Как я учился в магической школе (СИ) [Александр Олегович Курзанцев] (fb2) читать онлайн
- Как я учился в магической школе (СИ) 858 Кб, 241с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Александр Олегович Курзанцев
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Горный мастер Как я учился в магической школе
Всем авторам у которых я черпал вдохновение.
Пролог. Как меня она туда
Всё началось с того, что меня поселили на чердак… Нет. Всё началось с того, что я оказался в совершенно чужом мире… Блин, нет. Началось всё, наверное, с того, что передо мной появилась удивительной красоты и столь же удивительной холодности девушка. Да. Пожалуй, всё-таки да. Началось всё с её появления. Она возникла прямо по центру комнаты, и воздушная волна буквально смела всё вокруг, переворачивая вверх дном мебель и то, что не было прибито к полу, включая меня самого. С проклятиями выбравшись из-под кресла, в котором до этого так удобно сидел, активно поигрывая в танчики, я горестно воззрился на треснувший экран монитора и, стянув с головы наушники, мрачно кинул их туда же, в эту кучу малу. Виновницу сего бедлама, впрочем, данный факт ничуть не покоробил. Видимо, она была выше этого. — Ширяев Павел Алексеевич, тысяча девятьсот восемьдесят третьего года рождения по внутреннему летоисчислению вашего мира, — сухо произнесла дама, не то спросив, не то констатировав факт, не глядя на меня. Её взгляд прошёлся по комнате где-то поверх моей головы, что было, в общем-то, неудивительно, ибо она вполне спокойно парила в воздухе почти в метре от пола. Что это было — антигравитационные туфли или заклинание левитации, — я не знал, но сам факт подобных возможностей заставлял серьёзно отнестись к ситуации, и поэтому, немного нервно обтерев жирные после пирожков с капустой ладони о семейные трусы, я максимально тактично ответил: — Да. — По достижении семнадцатилетнего возраста вы, как субъект с зарегистрированным магическим даром, направляетесь в магическую академию имени архимага Магнуса Сидорийского для прохождения обязательного обучения. Тут она, взяв паузу, перевела взгляд на меня. Я тоже машинально опустил взгляд вслед за ней и почесал слегка выпирающий живот, одновременно постаравшись оттереть пятно от кофе с майки-алкоголички, что обтягивала мои не слишком худые телеса. Пауза затягивалась… Ну, а что тут скажешь, если с ФИО и годом рождения всё было, что называется, «Ок», а вот с возрастом выходила-таки промашка. Глядя в наполняющиеся возмущением глаза незнакомки, я даже чуть застеснялся того, что мне не семнадцать, хотя в свои тридцать четыре вроде как уже давно забыл, что это такое. — Что за шутки?! — наконец гневно воскликнула она. — Кто вы?! И где мальчик?! — Ну, как бы… — я потеребил труселя, не зная, куда деть руки. Пряча глаза, тихо ответил: — Я — мальчик… Тут она что-то прошептала, посверкивая на меня ясными голубыми глазищами, щёлкнула пальцами, и по мне словно пробежала волна щекотки, заставив дёрнуться и поёжиться. — И правда, — тон незнакомки стал задумчивым, — мальчик… Порывшись, она из небольшой сумочки на боку достала серьёзный такой, увесистый и явно не умещающийся в ней свиток. Развернула, вчитываясь в не видимый мне текст, а затем с незнакомым мне ругательством — о том, что это было именно оно, говорила та экспрессия, с которой оно было произнесено — свернула и буквально вбила свиток обратно в сумочку. — Удвоенный временной поток! — гнев девушку даже как-то оживил, сделав более… человечной, что ли, и я невольно залюбовался, слушая, как она злобно шипит: — Нет, эти клуши в службе регистрации на сей раз точно получат по полной! Это же надо! Незнакомка вновь задумчиво посмотрела на меня, затем уже оценивающим взглядом прошлась сверху донизу, да так, что я остро пожалел, что на мне нет хотя бы штанов. — Так тебе тридцать четыре? — прищурившись, спросила она. — Да, — только и смог кивнуть я. — А выглядишь на все пятьдесят, — припечатала незнакомка. Не знаю, чего она этим добивалась, но подобного издевательства я уже не стерпел и буркнул первое, что пришло в голову: — Зато ты вот выглядишь на двадцать пять, а самой небось уже лет двести! Самое смешное, что я, похоже, угадал — вон как она ртом воздух хватает. Только вот что-то в её глазах неуловимо изменилось, и я рефлекторно прикрыл ладошками промежность, как в футболе перед пенальти. Но пронесло. Глубоко вдохнув и прикрыв глаза, девушка секунду повисела в тишине, а затем вновь ледяным и бесстрастным голосом произнесла: — Обучение обязательно, и может быть отменено только по причине гибели кандидата… Суровый прищур коснулся меня, и я быстро быстро замотал головой, всеми силами показывая, что такой вариант меня не устраивает. — В остальном, ничто не может служить препятствием для направления в академию, а значит… — тут от дамы волнами начала расходиться непонятная сила, — мы отправляемся немедленно! Её… всосало в саму себя, как в чёрную дыру, а следом за ней и меня. Последней затянуло мою вытянутую в отчаянной попытке ухватить вместе с собой штаны руку. Но всё было тщетно. Вот так я и вступил в новый для себя мир: босиком, в заляпанных жирными пятнами семейных трусах и растянутой майке-алкоголичке с пятнами кофе.Глава 1
Стоя на холодном мраморном полу, я старался держать независимый вид и только временами, когда становилось совсем невтерпёж, тёр одну волосатую ногу об другую. Чёртова стерва и не подумала меня приодеть, сходу потащив к ректору. Я, признаться, красоты местной магической академии и не разглядел толком. Вывалился на брусчатку, шлёпнувшись на пузо, перед воротами вслед за так и не представившейся гражданкой магиней, или как у них тут таких называют, и тут же, подскочив, уныло порысил вслед за ней же, даже не подумавшей останавливаться. Да и особого праздника по случаю нового набора учащихся, как и толп поступающих семнадцатилеток, мне на глаза не попалось. Но вот смешки и откровенно иронические взгляды я на себе по пути к большой башне, что маячила конечным пунктом нашего вояжа, таки ловил. Студентов на территории было немало, и обидчивая дрянь явно тащила меня через самые большие их скопления. Вот скажите, разве нельзя было, например, через чёрный ход провести или наколдовать мне одёжку какую? Башня оказалась ничем иным как резиденцией ректора академии. Магистр, кавалер чего-то там, член чего-то тут — я не запомнил — и прочая, и прочая. Это мне красавица нашептала в ухо перед входом в его рабочий кабинет. Ах да, звали многоуважаемого дядечку Зора Кхан. Впрочем, с дядечкой я ошибся. Ректором академии оказался этакий дедушка в стиле «божий одуванчик». С добрыми-предобрыми глазами, типичный, ну вот вообще типичнейший ректор магической академии, прям сотня Дамблдоров из десяти. Был он канонично патлат, бородат, и седина обильно серебрила его густую шевелюру, добавляя степенности и харизмы. Незаметно ткнув даму локтём в бок, прошептал: — Если он так выглядит, ему, небось, уже тыщ десять лет стукнуло? Но та только шикнула на меня, терпеливо ожидая, когда ректор отвлечётся от беседы с ещё одним неизвестным, что развалился в кресле сбоку. Мужчина был на вид чуть старше меня, весь в чёрном, с холёным и чуточку высокомерным взглядом, мимоходом мазнувшим по мне. Когда он поднялся, вставая во весь свой немаленький рост, поправляя кружевные манжеты сидящего на нём как влитого камзола, я оценил и разворот плеч, и широкую грудь с впалым животом, с тоской подумав, что мне с моей ленью о таком остаётся только мечтать. — Мастер Иквус, так когда от вас можно ждать? — последнюю фразу ректор произнёс чуть громче, в спину уходящего франта, на что тот дёрнул неопределённо плечом, словно прогоняя назойливую муху, и ответил: — Как только, так сразу. Я же тысячу раз говорил, не стоит меня торопить, а то ведь я могу и забыть… про что-нибудь. Последнее прозвучало как неприкрытая угроза, но Кхан лишь помахал рукой, признавая своё поражение. Поравнявшись с нами, этот самый мастер Иквус вдруг остановился и, сморщившись, спросил: — Старший преподаватель Марна… ну и кого вы притащили в этот раз? Очередной так любимый вами коллекционный экземпляр из доисторических времен? Настолько уникальный, что вы его потащили к ректору не то что не продезинфицировав, но элементарно даже не умыв и не сменив исподнее? Он брезгливо провёл пальцем по моей майке и со вздохом продемонстрировал девушке. Но та вместо того, чтобы поставить хлыща на место, вдруг торопливо и тихонько защебетала: — Мастер Иквус, это не экземпляр, это новый студент академии. Просто с ним вышла некоторая сложность. — Тем хуже, — не меняя тона, заметил тот. — Любите же вы шарить по каким-то богом забытым мирам. В первый раз вижу студента, что в семнадцать выглядит на пятьдесят. Я было дёрнулся ответить, уязвлённый, но эта старший преподаватель сделала такие глаза, что я проглотил рвущиеся с языка оскорбления и отвёл взгляд, сделав вид, что разглядываю книжные полки. Единственно, когда непонятный чел покинул кабинет, шёпотом спросил: — А это вообще кто был? — У-у-у… — протянула Марна. Сказала с нотками уважения: — Это наш начальник административно-хозяйственной службы! — Завхоз что ли? — не поверил я. — Да это же «принеси-подай-пошёл-нафиг-не-мешай»! — Молчи! — буквально встала на дыбы та. — Не дай Святой Магнус он услышит! Понимая, что ни черта я не понимаю, только покачал головой, не став больше спорить, и, повинуясь приглашающему жесту, подошёл к столу ректора, садясь на предложенный стул. Что характерно, кресло завхоза мне не предложили, хотя даже на вид оно было значительно удобней. — А ловко вы подшутили над нашим ахошником, Марна, — ректор подмигнул приоткрывшей рот от удивления даме, — со студентом. Не ожидал от вас… Итак, — Кхан огладил длинную бороду и, хитро прищурившись, посмотрел на меня, — и кто же это у нас? Новый преподаватель трудовой магии? Ждём, ждём. Погодите… — не дав нам и слова вставить, он по-особому крутанул ладонью и в появившуюся перед ним воздушную воронку быстро проговорил: — Сергей Юрьевич, зайдите-ка ко мне. — Магистр… — вклинилась, чуть приподнявшись, девушка, но не успела договорить, как дверь кабинета распахнулась и в проём ввалился новый участник нашей беседы. Небритый, со слегка опухшим лицом, он был в замызганном халате, из-под которого выглядывала майка точь-в-точь как моя, и растянутых трениках с пузырями на коленях. Венчал композицию берет, криво нахлобученный на голову. При виде меня глаза его наполнились слезами, и срывающимся голосом, упав на колени и воздев руки к потолку, он буквально проорал: — Ну наконец-то! Наконец-то закончится этот ад! — Сергей Юрьевич, держите себя в руках, — поправляя очки-четвертинки (я, кстати, впервые такие видел), произнёс Кхан. — Вот передадите дела, и тогда будете вольны как ветер. Кстати, — ректор перевёл взгляд на меня, — будьте знакомы, наш преподаватель трудовой магии Сергей Юрьевич Глушаков. А вы? — Эм… Ширяев… Павел Алексеевич… — Земляк?! — Глушаков в едином порыве, как на крыльях, пролетел над полом и, упав мне на грудь, разрыдался. — Магистр! — пискнула, глядя огромными глазами на сюрреалистичную картину, Марна. — Вы всё не так поняли! Это не новый преподаватель, это действительно студент, просто в отделе регистрации не учли, что в его мире удвоенный временной поток, и ему сейчас не семнадцать, а тридцать четыре. Выпалив всё это скороговоркой, она виновато покосилась на трудовика, а тот, как громом поражённый, отстранился, с неверием глядя то на меня, то на ректора. — Так это не шутка была? — тон Кхана потерял добрую половину теплоты. — И почему же ты сразу не сказала? Видишь вот, зря обнадёжил Сергея Юрьевича. — Простите, — старший преподаватель поникла, стараясь не встречаться с трудовиком взглядом. А Глушаков, медленно поднявшись на ноги, зачем-то поправил на мне майку и, утерев кулаком набежавшие слёзы, побрёл к двери, шаркая тапочками. Уже на выходе, протяжно и страдальчески вздохнув, он грустно спросил: — Ты хоть водку-то пьёшь? — Пью, — покаянно вздохнув в ответ, признался я. — Ну хоть что-то, — всё так же печально ответил трудовик и тихо прикрыл за собой дверь. — Нехорошо получилось, — после недолгого молчания заметил ректор. Снова, в задумчивости, огладил бороду. Сделав пасс рукой, буквально выхватил из пустоты увеличившийся до гигантских размеров книжный том и, раскрыв его, принялся быстро листать. — Устав академии, — шёпотом прояснила ситуацию Марна. Хмыкнув, я окинул взглядом талмуд размером в развороте с А2, а то и больше. Однако, на все случаи жизни книжка, не меньше. А ректор, отлистав страниц сто, убрал устав обратно куда-то и с сожалением в голосе заявил: — Нет, исключений нет. Надо учить. И прецеденты, насколько помню, были, правда, те случаи не настолько… — он покачал головой, — тяжёлые, я бы сказал. — Да что вы по внешнему виду все, — опять обиделся я. — Мне побриться, помыться, одеться нормально, а за полгода физо я и жирок лишний сгоню, не узнаете. — Да я не об этом, — отмахнулся Кхан. Поднявшись из скрипнувшего кресла, подошёл к стеллажам с книгами и, проведя пальцем по корешкам, вытащил одну из них. — Это исследования Рогнеды Мудрой? — вдруг поинтересовалась Марна, чуть подавшись вперёд. — Я вам и без них могу все обсказать. — Всё забываю, что ты у нас увлекаешься антропологией, — Кхан сел обратно за стол, тепло улыбнувшись девушке. — Да, магистр. Согласно всем проведённым исследованиям, семнадцать лет для человеческого вида — это оптимальный возраст для начала развития магического дара. К этому времени он приобретает устойчивость, и его становится почти невозможно выжечь неосторожными манипуляциями с магией. Однако в то же время и сознание, и энергетические потоки в теле человека ещё гибки и подвижны, а потому не препятствуют направленному развитию манапотоков и энергоканалов. Но чем старше человек, чем позднее начато обучение, тем сложнее ему воспринимать магию и раскачивать энергоканалы. По моему мнению, тридцать лет — это предел, после которого шансы на обучение даже простейшим манипуляциям с даром минимальны, — тут она как-то даже виновато и с лёгкой жалостью посмотрела на меня. — Но и не учить мы не можем… — заметил Кхан. — Не можем… — эхом вторила ему старший преподаватель. — Что ж, — после недолгой паузы произнёс ректор, — поздравляю вас, Павел Алексеевич, с поступлением в академию магии имени Магнуса Сидорийского. — Спасибо, — я поёрзал на стуле. — На торжественную церемонию не приглашаю — и вам будет неудобно, и нам, — Кхан чуть развёл руками, извиняясь. — Да, понимаю. Семейники в горошек и моя небритая морда явно не вязались с торжеством поступления. — Но вот предрасположенности ваши и, соответственно, факультет вам определить надо. Снова из ниоткуда возникла книга. Я так понял, местные маги любят облегчать себе быт, не утруждаясь физическими нагрузками. Интересно, а я так тоже смогу? — Руку на книгу, пожалуйста. Положив ладонь как говорили, на шершавую обложку, я прислушался к себе, но ровным счётом ничего не почувствовал — ни холода, ни жара, даже самого завалящего электрического покалывания, только обложка слегка потеплела от прикосновения. Впрочем, необходимый результат был-таки достигнут. Тихое бормотание, и над книгой зависает пять слабо светящихся разноцветных шариков. — Это хорошо или плохо, магистр? — со скрытой надеждой в голосе спросил я. — Пять направлений из двенадцати, — резюмировал Кхан, с некоторым интересом глянув на меня. — Думаю, в семнадцать было бы больше, штук семь-восемь, но и так неплохо, очень неплохо в вашей ситуации. С другой стороны, — продолжил он, — все они бледны. Обычно один-два горят ярче, выявляя предрасположенность, но у вас все пять почти одинаковы, так что можете смело выбирать любую из этих пяти специализаций, особой разницы для академии нет. — А для меня? — несмело задал я вопрос. — Для вас… — ректор хмыкнул. — Ну, разве что в плане личных симпатий и антипатий. Впрочем, откуда бы им взяться — вы же не имели дела ни с одним видом магии до этого. Так что… — Нет, давайте лучше я сам, — пресёк я самоуправство. А что, подсунут какую-нибудь некромантию, а я трупов… не то чтобы боюсь, а так, больше брезгую. Или ботанику ещё, сиречь друидичество, а мне с растениями возиться поперёк горла уже, хватит, двадцать лет на родительском огороде отгорбатился. — Да пожалуйста, — Кхан широко развел руками, — ваше право. На ехидно посверкивающем очками лице прекрасно читалось всё то, что ректор думал о самонадеянном студенте-переростке, но я решил подойти к вопросу выбора со всей серьёзностью и, прокашлявшись, попросил: — Огласите весь список, пожалуйста. — Все двенадцать? Я кивнул. — Ну хорошо, — откинувшись и сцепив ладони на животе, Кхан начал перечислять: — Во-первых, четыре направления факультета стихийной магии: огонь, вода, воздух и земля, классические направления боевой магии — мощные школы, выпускающие магов-боевиков. За ними по порядку, но не по значению, идёт четвёрка направлений факультета белой магии: друидизм, целительство, магия разума и магия иллюзий. Ну, а за ними четвёрка темномагических специализаций факультета чёрной магии: некромантия, демонология, магия крови и проклятья. — А трудовая магия? — переваривая информацию, спросил я. — Это так называемая общая магия, для неё подходит любой дар, разве что поначалу приходится учитывать специфику манипуляций с ним. Допустим, стихийник, переборщив с вливанием силы в ту же обработку деревянных деталей, попросту может их спалить, заморозить, разорвать на щепки, раздавить в конце концов. У друида эта деревяшка зацветёт, а у адепта школы проклятий просто сгниёт в руках, рассыпавшись трухой. — То-то Сергей Юрьевич так переживал, — глубокомысленно поиграл я бровями, вспоминая рвущиеся из самого сердца эмоции местного трудовика. — Сложный участок, сложный, — покивал, вторя моим мыслям, ректор. — Ещё и не все студенты понимают, зачем им это. — И зачем же? — тут же поинтересовался я. — Ну как же? — Кхан улыбнулся, сощурившись так, что вокруг глаз прорезались лучики морщин. — Давно было подмечено, что подобные занятия прекрасно учат молодых людей контролировать свой дар, дозировать силу, прививают терпение, улучшают внимательность и точность, что для будущего мага есть основы основ. Поэтому на первых двух курсах её очень много у всех. Вот только, — тут ректор с сожалением вздохнул, — далеко не все, особенно выходцы из благородных семей, это понимают и принимают. Понимающе покивав головой, я подумал, что и здесь хватает «золотых» мальчиков и девочек. В любом обществе, даже в том, где все равны, всегда найдется тот, кто «равнее». — Впрочем, — легонько хлопнул Кхан ладонью по столу, — вернёмся к вам. Из этих двенадцати вам доступно пять направлений. Стихийные школы в данный список не попали, что, в общем-то, было сразу видно по вашему характеру — все стихийники являются людьми вспыльчивыми и задиристыми, хоть и каждый по-разному. А вот чёрная представлена всеми четырьмя направлениями. И, как ни странно, друидизм, — тут он замолчал, с некоторым ожиданием глядя на меня, видимо, ждал моих комментариев по сему поводу, но я только пожал плечами, не зная, что на это ответить. — Видите ли, — пустился в пространные рассуждения не дождавшийся моего ответа ректор, — как правило, с возрастом направления магического дара, должным образом не используемые, сходят на нет, и остаются лишь те, что тренируются или поддерживаются определённым видом деятельности. Распыляться крайне неразумно, так как только концентрация на одном или двух направлениях магии позволяет наиболее полно раскрыть их потенциал. И то две равномерно развитых школы может себе позволить лишь маг уровня магистра, а три — это уже заявка на архимага. Вот и получается, что за семь лет обучения из множества оттенков магического дара у среднестатистического выпускника остаётся один — тот, чьё направление было выбрано при поступлении. Зато он хорошо развит и позволяет весьма полно использовать заложенный в нём потенциал. Хмыкнув в бороду, Кхан закончил мысль: — Так вот, я, если честно, был готов к одному, максимум двум оставшимся у вас слабым намёкам на магический дар, если ни вообще к полному их отсутствию, что возможно в условиях вашего абсолютно не магического мира, а тут сразу пять, причём в таком странном сочетании. Друидизм на фоне полного набора тёмной магии смотрится как откровенная насмешка над теорией магии, пожалуй, более издевательским было бы только присутствие вместо него целительства. — Ну… — протянул я, машинально почесав шею, а сам подумал: «Вот оно чё, Михалыч. Друидизм явно от ползанья жопой кверху по огороду, к бабке не ходи. Некромантия… Ну, а кто, собственно, в морге санитаром подрабатывал? Проклятья… это вообще у нас, у русских, должно быть расовым навыком, как с девяностых до мастерского уровня не прокачалось — не пойму. Магия крови — так почётного донора РФ за красивые глаза не дают, а демонология… ну так как же без вызова адских сущностей в программировании-то. У индусов, небось, каждый второй кодер может если не Шиву призвать, то Кали — точно». Так ничего и не ответив, посмотрел сначала на задумчиво подперевшую подбородок ладонью Марну, затем в доброжелательные глаза ректора, и наконец, решившись, резко рубанул ребром ладони в воздухе. — А давайте проклятья! Ну, а что ещё? Друидизм сразу нафиг, некромантию тоже — навозился уже с трупами, хватит. Кровь туда же, увольте, сдавал не от хорошей жизни. Демоны меня и в прошлой жизни не интересовали. Так что оставались лишь проклятья. Вздрогнув, старший преподаватель сначала посмотрела на меня с подозрением, а затем недоумённо. Перевела взгляд на Кхана, но тот лишь коротко кивнул, стрельнув глазами в её сторону, и, дёрнув несильно себя за бороду, подтвердил: — Хорошо. Так тому и быть.Глава 2
Как я оказался на чердаке? Ну, мы посовещались, и Кхан решил, что селить меня в комнату к семнадцатилетке будет жестоко, причём по отношению ко мне. Больно подростки в последнее время грубые да резкие, затравят ещё. Вот так я и оказался на пороге единственного более-менее подходящего для проживания помещения, исключающего контакт с однокурсниками во внеучебное время. Исключительно из заботы о моём морально-психологическом климате, да. Оставив люк на чердак открытым, я огляделся в полутьме, разгоняемой лишь пробивающимися из слуховых окон лучами света, и, не удержавшись, громко чихнул, ругнувшись следом для острастки. Пыли тут было весьма и весьма. А ещё имелись кучи какого-то хлама, паутина, засранные голубями стропила над головой… В общем, то ещё местечко. Но видали и похуже. Высматривая дыры в кровле, я шагнул вперёд и неожиданно споткнулся, чуть не перепахав носом дощатый настил пола, а из-под ноги с сердитым шипением стрелою вылетел какой-то меховой комок и пулей унёсся к выходу с чердака. Похоже, это была какая-то местная домашняя живность, навроде кота, и погрозив ему вслед кулаком со словами «У-у, животное!» — впрочем, беззлобно, — я продолжил осмотр. Крыша порадовала — дыр я в ней так и не нашёл, а значит, затопления в дождь можно было не бояться. Оставалось только, фигурально выражаясь, засучить рукава и начать неравный бой с пылью за чистое пространство. Фигурально потому, что одними рукавами здесь было явно не обойтись, и со вздохом сняв свежевыданную мантию, оставшись в итоге всё в тех же родных трусах с майкой, которые было не жалко запачкать, я принялся за дело. В первую очередь я распахнул все слуховые окна в количестве, равном пяти штукам, добившись приемлемого освещения и притока свежего воздуха, а затем, найдя притулившиеся в углу веник с совком, занялся планомерной чисткой. Правда, через пять минут мне пришлось срочно вылазить на крышу, благо скат был совсем не крутой, и пережидать, пока уляжется пылевая буря, поднятая мной. Хорошо ещё, что дул лёгкий ветерок, а открытые на противоположных сторонах чердака окна создавали тягу, успешно выдувая всё на тыльную сторону здания. Вид, открывшийся на территорию академии, мне понравился: парки с широкими аллеями, сады с какими-то плодами, зелёная трава — и всё яркое, играющее красками. То тут, то там башни с островерхими шпилями, ротонды, даже целая большая арена с трибунами типа Колизея чуть подальше имелась. Солнце, лёгкий прохладный ветерок… Вытянув ноги, я откинулся назад и, блаженно сощурившись, разлёгся на шершавой крыше, подложив под голову руки. Пожалуй, за сегодня это были первые хоть сколь-нибудь положительные впечатления. Незаметно я задремал. Не знаю на сколько, но сон таки успел увидеть. Правда, в нём я, играя в танки, почему-то злобно похихикивал, потирая ладони, и прямо сквозь экран монитора насылал на противников различные проклятья — то взрыва боекомплекта, то косоглазия наводчика, а то и постоянно ломающегося движка. Чат пестрел от непечатных выражений… Да что чат, я, казалось, слышал их разъярённые вопли! Впрочем, когда я словно рывком вернулся в реальность, оказалось, что злобные голоса мне вовсе не показались. Надо мной висела красная от бешенства Марна. — Ты… ты… Мне показалось, что я вижу, как от неё лёгким маревом распространяется жар. Растрёпанные волосы змеями Медузы Горгоны плавали в воздухе, и глядя на подозрительно скрюченные пальцы, я малость струхнул. — Как посмел ты разлечься тут, на самом виду, да ещё и в таком виде! — Да на каком виду-то?! — воскликнул я, медленно отползая, отталкиваясь пятками и локтями от кровли, от взбешённой девушки. — Это же крыша, оттуда не видно же ничего, — показал я вниз. — Ага! — та и не думала успокаиваться. — Зато вон оттуда видно прекрасно! Проследив за её пальцем, я увидел в отдалении группу магов рыл в двадцать, что, зависнув на десяток метров выше, живо что-то обсуждали. В мою сторону вроде бы не пялились, но пышущая гневом старший преподаватель академии ясно свидетельствовала, что незамеченным я не остался. — И когда?! — она с хрустом сжала кулаки. — Когда в академии комиссия попечительского совета, которая проверяет, как мы подготовились к новому потоку студентов! Ведь в этом году в рамках нового мирного договора Империи к нам прибывают для поступления студенты от других разумных рас! Успев подобраться почти к самому окну на чердак и пользуясь тем, что девушка слегка отвлеклась, я незамедлительно рыбкой нырнул в проём — жизнь моя мне дорога, и быть спаленным заклинанием одной нервной дамы мне не улыбалось совершенно. Вот только манёвр вышел удачным лишь частично. В окно-то я нырнул, с этим проблем не возникло, но затем неизвестная сила с лёгким чпоком выдернула меня обратно, прямо под ноги Марне. Благо она уже выдохлась и взглядом выражала всего лишь ясно видимое неодобрение. — Я ещё не закончила. — Да слушаю я, слушаю, — буркнул я, с облегчением понимая, что убивать меня всё-таки не будут. — В общем, я тебя прикрыла, — пробурчала девушка, успокаиваясь, — сказала, что ты у завхоза работаешь, крыши проверяешь. Благо в комиссии дураков нет к нему за разъяснениями обращаться. Но только попробуй мне ещё раз что-нибудь подобное учудить, — погрозила она мне маленьким, но крепким кулачком. — Да всё уже, ухожу, сейчас только пыль до конца выдует… Я поднялся и, стараясь не делать резких движений, поправил сбившуюся после всех передряг майку и чудом не слетевшие труселя. — Стоп, — отлетевшая было от меня Марна медленно подлетела обратно, — какую ещё пыль? — Какую-какую, обыкновенную. Я там уборку затеял. Совок, веник, все дела. Посмотрев в мои честные глаза и, видимо, не найдя там ни капли притворства, она растерянно протянула: — Совок… веник… пыль… Ерунда какая-то. — Ерунда или не ерунда, — наставительно произнёс я, — а то, что у вас там лет десять никто не убирался — это факт. — Так, — грозно нахмурившись, Марна решительно рубанула воздух перед собой. Я проследил за оставленным ладонью затухающим красно-оранжевым следом и подумал: «Однако, горячая штучка». — Иди на чердак, а я разберусь, где домовые и почему они ничего не подготовили. И Магнусом тебя заклинаю, не трогай там пока ничего! Преподша сорвалась в крутое пике, улетая разбираться с неведомыми мне домовыми, а я, последовав совету, залез обратно и, обведя философским взглядом чуть менее пыльную, но всё ещё требующую генеральной и обязательно влажной уборки комнату, выбрал место почище, после чего, усевшись по-турецки, принялся ждать. Чтобы не было так скучно, занялся мысленной каталогизацией имеющихся в наличии предметов мебели из числа тех, что можно было распознать под грудами хлама. Не знаю, использовался ли чердак как жилое помещение когда-либо раньше или в него просто сносили всяческое перестающее быть нужным «б/у», но практически всё необходимое для организации нормального быта тут имелось. Во-первых, кровать. Широченное, прозываемое в народе «траходромом» ложе, скособоченное на одну сторону, подломив или потеряв пару ног, сиротливо стояло в углу, но я прикинул на глаз толщину матраса и решил, что просто отломлю оставшиеся и тупо буду спать на полу. Во-вторых, стол. Судя по горе наваленных на него свёртков, размеров он был немаленьких и крепости необычайной, раз за столько времени не развалился, и это вселяло надежду на приличное рабочее место, где и талмуд энных размеров уместить можно, и конспекты разложить. Стулья тоже присутствовали, и в немалых количествах, но все поломанные. Впрочем, излишней рукожопостью я не страдал — ну, по крайней мере, комом бывал только первый блин, — что вселяло определённую надежду на успешную сборку хотя бы парочки целых. В-третьих, шкаф. Таковой присутствовал, и даже с обеими дверцами, что не давало так сразу понять, что же с ним конкретно приключилось и за какие такие прегрешения его упекли сюда. Но тут мои планы по обустройству были бесцеремонно прерваны резко влетевшей через окно Марной, и я переключился на неё. Старший преподаватель, подняв своим появлением лёгкое облачко пыли, устало опустилась на пол рядом со мной и, выдернув одним движением руки из кучи хлама парочку стульев, парой пасов слепила из них какого-то кадавра мебельной индустрии — пятиногого и шириной в полторы спинки, — после чего уселась и немигающим взглядом уставилась на меня. Неуютно поёжившись под пристальным взором, я угрюмо поинтересовался: — Ну и что такого я опять натворил? — больно уж выражение лица у девушки было характерным. — Ты не знаешь… — констатировала она и, прикрыв глаза, избавляя меня тем самым от побежавших было по коже мурашек, глухо вздохнула. — Вот зачем, зачем домовика, который тебя встречал здесь, чтобы поприветствовать и узнать пожелания насчёт будущей обстановки, ты сначала пнул, а после ещё и животным обругал? Они хоть и добрые, но обидчивые жуть. Ты знаешь, сколько они бились за признание их разумным видом? Я вспомнил давешнюю «кошку» и почувствовал, как на меня накатывает чувство стыда. И вот как теперь объяснить, что это всё было не специально и ни про каких домовых я сроду знать не знал? — А сколько усилий мне стоило убедить их не подавать жалобу в комитет по защите магических меньшинств, знаешь? Да за одно то, как ты его назвал, тебе бы такой штраф впаяли — стипендии за все курсы на оплату не хватило бы. Да что это! Если бы я их не перехватила у самого кабинета завхоза, то, боюсь, дальнейшее обучение стало бы для тебя персональным адом. Мастер Иквус в них души не чает. — Я не специально, — наконец проблеял я. — Да какая уже разница, — Марна поднялась с жалобно скрипнувшего уродца. — В общем, обошлось всё сравнительно без последствий, вот только на чердаке они с этих пор появляться отказались наотрез, так что убираться в дальнейшем тебе придётся самому и только самому. — Всё настолько серьёзно? — А ты как думал? — совершенно без какой-либо иронии произнесла она в ответ. — Когда их признали, домовые целый парад провели, прямо по центральным улицам городов шли. Десятки тысяч домовых с радужными флагами. Они этот парад каждую годовщину теперь проводят. — Какими-какими флагами? — преисполнился я самых чёрных подозрений. — Радужными, — слегка удивившись моему прищуренному взгляду, ответила Марна. — А чего это… вдруг? Меня прошибла мысль, что если я перешёл дорогу ещё и ЭТИМ, то тогда точно лучше отсюда валить — они же хуже баб, будут гадить по мелочи, покуда со свету не сживут. — Это из их далёкого прошлого, — отмахнулась девушка. — Вроде как до того, как маги давным-давно, — я чуть было не добавил «в далёкой, далёкой галактике», — притащили их в этот мир в качестве личных слуг, у них было своё государство, которым правили семь королей, и у каждого из королей был свой цвет. Вот символом этого их государства радужный флаг и является, — тут она скептически хмыкнула и добавила: — Мне, правда, думается, что всё это сказки. Это же надо, целое королевство под землёй, да ещё и с семью правителями. Те бы передрались меж собой, пока не остался бы кто-то один. К тому же где бы они там еду добывали? — Ну не скажи, — задумчиво произнёс я, припоминая что-то этакое, — если бы короли правили не одновременно, а, допустим, по очереди… — Да ну… — весьма живо показала она мимикой лица, что думает о моём предположении. Я замолчал, не став развивать свою мысль, а девушка, вновь оббежав взглядом монбланы мусора и хлама вокруг, покачала ещё раз головой и, чуточку даже с жалостью поглядев на меня, произнесла: — Ты тут это… держись, в общем. Да. Совок… веник… Тяжело вздохнув, она дошла до люка с чердака и просто шагнула в него, проваливаясь на верхний этаж и оставляя меня одного. Поднявшись с пола, я посмотрел ей вслед, пробормотал под нос: — Ну случайно же вышло, — а затем, яростно махнув рукой, плюнул смачно на пол, растерев ботинком, тоже, кстати, выданным в нагрузку к мантии, и грубо выругался, добавив в конце: — Домовые, комитеты, штрафы… Нафиг всё, сам уберусь. Уперев руки в боки, с лёгким прищуром вгляделся я в угол, в котором мне почудилось слабое шевеление, и демонстративно громко произнёс: — Не жили хорошо, нечего и начинать.* * *
