Не время для нежности [Роман Савков] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Роман Савков Солнце плавит камень Том 1 Не время для нежности

Глава 1 Рики Фрид

— Вас, что-то заинтересовало? — спросил лавочник, бросив на Рики оценивающий взгляд. — Стремена, удила… Есть отличнейший комплект подков. Присмотритесь — в Сар-городе такого предложения днем с огнем не сыщешь.

Озвучил цену.

Удивленно приподняв бровь, наемник потянулся к товару. Отполированный до блеска металл слегка холодил ладонь. Печать на обратной стороне стояла говорящая: лавочник просил чуть ли не втрое меньше положенного.

Рики Фрид сказал:

— Дела идут настолько плохо?

Хозяином двухэтажного дома со скатной кровлей и широким балконом с колоннами над самым входом, в котором разместилась скобяная лавка, оказался седой широкоплечий дядька лет пятидесяти на вид. Он практически терялся за стойкой сплошь уставленной всяческой нужной в хозяйстве утварью: замки скрытые, навесные — попроще, примусы, утюги и подковы на столешнице и на полках вдоль стен.

Отдельный стенд был выделен под дорогую мелочь вроде швейных игл повышенной прочности и расчесок, сработанных из брюшных пластин пустынного червя. При изготовлении доспеха, как правило, не обходилось без остатков, которые тоже шли в дело.

— Надоело все, — пожаловался лавочник. — С месяц уж перебои с товаром. Последнее выставил, да все никак не продам. Съезжаю я, в Хатале дом давно присмотрел — все ближе к Государю.

— А по смогу над городом и не скажешь, что кузни простаивают.

— Мастеровые работают в поте лица, — усмехнулся лавочник. — Да только городское начальство им спуску не даст, если те в такое-то время будут на мелочевку размениваться.

— Крупный заказ на оружие?

— Нить из цветных руд вытягивают. Работа для них не то чтобы внове, но требует точности. Допуск, говорят, ничтожный. Молотобойцы брак перековывать извелись…

— Зачем ее столько? — спросил Рики, с сожалением откладывая комплект высококлассно сработанных подков. У него и лошади-то нет, а так… вещь хорошая.

— Только в Ратуше, наверное, о том и ведают… Второй состав на восток отправляют.

— Понятно, — сказал Рики. — В следующий раз, как в городе побываю — к вам загляну. Если съехать не успеете.

— Всегда вам рады, — лавочник растянулся в дежурной улыбке и, вмиг растеряв интерес, принялся наводить блеск на чайнике, который все это время держал в руках.

Подняв воротник и надвинув глубже шляпу, Рики Фрид вышел из полутьмы скобяной лавки. Солнце ударило по голове не хуже молота того кузнеца, что трудился сейчас у одной из сотен наковален, разбросанных по улочкам Сар-города. Стало нечем дышать, жар обжег горло.

Обошел дом, будто невзначай заглядывая в окна. Движения различить не удалось. Похоже, остальные обитатели отсутствовали, либо еще спали, что увеличивало шансы остаться незамеченным. В переулке подтянулся и перемахнул через высокий недавно выкрашенный забор.

Двор был пуст. Заколоченный колодец по центру, сортир в углу, да сараи. Взобравшись на один из тех, что ближе всего примыкал к дому, нырнул в чердачное окно. Пробуя на прочность настил, сделал пару осторожных шагов в направлении балкона.

Тихо выругался сквозь зубы, когда из-под сапога с резким писклявым мявом вывернулся живой комок свалявшейся шерсти. Даже не попытался оцарапать в ответ, бросился наутек, не разбирая дороги. Затих, издали уставившись глазами-фонариками. Не знал бы, что живое существо, принял бы два желто-зеленых огонька за газовые горелки.

Совсем еще котенок. И как он тут выживает? Духота под кровлей стояла страшная.

Рики Фрид замер, ожидая явившегося на шум хозяина. Но на чердачной лестнице по-прежнему стояла тишина. Либо не слышал, либо не придал значения. Кошак вполне мог оказаться приблудным — молодой, заплутал по ночи. Ждет теперь, когда опустится солнце, чтобы перебраться к земле ближе. Не постоянно же он тут обосновался!

Сделав несколько шагов по хрустящей песчаной крошке, наемник остановился у щелястой двери. Всмотрелся в просвет меж рассохшихся досок, присел и тихонько толкнул полотно от себя — оно бесшумно скользнуло на хорошо смазанных петлях. Все-таки дом Рики выбрал верно — не только по расположению, но и содержанию. Лавочник производил впечатление следящего за хозяйством человека.

Ладонь привычно лежала на поясе: если Выворотень вздумал шутки шутить, и все-таки сдал Рики страже, пусть впервые увидевший его служивый максимально расслабится, не приметив у наемника складного меча.

Вопреки опасениям никто не ждал его прихода. Окруженный толстым кирпичным парапетом открытый балкон оказался пуст. Высились ветхие граненые колонны на углах, тень от них ложилась на обожженный кирпич и тут же ныряла с обрыва — плохо. А вот солнце било из-за спины — и это было хорошо, не всякий наблюдатель решится поднять глаза в его сторону. Ненадолго почудилось, что дышать стало легче — обманчивое ощущение ушло, стоило лечь на живот и проползти пару метров по раскаленному камню в направлении дальнего края.

Тяжело дыша — по-иному на таком солнцепеке не получится, если ты не привычный к каждодневной духоте уроженец южных пустошей, — Рики преодолел путь в десять шагов. Осторожно глянул из укрытия.

Улица Ясеней находилась в восточной, старой части города. Дома жались друг к другу на манер неприступной крепостной стены, с редкими арками и узкими переулками между ними. С незапамятных времен у зданий сменилось немало хозяев: время текло, ветшали строения, их надстраивали и перестраивали под сиюминутные нужды. На задних дворах лепили — кто во что горазд, но фасадную часть, согласно приказу Головы, сохраняли в едином стиле.

Последние годы этот район облюбовали люди мастеровых профессий: за близость к чахлой пахучей речушке и нескончаемый поток торговцев, который значительно вырастал ближе к полуночи. Так приезжие сокращали путь к Ратуше, в которой надлежало отметиться по прибытию, а заодно и присматривали потребный товар в многочисленных лавках и магазинчиках, спрятанных в тени оштукатуренных беленой глиной стен.

Расчет оказался верен. На мостовой тишина и ни единая душа не стремится нарушить ее покой.

Штиль.

До полдня еще далеко, вьется полотнище жаркого марева. Здания гнутся в восходящих потоках, уподобившись водорослям в морской пучине. Город превратился в королевство кривых зеркал. В нем нет места ни влаголюбивым писклявым кровососам, ни представителям усато-хвостатого семейства кошачьих, какие отсиживаются сейчас в могильной прохладе подвалов.

Мешанина рыжеватых крыш таяла на горизонте — кое-где на них мостились статуи, призванные отгонять чудовищ старых эпох. Против нечисти нынешней, активно снующей под землей, они, к сожалению, были бессильны.

По полям в далекой дали за городской стеной вилась едва видимая нитка рельс. По ней, выпуская облачка дыма, двигалась железная змея состава.

«Товарняк», — подумал Рики.

Эта железнодорожная ветка вела на запад к предгорьям Чулушты, где жили бабы, страшнее которых он еще не видал на всем белом свете. И дело было вовсе не в уродстве последних, а в нравах и бойцовских качествах. Успел насмотреться за короткое время службы в гарнизоне у болот.

В переулке напротив мелькнула гибкая песочного цвета тень. Притаилась под полуротондой и стала неотличима от частой чугунной решетки под ней. Как и котенок на удушливом чердаке, она почему-то предпочла солнцепек блаженной неге подземелий. Наверное, и среди кошек бывают белые вороны, как бы дико это ни звучало — тронутые, не от мира сего.

Он видел ее уже, в ранних утренних сумерках. То исчезая, то появляясь вновь, ловко прыгала она тогда с парапета на парапет, пока не достигла пузатой водонапорной башни на соседней Дубовой улице. Скрылась внутри.

Неохватную бочку вознесшуюся на двадцатиметровую высоту, служившую горожанам источником питьевой воды, поддерживала толстая стальная тренога. За ней на одной линии проглядывались здание Суда и Храм Последнего из богов, как заведено по всем городам и весям Разделенного мира.

Рики приподнял сбившуюся на глаза шляпу, стер капельку пота, нехотя скользившую по небритому подбородку. Капелек было много больше чем одна — на щеках, на лбу… По вискам стекали противные ручейки, да и холщовая рубаха под жилетом из бычьей кожи промокла насквозь, хоть отжимай, но именно эта — медлительная — раздражала больше всего. Заставляла наемника нервничать.

Он хотел опереться на обитый жестью парапет, но вовремя одумался, отдернул руку. От металла исходил жар ничем неотличимый от жара над кузнечным горном. Их трубы росли вдоль всего квартала и, несмотря на погоду, коптили небо почем зря. Спущенный в мастерские заказ из Ратуши нужно исполнить к сроку.

До жути хотелось выпить — воды. Спиртным Рики не брезговал, но надираться в такую жару себе дороже. Да и работа не благоволит подобного рода занятиям. Особенно, если она так серьезна и опасна, как эта…

Разлепил было пересохшие губы, чтобы выразить палящему солнцу всю накопленную неприязнь, но вдали у кожевенной мастерской произошло движение. Кажется, не ошибся с выбором места и временем — все началось в точности, где и предсказывал Выворотень. Ровно в назначенный час.

К лавке подбежал худой высокий мальчишка, из посыльных — поверх льняной рубахи синяя туника с вышитой на спине стрелой. Видно, что паренек находился на солнце давно, успел как следует промокнуть от пота. Руки его дрожали. Пальцы не сразу отыскали нужный ключ на большой связке. Звон стоял на всю округу.

Озираясь, пацан стал примеряться к замку. Что ж неопытного такого отправили?

Рики прополз к слуховому окну, откуда вести наблюдение было удобнее. Сбросил за спину шляпу, вынул из сумы еще влажный платок и повязал им нос и нижнюю часть лица. Делал он это, скрепя сердце — поскольку помнил, откуда та самая влага взялась. Сам же не так давно вымачивал ткань в моче.

Способ неприятный, но бесплатный и действенный против той алхимической отравы, какую вскоре придется применить для успокоения стражников. На что только не пойдешь ради безупречно выполненной работы…

Наконец скрипнула дверь, открывая миру черный провал входа. Из тьмы на опаляемую лучами светила мостовую шагнул воин в светлом кожаном доспехе — в железном тут особенно не покрасуешься, живо превратишься в готовую к употреблению котлету; а за ним вышли второй и третий… Рики насчитал восьмерых. Чуть больше, чем он рассчитывал, но ему не привыкать. Когда такое было, чтобы желаемое совпадало с грубой действительностью?

Рики Фрид привык преодолевать трудности, из коих она, как правило, и состояла.

Внизу, среди белых шишаков, темной кляксой выделялся наряд висельника. Черный обвисший балахон призван был не только сковывать движения, но и причинять дополнительные страдания, притягивая солнечные лучи. Бывало, что не каждый осужденный доживал до часа расплаты — порой замертво падали они от теплового удара, не одолев и половины пути.

Конвойным было немного легче. Доспех из шкуры червя избавлял облаченных в него людей от излишнего жара.

Эмоций на лице висельника не разглядеть — далеко, да и на голову натянут широкий капюшон. Однако по неверной слегка вихляющей походке можно было судить, что приходится ему несладко. Еще чуть-чуть и ноги будут слушаться человека с меньшей охотой. Не упал бы некстати…

«Дойдет?»

Рики прикинул расстояние — должен. Процессия приближалась.

До последнего момента, пока не увидел мальчишку-посыльного, Рики переживал, что мог ошибиться с выбором места засады. Выворотень при встрече обозначил лишь район, но дом, из которого будут выводить беднягу, подсказали другие. Эта информация стоила немалых денег, о которых Фрид не жалел. В конце концов, оплата за выполненное задание вдесятеро превышала затраченную им сумму — почему бы и не заплатить добрым людям.

Пути отхода изучил вчерашним вечером, стража на улицах попадалась не часто. Однако стоило объявиться впереди белому шишаку, Рики тут же сворачивал, стараясь избежать встречи. И менял маршрут. Ни к чему было мозолить глаза служивым. Хоть он и сбрил бороду, но с прошлого визита в Сар-город могли остаться свидетели, запомнившие лицо. К глубокому сожалению, Рики успел в тот раз как следует наследить.

Сейчас же он считал риск оправданным: в карманах гулял сквозняк. Срочная необходимость наполнить их звонкой монетой толкала на участие в авантюре.

На краю сознания улавливалось голосившее тревожным колокольчиком беспокойство. Напоминало об ощущении недосказанности, которая так и витала в воздухе во время разговора с Выворотнем. Не отпускало наемника ни на миг.

Неприятно, но что поделаешь. Кушать, и кушать хорошо, хочется каждой живой твари, а потому придется повертеться ужом, как делал уже не раз.

Кроме стражников и преступника, скрытого под черным балахоном, на улице не было никого. Мальчишка-посыльный благоразумно решил убраться подальше, в спасительную тень переулка. И даже кошка под полуротондой притихла, боясь подставить испепеляющим солнечным лучам кончик нежного носа.

До засады устроенной Рики оставалось с десяток шагов, когда один из стражников остановился, словно почуял неладное. Поднял руку в молчаливом жесте. Отдал остальным приказ замереть и завертел головой по крышам.

Как ошпаренный, Рики прянул от парапета. Нашарил в суме, и извлек на свет три тяжелых холстяных мешочка, задумчиво взвесил в руке. Поразмыслив, убрал один обратно. Услуги алхимиков резко подорожали: на Границе государевы люди приросли числом, усилился контроль за оборотом товаров — соответственно возросла и мзда за вовремя прикрытые глаза служащих. Закон спроса и предложения — что для легального, что для черного рынка — одинаков. Чутко реагирует на любые изменения внешней среды.

Понимая, что тянуть больше некуда, Рики приподнялся над кирпичной стенкой и два раза метнул мешочки, стараясь попасть так, чтобы зелье накрыло как можно большее количество человек. В идеале он рассчитывал охватить всех присутствующих на мостовой, но когда у него что-либо шло без сучка и задоринки…

Снаряд лег перед ногами воина в центре процессии, второй — поодаль, в каком-то метре от первого конвойного. Ударившись о камень, мешочки с глухими хлопками разорвались; из них посыпали искры. Там, где затухали огоньки, образовывались клубы плотного зеленого дыма. Не прошло и нескольких секунд, как улицу заволокло непроглядной шевелящейся стеной, словно опустилось посреди города ядовитое зеленое облако.

Но Рики знал, его заметили, значит, кто-то мог отбежать назад на безопасное расстояние, не успев вдохнуть алхимического зелья. Ветра не было — облако в воздухе лишенном влаги, которая могла бы продлить его жизненный цикл, тяжелело и теряло насыщенный цвет.

Поправив на носу все еще мокрую дурно пахнущую повязку, он выпрямился и, обжигаясь о металл, перемахнул край парапета. Недолгий полет окончился на матерчатой крыше навеса. Прорвав его, свалился на мостовую перед входом в скобяную лавку.

Оказавшись ненадолго в тени, вновь накинул шляпу и бросился в оседающий на глазах туман. Рука лежала на поясе, готовая вынуть поясной ремень, который при определенных манипуляциях превращался в короткий крепкий меч способный противостоять оружию стражи. Но этот секрет он открывать не спешил — пусть до времени остается тайной. Рики нравилось удивлять людей.

Когда он ступил в туман, крики напуганных воинов уже стихли. Все, кто вдохнул хотя бы частицу алхимической дряни, давно попадали наземь не в силах устоять на ногах. Зелье не убивало, этот пункт при заказе порошка Фрид отмечал особо. Ему не хотелось отвечать за трупы невиновных людей.

Если что-то пойдет не так, его убьют и тогда беспокоиться не о чем. Но в случае удачи ответ придется давать собственной совести, пусть даже погибшие окажутся служивыми — они лишь выполняли приказ, и не переходили ему дороги. Кроме того, ведомый в последний путь арестант тоже мог надышаться отравы, и, как следствие, покинуть мир раньше, чем Рики получит гонорар…

Влажная маска липла к лицу и вызывала отвращение. Но с неудобством приходилось мириться, лишь она позволяла наемнику оставаться на ногах, нейтрализуя действие зеленого облака.

Видимость была никудышная. Он сделал несколько шагов и запнулся обо что-то мягкое. Присел, ощупывая предмет — пальцы скользнули по шероховатой коже ребристого нагрудника, не то. Еще несколько шагов в сторону и вновь кто-то ткнулся в сапог. Мелко подрагивая и тоненько завывая на пределе слышимости, находка распласталась на камне. Осмотр показал — мимо цели.

На третьем человеке удача улыбнулась — рука нащупала грубую шерсть, а на подбородке обнаружилась отросшая за время заключения щетина. Балахон проступал сквозь туман бесформенной темной кляксой. Схватив бедолагу за шкирку, Рики потащил его в обратном направлении. Неожиданно уперся головой в мягкое и пружинящее. Кто-то из служивых не поддался панике, устоял на ногах, смекнув, что ждать нападавшего стоит у цели, за которой тот пришел.

Рики выпрямился: стоявший спиной стражник, ощутив толчок, испуганно изогнулся. Всколыхнув туман, несколько раз полоснул мечом вслепую. Но Рики уже сместился, лезвие просвистело в стороне.

Оказавшись за спиной солдата, ударил открытой ладонью, целя в висок, стараясь не убить — ошеломить противника. Отступил снова. А когда тот попытался ответить, ударил по руке, которой тот зажимал нос. Смахнул шишак, отвесил звонкую пощечину.

От обидного удара стражник разозлился, открыл было рот, чтобы высыпать на голову Рики горы проклятий, вдохнул. И, как подкошенный, повалился под ноги, не успев извлечь из глотки ни единого звука.

Схватка происходила в полной тишине. Наблюдатели за пределами алхимического облака, если таковые оставались, могли услышать лишь неразборчивую возню да звон упавшего на мостовую оружия. Не все попали под воздействие зеленой дряни. Замыкавшие колонну стражники, наверное, не дураки — добровольно в туман не сунутся.

Фрид вернулся к шерстяному балахону. Но тут уже кто-то был.

Держа меч в вытянутых руках, воин медленно поворачивался на месте, стараясь на звук определить положение противника. Поджав губы, Рики дождался пока тот повернется к нему спиной, а потом нанес расслабляющий удар в пах. Судорожно вдохнув отравленный воздух, бедняга повалился на заключенного.

Взяв висельника за капюшон, Рики поволок его за собой: вот-вот туман должен рассеяться, а ему еще предстояло спрятать ношу до ночи, и убежать самому. Переноска тяжестей на дальние расстояния в его планы не входила.

Выбравшись на свет, он, пригибаясь, поспешил к переулку: человек в балахоне мешком тащился по камням — тяжело, словно сопротивляясь побегу. Потом Рики нырнул в спасительную тень, где через пятьдесят шагов свернул в задворок.

Он поспешил вдоль здания, прижимаясь к каменной кладке. У погибшего куста сирени притулилась натертая до блеска лавочка, на земле валялась пара битых бутылей. В вечернее время место явно пользовалось популярностью у местных выпивох.

Возле лавки Рики бросил безвольное тело и уперся в ничем не примечательную штакетину. Секция забора сдвинулась и за глухой деревянной стеной обнаружилась узкая ниша. Там спасенному предстояло пролежать в бессознательном состоянии до темноты, пока не угомонится поднятая на уши стража.

Спешно упаковав груз, он приготовился закрыть убежище и бежать что есть мочи, но различил топот ног — сзади, откуда только что пришел, и впереди, куда намеревался двинуть дальше, когда освободит руки. На то, что это праздные гуляки, охочие до прогулок под палящим солнцем, Фрид не надеялся. Не настолько он наивен.

Запрыгнул внутрь. Кое-как растолкав «балахон» улегся рядом. Напрягся, возвращая на место секцию фальшивого забора. Шурша в пазах, она сдвинулась и мягко встала на прежнее место.

Стянув почти высохшую вонючую маску с лица, Рики замер. Уши улавливали за тонкой деревянной стеной азартные возгласы стражников.

— Северную смотрели? — пробасил один.

— И Северную, и Ореховую, и по Дубовой клич кинули, сюда позвали. Не видел его никто… как сквозь землю провалился, — ответили ему, судорожно заглатывая горячий воздух. Чувствовалось, что погоня по жаре далась человеку нелегко.

В щелях между досками суетливо бегали тени. Фрид молился всем богам, которых только мог вспомнить, не забыл упомянуть и Последнего, лишь бы собравшиеся на лавке не обратили взор за спину. Сильнее вжался в камень и постарался вовсе не дышать.

— Так на Дубовой наши и этот… — начал было кто-то третий. — Им бы сторожить остаться.

Но его внезапно одернули:

— Приказ о том вслух не говорить…

— Ознакомились — знаем, — отмахнулся от него тот, что говорил басом. — Но общаться мы как-то должны, верно? Да и кто тут услышит.

Последовала короткая заминка, во время которой Рики отчетливо слышал скрип кожаных доспехов, и то, как бешено колотится его сердце.

— Охрана усиленная на Дубовой больше не понадобится, спугнули вора, — продолжил бас. Рики при словах о воре презрительно хмыкнул про себя — как самому же показалось, тихо и неубедительно. — Караул справится и без подмоги. Сил у бедняги почти не осталось, даже мальчишка доведет. А мы от помощи не откажемся — гадину эту надобно сыскать.

— Верно говоришь, Курт! — послышалось со стороны.

— Я почему отсюда не ухожу никуда, — вновь заговорил тот, кого назвали Куртом. — Думаю, что не успел он убежать: люди наши квартал по верху окружили, да по подземельям патрули сидят. Знает он, какую бучу затеял, — Рики Фрид не знал, а потому как губка впитывал каждое произнесенное слово, — самовольно в наши руки не сунется, притаился где-то. Темноты ждать станет, а там напролом будет пробовать…

— Найдем, мало ему не покажется, — процедили сквозь зубы вдалеке.

— Хватит хорохориться, — сказал Курт. Жалобно скрипнула лавка, освобождаясь от груза. — Словами бросаться — не кули ворочать… Ты лучше двоих в помощь возьми, да этот двор проверь — больно он мне подозрительным кажется, — похлопал по забору, и тот заходил ходуном. А вы трое — в этот идите. Остальные за мной, и не отставать, не хныкать без приказа.

Рики облегченно вздохнул, когда, удаляясь, затопали сапоги стражников. «Не меньше дюжины», — отметил он. С их же слов, это лишь малая часть из объявившихся по его голову. К такому повороту событий он не был готов. Что теперь прикажете делать, госпожа удача?

Фибус обещал опасное, но не представляющее трудностей дело, за что щедро платил. Но как же так получилось, что небольшое количество стражников, которые отвечали за доставку осужденного на место казни, вдруг увеличилось до нескольких сотен? Меньшее количество попросту не сумеет полноценно блокировать район.

Подставили… Но зачем? Разве будет Выворотень рисковать репутацией? Да после такого к нему не наймется ни один приличный делец. Народная молва быстро подхватывает и разносит худое.

А может, он не знал, что посылает Рики на верную смерть? Грех разбрасываться ценными кадрами и лишаться выгоды, которую исправно приносил Фрид и подобные ему люди.

Впрочем, лучше об этом подумать позже, а сейчас надо бы озаботиться насущными проблемами и обмозговать план отступления.

Вряд ли стража снимет блокаду в ближайшее время. Воды с собой — одна походная фляга, да пузырек тонизирующего зелья, а значит, он не протянет и трех дней. Под конец срока, когда воины устанут ждать и немного расслабятся, из него все равно получится прекрасно выжатый лимон, а не боец, готовый оказать сопротивление. К тому же, человек в балахоне очнется раньше, да и изможден он пытками в удушливой камере. Груз, а не полноценная подмога.

Быть может, разбудить и объясниться, пока в переулке никого нет? В Сар-городе Фрид бывал наездами, и потому мог банально упустить из виду то, что коренному городскому жителю кажется чем-то само собой разумеющимся. Выворотень не вдавался в подробности, когда рассказывал о предстоящем деле, но складывалось у Рики впечатление, что для укутанного в черную шерсть человека город является родным.

Он привык доверять интуиции. Да и выбора более не оставалось.

В любом случае, вдвоем думаться будет легче. Может сумеет подкинуть стоящую идею…

Прильнув к щели меж штакетин, внимательно осмотрел улицу, вслушался — никого и ничего, лишь потрескивает тихонько камень на солнце. Обернулся к приговоренному, нащупал голову и стянул капюшон. В полутьме прошитой тонкими пыльными лучами, которые только затрудняли восприятие, приходилось действовать наощупь. Нашарил в суме склянку с противоядием. Откупорил и, зажав бедняге рот, поднес едко пахнущую жижу к его носу.

Человек слабо шевельнулся раз, другой. Забился судорожно — наверное, думал, что заживо похоронили, когда открыл глаза и увидел лишь тьму, а потом ощутил сырую прохладу.

