Ещё один шанс (СИ) [Anless] (fb2) читать онлайн

— Знаешь, я тут кое-что вспомнил, Луна, — Гарри пытался, как мог, скрыть, что нервничает, — Гермиона недавно что-то читала о единорогах. Какую-то книгу, но я не помню, какую. Может быть, ты поговоришь с ней? И она даст тебе подсказку?

— О, это было бы очень здорово! — певуче воскликнула Лавгуд. — Гермиону интересуют единороги?

— Гермиону интересует всё — с улыбкой кивнул Гарри. И ведь не солгал.

— Хорошо. — Только, — он опустил взгляд, но почти сразу же снова посмотрел на Луну, — она сейчас немного не в форме. Гермиона. На неё многое навалилось, знаешь ли

— Потому что она любит Драко Малфоя?

— Да, — кивнул Гарри, — и поэтому тоже. Ты бы могла её поддержать. У тебя получается оказывать другим поддержку, ты знаешь?

— Спасибо, Гарри, — на щеках Луны появились ямочки, — я стараюсь.

— Вот и хорошо. Поболтайте с Гермионой как можно скорее.

— Почему?

— Ну, просто тогда ты можешь быстрее найти ответ.

Луна задумчиво глядела на него. Потом медленно кивнула:

— Да, ты прав, Гарри. Я подойду к ней после ужина.

— Вот и отлично. Ты остаёшься здесь?

— Да, я почитаю ещё немного. Всё равно делать больше нечего.

— А я пойду, — Гарри встал, — меня Рон, наверное, уже заждался.

— Хорошо, Гарри, — снова пропела Луна, — пока. Удачи тебе.

— И тебе в поисках. Гарри вышел. Оставалось только надеяться, что разговор не будет бесполезным и хоть чем-то поможет им всем.

========== Часть 45 ==========

— Как, скажите, как, мистер Барнели, можно быть настолько неосмотрительным? — Люциус поджал губы, прикусив их до крови.

Малфои прибыли в Хогвартс, буквально час назад, но уже успели узнать обо всем, что происходило в школе за время их отсутствия.

— Вы просили нас уехать, — продолжил Люциус шипя, — вы сказали, что всё идёт по плану… Мы вам доверились. Доверили жизнь нашего сына…

— Успокойся, дорогой, — вступила в разговор Нарцисса, — я уверена, Лагримус сделал всё возможное. А то, что произошло, лишь досадное недоразумение. Ясно, что всё пошло бы не так, как мы планировали. У нас сильный и отчаянный противник.

Она посмотрела на Барнели со смесью укора и отчаяния:

— Но больше вы не можете допустить промах, мистер Барнели. Драко — наш единственный ребёнок, и мы не можем допустить даже мысли, что его потеряем. Если вы ошибетесь снова, вас ждёт наказание. Обещаю.

Люциус пытался сохранять самообладание, но по вздувшимся жилам на лице и тем, как сильно он сжимал трость, было видно, что он очень зол. Впрочем, он попытался улыбнуться жене, чтобы её поддержать.

Сухо кивнул:

— Хорошо, Циси. Ты, конечно, права. Но на кону жизнь Драко, и меня убивает собственное бессилие.

Нарцисса опустила глаза. Тихо вздохнула. Крепче сжала руку Люциуса в своей. Страх буквально поглощал её изнутри, но она старалась держаться и успокоить мужа. Хотя и очень боялась думать о том, что с Драко будет дальше.

О том, что Лагримус раскрыл себя, знали уже все посвящённые в это дело, но не все были уверены что он сделал это не нарочно. Больше всех сомневалась Макгонагалл, особенно после последнего разговора с Барнели.

— Лагримус, — сухо сказала она, — вы были нашим огромным преимуществом, а теперь мы вернулись на несколько шагов назад. Как вы умудрились показать себя? Вы, как никто другой, знаете, кто такой Снейкиус Слизерин. Объясните нам, пожалуйста, каким образом произошла настолько очевидная ошибка — она впервые строго взглянула на старика из-под очков.

В комнате повисла тишина, несколько пар вопросительных взглядом в упор смотрели на Барнели.

— Вы правы, профессор Макгонагалл, — после минутной паузы начал говорить он, — не стану вам лгать. Я не смог удержаться. Поддался слабости. Снейкиус был моим другом всегда, сколько я себя помню. И чувство вины никогда не покидало меня. Даже сейчас я живу с ним. Оно преследует меня постоянно. Ничего не могу с собой поделать. Возможно, он и не узнал меня, так что, не о чем беспокоиться. Он ведь помнит меня юношей.

Макгонагалл поджала губы, продолжая раздосадовано глядеть на него. Видимо, она исключала такой вариант. Вздохнула, удручённо покачав головой:

— Мистер Малфой и мисс Грейнджер — ученики Хогвартса, за чью безопасность, как и всех других студентов, мы отвечаем. Они ни в чём не виноваты. Они стали марионетками вашего друга и его возлюбленной. А вы своим сентиментальным безумством помогаете им обрести победу в этом нечестном бою. Не заставляйте меня в вас разочаровываться.

— Я обещаю вам, профессор, и всем присутствующим, — смиренно кивнул Лагримус, — что всё исправлю, чего бы мне это не стоило.

— Вы должны начинать действовать в самое ближайшее время — отчеканила Минерва, — и, видит Мерлин, ещё один подобный промах с вашей стороны, вас ждёт очень серьезное наказание. Не думайте, что мы просто так оставим это дело.

Барнели сухо кивнул.

Милисент сидела в кабинете профессора Флитвика, когда туда ворвался Снейкиус.

Она всегда любила заклинания, и то, что у нее снова была возможность учиться, вспоминать старые знания, очень воодушевляло. Ей страшно повезло, что Гермиона, так же, как она сама, была любопытной, любознательной, жадной до всего нового упрямицей. Флитвик совершенно не удивился, когда Милисент попросила о дополнительных занятиях. Учёба одна была способна хоть немного отвлечь её от грустных мыслей, вырвать из состояния печали, в которое она была так глубоко погружена.

Когда она увидела на пороге Снейкиуса, в груди всё сжалось. Она не испытала радости от того, что возлюбленный снова был рядом, скорее, подавленность и страх. К сожалению, суровая реальность никуда их не отпускала. И не собиралась отпускать.

— Примите мои извинения, профессор, — едва сдерживаясь от гнева, сказал он, — мне необходимо присутствие Мил… мисс Грейнджер в виду срочного дела.

— Мистер Малфой, — Флитвик с удивлением посмотрел на него, а потом — на Милисент, — как чудно вы изъясняетесь. Будто персонаж старинных книг.

Милисент встала. Колени дрожали. Она опустила глаза и тихо пролепетала:

— Прошу прощения, профессор, я ненадолго. Скоро вернусь.

Когда они вышли в коридор, Снейкиус тут же схватил её за плечи. Стал глядеть в глаза так пристально, будто гипнотизировал:

— У нас неприятности, Мили, очень серьезные неприятности.

— Они у нас уже давно, если ты не заметил.

У Милисент сдавали нервы, она не знала плакать ей или смеяться. Состояние, в котором она сейчас находилась, было очень близким к истерике.

Снейкиус, видимо, пытался делать вид, что не уловил иронии в её словах. Он шумно выдохнул:

— Я только что видел Барнели.

— Ты шутишь? Это невозможно!

— Это был он! — воскликнул Снейкиус. — Я готов поклясться кровью предков. Она стар, но жив. И он сейчас здесь, в Хогвартсе. А значит, всем о нас уже известно. Нас хотят уничтожить, любовь моя. Снова.

— Стар? — приподняла брови Милисент. — Он, должно быть, уже в мумию обратился. Это невозможно, немыслимо. Ты ошибся. Стены школы играют с нами в дурные игры, давят на наши воспоминания, мысли и чувства. Ты видел лишь то, что желал видеть.

— Думаешь, я жаждал увидеть старика Лагримуса? Правда, Мили? Ты действительно считаешь, будто это мне в радость?

— Нет, — она покачала головой, — но, пойми, наконец, что твоё сознание сейчас пытается зацепиться за что-то знакомое, родное. Тебе повсюду видится то, чего нет.

Она вздохнула.

— Послушай, я знаю, что Лагримус был твоим единственным и верным другом. Но его нет. Он давно уже умер и покоится в могиле. Если же ты видел старика, что внешне похож на него, возможно, это был один из его предков. У тебя разыгралось воображение. Тебе необходимо обрести покой. Поиграй в шахматы, ты же любишь эту игру. Рон может составить тебе компанию, он постоянно фигурки на доске переставляет, иногда даже сам с собой.

Снейкиус буквально сотряс её. Голос был надломлен.

— О, Мерлин, — воскликнул он, — какие шахматы, Милисент? Где твой голос разума? Слышишь ли ты то, о чём я пытаюсь тебе сказать? Барнели в Хогвартсе, значит, нас раскусили, и теперь…

Милисент подняла руку, нежно коснулась пальцами губ возлюбленного:

— Довольно, любимый. Мне необходимо вернуться в класс, на занятие.

И она ушла, оставив ошарашенного Снейкиуса стоять, замерев на месте, в коридоре.

Остаток дня Милисент пыталась чем-то занять себя. Сидела в библиотеке, корпя над старыми книгами. Вечером спустилась в гостиную, но и там не могла найти себе места. Решила прогуляться по школе, пока до отбоя ещё оставалось немного времени.

Когда её окликнул певучий женский голос, вздрогнула. Повернулась и посмотрела на ту, кто её звал. Она уже, кажется, даже начала свыкаться с тем, что все зовут её Гермионой.

— Добрый вечер — сказала она, разглядывая девушку. Определенно, она видела её раньше. Хрупкая блондинка, с искусственным цветком в волосах, ни на что не похожем, со странной улыбкой, играющей на лице.

Она знала эту девушку в лицо, и знала, что Гермиона её откровенно сторонилась, поскольку не могла найти к ней подход. Вот только имя её она запамятовала. И всё никак не могла вспомнить.

— Как твои дела? — пропела блондинка, подходя ближе, почти что к ней под руку— Надеюсь, у тебя всё в порядке?

— Да, спасибо — кивнула Милисент, проклиная себя, что имя девчонки всё ещё оставалось для неё загадкой.— А как ты поживаешь?

— Хорошо, — улыбнулась девушка, — только вот, представляешь, нигде не могу найти никаких сведений о единорогах. Стараюсь, но никак не выходит раздобыть хоть какую-нибудь информацию. Гарри сказал мне, что тебя интересует эта тема тоже. Я подумала, что, может быть, мы могли бы объединить усилия.

Единороги. Гарри. О, Мерлин, да что же происходит?

— Почему тебя интересуют именно единороги?

Девушка повела плечом:

— Это редкие и необычные существа. И они борются за право существовать прямо сейчас. Им нужно помогать. Если не поможешь, как они будут жить дальше?

— Да, — растерянно кивнула Милисент, наконец, вспомнив, что её собеседницу зовут Луна, правда, фамилию даже не пытаясь вспоминать, — ты права.

— А ты? — Луна пытливо посмотрела на неё. — Интересуешься из любопытства? Или у тебя уже есть какой-то план по спасению?

— Нет, плана нет, — покачала головой Милисент, — если бы я знала, уже давно начала бы его воплощать на практике. Однако знаешь, ты натолкнула меня на мысль. Существуют очень древние книги, и, может быть, мне удастся их раздобыть. Вполне возможно, именно там содержаться необходимые нам знания по поводу вымирающих и редких видов живых существ, что пока сохранились до наших дней.

— О, как здорово! — мечтательно выдохнула Луна. — Я буду очень рада, если ты мне поможешь. Думаю, мы делаем важное дело, когда боремся.

— Боремся? — недоуменно спросила Милисент.

— Да, — уверено кивнула Луна, — борьба за настоящее. Я это так называю

— Ясно, — ответила Милисент, — что ж, я питаю большие надежды на то, что смогу тебе помочь.

— Спасибо тебе, Гермиона, — улыбнулась Луна, — ты замечательная. Скоро увидимся, правда?

— Непременно.

Девчонка помахала ей и, окрыленная радостью, убежала по лестнице.

«Спасибо тебе, Гермиона, ты замечательная».

Милисент с грустью смотрела ей вслед. Она уже знала, что нужно делать. Оставалось только пересечь черту. Решиться на последний шаг. Оставалось лишь дождаться точки невозврата.

========== Часть 46 ==========

Сомнения Милисент, плавно перетекали в твердую уверенность. Чем больше она думала, тем больше понимала, что они выбрали ошибочный путь.

Она провела пальцем по запотевшему стеклу. Решила было пойти к Гарри и аккуратно расспросить о Гермионе и том, что она должна знать, в первую очередь, но увидел, что Гарри уходит, держа за руку темнокожего красивого парня. Кажется, его зовут Блейз. Мили слабо припоминала, что, кажется, они выиграли свободный день взамен за выполненное задание Флитвика, сути которого она не помнила совсем. Что ж, значит, сегодня придётся коротать вечер в одиночестве, предаваясь размышлениям, которые ей радости почему-то совершенно не доставляли.

В голове вдруг пронеслись воспоминания. Черная карета. Зима и отчаяние, холод и боль пронзавшая насквозь. Мили не могла понять, её ли это чувства или Гермионы. Они переплелись в единый клубок, и были теперь совсем почти неразличимы.

— Милисент — раздалось у нее за спиной.

Она застыла. Это был явно не Снейкиус. Кто же тогда?

Страх сковал каждый сантиметр ее тела, но она всё-таки нашла в себе силы, чтобы повернуться. Снейкиус, подумала она, едва увидев незнакомца и его до боли знакомые, хоть и потускневшие от старости глаза. А она ведь не поверила своему рыцарю, думала, лишь призраки прошлого терзают его душу. Снейкиус оказался прав.

На неё смотрел Лагримус Барнели, и этот взгляд она узнала бы в любой толпе. На глазах выступили слёзы. Она кинулась ему на шею, крепко обвила руками. Выдохнула:

— Лагримус, это ты, — и повторила, рыдая: — это, правда ты. — Я так рада, что ты жив, и видеть тебя. О Мерлин… так рада!

Они неспешно двигались по узким улочкам, где сегодня, несмотря на то, что была среда, было не менее многолюдно, чем в выходные, когда всем и каждому нужно было обязательно что-нибудь купить.

Люди суетливо бежали, торопились, выходили из одних магазинов, чтобы тут же зайти в другие. Старушка на углу улиц пересчитывала монеты и громко возмущалась, что всё нынче стало слишком дорогим. Из аптеки, громко ухая ходулей, вышел почтенный седовласый господин, горько качая головой: цены кусались.

Многие, завидев Гарри, останавливались, чтобы поздороваться, махали руками в знак приветствия, или просто улыбались ему. За шесть лет, что он жил здесь, они всё ещё воспринимали его как нечто необыкновенное.

А Гарри было всё ещё неловко из-за этого. Он скромно улыбался, иногда, проходя мимо магазинчиков, где было больше всего людей, опускал голову. Руки его были сунуты в карманы мантии, и пальцы катали драже на любой вкус.

Впрочем, Гарри сладости есть не спешил. Одной сласти, оказавшейся со вкусом водорослей, ему на сегодня хватило. Блейз правда, возмущённо парировал, мол, пусть радуется, что он хотя бы не попробовал спички на вкус. И на том спасибо.

Они остановились у небольшого кафе, зашли внутрь и, выбрав столик в углу, сели. Гарри заказал себе творожное пирожное и апельсиновый сок, Блейз попросил клубничного мороженного. Низенький худой официант, поклонившись, убежал выполнять заказ:

— Классно прогуливать уроки, — улыбаясь, сказал Гарри, — если абсолютно законно. Жаль, что Флитвик больше не даёт подобных заданий. Может быть, мы бы ещё один выходной выиграли.

— Почему ты вдруг решил, что выиграли бы мы? — просто спросил Блейз.

— Не знаю, — пожал плечами Гарри, — мне хочется в это верить. И потом, кто ещё? Если Флитвик будет ставить в пары тех, кто друг друга терпеть не может…

— То тебе достанется Драко, — закончил за него Блейз, — и ты в него влюбишься.

Гарри с удивлением посмотрел на Забини. Он, можно сказать, даже был шокирован. Растерянно открыл рот, но, поняв, как это, должно быть, выглядит, тут же его закрыл.

— С чего бы мне влюбляться в Драко? — огорошено спросил он, не сводя с Блейза глаз.

— Ну, не знаю, — Блейз усмехнулся, — вдруг он обладает какой-нибудь магией соблазнения. Паркинсон, вон, с него глаз не сводит. Грейнджер от него без ума. Крэб и Гойл раньше в рот ему постоянно заглядывали, пока он сам от них не избавился. Не мальчик, а самец всея Хогвартса.

Он тихо рассмеялся.

— Это даже странно, ты знаешь. Мама мне всегда говорила: «Блейз, ты такой красивый мальчик!». Красивый — я, а бегают все за Малфоем. Прямо досада иногда берёт.

Гарри изумлённо смотрел на друга, даже не моргнув ни разу. Он всё не мог понять, как ни старался, шутит ли Блейз, или серьезно. И что он этим вообще хочет сказать.

К счастью, Блейз заметил его недоумение и ласково потрепал по плечу:

— Да не волнуйся ты так, Гарри. Это просто шутка.

Гарри тихонько выдохнул, правда, тут же осторожно произнёс:

— Тебе не надо влюблять в себя кого-то, — он покраснел, уши, кажется, стали бардовыми, — кроме меня.

Последние слова он прошептал почти что одними губами и опустил взгляд. Он так сверлил стол глазами, что ещё немного — и просверлил бы в нём дыру.

Блейз легко улыбнулся, взял руку Гарри под столом и переплёл их пальцы.

Принесли заказ. Они тут же стали лакомиться сладостями. Блейз ел неспешно, тщательно пережёвывая. Гарри же набивал пирожным щёки так, точно ест его в последний раз в жизни. Иногда они поглядывали друг на друга.

— Ох, — вздохнул Блейз, отправив очередную порцию мороженного в рот, — хоть у меня всё ещё освобождение от занятий, это — намного лучше, чем бродить по коридорам школы и смотреть в потолок пустой спальни целыми днями. Дождаться не могу, когда же вернусь на уроки.

— Понимаю — кивнул Гарри. Он тут же вспомнил, с какой жадностью ловил каждое слово, каждый звук, когда только-только начал учиться. И точно знал, что это — лучше, чем сидеть, сложа руки, места себе не находя. Блейз кивнул.

— Хочешь мороженного? — Н-нет, — замешкавшись, ответил Гарри, — спасибо. Забини придвинул стакан к нему:

— Ешь, я всё равно больше не хочу.

— Ладно — согласился Гарри, и тут же начал ковырять ложкой в стакане.

Спохватившись, предложил Блейзу свой апельсиновый сок, но тот отказался. Он просто сидел за столиком, смотрел в окно или — с улыбкой — на Гарри.

— Чего? — не понял Гарри, вопросительно глядя на друга.

— Ты так смешно набиваешь щёки, Поттер, — хихикая, ответил Блейз, — как медвежонок. Жуй почаще только.

Гарри неловко поёрзал и зарылся в мороженное на какое-то время.

Поев, они расплатились и вышли. Солнце уже понемногу садилось за горизонт, хотя до наступления темноты было ещё далеко.

— Ну что, — Гарри посмотрел на Блейза, взяв его под руку, — куда теперь?

Блейз задумался:

— Слушай, я подумал, что неплохо было бы, чтобы у тебя был альбом с фотографиями. Об этом, почему-то, мало кто заботится, а потом ни одного фото за время учёбы не остаётся.

— Но у меня нет фотоаппарата — просто сказал Гарри.

— У меня есть, — пожал плечами Блейз, — и потом, сейчас нет, а завтра, может быть, будет.

Поразмыслив, Гарри решил, что идея действительно интересная. В доме у Дурслей не было ни единой его фотографии, только фото Дадли в рамочке. Единственное фото, на котором была часть Гарри, потому что он плохо отодвинулся, пока Дурсли вновь фотографировали своего дорогого сыночка, было порезано, и часть с Гарри выброшена в мусор.

Когда он начал учиться в Хогвартсе, то часто жалел, что у него нет соответствующей техники, а ещё он не умеет рисовать. Иначе давно бы уже запечатлел каждый уголок в школе.

А теперь Блейз предлагает купить ему альбом. А на углу, здесь, он видел фото-мастерскую и можно будет выбраться туда в выходной, вместе с Роном и Гермионой, чтобы сделать общее фото на память.

— Ладно, — медленно кивнул Гарри, — пойдём. А какой альбом покупать будем

— Это уж ты выбирай, — небрежно ответил Блейз, — считай, что это мой тебе подарок.

Гарри редко дарили подарки. Он всё ещё к этому не привык. Покраснев, тихо пробурчал «Спасибо» — и пошёл вслед за Блейзом.

В антикварном магазинчике чего только не было: позолоченные подсвечники, и столешницы из мрамора, инструменты, похожие на маггловский музыкальный граммофон и патефоны, старая одежда с пышными рукавами, причудливые парики.

Блейз повёл Гарри вдоль полок, на которых стояли книги в дорогой обложке, с тяжелыми резбленными углами. Гарри зачарованно наблюдал за этим великолепием. Он был редким гостем антикварной лавки и даже не мог бы с уверенностью утверждать, что ему нравится антиквариат, но посмотреть на такое разнообразие глазу было очень приятно.

— Нотные тетради, — бурчал Блейз, перебирая содержимое полок, — старинный пергамент. Нет, всё не то. Он медленно направился к самой дальней полке, остановился возле неё и позвал Гарри:

— Вот, альбомы здесь.

Гарри подошёл.

Альбомы, скорее, напоминали тяжелые многотомники. Ничего общего с маленькой квадратной книжечкой, как у Дурслей, они не имели. Гарри взял в руки один, покрытый ярким зелёным бархатом. Тот напомнил ему цвета Слизерина, и он положил его обратно. Второй был оббит красным шёлком и у него были красивые закругленные уголки.

Гарри полистал, покрутил альбом в руках, но желания владеть таким у него не возникло. Потому и этот альбом он отправил на место. Пересмотрев ещё несколько альбомов, попроще (всё это время Блейз молча стоял за его спиной и наблюдал, сунув руки в карманы), он вытащил небольшой по размерам, но вместительный альбом из чёрной матовой кожи. Верхняя и нижняя границы и уголки его были покрыты позолотой, впереди был нарисован лев, а сзади — кто-то вроде гепарда.

Правда, когда Гарри буквально через пару минут снова перевернул альбом, чтобы ещё посмотреть, гепард исчез. А лев, тем временем, лениво зевал на обложке. Гарри открыл альбом.

У него были плотные страницы, красивого графитного цвета. Каждая страница, судя по всему, могла разместить от одной до четырёх фотографий. Под каждым фото было красивое, витиеватое, выведенное тонкими чернилами поле для подписи. Оно называлось «память». Буквы были маленькими, закрученными и стройными. Улыбнувшись, Гарри закрыл альбом.

— Мне нравится этот — сказал он.

— Хорошо. Они направились на кассу. Блейз, хоть Гарри и немного стеснялся, взял его за руку. Гарри топал следом, неся альбом под мышкой. На кассе Блейз заплатил двадцать галлеонов, услужливый продавец завернул покупку в плотную бумагу, и они вышли на улицу.

— Спасибо — улыбнувшись, сказал Гарри, и, подумав немного, быстро поцеловал Блейза в щёку:

— Ага, — кивнул тот, — надо бы и первое фото сделать, раз такое событие. Идём? Здесь ателье за углом.

В ателье Гарри был всего раз в жизни, когда понадобились фото для школы, в которую Дурсли отдали бы его, не отправься он учиться в Хогвартс. Тётушка Петунья тогда сетовала, что приходится с ним возиться ради какой-то фотографии, а дядюшка Вернон возмущённо сопел в усы, что содержание этого мальца обходится слишком дорого, и, вот, пожалуйста, — очередные внеплановые расходы, которые им никто не оплатит.

Так что, Гарри буквально сгорал от нетерпения поскорее очутиться в волшебном фото-ателье и почти что бежал вслед за Блейзом. А, чем ближе они к ателье подходили, тем больше он его обгонял.

Гарри вошёл в помещение первым. Здесь было довольно темно и камерно. Посреди комнаты стоял огромный диван, оббитый бархатом. По всем углам — старинные кресла. У двери — высокий стул на тонких ножках. На окнах висели тяжелые занавески, закрытые даже сейчас, днём.

В самом центре комнаты стоял фотоаппарат, очень похожий на те, первые, которые использовали магглы, только с большим ртом, совсем как у человека.

Худенький молодой фотограф в смешной остроконечной шляпе, которая была ему так велика, что спускалась на глаза, как раз провожал долговязую женщину и совсем маленькую девчушку со светлыми косичками, что ходила за нею хвостом. Увидев Гарри и Блейза, он улыбнулся и бодрым голосом спросил:

— Хотите индивидуальное фото или групповое?

— Групповое — не дав ответить Блейзу, тут же сказал Гарри.

— Можно мы сядем на диван?

— Да, конечно, — энергично кивнул фотограф, — садитесь.

Буквально минуту — и всё будет готово. Гарри схватил Блейза за руку и потащил за собой. Сел на диван и усадил рядом Забини. Тот сохранял своё обычное спокойное выражение лица. Снова взял Гарри за руку.

Фотограф подошёл к своему инструменту и, прокашлявшись, словно бы для торжественности, сказал:

— Улыбайтесь, сейчас вылетит птичка. Он нажал на ручку, фотоаппарат щёлкнул, и через миг из него вылетела стайка птиц, похожих на воробьев, только жёлтого цвета.

Гарри с изумлением провожал их глазами, пока они не взмылись под потолок, и не исчезли.

Фотограф возился за своей стойкой ещё минуты две, а потом отдал Гарри фотографию. Обычное фото, на котором они оба улыбались, держась за руку. Гарри улыбнулся, поблагодарил, и уже сунул в карман мантии руку, чтобы достать монеты, но Блейз заплатил сам.

— Идём — позвал он Гарри. Ещё раз поблагодарив фотографа, Гарри поспешил за Забини.

— Никогда ещё не был в волшебном фото-ателье — признался он, когда они зашли за угол.

— Первый раз? — спокойно спросил Блейз. — Это хорошо. Можем добавить поход в ателье в копилку с уже случившемся первым поцелуем. Правда, для меня он был не первый, но с девчонкой не считается.

Гарри снова покраснел и опустил голову. Он всё ещё смущался об этом говорить. В ателье было интересно. Он подумал, что надо бы попросить Гермиону рассказать, знает ли она что-нибудь о волшебных фотографиях и фотографах, — просто так, интереса ради.

При воспоминании о Гермионе у Гарри заболело в груди. Блейз спокойно шёл рядом, держа в руках купленный для Гарри альбом.

— Это правда, — спросил он, внимательно посмотрев на друга, — что магглы на фото не двигаются?

— Да, — кивнул Гарри, — правда.

— Что, совсем? — удивлённо спросил Блейз.

— Ага. — Странные они, эти магглы, ей-Мерлин, — пожал плечами Блейз, — всё у них как-то не так.

— Точно — кивнул Гарри, отчего-то вспомнив Дадли с поросячьим хвостом.

Они свернули за угол. Блейз сунул альбом под мышку, и снова взял Гарри за руку.

Тот поглядел на него, тихо вздохнул, и осторожно сказал:

— Слушай, я знаю, что тебе сейчас не очень до этого, но, похоже, нам нужна твоя помощь.

— В чём? — спросил Забини. — Это касается Драко и Гермионы?

— Да, — ответил Гарри, — они всё ещё не выпили зелье. Мне не хочется тебя напрягать в такое непростое для тебя время…

— Говори, я помогу, если смогу, — сухо ответил Блейз, — не вечно же мне шататься по школе, не зная, чем себя занять. Да и отца уже не вернёшь, нужно двигаться дальш

— Ладно, — вздохнул Гарри, — было бы неплохо, если бы ты… сыграл на доверии Снейкиуса. Может быть, у тебя получится заманить его в ловушку, чтобы мы напоили его зельем. Мне кажется, он просто так не сдастся. А Малфой твой друг, и, может, Снейкиус с тобой тоже захочет подружиться. Не враждовать же ему со всеми.

— То есть, ты хочешь, чтобы я втёрся в доверие к Снейкиусу, а потом его обманул? — спросил Блейз, поглядев на Гарри.

— Да, — сдался Гарри, кивнув, — план сомнительный, но мне ничего другого не приходит в голову. Просто ты хорошо умеешь располагать к себе людей, вырос в чистокровной слизеринской семье, у вас со Снейкиусом много общего. И вот, я подумал… — Ладно, Гарри, — Блейз пожал его пальцы своими, — не нервничай так. Помогу, чем смогу. Идём теперь на каруселях кататься. А потом вернемся в школу.

— Угу, — кивнул Гарри, — пошли.

— Тише, тише. — Барнели, с нежностью обнявший Милисент, гладил её по спине. — Всё хорошо, Мили. Всё будет хорошо.

— Нет, всё плохо, — качала она головой, — всё очень плохо. Что же мы наделали, Лагримус!

Барнели взял Милисент за плечи. Пристально поглядел на неё:

— Ещё можно всё исправить, дорогая, не всё потеряно. Ты знаешь, как это сделать.

— Я знаю, но…

— Мили, — тихо вздохнул Лагримус, — послушай, ты ведь понимаешь что я здесь не просто так, ведь правда? И я должен выполнить свою миссию. Любой ценой. Я не хочу, чтобы она была страшной.

Милисент вытерла слезы. Всхлипнула. Поджала губы:

— Как ты узнал?

— Знаю не только я, — отрезал Барнели, — так что, вас, в любом случае, остановят. На тебя единственная надежда, пойми, милая. Ты же знаешь Снейкиуса, он не отступит. Но, Мили, ты же понимаешь, что-то, что вы делаете неправильно. Это не честно — Лагримус буквально гипнотизировал её, смотрел, не отводя взгляда. — Вы забираете жизнь у двоих людей. Хотите убить их ради призрачного счастья. Будете ли вы счастливы, если начнёте с разрушения? Снейкиус — может быть, но ты… Ты же не такая, Милисент, — он почти умолял, — ты добрая, честная, справедливая. Прошу тебя…

— Мне так жаль, Лагримус, — удрученно ответила она, — я думала, что наша любовь всё оправдает, но нет. Я никогда не смогу жить с этим. Никогда. Это меня задавит. Давит уже сейчас, и я не знаю, что будет в будущем. Я не хочу быть убийцей. Даже ради своей любви. Я не могу.

Лагримус кивнул и сжал её руку в своей:

— Я знал, что ты поймешь.

— Ты прав — Милисент окончательно успокоилась. — Я всё исправлю. Обещаю тебе.

Барнели улыбнулся.

— Как же я по тебе скучал, Мили, все эти годы!

— А я даже не спросила как ты, — вздохнула она, коря себя, — как ты жил все это время?

Лагримус обнял ее за плечи.

— Идём отсюда пока нас не увидели, и я всё тебе подробно расскажу. Это будет долгий разговор. Очень долгий.

Снейкиус чувствовал, что они с Милисент в ловушке. Их заманили туда даже раньше, чем они смогли пробудиться спустя столько лет. Барнели появился в школе неспроста. В том, что это был именно он, младший Слизерин не сомневался. Сейчас им надо быть очень осторожными, только Мерлин знает, что им известно, врагам, которые действуют сообща, и разработали очередной план по их уничтожению. Луна взойдёт совсем скоро, им надо продержаться, иначе борьба была напрасной.

Надо найти Мили. Она должна его выслушать. Взволнованный, Снейкиус пустился на поиски возлюбленной. Времени было мало. Очень мало.

— Где ты была, Милисент? — встретив любимую в коридоре, спросил Снейкиус. — Я час тебя ищу. Мы же договорились не расставаться так надолго, держать друг друга постоянно в поле зрения. Она растерянно посмотрела на него:

— Я… думала… Мне нужно было побыть одной после твоих слов.

— Ты должна мне верить — твёрдо сказал Снейкиус. Это был Лагримус. Абсолютно точно он.

— Хватит, Снейкиус, не важно.

Она подошла к нему, обняла за плечи. Искала его взгляд, а потом смотрела на него с мольбой и беспокойством.

Снейкиусу это очень не понравилось.

— Неужели ты не видишь, — продолжила она — всё против нас. Даже если у нас всё получится, мы никогда не будем свободными. Призраки Гермионы и Драко нас не оставят. Она постоянно в моей голове. Я не уверена в собственных воспоминаниях, и не отличаю своих чувств от её. Я не могу так. У меня нет никаких сил, любимый.

У Милисент на глазах появились слезы. Снейкиус аккуратно поднял её подбородок и посмотрел в глаза.

— Я люблю тебя, Милисент, — он выдохнул, — прошу, доверься мне. Просто доверяй мне. Нам нужно это пережить. Осталось совсем немного.

Мили сама потянулась к нему, накрыв его губы своими. Поцелуй был долгим и нежным. Но момент был испорчен. Они услышали строгий голос Макгонагалл за спиной:

— Мистер Малфой, мисс Грейнджер, вы находитесь в школе, а не в театре. Минус двадцать баллов с факультетов, и попрошу немедленно пройти в мой кабинет. Придется напомнить вам школьные правила.

Профессор поджала губы и поправила очки.

Милисент опустила глаза, щеки покраснели. Она сжала руку любимого, но тот молчал. Это стало последней каплей. Теперь Милисент окончательно поняла — так будет всегда. Так было раньше, и в будущем этого не изменить. Люди, приведения, стены — всё будет против них. Никогда у них не было ни единого шанса. Только сильная любовь, да хрупкая надежда. Только изнуряющая борьба — тогда и сейчас.

Она была совершенно обессилена, и ей хотелось не возрождения любви. Теперь она желала лишь покоя. И, наконец, был шанс его получить. Навсегда.

Макгонагалл их отчитала, так что, из её кабинета они вышли не в самом лучшем расположении духа. Снейкиус был чрезвычайно зол, и едва сдерживался, Милисент же сгорала от стыда. Когда он сказал, что у них снова есть шанс вернуться, она не думала, что придётся чувствовать себя преступницей. Такой жизни она абсолютно точно не хотела. К такой судьбе готова точно не была.

Они отошли за угол. Милисент остановилась и пристально посмотрела на возлюбленного, в его глаза. Она всегда считала, что это — самый красивый яд, что довелось увидеть.

Голос её был грустным, когда она тихо, с обречённостью в голосе, спросила: — Это никогда не закончится, правда?

— Мили, — Снейкиус неловко переминался с ноги на ногу, избегал смотреть на неё, — я…

Она приложила ладонь к его рту. Погладила по щеке и, преданно глядя на него, прошептала:

— Я люблю тебя, и всегда буду. Помни это.

— Я тоже тебя люблю, Мили — ответил он.

Она кивнула:

— Знаю. А теперь, оставь меня, пожалуйста. Мне нужно побыть одной. Недолго. Хорошо?

Снейкиус кивнул. Милисент сжала его руку, поднесла к губам, потом отпустила.

Развернувшись, она стремительно направилась прочь. Чувствовала, что начинает задыхаться, и как воздуха совершенно не хватает в груди.

«Не оглядывайся, только не оглядывайся!» — умоляла она саму себя. Зажмурилась. Выдохнула.

Постояла перед закрытой дверью ещё несколько секунд, а потом медленно постучала в кабинет.

Трелони сидела за столом, и едва была видна из-под целой горы толстых, покрытых слоем пыли книг:

— Можно, профессор? — тихо спросила она. — Вы предлагали мне чай. Я пришла его выпить. Прямо сейчас.

— Почему же, мисс Гренджер? — спросила Трелони. — Вы передумали?

— Я не Гермиона, — сухо ответила Милисент, — и вы это прекрасно знаете. Я приняла решение. Я хочу выпить чай.

Растерянная профессор лишь показала рукой на рядом стоявший диван. И Милисент села.

Она прекрасно понимала, что из этой комнаты уже не выйдет, и была к этому готова. За каждый миг счастья нужно платить. Им со Снейкиусом — вдвойне. Похоже, такова судьба, и никто не в силах её изменить. Пора смириться.

========== Часть 47 ==========

— Проснись, Гермиона Грейнджер, открой глаза.

Кто-то кричал и тряс её за плечи. Крик был настолько сильным, словно острые шипы впивались в виски.

— Пожалуйста, тише — прошептала она. Губы пересохли, голова болела, а ещё это крик. Дежавю.

Гермиона открыла глаза. И сразу же увидела огромные линзы очков профессора Трелони.

— Гермиона! Гермиона, проснись! — кричала она, размахивая руками. — Хватит, пожалуйста, профессор Трелони, — простонала она, — я не сплю. Не кричите так громко.

Трелони сделала шаг в сторону, и с опаской посмотрела на Гермиону.

— Гермиона, это, правда, ты?

Грейнджер прищурилась:

— Профессор, с вами всё в порядке? — Гермиона недоуменно посмотрела на неё. — Почему вы задаете такие странные вопросы?

— Я сейчас, — икнув от волнения, сказала она, — я скоро вернусь. Не двигайся.

Она запричитала и выбежала за дверь.

Гермиона огляделась, попыталась вспомнить, как она сюда попала, но бесполезно. Она даже не помнила, что произошло вчера. В голове крутились образы, обрывки воспоминаний, и лишь одно было четким — Малфой.

В кабинет снова влетела профессор Трелони, а за ней Макгонагалл и Дамблдор

— Мисс Грейнджер, как вы? — с очень плохо скрываемым беспокойством спросила Макгонагалл, склонившись над нею.

— Со мной всё хорошо, — тихо сказала Гермиона, — только голова кружится.

Дамблдор тоже подошёл и сел рядом:

— Что последнее вы помните, мисс Грейнджер?

«Дом в лесу и…»

О, Мерлин. Гермиона покраснела. Ей совсем не хотелось рассказывать директору о своем последнем воспоминании. Нужно лгать, правда, Гермиона совсем не была уверена, что он не прочтёт её мысли.

— Я гуляла в лесу.

— Вы ходили в лес одна, мисс Грейнджер? — продолжала допытываться профессор Макгонагалл. Ходила-то одна, а потом оказалась в паре. Да ещё как оказалась! Весьма удачно. Гермиона помотала головой, очень надеясь, что не покраснеет.

— Нет. Точнее, я пошла одна. Но встретила там Драко Малфоя.

Гермиона опустила глаза. Так стыдно ей ещё не было. Казалось, присутствующие в кабинете видели её насквозь. Захотелось, как можно скорее, бежать.

Гермиона попыталась встать, но голова закружилась, и она чуть не упала. К счастью, её подхватил Дамблдор.

— Мисс Грейнджер, вам надо отдохнуть. Профессор Трелони вас проводит в комнату.

— Да, да, конечно — пролепетала Трелони

— Не покидайте крыло старост, мисс Грейнджер, — спокойно сказал Дамблдор, — ужин вам принесут туда.

У Гермионы не было сил спорить, лишь желание укутаться в одеяло и поспать, поэтому она поплелась вслед за Трелони.

— Что ты думаешь, Минерва?

— Дамблдор сел за свой стол, едва дверь за Трелони закрылась.

— Я не знаю, — растеряно сказала МакГонагалл, — у меня нет даже предположений. Но она выпила зелье сама. Сивилла несколько раз это проверила.

— Но что её заставило? — Дамблдор погладил бороду. — Что могло стать причиной, по которой она на это решилась?

— Годрик был благородным волшебником, — размышляла МакГонагалл, — а Милисент его дочь. Она должна была унаследовать это качество. Думаю, она поступила по совести.

Она посмотрела прямо на Дамблдора:

— Но не думаю, что младший Слизерин поступит так же. Он не привык отступать от задуманного.

Дамблдор грустно улыбнулся:

— Ты права, конечно, думаю, он нам доставит даже больше трудностей, чем мы думаем. Нужно предупредить всех, и учеников тоже. Начинается открытая борьба. Он так просто это не оставит, и сделает всё, чтобы вернуть Милисент.

— Я оповещу всех, — кивнула профессор, — но как же мисс Грейнджер? Её нельзя оставлять одну.

— У неё есть лучшие друзья, — улыбнулся Дамблдор, — всегда готовые прийти на помощь. Гермиона никогда не остаётся одна, ты же знаешь, Минерва.

— Будем надеяться, что этого будет достаточно — профессор Макгонагалл вздохнула, и вышла за дверь.

У Барнели не было и тени сомнения в том, что Милисент поступит правильно, но что делать со Снейкиусом? Надо подключить друзей Гермионы. Это для него прошло много лет, и он уже умудренный опытом старик, но Снейкиус так и остался молодым, застрял между собственной юностью и чужой для себя эпохой. Может быть, нынешние ученики школы смогут найти к нему подход.

Лагримус вошёл в библиотеку. Здесь мало что изменилось. Он вздохнул и огляделся. Взгляд упал на рыжую макушку, склонённую над книгой.

Мистер Уизли, кажется.

— Здравствуйте, молодой человек.

Рон поднял голову:

— Мистер Барнели. Что вы здесь делаете? Решили почитать?

— Я думаю, — улыбнулся Лагримус, — здесь не осталось книг, которые я ещё не прочитал.

— Вот это да! — воскликнул Рон. — Сколько же вам лет?

Поняв, что сболтнул лишнего, он осёкся. Смущённо пробормотал:

— Извините.

Лагримус снова улыбнулся:

— Ничего, мистер Уизли, вы правы. Я очень стар, и в этом тоже есть своё преимущество.

— Какие преимущества могут быть у старости? Это же ужас! — но смотрел на старого волшебника он с большим интересом.

— Опыт и знания, чего так не хватает вам, молодым — ответил Лагримус.

— Тогда, может, покажете или научите меня какому-нибудь заклинанию? — в глазах Рона появилась надежда. — Я младший из своих братьев, и я почти ничем не выделаюсь. Лучшая партия в шахматы в истории Хогвартса не очень успокаивает. Мой лучший друг стал звездой ещё в младенчестве. Моя лучшая подруга — самая классная ученица. А я… — он вздохнул, — чувствую себя посмешищем. Ненавижу это чувство посредственности. Оно меня убивает.

Барнели задумался:

— А почему бы и нет, — с улыбкой сказал он, — пойдёмте со мной молодой человек.

Рон вскочил со стула, любопытство взяло своё. Направился за Барнели вглубь библиотеки.

Тот медленно проходил ряды книг, рисуя невидимые знаки в воздухе. Пройдя несколько стеллажей, оностановился и провел палочкой по деревянной перегородке между полками. Извлёк оттуда небольшую зеленую коробку:

— Вот, — он протянул коробку Рону, — возьмите, молодой человек.

— Что это? — Уизли в недоумении смотрел на старого волшебника. От изумления у него даже рот приоткрылся, и закрывать его он не спешил.

— Это книга, — сказал Лагримус, — точнее, рукописный сборник очень редких и древних заклинаний. Некоторые из них уже утеряны. Их попросту нет ни в одном из учебников. Так что, вы теперь — единственный обладатель.

У Рона заблестели глаза. Он восторженно выдохнул, глядя на дарителя почти что с обожанием. Но лицо Барнели стало более строгим. Он тихо продолжил:

— Но будь очень осторожен с ними.

— Они что, запрещенные? — Рон тоже перешёл на шёпот.

— Нет, что ты, — покачал головой Рон, — просто многие из них необратимы.

— В смысле? — Рон прищурился.

— Ну, однажды, например, я ради эксперимента сделал волосы Памплоны Спатул розовыми, и потом, что бы мы не делали, так и не смогли вернуть прежний цвет. Хвала Мерлину, она потом смирилась, и даже полюбила свой новый образ, но мне просто повезло. Поначалу она хотела превратить меня в жабу, — Барнели улыбнулся, — так что, и у вас может появиться дама, у которой к вам будут вопросы, если неправильно что-то наколдуете. Там есть и более сильные заклинания, поэтому используйте сборник с умом, мистер Уизли. Изучите его досконально, прежде чем преступать к чему-то.

Рон сунул коробку под мантию:

— Я обещаю быть осторожным, и розововолосых в нашей школе не появится, — а потом добавил, — и синеволосых — тоже, мистер Барнели.

Лагримус похлопал его по плечу:

— Я очень на это надеюсь, молодой человек. А теперь пойдёмте отсюда, пока нас никто не увидел. Это может быть небезопасно.

Снейкиус не видел Милисент целый день. На обеде её не было, в библиотеке тоже. Он даже ворвался в класс к Снейпу, пока тот вёл урок у Гриффиндора, но её не оказалось и там. Единственное место, где он её пока не искал, — крыло старост. Но что ей делать в комнате, посреди учебного дня?

Он мог позволить себе пропустить занятие, опоздать. Она не прогуливала никогда. С другой стороны, Мили сейчас полна сомнений, может быть, она отправилась в круглую комнату? В их место? Снейкиус был слишком нетерпелив, и очень волновался, поэтому прямиком направился в башню.

Когда он очутился на месте, и дверь проявилась, он сразу понял, что Мили там нет. Что ж, остался последний вариант. Её комната. Но он меньше всего верил, что сможет найти её там.

— Здравствуй, Снейкиус.

Младший Слизерин резко развернулся на каблуках:

— Не думал, что мы ещё когда-нибудь встретимся, Лагримус.

— А я верил и надеялся, — возразил Барнели, — но не при нынешних обстоятельствах.

— А да, — кивнул Снейкиус, — кстати говоря, тело этого мальчишки вполне мне подходит.

— Этого мальчишку зовут Драко, — почти прошипел Барнели, — и ты знаешь, что у него есть семья и друзья. Он живой человек, а не костюм. Его нельзя примерить на себя. — Ну да, конечно, — скривился Слизерин-младший, — благородный Лагримус, что всегда думает о других. Где же ты был, когда нам была нужна помощь, дорогой друг?

— Я был рядом, Снейкиус, — философски ответил Барнели, — ты просто не хотел меня слушать. Как ты мог на такое пойти? А Милисент? Ты вообще думал о последствиях? Хоть немного понимал, что вы делаете?

Лицо Снейкиуса исказилось, он стал дышать чаще:

— Где она? Вы говорили?

— Да, и она сделала свой выбор.

Снейкиус долго смотрел на старика, глаза его всё больше походили на змеиные. Он сжал кулаки, прошипев:

— Ты… ты… Понимаешь, что ты натворил? Ты был нашим другом…!

— Я и сейчас ваш друг, — Барнели сделал шаг вперёд, — позволь мне помочь вам, Снейк.

— Друг? — потомок Слизерина иронично усмехнулся. — Помочь? Ты предатель! Я тебя ни на шаг больше тебя к себе не приближу. И к Мили — тоже.

— Снейкиус, — одними губами прошептал старик, — прошу тебя.

Слизерин выпрямился, его лицо стало мягким. Он разжал кулаки и улыбнулся:

— Ну что ж, так даже лучше. Теперь война будет открытой. Ни ты, ни кто-то другой ничего не сможет сделать, пока не взойдёт двуликая луна. Милисент вернётся и тогда мы, наконец, будем вместе. Так что, передай своим новым друзьям, что ничего у них не выйдет. Пусть даже не стараются.

Лагримус грустно вздохнул. Помотал головой:

— Одумайся, — продолжил шептать он, — прошу тебя.

— Я Слизерин забыл? Готовься, Лагримус Барнели, ты ответишь за своё предательство первым. А остальные… им я тоже не завидую.

Надменно подняв голову, он прошел мимо лучшего друга. Остановился на мгновение. Равнодушно посмотрел в стеклянные глаза старика, и, словно между прочим, сказал — так, чтобы никто больше не расслышал, если эти стены действительно имели уши:

— Ты занял не ту сторону, «друг», и скоро ты это поймешь.

========== Часть 48 ==========

Гермиона открыла глаза. В горле пересохло, губы тоже были сухими. Чувствовала себя так, точно почва ушла из-под ног. Мерлин, сколько же она спала?

Она поднялась с постели и подошла к окну. Погода была чудесная, светило солнце, весенние лучи грели стёкла и оставляли на них солнечных зайчиков.

Гермиона открыла окно и глубоко затянулась воздухом. Он уже пах летом, теплом. Совсем скоро наступят каникулы. Она поймала себя на мысли, что последние несколько месяцев как будто выпали из её жизни, из головы. Будто она спала всё это время, или находилась в глубокой коме.

Кажется, было утро. Она взяла полотенце и отправилась в ванную. Надо было умыться. Потому что она сейчас чувствовала себя древним камнем, что пересох на солнце.

В туалете её встретила бессменная Плакса Миртл. Сколько же ты спала, Гермиона Грейнджер?

Она попробовала подумать об этом, но голова болезненно гудела. Ладно. Не сейчас. Позже.

— Привет, Гермиона. — пропищала Миртл.

— Доброе утро.

— Как твои дела? Как себя чувствуешь?

Гермиона села на край ванны.

— Хорошо, хотя голова немного кружится.

Она потерла виски, украдкой взглянула на закрытую дверь.

Драко.

— Его нет — отозвалась Миртл, подплывая поближе.

— А куда он ушел, не знаешь?

Миртл вздохнула:

— Его совсем нет, Гермиона. Уже давно.

— В смысле? — Гермиона непонимающе посмотрела на приведение.

— Думаю, — Миртл склонила голову набок, с любопытством поглядев на неё, — тебе лучше поговорить об этом с директором.

Гермиона бросила полотенце, кое-как смочила лицо водой, и бросилась на выход. Сердце буквально вырывалось из груди.

— Стой! — крикнула Миртл. — Думаю, тебе лучше переодеться. Не хочешь же ты, чтобы твоё нижнее бельё увидела вся школа?

Гермиона посмотрела на свою пижаму. Обычная пижама, как и всегда. Не понятно, с чего бы это Хогвартсу видеть её нижнее бельё. Но Плакса была права — идти к Дамблдору в таком виде нельзя.

— Хорошо, — кивнула она, — спасибо, Миртл. Я даже не обратила внимания, что на мне надето. Пойду переоденусь.

И она вышла из ванной. Сейчас её терзал один только вопрос: куда подевался Драко Малфой?

До своей комнаты она добралась очень быстро, потому что почти бежала, как будто марафон на скорость вздумала сдать. На привычном месте она форму не обнаружила, так что, стала метаться по комнате в поисках подходящей одежды. Когда открыла шкаф, то отскочила в изумлении. Там, как и прежде, царил полный порядок, но все вещи были сложены совсем не как обычно, а по цвету. И тогда Гермиона впервые осмотрела комнату.

Она сразу же поняла: что-то не так. Кто-то хозяйничал здесь, пока она спала. Даже мебель стояла не так, как обычно. А на столе лежали конспекты и пергаменты, хотя Гермиона всегда клала их в тумбочку, как только заканчивала работу.

Она закрыла шкаф и отправилась к тумбочке, чтобы проверить, какие изменения произошли там. Когда проходила мимо зеркала, почти неосознанно посмотрела туда. И застыла, точно каменное изваяние.

Кавардак в голове усилился, слова Миртл теперь прозвучали ещё страшнее. А всё потому, что в отражении на неё смотрела совершенно незнакомая девушка. Точнее, не совсем так. Она видела эту девушку раньше, в своих снах. Она пришла из снов, и стояла перед нею в зеркале.

Гермиона довольно робко провела пальцем по стеклу. Может, это иллюзия? Может, её только кажется? Или она всё ещё спит?

Она ущипнула себя за руку. Ощущение было совершенно реальное. Девушка из зеркала сперва сделала то же самое, но потом опустила руку и отвела взгляд.

Теперь она не хотела смотреть на Гермиону. Миллионы вопросов теперь кружились в её голове. Зеркало зачарованное? В нём приведение? Призрак? Демон? Что происходит? Как много она пропустила?

Гермионе стало страшно, дыхание спёрло. Её накрыла горячая волна воспоминаний. Круглая комната, предсказания Трелони. И Драко. В её голове было много Драко. Он занимал почти все её мысли теперь. Она вспомнила. Она почти физически ощущала его прикосновения и помнила вкус его поцелуев. Виски ныли, кто-то будто вбивал всё это молотком в её голову.

— Кто ты? — тихо спросила она, глядя на девушку, что так и стояла в стекле, опустив глаза. — Что ты делаешь в моём зеркале? Почему я тебя вижу?

Девушка молчала, а воспоминания бурным водопадом текли в её голове. Захватывали всё, нарастали.

Поцелуй у озера, библиотека, камин, пламя, что пытается вырваться наружу, дом Хагрида, руки Драко, что скользят по её обнажённой спине. Его злой шёпот, похожий на шипение: «Сейчас ты узнаешь, на что я способен!». Его губы на её шее. Горячее дыхание.

Гермиона обхватила голову руками и присела на корточки.

— Хватит! Хватит! — кричала она.

Но воспоминания и не думали отступать. Они друг за другом впивались в её голову, и каждое было острее и ярче предыдущего. Она даже не понимала, что сейчас, в этот момент, плачет и кричит.

Это было слишком. Это было невыносимо. Ей казалось, что она вот-вот сойдёт с ума. У неё не было сил бороться со всем и сразу. Только когда поток иссяк, и ей удалось хоть немного взять себя в руки, она встала.

Снова взглянула в зеркало. Но в отражении на неё смотрела всё та же гостья из снов. И у неё были такие грустные глаза, что, казалось, она вот-вот заплачет. Гермионе, впрочем, вовсе не было её жаль. Она чувствовала лишь злобу и раздражение.

