От монстра к монстру (СИ) [Девочка с именем счастья] (fb2) читать онлайн

========== Начало мышиной игры ==========

Сейчас

В Хемлок Гроув все друг друга знают. Это маленький городок, где каждый знает твое имя, профессию или где именно ты учишься и на кого. Если оттуда кто-то уезжает, то по возвращение ― если оно, конечно, случается ― все тебя узнают и начинают активно обсуждать и расспрашивать. Питеру казалось это невероятно утомительным и Роман мог сколько угодно называть его нудным, но Питер и сам любил личное пространство и соблюдал его по отношение к другим. Сегодня, когда Роман опять забил на учебу, по школе, как снежный ком, прокатилась новость: Талия Аэйрон Лавр вернулась в Хемлок. Питеру это имя ничего не говорило, и он решил позже спросить об этом Годфри, который уж точно знал всех. Парень был в некой степени похож на «плохую девочку», которая пьет, курит, трахается с парнями и собирает сплетни. Впрочем, этот образ был не столько далек от истинного Романа Годфри.

Неизвестная Талия Лавр заявилась только на третий урок биологии. Все парни вперли глаза в парту, когда она вошла, а девушки завистливо глянули на Талию. Питер услышал какое-то шипение, стоило ему поднять взгляд на девчонку. Она ничем не отличалась от остальных: девушка семнадцати лет, с короткими каштановыми волосами ― и с крашенными кое-где в светлый пряди. Одета в черное вязанное платье-тунику, какие-то черные ботфорты, а пальцы украшали множество колец. И кольца, собственно, единственное, что выделяло ее. Да, хорошенькая, с грудью, бедрами и все выгодно подчеркнуто, но все же таких девушек много. Еще можно было выделить, правда при прямом оценивание, бледную кожу и черные глаза, которые были густо подведены тушью и нарисованы «стрелки» и пару каких-то татуировок над бровями. Питер не мог не признать, что на было хороша собой.

― Простите, мистер Бланш, я опоздала. ― спокойно проговорила девушка, явно не переживая об этом. Голос слегка надменный, насмешливый и даже суровый. Питер сощурился и подался слегка вперед, чтобы лучше ее слышать, хотя нужды в том не было: все молчали, словно на урок заявилась королева Англии.

― На два с половиной урока, мисс Лавр. ― заявил биолог, поглядывая на часы. ― Можете просто посидеть оставшиеся пять минут.

― Как хорошо я опоздала. ― Талия очаровательно улыбнулась и прошла на свое место. Точнее, на место отсутствующего Годфри и села туда, скрестив ноги под партой, руки на груди и уставившись с преувеличенном любопытством на Бланша, который вернулся к теме, хотя было понятно, что в рот она имела эту биологию. Питер заинтересованно посмотрел на нее, когда она тут же повернулась к нему. Улыбнулась и приветливо помахала ручкой. Питер тоже в ответ улыбнулся и сделал какой-то жест рукой, напоминаю взмах. Впрочем, Талия этим удовлетворилась и отвернулась. Питер заметил, как какой-то одноклассник, которого на днях Годфри заставлял целоваться с другом за издевательством над Шелли, смотрел на цыгана расширившимися от страха глазами. Руманчек был озадачен.

Когда прозвенел звонок, и Питер покинул класс, практически сразу ему на плечо легла чья-та рука. Он развернулся, ожидая увидеть кого-то из знакомых, но столкнулся с Талией. Все мимо проходящие на них странно косились. Девушка смотрела на него снизу-вверх, будучи ниже его на пол головы и улыбаясь:

― Ты ― Питер Руманчек, верно?

― Да, а ты Талия. О тебе вся школа гудит.

Талия коротко рассмеялась.

― Ты обедаешь?

― Странный вопрос, но да.

― Отлично. ― удовлетворённо заявила девушка, наконец-то убирая руку с его плеча. ― Займи мне место рядом с собой. Поболтаем, цыганенок.

Руманчек хотел возмутиться, но Талия уже исчезла в толпе. Оборотень был слегка смущен такой ситуации, жалея, что рядом нет самовлюбленного, но дружелюбного Романа, который смог бы ему хоть что-то рассказать об этой «вернувшейся Талии Лавр». Он мог спросить у кого-нибудь насчет нее, но реакция на появление девушки была такая странная, реакция на него с ней вообще пугающая, а никого из Годфри ― только с ними цыган завёл более-менее дружеские отношения ― как назло не было, даже Шелли и Литы. Поэтому придётся либо ждать, либо после занятий метнуться к Роману, несмотря на то что прошлый раз был не слишком удачный.

До обеда совпадений в расписание у них с Талией не было. На обед Питер всегда уходил в дальнюю часть парка, чтобы не слышать воплей своих сокурсников или учащихся ниже или выше курсом. Изменять привычкам ради какой-то неизвестной девчонки он не стал, но не прошло и десяти минут, как сначала сумка Талии упала рядом с его, а сама девушка села напротив, поставив еду из быстропита на стол. Тут и так было тихо, но при появление Талии еще пару человек ушли, за соседним столами ― хаотично разбросанными по площадке ― остались парень в наушниках, сидящая рядом с ним девушка, которая листала свою ленту в социальной сети, да пару читающих учеников в тени дерева. Талия здороваться не стала:

― Не обессудь, дорогой, но всегда представляла цыганов-мужчин с усами, большими шляпами и кожаной одежде, потными толстыми мужчинами. Какой там! Одет прилично, пахнешь, кстати, тоже вкусно.

Питер молча уставился на нее, не зная, что сказать на это. Однако Руманчек отметил, что сказанное Лавр совершенно не прозвучало как оскорбление, скорее комплиментом. Но зачем это говорить совершенно не знакомой ему девушке, Питер решительно не понимал. Девушка тем временем распечатала свой Хэппи Мил, к нему добавила ролл-цезарь, большой молочный коктейль, подвинула к Питеру наггетсы и принялась распечатывать игрушки Hello Kitty.

― Слышала, что ты часто с Романом Годфри ходишь. ― продолжала Талия, рассматривая вытащенную из упаковки фигурку. ― Ты ему друг? Сможешь, при необходимости, войти к нему в дом?

― Зачем тебе это? ― спросил Питер, смотря на девушку. Талия убрала игрушку и посмотрела на Питера, все так же улыбаясь. Насколько искренни, Руманчек судить не брался.

― Я хочу ему кое-что передать и сыграть с ним в одну игру. ― Талия понизила голос до заговорщического шептала и слегка перегнулась через стол, оказываясь к собеседнику чуть ближе. Руманчек подался так же вперед, проникаясь интересом. ― Ты передашь ему мою любовную записочку и назовешь мое имя. А дальше будешь смотреть шоу.

― Я не так давно вожу то, что ты назвала дружбою с Годфри, но если что и понял ― шутки с ним, а также игры, заканчиваются плохо.

Талия тихо рассмеялась:

― Мило, что ты волнуешься за меня, дорогой. ― Лавр откинулась на спинку скамейки, наконец-то принимаясь за свой обед. ― Ты кушай, дорогой, кушай. Не стесняйся.

Питер посмотрел на аппетитные наггетсы, столь любезно ему предложенные и не видел повода отказываться. Не отравит она его, все же? Талия любезно подвинула к нему кисло-сладкий соус.

― И все же: что связывает тебя и такого, как Роман? ― стараясь казаться незаинтересованным, спросил Питер. Талия улыбнулась, прожевала кусок от бюргера и прямо заявила:

― Секс. Ну, это в первую очередь, а дальше я как-то выстраивала ему логическую цепочку, но он не послушал и оказался в самом ее конце. ― девушка надула губки и наигранно грустно улыбнулась. Питер внимательно следил за ее мимикой, словами и жестами, пытаясь выяснить что-то для себя и понимая, что Роман устроит ему хороший допрос, и Питеру лучше будет иметь ответы. ― Думаю, это можно было назвать какими-то стабильными отношениями, но обстоятельства играли против нас и мне пришлось свинтить.

― Это королевское «нас»?

Талия хмыкнула, прикрыв рот.

― Это было королевское «нас». Думаю, он скорее свернет мне шею, чем поцелует, поэтому его надо ― ух ― морально подготовить.

― А если после такой моральной подготовки он тебе не шею свернуть захочет, а выпотрошить?

― У меня с собой всегда перцовый баллончик и электрошокер! ― оптимистично заявила девушка и принялась за картошку-фри. Всю ее она не съела, половину оставив своему собеседнику. Она не стала уделять особе внимание остаткам коктейля, втаскивая из сумки альбом для рисунков. Он был на пружине, поэтому Талия быстрыми, но аккуратными движениями вырвала листок и положила на стол. Серьезно посмотрела на листок, словно тот только что совершил убийство тетради и через трубочку потянула напиток. Питер удивленно посмотрел на нее:

― Ты собираешься сейчас ему что-то писать?

― Ага.

― Думал, у тебя все готово.

― Все готова обычно бывает, когда ты собираешься мстить, я же просто хочу поразвлечься с любовником иными способами…

И тут на нее видимо взошло вдохновение. Талия низко опустила голову, начинала писать послание для Годфри. Питер, доедая картошку, все-таки подумал о том, что Годфри вряд ли понравиться хитрая игра этой девушки, но, возможно, она была права: он увидит шоу. Или, скорее всего, остросюжетную драму с высоким рейтингом. Талия, несмотря ни на что, закончила свое послание очень быстро, сложила пополам и поцеловала, оставив на бумаге красный отпечаток своих губ. Потом протянула Питеру.

― Так понимаю, я читать этого не должен? ―спросил цыган, убирая таинственное послание в сумку. Талия пожала плечами:

― Как хочешь. Только сделай это после Годфри, иначе он прибьет тебя. ― Питер кивнул, но тут девушка опять наклонилась близко к нему и, улыбаясь, сказала: ― А теперь давай поговорим. Правда, что все цыганки ― ведьмы, а все цыгане с бесами дружбу водят? …

☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿

Он сразу невзлюбил этот дом. За его белоснежные стены, идеальный фасад и аккуратные дорожки. Все это хотелось залить зеленой краской, стереть безупречность и оставить насмешливое указание на проказника. Когда Питер стучал в дверь этого дома он молился чтобы ему не открыла мать Романа, принеприятнейшая женщина. Возможно, какие-то боги его все-таки услышали: дверь открылась и за ней показалась массивная фигура Шелли. Питер облегченно выдохнул и улыбнулся девочке:

― Привет. Брат твой дома?

Шелли кивнула и отошла, пропуская его внутрь. Роман действительно был дома, лежа одетым на не заправленной кровати и читаю книгу. Питер хмыкнул, чем привлек к себе внимание:

― Надо же, ты читаешь.

― Очень смешно. ― кинул Годфри, возвращая свое внимание к книге. ― Если ты не хочешь сказать ничего интересного, то…

― Попал сегодня в нелепую ситуацию.

― Уверен, это было ужасно, но на вряд ли интересно.

Когда Годфри все-таки начинал читать какую-то книгу, то мог буквально заглатывать ее сутки напролёт, не слушая восклицания матери о том, что тот прогуливает школу. И отвлекать его от чтения было себе дороже, но Питер внезапно развеселила вся эта ситуация. Роман понятия не имел, что сейчас будет происходить.

― На самом деле, тебе просили кое-что передать.

Роман устало закатил глаза:

― Если это была какая-то девчонка, то выкинь послание в коробку, которая стоит на столе. ― Руманчек посмотрел в указанную сторону. На столе стояла большая коробка из-под стереосистемы, которая была забита письмами, украшенными сердечками и поцелуями. Оборотень внезапно почувствовал себя глупо: вдруг Талия Лавр была лишь очередной поклонницей, которая сумела запудрить ему мозги. Но что-то… что-то неуловимое в этой девушке говорило об обратном. Питер вытащил из кармана сумки послание загадочной мисс Лавр и не спеша направился к коробке.

― Чтож, ладно. ― парень поднял руку, собираясь опустить письмо к горе таких же. И все же одно отличие было: письма были написаны на цветной бумаге, с тысячью «поцелуйчиками», да и по сгибам было ясно, что их складывали в формы. Тут же ― простой белый лист с одним единственным отпечатком губ, и все же Руманчек попытал удачу в последний раз: ― Жаль, что Талия непременно расстроится, узнав, что…

Он больше физически почувствовал, как мгновенно Роман напрягся и сел на кровати, чем услышал. Шквал эмоций, которые сейчас раздирали Годфри буквально заполнили комнату, смешавшись с воздухом и сделав его тяжёлым. Питер так и замер, не опуская письмо в коробку и не шевелясь. Впервые он чувствовал себя жертвой, когда за твоей спиной движется хищник. А Роман сейчас конечно занимал ведущую позицию хищника, стоило имени этой девушки произнестись в этой комнате.

― Что ты сказал? ― выделяя слова, спросил Роман. Питер развернулся, держа письмо в руке. Бешенный и злой взгляд упыря остановился на этом светлом пятне. Роман, кажется, был в ярости: об этом свидетельствовали напрягшиеся мышцы, которые майка скрывала плохо, раздувающиеся ноздри и расширившиеся зрачки. Однако Питера это не испугало, скорее поразило, но он должен был добросовестно выполнить свои «обязанности», как его в конце ланча попросила Талия. Поэтому в тон Роману от процедил:

― Я сказал, что Талия Лавр расстроится, если ты не прочтешь ее послание. Она была так воодушевлена, когда отдавала его.

― Ее не может быть здесь.

― Может. Она угостила меня наггетсами и просила передать, что ты все еще должен повесить ей полку для игрушек из Хэппи Мила.

Питер понимал, каким бредом звучат его слова, но просто повторял то, что говорила ему Лавр. У девчонки были вообще странные способы что-то рассказывать, когда она могла внезапно прерваться и кинуть совершенно несвязанную с темой фразу. Но Руманчек усердно цеплялся за слова «Роман» и «Годфри», поэтому думал, что все должно получится.

Сердце Романа гулко застучало, отзываясь на знакомое имя. Эта аристократическая осанка. Этот высокомерный взгляд. Эта сталь в глазах. Многие говорят про него, что Роман Годфри бесчувственный, жестокий, эгоистичный. Но чувства у этого парня были. Он до глубины души любил своих сестер: и Литу, и Шелли. Эти чувство не могло ничего разорвать. Они в огонь и воду друг за друга пойдут. И кажется, только кажется, он любил Талию. Узнав о предательстве и последующем побеге Талии, он, конечно принял этот факт, но долго не мог с этим смирится. По его молодой душе хорошенько резанули. В самую глубь, разрывая на куски, оставляя глубокие порезы. Он хотел бы клясться себе, что никогда ее не простит, но такая клятва так и не сорвалась с его губ. Роман Годфри не забыл.

Теперь же, у Питера в руках есть что-то от Талии. Что-то, что она хотела ему передать, причем с большим рвением, воодушевлённо. Весточка от последней стервы и хорошего друга Талии Лавр. Роман подошёл к Питеру и молча вытащил письмо из его рук. Аккуратно, но дрожащими от гнева руками, он развернул листок.

«Привет

Здравствуй, Роман

Здравствуйте, мистер Годфри. О, я вся еще помню, как тебя вымораживало это название, поэтому представляю, как тебя это перекосило. Хочу тебя обрадовать, я досмотрела тот сериал, конечно, без тебя это было сделать трудновато. Потому что ты, трахующий меня под какие-то кровавые сцены просто уникальный предмет для просмотра фильмов и сериалов. Пришлось перейти на детективные романы.

В общем, рада вернуться в этот мрачный, но такой памятный Хемлок Гроув. Зная твою жажду избавиться от тех, кто доставляет тебе отрицательные эмоции считаю адекватным держаться слегка в стороне. Давай сыграем с тобой в игру, прежде чем встретимся лично.

Я скучала по тебе;)»

От переизбытка эмоций даже сказать было что-то сложно. Описать чувства, бушующие внутри было сложно. И уже по почерку понял: не изменилась, ни на йоту. Все такая же смешная, игривая и, черт возьми, непокорная. Такая все-таки его, черт возьми, и не на минуты не переставала быть его. И Роман внезапно почувствовал то, что Талия хотела в нем разбудить: азарт погони. Ему было скучно с этими девицами, которые прыгали к нему в койку и были готовы отдаться где и когда ему захочется. Талия же сдалась не так быстро, но показала то, что заинтересовало Годфри. Она доказала, что она ему может чем-то понравится. Показала, какая она в постели. И ушла. Роман испытывал рядом с этой девчонкой ― Талией Аэйрон Лавр ― что-то совершенно противоестественное.

― Я, конечно, понимаю, что вернулась любовь твоей жизни и вся прочая дребедень, но ты уже минуты три пялишься в пустоту, чувак.

Роман дернулся, словно его только что разбудили и перевел взгляд на оборотня. Питер стоял, с каким-то научным интересом смотря на друга, словно следя за его реакцией. Роман наигранно коротко улыбнулся и вернулся к своей кровати, убирая письмо в тумбочку:

― Что она еще сказала?

― Да много чего.

Годфри закатил глаза:

― А конкретно?

― Сначала сказала, что я вкусно пахну и прилично одет, хотя и цыган, потом сказала, что секс с ней завел тебя в конец какой-то цепочки, что хочет сыграть с тобой в игру. И ― вот еще что ― сказала, что тебя надо морально подготовить к встречи с ней, иначе ты ей шею свернешь.

Роман хмыкнул. Он был не из тех, кто называет девушку какими-то кличками типа «детка», «малышка» и тому подобная ересь, и он никогда не сокращал имя Талии на какие-то ласковые сокращения. Но всегда Лавр оправдывала лишь одно слово ― «Сумасбродка». Сумасбродство ― склонность, не руководствуясь благоразумием и здравым смыслом, постоянно проявлять случайные, безрассудно прихотливые желания и соответствующее им поведение. Сумасбродство ― Талия Лавр.

Тогда

В дверь позвонили и прежде, чем Оливия Годфри успела крикнуть ему слащавое и неискреннее «Дорогой, будь добр, открой», Роман сам сбежал вниз по лестнице и открыл дверь. На пороге стояла темноволосая семнадцатилетняя девушка, которая, кажется, училась с ним в одном классе. Роман припомнил, что они кажется встречаются на английском и еще каком-то уроке, но сказать конкретно не мог. Девушка улыбнулась ему:

― Здравствуйте, мистер Годфри. Миссис Оливия Годфри сделала заказ у Николаса Руманчека, он попросил передать.

― Что же он сам не пришел? ― спросил Годфри, окидывая девушку оценивающим взглядом. Она была одета обыкновенно, в руках держала какой-то пакет. Роман знал, что его мать регулярно что-то получает от цыгана, но убивает это ее или нет ему не было дело. Потому он задал вопрос чисто из любопытств, пропуская девушку внутрь. «Посланница» улыбнулась:

― Он старый человек и передвигаться ему сложно. Поэтому я иногда помогаю ему.

Роман неопределенно хмыкнул, и указал на вход в кухню, после чего направился в свою комнату. Ему было совершенно наплевать, что девчонка возможное его и обманула, как вдруг на кухне послышалась возня и звук удара, вскрик Оливии и какой-то вопль. Годфри остановился по середине лестницы, а потом в три прыжка оказался у подножья и направился быстрым шагом на кухню. Картина в комнате одновременно и шокировала его и, учитывая ненависть и призрение к матери, порадовала. Это девушка держала в руках металлический поднос, а у лежащий на полу Оливии лоб был в крови. Руки у шатенки подрагивали, пальцы немного испачкались в крови. Роман обошел ее и присел возле матери, проверив пульс: та был еще жива. Годфри перевел взгляд на девушку, одновременно спрашивая какого хрена и на кой черт она это творит, но та была либо под кайфом, либо просто не поняла мысленного вопроса. А даже если и поняла, что отвечать не собиралась. Она откинула поднос, который с противным скрежетом ударился о кафель и кинула под ноги Оливии пакет, который принесла:

― Если это наркотики, надеюсь передоз бьет эту суку. ― и, наигранно вежливо улыбнувшись, сказала. ― Хорошего дня, мистер Годфри.

Стремительно покинув кухню, она оставила Романа в крайней степени недоумении и… восхищения? Никто из живущих в этом городишке не осмеливался пойти против его матери или, что еще более безумно, нападать на нее. Все знали, что тогда Оливия Годфри неизменно превратит твою жизнь в мучение, но видимо одна все-таки рискнула. Роман, наплевав на слабо застонавшую мать, пошел за девушкой, которая, спрятав руки в карманы джинс, спешила уйти подальше. Годфри выбежал на дорожку и, приметив ее прямую спину, кинулся за ней.

― Эй! Подожди.

Шатенка обернулась, настороженно глядя на приближающегося парня. Сжав основание перечневого складного ножа в кармане, она повернулась к Годфри.

― Что, в полицию позвонил? Предлагаешь мне дождаться их, попив чайку?

― Как тебя зовут?

Вопрос явно сбил юную особу с толку. Она ожидала криков, угроз, возможно удара, потому что она несколько минут назад огрела Оливию железным подносом, с явным намереньем убить. А ее сын задает такой безобидный и дежурный вопрос, что она скорее удивилась, нежели попыталась искать в этом подвох.

― Зачем тебе это?

― Ты едва не убила мою мать. Я имею право на один вопрос?

― На один?

Роман раздраженно выдохнул.

― Ладно, на несколько.

Девушка с сомнение посмотрела на парня. Конечно, не в ее интересах было отвечать на его вопросы, однако был ли у нее выбор?

― Ладно, спрашивай.

― Для начала. ―Годфри усмехнулся. ― Назови все-таки свое имя.

― Талия. Талия Янссен.

Роман подозрительно нахмурился, после чего покачал головой.

― Ты лжешь.

― А как часто ты говоришь правду, мистер Годфри?

Роман ничего ей не ответил. Девушка вытащила из кармана пачку дешевых сигарет и похлопала себя по карманам.

― Зажигалки не найдётся?

Роман вытянул из куртки свою зажигалку и протянул девушке. Он отметил нездоровую бледность и синяки под глазами, словно она не спала много дней, а также покрасневшие глаза. Одежда на ней была целиком черная, а волосы зачёсаны на одну сторону. Стоило ей зажечь сигарету, тяжелый и омерзительный запах дешёвых сигарет наполняет пространство вокруг них. Талия, замечая отвращение на лице парня, усмехается:

― Что, мистер Годфри, не нравиться запах? Конечно, ведь твои дорогие Lucky Strike и Treasurer благоухают вкуснейшими запахами.

― Я не курю такие сигареты. ― кидает Годфри.

― Попробуй эти ― дешевые. ― хмыкает Янссен. ― Запах мерзкий, но вставляет будь здоров.

Роман закатил глаза. Что несла эта девчонка? Роману, собственно, было плевать на то, что курит эта… Талия Янссен, поэтому он задал интересующий его вопрос:

― Почему ты пытались убить мою мать?

Талия фыркнула, но закашлялась, выпуская из рта клуб дыма.

― Ну, не убить уж. Так, проучить.

― Из-за чего?

― Она переспала с моим отцом.

Роман громко отрывисто рассмеялся, но по потемневшим глазам собеседницы понял, что сейчас лучше не смеяться. В Талии была какая-та угроза, словно сделай он неверный шаг, и та его расстреляет. Или пырнет ножом, что прячет в кармане.

― Мою мать полгорода перетрахало. Что будет с одного мужчины?

Янссен докурила, выбросила окурок, после чего глянула на парня уже без прежней улыбки.

― У моей матери была навязчивая мысль о том, что отец ей изменяет. Когда он изменил ей по-настоящему, она повесилась. Я пришла из школы, по телевизору идет любимый мамин сериал, а сама она качается на веревке в гостиной. Как тебе картина, Годфри?

Последние слова Талия буквально выплевывает, смотря на Романа с каким-то странным чувством. Ей безумно хотелось расцарапать ему лицу, да и всю его семейку избить. Не убить, прошу заметить, а не плохо отходить монтировкой или битой. Роману, собственно, было плевать на то, с кем и сколько спит его мать, да и о том, что чья-та семья могла быть разрушена из-за этого, он не думал. Роман просто родился с «золотой ложкой во рту», а потому чужое счастье его не волновало. Но вот именно сейчас, Годфри видел человека, счастье которого разрушила Оливия. У Талии была мама, папа, а теперь ее мать повесилась, а отца та явно презирает.

Янссен ежиться, когда со спины дует холодный осеней ветер.

― Ладно, было приятно познакомиться, мистер Годфри.

― Я уговорю мать не подавать на тебя в суд. ― внезапно обещает парень. Талия кривит губы в подобие на улыбку.

― Даже если и подаст, меня признают невменяемой и отправят на лечение в какую-нибудь психушку. Вечное, полога, с подачи твоей сучковатой матери.

― Этого не будет.

― Как угодно. ―Талия с улыбкой, по-приятельски хлопает его по плечу. Роман наблюдает, как она удаляется по улице, засунув руки в карманы уж больно тонкой на вид и совсем не греющей куртки. Годфри смеётся, когда Талия, не оборачиваясь, поднимает руку с зажатой в ней пачкой Сенатора. Только такие сигареты курит Роман, и такие вытащила Янссен из его кармана тридцать секунд назад. Она молчала, гордо уходила. Она не шавка, а элитный волк.

========== Мышку вспоминает Кот ==========

Тогда

Талия Янссен ― в школе у нее была фамилия Лавр ― искренне не понимала в чем «прикол» издевательств над Шелли Годфри. Да, девочка отличалась от них, причем очень сильно, но вся эта травля вызывала у нее только омерзение. Омерзение вызывало еще и то, что делали это, заведомо зная, что Романа в школе нет, иначе от брата можно и схлопотать по шее. Она не врала самой себе, смотреть на Шелли было неприятно, но издеваться над больным ребенком… этого Лавр понять не могла. В большей степени, она не вмешивалась в такого рода ситуации, зная, что без Романа Шелли в школу приходит редко, а смотреть как этих мелких тупых самовлюбленных сокурсников мистер Годфри ставит на место было интересным.

Но сегодня Роман опаздывал. Причем настолько, что Шелли успели довести до слез, заставляя сесть на пол и уткнуться лицом в перебинтованные руки. Талия почувствовала, как в ней что-то перевернулась, стоило увидеть эту картину: большая девочка, словно маленький ребенок свернулась около стены, а над ней возвышались первокурсники, что-то говорящие ей с мерзкими ухмылками. Талия сначала сделала, а потом уже начала думать: она со всей силой метнула в выступающего перед парня яблоком. Фрукт попадает тому в голову, и тот ошарашенно оглядывается. Талия, впрочем, подлетает к нему сама, со всей силой ударяя ему прям в лицо, причем с такой силой, что тот падает на пол.

― Урод, блять! ― визжит Янссен, откидывая свою сумку куда-то к Шелли, которая смотрела на развернувшуюся картиной с смесью страха и удивления. Никто кроме брата и Литы за нее не заступался. ― Давай, раз ты такой смелый, скажи мне что-нибудь.

С Талией Лавр было лучше не связываться. У девушки была неконтролируемая агрессия, но никто не знал, что справка об этом была куплена. Но это во многом оправдывало воинственную школьницу, которая редко, но все же ввязывалась в драки «за праведную сторону». Кроме того, она одно время тусовалась с одной отбитой шайкой, которые научили ее драться, да и само наличие таких друзей не прибавляло желание связываться с Талией.

