гремят цепями, миски с водой и едой нет ни перед одним.

Забор высокий. Откуда-то пахнет кровью. И мой Дар не обманешь — я слышу рыдания из-за левого крыла здания, к которому иду.

Мерзкое место. Даже если бы меня вызывал не Мясник.

— Сама найду, — кидаю я у высоких дверей, но местная паучиха таки кидается меня провожать. По унылым коридорам, наполненным болванками для образцовых будущих жен. У болванок одинаково потупленные глазки и одинаково убранные набок волосы. Они ходят по коридору на цыпочках и кланяются на каждом углу.

У нужной двери старая грымза нашептывает, что я должна к кому-то там проявить почтение. Я размахиваюсь и отвешиваю меру своего почтения пинком в дверь. И к пансионатам, и к Мяснику.

Вваливаюсь, на ходу интересуясь: «Зачем звал?»

Попадаю прямиком в разгар оргии единения двух душ.

Мясник и местный директор расположились друг напротив друга в креслах и с чашками. В гостиной, обитой дорогой тканью и изукрашенной портретами в духе «Вот этих девушек мы удачно запродали отсюда замуж». Мое вроде как начальство дарит мне одну из своих улыбочек. Приподнятые брови, чуть растянутые губы, немигающий, застывший, холодный взгляд.  — Мелони, — меня привычно корежит при звуке моего полного имени, — замечательно, что ты прибыла так быстро. Госпожа Драккант — наш лучший следопыт, и теперь вы можете не беспокоиться… Тип напротив Мясника кивает. Он весь из себя гладкий и томный, с перстнями на белых пальцах и приятной сединой, весь вид его так и говорит: «Я тут себя на алтарь нужного дела кладу, ну-ка давайте все меня уважайте». Он тоже выдавливает улыбочку и говорит какие-то вежливости, типа: «О да, да, слышал о вашем роде, такой славный герб, такая семья, такая трагедия»… Вроде как, меня эти разговоры обычно бесят, но сейчас я спокойна. Пустышка — так я его сразу же называю, местного главного — выглядит малость напуганным. Отставленный от чашки мизинчик подрагивает. Понимаю. Кладешь ты себя, бедного, на алтарь дела, а тут к тебе в один обычный день заявляется Рихард Нэйш. Со своей улыбочкой и славой самого ушибленного варга во всей Кайетте. Встречайте-принимайте, не обляпайтесь.  — Понимаешь, Мелони, — вещает тем временем Мясник, обращаясь к своему чаю, — насколько я смог выяснить, кто-то из пансионата