Ловец Снов [Дарья Вознесенская] (fb2) читать онлайн

Дарья Вознесенская Ловец Снов

Глава 1

Все знают, попасть в Светлую Королевскую Прокуратуру для Ведающей было позором. Только за ужасный проступок Верховная Ведающая могла устроить свою воспитанницу простой помощницей следователя. Или за полную бездарность. А уж чтобы сразу три Ведающие переступили порог этого заведения — так это и вовсе было неслыханным!

И прокуратура была не такой прям ужасной, вполне себе… Светлая.

И дознаватели, следователи и судьи пользовались огромным уважением и считались высшими магическими и немагическими должностями. Будь маг ты или не маг — работа эта была чуть ли не самой престижной в Столице, потому как сохраняла мир в Королевстве.

Вот только нравы здесь царили самые вольные, а дознаватели использовали допросы и пытки — вместо работы с сознанием. Ищущие следили за преступниками с помощью магического порошка, а целители работали не на снадобьях, лекарствах и алхимии, а магическим заклинаниям и формулам.

В общем, не умел никто нормально справляться ни с душой, ни с материей. Ну только подумайте — тратить с трудом восполняемый резерв на лечение ножевых ран!

Ведающие работали по другому. Магия у них была — у кого больше, у кого меньше. Но они ведали человеческим телом и мыслями, умея перестроить целый организм или полностью очистить разум от дурных помыслов. Ведали они и миром животных, и миром материи — в зависимости от своих склонностей. А также не чурались зелий, да обычных лекарских способов.

Ведающие — это не ведьмы. У ведьм ни магии не было, ни способностей Вед — только сильная интуиция, умение заговаривать людей и предметы, да предрасположенность к зельеварению.

Ведающих рождалось мало — не больше десятка ежегодно в обоих мирах, а сильных Ведающих еще меньше.

Под их присмотром потом спокойно чувствовали себя целые города. Ведающих уважали и мечтали заполучить себе в услужение — да только не к каждому они шли, всегда знали, где они нужнее.

Оберегали и пестовали Ведающих тщательно, Верховная Ведающая лично вела обучение на протяжении десяти лет. Даже самую маленькую искорку ведения раздувала до огонька. И только тогда, когда совсем уж ничего не получалось, опускала руки и отправляла в светские службы. Хоть какая-то польза чтобы была.

Я вздохнула и уверенно кивнула своим спутницам

— Пойдемте.

В Прокуратуре был как раз разгар рабочего дня. На нас не обращали внимания, поэтому мы быстро шагали в сторону кабинета Директора. Постучались, прошли мимо удивленного секретаря, и поклонились, потупив взгляды.

Я протянула письмо от Верховной.

Знаю, что там было написано: и о непутевости нашей, и о том, чтобы присмотрел хорошенько за кровинушками, к которым прикипела уже она — все мы были ее дети, даже самые слабые. И о просьбе представить к работе всех вместе к одному следователю — помощницами, чтоб набирались опыта. Может и получится что в итоге.

Директор откашлялся:

— Мне жаль… То есть…. добро пожаловать в Прокуратуру, Руслана, Милана и Карина! Ох, кого бы наказ., облагодетельствовать вашим появлением? Магия то у вас… есть?

Мы еще сильнее наклонили головы

— Немного.

— Что ж, это радует… мда, определенно, радует. Сейчас я коменданта вызову, да пристрою вас к кому-нибудь. И общежитие ведь вам нужно?

Мы синхронно кивнули.

— Поселим вас всех вместе.

Мы снова присели в реверансе и вышли в приемную ожидать коменданта.

"Повезло" следователю Гавриловичу. Вообще то он был Иннарион Гаврилович, но никто, почему-то, по имени его не называл, все больше по батюшке.

От везения этого он весь покраснел и попытался волосы себе повыдергать из и так уже редкой шевелюры.

— Да что ж за напасть такая?! Год всего до пенсии — и принесло же вас! Уйду, думал, спокойно, личной жизнью займусь наконец-то — но нет! Как я по злачным местам то буду таскаться с тремя благопристойными девицами? Как в портал впихивать всех троих? У меня сил магических то нету, все порталы подотчетны, да магические средства тоже.

— Ну мы… на метле прилететь можем если надобно…

— Да на какой метле то, когда надобно одна нога тут — другая там!

— А вы поручения давать нам можете, такие, что для медленных перемещений…

— И готовить мы вкусно станем, — это Миланочка вступила.

— И кабинетик приберем так что не узнаете… — это Карина

— А почерки у нас какие! Все все документы в порядок приведем и бумажки заполним!

Приятно было видеть, как лицо Гавриловича проясняется. Осознал он, что зря коллеги над ним подхихикивали, что к нему трех ущербных приставили. Умный мужик то был Гаврилович! Лицом посветлел, рученьки потер и начал раздавать задания.

Кабинет скоро не узнать было. И окно сверкало, и мебель. Все бумажки подшиты и расставлены по папочкам, все отчеты написаны, даже те, что год назад были обещаны. Грамоты в рамочках на стенах повешены. Гаврилович сам в отглаженной чистой форме лоснился сыто и довольно и даже помолодел как-то.

Другие следователи, конечно, давно уже не смеялись, а все больше ходили к нему и умоляли сдать его подопечных хоть по одной, хоть на полчасика. Но тот смотрел строго и к нам никого не подпускал: не пущу, говорит, есть у меня для девонек задания важные, нечего их растаскивать на кусочки.

Но мы девы жалостливые, хоть к наукам и неспособные — домовитые. И потихоньку то там, то там помогали: то документики приберем да перепишем начисто, то кабинет чей протрем и проветрим, и на столе расставим все как должно, и пирожков на всех напечем: благо, была у нас в общежитии кухня.

В общем через пару неделек со всеми мы познакомились, освоились, у кого какие дела на работе и дома в курсе были, и этаж засверкал чистотой, и сведения все были в идеальном порядке, да так, что заметил это сам господин Директор и пришел одним утром в Отдел по грабежам и разбойствам нас проведать.

— Ну девчонки, ну даете! Переворот устроили! Вот только, кроме кабинетной работы, вам и оперативную бы попробовать, реальных дел, так сказать понюхать.

Мы встали рядышком, глазищи у всех круглые — боимся, конечно, но любопытство снедает.

— Гаврилович! Ты сегодня куда планировал?

— Так в доки, свидетельствовать. Нападение там свершилось с целью грабежа, кошель целый, за рыбу вырученный, был украден, вот, пойду опрашивать свидетелей да потерпевшего.

— Дев то возьми, а? Пусть посмотрят, как опытные следователи работают. Гаврилович почесал голову и молвил

— А что, а почему бы и нет. Пора девочкам и с реальной жизнью столкнуться Мы конечно тут же заахали, ручки к груди прижали.

— Да вы не бойтесь так!

— И вовсе не страшно будет!

— А приключение то какое!

— Вы главное внимательно вокруг смотрите и ушки на макушке держите!

Собирали нас всем отделением. Порошков защитных надавали, пояса отпугивающие надели, перчатки от заразы всякой даже выдали. Ну и мы, конечно, котомки со всякими снадобьями через плечо перекинули, чемоданчик следственный, один на троих, в руки взяли и отправились вслед за Гавриловичем на специальной карете — благо, доки недалеко были.

Столица раскинулась в долине на Великой Реке, Светлой, конечно. Здесь вообще, куда не плюнь… то есть не кинь — всюду Светлое что-нибудь было. И лес, окружающий столицу «Пресветлый», и Академия Магическая — Светлая, да и каждая вторая лавочка да таверна сначала «светлыми» себя величали, а только потом название шло, или имя хозяина.

Река эта впадала в несколько сот верст отсюда в Слезный Океан — потому так назван, что самый соленый был, а по Океану много куда доплыть можно было — и до островов далеких, и до государства Южного, и до Мирового Края — ну, так он был назван в далекие времена, когда не знали еще, что мир наш круглый. И до Темной Империи можно было доплыть, хотя по суше быстрее то будет. Не считая Южного Государства, расположенного на отдельном, маленьком материке, в мире, кроме островов был у нас Материк один, Великий, поделенный равномерно между Светлой и Темной Империями. Равномерно поделен он был потому, что материк напоминал песочные часы, по узкому месту которых и проходила Граница.

И хотя портов было много, да самых разных, в Светлой Империи, но все равно торговый люд норовил по реке к столичному добраться, да здесь развернуть торговлю или отдохнуть. Потому на много верст тянулись доки, причалы, облагороженные бухты, пристанища, конторы, службы, ну и мест злачных, конечно, было немерено. К докам вело столько дорог, что преступникам там скрываться было самое милое дело. Так что и преступления в доках вершились постоянные, и расследования, и искали кого, и допрашивали, и воровали там, и убивали, и иностранцы там без разрешения прятались. В общем, работала Прокуратура, чуть ли не наполовину, на доки эти окаянные.

Прибыли мы к северной их конечности, из кареты вылезли и тихонько за Гавриловичем потопали. Тот шел степенно и важно, с лавочниками раскланивался, девиц трактирных за щечки щипал. Был это его участок, в котором он важными делами заведовал. На нас, конечно, поглядывали — как не поглядывать, если глаза у нас были в изумлении распахнуты, молодость и мешочки ведьминские принадлежность выдавали.

Сначала мы к потерпевшему сунулись.

Тот пил беспробудно уже всю ночь: жалостливый трактирщик разрешил ему пить забесплатно. Заплетался язык то его, заплетался так, что и понять ничего нельзя было. Переглянулись мы тогда с девочками, да Карина достала пастилку особую — отрезвляющую.

Ну, после пастилки все-то мы и узнали.

— Шел я вечером от купца, что рыбу мою всю всю забрал: неделю я её ловил, да так много получилось — сейчас же самое время для ловли. Раньше то не идет рыба, а позже — уходит, а в эту неделю прям так в сети и прыгала, все бочки забил, да еще доставать корыта всякие пришлось. С помощниками с ног сбились, руки до волдырей натерли! И купца нашел хорошего, весь улов забрал он у меня и монетами расплатился тут же — повезу, говорит, рыбу твою в город Самарский, любят там рыбу эту пуще мяса, да хлеба. Погрузили, в общем, мы ему рыбу на обозы, раздал я плату всем своим работникам, а сам довольный, домой пошел… Вот думаю, домой пойду, а потом уже назавтра и в банк денег снесу, будут они у

меня копиться.

А Гаврилович мужик умный, смотрит так хитро на рыбака да спрашивает:

— Так уж ты и домой пошел?

— Эх, не скрыть же от тебя ничего! Ну завернул в кабак, конечно, только мешочек то внутрь рубахи спрятал, да хорошенько подвязал, а достал заранее только пару монеток. Посидел там недолго я, жена то ждала, выхожу — а дальше и не помню ничего. По голове удар — и как очнулся, так и понял, что мешка я лишился.

Продемонстрировал он внушительную шишку.

Мы с девочками опять переглянулись, и монетку заговоренную достали, к шишке приложили — та и болеть перестала.

— Так у самого у заведения ударили тебя?

— Нуда.

— А кабак как назывался, помнишь то?

— Да что ж не помнить, «Золотой конь» это был

— А хвастал ли ты кому в этом «Золотом коне», что у тебя сделка удачная такая была?

— Дак никому ни словечка не сказал!

Расспрашивать мы закончили, адрес у незадачливого рыбака взяли, да отправились к коню этому.

— Чую девочки, там кто-то его присматривал. Купец то, я уже выяснил, действительно как рыбу погрузил, с охраной своей отправился в путь. Помощникам такое воровство без надобности — работать им вместе немало еще, да и сами они кутить тут же отправились, как деньги получили. Все-таки, наверное, сказал он что-то в том кабаке, да не заметил. А может и от купеческого двора вел его кто. В общем, мы сейчас в кабак наведаемся, а потом и ко двору.

— А если помощники проговорились где?

— Хорошее замечание, деточка. Да не успели бы сообразить то! Это выслушать болтуна, потом рыбака того имя узнать, да найти его еще надобно. Поверьте опыту моему.

Хозяин «Золотого коня» стоял за стойкой и бокалы натирал, когда мы к нему подошли. Да ни при чем он был — клялся, что в тот вечер один наливал, работал, да ни слова про кошель не слыхивал. Даже когда пригрозил ему Гаврилович порошком правды, не дрогнул, продолжал на своем стоять. И вокруг, говорит, никого преступного и незнакомого не сидело — все люди сплошь свои, работящие, такого не могли совершить.

Потер задумчиво следователь подбородок, милостиво суп да плюшки на обед от кабачника принял — и нас заодно покормил — да отправились мы на купеческий двор. Но и там ничего интересного не вызнали — благопристойно, говорят, все было. Никого, говорят, тут лихого не видели.

Покивал да отправился следователь восвояси.

— Так что же, никого и виновного нет, получается? — Миланочка поинтересовалась

— Эх девоньки, молодые вы еще, ничего не чуете. А я сразу знаете что заметил? Что пока мы с управляющим двора разговаривали, крутились вокруг нас молодчики, навроде грузчиков. Да больно чистые рубахи у этих грузчиков были, да лица светлые. На такую профессию кто обычно идет? Голытьба всякая. А эти как на подбор — рукастые, плечистые да статные. Им бы в страже служить, а не грузчиками гнобиться. И вот что я вам скажу. Чтобы не спугнуть никого, сделаю вид, что всему поверил, да несколько дней к ним подступаться не буду — а как пройдет немного времени, слежку выставлю. Чувствую я, что на правильном пути!

Ух, как мы с девочками зауважали начальство наше! Так сходу да все заметить, следствие так лихо завернуть!

В отделении нас все поздравили с началом первого настоящего дела, да отпустили домой — отдыхать на выходные, наказав в понедельник прийти рано утром. Мы покивали и в свою квартирку в общежитии отправились.

— Если я еще неделю буду изображать инфантильную дуру, я таковой и сделаюсь! Или убью кого-нибудь! — Миланка рухнула на кровать.

Я улыбнулась

— Дуру не дуру, а за это время мы сколько всего узнали! Весь отдел теперь отслеживается и любые неожиданные преступные всплески нам тут же известны становятся. Да и следователи все проверены полностью.

— Так может, пора в другой отдел переводиться? В Убийственный?

— Не торопись, Каринка. Торопливость — худшее качество в нашем деле. Всех в сети заманим, ко всем делам подберемся: мы уже в самой гуще событий и поверь мне, не пропущу я ни малейшего признака Наступающего. Сейчас вон с доками разберемся, да с другими отделами подружимся — а там, глядишь, и сам Директор захочет, чтобы мы порядок у него в документах навели.

Девочки уныло кивнули, а я стол накрыла и ужинать села.

— Вы чего не садитесь?

— Руся, может отпустишь нас порезвиться? Сил уже никаких нет! Здесь в общежитии тебе не грозит ничего, а нам хоть немного надо расслабиться

Я подумала и кивнула.

— Идите. Но к утру чтобы были здесь, прям к раннему.

Птички мои радостно закивали, плащики, чтобы не привлекать внимание, надели и упорхнули.

А я уселась писать письмо, прочитать которое один только человек и мог.

Глава 2

Выходные у нас прошли в хлопотах.

Слухи же где надо было искать? Правильно, на ярмарках. А ярмарки по выходным как раз и были.

Вот мы и мелькали то тут, то там в костюмах и платочках крестьянских. Мне наряд такой очень шел: алый платок огоньком оттенял рыжие волосы; зеленые глаза сияли; а рубашечка белая, с вышивкой, подчеркивала загар золотистый да горящие от радостного возбуждения щеки. Может и не так я хороша была, как Миланка и Каринка — у тех и черты были тонкие, и рост высокий, ноги — руки длинные, складные. А я ростом средняя, лицом просто справная. Зато смешливая и легкая. Как газель прыгала, умаялась: то картошечку продаю и с соседями переговариваюсь, то ленточки покупаю и ушки на макушке держу, то глазки молодцам строю — а те и рады меня приветить, да все новости выложить. И девочки не отставали.

Но несмотря на все наши усилия, ничего интересного мы не узнали.

— В доки надо идти, — мрачно Миланка сказала. Одежду деревенскую с себя стащила и с отвращением на нее глянула — не любила она грубой ткани, да широких юбок. Тосковала, наверное, по нарядам роскошным, да доспехам заговоренным. А мне и простые вещи нравились, но про доки я согласилась:

— Да, пора уже. Люд то в самой Столице и на площадях добрый, веселый, только о делах и развлечениях думает — никакой опасности не чует, личностей подозрительных не привечает. А в доках много кого встретить можно. Только подумать надо, как обставить все так, чтобы прониклись к нам всякие нерадивые да окаянные доверием и приязнью, да поделились интересным.

— Что нам доверие, — нахмурилась Карина — а то мы заставить их не сможем поделиться всем, что знают.

Но я покачала головой:

— Ты мне расправы не чини без повода — и так Равновесие нарушено уже, тут каждая капля окончательной может стать. Подготовимся хорошенько и на следующие выходные в доки пойдем. А сейчас давайте — ка на кухню — будем пироги печь и следователей своих завтра угощать. А ты Миланка потом в обед кусок пирога в Убийственный отдел начальнику отнесешь — поговаривают, что любит он пшеничные косы да большие груди, а у тебя и того и того вдоволь.

А пока сама тесто месила подумала, что и раньше, вполне возможно, будут у нас доки.

Не обмануло меня предчувствие. Наш мир устроен так, что то, к чему стремишься, найдет тебя, пусть даже совсем под другим прикрытием.

Когда пришли мы в понедельник и вручили почти родному Гавриловичу отчет и пирог свежий и вкусный, от радости он тут же рассказал, что за выходные надумал. Принял он решение представление целое устроить на постоялом дворе, потому как, по размышлении, пало его подозрение на грузчиков окончательно. Мы, конечно, тут же попросились в этом участвовать — ну а какое представление без молодых девиц? Вот только начальство наше важное руками замахало — опасно это ведь. Тогда Милана строго пальчиком погрозила и заявила, что ежели не возьмет нас, так мы тогда попросимся помощницами к другому следователю уму разуму набираться. Негоже нам, действительно, сидеть в четырех стенах, когда вокруг столько работы. Суровая она у нас, Миланка то. Так что поворчал Гаврилович, да дал согласие. И еще двух дюжих молодцев, из помощников следователей привлек к заковыристому своему плану, да самого начальника отдела грабежей. Так что сидели мы до вечера, роли делили, да отходные пути обдумывали, благо в Прокуратуре все эти пути были известны.

А на следующий день на двор, где была продана когда — то рыба, прибыл статный, высокий молодой барчук с такой же супружницей. Залюбовались окружающие на эту пару — одежда то у них была из ткани самой добротной, экипаж хоть и наемный, но не абы где взятый, а в лучшей столичной конюшне; но при этом были они на разговор приятные, не заносчивые, всё улыбались весело; и даже нищенке в грязных лохмотьях, что во двор заглянула в надежде на помощь, медную монету подкинули.

Голоса у обоих были под стать внешности — звучные, звонкие, смешливые. Долго рассказывали они с прибаутками всем готовым их слушать — а таких набралось немало — как путешествовали до Светлой Столицы; а затем охотно поведали, что приехали за мехами да тканями, но только из разумной экономии решили не по центральным лавкам идти, а прямо здесь, в доках, от заезжих купцов, что стекались со всей империи, получить желаемое. Хозяин двора тут же подзатыльником парочку своих мальчишек погнал к нужным купцам да охотникам и радостно рученьки потирал, предвкушая процент, что был ему положен — гости то сразу видно, богатые, золотом платить будут; а грузчики, тут же крутившиеся, тяжелые барские сундуки в самые лучшие комнаты отнесли, многозначительно переглядываясь.

Уже спустя четверть часа первый продавец в охотничьем костюме пришел из незнакомых — слухи то быстро расходятся — да принес шкурок всяких пестрых и товар свой стал нахваливать прямо посреди двора. А там и вправду было на что посмотреть — и соболя у него были, и норки двухцветные, и песцы редкие.

Пара, как все это богатство увидела, так обрадовались — все перещупали; и половину, а то и больше, забрали. И целым мешочком с монетами расплатились. Вот радости то было у охотника! Долго он кланялся и благодарил, все приговаривал, что и не думал так быстро шкуры то сбыть — в столице никого не знает, только вчера приехал и лишь случай привел его на этот двор.

Бережно он мешочек запрятал и со двора вышел.

И не заметил, как напевая и ни на кого не глядя, вышел вслед за ворота один из грузчиков.

Да только и грузчик не заметил, что нищенка, кряхтя, пошла побираться в ту же сторону.

Кладовщика прокурорского, что конфискованный товар в специальном хранилище для всяких нужд держит, потрясли мы основательно.

С вечера, когда пришли набирать всё для нашего представления, так и обомлели — нужного то оказалось в разы больше, чем мы надеялись. И шкурки роскошные нашлись, и костюмы боярские, и даже платье с плащом рваное, грязью магической забрызганное — не пахла та грязь, не отваливалась, зато защиту имела против магического удара, да и против ножа могла уберечь. Несмотря на недовольство Гавриловича и сопротивление Миланы и Карины, роль нищенки досталась мне. Девочки то для этого были слишком видные и рослые; а других девиц в отделе и не было, да и во всей Прокуратуре лишь несколько нашлось бы. Я всех окружающих успокаивала — что ж со мной сделается, если на мне одежда специальная, да амулетов немерено; да и роль моя была простая — проследить всего лишь за молодцем, если тот задумает что, и подать сигнал магический для прокурорских.

Прав оказался Гаврилович, все так и шло, как мы задумали.

Охотник шел медленно, вертел головой во все стороны, будто и вправду любопытствовал. Время от времени он мешок за пазухой ощупывал, да котомку, в которой оставшиеся шкурки лежали, поправлял на плече. Только вот то и дело замедлялся он у всяких заведений, что попадались ему на пути, а потом и вовсе остановился, неподалеку от весьма на вид приличного кабака и, махнув решительно рукой, направился внутрь.

Молодчик, что его незаметно преследовал, подозвал мальчишку, мимо пробегавшего и что-то сказал. Я внимание на этом не заостряла — и так понятно было, что вызывает тот подручных; а может и вовсе перепоручит им дело грязное, а сам, как ни в чем не бывало, на постоялый двор вернется. Кряхтя я прошла мимо, не замедляясь, и только через несколько домов, в дальнем переулке, спряталась и осторожно выглянула.

Сзади обдало холодом, но я не оборачивалась — знала, кого принесло. Пока Миланка барыню изображала, Карина меня подстраховывала.

— Почему медлишь, никого не вызываешь?

— Не спугнуть бы — я покачала головой — Успеем еще. Надо точное количество выяснить — а то вдруг для ограбления несколько человек придет, побоявшись не справиться с дюжим охотником? Все-таки надо было на эту роль кого пощуплее определить, а не Ратмира.

— Да где ты видела щуплых соболятников? Заподозрили бы что — и насмарку вся подготовка. А вообще не понимаю я, мы то зачем в это влезли?

— А как ты еще собирался в доверие входить к прокурорским? Пирогами, конечно, тоже можно; но чтобы при нас действительно обо всём разговаривали, да к делам разным привлекали, нужно показать исполнительность и отвагу. Да и в доках чем больше крутимся, тем нам же лучше — мало ли что заметим, да услышим.

И тут кое-что привлекло мое внимание. Да так привлекло, что забыла я обо всем и челюсть от удивления раскрыла.

У молодчика то, что дожидался позванных, удобно к стене привалившись, когда он позу менял из рубахи медальон выпал — на тонкой цепочке, овальный да плоский, с камушком посередине. Тот его сграбастал в тот же миг и за ворот сунул, да я глазастая, все рассмотреть успела.

— Медальон видела? Мне надо к ним в логово, — шепнула Каринке.

— К-какое логово? — та аж заикаться начала от ужаса.

— Вот этих вот, что о чужом золоте пекутся. Не так просты они, оказывается. Как же мне проделать то это? — всплеснула я руками — Чтобы и себя не выдать, и туда попасть?

— А как выбираться потом будешь, об этом поразмышлять не хочешь?! — зло прошипела мне на ухо стоявшая рядом девица — Не пущу!

— Пустишь. Или уговор наш забыла? Не сделается мне ничего сейчас, сама знаешь. Но шанс такой упускать нельзя — кажется, я след увидела. Тот самый кончик ниточки, что к клубочку тянется. Сейчас ежели план Гавриловича выгорит, то отправят всех этих грабителей по допросам и тюрьмам; да не о том их будут спрашивать, а то и вовсе некого будет спрашивать. Ах, быстро надо действовать, пока все остальные не подоспели — и наши, и не наши…Иди Карина, выводи Ратмира под предлогом… Скажи, что амулет связи то не сработал — я быстро достала крохотную ракушку, шепнула пару слов, с легкостью развалила всю структуру и бросила её прочь. Да и защитные амулеты разорвала и в угол бросила, вроде как после борьбы они тут оказались — И что, похоже, спешит сюда дюжина молодцев и не справиться нам с ними. Пусть притворится пьяным; а ты с ним, якобы развлекая, выйдешь и пойдете в этот темный проулок. Я вас здеь буду ждать. И дальше, что бы я ни сделала, запомни — вы должны спастись от лап его и в Прокуратуру вдвоем возвращайтесь, придумаешь потом слезливую историю, да Ратмира убедишь в этом.

— А ты? — Карина все бледнее становилась.

— А я к новому знакомому в гости пойду. И не спорь! — сказала я твердо — Или же мне приказ тебе отдавать надо?

Карина зубы стиснула и отрицательно головой помотала. А я чувствовала, что надо торопиться, потому недовольную подружку подтолкнула.

Та с черного хода зашла, а уже несколько минут спустя, воркуя, вывела покачивающегося охотника. Молодчик встрепенулся — он явно не рассчитывал, что так быстро жертва в кабаке попойку закончит; взгляд его заметался, но когда парочка отправилась в мрачную подворотню, жажда наживы осторожность превысила. За ними двинулся, прямиком ко мне в расставленные сети.

А дальше каруселью завертелись события.

Я из укрытия бросилась, якобы в желании добраться до Ратмира и отобрать у него вожделенный мешочек — ну а мало ли, свел с ума нищенку блеск монет. Помощнику следователя то Карина память подправит, да историю придумает, а вот на грабителя истинного, что подступился с другой стороны, мое нападение шокирующее впечатление произвело. Он то уже и нож достал для угрозы.

Карина сердито посмотрела на меня, но взвизгнула и принялась нерадиво руками размахивать, сразу от всех спасаясь. Ратмир тоже стойку принял и на нож угрожающе двинулся. На меня то он внимания не обращал — своя же вроде. Потому и удивился сильно, что его сзади что-то тяжелое ударило. Шепнула я извинения пространству, ловко вытащила мешочек и давай улепетывать, рассчитывая, что грабитель за мной побежит. Так и вышло. Для него то вся эта сцена предельно ясной была; даже ложный охотник поступил согласно предполагаемому. А я пару домов оббежала, не так чтобы сильно быстро, за угол завернула и сделала вид, что оступилась и на колени рухнула.

Тут то меня и настигли.

Эх, как бы сделать, чтобы с собой меня забрал то парень?

Увидела его перекошенное от злости лицо и поняла — разозлить еще больше. Чтобы ему захотелось поквитаться со мной в надежном месте.

Так что я показала, на что всякие убогие нищенки способны, защищая свою добычу.

И почти с облегчением увидела кулак, летящий прямо в лицо.

Уже теряя сознание подумала — не узнал бы никто, кому не надобно, про этот случай — а то от доков камня на камне не оставят, а здесь ведь и приличные люди проживают.

Глава 3

Терпеть не могу головные боли, да еще и собственноручно призванные.

Очнуться то я очнулась, да вот только приходить в себя не торопилась — в голове шумело, глаза не открывались — заплыли, в носу что-то хлюпало со свистом; да со слухом совсем беда была.

И не восстановить себя полностью ведь, а то заметят. Так, слегка подправить можно было самые побитые части тела.

Спустя полминуты я уже и мыслить могла ясно и стонать от неприятных ощущений не хотелось. А значит, пора прислушаться к происходящему, да не только прислушаться.

Запахи; шуршание; ощутимое даже сквозь закрытые веки давление стен говорило о многом. Например, о том, что нахожусь я в полуподвальном, каменном помещении — да не одна, а еще с парочкой таких-же убогих, не подающих особо признаков жизни. Что к узникам давно уже присоединились крысы и облюбовали себе тряпье в углу; что доступа свежего воздуха сюда, практически, нет, а не задохнуться нам позволяет небольшой коридор к темницам, да решетка, заменяющая часть стены, от которой чуть сквозило.

Хм, что же за шайка такая серьезная, что у них и подвалы есть каменные, и враги для этих подвалов имеются?

Моих тюремщиков слышно не было — а я так рассчитывала, что они проявят себя и расскажут что-нибудь интересное, пока я буду, якобы, без сознания. Значит, надо приходить в себя. Демонстративно застонала, начала присаживаться, отмечая, что меня не приковали и руки даже не связали — да и с чего им нищенки опасаться — и, наконец, с трудом, но открыла глаза. Осторожно ощупала лицо: да чтоб провалиться ему, нос сломал! Отсюда и глаза как щелочки, и прочие боли. Не заметив особого внимания к моей персоне со стороны двоих несчастных, что лежали возле другой стены, быстро срастила кость и выругалась про себя — неприятно то как! Больше уже ничего менять не стала, а то слишком подозрительно было остаться красавицей в подобной ситуации.

— Где же я? Что это за место? — спросила хрипло и испуганно у соседей.

Те промолчали.

Странно, мертвыми они не казались, да и, судя по дыханию, не спали.

Я осторожно подошла к ним и увиденное мне не понравилось.

В коконе из тряпок, пристегнутый наручниками, лежал изможденный мужчина — не старый еще, но длительное, видимо, пребывание в этом месте превратило его в старика с изрезанной морщинами пергаментной кожей и впалыми глазами, которые открыто, но невидяще смотрели в потолок. Я быстро прошлась по нему магической проверкой и убедилась — пытали; долго и планомерно. Оттого и полная отрешенность от происходящего — у людей ведь резервы что физические, что психические не бесконечны.