Под конец уборки майку на мне можно было выжимать, но практически освободившееся от хлама помещение заставляло меня взирать на дело рук своих с плохо скрываемой гордостью. Справился! Назло всем этим домовикам. От лишнего хлама я избавлялся оригинальным способом — без особых душевных терзаний просто скидывал в люк, после чего все эти тюки с гулким бумканьем, пролетев три с половиной метра до пола верхнего этажа, поднимали облака пыли, замирая бесформенной грудой. А что? Там-то уже не чердак, хотят иль не хотят — всё одно уберут. Упорно не показывающиеся мне на глаза коротышки, впрочем, попытались втихую вернуть эти мешки обратно на чердак, но заметив, как несколько штук сами собой материализовались в дальнем углу, я, остановившись, громко сообщил в пустоту, что если ещё такое замечу, то следующий хлам полетит уже прямиком из слухового окна во двор. В общем и целом консенсус был найден, и теперь я любовался на почти отмытый, в лёгких сероватых разводах пол и оставшийся стоять мебельный гарнитур, с которым я определился заранее. Самой ценной находкой было, конечно же, зеркало. В старинной оправе, огромное — в мой рост, — оно, занавешенное какой-то дерюгой, скромно доживало свой век у стены. Но ничего. Дерюгу я пустил на половую тряпку, а зеркало решил приспособить для своих нужд, по прямому, так сказать, назначению. Чтоб стояло и показывало мне, какой я красавец… Мда… Не совсем красавец, конечно, но вполне себе в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил. Проблема была лишь в одном. То ли когда-то было, но оторвали, то ли не было изначально, но поставить зеркало было не на что. Впрочем, житейская смекалка, не раз выручавшая меня там, не подвела и здесь, и взяв найденные по случаю гвозди с металлической фиговиной, приспособленной под молоток, я присобачил витую раму прямо к дверце шкафа, что стоял в углу. Благо размер у дверцы был подходящий. Совсем не изысканно торчащие с той стороны дверцы концы гвоздей я загнул для большей надёжности и, прикрыв дверь, полюбовался на собственное довольное выражение. И пофиг, что чуть криво висит, главное — висит же, и безо всяких домовиков. Гвозди вообще выручили меня неимоверно. Завёрнутые в промасленную тряпицу, они лежали под столом и, оказавшись примерным аналогом нашей «сотки», были тут же пущены мною в дело. После зеркала я прибил отходившую крышку стола, сколотил парочку стульев и штук десять гвоздей — для надёжности — вбил в разных местах в деревянную раму кровати, чтоб не рассыпалась ненароком подо мной во время сна. Устало вытерев лоб от результата трудов праведных, я сел на жалобно скрипнувший стул и, откинувшись на спинку, мысленно подвёл черту: «Всё! Жить можно». И вправду. Ведь помимо мебели ещё в одном углу, за расползающейся в руках занавеской обнаружилась ржавая раковина с краном и позеленевшая от времени сидячая ванна. Не джакузи, но по моим запросам так вообще шикарная вещь, тем более я уже прикинул, где поставлю перегородку с дверью, чтобы была у меня полноценная ванная комната. Тут вдруг раздалось скромное покашливание, и я, оторвавшись от планов на будущее, поискал его источник. Мелькнула мысль: «Неужели домовики мириться пришли?» Но нет, это были не домовики. После второго, уже более нетерпеливого «кхе-кхеканья» я наконец увидел, что в прибитом мною к дверце шкафа зеркале появился незнакомый субъект. Невысокий старец с длинной бородой, одетый в мантию и шляпу, был, во-первых, на удивление спокоен, а во-вторых, не простым отражением — я специально проверил, но нет, действительно проявился в зеркале, словно на экране телевизора, глядя прямо на меня. — Магия? — чуть восхищённо произнёс я, осмотрев всё вокруг и не найдя видимых средств передачи изображения привычным мне способом. — Магия, — степенно ответил старец, огладив бороду. — М-м… — я пожевал губами, разглядывая гостя. — А вы, собственно, кто будете? — Я? — старец вздохнул. — Я был основателем этой академии, Магнусом Сидорийским. — А это? — я обвёл пальцем зеркало, не зная, как правильно сформулировать вопрос. — Это — последствия неудачного эксперимента, — ответил маг, вздохнув ещё раз и несколько тяжелее. — Сюда десятки лет никто не заглядывал. Я уж начал забывать, как выглядят люди. — А вы только в этом зеркале можете появляться? — спросил я снова. — Только в нём, такова моя планида. — А что же вам другие маги не помогли выбраться? Да и почему вы вообще в углу стояли столько лет? — не понял я. Как так — архимаг, да ещё и основатель Академии, и оказался в столь незавидном положении? — О, это долгая история. Но я расскажу, — старец взглянул на меня по-юношески пронзительными голубыми глазами. — Присядь. Послушавшись совета мудрого человека, я отошёл к столу, вновь усаживаясь на заходивший ходуном стул и готовясь внимать несомненно самой загадочной и трагичной истории из тех, что мне доводилось слышать. Замер, стараясь даже дышать потише. — Так вот, — Магнус Сидорийский устремил затуманившийся взор вдаль, — случилось это в семь тысяч восемьсот тридцать втором году… Но тут вдруг раздался ужасающий скрип выворачиваемых дверных петель, и чрезмерно нагруженная дверца с навешанным на неё зеркалом начала заваливаться вперёд. Я словно в замедленной съёмке увидел расширившиеся глаза старого мага и бледнеющее с каждым сантиметром движения зеркала к полу лицо. Дикое «А-а-а!» оборвалось с резким хлопком о пол, а стекло, словно перекалённое, буквально взорвалось миллиардом мельчайших осколков, и всё, что успел я, это, спасаясь от брызнувшего во все стороны стеклянного потока, с криком «Ё… п… б… них… себе!» запрыгнуть с ногами на стол. — Всё. Конец истории, — резюмировал я после пяти минут ожидания того, что магический артефакт, содержащий в себе слепок древнего мага, сейчас соберётся из осколков аки жидкий терминатор и вновь станет целым. Вздохнув, поплёлся за веником и совком. Ещё полчаса уборки, и ведро осколков ссыпано в мешок попрочней, а выломанную дверцу с рамой зеркала я, поднатужившись, поднял и поставил наклонно к стене. Бог с ней, потом соберу. На улице уже темнялось, и решив, что пока обойдусь без ужина — дал же сам себе зарок похудеть, — я захлопнул люк вниз и решительно завалился на двух с половиной метровый и лишённый остатков ножек траходром. Тем более, что весь этот суматошный день и канитель с уборкой изрядно меня утомили. Когда я уже засыпал, мне показалось, что кровать рядом как-то встопорщилась, но мне было плевать, а потому, закинув ногу и приобняв образовавшийся бугорок, я мигом провалился в сон без сновидений и даже, кажется, захрапел…Глава 3
Утром я осмотрел кровать, но ничего, из-за чего она могла вдруг встопорщиться ночью, так и не нашёл. Философски пожав плечами — показалось, видимо, — наскоро умылся и оделся. Лёгкое покалывание в затылке, как мне объяснили вчера, было этакой магической напоминалкой, подсказывающей, что до начала первого занятия остаётся меньше часа. Здание, в котором меня поселили, не было только лишь общежитием. На первом этаже располагались различные помещения хозяйственно-бытового назначения и несколько классов для занятий, в частности, для общей магии и чего-то там ещё — лекцию Марны по дороге к своему будущему обиталищу я, честно говоря, слушал вполуха. Спустившись в общий коридор, я скромно вдоль стеночки проскочил по этажам и, вырвавшись на простор парковых аллей, с облегчением свернул на менее оживлённую боковую тропинку. Подростки, как же их много! С моей лёгкой социопатией, выработавшейся из-за стойкой антипатии к определённым представителям рода человеческого моего мира, от их диких выкриков и беготни я каждый раз морщился. Суета и бедлам, творящиеся в первый учебный день, просто поражали. Какая-то сотня метров, и, протолкавшись, сделавморду тяпкой, через толпу галдящей молодёжи у входа, я проник в основной учебный корпус академии. Храм Знаний, святая святых магических таинств и горнило, выпускающее в свет всесильных адептов, чьи глаза светятся от переполняющей их мощи, а голова пухнет от выученной информации, особо от оконченного во времена оны мною университета не отличался — те же покрытые мрамором полы, ковровые дорожки, лепнина и плиты известняка с вкраплениями ракушек по стенам. Только светильники были, похоже, магическими — этакие клубки света в изящных держаках на стене. Первым делом я ушёл в тень, пристроившись за одной из полуколонн, и достал план помещений, ища нужную мне аудиторию по проклятьям. Спрашивать у первокуров дорогу будет глупо, а студентов постарше я что-то не видел, наверное, у них занятия были или в другом месте, или в другое время. Вдруг разноголосый хор, к которому мне уже почти удалось привыкнуть, начал стихать. Не придав поначалу этому значения, я, однако, удивился, когда шум стих совсем, и, оторвавшись от плана, поднял голову, сразу же увидев причину такого странного поведения — в корпус степенно и, я бы даже сказал, важно входили… не люди. Или правильно говорить слитно — «нелюди»? В общем, то были представители рас, однозначно людьми не являющихся. — Эльфы!.. — выдохнул с придыханием кто-то, и я уже с интересом окинул взором первую делегацию числом особей в десять. Пробежался глазами по пяти юношам и пяти девушкам, с лёгким одобрением отмечая изящество и грациозность движений. Все как на подбор светловолосые, высокие, стройные и с этакой печатью… как бы так сказать… некоей высшей мудрости, что ли, на лице. Вследствие чего у меня сходу появилось подозрение, что они те ещё мудаки. — Дроу!.. — на сей раз выдох был скорее удивлённо-испуганным. «О, тёмные подъехали», — подумал я, разглядывая негроэльфов, что оказались чутка пониже своих бледнолицых собратьев, но в стройности и изяществе им не уступали. Ах да, эти из себя умудрённых старцев не корчили, напротив, живо и надменно зыркали по сторонам и демонстративно хватались за кривые кинжалы на поясе. Причём все, включая и пятерых прекрасных дам. «Горячая штучка», — проводил я задумчивым взглядом одну такую, с пепельным оттенком кожи и шикарными платиновыми волосами, собранными в косу длиной до пояса. Невозмутимо кивнул ей, неожиданно обернувшейся в мою сторону. Ну, а что я, тёмных эльфов не видал? «Балдурс Гейт», «Невервинтер» — обе части… Чего греха таить, сам разок во втором «Невере» за дроу-клирика играл. Тут меня отвлёк очередной шепоток: — Вампиры! «Оба, и немёртвые пожаловали?!» Да ещё и как отдельная раса. Что-то я где-то про такое вроде читал. Что ж, в целом смахивают на эльфов телосложением, только кожа с лёгкой синевой да волосы чернющие, словно ночь. Дамы, кстати, у них тоже были ничего. Причём в отличие от агрессивных дроу, эти поглядывали на окружающих скорее с интересом. Пересёкшись с вампирессой взглядом, я прямо почувствовал идущую от неё волну сексуальности. Не скажу, что у меня от такого шишка задымилась, но вот на подростков вокруг действовало убойно. Послышались возбуждённые перешёптывания. Эти, похоже, были последними, потому что гвалт поднялся до прежнего уровня, и я, выяснив наконец, куда мне идти, спокойно протиснулся вслед за «долгожданными» учениками «дружественных» государств. Моя аудитория находилась в левом ближнем крыле. То, что я на верном пути, подтвердила табличка перед массивными дверями на входе в крыло — «Тёмный факультет». Оные двери закрылись прямо перед моим носом за последним из дроу, и я, решив чуть притормозить, чтобы не приближаться излишне к горячим подземным жителям, от нечего делать занялся разглядыванием резных барельефов вокруг входа. Тематика, честно скажу, особой фантазией не поражала: поднятые магией мёртвые люди, корчащиеся от проклятий люди, крылатые демоны, пожирающие людей, фонтанирующие кровью опять же люди. Скучно даже как-то. У нас игроделы давно уже научились картинки рисовать пострашнее и поинтереснее. Тут опять зазудело в затылке, и я поспешил зайти внутрь — до занятия оставалось пять минут, а опаздывать на первый же урок мне было не комильфо.* * *
Первые подозрения начали закрадываться в мой разум буквально с порога большой, с поднимающимися к верху рядами столов аудитории. Ну сами посудите — ни одного мужского лица. Сплошь нелюдимые, некрасивые семнадцатилетние девочки в чёрных одеждах. А ещё — тишина. Никто ни с кем не переговаривается, никто не носится меж рядов с гиканьем и идиотским смехом, не ссорится и не выясняет отношения в углу на задних рядах… С лёгкой паникой я бросил взгляд на преподавательский стол — вдруг занятие уже началось? Но нет, там было пусто. Нервно сглотнув, я тихонько прокрался повыше под бросаемыми на меня исподлобья взглядами и, стараясь не шуметь, устроился почти на самом последнем ряду — от греха подальше. Оставшееся до начала время я просидел как на иголках, теряясь в догадках относительно происходящего, и появление преподавателя воспринял так, словно сам мессия сошёл с небес. Беззвучно выдохнув, я утёр выступивший на лбу пот и, аккуратно выложив перед собой тетрадь для конспектов, приготовился внимать азам будущей профессии. Вести первое занятие к нам пришла дама неопределённого возраста с высокой прической чёрных, прямо вампирских волос и в длинном чёрном же платье до пола. Подняв глаза на аудиторию, она резким и звонким как сталь голосом произнесла: — Я заведующая кафедрой Проклятий факультета Чёрной магии, Элеонора Баум су Карна ин Филрион, магистр, страж ложи Чёрных магов Империи Карна, кавалер ордена «Слава Империи» третьей степени и обладательница трёх медалей «За боевые заслуги», а также боевой маг императорской гвардии… — она обвела суровым взглядом студенток перед ней. — И горе будет той, кто посмеет это забыть! Тут взгляд её поднялся выше, упираясь в меня. Я замер, не зная, чего ожидать от столь именитой магички, а она вдруг, моргнув, буквально через силу выдавила из себя подобие широкой улыбки, что скорее пугала, чем располагала к себе, и, тщетно пытаясь придать словам хоть чуточку радушия, добавила, снова обращаясь к аудитории: — Но это, конечно же, шутка, девочки. Вы же знаете, что я вас люблю, вы ведь все такие молоденькие, жаждущие знаний, хорошие… Тишина после этих слов, казалось, стала почти осязаемой. А затем одна из студенток с тихим всхлипом потеряла сознание, заваливаясь со скамейки в проход между рядами. Правда, от ловко подсунутого кем-то флакончика она тут же пришла в себя, пискнув что-то извинительное, и Элеонора Баум су Ка… как-то там ещё, потому что я не запомнил до конца, отеческим таким взглядом напоследок мазнув по несчастной, отчего та чуть было не потерялась снова, воскликнула, широко раскинув руки: — Приветствую вас на Ведьминой силе проклятий! «Стоп — подумал я, — какая еще «ведьмина»? Просто же проклятья?» А магистр меж тем продолжила: — Многие недолюбливают ведьм, считая их силу чем-то подлым, чем-то неблагородным, приводя в пример стихийную магию как пример магии «честной», то есть так называемого прямого действия. Полная чушь и ерунда. Просто все эти напыщенные мужланы, мнящие себя настоящими воинами, боятся. Боятся силы, что скрыта в наших маленьких женских ручках. Ибо никакие их стихийные щиты не спасут от неё, а их столь любимый огонь сможет уничтожить хитрую вязь заклинания разве что спалив её дотла вместе с самим объектом проклятья… «Почему только в женских-то? — начиная подозревать самое ужасное, снова подумал я. — А как же мои?» Тут я вспомнил отчётливое переглядывание дедули-архимага с Марной в кабинете первого. Однако это «ж-ж-ж…» неспроста. — Только лишь ведьма может снять проклятье, наложенное на существо, предмет или место, адепту любой другой магии это не под силу. Но… — обвела всех очень серьёзным и пристальным взглядом магистр, — хочу сразу же предупредить. Да, мы сильны. Да, проклятье не снять так просто. Но есть один быстрый и кардинальный метод решения, известный всем — убийство наложившего проклятье. Не снимаются после смерти ведьмы только самоподдерживающиеся проклятья высшего круга, но из вас, — тут она позволила себе чуть усмехнуться, — до таких высот доберутся единицы, и сделают они это далеко не в сих стенах. «Ого, — покрутил я шеей, — всё серьёзно». — Да, вас будут бояться в народе, и даже другие маги постараются вас не злить, но всегда помните, что и вы тоже смертны… Выдержав минутную паузу, дабы все прочувствовали серьёзность сказанного, видимо, во избежание лёгкого головокружения от ощущения свалившейся на них власти, Элеонора Баум с… снова заговорила, только теперь уже совершенно обычным тоном: — Ну, а теперь откройте тетради, сейчас мы кратко законспектируем, что такое проклятья и чем же они отличаются от любого другого вида магии… Отложив на потом все эти странности с упорным акцентом на «женственность» проклятий как таковых, я вслед за зашуршавшей листами аудиторией раскрыл тетрадь и принялся конспектировать. Лекция была длинной и, пожалуй, весьма познавательной. Бешено скрипя магическим аналогом шариковой ручки, я открывал для себя всё новые и новые нюансы магического направления, которому решил себя посвятить. Во-первых, проклятье может наложить любой, даже не маг. Это так называемые спонтанные проклятья, природу которых в метафизическом плане маги так и не смогли пока до конца выяснить. Но факт оставался фактом: брошенное в сердцах кому-нибудь в спину пожелание несчастья вполне могло при определённых условиях сработать. И сработав, это пожелание оформлялось в пусть слабенькое, но проклятье, со всеми характерными для проклятья признаками и структурой. Сказанные же перед смертью слова имели куда более серьёзный эффект. Даже исходящие от неумытого крестьянина, они вполне могли стать самоподдерживающимся проклятьем с очень серьёзными последствиями для проклятого субъекта, если умирающий вкладывал в них все оставшиеся у него эмоции и силы. Правда, в случае с мужчинами шанс этого стремился к нулю, а вот женщины, примерно одна из десяти, могли и припечатать чем-нибудь этаким. Именно поэтому даже в стычках двух не поделивших территории лордов, разоряя поселения друг друга, они старались убивать только мужиков, женское население же лишь грабя и традиционно насилуя. Опять же и половая солидарность — проклятья, навешанные умершими женщинами, далеко не всякая ведьма согласится снять, а иная ещё и от себя добавит чего поубойнее. Вот снятием таких спонтанных проклятий ведьмы в основном и занимались. Почти у каждого дворянского рода были свои ведьмы — либо девушки из рода, прошедшие обучение, либо, что чаще, работающие по найму, но с принесением клятвы верности роду. В этом месте Элеонора добавила, что данный вариант — наилучший для многих из здесь сидящих, с хорошими перспективами на дальнейшее безбедное существование. «И опять ведьмы, — подумал я. — А ведьмаков не завезли что ли?» Дальше нам раздали учебное пособие — деревянные фигурки с наложенным на них слабеньким проклятием, безопасным для человека, и заставили пытаться его почувствовать. Первоначально — на ощупь, а впоследствии мы должны были научиться чувствовать проклятые вещи дистанционно. Правда, энтузиазм мой слегка поутих, когда за двадцать минут упорного мусоленья деревяшки ничего особенного я так и не почувствовал. Впрочем, по виду остальных девчонок тоже нельзя было сказать, что у них, в отличие от меня, всё прям получилось. Так что в конце занятия собирался я без особого расстройства. И дождавшись, когда основная масса плотным потоком вольётся в двери, я, закинув холщовую сумку на плечо, бодро запрыгал вниз по ступеням. — Постойте! Чуть не кувыркнувшись с последней ступеньки, я резко затормозил и, повернувшись, уставился на подходящую ко мне мадам Элеонору. — Эм… э… — проблеял я, — магистр? — Да бросьте, просто Элеонора! — преподша добродушно хохотнула, покосилась мне за спину, провожая последних студенток, и когда за теми захлопнулась дверь, добавила, хитро мне подмигнув: — Первый курс такой забавный! Не зная, что на это ответить, я лишь согласно покивал головой, теряясь в догадках от столь неформального общения с преподавателем. С другой стороны, ей же, наверное, известно, что я несколько… эм… старше основной массы студентов, а значит, со мной можно вести себя не так, как с этими малолетками, а как с взрослым… Я невольно обратил внимание на вырез её платья, в котором виднелся хороший такой третий размер. А что если… Тут я постарался загнать непрошеную мысль подальше. Заманчиво, конечно, думать, что на тебя положила глаз такая всесторонне приятная женщина, но с чего бы, как говорится, вдруг? Она же видит меня в первый раз. Хотя… Я понял, что, заметив направление моего взгляда, она каким-то образом сделала вырез ещё больше, и теперь ложбинка между её грудей стала видна вся. И лифчика там не наблюдалось… Я сглотнул и отвёл взгляд. Ну не железный же. А Элеонора продолжила, добавив в голос воркующих ноток: — Который раз провожу первое занятие и понимаю, что все они мне как дочери. А вы, кстати, могли бы ученическую робу и не одевать. Тут бы мне насторожиться, но проклятые мысли о её платье и о том, что под ним, совершенно отшибли всю соображалку. Элеонора коснулась пальчиками эмблемы кафедры на моём рукаве и лукаво рассмеялась. — И вот это уж точно было излишне. Мужчина, да на курсе проклятий… Я понимаю, что вы не хотели привлекать внимание девочек к работе комиссии, но, Магнус, даже самая глупая первокурсница сразу бы поняла, что тут что-то не то. Ну не бывает тут мужчин. Даже если у кого и найдётся слабенький отголосок дара, то он явно не будет настолько сумасшедшим, чтобы пойти сюда, ведь есть куда более подходящие направления магии. Тем более что мужчинам просто не достичь тех высот в магии проклятий, что доступны даже самой посредственной ведьме. Ох… — она снова рассмеялась. Но тут же, словно невзначай, поинтересовалась: — Вы, если не секрет, какой род представляете? Вот теперь до меня дошло, что стоящая напротив красотка с классными буферами меня явно с кем-то перепутала. — Эм… — выдавил я, — наверное, никакой не представляю. Видите ли, я на самом деле ученик, и я действительно выбрал направление проклятий. Просто директор предложил мне любое направление из тех, что у меня есть… Но он ничего не говорил о том, что тут только девушки… и… я не знал, что… — я говорил всё тише и тише, медленно вжимая голову в плечи, глядя на то, как буквально на глазах меняется выражение лица преподши. Края декольте плавно съехались под самое горло, превратив верх платья в глухой воротник-стойку, а голос приобрёл шипяще-стальной оттенок. — Ученик?! Я мелко закивал, медленно, шажок за шажком отступая назад, а эта су Карна ин… как её там, блин… вдруг начала поднимать руки с хищно скрюченными пальцами. — А я-то, дура, обрадовалась — молодой, в попечительском совете, да ещё и без брачной печати. Думала, с комиссионной проверкой ко мне, ещё этот старый маразматик что-то такое утром на собрании говорил. Распиналась тут перед этими клушами, расшаркивалась, а он — ученик! Струхнул я, конечно, тут и говорить нечего. Бросало то в жар, то в холод, тем более что руки, тянущиеся ко мне, уж точно ничего хорошего не сулили. Глаза её налились серой хмарью, алые губы приоткрылись, а я… я вдруг явственно почувствовал, как в середине её ладоней словно начало зарождаться… что-то. Тёмное, клубящееся… Сложно описать… Как будто видишь, но не глазами… и не знаю даже, чем именно… Только это, наверное, и спасло, потому что когда непонятные клубки сорвались в мою сторону, я кувырком ушёл с траектории, укатываясь за первый ряд парт. Нет, ни взрыва, ни чего-то ещё особо шумного не произошло, и я даже поначалу подумал, что зря дёргался. Но тут входная дверь, что была как раз за моей спиной, вдруг осела, превращаясь в пыль, что густым облаком с лёгким «фух» взвилась в воздух. Воспользовавшись моментом, пока магистерша рассматривала дело рук своих, я, дробно стуча коленями по полу, нырнул в импровизированную пылевую завесу и под её прикрытием проскользнул наружу. На глазах ошарашенных студенток, что после дезинтеграции двери сгрудились у стеночки коридора, я поднялся с четверенек, отряхнулся и, сделав морду тяпкой, максимально быстрым шагом удалился прочь. Бежать не позволяли остатки гордости, а оставаться там… увольте, дамам в настолько расстроенных чувствах надо дать время остыть, разбить пару тарелок… ну или, если говорить о нашем случае, изничтожить в пыль пару строительных конструкций… и уже потом можно как-то пытаться начинать с ними диалог. Погони за мной не наблюдалось, должно быть, мадам (или всё-таки мадмуазель?) Элеонора всё же не решилась выносить наружу суть конфликта. А потому спустя пару поворотов я снизил темп и, успокоенный, вразвалочку направился к выходу — следующее занятие у меня было по трудовой магии, а значит, нужно возвращаться в родной жилой корпус. «Птички поют, солнышко светит… Красота», — думал я, пробираясь по кустам мимо студенческих толп, что неожиданно наводнили все окрестные аллеи. Причём в их число явно подмешались и более старшие курсы, чьи занятия, видимо, начинались позже, чем у нас. Продравшись через очередные особо плотные заросли, я спугнул троицу подростков — двух парней и девушку, которые, как создалось у меня впечатление, пытались чего-то наколдовать, причём на одного из парней. Но, увидев меня, девушка так и замерла с поднятой рукой… а затем они дружно ломанулись куда-то в сторону. «Может, они просто не любят чёрных?» — подумал я, оглядев надетый на меня балахон. Иных приключений на пути к своему корпусу я, к счастью, не встретил. Добравшись же, нырнул в двери и быстренько переместился поближе к учебному классу трудовика. Местная студентота, возбуждённая поступлением и началом нового учебного года, внимания на меня пока что практически не обращала, но я с внутренним содроганием ожидал того момента, когда великовозрастного дядьку в ученической мантии всё-таки заметят. В том, что я мгновенно стану объектом невероятно убогих и тупых шуточек, у меня сомнений практически не было. Дверь в класс была открыта, и, перекрестившись и сделав глубокий вдох, собираясь с духом, я, пригнув слегка голову, словно прыгая в омут, шагнул внутрь. И дело тут было совсем не в как-то не так закончившемся предыдущем занятии, вовсе нет. Просто трудовую магию вели раздельно у мальчиков и девочек, а это означало, что тут я окажусь совершенно один среди малолетних углумков мужского пола. И если раньше я предполагал, что пацаны, обучающиеся со мной на одной специальности, хотя бы из классовой солидарности меня прикроют, то теперь оставалось лишь констатировать, что со всем происходящим придётся как-то разбираться мне самому. А уж как они воспримут не просто студента-переростка, а ещё и с «женского» направления — об этом не хотелось даже думать. Аудитория для занятий по «труду» была большой. Широкие проходы как вдоль рядов, так и между ними, столы, за которыми студенты рассаживались поодиночке — всё это сходу намекало на требования ТБ и определённую опасность самостоятельных занятий. Не даром же местный директор отмечал повышенную «сложность» участка. Магия-шмагия, что с неё взять. Впрочем, я тут же вспомнил уроки химии в своей родной школе, где благодаря впечатляющей рукожопости одного моего одноклассника в ходе опытов натурально рванули стеклянные колбы, поставленные нагреваться над горелкой, да так, что с впереди сидящего сорвало пиджак. Увы, моим наивным надеждам скромно пристроиться где-нибудь в уголке не суждено было сбыться. Впрочем, начало оказалось неплохим. По крайней мере, обернувшиеся ко мне лица парней были вполне доброжелательны. — Эм… всем привет, — с вымученной улыбкой выговорил я. — Здравствуйте! — хором ответил мне народ, и я чуть приободрился — похоже, парни с других специальностей были всё же получше начинающих ведьм с моей. — Извините, — вдруг обратился ко мне один из них — невысокий, черноволосый и с нашивкой курса демонологии на плече. — Да? — повернулся я к нему, стараясь придать лицу умное выражение. — А вы Сергей Юрьевич? — Эм… Я на миг замешкался, перебирая в голове варианты Сергеев Юрьевичей, и вдруг вспомнил, что так звали Глушакова, то бишь трудовика. А значит, меня опять перепутали, на этот раз — с преподом. Настроение сразу упало. А что я, собственно, хотел? Ну не воспринимают эти ребятки людей вдвое старше себя иначе как преподавателей. И винить их в этом не стоило. Мне, правда, от этого не легче. — Ну-у-у… — протянул я, мысленно метаясь в поисках ответа. Наконец, хватаясь за тоненькую соломинку призрачного шанса выйти из этой ситуации с минимальными потерями, я с деланным равнодушием произнёс: — Нет. Я Павел Алексеевич, а Сергей Юрьевич подойдёт чуть позже. — А-а… — прошёлся по классу лёгкий вздох. Вопросы у них пропали, и я быстро ретировался, как и хотел, на «камчатку», отделившись от остальных парой рядов. Бесшумно выдохнул и украдкой промакнул рукавом покрытый испариной лоб. Вроде и не обманул никого, а уж что они сами надумали и как восприняли мои слова — это их дело, моя совесть чиста. О том, что будет, когда и здесь вскроется, что я — ученик, старался не думать. Будет день — будет пища. В этот момент распахнулась дверь в другом конце зала, и в помещение вошёл Глушаков в неизменном халате и беретке на голове. Обречённо окинув взглядом класс, он страдальчески вздохнул и побрёл к широкому преподавательскому столу. Усевшись там, мужик зашуршал бумагами, а затем, прокашлявшись, без особой радости представился: — Я Сергей Юрьевич Глушаков, старший преподаватель общей магии, маг первой категории. На моих занятиях вы будете учиться применять свою магию для различных бытовых нужд. Но для начала я проведу перекличку и отмечу присутствующих. И вот тут я понял, что попал. Особенно когда трудовик начал скучным голосом зачитывать по специальностям. — Демонология. Маркус Тирникрау? — Я. — Зэриф Крюмви… — Здесь. — Сурви Крум… — Граф Сурви Крум, — вальяжно вякнул кто-то, сбивая размеренный темп. Но Юрьич, ни на йоту не поведя бровью, лишь повторил: — Сурви Крум здесь? — Граф… — уже менее вальяжно прорезался тот же голос. — Нет его? Значит, ставлю прогул… — Здесь, здесь Сурви Крум! — О, — поднял глаза Глушаков и буркнул всё тем же безэмоциональным тоном: — Нашёлся. Что же ты раньше молчал? — Я… э… — красноречие парня подвело. А Глушаков уже зачитывал фамилию следующего. С несколькими баронами и одним князем он поступил точно так же, причём князь оказался самым покладистым, а вот до парочки баронов доходило тяжело — одного Юрьич натурально выкинул из аудитории. Не поленился, вышел из-за стола и, подняв за шкварник, выволок прочь, невзирая на все оскорбленные вопли. Я аж восхитился земляком. Поначалу он показался мне совершенно никаким, а по факту, оказывается, совершенно не страдал пиететом к высокородным особам. Мне бы так. Барончик, кстати, успел ещё и колдануть чего-то из магии крови, так как перед этим резанул себе руку острым ножичком. Облако мелких кровавых капель рвануло было к трудовику, но бессильно стекло по засиявшему вокруг Глушакова кокону. Сам же трудовик только смачно сплюнул и, вызвав уже виденный мной «водоворот» местного аналога сотовой связи, сообщил директору о применении магии учеником против преподавателя. Вот только эти весьма забавные с моей точки зрения происшествия никак не могли перебить одно назревающее неприятное событие — Юрьич был всё ближе к моей не вписывающейся в стандартный контингент учащихся персоне. И вот этот момент настал. Демонология, некромантия и магия крови прошли, и пошуршав ещё, Глушаков произнёс: — Проклятия… Шепотки в аудитории мгновенно стихли. — Ширяев Павел Алексеевич… Мне ничего не оставалось делать, кроме как приподняться, уставившись в пол, и, сглотнув, громко через весь зал объявить: — Здесь! На секунду глаза мои всё же оторвались от пола… На меня смотрели все. И недоверие, аршиными буквами написанное на лицах, у ближайших как раз начало медленно сменяться глумливо-презрительной гримасой. «Ну нельзя из букв «о», «п», «ж» и «а» собрать слово «радость»…» — вспомнилась мне почему-то увиденная когда-то давно в КВН сценка. — Класс, внимание, — спокойный голос трудовика заставил парней отвлечься от разглядывания меня. — Сегодня мы разберём основы применения магии различных направлений к созданию бытовых чар…Глава 4