Пару ребят, которые пару минут назад смеялись вместе со всеми, поспешили покинуть коридор. Девушки тонко вскрикнули, но не спешили уходить, а вот подлетевшие к парню друзья не стали молчать.

― Ты что, сука, с дуба рухнула? ― возмущённо крикнул один из них. Талия усмехнулась, и, схватив его за грудки, толкнула в сторону шкафчиков. Остальные лезть не рискнули, смотря на девчонку, которая оскалилась.

― Ну что, вы, мальчики, сдулись? Давайте, оскорбляйте меня, ведь вы были такими смелыми, когда издевались над Шелли.

― Да какое тебе дело до этой… Шелли?! ― истерически крикнула одна девушка. Она явно хотела сказать другое слово, но не решилась, понимая, что уж с ней Лавр мелочиться не будет.

― Никакого! ― крикнула Талия. ― Но, блять, издевайтесь друг над другом, а ее не трогайте. Потому что она среди вас, мразот, самая лучшая, уроды блять.

Прозвенел звонок. Все поспешили разойтись по кабинетам, и только трое поспешили в медкабинет. Шелли неуверенно дотронулась до плеча Талии кончиком перебинтованной руки и протянула сумку. Талия, которую быстро покинул весь гнев при виде робкой улыбки на открытой части лица Шелли, улыбнулась:

― Не обращай на них внимание. Ты просто прелесть.

Улыбка Шелли стала немного шире. Она достала свой телефон и быстро напечатала текст, который ровный женский голос тут же озвучил.

― Привет. Тебя зовут Талия?

― Да, Талия Лавр. У тебя какой сейчас урок?

― История.

Талия улыбнулась и похлопала девушку по плечу, как совсем недавно ее брата, только в этом жесте было больше нежности.

― Удачи.

И Талия скрылась в одном из кабинетов. Шелли улыбнулась и, стоило ей развернуться, увидела стоящего в конце коридора Романа. Судя по его взгляду, он видел все, что сделала Талия, и сейчас был немного удивлен. Годфри снова провожал взглядом девушку, которая удивляла его при каждой новой встрече. Шелли подошла к нему, набирая текст:

― Она тебе нравится?

― Не говори глупостей. Я вижу ее второй раз в жизни.

В сумке Романа лежали десять разных элитных пачек сигарет.

Сейчас

Все начиналось с того, что Талия Лавр ― или Янссен, или какая там у нее еще фамилия, Питер та и не понял ― не пришла. Роман пришел в школу буквально за час до звонка, заставляя подняться в такую рань и Руманчека. Они, словно шпионы, заняли наблюдающие позиции у главного входа, высматривая девушку, но к первому уроку Талия так и не явилась. Питер видел, как злился на это Годфри, а еще то, с каким интересом на него смотрят все учащиеся. Словно вот-вот произойдет что-то интересное.

Питер сказал, что вчера она тоже опоздала, но на это Роман лишь злостно оскалился. Он бы мог прийти к выводу, что Питер просто его обманул, по своей натуре Годфри не верил в лучшее. Однако: узнать он о ней не мог, все в этой школе были взбудоражены, а Роман ни за что бы не спутал почерк мать-ее-Талии с чужим. Она должна была быть здесь.

Но ее, естественно, не было.

Роман понимал, что Талия ― талантливая и умная манипуляторша, а он сам дал ей возможность собой манипулировать. Любил ее, суку, только ее и любил. Постоянный секс с одним человеком приводит к привязанности, привязанность к любви, а любовь ― к ярому желанию обладать. Талия была права ― Роман был в конце этой гребанной цепочки. Когда любишь кого-то так сильно, что ненавидишь. Роман не выдерживает этого напряжения и просто молча уходит, не слушая Питера. Руманчек что-то кричит ему в след, но Годфри его ― конечно ― не слушает. Садиться в машину, с целью напиться и выкурить пару дешевых сигарет. Потому что те действительно вставляют.

Питер смотрит, как машина друга скрывается за поворотом и практически тут же вскрикивает, потому что Талия появляется прямо перед ним. На ее лице был румянец, словно она долго бежала, дышала она тоже тяжело, но глаза горели лихорадочным блеском:

― Как он отреагировал?!

― Что? ― Руманчек расширившимися глазами смотрел на девушку, которую сегодня хотел увидеть Годфри. ― Ты чего творишь?!

Талия закатали глаза.

― Я же говорила, что его надо подготовить.

― Да он тебе теперь шею свернет! ― крикнул Питер, привлекая внимание учеников. Талия обернулась по сторонам и со злостью пнула цыгана под столом.

― Тихо ты! ― шикнула девушка. ― Я сама с этим разберусь, ясно?

― Да за что ты с ним так? ― хмуро поинтересовался Руманчек. Он видел состояние друга, видел, как тот надеялся встретить ее и как был расстроен, когда этого не произошло. А грусть Романа быстро перекачивала в злость, уж это Питер точно знал.

― Я же сказала, Питти, я играю с ним в игру. ― Талия закатила глаза, словно он не понимал элементарных вещей. ― Так как он отреагировал?

Питер поджал в недовольстве губы, но ответил. Талия кивала, внимательно смотря на цыгана мутными темными глазами. Когда Питер закончил, она поджала губы.

― Кажется, я его здорово разозлила. ― но ее пухлые губки, имеющие странный абрикосовый оттенок, тут же растягиваются в слегка сумасшедшей улыбке. ― Здорово! Надо довести его до нужной кондиции.

― Зачем тебе все это? ― устало спрашивает Руманчек, потирая переносицу.

― Мне нужна его помощь. И, кроме того, у меня было время обдумать свои чувства к нему, прийти к выводу, что я его люблю и… в общем, остальное тебе не надо.

Талия была резкой, как осенний ветер. Сначала он ласкает тебя теплым дуновением, а потом кидает тебе в лицо холодный ветер. Настроение Талии менялось примерно с такой же скоростью, причем Питер не мог уследить за причиной таких изменений.

― Передаешь ему еще одно письмо?

На этот раз Талия его подготовила и протянула уже готовый конверт. Питер откинулся на спинку скамейки и, сложив руки на груди, отрицательно махнул головой.

― Нет. Давайте вы как-нибудь сами.

Лавр сощурила глаза, смотря оборотню прямо в глаза. Питер, неизвестно почему, напрягся. Ногтем она постукивала под деревянной поверхности стола, словно вспомнила какую-то мелодию. Она понимает намного больше, чем говорит вслух. Эта кокетливая шатенка, прекрасно осознающая собственную привлекательность и жестоко играющая с чужими сердцами. Ее губы изгибаются в лукавой усмешке, и она тихо, только для ушей Питера, прошептала:

―Я вижу чёрную гладь воды

Только что в неё заходила ты

Словно сон, ты плыла в темноте

Ты такая как я, но в воде.

Питер очень хотел съязвить, но в ушах внезапно противно зазвенело. Эти слова были пропеты на какой-то особой частоте, которая его до нельзя оглушила ― человек не мог издавать такие звуки. Руманчек закрыл уши руками, морщась, а выражение лица Лавр внезапно стало излишне жестким. Ее темные глаза внезапно поддергиваются какой-то дымкой болотного цвета. Это смотреть на то, как в темноте начинает сверкать незаметный свет ― слишком маленький, чтобы разогнать тьму, но и достаточно заметным, чтобы к нему идти.

― Ты уже согласился. ― сухо говорит Лавр. Каким-то не своим, а словно наложенным, двойным, будто вместе с ней говорит еще один человек. И все на этой же чистоте, которая оборотня просто оглушает. ― Сделай это. Сегодня же.

Когда Талия оказывается слишком далеко все прекращается. Голова отзывается неприятной болью, на столе лежит белый конверт, а к ладоням прилипает кровь. Питер Руманчек был оборотнем, поэтому понять, что с Талией Лавр не все в порядке было проще простого. Жаль, что для этого его пришлось оглушить.

☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿

Судьбы всегда тебе улыбаться не может ― это Питер понимает, когда дверь ему открывает Оливия. От одного взгляда этой надменной женщины хочется либо убить себя, либо ее. Только бы она отвела взгляд. И сразу ясно, что миссис Годфри вовсе не рада цыгану в своем доме. Она вообще никому не рада, только, возможно, Нормана, который уже долгое время исполнял роль ее любовника, но обычно Оливия сама назначала ему встречи. И, разумеется, это было далеко от ее дома.

― Мистер Руманчек. ― тянет Оливия, опираясь на дверной косяк, тем самым показывая, что не хочет, чтобы он входил в дом. Питер и сам не горит желанием это делать, но едва появляется мысль побыстрее свинтить отсюда, в голове начинает раздаваться тот неприятный шум, который преследует его каждый раз, стоит появиться мысли не выполнить поручение Талии. ― Мы вас не ждали.

― Так и я без приглашения. ― Питер улыбается. ― А Роман дома?

― Мистер Руманчек. ― внезапно жестко прерывает его Оливия. ― Если вы принесли что-то от этой девушки, то сожгите это на заднем дворе. Я не потреплю, чтобы имя этой прошмандовки или какие-то ее вещи были в этом доме. Вам ясно?

― Предельно. ― ответил Питер, делая шаг назад. В голове тут же поднялся шум, словно сто ос зажужжали одновременно и все ― внутри него. ― Но я вынужден настаивать.

Все мгновенно замолкает. Оливия сжимает губы, явно раздумывая над чем-то, но появления Романа они оба чувствует. Как рябь на воде. Женщина отходит от двери, провожаемая злым и даже разъяренным взглядом сына. Но глаза ― единственное, что выдает Годфри. На лице Романа не дергается не один мускул.

― Талия была сегодня? ― спрашивает он с напускным равнодушием. Годфри кивает в сторону, предлагая идти за ним. Они поднимаются к нему в комнату.

― Ага. ― кивает Питер, осматриваясь. В комнате что-то неуловимо изменилось, и Руманчек не сразу понимает, что именно. ― Ты убрал коробку с письмами?

― Что? ― растерянно говорит Роман, разминаю шею. ― А, это. Да.

― А за… Ох, ладно. ― Питер махнул рукой. Ему действительно было не очень интересно, что заставило Годфри так поступить. Он хотел лишь скорее отдать проклятое «письмо» и унять шум в своей голове. ― Держи.

― Что она говорила? ― спросил Годфри, проводя пальцами по бумаге. Талия. Она умела заинтриговать, заставить Романа Годфри играть с ней по ее правилам. Еще ни разу он не выходил из их игр победителем, если она не давала ему такую возможность. Она его любила, хотя и рьяно это отрицала. Годфри это словно обижало ― как это, обычная девчонка не влюбилась в него, а с другой ― заинтересовывало. Влюбить в себя Талию Лавр было чем-то вроде спортивного интереса. Она это понимала, и говорила ему, что заигравшись он сам в нее влюбиться.

Воздух вокруг накаляется, и Годфри от чего-то все не может поднять свой взор, на лицо собеседника.

― Она сказала, что ей нужна твоя помощь. ― выпалил Питер. Годфри поднял на него недоуменный взгляд. ― И добавила, что у нее было время осознать свои чувства к тебе и прийти к выводу, что она тебя любит, а еще…. Она же не обычный человек, верно?

Роман усмехнулся.

― Она не просто «не обычный человек». Это, Питер, даже представить трудно.

Тогда

― Мистер Годфри. ― слышится едкое и протянутое обращение со стороны, которое заставляет Романа обернуться. Талия в платье и выпрямленными волосами выглядит очень

красиво, а главное ― уместно. И хотя совершенно ясно, что мать ее не приглашала:

― Как ты сюда попала?

Талия очаровательно улыбается, слегка поправляю юбку платья. Удивительно, как меняет человека простая одежда: в красивом вечернем платье Талия идеально вписывается в эту королевскую атмосферу, и вовсе не соответствует образу пацанки, что успел создать Роман.

― У меня свои ходы. ― Талия озорно подмигивает Роману и внезапно предлагает. ― Потанцуем?

Роман хмыкает, но дает свое молчаливое согласие, убирая стакан с вермутом.

― Обычно приглашать на танцы наша привилегия. ― говорит он и протягивает улыбающийся Талии руку. ― Вы позволите вас пригласить?

Талия улыбается и делает реверанс, вкладывая свою руку в протянутую руку Романа.

― Конечно.

Роман одной рукой аккуратно обхватил тонкую ладошку, другую опустил на талию девушки. Они кружились в танце и, кажется, эти мгновения наполнили их души некой эйфорией. Легкость и грация читались в каждом движении и жесте. Они как будто чувствовали друг друга и скользили по залу под такт обоих.

Талия казалась невообразимо красивой в вечернем платье. Рукава были темными, прозрачными, с нашивками цветов, которые присутствовали и на груди, а юбка платья была черная, с едва заметными узорам на ней. При каждом шаге Талии она еле слышна шуршала. Ее волосы были распущены, спускались до середины лапоток волнистым покровом.

Роман любил наводить справки о людях, которые его заинтересовали. Чаще всего необходимости в этом не было, поскольку мало людей были интересны для него ― пустые девчонки, которые сами прыгали к нему в постель и раздвигали ноги, не менее пустые и глупые люди, живущие в Хемлоке. Талия была чем-то новым, удивительным, неподдающимся объяснению. Он наблюдал за ней пару дней, пытаясь понять

Мысли парят где угодно, но только не здесь. Они оставляют свою хозяйку, выставляя ее маленькой дурочкой. Красивой, но такой глупенькой и не опытной… Вальсируя по просторному залу, она смотрит ему прямо в глаза, на его лицо. Не тонет в своих собственных эмоциях. Улыбается накрашенными персиковой помадой губами, думая о чем-то своем.

Талия Аэйрон Лавр привыкла полагаться только на себя. Ну, может, еще на прогноз погоды. В городе Хемлок метеорологи редко ошибались. Талию не страшило одиночество. Она привыкла полагаться на свои силы. Лавр-Янссен всегда была себе на уме. Ни с кем не общалась, старательно училась, а все остальное время мечтательно витала в облаках. Как Талия постоянно себе повторяла, ей не нужны друзья. Она не хочет привязывать себя к этому городу. Единственное, о чем можно мечтать в ее положении ― это уехать отсюда как можно скорее. Из передряг она предпочитала выбираться исключительно своими силами.

Талия Аэйрон Лавр очень самостоятельная. Сама делает ошибки, сама их исправляет. И общаться с людьми предпочитает лишь в крайний случаях, если ей это выгодно.

К сожалению, она не знала, что дружить с Романом Годфри ― ей жизненно необходимо.

☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿

― Я знаю о тебе все. ― мягко говорит Роман, опускаясь в кресло напротив.

Роман Гофри мог заявить, что знает о Талии все. Самым интересным факто было то, что чуть меньше года назад она связалась с какой-то плохой компании. Эти же парни когда-то дружили с ее страшим братом, который погиб во время мотогонок. Саид ― фамилии у него не было, да и «Саид» было просто кличкой ― «возглавлял» местную мафию. Роман знал их; друзьями они не были, но кто-то из друзей Саида держал хороший бар, в котором Годфри всегда наливали хороший алкоголь.

Талия с интересом поднимает бровь. Давно она не слышала подобных заявлений! Саидпредупредил ее, что этот парень – особенный. Ей кажется, что тот побаиваться Годфри, поэтому познакомиться с романом поближе было интересно. Точно так же интересно, как заявиться на прием к его матери. О, Талия видела, как Оливия сверкала глазами, стоило ей заметить, что сын проводит весь вечер с ней ― девчонкой, которая пыталась ее убить. И когда миссис Годфри явственно направилась в их сторону, с целью вышвырнуть девушку за шкирку, роман улыбнулся ей и указал на черный выход.

Они сбежали. Талия несла в руках свои туфли, босыми ногами ходя по холодному асфальту. На замечания Романа, что она заболеет, лишь отмахнулась. Они пришли не к ней домой, а в какую-то квартиру в жилом районе города, и Роман поразился тому, как все было стерильно в помещении. Хотя, это даже квартирой было сложно назвать ― одна большая комната служила гостиной, спальней, кухней и прихожей одновременно. Очевидно, девушка жила тут одна, так как наблюдалась всего лишь одна кровать. Белые стены, белый пол. Белого цвета здесь было предостаточно, что заставило демона чувствовать себя некомфортно. Белый цвет.. он был полной противоположностью его сущности.

Роман заметил, как чисто было в доме. Ни одной вещи, рассеяно положенной на спинке стула, ничего, что выдавало бы, что здесь кто-либо обитает: ни статуэтки щенка на полке, ни грязной посуды или хотя бы карандаша, небрежно оставленного на столе. Было такое чувство, что это номер гостиницы, или ВИП-палата больницы. Даже постельное белье было намертво белое, никаких сердечек, котиков или цветов.

― У тебя тут так… странно.

Талия смеется.

― Да. Моя мама любит… любила коллекционировать разные статуэтки, фигурки и прочую ересь. Эта квартира ― полная противоположность моему дому, и… и мне надо перестать болтать.

Талия неловко улыбается. Она принесла с кухни две чашки ― белые, с синими рисунками, кажется, это называется гжель, припомнил Роман ― наполненные чем-то густым. Одну из них она протянула Годфри.

― Это кофе. ― поясняет Талия. Она успела переодеться и теперь сидела напротив Романа в домашнем платье. Не белом, а каком-то канареечно желтом. ― Он с корицей и молоком. Ты пьешь кофе?

― Иногда. ― Роман неопределённо пожимает плечами. Он редко пил кофе, только чтобы взбодриться. Парень делает аккуратный глоток, стараясь не обжечься. Было действительно вкусно, а горячая чашка грела ладони, замершие после дождя. Талия смотрела на него внимательно, не моргая. ― Что?

― Почему ты пошел со мной?

Роман не знал ответ на этот вопрос. Он неопределённо пожимает плечами и делает еще один глоток кофе. И со временем, он полюбил кофе из робуста, хотя полученный напиток и казался до невозможности горьким, так что пить его было невозможным ― Талия заправляло его молоком, карамелью, корицей и от горечи не оставалось и следа.

Роман Годфри в любовь не верил. Впрочем, как и в другие проявления человеческих чувств. Да и зачем ему верить в какие-то странные эмоциональные привязанности, когда вокруг него только горстка мелких пешек? Роман не был холодным и бездушным, что вы. Он обладал горячим и большим сердцем, склонным к милосердию. Во всяком случае, он так любил говорить. А со временем он стал любить не только кофе.

Талия Лавр о любви знала только из книжек, которые ей читали в детстве родители. Потом она поняла, что отношения, чувства и эмоции остались позади ее восприятия, на ступень ниже и что в принципе, любовь внимание не заслуживает. Эта же любовь свела в могилу ее мать, отца ― к одиночеству, а ее саму в эту стерильную квартирку, которая ничего о хозяйке не рассказывала. А потом она познакомилась с Романом.

Между ними возникла связь с первых секунд. Роман слушал ее без вмешательств, Роман был заинтересован ее словами без лишних действий. Она хотела сделать хоть что-то, а он уже грубо смеялся. Он помогал ей во всем. Даже когда она могла справиться сама, почему-то просила его — это вошло в привычку. Спрашивать совета, слушать его. И понимать, что с каждой встречей момент окончания все ближе и ближе. И ничего не говорить об этом.

Роман не знал ничего о личном пространстве, Талии было на это плевать. Когда он подходил вплотную, когда его дыхание жгло ее кожу — она ощущала что-то новое. Их любопытство друг к другу было выше понимания других. Талия Лавр не знала, что такое любовь. Роман Годфри в нее никогда не верил. И все-таки прогуливаясь по ночным крышам, переплетая пальцы, сжигая друг друга прикосновением губ, они не знали, как описать свои чувства иначе.

========== Кот и Мышка думают друг о друге ==========

Если пожелаешь кому-нибудь счастья, кто-то другой будет страдать в той же мере.

Сейчас

Роман Годфри бездумно стряхивает пепел с кончика сигареты на ковер, совершенно наплевав на слова матери о том, чтобы в доме он не курил. У него в руках одна из немногих совместных фотографий с Талии. Удивительно, но в отличие от многих девушек, Лавр-Янссен фотографироваться не любила. Точнее, она не любила фотографии самой себя, зато в ее галерее было полно фотографий Романа ― за чистую, в компрометирующей позе ― пейзажи, красивых людей. Талия была достаточно свободных взглядов, чтобы подойти на улицу к понравившемуся человеку и попросить фотографию. И, что удивительно, ей очень редко отказывали. У Талии, Роман это знал, есть множество фотоальбомов, которые занимают целые стеллажи. На корешках выведены лаконичные: «Виды природы», «Виды города», «Дети», «Мужчины», «Женщины», а после появился особый альбом ― «Роман».

Роман был не против того, что его фотографируют, но вот заставить сделать Талию хоть одну совместную фотографию ― битва не на жизнь, а на смерть. Но если у Лавр было особенно игривое настроение, то Годфри мог словить совместный кадр. Талия могла не улыбаться, а могла демонстрировать миру свою красивую улыбку ― точнее не миру, а Роману, потому как подобные кадры довольно ревностно им оберегались.

Почему? Просто Роман по сути был диким собственникам. И ему хватило одного раза: он застал какого-то ботана, дрочащим на его малышку, оскверняя фотографию, на которой Талия была изображена на фоне заката. И тогда этот самый ботан получил шикарную размалёванную физиономию и тихо ушел домой, стараясь не светить новыми побоями. Хотя Роман и мог его понять: да, там было на что поглазеть, особенно тогда, когда аппетитная фигурка была обтянута ультракороткой юбкой или шортами. Но Роман никогда не любил, когда кто-то пялится на его девушку и терпеть этого не собирался.

Уж чем была вызвана эта искренняя, слегка скромная улыбки Талии, Роман помнил плохо. Кажется, тогда он выиграл ей что-то в тире, большого голубого зайца, вроде как ― и счастливая Талия согласилась с ним сфоткаться.

Пепел осыпался на фотографию, и Роман поспешно его стряхнул, а потом выкинул сигарету.

По началу это была игра. Для него, и для Талии. Они переспали, а после не виделись несколько дней. Все девушки, с которыми Роман трахался до этого были другими ― они считали себя особенными, раз их возжелал сам Роман Годфри, но одна мало чем отличалась от другой, так еще и… сколько девушек готовы раздвинуть свои ножки ради Годфри. Но в этом нет ничего манящего. Уже нет!

Когда его посадили с Талией на какой-то лабораторной по химии, Роман ждал много. Что она будет пытаться завести с ним беседу, хихикать, улыбаться ему, или поинтересуется, когда он снова к ней придет, как это делали остальные. Ох, были девушки, которые вообще устраивали за ним кардинальную слежу, не понимая, что Роман Годфри редко возвращается. Какой же надо быть девушкой, чтобы его заинтересовать?

Теперь он мог отметить, что надо быть Талией Аэйрон Лавр-Янссен.

Не сложно догадаться, что из-за ожидаемого, Талия не сделала ровным счетом ничего. Она опустила одну шутку в самом начале про учителя, потом говорила чисто по ходу работы, и вполне дружелюбно сказав, что “увидимся на следующем уроке”, попрощалась. И все. Роман толком и понять ничего не успел.

Что делать в подобной ситуации, Роман не знал. Казалось, что ему еще надо от Талии ― а нет, что-то в ней было закликающиеся, и это что-то заставило Романа к ней вернуться. Не сразу, конечно. Чтобы окончательно убедиться в своем выборе, Роман провел отличный вечер в клубе и совершенно потрясающую ночь в мотеле. Но потрясало его не аппетитное тело девушки, которое он вбивал в поскрипывающий матрас, а тонкая фигурка, всплывающая перед его глазами, стоило ему смежить ресницы, чтобы утереть пот со лба. Ощущения были просто великолепными, особенно когда он, вгрызаясь в ее плечо, представлял, словно под его губами пара маленьких шрамов ― ожогов от того случая, когда она пролила на себя горячий кофе. Его возбуждали ее порнушные стоны, но ему казалось, что они раздаются из совершенно другого ротика, широкого, с тонкими, но яркими губами, в которые хотелось впиться яростным поцелуем. Сминая, кусая до крови и доказывая свое право на обладание девушкой. Талией.

Она была удивлена, увидев его на пороге своего дома ― мокрого, поскольку тогда был дождь, но, благодаря сестрам немного разбирающихся во флориографии, с небольшим букетом красных тюльпанов, являющимися безмолвным признанием в любви. Она разрешила ему войти и остаться в ее жизни на долгий год.

Потом… потом были чувства. Роман не знал, когда они появились у нее. Ему хотелось большего, хотелось владеть той, что была свободна. Той, чья необыкновенная женская сила спала, но просыпалась от его желания. Или же: от него самого. Ему хотелось владеть этой девчонкой, как своей вещью, но одновременно с этим он хотел видеть в ней особый дух.

Она чертовски хороша. Он помнил, как она кричит, как стонет, как извивается под ним. И он знал, что это не ради его прихоти. Она была настоящей. Если он упырь, это не уменьшает его эго, как мужчины.

Сначала он полюбил все, что связано с нею, а потом ― ее саму. Да и о любви разговор, в общем, и не сразу пошел, Талия просто была рядом. Он просто приходил к ней домой и брал ее на столе. Потом он молча курил, пока та одевалась. Она спрашивала, что произошло за день, рассказывала о своих делах. Он ее слушал, пытался давать какие-то советы, но получалось плохо.

Это было нормой.

Они редко говорили о своих отношениях, да что там, об отношениях они вообще не говорили. Все разговоры всегда заканчивались сексом. Ему нравилось, когда Янссен спала рядом, а он прижимал ее к себе. И Талия так мило улыбается во сне, что Роман мог любоваться ею часами, но нет.

Роман Годфри привык, что по утрам она готовит тот самый кофе, что они пили в первый раз у нее в квартире. Вкусный кофе и тосты. Ему всегда было хорошо с тобой.

Лавр не ходила с ним на тусовки, но всегда встречала после них. Они мало говорят — если только за завтраком, ужином и после секса. Все. На этом их общение ограничивается. Но, несмотря на это, он знал ― и знает ― о Талии все: какие цветы она любит или каким оттенком помады пользуется, кто ее друзья и какие у нее тараканы в голове.

Роман знал, что «они» ― не навсегда, но все же ему не нравилось, когда Талия была с другим. Особенно его бесило, когда чьи-то руки прикасались к ней. Талия только его, и к ней может прикасаться только он.

Годфри никогда не говорил ей, что любит ее. Но Талия все равно это знала, понимала и любила. Роман знал, что любила, хоть Талия тоже и не признавалась. Он ничего от нее не таил, но всегда боялся увидеть ее слезы, хотя Талия скорей бы ударила его, чем заплакала.

И она знала о нем все: что он любит и в каких количествах. У них не было пылких признаний в любви, просто однажды она спросила:

― Хочешь, я просто буду рядом. ― и он согласился, потому что Талия Лавр ему нужна. Он любил ее внешность, ее походку, ее одежду и даже ее запах. И со времен он полюбил ее целиком.

Он бы отдал за Талию все. Чтобы она не просила, он давал Лавр это. Может быть, Роман ее избаловал, но она — его. И этим все сказано.