Эта девушка забрала её жизнь, а теперь ещё и грустит, видите ли! Да что она себе позволяет?

— Кто ты такая? — требовательно спросила она. — Говори!

Незнакомка уже открыла было рот, собираясь ответить, но в дверь постучали.

За дверью раздался голос Гарри:

— Гермиона, ты проснулась? Всё хорошо?

Мерлин, ей показалось, будто она миллион лет не слышала голоса друга. Она даже робко вздрогнула. Гарри приоткрыл дверь и встал на порог.

— Как ты себя чувствуешь?

— Да, — растерянно кивнула Гермиона, — я в порядке. Что ещё она должна сказать или сделать? Она понятия не имела. Какая-то часть её хотела, чтобы Гарри её обнял, как после каждой разлуки, но она теперь не была уверена, что это возможно.

Чувство, будто она пропустила огромный кусок своей жизни, только нарастало внутри.

Гарри же, прищурившись, с подозрением следил за подругой. Обнимать её не торопился, только осторожно наблюдал.

Она напомнила себе, что собирается к Дамблдору. С другой стороны, разве она могла явиться к директору, не понимая ничего, и даже не соображая толком, о чём станет говорить с ним, что именно у него нужно спрашивать?

Она снова посмотрела в зеркало, украдкой, точно воришка. Незнакомая гостья исчезла, теперь она видела своё собственное отражение.

Гермиона попыталась припомнить, не читала ли чего подобного, но не смогла.

В голове точно образовался вакуум и, пожалуй, больше всего ей именно это не нравилось.

— Гарри, что происходит? — наконец, спросила она.

— Мы тебе всё объясним — уклончиво ответил Гарри.

— Мы?

— Да. Одевайся, я подожду тебя за дверью. Не волнуйся только, пожалуйста.

Гарри скрылся, закрыв за собой дверь.

Они шли по коридору молча. Гермиона чувствовала, что случилось что-то очень серьезное, и, возможно, у неё крупные неприятности, но говорить что-либо не решалась. А Гарри даже слова не проронил.

Оказавшись у кабинета Дамблдора, Гермиона внезапно вспомнила ещё кое-что. Они с Драко были здесь недавно. И рассказывали директору о том, что с ними происходит. Почему же теперь у неё такое чувство, будто с того момента прошла вся жизнь?

Гарри постучал и тут же открыл дверь. Это было похоже на какой-то пароль. Как только Гермиона подумала об этом, ей стало ещё страшнее. Она осторожно огляделась по сторонам и замерла.

В кабинете было много народа, и даже родители Драко!

Слова Плаксы Миртл о том, что Драко уже давно нет, теперь приобрели новый смысл и казались очень зловещими. Сердце замерло в груди и с грохотом ухнуло вниз, под ноги.

Гермиона едва дышала.

— Входите, мисс Грейнджер, — с улыбкой сказал Дамблдор, — как вы себя чувствуете?

Постоянные расспросы всех вокруг о её самочувствии начинали порядком раздражать. Ей всё ещё было страшно, но она держалась. Не время впадать в панику. Нужно скорее выяснить, что произошло с нею и с Драко.

— Всё хорошо, профессор, — ответила она, — меня только беспокоит, что все спрашивают о моём самочувствии. И, может, вы объясните мне, где Драко?

Вымолвив его имя, Гермиона осторожно взглянула на чету Малфоев. Мистер Малфой побледнел, поджал губы, впрочем, не скрывая раздражения, а его супруга тихо вздохнула.

— Что последнее вы помните?

Гермиона напрягла память. Ничего не вышло, она не в силах была развязать клубок воспоминаний, что крутился в её голове. К тому же, никак не могла рассказать присутствующим, что отлично помнит, как они с Драко занимались… не магией в каком-то домишке в лесу (и она даже не была уверена, что не в запретной его части!). Потому она ответила иначе:

— Помню, что мы с Драко приходили к вам рассказать, что с нами происходит нечто странное. И больше ничего. Мысли сбиваются и постоянно убегают от меня, профессор. Я не могу их догнать.

— Садитесь, мисс Грейнджер, — сказал Дамблдор, указывая на стул напротив своего места, — мы вам всё объясним.

Гермиона села. Гарри тоже сел на край дивана, неподалёку от родителей Драко. Но они, было заметно, сторонились друг друга, и даже избегали друг на друга смотреть.

— Мисс Грейнджер, — заговорила профессор Макгонагалл, — вы оказались вовлечены в очень необычное и опасное приключение. Ситуация очень непривычная…

Она подошла и присела рядом с Гермионой. Та с любопытством взглянула на неё. Но спросить ничего не успела, потому как раздался другой, совершенно незнакомый ей голос:

— «Непривычная ситуация»? — спросил голос. — Так вы теперь это называете, господа?

Гермиона посмотрела на говорящего. Им оказался глубокий старик в одежде, странной даже по меркам Хогвартса и впалыми глазами. Как не пыталась она припомнить из книг, кто бы это мог быть, ничего ей не приходило в голову.

Он встал и остановился напротив неё, у стола. Смотрел глазами, но ощущение, будто душой.

— Вы, юная мисс, стали заложницей древнейшего проклятья. Как и ваш кавалер.

Папаша Малфой при этих словах сердито закашлялся.

— Он не мой! — вспыхнула Гермиона.

Но тут же память подбросила новую картинку — как они с Малфоем дефилируют, держась за руки, на глазах у всей школы. Ну и домик в лесу, да, конечно же. Он, видимо, теперь всегда будет её преследовать. Вечно.

— Это мало объясняет, что здесь происходит, — отрезала Гермиона, — я запуталась, и мне кажется, будто я в ловушке. Где Драко? Мне нужно поговорить с ним, тем более, если мы оказались втянуты в эту ситуацию оба.

— Гермиона, — Гарри встал с дивана, подошёл к ней, опустился перед ней, присев на корточки, и взял её за руку, — послушай, прошу. Ты помнишь, что происходило с тобой и с Малфоем в последнее время? Помнишь Круглую комнату? Ведь помнишь, правда?

Гермиона отчаянно потерла лоб и виски. В голове возникла картинка убегающего с криками, шарахающегося от неё, Малфоя. И как она добиралась до гостиной Гриффиндора в одном лишь одеяле. Она плохо помнила комнату, о которой говорил Гарри. Но, если скажет правду, то, возможно, только усложнит процесс поисков ответов на свои многочисленные, растущие как снежный ком, вопросы.

Потому она кивнула и настороженно произнесла:

— Да, помню.

— Так вот, — запинаясь, продолжил Гарри, — всё, что происходило с вами там, и вообще, не по-настоящему. Точнее, не с вами. Это были не вы. Понимаешь?

Нет. Она не понимала. Совершенно ничего не понимала. Если всё случилось не с ней, где же она была столько времени? Почему ничего о себе не помнит? И снова в голове зазвенели слова Плаксы о Драко: «Его уже давно нет».

Гермиона с ужасом посмотрела на Гарри. Наконец, в разговор вступил Рон. Только теперь Гермиона поняла, что даже не заметила его среди присутствующих. Такое чувство, что и зрение её тоже подводило, не только память.

— Ты её ещё больше путаешь!

Рон подошёл к ней и посмотрел в глаза. Видимо, он был довольно решительно настроен.

— В общем, Гермиона, в вас с Малфоем вселились давно умершие дети Годрика Гриффиндора и Салазара Слизерина, — прямо начал он, — они были влюблены друг в друга когда-то, но все были против их отношений. И тогда они совершили самоубийство. У магглов есть такая книга, «Ромео и Джульетта», ты должна знать. Ну вот, эти были, вроде как, волшебные Ромео и Джульетта. А теперь они пробуют вернуться. И, чтобы вернуться, прямо совсем-совсем, они используют тела, твоё и Драко. И захватывают ваше сознание. Милисент, гриффиндорку, нам удалось временно усыпать, хотя она всё ещё в тебе. А этот змеёныш, Слизерин, засел в Малфое и ждёт двуликую луну, чтобы его окончательно поработить и вернуться. Мы пока не смогли его выгнать из Драко, вот, думаем, как это сделать.

— Да уж, Уизли, ты очень упростил ситуацию, ничего не скажешь. Грейнджер всё поняла, это у неё на лице написано.

Гермиона слышала, что во время пылкой тирады Рона в кабинет ещё кто-то вошёл, но не посмотрела, кто. Сейчас же она обернулась и увидела слизеринца, который стоял в проходе и насмешливо смотрел на Рона. Она помнила, что его фамилия Забини, но не могла вспомнить, как его зовут. Кажется, память её очень подводила.

Она словно помнила отрывки, фрагменты, никак друг с другом не связанные. Гермиона уставилась на Забини. Столько вопросов кружилось в её голове, и ни один она не могла поймать. Она даже не представляла, с чего же ей начинать расспрашивать.

Она посмотрела на сидящего в углу Снейпа. Тот поджал губы и закатил глаза, как человек, которому очень скучно. Всё время, что Гермиона находилась в кабинете, он предпочитал молчать, наблюдая за происходящим. Он был теперь ещё мрачнее обычного, а, значит, ещё неприятнее. Гермиона вновь ущипнула себя за руку. Было больно. Кажется, это всё-таки был сон, дурной, ужасный сон. От отчаяния Гермиона готова была рыдать.

— Где можно прочесть об этом проклятье?

Она по очереди посмотрела на старика, которого увидела впервые сегодня, на Гарри, и Рона, на Снейпа и на Дамблдора.

Старик покачал головой:

— Этого проклятья нет в книгах. Оно в моих воспоминаниях.

— Как же так? Разве может быть такое, что история магии совсем не описала одно из древних проклятий? — с недоумением спросила Гермиона.

— Это исключено! Все случаи и всё случившееся всегда фиксируется в книгах.

Она вспомнила, что читала дневник Кассандры. Кажется, ей его дала профессор Трелони, хотя она была в этом не уверена.

Великая провидица что-то писала о парне с глазами змеи и его кроткой возлюбленной, вот только, как ни старалась, Гермиона не могла припомнить, что. Она пообещала себе снова перечитать дневник, как только на то будет время.

— Годрик и Салазар стёрли всю память о случившемся с их детьми, — сказал старик, — я помню это, потому что стал непосредственным свидетелем их смерти. И успел убежать.

Гермиона почувствовала упадок сил. Пришлось сильно вцепиться в ткань формы, чтобы не рухнуть со стула. У неё начиналась паника.

— Вы совсем запутали девочку, — раздался женский голос, и, обернувшись, Гермиона с удивлением поняла, что это была мать Драко, — мистер Барнели, вам следует рассказать всю историю, до мелочей. У вас, наверняка, получится объяснить лучше, чем у любого из здесь присутствующих.

— Думаю, миссис Малфой, вы правы, — Дамблдор встал и подошёл к омуту памяти, — Лагримус, вам стоит всё рассказать мисс Грейнджер с самого начала. А мы ответим на другие вопросы, когда они появятся.

Незнакомый Гермионе старик подвинул стул и сел напротив неё. А Гарри крепко взял её за руку, как будто услышанное должно было её сильно шокировать.

— Меня зовут Лагримус Барнели, — представился он, — а история древняя, почти как мир. Слушайте меня внимательно, юная мисс, и, надеюсь, это поможет вам понять, что именно произошло с вами и мистером Малфоем.

Гермиона внимательно посмотрела на старика. В любой другой ситуации она была бы в восторге оказаться обладательницей таких давних и редких знаний, но сейчас чувства, которые испытывала, сложно было назвать восторгом.

Похоже, она очень нескоро выйдет из кабинета Дамблдора, и, впервые, пожалуй, это её очень пугало.

Когда она всё же вышла из кабинета, время уже клонилось к вечеру. Скоро должен был быть ужин. Отличный шанс увидеть других учеников, понять, помнит ли она о них, и что именно помнит (она с трудом откопала в чертогах разума имя Забини — Блейз). Потому она быстро шла по коридору, зная, что, прежде чем пойти в столовую, ей предстоит завершить ещё одно важное дело.

Как вдруг услышала, что её кто-то окликнул:

— Гермиона!

Она обернулась. К счастью, бежавшую её навстречу девушку в странных очках и с книгой в руке, она узнала сразу.

— Привет, Луна.

— Привет, — улыбнулась Лавгуд, и тоненьким голоском, пропела: — как дела?

Мерлин, нет. Гермионе очень не хотелось, чтобы ещё хоть кто-то расспрашивал о её самочувствии. Она быстро ответила:

— Ничего, всё в порядке.

— Я не видела тебя вчера в столовой, — сказала Луна, — ты была в библиотеке, да?

Лавгуд, похоже, совершенно ни о чём не знала. Или, может, заходила издалека?

— Да, — кивнула Гермиона, решив, что так будет безопаснее всего, — я читала. Готовилась к экзаменам, и совсем забыла про ужин.

— Правда? — продолжала улыбаться Луна, как будто её совсем не касалось всё то, что произошло, и чем были озабочены даже многие учителя. — А я, представляешь, всё же нашла немного новой информации о единорогах. Отец где-то раздобыл книгу, в которой рассказывается теории их массового исчезновения. Вот.

Она показала Гермионе книгу. Толстая, в кожаном переплёте. Называлась: «Удивительная природа, которую мы можем погубить». На обложке был нарисован единорог. С другой стороны — фото автора, пышнотелого волшебника, что раздувал щёки и имел орлиный нос. Напрягшись, Гермиона припомнила, что его зовут Абраксис Фингал, и он исследовал редкие виды животных и растений.

А ещё о единорогах было написано в книге Ньюта Скамандера: «Фантастические твари, и где их искать» вспомнила Гермиона.

Она повертела книгу в руках, быстро пробежалась глазами по первой странице. Кивнула:

— Интересно. А почему этой книге нет в библиотеке?

— Мой отец говорит, — продолжала мягко говорить, будто напевая, Луна, — что она, в своё время, была предана сожжению. Сейчас осталось совсем мало экземпляров, в основном, в частных библиотеках. Всё потому, что благодаря этой книге продолжалась охота на вымирающих существ.

— О, — кивнула Гермиона снова, — вот как. Не одолжишь ли ты мне книгу? Я бы хотела её прочитать. Быстро верну, обещаю.

— Конечно, — улыбнулась девочка, — бери. Мы планировали вместе сходить в библиотеку, но в среду ты так там и не появилась. Надеюсь, ничего серьезного не произошло?

Видимо, каким-то невероятным образом, Луне было неведомо то, что уже давно известно всей школе. Оно и к лучшему, решила Гермиона. Вот только злилась на ту, что атаковала её тело, ведь теперь ей придётся разгуливать в поисках неведомо чего вместе со странной Лавгуд, вместо того, чтобы готовиться к экзаменам.

— Нет, я просто читала и потеряла счёт времени — ответила она, — но мы можем пойти в библиотеку, скажем, завтра. Что скажешь?

— Завтра же суббота, — ответила Луна, — выходной. Ты забыла?

— Ах да, — неловко улыбнулась Гермиона, — правда. Я что-то совсем заучилась. Ну, значит, в понедельник, а я как раз прочту твою книгу.

— О, хорошо, — быстро протарахтела школьница, — отлично. Я уже её прочла, ещё вчера. Она очень увлекательная, там много интересных фактов. Знала ли ты, что ещё каких-то полвека назад существовали дурнофеи? Это такие существа, смесь гномов и эльфов. Очень забавные. А потом всю их популяцию истребили, во время Первой магической войны.

Это было бы интересно, пожалуй. В любое другое время. Но сейчас у Гермионы были дела поважнее, и, что-то ей подсказывало, что надо бы спросить с незнакомой захватчицы, почему, по её вине, она обязана общаться с чудаковатой Луной Лавгуд о таких странных вещах, вместо того, чтобы заниматься делом. Потому она лишь улыбнулась, попытавшись отвязаться от своей собеседницы:

— Это занимательно, я обязательно прочту. А сейчас, прости, мне надо бежать. Встретимся в понедельник, после занятий.

— Хорошо, Гермиона, до встречи — Луна помахала ей рукой и упорхнула.

Едва она скрылась за поворотом, Гермиона ринулась бежать со всех ног. Ей срочно было необходимо очутиться в своей комнате.

Словно вихрь ворвавшись в свою спальню, Гермиона сразу же ринулась к зеркалу и внимательно посмотрела на своё отражение. Себя она, конечно же, там не увидела. С другой стороны стекла на неё по-прежнему глядела та девушка из снов.

— Ты — Милисент? Дочь Годрика Гриффиндора? — сходу спросила она.

Девушка молча кивнула. Гермиона сжала руки в кулаки и стиснула зубы. Никогда в жизни она, пожалуй, не была ещё так зла. Её использовали, играли словно марионеткой, как куклу тянули за верёвочки! После того, что рассказал ей старик Барнели, она будто с ума сошла от злости. Её всю трясло. И, хотя многое теперь, после его исповеди, прояснилось, легче не стало. Да, Гермиона, наконец, нашла причину того, что с ней происходило так долго, но ведь эта причина никуда не делась. Прямо сейчас она смотрела на неё в отражении зеркала.

— Ты, дочь Гриффиндора, — с укором бросила она зеркалу, — благородного волшебника. Как же ты могла опуститься до такой невероятной низости? Мисс Гриффиндор опустила глаза:

— Прости… Я… мне очень жаль.

По ее щекам потекли слезы. Гермионе стало не по себе. Она всё ещё злилась, но в глазах этой девушки стояла такая тоска, а от зеркала веяло такой безнадежностью, что каждая клетка внутри тела Гермионы, кажется, болела.

Милисент продолжала беззвучно плакать, не поднимая глаз. Гермиона выдохнула и тихо прошептала:

— Спасибо. Спасибо, что ушла.

— Я всё ещё внутри тебя, — ответила Милисент, — но, поверь, я очень раскаиваюсь. Если бы я только могла повернуть время вспять!

— Двуликая луна. — Гермиона решила не терять времени, и посмотрела на свою непрошеную гостью. — Что будет, когда она взойдёт?

— Я не знаю, — покачала головой Милисент, — всё зависит от Снейкиуса. Я даже не знаю, когда именно взойдёт луна, но, похоже, что скоро.

— Что нам делать?

— Попытаться убедить его уйти. Это — единственный способ.

— Но как? Добровольно он сдаваться не собирается.

Милисент вздохнула:

— Если бы я знала…

«Если бы я знала». «Если бы я могла». Всегда, всегда это «если бы». Гермиона крепко сжала кулаки, борясь с желанием немедленно разбить зеркало, хотя и понимала, что исчезнет лишь фигура, а оккупантка так и останется у неё внутри.

Она чувствовала себя бессильной, и всей душой ненавидела это проклятое чувство. Где же все книги, все её обширные знания сейчас, когда они так сильно нужны?

Она вдруг вспомнила Драко и их поцелуй прежде чем она обмякла в его руках, а он вздохнул, прижавшись к её лбу лбом на мгновение. Там, в заброшенном домике в лесу, который — она была практически уверена — не найдет больше.

Гермиона закусила губу:

— Ты его любишь?

— Всем сердцем, — печально улыбнулась Милисент, — больше всего на свете. Когда он рядом, сердце замирает, становится трудно дышать. Ты ведь меня понимаешь, правда, Гермиона?

— Я? — Гермиона испытала какую-то пустоту, и дёрнула плечом. — Нет. Всё, что я испытывала, мне не принадлежит. У меня всё украли. Чувства, мысли, порывы, эмоции — это всё твоё. У меня ничего не было. И нет.

Милисент вдруг улыбнулась иначе — по-новому. Светло. Склонила голову, прищурившись, и тихо, будто напевая, спросила:

— Ты уверена, Гермиона Грейнджер?

— Как иначе? — снова пожала плечами Гермиона. — Ты же всё это время мной распоряжалась.

— Понимаю, что сейчас тебе сложно разобраться во всём, — продолжила дочь Гриффиндора, — но загляни в себя. В своё сердце и душу. Всему ли виной я? Или я — просто причина? Толчок? Шаг к чему-то другому, важному лично для тебя?

Гермиона вздохнула. Закусила губу и потерла лоб. Голова всё ещё гудела, ясности в мыслях не было. Но в одном она не сомневалась — ненависть к Малфою, причем, взаимная, не была придумкой, фантазией воспалённого мозга.

— Я всегда ненавидела Малфоя, сколько его знаю. А он — меня.

— Мне знакомо это чувство, — кивнула Милисент, — но я видела, что у тебя внутри, Гермиона. Я наблюдала за миром твоими глазами. Испытывала твои чувства, которых ты всегда боишься. Ты сама себя не знаешь. И, надеюсь, скоро ты это поймёшь.

Гермиона молчала. Может быть, Милисент была права. Ей сейчас было трудно понять, что она чувствует, сложно было разобраться с тем, что происходит. А ещё грядут экзамены, ей нужно немедленно возвращаться к учёбе, включаться в процесс, но она даже не знала, сколько всего пропустила.

Лишь одно она знала абсолютно точно: нужно изгнать этого Слизерина.

Драко необходимо скорее вернуть. Любой ценой.

========== Часть 49 ==========

Гермиона пыталась не думать о Драко, и обо всём, что с ними произошло, хотя бы на уроках. Но это получалось у неё не очень хорошо. Не сказалось на оценках, к счастью, но она не испытывала привычной радости от учебного процесса и ей казалось, будто она совсем не может сосредоточиться.

Гарри и Рон были рядом, как верные рыцари следовали за ней повсюду. И это её сейчас тоже не особо радовало. Как бы сильно она их не любила, но всё же теперь ей хотелось побыть одной.

Вопросов становилось всё больше, а ответов не было.

Во время совместных занятий со слизеринцами она даже старалась не смотреть в сторону Драко. Видеть его, зная, что это не он, оказалось очень больно. Куда больнее, чем она могла представить. В итоге, ей всё же удалось улизнуть после трансфигурации, хотя она и была уверена, что друзья быстро её найдут. Но ей нужно было хотя бы какое-то время, чтобы прийти в себя и подумать, что делать теперь.

Потому она вошла в библиотеку. Пробравшись в самую глубь, где пылились книги, в основном, по истории магии, она села на пол посреди стеллажей. Это место всегда успокаивало её, но, похоже, не сейчас.

Обхватив руками колени, она закрыла глаза. Её занимало так много вопросов: как быть дальше, как освободить Драко, смогут ли они поговорить обо всём, что случилось в последнее время, особенно в том домишке в лесу, надо ли об этом разговаривать, как сдать экзамены, если она оказалась буквально выбита из колеи, когда взойдёт двуликая луна, и как узнать эту дату. Она подумывала пролистать лунный календарь, астрологические прогнозы, но ничего подобного в библиотеке, к её изумлению, не было.

Гермионе было страшно, но страх только предавал ей сил. Она чертила пальцем на ковре узоры, и сама не заметила, как узоры превращались в букву «М» — как у Драко на медальоне. Вдруг ей стало очень тоскливо, и в душе что-то сжалось, в сердце что-то кольнуло.

Послышался шорох. Гермиона подняла голову. Может быть, это дементор? Такое гнетущее чувство раньше вызывало только их появление. Но в проёме стоял Драко, а, точнее, змеёныш Слизерин в теле Драко.

Гермиона замерла. Это оказалось очень больно, резало ножом по сердцу — видеть его один-на один, зная, что это не он, что им манипулируют. Что бы ей сейчас сказал Драко, если бы он принадлежал себе? О чём бы они говорили теперь, когда зашли так далеко?

Слизерин презрительно сверлил её глазами. И это не был насмешливый взгляд, обращённый в её сторону, который так часто бросал Малфой. Это был холодный, злой взгляд волка. Который был готов бросится на неё и перегрызть ей глотку.

Гермиона замерла, совершенно не зная, что делать. Снейкиус с надменной улыбкой сделал шаг вперёд и сел напротив неё. Это уже было, их ночи в библиотеке посреди разбросанных книг… Гермиона вспомнила, и сердце её отчаянно забилось.

— Преступника всегда тянет на место преступления не так ли, Грейнджер? — сказал Снейкиус, не сводя с Гермионы презрительного взгляда.

— Что тебе нужно от меня? — равнодушно спросила она.

— От тебя ничего — усмехнулся он. А вот от той, что внутри тебя… Она нужна мне вся, без остатка. Так что, даже не надейся, что я оставлю тебя в покое.

— Смирись, она ушла. А ты — гадкий, наглый манипулятор. Верни Драко! — Гермиона внимательно посмотрела на него. Она, пожалуй, не испытывала к нему ненависти, какую испытывала всякий раз, видя настоящего Малфоя. Ведь как можно ненавидеть того, кого нет? Нужно быть сумасшедшей, чтобы испытывать любые чувства к пустому месту.

На лице Снейкиуса появилась насмешливая гримаса:

— Это ты смирись, грязнокровка. Его больше нет, да и твои дни сочтены. Скоро наше с Милисент время. Мы будем править балом.

— Неужели ты думаешь, что я отступлю? — Гермиона упрямо посмотрела на него.— Скажи, ты действительно так думаешь? Я надеялась, что ты окажешься умнее, потомок Слизерина.

— У тебя нет выбора, — ответил он, — слишком поздно. Да и мне не понятно, что вдруг ты так за него переживаешь? Он тебя ненавидит. Забыла?

Гермиона прикусила губу с такой силой, что почувствовала вкус собственной крови:

— Кто ты такой, чтобы судить об этом?

— Я видел его душу, — спокойно сказал младший Слизерин, — и знаю, что он чувствует, о чём думает. Тебя там нет.

Гермиона водила глазами по полу и по нижним рядам полок, всё, чтобы отвлечься, не слышать, не слушать его слов. Когда он умолк, она твёрдо посмотрела на него, прямо ему в глаза:

— Мне всё равно, что ты говоришь. У меня нет причин тебе верить. Ты подлый и наглый эгоист. И даже твоя девушка страдает от твоей величайшей любви.

Снейкиус поднял голову и засмеялся. Поднялся, а Гермиона встала за ним следом.

— Ты права, грязнокровка. Права.

Гермиона облокотилась на стеллаж. Слизерин сделал шаг вперёд. Теперь их отделяло друг от друга лишь несколько дюймов. Она затаила дыхание, лихорадочно соображая, что он задумал, и как ей защититься, а он продолжал мерзко улыбаться.

У неё не осталось выбора, кроме как анализировать, думать. Если всё это время она оставалась внутри Милисент, если Милисент, даже приняв зелье, всё ещё у неё внутри, значит, и Драко есть где-то в душе у этого амбициозного сынка одного из основателей школы. Иначе и быть не может. И он продолжает бороться, должен продолжать. Он пытался вырваться наружу, вернуться. Гермиона чувствовала, она это знала, хоть природу такого знания объяснить не могла.

Подняв руку, она осторожно коснулась его щеки. Лицо Снейкиуса застыло, но он не пошевелился, не отскочил, как она ожидала, просто стоял и смотрел на неё.

— Ты ошибаешься, змеёныш, — тихо прошептала она, — я там есть.

Она положила руку ему на грудь, прислушиваясь к звуку сердцебиения. Смотрела в глаза, заглядывала в самую глубину. Продолжала улыбаться, почти издеваясь:

— Иначе ты бы давно ушёл отсюда, подальше от меня. Или вообще не приходил, тебе нечего делать в библиотеке. Твоя власть не всесильна, Слизерин. Драко будет бороться. Он уже борется, чувствуешь?

Гермиона сделала шаг, теперь они почти прижимались друг к другу. Слизерин не смог сдержать тихого, но изумлённого вздоха.

— Я ему помогу, — Гермиона погладила ладонью по его сердцу, с удовольствием заметив, что его сердцебиение участилось, — и даже твоя луна тебя не спасёт.

Молодой Слизерин молчал, но в глазах его читался какой-то первобытный страх и ужас.

Гермиона с триумфом улыбнулась. Сделала шаг назад:

— Я не Милисент, Снейкиус. Я не отступлю.

Она ещё смотрела на него некоторое время, а потом, развернувшись на каблуках, оставила библиотеку — и его, в одиночестве.

Она вышла в коридор с чувством только что одержанной победы. Теперь она точно знала, что делать. И знала, за что, ради кого начинать борьбу. У неё есть шанс. У них — есть.

Грязнокровка Грейнджер ушла, оставив его в одиночестве и раздрае. Душа болела так, как никогда раньше, даже когда они с Мили вынуждены были уничтожить себя.

Снейкиус не мог поверить, что Милисент сделала выбор не в его пользу. Глупый Барнели, это он виноват. Наговорил Мили чёрт знает чего, и она отказалась от их любви, от их возможного долгожданного воссоединения. Но у них ещё есть время, немного времени. Снейкиус использует его в полной мере, а Барнели и его союзники пожалеют о том, что однажды увидели свет. Теперь нужно не просто бороться за их с Мили будущее, но и мстить. В мести сын Слизерина был так же хорош, как и во всём, к чему прикасался.

Когда начались занятия, Снейкиус вошёл в класс, последний, за другими, и сел рядом с Забини. Тот копался в учебнике, спокойный и отрешённый.

Знает ли Забини? Наверняка, знает, ведь они неразлучны со знаменитым Гарри Поттером, и тот наверняка ему всё рассказал. Но Забини вёл себя так, будто ничего, абсолютно ничего, не происходит. Как будто он совершенно не замечает изменений, которые произошли в том, кого он долгое время называл своим другом. Как такое возможно? Это маскировка? Или просто особенность характера? Какую этот слизеринец ведёт игру?

— Привет — коротко ответил Снейкиус, и тоже открыл свой учебник. Он решил пока молчать. Так, наверное, будет безопаснее. Блейз посмотрел на него со слабым удивлением в глазах. Снейкиус чувствовал на себе этот странный взгляд.

— Что? — спросил он, поглядев на одноклассника снова.

— Ты сегодня необычайно сосредоточен, — возразил Блейз, — не помню, чтобы ты был таким на истории магии.

— Я просто думаю о каникулах. Не могу дождаться, потому мне, в принципе, плевать, что происходит на уроках.

Снейкиус почти не солгал. Ему действительно было плевать на всё, что касалось учёбы. Всё, о чём говорили преподаватели, всё, о чём будет сейчас говорить учитель-призрак, профессор Бинс, он знал наизусть. Всё касалось его лично. Больше, чем какого-либо другого ученика школы.

— Уже знаешь, как будешь проводить каникулы? — продолжал расспрашивать Блейз. — Вы с родителями едете куда-нибудь?

— Пока не знаю, — ответил Снейкиус, — отец ещё об этом не говорил.

Он понятия не имел, какой отец у Малфоя, но его отец, Салазар Слизерин, никогда ничего не говорил ему о будущем. Только когда нужно было поставить его перед фактом, что-то коротко сообщал. Не позволяя, как правило, даже пытаться спорить.

— Ясно — ответил Блейз.

Снейкиус вздрогнул. Он почему-то боялся, что этот парень продолжит его о чём-то спрашивать, но Забини умолк. А уже через пару минут Бинс начал свою монотонную лекцию, во время которой сыну Слизерина нужно было придумать, как противостоять заучке-грязнокровке. Ведь, что-то ему подсказывало, что она не сдастся просто так. И привыкла достигать результата.

Это, конечно, не означало, что он забыл о главном вопросе сейчас: что скрывает этот Забини? Он был холоден, отрешён, невозмутим. Из тех, о ком говорят, что они сами себе на уме. Снейкиус знал, что такие люди, как правило, наиболее опасны.Стоило вызвать Забини на откровенный разговор. Не выход продолжать играть с ним в кошки-мышки.

После урока, тему которого Снейкиус едва уловил, Забини снова подошёл к нему, ведя себя как ни в чём ни бывало.

— Малфой, что с тобой? — спросил он. — Ты бледен как приведение. Уж не призрак ли ты?

— Довольно притворства, — отрезал Снейкиус, — ты всё знаешь, и мне прекрасно о том известно. Я не так глуп, как вы все могли бы решить.

Блейз прищурился, и это, пожалуй, было единственным проявлением эмоций с его стороны. Сложив руки на груди, он, наконец, посмотрел на Слизерина, и спокойно спросил:

— Поговорим?

Снейкиус злобно усмехнулся, покачав головой:

— Нам не о чем разговаривать. Так что, сделай милость — исчезни с глаз моих. Поди вон.

— Дело твоё, — оставаясь всё таким же невозмутимым, ответил Забини, — но, если всё же решишься, ты знаешь, где меня найти.

Он повернулся и вышел из класса, оставив Снейкиуса одного.

Снейкиус сел за стол в библиотеке. Давным-давно, когда он понял, что влюблен в дочь Гриффиндора, приходил сюда по любому поводу, чтобы посмотреть на неё. Потому что Милисент пропадала среди книг всё свободное время. Она читала, занималась, а у него сердце пело в груди, взволнованно колотясь, будто бешеное. Сейчас оно тоже буквально рвалось, но по другой причине.

Он дотронулся до щеки. Прикосновение этой гриффиндорской девчонки до сих пор жгло кожу. Он знал, что Малфой, мелкий хорёк, не сдастся без боя, но она первая, кто озвучил это. И ему было страшно. А рядом — никого, кто мог бы помочь, выслушать. И её упрямое, твёрдое «Я не Милисент» пулей било по сердцу.

Что ему делать? Как им быть — ему и его любимой Милисент, при взгляде на которую он до сих пор забывал, как дышать?

Он настолько погряз в собственных невесёлых мыслях, что не заметил, как рядом с ним кто-то сел. Лишь по голосу, стоило пришедшему заговорить, догадался, что это — рыжий Уизли. К счастью, антипатия к нему у них с Малфоем была общая, так что, даже не приходилось ничего играть.

— Ну, привет, Слизерин, — сказал Уизли, — триумфуешь?

Снейкиус сердито посмотрел на него, скрестив руки на груди:

— И? — спросил он. — Говори, зачем явился.

— Скажи, что нужно сделать, чтобы ты свалил? — прямо спросил рыжий. — Я, конечно, не в восторге от Малфоя, но ты мне нравишься ещё меньше.

— Ах, ну да, — губы Снейкиуса растянулись в подобии ухмылки, — тебя твоя навязчивая компаньонка подослала?

— Гермиона? — встрепенулся Уизли. — Ты говорил с ней? Если хоть одно грязное слово выронил из своего грязного рта, предупреждаю, я начищу твою рожу. Мало не покажется!

— Остынь же, Уизли, — небрежно бросил Слизерин-младший, — и да, я удостоился такой чести, как разговор с дотошной грязнокровкой. К сожалению.

Уизли сжал кулаки, покраснев от уха до уха:

— Держись от неё подальше, слизняк, иначе…

— Иначе что ты сделаешь? — насмешливо перебил его Снейкиус. — Запустишь в меня шахматной доской?

Рон задумчиво посмотрел на него. У него словно красная лампочка в голове загорелась.

— А ты не такой тупой, — сказал он, — как остальные слизеринцы. Может, сыграем?

— Скажи мне, Уизли, — презрительно фыркнув спросил Снейкиус, — хоть одну причину, по которой я должен согласиться?

— Ты один, твой давний друг превратился в заядлого врага, ты оттолкнул единственного друга Малфоя, тебе не с кем поговорить, твоя девушка отказалась от тебя, Гермиона снова вернулась и не оставит тебя в покое до тех пор, пока не вытащит из тебя Малфоя. Меж тем, даже у такого мерзавца, как он, есть люди, которым он дорог, и которые готовы бороться за него. А все, кого знал ты, давно мертвы. Достаточно причин, или продолжить?

Снейкиус лишь окинул своего надоедливого собеседника быстрым пренебрежительным взглядом:

— Что же, мне абсолютно всё равно, о чём ты только что разглагольствовал. Но я буквально маюсь от скуки, а посему, тебе чрезвычайно повезло — я выдержу твоё присутствие ради одной партии. И, не сомневайся, одержу победу.

— Это мы ещё посмотрим, — уверенно ответил Уизли, — вечером. В столовой. За час до отбоя. Сегодня. Идёт?

— Я буду — сказал Снейкиус, и встав, прошипел: — А теперь, уж не обессудь, но у меня буквально конвульсии от твоего присутствия. Всего недоброго, Уизли.

И вышел, закрыв за собою дверь.

Гермиона вошла в комнату, когда за окном уже совсем стемнело. Переодевшись в пижаму, она укуталась в плед, взяла стул, и села на него перед зеркалом. Взглянула.

Милисент смотрела на него с печальной улыбкой, которую она уже видела несколько раз. Похоже, она не умела улыбаться иначе.

— Он такой мерзавец, — покачала головой она, — за что ты его полюбила?

— Любят не за что-то, — медленно отозвалась Милисент, — а вопреки, Гермиона Грейнджер.

— «Я люблю его вопреки тому, что он сволочь»? — удивлённо спросила Гермиона, и фыркнула: — Чушь! Такая слепая любовь лишена смысла. Он наглый, бесцеремонный, подлый, отвратительный и мерзкий, и, если бы не Драко, я бы ему задала хорошую трёпку.

Теперь улыбка на лице Милисент стала ироничной:

— Что ж, похоже, наши вкусы совпадают.

— Ну уж нет, — упрямилась Гермиона, — я бы на километр не подпустила Малфоя, если бы не ты и твоё пагубное влияние.

Милисент с любопытством склонила голову:

— Ты уверена?

— Абсолютно, — твёрдо кивнула Гермиона, — никогда не смогу полюбить такого, как Малфой или твой этот Слизерин. Это безумие. Нужно уметь контролировать подобные порывы, и…

— Любовь — это всегда безумие — перебила её дочь Гриффиндора. — Как думаешь, почему у нас со Снейкиусом получилось проникнуть в вас? Мы уже пытались вернуться, но ничего не вышло. Совсем. Мы даже не смогли захватить сознание тех, в кого пытались вселиться тогда.

Теперь наступила очередь Гермионы проявлять любопытство. Она прямо посмотрела на свою собеседницу в зеркале. В голосе появился вызов:

— Не потому ли, что вы снова почувствовали свою великую любовь и тягу друг к другу после долгой спячки, и вам просто не терпелось восстановиться?

Милисент рассмеялась — чистым, звонким смехом, похожим на ручеек:

— Нет, — она покачала головой, — наша тяга друг к другу никогда не исчезала. Просто подходящих людей не было. Но мы очень похожи — ты и я, Драко и Снейкиус. Ты знаешь, мы ведь тоже не выносили друг друга, постоянно соперничали. В учёбе, в досуге, в богатстве, в статусе, в словах и поступках. Во всём. Он не упускал возможности унизить меня. Каждая встреча заканчивалась перебранкой, ведь я — полукровка. Для него это было спусковым крючком. О, Мерлин, как сильно я его ненавидела! Даже имени его слышать не могла. Ничего ли тебе это не напоминает, Гермиона?

— Милисент, — раздражённо ответила Гермиона, — иногда ненависть, даже беспричинная, — это всего лишь ненависть, а не проявление любви. У нас с Малфоем есть причина ненавидеть друг друга. Его бесит, что я грязнокровка, бесит, что я всё ещё лучшая ученица, бесит, что мой друг Гарри Поттер, что второй мой друг — чистокровный, но лояльный волшебник Рон Уизли, из бедной семьи. Он заносчивый, трусливый, жалкий и мерзкий таракан. Это совсем не похоже на любовь, нисколько. Не додумывай о моих чувствах за меня.

— Я уже говорила тебе, Гермиона, — спокойно отозвалась Милисент, будто ей было абсолютно наплевать на то, о чём только что ей сказали, — ты сама себя не знаешь. Но я заглянула в твою душу. И знаю тебя лучше, чем ты думаешь.

— Ладно, — выдохнула Гермиона, — допустим, так. Но любовь не рождается из ниоткуда. Нельзя просто так проснуться и решить, что ты внезапно страстно влюблена в того, кого ненавидела много лет, и сходишь по нему с ума. Это абсурдно!

— Почему ты борешься за него? Ответь.

— Потому что с ним обошлись несправедливо. Каким бы он ни был, это нельзя терпеть. Тем более, что мне удалось избавиться от тебя. Почти удалось.

— Ты ненавидишь Драко? Сейчас ты его ненавидишь?

Гермиона задумалась. Потом медленно покачала головой:

— Не думаю. Наверное, нет. Точнее, я не уверена. Я путаю свои чувства с твоими. И, пока в них не разберусь, не перестану тебя донимать, так и знай.

Милисент снова улыбнулась, по-доброму. Она внимательно смотрела на Гермиону из зеркала:

— Закрой глаза. Подумай о Драко, и скажи первое, что ты почувствуешь при этом.

Гермионе это не нравилось, но, поёрзав, она всё же послушалась. Несколько секунд сидела с закрытыми глазами, потом снова посмотрела на леди Гриффиндор:

— Тоска. Я чувствую тоску. Это точно я?

— Да, это ты, Гермиона.

— Почему ты так решила?

— Я не тоскую по Снейкиусу, — грустно усмехнулась Милисент, — я чувствую лишь отчаяние, когда думаю о нём и о нас. Это — разные эмоции, как ты знаешь.

— И всё равно, — упрямилась Гермиона, — это совсем не любовь.

— Но уже и не ненависть, правда? — отражение в зеркале смотрело на неё с плохо скрываемым триумфом. — Ты тоскуешь по Драко. И потому — грустишь.

Гермиона поджала губы:

— Это вполне можно объяснить логически. Будучи под вашим влиянием, мы много времени провели вместе. Думаю, я просто привыкла к нему. Если я надолго разлучусь с Роном или Гарри, тоже буду тосковать.

— Нельзя тосковать по тому, кого ненавидишь, — возразила ей Милисент, — сколько бы времени вам не пришлось вместе провести. А что же до того, что происходило в том заброшенном домике в лесу? Ты считаешь, что это были мы со Снейкиусом, верно?

— Я склоняюсь к такому объяснению, — медленно кивнула Гермиона, — впрочем, даже если это были я и Малфой, это тоже можно объяснить буйством гормонов, через которое проходят все подростки в нашем возрасте. И стрессовой ситуацией, в которой мы оказались из-за вашей так называемой любви. Физиологические причины совпали с психологической зависимостью от иных существ, что в нас вселились.

— Если это буйство гормонов, — хитро прищурилась Милисент, — то почему же вы предались любви друг с другом? Он мог бы выбрать любую девчонку со Слизерина, возможно, Паркинсон, которая ему симпатична, и сама сходит по нему с ума. Ты же могла бы поддаться буйству гормонов с Гарри или Роном.

— Они мои друзья! — вспыхнула Гермиона. Даже мысль о том, что к мальчикам могут возникнуть женские чувства, претила ей.

— А Драко тебе кто? Враг? Лучший враг? Больше чем враг? Или?

— Мы были под вашим влиянием, и плохо отдавали отчёт в своих действиях — отрезала Гермиона, отвернувшись от зеркала.

— Именно поэтому ты так хорошо помнишь всё, что происходило, и до сих пор, при воспоминании об этом, тебя бросает в жар?

— Это было необычно для меня, — парировала Гермиона, — новый опыт. Я также помню свой первый урок трансфигурации, своё первое наложенное заклятье, первую мысль, когда прошла процедуру распределения. Первый раз запоминается всегда.

— И всегда тебя бросает в жар? — продолжала хитрить Милисент.

— Я уже ответила тебе, — Гермиона и не думала сдаваться, — что это — лишь буйство гормонов, приумноженное вашим контролем над нами. Ничего другого, ничего большего.

Милисент вздохнула и разочарованно покачала головой. Её взгляд погас:

— Умная, всезнающая Гермиона Грейнджер, которая на всё способна дать ответ. Ты по-прежнему живёшь исключительно умом, не давая сердцу ни единого шанса.

— Разве это плохо? — с вызовом спросила Гермиона.

Она даже почувствовала злость. Её посмели упрекнуть в том, что умна. Неслыханная дерзость!

— Нет, — Милисент оставалась спокойна, — но ты не можешь всегда быть бесчувственным роботом. Так нельзя. И не может продолжаться вечно.

— Не понимаю, — продолжала возражать Гермиона, — что ты хочешь мне этим сказать? Что у меня есть романтические чувства к Малфою, что ли?

— Не спрашивай у меня, Гермиона, — напевно отозвалось отражение, — спроси лучше у себя. Ищи ответ в своём сердце, а не в моей голове.

— Ну уж нет, — фыркнула она, — я уж лучше пойду спать.

— Тогда доброй ночи.

— И тебе — сухо кивнула Гермиона.

Она встала, подошла к кровати, сняла с себя плед, и юркнула под него. Стала крутиться, пытаясь устроиться удобнее. Сбила подушку. Но не переставала думать.

— Это всё глупо и странно. И что знает эта Милисент? — пробормотала она вслух. — Она не знает меня, совсем не знает. А Драко — тем более.

Решив, что права, и эта блажь пройдет, как только она справится с новым заданием вытащить Драко, Гермиона приказала себе закрывать глаза. Пора было, наконец, спать. Хватит на сегодня раздумий и приключений.

========== Часть 50 ==========

— Ты уверен, что это хорошая идея, Рон? — беспокойный, Гарри бежал рядом, стараясь его остановить, или хотя бы притормозить, — понимаю твоё отвращение к Слизерину, но, знаешь, может, стоит всё хорошенько обдумать?

— Гарри, — вздохнул Рон, не сбавляя шага, — успокойся, это всего лишь шахматы. Перестань паниковать.

— Помнишь первый год в Хогвартсе? Тогда тоже были «всего лишь» шахматы — продолжал настаивать Гарри. — Не хватало ещё, чтобы и с тобой что-нибудь случилось. Как будто Гермионы нам мало.

— О Мерлин, Гарри хватит, — выдохнул Рон, — то было совсем другое. И я тогда хорошо справился, кстати говоря. Не думаю, что должен переживать по поводу шахматной игры. Я больше волнуюсь, как бы не набить этому Слизерину Малфоевскую рожу не вовремя.

— Ты думаешь, Снейкиус менее опасен чем Волндеморт? — воскликнул Гарри. — Они родственники, между прочим, а он ещё и сын одного из основателей. Думаю, он гораздо коварней.

Битый час Гарри пытался отговорить лучшего друга от авантюры. Снейкиус был очень хитёр, способен на всяческие уловки, готовый на всё ради победы, не важно, что это было — шахматы или воровство, а, быть может, даже убийство. К тому же, он боролся за своё личное счастье, за свою любовь, а это — мощная мотивация. Но Рон даже и не думал останавливаться, а с завидным упорством спешил на встречу с сыном Слизерина. Гарри был уверен, что это — ловушка.

Рон шумно вздохнул снова:

— Слушай, если ты так за меня переживаешь, то пошли со мной, и Забини захвати. А можем ещё и Гермиону взять для поддержки, а, и Симуса с Невиллом тоже. Я сам ведь ни на что не способен, правда? Будете за меня болеть и подсказывать, как фигуры переставлять на доске, а то я не в курсе.

— Рон, ну зачем ты так, — обиженно отозвался Гарри, — я совсем не это имел в виду.

— Так, всё, Гарри, — отрезал Рон, — я пошел, и не ходи за мной. Предупреждаю, мантию-невидимку я спрятал, так что, даже не надейся. И в гостиную тоже не заходи, мне будет предостаточно возгласов, с каких пор туда ходит Малфой.

— И что? — спросил Гарри в лоб. — Ты предлагаешь мне просто бездействовать?

— Я предлагаю довериться мне, и дать закончить начатое. Посиди в своей спальне, займись делом. Экзамены на носу, а мы с этой миссией по спасению Гермионы совсем об этом забыли. Да и она тоже сейчас вряд ли в состоянии нам с этим помочь. Прекрати сходить с ума, я справлюсь с этой дуэлью. Сам.

Гарри поджал губы. Ему по-прежнему всё это не нравилось, но он понял, что спорить бесполезно.

— Хорошо, только будь осторожен, пожалуйста. Я постоянно боюсь, что случится что-то непоправимое. Похоже, вся эта история очень расшатала мне нервы.

— Хорошо, хорошо, — Рон похлопал друга по плечу, — обещаю. Пока. И вышел за дверь.

Гермиона, конечно же, понимала, что нельзя сидеть, сложа руки. Волею судьбы или случая, они с Драко оказались вовлечены в историю чужой любви и борьбы. Но, как бы она не искала всему логичное объяснение, картина была ясной. Они сблизились, он был для неё важен. Он больше не был чужим, и, кажется, врагом тоже больше не был. Копаться в себе она может сколько угодно, разбирать свои чувства по крупицам можно бесконечно, но сейчас не время. Не теперь. Для начала нужно вытащить Драко из этой ямы, имя которой Снейкиус Слизерин.

Ей было очень любопытно, что бы делал Драко, будь Гермиона сейчас на его месте. Здравый смысл подсказывал ей, что, наверняка, он бы отвернулся от неё, сделал вид, что ситуация его никак не касается. Во всяком случае, до того момента, как не понял бы окончательно, что от его победы или поражения зависит судьба их двоих. Но сердце, всякий раз, как она представляла, что Малфою плевать, отчего-то предательски ныло. А потом она снова вспоминала дом в лесу и то, что произошло между ними там. И уже твёрже подумала: стал бы. Он стал бы бороться сам, не дожидаясь чьего-то пинка. Заложники поневоле, они проявили добрую волю, когда начали общаться по-настоящему, а потом появился и интерес друг к другу.

Это было важно.

И потому потомок Слизерина обязан проиграть.

Она вышла из пустого класса, куда часто приходила раньше, чтобы подумать. Развернула листок в руках, стала внимательно перечитывать строки, пункт за пунктом. Этот план она придумала почти сразу же, тем вечером, когда ей обо всём рассказали в кабинете Дамблдора.

И первым пунктом необходимо было узнать, когда взойдёт двуликая луна. Вообще узнать, что это за луна такая таинственная, какими свойствами она обладает. В этом и должен быть ключ к разгадке феномена истории двух влюбленных детей основателей.

Но в этом-то, как раз, и была проблема. Как узнать о двуликой луне хоть что-нибудь, если из живых свидетелей той трагической ситуации гибели сына Слизерина и дочери Гриффиндора у них был только Барнели, но он ничего не знал, иначе сказал бы уже? Была и Милисент, она постоянно видела её в зеркало. Но и ей это было неизвестно. А змеёныш Слизерин, само собой разумеется, рассказывать не собирался.

И как же выбить из него эту информацию? Можно, конечно, выпить обращающее зелье, как тогда, когда им с Гарри и Роном пришла в голову идея расспросить Малфоя о чудовище в Тайной комнате. Но у Слизерина не было ни одного приятеля здесь, а Барнели, в которого мог бы обратиться один из них, он больше не доверял.Можно было заставить его сказать под давлением, но каким? Жаль всё же, что в школе запрещены пытки. Очень, очень жаль. Иногда, в исключительных случаях, конечно, они были бы не лишние.

Сидеть в библиотеке тоже не выход, там ничего нет на эту тему, Гермиона уже всё перерыла, и по несколько раз. Попробовать снова поискать в дневниках Кассандры? Нет необходимости, их Гермиона уже тоже почти выучила наизусть. А идти к Дамблдору Гермиона не хотела, опасаясь, что придётся рассказать обо всём, что за это время произошло между нею и Малфоем. И о том, что случилось в домике в лесу — тем более. Было то, что она хотела оставить себе. Чтобы оно принадлежало только ей. И Драко, конечно же, тоже.

Чисто теоретически, что-нибудь о двуликой луне могла бы знать профессор Синастра, хотя вероятность эта вероятность была невелика. Ведь, если бы она действительно что-то знала, разве бы не рассказала об этом, как минимум, Дамблдору, по его настоянию, когда двое студентов оказались в беде?

Но вероятность всегда оставалась, шанс всегда был. И Гермиона решила завтра же, прямо перед занятиями, сходить в астрономическую башню, чтобы расспросить преподавателя об этом. Нужно было лишь придумать причину, почему вдруг её так заинтересовало это явление, да и вообще позаботиться о сути разговора, чтобы расспросы не показались Сенастре подозрительными.

Вот только это будет завтра, а Гермиона сомневалась, может ли она сейчас позволить себе такую роскошь, как всячески тянуть время. Нужно было действовать уже сейчас, не терять ни минуты. Для этого придётся заставить себя видеть Снейкиуса. Хотя…

Едва очутившись в своей спальне, Гермиона подошла к зеркалу.

Дочь Гриффиндора улыбнулась. Кажется, она была рада поговорить.

— Послушай, Мили, — решительно начала Гермиона, — какие есть слабые места у твоего драгоценного возлюбленного? Расскажи-ка мне о них, это может помочь мне выгнать его из Драко, я думаю.

Надо было действовать хитрее, но Гермионе не очень-то хотелось хитрить сейчас. Им нечего скрывать друг от друга, а теперь, когда Милисент сдалась и, фактически, действовала на её стороне — и подавно.

Милисент, к счастью, явно задумалась и наморщила лоб. Прикусила губу:

— Сила и власть.

— Это, по-твоему, слабость? — хмыкнула Гермиона.

— Да, — кивнула Милисент, — признай его превосходство. Сыграй на этом грамотно, и он окажется в ловушке.

— Ни за что на свете! — заартачилась Гермиона. — Он мерзкий, и…

— Нет, Гермиона, — мягко возразила Милисент, — ты меня не поняла. Притворись. Дай понять, что признаёшь его силу. Когда он тебе поверит, ты можешь действовать жестче. Расспрашивать. Манипулировать. Давить на жалость. Всё, что угодно, лишь бы он видел, что ты признала в нём лидера, вожака. Хозяина, если хочешь.

Милисент вздохнула, а Гермиона плотно сжала губы:

— Я сомневаюсь, что он мне поверит.