Наутро после первого дня учёбы я проснулся совершеннейшим образом разбитый. Не физически, конечно — морально. Глумление однокурсников по поводу великовозрастного ученика, да ещё и с «женского» направления… Я невольно тяжело вздохнул. Особенно едко изгалялся тот самый невысокий поц, что спрашивал, не Глушаков ли я. Ситрий Кус, если я правильно запомнил его имя. Тоже, между прочим, какой-то виконт. Ну хоть испытывать это унижение вновь сегодня не придётся. Первый день занятий выпал на последний рабочий день местной недели, и меня ждал полноценный выходной, который я намеревался провести в своём жилище, в тиши и покое. Неделя тут, кстати, была шестидневной, а в месяце было пять недель. Что, впрочем, практически равняло его с земным месяцем. Ещё раз тяжело вздохнув, я с сожалением погладил гладкую поверхность матраса. Снилось мне в эту ночь что-то с эротическим уклоном. Правда, память почти не сохранила конкретных воспоминаний, но этакое эмоциональное послевкусие и ощущение чего-то приятного осталось. Сняв висящие на натянутой подле слухового окна верёвке труселя с майкой, я с наслаждением их натянул — всё-таки единственные родные вещи с Земли. Щёлкнул переключателем магического аналога газовой плиты и, наполнив чайник, поставил его на оранжевое пламя, что зажглось в чашеобразном углублении. Зевнув, присел за стол, облокотился на столешницу и задумчиво посмотрел на ладонь правой руки. Вспомнились вчерашние эмоции и ощущения. Имелась некоторая опаска, что там был разовый эффект, но почти сразу возникший клубочек тьмы подтвердил — да, я теперь могу не только чувствовать подобное у других, но и вызывать это самому. Поискав в имеющейся литературе, я быстро нашёл ответ о его природе. Это был сгусток «сырой», то есть не оформленной в конкретное заклятие, магической силы колдуна. И сила эта была однозначно тёмной. Кстати, благодаря тому, что у меня были задатки к полному комплекту тёмных направлений, конвертировать такой сгусток я мог в любой вид известных мне заклятий. Занятия по бытовой магии как раз и должны были научить получать вот такую силу для использования в бытовом колдовстве. Вот только у меня опять всё оказалось наоборот. Сначала учили заклятиям, а потом уже очищению собственной магии от, как это называлось, магического аспекта. Дело было, похоже, в том, что заклятий я ещё и не знал никаких — ну не учили им пока. А отомстить обидчикам и насмешникам хотелось до жути. Правда, когда этакое «дело» возникло прямо посередь толпы малолетних дебилов, что окружили меня после занятия, я даже немного испугался. Хорошо, что никто ничего не заметил, а я сгусток собственной магии поскорее скинул… куда-то в сторону. Вновь посмотрев на клубок в своей ладони и не зная, куда его деть, тупо «слил» в жестяное ведро под столом, что я использовал под мусор. Предметы, кстати, впитывали магию хорошо, особенно металлы. Тут люк в полу распахнулся, и в моих покоях стало неожиданно тесно, когда всё свободное пространство разом заполнил десяток человек с архимагом во главе. «Неужели моя завкаф нажаловалась? Так вроде её косяк же был, а не мой», — замер я, не зная, чего ждать от неожиданных вторженцев. Удивлённо оглядев наведённый мною порядок, ректор поправил очки и с лёгким недоумением всмотрелся в меня. «Забыл что ли?» — мелькнула ещё одна мысль. Но тут к нему подскочила вездесущая Марна и что-то зашептала на ухо. Удивление с лица милейшего Зоры Кхана тут же пропало, и он по-доброму мне улыбнулся, а остальным сказал: — Не обращайте внимания. Все тут же дружно перевели взгляды с моих труселей в горошек на него, и я, отмерев, быстренько окинул взглядом чердак, вспоминая, куда вчера вечером зашвырнул мантию. Как назло, её нигде не виднелось, и я остался сидеть как сидел, только целомудренно закинул ногу на ногу. — Так вот, — продолжил начатый, видимо, ещё до моих скромных хором разговор ректор, — здесь мы и храним самый ценный артефакт академии — зеркало с личностью самого основателя, Магнуса Сидорийского. Предчувствуя скорую смерть — увы, не вечны даже архимаги его уровня, — он принял тяжёлое, но мудрое решение заключить себя, свои память и дух в любимом зеркале… После этих слов у меня резко засосало под ложечкой, и я начал потихоньку оглядываться в поисках пути для отступления. Что стало с уважаемым основателем — мне было известно как никому другому в этой комнате. Заметившая мои судорожные телодвижения Марна нахмурилась — лучше всех остальных зная меня, она, похоже, уже начала догадываться, что дело нечисто. Правда, ей всё ещё не хватало данных для верного умозаключения, но развязка была не за горами. К сожалению, все пути отхода перекрывали неизвестные мне маги, а нырять в слуховое окно с последующим полётом вниз с крыши было чистым самоубийством. Философски подумав, что убивать меня, наверное, будут в соответствии с какой-нибудь конвенцией, типа Женевской, и мучиться не придётся, я только вздохнул и, устало глянув старшему преподавателю прямо в глаза, махнул рукой. А ректор меж тем продолжал: — Даже заключённый навечно в предмете, он не перестал думать о своих студентах. Им была создана своего рода игра, где он придумывал различные таинственные причины его заточения, сподвигая учащихся на поиск разгадки и способов его расколдовать и обещая из-за это щедрые награды. Расколдовать его они, конечно, не могли, но с наградой он ничуть не обманывал, ведь благодаря проявляемым усердию и рвению студенты получали самую ценную награду из тех, что может им дать академия — это знания. В толпе захлопали, а ректор, чуть поклонившись, добавил: — Да, мессир Магнус был редкостной мудрости и самоотверженности человеком. Даже собственное посмертие он поставил на службу единственной цели — учить молодые поколения магов. Что ж, давайте же дадим и ему сказать своё слово. Мессир Магнус?.. Мессир, где же вы? — позвал архимаг, ещё раз оглядевшись. Но лишь тишина была ему ответом. Пауза затягивалась, вызвав лёгкие шепотки в толпе, когда взгляд Кхана наконец зацепился за витую раму на прислонённой к шкафу дверце. Нетвёрдым шагом приблизившись к ней, он ощупал пальцами пустой проём и произнёс неверящим голосом: — Как же так?.. — Ты?! — от шипения Марны, казалось, задымился сам воздух. Острые взгляды упёрлись в меня, и под сощурившимися до узеньких щёлочек глазами ректора я завопил, изрядно перетрухав: — Оно само! Я же не знал, что дверца не выдержит, а оно как упадёт да как разобьётся! — Оно не могло разбиться, — тут же резко (и откуда только стальные нотки в голосе прорезались?) бросил архимаг. — На нём такие чары были, что ему даже Армагеддон не повредил бы. И причём здесь дверца? — Так я его к ней прибил… — Прибил? — Кхан снова вгляделся в раму, коснулся пальцами шляпок торчащих гвоздей. — Прибил… прибил… — руки его задрожали. — Марна, проводи наших гостей. Мне тут надо кое-какую проблему решить, — наконец напряжённым голосом попросил ректор. Напоследок бросив на меня уничижительный взгляд, старший преподаватель что-то прощебетала остальным и увела их вниз. Как только люк за ними захлопнулся, Кхан тут же создал воронку. — Сергей Юрьевич, немедленно ко мне! Хлопнуло, и ощутимо толкнув воздух в стороны, возле нас материализовался Глушаков. — Вызывали? Архимаг поманил его пальцем и преувеличенно ласково спросил: — Сергей Юрьевич, я что вам говорил сделать с вашими антимагическими гвоздями? — Спрятать подальше, — спокойно ответил тот, засунув руки в карманы халата. — А вы? — Спрятал пода… — тут Глушаков огляделся, и на лице его мелькнуло узнавание. — Сюда? — на лице архимага прорезались морщины, а лицо устало осунулось. — Да… — растерянно произнёс тот. — Они? — Кхан ткнул в раму, а на трудовика, когда он вгляделся в неё, ни с того ни с сего напало заикание: — Он-ни… — О-хо-хох… — мигом постарев до своих (а сколько ему, собственно?) немалых лет, Зора Кхан, по-стариковски шаркая, подошёл ко мне. Я невольно сжался, предчувствуя недоброе, но он лишь материализовал взмахом руки небольшое резное кресло, в которое и опал, слепо глядя в никуда. Немного погодя из вздыбившегося и пошедшего волнами пола вылезло ещё одно подобное сиденье, и к нашим молчаливым посиделкам присоединился Глушаков. Дела мои были, судя по всему, аховыми. Но хотя бы убивать меня прямо тут никто вроде не собирается. Тем более, что вину можно смело делить пополам — гвозди-то с интересным эффектом вовсе не я изобрёл. Вдруг Кхан встрепенулся и, негромко прихлопнув ладонью по столу, посмотрел на меня. Я вновь напрягся, но он только спросил: — Остальные гвозди где? Выдвинув нижнее отделение в тумбочке стола, я молча положил перед ним тряпичный свёрток, который под отчётливо жалостливый вздох трудовика тут же исчез где-то в недрах мантии ректора академии, после чего магистр опять ушёл своими мыслями куда-то далеко. Тихо звякнуло, и в руках Глушакова, словно по волшебству (или не словно?), появилась пара гранёных стаканов, в которые из запотевшей бутылки с по-английски написанным названием «STOLICHNAYA» без промедления налилось грамм по двести прозрачной как слеза жидкости. Всё так же находясь в прострации, Кхан рассеянно нашарил стакан с водкой и как есть, без закуски, залпом, словно воду, влил в себя. Тихонько крякнул, вытерев набежавшую слезу, и, молча поднявшись, пошёл к выходу, медленно истончаясь прямо на ходу. Буквально за пару шагов до люка его силуэт пропал окончательно, а вслед за ним точно так же истаяло и кресло. — Расщепление собственного тела и перенос с точной сборкой в другом месте, — авторитетно заметил Сергей Юрьевич, успевший вслед за директором замахнуть свою порцию и теперь смачно хрустящие опять непонятно откуда выуженным огурцом. — Мастер, ничего не скажешь, это тебе не телепортация какая. Будешь? Проследив за его взглядом, я увидел оставленный ректором стакан и согласно кивнул. Снова забулькало, повторно наполняя стаканы из той же бутылки, в которой, казалось, жидкости совершенно не убавлялось… но я уже ничему не удивлялся. Глушаков оказался товарищем запасливым, и на свет появились сначала банка солёных огурцов, затем шмат сала с краюхой серого хлеба, и в довершение пучок зелёного лука, свежего, словно только что с грядки. Тщательное нарезание всего этого богатства пусть и не до конца, но расслабило стянутые в напряжении нервы, как сделала бы это любая однообразная, не требующая навыков деятельность. А обжёгшая горло сорокоградусная привела в относительную норму болтающееся где-то на уровне плинтуса настроение. Зажевав лучком, я соорудил и отправил в рот бутерброд из хлеба с уложенным поверх салом. Довольно замычал, показывая большой палец трудовику. Прожевав, сообщил: — М-м, вкуснятина! — Ага, — довольно кивнул тот. — Тёщино. Я невольно улыбнулся. — И как тёща? Тут уже пришел черёд Юрьича, как я уже начал его про себя называть, показывать большой палец: — Во! Мировая мадам. Замашки только старорежимные, но при мне сдерживается. Опять же, я после женитьбы год с ней воевал, всё нос воротила от зятя. Но ничего, теперь вон даже сама иной раз в гости зовёт. — А я вот не сподобился, — вдруг с грустью сообщил я, вспоминая своё житьё там, на Земле. Тридцатичетырёхлетний холостяк, мда… Ну хоть не девственник. Были знакомые дамы, были и подруги. И даже что-то с намёком на серьёзные отношения. Но… не судьба, видимо. Трудовик покачал головой и с искренним сочувствием спросил: — Эк ты. А что, хорошую не нашёл? — Наверное, — пожал я плечами. — А может, во мне чего не так. — Ты это брось, — наставительно заявил Глушаков, разливая ещё по одной, — мужику самокопанием заниматься — последнее дело. В конце концов, ну не нашёл там, так найдёшь здесь. Я вон тоже тут окольцевался. Правда, мне поменьше было лет, когда меня с Земли утащило, двадцать пять всего. — А сейчас сколько? — поинтересовался я. — Тридцать семь, — ответил трудовик и поднял стакан. — Ну, давай за прекрасных девушек, одна из которых, а может, и не одна, — подмигнул он, — ждёт не дождётся такого красавца. Осталось только найти! Мы дружно чокнулись — за такое грех было не выпить. Вдумчиво закусив, я неожиданно подумал о старшем преподавателе Марне. И хоть отношения у нас складывались пока как-то не очень, но больно хороша была чертовка, особенно в гневе. — Ты, кстати, Паш, откуда сам-то? Земляка-то я в тебе сразу почуял, да и говор у тебя как бы не сибирский… — Новокузнецк… — О, знаю такой! — Глушаков широко улыбнулся, хлопнув меня по плечу. — А я с Караганды! Эх, только ведь тогда Карагандинский политех окончил, по распределению поехал, и на тебе, попал, что называется. — А я СибГИУ, бывший СМИ, — вспомнил я свою «вышку». — Ты в каком году окончил-то? — вдруг спросил я. Смущало меня что-то в услышанном, царапало слух. Какой-то элемент, выбивающийся из привычной для меня картины мира. А Юрьич вдруг отвёл глаза в сторону. С усталой улыбкой на лице, ничего не сказав, он не торопясь закинул ещё бутер, и только пережевав, наконец ответил: — В семьдесят втором, Паша. В семьдесят втором. — Ах ты ж!.. — не удержал я удивлённый возглас. — А ты знаешь, что Союз… — Знаю, — как-то сразу помрачнев и заиграв желваками, отрезал трудовик. — Всё знаю. Как в академии появился пять лет назад… Не сговариваясь, мы выпили снова, не чокаясь, за Великую страну, что канула в небытие, оставив после себя такое наследство, что разворовать и разрушить его до конца не смогли и за двадцать лет так называемой «демократии». — …А я ведь коммунист. Коммунист, понимаешь?! — пьяно стучал себя кулаком в грудь Глушаков час спустя, когда в нас отчётливо булькало по литру «Столичной». — Вот здесь! Не то, что эти ваши… — он смачно харкнул на пол и растёр подошвой ботинка. — Я ведь в том мире, в который тогда попал, я же там революцию устроил, настоящую! Там кучка магов не просто нашего брата-пролетария угнетала, нет, они там целые игрища с массовыми убийствами проводили! Женщин пытали, детей насиловали… — Сергей всхлипнул, видимо, от нахлынувших воспоминаний. — До скотского же состояния народ довели! А у меня отец… в Великую Отечественную… с сорок третьего до сорок пятого… до Берлина дошёл! Дед в Гражданскую с колчаковцами рубился, а потом в ЧОН пять лет бандюков по лесам гонял. Я сам срочку в воздушно-десантных… Я же как увидел, так у меня просто руки затряслись и как пелена красная на глаза упала. Я тогда маговых прихвостней голыми руками задавил! Они в деревеньке баб хватали да прямо на улице раскладывали, поборы собирали… Он вдруг замолчал, а прилившая было к лицу кровь сменилась пугающей бледностью. — Сдали меня тогда, — сухим и отчуждённым голосом, совершенно лишённым прежней горячности, продолжил после недолгой паузы Глушаков. — Сами деревенские. Гнева испугались, кары магической. Им не помогло — всю деревню выжгло одним ударом, землю на метр вглубь испарило. А меня — на опыты. Был там один. Выводил экспериментальным путём суперсолдат, зазомбированных до полного подчинения и с магическим потенциалом. Выживали не все, но мне повезло… — от этого Сергеевого «повезло» повеяло таким холодом, что я невольно поёжился и ещё раз поискал мантию взглядом. — Вот только он ошибся, — уже совсем трезвым голосом добавил Глушаков. — Мне понадобилось три года чтобы снова осознать себя, скинуть поводок. И ещё год, чтобы помочь очнуться остальным. Этот маг и сам, наверное, только за миг до своей смерти понял, что же всё-таки создал. Мы были идеальными убийцами их самих… — Вы… всех? — хрипло каркнул я, пришибленный рассказом Сергея. — Магов? — уточнил он и тут же кивнул: — Да, всех. А потом мы объявили, что тирания свергнута и теперь все смогут зажить свободно, — Сергей вздохнул. — Молодой был, глупый. На то, чтоб свергнуть тиранию, хватит нескольких лет. На то, чтоб поменять сознание людей, не хватит и столетия. Но что уж теперь об этом… И мы выпили снова.Глава 5
И снова утро. Разве что настроение чуть получше, чем вчера, не так давило безысходностью. И голова была на удивление ясная. Посмотрев же на перебуробленные, словно после бурной ночи, простыни, я почесал затылок, но ничего такого вспомнить, как ни старался, не смог. Серёгу с нашего застолья утащило телепортационное окно. Не сразу, правда — он ещё секунд тридцать провисел в воздухе, отчаянно цепляясь за стол и горланя: «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»…» А затем, через пару минут, на стол из воздуха выпала упаковка без надписей с наспех приложенным листочком, на котором от руки было выведено: «Антипохмелин, глотать не жуя». Дальше мне хватило сил только на то, чтоб добраться до ласково принявшей меня в свои объятия кровати и проглотить нечто, сильно напоминающее кусок пластилина, перемешанного с угольной крошкой. И всё, больше ничего не помню. Таинственный добродел не подвёл — похмелья как ни бывало. И вообще, чувствовался какой-то даже душевный подъём. А может, это так задушевная беседа с Глушаковым помогла? Тут у меня зазудело, а значит, надо вновь собираться на занятия. Свой единственный выходной я натуральным образом пробухал… Стоп. Я застыл, мысленно возвращаясь к вчерашнему дню. Что-то опять не вязалось. Помню, как проснулся, как завалился ректор с толпой неизвестных в поисках основателяАкадемии. Как позвал трудовика и выпроводил с Марной остальных. Потом мы выпили. Да, посидели хорошо, душевно… Но не весь день же?! По моим внутренним ощущениям, посидели мы часика четыре, может, пять, но с учётом того, что начали утром, закончилось всё где-то в районе обеда. Это что же, я в обед вырубился и до утра следующего дня продрых? А может, это антипохмелин меня так? Я вновь почесал голову, а затем хмыкнул и пожал плечами. Фиг его знает, как эти магические препараты действуют. Мало ли. Выкинув посторонние мысли, принялся быстро одеваться. Кстати, когда, сняв с бельевой верёвки родные труселя, стал их привычно натягивать, не смог вспомнить, как их снимал, да и вообще как раздевался. С другой стороны, после такого количества выпитого не мудрено и забыть. Подхватив сумку с тетрадью и учебниками, я поспешил вниз. Из предметов сегодня были: история магии, маготехника и теория заклинаний. Всё сплошь лекции без практикума, так что я хотел побыстрей проскочить в аудиторию и занять место повыше. Слишком сильно мелькать у всего потока на глазах не хотелось. Всё же предметы были общими, а значит, вполне ожидалось присутствие помимо моей специальности и прочих «тёмных», включая тех, что подтрунивали надо мной на бытовой магии. Однако всё поменяла короткая записка на дверях лектория, гласящая, что история магии сегодня отменяется и всех ждёт самостоятельная подготовка. Неожиданно. Что же это с начала года такого внепланового произошло? Впрочем, гадать смысла не было, и я поискал глазами инфу о том, куда мне идти теперь. За проклятиями была зарезервирована аудитория двести семь на втором этаже, и я, поправив ремень сумки на плече, бодро зашагал туда. Не скажу, что меня сильно расстроила перспектива отсидеть одно занятие с нелюдимыми девицами вместо того, чтобы отбиваться от тупых малолетних остряков. Вовсе нет. После занятий по труду общество молчаливых начинающих ведьмочек мне было даже как-то ближе. Заглянув внутрь, я, несмотря на приличное ещё количество времени до начала занятия, с удивлением обнаружил, что аудитория почти полностью заполнена. Девчонки, развернув книжки, сидели и, по всей видимости, усердно занимались. Чем вызван такой трудоголизм — мне было непонятно, и неопределённо хмыкнув, я тихонько проскользнул внутрь, собираясь аккуратно пробраться в дальний уголок. Но увы, стоило двери за мной захлопнуться, и все ученицы, как одна, разом подняли головы и уставились на меня. — Эм… привет, — мысленно кляня себя за вечную неуверенность, медленно произнёс я. Вот только вместо ожидаемого игнора, ну или, на худой конец, ответного формального приветствия все ведьмочки разом встали, выходя из-за парт, и окружили меня плотным полукольцом. «Полу» — потому что я рефлекторно прижался к стене, а так бы, наверное, полностью окружили. И куда только девалась их нелюдимость? Я ловил на себе полные любопытства взгляды и не мог отделаться от ощущения, что меня разглядывают словно какое-то чудо-юдо диковинное. Вдруг одна из них, откинув прядь волос цвета вороного крыла со лба, спросила: — А ты правда ученик академии? — Правда, — кивнул я, всеми силами стараясь выглядеть уверенно. — И ты такой взрослый… В ответ на это я лишь неопределённо дернул плечами — всё же данные слова были скорее констатацией факта, нежели вопросом. Вот хоть убей, никак не могу понять свои ощущения. Эти взгляды, как-то странно блестящие глаза… — А сколько тебе? — девчуля с лёгким прищуром смотрела прямо мне в глаза, словно бы говоря: «Только попробуй обмануть». И я сознался: — Тридцать четыре. — О-о, — прошелестело по рядам. — А нам старшие не поверили, — вдруг сообщила всё та же особа. Заложив руки за спину, качнулась с носка на пятку и добавила: — Обещали наказать за вранье. — Это как? — удивился я. — Тебе лучше не знать, — дипломатично сообщила девушка. — Но мы не соврали, так что надо будет им тебя показать, чтобы поверили. «Да что я вам, слон в зоопарке, чтобы меня показывать?!» — хотел было возмутиться я, но чернявая вдруг продолжила: — Покажем, но не отдадим. Да же, девочки? — она обернулась к толпе сокурсниц, и я натурально выпал в осадок, когда те хором выразили полное согласие со своей неформальной лидершей. Вот это было мощно. Даже для видавшего виды меня. Чтобы сразу два десятка некрасивых девочек вдруг дружно заявили на меня свои права… Такого, я думаю, магическая академия ещё не видывала. Меж тем девица подошла ближе, почти вплотную, и, понизив голос практически до интимного шёпота, с лихорадочным блеском в глазах спросила: — А у тебя женщины были? — В смысле… — замешкался я, пытаясь облечь в пристойную форму свою догадку. — Да, — чуть выдохнула она и облизнула губы, жадно внимая. — Были, — со вздохом подтвердил я. — А сколько? Я пробежался по воспоминаниям, подсчитывая, и после небольшой паузы ответил: — Ну, если с теми, с кем всего один раз, то восемь… — А ты опытный… — под единодушный томный вздох прошептала черноволосая. — Да, кстати, меня зовут Эльза. Эльза Вайнштейн, — уже громко произнесла лидерша. — И теперь ты будешь сидеть со мной! Поднявшийся было возмущённый гвалт она остановила властно поднятой вверх рукой. — По очереди, девочки, по очереди. Через день, в алфавитном порядке, по именам… — Твоё последнее! — выкрикнула другая. — С конца! — топнув ногой, сурово оглядела сокурсниц Эльза. Лёгкое недовольство постепенно стихло. Зато закипело у меня. — А с какого, собственно, хрена?! — возмутился я. — С чего это я должен с кем-то сидеть, да ещё и по рукам, как переходящее знамя, гулять?! Ни с кем я сидеть не буду, и точка! Ишь… — Ах ты! — Эльза засверкала глазами и сжала кулачки, прожигая меня гневным взглядом. — Да ты!.. — Да, я! — отрезал я, нахмурившись, и мягко отодвинул в сторону угрюмо насупившуюся девушку. Но та вдруг вцепилась в мою руку, и я невольно остановился, когда она почему-то дрожащим голосом тихо произнесла: — Ну пожалуйста… Замерев, я чуть шокированно наблюдал, как на глазах Эльзы стали наворачиваться слезы. Этого от этой наглой и самоуверенной с виду молодой девушки я уж точно не ожидал. И вдруг почувствовал себя таким подлецом и негодяем, глядя на как-то враз посмурневших и погрустневших одногруппниц, что, махнув рукой, со вздохом бросил: — Ладно, чего уж там. Через день, в алфавитном. Согласен. Вайнштейн, так и продолжавшая, словно клещ, висеть, намертво вцепившись, на моей руку, счастливо заулыбалась сквозь слёзы. А затем быстро подтащила меня к своей парте и, промокнув платочком глаза, чинно уселась, краем глаза наблюдая за тем, как усаживаюсь я. Я же только головой покачал, глядя на остальных, что пусть и с лёгкой завистью, открыто читавшейся на их лицах, но всё же вполне довольные занимали свои места. «Они знают, что их очередь обязательно придёт, и готовы терпеливо этого дожидаться… Девушки… семнадцати лет… которые априори должны быть собственницами и ни о какой кооперации даже и не заикаться… Бред». Уяснив, что ничегошеньки совершенно во всём этом не понимаю, я повернулся к Эльзе, что опять увлечённо что-то читала в раскрытой книге, поймал её взгляд и, убедившись, что она всё своё внимание переключила на меня, произнёс лишь одно слово: — Рассказывай. Она не стала запираться, разве что слегка погрустнела, да ещё тонкие пальцы чуть сильнее сжали тихо скрипнувший учебник. Правда, как всегда, оказалась не слишком афишируемой и весьма, весьма неприглядной. Ведь все без исключения сидящие тут девушки были глубоко несчастны. По одной простой причине — им очень непросто было найти свою, так скажем, вторую половинку. Из-за их внешности… и из-за их дара. И если на просто дурнушку кто-то ещё мог обратить внимание — особенно в сельской местности, где больше смотрели на крепость тела и навыки ведения хозяйства, — то дурнушку с даром к проклятьям парни обходили десятой дорогой. Тем более, что таковые в народе считались особами злопамятными и с вредным характером. Порочный круг: чем больше люди их сторонились, тем более озлобленными становились девушки, отчего и сторониться их начинали ещё сильней. Вот и выходило, что спутника жизни… да даже просто друга мужского пола им было очень тяжело найти. И поступление в магическую академию этой проблемы не решало, ведь другие маги точно так же боялись проклятий, совершенно не умея их снимать, а парней с даром к проклятьям, что имели бы своего рода иммунитет, просто не существовало. До меня… — Э-эй! — вдруг поймал я за хвост ускользающую мысль, когда Эльза закончила грустный рассказ. — Уж не думаете ли вы, что я тут на всех вас женюсь?! Однако девушка только покачала отрицательно головой и сказала негромко: — Нет, такого мы от тебя, конечно, требовать не можем. Но хотя бы чуть-чуть почувствовать, что такое дружить с парнем… вот что мы хотели. — Но я же вдвое старше… — отметил я, на что она слегка улыбнулась. — Здесь этим никого не удивишь. — А как на это посмотрят преподаватели? — выложил я последний аргумент. — Они не будут против, — уверенно заявила девушка, после чего слегка нахмурилась. — Ну, разве что наша завкафедры… «Которая тоже без мужика, — закончил я за неё мысленно. — И теперь понятно, почему». Правда, у госпожи Элеоноры запросы были несколько выше обычного студента, что явно следовало из нашего сумбурного диалога, окончившегося аннигилированной дверью лектория и моим поспешным бегством. Ну да Магнус Сидорийский с ней. А вот девчонок действительно жалко, тем более… ну что, в конце концов, такого? Ну да, не красавицы. Однако голова есть, руки-ноги тоже на месте. Им же уже по семнадцать. В моём мире особо продвинутые «герлы» («девушками» таких назвать язык не поворачивается) лет с тринадцати уже вовсю половой жизнью живут, а эти, наверное, даже не целовались ни разу… с парнем… В этот момент я, вероятно, покраснел — щёки ощутимо так запылали жаром. Но в следующий миг я резко оборвал сам себя — не о том, блин, думаю. Что ж, буду сидеть с ними по очереди на занятиях, поговорю там, поулыбаюсь. От меня не убудет, а им всё веселей. Но вот об остальном надо забыть раз и навсегда — не настолько я беспринципный и подлый человек, чтобы пользоваться ситуацией… Успокоив себя такими мыслями, я уже было отвлёкся, и тут Вайнштейн вдруг очень серьёзно и тихо произнесла: — Но если ты всё-таки решишь кого-то из нас выбрать в спутницы жизни, остальные девочки поклянутся вам не мстить и принять твой выбор. «Вот это поворот!» — ошарашенно вспомнил я один мем и даже не нашёлся, что ей ответить. «Это что, я теперь как Елена Троянская, только наоборот? Там, помнится, тоже претенденты на её руку поклялись не мстить её избраннику. Вот только похитил её Парис — с благословения, однако, Афродиты, — и началась Троянская война. Так что, если меня сейчас какая-нибудь другая ведьма похитит с благословения того же ректора, то девочки тут боевые действия развернут?.. Блин, о чём я думаю?! — теперь уже явственно покраснел я, только уже от стыда за самого себя. — Похитят… Боевые действия… Вот уж точно, дно достигнуто. Так, мужик я или не мужик, в конце-то концов?! Соберись, тряпка! Не захочу — и никто меня тут не похитит! Сам, блин, похитю… кого-нибудь! Если захочу». Подбодрив себя такими лозунгами, я чуть успокоился и вслед за Эльзой открыл учебник по магоистории. С самоподготовки на лекцию по маготехнике я шёл исключительно в плотном окружении одногруппниц и дико краснел, стараясь не смотреть на молча провожающих нас круглыми от удивления глазами студентов. Хорошо ещё, что коридоры были просторными, потолки — высокими, а праздношатающихся студиозов не настолько много, чтобы это вызывало проблемы. Но всё равно, с этим надо было что-то делать. А то я чувствовал себя то ли каким-то богатеем, окружённым бодигардами, то ли особо опасным заключённым, которого конвоируют из одной тюрьмы в другую. — Слушай, — я чуть наклонился к не отпускающей меня Эльзе, — а нельзя, чтобы девочки… ну… не столь явно нас опекали? Та критически огляделась и скомандовала: — Так, разошлись все маленько! А то сгрудились тут, как телята у титьки. Имейте совесть, у каждой возможность пройтись с Павлом будет. Лучше б она молчала. Я прикрыл глаза свободной рукой, тяжело вздохнул и, помассировав лоб, тихо прошептал: — Должно быть, я сплю. Когда я отнял руку от головы, чуда не произошло — мы всё так же шли на лекцию по маготехнике. Правда, начинающие ведьмочки команде вняли, чуть растянув свои ряды, и теперь я чувствовал себя авианосцем в сопровождении ордера малых кораблей, выполненного по всем правилам военного искусства — с авангардом, арьергардом и фланговыми охранениями. Менее стыдно не стало. — Ба, да это же старпёр-мужиковедьм! — раздался вдруг язвительный голосок, и навстречу нам выползли с гнусным выражением на лицах мои позавчерашние обидчики во главе с Ситрием Кусом, начинающим демонологом. «Эх, дать бы по ним кулаком, да так, чтоб только сопли пополам с кровью в стороны разлетелись», — мечтательно подумал я, глядя на ухмыляющиеся рожи. Вот только не был я мастером кунг-фу, да и не дрался в жизни толком никогда, поэтому слишком уж уверенным в своих силах против троицы семнадцатилетних парней, неизвестно чем и с какими учителями в своих благородных родовых гнёздах занимавшихся, я себя не чувствовал, а значит, было проще просто смолчать и сделать вид, что не замечаю их подначек. — А ну отстаньте от него! — вдруг громко прозвучал высокий девичий голос справа, и я удивлённо взглянул на свою спутницу. Справедливости ради замечу, что и троица обидчиков выглядела не менее ошарашенной. Несколько секунд они переваривали услышанное, а затем Ситрий, засунув руки в карманы робы, язвительно поинтересовался, глядя на меня: — Что, уже подружку себе нашёл? — а затем обратился к своим: — Видали, парни? Дедуля-то не теряется, вон какую кралю себе отхватил! А ты что, — повернулся он к Эльзе, — думаешь, он тебя научит чему интересному? Ну, чего же ты покраснела? Компания разразилась обидным смехом. — Прокляну, — вдруг дрожащим от ярости голоском произнесла Вайнштейн. — Ха, — снисходительно посмотрел на неё Ситрий. — А ты хоть умеешь? — Хочешь проверить? — ответила она вопросом на вопрос. — Да что ты одна сможешь-то? — Она не одна, — вдруг хмуро обронила ещё одна девчонка из наших. — Да! — вразнобой поддержали её остальные, что слегка поколебало уверенность троицы, и те начали хмуро оглядываться, словно только сейчас заметили, что находятся в окружении двух десятков ведьм. — Вместе так приложим — мало не покажется. Сдохнуть, конечно, не сдохнешь, но ту штуку, которая болтается у тебя между ног и которой ты так гордишься, никакие целители поднять уже не смогут, — ободрённая поддержкой остальных, заявила Вайнштейн. — Другие ведьмы смогут, — не слишком уверенно возразил ей Кус, но та тут же парировала: — После того как увидят, что проклятье накладывало два десятка других? — Эльза чуть злорадно хохотнула. — Да у тебя ещё и яйца отвалятся. Парни отступили на шаг. Как я понял, у ведьм корпоративная солидарность была делом известным, и каким бы наглецом ни был сраный виконт Ситрий, мозгов у него, чтобы вовремя тормознуть, должно было хватить. — Верно про вас говорят, что мужику пакость — вам в радость! Правильно вас парни десятой дорогой обходят! Ситрий сплюнул на пол, развернулся и с независимым видом направился в противоположную от нас сторону, увлекая за собой подпевал. Я мысленно выдохнул. Конфликт исчерпан, можно чуть расслабиться. Но внезапно всё тем же высоким и громким голосом Эльза прокричала в удаляющиеся спины: — И больше не смейте к Павлу приставать! Он теперь под нашей защитой! В этот момент я понял, что если раньше дно было достигнуто, то теперь оно оказалось окончательно и бесповоротно пробито.Глава 6