У них бывали ссоры, как же без них? Там было все: и тарелки, и побои. Они быстро мирились, потом странно шутя про это. Одна из таких ссор сильно потрепала чувствительные ― как оказались ― перышки Янссен. Она не хотела не говорить с Романом, ни видеть его. И когда он буквально выбил дверь в ее квартиру, готовый к волнам истерики, она спросила его, тихо и без особой надежды:

— Ты любишь меня?

Роману на раздумья даже миллиардной доли секунды не нужно. Он ответ на вопрос заранее знал еще с того мгновения, как Талия впервые в поле его зрения появилась, впервые заговорила, а про первую улыбку, ему адресованную, и речи нет. Годфри на Лавр смотрит, и она это чувствует прекрасно, и смотрит в его глаза в упор своими. У нее они черные, напоминают глубины болота. Страшно. Это тупо, наверное, но правда.

— Да.

Талия резко выдыхает и на Романа смотрит, взглядами с ним пересекаясь. А потом улыбается; не криво, наигранно, натянуто, как обычно, а искренне. Слабо, но искренне. И пускай Роман даже не спросил, но Талия уже отвечает:

― Я тебя тоже.

Вторая их ссоры была куда менее скандальной, но именно после нее Талия исчезла. Роман не привык мириться первым, все само собой у них с Талией раскручивалась. А тут она не появлялась в школе и не связывалась с ним около пяти дней. Роман ― засунув свою гордость максимально далеко и чувствуя испытывающий взгляд матери ― пришел к ней сам. И не нашел. Талии и ее немногочисленных вещей не было. Была только записка, лаконичная, в ее стиле: «Я уехала с другим. Не ищи меня. Прости».

Он не знал, с кем она уехала, но он ее лихорадочно искал. Не нашел, или, может быть, не хотел. Она подарила ему год и отняла два. А сейчас вернулась. Чтобы снова быть с ним, или чтобы издеваться?

«― Она сказала, что ей нужна твоя помощь.» ― вспоминает Годфри слова своего друга. Насколько гадской должна быть ситуация, если сама Талия Аэйрон Лавр прости помощь?

Роман знал, что готов ей помочь.

― Ты опоздаешь в школу. ― замечает мать. Роман усмехается.

― Знаешь, а я не сразу понял, что она уехала из-за тебя. ― выплёвывает он. Оливия смотрит на сына без эмоций, а потом говорит:

― Не обвиняй меня в том, что твоя шлюха сбежала.

Но Роман знает, что Оливия Годфри виновата в отъезде Талии. Не важно как, но он узнал. И когда Талия снова будет с ним, он придумает, как отомстить.

☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿

Талия сбегает вниз по лестнице, на ходу застегивая последние пуговки на блузке. Вбежала на кухню.

― Доброе утро. ― говорит Талия. Мужчина за столом ей кивает. Ему было около пятидесяти, возможно больше. Это был высокий и крепкий мужчина с оливковой кожей, темными волосами и темно-голубыми глазами, такими темными, что могут быть ошибочно приняты за черные. У него так же опрятно подстриженная борода.

― Доброе, Талия. ― отвечает он, просматривая какие-то бумаги.

― Что это? ― заинтересованно спрашивает девушка, наливая себе кофе.

― Кое-какие бумаги по работе. ― коротко отвечает он. ― Как дела в школе?

Талия сглатывает и бегает глазами от одного предмета к другому, стоя спиной к своему собеседнику. Не отвечает, но чувствуя, что мужчина продолжает прожигать ее внимательным взглядом, все же дает короткий ответ:

― Все хорошо.

― Прекрасно. ― тут же откликается мужчина, с явным удовольствием возвращаясь к бумагам. Не то чтобы он совсем не любил разговаривать со своей сожительницей ― фиктивной женой, надо было начинать называть вещи своими именами ― но Талия всегда держалась от него в стороне. Ее понять можно было, но мужчина искренни надеялся, что в свете произошедших событий они могут доверять друг другу.

― Кстати, мой брат приезжает со дня на день. ― внезапно добавляет мужчина. Талия резко выдыхает, словно ее ударили и скрепит зубами. Она вдыхает. Судорожно пытается загнать в свои легкие как можно больше холодного воздуха. Мужчина делает вид, что ничего не замечает и продолжает смотреть в бумаги, сверяясь с цифрами.

Фергус Эрденко ―известный бизнесмен. Не так давно он с семьей попал в аварию на поезде. Его жена Элизабет и две дочери умерли на месте, сын ― по пути в больницу. Сам он навсегда остался прикован к инвалидному креслу. И это, наверное, была единственная причина, по которой его жена Талия Лавр не сбежала от него, хотя запросто могла это сделать. Талия могла строить из себя стерву сколько угодно, но и благородия в ней было достаточно. Хотя, в случае Фергуса, это была скорее жалость. Но его устраивало даже подобное чувство; его самые дальние родственники решили ухаживать за ним, только ради денег. Талии же было словно плевать на все его акции и доход, да она и не знала, что в завещании ровным подчерком вписано только одно ее имя.

Талия быстрыми глотками, обжигая горло, выпивает кофе. Потом быстро споласкивает чашку.

― Обед и ужин в холодильнике. ― говорит она. ― Сегодня я не приду домой ночевать. Справишься без меня?

― Да. ― кивает Фергус. Дом был довольно большой, поскольку на первом этаже была расположена и спальня мистера Эрденко, и специальная ванная, в которую можно было въехать на коляске. На второй этаже обитала исключительно одна Талия. Инвалидом, конечно, быть ужасно, но за два года можно подстроится под данный вид существования и вести вполне обыкновенную жизнь. ― Ночуешь у парня?

― Возможно. ― уклончиво ответила девушка, не испытывая совершенно никаких неудобств. Фергус, собственно, от такого честного ответа и не отказывался: он не наделся, что Талия когда-нибудь полюбит его как мужчину любит женщина. Еще в самом начале их брака она четко объяснила, что любит только одного, и не собирается не с кем делить постель, кроме него. Да и Фергус на большее не надеялся. Ее банальная забота его устраивала; Талия была слишком молода, чтобы любить его и рушить свою жизнь.

В некоторой степени, Эрденко был даже рад, что у Талии был какой-то парень.

― Пока. ― Талия берет сумку и закрывает дверь. Через окно он наблюдает, как Талия быстро идет по дороге от дома, потом поворачивается и машет ему на прощание. Все-таки она не худший человек и временами совсем не стерва.

А ты веришь в то, что время может излечить все раны?

Если бы Талию Лавр спросили, что в ее жизни самое сложное, она ответила ― любовь к Роману Годфри. Еще когда они только начинали встречаться ― хотя по сути, не та, не другая сторона не признавала наличие серьезных отношений ― Талия иногда слышала восторженные вопли о том, как это классно: быть любимой Романом. И зло усмехалась: уж ей ли не знать. Глупые девочки мечтали о романтики, подарке и возомнили Романа Годфри ― принцем на белом коне. Все было не так в корне.

Каждая девочка в этом городе, поправочка, почти каждая девушка в этом городе хотела залезть к нему в штаны и убедиться в правдивости ходивших о нем слухов. Талия же лишь скалилась на это, когда до ее ушей долетали очередные визги о том, какой он. Она и без них знала, какой он: сжигающий дотла, дурманящий, наркотический, сладкий, но никогда не приторный, и в то же время необузданный, дикий, да, этот эпитет ему определенно подходит.

Прикосновения… это было так важно. Кажется, Талия совсем позабыла об этом.

Девушка обхватывает себя руками, но ей совсем не холодно, несмотря на холодный ноябрьский ветер. Она вышла из дома ― не дом, уж точно не для нее, просто место, в котором она временно живет и должна возвращаться ― в одной блузке.

Талия не идет в школу. Она сворачивает в парк и наводит самую дальнюю скамейку. Ходят тут редко, да и точно не утром, когда подростки и дети спешат в школу, а взрослые ― на работу. Возможно, поздними вечерами это место и облюбует какая-нибудь влюбленная парочка, как они с Романом когда-то. Талия бросает сумку рядом с собой на скамейку и опускает голову, зарываясь пальцами в короткие волосы. Она так любила свои волосы ― длинные, отливающие на солнцем красном; теперь они едва доходят до плеч.

Каково это — любить Романа Годфри?

Это больно. Талия знает это лучше любого другого. Но у нее нет выбора.

Она не желала того, чтобы он ее нашел, нашел ее настоящую, а не спрятанную под косметикой, украшениями и дорогой одеждой. Не хотела, чтобы он смывал с нее всю ее защиту, чтобы заставлял изворачиваться, показывая себя настоящую ― раненую и побитую не раз.

Но он нашел.

Он тоже не хотел этого. Не хотел влюбляться, создавать себе проблемы, создавать себе слабые стороны. Он ненавидел Тали и любил одновременно.

А она терпела.

Терпела, когда он срывался на нее, кричал как ненавидит. Терпела, когда он уходил на длительное время и даже не пытался с ней связаться. Терпела, когда он убивал людей. Потому что любила его.

Она помнила, как он целовал ее. Как защищал от других парней, от свои врагов. Как забирал из полицейского участка, смиряя строгим взглядом. Помнила, как он попросил остаться с ней навсегда. И помнила, как согласилась.

Ее жизнь кардинально поменялась, и ей нравились эти перемены. Ей нравилось это терпеть. Потому что Талия любила, несмотря на то, что он был злым и жестоким. Ведь для нее он таковым не был. И после каждого срыва, он извинялся. Он жалел.

Каково это ― любить Романа Годфри?

Это прекрасно.

Талия не раз жизнью сломанная, совсем не похожа на себя прежнюю. Ее разрывало, собирало и снова рвало, не давая кускам плоти срастить. Она не кричала: зубы сцепила и молчала, пытаясь вырваться из того, что ей подкинули. Улыбалась, и всем своим видимо показывала, что счастлива. И никогда не бежала от проблем, всегда искала решения. Самостоятельно, в одиночку.

С Романом стало дышать легче. Он одним своим присутствием снимал камни с души, позволяя ей летать и парить, вновь улыбаясь простым мелочам. В таких случаях принято говорить, что они дополняют друг друга: Роман состоит из полутонов, недомолвок и скрытых помыслов, а Талия — горькая на вкус.

Хотя, если задуматься, а что она теряет? Янссен-Лавр не нужна никому, кроме себя самой. Полное лишение какой-либо свободы. Всего-то.

Она знает, что ей придется либо подчиниться, либо попытаться выжить в одиночку. Она буквально видит ухмылку Романа и шипит пустому образу:

― Иди к черту, мистер Годфри.

Роман прекрасно понимает, какой Талия сделает выбор. Псевдо-выбор, ибо что бы не случилось, он не даст ей страдать. Может, только сам помучает. Талия ― его и не просто так, как все прошлые девчонки. Она его во всех смыслах этого слова. Нездоровая одержимость — вот, как у психов звучит это банальное, тошнотворное слово «любовь».

Талия упорная. Но что дальше? Ей хочется спросить совета, но нет никого, к кому бы, кроме Романа, она могла обратится. В такие редкие моменты, ей хотелось именно родителей. Хотелось, чтобы они докучали вечной заботой и расспросами, как прошел школьный день, где она была, как себя чувствует, лишь бы хоть кому-то это было интересно.

Она будет встречать и провожать солнце, каждый день до конца своей жизни, которого, к слову, не будет. Бежать некуда. Здесь нет никого, кто бы помог девушке коротать мучительную вечность, заменяя потрепанные книги хотя бы изредка. А разум все подло подсовывает мысли о «дружеском пикнике» с приезжим мистером Эрденко, и то, чем может это обратиться

Она может попросить, она хорошо знает цену любви Романа Годфри.

Сообщение, адресованное Роману Годфри, птичкой улетает по сотовой сети абоненту «Питер».

☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿

Питер сначала думает, что его разыграли. Потому что откуда у Талии может быть его номер телефона ― загадка; откуда она может знать, что Роман находится рядом с ним ― загадка. Он раздражённо выдыхает и теперь понимает, почему Роман называл Талию сумасбродкой. Питер тяжело вздыхает и смотрит на Романа. Тот старается слишком часто по сторонам не осматриваться, и получается не так уж и плохо. Смотрит за спину Питеру несколько секунд и переводит взгляд направо, потом налево, при этом задержавшись пару секунд на главном входе и повторяет.

― Тебе бы в партизаны. ― усмехается Руманчек, но Годфри лишь отмахивается. Сегодня он решил остаться до конца учебного дня, чтобы наконец встретится с Талией. Если она задумала поиграть с ним, то пусть готовится к ответным ходам. В конце концов, она знала, с кем начинает эту игру.

Он прогибает глазами по тексту и молча поворачивает телефон к Роману экраном. Упырь не сразу понимает, чего именно добивается Питер, но, прочитав текст, криво усмехается. Зло усмехается, как кажется Руманчику.

― «Роман, хочу встретиться с тобой сегодня в 20:00 в парке. Буду ждать, Питер привет». ― прочитал Питер. ― Слушай, в ее действиях есть хоть какая-то логика?

― Талия и логика понятия не совместимые. ― внезапно с какой-то ухмылкой говорит Роман и закуривает сигарету. Руманчек внимательно смотрит на друга и все-таки говорит то, что уже давно думает:

― Талия не похожа на обычных девушек. И все же, чем она могла тебя заинтересовать?

Роман отвечает не сразу, смотря на Питера странным, неподдающимся расшифровке взглядом. Он словно спрашивал, зачем это знать оборотню. Иногда упырь думал, как так получилось, что они стали друзьями: заносчивый и избалованный Роман, наследник богатого семейства Годфри и Питер Руманчек ― странный парень, о котором ходят самые разные слухи.

― Я не могу тебе ответить. ― Годфри пожимает плечами. ― Она просто была, а потом оказалась рядом. Талия стала привычкой.

― От привычки можно избавиться. Только если ты сам не хочешь оставить ее при себе.

Роман не хотел, хотя казалось, за два года обычная привычка должна была исчезнуть. А Талия непросто не исчезла, так еще и продолжала навещать мысли парня с завидной регулярностью. Причем с такой, что теперь Роман не знал, что с ней делать: убить или полюбить.

Роман Годфри не знает, что такое отказ. Он получает все, что хочет, сохраняя ледяное выражение лица. И какая-то девчонка с бледной кожей и хитрыми карими глазами не могла нарушить уклад его жизни, в которой все и всегда играют исключительно по его правилам. Или все-так смогла? …

Когда он увидел ее в школе после их первой совместной ночи ― в тот вечер после вечеринки ― девушка, чьи карие глаза метали молнии, пока она разговаривала по телефону, показалась Годфри лесной ведьмой. Как ни старался, он не мог отвести от нее взгляда. У Талии были тяжелые темно-каштановые волосы, бледная, гладкая кожа, которую совершенно не портила россыпь едва заметных шрамиков на тонкой шее, четко очерченные алые губы. И даже простые джинсы и слегка мешковатый свитер, не могли скрыть ее стройной фигуры — тонкой талии, округлых бедер и пышной груди.

― Знаешь. ― внезапно начал Годфри, чем привлек внимание Питера. ― Я не ровнял Талию с другими девушками, она отличалась по характеру, но все-же я подумал, что с ней будет как с остальными: мы переспим и разбежимся. Я даже был готов к тому, что она будет настойчиво меня преследовать, но… Но она думала точно так же, как и я. Я тоже был для нее парнем на одну ночь. Словно зеркально она отразила мои действия. И тогда мне стало интересно. Талия была во многом похожа на меня и это стало причиной, почему я снова пришел к ней. И почему я приходил снова и снова. До того момента, пока она не уехала. Не сбежала. И теперь я могу получить ответ на этот вопрос.

Роман замолчал, и Питер понял, что больше он ничего не скажет. Роман Годфри никогда не будет открывать свою душу перед кем-то, уж слишком долго он привык все хранить в себе. Признаться честно, сейчас Питер даже был немного рад приезду Талии Лавр ― если она делает Романа счастливее… в любом случае он этого заслужил.

Годфри окидывает пришкольный участок задумчивым взглядом. В голове у него проносятся слова, озвученные рекламным диктором: «Перед вами – очередной Богом забытый американский городок, в котором вам не захочется остаться надолго. Хемлок Гроув – город башень-небоскребов и покосившихся одноэтажек, заброшенных заводов и одиноких цыганских трейлеров. Хемлок Гроув – самое зрелищное превращение оборотня, которое вы когда-либо видели. Хемлок Гроув – упырь с глянцевых обложек и его совершенно необычная подружка. Хемлок Гроув — кровь, кишки, жестокость, обнаженка, грубый секс, дружба, любовь и ужасающие предательства».

Он не мог в полной мере описать Питеру ту гамму чувств, которые привязала его к Талии Лавр. С ней все и вправду было необычно. Она была ему нужна ― до боли, до зубного скрежета, до сломанных ребер. Первая девушка за всю жизнь Романа, с которой он встречался долгий год.

Когда они начали встречаться? Роман был уверен, что официальной датой можно считать конец ноября. Тогда прошло около месяца с их первой и пока единственной ночи. Талия, по слухам, собиралась устроиться работать в тот бар Саида, потому что деньги родителей подходили к концу, а Саид был другом и платил многим щедрее. Никакого интима ― только танцы, «ее парни» тщательно следили за тем, чтобы к сестре их покойного друга не приближались с подобными намерениями. Ее брат ― погибший Карл Лавр ― был лучшим другом Саида, и он со своей бандой считал неким долгом помогать его сестре.

Роман был в тот вечер, когда Талия впервые танцевала. В ее движениях не была обычной скованности, присущая «новеньким» в стриптизе, она была ловкой и гибкой, словно змея. И Роман вспомнил о их первой и, как он думал, единственной ночи.

На следующий день была та самая лабораторная работа. Талия была удивительно спокойно, поздоровалась с ним, улыбнулась, они начали обсуждать непосредственно саму работу. И с Талией оказалось необычайно интересно. Она была умна, красива и так ему нужна. В тот вечер ― после школы ― она вернулась в тот бар. Роман купил ей кофе, потому что ноябрь выдался необычайно холодным. Он предложил ей поехать к нему, а она поперхнулась кофе и пролила горячий напиток на пальцы. В итоге они поехали к ней и с тех пор он больше не уходил. Не уходил и не ходил куда-то еще. Да, пожалуй, именно тогда, как любила говорить Талия, начались их отношения.

Был еще один день, который уже Роман считал началом их отношения. Он до сих пор не знал, что именно понесло Талию на старый склад ― кажется, это было каким-то семейным делом, ее отец был в долгах или его, Романа, сучковатая мать постаралась устроить девушке сына такую «выбивалку» ― но Роман нашел ее там с пробитой головой. Саид ― его было слишком много в отношениях Талии и Романа, но вообще он был рад, что Лавр была пристроена в хорошие руки, хотя и грозился оторвать их упырю, если Талия хоть раз пожалуется на него ― обмолвился об этом, когда заметил волнующегося Годфри. Роман быстро оказался на том самом складе.

У Талии была разбита голова, и ее длинные волосы испачкались в ее крови. А еще она оказалась отброшенной кем-то их тех уродов ― жизнь которых прервалась за то время, что Талия провела в больницы ― будто ветошь, что было бы не так уж плохо, если бы на складе, где они встречались, не было кучи металлических труб. Одна из которых прошла прямо через легкие Талии.

В конце концов, она будет в порядке, потому что, даже будучи в панике, Роман сумел вытащить ее и, несмотря на трубу, торчащую из Лавр, доставить в больницу вовремя. Но это все равно сильно пошатнуло их. Но Годфри считал началом их отношения именно этот день: когда он, смотря на бессознательную, беспомощную и избитую Талию, понял, что не сможет без этой девушки.

― Ты собираешься свалить? ― удивленно спрашивает Питер, когда раздается звонок на урок. Роман задумчиво передёргивает плечами.

― Нет. ― отвечает он. ― Мне тоже есть над чем подумать.

Роман прекрасно знал о том, какого это ― состоять с ним в отношениях. Любить его. Он понимал, насколько это чертовски сложно. Каждый день превращается в русскую рулетку: попадёт Талия Лавр под пулю или нет? Попадает. Каждый день попадала. Это не больно, она не плачет, как типичные героини сопливых сериалов, фильмов или книг, а вместо этого просто… убивает себя изнутри самостоятельно.

Тогда

Это было одним из немногого, чего Роман Годфри боялся. Талия Лавр-Янссен не должна была узнать о том, кто он. Что он ― упырь. Но она это узнает. Случайно.

Он просто не выдерживает, когда какой-то парень из бара Саида ― Талия там больше не танцует, Роман рад ее обеспечивать, и рад, что она больше не танцует в соблазнительной одежде перед всеми ― смотрит на нее. Талия о чем-то спрашивает Саида, крепко держа Романа за руку, словно вежливо подчеркивая, что она ― его. И Годфри более чем доволен таким раскладам. Пока не замечает одну деталь, которая мгновенно начинает его злить: какой-то молодой паренек весьма откровенной и бесстыдно рассматривает Талию. Хвалёное самообладание летит в тартарары, логика, да всё, всё, к чертям, разбивается по кусочкам.

Талия его срыв чувствует, как порыв холодного ветра. Она недоуменно смотрит на своего парня, пытаясь найти причину в его глазах. Потом обводит взглядом помещения и тоже натыкается на изучающий взгляд белобрысого парня. Тот ухмыляется и подмигивает ей. Талия чувствует, как напрягаются мышцы Романа под ее руками. Она крепко стискивает его руку.

― Роман, не надо. ― утвердительно произносит она. Талия обнимает его со спины, утыкаясь в лопатки лицом. ― Пойдем отсюда.

Роман позволяет Лавр увести себя, а упырь замечает, как Саид строго смотрит на белобрысого и тот сжимается под взглядом главы местной банды. Это немного успокаивает Романа, но лишь немного.

— Я убью его. — то, как спокойно сказал это Роман, немного пугало Талию, и она лишь крепче прижалась к своему парню. — Мерзкий сопляк.

— Ччч! Тише. Не злись. Все нормально, он даже не подошел ко мне. — Талия взяла под руку.

— Он все время хотел подойти. Я же не слепой, Талия. Пойдем быстрее отсюда, или я всё-таки сверну ему шею.

— Идем-идем, я знаю, чем смогу отвлечь тебя дома… — Талия усмехнулась, он многозначительно хмыкнул, и Лавр потащила его за собой. Она понимала, что проблема не решена, но надеялась, что хотя бы отложена.

Талия чувствует что-то не хорошее всем своим нутром. Роман после школы отделывается от нее краткими скупыми объяснениями и быстро уходит. Куда ― понятно. Талия слабо улыбается ― он же защищает ее, в конце концов, а значит любит. Она приходит в бар к Саиду ― конечно, куда же еще? ― и тот наливает ей какой-то безумно вкусный коктейль.

Талия думает о Романе, конечно, о Романе, о ком же еще? Высокий, зеленоглазый, импульсивный и чертовски привлекательный. Он любит всё контролировать и управлять ситуацией. Для тех, кого любит, он ― воплощение добра, а для остального мира ― высокомерный мажор. Хладнокровный и терпеливый он всегда получает то, что хочет. Тонкие, но не очень заострённые черты лица способные в секунду превратить очаровательного мягкого юношу в невероятно опасного, решительного мужчину. Несмотря на всю свою брутальность, он уязвимый романтик. Именно эти две крайности его личности, которые гармонично уживаются друг с другом, привлекают Талию.

― Переживаешь из-за парня? ― уточняет Саид. Талия кривит губы.

― Как бы он не убил этого белобрысого. ― замечает Янссен. ― Он, конечно, Годфри и вылезет из любой ситуации сухим из воды, но если человека убивают только из-за того, что он на тебя не так посмотрел…

Талия улыбается, не договаривая, а Саид усмехается. Он треплет Талию по длинным волосам.

― Посмотри на этой с другой стороны: Роман любит тебя настолько, что готов убить за один только неправильный взгляд в твою сторону.

Талия смеется, но внутри копошится какое-то неприятное чувство. И оно настолько разъедает, что Лавр выспрашивает адрес этого пацана и едет туда. Саид предлагает послать с ней кого-нибудь, но талия отмахивается: если Роман там, помощь нужна будет точно не ей.

Роман, конечно, в той квартире. И… В общем, Талия не совсем хорошо понимает, что именно происходит.

Ее парень стоит на коленах спиной к ней, держа этого парня за плечи, его голова опущена к шеи белобрысого, который совершенно не падает признаков жизни. Роман издает какие-то странные звуки, словно глотая что-то. Девушка хочет его окликнуть, но у нее из горла не вырывается не звука, только слабый, еле слышный хрип. Она чувствует, как в уголках глаз скапливаются слезы, как все ее лицо перекашивается от… чего? Страха? Да, вероятно.

Роман поднимает голову, и что-то шепчет. Талия не разобрала, что именно, да и неуверенно, что теперь хочет знать. Она вся словно онемела, и потерялась, без знания, что делать и что говорить. Роман замечает ее случайно, в отражение зеркало, а она видит его испачканное кровью лицо, вскрикивает, но тут же прикрывает рот рукой. Плачет, потому что больше не может сдержать слезы.

Роман резко разворачивается, смотря на девушку, которая вжалась в дверной косяк и рыдает, заглушая звук ладонью. Он растерян, она ― испугана. Он тяжело дышит и проводит рукой по волосам.

― Талия. ― выдыхает Годфри, и делает шаг навстречу к ней, она отшатывается. Точнее, отшатнулась бы, не будь позади нее дверного косяка, в который она врезается спиной. Роман понимает, что ей больно, но в данный момент она этого не чувствует. На спине наверняка останется синяк.

Он щурит глаза, делает несколько шагов к ней, но останавливается. Останавливается, потому что в сбитом, испуганном шепоте девушки явственно слышит «Не подходи».

― Талия, это… ― Роман не находит простого объяснения, да и все это ― со всем не просто. Но впервые за это время Талия слышит в его голосе что-то другое. Что? Страх? Она с трудом сглатывает и пытается обдумать, что хочет сказать.

― Что ты?

― Я упырь, Талия. ― признается Годфри, хотя он готов вывернуть себя наизнанку, лишь бы не видеть покрасневших и до сих пор слезившихся черных глаз. Талия всхлипывает, делает глубокий вдох, стараясь успокоиться и вести полноценную беседу.

Бледные губы, длинные волосы и заплаканные глаза — Годфри сходит с ума. Потерянный взгляд, сожаление — Талия осознаёт, что происходит. Внутри все ломано-переломано, ненависть переполняет, но она тут же успокаивается. Она смотрит на него потерянно, пусто и стеклянно. Под рёбрами каллиграфически выведено его имя, избавиться никак.

Роман Годфри тщательно пытался скрыть от своей девушки то, чем он является, но его план потерпел провал. И парня снова затопило то чувство отчаянья и страха, которое он испытал, увидев ее на том складе: он боялся ее потерять.

Они ведут сухой, конструктивный диалог, хотя оба переполнены эмоциями.

― Зачем ты мне врал?

― Я не мог тебе сказать кто я.

― Почему?

― Ты бы ушла от меня и не вернулась.

― Почему ты так легко говоришь за меня?

