Ты меня ненавидишь? (СИ) [Platisha Victoria Gembl] (fb2) читать онлайн

Глава 12.

Каникулы заканчиваются неожиданно быстро. Вик мнется на пороге, не решаясь зайти в дом. После тяжелого разговора с Тиной он позвонил матери и попросил обеспечить вечером присутствие отца на первом семейном собрании. Девушка пообещала поговорить со своими родителями в это же время. И страх, отразившийся тогда в ее глазах, преследовал парня до сих пор.

Я пошел.- В.

Андерсен не писал почти неделю. Бен бы обязательно уточнил, куда именно собрался его друг в последний день каникул, но лаконичное сообщение навевало не самые приятные мысли. Бен хотел бы быть сейчас рядом, просто, чтобы поддержать. Больше всего на свете этого хотел и Вик.

Если не напишешь через час, я приеду за тобой.- Б.

Баскетболист не отвечает. Закатывает глаза, представляя, как Хадсон врывается в дом, чтобы защитить его от разъяренного отца. Он не думает, что мальчишка действительно приедет к нему, действительно кинется под чужие кулаки ради парня, который портит ему жизнь всеми возможными способами. Он не думает, что Бен действительно заботиться о нем. Ему впервые в жизни хочется ошибаться.

За обеденным столом сидит отец. У него в руках стакан виски. Вик по запаху чувствует — не первый. Расстраивать пьяного отца отвратительная идея, но он принял решение. Он сделает это сейчас или не сделает никогда. Вик не трус, он сильный, он сможет рассказать родителям о Тине. Бен в него верит, а Бен никогда не ошибается.

— Привет, пап, — тихо говорит Вик, проходя на кухню, — Где мама?

— Наверху. Ей стало нехорошо.

Виктор почему-то морщится. Он не знал, что произошло, и не хотел знать. В конце концов, его мать позволяла отцу вести себя как куску дерьма почти 20 лет. Если б она хотела помощи, она бы давно обратилась в полицию. Может быть и хорошо, что ее здесь нет. Вик справится без нее. Пусть она будет в безопасности.

— Мне нужно сказать тебе кое-что очень важное. Это о Тине.

Мужчина отрывает взгляд от пустого стакана. Вик молчит, подбирает слова. Было бы намного проще, если б сейчас с ним была Тина. А лучше если б сейчас с ним был Хадсон. Когда рядом находился этот парень, переживший так много и не сломавшийся, Вику всегда становилось немного стыдно за свою слабость, но одновременно он ощущал себя сильнее и смелее, чем был на самом деле. Наверное, дело было в том, что Бен поддерживал его, принимал и пытался понять. Вик ловит мутный взгляд отца и, набрав в грудь воздух, произносит:

— Тина беременна.

Тишина давит. Глубоко в душе Андерсен надеется, что отец уже достаточно пьян и не услышал слов сына или хотя бы не сможет подняться, чтобы ударить. Вик ошибается. Отец неожиданно резво вскакивает и бьет его кулаком по лицу.

Это неожиданно больно. Перед глазами на миг темнеет. Парень падает на пол, ударяется головой, слыша, как хрустят собственные кости. Вик мельком думаешь, что будет, если он расскажет о Бене, а потом чувствует очередной удар. Бен. Он ведь не напишет ему через час. Хадсон придет сюда и увидит это, еще и под горячую руку рассвирепевшего отца попадет. А может художник пошутил и вовсе не собирается воплотить в жизнь свои «угрозы»? Вик почему-то мысленно молит Бога, чтобы слова Бена были лишь шуткой.

Капитан прошел через множество драк. Но близкое знакомство с кулаками отца все еще ставит его в тупик. Он словно парализован: не может ни закричать, ни отбиваться.

— Остановись, Саймон. Остановись. Он же твой сын!

Испуганный голос матери доносится до Вика словно сквозь толщу воды. Наверное, она услышала его глухой вскрик и побежала узнать, в чем дело. Миссис Андерсен застала своего мужа прижимающим сына за грудки к холодильнику, наносящим удар за ударом по окровавленному лицу. Вик усмехается разбитыми губами. Он теряет сознание и не видит, как мать заслоняет его, снова умоляя мужа остановиться.

— Хоть пальцем к нему притронешься, окажешься на его месте. Поняла?

Куинн лишь кивает. Она рыдает, пока стирает тряпочкой кровь собственного сына с холодильника и пола. Собирается вызвать скорую, но снова взглянув на Виктора, убирает телефон. Она не хочет на его место.

Вдруг мобильный сына вибрирует. Куинн продолжает стирать кровь с пола, но когда сигнал повторяется через несколько минут, она достает телефон из чужого кармана. Экран разбит, испачкан подсыхающей кровью. Индикатор мигает зеленым — два входящих сообщения. Женщина распахивает глаза, читая имя отправителя. Бен Хадсон. Тот самый Бен с уроков французского. Куинн читает чужие сообщения, глотая слезы отчаяния.

Время, Андерсен.- Б.

Скажи, что ты жив.- Б.

***

Бен сходит с ума. Прошло три часа. Ни одного сообщения, ни одного звонка. Ничего. Хадсон ковыряет остывшие овощи вилкой. Он нервно набирает очередное сообщение, стараясь унять дрожь, а то пальцы не попадают на нужные буквы. Это раздражает.

Скажи, что с тобой все хорошо.- Б.

Алан кладет руку на плечо сыну. Парень дергается от неожиданности, переворачивает телефон экраном вниз. Ответа нет. Через секунду он снова берет телефон в руки и больше не выпускает.

Андерсен, ты меня нервируешь.- Б.

— Ты совсем ничего не съел. Не можешь отлипнуть от телефона. Что случилось?

— Вик обещал позвонить три часа назад.

Мистер Хадсон понятливо кивает. Бен рассказал им о Тине, о том, что Вик собирается поговорить с отцом. Джули отворачивается от раковины, встречаясь взглядом с задумавшимся мужем. Бен мог поклясться, что между ними происходит ментальный диалог. Алан кивает жене, вновь поворачиваясь к ожидавшему вердикта сыну.

— Поезжай к нему, — вдруг говорит мама.

Бену не надо предлагать дважды. Он хватает телефон, чмокает ее в щеку, надевает куртку и выбегает на улицу. Уже в машине он набирает еще одно сообщение.

Я выезжаю. Пожалуйста, будь жив.- Б.

Конечно, Бен не верит, что родной отец может причинить вред своему ребенку. Наказать — да, выпороть — возможно, за особо тяжелый проступок, но не убить же. В самом деле, Саймон Андерсен бывал резок на публике, но вряд ли его можно было назвать убийцей или домашним тираном. Он некстати вспоминает недавно зажившие царапины на лице Вика, о происхождении которых с ним говорить отказались.

Окей. Ты меня очень нервируешь! Я знаю, ты жив. Просто ответь мне. Срочно ответь. — Б.

Телефон молчит. Руки начинают дрожать от беспокойства. Проделав половину пути, Бен снова звонит другу. Автоответчик. Он понимает, как глупо это выглядит, но не отключается, как сотню раз до этого, а оставляет голосовое сообщение. Быть может, на него баскетболист, наконец, отреагирует. После сигнала Бен кричит в трубку, не отрывая глаз от дороги:

Андерсен, ты жив? Я буду через пять минут. Перезвони сейчас же, иначе я выбью дверь, ворвусь внутрь и убью тебя. Понял? Не молчи. Перезвони мне. Я переживаю. Ты молчишь почти четыре часа. Вик, я просто хочу знать, что ты цел. Перезвони, Андерсен. Сейчас же. Иначе я за себя не отвечаю.

Бен не ждет, что ему ответят. Останавливаясь у знакомого дома, он без промедления выходит из машины. На первом этаже горит свет. Внутренности скручивает в тугой жгут. Он не знает, стоит ли взять из багажника биту. Не стоит. Плохое предчувствие заставляет Бена поспешить внутрь.

Хадсон открывает незапертую дверь. Дом пуст. Он слишком большой, чтобы в одиночку обыскивать его в поисках, возможно раненого, Виктора. Он секунду раздумывает над тем, что, стоило бы позвонить кому-нибудь из друзей баскетболиста. Но тут же отбрасывает эту мысль, вспоминая, как бережно хранит Вик свои скелеты подальше от «друзей».

Парень осторожно проскальзывает в гостиную. В темноте налетает на кожаный диван, который неприятно скрипит ножками по паркету. Он не хочет тратить время на бездумные поиски и просто нажимает «вызов» рядом с въевшимся за вечер в мозг номером. Бен слышит странный скрежет, будто кто-то камнем выстукивает по мрамору — вибросигнал отдается эхом по плитке. Звук приводит художника-спасателя на кухню.

— Господи, — выдыхает Хадсон, опускаясь на колени рядом с другом, которой абсолютно не выглядит живым.

***

Андерсен услышал противный скрип и решил, что отец вернулся его добить. Он открыл глаза, даже попытался подняться, ухватившись за дверцу холодильника. Но стоило ему двинуться, как все поплыло перед глазами, и Вик со стоном опустился на пол. От вибрации телефона на полу разболелась голова. А потом рядом с ним опускается перепуганный Бен, и Вик думает, что умер и попал в рай.

— Вик. Вик, ты слышишь меня? — зовет Бен.

— Бенни, ты все-таки пришел за мной, — растягивая пересохшие губы в улыбке, произносит Вик.

Он сжимает челюсть, когда его поднимают, усаживают на стул и, поднимают голову за подбородок. Бен не врач и ничего не смыслит в оказании первой помощи. Он понимает, что у парня перед ним разбит нос, возможно даже сломан, что вряд ли. Рассечена бровь, и левый глаз некрасиво заплыл. Бен чувствует на своих руках кровь, когда придерживает голову пострадавшего за затылок.

— Это можно считать удачным окончанием разговора? — спрашивает Бен, прижимая мягкое мокрое полотенце к ране на голове.

— Я жив. Почти, — Вик хмурится, — Надо позвонить Тине. Она сказала, что тоже собирается сегодня поговорить со своими родителями.

— Я отвезу тебя в больницу. Надо позвонить в полицию, — говорит Бен, закидывая полотенце в раковину.

Он успевает достать телефон, когда чувствует холодные влажные пальцы на своем запястье. Вик смотрит встревожено, серьезно и определенно понимает, что говорит. Андерсен не уверен, что у него хватит сил донести свою мысль до Бена, но он хотя бы попытается.

— Нет. Я в порядке. Не надо ни полиции, ни скорой. Просто… Не надо, ладно? Со мной все будет нормально.

Хадсон отчего-то теряет всю свою решительность. Отходит на шаг, будто не узнает человека, сидящего перед собой. Он думает ровно минуту, прежде чем, придерживая Вика за талию, помогает подняться.

— Я не оставлю тебя здесь, Андерсен.

Вик бы возразил ему. Обязательно. Если б не теплые сильные руки под задравшейся на пояснице майкой. Если б не беспокойство в больших зеленых глазах. Если б не с десяток непрочитанных сообщений на телефоне. Андерсен позволяет усадить себя на заднее сидение, обещает не отключаться. Сжимает крепко дрожащими пальцами теплую ладонь и старается больше не двигаться. Желательно даже не дышать.

Хадсон на секунду прикрывает глаза, глубоко вдыхает. Кровь кто-то убрал. Она была только на лице и одежде Вика. И немного на полу в том месте, где тот лежал. Это кажется настолько ужасным, что на миг Бен забывает, что хотел сказать. Кто-то озаботился полом больше, чем раненым ребенком. Бен не хочет думать, что движет Виктором, почему он не обратился в полицию или еще куда-то. Но потом вспоминает свой собственный поступок годичной давности и смиряется с решением капитана. В конце концов, они похожи друг на друга несколько больше, чем им обоим бы этого хотелось.

Видит Бог, Бен старается не гнать, как сумасшедший, но когда с заднего сидения раздается приглушенный стон, его нога самовольно давит на газ. Вик бледнее призрака, с явно проступающими зелеными пятнами на скулах. Бен редко, когда мог сказать, что ненавидит. Это не его. Ненависть — не его. Он ненавидел Майка, бесспорно за дело. И сейчас он ненавидит отца Вика, тоже, бесспорно, за дело. И эта жгучая, горькая ненависть сжигала его изнутри. Он не создан для ненависти.

— Мы почти приехали. Не отключайся. Прошу, просто потерпи, — просит Бен, поглядывая в зеркало заднего вида.

— Я в порядке, Бенни. На поле бывали травмы пострашнее, — Вик выпрямляется на сиденье.

— Прекрати это делать, — неожиданно зло выдает художник.

— Что?

— Храбриться. Не надо передо мной выпендриваться, Андерсен. Я этого все равно не понимаю.

— Ты хочешь, чтобы я свернулся калачиком и ныл от безысходности и собственной глупости? Я ж не ты, Бенни. Я не собираюсь жаловаться на жизнь и реветь на твоей груди.

Машина тормозит слишком резко. Вик летит вперед. Он уже готов встретиться с асфальтом, вылетев через лобовой стекло, но чьи-то руки преграждают ему путь. Он откидывается назад, ударяясь разбитым затылком о спинку сиденья. Когда перед глазами перестают прыгать черные круги, он смотрит в зеркало над головой Бена. У него сжата челюсть, желваки ходят под кожей, глаза темные, пустые. Вик уже видел этот взгляд. Черт. До него доходит смысл сказанных им слов. Он чувствует новый приступ тошноты. На этот раз не от боли, а от себя самого. Хадсон убирает руку, разворачиваясь к рулю.

— Боже. Бен, прости, — он почти готов разрыдаться, встречаясь с ним взглядом в зеркале, — Я не это хотел сказать. Прости меня. Прости.

— Ты сказал именно то, что хотел.

Когда за окном двигается картинка, Вик думает, что ему стало хуже. Он не сразу слышит звук двигателя и шуршание шин по заснеженной трассе. Вик больше ничего не говорит. Бен даже не смотрит в его сторону, будто его здесь вообще нет. Андерсен знает, что виноват. Он готов извиняться столько раз, сколько того потребует Бен. Но Бен молчит. Смотрит по-прежнему пустыми глазами на дорогу и молчит.

На крыльце их встречает мистер Хадсон. Он помогает погрузить пострадавшего парня на диван и зовет жену. Джули накладывает повязку, говорит, что это легкое сотрясение. Не опасно, но от стрессов и нагрузок лучше воздержаться недельку. А вот нос действительно сломан.

— Можно ему остаться? — спрашивает Бен, когда мать заканчивает осмотр.

— Конечно, — отвечает Джули с улыбкой, — Надо сообщить в органы опеки или в полицию.

— Нет. Не надо, мам.

— Сынок, это становится привычкой? Защищать ублюдков от законного наказания неправильно, — приподнимая бровь, интересуется Алан.

— Пап, пожалуйста. Вик не хочет никого вмешивать.

— И он просто останется в твоей комнате на ночь или даже не на одну? Ты говорил, что этот парень козел. И он… Он все еще натурал, так?

— Все еще козел, и все еще натурал, пап, — отзывается Бен.

— Что не так сынок? Что ты не договариваешь?

— Возможно, он мне слегка нравится. Возможно, даже не слегка. Это ничего не значит. Просто… Он не так плох, знаете? То есть, он все еще козел, и мне порой хочется его пристрелить… Мне нравится заботиться о нем. Он становится лучше, когда я рядом. И сейчас ему нужна моя помощь и ваша поддержка.

Алан кладет свою ладонь поверх судорожно сжимающихся пальцев парнишки. Он не знает, каково сейчас юному художнику, но он отчетливо понимает, что сердце сына разрывается на части. История повторяется, но в этот раз вытворяет такие кульбиты, что Алан справедливо думает, что сын может не потянуть такое приключение.

— Бен, пойми одну вещь: он не щенок, который будет любить тебя лишь за заботу. Сынок, у этого парня есть девушка. Беременная девушка. Отец, который убьет его, если не дай Бог узнает о ваших отношениях. У него куча проблем с моральным установками, и он, по-видимому, не гей, хотя в этом я сомневаюсь. Я забочусь о тебе. Я люблю тебя. Если Виктору нужно остаться у нас, он может оставаться столько, сколько посчитает нужным. Но, милый, не привязывайся к нему слишком сильно. Тебя ждет Чикаго.

— Он не гей, мама. Стопроцентно не гей. Я помню об Академии, осталось дождаться письма. И спасибо, что позволили ему остаться.

Бен невесело усмехается и отправляется в свою комнату, где Вик уже пять минут обдумывал нечаянно услышанное признание. Он точно не уверен, что эти слова значат для него, но его сердце бьется чуть чаще и в комнате становится слишком жарко. Он буравит взглядом собственную куртку, висящую на стуле. Вик оборачивается на скрип двери.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Бен, заходя в комнату.

Вик смотрит на него, будто видит впервые. Он не собирается говорить, что подслушал разговор Хадсонов в гостиной. В любом случае это было не специально. Андерсен просто опускает глаза на стену с картинами и шепчет чуть слышно:

— Прости меня. Я такой козел.

Бен садится перед ним на корточки. Заглядывает в глаза, приподнимает уголки губ. Он прикасается ладонью к шее, гладит большим пальцем скулу, и Вик закрывает глаза. Ему плевать на отца, ему плевать на все, что происходит за дверями этой комнаты. Он хочет остаться здесь навсегда, чувствовать чуть подрагивающие, пахнущие ванилью пальцы на своей коже и быть уверенным, что здесь его не предадут и не оставят.

— Все хорошо, Вик. Я не злюсь.

— Это потому что все геи добрые?

— Если бы все геи были добрыми, я бы не переживал каждый день то, что переживаю. И нет. Это потому, что я не злюсь на тебя.

Вик позволяет уложить себя на кровать. Он категорически отказывается думать о только что услышанных словах. Он уже почти проваливается в сон, как вдруг вскакивает на кровати, оглядывается, шаря безумным взглядом по комнате. Бен как раз мажет на ночь руки тем самым ванильным кремом.

— Что случилось? — обеспокоенно спрашивает он.

— Тина! — выпаливает Вик, хватая с тумбочки телефон.

Девушка не звонила ему. Не писала. На звонок не ответила. Вик волнуется, хорошо хоть встать не может, что в данный момент радует Бена. Он берет свой телефон, набирает номер Тины и нажимает на вызов. Она берет трубку практически сразу.

— Привет. Это Бен. Вик хочет…

— Скажи ему, что мне жаль. Его мать звонила моим и завтра с утра я должна буду уйти. Они выгнали меня.

Звонок прерывается. Вик вскидывает голову, морщится от боли. Бен передает слова девушки. Он буквально видит, как рвется что-то внутри баскетболиста. Тот тяжело вздыхает и бессильно опускается обратно на подушку. Бену кажется, что именно так умирает надежда.

— Поцелуй меня? — шепчет Вик, когда Бен выключает свет.

— Ты ранен. Тебе нужен отдых.

— Поцелуй меня, — настойчивее говорит капитан.

Бен приподнимается на локте, осторожно касается разбитых губ. Вик тянет его за майку на себя, прижимается, шипит от боли, но не позволяет отстраниться.

— Все. Вик, хватит. Тебе надо отдохнуть.

Стараясь не потревожить покрытые синяками плечи, Бен отводит чужие руки. Ложится рядом, обнимая поперек груди, целует в макушку поверх бинта. Он видит яркие фиолетовые синяки на спине парня. Хадсон уверен, что ими разукрашена вся грудь.

— Завтра что-нибудь придумает. Но я не хочу, чтобы ты уходил, пока не почувствуешь себя лучше.

Андерсен сонно угукает. Согретый в крепких объятиях он забывается беспокойным сном. Боль постепенно стихает, и Вик надеется, что это не от ощущения чужого ровно бьющегося сердца за спиной, а от обезболивающих, что дала миссис Хадсон.

========== 13. ==========

Глава 13.

Вик просыпается от шума. Кто-то в этом доме слишком громко разговаривает. Он бы даже сказал, что кто-то в этом доме очень громко кричит, не давая отоспаться перед первым учебным днем. На часах 6:30 утра. Все тело ломит, голова раскалывается. Бинт лежит рядом на подушке окровавленной тряпкой. Баскетболиста снова начинает тошнить.

Он вытягивается, тянет руки в сторону предположительного местонахождения Бена. Пусто. Вик притягивает к себе чужое одеяло. Оно еще хранит тепло и запах дурацкого ванильного крема. Внизу снова слышится чья-то ругань. Слов не разобрать, но этот кто-то очень зол. Андерсен лениво вылезает из-под одеял, одевается и спешит вниз. Не то чтобы его касались семейные разборки Хадсонов, но внутренний голос твердил, что он обязан быть там.

В гостиной на диване сидит насупившийся Бен. Он нервно барабанит пальцами по подлокотнику. За ним возвышается мистер Хадсон, чей яростный взгляд грозит прожечь дыру в затылке сына. Рядом в кресле примостилась миссис Хадсон, с опаской наблюдающая за мужем и сыном. А на кушетке у окна сидит Тина, прижимая к себе спортивную сумку. Вик понимает, что не спит, но все равно сильно щиплет себя за предплечье. Не помогает, ведение не рассеивается. Он моргает. Трет глаза, но заплаканное лицо беременной болельщицы никак не исчезает из поля зрения.

— Что происходит? — проходя в гостиную, хрипло интересуется Вик.

— Доброе утро, — говорит Бен, — Я привез твою девушку.

Вик замечает, как перетряхивает Тину от этих слов. Господи, она носит его ребенка и одновременно не выносит его самого. Хотя, как раздвигать ноги, так, пожалуйста. Вик стискивает кулаки. Он охотнее бы пообщался с разгневанным отцом, чем присутствовал сейчас здесь, на этом семейном собрании, самом странном в его жизни.

Бен подходит к нему, мимолетно касается плеча. Смотрит своими невозможными глазами, чуть приподнимая уголки губ. Мальчишка пытается подбодрить его — это понятно, но паника злость все равно медленно захлестывает юного капитана. Андерсен почти его обнимает, даже руки поднимает, но Бен отходит, кивая на Тину, направляющуюся в их сторону.

— Так ты и его трахаешь? — зло говорит она, подходя ближе, — Ты сделал мне ребенка. Из-за тебя моя жизнь кончена, — она тычет своим пальчиком в грудь опешившему Вику, — Но тебе же наплевать. Ты эгоист Андерсен! Ты гей! Маленький, запуганный отцом, несчастный гомик, боящийся всего вокруг! Ненавижу тебя! Ненавижу, — девушка срывается на крик.

Бен перехватывает ее кулак до того, как тот врезается в лицо Вика. Андерсен благодарен ему. Не то, чтобы Тина была способна причинить реальную боль, но вчерашние побои давали о себе знать, стоило неосторожно вдохнуть, не стоило лишний раз теребить эти раны. Видимо, Бен тоже это понимает.

— Тина, тебе нельзя волноваться. Присядь.

Он отпускает ее руку. Лицо Бена абсолютно ничего не выражает. Он смотрит на взбесившуюся девушку холодным взглядом, хотя Вик видит, как задели художника ее слова. Это же Бен. Он слишком хороший, чтобы позволить себе ответить грубостью на грубость и слишком умный, чтобы повестись на такую провокацию.

— Мне не нужна жалость урода, которого трахает мой парень, — Тина переводит взгляд на Виктора, — Господи, Андерсен, так ты гей? Серьезно? Его задница покорила твое сердце, да?

— Запомни пару вещей, лапочка, благодаря которым ты сможешь остаться в этом доме, а не жить на помойке. Первая — Виктор не гей. Вторая — он меня не трахает. Просто я единственный человек в этом чертовом мире, которому не насрать на твоего парня, понятно? — Бен оттесняет друга в сторону, возвышаясь над девушкой, — А теперь сядь, Тина, — более жестко, чем планировалось, говорит Бен.

Тина пятится, падает обратно на кушетку. Она закрывает лицо ладонями, снова начинает плакать. Бен умоляюще смотрит на родителей. Парень знает — они приняли решение, как только девчонка пересекла порог их дома. Он легко улыбается, подхватывает сумку Тины, берет баскетболиста за локоть и направляется в спальню для гостей, в которой на ближайшие несколько месяцев, скорее всего, поселится Тина.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Хадсон, когда дверь за ними закрывается.

— Я… не знаю. Нормально, наверное. Почему она здесь?

— Кто? Тина? — переспрашивает Бен, — Сам же вчера попросил позвонить. Ей некуда пойти. Она поживет здесь какое-то время, до колледжа я думаю.

— Она же ненавидит тебя! — взрывается Вик и тут же зажимает пальцами пульсирующие болью виски.

— Тебя тоже. Но малыш, которого она носит, ни в чем не виноват.

Бен усаживает парня на кровать. Вик кладет голову на подставленное плечо и закрывает глаза. Ему так плохо. Голова взрывается, желудок сводит. Он напуган и запутался. А Бен рядом, теплый, понимающий, заботящийся о нем. Обо всех вокруг. Чертова Белоснежка, честное слово.

— Я все равно не гей, ты ведь понимаешь? Я очень благодарен тебе за нее. В ней живет мой ребенок и все такое. Но я не гей.

— Сын. У тебя будет мальчик.

Вик тяжело вздыхает. Он хочет сына. Сын это то, о чем мечтает каждый мужчина. Но в его голове у этого ребенка должны быть светлые, немного вьющиеся волосы, полные губы, забавные веснушки и зеленые большие глаза. Он не сразу понимает, что описывает Бена.

— Сын, — повторяет Вик, — Господи, у меня будет сын. Я не готов. Я не смогу воспитать его правильно. Я боюсь. Я не хочу провести вечность с ней. Я ее не люблю. Я не хочу такой жизни!

— Полюбишь, может быть, — пожимает плечами Бен, — Но ты не обязан жениться на ней, если не хочешь. Если вы не обменяетесь кольцами, это не будет значить, что ребенок не твой.

— Отец не оценит твоей философии. Так или иначе, он заставит меня жениться на ней. Он убьет меня, если я приведу в дом тебя. Он убьет нас обоих.

Вик даже закрывает рот ладонью, надеясь, что не сказал этого вслух. Бен разворачивает парня к себе лицом. Секунду оценивает его состояние: лихорадочный румянец, расширенные зрачки. Поцелуй выходит смазанным, да и покрывшиеся грубой коркой разбитые губы не добавляют романтики, как и заплывший глаз баскетболиста. Бен снова улыбается, поднимается с кровати, тянет за собой Вика. Бен оглядывает комнату, поправляет подушки и покрывало. Дверь открывается. На пороге стоит миссис Хадсон, за ее спиной нервно переминается Тина.

— Вы свободны, мальчики. Дальше мы сами.

Бен кивает матери. Дожидается, пока Вик перестанет пялиться на еще незаметный живот Тины, и вместе с ним выходит в коридор. Они идут на кухню. Завтрак проходит в напряженной тишине, пока Вик не прочищает горло и не говорит своим «очень серьезным тоном» из-за которого Бен обычно катается со смеху:

— После уроков я поеду домой.

Сейчас явно нет повода для смеха. Хадсон замирает с ложкой в руке, так и не успев донести ее до рта. Он потерянно озирается вокруг, пока не натыкается на мягкий взгляд матери.

— Ты уверен, милый? Если хочешь, ты можешь остаться. Мы с мужем не против твоей компании, — говорит Джули.

— Я достаточно втянул вас в свои проблемы. Моя беременная подружка будет жить в вашей гостевой комнате еще полгода. Ваш сын терпит выходки моей команды в школе каждый день, чтобы не лишить меня их поддержки. Будет лучше, если я уйду.

Вик поднимается и выходит. Пока он собирает свои скромные пожитки, Бен придумывает, что сказать. Он же не может притвориться, что ничего не слышал. Или может? Хадсон останавливает Вика у дверей. Они приехали на его машине, и ему кажется логичным, что он должен подвезти пострадавшего друга до дома.

— Если что-то пойдет не так, хоть что-то, возвращайся. Немедленно возвращайся. Или напиши мне, я сам приеду за тобой. Ты понял?

Бен вглядывается в улыбающееся лицо парня перед собой. Он боится. Переживает. И если б он мог, то приковал бы Вика наручниками к собственной кровати без всяких там пошлых мыслей. Лишь бы этот несносный баскетболист был в безопасности.

— Я понял, мамочка. Со мной все будет в порядке.

***

Бен возвращается домой, только после того, как Вик клянется сообщить, если что-то будет не так. Январь выдался неожиданно холодным и тонкая баскетбольная куртка не спасает от холода. Дверь в его комнату открыта. На кровати сидит Тина, разглядывает стену с картинами. Она держит руки на животе, будто хочет защитить. Бен проходит внутрь, садится на стул у компьютерного стола и ждет, пока девушка заговорит.

— Мне плевать на ваши отношения. Я лишь хочу получить свою корону и окончить школу на вершине пирамиды, а не головой в унитазе. Вы можете делать, что хотите в пределах этого дома. Но на людях не подходи к нему! Он не гей и то, что живет внутри меня тому доказательство. Андерсен все равно женится на мне, у нас обоих нет выбора, иначе отец забьет его до смерти.

— Ты не в том положении, чтобы что-то требовать от меня, Тина. Я помог тебе не от великой любви. Я просто хочу, чтобы ребенок Виктора был в безопасности, но это не значит, что я не смогу выкинуть тебя отсюда в любой момент, — устало потирая виски, отвечает Бен.

— Этот ребенок не принадлежит ему. Я собираюсь родить и написать отказ. Пускай кто-то другой заботиться о нем, тот, у кого это получится лучше. Не хочу разрушать собственную жизнь из-за одной единственной ошибки.

— Он не позволит. Его отец не позволит.

— Мне плевать на его отца, маленький гей. Мне на все плевать! От меня только что отказались родители. Меня подобрал с улицы парень, которого трахает отец моего ребенка…

— Прекрати. Хватит говорить так. Он меня не… Мы друзья, ясно?

— Я видела, как вы смотрите друг на друга.

Бен прикусывает язык, чтобы не заорать или не треснуть эту напыщенную стерву чем-нибудь тяжелым по голове, дабы снести несуществующую корону и облегчить жизнь всем обитателям этого дома. Он никогда не поднимет руку на женщину. Но это не женщина, это Тина! И ее сверхспособность заключается в том, что она может вывести из себя кого угодно. Кого угодно, кроме него.

— Иди к себе. Я не хочу больше видеть тебя в своей комнате. Никогда.

— Не смей подходить к нему при всех! Я не хочу, чтобы эта грязь вылилась на меня. Вы оба отвратительны.

— Убирайся отсюда, иначе ты закончишь свою жизнь в самом грязном борделе этого города.

Когда родители выставили сумку с ее вещами за дверь, больше всего на свете Тина боялась именно этого. Ее лицо кривится, а глаза распахиваются от неподдельного ужаса. Она уходит, напоследок скользнув взглядом по Бену, кутающемуся в куртку ее парня. Бывшего парня, поправляет себя девушка. Встречаться с геем она не хочет, жить с его другом собственно тоже. Но ей некуда пойти, кроме «самого грязного борделя» в этом городе. И где-то глубоко в душе она благодарна Бену и его семье за приют. Где-то очень глубоко.

Учебный день пролетает незаметно. Бен старается приглядывать за баскетболистом, мало ли тот решит сходить на тренировку или еще что-нибудь не менее глупое выкинет. Но Вик улыбается, когда натыкается на внимательный взгляд и качает головой, будто читает мысли. Бен думает, что Вик определенно не так плох. А еще он не сомневается, что секрет Тины скоро будет раскрыт, так как ее тошнит всю литературу. И он пару раз видел ее пробегающей по коридору с рукой у рта во время перемены.

Он ждет ее за углом школы, чтобы никто не заподозрил, что они ездят домой вместе. Тина не говорит ни слова по дороге и позже, в доме, уходит в свою комнату, хлопнув дверью, и Бену приходится принести ей ужин под дверь.

Как ты вообще ее терпел? Так бы и придушил ее подушкой во сне.- Б.

Тина может даже тебя довести до белого каления? Забавно. Терпел, потому что должен был. Теперь все будет по-другому между нами? — В.

Скорее всего. Ты скоро станешь отцом. Это серьезный шаг.- Б.

Я решил взять на себя полную ответственность за ребенка.- В.

Это правильное решение. Я горжусь тобой. И мы должны прекратить. Чтобы между нами не было, надо закончить прямо сейчас.- Б.

Поговорим завтра в библиотеке? Как раз французский сделаем.- В.

Я приду в 6. Просто подумай об этом хорошенько.- Б.

***

В библиотеке ожидаемо пусто. Они сидят за столом, изредка переговариваясь, переводят какой-то текст о животных. Они до сих пор не смогли понять его смысл. Вик опускает голову на стол, укрывается словарем. Он слишком устал. Бен его понимает. Полночи не мог заснуть от рыданий девчонки этажом ниже. Задумавшись, он пропускает момент, когда Вик перестает притворяться уставшим трупом и поднимает голову.

— Ты хочешь все закончить? — шепотом спрашивает Вик

— Не хочу. Но мы должны.

— Я не уверен, что смогу без тебя. Ты важен для меня.

— Ты понимаешь, что это звучит как признание в любви?

Вик понимает. Слишком хорошо понимает, но все равно не спешит с ответом. Он знает, что разговор не закончен, но продолжать совершенно не хочется. Андерсен поднимается на ноги, собирает книги и, под недоуменным взглядом Бена, выходит. Как он и рассчитывал, парень следует за ним. Бен ни о чем не спрашивает, когда они останавливаются у «Audi», просто открывает пассажирскую дверь. Вик ждет, пока друг пристегнется и нажимает на газ.

Подниматься по лестнице, в темноте, целуясь, не лучшая затея. Они понимают это сразу, потому что Вик с грохотом приземляется за задницу, запутавшись в собственных ногах. Он медленно поднимается. Голова кружится, неприятные последствия недавней травмы. Бен стягивает свой свитер, оставляя его на ступеньках. Куртка Вика остается так же.

На задворках сознания все еще мелькает маленький красный огонек, требующий прекратить все немедленно. Выкинуть настойчивого баскетболиста из своей постели, из комнаты, из дома, из жизни, если понадобится. Бен закрывает глаза, вытягивает шею, выгибается навстречу ласкающим губам. Скользит ладонями по горячей коже, царапает плечи, самозабвенно отвечает на поцелуи, но тут же замирает, чувствуя чужое колено между ног.

— Вик.

Андерсен отрывается от теплой, нежной кожи. Пытается поймать уплывающий взгляд художника. Он видит, как Бен комкает в пальцах простыню. Нервничает. Боится совершить очередную ошибку. После всего, что он пережил, Вик не удивился, если бы парень вообще шарахался от любых поползновений в свою сторону. Вик точно больше никому бы не позволил прикасаться к себе.

В этом их самое большое различие. Бен сильнее. Его сердце все еще открыто для людей. Для него. Для Виктора мать его Андерсена. И он не может не оправдать его доверие.

— Уверен? — спрашивает Вик.

— Нет.

— Мы не обязаны делать это прямо сейчас.

— Я хочу. Давай.

Когда дело касается художника Виктора Андерсена не надо просить дважды. Он сжимает запястья Бена. Держит их над головой так крепко, что завтра на них проступят некрасивые фиолетовые кляксы синяков. Боже, Бен готов поклясться, тот даже тихонько рыкнул.

— Я буду… нежно, — выдохнул Андерсен в покрасневшие влажные губы.

Вик выглядит неуверенным, немного напуганным. Он не представляет, что делает. Одни инстинкты и ни капли опыта. Больше всего он боится причинить боль. Ему кажется, что это будет худшим. И хотя Бен все равно ждет этой боли, Вик сделает все, чтобы она была мимолетной. Баскетболист целует приоткрытый рот. Ловит тихий стон, видит, как зеленые глаза становятся практически черными из-за расширившихся зрачков, и отпускает себя. Кажется, но никогда не чувствовал себя настолько свободным.

Мальчишка в его руках не кажется хрустальным. Он сильный, настойчивый и безумно горячий. Бен — единственное, что не дает Вику сойти с ума за пределами этой комнаты. Но сейчас именно он сводит с ума своего капитана и вполне осознанно. Прекрасный. Бен заливается румянцем, смущенно закрывая лицо локтем, а свободной рукой сильнее стискивает плечи Андерсена.

Вик видит свое отражение в глубине распахнутых глаз и неожиданно для самого себя осознает, как сильно любит выгибающегося под ним парнишку. С первой встречи, с первого взгляда Бен окружил его своим светом, зажег в очерствевшем сердце что-то теплое, нежное. Несмотря на вечный сарказм, на ворчание, на насмешливо вздернутую бровь, на любовь к крему с сильной ванильной отдушкой, от которого хочется чихать, он любит его. Любит так сильно, что дышать становиться больно, стоит представить будущее, где рядом с ним не Бен. Но намного хуже становится тогда, когда Виктор понимает, что Бен никогда не будет в безопасности рядом с ним, пока Саймон жив или хотя бы пока он на свободе.

Хадсон устроился на груди баскетболиста. Он определенно выглядит счастливым, но через миг выражение лица меняется, и взгляд упирается в стену. Бен поднимается с постели. Одевается. Собирает по полу разбросанную одежду, сгружает ее на кровать перед Виком. Тот непонимающе смотрит на гору вещей у своих ног. Ловит за руку Бена, тянет на себя. Парнишка неуклюже качается и заваливается обратно на кровать.

— Я люблю тебя, — шепчет Вик в макушку, притихшему Бену.

Он ожидал чего угодно, но точно не того, что зеленые глаза зло сверкнут в его сторону, и Бен, поджав губы, отодвинется, садясь на край кровати. Он выглядит рассерженным. Не расстроенным даже, а именно злым.

— Нет, не любишь, — спокойно говорит Хадсон, — Ты меня не любишь, Вик.

— Я люблю…

— Нет. Не надо. Просто не надо, — качает головой Бен.

Вик садится напротив него. Смущенно натягивая одеяло, замечая, как взгляд художника скользит по обнаженному телу. Он не очень хорош в выражении своих чувств словами, но ради Бена стоит хотя бы попытаться. Вик ненавидит все эти разговоры, но он очень хочет, чтобы художник понял его.

— Я люблю тебя. И мне бесконечно жаль, что я превратил нашу жизнь в беспросветное дерьмо, — Бен усмехается, и Вик продолжает, уверенный, что его слушают, — Я может быть и не гей, хотя теперь кажется, это звучит еще глупее, чем вчера, но я люблю тебя, Бен. Я хочу всегда быть рядом. Всегда заботиться о тебе. Мне нравится заботиться о тебе, Бен. Я люблю тебя так же сильно, как боюсь того, что ты не любишь меня в ответ.

— Вик…

— Черт, слишком много слов, да? Я знаю, просто хочу, чтобы ты понял, как важен для меня. И я знаю, что так же важен для тебя, иначе меня бы тут не было.

Бен понимает. Он понимает это, как никто другой. Возможно именно поэтому, он сам обнимает его. Прижимает к себе, слепо целует в щеку, скулу, губы, трется носом о шею, зарывается пальцами во влажные волосы. Он не любит показывать миру свои эмоции, так же, как и сам Андерсен, но молчать сейчас не лучшая идея.

— Я люблю тебя больше, чем могу выразить.

— Но сейчас будет очередное «но».

— Да, и это «но» живет этажом ниже, и зовут это «но» Тина. Та самая девушка, которая носит твоего ребенка. Мы не можем быть вместе, пока ты не поймешь, чего сам хочешь.

— Я хочу тебя, Бен.

— Да, хочешь. Но я человек, а не новые баскетбольные кроссовки.

— Я не могу тебя потерять, Бенни.

— Ты меня не потеряешь. Я всегда буду тем, к кому ты можешь прийти. Я всегда буду рядом. Всегда. Но ты должен разобраться в себе, прежде чем мы обсудим то, что между нами происходит.

Вик резко выдыхает, но послушно кивает. Он не собирается спорить, сдается, сникает и нервно теребит одеяло. Бен думает, что настолько сломленным Виктора еще никогда не видел, и в этом виноват он сам. Но разве можно говорить об отношениях, когда у твоего возможного парня за спиной беременная девушка, на которой он собрался жениться? Бен считает, что нельзя.

Он уже готов попросить Вика уйти, но голос не слушается, горло пересыхает, и он не может вымолвить ни слова. Бен надеется, что, если он одни раз в жизни пойдет на поводу у собственного сердца, никто не пострадает. Поэтому он забирается под одеяло, позволяет себя обнять и наконец, засыпает. Вик улыбается, целует в плечо и надеется, что утро вечера мудренее.

***

Впрочем, просыпается Вик один. Бен ушел. Он ушел из собственной комнаты, из собственного дома. И, видимо, уже давно. На подушке, где должна была быть его голова, лежит небольшая бархатная коробочка, а сверху листок. Вик чувствует, как начинают дрожать руки. Нет, это, конечно же, не кольцо. Он только вчера ночью впервые более или менее уверенно сказал, что возможно гей. Вряд ли бы Бен стал делать ему предложение после того, как они вроде как расстались. На это способен только Майкл Шеппард.

На рисунке изображен он. Бен видимо рисовал, пока Вик спал. Андерсен открывает коробочку. Внутри лежит красивый серебряный браслет. На обратной стороне гравировка. Он чувствует пальцами небольшие аккуратные буковки.

«Просто будь собой. Мне этого достаточно».

Виктор застегивает браслет на своем запястье. Обещает сам себе никогда его не снимать. Осторожно крадется по темному дому к выходу. Он бы очень хотел, чтобы Бен был рядом. Чтобы не было Тины и незапланированного ребенка. Он бы хотел, чтобы все было намного проще. Но Бена нет, Тина вынашивает их сына, и на его запястье красуется прощальный подарок единственного человека во всем мире, которого он ухитрился полюбить.

Вик видит свою машину, понимает, что Бен специально подогнал ее, чтобы баскетболисту не пришлось идти пешком. Значит, он ушел намного раньше, чем Вик предположил изначально. Капитана всегда раздражали люди, которые стараются поступать правильно в ущерб себе, будь они героями фильмов или книг. По отношению к Бену он не чувствовал ни раздражения, ни злости. Только обиду и боль, и может немного зависти из-за того, что его родители озаботились только лидерскими качествами своего ребенка, совершенно забыв о чем-то вроде доброты и чести.

Машины Хадсона нигде не видно. Скорее всего, Бен уехал к Кейси. Это вполне логично. Во всяком случае, эта идея ему нравится больше, чем та, где Бен мчит по ночным дорогам города и врезается в какое-нибудь дерево, не справившись с управлением из-за нахлынувших чувств. Он иногда забывает, что его друг вовсе не нестабильная девочка-подросток, не умеющая контролировать свои эмоции. Бен отлично контролирует себя. Иначе он не был бы собой.

Я уехал. Можешь возвращаться, где бы ты ни был.- В.

========== 14. ==========

Глава 14.

Тем утром Бен действительно уехал к Кейси. Он разбудил подругу еще до рассвета, намереваясь сбежать, пока Вик не проснулся. Девушка внимательновыслушала его, назвала несносным святошей, а потом долго-долго обнимала. Нет, Бен не плакал. Не кричал, не выл, не бил стену кулаками, даже в зал не пошел, чтобы выплеснуть свои эмоции на груше. Он просто сидел, уткнувшись подбородком в ее плечо, и молчал. Думал. Сомневался. Взвешивал все «за» и «против».

А дома, первое, что он сделал после возвращения, это отнес теплый чай с медом Тине. Когда Бен постучал, то не особо рассчитывал на ответ. Обычно, его успешно игнорировали. Но сегодня все шло не по плану. Девушка тут же открыла. Даже не делала вид, что не слышит или спит. Она посмотрела на Бена, поджала губы и забрала кружку из его рук.

Тина опускает глаза. Она не очень искусна в благодарностях, но что-то внутри нее требует поблагодарить парня за незаслуженную заботу. За приют ей никогда не расплатиться, но она решает, что от нее не убудет, если она поблагодарит его прямо сейчас.

— Спасибо.

— Это не ради тебя.

— Знаю, — она кладет руку на живот, — Это от него. Он говорит «спасибо».

Бен прижимается лопатками к стене. Он чувствует себя слишком уставшим для очередной словесной перепалки. Какое-то время он просто разглядывает сидящую перед ним девчонку, потом вздыхает и произносит:

— Хантер.

— Что?

— Твой ребенок. Виктору нравится это имя. Он бы назвал сына именно так.

— Хантер.

Девушка повторяет имя и почему-то кивает. Тина не говорит, что не ей называть ребенка, что новые родители сами выберут имя после усыновления. Она вообще ничего не говорит и, не поднимая глаз, продолжает поглаживать живот.

Бен не хочет с ней разговаривать. Он знает — она неплохой человек, она маленькая напуганная избалованная девочка, которую все бросили и которая нуждается в его поддержке. Он уходит, оставив ее одну. В голове всплывает ее фамилия. Мейсон. Тина Мейсон. Она дочь одного из банкиров. Дочка богатого папаши. Бен не может винить ее за неуемнее себя вести. Ее просто некому было учить любить людей, а не их кошельки.

Наверху его накрывают эмоции. С головой. Слезы душат. И хочется закричать. Он почти физически ощущает эту боль где-то под ребрами. Будто сердце вырывают из груди. Бен не станет реветь. Он отправится в школу вместе с малолетней мамашей, а потом так же — домой. Он не встретится с Виком, не остановится поболтать с Кейси. Он просто хочет побыть в одиночестве потому, что он чувствует как теряет контроль. Он чувствует, что больше не справляется.

***

На следующий день Вик не появляется на французском. Его нет ни в классах, ни в спортзале. Тина ничего о нем не слышала, а спрашивать Кеннета как-то не хочется. Бен слоняется по школе тенью. Он живет на автомате: просыпается, завтракает, везет Тину в школу, учится, везет Тину домой, делает уроки, ложится спать и так по кругу. Бену так проще. Так меньше остается времени на пустые переживания.

Неделя прошла, Вика по-прежнему нигде нет. На SMS он не отвечает, трубку не берет. Кейси только вздыхает на очередное «я в порядке». Она видит черные круги под глазами, не уложенные волосы, сутулую спину. Она очень надеется, что Виктор вернется, иначе она сама найдет его. Из-под земли достанет, лишь бы Бен снова стал собой. Лишь бы вновь увидеть, как он улыбается. Ведь если он перестает улыбаться, значит, весь мир летит к чертям.

Март подкрадывается незаметно. Просто однажды утро встречает не снегом в лицо, а лужами под ногами. В тишине и неизвестности проходит еще несколько дней. А потом Бен получает SMS. Как-то вечером сидит за уроками, когда в кармане вибрирует телефон.

Ты говорил, что я всегда могу придти к тебе, что бы ни случилось.- В.

Где ты? — Б.

У твоего дома.- В.

Бен выбегает на улицу в одной футболке. Начало марта. Снег сошел еще не полностью, на асфальте лужи, ветер холодный, а он в домашних тапочках, потертых спортивных штанах и футболке с Капитаном Америкой. Вик открывает пассажирскую дверь, чтобы тут же замерзший мальчишка, мог отогреться.

— Во-первых, с днем рождения, — улыбаясь, говорит Вик, протягивая подарок.

Бен разворачивает упаковку. В ней коробочка, почти такая же, как он подарил Вику, только темно-синяя. Внутри серебряный браслет, точная копия того, что поблескивает на запястье баскетболиста. На обратной стороне есть гравировка.

«Я не знаю, что буду делать, если ты разочаруешься во мне».

— Спасибо.

Бен надевает браслет. Это больше похоже на обручальные кольца, чем на обычные дружеские подарки. Он хочет сказать, что чтобы между ними не было — все кончено. Он не сможет разрушить семью, которой, по сути, даже нет. Он воспитан не так. А Вик сидит рядом с улыбкой, под глазом расплылся огромный синяк, губа разбита. Несмотря на ссадины, баскетболист выглядит так, будто сбросил со своих плеч непомерный груз. Бен уже примерно знает, что будет «во-вторых» и все же заметно вздрагивает, когда Вик продолжает.

— Ну, а во-вторых, я поговорил с родителями. То есть, я рассказал им о тебе. О нас. Я вроде как признал, что гей.

Хадсон распахивает глаза. Он очень хорошо помнит последствия прошлого семейного собрания Андерсенов. Видимо, поэтому Виктора не было в школе больше недели и его лицо выглядит столь непрезентабельно.

— Что он сделал?

— Сломал мне запястье, когда пытался запретить писать тебе SMS-ки.

Вик расстегивает куртку, демонстрирует прижатую к груди руку. Бен будто не верит, ведет пальцами по белоснежному гипсу. Хочется обнять парня, забрать хотя бы часть его боли себе. Бен помнит, каково было ему, когда он только открылся. Родители его, конечно, поддерживали, как могли, но остальные возненавидели, будто он перестал быть собой. Он не хочет того же для Вика. Ему ведь будет больнее. Всеобщий любимчик навряд ли привык к издевательствам. И если об этом станет известно в школе, ему не видать короны. Такие, как они не становятся королями балов выпускников.

— Тина тебя убьет. С этим корону не получить.

— Кстати, как она?

— Сучка конечно, но терпимо. Расскажи мне, что произошло. Расскажи мне все.

— Поцелуешь меня?

— Мы же решили прекратить это.

— Нет. Ты решил. И если хочешь ответ на свой вопрос, поцелуй меня. Тина собирается отдать ребенка, а значит, мне не нужно на ней жениться. Родители теперь все знают и скоро узнают остальные. Мы можем быть вместе. По-настоящему вместе. Бен, пожалуйста…

Собственно Бен не раздумывает долго. Он слышит каждое слово, чувствует, как ускоряется собственное сердце, как горит на запястье только что подаренный браслет. Поцелуй выходит слишком резким. Они сталкиваются зубами. Вик шипит, потому что разбитая губа отдает болью и начинает кровоточить. Бен слизывает выступившие капли крови. Осторожно целует в уголок рта. Почти целомудренно.

— Я люблю тебя. Но ты идиот, если ехал на машине со сломанной рукой, — тихо говорит Бен.

Андерсен обнимает его здоровой рукой, целует в макушку. Он не очень хочет рассказывать о том, что случилось в тот день, когда он проснулся в пустой постели. В тот день, когда Бен насильно решил положить конец их странным отношениям. Вик вообще не хочет вспоминать тот день потому, что сейчас Бен рядом. Он сжимает их переплетенные пальцы и выглядит бессовестно счастливым. Но Вик обещал.

***

Разговор с родителями не заладился с первой минуты. Отец все еще не отошел от прошлой новости, а сейчас Вик собрал их вместе, чтобы сказать нечто очень важное. Когда парень выдает им что-то типа «мам, пап, кажется, я — гей», он готов провалиться сквозь землю в ту же секунду. Мистер Андерсен ударяет кулаком по столу, и Вик не может не заметить, как побледнела мать. Видимо его все-таки похоронят в этом доме.

— В нашей семье никогда не будет таких ублюдков. Либо избавься от этого, либо убирайся из моего дома, пока я тебя не убил к чертовой матери.

Возможно, Вику стоило бы забрать свои слова назад, свести все к шутке и сбежать в свою комнату. Он никогда не был хорошим человеком, и Хадсон бросил его, сразу после того, как они переспали. Или в момент? Вик не особо запоминал, когда именно Бен сказал, что у них нет вариантов. И это точно не добавляет света в потрепанную душу баскетболиста.

Но все-таки больше всего на свете, Андерсен-младший желает доказать себе и всему миру, что он не трус. Он не хочет отступать назад, не хочет сдаваться и подтверждать звание «трус года». Бен бы такого не одобрил, а его одобрение слишком важно для юного капитана.

— Отец, я не болен. Мне не нравятся все парни. Только один. Только Бен.

— Сынок, я же просила тебя не общаться с ним, — вмешивается мать.

— Так ты знала? Ты знала, что твой сын превращается в педика и ничего не сделала? Надо было закрыть его в психушке пока был шанс!

Кружка, из которой пила Куинн, летит на пол. Кофе растекается по кафелю грязно-бурым пятном. Вик наблюдает, как мама втягивает голову в плечи. Она боится мужа, но все равно позволяет ему причинять боль себе и сыну. Она никогда не защищала его. Эта мысль неприятно царапается где-то внутри. Вик бы обязательно остановился, если б не вспыхнувшая злость на мать, которой плевать на судьбу единственного ребенка.

— Ты давно знала. Ведь так, мам?

— Что он несет?

Отец смотрит на сына, переводит взгляд на жену. Если б Вик был хорошим человеком, он бы промолчал, не стал продолжать. Но Виктор Андерсен хороший только по отношению к одному единственному представителю человеческого рода. И сейчас Бена здесь нет. А злость кипит внутри, не находит выхода, пожирает младшего Андерсена изнутри. Он больше не может сдерживать копящуюся годами обиду. Он больше не хочет терпеть, не может. Вик так устал бороться за одобрение родителей, но только сейчас он по-настоящему начал бороться за себя.

— Помнишь, когда ты впервые поняла, что я такой? В детстве ты читала мне сказку о принце, который спас принцессу из башни. Я спросил, что будет, если в башне окажется не принцесса, а другой принц, — он внимательно смотрит на мать, — Я помню панику в твоих глазах, почти такую же, как сейчас. Ты тогда сказала, что эти принцы никогда не смогут пожениться. А если женятся, значит, они больны, и их надо лечить. Ты так боялась, что я расскажу о том разговоре отцу, и я только сейчас понял, почему ты запаниковала. Я не болен, мам. Просто он нравится мне.

Вик заканчивает монолог. Он еще секунду стоит, разглядывая опешивших родителей, теребит серебряный браслет на запястье, а потом разворачивается и уходит в свою комнату. Вик валится на кровать. У него как-то разом заканчиваются силы. Он собирается написать Бену сообщение, рассказать, что родители все знают, когда в комнату врывается отец.

— Ты больше никогда не увидишься с ним! — он вырывает телефон из рук сына, — Ты не выйдешь из этой комнаты! Ты, маленький неблагодарный ублюдок, женишься на дочери Мейсонов или я собственноручно запру тебя в лечебнице. Если ты, сын, не будешь послушным, я сверну тебе шею.

— Ты не посмеешь, — спокойной отвечает Вик, — Скоро начинается твоя компания, или как там это называется? Вряд ли тебе нужно клеймо домашнего насильника. Или человека, который сдал в дурдом собственного сына.

— Я все еще могу похоронить тебя.

—Тогда народ точно голосовать не станет. Даже из жалости.

— Ты меня шантажировать вздумал?

Вик отрицательно качает головой и тянет руку за телефоном. Очевидно, в этом была ошибка юного баскетболиста. Излишняя самоуверенность еще никогда не приводила ни к чему хорошему. Телефон мгновенно летит в стену. Он разлетается на кусочки, не починишь. Запястье хрустит под слишком сильно сжимающими пальцами. Вик вскрикнуть не успевает, как кулак отца впечатывается в его челюсть.

— Ты пожалеешь, — хрипит Вик, проваливаясь в темноту.

Парень приходит в себя уже в больнице. Он так и не написал Бену. Возможно, Хадсону плевать на него, но он сказал, что Вик всегда сможет прийти к нему за помощью, чтобы не было между ними. И Вик надеется, что Бен не откажется от собственных слов. Новый телефон ему приносит мать. Она не говорит ни слова, просто оставляет коробку на тумбочке у кровати и покидает палату.

***

— Ты пошел против родителей из-за меня. Не самая разумная идея.

— Не из-за тебя, если честно. Я просто устал, что они требуют от меня того, чего я не могу им дать. Теперь у меня будет сын, я, скорее всего, уже вылетел из команды, и как минимум месяц не смогу рисовать.

— Пойдем в дом. Я накормлю тебя и возможно, ты захочешь поговорить с Тиной. Ее живот уже хорошо видно.

Вик не отказывается от приглашения, тем более Бен пообещал ему фирменные овощи от миссис Хадсон, которые он так любит. Они пьют горячий мятный чай, когда на кухню входит девушка в забавном оранжевом комбинезоне. Ее волосы собраны в хвост. Она скованно улыбается, подходя к холодильнику. Вик не сводит глаз с ее округлившегося живота.

— По шкале от одного до десяти, насколько вам сейчас неловко? — спрашивает Бен, облокачиваясь на спинку стула.

— 110, — хором отвечают Вик и Тина.

Они переглядываются. Вик переводит взгляд на Бена. В глазах мальчишки озорные чертенята, и Вик знает, что это значит. Бен откровенно забавляется, а еще он задумал очередную глупость.

— Знаете, вы не такие уж и разные. Может быть, вам стоит хотя бы попробовать подружиться. В конце концов, ребенок объединяет.

— Хадсон, ты понимаешь, что я живу в доме парня, которого… Нет, знаешь, я не стану снова это говорить. Ты не представляешь, каково это жить в доме парня своего бывшего парня, от которого у тебя ребенок.

— Мейсон, ты даже представить не можешь, каково жить в доме с бывшей девушкой своего парня, которая вынашивает его ребенка. Каково мне жить с пониманием того, что я никогда не смогу дать ему этого. Каково мне просыпаться каждый день с мыслью, что он разрушил свою жизнь из-за меня, хотя никогда этого не признает. Ты не представляешь, Тина, каково это — любить человека, который причиняет тебе достаточно боли, чтобы ты вполне заслуженно смог его ненавидеть. Но ты все равно не ненавидишь его. Злишься. Но не ненавидишь. Ты не представляешь, каково это. И, слава Богу, маленькая мисс совершенство.

Они молчат. Бен винит себя за излишнюю откровенность. Вик обдумывает услышанное. Тина подогревает в микроволновке молоко и старательно не думает ни о чем. Девушка садится рядом с ними.

Родителей Бена нет дома. Художник не знает где они и когда придут. Он думает, что это самое странное чаепитие в его жизни. Подумать только, он сидит на собственной кухне с парнем, который в первый школьный день чуть не утопил его в туалете, с девушкой, что не упускала возможности пустить едкую шуточку в его адрес. Он сидит на кухне с людьми, которых должен ненавидеть, повинуясь всем законам природы. Но он не ненавидит их. Бен чувствует тепло, медленно разливающееся внутри. Кажется, он чувствует умиротворение.

— Так ты теперь любишь члены? — нарушая тишину, спрашивает Тина.

— Я не люблю члены. То есть…- Вик мучительно краснеет, чем безумно веселит Бена.

— Он не любит члены, Тина. Только мой.

Вик похож на вареного рака, а Тина заливисто смеется. Она держится за плечо улыбающегося Бена, и смеется. Впервые за четыре года Андерсен слышит ее настоящий смех. Вдруг она замирает. Девчонка хватается за живот. Ее глаза расширяются, между бровей появляется складка, будто ей больно. Бен уже готов вызывать скорую, но Тина тепло улыбается, впервые с ее переезда сюда, впервые в жизни, если верить Вику, и шепчет:

— Он толкается.

Парни как по команде одновременно тянутся к ней. Через несколько слоев одежды трудно почувствовать слабый толчок маленькой ножки. Но они чувствуют и не могут сдержать глупых улыбок, расплывающихся по лицам против воли. Это слишком умилительно, чтобы сдерживать эмоции.

— Хантер, — говорит Тина, поглаживая собственный живот.

— Ты решила? — отрываясь от созерцания ее живота, уточняет Бен.

— Да. Я все равно отдам его на усыновление. Но настою на том, чтобы его назвали Хантер. Это красивое имя для сильного мальчика. Он ведь будет сильным, как думаешь?

— Сильным, как его отец, — просто отвечает Бен.

— Главное, чтобы интеллектом в него не пошел.

Ребята смеются. Вик наблюдает за ними, слушает этот короткий диалог и понимает, что его жизнь изменилась до неузнаваемости всего за пару дней. Вскоре вся школа узнает, что он гей, что его бывшая девушка беременна и живет с его нынешним парнем, который готовит ей какао на ночь и, скорее всего, именно он придумал имя ребенку. Вик озвучивает свои мысли.

— В голове это звучало менее… странно, — пожимает плечами Андерсен.

— Брось, мы все думаем об этом уже почти час, — успокаивает его Тина.

Девушка снова улыбается. И Вик вспоминает, почему однажды влюбился в нее. Если присмотреться, то можно было заметить, что у мисс Мейсон все же было сердце. И вовсе не такое каменное, как ей бы хотелось. Если бы Андерсен не любил Бена так сильно, он смог бы снова влюбиться в свою давнюю подругу.

А потом Вик вздрагивает и отдергивает руку. Он успел кое-что почитать о беременности и знает, что ребенок начинает шевелиться после полугода от зачатия, ну или около того. Осознание простой истины бьет по голове.

— Когда ты узнала, что беременна?

Бен отрывается от ее живота. Непонимающе смотрит на парня. Он не понимает, почему секунду назад Вик улыбался, а сейчас его глаза темные от внезапно вспыхнувшей злости.

— В конце сентября.

Окей, теперь Бен понял, почему Вик злится. Тина сказала о беременности несколько недель назад, в конце ноября. Когда у нее еще не было видно живота. Сейчас он достаточно большой, чтобы она могла ставить на него тарелку, когда смотрит телевизор. Бен косится на Вика, который постепенно начинает успокаиваться.

— Ты пыталась избавиться от него.

— Он оказался живучим. Таблетки его не брали, а об аборте узнали бы предки.

— Твой живот. Как ты прятала свой живот почти четыре месяца?

— Его не было. Мама как-то говорила, что у нее живот вообще на седьмом месяце появился, — говорит Тина.

— Сколько уже?

— Шесть с половиной кажется.

Андерсен только тяжело вздыхает. Бен думает, что это слишком для одного человека. Вик учится, работает, играет в баскетбол, периодически терпит жестокость отца, ждет рождения сына, еще и в одиночку хочет справляться с тем, что предстоит пережить в школе, когда команда узнает. Бен не оставит его одного. Он не позволит ему пережить в одиночку кошмар, который Вик сам на себя навлек.

Они расходятся по комнатам уже в полночь. Родителей все нет, и Бен оставляет включенным бра в гостиной. Он натыкается на Вика в ванной. Тот сидит на бортике, хмурится и кусает губы. С мокрых волос течет. Капли стекают по шее, по плечам на спину, и скатываются вниз, впитываясь с белоснежное полотенце. Бен не собирается анализировать свои действия. Этот вечер и без того безумно странный. Он просто стягивает с чужих бедер полотенце, и довольно улыбнувшись, тянется поцеловать искусанные губы.

— Ты мой, — шепчет Вик в поцелуй, — А я твой. И всегда буду твоим.

— И я люблю тебя, — искренне отвечает Бен.

========== 15. ==========

Глава 15.

Бен просыпается от назойливой телефонной трели. Кто-то звонит ему в четыре часа утра. Он бы решил, что это Вик опять набрался и не дает ему покоя. Но Андерсен рядом, недовольно стонет и с головой накрывается одеялом, спасаясь от громкого звука. О, он ненавидит, когда его будят.

Дотянуться до мобильника получается не сразу. Яркий свет экрана раздражает. От него слезятся глаза, и начинает болеть голова.

— Кейс, какого черта? Ночь же, — недовольно шипит Бен в трубку.

— Бенни, пожалуйста! Твои родители…- девушка всхлипывает.

— Что?

— Я была последней, кому они звонили, поэтому сообщили мне, а не тебе. Одевайся Бен и приезжай в больницу. Скорее, — она еще раз всхлипывает и отключается.

Хадсон сидит на кровати, сонно трет глаза и, кажется, не сразу осознает, сказанное девушкой. На экране телефона высвечивается новое сообщение от Мартин. Там адрес больницы, список документов и необходимые родителям вещи. Бен и так знает все это наизусть. Он провел в этом здании достаточно времени.

Вик чувствует, что Бен до сих пор не ложится. Он выползает из-под одеяла, касается загипсованной рукой чужого колена. Когда глаза привыкают к темноте, Андерсен понимает, что Бен не шевелится, уставившись в пространство. Его нижняя губа дрожит, по виску стекает капелька пота, а руки нервно комкают одеяло.

— Зачем Кейси звонить в такое время? — спрашивает Вик, сжимая ладонью дрожащие пальцы.

— Что-то случилось с моими родителями. Они сейчас в больнице. Кейси сказала, что она была последней, кому они звонили, поэтому врачи сообщили ей, а не мне, — слегка заторможено отвечает он.

— Бен.

— Господи, мои родители!

Дошло. Бен вскакивает с кровати. Мечется по комнате, одевается. Он сбегает вниз по лестнице, закидывает в рюкзак любимую книгу матери и часы отца, которые тот оставил дома. Потом отправляется за одеждой в комнату родителей. Он даже не знает, живы ли они. Он не может думать, что их больше нет. Кейс скинула список вещей, которые вряд ли могут понадобиться мертвецам.

Вик одевается. Он физически чувствует чужую боль. Андерсен ловит Бена на лестнице. Просто преграждает ему путь, кладет ладонь на щеку, заставляет поднять голову. Бен дрожит. Он тяжело дышит и не может сфокусировать бегающий взгляд на парне. Он не видит ничего перед собой, смотрит в стену сквозь баскетболиста мутными глазами. Это пугает.

— Бен, у тебя паника. Ты понимаешь? — тот кивает, — Хорошо. Тогда давай ты выдохнешь. Если б случилось что-то непоправимое, Кейси бы сказала сразу. Так?

— Так, — соглашается Бен, — Но она плакала. Она плачет так редко. Почти никогда.