— Успокойся, — прошептал Фрид. — Я — друг. Ты сбежал. Зрение скоро вернется.

Как разъяснил алхимик, подвергнутый действию зелья человек после пробуждения несколько минут будет оставаться слепым и сможет понимать лишь несложные фразы. Главное, удержать его в этот момент, чтоб не наделал глупостей, за которые будет больно и стыдно.

Висельник забился пуще прежнего, Рики усилил хватку:

— Я — друг, — повторил он с нажимом. — Ты — жив. Сбежали.

Моргнув, человек уставился на Рики, как наемнику показалось, с надеждой. Осознав, что находится в безопасности, он успокоился и перестал сопротивляться.

— Я уберу руку, а ты не кричи. Вокруг полно стражников. Если нас услышат… — Сделал многозначительную паузу: — Ты понял?

Кивок в ответ Рики Фрид принял, как знак согласия.

Глава 2 Юстина Эбберг

Горничная заглянула в номер без стука, когда Юстина за ширмой меняла ночную рубашку на повседневный наряд. Разрешая войти, она подняла руку.

От корсетов и пышных многослойных юбок, какие принято носить в Сар-городе дамам, девушка отказалась сразу. Они сковывали движения и потому вызывали у Юстины стойкую неприязнь. Воздушные шаровары и свободная белая блуза из тонкой ткани нравились ей куда больше.

На выбранную одежду обычно косились при встрече, во взглядах читалось непонимание — не все горожане готовы были принять радикальное изменение наряда.

Мужчины воспринимали ее своеволие, как вызов собственной мужественности. Стоило пройти рядом, опаляли гневными взглядами, не забыв однако осмотреть каждый изгиб излишне обтянутого тканью тела. Или поспешно отворачивались. Дамы с полупрозрачными ажурными зонтиками в руках, едва завидев, завистливо шептались и осуждающе качали головой.

Впрочем, никто не спешил бросить ей упрек в глаза. Уж если и говорили пошлости, то только когда она сворачивала за угол и не могла ответить. О норове дочерей Чулушты наслышан весь Разделенный мир, от болот до Восточного моря.

— Простите, — сказала горничная, разглядев силуэт за ширмой. Одета девушка была в форменное платье с белоснежным передником; на голове — кружевной чепец. — Все постояльцы спустились на обед, думала и вы… Не помешаю?

Выглянув из-за ширмы, Юстина натянуто улыбнулась:

— Я скоро ухожу, — сказала она. Не только люди с достатком, но и последняя служанка в гостинице пытались выказать ей свою неприязнь. Вот, например, чего стоило постучаться прежде, чем в номер войти? Верно говорят — смелость города берет.

Жаль, не все те смелые выживают.

Застегнув последнюю пуговицу, Юстина проверила ремень. Опустила голову — ботинки на подставке сверкали. Удовлетворившись осмотром, сбросила тапочки. Мягкие мокасины ей, конечно, понравились бы больше, но для здешнего консервативного общества она и так выглядела нелепо и даже вульгарно. Ни к чему привлекать дополнительное внимание, которое порой принимало болезненную форму.

— По дому скучаете, — то ли спросила, то ли поведала горничная, прибирая постельное. — Толкуют, что климат там мягче, пейзаж интереснее. Была б на месте вашем — никто с гор не заставил бы спуститься.

«И мне говорят, что я вульгарна?» — удивилась Юстина.

— Когда представится отпуск, — сказала она, — не упустите возможность побывать в Чулуште. Будьте уверены, Маме понравится ее новое дитя — я замолвлю за вас словечко.

Втиснув ноги в тесные ботинки, она прошла мимо девушки, едва не задев плечом. Покинула комнату. Горничная, побледнев, хлопала глазами. Чувствовала, что перегнула палку.

— И вот еще! — сказала Юстина, на миг заглянув обратно. — Под кроватью, пожалуйста, уберитесь. С трупа столько крови натекло… да и сам он пованивать начинает.

Из номера послышались протяжный вздох и грузное падение лишенного сознания девичьего тела.

О трупе Юстина конечно пошутила. Не было под кроватью ничего предосудительного. Ни крови, ни остывших останков, с которых она могла бы натечь.

Пока — не было.

На лестнице навстречу попалась парочка: девушка в юбке до пола и легком жакете изящно поправляла съехавшую на бок шляпку, сопровождающий ее молодой человек в приталенном костюме так же изящно шутил. Спустившись на несколько ступенек, Юстина почувствовала заинтересованный взгляд, которым тот измерил ее с ног до головы, уделив значительное время нижней части туловища. Будто выбирал товар на южном невольничьем рынке.

То, как смотрел на девушку молодой повеса, не ускользнуло от его спутницы — одернула за рукав, бросив вслед что-то презрительное.

Перед тем как скрыться за очередным витком лестницы Юстина обернулась, удерживая на лице небрежную усмешку. Парочка засуетилась, сделала вид, что вспомнила о неотложных делах и поспешила удалиться. Вмиг забыв о напускном изяществе. Бежали, как от огня — будто вот-вот над городом должен пролететь огненосный Скат, а они не успели приготовиться к его встрече.

На первом этаже и в столовой на нее старались не смотреть — видно, смельчаки остались этажом выше. И правильно делали: Юстина умела терпеть, но бескрайняя бездна, которой она отгораживалась от остального мира за пределами Чулушты, была вовсе не бездонной. Иногда возникала необходимость выпустить пар.

Официант вырос перед ней, стоило опуститься на стул. В глаза старался не смотреть, взгляд блуждал по зажатой в руке планшетке.

— Сегодня можем предложить холодный овощной суп, но он с курицей, а вы, насколько нас просветили… — сказал он.

— Подай второе, без заправки, и черный чай.

За столиками по соседству говорили о разном, доносились обрывки фраз:

— «Как тебе новая шляпка, милый?» — «Очень даже…» — «Подумать только! Нашла с подругами, когда гуляла у Швейного тупичка. Ты не говорил, что здесь следят за последними тенденциями в моде…» — «Каким ветром тебя туда занесло, дорогая?» — «Я очень устала днем. Решили с Анной развеяться у реки и, как видишь, удачно!» — «Могу представить, во сколько она тебе обошлась…»

— «В связи с участившимися исходами с болот в гарнизоны направят пополнение». — «Уверен? Когда принимали это решение?» — «Не далее, как на прошлой неделе. Голова заявил на Соборе, что дело поправимое — надо лишь увеличить налоги…» — «И что же он предлагает? Штат у служивых и без того раздут до неприличия. Мастеровые откажутся платить дополнительные поборы. Нагрузка ляжет на них, как пить дать». — «Они не заметят давления. Управа спустила в кузни крупный заказ. Никто не останется без работы… ну и выручка, конечно же, взлетит до небес». — «Что за заказ?» — «Нить. Вроде стандартной — доспешной, только цветная и мягкая. Недавно состав на восток ушел». — «В Аданай?» — «Ниор, у Железного леса». — «Знать бы, что они собираются делать с таким количеством проволоки»… — «Да пусть хоть сами в нее заматываются. Нам какая о том забота?» — «И то верно. Мастеровые заняты, не гундят… Хитро придумано». — «На то он и Голова…»

— «…мимоходом из Биндона». — «Откуда?! Неужели, с юга». — «С его самого. Присматривал товар для перепродажи». — «Не обижайся, но зная твои пристрастия… Половина невольников по дороге в расход идет. Торговец людьми из тебя никудышный, бросал бы ты это гиблое дело». — «Я сам решу, когда стоит остановиться». — «На что хоть живешь-то?» — «Да вот на это и живу…»

Спину обожгло взглядом. Повернулась — говорили о ней. Могла бы сказать кое-что, но не стала вмешиваться. Решила что еще не время для выяснения отношений. Оставила на будущее. Этот воняющий потом недельной давности тип, с неровно торчащей щетиной на грубом обветренном лице, вызывал чувство брезгливости.

Думая о нем, она чувствовала учащенное биение сердца. Все внутри горело желанием пообщаться наедине, в уютной тишине собственной комнаты. Когда шершавая рукоять кинжала будет привычно лежать в ее руке. Жаль только, что тому еще не скоро придется сбыться.

Пока несли обед, девушка смотрела в окно. Успела рассмотреть трещины на стене дома напротив, и пресечь попытку нерешительного знакомства, на которое настроился юноша с соседнего столика. Он долго примеривался как подойти — дрожь в пальцах, когда парень смотрел на Юстину, выдавала его с головой. Наконец, попытался встать и подойти ближе, но одного грозного взгляда хватило, чтобы тот вновь приклеился к месту.

Знакомства ей пока не нужны. Может потом, когда будет достигнута цель визита в Сар-город… Ничто не должно отвлекать от выполнения поставленной задачи, она не вправе подвести Тысячеглавую. Ведь если совершить ошибку, то можно больше не дождаться Нежной ночи.

И Мама расстроится, если еще одна дочь не вернется домой — сестрам в Чулуште после такого приходится несладко. Зачем ее злить лишний раз?

Отобедав, она вышла на улицу. Слабый ветерок гнал по мостовой обрывки газет. Солнце парило над городом, не оставляя места тени. В воздухе, обжигая крылья о лучи, парили мелкие пичуги. Юстина не знала их названия: в горах птицы водились другие — эти годны им разве что на завтрак.

Пройдя мимо площади Просвещения, где, несмотря на полуденную жару, рабочие собирали помост для виселицы, девушка остановилась у бухты конопляной верви. «Многовато для одного, — подумала Юстина. — Похоже, Сар-город скоро значительно потеряет в числе постоянных жителей».

Не местных обычно просто изгоняют в пустоши южнее Биндона, добывать золотоносную личинку.

Трудно решить какое наказание вернее. Бракованная веревка может оборваться в ответственный момент — такое случалось не раз и не два, тогда при повторном рассмотрении дела преступника могут оправдать. Если обнаружатся дополнительные материалы или свидетели, что тоже случалось. Почему брак выявляется сейчас — предмет отдельных разбирательств.

А вот от пустынного червя не убежишь при всем желании, если только не отрастишь пару крепких крыльев.

Проулком Юстина вышла на Дубовую. В этом пропыленном городе почему-то считалось особым шиком давать улицам имена растений. Была тут Васильковая и Кленовая, даже для Липовой и Ивовой место нашлось. Хотя, по мнению девушки, здесь больше подошли бы названия Кактусовая, или Терновая. Кора на чахлых, высаженных редкой цепью и напрочь лишенных листьев стволах основательно обуглилась; высохшие корявые ветви тянулись к земле.

Едва не сбив с ног, пронесся вихрем взмокший мальчишка-посыльный со свертком в руке. Не все послания влезали в проложенные на верхних уровнях катакомб пневмотрубы. Кое-что приходилось отправлять старым, многократно проверенным методом.

Мимо водонапорной башни, грандиозного цилиндрического сооружения приподнятого над крышами домов, она прошла до всхолмья, на котором разместилась парковая зона. Деревья здесь росли гуще, но также были лишены листвы. Сносно чувствовал себя лишь разросшийся сверх меры терновник. При желании здесь можно было найти тень, что Юстина и сделала, заняв лавочку под раскидистым вязом на вершине холма. Город отсюда был виден как на ладони, но прежде всего ее интересовало имение Фибуса Лориани по прозвищу «Выворотень».

Двухэтажный особняк Хозяина подворотен расположился на вершине окраинного холма, на улице, сплошь утыканной домами людей приближенных к власти. Через пару наделов от него раскинулось владение прокурора, граничащее с высокой стеной замка городского Головы. Через дорогу теснились дома духовников — их окна большей частью выходили в сторону похожего на ступенчатую пирамиду Храма, на котором уже начинали звенеть колокола, оповещая граждан, что лик неправедного бога перевалил через высшую точку своего извечного пути и день пошел на убыль.

Молва о Выворотне, если не врали доносчики, ходила самая противоречивая. Одни намекали на беспримерную щедрость Хозяина подворотен и быстрое продвижение по службе присягнувших на верность. Другие утверждали, что человек он требовательный и жестокий, скорый на расправу с намеренно обманывающими его людьми. Неожиданно взлетевшие по карьерной лестнице, стоило совершить промашку, иногда также быстро скатывались в пропасть. После этого обычно их больше никто не видел и вообще старался не вспоминать ни при каких обстоятельствах.

Ночная империя уверенно развивалась, укрепляя в обществе положение Хозяина подворотен. Еще несколько лет и, если не допустит роковой ошибки, Выворотень сможет разговаривать со всем Разделенным миром от имени Сар-города. Без оглядки на духовников и городскую управу. А затем и ставить условия при решении важных вопросов.

Был, правда, еще Кариссай, давний партнер и соперник, но с ним, как говорила Мама, вопрос постепенно решался. Рано или поздно он должен превратиться в верного вассала Выворотня или скоропостижно исчезнуть, бесследно растворившись в ночи. Юстине было все равно, но иногда она ловила себя на мысли, что второй вариант ей нравится больше, чем первый. Полированный деревянный ящик, в который его упакуют, проклятому старикашке будет к лицу.

За время пока она отдыхала в тени подсохшего вяза, мимо не прошло ни единой живой души. На улицу сейчас никого из-под палки не выгонишь. Даже посыльные и мастеровые без крайней на то нужды старались не казать носа наружу. Выбирали работу на дому, куда не проникали губительные лучи дневного светила.

Только самые отчаянные и подневольные — вроде работяг, что сооружали на площади Просвещения виселицу, вынуждены были проводить день на солнцепеке.

Спустившись с холма, Юстина направилась к дому Лориани. Пешком. Она могла бы арендовать лошадь для прогулок или нанять паровую коляску — все связанные с работой расходы за пределами Чулушты, как и полный пансион в гостинице, оплачивала Мама; но предпочла пройти этот путь пешком. За время своего прошлого визита она не успела обстоятельно изучить город и сейчас восполняла упущенное.

Она не знала, зачем Выворотню понадобились услуги дочерей Тысячеглавой, но одно понимала абсолютно точно — случилось нечто из ряда вон. В прошлое появление в Сар-городе сестры провалили задание. Погибли все, и он не получил обещанное Мамой. Однако девушки честно старались исполнить долг и оттого к Хозяину подворотен не вернулось ни единого золотого.

Может, новое задание лишь предлог и он просто решил отыграться, поручив заведомо невыполнимое?

Через полчаса топтания булыжной мостовой девушка оказалась у деревянных окованных металлом по углам ворот. Даже встав на цыпочки, она не смогла бы дотянуться до верха, где начинался частокол из устремленных в небо железных пик.

Отстучала тяжелым кольцом о выщербленную древесину. Услышала грозное:

— Кого нелегкая принесла?!

— Открывай, у меня встреча назначена, — ничуть не смутившись ответила она.

— Предъяви приглашение хозяина.

Открылось узкое смотровое окно, и на Юстину уставился внимательный черный глаз обрамленный сетью глубоких морщин. Один. Другой был скрыт под матерчатой повязкой.

— Больно жарко у вас тут, чтобы ношу лишнюю с собой таскать, — сказала она. — Оповести о приходе Юстины Эбберг.

— Хозяину не до уличных попрошаек сейчас. Вечером приходи, если за наймом явился, да только что ты ему, малолетка, предложить можешь? Он к мальчикам равнодушен, — усмехнулся привратник. — Попытай счастья в одном из домов терпимости — они любят таких… с милыми личиками.

— С глазом не жаль расставаться было? А то ведь можно и второй невзначай потерять… — сказала Юстина, скептически осматривая забор. Там пики были установлены не так часто, как на воротах, но из прорех между ними выглядывала колючая проволока. Если взять разбег и опереться ногой вот сюда, а другой оттолкнуться от основания, то она могла бы попробовать перескочить преграду… Только заниматься руко и ногомашеством не входило в ее планы. Не для того Мама посылала избранную дочь, чтобы она свободно, средь бела дня, демонстрировала запретное искусство.

— Шел бы ты отсюда, парень, коль здоровье дорого, — посоветовали со стороны двора. — Пока я добр, да еще прошу по-хорошему… — голос одноглазого заметно почерствел. Попала в точку — задело его упоминание об уродстве. — Тебе, шалопай, два раза повторять надо? Бегаешь-то хорошо? А то моя свора изголодалась уже… — натужно рассмеялись из-за воротины.

Короткая прическа и привычка к мужским нарядам вновь сыграли с Юстиной злую шутку: ее нередко путали с молодыми парнями.

Быстро глянув по сторонам, не идет ли случайный прохожий, девушка склонила на бок голову:

— Жалкая ночная тварь, — сказала она беззлобно. — Да ты хуже двухвостки. Только и можешь, что из укрытия жалить, да ядом истекать.

— Хо-хо! Норовистый, как погляжу, — выдохнул привратник, искренне и немного удивленно — ничем его не проймешь… — Подался ближе. — Да я тебя лично на кусочки разделывать бу…

Попытался отпрянуть, когда девушка без замаха сунула руку в смотровое окно. Скрипнула белая блуза, разрываясь о зазубренную медную окантовку. Удар кулака пришелся в переносицу. Одноглазый охнул, потерял равновесие.

Ухватив его за грудки, Юстина уперла ногу в иссеченное песком дерево и коротко дернула на себя.

Ворота содрогнулись от глухого удара. Взлетела потревоженная пичуга. Крякнув, человек обмяк в руке и сполз по воротине наземь.

Сделав шаг назад — разодранный рукав остался на той стороне, Юстина стала разминать кисть. Потом обратила внимание на блузу: нежная ткань порвалась, неприлично обнажив часть плеча и шеи. Постаралась приладить лоскут на место, но тот спадал от малейшего движения.

Маневр, конечно, рискованный. Если бы там стоял еще один, с мечом наголо, не видать бы ей больше руки по самый локоть. Но ее ждали — не знали только кто конкретно пожалует, и не стали бы рубить руки первому встречному. На это и был расчет.

Бросив бесплодные попытки привести себя в порядок, она стала ждать реакции. За стеной встревоженно перекликались,слышалась неразборчивая ругань и возня. Кого-то тащили прочь от ворот. Потом подошли к окну. Мельком глянув наружу, принялись отпирать засовы.

За раскрытыми створками ее встретил десяток воинов в доспехах желтой кожи. Оружие, что примечательно, из ножен не вынимали, но были настороже. Во главе стоял темнокожий. Из снаряжения на нем только легкая и гибкая кираса из чешуек молодого броненосца, их добывали с риском для жизни в Железном лесу. Такая защита хороша против ударов по касательной, может выдержать и прямое попадание стрелы на излете, но абсолютно бессильна против копий и прямых рубящих среднего бойца.

Выходит, этот воин в бою больше полагался на скорость реакции, ловкость и гибкость. И, раз до сих пор жив-здоров, выбор его был верен.

Своры псов, о которой упоминал привратник, конечно же нигде не было. Если и имелись какие дворняги, то появляться на солнцепеке они явно не собирались. Их берегли для ночной прохлады, когда периметр владения потонет в непроглядной мгле.

— Эбберг, — гортанно пролаял чернокожий и с достоинством поклонился. — Юстина? Мы оповещены о приходе дочери Тысячеглавой. Прошу быть доброй гостьей в доме Хозяина и не принимать неподобающую встречу, как личное оскорбление.

Девушка вошла во двор. Солдаты, косясь на полуобнаженную грудь, раздались в стороны, пропуская ее. Начальник охраны — кажется, его звали Арно — замер, не поднимая головы. Кожа на его бритом затылке лоснилась от пота.

— Вы сумели меня удивить и развеселить шуткой, — сказала она.

Отыскала глазами одноглазого: он сидел на куче песка, привалившись спиной к забору, и размазывал по лицу сочащуюся из носа кровь. На рубашке расплывались темные пятна.

Хотела было пойти в дом, но тот поспешно встал. Подобрал что-то и шаркающей походкой направился к девушке.

— Гунар, не беспокой госпожу, — прикрикнул на него Арно.

— Кажется, обронили, — улыбнулся Гунар, во рту его зияли бреши. Подал клочок испачканной красным ткани.

— Вы слишком добры, но не стоит… — Юстина прикрыла оголенное плечо рукой, они встретились взглядами. В единственном зрачке не было ни угрозы, ни злости. Лишь равнодушная тьма плавала на дне.

Арно подал девушке холщовую накидку, принесенную мальчишкой из чулана.

— Идемте, — требовательно сказал он. — Хозяин ждет вашего прихода с раннего утра.

Накинув грубое полотно на плечи, Юстина проследовала к дому. Южанин бросил Гунару несколько фраз, из которых стало ясно, что тому предстоит серьезный разговор, а после догнал ее в прихожей.

— Вы должны простить старика, — сказал Арно, когда стали подниматься по лестнице.

— Он знал, с кем разговаривает, — покачала головой девушка. — Пытался разозлить. Какие цели преследовал? Ясно видел, кто перед ним, а все одно продолжал. Попахивает мазохизмом…

— Дело в том, что много лет назад его дочь…

— На семью пал жребий Тысячеглавой? Истинное счастье — пойти к ней в услужение. Никто не позаботится о девочке лучше, чем названые сестры Чулушты. Пусть не беспокоится о ее судьбе. Так он ничего не изменит.

— Было бы сказано…

— Страдания родителей — часть приносимой жертвы.

Они остановились посреди пролета, и некоторое время молча смотрели друг другу в глаза. Арно не выдержал первым. Склонив голову на бок, сделал жест рукой приглашая продолжить подъем.

— Нужно идти. Помимо вас, у господина Лориани еще несколько встреч.

Благосклонно кивнув, Юстина последовала за провожатым. У кабинета южанин оставил ее в одиночестве, исчезнув за резными дверьми.

Разговор о дочери одноглазого девушку не тронул. Так распорядилась судьба, старику некого винить в произошедшем. Случай слеп и равнодушен к воззваниям.

Та же судьба превратила одну маленькую немощную рабыню из Биндона в ту, что стояла сейчас перед кабинетом Выворотня. В ту, с кем боялись спорить и оставаться наедине самые сильные мужчины Разделенного мира.

Вскоре тот же путь должна пройти младшая кровная сестра.

Мама запрещала дочерям общение с родными. Домом для девушек навсегда становилась Чулушта. Но, несмотря на запрет, Юстина втайне продолжала следить за местом, где когда-то родилась. Видела, как старели мать с отцом, как появилась на свет сестренка.

Однако пропустила момент, когда случай, нарядившись в одежды торговца живыми людьми, вновь вернулся в тот же дом. Не всем везло так, как повезло Юстине. В Сар-городе девочку ждал выбор: служение Тысячеглавой или стезя раба.

Девушка знала, что сможет вернуть сестру, если позволит неумолимо текущее время. Человек в гостинице подскажет где ее найти.

Юстина слукавила в беседе с Арно. Судьба поддавалась легкой правке, но это требовало жертв на крови. Так говорила Мама.

Перешагнув порог кабинета, девушка обнаружила массивный стол с гнутыми ножками у противоположной стены, тонувшей в обрамлении тяжелых темно-алых портьер. Из окна открывался вид на порыжевшие от времени крыши. Водонапорная башня, Ратуша и Храм непризнанного Чулуштой бога возвышались исполинами над застывшим железным морем.

За кипой бумаг, заваливших полированную столешницу, Лориани не было. У шкафа его тоже не оказалось. Юстина обернулась, ожидая подвоха — Арно ушел. Вспомнила, что давешняя встреча сестер с Выворотнем оставила у последнего неприятный осадок. Мог затаить злобу и отыграться на ней, при случае…

Стянув с плеча накидку, стала сворачивать в плотный жгут. Согласно правилам, установленным Хозяином подворотен, оружия у нее при себе не было. Сойдет на первое время, как хлыст или мягкая дубина. Можно утяжелить, при надобности — уж положила глаз на граненую чернильницу посреди стола…

— Хоть я и старик, но мне не чуждо прекрасное, — раздался голос позади нее. — Не заказывал стриптизершу на дом. Но… если прикажете, велю сейчас же поставить музыку.

Обернулась резко. Швы поврежденной блузы не выдержали порыва, расползлись, будто шиты гнилыми нитками. Порывисто шагнула к окну.

Начинающий лысеть коротышка в сюртуке из выбеленной аданайской шерсти сидел за столом. Из-за своего невеликого роста, он вынужден был восседать на толстой подкладке. Если смотреть от двери, стопки бумаг скрывали его с головой.

— Понимаю, что неотразим для противоположного пола, — ухмыльнулся он и поднял вверх указательный палец. — Но дело — прежде всего. Прикройтесь, пожалуйста.

Он отвел взгляд, будто и вправду смутился. Дождался, пока Юстина расправит жгут и запахнет на груди измятую материю. Только потом скромно добавил:

— Но если после работы вы все же соблаговолите продолжить наше знакомство, буду совсем не против.

— Слишком много радушия в словах, — заметила Юстина не обратив внимания на неуместную шутку.

— Думаете, я зол на ваших сестер и могу обманом заманить одну из них, чтобы поквитаться? — глядя исподлобья, отстучал пальцами дробь на столе. — Мне еще не надоело жить! Да и умом пока не тронулся. Тысячеглавая ревностно следит за исполнением обязательств. Только псих рискнет нарушить установленные ею правила.