Второй, точнее вторая, выглядела не лучше: грязная, в оборванных тряпках, открывающих голое тело в синяках и ссадинах. Совсем девчонка. Забилась в угол и дрожит, смотрит на меня раскрытыми от ужаса глазами. Личико маленькое, бледненькое, в потеках крови, но не похоже, что с ней успели что-то сделать более серьезное.

Я стиснула кулаки.

И не успеют уже. Я не позволю.

Подошла осторожно к девушке, взяла руку хладную, влажную и мягко успокаивающей пылью невидимой в её лицо дунула. Та расслабилась, всхлипнула и доверчиво ко мне прижалась.

Вот злыдни то собрались здесь! Совсем непростые. Жестокие, ничего не боящиеся: похоже, присущи им и разбойство, и похищения, и запугивания — что — то им надо было ведь от этого мужчины. А если еще и медальоны отвратительные вспомнить, копящие в себе боль и страх окружающих — для кого вот копящие? — то становится понятным: набрела я на логово паучиное, не главное, конечно, нет, но важное в цепочке событий.

— Ты кто такая? И почему здесь? — спросила у девушки

— М-марта… — прошептала та едва слышно — Забрали меня из дома, чтобы… Чтобы… — снова всхлипнула и слезки потекли по грязному личику, оставляя разводы.

— Что, просто взяли и забрали? И никто не помешал? Где жила то? — спросила сердито.

— В ю-южных доках, лавка там у папеньки с сетями… Так кто им помешает?

— Как кто? Родители. Поди ж не сирота…

— А им неважно, сирота или нет — прокаркал мужик, неожиданно проявивший интерес — Они, наверняка, и родителей её избили, и кто еще на защиту встал. Что хотят — забирают. Вот, дом у меня забрали; а за то, что не раскрываю, где тайник мой — пытать водят как по расписанию. Да только угрожать им больше нечем — нет у меня родственников. А я решил что умру лучше, чем накопленное им отдам.

— Ну и дурак — не могла я не высказаться — Нет ничего ценнее жизни! Так ты тоже из южных доков?

— Ну да. А сама то кто такая? О делах наших не ведаешь, а шайке Конного дорогу перешла?

— Да чтоб дорогу перейти разве надо в чем то разбираться? — я пожала плечами — Знала бы — не переходила. Вы только объясните, почему молчите то, почему к стражам не обращаетесь? В прокуратуру? Как давно столичные доки в таком страхе живут?

Но оба лишь отвернулись.

Чего же боятся они? Или кого?

Выяснять я дальше не стала. Послышались шаги и я юркнула подальше от пленников и забилась в угол, выигрывая время. К решетке, подсвечивая себя факелами, подошли двое — известный уже мне молодчик и мужчина постарше, грузнее и с таким внимательным пронзительным взглядом, что даже мне стало не по себе.

Явно по моё тело. Или душу.

Играем по крупному? Да по — другому и не умею.

Я изобразила расстройство и панику, а когда меня потащили в сторону выхода, отперев огромный замок, еще и истерику. Так что им пришлось со мной повозиться; зато бдительность внимательного, как я про себя его окрестила, притупила, а заодно и по всем карманам да потайным складкам их одежды прошлась — но кроме медальонов да разнообразных ключей, в том числе от нескольких камер, что я заметила, ничего не нашла.

Привели меня в комнату большую, чистую, с окнами даже, забранными, правда, железным переплетом, как у сундуков, что от грабителей защищают; в комнате было еще светло, из чего я сделала вывод, что всё тот же день продолжается. Стояли там столы с разными блюдами, кувшинами и кубками: за ними сидело несколько человек — все из шайки, полагаю — да парочка девок крайне вульгарного вида и содержания. Ну понятно, грабители отдыхают. И привели меня на потеху — вон посреди комнаты места много пустого, а несмываемые красные пятна весьма говорящие. Я сделала вид, что нахожусь в ступоре полном, а сама комнату осмотрела, да масштабы спасения прикинула.

Справлюсь.

Хотя вот этот, что придерживал меня, внимательный, помешать может. Чувствовалась в нем магия, правда, распознать не могла её. Да и, похоже, главный, что сидел посреди комнаты на кресле — троне, собой проблему представлял. Может, это и есть Конный? Костюмчик у него вполне соответствует для поездок верхом, волосы в хвост длинный стянуты. У предводителя было острое, с длинным носом и тонкими губами, изрезанное шрамами лицо, да проникающий в самую суть взгляд.

Угу, попробуй, доберись до моей сути.

— Вы зачем это отребье притащили?

Отребье — это я.

А голос у него хорош — густой, сильный. Таким прикажи — все послушаются.

— Напала она на меня, как кошка дикая! Не дала добычу существенную поймать, да еще и навредила, — ага, а молодчик то боится. Не меня, понятное дело.

— Ну так убил бы её, — равнодушно пожал плечами глава.

— Так я… я и хочу. Через ритуал хочу! — расправил плечи молодчик.

— Аааа, разозлила она тебя. Понятно. А ты хоть помнишь, чем ритуал тебе то грозит? Не справишься — сам на ту сторону отправишься. А другими рисковать я не намерен.

Я жадно вслушивалась, не забывая полуобморочную изображать.

— Так нищенка это же! Чего тут бояться…

— А ты что думаешь? — спросил хвостатый внимательного.

Тот пожал плечами.

— Можно и с нищенкой.

— Только здесь мне аппетит не портите — поморщился главный — В пыточную и там разбирайтесь, потом о результатах доложишь.

И поволокли меня куда-то снова. Я почти висела на похитителях — а с чего бы мне ножками собственными на смерть идти? — и раздумывала, как же поступить дальше, чтобы и про ритуал неведомый подробности узнать, и пленников спасти; да эту шайку накрыть колпаком, чтоб не чинили больше зла простым людям.

А вопросов то у меня как-то больше появилось, чем ответов.

Тем временем добрались мы до пыточной. Одно название — пара крюков, цепи да веревки. Ни дыбы не было, ни прочих инструментов. Лишь деревянный трон с кожаными ремнями смотрелся опасно. Может, это и есть место проведения ритуала?

Я не ошиблась. Втолкнули меня вперед и к стулу ремнями привязали, даже голову зажали. Я уже хрипела — внешне — а сама отстраненно проверяла крепость оков и стен.

Пока со спасением можно повременить. Тем более, что внимательный, похоже, оставаться с нами не будет.

— Все помнишь? — спросил он у молодчика

— Да — тот выглядел не в меру возбужденным и медальон наглаживал. Похоже, не обо всех свойствах его я знаю.

— Дверь отопри через полчаса — кивнул мужчина, внимательно на меня посмотрел, чуть нахмурился, но, приняв решение, вышел.

Я с любопытством смотрела на молодчика, который сначала запер изнутри дверь на засов, а затем достал нож и начал ко мне приближаться, нашептывая что-то в сторону засветившегося медальона.

Странное действо, но что-то оно мне напомнило.

Парень занес нож, намереваясь, похоже, воткнуть его мне прямо в сердце.

Притворяться уже не было смысла, потому я чуть скорректировала траекторию неожиданно сгустившимся воздухом — тот может быть на удивление плотным — и внимательно смотрела, как разбойник полоснул себя по руке.

Убивать его в мои намерения не входило — да какая из меня убийца — но сегодняшние сюрпризы не закончились. Вместо того, чтобы заорать и схватиться за руку, на которой образовался порез, молодчик захрипел, позеленел и я вдруг увидела, как через его порез, прямо в медальон, потекло что-то серое, смывая все краски с лица и буквально в десять секунд уничтожая дыхание и сердечный стук. Нож выпал из его рук.

Выпутавшись из ремней, я подхватила падающего парня, и с предосторожностями, окружив защитой руку, прикоснулась к медальону. Глаза мои удивленно расширились. Две души в нем было! А боли немерено… И смерть уже наступила, не вытащишь…

Да что происходит то?

Опять какая-то мысль мелькнула, но додумать мне её не дали — в здании громыхнуло и стены затряслись.

Понятно, похоже Карина с Миланой не выдержали неизвестности.

Нужно было решать, что донести до прокурорских, а что не стоило. Я оторвала чистую тряпицу от нижней юбки и, прошептав заклинание, завернула в нее медальон; а потом спрятала под рубахой, в потайной карман. Повалила стул для антуража, взяла нож и, поморщившись, воткнула в мертвое уже тело — хорошо хоть кровь немного пошла, а то совсем странно бы смотрелось. Засов отодвинулся нехотя.

Коридор был наполнен огнем, дымом и криками.

Быстро сориентировавшись, я поползла в сторону тюрьмы. Не могла я же оставить там пленников! А во всеобщей суете о них и разбойники забудут, и спасители.

В соседствующих камерах никого не было; а в «моей» мужчина и девушка уже на ногах стояли, но цепи их не пускали дальше.

Я строго на них зыркнула и прошипела:

— Ложитесь, идиоты! Дым по верху ведь.

— Мы заперты здесь! — зарыдала девушка.

Я лишь покачала головой, достала скрытую в косе шпильку и быстро отомкнула замок. Можно было и магически, но зачем демонстрировать магию лишний раз, вдруг проболтаются? Подбежала к ним, так же избавилась от оков и вытолкнула наружу.

Вокруг уже трещали перекладины.

Я слышала вопли; и сдавалось мне, что вопит Каринка — легкие у нее были будь здоров. Эх, как бы чего не наделала красавица, рано еще!

Мы с пленниками споро поползли к лестнице, ведущей наверх. Но несколько обрушившихся балясин преградили нам путь огнем. Вспомнила, что из коридора был еще один выход — через узкое, незабранное решеткой окно, прям под потолком низкого коридора. Опять потащила нерадивых сопровождающих, уже мало соображающих из-за паники и недостатка кислорода — мне то проще было, я могла дышать через раз, а то и два.

Вот и окно. Хорошо, что выбито — взрывом, наверное — а то искать камень несподручно было бы. Подхватила девчонку и выпихнула, практически, её наружу. Затем плечи мужику подставила — тот, правда, решил проявить благородство и меня сначала вытащить, но явно был на пределе сил.

Он вылез, а я скинула верхнее тряпье, оставшись только в рубашке и панталонах — иначе бы в отверстие не поместилась бы; и уже намеревалась выбраться из опасного дома, как снова что-то громыхнуло, и меня снесло волной жара.

На секунду я потеряла сознание.

Этого хватило, чтобы наглотаться дыма и оказаться полностью дезориентированной в пространстве.

Я снова поползла по пути к спасению. Сил на то, чтобы запрыгнуть, уже не было — лишь протянула руки и ухватилась за край.

И в этот момент кто-то пребольно схватил меня; в полубеспамятстве я обратила внимание на белоснежные манжеты — это у кого они могли такие остаться в таких обстоятельствах? — крепкие мужские пальцы, выглядывающие золотые часы на загорелом запястье, и вот уже я снаружи в надежных руках, смотрю в чье-то лицо — то, правда, расплывается, лишь глаза горят.

Вокруг раздавались вопли. Но я их не различала, погрузившись в омут синих, незнакомых и злющих глаз.

Кто-то снова завопил что-то невразумительное прямо над моим ухом и обладатель злых глаз прошипел не менее злым голосом:

— Да жива, жива эта ваша придурошная!

Придурошная?!

Это он мне?!!!!

И второй раз за день я потеряла сознание.

Глава 4

— Безголовицы! Да как вас угораздило! Да больше никогда… ни за что!!!

Директор Прокуратуры Филимон Кондратьевич кричал так, что стекла в окнах позвякивали нестройным хором, а Гаврилович да наше общее начальство всё больше вжимали головы в плечи.

На лицах трех девиц, рядком сидящих в новых скромных платьях удерживалось выражение соответствующего случаю покаяния.

А директор все лютовал:

— В кабинетах сидеть только будете, да пирожки свои печь! Но чтобы я пустил вас еще в дело…

— Ну разве мы не справились? — возмутилась Милана. Хотя сама же перед эти меня отчитывала — но не терпели они криков посторонних.

— Молчать!!!! — снова заорал прокурор, чрезмерно напуганный опасностью, что нам, как выяснилось, грозила.

— Мы знали, на что шли! — твердо возразила Карина.

— Не будем мы бумажки перекладывать, когда дела столь страшные творятся, — снова Милана.

— А если нас погоните — к городовым пойдем, но Светлую Столицу без помощи не оставим!

— К городовым?!!! — изумленно вскричал Кондратьевич и так разозлился, что начал икать: всем известно было извечное противостояние городовых с прокурорскими. — Да кто вас туда пустит, неумелых таких?! Ну уж нет, сами вас всему научим и всё объясним!

И он продолжил распекать окружающих на все лады, даже не вслушиваясь в оправдания.

В кабинете лишь двое хранили молчание.

Я да Светлый Верховный Маг. У меня сил то на разговоры уже не было, а вот маг почему безмолвствовал — непонятно.

Прибыл он к нам от самого короля Светлого для надзора и упорядочивания и попал аккурат в тот момент в прокуратуру, когда Каринка с Ратмиром, перебивая друг друга, рассказывали о моем пленении. Силен маг оказался, по моим вещам смог меня найти— ну, девочки, понятное дело страховали его немного, но с блеском с поставленной задачей справился, а потом и вовсе спас, вытащив из окна.

Осерчал, правда, немерено. И на то, что неопытных девиц на такое сложное дело отправили; и на то, что упустили одну из них, то есть, одну из нас… тьфу, меня то есть — в логово; а потом еще и на то, что не всех разбойников мы поймали. Главные то сбежали, а те, что остались, большей частью померли под воздействием амулетов, столь тщательно на шею повешенных всем. А кто не помер, тот и дел серьезных то не имел, да вещей важных не знал, похоже.

Об этом всем мне поведала тихонечко Карина, пока я отмывалась да приходила в себя у лекарей наших славных.

В общем, был зол этот маг да раздражителен, всех по очереди пронзал своими синими очами да думал какие — то свои мысли; с нами не делился.

И все бы ничего, я ко всяким взглядам привычная, вот только когда он на меня глаза свои обращал, как дрожь по мне проходила: и не от воздействия магического а от… Ох, не знаю я отчего! Только щеки пунцовыми делались.

Я тоже не торопилась делиться своими домыслами. Меня уже во всех подробностях допросили; и о чем могла — рассказала. И картина была безрадостная, так что ни горячие взгляды Дамира Всеславовича — красивое имя у мага было, статное, как и он сам, ни истерика директора положение ухудшить не могли уже.

Медальоны ведь приметные не просто хранилищем чужой боли и страстей оказались, но могли и души удерживать, да в случае опасности по раскрытию уничтожать носителя. Зачем они были нужны я примерно догадывалась, лишь дальнейший способ использования был для меня закрыт. Как и кто собирал страшную дань, в этих медальонах заключенную? Мог ли хвостатый Конный — а мне объяснили, что именно глава шайки и был тот разбойник, что по мне распоряжался — быть тем, кого я разыскивала? Или же его внимательный пособник? Как много было подобных шаек раскидано по Столице да государству светлому? Что за ритуал с душами собирался со мной провести молодчик тот? И, самое главное, сколько времени оставалось у нас на расследование?

Про ритуал я ни магу, ни прокурорским ничего не рассказывала. Не зря ведь мы именно сюда изначально направились; да опасения простых пленников, что не признавались стражам и прочим представителям порядка в происходящем были явно не на пустом месте: были у шайки подельники среди власти. Представила я прокурорским всё так, что обидчик пытать меня хотел, да я вывернулась и ножом его сама же ударила. На что, понятно, Милана с Кариной долго ахали и охали, что я уж побоялась, что они переигрывают. Гаврилович и прочие — даже директор — меня очень жалели и верили; только Главный Маг смотрел с сомнением и все пытался свою магическую сеть на мою ауру накинуть и понять не мог — чего соскальзывает.

Вот и еще вопрос своевременный. А почему Дамир то Всеславович не доверяет мне? Ведь не знал он меня до нашей необычной встречи сегодня днем; а значит не должен был иметь предвзятого отношения, пусть даже и обозлился на нерадивую. И это вызывало ответное недоверие, пусть и чист он был лицом да хмур соболиными бровями.

Снова осторожно на мага посмотрела, подивилась красоте мужественной, волосам русым, до плеч растрепанным, росту великому, да плечам, что косая сажень. Не на мага он был похож, а на воина — удивительно чистоплотного воина. Заговоренные, похоже, одежды у него были — рубашка даже после всех неприятностей сверкать белизной продолжала, камзол бархатный да брюки ни единой соринки не притянули а сапоги так и блестели, как зеркало.

Это еще одно в нём противоречие, которому я объяснение не находила.

— А ты что думаешь, Руслана, по всему происходящему? — вырвал меня из размышлений вопрос директора.

Я внимательно на него посмотрела. Рисковать сейчас или не стоило? Но время то, время не безграничное нам было отмерено: вот выскажу подозрения сейчас и дойдет до кого надобно, а может прямо в этом кабинете и дойдет. За половину я только ручаться могла, в которую входили подруги мои да Гаврилович.

Вздохнула и проговорила звонким голосом:

— Думаю, что не зря пленники простые боялись стражам рассказывать о своих бедах; никто в квартале то и не обращался с жалобами. А значит знали, что разбойников есть кому покрывать; да и не перевелись они еще в доках, много еще их там бегает.

Филимон Кондратьевич явно не о том услышать планировал, потому замер и открыв рот на меня уставился; как и все остальные здесь присутствовавшие, даже мои подруженьки, которых я не предупредила о подобных затеях. А уж как маг взглядом опалил, так впору в колодец с ледяной водой прыгать.

— От-т-куда такие мысли то, девонька? — вопросил Гаврилович

— Так сами посудите — я когда была в роли нищенки, они с охотой о своих бедах поведали. А как сюда привели их — сами же говорите, замкнулись, молчат, ничего не выпытаешь. Вот и делаю я вывод, что мало того, что боятся они тех, кто обязан служить на защите всеобщей, так и точно знают, что кроме этого логова еще другие существуют, а те и мстить могут за сведения переданные.

— Делает она вывод… — закатил глаза синеокий

Я нахмурилась и обиделась, хотя и так понятно, не по нраву ему; он мне тоже сомнения внушает, вот только в чем я сомневаюсь — сама понять не могу. Но обидно его поведение. Углубляться в переживания не стала — не вовремя; сама же рассказывала о произошедшем еще раз с новой точки зрения и за всеми особый пригляд совершала — а вдруг кто реагирует странно. Но мыслями и лицами все присутствующие вели себя соответственно случаю и догадкам; и главу отдела нашего я бы исключила из подозреваемых, да Филимон Кондратьевич не вызывал у меня у меня неприятия: все его сегодняшние действия — и крики эти, и желание отстранить нас, и эмоции после моего сообщения — были уместны и говорили о честности и открытости.

— Мы тут с Миланкой подумали…

Я вздохнула и отложила расческу, которой орудовала, сидя перед зеркалом тем же вечером. Когда эти двое думают, ничем хорошим это не заканчивается. Обернулась к девчонкам и вопросительно подняла брови:

— Негоже тебе в неприятности самой лезть — строго сказала Каринка — А будешь лезть — мы все расскажем!

— Ябедничать побежите? — я рассердилась — Клятву, что мне дали, отринете? Или вы уже забыли, что взяла я вас с собой только потому, что вы согласились меня во всем слушаться?!

— Ну Руууся! — обе ко мне в ноги бухнулись и коленки обняли — Ну не жить нам, если с тобой что случиться!

— Анатоля с моим дедом так боитесь, что ли? — я немного подобрела.

— Да они то тут причем! — рассердилась Карина — Нам самим то как быть потом, если мы защитить тебя не сумеем?!

Но я лишь покачала головой:

— Вы главного не понимаете…Никому не жить будет, если случится загаданное. И моя жизнь, и ваши ничего стоить не будут — канет в безмирье все наше существование… И потому, даже если рисковать серьезно придется, я пойду на это со всей уверенностью. Так что лучше сейчас решайте, со мной вы или нет?

— С тобой конечно, Руська… — Милана вздохнула и встала — Как с детства с тобой, так и сейчас.

— Что делать то дальше будем? — кажется, и Карина примирилась с существующим положением.

— А давайте вы по Граням ночью походите, доки южные посмотрите…Найти бы нам еще следы таких же разбойников; да и про сбежавшего Конного и его помощника забывать не стоит.

— Мы же завтра после такого и встать не сможем… — Каринка с сомнением на меня посмотрела.

— Ничего, помощи мне завтра не понадобится: из Прокуратуры точно не выпустят. Скажу, что приболели вы от волнения, а сама спокойно на месте побуду, хлопотами привычными позанимаюсь. Всё со мной в порядке будет, не тронет меня никто.

Эх, как же я ошибалась!

Впрочем, никто и не трогал бы на следующий день, если бы не Дамир, тьфу его, Всеславович. Прилепился он ко мне как банный лист и все над плечами хрупкими нависал, когда я то одно, то другое делала. И отчеты рассматривал, и как хлопочу усердно в кабинете Гавриловича, и разговоры мои с прокурорскими подслушивал — разве что в места уединения не ходил! А самое неприятное, что постоянно он все происходящее комментировал, да вопросы различные задавал. И почему мы именно в Светлую Прокуратуру устроились, и как мы у Верховной то жили, и откуда я, и сколько мне лет, и как я решилась на рискованное такое событие, как ловля грабителей, для юных девиц не предназначенное.

А главное, не прогонишь же его! По всем отделам письма разослал Директор, что Главный Маг с инспекцией прибыл, и надо его привечать и на вопросы отвечать все честно. Так что я выкручивалась как могла, а сама страдала от такого неуемного любопытства. Вот будто не он сам подозреваемым был, а меня подозревал в чем то!

А еще злилась я, что близость подобная да голос бархатный меня в краску вгоняли непрестанно — и смущалась я, и млела, и сердилась ужасно от поведения такого. То ли своего, то ли маговского.

Вот только злость эта и близко не была столь же сильной, как та, что почувствовала, когда слова Дамировы услышала, что не понимает он, с чего такой юной несуразице с отсутствием сил магических в Прокуратуре делать; ни ума у меня вроде нет, ни навыков — одна помеха следствию буду. Сидеть бы таким девицам дома, вышивкой и ужинами заниматься, да детей рожать, а в серьезные дела не лезть.

И как эти уста, которыми я так восхищалась, могли наговорить столько неприятного?! Да еще лицо при этом сделал уверенное, серьезное, будто обо всем понимающее! Конечно, Главный Маг — должность в Светлом государстве одна из наиважнейших и брали на нее не просто самых сильных магов, но только тех, кто из благороднейших семейств, но повод ли это принижать простую девчонку, да еще и, с его точки зрения, обделенную даром? Да еще низвести всех девиц до роли кухарки! И говорить такое о Ведающих! Пусть и не знал он, сколько сил во мне прячется… На нас же мир, можно сказать, и держится; все равновесие сохраняем да пестуем.

И сказал то не мне, а за моей спиной, начальству, отчего я еще и не только разозлилась, но и уважать его перестала. Вспыхнула я вся, кулаки сжала — дюже хотела изложить ему всё, что о нём и его идеях думаю, но сдержалась, чтобы легенду не порушить, лишь так посмотрела, что обернулся на мой взгляд то маг этот светлый, да побледнел чуть, поняв, чему свидетелем я стала.

Ух, держись, Дамир Всеславович! Ведающие не мстительные, но заставлю я тебя локотки то от раскаяния кусать за слова эти неприятные, да поздно только будет!

Главный Маг разжег камин в своем городском доме и устало опустился в кресло. Настроение было в эти два дня ужасающим. Да что там, уже пару месяцев не спал он толком, нервничал. Сгущались тучи над Светлым Королевством — всем нутром он магическим это чувствовал, да по отдельным случаям догадывался; вот только откуда что растет распознать не мог.

Тыкался, как слепой котенок, в места разные, и вот вроде за ниточку ухватил, что в Прокуратуру ведет — даже Короля убедил, всех тайн тому не раскрывая, дабы не беспокоить заранее, что нуждается этот властный дом в проверке — да тут, похоже, и застрял.

Ведь только появился он, как застал волнение неописуемое, связанное с похищением одной глупой девицы, что влезла, куда не следовало.

Понесся спасать девицу, конечно, и вытащил из огня, а как увидел хрупкость нежную, едва рубашкой прикрытую; как узрел волосы растрепанные вокруг бледного личика; как погрузился в омуты зеленые, по ошибке всего лишь очами названные, так разозлился на неё так, что доселе и не случалось никогда.

И не только на нее, но и на вояк этих всех, якобы опытных, что берут подобных девиц, которых надо под охраной в хрустальных покоях держать, холить да лелеять, берут на работу опасную.

А вдруг бы случилось что с ней?! От одной этой мысли снова почувствовал Дамир Всеславович, как окатывает его темное бешенство.

И вроде что ему незнакомая девчонка? Да только запала в душу с первого мгновения, и не мог он думать ни о чем, кроме нежности этой и гладкости. И, даже подозревая в различном, нехорошем, — думал.

От сумятицы и незнакомости собственных мыслей еще больше он места себе не находил. Не привык он ни о ком так думать то! Да еще и чувствовалась в ней тайна какая-то; но сколько не подступался он, понимал всей сутью — не мрачная, не злая это тайна. Не причастна ни она, ни подружки её статные к странностям, что в столице правят уже несколько лун. И как понял он это, такое облегчение почувствовал! Пусть с ней, с тайной этой — главное, на хорошей она стороне.

Одно теперь волновало, как уберечь то хорошавушку от тягот служебных? Как обезопасить? Не мог ведь он день и ночь рядом с ней находиться.

Решил главе отдела высказать, чтобы тот уберегал, а Руслана возьми, да услышь. И побледнела так от его слов, руками всплеснула, глазищами зелеными зло сверкнула в его сторону — и убежала, что и не догонишь.

Ах как некрасиво получилось! И не объяснишь то ведь, что дела творятся странные и страшные и не надо ей сейчас в расследования лезть. Потому что если вдруг что произойдет…

Нет, не будет он об этом думать. Не допустит!

Пусть злится, пусть под защитой сидит — со злостью её он справится потом, только сначала с делами разберется, а потом с чувствами своими. А вот с какими такими чувствами, объяснить он самому себе не смог.

Глава 5

Раннее утро озарило мой уголок робкими лучами, в меру яркими, чтобы не повлиять на состав зелья, но достаточными, чтобы я ясно видела все, что начала готовить за час до рассвета.

Чушью было мнение обывателей, что алхимики творили лишь по ночам глухим. На самом деле, не было ничего сильнее времени зарождающегося дня — ни для ведовства, ни для прочих магических увлечений.

Впрочем, обывателям были свойственны и другие заблуждения.

Так, уверялось, что не найти в Светлой Столице алхимических предметов; да и вовсе не было здесь увлеченных подобными деяниями. Все нашлось — и колбы изогнутые, и необходимые горелки да щипчики, и порошки разные, так что обустроила я в своей комнате нужный уголок быстро и без затрат.

Верили горожане и в то, что Темные Алхимики — злы и жестоки, а Светлые Маги — мудры и честны; а про противостояние Светлой и Темной Империи каждый мог поведать множество страшилок. Но и Алхимики, и Маги знали, что природа их практик была одна и та же; да и разделение на светлых и темных велось не по близости к добру или злу, а по давней истории, записи о которой остались лишь в нескольких кожаных фолиантах правителям принадлежащим.

На заре веков случилось так, что многочисленные адепты магии, поднакопив опыт, решились на борьбу не просто друг с другом, но с самим мирозданием. Ведающих в ту пору не было; это потом уже они взяли на себя роль гармонирующую.

В общем, обращали тогда волшебники вспять реки, пронзали горы, острова двигали да явления природные и людские к влиянию наиболее подверженные порабощали. И в какой то миг картина мира накренилась. Да так, что под угрозой оказалось существование всей нашей расы. Инапуганные маги создали формулу равновесия, противопоставив все существующее пространство друг другу. Долины — вершинам; ночь — дню; светлое — темному. И чтобы не смешиваться в дальнейшем и не губить окружающее пространство, решили использовать в волшбе различные методы. Источник то один был — сама магическая суть мира.

Те, кто сосредоточился на внутренних ресурсах, кто из собственного сознания добывал изменения, ушли южнее, к солнцу, назвали себя «светлыми» и стали основоположниками Королевства великого. «Темные» же, бравшие энергию и ингредиенты из окружающего мира и предпочитавшие заклинания, отправились севернее и учредили Империю. Как уж там получилось, что жители обоих государств спустя какое-то время стали считать себя соперниками, светлых — неженками, а темных — злыднями — мне неведомо. Правители, определенно на эту тему не распространялись, пересудам не препятствовали, но войны никогда не допускали.

Я вздохнула. Светлые особо не любили тех, кто от них отличался; тем более, что именно на территории Темной Империи произошла в результате то ли несчастных случаев, то ли сознательных экспериментов, селекция и появилась опасная и весьма воинственная каста двуликих. Этими двуликими все младенцы были пуганы, хотя ничего такого они не творили непотребного; просто вот свойственно людям бояться и презирать все, что им непонятно.

Ведающие были отдельной категорией магически одаренных, пусть и рождались, практически всегда, в семьях светлых магов — потому и замок Верховной, где велось обучение, в Королевстве находился; работали мы не так, как светлые или темные — мы видели особым зрением плетения любых структур, предметов и действий и могли их менять. И делали это исключительно в целях поддержания равновесия.

Другими методами, при необходимости, мы тоже не брезговали.

Я внимательно посмотрела на колбу с серовато-пузырчатой жидкостью.

Затем аккуратно взяла стекляшку с голубым взваром, над которым трудилась не покладая рук два часа, и влила в основу, превращая полученную смесь в ярко-зеленую прозрачную жидкость. Понюхала и довольно улыбнулась. Отличный выходит универсальный «расслабитель». Дождалась, когда уйдут мягкие зеленоватые всполохи, и подошла с мензуркой к поставленному еще с вечера тесту. Тесто поднялось над кастрюлькой и грозилось через край перевалиться.