— Бенни, выдохни. Давай, солнышко: вдох, выдох, — настойчиво просит Вик.

Тот снова кивает. Выдыхает медленно. Вик отпускает его только когда чувствует, как под ладонью, соскользнувшей на шею, замедляется пульс. Бен больше не бежит. Исчезают рваные, слегка истеричные движения. Он собирает оставшиеся вещи, переодевается и идет к машине. Бен отрывается от созерцания снега на лобовом стекле, когда слышит стук в окно сквозь шум греющегося мотора.

— Я еду с тобой.

Это не вопрос. Простая констатация факта. Бен не собирается спорить. Он закрывает окно, тянется, чтобы открыть пассажирскую дверь. Вик проскальзывает в салон. Он осторожно сжимает руку Бена, замечая легкую дрожь. Нет, он вовсе не романтик, но если руки парня не перестанут дрожать, то они определенно врежутся в какой-нибудь столб по пути в больницу. Вряд ли врачи страдают от недостатка пациентов.

Собственно, у дверей их встречает Кейси и ее родители. Они обнимают Бена, недоуменно смотрят на Вика, но ничего не говорят. Андерсен представляется сам, называет себя «его парнем». Ему чудится, что Бен улыбается от этих слов. Он бы обязательно улыбнулся, если б не ужас, царивший в зеленых глазах. Кейси оставляет друга с родителями, подходит к Вику, заставляет нагнуться, и шепчет на ухо:

— Будь с ним. Ты нужен ему, Андерсен. Больше, чем когда-либо.

Вик смотрит на девушку, пытаясь по ее лицу понять насколько все плохо, и что именно ждет Хадсона в той палате, к которой они подошли. Но Кейси выглядит ужасно, как и ее родители, как и Бен. Он как раз говорит с врачом, мрачнея с каждым словом все больше. Вик не уверен, что когда-нибудь сможет забыть этот взгляд. Он думал, что надежда умирает только с человеком, оказалось, что человек умирает, когда надежда покидает его. Бен похож на труп. Чтобы ни сказал ему врач, дело плохо. Вик лишь надеется, что такие хорошие люди не могут попасть в ад. Он не верит в ангелов, но если бы верил, обязательно бы записал родителей Бена в их число.

— Вы можете зайти к ним, — сухо произносит мужчина в белом халате.

Бен не решается открыть дверь. Вик толкает ее сам, пропуская вперед художника. Тот оглядывает своих родителей, лежащих на разных кроватях. Ссадины и синяки. Приборы противно пищат. Вику хочется закрыть уши, но он понимает, что как только этот писк прекратится, Бен умрет. Может не сразу, а медленно, сгорая день за днем, но умрет.

— Что сказал врач? — касаясь плеча парня, спрашивает Вик.

— Автокатастрофа. Виновник скрылся, когда машина родителей перевернулась. Скорую вызвали анонимно. Свидетелей нет. В целом все хорошо. Отец отделался шоком и легкими ушибами. Они скоро придут в себя. Им дали обезболивающее. Мама под лекарствами. Ее состояние тяжелое, но стабильное. Мама пережила клиническую смерть в той канаве, очередной приступ, ее спас отец. Машина восстановлению не подлежит, страховка лечение не покроет, — Бен поворачивается к нему лицом, — Я хочу побыть с ними. Один.

Вик буквально видит, как вокруг Бена растет трехметровая кирпичная стена, скрывая его от всего мира. Баскетболист кивает, целует в макушку, обнимая одной рукой, и выходит за дверь. Там обеспокоенная Кейси выпивает десятый стакан кофе. Он говорит ей, что Бену нужна минутка одиночества. Он надеется на ее понимание. Вик не знает, почему сердце делает кульбит и падает в желудок, когда он видит человека в черном костюме. Точнее он видит спину человека в черном костюме, которая кажется ему подозрительно знакомой.

Дом Хадсонов встречает непривычной тишиной. Бен так и не выключил бра в гостиной. Вик гасит свет, оказываясь в полной темноте. Он слышит шаги и оборачивается. Тина кутается в одеяло. Она сонная, ненакрашенная и растрепанная. Он не привык видеть ее такой домашней, уютной даже. Он ненавидит себя за то, что никогда не пытался увидеть ее такой.

— Где вы были?

— В больнице. Родители Бена попали в аварию.

— Они в порядке?

— Нет, — он вздыхает, — Я не знаю. Там был человек моего отца.

Девушка всегда была очень проницательной, и сейчас чутье ее не подвело. В глазах Тины читается ничем неприкрытый ужас. Бен говорил, что ей нельзя волноваться, и Андерсен чувствует вину.

— Они усыпили Сиси за день до того, как выгнали меня. Если мои родители способны на убийство, то я не сомневаюсь в том, что на это способен твой отец.

Вик не уверен в том, что видел. А если он и не ошибся, то кто знает, что делал там этот мужчина. Заснуть без Бена получается не сразу. Вик уже знает, что скажет завтра в школе. А еще он обязательно после занятий принесет своему парню кофе из той самой кофейни, которую так любит Бен. Вик вот не признает кофе, а Хадсон пьет его, как воду, в любое время суток. Виктор засыпает, когда чувствует, как у него на ногах утробно урча, располагается Мейс.

***

Бен ни на минуту не отходит от родителей. Кейси приносит ему стакан дешевого автоматного кофе. Он горький, горячий и отвратительно невкусный. Девушка уезжает в школу около семи, обещает завести домашнее задание. Он слышит, как закрывается за ней дверь, но все еще не отрывает взгляд от кроватей.

В палате тишина. Бен бы назвал ее могильной, если б это не звучало так страшно. Эта тишина заставляет его нервно ерзать на жестком стуле, который стоит между кроватями родителей. Они не приходили в себя с ночи. Медсестры периодически заходят, проверяют капельницы, настоятельно советуют поехать домой, отдохнуть. Он благодарит их за заботу, но продолжает сидеть на месте.

Больше всего на свете Бену хотелось, чтобы Вик был здесь. Он помнит, что сам выставил его. В конце концов, Бен не пропускал столько уроков, сколько его друг. И оценки у него стабильно отличные. Чего не скажешь об успеваемости Андерсена. Даже в такой ситуации, он заботится о нем. В голову настойчиво лезут воспоминания о прошлой ночи, когда Вик представился родителям Кейси его парнем. Это мило. Безумно мило. Бен бы точно улыбнулся и покраснеет от смущения, если б он не был так взволнован и напуган словами лучшей подруги.

Видимо он все-таки ухитрился задремать. Его будит тихий голос, прокравшийся сквозь сон. Отец выглядит плохо. Что не удивительно. Он выглядит как человек, попавший в аварию. Бен зовет врача. Его вежливо выпроваживают из палаты на время осмотра. Он не знает, о чем они говорят. Но отец пришел в себя, он жив. Вскоре Бен слышит за дверью голос матери. Парень тяжело оседает на стул. Его родители будут в порядке. Врач выходит, хлопает его по спине, ободряюще улыбается. Бен возвращается в палату без единой эмоции на лице.

— Плохо выглядишь, сынок. Ты спал?

Бен только качает головой. Он обнимает мать, потом отца. Он чувствует их тепло, видит их улыбки. Все хорошо. Теперь можно просто выдохнуть. Немного расслабиться, может, даже сходить за приличным кофе. Впрочем, он спускается в кафе, приносит себе чай и сандвич. Алан довольствуется зеленым больничным желе, а Джули пока не разрешили есть.

— Что случилось? — спрашивает Бен после обеда.

— Какой-то лихач вылетел на встречную полосу. Мы чудом избежали столкновения, — говорит Алан, с завистью провожая последний кусочек сандвича, который жует Бен.

— Ты помнишь, что это была за машина?

— Не уверен, я был немного занят. Пытался избежать лобового столкновения, знаешь ли. Кажется что-то большое и черное, и явно дорогое. Может, «BMW X5».

— Как у мэра?

— Как у его заместителя. Ты совсем не запоминаешь машины.

Бена тошнит. Он отчетливо чувствует, как еда движется вверх по пищеводу. Осознание бьет под дых стопудовым кулаком. В палате тепло. Даже жарко. У Бена стучат зубы, будто температура перевалила за -20˚. Он прячет руки в рукава уже родной баскетбольной куртки и, кажется, смеется. В груди зарождается странный звук, больше похожий на бульканье, чем на смех, и тут же прерывается скрипом открывающейся двери.

Вик стоит на пороге с двумя стаканами того самого кофе, который обожает Бен. Он здоровается с пострадавшими и подает один стакан парню. Тот держит его обеими руками, будто пытается согреться. Вик пододвигает другой стул, интересуется самочувствием родителей Хадсона, едой, настроением. Когда он спрашивает, какая машина была у виновника аварии, Бен отвечает сам. Застывает на миг, но все же произносит севшим голосом:

— «BMW X5».

Андерсен открывает рот, хочет сказать что-нибудь, но натыкается на стальной взгляд зеленых глаз и молчит. Бен сжимает кулаки. Он хочет кричать, хочет ударить Вика. Больно, в лицо. Он знает, что тот ни в чем не виноват, и что дети не должны платить за грехи отцов, но желание настолько не поддается контролю, что он сильнее стискивает кулаки, впиваясь ногтями в собственные ладони.

— Что происходит, молодые люди? — почувствовав растущее напряжение, интересуется миссис Хадсон.

Вик переводит взгляд с Бена на его мать. Он прочищает горло. Никогда еще слова не давались ему с таким трудом. Он может не хотеть верить сколько угодно, но фраза отца, въевшаяся в мозг и преследующая его в ночных кошмарах, всплывает перед внутренним взором: «я сделаю все, чтобы ты больше никогда не увидел этого гомика».

— Это была машина моего отца.

— Брось, парень. Ты же не думаешь всерьез…

— Хватит, папа. Именно так мы и думаем! — взрывается Бен.

Родители переглядываются. Не верят. Или не хотят верить. Джули кашляет. Ее травмы намного опаснее, чем кажется на первый взгляд. Она слаба. И последнее, чего Бен хочет, чтобы его мать пострадала еще сильнее. Он все еще держится за спинку стула, сжимает крепко холодный металл, когда слышит голос Вика.

— Это была машина моего отца, — повторяет Андерсен, смотря в стену, — Он сказал, что сделает все, чтобы я больше никогда не увидел Бена. Это моя вина.

Быть может Хадсон и похож сейчас на разозленную фурию, но этот тихий шепот пробирает до костей, заставляет болезненно сжиматься сердце. Вик винит себя. Бен видит это во всем: во взгляде, в поджатых губах, стиснутых кулаках, неестественно прямой спине. Баскетболист взвалил на себя все грехи мира и пытается тащить эту ношу в одиночку. Бен считает, что парень абсолютный идиот.

— Вик, — зовет художник, — Ты ни в чем не виноват. Слышишь? Это не твоя вина.

— Бен…

— Твой отец властолюбивый психопат со склонностью к убийству. Ты не виноват. Не виноват, понимаешь?

Виктор поднимает на него свои шоколадные глаза. Бен видит в этом взгляде, что еще чуть-чуть и океан необоснованной вины захлестнет капитана с головой. Он обнимает Вика, целует в висок, опускается на корточки у его ног. Андерсен трет глаза, прогоняя непрошеные слезы, треплет Бена по голове, неуверенно улыбаясь.

— Из-за меня твои родители могли погибнуть. Он мой отец, и я несу ответственность за его поступки. Хочу я того или не хочу. В нас одна кровь.

— Послушай меня, Вик. То, что твой отец конченный ублюдок не твоя вина. Если бы он хотел их убить, они были бы мертвы. Мы оба это понимаем. Ты должен сообщить в полицию о насилии в семье. Хотя бы директору школы. Ты должен начать бороться за себя. Ты меня понял? Мы будем бороться вместе.

Родители выглядят взволнованными, но обещают помочь, чем смогут. Вечером приходит Кейси. Она же отвозит парней домой. Там Тина готовит ужин, напевая какую-то песенку. Бен соглашается поспать, даже обещает пойти завтра в школу. Он оставляет Вику свои домашние задания и идет наверх. Горячий душ расслабляет, смывает все плохое, что накопилось за день. Он засыпает лишь через три часа, когда Андерсен поднимается к нему, обнимает, согревая горячим дыханием шею.

Бенедикт верит, что они смогут справиться с этим. Если Вик вылез из шкафа, если он пошел против отца ради него, то Бен обязан сделать все, чтобы хоть как-то облегчить жизнь своему… парню. Человеку, которого он-таки ухитрился полюбить. Мартин теперь всю жизнь будет напоминать, как же сильно Бену не нравятся «плохие парни».

========== 16. ==========

Глава 16.

Мистера Хадсона выписывают из больницы через три дня. Его жене разрешают покинуть палату только через две недели. Жизнь входит в привычную колею. Бен продолжает допоздна засиживаться в художественной студии, Вик снова возглавляет команду «школьных хулиганов», как называла их Кейси. Тина, потерявшая место в группе поддержки, вступила в клуб по домоводству. Теперь каждую пятницу Хадсоны проверяют на себе ее умение печь печенье и делать кулинарные шедевры буквально из ничего.

Андерсен-старший не объявлялся. Дома они с сыном не виделись, а если и виделись, то предпочитали игнорировать друг друга. Разумеется, никто не знал о том, что случилось, кроме непосредственных участников и Кейси. Тина догадалась сама. Просто однажды она касается плеча Вика, который обнимает задремавшего перед телевизором Бена, и говорит, смотря в глаза:

— Ты думаешь, что это сделал твой отец. Я тоже так думаю. И боюсь этого. Боюсь за вас обоих.

Вик ничего не отвечает. Обнимает крепче спящего на своей груди парня, сильнее прижимает к себе. Это глупое, иррациональное желание защищать того, кто совершенно не нуждается в защите. Но он не может этому противиться. И не хочет. Видимо, он все-таки по-настоящему стал взрослым, раз принимает на себя ответственность за чужую безопасность.

В школе дела обстоят сложнее. Озлобленные завистливые подростки, узнавая о чужой слабости, стараются ударить по ней побольнее. Тина, лишившись своего лидерства, становится жертвой издевательств. У нее большой живот, ее тошнит по утрам вплоть до третьего урока. Она больше не плюется ядом и заплетает волосы в косы. Кеннет не упускает случая толкнуть будущую мать, посмеяться над ее фигурой и парнем, от которого она имеет ребенка. И однажды, услышав подобный монолог, Бен с размаху бьет Кеннета куда-то в грудь, заставляя его заткнуться самым простым и эффективным способом. Тот задыхается, отшатывается от девушки.

Разумеется, завязывается драка. Сначала Кеннет избивает Бена, потом Кеннета избивает Виктор. Он поспешил на шум, как оказалось, не зря. Вик просто стаскивает своего старого друга с Бена, швыряет к шкафчикам, а потом несколько раз бьет по лицу. С оттяжкой. Андерсен довольно скалится. Кеннет брыкается. Их разнимают подоспевшие учителя. Олсен кричит вслед удаляющемуся капитану, что тот проклятый педик и предал своего лучшего друга ради члена в заднице, и что теперь этого самого друга у него нет. Тина и Кейси уводят Бена в женскую уборную, смывать и замазывать следы неудачной драки. Нет, девушки не подружились, но придерживались мирного нейтралитета по отношению друг к другу.

Школьный год неуклонно движется к концу. Скоро экзамены, бал. А прямо сейчас родители наседают на своих детей, чтобы те строчили заявления на поступление в колледжи. Бен отшучивается, и говорит, что в Хогвартс ему уже поздно и лучше ему подождать Гэндальфа дома. Родители шутки не оценили, и, оставив огромную папку со списком колледжей и близлежащих университетов, где хорошо развито художественное образование, уходят.

О, он так долго ждал этого момента. Ждал завершения школьной жизни в надежде, что все неприятности останутся в прошлом. Но теперь Хадсон не может представить свою жизнь иной. Он не хочет покидать школу, родительский дом и своего парня. Ему не нужно счастливое будущее и исполнение мечты детства, если рядом не будет Виктора.

— Куда планируешь поступать? — спрашивает Бен, замечая, как заинтересованно Вик разглядывает папку, оставленную родителями, — Что-то спортивное или все же хочешь рисовать?

— Не знаю. Я еще не думал об этом.

Бен не станет напоминать, что осталось две недели на подачу заявлений. Он не хочет выглядеть, как мамаша-наседка, слишком пекущаяся о своем чаде. Вик взрослый мальчик, он обязательно все успеет, обязательно поступит туда, куда захочет. С его оценками, и деньгами, которые до сих пор поступают на карточку, он может позволить себе любое учебное заведение. Главное, успеть выбрать.

— Не затягивай, хорошо? Иначе рискуешь остаться здесь навсегда.

От Бена не ускользнула грустная ухмылка. Он знает, что сейчас Вик загружен и без мыслей о поступлении. Тина должна родить в начале июля. Команда усиленно готовится к финалу чемпионату штата, а Кеннет стал со-капитаном из-за долгого отсутствия основного. Он постоянно подрывает авторитет Андерсена, несколько раз их снова приходится разнимать. Тренер грозится, что исключит их обоих из команды, если они не научатся держать себя в руках. После этого стычки в зале прекратились.

Однажды утром Бен просыпается один. Нет, Вик не переехал к нему в прямом смысле этого слова, но ночует он в основном у Хадсонов, а также завтракает, принимает душ, делает домашние задания и смотрит телевизор. Бен сонно моргает. Улыбается, поправляя серебряный браслет на запястье, и отправляется на поиски пропавшего парня. Вик довольно быстро находится на веранде. Бен даже не успел начать волноваться.

На улице весна. Начало апреля. У Бена мерзнут пальцы. Он возвращается в дом за пледом, уж очень его беспокоит вид покрывшихся мурашками рук, сидящего на табуретке Андерсена. Он подходит к парню, накидывает на плечи теплую ткань и внимательно смотрит на мольберт. Вик увлеченно рисует очередной весенний пейзаж. Их действительно много, и каждый раз он ухитряется подмечать все новые и новые детали. Бен открыто восхищается им. Он тоже любит рисовать, наверное, не меньше, чем сидящего перед ним человека. Но он готов преклонить голову перед талантом баскетболиста.

— Посмотри на небо, детка. Оно молочное.

Вик отрывается от созерцания собственного творения, поднимая глаза. Непривычное «детка» теплом отдается в груди. И это хорошо. Это приятно. Просто и понятно. И Вик будет сидеть на этом крыльце столько, сколько сможет. Он будет впитывать тепло своего личного солнца по имени Бенедикт Томас Хадсон и стараться не думать о скорой разлуке.

— Иди в дом. Не хочу, чтобы ты заболел.

Бен послушно отступает. Он уходит, оставляя Вика наедине со своими мыслями. В доме давно никто не спит. Тина с миссис Хадсон на кухне пекут очередной пирог по рецепту из школьной тетради Мейсон. Мистер Хадсон возится с соседским телевизором. Бен вдруг осознает, что бесконечно счастлив. А еще что это самая странная семья, которую он когда-либо видел, но он любит их всех. Даже вечно вредничающую Тину.

***

Бен по-прежнему ездит в школу вдвоем с Тиной. Вик за ними на собственной машине. Когда в лобовое стекло летит кирпич, единственно, что успевает сделать Бен, это накрыть собой остолбеневшую Тину. Машина тормозит, резко разворачиваясь. Осколки врезаются в кожу. И это кажется совершенно неважной мелочью. Главное, что девушка и ребенок в безопасности. От адреналина он почти не чувствует боли, потому не успевает понять, почему перед глазами вдруг темнеет.

Вик видит, как заносит впереди идущий автомобиль, слышит звук бьющегося стекла и испуганный крик Тины. Он выбегает из своей машины. Андерсен вытаскивает Бена. Тот без сознания, на лбу рана и очень много крови, все лицо, руки и шея в мелких порезах. Тут же подбегают учителя. И Вик впервые в жизни рад видеть эти бесчувственные лица, которым обычно ни до чего нет дела. Тина трясет его за плечо, тычет пальцем в толпу. Он не сразу понимает, что хочет сказать девушка. Андерсен видитулыбающегося Кеннета и слепо кидается вперед, рыча, будто разъяренный хищник.

Слава Богам, они не успевают сцепиться. Кейси преграждает капитану путь, толкает в грудь, отрезвляя, заставляя попятиться. И откуда столько силы в хрупком теле? Олсен не трогает возникшую перед ним девчонку, только скалится, зло шипит, плюется словами, как змея ядом:

— Скажи отцу, что он может не платить. Я уже получил свою долю удовольствия.

Они все еще слишком близко. Так близко, что никто не слышит этих слов, кроме них троих. Вик позволяет Кейси увести себя. Она берет его за локоть и буквально тащит в кабинет врача. Там сидит Тина. Она держит за руку бледного Бена. У него забинтован лоб, заклеены пластырем два особо глубоких пореза на виске и щеке. Он все еще без сознания. Вик опускается рядом на кушетку.

— Никто не видел, что произошло. А если и видели, то молчат, — говорит один из учителей.

— Олсена надо исключить, — отвечает другой.

— Надо. Давно надо. Только не за что. Если никто ничего не скажет, то он спокойно доучится, получит диплом и отправится портить жизнь преподавателям в колледж. Если его, конечно, примут.

— За драку!

— Но драки не было. А за словесные препирательства между друг другом школьников не отстраняют от занятий.

Вик трясет головой. Он не хотел подслушивать. Врач подносит к носу Бена ватный диск смоченный нашатырем, и парень открывает глаза. Женщина заставляет его следить за фонариком, сообщает, что сотрясения нет. Дает какие-то таблетки и просит его поехать домой, отлежаться пару дней. Вик обещает отвезти Хадсона и вернуться до обеда.

— Что тебе сказал Кеннет? — спрашивает Бен уже в машине.

— Ничего полезного.

— Он пытался навредить не мне, Вик. Тина в порядке?

— С ними все хорошо. Она отделалась легким испугом. Я боюсь за тебя, Бенни.

— Я в норме.

— Саймон свихнулся. Директор не поверил мне. Я рассказал, как ты и просил, но он сказал, что я выдумываю это на фоне шока и того, что из-за начала избирательной компании отец уделяет мне мало внимания. Типа я пытаюсь привлечь его таким образом. Или что-то вроде того. Я хлопнул дверью и не стал дослушивать.

— Этого следовало ожидать, когда твой отец зам мэра, — вздыхает Хадсон, — Просто постарайся не думать об этом. Все хорошо. Я в порядке. Немного болит голова, но я в норме. Правда.

Вик ничего не говорит. Он помогает Бену выбраться из машины и подняться по лестнице в комнату. Пока Хадсон переодевается, Вик расстилает постель, укладывает горкой подушки. Он заставляет Бена лечь на кровать, даже укрывает одеялом.

— Поспи. Я возьму твой мобильный? На моем кончились деньги.

Бен почти засыпает, когда Вик берет его телефон. Парень не рассказывает, кому звонил. Бен не переживает по этому поводу. Мало ли кому звонил перепуганный Вик. Бен устал, он очень хочет отдохнуть. И если не забудет, то потом посмотрит в исходящих вызовах последний набранный номер.

***

Вик возвращается в школу, как обещал доктору. Его мучает совесть, и он даже готов это признать. В конце концов, врать не хорошо. И будь Вик хорошим человек, он бы никогда не соврал Бену ни в чем, тем более о таком пустяке, как отсутствие средств для звонка. Ему просто нужно было найти один номер. И он точно знал, что этот номер есть только у Бена. У его маленького, доброго, любящего хранить все номера в телефонной книжке, Бена. Он пока не придумал, как объяснить удаленные исходящие. У него еще есть время до вечера.

Сидеть на французском непривычно скучно. Никто над ухом не щебечет на малознакомом ему языке. Бен только улыбался на ласковое «соловей» и немного краснел каждый раз, когда Вик под партой брал его за руку. Воспоминания заставляют баскетболиста ухмыльнуться. Бен мог быть недотрогой сколько угодно, но в его руках он растекался довольной, слегка смущенной, лужицей. Это бесспорно льстило.

Тина подходит к нему перед физкультурой. Она не занимается, а он сидит в одиночестве на трибунах, стараясь собрать разбегающиеся мысли в кучу. Вик по привычке кладет руку на ее живот. Он чувствует, как кто-то маленький внутри толкается в его ладонь. Это по-прежнему странно и вызывает непонятные эмоции.

Возможно, если б ему дали выбор, он бы не захотел отдавать сына. Возможно, не будь он школьником, у которого вся жизнь впереди, он бы не позволил забрать его. Но что он может дать ребенку, когда сам, по сути, еще дитя. Он прикрывает глаза, наслаждаясь апрельским солнцем и нежным теплом под ладонью.

— Почему Хантер?

— Бен сказал, что ты хотел бы назвать сына этим именем.

— Мне стоит знать, почему ты согласилась? — девушка качает головой, — Ты его оставишь?

— Нет. Я не могу. Если вы по-прежнему будете вместе… Я могла бы не отдавать его в приют. Ты все еще хочешь стать отцом? Завести семью? Не со мной конечно. Но все же… Ты меня понимаешь?

Вик смотрит на девушку, не моргая, пару секунд, а потом понимает, что именно она имеет в виду. Это неожиданно пугает и одновременно заставляет сердце биться чаще от предвкушения. Стать отцом собственному ребенку. Жениться на Бене. Купить большой дом, завести слюнявого пса и создать настоящую семью. Черт, он мечтает об этом.

Телефон вибрирует, и картинка идеальной жизни пропадает. Вик читает SMS и думает, что если еще крепче сжать кулаки, то телефон попросту треснет в руке.

Ты должен подписать документы сегодня. Иначе будет хуже.— У.

— Почему «у»? И что ты должен подписать?

— Потому что «ублюдок». Документы кое-какие. Он не вдавался в подробности.

— Это твой отец, да? Боже мой, Вик, что ты ему пообещал?

— Ничего такого. Не лезь в это. Я сам разберусь.

— Виктор Андерсен, что происходит? Бен в курсе ваших дел?

— Я делаю это ради него! — кричит Вик и пугается собственных эмоций, — После выпускного я уеду. Возможно, навсегда. И отец отстанет от вас. Он пообещал, если я подпишу эти бумаги, он оставит вас в покое. Для меня только это важно.

— Ты заботишься о Бене. Даже о своем сыне. Я понимаю. Но как ты можешь оставить его? Бен не поймет. Должен быть другой выход, Вик.

— Я забочусь о вас троих. И у Бена не будет выбора. Если я не смогу посадить отца до выпускного, мне придется уехать. Не говори ему. Он не должен знать.

Тина смотрит вслед уходящему парню. Она, может и не любила его никогда, но что-то внутри нее кричит, что так нельзя. Возможно, это кричит маленький, еще не родившийся малыш — Хантер Алан Хадсон-Андерсен. Или Андерсен-Хадсон. Она не знает, какую они возьмут фамилию после свадьбы. Взяли бы, если б она у них состоялась.

Когда Тина предложила Вику отдать ребенка, она увидела в его глазах что-то такое… Что-то отдаленно напоминающее надежду. Она не понимает, почему ей хочется позаботиться о них. Девушка сваливает это на внезапно проснувшийся материнский инстинкт и гормоны. Она просто не готова признать, что любит свою новую семью всем сердцем.

А Вик стоит на поле. Смотрит на задумавшуюся Тину и впервые в жизни чувствует себя по настоящему взрослым. У него уже три месяца есть работа, серьезные отношения и сын. Слова Тины не дают покоя. Он не замечает подставленной ноги, пока бежит кросс, заблудившись в собственных мыслях. Вик падает. Кубарем катится по газону. Он пытается встать, поднимается на колени, рассматривая содранные ладони. Вред минимальный. Кеннет сзади кричит, что педикам должно быть привычно стоять задницей кверху.

Нет. Он не станет бить неуемного со-капитана. У него после этого урока серьезная встреча и придти на нее с разбитой губой или фингалом он не хочет. Вик глубоко вдыхает. Поднимается на ноги. Отряхивает перепачканные штаны и продолжает бег. Кеннет с досады пинает лавку — он ожидал другого исхода. Например, хорошей драки, грозящей им обоим недельным исключением из школы. И Вик был бы дураком, если б поддался на провокацию, а дураком он не был никогда. Звенит звонок. Он уже переодет в нормальную одежду и готов к самой ожидаемой и, одновременно, неожиданной встречи в его жизни.

Когда на школьную парковку заезжает черная «Camaro», Вик тяжело вздыхает. Когда машина останавливается прямо перед ним, он сглатывает корм в горле. Капитан до сих пор в красках помнит рассказ Бена о том, что случилось в этой самой машине. И сама мысль о том, чтобы сесть в нее, заставляет внутренности скручиваться тугим жгутом, а волосы на затылке встать дыбом.

Дверь открывается. Водитель выглядит лет на двадцать пять, хотя Хадсон и Кейси говорили, что он всего лишь на год старше них. У парня жесткие серые глаза, светлые волосы в беспорядке, а губы изогнуты в подобие улыбки.

— Так значит ты тот самый легендарный Виктор Андерсен, из-за которого малыш Бен отказался от моего предложения? — спрашивает парень, разглядывая севшего в машину школьника, — Все действительно настолько дерьмово, раз ты решил обратиться ко мне?

— Меньше слов. Я не испытываю удовольствия, втягивая тебя в наши дела. И Бен оторвет мне яйца, когда узнает. Но мне нужна твоя помощь. Ему нужна твоя помощь, Майк.

— Именно поэтому я здесь.

Отвези Тину домой.— В.

А ты? — К.

У меня дела.— В.

========== 17. ==========

Глава 17.

Бен сидит на диване в собственной гостиной, задумчиво разглядывает деревья за окном. Он проснулся минут сорок назад, успел выпить очередную порцию таблеток, посмотреть телевизор и слегка перекусить. Голова нещадно болит, бинт неприятно стягивает волосы и только что съеденная еда просится наружу. Телефон вибрирует, отвлекая от размышлений. Бен знает, что это Вик. Чувствует. Парень, наверное, беспокоится о его самочувствие.

«Заботится», — с улыбкой думает художник, доставая телефон.

Я приеду через 15 минут. Будь готов к неожиданному сюрпризу.- В.

Что ты на этот раз придумал? — Б.

Нам нужна помощь того, кто сможет заставить прокурора встать на нашу сторону, несмотря на все деньги моего отца.- В.

Только не говори, что ты звонил ему. Пожалуйста, Вик. Нет.- Б.

Он поможет. У нас нет выбора.- В.

Я оторву тебе яйца! — Б.

Возможно, это не самая правдоподобная угроза, и Вик, скорее всего, просто усмехнется, читая SMS, но Бен зол. Беспричинный страх заставляет сердце биться чаще. Он чувствует, как щеки заливает лихорадочным румянцем. Пульс набатом отдается в висках, и Бен растирает их пальцами. Более гениальная идея не смогла бы посетить Андерсена даже под наркотой. Никого бы не смогла, черт возьми!

После всего, что произошло, после боли, ненависти, бесконечных кошмаров, неудачного предложения руки и сердца, он снова увидит его. Бен сжимает кулаки. От желания закричать перехватывает дыхание. Он не будет впадать в истерику, просто нацепит на лицо самое пофигистическое выражение, предложит гостю чай, возможно, даже не отравленный, и попытается не шарахаться от него.

Вик рядом. Вик поможет. Все будет хорошо. Если это единственный шанс избавиться от Саймона Андерсена и защитить свою семью, Бен переживет полчаса в обществе человека, которому позволил причинить себе столько боли. Это не самая высокая плата за возможность не бояться за свою жизнь и жизни своих близких.

Бен ждет, но все равно вздрагивает, когда слышит хлопок входной двери. Судя по шороху, гости раздеваются. Вешают куртки. Снимают ботинки. Еще секунда и они войдут в гостиную. Бен поднимается с дивана. Он готов. Это его дом. Его территория. Здесь ему ничего не угрожает. Ведь не угрожает же?

Нервозное состояние парнишки не скрывается от зоркого взгляда баскетболиста. Он поднимает руку, заставляя Бена остаться на месте, мол, все нормально, все под контролем. Бен только закатывает глаза, жестом предлагает гостям сесть на диван. Он прижимается к Вику всем телом, будто хочет врасти в него, спрятаться в нем, чтобы ему снова не навредили.

Майк старается не смотреть в его сторону, за что Бен ему бесконечно благодарен. Вряд ли он выдержит сейчас этот пристальный стальной взгляд. Вместо притихшего художника, почти забравшегося на колени сына заместителя мэра, Майк осматривает комнату. Он никогда не был здесь. Он пообещал себе не приближаться к этому дому, к этому мальчишке. Шеппард может сколько угодно ненавидеть себя за то, что сделал год назад, он знает — Бен все равно ненавидит его сильнее. И даже если у них все получится, он никогда не простит Майка за то, что тот сделал.

— Ладно, если ты хочешь забраться к нему на колени, вперед, меня это не смущает, — спокойно произносит Майк, — Только перестань смотреть на меня так, словно я прямо сейчас попытаюсь тебя убить.

Бен тут же замирает, прекращает жаться к теплому боку. Даже отодвигается на пару сантиметров. Он чувствует себя неловко и крайне глупо. Вик сжимает его ладонь. Хадсон окидывает незваного гостя холодным презрительным взглядом. Во всяком случае, ему очень хочется, чтобы именно так это выглядело.

— Зачем ты здесь? — спрашивает он.

— Твой парень позвонил. Он сказал, что тебе нужна моя помощь.

— И ты вот так легко приехал? Просто по доброте душевной решил помочь несчастному мне? Я не верю тебе. Ни единому твоему поганому слову не верю.

— Мне все равно, что ты думаешь, Бен. Я здесь, чтобы помочь.

— Нам не…

— Хватит. Прекрати, — поворачиваясь к Бену, говорит Вик, — Нам нужна его помощь, ты сам это прекрасно понимаешь. Он согласился помочь. И честно, мне плевать, какие у него были на это причины. Прекрати на него нападать. Он — наш единственный шанс.

— Я никогда…— сжимая кулаки, начинает Бен.

— Либо ты держишь себя в руках, либо уходишь в свою комнату. Решай сам.

Парни смотрят на Виктора. Он ерошит волосы, буквально физически ощущает, как рассеивается скопившееся напряжение. Бен теребит его майку, не поднимая головы, это значит — он принимает свою вину и, скорее всего, будет держать язык за зубами до конца разговора. В чем Вик очень сомневается, но все равно надеется.

— Что с его лбом? — спрашивает Майк.

— Мой отец хотел заставить меня перестать видеться с ним. Не вышло. Потом он пытался убить его родителей. А сегодня подкупил одного из школьников, чтобы тот швырнул кирпич в лобовое стекло машины Бена. Тот парень промахнулся, и пострадала бы моя беременная бывшая. Бен успел закрыть ее собой и получил кирпичом в лоб. Буквально.

— Стоп. У тебя есть беременная бывшая?

— Да. Она живет в комнате для гостей, но сейчас в школе, на дополнительных занятиях.

— Она живет здесь?

— Да.

— Странная у вас, однако, жизнь, ребята, — усмехается Майк, — Твой парень живет с твоей беременной бывшей, а ты работаешь в продуктовом магазине, чтобы заботиться о них обоих, хотя у твоего отца денег хватит на то, чтобы содержать маленькую армию бывших беременных и нынешних парней.

— Бен настоял на том, чтобы она жила здесь, когда родители ее выгнали. А я просто хочу быть менее зависимым от отца, — пожимает плечами Вик.

— Да, он может. Крестная фея.

Бен, кажется, рычит. Тянется через плечо Андерсена к Майку. У него пальцы сводит от желания врезать по улыбающемуся лицу. Шеппард даже бровью не ведет. Но Вик все равно перехватывает руки Хадсона, держит крепко за запястья, не дает вырваться. Только драки им не хватало для полного и беспросветного счастья.

— Бенедикт, прошу тебя, перестань. Он не причинит тебе вреда. Он хочет помочь. Успокойся, сядь и прекрати вести себя как истеричка. Ты меня понял?

Вик чувствует себя мамашей чересчур агрессивного ребенка. Он отпускает его запястья. Бен растирает кожу и отводит взгляд. Ему стыдно. Художник кладет руки на колени, сминает мягкую ткань домашних штанов и больше не делает попыток придушить Майка. Даже ударить не пытается.

— Чего вы хотите конкретно от меня? Мой отец прокурор, да, но не я.

— Твой отец не станет слушать меня или Бена. Согласись, если ты поговоришь со своим отцом, то мой не сможет его подкупить. Он уделит должное внимание моим словам, в которые никто не хочет верить.

— Соглашусь. Думаю, у меня уже есть план. Главное найти свидетелей. Я хочу помочь. Мне не нравится, что кто-то может угрожать его жизни, — Майк кивает на Бена.

— Он мой, — чеканит Вик.

— Знаю. Не переживай. Его ненависть ко мне слишком сильна. Я предложил ему все, что мог. Целый мир и безбедное будущее. В ответ получил лишь «ненавижу» и хлопок дверью. Он отказался от всего из-за тебя.

Бен не особо вслушивался в их диалог, но жесткое «он мой» заставляет бабочек в животе зашевелиться. Он увяз по уши в Викторе Андерсене и, кажется, это более чем взаимно. Он может ненавидеть Майка, но сейчас парень хочет помочь. И, если быть честным с самим собой, то без Майка им не справиться. Отец Вика слишком большая шишка. Слишком много власти и денег в его руках. И пока все покрывают Саймона, наслаждаясь крупными вливаниями с его стороны, им не победить. Бен готов поддержать даже самую безбашенную идею своего парня.

Хадсон никогда бы не поверил, если б еще вчера ему сказали, что он будет готовить чай для человека, который… сделал ему очень больно. Нет, он не боится слова «изнасиловал». Он просто не любит его, никогда не употребляет. Оно чрезмерно грубое, грязное. Бен ставит кружки на столик и остается стоять рядом с Виком, скрестив руки на груди. Майк подозрительно смотрит на напиток, принюхивается.

— Он не отравлен. Нам действительно нужна твоя помощь.

— Мы уже обсудили самое важное, пока ты готовил. Дальше он справится сам, — говорит Вик, обнимая Бена, прижимаясь лбом к его бедру.

— Вы такие милые, аж тошно, — наигранно недовольно заявляет Шеппард, делая глоток.

Хадсон закатывает глаза и садится рядом с Виком, принимаясь за свой чай. Когда в гостиную входит Тина, все разговоры резко прерываются. Она оглядывает сидящих на диване парней. Девушка придерживает живот, по-птичьи наклоняет голову, рассматривая незнакомца.

— Привет, — здоровается она, — В ваших кругах прибыло?

— Это Майк. Он друг, — неуверенно улыбается Бен.

— Гей, — безапелляционно заявляет девушка.

— Беременная подружка гея, — парирует Майк.

— Мы поладим, — улыбается она, — Я — Тина.

большой живот девушки. Замечает, как он стискивает ладонь своего парня. Если он может чем-то помочь этим двоим, он поможет. Обязательно. Хоть кольца обручальные им подарит. Быть может, это хоть как-то загладит его вину перед Беном.

— Она не знает? — спрашивает Майк, когда девушка уходит в свою комнату.

— Нет. И не узнает. Для нее, ты мой друг-гей.

— Да хоть Пасхальный Кролик. Мне все равно.

Их разговор затянулся. Бен понимает это только тогда, когда видит взбешенного отца в коридоре. Мистер Хадсон готов броситься на незваного гостя сию же минуту. Его останавливает только рука жены на плече и ее тихий настойчивый шепот.

— Уведи его, — бросает Бен через плечо, подходя к родителям, — И, спасибо, что пришел, Майк.

В голове Шеппарда проскакивает миллион возможных шуточек, но он кивает и идет вслед за Виктором. Стоит им скрыться по направлению к кухне, Бен поворачивается к родителям с обезоруживающей улыбкой. Отец явно не разделяет его настроение.

— Что этот… человек делал с нашей гостиной?

— Майк пил чай.

— Почему у тебя бинт на голове?

— Кирпич упал.

— Бенедикт Томас Хадсон!

Отец так редко повышает голос, что привыкнуть к этому невозможно. Бен вздрагивает и перестает улыбаться. Он был готов защищать Шеппарда от своих родителей год назад, но сейчас… Он устал защищать всех вокруг, кроме себя самого.

— Я позвал его. Майк сын окружного прокурора. Он может помочь отправить моего отца за решетку, — говорит Вик, становясь рядом с Беном.

Ребята рассказывают свой план. Миссис Хадсон держится за сердце, а ее муж глазами метает гневные молнии в стоящих перед ним подростков. Ему определенно не нравится то, во что влезли дети, о чем он сразу же им сообщает. Но мальчики лишь пожимают плечами и говорят, что у них нет выбора. Его и, правда, нет, если подумать. Но Алан слишком волнуется за сына, чтобы признать это. Да и Виктор давно стал членом их семьи.

— Пойми, пап, если пойдете против заместителя мэра, он заплатит всем, кому можно, и обвинения будут сняты, а вас еще и засмеют.

— То, что вы пытаетесь сделать очень опасно. Вы ничего не смыслите ни в делах полиции, ни в политике.

Они это знают. Но Вик также понимает, что если отец останется на свободе, ему придется уехать. Собрать вещи, и пока Бен спит, забавно морща во сне нос, уехать. Навсегда. Он не может просто так сдаться. Не хочет. Он готов бороться за мальчишку, что так крепко сжимает его пальцы в эту самую секунду.

Бен снова улыбается родителям. Он все еще держит Вика за руку. Алан качает головой, но обещает не мешать и помочь, если сможет. Они отправляются наверх. Бен плюхается на покрывало, шумно выдыхает. Вик опускается рядом.

— Ты меня ненавидишь?

— Нет. Нет, я тебя не ненавижу. Просто видеть его все еще очень больно.

Около половины девятого в дверь комнаты Бена стучат. Вик отрывается от зацелованных губ, натягивает футболку и открывает, не дожидаясь, пока парнишка приведет в порядок волосы.

— Тебе надо домой, — с порога сообщает Кейси, зло глядя на Андерсена.

— Ты похожа на фурию, — замечает он.

— Кейси, что случилось? — интересуется Бен, поправляя покрывало на кровати.

— Я болтала с Тиной в Skype.

— Не знал, что вы теперь подруги, — иронично говорит Бен.

— Какого черта здесь делал Шеппард? — игнорируя его замечание, спрашивает девушка, — После всего. Серьезно, Бенни, какого черта происходит?

— Вик пригласил его на чай, — легко отвечает Бен.

Они не сговариваются, даже не смотрят друг на друга. Просто Вик вдруг закрывает дверь на задвижку, оттесняя девушку вглубь комнаты, а Бен тянет ее за руку, заставляя сесть рядом. Они рассказывают ей все. Начиная от того, что Вик все-таки гей, хотя все еще сомневается в этом. Заканчивая тем, что его отец пытается запугать семью Хадсона, и заставить Вика отказаться от него. Кейси моргает, переводит взгляд с одного на другого, переваривая услышанную информацию.

— Он мог убить тебя.

— Не мог, Кейс. Он же не идиот.

— Вообще-то, мог, — неохотно признает Вик, — Я почему-то уверен, что еще попытается.

Они рассказывают девушке про Майка и их договор. Бен вскользь говорит, что больше не злится. Ему все еще тяжело находиться с ним в одном помещении, но он не злится. Кейси обнимает его. Гладит по спине. Она ловит странный взгляд Андерсена, но ничего не говорит. Когда Кейси звонит мать, она прощается и уходит. Вик целует Бена, желает спокойной ночи и тоже отправляется домой.

Андерсен стоит на улице, наблюдая, как в окне на втором этаже гаснет свет. Он тяжело вздыхает, будто прощается не до утра. Парень все еще верит, что его план удастся и ему не придется бросать Бена одного. Он так искренне в это верит, что становится больно от собственной наивной глупости. Чтобы не было дальше, сейчас у них есть полтора месяца на счастье.

— Что происходит?

Кейси спускается с веранды, выходя на свет. Ее руки скрещены на груди. Серьезный взгляд и тихий, жесткий голос. Вик не хочет отвечать. Он хочет сесть в машину и поехать домой в надежде, что не застанет там отца. Пусть документы надо подписать как можно скорее, но он все равно будет тянуть до последнего.

— Почему ты смотришь на него так, точно он умрет через неделю?

— Он не умрет. Он больше не пострадает из-за идиотской идеи отца вновь сделать меня… натуралом. Никто из-за него больше не пострадает.

— Что ты сделал, Вик?

— Мы все тебе рассказали.

— Нет. Вы рассказали мне только то, что знает Бен. Я хочу услышать то, что знаешь ты.

— Если план провалится, и отец останется на свободе до выпускного, мне придется уехать. Навсегда. Иначе Бен, его семья или Тина с ребенком могут пострадать. Я не допущу этого.

— Ты слишком много на себя взвалил. Ты не обязан справляться со всем этим в одиночку. Я могу помочь.

— Пообещай, что будешь с ним всегда. И никогда не рассказывай ему. Если все получится, то это не понадобиться, а если нет, я расскажу сам.

— Когда ты уедешь?

— После выпускного. Если ничего не получится, — снова уточняет он.

— Вик, я не знаю…

— Пообещай мне Кейси. Пообещай, что позаботишься о нем.

— Я обещаю, но…

Парень не слышит. Он хлопает дверью машины и уезжает. Кейси еще какое-то время стоит на крыльце дома своего лучшего друга. Она думает, что Бен, наверное, никогда не поймет такого поступка. Он очень добрый, она-то знает, но он никогда не был особо понимающим. И если Вик оставит его, сердце Бена будет разбито, и вряд ли она сможет склеить его во второй раз. Кейси впервые в жизни желает удачи зазнавшемуся капитану баскетбольной команды.

Она не хочет видеть боль в зеленых глазах. Она хочет надеть лучшее платье, и спеть на их свадьбе какую-нибудь красивую, жутко романтичную песню. Ей так хочется, чтобы Бен был счастлив. Если кто и заслужил этого, так это мальчишка, переживший кошмар, но оставшийся таким же добрым и отзывчивым. Ее малыш Бенни.

Вы идиоты. Что могут два подростка против заместителя мэра? — К.

Майк обещал помочь.- Б.

Точно, Майк мать его Шеппард. Душа компании. Герой нашего времени. Миссия. Как ты кстати? — К.

Нормально. Нам нужна его помощь, Кейс.- Б.

Я понимаю. Вы влезли в такое дерьмо, парни. Я беспокоюсь.- К.

Все будет хорошо.- Б.

Я рада, что ты в это веришь.- К.

Девушка убирает телефон. Она не расскажет Бену. Она всегда будет рядом с ним. Она не будет Кейси Мартин, если не попытается помочь своему, вечно попадающему в переплеты, лучшему другу. А еще ей начинает нравиться Вик и его своеобразная забота о Бене. Она, конечно, никогда не упустит шанса поддеть их или пошутить на тему, что «плохие парни» Бена не интересуют. Совершенно не интересуют.

Кейси точно уверена, что Виктор Андерсен определенно не лучший парень на планете, но однозначно единственный для Бена. Она очень хочет верить, что у них все будет хорошо. Иного исхода она не примет.

========== 18. ==========

Глава 18.

Подготовка к экзаменам занимает слишком много времени. Бен проклинает учебу последними словами, допоздна засиживаясь за уроками. Он видит Виктора только в школе: у баскетболиста тоже ни минуты свободной. Поцелуи в подсобке — это, конечно, здорово, но чертовски мало. Бен готов биться головой об парту. Ему не хватает разговоров, объятий, ночей, проведенных вместе. Ему не хватает Вика во всех его проявлениях. Они обсуждали это по SMS совсем недавно. По SMS, черт возьми. Но парень все отдаляется и отдаляется. Бен даже не знает, в какой колледж тот поступил. Но все еще лелеет надежду, что Вик в принципе успел подать документы хоть куда-нибудь.

Бен носит баскетбольную куртку в школе. Все равно все знают правду, так почему бы не надеть куртку своего парня, привлекая еще больше всеобщего внимания. На уроках миссис Лимм Вик неизменно сидит рядом. Он по-прежнему закатывает глаза на требования учителя, но все чаще улыбается. Говорит, что Бен щебечет по-французски, как соловей. Держит за руку под партой.

Капитан часто получает SMS от Майка. Это мини-отчеты о плане. Он не прячет их от художника, тот сам воротит нос, стоит только увидеть знакомое имя на дисплее телефона. Бен наотрез отказался разговаривать с парнем в принципе, по телефону в частности, и Вик, пожав плечами, дает Шеппарду свой номер. Он понимает поведение Бена, но рисковать потерей союзника он не хочет.

В целом все идет неплохо. Прокурор выслушал своего сына, несколько раз приглашал к себе Виктора, даже Бена с Тиной. Они договорились не придавать историю огласке, пока не смогут собрать достаточное количество доказательств. Вик пытался разговаривать с Кеннетом, напомнить ему о дружбе. Бесполезно. Тот лишь смеется и обещает повторить фокус с кирпичом еще раз, только более удачно. Они снова дерутся. Кейси и Бен с трудом разнимают их, пока Вик не свернул голову зарвавшемуся со-капитану.

Тина подала документы куда-то в Нью-Йорк. Ее приняли без особых вступительных испытаний, основываясь только на баллах и интервью. Теперь вечерами она любит рассказывать о том, как уедет жить в большой город, как будет ходить по модным магазинам и выйдет замуж на миллионера. Бен смеется. Прижимается ухом к животу, слушает тихое сердцебиение Хантера и мечтания девушки. Тина привыкла к этому. Она улыбается, запускает руку в шелковистые волосы своего друга и наслаждается умиротворенной тишиной. Раньше она боялась тишины.

Американская академия искусств готова принять в ряды своих учеников Бенедикта Томаса Хадсона буквально с распростертыми объятиями. Чикаго далеко. Это другой штат. Почти другой мир. Бен не уверен, что сможет учиться так далеко от дома. Так далеко от Вика, который продолжает хранить молчание по поводу своего поступления и планов на будущее. Бен его не пытает. Знает, тот сам расскажет, когда посчитает нужным. Обязательно расскажет, как только их общение перестанет напоминать SMS-переписку. Бен вздыхает. Откладывает телефон в сторону. Он звонил Вику полчаса назад. Тот не ответил и до сих пор не перезвонил.

***

Бену не обязательно знать, что в этот самый момент Вик смотрит на экран своего телефона, видит пропущенный вызов и… убирает мобильный в карман. Он не избегает Бена, нет. Просто пытается научить его жить без себя, а себя научить жить без него.

Виктор работал в магазине несколько месяцев, но он не говорил об этом родителям, чтобы те даже не пытались его отговаривать. Типа сын заместителя мэра в какой-то лавке — позор. Когда на пороге магазина появляется отец, Вик малодушно надеется сбежать, пока его не заметили. Поздно.

Покупатели с любопытством косятся на мужчину в дорогом черном костюме, который застывает посреди маленького магазинчика на окраине города. Андерсен-младший мысленно успевает помолиться, когда портфель отца с грохотом опускается на только что протертое им стекло прилавка.

— Я приказал тебе подписать эти бумаги неделю назад.

Отец достает из сумки документы, раскладывает их на витрине, не обращая внимания на покупателей. На заявлении, а Вик уверен, что это именно оно, эмблема департамента армии США. Вик ожидал чего-то подобного. Серьезно, это даже как-то предсказуемо. Парень усмехается, берет ручку и поднимает глаза на отца.

— Думаешь, в армии я забуду о нем?

— Думаю, в армии это выбью из твоей головы.

Вик лишь хмыкает в ответ. Сейчас другое время, вряд ли в армии так пристально будут отслеживать, какая у тебя ориентация. И сразу понимает, что будут. Если самим ребятам все равно, то отец точно сделает все, чтобы «это» выбили из головы сына. Вик подписывает документы без вопросов. Просто ставит подпись и отталкивает от себя бумаги. Мужчина осматривает документы, удовлетворенно кивает и складывает их обратно в сумку.

— Знаешь, если ты не прекратишь натравливать на меня прокурора, то твою мерзкую подстилку найдут на дне озера.

— Ты слишком смело мне угрожаешь. Я могу записывать наш разговор.

— Пожалуйста. Меня посадят, твоя мать покончит с собой, как только закончатся мои деньги. Люди, которые будут работать на меня даже там, доберутся до твоего дружка и его семейки, до твоего выродка, если девчонка Мейсонов сама его не уничтожит.

— Оставь их.

— Только если ты прекратишь дурить и уедешь.

— По-твоему мне лучше умереть, чем быть с ним?

— Мне лучше, чтобы ты умер, чем вышел в свет с этим.

Вику нечего ответить, нечем крыть. Он внимательно смотрит на отца, стараясь хотя бы сейчас понять, за что любил этого человека, несмотря на все его выходки. Вик не понимает. Он честно пытается вспомнить хоть что-то хорошее. Не выходит. Он впервые в жизни всерьез задумывается о том, что убийство — может стать единственным выходом.

Сейчас Вик видит перед собой человека, который заставляет страдать собственного сына просто потому, что не может принять его. Саймон считает, гей — позорное клеймо. Его семья одна из самых важных в городе, он не может допустить, чтобы кто-то думал, что он недостаточно сильный и влиятельный, потому не смог воспитать сына «правильно». Виктор чувствует по отношению к Саймону не жгучую ненависть, а беспомощность, непонимание и отвращение. Ему становиться тошно от осознания, что у него с этим человеком одна кровь.

— Виктор, отзови прокурорских ищеек, иначе я уничтожу этого мальчишку. Даю слово.

Вик верит ему. Вглядывается в страшные, злые глаза и верит. Отец уходит, забрав с собой документы о зачислении в ряды военнослужащих армии США. Вик возвращается к работе, надеясь забыть об этом разговоре. Как только за отцом закрывается дверь, он уже знает, что должен сделать.

Вечером его встречает Тина. Бен застрял в художественной студии, а мистер и миссис Хадсон еще на работе. Теперь они стали почти друзьями. Вик покупал ей витамины и одежду для беременных, оплачивал врачей. А Тина угощала его своим печеньем и помогала с биологией, когда Бен был занят. Они заботились друг о друге всегда, но только сейчас стали это осознавать.

— Ты здесь поселился? — открывая дверь, спрашивает девушка.

— Не хочу оставлять его одного.

Тина ловит усталый взгляд на своем животе. Вик очень редко касался ее и никогда не интересовался ребенком, за него это делал Бен. Но когда рядом был Хадсон, Вик мог прикоснуться к животу, почувствовать, как шевелится его будущее дитя. Тина понимает, как должно быть больно, когда ты обязан бросить тех, кого любишь, чтобы защитить. По сути, она делает тоже со своим сыном. Она готова отказаться от него, чтобы обеспечить лучшее будущее им обоим.

— Будешь ужинать? — кричит она с кухни.

Вик спускается к ней. На нем старая футболка Бена, на которой Капитан Америка в своем звездно-полосатом костюме поднимает щит, чтобы запустить им в очередного врага. Вик выглядит по-домашнему, уютным и немного забавным в этом наряде. Ей хочется сказать «милым», но она не была бы собой, если б позволила себе произнести это вслух.

— Я подписал заявление в армию, которое принес отец.

— Ты же говорил, что сможешь упрятать его за решетку.

— Да, говорил. Я вообще много чего говорил, — раздраженно отвечает Вик, — Шеппарды что-то накопали. Вот только сегодня пришел отец и заявил, что как только он сядет, я лишусь матери, а Бен стопроцентно пострадает. И ты тоже. И ребенок.

— Он просто пугает тебя.

— Ты хочешь рискнуть? Действительно хочешь? Я не готов рисковать ни кем из вас. Ему плевать на наши угрозы. Он всегда на десять шагов впереди.

Девушка молчит. Ставит в микроволновку тарелку с супом. Она не хочет рисковать ни собой, ни Беном, ни его родителями. Но что-то внутри нее бунтует, требует заставить Вика передумать, сделать так, чтобы он боролся до конца. Микроволновка пищит. Тина вздрагивает. Мысль теряется. Она опускает тарелку на стол перед Виком.

— Значит, армия. Надолго?

— Бессрочный контракт.

— Так не бывает.

— Бывает, когда за одним контрактом идет другой. Если меня никто не убьет, то я вернусь, как только Саймон окажется в могиле. Лет тридцать, наверное. Вряд ли такая скотина проживет дольше.

— Что ты скажешь Бену?

— Правду. После выпускного.

— Это убьет его. Разобьет сердце. Ты уничтожишь его.

— Он через многое прошел. Поверь, это он выдержит. Бен сильный. И пусть лучше я разобью ему сердце, чем ублюдки отца разобьют ему голову.

Тина кивает. Конечно, лучше сердце, чем жизнь. Она чувствует, как маленькое тельце внутри нее шевелится. Ребенок толкается. Тина сообщает об этом парню. Тот несмело тянет руку, и она сама кладет его ладонь себе на живот. Вик улыбается, прикрывает глаза. И будь он проклят, если позволит отдать своего сына в приют.

Так их застает Бен. Вик замечает его почти сразу. Отпускает девушку, подходит к художнику, обнимает так крепко, что парень болезненно шипит, отступая назад. У Бена лицо в краске. Вик смотрит на оранжевое пятнышко и понимает, что как только Бен исчезнет из его жизни, солнце исчезнет вместе с ним. Он никогда не был романтиком, но отлично понимает, что Бен — его личное солнце, и он всегда будет защищать его. По крайней мере, он приложит для этого все усилия.

Вик уезжает домой сразу, как приезжают родители Бена. Парень обнимает Хадсона, целует на прощание и, не оборачиваясь, уходит. Он знает, что Бен только с виду выглядит так, будто ему на все плевать. Вик знает, что если он однажды разобьет ему сердце, вернуться уже не получится. Он навсегда останется мертвым. Бен не простит предательства снова. Свой лимит прощения Вик исчерпал еще в начале учебного года.

Он достает из шкафа сумку и начинает паковать вещи. Скоро экзамены. Выпускной через три недели. Нужно еще вернуть свою команду и избавиться от со-капитана. Он упрямо продолжает складывать вещи. Вик стягивает с себя футболку Бена, в которой уехал и кладет на самое дно сумки. Пусть частичка его личного солнца всегда будет с ним.

Уже ложась спать, он вспоминает слова отца. Бен не должен пострадать из-за него. И Тина. И Хантер. Вик шепотом произносит имя своего сына. Ему 17 лет, а у него скоро будет ребенок, есть любимый человек и сумасшедший отец. Он слишком мал, чтобы тащить на своих плечах такой груз, но какой у него есть выбор?

Скажи отцу, чтобы переставал копать. — В.

Ты рехнулся? Мы только начали искать доказательства.- М.

Я прошу тебя. Иначе Бен пострадает. — В.

Понял. Хорошо. — М.

Позаботься о нем.— М.

========== 19. ==========

Глава 19.

Вик вспоминает слова тренера о том, что он выгонит его из команды с концами слишком поздно. Во всяком случае, Кеннет тоже уйдет, и это до смешного греет душу. А пока Андерсен прижимает своего со-капитана к шкафчикам в раздевалке, давит на шею локтем и выкручивает руки за спиной, не давая возможности вырваться. Тот брыкается, извивается змеей, стараясь освободиться. Олсен сдавленно стонет, когда лоб резко встречается с холодным металлом. И еще раз. И еще. Виктор самозабвенно полирует его лицом чей-то шкафчик, пока вся команда наблюдает за разборкой капитанов. Ребята не вмешиваются. Они давно ожидали подобной развязки, и попадаться под горячую руку разъяренного Андерсена никто не хочет.

Лицо Кеннета краснеет от нехватки воздуха. Он почти перестает отбиваться. Вик еще сильнее давит на шею Олсена, наблюдая, как она покрывается красными пятнами. Тот раскрывает рот, стараясь вдохнуть. Кеннет уже не отбивается, у него просто нет сил.

Чья-то рука опускается на плечо Андерсена, тянет от задыхающегося мальчишки. Капитан, не долго думая, отталкивает вмешавшегося. Краем глаза Вик замечает, как парень, которого он оттолкнул, потирает запястье. Рукав белоснежной идеально отглаженной рубашки задирается, на манжете красуется фиолетовое пятно от масляной краски. Вик мысленно бьется лбом о шкафчик рядом с головой со-капитана.

— Ты в порядке? — поворачиваясь лицом к Бену, спрашивает Андерсен.

— Да, — поправляя рукав, отвечает художник, — Отпусти его. Он все понял.

— Ты все понял?

Вик разворачивает Кеннета, притягивает за форменную куртку, буравит тяжелым взглядом. Бен уверен, что еще чуть-чуть и несчастный, избитый форвард повиснет в воздухе. Но тот слабо кивает, и Вик отпускает его. Кенни безвольной тушей опускается на пол. Бен давит в себе внезапно проснувшееся злорадство. Этот человек испортил ему немало школьных дней, но это не повод упиваться его слабостью.

— Ты абсолютный гей, Андерсен. Но ты не такой, как говорил твой сумасшедший папаша, — силясь подняться, говорит Кеннет.

— Ты откажешься от поста со-капитана?

— Да. Ты всегда был… достойным капитаном.

Вик ничего не говорит. Он подает форварду руку и помогает подняться с пола. Бен расценивает это как временное перемирие, а капитан ставит в уме галочку напротив «вернуть свой пост». Одну проблему они решили. Даже две. Кеннет теперь не будет стоять на пути, и он все еще жив, что немаловажно, а Вик стал полноценным капитаном команды. Теперь надо привести их к победе в самой важной игре. Это не должно быть трудно, особенно учитывая, как тренер Миллс гонял их последние две недели.

Финальная игра в сезоне должна была состояться в пятницу вечером, то есть через три дня после разборки лидеров команды. Тренер молчал, снисходительно оглядел разбитое лицо Кеннета на пару с еще не зажившими костяшками Виктора. Молчал, спокойно приняв отставку Олсена с поста со-капитана. Молчал, застукав целующихся Бена и Вика в душевой. Мистер Андерсен любил Миллса, как родного отца. Нет, сильнее. Он готов был молиться на мужчину.

Тренер поручил Андерсену собрать и подготовить команду, проверить форму. После чего вздохнул и ушел в свой кабинет.Он знал, что дать напарника Андерсену — плохое решение, быстро почувствовавший свою власть Кеннет держал в страхе полшколы. Но Вик, наконец, решил проявить свои лидерские качества, в чем тренер был бесконечно ему благодарен. Он гордился своим лучшим игроком. Несмотря на все трудности, Андерсен оставался таким же сильным и упрямым, как в свой первый день на площадке.

Три дня пролетают незаметно. Вик полностью погружается в свои обязанности. От уроков их освободили, чтобы дать больше времени на подготовку к самой важной игре в их жизни. Вик не выходил из зала с самого утра. Кеннет безоговорочно выполнял все приказы тренера и капитана, даже согласился сидеть на скамейке запасных, пока Вику не понадобится замена. В общем, несмотря на всю свою занятость, Андерсен находит время написать Бену.

Ты придешь сегодня? — В.

Конечно. Тина соберется, и мы выезжаем.- Б.

Вик искренне надеется, что его глупая улыбка не отвлечет парней от очередной проверки своей амуниции перед выходом на поле. Боже, он никогда не видел, чтобы они так тщательно натирали свои кроссовки. На лицах парней волнение, ожидание и страх. Последняя игра в школьных стенах. Последний шанс показать себя на этой площадке и заставить весь город, и даже штат, говорить о себе.

Андерсен ловит себя на мысли, что ему немного грустно расставаться со школой. Возможно, заставив его пойти в баскетбол, Саймон сделал единственное хорошее дело для сына. Хотя, конечно же, не ради него, а ради своего собственного престижа. Именно ради себя он спонсировал и экипировку, и новый зал, и автомат с протеиновыми батончиками. Черт бы побрал этого старого психопата.

Тренер строит их вдоль скамеек в раздевалке, оглядывает по-отечески добрым взглядом своих парней. Толкает речь о том, как важна эта игра, что эта дверь во взрослую лигу, решающий толчок, который определит их баскетбольное будущее, станет началом профессиональной карьеры, а для кого-то единственным шанцем на поступление в колледж. Что-то о том, какие они молодцы и как хорошо справлялись в этом году. Миллс говорит, что будет скучать по выпускникам, а тем, кто останется после них, советует запомнить эту игру на всю жизнь. Он искренне верит в своих мальчиков. Вик в сотый раз убеждается, что тренер для него — второй отец.

Звучит свисток, призывающий команду в зал. Они — принимающая сторона, хозяева поля, они должны выйти первыми. Тренер заставляет их встать в круг. Ребята вытягивают вперед руки, кричат «вперед!», вскидывая их вверх. Команда выбегает из раздевалки, толкаясь и шумно переговариваясь. Вик последний раз смотрит на экран телефона. Он улыбается, заметив новое сообщение.

Порви их! — Б.

Судья подкидывает мяч. Вик изворачивается в прыжке, отправляя его Дэвиду. Игра началась. Он блокирует игрока, который оказывается слишком близко к атакующему, ищущему, кому отдать пас. Эндрю бежит за соперником, выбивает из его руки мяч. Вик отвлекается на секунду, ища взглядом Бена. Тот сидит рядом с Тиной. Они кричат и хлопают в ладоши, когда мяч оказывается в корзине, даря команде хозяев первые два очка. Кейси не видно. Возможно, она не смогла прийти.