― Потому что я знаю, что… таких как я не любят. Их ненавидят и хотят убить.

― Но у меня получилось!

― Потому что я не рассказал тебе о том, кем я являюсь на самом деле.

― Но тебе стоило попытаться, правда? Я ведь была обязана знать. Чтобы все было по-честному…между нами.

― Ну видишь, теперь ты все знаешь. Я монстр, Талия, это верно. Но…

― Роман, я уже не уверена в том, хочу ли я тебя слушать.

Роман делает шаг к Талии.

― Талия!

Девушка делает зеркальный шаг назад.

― Оставь меня.

И тогда Роман был действительно близок к тому, чтобы навсегда потерять ее ― родную и чертовски любимую уже тогда.

Сейчас

Холодный осенний вечер. Уличный ветер ураганом крутит опавшие листья, срывая все новые с пожелтевших деревьев. Стройные фонари, одиноко освещающие узенькую улочку, ведущую вдоль аккуратных кирпичных домиков. Роман ждет. Он стоит в парке, смотря на лавочки и ждет. И все еще не может ответить на один простой вопрос: он свернет Талии шею или обнимет? Оба варианта довольно заманчивы, и оба варианты она позволит с собой сделать.

Роман раздражается от того, что несносная Янссен опаздывает уже на ― беглый взгляд на часы ― на десять минут. Талия и раньше была не слишком пунктуальной, но это ожидание съедает его изнутри.

У Романа к Талии странное, едкое, выжигающее за ребрами чувство, оно съедает его, привязываться к Талии больно, она острая, колючая, резкая, недоверчивая.

Если бы хоть кто-нибудь это видел, то тут же сравнил его со львом, запертым в золотой клетке. И был бы весьма недалёк от истины. Впрочем, Роман Годфри никому не позволял видеть свои слабости и сейчас, не раздумывая, убил бы любого появившегося в парке человека. Однако время уже было позднее, и люди спешили домой: Роман слышал, как чуть дальше ездят машины.

Роман ждал. Он привык и умел это делать, но когда речь шла об Талии, парень просто не мог сдерживаться. Да и не хотел. Это была его женщина. Его и только его. И Роман докажет это всем и каждому, если, конечно, кто-то осмелится спорить. В том числе и самой Талия.

― Сбежала… ― немного успокоившись, уже в который раз думал парень, снова принимаясь мерить шагами аллею. ― Глупая. Ты всё равно будешь со мной. Ты хочешь быть со мной. Быть моей. Я знаю это. Видел в твоих глазах. А значит, я найду тебя везде. Найду, и верну себе ― законному владельцу.

Негромкий стук каблуков у него за спиной. Талия останавливается, держа дистанцию. Хищный огонёк, вспыхнувший в глазах парня ещё ярче, заставил любого бы напрячься, но Талия его не видела ―Роман стоял к ней спиной. Он чувствовал ее напряжение, а она его ― его злость. И ей все равно хватило силы, чтобы четкои отрывисто произнести вместо приветствия:

― Роман!

Годфри поворачивается. Талия Лавр-Янссен ― собственной персоной!

========== Кот и Мышка наконец-то встречаются ==========

В воздухе витает запах декабря. Пахнет холодом. Промозглый воздух окутывает с головы до ног. Они не видели друг друга два года.

― Ты не изменился. ― говорит Талия, складывая руки на груди. Роман пробегает взглядом по девушке и хмыкает:

― А ты ― да. Кто кричал мне, что волосы в жизни не пострижет?

Талия болезненно усмехнулась.

― Ну, некоторые жизненные обстоятельства показали, что короткие волосы ― это преимущество.

И все. После двух лет разлуки они хотели сказать друг другу так много, но в итоге не находили слов. Роман хотел спросить, почему она сбежала? Как и чем жила все эти годы? Почему она вернулась именно сейчас? У Годфри было тысячи вопросов, но Талия… она смотрела на него так влюбленно, с такой нежностью, какую он получал только от нее. И вся его первоначальная злость быстро схлынула, и реальность ему улыбнулась: самая желанная девушка была прямо перед ним.

Роман сделал несколько больших шагов вперед и напряженно замер перед Лавр-Янссен. Теперь, чтобы смотреть на него, ей пришлось поднять голову ― Роман был выше ее. И стоило оказаться так близко, Роман напряжённо замер, с какой-то яростью вглядываясь в темные глаза Талии. Упырь всматривается в знакомые черты лица, отмечая, как сильно похудела девушка, с какой надеждой она смотрит на него. Замечает небольшой поболевший шрам на щеке и то, что одета она в максимально закрытую одежду. Это можно было списать на погодные условия, но кто как ни Роман Годфри знал, насколько Талия Лавр любит холод. Он не раз поучал ее за то, что зимой она выбегала в одном свитере или ходила в холодную погоду без куртки. А тут она была одета довольно тепло, словно боялась… оголить какой-то участок кожи.

Роман протянул руку к плечу Талии, но так и замер. Девушка посмотрела на парня, потом перевала взгляд на раскрытую ладонь и слегка подвинула в сторону, сама каясь его руки. Роман шумно выдохнул и сжал пальцы на ее плече.

― Эй, Роман, все хорошо. ― с легкой улыбкой сказала Талия, сжимая другую его руку своими пальцами. Холод колец неприятно обжег пальцы, но Годфри этого не заметил. Он смотрел на свою руку, которой держал Талию за плечо. ― Все хорошо, Роман, я вернулась. Прости меня, я люблю тебя.

И тут у Романа, как говорится, «упала шторка». Он громко выдохнул и, сжав плечо Талии сильнее, дернул, прижимая к себе. Тонкие руки девушки тут же залезли под распахнутое пальто, обнимая парня за талию и прижимая к себе.

― Я убью тебя. ― прошипел упырь девушке, но Талия на это заявление лишь легко рассмеялась.

― Я люблю тебя. ― повторила она, впрочем, не ожидая никакого ответа. Его и не была, но Талия точно знала, что Роман ее все еще любит. Роман крайне редко говорил о том, что любит ее, но Талия уже знала, что слова в этом мире ничего не стоят. Самым важным была ее уверенность в том, что она может ему верить, этот человек ее не предаст.

Она не соврет, если скажет, что это были идеальные отношения. В действительности Роман Годфри не был таким чудовищным, каким все считали его всегда. Нет, конечно же, его язвительность и скверный характер никуда не делись, но Талия научилась понимать причины его поступков, и это значительно облегчило ее с ним жизнь. Она научилась сводить на нет раздоры и, не говоря ни слова, быть рядом, когда это было нужнее всего. А он по-прежнему находил повод для того, чтобы отчитать Лавр, как пятилетнюю.

Настоящим открытием для Талии когда-то стало то, что смех этого всегда угрюмого человека весьма приятен. Искренняя же улыбка на его лице для Янссен была подобна солнышку, вышедшему из-за туч. Тогда у внешних уголков его глаз собирались лучистые веселые морщинки, которые Талия так любила, и он становился совсем не тем Годфри, которого она знала раньше.

― Ты мне все расскажешь, поняла? ― шипит он, но Талия понимает, что злости в нем не так уж и много. ― От начала и до конца. Для чего ты это сделала, Талия? Зачем тебе понадобилось сбегать от меня?

Он отстранился, смотря на опустившей взгляд Талию, и провел кончиками пальцев по нежной щеке, приподнимая вверх упрямый подбородок.

— Не то, чтобы это имело значение, потому что я ни тогда, ни тем более сейчас, не собирался и не собираюсь тебя отпускать, но я хочу знать причину.

― Я расскажу. ― кисло улыбается девушка. ― Но не здесь. Я взяла номер в отеле. Это будет хорошим местом чтобы рассказать тебе мою историю, Роман.

― Хорошо. ― Роман соглашается как-то через чур быстро. Это не значит, что он забыл о ее побеге, о том, что он простил ее до конца, но с этим он разберется позже. Просто… было странно в это поверить, но Роман Годфри умел любить ― искренне, целиком отдаваясь любимому человеку. И только Талия знала, насколько много требовал он к себе в ответ. Если Роман любит очень сильно, его любить должны не менее сильно. Потому что по сути ― Годфри все еще ребенок, которому не хватало тепла, который чувствовал себя уродом всеми покинутым.

Это не то, чему Талия хотела быть причиной.

― Но прежде…

Они тянутся друг к другу одновременно: Талия цепко хватает его за ворот пальто, а он дергает ее за волосы, заставляя запрокинуть голову, и впивается в теплые полные губы, размазывая персиковую помаду. Он всегда думал, что девочки-принцессы вроде нее должны любить если не ласку, то точно не откровенную жестокость, но Талия с силой кусает его, заставляя кусать в ответ.

На самом деле, это не так. Боль в душе не прекратится, да и в добавок придёт боль в теле, хоть его и так ломит. Каждый вдох и выдох сопровождаются болью в груди, а рёбра вот-вот готовы сломаться, дабы выпустить лёгкие наружу и дать вдохнуть на полную, без боли.

Каждый день, час, минуту и секунду Талия чувствует усталость. Усталость от самой себя из-за этой, казалось, неправильной любви. Роман Годфри — непредсказуемый человек, от которого можно ожидать всё, и Лавр это знала. Знала, но всё равно оказалась рядом с ним.

У многих людей есть собственная реабилитация; у кого-то она длится минутами, часами, днями, а у кого-то, к сожалению, это может длиться больше года. Всё зависит от характера человека. К сожалению, у Талии это затянулось бы надолго, но после ее отъезда она не отпускала свою боль. Все два года она жила мыслями о Романе, который сейчас мягко зарывался пальцами в ее волосы, и болью. И именно такое сочетание дало ей возможность сохранить мысли и не сломаться. Алкоголь, сигареты и задурманенные мысли, а ведь так хочется вернуться назад.

Лежать и просто ждать весну зимними вечерами в одной квартире с нелюбимым мужем. Радоваться концу апреля, когда воздух прогрелся, смотреть на распущенные листья орешника и видеть, как они продолжают распускаться, лёжа под деревом с мыслями о любимом человеке.

Роман тоже устал за эти два года, но он откидывал усталость, дабы сейчас получить то, что имел ― Талию Лавр в своих руках.

Тогда

Талия долго думала о своем решении, ходила, измеряя шагом весь дом. С одной стороны ― она боялась кому-либо рассказать о своей тайне, особенно Роману, боясь потерять его навсегда. С другой стороны ― Роман оказался монстром, таким же, как и она. Он ей, конечно признался не сам, скорее она поймала его за тем, что он делал. Но Талия могла его понять. Такой секрет сложно раскрыть, насколько сильно ты не доверяй человеку. Кроме того, разве Талия не сбежала от Романа…?

Свою семейную тайну Талия узнала только год назад, да и то с помощью случая. Ее мама обо всем знала, это было чем-то вроде родового проклятья, которое передавалось по женской части их семьи и о которой мужчины никогда не знали. Талии было страшно, больно и она совсем ничего не понимала. Мать ничего объяснять не успела, да и сама девушка редко спрашивала. Она думала, что игнорирование такого факта как-то само решит проблему, но этого, конечно, не происходило. В конечном итоге, у Талии не осталось семьи, подруг, а теперь могло не остаться и Романа.

Девушка кинула взгляд на календарь. День Святой Троицы празднуют в воскресенье в день Пятидесятницы — 50-й день после Пасхи. Талия никогда не была особенно религиозной, ее смело можно было назвать атеисткой. Кто же знал, что ей придется так усердно изучать христианские праздники?

Лавр-Янссен переводит взгляд на телефон и несколько минут пристально смотрит на него, словно гипнотизируя. Собственно, она сама не знает, чего хочет ― чтобы он продолжил молчать, либо возвестил о приходи смс или звонка. От Романа, желательно, но любой звук, который прорвет едва ли не убивающую мертвую тишину в доме для Янссен был желанным.

Талия, если честно, чувствовала себя потерянной. Она и подумать не могла, что ее жизнь превратится в какой-то сверхъестественный сериал, где ее парень ― упырь, а она сама… Талия опустилась на диван, с которого в воздух поднялась пыль и закрыла лицо руками. Она вовсе не хотела сбегать от Годфри, чувствуя всем своим нутром, что он ― не человек, однако просто не оказалась готовой увидеть все своими глазами. И, что греха таить, она испугалась. И лишь потом вспомнила, каким ласковым и нежным может быть этот парень.

Она не была уверена, что Годфри ее примет. Хотя с другой стороны ― и он, и она монстры. Так может, им наоборот вместе нужно держаться? Талия медлит, а потом подходит к столу и берет телефон. Пропущенные от Романа и не прочитанные сообщения от него же. Талия слабо улыбается ― ей приятно то, что такой с виду жестокий и самовлюбленный мальчишка питает к ней какие-то чувства.

«Озеро Эри. Сегодня в половину двенадцатого. Есть, что тебе показать» ― высвечивается на экране у Романа. Парень озадаченно хмурится, но в нем начинает теплится надежда. Талия дала хоть какой-то ответ после трех дней молчания и, судя по ее выбору место встречи ― которое, признаться, смогло удивить упыря ― она не боялась оставаться с ним наедине. Значит, у них все еще могло быть хорошо. Роман сильно надеялся, что не потерял свою девушку, внезапно оказавшуюся очень любимой.

Сейчас

Роман только в отеле думает, что зря он согласился пойти с ней куда-то, где они будут одни. Конечно, разговор должен был быть приватным, но быть в одной комнате отеля с Талией Лавр, словно переносясь в дни двухгодовалой давности, было странно. А еще потому что они попали под дождь, и первое, что сделала Талия ―стянула с себя черную кочанную куртку, под которой обнаружилась совсем не прозрачная плотная рубашка синего цвета. И если до этого у Романа и были сомнения, то теперь совсем пропали ― Талия что-то скрывала под своей одеждой.

За время их разлуки Роман успел расставить приоритеты. Он, наконец, смог смирится с тем, что Талия не была минутным увлечением, вроде всех прочих девиц, что грели его постель до встречи с ней. Она была его, даже не смотря на то, что сбежала от него на два долгих года. Маленькая стерва, от одного взгляда на которую он сходил с ума от вожделения, принадлежала лишь ему, и Годфри знал, что непременно добьётся того, чтобы она вновь была рядом.

― Я все еще люблю дождь. ― говорит Талия, стряхивая капли с куртки на ковер. ― Даже после того, как он испортил мою одежду.

― Мы будем обсуждать погоду, или твой внезапный отъезд? ―резко спрашивает Роман. Он сам снял пальто, небрежно бросив на кровать. Это не было шикарным номером-люксом, но и дешевой отвратной комнаткой в дешёвом мотеле тоже. Самый обычный номерок в отеле. Талия такие любила, хотя Роман упорно тащил ее в люксы.

Талия оборачивается на парня и усмехается.

― Это неприятная история, Роман. ― девушка подошла к кровати и села на нее по-турецки. Глазами показав на свободную часть кровати, она дождалась, пока Годфри сядет рядом с ней. ― Ты должен обещать, что выслушаешь меня без всяких вспышек гнева.

Роман скрипнул зубами, но по взгляду Талии понял, что она действительно не начнет говорить, пока он не пообещает. И упырю пришлось кивнуть. Талия слабо улыбнулась.

― Хорошо, тогда мне следует начать с того, что в этом была замещена твоя мать. ― Роман практически не удивлен, хотя внутри и вспыхивает волна гнева. Сучка Оливия ответит за это, но позже. ― Ей не нравилось то, что у нас такие близкие отношения. Она пришла ко мне домой ― угрожала, шантажировала, но мне нечего было терять. Кроме тебя, конечно. Но она решила действовать, и остановить ее было невозможным.

― Но почему ты не рассказала мне? ― перебил Талию Роман. В его голосе было много недовольства, однако открытый гнев он смог сдержать. ― Если бы ты мне сказала, я бы нашел выход, и ты бы осталась здесь, со мной.

― Роман, я потеряла всю свою семью. ― Талия грустно усмехнулась. ― Я не хотела, чтобы такое произошло с тобой. Какая никакая, но Оливия твоя мать и мне не хотелось вбивать клинья в ваши и так отвратные отношения.

― И ты решила, что будет легче тебе уехать? Оставить меня, буквально выть от боли, задыхаясь в этом чертовом городе.

Рука Талия ложится на его, предупреждающе сжимая. Годфри делает глубокий вдох, а потом выдыхает, стараясь успокоится. Смотрит на Талию Лавр, которую все еще любит. По венам Романа течёт горячее золото, а в душе тьма, кромешная, вязкая и холодная. В ней легко заблудиться и потеряться навсегда, стоит лишь раз попасть туда ― и не выберешься.

Глаза Талии сияют тысячами ярких, словно бриллианты, но далеких галактик, а лёгкие наполнены цветущими фиалками, из-за которых иногда становится трудно дышать.

Вместе они две противоположные стихии, что постоянно сталкиваются и уничтожают друг друга, одновременно дополняя.

― Так вот, она буквально заставила меня уехать. ― продолжает Талия. ― Это было странным чувством, словно я находилась в каком-то дурмане. В голове все смешалось, мне казалось, что я поступая правильно, и что так будет лучше для тебя, Роман. ― упырь зло хмыкнул, Талия виновато опустила глаза. ― Но худшее было дальше. Во-первых, она нашла мне мужа.

― Что?! ― не сдерживается парень, вновь перебивая девушку. Ну, нет, это уже слишком! На Романа накатывает волна такой сильно неконтролируемой агрессии, что казалось, она может убить его. Раздавить как тяжелый валун, вдавить в землю. Мать могла ненавидеть Талию, могла препятствовать их отношениям, даже эти два года могли пройти с ее подачки, но на что Роман ни за чтобы не закрыл глаза ― на факт того, что Талия, пусть и фактически, принадлежала другому мужчину. Что кто-то, кроме него, мог любить ее хрупкое, тонкое тело, смотреть на нее, быть с ней. ― Это не… Ты же не могла…

― Спокойно, Роман, с моим мужем у меня ничего не было. ― произносит Талия, ласково сжимая его пальцы. Роман смотрит на их руки, потом переводит взгляд на Талию и замирает, дико и до дрожи изучая выражение ее лица. Лавр старается выглядеть равнодушной, но его взгляд прожигает в девичьем сердце дыру. ― Пожалуйста, успокойся.

Упырь, конечно, не слушается. Он вскакивает с кровати, в несколько больших шагов проходится туда-сюда по комнате, запуская руки в волосы. Талия не пытается его как-то успокоить, понимая, что Роману нужно время, чтобы смириться. Она старалась рассказать это историю как бы между прочем. Не вышло. Лавр, сколько бы не строила из себя стойку, чувствует, как внутри все сжимается от холода. Ее всю подбрасывает от внезапного чувства.

Роман ― может, почувствовав это на каком-то уровне, а может, обретя какой-никакой внутренний контроль ― останавливается напротив кровати и смотрит на Талию. Один взгляд. Как разряд молнии. Бешеных зеленых глаз. Сердце пропускает удар, а затем будто отрывается, падая в темноту. Легкие сжимаются, не впуская кислород. Губы Талии моментально начинают дрожать. Роман не говорит ни слова. Смотрит в упор прищуренными, звериными глазами. Губы сомкнуты. Кожа на скулах подрагивает от ярости. Он готов разодрать ее на части.

Роман сжимает руки в кулаки. Так, что Лавр-Янссен улавливает слухом хруст костяшек. Они наблюдают за каждым движением друг друга. Талия скрещивает руки, не отводя взгляда. Смотрю с вызовом, не скрывая раздражения. Талия Лавр привыкла вести игру на равных. Ему нее сломить ее волю.

Шаг. Движение. Не успевает опомниться, как Роман хватает Талию за короткие мокрые волосы на затылке, дергая на себя.

― Думаешь это игра? По-твоему, мои чувства — это игрушка!? Сегодня поглажу по головке, а завтра брошу в уголок? Нет, детка. Со мной такие игры не пройдут. Пока я хочу, тебя в своей жизни, ты в ней будешь и тебе от меня не сбежать. ― с иронией. С огненным блеском в глазах. Рассчитывает победить, сломить ее волю, но все не так просто.

― Я не играю, Роман. ― шипит девушка. ― Пыталась, но моим инструментом никогда не были твои чувства.

Талии не столько больно, сколько неприятно от хватки на затылке. Роман в бешенстве, и она это четко видит, ощущает, знает. Такие, как она, прекрасно чувствуют состояние своего партнера. У Романа взгляд дикий, тело напряжено до предела. Он еле сдерживается, чтобы не припечатать Лавр к стенке. Человеку, который привык все держать под контролем, вдруг бросают вызов. Он в бешенстве.

Проходит минута, потом еще одна, Лавр не знает, сколько именно, прежде чем Роман разжимает руку. Смотрит на нее тяжело, но она старается взгляд не отводить, потому что знает, несмотря ни на что, насколько Роману больно, плохо, а все из-за ее поступка.

Талия протягивает руку и ласково сжимает ладонь Годфри. В зеленых глаза появляется усталость, Роман наблюдает за тем, как Талия ведет его ладонь к своему лицу. Девушка проводит кончиками пальцев по своей щеке, потом прижимается губами к внутренней стороне ладони. Роман ощущает, как с ресниц стекает нечто влажное.

― Прости меня. ― шепчет Талия. ― Мне страшно, Роман. Я люблю тебя, Роман.

И, вероятно, за эти слова Годфри готов отдать все на свете. Он падает на колени, чем вынуждает Талию открыть глаза и посмотреть на него. Они смотрят друг на друга, а потом парень утыкается лицом в колени девушки. Весь мир, казалось, замер.

Романа Годфри можно назвать помешанным, сумасшедшим, ненормальным, одержимым, бесноватым с момента, как он встретил Талию Аэрон Лавр-Янссен. Эта девчонка не выходила у него из головы, ее дерзость и неповиновение лишало упыря остатков самообладания. Она играла, привязала незримыми цепями его сердце и душу. А затем сбежала. Она боялась, как огня, зависимости от мужчины. Все ее романы были непродолжительными, как только мужчина, хотел заполучить ее полностью в свою власть, она исчезала. Но она никого не обманывала, всегда говорила прямо:

― Не привязывайся ко мне. Сегодня я с тобой, а завтра сама по себе. Сегодня я принадлежу тебе, а завтра никому.

А потом в ее жизни появился самовлюбленный парень по имени Роман Годфри. По началу Талия не беспокоилась, причислив его к очередному развлечению, собственно, как и он ее. Скрасить одиночество друг друга, получить наслаждение и разойтись. Схема всегда работала, ни Талия, ни Роман не влюблялись ни в одного партнера, до….

Роман смог пробить выстроенную стену, Талия привязалась к мужчине и впервые строила планы на совместное будущее. Она была со ним, подчинена его воле и желанию. Он целовал ее мягкие, пухлые губы, вдыхал ее аромат, ласкал ее атласную кожу, и она таяла от его прикосновений, говорила о их совместном будущем. А потом испарилась, решила, что может от Романа так просто избавиться.

Роман привык, что девушки сразу отдает борозды правления в его руки. Он ― сильный и властный мужчина, которому они подчинялись с большим энтузиазмом. Но не Талия, ей важно все держать под контролем и вести игру на равных с мужчиной.

За это он ее частично и любил.

― Мой фиктивный муж ― Фергус Эрденко ― инвалид. ― внезапно продолжает Талия. Роман меняет положение головы, упираясь щекой в колени Лавр, а взглядом ― в стену. Сильные руки, подобно веревкам, обнимают ноги девушки. Талия с наслаждением запускает руки в волосы Годфри, поглаживая и мягко массируя. ― Он уже не молод, ему пятьдесят четыре. У него была жена, дочери и сын. Все они погибли в автокатастрофе, а он оказался в инвалидном кресле. Он бизнесмен, и твоя мама считала, что он сможет меня… приручить. Она ошиблась. Я угрожала ему, что зарежу себя. ― Талия хмыкает. ― Если он хоть раз притронется ко мне. Но он даже не пытался. Я смогла пересилить себя, заботиться о нем, но не до конца доверять. Он сказал, что даст мне развод сразу же, как только я найду кого-то, в кого влюблюсь, а пока мне лучше жить обеспеченно с ним, чем где-то в подворотне. Я согласилась.

― Питер сказал, тебе нужна помощь. ― бухтит Роман, не поднимая головы. ― В чем? Этот Эрденко все-таки домогался до тебя?

― Нет, не он. Его брат.

Талия чувствует, как тело Романа словно каменеет. Казалось, в легких закончился кислород. Упырь пробовал дышать, но создавалось впечатление, что глотает он пустоту. Сжимает пальцы в кулак с такой силой, что кожа неимоверно натягивается. Ему больно, и Талия видит, как больно ему. Он глубоко вдыхает воздух. Скрипит зубами, едва держа себя в руках. Мороз по коже. Едкие мурашки, словно иголки, вонзаются по всему телу.

― Продолжай. ― говорит громко, едва сдерживая гнев. Талия вздрагивает, но продолжает.

― Его брат ― Давид ― человек умный, но слишком уж самовлюбленный. Когда я появилась в доме у его брата, он сразу решил, что я буду спать с ним. Потому что я молодая, красивая, а его брат ―инвалид. Так или иначе я не собиралась предавать тебя, пыталась ему сказать об этом, потому кричала, угрожала. Но мои слова не имели никакого эффекта, это были просто пустые угрозы. И он изнасиловал меня. И насиловал снова, и снова, и снова. Он считал, что я принадлежу ему. А когда он уехал, то я подбила Фергуса на то, чтобы уехать сюда. Мол здесь хороший воздух, тихо и спокойно, а сама… я искала тебя, Роман. Мне нужна помощь.

Вместе с тем, как Талия замолчала, лишь тихо всхлипывая, сердце Романа словно прекращает биться. Ярость проносится по телу Романа, его мышцы напрягаются. Он встает стремительно и мощно, заставляет Талию подняться вместе с ним. Он в бешенстве. Роман обхватив руками голову девушки, изучает ее своими испуганными, большими, зелеными глазами. Талия безвольно прислоняется к нему, чувствуя облегчение и усталость. О, руки Романа! В целом мире для нее нет ничего лучше, чем они.

― Прости меня. ― шепчет она. Роман прикрывает глаза.

― Я убью его. Клянусь, я его убью.

― Он приезжает со дня на день. ― сообщает Талия. ― Поэтому я все тебе рассказала. Я больше не хочу, Роман… Не хочу, чтобы он…

― Больше ничего не будет, Талия. ― горячо обещает Годфри. Лавр судорожно кивает, обнимая парня, позволяя ему крепко прижать ее к своему телу. ― Я отдам тебе все. Я люблю тебя.

На последних словах сердце замирает. Роман слегка отстраняется, сжимает подбородок Талии. Наклоняется ниже к ее губам. Проводит свободной рукой по коротким влажным волосам. Теперь понятно, почему она подстригла волосы.

― Все было прекрасно, мне было с тобой так хорошо, как ни с кем раньше. Ты была моей, такой родной. Ты смотрела на меня влюбленными глазами, планировала наше будущее, ты растворялась в моих объятиях и заботилась обо мне. ― Роман раздраженно выдыхает. ― Я больше не позволю чему-то плохому случиться с нами. С тобой. Все будет хорошо,

Талия.