До собственного жилища я добрался уже вечером, когда мне наконец удалось избавиться от навязчивого внимания одногруппниц и распрощаться с Эльзой — под тяжёлый вздох последней, — оставив её на некотором расстоянии от их кампуса, чтобы не светиться перед другими ведьмачьими курсами. Солнце к этому моменту скрылось за высокой стеной, опоясывающей Академию, погружая аллеи в сумрак, и один за другим начали зажигаться магические светильники на высоких изящных ножках. Итак, я добрался до дверей… ну, то есть до центрального входа в здание. Зайти внутрь, впрочем, так и не удалось, потому что прямо навстречу мне из распахнутых молодецким пинком дверей вывалился трудовик и, раздражённо шваркнув створкой об косяк, грубо выматерился. — Здорова, Юрьич! — поприветствовал я его. А что? Вместе пили? Пили. За жизнь говорили? Говорили. Земляки? Земляки. Ну так и в баню все эти условности! Тем более, мы не на занятии. — А, Паша, привет! Увидев меня, Глушаков немедленно посветлел лицом и с чувством пожал протянутую руку. Всё в том же неизменном халате с потёртостями и беретке, он был словно ещё одно напоминание о нашей с ним далёкой Родине. Трудовик! Я понял, что чем дальше, тем более гордо звучит для меня это звание. Рядом с ним я сразу почувствовал себя комфортней и спокойней. По тому, с какой силой Сергей сдавил мою ладонь, мне показалось, что и он испытывает сейчас подобные моим чувства. Спросил: — А ты чего такой злой-то выскакивал? Я думал, дверь вместе с косяком вывалится. — Да надоело всё! — выплёскивая накопившееся раздражение, эмоционально произнёс Глушаков. — Который год зарекаюсь с этим делом связываться, — я понял, что он это про свою работу преподавателем, — да только оставить не на кого, нет желающих! А просто бросить и уйти — так я не такой, по-другому воспитан. Я ощутил очередной прилив уважения к этому незаурядному человеку. — Как тебя вообще сюда занесло? — Долгая история, — отмахнулся Сергей, не желая, видимо, особо распространяться на свой счёт. Задумчиво оглянувшись на дверь кампуса, а затем искоса глянув на меня, он вдруг предложил: — Мож по пивку? В городе, а? Пару-тройку кружечек. Ну и закуски, конечно. Колбаски свиные копчёные, рёбрышки жареные, рыба… О-о, ты не представляешь, какая тут рыба, портовый город же… От перечисления всего этого у меня мигом потекли слюнки, но я всё же спросил: — Так ученикам ведь вроде после заката покидать академию запрещено? — Со мной можно, — Глушаков говорил так уверенно, что я сразу ему поверил. А он добавил: — К тому ж мы тебя переоденем во что-нибудь цивильное. Даже если на патруль наткнёмся, хрен кто догадается, что ты с академии. И я согласился. Причём не столько ради пива с закуской — хотя некий гастрономический интерес у меня всё же присутствовал, — сколько ради возможности выйти за пределы окружающих академию стен. Оно, конечно, вроде и не запрещал никто, но в одиночку, в незнакомый город, да ещё и с совершенно неизвестным укладом и образом жизни, мне выходить было боязно. Кроме того, местных денег у меня не водилось от слова совсем. В столовой тут кормили абсолютно бесплатно, одежду и учебники со всеми остальными принадлежностями для учёбы выдали, а просто подойти к той же Марне и задать вопрос про наличие какой-нибудь стипендии я как-то не удосужился. Сразу не спросил, а сейчас ещё и побаивался — больно много за последние дни со мной всякого наслучалось… О моих финансовых затруднениях Сергею я сообщил, но тот лишь махнул рукой, сказав, что всё за его счёт, ибо он приглашает. Больше причин отказываться я не видел и согласно кивнул головой, после чего Глушаков тут же потащил меня переодеваться. Первыми были короткие сапоги. — Из кожи с жопы дракона? — скаламбурил я, разглядывая странное тиснение и необычный тёмно-красный цвет, на что Глушаков только хмыкнул. Дальше в дело пошёл тугой сверток, при развороте оказавшийся плотными холщовыми штанами, рубашкой со шнурованным воротом и тонкой выделки кожаной безрукавкой. И напоследок трудовик отрыл несколько головных уборов разной степени убитости. Но надевать мятые, как из задницы, шляпы мне не хотелось, и я, приметив непонятно зачем лежащий здесь квадратный кусок ткани, завязал его на голове банданой. Оправив кожанку, взглянул на Сергея. Тот, критично осмотрев меня, одобрительно поднял вверх большой палец, хмыкнув разве что по поводу плотно облёгшей череп ткани. — Моряки тут подобное таскают, — пояснил он причину своей усмешки. — Да не снимай, пристанут — жахнешь чем-нибудь магическим, ну, как выстрел предупредительный, и махом отстанут. Магов тут стараются не трогать. — Так я не умею жахать… Нас и вправду ещё не учили каким-либо заклинаниям, всё больше теорию давая. — Тогда я жахну, — пожал плечами Глушаков, — вместе же пойдём. Спокойствие товарища по походу в пивную подействовало на меня как нельзя лучше, и я, пройдя к большому зеркалу, что стояло тут же, в кандейке трудовика, начал себя разглядывать. В пузе меня, конечно, слегка обтянуло — сказывались годы малоподвижного образа жизни. Но в остальном всё было как раз, и одёжка впечатления напяленной с чужого плеча не вызывала. «А ничего так прикид, — отметил я, поворачиваясь к зеркалу то одним боком, то другим. — Ещё бы шпагу на бок или саблю какую, и буду прям благородный капитан пиратов. Пусть не Орландо Блум, но тоже ничего». Я повернулся к Серёге, чтоб поделиться пришедшим в голову сравнением, совсем забыв, что тот вряд ли видел «Пиратов Карибского моря», но заготовленная фраза застряла у меня в горле, ибо сменивший одеяния трудовик буквально преобразился. Куда только подевались халат и беретка с обносками запойного алкоголика? Передо мной стоял настоящий франт. Высоченные, с квадратными носами ботфорты с раструбами до середины бедра почти касались чёрного с серебристым отливом камзола, обтянувшего, как перчатка, мускулистый торс Глушакова. Предплечья были перехвачены ремешками, которые он сейчас неспешно затягивал. По стойке воротника змеилась, словно живая, серебристая вязь, а на боку висела самая настоящая шпага! Точно такая, какую я видел в своих мечтах. — Круть! — выдохнул я, а Сергей вдруг засмущался. — Ты не подумай чего, просто здесь сословное общество — по одёжке и встречают, и провожают. Средневековье махровое, что с них взять… — Да брось, — я ещё раз восхищённо оглядел простой, но в то же время едва ли не кричащий о собственной дороговизне наряд. — Шикарная вещь! — и даже немного позавидовал. Потому что Юрьич во всём этом действительно был словно благородный капитан пиратов, а мои шмотки немедленно съехали вниз по сословной лестнице до уровня какого-нибудь старшего матроса. — Знаешь, я ведь первый год вообще всего этого терпеть не мог. Когда женился, с тёщей ругался что ни день. А она всё, мол, «невместно благородному»… И кому?! Мне, коммунисту! И что, что мне, как магу, сразу автоматом положено? Да ложил я на всё это! Вот только каждому встречному бить морды надоело. По их понятиям простолюдин должен благородному и дорогу уступать, и шею гнуть в поклоне, да и вообще!.. — Юрьич возмущённо фыркнул. — Пара идиотов так ко мне прицепилась, слишком дерзко, по их мнению, смотреть вздумал. Табло им отрихтовал — так они за оружие схватились, грозились, что за оскорбление благородного изрубят меня на мелкие кусочки. Пришлось утихомирить окончательно. — Убил? — поинтересовался я с интересом. А Глушаков вдруг помрачнел. Сказал хмуро: — Нет. Не в тот раз. Но потом пришли коронные исполнители — судьи по-нашему. Между благородными конфликты решают они, если одна из сторон считает себя неудовлетворённой. — И? — лёгкий задор у меня совсем пропал, когда я понял, что моё легкомысленное предположение оказалось очень даже реальным. — Они потребовали дуэль до смерти одного из нас, — подтвердил Юрьич. — Оба. Два молодых идиота с запудренными чушью о благородстве и голубой крови мозгами. Куда им против меня, с моими рефлексами и магией? Они даже ей не владели. И уж тем более не ожидали, что магом окажусь я. Вот только никто из них от дуэли так и не отказался… Меня от ставшего замогильно холодным и мрачным тона Сергея пробрало до мурашек по телу, и я постарался перевести тему на предстоящую попойку: — А как бар-то называется? — Паб, — задумчиво поправил меня Глушаков. Стальной блеск постепенно уходил из взгляда моего земляка, уступая место привычным чуть грустным и добрым глазам. — «Ночной охотник». Известное место. Недалеко от портового района. — Странное название. Я успокоенно выдохнул, как только рука Сергея соскользнула с рукояти шпаги, которую тот сжал рефлекторно. Он пожал плечами. — Предок хозяина был то ли вампиром, то ли охотником на вампиров. Пабу лет пятьсот уже, а история, как всегда, противоречива. Из академии мы вышли через парадные ворота, что сами по себе распахнулись перед нами и так же самостоятельно захлопнулись позади. Впрочем, автоматические двери мне были прекрасно знакомы по супермаркетам и особого ажиотажа не вызвали. По мощёной брусчаткой мостовой мы неторопливо спустились с холма, на котором стояла академия, вниз и прошли мимо плотно сгрудившихся трёх- и четырёхэтажных домов сначала к одним воротам, что отделяли Верхний город от Нижнего, как сказал мне Глушаков, а затем почти дошли до вторых, ведущих непосредственно в портовый район. Контраст между цивильным верхним районом, полностью «одетым» в камень, с работающими водостоками и освещёнными на всём протяжении улицами, с нижним, представшим передо мной во всей красе, был, конечно, разительным. Тут брусчатки не наблюдалось и в помине, а середина улицы, по которой то и дело проезжали телеги да отдельные верховые, была полна жидкой грязи глубиной почти по ступицы тележных колёс. Благо хоть для пешеходов всё было не столь печально — по краям шли дорожки из плотно пригнанных и вбитых в землю деревянных брёвен. С освещением тут было тоже не ах — возле различных заведений фонари горели, но длинные переходы вдоль уныло серых стен с вделанными в них массивными дверями мы преодолевали почти в полной темноте. Вернее, преодолевали бы, да только Сергей, что-то пробормотав, подвесил в полуметре над нашими головами яркий клубок света, что неплохо разгонял мрак на пару десятков метров вокруг. — И нам удобно, и ночному люду, — прокомментировал сделанное Глушаков. — Сразу видно, что маги идут. Лишний раз руки марать не придётся. — Им? — уточнил я. — Нам, — ответил Сергей. — Я пока до этого светляка додумался — треть поголовья местных бандитов истребил. Даже устал немного. Мне канцелярия городская сотню золотом и цепь почётного жителя города вручила — до сих пор где-то лежит. В местное отделение городской стражи звали на полставки. — И ты?.. — Отказался, конечно. Думаешь, мне костюм каждый вечер от крови отстирывать приятно было? Да и не любитель я такого. Они ведь не все от хорошей жизни в тати подались. Это же только у нас… — тут он резко оборвал себя и, бросив на меня короткий взгляд, продолжил хмуро: — …было, что и с беспризорностью боролись, и с тунеядством, и право на труд Конституцией было гарантировано. Тут же с беспризорниками целая беда. Я сколько раз городскому совету говорил, что все эти приюты — это школы малолетних преступников, да кто бы меня слушал… — А чего они на тебя-то бросались? — поинтересовался я, переваривая сказанное. Вот ведь жизнь, оказывается, у человека — ни дня без приключений. — Так я же любил вечерком после занятий пройтись по городу. В одиночку, конечно. Посмотреть, чем город живёт. Тут, к тому же, кое-где остатки города бывшей Империи Ларт — остовы башен, фундаменты, в переулке Нищих так вообще почти целый участок внешней стены сохранился. Мощная, я тебе скажу, была империя, не чета нынешней. Пару тысяч лет, правда, с тех пор прошло, но занимала она весь континент, да ещё и с островами ближайшими. — А что с ней стало? — Как обычно, — ответил Глушаков. — Вырождение центральной власти со всем их престолонаследием и самодержавием, раскол, гражданская война. Всё как у нас. Потом пару столетий два десятка образовавшихся государств грызлись меж собой за территории. А с тысячу лет назад из-за открытия местными слишком умными магами межмирового перемещения — тогда, кстати, они сюда притащили домовых — в этот мир пришли все эти эльфы, вампиры и прочие… гхм, расы. — Сами? — удивился я. — Сами, сами, — подтвердил Сергей. Но тут мы дошли до паба, и, прекратив занимательный экскурс в местную историю, он потянул на себя тяжёлую дверь, пропуская меня вперёд и сам заходя следом. Окунувшись в насыщенную запахами еды и выпивки атмосферу, я чуть замешкался и окинул взглядом большой зал с парой десятков столов, за которыми сидело, ело и пило очень даже прилично народу. По крайней мере, свободных столов я сходу так и не углядел. Меж тем Юрьич взял инициативу в свои руки и, невозмутимо обойдя меня, направился прямиком к барной стойке. Я пробирался вслед за ним, ожидая подсознательно грубого окрика от какой-нибудь особо агрессивной и многочисленной компании, как это обычно происходило в читанных не единожды книжках фэнтези. Но всё было тихо-мирно, и за стуком посуды и лёгким гулом голосов агрессии в наш адрес не ощущалось. — Эд, здравствуй, — Сергей тем временем, опёршись на стойку, поприветствовал крупного мужчину с выдающимся пузом и голыми по плечи толстенными руками в кожаном фартуке, что в данный момент, бережно держа бутылку вина, внимательно её разглядывал. — Мастер Сергей! — тут же расплылся в широкой улыбке толстяк. — Как же, как же. Давно вы не заходили что-то. Как там, кстати, мой балбес? — Должен через год выпуститься, — улыбнулся в ответ Глушаков. — Будет уважаемый маг, балбесом уже не назовёшь. — И то верно, — пробасил названный Эдом. — Благородным станет, не то что мы. Как выяснилось далее, специально для VIP-гостей у него имелась комнатка на четыре стола, отделённая от зала, и так как Глушаков в число этих ВИПов входил, хозяин паба, а это был именно он, незамедлительно нас туда проводил. — Пока по паре кружек пива и закусь как обычно, — сделал заказ Сергей, а я, когда Эд ушёл, поинтересовался: — А что за пиво-то? Ну, сорт там, название? Глушаков усмехнулся. — А пиво тут везде одно — хозяйско-самоваренное непастеризованное. Не переживай, я ведь что сюда хожу — Эд себе мухлежа не позволяет. — Да я что, я ничего… Огладив шероховатую поверхность стола, я не удержался и спросил снова, только теперь уже то, что волновало меня все последние дни: — Слушай, Серёг, а правда, что на курс проклятий одни девчонки идут? А то я как-то, блин, в растерянности. — Правда, — кивнул тот. — Профессия-то нужная, но специфика, сам понимаешь. Я тебе, если хочешь, вообще секрет открою: проклятья, так-то, школа магии чисто номинально. Там столько фундаментальных магических законов нарушается, что вообще непонятно, как это работает. Парадокс. Да хотя бы постулат о едином источнике магической энергии — именно благодаря ему объясняется возможность двусторонней конвертации магических сил индивида в то или иное направление магии и обратно… — Чистая магия? — блеснул я знаниями. — Да, именно. Из чего логически вытекает, например, что адепт любого направления магии всегда может определить манипуляции другого мага, с каким бы видом магии тот ни работал. Вот только… — Глушаков многозначительно посмотрел на меня, и я закончил: — Только с проклятиями это не работает. — Точно. А ещё, кстати, в копилочку идёт то, что девяносто процентов магичек с даром к проклятьям таковым даром при рождении не обладали, что, опять же, нонсенс, ибо нарушает ещё одну аксиому — доказанную, между прочим, многими исследованиями — о формировании первичной энергетической структуры организма ещё на стадии эмбриона. — Мда… — протянул я. Кой-чем в своей жизни я всё же интересовался, так что в общем и целом сказанное Юрьичем понимал. По крайней мере, что такое «нонсенс», «парадокс» и «аксиома» — для меня тайной не было. — Скажу больше, в народе считается, что чем сильнее дар ведьмы, тем та некрасивей, оттого-то дурнушек сразу начинают подозревать в ведьмовстве. Вот только я, как человек знающий, могу тебе сказать с полной уверенностью: они все путают причину и следствие. — То есть, — я поднял голову, внимательно всматриваясь в товарища, — ты хочешь сказать, что проклятья — это в чистом виде приобретённый, а не врожденный, дар отличной от общей магии природы? — Именно! — довольно подтвердил тот. — Что является источником магии проклятий — не известно до сих пор. Поэтому-то для того, чтобы победить одну ведьму, зачастую нужна другая. Тех девочек, у кого действительно вычисляют такой дар, в обязательном порядке отправляют на обучение сюда. Воспитать из них полезных членов общества — вот основная цель. К сожалению, находят далеко не всех. Кстати, — Глушаков с нескрываемым любопытством посмотрел на меня, — а как тебя самого-то нашли? Такой дар для мужчин вообще редкая редкость. Или ты проклял кого, а тот магом из местных оказался? Они любят экскурсии в техногенные миры… — Да нет, — отмахнулся я, — никого я не проклинал. Просто заявились вдруг ко мне, сказали, что я в ученики записан, просто с возрастом промахнулись, потому что у нас удвоенный временной поток относительно тутошнего. — Стоп, — выражение лица Сергея аж изменилось, став вдруг каким-то отчуждённым. — Говоришь, записан? Я кивнул. — Значит, у тебя дар не только к проклятьям? — Неа, — я помотал головой, гордо подняв растопыренную пятерню. — Аж пять. Тёмных все четыре и друидизм впридачу. — Ах ты ж… — Юрьич опасно сощурился, правда, я чувствовал, что его злость направлена не на меня. — Кто проводил распределение? — Ректор. — И он вот так вот просто направил тебя на ведьмин курс? — Да нет, я сам выбрал. — И он ни слова не сказал? — Нет. Попереглядывался только с этой… как её… старшим преподавателем Марной, и всё. Глушаков покачал головой, а затем сказал с толикой рычащего раздражения в голосе: — Ох уж эти ректорские эксперименты, ох я ему выскажу! Это же надо! Я думал, что у тебя только проклятья, с ними-то без вариантов — к бабам, но он же тебе, считай, нормальную жизнь сломал любопытством своим неуёмным! Он грохнул в сердцах кулаком по столу. — Да ладно, — в очередной раз махнул я рукой, — я же сам выбрал. К тому же уникальный специалист, — я припомнил не блещущие разнообразием фантазии зубоскалов, — единственный в мире «мужиковедьм»… — Не, Паш, нехрен заниматься ерундой. Переведём тебя на нормальный курс, я помогу. А ректор пусть в задницу идёт! — Эй, погоди! — не на шутку встревоженный развившим кипучую деятельность товарищем воскликнул я. — Стопэ! Не хочу я никуда переходить. Я вспомнил доверчиво-просящий взгляд Эльзы, полные надежд глаза других девчонок… и понял, что вот так вот взять их и кинуть не могу. Уже не могу. Не после того, как узнал их такими, какие они есть на самом деле. — Почему? — чуть опешил Глушаков. — Да жалко мне их, — бухнул я напрямую и, решившись, выложил ему всё как есть. Всё, что узнал от них, что почувствовал. И какое решение принял. Слушая меня, Юрьич сначала смотрел недоверчиво, но постепенно удивление во взгляде сменилось уважением, а после моего рассказа он протянул руку и крепко сжал моё плечо. — Нет, не перевелись ещё настоящие люди на нашей Родине!.. Ладно, с переводом тему закрыли, а вот чем тебе помочь — я ещё подумаю. Тут наконец принесли пиво, и я, припав к кружке со стоящей поверх края шапкой пеной, выдул за раз половину, смачивая несколько пересохшее горло. — Ну как? — поинтересовался Сергей, терпеливо дожидаясь, пока я отдышусь. — Во! — поднял я вверх большой палец. Пиво и в самом деле было отличным, не то что наше пойло. Правда, хорошего пива я, считай, и не пробовал никогда — не по средствам как-то было. А причислять к таковому бутылочное по пятьдесят рублей штука глупо. Поднесли закуски, и я тут же впился зубами в ещё шкворчащую свиную сосиску. За неимением вилки пользовался руками. «В конце концов, надо принимать реальность такой, какая она есть», — решил я, обжигая пальцы. Действительно, откуда тут, в средневековье неумытом, вилкам взяться? В общем, не буду, как говорится, выбиваться и строить из себя интеллигента. В этот миг, правда, принесли и вилки, и пышнотелая — под стать хозяину — подавальщица застыла, недоумённо разглядывая меня с сосиской, которую я жадно поглощал, сжимая жирными руками. — Не обращайте внимания, — произнёс, посмеиваясь, Глушаков. — Мой друг недавно тут, ему многое в новинку. — Пф, — фыркнула мадам и, оставив на столе приборы, гордо удалилась с основательностью баржи, грузно виляя необъятной кормой. Посмотрев ей вслед, чуть смущённый и несколько оскорбленный её пренебрежительным всхрапом, так напоминающим лошадиный, я язвительно заметил: — Сзади табличку надо: «Занос — один метр». Всё ещё посмеивающийся Юрьич поднял кружку, и мы добили первую, переходя ко второй. — …А ещё, помню, — некоторое время спустя делился воспоминаниями Сергей, — мы с завхозом демонов из подвала гоняли. Молодёжь опять как попало пентаграммы нарисовала — ни сигнальной сети, ни второго контура безопасности, даже предохранитель на обрыв питающего контура не сделали! И главное ведь — всё тайком! Забрались в самую глушь, аж на последний, шестнадцатый уровень катакомб под академией. Ох… Мы пока все шестнадцать уровней зачистили, так семь потов сошло. На последнем вообще такой здоровый демон был, раньше таких даже не видел. Всё орал про то, как его зовут и что он с нами сделает. — И как его звали? — полюбопытствовал я. — Да смешно как-то… — Сергей задумался, а потом щёлкнул пальцами. — Точно! Даибло! В следующий миг он едва увернулся от фонтана пены, которую я исторг из себя, жестоко подавившись. Дёрнул же меня чёрт в это время хлебнуть из кружки… — Ты чего? — заботливо постучав по спине, спросил Глушаков. — Да так, — просипел я, — показалось. — Да? Ну ладно. Так вот, — продолжил Юрьич, — заломали мы этого демона, за детишками прибрали — всё честь по чести. Вход тоже запечатали, да не один, на нескольких уровнях. Как раз после этого я с Севой и сдружился… — С каким Севой? — Да с Иквусом, завхозом. Снова отхлебнув, я прожевал куриную ножку и сказал чуть задумчиво: — А мне он снобом каким-то показался. Высокомерным. — Ну а что ты от него хочешь? — Глушаков чуть расстегнул ворот, открывая взору белоснежную блузу, и расслабленно откинулся на спинку скамьи. — Он же англичанин как-никак. С нашей Земли, кстати. Правда, я не совсем понял, она то ли наша, то ли такая же как наша… Он там в какой-то тайной магической школе преподавал. Почему сюда перебрался — до сих пор так и не говорит, но как-то раз по пьянке долго того своего директора костерил, думаю, конфликт у него там какой-то вышел. Зато тут он нашему Кхану спуску не даёт — мало ли, что тот магистр, а Сева его всё одно в ежовых рукавицах держит, он и пикнуть-то лишний раз боится. — Сева Иквус, говоришь? — я пытался припомнить — крутилось ведь что-то такое буквально на расстоянии вытянутой руки… но всё никак не получалось. — Да не, — махнул Глушаков рукой, проводив ленивым взглядом парочку благородных, что тоже прошли в этот зал, занимая место в противоположном углу. — «Иквус» — это он псевдоним себе такой взял. Я спрашивал, с чего такое имечко странное — это же вроде «лошадь» на греческом, — но с этих бритишей разве просто так хоть слово вытянешь? Правда, когда я его подпоил, он что-то про бывшего ученика говорил, которого в театре голым верхом на лошади увидел. Вроде как спектакль этот как раз «Иквус» и назывался. Но как по мне, это полный бред. — И не говори. Уже ничему не удивляясь, я влил в себя вроде бы уже четвёртую кружку — по мере опустошения нам их оперативно меняли — и вдруг почувствовал, что выпитое ранее начинает потихоньку проситься наружу. — Слушай, я на минутку. Поднявшись и оправив кожанку, я выбрался из зала и направил стопы к выходу. Туалетов я тут не заметил, да и количество выпитого было уже вполне достаточным, чтобы не забивать себе голову вопросами приличия и морали. Поэтому, вывалившись из паба в прохладную темноту ночного города, я быстренько оббежал строение, пристраиваясь за углом. Судя по витающим в воздухе «ароматам», место регулярно использовалось как раз для этого самого, и я поздравил себя с правильной оценкой обстановки. Дела свои я закончил быстро и уже было направился обратно, когда в глубине проулка вдруг кто-то вскрикнул. Звонко и как-то… по-детски, что ли. Мысль о том, что надо бы кликнуть кого-нибудь на помощь, мне в голову пришла уже на ходу, когда я, оскальзываясь в грязи, побежал на выручку. Выпитое пиво, как это всегда и бывает, пробудило во мне излишнюю самоуверенность, а мысли о не самых моих великих боевых возможностях ушли куда-то на задний план. Когда я выскочил из-за поворота, свет от пары местных лун, прорвавшись через расходящиеся тучи, осветил испуганную молодую девушку, которую пыталась ограбить парочка презренных грабителей. По крайней мере, выглядело всё именно так. Она стояла спиной ко мне, невысокая, хрупкая, в легком синем платьице с растрепанными белокурыми волосами, которые разметало в разные стороны ветром, Тоненькие ручки и ножки были скорее детскими чем принадлежащими взрослой девушке. Обхватив себя за плечи, сжавшись от холода, она была словно беззащитная лань перед двумя хищниками. Горячая волна, пробежав по телу, ударила в голову и меня аж затрясло от ненависти. Этих двоих сходу разглядеть я не смог, но моё воображение почему-то сразу нарисовало двух типичных наркоманов, отжимающих у школьников мобилы и золотые цепки. Вот только тучи в следующий миг тучи разошлись окончательно, и гротескные силуэты преступников, выплыв из тени, вдруг приобрели очертания двух богато одетых молодых парней, одним из которых, к некоторой моей оторопи, оказался никто иной, как мой заклятый недруг Ситрий. «Вот с-суки! — сожесточением подумал я, глядя, как первокурсник на пару с приятелем неожиданно выстрелили из рук бордовыми лучами прямо в девушку. — Развлекаются, твари!» Девушка чуть отшатнулась, но лучи смогла отразить — то ли тоже владела какой-то магией, то ли имела защитный амулет. — Твари! — хрипло крикнул я им, потому что это было уже ни в какие рамки. Одно дело — упражняться в язвительности, не переходя всё же неких границ, и совсем другое — вот так в наглую атаковать. И кого?! Беззащитную девушку! — Беги, придурок! — прозвучал в ответ полный отчаяния крик. Ситрий обратил ко мне белеющее в темноте лицо, искажённое гримасой ужаса, и я вдруг отчётливо понял, что он сейчас испытывает почти животный страх — настолько безумны были его глаза. В растерянности я вновь посмотрел на девушку, ибо вид парней ну никак не вязался с образом циничных и наглых грабителей-насильников… а та начала медленно поворачивать ко мне свою голову. — Ох бля!.. — вырвалось у меня. И было отчего. Лицо незнакомки казалось какой-то фарфоровой маской, страшной до усрачки своей нечеловеческой отчуждённостью. Вместо глаз и приоткрытого рта было три угольно-чёрных провала, в которых клубилось нечто мерзкое и отвратительное. А волосы её вдруг сделались хищными плетями… Ненароком я подумал: «Хорошо, что успел сходить по-маленькому». А затем, когда из провала рта донёсся явно не человеческой голос, остро пожалел, что заодно не сходил по-большому, ибо чуть было не сходил прямо сейчас. — Ещё… один… От её шипения волосы дыбом встали даже на яйцах, а руки мои словно сами по себе поднялись, как-то очень легко создав клубки сырой силы. И с криком «А-а!» я пульнул ими прямо ей в морду. Вот только она смогла не просто их увидеть — её руки, развернувшись ладонями вперёд, выхватили сгустки прямо из воздуха, словно те были мячами для бейсбола. Я застыл, не зная, что ещё предпринять, а тварь, расхохотавшись, внезапно влила в перехваченные сгустки ещё силы, отчего те буквально засветились чернотой, и швырнула их в парней. Раздался дикий крик, от которого я, наверное, сразу поседел. Тела Ситрия и второго паренька вдруг сдулись, как проколотые воздушные шарики, и словно… сгнили изнутри, оседая и растекаясь пузырящейся лужицей. «Я следующий» — отчетливо понял я, но тварь вдруг выгнула колени в обратную сторону и скакнула куда-то на крышу… буквально за секунду до того, как в место, где она стояла, впилась золотистая ячеистая сеть какого-то заклинания, с шипением вгрызаясь в землю. Мимо меня размазанным пятном пронёсся тёмный силуэт, мгновенно катапультировавшись следом на крышу, но тут же спрыгнул обратно, превращаясь в Глушакова с крепко сжатой обнажённой шпагой в одной руке и странно сведёнными пальцами второй руки, которой он обвёл полный круг вокруг себя. — Ушла, — сказал он, а затем немного подумал и поправился: — Ушло. — Кто это был? — тихо спросил я, чувствуя, как начинают мелко подрагивать колени. — Без понятия, — честно ответил Сергей, продолжая внимательно следить за окрестностями, — но магией от него шибало будь здоров. Причём непонятно какой. Ни разу с подобным не сталкивался. Ещё бы. Даже я, полный новичок во всём этом, явственно почувствовал полную чужеродность стоявшего здесь нечта. В следующую секунду переулок словно накрыло ватным одеялом, и у меня остро заломило в висках. Я поморщился — чувство было донельзя неприятным. — А вот и инквизиция… — протянул Глушаков, медленно вкладывая шпагу в ножны и опуская руки. — Стой и не дёргайся, с ними лучше не шутить. Какие уж тут шутки. Я застыл чуть ли не по стойке смирно, ибо ничего приятного с данной организацией у меня не ассоциировалось. А к нам меж тем плавно спустился субъект в длинном, до пят, балахоне и, оглядев сначала нас, а потом бросив красноречивый взгляд на окрестные крыши, спокойно произнёс: — Всё верно, всё верно. Посмотрев следом, я увидел с десяток молчаливых силуэтов с чем-то, подозрительно напоминающим оружие, в руках. Инквизитор — а кем ещё он мог быть? — медленно поводя головой, словно принюхиваясь, прошёл по переулку. Осторожно ступая и делая какие-то пассы руками, приблизился к лужам, оставшимся от бедняги Ситрия, вся неприязнь к которому у меня мигом испарилась — уж такого я ему точно не желал, — и его товарища, после чего, странно хмыкнув, достал что-то из кармана и бросил в остатки одежды. Похмыкал ещё, а затем взмахом руки убрал накрывавшее окрестности поле и произнёс, оглянувшись уже на нас: — Убиты двое одарённых. Судя по одежде — благородные. Вероятно, проклятьем, — он посмотрел вверх. — Зовите Ингу. Потом он подошёл к нам. Пробежался сначала взглядом по Глушакову, затем мимолётно мазнул по мне. Интереса для него я, видимо, не представлял. — Старший инквизитор Амнис, городской отдел Инквизитория империи Карн… — он сделал паузу, и Сергей сразу же представился в ответ: — Старший преподаватель общей магии академии, маг первой категории, Глушаков, — после чего добавил, кивнув в мою сторону: — Ученик первого курса академии Ширяев. Бровь старшего инквизитора слегка поднялась, когда он уже внимательней вгляделся в меня. Вопросов относительно моего возраста, впрочем, от него не последовало. А вот о происшествии он спросил: — Что-то видели? — Сущность пятого порядка, класс опасности минимум шестой, — спокойно, но как-то очень веско произнёс Сергей, глядя в глаза инквизитору. Тот нахмурился. — Уверены? — Уверен, — всё так же веско ответил Глушаков, а Амнис ещё раз внимательно осмотрел его, и по чуть расширившимся глазам и изменившемуся выражению на лице я понял, что он что-то про моего товарища вспомнил. По крайней мере, дальнейшие расспросы прекратил и снова отошёл к тому, что осталось от двух парней. Тут в проулке показалось новое действующее лицо. В длинном чёрном плаще поверх такого же чёрного платья. Это, вне всяких сомнений, была та самая Инга, которую вызвал инквизитор. И была она стопроцентная ведьма — обострившиеся в последнее время чувства мне об этом сказали совершенно ясно. Она прошла, не удостоив меня даже взглядом, подошла к Амнису, провела рукой над останками, а затем глухим и не слишком приятным голосом произнесла: — Всё верно, это проклятье. Вот только влито в него… Ни одна ведьма в одиночку такое не осилит. Я бы сказала, что работал полноценный ковен, но тогда бы я почувствовала несколько разных отголосков дара, а тут один и какой-то странный… — Чем странный? — переспросил инквизитор, всё больше мрачнея — похоже, известия были не самые веселые. — Не пойму… — ведьма рассеянно оглядела каменные стены подступающих к переулку домов, землю, нас, подняла голову вверх, затем снова опустила взор на нас… Тут мы пересеклись взглядами, и она вздрогнула. Я увидел, как зрачки её, и так огромные, резко расширились до самых границ радужки, и, подняв узловатый палец, она практически завизжала: — Это он! Это его сила, я чувствую! На меня, казалось, обрушился поток ледяной воды, а следом, словно громовой раскат, по ушам ударил рык инквизитора, чьи руки мгновенно засияли от творимой волшбы: — Не двигаться, стоять на месте! И ещё взгляд Глушакова, режущий словно клинок… Я закрыл глаза и подумал: «Вот сейчас — точно пи*дец!»Глава 7
— Почему вы убили этих двоих? Я в пятый раз тяжело вздохнул. И ответил — тоже в пятый раз: — Никого я не убивал…* * *
Конвоировали меня до застенков инквизиции три ведьмы и десяток вооружённых охранников — не знаю уж, как именно эта стража у инквизиторов зовется. Причём не просто вели, а держали наготове что-то поубойней — я ясно чувствовал, что эти дамы средних лет и невыразительной наружности готовы мгновенно спустить на меня подготовленные и заправленные под завязку заклинания. Охранники предлагали ещё в антимагические кандалы заковать, но инквизитор лишь поморщился и бросил, что, они тут не помогут, проворчав себе под нос, мол, опять в ночную смену один молодняк понагнали. С четверть часа мы петляли по улочкам, распугивая случайных прохожих, пока не пришли к мрачному, возвышающемуся серой глыбой в ночном сумраке каменному зданию. Сначала попали в небольшой внутренний дворик за массивными воротами с двумя пикинёрами, а затем — в глубокий каменный подвал, живо вызвавший нехорошие ассоциации с пыточными застенками. Впрочем, пытать меня пока никто вроде бы не собирался. Мы прошли мимо камер с массивными ржавыми решётками и оказались у обитой металлическими полосами и какими-то символами из серебристого металла двери. Туда, в почти пустое помещение с намертво вделанным в пол стулом посредине и столом в углу, меня и завели. Старший инквизитор Амнис сел за стол, а ведьмы и стража рассредоточились вдоль стен, после чего все дружно уставились на меня. Сжавшись под колючими взглядами, я попытался сесть на стул, но был остановлен жёстким окриком инквизитора: — Стоять! Сначала одежда. — Что «одежда»? — не понял я. — Снять всю, до нижнего белья. Спорить было бесполезно, и я начал медленно стягивать с себя сначала безрукавку, а затем сапоги и рубаху со штанами, снова оставаясь с верными мне до конца майкой и трусами. Подумал ненароком: «Видать, в этом мире мне просто суждено постоянно рассекать в неглиже». Сложенную на полу кучку вещей проверила одна из ведьм, после чего их быстро унесли. Я проводил вещички сожалеющим взглядом. Вернутся ли ко мне назад они? Непонятно. Да и перед Глушаковым было несколько неловко — оно хоть и не по моей вине, но всё же одёжка мне, по сути, была вручена под ответственное хранение. — Садитесь! Я сел, ёжась от неприятного сквозняка, продувающего по голым ногам. Низкий каменный потолок давил, нагоняя беспросветную тоску, и мысли об одежде как-то быстро улетучились — самому бы отсюда выбраться. А инквизитор, достав писчие принадлежности, заскрипел пером по бумаге. — Имя? — Павел. — Полностью! — Ширяев Павел Андреевич. Опустив голову, чтобы не смотреть на инквизитора, я разглядывал выложенный полированными плитами пол. Голос собеседника желания пуститься в пространные рассуждения не вызывал, поэтому отвечать я старался кратко. — С какой целью прибыли в империю Карн? — Я не прибыл, меня привели. — Подробнее. — Появилась преподаватель академии и сообщила, что я значусь в списках учеников, после чего забрала сюда. Амнис оторвался от письма и, коротко глянув на меня, уточнил: — Её имя? — Марна. — Проверить, — он немигающим взглядом проводил одного из стражников, что тут же нырнул в дверной проем, и продолжил: — Как долго обучаетесь в академии? — Три дня. Перо замерло на секунду, но затем снова побежало по бумаге. И всё же я ясно увидел, что мой ответ слегка выбил инквизитора из колеи, и заметил быстрые переглядывания ведьм. — Проклятья — единственный дар? — впрочем, тон его не изменился ни на йоту. Видимо, профессионал. — Нет. — Какие ещё? — Все тёмные и друидизм. И снова переглядывания, теперь уже с шепотками. — Кто определял наличие дара? — Ректор Кхан. — Сам? — Да, — кивнул я. — Почему выбрали проклятья? — Не знаю, — пожал я плечами, впервые позволив себе отойти от простого ответа на вопрос. Формат обычной беседы, хоть и в несколько напрягающей обстановке, потихоньку стал возвращать мне утраченную было надежду на положительное разрешение этого недоразумения. — Кхан предложил мне выбрать — ну я и выбрал. Кто же знал, что у вас тут с этим так… Я осёкся, напоровшись на заострившийся взгляд Амниса. Тот, правда, замечаний мне делать не стал, ограничился — через пару секунд сверления глазами — очередным вопросом: — Ранее магической деятельностью занимались? — Нет. — В связи с магическими сущностями высшего порядка вступали? — Нет. — Древние артефакты, места силы находили? — Нет. — Укусам оборотней, вампиров, других магических существ подвергались? — Нет. — В интимных отношениях с представителями магических рас состояли? — Нет. — Почему убили тех двоих? Я вздрогнул, поднял взгляд на спокойно изучающего меня инквизитора и чуть нервно дёрнул головой: — Я не убивал. — Хорошо, — не стал настаивать тот. — Вам были знакомы эти двое? — Да, один. — Назовите. — Ситрий, демонолог с первого курса, вроде бы виконт. — Понятно… — взгляд инквизитора стал острее, а я тяжело вздохнул. Следующий вопрос можно было предугадать. — У вас были с ним конфликты? Я вздохнул ещё тяжелее, но врать не решился. — Были. — Так почему вы убили тех двоих? — Да не убивал я! — Потише, — Амнис выпрямился, отвлекаясь от бумаги перед ним, положил перо, сцепил ладони в замок. — Это пока вопросы. Но давайте я всё же обрисую имеющиеся у нас факты. Убиты двое благородных, как минимум один из которых является учеником магической академии Карна. Рядом с их останками находятся ещё один ученик академии и преподаватель. Экспертно установлено, что в проулке пребывала также сущность не менее чем пятого класса опасности, которая при появлении мага первой категории Глушакова скрылась в неизвестном направлении. Вот только на тот момент всё было уже кончено, а значит, старшего преподавателя академии можно из числа подозреваемых исключить. Можно было бы исключить из этого числа и вас — ведь сущности пятого класса неимоверно опасны и действительно могут послужить причиной смерти даже сильных одарённых, — однако этому мешают два больших «но». Во-первых, тот факт, что вы совершенно не пострадали, и во-вторых, экспертно установлено, что именно ваш чрезвычайно редкий для мужчин дар к проклятьям послужил причиной их гибели. — Это не я, — окончательно поникнув, глухо произнёс я. Ситуация, очевидно, была не в мою пользу. Факты-то железобетонные, а в мою защиту — только лишь мои собственные слова. «Что же делать, как же быть?..» — Пока все факты против вас, — констатировал старший инквизитор. Чуть отстранённо я подумал: «Странно, что он ещё не перешёл от слов к пыткам». Впрочем, под словом «инквизиция» могла скрываться и совсем иная структура, с другими понятиями и подходом к делу. Не даром же у них тут ведьмы на зарплате. — Можно я расскажу, как всё было? — без особой надежды попросил я, но Амнис внезапно сделал приглашающий жест рукой и, снова взяв перо в руки, выжидательно уставился на меня. Я постарался собраться с мыслями, а затем начал: — Крик. Сначала я услышал крик… Говорил я недолго, однако постарался максимально точно и чётко описать происходившее, каким-то шестым чувством понимая, что от этого может зависеть не только моя свобода, но и жизнь. Как их увидел, что сказал — рассказывал всё, вплоть до личных ощущений и мыслей. Инквизитор увлечённо записывал за мной, в некоторых местах хмыкая, а в некоторых даже приговаривая: «Та-ак?!» Но стоило мне выдохнуться, как он, поставив жирную точку, произнёс: — Очень интересно. И всё-таки… почему вы убили этих двоих? — Ну я же рассказал… — Да. Прекрасно всё изложили — подробно, обстоятельно, я практически видел это перед глазами. Вот только… — Вы мне не верите… — я с силой потёр лицо ладонями. Застыл, прижимая их к щекам. Отняв через несколько секунд, устало произнёс: — Я даже не знаю, что вам ещё сказать, чтобы вы поняли, что я их не убивал. Я просто атаковал это существо тем единственным, что умею — сырой силой. — Которую оно использовало для убийства двух человек, двух одарённых. Вы не задумывались, что в том случае, если мы вам поверим, то вы всё равно, пусть даже и косвенно, виновны в их гибели? — Задумывался, — глухо ответил я. — Но я искренне хотел помочь. Тут в допросную ввалился стражник — я не запомнил того, что ранее ушёл, и не мог сказать, он ли это или другой — и, подойдя к инквизитору, что-то зашептал тому на ухо. Кивнув пару раз, Амнис снова посмотрел на меня, а затем, свернув бумагу в трубочку и перевязав нитью, вдруг сообщил: — Что ж, на сегодня, думаю, достаточно. Однако вы всё ещё находитесь под подозрением и можете понадобиться Инквизиции, а потому до особого распоряжения вам запрещено покидать пределы города Танарис. «Я свободен?» — эта удивительная мысль сначала робко, а затем всё сильнее стала долбиться в мой измученный произошедшими событиями и допросом мозг, и я, подняв голову, изумлённо взглянул на старшего инквизитора. А тот снисходительно улыбнулся и, достав откуда-то из-под стола молочно-белый шар, похлопал по нему, спрашивая: — Вам знаком подобный артефакт? Я отрицательно качнул головой, всё ещё переваривая ошеломляющую новость, а инквизитор между тем объяснил: — Это очень эффективный магический прибор, тонко улавливающий, когда допрашиваемый лжёт. Обмануть его можно, но подобные умельцы слишком хитры, чтобы так примитивно попасться. И поскольку за всю нашу беседу он ни разу не поменял цвет, значит, вы, по крайней мере, были свято уверены, что говорите правду — даже когда сказали, что хотели помочь тому, к кому ранее испытывали неприязнь. Амнис встал и, проследив, как встаю я, добавил: — Инквизиция всегда учитывает искренность допрашиваемого, и хоть подозрение с вас окончательно не снято, но поводов для содержания вас в тюрьме на время предварительного следствия я не усматриваю. Ваши вещи в соседней комнате, вас проведут. Он жестом указал на дверь, и я на подрагивающих ногах прошёл мимо стражников и трёх хмурых ведьм к выходу. Мне до последнего казалось, что это какой-то злой розыгрыш инквизитора — дать мне надежду, а затем жестоко её отобрать. Но всё обошлось, и переодевшись обратно в дарёную мне Глушаковым одежду, я, ведомый стражником, наконец покинул мрачные инквизиторские застенки.* * *