Первая половина игры позади. Две желтые карточки и четыре аута. Счет 19:18. Команда соперников дышит им в спину. Вик устал. Он выкладывался по полной всю неделю, и теперь он устал. Организм как-то не вовремя вспомнил о том, что почти не отдыхал последние дни. Это злит. Андерсен смотрит на Кеннета, спокойно слушающего наставления тренера. Возможно, стоит поменяться с ним прямо сейчас. Пусть выходит на замену, он отлично справляется с позицией разыгрывающего защитника. А Вик посидит, отдохнет и в следующей четверти выйдет. Команды как раз поменялись корзинами, разминаются, а Андерсен думает, что стоит ему встать, как он упадет без сил. Кеннет перехватывает его взгляд и кивает, будто понимает без слов. Нет, еще рано сдавать позиции.

Свисток. Виктор выползает на площадку, становится напротив одного из самых высоких игроков другой команды, блокируя ему подходы к мячу. Парень пыхтит, пытается задеть Андерсена локтями. Судьи, разумеется, ничего не замечают. Вик не может их винить, парнишка действует почти профессионально.

— Я слышал, капитан этой команды любит члены. Правда?

Вик молчит, отслеживая каждое движение соперника. Он сжимает челюсти, стискивает кулаки, мысленно обещая себе набить ему морду после победы. Парень напротив нахально скалится, заметив реакцию. Он явно не собирается останавливаться на достигнутом.

— Ты ведь их капитан. Так что насчет членов? Могу предложить…

***

Бен не знает, что произошло. Они следили за тем, как Томас — самый высокий игрок в команде — повисает на корзине и забрасывает мяч. А в следующую секунду кулак Виктора Андерсена с хрустом врезается в удивленное лицо его противника под номер «12». Хадсон вскакивает со своего места, готовый кинуться вниз. Тина еле успевает схватить его за локоть и потянуть назад. На поле завязывается драка. Кто-то усиленно свистит. Уши мгновенно закладывает. А потом судьи бросаются разнимать сцепившихся спортсменов.

Хадсон выжидает. Наблюдает, за тренером и судьями, за своим парнем. Вик валится на скамейку, пинает столик с водой и бьет кулаком по стене. Миллс неодобрительно качает головой и просит, чтобы Андерсен вел себя достойно, а не то вылетит из зала. Виктор исключен до конца игры, команда остается без капитана, получает один фол и два лишних броска в собственную корзину за неспортивное поведение игрока. Бен бросается вниз, улучив момент, когда Тина отвлеклась. Он подходит к скамейке. Опускает руку на плечо, чуть не отшатывается, когда Вик поворачивает голову, встречая его бешеным взглядом.

— Что случилось?

— Он назвал меня пидором.

Бен присаживается рядом. Разглядывает покалеченное лицо своего баскетболиста. Он сжимает подбородок Андерсена пальцами, заставляя поднять голову. Зубы на месте, глаза целы. Все хорошо. Пара синяков не особо испортят их выпускные фотографии.

— О Боже, Вик. Ты исключен до конца игры лишь из-за того, что он слишком грубо отозвался о твоей ориентации. Серьезно?

— Он сказал, что ты тоже пидор.

— Возможно, я открою тебе тайну, но так оно и есть.

— Нет! — вскакивая на ноги, громко говорит Вик, — Я гей. Черт, я сказал это вслух? — он оборачивается на сидящих рядом парней, — Ладно, хорошо. Я гей, ты гей. Но если хоть кто-нибудь назовет тебя…

— Все. Прекрати, — Бен взмахивает рукой, заставляя его остановиться, — Скажи тренеру, чтобы выпустили Олсена, вместо Смита.

— Смит лучший для этой позиции. Я сам его тренировал, — возражает Вик.

— Забудь свою злость! Вы проигрываете. Не время спорить. И у Кеннета это последний год. Дай ему блеснуть напоследок. Просто сделай это.

Бен возвращается на свое место на трибунах. Он видит, как Вик подходит к тренеру, как под осуждающим взглядом опускает глаза в пол и что-то быстро говорит. В итоге, Смита сажают на скамейку, а Кеннет заменяет его на площадке. Бен улыбается, поймав на себе взгляд карих глаз. Кивает, мол, молодец, все правильно сделал. Вик закатывает глаза.

Тина тычет его локтем под ребра, и он разрывает зрительный контакт, продолжает следить за игрой. Девушка рядом рвано выдыхает, и Хадсон впервые обращает на нее внимание. У нее грустный задумчивый взгляд. Она смотрит на вершину пирамиды, и ее глаза еле заметно краснеют. Бен понимает — Тина скучает по своей прежней жизни. Ни по подругам из группы поддержки, которые бросили ее, как только она перестала быть популярной, ни по месту на вершине пирамиды. Она скучает по простоте, по определенности, по детству.

Они выигрывают. За оставшиеся пять минут соперники даже не успевают подойти к чужому кольцу. Возникает пара напряженных моментов, которые с легкостью решает быстрота реакции Олсена. Бен понимает, что не зря уговорил Вика выпустить его на площадку.

Звучит музыка, кто-то зачитывает речь и поздравляет тренера команды-победительницы. Они снова чемпионы. Зал аплодирует стоя, скандирует название команды и имя человека, забросившего последний мяч. Кеннет улыбается своему капитану, и Вик кивает в знак благодарности. Он знает, что сам виноват в своем незапланированном отдыхе на скамейке запасных, а Кеннет не подвел ни его, ни ребят. Бен гордится ими обоими.

Когда команды прощаются друг с другом, Бен выходит на поле в сопровождении Тины и других девушек — подруг спортсменов. Вик обнимает его, целует в висок. У него разбит нос, лопнула губа, на левой щеке наливается огромный фиолетовый синяк. Бен берет его за запястье, чувствует под пальцами холод браслета и бешеный пульс. Он хочет забрать всю его боль себе. Но Вик улыбается, сверкает окровавленными зубами, помогает нести кубок одной рукой, другой прижимая к себе мальчишку. Они победители. Они сделали это. Они закончили свою школьную жизнь достойно.

Бен дожидается Вика на парковке у машины. Тина уже в салоне. Лежит на заднем сиденье, уплетая пирожки, приготовленные миссис Хадсон. У нее бесятся гормоны. В последнее время она слишком много ест и часто мерзнет. Бен по прежнему делает ей по вечерам какао, кутает в собственные толстовки или плед, если девушка засыпает на диване в гостиной. Он все чаще называет ее живот по имени. Хантер Андерсен. Иногда, очень тихо он поправляет сам себя, когда малыш начинает толкаться под щекой. Хантер Ален Андерсен. В такие моменты Бен почти уверен, что не позволит отдать ребенка.

Вик выходит из школы через полчаса. Мокрый после душа, он трясет головой, заливая водой задумавшегося Бена. Тот улыбается, морщит забавно нос. Вик прижимает его к машине, придерживает за бедра. Андерсен зачесывает назад мокрую челку, наблюдая, как Бен закусывает губу.

— Ты поедешь с нами? Или у тебя командная попойка? — улыбается Бен, неосознанно подаваясь вперед.

— Я вроде как их подвел, — выдыхает Вик в поцелуй.

— Ты привел их к победе. Ты помогал тренеру. Ты заставил его выпустить Кеннета.

— Это был не совсем я, — уклончиво шепчет Вик в висок художнику.

Бен улыбается. Нежно целует разбитые губы. Он уже готов сесть в машину, когда у Андерсена звонит телефон, и он жестом просит Бена подождать. Хадсон внимательно вглядывается в лицо парня, пока тот с кем-то разговаривает. Он видит, как раздражен Вик, как дергает его верхняя губа, как он закатывает глаза, а потом вдруг улыбается, слегка приподнимая уголки рта. Его эмоции сменяются слишком быстро, чтобы зацепится хоть за одну. Бен не понимает, что происходит.

— Это Майк, — говорит Вик, убирая телефон в карман, — Саймон узнал, что под него копают. Узнал и очень разозлился.

Взгляд Бена в одну секунду становиться непроницаемым, устремленным в пустоту. Вик думает, что тот вообще не видит его, ничего не видит. Два ненавистных имени в одном предложении. Андерсен знает, как ему трудно. Голос дрожит, когда Бен вновь заговаривает.

— Что он сделал?

— Ничего. Майк цел, его отец цел, — Вик старательно не замечает вздох облегчения, — Но Саймон дал ему понять, что не позволит больше рыться в своем грязном белье. Они не могут так рисковать. Майк и его отец больше нам не помогают.

— Он останется на свободе?

Голос Бена опять дрожит. Вик не может заставить себя раскрыть рот. Он прижимает к себе парня, приглаживает взъерошенные волосы. Он не хочет верить, что это действительно происходит. Надежда, как и время, утекают сквозь пальцы. Вик уже просил Майка прекратить, но тот явно не послушался. Он продолжал капать, и видимо, наткнулся на что-то важное. Виктор уедет через три недели, и Бен, наконец, будет в безопасности. Они все будут в порядке в дали от него.

«Лучше разбитое сердце, чем голова», — убеждает себя Андерсен.

— Вы чего застыли? — Тина выглядывает в окно.

— Майк звонил, — глухо отзывается Вик.

Девушка вздергивает бровь, ожидая более полного ответа. Бен отодвигается от горячего тела, выпутывается из объятий. Нервозность сквозит в каждом движении. Он был не готов потерять последнюю надежду прямо сейчас.

— Он больше не сможет нам помочь. Мы ничего больше не можем. Все кончено, — тихо говорит Бен.

Тина пристально изучает его лицо, переводит взгляд на Вика. Если б Бен только видел, как тот слегка мотает головой, будто что-то запрещает девушке. Но Бен не видит. Он садится за руль, заводит мотор. Он не хочет говорить. Он хочет домой. Ему нужно спрятаться от всего этого мира в своей уютной комнате с головой накрывшись теплым одеялом. Вик не пытается успокоить его, обходит машину, залезает на пассажирское сиденье.

Они едут к дому Хадсонов. Тишина в машине напрягает. Она ощущается практически физически. Вик вздрагивает, когда чувствует вибрацию телефона в заднем кармане.

Ты расскажешь ему об условии отца? — Т.

Ему хватает ума не оборачиваться. Бен не сводит взгляд с дороги, и Вик думает, что даже заговори они вслух, он бы не заметил. Но рисковать не хочет. Он поворачивается к окну, быстро набирая ответ.

Я же говорил, что расскажу ему после выпускного.- В.

Ты говорил, что уедешь после выпускного.- Т.

Я скажу ему. Обещаю.- В.

Он слышит, как тяжело вздыхает Тина. Она успела привыкнуть к такой жизни. Она обрела семью, которой у нее никогда не было. Вик тоже обрел ее благодаря Бену. Выпускной приближался и скоро придется раскрыть все карты, увидеть боль в зеленых глазах, услышать тихое «я тебя ненавижу». Вик содрогается от этой мысли. Тина только качает головой.

Дома их встречают тортом в форме баскетбольного меча с пятью свечками — столько раз их команда становилась чемпионами штата. Бен расслабляется на глазах, улыбается. Они рассказывают все родителям. Об игре, о драке, о разговоре с Майком. Мистер Хадсон сочувственно смотрит на Виктора, пока обнимает своего сына.

Они уходят наверх. Вик слепо смотрит в потолок до тех пор, пока теплое тело не прижимается с боку, даря неожиданное спокойствие. Бен тычется сухими губами в шею, сопит. Бурчит что-то неразборчивое, когда Вик притягивает его ближе, почти укладывая на себя.

— Я люблю тебя, — шепчет Вик в темноту, смаргивая набежавшие слезы.

Он не смог победить собственного отца. Не смог превратить жизнь Бена в дурацкую сопливую сказку, о которой тот мечтает, хоть никогда и не признается. Он и защитить то его толком не может. Вряд ли побег можно назвать защитой. Но Виктор не видит другого выхода. Он еще слишком молод, не может предусмотреть всего, и пойти на поводу Саймона кажется ему лучшей идеей. Вик прислушивается к спокойному сердцебиению Бена, так доверчиво прижимающегося к нему во сне, сосредотачивается на нем и закрывает глаза.

========== 20. ==========

Глава 20.

Как-то вечером Вик вдруг осознает, что они ни разу не ходили на настоящее свидание: ужин, свечи, может цветы. Они даже не были парой, по сути. Просто все время старались проводить вместе, но никто из них никогда не говорил, что они встречаются. В их отношениях не было всей этой романтической чепухи. Они вообще не вели такие разговоры. Бен ненавидел вешать ярлыки ни на людей, ни на человеческие отношения. А Вик просто не знал, как правильно донести свою мысль.

Андерсен зачеркивает очередное число на календаре и подсчитывает оставшиеся дни в родном городе. 15 дней, 16 ночей. Сумка с вещами каждый раз притягивает взгляд, стоит открыть шкаф. Вик не хочет думать, потому что тогда он начнет сомневаться. А это последнее, что ему сейчас нужно. Парень достает телефон и быстро, пока не передумал, набирает сообщение.

Завтра в 7 на нашем месте.— В.

Май. Вик знает — у них нет времени. Две недели, и он в последний раз поцелует мягкие губы, пригладит непослушные волосы и может быть, махнет рукой из окна автобуса на прощание. Хотя, он все еще собирался свалить до того, как Бен проснется утром после выпускного. Андерсен качает головой, отгоняя невеселые мысли. Прощаться будет тяжело в любом случае, а значит не стоит поступать как последний козел.

Дверь библиотеки с грохотом распахивается. Андерсен не рассчитал силы, и стеклянные створки задели книжные стеллажи. Женщина неодобрительно смотрит на продефилировавшего мимо баскетболиста, качая головой. Ей осталось потерпеть пару недель, и капитан отправится шуметь в другую библиотеку, а она, наконец, отдохнет. Вик проходит в секцию «естественные науки», не замечая ее взгляда поверх очков.

Бен сидит за столом в самом дальнем углу. Его голова покоится на сложенных руках. Вик думает, что тот задремал. Он часто смотрит, как Бен спит, это вошло в привычку. Бен недоуменно моргает, когда чувствует легкое прикосновение к щеке. Трет глаза, сонно улыбается. Он поднимается со стула.

— Я заснул. Извини. Эти экзамены меня доконают, — ворчит мальчишка.

Вик не отвечает. Обнимает крепко. Бен на секунду замирает, теряется от неожиданной нежности, а потом опускает руки на спину, прижимая баскетболиста еще ближе. Вик молчит. Только дышит тяжело и комкает чужую футболку. Это тревожит. Приступы нежности не характерны для, обычно, слегка грубоватого капитана.

— Вик, все хорошо? — Бен настороженно всматривается в родное лицо.

— Более чем. Сегодня мы идем на свидание. На настоящее романтическое свидание. С цветами, клубникой в сливках и прочей фигней, которую ты так любишь.

Бен смотрит на него огромными глазами. Потрясенно хлопает ресницами и молчит. Андерсен хватает опешившего парня за запястье и тащит прочь из библиотеки. Они подходят к машине. Вик открывает дверь перед замершим Беном. Чуть толкает плечом. Хадсон оживает. Заползает на сиденье, пристегивается. Вик вприпрыжку обегает машину, садится за руль. Он уже предвкушает полный очарования вечер.

***

На улице стремительно темнеет. Вик открывает окна. Салон тут же заполняется не успевшим остыть, жарким воздухом. Бен высовывает из окна руку. Он наблюдает, как она «плывет», поддерживаемая потоками ветра. Парень улыбается. Оборачивается на Андерсена. Наблюдает за проносящимися мимо машинами, домами, огнями вывесок, дорожными знаками. Когда они проезжают указатель, который говорит, что они выехали из города, Бен начинает заметно нервничать.

— Куда мы? — спрашивает он

— Просто доверься мне, Бенни, — просит Вик, опуская ладонь на чужое колено.

Бен не спорит. Он бы доверил ему свою жизнь. То есть он и так доверил ему свою жизнь и жизни родителей, Тины и маленького, еще не родившегося, Хантера. Хадсон не считает, что Вик подвел его. Нет. Заместитель мэра пока притих. Больше не пытался навредить ни внуку, ни своему сыну. Неприятные мысли ворочались на кромке сознания, но развивать их у Бена не было желания. В конце концов, сейчас Виктор здесь. Со своей плохо контролируемой яростью, вечными проблемами, отцом-психопатом, нескончаемой нежностью и искренней любовью он сидит рядом, чуть улыбается, даря ощущение абсолютной защищенности.

Вик включает музыку. Он сто лет не обновлял свой плейлист, что собственно логично. Вик не любил слушать музыку в машине. Иногда включал какую-нибудь радиостанцию, если не хотелось ни о чем думать. Высокий женский голос раздается из динамиков. Бен смеется, искоса поглядывает на водителя. Он видит, как розовеют его щеки от смущения.

— Может радио? — предлагает Хадсон.

Андерсен кивает. Увеличивает громкость и сам не замечает, как начинает подпевать. Бен не отстает.

— И с каждой сломанной костью, я клянусь, я жил.

Вскоре шелест гальки под колесами автомобиля заглушает их голоса. Они выезжают прямо на берег озера. Бен и не знал, что всего в часе езды от города есть такое живописное место. Они оставляют машину у воды, а сами поднимаются на холм. Вид открывается волшебный. Вик раскладывает одеяло на траве, кладет на край термос и теплый бежевый плед. Он знает, что парнишка не переносит холода.

Бен падает на одеяло. Кладет голову на плечо Андерсена и не может перестать восхищенно смотреть на огни вечернего города, что они оставили за спиной. Его взгляд искрится радостью, когда он поднимает глаза, рассматривая профиль Вика, задумчиво смотрящего на город. Он не выглядит удивленным или пораженным. Он выглядит так, будто не впервые сидит на этом месте. Будто знал, какой эффект этот вид произведет.

— Ты знал, да? Ты был здесь раньше, — озвучивает догадку художник.

— Знал, что тебе понравится, — целуя в его в лоб, говорит Вик, — Когда дома становилось совсем тошно, я приезжал сюда. Здесь всегда спокойно. Редкие туристы, иногда рыбаки. Но обычно никого не было. Я сидел вот на этом месте и смотрел на город. Здесь я мог представить, будто все хорошо, ничего плохого не происходит. Будто только здесь я могу быть самим собой, в безопасности, без страха лишиться своей короны.

— То есть, все это время, ты понимал, что я был прав?

— В чем?

— В том, что ты лучше, чем они, — Бен неопределенно взмахивает рукой, кутаясь в баскетбольную куртку.

Вик понимает, о чем он говорит. Он думал об этом бесчисленное количество раз, когда засиживался здесь после их знакомства. И эту фразу он часто прокручивал в голове, после первой встречи в библиотеке. Вот только Хадсон был не прав. Абсолютно, в корне не прав.

— Я не лучше, чем они, Бен. Я их капитан, — устало произносит Вик.

— Это ничего не значит.

— Это значит куда больше, чем ты думаешь. Я никогда не был похож на них, в этом ты прав. То есть, я никогда не получал удовольствия от того, что причинял боль другим. Но трусость, что не давала мне вылезти из шкафа и быть честным, делает меня таким же, как они.

Бен не отвечает. Обдумывает услышанное с минуту, а потом опять обнимает Вика. Целует в щеку, словно хочет утешить. Он знает, что Вик тяжело переживает ситуацию с семьей. Бен видел, как несколько раз ему звонил отец, а потом парень пропадал на несколько часов, не отвечал на звонки и SMS. Вик появлялся под вечер на пороге его комнаты с извинениями и отсутствующим взглядом.

Ладно, он не хочет об этом думать. Вик никогда не рассказывал, куда пропадал после этих звонков, и Бен душил в себе желание начать расспрашивать. Он ежится, застегивает куртку до горла и натягивает второе одеяло на колени. Единственное, с чем Бенедикт так и не научился справляться, так это с холодом.

— Какао? — предлагает баскетболист, крепче прижимая к себе кутающегося в плед Бена.

— О! Ты приготовил какао?

— Не совсем, — мнется Вик, — Кейси сделала.

— Ты советовался с Кейс прежде, чем позвать меня на свидание? — Бен скептически приподнимает бровь.

— Тебя это удивляет?

— Нет. Если честно, нет, — с улыбкой отвечает художник, замечая, как расслабляются напряженные плечи Вика.

Он принимает кружку из рук Андерсена. Пахнет шоколадом и горячим молоком, в воздух поднимается пар. Бен дует на горячий напиток, греет замерзшие пальцы. Кейси действительно умела делать потрясающий какао. Бен облизывается, следя за взглядом Вика, остановившимся на его губах. Усмехается, закатывает глаза. Хадсон до сих пор не привык к реакции Вика на свою персону.

Андерсен забирает кружку из чужих отогревшихся рук. Ставит на землю, отодвигая подальше от пледа. Вик притягивает к себе несопротивляющегося парня, смотрит в зеленые глаза, стараясь запомнить каждую ресничку, родинку и морщинку на любимом лице. Он уверен — это последний раз, когда он видит немой восторг в этих глазах. Он уверен — художник больше никогда ни то, что не заговорит, даже не посмотрит в его сторону. Даже цветочки на могилу не принесет, если Вик погибнет там.

Бен тихо всхлипывает, чувствуя горячие губы на своей шее. Куртка незаметно сползает с плеч, обнажая тут же покрывшуюся мурашками кожу. Он чувствует горячие пальцы под футболкой, зажмуривается, полностью отдаваясь ощущениям. Бен думает, что завтра придется идти в школу в шарфе потому, что Вик сжимает зубы на тонкой коже, выбивая из легких весь воздух. Когда Хадсон слышит звяканье пряжки собственно ремня, дымка похоти неожиданно рассеивается.

— Стой. Стой, — Бен упирается кулаком в грудь нависшего над ним парня, — Мы не будет делать это посреди поляны, непонятно где находящейся, еще и на земле.

— Серьезно? Ты до сих пор не можешь произнести это слово? Твой язык и не такие вещи делал, — беззлобно усмехается Андерсен, за что получает полный ненависти взгляд и коленом по ребрам.

— Свали с меня, — краснея, огрызается Бен.

— Ладно. Просто скажи это, и я отстану. Честно.

Бен пыхтит, пытаясь спихнуть с себя надоедливого баскетболиста. Вик прекрасно понимает, что он не особо старается, иначе Андерсен бы уже лежал на траве. Бен все еще невероятно сильный. Но и Вик не привык сдаваться.

— Секс, — сквозь зубы цедит Бен.

— Что? Я не слышу, — Андерсен наклоняется ближе, опаляя дыханием искусанные губы.

— Секс, — чуть громче говорит Бен, отворачиваясь в сторону.

— Что «секс»? — не унимается Вик.

— Мы не будем заниматься сексом на чертовой поляне, ясно? — взрывается художник, закрывая пылающее лицо рукой.

Вик сползает с замершего парня. Ухмыляется, как наглый довольный кот, получивший, наконец, свое. Бен выглядывает из-за собственного локтя, наблюдая за наливающим новую порцию какао спортсменом. Тот протягивает ему кружку, накидывает на плечи свою куртку, а потом вальяжно растягивается на покрывале, закинув руки за голову. Вик в сотый раз убеждается, смотря снизу вверх, что Хадсону желто-красный идет больше, чем самому ему.

— Я не стесняюсь, просто мне не нравится это слово, — после долгой паузы, говорит Бен.

Вик поворачивается на голос. Внимательно вглядывается в смущенное лицо, проводит кончиками пальцев по пылающим щекам, усмехается, когда Бен тянется за рукой, но быстро останавливает, ловя на себе насмешливый взгляд. Андерсен бы обязательно вернул руку на место, но ведь Бен не усвоил урок, не так ли?

— Ладно, — Бен глубоко вдыхает, — Мне не нравится слово «секс», потому что это не то, чем мы занимаемся. То есть это так, но…

— Я тебя понял, — перебивает Вик, вновь касаясь пальцами его скулы.

Бен улыбается. Сложно сказать вслух то, что вертится у него в голове. Это прозвучало бы слишком слащаво. «Заниматься любовью». Что за романтическая чушь? Он перехватывает ускользающую ладонь, целует грубую, мозолистую кожу. Вик жмурится от нехитрой ласки. Баскетболист готов поклясться, что это было лучшее свидание в его жизни.

Когда губы Хадсона приобретают слегка синеватый оттенок, Вик тащит его обратно к озеру, в машину. Включает печку, закрывает окна и успокаивается только после того, как Бен касается его колена. Он улыбается, выглядит отогревшимся и даже расстегивает куртку. Вик не понимает, как сможет оставить Хадсона здесь одного. Он боится, что мальчишка замерзнет без него. Глупо, но это звучит лучше, чем «сойдет с ума от боли и тоски». Вик знает, что его ждет такой же исход.

***

В доме темно. Бен говорит, что Тина начала ложиться чуть ли не в девять вечера, а родители, скорее всего, еще на работе, отрабатывают пропущенные смены. Вик смотрит на темные окна второго этажа, и в груди разливается непонятная тоска. Его отвлекает от ненужных мыслей холодный нос, уткнувшийся в шею.

— Ты останешься сегодня?

— Конечно.

Бен не знает, чем вызвана грусть в ореховых глазах. В последнее время он часто видит это выражение на любимом лице, будто что-то гложет Вика изнутри. Что-то, что он не может рассказать. Тина как-то сказала, что это просто стресс, слишком много навалилось на парня, вот он периодически и выпадает из реальности. Бен понимает, как трудно сейчас приходится Вику. В конце концов, он сам причина большинства этих трудностей.

Родителей действительно нет дома. Бен сидит перед зеркалом, мажет руки кремом, заполняя комнату запахом сладкой ванили. Он чувствует легкий поцелуй в макушку, а после слышит насмешливый голос за спиной:

— Почему ты такой гей?

— Думаешь, натуралы не пользуются кремом? — закатывая глаза, спрашивает Бен.

— Я не пользовался.

— Тот-то твои руки, как наждачка.

— Что-то я не припомню, чтобы ты жаловался на мои руки.

Вик смеется, когда ловит на себе испепеляющий взгляд изумрудных глаз. Он прекрасно знает, как Бену не нравятся подобные реплики, но не может сдержаться, да и не хочет. Ведь Хадсон так умильно краснеет от глупых пошлых шуток.

Бен заканчивает с косметическими процедурами, забирается под заботливо откинутое одеяло. Андерсен убирает упавшую на лоб челку, устроившегося на его груди парня. Гладит сильные плечи, чувствуя, как расслабляется в руках вечно напряженный Хадсон. Он ощущает себя самым счастливым на свете и самым несчастным идиотом одновременно.

Вик считает в уме: 14 дней и 15 ночей — ровно две недели до того, как он услышит свое заветное «я тебя ненавижу». Ровно две недели до того, как он должен будет вырвать из груди свое сердце и смотреть, как, не скрывая восторга, топчется по нему отец. Вик не верит, что Бен может присоединиться к Саймону в ритуальных танцах вокруг его разбитого сердца. Но он бы понял. Правда, понял бы. Но это же Бен, который слишком добрый, чтобы ненавидеть даже после такого предательства…

========== 21. ==========

Глава 21.

Бен держит в руках какую-то бумагу, прижимает к груди, счастливо улыбается. Андерсен, чья голова покоилась на коленях художника, только цокал языком, рассматривая свой, точно такой же листок. Тина жевала яблоко, излучая позитив каждым своим движением. Кейси таскала печенье из сумки Хадсона, незаметно как ей казалось, и разглядывала свою, только что полученную работу по математике.

— Андерсен какой-то недовольный, что с ним? — Кейс обращается к Бену, — Ты ведь сдал? — она переводит взгляд на Виктора.

— Конечно, я сдал математику. Просто не рассчитывал на это.

Парень вытягивает свой листок с красной, обведенной в неровный кружок, «5-». Кейси смеется, демонстрируя свою твердую «4+». А Бен переглядывается с Тиной. Они показывают свои «5+», заставляя Кейс подавиться печеньем, а Вика жалобно застонать.

— Я же говорил, надо было готовиться, а не заниматься тем, чем ты занимался, — злорадно объявляет Бен, тут же падая на спину и хохоча от щекотки.

Они все сдали этот экзамен. Первый шаг на пути к своей мечте они сделали. Бен щурится от яркого солнца, громко смеется, катается по земле. И Вик знает, что вечером ему обязательно сделают выговор за испорченную зеленью белую футболку. Девочки хихикают, наблюдая за ними. Обмениваются многозначительными взглядами. А потом у Бена звонит телефон, он оставляет друзей и отвечает отцу. Он не знает, когда Тина стала его другом, но уверен, что это определение ей более чем подходит.

Девушки провожают удаляющегося Хадсона, переглядываются и в четыре глаза изучают вмиг притихшего Вика. Он оглядывается, проверяя, достаточно ли далеко успел уйти Бен. Девушки решают за него. Грозно сдвинув брови, они придвигаются ближе, не переставая буравить его тяжелым взглядом.

— Чего вы от меня хотите? — не выдерживая напряженного молчания, спрашивает Андерсен, — Дыру во мне просмотрите.

— Ты сказал ему? — хором откликаются девушки.

Вик обреченно вздыхает и качает головой. Бал выпускников через неделю, а у него даже нет более или менее приличного плана. Он думал, что они потанцуют с друзьями, может быть, немного выпьют. Хотя Вик бы предпочел напиться в хлам, чтобы хоть на вечер забыть все дерьмо, что происходит в его жизни. Если Бен попросит, Андерсен останется у него, он превратит эту ночь в сказку для своего чертового принца, а утром, не простившись, исчезнет из его жизни. Оставит на подушке рисунок и свою школьную баскетбольную куртку, уйдет, не оборачиваясь, потому что если он обернется, то не сможет бросить Бена так. Вообще никак не сможет.

Андерсен поднимает голову. Глаза щиплет, и он понимает, что готов расплакаться, как девчонка, но ловит на себе заботливый взгляд Кейси, чувствует ее руку на своей лодыжке. Она убирает за ухо выбившуюся из хвоста прядку. Ее голос звучит слишком серьезно:

— Вик, ты должен поговорить с ним сейчас. Пока еще есть время что-то придумать.

— Что придумать, Кейс? Мой отец победил. Мы больше ничего не сможем сделать.

— Может быть вам стоит сбежать? Просто уехать из города. Вы не обязаны жертвовать всем ради нас, — осторожно предлагает Тина, поглаживая свой живот.

Вот чего он не ожидал от своей бывшей девушки, так это искренней заботы и беспокойства. Они давно решили, что они могут быть друзьями: капитан команды чемпионов, бывшая чирлидерша, гей-новичок и рыжая поющая художница — отличная компания. Он до сих пор не привык к таким друзьям. «К настоящим друзьям», — мысленно исправляется парень.

Вик соврет, если скажет, что не думал о побеге. В конце концов, он бежит от себя полжизни, он спец в побегах. Но мысль о том, что отец причинит вред Тине, ребенку или семье Хадсона не дает ему покоя. Бежать не вариант. Только не для них. Да и Бен никогда не пойдет на это. Он не сможет бросить все и сбежать, он слишком упрям и привык бороться. Он лучше, чем Вик, и Андерсен это давно признал.

Бен возвращается через несколько минут. Он бледный, зрачки расширены, губы искусаны докрасна. Парень сжимает в кулаке телефон, смотрит на носки своих кед и говорит настолько тихо, что Вик надеется, что ему просто показалось:

— Магазин моего отца закрыли.

Хадсон опускается на траву рядом с друзьями. Нервно разглаживает идеально сидящие брюки, теребит полы футболки. Он вздрагивает, когда слышит уже привычный звук, оповещающий о том, что Вику пришла SMS. Андерсен недоверчиво косится на собственный мобильник, лежащий на земле. Он открывает непрочитанное сообщение и старается скрыть дрожь, впиваясь короткими ногтями в собственные ладони.

Я предупреждал тебя.— У.

Бен будто не здесь. Он не задает вопросов, ничего не говорит, слабо улыбается. Ему не нравится, что он не держит эмоции под контролем и заставляет друзей волноваться. Вик уверен, что тот не видел текста сообщения. Андерсен слышит шум крови в ушах, чувствует собственный бешеный пульс. Девушки обеспокоенно следят за ними. Они успели заметить и текст сообщения, и дрожь в руках капитана, и абсолютно потерянный взгляд Бена.

— Что случилось? — спрашивает Тина.

— Отец позвонил, сказал, что его магазин закрыли на неопределенное время. Кто-то наслал проверку. Нет, отец всегда строго следовал всем правилам. Он сам не понимает, что не так. Комиссия ворвалась в магазин, как торнадо. Ему сказали, что это приказ заместителя мэра, который заботиться о благоустройстве своего города и благополучии его жителей, — Бен шипит последние слова, даже не стараясь скрыть сарказм.

Вик не считает нужным что-то говорить. Он не ожидал этого. Правда, не ожидал. Он сделал все, что требовал от него этот эгоистичный властный ублюдок. Вик не верил ни единому его слову, но надеялся, что Саймон сдержит обещание и перестанет третировать семью Бенедикта. Но разве можно было ожидать справедливости от человека, который заставил своего единственного сына подписать себе смертный приговор?!

***

Виктор уходит из школы после четвертого урока. Он ничего не говорит Бену и девочкам. Просто собирает книги после последнего в его жизни урока французского и плетется по коридору прочь. Гордо вскинув голову, минует директора, некоторых учителей и изредка попадающихся одноклассников, спешащих на следующий урок. Бен не идет за ним, но пишет короткое SMS с обещанием прикрыть на оставшихся уроках и угрожает оторвать ему яйца, если Вик потом все ему не расскажет.

Андерсен не звонит отцу, не предупреждает его секретаря. Просто тормозит у здания администрации мэра. С ноги открывает дверь в приемную, не обращая внимания на возмущенные возгласы секретарши. Стелла срывается с места. Он хлопает деревянной дверью прямо перед ее носом, отрезая себе путь к отступлению. Женщина позади обиженно пискнула, но ломиться в кабинет не стала. За столько лет работы должна была понять, что появление Виктора в любом случае будет сопровождаться оглушительным скандалом.

— Какого хрена? — говорит Вик, приближаясь к сидящему за столом отцу.

Мужчина смотрит на него поверх очков. Он спокойно откладывает бумаги, откидывается на спинку кресла и самодовольно улыбается. У Виктора чешутся кулаки. Он сжимает и разжимает пальцы, борясь с желанием врезать, стереть мерзкую ухмылку с уродливого лица. Иногда ему хочется стать сиротой. Очень хочется.

— Я предупреждал тебя, — холодно отзывается Саймон.

— Я сделал все, как ты просил. Я подписал документы. Я отказался от своего будущего. Я отказался от всего. Я выбросил на помойку все, что любил. И взамен ты обещал, что не тронешь его.

— Что ты устроил на игре? — пропустив мимо ушей речь сына, невозмутимо спрашивает зам мэра.

— Это обычная практика. Я не первый раз ввязываюсь в драки. Раньше тебя это не особо волновало.

— Меня не волнует целостность твоих костей, малолетний идиот. Я говорю о том, что мой сын при всех лижется с каким-то гомиком. О том, что мой сын вообще позволил ему прилюдно приблизиться к себе на таких крупных соревнованиях. Мне плевать, чем ты занимаешься за закрытыми дверями, но когда на тебя смотрят мои избиратели, ты должен вести себя подобающе! Ты опозорил меня, неблагодарный мальчишка и поплатился за это!

— Не смей трогать семью Бена. Просто… не смей больше к ним приближаться. Через неделю я уеду. Он переедет учиться в Чикаго. Ты больше меня не увидишь. Все.

— Очень рад.

— Верни магазин его отцу. Отзови комиссию. Иначе, клянусь Богом, я плюну на все твои угрозы и уничтожу тебя. Просто, чтобы ты знал, когда в армии нам выдадут оружие, лучше тебе не приближаться ко мне.

Вик вздыхает, запал прошел, и он постепенно успокаивается. Поправляет растрепавшиеся волосы. Смотрит на ухмыляющегося мужчину перед собой с неприкрытым презрением. Он хочет плюнуть ему в лицо, хлопнуть дверью и больше никогда не видеть. Но Вик не сделает этого. Если Бен чему и научил его, так это вести себя достойно. Всегда достойно. Виктор бросает холодный взгляд на замершего Саймона, говорит твердо, тщательно обдумав свои слова:

— Чтобы все прояснить, я тебе не сын, старый ублюдок.

Он выходит, прикрыв за собой дверь. Он стоит на улице, под окнами офиса своего бывшего отца. Родители вообще бывают бывшими? Вик не уверен. Но он больше никогда не признает этого человека своей семьей. Никогда. Теплое солнце приятно ласкает кожу. Он облегченно выдыхает, улыбается и быстро набирает сообщение.

Скажи отцу, что все будет хорошо. Завтра он снова может приступить к работе. Магазин будет открыт.— В.

Ты ходил к нему? — Б.

Я все уладил, Бен. Просто скажи «спасибо».— В.

— Спасибо, — слышится напряженный голос за спиной.

Вик оборачивается. У машины стоит Бен. Он улыбается, подходя ближе. Неловко облокачивается на капот, соприкасаясь плечами. Они смотрят на закрытые жалюзи окна кабинета Саймона. Вик думает, насколько будет тяжело оторвать пожарный гидрант и зашвырнуть его на второй этаж. Бен усмехается, проследив за взглядом Андерсена.

— Я слышал, как ты вломился в его кабинет. Дверь, наверное, с петель слетела, — весело говорит Бен, вмиг теряя всю тревожность.

— Только Стеллу зря напугал. Она не виновата, что ее шеф мудак.

В принципе, Вик не выглядит виноватым и раскаивающимся. Он выглядит донельзя довольным собой. Бен улыбается, подставляя лицо майскому солнцу. Щурится. Вряд ли Вик когда-нибудь встречал людей, которые любили бы солнце так же, как этот мальчишка.

— Что ты ему пообещал взамен на нашу с Тиной безопасность?

Вик вскидывает голову. Бен не смотрит на него. Он снова изучает окна офиса будущего мэра. Хадсон скрещивает руки на груди, напрягается от наступившей в ответ тишины. Вик не готов ответить на этот вопрос. Это не вписывается в его «идеальный» план побега.

— Я не могу сказать сейчас. Да это и не важно, — он готов провалиться сквозь землю прямо здесь под изучающим взглядом зеленых глаз, — Главное, что он больше не тронет тебя, твой отец вернул работу, а Тина и… Хантер в безопасности. Не важно, что я пообещал. Важно, ради чего я это сделал. Я никому не позволю обидеть тебя.

— Ты будешь в порядке?

Вик чувствует, как ноги подгибаются, и сердце готово разорваться на кусочки от боли. Он не силен в описании своих чувств, но уверен, что хуже ему еще не было. Бен стал первым человеком, искренне заботившимся о нем. Вик всегда был козлом. И сейчас он троекратно подтвердил свое звание «козел года», потому что снова солгал тому, кто его любит.

— Да, — Бен одаривает его скептическим взглядом, полным недоверия, — Я буду в порядке. Не переживай за меня.

Они садятся в машину и, взвизгнув шинами напоследок, уезжают. Бен не выглядит грустным. Уставшим — да, но не грустным. На него свалили половину подготовки к выпускному вечеру. Вчера они полночи рисовали плакат на вход, потом полночи целовались, а потом пришла миссис Хадсон и сказала, что пора завтракать. А постояв, добавила, что Бен может одолжить ее тональный крем, кивая на лежащего под ним Вика с расцветающимна шее огромным засосом. Это было немного неловко, но сдержать ехидную улыбку у капитана не выходит даже сейчас.

***

Тина лежит на диване в гостиной. Она смотрит дурацкое музыкальное шоу по телевизору. Обычно Бен составляет ей компанию. Они жуют хлопья и подпевают особо понравившимся песням. Вик же скептически оглядывает эту идиллию, отправляясь в гараж к мистеру Хадсону, который занимается починкой очередного тостера очередной соседки. Мужчина улыбается, приглашающе хлопая по стулу рядом с собой. И Вик думает, что безумно хотел бы быть его сыном, если бы не Бен, конечно же.

Вот и в этот вечер все происходит по тому же сценарию. Бен и Тина зависают перед телевизором. Миссис Хадсон копошится на кухне, готовя ужин на всех. Вик, под чутким руководством Алана, собирает настольный вентилятор. А потом идиллия рушится. В гараж вбегает испуганный Бен. Парень машет руками в сторону гостиной, загнанно дышит и наконец, выговаривает скороговоркой:

— Тине плохо. Я вызвал «скорую». Они приедут через десять минут. Живо в дом.

Он скрывается за дверью так же быстро и неожиданно, как и появился. Андерсену хватает несколько секунд, чтобы понять смысл невнятной скороговорки. Он бросается вслед за Беном, по пути роняя стул и налетая на чей-то сломанный компьютер. Мистер Хадсон оставляет разобранный вентилятор и бежит в гостиную. Там его жена придерживает Тину за плечи, заставляя лечь и перестать дергаться. Бен сидит на коленях около нее, позволяя ей стискивать свою руку, а Вик гладит девушку по голове, обеспокоенно заглядывая в скривившееся от боли лицо.

Тина кричит. Ее выгибает на диване так, что, кажется, будто позвоночник может сломаться в любую секунду. Она сильнее стискивает ладонь Бена, нечаянно попадает локтем Вику у лоб и не перестает кричать. Боль заставляет выступить слезы на ее глазах. В голове набатом стучит пульс и почему-то слышится детский плач. Тина впервые в жизни хочет потерять сознание, потому что терпеть сил уже нет.

«Скорая» действительно приезжает через несколько минут. Врачи погружают девушку на каталку и увозят в машину. Один из докторов, обращается к замершим в дверях ребятам.

— Кто-то может сообщить ее семье?

— Мы ее семья. Родители выгнали ее, когда узнали о беременности, — говорит Бен.

— Понятно. Тогда, может быть, кто-то из вас знает, кто отец ребенка?

— Я. Виктор Андерсен, — отвечает Вик, поднимая голову.

Врач недоверчиво смотрит на парнишку. Перед его глазами сын заместителя мэра только что целовал в лоб стоящего рядом парня, когда девушку увозили на каталке. А теперь этот же парнишка сообщает, что приходится отцом ребенку девушки, которую выгнали из дома.

— Я думал, вы…

— Да. Но это мой сын, — чеканит Вик, заставляя доктора попятиться.

Мужчина кивает. Он видел за свою практику кучу беременных подростков. Но никогда не видел парней, так храбро берущих на себя ответственность. Он предлагает поехать с ними, если кто-то хочет. Родителям завтра на работу, а Вик должен появиться в школе, директор говорил что-то об интервью местному телеканалу. Бен на ходу машет родителям. Они даже не спорят.

— Я прослежу за ней. Все будет хорошо, — шепчет он, целуя Вика в щеку.

Вик наблюдает, как фельдшер закрывает металлические двери за забравшимся внутрь Беном. Художник машет ему в окно, улыбается, стараясь сделать вид, что все хорошо. А потом из машины раздается крик, и Бен отворачивается. Сирена оглушает. Вик провожает взглядом отъезжающий автомобиль.

— Ты можешь остаться у нас.

Миссис Хадсон неожиданно оказывается за его спиной. Она обнимает мальчишку. Вик думает, что всегда мечтал о такой матери: мягкой, но одновременно умеющей настоять на своем, что и сын, и муж на цыпочках ходили, когда та была не в духе. Он сам старался не попадаться ей на глаза. Только Тина не боялась взбешенную миссис Хадсон. Эта женщина была готова рвать голыми руками тех, кто пытался причинить вред ее семье, несмотря на все свое благоразумие и больное сердце.

— С ними все будет хорошо. Иди, поспи, — говорит она, подталкивая его в сторону лестницы.

Вик растягивается на пустой кровати. Подушка пахнет корицей и ванилью. Она пахнет Беном. Чертовым мальчишкой, который перевернул всю его жизнь вверх дном, сломал все барьеры и заставил почувствовать себя счастливым. Мальчишкой, которому Вик обязан разбить сердце, чтобы защитить его жизнь.

Андерсен плачет впервые с детского сада. Он сжимает зубами подушку, что не особо помогает заглушить громкие всхлипы. Нет, парень не ревет в голос, он же не истеричка. Просто шмыгает носом и хватает воздух приоткрытым ртом. Вик сворачивается клубком посреди кровати. Слезы катятся по щекам, тонут в наволочке. И он искренне не понимает, откуда в нем столько слез, но они все не останавливаются. Он засыпает с рассветом, так и не перестав обнимать чужую подушку.

========== 22. ==========

Глава 22.

Бен ненавидит больницы. Искренне, от всего сердца ненавидит и белые халаты медперсонала тоже. Он провел в больничных стенах в общей сложности около четырех месяцев. Сначала сам, потом родители, теперь мисс Мейсон. И каждый раз только страх и боль. Бен ненавидит больницы за чувство одиночества и обреченности.

Врач сказала, что Тина с Хантером в порядке. Из-за бесконечного стресса беременность проходит не очень гладко, но здоровью матери и ребенка больше ничего не угрожает. Тине прокапают витамины и завтра отпустят домой. Бен выдыхает, благодарит врача. Он задергивает за женщиной шторку, оборачиваясь к Тине.

— Жить будешь, — улыбаясь, говорит он.

— Я назвала твой адрес. Обещали прислать счет через пару дней.

Тина полулежит на койке. Она поджимает губы и неотрывно смотрит на свои руки. Бен уже знает этот тон и виноватый взгляд. Счет, скорее всего, будет немаленький. И последнее, чего он сейчас хочет, чтобы Тина переживала из-за этого. Ей теперь вообще нельзя переживать ни о чем ближайшие два месяца.

— Просто не думай об этом. Мы справимся.

Девушка благодарно улыбается. Откидывается спиной на подушки. Расслабляется. Врач сказала, что она должна провести здесь ночь, а утром, если все будет хорошо, ее отпустят домой. Бен садится на соседнюю кровать. Он не хочет оставлять ее ни на минуту.

— Как ты себя чувствуешь?

— Немного кружится голова. Слабость. Зато больше не тошнит и нет боли.

— Во всем есть свои плюсы.

В тишине уютно. Она обволакивает, успокаивает, укачивает перегруженные мыслями мозги. Бен думает, что Тина уснула. Ее рыжие волосы разметались по подушке, одеяло съехало. Хадсон борется с сонливостью. Встает на ноги. Он поднимает почти упавшее одеяло, укрывает девушку и уже уходит обратно, как слышит тихий голос:

— Спасибо.

— За что?

— За все. Спасибо за все.

Бен целует Тину в лоб. Возвращается на свободную койку и мгновенно засыпает. Ему снится маленький светловолосый мальчик с зелеными глазами. Он радостно улыбается и бежит к нему. Бен берет его на руки. Приглаживает непослушные вьющиеся волосы. Малыш тянется ладошкой к его лицу, гладит по щеке. Ребенок кричит «Папа!» и, обернувшись, Бен видит Вика. Тот идет к ним. Он в деловом костюме с кожаным портфелем в руках, такой непривычно важный. Вик с улыбкой распахивает объятия, и мальчик, спрыгнув с колен Бена, несется к нему, радостно размахивая ручками.

Хадсон просыпается от непонятного щемящего чувства где-то под ребрами. Этот сон не будет вещим, он это понимает, но принять не может. Телефон вибрирует под подушкой. Бен сонно смотрит на экран.

Как они? — В.

Все хорошо. Нужно оградить ее от стрессов.— Б.

Боюсь в нашем случае это сделать сложно.— В.

Ты спал у меня? — Б.

От моих волос пахнет ванилью.— В.

Я приеду после интервью. Совет требует с нас декорации. Готовься к очередной бессонной ночи со мной.— В.

И никакой романтики.— В.

В последнее время Бен закатывает глаза так часто, что впору начинать бояться, что однажды они не выкатятся обратно. Бен и Вик нарисовали порядка пятнадцати плакатов, теперь еще и декорации на них хотят свалить. Выпускной через три дня, а они даже не смогли найти два черных фрака. Тина с Кейси давно хвастаются своими платьями прямиком из 19 столетия. Бен сам видел, сколько времени Тина и его мама убили на этот наряд. Парни прикусывают языки, чтобы не ругаться.

Тину выписывают после завтрака. Заставляют пообещать сторониться стрессов и побольше отдыхать. Девушка радостно кивает, обещает правильно питаться, делать дурацкую зарядку для беременных и спать по 12 часов в сутки. Врачи только посмеиваются над странной парочкой. Бен их не винит. Он бы сам посмеялся, если б знал так же мало, как и они.

Мы едем домой.— Б.

***

Вик приезжает к Хадсонам до возвращения Бена и Тины. Его встречает Алан. Привычно хлопает по плечу на крыльце, приглашает войти в дом. Мужчина говорит, что ребята скоро приедут, Бен уже звонил из машины. Миссис Хадсон на работе: в преддверие экзаменов социальные работники нужны как никогда.

— Вы решили, что будете делать дальше? Тина родит в середине лета и улетит в Нью-Йорк. Бен отправится в Чикаго. А ты? Я ничего не знаю о твоих планах.

— Я тоже уеду, мистер Хадсон.

— Куда? Бен говорит, что не знает, куда ты поступил.

— Далеко. Я скажу ему позже.

— Что происходит, Вик?

— Я хочу защитить его.

— Но кто защитит его от тебя?

— Просто доверьтесь мне. Вы знаете, я сделаю все, чтобы защитить вашего сына.

Алан взволнованно сводит брови, открывает, было, рот, чтобы задать очередной вопрос, но у дома тормозит синяя «Volvo», и Вик предупреждающе прикладывает палец к губам. Мистер Хадсон согласно кивает. Натянуто улыбается, когда видит идущих к дому детей. Он понимал, что ничего не будет просто, когда впервые увидел Виктора Андерсена на пороге своего дома.

Мужчина готовит чай, подогревает молоко для Тины и все время смотрит на баскетболиста. Андерсен чувствует скользящий по нему взгляд, но предпочитает не обращать внимания. Алан принял его в свою семью, и расстраивать его не хочется так же сильно, как и Бена. Но Вик не может сказать ему правду. Только не сейчас. Он просто не может увидеть разочарование в этих добрых, понимающих глазах тогда, когда только начал привыкать быть членом «нормальной» семьи.

Собственно, когда мальчики вспоминают о том, что надо готовить декорации на завтра, на часах уже почти девять. Вик поднимается наверх и застает там лихорадочно ищущего что-то Хадсона. Бен раскидывает по полу в своей комнате краски и кисти, листает страницы Google в поисках интерьера в бальных залах начала 19 века. Эта была самая нелепая тема выпускного вечера из всех, что они вообще когда-либо слышали. Зато, возможно, это будет напоминать именно бал, а не обычную попойку в красивой одежде.

Бен не замечает чужого присутствия. Найдя подходящие фотографии, он снова возвращается к рисованию. Вик улыбается, глядя на художника, расположившегося на полу. Его прическа растрепалась, кончик языка забавно торчит между зубов, на щеке краска. Ладно, он весь в краске по самые локти. Нет, Андерсен не собирается ему помогать или мешать. Он просто наблюдает за работой, изредка принося то, что просит Бен.

Половина третьего ночи. У Вика слипаются глаза. Он из последних сил поддерживает подбородок руками, чтобы не упасть лицом в подушку и не уснуть на месте. Бен все еще рисует. Бежевый камин, в котором разведен огонь, будет отлично смотреться в большом светлом зале. Андерсен усмехается, когда желудок Бена проявляет недовольство по поводу голодовки своего хозяина. Вик будет жутко беситься, если вслух назвать его заботливым, но проигнорировать это тихое урчание не может. Видимо, Бен даже не замечает, как тот уходит потому, что ощутимо вздрагивает, стоит Вику вернуться и поставить перед ним тарелку с бутербродами.

— Так, прервись. Завтра закончишь.

Бен недовольно бурчит, когда его поднимают на ноги, отрывая от дела, и посылают в ванную. Вик только ухмыляется, забрасывая сопротивляющееся тело на плечо и опуская уже перед раковиной. Там Бен смотрит за разноцветной водой, стекающей с рук. Вик не мешает ему. Возвращается обратно в комнату, убирает краски и кисти, чтобы у мальчишки не возникло мысли вернуться к работе. Расправляет постель.

— Я хочу тебе кое-что рассказать.

Вик отрывается от книги, которую читал. Он смотрит поверх очков на уставшего друга. Он впервые за вечер осознает, что Бен действительно устал. Парень будто истощен и старается сделать что угодно, лишь бы отвлечься от собственных мыслей. Вик кивает, давая понять, что готов выслушать его, несмотря на слипающиеся глаза. Художник забирается на постель и принимается за бутерброды.

— Мне снился мальчик, — тихо начинает Бен.

— Теперь я буду звать тебя леди Галадриэль.

— Арвен вообще-то.

— Приму к сведению. Рассказывай, пока я не уснул.

— Мы гуляли в парке. Он забрался ко мне на колени и гладил меня по щеке. У него были такие маленькие ручки. Знаешь, как у всех детей, — Вик заторможено кивает, и Бен продолжает говорить, — Потом он смотрит мне за спину, кричит «папа» и бежит к тебе. Да, там стоишь ты, весь такой важный и серьезный. Но когда ты видишь мальчика, то сразу расслабляешься, улыбаешься. Этот сон был как настоящий. Когда я проснулся и понял, что такое вряд ли будет в реальной жизни, мне захотелось удавиться.

Это как осознание давно известной истины, как хлопок, как взрыв, как удар по голове баскетбольным мячом. Бен видел во сне его сына. Ему снилось то, что каждую ночь снилось самому Вику, и это разбивало сердце впечатлительному мальчишке.

— Тебе снился Хантер?

— У малыша были твои глаза и волосы, и веснушки Тины, ее нос. Да, думаю, это был Хантер.

Вик молчит, явно подбирая слова. Сжимает челюсти так сильно, что, наверное, должно быть больно. Все в нем кричит, что он должен рассказать Бену о сделке с отцом прямо сейчас. Не ждать больше ни дня. Не терять время. Но Вик молчит. Сильнее сжимает челюсти и молчит.

— Ты бы хотел его? — после долгой паузы, хрипло спрашивает Вик.

— Я бы хотел, чтобы у нас с тобой было будущее.

Бен садится на край кровати. Вик легко притягивает его к себе. Прижимает спиной к своей груди, обнимает. Бен откидывает голову ему на плечо, и Вик готов поклясться, что почувствовала свей коже его слезы. Ему тоже хочется расплакаться. Вик устал быть таким… сильным, несгибаемым. Он устал быть не собой.

— Знаешь, мы с тобой всегда будем принадлежать друг другу. Чтобы не случилось, где бы мы не оказались, мы всегда найдем друг друга. Чикаго — это не смертельно. Не так далеко, как кажется. Я буду… приезжать.

Вик врет. Врет так, будто от этого зависит его жизнь, так, как никогда еще не врал. Вик не впервые в жизни лжет человеку, которому поклялся никогда не лгать, и от того больнее ему становится. Бен в его руках изворачивается. Он улыбается, озорно облизывает губы. Андерсен позволяет ему повалить себя на спину. Позволяет утянуть в долгий нежный поцелуй. Он бы все равно сейчас не смог сказать Бену правду. Только не тогда, когда с него настойчиво снимают футболку, а потом тянуться к штанам. Вик обязательно расскажет ему. Но не сейчас.

***

На следующий день они просыпаются ближе к полудню. Бен понимает, что они проспали, потому расталкивает Вика и, не давая ему даже умыться, заставляет помочь закончить декорацию. Краска упрямо не хочет сохнуть. Они вместе грузят нарисованный камин в новенький пикап мистера Хадсона и отвозят в школу.

Кейси встречает их у дверей с широкой улыбкой. Бен уже и забыл, что лучшая подруга новый президент класса, а значит и человек, ответственный за выпускной вечер. Но быстро соображает, что к чему, потому почти не выглядит растерянным, ровно до того момента, пока не переводит взгляд на своего парня, который с кем-то здоровается. Рядом с Виком стоит Кеннет. Он помогает занести готовые декорации в спортивный зал и расставить их по местам.

— Что здесь делает эта обезьяна? — злобно щурясь, спрашивает Бен.

— Позвонил сегодня утром, спросил, нужна ли мне помощь. И я соизволила согласиться, что его присутствие было бы не плохой идеей.

Бен переводит взгляд с подруги на парней, которые перетаскивают спортивные снаряды, расчищают место для сцены и танцпола. Олсен и Андерсен выглядят… спокойно. Они не то, чтобы совсем расслаблены, но и не готовы броситься друг на друга сию секунду. Они взаимодействуют слаженно и четко, как на поле. Настоящий симбиоз.

— Тебе же не нравятся «плохие парни».

— Тебе тоже, — усмехается Кейси, отслеживая его взгляд.

Как только все снаряды убраны из зала, а декорации занимают свое место, они собирают вещи и уходят на парковку, попрощавшись с ребятами. Кейс говорит, что работы еще много и они могли бы здорово помочь, но Бен качает головой. Он обещал до пяти часов вернуть машину отцу, задержаться они не могут. Девушка раздосадовано кивает, но ничего не говорит.

Они стоят на парковке у автомобиля. Бен хлопает себя по карманам. Ругается сквозь зубы. Проверяет сумку, куртку, еще раз брюки. Пусто.

— Я забыл телефон, — заявляет он, разворачиваясь в сторону зала.

Телефон лежит на одном из столов. Стоит Бену подойти к нему, как в поле зрения появляется Кеннет. Он подходит к нему, облокачивается на стол с противоположной стороны. Бен убирает мобильный в карман. Оборачивается на дверь, будто проверяет, успеет ли добежать, если Олсен попытается убить его на месте. Он впервые в жизни рад, что не закрыл дверь. Оставаться в замкнутом пространстве с этим человеком ему совершенно не хочется.

— Я хотел извиниться, Хадсон. Не шарахайся от меня.

Кеннет действительно выглядит виноватым. Он кусает губы и смотрит без привычного презрения. Ладно, возможно, Бен готов ему поверить. Зародившаяся внутри тревога быстро сходит на нет. Бен расслабляется, облокачивается на край стола. Видимо Кейси повлияла на форварда, так же-как он сам на капитана.

— Слушаю.

— Я был ублюдком. Я признаю это. Ты неплохой человек. Ты даже ничего, если привыкнуть к твоей голубизне. Твое поведение странное, и я никогда его не пойму. Но Вик любит тебя, а мнение моего капитана редко бывает ошибочным.

— Принимается.

Бен пожимает протянутую над столом руку. Приподнимает уголки губ в подобие улыбки. Кеннет зеркалит его эмоции. А потом трясет головой, будто прогоняет оцепенение и кивает на дверь.

— Иди. Он не будет в восторге, если ты задержишься тут со мной.

— Он не ревнивый, — отчего-то вдруг говорит Бен.

— Нет. Но вспышки неконтролируемой агрессии для него не редкость, — Кеннет указывает на еще не заживший до конца нос, — И теперь гасить их будешь ты до конца своих дней. С меня хватит.

Бен кивает. Еще раз скованно улыбается и выходит из зала. Вик ждет его на том же месте, будто вообще не шевелился эти пятнадцать минут. Он похож на недовольного взъерошенного воробья. Ветер ерошит его волосы, и Бен тянется поправить мягкие пряди.

— Чего он хотел? — грубее, чем следовало, спрашивает Вик.

— Ничего. Просто извинился.

Бен целует нахмурившегося баскетболиста, а потом садится в машину. Он за рулем, следит за дорогой, но краем глаза косится на молчаливого Вика. Бен наблюдает, как капитан играет желваками и хмурится больше обычного.

— Ты не должен проходить через все это. Ты перевелся, чтобы окончить школу в покое.

Бен тормозит. Паркуется у ближайшего магазина. Отстегивает ремень и поворачивается всем корпусом к смотрящему в окно парню. Он не любит все эти «душевные» разговоры, во всяком случае, когда они ведутся в таком ключе. Но они должны поговорить. Уже давно пора.

— Ты не прав. Я перевелся в эту школу, чтобы начать новую жизнь. Ты — моя новая жизнь, Виктор Андерсен. И я бы не променял тебя ни на какой покой в мире.

— Я тоже тебя люблю, но я не об этом, — отмахивается Вик, — Понимаешь, моя жизнь дерьмо?! Я определенно не самый хороший парень на свете. Мой отец хочет твоей смерти. Да и моей, скорее всего, тоже. Он никогда не даст благословения на брак. Он никогда не примет нас.

— Ну и черт с ним, Вик. Ты — не твой отец, — Андерсен отворачивается, прижимаясь лбом к стеклу, Бен тяжело вздыхает, — Детка, ты лучший из парней, что я встречал.

— Но я не лучшая пара для тебя.

— Что ты в этом понимаешь? Позволь мне самому решать, что и кто будет лучше для меня. Ты…— Бен задумывается на секунду, — Ты пойдешь со мной на выпускной?

— А это не очевидно?

— Ответь!

— Да. Я пойду с тобой на выпускной, придурок.

Они приезжаю домой с опозданием в двадцать минут. Отец только вздыхает, закатывает глаза и требует оставить окна открытыми, когда из машины вываливаются два запыхавшихся парня с улыбками до ушей. Бен заливается румянцем, заправляет рубашку в джинсы, но окна открытыми все же оставляет.

========== 23. ==========

Глава 23

Бен растерянно оглядывается по сторонам. Слишком много синего. От него рябит в глазах, и голова начинает болеть. Бесконечные ряды выпускников напоминают шумный океан. Бен с трудом находит Вика и Тину, садится между ними, совершенно бесцеремонно подвинув парня. Кейси, как президент класса, толкает речь о заслугах, о трудностях, о будущем, а потом загадочно смотрит на своего лучшего друга, которого обнимает Вик, и произносит, улыбаясь:

— Просто всегда будьте собой. Мне этого достаточно. Думаю, всем, кто вас любит, тоже. Спасибо.

Ей аплодируют стоя несколько долгих минут. Девушка кланяется, садится на свое место рядом с учителем истории. Бен не сводит с нее потрясенного взгляда. Сидящий рядом Виктор выглядит счастливым, притягивает художника за шею и целует в висок под конфедераткой. Дергает за кисточку, заставляет отвлечься. Андерсен замечает вдалеке свою мать. Бен тоже ее видит. Женщина стоит под деревом, не аплодирует, не улыбается, только неотрывно следит за сыном. Капитан снова целует своего парня, старательно отгоняя от себя мысли о ссадине на скуле Куинн.

Им вручают аттестаты. Вызывают на сцену по очереди в алфавитном порядке. Директор отдает им документы, жмет руку. Выпускники перекидывают кисточки на другой бок и продолжают толпиться на сцене до последнего имени. Когда выходит Виктор, не забывают упомянуть о его заслугах в баскетболе. Команда воем поддерживает своего капитана. Кейси обнимает Тину. Кажется, девушки всхлипывают в унисон. Вик хлопает по плечу Кеннета, обменивается рукопожатиями с командой. Когда последний человек поднимается на сцену, те, кто остались в зале начинают хлопать. Выпускники весело кричат и запускают конфедератки в воздух. Это конец их школьной жизни.

— Бал начнется в 19:30. Помните о дресс-коде и полном отсутствии алкоголя в крови. Лично каждого проверю! И не опаздывайте, — строго, по-отечески тепло, говорит директор и спускается со сцены.

Выпускники шумной гурьбой расходятся по домам. Они должны успеть подготовиться к вечернему балу. Девушки займутся макияжем и прическами, а парни начнут паковать себя в строгие черные костюмы, в которых так не просто танцевать.

***

Бенедикт Хадсон здоровый восемнадцатилетний мужчина. Ладно, молодой человек. Он не нуждается во всякой романтической фигне типа цветов и подарков. Может иногда и нуждается, но это такая редкость, что можно упустить. Он серьезный человек, с серьезными планами на будущее. Но когда снизу у лестницы его встречает Виктор в черном фраке с белой бутоньеркой в руках, ему кажется, что в животе порхают бабочки, а сердце сейчас вырвется из груди как в глупых мультфильмах.

Подарок действительно красивый, но достаточно лаконичный, по-мужски простой. Бен позволяет Вику самостоятельно закрепить украшение, и замечает, что у него на груди красуется точно такой же цветок. Кажется, теперь они официально пара. Отлично. Парные браслеты, парные бутоньерки, свидания под луной. Почему бы и нет? Хадсон хочет, чтобы это никогда не заканчивалось.

Бен улыбается. Благодарит Вика, касается губами алеющих щек. Он никогда не устанет смотреть на смущающегося Андерсена. Его отвлекает Тина, появившаяся в гостиной. Ее нежно персиковое платье идеально гармонирует с цветом кожи. Девушка опускает подол, и ткань легко скользит вниз, скрывая обувь. Оборки на животе делает его почти незаметным. Бен чувствует, как Вик восторженно выдыхает ему в макушку. Вслед за Тиной входит довольная собой миссис Хадсон. Она оглядывает свою работу, поправляет девушке прическу, здоровается с Виком и не перестает улыбаться.

— Прекрасная, — искренне восхищается Бен, — И не скажешь, что ведьма воплоти.

— Ты тоже ничего. Одинаковые бутоньерки? Как это по-гейски, — Тина морщится в притворном отвращении.

— Заканчивайте. Нам пора ехать, — прерывая дружескую перепалку, говорит Вик.