Лавр-Янссен ласково притрагиваюсь к его нижней губе. Медленно и горячо проводит языком от уголка к уголку. Обнимает его рукой за шею, утягивая на себя. Он набрасывается на девичий рот, целуя жадно и страстно. От него пахнет алкоголем и сигаретами. Этот коктейль безумно приятный. Талию словно на волнах уносит штормом. Целует шею, немного покусывая ее.

― Ты моя, Талия. И я тебя не отпущу, всем придется смириться, что ты теперь со мной и никуда тебе не деться. ― Роман страстно шепчет ей в губы, два независимых человека, теперь зависимы друг от друга, это пугает и опьяняет одновременно.

Тогда

Темные воды озера Эри еще не подернулись коркой тонкого, ноябрьского льда. Клены и ивы у берегов молчаливо поникли головами, окончательно сбросив золотую листву. Ничто не нарушит зеркальную гладь прудов рябью. Разве только какая рыба гуляет где-то там, на глубине, изредка всплывая на поверхность и маня наивных рыбаков серебристым хвостом.

Роман думает, что Талия, возможно, ошиблась. Что интересного она могла показать ему на озере ночью? Нет, если бы это было до того, как она узнала о нем правду, то тогда Роман подумал бы о каком-нибудь романтическом свидание, но теперь… Хотя, Лавр могла так показать, что она не боится его, что она готова продолжить их отношения. Или она могла принять совершенно противоположное решение и сказать об этом здесь, чтобы новость о их расставанием не прокатилась снежным шаром по всему городу. Говоря проще: Роман терялся в догадках.

А еще он волновался. Потому что Талия была единственной, кто заботился о нем, не прося ничего в замен. Разве что, она просила, чтобы о ней самой заботились, и это был равноценный обмен.

Роман был токсичен. Любил свой чистый бурбон и всегда смотрел так, словно голыми руками проникает в душу. Он ― весомая причина, чтобы запретить себе даже смотреть в его сторону, дабы, дай Бог, не повезло стать предметом для его интересов. Это было устойчивое мнение, которое Талия сама себе зачитывала наизусть, ведь хотела быть в безопасности.

Но, когда он присылает ей цветы ранним утром с запиской «Прости меня» и «Поговори со мной» становится трудно дышать, а ноги словно прирастают к полу. Самостоятельная жизнь становится труднее, чем хотелось быть, когда все плохие мысли по поводу Годфри забываются, а улыбка мелькает на ее губах, когда он проезжает мимо ее дома. И ведь ждет, что она ответит, выйдет, нова будет рядом.

Роман сменил свои любимые пиджаки на мягкие свитера и тёмные водолазки. Его взгляд перестал быть таким диковатым, скорее более изучающим. Убежать саму себя в опасности становилось трудно, когда ты больше не чувствуешь её.

Талия Лавр-Янссен расцветает на восприятии Романа Годфри яркими пятнами. Когда они впервые встречаются, пустота выедающие сладко тянет низ живота Романа – такое чувствуешь, когда сидишь в почти пустом коридоре больницы, глубоко вдыхая запах медикаментов, которыми все там пропитано; когда спускаешься по лестнице, оступаешься и пропускаешь одну ступеньку; когда поскальзываешься, но в последний момент удерживаешься на ногах.

― Талия! ― громко кричит Роман, не выдерживая завывание ветра, шороха листвы, плеск воды. Все это говорит почему-то об одиночестве, а его Роман ненавидит больше всего.

― Я здесь. ― внезапно слышится ответ, и Годфри спешит туда, откуда раздался голос. Он обнаруживает Талию в совершенно интересном положение: она сидит на краю какой-то старой пристани, свесив ноги в воду и накинув куртку на плечи. Роман не уверен, что доски выдержат, если к весу Талии прибавится еще и его, но все-таки аккуратно ступает на них. Талия поворачивает голову, и куртка слегка сползает с плеч. Роман понимает, что под курткой кроме лифчика ничего нет и в два шага преодолевает расстояние между ним и Талией, уже не заботясь о досках.

― Ты же замерзнешь! ― шипит он, стискивая плечи девушки. Она смотрит на него, и он концертирует своей взгляд на ней, весь мир, как бы близок он не был, растворяется.

― Я красивая, Роман? ― шепчет Талия. В ее голосе звучат какие-то новые, певчие нотки. Роман, сглотнув, кивает. ― Тогда, поцелуй меня.

Роман судорожно кивает, поддаваясь вперед. Рука Талии легла на его щеку, и Роман ощутил, как она была холодной, практически ледяной. Губы Талии ― да и вся ее кожа ― посинели от холода, а волосы у девушки были мокрыми. Роман подумал о том, какого черта она вообще решила искупаться в озере ― вода была еще очень холодной. Годфри прижался ближе, впиваясь жадным поцелуем в ее губы. Руки быстро опустились, скользя по девичьи талии, и остановились на бедрах. И тут Роман почувствовал, что что-то не так.

Он приоткрыл глаза, и слегка скосил взгляд вниз, там, где по идеи, должны были быть ноги Талии. А потом парень с криком отстранился от девушки, оседая на доски и судорожно отползая от… нее. Талия усмехнулась, обожая ряд ровных, заостренных зубов.

― Нет, чего-орать-то? Так ― все нормально, а как хвост увидят…

Роман действительно думал, что сошел с ума. Потому что иначе он не мог растолковать то, что вместо ног от бедер талии шел ровный покров чешуи, приобретающий вид… ну да, по сути, это был именно хвост. Роман, тяжело дыша, глянул на девушку перед ним и только сейчас заметил, что на шее у нее несколько ровных ран, напоминающие жабры, в волосы вплетены луговые цветы, а на руках между пальцев ― перепонки.

― Твою мать. ― выдохнул Роман, проводя рукой по лицу, стирая холодный пот. Талия усмехнулась.

― Считай, мы в расчете.

В ее голосе появились какие-то странные нотки. Они словно дурманили, заставляя забыть о минутном открытие. И Роман бы поверил, что Талии вправду весело, если где-то внутри ее глаз, у самых зрачков, не было страха. В этом чувстве было отражение его собственного ― он боялся потерять ее, если она узнает правду; Талия боялась потерять его, если он узнает правду.

Роман справился с собой. Вдохнул холодный воздух и подсел ближе. Он еще раз оглядел Талию и потом посмотрел на хвост. Он был с черной чешуёй, слегка отливающей серебренным в свете луны. К низу он явно сужался, но поскольку он был опущен в воду, Роман не мог видеть его всего.

― Ты можешь его вытащить? ― спросил Роман. Талия кивнула и руками начала перебирать позади себя, буквально вытягивая хвост на пристань. Роман подхватил девушку за талию и легка вытянул ее.

― Спасибо. ― ухмыльнулась Талия, слегка поводя хвостом. К низу он раздваивался и свисал волнистым… чем-то. Плавниками, наверное, будет верным назвать это так.

― Прикоснуться можно? ― снова задал вопрос Годфри. Лавр улыбнулась.

― Можно.

Тонкие пальцы прошлись по сухой чешуи.

― Он быстро высыхает. ― говорит Талия. Хвост дернулся, Роман быстро убрал руку. Талия усмехнулась.

― Значит, русалка? ― внезапно весело спросил Роман, усаживаясь рядом с Талией. Открытие, конечно, удивляло, но не шокировало. Возможно, он хотел немного обдумать эту ситуацию, но желания убежать не было. Хотя, если сравнивать с Талии ― она то хоть никого не убила.

Девушка фыркнула.

― Ненавижу это определение. Мавка, водяница, купалка ― все лучше, чем русалка.

Роман смотрит вверх. Небо усыпано миллиардами звезд, и это красиво. Талия поправляет куртку на своих плечах.

― И как давно ты такая?

― С рождения. ― просто отвечает девушка. ― Вся женская часть семьи рождается… такой. ― Талия дернула хвостом. ― Ты начинаешь превращаться с первым менструальным циклом. В течение года об этом можно почти забыть ― единственное, ты не можешь есть не соленое еду и практически никогда не испытываешь холода. ― Роман усмехается. Он часто ругался с Талией по поводу того, что зимой она ходит в кожаной куртке, которая не могла согреть, и вообще наплевательски относится к своему здоровью. ― Но со мной было что-то не так. Я узнала обо всем год назад, когда…

― Впервые переспала со мной? ― с очаровательной улыбкой уточнил Роман, за что получил толчок под бок. Нет, по сути, он был прав, но не говорить же ему об этом.

― Теперь, каждый день Святой Троицы я должна оказываться где-то, где воды больше чем в ванне или бассейне. Нужен природный источник, так сказать. И целую ночь торчи здесь в одиночестве. Кошмар.

― Ну, теперь будем торчать вместе. ― заявляет Роман. Талия смотрит на него с сомнением. ― Ты же не думала, что это что-то изменит.

― Я хотела показать тебе, что твоя тайна мало что меняет. Просто сначала я испугалась, но по сути, я ничем не лучше тебя. К примеру, за несколько дней до Святой Троицы ужасно хочется крови, потому что в ней много соли. Иногда даже клыки прорезаются.

― Ты всего лишь русалка, Талия. Ты ― такая, а твой парень ― упырь, пожирающий людей. ― усмехается Годфри. Талия слабо улыбается. Кивает. ― Мы оба монстры. Мы созданы друг для друга.

― Спасибо. ― внезапно говорит Талия, сжимая пальцы Годфри своими. ― От монстра к монстру.

Роман усмехается. Талия кладет голову ему на плечо, и они оба смотрят в небо. Да, возможно, монстры. Но они стали намного ближе, чем могли представить. Они были нужна друг другу. Они одинокого пытались спасти свои сердца от боли.

Роман Годфри любил Талию Лавр, точно. Он на это способен. Были вещи, необходимые ему. И самая главная из них — Талия Лавр.

А если Талии нет, то и Романа без нее нет.

Сейчас

― Скоро опять будет день Святой Троицы. Давида надо убить до него.

Талия стоит около кровати, сложив руки на груди. Роман стоит напротив, внимательно смотря на девушку. Талии, честно говоря, от этого взгляда как-то не по себе становится, но виду она старается не поддавать.

― Покажи. ― внезапно требует Роман, отталкиваясь от тумбочки, на которой до этого то ли сидел, то ли просто опирался. Талия непонимающе склоняет голову.

― Что показать?

― Шрамы. ― говорит Роман. Талия сглатывает. ― Я знаю, что они у тебя есть и рано или поздно я их увижу. Покажи сейчас.

― Роман, не нужно… ― говорит Лавр, качая головой.

― Нужно. ― твердо говорит Роман, подходя чуть ближе. В процессе разговора они оказались друг напротив друга. ― Я все равно их увижу, Талия. Лучше, если с твоего согласия.

Талия усмехается, а потом растягивает пуговицы на блузки и снимает ее. Глаза Романа непроизвольно расширяются, Лавр смотрит куда угодно лишь бы не на Романа.

— Это сделали этот ублюдок? — напряжённо спросил он, рассматривая огромный синяк, распластавшийся на плече, и задевающий ключицу девушки. Каждая пытка Давида взять ее оставила на ней свой отпечаток. Все вместе они составляли визуальный отчет об издевательствах. Она отвела глаза, понимая, что уже ничего не изменить – то, что увидел Роман ему уже не удастся забыть. Она была осквернена другим человеком, она не могла злиться на Романа за то, что он ужаснулся ее видом. Внутри словно все опустело.

Следы от травм выделялись на ее бледной коже. Они были совершенно разными, и Роман удивлялся: как и чем можно было нанести подобное? Он увидел след от укуса на ее плече. Не раздумывая, он наклонился и поцеловал след от увечий. Он так хотел пригреть ее на груди, защитить от любого вреда.

— Прости, что не смог защитить. Мысль, что кто-то причиняет тебе боль, убивает меня… — голос упыря был нежным, мягким, спокойным. — Я не хочу, чтобы это. — Роман кивнул на синяк. — Напоминало мне боль, которую ты пережила.

С ногами дела были немного лучше ― синяки на бедрах, но в целом все не так плачевно. Он глянул на Талию, которая отвела взгляд, словно все это происходило не с ней и не сейчас. Внезапно она почувствовала губы Романа на ключицах, и нервно вздрогнула. Они медленно двигались вверх, к её плечу, оставляя за собой прохладную дорожку, вызывая у девушки воистину ядерные ощущения. Двигаясь вниз по ее телу, он целовал каждый след и знак, будто рассчитывая, что так исцелит их. Ее руки обвивали его плечи, взглянув на нее, он заметил, что она плачет. Он остановился, обеспокоенный тем, что причинил ей боль:

― Прости, все в порядке?

Она кивнула, улыбаясь сквозь слезы:

― Я просто не могу поверить, что ты хочешь поцеловать меня, прикоснуться ко мне после… ― она краснея, посмотрела вниз на себя.

Он наклонился к ней и поцеловал в губы еще раз.

― Я скучал, Талия. И я очень давно хотел прикоснуться к тебе. И сейчас ничто не в состоянии изменить ситуацию. ― Роман серьёзно взглянул на девушку и накрыл её губы своими. Пока без движения, лишь чувствуя мягкое дыхание Талии, он ждал, пока она ответит ему. Он знал, что Талия любит его.

В голове девушки сейчас кружились сотни мыслей. Она не знала, куда себя деть, она чувствовала, что её сердце невыносимо болит и думала, что оно вот-вот сломается. От Романа пахло уличной свежестью и еле уловимым запахом его кожи. Она робко ответила на поцелуй, оправдывая ожидания парня.

И пусть их сердца не бились в унисон, пусть они не умели ничего, кроме скромных нежных поцелуев, но самое главное — они наконец-то знали, что важны друг другу.

========== Кот, Мышь и Волк планируют убийство ==========

Роман проснулся.

Это было странное утро, после не менее странных дней. Но, возможно, именно сейчас он был готов сказать, что действительно счастлив.

Роман повернулся на бок, смотря на спящую рядом Талию. Девушка обняла подушку и лежала спиной к Годфри. Парень улыбнулся и медленно провел кончиками пальцев по оголенному. Ее кожа была холодной, впрочем, теперь его не волновало это так сильно.

Юноша любовался ее четкими и красивыми чертами, красивой фигурой, спутанными короткими волосами, и радовался, что эта вечно прекрасная девушка только его, что только он может прикасаться к этому невинному телу, целовать ее кожу и губы. Вдыхать запах ее волос и нежно-нежно подушечками пальцев касаться трепещущих век.

Он считал ее своим спасением, призрачной надеждой на что-то прекрасное и изумительное, кое не могло принадлежать чудовищу, которым сам и являлся. Было что-то невероятное в этом союзе: не поддающееся объяснению, зато так приятно сжимающее его сердце в тисках. Это счастье окутывало его, дарило трепет, и Роман совсем забыл, что в этом запретном чувстве и был его конец.

Талия стала для него океаном: бескрайним просторам, необъятной пучиной, затягивающей в свои воды моряков и никогда не отпускающей их, забирая души, сердца и тела своих жертв, принося своим демонам удовольствие. Годфри погружался в нее с головой, отдавая всего себя на растерзание этой девчонке. Он принимал нанесенные ею раны, как дар, благословение. Роман упивался болью, которую она ему несла, как крест. Он стоял перед ней на коленях, не боясь презрения с ее стороны, а она лишь смотрела в его глаза, затуманенные любовью, и наслаждалась, ликовала внутри себя, слабо кивая, протягивая свою маленькую ладошку, чтобы закончить начатое — забрать по праву принадлежащее ей сердце.

Талия подарила то, чего ему так не хватало — покой.

― Ты пялишься, ― прозвучал ее сонный голос. Роман усмехнулся, наклоняясь к Талии, и целуя ее в ухо.

― Я любуюсь.

Талия хмыкнула и повернулась на спину, щуря глаза после сна.

― И все-таки, пялишься, ― говорит она. Роман пожимает плечами, словно даже не оправдываясь, признаваясь, что его поймали с поличным. Он улыбается, и Талия хмыкает.

― Что это за улыбка? ― спрашивает она, садясь на кровати. Осматривает комнату, ища свои вещи.

― Какая улыбка? ― уточняет Роман. Он, в отличие от Талии, откидывается обратно, но это не мешает ему провести линию вдоль видимого позвоночника девушки. ― Тебя надо откормить. Ты слишком худая.

― Можешь оплатить мне питание в Макдаке, ― смеется Лавр, подходя к своему нижнему белью и скрываясь с ним в ванной. Пока она приводит в себя в порядок, Роман успевает задремать, и просыпается только от того, что Талия громко хлопает дверью. На ней белый халат с фирменным знаком отеля, а короткие волосы мокрые.

― Вставай, Годфри, тебе еще вести меня домой.

Роман лениво приоткрывает один глаз.

― Зачем это? ― недовольно спрашивает он. Талия улыбается, садясь на кровать.

― Ну, несмотря на то, что я ― русалка, мне все еще надо ходить в школу. Тебе тоже, между прочим. Это последний год, стоит отмучиться.

― Русалка? ― иронично тянет Роман.

― А что?

― А как же твое «ненавижу-это-название-господи-не-называй-меня-так»?

Талия громко заливисто смеётся, и да ― Роман испытывает определенное удовольствие слушая свою ― и только так ― девушку.

― Давай, Роман, у меня нет миллионов за плечами, чтобы я могла так пренебрегать своим образованием, ― говорит Талия. ― Я живу за счет Фергуса, если что так.

Эти слова вызывают на лице парня тень злости. Он сжимает зубы, чувствуя неприятный укол куда-то в солнечное сплетение.

― Не думай, что мне это по душе, ― резко говорит упырь. Талия, которая расчесывала волосы, глянула на парня. ― Как только покончим с этим… Давидом, переедешь ко мне.

― О, да! ― хмыкнула Талия. ― Твоя мама будет рада. Помнишь, что было в прошлой раз? Она выкинула мои вещи в окно!

― И я купил тебе кучу новых, ― невозмутимо парировал Роман. Талия зло фыркнула. ― Оливия и слова не скажет. В завещания отца прописан только я. Так что могу выкинуть ее из дома без гроша в любой момент, ― жестко произносит упырь. Талия тяжело вздыхает, качая головой. Она все еще была уверена в том, что даже такая мать Роману лучше, чем вообще никакая. ― И ты же знаешь, что я предпочту провести этот день с тобой. В постели. Давай останемся.

Предложение кажется очень и очень заманчивым. Кому не хочется отдохнуть от учебы, нежась в кровати, да еще и с самим Романом Годфри. И ей хотелось. Но Талия всегда умела вовремя отрезвить себя, представляя худшие последствия возможной шалости. В случае чего, с ним то ничего не случится, его не выгонят из учебного заведения, ему нарисуют хорошие оценки ― слишком влиятельна его суковатая мать и он сам.

Будущее Талии жепредставлялось весьма туманным, и даже Годфри не вырисовывался абсолютно четко. Роман знал, что Талия всегда готова к тому, что он ее бросит, променяв на какую-нибудь девчонку. И за два года он не смог до конца выбить эти глупые мысли из милой головушки девушки. В один момент он решил для себя, что Лавр-Янссен бросить уже не сможет, но доказать ей это словами ― нельзя. Чтож, значит, он будет молча доказывать делом.

Талия усмехается и хлопает парня по плечу.

― Не получится. Сегодня тест по литературе.

Она встает и направляется к креслу, где обнаруживается ее блузка.

В ответ на это парень встает с кровати, скидывая одеяло. Ей требуется не так много времени, чтобы вспомнить, что под ним ничего нет и судорожно выдохнуть. А еще увидеть победоносную ухмылку на чужом лице. Нельзя, нельзя, нельзя!

Между тем он идет к ней медленно, давая возможность рассмотреть все его тело. Откровенно разоружая.

Она чувствует, как внутри все начинает гореть, а внизу скапливается приятное ноющее ощущение ― напоминание о прошлой ночи. Ноги сами несут к нему, резко и со всей силы прижимаясь к губам, разжигая еще большее желание. Сукин сын.

Они падают вновь на кровать, переворачиваясь.

― Я даже дам тебе побыть сверху, ― улыбается.

Оторваться от его губ ― задача практически невыполнимая, возможная только на особенных условиях:

― Сразу после уроков. Буду ждать тебя у твоей машины, Годфри.

☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿

Роман ничего не говорит, но его взгляд выдает упыря ― он неприятно поражён тем, как богато выглядит небольшой двухэтажный домик в голландском колониальном стиле. Арочные окна, двери с витражными стеклами.

Талия, завидев его реакцию, смеется.

― Спокойно, Роман, ― она весело целует парня в щеку и кокетливо подмигивает ему. ― Даже самому шикарному дворцу я предпочту комнату в отеле с тобой.

Эти слова вселяют в Роману какую-никакую, а все же надежду. Конечно, они с Талией будут вместе ― монстру комфортно только рядом с монстром. Он даже почти смеется, когда Талия внезапно замолкает. Она смотрит с небольшим испугом в сторону, и Роман, проследив за ее взглядом, видит темно-синюю машина. Талия сглатывает, и Роман замечает, как ее глаза заволакивает плотная серая завеса. Роман уже видел такую ― когда русалка злится, ее глаза меняются.

― Это машина Давида? ― интересуется юноша. Талия зажмуривается, стараясь успокоиться. Отросшие когти тоже втягиваются, глаза приобретает знакомый черный цвет.

― Да, ― говорит она. Роман ухмыляется. ― Теперь хочу еще больше согласиться на твое предложение, и… Роман, ты куда?

Упырь быстро выходит из машины. Русалка спешит за ним, но Роман быстро преодолевает расстояние от машины до двери. Талия достигает его, когда Роман уже звонит. Она смотрит на парня с такой злостью, что тот невольно сомневается, но тут дверь открывается.

Давид ― не молодой, тощий, с каштановыми волосами и высокий мужчина. Кожа у него бледная и словно дряблая, и хотя одежда на нем явно дорогая, общего впечатления это не меняло. Давид Эрденко был отвратителен.

― Кто вы? ― спрашивает он, но тут замечает девушку. ― Талия? Что ты делаешь с этим человеком? Иди в дом.

Он протягивает руку, чтобы, очевидно, затянуть ее внутрь, но Роман перехватывает его. Он смотрит на Эрденко так, словно вот-вот убьет его, прямо сейчас, не заботясь о последствиях, и Талия невольно вспоминает, насколько опасным является Роман Годфри. Особенно теперь, когда она сама дала ему повод для злости.

Но тут Роман отпускает Давида и легко улыбается той самой улыбкой, которая покоряет всех девчонок.

― Я ― Роман, ― представляет Годфри. ― Парень Талии.

С этими словами они обнимет девушку за плечи, прижимая чуть ближе к себе. Они видят, как искажается лицо Давида, и это Роману совсем не нравится ― этот мужчина смотрит на его девушку так, словно украли его вещь, хотя по сути Талия принадлежала Роману.

― Правда? ― равнодушно спрашивает Давид, складывая руки на груди. ― Не знал, что у нее есть парень. Мы обсудим с тобой это позже, ― с намеком произносит мужчина, поглядывая на Талию. Та зло щурится, и Роман чувствует, как на руке, которая обнимала его за талию в ответ, вырастет длинные когти, которые могут перерезать ногти ничуть не хуже ножа.

― Боюсь, на сегодня я вынужден Талию забрать, ― говорит Роман. ― Она пока соберет вещи в школу, а вы познакомьте меня с братом, хорошо?

Талия удивляется тому, как ловко Роман избавляет ее от угроз Давида. Она светло улыбается и, чтобы вызвать еще большую ярость своего насильника, целует Романа в щеку и шепчет: «Я скоро», проходит мимо мужчины и исчезает на втором этаже.

Фергус произвел куда более благоприятное впечатление, чем его брат. Он сидел в гостиной, в инвалидном кресле. Он тоже не был молод, немного полноват, но такое брюшко появляется у большинства мужчин в его возрасте, в целом его можно было назвать «крепким». Он замечает Романа и недоуменно говорит:

― Здравствуйте, молодой человек.

― Здравствуйте, ― отвечает Роман. Он подходит и пожимает Фергус руку. ― Я парень Талии ― Роман.

Роман следит за движениями Давида, хотя по-прежнему разговаривает с Фергусом. Эрденко ― тот, который ублюдок и насильник ― стоит в дверном проходе, оперевшись на косяк и сложив руки на груди. Эрденко ― тот, который кажется вполне дружелюбным и понимающим ― улыбается после слов Романа.

― Вероятно, это из-за Вас мы так спешили в этот город, ― Фергус смеется и откатывается, указывает на диван. ― Садись, Роман, ― Годфри опускается на предложенное место. ― Вероятно, тебе кратко обрисовала столь пикантную ситуацию.

― Да, Талия мне все рассказала, ― говорит он, выделяя последние слова. Упырь практически чувствует, как вздрогнул позади стоящий Давид и ухмыляется.

― Я никоим образом не собираюсь мешать вашим отношениям, ― говорит Фергус. Роман удивленно вздёргивает брови. ― Талия мне жена лишь на бумагах, могу сказать, что я очень рад тому, что у нее есть молодой человек. Тут должна идти часть, в которой я говорю, что если ты ее обидишь, я тебе голову откручу, ― Фергус смеется. ― Но я просто скажу: ты не должен давать ее в обиду Роман. Она хороший человек.

― Я знаю, мистер Эрденко, ― произносит Роман и невольно улыбается, когда думает о Талии. Но когда он говорит следующие слова, голос его жесток и предназначен определённому человеку. ― Я уничтожу каждого, кто обидит ее.

Талия быстро спускается по лестнице. Роман окидывает ее взглядом ― девушка сменила штаны на юбку чуть выше колена, хотя с плотными черными чулками, и на зеленую блузку. В одной руке она держала школьную сумку, в другой ― какой-то рюкзак среднего размера. Она обвела взглядом комнату и с улыбкой спросила:

― Как вы тут?

― Прекрасно, ― ответил Фергус. ― Роман прошел проверку.

Талия рассмеялась. Роман встал и, специально не глядя на Давида, счастливо улыбнулся:

― Ты собрала вещи, как я просил?

Девушка кивает и смотрит на Фергуса:

― Пока Давид здесь, я поживу у Романа, хорошо? Ты в любой момент можешь позвонить,

Эрденко понимающе кивает. Талия прощается с Фергусом, кидает что-то Давиду и выходи из дома. Роман немного задерживается, пожимая руки мужчинам.

У Годфри едет крыша, потому что горячо девушка надела юбку. У него захватывает дыхание, когда он смотрит на эластичную ткань чулков на изящных стройных ножках. Он видит, как блестят ее глаза, когда он выходит из дома. Роман закидывает ее рюкзак на переднее сиденье.

― Он смотрит, ― шепчет Талия, имея в виду, очевидно, Давида. Роман ухмыляется, но не оборачивается. Он слегка прижимает Талию к машине, своими бедрами надавливая на ее. Его руки проходятся по ягодицам девушки, а потом в очередной раз он склоняется над Талией, целуя родные губы.

Ей кажется, что на свете нет ничего прекраснее, чем его глаза, его скулы, его руки. Тело инстинктивно прижимается к нему, желая прочувствовать всю гамму эмоций, которые этот восхитительный парень дарит ей. То, как он водит пальцами по спине, перемещая их на талию, поднимаясь вверх, к груди, а затем и к шее, заставляет в тысячный раз убедиться, что никто другой Талии не нужен. Что упырь ― единственный, с которым она счастлива и которого она любит. И которого она ни с кем не намерена делить.