Все шло, как задумано.

— Ай да пирожки, девоньки, — Гаврилович умильно уплетал уже шестой и тянулся за следующим. Но я не позволила, по пухлой рученьке хлопнула.

— Всех угостить надобно, не жадничайте.

— Что, повиниться решили? — подмигнул мне весьма довольный начальник.

Я кротко улыбнулась и кивнула. А затем принялась обходить всех присутствующих, коих был полный отдел наш. Вроде как и в благодарность, и в извинение.

Каринка с Миланкой по этажам пошли, все с теми же пирожками — мы на работу чуть не опоздали, лепили их, умаялись. Подружки выглядели бледными — скольжение по граням да вдали от родного дома ой как непросто давалось. И сведения они принесли самые тревожащие; легко то искать сведения, когда понимаешь уже, что искать.

В доках окаянных не только Конного разбойники действовали, но еще и при трех главарях несколько месяцев назад крепки молодцы появились с амулетами страшными; и ходили по докам слухи один другого ужаснее про амулеты то эти смертельные. Не зря ходили — пусть не до конца в природе их треклятой я разобралась, но то что это душекопцы понятно стало. А значит, кому-то понадобились неприкаянные для дела страшного; и для какого именно дела я уже тоже понимать начала, только все сомневалась, что решился кто на такое лютое умерщвление целого мира.

А то и хуже — не смерти Мерзомысленный хочет.

Конный и его сподвижники под ним, похоже, и ходили; и в страже да прокуратуре прикрытие имели. Взбаламутила я вчера начальство то своими словами; носом землю они рыть начали. Да только могут не успеть распознать, куда ниточки тянутся. Вот я и решилась на средство сложное, мало кому знакомое, оттого ко мне не ведущее. Осмотрела свой отдел внимательно, но ничего подозрительного не обнаружила и с облегчением вздохнула. Прикипела я к нашим то неожиданно — хорошо что мыслями они чистые.

Как вернулись подружки, я их чай самих пить усадила, а то едва на ногах те держались, а сама в Отдел Убийства, к начальству их пошла. Слухи собранные, да документы подсмотренные, ну и собственные мысли, что крутились неосознанно, прям сами к нему толкали. Девчонкам не сказала ничего, только лишь то, что чайник с душистым напитком горячим отнесу по поручению Гавриловича коллегам; а то не отпустили бы, а мне одной идти надобно было, чтобы подозрений не вызвать. Пора бы на разговор кое-кого вызвать, чтобы остальные заприметили и дальше уже разобрались со всем.

Зашла в кабинет к начальнику по убийствам, Савелию Багратионовичем названному, и застала того в состоянии возбуждения. Испарина на лбу у него выступила, шея мощная воротник распирала — будто воздуха то ему мало было. Я посмотрела на того особым зрением, что старалась не демонстрировать ранее — померкло сияние то вокруг головы, темными всполохами заменилось. Ах на что ж пошел ты Багратионович, и чего ради? Злато ли предложили или могущество? Подобрались то как к тебе?

Но не это важно было сейчас, а другое. Удостовериться.

— Савелий Багратионович — поклонилась я, да чашку чая подвинула, пирожки подтолкнула — Спросить я вас хотела бы…

Тот от странных ощущений отвлекся и на меня посмотрел чуть безумным взглядом. Опытный алхимик узнал бы воздействие; но опытных алхимиков в Светлой столице всех распугали. И потому, будто не обращая внимания на состояние странное, продолжила говорить:

— Я ведь в доках была когда, несколько раз про убийства некие слышала. С обычными прокурорскими люд простой разговаривать не хочет, вроде как скажешь вам — а вы их за рученьки и в тюрьму. А мне, молодой девице, и не страшно поведать… В общем, в самых темных углах, говорят, умерших таких находят, что после ритуала страшного — я перешла на шепот и преданно на мужчину глянула. У того вид сделался совсем нехорошим; пятнами над ним ужас взвился, злость да страх разоблачения. Да и сам он все хуже себя чувствовал, почти уже не контролировал.

Эх, хороший «расслабитель» дед мой в свое время придумал! Пару раз для проверки помню придворным в вино подмешивал — то то насмотрелись мы на истинные чувства, да порывы неконтролируемые.

— Боязно мне что-то — продолжила я наивно и будто невзначай еще к Савелию подвинулась. Тот был мужчиной видным, ежели со стороны посмотреть — статный, с висками чуть сединой тронутыми, лицом благородным. Вроде как и могла юная девица влюбиться и довериться — К своему начальству хотела пойти, да только они меня всерьез не воспринимают; а вы, Савелий Багратионович, в прокуратуре человек известный своим характером и умом, наверняка расследовать те случаи сможете, тем более, что вашему отделу и принадлежат они.

Так, потряхивать начало. Немного осталось. И уже почти не осторожничая:

— Вот только непонятно мне, как же ваши подчиненные тела проглядели то…

Красная вспышка над головой чуть глазам больно не сделала.

Еще секунду назад бледный, но на человека похожий мужчина лицом поплыл, исказился, оскал зубной выставил, да на меня прыгнул, попутно амулет убийственный доставая. Он не сознавал уже ни где находится, ни кто он сам и кем мне является — одно желание у него было — уничтожить к его тайнам прикоснувшегося. Я прочь отбежала, повалив стулья с грохотом, на всякий случай вскрикнула для достоверности реакции, да чайник с горячим чаем схватила, в обезумевшего кинула. А тому хоть бы что:

— Убью — орал проклятущий — Куда влезла то, пакостница! Не найти тебе концов, дура! Все покрыто тайной мрачной, только Вестники и знают их! А за сведенья добытые сама костьми ляжешь сейчас!

И амулет на меня направил.

Я уж было хотела расплести структуру вырвавшуюся, как раздался снова грохот, но со стороны спины, и явился в дыму Маг Светлый с лицом страшным, перекошенным; да увидев картину открывшуюся еще больше осерчал и меня собою прикрыл, да на в Савелия заклинания светлые кинул, а потом и вовсе подскочил и начал бить себя не помня — о стены, да о полки; чуть в окно не выкинул

— едва его прокурорские остановили.

Начальника отдела Убийства, ошалевшего и головой мотающего — то последствие воздействия было — увели для дальнейших допросов; что могла я тут же тоже поведала и бочком бочком пробираться к выходу начала.

— Стоять — заорал мне Дамир Всеславович, глазами бешеными глядя да руками шевеля страшно, будто и меня придушить хотел. Я так посреди разгромленного кабинета и замерла.

— Ты чего удумала — лезть к подозрительным то в одиночестве?!!! — закричал маг разозленный.

— Так откуда ж знала я, что подозрительный? — пискнула виновато я — Мы всех тут чаем с пирожками угощаем, вот и отнесла дорогому Савелию…

— Дорогому?!!! — пророкотало чудовище

— Ув-в-важаемому… — продолжила я оправдываться, а сама удивлялась то — вот не ел вроде Маг пирожков то наших, а сияние так и видится мне. И ревность там неожиданная, и страх, да не за себя, а за меня, и еще много чувств таких, что сердечко мое колотиться как сумасшедшее начало. Отвлечься бы, да его отвлечь — А вы, Дамир Всеславович, отчего в кабинет ворвались то, меня спасать бросились? Неужто сведения какие нашли?

— Нашли, — буркнул мужчина и сурово нахмурился — Нашли достаточно, чтобы понять, что с разбойниками из доков Савелий Багратионович и связан; да не только он. А теперь, благодаря этому случаю, и доказывать ничего не придется — сразу в пыточную и за подробностями.

— Так я, получается, помогла? — спросила и улыбнулась робко

— Да не нужна нам помощь такая, от которой в опасности ты любой оказываешься! — опять заорал маг несдержанный, переходя на обращение личное — Да зачем мне правда вся эта будет, если с тобой случится что! Запрещаю тебе в расследованиях принимать участие! И по кабинетам чужим таскаться с пирожками запрещаю — где то видано, что девица с мужчинами так близко общалась бы!

— Запрещаете? — осерчала я — Да на каком основании?!

— Вот на каком, — сердито прошипел маг и ко мне подлетел мгновенно. А потом притянул за талию и в губы поцелуем впился огненным, все внутри у меня перевернувшем.

Отстранился, посмотрел дико и из кабинета выбежал.

А я так и осталась стоять, будто громом пораженная.

Глава 6

Поимка лютого начальства не дала возможности подступиться к разгадке происходящего. Даже под суровыми магическими истязаниями да порошками не смог перебежчик сказать ничего особенного. Сообщников, конечно, прокурорских выдал; и глав шаек, да пару их мест обитания, что он знал, тоже назвал. Вот только, как выяснилось, дело его пусть было немаленькое, но, к сожалению, к зачинщику безобразий не приближающее. Он лишь покрывал преступные деяния в доках и окрестностях, а что не мог скрыть — делал вид, что они между собой не связаны; да потихоньку расследования стопорил.

Директор Светлой Прокуратуры осерчал конечно.

Требовал показательной казни.

Но Светлый Маг посоветовал сделать все по-тихому: гнобить себе в застенках всех участников, но пока не выдавать себя. Во — первых, пусть все, кому не надобно, о происходящем до поры до времени не узнают. Во — вторых, не опорочить бы репутацию ведомства — не стоило на публику сор выносить.

Подумал немного директор и согласился.

Конечно, об этом всём никто мне не рассказывал — не доросла еще. Самой узнавать пришлось, стоило лишь немного сил применить; и потому была в курсе происходящего.

Теперь и я задумалась, что дальше делать. Понятно, что мое освобождение верховых от шаек напугали; даже если не напугали — насторожили. И будут они в разы теперь аккуратнее, а то и вовсе из доков уйдут. Тем более, что прокурорские задумали привлечь городовых, да военных и зачистить доки, чтобы в оцепление взять и всех крыс выкурить единым махом. Особливо искать планировали тех, кто с амулетами, да шайкам организованным принадлежащие.

Я против такого решения не возражала — хватит уже простой люд мучить, пусть вздохнут хоть свободно. Вот только сбегут, как пить дать сбегут главари; и всё важное с собой прихватят. Значит, нужно было это бегство в свою пользу обратить. И раз уже этой ночью спустить ищеек да гончих на разбойников надумали, мне тоже следовало подготовиться.

В волнении я расхаживала по комнате и излагала свой план Милане с Кариной:

— Отправила я с быстрым вестником письмо Верховной; на рассвете соберет она девчонок в круг и призовет силы, авось, поможет это чем-то. Мы с вами на западной окраине города будем ждать. Операция масштабная, от меня не зависящая и попадаться пока я не готова ни нашим, ни тем, что по ту сторону оказался. Но чую, побегут разбойники из доков; все, конечно, не скроются — большинство прокурорские задержат. Но вот старшие ведь не глупые; со всеми вместе не спрячутся и не уходить не будут. А сами скроются, вот мне и надо про них понять, куда направились.

— Ты как узнала то, про окраину?

— Ритуал намерения провести пришлось. Я ведь сняла тогда незаметно волосок с Внимательного, что меня отдал на поругание — по нему и поняла. Нам бы до точки встречи добраться, а там чутье поможет.

— А зачем нам их преследовать?

— Ежели все по плану пойдет, выведут нас главари на затейника проклятого, за которым меня Верховная и отправила.

Девочки подбоченились:

— Ну выведет и что? Сила пусть в тебе огромная, но справиться то ты с ним сможешь?

— Не смогу, — я мотнула отрицательно головой — Амулеты для него, похоже, силу копят — ну не верю я, что, пусть и главари, но разбойники, подготовить всё сами могли и для себя удерживают горе и души. С этими амулетами, ежели объединить все собранное, что угодно можно сделать — и представить то страшно, на что их сила способна…

— Но тогда…

— Да не с ним я бороться буду! А с тем, что он делать собирается — вот с этим я, как раз, справиться и должна.

Каринка на меня умоляюще посмотрела:

— Опасно то как, Руся! Может мы сами за ними увяжемся, а ты уже так, потихоньку чуть позже следовать будешь? Ведь наша задача тебя, прежде всего, оберегать…

— А моя задача оберегать наш мир. И каждый выполнит всё, что надобно.

— А почему ты не хочешь в свои планы прокурорских посвятить? Предатели то найдены. Так может и расскажешь тому же Светлому Магу…

Вот и зачем она мне про того напомнила? Тут же перед внутренним взором пронеслись глаза наглые, губы нежные, поцелуй мой первый и волнение.

Залилась я краской и к окну отвернулась, чтобы не заметили.

— Вы же видите, как они к нашей деятельности относятся. Не привлекут ведь, а, наоборот, запрут и накажут не соваться.

— Такесли им признаться…

— Правду сказать? — я нахмурилась — Правды то и мы сейчас не знаем окончательной. А что по нашему поводу… Представляете, признаемся мы во всем; и как думаете, где окажемся для разбирательств? И хуже всего, что пока поймут, что к чему, пока все письма отправят, да нагоняи получат — время утечет, как и не было.

— Ну а полправды?

Я лишь досадливо рукой махнула. Девчонки кивнули понимающе, вздохнули и пошли переодеваться.

Потому как могли мы, как темноимперские лазутчики, оказаться только в тюрьме.

Самое темное время всегда перед рассветом.

Будто утомленная людскими деяниями луна сегодня за облаками пряталась. Мне то с девочками освещения не надобно было; а вот прокурорским да военным придется факелами подсвечивать в доках, а значит еще больше привлекут внимание.

Ждали мы любых необычных шумов, движений на окраине, что с лесом граничила. Ежели не было у разбойников в запасе лодок, чтобы по реке двинуться, то побегут они именно сюда. С севера к докам самые центральные районы прилегали; ну а на востоке были поля да пустоши — не спрячешься. Так что подумала я, рассудила, с волоском поработала и решила на этом месте пристроиться.

Вот уж час, как мы ожидали. Благодаря плащам, магически заговоренными, не мерзли. Сидели, всматривались: последние здания, мрачные дворы, повороты, поляны да лес лежали как на ладони.

Милана привстала с поваленного бревна, что использовали вместо скамьи и принюхалась:

— Бежит кто-то. Мммм… нет, скачет. Несколько лошадей.

Мы встрепенулись. Про лошадей я не подумала — а ведь за ними и не успеешь особо. С другой стороны, скакать им не дальше, чем за пару верст; там начинался лес непроходимый, а значит, лошадей они оставят. Я нахмурилась — стоило ли гранями воспользоваться, чтобы туда переместиться? Нет, без надобности. Девчонок вымотаю, да и не точно ведь место указать можно, так что лучше уж по следу пойдем.

Из-за угла вылетело несколько всадников. Немного их было — видимо, удачно все прошло у наших деятелей. Разбойники тут же скрылись в лесу; лошадей загоняли они что есть мочи. Мы вслед увязались, ничуть не плутая — разбойники скрываться и не пытались, головы свои спасали.

— В стороне пойдем, — предложила Миланка — А то поди за ними гнаться наши же будут, затопчут. А если не затопчут — так вопросов не оберешься.

— Учуешь если что?

— Учую, — решительно кивнула головой девица.

Вскоре и вправду крики прокурорских раздались, да свисты стрел; куда уж преследователи стреляли, непонятно — не видно ведь поди ничего. Для устрашения, что ли? Мы быстро бежали по соседству, не теряя ни злыдней, ни наших, и, как я и предполагала, оказались в итоге перед оврагом и поляной, за которыми начиналась совсем дремучая чаща.

За деревьями спрятались и осмотрелись. Лошадей здесь разбойники оставили и в ночи растворились. Лошадей было жалко — выглядели они почти дикими, в мыле все, а таких если не обтереть, да не успокоить — заболеть могут. А одна и вовсе упала — торчала у нее из ноги стрела.

Я зубами заскрипела — лучше бы в разбойника попали. Направила им облачко успокаивающее, но дальше задерживаться было невозможно.

Несколько карателей, все по чину, при форме, спешились на поляне и держать совещание начали. Оно и понятно — в места непролазные, меняющиеся, без подготовки не сунешься. Своих людей подставлять да отправлять в никуда прокурорские не торопились: разбойники в лесу и сгинуть могут, если не было у них уговора с какими тропками, что выводят в нужную точку.

Мы же осторожно начали обходить овраг, чтобы в дебри углубиться.

— Чуешь? — снова спросила я шепотом Милану.

Та отрицательно качнула головой:

— Лес скрыл. Только направление.

Я вздохнула. Значит, ждет кто-то их там и прикрытие дал нужное. На верном пути мы; но как самим не сбиться то? Лес нам ничего не сделает, да только и не подскажет, раз об обратном его уже попросить успели.

Придется обращаться к обитателям тамошним — лешим, водным охранителям да к духам, если есть здесь такие. Пусть не обычно магией они действовали, но нам даже на руку; зеленое море как себя они чувствовали, и людей плохих там распознают, и нам в помощи не откажут.

— Торопиться надобно, — прошептала я — Всего час до рассвета; а как солнце подниматься начнет, так все и грянет. Прям нутром понимаю. Не упустить бы.

Мы уже почти добрались до густых зарослей, как на поляну вылетел еще один наездник; этого я даже в ночи узнала бы. Как светится, подлый Маг, поцелуи крадущий. Ух как мне его побить захотелось тут же! А еще обнять захотелось. Да спросить наглого, почему поступил то так? Неужто чувствует что?

Как не вовремя!

Отвернулась сердито и решительно направилась в чащу. Девчонки переглянулись и за мной кинулись. А Милана и вовсе с разговорами подступилась — она когда с чутьем работала, так вблизи мои эмоции не хуже меня слышала, и такой яркой да странной реакции на Дамира Всеславовича не ожидала.

— Руся, ты чего это? — пропыхтела подружка, старательно пристраиваясь рядом. А ведь непросто это было — тропы не проторены, бурелом да сучья вокруг; один едва протискиваешься.

— Не время для разговоров, — буркнула я и еще активнее начла дорогу прокладывать, чувствуя, как горят щеки да уши предательски. Ну она и замолкла,

меня отстранила и сама спереди пошла, чтобы мне меньше ударов от веток и колючек доставалось.

Спустя десять минут вышли мы на небольшую полянку.

Миланка сколько ни принюхивалась, сколько ни вглядывалась в темноту — ничего не улавливала. Даже общее устремление потеряла, не то чтобы точное. Топнула от досады, ну да что уж там. Значит, самое время на помощь звать. И луна как раз вынырнула мне в помощь. Встала я посреди поляны, руки расставила, чтобы серебристое свечение поймать, глаза закрыла, да напевать начала, жителей местных призывая, дорогу запрашивая, да об опасности предупреждая.

Пела я про счастье лесное, про хранителей его славных, да про зелень — тоску, что краем проходила. Про себя рассказала, про разбойников страшных и напутствие дала — не вмешиваться, но помочь, подсобить немного, чтобы не произошло ничего ни с лесом, ни с теми, кому он дом дал.

Как закончила, стоять продолжила не шелохнувшись, рта больше не раскрывая. Тишина нужна была дальше полная: нитью песня шла во все стороны, не нарушить бы. Много чего и кого лес скрывал, что жил долго; а этот, по преданиям, и вовсе самый древний из всех существующих был. И что в нем схоронено за многие века оказалось — неведомо, а потому и призвано неловким словом быть не должно. Опасно.

Вот только нам чуть не помешали.

Раздалось пыхтение, да возглас удивленный и на полянку вывалился Светлый Маг; нас увидел — пошатнулся и глаза его, и без того большие и прекрасные, еще больше сделались.

Как онемели все от картины этой сначала.

Мы то понятно, о его присутствии в лесу знали. Хотя и не думали, что сам за разбойниками пойдет. Ну да, если рассудить, не прокурорских же отправлять — те пусть и маги, но посредственные, с лесом могли не справиться. Рассчитали они, видимо, что и так сгниют здесь преследуемые; а вот Дамир, известный настырностью своей, допустить такого не мог — бросился в погоню. Да только нас нашел вместо душегубов.

И обомлел.

На девчонок посмотрел, на меня, во всей красе стоящую прямо перед ним и рот уже раскрыл, чтобы вопросы задавать. А нельзя ведь этого делать! И себя, и нас погубить мог. Мгновенно приняла я решение. Подлетела к нему, руками обхватила и своими губами уста запечатала.

Омертвел маг весь, встал, не шелохнувшись, а потом дрогнул, руки поднял, меня обнял изо-всех сил и такую в поцелуй нежность и еще что-то неведомое вложил, что закружилась у меня голова и забыла я обо всем, что происходит: о целях своих забыла, о подругах, о разбойниках; да о том, что ночь сейчас и дело важное; и что жду гостей я лесных да заковыристых. Огнем я загорелась, да речкой пролилась, меня вдаль уносящей благодаря поцелую то.

И не очнулась, если бы скрипучий старый голос не произнес чуть ли не над ухом:

— Кхеее, кхе… Вот задорная девица — на поцелуй призвала посмотреть, што ли?

Глава 7

Из всех лесных обитателей Большак слыл самым непредсказуемым.

Вот не понравится ему человек, почует, что тот ведет себя негоже — шептуном притворится, знакомым обратится, да в чащу самую заманит, чтобы блуждал тот до самой смерти, не вышел никуда. А лесной царь рядом держится, ухохатывается. Бывает, и до жалости снизойдет, проучит измученного путника — и назад отправит, на место людное. А бывает и скормит кому — мало ли, какой из духов голоден в этот год, далеко не все они кореньями да ягодами питаются.

Но хуже то, если понравится ему кто: тогда, практически, без шансов уже остается, в лесу жить не тужить придется. Науку лесную осваивать, под внимательным руководством, да помощь посильную оказывать. Редко то происходит, но и такое случается; и приманивает тогда деток каких или молодежь Большак, и при себе оставляет. Потом уже за службу и наградить может, да не только знаниями; и в мир большой отпускает. Но возвращается человек в назад то, и узнать ничего не может: время в лесу по-другому течет, медленно, он поди и нескольких лет не прожил, а от дома его одна труха осталась, да знакомые и родные все по кладбищам.

Бывает, что издевается он. Сучьями норовит кинуть, да шишками; ловушки из ям, прелыми листьями прикрытыми, устраивает. Охотников друг на друга настраивает

— те и бегают по кругу, себя не помня.

А может и помочь, возвращается тогда охотник, или грибник там, с полными корзинами да мешками улова. Тут уже от человека многое зависит — как ведет себя в лесу, с какими мыслями сюда приходит.

Но это для людей он опасен да незнаком; лесные же обитатели под ним как под одеялом уютным просиживают. И кикимор он привечает, что бегут от людских домов время от времени. И водяников приструнивает, чтобы те от работы не отлынивали — рыб пасли, да озерца и речки очищали. И на деревянников, грибичей да ягодничей покрикивает, контролирует, оттого и полон дом его вкусностей самых разных. И за схороненными следит, да не дает земле обнажаться; с духами лесными бестелесными сам договаривается, чтобы не лютовали. А уж зверушки, птички да букашки в лесу таком, где царь то не простой леший, а Большак ответственный, и вовсе на приволье живут, беды не знают.

Непрост, ох не прост тот, кто нам в образе старика дряхлого и немощного на зов явился. Чувствовалась за ним сила немирная, да немереная. Стар он был, древен как и сам этот лес, росший с незапамятных времен с трех кустов да молодых деревцов. А то, что луна за ним явилась, светлячки да серебрянки — что как утром светло стало — да сам заговорил сразу, томить не стал — то хороший знак.

Повернулась я к старцу, поклонилась до земли до самой, как и подруженьки мои, и Мага Светлого пнула, чтобы тоже поклонился, а то застыл с открытым ртом — ни туда, ни сюда не двигался. И чему в этой столице учат, ежели даже не знает он, как с хозяином лесным обращаться?

Все так же молча разогнулась, ленту белую, да зеленую, как и положено, из косы выдернула, лешему протянула, отчего мои волосы до самой талии густой волной рассыпались. Не беда, что потом спутаются, как клубок нитяной — вычешу. А хозяина уважить надо.

Тот крякнул довольно и безвозмездные дары принял.

Мало кто знал, что ленты невинной девушки огромной силой в умелых руках обладали — они любое чудище получше цепей некоторых удержать могли. Но кто не знал, тому и объяснять не собиралась.

Большак на Милану с Кариной посмотрел, к их косам потянулся, но резко остановился, принюхался, а потом руку убрал, скривился и плюнул на землю.

— Вот оно значит как… — пробормотал.

Я лишь плечами пожала.

— Ну говори девонька, что традиции мудрые знает, да звать умеет — чего хочешь? Али заблудились?

— Заблудились, ой заблудились, дедушка! Пути дорожки ваши запутаны умело то, и не найдешь ведь: ни смысла, ни выхода, — напевно запричитала я.

Дамир Всеславович рот открывать начал, чтобы объяснить мне, что он то мне сейчас дорогу и покажет, но я его снова по ноге пнула сердито. Он рот и захлопнул.

Ох, ну что за маги пошли! Ничего толком не знают!

Леший маневр мой заметил, прищурился лукаво, но комментировать не стал. В этой беседе главное, чтобы основные участники правила соблюдали, а ежели рядом кто из глупцов окажется, так можно ведь и не обратить внимания.

— И куда же ты хочешь, чтобы вывел я тебя, девонька?

— Нас вывел, дедушка, нас. Куда же я без верных спутников то пойду?

— Ну вас, так вас. И тебя, и…хм, подружек твоих проведу, и этого, в брюках. В город, наверное, хотите?

— Ой да не в город.

— Места грибные да ягодные посмотреть желаете?

— Не сегодня, дедушка.

— Так значит, схрон какой узнать надобно?

Задумалась. Может, действительно схрон мне нужен? Но поразмышлении и от этого отказалась.

— Ну тогда проси; чего ты хочешь, то и проси, девонька.

Фух. Получилось. Вот ради этого разрешения и было затеяно.

— Завелись у тебя в лесу тут люди страшные, — начала я осторожно — Тебя то они уважают, ведаю, да на просьбы ты их откликнулся, знаю. Но несут они силу дикую, всем лесам да мирам грозящую, потому их найти надобно. Остановить на веки вечные. Помоги нам дедушка, приоткрой дороженьку, дай добраться до них, пока беды не случилось!

Я говорила пока, леший все больше хмурился. А потом вздохнул, сел на пенек, будто ноги держать уже отказывались, да вздохнул тягостно:

— Сам позволил им на землю свою прийти, сам на сокрытие согласился. Обманул ведь меня проклятущий — исподтишка к источнику леса то подобрался и пригрозил, что ежели не помогу, то источник уничтожит.

Я аж руками всплеснула:

— Да разве можно? Источник то измельчить? Ведь там силища такая, что и пол края снесет!

— Так и у него сил не меньше.

Я закусила губу и руки стиснула. Ох как мне это все не нравилось! И хоть задала я вопрос следующий, но сама на него ответ уже знала:

— Так а что ему в лесу твоем понадобилось?

— Армию он собирает — и мы с дедом понимающе кивнули друг-другу.

— Армию?! — воскликнул Маг, не выдержав.

Я развела руками. Что ж тут непонятно? Ежели историю знаешь древнюю, то все на места и становится. Вот только маг был настолько растерян, что даже Большак сжалился:

— Тут поселение давным давно стояло; кто только не жил — и ворожбу затеявшие, и люд простой, и ведьмы, что не чета нынешним, и дубыни были даже — сейчас и не вспомню, молод я был. Все у источника грелись да лесу расти помогали. Схоронены все они здесь были тоже; и дальше на том месте могилы делали — долго это продолжалось, пока чаща не взяла свое.

— А этот, проклятый…

— Разбудить их задумал. И хоть и добрые они все были раньше, в большинстве своем, да только со смертью и души лишились, и разума — сила осталась лишь, да оболочка. И кто их поднимет… — леший замолчал.

— Что угодно приказать сможет… — я закончила. — Остановить, значит, надо. Ну дедушка, дай тропинку до умертвий! Поздно будет ведь!

— Да не могу ж я, девонька, договором связанный… — пригорюнился царь лесной. И я вместе с ним голову опустила в тягостных раздумьях.

— А договор вы от себя давали то? — вдруг заговорил Светлый Маг.

Мы аж встрепенулись.

— А смотри ка, не так уж и безнадежны, городские то! — обрадовался дедуля и по коленям себя ладонями давай охаживать — Хуха! Хууууууха! Поди сюдаааа! — заорал он так, что деревья от ветра гнуться начали.

— Кто такой «хуха»? — прошептал мне на ухо Дамир Всеславович, подобравшись ближе и будто невзначай за плечи то и приобнял.

— Дух тайны лесной, — прошептала я в ответ и будто случайно ручку загребущую и скинула.

Из лесу прыгнуло что-то, издалека на кочку похожее. А как к нам подошло, увидели мы, что мужичок это. Маленький, щупленький, с волосами до пят, да лицом сморщенный. Вот только такой вид для меня обманчив не был — знала я, какая силища за ним стоит.

— Хуха, — сказал леший и на того внимательно глянул — Вот люди хорошие, проводил бы ты их.

— Куда проводил?

— Ну… туда.

— Туда?

— Туда.

— А куда это?

— Ну… где вот то.

— Вот то… Ааааа… А что это?

— Ух — леший нахмурился и на меня посмотрел, на хуха, на девчонок — да только мы то не могли ничем помочь, нам тот не откликнется, даже слушать не станет. А леший, уговором связанный, напрямую и не спросит.

— Туда, куда нельзя водить, где те, кого нельзя называть, — снова прошептал мне на ухо маг, да так, что и Большак услышал. И тут же принял к сведению.

А я в изумлении на Дамира глянула. Изворотливый какой!

— При дворе ведь Светлого Короля служу, — вздохнул маг.

Кивнула. Эти да — эти обманут и не поморщатся. А ему то кивка и не хватало только.

— Может объяснишь, как сама здесь оказалась, да еще и подружек притащила? Да откуда знаешь все? — ох и сердитый был маг, ох и грозный. Подвох да обман почувствовал ведь. Но я потом объяснить все пообещала — успеть бы вовремя!