Тина берет их обоих под руку, и гордо вскинув голову, направляется к дверям. Родители Бена вовремя успевают напомнить о необходимости сделать первое выпускное фото. Алан устанавливает камеру на штатив. У них есть десять секунд на принятие нужной позы. Вик недолго думая, притягивает к себе Бена, тот обнимает его, и по-хозяйски кладет руку Тине на живот. Мистер Хадсон встает позади всех, обнимая за плечи парней, а его жена рядом с Тиной, в серединке. Это очень странная семья. Бен ловит взгляд Виктора, прежде чем Тина снова оказывается между ними.

Хадсон не уверен, что эмоции, которые отражались в ореховых глазах, должны были чувствоваться в выпускной вечер. Бен оглядывается на родителей, улыбается и садится в машину. Ему катастрофически не хватает жизнерадостной Кейси, но она позвонила с утра и сказала, что ее обещали подвезти, и они обязательно встретятся на балу.

Школа напоминает новогоднюю елку, сверкающую от огромного количества разноцветных лампочек. Она искрится и сияет, будто рада, что, наконец, избавится от самого проблемного выпуска в ее истории. Бен буквально застывает с отвисшей челюстью, так и не открыв перед Тиной дверь машины. Вик подходит к нему. Легко отодвигает его, выпускает девушку, и только потом смотрит в том же направлении, что и Хадсон.

На Кейси красное платье. Бен уверен, если б она не поддерживала его, то постоянно бы путалась в шлейфе. Но платье шикарно, как и прическа, и перчатки. Девушка выглядит бесподобно, словно королева — с этим не спорит даже Тина. Но пристальное внимание Бена привлек не наряд лучшей подруги, а ее спутник. Вик не успевает его остановить. Парень подлетает к размахивающей руками девушке и бесцеремонно разворачивает ее к себе лицом.

— Серьезно, Кейс? Серьезно?

— Угомони его, Андерсен. Он пугает людей.

Кеннет говорит спокойно, ровным тоном, но Бен видит огонек злости в его глазах. Олсен, может и признал свои ошибки, но друзьями они после этого не стали. Бен не замечает, как перед ним возникает Вик. Баскетболист внимательно смотрит в глаза напротив. Его голос тверд и холоден, когда он обращается к Бену.

— Отпусти ее и прекрати орать. Когда ты успел стать гетерофобом?

Бен мгновенно отступает. Моргает потерянно, трет глаза. Вик все еще смотрит на него непроницаемым взглядом. Он протягивает руки, приподнимает бровь, мол, успокоился, все хорошо. Бен кивает. Дает себя обнять. Он видит, как бережно Кеннет держит Кейси за руку, как девчонка тянется к нему всем телом. Нет, он не гетерофоб. Девушка выглядит счастливой. Он безумно за нее рад. Но Кеннет? Серьезно? Почему из всех людей на планете, она выбрала именно эту невоспитанную обезьяну?

— И давно? — интересуется он, оглядывая обнимающуюся парочку.

— С Рождественских каникул.

Кейси виновато улыбается. Она не рассказала лучшему другу, еще бы ей не было стыдно. Вот только Бен забыл спросить, рассказала ли она вообще кому-нибудь о своем новом парне. А потом он переводит взгляд на абсолютно не удивленного Виктора. И это почему-то до глупого злит мальчишку.

— Ты знал?

— Только слепой не заметил бы. Или гетерофоб.

— Я не гетерофоб!

Бен уже готов броситься с кулаками на раздражающе спокойного Андерсена. В конце концов, Кейси и его подруга тоже. Как можно позволить ей встречаться с таким придурком, как Олсен. Бен выдыхает, успокаиваясь. Вик тоже был таким, но их отношения пошли ему на пользу. Он просто не уверен, что Кеннет сможет измениться. Бен не уверен, что в нем тоже есть свет. Ведь Андерсен хоть и козел, но в нем всегда была честь. В Олсене же она может и была, но очень глубоко в душе, ведь он напал на беременную девушку.

— Ладно. Прекращайте. У нас выпускной, мы должны веселиться. Скоро скажут, кто стал новыми королем и королевой. Идем.Я хочу знать, кто получит эту чертову корону.

Все оборачиваются на Тину. Она берет Бена под руку и тянет в зал. Там грохочет музыка, всюду воздушные шары. Красные, белые, бежевые — Кейси неслабо запарилась с подбором цветовой гаммы. Длинный стол с пуншем и закусками накрыт персиковой скатертью. Дэвид с кучкой баскетболистов стоят у чаши с напитком, скалясь слишком подозрительно. Скорее всего, там уже полно алкоголя. Диджей мастерски меняет музыку. Раздражающий грохот сменяется плавной мелодией.

— Потанцуем?

Бен берется за протянутую руку. Вик ведет его на танцпол. Рядом кружатся в вальсе Тина с каким-то парнем и Кеннет с Кейси. Бен и не знал, что эта говорящая обезьяна умеет танцевать вальс, правда, что Вик умеет танцевать вальс, он тоже не знал. Хадсон сильнее сжимает плечо своего парня, позволяет ему вести в танце и заставляет себя прекратить представлять, как Кеннет и Кейси… Нет, он определенно точно не хочет представлять, чем они будут заниматься после праздника. Боже, он думает, как гетерофоб. Но это же не правда. Просто Кейси с Олсеном… У него точно будут кошмары.

***

Вик считает себя самым большим дураком на свете. Он свято верил, что над ним будут издеваться все, кому не лень, когда узнают, что он гей. Но сейчас капитан обнимает Бена, прижимает его к себе на глазах у всех, и на них никто не смотрит. Только Тина и Кейси кидают обеспокоенные взгляды, будто боятся чего-то. И Вик знает, чего они боятся. Он тоже боится, только скрывает это лучше. Громкий голос директора отвлекает его от ненужных мыслей.

— Минуту внимания, дамы и господа, — директор стучит пальцем по микрофону, — У меня в руках конверт. В нем то, что все вы ждали целый год. Пришло время огласить имена новых короля и королевы бала выпускников старшей Мэдисонской западной школы.

Кто-то дает барабанную дробь. Мужчина на сцене откашливается и вскрывает конверт. Вик буквально кожей чувствует напряжение, сковавшее директора. Тина беспокойно топчется рядом. Они прошли в окончательный тур голосования вместе, но шанс на победу оставался чертовски маленьким, учитывая события последних четырех месяцев.

— Королем бала выпускников старшей Мэдисонской западной школы становится…— директор делает паузу, оглядывая толпу, — Виктор Андерсен!

Вик никогда не улыбался так ярко, как в тот момент, когда шел сквозь одноклассников к сцене. Рядом с ним появляется прошлогодний король и капитан баскетбольной команды. Стив надевает ему на голову корону, хлопает по плечу. Вик держит в руках жезл, а на голове чувствует тяжесть пластиковой короны. Он шел к этому весь год. Он пережил столько всего, столько всего натворил и столькому позволил натвориться. Вик подмигивает фотографу, машет рукой друзьям. Что бы там не происходило, этот пункт тоже можно вычеркнуть из списка того, что надо было сделать в выпускном классе.

— Отлично. Поздравляем нашего капитана с заслуженной короной. А теперь черед королевы… — директор запинается на полуслове, — Тут, наверное, какая-то ошибка?

Мужчина встревожено смотрит на коллег. Учитель литературы и учительница биологии подсчитывали голоса буквально час назад. Они отрицательно мотают головами. Он уверен, что коллеги не могли ничего напутать. Вик замечает, как тот нехотя снова подходит к микрофону. Он успевает прочесть написанное имя раньше, чем директор произносит его вслух. Его взгляд устремляется в зал.

— И королевой… то есть вторым королем бала выпускников старшей Мэдисонской западной школы становится Бенедикт Хадсон. Господи прости.

Вик находит взглядом сжавшуюся фигуру посреди замершего зала. Люди расступаются, оборачиваются в поисках «королевы». Андерсен стискивает в руках жезл до побелевших костяшек, чувствует, как гнется непрочный металл. Он сжимает зубы, чтобы не начать выяснять прямо сейчас, чья эта шутка. Бен проходит сквозь образовавшийся «коридор» с опущенной головой. Парень поднимается на сцену под сочувствующие взгляды директора и учителей. На его голову водружают тиару, а в руки дают такой же жезл, как у «первого» короля.

Андерсен не знает, что делать. Мальчишка на сцене горбится все больше. Жезл в его руках дрожит. Вик ненавидит себя в эту секунду. Если бы ни он, Бену бы не пришлось переживать такое унижение. Вик смотрит на притихший зал. Он замечает встревоженную Тину и откровенно напуганную Кейси рядом с волнующимся Кеннетом, который расстегивает свой фрак. Волнующимся? Вик осматривает бывшего лучшего друга. Да, тот действительно волнуется и готовится к тому, что капитан полезет в драку. Значит, это не его рук дело. В дальнем конце зала Вик замечает знакомую фигуру. Майк смотрит на них без какой-либо эмоции на лице. Но Андерсен видит сжатые кулаки. Шеппард злится не меньше его самого. Бен не заслужил всего этого.

— Не королева, — шепчет вдруг Вик.— Не королева. Король! — уже громче говорит он.

Бен оборачивается. У него дрожат ноги, и выглядит он так, будто упадет в обморок прямо на сцене. Вик сжимает его влажную ладонь своей. Он смотрит Бену в глаза, улыбается ободряюще, целует в уголок закусанных губ. А потом выхватывает микрофон из рук директора и кричит на весь зал, вкладывая в слова столько теплоты, добра и веселья, сколько может.

— Мой король!

Мальчишка в его руках оживает. Поднимает голову и поворачивается к залу, вскидывая вверх жезл. Выпускники отмирают. Они кричат, хлопают, смеются. Снова играет музыка. Вик не позволит никому превратить этот день в кошмар. Они спускаются со сцены. Ребята расступаются, образуя круг.

— Меня сейчас вырвет, — жалуется Бен, когда Вик притягивает его для первого танца короля и королевы.

— Только не на мой фрак. Мне надо сдать его обратно в прокат в целости и сохранности, — спокойно отвечает Вик.

Бен смеется. Слегка удрученно, но зато больше не дрожит. Вик гладит напряженную спину, пока не слышит, как где-то недалеко кто-то громко ржет. Этот кто-то отпускает мерзкие шуточки в их сторону, гогоча во весь голос. Виктор кладет ладони на плечи Бена, отстраняя его от себя, и идет в сторону стола с пуншем, тот даже не успевает возмутиться. Бен остается стоять в одиночестве посреди зала.

— Вы видели этого педика на сцене? Королева, чтоб его…

Вик не дает закончить фразу. Он на ходу хватает за плечо капитана футбольной команды, припечатывает его щекой к стене. Парень тут же разворачивается, готовый отразить удар, но не успевает. Кулак Вика с противным хрустом впечатывается ему в нос. Этого стоило ожидать. Баскетболисты и футболисты всегда были врагами. Но Вик и подумать не мог, что им бы пришло в голову подбросить имя Бена в урну для голосования.

Выпускники разбегаются в стороны. Никто не хочет попасть под горячую руку двум сцепившимся капитанам. Увидев драку, Бен бросается вперед. Кеннет пытается оттащить своего друга от покрасневшего футболиста, чье лицо заливает кровью. У него не выходит. Вик отталкивает Олсена и снова кидается на пытающегося подняться парня. Бен отчетливо слышит рык, с которым баскетболист прижимает свою жертву к полу.

Кеннет получает локтем в лицо, стоило ему еще раз попытаться оттащить озверевшего Андерсена. Кейси заглядывает ему в глаза, нежно каясь пальцами разбитой губы, но он просит ее отойти подальше и снова хватает своего капитана за плечи, мешая сделать непоправимую глупость. Кто-то из преподавателей продвигается к ним сквозь толпу. Бен знает что, либо сейчас он уведет Вика с собой, либо они закончат выпускной в полиции. И на этот раз Андерсена не спасут ни фамилия, ни деньги отца.

— Вик, прекрати! — просит Бен, — Хватит! Остановись!

О, чудо. Парень замирает с занесенным для очередного удара кулаком. И в этот момент футболист бьет его по ребрам. Вик сверкает злыми глазами в сторону распахнувшего в немом ужасе рот Бена, и бьет в ответ. Глаза застилает красное марево. Он не чувствует собственной крови, не обращает внимание на боль. Он просто хочет, чтобы виновник унижения и страха, отразившихся в зеленых глазах, поплатился за это. Вик еще не понимает, что виновник — он сам.

Виктор не знает, в какой момент у него в руках оказывается ваза с пуншем. Еще секунда, и она приземлиться на голову уже потерявшего сознание футболиста. Он не знает, кто хватает его за шкирку, сдергивая с неподвижного тела, и волоком вытаскивает из зала, совсем не заботясь о костюме. Вик бездумно разглядывает, как пунш розовой лужицей растекается у ног отрубившегося соперника, а Бен семенит за ними, держа в руках чужую корону.

— Какого хрена ты творишь? — раздается сверху.

Андерсен поднимает голову. Он лежит на асфальте на школьной парковке рядом со своей любимой «Audi». Над ним возвышается Майкл Шеппард. Сын окружного прокурора выглядит странно в черном костюме, с взъерошенными волосами и глазами, словно жидкая сталь. Он скрещивает руки на груди, наблюдая за попытками парнишки подняться, и совершенно точно не собирается ему помогать.

— Ты хотел устроить сказочный вечер для него, — он кивает на выбежавшего из школы Бена, — Но вместо этого устроил драку, загадил все, ради чего старался. Через 13 часов приедет твой автобус, и ты больше никогда его не увидишь! Какого хрена ты творишь, Андерсен?

Бен подбегает к ним до того, как Вик успевает ответить. Ему чертовски стыдно. Он замечает красный след на щеке Хадсона. Виктор не помнит как, но уверен, что это сделал он. Черт! Он же все испортил. Бен на ходу подцепляет сидящего на коленях парня за руку, вздергивая на ноги.

— Надо валить! Учителя не видели, кто устроил драку. Никто, конечно, не скажет. Кеннет постарается. Они вызвали «скорую», потому что твой оппонент оказался менее жизнеспособным, чем хотелось бы. За «скорой» притащится полиция. Уходим!

— Бен…

— Поговорим позже! Живо в машину!

Они садятся в автомобиль Вика. Бен заводит мотор, мельком кидая взгляд на все еще стоящего рядом Майка. Парень растягивает губы в подобие улыбки, наткнувшись на внимательный взгляд. Бен открывает окно. Он секунду собирается с мыслями. Сухо улыбается и говорит безумно тихо, в глубине души надеясь, что его не услышат.

— Спасибо.

Но его слышат. Андерсен видит, как Майк сжимает челюсть и кивает. Бен, видимо, больше для себя, чем для него, тоже кивает. Машина трогается. Майк остается на парковке их бывшей школы. Вик выдыхает. Смотрит удивленно на алые капли крови на белоснежных манжетах, будто не замечал раньше, что и ему нехило досталось в этой глупой драке.

Красное марево спало. Осталась только усталость и стыд. Он испортил собственный выпускной. Он просто чертов герой вечера не иначе. Вик встречается взглядом с Беном в зеркале заднего вида, одними губами шепчет «извини». Хадсон отводит глаза, сильнее вдавливая педаль газа в пол. Вик думает, что, наверное, Бену нельзя за руль. А потом вспоминает, что тот не пьет и успокаивается. Они добираются до дома Хадсонов за рекордные пятнадцать минут.

========== 24. ==========

Глава 24.

Бен не хочет ни о чем говорить. Он открывает дверь, скидывает туфли и уходит к себе в комнату. Он не проронил ни слова после того, как поблагодарил Майка за помощь. Ему не надо оборачиваться, чтобы понять, что Виктор верным щенком следует за ним. Хадсон зло шипит на любые попытки заговорить или извиниться, наверное, в тысячный раз за последние полчаса. Их общение вообще свелось к злому шипению, рычанию и тихому извиняющемуся шепоту.

Бен гонит парня в ванную. Заталкивает в душевую кабину прямо в одежде. Собственноручно врубает ледяной душ на полную и, не дожидаясь, пока тот разденется, обливает с ног до головы. Вик вскрикивает от неожиданности, трясет головой. Фыркает, когда вода попадает в рот, отплевывается. Бен выключает душ только тогда, когда Вик начинает стучать зубами. Он видит, как резко сужаются зрачки, как проясняется и фокусируется затуманенный алкоголем и ненавистью взгляд. Кровь бурным водоворотом уносится в водосток.

— Пришел в себя?

— Прости, — снова шепчет Вик.

Бен только закатывает глаза на очередное извинение. Чудно. Даже свой последний вечер в школе они не смогли провести, как следует. Черт с ним, с титулом королевы. Но драка, из-за которой Андерсен мог попасть в полицию, уничтожила последние крупицы хорошего настроения. Более того, Вик мог убить того футболиста. И почему-то Бен не сомневается в этом. Его это почти даже не удивляет.

— Забудь, — выдыхает Бен, — Я свыкся сприступами твоей агрессии. Знал, на что иду, когда начинал эти отношения! Но ты мог его убить, Вик. Серьезно, сломанный нос не самое страшное. Не верю, что говорю это, но если б не Майк, ты бы уже сидел в тюрьме. Он спас твою задницу.

Вся скопившаяся за вечер злость сходит на нет. Вик виноват, он это признает. И вообще, Бен должен быть благодарен всем Богам, что с такой семьей у его парня не развилось что-то похуже неконтролируемых приступов агрессии на фоне острого психоза. Это звучит страшнее, чем есть на самом деле. Просто если Виктора вовремя не отвлечь от того, что его раздражает, в нем просыпается Халк: крушить-ломать. Бен это знает. Он смирился и на протяжении нескольких месяцев практически всегда успешно справлялся с этими приступами, как и Кеннет годами до него.

— Ты такой красивый, Бен, — вдруг говорит Вик, выводя парня из раздумий.

Отлично. Очень быстро от раздирающего душу чувства вины и раскаяния, они перешли к комплиментам и полным возбужденного обожания взглядам. Бен не против. Он стаскивает ледяной, насквозь мокрый фрак с довольно улыбающегося Вика. Пуговицы катятся по кафельному полу, и Андерсен обязательно напомнил бы, что завтра им сдавать костюмы в прокат, но он сам самозабвенно сдергивает рубашку с чужих плеч. Холодные пальцы на горячей коже. Бен впервые в жизни пьянеет от прикосновений. Вик смеется, легко прикусывает венку на шее и толкает Бена к дверям.

Они буквально вваливаются в комнату, потому что Хадсон забыл запереть дверь, и когда баскетболист прижимает его щекой к холодному дереву, она открывается. Вик успевает поймать парнишку за руку, пока тот не успел познакомить свой нос с полом. Но стоит им сделать шаг, как он сам спотыкается о собственные спущенные до колен штаны и падает на Бена.

— Голой задницей на ковре не круто, — морщась, сообщает художник.

Вик усмехается. Встает на ноги, стаскивая брюки. Поднимает Бена. Тот обвивает руками шею, прикрывает свои невозможно зеленые глаза и самозабвенно целует. Вик тащит его к кровати. Он снова чувствует себя пьяным, и судя по шальному взгляду и расплывшимся зрачкам, Бен сейчас не намного адекватнее его. Конечно, он уже все простил. И недавнюю драку, и вечные издевки, боль, обиды — он простил все. Ведь тем и отличается настоящая любовь от наивной влюбленности: она прощает все еще до того, как об этом попросят.

Бену кажется, что происходящее сейчас в его спальне — сон, далекий от реальности. Вик никогда не был настолько нежным и ласковым. Он никогда не был настолько внимательным. Виктор целует его лицо, шею. Гладит напряженный живот, скользит по плечам. Он везде: его руки, его губы, его голос. Бен выгибается на постели.

— Я не знаю, как буду жить без тебя, — бормочет Андерсен ему в шею, — Я не хочу уезжать. Боже, как же я не хочу уезжать.

Возможно отчаяние в тихом голосе, возможно собственное дурное предчувствие заставляет Бена поднять голову и сосредоточиться на словах. Вик не обращает внимания на перемены в настроении художника или делает вид, что не обращает. Бен легко касается его волос, отвлекает от своей шеи. Вик встречается с ним взглядом. И в этом взгляде столько всего, что становится страшно.

— Куда ты поступаешь? Это настолько далеко от Чикаго?

Андерсен замирает. Моментально меняется в лице. Опускает голову. Он садится между ног Бена, кладя ладони себе на колени. Отлично, более странно в постели с парнем Хадсон себя еще не чувствовал. Более странно в компании Вика он себя не чувствовал никогда.

— Бенни, дело не в том, что это далеко от Чикаго…— нехотя начинает баскетболист.

— Вик, пожалуйста, скажи мне правду. Хоть раз.

Бен садится напротив, смотрит в глаза. Напрягается, будто готовится к нападению. Хотя, скорее он готовится к тому, что его сердце в очередной раз будет разбито. Еще до того, как слова неуверенно срываются с языка Андерсена, Бен уверен, что ему не понравится то, что он услышит.

— Я не то чтобы…

— Говори! — требует Хадсон.

— Я не поступаю в колледж, Бен. Помнишь договоренность с отцом, о которой ты спрашивал? — Бен кивает, — Он настоял, чтобы я пошел в армию. В обмен на вашу с Тиной безопасность, я должен буду уехать.

— Как надолго?

— Навсегда.

Как там говорится? Если ты был счастлив более трех дней, значит, тебе не говорили всей правды? Или что-то в этом роде. Неожиданным ударом ноги Бена прямо по своим ребрам Вик кубарем скатывается с кровати. Андерсен определено точно недооценил физическую силу художника в гневе. Он ударяется затылком об пол. Морщится от боли, но не спешит подниматься. У него просто не хватает сил. Когда птички перестают летать вокруг головы, он садится, потирая ушибленный затылок. Что ж, это вполне заслужено.

Бен возвышается над ним мраморным монолитом. У него страшный темный взгляд. Кулаки крепко сжаты. Волосы в ужасном беспорядке. Он ничего не знает об армии, но уверен, что лучше сам прибьет лживого засранца, чем отпустит его черт знает куда и черт знает зачем. Из-за глупого обещания, ради его, Бена, безопасности.

— Когда ты собирался сказать? Нет, не так. Ты вообще собирался мне говорить? Или просто решил свалить по-тихому, пока я сплю? Я видел сумку под кроватью, Вик.

— Я хотел тебе рассказать…

— Я решил, что ты хочешь переехать со мной в Чикаго.

Вик краснеет. Злится на себя за свою же глупость. Смотрит в родное лицо и не узнает его. Он должен что-то сказать, но язык не ворочается. Он обещал девчонкам, что расскажет Бену все в эту ночь, но в последний момент решил промолчать, просто сбежать, не прощаясь. Он бы не вынес прощания. Вик отрицательно качает головой. Он буквально слышит звук, с которым сердце Бена трещит по швам, грозя разорваться. Этот звук отдается эхом у него в груди.

Бен хватает его за ворот расстегнутой рубашки, притягивая ближе к себе, кричит, изредка вставляя в поток нескончаемого мата более или менее приличные слова, типа: идиот, задница, мать. Это все, что Вик смог разобрать из обрывков ругательств, которыми так щедро сыплет обычно сдержанный художник.

— Я должен был согласиться. У меня не было выбора. Либо разбитое сердце, либо голова.

— Ты должен был сказать мне!

— Я должен был защитить тебя!

Окей. Вот он, снова тот самый момент, когда заказывать гроб уже поздно. Вик забыл, как щепетильно Бен относится к своей гордости. У него вылетело из головы, что он никогда не примет это за оправдание. Хадсон снова начинает кричать что-то о разбитом сердце, растоптанных мечтах и никому не нужных чувствах, а еще о пущенных на ветер словах. А потом замахивается и бьет по лицу. Бен просто сходит с ума. Он пинает сидящего на полу Вика, толкает в грудь и продолжает кричать о том, как сильно его ненавидит, как он оторвет ему яйца и сломает все конечности, чтобы ни в какую армию его не взяли. Даже близко чтобы не подпустили. Бен не гордится разразившейся истерикой, но и подчинить эмоции он уже не может.

Андерсен терпит долго. Столько, сколько может позволить затаенная внутри него ярость и вскормленные отцом эгоизм с гордостью. Но когда тяжелый кулак вновь приближается к лицу, он вскакивает на ноги, перехватывает руку, заламывает за спиной и придавливает брыкающегося Бена к кровати собственным весом.

Бен ухитряется вырваться из захвата, пихается локтями и переворачивается на спину. Кровать скрипит под борющимися на ней парнями. Вик сжимает пальцами челюсти Бена. Раздраженно закатывает глаза, когда тот пытается плюнуть в него. Вик обещает откусить ему язык, если тот не угомонится. И у кого из них еще проблемы с контролем агрессии?!

А потом Вик его целует, заглушая все протесты. Перехватывает над головой запястья. Его захват сильный и надежный, даже немного грубый, никакой больше жалости. Иначе Бен бы обязательно пнул его коленом, чтобы, если уж не оторвать, то хотя бы отбить к чертям, чтобы больше неповадно было врать. В руках Андерсена хорошо и надежно. В них Бен чувствует себя защищенным. К этому ему пришлось долго привыкать. Да и Вику тоже. От прежней нежности и трепетности не осталось и следа. Она им сейчас не нужна.

Вик чувствует, как спину обжигает резкой болью. Бен под ним ухмыляется, довольный произведенным эффектом, и снова царапает кожу короткими ногтями. Вик в отместку сжимает зубы на его плече. Слишком сильно, доставляя достаточно боли. Он стискивает дрожащие бедра мальчишки до синяков.

Идеальное преступление. Один поедет в Чикаго с «разукрашенной» шеей, второй с располосованной спиной в армию на другой конец света. Вик ловит разноцветные фейерверки под веками, когда Бен тянется к нему, нетерпеливо кусает за нижнюю губу, вырывая из груди Андерсена низкий стон.

***

Виктор слепо пялится в потолок. Он уверен, что еще чуть-чуть, и он проделает в нем дыру взглядом. Голова Бена покоится на его груди. Вик не может удержаться, чтобы не провести пальцами по мягким волосам, по расслабленной спине. Бен поворачивает голову. Легкая полуулыбка блуждает на губах, но пустой взгляд выдает парнишку с головой. Вик целует еще влажный лоб, касается подбородка и оставленных им следов на шее.

— Как ты себя чувствуешь? Кажется, я немного перестарался.

— Все хорошо. Я чувствую себя… защищено. Во всяком случае, пока ты здесь.

Вик не отвечает. Он представлял себе миллион раз, как бесшумно выскальзывает из крепких объятий спящего Бена, как достает из-под кровати спрятанную сумку и уходит. Прощания не для него. Они для сопливых девочек-подростков, которые слишком любят драматизировать. Вик просто должен задать свой вопрос, пока еще не уехал. Он хочет знать ответ. Ему кажется, если Бен произнесет эти слова вслух, уйти будет проще. Он, конечно, ошибается, но все равно верит в это.

— Теперь ты меня ненавидишь?

— А должен? — пожав плечами, говорит Бен, — Ты пытаешься защитить свою семью. Разве можно тебя винить в этом?

— Я врал тебе все это время. И действительно собирался уйти не попрощавшись. Кейси и Тина требовали, чтобы я рассказал тебе сразу. Ты должен меня ненавидеть!

— Но это не так, Вик. Я не ненавижу тебя.

— Ты должен ненавидеть меня за все то дерьмо, что свалилось на тебя и твоих родителей из-за меня! Я разрушил твою жизнь. Разбил сердце. Мой отец пытался убить твою семью. Ты обязан ненавидеть меня. Это твой чертов долг.

Бен переводит взгляд к потолку. Вик замечает, как резко поднимается его грудь, видит заломленные брови и прикрытые глаза. Он видит ту боль, которую излучает каждая клеточка любимого тела, впитывает в себя эту эмоцию до последней капли. И если раньше он видел это и мог помочь справиться с кошмарами или плохими воспоминаниями, то теперь он может только уйти. Ведь если нет причины, то и кошмаров быть не должно.

— У меня есть полное право тебя ненавидеть, ты прав, — Бен смотрит ему в глаза, чуть улыбаясь, — Но я тебя не ненавижу. Я никогда бы не смог тебя ненавидеть.

План Вика трещит по швам. Вместо заветного «я тебя ненавижу», Бен говорит совершенно противоположные вещи. Вик не уверен, что сможет уйти после всего этого. Бен шумно сопит на его плече, жмется носом к шее. Вик крепче обнимает его, пока руки не немеют, пока Бен не начинает недовольно возиться рядом, устраиваясь удобнее. Он почти проваливается в сон, когда телефон сообщает о новом сообщении.

Если ты опоздаешь на автобус, я лично позабочусь, чтобы жизнь мальчишки в Чикаго стала адом.- У.

Оставь его. Я не опоздаю.- В.

Ответа нет. И слава Богу. Общаться с Саймоном сейчас ему совершенно не хочется. Он больше не пытается заснуть. Вик решает для себя одну очень простую задачу: он должен уехать прямо сейчас. Иначе он никогда себя не простит, если отец доберется до Бена и его семьи. Вик осторожно снимает с себя парня, заставляет его обнять подушку, целует в лопатку и уходит. Он оденется в машине. Здесь ему больше нечего делать.

Вик выходит из ставшего родным дома. Оборачивается. Он вспоминает, как впервые оказался здесь, заботу и небезразличие родителей Бена и его самого. Вик тяжело сглатывает, стирает выступившие слезы. Нет, он не думает, что погибнет там, но он почти на сто процентов уверен, что даже если вернется, назад его уже не примут. Капитан садится в свою «Audi», кидает последний взгляд на черные окна второго этажа и жмет на газ. Прежде, чем отправиться в армию на ближайшие лет тридцать, он хочет последний раз побывать в том месте, где ему когда-то казалось, будто он может все.

Машина глохнет, стоит ему проехать знак на выезде из города. Он ловит попутки. Стоит на обочине с сумкой в руках и ожидает, что кто-нибудь остановится, подберет странного парня, стоящего ночью, посреди трассы с дурацкой спортивной сумкой. Его подвозит пожилая пара. Они долго уговаривают парня остаться с ними и позволить им довести его до соседнего городка. Вик отказывается, благодарит и уходит в темноту. Машина вскоре скрывается из виду.

У озера пусто. Вик подсвечивает себе путь телефоном, пока поднимается на излюбленный холм. Он смотрит на огни города, который собирается оставить этим утром. Ему плевать на него. Плевать на дом, на школу, на родные улочки. Даже до друзей ему нет особого дела. Он думает лишь о том, что сейчас оставил там Бена. В спальне. Одного. Скорее всего, навсегда.

Вик вздрагивает, когда слышит треск веток и звук чьих-то шагов. Здесь не должно быть опасных диких животных, но в ночи любой звук кажется пугающим. Никто не знает об этом месте. Это его личное убежище. Он никогда никому не говорил о нем, кроме одного единственного человека, которого по определению здесь быть не должно. Вик светит в сторону незваного гостя, потревожившего его одиночество.

Бен отшатывается в сторону от яркого света, закрывает глаза ладонью. Он садится рядом, на землю, не вторгаясь в личное пространство, просто обозначая свое присутствие. Вик осматривает деревья, панически пробегая взглядом по лиственным кронам. Он не хочет этого разговора. Он просто хочет остаться наедине со своей болью.

— Все-таки сбежал, не попрощавшись, — говорит Бен.

— Ты все равно не спал.

С ним не спорят. Только неопределенно пожимают плечами. Вик вдруг осознает, что Бен сидит рядом в своих пижамных штанах и его баскетбольной куртке. Той самой куртке, которую Вик отдал ему полгода назад, так и не забрав обратно. Впрочем, Бен снова отвлекает его от раздумий.

— Ты ведь понимаешь, что можешь погибнуть там?

— Нет. Вероятность такого исхода меньше пятидесяти процентов.

— Это радует. Радует, что ты все рассчитал.

Вик не склонен драматизировать, но эти красноречивые паузы между их репликами явно наполнены растущим напряжением. Вряд ли у кого-то из них получится его развеять. Бен скрупулезно подбирает слова. Облизывает пересохшие губы привычным движением. У Андерсена все внутри переворачивается от этого жеста. Разве можно оставить кого-то столь родного? Вик думает, что будет гореть за это в аду. Начинает светать. У них еще около двух часов.

— Ты будешь писать?

— Нет. Это одно из условий соглашения. Никаких контактов с тобой.

Бен резко выдыхает. Он ведь ожидал чего-то подобного. Он знал, что от отца Виктора так просто не избавиться. Вик видит это в его глазах. Видит, что Бен все знал. Может и не так точно, но догадывался, что ничем хорошим война с заместителем мэра точно не обернется. Они все еще не соприкасаются. Бен внимательно смотрит на своего парня. Они ведь все еще вместе? Да?

— Хорошо. Мне тебя ждать?

— Не стоит. Я не хочу, чтобы ты загубил свою жизнь. Я могу не вернуться.

— Но если вернешься…

— … я найду тебя. Обещаю.

Вик сжимает челюсти. Он не врет. Если он вернется, первое, что он сделает, так это найдет Бена. Где бы тот ни был, с кем бы тот ни был. Боль душит. Сдавливает ребра, мешает вздохнуть. Андерсен обнимает парня. Притягивает к себе. Наконец вдыхает запах ванильного крема с корицей и понимает, что, как только Бен перестанет быть рядом, он задохнется.

— Ты пришел сюда пешком?

— На попутке. Бензин кончился.

— Я подвезу тебя до вокзала.

Вик выпускает парнишку из объятий. Бен тут же ежится, лишаясь тепла. Андерсен тяжело вздыхает. Он не любит говорить о своих чувствах. Бен, собственно, тоже. Но он смотрит на него своими огромными зелеными глазами и ждет. Возможно, они видятся последний раз, почему бы и не пооткровенничать. Вик набирает в грудь побольше воздуха.

— Я ушел так, потому что прощания причиняют боль. Я не хочу прощаться. И не хочу причинять тебе еще больше боли.

— Секс — идеальный способ сказать «прощай», — усмехается художник, — Я подвезу тебя. Это не было вопросом.

Бен тянет его за руку. Они идут к машине Хадсона. Вик смотрит на часы. Автобус отправляется с вокзала через час. Он почти благодарен отцу, что тот не дергает его сейчас. Он на секунду останавливается. Окидывает взглядом озеро и холм за ним, вдыхает свежий воздух и садится в машину. Бен заводит мотор. Они возвращаются в город.

Автомобиль останавливается у вокзала. У них еще 20 минут. Бен не собирается выходить из машины. Даже ремень не отстегивает. Вик видит, как что-то умирает на дне этих красивых зеленых глаз. Бен подарил ему свое сердце, доверил жизнь, а он его подвел. Хадсон несмело улыбается, будто догадывается, о чем думает друг. Нежно касается подбородка, поворачивая Вика к себе лицом. Смотрит в глаза, гладит скулу, ведет кончиками пальцев по свежему синяку.

Щелкает ремень. Вик открывает дверь, выходит на улицу. Солнце слепит глаза. Он обходит машину. Стучит в окно. Бен опускает стекло. Вик замирает, любуясь игрой солнечных зайчиков в светлых волосах мальчишки.

— Я не хочу прощаться с тобой, Бен.

— Так не прощайся, — он кладет свою ладонь поверх пальцев баскетболиста, — До встречи, Вик.

— До встречи, Бенни.

Он целует его в лоб. Сжимает в ладони пальцы и уходит. Он не останавливается до тех пор, пока не оказывается у своего автобуса. И только тогда, он выдыхает. Оборачивается. Бен стоит у машины. Слезы блестят на ярком солнце. Парень улыбается, поднимает вверх телефон. Вик чувствует вибрацию в кармане.

Однажды ты сказал мне, что всегда будешь моим. Так вот, я хочу сказать, что и я твой. Навсегда. Хочешь ты этого или нет. Не имеет значения, как далеко ты будешь от меня. Ты навсегда в моем сердце. Чтобы не случилось, я всегда буду рядом ради тебя.— Б.

Слезы мешают разглядеть Бена. Вик не пишет ответ. У него слишком трясутся руки. Он рвано выдыхает, когда водитель заводит мотор. Прижимается к стеклу лбом. Он пытается помахать на прощание, но руки не слушаются. Бен вытирает мокрое от слез лицо, кутается в красно-желтую куртку с оранжевым мячом на спине. Повинуясь секундной слабости, Вик печатает короткое сообщение, на которое не ждет ответа.

Позаботься о нем.— В.

Избежать драмы не удалось, зато они попрощались по-человечески. Вик не уверен, что разбитое сердце лучше, чем разбитая голова. Возможно, стоило рискнуть, сбежать с Беном куда-нибудь, усыновить Хантера и жить как в том сне, о котором рассказывал парень. Но автобус увозит его все дальше от города, от Бена и от той идеально-запретной жизни, что он когда-то видел во сне.

Молодец. Я тобой горжусь.— У.

Вик читает сообщение от отца. Он слишком поздно понимает, что экран телефон покрывается трещинами. Вик думает, что отец не заставит его сдаться. Он сможет быть счастливым. Он вернется домой. Он найдет Бена, заставит его простить себя, и, в конце концов, женится на нем. И они уедут отсюда так далеко, как только смогут. Когда-нибудь. Обязательно. Виктор верит в это так сильно, что становится больно.

========== 25. ==========

Глава 25.

Бен не возвращается домой. Он просто не смог бы находиться сейчас в комнате, в которой все, буквально все, пропахло морским гелем для душа и яблоками. Ему кажется, что он вообще больше никогда не сможет вдыхать свежий запах моря и маминых пирогов. Парень уверен, что у него начнется аллергия на нервной почве.

На экране телефона высвечиваются пропущенные звонки — родители пытались дозвониться. Видимо девушки рассказали им о планах Андерсена, и теперь те беспокоились за сына. Кейси засыпала его сообщениями с одним единственным вопросом: «ты где?». Даже Тина пару раз звонила, что было большим сюрпризом и сулило много неприятностей. Ее забота всегда проявлялась неожиданно и так же неожиданно перерастала в агрессию.

Он не хотел ни с кем разговаривать. Он вообще ничего не хотел. После того, как автобус скрылся из виду, Бен сел в машину и доехал до озера. Он просидел на том чертовом холме до поздней ночи, задыхаясь от собственных слез и обнимая чужую куртку. Уже когда над городом поднялось яркое зарево от зажегшихся огней, он решил вернуться. В конце концов, родные не виноваты, что ему разбили сердце. Более того, они его об этом предупреждали.

Парень приезжает ближе к полуночи. Отец сидит в гостиной перед телевизором. Тина с матерью пьют чай на кухне. Когда дверь открывается, пропуская Бена внутрь, они бросают все дела и собираются в коридоре. Тишина давит. Он слышит собственное сердцебиение, гулко отдающееся в ушах. От неозвученных вопросов воздух чуть ли не искрится напряжением. Бен огибает родителей, отворачивается от проницательного взгляда Тины. Он не смотрит на них, скидывает обувь и исчезает наверху до того, как кто-то успеет что-то сказать. Он не готов к этим душещипательным беседам. Ему нужно побыть одному. Он теперь всю жизнь будет один. Пора привыкать.

Бен сидит на кровати в своей комнате. Он разглядывает серебряный браслет на собственном запястье и думает о том, что было бы круто научиться плавить предметы взглядом. Это вообще реально или так бывает только в комиксах? Он пообещал себе никогда не снимать этот браслет в тот момент, когда застежка впервые щелкнула на его запястье. Значит, не снимет. Украшение выглядит нелепо и немного пугающе. Оно будто сжимается с каждым вздохом все сильнее, грозя раздробить в труху не только кости, но и сердце.

«Я не знаю, что буду делать, если ты разочаруешься во мне».

— Я никогда не разочаруюсь в тебе, — шепчет Хадсон в темноту.

Он откидывается на подушку. Под ухом что-то шуршит и это стопроцентно не белье. Бен сует руку под подушку, нащупывает потревожившую покой бумажку. Это рисунок. Бен узнает себя. Шея, линия челюсти, родинки под ней, скула, губы, длинные пушистые ресницы — все то, что так любил рисовать Вик с их первой, проведенной вместе, ночи. Он помнит альбом с кучей подобных зарисовок, который Андерсен прятал в шкафу подальше от посторонних глаз. Бен вдруг понимает, что в случае чего, ему даже нечего будет оставить на память кроме баскетбольной куртки, серебряного браслета и пары рисунков.

Бен слепо смотрит на рисунок. Он надеется найти какое-нибудь тайное послание, адресованное ему одному. Может секретный номер или адрес, куда можно будет писать письма, хоть что-то. Пусто. Вик не оставил никакой записки. Просто поставил дату, коряво написал «навсегда», даже не подписался. Бен бережно прижимает к губам тонкую бумагу. Она еще хранит в себе чужое тепло.

Кто бы знал, как ему больно. Он чувствует, что сердце в груди рвется на части, а уши закладывает, будто где-то совсем рядом бьется сотня хрустальных бокалов. Он действительно чувствует, как сердце разлетается на куски, раздавленное большим армейским сапогом. Бен прижимает руки к груди в надежде унять боль. Выходит у него откровенно не очень.

Телефон противно пищит, сообщая о почти севшей батарее. Бен открывает галерею. Глупые фотографии с глупого выпускного вечера, что оставил его давящимся своими же слезами где-то в лесу. На снимках он обнимает Кейси. Кейси обнимает Вика. На следующей фотографии Бен выхватывает из рук Вика очередной стакан пунша. Потом они целуются. Обнимаются. Танцуют первый танец короля и королевы. Кейси и Кеннет. Тина. Майк. Боже, даже Майк есть. Снова он и Вик.

Бен помнит ощущение пьянящего счастья, когда Андерсен впервые в трезвом виде признался в своей заинтересованности. Будто бабочки в животе порхали: легкость и наполненность. После, на выпускном во время коронации, когда Вик в микрофон выкрикнул «мой король!», бабочки просто сошли с ума. Бену на секунду показалось, что мимо него проскакал единорог с радугой из-под хвоста. Глупое чувство. Сейчас бабочки, видимо, сдохли, а единорога отправили на колбасу. Иначе, почему ему так пусто и одиноко?

Тина проскальзывает в комнату почти незаметно. Она опускается на кровать, осторожно касается чужого лба, убирает упавшую челку и, скорее всего, проверяет температуру. Парень откладывает телефон, поворачивается к девушке. В голову так некстати лезут воспоминания о том, как они с Виком лежали точно также, смотрели друг другу в глаза и не могли отвести взгляд.

— Он хотел сбежать, не простившись, — тихо говорит Тина.

— Он и сбежал. Я проснулся в пустой постели.

— Но ты нашел его. Вы всегда друг друга находите.

Девушка обнимает его. Бен бы и рад поплакать, отпустить все, что рвет изнутри, но не может. Вместо слез, он прижимается ухом к животу, слушает тихое сердцебиение малыша. Хантер толкается. Тина кривит губы, ее дыхание сбивается, и сердце начинает стучать быстрее, но она продолжает гладить Бена по волосам, успокаивая, погружая в спасительный транс.

— Ты должен полететь в Чикаго на следующей неделе. Родители купили тебе билеты. Надо посмотреть общежитие или, может, найти квартиру. Познакомиться с академией. Утрясти кучу важных мелочей. Некогда сейчас впадать в депрессию.

— А ты поедешь в Нью-Йорк?

— Да. Он подарил мне билет на выпускном. Он открыл счет на мое имя. Перечислял туда «откупные» отца, чтобы поле его отъезда, мы смогли жить дальше.

Бен вздрагивает, но сразу берет себя в руки. Он понимает, что девушка просто не хочет лишний раз делать ему больно, но это же так глупо. Нельзя забыть имя человека лишь потому, что он обязан был уйти. У Андерсена просто не было выхода. Ведь не было же, правда?

— Ты не должна так делать.

— Не понимаю, о чем ты.

— Его имя. Тина, Вик уехал, но он все еще член нашей семьи. Он отец Хантера, и он навсегда останется… желанным гостем в этом доме.

— Он причинил тебе боль.

— Я не сахарный, — немного раздраженно говорит Бен, — Я не сопливая девчонка. Я буду в порядке. Не сразу, конечно, но буду. Сейчас у меня такое чувство, будто в моей груди дыра размером с человека. И я уверен, что выгляжу жалко. Но я в состоянии справится с этим. Все будет хорошо. У него не было выбора. У нас не было.

— Выбор есть всегда.

Тина не верит ни единому его слову. Она отталкивает парня, выходит из комнаты. Спускается вниз. Мистер и миссис Хадсон вопросительно смотрят на нее, но девушка уходит в кухню, не произнеся ни слова. Тина возвращается с кружкой в руках. Миссис Хадсон тихо вздыхает, а ее муж качает головой. Если Тина Мейсон сделала для их сына какао, значит все более чем плохо. Они были готовы к тому, что первая любовь их ребенка принесет ему много боли. Но они не были готовы к тому, что и вторая любовь Бена прекратит его жизнь в ад.

Она не дожидается, пока дверь откроется. Просто стучит пару раз, ставит кружку у дверей, как делал сам Бен несколько месяцев назад, и возвращается вниз. Девушка садится на диван в гостиной. Она улыбается, услышав тихий скрип открывающейся двери, а потом звук, с которым поворачивается замок, отделяющий Бена от внешнего мира.

— Я не знаю, что с ним делать, — говорит она.

— Надо позвонить Кейси, — предлагает Алан.

— Давайте оставим его в покое на неделю. После посмотрим. У него разбито сердце, но ему только 18. Рано или поздно жизнь возьмет свое.

Миссис Хадсон кивает в подтверждение собственных мыслей. Все дружно с ней соглашаются. Бену действительно нужно время, чтобы прийти в себя. Она была подростком, она помнит, каково это. Вот только она забыла учесть то, что Бен уже пережил слишком много. Так что когда проходит пара недель и дверь в комнату сына ни разу не открывалась за это время, Джули понимает все несовершенство своей идеи и самостоятельно набирает номер лучшей подруги сына.

***

Кейси настойчиво стучит несколько долгих секунд. Она знает, что Бен внутри так же хорошо, как и он знает, что она не уйдет, не добившись ответа. Когда вход идут ноги, и дверь грозится сорваться с петель, а со стены начинает сыпаться штукатурка, Бен открывает. Впрочем, она не удостаивает его даже взглядом.

— Боже.

Ее реакция предсказуема. Кейси проходит в комнату, оттесняя мальчишку в сторону. Оглядывается, будто впервые здесь. Девушка распахивает занавески. Открывает окно, впуская солнечный свет и свежий воздух. Бен наблюдает за ее манипуляциями с кровати. Он не ел порядка четырех дней, только пил какао, которое готовила Тина. Так что у организма просто нет сил, чтобы поддерживать его в вертикальном положении больше пяти минут.

Девушка сгоняет друга с кровати. То есть, она поддерживает парня за талию, помогая пересесть в кресло. Кейси стаскивает постельное белье на пол. Она смотрит на Бена, пытаясь увидеть хоть что-то осмысленное в пустых глазах. Но в них нет ничего, что говорило бы, что этот парень еще жив.

Мартин оставляет его одного на пару минут. Уносит грязные вещи вниз. Возвращается она уже с подносом в руках. Бен смотрит на коробку яблочного сока, на два шоколадных кекса и понимает, что его тошнит. Он отрицательно качает головой, все еще ни разу не раскрыв рта с момента ее прихода.

— Ты должен поесть, — говорит Кейси, ставя поднос на стол, — Мы уже проходили это, Бенни. Помнишь? Голодовка ничего не даст. Тебе нужны силы. Ты должен поесть.

Бен ест, а Кейси перестилает постель. Она дожидается, пока последний кусочек кекса исчезнет между пересохших искусанных губ. Девушка принимает правила молчаливой игры. Обычно громкая и слишком болтливая мисс Мартин молча тянет его за руку, кивает в сторону душа. Бен отправляется в указанном направлении. Он впервые видит себя в зеркало за последние дни. Грязные всклоченные волосы, круги под глазами, щетина, как у бездомного. Он очень давно не видел солнца, потому у него слишком бледная кожа с проступающими под ней ярко-синими венами. Он морщится.

Парень послушно встает под душ. Горячие струи заставляют напряженные мышцы медленно расслабиться, ласкают кожу. Его снова тошнит. Внутренности сворачиваются в тугой узел и не собираются распутываться на место. Он сбривает отросшую пучками щетину, отмывает волосы. Бен не замечает и по ошибке хватает гель, оставленный Виктором. В нос ударяет резкий запах морской свежести. Его трясет. Ослабленный голодовкой организм дает сбой. Он больше не может сопротивляться. Бен соскальзывает по холодной стене вниз. Скорее, ноги просто подгибаются, и он падает на задницу с глухим болезненным стоном.

Конечно же, Кейси слышит каждый посторонний звук. Она недаром стоит под дверью, чтобы в случае чего тут же оказаться рядом. Девушка открывает незапертую дверь, отодвигает занавеску и только глубоко вздыхает, оглядывая свернувшегося на дне ванны лучшего друга.

Бен прижимает голову к коленям. Его трясет как от лихорадки. Кейси скидывает обувь и залезает в ванну. Опускается на колени рядом с обнаженным телом. Она не знает, как поступить. Возможно, стоит позвать его родителей или хотя бы Тину. Но она не может. Только не тогда, когда обычно полностью контролирующий свои эмоции Бен выглядит таким разбитым и беззащитным. Она не может предать его доверие.

— Иди сюда. Давай, — она перетаскивает его к себе на колени, — Это ничего, Бенни. Слезы — это не слабость. Это значит, что ты можешь чувствовать. Это хорошо.

Бен в ответ громко всхлипывает, цепляясь скользкими от геля пальцами за ее футболку. Он не открывает глаз. Его рот изгибается от немого крика, пальцы сильнее сжимают мокрую ткань, и он снова всхлипывает. Возможно, ему нужно покричать. Громко. От души. Отпустить себя и тогда все это, наконец, закончится. Вот только Бен все еще остается собой, он не станет кричать, не сейчас.

— Вот так, малыш. Все хорошо. Я с тобой, — девушка гладит его по волосам, — Ты в безопасности. Больше никто не причинит тебе вреда.

Кейси знает, что лгать не хорошо. Но что еще она может. Девушка помнит, что уже говорила это однажды. И судя по судорожному вздоху, Бен узнал фразу. Слезы катятся по его щекам. Он больше не держит ситуацию под контролем. Он передал этот контроль Кейси. Он доверял ей всегда, у него не было причин сомневаться в ее верности. Кейси чувствует, как начинает щипать глаза. Она надеется, что это от попавшей в них воды, а не от того, как больно сейчас Бену. Как она вообще могла допустить подобное? Ведь знала же, что эта история не закончится хорошо.

Девушка гладит острые лопатки. Как же он похудел за эти дни. Она должна была прийти раньше. Кеннет говорил ей, что получил SMS от Вика о том, что тот добрался до части и у него все хорошо. Он спрашивал о Бене, и естественно Кеннет рассказал об этом своей девушке. Она обещала ничего не говорить другу, но и Вику ответить ничего не смогла, ибо понятия не имела, как себя чувствует Бен. Она была слишком занята собой. И сейчас исправить свою ошибку кажется невозможным. Но она точно знает, что больше не бросит его.

Когда Хадсон перестает трястись, Кейси помогает ему подняться. Он даже не пытается прикрываться. Ему абсолютно все равно, как он выглядит, и что с ним будут делать. Кейси же заливается румянцем и старается смотреть исключительно в лицо.

— Закрой глаза.

Бен беспрекословно подчиняется. Зажмуривается гораздо сильнее, чем надо. Кейси присаживается на бортик, выбираясь из ванны, снимает с держателя душ и смывает остатки мыла. Она достает одно из белоснежных махровых полотенец, заворачивает в него отлипшего от стены Бена, помогает перелезть через бортик и ведет его в комнату, отступая, только тогда, когда друг оказывается сидящим на кровати. Она вытаскивает из шкафа Хадсона футболку и шорты, переодевается в сухую одежду и возвращается к мальчишке.

Чистое белье пахнет свежестью. Бен утыкается носом в подушку, накрывает голову одеялом. Прижимается спиной к боку подруги и закрывает глаза. Тепло рядом успокаивает. Боль в груди из резкой перерастает в ноющую. Это немного, но лучше, чем ничего. Кейси комфортнее устраивается на кровати, гладит Хадсона по спине, будто стараясь стереть чужую боль.

— Ты должен поехать в Чикаго.

— Знаю.

Голос от долгого молчания напоминает скрип старой телеги. Бен кашляет. Ему так не хватает баскетбольной куртки, в которую можно кутаться, которая защищала его от холода и кошмаров каждую ночь после отъезда Андерсена. Кейси утащила ее в стирку вместе с остальным грязным бельем, и он не стал возражать.

— Поговори со мной.

— Я не знаю, что сказать, Кейс. Мне… больно? Позволить его отцу убить меня, было бы милосерднее, чем это. Я не умею жить без него. Что еще хуже: он тоже не умеет жить без меня.

— Вик не ребенок. Он справится. И ты тоже справишься ради него.

Девушка целует его в макушку. Бен заговорил, значит, не все потеряно. Парень почти не дрожит, хотя слезы все еще скатываются по щекам. Они такие редкие и большие. Кейси стирает мокрые дорожки пальцем. Бен всегда был готов открыться ей, и она умело пользовалась этим. Пусть он не смотрит на нее, но он все еще ей доверяет.

— Твой самолет в субботу. В 2:30. Не опаздывай на рейс. Не позволяй себе забросить свои мечты из-за случившегося.

— Спасибо, мартышка, — шепчет Бен.

— Не за что, малыш. Мы справимся с этим.

— Снова.

Она уходит ближе к вечеру, когда Бен крепко спит. Кейси не думает, что он не поймет ее ухода. Утром им было бы очень неловко. Бен бы изводил себя из-за истерики, которую не смог сдержать, а Кейси бы вспоминала, что успела у него разглядеть в момент той самой истерики. Да, определенно. Это было бы неловкое утро, наполненное неловким молчанием.

Она была права. Бен спускается на кухню с утра. Родители не видели сына несколько дней, и он благодарен им, что они не бегут его обнимать и донимать расспросами. Бен слабо улыбается, когда мать ставит перед ним тарелку с оладьями, а Тина кружку с какао. Он благодарно кивает ей, и девушка тоже склоняет голову. Кажется, в этот момент он слышит ее вздох облегчения.

Завтрак проходит в спокойной тишине, а потом Бен отправляется готовиться к предстоящей поездке. Кейси права. Он не может забросить себя из-за того, что ему больно. Даже если ему больно просто дышать. Легче не станет, если он запрется дома и умрет от голода. Чикаго поможет отвлечься. И они обязательно справятся.

========== 26. ==========

Глава 26.

Он никогда раньше не летал на самолете. Бен жует предложенные стюардессой орешки и смотрит в иллюминатор, на проплывающие под крылом самолета облака. Перелет проходит спокойно. Аэропорт «Мидуэй» встречает его утренней суетой, сонными лицами персонала и дождем, а еще SMS от лучшей подруги.

Как долетел? — К.

Нормально.— Б.

Бен кутается в куртку, накидывает на голову капюшон и выходит на стоянку такси. Проколотое вчера ухо нещадно чешется от непогоды. Он сам себе напоминает брошенную под дождем собаку, замученную блохами. Идеальное сравнение. Он теперь действительно как брошенный пес: никому не нужный и никем нелюбимый. Это мысли эгоиста, но отделаться от них отчего-то не получается.

Парень идет по пустой парковке. Он уже задумывается о том, не поехать ли ему на метро в незнакомом городе в незнакомое место, о котором он не знает ровным счетом ничего, кроме адреса. И это не было бы проблемой, будь у него неразряженный телефон. Хадсон начинает нервничать, как замечает, что он не один.

— Я искал тебя внутри.

Бен не успевает испугаться. Он узнает этот голос из миллиона и от этого не легче. Над головой поднимается зонт, скрывая от дождя. Бен промок до нитки, так что этот жест бесполезен. Замерзший мозг отказывается анализировать ситуацию. Художник раздраженно стягивает с головы капюшон и поворачивается на пятках, чуть не влетая носом в грудь своего нежеланного спутника.

— Что ты здесь делаешь?

— Твоя подруга просила присмотреть за тобой.

— Откуда Кейс узнала, что ты здесь?

— Она подписана на мой инстаграм?

Бен закатывает глаза на прозвучавший в ответе сарказм и ускоряет шаг. Он больше не намерен выслушивать этот бред. С чего бы Кейси обращаться к человеку, которого она ненавидит, чуть ли не больше самого Бена, за помощью? Она бы не стала этого делать. Точно не тогда, когда Вика больше нет рядом, чтобы защитить. Бену не нужна нянька. Он справится сам.

— Хадсон, постой. Послушай меня, ладно? — Бен замирает, не оборачиваясь, — Отлично. Я не буду говорить с твоей задницей, — парень устало вздыхает и все же поворачивается, — Она переживает за тебя. С тех пор, как Андерсен уехал все переживают за тебя.

— Даже ты? С чего бы тебе вообще думать обо мне?

— Я, возможно, больше других хочу позаботиться о тебе. Прекрати вести себя как истеричка. Это слишком по-гейски даже для тебя.

— Ты. Меня. Изнасиловал. Помнишь об этом? — кричит Бен, абсолютно забывая, что находится в людном месте, — Ты бросил меня подыхать. Одного на той чертовой дороге. А теперь ты являешься со своей заботой, когда моя жизнь снова превратилась в ад. Это очередная тупая шутка Вселенной? Знаешь что, можешь засунуть эту заботу себе…

— Закрой свой рот! — Майк возвышается над ним, опасно сверкнув глазами, — Я рад, что мы вспомнили наше прошлое. И я знаю, что могу сколько угодно просить прощения, ненавидеть себя и пытаться загладить вину. Ты никогда не простишь. Я знаю, понятно? И теперь, когда мы все прояснили, садись в машину. Я промок, замерз и хочу кофе.

Бен затыкается моментально. Недоуменно моргает, удивленный собственной реакцией. Он уже слышал о его чувстве вины от Виктора, но услышать это лично — совсем другое дело. Это дезориентирует. Злость отходит на второй план, оставляя место непониманию и неуверенности.

Люди оборачиваются на них, с любопытством наблюдают за развернувшимся перед ними шоу. Он не смотрит на них, сосредотачивая все свое внимание на Майке мать его Шеппарде, стоящем прямо перед ним. Бен открывает дверь знакомой черной «Camaro», когда Майк отключает сигнализацию. Руки художника больше не дрожат.

Они останавливаются у кофейни. Майк выходит из машины, огибает ее, пока Бен возится с ремнем, и открывает дверь. Хадсон нацепляет на лицо самую безразличную маску и вылезает на улицу. Он не позволит Шеппарду так легко загладить свою вину. Если этот парень решил докопаться до него со своей заботой, то Бен оторвется по полной на его чувстве вины. Просто потому, что тот заслужил. Отец бы сказал, что он ведет себя как капризный ребенок, что его поведение недостойно взрослого мужчины. И Алан был бы прав. Майк хмыкает. Закрывает дверь и ставит машину на сигнализацию.

Они занимаю столик у окна. Запах свежего кофе проникает в нос, заставляет рот наполняться слюной в предвкушении вкусного напитка. Бен любит капучино с двойным молоком и корицей, о чем он сообщает Шеппарду. Когда тот отправляется к стойке, за которой хлопочет молоденькая бариста, Бен хватается за телефон.

Я тебя ненавижу. — Б.

Так нужно. Доверься ему. — К.

Ты рехнулась? — Б.

Сделай, как я говорю. Верь мне. — К.

Майк возникает рядом с ним с двумя стаканчиками кофе в руках. Бен дергается от неожиданности. Скорее всего, он никогда не привыкнет к тому, что этот человек находится так близко, а его даже не тянет вцепиться ему в глотку. Это пугает и заставляет задуматься. Бен берет протянутый стакан. Напиток приятно обжигает язык, греет замерзшие пальцы. Шеппард садится напротив него.

— Так зачем ты приехал в Чикаго? Я думал, ты поедешь в Нью-Йорк с беременной подружкой.

— Ее зовут Тина.

— Хорошо. Я думал, что ты поедешь в Нью-Йорк с Тиной. Но ты здесь. Почему?

— Я поступил в «Американскую академию искусств». На стипендию, — не без гордости, говорит Бен.

— Как и мечтал. Вот только, там не предоставляют стипендии. Она полностью коммерческая. И ты это, конечно же, знаешь, — улыбается Майк.

Бен пожимает плечами, теряясь под внимательным взглядом. Он знает, что его обучение там было оплачено. Родители молчали, делая вид, что ничего не знают, но Бен то не дурак, он понимал, что у них не было возможности. Когда он увидел подписанный чек с огромной суммой на столе Вика, удивился, но не стал расспрашивать. А через несколько дней ему пришел ответ из академии. Он сразу сложил два и два. Бен не знает, почему продолжает вещать байки про стипендию. Может, потому что эта маленькая ложь позволяет ему не думать о том, что Андерсен заботился о нем гораздо больше, чем тот думал. Уже потом он узнает, что Вик шантажировал отца, и Саймон пообещал оплатить ему обучение Бена. Мальчишка все еще лелеет надежду получить какой-нибудь грант и вернуть деньги.

Хадсон пьет кофе мелкими глотками. Наслаждается вкусом и разливающимся внутри теплом. Ловит изучающий взгляд своего собеседника. Впервые с выпускного его руки не дрожат. Может, это из-за того, что он не хочет казаться слабым перед этим человеком. А может быть виной тому сила и уверенность Шеппарда, которые витают в воздухе и как бы говорят «все будет хорошо, ты в безопасности, я о тебе позабочусь». Вот только безопасность и Майкл не совместимые для Бена понятия.

Майк предлагает подвезти. Бен соглашается не задумываясь. Когда они паркуются у здания академии, Бен раскрывает рот в немом восхищении. Он знал, куда поступает. Видел фотографии в интернете, но не ожидал, что и в реальности все будет настолько здорово.

332 Саут-Мичиган авеню. Первое, что он замечает — это кофейня. Идеально. Он знает, что не сможет учиться без кофе, и видимо, он такой не один. Само здание академии из серого камня, красивое до безумия. Величественное. Бен думает, что с верхних этажей будет видно озеро Мичиган. Скорее всего, он прав. Шеппард подталкивает его к дверям, когда прохожие начинают ругаться на застывшего посреди тротуара парня.

Внутри не менее красиво. Светлые тона будто расширяют пространство. Если в своей школе Бен чувствовал себя как в клетке, то здесь он будто свободен. Или это связано не с цветом стен? Бен отгоняет ненужные мысли, идет вслед за Майком. Тот ведет его вперед по коридору. Он выглядит здесь, как хозяин. Хотя, Майк в любом помещении ухитрялся выглядеть так, словно владел им всю жизнь.

— Аудитории большие. Много света. Рисовать здесь одно удовольствие, — произносит Шеппард, протискиваясь сквозь студентов.

— Ты бывал здесь раньше?

— Да. Мой парень здесь учился. Закончил в прошлом году и свалил куда-то в Италию.

— Ты гей? — остановившись, спрашивает Хадсон.

— Серьезно, Бен? А как же твой хваленый гей-радар? — ядовито интересуется Майк, но тут же смягчается, — Да. Кстати, красивая сережка.

Щеки заливает румянцем. Окей, это они тоже выяснили. Теперь Бен вообще не понимает поступок Майка. Он, может, перестал его ненавидеть, может, перестал просыпаться от кошмаров о той ночи — теперь их просто заменили другие, но он точно не простил и не уверен, что простит когда-нибудь.

Что вообще происходит в его жизни? Вселенная в край рехнулась и решила окончательно добить несчастного художника? Бен закрывает лицо ладонями. Он устал. Ему хочется домой. Лечь в кровать и пролежать под одеялом всю оставшуюся жизнь. Пока Вик не вернется назад. И сомнений в том, что он обязательно вернется, у Бена почему-то не возникает.

— Не засыпай. Мы еще должны посмотреть, где ты будешь жить, — прерывает его мыслительный процесс Шеппард.

Бен кивает. Он следует за ним к выходу. Майк больше не говорит с ним, только иногда поглядывает в его сторону, убеждаясь, что тот все еще не рассыпался. Это раздражает. Хадсон закрывает глаза. Он не хочет заботы от человека, сломавшего его. Он не хочет видеть Майка. Он хочет позвонить Вику и поговорить с ним, узнать, как дела и не собирается ли тот вернуться к нему. Желательно прямо сейчас. Потому что прошла уже пара недель, и Бен не представляет, как прожить еще одну без него.

— Мы на месте.

Майк трогает его за плечо. Бен смотрит в серые, обычно холодные, глаза и видит в них непривычную теплоту. Парень выглядит так же, как когда-то в школе, ни капли не изменился. Серьезный, слегка высокомерный, властный — в такого Майка он влюбился. Бен трет лицо, улыбается и выходит. Шеппард не идет за ним. Он чувствует, как напряжение сковывает мальчишку в его присутствии, и решает остаться в машине.

Собственно, долго ждать не приходится. Бен возвращается через 10 минут. У него взъерошенные волосы и огромные, лезущие на лоб, глаза. Он садится в машину, пристегивается, нервно дергая за ремень. Молчит с минуту, нервно постукивая пальцами по приборной панели. А потом начинает говорить, все также смотря перед собой:

— Я не могу тут жить. Света мало. Музыка из-за каждой двери. Да фиг с ним, с шумом. Боже, как развидеть то, что я только что увидел? Я вошел, а там голый парень по коридору бегает. Голый, понимаешь? Абсолютно. У него там все… во взбитых сливках. Все, — Бен замолкает, беспомощно взмахивает руками.