— Всякий псих считает себя разумным человеком, — сказала она. — Он уверен, что ни единый совершенный поступок не выходит за пределы его абсолютной нормальности.

— Так считаете?

Юстина кивнула.

— Чувство юмора, девушка, у вас… своеобразное. Но хоть что-то, — он с прищуром оглядел Юстину с головы до ног. Задумчиво прошептал:

— Хотя по вашему виду вообще не скажешь, что имеете к нему предрасположенность…

— Назовите причину, по которой вам потребовались услуги Тысячеглавой, озвучте цену — и я уйду.

— Прошу, присаживайтесь, — указал он на неизвестно откуда появившийся в помещении стул. Двери в кабинет оказались плотно закрыты.

Выйдя из-за стола, Фибус передал Юстине неподписанный конверт.

— Речь пойдет об одном важном для нас человеке, — сказал коротышка. Приняв серьезный вид, попытался примоститься на краешке стола. После нескольких неудачных попыток бросил это безнадежное дело, оперся непринужденно локтем. — Картограф набросал схему квартала, чтобы вам легче было сориентироваться на месте.

— Каков срок исполнения заказа?

— Через двое суток… Видели, наверное, виселицу на площади Просвещения?

— Трудно пройти мимо.

— Да, она расположена на пересечении торговых трактов Разделенного мира. Сар-город отстраивался вокруг площади. Знаковое и древнейшее место.

— Я видела, что туда, откуда никогда не возвращаются, собираются отправить троих, — Юстина не спешила доставать из конверта набросок. Ознакомится, когда доберется до номера. — Как я узнаю того, кто вам нужен?

— Костюм у висельника будет приметный, не ошибетесь. О месте его выхода из подземелий сообщу дополнительно, как только урегулируем вопрос оплаты, — Фибус вынул из ящика стола пухлый кошель. Пошарил внутри, показал чеканную монету Государева монетного двора. Серебряную. — Если необходимо, могу попросить, чтобы отрисовали известную часть подземелий…

Юстина покачала головой. Подробные карты города и катакомб, на которых его воздвигли, имелись в библиотеке Тысячеглавой матери. При обучении знакомство с ними выводилось в отдельную дисциплину, и спрашивали за нее наставницы ничуть не меньше, чем за успехи в смертоносном искусстве. Ему девочки обучались с малых лет, только прибыв в Чулушту.

Откинувшись на стуле, девушка закинула ногу на ногу. Накидка съехала, слегка обнажив белое, не знавшее солнца плечо, но этого Юстина уже не замечала. Выворотень предлагал неслыханно щедрую по его меркам награду, что говорило о необычайной важности предстоящего мероприятия.

Глава 3 Фибус «Выворотень» Лориани

Жара спадала. Шум города приготовившегося встречать ночную прохладу проникал в открытое окно и угасал в алых портьерах: открывались многочисленные лавки, на площадях разворачивались палатки торговцев. Мелодии из увеселительных заведений, смешиваясь в бессмысленную какофонию звуков, наполнили высохшие на солнце улицы объемом. По мостовой засновал люд. Дым из труб поблек, сливаясь с прозрачным небом. Вдоль ворот, пачкая небо копотью, пронеслась паровая коляска — новомодное развлечение набирающее популярность среди богатой молодежи. Сам Фибус любил в поездках относительную тишину и неспешность, он предпочитал лошадей.

Лориани оторвал взгляд от окна, бегло пролистал бумаги. Завизировал пару свитков, испещренных мелким убористым почерком, и убрал их в стол — с этим отчетом он ознакомился еще до полудня. Вернулся к отложенной папке, обмакнул перо в чернильнице, старательно вывел «Пересчитать» и поставил под текстом крупную подпись, которой гордился. Всего около месяца потребовалось ему, чтобы добиться нужного стиля. Разработавший вензель каллиграф, несколько лет назад выписанный им из Минады за баснословные деньги, не зря ел свой хлеб.

Отложив подписанные бумаги, раскрыл пухлый фолиант, сложенный из пожелтевших наборных страниц. Сравнив цифры с теми, что держал в уме, удивленно приподнял одну бровь. Нахмурился.

— Арно! — позвал он.

В дверь вошел высокий человек с лицом, обезображенным рваным шрамом. Желтый доспех из шкуры червя основательно выцвел, на поясе выгнутый полумесяцем меч уроженца южных пустынь. Лориани выбрал его не за рост и стать, которыми тот едва ли не превосходил патрона вдвое, а за отменное чутье и исполнительность. Умение нашинковать врага, словно кочан капусты, шло приятным довеском — не более. Искусством боя варвар, как показала практика, владел в совершенстве.

Произошло это много лет назад, когда Фибуса только пристроили в Свиту прежнего Хозяина подворотен. Тогда он еще не помышлял о вершине, какую заставит покорить жизнь.

— Звали, господин Лориани? — гортанно пролаял чернокожий.

— Вот здесь, — Фибус ткнул пальцем в столбцы написанных от руки цифр, — меня стараются убедить, что дело не приносит должный доход. Передай, чтобы поутру доставили счетовода, писавшего этот отчет. Уж не знаю, что и думать: либо у него плохо со сложением цифр, и он не замечает очевидных вещей, либо меня собираются беззастенчиво облапошить на кругленькую сумму.

— Надо ли с ним переговорить предварительно? — лицо Арно не выражало эмоций. Просто работа, которую нужно исполнить хорошо.

— Самую малость, — Фибус сложил пальцы щепотью. — Он должен соображать и внятно отвечать на вопросы.

— Имущество?

— Не трогать до особого распоряжения. Я должен пересчитать собственные выкладки. — Как следует растерев виски, добавил: — Разум всегда выбирает простейший путь. Преподносит желаемые, неотличимые от правды картинки…

Мне довелось родиться человеком, Арно. Не Последним богом — заметь, не — тем более! — Высшим. Человеком, из плоти и крови. Всем нам свойственно ошибаться…

— И они не безгрешны, господин. Допустить, чтобы мир скатился в… пропасть — это надо уметь. Уничтожать его постепенно.

— Тяжело принять то, что тебя готовы обмануть собственные дети…

— Хотите дать ему еще один шанс?

— Попытаться поверить.

— Не принимайте работу близко к сердцу, господин. Оно у вас не механическое.

Фибус помолчал немного. Что-то он сегодня разоткровенничался… Глядя исподлобья и сложив пальцы в замок, сказал:

— Видно, что зацепило?.. — Со вздохом откинулся на спинку кресла. — Можешь идти. И — да, как уже сказал, — не перестарайтесь.

Мельком глянув на имя подписанта, Арно с готовностью кивнул и, не проронив ни звука, исчез за дверью.

Сейчас же послышался его зычный гортанный говор, которым он отдавал распоряжения. Фибусу импонировала обязательность начальника охраны. В дальнейшем он планировал отдать ему пару домов терпимости на окраине Сар-города. Даже преданные люди служат с большим рвением, если их в меру, но вовремя поощрять.

Встав, Лориани отправил папку на особую полку у окна, каковую всегда использовал для дел требующих тщательной проверки. Когда расследование показывало, что он ошибался, а это случалось довольно редко, — водруженные на приметное место листы возвращались «виновнику торжества» с советом не допускать более досадных ошибок. Деньги, как известно, любят счет.

Но это случалось так редко, что владелец особняка не мог вспомнить ни одного случая в этом году с положительным исходом. Народ будто поглупел, или и правда считает, что он начал сдавать позиции?

Железной рукой Фибус правил своей маленькой империей. И хотел бы расширить, кинув сеть далеко за опостылевшие стены Сар-города, в которых ощущал себя запертой в клетке птицей, да ряд обстоятельств и договоренностей обязывали его держать себя в оговоренных рамках. Он не хотел начинать войну между преступными кланами. В Разделенном мире и так почти не осталось достойных людей: он не считал возможным топить партнеров в собственной крови.

Ночная империя Сар-города досталась ему от предшествующего Хозяина подворотен в исправном состоянии; и он делал все, чтобы сохранить и, при случае, упрочить ее власть. Поощрял, когда люди проявляли себя с лучшей стороны, и наказывал — не делая скидки на родственную близость, если таковая находилась. Щедро платил по счетам.

В результате колесо крутилось: доходные дома исправно пополняли данью казну, доля на черном рынке драгоценных личинок пустынного червя постепенно увеличивалась, а выпестованная дворовая шпана вырастала в достойную смену Свиты Хозяина. Лориани понимал, что, быть может, не успеет воспользоваться плодами всех деревьев, которые взрастил на любовно удобренной почве, но надеялся хотя бы возделать сад, как делали это другие Хозяева задолго до его появления на свет.

Взяв конверт со стола, упаковал его в герметичный тубус. Опечатал на торце и вынес за дверь.

— Арно, пусть отправят послание в Ратушу, не отлагая. И прикажи не беспокоить, в обед у меня намечена важная встреча.

— Господин изволит отдыхать в кабинете? Позвать Мартину и распорядиться принести постельное?..

— Не нужно. Спокойного сна, Арно.

Приемник пневмопочты находился в отдаленной пристройке. Только дурак протянет трубу в собственный кабинет, ведь ничего не стоит вместо безобидной пачки бумаг отправить по ней пакет с взрывчаткой или ядом. Лориани иногда ошибался, но не был дураком.

— И вам доброй ночи, господин.

Выслушав вежливое пожелание, Фибус прикрыл дверь и задвинул щеколду. Он не боялся за жизнь внутри собственного дома, доверяя охране, как самому себе. Много усилий и времени потребовалось ему, чтобы собрать нужных людей под одним крылышком, но результат того стоил. Владение Хозяина подворотен оберегалось лучше городской ратуши и тюрьмы одновременно.

Щеколда нужна была для личного спокойствия — получалось этакое уютное гнездышко, защищенное от неожиданных визитов слуг. Он посмотрелся в зеркало: по ту сторону стекла на него пялился почти облысевший пухлый и коротконогий человечек в махровом халате на голое тело. Совсем не карлик, но достаточно низкий ростом, чтобы вызывать улыбку у прохожих, когда те видят его рядом с Арно. Впрочем, веселье быстро исчезает с лиц, стоит сведущим людям пояснить, кто находится перед ними.

Прошлые бессонные ночи отложились на лице глубокими морщинами и темными мешками под глазами. Фибус осторожно потрогал переносицу: в детстве ее слегка сместили в уличной потасовке. Теперь иногда мешала нормально дышать.

Вдохнув полной грудью угольной гари — по иному проникающий в открытое окно воздух было не назвать, Фибус подумал о долгожданном отдыхе. И пусть весь Разделенный мир подождет, пока он вволю не выспится…

Вернулся в кресло. Нет, пожалуй. Нужно проверить еще несколько страниц в отложенной папке. Возможно, к ответу придется призвать гораздо больше людей, чем он планировал изначально…

Сумерки только-только протянули прохладные длани над Сар-городом, не успев полностью избавить улицы от власти бесчинствующего днем светила, как в углах помещения и потаенных нишах тут же принялся копиться полумрак. В глазах плыло и строчки букв, отпечатанные на подорожавшей нынче выбеленной бумаге, стали сливаться в нечто несуразное, напоминающее шагающих строем двухвосток. Извилистых и пугливых. Из тех, что помельче, естественно.

Фибус хотел было прибавить газ в установленных вдоль стен светильниках — свет исходящий от мутноватых подкопченных колб потускнел, язычки пламени обрели призрачный синеватый оттенок, но отворившаяся без стука дверь заставила его остановиться. Он так и замер едва оторвав зад от вышарканного кресла.

Он размышлял, не зная как встретить непрошеного гостя, — все местные в курсе установленных во владении порядков, и не осмелились бы нарушить его прямых указаний. А значит, к нему пожаловал кто-то наделенный властью. Большей властью, чем мог себе позволить пухлый коротышка, подслеповато щуривший глаза в попытке рассмотреть пришельца.

Рука рефлекторно нырнула под стол, где у тревожного шнурка крепился к столешнице готовый к бою арбалет. Банальность — никто и не спорил. Едва ли не каждый из сильных мира сего хранил под рукой дорогой многозарядный агрегат начиненный болтами либо пулями на редкой алхимической смеси. Тем не менее, стоило пальцам коснуться массивной костяной рукояти, волной приливала уверенность в собственных силах; и комплекс маленького роста, порой беспокоивший Фибуса, когда приходилось оказаться в щекотливой ситуации, напротив — уходил на задний план.

— Право, не стоит, — услышал он мягкий баритон, донесшийся из-за портьеры у двери. Мягко пахнуло в лицо цветочным ароматом. — Желай я вашей смерти… Боюсь, о том бы вы и не узнали никогда. Просто однажды могли уснуть вечером и больше никогда не проснуться… Или случайно поперхнуться вишневой косточкой, а слуги, как назло, оказались бы далеко, чтобы вовремя прийти на помощь своему господину. Или…

— Перестаньте, я понял, — Фибус с трудом выдавил из себя слова. Человек, не желавший показывать лица, внушал страх. Он не мог в точности объяснить причину постыдного чувства: то ли уверенный, нарочито растягивающий шипящие согласные, голос навевал на него ужас — воображение услужливо рисовало изготовленную к атакующему прыжку кобру. То ли безнаказанное проникновение в святая святых — без приглашения и какого-либо предупреждения владельца, давало повод задуматься над эффективностью и верностью людей, нанятых следить за порядком в доме.

В коленях появилась предательская дрожь.

— Тогда, вам лучше присесть… И уберите, наконец, руку с пушки — это нервирует и совершенно не располагает к беседе. Знаете ведь, что не успеете нажать спусковой крючок.

Фибус знал, но не мог разжать вспотевшую ладонь. Держался за шершавую рукоять, как за спасательный круг.

— Ну же!

Коротышка повременил немного. Потом нехотя разжал пальцы, сел в кресло, сложив руки поверх стола.

— Так много, много лучше… — начал гость из-за другой портьеры, неуловимо быстро сместившись в сторону. Колыхнулось пламя в фонарях. Там, откуда ушел визитер, огонь разгорелся ярче, другой напротив — притух. Незнакомец продолжил: — Молва народная в Сар-городе гласит о некоем господине, что умеет решать любые проблемы, невзирая на сопутствующие сложности.

— Думаю, люд, с которым Вам пришлось вести праздные беседы, необразован и склонен верить во всякие байки и чушь, принесенную на гребне пустынного червя.

— Так считаете? Кхм… Я лично провел несколько дознаний в черных кварталах и знаете… показалось, что они не врали… Успокойтесь. Никто и пальцем не трогал вашу братию, с их собственных голов и голов ближайших родственников не упало и волоска — не такой уж я и бездушный демон, как многие полагают. Обычная беседа по душам. Вам ли, человеку занявшему место Хозяина подворотен не знать, что с людьми делают деньги.

— Люди — податливые, слабые существа. Порой они незаслуженно боготворят кусочки блескучего металла. Считают, стоит им обрести материальный достаток, и накопившиеся проблемы решатся сами собой.

— Уверены?

— Мне часто приходилось видеть сторонников этой идеи… Иногда деньги не стоят ничего, — угрюмо вымолвил Фибус.

— Хотите свернуть на разговор об отваге и чести?

— О страхе и преданности.

— И первое укрепляет второе, так полагаете? Верность господину — как следствие…

— Наоборот. Я предлагаю защиту в обмен на безукоризненное служение. Страх нарушить обещанное — всего лишь небольшой довесок к устным договоренностям. Не мое дело, чем он вызван: опасениями за собственную жизнь или чувством долга.

— Вас не проймешь… Но уверен, нам определенно удастся договориться, — в голосе незнакомца прорезались веселые нотки. — Мы — люди одной категории…

— Люди ли?.. — перебил Фибус.

— В данный момент — люди, — твердо сказал визитер. — Или человеки — как вам больше нравится?

— Чувство юмора у вас конечно… — он хотел добавить — «неразвито», но так и не закончил предложение, посчитав его грубым. Сверх всякой меры.

Так и не дождавшись окончания мысли, незнакомец продолжил:

— Мы оба знаем, что однажды запустив механизм, будем поддерживать его работу до тех пор, пока не выжмем всю причитающуюся прибыль. Неважно — деньги это или социальный капитал. Доверие и уважение низов многого стоит…

— Я не прочь пофилософствовать на эту тему… в другой обстановке. К примеру, на берегу восточного океана. За бокалом хорошего красного вина, — оборвал его Фибус. И тут же испугался — а ну как нежданный гость уйдет, так и оставив в неведении о причинах своего внезапного появления.

Этого хозяин дома боялся больше всего. Высшие не приходят без причины. Получеловек-полудемон — то, что пришелец является кем-то иным, сомнений не вызывало — реакция огня в светильниках и густой цветочный аромат, волнами расходящийся по комнате из-под тяжелой расшитой ткани, тому подтверждение. Он мог бы и скрыть сей факт, не обнажая свою натуру, продолжая пребывать в образе обычного гражданина, каких не счесть в стенах Сар-города, однако решил сразу указать с кем придется иметь дело. А значит, не было другого выбора, кроме как соглашаться со всем, что тот только пожелает.

«Разговор с позиции силы — грубо и естественно для таких, как он», — подумал Фибус. — «Интересно, что заставило его снизойти до сотрудничества со смертным?».

— Коль наша маленькая прелюдия завершена, — вкрадчивый голос теперь доносился сзади, из-за сложенной расписной ширмы у окна, — я рискну озвучить суть дела, из-за которого был вынужден обеспокоить вас своим визитом.

Фибус молчал. Пусть говорит. Высшие редко обращаются за помощью к живым, и если уж решают показаться в истинном обличье — не скупятся на оплату услуг. Проблем с деньгами, как поговаривали повстречавшие их на пути единичные счастливчики, они не испытывали.

Лориани тоже не бедствовал. И к Высшим у него был свой счет, который он однажды думал им предоставить, стребовав все, что те успели украсть за время пребывания в Разделенном мире.

Многие наделяли их божественной мощью. Уподобляли сущностям, что в незапамятные времена покинули свои чертоги, бросив земных обитателей на произвол судьбы. Но чего стоит тот бог, который не заботится о своей пастве?.. Не зря они ушли. Ох, не зря… Нашлось что-то, что смогло потеснить небожителей, прогнало с теплых насиженных мест.

Так и Высшие — не всесильны. И богам уступают в мощи. Эту догадку неоднократно доказывала остро отточенная сталь в горле их представителя. Но об этом позже, а пока… Фибус готов сотрудничать и, как губка, впитывать любую полученную информацию. Быть может, она станет тем недостающим звеном в цепочке знаний, что неожиданно приблизит его к желаемой цели…

— На следующей неделе, по утру, должен состояться акт правосудия. Наверное, слышали о скандале в Ратуше, раздутом из-за сущего пустяка…

— Если Вы о государственных изменниках, то — да. Немного наслышан. Заказ на виселицу в Ратуше разместили еще вчерашним вечером.

— Любят начальники Сар-города громкие слова и наименования… — вздохнул Высший. — Сожалею, но это не так. Бедные люди выполняли нашу волю.

— Еще скажете, что они — законопослушные граждане и их оклеветали?

— Отнюдь. Вина их есть, и немалая, но то лишь служит благой цели…

— О которой мне не поведаете.

— Нет, — согласился Высший. — Разве интересует слепня, куда идет бизон, когда ему и нужно только что — испить свежей крови?

— Слепню хотелось бы знать — насколько свежа его пища, — морщась, пробормотал Фибус. Добавил нетерпеливо: — Хотите извлечь эту троицу… Почему бы не попробовать самим. Ваша способность к магии известна. Зачем прибегать к услугам… слепня.

Высший проигнорировал замечание о недоступной смертным технике. Сказал:

— Интересует один …неважно кто это будет, но хотя бы один, должен добраться до вашего дома живым.

— Если кто-то узнает, что я замешан в этом грязном деле… не хотелось бы ссориться с администрацией из-за пустяка.

— Поверьте, ваша головная боль стоит выделенных нами средств.

Некоторое время Фибус размышлял, прикидывая шансы на успех в предлагаемом деле.

С одной стороны ничего сверхъестественного в предложении он не видел, но отношения с управой, если при расследовании вдруг всплывет его личность, могут быть безнадежно испорчены. Останется след, который непременно выведет ищеек к владению, в котором обосновался Фибус. Да просто так наведаются — завести «разговор по душам».

С другой — отказать Высшему в просьбе, значило глубоко оскорбить его. И кто знает, какие несчастья тогда обрушатся на голову Хозяина подворотен… Их не остановит ни его высокое положение среди «низких слоев общества», ни выпестованная вооруженная до зубов охрана — прошел же он сюда! Поверившие ему люди останутся неудел…

Он чувствовал ответственность за волчат, которых удалось приручить.

Когда на столе объявились три тяжелых на вид кошеля, буквально соткались из воздуха — Высший при этом так же оставался невидим — он услышал:

— По одному за каждую голову.

— Все-таки трое.

— Один, — настойчиво повторил собеседник. — Нужен только один. Остальное — за беспокойство. Давайте я объясню подробнее…

Сумерки сгущались все сильнее. Поднялся легкий ветерок и из открытого окна повеяло ночной прохладой. Почудилось или на самом деле пахнуло разлагающейся болотной тиной? Нет, быть не может. До трясины на западе десяток конных переходов — не долететь сюда ее зловонному дыханию.

— Трое преступников должны прервать существование после восхода солнца. Под пытками их сознание помутилось — могут принять встречного за врага. Но если ваш человек назовет пароль, ему поверят.

— Какой же?

— Так вы согласны?

Фибус молча убрал в стол мешочки с золотом.

— Иглао Викис, — сказал Высший.

— Это имя реального человека? Ничего о нем не слышал.

— Чиновник средней руки. Таких обычно забывают упомянуть, когда дело ладится и Государь раздает награды. Но в случае неудачи, а тем более, полного провала задуманных… реформ — надеюсь, понимаете, о чем я? — они становятся мальчиками для битья.

— Иногда вполне заслуженно, — вставил Фибус. — Когда пропадают дети…

Он помнил историю с маньяком трехлетней давности. Ни одного похищенного им ребенка так и не нашли. «Неужели нельзя было выбрать для пароля менее говорящее имя?»

— Не вам о том судить — достойны ли они наказания. Показалось, или вы только что солгали мне, что не знаете этого человека?

— Явно почудилось.

— Быстро соображаете… Что ж, тогда и вам советую отнестись к работе с соответствующим отчуждением. Мы щедро платим за беспокойство и могли бы обратиться к вашим коллегам по цеху, но боюсь, лишь у вас имеются необходимые качества для данного дела.

Фибус не поверил ему. Вряд ли Высший сообщит невзрачному коротышке об истинных причинах своего выбора. «Коллеги по цеху», как он поименовал соперников и одновременно партнеров, были ни чем не хуже и не лучше его. Выбор из числа претендентов небольшой, но все же…

— Я согласен. Иглао… Когда готовы его забрать? Средств связи, по объективным причинам, у нас с вами не имеется…

— С вами свяжутся через двое суток от даты исполнения приговора — записи на столе, — Фибус не сразу заметил уголок конверта, выглядывающий из стопки только что переложенных бумаг. — Я не ошибся, хоть товарищи и пророчили неудачу в переговорах — известна ваша неприязнь…

Лориани сделал над собой усилие, чтобы смолчать: удушливая ненависть накатывала волной всякий раз, когда он пытался поворошить страницы былого. Иногда справлялся сам, иногда приходилось прибегать к помощи спиртного: оно не облегчало боль, но помогало забыться до утра, а там заботы о насущном уводили мысли в сторону…

Как это ни печально было признавать, но именно старые раны сделали из него того, кого под прозвищем Выворотня знал не только весь Сар-город, но и далеко за его пределами.

— Рад, что нам удалось договориться, — гость по-прежнему предпочитал оставаться скрытым от глаз. Нет, он не прятался специально, как сначала подумал Фибус. Просто предпочитал находиться поодаль от собеседника, боясь подхватить неизлечимую болезнь. В нечеловеческой ипостаси Высшие сильны в магическом искусстве, но весьма уязвимы перед простейшими недугами.

— Не скажу, что в полной мере разделяю Ваши чувства, — скривившись, ответил Фибус, — но при вашем положении в обществе, сложно не выполнить поставленных условий.

— Дерзите немного?.. Это хорошо, вы мне определенно нравитесь. — Фраза заставила Лориани скривиться еще больше. От омерзения к себе — прежде всего. — Знаете ли, пытались меня отговорить от плотного сотрудничества с людьми подобными… вашей братии… Но вижу, что не прогадал. Надеюсь, цена устроила?

— Более чем, — коротко ответил Фибус. «Ха! Будто у него был выбор!» В слух он ответил другое, более подобающее нынешней ситуации: — Оплата достаточна. Она с легкостью покроет сопутствующие издержки.

Ему хотелось, чтобы этот разговор закончился как можно скорее, но тайный гость все тянул и тянул, не желая покидать помещения. Выгнать, сославшись на неотложные обстоятельства? Себе дороже. Кто знает, какую обиду он затаит, и каким боком она потом вылезет в самый неподходящий момент. Пусть развлечется немного — рано или поздно забава наскучит и он уйдет.