Соорудил нам хуха тропинку волшебную, где и колючки не цепляются, и деревья не мешают — лучше граней тропинка то была. Как помчались мы за волосатым мужичком, только каблуки и сверкали, да лес мимо смазанным пятном проносился. Тропинка не просто вела прямо до нужного места, она еще и расстояния сокращала

— по такой дорожке, ежели надобно, так же быстро, как порталом редким, не изученным еще, добираться было.

Дамир Всеславович всё впереди, за хухой держался. И вопросы лишние задавать перестал — на деле сосредоточился. Я за ним летела, так что волосы развевались — надобно было заплести их, может, — но что стягивать, ежели потом распускать снова придется? Миланка с Каринкой за мной пыхтели — ну, пыхтели то они не слишком, тренированные ведь; и они же меня чуть не сшибли, а я — мага, когда хуха встал как вкопанный и за ним остальные. Палец приложил к губам — типа не взбрыкните — и показал рукой вперед, где за деревьями овраг, поле да болотце виднелось в зарождающемся рассвете.

Не сразу, но увидела в тени оврага вражин. Кругом они встали, все в черном, в плащах развевающихся — будто крылья ночные распустили; а посреди этого круга один стоял, самый крупный. И такой от него мрак и жуть безобразная исходила, что сразу я его узнала.

Кулаки стиснула, да уста сомкнула, чтобы себя не выдать.

А действо продолжалось. Человек десять руки сомкнули — среди них и Конного я увидела, и «внимательного» его помощника — да начали говор странный, мне незнакомый. А как засветилось что у них на груди, пригляделась я — амулеты там многочисленные висели. И от амулетов этих столько горя да страха шло, что задрожала и покачнулась, как пьяная; едва маг меня удержал напряженный. Он уж было вперед подался, но я лишь головой помотала — не время. Сейчас они что угодно делать могут, контуром, невидимым прочим, защищенные. Но как наберет Проклятущий силы из амулетов, как выпьет все страхи и начнет вить свои жуткие нити, чтобы схороненных призвать — так сам контур и снимет, и вот тогда и мы подоспеем.

Но подготовиться мне надо.

— Дамир Всеславович, вам бы… — начала я шепотом.

— Дамир, — буркнул маг.

— Что? — подняла округлившиеся глаза.

— Я с девиц, которые меня целуют, на ты обращения требую, — насупился.

— И много таких? — говорю насмешливо, а у самой сердечко как затрепещет, будто птичка в клетке.

Вдохнул шумно и головой покачал отрицательно.

И так хорошо на душе от этого делалось, будто и нет всех этих страшных дел, вокруг творящихся.

— Дамир…Ты…в ту сторону иди, вон видишь, где кусты рябиновые? Оттуда будешь своей магией хлестать по зачинщикам, когда начнет маг, что в середине, собранную жуть в упокоенных направлять. Защиту он ведь приспустит. А я с этой стороны подойду, не дам схороненных тревожить, а ежели успевать не буду — снова упокою. Не удивляйся ничему, что делать буду — надо так.

Сама шепчу и понимаю — злится, Что опыт скрывала да способности.

— Потом, все потом, Дамир — зашептала я жарко — поверь просто, что есть у меня такие возможности, а что скрывала силушку — так причины тому были.

Ушел маг в указанную сторону, а я платье да обувь скинула, в одной рубашке и простоволосая осталась. Усмотрела момент, когда от амулетов сила пошла, что и не остановишь, не прервешь действо, подружкам кивнула, чтобы в тени пока держались и выбралась из леса на место открытое. А как пошла в сторону магов, так глаза закрыла и руки простерла навстречу солнцу.

И вел меня сам мир, ибо структуру его сложную я и со смеженными веками видела.

И давал он мне через ноги мои босые сквозь расстояния великие протянуться и прикоснуться к Кругу Ведающих, таких же простоволосых и босых, что на другом конце королевства собрались и силы свои в меня вливали уже.

И полилась вся мощь их в меня, наполняя кровь и руки, позволяя видеть: теперь и действия отступивших мне были ведомы; теперь и схороненные под землей на моих глазах ворочались; и тонкие нити, что протянул лес ко всем присутствующим узрела — говорил же леший, добились они помощи лесной…

Ну ничего, эти веревочки первыми и разорвем.

Ибо лучшие Ведающие не просто связи, строение примечали да скорректировать могли; но и вовсе разорвать, уничтожить или же выродить их готовы были. А уж с силой восьмерых, так на много верст вокруг!

Вот только не учла я, что Проклятый сильнее был, чем я думала.

Глава 8

Дамир, укрывшись в кустах с уже отзревшими ягодами, злился. Мало того, что его отправили, как мальчишку, прятаться, так еще и выяснилось, что его Руслана совсем не так проста.

Его ли?

Он стиснул кулаки и дрогнул, как увидел босую девушку, в одной рубашке просвечивающей, до колен едва доходившей. Фигурка была настолько хрупкой в призрачном свете зари на фоне жутковатого, черного леса, что у мужчины возникло одно лишь желание — схватить на руки сумасшедшую да защитить; даже самой высокой ценой защитить, унести от опасности всякой.

Но Светлый Маг был неглуп. И понимал, что разбираться во всем стоит после, когда история закончится. И на рожон сейчас лезть нельзя, права Русланочка; а вот как контур ослабнет, так он преступниками и займется.

Тот ли это, кого он искал? Ощутил чьи деяния в глубине души собственной?

Похоже, тот. Уж пару месяцев как чувствовал маг, что сгущаются тучи над столицей, что творится непотребное — не было явных признаков, лишь отголоски какие, будоражащие его кровь. Носом землю он рыл, чтобы понять, что происходит то — в Прокуратуру Пресветлую пришел за этим.

И, похоже, Руслана с подружками по тому же поводу там оказались.

Видел же он письмо, Верховной для директора написанное. Солгала та про силы девичьи, и причина уважительная была. Скрывала милая то мощь свою; подозревая всех и скрывала; и не зря, как выяснилось. Как пошла Руслана по земле сейчас, так и понял он, что за ритуал творит. А ведь призыв силы Круга доступен был только Верховной и равным ей, коих рождалось в столетие одна, две — не более.

Но вот сможет ли это ей теперь помочь? Справится ли она, пусть и с его помощью? А если нет? Если вдруг что с ней случится? Аж руки похолодели и сердце на миг остановилось от этой мысли. Стиснул зубы Дамир. Нет, не позволит! Что угодно сделает — но девушку в обиду не даст!

Он увидел своим особым зрением, как окутывает её сияние, как разгорается ореол вокруг нее, ведающими да землей подпитанный.

Но и другое он увидел.

Не успевала Руслана. Маг, что внутри круга стоял, силен был — видимо, давно копил силу заклинаниями и деяниями страшными. И свой ритуал он уже закончил; и его окруживший черный ореол был гораздо толще, чем у Русланы. Заметил он девицу и губы искривил в усмешке злой, жестокой. Не будь усмешки той, не будь всей этой обстановки, Дамир и не признал бы за этим человеком мощи какой. Был он невысок, поджар; с лицом простым, невзрачным — не стар и не молод, не красив и не уродлив. Обычный такой, с волосами до плеч темными. Вот только глаза горели огнем потусторонним, жутким. В такие глаза глянет кто из простых — навечно запомнит, не избавится.

Одним движением убивец из амулетов до конца силу забрал, контур сбросил и тут же мощь в сторону оврага да поля направил.

И задрожала земля.

А приспешники на Руслану пошли, что до конца и не была готова, не успела. Тут же перед ней девицы, что сопровождали её, оказались; да так быстро, что Дамир не распознал — как. Вот только времени изучать это не было. Встал он и ленты страшные из воздуха вытянул; мечи огненные над головой раскрутил; воронку воздушную создал. И пошел на преступников, не забывая краем глаза за главным то следить, что пел песню дикую, да руки простирал вперед.

Но со злодеем он потом разбираться будет, сначала Руслану спасти надобно.

Завязалась битва. Последователи проклятущие ведь тоже не просты оказались. И маги среди них были, и мечом владеющие. И всяческие разработки в наличии, которые Дамир тайными полагал. Но преступления прокурорского предателя, похоже, еще хуже были, чем они думали. Потому как вместе с разными сведениями передавал он знания тайные об оружии магическом.

С подружками этими непонятными, что выхватили кинжалы чуть ли не из-под юбок и рубить направо и налево начали, как воины, теснил маг преступников к оврагу. Уже и осталась их половина всего. Руслана тем временем в полную силу вошла и в сторону главного двинулась.

Да только тот уже свое дело черное сделал. Из земли дрожащей, что выплевывала потревоженных, скелеты да твари истлевшие полезли. И ведь не убить их — чего им сделается. И злодей, с глазами горящими, захохотал как умалишенный, в самую гущу умертвий кинулся, чтобы скрыться да оттуда управлять ими.

Побежал в отчаянии светлый маг в сторону девушки, но и эти, поднятые, повинуясь приказу, побежали к ней. С разными намерениями. Маг то ценой жизни готовился защитить; а умертвия ценой смерти планировали победить.

Испугался маг пуще прежнего; не за себя боялся, за девицу, что в нем чувства такие страстные вызвала.

Но Руслана опять удивила. Не дрогнула, руки подняла, глаза закрыла и запела чистым голосом. И песня её, что лучи солнца, всё вокруг осветила; и ярче этого солнца сияние вокруг нее полилось. Как на стену наткнулись чудища, остановились, а потом и вовсе растворяться в сиянии начали, да звездами на землю опадать. А где падали — там цветы появлялись удивительные, серебряные, остроконечные — в этих краях доселе невиданные.

Выдохнул маг. Обернулся — а Руслановы подружки уже почти с разбойниками расправились!

Теперь и о главном подумать можно. Вот только где он, главный то? Сбежал, как понял, что не собрать ему армию? Но нет, стоит на кромке леса. И все еще хохочет, будто и ничуть не беспокоит его, что план провалился. Глазами злыми сверкает, а в руках держит…

Маг похолодел и замер весь.

Да быть такого не может! Легенда то!

Ведь не могло быть наяву Ключей этих, что ворота на ту сторону, в иную реальность открывали! Но и Руслана, что впереди стояла, тоже ключи заметила. Ахнула, к лицу рученьки прижала и застыла вся. А потом беспомощно к нему обернулась — что делать то?

Понял маг, что не показалось ему. И вправду теперь злодей Врата отпереть мог. А захороненных поднимал не восстания ради, а чтобы Ключников найти.

И не врали, как оказалось, сказания древних. Ведь сам читал он, еще в детстве, что стоял волшебный град на земле, что тогда ни светлой, ни темной не была. И жили там Прародители да Ключники. От них пошел, говорят, магический род. Самыми сильными магами они и были; и всегда в паре работали с теми, кто силу их сдерживал, запирал Врата нереальности, откуда сила, и Свет, и Тьма и много чего еще черпались. Ведь ежели не запирать, не ограничивать, да позволить тому всему в мир этот попасть, так пойдет все наизнанку: живое мертвым станет; горы — долинами; моря — пустынями. Погибнет мир, да все кто в нем живут погибнут. А что заместо него будет — никто не ведает. Ибо имя ему Хаос.

Насупилась Руслана и вдруг резко, наотмашь, в отчаянии бросила энергию свою невероятную в сторону Проклятущего, себя не жалея, сгорая в этом броске. Но тот и не поморщился даже, ключами то сверкнул, себя защитил, да жестокое, смертельное проклятие в ответ кинул, что плоть разъедает и убивает в муках. А ведь красавица открылась в своем порыве — ни ореола защитного, ни силы накопленной не было уже.

Не думал больше Дамир Всеславович. Наперерез заклятию бросился и Руслану собой прикрыл. И этот смертельный, не для него предназначенный удар будто разорвал тело на маленькие кусочки.

И наступила темнота.

Всхлипы и стоны.

Кто-то плакал, вдалеке будто, а может вблизи, и постанывал, шептал что непонятное.

Продравшись сквозь боль — жив, значит, раз болит! — и темноту, Главный Маг Светлого Королевства открыл глаза и попытался сесть.

Сначала ничего и не видно было, пелена сплошная, но потом разобрал. Был он в лечебнице, в палате отдельной. И то Руслана плакала и причитала во сне, в кресле рядом с ним.

Дамир осмотрелся быстро — весь он в повязках, да мазях пахучих; и чувствовал себя полностью истощенным, как телесно, так и магически. Но живой и даже руки-ноги при нем. Как так получилось, не задумывался: сначала Русланочку надо успокоить, а потом все выяснит. Со стоном он с кровати сполз, на колени перед девушкой стал и тихонько, нежно за руки давай гладить, да тормошить.

— Просыпайся, милая, ну проснись же! Кошмар это все.

Затихла девочка, замерла, очнулась, глаза открыла, полные горя, а потом его увидела, на коленях то стоящего, как всхлипнула, от облегчения и пережитого, обхватила его за плечи и разрыдалась пуще прежнего.

Мужчина на месте остался, пусть и сложно было ему. По голове, по волосам шелковым милую гладил, шептал что успокаивающее — сам не понимал, что; всё себе боль отобрать пытался. Успокоилась, наконец, она, затихла. И тогда он голову повернул, за подбородок её приподнял и к губам, от натекших слез еще соленым, прижался.

И снова, как и в предыдущие разы, так ему стало хорошо! Жарко стало, ярко, волнующе. Губы эти сахарные, что самый сладкий грех; дыхание это легкое, что лучшее обещание жизни. Все сильнее и сильнее прижимался он к самой нежности, обмирая от ощущения счастья и сгорая в пламени.

Только сил то у него и не было. Покачнулся Дамир, и чуть на пол не осел окончательно. Руслана почувствовала, рассмеялась даже — нуда, сам при смерти, а целоваться лезет — и на подушки лечь помогла, захлопотала вокруг.

— Как же так? — спросил Дамир, на себя показывая.

Поняла ведающая, носик свой задрала гордо:

— Вылечила тебя. Уж на что мне силы даны, ежели не на это? По крупицам, по кусочкам собрала, и плоть остановила, и потоки телесные замкнула. Весь день трудилась, вот к вечеру ты и пришел в себя.

Гордилась собой. Дамир ею тоже гордился. Да только видел, что бледная она вся, осунувшаяся. Устала как, бедная, с ним возиться! Да после событий то страшных еще… Вот в кресле и заснула. А от усталости и потери сил еще и кошмары снились.

— Спасибо тебе, милая, что спасла меня, — прошептал он хрипло, чувствами переполнившись.

— Это ты, Дамир, первым спас меня; закрыл меня собой. Я бы в тот момент сильнее гораздо пострадала, — прошептала она смущенно и покраснела.

Тут маг еще кое-что вспомнил.

— А злодей то что?

— Ушел, — Руслана напряженная сделалась и отстраненная будто.

— А остальные?

— Мертвы, — тут её лицо ожесточилось.

— А как же вы меня из леса вынесли то?

— Что, думаешь крупный такой? — подмигнула она — Так и вынесли, на рученьках, с Миланой и Кариной. Ну, Большак помог немного. В Прокуратуре, конечно, переполох сделался, когда мы заявились с тобой и рассказами о произошедшем. Нас запереть хотели даже, чтобы выяснить, что да как, но директор от Верховной письмо получил и пока успокоился.

— И что же Верховная написала? Что лучшую ведающую сюда направила? И не сразу правду сказала, поскольку прокурорских подозревали вы?

— Нуда…

— И больше ничего? Или ты, может, хочешь что добавить?

Руслана посмотрела на него грустно и внимательно, будто действительно хотела что сказать, а потом решительно головой покачала.

— Нечего добавлять. Сам же догадался, как все было.

— Но ты мне скажи, почему вообще ведающие об этом задумались?

Опять девушка будто объяснить что хотела, но вот тень по лицу пробежала, что волна, и глаза снова стали честным-честным и прозрачным, будто речка горная в яркий день.

— Верховная нарушение структур сильное заметила, вот и направила.

Ох, понятно же, что умалчивает о многом, скрытница какая! И о себе ни слова не хочет сказать, кто и откуда. Что ведающая, да из светлого королевства он и так разумеет — других в доме у Верховной не водилось; но родилась где? Что за семья? Годков сколько? Что за подружки странные, на ведающих непохожие, с ней?

Но ничего, все он со временем узнает. Обо всем выяснит. Не спрячется она теперь.

Зачем не спрячется, он и сам не понимал, но решил ведь — так чего теперь раздумывать?

Голова кружилась слегка и тело как свинцом налилось. Эх, не окреп он еще.

— Ты поспи. Тебе восстанавливаться надо, — сказала девица и отвар поднесла какой-то. Он посмотрел с сомнением, но потом понял, что от нее и яду примет. Выпил всё. И тут же почуял, что веки тяжелеют.

— Руслана… Обещай что тоже отдохнешь. Невыносимо видеть истощенной тебя…

— Обещаю. Как закончится всё — отдохну.

Только маг последней фразы не слышал. А на следующее утро, проснувшись, хоть Русланы рядом не увидел, не обеспокоился.

Лишь спустя несколько часов, когда узнал от пришедшего директора, что Руслана так в прокуратуру и не пришла, осознал, что девица не просто так таилась, да отвар крепкий наливал.

И осознание того, что она вот прямо сейчас может какой опасности подвергаться, всю разумность у него уничтожило.

Глава 9

Наняв на рассвете на постоялом дворе лошадей, дальше уже мы не задерживались.

Поскакали в сторону моря, по основному тракту, как я указала. По граням я не разрешила — пусть это и было быстрее, но силы бы Милана с Кариной потеряли, а они могут понадобиться.

И портал открыть возможности никакой не было — кропотливая то работа, длительная, такие перемещения в пространстве творить. Две точные точки нужны для него, да знаки особые — куда захочется не удасться попасть, даже самым сильным, даже правителям. А на заклинания да схемы всяческие, да на артефакты — чтобы куда надо привели — и не было времени. Совсем.

Злодеюка то к самому главному приступить планировал.

Скакала и морщилась сама — наездник из меня был аховый; никогда этим не интересовалась толком. Мне на метле проще было, но метла то подконтрольный транспорт, абы кому не выдавалась, а ежели мы в прокуратуре начали бы объяснять, что собрались в дальнюю путь — дорогу, то там бы и остались.

Кто отпустил бы?

И так непросто было выбираться незамеченными. Это хорошо, что Дамир спал — а то он как ни обернешься, все рядом со мной оказывался последнее время.

Неужто, судьба такая?

Я вздохнула лишь. Судьба али нет — потом разбираться буду. Не по времени сейчас, да не по настроению. Силы я до конца не восстановила, пусть и выпила все возможные порошки да алхимические растворы, и поспала чуть — но за последние двое суток столько всего произошло, что как в сухую землю все утекало, не задерживалось.

А ежели не вернусь…

Головой мотнула.

Ох, ошиблись мы с Верховной, ой ошиблись! Не так то прост Проклятущий оказался; не просто так ему всякие пакости планировались. Может и стоило с самого начала у правителей какую помощь попросить… Вот только не уверены мы были ни в чем. А самое главное — ну не было ни у кого, кроме меня, возможностей справиться. Не потому, что сильная самая или умная, а потому, что единственная Проклятому противоположность.

И уж если он решил свой дар использовать, чтобы Врата открыть да Светлый мир уничтожить, встав во главе Хаоса, так только я и смогу, что воспрепятствовать.

А то не будет у нас Королевства Светлого.

Границу то Темной империи мы закрыть успеем, знаем как, но ненадолго это. Падет вслед за светлыми и Темный мир. Потому как не могут они друг без друга. Пусть и думают обыватели — да и не только обыватели — что враждуем и не любим друг друга; пусть и полагают, что с осторожностью друг к другу надо, дабы не полыхнуло, но все, кто равновесие держит, знают — так и задумано. Да не ради веселья, а чтобы было на кого ругаться, да пар спускать. Чтобы особенности и таланты углублять, без распыления — никакая сила суеты не любит. Чтобы было о чем сплетничать, да дивиться. Развитие то для мира целого — в противоположностях этих. А так то и пары у нас есть смешанные, у кого любовь все предрассудки убрала; и отношения торговые, обмены знаниями, да помощью — те же ведающие в Темной столице ох как работали. Но они в силу ведения и так больше всех понимали, хоть и молчали об этом.

И Верховная обо всем знала; с дедом моим, Главным темным алхимиком, на ножах с виду была, а сама на чай приходила, как устанет. Придет, опустится в кресло и давай разговоры вести — всю ночь могут проболтать.

И правители Светлый и Темный знали, еще в молодости тайно клятвами обменявшиеся, породнившиеся, как и было заведено испокон веков.

А уж про меня и говорить нечего, так уж вышло. Светлая ведающая, рожденная в самой сильной темной семье. С детства я то с одними жила, то у других училась; и правды мы никому не открывали, чтобы не волновались лишний раз окружающие. Да недоброе, лишнее не замысливали — а то мало ли, кому мои таланты понадобиться могли. Ведь не просто ведающая я была.

И Дамиру Всеславовичу я рассказать так всё не могла — сам он должен понять, что белое существует только потому, что черное рядом. И наоборот. Потому как тому, кто сам не понимает, никто и никогда не расскажет, как есть. А ежели не поймет…

Я вздохнула.

Так пусть будет счастлив с какой светлой, да благородной. Я в сторону отойду.

За размышлениями и не заметила, как огромный путь преодолели. Далее развилка была, да каменюка исполинская стояла с надписями и указателями.

Я спешилась, размялась чуть, воды попила и глаза прикрыла, сосредотачиваясь.

Спутницы мои ни во что не лезли — знали, что сейчас мне тишина нужна.

Хоть и больно было, страшно и гадко, но стала воспроизводить я картину в голове, что уже не раз видела.

…Обрыв морской, каверзный.

Тропа ведет на самый верх, по пологому склону, травой присыпанному. Справа, далеко, за утесами часть деревни виднеется. Слева — скалы такие-же. И бескрайнее море впереди.

На самом то верху, будто огромным топором обрубленном, стоит алтарь. То для меня алтарь — человек прошел и не заметил бы каменную, почти стертую веками, плиту.

К алтарю руки окровавленные тянутся…

Прервала образы и вздохнула судорожно. На направления внимательно посмотрела, прислушалась и головой вправо мотнула:

• Туда поехали.

• Далеко, как думаешь? Может гранями все-таки?

• Далеко пока, — вздохнула — Да и гранями я ничего не чувствую, обычным путем пойдем, как по следу.

• Успеем?

• Должны успеть. Этот тоже сам добирался.

И снова поскакали мы, ни себя, ни лошадей не щадя почти.

Лес густой, но не дремучий вовсе, тишиной нас встретил. Затаились звери да птицы, а может и сбежали — звериное то чутье получше человеческого будет. Солнце пробивалось сквозь сплетенные кроны; было тепло, даже жарко, а воздух напоен чудными ароматами. Картинка была настолько благостной, что и не верилось, что где-то в этом мире зло царит и здравствует.

Но красота и спокойствие всегда рядом с гнилью и ненавистью.

Мы быстро шли, плутая меж деревьев. Подлесок негустой был, трава мягкая, потому движение не слишком замедлявшая, даже когда лес ощутимо вверх пошел.

Деревья становились все реже.

Я сделала знак и прислушалась. Потом и вовсе перешла на особое зрение и структуру начала рассматривать.

Все верно. Правильный путь мы выбрали.

Чуть левее возьмем сейчас и куда надо выйдем.

Вот теперь и грани можно, а то заметными на склоне будем. До той вот кромки дойдем, где два дерева стоит в нескольких верстах, видите? Там останавливаемся; ежели на месте злодей, надо посмотреть будет, что делает. А нет его — так мы за пологом укроемся, подождем — амулет я с собой взяла.

Чуть выдохнув, девчонки за грань скользнули и меня с собой утащили.

Ощущения всегда от этого у меня были странные. «Ходившие», которых крайне мало было в нашем мире, гораздо проще это воспринимали — как смазанный переход в иное пространство, где все делалось серым, блеклым и мягким; тем не менее, окружающий мир виделся ими хорошо, будто за стеклом он находился. А вот мы, кто снаружи оставались, мало того что ни граней, ни находящихся там не видели, так еще и время-расстояние по другому воспринимали. Медленно и степенно, в отличие от ходивших. И проникнуть мы туда мало того что не могли, но и оказавшись по приглашению или будучи заставленными, выбраться самостоятельно также не умели.

Грани и для укрытия использовались, и для быстрого перемещения, и что уж там — для преступлений, бывало. Среди ходивших разные люди были — и плохие, и хорошие, как и среди любых других одаренных. И пусть грани их выматывали, но любили они это дело, ибо пользование собственными природными особенностями всегда приносит наслаждение.

Для меня всё растерялось в белесом тумане, чуть колющем острыми иглами. Полная потеря ориентации и чувства тела, невосприятие каких-либо структур принималось телом крайне болезненно, почти до обморока. Ох как я не любила это все, но что ж поделаешь! Приходилось терпеть и крепко держаться за Миланку с Кариной, руки которых были единственным источником тепла и надежности.

Я знала, что в реальности не больше нескольких секунд прошло. Прошло и кануло; а мы уже выскальзывали в насущное, возле указанных деревьев.

Чуть отдышалась, оглянулась и сжала зубы, чтобы не выругаться.

Злодей на месте был. Стоял он над обрывом, на алтаре, где надобно, и руки простирал вперед, к морю; а там уже, вдалеке и волна собиралась, и гром гремел.

Теперь и я знала, где расщелина прячется, что дверью запертой между двумя планами бытия стояла: упорядоченным, рассудочным живым миром, где все имело причину и следствие, а жизнь сменялась смертью. И Хаосом, миром снов и мыслей, небытия.

Сам по себе тот мир не хорош был и не плох. Но как структура непредсказуемая, сильнее нашего. А потому, прорвавшись, на своем пути все бы смел.

Эх, убить бы этого, пусть это и непросто, до начала призыва то, что явит разлом и даст возможность ключи подобрать. А теперь убивать бессмысленно, да и невозможно, практически, — сила зова его защищает, требуя выполнить задуманное. И единственное, что должна я была сделать, так это на Врата воздействовать. Не дать им открыться или же закрыть вовремя.

Уже не таясь, я из-за деревьев вышла и в его сторону пошла. Девчонки за мной — помощи от них в этом деле мало было, но от сторонних препятствий и опасностей, если возникнут, они защитят. Поднялся сильный ветер и с воды задул в нашу сторону; ураган почти, что сорвал с меня плащ, да растрепал волосы. Я шла, пригнувшись, пока не достигла вершины. Тут злыдень и заметил меня. От моря отвернулся и посмотрел очами горящими:

Ну здравствуй, здравствуй, Ловец Снов. А ведь и не признал тебя сразу, в лесу том. А ты вон какая, настойчивая оказалась. И тебя приветствую Проклятый Рока. Да какая уж уродилась, тебе ли не знать. Что есть, то есть. Уж если меня наградили упорством и движением к цели, то от тебя такого же ожидать можно. Да только что ты сделаешь? Врата поднимаются, и не удержать тебе их. Удержу или нет — то мне неведомо. Но вот что все силы приложу, так это точно.

Поглядела на море и глаза мои от ужаса расширились.

Не врал проклятый, Врата и в самом деле поднимались. Из туч и волн созданные, молниями и громом украшенные; от края до края тянулись, от дна до самого неба. А мужчина уже и руки опустил, ибо сделал, все что надобно, и на меня не глядя, вперед пошел, все ближе на край. И засветились у него ключи, так и желая слиться с самой стихией. А он одной рукой ключи в море швырнул, а другой в меня амулет кинул, что парализовал полностью — застыла я, да девчонки; льдом хрустальным, одни глаза подвижными и остались. Гад же какой!

Да только не надобно мне шевелиться, чтобы свою задачу выполнить.

В мире редко Проклятый Рока появляется; а ежели и появляется, то, чаще всего спит, не ведает о силе и мощи своей. Потому как зло в себе и в других воспитать непросто совсем, особенно когда мир в равновесии и благоденствии. А этот не только смог, но и замыслил то, на что до этого никто и не покушался. Не войны, не власти ему захотелось, а полный переворот устроить, что принесет жесточайшие пытки и смертоубийства повсюду. Злодеяние настолько страшное, что даже думал когда он о них, предвкушал, то сердце мое болью заходилось и ненавистью его захлебывалось. И с каждым разом то все хуже и хуже было, с тех пор, как я его впервые во сне почувствовала.

В том смысл моего дара заключался. Ловила я сны, да отголоски мыслей и планов, черными, вибрирующими нитями пронизывающие мироздание. И чем злее, ужаснее то было, тем сильнее я их чувствовала; как на живую ножом резали они мне вены; сильной болью ударяли в голову; разрывали на мелкие кусочки сердце. Ибо чаще всего в этих мыслях именно я в тех жертв превращалась, о ком злодеи думали.

Проклятый дар. Так можно было бы его назвать, но не посмела бы. Не будь Ловцов, что рождались очень редко среди ведающих, то и преграды самым жутким злодеяниям не нашлось бы.

Вздохнула я, глаза закрыла и структуры все представила, разведала. Врата те увидела зрением мысленным, да жуткие плети-руки, что от Проклятого Рока тянулись.

Врата открывались уже под воздействием ключей утонувших. Все шире щель делалась, все глубже, все ярче клубы внутри нее сверкали, да всполохи вырывались. Так и чудилось мне, что лезут оттуда твари жуткие, но чудилось — пока разлом полностью не проявится, никто ни в этот мир, ни в другой не проникнет.

И тогда я сосредоточилась, огнем животворящим себя укрыла и иглу создала тонкую, да крепкую, что пришить сумеет даже разорванный край мира.

Ведь что такое структура? Нити переплетенные; струны жизненные, пульсирующие. Всё из нитей состоит — и мысли, и чувства, и поступки любые. Предметы да растения, люди да явления природные. Ведающие нитями этими ведают: за одну потянут, распутают — и клубок распрямится; узелок подвяжут где надобно; разрыв зашьют. Чем сильнее ведающая, тем лучше она структуру видит, шире. А Ловцы так и вовсе всеобъемлюще, при желании; да умеют они гнилые нити-мысли выхватывать, да оборванные заново ловить-прясть.