Майк усмехается. Смотрит на покрасневшего пассажира, вырисовывающего в воздухе, что и у кого там было видно. Бен всегда был жутко стеснительным. После всего пережитого им это только усилилось. Шеппард заставляет себя не думать об этом, ему вполне хватает ночных кошмаров. Он говорит первое, что пришло ему в голову и надеется, что не пожалеет об этом.

— Ты можешь жить у меня, — брови мальчишки взлетают вверх, но он не поворачивается, замирает на сиденье, — Сначала университет, потом работа. Домой прихожу ближе к одиннадцати. Вторая спальня все равно пустует. Так что да, ты можешь жить там.

Повисает пауза. Бен разворачивается всем телом, путается в ремне безопасности. Он ищет в серьезном лице хоть какой-то намек на шутку. Не находит. Вздыхает чересчур удрученно. А потом делает то, что удивляет даже Майка. Бен устремляет взгляд в лобовое стекло, выпрямляется и кивает, несколько раз для верности.

— На кого ты учишься?

— На социолога.

— Из-за меня?

— Не все в моей жизни происходит из-за тебя.

Бен кивает еще раз. Будто это знание поможет ему что-то решить. Он смотрит в окно на входные двери общежития, открывает рот, морщится недовольно, видимо снова вспоминая увиденное, а потом поворачивается лицом к водительскому креслу.

— Если не буду мешать, то я согласен, — тихо говорит он.

Майку хочется пошутить, что «я согласен» надо было сказать несколько месяцев назад, тогда бы им вообще не пришлось ехать в это общежитие и трепать и без того расшатанную психику художника. Но чувствуя нервозность своего нового соседа, Майк берет себя в руки. Время для шуток еще будет.

Он заводит машину и везет их к дому, в котором родители купили ему квартиру на время учебы в Чикаго. Майк понимает парнишку. Когда он впервые переступил порог общежития Чикагского университета, он тоже был не в восторге от увиденного. Разница между ними лишь в размере зарплаты родителей и соответственно в том, что они могут дать своему ребенку. В двухкомнатной квартире слишком много места для одного. После отъезда сестры, ему нужен был сосед. Что ж, Майк его нашел.

***

Дом, в котором была квартира Шеппарда, впечатляет сам по себе. Бен с порога замечает продуманность стиля, профессиональный подбор мебели и прочих аксессуаров. Он должен быть честен с собой — эта самая красивая квартира из всех, в которых ему посчастливилось побывать. И видимо сказывается особенности воспитания, но она еще и самая чистая из всех. Бен не мечтал жить в таких условиях, когда подавал документы в академию. Если честно, он вообще не мечтал в нее поступить.

— Не стой на пороге. Проходи, — Бен недоверчиво косится на разувающегося Майка, — Я тебя не трону. Просто… проходи уже. Я закрою дверь.

Когда щелкает замок, ситуация перестает быть просто неловкой и становится супер неловкой. Бен переминается с ноги на ногу посреди чужой прихожей. Оглядывается по сторонам. Ему определенно нравится черный шкаф-купе с большими зеркальными дверями. Три квадратных светильника на потолке, уменьшающиеся по удалению от двери, выглядят потрясающе.

— Кухня прямо и направо. Ванная в каждой комнате своя. Мои родители помешаны на водных процедурах, — Майк пожимает плечами, — Твоя комната рядом с моей, что означает проблемы с приводом домой парней, так как стены тут просто невероятно тонкие.

— Я приехал учиться.

— Конечно.

Майкл минует застывшего Бена, садится на стул и наблюдает со стороны. Реакция художника бесподобна. Она забавляет своей искренностью. Шеппард не привык к такому. В его мире искренние люди долго не живут.

— Если что, можешь заходить в мою комнату в любой момент. Будет здорово, если ты будешь стучать.

— Какая моя?

— Слева.

Бен проходит в кухню, служащую также и гостиной. Барная стойка заменяет обеденный стол. Плита, микроволновка, холодильник, шкафчики, плитка на стене — все белое. Плитка на полу, поверхности нижних шкафов, высокие стулья за стойкой, как и она сама — черные. Бен садится на небольшой белый угловой диванчик. Кожа на ощупь теплая, приятная. Телевизор кажется просто огромным. У него дома тоже есть такой и не меньше, но в этой маленькой гостиной все кажется больше, чем есть на самом деле. Особенно напряжение между ними.

Майк достает из холодильника пиво. Протягивает бутылку Бену, но тот вежливо отказывается. Он говорит, что вообще не пьет с некоторых пор. И Майк был бы идиотом, если бы не понял с каких именно. В ту ночь Шеппард был настолько пьян, что с утра не сразу вспомнил, что успел натворить. Только увидев кровь на своих руках и рубашке, до него дошло, что это был не сон. Майк отпивает из своей бутылки, ставит ее на стойку и идет к комнатам.

Он открывает правую дверь, показывая свою спальню. Бен ожидал чего-то подобного. Несколько фотографий, школьные награды, какие-то университетские сертификаты на стене в рамке, разбросанная одежда, письменный стол с компьютером, заваленный книгами, шкаф, книжные полки, беговая дорожка, гитара, плакаты на стенах. Более обжитая, чем комната Вика, но не такая уютная, как дома у Бена. Будто Майк почти не живет здесь.

Они переходят в соседнюю спальню. Она не больше, чем предыдущая, просто кажется более просторной из-за того, что в ней прибрано. Тот же шкаф, тот же стол, огромная кровать с балдахином, застеленная сиреневым бельем. Мольберт у окна. Рядом с ним небольшой столик и табурет. Бен ахает, раскрывает рот и, не моргая, смотрит на белоснежный прямоугольник.

— Здесь жила моя сестра, пока училась в твоей академии.

— У тебя есть сестра?

— Старшая. Хоуп. Она здесь не живет уже около года, но я ничего не менял. Ты можешь сделать все так, как тебе захочется.

— Эта комната идеальна. Только, может, кровать слишком… девчачья. Я бы снял балдахин.

Они смотрят на сиреневую ткань, натянутую между деревянными столбами, потом друг на друга и смеются. Майк обещает заменить постель к началу учебного года. Бен кивает. Еще раз оглядывает комнату и выходит, плотно закрывая за собой дверь.

— Не знаю, как отблагодарить тебя. Я начну искать работу сразу, как освоюсь на новом месте, — говорит Бен, — Я… не знаю, чем заслужил твою заботу, но спасибо.

— Ты ничего мне не должен. Я же говорил: позволь мне позаботиться о тебе. Я не искуплю того, что я сделал с тобой, но может быть хоть немного смогу изменить твое мнение обо мне.

— Я изменил свое мнение о тебе, когда ты рискнул всем, помогая нам с Виком, — Бен хмурится, раздумывая над следующей фразой, — Я ведь любил тебя. Тогда. Давно. Я любил тебя, Майк.

— Я знаю, — Шеппард кивает, тщательно подбирая слова, — Но я был просто мальчишкой, школьным хулиганом. Злым и напуганным. Я натворил много дерьма и мне никогда не изменить этого. Но я могу сделать что-то сейчас. Что-то, что поможет нам обоим жить с этими воспоминаниями.

— Мне нравится то, что ты говоришь. Пусть это будет правдой.

Майк отвозит Бена в аэропорт в тот же вечер к десяти часам. Парни прощаются. Бен сомневается секунду, а потом обнимает своего… друга. Ведь можно же не простить, а просто быть благодарным. Однажды он спас Майка, теперь очередь Майка спасти его. Шеппард удивляется неожиданным всплеском добрых чувств, но обнимает парнишку в ответ.

— Я знаю, чем смогу отплатить. Тина научила меня неплохо готовить. Так что считай, у тебя будет личная домработница.

Бен подмигивает не успевшему ответить Майку и скрывается в толпе. Он вернется сюда и позволит этому парню позаботиться о себе. Может, он справится без Вика. Теперь, главное, чтобы Вик справился без него.

Хадсон возвращается домой в более хорошем настроение, чем покидал его. Он обнимает родителей, целует Тину в щеку. Девушка держится за живот и довольно улыбается. Видимо в Нью-Йорке все прошло хорошо, и она зря переживала. На все вопросы Бен говорит уже привычное «все в порядке» и уходит наверх.

Я нашел себе жилье. — Б.

Но ты ведь и так об этом знаешь. — Б.

Я не была уверена, что ты позволишь ему помочь себе. — К.

Мне не нужны подачки, Кейс. — Б.

Но тебе нужна помощь. Просто прими ее. — К.

У Бена чешутся руки, так хочется позвонить Виктору, рассказать о сегодняшней поездке. Может, баскетболист сойдет с ума от ревности и вернется домой. Он был бы злым, растрепанным, может даже рычащим, как зверь. Он был бы собой, родным и необходимым. От воспоминаний ноет в груди.

Бен обещал не звонить. Он обещал Андерсену, что справится. Поэтому Бен ничего не делает. Он желает «спокойной ночи» фотографии Вика на телефоне, затем отключает его и ложится в постель. Он устал и морально, и физически. Может быть, с утра станет легче. Отец часто говорит, что утро вечера мудренее.

========== 27. ==========

Глава 27.

Но боль не утихает не через неделю, не через две, не через три. Бен настолько спокоен, что иногда ему кажется, будто он мертв. Саймон Андерсен официально стал новым мэром города. Хадсоны искренне не понимает, как люди могли голосовать за этого ублюдка. Кейси говорит, что спекуляция сыном-героем помогла ему набрать голоса. О нем и его семье пишут все СМИ. Они перекопали всю жизнь народного избранника. Алан лично несколько раз ловил фотографов на своем заднем дворе.

За завтраком Бен стискивает зубы. Родители уже привычно выключают новости. Даже твиттер не упускает возможности пощебетать на тему избрания нового мэра. Оттуда Бен узнает, что Андерсен-младший на военной базе где-то на юге страны. Нет, не сам узнает, ему рассказывает мисс Мартин на очередном «девичнике». Он сначала замолкает, усваивая информацию, а потом переводит разговор в другую сторону. Больше к этой теме они не возвращаются. Кейси вообще тщательно избегает Виктора в разговорах, почти так же тщательно, как Тина.

Бен тоскует. Он каждую ночь кутается в баскетбольную куртку. Она затерта чуть ли не до дыр, но вряд ли он сможет… без нее. Ткань давно не пахнет Виком. Да ему это и не нужно. Запах яблок и моря въелся в мозг слишком глубоко, чтобы Бен когда-нибудь смог его забыть. Он перелистывает фотографии. Теперь на тумбочке у кровати стоит их единственное семейное фото, сделанное в день выпускного бала. Тина не раз ловила его за разговорами с фотографией. Девушка никак не комментировала это. Она предпочитает делать вид, что ничего не замечает, так ей легче.

Насколько сильна была любовь, люди узнают лишь в разлуке. Бен понимает, что тонет в своем горе. Тонет в огромном море боли, и никто не бросает ему спасательный круг. Ему опять сделали больно. Сердце Бена разбито. Но превращаться в овощ, переставать бороться — глупо. Он даже прекращает думать о Вике целыми днями. Он думает о нем с утра, немного днем, и совсем чуть-чуть перед сном. Это уже можно считать прогрессом.

Он чувствует себя эгоистом, снова и снова поворачивая замок на своей двери. Ему проще страдать в одиночестве, чтобы родители не беспокоились, чтобы Кейси выдохнула наконец, и чтобы Тина больше не попадала в больницу. Ее совсем недавно выписали. Почему Хадсона никто не предупредил, что летать на больших сроках небезопасно?

Бен гипнотизирует взглядом браслет на своем запястье. В миллионный раз перечитывает надпись на обратной стороне. Они ведь даже не расстались по-настоящему. Попрощались, будто увидятся на следующий день. Но Вик уехал. И дело не в том, что он уехал от него, а в том, что он отправился в армию. Бен ни черта не знает об армии. Он никогда не вникал в эту тему и не имеет ни малейшего желания. Он считает себя слишком впечатлительным человеком. Ему совсем не хочется знать о чужой боли и страданиях сверх того, что знает уже. Бену с лихвой хватает собственных. Если обращать внимание на все дерьмо этого несовершенного мира, то недолго в нем захлебнуться. А он у себя один, ему нельзя тонуть. Он должен выбраться.

Однажды вечером Бен сидит в гостиной на диване, смотрит какое-то глупое музыкальное шоу и переписывается с Майком. Хадсон согласился дать ему свой номер — это было единственным условием предоставления жилья. Тот рассказывает о докладе, который он должен был приготовить на позавчера и еще даже не садился за работу. Бен ругает его, говорит, что Майк безответственный лентяй. Он недалек от истины, но Шеппард все равно присылает обиженный смайлик, чем вызывает легкую улыбку у своего собеседника.

Тина появляется неожиданно. Она принесла художнику какао. Девушка садится на кушетку у окна. Она читает какую-то книжку о беременности. Обычно, она всегда читает там днем. Ей нравится сидеть у окна. Раньше Бен тоже любил там читать, пока его жизнь не стала напоминать одну большую плохо решаемую проблему. Бен благодарит ее за заботу улыбкой и возвращается к телевизору и «обиженному» Майку.

Он как раз заканчивает расписывать все плюсы жизни с родителями: начиная с бесплатной крыши над головой, заканчивая своевременно приготовленными завтраками, обедами, ужинами, не забывает упомянуть уборку. Он отправляет сообщение, когда слышит тихий серьезный голос.

— Если хочешь, ты можешь его забрать.

Бен приподнимает бровь. Он не забыл о ее присутствии, но думал, что она будет продолжать его игнорировать, как делала всегда. Девушка откладывает книгу, пересекает гостиную, опускается на диван и внимательно смотрит в глаза. Непонимание на лице Бена заставляет уголки ее губ дрогнуть в улыбке.

— Ребенок. Если ты хочешь, я могу отдать его тебе, а не приемным родителям.

— Ты понимаешь, что не о щенке говоришь?

Это не то, что он хочет сказать. Девушка прекрасно понимает, что это просто попытка избежать важного разговора, который они уже начинали однажды. Она откидывается на спинку дивана, обнимает живот. Ей будет не менее больно, чем ему, когда придет срок отдать малыша. Парень знает это. Они оба знают это. Но по сути, они сами еще дети. Ребенок, воспитывающий ребенка — глупая шутка.

— Бен, у тебя получится воспитать Хантера. Вряд ли можно найти в мире более заботливого человека, чем ты. Если Хантер останется с тобой, я не буду переживать о его судьбе. Во всяком случае, так сильно.

— Мы уже говорили об это. Тогда я думал, что рядом будет Вик. А сейчас его нет. Я не справлюсь без него. У ребенка должны быть два родителя. И желательно, чтобы хоть один из них был совершеннолетним.

— У меня были мать и отец. И что в итоге? Я живу здесь, Бен. Семья — это не количество человек и не кровь. Семья — это люди, которые любят тебя любого и принимают в любом состоянии. Ты и твои родители — моя семья. Он, я уверена, считает так же.

— Ты готова доверить мне воспитание своего ребенка?

— Он наш. С тех пор, как ты силой приволок меня сюда, Хантер такой же твой сын, как и мой. Или его.

— Ты все еще не называешь его имени. Не один я скучаю, да? — девушка кивает, — Я слышал, Кеннет иногда пишет ему. Ты можешь попросить его что-нибудь передать Вику.

— Ты тоже.

— Не могу. Если его отец узнает, все будут в опасности, и жертва, на которую пошел Вик, станет напрасной.

— Ладно. Просто подумай об этом. Мне ходить так, — она обводит ладонями живот, — Еще примерно пару недель. У тебя есть время подумать. Поговорить с родителями. Я без проблем подпишу все, что нужно.

— Дай мне время.

— Хантер его частичка. Может быть, это поможет тебе принять правильное решение.

Бен кивает. Девушка несмело улыбается и покидает комнату. Кейси много раз говорила, что человеку достаточно десяти секунд, чтобы принять какое-либо решение. Бену хватает одной. Он думает о Вике. Где тот сейчас? Что с ним? Ему всего восемнадцать, а жизнь уже успела испытать его на прочность сотни раз. Вик всегда был очень сильным. Старался встречать неприятности с высоко поднятой головой. Бен содрогается от мысли, что кто-то прямо сейчас может причинять ему боль, которую тот не имеет возможности разделить с ним.

Конечно, они кажутся друг другу безумно взрослыми, но на деле они просто мальчишки. И они оба были не готовы к тому, что произошло. Бен искренне не понимает, почему алкоголь нельзя покупать до 21 года, а бегать с оружием и, возможно, получить пулю в лоб, можно с 18. В чем суть такого разделения?

***

Следующее утро начинается неожиданно рано. На дисплее телефона высвечивается 4:00. Кто-то внизу кричит так, что стекла трясутся. Бен тут же скатывается с кровати, путается в одеяле, спотыкается. К моменту его появления внизу, люди в белых халатах уже грузят Тину на носилки и увозят к машине. Парень подлетает к родителям, на ходу натягивая футболку.

— Что случилось?

— Преждевременные роды, — поясняет отец, — От бесконечного стресса ребенок решил выбраться из нее пораньше. Это не страшно, скорее всего.

— Скорее всего? — недоуменно переспрашивает Бен.

— Она не доходила всего несколько дней. Все должно быть хорошо. Не волнуйся.

Бен не может не волноваться. Он босиком выскакивает на крыльцо вслед за удаляющимися врачами. У него хватает ума не бежать в таком виде до машины. Он обувается. Берет куртку и сталкивается в дверях с доктором. Мужчина поправляет сползшие на нос очки.

— Девушка в стабильном состоянии. Ни ей, ни ребенку ничего не угрожает. Необходимо сообщить ее родителям или опекунам.

— Родители выгнали ее. Но мы сообщим им.

— Кто отец ребенка?

— Я.

Доктор недоверчиво оглядывает Бена. Задерживает взгляд на сережке в левом ухе, но кивает, сдержанно улыбаясь. Он предлагает поехать с ними. Бен машет родителям и запрыгивает в машину, прижимая к себе сумку с вещами Тины, которую заранее собрала Джули. Оказывается, у него было намного меньше времени для принятия решения, чем он думал.

Они добираются до больницы в рекордно короткие сроки. Врачи увозят Тину в плату. Бен остается стоять посреди коридора в полном одиночестве. Ноги отказываются нести его вперед. Он должен сделать одну очень важную вещь, прежде чем отправиться к Тине.

Скажи ему, что Тина в больнице. И еще скажи, что я не отдам Хантера. Спасибо, Кенни.— Б.

Я передам. Позвони Кейси. Она беспокоится.— К.

Одна задача выполнена. Они все еще не были с Кеннетом друзьями, но Кейси явно хорошо влияет на своего Кинг-Конга. Парень на глазах менялся в лучшую сторону. У Бена не было причин не доверять его словам. Но у него было еще одно дело, которое требовало немедленного решения. Он прижимает телефон к уху, вслушиваясь в гудки.

— Как они? — спрашивает мама.

— Их увезли в палату. Мам, я хочу поговорить с тобой. Следовало сделать это раньше. Я…

Бен вздыхает, не зная, как выразить словами свои мысли. От волнения дрожит голос. Его отвлекает невнятный шепот на другом конце. Он готов поклясться, что мама что-то обсуждает с отцом. Бену слышится, что там, у родителей, что-то с грохотом падает на пол.

— Ни о чем не переживай. Мы будем ждать вас дома, сынок.

— Мам, я хотел…

— Мы будем ждать вас троих. Я приеду утром, чтобы утрясти все с документами. Мы с папой тобой гордимся. Это правильное решение. Не сомневайся. Мы справимся.

Бен уверен, его мать — святая. Оба родителя — святые. Он чувствует улыбку, расползающуюся по лицу, и не может произнести ни слова. Глаза щиплет от подступающих слез. Он отключает вызов. Бен выдыхает так легко, будто с его плеч свалился многотонный груз и спешит в палату.

Тина полулежит на койке. Меж ее коленей мелькает голова акушерки. Она просит девушку дышать и тужиться. У Тины красное лицо, искусанные губы, а мокрые волосы прилипли ко лбу. Она стискивает руками металлические поручни. Бен садится рядом с ней, позволяя заменить поручень своей рукой.

— О, папаша явился! — заявляет она.

— Я все решил, — говорит Бен.

— Замечательно. А как ты собираешься учиться с младенцем на руках? Ты даже кормить грудью его не сможешь. Он просто…- фраза прерывается криком.

— Просто тужься и не думай ни о чем. Мы не позволим причинить Хантеру Алану Андерсену вред.

— Хадсону. Хантер Алан Хадсон. У него будет твоя фамилия, идиот.

Бен забыл об этом. То есть не подумал. Он решил, что по определению малыш должен носить фамилию Вика. Но его сейчас нет рядом. Есть только Бен, который через полтора месяца должен будет уехать в Чикаго. Черт! Вот о чем действительно стоило бы подумать заранее. Майк вряд ли будет рад младенцу в своей квартире. Черт с ним. Бен что-нибудь придумает. А пока Тина сильнее сжимает его руку и шипит что-то не слишком цензурное, зажмурив глаза.

— Это мальчик, — произносит сестра из-за перегородки.

Малыш делает свой первый вдох в этом мире и кричит. Тина откидывается на подушки, наконец, расслабляясь. Бен целует ее в мокрый лоб, убирает прилипшие к лицу волосы. Кажется, он никогда в жизни так не волновался. Девушка в синей шапочке обтирает кричащего младенца, пеленает, и отдает в руки новоиспеченной матери.

— Ты посмотри на него, — шепчет Тина, — Он похож на вареную картофелину. Какой кошмар.

В голосе девушки восхищение и бесконечная любовь. Бен смотрит на шевелящийся голубой сверток. Осторожно отодвигает край пеленки и заглядывает в большие карие глаза со слипшимися от слез длинными ресничками. Он чувствует холодок, пробежавший по его щеке. Бен вытирает слезы под внимательным взглядом малыша.

— Это самая прекрасная вареная картофелина, которую я когда-либо видел, — признается Бен, — У него глаза Вика.

Парень совсем не солидно шмыгает носом, невесомо касается малюсенькой щечки. Малыш недовольно ворочается в своем коконе и снова начинает хныкать. Бен испуганно отдергивает руку, боясь причинить боль этому хрупкому созданию.

— Хантер, — зовет он.

Тина обнимает его за шею одной рукой, второй держит малыша. Бен прижимается лбом к ее плечу. Он представлял себе это иначе. Здесь должен был быть Виктор. Пусть не в палате, но в коридоре точно. Он должен был войти, обнять его, и сказать, что все будет хорошо, и что он очень счастлив. Но Вика нет. Его совсем нет. И с этим придется смириться. Состояние Бена тревожит медсестру.

— Это сын его парня. Но они сейчас не вместе. Там долгая история. С ним все нормально. Не переживайте.

Девушка странно смотрит на Тину, но держит при себе все, что ей хочется сказать на этот счет. Вряд ли помощница акушера может быть против суррогатного материнства. Тина гладит Хадсона по голове, пока тот не отстраняется, скорчив недовольную мину.

— Простите. Я в порядке. Он очень похож на отца.

— Ага. Если Вик выглядит как картофелина, — смеется Тина, толкая его локтем, — Пятиминутные дети ни на кого не похожи, ты безнадежный.

Бен морщится. Высвобождает из цепкой хватки юной матери. Он смотрит на малыша и не может понять, что сейчас чувствует. Больно ли ему? Или, наконец, спокойно и легко? Наверное, и то и другое. Картофелина в руках мисс Мейсон шевелится и затихает.

— Вы можете подержать его. Главное придерживайте головку, — говорит медсестра, обращаясь к Бену.

Хадсон теряется. Переводит взгляд с ребенка на Тину и обратно. Он не представляет, как держать новорожденных. Он даже никогда не видел их настолько близко, тем более никогда не прикасался к ним. Медсестра забирает ребенка у Тины и передает его замершему Бену. Он прижимает к себе маленькое тельце и чувствует, как начинает затягиваться дыра в груди, как исчезает чернота, пустота и одиночество.

— Ты самая очаровательная картофелина на свете, — произносит Бен.

Малыш ворочается на руках, просыпаясь, и снова начинает хныкать. Ему явно не нравится быть запеленатой картошкой. Бен отдает ребенка медсестре. Та зовет санитаров, и Тину с Хантером перевозят в другую, отдельную, палату, которая, оказывается, была оплачена задолго до родов. Вик ухитрился продумать все. И Бен в сотый раз убеждается, что этот парень определенно лучшее, что было в его жизни, и что он никогда не сможет ненавидеть Виктора.

Бен уже должен был привыкнуть к ночевкам на узких больничных койках. Они всегда одинаково неудобные и скрипят от каждого движения. Сейчас эта кровать стоит здесь специально для него и это почему-то заставляет щеки покрыться румянцем смущения. Он мог бы быть здесь не один.

Сейчас, спустя шесть часов после родов, он наблюдает, как Тина кормит малыша. Бен все еще боится прикасаться к ребенку, а у девушки все получается так легко и естественно, что он невольно любуется ими.

— Как ты? — спрашивает он.

— Нормально. Ты станешь отличным отцом. Если не будешь реветь каждый раз, когда он будет касаться тебя. Твоя папочка плакса. Да, Хантер? Плакса.

Бен закрывает глаза когда открывает, за окном начинает светать. Тина еще спит. Хантер тоже. Бен видит на тумбочке у своей кровати конверт. Он без обратного адреса и марок. Этот почерк он узнает всегда.

«Хадсону Бенедикту в день рождения Хантера», — гласит надпись на конверте.

Внутри рисунок. На нем Бен прижимает к себе маленький сверток. У него на лице улыбка, а по щекам катятся слезы. Бен уверен, что он иначе держал Хантера, а это значит, что рисунок был сделан давно. Это значит, что Андерсен представлял себе этот момент. Бен смотрит на спящую Тину. Она не могла незаметно подложить конверт, значит, это сделал кто-то из персонала. На другой стороне рисунка краткое послание.

«Прости, что не смог быть рядом в этот день. Я уверен, ты позаботишься о Хантере. Расскажи ему обо мне. Мы обязательно встретимся снова. Верь в это так же, как верю я.

С любовью, Вик».

Бен прижимает рисунок к груди. Что он там вечера говорил об исцеляющемся сердце? Правильно, ничего. Он чувствует боль. Тупую, ноющую боль под ребрами. И он готов выйти в окно прямо сейчас. Но под письмом на тумбочке лежат документы, в которых говорится, что Бенедикт Томас Хадсон теперь вроде как отец. Хотя, это же только заявление, неизвестно, насколько затянется оформление всех документов. Он надеется, что они закончат с этим до сентября.

Парень кладет рисунок обратно в конверт. Ему чудится аромат яблок, исходящий от бумаги. Бен берет в руки телефон. У него дрожат пальцы от волнения, и сообщение приходится переписывать несколько раз. Он почему-то уверен, что в 6:30 утра Майк уже не спит.

Мы можем поставить в мою комнату детскую кроватку? — Б.

Можем.— М

Зачем? — М.

Кажется, я только что стал отцом.— Б.

Что ты сделал, Бен? — М.

Я усыновил Хантера. Конечно, так волокита с документами, но в сентябре все будет готово, и я смогу забрать его из города.— Б.

Только у тебя хватит ума усыновить ребенка бывшей подружки своего бывшего парня. Ты слышишь, как по-идиотски это звучит? — М.

Он не бывший. Мы не расставались.— Б.

Ты злишься? — Б.

Майк не отвечает. Бен не знает, как поступил бы на его месте, поэтому не спешит судить. В конце концов, Шеппард ничего ему не должен. Он обещал позаботиться о нем, но никак не о чужом младенце, неожиданно свалившимся на голову. Бен лишь надеется, что Майк примет их обоих, потому что жизни без Хантера он себе уже не представляет.

Нет. Я не злюсь.— М.

Я поставлю кроватку, заклею углы и уберу колюще-режущие предметы. Я заеду за вами 8 числа. Летать с грудничком неудобно.— М.

Спасибо.— Б.

Бен выдыхает. Откладывает телефон и улыбается в потолок как безумный. Он скорее чувствует, чем слышит, возню в кроватке, за которой следует душераздирающий крик проснувшегося ребенка. Тина накрывает голову подушкой.

— Накорми его. Теперь он твой сын!

Парень смеется. Он обещает принести ей приличной еды на завтрак и скрывается за дверью. В больничном кафетерии шумно и полно народа. У стойки очередь, но Бен мужественно выстаивает ее и приносит Тине овсянку и черный сладкий чай, который она терпеть не может. Она даже не злится. Слишком устала, да и вряд ли он смог бы найти здесь что-то другое.

Майкл заберет их 8 сентября. Отвезет в свою квартиру. Бен станет студентом-первокурсником «Академии искусств» и отцом-одиночкой. Но его это больше не пугает. Он помнит, как смотрели на него большие ореховые глаза, прямо как у Вика. Он даже готов смириться с веснушками и кучерявыми волосами, отдающими рыжиной. Тина тоже заслужила оставить свой след в истории. Бен вспоминает, что обещал Кеннету написать Кейси, пока та не сошла с ума от беспокойства.

Хантер похож на вареную картофелину с глазами своего отца.— Б.

А ты? — К.

На приведение.— Б.

Бен.— К.

Я в порядке. Не выспался. Майк согласился приютить нас обоих.— Б

Я в нем не сомневалась.— К.

========== 28. ==========

Глава 28.

Время идет слишком медленно. Если в школе Бен ничего не успевал и мечтал, чтобы в сутках было 48 часов, то теперь час казался вечностью. Парень курсирует между домой и больницей, как зомби. Только вместо мозгов, он требует кофе. Иногда скупо отвечает на SMS Кейси, Майка или, очень-очень редко, Кеннета. Обычно художник пишет «все хорошо» или «все еще дышу», в зависимости от того, насколько паршивым было настроение.

Июнь закончился. Первый месяц жизни без «сердца» Бен праздновал в юридической фирме, стараясь как можно скорее оформить усыновление. Собственно, юрист был на его стороне, и задерживаться с решением не хотел. Когда закончилось слушание, мистер Митчел сказал: «По долгу службы я достаточно детей оставил без родителей. Пришло время сделать что-то хорошее».

О мэре ничего не было слышно. Он, видимо, решил выполнить обещание, данное сыну, и больше не появлялся на горизонте семьи Хадсонов. Тина с малышом выписываются из больницы через пять дней. Девушка бы сбежала раньше, но Бен убедил ее хоть немного побыть хорошей мамой. Она согласилась без особых препирательств. В конце концов, Тина заботилась о здоровье Хантера не меньше самого новоиспеченного отца.

В день их приезда домой, родители устроили мини-вечеринку. Бен еще на улице понимает, что в доме слишком тихо. Он вытаскивает спящего Хантера из люльки. Малыш, кажется, не замечает, что его куда-то несут. Тина открывает дверь, и пространство вокруг взрывается от яркого света, пестрых колпаков, хлопушек и радостных криков.

— Он только заснул.

Бен жалобно стонет, начиная снова укачивать кричащего Хантера. Впрочем, ребенок успокаивается довольно быстро. Тина полдня не давала ему заснуть, пытаясь решить, какие ползунки подходят больше: желтые и салатовые. Малыш был так же недоволен этим, как и его отец. Бен морщится. Он не привык называть себя отцом, даже когда все медсестры в больнице обращались к нему именно так. Какой из него отец? Он сам еще совсем ребенок.

Гостей немного, что очень радует. Хадсон здоровается с Кейси и ее парнем. Бен обнимает родителей. Принимает поздравления от кого-то из подруг матери. Ему очень хочется увидеть ухмыляющегося Майка, опирающегося локтем о косяк. Он бы мастерски заполнил собой все пространство, и Бен бы перестал так нервничать. Нет, он все еще продолжал нервно реагировать на завязывающуюся между ними дружбу, но Майка с его абсолютным спокойствием здесь точно не хватало. В кромешном кошмаре последних дней не хватает кого-то, настолько уверенного в себе, как Шеппард.

Кейси улыбается. Медленно подходит ближе. Кеннет остается стоять у стены, о чем-то беседуя с Тиной. Бен и забыл, что у них общее прошлое. Он смотрит в счастливые глаза своей лучшей подруги, и на миг ему хочется сбежать от этого счастья. Мартин чувствует смену настроения, настороженно вглядывается в лицо, ища подтверждения тревожащим ее мыслям.

— Я в порядке, Кейс. Просто устал.

Девушка расслабляется. Возвращает на лицо улыбку и наклоняется над разглядывающим ее малышом. Она осторожно касается его розовой щечки. Бен узнает в ее движениях себя. Это смешит. Он не верит, что выглядел также до странности трогательно и глупо. Кейси хоть не ревет, но на руки взять отказывается.

— Хантер? — звучит вопросительно.

— Хантер Алан, — Бен запинается, — Хадсон-Андерсен.

— Ты серьезно?

— Он всегда будет его отцом. Я был бы идиотом, если б стал это отрицать.

— Ты будешь идиотом, когда кто-нибудь спросит, почему у твоего сына двойная фамилия, а у тебя нет. Ты поступаешь в угоду своим чувствам, не думая о том, как будет лучше для сына.

Бен раздраженно трет лицо. Он всегда так делает, когда старается держать эмоции под контролем. Хадсон выжат, как лимон. Он устал. Он хочет подняться к себе, уложить ребенка в кроватку и самому, наконец, лечь. Но девушка перед ним скрещивает руки на груди и не сводит с него серьезного взгляда. Намечающийся разговор не принесет ничего хорошего.

— Кейси, пожалуйста, не надо. Просто… не надо.

— Ты все еще любишь его?

— Я всегда буду любить его.

Кейси открывает рот, чтобы высказать свое веское, и, несомненно, едкое мнение по этому поводу, но ее прерывает звонок в дверь. Бен бредет открывать. У него затекли руки, но почему-то сама мысль о том, чтобы оставить Хантера, пугает его до дрожи. На пороге стоит мальчик в курьерской форме. У него в руках большая коробка.

— Бенедикт Хадсон, у меня для вас срочная посылка. Распишитесь.

Бен расписывается на бланке. Забирает посылку. Благодарит парнишку и уже собирается закрыть дверь, когда его вдруг осеняет.

— От кого она? Здесь нет обратного адреса.

— Менеджеры нам не докладывают. Кто-то позвонил и попросил доставить, — курьер кивает на посылку, — Расплатился по карте через интернет, а потом еще и неплохие чаевые мне оставил. За срочность. Кто-то бы это ни был, он постарался, чтобы никто не узнал его имени.

Бен еще раз благодарит доставщика и закрывает дверь. Он знает имя отправителя. Боже, он определенно точно его знает. Бен перехватывает малыша одной рукой, а второй прижимает коробку к лицу. Ему чудится мягкий, ненавязчивый запах морского прилива. Миссис Хадсон оказывается рядом слишком неожиданно. Ее прикосновение заставляет Бена вздрогнуть. Женщина забирает сладко спящего Хантера.

— Открой ее в комнате. Я займусь гостями.

Джули целует сына в висок, устраивает на руках ворочающийся сверток и возвращается к гостям. Бен поднимается наверх. Стоит двери закрыться за ним, он тяжело оседает на пол.

— Было бы проще, если бы ты просто ушел. Не прощаясь, — шепотом говорит Бен в пустоту.

Коробка не тяжелая. Бен бережно распаковывает ее. Внутри лежит конверт. В нем записка, написанная незнакомым почерком. Видимо, Вик диктовал текст по телефону. И фотография. На ней Андерсон, собственной персоной. Парень заметно раздался в плечах. Скулы стали менее острыми, а линия челюсти более жесткой. Гордо вскинув подбородок Вик улыбается фотографу. Бен сразу отмечает, что военная форма бывшему капитану к лицу. О том, как это фото оказалось здесь, он подумает позже. Сейчас он должен узнать, что Вик хотел ему сказать.

«Хантер — твой сын. Он должен носить фамилию человека, который будет его растить. И это будешь ты, Бен. Подумай об этом. Меня не будет рядом с ним, но ты будешь. Прими правильное решение.

p.s. Мне позвонила Тина. Ты ее беспокоишь».

Бен откладывает записку. Разворачивает слой упаковочной бумаги и не может сдержать улыбки. Вик прислал точную копию своей школьной баскетбольной куртки только на парудесятков размеров меньше. Маленькая курточка выглядит нелепой. Он оставляет ее на кровати.

Возможно, ему стоит вернуться вниз. В конце концов, эти люди пришли сюда ради него. Когда он спускается, оказывается, что друзья родителей уже ушли, они сами разбираются с горой немытой посуды, малыш спит в люльке, и Тины нигде нет. Остались только Кеннет и Кейси в гостиной.

— Так куда вы все-таки поступили? — спрашивает Бен, присоединяясь к парочке на диване.

— Чикагский университет. Право, — отвечает Кеннет.

— Американская академия искусств. Живопись. Ой. Что? Я забыла тебе рассказать?

Кейси взвизгивает, когда Бен крепко обнимает ее. Он так боялся остаться в одиночестве в чужом городе, а теперь этого не произойдет. Кеннет снисходительно смотрит на них и ничего не говорит. Если б Бен не был геем, он, скорее всего, начистил бы ему физиономию. А поскольку все есть так, как есть, Кеннет спокоен. Почти. Он спокоен ровно до того момента, пока его самого не обнимают.

Бен с опаской отстраняется. Он слишком эмоционален, и когда-нибудь это обернется для него бедой. Опять. Однако Кеннет не собирается его бить. Бен окончательно смелеет и спрашивает:

— Ты говоришь с ним?

— Иногда он пишет мне. Но практически никогда не отвечает.

— Он…

— Постоянно. Это первое, чем он интересуется, когда выходит на связь.

Бен старается не думать о плохом. Вик не говорил с ним неделями, но продолжает бессовестно вторгаться в его жизнь. И Бен думает, что действительно было бы проще, если б Вик просто исчез. Забыл о нем и больше никак не давал о себе знать. Никогда. Пока не вернется.

— Если бы он был не в порядке, ты бы сказал мне?

— Но ведь ты ничем не сможешь ему помочь.

— Олсен, просто кивни.

— Это чертова гейская драма портит жизнь всем, чувак. Мне жаль, что это случилось с вами, но ты должен отпустить. Научиться жить без него. Иначе ты возненавидишь его, себя и вашего сына. Просто поверь мне. Я желаю тебе добра и ему тоже, но Вик не вернется сюда. Его отец убьет тебя. Да и навредить Хантеру рука не дрогнет. Он это знает. Он бережет всех вас.

— Это не ответ.

— Не ответ, — пожимает плечами Кеннет, — Я бы сказал тебе. Не сомневайся.

— Если б я знал, что ты можешь быть таким чутким не-мудаком, не стал бы ломать тебе нос, — усмехается Бен.

Олсен толкает его локтем в бок. Видимо, они все-таки станут друзьями. Гости собираются уходить. Кеннет жмет протянутую руку, приподнимает уголки губ. Кейси обнимает Бена, желает удачи. Она случайно проболталась, что они будут жить в Чикаго вместе с Кеннетом. Бен и не подозревал, что у них все настолько серьезно.

***

Быт семьи Хадсонов абсолютно меняется. Ребенок вносит свои жесткие коррективы в привычную жизнь. Все подстраивается под него: режим сна, время прогулок, даже чтобы пойти приготовить обед, возникают трудности в виде непрекращающегося плача. Хантер совершенно отказывается оставаться в комнате один. А еще бесконечная стирка и приборка, смена подгузников. Тина помогает по мере возможностей, но ее силы все еще не полностью восстановились. Аллергия у ребенка на шерсть Мейсона становится последней каплей.

Хантеру исполняется три недели. Он все больше становится похожим на своего отца, особенно несносным характером. Бывает, Бен смотрит ему в глаза и видит Вика. Тогда его сердце снова начинает биться чаще, он улыбается, обнимает малыша, и дышать становится чуточку легче. Тина утверждает, что Бен совсем безнадежен, и ребенок по-прежнему похож на картофелину, путь не такую красную, но все равно картофелину. Девушка признает, что глаза Хантера действительно похожи по цвету, хотя и более светлые, чем у Вика. Она утверждает, что они удивительно выразительные «как у всех детей в его возрасте». Хадсон только закатывает глаза.

Когда оформление документов подошло к концу, юристы посоветовали Бену дать ребенку свою фамилию. Под общим давлением он сдается. В конце концов, Хантер Алан Хадсон звучит очень даже неплохо.

Бен не спит уже третью ночь. Он пьет сотую кружку черного кофе за вечер и снова идет к колыбели. Тина сидит на его кровати, подпирает кулаком подбородок, напевает какую-то песенку, не переставая покачивать кричащего малыша. Как же они оба устали. Бен ведет пальцами по шее, проверяет, нет ли крови. От такого шума ни одни барабанные перепонки долго не выдержат. Он усмехается собственным мыслям.

— Он вообще замолкает? — спрашивает Бен, привлекая к себе внимание.

— Только когда ест. Или спит.

Бен отдает девушке кружку с какао. Садится рядом, забирая эстафету с покачиваниями. Хантер как по волшебству замолкает. У Бена покраснели руки, даже волдыри появились в некоторых местах. Ему больно двигать пальцами. Он искренне не понимает, как люди жили до изобретения стиральной машины. Та сломалась всего два дня назад, а его руки уже успели стереться в кровь, стирая детские пеленки, ползунки и распашонки. Тина сонно зевает, смотрит на руки парня.

— Если бы твои родители не были такими хиппи, нам бы приходилось стирать в два раза меньше, — устало говорит девушка.

— Они не хиппи. Просто считают, что памперсы вредят здоровью. От них появляется сыпь, — оправдывается Бен.

— Памперсы облегчают жизнь. Их придумал великий человек, а не Сатана.

Видимо Хантер решил, что они достаточно отдохнули от его криков, поэтому снова начинает плакать. Бен качает колыбель и думает, как жить дальше. Тина уедет в начале августа в Нью-Йорк. Он станет отцом-одиночкой во всех смыслах этого слова. Возможно, Бен впервые задумался обо всех минусах отцовства в 18 лет.

— Не знаю, как смогу оставить его, — шепчет Тина, — Он такой маленький. Беззащитная картофелина.

— Я позабочусь о нем.

— Ты себя в зеркало видел? О тебе бы кто позаботился. И, заметь, я не возлагаю особых надежд на Шеппарда, в отличие от Кейс.

Бен продолжает покачивать колыбель. Наверное, стоит рассказать Тине о подарке Вика. Но, скорее всего, это причинит ей боль. Она и так безумно похудела, остались глаза да грудь. Он не хочет волновать ее еще больше. Бен переводит взгляд на фотографию, стоящую на тумбочке у подушки.

Хантер успокаивается. Тина облегченно вздыхает. Откидывается на кровать. Даже в минуту долгожданного покоя она не чувствует ничего, кроме беспокойства. И не только за своего сына, но и за лучшего друга, к которому Вселенная так несправедлива.

— Больно? — спрашивает она.

— Я совру, если скажу «нет».

Тина с минуту смотрит ему в глаза, а потом хлопает по покрывалу рядом с собой. Бен оставляет колыбель, ложась на кровать. Позволяет себя обнять. Нет. Он не слабый. Он пережил слишком много, чтобы сдаться сейчас. Он обещал Виктору быть сильным, и он будет. Бен подумал бы об этом еще немного, но Хантер верещит, сбивая с мысли. Тина отпускает Бена, жестом указывая на дверь. Чудесно, его опять выгоняют из собственной комнаты. За эти дни они уже привыкли к этому. Когда Тина засыпала в его комнате, он шел к ней и оставался там до утра. Поэтому Бен выходит, закрыв за собой дверь, и спускается вниз.

— Сынок.

На диване сидит мистер Хадсон. У него в руках какие-то документы. Бен замечает в коридоре большую коробку, рядом с которой крутится мама. Она явно в восторге от того, что внутри. Его губы вытягиваются в удивленное «о». Отец протягивает Бену какие-то бумаги.

— Стиральная машина? Серьезно?! Черт! Пап, это же классно.

— Лучше посмотри, от кого она.

Серьезный тон отца заставляет насторожиться. Бен пробегает взглядом по документам. Среди прочего он находит квитанцию об оплате. Имя плательщика: Майкл Шеппард. Окей. Бен как-то вскользь упомянул о поломке машины в переписке, и Майк решил прислать ему новую. Замечательно! Но прямо сейчас он слишком устал, чтобы задумываться над этим. Слишком устал и слишком благодарен.

— Там есть записка. Мы не читали.

Среди бумажек действительно лежит обычный тетрадный листок. Бен не уверен, что хочет знать причину столь щедрого подарка. Он все еще не смирился с тем, что принимает помощь от этого человека. Гордость кричала, что надо послать Майка и свалить в общежитие. С младенцем. Ага. Прекрасная идея, Бен. Что может быть лучше для ребенка, чем бегающий по коридору голый мужик с гениталиями во взбитых сливках и полная антисанитария в общей ванной.

«На первом курсе тебе придется рисовать столько, что руки будут неметь от усталости. Побереги их, ладно? У тебя действительно есть талант к портретам. — Майк».

Бен не может сдержать улыбки. Забота Майка, хоть и достаточно навязчивая, греет душу. Сейчас этот парень делает то, что обещал, когда предлагал Бену руку и сердце. Он заботится о нем и кладет к ногам весь мир. Черт бы побрал его израненное сердце, которое с такой готовностью откликалось на любое проявление заботы в адрес своего хозяина.

— Думаю, я должен кое-что рассказать вам о поездке в Чикаго.

Мать оставляет машину в покое и подходит к ним. По ее лицу Бен бы сказал, что она уже все поняла. С ней такое часто случается: социальному работнику положено быть проницательным сверх всякой меры.

— Майк предложит мне жить у него во второй спальне. Я согласился.

В комнате повисает тишина. Алан переводит взгляд с жены на сына и обратно. Он сжимает и разжимает кулаки, борясь с гневом внутри себя. Мужчина даже мысленно не позволяет себе принять идею мальчишки. Джули берет ситуацию в свои руки. Мягко накрывается ладонь мужа своей, улыбается и, поворачиваясь к Бену, спрашивает:

— Он знает о твоем сыне?

— Да. Он обещал поставить кроватку, заклеить углы и убрать все острое в квартире.

— Бен, скажи мне, ты шутишь? — с надеждой произносит Алан, — Этот парень бросил тебя умирать, а теперь присылает дорогие подарки. Ты хоть понимаешь, чего он добивается всем этим?

— Он хочет позаботиться обо мне. Хочет загладить вину. Он сделал мне предложение, пап. Майк не похищал меня из школы, я сам поехал с ним. Нам надо было поговорить.

Бен видит, как расширяются глаза его отца. Мама контролирует эмоции лучше. Конечно, она уже знала о произошедшем в начале зимы. Но кроме Виктора, Бен никому не говорил о предложении Шеппарда.

— Что ты ему ответил? — интересуется Джули.

— Я сказал, что ненавижу его. И тогда это было правдой. Но сейчас я хочу принять эту заботу. Понимаете? Я не могу быть один. Не теперь, когда у меня есть Хантер.

— Бенни, этот парень точно не причинит тебе вреда?

— Точно, мам. Он ненавидит себя за то, что сделал, не меньше меня.

— Ты ему доверяешь? — уже мягче спрашивает Алан.

Отец остается серьезным. Он все так же хмурит брови и скрещенные на груди руки выглядят напряженно. Алан неотрывно смотрит на сына. Бен готов сжаться в комочек или хотя бы убежать. Но он расправляет плечи и кивает.

— Вик ему доверяет. У меня нет причин сомневаться.

Бен знает, что выглядит неимоверно глупо пытаясь оправдать Майка перед родителями. Он сам не простил его, странно требовать этого от них. И тем немее, он не лжет. Вик доверился Шеппарду, попросил его о помощи и в самый ответственный момент тот не подвел. Значит, теперь очередь Бена довериться Майку.

Спасибо. — Б.

Береги свои волшебные руки. — М.

========== 29. ==========

Глава 29.

Тина только что сообщила, что через час придет такси до аэропорта. Значит, настал момент ее отъезда в Нью-Йорк. Она заканчивала упаковывать последние вещи, когда Бен принес Хантера, чтобы та могла его покормить. Конечно же, это не неожиданность. Парень прекрасно знал, когда она улетает, просто забыл. Наивно решил, что она не бросит его одного с младенцем на руках. Так что вместо помощи со сборами, он зло сверкнул глазами и, разворачиваясь на пятках, вылетел за дверь, не сказав ни слова.

В комнате темно. Бен сидит на своей кровати, опустив голову. Он качает колыбель со спящим Хантером. Накормить сына смесью было плохой идеей, потом замучается с коликами, но почему-то находиться рядом с Тиной казалось невозможным. На лице Бена целый спектр эмоций. Они меняются слишком быстро, чтобы можно было определить основную. Это и злость, и обида, и тоска, и непонимание, и неверие.

Тина прижимается виском к дверному косяку. Смотрит на друга и не может найти в себе силы сделать шаг вперед. Бен не поворачивается к ней. Он, видимо, надеется продырявить взглядом пол под собственными ногами.

— Я слышу, как ты дышишь.

— Предлагаешь мне не дышать?

Девушка проходит в комнату. Она неподвижно стоит у колыбели. Ей бы заглянуть внутрь, увидеть Хантера последний раз перед отъездом, развернуться и уйти потому, что Бен ведет себя как истеричная девочка-подросток и совершенно не заслуживает никакой поддержки. Но как бы Тина не заботилась об этой маленькой кричащей картофелине, она здесь ради человека, изменившего ее жизнь.

Парень чувствует на себе пристальный взгляд. Прекращает укачивать сына. Он поднимается на ноги, нагло вторгаясь в личное пространство девушки. Его объятья сродни теплому пуховому одеялу, в которое мисс Мейсон так любит заворачиваться по утрам. Она обнимает Бена в ответ

— Я буду скучать по тебе. Ты — моя голубая фея, — говорит Тина.

— Даже моя волшебная пыльца не заставит тебя остаться здесь до сентября, — в тон ей отвечает Бен.

Он гладит ее рыжие волосы. Вдыхает запах знакомых духов и думает, что должен был уже привыкнуть к прощаниям. Вся его жизнь — одно сплошное прощание. Но разве можно привыкнуть к тому, что кто-то обхватывает твое сердце ледяной рукой и сжимает. Сжимает, пока оно не лопнет от боли.

Никаких слез. Никаких судорожных вдохов. Бен слишком сильный для очередной истерики и слишком хорошо контролирует себя. Он должен. Ради нее. Они стоят, обнявшись посреди комнаты, и не могут отпустить друг друга. Нелепость ситуации заставляет усмехнуться. Они были врагами. Она ненавидела его, он мужественно ее терпел. А теперь они стали семьей.

— Я буду от вас в 10-и часах езды. Или в 3-х, если смогу разориться на скорый поезд. Пусть твой богатый парень возьмет на себя мои билеты, — она чувствует, как Бен напрягается, — Рано шутить на эту тему, да?

— Рано, — соглашается он.

Тина отступает назад, разрывая объятия. Она не хочет смотреть в грустные зеленые глаза. Она столько всего должна сказать ему. Например, «спасибо, что приютил, спасибо, что позаботился, спасибо, что не отдал Хантера чужим, спасибо, что стал семьей, когда никого не было рядом». Поблагодарить за то, что он просто есть, такой добрый и храбрый. Такой сильный!

— Бен…

На улице раздается пронзительный гудок, прерывая девушку на полуслове. Время пришло. Бен даже не замечает, что все это время так сильно сжимал ее запястья. Он должен отпустить Тину прямо сейчас.

— Такси, — оповещает миссис Хадсон.

Ну, вот и все. Бен скованно улыбается, берет на руки спящего Хантера, и они спускаются вниз. Алан приносит из сумки Тины. Родители обнимают девушку, желают ей счастливого пути и успехов в учебе, настоятельно рекомендуют звонить хотя бы раз в неделю и приезжать на праздники. Бен прижимает к себе сонно моргающего Хантера. Девушка целует малыша в лоб, трогает щечки. Бен знает — она будет скучать по своему сыну.

Тина оборачивается уже у такси. Хантер отправляется на руки к своему дедушке, а Бен бежит к машине, обнимает девушку, с легкостью отрывая ее от земли, и говорит в самое ухо:

— Я позабочусь о нем. И что бы ни произошло, ты всегда будешь его матерью.

— Крестной матерью, Бен. Обещай, что расскажешь ему все о Викторе, но ничего не скажешь обо мне.

— Я не могу. Ты его мать.

— Мне нечего ему дать. Единственное, что я могу сделать для него — оставить с тобой. У меня нет никого ближе тебя.

— Я люблю тебя, принцесса.

Тина кивает. Улыбается немного грустно, целует Хадсона и садится в машину. Только одному Богу известно, чего ей стоит оставаться в автомобиле, когда сердце в груди бьется так быстро, что это причиняет боль. Она будет скучать.

Бен машет ей в след. Он чувствует пустоту. Скажи кто-нибудь полгода назад, что он будет скучать по этой избалованной стервозной девчонке, он бы не поверил. Капитан болельщиц и первая красавица школы была для Бена проблемой номер два, после её парня, разумеется. Но это было давно. Сейчас Тина Мейсон является членом этой семьи. Она по-прежнему оставалась избалованной и стервозной, но она была его семьей. Черт, Бен будет самым ужасным лгуном на свете, если скажет, что не будет скучать по ней.

Бен забирает абсолютно проснувшегося Хантера, дергающего своего дедушку за уши. Они поднимаются наверх. Малыш выглядит спокойным. Тина надела на него голубые ползунки с жирафами. Бен сам выбрал их в магазине. Хадсон улыбается, когда малыш ловит ручками его палец. Хантеру месяц. Бен думает, что сейчас самое время начать исполнять обещание, данное Тине. Он достает из ящика фотографию, ту самую, на которой Вик в военной форме.

— А это твой папа.

Хантер хлопает глазками, сосредотачиваясь на снимке перед собой. Он отпускает палец Бена и тянется ручками к фотографии. Хадсон знает, что младенцы обладают навыками непроизвольного хватания. Бен кладет фото рядом с головкой малыша. Отмечает бросающееся в глаза сходство. А потом снова показывает Хантеру снимок, повторяя, как заведенный: «Это твой папа. Папа». Малыш смотрит на снимок, приподнимает уголки губ, являя миру беззубый рот.

Сердце Бена пропускает удар. Он успел изучить всю литературу о детях, которая только была в доме. Он знал, что малыши начинают улыбаться на третьей неделе и очень расстроился, когда по достижению этого срока ни разу не увидел улыбки Хантера. А сейчас Бен видит, как малыш смотрит веселыми глазками на него, и не может сдержать восторженного вздоха. Эта первая улыбка Хантера. И он так ненавидит вселенную за то, что Вика нет рядом, и Тина уехала. Он чувствует себя слишком одиноким и счастливым одновременно.

***

К превеликому сожалению бабушкам и дедушкам не дают декретный отпуск для воспитания внуков. Бен на целый день остается один на один с сыном. Он самостоятельно учится готовить молочные смеси без комочков, чтобы Хантер не плевался. Учится проверять температуру воды, чтобы не обжечь нежную кожу. Он учится быть отцом-одиночкой. Стоит отметить, что довольно успешно.

Тина звонит примерно через неделю после своего переезда. Она жалуется на слабый вай-фай из соседнего кафе и говорит, что общежития здесь не такие плохие, как она думала. Она уже успела сдружиться с соседкой, с которой час назад вернулась с какой-то студенческой вечеринки. Бен только качает головой и просит ее больше не приносить ему в дом детей. Мол, он и с этим-то с трудом справляется без нее. Она сочувственно вздыхает, ничего не говорит. Бен знает, она не жалеет о своем решение. Он тоже не жалеет. Тина рассказывает о классных парнях, просит его приехать в гости и отключается, получив в ответ «как-нибудь обязательно, принцесса».

Кроме ее редких звонков, все дни проходят по одному плану, намертво въевшемуся в мозг. Кормление, смена подгузников, сон, прогулка, стирка — и так по кругу целый день. В перерывах между всем этим он ухитряется поспать, поесть и выгладить все детские вещи с двух сторон. Бен уже знает, как правильно пеленать ребенка, как укачивать, чтобы быстро засыпал. А так же что петь, чтобы он не начинал плакать еще громче. Хантер улыбается все чаще. И ради этих моментов стоит жить, несмотря ни на какие трудности.

Скорее всего, только благодаря Хантеру, Бен еще не сошел с ума от усталости и тоски. Разумеется, он никогда не забудет Виктора. Возможно, даже никогда не перестанет любить. Но он очень хочет последовать совету своего, уже на 100%, бывшего парня. Бен очень старается научиться жить без него.

Хантер улыбается и держит плюшевого зайца за уши. Подарок Кеннета, который тот сделал, прежде чем они с Кейси уехали в Чикаго. Игрушка так понравилась маленькому Хадсону, что тот не засыпает, если зайца нет в кроватке. Бен ничего не имеет против. Он уже смирился с мыслью, что никогда не научится подбирать для сына подарки. Смотря, как малыш засыпает у него на руках, парень уверен, что они со всем справятся.

Бенедикт как раз успел переодеть футболку после кормления сына, когда в дверь позвонили. Бен удивленно выглядывает в окно: он не ожидал гостей. У дома стоит черная «Camaro». На секунду его охватывает паника. Он помнит, как однажды уже видел эту машину в это самое окно.

Бен встряхивается. Он и не заметил, как пролетел очередной месяц, и вот Майк уже на его крыльце. Скоро все изменится. Он переедет в другой город, заведет новых друзей, может быть, даже встретит кого-нибудь. Бен старается не думать, что так он предаст чувства Андерсена. Нет, не предаст. Ведь Вик сам просил не ждать его. Тогда почему Бен так боится покинуть родительский дом и больше никогда не увидеть своего баскетболиста?

Родители внизу. Отец первым услышал звонок. Он открывает дверь, замирая на пороге с побледневшим лицом, будто призрака увидел. В отличие от сына, Алан не забыл, какой сегодня день. 25 августа 2017 года — день, когда его единственный ребенок навсегда покинет родной дом и переедет жить к человеку, который причинил столько боли этой семье. Бен замечает страх вперемешку с ненавистью, скользнувший во взгляде отца. Он кивает ему, сбегая с лестницы. Алан криво улыбается Майку, пропускает в дом.

Майк здоровается с родителями Бена. И Хадсон уверен, если б не тот случай, они бы приняли его настолько радушно, насколько вообще способны. Но родители оказались не настолько отходчивыми, как бы Бену хотелось. Хорошо, что отец вообще не взялся за свое ружье. Да, определенно хорошо. Майк заметно ежится под взглядами Алана. А мать просто не выходила из кухни, делая вид, что занята готовкой.

— Пойдем наверх. Я познакомлю тебя с сыном, — говорит Бен, разбивая напряженную тишину.

Майк чуть ли не бежит вперед него. Бену приходится схватить его за локоть, чтобы это действительно не выглядело как побег. Они же взрослые, достойные люди. Они не бегут, они с гордостью отступают.

— Они ненавидят меня? — спрашивает Майк уже на лестнице.

— Может только немного. Дай им время.

— Тебе это помогло?

— Я ведь тогда не отравил твой чай. Значит, помогло.

Комната Бена похожа на склад с детским питанием и подгузниками. Ему немного стыдно за бардак, но он, в конце концов, одинокий папаша и к тому же художник. Немного хауса не повредит. Повсюду стопками лежат глаженые пеленки. Детская одежда по цветам разложена на диване. Под ногами на ковре игрушки — Хантер любит выкидывать их из кроватки, всех, кроме зайца Кеннета естественно. Они удачно минуют препятствия в виде разбросанных погремушек и подходят к кроватке.

Хантер не спит. Он внимательно смотрит на новое лицо, возникшее в поле зрения. Майк замирает, возвышаясь над колыбелью. Он переводит взгляд с малыша на Бена. Парень хочет что-то сказать, но не решается. Это очень глупо и немного по-детски. Шеппард улыбается и говорит:

— У него глаза отца.

Бен кивает. Это больше не причиняет боли, но он все равно чувствует, как горят щеки. Хантер — частичка Виктора, которая навсегда останется с ним. Он должен быть благодарен за это. Бен берет малыша на руки. Тот сразу хватается ручками за ворот баскетбольной куртки парня. Как только Хантер научился держать головку самостоятельно, он всегда так делает. Просто брался за мягкий ворот куртки и тянулся выше.

— Хантер, — зовет Бен, — Хантер, это дядя Майк.

Хантер переводит взгляд с отца, на все еще неподвижно стоящего Майка. Он с интересом рассматривает его, а потом утыкается личиком в плечо Бена и произносит что-то даже отдаленно не напоминающее имя сына окружного прокурора.

— Думаю, он рад знакомству, — заявляет Бен с улыбкой

Шеппард отказывается брать ребенка на руки, мол, он такой хрупкий, одно неловкое движение и можно его сломать. Бен хмыкает на это, закатывает глаза и идет к пеленальному столику. Время менять подгузники. Майк только раскрывает рот, наблюдая, как ловко Бен справляется с этим. Когда малыш вымыт и одет, Шеппард кидает взгляд на сумки в углу комнаты.

— Я отнесу вещи в машину. Ты все собрал?

Бен кивает. Он потратил неделю, чтобы собрать все необходимое. Вряд ли он что-то мог забыть. Майк уходит. Бен собирает в рюкзак вещи Хантера, которые могут понадобиться в дороге. Он стаскивает с плеч куртку Вика. Без нее непривычно холодно. Бен складывает ее и оставляет на кровати. Она не нужна ему в Чикаго. Он не хочет нести в новую жизнь старую боль. И не стоит говорить о том, что рамку с фотографией с выпускного вечера он уложил в сумку в самом нале сборов. Если воспоминания причиняют боль, это еще не повод от них отказываться.

Парень последний раз оглядывает комнату, надевает рюкзак и укладывает Хантера в автолюльку. Внизу его встречают родители. Они обнимают сына. У Джули глаза полны слез. Бен тоже готов разреветься. Он хочет вернуться в комнату и никуда не уезжать, в надежде, что какой-нибудь волшебник отмотает время и все станет как три месяца назад. Чтобы у Хантера была полноценная семья, а сердце Бена не разбивалось каждый раз, когда Кейси докладывала ему очередные новости о службе Вика, почерпнутые из твиттера или СМИ. Черт, Бен ненавидит эту синею птичку на скриншотах, что присылает ему подруга.

Майк ждет их у машины. Помогает пристегнуть люльку со спящим Хантером, неизменно прижимающего к себе любимого плюшевого зайца. Бен закидывает на заднее сидение рюкзак, а сам садится вперед. Майк давит на газ, и машина плавно трогается с места. Бен видит машущих с крыльца родителей. Отец обнимает плачущую мать и кивает сыну. Он в него верит даже тогда, когда Бен сам в себя не верит.

Дом скрывается за поворотом. Бен откидывается на спинку и закрывает глаза. Фантомный холод все еще сковывает его, но с каждым километром, что они отъезжают от города, дышать становится чуточку легче. Словно нити, что стягивали его внутренности все эти недели, наконец, распустились. Бен выдыхает. Если подумать, его жизнь напоминает драму, с неплохой любовной линией, трагедиями, бесконечными самобичеваниями и малой надеждой на хэппи энд. Но у него есть все, о чем он когда-либо мечтал. Корме, пожалуй, разбитого сердца, но ведь и это можно исправить. Бен наблюдает за водителем, поймав какое-то движение краем глаза. Майк подключает свой телефон, и по салону разливается медленная тихая мелодия.

— Что это? — удивленно спрашивает Бен.

— Я слышал, детям нравится классика,— пожимая плечами, отвечает Майк.

О, об этом пишут в каждой книге о беременности. И Бен нисколько не удивлен, что Шеппард знает такие особенности содержания малышей. В этом весь Майк — ему необходимо быть готовым ко всему. Художник считает эту черту довольно полезной и совсем немного — милой.

Мы едем.— Б.

Жду новостей.— К.

Пусть прошлое останется в прошлом. Он очень устал страдать. Через несколько часов начнется новая жизнь. Бен улыбается уголками губ. Он оборачивается на все еще мирно сопящего сына, оглядывает сосредоточившегося на дороге Майкла, а потом прикрывает глаза. Всего на минуту позволяет себе немного расслабиться и сам не замечает, как засыпает, привалившись виском к прохладному стеклу.

========== 30. ==========

Глава 30.

Больше четырех часов в пути. Они пересекают границу Чикаго еще засветло. Хантер не просыпался всю дорогу, и это безумно радует Бена. Он покормил его перед самым отъездом, что было не лучшей идеей. Но ведь малыш спал. Если бы что-то было не так, Хантер поставил бы на уши всю округу своим плачем. Капризность малышу досталась от матери.

В итоге, Бен тоже заснул, прислонившись к стеклу. Окутанный уверенностью, которую излучал Майк, и тихой музыкой, он позволил себе расслабиться слишком сильно. И прикрытые на минуту глаза не открывались до самого Чикаго. Парнишке снился залитый солнцем парк, улыбающийся ребенок и чей-то почти стертый силуэт — еще не кошмар, но уже не радужные единороги.