— Может, и нет, но ведь не попробуешь — не узнаешь, верно?

Гермиона задумчиво кивнула, отошла от зеркала и села на кровать. В голове, как обычно, уже зрел новый план. Она не станет притворяться, ни за что на свете. Она была уверена, что, рядом с таким, как слизеринский змей, стоит лишь один раз притвориться, и заиграешься. Забудешь, кто ты. Дашь себя сломать. Притворство в общении с ним может быть слишком опасно. Она не станет притворяться, но всё же Милисент натолкнула её на отличную идею.

Так просто Снейкиус Слизерин от неё не избавится. Может об этом даже не мечтать.

Когда Драко Малфой, задрав голову, в гордом одиночестве вошёл в гостиную Гриффиндора, затишье, что уже около получаса стояло в комнате, прекратилось, а немногочисленные сонные студенты оживились все как один.

— Что тебе здесь нужно, Малфой? — подскочил к нему Симус Финиган, сжимая кулаки. — Это наша гостиная, и тебе здесь не рады. Пошёл вон!

Драко, однако, не обратил на своего случайного противника никакого внимания, если не считать короткого презрительного взгляда, длящегося пару секунд, которым он его удостоил.

Он прошёл через всю гостиную, игнорируя недовольный гул, подошёл к столу, где Рон лениво переставлял шахматные фигуры один (те зевали в ответ), и сел напротив, поджав губы.

— Рон, что происходит? — встрепенувшаяся Джинни отложила пергамент, на котором пыталась написать доклад по истории магии, и удивлённо посмотрела на брата. — Малфой, ты, кажется, забыл, где находишься.

— Всё в порядке, Джинни, — отрезал Рон, — это наше с Малфоем дело.

— Что? — удивлённо открыла рот Джинни, тут же закрыв его. — С каких это пор у вас с этим слизнем есть какие-то общие дела? Рон, с тобой всё хорошо?

Губы Малфоя презрительно скривились в ухмылку, он, сощурившись, посмотрел на Джинни, но по-прежнему, молчал.

Рон поглядел прямо на него:

— Что, змеёныш? Готов проиграть?

— Я готов выиграть, — прошипел тот в ответ, — как и всегда. А вот тебе, Уизли, к проигрышу подготовиться не помешало бы. Возможно, твой дружок Поттер тебя утешит. Я слышал, его к парням потянуло.

— Что ты несёшь, слизняк? — фыркнула Джинни. — Рон, о чём он? Ты объяснишь, что происходит?

— Ни о чём, Джинни, — скрывая раздражение, откликнулся Рон, — выйди. Выйдите все, у нас с Малфоем шахматная дуэль.

Но, конечно, никто и не думал покидать гостиную. Наоборот, все присутствующие, скучковавшись, приготовились наблюдать партию. Парвати Патил (её сестра уже ушла в свою комнату) недоумевала, как Малфой узнал пароль гостиной, тем более, что в целях безопасности, его поменяли только неделю назад. Невилл отложил в сторону учебник по травологии за седьмой курс (наверняка, одолжил в библиотеке, и решил начать изучать его уже сейчас), и тоже с интересом наблюдал за происходящим.

— С каких это пор, Малфой, тебе нравятся шахматы? — растерянно спросил он. — Не замечал этого раньше.

— А ты с каких пор научился говорить, Лонгботтом? — едко спросил Малфой. — Не замечал этого прежде.

Невилл только вздохнул.

— Перейдём к делу, — вклинился в спор Рон, — у меня нет желания долго смотреть на твою рожу, так что, давай скорее начнём играть. Мой ход.

— Ладно, — лениво согласился его противник, — валяй.

Пешка с левого краю подсказывала, что её нужно сдвинуть вперёд. Рон и не думал начинать иначе. Он пошёл, и Слизерин — тоже. Это была лишь разминка. Самый банальный, самый простой ход из всех возможных. Хотя Рон отчего-то был уверен, что змеёныш станет рисковать сразу, с разбега. Хотя бы для того, чтобы показать, что он здесь король. Они обменялись ещё ходами. Рон сбил первую пешку Слизерина и та, со стоном, свалилась с доски. Рону хватило всего пары секунд, чтобы понять, что баловень Слизерина очень хороший игрок. Потому он не питал иллюзий в том, что это крошечное поражение было случайным. Слизерин просто дал ему выиграть в этот раз. Рассчитывал, очевидно, что противник словит кураж и расслабится. Как бы не так. Рону нужна была победа. А уж если от этого зависела дальнейшая судьба Гермионы — тем более, желательно с разгромным счётом.

И да, в следующие несколько минут змеёныш показал, на что действительно способен. Сбившиеся в кучу студенты с замиранием следили, как он рушит одну за другим пешки Рона, и как он едва-едва не съел его ферзя. Ферзь визжал, и лишь в последнюю секунду Рон, который сперва думал им пожертвовать, переменил решение.

— Разве Малфой такой хороший игрок? — услышал Рон удивленный шепот за своей спиной.

Он сейчас был не в состоянии думать, кто это сказал, ясно было только, что голос принадлежит юноше.

— Не знаю, — ответил ему другой мужской голос, — с Малфоем вообще что-то происходит. Странное. Он, вон, с Гермионой связался. Может быть, и шахматы внезапно полюбил.

Слизерин посмотрел Рону в глаза, и во взгляде его читалась явная насмешка. Эту заминку Рон, конечно же, не мог не использовать. И использовал знатно — конь противника, с гулким рёвом, полетел с доски. Губы слизняка дёрнулись в нервной усмешке, Рон же улыбался триумфально. Его радость, впрочем, долго не продлилась. Через несколько ходов захватчик Малфоя лишил его коня, а потом сбил королеву. Королева, ахнув, рухнула вниз. С этого момента их игра значительно замедлилась.

До отбоя оставалось, наверное, всего несколько минут, но никто не спешил расходиться. Даже новые зрители из спален прибежали. Конечно же, на одном из диванов Рон заметил Гарри. Он напряженно смотрел на доску, и было чувство, словно колдовал. Но, конечно же, колдовства не было, просто Гарри очень переживал за исход игры, и болел за друга.

И было, за что поболеть. Они с оккупантом тела Малфоя сбили много фигур. Один раз Рон едва не допустил ужасной ошибки, в мыслях прикидывая, какой ход сделать. Если бы он походил так, как хотел изначально, если бы не передумал, то поставил бы под прямой удар короля. Тот вопил, закрывая лицо руками, настойчиво советовал, чтобы Рон не смел этого делать. Рон, к счастью, быстро одумался.

Игра продолжилась. Ненадолго. И исход её не понравился Рону. А, взглянув Слизерину в глаза, он понял, что тот тоже не доволен. Более чем недоволен. Он только что получил право нового хода, но… Часть его фигур давно уже была снята с доски и лениво дремала у него под рукой, вторая часть была успешно заблокирована. Король оставался свободен, но задумчиво чесал голову. Слизерин лихорадочно водил глазами, ища, куда бы ему походить. Напрасно. Все доступные ему ходы контролировались фигурами Рона, хоть тот и не мог, увы, объявить ему шах.

— Пат — отчеканил Рон, стараясь сдержать недовольство.

Учитывая то, что Слизерин был отличным игроком и интересным противником, всё могло бы быть хуже. И даже Ронового таланта играть могло бы не хватить для победы. Он не проиграл, они сыграли вничью. Надо было радоваться, но радоваться Рон совсем не мог. Он прекрасно понимал, что это не решит проблемы, а только заведёт её в очередной тупик.

Теперь у Слизерина все козыри в рукаве, чтобы говорить, что, раз уж они не проиграли друг другу, то всё равно победитель не определен, а, значит, никуда он не денется из Малфоя, и свою девушку в Гермионе не оставит в покое.

И точно. Бледное лицо змеёныша осветило подобие улыбки:

— Что ж, Уизли, ничья. Или обоюдная пирова победа, понимай, как знаешь. Значит, это ещё не всё. Я мог бы встретиться с тобой в поединке снова, но теперь, по правилам, наступила очередь твоего дружка, — он красноречиво посмотрел на Гарри, — а потом, если вдруг он выживет, и его дружка тоже. Готовьтесь, мальчики. Я снесу вам головы. Всем. Уже совсем скоро.

И, встав, он направился к выходу — в гордом одиночестве, под злобное шипение. Так же, как и вошёл.

— Что это было? — тихо спросил Невилл. — Что это у вас за игры такие с Малфоем?

— О каком дружке он говорит? — Джинни внимательно, и с неодобрением, посмотрела на Гарри.

Гарри предпочёл не отвечать. Рон, сжав губы, молчал. Подойдя к нему, Гарри потрепал его по плечу:

— Ну, по крайней мере, это лучше, чем проигрыш. И вы оба заработали по пол-очка. Если не сейчас, то победитель определится всё равно. Армагедон определит, если что. Ведь так это называется, да?

— Да, — горько усмехнулся Рон, — вот только, если и в результате Армагедона победитель не найдется, то всё будет зависеть от того, какими шахматами играешь. И, что-то мне подсказывает, что Сли… — он замялся, — Малфой выберет чёрные. К тому же, если дело дошло до Армагедона, значит, ситуация затянулась. А у нас, сам понимаешь, времени нет.

— Ладно, — вздохнул Гарри, — подумаем об этом позже, когда время придёт. Сейчас ничья. Может быть, мы его так и измотаем, кто знает.

Но легче им не стало. Оба знали, что дальше грядёт куда более жестокая борьба. Для всех. На выживание.

========== Часть 51 ==========

Гермиона обожала планировать. Особенно эффективны планы оказывались тогда, когда летели гипогриффу под хвост. Сразу была видна её никчемность.

Ещё вчера она твёрдо решила, что перед началом занятий отправится в Астрономическую башню, чтобы расспросить профессора Синастру о двуликой луне, ну или хотя бы попытаться найти какую-то зацепку. Сегодня, проснувшись, она наскоро умылась, почистила зубы и поспешила в башню. Но, проходя у окна, заметила, как профессор покидает Хогвартс. Нет, это не было чем-то невероятным, из ряда вон выходящим, в конце концов, даже у преподавателей вне школы была своя жизнь. Но что же понадобилось профессору Синастре в магическом мире за территорией Хогвартса так рано, когда даже пора завтрака не пришла? А главное — почему она куда-то спешит именно сейчас? Гермиона практически была уверена, что это неспроста, и как-то связано с историей, в которую они с Малфоем, сами того не ведая, влипли.Наблюдая из окна за перемещением преподавателя астрономии, Гермиона быстро поняла, что догнать её, даже сядь на метлу, она не успеет. Разочарованно вздохнула, стукнула кулаком по подоконнику и вернулась в ванную. Милисент сонно смотрела на неё в отражении зеркала, но у Гермионы не было сейчас совершенно никакого желания с ней о чём-нибудь болтать. Так что, она предпочла игнорировать подселенку, и провела расческой по волосам. А, поскольку чувствовала себя сонно, умылась снова.

До завтрака оставалось ещё несколько минут, Гермиона задумчиво сидела в гостиной, размышляя, как бы достать сыночка Слизерина так, чтобы сам назад, из тела Драко, попросился, выдумывала едва ли не пошаговый план. У неё не было особого желания с кем-либо разговаривать, кроме Гарри и Рона, но мальчики в столовую ещё не пришли. А за спиной она услышала голос Джинни:

— Гермиона, привет, — пропищала она, и плюхнулась на стул рядом с подругой, — как дела?

Гермионе пришлось напомнить себе, что она, в последнее время, вела себя слишком странно, так что, игнорировать подругу или быстро убежать от неё, не получится. Так что, она выдавила из себя вымученную улыбку:

— Привет, Джинни. Всё хорошо. Вот, к экзаменам готовлюсь — она показала на книгу в своих руках.

— Не напоминай — Джинни закатала глаза.

— А я очень жду, — пожала плечами Гермиона, — экзамены — это очень увлекательно.

— Увлекательно? — прыснула Джинни. — Мы точно об одном и том же говорим?

Гермиона отложила книгу и внимательно взглянула на подругу:

— Да, Джинни. И, кстати, советую тебе готовиться очень тщательно. СОВ — это очень ответственно, и…

— Знаю-знаю, — нетерпеливо перебила её Джинни, — я не об этом хотела у тебя спросить.

Гермиона напряглась, она уже знала, о чём хочет поговорить Джинни.

— И о чём же? — вздохнула она, глядя на подругу. — Ты рассталась с Малфоем?

Придётся врать. Гермиона искренне ненавидела это делать, но в последнее время она только и делала, что лгала. В голове тут же возник образ Милисент, что нравоучительно заявляла: «Ты лжёшь самой себе тоже».

Гермиона тряхнула головой, пытаясь отогнать отвратительные мысли. Вот до чего чужая любовь довела её, теперь она настоящая лгунья. Что ж, ещё одна причина ненавидеть отпрыска Слизерина.

— Нет, — уклончиво ответила она, — у нас некоторые сложности.

Как только она это произнесла, ей стало не по себе. Почему она ответила именно так? Почему просто не признала, что хорёк Малфой ей не пара? Почему испугалась слова «рассталась»? Ведь всего-то надо было признать, что она больше не хочет иметь с ним ничего общего, но признать это оказалось сложнее, чем она думала. Что же происходит с нею, в её душе, в её сухом, как всегда говорила профессор Трелони, сердце?

Она зажмурилась, что, конечно же, не укрылось от внимания Джинни. Та обеспокоенно посмотрела на подругу:

— Что с тобой? Выглядишь бледной.

— Просто голова разболелась — слабо улыбнулась Гермиона.

— Это всё от твоих книг — нудно ответила Джинни.

Гермиона приготовилась снова сказать о пользе учёбы, но передумала. У нее и без того сил не было, а на новый спор — тем более. К счастью, Джинни снова перехватила инициативу. Теперь она выглядела крайне озабоченной. И даже не пыталась скрыть тяжелого вздоха.

— Слушай, на самом деле, меня волнует не это — взгляд её беспокойно забегал, ища поддержки. Гермиона даже взяла её за руку, чтобы успокоить. Дурное предчувствие мигом возникло в её душе, потому что она вспомнила, как мальчики рассказывали ей о попытке младшей Уизли сообщить, что происходит в Тайной комнате когда-то. Возможно, и в этот раз Джинни известен какой-то секрет, и она пытается набраться сил, чтобы всё рассказать? Только новых проблем им сейчас не хватало.

Но, когда Джинни, тихо-тихо, прошептала: «Это касается Гарри», Гермионе стало легче. Она всего лишь опять станет переживать, что Гарри не испытывает к ней никаких других чувств, кроме дружеских.

— О каком дружке Гарри многие говорят? — спросила Джинни. — Меня это очень беспокоит. Не понимаю, что это значит.

Гермиона растерянно посмотрела на Джинни. Она и сама не знала, о чём речь. И ей стало стыдно: из-за всей этой истории с подселенцами, она совершенно перестала интересоваться тем, что происходит в жизни Гарри и Рона. Они бились за неё как друзья, а ей было совсем не до них.

Нет, так нельзя! Подонок Слизерин-младший должен ответить за всё, в том числе, и за это!

— Я, честно говоря, и сама не знаю, о чём ты, — сконфуженно ответила Гермиона, — впервые слышу об этом. Может, Гарри с кем-нибудь подружился? Ты же знаешь, он дружелюбный. Даже с Лавгуд общий язык нашёл.

— Но все говорят о чём-то другом, — вздохнула Джинни снова, — хотя я и не могу понять, о чём именно.

— Кто говорит, Джинни? — спросила Гермиона. — Расскажи-ка мне об этом подробнее.

— Малфой был вчера в гриффиндорской гостиной, и он говорил, что в следующий раз он встретится один на один с Гарри и его загадочным дружком. Тебе точно ничего об этом неизвестно? Я уже с ума схожу!

О, Мерлин! Гермиона готова была буквально вопить от стресса, хвататься за голову и шумно дышать. Она словно попала в чужой фильм, где происходила масса событий, которые она, к своему стыду, понять не могла.

— А зачем Малфой приходил в нашу гостиную? — спросила она.

— Они с Роном провели партию в шахматы. Сыграли вничью. И Малфой сказал, что следующим будет Гарри, и его дружок, если понадобится. А ещё почему-то сказал, Рону, мол, если он проиграет, то Гарри сможет его утешить, ведь его потянуло к парням. Странно, правда? Я совсем ничего не понимаю, и думала, что Гарри делился с тобой.

— Я тоже не понимаю, Джинни, — отмахнулась Гермиона, — не обращай внимания. Ты же знаешь Дра… Малфоя. Он всегда всем угрожает. Много слов — мало дела.

Джинни кивнула. Она не стала расспрашивать дальше, и хорошо. Гермионе было абсолютно ясно только одно — слизеринский змеёныш затеял соревнования с её друзьями. Оставалось лишь понять, каков же главный приз. Но она в этом разберется, совсем скоро.

Гермиона улыбнулась и встала:

— Пойдём в столовую. Джинни кивнула и поднялась следом.

Едва выйдя из гостиной, они встретили профессора Макгонагалл. Та целеустремленно направлялась прямо к ним. Наградив Джинни коротким взглядом, она пристально посмотрела на Гермиону:

— Мисс Грейнджер, вы не могли бы зайти сегодня после учебы ко мне в кабинет?

— Да конечно, профессор — ответила Гермиона, чувствуя, как внутри всё опять похолодело. — Что-то случилось?

— Я сообщу вам об этом в кабинете.

— Я буду, профессор. Макгонагалл поджала губы и отправилась по коридору дальше.

Гермиона тихо вздохнула: видимо, визит к профессору Синастре снова откладывается, а, значит, и шанс узнать хоть что-нибудь о двуликой луне. С другой стороны, скорее всего, профессор Макгонагалл явно хочет поговорить с ней о чём-то важном, вероятно, касающемся, этой истории.

Ощущение, что она — героиня чужого фильма, чьих законов и событий никак не может понять, усилилась ещё больше. Гермионе искренне не нравился такой расклад. И она была беспомощна, чтобы как-то с ним бороться.

Для Рона утро тоже началось занимательно. Он не спал всю ночь, читал, подсвечивая палочкой под подушкой, пока Гарри мирно дышал на соседней кровати. Столько интересного, необычайного таил в себе подарок Барнели, что он бы не заметил, как наступил рассвет, если бы не сон, в который буквально провалился.

Но, едва утро полноценно вступило в свои права, он снова углубился в книгу. Там содержались заклинания, о которых в Хогвартсе ничего не слышали, не упоминали даже. Об этой древнейшей магии, похоже, ни в одной из книг не было сказано и слова — во всяком случае, ни в одной из тех, которые довелось прочесть Рону. Гермиона, наверняка, отдала бы всё на свете, чтобы заполучить такое сокровище, но оно теперь принадлежало Рону, перешло во владение от Барнели.

Эта мысль грела Рону душу. Он, наконец, перестал чувствовать себя никчёмным на фоне своих старших братьев, ничтожеством на фоне знаменитого Гарри Поттера, никем на фоне умной Гермионы. У него в руках был клад — и теперь, когда он им владел, он больше не был просто «ещё одним Уизли». Он был волшебником, обладающим уникальнейшими знаниями, единственными в своём роде. С ними «ещё один Уизли» мог запросто превратиться в «того самого Уизли».

Он сидел в коридоре, прямо на окне, и жадно водил глазами по строчкам. Свою реликвию он маскировал, конечно — он просто положил книгу в учебник по травологии, чтобы никто и подумать не мог, что в его руках самая настоящая магическая бомба сейчас.

Но, когда в коридоре послышался звук осторожных шагов, Рон поспешил закрыть книгу. Он сперва было подумал, что это Филч, как всегда мается в поисках нарушителей и нарушений. Но нет, это был Барнели. Он неспешно двигался по коридору, с интересом рассматривая всё вокруг.

Сперва Рон старался ничего не делать, ведь, если он вызовет Барнели на разговор, то придётся пропустить завтрак, едва ли не впервые за все годы обучения в Хогвартсе. Но, чем ближе был Барнели, тем сильнее Рона одолевало любопытство. И, когда Барнели подошёл совсем уже близко, Рон окликнул его:

— Мистер Барнели! Мистер Барнели!

— Доброе утро, молодой человек, — улыбнулся волшебник, — готовитесь к урокам травологии?

— Нет, — чувствуя, как краснеют уши, признался Рон, — я изучал вашу книгу. Она очень интересная. Можно с вами поговорить?

— Я собирался выпить чаю с Альбусом, — задумчиво ответил Барнели, — просто приятельский разговор. Думаю, его можно ненадолго отложить. Только Альбусу скажу.

Он вошел в директорский кабинет, потом вышел из него спустя несколько минут и показал глазами, что нужно идти за ним. Рон поспешил следом.

Едва они вошли в один из заброшенных классов, Барнели сел в кресло, зажёг камин и показал Ронукресло напротив. Рон буквально рухнул в него, всё ещё крепко сжимая книгу в руках, словно её кто-то забрать у него собирался.

— О чём вы хотите со мной поговорить, мистер Уизли? — спросил Лагримус.

— О книге, — Рон набрал побольше воздуха в лёгкие, — она потрясающая. А здесь много запрещённых заклятий? Почему о них никто не знает? Раньше их изучали в Хогвартсе? Есть заклятие, которое способно оторвать человеку руки, есть ноги, и они отличаются только ударением? Как это запомнить? Часто ли эти заклинания применяли в годы, когда вы были студентом? Есть ли наказание за их использование? Если Министерство узнает, то что…?

Договорить он не успел, потому что Лагримус прервал одним взмахом руки его мысли, и недовольно покачал головой:

— Стойте, стойте, юноша, поток ваших мыслей буквально сбивает меня с ног. Не так быстро, пожалуйста.

— Но вы сидите, — нашёлся Рон, — так что, ваши ноги не пострадают.

Барнели улыбнулся:

— Ваш энтузиазм вдохновляет. Я рад, что вам понравилась книга, но, повторяю снова, будьте осторожны. Эта магия очень древняя и своеобразная. Она нуждается в разумном применении.

— О, можете не волноваться, — беззаботно отозвался Рон, — мистер Барнели, я сама осторожность!

Старик вздохнул. Он, кажется, Рону не поверил. Но тон его оставался по-прежнему дружелюбным.

— Давайте по порядку. Что вас больше всего заинтересовало?

— Профундус — признался Рон, и Барнели кивнул:

— Да, очень интересное и полезное заклинание. Заставляет говорить человека всю правду, ничего кроме правды. Но срок его действия невозможно предугадать. Оно может продлиться полчаса, а может — полгода, и рассчитать это невозможно.

— А какие же факторы, которые решают, сколько оно будет длиться? — тут же спросил Рон, внимательно глядя на своего собеседника.

— Вероятно, личные качества того, по отношению к кому применяется Профундус. Сила воли, сила характера, а, может, количество секретов. Это точно неизвестно. Не изучено. И таких заклинаний, особенности действия которых нельзя предугадать, в книге полно. Именно потому они сейчас забыты. Так проще.

Барнели многозначительно посмотрел на Рона, и добавил:

— Использовать его нужно в самых крайних обстоятельствах, и максимально осторожно.

— Отлично, — довольно кивнул Рон, — змеёныш Слизерин — именно такое, самое крайнее обстоятельство. В самое ближайшее время опробую его на нём.

— Такое возможно, — задумчиво кивнул Лагримус, — но неизвестно, как оно повлияет на мистера Малфоя.

— К дракклу Малфоя, — отмахнулся Рон, — он слизняк. Не такой гад, как сынок Слизерина, но всё же… Никто его жалеть не будет.

— Я понимаю, мистер Уизли, ваше желание помочь подруге, но, думаю, вам стоит хорошенько обдумать и взвесить своё решение, прежде чем применять Профундус.

— На все эти «обдумать» уходит слишком много времени, — раздраженно фыркнул Рон, — мы топчемся на месте, а время летит вперёд. Никогда не чувствовал себя настолько беспомощным.

Он со злости сжал кулаки, а Барнели улыбнулся:

— Вы мне очень напоминаете меня в юности.

— Это плохо?

— Отнюдь нет, — старик покачал головой, — мне нравится разговаривать с вами. Но вы импульсивны, несдержаны, и подвержены эмоциям. Это не самое лучшее качество в данном случае.

— Я просто не могу сдерживаться, когда вижу этого мерзкого Малфоя, — пробурчал Рон, — а уж сынка Слизерина, тем более.

— Понимаю, — кивнул Барнели, — но план применить Профундус очень рискованный. Хотя бы потому, что личность Снейкиуса и Драко может слиться воедино и это только ещё больше запутает всех нас. Откажитесь лучше от этой идеи, юноша. Возможно, мы найдём более подходящее заклинание или магическую формулу. Здесь таких много.

— Может, вы мне ещё что-нибудь расскажете? — жадно спросил Рон. — Об этих заклятьях?

Лагримус взял из его рук книгу, открыл на первой странице:

— Что ж, мистер Уизли, давайте начнём с самого начала. Увлекательный у нас выходит разговор.

Гермиона сжала в руке расписание. Вот он шанс — совместный урок травологии со Слизерином! Причем, в этот раз профессор Стебль решила поделить их на группы, по десять человек. Рон и Гарри оказались в одной подгруппе, она — в другой. У них этот урок будет четвёртым. Кажется, удача всё-таки ей улыбнулась. Если уж играть с сыном Слизерина, то лучше, чтобы мальчики этого не видели. Может, выбранная ею тактика не придётся им по душе.

Слизерин к завтраку явиться не соизволил, так что, они ещё не виделись сегодня. Гарри и Рона не будет, значит, она свободна в своих действиях, и не станет им что-то пояснять. А тут ещё профессор Стебль решила применить новый опыт с делением студентов на группы. Страшно заинтригованная, Гермиона буквально ринулась на занятие.

В коридоре её настиг Невилл.

— Привет, Гермиона, — поздоровался он, — рад тебя видеть. Как ты от нас переехала, тебя только на уроках встретить можно.

— Ещё в столовой, — улыбнулась Гермиона, — я тоже рада тебя видеть, Невилл.

Лонгботтом кивнул.

— А где Гарри и Рон?

— Я их сегодня ещё не видела. Вчера, говорят, Рон с Драко шахматную партию устроили?

— Да, — Невилл, не без гордости, улыбнулся, — это было целое сражение. Оказывается, Малфой неплохой шахматист. У них ничья вышла.

— Ясно — кивнула Гермиона.

Когда они вошли в подземелья, слизеринцы уже были там, только один ученик отсутствовал. Гермионе не было дела, кто именно из слизеринцев ещё не пришёл, главное, что младший Слизерин уже был здесь, собственной персоной. Стоял, задумчиво глядя на волшебные кактусы (такие же, как у магглов, но вместо колючек у них были шарики, по ощущениям похожие на ватные).

Заметив Гермиону, он уставился прямо на неё. Сверлил её взглядом. И даже приоткрыл рот, будто собирался что-то сказать. Гермиона была почти уверена: это Драко. Ему явно не понравилось, что она пришла с Невиллом. Невилл, конечно, тоже заметил реакцию.

— Плохая была идея — прийти сюда вместе — пробурчал он. — Я, вроде, ничего не сделал. Но чувствую себя виноватым.

— Успокойся, Невилл, — мягко возразила Гермиона, погладив одноклассника по плечу, — не обращай внимания на Драко. Он всегда такой.

— Тебе виднее — пожал плечами Лонгботтом и отошёл в сторону. Его заинтересовали мандрагоры, которых профессор Стебль выращивала в горшках.

К Гермионе подошёл Симус, они поздоровались и посмотрели на вошедшую в кабинет профессора Стебль. Гермиона больше не чувствовала на себе взгляда ни Снейкиуса, ни Драко. Кажется, потомок Слизерина решил заняться учёбой.

— Сегодня нас ожидает кропотливая работа, — начала профессор, — и я рассудила, что будет лучше поделить вас на группы, а группы — на пары, во избежание лишней суеты. На пары можете разбиться по собственному желанию. Обратите внимание на кадки с растениями слева от вас. Возьмите опрыскиватели и подойдите ближе.

Гермиона, конечно же, не могла упустить возможность оказаться ближе к Слизерину. Протиснувшись, она заняла место рядом с ним. Вряд ли это кого-нибудь удивило бы, ведь все уже давно знали, что они — пара. Слизерин смерил её уничтожительным взглядом:

— У меня нет желания находиться рядом с тобой, грязнокровка, — прошипел он, — будь добра, отойди. Не то отшвырну магией.

— Ты видишь кого-то, кто может поменяться с тобой парой? — с улыбкой спросила Гермиона, рассматривая растения, но совершенно не глядя на своего подневольного собеседника.

Тот обернулся.

— Эй, ты, как там тебя, — он похлопал Симуса по плечу, чтобы тот обернулся, — стань с Грейнджер, а мне оставь Лонгботтома.

— Ты мне приказываешь, Малфой? — насмешливо отозвался Симус. — Придётся тебя разочаровать, у меня проблемы с травологией, а Невилл в ней преуспел. Так что, возвращайся к Гермионе, может, она на тебя мандрагору натравит.

Снейкиусу это не понравилось. Оглядевшись и удостоверившись, что все уже разбились на пары, и никто меняться с ним местами не собирается, он вернулся к Гермионе, но стоял от неё на расстоянии вытянутой руки. Словно боялся, что она действительно что-то с ним сделает (не зря, кстати говоря, боялся).

— Ты вернулся, — губы Гермионы растянулись в улыбке, — неужели соскучился?

— Не по тебе, зануда проклятая — сквозь зубы проскрежетал Снейкиус.

— Так и я не по тебе скучаю, гадёныш, — Гермиона вдруг приблизила лицо к его уху, и жарко прошептала: — Драко, я соскучилась. Помнишь домик в лесу? Ты хорошо целуешься, оказывается. На Паркинсон практиковался, да? Погоди у меня, вернёшься — и я тебе настоящий допрос устрою!

Слизерин мотал головой, будто ему мешали его собственные мысли. Гермиона ласково гладила его по спине, и заискивающе вглядывалась в лицо, ожидая изменений. Их не было минуту, другую, пока профессор Стебль контролировала, все ли взяли лейки, и как ведут себя растения в кадке. И вдруг руки Снейкиуса затряслись. Отлично. Гермиона схватилась за это, точно утопающий за последнюю соломинку:

— Драко, не хочешь ли сделать так, чтобы ноги этого змея намокли?

Лейка в руках наследника Слизерина дёрнулась, но он намертво в неё вцепился. Он снова пришёл в себя. Схватив её за локоть, притянул к себе:

— Будь осторожна, негодная грязнокровная заучка, — прошипел он, — я не Малфой, я такого спускать не намерен. Молись, чтобы у меня хватило терпения не нанести тебе несколько болезненных ударов.

Гермиона высвободилась, едва почувствовала слабину:

— Да, — кивнула она, — ты не Драко, но это ненадолго. И я всё для этого сделаю, уж поверь.

Она сердито посмотрела на него, возвращаясь к уроку.

— Это — фонтанера, — объясняла профессор Стебль, уже стоя за своим столом, — очень опасное растение. При неправильном употреблении она способна вызвать полный паралич. Но вода притупляет его свойства. Если фонтанера присутствует в каком-либо из зелий в маленьком количестве, водой можно полностью подавить её влияние на любой живой организм. Мистер Лонгботтом, — обратилась она к Невиллу, что с самым серьезным видом рассматривал цветок, — не могли бы вы помочь мне?

— Да, конечно, профессор — с готовностью согласился он.

— Возьмите одну из кадок и поставьте в центр, затем взбрызнете водой — дала инструкции профессор.

Невилл удачно выполнил поручение. Все студенты наблюдали за тем, как, едва на листья растения попали первые капли воды, оно издало протяжный стон и осело в кадке. Невилл, кажется, был в восторге, хоть и пролил несколько капель себе под ноги.

— В таком состоянии оно не опасно, — продолжала объяснять преподаватель, — но, как только вода высыхает…

Она показала на самую дальнюю кадку. Сидящая в ней фонтанера дёргалась, тянула стебли вверх, а ещё издавала звуки, похожие на уханье совы.

Гермиона, всё это время наблюдающая за поведением растения в дальней кадке, и сравнивающая с его сонным собратом в своём горшке, опомнилась только когда поняла, что на её плечи льется вода. Обернувшись, она увидела, что Снейкиус поливает её из лейки, и отскочила, сжав кулаки.

— Может, на тебя ведро вылить? — задумчиво произнёс младший Слизерин. — Чтобы ты успокоилась, как эта… как её там… позабыл.

— Фонтанера, — вмешался Невилл, — растение, способное парализовать человека. Ты будешь видеть, слышать, чувствовать, особенно сильные раздражители, но не сможешь даже пошевелиться.

Невилл уже стоял рядом с Гермионой, тоже сжимая кулаки.

— Я ведь этого ещё не говорила, мистер Лонгботтом — с улыбкой заметила преподаватель.

— Я недавно читал об этом растении, профессор — просто заметил Невилл.

— Может, тебе взять уроки у Лонгботтома, Малфой? — посмеиваясь, крикнул кто-то. — Он, оказывается, поумнее тебя будет. Индюк надутый.

Раздался дружный смех. Снейкиус перевёл взгляд на Гермиону. Та победно улыбалась. Невилл стоял рядом с ней, бледный, как фартук профессора Стебль. Похоже, его так напугала перспектива совместных занятий с Малфоем, что он не рад был даже всеобщему вниманию, похвале и своей маленькой неожиданной победе.

— Успокойтесь, будьте добры, — сказала профессор Стебль, прерывая смех, — тщательно полейте фонтанеру, а потом будете разрезать её листья. Мистер Малфой, пройдите сюда, будете работать самостоятельно — она показала рукой на кадку, что стояла совсем рядом с её столом.

Слизерин отошёл, а Гермионе в пару достался Невилл. До конца занятия ничего особого больше не произошло (и Гермиона считала, что это к лучшему, ей, как и Слизерину, нужна была передышка от перепалки).

По окончанию урока, когда все разошлись, профессор Стебль протянула ключи от кабинета Невиллу:

— Закройте кабинет, мистер Лонгботтом. Мне необходимо поговорить с директором, я уже опаздываю.

— Профессор, это не по поводу меня? — испуганно спросил Невилл. — Я ничего не сделал ненароком?

— Нет-нет, — поспешила заверить его профессор. — Всего лишь рабочие моменты. Не волнуйтесь.

Невилл с облегчением выдохнул, а она покинула класс.

Последними, если не считать Невилла, из теплиц вышли Гермиона и Снейкиус.

Урок травологии в этот раз, проходил с разделением студентов на подгруппы, так что, у Гарри вместо первого урока образовалось окно. Он использовал его для встречи с Блейзом. Они прогуливались по пустому ныне полю для квиддича, болтая о том, о сём. На перемене разошлись. Гарри, как раз сейчас, окрыленный обещанием Блейза подарить ему фотоаппарат к дню рождения, неспешно шёл по коридору по направлению к кабинету трансфигурации, потому что их ждала встреча с профессором Макгонагалл вместе со студентами Рейвенкло.

Буквально врезавшийся в него младший Слизерин едва не сбил с ног. Гарри сердито уставился на него:

— Смотри, куда идёшь! — сердито проворчал он.

Наследник Слизерина одарил его снисходительным взглядом:

— Поттер. Именно ты мне и нужен. Сцепились языками со своим сердечным другом, пока твоя подружка травологию изучала?

— Не твоё дело — огрызнулся Гарри. — Есть что сказать содержательное, или я могу идти? А то смотреть на тебя противно.

— Мне всегда есть, что сказать, — ухмыльнулся Слизерин, — в данном случае, мы можем условиться об условиях дуэли. «Условиться» — это когда я ставлю условия, а ты их принимаешь.

— Говори — пробубнил Гарри, сверля его взглядом.

— Сегодня. Запретный лес. Приходи один. И, если проболтаешься, я тебя языка лишу. Нечем будет со сладеньким мулатом целоваться.

— С чего ты взял, что я соглашусь?

— Либо так, — Слизерин развёл руками, — либо я перебью всех твоих друзей, по очереди. Начну с того, с кем ты так пылко «разговариваешь» тайком от всех. Ну, или с грязнокроквки, пока не решил.

— Что ты с ними сделаешь, негодяй? — швырнул Гарри. — В школе полно людей.

— Раньше это не мешало страшным вещам твориться у всех под носом, — хмыкнул Снейкиус, — и, кстати, не ищи защиты у Дамблдора. Он, как я слышал, уехал в Министерство. Так что, Поттер, тебе лучше не рисковать.

— Ладно, — подумав ещё немного, медленно кивнул Гарри, — я приду. А теперь прочь с дороги. Мне на урок нужно.

Снейкиус театрально развёл руками и посторонился. Не обращая внимания на этот спектакль, Гарри ускорил шаг и зашагал в кабинет Макгонагалл.

========== Часть 52 ==========

До турнира по квиддичу оставалось совсем немного времени, но Гарри сейчас даже возможный кубок и состояние команды, в которой он был капитаном, интересовали меньше всего. Он исправно ходил на тренировки, подбадривал сонных игроков (они договорились об игре по вечерам, после занятий), и толкал вдохновляющие речи, что они просто обязаны победить Слизерин. Но ничего не чувствовал. Ни радостного волнения, ни возбуждения. Ничего. Его волновало, что же будет с Гермионой, он страшно переживал, что Блейз будет болеть за свой факультет, радуясь возможному проигрышу гриффиндорцев во главе с Гарри, а сегодня его ещё мучили тяжелые мысли о предстоящей дуэли.

Он умирал много раз, и должен был уже научиться не бояться. Но проблема была в сопернике. Бесспорно, Волдеморт был монстром, самым ужасным, из всех, каких только видел волшебный мир. Но он уже был изучен Гарри, как и Гарри — изучен им. А к тому же, он был всего лишь далёким родственником Слизерина, в то время, как сегодня, в Запретном лесу, один на один, Гарри предстояло сразиться с его истинным наследником. Сын Слизерина был хитёр, жесток и беспощаден. И это был вовсе не Драко Малфой, избалованный, действующий исподтишка, трусоватый, наигранный, неумело копирующий своего отца. Слизерин был тем, кем так хотел казаться Малфой — воистину жестоким, воистину злобным, воистину прямолинейным в своих поступках. Он не стал бы бежать от злобных зверей, не стал бы дрожать и сливаться при малейшей опасности для собственной персоны. Он сам был опасностью. Для Малфоя было проблемой действовать открыто, и он скулил всякий раз, как поцарапает палец. Для Слизерина даже убийство проблемой не было. У него была сильная мотивация и долгие века томительного ожидания. Он не отступит ни за что. Потому сегодня Гарри было особенно не по себе.

Тренировка была окончена, а он всё так же задумчиво стоял посреди поля, смотрел перед собой, ничего не видя. Рон потрепал его по плечу и Гарри неуверенно улыбнулся.

— Ты что? — настороженно спросил Рон. — Всё в порядке? Ты сам не свой.

— Да, — кивнул Гарри, — нормально. Просто подумал о Гермионе. Всё время боюсь, что взойдёт эта луна, и мы не успеем ей помочь.

— Я листал книгу, — вздохнул Рон, — но там ничего подходящего нет.

— Рон, ты с ума сходишь с этой книгой, — вздохнул Гарри, — постоянно читаешь, даже на завтрак ходишь через раз. Не думал, что когда-то скажу это тебе, а не Гермионе.

— Там редкие заклинания, их много, — запальчиво ответил Рон, — и я хочу поскорее их изучить. Такой магии не учат в Хогвартсе, но она, вместе с тем, и не запрещённая. О ней просто никто не знает. Это же бомба, Гарри!

— Да, и она может быть опасна — возразил Гарри.

— Я буду осторожен.

— Ты уже забыл об осторожности.

— Неправда!

— Рон, ты перестал маскировать книгу. Читаешь её при всех, в гостиной. Оставляешь у Невилла и Симуса на виду. Разве это осторожность?

— С этой книгой я могу, наконец, стать кем-то, а не просто младшим братом Уизли — ответил Рон.

— Ты уже кто-то! Ты мой друг! Мы с тобой и Гермионой так много сделали за все годы учёбы! А ты всё ещё сомневаешься в том, на что способен!

— Ты не понимаешь, — покачав головой, вздохнул Рон, — ты стал знаменитым, едва родился. А я всегда был всего лишь младшим Уизли, братом славного Чарли, умницы Билла, ярких и неповторимых Фреда и Джорджа, старосты Перси…

Гарри прикусил губу. Рон потрепал его по плечу:

— Ладно, не будем об этом. Я просто хочу, наконец, понять, что я способен на что-то большее, чем играть в шахматы и сдавать экзамены с помощью Гермионы. Может, что-нибудь из этой книги пригодится мне в будущем. Ты так толком и не ответил: с тобой точно всё в порядке?

— Да, — кивнул Гарри, — всё хорошо.

— Ладно. Идём в гостиную, там, наверное, уже все собрались.

— Мне нужно поговорить с Блейзом. Я позже приду.

— Забини, — выдохнул Рон, — скоро и он моё место займёт.

Гарри странно посмотрел на него, но Рон лишь махнул рукой и отправился в гостиную, сказав, что будет ждать там.

Гарри отправился в заброшенный класс, где они с Блейзом условились встретиться утром.

Блейз уже ждал его там. Он сидел за партой, сложив ногу на ногу, и со своей привычной задумчивостью глядел в окно.

— Привет — поздоровался Гарри. — Прости, я загнался.

— Что? — не понял Блейз.

— От меня потом несёт, надо было сперва помыться…

— Брось, — махнул рукой Блейз, — если бы ты знал, как временами несёт потом от Малфоя после тренировок… В общем, я уже закалился.

Гарри улыбнулся.

— Садись — показывая на место рядом с собой, предложил Блейз, — о чём ты хотел поговорить?

Гарри сел. Оказывается, чтобы сказать об том, что долгое время не давало ему покоя, пришлось здорово поломать себя. Он нервничал, и, видимо, Блейз это понял. В голосе прозвучало беспокойство:

— Мерлин, ты что, шпионить меня хочешь просить? — с улыбкой спросил он. — Что такого секретного ты собираешься мне сообщить?

— Нет, — с улыбкой покачал головой Гарри, — не шпионить. Конечно, нет. Это касается квиддича.

— А что квиддич? — Блейз прямо посмотрел на него. — С ним что-то не так?

— Просто, — Гарри опустил глаза, — мне не даёт покоя одна мысль, с тех пор, как мы вместе. Особенно сейчас, когда кубок школы приближается.

— Говори.

— Ты ведь будешь болеть за Слизерин, — неловко продолжил Гарри, — это нормально, я тебя не упрекаю, если вдруг ты так подумал. Ведь это твой факультет. Но, значит, ты будешь болеть против меня. Я это понял, и… меня это беспокоит. Не знаю, как перестать об этом думать.

Забини некоторое время молчал. Гарри — тоже. А потом Блейз, как обычно, спокойно посмотрел на него.

— Посмотри на это с другой стороны, — сказал он, — если выиграет Слизерин, то я буду радоваться победе своего факультета. А, если Гриффиндор — значит, исключительно твоей победе. В любом случае, я в выигрыше.

С такой точки Гарри на эту ситуацию ещё не смотрел. А вот Блейз её явно давно уже обдумал. Это было даже забавно: он нашёл позитивные стороны в любом случае. Гарри был не уверен, что смог бы так же.

— Давно ты так решил к этому относиться? — спросил он.

— Да, — кивнул Блейз, — почти с самого начала наших отношений. А что?

— Просто я об этом не думал, — вздохнул Гарри, — прости, тебя это заденет, наверное, но я хочу быть с тобой откровенным. Мне хорошо с тобой, ты мне нравишься. Но я по-прежнему не люблю Слизерин. Я рад, что ты оказался не таким, как большая половина твоих однокурсников…

— Гадом? — с улыбкой подсказал Блейз. Гарри тоже улыбнулся и кивнул. А потом продолжил:

— Но, с другой стороны, я не могу заставить себя хотя бы немного более лояльно относиться к Слизерину. Он всё ещё вызывает у меня неприятные ассоциации сам по себе.

— Ну и что? — Забини пожал плечами. — Ты видишь в этом проблему?

— Я бы не хотел, чтобы тебя это каким-то образом задевало, хотя понимаю, что это невозможно. Ты, наверное, всё равно будешь на меня обижен за это.

— Нет, — просто сказал Блейз, — не буду. Факультеты — не всегда те, кто мы есть, Гарри. Уверен, Дамблдор тоже говорил тебе об этом. В тебе есть часть души Тёмного Лорда, но это же не делает тебя слизеринцем. Кребб и Гойл тупы как пробки и понятия не имеют, что такое амбиции, в сравнении с Малфоем — так вообще. Но они учатся на Слизерине. Грейнджер — лучшая ученица школы, самая умная, но она не на Рейвенкло. А Лонгботтом, который по всем критериям, хаффлпаффец, да и вообще, почти сквиб, — на Гриффиндоре. Так что, у меня лично есть большие вопросы к Шляпе. Думаю, её пора заменить, она нагло лжёт — Блейз улыбнулся.

— Как бы там ни было, — Гарри вздохнул, — но наши факультеты враждуют, и на меня это давит. Я переношу это на себя. Зря я, наверное, так думаю.

— Абсолютно зря, — степенно кивнул Блейз, — факультеты враждуют, а мы с тобой — нет. Послушай, я никогда не относился к тебе с такой злобой, как, к примеру, Драко. А, когда мы сблизились, мне вообще стало плевать, на каком ты факультете. Честное слово, Гарри. Я не стану другом для твоих друзей, но ведь и врагом я никогда им не был. Зачем тогда переживать по этому поводу?

Гарри пожал плечами:

— Наверное, ты прав — потянувшись к Блейзу, он осторожно коснулся его губ своими. Через несколько секунд, когда они оторвались друг от друга, Блейз обеспокоенно спросил:

— Что с тобой вообще происходит, Гарри?

— Всё в порядке, — мужественно солгал Гарри, в который раз за день, — а что?

— Ты очень задумчивый и совсем притихший. Тебя что-то мучит ещё, не только квиддич?

— Это из-за Гермионы — ну, хотя бы отчасти, он не лгал.

— С ней всё будет хорошо, — возразил Блейз, — ты побеждал столько раз Тёмного Лорда. Думаешь, ты с помощью целой команды не справишься с сынком Слизерина?

— Он опасен — возразил Гарри.

— Не опаснее, чем Волдеморт уж точно. Грейнджер уже пришла в себя, она что-то придумает. Все преподаватели на нашей стороне. У этой парочки нет шансов. Не волнуйся. Лучше сосредоточься на будущем турнире и на экзаменах.

— Ладно, — вздохнул Гарри, — прости. Я сегодня и правда, уставший.

— Бывает.

— Идём.

Блейз с приятным удивлением в голосе спросил:

— Не боишься, что нас заметят? Будут тебя доставать за то, что расхаживаешь со мной по коридорам.

— Если бы я переживал каждый раз, когда кто-то меня доставал — Гарри вздохнул и покачал головой.

Когда Блейз встал и они вышли, он взял его за руку. Блейз насторожено посмотрел на него, но ничего не сказал.

Если бы только Гарри мог рассказать ему, что вот-вот случится!

Если бы только Гарри знал, что Блейз отлично умеет читать мысли…

Гермиона постучала в дверь кабинета Макгонагалл и, дождавшись приглашения, вошла.

Профессор сидела за своим рабочим столом. Её волосы, как всегда, были собраны в тугой пучок сзади, а на лице буквально отпечаталось беспокойство.

— Профессор, вы звали меня?

— Проходите, мисс Грейнджер, — Макгонагалл показала рукой на соседний от своего стул, — присаживайтесь. У меня есть предложение к вам, которое я хочу, чтобы мы обсудили.

Гермиона села, но от предложения выпить чаю отказалась. К счастью, Макгонагалл была не той, кто станет тянуть время, потому она решила перейти сразу к делу.

— Учитывая всё, что пришлось вам пережить в последнее время, мы с директором Дамблдором приняли решение освободить вас от сдачи экзаменов.

Если бы сейчас у Гермионы в руках была чашка, она бы её непременно выронила бы. И разбила. Но чашки, к счастью, не было. Потому Гермиона насмерть вцепилась руками в стол.

— Это приказ, профессор?

— Предложение, — Макгонагалл поджала губы так сильно, что они сложились в одну жёсткую линию, — но разве вы будете против? Вы совершенно выпали из учебного процесса в последнее время, пережили стрессовую ситуацию. Мистер Малфой тоже будет освобожден от экзаменов…

— Профессор, — перебила Гермиона, — простите меня, пожалуйста, но у нас с Драко разные ситуации. Я очнулась, я отдаю отчёт в своих действиях. И я вовсе не намерена отказываться от экзаменов. Это несправедливо.

— Почему же? — возразила Макгонагалл.

— Потому что дочь Гриффиндора лишила меня нескольких спокойных месяцев жизни, общения с друзьями, и даже моих собственных чувств. И я не могу позволить ей лишить меня ещё и экзаменов.

— Вы уверены в своём решении, мисс Грейнджер? — проницательно спросила Макгонагалл, сверля её явно неодобрительным взглядом.

— Да, — кивнула Гермиона, — абсолютно, профессор.

— Хорошо, — вздохнула Макгонагалл, — но, в таком случае, вы должны понимать, что никаких поблажек при сдаче вам сделано не будет. Всё на общих условиях.

— Я не нуждаюсь в поблажках — отрезала Гермиона. — Могу я идти?

— Да — кивнула Макгонагалл. — Всего доброго, профессор.

Встав, Гермиона прошла к двери и едва сдержалась, чтобы не грохнуть ими со всех сил.

Едва очутившись в коридоре, она побежала в комнату. Ворвалась туда, словно вихрь, стала у зеркала и стукнула кулаком по стеклу. Милисент встревоженно посмотрела на неё:

— Что с тобой? Что-то случилось?

— Да, — кивнула Гермиона, — случилось. Из-за твоего змеёныша меня едва не лишили права сдавать экзамены!

Она сердито топнула ногой, поедая свою собеседницу из зеркала глазами. От злости она готова была разрыдаться, и сердито тёрла кулаками глаза. Милисент только стыдливо опустила глаза.

Гермиона стала расхаживать по комнате, собирая одежду.

— Другой реакции я от тебя не ожидала, — раздраженно сказала она, — сейчас я иду в Астрономическую башню, разговаривать с профессором Синастрой. Надеюсь, узнаю что-нибудь важное по поводу Двуликой Луны. И, учти, если мне встретится твой любовничек, я его здорово потреплю. Можешь начинать его жалеть.

Милисент тихо вздохнула, и, бросив в её сторону гневный взгляд, Гермиона захлопнула дверь и закрыла заклинанием комнату. В интересах слизеринского змеёныша было не попадаться сейчас ей на глаза.

Но он попался. Он быстро шёл, почти бежал, в сторону подземелий Снейпа. И Гермиона, конечно же, не могла его не окликнуть:

— Далеко собрался, мерзкий слизняк?

Он обернулся и с отвращением посмотрел на неё:

— Отчего ты присосалась ко мне, словно пиявка, Грейнджер? — холодно спросил он. — Чего добиваешься? Какова твоя цель?

— Мои цели ты прекрасно знаешь. Убирайся туда, откуда явился, а можно ещё дальше, Слизерин.

Снейкиус стиснул зубы. Невилл, что тоже разгуливал здесь, припустился прочь, завидев ненавистного Малфоя.

— Этот любитель цветочков тоже получит своё, — процедил он, — за то, что считает, что ему позволено меня унизить.

Всё это время боровшаяся с лютой ненавистью внутри себя, Гермиона одним рывком прижала Слизерина к стене. Откуда только сила взялась…

— Только попробуй что-то сделать с Невиллом, — прошипела она ему в такт, — или с Гарри, или с Роном. Малфоя хватит с тебя. Только попробуй что-нибудь сделать с ними, и пожалеешь, что снова вернулся сюда.

— Уж так ли пожалею? — усмехнулся он в ответ.

— Ты меня плохо знаешь, червяк, — фыркнула Гермиона, — я пойду до конца. И, не сомневайся, я всегда добиваюсь поставленной задачи. Скоро увидишь.

Она достала из кармана палочку и направила её на Слизерина. Его губы насмешливо дёрнулись:

— Собралась использовать палочку, грязнокровка? А как же тельце твоего ненаглядного дружка, которое я так удачно захватил?

Гермиона задумчиво посмотрела на него:

— Ты прав, змеёныш.

Она сделала вид, что уходит, но вдруг резко развернулась, и зарядила Снейкиусу кулаком в нос. Тот едва не грохнулся от неожиданности, и, вскрикнув, схватился за нос. Кажется, она ему здорово врезала — из носа текла кровь.

— У нас с Драко, — пояснила она, усмехнувшись, — такая традиция. Надеюсь, он сильно на меня обидится. Привет, Драко. Уже вспомнил прошлое?

И с триумфальной улыбкой действительно ушла — в Астрономическую башню.

========== Часть 53 ==========

Идти было особенно страшно. Как никогда. Он столько раз разгуливал по школе в этой мантии, что не счесть. Но никогда раньше, если доводилось отправиться в Запретный Лес, он не ходил туда один. С ним был, как минимум, Рон. И никогда ещё встречи со страшными существами, которые водились в этом лесу, не были менее опасными, чем встреча с тем, кто угрожал его жизни сейчас, и в этот самый лес отправил. Лавируя, чтобы не попасться под руку Филча, не наткнуться на миссис Норрис, он вышел из гриффиндорской башни и медленно направился на выход из замка. Сердце билось в груди с такой силой, что отдавалось в ушах. Если бы это был Малфой, не стоило бы даже выходить, он ни за что бы не явился в Зачарованный лес посреди ночи. Но это был не Малфой, и, пожалуй, впервые за всю свою жизнь Гарри пожалел об этом.