Вот потому только мне и скреплять эту пропасть, что на глазах ширилась. Даже не знала до этого, что можно так — но делать надобно.

И пусть руками и губами я не двигала — неважно. Запела я мысленно и мысленно же к вратам потянулась. Схватила я обрывочек плотной нити врат и растянула его немерено. В иголку свою продела, да споро работать начала — края стягивать, стежки накладывать. Ох как сопротивлялись тучи лютые; как сверкали молнии опасные! Да только мне они ничего не сделают, как и Проклятый — не хуже его я могла защищаться.

Вот почти уже до конца разрыва я дошла, еще немного оставалось, как поняла — не справляюсь.

Велика расщелина, да напориста; силы там давят безмерные. Трещат ниточки под воздействием; и пусть крепкие они, но крепость эта не бесконечна. И зашить до конца я зашью, да только не хватит ведовства моего, чтобы нитки напитать энергией, не дать им распасться.

Ведовства не хватит, а вот жизненных сил — вполне.

Вздохнула я, да что делать то? История эта так и начиналась, с понимания, что рискую не просто силой своей, не положением.

У меня и выбора то нет.

И потихоньку начала вливать в стежки жизнь свою. Каплю за каплей; и от каждой капли нити вспыхивали сиянием ярче, чем Северное. Все тише гул становился; все тяжелее стоять мне было, да связно мыслить. Не была бы парализована — упала бы.

Сердце колотилось все медленней, а зрение мутнело.

И только на краю сознания вдруг как вспыхнул чей-то крик:

— Руслааанаааа…

Глава 10

Когда на краю жизни и смерти балансируешь, все ощущается особенно остро. И так то чувствительностью не была обделена, а тут и вовсе — каждая нотка да крошка значимыми становились.

Сколько же в моем имени, Дамиром произнесенном, было тонов! И злость, и безнадежное отчаяние, и страх, и желание помочь, и ненависть, не на меня направленная. Как же нашел меня? Вот и вправду ведь, пророческие мысли то были. Везде, где ни оказываюсь — и он туда же.

Только вот что это меняет?

Оказалось, многое. Подскочил маг, сзади обнял, сразу так тепло и хорошо сделалось; сразу зрение ясным стало и звуки мира окружающего ворвались. И почувствовала я, каждой клеточкой своей, как хлынула в меня сила невиданная — его собственная сила. Сила, что не просто меня к жизни возвращала, но давала, наконец, возможность дело начатое завершить.

На такую передачу не каждый Главный Маг бы способен. А если и способен, то не всегда пользовался возможностью, ибо мог таким образом всего лишиться.

Всей магии.

А Дамир Всеславович не пожалел — ни себя, ни будущего своего. Рискнуть не побоялся.

И вспыхнули все нити энергией животворящей; и стянулся разлом, да так прочно, что ни одни ключи не отопрут теперь — ни сейчас, ни во веки веков. Ибо сила двоих, мужчины и женщины, добровольно отданная — то самая великая сила была.

От нее жизнь зарождалась. И от нее все главное на земле свершалось.

Затихло все. И оковы с меня спали; и тучи разметало по небу. Врата растворились в воздухе; и только земля вокруг нас еще пенилась, цветами да травами быстрорастущими покрывалась, где капли жизни моей на нее случайно попали.

Повалились мы на землю эту, стоять не в силах уже. В последний миг Дамир так развернулся, чтобы снизу оказаться, меня о землю не пришибить. Сам на спину упал, а меня на себе удержал, чтобы улеглась я на него поудобнее. Так и замерли на несколько секунд; я лишь голову на грудь ему положила да сердце слушала.

Рядом охи и вздохи Миланы и Карины раздались — они теперь тоже двигаться могли.

Посмотрела я в сторону, с усилием голову подняв, но Проклятого не увидела. Ушел, подлец! А сейчас и не догонишь, не найдешь — нет возможности.

Но ничего, задуманное совершить он уже не сможет — разломов нет других, я чуяла, а этот сшит накрепко, да ключи все сгинули. А что касательно других гадостей, то значит дальше будем искать, как оправимся. И мы оправимся, и он. Правда, зная теперь друг друга, будет легче нам действия то предугадать наши; да и скрываться он начнет, мысли прятать.

Но во сне не сможет прятаться.

Во сне прорвется натура его проклятая; я его и подловлю, как бы сложно и больно это ни было.

— Глупая, глупая! Как же ты могла так рисковать, дурочка?! Ох накажу тебя, в замке запру, в камере, чтобы больши ногой даже не двинула в сторону опасности! — зашептал вдруг маг, чуть придя в себя. Уж лучше бы и дальше молчал, впечатление производил хорошее.

Возле нас смешки раздались. Подружки то развеселились — и было с чего. Если уж меня Анатоль с дедом не смогли запереть, то Дамир Всеславович и вовсе на это прав не имеет.

А если на права претендовать начнет…

Тут уж я развеселилась, представив жизнь нашу возможную. Голову тяжелую со всей осторожностью снова приподняла и на Дамира уставилась. Тот глазами сверкал страстными, руками обнимал нежными, и не двигался — то ли не мог, то ли нравилось такое положение. И продолжал меня ругать: и за бегство — мое, и за беспокойство и страх — его; и за то, что не сказала сразу, что Ловец я, что давала кошмарам меня мучать даже рядом с ним. Долго бы он ругал, надоедливо, потому я опять, почти не думая, уста его своими запечатала.

Уж больно захотелось живой себя почувствовать.

Поверить, наконец, что обошлось все.

А потом он и сам ответил; и перевернул вдруг меня на спину, и с великой нежностью и яростью — ух сочетание то какое чувственное! — целовать сам начал, что обо всем забылось тут же.

— Кхм, Рууууся — подали голос мои подруги — Надо бы прерваться… Нам то в общем-то все равно, но по склону то целое войско поднимается.

Ойкнула я, зарделась, мага оттолкнула. Тот и сел, посмеивалась. И мне сесть помог

— на большее мы и не были способны.

А с леса и правда воеводы, стражи да прокурорские спешили. Значит отвезут нас домой, вылечат, вопросы задавать будут. Не ко времени сейчас выяснение отношений и поцелуи всякие.

Главный Маг о том же подумал:

— Дела сделаем, отоспимся — и поговорим потом.

Что ж, поговорим, Дамир Всеславович. Что поговорить надобно, это я и так понимала. Пусть про себя рассказать я не все могла, но то больше про происхождение, да обстоятельства. А вот чувства свои понять и его выведать — это запросто.

На следующее утро, почти в полном здравии, мы с Миланой и Кариной в чистых платьях и передниках прямо в Прокуратуру и пришли.

Вчера уже на вопросы ответила; все что могла — да надобно — рассказала. На Верховную ссылалась, если не могла — Верховную то все боялись, даже Светлый правитель в её присутствии сдерживался; потому при необходимости одно её упоминание всех сговорчивыми делало.

В хорошем настроении и мечтах я в здание заходила. Надобно было решить, что дальше делать. По большому счету, раскрыв свои таланты, никакой привычной деятельности в Пресветлой Прокуратуре ожидать я не могла. Да и без смысла это было — пришли мы сюда по нитям по гнилым, с заданием, и дольше положенного задерживаться не планировали.

Но и Главный Маг то мне не чужой теперь.

Вздохнула я, со всеми раскланялась, в общую залу прошла, точнее, меня кто из прокурорских утянул. Видимо, еще вопросы остались. Директору щеки поцеловать позволила, но говорить не торопилась — всем, конечно, интересно было, что да как, но основное то я рассказала кому положено; а ежели остальные хотели что узнать, так не ко мне это.

Тут и Дамир Всеславович появился.

На меня странно, жарко глянул, но сам подошел к директору, да начальникам.

Так что и я рядом с Гавриловичем встала, да приготовилась к беседам неспешным. Но тут дверь снова распахнулась и в зал влетела красавица редкостная — светленькая, розовощекая, ладная, вся сияющая; в платье дорогом да драгоценностях, в лентах и рюшах — как пирожное из кондитерской, такая нежная и ароматная.

И к кому пришла то?

Девица глазами по залу провела и с радостным криком кинулась…

К Дамиру?!

И щебетать что начала, как испугалась она, когда узнала о битве великой, где он пострадать мог. И сама вот примчалась убедиться, что жив и здоров он. И хватала в это время руки его, да обнять все норовила.

Потрясенно уставилась на эту картину.

— Ох девка, хороша! — довольно крякнул рядом Гаврилович — Дочка то единственная одного из королевских советников. Ох какая пара для Главного Мага то — и благородством ему не уступающая, и светлостью, и красотой…Свадьба то на зиму сговорена.

Благородством? Красотой? Светлостью? Свадьба?!

Стояла я ни жива, ни мертва.

Не успела оправиться от вчерашних событий, чуть не унесших мою жизнь, так вот пожалуйста, новая напасть, грозившая разорвать мое сердечко!

Но как он мог! Наговорил мне столько, а сколько сделал! Сколько поцелуев подарил, сколько сладостных мгновений — и все это время был обручен! Как же я не почувствовала, что другая у него есть, что связан он обещаниями?!

Не иначе любовь все способности перекрыла…Любовь?!

Неужто полюбила лжеца такого?!Гадко то как, и больно!

Подлец поднял голову и встретился с моими горящими глазами Побледнел, а в глазах вины то немерено. Отступила я за спины прокурорские, Милану с Кариной за руки схватила, да тихонько, бочком из залы выбралась. А потом бегом побежала, прочь из места гадкого!

С удивлением на нас смотрели, но не останавливали. Принеслись мы в общежитие, что рядом находилось, и посреди комнаты застыли. Я не знала, что делать, да за что хвататься. А девчонки то тем более не понимали, как утешить да успокоить — они то на отношения всегда с другой стороны смотрели, и сами, наверняка, немало разбитых сердец оставили…

— Ух мужики лютые! — прошипела я кошкой и Милане с Кариной погрозила пальцем. Те виновато головы и опустили — ну да, в такие мгновения стыдно за род то мужской делается.

— Обращайтесь давайте, — ногой топнула — Не примет вас портал в облике неистинном. Не останусь я здесь!

— Русенька, может повременим? Разберемся, поговорим с этим…магическим — аж глаза кровожадно вспыхнули. Но я только головой покачала. Пусть его!

Вздохнули подруги двуликие, и к истинному облику вернулись, девичью красоту сбросили.

Стояли через минуту передо мной два витязя верных, довольно улыбались, шеи да плечи разминали — намаялись, в личинах то. Не разрешала я им, ради секретности и безопасности, бродить так даже в закрытых комнатах — вид их настоящий и запах уж слишком явен был, да для Столицы Светлой нежеланен.

Что ж, раз так все и закончилось, пора мне. Уж если и возникнут то вопросы — пусть сами эти разбираются. Я долг свой перед Светлым миром исполнила, а работать мне здесь без надобности — давно уже другая работа у меня есть. Быстро покидала дорогие мне вещи в саквояж — а прочее и не нужно. Куда отправиться то? Четыре камня невзрачных на моем браслете портальном, как несколько кораблей стоившем. Задумалась.

В Светлом мире оставаться не буду!

Дедушка к границам зачем-то улетел, сам мне в письме писал, что до конца недели его не будет — а без него дома грустно.

К Верховной не хочется — начнет журить меня за поведение, а мне и без того плохо.

Что ж, только одно место есть еще, на которое настроен браслет то.

Я взяла в руки саквояж, позволила схватить себя демонам за подол и повернула самый темный камень дважды.

Глава 11

— Глазок лишишься! — проорало чудище.

Темные за дверями покоев наверняка задрожали и накрыли головы руками.

— Убью, не поморщившись!!!!!

Продолжал разоряться Анатоль Безудержный, нависая надо мной громадной своей головой.

Стекло в покоях от крика этого робко звякнули и пластинками сползло, похоже, прямо в сад. А двери даже выгнулись — мощные у него легкие были, да угрозами пустыми не любил разбрасываться. Точнее, разбрасываться любил, — за то и назван был «безудержным» — но потом, успокоившись, иногда жалел, потому как слово держать то приходилось.

Кто еще не успел сбежать из крыла дворцового, где покои его находились, те, я полагаю, в щели забились и старались не дышать, чтобы не попасть под тяжелую руку. И меня жалели, наверное.

Откуда ж им знать было, что не угрозы всё это — а беспокойство. А если и угрозы — то не в мою сторону.

Вот уже с час я рыдала на груди у древнего — Правителя Темной Империи. Выплакивала и страхи свои, и ужас пережитого на обрыве, и боль сердечную. А он тихонько по спине похлопывал меня и успокаивал.

— Ну тихо Русенька! Ну не надо! Пройдет все девонька, не надрывайся так — сердце у старика разрывается!

— Ыыыыыыы….

Всё — всё ему рассказала — и про работу в Прокуратуре, и про обидчиков моих, и про борьбу с умертвиями, и про врата, и про мага светлого. Древний только охал да ахал, а на страшных и особенно обидных моментах ругался так, что камни со стен вылетали. Но мага я сразу запретила трогать. Пусть он и предал меня, до самой души обидел, но смерти я ему не желала.

Пусть живет, с этой своей, розовощекой…

При мыслях о жизни их совместной снова слезы полились из глаз моих, но я уже заставила себя успокоиться. Поплакала и хватит. Слезы по первости облегчение приносят, а потом только вредят и лицу, и разуму.

— Ох и попадется нам с дедом твоим Верховная! Придушу! Придумала что — девочку нашу в самое пекло. А вы, вы то куда смотрели, кому я доверил сокровище?! Под замок посажу, в ямах сгною!

Это уже в сторону охранителей, единственных, кому позволено остаться было в комнате. Всех остальных Правитель выгнал, едва я появилась из портала: негоже им было видеть чувства Древнего, боялись его все до безумия — вот пусть и боятся, нечего славу, наводящую ужас, портить.

Милатор и Кирилл, уже переодевшись в подобающие одежды — а то смех и грех на них в платьях то смотреть было — стояли, понурившись. Но я двуликих обидеть бы не дала. И не потому, что двуликих в Империи было также мало, как ведающих в Светлом королевстве. Просто с самого детства они со мной были, во всех проказах участвовали. Из-за меня к тринадцати годам, когда двуликие со вторым обликом определяются, вид девиц окончательно и решили принять, и охранителями моими были назначены до поры замужества.

Хотя, не только из-за меня. Даже в мое ужасное настроение светлым лучиком проникли воспоминания, что за проказы они творили в облике девичьем. Только редко что у них выходило — тёмные то девицы не чета светлым неженкам — чуяли больше, чем видели, а потому браться получали по симпатичным личикам, и хорошо, ежели кулачком только.

Я осторожно по плечу правителя погладила, что мне как второй дед да отец, которого не помнила, стал:

— Да не против я была в пекло — не спала ночами, мучалась от ужаса, что может на Светлой земле произойти, а потом во всем мире! Но многое и неожиданным получилось, согласна. И то как маг поступил — до сих пор не верится.

— Да, давно я Светлому говорил — нравы при его дворе дикие, не зря к нему не отпускал!

Кивнула со вздохом.

При дворе то Пресветлого мне бывать не доводилось — разве что тайно; никого я там не знала, но о нравах и я наслышана.

Это ведь только кажется, что если светлый, то честный значит, добрый. Ну да, они то улыбались сладко всегда, одежды нежные носили, ручками мягкими брали, голосами тихими говорили; вовсю порицали всякие пакости и обманы. Но уж кто мог юлить, обманывать и представлять себя и дело лучше, чем оно есть — так это светлые. Темные же были резки на высказывания и действия — что думали, то и говорили. Хотели сделать гадость — делали, так, что всем известно становилось.

А не изподтишка.

Впрочем, судить я кого-то не собиралась. И там и там были люди мною любимые, уважаемые. И там и там нашлось бы врагов, да злопыхателей немерено.

К вечеру, как я окончательно в себя пришла, да привела в порядок: ванну приняла, в комнате своей, за мной закрепленной, расположилась — пришло любопытное письмо. Мы как раз ужинали и деда, главного Темного Алхимика, ждали, чтобы и ему рассказать мою историю. Не только затем, чтобы меня пожалели снова — хотя я и не против. Но надо было думать, как дальше действовать — ворота то я заперла, вместе с Дамиром, тьфу его, Всеславовичем. Но вот Проклятый Рока никуда не делся, а значит, ничего пока не закончилось.

Темный Правитель письмо прочитал и поморщился.

— Вот даже не знаю: хмуриться или улыбаться то. На, сама прочти.

А было письмо от Директора Прокуратуры и Верховного Светлого Мага. И говорилось там, что пропало у них три помощницы, пропали прямо из комнаты в общежитии, и запах там двуликих остался, а след портала в Темный Мир вел. И не знает ли Правитель Темный, не балуется ли кто из его подданных похищением юных дев? Или может другое объяснение какое есть? Уж очень переживают они за девушек, как бы тех не обидели.

Ну вот что я говорила — не любят в королевстве двуликих. Всякие истории про них сочиняют — то дев они юных для надругательств похищают, то в животных обращаются. Да как же можно, чтоб человек в животное то?

— Что отвечать будем?

— На что отвечать? — раздался родной голос.

Дедуля появился. Я тут же подскочила, и бросилась ему на шею. Любимый мой дедушка!

На вид страшный, мощный, седовласый Темный Алхимик в улыбке расплылся, пару раз подкинул меня, по голове погладил и сел слушать историю мою. Выслушал, нахмурился сердито, но выговаривать не стал. Вот что мне в дедушке нравилось, так это то, что попусту воздух сотрясать он не будет, к сведению примет, а заговорит только тогда, когда действия какие придумает.

— События мне все понятны; что с проклятущим делать — не знаю. Надо подумать, в лаборатории посидеть — может что и смогу вызнать с помощью порошков каких. Ну а с письмом давайте сейчас решать. Отвечать будем?

Переглянулись мы все разом, ухмыльнулись, да письмо в огонь кинули.

Так что, вполне ожидаемо, что на следующий день, когда мы в картишки перекидывались, появился из портальной прорехи правитель Королевства Светлого: очами вращает, когти гнет, ревет, что медведь.

Дождались мы, пока успокоится немного, да спрашиваем:

— Что, наябедничали тебе?

Пресветлый тут же вид устрашающий делать перестал, да рядом с нами сил, меня в охапку притянул, и небольно по лбу постучал:

— Знаете, кто ко мне пришел сегодня? Знаете, думаю. Говорит, значит, наш Главный Маг мне новости, и что я узнаю из них? И узнаю я, что Русланочка, оказывается, в Прокуратуре под боком работала, а меня даже не проведала; и что творятся в Столице дела странные — а Русланочка в самом эпицентре, защищает наш Светлый мир. И что пропала она вместе с подружками, да не куда-то — а в саму Темную Империю, а Правитель это Империи и знать ничего не хочет, и на письма не отвечает! Вот как тут не переместиться мгновенно!

— Попрощаться то хоть с магом успел? — хмыкнул дедушка.

Вздохнул Радомир Премудрый и рукой махнул:

— Да выгнал я его из кабинета тут же, потом объясню чего-нибудь. Или не объясню — сначала вы все подробности мне расскажете, там уже и порешаем. Ну что сидите, на меня сдавайте. Давненько я в гостях не был, соскучился уже по вам всем. Проведу тут денечек, а то достали меня мои то хуже горькой редьки!

Так и сидели мы, ночь коротали за картами, едой, разговорами да рассуждениями. Верховной только не хватало, но дед да древние все еще злились на неё, так что не рискнула я напомнить, что игр на пятерых поболее будет, чем на четверых то.

Сидела я, улыбалась, несмотря на темы серьезные, смотрела на самых дорогих мне людей и вспоминала.

Ни у кого из них, в том числе у Верховной, детей не было. Правители, что несли силу древних — за то древними и были прозваны — жили гораздо дольше всех прочих магов и алхимиков, могли творить то, к чему другим и близко не подойти, в том числе, порталы открывать самостоятельно лишь собственным желанием. Но детей иметь не могли, так уж природой задумано. А власть передавали на угасании лет, тому, кто наиболее достоен и подготовлен был.

Верховная семьи по должности не имела; не в том её путь был. Точнее, семья у нее была — ведающие. И пестовала она их, ежели сироты, то с рождения, а если кто при родителях был — то с десяти годов. В своем замке и пестовала, и сама их жизнями жила и дальше, присматривала. Как мама она не только мне была, но и всем подругам моим любимым.

Ну а дед мой…

Я вздохнула.

Был у него сын. Прекрасный, сильный, великий алхимик темный.

Влюбился он в ведающую; да так влюбился, что и мимо пройти не смог — похитил даже, при себе держал. Об этом Верховная до сих пор сердито вспоминать могла.

И добился таки ответа от девушки. Поженились они, хотя такое уж очень большой редкостью было. В назначенный срок в Темной Империи я родилась, с силами то странными, смешанными. А как было мне два годика, так сиротой и стала. Погибли мои папа и мама.

Я их не помню почти, так, отголосками — запах, песню колыбельную, сильные руки отца.

Воспитывал меня дедушка вместе с Верховной, что силу во мне сразу разглядела, да с правителями, которым тоже о ком-то заботиться хотелось.

Вот и выросла я в разных домах да сразу в двух мирах при четырех родителях.

— Эй, Руся, а ну не спи! Твоя очередь раздавать.

Я очнулась от размышлений, колоду взяла и мы продолжили. В картах что ведь главное — руки работают, глаз цепляется, внимание ой какое сосредоточенное; а от этого рассудительности только прибавляется. Мысли разные, неглупые приходят. Потому все совещания, ежели надобность была, так у нас и проходили.

И к утру план был готов.

Глава 12

Память на лица у меня была абсолютная — вот раз стоило мне увидеть человека, или зверя, или двуликого — навсегда запоминала и силу их магическую, если была, запечатлевала. Так что, зайдя в бальную залу Светлого королевского дворца спустя всего лишь сутки после той памятной ночи, раскланивалась я со многими; особенно тщательно делала это с магами прокурорскими, открывшими удивленно рты.

Жаль, Гавриловича не было, но тот из людей простых, а простых на приемы королевские не приглашали.

Директор Прокуратуры стоял спокойно, усы подкручивал — ему одному, как человеку до конца проверенному да надежному, да Руслану не обидевшему, объяснили мою миссию и происхождение. С наказом молчать — остальные пусть сами докапываются.

Шла я степенно, от дверей огромных, перевитых резными деревянными лозами с драгоценными камнями — ох и любил Радомир Премудрый вычурности всякие — в сторону противоположную, где королевский трон стоял под балдахином. А рядом Советник Темного Правителя шел, приставленный мне в сопровождающие, мрачный, аки туча грозовая. Понятное дело, притворялся — нужно ведь было репутацию держать. Хотя знала я, что у советника тут с давних самых пор, что он с посланиями к Пресветлому ездил, зазноба есть. И рад он радехонек снова появиться.

От мрачности этой его, от силуэта огромного человека, к темному властелину приближенного, от огромного меча двуручного на поясе, барышни по бокам так и падают на кавалеров. С ехидцей я подумала, что та, розовощекая, на пирожное похожая, тоже упасть должна, но от мысли о том, к кому на подставленные руки она упасть может, сердечко кольнуло и я запретила себе думать о всяких глупостях.

Зато кто в обморок не повалился, на дружину нашу заглядываются — двухметровые красавцы, как на подбор, четко сзади шагают, из уважения мечи свои оставив за пределами зала. Впереди Милатор и Кирилл, никем не признанные. Все обряжены в камзолы темные, строгие, что еще больше стать широкоплечую подчеркивает.

Мое же платье было, что и не разгонишься. Правитель темный постарался — королевский портной такие наряды сшил для миссии, что мужикам тоже впору начинать падать. На первый выход платье выбрали изумрудное, с длинной узкой юбкой и огромным воротником, который с плеча спадал и руки да грудь обнажал до границ приличия. Глаза я подвела ярко, конечно, а на шее — изумрудное колье из гигантских камней Темных копий. Смотрелась на фоне разодетых в пышные рюши цветочков экзотично и дико; цветочки возбужденно шептались и глаза распахивали

— ко двору если и приезжал кто из темных, так мужского пола. Так что про моду Темной Империи они только слухи собирали, редко кому вживую увидеть доводилось.

Светлый правитель сидел на своем кресле и довольно улыбался, а все остальные светлые, стоящие неподалеку, хмурились. Особенно Верховный Маг, который, как и положено на приемах подобных, с левой стороны чуть позади Радомира стоял. Позеленел даже слегка, руки в кулаки сжаты, лицо перекошено. Не ожидал, ох не ожидал меня увидеть, да что сделает то?

Исхудавший какой-то, да несчастный — неужто невеста замучила?

Подхожу, почтительно наклоняюсь, и Советник тоже не отстает.

— Рад приветствовать вас, уважаемый Посол, на нашем скромном балу, — начал речь Премудрый.

Взоры придворных обратились к высокому гостю в ожидании ответа.

— Спасибо, Пресветлый, и за приглашение тоже спасибо, — отвечаю я звонко.

Толпа изумленно ахает. А чего они ожидали? Что послом будет Советник? Ну так лучшие алхимики Империи в дипломатии не сильны, уж очень любят на эмоциях играть.

Светлый сделал приглашающий жест, и мы расселись. Советник чуть в стороне, а я ниже Правителя, на маленьком троне. Сзади меня и Милатор с Кириллом встали, предварительно довольно грубо Дамира подвинув. В том не было необходимости особой, но охранители мои не могли себе в удовольствии отказать. Остальные дружинники по залу разбрелись — дев своим видом будоражить.

Наблюдаем за балом с Радомиром Премудрым, молчим. Вчера уже до хрипоты наговорились, сейчас и вежливых редких фраз достаточно. Танцы начались разнообразные, разговоры — все больше о темных, явно; вино рекой льется. Мне тоже было предложено и я с удовольствием взяла кубок золотой, драгоценный.

Тут слышу, покашливание рядом.

Ага, подлый маг проснулся.

— Позвольте поинтересоваться, Пресветлый, не это ли та помощница следователя, что я разыскиваю вот уже пять дней, днем и ночью, по двум мирам?! — обратился он к властелину своему.

Я глаза скосила и усмехнулась.

А то он меня не узнал как будто. И злющий то чего такой!

Милостиво голову наклоняю и сама отвечаю холодно, презрев весь протокол:

— Рада приветствовать вас, Светлый Под… Маг Дамир Всеславович. Как поживаете?

— Как поживаю?!!!!!! — шипит он и уже на меня смотрит. А очи так и сверкают! — Да понимаете, посол…уважаемый, пропали у меня девушки из Прокуратуры, что помогли немерено — ни есть не мог, ни спать, все думал, что случилось то, вдруг умерли они уже смертью страшной, или под пытками сейчас мучаются! А они оказывается… а она…

— А вы получше бы следили за порядками в своей Столице, да за своим поведением в Прокуратуре, и не пропадало бы оттуда никого! — отвечаю ему так сурово, что остолбенел он да руками замахал негодующе.

— И то правда, — вмешался Пресветлый — Ты чего скрытничал то? Чего ни меня, ни Директора до последнего мгновения в известность не ставил?

— Да я же не уверен то был! И не знал, кого подозревать! А как клубочек то распустился, хотел уже бежать к вам, да тут вот напасть случилась с Русланочкой! Ну то есть с Русланой Антрагоновной… Ну то есть думал, что случилась…Всё из головы вылетело! Решил спасать девиц сначала! Вот только спасать то некого было, — закончил он еще злее, поклонился Пресветлому и, попросив разрешения, ретировался

Пару часов, наверное, пировали, да танцевали на светлом Балу. Надоело жуть. Я уж было думала ничего интересного больше не случится, как услышала.

— Позволите пригласить вас?

Вздрогнула, но волнения не показала. Посмотрела на дикие хороводы, что устроили светлые — вот никакого понятия о рисунке танца — и перевела взгляд на Верховного Мага. Лицо Дамира Всеславовича было непроницаемым. Он повернулся, махнул рукой музыкантам и те заиграли совсем иную мелодию.

— Вы умеете танцевать наши танцы? — брови мои поднялись в недоумении.

Светлый Маг уверенно кивнул. Сердечко застучало как сумасшедшее, но по виду моему сказать это было невозможно. Ведающие держать себя в руках умеют. Ну, когда не рыдают на груди родных.

— Хорошо.

Я встала, сделала знак и ко мне тут же подошел Милатор. На мага зыркнул, но возражать не решился. Лишь на колено перед мной опустился и вдруг схватился руками за подол и разорвал платье прям до самого бедра Самые впечатлительные близстоящие барышни ахнули и ручки к груди прижали — наверное не отказались бы от такого опыта

А я что? Я танцевать собиралась.

А танцы тёмных это вам не кругами прыгать, здесь свобода ногам и рукам нужна, да платья специальные, с разрезами, чтобы было как эту свободу проявлять.

Чувствую, трясётся что-то сзади — У Правителя плечи ходуном ходят. Знаю, смеётся он так беззвучно, а придворные шарахнулись в ужасе — думают гневается.

Советник темный так и не шелохнулся, будто дремлет

Подаю я руку предателю и выхожу с ним на пустое пространства. Ах какой ритм! Верховная все меня из-за этих танцев ругала, а я не могла от них отказаться. Всем телом к магу прижалась, ножку на него закинула, ручками обвила, в глаза смотрю — ну веди, что стоишь то?

Он и повёл, как по линиям. Хорошим танцором оказался! Шаг назад, шаг вперёд, через руку меня перебрасывает, за ноги подхватывает, стан мой гнёт. И где подлец такой научился? Может не только розовое пироженко облизывает, но и с темными девами дела какие имел?

Я подавила в себе вспышку гнева и отдалась движению.

Как раз участились ритмы музыки — и Дамир задвигался в такт, закружил как вихрь, аж заколки из причёски вылетать стали. Но я внакладе не остаюсь — то рукой по груди веду, то за спину широкую обхватываю, то в волосы его вцепляюсь, от чего глаза маговские еще сильнее сверкают, жидким огнем наполняются.

У темных такие танцы в древности были первой проверкой будущих партнёров — справится ли, будет ли так же страстно действовать, как смотреть? А сейчас просто танец считается, да сущности то не изменишь.