Шеппард будит его после того, как паркуется около своего дома. Бен разлепляет сонные глаза. Потерянно оглядывается, пытаясь понять, почему они остановились. Он не сразу узнает знакомую улицу и дом. Майк спокойно подходит к багажнику, достает сумки, а Бен неуклюже вылезает из салона и теперь нервно топчется рядом.

— Я проспал всю дорогу. Черт возьми, почему ты меня не разбудил?

— Потому что тебе нужен был сон.

Простой ответ на слишком экспрессивный вопрос. Бен чувствует себя эмоциональным придурком рядом с Майком. Так было всегда, еще со времен обучения в старой школе. Нет, Бен знал, что у Майка были эмоции, но всегда удивлялся тому, как тот мастерски держит их в себе. Чертов мистер вулканец, честное слово. Шеппард лишь раз вышел из себя. Тот пон фарр закончился плохо. От одной мысли, что это может повториться, начинается паника.

Бен снова застывает на пороге. На этот раз у него на руках ребенок, который явно недоволен задержкой и отсутствием своего плюшевого друга, торчащего из рюкзака. Майк огибает его, ставит тяжелые сумки на пол в прихожей.

— Ты будешь застревать каждый раз?

— Я привыкну. Наверное.

Майк хмыкает. Забирает у парня рюкзак и проходит к комнатам. Бен спешит за ним. Шаппард открывает правую дверь. Отходит, пропуская вперед Бена. Тот стоит столбом посреди комнаты с приоткрытым ртом. Майк насмешливо фыркает, довольный произведенным эффектом. Он уходит в коридор и возвращается уже с вещами. Он знает, что Бен в состоянии принести их сам. Хадсон не какая-нибудь кисейная барышня. Просто Майку нравится ему помогать и нравится вид смущенного непривычной заботой мальчишки. Это его личное эстетическое совершенство.

— Ты волшебник, Майкл, мать твою, Шеппард, — сообщает Бен без тени сарказма.

— Майкл Элизабет Шеппард.

— Что?

— Мое полное имя, — пожимает плечами парень.

Он распахивает занавески, впуская в комнату солнечный свет. Бен осматривается, все еще удивленный откровенностью своего нового соседа. Спальня по-прежнему кажется огромной, даже разделенная пополам. Майк заменил кровать на менее большую и помпезную. Впрочем, сиреневое покрывало осталось на своем месте. Мольберт по-прежнему стоит у окна. Шкаф чуть сдвинули, чтобы влезла детская кроватка. Над ней висит забавный мобиль со звездочками и корабликами. Бен с сожалением думает, что его придется снять еще на месяц, иначе косоглазие Хантеру обеспечено. Рядом с кроваткой невысокий комод для детских вещей. На нем уже стоит большой голубой слон и фигурка небольшого корабля. Видимо, кто-то в этой квартире очень любит корабли. Бен опускает Хантера в кроватку. Малыш сразу заинтересованно тянет ручки к мобилю, но Бен качает головой и, покопавшись, снимает занимательную вещицу.

— Еще рано. Мы повесим это, когда ему исполнится три месяца, — говорит Бен, замечая разочарование Майка

Тот пожимает плечами и подталкивает его к ванной. Дверь приоткрыта. Майк сам включает свет, неловко касается чужого плеча. Бен видит внутри пеленальный столик и шкаф с памперсами, салфетками, присыпкой. На кафельной стене висит сетка с резиновыми игрушками. В самой ванне лежит пластмассовая ванночка. На двери висят белое и зеленое махровые полотенца, а еще белый банный халат для Бена. Он сжимает пальцами мягкую ткань, прижимает к лицу, вдыхая нежный цветочный аромат.

— Можно я тебя обниму?

Майк улыбается в ответ, разводит руки в стороны, раскрывая объятия. Бен обнимает его, вкладывая в объятия всю свою благодарность. Всего лишь на одно мгновение ему кажется, что он сможет простить Шеппарда. Не сейчас. Может не через год. Но когда-нибудь точно сможет. Поток мыслей прерывает оглушительный крик из комнаты. Бен разрывает объятия. Ему неловко стоять так близко и иметь возможность разглядеть каждую родинку на загорелой коже.

— Извини. Долг зовет.

— Я оставлю вас. Смесь в ближайшем к холодильнику ящике.

— Спасибо.

Майк кивает и выходит из комнаты. Он понял, что в это «спасибо» включено гораздо больше благодарности, чем за сообщение о том, где хранится детская молочная смесь. В этом «спасибо» так много всего, что сам Бен не до конца понимает, что хотел сказать. Возможно, поэтому молчаливый кивок кажется единственно уместным ответом.

Хадсон готовит смесь, перемещаясь по незнакомой кухне так легко и свободно, будто всегда здесь жил. Майк в своей комнате. Дверь приоткрыта, и Бен видит, что тот сидит на кровати с ноутбуком на коленях. Парень что-то сосредоточенно читает, изредка делая пометки в блокноте. Бен упирается руками на стойку, ожидая пока подогреется смесь. Он давно не чувствовал себя таким настолько спокойным и защищенным.

— Майк позаботится о нас, малыш, — шепчет Бен, поднося бутылочку к тянущемуся за ней Хантеру, — Мы больше не будем одни. Он обязательно о нас позаботится.

Самое странное, что Бен действительно верит в свои слова. Нет, он не сдался. Он перестанет страдать, возьмет себя в руки, заведет новых друзей, закончит с отличием академию и станет одним из самых известных художников в мире. Он воспитает сына, сделает его счастливым и, возможно, заведет собаку. Если Майк позволит.

Хантер в кроватке прижимает к себе своего любимого зайца. Он сонно жмурится и зевает. Бен продолжает покачивать колыбель. Когда малыш крепко засыпает, он отправляется распаковывать вещи.

Он уже заканчивает со своими бесконечными футболками, когда звонит телефон. Это Кейси. Девушка тарахтит в трубку, как пулемет, не давая вставить слово. В итоге Бен отключается и идет в соседнюю комнату. Он помнит, Майк говорил, что его комната всегда открыта для Бена, но будет здорово, если тот станет стучаться, прежде чем войти. Парень тихонько скребет костяшками по деревянной двери.

— Входи, — слышится из-за двери.

— Я принес чай. Черный, две ложки сахара.

Майк благодарно кивает. Забирает горячую кружку. Он и не думал, что Бен запомнит, какой чай ему нравится. Это неожиданно греет душу. Значит, у него есть шанс на прощение. Хоть и призрачный, но есть. Вот только наивностью Шеппард не страдал никогда. Он знает причину проявления такой заботы. Майк вздыхает, возвращая свое внимание к ноутбуку.

— Они могут приехать в среду. Я должен буду уехать на работу, меня не будет до самого вечера, — говорит Шеппард, заметив удивленный взгляд, добавляет, — Я же предупреждал: здесь очень тонкие стены.

Бен забыл об этом. Девушка звонила десять минут назад, откровенно напрашиваясь в гости. Он понимает, она просто хотела проведать их с Хантером, убедиться, что Шеппард такой хороший, каким хочет казаться. Он чувствует, как краснеют его щеки. Он набирает SMS Кейси о том, что в среду в 11 он будет ждать их здесь, а потом присылает адрес.

— Кейси просто переживает.

Голос звучит виновато. Стоп. Что? Почему он оправдывается? Бен готов постучаться головой о стену. Почему он должен оправдываться за то, что лучшая подруга не доверяет его новому соседу? Учитывая их прошлое, нельзя было ждать от девушки иного поведения. Хорошо, что родители не звонят каждые полчаса, желая убедиться в безопасности сына. Каждодневные разговоры и так напрягают.

Видимо, Майк тоже это понимает. Он допивает свой чай одним большим глотком. Ставит кружку на столик для ноутбука, отрывает взгляд от экрана и интересуется:

— Что-то еще?

Бен качает головой. Забирает пустую кружку и уходит. Он несколько минут тратит на игру со светящимся смесителем, пока моет посуду. Бен стоит на кухне и прежде чем понимает зачем, он говорит то, чего никогда от себя не ожидал. Его голос в тишине квартиры звучит слишком громко. Зато он уверен, что будет услышан.

— Завтра ужин на мне.

Он не станет говорить, что готовить, скорее всего, все равно придется Майку, потому что Бен не сможет сделать ничего серьезнее яичницы и не спалить при этом добрую половину квартиры. Тина научила его печь пироги и печенье, но приготовить достойный ужин он пока не мог. Нет, ему не стыдно. Он только начинает самостоятельную жизнь. Нужно время, чтобы научиться быть взрослым.

***

Эти несколько дней пролетают незаметно. Майк постоянно задерживается на работе с утра до позднего вечера. Если он не на работе, то сидит в комнате за компьютером. Бен приносит ему чай. Черный, с двумя ложками сахара. Получает благодарную улыбку, ждет, сидя на краешке кровати и болтая ногами в воздухе, пока кружка опустеет, забирает ее и уходит. Он не чувствует себя неловко, не чувствует себя лишним или использованным. Его никто не просит об этом. Бен просто пытается быть… благодарным.

Хантеру явно пришелся по нраву новый дом. Он почти не просыпается по ночам и с интересом обследует взглядом новую территорию, когда отец таскает его по квартире. Бен успешно развивает в себе навыки кулинарии. Шеппард выглядит довольным и еще ни разу не отравился, поэтому Бен начинает готовить каждый день, освобождая от этой обязанности вечно занятого Майка.

Он как раз закончил натирать специями куриную грудку, как за окном раздается жалобное гудение. Бен с ужасом наблюдает, за Кейси, паркующейся рядом с его машиной, которую Майк уже успел пригнать от дома Хадсонов. Кто вообще пустил ее за руль? С пассажирской стороны вываливается Кеннет. Буквально. Задницей на землю. Судя по бешеному взгляду и встрепанным волосам, он задается тем же вопросом. Вряд ли ему нравится, как водит его девушка, которая выглядит до неприличия довольной. Раздается писк звонка. Бен открывает дверь, быстро проверяет, не проснулся ли Хантер, и возвращается к гостям, ругающимся на лестнице.

— Я больше не пущу тебя за руль, сумасшедшая! — зло шипит Кеннет.

— Разбудите мелкого, сами будете его укачивать, — строго предупреждает их Бен, пожимая протянутую руку.

Он обнимает улыбающуюся Кейси. Отбирает у нее торт и уносит на кухню. Бен знает, что подруга пьет черный сладкий кофе, а Кеннет вроде как зеленый чай. Они настолько разные. Как им вообще удается быть вместе и выглядеть такими счастливыми? Бен не завидует. Может быть, только самую малость. В любом случае, это не мешает ему радоваться за друзей.

— Ничего себе квартирка, — выдыхает она, — А мы ютимся в одной комнатке!

Девушка обиженно дует губы, расхаживая по кухне-гостиной. Она с интересом рассматривает картины старшей сестры Шеппарда. Бен тоже сразу заметил их. В прошлый его приезд, стены были пусты. На одной картине изображены колокольчики, а на другой — пейзаж дождливого Чикаго. Он почему-то думает, что вторая картина была написана Хоуп после расставания со своим парнем, то есть в момент ее переезда в эту квартиру.

Прекрасные, чувственные картины ненадолго привлекают внимание мисс Мартин. Кейси направляется к комнатам. Дергает за ручку одну из дверей. Бен прижимается к ней плечом, не давая открыть.

— Это комната Майка, — объясняет Бен.

Кейси кивает. Она почему-то думала, что Майкл будет запирать свою комнату, когда его нет дома. Вслух она ничего не говорит. Толкает другую дверь и проходит внутрь. Девушка застывает посреди комнаты точно так же, как и Бен несколько дней назад. Олсен за ее плечом присвистнул. Кейси обводит взглядом пространство вокруг.

— Ничего себе! — шепчет Мартин, — И ванная отдельная!

Кеннет закрывает лицо ладонью. Их квартирка на самом деле не так плоха, просто Кейси любит ко всему придираться, и оба парня это отлично знают. Бен лишь пожимает плечами, пока подруга кружит по комнате. Кейси — талантливая художница, она просто не могла не заметить мольберт, стоящий у окна.

— Ты уже рисовал?

— Ни разу не садился за него, — честно отвечает Бен.

Мартин настороженно оглядывает друга. Она помнит, когда Майк… обидел его, Бен не рисовал четыре месяца. Больше таких перерывов у Хадсона не было: ни до, ни после. Ей кажется, что сейчас он говорил не конкретно об этом мольберте, а вообще о рисовании в целом.

Парень ловит ее взгляд. Ему осточертели жалость и всеобщее понимание. Он сбежал из дома, чтобы на него так не смотрели. Майк на него так не смотрит. Если Хадсон его бесит, тот вскидывает бровь и смотрит на него как на говорящую блоху — снисходительно, вплоть до презрительности, но никогда — с жалостью. Никогда.

Они сидят за столом на кухне. Кейси привычно болтает обо всем на свете. Парни рта раскрыть не успевают, молча слушают уютную болтовню, кивая в нужных местах. Бен и не думал, что так соскучится по ней. Когда жизнь всячески издевалась над ним, Кейси неизменно была рядом, заряжала своим позитивом и поддерживала во всех трудных ситуациях. Бен смотрит в искрящиеся голубые глаза и улыбается. Он не представляет свою жизнь без нее. Без них обоих.

Из комнаты раздается плач. Бен устало прислоняется головой к столу. Кейси подскакивает на стуле, порывается бежать по направлению спальни, из которой доносится крик, но останавливается. Смотрит неуверенно, будто спрашивая разрешения. Бен машет рукой, мол, давай, иди. Кейси убегает. Бен с облегчением выдыхает.

— Так, значит, вы с Шеппардом теперь вместе?

Кеннетковыряет ложкой кусок торта. Бен стоял у плиты, следил за жарящейся картошкой. Он как раз делает глоток чая, когда Кеннет задает вопрос. Вода шипит на раскаленной сковороде. Бен вытирает рот и гневно смотрит на своего… друга.

— Нет, мы не вместе. То есть… Я с ним живу, — неуверенно говорит парень, — Он временно содержит меня и моего ребенка, но мы не вместе! — шипит Бен.

— Тоже мне, оскорбленная невинность. Я не хочу тебя обидеть. Наоборот, мне кажется, было бы здорово, если бы ты, ну…- Кеннет запинается, — Встретил какого-нибудь хорошего парня что ли.

— Я думал, ты ненавидишь геев.

— Мой старший брат гей. Он живет в Нью-Йорке. Он женат и воспитывает очаровательных двойняшек. Я не ненавижу геев, Хадсон.

— Но тогда… Стоп, — Бен взмахивает руками, — Почему ты ненавидел меня в школе? Постоянно оскорблял. И вообще, какого черта это было тогда?

— Твое очевидное гейство было предлогом. Так было проще настроить команду против тебя, — честно говорит Кеннет, — Я ненавидел силу внутри тебя. Я боялся ее. Несмотря ни на что, ты не сдавался, не покорялся. Ты всегда ходил с прямой спиной и смотрел своими зелеными глазищами, будто видел всех насквозь. Было что-то такое в твоих глазах. Да и сейчас есть. Только я больше не ненавижу тебя, потому что не боюсь.

— Что в моих глазах? — тихо спрашивает Бен.

— Не знаю. Свет, может быть? — пожимает плечами Кенни, — Думаешь, я один увидел это? Кейси тоже притянула эта искра. Вик просто рехнулся, когда впервые увидел тебя. А Шеппард… Он попытался стереть этот свет. У него не вышло. Что радует.

Бен замирает. Его удивляют не столько откровения Кеннета, сколько его осведомленность о случившемся в старой школе. Бен точно ему не говорил. Просто не мог сказать. Даже несмотря на их дружбу. Это не было той историей из прошлого, которой принято делиться с друзьями.

— Ты знаешь?

— Да. Это вышло случайно, не вини ее. Перед твоим переездом сюда ее мучили кошмары. Она кричала во сне «не верь ему». Ну, я решил узнать, что происходит. Она рассказала. Ты ведь знаешь, если вдруг что, ты всегда можешь прийти к нам. Тебе даже не обязательно предупреждать заранее.

— Майк заботится обо мне. Он не причинит нам вреда. Виктор ему доверяет. У меня тоже пока не было причин для сомнений.

Таймер на духовке громко пищит. Ужин готов. Бен достает кусочки грудки из духовки, выключает огонь под картошкой. Пахнет восхитительно. Скоро придет уставший Майк и сможет поужинать. Бен ловит себя на мысли, что он, словно прилежная женушка, дожидается с работы и кормит уставшего мужа. Он улыбается глупым мыслям и возвращается к Кеннету, прикончившему, наконец, свой кусок торта.

Хадсон обнимает себя за плечи, поворачивается лицом к парню. Он совершенно не уверен в уместности вопроса, учитывая то, как в прошлый раз Кеннет ясно дал понять, что сообщит, если будет что-то важное. Но прошел месяц без новостей, ему нужно услышать хоть что-нибудь.

— Он писал?

Кеннет поднимает на него усталый взгляд. Бен буквально видит внутреннюю борьбу Олсена. Видит, как парень скрупулезно обдумывает каждое свое слово. Кеннет отвечает неохотно, и вряд ли бы он сам смог объяснить почему.

— Писал.

— Он в порядке?

— Я могу дать тебе телефон, и ты напишешь ему сам. Номер же мой. А его отец убежден, что я мечтаю переехать машиной твою сладкую задницу. Он не станет копаться в сообщениях от меня.

Бен отрицательно качает головой. Он не сомневается ни секунды в правильности своего решения. Вик хотел, чтобы он продолжал жить без него. Эти сообщения сделают больно им обоим. Даже Кеннет уверен, что его лучший друг никогда не вернется домой. Кажется, Бену пора сдаться.

— Напиши ему, что я хочу, чтобы он всегда оставался собой. Мне будет достаточно этого, чтобы… В общем, напиши ему, что у нас все хорошо.

Кеннет пожимает плечами, достает из кармана телефон и печатает сообщение, специально повернув экран к Бену. Олсен закусывает губу, сосредоточенно набирая предложение. Он не хочет напортачить, будучи единственным способом общения этих двоих. Парень демонстрирует свою работу и, дождавшись несмелого кивка, отправляет.

Он хочет, чтобы ты всегда оставался собой, и ему будет достаточно этого, чтобы продолжить жить без тебя. Он очень сильный. Он отлично справляется.— К.

Ответ приходит через минуту неуютного ожидания, наполненного сопением Олсена и нервным постукиванием пальцев Бена по столу.

Передай ему, что я всегда буду собой. И надеюсь, он не возненавидит меня за это.— В.

— Я никогда бы не смог ненавидеть его.

Он никогда не сможет, даже если захочет.— К.

Позаботься о нем, чувак.— В.

Есть, мой капитан.— К.

Бен видит последнее сообщение и не может не улыбнуться. Вик продолжает оберегать его. Он переживает за него и даже оттуда ухитряется заботиться. Бен безумно скучает по нему. Но стоит ему подумать об этом, как из комнаты к ним выходит Кейси с Хантером на руках. Малыш дергает девушку за волосы и беззубо улыбается.

Гости уходят, оставив после себя наполовину съеденный торт и гору немытой посуды. Бен усердно намыливает тарелки. Он уже заканчивает, когда слышит, как поворачивается ключ в замке, и дверь в квартиру открывается.

— Пахнет вкусно, — с порога говорит Майк.

— На вкус не хуже, вроде как, — с сомнением отвечает Бен.

Судя по удовлетворенному лицу Майка, еда действительно получилось достаточно съедобной. Бен ставит перед ним чашку с чаем. Майк благодарит его улыбкой. Они практически всегда общаются таким образом. Либо кидают друг на друга свирепые взгляды, либо слегка приподнимают уголки губ. Бен улыбается в ответ и уходит к себе. Несмотря на целую гору неглаженного белья, этот день можно по праву считать замечательным.

========== 31. ==========

Глава 31.

Что там писал Майкл в записке, прилагавшейся к стиральной машинке, которую прислал Хадсонам взамен сломанной? Что-то вроде того, что на первом курсе руки Бена будут неметь от усталости и боли. Конечно, тогда Бен не поверил. Прошли первые два месяца учебы в Американской академии искусств. Теперь же карандаш въелся в кожу и не отмывается даже химическими средствами. Запястье болит и отказывается двигаться. Пальцы, сжимающие кисть, так и остаются в таком положении, не желая распрямиться. А от запаха краски его начинает мутить после первых же пяти минут в мастерской. От мольберта мальчишка откровенно шарахается с неподдельным ужасом, хотя задания для урока живописи никто не отменял. Бен ненавидит свою жизнь ровно до тех пор, пока не берет на руки своего сына.

Хантер только что уснул. Бен час пел ему колыбельные, качал кроватку и несколько раз поднимал с пола плюшевого Кенни. Ему показалась забавной идея назвать игрушку в честь подарившего ее человека. И теперь, когда малыш, наконец, заснул, Бен пришел на кухню. Ему нужен перерыв, минутка отдыха от пеленок и вращающегося перед глазами мобиля, из-за которого уже начала кружиться голова. Он повесил его еще в середине сентября, когда сыну исполнилось три месяца.

Кухня — отличный вариант: тихо и почти не пахнет краской. Майк в своей комнате, завален учебой и работой, так что не помешает его уединению. Бен заливает кипятком мерзкий растворимый кофе, который вызывает тошноту одним своим видом. Первое, что он купит, когда найдет работу — кофеварка. И только после этой чудо-машины начнет отдавать долги. Но начнет обязательно и отдаст все до последнего пенни.

Он сидит за стойкой, бездумно смотрит в стену напротив и пытается привести в порядок лихорадочно скачущие в голове мысли. Учеба в академии, безусловно, нравится ему. Это то, о чем он мечтал с начальной школы. Но Бен так устал. Хантер растет, ему нужна новая одежда, детское питание и еще много всего, на что денег нет. Майк оплачивает все счета. Бен только готовит еду и содержит квартиру в чистоте, гладит и стирает одежду, как чертова Белоснежка. Ему срочно нужна работа, хотя бы для того, чтобы разорвать этот безумный круг. Но он боится, что учебу, ребенка и работу ему просто не потянуть. Он слишком рано стал взрослым.

Бен жалобно скулит, когда Майк бесцеремонно выхватывает из дрожащих рук кружку с уже остывшим кофе. Парень выливает ее содержимое в раковину, достает из холодильника тарелку с овощами и отбивной, к которым за обедом Бен так и не притронулся. Майк не смотрит на него, и Хадсон изучает напряженную спину своего соседа. Микроволновка призывно пищит. Шеппард ловко орудует ножом, разрезая мясо на мелкие кусочки. Майк ставит перед ним тарелку, усаживаясь рядом.

— Ешь.

— Я не хочу.

— Ешь, пока силой не затолкал.

— Не хочу, — упрямо повторяет Хадсон.

Бен отворачивается от тарелки. Он знает — еда вкусная. Майк бы не стал есть неудачный кулинарный шедевр. Он бы просто выбросил испорченное блюдо, как было в первый раз, когда Бен решил приготовить что-то вроде фетучини с грибами и курицей. Шеппард тогда не вдохновился коричневым ужасом с кусочками горелой курицы и грибов в тарелке, спокойно поднялся, вывалил все в мусорное ведро и налил себе чай. Но сейчас Майк молча разворачивает Бена обратно, благо крутящиеся стулья это позволяют.

— Ты себя в зеркало видел? Первокурсники должны толстеть. А ты скинул, сколько, килограмм десять?

— Семь.

— Отлично. Я понимаю, твои журналы говорят, что приемы пищи в этом сезоне не являются актуальной тенденцией моды. Но либо ты ешь сам, либо я кормлю тебя в ложечки, как маленького. Если понадобится, привяжу к стулу, — Майк накалывает кусочек мяса на вилку и протягивает Бену.

— Я не читаю модные журналы.

— Тогда не превращайся в истеричную анорексичку. Прекращай строить из себя страдающую принцессу и ешь. Тебе нужны силы, чтобы к концу семестра мне не пришлось искать нового соседа. Понятно?

Хадсон тяжело вздыхает. Забирает вилку и принимается за еду. Майкл сидит рядом до тех пор, пока последний стручок фасоли не исчезает с тарелки. Тогда он ее забирает, вытаскивает вилку из напряженных пальцев, уносит в раковину и возвращается с кружкой отвратительного растворимого кофе, в котором молока больше, чем самого кофе — как любит Бен. Нагревшаяся керамика приятно обжигает ладони, заставляя расслабиться напряженные пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я не хочу, чтобы ты сдох с голоду, просто потому, что я не представляю, как растить твоего сына.

Бен смеется, и Майк поддерживает его легкой улыбкой. Он чувствует, как щеки начинают гореть, когда Шеппард берет его за запястье и пододвигает ближе к себе. Начавшее отпускать напряжение, возвращается в стократном размере. Бен все еще не привык к чужим прикосновениям. Шарахается, как от огня, постоянно ожидая новой порции боли.

— Просто расслабься. Я не причиню тебе вреда. Доверься мне.

Бен не хочет верить, но верит. Черт, они живут вместе уже шесть недель, пора бы научиться доверять друг другу. Если бы Майк хотел причинить ему вред, он бы задушил его во сне подушкой.

— Моей сестре всегда помогал массаж. Ты бы видел ее скрюченные пальцы.

Получив немое согласие в виде короткого кивка, Шеппард бережно разминает руки несчастного художника, которые не перестают дрожать даже сейчас. Кожа Майка теплая, немного шершавая. Бен думает, что обязательно подарит ему свой крем. А потом Майк добирается до скрюченных пальцев, и Бен больше ни о чем не думает. Он закрывает глаза, опускает плечи и, наконец, расслабляется.

Он не знает, сколько так просидел. Руки перестают дрожать. Пальцы распрямились и почти не болят. Он чувствует на себе взгляд Майка, но не открывает глаз. Ему вполне комфортно и так: с закрытыми глазами и теплыми ладонями на запястьях. А потом все неожиданно исчезает, и ощущение реальности возвращается к нему.

— Я закончил.

— И все? — недовольно тянет Бен.

— А ведь это лишь руки. Представь, что я еще умею.

Бен снова заливается краской, что заставляет Майка рассмеяться. Иногда Хадсону кажется, что сын каким-то образом чувствует, когда его отцу ужасно неловко. Плач Хантера спасает Бена и в этот раз. Майк возвращается к раковине, включает воду, и говорит, не поворачиваясь:

— Я шучу, Бен. Иди к сыну. Я помою посуду.

Он не благодарит его, просто сползает с высокого стула и идет на плач. Хантер лежит в кроватке, сучит ножками и надрывно кричит. Плюшевый заяц лежит на полу. Бен поднимает игрушку, возвращает ее тут же радостно тянущему ручки Хантеру. Слез как не бывало.

— Зачем ты выкинул Кенни? Никогда не отпускай то, что тебе дорого, — с улыбкой говорит Бен.

Малыш переводит на него взгляд, внимательно вслушиваясь в слова. Бен решает, что сейчас самое время его искупать и лечь спать. Завтра выходной, но он так устал за эту неделю, да еще пейзаж на понедельник рисовать. Бен настолько вжился в роль отца, что купание не создает совершенно никаких проблем. Хантер выглядит довольным, смеется, когда Бен его вытирает, и больше не плачет. Малыш опустошает соску, сжимает за уши Кенни и засыпает, под мерное покачивание и тихую песенку. Бен откидывается на спину. Он отключается, так и не раздевшись.

***

С утра его никто не будит. В квартире полная тишина. Хантер не спит. Он лежит на спине, наблюдая за звездочками и корабликами над своей головой. Бен трет лицо. Нужно покормить малыша, отнести вещи в прачечную, погладить, прибрать квартиру, приготовить еду и выполнить домашнее задание. В общем, дел много, выходных всего два. Бен нехотя поднимается с кровати и плетется на кухню.

Первое, что он видит — записка на холодильнике, прикрепленная магнитиком. Почерк мелкий, но аккуратный. Он подносит листок ближе к лицу, вчитываясь в слова.

«Вызвали на работу. Вернусь поздно.

— Майк».

Окей, значит сегодня они опять вдвоем. Бен уже привык. Шеппард часто отлучается по делам в выходные. Возможно, следует выяснить, где он работает, чтобы не переживать так сильно. Хотя с чего бы Бену вообще за него переживать? Майк взрослый мальчик. Сам понимает, что такой график не принесет ему ничего хорошего. Бен качает головой. Он просто физически не может не переживать о ком-то, кто заботиться о нем.

Бен готовит завтрак. Гладит детскую одежду с двух сторон, как учила мама. Он даже садится за пейзаж. Внимательно смотрит на город за окном, делает карандашный набросок. Майкл вчера избавил его руки от надоедливой трясучки. Бен сжимает кулаки, радуясь, что пальцы, наконец, слушаются своего хозяина. Время пролетает незаметно, когда человек занят делами. Хантер начинает хныкать. Время обеда.

За окном темнеет, когда Бен приносит вещи из прачечной. Майка все еще нет, но это не значит, что ужин готовить не надо. Бен бы с удовольствием достал из морозилки картошку фри, если б не забыл ее купить. За неимением ничего лучшего он готовит овощной салат. Полезная пища — Шеппард оценит его порыв.

Еда готова. Пыль вытерта. Вещи поглажены и разложены. Хантер выкупан, накормлен и сейчас играет в прятки с папой. Бен закрывает глаза ладонями:

— Где наш малыш?

Он и подумать не мог, что мультфильмы помогают воспитывать детей. Хантер взволнованно смотрит на отца, а потом Бен убирает от лица руки.

— Вот он!

Хантер хохочет. Он тянет ручки вверх, хватается за серебряный браслет на запястья отца, смешно произносит что-то на детском языке. Хадсон именно так предпочитает называть непонятное гуление малыша. Бен подхватывает сына, кружит над головой. Хантер весело визжит. Ребенку нравится играть с отцом. Наверное, это самые важные моменты в жизни их обоих.

— А теперь спать. Давай Хантер, в кроватку.

Бен нежно убирает цепкие пальчики, вцепившиеся в браслет. Он кладет Хантера в кроватку. Тот сразу обнимает плюшевого Кенни, пару минут сонно моргает и засыпает. Бену не спится. На часах половина одиннадцатого. Майк никогда не приходил с работы так поздно, тем более в выходной. Парень решает дождаться своего соседа. Ему быстро надоедает какая-то глупая комедия по телевизору, и он отправляется в комнату Майка. Бен уже неделю обещает погладить его рубашки, сейчас самое время этим заняться.

Где-то около часа ночи в замке поворачивается ключ. Бен сидит на кухне в обнимку с кружкой, потому что так и не смог заснуть. Он сползает с табуретки, ставит чайник.

Майкл вваливается в квартиру. Он еле стоит на ногах, хватается за стену, чтобы не упасть. Когда дверь хлопает, закрываясь, Бена накрывает паника. Он уже видел пьяного Майка. Черт, он был не готов к этому. Хадсон пятится к раковине, сжимает за спиной рукоять ножа. Но Шеппард будто не видит его. Он отлипает от стены, идет в свою комнату, с трудом передвигая ноги и прижимая к груди правую руку. Парень не закрывает дверь, сразу отправляется в ванную. Наверное, в этот момент Бен понимает, что Майк вовсе не пьян. Художник борется с собой пару секунд, прежде чем идет за ним.

Шеппард сидит на бортике ванны, рассеяно оглядывая разложенную рядом аптечку. Его футболка в крови и пыли. Запястье правой руки посинело и распухло. Под глазом синяк. Губы разбиты и на щеке ссадина. Может быть сломан нос. Он не спрашивает в порядке ли Майк, потому что тот явно не в порядке. Бен просто продолжает смотреть на жалкие попытки того раздеться.

— Ты бы действительно пырнул меня ножом? — усмехается Майк и тут же хмурится, стаскивая куртку с плеч.

— Возможно, — Бен подходит ближе, останавливая неловкие движения парня, — Дай помогу.

— Оставь!

Хадсон не обращает внимания на вспыхнувшую боль, когда Майк бьет его по руке. Видите ли, какой самостоятельный. Все сам. Глупо. Бен вздыхает, растирает ушиб и снова тянется помочь. Майк отодвигается, сверля его тяжелым взглядом. Мог бы, вообще б сбежал. Бен знает этот взгляд. Он видел подобный в зеркале почти полтора года назад. Если и есть что-то в этом мире, чего Майкл Шеппард не умеет, так это принимать помощь. Бен тоже когда-то не умел. Пришлось научиться.

Бен терпелив. Сейчас вечно все контролирующий Шеппард не может контролировать ничего. Бену знакома эта беззащитность. Он осторожно касается локтя, привлекая к себе внимание. Он не знает масштаб повреждений. Он не доктор, и латать других не входит в число его талантов.

— Ты ранен. Тебе нужна помощь. Так что заткнись и не мешай мне.

Майк отчего-то слушается. Закрывает рот и больше не пытается оттолкнуть. Бен ни черта не знает о травмах. Он знает все о том, как их получить, но не о том, как их лечить. Парень стаскивает чужую куртку, стараясь не потревожить запястье. Это невозможно. Майк выдыхает сквозь зубы, поднимает руки, помогая стащить футболку. Бену открывается прекрасный вид на расписанные кровоподтеками спину и грудь. Он касается синяка под лопаткой. Ведет пальцем, будто соединяет звезды в созвездие. Явный след отпечатка носка чьего-то тяжелого ботинка. Такое ощущение, будто Майка положили и пинали, а он не сопротивлялся. Шеппард вздрагивает от прикосновений.

— Что с тобой произошло, черт возьми?

— Америка только с виду демократичная страна. Половина ее населения ненавидит таких, как мы. И они не особо стараются это скрыть.

— Геев что ли?

Майк кивает. Шипит, когда Бен извлекает из аптечки перекись и щедро льет на рану на боку. Майк видел у одного из нападавших нож, но не думал, что тот пустит его в ход. А в пылу драки из-за вскипевшего в крови адреналина он не заметил, как лезвие аккуратно вошло в тело и быстро исчезло. Наверное, ему повезло, что ублюдки поджидали его у дома. Иначе он мог больше никогда не увидеть этих испуганных зеленых глаз.

— Что мне делать? Рана глубокая.

— Только в обморок не падай. Возьми телефон в левом кармане. Позвони Даниэлю.

— Почему ему?

— Он врач. Поможет и не будет задавать вопросы. Во всяком случае, разберемся без полиции.

— Всегда знал, что ты найдешь способ заставить меня залезть к тебе в штаны.

Фырканье Майка заставляет Бена улыбнуться. Реагирует на шутки, значит помирать не намерен. Он отыскивает нужное имя в телефонной книге. Даниэль не удивлен столь поздним звонком, но в его голосе отчетливо слышится напряжение, когда он понимает, что говорит не с хозяином телефона. Парень внимательно выслушивает всю информацию, которой располагает Бен. Он просит его не беспокоиться и говорит со свойственным Майку цинизмом:

— Я буду через 15 минут. Не дай ему истечь кровью и отключиться.

Бен продолжает промывать раны под аккомпанемент болезненного шипения Майка. Перекись превращается в бело-розовую пену, стекает по белым бортикам ванны. Зато кровь останавливается довольно быстро, что не может не радовать.

Когда в дверь звонят, он так торопится ее открыть, что запинается об очередную игрушку и оставшийся путь до дверей проделывает носом по по-лу. На пороге стоит улыбающийся парень с вьющимися светлыми волосами и сумкой с красным крестом через плечо.

— Привет. Где больной?

— В ванной.

Гость разувается, и уверенно топает по направлению к комнате Майка. Понимание того, что Даниэль знает, где находится нужная спальня, неприятно царапает где-то внутри. Еще неприятнее становится, когда дверь ванной запирают прямо перед носом Бена. Нет, он не будет злиться. С чего бы? Майк просто не хочет, чтобы Бен переживал за него, видел, как ему больно. Отлично, он и не рвется.

Бен почти засыпает, устроившись на чужой постели, когда дверь в ванную открывается. Уставший Даниэль выползает наружу, жмурится в темном помещении, трет глаза. У него кровь на щеке и на белой футболке. Бена перетряхивает. Слишком много крови за один вечер.

— Три дня лежишь дома. Буквально лежишь. До туалета и обратно. Не более, а то швы разойдутся. А ты, — врач смотрит на Бена, — Позаботься о нем. Он — идиот, но ему нужна помощь. Придется это признать! — последнюю фразу мужчина выкрикивает по направлению к ванной.

— Спасибо за помощь.

— Да не за что. С ним надо быть готовым ко всему. Как тебя зовут, кстати?

— Бен. Бен Хадсон.

— Тот самый Бен Хадсон? — парень пожимает протянутую руку, разглядывая художника, — Майки… не любит говорить о тебе, но если напьется…

— Заткнись, Дани. А то я тебя сам заткну.

— Видишь, — смеется Даниэль, — Я же говорил. Идиот.

Бен провожает доктора и возвращается к Шеппарду. В ванной густо пахнет свежей кровью. Бен буквально чувствует на языке металлический привкус. Его натурально мутит.

— У тебя сейчас будет шок? — спрашивает он, собирая с пола окровавленные ватные диски.

— Я в порядке. Дани вколол мне обезболивающее. А ты?

Бен заглядывает ему в глаза. Кивает, будто убедившись, что Майку действительно не угрожает шоковое состояние. Он выкидывает диски и обрезки бинтов в корзину. А потом забирает чужой телефон. Шеппард недоуменно смотрит, как парнишка что-то увлеченно делает с его мобильником.

— Что ты творишь с моим телефоном, Хадсон?

— Ставлю себя на быстрый дозвон. Чтобы в следующий раз ты звонил мне, а не… А не вот это все! Понял?

Телефон возвращается к хозяину. Майк качает головой и говорит:

— Ты уже был на быстром.

— Значит, буду на двух разных кнопках. На всякий случай, — со вздохом отвечает Бен.

Майк потерял много крови. Он побледнел. И Бен всерьез задается вопросом, могут ли люди на самом деле зеленеть. Видимо, могут. Потому что в следующую секунду скулы Майка приобретают пепельно-серый оттенок, а потом слегка зеленеют. Он сжимает пальцами виски, растирает их в попытке унять головную боль. Бен знает — это не поможет. Лучший доктор в такой ситуации — сон.

— Пойдем. Надо уложить тебя в постель. Точно не нужно скорую вызвать?

— Даниэль хороший врач. Он знает свое дело.

— Ты с ним спал?

Вопрос озадачивает не только того, кому он был адресован, но и самого Бена. Между ними нет таких отношений, при которых это было бы уместно спрашивать.

— А ты ревнуешь? — усмехается Майк, на что парень презрительно фыркает, — Спал. Мы пытались встречаться. Не вышло. Теперь мы лучшие друзья. Нет повода для ревности.

— Это потому что ты слишком заботишься? Даже, скорее контролируешь?

— Возможно, — уклончиво отвечает Майк.

Бен уходит. Заваривает черный чай, кладет туда две ложки сахара. Когда он возвращается в комнату, пациент уже спит. Бен улыбается, накрывает парня одеялом, подтыкает уголки. Он оставляет на тумбочке у кровати две таблетки обезболивающего, которое дал ему Даниэль, и стакан воды. Бен обязательно отнесет завтра испачканную куртку Шеппарда в химчистку за углом. Возможно, ему даже не будут задавать вопросов о том, почему одежда в крови. Он поднимает ее с пола, чтобы сложить в пакет. Из кармана выпадает визитка. И Бен готов поклясться, что знает, кому она принадлежит.

Он думал, что уехав из города, расставшись с Виктором и пообещав никогда не звонить ему, Саймон Андерсен отстанет от него. Видимо, что-то пошло не так, и его план не сработал. Убедившись, что все в порядке, и Майк не собирается умереть прямо сейчас, Бен отправляется спать.

========== 32. ==========

Глава 32.

На следующее утро Майк делает вид, что не понимает, откуда в кармане его куртки взялась визитка Андерсена-старшего. Естественно, Бен это предвидел, но все равно злился. Его праведный гнев стоит ему пары без-злобных подзатыльников он ухмыляющегося Шеппарда. Из-за чего Бен швыряет в парня ложкой, называет идиотом, но даже раненый, Майк легко уворачивается от нее. Зато от грохота просыпается Хантер. Он кричит, отвлекая своего папашу от метания разных столовых приборов.

— Мой сын спас тебя!

— Слава Хантеру.

— Знаешь что, Майкл Элизабет Шеппард, этот человек — безбашенный ублюдок. Его головорезы сломают тебе шею, глазом не моргнув. Ты должен мне рассказать, какие у тебя с ним дела. Ты обязан! Ради нашей общей безопасности!

Бен хлопает дверью, оставляя Майка одного в пустой кухне. Даже если б он захотел рассказать, Шеппард не знает, что Саймону понадобилось от него. Он регулярно писал Вику раз в неделю два слова: «Все хорошо». Иногда три слова: «Они в порядке». Больше они никак не контактировали. Те громилы, что поджидали его в подворотне после работы, тоже были не намерены ничего объяснять.

В таком ключе проходит несколько дней. Бен по-прежнему злится, швыряет в Майка все, до чего может дотянуться. А тот терпеливо уворачивается от летящих в него предметов и молчит, устало улыбаясь. Он честно пытался объяснить, что ему нечего рассказывать, но его не хотели слушать. Бен продолжает показательно воротить нос. Он ведет себя глупо, да. Но не может допустить даже крохотной мысли, что отец Вика вернулся просто так. Ему нужно найти виноватого, иначе нарастающая паника сведет его с ума.

Даниэль заезжает пару раз. Проверяет бинты и швы, хвалит за соблюдение режима. Он оставляет еще обезболивающих и просит принимать их каждые двенадцать. Синяки сходят медленно. Бен дважды в день обрабатывает их мазью с арникой, а Майк в это время лежит на животе, прикусывает от боли собственное запястье, которое, кстати, оказалось не сломано, и терпит все издевательства. Пальцы Бена нежные и прохладные. В конце концов, все могло оказаться гораздо хуже. Сломанный нос и пара синяков не самые страшные последствия. Он мог вообще не выбраться оттуда.

Проходит неделя. Бен носится по дому, как сумасшедшая пчелка. Убирается, готовит, орет на своего соседа за сокрытие жизненно важных тайн и воспитывает малыша, в перерывах успевая учиться и подрабатывать — он, наконец, нашел работу в кафе у академии.

После долгожданного звонка Даниэля, Шеппард вздыхает с облегчением и на следующее утро собирается в университет. Он и так просидел дома больше, чем планировал. Майк как раз застегивает пальто, когда в коридоре возникает сонный, привычно рассерженный Бен.

— Ты куда собрался?

— Зачем ты проснулся? У тебя сегодня только живопись в три часа. Иди, спи.

— Твой врач звонил?

— Звонил, — не обращая внимания на сарказм, спокойно отвечает Майк, — Сказал, что я отсидел свое и могу вернуться к нормальной жизни.

— Ты мне расскажешь, чего хотел от тебя мэр?

— Бен, мне нечего тебе сказать, — устало повторяет Майк, — Они напали на меня, избили и ничего не объясняли. Возможно, кто-то начал копать под него, и он подумал, что это снова я. Просто забудь.

Мальчишка кивает, наконец, заставляя себя поверить. Все это — прошлое. Саймон не сможет снова заставить его поддаться страху. Он сам ему не позволит. Хадсон протягивает Майку его сумку с книгами и уходит к сыну. Он устал. Ему действительно не нужно было вставать, но он услышал шорох в прихожей и не мог не прийти. Вдруг из-за своей самоуверенности Майкл сделал бы себе только хуже? Швы — не шутка. Кому, как не Бену, знать об этом. Он пытается отвлечься от собственных мыслей за чашкой растворимого кофе. Шеппард обещал к рождеству обзавестись кофеваркой.

В половину третьего, Бен собирается ехать в академию. Он еще раз звонит Кейси, чтобы удостовериться, что та не забыла о необходимости быть у них через пятнадцать минут. Слава Богу, она не забыла, а то еще одного опоздания юному художнику не простят. И судя по раздающимся в трубке гудкам, как раз сейчас девушка очень спешит к ним. Бен целует накормленного и переодетого Хантера. Малыш недовольно сопит во сне, крепче обнимая Кенни. Еще немного понаблюдав за спящим сыном, Бен уходит. У Кейси есть свои ключи, так что беспокоиться не о чем.

Старенькой «Volvo» некуда приткнуться — парковка перед зданием забита до отказа. В академии сегодня внеочередной день открытых дверей. Только так можно объяснить огромное количество незнакомых людей в коридорах. Преподаватели и студенты лавируют между нескончаемым потоком будущих учеников, по пути отвечая на вопросы. Бен первокурсник. Ему кажется, что это написано у него на лбу, ибо к нему никто не подходит с вопросами. В любом случае, он бы не смог дать на них достойных ответов, проучившись здесь чуть больше двух месяцев.

Класс живописи полон. Его законное место у окна выглядит уныло одиноким. Воздух слишком насыщен едким запахом краски и растворителей. У Бена кружится голова. Он старается дышать ртом. Становится еще хуже. Отвратительный химический привкус горчит на языке. Он стоит посреди класса с открытым ртом. Преподаватель строго смотрит на него поверх очков, курсируя между мольбертами студентов, которые уже принялись за работу:

— Мистер Хадсон, вы не исключение. Займите свое место и не мешайте студентам.

Ощущение дежавю заставляет задохнуться. Бен вспоминает первый урок французского в старшей школе, строгую миссис Лимм и Виктора, растерянно озиравшегося в поисках свободного места. Стряхнув оцепенение, Бен скидывает сумку на пол и садится на свое место.

Сегодня на повестке дня морской пейзаж. Это одна из первых лекций, которой восхищается притаившийся за своим мольбертом Хадсон. Бен любит воду, обожает смотреть на волны и искренне наслаждается запахом моря. Вик пах морем, может быть и сейчас пахнет. Бен вспоминает, как Андерсен впервые привел его на озеро недалеко от их родного города. Там воняло тиной и старой, прогнившей древесиной. Кисть в руке вздрагивает, оставляя за собой грязно-зеленый развод.

Где сейчас Вик? С кем он? Жив ли вообще? Кажется, что прошла целая вечность, но на самом деле чуть меньше полугода. Бен привык. Научился жить без него и дорожить каждым прожитым мгновением, чтобы, когда Виктор вернется, ему не было стыдно за себя. Бен верит в этом просто потому, что иначе он свихнется. Воспоминания причиняют боль, и Хадсон мурлычет под нос, вырисовывая белых барашков на гребнях волн.

— Да, с каждой сломанной костью, клянусь, я жил.

Он заканчивает работу позже других. Преподаватель оставила его здесь, заручившись обещанием, что Бен выключит свет и закроет аудиторию после того, как закончит. Телефон молчит: ни сообщений, ни пропущенных вызовов. Бен смотрит на часы. Семь вечера. Не может быть, чтобы он рисовал четыре часа и не заметил этого. Кейси должна была уйти в пять, у нее какие-то неотложные дела. Бенедикт чертыхается. Вылетает из кабинета, щелкнув выключателем и чудом не забыв о двери.

Бен вваливается в квартиру ближе к половине восьмого. Он в сотый раз мысленно благодарит Майка, что тот догадался пригнать его машину. На общественном транспорте дорога домой заняла бы на полчаса больше. В доме тишина. Он удивляется, что Хантер еще не сорвал голос от плача, хотя понимает, что Кейси не оставила бы ребенка одного, потому готовит себя к выговору за опоздание. Хадсон видит приглушенный свет за приоткрытой дверью, и когда он проходит в свою комнату, все слова застревают в горле.

Хантер не плакал, потому что был не один. Майкл, мать его, Шеппард держал на руках крепко спящего малыша, завернутого в синее одеяльце, покачивая и что-то тихо напевая. Парень касается розовой щечки ребенка, улыбается и поднимает взгляд на своего соседа, застывшего в дверях.

— Это становится дурной привычкой.

Бен моргает. Тут же прислоняется виском к косяку, понимая, что снова застрял на пороге. Майк с его сыном на руках выглядит странно. Мило. Удивительно. Совершенно непривычно. Абсолютно нехарактерно. Да. Именно — нехарактерно. Майк никогда раньше не брал Хантера на руки. Всегда отнекивался, даже шарахался, будто боялся причинить реальный вред младенцу. Сейчас от былого страха не осталось следа. А Хантер сладко спит. Забавно посапывает, держась за расстегнутую домашнюю рубашку парня. Он никогда не засыпал на руках ни у кого, кроме Бена. Даже Тина могла укачивать его только в колыбели.

Первый шок отступает. Бен подходит к кровати, садится, все еще не до конца понимая, что происходит. Сидеть в тишине странно. Он хочет что-то сказать, но натыкаясь на внимательный теплый взгляд, замолкает. Майк снова начинает мурлыкать какую-то песенку. Бен узнает ее с первых слов: «надеюсь, когда ты прыгаешь…». Голос Майка спокойный, уверенный. Нет, он совсем не нежный, но его хочется слушать всегда. Этот голос придает сил, и верить его словам хочется еще больше. Бен не к месту думает, что Шеппарду бы в политику с такими талантами.

— Где Кейси? — шепотом спрашивает художник.

— Ушла. Я пришел с работы, тебя еще не было. Она впихнула его мне в руки и ускакала. Коза.

— Голоден?

— Да.

Бен кивает. Окидывает взглядом странную картину еще раз и отправляется за ужином. Обычно холодный и слегка бесчувственный Майк с Хантером на руках выглядит… трогательно. Тепло и по-домашнему уютно. Нет, Бен не готов разрыдаться от сопливо-сладкого умиления. Майкл точно не производит такого впечатления. И если Бен скажет вслух что-то подобное, то, скорее всего, Шеппард сломает ему нос. Майк выглядит как мужчина, который заботиться о своем ребенке. Вот только, это сын Бена. Не его даже. Все так сложно, что он сам периодически забывает некоторые аспекты своей новой жизни. Устало вздохнув, Хадсон достает из микроволновки тарелку и ставит следующую.

— Кейси покормила его перед уходом. И помыла, кажется.

— Спасибо. Мне жаль, что я задержался.

— Забудь, — отмахнулся Майк, — Я видел, как ты рисуешь. Будто ты здесь и не здесь одновременно. Это даже поначалу пугало. Я думал, ты под наркотой.

Не больно, но вполне ощутимо Бен тычет его ложкой под ребра. Майк перехватывает его руку, то ли тянет на себя, то ли отталкивает в попытке защититься. Художник выворачивается, пытается снова ткнуть парня и в итоге оказывается прижатым задницей к столешнице. Они находятся слишком близко. Хадсон чувствует чужое дыхание на своих губах. Видит зеленые и голубые вкрапления в обычно серой радужке. Он понимает, что тянется навстречу, прикрывает глаза, но остановиться не выходит. Бен почти чувствует этот поцелуй, ощущает, как покалывает губы. Черт.

— Нет, — говорит Майк и целует парнишку в лоб, отодвигаясь.

— Что? Что не так? Ты же хочешь.

— Я много чего хочу, Бен. Но быть утешительным призом в мои планы не входит.

— Я не имел в виду…

— Что?

Майкл задает вопрос и прислоняется своим лбом ко лбу Бена. Художник предсказуемо молчит, закрывает глаза, позволяя себе чувствовать чужое теплое дыхание на щеке.

— Тебе больно. Твое сердце разбито и тебе нужна забота. Я понимаю. Я буду заботиться о вас с Хантером, не потому что хочу залезть к тебе в штаны или загладить вину, а потому что мне нравится заботиться о вас. А к этому, — Майк показывает сначала на него, потом на себя, — Ты не готов. И я не готов. Понятно объясняю?

— Я лишь…

— Мне не нужна такая благодарность.

Бен глупо кивает. Смотрит широко распахнутыми глазами и не может поверить в услышанное. Майк остановил его. Сам. Бен хотел этот поцелуй, а Шеппард решил за них обоих, что они не готовы. Замечательно. Он теперь и думать за него собрался. Дуться долго не выходит, так что ужин проходит в уютной тишине. Бен желает соседу спокойной ночи и уходит, не дождавшись ответа.

Хантер весело улыбается, провожая взглядом вращающиеся над головой кораблики. Малыш переворачивается на животик, когда Бен подходит ближе. Ему уже 4 месяца. Время летит слишком быстро. Скоро он научится сидеть, потом ползать, а там и до ходьбы недалеко. Дальше школа, колледж, университет, работа, свадьба, собственная семья. Бен обнимает сына. Он уже такой большой. Яркие зеленые глаза искрятся весельем. Бен подбрасывает его, наслаждаясь детским смехом.

— Ты такой громкий. Думаешь, папочка услышит тебя отсюда? — улыбается парень.

Он кормит Хантера, купает и надевает новые ползунки, случайно натыкаясь на подарок Вика, присланный в день выписки сына и Тины из родильного дома. Мини копия его баскетбольной куртки. Бен не знает, будет ли Хантер любить баскетбол, футбол или балет. Ему будет все равно. Возможно, впервые с оформления документов на усыновление, Бен чувствует себя настоящим отцом. Или как еще можно назвать человека, задумывающегося о будущем своего ребенка? Он очень надеется, что сможет воспитать Хантера хорошим человеком, и что тот сможет гордиться своим отцом. Ими обоими.

Бену не спится. Стоит закрыть глаза, как темнота вокруг него оживает. Она тянется к нему, сжимает пространство. Вязкая, густая темнота поглощает весь свет, все хорошее и радостное. Бен кричит, просит помощи и пробирается сквозь склизкие стены зловещего подземелья. Его никто не слышит. Он один. Никогда нет рядом. Бена охватывает ужас. Он не дает кричать, мешает вдохнуть. Это паника. Знакомое чувство. Бен думал, что уже сроднился с ним. Он видит чью-то фигуру. Угадывает очертания с первого взгляда. Бежит, но тень ускользает, и он остается совсем один в кромешной темноте, наедине со своими кошмарами.

Бен просыпается от собственного крика. Он сорвано дышит, комкает в руках одеяло и смотрит в темноту, ожидая, пока она начнет душить его. Удивительно, что Хантер не проснулся от шума. Бен видит, что в гостиной загорается свет. Луч становится все шире по мере того, как дверь в его комнату открывается. Майк проходит к кровати. Он возвышается над Беном, и тот готов поклясться, что именно эту тень видел во сне. Тень, которая бросила его, когда была нужнее всего.

— Двигайся, — командует Шеппард.

Бен, не задумываясь, сдвигается в бок, Майк проскальзывает под одеяло. Он притягивает к себе несопротивляющееся тело. Мальчишка утыкается влажным лбом в чужое сильное плечо, вцепляется руками в футболку. Его еще немного трясет после кошмара, и дыхание до конца не восстановилось. Закрывать глаза страшно. Хадсон знает, еще один такой сон и снова заснуть не удастся.

— Что снилось-то? — спрашивает Майк, накрывая плечи Бена одеялом.

— Одиночество.

Майк хмыкает. Прижимает к себе крепче дрожащего художника, целует в макушку. Бен не уверен, что может назвать это проявлением нежности. Руки сдавливают талию слишком сильно, почти больно для нежных объятий. Становится невероятно стыдно за свою слабость. Шеппард определенно заботится о нем. Но это не нежность. Это что-то незнакомое Бену.

— Ты не одинок.

Бен слышит каждое слово, впитывает в себя чужую уверенность. Он чуть улыбается и забывается беспокойным сном. Майк еще долго прижимает его к себе, слушая, как успокаивается бешено бьющееся сердце и выравнивается дыхание. Он чувствует, как внутри него разливается тепло и… умиротворение. Бен обвивает его руками, притирается теснее, расслабляется. Кошмар, наконец, полностью отступает.

Разумеется, просыпается он один. Хантер хнычет в кроватке, а плюшевый заяц лежит на полу. Бен чувствует себя неприлично отдохнувшим, когда выходит на кухню за детским питанием. Майк в темноте пьет кофе, развалившись на стойке. Он прячет глаза от света ладонью, отчаянно жмурится и приглушенно матерится.

— Не выспался? — сочувственно спрашивает Бен.

— Ты полночи сопел мне в ухо и поливал слюнями. Как тут выспишься?

— Ну, извини. Сам пришел.

Значит, все-таки не приснилось. Бен краснеет, забирает подогретую смесь и возвращается к сыну. Малыш жадно глотает свою еду. Загадочная улыбка, сопровождающаяся неприятным запахом, оповещает отца онеобходимости сменить подгузник. Хантер хлопает ладошками по воде, брызгается, и Бен смеется.

Видимо, Майку становится любопытно. Он появляется в ванной как раз тогда, когда Бен вымок до нитки. Шеппард улыбается широко и открыто, наблюдая, как парень играет со своим сыном. Скулы с непривычки болят, это видно по тому, как Майк растирает затекшие мышцы. Бен удивленно моргает, отвлекаясь от малыша, но быстро возвращает свое внимание обратно, получая новую порцию брызг в лицо.

— Делай так чаще, — отплевываясь, говорит Бен.

— Как? — непонимающе спрашивает Майк.

— Улыбайся. Только не своей коронной ухмылкой «трахаю все, что движется», а вот так, как сейчас.

— Как же я сейчас улыбался?

— Будто ты счастлив. По-настоящему, — пожимая плечами, неуверенно отвечает Бен.

— По-моему странно, что ты видишь отличия в моих улыбках, — говорит Майк, снова растягивая губы в ухмылке, — Это немного нервирует.

— Ну, я же говорил. Не вот это выражение похоти и самодовольства, — Бен кивает на лицо соседа, — А как было. По-настоящему.

Майкл знает, о чем тот говорит. Серьезно. Он улыбался слишком редко, потому скулы опять сводит, стоит ему выполнить просьбу. Но огонек во взгляде напротив стоит всех мучений мира. Когда Майк смотрит в его глаза, то видит в них столько добра и света. Ему так невыносимо тошно из-за того, что он чуть не погасил этот свет.

— Ты ненавидишь меня?

Бен кутает Хантера в полотенце. Он замирает на долю секунды, но этого достаточно, чтобы Майк заметил нервозность, заставившую парня поёжиться и застыть. Бен не отвечает. Проходит к пеленальному столику, одевает сына и выходит из ванны. Майк через минуту следует за ним.

— За что я должен ненавидеть тебя?

Ответ, в принципе очевиден. Хадсон сидит на кровати. Он внимательно наблюдает за сыном, играющим с Кенни. Бен не дурак, он понимает — ответить все равно придется. Вот только в голове всплывают медово-ореховые глаза, серебряный браслет, который до сих пор красуется на запястье, и вопрос «ты меня ненавидишь» причиняет куда больше боли, чем должен.

Майк опускается перед ним на корточки, заглядывает в глаза. Бен знает, что тот имеет в виду, и не понимает, чего боится больше: признать вслух свои чувства или вообще их наличие, а может, боится потерять что-то, чего уже нет.

— Я не ненавижу тебя, Майк. Правда. Больше нет. Может быть, это все твоя забота или мое разбитое сердце — не мои слова, ты сам это сказал — или, может быть, то, что я живу с тобой и буквально вишу на твоей шее. Я не знаю. Но я не ненавижу тебя. Мне нравится…

Бен запинается. Он теребит браслет, отводит взгляд. Вся смелость и решительность сошли на нет. Он больше не уверен, что хочет говорить вслух то, что думает. Майк накрывает его пальцы, цепляющие браслет. Этот простой жест успокаивает и придает уверенности.

— Что тебе нравится?

— Дождливый Чикаго. Академия. Ты рядом. Эта квартира. Хантер. Я чувствую себя в безопасности. У меня такое чувство, что я справлюсь со всем, если ты будешь здесь. Когда ты рядом… Не знаю. Если я звучу, как влюбленная девчонка, просто скажи мне, и я себя ударю потому, что я абсолютно точно не влюблен в тебя. Просто, когда ты рядом мне спокойно.

— Значит, я буду рядом, пока нужен тебе.

Майк поднимается на ноги. Он улыбается Бену. По-настоящему. Хадсон улыбается в ответ. Парень может привыкнуть к тому, как расплавленная сталь в глазах Майка теплеет с каждым взглядом, с каждой улыбкой, но не хочет. Это пугает его. Пугает до дрожи снова впустить кого-то в свою жизнь, тем более Майкла Элизабет Шеппарда. Того самого Майкла на черной «Camaro», что так часто снилась ему в кошмарах.

— Майк, — тихо зовет Бен, в тайне надеясь, что его не услышат, но тот оборачивается, — Останься со мной.

Это самые странные слова, которые когда-либо произносил Хадсон. Он сам точно не уверен в том, что хотел сказать. Но когда этим же вечер Майк возвращается в его спальню с подушкой и одеялом, сердце перестает биться, как безумное. Бен целует сына на ночь, желает сладких снов и возвращается к постели, на которой устроился Майк с книгой. Бен забирается под одеяло, прижимается к теплому боку и выдыхает. Кажется, впервые с выпускного, он чувствует себя настолько… в безопасности.

Майк читает что-то юридическое, жутко скучное и непонятное, скорее всего, даже ему самому. Поначалу Бен тоже пытался понять смысл написанного, вчитывался в текст, искал знакомые слова, но вскоре сдался. Он отворачивается от света, заворачивается с головой в одеяло, теснее притираясь спиной к читающему парню. Он засыпает под тихое шуршание страниц. А утром их будет громкая трель звонка и плач проснувшегося от шума Хантера.

========== 33. ==========

Глава 33.

— Тина?

Бен не верит собственным глазам, когда видит ее имя на дисплее телефона. Она звонила всего пару раз со времени своего переезда. Они предпочитали переписываться, присылать друг другу дурацкие фотографии и картинки с кроликами. И уж точно она никогда не звонила в 6 утра.

— Твои родители не дозвонились до тебя вчера. Ты приедешь на Рождество? Они хотят устроить какую-то вечеринку или что-то типа того.

Ее голос на удивление бодрый. И Бен как никогда не рад ее слышать.

— Еще только начало ноября. Какое нафиг Рождество? В шесть утра. Серьезно?

— Сейчас уже восемь. Давай, Бен! Они требуют ответа.

— Тина! Часовые пояса. Разница во времени. Боже, шесть утра.

Бен несчастно стонет, откидываясь на подушку. Майк сонно трет глаза и смотрит на него. Хадсон забыл. Он действительно забыл, что спал не один. Он буквально застывает с приоткрытым ртом. Его щеки розовеют, и он не может отвести взгляд от растрепавшихся светлых волос и отпечатка подушки на левой щеке. Майк усмехается. Отбирает у него телефон, не обращая внимания на слабые протесты.

— Я привезу их.

— Шеппард? Что ты делаешь в комнате Бена в шесть утра?

— Сплю.

— Мне надо знать?

— Думаю, нет. Пока, Тина.

Разговор закончен. Майк кладет телефон на тумбочку и минуту раздумывает над тем, дать ли мальчишке еще час законного сна. У Бена на голове подушка. Майк не уверен, что тот под ней вообще дышит. Он тянет подушку, стаскивает одеяло, заставляя Хадсона задрожать от холода. Бен открывает глаза, садится на постели, наблюдая за тем, как сосед собирает свои вещи.

— Оставь.

В этом тихом «оставь» гораздо больше мольбы, чем ему хотелось бы. Чем он готов признать. Майкл садится на край кровати, оглядывается на парня и кивает. Ладно, чего уж там. Он давно сдался в плен этих зеленых глаз. Зачем сейчас сопротивляться? Если он нужен Бену в качестве ловца снов, пусть будет так.

— Сегодня без кошмаров?

— Да. Спасибо.

Неловкое молчание на кухне куда менее неловкое, чем молчание в постели. Хантер плачет. Его крик больше не дает заснуть. Бен бессмысленно пялится на парня, будто совсем не слышит сына. Они, конечно, спят вместе с недавних пор, но это совсем не повод вести постельные разговоры. Майк хлопает его по бедру.

— Давай папаша, поднимайся. Долг зовет.

— Отлично. Хоть что-то у нас общее, — ворчит Бен.

Майк усмехается, сразу понимая, о чем говорит парень. Болтовня — не их сильная сторона, особенно светские разговоры в кровати. Бен улыбается, швыряет в удаляющегося Майка подушкой и переключает внимание на сына.

— Твой папа такой идиот. Ты бы только знал, какой твой папа идиот.

Бен подхватывает малыша на руки и несет в ванную. Он исправно выполняет все утренние процедуры, кормит и переодевает Хантера. Завтракает сам и уже собирается поехать в академию, когда телефон оповещает о новом сообщении.

ТЫ СПАЛ С ШЕППАРДОМ?! — К.

И тебе доброе утро, Кейси. Вы с Тиной ухитряетесь сплетничать о моей личной жизни, даже находясь в разных городах. — Б.

Это правда? — К.

Да. Но не фантазируй особо. Он просто СПАЛ в моей кровати. Все.— Б.

Ты скучный. Как ты? — К.

Я сам попросил его остаться. — Б.

А как же…? — К.

Он сказал, чтобы я не прекращал жить. Он хотел, чтобы я был счастлив. Кажется, я счастлив. — Б.

Вы поедете с нами на Рождественские каникулы? — Б.

Конечно. Наши родители устраивают совместную вечеринку. Будь осторожен, родной. — К.

Бен понимает, что улыбается как сумасшедший, только поймав на себе изучающий взгляд Майка. Парень стоит в прихожей. Он уже одет и готов идти. Бен думает, что надо что-то сделать, может, поцеловать или сказать что-нибудь на прощание.