Оставалось только надеется, что он выживет. И признать, что никогда в жизни ему ещё не было так страшно.

Блейз буквально ворвался в кабинет Дамблдора, когда, спустя секунду его настойчивых стуков в дверь, ему никто не ответил. Дамблдора он, к своему изумлению, застал на месте. Директор сидел за столом и мирно распивал горячий шоколад, а в глазах его отчего-то читалось блаженство.

«Мерлин великий! — подумал Блейз. — Ему что, абсолютно наплевать, что под его носом в школе делается?

— Мистер Забини? — Дамблдор удивленно посмотрел на него. — Что-нибудь случилось? Почему вы так взволнованны?

«Случилось, старый болван, два ученика этой школы прямо сейчас устраивают дуэль в лесу. Случилось, чёртов маразматик, двое студентов оказались жертвами древнего проклятья, их тела захватили другие личности. Случилось, идиот — в этой школе безопасности нет и близко, а тебе, похоже, наплевать!» — мысленно орал Блейз.

Но вслух сказал совсем другое, присаживаясь напротив:

— Случилось, господин директор. Снейкиус Слизерин назначил дуэль Гарри, и, если я правильно всё понял, она состоится через четверть часа, в Запретном лесу.

— Это вас настолько сильно вывело из себя, мистер Забини, — философски изрёк Дамблдор, — у вас дрожат руки. Пожалуйста, успокойтесь, будьте добры.

— Успокойтесь? — Забини изумленно посмотрел на него, возможно, у директора уже начались проблемы со слухом на почве почтенного возраста, и он его совершенно не расслышал. — Два студента, в тело одного из которых ворвался сын Салазара Слизерина, а другой — знаменитый Гарри Поттер, прямо сейчас применяют боевую магию, и, возможно, даже запрещённые заклинания, один на один, в Запретном лесу. Думаю, профессор, это не мне следует успокоиться, а вам, как минимум, волноваться.

— А разве мистер Уизли не секундант Гарри?

— Нет, — прикусил губу Блейз, — Уизли ничего не знает. Гарри ничего никому не рассказывал. Я и то знаю только потому, что прочёл, о чём он думает.

— Этим приёмом лучше не увлекаться, молодой человек, — всё так же спокойно, как раньше, возразил Дамблдор.

Блейзу стоило огромных усилий сохранить хотя бы то подобие спокойствия, которое в нём ещё оставалось.

— Мы сейчас будем обсуждать это, профессор? — прямо спросил он.

— Я уверен, что Гарри справится, — ответил ему Дамблдор, — они с мистером Уизли и мисс Грейджер выпутывались один на один и не из таких приключений.

Блейз вскочил на ноги:

— Гарри грозит опасность. Драко грозит опасность ещё большая, чем та, в которую он угодил нынче. Они один на один, в схватке в Зачарованном лесу, ночью. И вы называете это приключением?

— Всё, так или иначе, приключение — философски изрёк Дамблдор, — мистер Забини.

— Ладно, я понял, — выдохнул Блейз, — но, может, вы хотя бы проявите видимость заботы о безопасности учеников этой школы и дадите Гарри какую-то защиту? Или хотя бы её видимость? Я собираюсь туда немедленно, и, вероятно, Уизли тоже захвачу, куда без него.

Дамблдор поднялся, медленно посунулся к стеллажам. Достал оттуда большой меч. Отдал Забини. Блейз прочёл имя на рукоятке, выведенное витиеватыми буквами: «Годрик Гриффиндор». Губы Блейза сложились в ироничную ухмылку:

— И на том спасибо.

— Каждый должен сам пройти свои испытания — снова философски изрёк Дамблдор.

Блейзу, впрочем, было не до его философствований. Он резко направился к двери, но не сдержался, чтобы обернуться:

— В этой школе постоянно гибнут люди, водятся монстры и чудовища, а система безопасности давно почила вечным сном. И всё это — последствия вашего руководства, величайший маг современности. Думаю, мистеру Малфою-старшему не лишним будет узнать о том, на какую опасность вы сознательно толкнули его сына, и без того находящегося сейчас в заложниках.

Сказав это, он захлопнул за собой дверь, и снова буквально рванул по коридору. Нужно найти Уизли, но, драклл, как он попадёт в гриффиндорскую гостиную, не зная пароля?

Но, кажется, фортуна была к нему милостива, потому как он натолкнулся на ту рыжую гриффиндорку, сестру Уизли. Она стояла у окна и мрачно глядела в него. Мерлин знает, что пыталась разглядеть.

Подойдя к ней, Блейз крепко взял её за плечи и развернул к себе. Джинни сперва пискнула, а потом возмущенно уставилась на него, схватившись за свою палочку.

— Я ничего тебе не сделаю, — коротко бросил Блейз, — скажи мне пароль.

— Ты, правда, считаешь, Забини, что я с радостью тебе его сообщу? — сердито отозвалась девушка.

— Да, — кивнул Блейз, — потому что это касается Гарри. Мне нужно увидеть Рона. — Гарри? — глаза Джинни тут же округлились от страха. — Что с ним?

— Некогда, скажи пароль!

— Трезвенность — пропищала Джинни, и, едва Блейз снова бросился бежать, увязалась за ним. Она непрерывно зудела над ухом:

— Что с Гарри? Почему ты об этом беспокоишься? Я иду с тобой! Во что ты хочешь втянуть Рона, мерзкий слизеринец?

Забини обернулся, посмотрел ей в глаза. Он не хотел применять магию, но, похоже, эта девчонка не отвяжется. Она почти что приклеилась к себе и больно вонзилась ногтями в руку.

— Депульсо! — произнёс Блейз, направив на неё палочку. Она, крича, отлетела в другой конец коридора. Блейз, тем временем, бежал так быстро, как только умел.

У входа в гостиную, его встретила Полная дама, что сонно зевала. Она, видимо, собралась что-то сказать, но Блейз опередил её, коротко отчеканив: «Трезвенность!». Полная дама, надув щёки, всё же подвинулась, и он перелез в гостиную. Там его встретили неодобрительные возгласы гриффиндорцев. Одна из сестёр Патил (драклл её знает, кто именно, Забини их не различал), возмутилась, что слизеринцы уже ходят сюда, как на парад.

Блейзу было плевать, он не счёл нужным как-то отреагировать. Он лихорадочно искал глазами младшего Уизли. Тот сидел в дальнем углу, читая какую-то книгу, и, казалось, жизнь проходит мимо него, так он сильно был погружен в чтение.

Блейз направился прямиком к нему, и, без церемоний, сказал:

— Слизерин и Гарри в Запретном лесу, и у них вот-вот начнётся дуэль.

— Что? — выронив книгу на пол, вскочил Уизли. — Тебе откуда об этом известно?

— Я прочёл мысли Гарри, — коротко ответил Блейз, — Дамблдор дал мне это.

Он вытащил кое-как спрятанный в складках мантии меч Гриффиндора.

— Как это поможет Гарри?

— Понятия не имею, — пожал плечами Блейз, — Дамблдор вёл себя как равнодушная свинья.

— Не смей так говорить о Дамблдоре! — возмущённо откликнулся Уизли.

— Нам сейчас не об этом нужно говорить. Гарри в беде, и я не хочу, чтобы от руки этого змеёныша погиб мой друг, или мой любимый человек. Да, да, Уизли, — заметив огорошенный взгляд, раздраженно добавил Блейз, — ты всё правильно услышал. Нам нужно быть в лесу, немедленно. Я тебя транспортирую. Палочка с тобой? Бери её, возьми меня за руку, и пошли.

— Погоди, у меня есть способ получше — почему-то возбужденно ответил Уизли, и выдохнул: — Мерлин, помогай!

В дверях гостиной Забини заметил сестричку Уизли, что направлялась к ним, и хотел поторопить своего невольного союзника, чтобы действовал как можно скорее. Но тот тихо, будто под нос себе, хоть и чётко, пробубнил: «Испарямус местикус! Поттер!» — и стены гостиной словно сузились, покрылись белой дымкой, а потом и вовсе перестали быть видны глазу.

Гарри чувствовал усталость. Руки его плохо слушались, а палочка, хоть и не подводила, была сегодня как будто ленивой. Эффект от любых заклятий, которые он произносил, наступал не мгновенно, как раньше. Сынок Слизерина, естественно, спешил воспользоваться каждой подобной возможностью. Их дуэль длилась около четверти часа, не больше, но Гарри казалось, будто прошла уже целая вечность. Откланяться от искр, лавировать, чтобы не быть пораженным заклятьем, приходилось постоянно. Голос молодого Слизерина звучал, точно гром, рассекающий поднебесье.

Благодаря искрам, что летели из палочки Гарри или наследника Слизерина, лес будто освещался мириадами огней. Но эти огни были опасны: одна такая молния едва не вонзилась ему в шею (в последний момент удалось вывернуть голову), а другая поразила правое плечо, которое теперь пекло и горело. Пришлось переложить палочку в левую руку, чтобы быть больше уверенным в том, что она не выпадет. Слизерин же продолжал сражаться правой.

— Бомбарда! — услышал Гарри приказ из уст противника, а потом ещё: — Бомбарда Максима!

Но оглядеться в поисках дверей, по отношению к которым Снейкиус применил заклятье, не успел — его сбило с ног ударной волной. Как Гарри не пытался удержаться, ничего не вышло. И он со стоном покатился вниз, цепляясь за пни и кочки. Голова гулко гудела, очки слетели и болтались на ухе. Едва хватило сил снова надеть их.

Потомок Слизерина тут же, одним прыжком, оказался рядом, оскалившись.

— Что, Поттер, — прошипел он, совсем как Малфой, разве что более хрипло и ещё с более сильной ненавистью, — сдаешься?Потому что это ведь была только разминка.

Гарри попробовал встать, но дитя Слизерина крепко прижал его к земле. Руки у него были куда сильнее, чем у Малфоя.

— Нет-нет, — покачал головой он, — только я решаю, когда закончится наша дуэль. И я знаю, чем она закончится, Гарри, — твоей смертью.

— Не мечтай! — из последних сил выдохнул Гарри, пытаясь хоть самую малость пошевелиться или оттолкнуть противника, но тщетно — тот прочно навалился на него. А потом, злобно улыбаясь, произнёс:

— Экспелиармус!

Он должен был ожидать этого ещё в начале их схватки. Очевидно, Слизерин просто пожалел его, давая и себе самому войти в кураж. И вот Гарри остался без палочки — она была выбита из его руки, отлетев на приличное от него расстояние. И он, как бы не старался, взять её не мог, не мог даже потянуться за нею. Всё потому, что гадкий детёныш Слизерина буквально нависал над ним.

— Серпенсортиа! — прошипел Снейкиус, и в тот же миг Гарри услышал шипение. Прищурившись, он поводил глазами в поисках змеи. Та удобно расположилась рядом с тем, кто её призвал, и сверкала глазами. Никогда раньше Гарри ещё не видел таких огромных змей. Когда она выпрямила голову, то ростом была выше него раза в три.

Внезапно Гарри услышал встревоженный голос Рона:

— И всё же, мы приземлились не там.

— И где же Гарри? — вторил ему голос Блейза.

— Понятия не имею, давай искать.

— Я здесь, здесь! — закричал Гарри. — Сюда!

К его удивлению, Снейкиус не спешил закрывать ему рот ладонью или с помощью силенцио. Он наслаждался своим триумфом, ничуть не улыбнувшись, лишь сверлил Гарри ледяным взглядом.

Встав, он дождался, пока Гарри тоже кое-как поднимется на ноги, а затем, чеканя слова, произнёс:

— Что ж, ты всё-таки рассказал своим дружкам о дуэли…

— Я не рассказывал — возразил Гарри. Видимо, падая, он ударился головой — затылок очень болел.

— Тем лучше, — Снейкиус будто совсем его не слушал, — они пришли вовремя. Как раз, чтобы увидеть, как ты умираешь.

Он повернулся к гигантской змее, что застыла за его спиной и, кажется, ждала своего часа.

Гарри и Блейз явились как раз вовремя — чтобы увидеть, как Гарри, сконцентрировавшись, говорит со змеёй.

— Исчезни! — сказал он.

Змея сперва застыла, будто в удивлении. Её огромная голова, что склонилась над Гарри, замерла, словно была вылита из камня.

— Исчезни! — повторил Гарри. — Уходи!

Змея тихо зашипела, поджала хвост и осела к ногам своего заклинателя. Гарри смотрел, как она пытается ползти вглубь леса, ото всех подальше.

Сын Слизерина наблюдал за всем этим с таким неподдельным вниманием, точно за важными новостями магического мира следил. Он озадаченно посмотрел на змею, произнёс очень чётко: «Випера Иванеска». Змея будто растворилась в воздухе.

Гарри не мог не улыбнуться, хоть и предпочел опустить голову, чтобы лишний раз не разжигать злость в своём сопернике. Поглядев на прибывших друзей, он заметил, что Рон держит подмышкой свою книгу, а Блейз — меч. Этот меч Гарри, конечно, тоже узнал — видимо, Дамблдор снова прислал его в помощь.

— Что такое, сынок Слизерина? — скорчив жалостливое лицо, спросил Рон. — Не рассчитывал встретить ещё одного волшебника, который говорит на парселтанге? А вот Малфою это отлично известно. Он имел удовольствие столкнуться с этим лично, и Гарри тогда его здорово уделал.

Слизерин закашлялся. Рон и не думал отступать:

— Малфой, не стоит обижаться, мы пришли спасать и твою шкуру тоже. Не хочешь ли надрать задницу этому сокровищу Слизерина? Он, вроде как, и тебя уже достал?

Рон посмотрел на Слизерина. Какое-то время ничего не происходило, но потом Снейкиус упал на колени, начал странно извиваться, и, обхватив голову руками, закричал:

— Хватит, негодный мальчишка! Хватит! Перестань вопить, как дешёвая девка, в моей голове!

— Малфой, ты слышал? — продолжал Рон. — Он назвал тебя дешёвой девкой. Не желаешь ответить? Пора отстаивать честь твоего древнего-предревнего рода и имя отца.

Слизерин грохнулся на землю с таким звуком, точно обратился в камень. Он действительно ударился о камень, и, кажется, из его виска стала сочиться кровь.

— Никогда не думал, что похвалю тебя, Малфой, но продолжай — не останавливался — усмехнулся Рон.

Гарри, который всё это время с удивлением наблюдал за происходящим, наконец, вспомнил, что коварный слизеринец лишил его палочки. Оглядевшись по сторонам, он рассчитывал скорее её найти, но тщетно. Палочки нигде не было видно. А у него, измотанного битвой, не было даже сил наклониться.

— Палочка, Блейз, — надколотым голосом, сказал он, — ты не видишь её?

— Люмус! — Блейз направил свою палочку вниз, сканируя ею почву. — Она у тебя под ногами, смотри!

И правда, палочка лежала всего в нескольких шагах. Гарри склонился, чтобы её поднять и…

Он совершенно не понял, что произошло. Его мгновенно осветила белая вспышка света, похожая на ту, что приходит с Патронусом, но резче. За ней последовала молния, потом раскат грома. Снейкиус, который уже стоял на ногах, хоть и нетвердо, что-то бормотал на неведомом Гарри языке. Снова вспышка, и снова молния, но не с неба, а прямо из-под земли. Она столбом поднималась под ногами.

— С-сеус авизиус! — прошипел Снейк.

Огромная красная вспышка вонзилась в грудь Блейзу, и тот со стоном отлетел, приземлившись едва-едва в поле видимости Гарри. Гарри и самому пришлось несладко: ещё одна красная вспышка, почти сразу же отделившаяся за первой, врезалась ему в руку (не в грудь лишь потому, что он отвернулся, пытаясь понять, куда утащило Блейза), и Гарри почувствовал такую невыносимую боль, что внутри всё взвыло. Миг — и его руку будто рассекли мечом, вдоль. Он был один, всё ещё без палочки, смертельно утомлённый, раненный, с сильно повреждённой рукой, в которой, как он чувствовал, буквально раскалывается кость за костью, в мрачном лесу наедине с наследником Слизерина. Шрам жёг кожу так, точно вот-вот прожжет на ней дыру. Блейз был ранен, и с той стороны, куда его отбросила вспышка, не доносилось ни звука. Гарри совершенно не понял, что произошло, когда он наклонился, чтобы поднять палочку, с заклинанием, применённым Слизерином, он был незнаком, а красные вспышки до этой минуты ни разу не видел. Они с сыном Слизерина готовы были броситься друг на друга вручную, тем более, что Рон сломал палочку, которую Снейкиус, корчась в рвотных позывах, выронил из рук. Но Рон, бросился вперёд:

— Гарри! Возьми меч!

Рон бросил реликвию Гриффиндора и Гарри поймал его раньше, чем за него ухватился чёртов Слизерин. И это, именно это, стало финалом дуэли.

Злой, уставший, измотанный, встревоженный за Блейза, Гарри вытянул ноющую в локте руку с мечом и наставил его змеёнышу прямо в сердце. Тот сверлил его тёмным взглядом, но дышал с трудом, будто притаился:

— Ты ничего не сможешь сделать против меча Гриффиндора, признай это. Меня удивляет даже то, что Забини его принёс. И скажи спасибо Малфою, я не убью тебя сейчас только потому, что нам нужно вытащить его.

Нехотя, Слизерин всё-таки поднял руки ввысь. Капитулировал.

— Вот и отлично, — кивнул Гарри, — ты, я вижу, тоже ранен. Убираемся отсюда, хватит на сегодня дуэлей. И, кстати, ты проиграл. Вали из тела Малфоя, и подружку свою захвати.

— Проиграл? — вздёрнул голову Снейкиус. — Нет уж. Мы были в неравных условиях. У меня не было дара моего отца, в отличие от знаменитого, уникального и неповторимого Гарри Поттера, мальчика, который соизволил не умереть.

— Как бы то ни было, — настаивал на своём Гарри, — ты проиграл, так что, уходи, и оставь нас в покое. Из-за тебя я почти уже скучаю по Малфою. Ещё немного — и захочу его обнять, когда ты его отпустишь.

Слизерин всем своим видом показывал недовольство. Гарри было плевать. Теперь его интересовало только, что с Забини. Блейз так и не пришёл. И даже на его зов не откликался.

— Не выйдет, Поттер, — снизошёл до пояснения младший Слизерин, — твой дружок либо оглушен и парализован, либо, скорее всего, мёртв.

Нет. Не нужно в это верить. Гарри тот час же постарался себя убедить, что Снейкиус просто блефует. Ждёт проявления слабости и возможности снова напасть. Тем не менее, Блейза нигде не было видно и слышно.

— Блейз! — неуверенно позвал Гарри. — Блейз, где ты?

— Он здесь, Гарри! — донесся глухой голос Рона в тени елей.

Гарри побежал на зов, предусмотрительно потянув за собой и Снейкиуса. Тот, видимо, получал тумаков от Малфоя, потому что постоянно хватался за живот, требуя «прекратить истязания». Они обнаружили Рона, склонившегося над недвижимым телом Забини.

— Он жив, дышит, — поспешил успокоить Гарри Рон, — но, кажется, без сознания и лежит, как бревно. Я не могу даже поднять его руку. Она тяжёлая, словно камень.

— Что ты с ним сделал? — Гарри со злостью повернулся к Снейкиусу, сверля его глазами, но тот всё ещё страдал от тумаков, теперь держась за колени, и лишь промычал в ответ.

— Некогда разбираться, давай попробуем поставить его на ноги — нашёлся Рон.

С большим трудом им это всё же удалось, хотя Блейз по прежнему ни на что не реагировал, и был похож на огромное каменное изваяние. Гарри вдруг вспомнил жертв Василиска в Тайной комнате. Они выглядели такими же застывшими, когда он на них нападал. Он с ненавистью поглядел на Снейкиуса, но тот опять кричал, обхватив руками голову.

— Давай оставим этого слизняка здесь — предложил Рон.

Но, как бы не была желанна для Гарри такая перспектива, он прекрасно понимал, что, в любом случае, Снейкиус вернётся сам. К тому же, было ещё кое-что:

— В нём Малфой, — возразил он другу, — мы не можем так поступить.

— А вот и можем, — не унимался Рон, — одним махом уничтожим двух зайцев. Избавиться от целых двух слизней — я всегда о таком мечтал!

— Рон, мы не будем этого делать.

— А Малфой бы именно так и поступил, избавился бы от нас.

— Но мы же не как Малфой.

Гарри уже поднял свою палочку, приготовившись левитировать, но Рон остановил его:

— Погоди, у меня есть идея получше. Мороки будет меньше, и время сэкономим.

— Вычитал что-то в своей книге? — с подозрением спросил Гарри.

— Да, и это почти сработало. Мы всего на пару дюймов ошиблись, когда прибыли в лес.

Подняв палочку, он громко, отчётливо произнёс: «Испарямус Местикус! Мадам Помфри!» — и лес будто стал сужаться, исчезать, а потом и вовсе поплыл перед глазами.

Мадам Помфри, казалось бы, видела уже всё, и, к тому же, не привыкла задавать лишних вопросов. Она неодобрительно посмотрела на Снейкиуса, цокнула языком, увидев раздробленную почти до конца руку Гарри, но, заметив Блейза, всплеснула руками:

— О, Мерлин, что же вы такое натворили!

С помощью Рона ей удалось уложить всё ещё недвижимого Блейза на кровать, и, ворчливо сообщив, что ей срочно нужно к директору, она буквально вылетела из палаты.

— Ну, всё, — повесил голову Рон, — теперь нас исключат. А всё из-за тебя, слизеринская сволочь!

Снейкиус, смертельно бледный и потный, по-видимому, здорово проигрывал Малфою, хоть и стоял спокойно, так что, даже не нашёл в себе сил отвечать.

— Нас не исключат, Рон, — возразил Гарри, — Дамблдор сам дал меч. Значит, он знал, что в этой дуэли мне понадобится помощь.

Снейкиус рухнул на пол, и, раскачиваясь, держался за голову. Рон окинул его презрительным взглядом, но ничего не сказал. А вот Гарри задал другу очень интересующий с того самого момента, как услышал их голоса в лесу, вопрос:

— Как вы узнали о дуэли? Дамблдор вам рассказал? Это он послал вас на помощь?

— Нет, — ответил Рон, — Забини пришёл ко мне, а перед тем, видимо, к Дамблдору. Он, оказывается, умеет читать мысли, как Снейп, наверное. Ну, или ты ему сам рассказал, а он просто похвалиться передо мной хотел.

— Я не говорил.

— Значит, он действительно читает мысли, — Рон усмехнулся, — хорошего же дружка ты себе выбрал, Гарри. От такого и налево не сходишь, все задумки будут раскрыты ещё до того, как сформируются в твоей голове.

Впрочем, он тут же неловко добавил:

— Извини, неудачная шутка.

Гарри только кивнул в ответ. Они услышали тихие шаги Дамблдора в коридоре, и через секунду он вошёл в палату. Поглядел на каждого из них, по очереди, но Слизерин его особенно заинтересовал. Мадам Помфри придвинула, по его просьбе, стул. Дамблдор сел. Взял потомка Слизерина за руку:

— Мистер Слизерин! — позвал он. — Снейкиус?

Тот покачал головой, а потом стал трясти ею так, будто хотел все мысли выветрить.

— Так я и думал, — с улыбкой произнёс Дамблдор, — Драко?

Слизерин поднял голову и уставился на Дамблдора невидящим взглядом. Тот мягко продолжил:

— Драко, мальчик мой, слышишь меня? Сожми руку, если слышишь.

Тот едва сжал пальцы Дамблдора.

— В ближайшие дни, Драко, тебе придётся особенно несладко, — твёрдо и спокойно говорил Дамблдор, — нам нужно отправить сына Салазара на покой. Но мы не сможем бороться за тебя, если этого не будешь делать ты. Потому не молчи, делай всё возможное, чтобы мы понимали, что ты есть, а Снейкиус не мог тебя контролировать.

Дамблдор тихо рассмеялся и, положив руку Малфою на плечо, добавил:

— Молодой человек, я разрешаю вам изводить вашего оккупанта любыми доступными способами. Поппи, — обратился он уже к мадам Помфри, — дай ему успокаивающую настойку, мальчику необходимо отдохнуть и набраться сил. Что же до вас, — Дамблдор лукаво посмотрел на Гарри и Рона, — подойдите-ка ко мне.

Друзья послушались. Дамблдор осмотрел Рона, и, не обнаружив у него каких-либо ранений, удовлетворённо улыбнулся. Проделал то же самое с Гарри и нахмурился, увидев, что его рука раскололась будто на две части, по кости. Гарри не было больно, и, только когда Дамблдор, направив на руку палочку, стал быстро что-то шептать, горячая боль пронзила от локтя до плеча. Гарри терпел, стиснув зубы. Боль отступила, рука снова была в прежнем, нормальном состоянии, только на одежде остались следы крови и пятна. Дамблдор довольно кивнул:

— Так-то лучше, Гарри.

Он подошёл к постели, склонился над Блейзом и, щурясь, стал внимательно, с особой придирчивостью, его осматривать.

— Да, это очень древняя магия. Думаю, здесь не помешает вмешательство господина Барнели. Мистер Забини, — он пронзительно посмотрел на Гарри, — должен приходить в себя около недели, и на восьмой или девятый день, его силы восстановятся полностью. Долгий процесс, но ничего не поделаешь. Я позову Лагримуса, думаю, он точно знает, что делать.

— А вы разве не знаете? — испытав сильное беспокойство, спросил Гарри. Кто мог знать больше, чем Дамблдор?

— Знаю, но у нашего гостя больше практики в использовании заклинаний, устраняющих последствия такого рода магии. Об этом, кстати, — он снова лукаво посмотрел на Рона, что всё ещё сжимал свою драгоценную книгу в руках, — написано в этой книге. Вам будет, чем заняться на досуге, мистер Уизли.

Рон смутился и у него мгновенно покраснели уши.

Дамблдор встал и уже направился к выходу, но обернулся у самой двери:

— Ах да, — словно что-то вспомнив, сказал он, — как же я мог забыть. Пятьдесят баллов Гриффиндору за одну из лучших дуэлей в его истории.

Не успели Гарри и Рон обрадоваться, как Дамблдор внимательно посмотрел на замершего в углу, всё ещё смертельно бледного, Снейкиуса:

— И пятьдесят баллов Слизерину тоже.

— Но это нечестно, профессор! — возмущенно вскрикнул Рон. — Этот слизеринский детина едва не прикончил нас всех.

— Я награждаю не его, Рональд, — степенно ответил Дамблдор, — а мистера Малфоя. Это ведь он надоумил Снейкиуса вызвать змею. Либо тактично промолчал, когда мистер Слизерин принял такое решение. К тому же, если бы не его усилия, заклятье красных искр, наверняка, убило бы мистера Забини.

— Хотите сказать, — Рон уставился на директора, — что Малфой нам действительно помог?

— Он помог себе, — ответил Дамблдор многозначительно, — иногда в борьбе за собственную жизнь встречаешь самых неожиданных союзников.

— И всё-таки, — проворчал Рон, — это нечестно. С него и двадцати баллов хватит.

— Профессор! — поспешил спросить и Гарри, пока Дамблдор ещё был здесь. — Как Блейз пронёс меч? Разве наследие Гриффиндора может слушаться кого-то с другого факультета? Я думал, он должен был его выронить, или вообще не смог бы поднять и сдвинуть с места… В прошлый раз, в сражении с Волдемортом, вы сказали, что вытащить меч способен только истинный гриффиндорец.

— Или тот, чьё сердце отдано Гриффиндору, Гарри — мягко закончил за него Дамблдор, отвечая на вопрос.

— Но Блейз слизеринец, и его сердце, значит, разделяет все идеи…

— Блейз — да, слизеринец, — Дамблдор улыбнулся, — но кто может угадать, куда заведёт его сердце, Гарри? Выпейте настойки, которую вам принесёт мадам Помфри, парни, и ложитесь отдыхать. Уже поздно, вы сегодня молодцы. Теперь нужно поспать.

— Доброй ночи, профессор — сказал Гарри.

Дамблдор вышел, а Гарри подошёл к койке, на которой застыл Блейз и погладил его по окаменевшей руке.

— Я так и не понял, что имел в виду Дамблдор. Как Блейз мог справиться с мечом.

— Он влюбился, — выдохнул Рон, как человек, который пытается обучить маленького, несмышленого ребёнка, — потому его сердце отдано Гриффиндору. Ну, или истинному гриффиндорцу. Надеюсь, ты хотя бы не спросишь, кому, а то ты сейчас плоховато соображаешь.

Гарри смущенно опустил взгляд.

— Но я всё ещё злюсь на тебя, — продолжил Рон, — мог бы мне рассказать, что задумал сыночек старика Слизерина. Пошли бы вместе и дали бы ему чертей.

— Он угрожал что-то сделать Гермионе, — возразил Гарри, — или тебе, или Блейзу. И рассказать о нас всей школе. Я не мог такого допустить.

— Мне он потрепал нервы, Блейза парализовал, а в Гермиону подселил свою подружку. Что ещё он мог сделать? К тому же, — Рон усмехнулся, — вся школа и так уже знает. Или, по крайней мере, крепко догадывается. Не понимаю, почему ты решил сделать из этого тайну. Будто ты не знаешь, что в Хогвартсе тайны, в принципе, невозможны, а уж такие сенсационные — тем более.

Гарри тихо вздохнул. Он решил переменить тему:

— Ты всё же применил заклинание из книги, да? Что это было?

— Это заклинание растворения, а, если указывать имя или название, куда раствориться, то оно действует как заклинание перемещения, — пояснил Рон, очень довольный, что его об этом спросили, — часть левитационных чар. Но его перестали использовать, потому что о нём каким-то образом прознали магглы. Уж не знаю, почему, если магглы стали свидетелями таких чар, на них не было наложено заклятье стирания памяти, но есть, что есть.

— Оно здорово сработало, — признал Гарри, — особенно, когда мы возвращались назад.

— Да, — всё ещё довольный, кивнул Рон, — видишь, эта книга мне всё же пригодилась. Обещай, что не будешь теперь меня ею доставать.

— Хорошо — с улыбкой согласился Гарри.

Он склонился над Блейзом, быстро поцеловал его в висок и в краюшек губ, пока мадам Помфри колдовала в своём уголке над зельем, выпили настойку, предложенную ей, и вышли.

Они устало сидели в гостиной. Рон лениво переставлял шахматы, даже не глядя на доску. Просто брал их и ставил куда попало, не обращая внимание на их протестующие вопли. Гарри смотрел в пол, иногда зевая. Оживились они только, когда в гостиную вошла раздосадованная Гермиона.

Она села на подлокотник кресла, в котором сидел Гарри, и, вздохнув, спросила:

— Что у вас нового, мальчики?

Гарри и Рон переглянулись. Они ещё по дороге в гостиную решили не рассказывать пока Гермионе, что произошло сегодня.

— Ничего, — откликнулся Рон, — всё, как всегда. А у тебя что?

— Выглядишь расстроенной — добавил Гарри.

— Я была в Астрономической башне, — снова вздохнула она, поглядев под ноги, — хотела расспросить профессора Синатру, известно ли ей что-нибудь о двуликой луне.

— И что сказала профессор? — жадно поинтересовался Рон, впервые за вечер проявив такой острый интерес к чему бы то ни было.

— Она что-то знает?

— О двуликой луне — ничего, — с досадой ответила Гермиона, — но она сказала, что ничего этого невозможно до следующего полнолуния. А после полнолуния, через три ночи, будет новая луна, молодая.

— Это ведь хорошо? — осторожно спросил Гарри, глядя на подругу.

Гермиона тяжело вздохнула:

— Не очень. Мы можем не успеть их выгнать.

— Почему?

— До следующего полнолуния, осталось шесть дней. Пять, если не считать сегодняшний вечер.

========== Часть 54 ==========

Осталось меньше недели. Возможно, это последние дни её и Драко жизни. Гермиона не знала, что делать, в голове будто образовался вакуум. Мысли терялись, не успев толком сформироваться. Наверное, нужно поговорить с Трелони, опять полистать дневники. Она изучила их от и до, но всегда оставалась слепая вера в то, что, может быть, какую-то мелочь она пропустила, или неправильно поняла, или не предала ей значения.

У Гермионы началась паника. А она не привыкла паниковать, так что, ненавидела всю эту ситуацию ещё сильнее. Мерзкий гаденыш Слизерин.

Глупо, но при этом она пыталась сосредоточиться на экзаменах, листая учебник по заклинаниям. Ей нужно было перестать постоянно думать о том, как, наконец, отправить сыночка Салазара туда, откуда он пришёл.

— Мисс Грейнджер, вы не видели мистера Лонгботтома? — Обеспокоеная профессор Стебль буквально вцепилась в руку Гермионы.

Та вздрогнула, отложила учебник, и посмотрела на преподавателя, покачав головой:

— Нет, а что случилось?

— Это катастрофа, катастрофа — бурно выдохнула профессор. — Пропала кадка с Профудусом. О, Мерлин, что же происходит?

— Вы думаете, что ее взял Невилл, профессор? — Гермиона удивленно посмотрела на неё, не в силах поверить собственным ушам.

— Он последним покинул теплицы, — кивнула Стебль, — я дала ему ключи.

Профессор стала заламывать руки, её затрясло.

— Но туда мог кто-нибудь проникнуть после того, как ушёл Невилл, — стала размышлять Гермиона, — он не способен на кражу, вы ведь знаете. Он может что-то забыть, сделать неправильно, испортить. Но осознанно украсть? Нет, это невозможно!

— Я не знаю, — прикусила губы Стебль, — мне всё равно нужно с ним поговорить. Вы не понимаете, мисс Грейнджер, Профундус используется во многих зельях. Полный паралич, немота и даже смерть — вот последствия его употребления. Это растение пропало, мистера Лонгботтома нигде нет, а директор отлучился в Министерство. О, Мерлин, что же делать, ума не приложу! — она шумно выдохнула.

— Не волнуйтесь, профессор, — Гермиона поднялась, — давайте поищем Невилла вместе. Уверена, он не имеет к пропаже Профундуса никакого отношения.

— Хорошо, но, если мы не обнаружим мистера Лонгботтома, либо растение, я вынуждена буду сообщить директору — предупредила профессор. — Идёмте искать.

Взяв Гермиону за руку, профессор решительно двинулась вперёд по коридору.

Что-то подсказывало Гермионе, что и здесь без змеёныша Слизерина не обошлось. Нужно лишь найти внятные доказательства этому. Ведь Невилл, сам того не подозревая, его унизил, и они трое были последними, кто выходил из класса после урока. Кажется, это дело ещё более срочное, чем изгнание подселенцев из неё и Драко.

Когда Снейкиус покинул больничное крыло, голова ещё гудела. Драко Малфой не думал сдаваться, наоборот, ожесточенно боролся. Снейкиусу стоило огромных усилий справляться с ним, контролировать его в себе. Иногда он вырывался наружу, особенно, когда рядом была грязнокровка Грейнджер. В такие минуты Снейкиус практически не мог контролировать себя, точнее, его. Игнорировать её существование не получалось — то Малфой орал внутри о ней, и что она его, сына основателя, в могилу сведёт, плохо он её знает. То сама Грейнджер то и дело попадалась под руку, непременно стараясь задеть. Нужно было срочно избавляться от неё. И к счастью, удача ему улыбнулась, процесс уничтожения дотошной заучки был запущен. Скоро ненавистная Грейнджер перестанет путаться у него под ногами, а, значит, и они с Милисент будут почти свободны.

Снейкиус подошёл к двери своей комнаты, но открыть её не успел — его кто-то больно ударил в спину. Повернувшись, он увидел противную грязнокровку. Она выглядела как злая мышь — с прищуренными глазёнками, оскалившаяся, пышущая сердитым дыханием.

— Ты мерзавец, Слизерин, из-за тебя Невилл пострадал. Я знаю, что это ты украл Профундус. Отвечай, зачем тебе это понадобилось?

— Мне плевать на твоего драгоценного любителя цветочков, выдра, — фыркнул Снейкиус, — хотя, если он очень страдает, то это даже хорошо.

Снейкиус вошёл в комнату. Гермиона последовала за ним, несмотря на его попытки сопротивляться, и захлопнула дверь.

— Отвечай, зачем тебе Профундус? — решительно сложив руки на груди, сказала она. — Какую гадость ещё ты задумал?

— Отчего ты соизволила думать, что это я его украл? — ухмыльнулся он.

— Мы с тобой выходили из теплиц последними, следом только Невилл. Сомневаюсь, что кому-нибудь придёт в голову красть это опасное растение. Это твоих рук дело, я уверена. Зачем тебе оно? Отвечай, не то потащу тебя в подвалы, пусть Снейп применит по отношению к тебе Сыворотку правды.

— Думай, что хочешь, зазнайка, — фыркнул Слизерин, — я не обязан перед тобой отчитываться. И ни перед кем другим тоже.

Гермиона прикусила губу, явно что-то решая. Потом сделала шаг вперёд и взяла Снейкиуса за плечо. Стала гладить, будто в руках у неё был крошечный котёнок. Уткнулась сынку Слизерина в щёку, поцеловала в скулу, и посмотрела в глаза.

Глаза Снейкиуса, зелёные, как изумруд, затуманились. Он начал часто моргать.

— Драко? — победно улыбнувшись, спросила она. — Драко, это ты? Ты меня слышишь? Борись, прошу тебя. Тебе нужно бороться, Драко. Я что-нибудь придумаю, и мы будем свободны, правда. Только борись. Не дай ему победить.

Слизерин больно сжал её руку, зажмурился и болезненно простонал:

— Пытаюсь…

Это был голос Драко, она узнала. Он прорвался, впервые по-настоящему прорвался из адского плена. Гермиона слабо улыбнулась.

Наклонившись, он прижался к её лбу. Глаза всё так же оставались закрытыми.

— Мне больно, — он почти всхлипнул, и из груди вырвался ещё один стон, — он так силён. Боюсь, у меня не хватит сил.

— Ты должен, Драко, — горячо прошептала Гермиона, — я здесь. С тобой. Я помогу тебе. Не смей сдаваться. Ещё немного, Драко, и мы будем свободны.

Она боялась пошевелиться — одно неверное движение, и он исчезнет. Она закрыла глаза и стала на кончики пальцев. Коснулась его губ, словно они были из тонкого сахара. Затаив дыхание, он ответил на поцелуй. По щекам потекли слезы, и она даже не пыталась их сдержать. Он так близко и так далеко! У них, возможно, было всего лишь мгновение. Может быть, оно станет последним в их жизни. Ей хотелось, чтобы Драко чувствовал, что она рядом с ним, и не отступит, что пойдёт до конца, и они смогут вынырнуть из этой затягивающей бездны.

И, пока она осторожно касалась пальцами его волос, за спиной раздался тихий, полный изумления, стон. Обернувшись, Гермиона всё поняла, и разочарованно выдохнула. Зеркало! Там было чёртово зеркало, в котором отображалась Милисент.

Драко разжал руку, отступил на шаг, и это был уже не он.

— Милисент! — оттолкнув Гермиону, Снейкиус ринулся к отражению. — Ты меня видишь, Мили? Скажи, что видишь? Любимая, прошу! Умоляю!

Он касался стекла так нежно, так лихорадочно, словно пытаясь проникнуть внутрь, к ней. Гермиона стояла за его спиной молча. Она знала — стоит ей уйти, Милисент тоже исчезнет. Она сделала бы это без раздумий, но слёзы на глазах Милисент, такие же, как и на её ресницах, убедили её оставаться. Она понимала, что испытывает Милисент — боль, сожаление. Милисент говорила, что любишь всегда вопреки. И что мы не выбираем, кого любить.

— Мили, — нежно шептал её имя возлюбленный, — прошу, умоляю, скажи что-нибудь. Хотя бы слово. Скажи…

Он закрыл глаза и прижался лбом к стеклу. Надменный мерзавец и эгоист при виде любимой стал совершенно другим — кротким котёнком. Вот так, по щелчку пальцев.

Гермиона вздохнула. Она решила дать им возможность поговорить. Она смотрела на неё, и ей было грустно. Эти двое столько прошли, столько пережили, но любовь по-прежнему освещала им путь. Такие разные, при этом любящие друг друга так горячо. Они могли бы быть счастливы, не соверши ту роковую, ужасную ошибку, что стоила им обоим жизни.

— Я люблю тебя, — по щекам Милисент катились слезы, —я так сильно люблю тебя…

— А я тебя, — прошептал он со вздохом, — мне так плохо Мили. Так плохо без тебя. Скажи, зачем ты так поступила?

— Потому что так правильно, Снейкиус, — вздохнула Милисент, — пойми, мы не можем так поступать. Мы действуем, словно звери. Но ведь мы не монстры.

— Не монстры, — кивнул Снейкиус, — но я не могу отпустить тебя снова. Я не вынесу, Милисент. Я всё исправлю, слышишь меня? Мы будем вместе, как и мечтали, помнишь?

Хватит с неё!

— Нет, — вступила в разговор Гермиона, — это я исправлю. Вы вмешались в нашу судьбу, украли наши чувства и наш выбор. Если бы тогда вы продолжили борьбу, то могли бы стать счастливыми. Сейчас уже поздно. Ни я, ни Драко, не позволим украсть наши жизни. Мы будем бороться.

Слизерин весь затрясся:

— Послушай, грязнокровка, — выдохнул он, — не смей…

— Стой, Снейкиус! — вскрикнула в зеркале Милисент. — Она права.

— Нет, Мили, любимая, — упрямился он, — не слушай её. Слушай меня, и то, что я говорю. Скоро мы вечно будем вместе. Потерпи ещё немного, любовь моя. Совсем чуть-чуть — и ты будешь рядом со мной.

Гермиона отошла от зеркала. Растерянный, Снейкиус бросился на стекло, а потом — на неё, но она увернулась.

— С меня хватит, Слизерин! Это ты украл Профундус. Мерлин его знает, зачем он тебе понадобился, но я сейчас же иду к профессору Стебль. А ты готовься к наказанию, слизняк.

— И что же меня ждёт? — фыркнул младший Слизерин. — Снимут баллы? Мне на это наплевать.

— Посмотрим — бросила Гермиона и, подождав, пока он выйдет за дверь, закрыла её заклинанием.

— Мисс Грейнджер, вы уверены, в том что говорите? — профессор недоверчиво смотрела на неё.

— Да, профессор. Это Малфой украл Профундус.

— Но зачем он ему?

— Это вы у него спросите. Профессор Стебль наморщила лоб.

— Нет. Пожалуй, я отправлю их к профессору Снейпу. Пусть он разбирается. Уж он-то точно узнает правду.

— Но Невилла за что? Он же не виноват! — возмутилась Гермиона.

— Ему это будет полезно. Думаю, Северус найдет им занятие.

Гермиона готова была поспорить по поводу полезности отбывания наказаний у Снейпа, но профессор уже встала, собираясь уходить.

— Что же мне с вами делать? — процедил сквозь зубы Снейп. — Воров нужно наказывать соотносимо с размером и масштабами кражи, которую они совершили.

Он сидел в своём кресле, равнодушно поглядывая в окно.

— Я ничего не крал — смертельно бледный, прошептал Невилл одними губами.

— Вы что-то сказали, мистер Лонгботтом? — не скрывая презрения, спросил Снейп.

— Я ничего не брал, — вжимаясь в стену, повторил Невилл, — я не вор.

— Ладно, — Снейп поджал губы, — сварите мне зелье раскаяния, и убирайтесь отсюда. Можете приступать.

Оживившись, Невилл стал оглядываться по сторонам, в поисках нужных ингредиентов. Зелье раскаяния для него не составляло проблемы. Оно содержало элементы растений, свойства которых он отлично знал. Он так обрадовался, что даже страх перед Снейпом отступил.

— Простите, профессор, — запнувшись от холодного взгляда Снейпа, сказал он, — я не вижу здесь лириуса. Где он?

— Всё, что вам понадобится, мистер Лонгботтом, лежит перед самым вашим носом. Полки в вашем распоряжении, — отчеканил Снейп и, посмотрев на Малфоя, сказал, — и вы приступайте, мистер Малфой. Вас это тоже касается.

— Что ещё за лириус…? — пробормотал Драко себе под нос.

— Ты чего, Малфой? — удивлённо посмотрел на него Невилл. — Основной ингредиент в приготовлении зелья раскаяния или прощения. Цветок, вызывающий слёзы в большом объёме, если использовать его не по назначению. Мы же это изучали на гербологии в прошлом году, ты забыл, что ли?

Снейкиус стиснул зубы, но промолчал. Тем временем, Невилл, под коршунским взглядом Снейпа, подошёл к котлу и зажег огонь. Стал наливать, едва не разлив воду, но удержавшись, в итоге, сыпать и крошить в своё варево. В то время как Слизерин просто продолжал пялиться на полки со склянками. И даже не успевал следить, что делает Невилл, так он был быстр.

— Я не могу найти беренхену — недовольно заявил он.

Невилл с недоумением посмотрел на него:

— Малфой, да ты как будто сам не свой. Берехнена — это давно прошлый век. Поскольку лириус обладает большей силой концентрации, а листья его более влажны, именно его уже более пятидесяти лет применяют вместо берехнены. Ты что, и об этом забыл, что ли? Или истории магии начитался? Как будто профессор Спраут нам это не повторяла целый месяц.

Снейп хмыкнул:

— Мистер Малфой, вам стоит чаще открывать учебники, иначе все сваренные вами зелья получат обратный эффект. Вы свободны, мистер Лонгботтом.

Невилл так и застыл с ложкой в одной руке, и крохотным растением в другой, не в силах поверить в происходящее. Похоже, сегодня и Снейп был сам не свой. Их что, подменили всех, что ли?

— Но, профессор, — изумленно выдохнул он, — как же зелье? Я ведь ещё не добавил соли, и варится оно слабо, лириус любит огонь.

— Зелье, — Снейп встал, поправляя полы своей чёрной мантии, — за вас доварит Малфой. И он не покинет класс до тех пор, пока оно не будет готово. И доведено до идеального, — он сильно выделил это слово, — состояния.

— Л-ладно, — замялся Невилл, снял фартук, и попятился к двери, — до свидания, профессор.

Снейкиус сжал кулаки. Такого позора он давно не испытывал. Дважды за день его унизил этот гриффиндорский олух, причём, сам даже не понял, как это произошло. А виновата в этом всё та же зануда Грейнджер. Ну, ничего! Недолго ей осталось ликовать. Слизерин не прощает обид.

========== Часть 55 ==========

Дождавшись, когда мадам Помфри вышла, Гарри осторожно юркнул на больничную койку и приобнял тихо сопящего Блейза. Проведя пальцами по его мягким волосам, он спокойно поинтересовался:

— Ну как ты? Легче уже?

— Да, — сипло ответил Блейз, закашлявшись, — правда, говорить ещё тяжеловато, и зрение не полностью восстановилось. Но мадам Помфри говорит, что это временно. Как там эти два подселенца?

— Плохо, — сердито проворчал Гарри, — Снейкиус противится, измотал Малфоя. Хитёр как лис. Гермиона выяснила, что времени осталось меньше недели. Понятия не имею, что будет, если мы не успеем до восхода двуликой луны.

— Ублюдок, — вздохнул Блейз, — Малфой — мой единственный друг, какого чёрта этому папенькиному сынку вздумалось оккупировать именно его тело?

— Вы с Драко такие разные, — поглаживая Блейза по волосам, сказал Гарри, — как вы вообще можете дружить? В смысле… Ты понимаешь, о чём я.

— Понимаю, — всё так же спокойно ответил Забини, — я знаю немного другого Драко. В смысле, у него не было выбора, как себя вести, я думаю. Должен же он как-то показать, что его яйца больше, чем у знаменитого Гарри Поттера.

Гарри последняя фраза очень не понравилась, но он сдержался. Не лучшим решением будет пытаться выяснять, что к чему, сейчас. Блейз, тем временем, обвился вокруг него, обнимая за бёдра, и, с тихим сонным вздохом, сказал:

— С тобой уютно. Так и буду тебя обнимать, Мальчик, Который Тёплый.

Улыбнувшись, Гарри чмокнул его в висок. Наверное, не стоило бы сейчас спрашивать о таком, но он не мог больше молчать о том, что уже несколько дней не давало ему покоя. Поглаживая друга по волосам, он, словно между прочим, спросил:

— Тебя допрашивал Грюм? После убийства отца?

— Да, — ответил Блейз, — он был здесь. Ночевал в Хогвартсе, но на следующее же утро после прибытия уехал. Ни о чём особом не спрашивал, только, не известно ли мне нечто подозрительное, не было ли у моего отца тайн, и какие у него были отношения с коллегами и другими волшебниками. Вроде, я об этом знаю.

— И всё? — не скрывая удивления, спросил Гарри. — В смысле, ни о чём своеобразном он тебя не спрашивал? Только общие сведения?

— Да, общие — подтвердил Блейз, — а зачем тебе?

— Я думаю, нам не помешала бы помощь Грюма сейчас, — признался Гарри, — ведь он аврор, лучший в своём деле. Он должен что-то знать, он может подсказать, как нам изгнать потомков основателей из тел Драко и Гермионы. Но мы не виделись уже год, и я понятия не имею, где он сейчас.

— Это плохая идея, если хочешь знать моё мнение, — Блейз сладко зевнул, продолжая его обнимать, — если бы помощь Грюма действительно понадобилась, Дамблдор бы уже привлёк его сюда.

— И всё же, может быть, он этого не учёл?

— Не учёл? — возразил Блейз. — Дамблдор? Прости, но это звучит как-то по-идиотски. Ты веришь сам в то, что говоришь, Гарри?

Вместо ответа Гарри только вздохнул. То, что он сказал сразу после, прозвучало куда более хмуро, чем звучало в его голове:

— Мне просто надоело чувствовать себя таким беспомощным. Мы бьемся над этой загадкой, но даже не приблизились к ответу, и, если мы проиграем, я потеряю подругу… А Малфой станет ещё более несносным.

— Сколько раз всё было обречено? — Забини открыл глаза, сонно посмотрев на Гарри, а потом снова устроил голову на его плече. — Ничего, справлялись. Я уверен, что и в этот раз справимся. Дамблдор, наверняка, уже всё продумал. Ни за что не поверю, что в его голове не созрело миллион самых разных планов, и он не разработал вместе с другими учителями миллиард возможных операций по спасению старост факультетов и лучших учеников школы.

— Да, но, — замялся Гарри, — а мне-то что делать?

— Успокоиться, — пожал плечами Блейз, — и, слушай, я понимаю, что сейчас не лучший момент, но… ты не хочешь поехать на каникулы ко мне? Проведём лето вместе, в нашем особняке. Я познакомлю тебя с матушкой и сёстрами. Думаю, они будут рады видеть Гарри Поттера, о котором столько слышали.

Гарри в этом был отнюдь не уверен, как не уверен и в том, что семья Блейза одобрит их отношения. Но он готов был провести лето где угодно, лишь бы не возвращаться к Дурслям. Потому просто сказал:

— Хорошо.

Блейз крепче обнял его и скрутился в клубочек, а через несколько минут уснул.

Едва на часах пробило восемь утра, Гермиона встала с постели. Суббота — замечательный день, и она может провести его с пользой. Она ещё накануне договорилась с профессором Трелони выпить чаю за завтраком, тем более, им было, что обсудить. Нужно было опять просмотреть все труды её родственницы. Поэтому Гермиона быстро умылась и оделась.

Выйдя за дверь, она быстро юркнула в заброшенный женский туалет, и поприветствовала зевавшую Миртл.

— Миртл, разве приведения спят хоть иногда?

— Нет

— Тогда почему ты зеваешь?

— Привычка. А ты куда в такую рань собралась, Гермиона?

— Иду пить чай с профессором Трелони.

— Скучно, — вздохнула Миртл, — нашла бы себе задание поинтереснее. Знаешь, мы могли бы поплакать вдвоём.

— Может быть, позже — быстро отозвалась Гермиона, и вышла за дверь. Только слёз ей сейчас не хватало.

— Мисс Грейнджер, доброе утро. Я уже заварила чай. Ведь мы будем пить именно чай, не кофе? Правда? — заунывным голосом поприветствовала её преподавательница прорицаний.

— Да, профессор, именно чай — с достоинством ответила Гермиона. — Доброе утро.

Трелони разлила чай по кружкам.

— Как ты себя чувствуешь, Гермиона? — проницательно взглянула на неё Трелони. — Испытания, что свалились на тебя и мистера Малфоя… Я говорила об этом, предсказывала ещё в прошлом году, но никто не поверил. Мне жаль.

— Спасибо, профессор, — сухо отозвалась Гермиона, — я в порядке.

Ей совсем не хотелось выливать на Трелони всё, что копилось у неё внутри, свои чувства, сомнения…

Когда они допили чай, Сивилла твёрдо взяла еёкружку.

— Ну, посмотрим, что у нас тут.

Она поправила очки и стала вглядываться в чаинки на дне чашки Гермионы.

— Что ж, очень интересно — её лицо приобрело явно заинтересованный вид, а глаза странно сияли.

— Что там, профессор? — равнодушно спросила Гермиона. Её сейчас отчего-то мало интересовали предсказания Трелони, хоть, в последнее время, она, наконец, имела ни одну возможность убедиться в том, что они, по большей мере, правдивы.