И я от души отдалась этому действу, уважая вкусы своих предков

Но вот музыка закончилась. А маг то вцепился — не оторвёшь, дышит тяжело, прижимает. Ну я вывернулась, пару раз каблучком наступила, чтобы отпустил. Спокойно, как ни в чем не бывало, наклонила прощально голову и пошла, степенно села на своё место. Хотя внутри меня бушевала буря.

На аплодисменты осторожные внимания не обращала, да возбужденного мужчину не жалела. Хотел бы поговорить — так отозвал бы, зачем изворачиваться? А теперь пусть сам думает, значит ли всё это что-нибудь, или померещилось.

А я думать не буду. Хотя пометочку себе поставила — с невестой я его сегодня не видела.

Главный Маг мерил шагами свой кабинет, покоя не зная. И злился пуще прежнего.

Да что же происходит то? Сначала он думал Руслана — дурочка неумелая, потом понял что силы в ней немерено, потом что и вовсе она Ведающая, да такая, что раз в сто лет рождаются! Ловец Снов она оказалась!

А теперь? Кто теперь то она, кем считать её? Пресветлый только смеется на вопросы, но он и так видит — непроста девочка оказалась. С повелителями обоих миров, судя по всему, знакомая и лицо их доверенное.

Как подступиться то теперь к ней? Как теперь общаться? Да позволено ли? А отчего не дозволено! Он и сам рода высшего, при должности одной из самых уважаемых во всех мирах. Боятся его ведь, и завидуют, и уважают — это она только с самого начала по другому смотрела.

Ах как смотрела! Как уста свои сахарные открывала!

Сам он все испортил, знает. А как объяснить — не знает. Ну, может и знает, но ведь не дает объясниться то! Ни слова не выслушала, всему поверила, исчезла и теперь смотрит холодно.

А еще обида на нее в сердце сидит — испугался он очень, когда пропала. Как тогда, когда нежить своими же ручками успокаивала она, да его тащила и лечила, все свои силы отдавая. Испугался также сильно как тогда, на морском обрыве, когда стояла она тоненькая, маленькая, и не гнулась под силой великой. Как упала к нему на руки, испугался он еще сильнее — вдруг не выживет? А потом выжила — и исчезла без объяснений.

И вот за испуг этот бесконечный и злился Дамир. Потому что не привык он ничего боятся! Так и называли его за глаза — Ледяной Маг. Никогда ни за кого не переживал — с семьей отношения сдержанные были, друзья все самостоятельные — из жалости в друзьях никого не держал, не покровительствовал. Свою семью не создал еще, что бы там эта дурочка не думала.

А теперь в его сердце страх поселился за самое близкое создание в этих мирах. Которое его избегает.

Тяжко ему эти чувства давались… Очень тяжко. Как будто сердце до того не жило — билось только безжизненно. А теперь кровью налилось и болело все время…

Нахмурился маг. Не отступится он! Поговорит с девушкой — а если надо, много раз поговорит.

Вернет он свою Руслану поближе к сердцу и то болеть перестанет.

Глава 13

Ночь плохо прошла. Опять проснулась переполненная ненависти, заплаканная и несчастная.

Мучили меня кошмары эти жуткие. Сколько уже ночей не сплю почти?

Вьет то веревочки проклятущий. Что удумал, непонятно пока, но опять последствия вижу страшные; сны его читаю — жестокие сны. Смертельные, ненавистью отравленные лютой. И я там есть, кровью залитая. И Маг Главный.

Оттого еще больше мне хочется от него отдалиться — неужто общее наше с ним дело приведет к его погибели?

Сидела на кровати обессиленная — как тяжко то! И ведь пока не могу ниточки ухватить, кроме одной — в Светлом Королевстве злодей. Всё еще здесь. И злодеяния его опять с королевством связаны. И пусть уже не сможет он сам мир разрушить, но сколько людей добрых и недобрых перебьет еще, ежели не остановить его?

В дверь поскреблись.

— Заходите, — позвала я охранителей.

Кто еще мог меня почувствовать?

Вслед за ними и Советник пробрался, и Радомир Премудрый. Пресветлый меня по голове гладит, а Милатор с Кириллом чуть ли не слезы льют — да только никто помочь не может. Что они могут сделать против снов то? Моя это ноша, ни с кем не разделить, а сон — трава на Ловцов не действует.

— Бледненькая моя, круги под глазами черные… Что ж за напасть то такая! Директор то уже людей во все концы отправил, двуликие сквозь грани по областям и селам рыщут — найдем мы его Русланочка! Не навредит он, поверь. А если не найдем сразу — так внимание своими действиями привлечем. Уже привлекли.

— Что доносят? — спросила я устало.

— Бурлит столица. Скоро слухи о том, что два мира, светлый и темный, объединятся, для чего посольство и прибыло, до самых до окраин дойдут. Глупцы ведь, — фыркнул Правитель — Чтобы мы с Безудержным объединились? Никогда не будет того! Но план хороший придумали. Мы где надо подогреем, что надо шепнем — вот и будут из уст в уста рассказы страшные передавать, что силы то объединенные сразу на врагов напустят на тех, что мешали жить обоим мирам. Проклятый Рока, на это глядя, обеспокоится, забегает, проявит себя. И вот еще что… Совещание я назначил, важное. Правители то хорошо, конечно, но и остальные силы нам надобны. Так что и Верховную позвал, и Мага Главного, пусть и злишься ты на него, и Воеводу нашего. Не обойтись без них, ты не ругайся только.

— Да не буду я ругаться. Дела личные сейчас надо отложить — важнее есть дела, Королевство опять спасать.

— Руся, я что еще хотел… Так и не понял ведь, ты почему с Дамиром Всеславовичем так неприветлива? Поговорила бы.

— Не о чем нам с ним разговаривать, — буркнула я, голову отвернула и давай косу расплетать, после сна растрепанную.

— Ох Руся, сердиться — это, конечно, дело для молодых привычное, но может и ты не разобралась в ситуации? Не помню я, чтобы мне кто о скорой свадьбе сообщал; а свадьба мага все-таки дело такое, важное, чтобы я пропустил.

Я внимательно посмотрела на него и вздохнула. Ну не соврал же мне Гаврилович? И глаза Дамира тоже соврать не могли — раз чувствовал себя виноватым, значит было там, за что виниться. Но ведь и Премудрому не просто так имя дала народная молва.

Кивнула согласно — поговорю вроде, но потом — всех выгнала из покоев, а сама собираться начала. В брюки облегающие нарядилась, камзол по мужскому крою, сапоги высокие да рубашку с белоснежным шейным платком. С косами вернувшиеся Милатор и Кирилл справились — уж на что они возле меня девицами годами ошивались, получше многих барышень прически делали. Вот и сейчас обвили несколькими прядями голову, прихотливой вязью затылок украсили, так что даже я залюбовалась.

Осмотрела себя внимательно и кивнула:

— Пойдем.

На королевском завтраке кроме лиц знакомых — того же Мага, на меня смотревшего и хмурившегося, Советника Темного и Пресветлого Правителя еще несколько человек присутствовало. Всё больше мужчины, из числа приближенных к королю. На меня те смотрели настороженно, заговаривали только лишь о погоде да столичных красотах и явно не знали, как вести себя — Радомир то ни о чем их в известность не ставил.

После завтрака ко мне Дамир подошел. Вот, может то самое время, чтобы поговорить?

Но тот меня опередил и весь настрой слетел, как пух под порывом ветра.

— Разве можно в таких… таких нарядах по дворцу ходить?! — прошипел Дамир Всеславович на мои брюки показывая — Срам какой! Все облегают, ничего не скрывают…

Рот мой от удивления открылся. Что за злобная оса его укусила?

— Дамир Всеславович, позвольте… А вы не забываетесь?

— Позволь.

— Что?

— Давно уже на «ты» договорились!

— Со своей невестой на «ты» будете, — окончательно я разозлилась — А ко мне, кроме как «госпожа посол» обращаться не смейте!

— Ах «госпожа посол»?! — завращал глазами бешено, да руки потянул. Никак удушить хочет? Тут то возле меня охранители выросли, как грибы после летнего дождичка, да недвусмысленно руки свои на мечи положили.

Дамир на меня зыркнул обиженно, развернулся и пошел прочь.

Ну и что это было то?

— Нет, этому не бывать, — заявили в один голос Верховная и Главный Маг, услышав мое предложение.

Главный Прокурор и Воевода, напротив, сочли его весьма действенным.

Все посмотрели на Правителя, но тот лишь плечами пожал:

— Помимо меня еще вершители есть, а если каждого слушать, так и вовсе ничего не сделаем, только и будем что обсуждать и прикидывать. Но Руслана, это действительно очень опасно. Я понимаю, конечно, что на Ловца и Проклятый Рока бежит, но отправлять тебя в ледяные пустоши, якобы по делу важному, да еще и одну, прикрытую лишь гранями…

— Вот я и говорю, что нельзя, — сжал губы Главный Маг.

— Да кто вас слушать то будет, — всплеснула я руками и зло на мага посмотрела — Это мое решение и мое право! Проклятый большую часть силы своей растерял и самое время то с ним сразиться — оставим его в покое надолго, так он и воспрянет, вновь сеть свою паучью соткет, глупцов и охочих до наживы заманит и свершит злодеяния то, от которых мне ночью ни сна, ни покоя! Знает ведь, что только я в любой личине его распознаю — значит и надо сделать так, чтоб за мной отправился.

— Я не позволю! — прорычал маг.

— А мне позволение и не нужно ваше!

— Дети! — гаркнул Пресветлый Король так, что стекла задребезжали сильнее, чем у Темного в покоях. Мы присмирели, а он внимательно на нас посмотрел, сощурился и вдруг улыбнулся. Ох не понравилась мне эта улыбочка!

— Прекратите тут разбирательства между собой устраивать. Хватит времени вам разобраться. Значит так, отправитесь в путь вдвоем, — мы с магом недоуменно переглянулись. — За вами, по граням, двуликих посменно направим. Поедете вы, якобы, на знакомство с ведающими — в пустоши нет необходимости тащиться. Верховную никто во дворце не видел, мы ведь с ней… — Радомир кашлянул и покраснел будто, отчего я пришла в полное недоумение — …имеем вроде разночтения страшные. Так вот, для всех Дамир Всеславович решил представителю иной империи показать вотчину Верховной, что творит добро и чудо в Светлом Королевстве, — тут уже Верховная покраснела, и я на нее во все глаза глянула, — Да Посла Темных представить; то будет в рамках нашей легенды. Но мы, к тому же, еще один слух пустим, и, надеюсь, достигнет он, кого надобно. Что Маг то наш в Руслану влюбился и потому и придумал это путешествие, чтобы провести время вдвоем с избранницей. Уверен, Проклятый возможностью вас обоих пришибить не побрезгует.

— Ни за что! — воскликнула я.

— Согласен! — рявкнул Маг со мной одновременно.

— А невеста не обидится? — прошипела прямо в лицо наглое.

— Я разберусь с невестой, не волнуйтесь, Госпожа Посол — ехидно Маг в ответ мне бросил.

Я чуть не ахнула — значит есть, невеста то, не показалось! Но виду не дала, как сердце забилось учащенно — от разочарования и расстройства забилось. Отвернулась и холодно молвила:

— Ну, раз уважаемый Дамир Всеславович проблемы никакой не видит, так и мне не по чину.

Советник посомтрел на нас, головой покачал, но внес предложение первым:

— Все двуликие, что в распоряжении Темного, с вами будут. Подглядывать не станут,

— он подмигнул мне, почему-то — Но пригляд и своевременную помощь обеспечат.

— В замке я буду ждать тебя, с девочками. Проведем ритуал на луну тонкую, юную, что через неделю будет — и полны сил окажемся, если что, на подмогу поспешим, — протянула Верховная задумчиво.

— А мы в граде Сорном укроемся, — подпер кулаком подбородок Воевода — С дружиной верной, не болтливой. Укроемся и амулетами связанными обзаведемся, чтобы быть в курсе ситуации. А как понадобится — на метлах то и домчим, да конями, магией ускоренными, воспользуемся.

— Во все концы пошлю людей своих, — Прокурор встал и размашистыми шагами по комнате прошелся — так ему думалось легче. — Притворятся они крестьянами, да купцами — будут приторговывать и слухи распускать, сведения нужные доносить.

— На Дамира портальный браслет с твоим схожий оденем, — сурово кивнул Светлый Король — И оба усилим, чтобы, если что, могли одним на двоих воспользоваться. А ты, Дамир, во все глаза смотри, — повернулся Повелитель к Магу. — За Русланы рассудительность и внимательность я не волнуюсь, а вот у тебя последнее время по мне так разума и не хватает.

Заскрипел зубами Дамир Всеславович, но лишь голову наклонил

— И имей в виду — продолжил Повелитель — Ты мне, конечно, близок стал, но Руслана

— как внучка. Так что не вздумай девочку обидеть, понял? — и брови сурово нахмурил.

Маг аж покраснел весь, но снова кивнул. А я фыркнула — ну и как еще он меня обидеть сможет, если уже все что можно совершил?

В общем, на том и порешали. И пошла я собираться в путь дорогу.

Глава 14

Дабы не вмешивать кого попало, да не будоражить лишний люд, решено было отбыть на рассвете, когда утренняя заря вот-вот готова была расцветить небушко.

Дамир Всеславович, одетый неприметно, в темный камзол и простые брюки, заправленные в сапоги, только сжал губы, когда увидел меня в похожей одежде. Правда, чуть более роскошной — сделан был мой костюм из замши тончайшей выделки и украшен неброским шитьем.

— Приличия ради, — проскрипел он, отводя взгляд, — вам стоило бы нарядиться в более подобающий для девушки наряд.

— Безопасности для, — пропела я неспешно — мне стоило бы и вовсе надеть кольчугу. Избавьте от ваших предрассудков, господин Маг — путешествовать верхом в широченной юбке совсем мне не хочется. Тем более, что от представителей Темной империи ожидают всяких дикостей. Зачем же разочаровывать народ?

Дамир Вселавович, понятное дело, лишь зубами поскрипел. И чего ему мои покровы не нравятся?

Я пожала плечами и отвернулась. Странности его мне без надобности. Пусть невеста с ними разбирается. Как и всегда, при мысли о невесте сердечко екнуло. Но, как и прежде, отбросила прочь всяческие печали. Не время для них. И не наступит, скорее всего, это время.

Из скрытности, провожать нас никто не стал — накануне все подробности выяснили. Лишь слуги самые приближенные вышли. Двуликие же, понятно, вперед нас рванули по граням к условленным вехам.

Я села на предоставленную кобылку, к которой уже приладили сундук мой дорожный, и чуть поморщилась. Возможность провести неделю наедине с предателем, да еще и верхом, меня совсем не прельщала. Единственная надежда была на то, что утомительное путешествие, которое нам предстояло, будет столь утомительным, что ночи я проведу без снов и страданий.

Молча мы покинули Пресветлую столицу и двинулись на север, по широкой, ухоженной дороге.

Неспешная рысь, да деревенские пейзажи располагали к задушевным разговорам, но я молчала, впрочем, как и Дамир Всеславович. Маг был погружен в свои думы, лишь время от времени бросал на меня взгляды настороженные, да пару раз порывался сказать что, но я делала вид, что не замечаю его намерений.

Мы проезжали небольшие деревеньки, полные жизни и улыбчивых жителей. Все были заняты делом — скотиной занимались, да огородами; торговал кто-то, а кто и за покупками бегал, за детьми присматривал. Из кузниц звон раздавался за много верст; деревья плодовые под тяжестью фруктов наливных, да спелых до самой земли склонялись. Под безоблачным то небом и управлением грамотным, хорошо и привольно было жителям Светлого Королевства.

Я вздохнула.

Все, что в моих силах сделаю, чтобы так и оставалось.

— Руслана… — вдруг сказал мой спутник и я резко развернулась, недоуменно подняв бровь.

— Что, уже не могу так и звать то? — вскипел маг моментально, глядя на мое выражение лица.

— Можете, — буркнула я, подумав, что не пристало из-за такой ерунды сейчас гневаться, тем более, что путь нам предстоит неблизкий.

— Как так получилось, что вы воспитанницей Верховной стали? — а «вы» через силу то прозвучало.

— А что делать было то? — я пожала плечами, не пытаясь уже скрыть подробности — Силу ведающей во мне сразу почуяли, пусть и странно то было для Империи Темной; и Верховную призвали на проверку, та и подтвердила. А уж то, что Ловец я оказалась, так позже обнаружилось. Лишь теперь объяснение то нашлось, когда понятно стало, что Проклятый Рока, из равновесия, у Светлых появился. И ведь мог бы жить и силы своей не знать — или из страха, или от семьи хорошей не использовать. Но судьба его, видимо, непроста была, вот и пестовал он в себе злость и ненависть, да жажду власти. А моя сила пропорционально росла, крепла.

Дамир удивился так, что даже лошадь свою гнедую придержал:

— Так что же это получается, не будь намерений у него самых гнусных, и твоя бы сущность не развилась в такой степени?

— Так и получается, — ответила спокойно, сделав вид, что не обратила внимания на панибратство.

— Уж столько, вроде бы, жил, столько знал — а не догадывался, что гармония то на противостоянии да взаимной любви темного и светлого и всего, что они порождают, держится…

— Так все и происходит. И зло, в итоге, возвращается. Как и предательства гадкие вернутся, пусть позже, — сказала и ехидно на мага посмотрела.

Тот аж вскинулся весь, кулаки сжал, покраснел и рот раскрыл в намерении высказаться.

— Дамир Всеславович, пресветлый вы наш! — вдруг крикнули откуда-то из под копыт и мы с магом резко замолчали и остановились.

Небольшое село — не село даже, так, хуторок на несколько домов — мимо которого мы в этот момент тихонько ехали, расположилось справа от основного тракта. Оттуда к нам и прибежал небольшой, весь какой-то округлый мужичок в простой подпоясанной рубахе с закатанными рукавами, да холщовых штанах.

— А я иду, значит, к соседу, и вдруг вижу — спаситель наш едет, родненький, по делам важным, наверняка! Но медленно едет, видать, не торопится. Ну как тут не побежать, не остановить то! — мужик деловито и споро лошадок подхватил, да, улыбаясь щербатым ртом, показал в сторону одного из домов, — Прошу вас, не откажитесь, зайдите к нам отобедать! Ведь время то самое для еды предназначенное, а дальше по дороге лес да поля кругом, нескоро вам пристанище встретится. А супружница то моя как раз похлебку сытную приготовила, да хлеба напекла — прошу, вам понравится!

Я с удивлением на мага светлого посмотрела — что за знакомцы странные? Дамир то впечатление жителя столичного производил, от простых людей далекого; а тут и спаситель, и родненький. И не сопротивляется вроде, даже улыбнулся чуть, отчего отстраненное лицо его стало открытым и даже дружелюбным. Да уж, совсем я, оказывается, про него ничего и не знаю.

Так мы быстро оказались в светлом, бревенчатом доме, и были сытно накормлены и напоены, разве что спать не уложены — тут уж и я, и маг воспротивились. По отдельным фразам, да благодарному лепету, поняла, что с полгода назад проезжавший мимо Дамир поручение отложил своё и спас младшее дитя наших неожиданных хозяев. Спас от странной хвори, когда ни ведьмы, ни знахари не могли помочь. Муж с женой нам вкусности подкладывали, да благодарили снова и снова, что сам великий и светлый снизошел до них.

Мой спутник выглядел весьма смущенным, а я, против воли, улыбалась. Добрые дела находили самый сильный отклик в душе моей. И как бы ни поступил со мной он предательски, но то, что силен, отчаян и смел — вон как меня спасать бросился тогда, на обрыве — да еще и добр к окружающим, делало Дамира и в самом деле светлым.

Снова мы в путь отправились. Оба молчаливые — не хотелось мне ни споров, ни ссор сейчас. Удивительно уютное чувство где-то у меня в глубине поселилось, что я даже на пару мгновений забылась, зачем я еду и что нас связывает с человеком, что рядом находится. Представлялось мне, что путешествую не по делу, а по желанию, да с человеком любимым и верным. И что впереди у нас только хорошее.

Вот так, в задумчивости, мы приехали на развилку. Сначала от тракта свернули, на дорогу чистую, широкую, но уже не главную. А потом и вовсе на распутье оказались трех дорог, что вели от камня огромного. Слышала я о камне этом магическом, но чтобы увидеть — впервые получилось.

— Камень — часть земель, что тянутся во все стороны отсюда. Доколе чувствует происходящее — неведомо. Стоит здесь с незапамятных времен, и как ни пытались понять, что он такое — так и не смогли. Одно лишь распознали — как дерево он корнями проник на дали дальние. И что происходит на дорогах, сюда и пишет. Вот только беда в том, что пишет то иносказательно и все время разное.

— Это как же?

— Да вот, смотри.

Глянула я и ахнула.

На камне слова появлялись живые — завитками изгибались, листьями притворялись. Да что ни слово, то чудное, что ни указание — непонятное. Вот промелькнуло про дорогу правую, что широка и светла она, словно река. И тут же, с ехидцею — уж как я могла понять это по буквам, не знаю, но уж больно ехидные буквы были то! — что в реке и утонуть можно. Про среднюю дорогу было сказано, что верная она лишь для тех, кто с верою. Ну а про ту, что налево ведет, было кратко написано — «Попадешь, куда надобно, и без магии справишься».

— А на самом деле то как действовать, чтобы к ведающим двинуться? Уж не поверю, что карт нет, на которых эти дороги указаны.

— Да есть все, конечно, — маг досадливо поморщился, — можно было и по тракту ехать, но в два раза дольше пришлось бы. А эти все пути укороченные, малолюдные, проходимые. Условлено было с правителем, что по ним поедем, уж больно заманчиво будет выглядеть наше одиночество.

— Ты недоволен будто.

Дамир вдруг улыбнулся во весь рот и подмигнул.

— С чего это? — я удивилась.

— Перестала меня, что чужака кликать, вот я и радуюсь.

— На большее и не рассчитывай, — я насупилась.

— Не буду, — продолжил свои усмешки маг, — Ну что, какую выберем? По любой пойти можно, но от случайностей спасения и нам не будет. Где преграда водная возникнет, где еще какая сложность…

— Так может, стоит левой воспользоваться? Она легкая самая, наверное, раз без магии справиться сможем.

— Может и стоит. Вот тольковсегда ли мы до конца уверены, чего хотим и куда нам надобно? — спросил Дамир Всеславович и на меня посмотрел испытующе. А я смутилась отчего то.

Ну что за маг? Душ девичьих кудесник, не иначе.

С завидным согласием решили мы рискнуть и отправиться по левой, хоть вдалеке в той стороне и темнел лес дремучий, о котором маг не знал ничего. Чего боятся то нам подобным в центре Пресветлого Королевства? Тем более, что и двуликие по граням поддержат, и дружина в условной точке ждет.

Солнце садилось все ниже, и в лес мы вступили уже в сумерках. Вступили, будто сквозь преграду защитную проникли. Я нахмурилась и кобылку свою придержала. Перебрала структуры знакомые, задумалась, но ничего плохого не почувствовала. Кроме, разве что, желания отдохнуть, наконец. Я уже едва в седле держалась, и то, благодаря силе магической, верно мне служащей. Но и эти силы на исходе были. Так что мы до ближайшей поляны добрались и Дамир за обустройство ночлега принялся — костер развел, шалаш и постель удобную из лапника да травы жухлой соорудил, и за водой пошел — все без магии. Ему не впервой было таким заниматься и даже в удовольствие. Я, конечно, как ведающая, лес чувствовать могла и жить в нем сподобилось бы и одна, но такая расторопность даже мне была в диковинку.

Но вопросов я не задавала — вот еще! И так сблизились до неприличия.

Тут мое внимание привлекло дерево, под которым мы сидели. Дерево многолиственное, яркое, полное наливных яблочек. Я обрадовалась — вот и мой вклад будет в наше здесь пребывание. Первые плоды, правда, высоковато были, но по деревьям я умела лазить не хуже деревенских мальчишек.

С легкостью запрыгнула на нижнюю, толстую ветвь и вскарабкалась повыше, там где яблоки покраснее были, солнцем обласканные.

— Руслана! — вдруг окликнули меня резким голосом.

Я испуганно дернулась, руками всплеснула, да полетела вниз — с высоты малой, конечно, но неприятной.

Только до земли мне долететь не дали, на руки крепкие подхватили и сердито молвили:

— Неужто и обождать не могла, обязательно было лезть куда!

— Да если бы не крики твои, так ничего и не случилось бы! — не менее сердито я отвечала.

А маг вдруг подобрался весь, глазами зыкнул, и, вместо того, чтобы дальше спорить, с рук меня не снимая, наклонился и уста свои к моим прижал, да так плотно, что и не избежишь поцелуя то.

Но то лишь в первое мгновение избежать хотелось, а потом я обо всем позабыла и за шею обняла его. В голове сделалось пусто и звонко, в сердце — горячо, а в душе радостно, оттого, как бережно держал меня Дамир Всеславович, как крепко прижимал, как пил дыхание мое и свое отдавал в обмен, вкупе с нежностью невероятной.

— Кхе, кхе, — вдруг послышалось сзади, — я то думал, биться придется, а они нас даже и не заметили. Ну не обидно ли, а?

Глава 15

Девица в рубахе порванной, будто ничего не видя, не ведая происходящего, идет босая, пошатываясь, по обагренной кровью траве. Волосы её смешались с землей, глиной и листьями. Лицо исцарапано, глаза смотрят безумно.

Раздается странный звук и девица, вздрогнув, останавливается.

Снова странный звук. Стон? Она с опаской, медленно-медленно поворачивает голову, смотрит туда, откуда стон раздался, будто только начинает осознавать, что происходит. И тут же руки к лицу прижимает, прикрывая открытый в ужасе рот.

Увидела, кто стонал. Человек, залитый кровью. На таком же человеке лежащий, только тот, что снизу, уже не может ни стонать, ни говорить.

Мертв потому что.

Та, что когда-то можно было назвать красавицей, все смотрит и смотрит, оборачиваясь, на картину страшную, дикую, никогда до сих пор невозможную — тела, много тел, вся раздерганные, расхристанные, разбросанные по сырой земле, по камням, не по людски разбросанные.

Неживые.

Тут уж сердечко ноет от картины этой, перекрывает горло так, что ни один вздох невозможно сделать. Схватывается она за сердце, уговаривая, чтобы не болело. Схватывается, да чувствует, что пальцы её мокрыми делаются.

Опускает глаза и видит, как на её когда-то белоснежной рубахе, в районе груди, распускается красное пятно…

Я с хрипом очнулась и забилась в путах, горяченных кандалах, сжавших мои плечи, талию, руки. Затрепетала, что пойманная в силки птица, застонала, что ветер в горах. И тут только осознала, что крепко меня маг Светлый держит; держит, к телу живому, горячему да надежному прижимает, покачивает, слова добрые, успокаивающие шепчет, волосы целует, увещевает:

— Тише, тише Русланочка, это сон, всего лишь кошмар жуткий, все, нет его, убежал, исчез и не вернется, не будет мою красавицу мучить.

Замерла на мгновение, как струна натянутая, а потом обмякла, уверовав, что все закончилось, неправда всё это — видение. От облегчения, от отсрочки разрыдалась я, с всхлипами громкими, некрасивыми; уткнулась в грудь Дамира, вжалась в руки его, пальцами в рукава камзола вцепилась.

Да, видение возможное, в будущем, но его еще предотвратить получиться может. Знать бы только, где трава та растет, где девица та ходит, чье лицо, незнакомое мне, я хорошо рассмотрела.

Что-то ударило в мою спину.

Рыдания были прерваны самым неприятным образом — вонючей костью, запущенной злой рукой. И тут же еще пару огрызков полетели.

— Тихо там, гаденыши! Спать мешаете.

Маг рыкнул, развернул меня, чтобы прикрыть от отбросов, чем невольно пошевелил клетку нашу, подвешенную на пару метров над землей. Клетка заскрипела, растревоженная, и уже несколько голосов на все лады ругаться начали на пленников.

Мы затихли и маг еще плотнее меня к себе прижал, по голове успокаивающе начал гладить, а сам кипел прям ощутимо. Да только что мы могли сделать? Ведь попали в Лес Блуждающий, о котором только слышать могли, но все думали, что сказки это, да наговор.

Лес этот, по всему континенту бродящий, порожденный силами древними, проклятиями странными, мог быть обнаружен где угодно; и скрывались в нем, как оказалось, разбойники лютые, что ловили нерадивых путешественников. И ведь чуяла я что-то странное, когда входила сюда! Да только не распознала сразу — то была потеря сил магических, умений. Нет, всё при мне оставалось, как и у Дамира Всеславовича, да только именно что при мне, внутри — ни малейших действий мы в лесу этом не могли осуществить. Да грани здесь тоже не существовали, так что на помощь рассчитывать не приходилось; и структур менять или видеть я не могла; и магию никакую не мог призвать спутник мой.

По иронии лишь одно со мной осталось — кошмары.

И ведь вот глупость какая — планировали Проклятого на живца взять, а сами в ловушку угодили, не для нас конкретно предназначенную, но такую, что и непонятно как выбраться.

И обидно то как! Я, конечно, разными приемами владела, не одним ведением сильна была, да вот только что мне до умений моих, ежели заперты, как звери. Дамир Всеславович злился больше меня. Сжимал и разжимал кулаки, не забывал при этом меня придерживать и молчаливо на головы разбойников посылать ругательства.

Те то взяли нас, как юньцов неопытных, без всякого сопротивления — и нас, и лошадок наших, и припасы. В клетку посадили, а сами пьянствовать да бесчинствовать начали — утром, сказали, разберутся, что делать с нами.

Вот и шла эта длинная ночь; длинная да дурными предчувствиями наполненная.

Главарь, подщуривши один глаз, да пережевывая чуть выпяченную нижнюю губу, смотрел на нас, из клетки выкинутых, и о чем-то думал.