— Вам, конечно же, не стоит сомневаться…

— И не думал.

— Тогда, если договоренность в силе, я могу идти… с чистой душой и легким сердцем.

— Идите.

Хлопнула входная дверь. А за мгновение до этого перед ней возникла белесая дымная фигура, и будто с укоризной погрозила указательным пальцем. Оставшись в одиночестве, Фибус вынул из кармана носовой платок и спешно протер крупные капли пота, выступившие на лбу и шее, как только к нему вошли, и по комнате разнесся густой запах лавандового масла.

Подбежал к светильникам и поочередно прибавил огонь в каждом. Вздохнув, упал в кресло. Посидел так немного, рассматривая мешочки с золотом опечатанные казенной сургучной печатью, потом бросился к окну в надежде рассмотреть пришельца.

Уже стемнело, двор казался непривычно пуст. По брусчатке, прочь от дома, к раскрытым настежь воротам шел одинокий среднего телосложения человек, отстукивая беспорядочную дробь на камнях короткой тростью. Сотни точно таких же прогуливались сейчас в отдалении.

Еще минута, и он слился с толпой. Высшие хорошо умеют прятаться среди людей. Никогда не узнаешь наперед — с кем предстоит иметь дело.

Первое, что пришло на ум Фибусу — его предали!

Выхватив из-под стола арбалет, он двинулся тяжелым шагом к двери. Досчитав до трех, откинул щеколду и в ярости толкнул полотно от себя.

«Арно, как же ты мог такое допустить? — думал он, бешено крутя зрачками по сторонам. — Ведь если бы не я — гнить тебе на том рыбацком судне до самой смерти! Неужто, данные Высшим деньги оказались сильнее моей почти отцовской любви?»

Хотелось скорой расправы. Ничто так не выводило его из себя, как неприкрытый укус за руку, с которой этот пес кормился долгие годы.

В коридоре, как ни странно, никого не оказалось. В соседних комнатах тоже. Запоздало пришло осознание — дверь-то была заперта! Опустив руку с арбалетом, но все еще настороже, он спустился на первый этаж. Тут тоже было непривычно тихо. Лишь с кухни доносились нестройные гитарные аккорды. На поверку это оказался холеный черный кот, любимец повара, гроза мышей и снующих в катакомбах склизких тварей. Он в наглую разлегся на столе, теребя вытянутыми лапами струны лакированного инструмента.

Более никого обнаружить не удалось — ни живого, ни даже мертвого. Дом был пуст, как выеденная расплодившимися личинками туша червя. И псы, урожденные в снегах и метелях дальнего севера — не переносившие дневную жару, но заступавшие на подмогу охране, как только ночь распустит над городом черные крылья, — и те куда-то исчезли.

Лишь в самом конце своего исследования Лориани догадался заглянуть в чулан рядом с пристройкой пневмопочты. В нос ударило лавандой — с непривычки Фибус пошатнулся, а потом разглядел в темноте небывалое.

Здесь собралась домашняя прислуга: Мартина, Гунар, Арно и другие. Вперемешку с охранниками они в неестественных позах лежали на голой остывающей земле, и мирно посапывали, досматривая десятый сон. Тут же, сбившись в углу шерстяной кучкой, вздрагивали во сне собаки.

Фибус опустил арбалет. Расстроенно покачав головой, принялся расталкивать всех ногами. В это время он думал о том, кому сможет поручить столь странное дело: была у него пара способных людей, которым он смог бы довериться. Оставалось лишь найти третьего…

Глава 4 Васер Лау

Хотелось рыдать в голос. Просить милости, виниться в содеянном и биться головой об пол, только бы этот кошмар прекратился…

Во тьме, за плотной колючей мешковиной бродили неясные тени. Васер пытался считать их по голосам, но быстро сбивался, когда кто-то походя отвешивал ему тумака. Мгновенно становилось не до счета.

Хватая сырой воздух пересохшими губами, он сгибался пополам, если удар приходился под дых, и отдыхал так некоторое время. Иногда это помогало — истязателю наскучивало, и он отходил на безопасное, как казалось Лау, расстояние.

Потом открывалась дверь. Заходили и выходили люди, перешучиваясь о несерьезном. Кому-то казалось мало. Он приближался в пару шагов, отвешивал оплеуху, от которой начинало басовито гудеть в голове. Говорил что-то, долженствующее вразумить…

Иногда Васер распрямлялся, затравленно крутя головой. Забывшись, пытался освободить плотно связанные за спиной руки. Тонкая пеньковая веревка была затянута с душой — резала и натирала запястья. Еще пара часов истязаний и он перестанет чувствовать пальцы…

— Ослабьте вервь, — говорил он. — Руки скоро отсохнут. Как я работать буду…

— Тебе бы за судьбу дальнейшую побеспокоиться, а все тщишься члены свои защитить, — усмехалась одна тень.

— Да не дерзить, коль загнал себя в незавидное положение, — вторила другая.

— Без рук и жизнь не мила, — отвечал Васер. — Кому я нужен буду, калека юродивый.

— На паперти пойдешь стоять. Люди жалостливые таким поболе всего подают, не пропадешь.

— И много ль вы насобирали? Как посмотрю — о ней много знаете. Приходилось раньше бывать, не так ли? — говорил он, уже зная, чего ожидать.

К нему подходили и вновь били в живот: коротко и не сильно, но так, чтобы прочувствовал неприязнь, которую к нему испытывают собравшиеся в темнице люди. По внутренностям растекалась горячая режущая боль. Что-то повредили, ублюдки…

— Не перестарайся, — говорила первая тень. — Выворотню он живой нужен. С нас же спросит, если раньше времени на тот свет отправится.

— Пусть за языком следит, чучело. Я человек не гордый, но язык у него островат, укоротить бы не помешало.

— Все будет, — смеялись ему в ответ. — Дай только хозяин разберется.

Потом его били еще и отходили в сторону.

«Устали, наверное, — подумал Васер во время кратковременной паузы. — Сколько это будет продолжаться?»

Пальцы немеют. Вот-вот остановится кровоток — тогда он станет бесполезен, даже если его оправдают. Какого демона он вообще повелся на уговоры Бернарда? Сидел бы сейчас спокойно в доме, глядел не каменный сад, а шаловливая рука привычно ласкала бы бедро Роксаны…

Хлопнула дверь, кто-то вошел в помещение:

— Руки перевяжите ему, — сказал другой, хрипящий низкий голос. — А лучше вообще развяжите — некуда бежать. И мешок с головы пока снимите. Может и не живой он больше. Замучили парня до разбирательства…

— Да он первый начал. Когда пришли, сопротивляться стал. Думал окном уйти… Виноват, одним словом. Был бы не при чем, сидел бы на месте ровно.

— Знаю я вас, головорезов. Дурно парню от лиц ваших злобных стало, вот он и побежал. В переулке темном встретишь — недолго и помереть со страху.

— Ты бы полегче, Гунар. Я тебя уважаю, но за такие слова и в зуб не поленюсь засветить.

— Ну, так зачем же дело стало. Давай, я жду.

— Больно надо руки марать… И так вижу, что отделали тебя хорошенько. Гостье, что ль, твоя учтивость не по вкусу пришлась? Зубы-то все на месте?

— А ты не лыбься зазря, а то и твои корешки пересчитает, глазом моргнуть не успеешь.

— Я к этой страшной девке, и на километр близко не подойду. Скажешь тоже…

— Тогда развязываете, говорю, — сказал тот, кого назвали Гунаром. — Хозяин с гостьей скоро закончит — этого подавать надо будет. Пусть в себя придет, да оправится.

— Хы, — гадко усмехнулся другой мучитель. — А хозяин меж дел времени не теряет… я б тоже с такой развлекся.

— При ней такого не скажи, — осадил его Гунар. — В миг освежует да кишки по пикам заборным растянет, чтоб на солнце завялились… себе на закуску. Из Чулушты она родом. Швалью вроде нас сапоги вытирать привыкла.

Мешок на голове мешал рассмотреть находившихся в комнате людей, но было слышно, как они засуетились. Выворотень пригласил дочь Тысячеглавой матери, а значит дело серьезное. Настолько, что он не захочет шутить после разговора с ней.

Но почему об этом говорят при нем? Девушки из Чулушты за соответствующее вознаграждение готовы предоставить практически любую услугу подразумевающую воздействие силового характера: от работы профессионального телохранителя до сопровождения важных грузов. Были среди них отдельные мастерицы, ежегодно приглашаемые в Аданай, во дворец Государя, для услуг интимного характера, но даже за ними, по слухам, закрепилась слава исполнительных, не жалеющих ни себя, ни врагов, наемниц. Убийц.

Васер не стал тешить себя иллюзиями, что Выворотень выделил немаленькую сумму на то, чтобы праздно провести время с одной из них. Скорее небеса сверзятся на высушенную солнцем землю, чем этот коротышка перестанет думать о деньгах.

Подумал: «Неужели, дело — дрянь, и ему не удастся уйти живым отсюда?»

Сняли мешок, но светлее не стало. По сырости, которую Васер ощущал носом, и разновеликим склянкам с соленьями, заполонивших полки вдоль плесневелых стен, он мог предположить, что находится в подвале жилого дома. Вот только чей он, до появления Гунара было неизвестно. До последнего он надеялся, что здание принадлежит другому — хотелось в это верить. Потому что стоило кому-то попасть во владение Хозяина подворотен обвиненным в измене — назад он, как правило, больше не возвращался.

Исключения имели место быть, но случались они настолько редко, что Лау не мог вспомнить имя счастливчика покинувшего эти стены невредимым.

Горели расставленные на подставках свечи. Сквозь узкие укрытые ставнями окна под черным от копоти потолком пробивались робкие лучики света. Рассеивались во тьме. Двое громил ухмыляясь и сложив руки на груди крестом, смотрели на него. Третий, одноглазый старик в испачканной пятнами рубахе, разочарованно качал приподнятой головой. Одной рукой он придерживал тряпку у разбитого в кровь носа.

— Эк, вы его неосторожно.

— А что? На тебя, вроде как, стал похож.

Один из верзил демонстративно сплюнул на пол. Тщательно растер ногой.

— Хозяин спросит за такую «красоту». Подготовьте его и сами вымойтесь — воняет, как от котов драных. Негоже к нему в таком виде являться.

Сказав это, старик вышел. Один из мучителей, поменьше ростом, зашел со спины и со словами: «Смотри не балуй» отпустил веревку.

Полегчало немного. Онемевшими пальцами Васер принялся растирать запястья — потертости горели огнем. В венах мощно запульсировал кровоток, по рукам побежал сонм неприятных иголочек.

Все равно это было гораздо лучше, чем чувствовать, как медленно отнимаются пальцы.

Детина выглянул за дверь и что-то крикнул. Тот час же принесли высокий таз, поставили его у ног. Рядом, налавку, легла чистая рубаха. Сложив руки лодочкой, Васер первым делом зачерпнул холодной воды, напился. Ключевая — отметил про себя он, ощущая на губах солоноватый привкус. Река в квартале мастеровых время от времени пересыхала и уж точно не годилась для приема внутрь — кое-кто по ночи сливал в нее нечистоты. Сар-город питался влагой благодаря водонапорной башне в центре: там механизмы на пару поднимали ее с огромной глубины. Жидкость долгое время отстаивалась в бочке и поступала в дома зажиточных горожан и общественные колонки основательно прогретой.

Здесь, судя по всему, имелся собственный минеральный источник, выносивший подземные воды на поверхность.

С наслаждением плеснул холодной водицы на шею, потер лицо. Болел глаз. Левая щека и веко распухли до полной потери видимости. Из разбитой губы беспрестанно сочилась кровь. Расправил взъерошенные, пропитанные потом волосы. С момента, как его приволокли сюда, минуло много времени.

Его застали ночью, в постели. Сладкая нега сна рассыпалась тысячами мелких осколков, когда по двору затопали тяжелые сапоги и внизу грубо заговорили. Крикнула что-то встревоженная прислуга — ей ругнулись в ответ. Донесся смачный шлепок и звук лишенного сознания тела рухнувшего на деревянные ящики у ворот.

Отворилась дверь парадной. Застучали ногами громче, уже внутри — поднимались по лестнице. Истошно кричала испуганная Роксана — гувернантка, которую он взял на работу месяца три назад. Иногда она скрашивала его вечера, а бывало и ночи. Но в эту он решил попросту хорошенько выспаться. Видимо — не судьба.

Двухвосткой извернулся под одеялом, соскальзывая с перины. Впрыгнул в штаны и, накинув на плечи рубаху, распахнул окно. Звякнули, разлетаясь, не выдержавшие рывка стекла. Скрипнула позади дверь.

Не оглядываясь, обдираясь об осколки, он шагнул на наклонную крышу пристройки. Босыми ногами бежать по металлу было неудобно, но грохот сапог в ночи существенно ускорял его — тем больше прибавляя сил, чем ближе становилось дребезжание старого железа за спиной.

Обежал печную трубу, прыгнул на скат сарая и едва не сорвался, заскользив под уклон. Ломая ногти, вскарабкался пауком обратно, бросился к проржавелой пожарной лестнице.

Оттуда его и сняли, когда завис на нижней перекладине, — до конюшни было рукой подать. В четыре руки стянули на землю, навешали люлей для острастки. Подняли и повели прочь со двора в чем был, босого. Хорошо, хоть штаны и рубаху набросить успел.

Пытался однажды бежать, так догнали — зажали в замусоренном тупике и долго валяли по дурно пахнущим булыжникам. Без объяснений, молча.

Потом связали руки, накинули на голову заранее заготовленный мешок. И вот он здесь. Еще живой, но уже наполовину труп.

Васер не питал надежд на скорое избавление, смирившись с приготовленной ему судьбой. Не замечая боли в обломанных ногтях, зачерпывал ледяную воду и с наслаждением лил ее на голову.

— Ну, хватит уже, — сказали ему, ногой отодвигая тазик. — Иди, на солнышке погрейся.

Лау сбросил окровавленное тряпье, кривясь от острой боли, пронзающей тело от любого движения, одел грубую толстую рубаху.

— Босиком? — спросил он.

Ему бросили пару истертых туфель. В прошлой жизни — она мерещилась ему не более чем благостным сном — он бы даже не посмотрел на такие. Но поджатые пальцы на сбитых в кровь ногах буквально молили о том, чтобы их поместили хоть в какое-то подобие обуви.

Обулся, постоянно ожидая удара исподтишка — привык. Потом прошел в раскрытую дверь, поднялся по узким ступеням ведущей во двор лестницы. Солнечный свет ослепил его. Пришлось зажмуриться, чтобы не потерять и второй глаз.

Сзади толкнули:

— Не стой как истукан. На лавку иди — просохни. Или насиделся уже? — подозрительно усмехнулись басом.

Лау поплелся к широким щербатым поленьям, поставленным на попа у дома. Осторожно опустился на брошенную меж ними доску.

Челядь на двор старалась лишний раз не соваться. Если и выходил кто из построек, то старался держаться в тени навесов. Землянка, в которой пережидали жаркий день псы, привезенные Выворотнем с далекого севера, была прикрыта. Собаки не терпели яркого южного солнца и выходили на свежий воздух лишь ближе к ночи. У ворот стояла сторожка. Через окно было слышно, как кто-то неспешно рассказывал байку о своих приключениях на болоте: его постоянно перебивали на два голоса — он смачно, с оттягом, ругался в ответ, и словно бы нехотя продолжал рассказ.

Не сбежать: дом обнесен забором в человеческий рост. Если и успеет забраться на кирпичную кладку, через пики ему не перелететь — не птица. Пролезть между ними не получится, хоть и сдал хорошо на нервах. Мимо охраны проскользнуть в ворота?

Никчемная мысль. Для того они там и поставлены, чтобы не впускать и не выпускать кого не велено. Измордуют снова, руки свяжут… Морщась, он коснулся запястий: оставленные грубой веревкой шрамы горели огнем.

Даже если улыбнется ему удача, и случится вырваться за пределы владения — в чем Васер очень сильно сомневался, в теле болела каждая косточка, — куда податься ему? Мог бы укрыться в городских катакомбах, которые излазил, будучи еще мальчишкой, но долго ли там просидит? Питаться сырыми крысами и жуками, медленно превращаясь в кусок гнилой плоти, ему не хотелось — все одно конец предопределен заранее.

И не протянет он там долго. Чего уж таить — приукрасил собственные способности к выживанию. Выследят его твари — и двух дней не пройдет. Это в город, на улицы они мелкими группами выбираются, а там… Навалятся десятком, да сожрут вместе с костями.

Так может лучше здесь, не откладывая?

Поговорить с Лориани, рассказать все, как на духу…

Простит…

Доводилось Лау видеть таких «прощенных», когда вывозил их остывшие тела за пределы города. Еще до того, как занял место Смотрителя. Вдоволь успел помахать лопатой в ночи, пока молод был.

Один из мучивших его верзил скрылся в доме. Другой, подперев стенку плечом неподалеку, лениво ковырялся в зубах острой щепой.

— Знать, расплата твоя за жульничества пришла, — беззлобно бросил он, щурясь на солнышко, словно сытый кот. — Сколько раз ставку на бегах делал — все мимо. Пол состояния угрохал.

— Не велико оно было — состояние-то? Таким прихвостням, как ты обычно гроши на содержание назначают.

— Кусаться вздумал? Ну-ну… Пой, пока возможность есть. Не до тебя сейчас.

— Просто нет в тебе ни капли везения, — сказал Васер, потирая колено. — И ума, если всерьез рассчитывал разбогатеть, на азартных играх.

Зажмурился, ожидая обидного тычка под ребра, но бугай только улыбнулся. Сказал не глядя:

— Мяукай, мяукай… Скоро, как кот драный запоешь, когда господин Лориани прикажет от тебя избавиться. Сколько таких перевидал — все одинаково заканчиваете. И уж кто тут выиграет — увидим.

«А выиграет только тот, — подумал Васер, — на чьем сукне раскладывают карты перед игрой». Говорить это вслух он не стал не от того, что побоялся взбучки. А, пусть-ка сам дойдет до простейших истин, коли и вправду считает, что умнее хозяина. Личный опыт — учит вернее любого самого прославленного педагога.

Раньше Лау думал, как и этот недалекий умом верзила: планировал скопить достаточно деньжат и рвануть на восток, к побережью. Ни разу там не был, но побывавшие у моря люди рассказывали, что солнце в тех краях добрее, а об огненосных Скатах коренные обитатели давно забыли, как о страшном сне. У солоноватой воды зелень растет повсеместно, и люди предпочитают дневные прогулки ночным.

Слухи об исходах с болот, естественно, там мало кто воспринимал не полном серьезе.

Жизнь у воды считалась дорогим удовольствием — на то и копил. Года через три подсчитал состояние: серебром выходило под двадцать полновесных монет золотом. Ерунда, в общем. Хватит только на переезд.

А обустроиться? А Хозяину, как заведено, откуп отвесить? Пить и есть — тоже на что-то нужно.

Вот и получалось так, что ни гроша в карманах после всех положенных трат не оставалось. Снова шарить по чужим мошнам на рынках, как делал это в молодости, Лау не хотел. Перерос, можно сказать, заматерел и желал более спокойной сытной жизни.

Долго думал, как дальше быть. Расстраивало осознание, что копить придется до самой старости. Там ему уже будет не до побега, все мысли станут крутиться вкруг проблемы — как бы пережить следующую ночь и поднять немощное тело с постели.

И так бы жил он, горя не зная, потихоньку варясь в котле серых будней, да попался на глаза старый знакомец, с которым в детстве чистили кошельки уличных зевак. Ему бы сразу догадаться, на чье место метит прощелыга, а нет — поддался на уговоры, прельстился барышом.

У Бернарда имелся выход на алхимика, познавшего рецепт особенного зелья. Знай, подсыпай в корм избранному рысаку, от которого никто не ждет успеха, да делай ставку через подставное лицо…

Дела незамедлительно пошли на лад. За следующие полгода Васер Лау собрал состояние сравнимое с прежними накоплениями и рассчитывал в скором времени удрать из города. Конечно — не один, с Роксаной.

Не желая разбрасываться талантом гувернантки, он планировал узаконить их отношения, как только обоснуются на новом месте. Уж больно интересные вещи творила она в постели: жизнь коротка, и грех лишать ее части невинных удовольствий.

Но все оборвалось в единый миг, когда его грубо вырвал из сонной неги тяжелый дробный перестук армейских сапог во дворе собственного дома.

Лау подозревал, что однажды обман вскроется — исподволь готовился к провалу, но надеялся, что случится это не раньше, чем ноги его окунутся в белую пену и изведают морской прибой.

Однако судьба решила иначе. Его сдали. Обвинения не озвучивали — то исключительная привилегияЛориани, но и без заключения хозяина становилось ясно, что за пределы владения Васер выберется на чужих руках. Хладной тушкой укутанной в мешковину.

Хозяин подворотен заботился о подчиненных: давал приют, не обижал с работой. А также ревностно следил за чистотой своего сада, буйно цветущего в крепостных стенах Сар-города, и без зазрения совести выпалывал сорняки испоганившие любимую грядку.

О деле знали только он и Бернард. Далеко ходить не надо, чтобы понять, кто шепнул на ушко Выворотню о предприимчивом смотрителе скачек. Сам, конечно же, как будто и не причем.

«Это мы еще посмотрим, — думал Васер. — С собой утяну наглеца».

В доме открылась дверь, под матерчатый навес над входом вышел безусый парень лет двадцати на вид. В шароварах и белой мужской рубахе навыпуск — явно с чужого плеча. Спину он держал с особенной грациозностью. Кожа его оказалась бледна, будто ни разу не видела солнца. За ним в сопровождении черного, как смоль, начальника охраны появился и сам Фибус Лориани. Голова коротышки едва доставала до подбородка девушки — что паренек в шароварах и есть та самая уроженка Чулушты, о которой говорил Гунар в подвале, Васер догадался сразу — отчего казалось, что он постоянно пялится на ее высокую грудь.

«Интересно, — вновь подумал Васер. — Дочери Тысячеглавой матери поставляют заказчикам лишь наемных убийц, или в особенных случаях могут предложить обученных профессионалок для дел приятных и не кровавых?» Общаться с девушками западных земель ему еще не приходилось. В прежней своей жизни — до страшной ночи, которая поставила в ней жирную точку — он планировал уточнить этот вопрос. А нынче, видно, не узнает ответ на него никогда.

Сказав что-то, — ветерок задувал в противоположную сторону, делая речь неразличимой, — девушка глянула на Лау. Несмотря на жару, от ее взгляда по спине побежали крупные холодные мураши. Потом отвернулась и зашагала в сторону ворот. Лориани подал знак рукой, из сторожки тот час же высыпал охранник. Не дожидаясь, когда та приблизится, отворил воротину и убрался с дороги подальше.

Дождавшись пока шаровары не скроются из виду, Выворотень отдал приказ чернокожему: кивнул в сторону Лау, а сам стал обходить дом по цветной отсыпанной мелкой галькой дорожке. После короткого обмена репликами с охранявшим Васера верзилой, пленника повели вслед за хозяином.

С обратной стороны здания стоял открытый шатер. Внутри за приготовленным к обеду столом сидел Фибус Лориани. Пытался очистить вареное куриное яйцо — скорлупа поддавалась плохо, снимаясь вместе с белком.

— Не понимаю, — сказал он, когда Васера остановили на коврике подле спасительно тени. — Почему в Чулуште ввели запрет на курицу? Мне кажется, что добровольно женщины лишают себя ценного источника питательных веществ. Зачем загоняют тело в рамки — в жизни так мало удовольствий…

Васер молчал, ожидая, когда Выворотень перейдет к главному. Солнце неистово жгло затылок.

— Арно, оставьте нас — оба, — Лориани окунул освобожденное от скорлупы яйцо в солонку и, надкусив, сладко зажмурился.

— Но господин, он опасен… Обездвижить его?

Васер напрягся, готовый получить тумак в печень.

— Не стоит. Тяжело поддерживать с человеком разговор, когда он только и думает что о смерти. Пусть считает, что у него есть второй шанс, так мы быстрее придем к удовлетворяющему нас обоих результату.

Хоть и говорили в присутствии пленника в третьем лице, будто о неодушевленном предмете речь вели, забрезжило далекой надеждой. Васер еще не понимал, чего хочет от него коротышка, чья власть становилась полнее, стоило Сар-городу погрузиться в ночную мглу. Но одного того, что речь завели о чем-то ином, пока непонятном, но далеком от проступка совершенного в приступе жадности, было достаточно, чтобы настроение бывшего Смотрителя ипподрома слегка улучшилось. Блеклые серые цвета, в которых он видел мир с памятной ночи, обрели множество оттенков.

Повинуясь безмолвному жесту, охранники все же ушли.

— Хотите холодного чаю? — спросил Лориани. — Привезен с восточного побережья не далее месяца назад.