— Всё, что казалось невозможным, обрело смысл. Лёд тает, мисс Грейнджер — пропела профессор, внимательно поглядев на Гермиона из-за своих очков.

— Что это значит? — всё ещё равнодушно продолжила спрашивать Гермиона. И вздрогнула, потому что профессор неожиданно положила руку ей на грудь, прямо на сердце. Голос её теперь стал мечтательным:

— Даже самое черствое сердце однажды оживает…

Гермиона опустила глаза, прикусила губу. Она не могла делать вид, что не поняла, о чём говорит прорицательница.

— А стоит ли оно этого? — тихо спросила она, скорее, у себя самой, чем у Трелони. Но та поспешила ответить:

— Время покажет, мисс Грейнджер, время расставит всё на свои места. Я сейчас дам вам то, за чем вы сюда пришли.

Гермиона бежала по коридору, прижимая к груди дневники Кассандры. Она, конечно, уже изучила их вдоль и поперек, но всё же решила, что, поскольку впервые ознакомилась с их содержимым, когда была не совсем собой, стоит снова просмотреть их с ещё большим, чем прежде, вниманием. Вдруг пропустила что-нибудь важное, или не придала чему-то должного значения.

Но, когда очередная бессонная ночь в надежде найти хоть что-нибудь стоящее, не увенчалась успехом, она отложила книги и вошла в ванную. Умылась холодной водой и подняла глаза, смотря в зеркало, впервые за последние сутки, очень внимательно.

— Ты очень уставшая — сказала Милисент, грустно улыбнувшись.

— Ничего удивительного, — сердито откликнулась Гермиона, пожав плечами, — за это стоит поблагодарить тебя, и твоего рыцаря. В котором от рыцаря ничего нет. Одна подлость.

Покраснев, Мили опустила глаза:

— Мне очень жаль. Прости.

— Ладно, — отмахнулась Гермиона, — хватит. Всё время говорим только об этом, надоело.

— Что ты намерена делать? — перевела тему Милисент.

Некоторое время Гермиона внимательно смотрела на неё, словно решая, стоит ли ей доверять, а потом лукаво улыбнулась:

— Мне в голову пришла очень занимательная мысль. И я решила её реализовать.

— Какая? — тихо спросила Милисент и насторожено посмотрела на неё. — Ты ведь не сделаешь Снейкиусу?

— Потом расскажу, — с триумфом отозвалась Гермиона, — тебе пока придётся побыть в неведении.

— Но… — попыталась возразить Милисент.

Гермиона уже не слышала её и её возражений. Она пулей вылетела из комнаты, сложив на груди руки. Её переполняла решимость:

— Ну, держись у меня, змеёныш, — хмыкнула она, горделиво вскинув голову, — посмотрим, кто кого.

— Привет, Грейнджер. Что, день не задался? — раздался ехидный голос у неё за спиной.

Гермиона битый час искала Снейкиуса, но безрезультатно. Не то, чтобы ей хотелось вступать в перепалку, но она была очень зла, а мимо Паркинсон, конечно, пройти не могла, тем более, когда та сама пыталась её задеть. Повернувшись к слизеринке, она, как ни в чём не бывало, спросила:

— Привет, Пэнси. Драко не видела?

— Что такое? — одна бровь Паркинсон взмыла вверх. — Потеряла своего ненаглядного? Видимо, он поумнел, и избегает тебя. Кто же добровольно захочет общаться с такой мымрой.

Пэнси хмыкнула, Гермиона сжала кулаки. Она сделала шаг вперёд и, стараясь, чтобы это прозвучало как можно более спокойно, начала:

— Слушай, Пэнси… Не доставай меня. Я и врезать могу, если что.

— Да успокойся ты, — презрительно бросила слизеринка, — он в раздевалке. Ты, вроде, должна быть в курсе расписания своего парня, иначе, что из тебя за девушка?

Пэнси издевательски усмехалась. Гермиона вздохнула. Как бы ей не хотелось стукнуть эту глупую девицу с внешностью мопса, на выяснение отношений с ней категорически не было времени.

Заходить в раздевалку для парней — дурно. Заходить в раздевалку для парней в мантии-невидимке, без спроса взятой у Гарри — дурно вдвойне. Именно об этом думала Гермиона, пока шла на поиски надоевшего Снейкиуса.

Когда она буквально ввалилась в раздевалку, змеёныш действительно был там, и, к её счастью, один. Она уже приготовилась воплощать свой коварный план, или же ругаться с дитёнышем Слизерина. Но…

Он только что вышел из душа, из одежды на нём было только полотенце, которое, казалось, вот-вот свалится с узких бёдер. И все наставления, которые она давала себе по дороге сюда, все мысли, которые одолевали её, пока она бежала по коридору, стремясь не натолкнуться на кого-то, не быть пойманной, не привлечь внимания, испарились, будто бы их не было. Гермиона замерла. Сердце буквально рвалось из груди, а дыхание стало учащённым, горячим. Её бросило в жар, и, как она не старалась, не могла заставить себя отвести от него взгляд.

У него была бледная кожа, на капельки воды, что медленно ползли по нему, падал свет из окна напротив. Гермиона сжала руки в кулаки, сильно кусая губы. Захотелось подбежать и прижаться к нему, крепко обнять за плечи, уткнуться губами в шею, вдохнуть его запах. Внутри угнездился мерзавец Слизерин, но снаружи был Драко. Она узнавала его худые руки, узкие плечи, и россыпь родинок на тонкой шее.

И снова в ней вскипела злость. Она хотела любить Драко, а не тратить время на изгнание этого мерзавца, без спроса захватившего его тело и сознание. Они могли бы целоваться здесь, прижавшись к душевой кабинке, но придётся снова выяснять отношения в попытке отправить упрямого подселенца подальше.

Снейкиус обернулся, запустив пальцы в мокрые волосы. Его глаза хитро прищурились, а в голосе звучало презрение:

— Ты ничего не перепутала, грязнокровка? Какого Мерлина ты явилась сюда? Нравится подглядывать за мальчиками? Твои дружки знают об этом?

Вздохнув, Гермиона сделала один шаг вперёд, затем ещё и ещё. Теперь замер Снейкиус. Гермиона подошла к нему вплотную. Он не двигался, лишь с немым удивлением смотрел на неё, поедая глазами. Улыбнувшись, Гермиона коснулась кончиками пальцев его плеча. Он приоткрыл рот, видимо, готовясь отвесить ей очередное оскорбление, но слова словно застыли на его губах. Проведя пальцами вверх по его плечу, она оставила незримый след на его коже, коснулась шеи, потом щеки, и, наконец, губ.

«Ну давай же, пожалуйста, — упрямо твердила она про себя, — Драко, прошу тебя!».

Смесь изумления и нежности в его глазах внезапно сменилась холодом. Он схватил её за плечи и резко прижал к шкафчикам, ударив об дверцу головой, к счастью, не сильно. Вероятно, он ожидал, что она станет сопротивляться, но Гермиона не двигалась.

— Я ненавижу тебя, грязнокровка, — приблизив лицо к её губам, прошептал он, — ты понятия не имеешь, на что я способен.

Гермиона оставалась совершенно спокойной. Освободив руки, едва его хватка немного ослабла, она обняла его за шею и коротко поцеловала маленькую родинку справа:

— Ты — нет. Зато я знаю, на что способен Драко.

Одним рывком схватив её в охапку, он прижал её к себе, и сомкнул руки на её шее:

— Ты не отступишь, правда?

— Никогда, — прохрипела Гермиона, с вызовом глядя в его холодные глаза, — не мечтай даже.

Тиски змеёныша были настолько крепкими, что показалось, будто она вот-вот потеряет сознание. Гермиона закрыла глаза. Она даже не знала, чего ожидать дальше. Но неожиданно хватка ослабла и, не рассчитав своих сил, Гермиона рухнула на пол.

— Идиот — сквозь зубы прошипела она, пытаясь подняться.

— Неугомонная Грейнджер, — нервно усмехнулся он, — всегда вперёд, никогда не сдаёшься. Снова нарушила правила, да? И, конечно же, тебе ничего за это не будет.

Он протянул ей руку и Гермиона, посомневавшись, приняла помощь. Когда она встала, тут же оказалась буквально прижата к нему, почти с ним сливаясь.

— Обещай мне, — прошептал он, облизнув губы, — что никогда не сдашься. Что бы ни случилось. Борись. Иначе мне конец.

Мизинец нежно прошёлся по её губам.

— Драко! — счастливо воскликнула Гермиона. — Это ты! Я знала, что у тебя получится.

— Это ненадолго, — вздохнул Драко, — он сильнее. Просто, когда ты рядом, теряет контроль, и мне удаётся его вытолкнуть из своего сознания на какое-то время. Ты словно катализатор.

— Мы найдём выход, я обещаю.

Он кивнул.

Гермионе так много хотелось сказать и спросить, но она понимала, что у них есть лишь считанные минуты, поэтому единственное, что пришло ей в голову — поцеловать его, пока он ещё здесь. Она хотела, чтобы он почувствовал, как сильно она хочет его вернуть…

— Что здесь происходит?

Драко быстро отстранился, а Гермиона оглянулась. Она узнала этот холодный голос.

На пороге стоял Снейп, сложив на груди руки, а за его спиной, хихикая, маячила Паркинсон.

Гермиона открыла рот, но Снейп не дал ей ответить.

— Даже слушать ничего не хочу! Марш в свои комнаты, оба! Воспитанным девушкам, мисс Грейнджер, — он пронзил её убивающим взглядом, — не пристало посещать мужские раздевалки. Минус пятьдесят баллов с Гриффиндора. А вам, мистер Малфой, — он быстро окинул взглядом тощее тело Драко, — не мешало бы одеться. Лучше бы вы с таким же рвением, с каким соблазняете школьниц, относились к учёбе. Минус десять баллов Слизерину.

Снейп круто развернулся на каблуках и вышел прочь, а Паркинсон, противно хихикая, посеменила за ним.

Гермиона, даже не проверив, всё ли ещё рядом Драко, или уже Снейкиус, пулей вылетела из раздевалки, мысленно возмущаясь, что даже сейчас Снейп куда более суров к Гриффиндору, чем к Слизерину, и всегда ищет, к чему придраться.

Большая сова постучала клювом в окно Малфой-мэнора.

Нарцисса, которая вторые сутки штудировала все книги из уникальной библиотеки, бросилась через всю комнату и открыла окно. Сова влетела в комнату, приземлилась на стол, около которого расхаживал, заложив руки за спину, Люциус, и легко ущипнула Нарциссу за палец, когда та отвязала письмо от её лапки. Получив угощение, сова вновь вылетела в окно.

Нарцисса крепко схватила письмо и открыла его. Её глаза быстро пробежались по пергаменту. Когда она подняла глаза на мужа, вид у неё был такой, точно пришло время штурмовать Министерство Магии.

— Что, дорогая? — спросил Люциус, внимательно глядя на жену. — Есть новости?

— Дамблдор прислал сову, Люциус, — сказала Нарцисса, поджав губы, — мы немедленно едем в Хогвартс.

========== Часть 56 ==========

Горячий воск свечей, расставленных в огромном холодном зале, плясал на лицах мальчика и мужчины, похожих, словно две капли воды. Они были одинаковы лишь внешне, но совершенно разные внутри. И между ними вот-вот должна была начаться борьба не на жизнь, а на смерть.

— Драко, — худая рука Дамблдора легла на плечо мальчику, — слушай меня внимательно. Ты должен измотать противника. Не ленись, борись. Пробивайся. Как только сознание Снейкиуса будет затуманено, мы напоим его настойкой, и ты будешь свободен. Понимаешь меня?

Мальчик кивнул. Он был смертельно бледен, и чёрная мантия только усугубляла эту бледность. Бросив короткий взгляд на Дамблдора, он отошёл к стене, крепче сжав в руках волшебную палочку.

— Люциус, — Дамблдор развернулся на каблуках к другому находившемуся в зале, — пожалуйста, говори с сыном. Ты должен постоянно поддерживать его. Так ему легче будет бороться с сыном Слизерина.

— Разве мы не можем обойтись без дуэли? — холодно процедил старший Малфой сквозь зубы. — Не думаю, что сын Слизерина станет играть по правилам.

— И ты не станешь, — усмехнулся Дамблдор, — верно?

Люциус неприятно усмехнулся, но промолчал. Дамблдор сложил на груди руки:

— У нас нет другого выхода, — посмотрев на испуганную Нарциссу, затаившуюся в уголке, пояснил директор, — мы можем напоить Драко зельем только когда сознание Слизерина будет надолго отключено. Для этого его стоит истощить и измотать.

— Это так жестоко, директор, — тяжело вздохнула Нарцисса, — он просто мальчик. Он ещё ребёнок, и…

— Он ребёнок, которому пришлось повзрослеть за последний год, — прервал его Дамблдор, — никто не будет бороться за него больше, чем он борется сам за себя. Ты должна понимать, Нарцисса.

Миссис Малфой тяжело вздохнула и до крови закусила губы. Дуэлянты разошлись по углам, потом вмиг очутились рядом, чтобы смотреть друг другу в глаза. Дамблдор снова внимательно посмотрел на старшего Малфоя.

— Люциус, Драко должен знать, что ты борешься за него и не хочешь обидеть.

— Что за бред, Дамблдор, — презрительно фыркнул Люциус, — конечно же, я не хочу обидеть своего сына! Если бы у вас были дети, вы не позволяли бы себе подобные допущения.

— Я видел много отцов, которые ненавидели своих детей, Люциус, — спокойно возразил Дамблдор, — и рад, что к тебе это не относится. Поговори с сыном. Драко это нужно сейчас. И важно.

Люциус вздохнул. Посмотрел на смертельно бледного Драко, который до боли сжимал в руках палочку. Помедлив, тихо, чётко разделяя слова, заговорил:

— Драко, сынок, я знаю, что ты там, и что ты меня слышишь. Не сдавайся. У тебя сильный противник, но ты Малфой. Ты не можешь сдаться, не можешь оплошать. Слышишь меня, сын?

По щеке Драко медленно потекли слёзы.

— Ради Мерлина, Люциус! — Нарцисса поднялась со своего места, одним рывком приблизилась к сыну, крепко обняла его за плечи, и, опустившись перед ним на колени, заглядывая в глаза, сказала: — Сынок, мы здесь. Мы тебя ждём. Ты нам нужен. Мы тебя любим. Скоро это закончится, и мы увезём тебя домой. Как и собирались, мы будем путешествовать всё лето. Сделаем всё, что угодно, всё, что ты захочешь. Только борись. Не сдавайся, слышишь? Моё сердце, Драко, остановится, если ты дашь себя победить. Мы не вынесем, если тебя потеряем.

Драко выглядел так, точно его ударили по голове. Слёзы на щеках не стихли, их, наоборот, стало больше. Он всхлипнул и выдохнул. Погладив сына по голове, Нарцисса снова спряталась в свой угол, сев в кресло.

Дверь открылась и в зал стремительно ворвалась Гермиона. Она выглядела как человек, попавший под удар стихии, но, похоже, это заботило её меньше всего. Она остановилась в нескольких шагах от кресла, в котором сидела Нарцисса, сложила на груди руки и буквально вонзилась взглядом в Драко. Она молчала, но взгляд её был красноречивее всяких слов.

— Помни все заклятья боевой магии, Драко, — холодным тоном сказал Снейп, что тоже был в комнате, сидел в кресле в противоположном конце от кресла Нарциссы, — контролируй свой ум.

Дамблдор выдержал драматическую паузу, а потом кивнул:

— Что ж, думаю, стоит начинать дуэль. Поклонитесь друг другу.

Противники легко поклонились, приготовив волшебные палочки.

— Экспеллиармус! — атаковал первым Драко, но голос ему не принадлежал.

Палочка, вырвавшаяся из рук Люциуса, упала под ноги Гермионе. Она схватила её и бросила обратно старшему Малфою. Тот подхватил, и, заодно, достал из кармана брюк ещё одну палочку.

— К твоему несчастью, змеёныш, — процедил он, — я хорошо подготовился. Прости, сынок, сейчас будет больно.

Он направил обе палочки на противника. Губы его растянулись в притворной улыбке, а потом:

— Экспульсо! — чётко, почти по слогам, скомандовал он. Волшебная палочка в руках Снейкиуса загорелась и, не успел он дёрнуться, оказалась отброшена в сторону Снейпа. Снейкиус притих и попятился назад. В руках у Люциуса теперь было две палочки, а Снейкиус оказался безоружен. В углу застонала Нарисса.

— Нет, так не пойдёт, — сурово произнёс Дамблдор, — мы должны измотать Слизерина, а ты, Люциус, не даёшь ему разгуляться.

— Заткнись, — огрызнулся старший Малфой, — пока он будет гулять, мой сын может погибнуть!

Дамблдор склонился над остатками волшебной палочки Драко, применил отменяющие чары, и она снова оказалась восстановленной, как будто ничего не было. Он снова бросил палочку младшему Слизерину, и тот её подхватил, злобно скалясь. Он плевать хотел на честные правила, да и на правила вообще, потому что с его губ сорвалось:

— Круцио! Нарцисса вскочила, так сильно сжав губы, что они вмиг стали кровоточить. Гермиона закрыла рот рукой, напрасно пытаясь контролировать сбившееся дыхание. Люциус пошатнулся и упал на колени, хватаясь за сердце. Издал глухой стон. Он, словно старое дерево, сморщился, сжался в клубок, и до скрежета сжал зубы.

— Драко, — выступил вперёд Снейп, — он причиняет боль твоему отцу. Используй окклюменцию, закрой свой разум. Контролируй свой ум.

Люциус тяжело дышал, извиваясь под вытянутой волшебной палочкой. Минута, другая, третья. Гермионе казалось, что прошло бесконечно много времени, а она всё ещё не дышала. К тому же, покраснела от кончиков волос до кончиков пальцев. Но вдруг…

— Что такое, Слизерин? — выдохнул Люциус. — Твоё заклятье слабеет. Не можешь контролировать моего сына?

Он поднял голову и посмотрел прямо на Драко, ему в глаза. Палочка у того в руках задрожала, рука стала медленно опускаться вниз. Он весь покрылся потом, шумно дышал.

Внезапно палочка снова взметнула вверх и Драко чужим, холодным голосом, приказал снова:

— Круцио!

Люциус перевернулся навзничь, стукнулся затылком об пол и сжался в клубок. Холодный голос Снейпа снова обратился к Драко, приказав ему продолжать использовать чары окклюменции. Люциус вскрикнул, но затих, когда палочка в руках Слизерина снова пошла ходуном.

— Пожалуйста, Драко, — одними губами шептала тем временем Гермиона, — пожалуйста. Мы вот-вот будем свободными. Ну же, не сдавайся.

Люциус снова вскрикнул, теперь уже переворачиваясь на живот. Но расхохотался, подняв голову, и сверля глазами Драко:

— Нет, Слизерин. Не выходит у тебя. Не старайся.

Ему удалось сесть, но подняться на ноги то ли не хватало сил, то ли не давал противник. То, что делал Драко, для всех, незнающих ситуацию, могло бы показаться абсолютным абсурдом. Он то поднимал, то опускал палочку, дрожал, плакал, яростно вытирал мокрые щёки, нервно расхаживал по кругу, топтался на месте, и едва ли не падал в обморок.

Уличив момент, Люциус подхватился на ноги, ринулся к своему противнику, и схватил его за грудки. Приблизив его к себе, прошипел прямо в лицо:

— Ты, ублюдок, думаешь, можешь издеваться над моим сыном? Знаешь ли ты, что тебе за это будет?

Он направил палочку на Слизерина. Тот побледнел. Внимательно следивший за всем этим Дамблдор сделал шаг вперёд и спокойно сказал:

— Люциус. Хватит. Попробуем провести обряд сейчас, пока Драко удаётся держать инициативу.

— Ну уж нет, — хищно улыбался старший Малфой, — я поквитаюсь с этим мальчишкой.

— Люциус! — замогильным голосом сказал Снейп. — Оставь его, и мы проведём обряд.

Люциус игнорировал его реплику, вонзая кончик палочки в кадык своего противника. Он, казалось, даже не думал о том, что глубоко внутри его всё ещё был Драко.

Когда младший Слизерин стал глотать ртом воздух, Гермиона, рыдая, вскрикнула:

— Прекратите! Перестаньте! Драко, там же Драко!

— Люциус, — Нарцисса бросилась навстречу, стараясь оттащить мужа, — умоляю, ты убьешь нашего сына!

Наконец, Малфой ослабил хватку. Тело Драко глухо грохнулось на пол.

— Папа, — прошептал он, протягивая вперёд руку, — папа, помоги мне… Люциус помотал головой, будто старался отогнать наваждение, но неуверенно потоптался на месте.

— Мама — закашлявшись, прошептал Драко, — мама…

Нарцисса огорошено оглядывалась по сторонам, будто в поисках чего-то, чего не могла найти. Люциус сделал несколько неуверенных шагов вперёд, помогая Драко подняться на ноги. Некоторое время они оба с подозрением глядели друг на друга, приглядывались, и, кажется, даже принюхивались, пытаясь уловить друг друга по запаху.

По лицу Драко текли жгучие слёзы и он тянулся к отцу, словно пытаясь его обнять. Бесцветным, бледным голосом, он шептал:

— Папа… папа, пожалуйста…

Люциус покачал головой, видимо, всё ещё не веря, что говорит его сын, а не сын Слизерина. Потянулся к нему, обнял. И… отлетел в другую сторону комнаты, ударившись головой об стену.

— Думаете, можете со мной справиться? — злобно сверкая глазами, сказал потомок Слизерина. — Не мечтайте! Я вас до смерти ненавижу, и всю вашу помойку.

И он аппарировал, растворяясь в воздухе.

========== Часть 57 ==========

Снейкиус прижался к холодной стене. Внутри всё клокотало. Чертовы Малфои! Кольцо сжималось, надо было срочно действовать, немедленно. Он попытался встать, но ноги не слушались и он словно змеёй пополз в сторону подземелий. Его хватило только на то, чтобы вылезти из дуэльного зала, хотя, в его положении, нужно было радоваться уже тому, что недруги не видели, в каком он сейчас состоянии. Времени не было. Пора было расправляться с врагами. И первой пострадает грязнокровка.

— Поверить не могу, Гермиона! Он мог тебя убить! — в запале Рон ударил кулаком в стену. — Как можно было быть такой беспечной! Поверить не могу, что ты стала настолько легкомысленной!

— Это не беспечность Рон, ты не понимаешь — покачала головой Гермиона. Драко нужна помощь, и я… я просто хочу его спасти.

— Ценой собственной жизни? — Уизли уставился на подругу.

— Не говори глупостей, — фыркнула она, — там, внутри, Драко. Он бы никогда не допустил этого.

— Ты сама себя слышишь? — визгливо воскликнул Рон. — Это же Малфой! Он с первого курса только то и делает, что пытается тебя убить.

— Рон, — сердито возразила Гермиона, — не неси чушь. Может, Малфой и не самый приятный человек на свете, но убить меня он точно не пытался. У него было миллион возможностей, но он ничего не сделал. Кишка тонка, да и, видимо, желания такого нет.

— Но это Малфой! — продолжал настаивать Рон.

— И что? — с вызовом спросила Гермиона, глядя ему в лицо.

Рон так выразительно закатил глаза, что это буквально было слышно. Гарри, всё это время бывший свидетелем очередной их ссоры, и не сказавший ещё не слова, наконец, вмешался, пытаясь разнять друзей.

— Так, всё. Хватит. Отчасти Рон прав. Понятно, что Малфой не хочет тебя убить, если бы хотел, уже давно бы постарался. Но струсит, даже если попробует. Тем не менее, Гермиона, вступать в открытую конфронтацию со Слизерином очень опасно. Особенно для тебя.

— Это почему же? — возмутилась Гермиона. — Думаешь, я недостаточно сильна для этого?

— Потому что ты — магглорожденная, а он сын волшебника, который презирал магглов. Потому что Милисент всё ещё в тебе, она может передумать, может разжалобиться, попытаться помочь своему парню… Разве это не очевидно?

— Она сделала свой выбор, — с вызовом сказала Гермиона, — так же, как и я. Так что, если вы не хотите мне помогать, я сама спасу Драко, чего бы мне этого не стоило.

Она встала и направилась к выходу.

— Стой, куда ты собралась? — Рон ринулся к подруге, но она лишь отмахнулась и вышла за дверь.

— Нам нужно её вернуть — с горячностью сказал Рон, и тут же сердито добавил: — Чего бы ей это не стоило, как же. Совсем она с ума сошла с этим Малфоем.

— Сомневаюсь, что у нас получится, но одну её точно нельзя оставлять. Один Мерлин знает, на что она способна в таком состоянии.

— Ни на что хорошее, — проворчал Рон, — идём.

Гермионе немедленно был нужен свежий воздух. Было трудно дышать, злость и обида буквально сковывали всё внутри. Ей отчаянно хотелось убежать подальше от Хогвартса, в лес, в их с Драко домик. Слезы потоком хлынули из глаз. За что ей всё это? Она устала, измождена, и, кажется, начинает ненавидеть школу, которая была для неё домом. Как такое можно было допустить? Почему всем в этой школе плевать на элементарную безопасность? Но она знала, что сейчас не может куда-то пойти. Не в таком состоянии. Разбитая и измотанная, она не могла ничего поделать, а только рыдать в одиночестве, кусая губы, и глотать слёзы обиды и недоумения. Часы их с Драко жизни истекали, но никто ничего не мог поделать, потому что все были слишком слабы против одного слизеринского мальчишки. И эта школа славится своими учениками и учителями? Кое-как пробурчав пароль перед Полной дамой, она вошла и села подле камина. Желание плакать стало невыносимым, к тому же, ей очень захотелось побыть одной. Как дальше быть, что делать? Она не знала. Ничего не приходило в голову, ни одной хоть сколько-нибудь разумной мысли. А сил практически не осталось. Несмотря на то, что в Хогвартс прибыли Малфои, она чувствовала, и только что убедилась сама, что и они бессильны. Даже они не могли помочь собственному сыну. Может быть, ей тоже нужно сдаться и прекратить борьбу? Мгновенно вспыхнувшее воспоминание о сцене в мужской раздевалке и голос Драко в голове не помог, не унял её отчаяния.

— Так и знал, что найду тебя здесь.

Гермиона посмотрела на вошедшего. Ей хватило одной секунды, чтобы по взгляду понять, что перед ней не Драко. Она подхватилась на ноги, и, вскинув голову, сказала:

— Ты подонок, Слизерин. Если бы ты только мог почувствовать всю силу моей ненависти…

— Она бы не сравнилась с тем, какую ненависть я испытываю к тебе, грязнокровка — хмуро отчеканил он, — даже несмотря на то, что этот мальчишка, которого я почти уже одолел, болезненно к тебе привязан.

Она сделала неуверенный шаг вперёд, но младший Слизерин опередил её. Резким движением он сомкнул пальцы на её горле и буквально впечатал в стену. Взгляд его злобно сверкал.

— Ничего, — прошипел он, — тебе осталось мало. Очень мало.

В руках появилась склянка с каким-то зельем. Приглядевшись, Гермиона узнала его. «Профундус» — пронеслось у неё в голове. Он поднес бутылку к её губам. Взгляд у него был бешеный, словно у загнанного зверя.

— Пей, грязнокровка, — прохрипел он, — и таков будет твой конец.

Она попыталась мотнуть головой, но это оказалось невозможно из-за его крепких тисков. Тогда, закрыв глаза, она плотно сжала губы. К которым он уже поднёс склянку. Она мычала, пыталась вырваться, кричать, но он не давал ей ни единого шанса. Пожалуй, ещё никогда Гермиона не была так слаба.

Послышался звук удара. Крик Гарри. Возглас Рона. Рука Снейкиуса болезненно дёрнулась, силки на шее разомкнулись. Гермиона же не в силах была пошевелиться, по-прежнему стоя с закрытыми глазами. Она пыталась глотнуть воздуха, но страх сковал её, парализовал. Ей показалось, что где-то совсем рядом, в нескольких шагах, она слышит голос Невилла.

Ещё через миг кто-то крепко схватил её за плечи:

— С тобой всё в порядке, Гермиона? Гермиона, очнись! Что с тобой?

Она узнала голос Рона и, прохрипев нечто невразумительное, медленно открыла глаза.

Лицо Рона было совсем близко к её лицу, словно он собирался её поцеловать. Поведя глазами, она увидела распластанного Драко в метре от него.

— Что вы с ним сделали? — воскликнула Гермиона и ринулась к Драко.

— Он хотел тебя убить, а в итоге сам попал в свою же ловушку — пояснил Гарри.

— Ты могла умереть только что, — ворчливо вторил ему Рон, — могла бы нас и поблагодарить за спасение. А не накидываться с претензиями.

— Что вы натворили? — воскликнула она. — Он… он…

— Он жив — Невилл подошёл к ним, взял с пола склянку, и поднёс к носу, изучая. — Здесь компоненты растения, способного вызвать паралич. Так что, он просто обездвижен. Парализован. Не более.

То, что в этом её убеждает именно Невилл, уверенности Гермионе не придало. Она посмотрела на приятеля со смесью тревоги и мольбы, не отпуская руки Драко:

— Ты уверен?

— Да, — кивнул Невилл, — это Профундус. Он парализует. Частично или полностью, в зависимости от количества выпитого. Здесь дозы хватит на то, чтобы полностью парализовать, а потом можно устроить медленную смерть парализованному.

— Вода, — Гермиона стала отчаянно шарить взглядом по комнате, — нам нужна вода. Мы должны его напоить, или…

— Будет лучше, — довольно жёстко перебил её Гарри, — оставить его в таком состоянии и отнести в круглую комнату. Он сохраняет сознание Драко, а, парализованный, Слизерин точно не сможет так активно сопротивляться. Нам пора проводить обряд изгнания. Времени больше нет.

— Лучше позвать Барнели — возразил явно встревоженный Рон.

— Дамблдор велел нам обездвижить его и отнести в круглую комнату, — возразил Гарри, — Барнели в этом плане не было. Или ты уже не можешь ступить без него и шагу?

Рон покраснел и, видимо, поняв, что погорячился, Гарри, немного виноватым тоном, добавил:

— Прости. Невилл, помоги нам его донести. Это будет нелегко, учитывая, что он полностью парализован.

— Опять вы хотите меня втравить в историю, — поморщился Невилл и вздохнул, — я помогу, но вы должны будете всё рассказать Дамблдору. О том, как у него оказалось это зелье, и что именно вы его парализовали. И что он пытался напоить Гермиону.

— Хорошо-хорошо, — перебил его Гарри, который выглядел очень уставшим, — договорились. Бери его за ноги — и потащили. Гермиона, иди за нами, не сиди здесь.

Гермиона сделала бы шаг, да сил не было. Рон аккуратно взял её за руку, помогая опереться на себя:

— Ещё и тебя тащить, отлично, — проворчал он, — идём отсюда. В круглой комнате ты больше нужна.

========== Часть 58 ==========

— Гермиона, что ты стоишь, как статуя, помоги нам, — запыхавшись, сказал Гарри. — Малфой, между прочим, тяжелый.

— Мерзкий слизняк — выругался Рон, чем заслужил пристальный с укором взгляд Гермионы.

Когда они положили Драко на кровать, Гарри огляделся.

— Что ж, довольно мило. Странно, что никто раньше не находил эту комнату.

— С чего ты решил, Поттер?

Друзья обернулись. На пороге стоял Северус Снейп.

— Профессор, — начал Гарри, — Слизерин выпил Профундус.

Снейп сделал два шага в сторону кровати.

— Сам, или вы ему помогли?

— У нас не было выбора. Он хотел опоить Гермиону — огрызнулся Рон.

— Если бы мисс Грейнджер не ходила за ним по пятам, этого, возможно, не случилось бы.

Снейп внимательно оглядел тело Драко. Глаза были открыты, но не один мускул не дрогнул на его лице. Он походил на замершую статую.

— Что ж, ясно

— Где он? — дверь с грохотом открылась и в комнату влетел Барнели с выпученными глазами. — Он жив?

Снейп встал и сделал шаг назад.

— Да, жив. Обездвижен.

— Это хорошо.

Барнели провел рукой по волосам Драко, а потом склонился к нему, подозрительно щурясь.

Рон и Гарри переглянулись.

— В смысле, хорошо?

— Так нам будет легче провести ритуал. Гермиона, ты готова?

— Сейчас? — Рон шагнул вперёд, закрывая Гермиону собой, и не давая ответить.

— Нет — ответил Барнели. — Завтра. Нам всем нужно подготовиться. Но кто-то должен остаться с ним.

— Я останусь — твёрдо сказала Гермиона.

— Ты в своем уме? — возмутился Рон. — Он только что пытался тебя убить! И, напоминаю тебе ещё раз, это Малфой!

— Во-первых, — нравоучительным тоном начала Гермиона, — не убить, а парализовать. Во-вторых, это Снейкиус пытался мне навредить, а не Драко. И, в третьих, он сейчас, если ты не заметил, даже рукой пошевелить не в состоянии. Так что, останусь я. И точка. Я буду здесь всю ночь, и меня не нужно охранять.

— Как знаешь, — пожал плечами Рон, весь красный от возмущения, — но всё равно, я думаю…

— Рон, в последнее время ты слишком много думаешь, — устало вздохнула Гермиона, — пожалуйста, не спорь. Сейчас совсем не до этого.

Гарри подошёл и взял друга за локоть:

— Пошли, она знает, что делает.

— Я в этом не уверен, — пытался возразить Рон, — я не доверяю Малфою. То, что у нас общий враг, ещё не делает его нормальным, и…

— Молодой человек, — вмешался Барнели, и подошёл к нему. — Вы не хотели бы мне помочь? Подготовка к обряду займет всю ночь.

У Рона заблестели глаза. Перспектива поработать с таким древним волшебником, как Барнели, вызывала в нем жгучий интерес, и он не мог упустить эту возможность. К тому же, в его услугах Гермиона явно не нуждалась, а все вокруг были уверены, что потомок Слизерина в теле Малфоя не представляет сейчас никакой угрозы. Бросив в последний раз полный настороженности взгляд на распластанного на постели Малфоя, Рон кивнул

Барнели, подошёл к Гарри, и они втроём вышли из комнаты.

— Ты где-то там, внутри — Гермиона провела рукой по волосам Драко.

Он лежал неподвижно с открытыми глазами. Стеклянный взгляд был направлен в потолок. Он совершенно никак не отреагировал на её слова и действия, как будто её и не было.

В последнее время у Гермионы сдавали нервы. Она всё больше плакала, злость и обида буквально душили её. В себе толком не могла разобраться, постоянно поддавалась порывам, эмоциям, о трезвом уме совсем забыла. А ведь неумолимо приближались экзамены! Она, конечно, всё списывала на Милисент, но пора было, наконец, признать, что проснувшиеся чувства принадлежат ей, Гермионе Грейнджер, как бы сильно она не сопротивлялась. Бороться с неизбежным было невозможно, надо, наконец, признать это и понять, как быть дальше. Мир перевернулся. Она почти верила, что испытывает любовь, хотя ещё надеялась, что ошибается. Вдруг Драко моргнул. Гермиона тут же склонилась над ним.

— Драко, это ты? Ты меня слышишь? Если да, то моргни ещё раз.

После секундной паузы он закрыл глаза и снова открыл. Взгляд всё ещё оставался стеклянным. По щекам Гермионы потекли слёзы.

— Я знала, что ты вернешься — она крепко сжала его за руку. — Я здесь, с тобой, и я тебя не оставлю, обещаю. Мне так много нужно тебе сказать. Ты, главное, не сдавайся. Потому что я хочу снова увидеть того Драко, которого знаю я, и не знает никто — не противного мальчишку, который шагу не может ступить, чтобы не навредить кому-то, а умного, взрослого парня, способного отвечать за свои поступки, действовать в команде, и быть настоящим мужчиной рядом с девушкой. Борись, Драко, и возвращайся. Снейкиус, эта сволочь, не может победить. Не после всего, что мы прошли.

Гермиона поднесла его ладонь к губам, пытаясь улыбнуться сквозь слёзы. Вышло плохо, больше похоже на икание.

— Вот видишь, до чего я дошла. Сижу и реву, как дура. Уверена, ты бы сейчас сказал что-то вроде «Идиотка, Грейнджер, ты решила море нареветь, что ли?». Плевать. Просто возвращайся. Возвращайся ко мне.

Она больше не могла сдерживать слёз. Они потоком хлынули из глаз.

— Вернуться к тебе? Ты действительно в это веришь?

Гермиона повернулась к двери, яростно вытирая слёзы рукавом мантии.

На пороге стояла мать Драко, и смотрела на неё с неприкрытым удивлением. Но во взгляде её читалась некоторая мягкость и даже сочувствие.

— Я понимаю, — всхлипнув, ответила Гермиона, — это выглядит странно. Но мы с Драко действительно через многое прошли вместе за этот год, и это нас сблизило.

Нарцисса подошла к постели. Её проникновенный взгляд буквально вонзался в Гермиону, впрочем, агрессии в нём всё так же не было.

— Ты не думаешь, — поджала она губы, — что это иллюзия? Влияние детей основателей?

Гермиона поднялась с постели. Ей не хотелось ссорится с матерью Драко, но в последнее время она так привыкла бороться за себя, она была занята только этим, потому интуитивно сейчас заняла оборонительную позицию.

— Нет, не думаю, — твёрдо ответила она, глядя Нарциссе в глаза без страха и неуверенности, — точнее, лишь отчасти. Но у нас с Драко было и что-то своё. То, что шло только от нас.

— Допустим, в себе ты уверенна, — степенно возразила миссис Малфой, — хотя я бы, на твоём месте, сомневалась и в этом. Но Драко? Как ты можешь знать, что он чувствует?

Подойдя к сыну, Нарцисса с нежностью погладила его по голове, а потом снова спокойно посмотрела на Гермиону:

— Почему ты считаешь, что Драко испытывает то же, что и ты к нему? Вы говорили об этом?

— Нет, — призналась Гермиона, — нам не хватило времени. Но я это просто знаю, и всё. И, — она закусила губу, выдохнув, — я знаю, что мы с Драко, хоть оба и волшебники, но из разных миров. Поэтому нам будет нелегко.

— Это мягко сказано, — всё так же спокойно повела Нарцисса, — меня не радует перспектива того, что чистота крови нашего рода прервётся, хотя я не испытываю к тебе никаких негативных чувств, Гермиона. Но мой муж точно ничего подобного не допустит.

— Я верю, — во взгляде Гермионы появилась твёрдость, — что мы и с этим справимся.

Некоторое время мать Драко молчала, продолжая гладить сына по волосам. Потом, не глядя на Гермиону, спокойно сказала:

— Ты очень наивна, дитя моё. Я очень люблю сына и ради него готова на всё. Но есть вещи, которые мы не в силах изменить, правила и традиции, заложенные веками. Люциус никогда не допустит, чтобы его сын был с магглорожденной девушкой, не нарушит чистоту крови древнего рода Малфоев, из списка священных двадцати восьми семей. Это невозможно. А Драко… — она запнулась, — настоящий Драко ни за что не пойдёт против отца и семьи. Он так воспитан. Потому, если ты права, и Драко действительно испытывает к тебе чувства, это катастрофа.

— Чистота крови, — презрительно отозвалась Гермиона, — надвигается большая война. Вы об этом знаете. И Тёмному Лорду плевать на чистоту крови. Он так же жесток к своим сторонникам, как и к противникам. Жесток и безжалостен. Я такой же человек, как и Драко. Лучшая ученица школы. Я здорова, я получила хорошее воспитание, и вот уже шесть лет волшебный мир — это мой мир, главный в моей жизни. Но преградой будет лишь то, что я дочь магглов. Это глупые предрассудки. Из-за того, чиста ли твоя кровь или нет, ты не становишься дефективным, и твои дети — тоже. Вы говорите, миссис Малфой, что очень любите сына, и я вам верю. Но, в таком случае, почему вы игнорируете его чувства? Разве вам не достаточно того, что они искренни? Что у него тоже есть свои чувства, эмоции, желания? Разве этого мало? Что, если мы любим друг друга, и хотим быть вместе? Тогда вы выжжете Драко из семейного древа? Выгоните его из дома — единственного сына, которого так любите?

Гермиона умолкла и опустила глаза. Ну вот, она сделала это. Произнесла вслух то, о чём всё это время даже думать боялась. Сердце как-то странно, медленно и приглушённо, билось в груди.

На миг Нарцисса застыла, потом подошла к Гермионе и опустила руку ей на плечо:

— Значит, ты любишь Драко?

— Да — кивнула Гермиона, и посмотрела на свою собеседницу, даже глазом не моргнув.

Некоторое время, минуту или две, она наблюдала за ней, и всё это время миссис Малфой молчала, смотря в пол. Гермионе оставалось только догадываться, о чём она думает в этот момент. Когда она подняла взгляд снова, он был спокоен.

— Иди к себе, — тихо сказала она, — я побуду с сыном. Тебе нужно отдохнуть. Завтра будет очень трудный день.

Она поджала губы, давая понять, что продолжать разговор не намерена.

Гермиона бросила полный сомнения взгляд на Драко, всё ещё обездвиженного и смотрящего пустым взглядом в потолок, вздохнула и молча вышла, закрыв за собой дверь.

Ночью ей дурно спалось, снился Люциус Малфой, что бросал в неё непростительные заклятья. Она проснулась на рассвете, когда в грудь попала зелёная стрела света, огляделась по сторонам, и с облегчением обнаружила, что это был лишь сон. Она находилась в своей комнате.

Нужно было позавтракать и готовиться к экзаменам. Гермиона, тем не менее, не была голодна. Так что, взяла учебник и, после утренних процедур, села в кресло и стала читать. Она ругала Милисент, чьё вмешательство теперь вполне могло бы помешать ей сдать экзамены, боялась провалиться, как в младших классах. Милисент, словно чувствуя её гнев, затаилась, и не показывалась в зеркале.

Вечер наступил быстрее, чем она думала. Они с друзьями встретились в гостиной, и Гарри сказал, что пора идти, что Дамблдор уже ждёт её для проведения обряда. Она молча поплелась за ним, ни о чём не спрашивая и не думая.

Она вошла в круглую комнату последней, вслед за запыхавшимися от быстрой ходьбы Гарри и Невиллом, и Роном, который, сердито фырча, возмущался, что только спасения Малфоя ему для полного счастья не хватало. Едва взглянув, Гермиона поняла, что там всё изменилось по сравнению совчерашним днём. Снейп, Трелони, Флитвик, Макгонагалл — почти все преподаватели собрались там, стоя в кругу и как-то боязливо переглядываясь друг с другом. У дверей, сжав в руках нож с длинной ручкой, стоял Хагрид, и вид у него был такой, точно он готовился вот-вот атаковать. Дамблдор невозмутимо сидел за большим круглым столом, рядом с ним, тоже абсолютно невозмутимый, сидел Барнели. Мистер и миссис Малфой стояли у окна, и лица у обоих были совершенно измождённые. Гермиона заметила, что отец Драко выглядит даже хуже, чем его мать.

— Когда я просил обездвижить Снейкиуса, — очень спокойно, совершенно будничным тоном, сказал Дамблдор, — я имел в виду связать ему ноги заклятьем. Что же вы натворили, горячие головы?

Он посмотрел на Гарри и Рона по очереди, но без особого укора, скорее, с любопытством. Взглянув на сына, миссис Малфой ахнула и стала с силой потирать виски.

— Это действие Профундуса, сэр, — быстро затарахтел Невилл, — он парализован. Малфой.

— Я вижу. Но зачем такие радикальные методы обездвиживания? — глаза Дамблдора всё ещё горели любопытством.

— Разве не ясно, — медленно, чеканя каждое слово, сказал мистер Малфой, поворачиваясь к Гарри и сверля того ненавистным взглядом, — Поттер задумал убить моего сына. Он не видит границ. Всё потому, что вы, — теперь он с укором посмотрел прямо на Дамблдора, — всё ему позволяете, своему любимчику.

Последнее слово он буквально выплюнул из глотки.

Гарри схватился за палочку, которую всё это время держал наготове, и с горячностью возразил: — Это неправда. Слизерин хотел напоить Гермиону и убить её. Он угодил в ловушку, которую сам же и приготовил. Драко даже не владел сознанием тогда.

— С этим я бы поспорил — проворчал Рон, — как будто Малфой не хотел бы прикончить Гермиону и всех грязнокровок. Воспитание!

— Я не нуждаюсь в советах сына предателей крови, как воспитывать — процедил мистер Малфой сквозь зубы.

Дамблдор махнул рукой, прекращая спор:

— Что ж, коль так, значит, вы сделали единственно возможный ход, парни. Приготовьтесь начать обряд.

Он обвёл комнату долгим взглядом, останавливаясь по очереди на каждом из присутствующих. Хагрид крепче сжал в руках свой длинный нож. Профессор Макгонагалл вмиг обратилась в кошку, и уставилась на лежащего без движения на огромной кровати в середине комнаты Драко. Профессор Снейп раскладывал на столе, за которым сидел директор, склянки. Профессор Спраут клала по углам комнаты какие-то зелёные листья, которые сопротивлялись и пищали. Флитвик сел в кресло напротив низкого зеркала, только что наколдованного Дамблдором, и стал, не моргая, смотреть в него, выглядя так, точно он был проводом под током. Барнели неспешно переворачивал страницы какой-то старой потрёпанной книги своей волшебной палочкой.

Гермиона прикусила губу. Покачала головой. Нет, она не может не сделать этого. Она ощутила острую потребность немедленно выйти отсюда, чтобы, в последний раз, увидеть Миллисент, и поговорить с ней. Сказать всё, что думает. Внутри неё клекотала злость, такая злость, какой она ещё в жизни не испытывала. Она неуверенно осматривалась, заметив краем глаза, что профессор Трелони сидит со своим обычным отрешённым видом, а в руках у неё — дневники Кассандры, которые Гермиона знала наизусть.

— Простите, профессор! — набравшись смелости, обратилась она к Дамблдору, и, когда тот внимательно посмотрел на неё, продолжила: — Не могли бы вы дать мне ещё несколько минут. Всего пару минут, пожалуйста. Мне нужно поговорить с Милисент.

Мистер Малфой презрительно фыркнул. Профессор Макгонагалл (она снова была собой) в сомнении посмотрела на директора:

— Дамблдор, — сказала она твёрдо, — нам нельзя терять время.

— Думаю, Минерва, девочка имеет право последнего разговора с той, которая весь учебный год жила в её теле.

Гермиона заметила, что и Рон, и Гарри, и Невилл, и даже Нарцисса обеспокоенно смотрят на неё. Мистер Малфой отвернулся к окну, но у него ходили желваки, а лицо светилось злобой и ненавистью. Гермиона подошла к зеркалу, в которое всё так же отрешённо вглядывался профессор Флитвик, будто там было что-то, что недоступно другим. Она подняла голову, и уже надеялась увидеть там Милисент, но увидела только своё отображение.

— Это зеркало работает иначе, — сказал Дамблдор, — ты не увидишь здесь ту, что тебе нужна, Гермиона.

Она открыла рот, приготовившись спросить, как именно работает зеркало, и почему в него с таким неподдельным вниманием и интересом смотрит профессор Флитвик, но Дамблдор лишь покачал головой, запрещая. Он взял её за руку, взмахнул волшебной палочкой, и они вмиг очутились в её спальне. Предупредив, что у неё не больше пяти минут, и по истечению этого времени, он вернётся и заберёт её в круглую комнату, Дамблдор вышел.

Гермиона вздохнула. Подошла к зеркалу. Посмотрела в него, концентрируя всё своё внимание на отражении. Милисент не заставила себя ждать, появилась на другой стороне с ещё более грустной, чем обычно, улыбкой. Гермиона сразу же заметила, что выглядит она куда реальнее, чем прежде. Казалось, она вот-вот сойдет с зеркала. Даже черты её лица обострились.

— Взошла двуликая луна — сухо сообщила Гермиона.

— Да, — кивнула Милисент, — я знаю. Я чувствую.

— Я хотела сказать тебе, — Гермиона до крови закусила губы, — что я презираю. Тебя, Снейкиуса, всю эту ситуацию, и то, что вы натворили. Вы поступили не как благородные волшебники, дети основателей этой школы. А как жулики, воры и шарлатаны. И, если ты думаешь, что ты здесь ни при чём, я тебя разочарую. Ты так же виновата, как и Снейкиус. Ты оправдывала его. Закрывала глаза на то, что он делает. Ты дала ему надежду, что у вас ещё есть шанс. Ты такая же мерзкая, как и он. Вы стоите друг друга. И я никогда не прощу того, что мне пришлось пережить в этом году. А, если я плохо сдам экзамены, клянусь тебе, я буду проклинать тебя вечно. И ты никогда не найдёшь покоя, ясно? Никогда и нигде. Где бы ты ни была.

Милисент всё так же грустно улыбалась, хотя глаза Гермионы горели яростью. Вздохнув, она тихо сказала:

— Любовь — странное чувство. Очень сильное. Влюбившись, ты больше не принадлежишь себе, только этому чувству.

— Заткнись, — грубо перебила её Гермиона, — ты ничего в любви не смыслишь. Растаптывать себя — это не любовь. Ты понимаешь её ещё хуже, чем я.

Милисент то ли не хотела, то ли не успела возразить — вошёл Дамблдор. Он снова взял Гермиону за руку, щёлкнул пальцами, и они переместись в круглую комнату. Гермиона вмиг заметила, что все преподаватели по-прежнему оставались на своих местах, только Макгонагал опять обратилась в кошку и теперь сидела на подоконнике, вглядываясь в темноту.

— Начнём обряд, — сказал Дамблдор. — Со Снейкиуса, с ним будет гораздо сложнее. Гермиона, тебе стоит подойти и поговорить с ним. Нарцисса, ты тоже. Поговори с сыном. Драко хорошо справился с блокированием своего сознания, но уже устал. Думаю, ему не помешает больше любви и заботы сейчас.

Гермиона подошла и робко замерла у полога кровати. Драко был мертвецки бледен и едва дышал, приходилось прислушиваться. Миссис Малфой скользнула на постель, взяла Драко за руку и погладила его пальцы. А потом, с трудом сдерживая слёзы, стала целовать каждый палец по очереди.

— Сынок, — прошептала она, — сыночек. Мой родной… Я не знаю, где ты сейчас, но, пожалуйста, вернись ко мне. Мой мальчик, ты нам нужен, отцу и мне. Мы тебя любим. Мы всегда были готовы бороться ради тебя, и делаем это сейчас. Но всё зависит от тебя, милый. Я знаю, что ты меня слышишь. Не сдавайся, Драко. Иначе я умру. Прямо здесь, у твоих ног.

Она поцеловала его запястье и стала с отчаянием вглядываться в его лицо, словно ждала какого-то ответа. Драко внимательно посмотрел на неё, и Гермиона готова была поклясться, что этот взгляд осознанный. Его, а не Снейкиуса.

— Гермиона, — тихо сказал Дамблдор, — теперь твоя очередь.

На ватных ногах Гермиона подошла к постели и опустилась рядом с матерью Драко. Стеснение, которое она испытывала рядом с ней, не прошло, но она понимала, что время истекает слишком быстро, а ей так много нужно сказать ему. Она аккуратно погладила его по волосам, вздохнула:

— Ты всё ещё там, внутри, — тихо сказала она, — я знаю. Я уже говорила тебе об этом вчера. Я уверенна, что ты внутри, и что слышишь меня.

Она быстро посмотрела на замершего у окна в немом бешенстве мистера Малфоя, потом — на его супругу, а затем, склонившись, аккуратно коснулась губами губ Драко.

Заметив на себе пристальный взгляд, отстранилась и стала искать, откуда он исходит. На неё со спокойным безмолвием смотрел Дамблдор.

========== Часть 59 ==========

Рон зачарованно глядел, как Барнели нарезает ингредиенты для зелья, помогая ему со всем, не успей тот, как следует, попросить. Старик уже отправил в кипящий казанок репу, трилистник, лавр, и внимательно, склонив голову, наблюдал, как Рон помешивает всё огромной ложкой. Снейп, стоящей у двери, точно патрульный, не скрывал своего скепсиса, но наблюдал с таким вниманием, точно боялся, что, если моргнёт, то пропустит всё.

— На вашем месте, мистер Барнели, — сдался он, процедив сквозь зубы, — я бы не доверял такую ответственную работу, как приготовление сложнейшего зелья, мистеру Уизли. Его к котелку подпускать нельзя ни на шаг, всё испортит.

Рон посмотрел на Снейпа полным ненависти взглядом, но сконфуженно промолчал. К его удивлению, на губах Барнели появилась лёгкая улыбка:

— Ты ошибаешься, Северус, — мягко произнёс он, — мистер Рональд очень способный молодой волшебник, особенно, если не рубать крыльев у него за спиной.

Рон мгновенно залился краской, и, видимо, пытаясь это скрыть, сунул голову в котелок, прищурившись. Барнели, тем временем, прижал к столу ножом вопящую мандрагору и пытался изъять корень.

— Профессор, что будет после того, как зелье достигнет готовности? — тихо поинтересовался Рон, наблюдая за тем, как руки старика проворно расправляются с компонентами, точно он этим всю жизнь только и занимался.