— Если хочешь, я могу забрать Хантера на работу, ты сможешь расслабиться.

— Я вчера уже расслабился. Ничего страшного, возьму его с собой. Катрина будет рада посидеть с ним, пока у меня лекции.

— Катрина?

— А ты думал, Хантер со мной аудитории посещает? В кофейне напротив академии работает одна пожилая женщина — Катрина — она предложила оставлять Хантера с ней, пока я учусь. Ей нравится с ним нянчиться. И она делает это бесплатно. Иногда я рисую картины для ее клиентов.

— Ты везучий сукин сын, Бенедикт Томас Хадсон.

— Ты единственный, кто так считает, — улыбается Бен.

Он не станет целовать Майка в щеку на прощание. Он просто отдаст ему обед, который тот как обычно оставил в холодильнике. Майк благодарно кивает. Притягивает парнишку к себе, целует в макушку и уходит. Бен надеется, что каждое утро теперь будет начинаться именно так — зевающий Майк в его постели, завтрак и милое прощание перед учебой.

Катрина встречает парня привычной улыбкой и стаканчиком капучино с двойным молоком. Бен благодарит женщину, передает ей Хантера, рюкзак с вещами первой необходимости и убегает на учебу. Не успевает он допить свой напиток, как слышит за спиной знакомый раздраженный голос:

— Чем ты думаешь? Нет. Ты вообще думаешь?

Кейси отбирает у него стаканчик. Делает пару глотков, морщится и возвращает обратно. Он прекрасно знает, что она любит зеленый чай или свежевыжатый сок, а вот любые вариации кофе терпеть не может. И если б девушка спросила, он бы ее предупредил. Но это же Кейси.

Бен не отвечает. Ему нечего ей сказать. Он не хочет оправдываться и отвечать на бесконечные вопросы. Он взрослый парень. Он в состоянии решать самостоятельно, кто будет спать в его постели. Бен хмурится.

— С ним я хотя бы сплю.

— Ты об Андерсене говорил так же. Помнишь, что потом случилось?

— А что случилось, Кейс? Он меня не бросил. Господи, мы даже не расставались на самом деле. Он просто уехал, чтобы защитить мою семью. Майк заботится обо мне, понимаешь?

— Я-то понимаю. А ты понимаешь, что одной заботой… В общем, забота это не любовь. Это ее часть, да, но еще не любовь. Что ты чувствуешь к нему?

— Мне хорошо рядом с ним. Комфортно.

— Мы все еще о Майке Шеппарде говорил?

— И безопасно.

Кейси сжимает его плечо, заставляя остановиться. Отвертеться не получится. Она не отпустит без ответа, потому что напугана. Бен поднимает голову, встречаясь с серьезным, по-матерински взволнованным взглядом мисс Мартин.

— Ты готов простить?

Бен закидывает пустой стаканчик в урну. Он думает, что Вик бы назвал этот бросок трехочковым. Хадсон искренне надеется успеть к своей аудитории до начала пары. Он знает, что Кейси в другую сторону и возможно, ему удастся избежать ответа на этот вопрос.

— Бен, ты готов простить Майка? — упрямо повторяет Кейси.

— Готов.

Он уходит дальше по коридору, оставляя подругу в одиночестве. Кейси не останавливает его и не идет за ним. Она узнала все, что хотела. И пусть она не верит словам друга, Бен ее не винит. Ведь он сам не верит, что сказал это вслух.

Господи, серьезно? Он готов простить Майка за то, что тот изнасиловал его и бросил подыхать ночью посреди дороги? Нет, правда? Он готов простить сердечный приступ матери, месяц на больничной койке и год походов к психологу по пятницам? Ему в голову вдруг приходит странная мысль. Бен достает из кармана телефон и прежде чем зайти в аудиторию, набирает SMS:

Ты был у меня первым. — Б.

Ответ приходит не сразу. Уже на лекции, Бен чувствует вибрацию в кармане. Он, честно говоря, не надеялся, что ему ответят, но Шеппард как всегда удивляет.

Знаю. — М.

Это странно, не находишь? — Б.

Жизнь вообще очень странная. Особенно наша. Особенно в последние полгода. — М.

Ты хочешь об этом поговорить? — М.

Я заканчиваю в пять. Надеюсь, успею приготовить ужин. — Б.

Не заморачивайся. Закажи что-нибудь. Деньги на столе в кухне.— М.

У меня есть. Катрина продала картин, которую я вчера рисовал.— Б.

Поговорим вечером. Мне надо работать.— М.

Я горжусь тобой. — М.

Бен улыбается, читая последнее сообщение, и убирает телефон. Им определенно надо поговорить, обсудить то, что происходит между ними, потому что Бен уверен, что что-то происходит. Черт, он готов поклясться, что их отношения больше не похожи на просто «соседские». Никогда не были похожи. Майк слишком важен ему. И не просто, как средство от кошмаров. Бену нравится заботиться о нем. Как когда-то нравилось заботиться о Викторе. И этот факт все еще пугает до дрожи.

***

Майк понимает, что в доме пусто даже не успев переступить порог. Свет не горит. Бена нет. Хантер не плачет, значит, его тоже нет. Квартира пугает непривычной тишиной. Парень смотрит на часы. Уже семь. Бен должен был быть дома полтора часа назад. Майк понимает, как глупо переживать за студента первого курса, которого могли задержать в аудитории или ребята пригласили в кафе. Он понимает это ровно до того момента, пока не вспоминает главные ценности своего соседа. Ведь Бен — это Бен. У него есть сын, нуждающийся в еде и постоянной смене подгузников. И они собирались серьезно поговорить о том, что происходит между ними. Вряд ли Бен бы предпочел кофе с друзьями этому разговору. А если бы и так, то он бы обязательно предупредил.

Да, возможно Майк слегка паникует. Накручивает себя и не может перестать представлять бездыханное тело Бена в какой-нибудь подворотне у академии. Может быть, отец Андерсена вернулся и все-таки решил убить мальчишку. Шеппард набирает давно выученный наизусть номер. Длинные гудки, но трубку никто не берет.

— Это уже не смешно, — произносит Майк.

Он заваривает себе кофе. Льет слишком много молока и не замечает этого. Он думает, что Бен бы оценил этот напиток. Но его нет рядом. Хадсон не звонил, не писал. Будто испарился. Майк снова пытается дозвониться. Не выходит. Парень допивает кофе, моет чашку. А потом раздается телефонный звонок. Майк поднимает трубку, не сразу замечая, как дрожат руки.

— Где тебя черти носят?

— Здравствуйте, мистер Шеппард. Меня зовут Катрина Атталь. Мое кафе находится рядом с академией, в которой учится Бенедикт. Ваш номер у него записан в экстренных. Поэтому я…

— Это Хантер? — перебивает Майк, услышав детский плач.

— Да. Бен оставил здесь свой телефон и вернулся в академию за сумкой. Его нет почти два часа. Вы можете приехать?

— Буду через десять минут.

Майк отключает вызов. Тупо смотрит в стену перед собой пару секунд. Сжимает и разжимает кулаки, стараясь привести мысли в порядок. Не помогает. Он напуган и чувствует себя беспомощным впервые за много лет. И, скорее всего, завтра ему придется оплачивать штрафы за превышение скорости, но сейчас он несется по дороге к кафе, где его ожидает зареванный Хантер и перепуганная пожилая женщина.

— Мистер Шеппард? — парень кивает, — Я — Катрина. Бена все еще нет.

— Где Хантер?

Женщина провожает его в заднюю комнату, служащую ей личным кабинетом. Хантер плачет. Он накормлен и вымыт, и не отпускает Кенни, но не перестает рыдать. Майк берет его на руки, прижимает к себе, гладит кудрявые рыжие волосы.

— Я здесь. Успокойся. Я рядом.

Хантер всхлипывает. Берется ручками за ворот растянутой домашней футболки — кажется, Майк забыл переодеться — даже не замечая, как любимый плюшевый заяц падает на пол. Малыш успокаивается. Как только он затихает, Майк возвращает его в люльку, поднимает с пола Кенни и хватается за телефон.

Обзвони больницы. Сейчас же. — М.

Что случилось? — К.

Бен. — М.

Майк хочет написать ей, что с Хантером все в порядке, что ребенок в безопасности и сейчас находится рядом с ним. Но его прерывает входящий звонок. Имя на дисплее удивляет. Майк слишком нервничает, чтобы соображать быстро и по делу.

— Дани, сейчас не время.

— Самое время, крепыш. Бен здесь. В реанимации. И прямо сейчас его оперирует мой брат.

Такого отборного мата даже искушенный в этом вопросе Даниэль не слышал. Он знает, что скрывается за нецензурной речью своего бывшего парня. Доктор просто сбрасывает звонок, понимая, что всю важную информацию он передал, и Майк будет здесь через полчаса максимум, если поедет по всем пробкам.

Я знаю, где он. Пришлю адрес через минуту. — М.

Майк забирает Хантера. Благодарит Катрину за все и обещает написать, как только что-то узнает о состоянии Бена. Он отправляет Кейси адрес больницы, где работает Дани. Женщина догоняет его у машины, передает рюкзак с детскими вещами.

— А кем вы ему приходитесь? Бен не особо разговорчивый молодой человек.

— Хотел бы я знать, — усмехаясь, отвечает Майк и садится в машину.

Когда на заднем сиденье ребенок, особо не погоняешь. Шеппард врывается в больницу через сорок минут, после звонка. Кейси и Кеннет уже там. Девушка забирает из дрожащих рук парня люльку с малышом.

— Где он? — отдышавшись, спрашивает Майк.

— Они не пускают к нему. Мы не родственники, они не имеют права предоставлять нам какую-либо информацию.

Майк сухо кивает, берет стаканчик кофе, который протягивает Кеннет и отправляется к стойке регистрации. Женщина с ярко-алой помадой и ужасными синими тенями смотрит на него, как на мебель. Она говорит то же самое, что минуту назад сказал Олсен. Майкл не родственник. Он, по сути, вообще никто.

— Да вашу ж мать!

Парень ругается. Зло пинает близ стоящую скамейку и ударяет кулаком по стойке так, что кофе выплескивается на белоснежную поверхность.

— Прекрати пугать персонал.

Из-за угла выворачивает Даниэль в своем неизменном безупречно выглаженном голубом халате и дурацкой синей шапочке на голове. Майк кидается к нему, краем глаза замечая, как ребята подходят ближе.

— Он жив?

— Жив, конечно. Мой брат Бог хирургии, даже лучше меня…

— Даниэль, ближе к сути! — грубо прерывает его Майк.

— Он очень плох. И не говорит совсем. Он напуган. То есть, это явно нападение, но вряд ли твой парень что-то скажет. Он еще не пришел в себя и у палаты дежурят копы.

— Нападение?

— Именно. Сначала ты. Потом он. Мне надо что-то знать?

— Отец его бывшего тот еще урод, — отзывается откуда-то из-за спины Кейси.

Они подходят к закрытым охраняемым дверям. Дани что-то говорит полицейским. Те кивают, грустно и одновременно подозрительно смотря на Майка. Парень не видит их, буравя взглядом белую дверь. Даниэль просит Кейси позвонить родителям Бена, чтобы те вылетели первым же рейсом, берет Шеппарда за локоть и ведет в палату.

— Что с ним случилось? — наконец спрашивает Майк.

— Когда его привезли, он уже не говорил. Так что я не знаю. Такое ощущение, что его избили до полусмерти, а потом переехали машиной пару раз. Во что вы все-таки влезли?

— Девчонка сказала правду. Отец его бывшего — падаль. Тому парню пришлось отказаться от будущего и уехать в армию, потому что отец пообещал не трогать Бена с ребенком. Как видишь, не помогло.

— Думаешь, это он?

— Ты видел Бена? Думаешь, он может встрять в какие-то проблемы, которые обернутся так? Да он же мухи не обидит, чтоб его.

— Ну, помнится, ты тоже…

— Дани, прошу, не надо.

— Ладно. Извини. Я оставлю тебя. Когда Бенедикт придет в себя, рекомендую не говорить копам сразу. Они не дадут вам пообщаться.

Даниэль уходит. Майк опускается на колени рядом с кроватью, на которой лежит Бен. Он не верит, что это снова происходит. Бен страдает, и на этот раз он действительно ни чем не может помочь. Парень смаргивает выступившие слезы, обводит кончиками пальцев разбитые губы. Майк берет телефон, пишет Кейси, что Бен без сознания, но жив. Просит ее забрать Хантера и ехать домой. Когда мальчишка очнется, обещает написать. Девушка соглашается. Кеннет, скорее всего, настоял на ее ненужности здесь в данный момент. Нужно еще сообщить Катрине, что в ближайшее время ей не стоит ждать новых картин.

Майк выдыхает. Смотрит на бледное лицо и не может остановиться, набирая последнее на сегодня SMS:

Я убью твоего отца. — М.

========== 34. ==========

Глава 34.

Бен приходил в себя несколько раз за ту неделю. В первый он не понимает, где находится, и отключается до того, как Майк успевает все объяснить. Во второй раз Бен просит пить, а Майк говорит, что ему еще нельзя и вообще, питание внутривенно все, что он может себе позволить в ближайшее время. В третий мальчишка опять забывает, где находится и пугается, обнаружив торчащую из вены иглу. На четвертый Бен все-таки дорывается до воды. А через три дня в пятый раз, выглядит очень удивленным, увидев рядом в кресле вымотанного Майка с ноутбуком на коленях.

Собственно, очнулся Хадсон от боли. Она была такой сильной, что каждый вздох давался с трудом. Боль стала первым, что он осознал, придя в себя. Второе, что он осознал — наличие Майка у своей кровати. Бен давит в себе приступ внезапно вспыхнувшей паники. Если Шеппард здесь, значит он в безопасности, остальное не так важно.

— Ты очнулся. Хочешь пить?

Бен качает головой. Он так и не сказал ни слова за все время, что провел здесь. Дани говорит, что это нормально, парень напуган и ему нужно время.

— Тебе придется заговорить. Чтобы там ни случилось, ты не можешь молчать всю оставшуюся жизнь.

В ответ снова тишина. Это злит. Собственное бессилие злит до дрожи. Майкл вставляет трубочку в стакан с водой и подносит к потрескавшимся губам неподвижного мальчишки.

— Что случилось? Сколько я уже здесь? — хрипло интересуется Бен.

— Это ты мне расскажи. За дверью дежурят два копа уже шесть дней. Им тоже будет интересно послушать.

Майк убирает ноутбук, двигается ближе к больничной койке. Бен уже не выглядит таким бледным. Из него не торчат никакие трубки, иглы и прочий медицинский бред. Брат Даниэля, Шон, не заходит каждые три часа, проверить, жив ли еще его любимый неразговорчивый пациент. Синяки только начали набирать всю густоту фиолетовых красок. И видеть мир Бен может лишь одним глазом. Майк уверен, что когда снимут повязку, парень обязательно начнет шутить о сексуальности шрама на брови. Он прямо предчувствует это.

— Я не помню, что произошло.

— Это не удивительно. У тебя серьезная травма головы.

— Кажется, меня ударили сзади, я стукнулся о ступеньку лицом. Дальше пустота. Майк, может, вселенная просто наказывает меня за то, что я… Что мы…

— Думаешь это намек на то, что нам ничего не надо менять в наших отношениях?

— Думаю, это намек на то, что я вовсе не такой удачливый сукин сын, как тебе казалось.

Улыбаться разбитыми губами больно. Они трескаются и кровоточат. Бен чувствует вкус собственной крови во рту. Майк наклоняется над ним, стирает алые капли, аккуратно смачивает пересохшие губы.

— Мне надо позвать врача. Не отключайся.

— Где Хантер?

— С Кейси. Он в порядке. Скажу ей, чтобы привезла его.

— Я должен был сказать, что простил тебя, но не успел…

Видимо, Бен все-таки решает снова отключиться, потому что последние слова перетекли в неразборчивый шепот. Но Майк услышал. Понял. И будь он проклят, если это не самые долгожданные слова, которые он когда-либо довелось услышать.

Им везет. Врач свободен в данный момент и может незамедлительно осмотреть мальчишку. Шон выставляет Майка из палаты. Парень бесится, пинает стул, но не входит, пока доктор не подзывает его к себе. Мужчина говорит, что Бен пробудет в больнице долго и дело не столько в ранах, сколько в психологическом состоянии пострадавшего. Он очень напуган и не хочет выздоравливать — в этом его главная проблема.

— Он пришел в себя. Ты можешь съездить домой. Сейчас им займутся полицейские, и ты будешь мешать.

— Я зайду попрощаться.

Майкл проходит в палату. Художник белее простыней, дрожит и комкает одеяло, жмурясь от боли. Обезболивающие перестали действовать, но попросить о помощи выше его сил. Он смотрит на Шеппарда, улыбается уголком губ. Бен выглядит потерянным, напуганным и как никогда, нуждающимся в поддержке. Но Майк видит, как он теребит серебряный браслет и понимает, что поддержка, конечно, нужна, но не его. Это больно. Он не надеялся ни на что, даже на прощение не рассчитывал. Но Бен простил его. И разве может Майк требовать от него большего?

— Эй, — он садится на край кровати, — Я поеду домой. К тебе должны прийти копы, и я буду мешать. Тебе что-нибудь привезти? Одну из твоих ужасных футболок с супергероями?

— Ты точно не можешь остаться?

— Я вернусь вечером, Бен. Отдыхай.

Бен хватает его за запястье. Смотрит в глаза и вдруг улыбается привычной сверкающей улыбкой. Может, слегка кривоватой из-за обилия ран на лице, но от того не менее прекрасной.

— Привези футболку с кэпом. Серую. Он еще в чешуйчатом костюме, как в комиксах.

Майк кивает. Целует холодный лоб и выходит из палаты. Ему нужен душ и пять часов сна не в кресле, согнувшись в три погибели. Он отдохнет, найдет футболку и приедет обратно. А еще заберет Хантера у Кейси. Майк не будет думать ни о чем. Когда Бен выздоровеет, они обязательно все обсудят, но сейчас художнику нужен покой. Копание в собственных чувствах никак не ускорит выздоровление.

В квартире по-прежнему тихо. Возможно, ему пора завести кошку. Бен даже как-то заикался об этом, но Майк так нахмурился в тот раз, что парень быстро закрыл тему. Теперь же Шеппард думает, что кошка — отличная идея. Рано или поздно Бен с Хантером уедут, и у него больше никого не останется. Он сойдет с ума от одиночества, окончательно одичает и даже Даниэль не поможет.

Я разобрался с этим. Позаботься о нем.— В.

Позже, он обязательно придумает, как объяснить Бену вмятину в стене прямо рядом с его любимой картиной, которую неделю назад прислала Хоуп из Парижа. Но это будет позже, а сейчас он сосредоточенно собирает остатки мобильного телефона с пола. Прежде, чем ехать в больницу, он купит себе новый, с более прочным корпусом.

***

Футболки в шкафу не оказалось. Бен усмехнулся и сказал, что, скорее всего, забыл ее упаковать. Возможно, она осталась дома в корзине с бельем. Ничего страшного он в этом не нашел. Но Майк все равно обещает подарить новую, если это заставит Бена внимательнее следить за тем, что происходит вокруг.

— Перестань. Они напали со спины. Ты бы тоже ничего не смог сделать.

Майк замолкает. Он знает, парень прав. Хотя и в открытой, честной драке Шеппард не ждет от него много, несмотря на бокс и усиленные тренировки. Опыт они не заменят.

Хантер весело верещит, тянет щеки Бена в разные стороны и снова верещит. Кейси сбежала пятнадцать минут назад, вручив малыша отцу. Она пожелала скорейшего выздоровления и удалилась. Майк уверен, она с облегчением выдохнула, как только дверь закрылась за спиной.

— Хантер, твой папа не резиновый.

Малыш только хохочет в ответ. Ему уже пять месяцев. Он вовсю вертится, пытается садиться и очень громко выражает свое недовольство тем, что Бен пока не разрешает ему этого делать. Еще слишком рано принимать вертикальное положение самостоятельно.

Майк опускается в кресло, протягивая парню детское питание. Кормить ребенка одной рукой неудобно. Большая часть тыквенного пюре оказывается размазанной по постельному белью. Так что вскоре он переезжает на руки к Шеппарду.

— Как ты себя чувствуешь?

— Запястье раздроблено в хлам. Твой друг сказал, что собирали его буквально по крупицам. Видимо, те уроды знали, куда бить. Синяки начинают желтеть. Ссадины заживают.

— А морально?

— Нормально. Я только не могу понять причины, но нормально. Ты ведь рассказал ему? Мне вчера пришел букет без записки.

— Сказал. У нас состоялась очень содержательная беседа.

— Поэтому у тебя новый телефон?

Бен приподнимает бровь, кивая на мобильник, лежащий на тумбочке рядом с ноутбуком. Майк пожимает плечами. Он не хочет рассказывать, что «содержательная беседа» состояла из двух сообщений. Бен ответа не требует. Он и так все понимает. Ему вообще везет на несдержанных парней. Черт! Он снова сравнивает их: Майка и Вика. Кейси говорит, что это глупо, но он ничего не может с собой поделать. Они абсолютно разные, и все же так похожи.

— То, что я сказал тогда, до того, как отключился — правда, — тихо начинает Бен.

Майк поднимает на него серьезный взгляд. В больничном освещении его глаза кажутся почти прозрачными. Шеппард сжимает челюсти. Бен выбрал не самое удачное время для разговора, и он это понимает, потому поджимает губы и терпеливо ждет ответа. Молчание затягивается. Бен переключает внимание на сына. Хантер забавно причмокивает яблочным пюре.

— Я знаю, — наконец, произносит Майк, — Я знаю, что ты говорил правду, иначе не позволил бы мне подойти к себе так близко, не говоря уже о сыне.

Он перехватывает малыша удобнее и вытирает с довольно улыбающегося лица остатки еды. Хантер тянет ручки к отцу. Он может сколько угодно любить дергать дядю Майка за уши, но папины щеки никто не заменит.

— Но? Всегда ведь есть но.

У Майка такое сосредоточенное лицо, что Бен бы посмеялся, если бы не был так взволнован. Шеппард закусывает губу, тщательно подбирая слова.

— Но это не значит, что нам надо что-то менять. То есть что-то менять между нами. Ты все еще не смирился с тем, что Андерсен бросил тебя.

— Он не…

— Помолчи, Бен. Я пытаюсь донести до тебя, что чувствую. Ты не смирился. Тебе больно. И твое сердце разбито. Я понимаю, правда. Но и ты должен понять! Я не хочу быть ему заменой. Я все равно не смогу заменить его. Он был лучшим для тебя. Понимаешь? Ты мне дорог, возможно, я даже готов признать, что ты занял определенное место в моей жизни. Это не любовь. Это не чувство вины. И не идиотское желание защитить. Это все вместе. И, черт возьми, Бен, ты не должен быть с тем, с кем тебе просто «удобно» и больше ничего. Ты должен быть с тем, кого ты любишь. И это не я. Понимаешь? Ты не должен пытаться заменить его мной. Потому что это нечестно по отношению к нам троим. Твое сердце тебе не принадлежит, Бен. А это значит, что ты не можешь отдать его мне.

— Я от тебя столько слов за всю жизнь не слышал. Подожди. Как ты сказал? Удобно?

Бен недоуменно моргает. Хантер немедленно перемещается в свою люльку. Даже не плачет, обнимает плюшевого зайца и засыпает почти мгновенно. Он тоже не хочет связываться со своим папой, когда тот в гневе.

Хадсон злится. Майк уже забыл, каково это, когда в тебя летят разнообразные предметы, а ты должен успевать от них уворачиваться. Во всяком случае, получить подушкой в лоб не страшно. Бен действительно злится и становится похожим на разъяренную фурию. Покрасневшее лицо, трепещущие ноздри, искрящиеся изумрудные глаза, встрепанные волосы. Каменное лицо Майка, откладывающего подушку в сторону, злит его еще сильнее.

— По-твоему мне с тобой всего лишь «удобно»? То есть ты считаешь, что после того, как Виктор оставил меня, я решил быть с тем, с кем мне удобно, уютно или как там еще? С тем, кто оказался ближе всех? Ты действительно считаешь, что я выбрал бы тебя в качестве своего «удобного» человека, даже если бы ты остался последним мужчиной на Земле? Ты чертов идиот!

Хадсон пытается подняться. Он вытаскивает капельницу, отлепляет датчик от груди, заставляя приборы издавать мерзкий писк. Покрытые синяками ребра нещадно болят, и он тихо воет, прикусывая собственные пальцы. Майк подскакивает на ноги, упирается ладонями в плечи, стараясь уложить Бена обратно на подушки. Но тот не желает сдаваться, не желает ложиться и успокаиваться. Он отталкивает заботливые руки, и голос его похож на рык.

— Бен, угомонись. Ты должен лежать.

— Нет! — громко говорит тот, — Нет! Я не привязался к тебе, потому что он разбил мне сердце. Я любил тебя!

Бен трет лицо ладонями, прогоняет рвущиеся наружу слезы. Он уже не предпринимает попыток встать. С его травмами это практически невозможно, да и руки Майка не дадут этого сделать.

— Я любил тебя до того, как ты напился и решил сломать мне жизнь. Я уверен, ты знал об этом тогда. О, у тебя почти получилось меня уничтожить. А потом появился Вик. И я снова решил довериться. Разрешил себе полюбить кого-то снова. Он был всем для меня. Целым миром, понимаешь? А потом он ушел. Я больше никогда его не увижу.

— Бен…

— Ты заботился обо мне, потому что чувство вины не давало спать по ночам. Это я тоже понимаю. Но ведь сейчас все не так! Я простил тебя. Я доверился тебе! Чего я не понимаю, так это того, зачем ты причинил мне столько боли? Зачем предложил жениться и зачем решил помочь нам? Почему ты хочешь быть рядом со мной, но не открываешься мне? Почему ты позволил мне снова влюбиться в себя? Почему, черт возьми, ты считаешь, что ты для меня просто «удобный» человек? Неужели ты не видишь? Неужели…

— Бен, остановись. Ты должен успокоиться.

— Да, я люблю Виктора. Боже, я всегда буду его любить. Да, мне его не хватает потому, что часть меня навсегда останется с ним. Потому что, когда его там убьют — это будет моя вина. И ты, — он всхлипывает, — Ты определенно не самый «удобный» человек. Ты козел. Холодный, черствый и суровый. И сильный, как никто. Ты победил своих демонов. Ты смог. И я простил тебе все. За то, что ты изменился, а не за то, что ты позволяешь мне с сыном висеть на своей шее. Я влюбился в тебя не из благодарности и не из-за тоски. Я влюбился в тебя, сукин ты сын, потому что ты помогаешь мне быть сильным тоже! Потому что с тобой я становлюсь лучше!

— Я не подумал.

— Уходи. Уходи, Майк. Убирайся из чертовой палаты немедленно.

Его голос — лед, из-за которого мурашки бегут по спине. Бен замолкает, отводя взгляд. Он вытирает мокрые щеки одеялом, все еще старается держать себя в руках. Майк кивает, секунду думает над тем, стоит ли что-то сказать, но решает, что это плохая идея. Он забирает ноутбук, накрывает ноги Бена пледом и выходит. Он знает, что судорожный вздох за спиной ему не почудился. И как только он скроется за дверью, мальчишка снова разрыдается. Он снова причинил ему боль. Пусть вина его косвенная, но это его вина.

Через несколько минут в приоткрытую дверь просовывается голова Кейси. Она обводит палату подозрительным взглядом, останавливается на Бене. Вздыхает. Проходит внутрь и замирает у изножья кровати.

— Однажды уже было что-то подобное, не припоминаешь?

Девушка стаскивает ботинки, забирается на кровать. Бен не смотрит на нее, сосредоточив все свое внимание на трещине в потолке. Кейси изучает покрасневшие глаза, дрожащие губы и сжатые кулаки. Бен не выглядит умирающим, а вот напуганным и расстроенным выглядит сто процентов.

— Где Майкл?

— Ушел.

— Ушел или…

— Я его выгнал.

— Он проводил здесь каждый день. Не спал. Жил на одном кофе. И не отходил от тебя ни на шаг. Так что же он такого сделал, чтобы вызвать в тебе праведный гнев? Ведь я уверена, что он был праведный. Ты бы не выгнал просто так человека, который был рядом с тобой, когда больше никого не было.

— Кейс.

— Это не так работает, Бенни.

— Родители…

— Прекрати. Родители приехали, удостоверились, что ты жив и уехали. Потому что у них дом не здесь, работа и много прочих важных занятий. Потому что они доверились Майку. Он же был здесь. Так что случилось?

— Кажется, я все испортил.

— У тебя суперспособность все портить.

— Лучше бы я умел летать. Я сказал, что люблю Вика, и всегда буду любить. А потом сказал, что влюбился в него, в Майка, и простил. То есть сначала простил, а потом влюбился.

— Думаешь, он этого не знал? Бенни, Майкл намного умнее, чем ты считаешь. Он знает о твоих чувствах гораздо больше, чем ты сам. И знаешь что? Он любит тебя.

— Ты говоришь о Шеппарде?

— Может, не так, как ты этого хочешь, но он любит тебя. И возможно, наконец, пришло время отпустить Вика? Я не прошу забыть его. Просто, отпусти. Виктор уехал, Бен. Уехал навсегда. И да, ты любишь его и всегда будешь любить. Но первая любовь не должна становиться последней.

— Вик не был первой любовью.

— Тем более. Я не верю, что говорю это, но Майк тоже заслуживает твоей любви. Ты сказал ему правду?

— Да.

— Значит, сделай так, чтобы он вернулся. Скажи это еще раз, чтобы он понял. Но сначала спроси себя, готов ли ты подпустить к себе кого-то настолько близко, чтобы он смог помочь тебе. Ломать — не строить, но, может, Майк сможет починить твое разбитое сердце?

Кейси улыбается легко и весело. Бен знает, что она права. В конце концов, лучше попробовать и пожалеть, чем пожалеть, что так и не попробовал. И он готов. Определенно готов. Проблема в том, что Майк никогда никому не открывался и навряд ли откроется ему, особенно после всего, что Бен наговорил сегодня.

Как говорится, надежда умирает последней. Бен тянется к телефону. Он не особо верит в успех и уж точно не надеется на ответ, когда печатает короткое сообщение.

Ты нужен мне.— Б.

Да. Бен и сам не верит, что услышал все эти слова от Кейси. Той самой девушки, что клялась выпотрошить Шеппарда голыми руками всего пару лет назад. Может, мисс Мартин права, и Майк действительно сможет исцелить разбитое сердце. Нет, он определенно не замена Виктору. Они слишком разные. Их нельзя сравнивать. Бен обязательно докажет Майклу, что он так же важен для него, как и сам Бен для Майкла. Он докажет, что Виктор — часть его жизни, которая должна остаться в прошлом. И пусть не сразу, но вместе они смогут все.

Буду утром.— М.

Кейси только усмехается, услышав облегченный вздох. Значит, все будет хорошо. Она отбирает у Бена миску с отвратительным зеленым желе, съедает все и, не говоря «спасибо» покидает палату. Бен ведь знает, что она неравнодушна к больничной еде.

========== 35. ==========

Глава 35.

В этом году Рождество наступило неожиданно. Погрязнув в учебе, работе и семье Бен и не заметил наступления зимы. Он не знает, как его сосед относится к этому празднику, но сам Бен до безумия любит рождественскую кутерьму. Огни, елки, Санта-Клаусы на улицах города, глупые, вечно заедающие мелодии — все это навевает воспоминания о детстве, о доме и о любящей семье. Его как раз выписывают из больницы, и Бен думает взять с собой сына и пробежаться по украшенному городу, посетить рождественскую ярмарку, купить подарки родным.

Как-то Майк приносит ему пакет. Внутри красные ползунки с белыми оленями и зелеными елочками — подарок для Хантера. В тот же вечер они вместе украшают дом, ставят елку. Позже на пороге появляется посыльный с долгожданной кофеваркой, а ночью Бен молча забирается под чужое одеяло, прижимается ледяными ступнями к ногам и засыпает, когда чувствует, как его обнимают, укутывая теплом и уверенностью в завтрашнем дне. Он думает, что это лучшее Рождество в его жизни. Он еще никогда так не ошибался.

Гипс снимают примерно за день до того, как Майк с его помощью пакует их вещи, и они отправляются домой на праздничную вечеринку родителей. Швы сняли еще раньше, синяки и ссадины давно исчезли. Бен выглядит, как новенький, не считая шрама на брови. И пусть теперь у академии его всегда встречает Майк. Пусть после всего Бен не может заснуть один в темной комнате. Пусть они так и не удосужились решить, что же между ними происходит, и пока официально оставались друзьями, Бен был счастлив. Он был спокоен, решителен и настроен на лучшее, хотя привычка оборачиваться на звук чужих шагов начала порядком раздражать.

Родители написали, что с нетерпением ждут их дома. Мистер и миссис Мартин прислали забавную фотографию друг с другом в одинаковых красно-белых колпаках. Кейси естественно переслала ее Бену. Так что они вместе не упустили шанса подразнить ее родителей. Те, впрочем, не обиделись, а поддержали шутку о том, что у них молодость заиграла под Рождество. Тина тоже обещала быть. В сущности, семья снова соберется. Ему почти не больно от мысли, что состав будет неполный. А еще Майк обещал остаться на вечеринку.

Кеннет и Кейси выезжают на шоссе вслед за ними. Олсен за рулем, что безмерно радует всех, кроме Кейси. Парень мигает фарами в знак приветствия, Майкотвечает тем же. У этих двоих — Кеннета и Кейси — были очень загадочные лица, когда они говорили, что приготовили для всех большой сюрприз. Бен только надеялся, что это не очередной кричащий карапуз в их компании. В конце концов, Кейси еще такой ребенок. Она ухитрилась засушить кактусы, вряд ли ей можно доверить живого настоящего ребенка дольше, чем на несколько часов.

Их встречают на крыльце громкими аплодисментами и взметнувшимися в воздух россыпями разноцветного серпантина. Мистер и миссис Хадсон в одинаковых свитерах с оленями выглядят до нелепости мило. Они улыбаются. Обнимают всех. Даже Майка, а тот застывает на долю секунды, но потом тоже обнимает их в ответ.

— Мы так рады вас видеть! Проходите! — открывая перед ними дверь, говорит миссис Хадсон.

Они проходят в дом. Небольшая гостиная искрится от огней и мишуры. В углу, ближе к окну, стоит огромная елка, под которой горкой лежат разноцветные коробки с подарками. Бен не может вспомнить, чтобы когда-нибудь видел такую красоту в собственном доме. Видимо, вечеринка действительно должна была стать грандиозной, раз родители так расстарались с украшениями.

— Какой большой мальчик! Какой милый! Он так похож на мамочку, — нараспев тянет Джули, беря на руки Хантера.

Малыш рассматривает улыбающиеся лица. Бен не думает, что ребенок помнит их, хотя он исправно показывал ему фотографии почти каждый день. Он оставляет сына с родителями, а друзей друг с другом, и поднимается наверх. Ему нужно еще раз взглянуть на свою детскую комнату. Спальня совсем не изменилась. Вот только чего-то не хватает. Он садится на кровать, пытаясь понять, почему ему вдруг становится так холодно. Взгляд скользит по доске таланта. Он разглядывает яркую миниатюру, на которой изображена школьная парковка, фонарь и его старенькая машина. Каждая вещь здесь напоминает о Вике, пахнет им, но самой главной нет.

— Я убрала ее. Подумала, что Шеппард заметит и расстроится.

В дверях стоит Тина. Она прижимает к себе до боли знакомую красно-оранжевую баскетбольную куртку и грустно улыбается. Они не виделись, кажется, целую вечность. Будто не было всех этих фотографий, звонков и SMS. Он так соскучился по самодовольной девчонке, которую сам когда-то чуть ли не силком притащил в свой дом.

— Иди ко мне.

Бен поднимается, раскрывает объятия. Девушка кажется такой маленькой и хрупкой в его руках. Она выглядит прекрасно. По ней не скажешь, что успела стать матерью в 18 лет. Тина обнимает неожиданно крепко. Она не скажет вслух, но скучала явно не меньше самого Бена. И это почему-то безумно радует. Ведь он, дурак, боялся, что она забудет их, как только уедет в Нью-Йорк.

Хадсон отстраняется первым. Забирает из ее протянутых рук куртку, подносит к груди. Можно подумать от этого жеста станет легче. Нет, не станет. Бен знает это как никто другой. Он обнимал эту куртку почти три месяца и легче не становилось. Хадсон прижимается носом к мягкой затертой ткани.

— Она больше не пахнет морем и яблоками. Она мне ни к чему. Это прошлое.

Его голос тихий, но твердый. Он возвращает куртку Тине. Девушка кивает. Она внимательно смотрит на парня, касается запястья, на котором все еще весит серебряный браслет, останавливается взглядом на сережке в левом ухе, удивляется, заметив шрам на брови, словно на миг забыла о том, как навещала его в больнице, когда он был без сознания. Она снова улыбается, огибает Бена, задевая его плечом.

— Тогда я положу ее сюда. Если вдруг когда-нибудь тебе понадобится увидеть ее, ты будешь знать, где искать.

Тина открывает шкаф, опускается на корточки и прячет куртку на самую нижнюю полку. Оттуда она не будет случайно попадаться на глаза. Там она будет в сохранности дожидаться своего часа. Девушка видит, что Бен не готов расстаться с этой вещью. Да он и сам это понимает.

Они спускаются в гостиную. Родители Кейси накрывают на стол. Майк и Кеннет таскают стулья, хозяева дома нянчатся с внуком, а Кейси сидит у окна, уставившись в телефон. Ее напряженная спина и пустой взгляд — Бен видит отражение в стекле — резко контрастируют с праздничной обстановкой. Кеннет обнимает свою девушку за плечи. Она показывает ему телефон. Он метает быстрый взгляд на Бена и снова в телефон. Он что-то говорит Кейси. Бен не слышит, да и не хочет. Мало ли, какие у них могут быть секреты.

Ужин проходит замечательно. Бен пьет свой сок, наотрез отказавшись от шампанского, таскает из тарелки Майка креветки. Тот только провожает их жалобным взглядом и накладывает себе еще, чтобы Бену было чего воровать. Тина переговаривается с миссис Хадсон, скорее всего о рецептах. Кейси выглядит ни то расстроенной, ни то задумчивой. Вдруг Кеннет встает. Он тянет за руку Кейси. Она меняется на глазах: на лице расцветает улыбка, и глаза начинают сиять. Они вместе выходят к сверкающей елке.

— Мы с Кейси хотели бы вам кое-что сказать.

— Господи, надеюсь, ты не беременна! — со смешком выдает Тина.

Миссис Мартин бледнеет. Бен закатывает глаза, кидает в Тину скомканную салфетку, ободрительно улыбается матери подруги и возвращает свое внимание к паре, застывшей посреди комнаты. Кейси заметно нервничает. Она кусает губы и переступает с ноги на ногу. Кеннет сжимает ее ладонь, переводит взгляд с Бена на родителей и обратно. Тоже волнуется. Они мнутся пару минут, а потом Кейси делает глубокий вдох и берет Кенни за руку.

— Мы хотим пожениться! — объявляет Кейс, демонстрируя красивое кольцо на пальце.

Кажется, Бен первым отходит от шока. Он подскакивает со стула, радостно кричит, хлопает в ладоши, подходит к подруге и обнимает ее. В какой-то момент девушка чувствует, как ее ноги отрываются от пола. Он обнимает так крепко, что Кейси недовольно пищит, отпихивая его от себя. Бен смеется.

— Я знал! Майк, давай!

Шеппард не выглядит разочарованным. Он улыбается, пожимает руку Кеннету, целует Кейси в щеку, а потом достает из бумажника двадцатку и протягивает Бену.

— Чтоб ты подавился своим капучино.

Абсолютно беззлобное пожелание. Майк протягивает деньги, слегка касается пальцами чужого запястья, заставляя Бена вздрогнуть. Мальчишка лукаво улыбается, убирая смятые купюры в карман.

— Я куплю его на твою двадцатку.

— Вы на нас спорили? — интересуется Олсен, обнимая девушку.

— Да брось, — Бен уворачивается от летящей в лицо мишуры, — Это должно было случиться. Сложно было угадать с датой заявления. Не могу поверить, ты станешь миссис Олсен! А как же «плохие парни меня не интересует»? — передразнивает он подругу.

— В этом мы похожи, — весело отзывается та.

До родителей происходящее доходит очень медленно. Бен даже удивляется, что мистер Мартин не съездил домой за ружьем и не отстрелил Кеннету что-нибудь особо ценное за то, что парень вначале не спросил их благословения. Тина и его мама разглядывают кольцо. Оно действительно очень красивое.

— Дорогое, как черт! Я почти четыре месяца не ел, — жалуется Кеннет, собравшимся вокруг мужчинам.

Видимо, миссис Мартин отходит от шока довольно быстро. Она выключает свет, ставит музыку и объявляет начало танцев, раз уж рождественская вечеринка переросла в помолвку. Кеннет тут же притягивает к себе свою теперь уже невесту. Майк обнимает Бена за талию. Они просто двигаются под музыку. Бен прислоняется лбом к чужому плечу и позволяет вести.

— Знаешь, это все так похоже на сказку. Если б я не знал себя, я бы даже поверил, что все будет хорошо. Но карма…

Майк одаривает его непонимающим взглядом. Бен вздыхает, снова опускает голову на плечо Шеппарда и улыбается. Ему еще никогда не было так хорошо. Нелепое предчувствие отступает в крепком объятии. Когда музыка заканчивается, Кейси отрывается от своего парня и тащит удивленного Бена к окну. Кеннет подзывает Майка. Они идут следом.

— Что ты делаешь?

— Нам надо поговорить, Бенни. Присядь.

Бен послушно опускается на подоконник. Он чувствует нервозность, исходящую от подруги. Ее напряжение и страх передаются ему. Он поднимает глаза на Майка, тот только пожимает плечами. Кейси переглядывается с Кенни, парень кивает, и она протягивает Бену свой телефон. Там открыта какая-то статья. Хадсон всматривается в слова, бледнея на глазах.

«Ужасный подарок под Рождество!

Рождественская сказка далеко не всегда приносит радость. Только что нам стало известно, что в доме мэра в этом году не прозвучит рождественский гимн. Сын Саймона Андерсена — Виктор Андерсен — который сейчас находится на службе в армии США, получил серьезное ранение прямо накануне Рождества. Молодой человек чудом выжил. Его состояние все еще нестабильно. Врачи не дают никаких гарантий. Давайте же в этот вечер все молитвы посвятим единственному сыну нашего многоуважаемого мэра».

Телефон падает на пол. Бен не двигается. Видимо, Кеннет уже успел передать суть статьи Майку, потому что тот кладет руку на плечо парнишки, сжимает пальцы. Хадсон поднимает голову, смотрит на него, но не видит. Майк не уверен, что он вообще хоть что-то сейчас видит вокруг себя. Бена больше здесь нет. И пусть его губы двигаются, но разобрать беззвучный шепот практически невозможно.

— Нет. Нет. Нет!

— Бенни, — осторожно зовет Кейси.

— Нет! Не может быть. Я не верю.

Отчаянный бесконечный шепот резко обрывается всхлипом. Он чувствует, как к горлу подступает ком, а стук собственного сердца оглушает. На лбу выступает холодный пот. Его перетряхивает. Бен открывает рот и не может вдохнуть. Он беспомощно озирается вокруг. Смотрит на Кейси, застывшую рядом. На Майка, сидящего перед ним на корточках. На Тину, которая видимо, уже в курсе дел.

Музыка затихает. Родители подходят ближе. Все молчат и смотрят на Бена, будто на диковинную зверюшку в зоопарке. Он прижимает руку к груди. Закусывает губы. Он бы все отдал, чтобы прямо сейчас провалиться сквозь землю. Чтобы избежать всех этих настороженных изучающих взглядов. Бен ненавидит жалость. Бен ненавидит себя за неумение контролировать эмоции.

— Бен, посмотри на меня, — просит Майк, — Он жив. Слышишь? Виктор жив.

Расфокусированный взгляд зеленых глаз возвращается к нему. Майк держит его за плечи одной рукой, а вторую кладет на шею, не давая отвернуться. Это паника. Он видит, как она заполняет парнишку, топит. Его лицо вмиг становится белее мела, взгляд темнеет, а розовые губы бледнеют и пересыхают.

— Ты должен успокоиться. Хорошо, Бен? Дыши.

Его не слышат. Не видят. Не узнают. Бен сталкивает с себя чужие руки. Он не кричит. Не плачет. Он просто встает и, пошатываясь, направляется к лестнице. Парень не смотрит на сына, призывно протягивающего ручки к отцу. Он смотрит только внутрь себя, пытаясь разглядеть там хоть что-то, что поможет ему держать себя в руках.

В комнате темно и тихо. Почти спокойно. Он падает на кровать, пряча лицо в подушке. С каждой секундой сдерживать эмоции становится сложнее. Его трясет, начинает тошнить. Бен уже готов попрощаться с рождественским ужином, как вдруг все проходит. Он перестает дрожать. Разжимает кулаки и вдыхает.

========== 36. ==========

Глава 36.

Майк ощутимо вздрагивает, когда слышит громкий крик, доносящийся сверху. Бен определенно не справляется с нахлынувшими эмоциями. Кейси бездумно жмется ближе к Кеннету. Она винит себя. Глупо, но вполне заслуженно. Майк думает, что было бы лучше, если бы она рассказала об этом утром или не рассказала бы вообще. Он перечитывает статью в третий раз. Врачи не дают гарантий и отказываются от комментариев, но Виктор жив. И сейчас это должно стать той ниточкой, которая заставит Бена прийти в себя.

Шеппард возвращает чудом уцелевший телефон хозяйке. Он намеревается пойти за Беном, объяснить, что рано паниковать и впадать в депрессию, рано хоронить Виктора, потому что тот жив и будет в порядке. Андерсен-младший всегда сможет найти выход из любой ситуации, вот только как объяснить это напуганному художнику, он не знает. Алан преграждает ему путь.

— Подожди. Дай ему переварить.

Парень отступает, кивая. Вечеринка заканчивается, не начавшись, но вряд ли кто-то будет упрекать Хадсона в плохих манерах. Кеннет и Кейси уезжают с родителями девушки. Тина идет в свою комнату, забрав проснувшегося Хантера. Хозяева дома, тихо переговариваясь, удаляются к себе. Майк остается в гостиной на диване. Он полночи дежурил под дверью комнаты Бена, вслушиваясь в сбитое дыхание и беспорядочные всхлипы вперемешку с тихим шепотом. Уже под утро к нему присоединяется мисс Мейсон. Она садится у противоположной стены, вытягивает ноги. Ее голос тихий и немного дрожит, она протягивает большую кружку с черным кофе.

— Шел бы ты спать, Шеппард. Ты все равно ничем ему не поможешь.

Он знает — девчонка права. Он не сможет помочь. Бен всегда был слишком эмоциональным, все пропускал через себя, а так нельзя. Это убивает. Майк отпивает из кружки. Удивляется, что Тина знает, сколько ложек сахара нужно положить, а потом вспоминает, как однажды она позвонила Бену, когда он готовил чай для своего соседа. Он тогда очень громко спрашивал, сколько сахара положить, как всегда забыв о телефоне у своего уха. Видимо она запомнила. Майка пугают глупые, бессвязные мысли. Ему нужно сосредоточиться не на ней.

— Он справится?

— Ну, с тобой же он справился.

— Туше.

Тоже верно. Бен сильный. Он умеет справляться со всем, что подбрасывает ему жизнь. Он бегает каждый день в шесть утра. И заставляет Майка бегать с ним, хотя тот и считает, что это определенно какое-то психическое отклонение — бегать в такую рань каждый божий день. Бен смелый. Он добрый. Он усыновил ребенка человека, которого больше никогда не увидит. Бен выносливый. Он учится, рисует картины для кафе, ухаживает за Хантером и содержит дом в чистоте, готовит еду. Бен справится. Майк позволяет Тине увести себя вниз. Он засыпает, как только голова касается подушки.

Сон не длится долго. Он просыпается от шума. Гудит, прогреваясь, мотор, громко хлопает дверь. За окном темнота, и красные мигающие фары кажутся нереальными, пугающими, как глаза адского зверя. Майк смотрит на часы: семь утра. А потом в сонном мозгу что-то щелкает. Он выбегает из дома босиком в домашних штанах и без футболки. На улице 26 декабря. Сугробы и температура минус шесть, а он стоит полуголый посреди дороги, что-то кричит вслед уезжающему автомобилю и пытается унять нарастающий, словно снежный ком, страх.

Майкл возвращается в дом, одевается так быстро, как это вообще возможно. Он поедет за ним куда угодно. Не важно, хочет Бен его видеть или нет. Майк уверен на сто процентов — художник нуждается в ком-то, кто готов быть рядом. Нуждается в нем. Он никогда в действительности не умел переносить такую боль и вряд ли сейчас что-то принципиально изменилось.

Тина появляется как обычно незаметно. Бен уже грозился, что повесит ей на шею колокольчик, чтобы она больше никого не пугала. Майк замечает ее сразу. Он кивает девушке, натягивает ботинки и уже направляется к двери, бросая напоследок:

— Он уехал.

Мейсон опускается на диван. Она выглядит безумно уставшей. Майк не знает, как ей удалось, но Хантер проспал всю ночь без слез. Скорее всего, она не отходила от ребенка. Значит, соскучилась.

— Я слышала. И ты собрался ехать за ним? Куда? Ты вообще представляешь, где он может быть? Оставь его, Шеппард. Дай ему побыть наедине со своей болью.

Тина заставляет его сесть. Майк только сейчас понимает, что надел ботинки на голую ногу, да еще и правый с левым перепутал. Парень усмехается. Стаскивает обувь. Да, он должен дать ему время. Бен вернется, как только успокоится, как только будет готов принять помощь и поговорить.

Ближе к полудню в гостиную спускаются мистер и миссис Хадсон. Алан смотрит на парня и совершенно не замечает Тину. Майк напрягается, вытягивается на диване. Взгляд Алана не злой и не рассерженный, скорее вымученный, усталый. Он отворачивается, наливает себе и жене кофе. Шеппард же не сводит с него глаз, да и Тина рядом выглядит неспокойно. Слишком сосредоточенной на помешивании своего чая.

— Скажи, что это ты стащил бутылку виски из моего бара. Потому что если это был не ты, у нас огромные проблемы.

— Это был не я.

Джули хватается за голову. Муж помогает ей дойти до дивана, усаживает на него, а Тина укрывает ее ноги пледом. Теперь Майку кажется очевидной причина того, что прежде чем уехать, Бен снес мусорные баки. Он был пьян уже тогда, когда садился за руль. Черт бы побрал Бенедикта Хадсона! Миссис Хадсон держится за сердце и пьет резко пахнущие капли, наблюдая за Майклом.

— Кому ты звонишь? — спрашивает она.

— Догадайся. Черт, телефон выключен.

Майк плюхается в кресло, бьет кулаком по столу. Благо он не стеклянный. Тина молчит, держит за руку Джули, которая все еще прижимает руки к груди и бледнеет на глазах. Сейчас она так похожа на Бена, после прочтения той дурацкой статьи.

— Успокойся, — строго говорит Алан, — Надо найти его. Нам очень повезет, если его остановит полиция, а не дерево.

Конечно же, они звонят Кейси и Кеннету. Чем больше машин на ходу, тем быстрее они смогут найти пропавшего художника. Как позже оказалось — это совсем не факт. Когда к вечеру они возвращаются к дому с пустыми баками и без мальчишки, Майк делает то, что поклялся себе никогда не делать. Он звонит Виктору. Естественно, ответом ему служат лишь длинные гудки.

Шеппард набирает его номер в сотый раз. Ответа нет, но гудки меняются на короткие — линия занята. Вдруг Кеннет хлопает его по плечу, протягивая свой телефон. На дисплее фотография улыбающегося капитана баскетбольной команды. Одна из последних.

Первое, что слышится из динамика, хриплое: «Что с ним?». Видимо, после ранения прошло немного времени, и сил у Виктора совсем нет. Это бесит и одновременно вызывает восторг. Майкла никогда не любили настолько сильно. Ему кажется, что кроме Бена, его вообще никто никогда не любил.

— Напился и сбежал.

— Кто догадался рассказать ему об этом в Рождество? Кейси? Я ей руки оторву, — хрипит Вик, — Как давно он уехал? В каком направлении?

— Около семи утра. На восток. Мы обыскали весь город. Его нигде нет.

— Вы искали не там. Его нет в городе. В паре километров от указателя на восточной границе будет небольшое озеро и высокий холм. Я уверен, Бен там.

— Я напишу тебе, когда найду его.

— Возьми телефон Кеннета. Дай мне поговорить с ним.

Майк сбрасывает звонок, ничего не отвечая. Он садится в свою машину, даже не потрудившись объяснить друзьям, что случилось. Его провожают четыре пары удивленных глаз, но никто из них ничего не говорит. Они знают — Виктор всегда сможет найти Бена, даже если его нет рядом в данный момент. Они — как Прекрасный и Снежка — чувствуют друг друга за тысячи километров.

Отыскать место, о котором говорил Андерсен несложно. Знакомая машина стоит за указателем, с открытыми дверями и выключенными фарами. Сложнее найти в хлам пьяного Бена, который полулежит в сугробе, опустошает бутылку с отцовским виски и не слышит шагов рядом с собой. Майк находит его по следам в глубоком снегу, подсвечивает себе путь телефоном.

Бен дрожит. Плотнее кутается в яркую баскетбольную куртку. Он смотрит на город, поджимая бледные губы. Янтарная жидкость обжигает горло. Он морщится. Кашляет, но упрямо делает глоток за глотком. Ведь и не хочет, а все равно пьет. Что за упертый идиот? Майк качает головой, опускается на снег.

— Карма — безжалостная сука, — выдыхает Бен.

— Ты замерз. Поехали домой.

— Какой к черту дом, когда он может быть уже мертв. Из-за меня.

— Если бы он был мертв, ты бы уже замерз насмерть в этом лесу. Виктор помог найти тебя.

Бен не верит ему. Он пьян, но не настолько, чтобы мозги совсем отключились. Майк смотрит в мутные зеленые глаза. Ему нужна минута, чтобы принять еще одно очень важное решение. Кажется, Хадсон настолько заразил его своим благородством, что прямо сейчас Шеппард готов поставить его благополучие выше своего. Он снова набирает знакомый номер и протягивает трубку Бену.

— Где ты шатаешься, полоумный придурок?

— Мне надо было напиться, чтобы снова услышать твой голос? Это сон, да? — глупо улыбаясь, лепечет парень.

— Это не сон, Бен. Это предсмертные галлюцинации.

Хадсон пьян и соображает через раз. Мороз пробирает до костей, и он нелепо жмется к теплому боку Майка, прижимая к уху телефон. Они говорят еще минуту, препираясь и стараясь не выдать свою боль.

Помимо прочего, у Бена есть один очень важный вопрос, который он не может не задать прямо сейчас.

— Я ничего не знаю об армии. Кроме того, что не бывает пожизненных контрактов. Это же не тюрьма.

— Не бывает, — хрипло соглашается Вик.

— Зачем ты мне соврал?

— Чтобы ты не тратил время и продолжал жить дальше.

— Это нечестно.

— Я уже говорил тебе, что останусь тут, пока Саймон не сгниет в своем кожаном кресле. Конечно, вечно меня здесь держать никто не будет. Каждые пять лет пинок под зад и до свидания, я буду продлевать контракт, пока на пенсию не выгонят.

— Мне казалось, что без тебя будет лучше, проще. Оказалось, что я разучился жить без тебя, Вик.

Бен откидывается на спину, упирается локтями в сугроб. Тонкая спортивная куртка тут же намокает. Майк не слышит, о чем они говорят. Он, честно говоря, и не хочет слышать, но отвести взгляд от захмелевших глаз он тоже не может. Бен хмурится, напрягается.

— Хантер в порядке. Он очень похож на тебя. Знаю, Вик. И я тебя. Всегда.

Голос мальчишки дрожит, и Майк не уверен, что это от холода. Он чувствует ледяные пальцы на своем запястье. Хадсон протягивает ему трубку.

— Он хочет тебе что-то сказать.

— Виктор…

— Я просил позаботиться о нем, а не спаивать!

Последние слова тонут в приступе кашля. Вик говорит кому-то, что в норме. Некто по имени Джейсон кроет раненого таким отборным матом, что даже привыкшие уши Шеппарда сворачиваются в трубочку.

— Не ори на меня, Андерсен. Не я разбил ему сердце, а потом чуть не умер. Я выполняю твою работу.

— И я безумно благодарен тебе за это. Отвези его домой.

— Конечно, — и добавляет, после секундной заминки, — Ты вернешься? Он нуждается в тебе.

— Он нуждается в тебе. Присматривай за ним. Возможно, когда-нибудь мой отец угомонится, и я вернусь, и он должен дожить до этого момента.

— Тогда постарайся там не сдохнуть, Андерсен. Ради него.

— А ты постарайся держать Бена подальше от выпивки. Ради нас всех.

Майк усмехается. Посылает кашляющего солдата так далеко, как только может придумать и отключает вызов. С боку слышится грустный вздох. Бен стучит зубами, кусает посиневшие губы и кутается в промокшую насквозь баскетбольную куртку.

— Поехали домой, Бен.

— Мне и тут хорошо.

— Вик жив. Он будет в порядке. Ты тоже должен быть в порядке, а не умереть от обморожения прямо здесь. Дома тебя ждет Хантер. Ему нужен трезвый и живой отец.

Майк взваливает его на плечо и тащит на себе до машины. Кладет на заднее сиденье, заворачивает в плед. И пока они едут, он несколько раз смотрит в зеркало заднего вида на своего пассажира, чтобы убедиться, что тот еще дышит. На светофоре он пишет Кейси.

Мы едем домой.— М.

Бена укачивает, и он засыпает, отогревшись. Майк вносит его в дом на руках. Осторожно опускает на диван, стаскивает ботинки. Он старается не разбудить пьяного подростка, пока стаскивает с него одежду. Майк поворачивается, чтобы отнести куртки к вешалке и слышит в спину сиплое:

— Какой же ты мудак, Шеппард.

— Бен?

— Я ненавижу тебя! — кричит парнишка, силясь подняться на ноги, — Ненавижу тебя! Ненавижу твою дурацкую квартиру! Ненавижу твою заботу! Ненавижу!

Конечно, он не удерживается в вертикальном положении. Бен беспомощно взмахивает руками, заваливаясь набок, ударяется об стол головой и оседает на ковер. Майк роняет куртки на пол и бросается обратно гостиную. Он пытается помочь мальчишке подняться. Бен бьет его по руке.

— Мне не нужна твоя помощь! Ты маньяк, Шеппард. Настоящий маньяк! Тебе же нравится моя боль, да? Тебе нравится смотреть, как я мучаюсь? У тебя встает? Скажи мне, Шеппард, насколько тебе хорошо, когда я готов пустить себе пулю в лоб? Ты доволен? Счастливого Рождества, чертов урод!

— Заткнись.

— А если нет? Что тогда? Снова сломаешь мне пару ребер? Может, бедро и нос? Может, снова нагнешь меня над своей машиной? Спорим, тебе понравилось? Кровь с капота долго отмывал? Смотрю, член не отсох. А жаль!

— Хватит меня бесить, Хадсон. Прекрати!

Шеппард вздергивает его на ноги, швыряет на диван, как тряпичную куклу. Он знает, с лестницы за ними наблюдают родители. Он видит, что Кейси и Тина шепчутся у гостевой комнаты. Хорошо, что Кеннета нет. Меньше свидетелей этого словоизвержения. Меньше позора.

— У тебя вообще эмоции есть? Ты умеешь их показывать? Иногда мне кажется, что ты робот. Тебе наплевать на всё. На меня, на Хантера. На себя. На всё.

— У меня есть эмоции, Бен.

— Тогда где они? Где? Ты холодный, как сталь. И глазенки твои серые — сталь. И весь ты — сталь. Холодная. Бездушная. Я ненавижу холод! Тебя ненавижу!

— Мои эмоции внутри, как у всех адекватных взрослых людей. Мне не наплевать на тебя, Бен. Я забочусь о тебе и твоем сыне. И трезвый ты это прекрасно знает.

— Я ненавижу тебя, чертов Майкл Элизабет Шеппард. Серьезно? Твое среднее имя, как у моей прабабки. Ты сломал мне жизнь. Ты лишил меня всего! Ты! Все это из-за тебя! Если б ты сразу признал, что ты гей, то я бы не встретился с ним. Он бы не уехал. Он бы не пострадал. Все это из-за тебя! Ненавижу. Ненавижу тебя! Это все твоя вина.

— Лучше бы ты заткнулся.

— Вот уж нет! Чего смотришь? Думаешь, как бы опять меня трахнуть?

— Я вот прикидываю, с какой стороны тебе врезать в челюсть и не сломать, но чтобы как минимум неделю жевать было больно. Закрой рот, Бен, иначе мы оба пожалеем об этом.

Майк без труда отталкивает чужие кулаки. Хадсон не в том состоянии, чтобы следить за своими действиями или отвечать за слова. Майкл отлично это понимает. Он пребывал в схожем состоянии почти месяц после позапрошлогоднего Рождества. Именно из-за понимания и благодаря своим стальным нервам, он еще раз вежливо просит парня заткнуться и начинает постепенно стаскивать с него оставшуюся одежду. Закинуть на плечо уже не сопротивляющегося Бена несложно. Со всеми своими мышцами — он легкий. Или просто в Майке проснулось слишком много адреналина. Несмотря на полуживое состояние, Бен ухитряется несколько раз сильно ударить его по спине. Шеппард выдыхает сквозь сжатые зубы и продолжает подниматься. Он не позволит себе повестись на провокацию пьяного подростка.

— Горячий душ. Тебе станет лучше. Ты согреешься.

Шеппард опускает его на ноги только в душевой на втором этаже. Бен тут же давится водой, что попадает в нос, заливается в рот. Из разбитой губы сочится кровь, и пока Бен стоит под душем, Майк открывает аптечку. Он кутает художника в полотенце, помогает выбраться из ванны. Майк опускает кокон с Беном на кровать. Быстро обрабатывает рану на губе и левом виске. Мальчишка сворачивается клубком посреди кровати.

— Я все равно ненавижу тебя, — бурчит Хадсон в подушку.

— Спи, Бен. Ты устал.

— Ненавижу тебя.

— Я понял. Спи.

Майк накрывает Бена одеялом. Он готов вернуться на вверенный ему диван и не спать до утра, чтобы убедиться, что этот идиот больше не попытается никуда сбежать. Но Бен держит его за рукав свитера, тянет на себя и шепчет, не открывая глаз:

— Не уходи.

— Я буду здесь.

Пододвинуть заснувшего Бена — непростая задача. В итоге он практически полностью заползает на Майка. Парень натягивает на них одеяло, целует влажные волосы, крепче прижимает к себе. Это определенно одна из самых странных ночей в его жизни.

— Все будет хорошо.

От мальчишки пахнет отцовским виски. Он что-то лепечет во сне, тычась приоткрытыми губами в чужую скулу. Шеппард засыпает под сопение Бена, уткнувшегося ему в шею. Майк уже не слышит, как дверь в их комнату открывается, как мистер Хадсон приносит второе одеяло с дивана, ставит на тумбочку стакан воды и кладет таблетки. Майк не слышит, как мужчина тяжело вздыхает и уходит.

Алан ведь знает, что его сын может месяцами копить в себе свои эмоции, но рано или поздно они все равно вырываются на свободу. И хорошо, что без серьезных последствий. Он никогда не скажет этого вслух, но в это Рождество, он загадал, чтобы Виктор Андерсен, наконец, вернулся домой. Он не знает, что это же желание загадали все, кто сидел за праздничным столом. Даже сам Майкл Элизабет Шеппард.

========== 37. ==========

Глава 37.

Бен заочно ненавидит это утро. Он не помнит, что произошло вчера, а то, что помнит, кажется ему иррациональным и ненастоящим. Ему слишком холодно. Хадсон кутается в одеяло и не может перестать дрожать. Он просто не мог наговорить Майку столько ужасных слов. Или мог? И голос, что снился ему ночью, принадлежал одному очень далекому человеку.

Память восстанавливается слишком быстро, обрушивая на парня весь ужас прошедших суток. Бен выбирается из-под одеяла. Натягивает одежду и спешит вниз, откуда доносится потрясающий запах свежесваренного кофе.

У него раскалывается голова. Во рту так сухо и отвратительно горько, что его опять начинает тошнить. Майк стоит у плиты. Он готовит блинчики. Бен садится за стол, жадно глотает обжигающе-горячий кофе. Довольно жмурится.

— Доброе утро, солнышко! — преувеличенно бодро и слишком громко говорит Майкл, ставя перед ним тарелку с блинчиками.

Грохот гулом отдается в ушах. Шеппард замечает, как скривился Бен. Он злорадно ухмыляется, как бы случайно роняет кастрюлю из-под теста в раковину и усмехается, услышав позади болезненный стон. Бен кладет голову на стол.

— Ты мне мстишь, да?