— Не откажусь. — Больше, чем пить, Васер желал оказаться в тени шатра. Солнце основательно напекло голову. Казалось, еще немного и кожа вздуется пузырями, лопнет, не выдержав жара. Прошептал хриплым голосом: — Могу я войти?

— Вы ведь гость в моем доме, — улыбнулся Лориани. — Вот, пожалуйста.

Васер прошел в шатер, опустился на колченогий табурет и жадно отпил из предложенной чашки.

— Желаете дать возможность искупить вину? Исполнить поручение? — недоверчиво спросил он, выпив чай в пару больших глотков. Должен был ощутить тонкий аромат жасмина, исходящий от зеленоватой жидкости, да разбитый нос не давал прочувствовать всю прелесть божественного напитка. — Если так, то почему я? Неужели нет других кандидатур, не склонных… к обману?

— Зря торопишься и идешь в отказ. Тебе предложена возможность реабилитироваться, — сменив тон, заявил Лориани. — Или на тот свет раньше времени собрался отправиться? Так не похоже на прежнего Смотрителя…

— Был он, да весь вышел, — Васер сделал попытку улыбнуться. Скривился от боли, из рассеченной губы вновь закапала кровь. — Я не один работал. Бернард…

— Можешь о нем не беспокоиться. Нет его больше. Подумать только!.. Такого человека с проторенной дорожки в сторону увел… — всплеснул руками Лориани. — Сам дрянь-человечишка был, и друга старого туда же утянуть пожелал…

— Так вы меня прощаете?! — торопливо спросил, почти выкрикнул Васер Лау. Ему желалось сейчас, чтобы случившееся оказалось выдумкой, дурным сном. Вот-вот он проснется в своей постели, огладит растрепанные волосы Роксаны, уморенной за бессонную ночь. Оденется и пойдет на ипподром.

«Господин Лориани уже общался с Бернардом. Знает что затея с алхимическим зельем в корме скакунов его затея, а я поддался на уговоры. Разберется. Простит, — успокаивал себя Лау. — Пусть все станет как прежде».

— Нет, — ответил Лориани, — но готов дать еще один шанс доказать преданность своему господину.

— Я готов!

— Даже не узнав толком, что от тебя требуется?

— Уже все равно, — Васер даже привстал от усердия. Он верил, что сумеет оправдаться. В случае удачи, конечно, не рассчитывал вернуть прежние привилегии, но хотя бы останется жив. А там не долго подняться, прояви он трудолюбие и верность. Получилось же в прошлый раз… В его незавидном положении о большем мечтать не приходилось.

Промокнув рот полотенцем, Выворотень сказал:

— В назначенный день и час ты должен привести ко мне одного человека.

— И только?

— Не думай, что будет легко. Надеюсь, за время сытой жизни в собственном доме, не успел растерять навыки и хватку…

Лау затряс головой — все помню, все сделаю!

— Лицо твое красноречивее любых слов… Если согласен — держи, — Лориани подал листок бумаги исписанной мелким почерком. — Как ознакомишься, уничтожь.

Лау кивнул поспешно. Без спроса сцедил с чайника остатки, залпом осушил чашку, утерся рукавом. Его отпустят и дадут шанс исправиться — до сих пор не верилось в такую удачу.

— За тобой не станут следить, — продолжил Лориани. — и город будет полностью открыт для передвижений, но не вздумай покидать его стены. Страховка… думаю, догадаешься.

«Плевать, на все плевать. Он справится, не подведет! И никакого залога не нужно — лишнее», — Что там придумал Выворотень, Васер Лау решил разобраться позже. Главное ухватиться за веревку, которую бросила ему сама судьба, выдержать ненастье — не утонуть!

Чувствуя, как поднимается настроение, и мир обретает краски, — не обращая больше внимания на такие мелочи, как боль и чувство голода, — он развернул листок и вчитался в неразборчивые строчки.

Ему предстояло хорошенько подумать, как сдержать данное слово. Дело обещало быть непростым.

Тот, кого нужно было доставить во владение Хозяина подворотен, готовился к казни через повешение. Вкруг него будет виться много солдат из охраны.

Тем не менее, Васер Лау улыбался уголками разбитых губ.

Смерть некоторое время ходила рядом, оглаживая когтистыми пальцами беззащитный хребет, но решила повременить с исполнением приговора. А много ли нужно простому человеку?

Он бегал глазами по строчкам, чувствуя, как снова обретает уверенность в себе. Вдалеке, на самом краю сознания, трепетал разгорающийся огонек надежды.

Он вчитывался в мелкие строчки и чувствовал, что счастлив как никогда.

Глава 5 Рики Фрид

Человек молчал, затравленно взирая на своего спасителя. Рики и рад был бы отвернуться — исхудавший висельник представлял собой жалкое зрелище, но выбирать не приходилось: тесный схрон диктовал свои условия… В воздухе, пересекая узкий солнечный луч, водили хороводы пылинки.

Скоро наемнику надоело играть в гляделки.

— Твое имя, — прошептал он. Обернулся посмотреть, не вернулись ли стражники: на улице было тихо. — Иглао Викис?

— Иглао, Ви… кис, — так же тихо согласился человек. Видать, уразумел, что к чему — подыгрывает. Запнулся, стал перхать гулко. Пришлось снова зажать ему рот — тот сухо заухал в перчатку. — Во-ды!

Рики продолжал держать до тех пор, пока не утих приступ безудержного кашля.

— Как мы здесь оказались, — просипел Иглао, как только рука наемника отстранилась от его рта. — Ничего не помню.

Извернувшись, Рики вынул из-под себя суму, достал флакон с фосфоресцирующей в темноте жидкостью. Откупорил зубами пробку, поднес к высохшим растрескавшимся губам Иглао.

— Что это, — слабо пролепетал он, — яд?

— Лучше, чем вода, — заверил его Рики. — Если б смерти твоей хотел, мог бы и не отбирать у стражи. Зачем? Все равно на тот свет бы отправили… У тебя обезвоживание, пей — скоро полегчает.

Висельник поддержал склянку рукой. Недоверчиво приник к горлышку губами. На миг жидкость изменила цвет на лиловый, а затем вернулась к родному зеленоватому свечению. «Интересный эффект, — подумал Рики. — Алхимики о таком не предупреждали». Надеясь, что свойства напитка не пострадали, поторопил:

— Пей.

Распробовав содержимое, Иглао сделал большой глоток. Наемник поспешно выхватил склянку с плескавшимися на дне остатками и убрал обратно в суму.

— Хватит, — сказал он. — С непривычки может живот опростаться. Кто знает, сколько нам тут еще сидеть, а случись такое — без ищеек, по запаху обнаружат.

— Ты кто?

— Один хороший человек нанял меня позаботиться о твоей шкуре. Если все закончится, как я рассчитывал, потом скажешь ему спасибо.

— Кто он, тот неравнодушный?

— Спешишь выразить свое восхищение? Но я же сказал — возможность представится, когда нам удастся сбежать, а пока…

— Дай угадаю… не удалось?

Рики покачал головой — в логике ему, шутнику, не откажешь… Одно хорошо — выкупленная у алхимика Минады жидкость, похоже, начала действовать. В голосе Викиса он уловил язвительные нотки.

— Если будем сидеть тихо, как мыши, — сказал он, — все у нас получится. В лучшем виде. Бегун из тебя сейчас никудышный, поэтому лежи, набирайся сил.

За хлипким рядом штакетин, прикрывавших схрон, протопали двое. Грузные ломаные тени мелькнули в щелях, перекрыв лучики света — Рики подобрался, рука спустилась к поясу.

Ему не нравилось положение, в котором волей случая пришлось оказаться. Для отражения внезапного нападения у него не оставалось места для маневра — тесная каморка схрона давила со всех сторон. И поза, напоминающая классическое положение любовников в постели, не представлялась Рики удобной для отражения внезапной атаки, но выбора места, где он мог бы на равных схватиться с противником, ему никто не предоставлял.

Приходилось просто ждать и надеяться, что никто из стражников не проявит ретивость, начав заглядывать в каждую подозрительную щель.

— … в скобянке не врали, — говорил на выдохе один. — Появлялся мол, да подковами интересовался… Накручивает уже, наверное, своего скакуна за крепостной стеной, а мы его тут разыскиваем.

— Уверен? Мне лавочник подозрительным типом показался.

— Незачем к нему было соваться… Да, чердак его. И прыгал он с того навеса… Проверили крышу — следы остались, видно откуда пришел. Старый район, дома друг к другу примыкают. Но не станет же он добровольно подставляться…

Фрид лежал так — настороженно подобравшийся, напряженный, как взведенная пружина, — пока воины не отошли на безопасное расстояние. Он узнал их по скрипу расхлябанного доспеха. Казенная амуниция рядового бойца городской стражи не отличалась качеством подгонки. Только начальство, начиная с взводного, могло позволить себе по фигуре подогнанную кирасу. Остальные, чином поменьше, довольствовались товаром, скопированным при помощи паровых машин. Штучные вещи в Сар-городе ценились и требовали соответствующей платы.

Иглао, к счастью, тоже примолк. Сообразил, видать, что пискни он случайно — тайна раскроется.

Ушли. Лишь шорох сухих ветвей сирени скребущих забор при малейшем дуновении ветерка доносился снаружи. Почувствовав, что опасность миновала, Иглао нетерпеливо заворочался, сказал:

— И долго нам тут лежать?

— Не знаю. План у меня был… другой. Чистый, — сожалея об упущенной возможности уйти тихо, вымолвил Рики Фрид. — Что-то пошло не так… Словно ждали, готовились.

Он протер взмокшую от пота шею. Сгустившейся духотой ниша вежливо напомнила, что прежде всего она предназначена для хранения контрабандных товаров, а не для сокрытия человека. Тем более — двоих.

Воздуха не хватало.

— Ты должен был проваляться тут до ночи, а я — мирно уйти. Один сумел бы… Теперь… будем ждать сумерек вместе. Иного выбора у нас нет.

— Будем ждать, — согласился Викис. Добавил: — Хочешь узнать, за что меня осудили?

— Хочу принять прохладную ванну. Хочу вкусно поесть. От девчонки в кружевах, наверное, тоже бы не отказался… но только после водных процедур и обеда, — раздраженно прохрипел Фрид. — Копаться в чужом грязном белье… Нет — не хочу.

Толкнувшись плечом, лег удобнее:

— Сделаю работу, получу барыш, и прощай Сар-город. Тут невыносимо жарко; переберусь ближе к восточному краю. Там меньше гари, можно свободно дышать.

— Жизнь у моря дорога — знаю не понаслышке.

— Моя профессия хорошо ценится в любом уголке Разделенного мира. Проживу как-нибудь.

— Ага, как-нибудь… И долго ты собираешься?

Рики не мог поверить собственным ушам. Спасенный в наглую насмехался над ним, ничуть не смущаясь, что только благодаря действиям человека, с которым сейчас лежит в обнимку, все еще жив, а не подыхает от солнечного удара на грязной мостовой.

Ну да, он несколько задержался на юге. Почитай, пять лет минуло с тех пор, как решился на переезд, но все никак не мог скопить нужную сумму. Деньги, словно вода, утекали сквозь пальцы. Рики любил жизнь, а в свободное от работы время любил жить красиво и не экономить на мелочах.

Но это не значит, что любой проходимец может…

Камень под ним содрогнулся, задребезжала жалобно секция забора, прикрывавшая схрон. Мотнуло слегка кустарник — ветки дробью ударили в пересохшее дерево. С низкого потолка посыпала мелкая колючая крошка, запорошила глаза. Ему вцепились в плечо — сильно, испуганно. Рики попытался сбросить руку Иглао, но инстинктивно сжатые в приступе страха пальцы впились в плоть надежнее железных клещей палача-дознавателя. Ругнувшись, он хотел ударить локтем, чтобы ослабить хватку, но вдруг стало не до того: их накрыл ужасающий грохот, будто небо только что упало на прокаленную солнцем землю.

По улице волной пронесло клубы пыли. Часть ее проникла в щели, заполнив объем ниши. Дышать стало невозможно — закашлявшись, Рики уткнулся в рукав.

Не обращая внимания на доносившиеся из стены подозрительные звуки, мимо пронеслись несколько пар подкованных сапог. Не гнались они, а наоборот — стражники отступали перед неожиданной напастью.

Редким строем бежали, не похожим на сплоченные ряды. Но все-таки — лишь отступали. За суетливым бренчанием оружием и доспехом панических воплей слышно не было. Потом и оно стихло вдали.

Помянув недобрым словом демонов пустыни, Рики попытался сдвинуть ногой перекошенную взрывной волной секцию забора — та не поддалась. Тогда несколько раз сильно ударил каблуком в районе ее креплений. Хрустнув, преграда отлетела к противоположной стене переулка.

Он не стеснялся шуметь. Это был шанс уйти незамеченным и наемник не хотел его упускать. Любая возможность покинуть угол, в который загнала его городская стража, воспринималась, как ниспосланное небесами чудо. А чудеса — известно каждому — штука довольно редкая в мире живых.

Спрыгнув с развалившейся под ногами лавочки, глянул влево-вправо. Рука уже сжимала гибкий короткий меч, обращенный из поясного ремня. В пыли ограничивающей видимость на десять шагов вперед никого не было видно. Где-то далеко впереди бежали, крича и причитая, люди. Позади кто-то плакал и бился в истерике.

Рики помог Иглао спуститься. Тот, казалось, вот-вот упадет на месте: глубоко посаженные глаза слезились, впалые щеки, которые не могла скрыть щетина, сотрясались в приступе спровоцированной пылью чахотки. Схватив его за руку — обломанные ногти смертника впились в кожу не хуже болотной зубатки — он потащил его вдоль домов. В сторону противоположную той, откуда они прибыли и где, по примерным расчетам, произошел потрясший город взрыв.

Остановились они на углу последнего дома. Сунув руку с мечом под жилет так, чтобы у случайного свидетеля — окажись глазастый неудачник на пути — не возникло подозрений, Рики Фрид вышел на улицу. Человек с оружием на улицах Сар-города не редкость, но обнаженный его вид обычно пугает праздных гуляк, которые при встрече могут поднять шум и вообще — наделать ненужных глупостей. Не приведи Последний, еще начнет звать стражу…

На достаточно широкой, чтобы дома на противоположной стороне терялись в рыжей мгле, улице тоже висела пыль. Будто дотянула до городских кварталов буря, принесенная ураганным ветром с крайнего юга. Справа, на пределе видимости толклись, сбившись в кучу, размытые человеческие фигуры. По голосам — совсем не городская стража, а даже наоборот.

Пригнувшись, Рики потащил Викиса поперек мостовой — если повезет, непогода укроет их от глаз беспокойной компании. Несколько кварталов придется идти верхами, а там уж будет проще — на второй уровень катакомб погоня сунуться не решится.

Они не могли передвигаться быстро. На скорости Иглао сказывалось действие снотворного алхимического зелья; а еще давало знать о себе время, проведенное им в заточении, где арестанта содержали преимущественно на хлебе и воде.

Быть может, имелся тут иной путь в подземелья, но Рики о том не знал. К его великому сожалению, в этом городе он был только гостем.

На них обратили внимание, когда была пройдена половина пути. Задворок исчез, слившись с камнем образовавших его домов. До другой стороны, где темнела трехэтажная восьмиугольная башня часовни районного масштаба оставалось метров десять — пренебрежительно мало, пересекай Фрид улицу один.

Заметили — от толпы отделилась пара коренастых подпружиненных фигур и вразвалочку устремилась навстречу. Малая толика солнца пробивалась сквозь пыльную завесу; его света было достаточно, чтобы углядеть у каждого по отрезку короткого — с ладонь — металла, зажатому в руке. Ножи — легко спрятать в сапог, подальше от глаз вездесущей стражи.

— Башню, видишь? — Рики дождался от Иглао согласного кивка, которым тот одарил его, кое-как справившись с кашлем. — Иди и не оборачивайся, что бы ни случилось. За ней свернешь в проулок — баки с мусором отыщешь по запаху. Жди возле них.

Толкнул, чтоб шаркал ногами поскорее. А сам развернулся и выступил вперед, навстречу молодчикам. Он предпочел бы по-тихому уйти, но судьба распорядилась иначе. Прокричал деланно участливым тоном:

— Далеко ли путь держите, люди добрые?!

До них дошло, что убегать никто не собирается, остановились в нескольких шагах — рукой не дотянуться. Переглянулись быстро. От дома, где сбились в кучку их товарищи, доносились подозрительные, навевающие нехорошие мысли звуки.

— Вот, думаем, не нужна ли вам помощь и провожатые, — протянул один. — Теменью небо затянуло — недолго с пути правильного сбиться.

— За беспокойство спасибо и сердечный поклон, — скупым движением Фрид приподнял на миг шляпу, — но дорога нам известна, дойдем. И вам бы вернуться, не ровен час — сами заблудитесь.

— Мы люди опытные, — настырно гнул линию собеседник, — и обидчивые. Не стоит отказывать, пока добром предлагаем.

— Как вижу, однажды вам уже сказали «нет»? — Рики указал в сторону дома, где отчаянно сопротивлялись и пытались кричать, проигрывая неравный бой. Но рука, мертвой хваткой зажавшая рот, превращала любой звук в неразборчивое мычание. — Могу заверить — здесь услышите то же самое.

— То — глупый человек был. Выгоды своей упор не видит, — сказал упрямец. — Дело поправимое. Не гордые — объясним.

— Уходите.

— И все ж мы настаиваем…

Сделав решительный шаг навстречу, человек споткнулся на ровном месте. Взмахнул для равновесия руками. Уставился перед собой, приоткрыв рот от изумления — Фрид извлек из-под жилета меч, крутнул показательно: свистнув, лезвие прочертило в воздухе широкую дугу.

— И рад бы продолжить разговор, но я очень спешу, — сказал он. — Так как — расходимся?

Молодчики переглянулись. Молчавший до сих пор, нехотя буркнул:

— Твоя взяла — иди. Видим, что справишься… Эй, вы там! Нас подождите! — потеряв интерес к кусачей добыче, они направились к приятелям: там уже противно гоготали в три дюжих глотки.

Удостоверившись, что они не передумают и проделают свой путь до конца, Рики спрятал меч под одежду и припустил за Иглао — того уже и след простыл. Добежал до часовни, вновь глянул назад.

Неудачник, попавший в руки бандитов, не сдавался, чем еще больше раззадоривал окружившую его публику. Его смяли, шутя, повалили на землю. «Сам виноват, — подумал Фрид. — Зачем на улицу соваться, когда не видно ни зги?»

Свернул, ориентируясь на нюх — ищейки от такого удара по носу, скорее всего, потерялись бы, надолго выйдя в запас. За углом из старого раскрошившегося кирпича притаился смрад гниющего мусора. Он столбом поднимался от пропитанной зловониями земли к крышам зданий, нависших над баками низкорослыми великанами. Над прямым, как стрела, проулком змеями струились испарения; пространство стало плотным, будто кисель. Оно нисколько не продувалось.

Меж двух ржавых бачков отыскал Иглао. Пришлось растормошить его — засыпал. И никакая угроза жизни — реальная, надуманная ли — не заставит его пошевелить хоть пальцем. Только пинки и зуботычины. После нескольких оплеух как будто пришел в себя. Зажав чувствительные носы, они рысцой двинули дальше.

Рики бежал впереди, обнажив меч. В тесных и извилистых кварталах бедняков он мог не опасаться стражи. Дурная слава подворотен надежно отпугивала всякого законопослушного гражданина, а охранявших его покой солдат, в том числе. За порядком в неблагополучном районе Сар-города следил Фибус Лориани, которого люди за глаза прозвали «Выворотнем». Нес он это бремя, по слухам, с достоинством. Ничуть не хуже прежнего Хозяина, чьим преемником стал после скоропостижной кончины последнего.

Когда на глаза попалось крыльцо одного из многих борделей, Рики Фрид остановился. Прошептал:

— Дрок?

Привалившись к облезшим дверям спиной, на входе дежурил вышибала.

Рики не доверял совпадениям: да, на болоте они случались не раз, и принимались наемниками, как должная частичка удачи, которой так недоставало в самых западных гарнизонах, у Вонючей хляби…

Но здесь, на одной из сотен улиц Сар-города…

Сделав голос повеселее, сказал:

— Дрок, неужели ты?!

— Как видишь, — радушно ответил тот. Тоже признал. — Давненько не виделись, Фрид.

— Ты что здесь забыл? — с подозрением поинтересовался Рики. Времени у него оставалось мало, но перед тем, как сделать главное, он должен выяснить кое-что. — Из дома не выгнали еще?

— Работаю, а как иначе? — смутившись, ответил Дрок. — Жена ворчит, конечно, но я другого не умею. Сам знаешь, какая она у меня упрямица… Пропустим по кружке?

— С радостью, но есть у меня незавершенное дело. Как только разберусь — не забуду старого друга.

— Помощь нужна? — Дрок окинул взглядом вынырнувших из пыли людей. Дольше всего рассматривал Иглао — черная шерстяная накидка обвисла и перепачкалась в пыли, украсившись грязно-коричневыми разводами.

«Да, нет. Не может он быть подставным человеком, — подумал Рики. — Красная улица, одни бордели да пивные кругом. Центральная часть бедняцких кварталов — кого тут только со временем не встретишь…» Отбросив в сторону теорию заговора, сказал:

— Не надо, справлюсь сам — там делов-то на две минуты. За этим только… присмотри, — толкнул Викиса ближе к входу.

— Стража видела беглеца? — не выказав эмоций промолвил вышибала.

— Погони нет, им не до нас сейчас.

— Проходи, — Дрок дернул Иглао за рукав. Чуть не упав, тот влетел в открытые двери. — Не беспокойся за него, отсидится в чулане. Десять минут тебе на все про все — и да, я помню твое обещание.

— Больше и не нужно!

Фрид прокричал это, когда уже бежал в обратном направлении. Возможно, потом он пожалеет о потерянном времени, но что-то внутри подсказывало ему, что нужно поступить так, как решилось.

Без Викиса передвигаться было легче: никто не сдерживал его, не тянул назад, заставляя ежесекундно оборачиваться и переживать — дотянет ли до пункта назначения измочаленный неволей смертник? Дрок позаботится о нем лучше любого лекаря. Рики мог доверить ему собственную жизнь — хотя бы потому, что сам несколько раз спасал его на болотах, когда прорывы нечисти становились особенно сильны.

Обежав вонючие баки стороной, прильнул к кирпичу часовни: на улице посветлело — пыль оседала, открывая солнечным лучам доступ к земле. Несмотря на прояснение, шайка у дома на другой стороне останавливаться не желала. Четверо крепко удерживали руки-ноги случайной жертвы, пока один пытался стянуть с нее многослойную юбку. Теперь Рики видел, что это женщина.

Отребье из подворотен решило воспользоваться суматохой затопившей город. Наверняка, цель их не случайна — рядом открыта дверь. Давно поджидали хозяйку, да только сейчас представился удобный случай.

Держась стены и тени матерчатых навесов, обошел их кругом. Ребята не отвлекались, стараясь поскорее совершить задуманное. Стражи видно не было. А нашлась бы поблизости, давно б явилась на подозрительный шум. Подобрав с мостовой камень, прицельно запустил в толпу.

Он мог бы отправить в полет последний мешочек с зельем вызывающим зеленый туман, надежно обезвредив всех пятерых до следующего утра, но подумал, что справится собственными руками. Тогда не придется отдавать алхимику кровно заработанное серебро.

Пыхтевший над юбками молодчик вскрикнул резко, схватившись за спину. Упал на землю, жалобно застонав. Четыре головы завертелись в поисках дерзкого наглеца, враз посмотрели в сторону Рики. Один остался держать девчонку, прижав к ее груди нож, чтобы не трепыхалась; другие встали и, не колеблясь, пошли на обидчика.

— А ты не такой добрый человек, — сказал знакомый голос, — как показалось вначале.

— Зло во плоти, — усмехнулся Фрид, готовясь к удару.

— Оно надо тебе? Шел бы своей дорогой, отпустили… видно, зря.

— Исправляй ситуацию, зачем дело стало?

— Во, люди пошли — ничего не боятся…

Смачно сплюнув под ноги, парень ускорился. Одновременно с ним набросились с двух сторон его подельники. Ножи в их руках — самодельные, но вполне годные для недолгого боя — тускло блестели в набирающих силу солнечных лучах. Фрид отступил назад, шагнул в сторону, выводя нападавших на одну линию, чтобы мешались и путались друг у друга под ногами.

Первый сделал попытку приблизиться, но меч в руке наемника нацелился ему в живот. Тот замешкался, не желая оказаться куриной тушкой, насаженной на вертел. С ходу на парня налетел второй. Воспользовавшись моментом, Фрид зашел сбоку и ударил его эфесом в лицо, разбивая губы в кровь. Угрожая, повел лезвием в направлении третьего, который держался немного поодаль.

Освободившись от помехи сзади, первый нападавший — сгорбленный и подобранный, как вознамерившаяся совершить бросок змея — неожиданно распрямился. Нож в руке, вспоров воздух, скользнул по жилету. Оставил на дубленой бычьей коже длинный белый росчерк. Шагнув навстречу, Рики ударил его под дых свободной рукой. Снизу-вверх. Судорожно вдохнув, уподобившись рыбе выброшенной волной на берег, парень сложился пополам и рухнул под ноги.