— Дамблдор, — он показал на сидящего в кресле с видом философской задумчивости директора, — начертит круг, в который мы поместим мистера Малфоя и мисс Грейнджер, а затем каждый преподаватель по очереди начнёт обряд изгнания.

— Все будут участвовать в обряде?

— Да, — кивнул Барнели, — нужно постоянно меняться. Даже самый опытный волшебник вряд ли выдержит больше двадцати минут пути, по которому нужно провести влюблённых, чтобы отправить их туда, откуда они пришли.

— А профессор Макгонагалл? — Рон показал глазами на всё так же сидящую на подоконнике кошку. — Почему она трансфигурировалась?

— Потому что, молодой человек, — Барнели подал ему солянку, — кошачьему взору часто доступно то, что не доступно человеческому. В виде кошки она поможет нам больше.

— Мистер Барнели, — Гарри подошёл к нему, озираясь на Снейпа, что мрачно стоял у дверей, — почему зелье варите вы, а не Снейп?

— Профессор Снейп, Гарри, — спокойно поправил его старик, — потому что я — проводник. Зелье должен варить только главный проводник.

— Проводник? — недоумевающе спросил Гарри.

— Да, — кивнул Барнели, — именно я буду с молодыми людьми постоянно, пока каждый из профессоров будет проводить обряд. Таковы правила. Одним им нельзя, они могут заблудиться, могут что-то перепутать, и все наши усилия окажутся напрасными.

— Гермиона, — пыхнул Рон с нескрываемой гордостью, — никогда не ошибается. Ну, не сильно, во всяком случае.

— Мисс Грейнджер — нет — уклончиво ответил Барнели. — Но каждый может растеряться. К тому же, проводник должен запереть себя там, куда приведут его духи влюбленных Двуликой Луны. Он должен стать их охранником, смотрящим. Понимайте, как знаете.

— Надолго? — встревоженно спросил Рон, соля зелье.

— Навсегда, — ответил Барнели, — таковы правила.

— Но… Рон растерялся и едва не опрокинул в казан стакан с солью, — это значит, что вы… не вернётесь назад?

— Да, — кивнул старик, — я умру. Проводник всегда умирает.

— Но!.. — Рон задохнулся, открыл рот и уставился на Лагримуса с выражением возмущения, недоумения и искренней детской обиды.

— В моём случае, юноши, — с улыбкой ответил Барнели, — смерть — это освобождение. Я ужасно стар, и хочу покоя. К тому же, мистер Уизли, вы — наследник моего фамильного замка в Шотландии. Заберёте у Дамблдора все необходимые документы. Так что, от моей смерти пользы вам будет больше, чем от жизни.

Рон закашлялся и покраснел так густо, что не видно было глаз, одни сплошные красные пятна на лице. Если бы не подоспевший с помощью Гарри, он бы отправил в казан мёртвую мышь, которую держал в руках (на ней Барнели с интервалом в десять минут испытывал эффект зелья).

— Я? Наследник замка? Вы, должно быть, шутите.

— Нисколько, — серьезно возразил Барнели, и посмотрел на мышь, прищурившись, — всё своё имущество в виде древнего шотландского замка и всего содержимого там я оставляю вам, мистер Уизли.

— Но… спасибо, — пробормотал Рон, — а почему я?

— Потому что мы похожи, — улыбнулся Барнели, — потому что я знаю, каково быть в тени своей семьи и своих друзей. Потому что у вас тоже должно быть что-то важное, своё. И потому, что ещё в юности я знал, что моим наследником станет рыжий парень. Однажды мне пришло видение, значение которого я не понял, пока не увидел вас. Я был уверен, что им станет мой сын от милой Розметты, прекрасной рыжей девушки из деревни, с которой я родом, но, видимо, это не так, потому что ни семьи, ни детей мне с ней обрести не удалось.

Зелье угрожающе зашипело, и Лагримус отошёл от казана. Рон, метающий странные взгляды по комнате, и совершенно ошарашенный Гарри, последовали его примеру.

— Мистер Барнели, — отважился спросить Гарри, — что нам делать во время обряда? — Поддерживать мисс Грейнджер, — объяснил волшебник, — ей будет нужна поддержка друзей как никогда. Это задание, с которым она не справится, если не будет знать, что её ждут обратно.

Гарри кивнул. Зелье тем временем стало шипеть и приобрело какой-то странный, струящийся, синеватый оттенок. Барнели велел Рону добавить в казан щепотку сахара, и тот послушался. Старый волшебник мигом помешал зелье огромной ложкой.

— Северус? — обратился он к Снейпу. — Что скажешь?

Снейп подошёл и заглянул в казан с тем же недовольным видом, с каким осматривал результаты ученических стараний.

— Оно должно сильнее загустеть. Понадобится ещё не менее десяти минут.

— Хорошо, — кивнул Барнели, — я так и думал. Они с Роном застыли над казанком.

Гарри же решил поддержать Гермиону. Она сидела на краюшке постели, рядом с матерью Драко, держала его за руку и кусала губы. Искусала губы в кровь, но это её не останавливало. Гарри стал рядом, погладил её по спине. Она обернулась и затуманенным взглядом посмотрела на него.

— Когда мы говорили с Блейзом, он сказал, что Малфой всегда и безоговорочно ведётся на «слабо», — сказал Гарри, — не то, чтобы мы сами этого не знали. Но, возможно, это тебе сейчас пригодится.

— Все боятся за Драко, — поразмыслив, сказала она, без особых эмоций, с отрешённостью, — а я думаю, что, если у меня не получится? Я сдамся и Милисент захватит меня, а потом будет думать, как снова возродить Снейкиуса. Ведь это я ей позволю…

— Ты не позволишь, — упрямо сказал Гарри, — ты нужна мне. И Рону. И ты никогда не сдаёшься. Много чести какой-то Милисент. Даже не думай об этом, Гермиона. Не смей.

— Ты ведь тоже иногда сдаёшься — пожала плечами Гермиона.

— Да, — кивнул Гарри, — но нахожу в себе силы двигаться дальше. Потому что никто, кроме меня, не остановит Волдеморта. Если я сдамся, значит, столько людей погибли понапрасну. Я не могу себе такого позволить. И ты не можешь.

Гермиона тихо вздохнула.

Из груди Драко вырвался то ли вскрик, то ли хрип. Миссис Малфой бросилась к сыну, положив руку ему на грудь, но Драко уже затих.

Барнели кивнул Дамблдору и тот встал со своего кресла.

— Что ж, начнём обряд изгнания.

Он взмахнул палочкой и на полу появился огненный круг, который охватывал половину комнаты. Посмотрел на Гермиону и сказал:

— Мисс Гренджер, сядьте в круг. Огонь не жжёт, не волнуйтесь. И возьмите подушку, мистеру Малфою может понадобится.

Смертельно побледнев, Гермиона выполнила инструкции.

— Вам проще, чем мистеру Малфою, — продолжал Дамблдор, — ваша воля сильнее, а противница у вас более слабая, чем потомок Слизерина. Потому, пожалуйста, ищите подсказки, где бы вы не оказались. Я ни сколько не сомневаюсь, что вы поймёте, где они, и какие они.

Гермиона кивнула. Гарри заметил, что она, хоть и храбрится, с трудом сдерживает слёзы. Дамблдор, тем временем, обвёл взглядом всех присутствующих.

— Когда будет нужно, мы будем просить о помощи вас, Нарцисса и Люциус, — он кивнул притихшей на кровати Нарциссе и посмотрел на замершего у окна Люциуса, но тот даже не двинулся с места, — и вас, Рон и Гарри. Слова поддержки. Любовь — самая сильная магия.

Он красноречиво посмотрел на Гарри. Не зная, что делать, тот просто кивнул.

— Профессор Трелони, думаю, мы начнём с вас. Возможно, вас ожидает встреча с вашей знаменитой родственницей.

Испуганно пискнув, профессор Трелони подошла к кругу и застыла со стопкой старых потёртых карт в руке.

Гарри, как ни старался, не мог скрыть своего разочарования. Он больше не считал Трелони мошенницей, ведь слышал, что именно ей принадлежит пророчество о них с Волдемортом, но по-прежнему не мог ей доверять. И не мог отделаться от мысли, что Дамблдор что-то делает не так, как не старался. Тем более, от Трелони исходил привычный для неё запах хереса.

Дамблдор вошёл в круг, Барнели — следом за ним.

— Возьмите мистера Малфоя за руку, юная леди, — сказал Барнели, — а мы возьмём за руку вас и начнём увлекательное путешествие в прошлое — давнее, и не очень.

Гермиона повиновалась. Дамблдор взмахнул палочкой, а Трелони стала лихорадочно раскладывать карты на полу. Уже через несколько мгновений Малфой снова издал глухой рык, а взгляд Гермионы стал стекленеть. Дамблдор и Барнели тоже вели себя так, точно были не здесь, а где-то далеко.

Замок Хогвартс за много веков ничуть не изменился.

Гермиона думала об этом, идя вслед за Милисент. Иногда она шла быстрее, иногда приходилось замедлять темп и прятаться за статуями. Как сейчас, когда Милисент встревоженно огляделась. Наверное, она чувствовала, что за ней наблюдают, хоть Дамблдор и заверил, что это не так.

Выйдя из замка, она встревоженно взглянула в беззвёздное небо. Звёзд действительно не было, но взошла двуликая луна, которая озаряла бледным мерцанием старые тропки. Миллисент надела плащ, накинула на голову капюшон и спешно, точно убегала, пошла по узкой дорожке от замка в сторону Хогсмида.

Гермионе лишь чудом удалось не потерять её из виду, так как при виде двуликой луны она ощутила сильную слабость в ногах. К счастью, Дамблдор легонько подтолкнул её, и она тоже отправилась вперёд.

Гермиона быстро поняла, что Милисент интересует вовсе не Хогвартс. Пройдя ещё несколько метров вдоль узкой стежки, она свернула вправо. Некоторое время шла прямо, то и дело оборачиваясь, а потом, очутившись среди скромных деревянных домишек, нерешительно остановилась. Глаза её бегали, взгляд беспокойно метался. Она выглядела, как сомневающаяся в том, стоит ли совершать преступление.

Вздохнув и понурив голову, она подошла к одному из домов, на краю леса (за ним начинались непроглядные дебри) и трижды постучала. К удивлению Гермионы дверь открылась сама, без хозяина. Милисент тихо вошла, беспокойно осматриваясь.

— Она точно не увидит меня? — прошептала Гермиона, смотря по очереди то на Дамблдора, которого явно терзало любопытство, и совершенно спокойного Барнели.

— Нет, — спокойно сказал последний, — ещё нет. Можете заходить.

Они вошли. Гермиона, как и Милисент, стала осматриваться.

Комната была довольно скромной, но чистой и светлой. Посредине стоял огромный стол, застеленный красивой белой скатертью. На нем уже стояли две кофейных чашки, источая невероятный аромат. Милисент здесь явно ожидали.

— Кассандра? — тихо, взволнованно позвала она. — Простите. Кассандра? Я здесь, пришла.

Из соседней комнаты выплыла, покачиваясь, ведьма. Она была русой, с густыми волосами, заплетенными в толстую косу. Имела пышные, но привлекательные формы, элегантные руки и двигалась с удивительной грацией. На щеках, стоило ей взглянуть на Милисент, появился приятный румянец. Улыбнувшись, она показала гостье на кресло, стоящее у двери. Милисент села, Кассандра опустилась в кресло напротив неё и стала с любопытством рассматривать девушку. Гермиона неожиданно почувствовала себя крайне неуютно. Вне всяких сомнений, эти чувства принадлежали Милисент.

— Зачем же ко мне пожаловала прекрасная дочь славного Годрика Гриффиндора? — словно напевая, спросила провидица.

— Я уже писала вам об этом в письме, — уклончиво ответила Милисент, — мне нужна помощь. Пожалуйста, помогите. Кроме вас этого не сделает никто.

Кассандра буквально вонзилась в неё взглядом. Гермиону бросило в жар, но тут же по телу пробежал холод. Ужасные были ощущения.

— Рассказывайте — властно повелела Кассандра. — Не забывайте пить кофе, чем богаче будет гуща, тем богаче предсказания.

Милисент вздохнула. Она переживала сейчас настоящую бурю в душе, и это передавалось Гермионе. Каждой своей клеткой она чувствовала чужую боль и смятение.

Милисент посмотрела на свои сложенные на коленях руки, потом взяла чашку и неуверенно отпила из неё. Гермиона успела заметить краем глаза, что у Барнели на глазах выступили слёзы, пока он смотрел на гостью величайшей предсказательницы.

— Я не знаю, что со мной происходит, — Милисент удручённо покачала головой, — мне кажется, я влюбляюсь в своего врага. Он ужасен. Мы всегда ненавидели друг друга. С первого дня знакомства. Он не мог пройти мимо меня, чтобы не задеть словом. Ненавидит моих друзей. Он самый отвратительный человек на свете. Хулиган, подстрекатель, подлец. В его сердце одна злость. Но, когда я вижу его, меня кидает в жар.

— Какие интересные откровения — коротко заметила Кассандра. Милисент не сочла нужным отреагировать, но продолжала рассказ, отпивая понемногу кофе из чашки.

— Сперва я думала, что я нахожусь под действием любовного зелья. Что он, либо кто-то из его дружков, с которыми он вечно таскается, как с телохранителями, меня опоил. Но это оказалось ложной догадкой. Я всё проверила. Потом подумала, что, возможно, он тренируется на мне в заклятье Империус, потому я не принадлежу себе, когда его вижу. Я попросила профессора Саумга, преподавателя защиты от тёмных искусств, научить меня противостоять этому заклинанию, всё ему объяснила. Он научил, но сразу сказал мне, что и это моё предположение неверно, поскольку, когда на тебя накладывают это заклинание, в голове появляется пустота, а в теле — лёгкость. Мне же, наоборот, тяжело всякий раз, как я его вижу.

— Не желаете назвать имя своего избранника? — так, точно совершенно не слушала, о чём говорит девушка, спросила Кассандра.

— Снейкиус Слизерин, — ответила Милисент, — и он не мой избранник. Я не выбирала его. Я просто испытываю совершенно нелепые, невозможные и нелогичные чувства по отношению к нему. Нельзя полюбить того, кто тебя унижает.

— Чего вы хотите от меня, юная леди? — всё так же напевно спросила Кассандра. — Конкретизируйте своё желание, и, возможно, я смогу его выполнить.

— Я хочу, чтобы вы сказали, когда это прекратится, и что происходит вообще, — твёрдо ответила дочь Гриффиндора, — если это возможно. Я отчаялась. Не то, чтобы я очень верю в силу предсказаний…

Она запнулась и провидица не упустила возможности воспользоваться этим.

— Предсказания, юная леди — это важнейшая область магии, недосягаемая и непостижимая для простых умов.

— Ладно, — согласилась Милисент, хотя и неохотно, — я пришла, чтобы вы мне предсказали моё будущее, потому что мой ум не способен его постичь.

Это не было издевательством с её стороны, просто констатацией факта. Но Кассандра недовольно поджала губы. Чашку она, всё же, взяла.

Прищурившись, некоторое время смотрела в неё, крутя в руках, а потом чашка упала на её колени. Она огорошенно посмотрела на Милисент, снова на чашку, и снова на Милисент. Помотала головой. Взгляд её отсутствовал, она будто уплыла куда-то.

Гермионе стало очень неуютно. Испытав что-то очень похожее на приступ паники, она взяла Дамблдора за руку. Профессор внимательно поглядел на неё, но руки не отнял, наоборот — крепче сжал её пальцы. Гермиона была очень благодарна за это.

— Он тоже придёт сюда, — утробным голосом провозгласила Кассандра, — но ничего хорошего из этого не выйдет. Вас ждёт смерть, если вы будете вместе. Вы должны сопротивляться этому чувству, если это возможно.

Милисент вскочила на ноги, бледная и уставшая.

— Что вы такое говорите? — воскликнула она. — Это наглая ложь!

Но Кассандра её уже не слышала. Голова её повисла, точно болванчик, тело бил озноб, а глаза были плотно закрыты. По полному лицу градом лились слёзы. Милисент стала оглядываться в поисках двери.

— Нам пора идти тоже, — сказал Барнели, — ищите выход, юная леди.

Гермиона пошла к двери, следом за Милисент, но, к её удивлению, стоило лишь коснуться ручки, как её отбросило в сторону. Кассандра завыла голосом, подозрительно похожим на голос профессора Трелони: «Смотри сердцем, Гермиона!», хотя Гермиона уже не была уверена, что ей это не чудится или не снится.

Когда она поднялась на ноги, то обнаружила, что комната видоизменилась. Здесь теперь было с десяток дверей.

— В те двери могла выйти только Милисент, — словно прочитав её мысли, сказал Дамблдор, — поскольку она мертва, и это — её прошлое. Тебе же нужно найти ключ к будущему.

Гермиона вспомнила, как побывала в похожей ситуации, когда они бились с Пожирателями Смерти за пророчество в прошлом году. Она бросилась открывать все двери, но они были заперты. Чтобы не сбиться, с помощью заклятья Гермиона наносила на проверенные двери крест.

Уже и последняя дверь была почти взята штурмом, на всех теперь стояли кресты. Но она ни на миг не продвинулась в разгадке, а Дамблдор и Барнели молча стояли за её спиной. Гермиона почувствовала раздражение, потому что они не помогают ей и даже не наталкивают на мысль. Голос Трелони продолжал гудеть, что нужно смотреть сердцем, но она не была уверена, что остальные его слышат, и что это — не плод её воспалённой фантазии и нервного напряжения, накопившегося за весь учебный год.

Вдруг она заметила в углу комнаты зеркало. Оно плыло перед глазами и было нечётким. Гермиона подошла ближе, протянула руку и коснулась стекла. Зеркало было точно таким же, как нынче в круглой комнате, именно таким, в какое вглядывался профессор Флитвик. Обернувшись на Дамблдора, она заметила, что тот одобрительно улыбается, и, выдохнув, занесла ногу над стеклом…

…Голова раскалывалась, а в ушах будто пели тысячи сирен. Она не сразу поняла, что кое-как сидит на полу, скрутившись в клубок, не поняла даже, что Гарри пытается взять её за руку, а Рон громко называет её имя. Соображать она смогла лишь когда её стошнило на пол, прямо перед собой, а потом стало легче, как будто из неё вырвали корень зла. Осталась только неясная, смутная тревога.

Она осмотрелась по сторонам. У двери лежала, распластавшись, профессор Трелони. Её вид был ещё более безумным, чем обычно, и, хоть взгляд, который она адресовала Гермионе был ясным, тело дрожало. Снейп одним взмахом палочки убрал её рвоту, оставаясь совершенно невозмутимым при этом. Стоя на горе книг и деревянных ящиков, Флитвик усердно тёр зеркало старой бархатной шторой. Барнели лежал в кресле, вытирая потный лоб ладонью. Дамблдор сидел у своего стола и быстро что-то писал на тонком пергаменте. Гермиона подумала, не составляет ли он отчёт происходящего.

— Гермиона! — наконец, услышала она взволнованный голос Гарри. — Как ты?

Она открыла рот, но не могла выдавить из себя ни слова. Перевела взгляд на подоконник. Кошка Макгонагалл ловила лапами серебряных, точно нити воспоминаний, мошек, иногда угрожающе шипя и выгибая спину.

Хагрид оставил свой пост у дверей, помог подняться Трелони и вывел её за дверь, как велел Дамблдор. Но тут же вернулся, подошёл к Гермионе и рухнул перед ней на колени. Достал платок, громко высморкался, а потом из кармана своей необъятной куртки вытащил горбушку мягкого хлеба, бережно завернутую в чистый платок.

— Гермиона, детка, поешь, — заботливо сказал он, и на его глазах всё ещё звенели слёзы, — бедное дитятко. Я и коржики для тебя приготовил. Ты только поешь.

— Спасибо, Хагрид — сказала она, беря угощение, и жадно накинулась на еду, точно была голодна уже целую вечность.

— Где ты была? Что видела? — расспрашивал Рон. Взгляд его светился яростным любопытством.

— Мы видели, как Милисент пришла в дом Кассандры. Просила предсказать будущее. Ничем хорошим это не закончилось.

— Что, далёкая родственница Трелони и ей предсказала смерть? — не удержался Гарри, вспомнив, что именно это всегда предсказывала профессор о нём. Но быстро понял, что сболтнул лишнее и сконфуженно добавил: — Извините.

— Да, — кивнула Гермиона, — именно это она и предсказала.

— Ужас, — помотал головой Рон, — а какая она? Кассандра?

Гермиона проглотила кусочек хлеба и уже приготовилась говорить снова, но Дамблдор снова поднялся на ноги:

— У нас не так много времени, — сказал он, — если вы перекусили, мисс Грейнджер, и готовы продолжать, тогда…

Она не была готова, и откусила всего пару кусков хлеба, но понимала, что нельзя тянуть время. Тем более, Драко был всё в том же жалком положении и застывшим взглядом смотрел в потолок, а рядом с ним вздыхала его мать. Гермиона вытерла губы, склонилась, поцеловала Драко, не обращая ни на кого внимания, и кивнула, поглядев на Дамблдора:

— Я готова, профессор.

Барнели встал и подошёл к Дамблдору. Гермиона заметила, что он странно покачивается при ходьбе. Вслед за ним поспешила профессор Спраут, раскладывающая по карманам те самые листья, которые были в каждом углу комнаты. Гермиона подошла к ним и взяла за руки. В голове тут же снова загудело, а в ушах, кажется, разрывались сирены.

========== Часть 60 ==========

Они снова очутились в Хогвартсе, на этот раз — в самом замке. Гермиона поняла, что находится в гостиной, и, судя по обилию здесь серебряных и зелёных цветов, а так же многочисленных змеях вокруг, принадлежала она Слизерину.

Она сразу увидела Снейкиуса. Тот лежал у камина, в котором приятно потрескивали дрова, развалившись на подушках. Около него сидел, уткнувшись носом в книгу симпатичный светловолосый юноша, телосложением и ленивыми манерами немного похожий на Драко.

— Вонючая полукровка, — прошипел Снейкиус, — вечно всюду лезет, сунет свой нос. Как будто именно её кто-то спрашивал о том, как спичку превратить в стол и обратно. Ещё и патронус какой — выдра! Она, сдаётся мне, себе сильно льстит. Кусок нечистот — вот каков должен быть её патронус.

Приятель Слизерина закрыл книгу, вздохнул и посмотрел на него:

— Снейкиус, внемли, наконец, моей просьбе, я умоляю, — взмолился он, — давай сменим тему. Ты постоянно говоришь о ней, днём и ночью, ночью и днём. У меня уже нет совершенно никаких сил всё это слушать, клянусь всем, чем угодно. Прекрати. Это безрассудство и безумие.

— В таком случае, ты волен со мной не общаться, — язвительно отозвался Слизерин, — никто тебя не принуждает к этому, друг мой.

Последние слова он буквально прошипел. Его приятель снова вздохнул и поднялся на ноги.

— Ежели что, ты отыщешь меня в оранжереях. Всего доброго, Снейкиус.

И юноша ушёл, круто развернувшись на каблуках.

Отчего-то Гермиона захотела пойти за ним и торопливо поспешила следом. В какой-то момент ей нестерпимо захотелось догнать незнакомца, остановить его и рассказать о том, что Малфой тоже её ненавидел точно так же, и, может быть, всё гораздо сложнее, чем он думает.

Спокойный и мягкий голос Барнели заставил её вздрогнуть:

— Я всё равно вас здесь не услышу, — сказал он, кивая на юношу, целеустремлённо идущего по коридору, — но вы можете рассказать это мне, когда мы ненадолго вернёмся обратно.

Гермиона с удивлением посмотрела на Барнели и только теперь всё поняла. Начала корить себя, что была такая дура, и не сообразила сразу. Этим юношей подле молодого Слизерина был Барнели в юности, и никто другой. Она поспешно следовала за ним и оказалась вместе с ним в оранжереях.

Барнели озирнулся, точно вор, и, видимо, не заметив ничего подозрительного, вздохнул. Подойдя к Профундусу (Гермиона сразу его узнала), он надел перчатки и стал пересаживать его в другую, более объёмную кадку.

— Это растение открыл я, — сказал нынешний Барнели, — носился с ним, точно с кладом. Снейкиус любил шутить, что у меня никогда не будет девушки, потому что уже есть растение.

Гермиона улыбнулась, и снова сосредоточила своё внимание на Барнели из прошлого. Тот взялся поливать цветок. Так они провели вместе какое-то время, минут десять, не больше, показавшихся Гермионе долгими и весьма, весьма нудными. Судя по его взгляду, только Дамблдору было интересно, что происходит.

Наконец, с улицы донёсся шум, который привлёк внимание юного Барнели. Послышался хохот, Гермиона быстро узнала, кому он принадлежит.

— Ну что там ещё? — сказал Барнели утомлённо. Он отложил лейку, очистил руки при помощи палочки, и вышел на улицу.

Гермиона юркнула следом, успев заметить, что профессор Спраут осталась внутри и расхаживает по помещению, рассматривая растения.

На дворе разыгрывался спектакль, в котором, как казалось юному Слизерину, он — главная звезда. Он стоял под деревом, напряженно ища кого-то глазами. Вдруг его взгляд загорелся, он стал жадно смотреть вперёд. По дорожке, видимо, в оранжерею, шли трое девушек. В одной из них Гермиона, приглядевшись, узнала Милисент.

— Так-так, — губы искривились в издевательской ухмылке, — а вот и наша славная гриффиндорка. Что, доченька крышетёчного Годрика, рассказываешь подругам о том, сколько страниц учебника перед сном прочитала?

— Слизерин, — устало отозвалась Милисент, пока её подруги возмущенно смотрели на него, — если тебе нечего извергнуть из твоей мерзкой пасти, кроме помоев, то, будь добр, делай это в уборной. Или на мусорке.

— На тебе? — захохотал Снейкиус. — Потому что ты и есть, мусорка, вонючая полукровка. Мусорка, каких мало.

Гермиона, вся пылая ненавистью, увидела, как одна из подруг Милисент достала волшебную палочку, целясь в обидчика.

— Не нужно, Алиса, — сказала Милисент, — он того не стоит.

Она уже собиралась молча пройти в оранжерею, но Слизерин и не думал униматься.

— Конечно, не стою, мохнатая (у Милисент были пышные волосы, которых завивал ветер). Никто не стоит того, чтобы проводить с тобой время. Уж лучше просидеть в Азкабане и развлекаться с дементорами, чем смотреть на твоё прыщавое лицо.

Гермиона сжала кулаки и потянулась за своей палочкой. Дамблдор положил руку на её ладонь, останавливая. Напомнил, что она — в чужом прошлом, и ничего не сможет здесь сделать. Она вздохнула. Желание врезать Слизерину ни капли не исчезло, наоборот, усилилось.

Милисент действительно ушла в оранжереи, но, развернувшись, резко пошла на Слизерина, и, пока тот не опомнился, изо всех сил врезала ему кулаком в нос, так, что пошла кровь.

— Ты. Отвратительный. Грязный. Мерзкий. Вонючий. Таракан — процедила она.

Глаза её горели, лицо пылало, а ноздри опасливо раздувались. Гермиона не смогла сдержаться и расхохоталась. Интересно, знали ли сейчас Милисент и Снейкиус, как близка ей и Драко ситуация, которую они тоже пережили? Если да, то, возможно, именно потому выбрали их для своего возвращения?

Однако не было времени отвлекаться на размышления. Она снова вернулась к наблюдению. Видела, как Слизерин выпрямился. Как мерзко оскалился. Как, вытерев рот тонким батистовым платком, изъятым из кармана мантии, просверлил свою смелую противницу полным ненависти взглядом. И визгливо закричала, когда он одним заклятьем буквально прибил Милисент к дереву. Она оказалась прикованной к огромному дубу, руки и ноги связаны каким-то растением, похожим на каучук, но с более мощными стеблями, и оно вмиг обвило её всю. Подруги бросились её спасать, достали палочки, но стоило лишь Слизерину посмотреть на них, осели с глупыми лицами, полными блаженства.

— Они под Империусом? — встревоженно спросила Гермиона. — Он использовал его как безмолвное заклятье?

— Да, похоже на то — согласился Дамблдор.

Гермиона замерла. Каждой клеткой тела она чувствовала, что буквально горит ненавистью, и это были не только чувства Милисент, но и её собственные тоже.

— Что же ты теперь сделаешь, выдра? — прошипел Слизерин, приближаясь к Милисент и почти коснувшись её лица своим. — Твои подружки в неге, защитить тебя некому. Ты в моей власти.

Поскольку Милисент не могла ни пошевелиться, ни ответить, она пронзала своего врага острым горделивым взглядом.

— Снейкиус, Мерлина ради! Отпусти девушку, бестолочь проклятая!

По тропинке от оранжерей бежал Барнели (Гермиона подумала, что он долго, и тут же получила объяснение — его тогда задержал очередной цветок, к тому же, он не хотел снова влезать в ссору, пока не увидел, что та зашла слишком далеко).

Не успел Снейкиус возразить, Барнели направил палочку на Милисент и закричал: «Свободна!». Плети растения выпустили бедняжку из своих удушающих объятий. «Акцио, волшебная палочка!» — сказал Барнели и палочка Снейкиуса оказалась у него в руках.

— Как такое возможно? — тут же задала вопрос Гермиона. — Ведь палочка слушается только своего хозяина.

— Так было не всегда, — пояснил Барнели, — защитные чары придумали позже, чтобы минимизировать количество преступлений и вреда, совершающихся на почве того, что палочки способны ходить по рукам.

Гермиона нашла это возмутительным, но промолчала, снова отвлекшись на просмотр.

Юный Лагримус помог Милисент подняться на ноги и поддерживал под руку, пока она приходила в себя и отряхивала мантию.

— Милисент, — неловко сказал он, — прости его, ради всего святого. Он сущий неотёсанный чурбан и не ведает, что делает. Но в следующий раз ты можешь бить его ногами. Ему будет полезно. Может быть, он даже поумнеет.

Милисент грустно улыбнулась и помотала головой:

— Боюсь тебя разочаровать, драгоценный Лагримус, — спокойно сказала она, — но твой приятель не поумнеет никогда. Он, похоже, не той масти.

— То есть, ты считаешь меня тупицей, избалованная доченька слабоумного Годрика? — хмыкнул Слизерин, что всё это время бросал ревнивые взгляды с друга на девушку и обратно. — Я учусь лучше тебя, да будет тебе известно.

— Как будто оценки — это единственный показатель ума — пожала плечами Милисент и, презрительно фыркнув, прошла мимо, всё так же держа Лагримуса под руку.

Снейкиус жадно посмотрел им вслед, а потом бросился бежать в сторону замка, проклиная её, себя и всё на свете, и обещая в следующий раз сжечь ей сердце. Он даже не скрывал в своей тираде, что страстно влюблен, но не знает, как бороться с этим неведомым до сих пор ему чувством.

— Я не думаю, — сказала Гермиона, глядя то на Дамблдора, то на Барнели, — что Малфой испытывал ко мне нечто похожее.

— Истории не обязательно одинаковы, — уклончиво ответил Дамблдор, — возможно, только несколько общих деталей. Какие-то главные штрихи.

Гермиона кивнула, но успокоения не почувствовала. Сперва Милисент словно озвучила её собственные мысли, сидя в доме Кассандры, теперь эта ситуация, с разницей хоть и в ощутимую, но всего одну, деталь. Всё было слишком похоже, и слишком странно.

К ним бежала профессор Спраут. Вид у нее был словно у совы после долгого полёта, а лицо хмурое.

— Простите, что задержалась, — сказала она, — моя помощь вам всё равно не понадобилась бы. Могу сказать, что ревизия дала ужасные результаты. Половина из здешних растений либо исчезли, либо были строжайше запрещены к использованию. Не удивительно, что в давность было так много чёрных колдунов. Расскажу об этом коллегам. Помону это позабавит.

— Идёмте, профессор. Нам нужно возвращаться — мягко сказал Барнели.

Всё вокруг завертелось, закружилось с огромной скоростью, и Гермиона обнаружила, что они стоят на большой поляне, укрытой густой травой и густо поросшейдеревьями. Многолетние дубы, молодые ивы, то самое дерево, похожее на каучук, что обвивало ноги Милисент, связанной Снейкиусом. Густота была очень плотная, а тьма — непроглядная. Они почти синхронно произнесли «Люмус!», и палочки засияли, освещая дорогу.

Шли долго, пробиваясь сквозь заросли. Иногда профессор Спраут успокаивала бушующие, кричащие или стонущие ветви заклятьями, а, уже на выходе из лесу, Дамблдор одним заклинанием заставил свалиться огромный дуб.

— Теперь ваша очередь, мисс Грейнджер, — сказал он, — вам нужно найти ключ, чтобы мы вернулись. Ищите. Наблюдайте.

Гермиона собралась с силами. Она заметила, что ствол дерева лежит так, точно это мост, по которому нужно пройти. Неуверенно посмотрела на своих проводников, из которых только профессор Спраут улыбалась ей. Ступила вперёд. Сделала шаг, другой, третий. Сделала ещё один шаг. Она уже шла по импровизированному мостику, остальные двигались следом за ней. Это было долго, очень долго, но не было видно ни конца, ни, хотя бы, просвета. У неё болели ноги, ныли колени. Подняв голову, она заметила, что двуликая луна всё яснее отпечатывалась на небе, нависая над землёй, а туман развеивается. Она снова огляделась вокруг.

Они стояли посреди большой тёмной поляны, захламлённой мусором. Напрягла память, и голова тут же заболела.

— Профессор, — обратилась она к Спраут, — это место хорошо для поиска лети-ключей. Предполагаю, что мне необходимо отыскать подходящий, чтобы вернуться?

— Правильно, — улыбнулась она, — но загадка в том, какой ключ подходящий. Это сложно.

С помощью палочки Гермиона стала переворачивать горы мусора, пытаясь найти хоть что-то подходящее, за что мог бы зацепиться взгляд. Старые ботинки, грязные носовые платки, потрепанные шляпы — нет, всё было не то.

— Разве не подойдёт лишь бы что? — не скрывая раздражения, спросила она.

— Нет, — возразила профессор Спраут, — здесь это не сработает. В том времени, где мы сейчас, лети-ключом мог быть любой деревянный мусор. И ничего другого.

Гермиона подумала, что магические технологии развивались быстрее, чем она когда-то предполагала.

Дерево. Мусор из дерева. Что бы это могло быть? Снова почувствовав злость от того, что ей никто не помогает, она отправилась на новые поиски. Здесь был огрызок табуретки, старое кресло без сиденья, стул с одной ножкой. Она касалась всего, но ничего не подходило.

Гермиона вздохнула. Так, надо думать. Каким образом она очутилась в школе во время путешествия к Кассандре? С помощью зеркала, такого же, в какое, когда она покинула Круглую комнату, смотрел профессор Флитвик. Значит, нужно искать подсказки, опираясь на то, что есть сейчас там, в комнате, с которой всё началось. Но что же это может быть?

Она шла всё дальше и дальше, по горе мусора, ругая себя, что так низко пала, оглядывалась, видела, как трое её проводников следят за ней со спокойной задумчивостью, как Спраут переговаривается о чём-то с Дамблдором.

Дерево. И профессор Спраут, которая преподаёт уход за магическими растениями. Именно её Дамблдор взял в качестве преподавателя-проводника (хотя Гермиона так и не поняла, какая в ней польза). Это не было случайностью, не могло быть.

Она потёрла виски. В ужасе подумала, что стала соображать гораздо медленнее. Возможно, это Милисент так на неё влияет?

Приказав себе думать, она сосредоточилась на том, что видела в Круглой Комнате, пока не отправилась путешествовать вслед за влюбленными потомками основателей. Как именно профессор Спраут связана с этим? Она раскладывала листья какого-то растения по углам комнаты, когда они только вошли туда. Она же распихивала эти листья по карманам. Что это должно значить? Не было ни одной идеи.

Гермиона снова укорила себя за глупость. Нужно было сразу поинтересоваться, что за листья такие, с какого дерева, в руках у профессора Спраут? Она опустилась на колени, чтобы рассмотреть всякие мелочи, которых здесь было пруд пруди. Сломанные перья, старая одежда, потрёпанные игрушки. Игрушки? Сердце её замерло, как только она увидела одноглазого плюшевого медведя, лежащего на остатках табуретки. На грязной ткани, которая раньше была его одеждой, красовался лист. Схватив добычу, Гермиона ринулась к преподавателям.

— Профессор, — обратилась она к Спраут, — покажите, пожалуйста, те листья, которые вы брали с собой. Я бы хотела убедиться, что мои мысли верны.

— Пожалуйста, мисс Грейнджер, — Спраут достала лист из кармана и положила ей на ладонь.

Гермиона улыбнулась.

— Это он, да. Она посмотрела на Дамблдора: — Профессор, если мои предположение верно и все ключи назад связаны с тем, что находится в Круглой комнате нынче, то я нашла лети-ключ. Это игрушка.

— Эта юная мисс чрезвычайно умна, — довольно улыбнулся Барнели, — ты был прав, Дамблдор.

— Умница, — кивнул Дамблдор, — идёмте. Пора возвращаться, время играет не в нашу пользу.

Они взялись за грязную игрушку, и Гермиона почувствовала, как ноги отрываются от земли. А в ушах снова пели сирены.

… Она обнаружила себя, лежащей рядом с Драко, в огненном кругу. Огонь показался ей холодным, и это первое, что она почувствовала, очутившись в Круглой комнате снова. С трудом разлепив глаза, Гермиона застонала. Заметила, что рядом мнутся Гарри с Роном, боясь её потревожить. Когда смогла различать лица, с удивлением обнаружила склонённое над своим лицо миссис Малфой.

— Детка, — нервно спросила она, — как твоё самочувствие? Ты стонала. Как будто от боли.

— Всё в порядке, — сказала она, — вроде бы.

Она перевела взгляд на Драко. Ничего не изменилось в его позе и положении, но изо рта теперь тонкой струйкой текла слюна, которую мать заботливо вытирала платком.

— Дитятко, — заботливо сказал Хагрид, — возьми-ка чаю. И пышки. Вот.

Он подал ей чай в огромной чашке. Пышка явно была результатом его кулинарных стараний, но Гермионе было всё равно. Она почувствовала такой острый голод, что вонзилась в предложенное лакомство и, несмотря на то, что чуть не сломала зубы, продолжала его жевать.

Хагрид всхлипнул, погладил её по голове и вернулся на свой пост к дверям. Кошка Макгонагалл тоже сидела у окна, навострив уши. Рядом с ней сидел в кресле мистер Малфой, который с раздражением спросил:

— Долго ли мне околачиваться здесь без дела?

— Имей терпение, Люциус, — спокойно сказал Дамблдор, — твоя помощь понадобится чуть позже.

Гермиона посмотрела в окно. Луна светила почти ослепительно, предупреждая о том, как мало осталось времени. Но она не могла сдержать любопытства.

— Если позволите, — сказала она, — у меня есть несколько вопросов, прежде чем мы отправимся в новое путешествие.

— Да, пожалуйста — кивнул Дамблдор, пронзительно посмотрев на неё из-под очков. — Как вы узнали, какие подсказки оставить в тёмной комнате? Я знаю это место. Здесь не было ничего, кроме кровати. А сейчас столько мебели. Я уже видела и зеркало, за которым наблюдает профессор Флитвик, и листья, которые раскладывала профессор Спраут, и Кассандру, чьи дневники я изучила с особым вниманием. Видимо, я должна увидеть ещё многое. Но как стало известно, что именно нужно принести сюда, чтобы понять, как вернуться оттуда?

— Здесь есть человек, — сказал Дамблдор, — который побывал в подобной ситуации, хоть она и не зашла настолько далеко, как ваша с мистером Малфоем. Всё, что вы видите сейчас — результат нашего общего труда.

— При всём моём уважении, профессор, — она поглядела на Спраут, — но я не пойму, чем столь ценной была ваша помощь в путешествии. Простите, и не примите за грубость.

Профессор Спраут надулась и поджала губы:

— Какая ошеломляющая искренность, мисс Грейнджер. Между прочим, ваш друг мистер Лонгботтом — вы же заметили, что его уже здесь нет? — готовит финальное блюдо для вас и вашего друга. Мы все заняты общим делом, спасаем вас, если не заметили.

Гермиона опустила глаза, но потом посмотрела на Дамблдора.

— Ситуация опасная и угрожающая, — сказал он уклончиво, — мы подумали, что дополнительные меры предосторожности не будут лишними. К тому же, в содружестве всегда проще действовать, не так ли?

Гермиона кивнула. Отложила чашку и печенье, которое так и не смогла догрызть.

— Теперь — следующий этап. С нами пойдёт профессор Флитвик.

Крошечный профессор встал и, с готовностью кивнув, подошёл к директору.

Гермиона, бросив последний вздох на Драко, у которого покраснели уголки губ, поднялась тоже.

— Идёмте, — сказала она, — я готова.

========== Часть 61 ==========

Яркая вспышка света ударила по глазам, и боль тут же разлилась по вискам и затылку. Вздохнув, Гермиона потёрла висок, открыла слезящиеся глаза и огляделась. И вскрикнула.

Они были в лесу, около того домика, где…

Она сразу увидела Милисент, хоть они находились друг от друга на довольно большом расстоянии. Она сидела на поляне, склонив голову, смотрела на свои руки, вздыхала и всхлипывала. Направив палочку на домишко, она едва слышно произнесла заклятье (Гермиона не расслышала, какое), и яркая вспышка света озарила лес.

Милисент ещё немного посидела на поляне, а потом встала и бросилась из лесу бежать. Они поспешили следом. Первой бежал Дамблдор, за ним Гермиона и Флитвик. Сзади — Барнели.

— Она наложила невидимые чары на дом, — сказал Флитвик своим тонким голоском, — видимо, хотела, чтобы он стал их со Слизерином пристанищем влюблённых.

— Или, быть может, хотела, чтобы это было лишь её уединение — предположила Гермиона. Обсуждать эту тему с деканом Рейвенкло ей было отчего-то очень неловко.

— Возможно, — согласился Флитвик, — сейчас выясним.

К счастью, Милисент сбавила темп, так что, и они замедлились. Гермиона отметила про себя, что раньше, во времена детей основателей, лес был куда гуще. Ей было неловко от того, что она очутилась в запретном месте рядом с одним из деканов, директором школы и древнейшим волшебником. Нарушать правила одной или с друзьями — ещё куда ни шло. Но нарушать правила с подачи преподавателей — ужасно.

— Я знаю, о чём вы думаете, мисс Грейнджер, — сказал Дамблдор, — в данном случае от нарушенных правил зависит ваша и мистера Малфоя жизни. К тому же, для чего ещё существуют правила, кроме того, чтобы их нарушать?

Гермиона вздохнула. Она не решилась спорить и вообще что-либо отвечать. Это было странное чувство. Она знала, что другого выхода нет, и всё же ей было неловко видеть чужую историю, вмешиваться в неё (хотя именно дети основателей вмешались в её историю, нагло и бесцеремонно).

Они шли достаточно долго, временами подсвечивая дорогу. Медленно, неспешно, на лес опускался вечер. Верхушки деревьев уже тонули во мгле. Вдруг Милисент остановилась, выпрямилась и стала оглядываться по сторонам. Гермиона затаилась. Дамблдор утверждал, что это невозможно, но её всё равно мучило подозрение, что она почувствовала чужое присутствие. Она была напряжена и даже затаила дыхание. Протянула вперёд палочку, подсветила узкую дорожку.

— Кто здесь?

Ответом послужило молчание, но Милисент это не убедило.

— Я знаю, что здесь кто-то есть, — сказала она, несмотря на то, что голос её дрожал, — выходи и покажись мне, коли ты не трус.

И снова тишина. Гермиона почувствовала, как дочь Гриффиндора злится. Это ужасное чувство тугим комком засело в животе. Оно было разрушительным, всепоглощающим и тягучим. Никогда ещё она не испытывала ничего подобного. Она понятия не имела, как с этим справиться.

Милисент снова пустилась бежать. Продиралась сквозь густые деревья, ломая хрупкие ветви. Её переполняла решимость. Она, кажется, была готова развалить Вселенную, если бы кто-то предложил. У её ног испуганно мелькнул заяц. Она направила на него светящуюся палочку, чтобы отогнать или зачаровать, но, к счастью, животное успело скрыться быстрее, чем она успела произнести заклинание.

Длинная человеческая тень, вышедшая ей навстречу на опушке леса, не оставляла сомнений. Гермиона узнала её сразу, и Милисент, кажется, тоже. Когда она подняла взгляд, он пылал.

— Что ты здесь делаешь, Слизерин? Следишь за мной? Вынюхиваешь?

— Вынюхиваю? — он изогнул бровь в притворном удивлении. — Ты считаешь, что мне больше нечем заняться? Отнюдь.

— Тогда почему ты ходишь за мной по пятам?

— Просто хотел сообщить тебе, выдра, — его голос был всё так же ленив и холоден, — что заклятье невидимости, которое ты наложила на тот дом, возможно, не будет иметь нужного тебе эффекта.

— Ты сомневаешься в том, что оно удачно, змеёныш? — она посмотрела на него с вызовом. — Я не подарю тебе ничего. Даже своих возможных ошибок.

— Я не сказал ни единого слова относительно того, что заклятье не успешно, — презрительно скривил губы Слизерин-младший, — но в нём есть изъян. Боюсь, он тебе не понравится.

— И каков же? — глаза Милисент по-прежнему пылали гневом.

— Я тоже могу видеть дом, — неохотно признался он, — поскольку я зачаровал его раньше. Видишь ли, мне тоже иногда необходимо время, чтобы побыть в тишине и уединении.

— Ты сделал это преднамеренно, — яростно сказала она, — правда?

— Так я тебе и сказал, — фыркнул Слизерин, — как же.

— А ты скажи! — она подбоченилась. — Хоть раз в жизни попробуй не лицемерить и сказать правду. Невозможно постоянно лгать.

Он тоже сложил на груди руки, с интересом поглядывая на неё. Так, точно решал, достойна ли она услышать правду.

— Я был правдив, выдра, — небрежно бросил он, — мне необходимо пространство для уединения время от времени, — но, знаешь ли, тебе лучше не высовывать свою мохнатую голову из школы завтра. Во время праздника кое-кто устроит очень активную охоту на таких как ты — полукровок.

— Ты о чём? — палочка тут же вонзилась ему в горло. — Объясни!

Он на миг замер, но глаза его всё ещё сохраняли насмешку. Миг — и палочка Милисент отлетела вправо. Она оказалась безоружна.

— Снова невербальное заклинание — вздохнула Гермиона.

— Именно так, — подтвердил Барнели, — Снейкиус был мастер в этом. Многие изобрёл лично. А методику невербальных заклятий придумали его отец и Ровена.

— Ясно — кивнула Гермиона. — Я читала об этом в «Истории магии». Ещё на первом курсе.

Барнели тепло улыбнулся ей.

Они, впрочем, отвлеклись. Гермиона снова посмотрела на застывшую в немом гневе парочку.

— В общем, полукровка, — прошипел Снейкиус, — не смей высовываться завтра на празднике. Беги вечером, куда угодно, ежели, конечно, не желаешь умереть самой страшной смертью.

— Что это значит, змеёныш? Что ты задумал?

Она прокричала это ему в спину.

Кубок мира по квиддичу. Гермиона тут же вспомнила — в малейших деталях — что Малфой предупредил её о нападении Пожирателей тогда. Завуалированно, в издевательской манере, но всё же. Почти так же, как сейчас Слизерин предупредил Милисент. Схожести между ними становилось всё больше и больше. Её это очень беспокоило.

— Что он всё же задумал? — спросила она у Барнели.

— Как вы знаете, мисс Грейнджер, Салазар был яростным противником того, чтобы в школе учились кто-либо, кроме чистокровных волшебников. Некоторое время преследовались также и полукровки, но вскоре, Слизерин смягчил гнев на милость относительно их. Это было обусловлено вполне понятными причинами — нельзя было наложить барьер, не пускающих на факультет волшебника, в чьих жилах течёт кровь предков-магов. С обычной кровью было проще, магия крови работала лучше.

— Да, — кивнула Гермиона, — это я знаю. Но что именно Снейкиус имел в виду? О чём предупреждал?

— Полагаю, речь идёт об облаве, которую сторонники Слизерина иногда устраивали на полукровок и маглорожденных волшебников. Последних, правда, в то время было очень мало, и на них смотрели ещё более дурно, чем сейчас.

— Об этом ни слова не сказано в книгах, — растерянно сказала Гермиона, — почему?

— Потому что, когда Салазар выбрал жизнь отшельника, удалившись от своих бывших друзей, другие основатели вынуждены были стереть участникам и свидетелям облав память. Некому было написать об этом горьком и позорном факте магической истории. Милисент и Снейкиус тогда уже были мертвы, бедняжки, а я удалился, надёжно заметая свои следы. Хотя несколько лет жил в страхе быть раскрытым.

Гермиона вздохнула. Она не знала, какое чувство было в ней сейчас сильнее — злость или очередное разочарование, что история магии полна такой безумной жестокости.

Она следила за Милисент, но ничего интересного или достойного внимания больше не происходило. Разве что, вернувшись в замок, она ринулась в комнату и упала на подушку в рыданиях.

— Нам нужно возвращаться — напомнил Дамблдор, щёлкнув пальцами.

И снова всё завертелось перед глазами, а в ушах зазвенело.

Оглядевшись, Гермиона поняла, что они в том самом домике, который когда-то принадлежал Милисент и Снейкиусу, а потом стал важной частью их с Драко истории. Едва она увидела эту комнату, сердце больно кольнуло. Там почти ничего не изменилось, всё те же плотные шкуры на полу, всё тот же ныне потухший огромный камин. Гермиона застыла, точно парализованная, уставившись на пол. Они любили друг друга здесь, забыв обо всём на свете. Это было так недавно, но так давно… Принадлежали ли те чувства им с Драко, или это были отголоски дикой и страстной любви Снейкиуса и Милисент? Она была не уверена, хотя хотела верить, что в ту ночь, когда они уснули в объятьях друг друга, а проснулись уже другими людьми, они были вместе сознательно, а не под влиянием. Потому что влюбились.

Как ни старалась, Гермиона не смогла сдержать слёз. Она присела на пол, закрыла лицо руками и судорожно всхлипнула.

Какое-то время она плакала, и её боль никто не нарушал. Но вскоре она почувствовала осторожное покашливание за спиной. Узнала голос Дамблдора. Судорожно выдохнула, яростно потёрла покрасневшие глаза.

— Простите, — пробормотала она, — я… Я не уверена, что могу с этим справиться.

— Ты почти справилась, Гермиона, — мягко сказал Дамблдор, погладив её по спине, — сегодня всё закончится, и начнётся новая история. Она будет сложной, но интересной. Каждая новая история интереснее предыдущей.

— Будет ли она, — икнула от слёз, не в силах сдержаться, — эта история?

— Конечно, будет, — уверенно сказал Дамблдор, — если вы позволите ей случиться. Ты и Драко. Мы возвращаемся, Гермиона.

— Мне снова нужно искать подсказку?

— Нет, мисс Грейнджер, — вмешался профессор Флитвик, — я всё сделаю. У нас не так много времени, а подсказка довольно сложна.

Он стал копаться в карманах мантии, и достал оттуда крохотное зеркало. Гермиона заметила, что оно запотевшее. Флитвик старательно тёр стекло платком, а потом применил очистительные чары. Но стекло едва-едва стало чище.

— Я предполагала, — не сдержавшись, заметила Гермиона, — что ключ назад связан с зеркалом, раз уж именно вы пошли с нами из учителей. Это не настолько трудная загадка.

— Мы нисколько не сомневались, — с улыбкой заметил Флитвик, — в вашем выдающемся уме, мисс Грейнджер. Посмотрите в зеркало, мы возвращаемся.

Гермиона взглянула. На неё глядело размытое лицо Милисент. Ноги словно оторвались от земли, в голове будто лопнули сосуды, в ушах зудело, а зубы болели и начали кровоточить.

Очутившись в круглой комнате, она поняла, что не только ей с каждым разом всё сложнее возвращаться сюда. Дамблдор выглядел уставшим, хотя всё ещё излучал привычное спокойствие, а Барнели рухнул на пол, и стал странно раскачиваться, точно безумный. Профессор Макгонагал, что обратилась в себя и стояла подле стола, за которым сидел Дамблдор, поднесла воды старику. Он припал к чашке и с жадностью пил.

Гермиона поняла по открытым ртам и странным лицам, что и Рон, и Гарри её зовут. Но в ушах бесился ультразвук, и она ничего не могла услышать. Она вставила пальцы в уши и стала яростно их чесать. Понимала, как, должно быть, ужасно это выглядит, но ничего не могла поделать. Если этот зуд не прекратится, она сойдёт с ума. Он угомонился, но оставался где-то под коркой, сзади, как навязчивая муха. Старательно пытаясь его игнорировать, Гермиона осознанным взглядом посмотрела на Гарри. Обнаружила, что Рон укрыл её пледом, сидит рядом на кровати и пытается удержать за руку.

— Как ты? — встревоженно спросил Гарри. — Ты вся дрожишь.

Хагрид предложил молока, но Гермиона отказалась, помотав головой.

— Я нормально, — хрипло выдавила из себя она, — прихожу в себя, возвращаюсь.

— Где вы были? — поинтересовался Рон самым будничным тоном, но она слишком хорошо его знала, чтобы понимать, что его буквально съедает любопытство.