— Что? Что ты говоришь? — спрашивает Майк, — Не слышу ни единого слова. Наверное, уши словесным дерьмом заложило.

— Пожалуйста, тише.

Бен зажимает уши, смотрит умоляюще, не особо надеясь на пощаду. Он заслужил. И самое меньшее, что Бен может сделать, после вчерашнего — терпеть и верить.

— Ничего не слышу, Хадсон. Слишком сильно заложило. Я вчера столько всего выслушал. И заметь, именно благодаря тому, что мои эмоции внутри, твое лицо по-прежнему прекрасно.

Майк ударяет по кастрюле ложкой: громко и от души. Наблюдает, как Бен пытается заткнуть уши. Ему не стыдно за свое поведение, а вот Бену похоже стыдно. Майку его ни капельки не жаль. Может, только совсем чуть-чуть.

— Прости меня…

Барабанное соло по кастрюле прекращается. Бен будто наяву видит, как теплеет стальной ехидный взгляд. Майк вздыхает.

— За правду не извиняются. Только, не надо тянуть до очередной попойки, чтобы сказать о своих чувствах.

— Пожалуйста, прости меня. На самом деле, я не думаю, что все это твоя вина.

— Бенни, я не виноват в том, что случилось с ним — да, но я виноват в том, что случилось с тобой.

— Майк…

— Успокойся, я не злюсь. Завтракай, пей свои таблетки, и пойдем распаковывать подарки.

— Подарки?

— Рождество, Хадсон. Самое время для подарков!

Бен остается наедине с завтраком и все равно чувствует себя отвратительно. Он украл отцовский виски, водил машину в нетрезвом виде, сбежал, никому ничего не сказав. Он нагрубил Майклу, обвинил его во всех своих проблемах, сказал, что ненавидит. Но ведь это и вполовину не является правдой. Он заставил всех вокруг нервничать. Даже Вик… Бен помнит его хриплый, слабый голос, срывающийся на кашель после нескольких фраз.

Бен вбегает в гостиную через пять минут. Майк сидит в кресле, у него на руках Хантер. Малыш отвлекается от своей бутылочки и весело кричит, размахивая ручками. Тина внимательно осматривает коробки, составленные пирамидой под елкой. Кейси и Кеннет уже потрошат одну, ту, на которой написано имя парня.

Разумеется, не только Хантер заметил появление Бена. На него обратили внимание все. Бену никогда так сильно не хотелось провалиться сквозь землю от чувства вины. Майк аккуратно вытирает щеки ребенка от остатков пюре и поднимает голову.

— Иди сюда. Пора открывать подарки, — говорит Майк, поглаживая Хантера по спине.

Бен слушает спокойный почти родной голос и подходит к Майку. Он опускается на ковер, облокачивается на его колени. Хантер отправляется в кроватку. Шеппард кладет руку ему на плечо. Бен выдыхает. Будто вся эта аура уверенности и спокойствия окутывает его. Будто весь кошмар, наконец, закончился.

Парень тянет руки к первой попавшейся коробке. На ней имя Тины. Девушка сидит справа от него. Она легко ловит коробку. Поправляет свои красные рождественские гольфы, улыбается и вскрывает упаковку. Бен знает, что внутри, ведь это его подарок, за которым они с Кейси находили немало километров по торговым центрам Чикаго. Девушка обнимает его, благодарит за духи, чье название Бен так и не смог выговорить, и сережки.

Тина протягивает ему коробку в серой матовой обертке. Бен чувствует, как напрягается за спиной Майк. Парень разворачивает упаковку. Внутри оказывается еще одна коробочка, совсем маленькая, в которой на черной бархатной подушечке лежат две сережки. И будь Хадсон проклят, если камни в них не являются бриллиантами. Бен целует Шеппарда в уголок губ, прислоняется к его лбу своим и шепчет:

— Они прекрасны.

Гвоздики действительно красивы. Они не выглядят по-женски изящными, потому Бен уверен, что они будут смотреться на нем безупречно. Майк улыбается. Перетаскивает его к себе на колени и кладет на плечо подбородок. В комнате повисает тишина. Первой отмирает Кейси.

— Ребята, вы ничего не хотите сказать?

— А должны? — приподнимая бровь, спрашивает Майк.

— Вы все-таки вместе? — вмешивается Тина.

— Нет, — хором отвечают парни.

— Тогда это странно, — резюмирует Кеннет, — Очень странно. Нам пора привыкнуть.

Он, конечно, прав, но парни лишь пожимают плечами и продолжают заниматься распаковкой подарков. Кеннет получает какую-то компьютерную игру для приставки, модные спортивные часы на кожаном ремешке и новую магнитолу для машины. Бен радуется новой футболке с Капитаном Америкой чуть ли не больше, чем брильянтовым гвоздикам, восхищается стульчиком для кормления Хантера. Майк обнаруживает среди своих подарков бежевый свитер, на который он смотрел еще месяц назад и все сомневался, а так же кроватный столик для ноутбука.

— Чтобы больше простыни не горели, — улыбается Бен.

— Боюсь, теперь это вам не поможет, — говорит Тина, за что получает подушкой в голову от покрасневшего Бена.

В следующей коробке лежит книга «Как стать хорошим отцом». Тина обнимает подушку и смеется, заметив настороженный взгляд Майка. Она и не скрывает своего ехидства, но вряд ли кто-то сможет оспорить полезность ее подарка. Он же, видимо на подсознательном уровне, выбрал для нее книгу «Как перестать быть стервой и отталкивать людей». Девушка только усмехается, запускает оберткой в Шеппарда и продолжает изучать оглавление. Зато новое красное платье с белым воротничком из коллекции какого-то малоизвестного дизайнера приходится ей по вкусу.

Кейси, сидящая в груде оберток, смотрит влюбленными глазами на набор масляных красок — она давно мечтала о нем. Кеннет кивает Бену, и тот сползает с Майка, направляясь за парнем в коридор.

— Мы приготовили для тебя сюрприз, будущая миссис Олсен, — с улыбкой говорит Бен, возвращаясь в комнату.

Кейси видит за его спиной Кеннета, который помогает Бену что-то тащить. Что-то большое, прямоугольное, аккуратно завернутое в блестящую бумагу. Девушка угадывает очертания подарка с первого взгляда и прежде, чем Бен успевает договорить, она обнимается его. Виснет на шее, треплет волосы и беспорядочно целует.

— Вообще-то это была моя идея, — обиженно сообщает Кенни.

Девушка переключается свое внимание на него. И хоть Бена давно перестало потряхивать от их нежностей, он все равно отводит взгляд. Тина улыбается, наблюдая за ними, и советует им уединиться. Кейси отмахивается от нее, цепляясь за плечи своего парня. Они выглядят такими счастливыми, заражающе-счастливыми, даже почти не раздражают.

Бен благополучно возвращается к Майку. В кресле тепло и уютно, в сильных руках спокойно и надежно. Майк как раз успел надеть новый свитер. Он выглядит так по-домашнему мило, что Бен не может не улыбнуться.

— Ну, теперь, когда ты трезвый, что ты думаешь обо мне.

— Я думаю, что если бы не ты, я бы давно сошел с ума. Мы можем попробовать, да? Мы ничем не обязаны друг другу. Мы можем попробовать, и если не получится или если…

— … он вернется? — договаривает за него Майк, — Бен, я не хочу быть ему заменой.

— Я не считаю тебя его заменой. Никто никогда его не заменит. Но Вик ушел. Его больше нет рядом. И я обещал ему.

— Но если он вернется, я не буду тебя держать. Ты знаешь.

Бен внимательно всматривается в серые глаза, пытаясь найти хоть какой-нибудь подвох. Не находит. Майк улыбается, притягивает мальчишку ближе. Это их первый официальный поцелуй. Губы Майка теплые и мягкие, совсем не причиняющие боли. Под ногами не обвалился пол, не разверзлась земля, не открылся проход в ад и даже с неба не слышно грома и не видно молний. Возможно, вселенная дает им еще один шанс на счастье.

Сначала он слышит смех Олсенов, но не обращает внимания. Бен обвивает его шею руками и не сразу понимает, почему Майк не отвечает на поцелуй. Открыв глаза, он понимает, что Шеппард смотрит не на него, а на Тину, стоящую слишком близко и внимательно за ними наблюдающую. Девушка возвышается над ними с венком омелы в руках.

— Тина! Какого черта?!

— Я создаю романтику, Хадсон! Не отвлекайся.

Бен натурально рыча, спрыгивает с Майка. Девушка хохочет, откидывает венок и убегает в кухню. Бен спешит за ней. Шеппард усмехается. Угораздило же его связаться с этим великовозрастным подростком. Он поворачивается к Хантеру и говорит:

— Твой папочка такой ребенок. Даже ты иногда ведешь себя более зрело, чем он.

Малыш хлопает в ладоши. Тянется за своим плюшевым другом. Ворочается, устраиваясь поудобнее, и засыпает. Майк накрывает его одеяльцем и отправляется на поиски своих сумасшедших друзей, затерявшихся где-то в доме.

***

Бен сидит на кровати в своей старой комнате. Кейси и Кеннет ушли, Тина и миссис Хадсон готовят ужин внизу. Парень смотрит на спящего сына, который пускает слюни и улыбается во сне. В 18 лет всем разбивают сердца: ни он первый, ни он последний. Это просто нужно пережить. И, кажется, он с этим справился. Виктор будет в порядке, Кеннет уже заверил его, что будет исправно сообщать все новости, не дожидаясь новостных сводок.

У них есть еще две недели рождественских и новогодних каникул, потом они вернутся в Чикаго. Майк снова засядет за компьютер и зароется в свои бумажки, а Бен будет разрываться между учебой, семьей и работой. Они будет воспитывать Хантера, и стараться сохранить свое хрупкое счастье. Но сейчас у них есть время на самих себя…

Майк выходит из душа через пятнадцать минут. У него мокрые волосы и полотенце на бедрах. Бену бы смущенно отвести взгляд, но он наоборот, жадно осматривает обнаженное тело. Шеппард приподнимает бровь, стягивает с себя полотенце и отправляет его парнишке в лицо.

— Слюни подбери.

Не то чтобы Бен не пытался выполнить просьбу. Он пытался. Честно. Но закончились все попытки сильными руками Майка на его бедрах и им самим, прижатым лопатками к стене. Жар чужого тела обжигает, заставляет дрожать. Бен плавится под прикосновениями, неосторожно откидывает голову, ударяясь о стену.

Кажется, у Бена скоро появится новый фетиш: губы Майка. Они сами по себе прекрасны, но на шее ощущаются каким-то совершенно необыкновенным образом. Бен вновь вздрагивает, сильнее цепляясь за чужие плечи. Майкл трактует это по-своему.

— Думаешь, это хорошая идея?

— Сейчас я предпочитаю не думать.

Снова довериться этим рукам невероятно трудно. Бен первым подается навстречу, первым целует и первым начинает стягивать с себя одежду. Он действительно перестал думать. И Майку кажется, что ему никогда не удастся оправдать этого доверия. Скорее всего, он прав.

========== 38. ==========

Глава 38.

Свадьба Кеннета и Кейси была вполне ожидаемой и хорошо спланированной, но все равно Бен ощущает себя так, будто впервые слышит об этом. Он в принципе никогда не видел Кенни в церкви, и точно не думал, что тот согласится на настоящее венчание. Но Олсен умеет удивлять. Иначе Кейси не выбрала бы его.

Бен только что провожал бабушку и дедушку лучшей подруги к их местам, а сейчас уже бежит по винтовой лестнице наверх, схватив камеру — Мейсон написала, что ей нужнапомощь с невестой. Парень застает на редкость красивую картину: Кейси кружится на месте, раскинув руки, в наполовину застегнутом платье, мешая Тине доделать прическу, и весело смеется. Иногда Бену кажется, что, несмотря на то, через что они прошли, это стоило того.

— Я тебя свяжу, если не прекратишь дергаться.

— Заканчивай нудить и иди сюда!

Кейси хватает Тину за протянутые руки. Теперь они обе кружатся по комнате и смеются. И сейчас Бен уверен на сто процентов, что все это того стоило. Вся боль, все ужасы, месяцы ночных кошмаров и незамывающиеся шрамы стоили того, чтобы те, кого он так любит, были счастливы. Девушки обнимаются, а Бен только сейчас понимает, что замер в дверях с камерой в руках, а по щекам текут слезы.

— Бенни…

Будущая миссис Олсен касается его щеки. Она нежно стирает слезы и понимающе улыбается. Нет, она не чувствует себя виноватой за собственное счастье. Но она всегда будет злиться на себя за то, что не может подарить это счастье своему лучшему другу.

— Ты такая красивая…

— Жалеешь, что ты гей?

— Не настолько красивая.

Веселый смех рассеивает напряжение, помогает улетучиться дурным мыслям. Бен в сотый раз одергивает себя: сегодня день Кейси и Кеннета. Сегодня не время и не место для… всего другого. Он обнимает подругу, а Тина завладевает камерой.

— Давай же, Хадсон!

Фотосессия заканчивается не начавшись. Кейси падает на пол, запутавшись в собственном платье. Бен, безуспешно пытающийся ей помочь, сгребает пышный подол в сторону, берет девушку за плечи и ставит на ноги. Тина только смеется.

— Я же предупреждала!

Когда в комнату входит миссис Мартин, Бен предпочитает оставить девушек одних. Он забирает фотоаппарат и уходит в комнату жениха, где Майк пытается упаковать Олсена во фрак. Это зрелище не такое трогательное, как кружащиеся девушки со счастливыми улыбками, зато от неконтролируемого хохота слезы текут точно так же.

— Тебе идет. Что это? Хвост?

Бен дергает фалды фрака, небрежно скомкав ткань. Майк заканчивает застегивать пуговицы, заставляет Кеннета выпрямиться и покрутиться. Непривыкший к такой одежде спортсмен злится на едкие шутки.

— Хватит ржать! Помоги лучше.

— Почему нельзя было ограничиться смокингом?

— В прокате осталось только это. Помоги завязать шнурки. Мне не нагнуться.

— Господи, Олсен. Сложно было сначала надеть обувь, а потом это?

Майк опускается на корточки, даже не взглянув на Бена, завязывает чужие шнурки. Он слишком хорошо понимает, каково сейчас Кеннету. Его первый прием в честь повышения отца, состоялся в десятилетнем возрасте, но он до сих пор вспоминает с ужасом тот фрак.

— Малыш, прекрати. Либо помоги, либо выйди. У нас очень мало времени.

— Извините. Я слишком волнуюсь.

— Это же не твоя свадьба, Хадсон. Пока можешь расслабиться и наслаждаться жизнью. Черт! Я так в ЗАГСе не волновался, когда документы подписывал.

Кеннет прав. Если бы это была свадьба Бена, он бы еще с утра умер от волнения. Его никто не предупреждал, что радоваться и бояться одновременно вполне себе можно. Особенно, когда дело касается жизни твоих друзей.

— Кстати, есть новости. Через две недели у Вика командировка в Ирак. Ты все равно узнаешь из новостей, так что решил рассказать первым.

Бен беспомощно озирается по сторонам, пока не натыкается взглядом на Майка. Тот обнимает его, не особо заботясь о костюмах. Напряжение, сковавшее художника в первые секунды отступает.

— Спасибо, говорит Бен и выходит за дверь.

Церемония должна начаться через тридцать минут. Все готово. Гости на своих местах. Жених, наконец, одетый, ожидает невесту у алтаря. Он выглядит шикарно. Пожалуй, Хадсон понимает, как Кейси могла влюбиться в него. Друзья жениха — брат Кеннета, Бен и Майкл, стоят рядом. Когда зал заполняется звуками скрипки, все встают. По проходу идет Тина. Она в синем длинном платье, волосы убраны в красивый пучок. Бен никогда еще не видел ее такой красивой, такой взрослой. Когда она занимает свое место рядом с Розой, подругой невесты, в зале появляется Кейси.

Она словно плывет между скамьями. Ее сопровождает отец. И если бы Бен не знал, что от счастья можно плакать, он бы не понял, почему у мистера Мартина в глазах стоят слезы. Кейси светится. И дело тут не в макияже, освящении или в белоснежном платье. Нет. Она светится изнутри. Бен смотрит на нее и не может перестать улыбаться. Он чувствует, как кто-то берет его за руку. Майк ободряюще сжимает дрожащие пальцы. И Бен готов поверить, что будет сиять так же, когда-нибудь. Обязательно будет. Майк постарается.

Кейси отдает букет невесты Тине, поправляет фату и встает рядом с Олсеном. Парень не отводит глаз от своей будущей жены. Наверное, в тот момент, когда их руки соприкасаются, все присутствующие забывают дышать. Бен так точно вспоминает о недостатке кислорода только, когда перед глазами начинает темнеть. Музыка плавно затихает. Священник, он же брат парня брата Кеннета, подходит к алтарю.

— Что ж, все мы очень долго ждали этого события. Думаю, не стоит тянуть время дольше положенного, — говорит священник, — Все мы знаем вас, все мы вас любим. И для меня будет большой честью благословить ваш брак. Но сначала, я прошу вас принести друг другу клятвы.

Кеннет нервно одергивает фрак. Он целует руку Кейси, прижимает ее ладонь к своей груди. Но, несмотря на волнение, его голос спокоен, когда он начинает говорить.

— Мы знакомы с тобой со старшей школы, встречаемся чуть больше года. Раньше ты называла меня обезьяной. Собственно, сейчас особо ничего не поменялось. Кроме того, что я безумно тебя люблю. Ты лучшее, что было в моей жизни. Ты изменила меня. Точнее, я изменился благодаря тебе…

Кенни продолжает свою речь, а Бен все дальше уплывает в собственные мысли. Он знает Кейси больше трех лет. Он видел ее такой, какой ее не видели даже родители. Даже Кеннет, скорее всего. Они вместе напились в первый раз, вместе клеили парней, вместе поступили в городской художественный клуб. Она заставляла его пить таблетки и выгуливала, когда фантомные боли не давали встать с кровати. Она поддерживала его. Она спасла его. Она любила его. А он очень сильно любил ее. Теперь время Кеннета заботиться о безбашенной девчонке. Пожалуй, Бен готов доверить это ему.

Хадсон выплывает из собственных мыслей, когда ловит на себе обеспокоенный взгляд Кейси. Кажется, он пропустил начало ее клятвы.

— … тех, кого сейчас здесь нет. Знаешь, когда-то я говорила, что «плохие парни» меня не интересуют. Это была ложь. И это было единственным, в чем я тебе лгала. Я клянусь всегда быть честной с тобой. Клянусь, наконец, повзрослеть и не спускать весь семейный бюджет на новые краски. Я люблю тебя. И я хочу всегда быть с тобой. После всего, я уже не знаю жизни без тебя. И не хочу узнавать.

Гости встают, как только Кейси замолкает. Аплодисменты звонким эхом раздаются в стенах небольшой церкви. Бен тоже хлопает. И очень жалеет, что, погрузившись в свои мысли, не услышал клятвы друзей полностью.

— Теперь, когда клятвы принесены, я обязан задать вам последний вопрос. Согласен ли ты, Кеннет Олсен, взять в законные жены Касандру Мартин?

— Да.

— Согласна ли ты, Касандра Мартин, взять в законные мужья Кеннета Олсена?

— Да.

— Согласны ли вы поддерживать друг друга и заботиться друг о друге в болезни и здравии?

— Да.

— Что ж, теперь даже смерть не разлучит вас. Объявляю вас мужем и женой.

Когда они, наконец, целуются, Бен готов разрыдаться. Он ненавидит себя за излишнюю эмоциональность. Но еще больше он ненавидит себя за то, что в сотый раз ловит свои непослушные пальцы на том, что они теребят серебряный браслет на запястье.

***

Для того чтобы отпраздновать свадьбу, люди тратят десятки тысяч долларов, или выбирают себе правильных друзей. Именно благодаря Бену эта свадьба из церкви плавно перетекла в кафе Катрины. Женщина была рада помочь своему любимому художнику-официанту и его друзьям.

— Потанцуем?

Майк ловит Бена за руку и тянет от столов. Кейси, теперь уже официально Олсен, танцует с мужем. Кеннету, наконец, позволили снять фрак, за что он до сих пор сердечно благодарен Шеппаду. Тина нянчится с Хантером и на ходу флиртует с каким-то парнем из команды университета, где учится Олсен.

— Хочешь, чтобы здесь был он? — спрашивает Майк

Бен внимательно смотрит ему в глаза. Нет, Майк не злится, но и не шутит. Он действительно хочет знать, о чем думает художник.

— Нет. Сейчас я бы хотел взять тебя и поехать домой.

— А Хантер?

— А нельзя оставить его с Тиной еще на пару дней?

Майк легко смеется, целует улыбающегося Бена.

— Пока эти свадебные празднества не кончатся, она все еще будет жить с нами. Так что, увы.

— Еще неделя воздержания, и я…

— Бен!

Хадсон целует его, прерывая все возражения. Это всегда действует безотказно. Майк будто плавится от этих поцелуев. Теряет всю свою серьезность и сдержанность. Словно сам превращается в подростка.

Кейси подбегает к ним с камерой в руках. Ее улыбка не предвещает ничего хорошего. Бен осознает это в полной мере, когда она командует всем собраться вместе. Общее фото — символ любого семейного праздника. Катрина любезно соглашается сфотографировать их. Собственно, эта фотография заняла свое законное место в рамке на стене в гостиной. Бен никогда не видел лиц счастливее, чем на этом снимке.

— А теперь время ловить букет невесты.

Когда аккуратный букетик из голубых цветов оказывается в руках у Тины, Бен чудом успевает запечатлеть выражение ее лица. Возможно, ему не стоило так колко подмечать, что именно означает эта примета, когда ты ловишь букет невесты. Тогда бы, возможно, он не получил этим самым букетом.

Они расходятся по домам ближе к полуночи. Молодожены на новенькой машине уезжают в сторону аэропорта. Родители Кейси и Бена отправляются в освободившуюся квартиру — их рейс утром. Парни уезжают последними. И дело не в том, что они пообещали Катрине прибраться в зале. Скорее все дело в изрядно набравшейся Тине, которую оказалось очень сложно отвести в машину.

—Ты светился сегодня. Я очень рада, что с тобой все хорошо. Я переживаю за тебя, — говорит Катрина, обнимая парнишку.

— Вы же знаете, я справлюсь в любом случае.

— Знаю, — она поворачивается к Майку, — А ты береги его.

— Берегу, мадам. Он мне совсем не помогает, но я очень стараюсь.

Майк деликатно склоняет голову, берет люльку с Хантером, пропускает вперед Бена и выходит на свежий воздух. Этот день закончился. Закончился праздник, закончились тосты, поздравления и слезы. Много слез. Шеппарда никто не предупреждал, что люди плачут не только от боли. Олсены официально женаты, Бен, наконец, начал отпускать своих демонов, Тина все еще не разучилась общаться с парнями. Этот день закончился. А новая жизнь только началась.

========== 39. ==========

Глава 39.

В мае Хантер впервые пошел. Точнее, побежал за Кеннетом, который забрал кролика-тезку, чтобы Кейси могла пришить оторванное ухо на место. И малыш обязательно бы упал, запутавшись в собственных ногах, если бы не вовремя подоспевший отец, подхвативший его на руки. Выразительный взгляд Бена совсем не пугает Хантера. Ребенок только удивленно хлопает глазками и смеется, а взрослые медленно выдыхают, радуясь, что этот маленький неугомонный комок жизнерадостности цел и невредим. На этот раз.

— Нашего будем привязывать. На всякий случай.

Кенни отдает игрушку хихикающей Кейси, а Бен удивленно смотрит на друзей. Он все еще не привык к мысли, что эти двое действительно женаты, и вот уже месяц считаются официальной самостоятельной ячейкой общества. Бен считает слишком большой ответственностью — женитьба на ком-либо, но еще большей ответственностью он считает рождение ребенка. В конце концов, у него есть некий опыт в этом вопросе.

— Ничего не хотите мне сказать, Олсены?

— Кажется, ты скоро станешь дядей.

Кеннет даже возразить не успевает, как оказывается в крепких объятиях Хадсона вместе со своей женой. Это невероятная новость! И больше всего на свете Бену хочется в нее поверить. Он знает, несмотря ни на что, где-то в мире есть люди, которым любовь приносит только радость, без боли, без испытаний, без потерь. И он бесконечно благодарен всем богам, что такими людьми оказались его друзья.

Уже поздно вечером, после ухода ребят, художник старательно пакует вещи, попутно собирая разбросанные сыном игрушки. Майк подходит неслышно. Сгребает в объятия, целует за ухом. Бен от неожиданной нежности тает, собранные вещи снова оказываются на полу. Майк отпускает его так же внезапно, как и обнимает.

— Уже собираешься домой?

— Первый курс официально завершен. Родители хотят устроить вечеринку на день рождения внука. Ты тоже приглашен.

— Это хорошо.

— Последнюю неделю тебя практические не бывает дома. Каникулы пойдут на пользу нам обоим.

— Знаю, малыш. Нам нужно кое-что обсудить.

— Можно обсуждать, пока я собираю вещи?

— Бен, прошу тебя, сядь.

Спорить с Майком, который настроен так серьезно, не хотелось. Требовать выложить все как есть сию же секунду — тоже. Шеппард знает — Бен не кисейная барышня. Он уже пережил многое, переживет и все то, чтобы тот не собирался ему сказать. Но Майк требовательно хлопает по дивану рядом с собой. Бен надеется, что переживет и эту новость.

— Виктора возвращают домой.

Целое мгновение в голове Бена маленькая обезьянка стучит золотыми тарелками друг о друга, создавая громкий пронзительный звук, отпугивающий формирующиеся мысли. Такое бывает, когда ты услышал информацию, но никак не можешь ее переварить. Блокируешь, не хочешь осознавать.

— Нет. Вик еще в Ираке. Об этом трубили все новости дома, Кейси и Кеннет устроили целое шоу из этого известия. Его не могут вернуть посреди миссии. Или как это у них там называется.

— Бен…

— Это не боевая операция.

— Малыш, послушай…

— Нет!

Бен вскакивает с кресла. Мечется по комнате, подбирает выпавшие из рук игрушки и вихрем уносится в комнату, на ходу хлопая дверью. Майк остается в гостиной. Он сжимает руки в кулаки, стараясь унять рвущиеся наружу эмоции. Художник не заслужил всего этого. Он не заслужил той боли, которой так щедро делится с ним мир. Но как помочь ему, Шеппард не знает. Скрывать правду в любом случае будет поганой идеей, ведь потом будет еще хуже.

Из задумчивости мужчину выводит Хантер, опирающийся своей маленькой ладошкой о его колено. Майк подхватывает ребенка на руки. Смотрит в эти огромные зеленые глаза и пытается собраться с силами. Ему так сильно хочется, чтобы обладатель точно таких же зеленых глаз тот час материализовался перед ним. Но это не Дисней, тут не будет счастливого конца. Он должен поговорить с Беном, сообщить новости. Пусть лучше художник узнает от него, чем додумает сам или прочтет в твиттере.

— Побудь здесь, карапуз. Мне нужно поговорить с твоим отцом.

Хантер в ответ зевает. Когда Шеппард оставляет его в кресле под пледом, тот уже сладко спит, обнимая своего плюшевого зайца. Хотя бы за душевное состояние одного члена этой безумной семейки можно быть спокойным. Хантер еще слишком мал, чтобы понимать в каком кошмаре живет его отец. Майк очень надеется, что Хантер никогда не узнает этого.

Дверь в комнату открывается с тихим щелчком. Кажется, Бен перестарался в выплескивании своих эмоций и повредил замок. Надо будет починить до того, как они уедут. Художник сидит на кровати и смотрит в стену. Он не плачет. Скорее всего, даже не дышит, как это обычно у него бывает в момент эмоциональной нестабильности. Его руки сжимают покрывало до побелевших костяшек. Голос дрожит и срывается на хрип.

— Что случилось?

Майк раздумывает над ответом ровно секунду — он засек. И в отличие от Хадсона, его голос не подводит. Он звучит тихо и спокойно. Парень полностью контролирует себя, потому что знает, у него еще будет время горевать, а вот сил на то, чтобы вытащить из этого горя художника, у него не прибавится. Сейчас важнее вернуть мальчишку к нормальному состоянию.

— Виктор погиб.

— Я понял! — огрызается Бен, — Я хочу знать, что с ним случилось. Я хочу знать, как так вышло. Почему? За что? Он ведь хороший. Он ведь не виноват ни в чем. Я же теперь не смогу…

Чтобы прервать этот сбивчивый монолог, хватает одного крепкого объятия. Бен по-прежнему сидит на кровати, Майк у его ног, прижимает содрогающееся тело, стараясь прекратить зарождающуюся панику.

— Мне жаль. Мне так жаль.

Когда Бен начинает кричать, Майк впервые за долгое время пугается по-настоящему. Парнишка вырывается из объятия и кричит до тех пор, пока вместо звука из горла не вырывается один лишь хрип. Кажется, именно в тот момент он просто отключается. Теряет сознание, как в сопливых мелодрамах, которые он так любит. Вот только это не кино, это чертова жизнь. В гостиной начинает плакать только что проснувшийся напуганный громкими звуками Хантер.

***

Проходит несколько дней. Все СМИ их родного города пестрят чудовищными заголовками о семье мэра. Бенедикт практически не выходит из комнаты, не ест и совсем не говорит. Обычно болтливый художник закрылся от мира, от друзей и Майка, даже от собственного сына. Он ведет существования призрака и надеется, видимо, вскоре стать таким, заморив себя голодом. Кейси недавно уехала, пообещав, что они встретятся в доме его родителей. Она заставила друга помыться, но заставить съесть что-то существеннее чая — выше ее сил.

Майк убирает очередную нетронутую тарелку в холодильник и идет заканчивать с упаковкой вещей. Через час они должны выезжать домой. Он уже не верит, но еще немного надеется, что родители и родные места смогут все исправить.

После долгих часов езды в полной тишине увидеть знакомые улицы Майку кажется благословением. Бен даже стал выглядеть более… живым. Он смотрит по сторонам, но будто не узнает местность. Кажется, за последние полторы недели, Бен вообще перестал что-либо узнавать, даже собственное отражение. Разве у призраков вообще есть отражение?

— Мы приехали, парни. Просыпаемся.

Майк треплет за коленку уснувшего в авто-кресле Хантера. Ребенок озирается по сторонам, улыбается и уже пытается вывернуться из ремней безопасности. Точно неугомонный комок жизнерадостности. Шеппард берет малыша на руки и выводит безвольного Бена на улицу, где их уже встречают мистер и миссис Хадсон. Тина маячит в окнах второго этажа. Когда-то там была спальня Виктора и Бена. Майк точно помнит, он провел слишком много времени под этим окном.

— Мистер и миссис Хадсон.

Алан пожимает протянутую руку. Джули приветливо улыбается, тянется обнять вновь прибывших. Она бегло осматривает сына, оценивая его состояние. Она видит лишь призрака, того самого, которым так хотел стать ее ребенок несколько лет назад. Она молила богов, чтобы больше никогда не увидеть того, как сын медленно умирает изнутри.

— Отведи его в комнату и присоединяйся к ужину.

Он так и делает. Отдает малыша на попечение бабушки и дедушки, помогает Бену подняться наверх. Майк усаживает его на постель, накидывает на плечи мягкий плед, внимательно смотрит, словно ожидает, что вот сейчас Бен заговорит, но тишина убивает, и он выходит. В коридоре, прислонившись спиной к стене, стоит Тина. Он знает, она последняя, кто станет помогать ему, но для Бена девчонка сделает что угодно. Он не знает, как попросить ее о помощи, но и молчать уже нет сил. Ему не справиться без помощи.

— Он будто умер в тот день вместе с ним.

— Так бывает, когда умирает тот, кого ты любишь.

— Я больше не могу смотреть, как он страдает. Сделай что-нибудь.

— Боюсь, если я его убью, ты меня не простишь. Пока ничего другого мне в голову не приходит. Я думала, он уже должен был обзавестись иммунитетом к любой боли, но это же Бен.

Тина подходит к замершему на кровати парню и уже не слышит, как закрывается дверь. Все ее внимание теперь принадлежит живому мертвецу, воспитывающему ее сына. Она ненавидит судьбу за то, что этот мальчишка постоянно должен страдать, но и перестать злиться на него не может. Девушка ставит горячее какао на тумбочку у кровати, когда слышит тихий голос.

— Ты знаешь, как он умер?

— Ты обещал позаботиться о Хантере!

— Тина.

— Нет, Бен. Теперь ты меня послушай. Ты обещал позаботиться о нашем сыне. Но вместо этого впал в депрессию. Довел себя до еще худшего состояния, чем в прошлый раз. Заставил нас всех волноваться. Ты обещал быть сильным.

— Я был сильным! — он трет глаза, — Ради Хантера, ради родителей и Майка. Знаешь, как он старается, чтобы я больше не боялся. Я был сильным ради Виктора, который оказался там из-за меня. Понимаешь? Все это моя вина. Я убил его.

— Боже. Бен, это не твоя вина. Не смей винить себя в его смерти.

— Расскажи мне. Я должен знать. Я хочу знать.

Девушка садится на край кровати. Всматривается в выцветшие от боли глаза. Чувство вины убивает его. Не боль, не тоска, а вина. Да, он должен знать. Она тоже должна была, потому и позвонила матери Вика. От неизвестности только больнее — она понимает. Мысли в голове путаются. Она уже знает, что собирается сделать, только не знает как.

— Никто не знает точно, миссия была секретной. Миссис Андерсен сказала, что его застрелили, когда патруль попал в засаду.

— Я как будто задыхаюсь. Воздух словно отказывается идти в легкие, — он закрывает глаза, смаргивая слезы.

— Знаешь, Бен, они вручили ей его жетоны и флаг. Он умер американским героем. Понимаешь, он стал героем? Ты должен им гордиться.

— Я всегда им гордился. Он стал героем задолго до этого. Помнишь наш выпускной…

Она помнит. Она помнит и выпускной, и то, что было после него. Иллюзию счастливой жизни и вечный ужас, который заставил ее бежать в другой город. Тина вздыхает, треплет Бена по волосам и сама не замечает, как начинает плакать. Она совершенно отвыкла от этого — от эмоций.

Они ведь так и не попрощались. Вик звонил ей пару раз, но ничего не говорил о боевых операциях, только спрашивал о жизни, о Бене и сыне, иногда о матери. А ведь он так гордился ей. Куинн развелась с мужем. Она открыла свой магазин и даже написала заявление в полицию, где признает, что была жертвой тирании Андерсена-старшего, и просит помощи для себя и своего сына. Вот только все это было сделано слишком поздно. Она осталась жива, а Вик не дослужил несколько месяцев до конца своего контракта. И за это глупо ее ненавидеть, но Тина ненавидит. Всем сердцем. А еще жалеет, ведь нет ничего хуже, чем пережить своего ребенка.

========== 40. ==========

Глава 40.

Бен просыпается один, хотя точно помнит, как Тина гладила его по голове и что-то напевала, пока они не заснули. Он открывает глаза и впервые за много дней готов принять новый день. Возможно, Майк был прав в том, что родные места пойдут ему на пользу. А может быть, грубоватая любовь Тины помогает справиться с собственной болью. Одно дело — знать, что она чувствует, другое дело — видеть это на ее лице. Бен опять эгоистично забыл, что у него нет монополии на боль, и что ни он один любил Виктора.

Мейсон мурчит над ухом, нагло расположившись на второй подушке. Когда-то она принадлежала Вику. Это было единственным, что он принес из своего дома в тот вечер, после разговора с отцом. О, Бен совсем забыл о баскетбольных медалях, паре кубков и куртке. Он видел их вчера мельком, пока Майк доставал плед.

— Ну-ка, Мейс, убери свою мохнатую задницу с подушки.

Кот отрывается от вылизывания шерсти, недовольно дергает хвостом, презрительно смотрит на хозяина и возвращается к прерванному занятию, так и не убравшись с подушки. Бен думает, что эту наглую морду родители окончательно разбаловали, но все равно не отказывает животному в почесывание животика.

На тумбочке у кровати стоит вчерашний какао. Напиток покрыт полупрозрачной пленкой. Это выглядит отвратительно. Бен морщится. Рядом с кружкой лежит цепочка с жетоном. Одним. Скорее всего, второй миссис Андерсен оставила себе. Бен надевает цепочку и прячет жетон под футболку. Он относит кружку в ванную комнату, выливает содержимое в раковину. Когда он поднимает глаза и встречается взглядом с собственным отражением, время будто останавливается. Он не видит себя, не видит, до чего довел свое тело, он видит грустные зеленые глаза и поджатые губы.

— Я никогда не разочаруюсь в тебе. Но я постоянно разочаровываюсь в себе. Я не справляюсь. Мне не справиться без тебя, Вик! И я не знаю, что буду делать, если ты разочаруешься во мне.

Собственное отражение предсказуемо не отвечает. Только смотрит покрасневшими глазами и напоминает напуганного олененка. Но Бен не олененок. Он человек. Человек, у которого забрали все. Он не думает о сыне, о родителях или друзьях. Он думает о себе. О своей боли и своей слабости. Сейчас он как никогда близок к тому, чтобы окончательно сдаться. Он так устал бороться.

Мать все-таки постирала баскетбольную куртку Андерсена. Бен спрятал ее перед отъездом под грудой грязного белья год назад, а Джули нашла. Теперь эта куртка висит в пустом шкафу. Выцветшая и потрепанная. Одна. Прямо как Бен.

Он кутается в потертую ткань. От нее больше не пахнет морем. От нее вообще больше ничем не пахнет. Разве что пылью и маминым кондиционером для белья. Это не похоже на почти забытые объятия Виктора, но она все еще хранит в себе воспоминания. Впервые Вик надел ее на Бена, когда на пороге школы появился Майк. На улице было холодно и у него стучали зубы, а потом на плечи опустились теплые ладони и эта самая куртка. Художник помнит, как Вик был готов сражаться за него даже со своим отцом. Бен же не готов сражаться даже с самим собой.

Хадсон наглухо застегивает куртку и спускается вниз. Родители еще спят, Тина с Хантером тоже. Майк пьет кофе на кухне. Судя по синякам под глазами, он еще не ложился. Наверное, боялся, что повторится новогодняя история с кражей алкоголя и побегом погребенного под собственной болью Бена в неизвестное направление.

Бен наливает себе кофе, садится за стол напротив. Он молча наблюдает. Будто ждет чего-то. Он и сам не понимает, чего ждет. Скорее всего, реакцию Майка на свою «ожившую» персону или на то, что опять бросил сына. Но Майк гипнотизирует баскетбольную куртку, согревая дрожащие от недосыпа руки чашкой.

— Она тебе идет.

— Она больше не греет.

— Куртка — не человек, Бен. Тебе нужно принять это.

— Я знаю. Я должен попрощаться.

Майк кивает. Он прекрасно понимает мальчишку — им всем необходимо было попрощаться. Пусть они не были с Виктором лучшими друзьями, или друзьями в принципе, но они были связаны. Да и враг твоего врага всегда твой друг. Если он не говорит вслух, то не значит, что он ничего не чувствует.

Когда Бен допивает кофе и собирается уйти, Шеппард кладет на стол ключи от своей машины. Черная «Camaro» призывно сигналит во дворе, напоминая о своем присутствии.

— С днем рождения, Бен.

О своем дне рождения Бенедикт совершенно забыл. Какой к черту праздник, когда мир вокруг готов обрушиться к чертям. Но Майк помнит и делает лучший на свете подарок. Теперь старенькую отцовскую «Volvo» можно отправить в металлолом и спеть прощальную серенаду у пресса со спокойной душой.

Парень целует Майка в щеку. Он готов кланяться в ноги и прыгать от счастья, но лишь сухо благодарит, забирает ключи и уходит. Ему нужно подумать. Побыть наедине со своими мыслями вне стен родительского дома. Он должен закончить то, что еще даже не начал. Бен должен не только принять смерть того, кого любил, но и отпустить его.

Он понимает, куда направится еще до того, как садится в только что подаренную машину. Майк даже успел подготовить документы, так что подарок официальный. Бен бесконечно благодарен ему за это. Честно. Хадсону даже немного стыдно сидеть за рулем машины, которую когда-то так сильно ненавидел и боялся, а сейчас гонит по шоссе за город. И он в восторге от того как поет ее мотор.

Озеро, к которому его привозил Вик, прекрасно. Оно такое же, как и год назад. Деревья зеленеют, птицы поют, ярко светит солнце и сияет вода. Вот только Виктор мертв. Его больше нет. Озеро будет здесь еще сотни лет, но жизнь всех, кто любил его, никогда не станет прежней. Бен не верит в чудеса, но верит в то, что ничего не заканчивается плохо. Значит, и их история еще не закончилась.

Серебро браслета тускло поблескивает на солнце.

«Я не знаю, что буду делать, если ты разочаруешься во мне».

Бен до сих пор не знает, что бы он сделал, разочаруй его Андерсен-младший. Злился бы, кричал, возможно, попытался бы придушить. Но скорее всего он бы тихо собрал вещи и исчез. Вик так часто огорчал его, но никогда не разочаровывал всерьез. А теперь он мертв.

Виктор так и не увидел сына. То есть Бен исправно отправлял дурацкие видео и бесконечные фотографии Кеннету с просьбой передать это их «общему знакомому». Но Вик никогда не держал Хантера на руках, не видел его первых шагов и не слышал звонкого смеха. Хантер никогда не назовет его папой. Они никогда не смогут поговорить, напиться или поиграть в баскетбол вместе.

Руки художника слишком нежные. Но руки тренированного боксера достаточно сильны. Они привыкли к боли. И даже раз за разом врезаясь в кору деревьев, они способны начинать сначала. Ведь нет разницы между тем, где справляться с эмоциями: в зале или в лесу.

Собственная боль не приносит покоя. Костяшки саднит. С пальцев капает кровь. И почему-то крупные красные капли действуют на Бена как красная тряпка на быка. Он бьет снова. Кора трескается от точечных сильных ударов, от несдерживаемого гнева. Когда некогда изящные пальцы прекращаются в кровавое месиво, Бен, наконец, срывается на крик.

Он закрывает глаза. Слезы катятся по щекам. Медленно душат. Под веками жжет. Бен кричит, надеясь, что поблизости никого нет, что напряжение, которое грозит разорвать грудную клетку изнутри, исчезнет. Легче не становится и после того, как силы окончательно покидают его, и Бен соскальзывает по стволу на землю. Он пугается, когда на плечи опускаются чьи-то руки. На долю секунды в нем загорается надежда, будто все новости были ложью, и Вик приехал забрать Бена домой в их новую счастливую жизнь. Но Бен все еще не верит в чудеса. Он слишком близко знаком с адом, чтобы рассчитывать на… что-то хорошее.

Майк видит это разочарование, мелькнувшее в его глазах. Моментально считывает и принимает на свой счет. У Бена нет сил извиняться. У него нет сил даже на то, чтобы подняться. Все уходят на то, чтобы взять под контроль свои эмоции. Но Майк и не просит извинений. Он поднимает мальчишку с земли, бегло осматривает на предмет серьезных ранений. Тот дрожит, толком не стоит на ногах и прижимает к груди израненные руки. Оранжевая баскетбольная куртка быстро окрашивается в алый.

Шеппард помогает Бену спуститься с холма на берег. Он омывает его руки чистой ледяной водой. Мальчишка перестает всхлипывать, наблюдая, как его кровь растворяется в озере. То, как легко природа поглощает то, что когда-то было частью его, завораживает и пугает одновременно. Ведь, по сути, с Виком произошло тоже самое.

Бен кашляет, болезненно шипит. Руки дрожат от холода, но в большей степени от боли, что очень мешает Майку забинтовать раны. Бен бы соврал, сказав, что не чувствует ничего. Он чувствует боль. Он чувствует себя живым.

— Откуда ты здесь?

— Твой отец привез.

— Не знал, что вы с ним подружились.

— Нет. Даже близко нет.

Бен вздыхает. Он не хочет говорить, не хочет думать и чувствовать. Он просто хочет вернуться на три года назад, когда самой большой проблемой являлись хорошие оценки и красиво сидящие брюки. Он так отчаянно боится боли, что почти готов отказаться от самой жизни. Но только почти.

— Как ты нашел меня?

— Я всегда найду тебя.

— Это не ответ.

— Сначала я думал, что ты поедешь на кладбище. Но для этого тебе придется признать, что он мертв. А ты к этому не готов. Потом я вспомнил об этом месте.

— Знаешь, я до сих пор надеюсь, что сейчас он выйдет из-за деревьев и скажет, что все это было дурацкой шуткой. Только вот его жетон висит на моей шее, ведь ему он больше не нужен.

Майк не отвечает. Отдать Бену жетон Виктора было его идеей. Он роется в карманах собственной куртки, протягивает какой-то коричневый затертый сверток. Бен не сразу понимает, что это конверт. На нем много странных, ярких марок. Одни с футболистами, другие с цветными лицами людей. Почерк неизвестный. Буквы будто слипшиеся, малопонятные. Бен вскрывает конверт. Из него вываливает маленький сложенный листок, блокнот и пара фотографий. На одной из них Вик сидит в вертолете, а вторая сделана еще на выпускном балу, когда они танцевали танец короля и короля. Хадсон шмыгает носом и разворачивает сопроводительную записку.

«Здравствуй, Бенедикт.

Меня зовут Джейсон. Перед отправкой в командировку Вик вручил мне этот конверт и попросил отправить тебе, если не вернется. Я взял на себя смелость вложить его личный дневник и фотографии. Решил, что ты заслуживаешь их больше, чем наше командование.

Все эти месяцы он хотел вернуться домой. Надеюсь, ты справишься с этой потерей. Он хотел бы именно этого. Знай, ты не один будешь скорбеть по нему».

Сдержать слезы уже не получается. Он держит в руках записку незнакомого парня, который пишет, что Виктор мечтал о доме, переживал о нем. А что в этот момент делал Бен? Переезжал в комнату к своему злейшему врагу, а потом и в его постель. Он предал Вика. Он сам подписал ему смертный приговор. Если бы не Бен…

— Прекрати немедленно.

Майк вырывает листок из дрожащих перебинтованных рук. То, как с каждой прочитанной строчкой парнишка бледнеет все больше, пугает его до чертиков. Он не знает, когда закончится все это дерьмо, но надеется, что скоро. Майк устал видеть отголоски боли, даже когда эти прекрасные зеленые глаза смеются.

— Ты не можешь винить себя в смерти Андерсена. Ты не виноват. Он пошел на сделку с мэром ради твоей безопасности. Он хотел защитить тебя. Он сделал то, чего не смог сделать я.

— Если бы меня не было…

— Если бы тебя не было, он бы так и остался козлом. С тобой он стал человеком, которым можно гордиться.

— Я горжусь! Просто…

Отчего-то Бен верит. В эту самую секунду он готов простить себя. Возможно, в этом действительно нет его вины. И когда-нибудь, он сможет смириться с этим. Сейчас же он разглядывает присланные рисунки и узнает в каждом себя. Вик не забывал его не на секунду, а Бен мечтал лишь о том, чтобы поскорее его забыть.

— Он мечтал о доме, а я в это время спал с тобой.

— Он просил меня позаботиться о тебе. Я заботился, как умел.

— Я изменял ему.

— Он сказал тебе, чтобы ты учился жить без него. Ты не предавал его, Бен. Ты сделал то, о чем он просил, ты выполнил обещание.

— И я ненавижу себя за это.

Они едут домой уже в темноте. За рулем привычно сидит Майк. Бен засыпает под шуршание шин по влажному асфальту.

На крыльце их встречает Джули с внуком на руках. Хантер радостно дергает бабушку за волосы. Бен чувствует себя так, будто не видел сына целый год. Он прижимает ребенка к себе, обнимает крепко-крепко. Бен поворачивается к Майку, смотрит на него спокойно, будто все эмоции и жгучая боль остались там, у скрытого от чужих глаз, лесного озера.

— Я отомщу за него.

Майк впервые видит Бена таким. Целеустремленным. Опасным. Ему не нравится этот взгляд, проникающий внутрь, превращая внутренности в кашу, словно мешая их раскаленной кочергой. Но Шеппард уверен, что мальчишка не успокоится, пока не превратит жизнь Саймона Андерсена в ад.

========== 41. ==========

Глава 41.

В конверте, что принес Майкл, были не только записка, фотографии и рисунки. Уже дома Бен находит маленькую черную флешку. Ноутбук грузится непростительно долго. Ожидание убивает. Неизвестность убивает.

Когда на экране появляется уставшее, но улыбающееся лицо Андерсена, сердце Бена пропускает удар. Он останавливает запись. Смотрит внимательно на знакомые черты и не узнает. Человек по ту сторону экрана больше не тот мальчишка, которого Бен обнимал на автобусной остановке, прощаясь. Это кто-то другой, уставший и повзрослевший, но одновременно такой родной. Бен запускает видео. Вик трет глаза и улыбается в камеру.

— Привет, Бенни. У меня буквально пять минут. Мне столько хочется тебе рассказать. Не знаю, с чего начать.

Изображение мелькает. Андерсен показывает свой браслет. Смотрит на серебряную полоску, будто видит впервые. У Бена на запястье такой же. Сейчас он кажется безумно тяжелым, обжигающим.

— Олсен пересылает мне каждое твое сообщение. Хантер быстро растет. Он похож на Тину. Наш сын чертовски красивый. Мне жаль, что я не видел, как он впервые улыбнулся или пошел, или заговорил. Он ведь уже заговорил?

Бен смаргивает непрошеные слезы. Хантеру год. Он впервые самостоятельно пошел в начале лета. Сейчас малыш говорит что-то отдаленно напоминающее «папа», «дай» и «Кенни» и все еще издает очень много малопонятных звуков. Бен ненавидит себя за то, что Вик уже никогда этого не узнает.

— Слушай меня, я не знаю, как и когда эта запись попадет к тебе. Да это и не важно. Этот контракт продлится всего пять лет. Скоро у меня отпуск. Я планирую провести пару недель в Нью-Йорке с Тиной. Ты знаешь, нам нельзя видеться. Мой отец все еще законченный ублюдок. Кеннет рассказал мне и о том, что он устроил зимой, и о Майкле. Бенни, ты должен знать, я рад за тебя. За вас обоих. Но если я когда-нибудь вернусь домой, я отобью тебя у этого говнюка. Понял? Так ему и передай!

Вик на записи усмехается, а Бен не может сдержать слез. Когда он включал ноутбук, то и представить не мог, что ему будет так больно. Бен не думал, что что-то может быть больнее, чем известие о смерти любимого человека.

— Я горжусь тобой. После всего, через что тебе пришлось пройти, ты остаешься собой, ты видишь свет там, где его не должно быть. Ты остаешься сильным, защищаешь тех, кого любишь. И я все еще не знаю, что буду делать, если разочарую тебя. Ты мой свет, Бенни.

За кадром сигналит машина. За спиной Вика появляются люди в форме. Бен не слышит, что они говорят, но Андерсен кивает и снова оборачивается к нему.

— Ты сделал то, что я просил — научился жить без меня. У тебя хватило на это сил. И я люблю тебя за это еще сильнее. Не сдавайся. Не прекращай видеть красоту во всем. Ты художник. Твори! Ради меня. Ради нашего сына. Мы еще встретимся, малыш. Я люблю тебя.

Изображение зависает. Вик прекратил запись, и теперь он просто застыл. Навсегда. Бен сворачивается на кровати, прижимая колени к груди, накрывается с головой окровавленной курткой и наконец, дает эмоциям волю. Он захлебывается рыданиями. Сбивается на всхлипы и не может остановиться.

Майк стоит за дверями комнаты художника. Он слышал каждое слово Андерсена и каждый всхлип Бена. Парень решает не нарушать его уединения, дать им возможность попрощаться. Возможно, следующее их путешествие будет на кладбище. И Хадсон, наконец, примет произошедшее, сможет отпустить.

***

Тина так громко не кричала с тех пор, как на свет появился Хантер. Девушка кругами ходит по гостиной, размахивает руками и отчитывает Бена, как провинившегося школьника. От ее крика болит голова и крутит живот. Таких слов от мисс Мейсон Бен не слышал очень давно. Если дать ей волю, она может продолжать орать часами. Вот только времени у них нет. Нужно действовать, пока художник не передумал.

— Я просто хочу отомстить, — говорит Бен, заставляя Тину притормозить.

Он уже час рассказывает семье, зачем собирается снять на видео и выложить в сеть рассказ обо всем, что произошло за последние два года. Он загорелся этой идеей после того, как увидел послание Вика. И да, он понимает, как это опасно. И он знает, что связываться с Андерсеном-старшим ужасная затея. Но Бенедикт так хочет, чтобы его историю услышали. Ему нужно, чтобы люди узнали, каким героем на самом деле был Виктор.

— Включи голову, безумный мальчишка!

— Твой отец прав, Бен. Вы уже пытались бороться с этим человеком, и это стоило Виктору жизни. Ты должен заботиться о своем сыне, а не лезть на рожон, — Джули настороженно смотрит на сына.

Бен не ждал поддержки ни от Тины, ни от родителей. Он понимает их точку зрения. Он даже готов принять ее. Но отступить прямо сейчас не готов. Хадсон подходит к Майку, присаживается на корточки рядом с ним и спрашивает:

— Что ты думаешь?

Майк, все это время сидевший на диване, поднимает голову. Он смотрит на Бена и не узнает его. Это уже не тот наивный влюбленный художник, которому он когда-то причинил много боли. Бен вырос. Он научился понимать жизнь и отличать свои иллюзии от реальности. Во всякомслучае, Майк очень надеется на это. Парень учится, работает, растит сына и пытается жить с кучей кошмарных воспоминаний, что мучает его по ночам.

— Я думаю, что ты идиот.

— Я дожил до того дня, когда готов согласится с тобой, — усмехается Алан, хлопая парня по плечу.

Шеппард пропускает сарказм мистера Хадсона мимо ушей. Ему нужно, чтобы Бен не просто услышал его. Ему нужно, чтобы тот понял его. И если сейчас Бен готов слушать, значит, у него есть шанс достучаться до помешавшегося на мести художника. Виктор говорил о свете, который Бен когда-то видел в каждом. Даже в нем, в Майкле Шеппарде.

— Тина права. Твои родители правы. Ты законченный идиот, если решил, что сможешь тягаться с Саймоном Андерсеном.

— Майк…

— Бен, ты в отчаяние. Тебе больно. Ты пытаешься залезть в пасть ко льву, наплевав на последствия. Но он должен заплатить за то, что сделал с твоей семьей. Я помогу тебе. К тому же, я бы никогда не простил себя, если бы оставил тебя одного, ведь ты ни черта не знаешь о мести. Ты — свет, Бен. Никогда не забывай об этом.

Никто не успевает ничего понять. Бен падает на колени и обнимает сидящего на диване парня, целует лицо, прижимается лбом ко лбу и шепчет «спасибо», как заведенный. Майкл обнимает его, приглаживает непослушные вихры, целует в висок.

Тина хлопает в ладоши, заставляя всех сбросить оцепенение. Она разворачивает Бена к себе. Обходит со всех сторон, оценивая, и говорит:

— Ладно, если ты хочешь стать звездой ютуба, к черту, пусть будет по-твоему. Но тебе нужен грим, иначе ты получишь славу заплаканной девчонки, а не крутого разоблачителя.

***

Майк устанавливает камеру в гостиной. Нет, он совсем не злится из-за глупой идеи Бена. Возможно, немного нервничает. У него так трясутся руки, что установить штатив с первого раза не выходит.

Когда Тина приводит Бена, тот выглядит как раньше. До бессонных ночей, до вечного страха и бесконечных проблем. Он выглядит девятнадцатилетним мальчишкой, которым и является. Майк надеется, что вскоре художник сможет выглядеть так без тонны дурацкой косметики.

Последние приготовления закончены. Шеппард стоит за камерой, следит за тем, как Бен выглядит в объективе.

— Запись пошла. Начинай, как будешь готов.

— Я не готов.

— Соберись.

— Нет. Нет. Выключи ее.

Красный фонарик гаснет, оповещая об окончании записи. Бен встает с кресла. Он топчется на месте, стараясь унять беспокойство. Он казался себе таким решительным, пока Тина его гримировала, что удивлен собственной реакцией.

— Страшно?

— Чертовски.

— Чего именно ты боишься? Разрушить жизнь этого урода или что люди обвинят во всем тебя?

Бен не отвечает. Падает обратно в кресло. Смотрит загнанным зверем и молчит. Его разгадали. Стоит только обдумать все произошедшее, как чувство вины снова давит. Бен ничего не может с этим поделать. Возможно, он так привык быть жертвой, что боится того, что могут сказать люди.

— Мы уже говорили об этом. Смерть Андерсена не твоя вина, понимаешь?

— Мозгом — да.

— Если ты хочешь отступить, давай. Только решай быстрее, пока твой тональник не потек.

Шеппард действительно хорошо знает мальчишку. Знает его слабости и рычаги давления. Чертов манипулятор. Бен не готов сдаться, не готов отступить. Он хочет, чтобы Саймон Андерсен горел в аду. Бен кивает, дает сигнал для начала съемки.

— Запись пошла.

— Меня зовут Бенедикт Томас Хадсон. Я хочу рассказать, почему Виктор Андерсен герой.

Бен смотрит в камеру и начинает говорить. Он рассказывает обо всем, что им удалось пережить. О травле в школьных коридорах, о насилие в семьях. Бен нарочно тянет время, не переходя на личности. Когда речь заходит о Викторе, его голос дрожит. Воспоминания даются тяжело. Они причиняют много боли, но от них становится… теплее. Время записи перевалило за 15 минут, и Майк просит его поспешить — никто не любит долгие монологи.

— Виктор Андерсен погиб героем. Он умер, защищая свою семью. У него больше никогда не будет возможности увидеть сына, а Хантер, никогда не сможет поговорить с отцом. Это больно. Терять любимых больно. И сейчас больше всего на свете я хочу, чтобы он знал, я никогда в нем не разочаруюсь, никогда не мог и не смогу впредь ненавидеть его. Спасибо.

Майкл выключает камеру. Он видит, как боль воспоминаний сковывает художника, мешать сделать вдох и оторвать взгляд от собственных колен. Но вместе с оцепенением приходит легкость: плечи расправляются, голова поднимается. Объятие выходит крепким, поспешным. Бен прижимается к груди, сжимает плечи. Он не плачет, не дрожит больше.

— Я будто снова могу дышать.

— Все-таки легче?

— Даже если мы не победим, от такой шумихи он уже не отделается.

— Я спрашивал не об этом.

— Легче. Отвези меня на кладбище. Я готов попрощаться.

— Завтра. Сейчас ты должен поесть и выспаться.

— Майкл?

— Что?

— Я люблю тебя.

— Знаю.

========== Эпилог. ==========

Эпилог.

Кладбище встретило их тишиной. Людей совсем не было. Среди стройных рядов мраморных плит они быстро отыскали могилу американского солдата. Цветы еще не успели завянуть. Бен сдвигает их в сторону.

«Сын. Отец. Герой. Любимый».

Вряд ли эту эпитафию составлял мэр. Он бы точно упустил «любимый». Если подключить воображение, то можно представить, что это о нем, о Бене. Парень усмехается. Все что осталось от них — «любимый» на надгробной плите и серебряный браслет на запястье. Вот и вся история. Бен знал, что она не закончится хорошо, но никак не мог подумать, что финал приведет его на кладбище.

Виктор ненавидел цветы, но любил оставлять их на своей подушке для Бена. Виктор ненавидел своего отца, но любил мать и поэтому не мог уйти. Виктор любил рисовать, баскетбол и животных. Виктор любил Бена и ненавидел войну.

Бен опускается на землю. Он рассматривает фотографию — Андерсен в военной форме на фоне флага США. Нет, солдат не улыбался на фото, но этот лукавый блеск в глазах даже армия была неспособна выбить из бывшего капитана баскетбольной команды.

— Я пришел попрощаться. Прости, что не пришел раньше. Я просто не мог. Твоя смерть не входит в концепцию хорошего финала. Ты должен знать, Майк заботится обо мне, а я учусь не видеть тебя в каждом встречном. Боже, я так виноват, Вик.

— Его смерть не твоя вина, Бен. Кстати, ты отлично смотришься в кадре.

Миссис Андерсен снимает солнечные очки. Она выглядит иначе. Бен запомнил ее совсем другой. Куин изменилась. Боль всегда меняет людей. Но дело не только в печальных глазах и спортивном костюме, вместо привычных нарядов. Изменилось что-то еще, что-то внутри нее, но Бен не может понять что именно.

— Я знала, что найду вас здесь. Я хотела сказать спасибо. Вам обоим. Особенно тебе.

— Миссис Андерсен…

— Нет, дорогой. После развода я вернула свою девичью фамилию. Теперь я мисс Райт. Мои дедушки, наконец, могут мной гордиться.

— Я запомню.

— Ты должен узнать до того, как это будет во всех новостях. Сегодня у офиса мэра прошла демонстрация, потом подъехала полиция. Я дала показания, Бен. Есть доказательства коррупции и еще некоторых незаконных действий. Полицейские возобновили дело прокурора. Саймон под арестом.

Бен резко поднимается. Голова кружится, и он неловко заваливается набок. Майк обнимает мальчишку за плечи. Мисс Райт улыбается.

—Я знаю, ты люблю Вика, а он больше всего на свете любил тебя. Ты не виноват в его смерти. Это лишь моя вина. Я никогда не смогу это исправить.

— Мисс Райт, Вик бы гордился вами.

— Он бы гордился тобой тоже. И Майклом. Тем, что вы построили после всего. Я знаю вашу историю, Тина не очень хорошо умеет хранить тайны.

— Мы любим ее не за это.

Куин обнимает Бена, и сдержать слезы больше не получается. Он знает, женщина никогда не простит себя. Но кто он такой, чтобы самому не простить ее.

— Я хочу познакомиться с внуком.

— Хантер маленькая копия своего отца.

Пока Майк провожает мисс Райт к машине, Бен снова склоняется над могилой. Он снимает с руки свой браслет, тот самый, который когда-то ему подарил Вик. Серебро почти сливается с серым мрамором.

— Ты как-то сказал, если финал выдался поганым, значит, это еще не финал. Я знаю, что фраза не твоя, но от того она не становится менее правильной. Я выполнил обещание, я научился жить без тебя. Теперь, когда мы смогли наказать виновного в твоей смерти, финал вышел хорошим. Наша история закончена, Вик. Она кончается прямо здесь. Спасибо за все. Я никогда тебя не забуду. Я расскажу нашему сыну все о тебе. Ты должен знать одну очень важную вещь, я никогда тебя не ненавидел. Никогда. Я люблю тебя, Виктор Андерсен. И всегда буду любить.

Без браслета, Бен чувствует себя голым, беззащитным и одновременно свободным. Боль всегда остается болью, но когда ее отпускаешь, становится легче.

Майк ждет его у машины. Он не торопит мальчишку, наблюдает издалека и надеется, что Бену действительно удастся оставить все это здесь. Поставить точку, и, если не забыть, то хотя бы принять. Шеппард улыбается, ободряюще целует в макушку, когда Бен его обнимает.

— У нас уже десять тысяч просмотров. Ты сделал это.

— Мы сделали это. Поехали домой. Познакомим Куин с ее внуком.

Бен трет лицо. Казалось бы, еще нет и полудня, а он уже так устал. Бен оборачивается. Смотрит на усыпанную цветами могилу и обещает сам себе, что теперь все будет хорошо. Они справятся вместе.

***

Когда Кейси выносит из палаты своего новорожденного сына, Бен не сомневается, какое имя увидит на бирке. Виктор Олсен заливается громким плачем и никак не хочет успокаиваться, несмотря на уговоры матери. Кеннет берет малыша на руки и укачивает его за считанные секунды. У него было много времени натренироваться с первым ребенком. Девочку назвали Хоуп. Им всем тогда нужна была надежда.

Парни так и живут в квартире Майка в Нью-Йорке. Правда, теперь это их квартира. Бен официально уже месяц как Шеппард. Майк усыновил Хантера. И после всей волокиты с документами, они стали настоящей семьей. Очень счастливой семьей, в которой все чаще заходит речь о втором малыше.

Бен не знает, Майк очень ревностно оберегает его покой, но мисс Райт выиграла дело. Мэр был осужден. Вик не зря называл отца трусом. Саймон просидел в изоляторе десять дней, после чего повесился на собственном ремне, не дождавшись перевода в тюрьму. Вряд ли кто-то сожалел о скоропостижной его кончине. Куин же выпустила мемуары, а заработанные деньги пожертвовала в фонд поддержки жертв домашнего насилия. А еще открыла свой фитнес-клуб. Иногда она приезжает в Нью-Йорк к внуку, которого любит больше всех на свете.

Тина Мейсон перебралась в Чикаго. Она все так же много ругается и вкусно готовит. Это очень удобно, особенно, когда твой парень владеет небольшой сетью семейных кафе. Ее родители иногда звонят, пытаются наладить контакт, но Тина даже не помнит, как они выглядят. Ее настоящая семья мистер и миссис Хадсон, а еще Бен.

Тот самый Бен, который прошел через ад и остался самим собой. Тот самый Бен, который все еще освещает мир вокруг себя. Тот самый Бен, который, оглядываясь назад, на последние десять лет своей жизни, понимает, что все это того стоило.