Рики мог бы кружить вокруг них дольше, не вступая в бой, изматывая противника, но время поджимало — следовало действовать быстро, решительно. Бандит с разбитым лицом, прокричав что-то ругательное, словно обезумевший зверь бросился вперед, но будто на невидимую стену напоролся. Содрогнулся всем телом, когда его подбородок встретил на пути сжатый кулак. Клацнув зубами, повалился к своему товарищу.

Третий ждал на безопасном расстоянии, затравленно поглядывая то на меч, то на людей, скорчившихся в пыли. Нож, дрожа, кочевал из руки в руку. Продляя агонию, Рики добавил ногой тому, что пытался обрести способность нормально дышать. Отшвырнул выпавшую из его руки железку — подскакивая на выбоинах, оружие застучало по камням. Повторил для острастки первому, сбитому камнем.

Выругавшись грязно, все еще стоявший на своих двоих парень развернулся и бросился вдоль улицы, прочь от опасного незнакомца. Через несколько секунд его силуэт растаял вдали.

Опустив меч, Рики вернулся к девушке. Зареванная, она теперь молчала. Широкие, полные ужаса глаза над пальцами, заткнувшими рот, с надеждой смотрели на возможного спасителя. Кургузый мужичек за ее спиной нехорошо щерился серебряной фиксой на верхнем резце.

— Ты мне не нужен, — сказал Фрид. — Она — тоже.

— Так и шел бы своей дорогой. Мы тебе путь не пересекали, — сказал другой хрипло. Он вышел из открытой двери и теперь спускался по лестнице, всем весом опираясь на трость.

Этого Рики Фрид раньше не видел: ему было далеко за шестьдесят — небывалый возраст для людей лихих, родом из подворотен Сар-города. Среди нечистой на руку братии в жарком южном краю Разделенного мира вообще редко кто доживал до столь почтенных седин. Шею старика уродовал старый рваный шрам, несколько пальцев левой руки были неестественно скрючены — так бывает, когда повредят сухожилия. У груди он держал сундучок из почерневшего дерева, крепко прижав его к серой тунике. Углы и грани сундучка были украшены витиеватым узором серебряной нити — явно, не с собой притащил.

— Ребята твои должного уважения не проявили… навязчивые чересчур — решил проучить.

— Живые?

— Придут в себя быстро, если не из стекла сработаны.

Старик глянул на подопечных — те вяло шевелились в пыли. Один, поддерживая обеими руками гудящую голову, пытался подняться с четверенек, но ему никак не удавалось сделать это.

— Ирхай где, — бросил старик поверх голов. — Сбежал? Ладно… отыщется. Брил!

Прятавшийся за живым щитом мужичек вопросительно глянул на патрона.

— Отпусти ее.

Девушка без промедления была отпущена. Отбежала, на ходу поправляя сползшую до колен юбку и скрылась в стороне противоположной той, где исчез названный Ирхаем.

— Можешь идти, — сказал старик. — С ребятами пообщаюсь, чтоб не искали тебя. Пусть учатся отвечать за ошибки. Им «присмотреть» было сказано, а не руки распускать.

Кивнув согласно, Фрид побежал обратно, к борделю на Красной улице, где в чулане дожидался его прихода Иглао Викис. Прежде, чем скрыться за часовней, услышал старика:

— Где служил?!

— Четвертый южный! — соврал Фрид. Именем он не назывался. Старику веры было больше, однако дружки его могли однажды захотеть поквитаться. Незачем оставлять им лишний шанс достоверно узнать кто же их так отметелил.

Непоколебимый Дрок, он и на службе-то эмоциональностью не отличался, стоял у входа, лениво посматривая по сторонам. Взяв Рики за плечи, придирчиво досмотрел:

— Цел? Не задели? — обратил внимание он на оцарапанный жилет.

— Ничего серьезного. В строю, — улыбнулся тот. — Где он?

— Схоронил в подвале дальнем — сам знаешь нашу специфику, гости часто жалуют, — очухивается помаленьку, — отступил в проход. — Тебе нужно кое-что увидеть.

— Понимаешь, — начал он, когда они пошли низким сводчатым коридорчиком вглубь, — я, значит, подумал, что вам проще будет, если он наряд свой арестантский сменит. Одежда кое-какая имеется — иногда благородные захаживают, после забав бросают тряпье. А он… вот.

У топчана остановились. Дрок нагнулся и потянул, ухватившись за вбитое в доски кольцо. Сразу потянуло сыростью. Во тьме кто-то шевелился —призрачно белело не знавшее солнца тело. Сняв со стены керосиновую лампу, Дрок занес ее над провалом.

Иглао испуганно поднял голову: в полной темноте он сумел сбросить робу, и надеть штаны, а вот с рубахой с первого раза не получилось — запутался в рукавах. Так и замер с тряпьем на шее, не успев спрятать оголенный торс.

— Повернись, — приказал Дрок. — Платье пока не надевай.

Иглао повиновался.

Сначала Рики не понял, чего от него добивается старый друг. «В угадайку решил поиграть? Но ведь знает — о важных делах обычно не шутят».

Всмотрелся в костлявую фигуру перед ним: белая, будто из бумаги кожа, натянутая на ребра и хребет; торчащие лопатки — будто крылья ощипанной птицы; тонкая, почти прозрачная шея — ее мешала рассмотреть какая-то грязь в основании черепа.

— Внимательнее гляди, — сказал Дрок. Указал пальцем: — Пятно это…

И тут Рики Фрид увидел. Пятно на шее не было родимым, или грязевым. Его соткала мелкая серая пыль, сложенная в ровное колечко. По центру круга раскинул плавники-крылья знакомый до боли силуэт Огненосного ската.

Рики тихо выругался. Удача решила ему изменить. Выругался еще, громче.

— Как этот Высший сюда попал? — спросил он у Дрока.

— Ты это у меня спрашиваешь?

Рики Фрид не ответил.

И тут вновь рвануло…

Глава 6 Юстина Эбберг

Встретившийся ей во дворе дома Лориани человек — побитый и затравленный доходяга — вызывал жалость. Впалые щеки и темные круги под глазами говорили о бессонной, а распухшая в кровоподтеках щека, еще и о не слишком веселой ночи. Один глаз заплыл, превратившись в узкую щелочку, синюшная гематома расползлась на пол лица — вряд ли он мог увидеть им хоть что-нибудь.

Сострадания не было. Люди, приведенные в дом Выворотня силком, не отличались чистотой рук и помыслов. Даже если и не участвовали ни в чем таком лично, то замарались опосредованно, отдавая приказ подчиненным. Новый Хозяин подворотен Сар-города во всем соответствовал своему предшественнику — в делах неукоснительно следовал установленным собой же правилам, был жесток и по-своему справедлив.

Обратный путь до гостиницы Юстина тоже проделала пешим ходом. Возвращалась другой дорогой, изучая улицы и переулки, примечая места, которые могут оказаться полезны. Грязный раскаленный воздух драл горло, но она не замечала этого.

Дочь Тысячеглавой не боялась слежки со стороны городской стражи. Мало ли по каким причинам вызвал ее Выворотень — в крепостных стенах и за их пределами у него хватало недоброжелателей среди ночных охотников за чужим добром. Возможно, пригласил как раз затем, чтобы однажды немного проредить их количество.

Вхожие в Ратушу толстосумы могли не заботиться о невредимости собственной шеи. Со стороны Хозяина подворотен им пока ничего не угрожало. Негласная договоренность соблюдалась неукоснительно: ему не ставили палки в колеса — в ответ, их карманы исправно наполнялись серебром, от пожертвований, которые тот регулярно вносил в городскую казну. Среди чиновников Сар-города хватало воров…

Гостиница поутихла: разморенная духотой прислуга, словно отожравшиеся и оттого медлительные личинки, бродила она по темным коридорам. Из обеденной доносилась пьяная болтовня. Юстина поднялась в номер и долго сидела там в кресле у закрытого окна, наблюдая как солнце, садясь, оглаживает лучами ржавый металл фальцевых кровель. Тени от граненых колонн, тут и там разбросанных по крышам старого города удлинялись не спеша. Дело шло к закату.

Мыслями она возвращалась в родные места, на запад — ожидала совета. Но что-то мешало девушке, неизменно возвращая ее к реальности.

Тысячеглавая мать, вместилище боли Разделенного мира, нередко говорила с Юстиной о трудностях, с которыми не раз придется столкнуться. Обычно она заходила издалека, рассказывая притчи об отшельницах в горах вокруг небольшой тогда еще деревеньки Чулуш. О далеких временах, когда Сар-города и на карте не было — там росли леса, макушками касавшиеся небес из воздушно-белой ваты, да бродили в зеленых зарослях пятнистые косули — странные и смешные пугливые звери на тонких ногах. Народ западного края называл эту местность не иначе как тайхой.

Редкий человек находил в себе смелость углубиться в обитель темных духов на несколько дней пути, еще реже выжившие возвращались домой. Они приносили слухи о Первых Высших, облюбовавших глубины непролазной чащи. Им дарована была власть над чадящими железными чудовищами, пожиравшими лес и его обитателей. Когда кончилась пища, они ушли — исчезли незаметно, как и появились. Почва, пропитанная вязкими маслами, да скелеты повиновавшихся им тварей — вот и все, что напоминало о них.

Потом пришли Вторые. Их прибытие не прошло бесследно: поселившись за дальним окоемом, отравили воду с запада от гор. Мутная дурно пахнущая жижа давала жизнь одним невиданным раньше тварям, и отбирала ее у прежних обитателей. Отшельницы видели, как мелел бескрайний океан, и гибли птицы. Рыба умирала на иссохшей земле. Тогда они спустились в селение, среди них была Тысячеглавая мать. Она слышала от пришедших с востока людей, что на остовах исполинских чудовищ в некогда великой тайхе строится город.

Затем были Третьи, после которых воздух стал сух, а ледяные шапки, что венчали вершины гор, растаяли. Озера превратились в пруды и лужи, а реки уподобились ручьям. К счастью, из них все еще можно было пить. Но Тысячеглавая мать уже познала и сохранила ненависть, положив начало той, кем и являлась сейчас.

Шло время. Росла Чулушта, превращаясь в центр западной окраины мира. Одно оставалось неизменно — Тысячеглавая мать, делившаяся с дочерьми толикой боли, гнева и ненависти, что она собирала вдоволь, когда вновь появлялись Высшие. Они приходили из ниоткуда, принося с собой неизвестность, и уходили в никуда, исчезая так же быстро, как и предыдущие поколения. С их уходом неизбежно терялась часть важного, без чего мир необратимо менялся и трещал по швам.

С юга наступала пустыня, с севера — снежная мгла. Восточное море стало последним прибежищем для отчаявшихся, но впускали на вожделенный берег не каждого. Едва ли он мог прокормить всех, пожелавших к нему отправиться.

Едва ли Тысячеглавая мать желала бы такой участи для своих дочерей. Она воспитывала их, ожидая появления Высших.

И через сотни лет свершилось — они пришли. Неуловимо похожие на людей, и настолько же отличные от прежних пришлых: им оказалась ведома магия, им подчинялись Огненосные скаты — неведомые доселе существа, два раз в год чертившие лишенное облаков небо.

Пришельцев тяжело было найти, они умело прятались. Сливались с обществом, надежно покрывая друг друга. Но иногда их круговая порука давала сбой. И тогда сестры рассказывали, как с наслаждением срубали голову с шеи, отмеченной круглой синюшной меткой. А после, предавали тело огню, возвращая тьме исторгнутую ею душу.

Юстина поднялась с кресла, вышла из номера в коридор. На этот раз по пути на лестницу ей никого не встретилось — и хорошо. К чему лишнее стеснение и разговоры, которые принесут с собой незнакомцы. Будет лучше, если ее прогулка останется незамеченной.

Сделав пару крутых витков, ступени наверху окончились дверью.

Открыв ее, девушка вышла на крышу, выстланную слоем мелкого круглого камня. Сбросила тапочки и, шагнув из-под навеса, пошла босая вперед. Солнце, убавив пыл, ложилось на подернутый сизой дымкой горизонт, но стопы все равно обжигало. Впрочем, она совсем не ощущала этого, поглощенная открывшимся перед ней видом: старинные здания были похожи на умудренных опытом воинов, которые сомкнули ряды и замерли так, ожидая приказа на штурм вознесшейся к небу крепостной стены. За ней блестела тонкая нитка железнодорожных рельс.

— На вашем месте я бы поостерегся, — услышала она, когда решила забраться с ногами на парапет. Не дослушав, прислонилась спиной к колонне. — Все-таки два этажа до мостовой…

Это был студент, виденный Юстиной утром в обеденном зале. Следил? Как она его пропустила?

Паренек находился в пяти шагах от нее и не решался подойти ближе. Бросив на него деланно-равнодушный взгляд, отвернулась молча.

Робкий юноша был симпатичен ей — смог развеселить тогда; и она могла бы сделать так, чтобы он почувствовал себя увереннее — дочери Тысячеглавой умели получать удовольствие от жизни, это не возбранялось, но… Пока не время. И будет ли оно теперь — неизвестно. Фибус Лориани задал задачу, над которой стоило подумать.

Ночью она свяжется с Мамой, и они решат, как поступить правильнее. Точнее, у девушки уже созрело несколько решений, но она еще не могла остановиться и выбрать подходящий путь. Планы «А», «Б» и «В» переплетались, образуя причудливый клубок из возможностей и порожденных ими цепочек случайностей.

Они разительно отличались — эти действия и их результаты. Зависели не столько от ее реакции, сколько от времени исполнения, которого на подготовку оставалось катастрофически мало.

Ни один из надуманных путей не нравился, потому что любой из них представлял собой громоздкую неповоротливую конструкцию, готовую развалиться при малейшем неверном движении, а окончание почти каждого лежало за пределами ее физических данных. Она была далеко не лучшей из сестер, но и не худшей; видела развитие событий на десять, а то и двадцать шагов вперед — но сейчас не укладывалась в расчеты. И затруднилась бы ответить, когда сможет остановиться, если станет претворять их в жизнь — это пугало и злило одновременно. Вариативность развития событий уходила в бесконечность.

Был еще план «Г», прямой и звонкий — как натянутая струна. Хлесткий и громкий, словно удар бича… Он ей подходил, но в силу некоторых ограничений не мог быть принят без совета — судьбы очень многих людей зависели от способа его исполнения.

Решено, ночью она попросит помощи. Мать добра к дочерям, и не откажет в совете.

— Леонид, — услышала она голос сзади. Обернулась, нахмурив взгляд: ее неприветливость не смогла отпугнуть назойливого паренька. Так и стоял все это время молча, забывши дышать.

Что ж, сегодня спешить было некуда. Можно послушать, о чем толковом расскажет гость из-за граничной черты. Странно, конечно, что решился покинуть теплый край, но каких только безумцев не бывает на свете…

«А вообще-то забавный… Пускай говорит.» — подумала она.

Неправильно истолковав напряженное движение глаз, парень с готовностью протянул правую руку:

— Леонид Лидонай. Прибыл в Сар-город для изучения паровых колясок. Будущий механик… — представился он торопливо. Последнее получилось у него как-то уж совсем неловко и тихо.

— Достойная профессия на востоке… — сказала Юстина, стараясь не выказать своего интереса. На жест рукопожатия отвечать не стала, вернулась к созерцанию улиц.

— А откуда… Ах да, имя! Все забываю, что тут их складывают по-иному.

Он подступился ближе. Опасливо выглянув за парапет, шагнул назад.

— Вы родом с гор, конечно. С детства привычны к высоте — всегда завидовал людям, лишенным этого комплекса. Вы — смелая девушка, — проговорил студент. В голосе слышались неподдельные завистливые нотки.

Она тихонько засмеялась. Его неуклюжесть в движениях и словах веселила ее. «Пусть остается пока, не буду прогонять», — подумала Юстина.

Смог над городом окрасил солнце в багряные тона; легкий румянец на щеках паренька стал практически незаметен. С севера порывисто задувал ветерок, он нес с вокзала запахи масла и угольной гари. Вскоре на сверкающей нитке рельс должна была появиться короткая змейка уходящего на восток пассажирского состава.

— Я прибыл позавчера, но уже успел кое-что увидеть, — не отставал студент. Он был настырен, упрям. — В Аданае всякое рассказывают о Сар-городе. Половина слухов, как знаю теперь, сплошные домыслы и сказки — большая часть людей, шепчущая о них под одеялом, и за Границей-то не бывала никогда. Вообще, не уверен, что от кромки прибоя они удалялись километров хотя бы на пятьдесят… А мне бы хотелось дальше, в Чулушту.

— Тебе туда не нужно, — сказала Юстина. — Зачем?.. Для чего добровольно покидать край, в котором ни в чем не нуждался?

— Наш мир болен и мал, — Леонид невольно развел руками. — Было бы ошибкой не увидеть его и всю жизнь просидеть, любуясь на воду. А, кроме того… быть может стану первым из цепочки тех, кто положит начало его выздоровлению.

— У тебя высокое самомнение, — усмехнулась Юстина. А сама подумала: «Мечтатель».

— Всего лишь маленькая надежда, — возразил студент. — Считаю, что стоит только начать… Путь очень медленный и ненадежный — слишком долго убивали наш мир. Исцеление еще более продолжительная процедура.

Юстина отвлеклась от созерцания ржавых крыш и уже по-другому, с интересом глянула на молодого человека. Он был безус и, явно, на несколько лет моложе.

— Ты странный, — сказала она, подловив себя на том, что ей становится интересно.

— Ничуть не хуже рожденных на западной окраине Разделенного мира, — быстро ответил он. — Можно, я тоже присяду?

Она кивнула, дозволяя занять парапет рядом. Первый раз в жизни ей удалось встретить человека, схожего во взглядах с Тысячеглавой матерью.

— Во время пришествий Высшие оставили в нашем мире множество неисправных, разрушенных механизмов, — держа голову прямо, стараясь не смотреть вниз, он опустился на краешек. Поморщившись сказал: — Красиво тут. Правда, пахнет не очень…

От вокзала донесся паровозный гудок. Взлетели в темнеющее небо испуганные резким звуком пичуги.

Юстина тоже прибыла в город поездом. Грузовым составом, к которому присоединили вагон на два десятка пассажиров. Это направление использовалось в основном для доставки угля, железных и цветных руд добываемых в предгорьях Чулушты с разрешения Мамы.

Путешествие на стальном монстре сулило пассажирам крупные траты, но для уроженок западного края проезд до восточной Границы был бесплатен. Другое дело, что пользовались они этим правом нерегулярно. В силу своей неприязни к вещам, которых коснулась однажды рука Высшего.

От Сар-города одна железнодорожная ветка уходила на север — там она долго петляла меж погребенными под снегами поселками, пока окончательно не исчезала в вечных льдах. Этим путем доставляли пушнину, кое-какое мясо, и леддля его сохранности. Другая ветка уводила через Границу, в благоденствующие земли Аданая: туда и свозилось все добро. Часть товаров шла прямиком на восточные склады, часть — как руда из предгорий и драгоценные личинки пустынного червя — проходила предварительную обработку в кузнях и мастерских Сар-города.

— Посмотрите на паровоз, — завороженно глядя на удаляющуюся серебристую полоску окутанную черными клубами дыма, продолжил Леонид. — Он ведь явно не из нашего мира. Не тот уровень технологий.

— А водонапорная станция — в центре, — студент махнул рукой в сторону невидимой сейчас башни. Пристройка, через которую они вышли на крышу, закрывала обзор, — вообще, отдельный разговор… Техники следят за работой машин, подающих воду, но как они устроены и почему ни разу не выводились на профилактические работы — этого досконально неизвестно.

Вот в чем вопрос… Если Древние и приложили руку к их созданию, то это были не наши мастера. Ни разу не слышал о созданных людьми механизмах, способных работать вечно.

Забывшись, он расстегнул ворот рубашки. Ветер не охлаждал его. Наоборот, с каждым сказанным словом, вопреки опускающейся на город мгле, ему становилось только жарче:

— Никакой бы инженер не додумался до всех этих винтиков и шестеренок. Как они резьбу нарезали взамен истратившейся!.. А если вдруг неисправность какая — это же небо и земля. Да что тут говорить! Намедни бегло осмотрел доступные котлы в Сар-городе. Аданайские-то давно изучил. Совершенно иной принцип построения: литые, шлифованные, идеально подогнанные друг к другу детали; система подачи пара, как единое целое, и интересно что — не поддается коррозии. Вечная, можно сказать. Лишь механических повреждений боится, нежная…

Утих. Заметив недоверчивый взгляд, добавил:

— Я не псих, не подумайте, — поправил запонки, — просто кажется мне — что стоит забраться в Железный лес поглубже, и мы откроем для себя много нового. А, возможно, и то, что поможет возродить Разделенный мир.

— Лес ближе всего к Границе, — сказала Юстина. — Почему бы аданайским набольшим самим не организовать экспедицию?

— А!.. — горестно вздохнул студент. — Неповоротливая бюрократическая машина… Они довольны тем, как все устроено: западные области, как сырьевой придаток и естественная защита от болотных тварей; пески на дальнем юге исправно полнят рынок рабов и личинок, а море — кормит… Север остается не у дел, но иногда баронам удается выкупить у местных одомашненных псов — из них получаются отличные охранники. Так что и север при деле. Кому захочется шевелиться, когда жизнь налажена? В Аданае единицы могут увидеть упадок и хаос, в который все сильнее погружается мир. Из года в год — становится только хуже…

Помолчав немного, он добавил:

— Еще меньше — способны на попытку сделать хоть что-нибудь, чтобы мир окончательно не угас…

— И ты один из них… Не страшно рассказывать об этом первой встречной?

Сначала Юстина подумала, что он пытается заинтересовать, возвысить себя в ее глазах, придать значимость мыслям. Потом — что таким образом хочет поднять самооценку, утвердиться в правильности намерений и желаний. Люди иногда так делают: еще не уверенные в собственной правоте, проговаривают мысли вслух, спорят с собой — собеседник в таком случае им нужен номинально, как слушатель.

Но вскоре Юстина поняла — он действительно верил в то, о чем говорил. Такой молодой, неопытный и наивный идеалист. Жаль, что подобные ему не задерживаются надолго в мире живых, заканчивая путь на плахе или в пустыне в чреве червя, как неисправимые бунтовщики.

— Долго не мог к вам подойти… внутреннее стеснение… Но сейчас как будто щелкнуло что-то в голове.

— Накипело, — сказала девушка. — Бывает.

— Наверно, — тихо ответил студент. Скорее, только пошевелил губами и кивнул в знак согласия. — Хотел бы я увидеть край за болотом, когда оно отступит или высохнет.

— Боюсь, это невыполнимо. Столько не живут.

— Подозреваю, что так и есть. Но в дальней перспективе, наши дети…

— Наши?

— Мои… Дети, внуки или правнуки осушат болота и ступят на возрожденные земли. Верю в круговорот душ, а значит и я вместе с ними… Простите, — замялся он. — Слишком много болтаю.

Юстине ничего не оставалось кроме как вновь согласиться. «Молодец, хотя бы это осознает», — подумала она. Произнесла:

— Если не перестанешь впустую молоть языком — о внуках можешь даже не помышлять. И о детях — тоже. Ты меня понимаешь?

— Давно сообразил. Но как же тогда найти сторонников? Если молчать…

— Если трепаться с каждым встречным о намерениях — легко остаться без головы, — перебила его Юстина. Встала: — Побереги. Мне показалось, что в ней содержится много интересных идей.

На город опустилась сумеречная пора. Солнце спряталось за парковым холмом, против обыкновения поднялся ветер и всколыхнул вонючее дымное одеяло, до времени недвижно лежавшее на крышах. Высоко, в широких рваных полосах вспыхнули сотни звезд. В домах зажигались окна; на улицы, подсвеченные дрожащим пламенем газовых фонарей, высыпали люди. Цокали по мостовой, запряженные в кареты кони, дамы под ручку с кавалерами совершали неспешный вечерний променад.

Юстина закончила осмотр, и собралась вернуться в комнату. Леонид порывисто последовал ее примеру: коснулся было руки, но осекся, отошел на шаг, тая под жестким взглядом. Сказал:

— Могу ли рассчитывать на вашу благосклонность… Я слышал о женщинах Чулушты…

«Не время, — подумала она. Посмотрела на звезды: среди намертво приклеенных к небосводу мерцающих точек двигалась одна. Она отливала синевой и была заметно больше остальных. — Как жаль, что сейчас не время для Нежности».

Прошла к двери, где оставила тапочки. Сказала слова официального приглашения:

— Леонид Лидонай, когда появишься в наших краях, осененных рукою Тысячеглавой матери… спроси Юстину Эбберг, — а прикрывая за собой створку, добавила едва слышно: — Если к тому времени еще будешь жив.