— Гуляли по лесу, — уклончиво ответила она, — слушали перепалку Снейкиуса с Милисент. Опять. Ничего особенного.

Она не могла и не хотела рассказывать друзьям о домике.

Её взгляд упал на лицо Гарри и, показалось, что он её понимает. Она была благодарна за то, что он крепко сжал руку Рона, прерывая все его дальнейшие вопросы.

Гермиона посмотрела на Драко. Он выглядел уже не отрешённо, а безумно. Постоянно открывал и сильно закрывал глаза, из которых потоком лились слёзы. Глухо кашлял. Миссис Малфой, старательно душа рыдания, обхватила его колени руками и без остановки стала их целовать.

— Па-а-а-па — со свистом вылетело из его груди, голос был глухой, скрипучий, словно треснувшая чашка.

Испугавшись, Гермиона залезла с ногами на кровать.

Мистер Малфой одним прыжком очутился подле кровати. Он был смертельно бледен, и так сильно схватил Драко за руку, что пальцы хрустнули.

— Я здесь, сынок.

Дамблдор встал, быстро подошёл к постели, заглянул Драко в глаза, пристально поглядел в лицо. Поджал губы.

Гермиона совершенно случайно посмотрела в угол комнаты и пронзительно закричала.

— Что такое? — подпрыгнул от испуга сидящий рядом Рон.

— Там, — она показала пальцем в угол, — там Слизерин-младший. Одет как дементор.

— Там никого нет — ворчливо ответил Рон, посмотрев, — тебе показалось.

— Нет, не показалось, — упрямилась Гермиона, продолжая сверлить незваного гостя глазами, — он там.

— Да, Гермиона, — сказал вдруг Дамблдор, — я тоже его вижу.

Он взмахнул палочкой и оттуда буквально посыпался поток белых искр. Это был словно патронус, только бестелесный. Чудовище в подобии младшего Слизерина зарычало и отступило назад, а потом исчезло в бликах искр.

— Что это значит? — холодно спросил старший Малфой, пронзив её глазами. — Что именно вы видели, мисс Грейнджер?

Он всё так же держал в руках руку хрипящего Драко.

— Слизерин возвращается, потому что двуликая луна набирает обороты. Люциус, нам потребуется твоя помощь. Все навыки боевой магии, включительно с непростительными заклятьями, кроме убивающего — можешь использовать всё, скоро это понадобится. Нарцисса, говори с сыном. Постоянно. Слизерин измотал Драко, и он почти перестал бороться. Единственное, что может ему помочь — материнская любовь, потому что нет любви сильнее, — он отчего-то посмотрел на притихшую Гермиону, — я останусь здесь, понадобится моя помощь. Профессор Спраут, отведите Гарри и Рона в мой кабинет, парни, вам лучше переждать какое-то время не здесь. Вы понадобитесь нам на следующий раз. Хагрид, приготовься отбивать атаки Слизерина, он может попытаться сбежать, когда явится и обретет полную силу. Осталось недолго — распорядился Дамблдор.

— О-ох, — простонал Хагрид, — да я, да… всегда пожалуйста.

— Я схожу за Поппи, — резко сказала профессор Макгонагал, чей голос был сейчас похож на удар кнута, — мальчику может понадобиться её вмешательство.

Она вышла.

У Гермионы было миллион вопросов. К примеру, почему профессор Макгонагалл больше не кошка, что за существ она отгоняла, сторожа на окне, почему сын Слизерина выглядел как дементор, что будет с Драко, когда Снейкиус явится, сколько у них осталось времени, и как долго ещё бесполезно бродить в прошлом гриффиндорской дочери. Но Дамблдор не дал ей спросить.

— Северус? — он посмотрел на Снейпа, что всё это время сидел в кресле в дальнем углу, точно готическая статуя.

Снейп встал, подошёл к постели.

На ватных ногах Гермиона тоже поднялась и сделала шаг вперёд:

— Возьмите меня под руку, мисс Грейнджер — холодно дал указание он.

— А мистер Барнели? — встревоженно спросила она. — Разве не пойдёт с нами?

— Мне нужно отдохнуть, — уклончиво ответил старик, — впереди решающий бой. Идите с профессором Снейпом, юная леди. Его сил хватит, чтобы вам помочь. Мне даже жаль, что придётся пропустить союз таких гениальных умов.

Гермиона посмотрела на Снейпа. Тот был, как всегда, нерушим, точно дремлющая скала. Вместо лица — каменная маска. Потом она поглядела на Барнели, заметив, что тот улыбается. У неё почему-то возникло чувство, что он ей лжёт. Но выяснять не было времени — заглядывающая в окно полная луна резала глаза. Дамблдор одобряюще улыбнулся на прощание.

Снейп крепче сжал её руку своими ледяными пальцами и они исчезли.

========== Часть 62 ==========

Глаза не слепит, уши не болят, но голова в оковах, точно чумная. Каждый переход сюда, каждое вмешательство в чужую историю, даётся ей всё с большим трудом. Мутит и не отпускает. Превозмогая тошноту, Гермиона оглядывается по сторонам — с особой опаской, потому что Снейп рядом, дышит в спину, пронзает острым взглядом. Словно коршун.

Кабинет зельеварения. Он почти не изменился. На столе гора склянок, самых разных, разного размера, высоты и толщины. На полках — растения, причудливые, не виденные ею раньше, и знакомые, которые часто использовала на уроках у Снейпа.

Гермиона прищурилась, и, присмотревшись, с удовольствием заметила и корень репы, и сушеный баклажан, и шерсть мыши. Странно, что даже такие вещи сейчас способны принести ей радость. Но именно так она ощущает себя собой, настоящей.

Мысль о том, что технологии и рецепты за много лет не так уж сильно изменились, и Милисент, сидящая внутри, комом застрявшая в горле, узнаёт их тоже, быстро отогнана на задворки сознания, и там похоронена.

Она неспеша ходила по классу, рассматривая всё вокруг. Пока ничего важного не происходило, Милисент нет, и нигде не было видно. Только один парнишка, высокий, худой, с крючковатым носом и тёмными волосами, обрамляющими бледное лицо, стоял за столом, склонившись над корнем сельдерея, и кусал губы, будто пытался что-то решить.

Гермиона присмотрелась, задержав дыхание. Она знала этого парня. Отчего-то он ей очень знаком. Он поднял голову. Её пронзил взгляд чёрных глаз. Они, точно два мрачных пятна, выделяются на лице. Он был бы очень хорош, если бы не был столь неряшлив.

Гермиона узнала, потому что не узнать эти глаза и этот всепоглощающий взгляд, словно высасывающий душу, невозможно. Осторожно, она повернула голову к Снейпу. Тот стоял у дверей, как и прежде, едва они здесь очутились, заведя за спину руки, непоколебимый, точно скала. У Гермионы отчего-то разом перехватило дух. Дыхание кружилось у рта, но выхода не находило.

Она ещё никогда не видела Снейпа юным. Знала, как выглядел Дамблдор, видела пару его колдографий. Однажды заметила на фото скромно улыбающуюся женщину средних лет, в которых узнала Макгонагалл. Но Снейп — с ним всё обстояло иначе. Мрачный, холодный, он был таким тяжеловесом, что сложно было, глядя на него, поверить, что когда-то он был другим. А его ум так вообще заставлял сомневаться в том, что и он однажды был школьником, который только постигал азы сложной науки, а не изначально родился таким.

Снейп, впрочем, был отрешён, точно происходящее здесь не его вовсе касалось. Он лишь потрогал дверную ручку, и Гермиона, как не пыталась, не смогла отделаться от мысли, что будет заперта здесь навечно, если рискнёт кому-то что-то из происходящего сейчас рассказать.

Тяжёлая дверь со скрипом открывалась и, словно лёгкая бабочка, порхающая под солнцем, вошла девушка в гриффиндорском шарфике. Рыжая, летящая, со смешными веснушками на лице, и тёплой улыбкой. Но причина, по которой Гермиона её тут же узнала, была в другом. Глаза. Она знает их. Видит их каждый день. Это — глаза Гарри.

Лили. Мама Гарри.

— Сев! — позвала она, неловко переминаясь с ноги на ногу, точно собиралась признаться в чём-то страшном. Её руки были заложены за спину, точно как у Снейпа сейчас.

Снейп оторвался от своей работы и вытер грязной ладонью упавшие на глаза волосы. Посмотрел на нарушительницу своего спокойствия:

— Уже вернулась из библиотеки?

— Как видишь, да.

— И что же ты там нашла?

Лили вздохнула, тотчас же понурив голову, словно грустный ангел.

— Ясно — кивнул Снейп, скривив губы, отчего вмиг стал предельно мрачен.

— Я обыскала всю библиотеку. Дважды побывала в Запретной секции. Пришлось одолжить плащ-невидимку.

— Плащ-невидимку? — Снейп насторожено посмотрел на неё. — Где ты его достала?

— Ремус дал. Поттер ходит в нём. Но это секрет. Сев, я умоляю тебя, молчи, пожалуйста. Не говори, что ты знаешь. Я пообещала Ремусу, что это сохранится в тайне между нами.

— Не говорить никому, что Поттер мается по школе в плаще-невидимке? — оскалился Снейп. — Не знаю, не знаю.

— Я умоляю тебя, Северус — тихо сказала Лили, акцентируя на втором слове. — Если тебе дорога наша дружба, ты должен молчать. Тем более, я сделала это ради нас.

Но в глазах её был упрёк. Он читался так явственно, что смотревший на неё Снейп из прошлого отвёл глаза.

Она подошла к нему и с стала смотреть, как он пишет что-то в учебнике. Недовольно скривилась, и Гермиона, которая не могла простить такого издевательства над книгой, тоже.

— Снова портишь учебник — буркнула Лили.

— Я оставляю рекомендации, которые, возможно, понадобятся потомкам — спокойно ответил Снейп. — Будь добра, без нотаций. Обойдёмся без них. Я устал разговаривать на эту тему.

— Я только хотела сказать, что лучше всё делать по учебнику, — не успокаивалась Лили, — там не просто так написаны рекомендации, чтобы ты их нарушал.

— В таком случае, — Снейп иронично усмехнулся, — делай уроки сама. Посмотрим, останешься ли ты тогда любимицей Слизнорта. Он на тебя нахвалиться не может. С чего бы это?

Лили вспыхнула, побагровела. Впрочем, Снейп улыбнулся уже спокойно, желая показать, что он не злится, и не имел намерения как-то её задеть или обидеть.

— Давай сюда ингредиенты, сварю тебе зелье.

— Спасибо, — тихо сказала Лили, подходя к полкам и выбирая нужное, — мне очень неловко тебя просить, правда. Просто тебе настойки легче даются, а я все руки испачкаю, а результат всё равно хуже будет.

— Ладно, брось, — отмахнулся Снейп, снова поправив засаленные волосы, — поможешь мне с трансфигурации взамен. Никак не могу бумагу в канареек научиться превращать. Они у меня то без клюва, то без хвоста получаются.

Гермиона слегка улыбнулась и посмотрела на Снейпа из настоящего. Тот усмехнулся, наблюдая эту сцену. А в её голове снова всплыли воспоминания. Именно этот учебник помог Гарри на шестом курсе, да так, что полученные уроки он, видимо, навсегда запомнит. А она, как и Лили Снейпа, ругала, что слушают какого-то Принца-полукровку, а не автора учебника.

Гермиона всегда чувствовала, что Снейп относится к ней с незаслуженным негативом, но до сих пор думала, что это из-за их с Гарри дружбой. Теперь же она подумала, что, возможно, глядя на неё, он вспоминает Лили.

Это было даже интересно наблюдать — как её профессор защиты от тёмных искусств и мама её лучшего друга вместе делают уроки. Милая картина, учебный процесс, который Гермиона так любила, во всей красе. Но при чём же здесь Милисент? И они с Драко?

Впрочем, уже вскоре Гермионе стала понятна и связь с настоящим, и то, что именно пыталась Лили найти в библиотеке, но не сумела.

Снейп закупорил зелье в флакон и осматривал его, словно сомневался в том, что оно недостаточно идеально. Лили, печальная, смотрела на свои руки. Гермиона заметила, что они немного дрожали.

— Прошло столько времени, — сказала она, — но мы ни на дюйм не продвинулись в решении нашей проблемы. Сев, нужно снова идти к Дамблдору.

— Мы уже были, — поджал губы Снейп, — никогда не видел директора таким бессильным. Он совершенно не понимает, что происходит. Помнишь, что он сказал: «Это слишком странная теория даже для мира магии, Северус». А ведь я сразу предполагал, что в нас пытается кто-то вселиться.

— Я думала, — улыбнулась Лили, — сразу ты предположил, что тебя хочет заколдовать Поттер.

— Кишка тонка, — презрительно фыркнул Снейп, — этот никчёмный только и может, что играть в квиддич. Для того, чтобы сделать что-то, требующее ума, у него мозгов не хватит.

Лили пожала плечами. Гермиона подумала, хорошо, что их сейчас не слышит Гарри. А ещё — что её и Драко история очень похожа, наверное, на историю родителей Гарри. Гарри это бы не понравилось, вздумай она поделиться такими размышлениями с ним.

Посмотрев на нынешнего Снейпа краем глаза, она увидела, что тот самодовольно улыбается.

— Ты всё ещё чувствуешь, как кто-то пытается контролировать твоё сознание?

— Да, и попытки участились, — мрачно сказал Снейп, — у меня уже голова болит постоянно их блокировать. А тебе снятся сны?

— Нет, ничего не снилось с тех пор, как я тебе рассказала. Но я вспомнила эту девушку, из снов. Могу теперь точно описать её лицо.

— Тогда, может, поискать в колдографиях? — предположил Снейп.

— Именно так я и планировала, — сказала Лили, — но их миллиарды. По всему миру. И поиски могут продолжаться вечно. Я могу, конечно, проверить школьные колдографии, но сомневаюсь, что это что-нибудь даст.

Она вздохнула. Снейп тоже. Он повернул голову так, чтобы видеть её профиль. Гермиона заметила, как он смотрит на её губы, и испытала ужасную неловкость.

— Не смотри на меня так, Сев, — с укором сказала Лили, — он снова пытается влезть в твоё сознание, кем бы он ни был.

— Думаешь? Я считаю иначе. Может, это я сам хочу тебя поцеловать.

— Нет, это он, — упрямилась Лили, — но я такого желания никогда не чувствую. Даже когда во мне пробуждается та девушка. Прости.

Отчего-то Гермионе стало больно, кольнуло в сердце.

Она приготовилась наблюдать дальше, затаила дыхание. Но холодная рука Снейпа легла на её плечо.

— Хватит.

— Профессор, — вздрогнула Гермиона, — я…

— Думаю, того, что вы увидели, достаточно. Мы возвращаемся домой. Возьмите меня за руку, мисс Грейнджер.

— Но, профессор, — запротестовала Гермиона, — я бы хотела обсудить увиденное.

— У нас будет такая возможность, — пообещал Снейп, — уверяю.

Гермиона вздохнула. Протянула руку. Они оторвались от земли. Перед глазами всё закрутилось, а в голове снова раздался шум, к которому она уже начала привыкать.

Но обнаружила она себя не в Круглой комнате, где все взгляды обращены к ней, а в Запретном лесу. Они стояли на узкой тропинке, Снейп — чуть впереди, заложив руки за спину, она — сзади. Она сделала несколько шагов вперёд, чтобы с ним поравняться и они стали неспешно двигаться вперёд.

— Значит, Снейкиус и Милисент уже пытались вернуться? — спросила Гермиона, и поймала взгляд Снейпа, в котором — только на миг — скользнуло удивление. Он словно был изумлён, что она начала не с констатации факта: «Значит, вы были влюблены в маму Гарри». Во всяком случае, ей показалось именно так.

— Да, и тогда это не сработало. Они сошли в начале пути.

— Потому что вам удалось вытеснить их из мыслей?

— Вряд ли это, — Снейп стал мрачнее тучи и раздраженно дёрнул мантию наперёд, — Драко тоже очень хороший блоколог, но их это не остановило.

— А в чём тогда причина?

— Мисс Грейнджер, я ведь не зря дал вам досмотреть именно до того момента, до какого вы досмотрели, — усмехнулся профессор, — включите же свой выдающийся ум. Это было не так уж просто, потому что голова буквально раскалывалась, а по затылку точно обухами били. Гермиона вздохнула, потёрла переносицу.

— Лили, — замявшись, осторожно сказала она, — испытывала по отношению к вам исключительно дружеские чувства,. Потому ничего в первый раз у них не вышло.

— Именно так — кивнул Снейп.

— Но, если попытка возвращения уже была, то почему ни я, ни Драко ничего не смогли об этом найти в книгах? Он перерыл всю семейную библиотеку, ходил к Горбину в поисках подсказок. И ничего!

Она, впрочем, всегда чувствовала, что что-то с этим было более чем не так. Нельзя было поверить, что нет никакой, совсем никакой весточки из прошлого об этом, никакой информации. Даже если не осталось свидетелей случившегося, всегда есть слухи, превратившиеся в легенды. Но нет же, они так ничего и не нашли, кроме скупых сведениях о влюбленных детях основателей в дневниках великой Кассандры.

— Хм, — задумалась Гермиона, легко прикусив губу, — значит ли это, что информация всё это время содержалась в книгах, но её не могут прочесть те, в кого пытаются вселится?

— Вы всё же очень проницательны, мисс Грейнджер, — сухо сказал Снейп, — верно.

— Но почему так? — продолжала размышлять Гермиона, несмотря на то, что они уже почти бежали, продираясь сквозь чащу. — Блок. И об этом явно позаботились те, кого это непосредственно касалось. Барнели не мог этого сделать, скорее всего, именно он и оставил предупреждения в книге. Но… их нет, как и упоминаний о детях основателей. Ни один учебник магии ничего не говорит об этом.

— Нам уже пора бежать, мисс Грейнджер, — раздражённо сказал Снейп, хоть они и так бежали, — вы правы в своих рассуждениях. Любые упоминания о дочери и сыне Салазар и Годрик стёрли после их трагической смерти. Они не хотели, чтобы потомки знали об этой истории, поскольку, вероятно, считали детей опорочившими их имя. А, может, это было напоминание об их ошибках, и они не хотели, чтобы кто-то ещё об этом знал. Сейчас сложно об этом судить. А предупреждения, которые оставил Лагримус, влюблённые стирали всякий раз, как пытались вернуться, руками тех, кого выбрали своими жертвами. Однажды я обнаружил себя, безжалостно рвущим учебник, и пришёл в шок, потому что не понимал, как могло такое случиться. Так всё и началось. Мне удалось всё восстановить, но, видимо, это снова было уничтожено вашими или Драко руками.

— Я ничего подобного не помню, — покачала головой Гермиона, — возможно, это случилось с Драко. Но он мне об этом никогда не рассказывал, даже не обмолвился.

Вдруг Снейп замер, а она вскрикнула, спрятавшись у него за спиной, и ругая себя за то, что стала теперь такой трусихой. Милисент явно не хватало её отваги и силы духа. Снова дементор с лицом младшего Слизерина пытался на них напасть.

Гермиона рывком руки выставила вперёд палочку, но Снейп холодно её остановил:

— Не двигайтесь, мисс Грейнджер. Сейчас я его отгоню.

Он взмахнул палочкой. Прекрасная стройная лань прыгнула на землю, решительно пошла на дементора, и вскоре он исчез под её тонкими копытами, словно его и не было. Покружив ещё немного вокруг, лань поскакала в сторону леса и растворилась, точно хрупкая дымка.

Никто из них, впрочем, не торопился убирать палочку обратно, а Снейп и дальше стоял в оборонительной позе.

— Это ведь ненастоящий дементор, — начала размышлять Гермиона, — почему тогда на него действует магия патронуса?

— Точно неясно, — бросил Снейп, — возможно, потому, что он способен ужасно пугать, а именно на страхе специализируются дементоры. Впрочем, это лишь предположение, некогда сейчас выяснять правду. Возьмите меня за руку, мы немедленно возвращаемся обратно, в Круглую комнату.

Он протянул руку, но Гермиона сомневалась.

— Может, он мне хочет что-то сказать? — спросила она, будто у самой себя. — Он уже второй раз появляется, почему он меня преследует?

— Я бы на вашем месте не рисковал проверять, — насмешливо ответил Снейп, — мисс Грейнджер. Идёмте.

— Только один вопрос, профессор, — запнулась она, — последний.

Снейп вздохнул и посмотрел на неё с явным снисхождением.

— Почему мы путешествуем? Разве не проще увидеть эти воспоминания с помощью омута памяти?

— И снова вы заставляете меня сомневаться в вашем уме, мисс Грейнджер, — фыркнул Снейп, — эти воспоминания принадлежат умершим. Барнели видел только часть той сцены, которые видели вы в прошлый раз, и без воспоминаний умерший, о которых нет никакой информации, мы бы ничего не поняли. Из мистера Малфоя сейчас, даже если бы онсогласился, воспоминаний не добудешь. А у меня были вполне очевидные причины того, чтобы никто не видел того, свидетелем чего вы сейчас стали.

— Я обещаю, что никому не расскажу, профессор. Даже Гарри.

— Особенно Поттеру, — презрительно бросил Снейп, — он и так уже видел то, что не стоило.

Гермиона хотела поинтересоваться, что именно видел Гарри (предполагала, что это случилось во время их общих со Снейпом уроков на четвёртом курсе, потому они так быстро и неожиданно закончились), но Снейп потянул её за собой, и они вновь стали куда-то падать.

Когда она открыла глаза, то увидела не просто обеспокоенных, а откровенно паникующих Гарри и Рона. А ещё — профессора Макгонагалл, что, взяв огромное опахало, методично махала на неё сверху. Дамблдор сидел рядом, держа её за руку, и, похоже, проверяя пульс. Голова разрывалась. Её даже вырвало от боли, правда слюной, потому что всё, что съела сегодня, она вырвала ещё после первого приключения в прошлом. Хагрид очень громко сморкался в свой огромный платок, размером с простынь, а потом, оказавшись рядом в один шаг, порывисто обнял Гермиону, прижав к себе. У неё даже хрустнули кости.

— Хагрид, — тихонько прошептала она иссушенными губами, — отпусти. Мне уже легче. Правда.

Огромные руки великана разжались, он снова громко высморкался, утёр слёзы, и протянул ей кружку:

— Вот, деточка. Выпей молока, ради всего святого.

— Спасибо.

Молоко было уже почти холодным, но Гермиона пила так жадно, точно это был источник с целительной водой. Понемногу визг в ушах стихал, а головокружение слабело.

Но тупая боль в затылке, похоже, и не собиралась её покидать.

— Вы нас очень напугали, мисс Грейнджер — сказал Дамблдор, помогая ей подняться и дойти до постели, где лежал Драко. Она только теперь поняла, что лежала в огненном кругу.

— Что-то пошло не так? — спросила она. — Да. Вы не приходили в себя около получаса, — пояснил Дамблдор, — мы боялись, что Милисент забрала вашу душу.

Гермиона не нашла в себе сил ответить. Она устало опустилась на край постели. Мадам Помфри делала компрессы, которые постоянно меняла, прикладывая ко лбу Драко. Он был весь в поту, и по лицу градом лились слёзы. От ужасного, утробного хрипа, который вырывался наружу с каждым его дыханием, становилось совсем не по себе. Нарцисса горько плакала, закрыв лицо руками. Гермиона, не сразу поняв, что делает, погладила её по спине, но Нарцисса даже не повернулась.

Взволнованно поглядев в окно, Гермиона заметила, что Луна теперь сияет, точно ультрафиолет. Приближался рассвет. Она боялась, что им не хватит времени.

— Луна висит три ночи, — коротко пояснил Барнели, — времени нам точно хватит, но у меня есть сомнения в том, хватит ли вам сил. Особенно юноше. Мистер Драко почти сдался, уж не знаю, сможет ли продержаться ещё какое-то время.

Чувствуя, что лицо застилают жаркие слёзы, Гермиона посмотрела на Драко. Он был серый, а глаза закрыты. Видимо, у него не было сил даже моргать.

Барнели встал и подошёл в Дамблдору.

— Молодые люди, — сказал он, по очереди смотря то на Рона, то на Гарри, — настала ваша очередь. Обещаю, что это будет заключительное и самое короткое путешествие. Быстрее. Нельзя терять ни секунды.

Парни с готовностью встали рядом. Рон посмотрел на Дамблдора и спросил:

— А вы, сэр, пойдёте с нами?

— Нет. Но ждите от меня посланника. Он справится с заданием лучше.

Рон кивнул.

У Гермионы не было сил, им пришлось подхватить её под руки, чтобы не упала. В ушах визжал чей-то ужасный крик, а перед глазами потемнело.

Они снова были не здесь и не сейчас.

========== Часть 63 ==========

В этот раз глаза пекли так сильно, что Гермиона не могла их открыть. Пришлось двигаться наобум, при поддержке Гарри и Рона. Но, когда она их всё же открыла, то застыла от изумления.

Они очутились посреди большой уютной спальни, заваленной книгами и старинными вещами. На большой кровати, скрестив по-турецки ноги, сидел маленький Драко. На его коленях лежала книга, а в ладони он держал бладжер, постоянно подкидывая его вверх, чтобы затем поймать.

— О, нет! — застонал Рон. — Он же ещё ужаснее, чем нынешний. За что нам это?

Гермиону страдания друга интересовали меньше, чем огромное количество книг, которыми буквально была заполнена спальня. Она стала ходить вдоль книжных полок, присматриваясь к каждой, читая названия. Те, что её особо заинтересовали, снимала с места, брала в руки и с интересом листала.

— Мы её потеряли, — проворчал Рон, — ясно. Будет теперь в своих книгах сидеть, пока назад не отправимся.

Гарри подошёл к подруге.

— Тебе не хочется Малфоя обнять… и всё такое?

— Этого, — не отрывая взгляд от книги, немного раздражённая, что он её отвлекает, кивнула в сторону маленького Драко она, — нет. Он противный.

— Как будто нынешний не такой — приплёлся следом Рон.

— Не вижу смысла обсуждать поведение Малфоя, — отрезала Гермиона, — вы посмотрите лучше, сколько здесь книг! И по невербальным заклинаниям для младших школьников есть. Книга старая, из девятнадцатого века. Вероятно, тогда невербальную магию в школе учили раньше. Интересно, что будет, если я заберу эту книгу себе?

— У тебя ведь и так получается невербальная магия, — возразил Гарри, — зачем она тебе?

— Не так хорошо, как хотелось бы. Я долго сосредотачиваюсь и, если так и дальше будет, могу завалить экзамен, и…

— Началось, — демонстративно зевнул Рон, — давай без этих твоих паник. Если ты завалишь экзамены, то, что говорить о нас с Гарри?

Гермиона сердито посмотрела на друга.

Они бы, наверняка, начали ссориться, если бы не странное поведение Малфоя. Он замер на кровати. Отложил бладжер. Снял с колен учебник и резко, одним рывком, встал. Сощурившись, посмотрел туда, где стояла Гермиона. Схватив палочку с письменного стола, подбежал к ней и нацелился прямо ей на ноги.

— Кто здесь? Что происходит?

— Да, — кивнул встревоженный Гарри, переводя взгляд на Барнели, чьи глаза тоже стали темнее обычного, — я бы тоже хотел знать, что происходит.

— Он нас что, чувствует? — предположил Рон. — Как такое возможно? Это же воспоминания!

— Этого я и боялся, — вздохнул старик, — давайте понаблюдаем ещё. Не могу пока ничего конкретного сказать.

Открылась дверь. В комнату вошла Нарцисса. Она взволнованно посмотрела на сына, и голос её немного дрогнул, когда обратилась к нему:

— Сынок? Что случилось?

— Так, мам, — пожал плечами Драко, — ничего. Тренировался. — Колдуешь летом? Сынок, у отца будут неприятности.

— Всего лишь пытался превратить полку в чайник, — лениво отозвался Драко, — ничего такого.

— И как успехи?

— Не получилось, как видишь, — он залился краской и сердито нахохлился, — это только у выскочки Грейнджер всё получается. Вонючая лохматая грязнокровка.

— Мы с отцом целое лето только и слышим, что о ней, или о её друзьях, — мягко вела дальше Нарцисса, — быть может, она тебе нравится?

— Глупости, матушка, — отозвался Драко, у которого мгновенно вспыхнули щёки, — мне не может нравиться маггловское отребье. Я думал, вы знаете это.

— Знаю-знаю, — поспешно кивнула Нарцисса, — но ты так быстро растёшь, и…

Она порывисто обняла его и прижала к себе.

— Вытянулся на несколько дюймов. Пора покупать тебе новую мантию.

Она, словно, не замечала попыток Драко вырваться, будто он не в её объятьях изворачивался, словно уж.

— Матушка, — наконец, удалось прорвать её оборону Драко, — я уже не ребёнок. Прекратите вести себя со мной так, точно мне до сих пор три года!

Нарцисса с таким сожалением вздохнула, будто предпочитала, чтобы её сыну всегда оставалось три года. Но потом кивнула:

— Да, ты прав. Жду тебя к ужину.

— Я не голоден.

— Ты пропускаешь третий ужин подряд, а потом целую ночь таскаешь конфеты из вазочки, — Нарцисса поджала губы, — жду тебя к ужину. Возражения не принимаются. Отец вернётся — и, думаю, вам будет, о чём поговорить.

Она вышла, оставив сердитого Драко в спальне.

— Ути-пути, лапочка-сыночек, — бубнил он, очень рассерженный, — ещё бы в попу поцеловала, в самом деле.

— Хорошо, что не поцеловала, — доверительно прошептал Гарри Рон, — меня бы вырвало. А я сегодня плотно поел за ужином.

Гарри ничего не сказал, отделался улыбкой. Всё, о чём он мог думать — что всегда хотел, чтобы так опекали его. Но его маму убил Волдеморт… Гермиона ни слова не сказала и даже почти не следила за тем, что происходит. Она была полностью погружена в книгу.

Снова белоснежное ничто било по глазам, но, в этот раз, опомниться удалось быстрее. Оглядевшись, друзья поняли, что они в чьём-то саду. Из-за яблочных деревьев, всех в цвету, был виден красивый белоснежный особняк, сделанный в подобии готического стиля.

По саду неспешно прогуливались юные Драко и Блейз, о чём-то переговариваясь. Гермиона и Гарри одновременно сделали шаг вперёд, прислушиваясь.

— Перевестись в Дурмстранг для тебя — не самая удачная идея, — как всегда спокойно говорил Забини, — там спартанские условия, а ты хнычешь даже если на улице лёгкий мороз щиплет.

— Ты преувеличиваешь — сухо возразил Драко.

— Наоборот, — повёл плечами Блейз, — преуменьшаю. Тебе ни за что не вынести условий жизни в Дурмстранге. Готов поставить на это все свои деньги.

— Ты слишком низкого обо мне мнения, — рассердился Драко, — а ещё называешь себя моим другом.

— Я адекватного о тебе мнения, — ровным голосом возразил Блейз, — и ты не вынесешь дурмстрангских условий и дисциплины. Ты же видел Крама и других его одноклассников. Это универсальные солдаты. Машины для убийств. А ты начинаешь дрожать при виде порезанного пальца.

— Неправда.

— Ладно, здесь я преувеличил. В любом случае, Драко, это плохая идея. Особенно сейчас. Половина учёбы пройдена, нет смысла куда-то бежать. Или ты бежишь от Тёмного Лорда? — Блейз проницательно посмотрел на него.

Драко вздрогнул и сердито рявкнул:

— Не говори глупостей, — сказал он, наконец, — ни от кого я не бегу. Наоборот, я жду, когда же Тёмный Лорд вернётся, присмолит этого мерзкого Дамблдора, и эта школьная помойка будет ликвидирована. Или, в крайнем случае, реформирована, как полагается.

— Ещё вопрос, кто кого присмолит — словно сам себе сказал Блейз.

— Ты сомневаешься в способностях Тёмного Лорда? — мгновенно спросил Драко, продолжая сверлить друга глазами.

— Я такого не говорил, — Блейз оставался нерушим, точно скала, — но и Дамблдора очень тяжело одолеть. Они уже сходились в бою, если ты не знал. И не раз. Тёмный Лорд отступал.

— У Тёмного Лорда есть верные сторонники.

— У Дамблдора тоже.

Драко остановился. Внимательно осмотрел Блейза с ног до головы, презрительно скривил губы.

— Всё ясно. Ты переметнулся на сторону маразматика Дамблдора. Не ожидал такого от тебя. Уже сообщил своей семье об этом? Или они это сделали раньше?

Реакция Блейза была мгновенной. Вытащив палочку, он прижал Драко к яблоне и направил острие палочки ему в кадык:

— Если ещё хоть раз, Малфой, из твоего грязного рта вылетит что-то подобное о моей семье, я превращу тебя в крысу и поджарю твой тощий зад. Понял?

Драко ничего не сказал, но дышал часто, испугавшись. Блейз убрал палочку, но в карман её класть не спешил, сжимал в руке. Драко выпрямился, оправил брюки и рубашку, отряхнулся.

Гарри показалось, что они не станут разговаривать, но Блейз, к его удивлению, заговорил снова — так спокойно, будто ничего не случилось, и это не Малфой только что чуть не нарвался на неприятности:

— Тебе пора взрослеть, Драко, — сказал он, — ты витаешь в облаках. Думаешь, служба у Тёмного Лорда — это увлекательная прогулка? Или что он станет обожать тебя просто потому, что ты Малфой? Когда с Дамблдором будет покончено, на службу к Тёмному Лорду станут многие. В том числе, и отребье, которое захочет использовать такую возможность, чтобы поквитаться с давними врагами. Уверен, что, к примеру, Каркаров не сдаст твоего отца снова, как сдал твою тётку и её мужа? Потому что я — совсем не уверен, скорее, наоборот.

— А мне плевать, — сердито фыркнул Драко, — главное, что со святым Поттером и его дружками будет, наконец, покончено. Всё им можно, всё дозволено. Любимчики Дамблдора, как же.

— А ты — любимчик Снейпа, — спокойно продолжил Блейз, — и что? Спустись с неба на землю, Драко, повторяю снова. В компании Поттера блестящий шахматист и проныра, который, как бы то ни было, является чистокровным волшебником, и самая лучшая ученица школы, ходячая энциклопедия. А сам Поттер одолел Тёмного Лорда ещё будучи младенцем. Ты что, действительно думаешь, что всё будет так легко и просто, и Тёмный Лорд расправится с ними по щелчку пальцев?

— Когда у него будет больше сторонников — да — ответил Драко.

— В таком случае, ты идиот.

Они продолжали отчаянно спорить, но внимание друзей было приковано к тёмной тени, похожей на призрака, отчаянно шагавшей за мальчиками по пятам.

— Кто это, и что ему нужно? — ткнув пальцев в тень, спросил Рон. — Не дементор же.

— Нет, — покачал головой Гарри, — совсем не он. — Похоже больше на какого-то призрака.

— Но почему за Малфоем ходит призрак? — Рон посмотрел на Барнели.

— У меня есть очень неприятная догадка, — сказал тот, — но нужно посмотреть, что будет дальше. Не хочу торопить события, молодые люди. Хотя мисс Грейнджер, — он пристально посмотрел на Гермиону, что, не отрываясь, следила за тенью, — вы уже на верном пути.

— Нет — побледнела Гермиона.

— Да, — кивнул Барнели. — Боюсь, что да.

— Может, вы нам хотя бы объясните, на каком таком верном пути? — немного раздражённо спросил Гарри. Он ненавидел находиться в неведении, всегда считал в таких случаях, будто его водят за нос.

Но объяснить никто ничего не успел. Поток света снова ослепил их, и они переместились в большую столовую.

За красивым деревянным столом собралась вся семья. В центре стола сидел высокий, подтянутый мужчина, который мог быть только отцом Блейза. Его спокойные чёрные глаза мягко глядели на каждого присутствующего, он производил впечатление ласкового моря в штиль. Сын был похож на него, словно две капли воды, разве что, курчавые тёмные волосы старшего Забини уже посеребрила седина. Гарри смотрел на этого мужчину, и не мог поверить, что он уже мёртв. Убит Волдемортом. В нём снова нарастала злость и ненависть, а шрам на лбу легонько кольнул. Мать Блейза тоже была красива. С кожей цвета растопленного шоколада, тёмными живыми глазами на пол-лица, с непослушными курчавыми волосами, собранными в хвост, она была похожа на сгусток энергии, на живой бурлящий водопад. Они с мужем оживлённо болтали, пока домовые эльфы послушно уставляли стол самыми разными яствами. При виде эльфов Гермиона презрительно фыркнула.

К её ужасу, эльф оказался не единственной причиной, по которой ей пришлось переживать. В двери не вошли, а вплыли две девушки, чуть старше Блейза, обе в простых, подчёркивающих хорошо слаженную фигуру, платьях. У одной из них волосы вились непослушными кудряшками, а у второй были жёсткими и прямыми. И, пожалуй, это было единственное различие между ними.

— У Забини есть сёстры? — прошептал Рон, словно их кто-то мог услышать.

— Да, — кивнул Гарри, — старшие, кажется, Блейз говорил, что они обучались в Америке.

Гарри продолжал с интересом осматривать всё вокруг, и не мог отделаться от мысли, что, возможно, этим людям выбор их сына, мягко говоря, не понравится. Что же тогда делать? Он упрямо покачал головой.

Гермиона отошла на шаг от друзей и буквально вцепилась взглядом в курчавую сестру Блейза. Уже вскоре Гарри и Рон поняли, что её так сильно в этой девушке привлекло.

— Вижу, — мисс Забини иронично улыбнулась, — к нам в гости пожаловал достопочтимый милорд Малфой собственной персоной. Чрезвычайно рада видеть вашу белокурую голову, милорд.

— Привет, Эсти — хмуро поздоровался Драко и набросился на индейку так, точно не ел веками. Даже у Рона никогда не было подобного энтузиазма к еде.

Гермиона фыркала и плевалась, а, когда Рон сравнил её с гарпией, больно ударила его кулаком в ребро.

Гарри пытался привлечь внимание друзей к тому, что надо бы не на перепалки Малфоя и детей Забини смотреть, а заметить сидящую рядом с Драко чёрную тень, но обоих это мало интересовало. Гермиона пожирала глазами ту, которую Драко назвал Эсти, а Рон пытался выяснить, за что получил тумака. Потому Гарри был практически уверен, что следующий диалог услышал только он.

— Прекрати пялится на грудь моей сестры, — склонившись над самым ухом Малфоя, прошептал Блейз, — дождись хотя бы, когда все выйдут из комнаты.

— Я смотрю на индейку, идиот, — зашипел в ответ Драко, — и да, прежде чем давать мне подобные советы, прекрати заниматься тем, чем ты обычно занят в спальне после каждой случайной встречи с Маклагеном, для этого душевая кабинка есть.

Блейз покраснел и Гарри тоже.

— Я бы на твоём месте прямо сказал Пэнси, что ей ничего не светит — буркнул Блейз, отчаянно орудуя ложкой.

— Только после того, как ты сообщишь об этом же Лунатичке Лавгуд — не растерялся Драко.

— Забини встречался с Луной? — у Рона отвисла челюсть.

— Не знаю, — пожал плечами Гарри, — он не говорил.

Он был всё ещё занят чёрной тенью, что была так близко, точно собиралась влезть Малфою в рот. Посмотрел на Барнели, и понял, что тот тоже встревоженно смотрит на тень, не отводит от неё взгляда.

Они даже не поняли, как оказались в другом месте, но, когда сообразили, где находятся, и что происходит, эмоции у всех зашкаливали.

— О, нет, — выдохнул Гарри, — скажите, что это не то, о чём я подумал! Я смотрю на сестру, а вижу Блейза, и… и… лучше бы мне не видеть, что творится.

— О, нет, — простонал Рон, — я не хочу видеть голого Малфоя, я закрою глаза, меня сейчас вырвет!

— О, нет! — визгливо вскрикнула Гермиона, закрывая уши. — А с ней он кричит, значит. Чёртова слизеринская скотина!

— Какая гармония молодости! — улыбнулся Барнели, наблюдая, как пытается отдышаться растерянный, взлохмаченный Драко, по тощему телу которого градом лил пот. — Какая феерия чувств!

Рон посмотрел на старика таким взглядом, точно только что разочаровался в Мерлине. Но тот продолжал весело улыбаясь, наблюдая сцену, которую все вокруг меньше всего хотели бы наблюдать.

— С днём рождения, малыш Драко, — Эсти усмехнулась, чмокнула своего юного любовника в нос, покрытый испариной, — ещё два года — и будешь полноценным волшебником.

— В пятнадцать лет! — сжав зубы, застонала Гермиона. — Скот!

— Как будто бы сейчас неполноценный — тяжело дыша, буркнул Драко.

— Более чем — продолжала издевательски улыбаться Эсти, и вылезла из кровати. Рон с Гарри ахнули.

Она как раз натягивала бельё, когда Малфой, наконец, нашел силы, чтобы сесть на постели, и натянуть одеяло до самого носа.

— В следующий раз, — растерянно сказал он, — не могла бы ты прыгать чуть меньше? Ты мне чуть все кости не сломала.

— В следующий раз? — она повернула к нему свою кучерявую голову, и изумлённо посмотрела на него. — Ты считаешь, он будет?

— Почему нет? — повёл плечами Драко.

— Я выхожу замуж. Забыл?

— В октябре, напомню, — возразил Драко, — сейчас июнь. Тебе, кстати, очень повезло, что экзамены в Хогвартсе отменили. А то я бы вернулся домой только в июле, а ты бы скучала.

Он усмехался.

— Драко, — как можно более беззаботно, старалась ответить девушка, — я помолвлена, и в октябре у меня свадьба.

— Я не собираюсь красть тебя из-под венца.

— Я люблю Карла.

— Не сомневаюсь, — кивнул Драко, лениво растянувшись на подушках и переворачиваясь на живот, — но на твою любовь я не претендую.

— Ладно-ладно, — она потрепала Драко по щеке, — разобрались, лапочка Драко. — В следующий раз я постараюсь быть менее… эмоциональной. И, кстати, если тебе хочется стонать, лучше стони. А то ты слишком сосредоточено пыхтишь, когда сдерживаешься. Это мешает.

Драко ничего не ответил, только показал ей язык. Она вышла, оставив его одного.

Рон постоянно дёргался, с ужасом ожидая момента, когда же Малфой соизволит встать, чтобы одеться. Боялся, что не успеет закрыть глаза, и «увидит то, что хочет видеть меньше всего на свете». Драко же, словно услышав его крики, просьбы и мольбы, подниматься на ноги не спешил, наоборот, лениво развалился на смятой постели, греясь под одеялом.

— Эта девица была бы рада услышать, — сердито, плотно сжав зубы, прошипела Гермиона, — что Малфой её рекомендацию выполнил.

— Что? — спросил Рон, уставившись на подругу.

Гарри понял, о чём она говорит, и густо покраснел.

Гермиона внимательно посмотрела на улыбающегося, мечтательного Барнели. Гарри был готов поспорить на всё своё золото в Гринготсе, что она собирается спросить старика, когда закончится этот цирк, и они уйдут отсюда. Однако их внимание привлекло кое-что другое, и заставило забыть о той неловкой сцене, свидетелями которой они только что стали. Из зеркала на Драко смотрел юный Слизерин. Поскольку Драко валялся на животе и не мог его видеть, тот деликатно кашлянул.

Драко подскочил, нервно оглядываясь по сторонам и, высунув из-под одеяла руку, подхватил лежащую на прикроватной тумбочке палочку.

— Кто здесь? — напряжённо спросил он.

— Палочка не поможет, Драко, — глухо заговорил Снейкиус. — Я здесь. Пришёл поговорить с тобой, в последний раз перед тем, как тебя уничтожу. Посмотри в зеркало.

— Что происходит? — спросил смертельно бледный Рон.

— Профессор, я думаю, что Слизерин так влияет на личность Драко, что уже пробрался в его воспоминания и стал частью его самого, — путано, запинаясь, сказала Гермиона, — это так?

— Увы, да, — сказал Барнели, и кивнул, — случилось то, чего я боялся. Слизерин полностью поглотил и сознание, и подсознание юного мистера Малфоя, и, возможно, когда мы вернёмся, уже некого будет спасать.

— Но что делать? — спросил Гарри. — Можно ли как-нибудь забрать этого Малфоя отсюда?

— Не говори глупостей, Гарри, — отрезала Гермиона, — этот Малфой — воспоминание. Это невозможно.

— Если он воспоминание, то почему видит Слизерина? — продолжал допытываться Гарри.

— Потому что он захватил сознание и подсознание Драко, я ведь сказала, — фыркнула Гермиона, — что не ясно?

Гарри ничего не понял. Но подумал, что сейчас не лучшее время для расспросов.

— Нам нужна срочная подмога, — сказал Барнели, взмыв вверх руку с палочкой, из которой сыпались искры, — я связываюсь с Дамблдором. Гермиона, ты отправляешься в Круглую комнату. Передай Малфоям, чтобы они постоянно разговаривали с Драко, взывали к нему. И сама делай это.

Он сильно толкнул её в спину, и Гермиона упала, чувствуя, как опять проваливается во мглу. Она почти ослепла, в горле стоял ком, а по лицу текли слёзы.

— Я сделала всё, что могла, милая Гермиона, — словно сквозь шум ветра услышала она голос Милисент рядом с собой, — но бесполезно. Прости. Похоже, вы с Драко проиграли.

========== Часть 64 ==========

Тёмная бездна затягивала, а могильный мрак палил воспалённые глаза. Всё, что происходило нынче, Гермиона видела сквозь пелену слёз, сквозь поток, непрерывно льющийся по щекам.

Драко был бледен, точно невесомость, и, чтобы услышать, как он дышит, приходилось склоняться к его плотно сомкнутым губам. Рука обвисла и свисала с кровати. Он больше не открывал глаз и не подавал признаков жизни, разве что иногда тихо хрипел. Никаких реакций тоже не было. Гермиона упорно пыталась их вызвать, сжимала его руку, гладила пальцы, ласково проводила ладонью по волосам. Ничего. Он был не здесь и не сейчас, он был где-то далеко, а она не знала, как его вернуть.

Вошёл Невилл с целым кувшином зелья. Встав возле постели, он осторожно сказал, запнувшись:

— Слушай, Стебль и Спраут говорили, что это придаст ему сил. Попробуй помочить ему губы.

— Разве это не то зелье, которое мы должны выпить при изгнании? — с сомнением спросила Гермиона.

— Нет, — холодно отозвался Снейп, и Гермиона вздрогнула, — оно у меня.

— Ладно.

Она попробовала взять кувшин у Невилла, но руки не слушались. Кувшин пошатнулся и разбился бы, если бы не смекалка Невилла, что вовремя подхватил его. Гермиона выдохнула.

— Давайте я возьму, мистер Лонгботтом, — уставшим, измученным тоном, сказала миссис Малфой, — благодарю вас.

Невилл, покраснев, кивнул. Протянул ей кувшин. Нарцисса взяла его, достала из кармана мантии белоснежный платок и стала тщательно мочить его в зелье.

— Ты обещал мне бороться, Драко, — тихо вздохнула Гермиона, чувствуя, как капают на руки горячие слёзы, — ты обещал. Пожалуйста. Не позволяй себе поверить в то, что всё, что мы испытали — ложь.

Острый холодный взгляд мгновенно остановился на её лице, взгляд, который мог принадлежать только одному человеку в этой комнате. Но, когда Гермиона подняла глаза, мистер Малфой уже отвернулся и невидящим взором пялился в окно. А за окном становилось всё светлее, и две луны всё слаще сплетались в объятьях друг друга.

Драко снова что-то тихо прохрипел. Миссис Малфой замерла с зельем у его рта и пронзительно вскрикнула, когда его подбросило на подушках. Крупная дрожь сменилась мелкой, по телу побежали мурашки и пот.

— Драко! — позвала она, пока Гермиона во все глаза смотрела на него. — Ты меня слышишь? Сынок?

Ничего. Он только продолжал покрываться потом, хотя больше не дрожал. Вздохнув, Нарцисса вновь приложила платок, пропитанный зельем, к его губам. Гермиона застыла, пялясь в окно. Так хотелось сделать что-то ужасное. Применить круцио, чтобы этому ублюдку, захватившему Драко, было нестерпимо больно, например. Она тут же одёрнула себя. Нет. Так нельзя. Если она это сделает, то больно будет Драко. Она верила — он что-то чувствует. Должен был что-то чувствовать, непременно.

Она посмотрела на Невилла. Намерено или нет, но прочла его мысли. Он думал о том же, что и она. И ужасно стеснялся этих мыслей.

— Я тоже об этом подумала — сказала она, желая его успокоить.

— Прости.

— Ничего. Снейкиус этого заслуживает.

— Я вообще не имел права такое думать. Мои родители сошли с ума из-за этого заклятья, а я… Никто не заслуживает подобного.

— Не кори себя, — перебила Гермиона, — если бы я знала, что от этого не пострадает Драко, я бы убила этого ублюдка Слизерина.

Невилл кивнул и опустил голову.

Нарцисса храбрилась, не позволяла себе отчаиваться, постоянно смачивала губы Драко зельем, ни на миг не опуская рук. Она не сдавалась, а вот её супруг, кажется, потерял остатки терпения.

— Северус, — обратился он к единственному человеку в комнате, которому, похоже, мог доверять, — сколько нам ещё смотреть на муки сына? Кто-нибудь собирается что-то делать, или так и будем ждать непонятно чего?

— Мы делаем, Люциус, — отчеканил Снейп, — не бездействуем.

— Ты хочешь, чтобы я поверил, что Поттера и этого сына предателей крови интересует спасение Драко?

— С ними Барнели.

— Какой-то старик, который дружил с теми, кто мучает Драко сейчас, может быть заинтересован в том, чтобы Драко убить — предположил мистер Малфой, и Гермиона, к своему стыду, сочла предпочтение разумным. Она так и не смогла по-настоящему доверять Барнели.

— Он заинтересован в том, чтобы вытащить Драко, — упорно настаивал на своём Снейп, — не драматизируй.

— Если бы у тебя были дети, Северус, — ледяным тоном отозвался Малфой-старший, — я бы послушал, что бы сказал ты.

Снейп ничего не ответил, но на миг его лицо стало похоже на болезненную гримасу.

Драко снова начало подкидывать вверх и на этот раз, увы, это был не единичный приступ. Его истязало болью, он кричал, а изо рта, вперемешку с пеной, шла кровь. Нарцисса напрасно пыталась удержать его, хватая за руки, напрасно взывала к нему. Гермиона водила глазами по комнате в поисках подсказки. И они сыпались на неё с ошеломляющей быстротой. Профессор Флитвик мужественно направлял палочку на зеркало, перед которым сидел всё это время, целясь всё более чётко проявляющемуся в нём Снейкиусу в глаз. Стекло трещало, но не разбивалось, профессор крепко держал оборону. Драко метался в судорогах, которые теперь стали похожи на мелкий озноб. Но до него, кроме родителей, никому не было особого дела, потому что все были заняты куда более важной проблемой. Не добившись ничего от зеркала, призрак стучал в стекло.

Вскочив, Гермиона приготовила палочку, хотя с ужасающей болью понимала, как она сейчас бесполезна. То же самое сделал отец Драко. Он совершенно потерял самообладание, и по его лицу ходили желваки. Окно внезапно обратилось в птицу, а птица — в стол. Гермиона поняла, что это была работа Макгонагалл, которая применила пару заклятий, вероятно, несколькими неделями раньше. На этом её влияние не закончилось. Призрак Слизерина, с каждой минутой приобретающий всё более материальный вид, бился в стол, рвался на гору, падал на кресло, и постоянно шептал что-то, стремясь обойти заклинания. А потом исчез.

Тишина, тут же установившаяся в комнате, была удручающей. Больной. Нервной.

— Должна ли я сделать что-нибудь ещё, Альбус? — спросила Макгонагалл, смотря на директора с абсолютным спокойствием, словно ничего не происходило. — Можно оживить статуи. Подозреваю, они задержат сына Слизерина.

— Нет, — Дамблдор встал, спокойный, нерушимый, точно скала, — я знаю, Минерва, как ты мечтаешь применить это заклинание, но, уверяю, у тебя ещё будет такая возможность. Сейчас, когда Слизерин прорвал оборону, его нужно впустить. Мы должны поговорить с ним.

— Поговорить? — процедил мистер Малфой. — Ты, Дамблдор, совсем ума лишился, раз предлагаешь разговаривать с призраком, который намерен убить сына и забрать, как я знаю, лучшую ученицу вашей школы.

Гермиона с удивлением посмотрела на него. Странно было уже то, что он вспомнил о ней.

— Смею полагать, Люциус, я хороший переговорщик, — спокойно сказал Дамблдор, отворачиваясь от него, но посмотрев теперь на Нарциссу, — нет более сильного чувства, чем любовь. Благодаря любви и жертве своей матери Гарри выжил, а Волдеморт был вынужден влачить жалкое существование десяток лет. Я уверен, Нарцисса, что ты найдёшь самые лучшие слова, чтобы убедить Слизерина оставить твоего сына и попытки вернуться в мир, который больше не принадлежит ему. Миссис Малфой молча кивнула. Глаза её покраснели от слёз.

Высокая, сутулая фигура Барнели сперва показалась в окне, а затем оттуда, разбив стекло, выпали он, Рон и Гарри. Заметив, что Рон ранен, и сжимает хвост пронзительно кричащего Фоукса в руках, Гермиона кинулась к нему.