И без магии всякой было понятно, что мысли дурные, ничего нам хорошего не дающие. Да и сброд разномастный, вокруг того собравшийся, — было там порядка двадцати то ли людей, то ли уже нелюдей — гадко подхихикивал да ручки потирал.

Все они одеты были престранно — не как воины или нищие, а как будто дорвавшиеся до дорогих тряпок крестьяне: все невпопад, не по размеру и не по цветам, зато по единому умыслу: чем больше — тем лучше. Чем богаче — тем краше. Ярче всего, конечно, был самый главный разбойник наряжен: на голове тюрбан блестящий из дорогого шелка, правда, местами уже порванного, грязного. Неопрятную бороду украшали бусины вперемешку с остатками пищи. Белая когда-то рубаха с золотым шитьем выглядывала сразу из-под двух камзолов, разным сословиям принадлежащим. На штанах тряпка намотана какая-то бархатная, с оторочкой пушной — по-видимости, из плаща переделанного. Ну и сапоги добротные, да не ухоженные, не чищенные, довершали картину.

Я старалась не думать, откуда взялась у них вся эта одежда, но не думать не получалось.

— Ну что, птички… Что же делать то мне с вами?

— Отпустить? — тут же вскинулась я, а разбойники лютые так и грохнули. Хохот еще долго стоял.

— Наглая. Люблю таких… объезжать. Моей сперва будешь, а потом и дружкам своим отдам.

Маг рядом со мной зло выдохнул, а я обмерла.

Это что же он… Это про что же он? Как девку подзаборную оприходовать собрался? Ощерилась зло и руки в кулаки стиснула:

— Ты попробуй подойди только, злыдень. Зубами горло перегрызу, ногтями сердце выну. Пусть не оставили вы нам ни шанса, ни возможностей, но участи такой не позволю случиться — прошипела прямо в рожу мерзкую.

Да только тому угрозы, что об стенку горох. Стоит себе, гогочет:

— Ой воинственная! Ну ну, посмотрим, как запоешь ты после — не зря же мы и кандалы тут имеем, и приспособления всякие. Не доберешься ты ни зубами, ни когтями, а потом и вовсе не захочешь… Но повеселила! Ох и давно девки то к нам не забредали, уж и не вспомню, когда последний раз. Вот потеха будет нам всем на пару недель.

— А я ведь другое предложить могу, — осторожно начал Дамир Всеславович, чуть умерив свое бешенство. Я глаза скосила — дрожит весь, но слово молвит спокойно, весомо; будто надеясь на что-то, — Золото, богатства, из леса выход — в каком угодно месте вас поселим, ежели отпустите. Вы не смотрите, что одеты мы скромно — возможностей у нас во всех мирах хватит. Девчонку отправите на опушку, а меня в заложниках подержите — и все получите, что хотите, то потребуете!

Разбойники зашумели, загомонили, а я дыхание затаила — неужто получится?

— А чего это мы тебе верить должны? — наклонил голову предводитель.

— Клянусь всеми Светлыми силами, — процедил маг.

— Хм… — задумался мужик то. Всерьез задумался, а потом встрепенулся, что ворона, и рубанул, — Нет. Мы то люди простые… Давно уже здесь живем, всем довольны — скучно, правда, бывает, но и с этим примирились. Из леса выходить то опасно, но здесь, уж за столько лет, что мы кукуем, своим все стало; здесь мы сила единственная. Живем здесь и помрем, остальное без надобности. Нам хватает и того, что так просто забредает. А что там… Пусть тамошним и достается. Так что лошадок и припасы мы взяли уже, золото нам без надобности. Как и ты, нам не нужен, воевода…. А вот девка хороша — нас такая порадует.

Сказал, и своими лапищами ко мне потянулся.

Дамир отпрыгнул, меня тоже дернул и за спину поставил.

— До последнего биться буду, её не отдам! — прошипел он.

— Так тебя быстро стрела то успокоит, — хохотнул разбойник.

— За ним пойду, — зло сказала я. Уж как бы ни думала я о Дамире, что бы ни предполагала, да только никакие мысли и доводы разума с чувствами не в состоянии справиться. Как я жить без него буду? Полюбился мне, несмотря на споры и ссоры. Несмотря на ложь и невесту. Полюбился так, что свет не мил мне будет, ежели умрет.

— А вот это без надобности, — нахмурился главарь и тут же просиял — Погодите ка, я вот что придумал. Ежели поклянешься, что мила будешь со всеми нами, добра и ласкова, отпустим мы твоего полюбовничка то — веревками перевяжем и отпустим, на край леса отведем. Тот к вечеру как раз в другом месте будет — не более суток то держится, закрепленный, а потом сбегает всегда, как от преследователя.

— Ни за что… — сказал Дамир и выругался долго и витиевато.

— Я согласна, — стиснув зубы, молвила.

— Руслана, — в голосе у мага слышалось настоящее отчаяние, — я не позволю…

— То шанс для тебя, — горько мне было, но что толку, если оба умрем, — для тебя и для всех королевств. Я верю, что придет к тебе Проклятый и ты сможешь с ним справиться, с помощью Верховной сможешь. А ежели останемся, так оба сгинем. А вслед за нами и мира кусок целый.

— Да что мне мир без тебя! Да неужто не поняла ты, за все это время, что ты и есть мой мир! — и такое в его голосе было отчаяние и любовь, что слезы сами полились у меня из глаз.

— Попробуешь найти потом меня… то, что останется, — шепнула я обреченно и сделала шаг вперед, прямо к протянутым ко мне грязным рукам и глумливым улыбкам. Ну а что делать то было? Ведь это и вправду шанс единственный.

Сзади меня взвыли и вдруг скрежет раздался, да треск. Я обернулась и широко распахнула глаза. Дамир извернулся, подпрыгнул, за клеть ухватился, что над ним была, качнулся резко и перебрался на дерево. А там уже сук толстый схватил — и когда успел заготовить то? — и вдруг по ветке пробежал и прыгнул, прямо на головы стоящих разбойников. Так первому, кто под ним оказался, кажется, шею то и сломал. И пока не очнулись окружавшие его нелюди, принялся дубиной махать, кости да лица кромсать.

Ну и я внакладе не осталась.

Как увидела, что решился все-таки маг жизнь свою продать подороже, дурак такой, поняла — что бы я ни делала, его не отпустят уже. А значит единственный выход — бороться вместе с ним до самого конца.

Всхлипнула, кинжал у близстоящего вытянула и в бок его же воткнула. И тут же отскочила, угрожающе размахивая оружием.

Ох, как и смешалось все вокруг. И ко мне прыгали, и от меня. К деревьям бежала, пряталась и от них же отскакивала, пытаясь достать противника. И за Дамиром краем глаза следила. Тот дубину отбросил, сам мечом обзавелся и крушил, кромсал всех кто вокруг. Да только много их было, слишком много. Меня, девчонку неопытную, особо не трогали — по-видимому, все так же и рассчитывали позабавиться. А на него всей сворой кинулись, ощерив пики и сабли, что клыки; расправив сети; луки выставив. Луком они его первым делом и взяли. Вонзилась стрела прямо в спину; повернулся маг неловко, да тут его мечом и достали, в живот воткнули. На спину повалили, бить, колоть начали. Завизжала я неверяще, вперед бросилась, на спину ближайшую прыгнула, да только отбросили меня, что собачонку.

Но я не успокаивалась, наскакивать продолжала — нельзя было останавливаться, невозможно!

И вдруг что-то изменилось.

Какая-то неведомая сила смерчем разбрасывать разбойников повадилась. Витязи высокие — много их было или мало, неведомо мне — со всех сторон появились, на разбойников бросились, мигом их раскидали. Кого и убили тут же, на месте, одним движением перерезав горло, а то и вовсе головы свернули, что курям — двуликие силой обладали немереной. Кого оглушили, скрутили. Я не присматривалась, подбежала, подобралась к Дамиру и на колени перед ним рухнула. Глаза его закатились, посерело лицо, а из ран страшных, печатью смерти клейменных, кровь лилась с отвратительным бульканьем.

— Прости нас, Ведающая… — хрипло прошептал незнакомый двуликий, что подошел и рядом на колени опустился, — Мы вас возле камня потеряли. — А лес, что неподалеку на закате растворился, только тогда и признали Блуждающим, когда в мареве исчез. Всю ночь искали его, без устали, все утро бежали по вашему следу, без граней…Прости, что не поспели…

Но я лишь рукой махнула, прерывая.

Не нужны мне были объяснения, когда небо на землю падало.

Глава 16

Как чудо сотворить в лесу без чудес? Никак не возможно.

И потому мы бежали через лес, на опушку; бежали, будто от этого зависела жизнь всего Королевства.

Впрочем, так оно и было.

Обескровленный маг, сознание потерявший, был водружен на носилки, что сделали двуликие из веток да ветхих одеял; я и успела только найти в ближайших кустах медуницу, что кровь останавливала будто заговоренная, да смолу — живицу кедровую, которою я по пальцам растерла да на края ран нанесла. Лес пусть и блуждающий, магию потерявший, но травы и цветы в нем росли сплошь знакомые. И, не найдя более ничего чистого, на лоскутки разорвала свою все еще белую сорочку, которую сдернула с себя, никого не стесняясь, раздевшись до полного обнажения.

Все то время, что витязи дела заканчивали, я стрелу тянула, раны перевязывала, травами обкладывала, прикрывала, мазала и говорила, говорила, пусть маг и не слышал меня вовсе. Про все подряд говорила: про детство свое рассказывала, про то, как люблю его, про злость на предательство; про то, что происходило вокруг — как разбойничье логово жгли и ворошили, а оставшихся в живых разбойников уводили, чтобы отдать под суд людей добрых. И те, думаю, будут настолько добры, что просто их повесят.

— Вот открыл бы ты очи свои, Дамир, и меня рассмотрел бы полностью, — уж и до глупостей добралась, поливая солеными слезами тряпки, кровью моментально пропитавшиеся — А то другие рассмотрели, а ты — нет. Вот приходи в себя и рычи на меня за это. И за то, что ослушалась тебя. За все рычи, только молчать не надо.

Но гадкий маг молчал и глаз не открывал.

Лишь стонал иногда в беспамятстве, пока несли мы его через лес, изо всех сил несли.

Никогда я так не бегала, как в этот раз. Не разбирая дороги — двуликие вели чутьем своим звериным, от магии не зависящим — не глядя под ноги, не обращая внимания на ветви, что до синяков и глубоких царапин хлестали меня по лицу. Позабыв про стертые ноги, усталость, боль и жажду.

И гнала от себя ощущение, что поздно все. Не успеем. Спасти не успеем, поговорить не успеем — сгинет все, и маг сгинет, и его чувства.

И сердце мое вместе с ним.

Наконец, выскочили мы на опушку леса, оттащили Дамира подальше и тут же на колени я перед ним рухнула, глаза закрыла и все, что у меня оставалось, все что было в душе, в крови, перед ним раскрыла, в него влила. В структуры телесные рухнула, и ведение мое, что рыбка золотая в сетях, забилось, заколотилось от боли, от темноты и страданий любимого. Но стиснув зубы, я пила эту боль и ниточку за ниточкой, капельку за капелькой, волокнами и частичками восстанавливала телесные повреждения, что практически унесли жизнь мужчины. Наполняла его легкие воздухом, заставляла сердце биться, кровушку животворящую нести по обновленным сосудам; плоть и кожу срастаться заставляла. И молила, молила все силы существующие, все судьбы верующие, чтобы живым он остался. Для меня ли, не для меня — не важно.

Лишь бы жил и продолжал держать мое небо.

И когда почувствовала, что задышал он сам, что не осталось смертельных ран, что силы его огнем по венам потекли, разгорячая конечности, так не сдерживаясь более от усталости и радости, разрыдалась и к груди его прильнула, к устам своими прикоснулась, радуясь происходящему, как ничему прежде.

Но как только на поцелуй мой отвечать стал, потянулся ко мне всем телом, руками, уже крепкими, обнял, я тут же отстранилась и сердито молвила:

— Нет уж, сначала объяснений желаю. Никаких тебе больше поцелуев и спасений, пока не расскажешь мне, наконец, что за невеста у тебя.

Маг откинулся и вздохнул, улыбаясь:

— А когда же за спасение тогда благодарить? За то, что ты такая невероятная? Да разве на смертном одре говорят о чем то ином, кроме как о жизни?

— Ты уже на смертном одре. Хватит слов блудливых. Есть невеста или нет?

Вздохнул маг и виновато, но серьезно на меня посмотрел:

— Нет. Но была. Хотя и не было её…

— Ох, да что ж ты голову мне дуришь! Объяснись по-нормальному, а то оставлю тебя здесь валяться, как бревно срубленное, а сама с двуликими уйду!

— С какими двуликими? — маг огляделся и подмигнул. И я вслед за ним огляделась. И вправду, витязи, из соображений секретности, по граням ушли, спрятались; нам лишь лошадок наших вернули, да припасы.

Я рукой устало махнула и вставать начала. Но Дамир меня придержал:

— Не сердись, Руслана. Прости, что задолжал объяснения то. Я так разозлился сначала, тогда, когда ты исчезла, когда не дала мне ни возможности объясниться, ни записки не оставила, напугала меня, что даже подумать не мог, как рассказать. А потом… Еще раз обозлился, что, оказывается, ничего про себя не поведала. Правды не сказала. И даже вины за собой по этому поводу не чувствовала…

— Чувствовала, — буркнула я и отвернулась — Но не могла по-другому. И нельзя по-другому было — в таких вещах чутье важно, догадки самостоятельные, дабы мир держать в равновесии. Но я потом перед тобой виниться буду. Второй по очереди.

Маг кивнул и продолжил:

— Много раз хотел сказать — но прерывали нас. Да и ты не горела желанием выслушать меня. А я… не привык оправдываться…

— Даже когда надобно?

— Даже когда надобно…Но пусть сейчас наступило самое время. В общем, когда я был еще маленьким, у любимых друзей моих родителей дочка родилась. И, как часто это бывает в Пресветлом Королевстве, желая породниться не только по душе, но еще и по крови, по закону, договорились они, что когда дети подрастут, то поженятся.

— И договор подписали?

— На словах лишь — верили друг другу безоговорочно. И нам, детям, когда мы подросли, об этом сообщили. Нет, не заставляли нас, но подталкивали друг к другу. И так уж получилось, что Орина влюбилась в меня, как могут влюбляться в портрет, художником нарисованный. Никогда не были мы близки особо, но ей то, что и мне, все хорошее рассказывали, да и на балах и встречах прочих поближе подпускали, чтобы привыкали мы друг к другу. Вот и повелось, что считала она меня своим единственным суженым, хоть прочим, к нашим семьям отношения не имеющим, мы так и не представлялись. А я…

Маг замолчал и вздохнул:

— А ты?

— А мне все равно было, понимаешь? Не трогала она моего сердца, да и никто не трогал. Вот и думал я, что никто моему сердцу и не понадобится… и потому протестов особо не высказывал. Ведь все-равно жениться надобно было, род продолжать, так почему же не на подходящей с точки зрения окружающих девице?

Я изумилась:

— А любовь как же?

— А любови, я полагал, не существует, — прошептал маг и вдруг притянул меня к себе, на грудь положил, поморщившись при этом — болели раны то — и в глаза мне пристально посмотрел. Да так посмотрел, что растеклась я по груди по этой, что весенний лед, — А потом, однажды, придя в Прокуратуру по зову дара и долга, спас одну зеленоглазую ведьмочку и понял, насколько я ошибался….

— Я не ведьмочка! — возмутилась.

— Ведающая, Ловец, Госпожа Посол. Как хочешь, могу называть тебя, но чаще все-равно будет «любушка», — и все ярче огонь разгорался в его глазах — Моя вина лишь в том, что потерял я голову и память от одного твоего вида, от разговора, от храбрости и от поцелуев. И не помчался сразу договоренности разрывать, о которых, конечно, уже многие знали. Но знать то знали, да я никогда официального предложения не делал, никогда её не обнадеживал, в любви не признавался и поцелуев не дарил. Орина, конечно, расстроилась и рассердилась, когда я, после твоего исчезновения, с ней поговорил, и с родителями нашими… Пусть не знал я тогда, найду тебя или нет, но быть с ней, после того, как сердце познало что-то настоящее, не смог бы. Она до сих пор меня обвиняет в предательстве и родители её со мной не разговаривают, вот только…

Голос Дамира окончательно стих, но я желала до конца все услышать и чуть подтолкнула его в плечо и он продолжил:

— Неважным оказалось то, что мнилось значительным. Всё вот это — он обвел рукой лес, одеяло, нас, замызганных, как самые последние нищие, обнимающихся, как самые страстные влюбленные, — важно. А то… лишь надуманный призрак истинных вещей.

И тогда, больше не медля и не сомневаясь, я снова к нему прильнула.

Грязные, уставшие, пустые пока от пролитой до самого конца магии, мы двигались на лошадях по дороге, радуясь тому искреннему взаимопониманию, что достигли. Я даже позволила себе мечты девичьи; впрочем, молодой девицей я и являлась.

Дамир Всеславович насвистывал какие-то веселые мотивы и время от времени смотрел на меня так, что я заливалась краской от самой шеи.

Ох, ни опыта ведь у меня, ни знаний, как вести себя в таких ситуациях. Ни ведение, ни заковыристые сложности обоих Дворов и обоих полов, что нередко мне приходилось рассматривать да раздумывать, не могли помочь, когда дело касалось чувств собственных. Оставалось лишь слушать сердце, да смущенно улыбаться.

В какой-то момент маг замер, внимательно, чуть прищурившись, огляделся и осторожно произнес:

— А ведь я знаю, где мы, по итогу, оказались.

Я возмутилась даже:

— А раньше не знал?!

Дамир рассмеялся, весело и легко, будто и взаправду пошутила:

— Прости. Не хотел тебе признаваться в беспомощности и требовать у двуликих ответа. Ты ведь на меня как на героя смотрела…

— Да кто дал бы тебе что-то требовать, — пробормотала я, полностью игнорируя второе высказывание. А то загордится ведь, и на землю не опустишь потом — Ну и где мы? Сильно ли отдалились от цели нашей?

— Напротив, приблизились. Правда, с другой стороны. Тут вот сложность какая — вокруг места не то чтобы глухие, но довольно дикие, без деревень да дворов постоялых. Зато если свернуть вон за те холмы, да проехать немного…

— То что? — поторопила я его.

— Будет мой дом, — кажется, теперь Пресветлый Маг смутился — Поместье родителей, где я детство провел. И, ежели не изменилось ничего за последние дни, отец и мать сейчас там, а не в столице Пресветлой.

Я губу закусила. С одной стороны, хотелось отдохнуть хоть одну ночь в месте достойном, тихом. Восстановиться — а то куда с такими силами идти, не к Проклятому точно. С другой, готовности знакомиться с родителями Дамира у меня не было. А с третьей…

Ох, я и не думала, что бывает третья сторона.

Но именно эта сторона нашептывала мне сейчас, что серьезность то намерений именно так и проверяется.

При том, что в своих намерениях я как раз и не была уверена. Не потому, что любовь не чуяла — напротив, вся этой любовью переполнилась. Но дело важное и для мага опасное все еще ждало впереди. И кто выживет после этого — мне неведомо. Потому как мои видения, что озаряли меня периодически; мои кошмары, что мучили меня постоянно, они ведь не сбылись всё еще. И жуткое это ранение, от разбойников нанесенное, чуть жизнь Дамира не унесшее, и вовсе мною не было предсказано.

Я губы досадливо поджала — ну что за напасть то для любой девицы чувства эти! Ни рассудительности, ни здравых мыслей не оставляли — в голове лишь снегами вьюжили обрывки какие-то, что решений принять совсем не помогали.

Я посмотрела искоса на мага, терпеливо ожидавшего от меня ответа, и вдруг сказала:

— Поехали в твой отчий дом.

И для надежности сказанного кобылку пришпорила.

Только сперва обещание с него взяла, чтобы ни о положении моем, ни о семье ни слова не говорил. Не потому, что боялась чего-то предательского с их стороны. Но потому, что веды подсказывали — должны они были меня принять такую, как увидят. Ни темную, ни светлую; ни богатую, ни бедную.

Поместье и вправду находилось в местах глухих, необжитых. Ну как, необжитых — дома то крестьянские то тут, то там попадались. Поля были ухожены, да урожаи колосились, приятные глазу. Но поселений не было. Поля да травы. В какое то мгновенье мне малодушно захотелось в этой траве полевой спрятаться, там отдохнуть; да поесть какие попадутся ягоды и коренья. Но я в себе это пересилила.

— Руслана, ежели вдруг что не по нраву будет тебе, не терпи, — вдруг огорошил меня маг самой возможностью будущих расстройств — И мать, и отец мною недовольны. И тобою, возможно, недовольны будут. Но я тебя в обиду не дам, так и знай! И пусть почитаю их немерено, но близости не ищу; да и они давно уже в дела мои не вникают. И твои чаяния и радости для меня важнее.

От слов таких аж дух захватило.

Наконец, мы добрались до богатого дома, окруженного многочисленными постройками да кованой оградой. Были здесь и конюшни, и оранжереи, и теплицы разные. И кузницы, мастерские, ткацкие. Много чего было, так и не уловишь. Я впервые подумала, что непросто вести такое хозяйство. Замок моего деда был посреди многолюдных путей да земель; ничем не прикрывался и никого не привечал — дед жил там отшельником и всем огромным домом заведовал один лишь управляющий.

А тут, получается, целый городок.

Я вздохнула, когда мы спешились, и постаралась хоть камзол одернуть. Не так мне бы хотелось предстать перед родными Дамира, но что поделаешь.

Оглядела нас, похожих на пугала, и хихкнула. С такими точно поделать ничего невозможно.

— Ох, как блистала Орина на балу на этом… И ухажеров тьма-тьмущая за ней бегает, а она всё мило улыбается, никого не подпускает близко — верна мечте своей, с детства взлелеяной…

Сладкоречивый голос Катерины Демидовны, что патока, затекал мне в уши и вызывал сильнейшую головную боль. А женщина продолжала говорить, на меня поглядывая с усмешкою ехидной. Уж и знала я, что мне не слишком рады будут, родители Дамира то, но такой неприязни и предположить не могла. И все при том, что представлена была как сотрудница; и мужчина держался со мной степенно, как с человеком посторонним, как я и просила.

Что бы было, если бы догадались они о нашей близости?

Я вздохнула. А была ли близость то? Пусть любовь, пусть осознание, что нужны друг другу, как никто. Но ведь и сами то не понимали, как дальше поступить. И кроме невнятного объяснения о моем появлении и предъявить то нечего было. Потому и язвила Катерина Демидовна, да отмалчивался Всеслав Ратимирович. Люди уважаемые, степенные, гордые в своей красоте, благородстве и довольстве. Вон и дом у них зажиточный, ухоженный и добрый; и сына своего любят, пусть и любовью чуть отстраненной, обязательной, но любят же.

Ну а я кто ему?

Невестой же не назовешь. Да и в их головах невеста другая совсем, пусть и заявил он обратное весьма определенно.

Маг, сидевший рядом, в очередной раз вздохнул, видимо, уже жалея о том, что навестили мы родных то и молвил напряженно:

— Мама, я бы попросил не распространяться…

— Ох ну конечно, куда же мы о личном при людях посторонних то! — воскликнула женщина, будто прозревая и окатила меня еще одной волной прицельного холода.

Дамир зубами заскрипел, а я глаза потупила. Пусть хотелось мне высказать всё, что я думаю о таком гостеприимстве, вот только с детства меня воспитывали, что с другими людьми, особенно старшими, особенно хозяевами, не пререкаются. Да и перед родными мага я робела немного, как любая девица. И одобрения мне хотелось, конечно, безусловного.

Но здесь, похоже, без условностей не обойтись.

Я хмыкнула, себя оглядела — в одежде старой, переданной мне хозяйкой взамен моей испорченной, с простой косой, выглядела я совсем неказисто. Интересно, сменилось бы отношение их, приедь я в карете посольской или даже просто от Правителя Светлого? В роскошном платье да с громким именем? Да с уверенностью в будущем?

Вспышку гнева на очередное высказывание матери я от Дамира больше почуяла, чем увидела. Да и высказывание то, задумавшись, не разобрала. А маг уже привстал, очи, яростно сверкающие, на близких направил. Негоже это — какими бы родители ни были, воевать с ними негоже. Я повторно вздохнула, притворно зевнула и сказала чуть более сонным, чем надобно, голосом:

— Устала сильно. Простите, но я бы хотела удалиться в свою комнату…

— Я провожу. — Голосом резким, злым маг остановил меня и даже не услышал возражений тех, кто за столом сидел.

Мы молча поднялись на третий этаж, в отведенные мне покои, и так же молча Дамир Всеславович ко мне зашел и, снова гневно на меня зыркнув, заговорил:

— Что за игру ты затеяла, Руслана? Зачем терпела подобное обращение и меня терпеть заставила?

— Во-первых, затем чтобы вывести тебя из себя, — я подмигнула. Настроение сразу улучшилось. — А, во-вторых… Дамир, не следует сейчас распространяться обо мне. Мы же молчанием связаны, пусть так и будет. Ну а родители… У меня никаких вот нет, но если брать тех, кого семьей считаю… Не думаю, что дед или Правитель Темный хорошо к тебе отнесутся. Вот тогда и будем квиты.

А сама подумала, что неизвестно еще, доберемся ли мы до представления то моим родственникам.

Маг опешил:

— Это почему еще я им не по нраву буду?

— Ну так ты же никогда не станешь достоин кровинушки то, — я хихикнула, представив реакцию деда.

Маг вздохнул тяжко, покачал головой на мою веселость, а потом сказал уже гораздо терпимее:

— От тебя не отступлюсь, так и знай. И от твоих отобьюсь, и от своих. Потому что вот здесь ты уже, Русенька, — показал он на область сердца. — Внутри поселилась и не выжечь тебя, не вытравить ничем. И потому, — он вдруг встал на одно колено — Я бы хотел сказать…

Но я, прерывая, рядом с ним встала и уста пальчиками запечатала. Не могла ему позволить говорить ничего, хотя внутри все запело от понимания, что происходит. Ведь ответ бы он потребовал, но дурные предчувствия, мною владевшие, не давали мне возможности ответ сейчас давать:

— Вот когда все закончится, ты все скажешь, что хотел.

Маг нахмурился, но кивнул и пальчики мои поцеловал.

А потом к себе прижал, не позволяя большего, будто беспокоясь за сохранность мою и за несдержанность свою — руки то мужские подрагивали и горячи были, что печь в деревенском доме. Мы постояли так немного, и тут уж я, совершенно непритворно, зевнула.

— Ох, Руся, замоталась совсем! И как на ногах держишься то? Ложись скорее спать — раз уж дана нам возможность отдохнуть, надо ею пользоваться.

И захлопотал, что наседка, надо мной.

Ничуть его не стесняясь, я до нижнего платья разделась, в кровать юркнула и со вздохом облегчения глаза закрыла. Длинный день получился — еще на рассвете мы в клетке болтались разбойничьей, а теперь совсем от этого далеки оказались.

Поцеловал меня в лоб маг нежно и я тут же в сон провалилась.

А на рассвете тихонько собрала свои вещи и выскользнула из дома.

Глава 17

Дамир проснулся без настроения. Всю ночь мучили его боли да думы страшные, переживательные.

Надо было в одной комнате с девушкой лечь, может легче было бы, но он приличия соблюдал — не в доме же родительском без причины ночь вместе проводить.

Ох, как он за Руслану переживал, за себя, за счастье их будущее. И не потому, что родители так отнеслись недалеко и неучтиво, а потому, что серьезнее проблемы нерешенные их одолевали. До сих пор не мог понять он, что за дикость тогда, на Совете, придумали совместно? Путешествие это опасное, наживку, сопровождающих, что толком и подсобить не могли.

Как сошли с ума все из-за Проклятого. Лучше бы объединили усилия да отправились по всему Пресветлому Королевству выслеживать — нашли бы злодеюку, унюхали. А вместо того Руслану постоянно подвергают неприятностям: то у разбойников тех, то у его родителей.

От сравнения подобного маг усмехнулся. А что, мама то не лучше главаря себя вела.

Уступит он, конечно, Руслане, не скажет пока ничего, но как время представится, всё они узнают, что о них и поведении их думает. Пусть даже рассорится окончательно, но вставать на пути своего счастья он никому не позволит.

Ни проклятому, ни тем, кто родил его.

И только понимание, что именно благодаря путешествию, у них все заладилось; все тайны раскрылись и думы высказаны были — а ведь могли бродить еще вокруг да около месяцами — только это его и примиряло с происходящим.

Не в том ли задумка была Светлого Короля? Тот ведь хитер, хитрее его разве что Правитель Темный.

Надо бы придумать, чем темных задобрить, чтобы Русю ему отдали без промедления…

Стук в дверь прервал его размышления. Слуга, что в их доме был с незапамятных времен, тихонько проговорил:

— Матушка ваша и отец просят перед завтраком в кабинете навестить. Ждут через полчаса.

Ага, наедине, видать, поговорить хотят. Что ж, раз наедине, выскажет он им много чего — защита там на кабинете от прослушивания стояла, что во дворце правителя. Не то чтобы у отца секреты были особые, но Дамир не зря самым сильным магом в королевстве считался. А на доме родном он и тренировался.

Мужчина привел себя в порядок и вышел из комнаты. Зайти бы к Русе, увидеться, да только она, наверное, проснулась едва и тоже собирается — незачем отвлекать.

Тем не менее зайти хотелось неимоверно. Дамир нахмурился. Чего это он? Через четверть часа ведь встретятся.

С усилием он развернулся и прошел в кабинет, где сидели уже его родители. Как и предполагал, речь пошла — в который раз — об Орине. О недопустимости его поведения. О том, что стары они уже в эти игры играть, что хотят видеть своего единственного сына счастливым и пристроенным.

Дамиру, наконец, надоело это слушать. К тому же странное чувство гнало его выскочить из кабинета и приобнять таки свою любимку.