Спустилась вниз. Гостиница совсем обезлюдела: спеша насладиться редким вечером, постояльцы покинули душные коридоры и залы, оставив прислуге возможность навести безукоризненный порядок. Лишь в обеденной, за початой бутылкой красного, одиноко сидел человек: цветные широкие подтяжки отпущены, шейный платок сбился на бок. Уткнувшись подбородком в кулак, он пытался намычать какую-то южную мелодию. Сбивался на середине и начинал сначала.

— А-а-а… — протянул он, когда заметил, что за ним наблюдают. Поднял замутненный спиртным взгляд. — Ты откуда здесь, чулус… чусуш… кх-х, демон тебя задери! Чулуш-ш… люшка, — Схватил бутылку, надолго присосался к горлышку, искоса поглядывая на Юстину. Вылакав жижу до донышка, утерся рукавом, гаркнул: — С какого обоза сбежала? Не с моего ли — ну, отвечай!

Ударил по столу кулаком — подпрыгнув, жалобно зазвенели потревоженные приборы. Девушка смотрела на него без эмоций. Не моргнула даже. Скрестив руки на груди, молча наблюдала за распоясавшимся диким животным. В скором будущем она готовилась найти для него место, которое тот заслужил по праву.

Мама только даст совет, как исполнить задуманное. Укажет направление мыслей, откроет путь. Все остальное — будет чистой воды импровизация. И в ней останется ниша для проходимца, сбившегося с истинного пути.

Но не сейчас. Даже в пустой обеденной за ними могут наблюдать…

— Ладно, — смягчил он тон, расплываясь в беззлобной улыбке, — папочка добрый… попросишь, как следует — он простит. Иди ко мне, кошечка…

Похлопал вальяжно по коленке. Встал — ноги его больше не держали. Брюки были в пятнах солевых отложений и каких-то серых разводах. В вертикальном положении он оставался только благодаря стулу с высокими подлокотниками, на которые опирался всем немалым весом. Юстина прошла мимо, не удостоив его ответом — стоит ли тратить силы на разговор с неразумной тварью? Все одно, ничего не услышит. Да и не будет той душевности в его словах и искренности, которой хотелось бы достичь…

— Куда пошла, червячье семя?! Тебе что приказали, б!.. — Глаза налились кровью, лицо обезобразила маска ненависти.

Недоговорил. Стол опрокинулся, когда он попытался встать, рукой опершись на угол. Подкосились ножки, столешница вместе с солонкой и перечницей скользнула вбок и вниз. Лопнула со стеклянным звоном бутыль, коснувшись донышком пола. Потеряв точку опоры, человек завалился на скатерть, сминая и пачкая ткань. Штаны, лишенные удерживающих их на месте подтяжек, свалились до колен, обнажив густо поросшие черным волосом ноги.

На ругань и шум сбежалась прислуга: женщины в белых передниках и чепцах, охая и причитая, покачивали головой, мужчины спокойно обсуждали, что делать с ним дальше, когда гость проорется и забудется пьяным сном. Видели такое раньше, и не раз — уже должен быть отработан план дальнейших действий.

Под стихающие звуки неизобретательной ругани, Юстина вернулась в комнату. Закрыла замок двери на два оборота — никто не должен ей мешать, открыла настежь окно. Запах гари ушел, сменившись едва уловимыми нотками болотной тины. Дул западный ветер. Он нес в себе ароматы родных для девушки мест.

Разговор с Леонидом на крыше помог немного отвлечься от обуревающих ее мыслей. Сцена в столовой — настроила на нужный лад. Скинув пропахшее потом тряпье, она легла на кровать и опустила веки. Все что требовалось от нее сейчас — восстановить в голове извилистые улочки Чулушты, петляющие у отвесных скал. Найти нужный дом, встать у порога и постучаться в приоткрытую дверь — за нею теплился огонь очага и поют песнь знакомые лица…

Мама знает своих дочерей. Пусть они не плоть от плоти ее, но… давшая кров и пищу, обучившая ремеслу — почувствует зов и придет на помощь.

Еще минута и Юстина перестала дышать. Остальной мир перестал существовать для нее. Все исчезло, утонув в ослепительном сиянии, растаяв от тепла, которое источали добрые руки. Десятки, сотни лиц тех, кто был до нее и пребудет после, проносились перед взором. Шепча слова уносящие печаль и тревогу, они перекатывались каплями — опадали и длинноперыми птицами взмывали ввысь, складывались в предложения. Плавились, словно металл в кузнечном горне, обретая новую, невиданную прежде форму.

Она купалась в теплых лучах, обласканная светом сотен таких же, как она, разбросанных по всему Разделенному миру. Бродила по опушке железного леса; ловила червей в песках под Биндоном — личинок попадалось до обидного мало; тряслась по уходящей на север железной нитке в клубах тяжелого вонючего дыма, взрывая железным носом тягача наметенные ветром сугробы; плечом к плечу стояла с солдатами у разрушенных ворот погибшего гарнизона: понимала, бой будет последний — разведка ошиблась, с болота шла новая волна.

Заботливые старческие руки поднимали ее выше, к самому солнцу, где выцветшее небо обретало глубокую синеву и прозрачность, а ветер играл в волосах, ничуть не смущаясь грубой хрупкостью человеческой плоти.

Звезды тронулись с насиженных мест, свиваясь в тугую спираль, подобие смерча. В оке бури она, глаза широко раскрыты — видит все, понимает все. Линии сведены в единую точку. Вся она отзывается на движения безумного танца, в который погрузилась с головой.

Вихрь закружился быстрее, в нем мысли и дела, которые были и которым не суждено случится. Разбился в лохмотья, сжался в ослепительный шар и взорвался внутри горячим испепеляющим пламенем.

Застонав, Юстина Эбберг открыла глаза. Совсем стемнело. Из приоткрытых штор в комнату проникал свет безымянных созвездий, в углах и нишах за мебелью копилась сгустившаяся до непроглядного мрака тьма. Пряный аромат щекотал ноздри. Она дрожала — не от холода и испуга, — под сердцем, к животу и ногам разливалась теплая благостная волна.

Голова обрела полную ясность. Очистив мысли от ненужного сора, снеся препятствия, Мама дала совет. Теперь она знает путь, по которому начнет движение с утра.

Теперь она — не испытывает сомнений.

Опустила руки к бедрам — нужно позвать горничную, чтоб принесла воды. Как хорошо, что в этой гостинице все номера оснащены ванной комнатой.

Девушка три раза потянула за шнурок, шелковой нитью связанный с колокольчиком у стойки администратора, завернулась в измятое одеяло. Открыла ключом дверь и стала ждать у окна. Приклеенные к небу звезды мерцали из далекой дали, словно бы подмигивая ей. Она смотрела на них и ни о чем больше не думала.

Глава 7 Фибус «Выворотень» Лориани

Лориани отложил в сторону документы, прошел к столику с кувшином ключевой воды. Она в него больше не лезла, но пить хотелось все равно. Голова после ночных возлияний гудела так, словно неопытный звонарь решил сыграть на колоколах в черепе известную и популярную в кабаках Черного города мелодию. При этом чудовищно ее перевирая.

Вчерашним вечером у Фибуса случился нервный срыв, хоть ничего его не предвещало.

Покончив с работой как обычно, за полночь, он отправился в кровать. После памятной встречи с Высшим задерживаться на рабочем месте, а тем паче ночевать среди пропыленных фолиантов и свитков, более не хотелось.

Возможно, тому виной послужил не только факт встречи с нечеловеческой сущностью — богом во плоти, но и предельное напряжение последней недели. Первый исполнитель поручения нашелся через пару дней, а вот за вторым и третьим пришлось немного погоняться — беседы с дочерью Тысячеглавой и бывшим Смотрителем ипподрома Лау он провел лишь сегодня, когда солнце вошло в зенит.

Такой заказ нельзя было выпускать из рук. Неудивительно, что его подпорченные старческие нервы дали сбой.

Ложился он, как и рекомендовал лекарь, на пустой желудок. Мартина, проверенная и любимая гувернантка, уже приготовила постель и таз для омовения.

Умылся и прошел в спальню. Мельком глянул в зеркало, где на него в полный рост таращился коротконогий, стареющий и немного усталый человек. Из халата нараспашку выглядывал неказистый, выросший от малой подвижности живот.

Он сел на прохладную хрустящую простыню и тут на него накатило.

Мысли о Высшем, которые старательно загонял вглубь сознания, хлынули на него волной. Он сгорбился, не в силах устоять перед напором стихии.

«Зачем я понадобился им на самом деле? Неужто, и правда, не сумели перебороть решение Прокурора? С их-то возможностями и таким страшным оружием, как магия?! Ищите дурака… — думал он. Тем временем ноги, словно обретя разум, сами понесли его вниз, на уходящую под фундамент дома крутую лестницу. В погреб. — А зачем согласился? Почему не дал от ворот поворот — сразу и окончательно? Охотников до денег в Сар-городе хватает. Вмиг отобрали бы заказ».

На полпути осознал, что движется в кромешной тьме. Вновь поднялся в прихожую, где разжился свечей и спичками. Трясущимися руками зажег фитиль, вернулся к лестнице — внизу подмигивала рубиновым блеском фигурная ручка на толстой просмоленной двери.

За ней его встретили ненавязчивая прохлада и ряды глиняных бутылей с белым полусухим, Аданайским. Гостей, приглашенных для выяснения отношений, он держал неподалеку. Как раз за противоположной стеной. Воткнув свечу в настенный канделябр, спешно вытащил сосуд из середины. Жалея, что не прихватил хотя бы нож, отбил глиняное горлышко о полку, опрокинул в рот.

Вино обжигало горло, но он продолжал пить, надеясь, что хотя бы оно поможет вытеснить ворох ненужных мыслей из головы. Убрал початую бутыль, поставил рядом. Сам опустился на пол, привалившись спиной к стеллажу.

Стало ли легче? Нет, пожалуй. Звонарь в голове из сил выбился, да мысли подернулись пеленой. По скулам, подбородку и животу стекали липкие ручейки, пачкая махровый халат, но Лориани было не до того.

Он знал ответ на последний вопрос. Знал и не хотел признаваться себе в этом вслух.

На самом деле он до онемения, до дрожи в коленках боялся их, этих странных всемогущих чужих, проникших в Разделенный мир много веков назад. Кто они? Откуда пришли и чего добиваются, скрываясь в массе обычных ничем не примечательных людей?

Другие поколения пришлых, изуродовавшие землю, хотя бы действовали прямо. Их можно было — нет, не простить, — но понять. И появись они сейчас, непременно отыскал бы лазейку и способ вернуть их в преисподнюю, откуда они и прибыли. Но эти…

То и дело появляются, где их не ждут, раздают указания, оплачивая сделки щедро. Чистым золотом. А потом исчезают в неизвестном направлении. Ни мотивы, ни результат никогда не раскрываются. Быть может, и был — не раз, не два — судьбоносный эффект от их воздействия. Просто он настолько отдален во времени, или пространстве, что ни одной человеческой жизни не хватит, чтобы проследить за ним.

Разумные твари…

О! Как же Фибус ненавидел их! Зубы сводило от злости и бессилия.

Давно бы дал приказ отыскать всех до единого и передавить, как матерый кот давит зарвавшихся грызунов, разоряющих посевы. Да только как найти их среди серой массы?

Нет у Высших приметного знака на виду, по которому можно было бы безошибочно определить — чужой, исчадие бездны. Хотя…

Фибус хлебнул вина. Потом еще.

Бутылка быстро опустела. Он отбросил ее в сторону — осколки со звоном покатились по полу, спотыкаясь и подпрыгивая на неровностях. Не глядя протянул руку за второй — вчитался в этикетку… Лишь попробовал — текст расплывался, отплясывая на бумаге безумный танец.

«Развезло, на голодный-то желудок», — отстраненно подумал он. Повертел головой в поисках — обо что бы вновь приложить ни в чем неповинную бутылку. Вставать не хотелось.

Свеча шипела, догорая, но света ее агонизирующего пламени хватило, чтобы усмотреть блеск металла в нише, откуда недавно извлек Аданайское. Сунул руку — нож. Наверное, прислуга забыла…

Когда, пшикнув на прощание, свеча испустила дух и погреб погрузился во тьму, Лориани уже был во всеоружии. Отковырял неподатливый сургуч, с наслаждением прильнул к горлышку. Так стало пить намного удобнее.

Метка у Высших все же имелась — рельефный кругляш не больше золотого, проявляющийся на шее и оставляющий синяк, стоило поднести к ней достаточно мощный магнитный камень.

Сам не проверял — все слухи и россказни. Однако, за неимением лучшего, предпочитал им верить. Лучше, чем совсем ничего.

Вскоре он хотел лично испытать этот эффект. Поголовное истребление Высших пока непосильная для него задача. Но шаг за шажком — ошибаясь и падая. Пядь за пядью…

И не такие преграды брали.

Но не станешь же подходить к каждому встречному на улице с просьбой оголить телеса! Он попытался представить, как это будет выглядеть применительно к барышням — за такое недолго и по морде схлопотать. Ох и намучаются же отряженные на данное дело люди…

Тем более в Ратуше, где как подозревал Фибус, им несть числа — номер не пройдет. Может пошатнуться репутация добропорядочного гражданина, а там и до психушки совсем недалеко. Легко навесят ярлык параноика, и будет за что.

А и магнитный камень нынче в дефиците. Собирают по крупицам в горах севернее Чулушты, куда и дорог-то вменяемых нет. Тысячеглавая торгует ими с оглядкой, забирая себе большую часть найденного. Прикормленные алхимики делают для нее порошок, отпугивающий болотных тварей.

Магия Высших — тоже препона. Как удается им из ничего получать готовые достойные внимания вещи? Золото он проверял лично — высшей пробы. В Разделенном мире такого в жизнь не найдешь. Но очень похоже на чеканную монету государя — без микроскопа подделку не отличишь.

«Бунтовать? Сражаться?»

«С кем и ради чего, — ответят ему с надменной миной на аристократическом лице. — То многоуважаемые, почтенные господа. И то, что магией владеют — так у каждого свои сильные и слабые стороны. За что же их ненавидеть?».

«А мир, ужавшийся до размеров игольного ушка? А огненосные Скаты, пламенем выжигающие поля…» — мог бы возразить он.

«Смена сезона», — непоколебимо отрежут и оборвут разговор.

Очнулся он на бутылке четвертой, наверное. Когда кто-то сверху тихо сказал:

— Господин Лориани, вам бы в постель.

— Мартина? — В круге света — керосинка, кажется — маячила фигура в белом переднике. — А я тут, понимаешь ли, отдохнуть решил…

Расплылся в нелепой улыбке.

— Лекарь велел высыпаться. Негоже господину с Вашим положением и здоровьем по погребам да ямам ютиться. Позвольте, я помогу.

Фибус честно хотел помочь ей. Сделал попытку собраться и встать, когда женщина попыталась поднять его, ухватив за подмышку. Но даже не сумел оторвать зад от пола.

— Хорошее Аданайское, — пробормотал он и, словно извиняясь, улыбнулся. — Без помощи никак не обойтись… Люблю тебя, малышка, — неожиданно признался он.

— Тааак, — протянула Мартина. Он не мог разобрать точно — в глазах плыли цветные размытые пятна, но, кажется, женщина хмурилась. — И верно, дело — дрянь, что в любви признаетесь. Без подмоги тут никак, видно, не обойтись.

Подобрав передник, направилась в сторону лестницы:

— Гунар, сюда быстрее! — прокричала она, удаляясь. — Хозяин плох совсем, помощь треба…

«Что бы я без нее делал, — благоговейно подумал Фибус. — И она меня любит, чувствую, да не признается никогда — не того пошиба женщина».

— Нажрется, как свинья проклятая, а потом молодость вспоминает… любовь ему подавай на блюдечке… — недовольно буркнула Мартина, когда на лестнице остались видны только мягкие тапочки, которые она носила на босу ногу. — Нет бы — до…

Больше о ночи Фибус ничего не помнил.

С утра первым делом ловко добежал до тазика. Мартина оставила его у двери, не соизволив выставить у кровати — знать, еще дулась после вчерашней слабости и вольности, которые он себе позволил.

Его полоскало несколько минут. Из глотки, наполняя ее непереносимой горечью, рвался зверь, внутренности выворачивало наизнанку. В данный момент он полностью соответствовал полученному много лет назад прозвищу. О нем Лориани узнал совершенно случайно. Примерно через месяц или два, после того, как прежний Хозяин подворотен отправился в мир иной.

…Времечко выдалось тогда веселое — ночная империя пошатнулась. И каждый захотел откусить кусочек пирога, который не одно десятилетие любовно выпекался предтечей. Выскочку-коротышку, неожиданно взлетевшего на престол, никто не принимал всерьез. Игорные дома, ипподром и рынки быстро обзавелись единоличными владельцами. В домах терпимости все чаще стали замечать людей из Биндона. И все бы ничего, если б те продолжали прибывать туда с живым товаром, однако в последние дни они приходили пустые и, как докладывала охрана, вооруженные до зубов. Удручающе сократилось поступление дани.

Дни и ночи напролет в течение нескольких недель Фибус держал руку на пульсе, лично осматривая подвластные территории. И, пожалуй, столько же не спал.

Мог себе позволить подобную роскошь — был молод и горяч.

Пришлось серьезно усилить охрану, значительно проредить круг добрых знакомств. Руководствуясь правилом о близости родственных отношений, разослать по городам и весям братьев на пятом киселе, а родные закончились еще в ранней юности.

Чтобы не доводить дело до собственной скоропостижной отставки, пришлось заново наводить мосты. Где не удавалось провести переговоры, в ход шла хитрость. Где не помогала и она — монета и нож. Да что там говорить — и сам не раз в те дни бывал на волосок от гибели. Стража Сар-города сбивалась с ног, пытаясь навести былой порядок.

Фибус знал, что бесполезно рубить головы восставшему против него многоликому чудовищу, и потому лихорадочно искал его сердце — центр смуты.

В тот день ему предстояло заручиться поддержкой Головы. Официальная власть смотрела на Лориани настороженно: в Ратуше слышали о завещании, но до сих пор не могли поверить в добрую волю Хозяина. Бывший смотритель рынков, с их точки зрения, никак не подходил на отведенную ему роль.

Он прогуливался вдоль Ивовой — сулившая долгие жаркие переговоры встреча в Ратуше должна была начаться только через час, когда заметил двоих из свиты Кариссая. Это было, по меньшей мере, странно. Его ребята обычно терлись у базарной площади, зашибая звонкую монету у простодушных приезжих зевак, и в этом районе без указа сверху старались не появляться.

Оглядываясь по сторонам, они зашли за угол дома.

Фибус мог бы отдать распоряжение проследить за ними, а, быть может, для неспешной ночной беседы и вовсе — доставить после переговоров к себе, но решил, что информация, почерпнутая в естественных для этих двоих условиях куда ценнее полученной под давлением в стенах сырого подвала.

Стоило им скрыться из виду, дал знак охране следовать за ним. Перехватив удобнее трость, чтобы не шумела о камни — в ней на непредвиденный случай скрывался трехгранный стилет длиной в локоть, спешной походкой направился к палисаду, сплошь увитому задеревеневшими побегами плюща. В окнах дрожали отсветы зажженных масляных ламп.

У колючего куста свернул в неприметную арку и оказался в огороженном высоким забором дворике. На веревках висели мокрые еще простыни и мужское белье. За вторым рядом ему повстречалась женщина в мокром переднике с тазиком тряпья в руках, который она намеревалась уже громко уронить на землю. Арно, следовавший чуть поодаль, подхватил ношу. Другой, кажется его звали Квол, — зажал рот хозяйке. Приложив к губам палец и отвесив женщине горсть медяков за молчание, Фибус прошел мимо.

Надеясь, что не ошибся с выбором места — благо, знал улицы города не хуже линий на своих ладонях, — обошел пересохший колодец по левой стороне, сделал несколько шагов к отхожему месту. В ноздри ударила кислая вонь. Кажется — здесь… Перед ним была грубо сложенная кирпичная кладка. Он чувствовал, те двое должны быть неподалеку, по другую сторону преграды. Остановились в тупичке подсчитать вечерний улов. Прислушался — и правда, обсуждают что-то, уверенные в отсутствии слежки. И ничуть не стесняются в выражениях.

— Эк, ты знатно его отделал, да-а… — говорил один. — Только б нож на твоем месте я доставать не стал…

— Сам напросился, полудурок аданайский. Покричать ему, видите ли, захотелось… — возбужденно возражал другой, развязный голос. — В седло засунет пусть те бумажки, которыми перед носом тряс. На дух не переношу, крыс прибрежных…

Лориани передернуло: во-первых — не пристало уважаемым господам, какую бы ступень в пищевой цепочке они не занимали, выражаться подобным низким образом; во-вторых — вонь от выгребной ямы наполняла фразы соответствующим содержимым. Гнилостный запах неприятно щекотал ноздри, придавая сказанному объем.

— Жалеешь, что ли его? Зря. Ты для него — никто, и звать тебя никак… На это глянь лучше, — звякнул металл, — Какого, а? …золотые.

— Че т тошно мне от рыжъя этого… Стража, может и не найдет — им трупом больше, трупом меньше — один хрен. А вот Выворотень возмутится.

Фибус навострил уши: ни о ком с таким странным прозвищем он ранее не слыхал. Что ж, не зря он решил проследить за ребятами Кариссая… Занятие неприятное, а кто-то может подумать — недостойное личности его уровня. Но основанная на собственном не лишенном ошибок опыте интуиция нередко помогала ему нащупать верную дорогу. Оттого и стоял сейчас у кирпичной стены в закрытом дворике. Вслушивался во тьму, пытаясь разобрать, о чем шепчется подозрительная парочка, и, как следствие, медленно пропитывался отвратительными ароматами фекалий и гнили.

— …за холодного отвечать придется, — тем временем продолжал осторожный. — В городе дележка в самом разгаре… в замес бы не попасть.

— У меня все схвачено, не дрейфь. Если молчать будем, Выворотень мимо пройдет, пришьет дело Липовским. А мы — не были, не знаем ниче… на, держи…

Вновь зазвенели монеты.

— Может, по девкам сходим? Видел недавно такую цыпочку, м-м-м…

— Думаешь, не пронюхает? Старый Хозяин пройдоху на свое место не назначил бы.

— Прав ты, конечно. Тот район не наш… — устало повторил первый. — Кариссаю, если что, виниться будем — прикроет. А козел этот карликовый, сожри его черви…

Лориани отстранился от стены: брови сведены к переносице, губы напряженно поджаты. Он мог спокойно идти готовиться к встрече в Ратуше. Ему стало понятно, о ком говорили эти двое — достиг, чего хотел. Но понравился ли результат?

Предстояло много работы: авторитет среди ночной братии — штука важная. Заработал он его давно, но, видимо, не преуспел в поддержании, чтодаже в низах о нем до сих пор не лучшего мнения…

Задумчиво взвесив на руке трость, расстроенно покачал головой. Все-таки вновь придется измазаться в дерьме. Это не сложно сделать, когда уже увяз в нем по колена. Опусти только руку и зачерпни вдоволь — нос все равно привык, не учует больше положенного.

Планы приходилось менять на ходу. Приказав Арно привести эту парочку после переговоров с Головой, Фибус Лориани — отныне «Выворотень» — вышел на улицу. На город опустилась ночь, газовые фонари разгорелись в полную силу, людей в вечерних нарядах прибавилось. Протарахтела мимо, выпуская клубы дыма из высоко задранной трубы, повозка без лошадей, ведомая паровым движителем. Он слышал об изобретении, выпущенном железнодорожной мастерской в прошлом месяце, но собственными глазами видел этакое чудо впервые. Приняв самый простодушный вид, направился вверх по улице. Охрана во главе с Арно в те лихие дни не отставала от него ни на шаг…

Отстранившись от тазика — нутро болело и взывало о бережном отношении к себе, Фибус сходил в ванную и отмокал там битый час, пока в голове не прояснилось. На спинке стула висел свежий халат и полотенце. Мартина на глаза старалась не попадаться: из коридора доносились ее строгие окрики, какими она обычно подгоняла нерасторопную прислугу.

…Он помнил, как воротили носы тогда на приеме у Головы, где собрались владельцы окрестных земель — успел-таки пропитаться благоуханием черного двора. Дамы, благочинно прикрываясь веером, морщили маленькие носики, господа всем видом старались показать, что не замечают тонкой изысканной вони, исходящей от его выглаженного сюртука и ботинок.

Несмотря на холодную, полную фальши и наигранных участливых взглядов, встречу, ему удалось найти компромисс. Пошел на уступки, договорился о мзде, в обмен получил гарантии невмешательства Стражи в междусобойчики ночных бродяг.

А после, стал прочесывать частым гребнем дворы и переулки Черного города. Крови тогда пролилось немало.

К прозвищу, значение которого можно было вывернуть и так и сяк, он постепенно привык. Не любил только, когда забывшись, кто-то из подчиненных напоминал о нем вслух. А за глаза — пусть называют — не страшно. В конце концов, он не способен контролировать абсолютно все стороны их жизни. Главное, чтобы дела соответствовали принесенной ему клятве верности…

Закончив с водными процедурами, Фибус позавтракал в саду и вновь вернулся к работе. Шла она абы как. Мысли постоянно возвращались к троице, которую он отбирал лично.