Роману претит сама мысль о том, что к Талии прикасался кто-то другой. Он чувствует небольшое удовлетворение от такого показательного представления, но уже через секунд тридцать больше увлекается телом в его руках, чем наблюдающим ублюдком. Талия обнимает за шею, привставая на носочки, и вжимаясь в него сильнее. Тело напрягалось, а в голове вырисовывались развратные картинки, как он нагибает ее на кухонный стол и прижимается сзади, как она стоит на четвереньках подле него, как он нависает над ней ― и все что они могли бы еще сделать, отдаваясь яростной пульсацией чуть ниже живота.

Талия отстраняется и смеется.

― Спокойно, мистер Годфри, ― шепчет она, тяжело дыша. ― Нам с вами еще в школу ехать.

― К черту школу, ― шепчет упырь, пытаясь прикоснуться к ее губам снова, но Талия поворачивает голову, и губы Романа натыкаются на ее щеку. Впрочем, Годфри тут же находит новое «место» для поцелуев ― обнаженную шею. Покрывая ее поцелуями, он скосил в глаза в сторону окон. Давида уже не было. ― Я завезу тебя в самый заброшенный уголок леса, где поимею тебя на заднем сиденье, на переднем, на капоте и багажнике. Клянусь, я это сделаю.

Талия коротко рассмеялась. Она не знала, шутит Роман или нет.

☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿

― Тал, ― приветственно произносит Питер, криво усмехаясь, когда Талия и Роман появляются в школе. Лавр-Янссен улыбается и обнимает оборотня. Питер обнимает ее, оставляя руки на лопатке и смотрит на Романа. Тот спокоен, и, судя по всему, к Питеру ее ревновать не будет. Но Руманчек не может удержаться от едкого комментарий, сказанного как бы лично Талии, но с точным осознанием того, Годфри его услышит:

― Знаешь, мне кажется, он засек время, сколько мы будем обниматься.

Талия смеется и отстраняется. Роман тут же обнимает ее за плечи и показательно смотрит на часы.

― Вы обнимались дольше на пять секунд, ― цедит Роман. ― И именно столько пальцев я тебе сломаю.

Питер и Талия смеются, Роман улыбается. Руманчек косится на друзей и неуверенно спрашивает:

― То есть, все нормально?

― Ну, есть одно предложение по небольшому убийству, ― сказала Талия. Питер вопросительно изогнул бровь. ― Но в целом да, все нормально.

После урок троица сидела в небольшом кафе, где была одна шумная компашка, и несколько взрослых, которые что-то печатали в своих компьютеров. Было достаточно многолюдно, чтобы говорить о планируемом убийстве, но все было заняты своими делами, чтобы их подслушать.

― Все упирается в день Святой Троицы? ― уточнил Питер. ― Нам надо прикончить этого мужика до него?

― Да, желательно бы, ― кивнула Талия. ― Иначе у меня появиться определённое желание впиться ему в глотку, а тогда это будет мало похоже на убийство животного, а мы хотим подстроиться все так. Да и после крови я становлюсь неуправляемой.

― Впиться ему в глотку? ― переспросил Питер. ― Ты что, тоже типа упырь?

― Нет, ― вмешался Роман, ― Она у нас мифологическое человекоподобное существо или дух, обитаемой в водоемах.

― То есть русалка, ― обобщил Питер. Талия фыркнула, Роман рассмеялся.

― Да, если говорить вашим примитивным языком, то русалка, ― бурчит Лавр-Янссен. Роман тепло ухмыляется и обнимает девушку за плечи, слегка поглаживая плечо пальцами.

Талия тут же расслабляется, Питер с каким-то удивлением наблюдает за данным жестом, но комментировать не берется.

― Ладно, но может мы вернёмся к обсуждению того, как убьем ублюдка, ― спокойно произносит Талия. Питер не удивляется тому, насколько спокойна девушка ― пожалуй, именно так должна вести себя девушка такого как Годфри.

― Ну, вы предлагаете мне загрызть его, верно? ― спросил Руманчек. Талия усмехается. Новость о том, что Питер ― оборотень ее не удивляет. Благодаря впечатлительной четырнадцатилетней школьнице Кристине-пишу-роман-и-горжусь-этим-Вендалл об этом, казалось, знают все.

― Не совсем, ― поправляет Талия. ― — Я отведу его в какое-нибудь тихое место, где нас будете ждать вы с Романом. Хорошенько напою его, после чего Роман убьет его, словно на него напало дикое животное. Я закричу, побегу, «случайно» наткнусь на твой цыганский фургон. Вы с мамой успокоите меня, вызовете копов, а потом я, плачущую и вся в истерики, испуганная до дрожи, расскажу, как на меня и ублюдка напал волк. Потом приедет Роман, я кинусь ему на шею, и он «загипнотизирует» всех. И ― вуаля!

Роман покосился на Тали с легким прищуром, потом посмотрел на Питера. Руманчек усмехнулся:

― И долго ты этот план придумывала?

― Буквально пятнадцать секунд назад, ― беззаботно ответила Лавр-Янссен. ― Я быстро соображаю.

― В целом, план хороший, ― подвел итог Роман. ― Конечно, мне не нравится та часть, где ты его заманиваешь куда-то, но поскольку спустя считанные минуты я его убиваю, потерплю.

Талия улыбается и целует Годфри в щеку. Питер бы съязвил, что Роман выглядит как довольный кот, объевшийся сметаны, но картина выглядит слишком милой. Ну, или выглядела бы, не знай Руманчек, что Роман ― упырь, а Талия ― русалка. Хотя, нет ― все равно мило.

Роману нравится, какой уязвимой может быть Талия рядом с ним. Какой бы стервой она не была для остальных, для него она хрупкая фарфоровая кукла.

― И только один вопрос, ― говорит оборотень. ― Почему ты раньше его не убила.

Талия усмехается.

― Умей смертельно ненавидеть, тогда научишься любить. Сергей Есенин. Не читал?

― Нет.

― Да ладно, ― фыркнула Талия. Питер заметил, как одна ее рука ― тонкие пальцы были украшены кольцами ― легли на ногу Романа, возможно, неосознанно. Руманчек понятия не имел, почему стал замечать такие вещи. ― Ты же просто сошедший с есенинских страниц уличный хулиган с невинной улыбкой… а еще молодой цыган, рыцарь в сияющих доспехах и оборотень.

Троица весело рассмеялась.

― И да, Тал, ― говорит Роман. ― Сирена. Если тебе не нравится русалка, то можем называть тебя сиреной.

― Я забью тебя так в телефоне, ― обещает Питер.

Роман каждому слову внимает, отработанные годами приемы, жесты, сросшиеся с характером его любимой сирены, ловит, представляет ее озаренное яростью лицо, красивые черты, изрисованные удовольствием давно желанного убийства, и прилипающие к рукам пятна. Продуманная до каждой мелочи, на знании человеческой натуры основанная, с доведенными до идеальности реакциями Талия слишком мелочна и холодна, чтобы убивать бездумно.

Роман завуалированными фразами разговаривать не может, в нем эмоции страшные наружу рвутся, они за гранью, за человечностью и за личностью, они принадлежат зверю, Годфри изнутри сгорает и ненавистью собственной запястья выжигает. Талия наблюдает, обещает сделать все возможное и обнимает крепко-крепко, словно стараясь вытащить с дна, в котором он оказался. Прошло столько времени ― ей предстоит большая работа.

— Талия, что тебе нравится в убийстве?

— Убийство — забытое искусство, оно может быть осторожным, детальным, говорящим или хаотичным, лишенным всякого смысла.

========== У Мыши, Кота и Волка кое-что идет не по плану ==========

Давид окинул Талию задумчивым и недоверчивым взглядом. Девушка улыбается, так, как умеет только она. В другое время она держала себя в руках, стараясь не контактировать с младшим Эрденко. Возможно, уверенности ей добавляли Питер и Роман, которые ждали ее на улице.

― Значит, пикник, ― протянул мужчина. Талия кивнула.

― Мне казалось, секс на природе должен тебе понравиться.

Где-то в кустах дергается взбешенной ситуацией Роман, но Руманчек его удерживает. У него самого, после рассказанного Талией, Давид вызывает только желание убивать.

Эрденко щурится.

― А как же твой дружок-молокосос?

Талия пожимает плечами.

― Я подумала о том, что мы можем договориться, ― говорит она, стараясь звучать убедительно. Для этого приходится добавить в голос немного «колокольчиков» ― сирена может заставить любого мужчину делать то, что она хочет. Верить в то, что она хочет. ― Ты перестаешь меня насиловать, а я продолжая распоряжаться делами твоего брата. И ты ничего, ― Талия делает упор на этом. ― Не рассказываешь Роману.

― Ты перестанешь с ним встречаться, ― с нескрываемой ревностью произносит Давид. Талия щурит глаза. Из самых их глубин на Эрденко смотрят морские чудовища. И им ― не Талии, а именно им ― он уступает. ― Последняя встреча. Сегодня. Завтра идем на этот твой пикник и возвращаемся в город ― меня тошнит от этого мерзкого городка. Ты все поняла?

Талии действительно смешно от того, что Давид считает, будто владеет ситуацией. Он мог сколько угодно думать, что Талия Янссен-Лавр меркантильная сучка, готовая раздвигать ноги ради денег. В последствии, именно это мнение его и погубит. Талия невольно присматривается к его шеи, представляя, как Роман будет рвать его на части. За то, что ублюдок делал с ней, зная, что она не может дать отпор.

― Договорились, ― произносит она. ― Сегодня я ночую у Романа.

Давид смотрит с какой-то яростью, но в глазах Талии все те же морские чудовища, которым простой человек уступает. Мужчина обреченно кивает. Талия берет рюкзак с вещами и выходит, даже не посмотрев на Романа и Питера, которые притаились в кустах под окнами. Годфри тихо, неразборчиво выругался и выполз из кустов, буквально на четвереньках. Свет на кухне погас, и чуткий слух упыря уловил, как ублюдок стал подниматься на вверх. Роман выпрямился и поспешил догнать Талию, которая остановилась за поворотом.

Питер вынырнул из «засады» через пару минут после Романа, но направился в другую сторону ― Тал и Годфри надо было побыть одним. Лавр-Янссен ему нравилась, даже очень. Она была милой, веселой, очень остроумной, но, как и у него, и у Романа, под фасадом обычности была тонкая, сломленная натура. Монстр, как и они сами. Наверное, именно по этой причине Питер согласился учувствовать в этой затеи ― он не хотел, чтобы с его подругой обращались подобным образом.

Питер Руманчек закуривает.

Роман приближаете к Талии, и они идут вместе по дороге. Девушка засунула руки в карманы, думав о чем-то своем, не говоря Роману ничего. Годфри косится на Талию, после чего оказывается немного ближе к ней, обнимая за талию. Тал усмехается и обвивает рукой торс парня.

― Предвкушаешь? ― спрашивает она. Роман усмехается.

― Как вырву глотку этому ублюдку, который насиловал тебя почти год? ― парень зло скрипит зубами, усмехаясь. ― Конечно.

Талия улыбается. Она не думает о том, что будет с Фергусом после смерти брата ― она за себя боится больше, хотя очевидно, что Годфри не позволит, чтобы с ней что-то случилось. Снова.

Что такое любовь монстра? Это чувство глубокой, самоотверженной, сердечной привязанности. До определенного момента, ни Роман, ни Талия не подозревали, что представляет собой это чувство. Пока не встретили друг друга, монстра, что полюбил другого, бескорыстно и самопожертвенно. Полюбили обе стороны. Темную и светлую. Готовые защищать и оберегать свое от любых недугов и внешних угроз. Ради одной цели. Просто быть рядом.

Талия устало наклоняется голову на плечо Романа, замедляя шаг.

― Мы можем вернуться в гостиницу, ― мягко говорит упырь. Талия кивает.

― Ненавижу неделю, предшествующую празднику, ― сообщает Талия, говоря о грядущем Дне Святой Троицы. ― - Такая слабость во всем теле, хочется то ли спать, толи есть.

Роман обеспокоенно посмотрел на девушку. На шее у нее стали появляться тонкие полоски.

― Ты же помнишь, что не должна….

― Помню, помню. Не бойся, я не сорвусь, ― обещает Талия. Она смотрит на улицы с каким-то отстраненным интересом, словно с каждым шагом вспоминает старое время. Они с Романом довольно часто так гуляли ― ей вход в дом Годфри был заказан. Помнит, как она убегала от него под дождем, а он ―догонял. Помнит, как он разорвал буквально на куски парня, который ударил ее по заднице. Помнит, как впервые услышала о страшном диагнозе от Прайса, о том, что будет, если она сорвется…

― Мы все сделаем быстро, и ты будешь свободна, ― внезапно добавляет Роман. Талия поднимает на него глаза.

― Ты говоришь это себе или мне? ― уточняет она.

― Нам обоим.

Талия ухмыляется.

― Несмотря на то, что мы делали… Знаю, у нас плохо получалось, но мы действительно любили, Роман.

— И эта любовь причинила нам слишком много боли. Все переменилось. Мы переменились…полагаешь, мы снова сможешь стать семьей? Простить друг друга? Стать прежними?

— Да, я в это верю. В конце концов, иначе меня бы здесь не было. Как и тебя.

Роман улыбается. Талия смотрит на него, и в темных глазах мелькает что-то новое, словно она впервые видит его улыбка.

― В тебе что-то изменилось, Роман.

― Что именно?

– Не знаю… Взгляд. Я помню тебя раздраженным, гневным. А сейчас ты сидишь передо мной такой спокойный и равнодушный, и мне становится ещё страшнее. Раньше я хотя бы могла представить, чего ожидать от тебя, а сейчас… ты стал другим. Ты словно с того света явился…

– Отчасти так и есть, ― Роман убрал руку и повернулся к Талии лицом. ― Я хочу начать новую жизнь, но без тебя в этом нет смысла. Уедем вместе. Когда все это закончится.

– Куда, Роман?

Роман широко расставил руки и улыбнулся.

― Куда? Да, куда угодно. Начиная с Хум в Хорватии и заканчивая Чунцин в Китае. Перед нами открыт весь мир, и у нас чертовски много времени, чтобы посмотреть его.

Талия улыбается и смеется. Он сверлит её взглядом, прожигая кожу. Он громко дышит, привлекал её внимание.

Талия будто кукла, её фарфорово-белая кожа, розоватые губы и большие черными глазами, обладающие пронзительным взглядом, что ей никогда нельзя соврать — так манило Романа, что он не мог видеть её более ни с кем.

Роман будто кукловод, он знал, где и когда будет Талия, что она предпочитает в одежде или пище, и что она никогда не ослушается его.

Кукла попала к кукловоду, что полюбил её, но возможна ли эта любовь, если у неё тысяча препятствий?

Годфри быстро оттесняет Лавр-Янссен в какой-то темный переулок и целует, нежно и аккуратно, боясь, что это сладкое мгновение, которое он так ждал, быстро исчезнет. Он знал, что быть мужчиной трудно. Еще труднее сдерживать своего хищника, когда мысли заставляют тебя вернуться в первобытное состояние, и велят тебе взять желаемое, но ты держишься, как только можешь. До последнего.

На краю, на острие стального клинка, на грани, за которой скрывается вечная полночь. Больше не существует «хорошо» и «плохо». Есть только он. Его голос, проникающий под кожу. Его взгляд, лишающий гордости. Его прикосновения, дарующие боль и наслаждение.

Он умирает. Задыхается в собственных чувствах, непривычных и пугающих. Тонет где-то в собственной грязной душе и пытается схватить кого-то, чтобы его вытащили из этого омута, иначе он затащит всех с собою. В собственный пустой ад.

☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿

Талия нервничает.

Ладно, если быть честными, у Талии пиздецки быстро сдают нервы. Потому что ублюдок откладывал этот пикник, по каким-то неизвестным причинам, и они оказались вдали от города только через три дня ― ночь Троицы была уже завтра, и Талия ощущала себя очень плохо. У нее начинался мандраж ― слух обострился, и любой громкий звук раздражал ее, еда без соли казалось омерзительной. Да что там еда, Лавр-Янссен казалось омерзительной даже простая вода.

С ее русалочьими «проблемами» все происходило очень тяжело. Начиналось все это в Пасху, и длилось пятьдесят дней. Первые две недели мало чем отличались ― первые четырнадцать дней ― мало чем отличались от обычных. Талия начинала больше пить воды, больше времени проводила в душе, да и любые контакты с водой старалась продлить ― даже в бассейн ходила. Без долгого питья ей начинало казаться, что она вот-вот иссохнет и умрет.

Следующая неделя ― двадцать один день ― начиналась с острой потребности в соленой пищи. Талия могла разводить целые пачки соли в воде, а еда начинала казаться отвратительной. С этой недели и до конца Талия почти не ела сладкого, потому что любой десерт заставлял ее выворачивать организм на изнанку. Талия даже прогуливала школу, чтобы подольше проводить время в бассейне ― там был сильный запах хлорки, и это немного облегчало потребность в соли.

Ад начинался на двадцать восьмой день ― начало четвертой недели и до самого конца шестой. Начинали отниматься ноги, и встать с кровати казалось невозможным, а без воды Талия буквально иссыхала. Теперь ― уже в прямом смысле. Кожа начинала шелушиться, кое-где прорезались чешуйки, и это было пиздецки больно. Ног иногда Талия могла просто не чувствовать, и провести целый день, прикованная к кровати ― когда об этом узнал Роман, стало намного легче. Начинали прорезаться жабры на шее и это было еще больнее, чем чешуя. Талия кричала от этой боли, потому что создавалось стойкое ощущение, что ее режут.

В эти же недели глаза начинали покрываться какой-то пленкой, которая мешала хорошо видеть. В воде она была полезна, но сейчас ужасно мешала, глаза жгло, и Талия ― если бы не Роман ― точно бы их себе выцарапала. Болезненно прорастали перепонки между пальцами и прорезь клыков. Раздражали солнечные лучи. И на общей картине терялось то, как отпадают ногти, уступая место длинным когтям.

Ужас заканчивался только на сорок второй день ― Талия просыпалась обычным человеком. Все ужасы прошедших недель не имели отражения, разве что ходить было немного тяжело. Пленка на глазах оседала, позволяя прекрасно видеть в темноте и под водой. И вроде, все прекрасно, но теперь хотелось не просто соленой воды ― хотелось крови. Улучшенный слух слышал, как она бурлит в венах, причем именно так ― как звук воды, водопада, или источника, Талия слышала циркулирующую кровать. Клыки пытались прорезаться вновь, но девушка упорно не поддавалась своим инстинктам.

Хотя не отрицала, что была монстром.

В ночь на последний ― пятидесятый день ― Талия оказывалась в любом водоеме. Однажды она решила попробовать с бассейном ― ее застал охранник, и она убила его до того, как Роман успел найти свою девушку. На следующий день она узнала страшный приговор Прайса.

Когда Талия ныряла в воду, больно становилась сразу и везде ― она кричала под водой, видела все вокруг окрашенным в красный, потому что возвращалось все, что она испытала на пятой и шестой недели. И даже ― хуже. Ноги словно срастались вместе, а прорастающая чешуя была похожа на вонзающиеся насквозь иглы. Талия просто опускалась на самое дно от болевого шока, и всплывала, когда переставала чувствовать себя фаршем, прогонным через мясорубку.

Как правило, на следующее утро Талия просыпалась уже на берегу, ноги ее были в крови и порезах. Холодно не бывало никогда. Для того, чтобы прийти в себя нужно было еще около двух дней.

В начале последней недели Талия могла контролировать жажду крови. Сейчас же она смотрела на шею Давида тяжело дыша, приоткрыв рот. Зрачки ее расширились, а зубы болели ― резались клыки. Впрочем, Эрденко воспринял это по-своему.

Скоро ублюдок будет мертв.

А ей хочется больше. Она вся в предвкушении, замечает, как он наблюдает за ней. И отвечает, смотря ему в глаза, все также приторно улыбаясь. Наконец-то.

― Мне кажется, ты чертовски возбуждена, ― заискивающе произнёс он. В нем было около двух бутылок коньяка ― ублюдок быстро пьянел. ― Что, твой молокосос тебя не удовлетворяет?

Талия не отвечает. Она слегка склоняет голову, смотря мутными глазами на его шею. Она знает, что где-то близко находится Роман, который сейчас появиться и разорвет его горло. Потом она должна закричать и побежать от него, «найти» дом Руманчека и рассказать историю о волке, повторить все это полиции, поплакаться на плече проехавшегося Романа, рассказать о смерти брата Фергусу, и ночью заняться жарким сексом с Годфри в машине.

Талия это знает. Талия должна сделать именно это, и ничего более.

Но когда Давид тянет к ней руки и сжимает ее бедра, талия теряет контроль. Она хватает его за плечи и опрокидывает на землю, сжимая руки, и если поначалу Давид посчитал это порывом страсти, то увидев длинные клыки и белые мутные глаза он ужаснулся. Правда, это было последнее, о чем он успел подумать.

Слишком поздно он замечает в ее глазах смертельную бездну, в которой потонуло много. И его заберут. И он тоже утонет.

Достаточно одного удара когтями, одного укуса ― и все закончится. Отдавая свой разум во власть жестокого и бессердечного дитя океана, Талия думала: зачем надо было терпеть, зачем подчиняться, позволять топтать достоинство и честь, если можно было так легко вернуться домой? Вот она жилка, бьется, совсем беззащитная, и он — уверенный в полной безнаказанности, захлебнется собственной кровью, не успев даже понять, что произошло. Жалкая смерть для жалкого человечка — что может быть правильнее

― Талия, стой! ― кричит Роман, когда девушка уже вгрызается в заветную жилку. Давид кричит от боли прямой ей на ухо, давит на плечи, стараясь оттолкнуть, но дитя океана оказывается сильнее. Она причмокивает, облизывается, сжимая руками плечи мужчины.

Роман и Питер оказываются рядом очень быстро и вдвоем пытаются оторвать русалку от ее добычи. Талия визжит не своим голосом, и впивается длинными когтями в руку Питера. Руманчек отшатывается, но Роман оказывается сильнее ― он перехватывает руки таким образом, чтобы Талия не могла поцарапать его. Она шипит, вырывается, но Роман прижимает ее к себе, держа за руку.

― Убей его! ― говорит он Питеру. ― Она не питается падалью.

Руманчек быстро перерезает глотку Давиду, и даже не колеблется. Но на Талию это произвело совершенно другой эффект ― она то ли зарычала, то ли завопила, и смогла вырваться из стальной хватки Романа. В глаза упыря мелькнула растерянность: он должен был остановить Талию, но не мог навредить ей. А русалка тем временем изобрела своей новой жертвой Питера, который оказалось в точно такой же ситуации.

Талия опрокидывает его, целясь зубами в сонную артерию, но Роман перехватывает ее за Талию и прикладывает о близлежащие дерево. Талия не теряется ― она быстро опирается ногами о ствол, перебирая ими так, словно бежит по земле, и делает переворот, оказываясь за спиной у Романа, которому пришлось ее опустить. Упырь разворачивается, и Талия с размаху проводит когтями по его плечу ― целилась в лицо, но Роман смог увернуться, поэтому в большей степени пострадало пальто, чем он сам.

Талия теряет к нему интерес, возвращаясь к Питеру. Кровь упыря не вкусная, а от оборотня тянет чем-то древесным и его хочется попробовать. Талия двигается стремительно и быстро, ловко, как гимнастка, но Питер ничуть не слабее нее. Он замахивается, чтобы ударить ее в висок, но Талия перехватывает его руку. В ее глазах он видит самые глубины океана, а потом слышит тревожную и грустную песнь русалки. И это заставляет его застыть, замереть, перестать сопротивляться. Теперь ему понятно, почему Роман называл ее сиреной.

Талия, продолжая издавать чистый и высокий звук, выворачивает руку Питера, заставляя опуститься на колени. Она уже была нагнула голову, чтобы впиться в шею Руманчека, как всади ее обхватывает Роман и прежде, чем она успеет атаковать, он сам ее кусает.

Питер приходит в себя. Талия замирает.

Роман представляет, как вода струится по телу девушки. Крупные капли ударяются о бледную кожу. Дразнят и ласкают, приносят тепло, касаются везде. Стеснения нет, полная вседозволенность.

Точь-в-точь как сейчас по ней течет ее кровь.

У девчонки осталось множество синяков. Он был не особо деликатен. Но такова уж его природа.

Ей повезло.

Роман обхватывает ее за талию одной рукой, а свободной заставляет откинуть голову ему на плечо, и кусает еще глубже. Кровь Талии холодная, как донорская из пакетика, у нее вкус моря. Она впивается в его руку ― которая обхватывает ее талию ― длинными когтями, но Роман не реагирует, и постепенно хватка ее ослабляется.

Питер видит, как взгляд Талии приобретает осмысленность, как они вновь становится тепло-карими, а ногти и зубы возвращаются в свое обычное состояние. Он видит, как искажается от боли ее лицо, а глаза начинают слезиться.

― Роман, ― зовет он, поднимаясь. ― Она очнулась. Хватит уже.

Роман отстраняется медленно, стараясь не причинить лишней боли, облизывает рану языком. Талия не поворачивает головы, да и вообще как-то странно замерла.

― Талия? ― зовет Годфри, слегка встряхивая девушку. Дыхание у нее слабое, она побледнела, и находилась в вертикальном положении только благодаря рукам упыря. ― О, нет, Талия?

Роман опускается на землю, и Талия покорно опускается вместе с ним. Он перехватывает ее. Руманчек подползает к ним.

― Она жива, но без сознания, сильно ослаблена, ― быстро констатирует он, замечая, как друг бледнеет. ― Роман, черт возьми, соберись! Нам надо что-то придумывать.

Роман, признаться честно, в небольшой панике. Потому что вот Талия ― с его укусом на своей шеи и, она, блять, умирает. Вот в чем вся проблема. Талии плевать на то, что она может пострадать. Но что будет чувствовать Роман, если она пострадает от его руки?

Питер вызывает копов, потом звони Прайсу и коротко обрисовывает ситуацию с Талией. Роман продолжает сидеть на земле, укачивая ее, как маленького ребенка.

― Я опустошён, ― шепчет он. ― И если ты умрешь, я буквально сойду с ума.

Становится слишком опасно. Призраки прошлого терзают разум. Мрачные тени таятся везде. Затравленный зверь способен на всё. Обезумевшее животное не лучший спутник по жизни.

Иногда женщина уходит. Не потому что разлюбила, а чтобы понять, что любима. Чтобы вдохновить мужчину на свершения. Чтобы он осознал, насколько она необходима ему. Но женщина никогда не уйдёт без повода, так делают только взбалмошные особы. И если Вы получили приставку “экс”, то где-то не додарили любви, поскупились на тепло, какой-то крик души её остался Вами не понят или не услышан. А что скорее всего (и это самое главное) Вы не дали ей ощущение, что она единственная и неповторимая! Никогда женщина не захочет покинуть того, кто уверит её в этом. Конечно в том случае, если она любит. И вот тут начинается самое интересное… Потому что любящая женщина способна простить многое, очень многое, чтобы она не говорила в тот момент, когда уходила. Это испытание, экзамен, называйте, как хотите.