— Увидите, — рыкнул он так громогласно, что и мать, и отец замерли — И счастливым, и пристроенным. Только сам невесту выберу. А еще про Орину напомните, да мою…сопровождающую хоть словом оскорбите — то последний раз будет, что я в доме этом появлюсь. Вы меня знаете, слов на ветер я не бросаю.

Обомлели от таких слов и отец, и мать; переглянулись беспомощно, да только магу не до их непонимания было. Быстро он вернулся на этаж третий и решительно в комнату Русланы шагнул.

Но девушки там не было. В ванной? Нет. Может спустилась уже?

Волна паники захлестнула его. Призвал служанок он, но те, побледнев и задрожав от его переживаний, признались, что с утра не заходили к ней, поскольку таких распоряжений не было, точнее, он же сам и распорядился, чтобы не трогал её никто, дал выспаться.

Спустя полчаса дрожали уже все слуги. Потому как на территории поместья никого не нашли. Ни Русланы, ни сумки её, ни лошади. И никто сказать не смог, куда она подевалась. Даже двуликие, призванные из Граней, ничего не видели.

Зарычал на Милатора, что предстал перед ним, маг, за грудки того взял:

— Как упустили то? Ведь как сокровище должны были охранять!

— А сам то хорош! — огрызнулся двуликий — Ты то как сумел не заметить исчезновения? Одно могу сказать — никто не приходил сюда, внутрь, мы следили. Не выкрали её, а это значит…

— Что сама ушла, — понял Дамир и заледенел весь.

— Порталом может воспользовалась или… Руслана с детства могла прятаться. Исчезать когда надобно… Даже двуликие её, при всем желании, не могли найти. Да что там двуликие — Правитель темный в прятки проигрывал! И себе на уме ведь всегда была… Маленькую её хоть кто приструнить мог, а потом как ведению обучилась, да в Ловца выросла, уже никто не мог с ней сладить. Если вбила что в голову — не передумает.

— Что… Что могла она задумать? — хриплым шепотом маг спросил и в ладони уронил голову. Как же так? Почему уговор нарушила? Почему одна ушла? Что увидела такого, отчего бросить его решила?

— Не знаю, — Милатор, судя по голосу, был столь же несчастен, — одно сказать могу — без причины бы так поступать не стала.

Поиски в округе результата не дали.

Грани молчали.

Дамир воспользовался браслетом портальным и побывал за два часа во всех четырех местах, на которые тот был настроен. И в обоих дворцах, и у деда Русланы — познакомились заодно — и у Верховной Ведающей в замке, где прекрасные девы, от десяти до двадцати лет, к ритуалу завтрашнему готовились, силы дающему. Да только кому ритуал надобен, если пропала девушка то?

Взбаламутил всех, в отчаяние вверг, с прокурором и воеводой связался — только без толку все, как в воду канула. И то — по воде круги то расходятся, а тут все бестолку.

К обеду того дня Маг уже готов был выть, что недобитое животное.

И на Совет, что у Верховной решили созвать, пошел, что пьяный — пошатывался от выброшенной на поиски магии, от переживаний, выворачивающих его наизнанку.

На сборе все кто и прежде присутствовали, еще Милатор с Кириллом, да Правитель Темный и алхимик главный. Все лицом мрачные, непонимающие. Всем уже не до судеб мира было — понять бы, что с Русланой произошло и как это со злодеем главным связано.

— Одно могу сказать… жива она, — начал дед, постаревший за эти пару часов, что за десяток лет — Родную кровь я чувствую. Направление так и не смог понять — гонял порошки да заклинания, что лошадей сивых, но никак не смог. В Светлом Королевстве она, но больше… Ничего не скажу, не вижу.

— Жива — так это хорошо… — воевода начал, но все так на него посмотрели, что тут же и закончил. — В общем… кх-м…В Сорном то смысла сидеть не вижу более. Что бы ни произошло с Русланой — с проклятущим это связано. А значит, то ли разгадал он наши уловки, то ли на пороге разгадывания. Неважным план становится! И потому открыто предлагаю искать девицу то в городах и весях…

— Я против, — Главный Прокурор нахмурился, — забьется еще сильнее в нору он. А если Руслана у него…

— А я согласен, — смурной Правитель Темный выступил — Гони своих воинов по всем дорогам; а я двуликих — по всем граням. Рыть носом землю, нюхать воздух, из рек всех пить — малейший след искать. Уже забился злыдень то; ежели с Русланой — пусть хоть напугается. А ежели нет, то девочке мы так поможем, его в ограничениях придерживая.

— Делайте, как Темный сказал, — кивнул Радомир Премудрый воеводе и прокурору — А мы круг на рассвете создадим.

Маг с надеждой голову поднял. Круг древних, пусть даже всего трое их было, много чего мог. И найти песчинку в океане; и оживить; и убить кого угодно. Силы мир создавшие в тот момент призывались. Вот только долго до рассвета то! Бесконечно времени…

— И мы на рассвете выйдем, — кивнула заплаканная Верховная — как и планировали, на тонкий месяц. Все сделаю, чтобы девочку почувствовать и к ней привести…

— Ты уже все сделала, чтобы девочку довести! — вдруг разозлился дед и согласился Дамир с ним, с его злостью — Где это видано, чтобы отправлять то туда, то сюда неопытную, юную? Жизнью последнего мне близкого человека рисковать?

— В мире нашем по — другому и не получится, — неожиданно жестко отвечала Верховная, — Мы рождены, чтобы жизни свои в благополучие миллионов вкладывать. И то, что Руслана оказалась тем самым главным кирпичиком в стене, без которого все может рухнуть — не моя и не твоя вина. Так получилось. У меня сердце кровью обливается, когда думаю о ней и о той боли и ужасе, что она может испытывать, но то её и наша судьба. И если мы не будем следовать предназначению нашему, то ничего не будет — ни предназначения, ни нас.

Кивнул угрюмо алхимик темный и отвернулся. И маг отвернулся, не желая боли своей показывать.

Ведь ни наругать, ни злиться на Руслану нельзя. Прав был двуликий — без надобности она не ушла бы. Значит, знала, что делала. Значит была причина, ну, или она думала, что была.

Но отказать ему — им всем — в попытке помочь и найти она не сможет, даже заочно. Потому что в этом было его предназначение, от которого он не собираетсяотступаться.

Глава 18

Связанная, оглушенная амулетом неведомым — о таких и слышать не слышала, знать не знала, а Проклятый и применять уже научился — грязная, что выводок поросят, я сидела в каменном колодце и кусала губы, чтобы не расплакаться.

Толку то плакать, ежели сама дура?

И не потому, что отправилась навстречу судьбе, ведомая инстинктами и пониманием грядущего. А потому, что инстинкты и веды обманули, голову заморочили, злыдню подвластны оказались.

А может… Может все так и надобно, и судьбой задумано? И приведет вся эта ситуация к добру и благоденствию повсеместному?

Пусть даже через зло, мне причиненное?

Я судорожно вздохнула.

И ведь не сделаешь уже ничего. Амулет все силы мои прикрывает, не хуже леса того волшебного. Веревки, особыми узлами вязаные, двинуться не дают. А тоска сердце разъедает, что кислота алхимика…

Вот уже почти сутки, как я во власти Проклятого Рока. И с каждой секундой надежда во мне тает, как снежинки на горячей поверхности.

Я чувствовала, несмотря на амулет, что рассвет близок. Рассвет нового месяца, дающий многократное увеличение и сил, и возможностей. Тот рассвет, что я женой стану по древнему обычаю.

Зло усмехнулась и снова попыталась запястья вытащить, да только хуже и больнее сделала. Чуть позу поменяла и устало прислонилась к каменной стене. Хорошо хоть, что колодец сухой был. Да солому сюда мужчина кинул в достаточном количестве. Не то чтобы он озаботился моим здоровьем вдруг, но видимо просто не хотел, чтобы я во время ритуала расчихалась.

Прикрыла глаза, вспоминая, как получилось так, что вот здесь я, сейчас, в мешке подземном.

Ведь когда я очнулась прошлой ночью от кошмара в замке родителей Дамира Всеславовича, я думала, что поняла, наконец, задумку его дикую. Последствия увидела. И решилась тогда идти — то ли сдаваться, то ли ценой своей жизни упреждать.

Простоволосые девицы те убитые, в рубашках длинных ведающие были. А местность, ранее в снах мной не узнанная — замком Верховной, задворками да околотками его. И именно во время ритуала, что девушки должны были совершить, дабы сил мне дать, все способности на меня обратить, Проклятый планировал напасть, изничтожить, отомстить и умыть слезами кровавыми моих сестер.

Ведь ведающие в круге и сила великая, и слабость одновременно; открытость, наивность. Напасть на ведающих в такие мгновения — и опасность большая, и возможность.

Я даже не могла позвать ни Мага Светлого, ни двуликих; ибо увидела их всех вместе с девицами, на земле лежащих, кровью обагренных. Четко поняла — не сделаю хоть чего-нибудь сама, умрут все, что близки мне были, что всю жизнь окружали.

А для меня это не лучше, чем гибель всего Королевства.

Нельзя было, нельзя звать мага с собой, и Милатора с Кириллом. Никого нельзя. Сердце шептало — да что уж, вопило прям — что одной надо идти. Только так и можно со злодеем справиться. Идти, прятаться, засаду устраивать, никому не сообщая и никого не привлекая. Собой прикрывать. Один на один с Проклятым встречаться, как и было задумано испокон веков.

Меня так воспитывали — в понимании, что жертвовать собой ради общего блага и есть мой путь. Пусть дед и сопротивлялся этому; пусть правители и Верховная оберегали.

Но что они мне ежели сама я знала об этом, нутром всем своим? И не гордилась я этой своей ролью, не возносила её. Принимать даже не сразу научилась — да и научилась ли… Но поделать ничего не могла.

Потому надела свою старую одежду, умело вычищенную слугами, сумку повесила, оружие проверила и выскользнула под мороком из спальни.

На секунду задержалась, правда, проходя мимо двери Дамира, но потом уже решительно и быстро добралась до конюшни и вывела лошадку.

Чтобы следов никто не почувствовал, решила подальше отойти от поселения и там портальным камнем воспользоваться. Морок погуще сделала — так и не разгадали его секрет двуликие — и безбоязненно за ворота вышла.

Стража и не шевельнулась даже. И те, кто за гранями прятался тоже ничего не поняли.

У морока то и секрета особого не было. Просто в детстве я, возмущенная, что по граням ходить не могу, да на двуликих, что сызмальства со мною были, не похожа, придумала от них прятаться в свете. Грани то тенями не зря считались — черными коридорами вились они между пространством. А я светом научилась пользоваться, даже слабым, от светильников и от звезд. Вытягивала его потихоньку, себя укутывала и проскальзывала между соглядатаями. Навык сил высасывал немерено, да так, что потом долго восстанавливаться надо было. Но ради важного дела готова была я части сил лишиться.

Отошла, портальный камень повернула — хватило его и на лошадку мою — и возле замка Верховной появилась. И тут же рассветным светом укрылась, за деревья спряталась. Чуть дух перевела, травок да мха восстанавливающего пожевала, водой из ручья запила — эх, не догадалась я припасов то взять, а мне весь день здесь сидеть — а потом стала медленно обходить всю округу, в поисках конкретных мест, что мне во снах приходили.

И когда нашла, аж дурноту почувствовала. Потому как живое воображение тут же нарисовало картину страшную, мною уже не раз виденную.

Надо было делать укрытие, ловушки, капканы ставить; за метаниями по этому поводу меня Проклятый и застал.

Вышел он из зарослей не таясь, хотя солнце высоко поднялось уже. Вышел, кнутом магическим обжег, обхватил за талию, и тут же в портал заготовленный прыгнул, меня за собой утаскивая. А я, ошеломленная наглостью и неожиданностью произошедшего, даже пискнуть не успела.

А потом уже и говорить надобности не было — только слушать.

Потому как вместо смертоубийства, что он, как мне казалось, должен был задумать, ждала меня участь не лучшая, если не худшая. Точнее, смертоубийство тоже ждало, но отсроченное.

Гнусно хихикая, умело меня связывая — как выяснилось, пол жизни он на кораблях провел, отсюда и знаний неведомых понабрался в самых разных краях — поведал мне Проклятый, что нашел с старом граде, где давно уже никто не жил и даже с карт уже стерся он, писание древнее; и там про мир до раскола легенды сказываются. Про то, как раньше не делили на светлых и темных, на ведающих, на творцов и правителей — все по силам жили собственным, разнообразным, между собой побоища устраивали и чьи силы больше оказывались, те и владели богатствами и землями.

И были среди тех крепких родов что отличались особливо странными ритуалами. Так, возвеличивания ради, некоторым сыновьям предписывалось брать в жены ту, что по силе не просто равна была, но и противопоставить себя могла. Брать по древнему обычаю, да с сопутствующими ритуалами — то есть красть, как вор крадет драгоценности, удерживать, ненависть впитывать и на камне особом супружеский долг исполнять. А после — силу её выпивать, вместе с кровью девственной и разумом помутненным. По сказаниям, после того супруга становилась тихая, немощная, покорная. Мужчина же вдвойне опаснее.

Вот тут то на меня и напал ступор.

Ибо даже помыслить не могла, что мое приключение вот так обернется.

— Т-ты что же это… Без согласия собрался меня супружницей сделать?

— Сделать и разложить тут же, — Проклятый потер руки. — Ты ведь помешала мне хаос в мир призвать; власть, о которой мне так мечталось, забрала. Обрубила концы, лишила армии, остановила прихоти. Вместе с правителями чего-то удумала. Слишком много потеряно, слишком долго восстанавливать… Сил у меня нет почти; но теперь я не просто силы восстановлю. От смешения наших возможностей я еще много чего совершу великого и взойду на трон над всеми королевствами.

Выглядел он при тех речах безумцем, и мне страшно сделалось. Ведь верит то в сказанное!

И это правдой может ведь стать…

— Да кто даст то расти и властвовать?! — ошеломленно я вскрикнула.

— Так все и дадут. Потому как у меня под боком кто будет? Покорная Русланочка, неизвестно за что всеми любимая. Из страха за тебя, никто ко мне и не подступится. А ты ведь ценой своей жизни защищать будешь, то ритуал обещает. Так что выиграю я вдвойне. А как не понадобишься более — тогда и убью.

Я изумленно на Проклятого смотрела и поверить не могла, что он все это провернуть собирается.

Коварный, жестокий план, не чета магическим воззваниям — в людском духе план, заковыристый и потому вполне осуществимый.

Я застонала от бессилия и только лишь спросила:

— Как же получилось то, что я всего этого не увидела?

— Да просто, — отмахнулся мужчина, но губы изогнул довольно — видно было, что льстит ему, обыграть всех и меня в том числе. — Ты ведь на ловчие качества понадеялась; но когда я о твоем существовании узнал и понял, что сны прикрыть и мысли ну никак не могу, вспомнил, что есть заклинания такие, наведенные, что человеку и сказку могут ночью сделать, и худший кошмар.

— Так на меня ведь не действуют подобные заклинания!

— Зато на меня действуют, — маг гнусно хихикнул — Время то это, конечно, заняло. Но научился я видеть и думать то, что надо, как по заказу. И ты решение правильное приняла, стремясь защитить всех тех, кого увидела во снах мертвыми. Пришла одна, чего я и добивался. И теперь не найдут нас — не так скоро, во всяком случае. Все успею сделать. А далее уже ты все делать будешь. И поверь, как увидят твои верные люди, что передо мной встанешь, защищая от стрел и нападений, так опустят луки и разойдутся.

Со словами этими он погрузил меня на лошадь и помчался подальше от места портального.

Я часа два спустя, где-то среди леса, где на поляне лежали странные камни и располагался тот самый колодец, обвешал меня амулетами, в темницу скинул, крышкой прикрыл и отбыл для подготовки, заставив размышлять мучительно и бессонно о том, как бы так сделать, чтобы умереть раньше, чем свершиться задуманное.

Потому как позволить управлять собою и любимыми, будто марионетками, я позволить не могла.

Глава 19

Небо плакало серыми дождливыми слезами, смешиваясь на щеках со слезами моими собственными.

Тонкий месяц, едва заметный в рассветных сумерках, будто горестно вздыхал на небосклоне и покачивался как устало и печально качает головой наставник, расстроенный нерадивым учеником.

Я лежала на темном камне, испещренном желобами; лежала обнаженная, с косами распущенными. Волосами моими оплели какие-то кубки, куда Проклятый налил разные жидкости.

Прозрачную воду, символизирующую слезы.

Красное вино, обозначающее кровь.

Горький сок подорожника, представляющий утрату.

Браслеты из горного хрусталя рядом лежали. Мужской и женский; не просто символы брачных обетов, но их вершители. Сейчас то редко во время свадеб такие браслеты увидишь, но даже я читала, что раньше они считались чуть ли не самой важной частью обряда, что соединял двух людей перед небом и подземным миром — однажды и на всю жизнь.

Тут же несколько ножей положил.

Одним, самым малым, нужно было отрезать мои волосы, сразу после «свадьбы», лишая связи с женской, непокорной сущностью.

Вторым, средним, надлежало рассечь мне руки и ноги, что были сейчас привязаны к особым выступам каменным. Кровь из ран моих по желобкам должна была стечь и заполнить собой тонкую линию, высеченную по периметру камня. С каждой каплей крови утрачивала бы я волю, желания и чувства, все, кроме одного — желания покориться победителю и выполнить любое его указание.

Третий, самый крупный, предназначался для мужчины. Должен он был надрез сделать у основания того, чем лишил бы меня потом невинности, чтобы кровь наша смешалась, а сила, что во мне содержится, с каждым движением в него перетекла.

Все это он мне объяснял, ритуал подготавливая — степенно, размеренно, будто не волновался и не торопился никуда. Лишь блеск глаз лихорадочный выдавал в нем истерическое волнение.

А я…

Я не могла даже пошевелиться. И не только из-за веревок обездвиживающих. Но еще и из-за зелья неприятного, что делало меня практически полностью беспомощной и парализованной.

Лишь мысли лихорадочно метались в поисках выхода — хоть куда выхода! — но в глубине души я понимала, что сделать ничего не могу.

И на помощь рассчитывать не приходилось.

От этого в животе становилось пусто и неприятно, будто гвоздей туда напихали. А от осознания грядущего — до удушья страшно. И не только ведь за себя страшно, но за всех остальных, с которыми не я, но моя оболочка когда-нибудь да встретится.

Проклятый тем временем закончил подготовку и, обряженный лишь в срамную повязку, встал на колени, поднял к небу руки и начал напевать что-то на незнакомом, древнем наречии.

Первые слова ему как-будто давались с трудом. Но дальше как по накатанной, будто жениться вот таким вот жутким способом было для него делом самым привычным. Впрочем, злодеяния совершать он привык — и это от прочих не отличалось.

Краем глаза я видела, как заостряются его черты, как начинают светиться кончики пальцев. Пальцами этими он вдруг стал до камня дотрагиваться и узоры, что цвели на нем, вспыхнули.

Мужчина опустил пальцы в воду и протер мне глаза, продолжая напевать.

Опустил руку в вино и смочил мои губы.

В сок обмакнул и провел мне по шее.

Каждый раз, когда он до меня касался, я передергивалась от отвращения, но понимала при том, что это лишь начало.

Наконец, Проклятый закончил свою песню и начал говорить слова обета, знакомого и незнакомого одновременно. Похож он был на тот, что произносят на наших свадьбах, вот только ответного слова от меня никому и не нужно было:

— Я беру тебя в жены; я беру тебя в матери моих детей; я беру тебя в спутницы. Будешь ты моей кровью; будешь ты моей силой; будешь ты моей защитой сегодня и на всю жизнь. Я так решил перед всеми, и каждое мое слово закон для тебя отныне. Согласна ли ты с этим?

Я стиснула зубы и промолчала, но тому, похоже, и не нужны были мои ответы. Он внимательно смотрел на браслеты, которые взял в руки; и я с увидела с изумлением, что мужской потемнел немного.

— Будешь ли ты покорна?

И снова мое молчание его вполне удовлетворило, а браслет стал серым.

— Станешь ли моей женой?

Тут я уже не выдержала и прошипела:

— Нет!

Но Проклятый лишь кивнул и застегнул на себе абсолютно черный хрусталь.

А мне на запястье руки левой надел женский браслет. И я осознала, что браслет засиял за мгновение до этого, обозначая, что обряд проведен верно; и мы супруги теперь, перед людьми и силами всех королевств.

Я в изнеможении закрыла глаза.

У него получилось.

И дальше получится, потому как от бесчинств этих не разверзлись хляби небесные, не раскололись пропасти огненные. Все так же моросил дождь в сером утреннем лесу; все так же продолжал свой безумный ритуал Проклятый Рока; все так же некому было мне помочь.

Совершенно отстраненно я уже воспринимала боль, что доставляли мне натянутые волосы, которые мой муж — от мысли об этом во рту появилась горечь — прядь за прядью отрезал у самого основания.

Отрезал, глумливо хихикал, и говорил гадости, что уже не достигали моего сознания.

Я все больше погружалась куда-то внутрь себя, надеясь найти там забвение и не видеть, не понимать, что он дальше со мной делать будет.

Но все же дернулась, когда он порезал мне запястья, а после и лодыжки, и устремила на него испепеляющий, полный ненависти взгляд, шепча самые страшные проклятия, что я тайком узнала — нельзя ведь ведающим проклинать кого, против сути это.

Но какая я стану ведающая после произошедшего?

Теплые струйки крови, почти обжигая мою заледеневшую кожу, полились в уготовленные для них желобки.

И, как предсказывал Проклятый, я почувствовала, что вместе с кровью утекает моя сила, радость, любовь, желания и мечты. Моя жизнь.

Злодей тем временем, не дожидаясь, когда заполнится контур, взгромоздился на камень, где-то у моих ног, и поднял большой нож.

Я снова закрыла глаза. Видеть это было выше моих сил.

Вот и все.

Я прошептала слова прощания. Я прощалась не только с честью; я прощалась со своим будущим, с самой собой. С Дамиром. С дедом, добрыми дядющками, родными и близкими, друзьями моими верными…

Вспышка открывшегося портала проникла даже сквозь смеженные веки.

С трудом, но мне удалось повернуть чуть голову и я увидела того, кого и не рассчитывала увидеть уже.

На другом конце поляны стоял Светлый Маг — бледный, осунувшийся, злой до невозможности, несчастный и, одновременно, взбешенный. В одно он мгновение окинул открывшуюся картину и тут же бросил магическое заклинание.

Но Проклятый лишь отмахнулся и выстроил вокруг нас прозрачную стену, что не возьмет ни оружие, ни импульсы огненные. А потом повязку то свою приподнял, загоготал дико, страшно и снова нож поднял.

Как же так! Неужели все пройдет на глазах у Дамира Всеславовича то, что бежит уже к нам? Да что может быть хуже!

Я задергалась — подумала задергаться, но не смогла — напряглась изо всех сил, помощь призвала. Да только без толку.

Любимый уже рядом. И бьется, бьется о стену. А потом вдруг остановился, страшными глазами на Проклятого посмотрел.

Да тот уже снова нож заносит и…

Вдруг вонзает его со всей силы прямо в своё черное сердце.

Изумленное шипение вырвалось у него вместе с кровью, что толчками обагрила голую грудь.

Он попытался что-то сделать, повернуться, сказать, да только и рухнул на меня, придавив своим умирающим телом.

Я и не осознавала до конца произошедшее, пока маг распутывал охранную стену, пока вытаскивал меня, порезы залечивал, пока укутывал в свой плащ, целовал, безвольно поникшую, шептал злые слова, перемежающиеся нежностями. И только когда сорвал браслет брачный, поняла наконец, что все закончилось — не только то, что произошло здесь, но вообще всё, с чего завязалась эта история.

И разрыдалась. С подвываниями, истерическими всхлипами. Некрасиво разрыдалась, до лица опухшего, до заикания. А Дамир все держал, ждал, укачивал, по голове гладил.

И сидели то мы прямо у камня, где мертвец остался, да только нам все равно было.

Наконец, я снова была в состоянии хотя бы слушать и говорить; чувствительность и возможность двигаться возвращались ко мне гораздо медленнее.

— К-как ты н-нашел? — спросила спасителя, крепко меня обнимающего. — К-как заст-тавил П-проклятого?

— Круг древних мы создали на рассвете, подпитанный кругом ведающих. Создали там, где лошадь твою нашли — ибо понятно было, что оттуда тебя проклятый увел, — он запнулся, будто его горло спазмом схватило. Верно, так и было, потому как прокашлялся и зло, очень зло на меня глянул — И смогли нить найти, что к тебе тянулась, только надо было решать, кто по нити той пойти должен был, потому как только один и мог и тот, что из всех присутствующих больше любит…

Маг снова запнулся.

— С-сцеп-пились? — я, супротив обстоятельствам, улыбнулась.

— Угу. Дед твой особенно настаивал, что молод я и могу ничего не понимать в чувствах…Но прошел все-таки я… А тут…

Он обхватил лицо мое ладонями и заставил смотреть прямо в глаза сверкающие, затягивающие на дно и, одновременно, возносящие к самому солнцу, что уже окрасило деревья в теплые тона.

— Руслана…Ведь если бы я не обладал редким даром приказы мысленные отдавать, за что мне должность Верховного Мага и положена была, я бы не проник сквозь стену и не успел сделать ничего. Не знаю, что ты там увидела и почему одна ушла; по необходимости или глупости…Но пойми, даже если ты смерть мою увидишь, не смей больше без меня делать что-то. Потому как без тебя я все-равно умру, только немного позже. Обещаешь?

Я всхлипнула от наплыва чувств:

— Да.

— И больше никакой работы в прокуратуре, обещаешь?

— Да.

— Любишь меня?

— Да!

— А замуж за меня выйдешь?

— Да… Ой!

Только и поняла, что подловил меня маг. А тот уже довольно улыбается и снова меня к себе прижимает. И я потихоньку оттаиваю, тоже могу руками его плечи обвивать, чем и пользуюсь почти без стеснения.

— Думаешь, не должна я вдовство соблюдать? — после паузы спросила с ехидцею, а маг аж подпрыгнул.

— Забудь об обряде! Ты мне еще в подробностях объяснишь, что тут произошло. Вот только сначала в безопасное место перенесу, отмою, вылечу, накормлю, а потом отшлепаю. Тогда то ты мне и расскажешь.

— В очередь придется вставать, — вздохнула я с грустью в голосе.

— Какую такую очередь?

— Один ты думаешь меня отшлепать хочешь?

— Мою жену будущую только я наказывать и имею право. Пусть только подступятся, — буркнул маг и глаза прикрыл устало. — Через неделю свадьбу сделаем.

— Ой, а не торопишься ты?

— Чтобы я ждал, пока ты еще куда применить свою энергию надумаешь? Нет уж. Теперь на меня тратить придется.

Я согласно кивнула, улыбнулась и тоже закрыла глаза, отдыхая.

Пусть тешит себя надеждой посадить дома.

Ведающая ли, алхимик, человек или маг — все мы женщины были ведьмами. И всегда знали, когда промолчать, когда приласкать, а когда сделать вид, будто согласны со всеми доводами.

А сами тем временем свои структуры создавали и мир на коленках удерживали.

Эпилог

Трое древних склонились над колыбелью. Из ухмыляющихся ртов ядовитая слюна капала, а из ушей шел серный дым.

Во всяком случае, Верховному Магу так казалось. Но он сдерживался — куда он прогонит дедушек то?! Те явились при полном параде — хорошо хоть не со свитами — и едва поместились в их небольшую спальню.

И от ухмылок этих у всех, кроме, пожалуй, его жены, которая уютно устроилась в его объятиях, сводило конечности.

Светлый и Темный Правители, а также Главный Алхимик тихонько переговаривались.

На самом деле, от этого шепота окна устало тренькали и грозились осыпаться. Но младенцам это не мешало посапывать сладко в кроватке.

— Какие маленькие

— Какие мягонькие

— У мальчика смотри — есть кровь темная, чую ее! и алхимической силы много…

— Девочка то как на мамочку похожа… и наверняка тоже Ловец.

— Человечка и ведающая!

— А красавица!

— Умница!

— Лапочка!

— А у мальчика кулачки то, кулачки как у воина…

Верховный Маг закатил глаза.

— И долго они там будут стоять? — прошептал он на ухо жене.

— Пару лет, — хихикнула та.

— Я не выдержу! — простонал он.

— Потом родим еще одно, и они переключатся.

В изумлении Дамир на Руслану уставился.

— Ты серьезно?!

— Всегда о большой семье мне мечталось.

Она удовлетворенно закрыла глаза и уснула, утомленная.

Маг нехотя вылез из кровати и пошел греть воду для жены. Все приходилось делать самому: с тех пор, как они переехали в свою сельскую усадьбу, половина его слуг разбежались, не вынеся постоянных визитов новых родственников неординарных и друзей. А пока она рожала — убежала вторая половина. Ну подумаешь, он попытался испепелить нерадивую служанку… Удержали же! Да и ничего, что обезумевший от переживаний дедушка своротил своими пару башен! И так по мелочам…

Одна Верховная была невозмутима — роды приняла, деток осмотрела, всех помыла и перепеленала, пообещав прислать на помощь несколько ведающих, пока он не найдет слуг похрабрее, и отбыла.

Только правителей прихватить забыла.

Дамир вздохнул.

И улыбнулся.

Вот так сюрприз ему жена устроила! Поговорит он с ней еще, что не призналась, что двоих носит. А то бы он не то что работать — шагу ступить ей не позволил. Бегала до последнего дня, все столицу преобразовывала, а с переездом деревни соседние напутствовала.

Гордился он ей, что уж там, но теперь запрет в доме — пусть детей растит. И сам ненадолго от работы отстранится, отдохнет — с семьей побыть ему хочется.

Принял он все решения и легко так стало!

Сейчас бы еще Руслану убедить…

Он в комнату вернулся, выпроводил всех посторонних, к жене опять прижался и тихонько по отросшим волосам погладил.

А та спит, улыбается.

Только хорошие сны ей теперь снятся.

Вот так пусть всегда и будет!

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Эпилог