Выйдя под окончательно очистившееся от облаков звёздное небо, я вдохнул полной грудью запахи ночного города, в которые примешивался лёгкий солёный привкус моря, и облегчённо, с шумом выдохнул, совершенно не стесняясь стоящей рядом стражи. — Иди давай, — буркнул один из бывших моих конвоиров и лёгким толчком отправил меня в сторону темнеющих ворот. После мрачных подземелий даже темень ночных улиц мне казалась какой-то близкой и родной, словно всё самое плохое уже произошло и хуже уже ничего случиться не может. Опасное заблуждение, но в тот момент мне казалось именно так. К счастью, мой товарищ и не думал меня бросать, буквально возникнув из тени, стоило мне оказаться снаружи. Глушаков всё так же был при шпаге и камзоле, собран и напряжён, но, по крайней мере, не резал меня взглядом, как в первый момент после обвинения меня ведьмой там, в переулке. — Выпустили? — полуутвердительно спросил он, и я ответил: — Да. У них там какой-то прибор, типа детектора лжи. Поняли, что я говорю правду, и отпустили. Сергей кивнул, а затем сказал сказал извиняющимся тоном: — Ты прости, что в первый момент тебя заподозрил. В инквизиции абы кто не служит, да и ведьмы редко когда ошибаются. Это потом я, как поостыл, понял, что не мог ты такого спланировать, не мог хладнокровно убить этих подростков, какими бы говнюками, — тут он печально усмехнулся, — они ни были. — А я, честно говоря, думал, что всё, конец. Что меня сейчас в кандалы закатают или пытать начнут, признание выбивать, — поделился я своими переживаниями. Глушаков покачал головой и произнёс, не забывая посматривать по сторонам: — Это магическая инквизиция. Тут давно уже совсем другие способы узнать правду. Хотя и пытки бывают, когда просто так ментальный блок сломить не получается. — Видел? — спросил я с любопытством. — Ощутил, — лаконично бросил Глушаков, и я вновь проклял себя за неуёмное любопытство. Однако… Юрьич, выходит, и тут побывать успел, да ещё под пытками. То-то этот Амнис его узнал. Стоило бы, наверное, задаться вопросом: «А где Сергей ещё не был?» — но спрашивать о таком напрямую неэтично, и я промолчал. — Пойдём, — между тем добавил тот, вновь подвешивая магический светильник над нашими головами. — Завтра, чувствую, будет долгий день…* * *
До академии мы добрались без приключений, чему я был безмерно рад. Хватит на сегодня. Да и на завтра с послезавтра тоже. Я даже мысленно сам себе дал зарок: больше за стены академии ни ногой. По крайней мере, пока не стану таким же, как Юрьич. Так что уже у нашего кампуса я остановил глубоко задумавшегося Глушакова и сходу ошарашил его вопросом: — Серёг, а ты можешь научить меня драться? Изумленно поглядев на меня, он переспросил: — В смысле? Магическому бою? — И это тоже, но сначала, наверное, просто драться, — я был уверен, что Глушаков не станет надо мной насмехаться, поэтому говорил абсолютно серьёзно и откровенно. — Я ведь не дрался никогда в жизни. Не веришь? А это так. Не знаю, что на меня накатило в тот момент. Но вдруг проснувшееся чувство бессилия — ведь всё, что я смог, это стоять и смотреть, как нечто убивает двух подростков — выедало меня изнутри, жгло, словно ядом, и чем ближе мы подходили к академии, тем сильнее. А сейчас оно буквально заставляло меня выталкивать из себя слова, что были всё злее и злее. — Я всегда искал компромиссы, убеждал себя, что это правильно, учился не замечать презрительные усмешки одноклассников, говоря себе, что, мол, закончится школа — и эти хулиганы мигом поймут, как неправильно они себя вели, и даже, может быть, извинятся передо мной. Я убегал и считал незазорным извиниться, даже если за собой причин извиняться не видел — мне же не тяжело… Ну и что, что за мой счёт самоутверждались другие… Чёрт, да мне уже тридцать четыре, а я каким-то пиздюкам вдвое младше меня не могу ничего толком возразить, потому что меткий и остроумный ответ, которым я мог бы элегантно отбрить обидчика, приходит ко мне тогда, когда поезд давным-давно ушёл! И мне остаётся только мысленно представлять — а как бы я ответил, а как бы он, словно помоями облитый, заткнулся и, осмеянный собственными подпевалами, в слезах от меня убежал… Сглотнув и чуть отвернувшись, я продолжил с горечью в голосе: — Я всегда, наверное, был трусом. Всю жизнь жил под лозунгом: «Лучшая драка — эта та, которой удалось избежать». Вот только это ни черта не работает! Я всё же сорвался на крик, ненавидя себя в этот момент. — Ты не трус, — вдруг произнёс спокойный и уверенный голос моего товарища. Оказавшийся сбоку от меня Сергей поднял голову, разглядывая вторую из местных лун, что как раз заняла положение в зените. А затем, повернув ко мне посеребренное лунным светом лицо, сказал: — Трус никогда бы не помчался на помощь в тёмный переулок. Трус не попытался бы сделать хоть что-то, особенно если бы не умел почти ничего. Трус, в конце концов, ни за что не решился бы остаться на отверженной специальности. Нет, никакой ты не трус. А в остальном я тебе помогу. Улыбнувшись, Глушаков протянул мне раскрытую ладонь. — По рукам? — По рукам!Глава 8
Кое-как добравшись до родного чердака, я с кряхтением забрался через люк и прямо как был, в одежде, завалился на кровать. Свет зажигать не стал — хватало лёгкого лунного из незапертых слуховых окон, да и обстановку я знал прекрасно, сам ведь всё убирал и расставлял. За всеми этими треволнениями: нападением твари, арестом, допросом — давно уже перевалило за полночь, но сна не было ни в одном глазу. Я тяжело вздохнул, в который раз нецензурно помянув свой первый выход в город. — А я уж думала, что не дождусь тебя… Эффект от прозвучавшего в темноте голоса был подобен выстрелу. Я вздрогнул и подскочил на постели, со страхом вглядываясь в темноту. Бросило в пот, а сердце вдруг застучало быстро-быстро, отдавая пульсацией в висках. «Та тварь?!» — мелькнула шальная мысль. Однако секундой позже я понял, что голос не тот совсем — женский и какой-то знакомый. Да и Серёга говорил, что сюда подобным существам хода нет — даже если не выдержит периметральная защита, сигнализация поднимет такой вой, что тут через пять минут окажется с полсотни жаждущих крови злых магов. Вспыхнул небольшой лилово-фиолетовый огонёк, в свете которого я, снова вздрогнув, различил точёное лицо завкафедры Проклятий. — И давно ждёте? — резко пересохшими губами спросил я. — Почти час, — ответила она, а затем, вдруг достав тонкий мундштук с уже воткнутой в него сигаретой, не торопясь закурила. «Через полчаса как я вышел от инквизиторов…» Я смотрел на девушку, что так бесцеремонно оккупировала… А нет. Не оккупировала. Она сидела, небрежно откинувшись и закинув одну ногу на подлокотник, на массивном троне, который обвивал, раскрыв крылья, чёрный дракон. Каменном троне с каменным драконом… Надо понимать, что раньше подобного на чердаке не водилось. А значит, мадмуазель Элеонора припёрла его с собой. Чтоб впечатление произвести, видимо. Сердце понемногу угомонилось, больше не пытаясь выскочить из груди, и я медленно, перебарывая накатившую слабость, сел на кровати. Ещё раз окинул завкафедры взглядом, теперь уже более внимательным. Впечатление она таки производила, в основном — сползшим с ноги на подлокотнике по самое не хочу платьем. «Хорошая фигура», — чуть заторможено — сказывалась усталость — подумал я, а затем внезапно понял, что и лицо у неё совершенно нетипичное для среднестатистической ведьмы: аристократичное, с идеальными пропорциями, красивое… — До меня тут дошли кое-какие слухи, — не дождавшись от меня вопросов, негромко проговорила она. — В частности, что к гибели двух учеников академии причастен ученик моего курса, да ещё и мужчина. — Я не виноват, — чуть покачав головой, негромко сообщил я, а сам обречённо подумал: «Похоже, допрос мне сегодня будут устраивать все». — А ещё, — продолжила завкафедры, — со мною поделились удивительным фактом, что у того при сканировании магическими артефактами Инквизитория уверенно определяется средний уровень дара. Для женщины-ведьмы средний, — уточнила она. — Для мужчины же это почти предел возможностей, как считается. А ведь на момент поступления дар у тебя был практически в зачаточном состоянии. Такой прогресс, и буквально за несколько дней… Я чуть пожал плечами, не зная, что на это ответить. Зато подумал с мрачной иронией: «Ого, средний дар. Ещё бы уметь им пользоваться». А девушка вдруг добавила: — Ты самый необычный мужчина-ведьма, которого я видела. «Ведьма… — криво ухмыльнулся я. — Ну нет, хватит». — Ведьмак. — Кто? — чуть изогнула собеседница тонкую бровь. — Ведьмак, — повторил я. — Мужчина-адепт проклятий — ведьмак. Элеонора хмыкнула, а затем, чуть сощурившись, поинтересовалась: — Сам придумал? — Сам. — Ведьмак… Хм. А в общем-то, неплохо. Она поднялась с трона и, привстав на цыпочки, потянулась, словно кошка. Проследив за нехарактерно красивой магистершей, я невольно вспомнил Эльзу и других девчонок с группы. «Интересно, а почему эта особа так от них отличается?» Магистр проклятий и впрямь была очень хороша. Тонкое платье плотно облегало стройное тело, густые тёмные волосы крупными локонами ложились на плечи, чувственные губы были слегка приоткрыты… Вот только, похоже, стресс и усталость от пережитого сделали своё чёрное дело, да и первое наше с ней знакомство окончилось совсем не так, как бы мне хотелось. Так что, несмотря на её эротизм и интимную атмосферу, во мне ничего не шевельнулось. Совсем ничего. Она сделала два шага к кровати, наклонилась, опираясь руками на постель и пытливо вглядываясь в моё лицо, так, что в чуть провисшем декольте прекрасно виднелись два сочных полушария, лишь чуть-чуть поддерживаемых ажурным лифчиком. А мысли мои вдруг зацепились за её слова о моей необычности. А вернее, о улавливающемся в этой фразе намёке, что подобных мужчин она видела несколько. Поэтому я сказал в пустоту, не обращаясь ни к кому конкретно: — Так значит, я был не единственным с таким даром? Не настолько уникальным, как мне все тут говорят? Были и другие? — Ты… — она облизнула алые губы кончиком языка. — Нет, ты как раз уникален. Как возрастом и нетипичным распределением дара, так и этим странным мгновенным прогрессом. Те, кого я знала прежде, были молодыми пареньками, судорожно выбиравшими другие направления и постаравшимися забыть, что их дар имел и эту грань. Ты ведь видишь нашу силу? — вдруг спросила она. Я вспомнил сгустки тьмы в своих ладонях, да и в её тоже, после того, первого занятия. — Да. — Полгода, — уверенно произнесла девушка. — Что «полгода»? — В среднем полгода нужно начинающему, чтобы ощутить её, — она облизнулась снова — теперь уже с каким-то маниакальным блеском в глазах. — Расскажи, когда ты впервые её увидел. — Впервые? Я склонил голову на бок. Кровать чуть скрипнула под коленом девушки, когда она ещё приблизилась. Посмотрел ей в глаза. — Когда ты запустила ею в меня, разнеся в прах дверь аудитории. Я думал, она разозлится на такое панибратское обращение, но завкафедры лишь выдохнула торжествующее: — Х-ха! — а затем, приблизившись почти вплотную, сильно толкнула меня ладонью в грудь, откидывая обратно на мягкий матрас. — Так и знала — стрессовая ситуация с непосредственной угрозой жизни! — голос её был полон возбуждения и торжества. — Плюс мощный всплеск дара от постороннего источника. Тут или взаимосвязь индукционного типа, или симпатическая связь, точно! А если… — она нависла надо мной, приблизив возбуждённое лицо. — А если пойти дальше, возможно, твой дар станет ещё сильнее! — Дальше куда? — без сил раскинувшись на ложе, чуть просевшем от веса двух наших тел, индифферентно поинтересовался я. — Подвергнуть мою жизнь ещё большей опасности? Девушка фыркнула и ответила презрительно: — Путь прямого усиления воздействия — это тупиковый путь. Не стоит зацикливаться на одном и том же, надо пробовать разное. — И что хочешь попробовать ты? — О, тебе понравится. Элеонора шепнула это мне на ухо, после чего её ладонь чуть сжала моё «хозяйство», и девушка плавно переместилась ниже, оседлав мои ноги. Обречённо вздохнув, я прикрыл глаза. Согласия от меня не ждали — видимо, считалось, что мужик и так всегда готов. Вот только конкретно здесь и сейчас на пути желаний ведьмы и, быть может, даже и моих, случись это при других обстоятельствах, встало одно непреодолимое «но» — я ОЧЕНЬ сильно устал. Властные руки сдёрнули вниз штаны. Голую кожу чуть захолодило от ночного воздуха, что свободно проникал сквозь распахнутое слуховое окно. — Хм, ты не рад меня видеть? — чуть игриво прозвучало от ведьмы. — Ну ничего, сейчас мы это исправим! А всё происходящее дальше можно было описать всплывшими вдруг в моей голове строчками из песни группы «Сектор Газа»: «Его как джойстик и как скоростной рычаг, крутит так и сяк, но не выходит никак…» «Не встаёт», — рассеянно констатировал я. Что только она с ним ни делала — крутила, тянула, дёргала из стороны в сторону, бешено надрачивая всеми известными способами и неожиданно проявив в этом весьма глубокие… гм, познания. Но результат оставался всё тем же — нулевым. — Я просто устал, — открыв глаза и смотря в пустоту, произнёс я после, наверное, десятка минут безуспешных «попыток реанимации» моего не подающего признаков жизни органа. Впрочем, девушка и сама это уже поняла. Бросив наконец все попытки, она слезла с моих ног и, сплюнув, прошипела словно рассерженная змея: — Вот что за невезуха! Мало того что безродный, так ещё и импотент! Зашуршала одежда. Я, подняв голову, взглянул на ведьму, а та, матерясь сквозь зубы как матёрый сапожник, втянула в ладонь массивное кресло, стремительно, с силой вбивая каблуки в пол, пересекла чердак и, превратившись в размытое серое облако, резко, словно пробка из бутылки с шампанским, вылетела в окно. — Я не импотент, — после небольшой паузы произнёс я ей вслед. — У меня был тяжёлый день. Голова упала на кровать уже окончательно, и что характерно, мне даже ни капельки не было стыдно. В конце концов, меня только что чуть не поимели ради какого-то научного эксперимента, даже не задумавшись ни на секунду, хочу ли я, могу ли я, гов… Стоп, это не из той оперы… В общем, попытались трахнуть, притом согласия не спросив. Нет, будем честны, в иных обстоятельствах стал бы я отказываться? Отнюдь, покувыркался бы с этой Элеонорой, а эксперимент или не эксперимент… Красотка она что надо, всё при ней, да и возраст — на вид, по крайней мере — вполне для меня подходящий, не малолетка какая-нибудь. Но то в других условиях! Сейчас же… Лицо увиденной твари всё никак не шло у меня из головы. Эти провалы рта и глаз, этот голос, казалось, наждачкой сдирающий кожу… Мурашки снова побежали по телу, и я быстрей натянул штаны обратно, а затем и вовсе почти с головой закутался в одеяло. Пробурчал: — Станешь тут импотентом, с такими делами. И вот, пока я ворочался в постели, мысли независимо от меня переключились на допрос в инквизиторской, а затем и дальше по цепочке, до тех пор, пока я не смог всё же наконец заснуть. И последней моей мыслью было, что, может, действительно ну их нахер, эти проклятья?* * *
Подъем был жёстким и очень, очень ранним. С воплем подскочив, отфыркиваясь от попавшей в нос и рот воды, я ошалело уставился на до омерзения бодрого Юрьича, что стоял напротив в тренировочном костюме с большими красными буквами «СССР» на груди, а также со свистком на шее и с ведром в руках. Выматерившись — а цензурных выражений после произошедшего у меня просто не нашлось, — я оглядел залитую постель, себя — кстати, опять почему-то голого — и поплёлся под душ, подбадриваемый бодрым напевом Глушакова, что состоял из смутно знакомых строчек: «Бегать, скакать, кувыркаться Каждый обязан уметь: Нужно лишь только собраться И захотеть, и захотеть!» Хорошо бы, конечно, захотеть… А если полночи не давали спать всякие разные события? Ведь чуть не убили, чуть не пытали, чуть не изнасиловали… — Сколько сейчас? — угрюмо спросил я, снимая с сушилки трусы и майку и медленно натягивая на свои далеко не самые стройные телеса. И не смог сдержать тяжкий стон, услышав страшное: — Шесть утра. Спал я, наверное, часа три, не больше. Завалиться бы ещё на столько же, а лучше до обеда, но штаны и кеды были неумолимо всунуты мне в руки, а тушка — выпихнута в коридор. Одевался я уже на ходу, а точнее, на скаку, пытаясь нормально натянуть треники и обувку и параллельно проклиная себя самого за излишне длинный язык. Нет, тогда, ночью, для меня всё выглядело очень логично, правильно и обоснованно: надо тренироваться, учиться драться и вообще становиться мужиком. Но не так сходу же! Уже на улице Глушаков остановился и, глядя мне в глаза, серьёзно сказал: — Хотел завтра начать тренировки, но потом понял, как они для тебя важны, и решил не откладывать. Я было поискал в его прямом, открытом взоре скрытую издёвку, но не нашёл и силой воли подавил очередной рвущийся наружу стон. Стоящий напротив меня мужчина действительно считал, что я жажду начать приобщаться к миру боевых искусств буквально немедленно, и мне даже стало чуточку стыдно за необоснованные подозрения. — Сначала зарядка, затем лёгкая пробежка — пять километров, дальше по твоему состоянию. Готов? — Я… э… эм… Мысленно прикинув длину пяти километров, я малость приуныл. В теперь уже прошлой жизни самым большим расстоянием, на которое я бегал, были метров пятьсот до магазина за пивом и пельменями, когда рейд-лидер в ВОВке объявлял перекур. Глушаков улыбнулся, хлопнул по плечу — да так, что меня неслабо качнуло в сторону — и произнёс, весело щурясь: — Не дрейфь, это только на словах страшно, а на деле… ещё страшней, — после чего рассмеялся, но, опять-таки, как-то не обидно, по-доброму. Дальнейшее я запомнил смутно. Сначала были попытки в наклоне дотянуться кончиками пальцев до земли. Безуспешные. Затем попытки сесть на шпагат, если, конечно, можно так назвать прямой угол, на который смогли раздвинуться мои ноги. Потом были наклоны, махи рук и ног, приседы и прочее, и прочее… Уже через пять минут я дышал как загнанный волк, вывалив язык наружу. Но если двадцатиминутную зарядку я ещё как-то пережил, то лёгкая пробежка убила меня окончательно. Когда всё такой же бодрый Сергей бросил, что мы пробежали километр, я думал, что моё сердце пробьёт грудную клетку и со скоростью снаряда улетит вперёд. Бежать я уже не мог и, перейдя на шаг, пошатываясь, продолжил плестись вперёд, на остатках гордости удерживая себя от падения. Пот заливал глаза, в голову стучало словно в колокол, а дыхание вырывалось из горящих лёгких с тяжёлым хрипом. Потом воспоминания и вовсе пошли урывками. Я видел встревоженное лицо Глушакова, затем, вроде бы, Элеоноры, мелькнула на периферии белая борода ректора… и всё. Дальше — темнота. Очнулся я в какой-то палате, на койке и под белым покрывалом. Хорошо хоть накрытый не с головой, да и морг палата всё же не напоминала. Не совру, если скажу, что мысль о том, что я двину кони, под конец, перед самой отключкой, меня таки посетила. Осмотревшись более внимательно, я понял, что это не совсем палата, скорее часть большей комнаты, отгороженная ширмами или занавесками. А затем моё внимание привлёк яростный шепоток из-за шторки, и, прислушавшись, я внезапно понял, что слышу голос моей завкафедры. — Да вы совсем рехнулись, Сергей Юрьевич! Это же уникальный экземпляр! Такой скачкообразный рост дара, такие перспективы, а вы его, извиняюсь, как какого-то сапога-рекрута из имперской пехоты загонять принялись! — Элеонора Сигизмундовна, — донёсся до меня следом и спокойный голос Глушакова, — какие на этого студента вы возлагаете перспективы, мне подсказал лёгкий флёр ваших духов на чердаке. — Это не то, о чём вы подумали, — чуть уязвлённо ответила ведьма. — Я хотела проведать своего студента, попавшего в сложную жизненную ситуацию, а заодно провести один эксперимент… Неудачно, к сожалению. — Неудачно? — я прямо-таки увидел, как Глушаков скептически приподнимает одну бровь. — Судя по тому, что на нём не было ни единого предмета одежды, основного вы добились. — Ах ты!.. — Коллеги, успокойтесь, — прорезался голос ректора. — Не в больнице. Павлу после всего пережитого нужны покой и время на выздоровление. Пара дней вдали от ваших экспериментов… Ваших, ваших. Сергей Юрьевич, я и вас тоже имею в виду. Пожалуйста, воздержитесь. — Отправлять его на курс проклятий — вот от чего изначально нужно было воздержаться. — Сергей Юрьевич, во-первых, он сам сделал выбор, а во-вторых, я здесь ректор, а не вы, и не вам требовать от меня отчё… — Кстати, мастер Иквус как раз обещался ко мне в обед заглянуть… После сказанных нарочито безразличным тоном слов Глушакова Кхан резко замолк на полуслове, пару раз кашлянул, произнёс: — В общем, коллеги, я надеюсь на ваше благоразумие, — после чего, судя по шороху одежд, быстро ретировался восвояси. Наступила тишина. Правда, продлилась она не долго, и вновь первым её прервал голос моей завкаф. Вот только интонации в нём были уже совсем другие. — Серёж, почему ты так со мной? — Как? — спросил в ответ Глушаков. А я… У меня вдруг кольнуло где-то в груди. Чуть стеснило. Потому что я вдруг без всяких слов понял причину столь странного поведения этих двоих. — Так жестоко, — тихо, почти на грани слышимости произнесла Элеонора. — Может быть, потому, что ты сначала хотела испортить жизнь мне, а теперь решила взяться за этого парня? — Я не сделала тебе ничего плохого… — Всего лишь попыталась наложить смертельное проклятье на мою жену? — язвительно поинтересовался Сергей. — Но не на тебя, — возразила девушка. — Просто я любила тебя. И сейчас люблю… — Не начинай, — Глушаков вздохнул. — Ты же знаешь. — Знаю, — упавшим голосом ответила она. — Знаю, что ты любишь её. Вот только… мы же обе были там. Так почему она, а не я? Потому что я всего лишь отвратительная ведьма, а она — прекрасный белый целитель? — Я уже говорил тебе, что нет. — Тогда почему? — Не знаю, — он снова вздохнул. — Это не объяснить. Да и зачем? Всё давно уже сказано. Тем более, как я понял, сейчас тебя заинтересовал Павел. — Как эксперимент. Не более того. От жёстких и в чём-то даже жестоких слов Элеоноры мне стало чуточку больно. Я, наверное, пусть и подсознательно, но всё же хотел считать её ночной визит чем-то большим, чем просто научным интересом. Когда девушка ночью заявляется к тебе домой, чтобы заняться с тобой сексом, это же не просто так, да? Хотя действительно, кто я для неё? Не толковый маг, не благородный, не красавчик со стройным телом, и орган у меня отнюдь не двадцать один сантиметр. Никто я, в общем. — Он хороший парень… — Он — не ты. И никогда таким не станет. Сглотнув, я отвернулся, постаравшись больше не слушать, но её слова вбивались мне в мозг словно гвозди молотком. — Он не сможет переломить ход сражения, в одиночку повернув вспять наступающих, как ты когда-то. Не сможет десять минут держать щит, принимая на себя всю мощь магов противника и спасая нас, беспомощных после диверсии врага. Не убьёт в поединке того, кого считали непобедимым. — Ты этого не знаешь, — сухо произнёс Сергей. Но Элеонора Баум ин Филрион ничего ему не ответила.Глава 9
Элеонора ушла — я понял это по лёгкому хлопку воздуха, — а шторка зашуршала, пропуская внутрь Сергея. Увидев, что я в сознании, он замер на мгновение, хмуро поджав губы, и всё же произнёс, больше утверждая, чем спрашивая: — Слышал?.. — Да, — лаконично подтвердил я и чуть отвернулся, разглядывая боковые занавески. Отпустив край белой ткани, Сергей медленно подошёл и присел сбоку. Кровать скрипнула, принимая дополнительный вес, и Глушаков застыл, о чём-то крепко задумавшись. А что тут ещё сказать? Я тоже молчал, испытывая безотчётное чувство обиды. Не на Юрьича, нет — на всю эту грёбанную академию. Так низко моя самооценка не падаладаже дома на Земле. — Её слова… — нарушил тишину Сергей. Замолк было снова, но затем, тряхнув головой, твёрдо произнес: — Ерунда это всё. Выкинь из головы. Просто знай: она не права. — Да нет, права, — мрачно откликнулся я, остро, чуть ли не до слёз в этот момент жалея самого себя. — Я действительно не ты и никогда таким не стану. Скромный трудовик магической академии был, наверное, эталоном героя-попаданца, какими их описывают в фантастических книгах. Прошедший невыносимые испытания, ставший магом-убийцей, уничтоживший своих зловещих хозяев и организовавший настоящую революцию. Потом, по словам ведьмы, в одиночку разогнавший целую армию, спасший кучу магов, и её в том числе, победивший непобедимого. Прошедший застенки инквизиции, проредивший бандитов отдельно взятого города. И, наконец, тот, кому свою любовь отдавали красивейшие женщины. — Э, брат, погоди, — повернулся ко мне Глушаков, встревоженно вглядываясь в лицо. — Ты это мне брось, — схватив за плечо, он чуть встряхнул меня. — И думать не смей даже. Я, ты… Не сила в человеке главное. У меня, если хочешь знать, половина местных магистров омерзение вызывают своим чванством и отношением к людям. То, что здесь, — он несильно стукнул меня в грудь, — вот что важно. — Холодная голова, чистые руки и горячее сердце? — бледно улыбнувшись, грустно сыронизировал я. Однако Сергей в ответ серьёзно кивнул: — Верно. В первую очередь надо быть Человеком! Он сказал это, вкладывая в одно слово столько всего, с таким убеждением, что я, вспомнив дом, вдруг задался вопросом: куда, вот куда делись такие люди, как Сергей? Куда ушли все правильные, честные, готовые бороться за свои убеждения? Неужели каких-то тридцать-сорок лет настолько изменили наше сознание? Привили желание хапать, воровать, обманывать? — Хорошо, — было безумно трудно задавить в себе чёртову жалость, но я, как мог, постарался отпихнуться от неё. — Я постараюсь им быть. — Вот и славно, — улыбнулся Юрьич. — А тренировки мы заново начнём, по-другому. Моя вина — не проверил сразу твой уровень подготовки. Как выйдешь отсюда, будем постепенно, потихоньку-полегоньку наращивать нагрузку. Он встал с кровати. Печать тревоги с его лица уже почти сошла, и лишь морщинки вокруг глаз выдавали прежнюю обеспокоенность. — И всё-таки, Паш, ты себя совсем запустил, — пожурил он меня напоследок. Я виновато пожал плечами, и Сергей махнул рукой, успокаивая: — Это дело поправимое, было бы желание. — Будет, — твёрдо пообещал я. Он ушёл, а я, улёгшись обратно, всё вспоминал насмешки, презрение, уничижительные слова в свой адрес, что сопровождали меня всю эту неделю в академии. Вот только теперь они вызывали не обиду, а раздражение и гнев. — Я вам покажу, — прошептал я, сжимая под одеялом кулаки. — Вы ещё узнаете, кто такой Ширяев Павел Андреевич, обещаю!* * *
Больше, как и обещалось, в тот день меня никто не беспокоил. Но вот на следующее утро заявилась целая делегация. И кто бы, вы думали, это был? Ну конечно же моя девчачья группа в полном составе. Все они, правда, внутри не поместились, часть осталась снаружи, но обступить плотными рядами моё ложе им это не помешало. С некоторой опаской осмотрев как-то странно замерших и пожирающих меня глазами одногрупниц, я нашёл среди них Эльзу и осторожно спросил: — Чего это вы? А та, сделав шаг вперёд, с фанатичным блеском в глазах радостно и звонко возвестила: — Ты Избранный! — С… с чего это вдруг? — ошарашено поинтересовался я, рефлекторно натянув одеяло до подбородка при виде качнувшейся ко мне толпы. Эльза взмахнула длинными ресницами, ещё шире распахивая огромные глазищи. — Было предсказано, что придёт тот, кто станет аватарой ведьминой силы, и мы, ведьмы, наконец займём подобающее место и больше никогда не познаем гонений и унижения! — Что, прямо так и было сказано? — с подозрением переспросил я. Тут девушка чуть замялась. Покраснев, она пробормотала: — Ну… там говорилось, что придет не «тот», а «та»… — однако затем, подняв на меня опустившиеся было в пол глаза, с жаром произнесла: — Но так даже лучше! Сказать, что мне стало неуютно от вида пожирающих меня фанатичными взглядами девчонок, это сильно приуменьшить чувства, что охватили меня в тот момент. — Да с чего вы взяли, что я этот Избранный?! — Ты одной лишь сырой силой превратил в лужу протоплазмы тех уродов с демонологии, что посмели угрожать тебе! «Ля-я-я… — подумал я. — И эти каким-то образом уже в курсе». — Это был не я, — попытался я откреститься от столь сомнительной чести. Эльза хитро сощурилась и, по-лисьи улыбнувшись, чрезвычайно довольным голосом произнесла: — Тебе, конечно, удалось обмануть святош из инквизиции, но мы-то знаем, что сила, уничтожившая наглецов, была твоей… — И многие так считают? — убитым голосом поинтересовался я, понимая, что никакие мои слова их сейчас не переубедят — слишком уж сильно они поверили в свои собственные фантазии. — Все! — радостно подтвердила мои самые чёрные опасения девушка. — Ведьмы? — да, я всё ещё цеплялся за соломинку, надеясь на лучшее. Но надеждам не суждено было сбыться. — Вся академия! «Вот же засада…» Сдержать печальный вздох я даже не пытался. — А кто вообще этот аватар? — смирившись с временными, как мне тогда думалось, трудностями, поинтересовался я у одногруппниц. — Ты не знаешь? — чуть удивилась одна, но тут же спохватилась: — Точно, ты же из другого мира. В общем, аватары — это маги, которые имеют такое сродство с силой, что легко могут творить даже сильнейшую магию. Там, где другим нужны десятилетия, им хватает месяцев. Где другие объединяют силы — они справляются в одиночку. — То есть такие аватары уже были? — Да. Пусть редко, но аватары других сил уже появлялись прежде, и каждый раз их появление коренным образом меняло магический мир. Вот только ни разу ещё не появлялось аватара ведьминой силы… до этого дня… «Мда…» — только и смог подумать я, ибо подходящих слов в голове моей попросту не нашлось. Вдруг лицо говорившей девушки стало необычайно серьёзным, и она тихо произнесла: — Нам хотелось бы попросить тебя кое о чём. Мы сказали нашим старшим, что ты принял нас под свою руку, в магический вассалитет. Всех нас… — Группу? — поспешно уточнил я. — Да, — подтвердила она, и я облегчёно выдохнул. — Ты прости нас, пожалуйста, — заломила руки Эльза. — Они заговорили про вассалитет, и я испугалась, что они тебя переманят… и совсем голову потеряла. Сказала не подумав… — Да ладно, — успокаивающе махнул я рукой, — бывает. — Так ты согласен принять нас в вассалы?! — радостно хлопнула она в ладоши. — Зачем? — удивился я. — Ну сказала кому-то, пусть, я, если что, подтвержу, а так… Ну какие мне вассалы, в самом деле? Я же не лорд какой-нибудь. — Без реально принесённой клятвы, — медленно произнесла девушка, резко помрачнев, — обман вскроется очень быстро. А с таким позором… лучше и не жить! Последнюю фразу она выпалила единым духом, с каким-то фатализмом в голосе. Оглядев остальных девчонок, я по установившейся гробовой тишине понял, что они настроения Эльзы вполне разделяют… и тяжело вздохнул. — И много этот вассалитет предполагает? — Много, — покаянно склонила голову девушка. — Но ты ни о чем ни пожалеешь! — она нашла мои глаза, и, знаете, такая была надежда в её взгляде, что я, в который раз тяжело вздохнув, сказал: — Может, когда-нибудь и пожалею. Да и чёрт с ним, согласен. — Ура! — счастливо захлопала в ладошки Эльза, да и остальные ведьмочки заулыбались. Успокоившись же, Эльза начала по-хозяйски распоряжаться: — Шторы отодвинуть! — те тут же распахнулись, открывая девчонок, что физически не поместились внутри. — Ведьмы, на колено! — под слитный шорох мантий все опустились преданно пожирая меня глазами. — Мы, склонившиеся здесь, клянёмся в верности Ширяеву Павлу Алексеевичу и вверяем ему свои жизнь, честь и магическую силу! — в унисон начали они. «О блин, — подумал я, зацепившись за слово «честь». — Мне что, теперь и мужиков от них отгонять? Или замуж выдавать?» Они говорили что-то ещё, но я, слишком ошарашенный всем происходящим, не запомнил. А когда слова клятвы иссякли, девчонки, и не подумав подыматься, выжидательно замерли. Подсказала мне Эльза, прошептав: — Ты должен встать и произнести: «Я принимаю вашу клятву, равно как и ваши жизнь, честь и магическую силу…» Она говорила, а я повторял за ней, стоя в трусах и майке перед двумя десятками одногруппниц и хрипло и чуточку нервно проговаривая слова. В моей речи было ещё что-то про покровительство, приумножение и защиту, но я, увы, вновь не смог этого запомнить. Когда же я договорил… — Господин! — хором выдохнули девчата, а я поспешно нырнул обратно под одеяло. Со стороны, пожалуй, всё произошедшее походило на фарс и клоунаду, вот только все присутствующие были предельно серьёзны. Запоздалая мысль о том, что же будет, когда они наконец поймут, что я никакой не супер-пупер маг, вдруг неприятно засвербила где-то внутри, но я успокоил себя, подумав, что это, по крайней мере, произойдёт не прямо сейчас. И вообще, я их от суицида спасал, ибо у них на лицах было написано, что в случае отказа они через одну топиться да вешаться пойдут. Заставив таким образом заткнуться не вовремя проснувшуюся совесть, я проводил взглядом потянувшихся к выходу новоиспечённых вассалов… хм… или правильно говорить «вассалок»? Эльза их поторапливала, приговаривая: — Давайте-давайте, господину нужен отдых, — как вдруг откуда-то из-за спин раздался изумлённый вскрик: — У меня получилось! Девчонки расступились, и я увидел, что одна из них радостно держит в руках так хорошо знакомый мне сгусток сырой силы. — Что? — спросил кто-то, но в следующий миг ещё одна завопила: — Я вижу! — и, захлебываясь словами, затораторила: — Девочки, это её сила, я вижу, прямо вижу! — И я! — послышался ещё один голос. — У меня тоже… — тихий, недоверчивый голосок обратил на себя внимание, и, повернув голову, я увидел самую мелкую из девчонок, Жасин вроде бы. Сгусток силы покоился и в её ладони тоже. — Ты точно Избранный! — выдохнула незаметно оказавшаяся рядом Эльза. — Магическая клятва с аватаром всегда делает вассала сильнее…* * *