— Слизерин, — запыхавшись, объяснил Гарри, — поранил его ножом. Но Рону удалось увернуться, ничего серьезного. Фоукс уже почти залечил рану.

Феникс, которого Дамблдор отправил на подмогу, едва Гермиона вернулась сюда из прошлого Драко, вскрикнул снова, и, взлетев вверх, сел Дамблдору на плечо.

— Рон, — взволнованно похлопала его по плечу Гермиона, — тебе нужно в больницу.

— Потом, Гермиона, — скривившись, Рон сел, потрогав стремительно затягивающийся бок, — я уверен, что это только пара шрамов. Фоукс меня исцелил, а этот Слизерин настоящий псих.

— Как себя чувствуешь? Ты уверен, что всё в порядке?

— Да, — кивнул он, — всё хорошо. Не паникуй. Бойся лучше за своего Малфоя, кажись, ему сейчас хуже.

Он показал глазами на кровать, где бился в конвульсиях Драко, то открывая, то закрывая рот. Он открыл глаза, но взгляд был абсолютно безумен и устремлён в никуда.

Старик Барнели, что бросился к кувшину с водой, наконец, насытил свою жажду. Повернулся к Люциусу.

— У меня не очень приятная новость, — запнувшись, сказал он, — но, возможно, тебе придётся пожертвовать собой, когда Снейкиус будет пытаться забрать твоего сына. Я не думаю, что мы допустим этого, просто будь готов, Люциус.

— Я готов — кивнул старший Малфой.

— Хорошо. Нарцисса, попробуй убедить Снейкиуса, как мать. У него никогда не было матери, она умерла, рожая его. Но, возможно, он тебя послушает, поверит своему сердцу, а не своей чёрной душе.

Миссис Малфой кивнула, поцеловав Драко в висок. Тот с хрипом дышал, метясь на кровати.

— Гермиона, детка, иди в круг, садись. Старайся не выходить из него без крайней потребности. Через огонь Снейкиус не переступит, его отбросит назад, но огонь защитит тебя от него и скроет Милисент в тебе.

Уставшая, на ватных ногах, Гермиона поплелась в круг.

— Я знаю, что вы не уйдёте, — с улыбкой продолжил Барнели, глядя на Рона и Гарри, — но вам безопаснее будет выйти. Оставайтесь под дверью. Можете надеть плащ.

— Но Гермиона! — начал Рон.

— Да, мы её не оставим! — поддержал его Гарри.

— Если вы не сделаете этого, — отрезала Гермиона, — он убьет вас первыми. Идите. Я справлюсь. Я не хочу потерять друзей.

Переглянувшись, парни вышли. Рон постоянно бубнил, что Гермиона совершает ошибку, и что он ненавидит весь Слизерин оптом. Она видела, как Гарри достал из кармана плащ-невидимку. Невилл тоже вышел с ними.

Лагримус, тем временем, спокойно обвёл взглядом преподавателей, каждый из которых был настроен весьма воинственно.

— Не думаю, что дойдёт до этого, но вы должны будете готовы в любой момент дать отпор. Вы это сами знаете, но на всякий случай, для успокоения совести, я обязан был предупредить.

Профессор Макгонагалл кивнула, похоже, за всех.

— Что ж, — Дамблдор сложил на груди руки, и его длинные пальцы переплелись, — Минерва, думаю, пора позволить настойчиво требующему нашего внимания сыну основателя себя послушать.

Она мигом опустила палочку.

— Пригнитесь! — раздался холодный голос Барнели, и, едва все успели это сделать, зеркало, оконное стекло и даже кувшин, из которого так жадно только что пил Лагримус, треснуло. Вой ветра смешался с пронзительным хохотом, истеричным вскриком Драко, которого снова подборосило на кровати едва ли не до потолка, и тихим стоном Гермионы.

Перед ними, почти в человеческом обличье, хоть и бледнее, стоял, пошатываясь потомок Слизерина. Он отряхнул свои застаревшие одежды от остатков следа и горделиво посмотрел на собравшихся в комнате людей. Но лишь от взгляда, обращённого к ней, Гермиона вздрогнула. Похоже, она была единственной, кто интересовал его сейчас.

Стало ясно, что просто так он её в покое не оставит.

========== Часть 65 ==========

В круге было холодно и страшно. Гермиону бил озноб, но пронизывал холод. Дышать было так тяжело, точно на грудь навалили камней. Она плохо видела всё, происходящее в комнате, потому что глаза болели, пекли, были устланы пеленой, а голова кружилась, так что ей казалось, что комната движется. Полумрак свечей, приглушённые голоса людей, мрачность стен — всё на неё давило. По щекам лились потоки жгучих слёз, но Гермиона, искусавшая губы в кровь, так, что те пекли, вряд ли это понимала. Она сидела в кругу, раскачиваясь, по очереди произнося имя то Снейкиуса, то Драко, а то — внезапно — звала себя же, будто боялась, что забудет, как звучит её имя.

Скорее по звукам голосов, нежели глазами, она поняла, что все преподаватели окружили её, и теперь круг сомкнулся. Он был плотным, а свет палочек, который отливал в окне среди блеска двуликой луны, что уже начала убывать, делал это сборище довольно воинственным. Слизерину, впрочем, было плевать. Он шёл к ней, был всё ближе и ближе, игнорируя целый отряд готовых сражаться учителей, побагровевшего мистера Малфоя, который в любой момент готов был броситься на него, и его плачущую супругу, чьи щёки тоже были устланы россыпью слёз.

Слизерин шёл к ней, потому что видел и чувствовал Милисент.

— Мили? — тихо, со щемящей нежностью в голосе, позвал он, когда они поравнялись. Он ещё не полностью проявился, его лицо было точно в тумане, и на нём, как два крупных пятна, выделялись огромные, воспалённые, словно после бессонных ночей, глаза. — Мили, ты меня слышишь? Ответь мне. Я знаю, что ты здесь.

Гермиона лишь крепче вцепилась пальцами в колени, зная, что оставит синяки. Голова туманилась, все мысли кружились, будто на аттракционе. Только тоненький голосок внутри, как будто принадлежащий маленькой девочке, говорил ей, что не стоит никак реагировать на его призывы. Последнее и было самым сложным — каждый раз, когда он обращался к ней, произносил её имя, внутри всё замирало, а потом заливалось сладкой песней. Милисент боролась в ней, с ней, мечтая выпорхнуть на волю, словно птица в причудливой клетке.

— Мили? — снова прошептал Снейкиус, подходя так близко, что на шее остался поцелуй его ледяного прикосновения. — Ты меня слышишь? Ты здесь?

Гермиона хотела его оттолкнуть, из последних сил показать ему, что она не собирается сдаваться, снова жертвовать собой, но вместо того судорожно схватила его за руку и крепко сжала пальцы. Они, впрочем, тут же выскользнули из её рук, ледяные и безжизненные, как у трупа.

— Мили, — та часть его лица, которая имела подобие человеческой, осветилась неподдельно счастливой улыбкой, — я знал, что ты услышишь меня. Ещё совсем немного — и мы будем свободными.

— Оставь в покое девочку — как будто со стороны услышала Гермиона голос Макгонагалл, но не могла разглядеть её лица.

Она испугалась, что Снейкиус попытается сделать что-то дурное, но он лишь умолял: — Прошу, оставьте нас. Мы не разговаривали целую вечность. Она не слышала, возразил ли ему кто-нибудь.

Подойдя ближе, он попросил её выйти из круга. Как бы не цеплялась Гермиона за осколки своего сознания, ничего не вышло. Милисент неуверенно ступила вперёд. Огненный круг остался чуть позади неё.

— Милисент, — шептал Снейкиус, и те жалкие крохи, что ещё оставались в Гермионе, понимали, что он не дышит, — ты здесь. Со мной. Молю, продержись ещё пару минут, и мы будем счастливы. Нам это нужно.

Кажется, она покачала головой.

— Не отрицай, милая, — мягко продолжил Слизерин, — мы заслужили это. Вытолкни грязнокровку из своего сознания. Оно теперь принадлежит тебе. Мальчишка, — он показал глазами на кровать, где лежал Драко, — уже сдался.

При этих словах миссис Малфой оглушительно вскрикнула. Голову будто охватил пожар, но всё тело трясло от холода. Внутри поселился ужас.

— Мили, — голос его был по-прежнему нежен, — прошу, поговори со мной. Я знаю, ты меня слышишь. Грязнокровка ушла. Они не могут победить нашу с тобой любовь. Ты же видишь.

Тихий, чужой стон сорвался с губ.

— Я помню, ты говорила, что мы должны остановиться, — глухо продолжал Снейкиус, пожирая её глазами, — дать им шанс. Мы дали, Милисент. И они проиграли. Я сделал всё, как ты просила. Теперь послушай меня, милая. Любовь моя, вытолкни грязнокровку из своего сознания — и мы будем вместе всегда. Как и мечтали, помнишь?

Гермиона не хотела отвечать, но голова сама по себе закачалась, точно болванчик. Она слабо кивнула.

— Пожалуйста, Мили, — он почти ворковал, уговаривая, — послушай меня. Всё кончено с ними, а для нас всё только начинается. Мы договорились друг другу верить. Поверь мне. Они не любят друг друга, они ничего не стоят. Пора с ними заканчивать.

Странный вскрик сорвался с губ, а потом пришло равнодушное оцепенение. Оно мгновенно сковало всё тело, каждую клетку. Тишина становилась гнетущей. Поднеся к лицу тяжёлые руки, Гермиона закрыла ладонями рот. Она не знала, то ли Милисент сама отказывается разговаривать, то ли она пытается помешать себе наговорить глупостей.

— Мили, — продолжал её нежно звать Снейкиус, — прошу. Пожалуйста. Умоляю…

Она стала сопеть, как человек, что вот-вот уснёт, и совершенно перестала чувствовать что-либо. Слова, запахи, звуки, картины — всё слилось в одно сплошное пятно, и она не могла ничего различить.

Надколотый, точно старая чашка, голос миссис Малфой она слышала словно издалека, так, будто он звучал в другой комнате.

— У неё есть родители, — просто сказала она, — и у Драко тоже. Что скажет мать девочки, когда будет хоронить ребёнка? Или нет… Она ведь даже похоронить её не сможет. Формально Гермиона останется жива, но в ней не будет ничего, что всегда ей принадлежало. Ты думал о том, каково это знать матери — видеть каждый день своегоребёнка, и знать, что это — не он?

— Я не думаю, — холодно чеканил Слизерин, — что нуждаюсь в ваших нотациях.

— Ты не думаешь, да, — горько кивнула Нарцисса, — я это вижу.

Снова тишина, во время которой потомок Слизерина сверлил Гермиону глазами, а та боролась с чужими, полными сладкой неги, воспоминаниями об ушедшей, прерванной любви.

— Драко родился таким слабым, — продолжала миссис Малфой, так, точно говорила сама с собой, — ночью, в грозу. За полторы недели до положенного срока. Первые секунды он не дышал, и я… мы все боялись, что так и останется. В больнице сказали, что он будет болезненным. Первый месяц прошёл ужасно. Он почти постоянно плакал, я не смыкала глаз. Боялась, что усну, а он умрёт. Потом он это перерос, и к двум годам был совершенно здоровым мальчиком. Но эти первые полтора года кошмара… Я не забуду никогда. Я именно тогда решила, что хватит с меня детей, хотя Люциусу хотелось бы иметь ещё и дочь, — (отец Драко при этих словах вздохнул), — но тебе же плевать, правда, Слизерин? Что тебе до чужих чувств, когда твои требуют выхода?

Со стороны кровати раздался глухой стон. Гермиона повернула свинцовую голову, чтобы увидеть, как Драко колотит озноб.

— Это прошлое, — подумав немного, отозвался сын Слизерина, — теперь есть будущее. Оно принадлежит мне.

— Да, — горько кивнула Нарцисса, — потому что ты так решил. Ты так захотел. Ты бы сделал это давно, но, видишь ли, Северуса некому было защитить от тебя. Или просто любовь к нему Лили оказалась недостаточно сильной?

Гермиона не расслышала, что ещё говорила миссис Малфой. В ушах её буйствовал ультразвук, визжа и перекрывая все другие звуки. Лишь через несколько минут она вновь обрела способность слышать.

— Их любовь, — насмешливым тоном говорил Слизерин, — хилая и слабая, как цветок на ветру. Она только зарождается и не вынесет даже малейшего ветра. А мы с Милисент любим друг друга целую вечность. И вы хотите сказать, что ради этого призрачного шанса дать им быть счастливыми вместе, шанса, которым они всё равно не воспользуются, мы должны уступить? Так уже было однажды, с нас хватит. Скажи им, Милисент. Скажи, что ты любишь меня тоже, что я тебе нужен.

— Вижу, Снейкиус, — услышала Гермиона сквозь плотную пелену голос Дамблдора, неизменно спокойный, — ты так и не понял, что есть ещё одна любовь, абсолютная, истинная, куда более сильная, чем романтическая. Что же, тот, кто прислал тебя сюда, никогда не понимал и недооценивал силу материнской любви. Когда мать любит ребёнка, она просто любит, Снейкиус. За то, что он дышит и существует. Об этой любви ты не подумал? Верно?

— Я… — Снейкиус замялся и отступил на шаг.

— Конечно, не подумал, — кажется, Дамблдор улыбался, — ты сам её не испытывал. А тот, кто давал наставления тебе, соблазняя ещё одним шансом, говоря, что в этот раз всё абсолютно точно получится, тоже не знал, что такое, когда мать любит своё дитя. Удивительная штука — судьба. Порой сыновья благородных волшебников и сыновья подонков так похожи. Не думаешь, Снейкиус?

— Я знаю, что вы делаете, — зашипел сын Слизерина, — он предупреждал меня об этом. Прекратите ваши игры, Дамблдор, вы проиграли.

— Я? — кажется, в голосе прозвучало удивление. — Я не мог проиграть, Снейкиус, потому что, в отличии от тебя, я не играл. А ты заигрался. Послушал какого-то волшебника, который называет себя потомком твоего отца. Послушал маглорожденного, хотя других презирал. Исполняешь его указания, пляшешь под его дудку. Что бы, интересно знать, сказал на это твой отец? Не думаю, что он бы обрадовался.

— Мне всё равно, — огрызнулся Снейкиус и опустился перед Гермионой на колени, — Милисент, прошу, оставь сомнения. Иди ко мне. Позволь мне нас освободить, пока ещё есть время, и мы уйдём. И будем счастливыми. Обещаю.

Он шагнул навстречу кровати, но был отвергнут ярким пламенем, что вырвалось из кончика волшебной палочки миссис Малфой.

— Я не отдам тебе сына, — сцепив зубы, сказала она, — ни за что. Чтобы забрать его, тебе сперва нужно уничтожить меня. Опустишься до убийства, сын Слизерина?

Снейкиус замялся и остановился в шаге от женщины, нерешительно покачиваясь на нетвёрдых ногах. Драко в этот момент сердито и часто засопел, как будто понимал, что происходит.

— Милисент, — на глаза младшего Слизерина накатились слёзы, — прошу, не заставляй меня делать ничего ужасного. Не доводи до этого. Давай просто уйдём. Иди ко мне, любимая. Я тебя жду. Очень.

Он протянул навстречу к ней руки. Гермиона больше не помнила себя, не слышала, а будто наблюдала со стороны, как Милисент шагает к любимому, как падает в его объятья, обвивается вокруг его шеи, тянется за ним, покрывает поцелуями его волосы, лицо и губы.

И вдруг, когда он уже улыбнулся, притягивая её к себе покрепче, Милисент погладила его по щеке, а потом тихо и твёрдо сказала:

— Отступи, Снейкиус. Прошу. Умоляю.

— Но…

— Пожалуйста, Снейкиус, — она снова нежно его поцеловала в краюшек губ, — я прошу. Я любила хоть и сложного, но благородного парня. Который не был ни убийцей, ни вором, ни насильником. И посмотри на нас сейчас? Где мы очутились, до чего докатились? Как мы дошли до этого, Снейкиус? Разве мы этого хотели? Разве наша любовь стоит того, чтобы убивать за неё тех, кто ни в чём не виноват?

— Но… — опять повторил он, растерянный и смертельно бледный.

Мили нежно целовала его волосы, накручивая светлые локоны на палец.

— Мы не этого хотели, Снейкиус, — говорила она так, будто напевала колыбельную, — ты сам знаешь. Мы не хотели быть убийцами и насильниками. Не хотели идти по головам. Любовь — это сильное чувство, но не разрушающее. Ничто в мире не стоит разрушенных жизней. Отступись, я прошу тебя. И тогда мы, наконец, обретём покой. Вместе.

— Мили, — на глазах у него заблестели слёзы, — как же я могу потерять тебя снова? Пожалуйста, прошу тебя, Мили… Это наш шанс!

— Нет, — она смотрела с мягкой нежностью в его полные боли глаза, — не наш. Мы свой упустили, когда сдались и убили себя. Это их шанс. Мы не можем их его лишить.

— Зачем ты думаешь о других, любимая? — отчаянно спросил Снейкиус, — О нас никто не подумал — и посмотри, к чему мы пришли.

Поднеся его руку к губам, Милисент нежно коснулась пальцев.

— Родители Драко здесь. И у Гермионы тоже есть родители. Ты их никогда не видел, но они есть. Им будет больно потерять дочь. Знать, что она, вроде как, жива, но больше не принадлежит себе. Снейкиус, это хуже смерти. Это подобно пытке. Ты знаешь, каково это — скитаться. Мы живём так сотни веков. А теперь ты хочешь обречь на такое жалкое существование других? Детей, что тебе ничего дурного не сделали? Опомнись, Снейкиус, умоляю. Ты не такой. Ты не жестокий. Ни одна даже самая огромная любовь не стоит того, чтобы делать такое. Любовь не нуждается в жертвоприношениях.

— Я просто хочу быть с тобой, — горячо прошептал он, прижимаясь своим лбом к её лбу, — любимая.

— И ради этого ты убьёшь двоих людей? Детей, что только в самом начале пути? Которые едва-едва позволили себе влюбиться и любить друг друга? Ты действительно пойдёшь на это, Снейкиус? Подумай. Разве ты такой? Разве не благородного и сильного юношу я знала и любила когда-то? И сейчас люблю, до сих пор?

— Мили, — поток слёз застилал Слизерину глаза, — но ведь мы так мечтали… И вот он — шанс, ещё один. Последний.

— Не все мечты сбываются, Снейкиус — продолжая нежно гладить его по волосам, прошептала она, — наша несбыточна, но мы всё ещё можем позволить мечтать и осуществлять свои мечты другим людям.

— Почему, — шептал он, до крови кусая губы, — почему я должен думать о них? Никто не подумал обо мне. Всем было плевать, когда нам с тобой было больно.

— Если не хочешь думать о Драко и Гермионе, — её ладонь переместилась ему на спину, удобно устроившись там, — то подумай о матерях тех детей, которых ты намерен убить, лишив личности. У тебя не было матери, но она погибла, когда дала тебе жизнь. Так всегда бывает, Снейкиус. Есть только одна любовь, что самая сильная на свете — любовь матери к своему ребёнку. Мы уничтожим сознание Драко и Гермионы, а их родители никогда больше их не увидят, не обнимут, не поговорят с ними. Ты знаешь, каково это — мечтать о материнских объятьях. Я знаю, как это — рано потерять маму. Так разве мы позволим, чтобы такое случилось по нашей вине?

Молчание было тяжёлым и тягучим.

— Ты предлагаешь сдаться? — наконец, хмуро спросил Снейкиус, впрочем, не разнимая их нежных объятий.

— Я предлагаю обрести, наконец, покой. Покой — это тоже счастье. Особенно, когда долго его ищешь, но не можешь найти.

Они обменялись долгими, полными любви, взглядами. А потом Слизерин впился в губы возлюбленной жадным поцелуем, на котором остались следы слёз. Гермиона, на миг почувствовавшая, как возвращается сознание, ощутила также и сотни маленьких иголок, что приятно впивались в её тело в этот момент. Слизерин не отпускал руки любимой и тяжело, как человек, что только что бежал, дышал.

— Это конец, Мили? — шептал он горячо в самые её губы. — Правда, любимая? Вот так всё закончится?

— Это — начало, — она погладила его по щеке, — не упрямься, прошу. Давай выпьем зелье, и мы будем спокойны, свободны, и счастливы, может быть, в иной жизни. Прошу, дорогой.

— Почему так? — отчаянно спрашивал он. — Почему мы теперь не можем быть счастливы?

— Нельзя быть счастливыми на руинах горя других людей, — спокойно ответила Милисент, хоть в её голос и закрался голос Гермионы, — ты сам говорил мне об этом много раз.

Она подарила ему ещё один поцелуй, и, улыбаясь, со светлой грустью в глазах, произнесла:

— Я знаю, что ты упрям. Но не упрямься сейчас, любимый. Давай выпьем зелье.

Кто-то подошёл к ним, хотя Гермиона, ничего, кроме Снейкиуса не видевшая, не могла разглядеть, кто. Словно наблюдая за собой со стороны, она увидела, как рука потянулась к зелью, взяла бутылочку, а потом, на ватных ногах, она отправилась в круг снова, ведя за собой Слизерина.

— Я люблю тебя, — прошептал он, срывая с её губ последний поцелуй, — и всегда буду.

Залпом он выпил зелье, до дна, и, точно клубы дыма, растворился в воздухе, мгновенно заполненной паром.

— И я тебя люблю — утерев слёзы, сказала Милисент, а потом тоже выпила зелье до дна.

Истеричный крик Драко буквально заполнил комнату, и, словно в тумане, Гермиона услышала свой собственный, но сильно охрипший, голос. Она тоже кричала. Последнее, что она увидела, прежде чем снова пропасть в небытие — как Снейкиус и Милисент уходят в зеркало, откуда пришли, крепко держась за руки, а профессор Флитвик поднимает вверх волшебную палочку. А потом в глаза ударил яркий свет, комната поплыла и исчезла, уступив место глубокой тёмной бездне.

========== Часть 66 ==========

Тёплый летний свет ласково струился в окна. Солнечные зайчики прыгали по занавескам, оставляя светящиеся следы, целуя спину. Сонно вздохнув, Гермиона открыла глаза. Солнце тут же ударило в лицо, заставляя поморщится. Она застонала.

— Она очнулась! — послышался голос Рона.

— Наконец-то! — с облегчением выдохнул Гарри. — Гермиона, как ты?

Гермиона повела глазами, осмотрела комнату. Она была в комнате, которую никогда раньше не видела, но, учитывая, что обставлена та была именно так, как её обставила бы она сама, Гермиона догадалась — они в Выручай-комнате. Рон сидел в кресле, таком же, как в гриффиндорской гостиной, возле её кровати, с книгой в руках, а Гарри — на стуле чуть поодаль.

— Нормально, — сказала она почти обычным, разве что, немного сонным голосом, — я долго спала?

— Почти три дня. Сейчас вечер понедельника.

— Мерлин! — она подхватилась на постели, несмотря на попытки Рона её удержать. — До экзаменов осталось меньше недели! Я столько всего пропустила, была такой невнимательной. Мне нужно заниматься!

— Гермиона, — мягко возразил Гарри, — профессор Макгонагалл говорит, что ты всё ещё имеешь право не сдавать экзамены, учитывая то, что случилось.

— Нет! — горячо возразила она. — Ни за что! Я сдам!

— Только ты можешь отказаться от такой возможности, — ворчливо заметил Рон, переворачивая страницу книги, — кто бы нас с Гарри от экзаменов освободил.

Она поводила глазами по комнате снова. Последние события, которые могла вспомнить, возвращались к ней, наполняя воспоминаниями голову.

— Что произошло, — спросила она непривычно робко, — пока я спала?

— Что последнее ты помнишь? — уточнил Гарри.

— Как мать Драко рассказывала, что он родился слабым — добыла из себя воспоминание Гермиона. Это было не так уж просто, и сразу же разболелась голова. Она снова легла на подушки.

— Если кратко, — вздохнул Гарри, — то Милисент и Снейкиус выпили зелье, ушли, и Флитвик запечатал их в зеркале. Его обещали уничтожить, вынести за пределы школы. Барнели провёл ритуал, вы с Малфоем вернулись, и ты уснула.

Драко. Она только теперь поняла, что не знает, где он, что с ним, и чем закончилась его противостояние с младшим Слизерином.

— А… — начала она, запинаясь.

— Малфоя увезли родители, — пояснил Рон, — в фамильной карете. Она стоит дороже, чем всё наше имущество. Он был в паршивом состоянии, но, вроде, соображал, кто он есть.

— Он сказал, — Гарри неловко запнулся, — что пришлёт тебе сову.

Гермиона кивнула. В сердце словно разлилось что-то тёплое, но она чувствовала себя слишком уставшей, чтобы пытаться анализировать.

— А учителя, Дамблдор, — с беспокойством спросила она, — с ними всё в порядке?

— Да, всё нормально, — ответил Гарри, — но Барнели умер. Как и говорил, помнишь? Он ушёл вслед за детьми основателей, но не сквозь зеркало. Он лишился сил, когда провёл обряд. Мы не видели, как он это делал, но слышали много заклинаний на каком-то непонятном языке. Он произнёс и на змеином, но только одно слово — «Уходи». Когда мы вошли, он был уже мёртв. Его тело лежало на полу, а в окне мы видели как будто его призрак, который отдаляется в сторону теплиц. Дамблдор говорит, что теперь он будет хранителем Хогвартса, он сам так решил. Это была его последняя воля.

Умер. Гермиона понимала, что смерть — это освобождение, когда живёшь бесконечно долго, да ещё и будучи отшельником, но легче ей от этой мысли не стало. Наоборот, она тут же вспомнила тёплую улыбку старого волшебника, и к глазам подступили слёзы.

— Гермиона, — оживившись, воскликнул Рон, — он оставил мне свой замок! Я — владелец замка в Шотландии, обалдеть! А ещё отдал кольцо. Дамблдор сказал, что он ему сказал, что, если это кольцо продать, то я заработаю тысячи галеонов. Дамблдор сказал, это потому, что он тоже выходец из бедной семьи. И хотел мне помочь. И эта книга ещё, я постоянно её читаю, здесь столько всего! Если бы нас такому в школе учили — цены бы им не было!

Рон, похоже, был в абсолютном восторге.

— Да уж, — улыбнулся Гарри, — ты с этой книгой совсем не расстаёшься. Похоже, теперь ты — самая главная заучка школы. Видишь, Герм, ты проспала, что он отобрал у тебя титул.

Гарри мило улыбался своей обычной тёплой улыбкой. Гермиона улыбнулась в ответ.

— Мы можем поехать на каникулы в замок, — восторженно продолжил Рон, — только представьте, будем втроём путешествовать по всей Шотландии, обалдеть! Гарри, ты можешь хотя бы до дня рождения побыть с нами, а потом уже ехать к своему Забини.

— Сомневаюсь, что я встречу день рождения вместе с ним, — сказал Гарри, — в день моего совершеннолетия защитные чары падут, и Волдеморт может легко меня найти. Я не могу подвергать опасности жизни людей. Тем более, Волдеморт уже убил отца Блейза. В Шотландии ему будет сложнее меня найти, потому что там действуют совсем другие чары, у него там намного меньше сторонников, а, кроме того, со мной рядом будете вы. Пусть попробует одолеть нас, когда мы вместе. А он один. Раньше у него это не получалось.

— И что ты будешь делать, Гарри? — поинтересовалась Гермиона.

— До дня рождения побуду у Блейза, познакомлюсь с его семьёй. Его мама вчера прислала мне сову. Написала, что ждёт меня в гости и рада, что сыну, наконец, кто-то по-настоящему понравился. А потом приеду к вам.

— А нас, значит, можно подвергать опасности? — скорее, для порядка, чем по-настоящему, возмутился Рон.

— Конечно, мы же не твой любимый слизеринский шоколадный мальчик.

— Я думал, — улыбнулся Гарри, — тебе нравится подвергать себя опасности. Или, по крайней мере, ты привык к этому. Разве не ты ещё позавчера кричал, что с книгой, которую тебе подарил Барнели, у Волдеморта есть шансы разве что чихнуть, но не победить меня?

— Да знаю я, знаю, — буркнул Рон, — не читай мне нотаций.

Гермиона внезапно потянулась и порывисто обняла Гарри и Рона по очереди. Рон тоже неуклюже прижал её к себе, отчего-то раскрасневшись, когда она поцеловала его в щёку.

— Ох, мальчики! — выдохнула она. — Я вас так люблю!

— Лаванде бы это не понравилось — сказал Гарри.

— Что? — с недоумением посмотрела на него Гермиона.

— Я встречаюсь с Лавандой Браун, знаешь — неловко поёрзав в кресле, выдавил из себя Рон. — Она… хорошо целуется, и весёлая, ну и всё такое…

— Когда вы начали встречаться?

— Два месяца назад.

Гермиона вопросительно посмотрела на Гарри.

— Я сам только на прошлой неделе узнал, — сказал он, — и то потому, что застукал их целующимися в проходе у портрета Полной дамы.

— И давно у тебя проснулась любовь к Лаванде? — скептически усмехнулась Гермиона.

— Ну, — запнулся Рон, — э-э, знаешь… ты с Малфоем, Гарри с Забини, один я неприкаянный какой-то хожу. Чем я хуже?

— Ладно-ладно, — вздохнула Гермиона, — не начинай. Всё в порядке.

— Не совсем, — заупрямился Гарри, — я тебе уже сто раз за эту неделю говорил, что встречаться нужно тогда, когда человек нравится, а не просто так, потому что это делают все.

— Слушай, с каких это пор ты стал экспертом в любовных вопросах? — вспылил Рон, заводясь. — У тебя забыл спросить, что мне делать. Может, ты меня ещё и целоваться учить станешь?

— А должен?

— Не знаю, — раздраженно пробурчал Рон, — это же ты только и делал последние два дня, что сосался с Забини. И даже не скрывался! Он на тебя, между прочим, плохо влияет.

— Ты предвзято к нему относишься! — тоже вскипев, закричал Гарри.

— Ну хватит, прошу, — выдохнула Гермиона, — я не хочу, чтобы вы ссорились. Но, Рон, Гарри прав. Нет смысла водиться с человеком, который тебе хотя бы не симпатичен.

— О, ещё одна, — Рон побагровел, — теперь давай, расскажи мне о том, как строить отношения. У тебя вообще богатый опыт — Крам, теперь Малфой. Любишь плохих парней, да?

Гермиона ничего не ответила, но покраснела.

— Вечер уже, — сказал Гарри, которому явно надоели споры с Роном, — скоро ужин. Идёмте.

Гермиона сползла с постели, внимательно оглядев помятую одежду (она уснула в тех же вещах, в которых была во время обряда).

— Идите, а я пока переоденусь. Или подождите меня.

Парни вышли. Рон даже шагая к двери, листал книгу, от чего едва не набил нос. Гермиона с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться, глядя, как он ругает стены, которые мешают ходить.

Они её ждали за стеной. Выйдя, Гермиона улыбнулась, и они пошли в столовую, держась за руки. По дороге на ужин то и дело встречали учеников, которые косились на всех троих, переговаривались и смеялись. А ещё о чём-то шептались по углам.

— И какие невероятные слухи в этот раз ходят о нас? — понимая, что ужасно по всему этому соскучилась, спросила друзей Гермиона.

— Ну, тебя настигло древнее проклятье, и ты едва не превратилась то ли в мальчишку, то ли в крестраж, то ли в гиппопотама, — пояснил Рон, — знаменитый Гарри Поттер не интересуется девочками и встречается со слизеринцем, а я — владелец замка и наследник древнего рода.

— Ого, — засмеялась Гермиона, — мощно. А в «Пророке» эти сенсации уже были? Скитер провела расследование?

— Да, — кивнул Гарри, — на прошлой неделе нам посвятили целый разворот. Мы снова попали на первые полосы. Дам тебе почитать.

У входа в столовую они встретились с Джинни. Та молча прошла мимо, не поздоровавшись, не сказав и слова, но смерила Гарри полным ярости взглядом.

— А с ней что? — спросила Гермиона, и выдохнула. — Ненавижу быть не в курсе событий. Чувствую себя лишней. Так даже когда меня василиск парализовал не было.

— Она просто узнала, что я встречаюсь с Забини — пояснил Гарри. — На тебя злится за то, что ты не говорила ей, что мне не нравятся девушки.

— Откуда я могла это знать? — пожала плечами Гермиона. — Тем более, ещё недавно ты целовался с Джоу.

— Я тоже об этом не предполагал, — улыбнулся Гарри, — но Джинни не верит, считает, что я её просто использовал. Хотя между нами никогда ничего не было, кроме дружбы, и я никогда ничего ей не говорил такого… ну, ты понимаешь.

— Когда я попытался защитить Гарри, она ударила меня бладжером по голове, — вмешался Рон, — с тех пор мы не разговариваем. Все трое впали в немилость. И мама уже знает.

— И что? Она злится тоже? — с тревогой в голосе спросила Гермиона.

— Нет. Она сказала, что будет рада вас обоих видеть в «Норе». Но это было до того, как я сообщил, что теперь официально владею шотландским замком. Они приедут туда в августе. Все, и даже Чарли, у него как раз будет отпуск.

— Ладно, — кивнула Гермиона, — хорошо. Приятного аппетита.

— И тебе.

К своему изумлению, Гермиона набросилась на еду с большей пылкостью, чем Рон. Она была такой голодной, точно несколько лет не ела. А в животе будто поселился урчащий монстр.

До самого вечера они были заняты ничего не деланьем, скитались по школе, прогуливались к озеру, ловя тёплые лучи солнца.

Гермиона испытывала острое желание немедленно написать Драко, сообщить, что с ней всё в порядке. Они должны были поговорить обо всём, что происходило. Но, подумав, она рассудила, что проще дождаться его сову, в которой, как она надеялась, он всё объяснит. На неё давило понимание того, что они так толком и не поговорили, а ещё — страх, что всё, что испытали, было чужим, инородным, и их чувства вовсе не принадлежали им. И, если в себе она была относительно уверена, хоть и стеснялась это признать, то разве она могла быть уверенной и насчёт Драко, разве могла точно распознать его чувства?

Занятая этими мыслями, она не заметила, как к ним подошёл, и вздрогнула, услышав голос за спиной:

— Привет. Хорошо, что это всё закончилось, наконец. Как себя чувствуешь, Грейджер? Я не видел, как Драко уезжал, но Гарри говорит, что вид у него был ужасный.

Обернувшись, она увидела прижавшегося к старому дубу Забини. Он спокойно рассматривал всё вокруг ленивым взглядом.

— Спасибо, Блейз, — неловко улыбнулась она, — всё в порядке.

— У тебя такая сильная воля, — продолжал Забини, — я бы так не смог.

— Ты себя недооцениваешь — вмешался Гарри. — Слушай, раз уж ты здесь, я могу попросить тебя сфотографировать нас? Втроём? У нас мало общих фото, а мне нужно заполнять альбом.

— Давай, — кивнул Блейз, доставая из рюкзака фотоаппарат, — улыбайтесь, сейчас вылетит птичка. В прямом смысле.

Он отошёл, ловя удачный ракурс, пока Гарри, Рон и Гермиона застыли под тенью дуба.

— Ты уверен, что он ничего не сделает? — прошипел Рон.

— Конечно уверен, а ты почему сомневаешься?

— Просто…

— Рон, это всего лишь колдография.

— Да, но он слизеринец, и…

— Уизли, не отвлекайся, — спокойно сказал Блейз, — смотри в объектив.

Он нажал на рычажок и из объектива вылетела стайка птиц, а из фотоаппарата — колдография. Гарри подошёл, аккуратно поцеловал Блейза в скулу и показал результат подошедшим друзьям. Они улыбались, а Рон ещё и неловко топтался на месте, опустив голову.

— Я пойду, — сказал Блейз, поправив Гарри очки, — увидимся у Дамблдора.

— Хорошо, — сказал Гарри, — пока.

— Угу.

Блейз неспешно пошёл по тропинке в сторону слизеринской гостиной.

— Что ему нужно от Дамблдора?

— Понятия не имею, — честно признался Гарри, — может, Дамблдор и ему встречу назначил.

— А что Дамблдор хочет от тебя? — спросила Гермиона. — Снова что-то связанное с Волдемортом?

Рон вздрогнул, когда она произнесла это имя, и Гермиона едко заметила, что он, наконец, должен перестать бояться.

— Не знаю, — ответил Гарри, достав из кармана мантии шоколадную лягушку и деля её между друзьями, — наверное.

— Расскажешь нам, как всё пройдёт?

— Да. Обязательно.

— Лимонный чай — сказал Гарри. Горбун со скипом отодвинулся и дверь открылась. Гарри вошёл в директорский кабинет.

К его удивлению, Блейз уже был там, и, судя по тому, что они оба спокойно сидели за столом, пришёл достаточно давно, чтобы провести с Дамблдором разговор. Похоже, теперь они вместе просто ждали Гарри.

— Добрый вечер, Гарри — поздоровался Дамблдор, — твой молодой человек как раз говорил мне, что хочет бороться против Волдеморта вместе с нами. Так что, поздоровайся с новым членом Ордена. И присаживайся.

Гарри сел рядом с Блейзом, спросив его:

— Почему ты мне не говорил?

— У тебя были дела поважнее — спокойно ответил Блейз.

— Тебе не обязательно это делать, — покачал головой Гарри, — Волдеморт использует близких людей своих врагов, и я не сомневаюсь, что он будет пытаться уничтожить тебя.

— И что ты предлагаешь? — возразил Блейз. — Прекратить наши отношения? Я сделал это не только ради тебя, но ради отца, в первую очередь. У меня нет желания мириться с тем, что Волдеморт взял и убил его, в спину, лапой своего приспешника. И Драко тоже не станет терпеть злоключения своего отца, между прочим.

— Малфой? — удивился Гарри. — А он тут при чём?

— Об этом, Гарри, нам и нужно поговорить — вмешался Дамблдор.

Услышав его голос, Гарри почувствовал стыд. Они с Блейзом, споря, кажется, совсем забыли, где находятся, и что Дамблдор рядом.

— О Малфое? — удивлённо переспросил он.

— О нём, но не совсем.

— Я не понимаю, — растеряно признался Гарри, — профессор.

— Видишь ли, Гарри, — Дамблдор откинулся на спинку кресла, — до самого обряда изгнания у меня была теория относительно того, как проникновение Снейкиуса и Милисент стало возможным. В прошлый раз, когда они пробовали вселиться в профессора Снейпа и твою маму, — опережая изумлённого Гарри, который хотел возразить, Дамблдор поднял руку, — у меня тоже была эта теория. Но её совсем не удалось подтвердить или опровергнуть, потому что тогда всё не зашло настолько далеко. Профессор Снейп любил твою маму, но у неё были лишь дружеские чувства к нему. Этого мало, чтобы двое сущностей, которые были влюблены однажды, могли вселиться.

Почувствовав, как земля уплывает из-под ног, Гарри схватился за стол руками, и так больно вонзился пальцами в крышку, что те побелели.

— Моя мама? Профессор Снейп? Я не понимаю…

— Ты уже знаешь, Гарри, — спокойно объяснил Дамблдор, — что твои родители были одноклассниками профессора Снейпа. Он дружил с твоей мамой… и…

— И называл её грязнокровкой — завершил мысль Гарри.

Дамблдора не удивило, что ему это известно — наверняка, Снейп рассказал ему, объясняя, почему они не могут продолжить уроки.

— И совершил тем самым самую огромную ошибку в своей жизни, — продолжил Дамблдор, всё так же спокойно, и совсем не обратил внимания на полный скепсиса взгляд Гарри, — он любил твою маму, и, вероятно, не простил ей того, что она выбрала твоего отца. Снейкиус и Милисент были обмануты. Им сказали, что этих чувств хватит, чтобы они смогли возродиться. И это была ошибка, типичная для Волдеморта. Он, как всегда, ничего не смыслит в любви, не понимает её природы, и не способен понять, в чём её сила.

— Волдеморт? — удивлённо спросил Гарри. — При чём здесь он?

— При том, Гарри, — Дамблдор стал медленно перебирать пальцами, как делал всегда, когда задумывался, — что это именно он использовал сущности детей основателей в своих целях. И в первый раз, и сейчас, когда едва не погибли Гермиона и Драко. И Снейкиус это подтвердил. Ты ведь слышал, что он сказал? «Он говорил», повторил несколько раз, когда мы убеждали его сдаться. Это подтвердило мои догадки. Именно Волдеморт влиял на них, чтобы захватить власть.

Как ни старался, Гарри не мог понять, в чём же связь. Мысль, которая была так близко, ускользала от него, как он не пытался её поймать. Дамблдор продолжал спокойно объяснять:

— Как ты знаешь, в то время, как твои родители и профессор Снейп заканчивали школу, Волдеморт набирал силу, вербовал сторонников. Вероятно, он тогда только испробовал подселение сущностей. Учился, осваивал новую магию, новые чары. Но просчитался. Твоя мама не испытывала никаких романтических чувств к Северусу. И план Волдеморта провалился. Милисент и Снейкиус не смогли вселиться. Они пытались, но быстро оставили эту идею. Нелюбовь — это барьер, Гарри.

— Почему же он решил вернуться к этой идее снова, спустя столько лет? — спросил Гарри, всё ещё удивлённый мыслью, что Снейп любил его маму. Он только теперь понял, что Гермиона, вероятно, видела это в своих путешествиях, и не захотела говорить. Или же Снейп заставил её молчать.

— Я точно не знаю, — ответил Дамблдор, — наверное, потому, что ради твоего уничтожения он готов пустить в ход любые средства и задействовать все свои возможности. Убить тебя — это самая главная цель его существования. Она даже важнее, чем достичь бессмертия, Гарри. Ведь у него не получится его достичь, пока ты жив.

Гарри вздохнул. Он знал, что Дамблдор говорит правду, но ему было от этого не легче. Зато его очень волновал вопрос, который он и поспешил задать:

— Но как же дети основателей могли помочь уничтожить меня?

— Очень просто, Гарри, — Дамблдор оставался совершенно невозмутимым, — очень просто. Они — дочь и сын самых могущественных волшебников прошлого, наследники древнейшей магии, сильнейшие волшебники. Если бы план Волдеморта удался, то они бы, как минимум, сильно испортили тебе жизнь. А в борьбе против тебя Волдеморт получил бы сильнейших союзников, благодарных ему за воскрешение их любви. Союзников, куда более опасных, чем все те, кто есть в его распоряжении, нынче. Потому что более сильных и более мотивированных. Вспомни Беллатриссу Лестрейндж, Гарри. Она безумна, потому что одержима Волдемортом. Она будет сражаться не по принуждению, не за власть, не за богатство, славу или титулы. Она сражалась и будет сражаться за него. И погибнет с его именем на губах. Любовь, Гарри, даже самая тёмная — страшная сила.

— И что же он планировал сделать, когда начал всю эту… — Гарри запнулся, — историю с детьми основателей?

— Полагаю, разное. Я не сомневаюсь, Гарри, я почти уверен, что сперва своей жертвой он выбрал не Драко, а тебя.

— Меня? — изумлённо воскликнул Гарри. — Но… я… мы с Гермионой просто дружим, и всё.

— Да, и он быстро это понял. Под горячую руку попался Драко. Это был двойной шанс: отомстить Люциусу за провал миссии с пророчеством, получить союзников, мощнее, чем вся его нынешняя армия. И уничтожить тебя. К тому же, это была идеальная комбинация. Милисент и Снейкиус — гриффиндорка и слизеринец. А в тебе, Гарри, только часть слизеринского, потому что часть души Волдеморта живёт в тебе. В то время, как Драко — потомственный ученик Слизерина, Мерлин весть в каком поколении. Разве не идеально?

— Не очень, — честно поделился Гарри своими соображениями, — они с Гермионой ненавидели друг друга. Я не понимаю, о чём думал Волдеморт, выбирая Драко как мишень Слизерина.

— Гарри, Гарри, — Дамблдор улыбался, — ты только начинаешь познавать природу любви. Она ведь бывает разная. Иногда её не осознаёшь. Иногда она зарождается тогда, когда шипишь в спину врагу. Так было у Милисент и Снейкиуса. А к тому же, — теперь его улыбка стала лукавой, — давай-ка посмотрим на это с другой стороны. Это очень забавный факт, Гарри, но ты никогда не думал, что Гермиона и Драко похожи?

— Нет, — как громом поражённый, признался Гарри, — простите, профессор, но мне кажется, что вы неправы.

— Отчего же? — спокойно возразил Дамблдор. — Они оба умны, амбициозны, высокомерны, горделивы. Оба большие снобы. Просто в Драко это выражается сильнее, в то время, как Гермиона мягче, потому что у неё есть два верных друга, способных показать ей другую сторону медали.

Гарри передёрнуло. Ему было неприятно, что Дамблдор сравнивает Гермиону с Малфоем, тем самым противным Малфоем, что только и делал все шесть лет в школе, что мешал им и портил жизнь. Но спорить с ним он не стал, решив, что не время. Хотя обуздать гнев было чрезвычайно трудно.

Поглядев на Блейза, Гарри понял, что тот, отчего-то, даже не удивлён. Наоборот, поразмыслив, он признался:

— Он постоянно говорил о ней. Все уши мне прожужжал. «Ненавижу эту вонючую грязнокровку, чёртову выскочку». Иногда мне хотелось сделать его немым, руки чесались даже. У него только две темы для разговора — святой Поттер, и лохматая грязнокровка. Больше никаких нет.

Гарри пристально посмотрел на него. Блейз отчего-то опустил взгляд, так, словно ему было стыдно, и стал изучать свои колени.

— В общем, Гарри, — вздохнул Дамблдор, — в любом случае, это просто удача, что очередной план провалился. В этот раз Волдеморт действовал гораздо умнее и ещё жёстче, чем раньше. Всё потому, что он, наконец, понял, что нужно сперва убить твоих друзей, прежде чем убивать тебя. Нам несказанно повезло, что Драко и Гермиона оказались гораздо сильнее, чем он думал, и что он опять не предугадал силу материнской любви. Но в схватке один на один тебе вряд ли так повезёт. И к этому нужно быть готовым.

— И что мне делать, профессор? — спросил Гарри. Он чувствовал почти вековую усталость, внезапно обрушившуюся на него.

— Бороться, Гарри. И не сдаваться. Весь следующий год мы с тобой будем искать оставшиеся Дары Смерти, и обязательно подключим к этому твоих друзей. А тебе, Блейз, нужно будет помочь Драко. Ему тоже придётся тяжело, учитывая то, какой груз он собирается взвалить на свои плечи. Волдеморт не смыслит в любви. Ни в какой. И в дружеской — тоже. В этом наша сила, и его главная слабость.

Блейз кивнул.

— Что именно задумал Малфой? — не утерпел Гарри, прямо смотря на директора. Дамблдор лишь загадочно улыбнулся:

— Узнаете в следующем году, парни. А пока наслаждайтесь жизнью и юностью. Подозреваю, это лето — последнее относительно беззаботное, перед большой войной. А теперь, — Дамблдор встал, — можете идти. Сегодня такое прекрасное солнце, правда? Уже почти лето.

Взбудораженный и растерянный, Гарри поднялся и пошёл вслед за Блейзом к двери. Дамблдор окликнул Блейза, и тот обернулся:

— Блейз, твоя семья получит дополнительную защиту уже до конца этого дня, я уже дал соответствующие распоряжения. И ты, разумеется, тоже под нашей защитой.

— Благодарю, профессор — кивнул Блейз и вышел.

Гарри же выходить не спешил. Он только теперь понял, что не спросил самого главного.

— Профессор, но как Волдеморт общался с Милисент и Снейкиусом? Они ведь сущности… Разве их в таком виде можно увидеть? Они же даже не призраки.

— Не забывай, Гарри, с кем мы имеем дело, — спокойно сказал Дамблдор, — что для волшебника, который раскромсал свою душу на части и утратил всё человеческое, установить контакт с незримыми простому смертному волшебнику сущностями?

Гарри кивнул. Он уже был почти уверен, что Волдеморт воскреснет, едва ему удасться его убить. Но Дамблдор, кажется, прочёл его мысли, потому что спешно бодрым тоном добавил:

— Не стоит впадать в уныние, Гарри, и не надо отчаиваться. Любовь, Гарри. Всегда помни, что я тебе говорил. Ты наделён способностью любить, и этого нет у Волдеморта. Теперь, когда ты вот-вот обретёшь семью, для него ты будешь ещё более недоступен.

— Но… — приготовился возражать Гарри, но Дамблдор его перебил:

— Готовься к экзаменам, и удачно тебе провести лето.

— Всего доброго, профессор — сказал Гарри и вышел за дверь.

Блейз сидел на подоконнике, явно ожидая его. Гарри знал, что его также ждут Рон и Гермиона, но чувствовал потребность сперва поговорить с Блейзом.

Блейз спрыгнул с подоконника, подал ему руку, и они пошли к выходу, слушая, как гремит ключами Филч, а рядом мурлычет его верная миссис Норрис. Они выбрали уютное местечко у пруда, на окраине замка, где иногда предпочитали встречаться. Блейз наколдовал небольшой коврик, сел и потянул за собой Гарри.

— Значит, у нас есть последнее спокойное лето — вздохнул Гарри.

— Последнее спокойное лето перед твоей победой, я бы сказал — уточнил Блейз.

— Я не был бы так уверен на твоём месте, — мрачно заметил Гарри, — Волдеморт становится сильнее, его армия растёт, и ему нечего терять.

— Ты тоже становишься сильнее, рядом с тобой всё больше людей, и тебе тоже нечего терять — спокойно возразил на это Блейз.

— Да, но кто сказал, что так будет всегда? Волдеморт сделает всё, чтобы победить меня, когда мы сойдёмся в последней битве.

— А ты сделаешь всё, чтобы победить его, я даже не сомневаюсь. И ты не сомневайся. Моя матушка, между прочим, уже задумала запечатлеть тебя как моего спутника жизни на нашем родовом древе, а ты, видишь ли, умирать собрался.

— Мне кажется, она слишком торопит события.

— Я говорил ей то же самое, но она и слушать не желает, — ответил Блейз, — готов поклясться, что она уже планирует нашу свадьбу.

— Может, ей объяснить, что мы об этом ещё даже не думали? — улыбаясь, спросил Гарри.

— Бесполезно, — покачал головой Блейз, — она упрямая, и списывает это на свой талант ясновидящей. Сам узнаешь.

Гарри внезапно вспомнил профессора Трелони и рассмеялся, потому что теперь представлял себе маму Блейза исключительно женщиной в очках и шалях, с бутылкой хереса в руке, и рассмеялся. Блейз лёг, устроил голову на коленях у Гарри, и закрыл глаза, подставляя лицо солнечным лучам. Лишь теперь Гарри набрался смелости признаться:

— Я видел твою сестру, — ему стало неловко, и лицо мгновенно вспыхнуло, — и Малфоя. В прошлом. Они… лучше бы я этого не видел.

Блейз напрягся, стал напряженным, как натянутая струна. Выдохнул.

— Бьянка… Так и знал, несносная девчонка, что она Драко в покое не оставит!

— Бьянка? — переспросил Гарри. — Нет. Эсти. Её все так называли.

— Бьянка Эстер Забини, — пояснил Блейз, — она терпеть не может своё первое имя, так что… для всех она Эсти. Вообще у нас в семье приняты прозвища. Мама называет меня исключительно котёнком всю мою жизнь.

— Мне нравится — улыбнулся Гарри, поцеловав Блейза в нос.

— Если ты меня хоть раз так назовёшь, я тебя убью, Гарри Поттер, клянусь. Оставлю Тёмного Лорда без работы.

— Ладно-ладно, — спешно пообещал Гарри, — не буду я тебя так называть.

Блейза, впрочем, больше заботило другое. Он встал и пристально посмотрел на Гарри:

— Ну? И давно они снюхались с Малфоем?

— В день его пятнадцатилетия — Гарри стало стыдно, он опустил голову и сильно покраснел. — Я ничего такого, ну, ты понимаешь, не видел, потому что, ну… я застал только конец этой… сцены…

К счастью, Блейз избавил его от необходимости мямлить.

— Вот чёртов засранец, — выдохнул он, — так я и знал. Они же пожирали друг друга глазами. Я думал, что ни во что большее это не выльется, но Малфоевым стояком можно было столы подпирать. Я должен был догадаться, что всё так и будет. Скот белобрысый. Ну погоди у меня, мы с тобой поговорим, я тебя в хорька превращу, Малфой!

— Но… это же, типа, тайна — замялся Гарри.

— Успокойся, мне и без истории с Эсти есть, за что надрать задницу Драко. Хотя бы за то, что он ни черта мне не говорит, что он там задумал против Тёмного Лорда. Лучший друг, называется.

— Ты мог бы попытаться проникнуть в его мысли — предположил Гарри.

— Я пытался, — кивнул Блейз, — но он отличный окклюмент, между прочим. Видимо, тётка его поднатаскала, а, может, и сам научился.

Гарри не знал, что ответить, и как вообще реагировать, потому просто молчал.

Видимо, у Блейза испортилось настроение, потому что он поднялся, и подал Гарри руку.

— Идём, — сказал он, — тебе нужно к друзьям, а я хочу попрактиковаться в трансфигурации. А то я её что-то забросил, не сдам экзамен, и Макгонагалл меня убьёт.

Гарри не решился ему возразить, потому просто кивнул.