========== Кот принимает сложное решение. Все вспоминают, что Мышка Дитя Океана. Волк становится свидетелем взрыва. ==========

И если она действительно Вам нужна, Вы обязаны его пройти. Поскольку женщины не возвращаются туда, где их не ценят и не бояться потерять, как бы сильно они не любили. Прогонит двадцать раз, придите двадцать первый. Не примет цветы, напишите что-нибудь под окнами её дома. Откажет во встрече, подговорите подругу Вашей “беглянки” вытащить её на променад и ошеломите своим появлением. Сделайте что-то такое, чтобы она просто не смогла не простить Вас. Но если Вы не будете делать ничего, она лишь убедится в правильности принятого решения. Пожертвуйте своими привычками и принципами, которые причиняют ей боль. Разве они могут быть важнее любимого человека? Там, где есть гордыня, нет любви. А если любовь есть, не потеряйте её. Любви достоин тот, кто не сдаётся. И как можно чаще дарите своей женщине ощущение, что она желанная, единственная и самая неповторимая! Всю жизнь. Лучше каждый день. А кто сказал, что любить это просто?…

Талия лежала, обмотанная каким-то трубками. На аппаратах отражался пульс и сердцебиение ― стабильно, как у спящего человека. Но что-то в ней выдавало коматозного ― слишком бледная кожа, синяки под глазами.

Роман стоял ни живой, ни мертвый, и это была далеко не метафора. Он смотрел на Талию сквозь стекло, не решаясь войти в палату. Он смотрел в одну точку, на бледное лицо Лавр-Янссен, обрамлённое темными волосами и просто думал о том, что она здесь из-за него. Что это он виноват в том, что Талия едва не умерла, а возможно ― умирает.

― Почему она не приходит в себя? ― спрашивает Питер Прайса. ― Она потеряла не так уж и много крови.

После произошедшего Руманчику пришлось соображать быстро. Ситуация изменилась только немного ― они с Романом искали Талию, услышали крики, прибежали, и нашли два тела. Одно ― Давида, которого убили волки, а Талия смогла выжить, потому что Роман и Питер спугнули зверя. Все было спутанно, даже едва ли правдоподобно, но полиция не стала докапываться ― то, как Талия вырвала глотку Давиду было похоже на убийство волком.

Роман был в каком-то ступоре, но не мог реагировать на происходящее здраво. Руманчек не был уверен, что тот их даже слушает.

― У нее в организме борются сейчас два гена ― преподнесённый и врожденный, ― объяснил Йоханн. ― Ее собственный ген syreni пытается вытеснить из организма яд Романа, поэтому все жизненные функции замедлены.

Питер кивнул. Этот Прайс ― глава мега-продвинутой больнички Белая башня, принадлежащей Годфри и буквально Дарвин нашего времени ― не вызывал у Питера доверия. Он ― Йоханн ― ко всем относился с интересом, который присущ скорее ученому, наблюдающему за лабораторными мышами. У Руманчека он стойко соотносился с образом этого доктора в окровавленных перчатках.

― Но она очнется, верно? ― спросил Питер.

― Это более вероятно, чем то, что она умрет, ― сказал Прайс. Роман вздрогнул. Питер нахмурился. Йоханн тяжело вздохнул. ― Тебе известно такое понятие, как гемофилия?

― Да, плохая свёртываемость крови, ― ответил Питер.

― Весьма упрощенное понятия, но да.

― Женщины ею не болеют, ― внезапно подал голос Роман. ― Они ― переносчики, но заболеванию подвержены только мужчины.

Йоханн кивнул.

― Верно. Представьте, ген syreni в Талии ― эта самая гемофилия. А яд Романа ― какое-то экспериментальное лекарство. Чтобы оно подействовало, пришлось замедлить ее жизненные процессы. И мы получаем то, что имеем сейчас, ― Йоханн повернулся и указал рукой на Талию. ― Мы имеем три пути развития: либо лекарство поможет Талии, и она перестанет быть переносчиком; либо врожденный ген победит; либо лекарство и ген взаимоуничтожатся.

― Переведи на нашу ситуацию, ― жестко приказал Роман. Йоханн ухмыльнулся.

― Либо твой яд отступит перед врождённым геном, и она останется русалкой; либо твой яд победит ген, и Талия станет упырем; либо ген и яд уничтожат друг друга, и она станет человеком. Простым человеком. Как я и говорил, вероятность смерти очень мала. Вопрос скорее стоит не очнется ли она, а кем она очнется.

Питер и Роману после сказанных слов стало действительно легче. Годфри уже представлял, как будет долго извиняться перед девушкой, хотя она быстро его простит. Роман не собирался отказываться от Талии из-за этого ― он не был вампиром из сопливых романов, которые бросают девушек из-за того, что рядом с ними им грозит опасность. Роман знал, как Талия любит опасность, риск, да и практика питья крови у них уже была ― просто сейчас ему было необходимо уберечь Талию от ошибки.

― Все равно не понимаю, ― пробормотал Питер. ― Зачем понадобилось отрывать Талию от тела? Если дело в жажде, то…

Роман глянул на него, но тут же отвернулся. Объяснять пришлось Прайсу, хотя было очевидно, что ему не нравится роль сверхъестественной википедии.

― В отличие от жажды Романа, голод Талии ― временный. Он обостряется в определённый период ее изменения, но если Роман смог привыкнуть, то у Талии этот процесс, едва ли контролируемый. Но если она будет его удовлетворять, то ее тело будет… видоизменяться.

― Она может навсегда остаться русалкой?

― Если будет чересчур много питаться, то да.

Питер нахмурился и глянул на девушка по ту сторону стекла. Ему не верилось, что простой голод может стать причиной полного ее превращения монстра.

― Ее разум будет затуманен жаждой кровью, ― продолжал Прайс. ― И как животные изменялись для выживания, так и ее тело измениться под стать хищнику. Она потеряет человеческий разум, станет вечно голодным существом. И одни шанс из тысячи, что я смогу вернуть ее в привычное состояние. Большая вероятность, что я своими попытками окончательно переварю ей мозг.

Каждое слово бьет без промаха ― в самое сердце Романа. Он морщится, словно от боли. Но даже превращение в упыря будет лучше, чем-то, что он может потерять ее навсегда. И ведь не отпустит ― будет держать в каком-нибудь аквариуму, пытаясь вернуть ей разум.

― И если она станет упырем, будет лучше? ― спросил Питер.

Йоханн кивнул.

― Вероятно,да. И хотя у упырей голод ― часть существования, к нему можно привыкнуть, и практически в любой момент вернуться назад. У Талии же ― в ее нынешней ипостаси ― такого шанса не будет.

Роман задумался. Он уже знал об этом, Прайс рассказывал все еще в то время, когда Талия только-только начинала разбираться со своей жизнью. Тогда, на предложение стать упырем, она не ответила, и вопрос замяли, а Роман не хотел принимать подобное решение против ее воли.

Сейчас он был готов рискнуть.

― Что надо, чтобы она стала упырем, ― спросил Годфри. ― Больше моего яда? Или кровь?

Йоханн нахмурился. Несмотря на то, что Талия была для него просто интересным экспериментом, он не желал девочки подобной судьбы. Его молчания и хмурый взгляд Роман принял за согласие, и уже сделал шаг по направлению к палате, но Прайс его остановил.

― Так нельзя, Роман.

― Можно, ― едва ли не прорычал Роман.

Годфри был настроен решительно, в отличии от Прайса. Доктор даже слушать ничего не желал о таком доноре, как Роман.

― Никогда! Думаешь, я не понимаю, чего ты добиваешься? Талия не станет такой же, как ты.

– У нас есть выбор? Сам же знаешь. Делай что тебе говорят, Прайс!

– И не подумаю, маленький мерзавец.

Годфри в конце концов не выдержал. Схватив доктора за горло, он приподнял его вверх, отрывая от пола.

– Если она умрет, я сожру тебя живьем. Я не шучу, Прайс. Делай переливание, сейчас же! Я не стану повторять трижды!

―Роман! ― прикрикнул Руманчек, хватая друга за руку. Упырю пришлось отпустить доктора. Питер схватил его за локоть и оттащил в сторону. ― Подумай обо всем спокойно, ― зашептал он. ― Пока ситуация стабильная, пусть так и остается. Перелить Талии кровь всегда успеем.

― Да, а если она сейчас умирает! ― в ответ зашипел Роман. ― Я не готов так рисковать. Пусть лучше ненавидит меня ― после смириться и поймет, что это было для ее же блага. Мне главное, чтобы она была живой, черт возьми!

Годфри здесь вершил судьбы всех и каждого. Препятствовать ему – дразнить смерть. Все чаще он напоминал Оливию, такой же безжалостный эгоист, такой же жалкий и боящийся одиночества. Даже действующий, казалось бы, на благо, он в первую очередь думал только о своей выгоде.

Питер не мог ничего возразить. Он посмотрел на Талию через плечо. Он даже представить не мог, что увидит её почти мертвую, бледную, еле дышащую. Все её тело было в мелких порезах, истыкано какими-то трубками. Волосы и те потускнели. Он не узнавал её. Не мог поверить, что это та бойкая девушка, что играла с самим Романом Годфри.

― Ладно, ― сказал он, хотя очевидно, что в данном вопросе его слово ничего не значило, если даже к Прайсу Роман не прислушивался. ― Но подожди хотя бы до утра. Тогда, может она сама очнётся.

Роман кивнул. Он действительно не хотел делать этого против воли Талии, но возможность сделать ее такой же, как и он, была заманчивой. Мысль о том, что при таком раскладе Талия никуда больше не исчезнет, не оставит его и станет его навсегда ―льстило. Возможно, переливание крови для Романа было даже интимнее, чем секс.

Питер вызвался сходить рассказать о случившемся Фергусу Эрденко. Роман, не имеющий ни малейшего желания идти в тот дом, согласился. Сам он не собирался отлучаться куда-либо, пока Талия не придёт в себя, или пока утром ей не сделают переливание.

☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿

Питер остановился у красивого аккуратного дома, не решаясь войти внутрь. Он не знал, что можно было сказать: «Здравствуйте, ваш брат убит вашей женой»? Или ―

«Здравствуйте, извините, но ваш брат убит, а Талия умирает».

Он тяжело вздохнул, но решительно открыл калитку.

― Куда это ты? ― послышалось сбоку. Питер повернул голову. Через общий с соседями забор на оборотня смотрела старая сгорбленная женщина с седыми волосами. Руманчек немного помолчал, очевидно думая, что ответить.

― Я к Эрденко, ― сказал Питер. ― Я друг его жены.

Старуха как-то криво усмехнулась.

― Жена? ― проскрежетала она. ― Да, одно название. Гуляет она от него, с парнем каким-то. Шлюха, а не жена.

Питер дернулся. Оскорбление, пусть и в сторону Талии, его покорежило. Она ему нравилась, поэтому он, сцепив зубы, сказал:

― Она ― не шлюха.

Старуха ухмыльнулась, обнажив желтые зубы. Питер скривился от отвращения и, не имея желания продолжать разговор, хотел было пройти к дому.

Грохот разбивающегося окна, осколки и щепки водопадом сыплются на землю. И только через мгновение он слышит сухой треск дома.

Питера откинуло в сторону. Его глаза становятся тёмными, почти чёрными из-за расширившихся зрачков. Рот раскрывается в болезненном, судорожном вздохе. Земля ударяет по спине и затылку, из отверстия в левой части груди слабыми толчками выливается кровь. Старуха вскрикивает и бежит к своему дому. Питер понимает, что теряет сознание. Скоро он очнётся где-то в другом месте. Если повезёт, и он вообще сможет очнуться.

Дом Фергуса был взорван. Выживших нет.

☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿

Роман устало потер переносицу.

― Но он в порядке?

― Да, сэр, ― ответил грубый мужской голос по телефону. ― Небольшое ранение в груди, множество царапин, но все не так критически. Его откинуло взрывной волной.

Роман сцепил зубы. Мало того, что Талия была в плохом состоянии, так еще и Питер загремел в больницу. К этому примешивалось то, что дом Эрденко был взорван, виновники не установлены. Роман чувствовал себя загнанным в клетку, абсолютно потерявшимся и не понимающим, что происходит. Он метался, стараясь контролировать всех и вся, но терял контроль над ситуацией.

Сидя в кабинете Прайса, Роман чувствовал небывалую усталость.

― Роман, ― окликнул парня Прайс. Годфри глянул на Йохана ― тот был угрюм, стоял, поджав губы. ― Готовься к переливанию.

Годфри тут же подскочил со стула, опрокинув его:

― Ей стало хуже?

Прайс только кивнул. Он, видимо, собирался сказать еще что-то, но внезапно в кабинет ворвался доктор. Он был испуган, а на рукаве белого халата расплывалось большое пятно. Доктор был неестественно бледен и тяжело дышал.

― Там… девчонка…она… ― проговорил мужчина, прежде чем упасть на пол, и начиная биться в судорогах. Прайс присел рядом и закатал ему рукав, демонстрируя Роману среднего размера укус, чем-то похожий на акулий. Роман побледнел.

Прайс достал рацию и вызывал охрану, но Годфри уже бежал к палате, в которой лежала Лавр-Янссен.

― Талия? ― крикнул он, забегая в комнату. Талии там, естественно, не было. На полу в судорогах заходился еще один врач, одна из медсестер лежала с неестественно вывернутой головой, вторая лежал около стола с окровавленным виском ― ударилась о край, когда падала. Роман поморщился.

Йоханн зашел за ним следом.

― Господи, ― пробормотал он. ― Оно оголодало.

― Это Талия, а не оно, ― рычит Роман, и тянет воздух носом. От Талии остался резки кровяной запах, смешанный с морским. Годфри замечает, как Йоханн тянется к рации, с намерением вызвать охрану и шипит:

― Не смей.

― Роман, она способна убить тут всех, ― говорит Прайс. ― Ее необходимо остановить.

― Я сам это сделаю, ― уверенно говорит парень. ― А ты ― не смей вмешиваться. Иначе я вас сам тут всех убью.

Прайс внезапно медленно кивает:

― Роман, ее необходимо превратить, ― внезапно произносит он. ― Иначе она станет чудовищем с концами. Ты должен дать ей как можно больше своей крови и своего яду. Чтобы у врождённого гена не было шанса.

Годфри стремительно выходит из палаты. Искать Талию. Искать Талию. Искать Талию. Он подключает все возможные чувства ― нюх, слух, зрение, лишь бы не потерять след Талии. Она была где-то в здании, и к ней вели искусанные ею люди. Роман не знал ―будут они жить или нет, да и это не имело смысла. Самое главное ― найти Талию, и сделать ее упырем, и плевать, что она об этом думает ― она ему нужна, нужна живой, и уже не важно кем.

Пустота, она огромна. Ей никак не поместиться в четырёх стенах маленького сердца. Она требует большего и в конечном итоге настолько разъедает сознание, что ты с трудом осознаёшь, в какой реальности находишься. Прошлое накатывает с головой, ты уходишь к старым привычкам и менять свою жизнь не видишь смысла. И когда кафель в ванной окрасится в противно бордовый цвет, и некому будет тебя спасти. После тысячи глав, названных эпилогов, придётся поставить жирную точку. Прямо посередине строки.

Удивительно, на Талию он находит быстро. Перед ней ― бескровное тело мужчины в белом халате, а сама она сидит на полу, прижавшись к стене. Обхватив колени руками, в больничной одежде, она плачет, и выглядит слабой и убитой. Она смотрит на тело и всхлипывает.

― Талия, ― говорит Роман, но не спешит преодолевать расстояние между ним и русалкой.

Мужчина задыхался в предсмертной агонии, и сквозь его последние стоны Роман слышал, как хохочет русалка возле его тела, хотя лицо Талии было искажено болью и страхом. Талия издаёт какой-то щелкающий звук челюстями, когда открывает и закрывает рот, и ползет к застывшему на полу санитару, который больше не издавал не звука. Девушка в больничной сорочек вырвала из его груди сердце и с омерзением бросила его в другой угол коридора.

― Гадость какая, – выплюнул Роман вдогонку полетевшему органу, привлекая внимания русалки. Лицо Талии исказилось, словно ей было очень стыдно, но Романа это не волновало. Он медленным шагом направился к ней. За происходящим она совершенно не слышала, как рядом появился еще один хищник.

Талия следила за ним с насторожённостью, с которой хищник смотрит на другого, оценивая и думая ― нападет или нет, опасен или нет.

– Думаю, вот это тебе больше по вкусу, – говорит Роман с демонической усмешкой на губах. Он скидывает куртку и протягивает руку, медленно, давая ей понять, что он намеревается сделать. Талия, передвигаясь словно животное, перемещается чуть ближе к Годфри и прижимается носом к его запястью. Потом с рыком отстраняется, и в темных глазах мелькает омерзение.

Невкусно. Она с наслаждением облизывает свои окровавленные пальцы.

― Талия, пойдем, я дам тебе то, что ты хочешь, ― говорит Роман, стараясь привести ее в порядок, или хотя бы заставить следовать за ним.

– Нет, – урчит Талия, и собирается броситься дальше по коридору, но Роман мягко удерживает ее на месте. Она предупреждающе рычит, но ощущает силу и превосходство от упыря. Годфри тихо, ласково рычит, и русалка остается на месте. В ней боролись инстинкт самосохранения, который велел бежать от существа сильнее нее, но также русалка понимала, что попросту не сможет сбежать от его. Ей пришлось понадеяться на помилование со стороны этого монстра.

― Роман, ― внезапно тянет русалка, отчего Годфри улыбается.

― Талия, ― отвечает он, чуть склоняя голову, наблюдая за ней. Талия моргает пару раз и тянет к его лицу холодными руками, с перепонками между пальцами. Роман выглядит расслабленным, но прикоснувшись к нему чувствует, как напряжен парень. Талия улыбается.

– Прошу, – стонет Талия, всхлипывая, и взгляд Романа из мягко становится серьезным.

Когти русалки медленно втягиваются, а взгляд становиться более осознанным. Роман перехватывает холодные руки и прикасается губами к запястьям. не отпускала его коленей, обнимая их все крепче, чувствуя, как веет холодом от его тела.

― Талия, ― мягко повторяет он, видя результат своих действий. Его не волнует, что кровь мёртвого санитара пачкает его одежду, а Талия вся в крови. Его волнует только то, что монстра внутри нее отступает. ― Все хорошо, Талия, ты в безопасности, тебя не тронут.

Он показывает себя как главенствующего хищника, дает понять, что Талия рядом с ним в безопасности, что он может утолить ее аппетит. Русалка подается на это, позволяя себе довольно урчать. Это больше похоже на животные отношения, когда сильный самец защищает свою самку.

С другой стороны коридора послышались шаги. Роман метнулся в ту сторону, отчего русалка вздрогнула ― он был быстрым и сильным, а она была слабее. Врачи, который последовал за Талией, испуганно вскрикнул, когда Роман схватил его за шею, заставляя опуститься на колени. Упырь протащил его по полу, не обращая внимания на сопротивления и выкрики на иностранном языке. Он метнул его к Талии.

Русалка зашипела. Роман опустился рядом с ней.

― Я могу давать тебе то, что ты хочешь, ― властно говорит он, и Талия кивнула. Она причмокивает, вгрызаясь в тело мужчины. Роман лишь слышит, как хрустнули его прочные косточки, и в мгновение крик врача прекратился. Только жадное рычание чудовища, сопровождаемое тихими словами Годфри о безопасности. Он смотри внимательно, как Талия поглощает его. Ей хватило пару минут, после которых она повернулась к Годфри. Талия откинула останки тела в угол, и встала на колени, беря лицо романа в свои руки.

Приблизив Талию к себе, грубо взяв за щеки, он принялся изучающим взглядом рассматривать ее лицо. Она же покорно взирала в его зеленые глаза, задыхаясь от запаха крови, которой были испачкана. Так смотрят домашние питомцы на своих хозяев, ожидая новую порцию лакомства. Роман мягко улыбается.

― Я дам тебе еще, ― обещает он. ― Но ты должна кое-что сделать.

Он протягивает свое запястья, и русалка, пусть и с неохотой, но подчиняется, впиваясь в него зубами. Роман сжимает зубы от боли ― кровь всегда пил он, а не у него. Талии хватает пару глотков, чтобы с визгом отстраниться, и начать кашлять. Роман тут же теряет своей мягко-снисходительный облик, с которым обычно дают наркотики понравившимся проституткам, и берет Талию за плечи. Встряхивает.

― Талия, ― жестко произносит он.

― Роман…

― Тихо, девочка моя, тихо, ― шептал Годфри, укачивая ее словно младенца. ― Ну тише, успокойся.

― Я сделала это, ― произнесла Талия. ― Сорвалась. Убивала. Снова и снова. Когда я окончательно изменюсь, я… перестану узнавать тебя, понимаешь? – у Талии нервы на пределе. Она кипит изнутри.

Роман положил руку ей на голову. Талия плакала, пряча лицо у него на груди. Они оба знали, что следует за ее срывом, как медленно и мучительно Талия будет превращаться в то, что называется русалкой. Роман не мог этого допустить ― потерять ее было выше его сил. Прайс был прав ― он был эгоистом, слишком эгоистичным, чтобы отпустить Талию.

― Что это было?

― Тал… Тал, послушай, ― говорит Роман, отстраняя от себя девушку и беря в ладони ее лицо. Темные глаза Талии были полны слез. ― Моя кровь подавляет твой ген русалки. Я могу тебе помочь. Остановить твои изменения. Но для этого ты должна стать такой же, как я. Упырем.

Талия усмехается и смотрит на тела мужчин.

― Разве есть разница? ― горько произносит она. Роман встряхивает ее.

― Есть, ― уверенно произносит он. ― Я смогу тебе помочь. Ты сможешь это контролировать. И ты никогда не станешь монстром Талия, никогда.

Знаете, похоже каждому из нас нужна причина плакать, и каждому нужен тот, о ком можно страдать. Это будто заложено у нас в подсознании. Мы – мазохисты, причиняющие боль самим себе снова и снова.

Не надоедая. Вот ты уходишь от самых близких, а вот изувечиваешь своё тело в ванной. В вот ты влюбляешься в того, с кем заведомо знаешь – ничего не выйдет, в вот ты в слезах уже глотаешь различные таблетки вместе с горстью обезболивающего, думая: вдруг поможет.

Со временем понимаешь – нет.

Мы готовы страдать, получая наслаждение.

Мы – эмоциональные мазохисты.

― Скажи, что ты согласна, ― произносит Роман, глядя девушку по щеке. ― Скажи. И тебе не будет больше больно. Никогда.

― Из монстра в монстра, ― тихо произносит Талия, глядя на него сквозь пелену слёз на глазах, в которых читался страх.

— Талия. Я хочу, чтобы ты осталась со мной… Если мы монстры, которых все боятся, то я… Я хочу быть… Твоим…

Неловкое молчание заполнило коридор. Роман смотрел в упор на Талия, а она прятала глаза где угодно, только бы не смотреть парню в глаза. Подняв подбородок девушки двумя пальцами, он приблизился к её губам, нежно коснувшись их. Талия зажмурилась, и вся сжалась, но отвечать на поцелуй не спешила. Роман был не из тех, кто так просто сдаётся, поэтому уверенно продолжал сминать губы возлюбленной, но делал это максимально аккуратно и мягко, чтобы доказать девушке, что может быть романтичным, что умеет быть нежным. Что готов измениться ради любимой…

Отстранившись от Талии и тяжело дыша, парень посмотрел девушке в глаза, в которых, за долгое время, впервые читалось доверие и понимание. И его надежды были оправданы лишь одной фразой из её уст…

— Я больше никуда не уйду… От монстра к монстру. Да, ― произносит Талия. Уверенно, твердо. Хуже быть уже не может.

Роман помогает ей подняться и берет на руки, неся в какую-то комнату. Он ловит взгляд Йоханн с другой стороны коридора и медленно кивает. Прайс все сделал правильно ― подослал человека, в крови которого был яд Романа, что подавило инстинкты Талии. Доктор ничего не делает в ответ, просто наблюдает, как Роман скрывается с Талией на руках за поворотом, неся в комнату, в которой не было камер.

В какой момент это произошло? Когда привычный мир, где всегда безраздельно правил холодный циничный расчет, а во главе ставились только собственные интересы, пошатнулся, опасно накренился, медленно, часть за частью, начиная разваливаться прямо на глазах словно хрупкий замок из песка, что любят строить на пляже дети?

Может, когда он впервые за все время их непростых недоотношений по-настоящему, как оголтело влюбленный мальчишка безвозвратно потерялся в ее глазах, лучащихся таким обожанием и непередаваемой любовью, любовью к нему и только к нему?

Или, когда поймал себя на мысли, что глубоко в груди, там, где, казалось давным-давно ссохшееся в маленький черный уголек, покрывшееся плотной сеточкой паутины, спряталось сердце, постепенно разливается жаркое пламя всего лишь от ее застенчивой улыбки?

А, может, этим поворотным моментом стало то утро ранней осени после проведенной бессонной ночи вместе, одной из многих предыдущих, но отчего-то абсолютно другое, наполненное какой-то парящей вокруг мерцающими светлячками неизвестной магией, что сделала его затуманенный ранее взор как никогда ясным, неожиданно взорвала тусклую вселенную буйством новых красок и до селе неизведанных ощущений?

Это было тогда?

Скорее нет, чем да.

Но почему тогда девушка, изначально роль которой быть просто очередной в непрекращающемся потоке тех, кто согревает его постель и скрашивает ничего не значащими разговорами часы, стала самой желанной на свете, настолько необходимой, что без нее невозможно даже нормально вздохнуть?

― Роман, ― ее глаза поддернуты вязкой мутноватой пеленой, но по-прежнему полны любви и нежности, как и мягкое невесомое прикосновение к его покрытой едва заметным румянцем щеке, от которого, будь он менее сдержан, окончательно сорвало бы все ограничители.

― Все хорошо, ― говорит Роман. ― Попробуй расслабиться.

Талия никогда не думала, что значит быть упырем. Она была монстром, и жила, точно зная, что и как ей вредит, что она может сделать, а чем может навредить себе. Но бытие упыря ей было знакомо только по словам Романа, когда он рассказывал или, когда она видела.

От этих мыслей, от пробирающего до костей волнения, от липкого страха Талии стало холоднее. Роман опустился перед ней на корточки, смотря снизу-вверх. Он крепко ухватил ее руку.

– Замерзла?

– Н-ну да… немного, – ответила Талия, желая прижаться к нему всем телом, но даже через одежду чувствуя лед его кожи. ― Прости, но давай поскорее покончим с этим. Не оттягивай, тебе все равно придется это сделать. Мне страшно.

Роман ласково улыбается и садится рядом с ней. Проводит тыльной стороной ладони по ее щеке. Талия замерла, пристально глядя на него.

– Успокойся, расслабься, – повторил Годфри, снимая с себя испачканную рубашку. –Я вижу, что ты боишься. Назад уже ничего нельзя будет вернуть, – эти слова он шептал на ухо, попутно целуя девушку. ― Но лучше так, чем полностью потерять себя.