Всю следующую неделю я отлёживался в палате, изредка навещаемый Глушаковым и Эльзой. Похоже, бойкая деваха уже успела закрепить свой авторитет и привилегированное положение среди прочих ведьмочек моей группы. Решившись, я всё-таки рассказал Юрьичу про выходку девчонок с вассалитетом. Тот в процессе рассказа долго и самозабвенно хохотал, особенно на моменте принятия мною в неглиже их клятвы. Про аватара и пророчество он пообещал уточнить подробнее. Не сказал, правда, у кого, но тут вариантов было немного — окромя мадмуазель Элеоноры других спецов по проклятьям в округе не наблюдалось. Впрочем, сердечная рана моя подзатянулась, так что о магистерше Проклятий я мог думать почти спокойно. А вот принесённое Глушаковым известие, что вся академия считает, будто бы именно я прибил своих обидчиков там, в подворотне, заставило меня резко посерьёзнеть. — У его рода много друзей, да и в самом роду хватает как магов, так и просто влиятельных людей, — сказал мне Сергей, чуть хмурясь. — Думаешь, почему он таким гоголем ходил? Так вот, могут среди них найтись те, кто поверит слухам. И тогда, друг мой, тебе придётся ходить и оглядываться. От подобных перспектив, высказанных мрачноватым тоном трудовика, мне стало как-то неуютно. — И что теперь делать? — спросил я, чувствуя, как по телу под одеялом пробежала волна холодных мурашек. — Не поддаваться на провокации, не вступать в конфликты и тренироваться, — чётко и без промедления ответил Юрьич. Мне оставалось только кивнуть. А когда я вышел из больнички, то оказалось, что по академии упорно гуляет ещё один слух, касающийся на сей раз моего долгого пребывания на койке. Как рассказали мне девчонки, мой утренний поход на тренировку с Глушаковым не остался незамеченным, а уж когда стало известно, что я убил двоих студентов, то кто-то особо одарённый связал, как ему казалось, два и два, и все дружно решили, что героический трудовик вызвал меня на дуэль, где в неравной схватке всё же победил и попытался выбить из меня признание, однако его не вовремя остановили, и ему пришлось оставить меня в живых. Частые же посещения Юрьичем моей палаты были расценены как-то, что Глушаков бдит и не спускает с такого страшного меня глаз. Из-за этого слушка акции трудовика в академии взлетели просто до небес, а мои девочки дружно записали Сергея в личные враги и натурально шипели ему вслед. Хорошо хоть проклятьями не бросались, понимая, что это будет чревато. Ну, а когда стало известно про вассалитет, я и вовсе медленно, но неуклонно начал набирать славу начинающего тёмного властелина. Впрочем, нет худа без добра — презрительные взгляды и унизительные шуточки резко пропали, уступив место опаске и осторожности. И ещё, как вишенка на торте, по возвращении на чердак меня ждал на столе белый конверт без подписей. Как он попал сюда в моё отсутствие, кто его оставил — это всё были вопросы риторические. Оставалось одно: понять, что с ним делать. Слышавший ещё в своём мире об опасности неизвестных конвертов, в которых могло оказаться всё что угодно — от пропитанных ядом посланий до порошка с сибирской язвой, — я без промедления вызвал Юрьича. Тот, осмотрев и просканировав конверт всеми доступными ему средствами, отрицательно покачал головой и сказал: — Вроде чисто, а по проклятьям я не подскажу. Сам видишь что-нибудь? — Нет. Действительно, я тоже не видел ничего подозрительного, но это ещё ничего не означало, поскольку специалист по проклятьям из меня до сих пор аховый. И, решившись, я предложил: — Может, Элеонору? Юрьич остро взглянул на меня и спросил осторожно: — Ты сам как? Я понял, что он имел в виду, и махнул рукой. — Нормально. Сергей вновь вгляделся в меня умными серыми глазами, но я и вправду уже совсем спокойно воспринимал магичку. И крутанув рукой, трудовик без промедления вызвал её к нам. Магистерша была как всегда красива и холодна. Материализовавшись и чуть хмуро взглянув на меня, она сказала: — Извиняться не буду. Я лишь пожал плечами, и она, обойдя меня, приблизилась к столу, после чего, проведя ладонью над бумажным прямоугольником, уверенно произнесла: — Чисто. Можно открывать. Под их взглядами я аккуратно взял двумя пальцами конверт и, надорвав его, достал небольшую прямоугольную карточку, на которой было всего два слова. Прочтя их, я вздохнул и бросил картонку на стол. «Мы отомстим». Вот что там было. Кратко, лаконично и с большим простором для раздумий на тему того, кто же эти таинственные «мы». Элеонора с Юрьичем многозначительно переглянулись. — Не поддаваться на провокации и тренироваться, — со вздохом повторил я услышанные от Глушакова в больничке слова, когда они оба уставились уже на меня. — Хороший мальчик, — с лёгкой иронией в голосе высказалась магистерша, а затем вытолкнула из ладони кресло с драконом и незамедлительно в него уселась, задумчиво подперев голову рукой. — А главное, как вовремя подсуетился с личной гвардией, — вторил ей Сергей, доставая из ниоткуда ещё один трон, только с двумя золотыми львами по бокам вместо чёрного дракона. И вот гадай теперь, иронизировал ли он или говорил серьёзно. Я нашёл взглядом и пододвинул к себе колченогий табурет, уселся, после чего вяло — больно уж достали все эти неурядицы — поинтересовался: — И что, теперь меня могут просто взять и прямо тут, в академии, зарезать? Глушаков глубокомысленно дёрнул бровью, но ответил: — Нет, просто так не зарежут. — Вызовут на дуэль и зарежут, — возразила ему моя завкаф. — Можно отказаться… — Это при двадцати-то дур… вассалках этого вот?! — Элеонора метнула в меня сердитый взгляд. — Позор господина ложится и на всех его вассалов. — Мда… — Сергей задумчиво потёр подбородок и откинулся в кресле, глядя куда-то вдаль. — Дела… От мысли о дуэли, на которой мою тушку будут колоть, резать и всячески уничтожать магией, меня слегка пробрало. Вот только и за девчонок, которых магистерша едва не обозвала нехорошим словом, стало обидно. — За что вы их так, моих девочек? — с лёгким укором посмотрел я на Элеонору. — Да, шаг был необдуманный, да, возможно, опрометчивый, но некоторый резон в их действиях всё же был. — Это какой? — язвительно поинтересовалась магистр проклятий. — Очередной бред про Избранного, аватара ведьминой силы? — Ну… э-э… — я замешкался с ответом. — Запомни, мальчик, — резко и очень весомо произнесла женщина, — аватара ведьминой силы не было и быть не может. Это даже не магия в самом научном смысле слова, это некие манипуляции с окружающим пространством, причём совершенно иного плана, чем классическая волшба, а значит, общие законы к ним неприменимы. — А как же пророчество? Элеонора устало поморщилась и сказала чуть тише и уже без былой экспрессии: — Нет никакого пророчества. Есть древняя и упорная молва о таком пророчестве, но поверь мне, сколько я ни искала, но оригинала текста пророчества и сведений о его авторе так и не нашла. Фикция это всё. Фикция и страстное желание молодых ведьм этого Избранного заиметь. У ведьм постарше, уж прости, таких иллюзий не остаётся. — А что насчёт прогресса в ощущении Силы, стоило им принести вассальную клятву? — не унимался я. Не то чтобы какая-то Избранность жгла мне нутро, нет. Я просто хотел полностью прояснить вопрос. — Взаимное усиление… — протянула магистерша, чуть прищурившись. — Это как раз обратная сторона вассальной клятвы, да ещё и такой толпой сразу. Похоже, ваша общая сила вступила в резонанс, и кто попал в него, тот получил усиление своих возможностей. Эффект редкий, но не невозможный, просто должно совпасть много факторов, к тому же выше уровня самого сильного участника резонанса остальные не поднимутся. Вот ты, кстати, усиление способностей почувствовал? Я отрицательно покачал головой. — Значит, конкретно ты в резонанс не попал, — твёрдо и убеждённо заявила завкаф. — Ну ладно, убедили, — поднял я руки. — Я не Избранный! Глушаков чуть улыбнулся одними губами и произнёс негромко: — Время и место Подвига определяются судьбой, но если не будет Героя, то не будет и Подвига… — А?! — не поверил я своим ушам, ошарашено глядя на земляка. — Ты откуда эту фразу знаешь? — А это как раз из настоящего пророчества, — спокойно ответил тот. — Правда, с момента его исполнения прошло с полтыщи лет… Я помотал головой. Похоже, Землю с этим миром связывали более тесные отношения, чем я думал… — Так, всё, — рубанул я ладонью в воздухе, — не будем отклоняться от темы. Что мне делать, если меня вызовут на дуэль? Глушаков вздохнул, чуть нахмурившись и опустив очи долу, а затем мрачно буркнул: — Принимать вызов. Иного не дано. Я перевёл взгляд на магистершу, и та, круто изогнув бровь, нехотя кивнула, подтверждая. — Но… блин… — посмотрел я растерянно на них обоих, — меня же убьют. Я ведь ничего не умею… — Ну, допустим, дуэли может и не быть в каком-то обозримом будущем… — неторопливо протянула Элеонора. — Нет! — резко и весомо прервал её вдруг Сергей. Встав, он, заложив руки за спину, подошёл к слуховому окошку, что-то там разглядывая. Не поворачиваясь к нам, мужчина сухо произнёс: — Весь мой опыт подсказывает, что если что-то плохое может случиться, то случится оно именно тогда, когда мы больше всего этого не ожидаем. А значит, надо исходить из предпосылки, что произойти это может буквально завтра. — А разве я до завтра сумею что-то разучить? — робко поинтересовался я у Юрьича. И получил лаконичный и исчерпывающий ответ: — Нет. — Так что, мне заранее накрываться простынкой и ползти на кладбище? — попытался я с бледной улыбкой пошутить, но, признаться, после всего услышанного было совершенно не до смеха. Магичка хмыкнула, а Глушаков, развернувшись, чуть дёрнул головой и скомандовал: — Отставить пораженческие настроения. Нет таких преград, которые бы не смогли преодолеть большевики. Поэтому, — он посмотрел на Элеонору, — первым делом выправи-ка ему освобождение от занятий на недельку. Больше — подозрительно, а так — в самый раз, — та кивнула, и Юрьич продолжил: — Тебе же надо по максимуму использовать то, что ты уже умеешь… Я развёл было руками, но Сергей подтвердил: — Умеешь-умеешь. Сырую силу видеть, формировать. Это уже немало. Твой противник явно будет с даром классической магии, а значит, манипуляции видеть сможет только по остаточным признакам, жестам и взгляду. Методы преобразования силы в персонифицированное проклятье магистр, — снова кивок в стороны магички, — тебе покажет, а я научу, как запутать противника ложными жестами. — И это поможет? — с небольшой надеждой посмотрел я на товарища, и тот, к моей радости, кивнул. — Поможет. По крайней мере, шансы поднимет. Именно в дуэлях мастер проклятий может быть на голову выше адепта прочих направлений. — До мастера ему как до Этлиры, — не замедлила отметить девушка. Но потом оценивающе взглянула на меня и медленно произнесла: — Впрочем, если мы всё же проведём эксперимент… — Потрахаемся что ли? — с вызовом спросил я. Глушаков хрюкнул и закашлялся. А вот мадмуазель Элеонору смутить оказалось трудно. Она вновь изогнула бровь и бросила в ответ: — А у тебя хоть встанет? Или как в прошлый раз? Тут уже пришлось краснеть мне…Глава 10
Общим совещанием было решено, что даже перемещаться с чердака к месту тренировок я буду не пешком, а с помощью телепортации меня Глушаковым. Так сказать, во избежание. Одногруппницам моим на мужскую половину общежития ходу не было, а потому от общения с кем-либо помимо моих новоиспечённых наставников на всю отпущенную мне после больницы неделю я был избавлен. И хорошо. Неожиданностей, как и открытий чудных, мне и так хватало за глаза. Сергей учил на совесть. Отметив, что силу, выносливость и скорость развивать времени нет — тут нужно хотя бы полгода, он сразу перешёл к тактической составляющей, а именно — оценке действий противника и выработке наиболее эффективного контрответа. — Запомни, — говорил он, сидя на столе пустующего сегодня класса, где единственным прилежно конспектирующим учеником был я, и жуя бутерброд с колбасой, — никто не застрахован от шаблонных решений, даже маги. Вот возьмём огневиков. Думаешь, их всех и каждого учат по индивидуальной программе? Или они сами ночами сидят, придумывая себе оригинальные методики огневого боя? Хрена с два. Во-первых, лень самих студентов, во-вторых, лень преподавателей, и в-третьих, отсутствие реальных угроз извне. И ведь не скажешь, что тут войн давно не видели. Локальные конфликты каждое десятилетие, каждые лет пятьдесят — крупная война. То эльфы, то орки, то вторжение с другого плана реальности. А вот поди ж ты. И ладно бы были какие-то серьёзные ограничения, но нет, всех учат вливать определённое количество силы, чётко разграничивают по уровням магических заклинаний… Глушаков доел бутерброд, соскочил со стола, вытер жирные пальцы о ветошь и щёлкнул ими, зажигая над рукой крохотный шарик огня. — Вот смотри, — показал он огонёк мне, — это так называемая огненная стрела. Подчиняясь мысленному приказу, заклинание сорвалось с ладони, с лёгким потрескиванием впиваясь в стену класса. Та, впрочем, не пострадала, так как была заговорена на противостояние магическому взрыву третьего класса опасности, не то что какой-то там стреле, еле до первого дотягивающей. — Этому учат огневиков с первого курса. Считается, что это заклинание из золотого списка, то есть из числа наилучших по параметрам потребления силы мага и производимого за её счёт эффекта. Следующая ступень — огненный шар. Тут уже над ладонью зажёгся малиновым клубком огонёк побольше. — И снова золотое соответствие силы и эффекта. Шар полетел вслед за стрелой, гудя как рассерженный шмель, и растёкся по стене, оставив пятно копоти. — Ну и наконец, — с некоторым усилием Сергей подвесил над ладонью нечто, напоминающее маленькое багровое солнце, на которое было больно смотреть, — огненный взрыв. Радиус гарантированного поражения не защищённых магическими щитами целей — десять метров, в радиусе пятидесяти метров обеспечивается полное подавление боеспособности не защищённых магией подразделений. Защиту от близкого разрыва обеспечивают лишь щиты начиная с третьего класса. Я с опаской посмотрел на аналог вакуумного боеприпаса в руке трудовика. Последний, к счастью, не стал проверять окрестные стены и нас на устойчивость к подобным творениям военно-магической мысли, а открыл большое окно и швырнул шар куда-то вниз. Снаружи гулко бахнуло и раздались чьи-то приглушённые визги. — Полигон там, как раз у старшего курса занятия, — вернувшись от окна, довольно пояснил Юрьич. — Чтоб не расслаблялись. — Без жертв хоть? — встревоженно поинтересовался я. — Разбросало маленько, — не разочаровал меня трудовик, — но жить будут. Так, о чём это я? — О шаблонности решений. — Точно. Шаблонность, да. Это самое пресловутое золотое соответствие. Все упёрлись в него как бараны и даже не думают хоть как-то свои заклятья модифицировать. А заковыка в чём? Да в принципе минимизации затрат и наибольшей энергоэффективности заклятья. Но это ведь не значит, что то, что хорошо в мирной жизни, хорошо и в бою. Нет! Врага надо удивлять. Отодвинув стул, Глушаков присел и принялся на нём раскачиваться под жалобный скрип не рассчитанных на это ножек. — С другой стороны, тебе хорошо. По внешнему виду заклятья сможешь сразу сказать, что тебя ждёт. — Ага, — покивал я головой, прикидывая последствия применения подобных заклятий на мне. — Или стрелой дырку просверлят, или с кулак дырень прожгут, или вообще разнесут на мелкие кусочки. Сергей хмыкнул, но, посмотрев серьёзно, ответил: — Ты не производишь впечатления опытного и опасного противника. А проклятья — дисциплина в прямой дуэли недооценённая. Считается, что ими очень сложно нанести быстрое поражение сопернику. — А как же тогда в переулке? — не удержался я. Стёкшие лужицами студенты до сих пор нет-нет да появлялись перед внутренним взором. — Ты не сравнивай, — покачал головой с лёгкой иронией Юрьич. — То, что та тварь проделала с твоей силой, ни одной ведьме не под силу. С другой стороны, я видел, что может настоящий мастер проклятий. И я тебе так скажу: у обычного мага там мало шансов. Только если застать врасплох, да и то отложенное посмертное проклятье никто не отменял. — Ты говоришь про Элеонору? Я отложил ручку. Разговор постепенно переходил из плоскости учебного занятия в плоскость неформального общения. — Про неё, — кивнул Сергей. — Слушай… — я чутка замялся, но затем, решившись, спросил: — А ты не знаешь, почему она такая красивая? Ну прям идеальная. Я как посмотрю на других ведьм, так никак понять не могу, неужели она изначально такой красоткой была? А если была, то почему не замужем до сих пор? Выслушав меня с лёгкой полуулыбкой, Юрьич покачал головой. — Нет, не была. Такой идеальной, я имею в виду. Но ты не забыл, что она магистр? А магистр — это маг, равно владеющий на мастерском уровне двумя направлениями магии. Она мастер Проклятий, а ещё — мастер Жизни. А среди последних некрасивых не бывает. Постепенное сродство с магией не просто исправляет врождённые дефекты тела, приводя его к биологическому оптимуму, но и наделяет адепта практически идеальным здоровьем и весьма значительным долголетием. — Понятно… — негромко протянул я. И даже чуть взгрустнулось, потому что была некоторая надежда, что и мои девчонки смогут когда-нибудь тоже стать такими как их завкафедры. Желательно, конечно, с более мягким характером. А тут оказывается, опять всё дело в специфической магии. — А как вообще дуэль проводится? — Ну… — замялся теперь Глушаков, — мне сложно ответить. Я обычно в дуэлях с магами не участвовал. — Хорошо тебе, — завистливо буркнул я. — Да не очень, — вдруг серьёзно и тихо ответил тот. Ненадолго повисла тишина. Мне опять стало совестно, потому что я внезапно вспомнил, что с этими самыми дуэлями у Юрьича связаны не слишком хорошие воспоминания, на которые мои слова невольно его натолкнули. — А практические занятия будут? Спарринги там? — перевёл я тему в чуть иную плоскость. — Спарринги? — задумчиво пожевал трудовик это слово. — Спарринги надо, теория без практики — ничто. Вот только лучше не со мной — сработают ещё боевые рефлексы, и тогда учить мне будет уже некого. Я сглотнул. — Есть, конечно, один вариант… Я встрепенулся, оживая. — Вот только убедить его будет той ещё задачкой. — А кто он? — Мастер Иквус…* * *
— И зачем ты меня звал, Сергей? Завхоз был как обычно высокомерен, даже несколько груб, и вызывающе неприступен, являя собой мужскую версию мадмуазель Элеоноры. Одет он был как всегда с иголочки и в идеально сидящую на нём одежду, а носки его высоких ботфорт бросали на меня яркие солнечные зайчики. — Надо помочь одному хорошему человеку, — Глушаков поднялся со своего места и протянул руку, сжимая холёную завхозову ладонь в крепком рукопожатии. — Ему что ли? — небрежный взмах головой в мою сторону ясно дал понять, что пока меня не относят не то что к хорошим, но и вообще к людям. — Ему, — улыбнулся Юрьич. — С домовыми решить? — чуть приподнятая бровь показала, что Иквус в курсе некоторых моих трений с этим племенем, но Сергей в ответ отрицательно качнул головой. — Нет. Тут, понимаешь, дело такое, что Павел у нас нежданно-негаданно стал Избранным. Сказано это было с лёгкой усмешкой, но дрогнувшая еле заметно рука завхоза да режущий пристальный взгляд, который он медленно перевёл на меня, заставили зябко передёрнуть плечами. — Так получилось, — неуверенно развёл руками я. — Девочки с проклятий его избранным вдруг посчитали, — дополнил трудовик. — Верят в пророчество. По лицу завхоза внезапно пробежала целая гамма чувств, которую, несмотря на всю свою хвалёную невозмутимость, он не смог сдержать. А затем он негромко и устало пробормотал: — Избранный… пророчество… Ох, чувствую, второй раз я точно этого не переживу. А-а… — и совсем по-человечески махнул рукой, становясь почти нормальным. — Мерлин с вами, говорите, чего хотели. С лёгким недоумением наблюдавший за метаморфозами завхоза Сергей от последних слов заулыбался, после чего подмигнул мне и радушно произнёс: — Вот и славно. А надобно нам Павла немного поднатаскать в дуэлях… Несмотря на мои подспудные надежды, Иквус не стал отнекиваться и придумывать срочные дела. Вместо этого мужчина резко засучил рукава и одним взмахом руки снёс все парты к стене аудитории. — Вставай, — властно приказал он, указывая в противоположный край помещения. Неуверенно поднявшись, я бочком-бочком добрался до означенной точки. Правая рука завхоза чуть сжалась, словно удерживая какой-то предмет, но затем разжалась, и поведя ладонью перед собой, он создал мерцающий купол с нами внутри. Следующие слова он произнёс уже менторским тоном: — Это защитный купол пятого класса, подпитывается самой академией, вернее, магическим источником под ней. Служит для безопасности окружающих и в течение пяти минут практически непробиваем как изнутри, так и снаружи. По истечении этого времени схлопывается, и дуэль считается законченной независимо от её исхода… — Значит, мне просто нужно пять минут продержаться? — влез я. — Каковы бы у вас ни были авторитет и положение в обществе, не стоит перебивать собеседника, — тоном, подразумевающим, что у меня пока нет ни первого, ни второго, произнёс опасно сощурившийся Иквус. — Одно это уже может послужить поводом для дуэли. — Извините. — Настоящий маг никогда не извиняется за свои поступки — он за них отвечает. А теперь атакуй меня! — Э-э… — я отчаянно забуксовал от такого резкого перехода от лекции к делу, и завхоз нетерпеливо прикрикнул: — Живо! Создав два сгустка сырой силы — иного у меня не получалось, — я швырнул их в мужчину. Но тот просто сдвинулся в сторону, и «снаряды» впечатались в стенку купола. Правда, несмотря на слова моего нового теперь преподавателя по дуэлям, купол их не остановил, и они свободно полетели дальше, завязнув где-то в партах у стены. Я замер с приоткрытым ртом. — Вы… вы их видите? — Проклятья? Нет. Но я вижу твои руки, и этого достаточно, — спокойно ответил завхоз. А затем он принялся меня гонять. Сначала это были искры, что срывались с его пальцев, с лёгким треском впиваясь в купол вокруг меня и заставляя метаться из стороны в сторону. Потом искры превратились в длинные ветвистые разряды, которые гулко схлопывались, заставляя уже не просто метаться, а скакать горным козлом. От одного такого разряда, лопнувшего неподалёку, онемела вся правая сторона тела. Слава яйцам, не навсегда, но отходила с очень неприятным покалыванием и судорогами мышц. Затем снова искры, но теперь они летели уже не рядом. Психованный завхоз стал метить прямо в мою многострадальную тушку, и после каждого попадания меня буквально скрючивало — как от боли, так и от неконтролируемого спазма мышц. Казалось, прошла вечность, прежде чем пузырь купола лопнул. Вечность, полная пытки, боли, страданий, мучений и агонии… Выдохнув и утерев пот, я медленно распрямился. Бледно улыбнулся, оглядывая «поле боя». «Закончилось?! Неужели закон…» Внезапно от Иквуса пришла тугая, резкая волна, сметшая меня с места, кубарем прокатившая по полу и впечатавшая в груду сдвинутых парт. А затем всё тело буквально взорвалось болью. В ногах, в руках, отбитых об ученическую мебель. Жаром полыхнуло в боку, а по голове, стекая на лоб, что-то потекло. Я коснулся пятернёй лба и, почти не удивившись, увидел густую тёмную кровь. — Не стоит расслабляться, — донеслись до меня глухие, словно шли издалека, слова подошедшего завхоза. — Даже когда вы уверены, что всё закончилось. Беспечный маг — мёртвый маг. А затем меня переклинило. С полубезумным рыком я бросился к стоявшей передо мной тёмной фигуре, наплевав на саднящее тело и простреливший резкой болью бок. Удар в живот согнул не ожидавшего такого от меня завхоза. И пусть это слабо походило на действительно сильный удар, а больше на толчок… ему хватило. Вцепившись в треснувшую под моими пальцами ткань камзола, я неумело добавил Иквусу пару раз с колена, а затем, навалившись всеми своими ста двадцатью килограммами, прижал того к полу и принялся ребром ладони остервенело гвоздить по длинной и худой шее. Почему именно ребром ладони — даже я потом затруднялся ответить. Ни разу не каратист, но, может, когда-то просмотренные фильмы повлияли? Впрочем, если судить по ощущениям, то так просто было удобнее всего наносить удары. — Хорош, хорош! Красная пелена спала, и я пришёл в себя в железной хватке Глушакова, оттаскиваемый от скрюченной фигуры на полу. — Ему хватит, — увещевал меня Сергей, умело блокируя все мои рефлекторные попытки высвободиться. Я ещё подергался для проформы, а затем обмяк, прекращая всякое сопротивление. Не те у нас с трудовиком весовые категории. — А чё он?.. — сипло прошипел я, аккуратно, но жёстко удерживаемый рукой за горло. — Сам же говорил, что после снятия барьера дуэль окончена. Захват трудовика ослаб. Убедившись, что я больше не рвусь бить морды, Сергей отпустил меня окончательно и ответил — негромко и глядя мне в глаза: — Это было необходимо. Реальность такова, что честной дуэли может и не быть. У тебя нет высоких покровителей или сильных союзников. Ну, по крайней мере, так считается. Взвод девчонок-первокурсниц тоже не котируется. Поэтому ты должен был понять, что расслабляться не следует. — А просто сказать нельзя было? — чуть с обидой произнёс я. — Нельзя. Считай это шоковой терапией. — Не этот случаем придумал? — кивнул я на медленно поднимающегося с пола Иквуса, растерявшего весь свой напускной лоск и чванство. Глушаков ничего не ответил, но чуть кивнул, подтверждая мои подозрения. С мстительным удовольствием я снова посмотрел на пытающегося пригладить волосы, растрёпанного, в расхристанном камзоле с полуоторванным рукавом завхоза. Подумал: «А хорошо, что я ему всё-таки врезал, скотине этакой». — Но ты меня порадовал, — заявил вдруг Сергей. — И уроком это будет не только тебе, но и ему. Маги часто недооценивают эффективность обычного удара кулаком, предпочитая чистую магию. Они сосредотачиваются на развитии своих магических сил, игнорируя физические. В этом их сила, но в то же время и слабость, которую ты так удачно продемонстрировал. И это — твой козырь, твой шанс на победу. — Хорош шанс, — скептически хмыкнул я. Слова Глушакова были мне приятны, да и чувство удовлетворения от того, что я впервые в жизни надрал задницу, да не просто кому-то там, а настоящему магу, грело душу, но умом я понимал, что это была счастливая случайность. Иквус просто не ожидал от меня такого. Во второй раз такое с ним не пройдёт. Что, собственно, завхоз и подтвердил. Своим прежним холодным и надменным голосом он произнёс за нашими спинами: — Спасибо за урок. Впредь подобной ошибки я не совершу. — Потому что маг, который не учится на ошибках — плохой маг? — поддел я его. — Нет, — бесстрастно ответил Иквус, и ухом не поведя на мой саркастический тон. — Не плохой, а мёртвый, и не всегда посмертие от этого лечит, — а затем уел меня, добавив: — И это тоже запомни накрепко. Иквус уже ушёл, когда я наконец обработал заживляющей мазью все доставшиеся мне ссадины и гематомы, благо обошлось без поломанных костей. Сергей тем временем притащил откуда-то пару запотевших кружек с пивом литрового объёма. — Ну, за первое боевое крещение! — поднял он тост, и мы выпили, звонко хрястнувшись стеклом кружек. Сделав пару глотков, Глушаков задумчиво посмотрел на меня, а затем вдруг произнёс: — Не помню точно, кто сказал, но знай, что путь в тысячу шагов начинается с первого шага — и он, этот шаг, тобою сделан. А значит, прохождение всего пути — лишь вопрос времени. — Угу. Главное — не оступиться, — отметил я. — А на что ж тогда товарищи? — улыбнулся Сергей.Глава 11
Неделя больничного, ставшая для меня неделей интенсивных тренировок, подходила к концу. От звука электрических искр уже рефлекторно начинал дёргаться глаз и прогрессировало заикание. Меж тем на магическом фронте было без перемен — я всё ещё болтался где-то в самом начале пути, едва научившись формировать простенькую паутину проклятия. Да, именно паутину то, во что следовало превратить сырую силу, напоминало больше всего. А формировалась паутина звуковыми конструкциями, типа наговоры. Вот с последнего я балдел больше всего. Начинаешь речитатив — этакий рэп, причём иной раз состоящий из звуков, напоминающих речь каких-нибудь фэнтезийных орков или «ктулху фхтагн» какой — и видишь, как сгустки силы буквально вытягиваются, на ходу превращаясь в трёхмерное кружево. Всё было важно: концентрация, внимание и даже настрой. Прямо как с непростительными из «Гарри Поттера» — если ты не хочешь по-настоящему пытать человека, то от твоего Круцио он лишь почешется. Здесь принцип тот же: хочешь качественно проклясть — вложи эмоции. Это тоже, кстати, было побочным явлением способностей к ведьмачеству, в смысле, эмоциональная активность, я бы даже сказал — агрессивность. Вот только для чего-то серьёзного у меня не хватало, во-первых, запаса силы, и во-вторых, концентрации, чтобы мысленным усилием удерживать создаваемую конструкцию от расползания. А она буквально начинала трещать по швам, стоило только ослабить внимание. Сказанное же Элеонорой вообще вгоняло в полнейшую депрессию. Для уверенного каста проклятья средней силы требовалось не менее тысячи удачных повторений, для рефлекторного каста — не менее десяти тысяч. Толщина нитей «паутинки» тоже играла роль: чем толще, то есть чем больше влито силы, тем проклятье сильней, тем легче ему преодолеть природную защитную ауру человека. Кстати говоря, если одно и то же проклятье накладывало несколько ведьм, то их сила пропорционально складывалась, а ведьмовской ковен и вовсе мог разом проклясть немаленький воинский отряд. — Как, кстати, у тебя с повышением потенциала, не получилось? Вопрос Глушакова, который в это утро сидел у меня в гостях, давая последние инструкции к моему завтрашнему выходу на учёбу, заставил меня покраснеть. Ибо с потенциалом как-то не вышло. Нет, Элеонора снова приходила ко мне в один из вечеров, вот только… И вновь я невольно вспомнил очередной эпизод своего позора. Она назначила время заранее, и я, заблаговременно оставшись в одних трусах, уже сидел на краю постели, наблюдая, как последние лучи солнца подсвечивают облака красным. Как принято говорить, то был прекрасный вечер, и прохлада лёгким ветерком проникала на мой чердак, холодя кожу и заставляя чуть ёжиться в ожидании. Даже матрас мне казался каким-то особенно мягким. На мгновение окно заслонило тёмное облако, чтобы, ворвавшись внутрь, уплотниться в точёную фигурку магистерши проклятий. Она была без платья, видимо, успев заранее подготовиться. На ней были только чёрное кружевное боди, чулки на подвязках и тонкие, закрывающие предплечье кружевные штуки, названия которым я не знал. — Готов? — спросила она, и я, чуть нервно кивнув, поднялся и спустил трусы. — Ты точно не импотент? — со скепсисом посмотрела на мой «прибор» девушка. Я, смутившись, начал бормотать что-то про холодную погоду, нервы и усталость после тренировок. — Ладно, попробуем ещё раз, — вздохнула она и, решительно подойдя, толкнула на матрас. Щёлкнуланеприметная застёжка, и верхняя часть боди раскрылась, демонстрируя идеальной формы полную и совсем не отвисшую грудь. — Нравится? Я судорожно кивнул. — Ну же, потрогай их. Протянув мигом вспотевшие руки, я коснулся бархатистой кожи, огладил, сжал вставшие под моими пальцами соски… Дав мне пару минут полапать, Элеонора отстранилась. Уже прочно оседлав меня, она щёлкнула ещё одной застёжкой, открывая взору область меж её ног. — А там? Сглотнув, я снова кивнул. Сердце застучало часто-часто, и от волнения буквально залихорадило. — Тогда почему он до сих пор лежит? Я взглянул на предательски расслабленного «друга». Умом-то я прекрасно понимал почему. Стресс, волнение, страх в конце концов не оправдать надежд… Да и вообще, это ж словно сходу взять и в порнухе сняться! У многих ли получится перед камерой и десятком людей съёмочной группы не осрамиться? Пусть даже перед ним и будет лежать голая красотка, но… это же как работа, а у многих ли на работу встаёт? Вот и я сейчас испытывал что-то подобное. Может, потому что понимал, что это всего лишь эксперимент, может, не было эмоциональной связи с партнёршей, а может, мне было попросту некомфортно в её обществе. Вот только как это объяснить ей? — Понимаешь… я не могу вот так, легко и просто. Для меня это нечто больше, чем просто физиологическая потребность. Мне надо как бы… ну… чувства, интерес. Ну, не любовь, конечно, — я почувствовал, как краснею под её взглядом, — но определённая симпатия должна быть. — Тьфу! — соскочив с моего тела, она вновь застегнулась в боди и, почти с отвращением взглянув на меня, грязно выругалась. Я сел, виновато потупившись. — А в следующий раз ты скажешь, что до свадьбы ни-ни? Я покраснел ещё сильнее, а магистерша, снова превратившись в облачко, выпорхнула в окно и была такова… Сейчас же, выплыв из воспоминаний, я посмотрел на Сергея и буркнул: — Не, не вышло ничего. — Ладно, бывает, — легкомысленно пожал тот плечами. И я был ему благодарен за то, что он не стал заострять на этом внимание. Всё-таки Глушаков — очень тактичный человек… Тут, легка на помине, ко мне влетела и моя завкаф. Дама вихрем пронеслась по чердаку и материализовалась прямо вместе со стулом недалеко от люка на верхний этаж. — Ну что, мальчики, что будем делать? Я лично пока особого прогресса не вижу. Я его, признаться, тоже не видел, но всё же стало немного обидно — на тренировках, причём как у трудовика, так и по формированию проклятий, я, что называется, жопу рвал. — Ну, не совсем так, — встал на мою защиту Юрьич. — Хаотичное перемещение, затрудняющее прицеливание, он уже освоил, секретный магический приём под названием «удар по морде» — тоже. «Вот только получился он один раз всего, — подумал я. — Сева-то больше близко меня не подпускал». Надо сказать, на почве измываний в дуэлях завхоз ко мне чутка потеплел и даже один раз остался со мной и Глушаковым попить пивка. На брудершафт, конечно, не пили, но в неформальной обстановке называть его по имени я разрешение получил. Кстати, Элеонору Иквус на дух не переносил. Это я выяснил совершенно случайно, когда та вечером заглянула на наши посиделки. Холодом, разлившимся тогда по комнате, можно было заморозить пол-академии. — Удар по морде, конечно, аргумент, — между тем язвительно бросила девушка, — вот только до противника нужно ещё доползти, а он даже замедляющие проклятья не освоил. Замедляющие проклятья — это не какой-то особый вид заклятий, скорее, это классификатор всего того, что негативно действует на противника, этакие дебаффы на скорость действия. Например, проклятье, вносящее дезорганизацию в работу мышц, неплохо сбивало возможность удачного каста, а проклятье, как я понял, угнетающее работу каких-то отделов мозга, вызывало натуральную заторможенность. Раздел был обширнейший. Вплоть до полной парализации, включая сердечную мышцу. Вот только плетение там было архисложным. Мне пока удавалось только плетение, которое, стыдно сказать, расслабляло мышцы сфинктера — больно интуитивным оказался узор, да ещё звуковой активатор шибко напоминал по звучанию простое русское «обосрись». — И что делать? — уныло поинтересовался я, в который раз создав тренировочные сгустки силы и слив их в ведро под столом. Вот формирование сырой силы у меня получалось всё лучше. Это я делал каждый день, опустошая свой резерв до глухого сосущего чувства и лёгкого приступа дурноты. Плоды свои это приносило — пусть по чуть-чуть, но резерв рос. Снова создал сгустки, снова слил под стол… под внимательным взглядом магистерши. — А что это, собственно, ты там делаешь? — вдруг спросила она, подозрительно хмурясь, а затем и вовсе поднялась со стула, приблизившись. — Тренируюсь, — пожал плечами я. — Раскачиваю резерв. — Это я вижу. Я не вижу, куда ты силу сливаешь. — Куда-куда, в ведро. — Какое ещё ведро?! — голос Элеоноры буквально взлетел до потолка. — Сдурел что ли?! Оно же рвануть может, никакой материал не держит сырое проклятье! Сколько уже ты туда слил?! — подскочила она ко мне. — Недели две, — не совсем впопад ответил я, твёрдой женской рукой буквально сдвигаемый в сторону. — Вот дурак! Ничто, кроме… — тут она уставилась на абсолютно целое ведро под столом… и тихо закончила: —…кроме адамантиума, не держит. Наклонившись, девушка достала ведро и с грохотом поставила на стол. Я присмотрелся. Ну да, внешне похожее на обычное оцинкованное, что у нас продаётся в каждом хозяйственном, ведро имело лёгкий красновато-розоватый отлив. Элеонора обвела чердак отсутствующим взглядом и, ни к кому конкретно не обращаясь, вопросила: — Ну и кто мог додуматься сделать его из адамантиума? И главное — как? Секретом обработки владеют только гномы, и это если не обращать внимание на то, что стоимость одного лишь материала, пошедшего на это, прости Магнус, поделие, составит неплохое такое состояние. Подчинившись посетившему меня озарению, я перевернул хозинвентарь дном вверх и уставился на клеймо в виде перекрещенных серпа и молота. Медленно перевёл взгляд на Глушакова. Тот скромно потупил глаза, а девушка, мигом всё поняв по нашим взглядам, схватилась за голову и, присев обратно на стул, произнесла: — Серёж, я в тебе, конечно, не сомневалась, но ответь мне на один вопрос: зачем? — Пьяный был? — снова прозорливо влез я. Наш мастер на все руки развёл руками, с лёгкой улыбкой признавая мою правоту, после чего добавил: — И злой. Меня один баронет с приграничья пытался заколоть на занятиях, протащив каким-то образом ковырялку… вот её я сгоряча и пустил на ведро. А потом сюда закинул, чтоб глаза не мозолило, и забыл. — А как делал-то хоть помнишь? — Неа, — отрицательно покачал головой Юрьич. — Как всегда, — тяжело вздохнула Элеонора. — С другой стороны, у нас теперь есть персональный накопитель для Павла, если он, конечно, не соврал насчёт двух недель. — Две, точно две, — покивал я для уверенности. — Тогда оно уже однозначно ни на что другое не пойдёт — в структуре уже произошли необратимые изменения. Будешь теперь с ним, — она звякнула ногтем по стенке ведра, — везде ходить. Ну и заполнять, естественно. В такой объём влезет ещё столько же, если не больше. — Прямо с ведром?! — ужаснулся я перспективе. — Двухнедельный запас силы лишним не бывает, — отрезала магистерша. — А переделать его во что-нибудь более компактное? Тут уже ответил Глушаков: — Нельзя, нарушишь сформировавшуюся внутреннюю магическую структуру. Да и как ты себе представляешь его переделку? Технологию я не помню, а к гномам идти — себе дороже, потом от наёмных убийц проходу не будет — они этот секрет пуще золота своего хранят. Я представил себя разгуливающим по академии с ведром. Во антураж-то у начинающего тёмного властелина, закачаешься. Решат ещё, что совсем сбрендил. — На крайняк на голову оденешь, как шлем будет, — заметил Юрьич. — Очень смешно, — обиделся я. — А что не так? — абсолютно серьёзно вопросила Элеонора. — Адамантий почти не подвержен магическому воздействию, а в качестве накопителя ещё и полностью инертен к любой другой стихии. — Давай, примерь, — предложил Юрьич. Я с подозрением посмотрел на их бесстрастные рожи, но там отражалась максимум лёгкая заинтересованность. Решившись, я осторожно натянул ведро на голову. Не самого большого размера — литров на семь, — оно село почти по голове, а упавшая дужка легла строго под подбородок. Я чуть повертел его руками, устраивая поудобнее, как вдруг услышал сдавленное хрюканье. А когда снова взглянул на своих так называемых наставников, то понял, что эти два углумка сидят и еле сдерживаются, чтобы не заржать в полный голос. — Сволочи, — только и смог выдохнуть я. Остервенело сорвав с головы ведро, я швырнул его в дальний угол. — Ну, — отсмеявшись, хмыкнул Сергей, — смех-смехом, а жить захочешь — ещё и не то на голову напялишь. — Да пошли вы! — Ладно, — хлопнула в ладоши девушка, — как бы то ни было, накопитель у нас есть, а значит, за объём магической силы можно не переживать. Осталось лишь правильно её применить. — С этим не очень, — вынужден был признать я. — Знаю, что не очень. Элеонора прошлась по чердаку, разглядывая то, что осталось после моей уборки. — Думаешь, ещё что интересное есть? — с легкой улыбкой поинтересовался Юрьич, наблюдая, как та инвентаризирует шкаф и заглядывает под кровать. — А вдруг? — фыркнув и смахнув какие-то остатки пыли, что ускользнули от меня и тряпки, девушка покачала головой и обернулась. — Ты точно больше сюда ничего не прятал? — с подозрением посмотрела она на трудовика. — Да вроде нет, — как-то, на мой взгляд, легкомысленно ответил Глушаков. С учётом некоторой специфичности его поделий, ему следовало бы более ответственно подходить к учёту и инвентаризации… — Ладно, тогда я пошла. Просмотрю литературу, может, что простенькое, но интересное попадётся. Не откладывая в долгий ящик, Элеонора унеслась на поиски, а я вдруг вспомнил, что таки кое-что Глушаковское на чердаке всё-таки было. — Слушай, — обратился я к трудовику, задумчиво крутящему в руках какую-то безделушку, — а что насчёт твоих гвоздей? — Гвозди? — встрепенулся Юрьич. — Гвозди было бы неплохо. Можно в жилет вшить — будет антимагическая броня, можно в кольцо свернуть — тогда отражать заклятья получится, если реакции хватит. Вот только директор не отдаст, ты же ими не кого-нибудь, а самого основателя академии прибил. — Случайность, — ответил я быстро. — Несчастливое стечение обстоятельств, я не виноват. — Да чёрт с ним, с основателем, но гвозди уже не вернёшь. — Есть один вариант, — пробормотал я и жестом подозвал Сергея к кровати. — Смотри, — показал ему на торчащие из основания шляпки. — Ну ты даёшь! Глушаков присел, потрогал их пальцами, а затем авторитетно вынес вердикт: — Они! — после чего, бросив: — Я мигом! — тут же исчез в воронке портала. Правда, не прошло и секунды, как он появился вновь с монтажкой в руках и принялся аккуратно, но споро вытаскивать гвозди из моей постели. Я присел рядом, с тревогой наблюдая, как трещит ссохшееся от времени основание. Сначала забивания, а затем и удаления гвоздей многострадальный траходром мог и не выдержать. С другой стороны, ну и хрен с ним. Антимагический бронежилет предпочтительней. — Ну всё, готово. Двенадцать штук, — довольно произнёс Юрьич, бросая последний извлечённый гвоздь на пол. — Можно и к конструированию приступать. В следующий миг матрац неожиданно пошёл волнами и задрожал будто живой. Я было подумал, что это разваливается деревянная основа, но тут вдруг из него буквально выполз призрачный и бледный силуэт полуголой девахи с короткими рожками, торчащими из копны густых волос, да с недлинным, до колена, хвостом, берущим начало где-то пониже спины. Выбравшись из матраса, та на дрожащих ногах в ботфортах на каблуке доковыляла до края и, практически рухнув на пол, принялась истово его целовать. — Суккуба, мать её! — удивлённо и немного встревоженно произнёс Сергей. «Так вот ты какая, — подумал я. — Много слышал, но ни разу не видел. Чтож, поглядим». Та потихоньку набирала цвет, становясь всё менее прозрачной, и наконец, когда стала почти полностью осязаемой, медленно поднялась на ноги и счастливо выдохнула: — Ну наконец-то! Думала всё, кончилась Моргана, так и сдохну в безвестности. Потом она нашла меня глазами и, скривившись, замахнулась. — У-у, гад! Но тут у меня сработали вбитые рефлексы, и я мигом укатился в сторону, хватая подвернувшееся ведро и прикрываясь им. Запахло озоном, а в руке вдруг разом полыхнувшего опасностью Глушакова материализовался источающий непонятные флюиды призрачный кнут. — Не балуй! — грозно прикрикнул он на мгновенно запрыгнувшую на кровать и припавшую к ней, словно кошка, демоницу. По её сузившимся глазам я понял, что оружие в руке трудовика — та ещё убойная вещица. Мы все втроём застыли. Прокашлявшись, внезапно севшим голосом, так и не отпуская ведра от себя, я спросил: — Это правда суккуба? — Она самая, — подтвердил Сергей, не спеша к ней приближаться. — Да ещё и сильная весьма, раз двенадцать гвоздей её не развоплотили. Демоница в ответ ругнулась на каком-то непонятном наречии. Ещё раз оглядев композицию, Глушаков вдруг хмыкнул, а затем произнёс: — А знаешь, друг мой Павел, что это за кровать такая? Это ни что иное как ложе страсти. Сильные маги древности ловили и заключали в них подобных этой демониц, а затем пользовались по прямому, так сказать, назначению. — То есть если бы не гвозди, то я бы мог с ней… — я живо представил, что мог бы, и вновь, уже совсем с другим интересом посмотрел на суккубу. Та только презрительно фыркнула и зашипела. — Э нет, брат, — покачал головой Юрьич, — тут дело такое, что у простых людей и слабых магов просто не хватит сил сопротивляться зову её страсти. Для них это был своеобразный способ казни, когда казнимого в прямом смысле этого слова затрахивали до смерти. Милость, доступная только самым приближённым мага, что имели неосторожность проштрафиться. «Тоже мне милость, — поёжившись, подумал я. — Хотя всяко лучше, чем средневековые выдумки нашего мира». — Хотел бы я знать, откуда такая кроватка оказалась тут, на чердаке, — задумчиво пробормотал Сергей. — Верно говоришь, маг, — прошипела демоница, — многие жизни я взяла. И этого бы взяла, если б не эта ваша дрянь. Эх, если бы не оковы… Тут она замерла, чуть принюхалась, а затем вскочила на ноги, дико хохоча. — Нет их, нет! Я свободна! — Чёрт, — пробормотал Сергей, — похоже, гвозди разрушили ловушку. Услышав такое, я покрепче прижал к себе ведро, начиная потихоньку отползать к стене. Но стоило демонице хищно растопырить когтистые пальцы, как в другой руке Глушакова заполыхала нестерпимо белая звезда. — Лучше убирайся, пока не поздно… От трудовика шибанула такая волна первобытного ужаса, что суккуба, сочтя за благо прислушаться к совету, немедленно сделала несколько пассов руками, словно описывая некие круги, после чего моя кровать буквально взорвалась, только не наружу, а вовнутрь, а саму демоницу под её истерический смех натурально всосало в возникшую прямо посреди матраса воронку. Следом полыхнул жаркий малиновый отсвет, и всё прекратилось, оставив только гладкую поверхность матраса. — Ушла, — констатировал Юрьич, медленно осматривая то место, где буквально секунду назад был портал куда-то явно в Ад. А я, привалившись взмокшей спиной к стене, только и смог, что произнести: — Вот же жесть!Глава 12
Ночь я проспал на полу, в обнимку с ведром и накрывшись мантией. К кровати не хотелось приближаться категорически. Больно живописные картинки рисовало в моём мозгу воображение. Как итог, спал плохо, не выспался, а тут ещё и первый день после больничного. Пришлось полоскать красные от недосыпа глаза холодной водой и собираться с духом для выхода в свет. — Тетрадь, учебники, ручка, ведро… — я ещё раз шёпотом пересчитывал собственную амуницию, — гвозди. Парочку Глушаковских изделий я оставил при себе, засунув в карман, для успокоения. Антимагические штуковины всё же, и хоть пока я не представлял, где и как они могут пригодиться, но одним своим наличием эти гвоздики добавляли мне чуточку уверенности. Огладив ладонями мантию по бокам, я ещё раз взглянул на себя в зеркало, которое откуда-то припёр мне на чердак трудовик, клятвенно заверив, что точно не магическое, и, вздохнув, произнёс: — Ну с Богом! Чего ожидать от своего выхода в свет — я мог лишь предполагать. Перчатку в лицо, дуэль на месте, файербол исподтишка, когда я отвернусь, а может, ничего. «Туман войны» скрывал от меня грядущее. Пожалуй, пока спускался по лестницам к выходу, я перебрал под сотню вариантов развития событий, вот только не смог предположить одного — того, что случилось в реальности. — Мессир! Хор женских голосов заставил меня вздрогнуть и застыть на выходе из мужской общаги. А передо мной, двумя линиями почётного караула вытянувшись от дверей, стояли все мои вассалки, синхронно склонив головы. Вот вы видели, как по телевизору в разных интересных телепередачах показывают якудза, что выстраиваются при встрече большого босса? Так вот, здесь было один в один как там, только вместо узкоглазых бандюков почести мне оказывали два десятка семнадцатилетних девушек в чёрных мантиях. И это утром, перед общагой, когда все приличные студенты выползают на лужайку, кучкуясь для похода на пары. Бросив взгляд поверх склонённых голов, я мысленно содрогнулся — такой зависти и злости в глазах мужского пола я не видел никогда, и пусть студенты поспешно отворачивались, встречаясь со мной глазами, но не заметить ослепляющий жар их полыхающих ненавистью взоров было нельзя. И пусть девчонки были далеко не красавицы — то рябая, то косая, а то и хромая с рождения, — но они всё равно оставались двадцатью семнадцатилетними девчонками, а в глазах любого спермотоксикозника пубертатного возраста это перевыполнение гаремного плана процентов на четыреста. И я понял, что если меня и пойдёт убивать кто-то из студентов академии, не важно какого года обучения, то будет это именно из-за вот этого грёбаного вассалитета. — Эльза! — яростно зашипел я чертовке, застывшей в первом ряду. Как пить дать это её идея была. — Ты что, совсем сбрендила?! Что за представление?! — Мессир, — в ответ пропела она, влюблённо глядя на меня, — мы всего лишь выказываем вам своё почтение! — Хорош выказывать, а то меня сейчас заклятьями закидают! Нарочитая влюбленность из её глаз пропала, уступив место хитрому блеску. — Девочки! — звонко скомандовала она. — Походный ордер номер два! Остальные тут же хаотично разбежались по округе. Правда, присмотревшись, я выделил три круга обороны: ближний — из Эльзы и ещё трёх девчонок, средний — из шести, и последний, растянувшийся до полусотни метров радиусом, в котором места заняли остальные десять ведьмочек. — Ты откуда этого нахваталась, про походный ордер и прочее? — спросил я у расположившейся по левую руку девушки. — Папа сотником был у прошлого императора, — пожала та плечами, как будто это всё объясняло. В этот миг взгляд мой упал на висящее в руке ведро, и я, сам себе мысленно кивнув, решительно всучил его Эльзе. А что, инициатива наказуема. — Носи и далеко от меня не отходи, — торжественно приказал я ей. Она посмотрела сначала на ведро, потом долгим взглядом, из которого как-то разом пропало всё ехидство, на меня. — Это?.. — Ведро, — благостно улыбаясь, подтвердил я. — А ещё, — поднял вверх указательный палец, — это мощный артефакт! — Это ведро! А окружающие меня ведьмочки тихонько прыснули, глядя на мигом вскипевшую предводительницу. — И?.. — ничуть не впечатлённый этим эмоциональным всплеском, я продолжал немигающе смотреть на Эльзу, и та как-то быстро сникла, после чего, чуть шмыгнув носом, молча пристроилась чуть сзади и справа. Я мысленно выдохнул — изображать полную невозмутимость было тяжело, как и психологически давить на девушку. Но умом я понимал, что если не начать их строить уже сейчас, то они капитально сядут на шею в будущем. А оно мне надо? Дойдёт до того, что я их потом буду через каждую лужу по очереди на руках переносить. Чур меня. Кое-как наведя порядок во вверенном мне… гм… отряде, я ещё раз окинул взглядом чёрные балахоны своей свиты и вдруг, вспомнив о когда-то данном обещании, спросил: — А чья сегодня очередь со мной гулять? — Вы не забыли?! — прозвучал нестройный хор удивлённых и обрадованных голосов. — Нет, — улыбнулся я, глядя на просиявшие лица девушек. — Мерв! Это Мерв! — скопом вытолкнули они ко мне полноватую ведьмочку с широким лунообразным лицом, испещрённым оспинами. Как обычно, та была далеко не красавица, но с доверчивым и чуточку наивным взглядом. Я обернулся к Эльзе за подтверждением, но та только, закусив губу, отвернулась. А затем я поймал несколько пренебрежительных взглядов, брошенных на неё одногруппницами, и вдруг понял, какую ошибку только что совершил. И пусть меня отчасти оправдывало то, что я не слишком-то разбирался во всей этой психологии внутри социальных групп, но школьный-то опыт полного аутсайдера у меня имелся, как и возможность наблюдать за остальными сверстниками со своей позиции отверженного. Никакая группа не может быть без лидера, официального или неформального. Не может и всё, иначе это будет не группа, а сборище вечно конфликтующих меж собой индивидов. И я сейчас этим самым ведром на глазах у всех низвёл статус выбившейся в лидерши девчонки до… кого? Носителя ведра, но никак не лидера и своей правой руки. А значит, до момента появления нового лидера или укрепления Эльзой пошатнувшихся позиций начнутся разброд и шатания, а оно мне надо? Да и просто вдруг по-человечески стало жаль девушку. Ситуацию надо было срочно как-нибудь исправлять. — Эльза, — стараясь говорить спокойно и уверенно, обратился я к ней. Она не ответила, впрочем, в этом и не было нужды. — Ты же у нас дочь сотника, не так ли? А теперь внимательно посмотри на это ведро. Вни-ма-тель-но. Я медленно, по слогам произнёс последнее слово, чтобы то прозвучало особенно чётко и веско. Эльза чуть приподняла мой оригинальной формы накопитель, сначала бросив короткий взгляд, затем всмотревшись сильнее, а потом широко распахнутыми глазами воззрилась уже на меня. — Но это же!.. — Вот именно, — кивнул я. — Теперь веришь, что это — мощный артефакт? — Верю, — выдохнула та. — Но как?.. — А чтобы враг не догадался. Я мысленно улыбнулся, глядя, как мигом воспрянувшая духом Эльза таким уничижительным и гордым взглядом обвела всех остальных, что стало понятно — уж теперь её лидерские позиции не поколебать ничем. В общем, вертикаль власти была восстановлена. Ну, почти. Ещё раз сжав волю в кулак, я опять впился суровым взором в Эльзу и очень тихо, но жёстко произнес: — Последнее слово всегда будет за мной, поняла? Та, сглотнув, тут же кивнула, а я отвернулся, стараясь не показывать, как тяжело мне далась эта фраза. Конфликты… Я дико не любил конфликты. Меня от них буквально лихорадило. Мне проще было молча уйти, обойти, уступить. Но здесь так было нельзя, и не потому, что стыдно уступать тем, кто вдвое моложе тебя, да ещё и «слабого» пола, нет, а потому, что эти девчонки вверили мне, может, и не свои судьбы, но толику ответственности за них уж точно. Аллеи меж тем всё больше наполнялись студентами самых разных направлений и годов обучения. Стайками бегали такие же, как и мы, первогодки, степенно, по двое-трое, ходили студенты более старших курсов, старшаки же и вовсе редкой птицей стремительно и целеустремлённо пролетали сквозь почтительно расступающуюся толпу, останавливаясь только чтобы чуть склонить голову перед попавшимся на дороге преподавателем. И всё-таки самой странной компанией были именно мы. Даже гости из зарубежья (я приметил анклав тёмных эльфов на лужайке чуть в стороне) не привлекали столько внимания, сколько наша движущаяся процессия. — Это он! — услышал я возбуждённый шепоток сбоку, но кто это сказал — увидеть не успел, потому что в ту же секунду меня отвлекли. Прямо передо мной словно из-под земли возник эльф. Самый что ни на есть настоящий эльф, да не один, а со всей своей эльфийской кодлой. Кодлой потому, что ничего хорошего я от них, как и от всех прочих, уже не ждал. Посмотрев по сторонам, вдруг понял, что и вампиры здесь, так же чуть в отдалении, как и дроу, хоть и по другую сторону от них. «Засада?» — метнулась заполошная мысль. Но, похоже, кровососущие, как и тёмные, присутствовали больше как зрители. Попыток приблизиться и взять меня в клещи с их стороны не наблюдалось. Лёгкий порыв ветра зашелестел над нашими головами, запутавшись в крупных тёмно-зелёных листьях, да чуть качнул кончики длинных белых волос… Переведя дух, я сосредоточил внимание на лице остроухого. «И почему их считают такими красавцами? — разглядывая худощавого, пусть и высокого представителя иного вида, подумал я. — Лицо смазливое, но ни капли мужественности, причёски длинные, практически женские. Да и одежда не лучше». — Тебя называют новым Тёмным властелином? — мелодично пропел тот, и вдруг такой опаской шибануло от него, что я, заозиравшись, смог лишь бледно улыбнуться да выдавить из себя: — Кто называет? Я не называю. Вообще не слышал о таком. — Тебя называют новым Тёмным властелином. Теперь это уже был не вопрос — эльф утверждал, глядя прямо на меня, чуть сощурив большие миндалевидные глаза с длинными тёмными ресницами. «Красит он их что ли? — неожиданно подумал я, заметив, что и брови изрядно темнее почти белоснежных волос. Краткий осмотр всех остальных — что мужиков, что дам — представителей эльфийской наружности выявил ту же закономерность. — А может, они волосы красят? Или это парик такой?» — Во-первых, я не тёмный, — взыгравший во мне дух противоречия как всегда потянул меня за язык. — Я очень даже белый, даже не загораю. Видите? Я засучил рукава, показывая бледные предплечья. Эльф чуть качнул головой, не соглашаясь. — Темнота не снаружи, темнота — внутри. Как в делах, так и в помыслах. — А что в делах? — разозлился я. — Не ворую, не убиваю, гусей не трогаю. — Ты врёшь. Сказано это было безапелляционно и с такой верой в свою правоту, что даже я на секунду замолчал, судорожно припоминая насчёт гусей. А эльф тем временем громко, словно обвиняя (хотя почему «словно»), продолжил: — Основатель академии, магистр Магнус, погиб от твоей руки! Медленно подтягивающаяся к месту разборок окружающая студентота в количестве уже, наверное, пары сотен штук дружно ахнула. Мои девчонки тоже, но как-то по-другому, без испуга в голосе, а с каким-то даже восторженным придыханием. — Двое студентов первого курса академии силой проклятья были буквально испарены! Твоей силой! В этот раз ахов не последовало, это и так все знали, но я явственно почувствовал, как окружающая толпа всё больше сплачивается, уплотняясь подобно грозовому облаку, готовому вот-вот разразиться громом и молниями. — И наконец, вчера ночью нами был зафиксирован прорыв с демонического плана реальности сущности не менее четвёртого класса опасности прямо в твою спальню! От таких известий качнувшаяся было толпа разом отхлынула. Кое-кто зашептал слова на незнакомом языке, чем-то напоминающем латынь, и даже мои вассалки в ужасе обернулись на меня. — Да откуда вы узнали вообще?! — воскликнул я, но тут же, поняв, что это какой-то не такой ответ, поправился: — Всё не так было! Не в спальню, а из спальни, обратно! — Ты отправил обратно ту сущность, с помощью которой уничтожил двух бедных юношей? — с прорезавшейся иронией, совершенно неожиданной для меня, произнёс стоящий напротив остроухий. Толпа снова прихлынула ко мне. — Да нет же! — почти завопил я. — Никого я не отправлял! Толпа отхлынула. — Значит, всё-таки призывал… — констатировал беловолосый ублюдок. — Да почему вы вообще решили, что это в моей спальне было?! В ответ эльф гордо вздёрнул подбородок и чуть поучающе произнёс: — Светлое королевство тысячелетиями противостояло попыткам демонов проникнуть в этот мир. Мы потеряли тысячи магов и воинов в этой борьбе, но наши жертвы были не напрасны — они научили нас очень точно засекать точки прорывов. По толпе пробежались одобрительные шепотки, похоже, эльфы действительно считались неплохими борцунами с демонами. Тут мне почему-то вспомнилось, что те двое вменяемых мне в вину пареньков, что погибли от безглазой твари в облике девушки, сами были демонологами. Вот только связаны ли как-то эти два факта между собой — мне совершенно неясно, да и некогда было на эту тему раздумывать, так как эльф и не думал замолкать. — Тёмный, — продолжал он, — тебе нас не обмануть, что бы ты сейчас ни сказал. Слишком многое есть дело твоих рук. И пусть ты под защитой академии, но я, как такой же студент первого курса, по всем законам имею право вызвать тебя на дуэль. До гибели одного из нас, здесь и сейчас, немедленно! Что тут началось, стоило ему заткнуться… На гордо замершего в мужественной позе остроухого обильным дождем пролились восхищённые взгляды женской половины собравшейся вокруг нас толпы и полные уважения с лёгкой толикой зависти взгляды мужской половины. Мои же… Кто-то из девчонок отпрянул, кто-то наоборот, насупившись, подошёл ближе, а Мерв, что всё это время крепко держала меня за руку, вдруг порывисто встала передо мной. — Нет! — звонко воскликнула она. — Вассал имеет право выступать на дуэли за своего господина! Я опешил, глядя на девушку, что, будучи ниже на две головы, сейчас пыталась собой прикрыть меня. Это, пожалуй, могло бы выглядеть даже комично, если бы речь шла не о форменном смертоубийстве, которое мне собирался учинить беловолосый нечеловек. Эльфу, впрочем, тоже смешно не было. — Девочка, — обратился он к ней, покачав головой, — ты действительно хочешь защищать его? Этого тёмного, что совершил уже столько злодеяний? Ты понимаешь, что мне придется убить тебя? Ведь только так я смогу снова бросить ему вызов. — Понимаю, — упрямо склонила та голову, — и готова! — А ну стоять! — рявкнул я, всерьёз испугавшись, что Мерв сейчас действительно влезет в смертельные для неё разборки. Я видел, что эльф нисколько не шутил, когда говорил, что убьет её. Настолько спокойно и безэмоционально могут говорить лишь профессиональные убийцы, каким он, вне всякого сомнения, и являлся. Уж не знаю, чем он занимался до поступления в академию, но это точно было не выращивание деревьев и прочей травы, традиционно считающееся основным эльфийским занятием. Холодные голубые глаза были глазами даже не воина, а самого настоящего киллера, убивающего по приказу. Девушка обернулась, поднимая голову и вглядываясь мне в лицо. Сказала тихо, — Я не дам ему убить тебя. — Нет! — рявкнул я снова. Только грёбаного самопожертвования мне не хватало! — Я смогу, — твёрдо ответила она. — Я смогу защитить тебя. — Нет! Я попытался схватить её за край робы, но девушка отскочила. — Я смогу, я смогу, я смогу… — словно заклинание продолжила сквозь зубы упрямо шептать Мерв, а затем вдруг глаза её заволокло серой хмарью, и сила, чистая сила проклятий будто взрывом выплеснулась из неё, обволакивая плотным, струящимся словно языки пламени коконом. — Покров тьмы!.. — с толикой неверия прошептал знакомый голос совсем рядом, и, обернувшись, я увидел Элеонору, прошедшую через почтительно расступившееся кольцо студентов прямо ко мне. Показалось, что и Глушаков мелькнул где-то позади, но ручаться за это я не мог. А эльф неуловимо изменился, как-то мгновенно собравшись. Похоже, этот самый покров был штукой серьёзной. — Что это? — спросил я у подошедшей ко мне завкафедры, что с неподдельным интересом замерла, разглядывая первокурсницу, чей силуэт для нас был почти скрыт серой пеленой. Тут я заметил, что Элеонора что-то шепчет одними губами. Прислушавшись, с удивлением различил: — Двадцать один, двадцать два, двадцать три… На цифре «двадцать семь» пелена спала, а Мерв, покачнувшись, стала заваливаться на меня. Бросившись к ней, я подхватил девушку и осторожно положил на траву. Кто-то из старших курсов бросил диагностическое заклятие, после чего коротко сообщил: — Магическое истощение, не опасно. А Элеонора, вдруг фанатично сверкнув глазами, произнесла: — Двадцать семь секунд. Она держала его двадцать семь секунд. — Что это было вообще? — спросил я снова. — Покров тьмы, — магистерша бросила на меня задумчивый взгляд и негромко продолжила: — Одно из заклинаний, обязательных для мастера проклятий. Обязательных, понимаешь? Это показатель сродства с силой, ей даже теоретически такое не могло быть доступно. — А что оно делает? — О-о, — протянула Элеонора, — это то, из-за чего нас очень сильно не любят другие маги. Пока мы под Покровом, нас нельзя поразить ни магией, ни оружием. Жаль только, что даже сильнейшие мастера не могут держать его долго. — Эта девочка уже не сможет защитить тебя, тёмный, — снова раздался ублюдочный эльфийский тенорок. — Я… — дернулась было Эльза из-за моей спины, но чаша терпения была уже переполнена, и я, зло ощерившись, влепил ей раскрытой ладонью в лоб, отчего та с ойканьем отлетела, приземляясь на задницу. — Мне не нужна защита! — я почувствовал, как холодный комок в груди вдруг перерождается в полную злости и ярости волну, и ожёг остальных девчонок взглядом. — Дуэль со мной и только со мной! А тебя, тварь остроухая, я забью вот этим самым ведром! Глаз эльфа после моего оскорбления явственно задёргался, а я выхватил у Эльзы свой артефакт-накопитель и, примерившись, пару раз приложился им об ладонь, заставив тот гулко громыхнуть. — Такое смывается только кровью! — прошипел беловолосый. — Ничего, омою. Твоей, — вернул я ему злобный взгляд. В следующий миг я вышел вперёд, ища выход переполнявшим меня чувствам. Надоело бояться, надоело улыбаться этим недоделкам. Я хотел драки, жаждал её, а ещё я хотел высказать всё, что думаю о клятом эльфийском племени. И поток брани буквально полился из моих уст, поминая и эльфов передо мной, и всю их родню до десятого колена, и где я видел их светлое королевство, и куда они могут засунуть свои мэллорны. Где-то с середины моего экспромта я заметил, как окружающий народ начинает разбегаться, а парочка эльфиек с более тонкой душевной организацией оседает на брусчатку в глубоком обмороке. А затем, стоило мне замолкнуть, как события и вовсе понеслись вскачь. Короткая фраза-активатор дуэльного купола, протолкнутая сквозь сжавшиеся в тонкую белую линию губы эльфа, и я тут же укатываюсь в сторону, на одних рефлексах уходя от чего-то мне неизвестного, но явно смертельного. Кувырок обратно. Третье заклинание буквально отбиваю адамантиновым ведром, а дальше дно с рельефно выдавленным серпом и молотом, преодолев какую-то личную защиту, встречается с аристократически высоким эльфийским лбом. Не ожидал сучёныш, что ведро у меня окажется непростое. Я примерился было вдарить ещё, да только разошедшаяся от эльфа кругом ударная волна отбросила меня к противоположной стенке купола. Мы замерли друг напротив друга — я с ведром перед собой, а он с согнутыми в локтях и выставленными вперёд руками. С лёгким злорадством я заметил, как над правым глазом у эльфа начинает алеть чуть расплывчатое изображение советского герба…Глава 13