– Нет… н-нет, Роман, дело не только в этом, – ответила Талия, робко положив руки на его грудь. Роман отстранился, с удивлением глядя на нее. Талия никогда не просила сделать ее упырем. ― Мне снилось это во сне, и я была бы счастлива ощущать себя такой же, как и ты. Но сейчас, когда это вот-вот должно было сбыться, я боялась, что от страха ударюсь в панику. Прошу, сейчас или никогда.

― Посмотри на меня, – он приподнял большим пальцем острый подбородок, чуть нагибаясь к девушке, слушая биение моего сердца, слушая ее тревожное и частое дыхание. – Все будет немного по-другому. Ты готова?

– Да…

– Потерпи немного, и доверься мне.

Роман медлит. Талия чувствует это, видя, как томно взирает на нее. Она вся на нервах, не может сидеть на одном месте от нетерпения.

— Если не расслабишься, то не насладишься, — произносит он уверенно и добавляет: — Раздевайся.

Впервые за все отношения он делает это так. Никакой страсти, никакого разрывания одежды друг на друге. И ещё его приказной тон…Очень странно было делать это перед его настойчивым взглядом. Он изучал каждую линию знакомого тела, совершенно не скрывая возбуждения. Талия откидывает испачканную одежду, демонстрируя поразительное повиновение. В Романе борется две стороны ― та, которой нравится покорность Талии и которая хочет растянуть момент; и та, которая хочет поскорее все закончить и вернуть Талию к более-менее нормальной жизни.

— Ложись и расслабься, — приказывает мужчина.

Талия осторожно ложиться на больничную кровать. Дыхание сбитое и нервозное выдаёт ее. Она смотри на Годфри, который сидит рядом, ожидая от него хоть чего-нибудь. Не в силах расслабиться, она принимает самую удобную позу.

— Я сказал, чтобы ты расслабилась! — произнёс он уже зависая над девушкой. — А ты этого не сделала.

Он прошёлся рукой по ее телу. Нежно прикоснулся к самым чувствительным местам, вызвав бурю мурашек на теле, сжал грудь. Но Талия все ещё была напряжена.

— Моя девочка, — нежно прошептал он, — Не думай. Чувствуй!

Роман ласкал тело Талии, медленно достигая успеха. Он нежно массировал бугорок, шептал что-то невнятное, гладил ее. Напряжение спало, перешло в возбуждение. Талия начала выгибать спину на встречу движениям парня, а внизу живота наконец-то сладко потянуло.

Он вошёл двумя пальцами. Роман ласкал плоть, приводя Талию в жуткое желание. Он оставлял бережные поцелуи по всему телу, проводя линии от подбородка до пупка. Нежно шептал Лавр на ухо о том, как сильно любит. Продемонстрировав ей свои клыки, он вызвал новую бурю эмоции. Талия была на пике и скулила от наслаждения, извиваясь в крепких объятиях любимого.

Но он не дал ей кончить.

— Роман! — взмолилась Талия. Парень закрыл ей рот рукой. Талия вскрикнула, когда он вошёл в нее во всю длину, но ни один звук не вырвался из-под его ладони.

Мучая ее, Роман сам не на шутку возбудился. И сейчас он отыгрывался. Сразу начав с безумного темпа, он постоянно сбивался в нем. Его дыхание сбилось, а нежные речи стали рычанием. Его можно было сравнить с диким зверем. И его клыки оправдывали подобное сравнение.

Но, ещё раз чёрт возьми, и так тысячу раз, Талии это нравилось. Лавр любила этого упыря всем сердцем. То как он менялся из медленного и тихого Романа в такого возбужденного зверя. Она любила его философию, израненную душу и тело. А ещё вид его клыков.

Талия совсем забыла о цели сегодняшней ночи с ним. Она наслаждалась. И достигла пика. Купаясь в экстазе, она пропустила тот момент, когда Роман впился своими клыками в ее шею. Острая боль сковала тело, связки, и Талия не могла даже кричать. Из последних сил она сжимала пальцами его плечи, когда в глазах стремительно начало темнеть. Она перестала чувствовать боль через минуту, Талия просто провалилась в черную пропасть.

Роман держал ее лицо в своих ладонях, прекрасно зная эти ощущения. Переживая за девушку, он шептал ей на ухо, что всё будет хорошо, что боль временная, что всё будет в порядке. Он знал, что Талия его слышит, каким-то участком мозга улавливая его слова.

Он встал, оделся сам, одел Талию и снова поднял на руку.

― Когда она проснется, то тоже будет голодна, ― говорит Йоханн, когда Роман выходит с девушкой в коридор. Талия словно спит, и на ее лице отражается спокойствие и умиротворение. Дыхание иногда сбивается, но Роман точно знает, что это не из-за страха.

― За ней надо последить, ― говорит он. ― Нужна какая-нибудь большая палата.

Роман замечает, что уборщики Белый башни уже убрали тела и почти смыли всю кровь. Удивительно, но в голове упыря пусто, он ничего не чувствует, хотя несколько минут назад принял самое важное решение в своей жизни. Его руки подрагивали, но он продолжал крепко держать Талию ― он бы не выпустил ее даже после смерти.

― Ты тоже должен отдохнуть, ― говорит Прайс, включая рацию и отдавая приказ о подготовке палаты на двоих. ― Когда упырь обращает кого-то, он отдает часть себя.

Роман слабо улыбается этим словам, смотря на любимое лицо. Ему нравилась мысль о том, что их контакт с Талией только усилиться.

― Роман, ― позвал Йоханн. В его голосе не было ни осуждения, ни одобрения. ― Пойдем.

Талию медсестры переодели в чистую одежду, Норман ― откуда он только взялся ― привез Роману чистую одежду, но с дядей Годфри почти не говорил. Он вошел в чистую белую палату, где лежала Талия. В отличие от того, как она была обмотана трубками более часа назад, сейчас к ней был присоединен только один аппарат, отслеживающий работу сердца.

Роман закрыл дверь и сел в кресло рядом с Талией. Большая усталость сковала его тело. Он вспомнил слова Нормана о том, что тот последит за Питером, и немного успокоился ― и друг, и девушка будут в относительном порядке.

Годфри протянул руку, касаясь шеи Талии, где виднелся его укус.

― Когда мы встретились, я не просто не любил и был нелюбимым, я был врагом любви, ― тихо сказал он. ― Она приносила мне лишь боль. Мое сердце было окружено высокими стенами, но ты разрушила их. Ты вернула меня к жизни. Ты внесла свет в мою жизнь, ты прогнала тьму, ― он глубоко выдохнул, ― Я люблю тебя. И я никогда не забуду разницу между тем, кем я был и кем я стал. Я обязан тебе больше, чем это возможно выразить. Никогда не пойму, как ты разглядела человека за обличьем монстра.

Роман опускает голову на сложенные на постели руки и засыпает. Быстро и без сновидений. Завтра будет сложный день, но впервые Годфри чувствует себя так спокойно.

========== У Кота и МышкиКошки начинается новая жизнь ==========

Талия делает резкий выдох и открывает глаза. Свет из окна ударяет прямо в лицо, и девушка жмуриться. Мышцы странно тянет, Талия ерзает, стараясь немного прийти в себя не сразу вспоминая события прошлой ночи. Вспоминает, только когда натыкается ногами на спящего Романа, который дёргается во сне, но не просыпается.

Талия смотрит на него, садясь в кровати. Касается своей шеи ― еле заметные выступы, и девушка не может понять, насколько заметен укус. Чувствует она себя необычайно бодро, несмотря на ужасную ночь. Она медлит, оценивая свое состояние, но тут же понимает, что в полном порядке. Разве что немного голодная.

Талия, не удержавшись, проводит рукой по волосам Годфри. От этого действия парень мгновенно просыпается, смотря на Талию ничего не понимающим взглядом.

― Доброе утро, ― улыбается девушка. Роман счастливо выдыхает и, садясь на кровать, сгребает талию в свои объятья.

― Черт возьми, ты в порядке, ― шепчет он. Талия смеётся.

― Я теперь?.. – речь Талии как будто заново выстраивалась.

― Ты теперь упырь, сладкая, и ты голодна, – Годфри поцеловал девушку в макушку, нажимая какую-то кнопку на аппарате. ― Тебе приготовили завтрак.

Через мгновения появляется медсестра, ставит на тумбочку поднос с графином и стаканами, и быстро выходит. Все это происходит в абсолютной тишине. Роман на несколько мгновений отстраняется, наполняя стакан красной жидкостью, и протягивает Лавр-Янссен.

― Ты должна хорошо питаться, ― говорит Роман. Талия кивает и медленно, стараясь растянуть удовольствие, выпивает содержимое, ощущая внутри себя тепло и чувство насыщения. Она облизывает губы.

― Странно пить, не боясь превратиться в морского монстра, ― смеется Талия. Роман улыбается в ответ, испытывая необычайное удовольствие от состояние девушки. Талия опустошила весь графин в течения получаса. Ей стало многим лучше ― жажда ничем о себе не напоминала, словно ее и вовсе не было.

— Моя.

Длинные пальцы Романа скользнули меж коротких темных волос волос, перебирая отдельные пряди и слегка оттягивать их, вызывая у девушки сладкий стон. Талия всегда начинала дышать чуть чаще, как только тонкие пальцы парня начинают массировать ее макушку. Талия расслабляется, а Годфри, чувствуя это, сразу же укладывает вторую руку на бедро, медленно поглаживая и пошло улыбаясь.

Он знает, что она без ума от такого его поведения, и он знает, что это лишь начало.

— Моя.

Рука парня высвобождает из темных волос и плавно переходит к уху. Роман проводит подушечкой пальца по ушной раковине, обводя золотую сережку, которую он всегда считал подростковой. Дойдя до мочки уха, Годфри слегка сжал её и ухмыльнулся.

— Моя.

Годфри стянул с плеча Талии больничную пижамную майку, открывая ярко выраженные ключицы. Они казались ему чем-то совершенно притягательным в ее теле. Чем-то, что с невероятной силой тянет к Талии.

Роман оставил невесомый поцелуй на ключице, а Талия прикрыла глаза.

Годфри бросил удовлетворённый взгляд на нее, снова улыбнувшись уголком рта.

— Моя.

Упырь поднял пижамную футболку, поцеловав плоский животик. Руки парня уже опустились к ногам, но губы, еще целовали идеальный живот Талии. Девушка хихикнула ― было щекотно. Роман снова поцеловал живот и приспустил пижамные штаны, утягивая за ними трусики.

Она знала, к чему все идёт или, вернее, к чему все уже пришло, но, пожалуй, Талия ещё не совсем насладился губами своего упыря.

— Мистер Годфри, вернитесь ко мне.

Талия слегка надула губки, когда парень подняв голову уставился на нее. Но увидев Лавр-Янссен, Роман сразу же накрыл ее губы своими, утягивая девушку в долгий и страстный поцелуй.

Оторвавшись от Талии, упырь, сделав глубокий вдох, прошептал:

— Такая сладкая и вся моя.

― Я вам не помещаю? ― раздался ироничный голос от двери. Упыри посмотрели на стоящего в дверях Питера, который тепло улыбался друзьям. Рука у него была в гипсе, а на лице ― множество мелких царапин. Талия озабоченно хмуриться, спеша вернуть одежду на место.

― Помешал, ― в шутку бросает Роман. Питер усмехается. ― Чего приперся?

Питер смеется, проходит в палату и ставит на тумбочку небольшой букет ромашек.

― Сам нарвал? ― интересуется Талия. Питер кивает.

― И мандарины тоже, ― говорит он. Роман выпрямляется, садясь на кровати, и Питер разваливается в кресле рядом. Годфри начинает чистить один мандарин, после чего протягивает его Талии. ― Ну, как наша новорожденная упырка?

Талия фыркает.

― Все нормально, ― пожимает плечами Талия. ― А что с тобой?

Улыбка Питера гаснет. Он смотрит на Романа, а тот пожимает плечами. Талия улавливает это заминку и хмурится.

― Кое-что произошло, ―отрезает Роман. ― Пусть Питер расскажет. А мне надо еще кое-кого навестить.

― Кого? ― не понимающе спрашивает Талия. Роман быстро целует ее в губы и на несколько секунд замирает, после чего выходит. Питер и Талия непонимающе переглядываются.

― Так что ты должен мне рассказать? ― спрашивает Талия. Она уже чувствует, что ответ ей не понравится.

☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿

Роман Годфри стремительно входит в своей дом, оглядывая помещение пылающим взглядом. Он буквально влетает в гостиную, где сидит его мать ― последняя сучка города Оливия Годфри. На ее лице застыло выражение крайней озабоченности, которое мгновенно пропадает, стоит ей заметить сына.

― Дорогой, ― говорит она. ― Где ты был все это время? Норман сказал…

― Заткнись, ты, паршивая сука, ― рычит Роман, и Оливия на несколько секунд удивленно замирает. Но потом лицо ее приобретает удивительно холодное выражение.

― Ты забыл, с кем говоришь?

― Нет, это ты забыла! ― кричит Роман, едва ли не подбегая к ней, но заставляя стоять на месте. ― Прежде, чем я выкину тебя из этого дом ко всему собачьему дерьму, ты мне ответишь: ты взорвала дом Эрденко, правильно?

К чести Оливии, она не отрицает и не делает вид, словно не понимает, что происходит. Она лишь кривит губы в мерзкой усмешки.

― Да, я, ― легко признает женщина. ― Бедная Талия… твоя шлюшка вероятно мертва?

Роман усмехается. Почти как мать.

― Талия жива, иначе бы я с тобой не разговаривал, ― на лице Оливии не отражается ровным счетом ничего. Она подходит к небольшому столу, наполняет себе стакан виски и смотрит на сына с хитрым прищуром. ― Но ты должна немедленно ответить мне, что ты задумывала? Хотела убить Талию ― только и всего?

― Ты думаешь, я действуй так топорно? ― Оливия хмыкает. ― Убить твою сучку я могла и более точным способом ― вырвать ей сердце, вспороть глотку: мало ли способов? Все тещи хотят избавиться от нелюбимых невесток. А Эрденко погиб потому что не смог убить девчонку раньше.

Роман рычит. Он ощущает, как ярость волнами поднимается внутри него ― так начинается шторм в море. Годфри не может простить то, что Оливия мешает ему и Талии, она могла ненавидеть его шлюх, но Талия ― особенная. Была тогда, а теперь он несет за нее еще большую ответственность.

Он любит ее.

И даже Оливия Годфри ― самая влиятельная сучка Хемлок Гроув ― не имеет право их разлучать.

Удручающая тишина давила со всех сторон. Она нисколько не способствовала мыслительному процессу. Скорей отвлекала. Роман постоянно возвращался к мрачным воспоминаниям, не в силах справится с вязким чувством одиночества и скорбью.

― Я познакомилась с Фергусом почти сразу, как ты привёл Талию в наш дом, ― внезапно холодно оповещает Оливия. ― Он был моим любовником, а его брат ― тот еще подонком. Я думала, что ты наиграешься с юной русалкой и бросишь ее. Это было даже забавно. Но время шло, и ты не расставался с тобой. Более того, ваши отношения лишь крепли. И это меня так сильно злило.

Роман вспомнил, что в какой-то определённый момент все действительно стали воспринимать их отношение с Талией серьезнее. Даже они сами.

― Вы любите друг друга – каждый может видеть это, глядя на вас, ― сказала как-то подруга Талии Калия Рубина Рейнхардт. ― Такую любовь, которая может сжечь мир или воздвигнуть его во славе.

― И я решила избавиться от Талии, ― буднично заявила Оливия. ― Когда ты узнал ее секрет, я уже не могла споить ее кровью и превратить в настоящее чудовище. Тогда я убила семью Фергуса, подстроив автокатастрофу ― он стал инвалидом. Я быстро выдала за него Талию. Он должен был убить девчонку, ― Оливия скривилась. ― Но не смог. Он увез ее, но вот, она вернулась.

Роман буквально подлетает к матери и ударяет ее. Оливия Годфри ответит за все то, что сделала.

Когда Роман возвращается в больницу, то замечает покрасневшие глаза своей девушки ― та явно оплакивала Фергуса Эрденко. Годфри решил не говорить ей о том, что мужчина должен был убить ее. Питер сидел лицом к двери, а спиной к вошедшему оказался незнакомый Роману мужчину. Когда упырь вошел, вся троица перевела на него взгляд. Талия, словно ребенок, всхлипнула и протянула к нему руки. Роман тут же оказался рядом и обнял Лавр-Янссен.

― Роман, это нотариус Эр… мистера Эрденко, ― пояснил Питер. ― Он указал Талию как единственную наследницу.

― Надо уладить кое-какие формальности, мистер Годфри, ― предельно вежливо произносит нотариус. Роман слушает его в пол уха, поглаживая Талию по голову. Девушка уронила голову на его плечо и так замерла. ― Конечно, это ждет до выздоровления миссис Эрденко, ― обоих упырей передёргивает от «миссис Эрденко». Талия крепче стискивает рубашку на спине Годфри. ― Но моя обязанность доложить о том, что к ней перешло огромное состояние.

Роман хмуриться. Ему не нравится факт, что Эрденко оставил его девушке «огромное состояние».

― Сколько? ― сухо спрашивает упырь. Нотариус начинает листать что-то, Талия поворачивается к нему лицом. Питер со спины накидывает ей плед на плечи и становиться рядом с ее кроватью. Вид у него усталый.

― Два года назад я получил от мистера Эрденко письмо с инструкциями сообщить мисс Талии ― на тот момент ― Лавр некоторые сведения о его имуществе в течение двадцати четырёх часов после его кончины, ― мужчина прокашлялся. Голос у него был очень сухим и осторожным. Его сверлили три взгляда сверхъестественных существ. ― Он просил известить вас лично ― вы будите очень богатой девушкой, миссис Эрденко.

― Мисс Лавр, ― мягко поправил Роман. Талия едва не ударила его. Нотариус смущённо кашляет, и его серые глаза под очками сверкают явным недовольством. Талия не обращает на него внимание, позволяет Роману усадить ее к себе на колени. ― Так сколько?

― После утверждения завещания, вычета гонорара за юридические услуги и еще некоторых мелких вычетов остаток составит примерно тридцать миллионов долларов. К этому так же идут машины, акции и дома.

В палате повисла абсолютная тишина. Питер икнул от удивления, Роман стал мрачнее тучи, а Талия пребывала в крайней степени удивления.

― Тридцать миллионов? ― повторила она. ― Он завешал мне тридцать миллионов?

― Так и есть, ― сказал мужчина. ― так же все ваше имущество перечислено в бумагах, ― он встал, кивнув на листы бумаги, аккуратно сложенные на прикроватной тумбочке. Ему явно не терпелось поскорее уйти отсюда. ― Как придётся в себя ― позвоните мне. Я буду рад оказать вам…

― Думаю, мы сами разберёмся, ― жестко перебил его Роман. ― До свидания.

Нотариус вышел. Каждый из присутствующих молчать.

― Офигеть, ― наконец выдал Питер. ― Тридцать лямов. Ну, Тал…

― Они мне не нужны, ― хмуро завила Талия. ― Я их не возьму. И ничего из того, что есть в этих бумагах, ― она уткнулась лицом в шею Годфри, который смотрел на стену перед собой. Машинально упырь положил руку ей на волосы и стал укачивать ее как ребенка. ― Ты можешь взять их, Питер, ― глухо проговорила Талия. ― Они мне не нужны.

― Как и мне, ― с улыбкой заявил Питер. Он потрепал девушку по волосам. ― Ну, давайте. Линда хотела запереть меня дома и лечить, думаю, она это сделает. Кроме того, все в школе знают, что я был рядом со взрывом ― так или иначе придётся отлежаться.

― Бедный, ― саркастично тянет Роман с усмешкой. Питер усмехается.

― Бывайте, ― говорит он и выходит. Талия и Роман остаются одни.

Роман прижимает Талию к себе теснее, вдыхая головокружительный аромат волос. Он, кажется, никогда не сможет променять его на чужой, не сможет забыть или просто выкинуть из головы. И никто из них двоих не знает, как это получилось. Она, сама того не ведая, заставила его полюбить себя, полюбить как женщину, с которой он захочет разделить жизнь, счастье, радость и постель.

― Эй, ― мягко шепчет упырь. ― Ну, это всего лишь деньги и другие штучки богатеньких. Не стоит из-за них расстраиваться.

― Я не хочу этого, Роман, ― шепчет Талия ему в шею. Кожа Годфри покрывается мурашками. ― Он убит… из-за меня убит. Я не могу пользоваться этим, зная, что…

― Его убила моя мать, ― жестко говорит Роман. ― И на эти деньги можно организовать ей похороны. Одного доллара должно хватить.

Талия тихо смеётся и поднимает голову. Глаза у нее слезятся.

― Ты убил ее?

― Нет, ― Роман выдыхает. ― Должен был, но не смог. Только из-за того, чтобы ты себя не винила. Ее ждет судьба пострашнее.

Какое-то время они молчат. Он сидит рядом, совсем рядом. Талия чуть слышно дышит, отчего лёгкие немного сжимает нехватка воздуха, но вздохнуть глубже боится — кажется, что полноценный выдох будет громким, словно взрыв бочки с порохом. Боится, что это окажется её глупой иллюзией, мечтой, видением, сном. Боится, что он тот же час рассеется, оставив после себя только слабо чувствующийся запах лайма и корицы. Может быть и не так, может быть совсем не лайм и корица, но казалось, что именно так он должен пахнуть, и даже аромат дорогого одеколона не испортит этот запах.

Она любуется им, а он не может запретить ей этого.

― Фергус, ― внезапно тихо произносит Талия. ― Часть денег уйдет на его похороны, другую отдадим тем, чьи дома пострадали в последствии взрыва. Хорошо?

― Это твои деньги, ―напоминает Роман. ― Но раз ты такая богатая, я могу тебя попросить кое-о-чем?

― О чем?

Роман пересаживает Талию на кровать и встает. Вытаскивает телефон и пару минут сосредоточенно смотрит в экран. Потом кладет на стопку бумаг и из динамика начинает литься грустная, протяжная мелодия. Роман протягивает Талии руку. Она невольно вздрагивает, услышав знакомую композицию. Медленная, тихая и спокойная. Помнится, когда она впервые услышала её, то даже заплакала — настолько сильно она пробирается в душу.

― Потанцуешь со мной? ― спрашивает он. Лавр-Янссен улыбается и вкладывает свою руку в его.

― Конечно.

Сначала Талия немного запинается и делает всё неуверенно — медленно кладёт обе руки ему на плечи и смотрит в зеленые глаза. Роман так же медленно кладёт свои руки ей на талию и чуть прижимает к себе, затем они одновременно начинают кружиться. Медленно, всё так же медленно, ведь эта музыка не терпит спешки. Она всё смотрит на него, только на него — обводит взглядом каждую мелкую морщинку, скулы, линии бровей, нос и плотно стиснутые тонкие, словно змеиные, губы. Нет, не змеиные. Божественные. Прекрасные.

Музыка проникает в каждую частичку тела, и она чувствует его тепло. Талия находится так близко, что чувствует его дыхание и запах. Лайм и корица. Такое необычное сочетание — что-то кислое вперемешку с пряностями. И это завораживает, затягивает в круговорот, который он сейчас же устроил, кружа её, ловко лавируя по больничной палате.

― Моя навязчивая идея, мой фетиш, моя религия, ― шепчет Роман. ― Единственное, чего я желаю сегодня ночью, в этой жизни. Ты.

Так что Талия поверила. В него. В себя. В них. Она верила, что он останется. Но точно так же, как она сказала; он был ураганом, и он всегда быстро исчезает, оставляя беспорядок позади. Сейчас ее сердце уже бьется не так быстро, не так человечески, да и сама она совершенно другой монстр, но оно того стоило. Он был ее ураганом. И она была его беспорядком.

― Я люблю тебя, ― шепчет Талия.

― От монстра к монстру, ― заканчивает Роман.

========== Эпилог ==========

Два месяца спустя

Талия устало стонет, откидывая голову на сиденья.

― Ну Роман, ― хнычет упырь. ― Куда ты меня везешь?

Парень за рулем лишь ухмыляется.

― Потерпи.

Роман пока ни намеком себя не выдал. А Талию не столько пугала загадочность, сколько странно было не иметь ни малейшего понятия, где они окажутся в конце этого путешествия. Талия сюрпризы обожала, но когда Роман начинал тянуть так долго, в девушке просыпалось детское любопытство и сдержать его было невозможно.

Роман смотрит на то, что сам и создал ― Талию официально-не-Годфри-но-все-таки-Годфри. Упырь. Талия такая же, как и он. И Прайс был прав ― их связь стала намного глубже. Вырезы в ее любимых черных футболках стали глубже, а ткань их тоньше и прозрачнее. Волосы Талия больше никогда не собирала, и теперь темная кудрявая шевелюра падала на плечи.

Роман останавливает машину.

― Приехали, ― говорит он. Талия не успевает что-то разглядеть, как Роман хватает ее за заднею часть шеи и тянет к себе. Прижимается носом прямо к тому месту, где ток крови особенно сильный. Облизывает, одновременно с этим вдыхая аромат отросших волос. Это что-то твое, по-настоящему особенное. Нет, Талия не пользуется духами, но при этом ее аромат такой притягательный и сексуальный, что никакие парфюмеры не смогут создать нечто подобное.

― Роман, ― недовольно тянет Талия, вырываясь. Годфри раздраженно рычит. ― Я хочу посмотреть, куда ты меня привез.

Талия быстро выходит из машины и бежит по тропинке. Ее новый ― более острый ― слух улавливает утробный рык Романа. Тот вылезает из машины и бросается вслед за ней. Талия визжит от восторга, когда бегом спускается по ведущей низ тропе. Годфри не успевает ее догнать ― Талия останавливается сама. Перед ней дом с мансардой и подвалом. Его окружал заросший сад с огромными старыми деревьями.

Талия поворачивается к Роману и смотрит на него с хитрым прищуром.

― Дом?

― Дом, ― отвечает он. ― Загородный дом. Дом в деревенском стиле: пять спален, четыре ванные, один дополнительный туалет, кирпичный патио и полная тишина. Самое то для парочки упырей, ― Роман смущенно добавляет. ― Его надо отстроить. Я хотел сделать сюрприз, но заказывай все ты ― сделай дом, который ты будешь любить.

Талия внезапно громко рассмеялась и обняла парня.

― Ты ― мой любимый дом, Роман, ― говорит Лавр. ― От монстра к монстру?

― От монстра к монстру.

В очередной раз он склоняется над ней, целуя родные губы. И Талии кажется, что на свете нет ничего прекраснее, чем его глаза, его скулы, его руки. Тело инстинктивно прижимается к нему, желая прочувствовать всю гамму эмоций, которые этот восхитительный монстр дарит ей. То, как он водит пальцами по спине, перемещая их на талию, поднимаясь вверх, к груди, а затем и к шее, заставляет в тысячный раз убедиться, что никто другой Талии не нужен. Что Роман Годфри ― единственный человек, с которым Талия Лавр-Янссен счастлива и которого она любит. Которого она ни с кем не намерена делить.