Эльф напротив меня, я напротив эльфа. Буквально кожей чувствую, как тот готовит какую-то отменного качества гадость. Нашарив в кармане антимагический гвоздь, с ожесточением подумал: «Доберусь до него, пробью им защиту и воткну в глаз. Если хорошо ударю, проткну глазницу и загоню в мозг — сдохнет тварь, как пить дать». Без шуток. Какие уж тут шутки. Тут или ты, или тебя. Он тоже стоять и смотреть, как я его убиваю, не будет. И уж если мне суждено лечь в могилу, то как минимум постараюсь утащить этого беловолосого хлыща за собой. Я чуть присел, готовясь к финальному рывку, а остроухий, словно раскрывая объятья, широко развёл руки в стороны, растягивая между ними какое-то беловатое марево. А в следующий миг дуэльный купол, больно ударив по ушам, внезапно схлопнулся, оставляя нас замершими посреди аллеи. «Неужели пять минут вышло?» — проклюнулась в мозгу удивлённая мысль. Но тут я натолкнулся глазами на знакомую фигуру инквизитора и маячащего за ним Глушакова и понял, что подмога пришла с неожиданной стороны. Оглядевшись, понял, что студентов в радиусе пары сотен метров больше нет ни одного. Только кольцо молчаливой инквизиторской стражи с арбалетами, красноречиво направленными на нас. Прочих эльфов, отведя в сторонку, тоже держали под контролем. Ах да, ещё тут присутствовала почти вся верхушка академии во главе с ректором. — Не двигаться! — резанул металлом инквизиторский голос. — Заклятья развеять, любого, кто попробует колдовать, утыкаем стрелами как ежа! Эльф медленно опустил руки, а мужик, подойдя, коротко бросил: — Инквизитор Амнис. Что здесь происходит? — Я Элемин вин Тиллувилай, подданный Светлого королевства и ученик первого курса вашей магической академии. А происходит здесь магическая дуэль по всем правилам академии, которые вы нарушили, вмешавшись. Эльф говорил холодно, с ясно читающимся в голосе презрением. Вот только инквизитору его презрение было до одного места. Он точно таким же ледяным взглядом придавил остроухого. — Этот человек проходит по делу, которое ведёт инквизиция, и пока оно не закрыто, никаких дуэлей не будет — ни здесь, ни где-либо ещё. — Но… — Никаких «но». Сейчас я просто предупреждаю, однако в следующий раз вашу судьбу будет решать особая тройка инквизиции, несмотря на весь ваш иммунитет. — Думаете, что вы над законом? — зло произнес беловолосый. — Нет, мы и есть закон! Сказано это было с такими непередаваемыми интонациями «сильвестрсталлоновского» Судьи Дредда, что я даже вздрогнул, ища в лице Амниса тень вечно искривлённых губ. Но тот на голливудского актёра не походил совершенно, и я мысленно выдохнул. Ничего больше не сказав, Элемин (сволочь, когда на дуэль вызывал, даже не соизволил представиться) развернулся и, пройдя сквозь оцепление, вместе с соплеменниками отправился восвояси. Куда конкретно? Ну, думаю, что на занятия, как-никак, они уже, судя по настойчивому звону в голове, начались. Я посмотрел на начавшие мелко подрагивать руки и в изнеможении опустился на мощёный камень дорожки. Тихо звякнуло поставленное рядом ведро, и я, громко и с шумом выдохнув, смотря на инквизитора, благодарно произнёс: — Спасибо! Правда, в ответ удостоился лишь короткого недовольного взгляда, но это всё пустое, главное — жив остался, и вроде как даже неприкосновенен, покуда инквизиция не разберётся с нападением. Амнис меж тем перекинулся парой слов с Сергеем и, махнув своим людям, удалился вслед за эльфами. — Да-а… — протянул подошедший со свитой Кхан. — Я уже начинаю жалеть, что мы согласились на этот эксперимент. — А я — нет. Затянутая в чёрное завкаф Проклятий бесцеремонно растолкала кучкующихся возле ректора преподавателей и, встав напротив него, тихо спросила: — Мессир архимаг, вы когда-нибудь видели у семнадцатилетней соплюшки полноценный Покров тьмы почти на полминуты? — Эм… нет, — вынужден был признать в замешательстве огладивший бороду Кхан. — А я видела. И причиной всему — вот этот вот, — ткнула она пальцем в меня, — великовозрастный раздолбай. Я хотел было обидеться, но та продолжила: — Такого стремительного прогресса у всей его группы, такого рвения и желания учиться у всех поголовно я не видела никогда. И я не знаю, что он там с ними делает… да пусть хоть спит со всеми, одновременно или по очереди, мне плевать. У большинства уже сейчас просматривается потенциал мастера… — Элеонора, что ты такое говоришь? — усовестил подчинённую ректор, но потом вдруг так пристально посмотрел на меня сквозь сверкнувшие на солнце очки, что я на миг забыл как дышать, хватая ртом воздух аки вытащенная на берег рыба, а затем дико покраснел. Блин, это же надо было такое обо мне было подумать! К сожалению, остальными моё смущение было расценено совершенно превратно, потому что следом покраснел уже сам Кхан, среди свиты раздались чуть приглушённые хмыки, а от одного из преподавателей мужского пола донеслись короткие хлопки в ладоши. Вот только, боюсь, про групповушку-то мадмуазель Элеонора брякнула для красного словца, не подумав, больно уж красноречивым взглядом она меня наградила. — Эм… — снова протянул Кхан, всё никак не отпуская из руки собственную бороду. — В общем, мы, пожалуй, пойдём. Конфликт исчерпан, порядок восстановлен. А вы тут разбирайтесь. Удалившись вслед за инквизицией, которая удалилась вслед за эльфами, ректор оставил нас одних. Меня, магистершу проклятий и Глушакова, что стоял, не проронив ни слова, и с укоризной поглядывал на меня. — Так значит, на них у тебя встаёт?! — прошипела Элеонора, нависнув надо мной этакой грозовой тучей. Я вздохнул, прикрывая глаза, и пробормотал невольно: — Да когда же уже это кончится… Поднявшись с травы, отряхнул робу, поднял ведро. Парк пустовал — ни других студентов, ни дроу, ни вампиров, ни даже моих девчонок. Всех разогнала злая инквизиция. Зажмурившись, вдохнул полной грудью свежий утренний воздух. А затем медленно, с тихим шипением опустошив лёгкие, посмотрел мимо пышущей праведным гневом магички на старшего товарища. — Осуждаешь? — спросил я, глядя ему в глаза. — Да нет. Дело твоё. — А то, что они несовершеннолетние? Глушаков покачал головой. — У магов семнадцать — это магическаязрелость. — А что их двадцать? Чуть помявшись, Сергей суховато ответил и на этот вопрос: — Магическими законами не запрещено. — Понятно. Повесив адамантиновое ведро на сгиб локтя, я молча обошёл Элеонору, направляясь вслед за ректором, что направился вслед за инквизицией, что направилась вслед за эльфами. И всего на секунду замерев возле Глушакова, сказал негромко: — Вот только я с ними не спал. Никогда, ни с одной. Напоследок я ещё успел заметить, как потеплели его глаза, а уголки губ приподнялись в чуть виноватой улыбке.* * *
Добравшись до аудитории, где должны были проходить занятия, я не стал ломиться в запертые двери. Во-первых, бесполезно, запирали их преподаватели магически, тараном не выбьешь, а во-вторых, пятиминутного перерыва после половины пары никто не отменял. Присел на подоконник большого стрельчатого окна, забранного цветным и почти не прозрачным стеклом. Думать не хотелось, а хотелось просто сидеть и слушать тишину коридоров. Не так, ох не так я представлял себе учёбу в магической академии. Где весёлые пирушки и забавные магические эксперименты, где обязательно будут необычные, но интересные друзья, и чтоб непременно разного пола и расы? Где, наконец, та сильная и независимая женщина, которая, тем не менее, постепенно влюбится в такого тюфяка как я? Поначалу, конечно, будет фыркать, но это просто её инстинктивное сопротивление возникшему ко мне влечению… Где, где это всё? Тут двери аудитории распахнулись, объявляя начало перерыва, и я неторопливо вошёл внутрь. — Мессир! — тут же завопили мои одногруппницы, срываясь с места и катясь неудержимой лавиной ко мне. — Павел! Паша! — о, а это уже Эльза и Мерв, похоже, тоже завоевавшая толику авторитета в группе. — Вы живой?! Припёртый к стенке, я только улыбнулся. Эти девчонки уже стали мне своими, и окружённый ими, я чувствовал необъяснимое успокоение и даже какую-то радость от встречи, хоть мы и расстались по независящим от нас обстоятельствам не больше часа назад. Ненароком подумал, что только это, наверное, и примиряет меня с суровой действительностью. — Живой. А что со мной будет? Я же, в конце концов, Тёмный властелин. Вассалки мои дружно облегчённо засмеялись. — Ширяев, я бы не советовала вам пользоваться данным титулом… Я обернулся на голос и увидел старшего преподавателя Марну, которую сразу не заметил, отвлёкшись на девчонок. Чуть склонив голову, вежливо произнёс: — Добрый день, уважаемая старшая преподавательница. Та, стоя у кафедры, в этот раз была одета в светлую робу со стилизованными языками пламени и пыталась недовольно сверлить меня взглядом. Я развёл руками. — Извините, не я это придумал. — Не вы придумали, не вам и говорить, — недовольно поджала губы она. — И опоздания недопустимы. Я, конечно, в курсе вашей весьма уважительной причины, но в следующий раз попрошу от подобного воздержаться. — Хорошо. Буду стараться. Ещё раз склонив голову перед магичкой, я подставил локоть, позволяя приткнувшейся ко мне Мерв подхватить меня под руку, после чего, ведомый довольной как слон девушкой, прошествовал за её стол. — Перерыв окончен! — возвестила Марна под солидный удар сомкнувшихся дверей. — Продолжаем тему: классификация заклятий.* * *
Занятия пролетели быстро. Кое-что я и так знал — спасибо Глушакову, — кое-что было небезынтересно в плане магической теории, кое-что весьма нудно, но в целом — тихо, мирно и спокойно, прям как я и хотел. Сложности начались чуть позже, когда мы привычным строем пошли на обед в отдельно стоящую столовую академии. Нет, на нас и раньше пялились — кто с завистью, кто с гневом, кто втихую крутя пальцем у виска. Вот только были это в основном парни. А вот теперь на нас скрестились десятки пристальных девчоночьих взглядов. Да ещё шепотки их, бесконечным «шу-шу-шу» сопровождающие нас всю дорогу… Это было настолько необычно, что стало неуютно даже моим привычным ко всему ведьмочкам. — Что это они? — дёрнув меня за руку, тихонько спросила Мерв. — Почему они так смотрят? Подобный вопрос я заметил в глазах и у прочих моих одногруппниц, потому, остановившись, благо далеко от меня они не разбегались, и вздохнув, коротко пояснил: — Они просто думают, что я с вами сплю. Со всеми вами. — В смысле, как муж и жена? — отчаянно зардевшись, переспросила ещё одна ведьмочка. Я обреченно кивнул, а сам подумал: «Как же быстро тут расходятся слухи, да ещё и такие бредовые. Ведь полдня же всего прошло». Кто медленней, а кто быстрее, но абсолютно все девушки стали ярко-пунцовыми. — Я знаю, что это всё полный вздор, и вы знаете. Просто кое-кто посчитал, что ваш прогресс в освоении магии и увеличение потенциала связаны именно с этим, — постарался я объяснить ситуацию. — А такое возможно? Ну, что через «это» с вами… — подала голос уже другая моя одногруппница, однако на середине фразы замялась, стыдливо пряча глаза… и вдруг буквально выпалила: — у нас увеличится потенциал?! — Ну… мадмуазель Элеонора считает, что да, — признался я. Вот зачем я это сказал? Стоило мне закончить фразу, как девушки покраснели ещё сильнее, хотя казалось, что это в принципе невозможно. — Я… я согласна! — внезапно воскликнула Мерв, шалыми глазами глядя на меня. — И я! Я тоже! — Я буду первой! — со скрытой мольбой во взгляде, но нарочито сурово произнесла Эльза. А затем завопили уже все, наперебой. — Это сон, — пробормотал я, закрывая лицо руками. — Сон какого-то озабоченного подростка. Ну я же не такой, я же нормальный… А девчонки всё не умолкали… — Нет! — отняв руки от лица, произнёс я твёрдо. — Этого не будет. — Почему? Потому что мы некрасивые? Самое интересное, что после этого заявления они практически не расстроились, чего я было испугался, посчитав что сейчас попрут слезы и обиды. Нет, глаза их были сухи, а намерения… весьма серьёзны. — Я слышала, что мужчины говорят, что надо просто больше выпить, — чуть застенчиво произнесла одна. — Да боже ж мой! Поймите вы, я ведь старше вас вдвое, я ж вам практически в отцы гожусь! — Возраст ничего не значит, — снова Эльза. — Значит! — грубо отрезал я. — Для меня — значит! И всё, прекратили разговоры! Они замолчали. Вот только — я это прекрасно видел — думать на данную тему не перестали. И это была проблема, которую я пока не понимал как решить. «Надо спустить пар, — подумал я. — Прямо сегодня». Под спусканием пара, ясен пень, я подразумевал это самое, правда, с кем-нибудь постарше. Этакий разовый секс без обязательств и желательно даже без особого знакомства. Из серии «понравились друг другу, выпили, перепихнулись и утром разбежались». Жриц любви я опасался, и не в последнюю очередь из-за различных венерических, которыми они вполне себе могли болеть, а потому мне нужно было в место, где появляются девочки из приличных семей, но широких взглядов. Одно такое по рассказам Глушакова я знал. Это было увеселительное заведение совсем рядом с академией, но вне её территории. Там интересно проводили время как молодые маги-студенты, так и «золотая» городская молодёжь. Интерес был обоюдный — девицы желали окрутить и захомутать подающего надежды мага, ибо такие живут безбедно, да и дворянский титул есть, а городские хлыщи не прочь были провести время с какой-нибудь магичкой, благо те имели славу развратниц, бесстыдниц и весьма подкованных в постельных делах особ. То, что магический кодекс, в отличие от законов мирских, позволяет многое, я уже знал. В общем, дождавшись вечера, я решительно натянул подаренную Сергеем одежду, дабы не светить своей чёрной ученической мантией, и повязал на голову бандану, чтобы случайный студент меня, чего доброго, не признал. Я бы ещё усы накладные наклеил, да не знал, как их делать, поэтому обошёлся сменой гардероба и сокрытием причёски. Покинув территорию академии незадолго до закрытия, я кружным путём, чтоб ненароком не пересечься с другими искателями приключений, пошёл к пабу. Паб назывался «Дикое поле» и, похоже, названию своему соответствовал, так как хохот и крики из него доносились действительно дикие. Заведение было огромным, особенно по меркам средневековья, и могло вместить чисто навскидку человек двести. Правда, заполняться только начало, и гуляло только две компании в общей сложности человек в тридцать. «Если они в тридцать рыл так орут, — подумал я, — то что происходит, когда тут полный зал?» Делать было нечего, и заказав бочонок пива литров на пять, я принялся ждать. Прошло, наверное, часа полтора, прежде чем народ повалил косяком. Там были и студенты со студентками, и расфуфыренные франты, и компании девушек в подобии охотничьих костюмов, и даже дамы постарше с ищущим блеском в глазах. На меня, в силу непритязательности моего облачения, особо внимания не обращали. Магом я не выгляжу, богатеньким сыночком — тоже. Но это не значит, что мне тут ловить нечего. Я нацеливался на категорию дам от тридцати до сорока, вполне вероятно, что замужних, которые пришли сюда за новыми ощущениями, а утром снова станут добропорядочными хранительницами семейного очага. Их, кстати, легко можно было отличить по красивым узорчатым маскам и строгим походным платьям в пол. Маски, к слову, носили вообще многие, отчего вскоре всё вокруг стало напоминать какой-то Венецианский маскарад. Знал бы заранее, тоже масочку притащил бы и не парился б насчёт своего инкогнито. Сделать простую из картонки, покрашенной чёрной краской, пара пустяков, а Зорро, как говорится, и в Африке Зорро. — Скучаешь, морячок? — чуть хрипловатое, но сочное контральто, прозвучавшее возле моего уха, вывело меня из задумчивости. «И почему я знаю, что это контральто?» — подумал я, окунаясь взором в глубокое декольте склонившейся надо мной дамы. Впрочем, подобные мысли быстро вылетели у меня из головы, потому что в декольте было на что посмотреть. «Четвёртый точно», — на глаз оценил я размер дамских достоинств. Медленно перевёл взгляд выше и буквально утонул в бездонной синеве огромных глаз. — Так что? — всё тем же вызывающим лёгкую дрожь голосом переспросила незнакомка. — Скучал, — ответил я, наконец выныривая обратно и оценивая стоящую передо мной девушку целиком. — Без вас. Та рассмеялась, а я невольно сглотнул, ибо передо мной стояла настоящая красавица. Не худая и анемичная, как модели моего мира, а грудастая и крутобёдрая, с узкой талией и длинными точёными ногами. Присев на край стола, она взмахнула густой гривой шикарных чёрных волос и сказала, игриво меня рассматривая: — Ну что, так и будешь молчаливо пялиться? — Конечно нет! — чертыхнувшись мысленно и помянув нехорошим словом собственную нерешительность, попытался я исправить положение. — Просто вы так прекрасны, что я на минуту лишился разума и дара речи. — Только на минуту? — лукаво улыбнулась она. — В ваших объятиях готов хоть на час… — тут я смутился, но всё же добавил: — Ну, или больше часа. Ничуть не обидевшись, дева снова рассмеялась. А затем произнесла, переместившись чуть ближе: — А ты забавный. Люблю таких. — Правда? — со смесью удивления и надежды посмотрел я на неё. — Правда. Я болтал с ней о всяких благоглупостях, периодически прикладываясь к кружке с пивом и всё не решаясь перейти к основному вопросу. Она была, пожалуй, слишком красива, чтобы я вот так легко и просто смог бы предложить ей пойти в номера, кои тут присутствовали на втором и третьем этажах заведения. Да и сама она хоть и ходила всё вокруг да около, но интима не предлагала, и у меня закрадывалась порой мыслишка: а не является ли это каким-то розыгрышем, в конце которого, стоит мне заявить о своих желаниях прямо, меня ждёт жестокий и всеобщий облом? Впрочем, чем больше пива я выпивал, тем выше во мне росла решимость, и вот я уже практически махнул рукой — «А-а, была не была», — как в наш интимный мирок бесцеремонно влезло новое действующее лицо. — Привет, красотка! — вдруг, откуда ни возьмись, подрулил к нам паренек лет двадцати. Не в робе, но с характерным значком магической академии на лацкане богато расшитого камзола, что безошибочно определяло в нём студента курса третьего или четвёртого. — Ну здравствуй, — чуть иронично ответила ему моя незнакомка. — Слушай, зачем тебе этот старпёр? — тут же приобнял её за талию этот мерзавец, заставляя меня крепче сжать деревянную ручку пивной кружки. От желания разбить эту кружку ему об голову меня удерживало лишь понимание, что чёртов засранец тут не один, а с прикентовкой морд в десять таких же, как он, магиков. А четвёртый курс в сравнении с первым имеет, я вам скажу, очень большую разницу. — Пойдем со мной, а? Тут чудесные номера с видом на башни академии, вместе полюбуемся… — Хм… — чуть критически оглядела та парня, который особыми габаритами не выделялся. У меня было затеплилась надежда, что она его отошьёт — всё-таки я был значительно выше и крупнее, а женщины, как известно, шибздиков не особо привечают, — но тут он добавил: — Ты не думай, я не простой смертный, — тут последовал чуть пренебрежительный кивок в мою сторону, — я — маг жизни. Гарантирую, всю ночь тебе заснуть не дам. — Правда? — тон её изменился на заинтересованный, а у меня сразу упало настроение. Маги жизни и вправду могли поддерживать себя в «боевом» состоянии сутками, куда уж тут мне. — Правда-правда. Рука нахала с талии переползла ниже, впиваясь в упругую задницу девушки. — Ну раз приглашаешь… — поощрительно улыбнулась та. — Конечно же приглашаю, — осклабился парень. — Тогда пошли. Она встала, бросила на меня, мрачно уткнувшегося в кружку, чуть задумчивый взгляд, но переведя его на парня, вдруг как-то предвкушающе облизнулась и, эротично поводя бедрами, обнимаемая его постоянно ощупывающей её талию, бедра и задницу рукой, направилась к лестнице наверх. «Напьюсь, — мрачно подумал я, провожая их тяжёлым взглядом. — И хрен оно всё с ним. Просто напьюсь». Посетившее меня разочарование было столь велико, что я, уже не обращая никакого внимания на окружающее, принялся тупо глушить пиво. Выключился я прямо там.* * *
Утро было отменно отвратительным. Дикое похмелье, жёсткая лавка, на которой я отлежал себе всё тело, да вдобавок ещё и удар затылком об столешницу, когда я попробовал встать. — Грёбаное пиво, грёбаные бабы, грёбаная академия… — пробормотал я, со стоном садясь за тот же самый стол, за которым, по-видимому, и отрубился. Но стоило мне разлепить глаза, как я замер с полуоткрытым ртом. Нет, я понимал, что утром ночного веселья уже не будет, ибо все или расползались по комнатам, или, как я и прочие пьяные неудачники, дрыхли прямо в зале, но вид очередной боевой группы инквизиции даже головную боль отодвинул на второй план. Суровые воины в количестве минимум десятка, рассредоточившись по залу, держали под прицелом лестницу на второй этаж. — Извини, — морщась от прострелившей голову боли, обратился я к ближайшему стражнику, — а что случилось? — Убийство, — лаконично ответил тот. — Кого? — ошарашенно спросил я. — Студента академии. Тут по лестнице спустились двое стражей с носилками, на которых лежал белый до синевы и какой-то даже усохший труп. Приглядевшись, я ойкнул. Это был тот самый вчерашний парень, что так бойко отбил у меня шикарную красотку. Мои губы мелко задрожали, и я пробормотал: — Чёрт, а ведь на его месте должен был быть я… Несмотря на то, что это было сказано тихо, инквизитор меня всё же услышал, после чего повернулся и, чуть хмыкнув, бросил: — Окажешься в постели с вампиршей — будешь. Тут вывели и саму виновницу — в здоровенных кандалах и с надетой на голову глухой металлической маской с одними лишь круглыми отверстиями для воздуха. Держали её три дюжих молодца, а сзади, не спуская с них глаз, шёл инквизитор с характерно вывернутыми для заклинания ладонями. «А может, всё-таки в монастырь? — ненароком подумал я, провожая процессию взглядом. — В целибате, пожалуй, есть что-то привлекательное».Интерлюдия 1
Внутри цитадели инквизиции было тихо, и только лёгкий сквознячок чуть колыхал пламя магических светильников в коридоре да иногда залетал в неплотно прикрытые двери кабинетов. Впрочем, вылетал он оттуда так же быстро, страшась немногословных инквизиторов, что мелким убористым почерком заполняли листы бумаг, вкладывая их в серые картонные папки с короткими заголовками «Дело №…». Подняв голову, сидящий за широким конторским столом старший инквизитор Амнис задумчиво посмотрел на заплясавший на стене язычок голубоватого огонька. Переведя взгляд на пухлую папку перед собой, негромко пробормотал: — Что же тебя со всем этим связывает, Ширяев Павел Алексеевич? Он машинально огладил приятно гревшую печатку на безымянном пальце левой руки — символ власти инквизитора и одновременно могучий магический артефакт. Именно эти артефакты, а не какой-то эфемерный статус, служили инквизиторам защитой и давали право приказывать и требовать повиновения даже от магистров магии. Это кольцо невозможно было снять, а со смертью инквизитора оно просто распадалось в пыль. Ходили даже слухи, что не инквизитор получает кольцо, а кольцо выбирает себе инквизитора. И Амнис был склонен этому верить — слишком уж необычной была связь артефакта и его носителя. Кто может стать инквизитором, каким должен быть этот человек — доподлинно известно не было. У всех прошедших отбор было только одно общее качество… вернее, два. Все они были одарёнными, но ни у одного из них уровень дара не поднялся до мастерского уровня. Все уходили, так и не окончив академии. Кто со знаком ученика четвёртого курса, кто с тройкой на груди, кто-то даже с пятёркой. Впрочем, лишь единицы становились инквизиторами, остальные же уходили кто куда: пополняли ряды приграничной стражи, вступали в гильдии городских магов… Мастера, конечно, поглядывали на «недоношенных» с лёгким пренебрежением, вот только девять десятых магов империи были именно такими, и пропорция эта и не думала меняться. Сам Амнис ушёл с четвёртого курса, когда после множества безуспешных попыток даже ему пришлось признать, что его потолок — это заклинания магии земли уровня три-плюс, а золотой буковки «М» на значке ему не увидеть никогда. Вынырнув из воспоминаний, он снова развязал тесьму, доставая и откладывая в сторону опись материалов дела. Он и без неё знал, где что лежит, несмотря на более чем сотню листов из плотной бумаги, уложенных аккуратной стопкой. Осмотр места происшествия, опрос свидетелей, допрос подозреваемого, справка о личностях погибших, справка о замерах магического фона, отчёт специалистов по характеру колдовства — всё это было нужно и важно, но так и не раскрывало ответа на вопрос, что это была за сущность и кому было выгодно убийство двоих первокурсников академии. Хотя первокурсники-то первокурсниками, но виконт Ситрий Кус был к тому же старшим сыном графа Рэндельфа Куса и внуком маркиза Адиларда Куса, правителя Эльфийской марки. А это заставляло со всей серьёзностью относиться к делу. Граница империи всегда была местом беспокойным, а уж граница со «Светлым» — тут Амнис презрительно хмыкнул — королевством так и вовсе одной сплошной головной болью. И пусть инквизиция особо не вмешивалась в дела, происходящие там, основной целью ставя перед собой обеспечение внутренней безопасности государства, но кое-какое представление имела. Прорывы ткани континуума, одиночные демоны, а то и целые их стаи — вот что составляло рутину марки. Недаром и дед, и отец погибшего студента были мастерами демонологии, передав сильный дар своим потомкам. А тварь, послужившая инструментом убийства… Все эксперты в один голос утверждали, что она была именно демонической природы, фонило от неё в том переулке жутко. И те же эксперты дружно говорили, что имевшиеся у парней магические амулеты и знания рода демонологов у самого виконта, чья семья уже несколько поколений борется с демоническими прорывами в наш план реальности, даже против такого существа дали бы достаточно времени, чтобы продержаться до подхода ударного звена инквизиции. Но тут появился этот Ширяев, как он уверяет, прибежав на зов о помощи, и тварь, каким-то образом перенаправив и усилив его сырую силу, пробивает не рассчитанную на противодействие проклятьям защиту студентов. Впрочем, от проклятий и нет практически защиты. Только другая ведьма или кольцо инквизитора, действующее, правда, лишь одним способом — полностью отсекая зону вокруг себя от какой-либо магии. На самом деле оно, конечно, не отсекало магию, а лишь блокировало возможность колдовать любым видам живых существ в зоне охвата, но это было даже действенней, ведь отсечка притока магических сил всё равно оставляла бы возможность колдовства за счёт внутреннего резерва. Сам Ширяев, однако, говорит, что оказался поблизости абсолютно случайно, и данные проверки сей факт вроде как подтверждают, как и полная убеждённость в этом самого Ширяева. В ходе допроса и последующего опроса студентов академии, между тем, выявляется и подтверждается связь между ним и жертвами. Как минимум, неприязненные отношения, выливающиеся в периодическую травлю с их стороны, говоря простым языком. А это что? А это мотив. Вот только имеется официально подтверждённое артефактом свидетельство о нежелании Ширяева нанести вред своим обидчикам. С другой стороны, а если его действия — это следствие лёгкого ментального внушения? Где сам Ширяев — всего лишь орудие в руках неизвестного, как и демон? Вот только никаких следов остаточного магического воздействия на сознание обнаружено не было… Амнис неторопливо сложил листы обратно и ещё раз посмотрел на верхний, приложенный к делу отчёт о вампирше, высосавшей студента-мага Жизни в пабе «Дикое поле» этой ночью. Один из стражей узнал среди посетителей Ширяева, а приватный опрос других свидетелей показал, что перед тем как уйти из общего зала, вампирша долго, почти полчаса беседовала именно с ним. Полчаса. А это на двадцать пять минут больше, чем ей нужно, чтобы «заарканить» жертву. В целом же одно лишь поверхностное изучение субъекта уже дало целый ворох несистематизируемой информации. Уничтожение зеркала с основателем академии, «Ложе страсти», каким-то образом очутившееся на чердаке студенческого общежития, как будто инквизиция и не охотится вот уже сотню лет за подобными артефактами, пережившими ТЭМ (тёмную эру магии), уничтожая всё, до чего может дотянуться. Амнис фыркнул, вспоминая, с каким остервенением некоторые магистры отстаивали свои права на те или иные открытые ими древние артефакты. Как-то, правда, забывая, что в процессе исследования гибнет совершенно неприличное количество их учеников. Чёртов магический вассалитет. Последняя надежда для тех, кому не хватило природного дара. Призрачная надежда, потому что кабала у иного магистра была хуже рабства. И ничего пока не сделаешь, ведь других способов хоть как-то вытянуть свой дар на ступеньку-другую повыше — нет. Скрипнув зубами, старший инквизитор вспомнил перекрученный, словно выжатый непонятной силой труп в одной из лабораторий, куда нагрянули однажды инквизиторы, встревоженные взбесившимся регистратором магических возмущений. Он едва смог узнать в обезображенном, искореженном гримасой боли и смерти лице своего бывшего одногруппника, тоже не дотянувшего до уровня мастера. И холёное лицо члена магического Совета империи, презрительно цедящего что-то о халатности своего ученика, допустившего ошибку при работе с артефактами. Единственное, что они тогда смогли, это под недовольными взглядами магистра выгрести всё из лаборатории. Подчистую, как потенциально опасные магические предметы. Даже мебель со средствами измерения и контроля, как контактировавшие с магией неизвестной природы. И больше ничего. Право на самостоятельное исследование и развитие магии было закреплено сводом законов империи. А меру осторожности определял уже сам исследователь. К слову, Ширяев и тут отличился, каким-то образом получив вассальную клятву от двадцати ведьм-первокурсниц, обучающихся вместе с ним. И снова Амнис почувствовал сильную волну раздражения. Что бывает с вассалами женского пола — он тоже знал не понаслышке. Ничем иным, кроме как сексуальным рабством, это назвать было нельзя. И вновь ничего не сделаешь, ведь законы магического вассалитета незыблемы и определены даже не империей — это активация структур, вплетённых в саму магию. Хочешь усилить дар через наставника — будь добр отдаться ему душой и телом, а уж что он с ними будет делать — целиком и полностью на его совести. Тут размышления старшего инквизитора прервал вошедший страж. — Мессир, — немолодой уже воин коротко поклонился, — к вам граф Кас по делу об убийстве его сына. «Принесла нелёгкая», — чуть поморщившись, подумал Амнис, но всё же кивнул в ответ и коротко произнёс: — Пусть войдёт. Не прошло и минуты, как мощный силуэт наследника Эльфийской марки заполнил собой почти весь дверной проём. — Граф, — поднял глаза Амнис. — Инквизитор, — буркнул Рэндельф, откидывая в сторону тяжёлый плащ и грузно усаживаясь на чуть скрипнувшее массивное кресло подле стола. — Что вас… — Привело сюда? — перебив, закончил за Амниса граф. — Вы прекрасно знаете что. Мне нужен убийца моего сына! Вместе со вспышкой гнева от Каса колыхнулась волна силы, хоть и не направленная конкретно на инквизитора, но заставившая чуть потеплеть кольцо на пальце. Докатившись до каменных стен, она угасла в пропитанных защитной магией камнях. Что им, они видели и не такое. «Да, — подумал старший инквизитор со вновь проснувшейся ко всем более одарённым магам неприязнью, — это точно мастер. Демонолог. Вспыльчивый и даже не думающий контролировать свой дар. Как, впрочем, и все остальные демонологи. Один из сильнейших в империи. Не сиди я за этим столом, и взгляда бы его не удостоился». — Сущность, убившую вашего сына, ищут, — как можно более бесстрастно произнёс Амнис и принялся нарочито внимательно перебирать бумаги на столе. К сожалению, так просто от неприятного посетителя было не отделаться. — Плевать мне на сущность, — резко ответил Рэндельф, — моя семья сталкивалась с демонами и посильней. Моего сына убило чёртово проклятье. И мне нужен тот, кто его отправил, этот ваш ведьмак! «А граф, хоть и торчит постоянно в своих владениях, и приехал, похоже, только что, знает даже как теперь называют ведьм мужского пола, — всё так же спокойно глядя на посетителя, подумал старший инквизитор. — Интересно, кто его источник?» Впрочем, то могла быть информация от одного из соучеников его сына, и Амнис решительно отбросил эти мысли прочь, вновь возвращаясь к графу. — Лорд Рэндельф, во-первых, вина указанного вами человека не доказана. Точно установлено, что он не хотел и не собирался причинять вашему сыну какой-либо вред. Кас приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но короткий властный жест инквизитора остановил его, заставив недовольно сомкнуть губы. — Во-вторых, до момента окончания следствия данный человек не может быть вызван на дуэль, а также не может быть насильно перемещён или насильно удержан кем бы то ни было кроме как органом инквизиции. Граф при этих словах вдруг, перестав яростно пучить глаза, громко фыркнул и чуть насмешливо поглядел на инквизитора. — И что же в сказанном мною вас рассмешило? — спокойно поинтересовался Амнис. — Да знаете, вспомнились недавно услышанные стишки. По дороге в одной из таверн услышал, — с чуть слышимой издёвкой в голосе ответил Кас. — Эти рифмоплёты, конечно, поют невесть что, но один стишок мне запомнился, погодите, сейчас-сейчас… Граф возвёл очи к потолку, а затем продекламировал:«Империю я вижу статуей:
Высокий муж, полный амбиции,
А под короткой тогой спрятан
Огромный орган инквизиции».[чуть переделанное четверостишие Губермана И.М.]
Последние комментарии
1 час 46 минут назад
9 часов 9 минут назад
14 часов 53 минут назад
16 часов 45 секунд назад
16 часов 58 минут назад
17 часов 12 минут назад