Два профессионала с разными возможностями и ответственным подходом к решению нетривиальных задач, и один козел отпущения, который, впрочем, тоже не пальцем деланный. В жизни порой случаются чудеса. Кто знает — может, и ему свезет.

Васер Лау происходил из небогатой семьи сапожника. Детство провел в общении с дворовой шпаной, зачастую оставленной без призора. Они обитали у рынков, заглядывали и в Швейный тупичок, облюбовали вокзал, зарабатывая на карманные расходы мелкими кражами. Потом подросший пацан засветился у ипподрома, где Фибус и приметил его. Тощего, тонконогого, но шустрого и легкого на язык. Его сметливость пришлась Лориани по вкусу — оттого и приблизил к себе, сначала выдавая краткосрочные, не слишком-то и важные поручения. Со временем планомерно повышая их значимость, помог поверить в себя. Он был уверен, что ценные кадры нужно растить самому, с младых ногтей приучая к ответственности.

Плохо одно — такой подход не гарантирует извечной преданности, которую он старался привить подчиненным, чему иногда становился свидетелем. Что повторилось и сейчас: зарвавшийся мальчишка внаглую обворовывал своего господина, полагая, что хозяин не обратит внимания на его патологическую удачливость.

Что ж… Васер разрушил возложенные на него надежды и теперь сполна ответит за содеянное. Какая концовка ждет предателя, Лориани сказать затруднялся. Даже если тому крупно повезет, и он вернется в назначенный день и час под ручку с приговоренным.

Об этом он решил подумать позже, когда тот, уцелев в мясорубке, соизволит предстать перед его горящим взором. Шанс на спасение для Лау был настолько призрачен и исчезающе мал, что Фибус гнал взашей любые варианты положительного исхода для него, вспыхивающие в мозгу отдельными искрами…

Рики Фрид — совершенно другое дело. Второй из короткого списка, в котором он видел если не спасителя, то персонажа способного выполнить возложенную на него задачу. Наемник из Гаргетая, загибающегося поселка на краю снежной пустоши, несколько раз выполнял пикантные поручения, с достоинством соблюдая указанные сроки.

О нем давно не было слышно. Арно намекал, что тот, возможно, решил бросить опасное занятие и уйти в проводники — их услуги в промороженной степи пользовались немалым спросом, но Лориани не верил в это. Жители селения предоставляли услугу охотно, получая за нее щедрое для тех мест вознаграждение, но Рики Фрид ни за что не оставил бы привычное дело. Редкая профессия тоже была сопряжена с риском, а платили за нее по меркам людей лихих, к каковым он себя причислял, все же пренебрежительно мало.

Потому и разослал Фибус доверенным людям послания с просьбой помочь найти зарекомендовавшего себя наемника. Для каких целей — не сообщал, указал лишь размыто, что дело важное. Он и явился через пару дней. Отирался, видимо, где-то неподалеку. Как Лориани и подозревал.

Оставалась Юстина Эбберг, дочь Тысячеглавой матери. Хотел бы он лицезреть этакое невозможное чудо — единую в десятках сотен лиц, да не видал ее родительницу — как никто другой восточнее Чулушты. Ни единого раза.

Ходили по Разделенному миру слухи, что и не существо это из плоти и крови, а самое настоящее чудище, рожденное из болотного газа. Даром, что противостоит на границе гор таким же монстрам время от времени наступающим из-за восточного предела.

Тут выбирать не приходилось — уж кого пришлют. Оставалась надежда, что слухи о девушках не врут, и все они соответствуют заявленным характеристикам.

Да, он уже имел дело с десятком из них. Убедился лично — воины достойные подражаний, но, к сожалению, совершенно не пригодные к применению в многоходовых операциях. Дело тогда они слили, не пожелав сдаваться окружившему их противнику. В мыслях Лориани держал пленение отряда, как отвлекающий маневр — личинки из ставшего на прикол товарняка должны были выносить совершенно другие люди.

Вскоре, при помощи влиятельных связей в окружении Государя, он планировал освободить девушек из неволи. Нет же! Вздумалось этим дурам обнажить мечи, и погибнуть там же, не отходя далеко от состава. Надо отдать должное — заказчика они не выдали, и на том спасибо. Но осадок остался наисквернейший…

Прибытия избранной дочери Тысячеглавой он ожидал с замиранием сердца. А когда та объявилась в кабинете в разорванной блузе, плохо копируя путан из окрестных домов терпимости, понял, что волновался зря. Тысячеглавая — конечно, если она на самом деле являлась человеком, а не страхолюдным чудовищем из легенд — была человеком слова. Прислала не худшую из своих отпрысков.

Лориани отложил в сторону журнал и, заложив руки за голову, откинулся на спинку стула. Позвал:

— Мартина, душенька!

Женщина не заставила себя ждать, появилась на пороге кабинета через несколько секунд.

— Что изволите, господин, — бросила она сквозь зубы и смотрела при этом только в окно. Явно была не в настроении.

— Не пройтись ли нам послезавтра с раннего утра по Швейному тупичку, а? Вместе?

Он постарался, чтобы прозвучало это как можно более естественно и непринужденно. Мартина молчала.

— Оплачу любой каприз, — чтобы предупредить каверзный вопрос, быстро продолжил, — я чувствую вину, и должен извиниться за вчерашнее…

— Как пожелаете, — она пожала плечами. Фибус кожей чувствовал исходящие от нее ледяные порывы.

— Решено! Подыщи свой самый лучший наряд и, аккурат после завтрака, мы отправимся. Условимся о встрече у ворот.

Она развернулась, не соизволив узнать — вправе ли уйти.

— Подожди! — Обернулась. — На неделе ты освобождена от работ по дому — отдохни, как следует. Прогулки по лавкам отнимают много сил. А за жалование можешь не беспокоиться, сохраним — в конце концов, ты и так с ног сбиваешься, присматривая за хозяйством и… собственно, мной.

— На кого же я дом оставлю?

— Гунар справится ничуть не хуже. Ты успела его натаскать.

На лице ее мелькнула тень сомнения. Впрочем, Мартина решила не комментировать опрометчиво брошенную реплику. Так же неслышно, как и появилась до этого, исчезла в коридоре.

Прогулка пойдет женщине на пользу, и он сумеет вновь вырасти в ее глазах.

Голова понемногу проходила. Настроение встало на путь исправления. Фибус рассчитывал, что Мартина, совершив покупки в мастерских, развеется и простит его.

В глазах народа, подчиненных и соперников, как ему казалось, он видится всемогущим кровожадным зверем — иная ипостась для Хозяина подворотен попросту не предусмотрена данным титулом.

Но внутри, как хотелось верить, он все еще оставался человеком. И больше всего на свете сейчас ему хотелось уюта, заботы и бескорыстного тепла.

Глава 8 Васер Лау

Покинув владение Хозяина подворотен, Лау первым делом наведался домой. От одежды несло плесенью и потом, которым он не раз покрывался в сыром подвале, с замиранием сердца ожидая расплаты за содеянное.

Перед аудиенцией с Выворотнем он успел основательно прожариться на солнышке — думал, сдохнет раньше, чем до него соизволят снизойти — но так и не сумел полностью избавиться от смрада подземелья. Значительно потерял в нюхе — в носу застыла кровяная корка, и зрении — глаз по-прежнему отказывался нормально видеть, окрашивая предметы в желтые и багряные тона.

Об извозчике, которому нужно отдать хотя бы медяк государева чеканного двора, речи не шло. Потому добирался до родного порога пешим ходом. Побитый и грязный, как дворовый кот, он вызывал отвращение и страх у встречавшихся на пути редких прохожих, что было до обидного непривычно. В другой жизни, казавшейся теперь лишь сладким сном, все происходило в точности до-наоборот. Это он свысока смотрел на округу и старался держаться подальше от подозрительного вида пройдох — мало ли какую от них можно подцепить заразу.

Дыша ртом и обжигая гортань сухим раскаленным воздухом, без стука ввалился в калитку. Дверь оказалась не заперта. Во дворе его встретили разор и запустение: арочные окна на обоих этажах оказались выбиты, по земле в беспорядке разбросали тряпье, бумаги и книги. Горки битой посуды соседствовали с картинами, по которым не один раз прошлись ногами. Даже кадки с пальмами, которые только-только прижились, и те разбили на черепки, а корни очистили от грунта.

Тайник, в котором он держал скопленные не переезд в Аданай средства, искали основательно. Проверяли в самых неожиданных местах. Не гнушаясь ни чем. Даже сортир был перевернут и разобран частично. В выгребную яму, кажется, подкинули дрожжей — такое от нее разносилось по двору «благоухание».

Разорив особняк, ему недвусмысленно намекнули, что с прежней жизнью покончено. Смешно было надеяться на иную реакцию патрона. Одно неясно — почему не убили сразу, а дали шанс искупить вину делом.

Парадный вход был раскрыт настежь, в темени коридора блестело что-то, снаружи не разобрать.

С опаской он заглянул внутрь. Никого не обнаружив, позвал:

— Роксана! Глим!

Ему не ответили, но наверху тихонько звякнуло что-то. Покатилось с нарастающим грохотом и упало на пол, дребезжа сотнями осколков. Видать, не все бьющееся успели разбить.

Он переступил порог, медленно привыкая к полутьме, воцарившейся в прихожей. Прошел вглубь, едва не столкнувшись с единственной уцелевшей в доме вещью. Под тяжелой резной рамой, в зеркале по другую сторону серебреного стекла, он видел кого-то другого — не себя. Там стоял грязный оборванец с распухшим окровавленным лицом.

Хорошо, что в доме не горело ни единой свечи или керосиновой лампы, а то испугался бы увиденного: свет падал со спины, скрывая особенно отвратительные изъяны.

Обведя взглядом последствия нашествия глубинных тварей — по-другому прежних коллег по цеху называть не хотелось, он направился к лестнице на второй этаж, которая широким полукругом она уходила наверх, к спальной комнате. Декорированная цветной тканью стена была безнадежно испорчена. Чем-то острым, скорее всего специально вынутым для этого ножом, распороли ее вдоль всего пролета.

Оружие налетчикам больше ни для чего не пригодилось: Васер нигде не обнаружил и капли крови. Стоившая ему немалых денег охрана сдала позиции сразу, только услышав от кого пришли ночные посланцы. А прислуга и вовсе не пожелала связываться — себе дороже выступать против обученных мордоворотов с ножами, кто бы их не отправил. Тем более, что не по их душу приходили, самим бы невредимыми остаться.

Увидев тень в полоске света под дверью кабинета, снова позвал:

— Роксана, солнце мое!

Уверен, уж она-то не предаст ни за что. Будет биться, как разъяренная кошка в катакомбах. До последнего.

Могла, конечно, сбежать. Но потом бы обязательно вернулась — для нее он больше, чем хозяин дома, присматривать за которым она нанялась; даже больше, чем хороший друг…

Отворил створку — все та же разруха, и ни единой живой души.

А, нет — был кто-то. У стола, рядом с черепками глиняной вазы разлетевшейся по полированному паркету, под сорванными с гардины и истоптанными шторами шевелилось непонятное. Васер присел на корточки, приподнял край тонкой лазурной материи.

Издав угрожающий мяв, из складок выпрыгнул рыжий дородный котяра. Шипя, заскрежетал когтями на скользкой поверхности, вписываясь в поворот. Выбежал прочь из кабинета и скрылся во мгле коридора. Некоторое время было слышно, как он нещадно царапает изуродованные обои на лестнице, но затем и этот звук стих.

«Совсем дикий стал», — подумал бывший смотритель ипподрома. Он недолюбливал все кошачье племя. Работу их поощрял, и даже держал пару котов на дворе — они прекрасно справлялись с обязанностью крысоловов, но испытывал стойкую неприязнь к их нарочитому эгоизму.

Поправил лакированный, в глубоких царапинах стол. Уже не обращая внимания на выпотрошенную обивку, поставил на место стул. Сел, подперев голову руками.

«Куда бежать? — подумал он. — И надо ли? И на какие средства?»

Речи не шло о том, чтобы проверить тайник. Поисковую команду Выворотня не остановило бы и вскрытие полов, чего он не успел заметить. А, значит, нашли, оставив совсем без гроша. Счет в банке и депозит, наверняка, опустошены или заблокированы. Город перекрыт, в отрядах привратников найдутся желающие заработать десяток медяков, а то и серебряный за сдачу беглеца.

Можно воспользоваться подземными норами, верхние уровни которых изучил, когда был еще ребенком. Папаша-пьяница не препятствовал отпрыску в познании окружающего мира, предпочитая проводить время в компании с мутноватой, выгнанной из овса, жидкостью. Иногда он отрывался от початой бутыли, и обращал взор на сына. Тогда с ним говорили розги в заскорузлой ладони сапожника.

Так что, Васер предпочитал держаться от отца на почтительном расстоянии, возвращаясь домой далеко за полночь, или под утро, когда даже самые натренированные пропойцы не выдерживали и ложились спать.

Но опять же — наверху будет стража. Рыскающая в темноте свора мальчишек, попадись они служивым на глаза, не вызовет у них опасений. Проходил такое несколько раз: шикнут с угрозой, прогонят куда подальше. Сами в прошлом были малыми, помнят еще неодолимую тягу к приключениям.

Взрослый же, наоборот, притянет ненужное внимание. Дозволенные детям шалости редко сходят им же с рук, стоит немного вытянуться и возмужать. В Сар-городе взрослели быстро…

Подумав, что надо бы умыться и привести, наконец, себя в порядок, Васер Лау прошел в уборную — тамошнее зеркало раззявило на него рот полный стеклянных осколков. Кадка рядом оказалась полна чистейшей воды. Не стали портить, и на том спасибо. Стянул с тела выданную у Вывортня рубаху, омылся быстро, обтерся полотенцем, которое подобрал тут же на полу. Сразу же стало чуть легче: сквозь выбитые окна в дом затягивало жар с улицы. В гардеробной подобрал менее всего пострадавший от набега костюм.

На всякий случай, чтобы увериться в догадке, сдвинул спрятанную за вешалками тайную дверцу. Ни мешочков со скопленным золотом, ни ехидной записки. Вышел прочь.

Дом и двор он покинул полный решимости заняться предложенным делом. Половину лица, дабы не смущать добропорядочных прохожих, повязал чистым платком, на голову надвинул глубокую широкополую шляпу. Иногда, несмотря на увечье, прохожие узнавали его, приветствуя жестом. Он благожелательно кивал в ответ и проходил мимо, чем нередко вызывал недоумение и шепот за спиной.

Они были из тех, кто по какой-то неведомой причине не знал еще о случившемся ночью. Не хотелось видеть, как резко изменятся выражения их холеных лиц, как только поймут, в чем дело.

Лау остановился у выбеленного известкой дома. Понимал, что должен двигаться дальше, однако, прошлое не желало отпускать его. Всего ночь назад Васер имел крышу над головой, прислугу и занимал не последнее место в иерархии города. Звезд с неба не хватал — крепкий середнячок. Держался тени, полагая, что дольше и спокойнее проживет.

Его доход изменился, когда пришло время сесть в кресло Смотрителя ипподрома. Среди разномастной Свиты Хозяина барыш, который он получал с проведения скачек, не считался особенно великим. Зато отличался завидной стабильностью. Несмотря на увядающий мир, готовый рухнуть в пропасть при первой возможности, люди продолжали верить в свою удачу.

Многое из того, о чем мечтал во снах отирающийся на рынках шалопай, стало реальностью. Завел нужные знакомства, отбоя не было от разной сортности и свежести дам…

Тогда-то и появилась в его жизни Роксана. Внаглую потеснив его былых подруг, прочно заняла она место в разбалованном деньгами сердце. Он разменял четвертый десяток, и в скором времени хотел поставить для нее вопрос ребром, собираясь сделать предложение, но ночь расставила все по местам… Вот он, избитый и замученный, стоит перед входом в дом ее родителей.

Сжав руку в кулак, несколько раз ударил по двери. Долго не отвечали, шушукались. Потом внутри послышались шаркающие шаги. Спросили:

— Надо чего?

— Откройте, это Васер Лау. Роксана у вас? Мне нужно ее увидеть.

— Ах, Васер, сынок… Погоди минутку, — сказал старческий голос матери.

Вдалеке, под крышей, о чем-то оживленно переговаривались и, как будто, даже спорили.

Что он скажет девушке, Васер не знал. Одно хорошо — приходили только за ним, а ее не тронули. Цела и невредима.

Васер с нетерпением ждал, когда откроется дверь, и он сможет, наконец, обнять дорогого человека. Зарыться руками в воздушные локоны…

— …так нет, дочки-то, — сказали из-за двери с запозданием. Никто не стремился отворить ее и принять бывшего Смотрителя в горячие объятия. — В обед еще в Хаталу к тетке уехала. Захворала она, и пригляд за собой потребовала. А мы-то старые… Иди… уехала она.

— Давно уехала?

— …утром еще, до восхода.

— А когда вернется?

— Месяц можно не ждать… иди, сынок.

Васер занес руку, чтобы вновь ударить по неприступной створке, которую так никто и не озаботился открыть, и которая в другие времена оказывалась для него гостеприимно распахнутой в любое время дня и ночи.

Передумал. Сунув руки в карманы, спустился на мостовую.

А чего он ожидал?

Что после всего случившегося Роксана обливаясь горючими слезами, бросится ему на шею? Усмехнулся — дурак и есть дурак…

Вдали послышался протяжный гудок прибывающего поезда. Васер постоял еще немного, втайне надеясь, что дверь откроют и его пригласят зайти. Глупец. Он не смотрел в окна, но чувствовал на спине брошенный из-за плотных штор взгляд. Можно забыть эту дорогу.

Оставался, еще вариант, куда он мог бы податься, но уж очень не хотелось претворять его в жизнь. К несчастью, особого выбора у него больше не оставалось: все добрые знакомства, нажитые в пору смотрительства, окажутся пшиком. Не стоит даже напоминать о себе — никто не будет разговаривать с заочно похороненным человеком.

Примерно через час Васер вышел к безлюдной привокзальной площади. Она наполнится лишь вечером, когда придет время для отправления состава на восток. Суховей задувал порывами. Гнал ветки и жухлые былинки по широкой плотно подогнанной гранитной плите.

Обойдя здание вокзала с южной стороны, он вышел к грузовому сектору. Несмотря на пекло, от которого спирало дыхание и жутко хотелось пить, на присыпанной угольной пылью платформе суетились чернорабочие. Вяло перекрикиваясь бранными словцами, они разгружали прибывший с запада состав с рудой.

Васер и сам когда-то пытался зарабатывать на жизнь подобным образом, но достаточно скоро осознал, что быстрее обзаведется грыжей позвоночника и другим ворохом болячек, присущих пыльной профессии, чем сколотит на этом состояние. Предпочел и дальше чистить кошельки зевак на рынках.

Прошествовав вдоль вагонов, вышел к хозяйственным постройкам. Тут было не так людно. Схватил за руку пробегавшего мимо мальца в измазанной сажей робе.

— Виолика где? — спросил он, стараясь перекричать железный грохот. Ржание недовольных лошадей и окрики извозчиков мешались с дребезгом камня о металл. Отражались от стен, взлетая к высоким сводчатым аркам. Сливались там в безумную какофонию, среди которой становилось крайне затруднительно разобрать обычную человеческую речь.

— Хы, гром-баба эта… — ответил пацан, вырываясь. — Так работает, че. Сам не видишь? А-а-а, — протянул он, — Да ты ж одноглазый!

Чтоб его правильно поняли, ладонью прикрыл половину лица.

«Молодежь, — мысленно закатил глаза Васер, — берегов совсем не чувствует…» Остро захотелось надавать пацану по щам.

Указав на состав, где полным ходом шла выгрузка руды, мальчишка поерзал немного — возможно почувствовал, что слегка перегнул палку. Сказал, напрягая голос:

— Вон, товарняк прибыл — зашиваемся.

— Веди.

— Не велено мне от пути отклоняться! Туда иди, — махнул он в сторону противоположную той, куда рвался недавно, — у инструментального она, бумаги на выдачу готовит!

— Не пустят меня одного в цех, сам знаешь.

— А, че… Попросишь кого, кто первым выйдет. Не впервой, наверное.

— Зубы-то не заговаривай. Веди уже.

— Отпусти — хуже будет, — не сдавался паренек. Сделал попытку ударить ногой пониже коленной чашечки, но не дотянулся. — Пусти, гад — укушу!

Чтобы показать, что настроен решительно, пацан приблизился ртом к кулаку, сжавшему тонкую руку. Опомнившись, Васер встряхнул его — не ожидал такой прыти от мальчугана. Для острастки отвесил зверенышу подзатыльник.

— Бешеный, что ли?! Я тебя по-хорошему попросил.

— Худо мне будет, если с тобой к ней приду, — заканючил он. — Пусти, пожалуйста!

— Узнал, значит… — сказал Васер. — Она предупреждала?

— Она, че… — обреченно вздохнул мальчишка, размазывая грязь под носом. — Виолика.

— Выбирай — или она тебе уши надерет, или я — руку сломаю. К Виолике я тогда не попаду, но и ты месяц-два одноруким походишь. Бесплатно. А за дело только через квартал примешься, — просто сказал Васер. Некогда ему было тянуть кота за причинное место. А пацан не сахарный, не растает. Утрется, …че.

Шмыгнув носом и обиженно засопев, мальчишка потянул в сторону цеха.

Дошли они быстро. Васер помнил дорогу, хоть и проработал здесь в юности не больше четырех недель. Ничего практически не изменилось за двадцать пять лет: все те же хозблоки из плитняка и глины, и узкоколейка протянувшаяся меж них.

Дальше рельсы ныряли под ворота высокого крытого железным листом ангара. С утра до позднего вечера в нем стояла страшная духота — все выжидали, когда опустится неласковое светило, а ночью там было не протолкнуться от народа: мастера-станочники спешили выполнить двойную норму, чтобы не истекать потом днем.

Натуральная баня.

— Куда это вы? — спросил охранник на входе.

— Сахиб велел ключи принести, — не задумываясь, ответил провожатый. Мальчонка быстро соображал, что к чему.

— Ключей-то много надо? — Охранник со скепсисом оглядел пришельцев.

— Много. Один не дотащу. Вот, калеку в помощь присоветовали.

«Ладно. Пусть говорит, что хочет — лишь бы до Виолики добраться», — подумал Васер. Пацан уколол его украдкой, но не выдал — и на том спасибо. Не хотелось дожидаться заката, когда старая знакомая освободится. До срока, что обозначил Выворотень, оставалось мало времени. Он планировал провести его с пользой для дела.

Просветив колючим взглядом странную парочку насквозь, охранник потянул на себя воротину.

Из цеха пахнуло смазкой, раскаленным металлом и подгоревшим деревом. Жужжали станки, приводимые в движение маховиками. За дальней стеной пыхтела, соединенная с ними через хитрый редуктор, паровая установка. Машину не было видно, зато прекрасно слышался ритмичный перестук ее поршней. Истерично визжали заготовки, когда к ним, отсекая лишнее, прикасался твердосплавный резец.

Справа были выделены несколько помещений. Пройдя с дюжину шагов, не по возрасту смышленый паренек завел Васера в первую по ходу движения дверь.

— Вот, — сказал он, утирая сопливый нос.

— Что значит — вот? — переспросил Васер, глядя на шестерых крепких парней, которые похоже, оттрубили половину смены и, судя по робе, частично развешенной на дверцах индивидуальных шкафчиков, собирались сейчас в столовую. Война войной, а обед, как и всегда, — по расписанию.

От неожиданности Васер Лау разжал пальцы, и мальчишка тот час же отбежал от него подальше. Спрятался за спиной того из работяг, что выглядел повнушительнее.

— А ты чего, вернулся? — спросил один, скалясь во все тридцать два зуба. На темном от загара лице они смотрелись беле обычного. Смотрел он при этом только на пацана. — Тебе чего было велено?

— Да этот пристал, — растирая отдавленную руку, сказал мальчуган. — Поймал, и говорит, — показать что-то хочет. Веди, мол, в место укромное, че… Конфет сладких обещался за это дать …

Всхлипнул в сторонке, утирая рукавом самые натуральные слезы, проступившие в уголках глаз. Вот-вот, и зарыдает в голос. Ему бы в театре играть.

Мужчины теперь смотрели только на Лау. Не мигая.

«Смекалки мальчонке не занимать, — успел подумать Васер. — Талантливый. Далеко пойде…»

Мысль оборвалась безудержной руганью, булыжниками полетевшей в него со всех сторон. В тесной раздевалке сразу стало не повернуться.

Не успел даже пикнуть — налетели, скрутили, прижали к земле. В грудь уперлось колено. Чья-то мозолистая рука нащупала горло и принялась душить. Ударили пару раз по ребрам, под дых, сорвали повязку с лица.

Васер успел рассмотреть несущийся навстречу кулак. Зажмурился, ожидая удара и боли раскалывающей череп.

Но, либо пропустил и уже находился в ином, более лучшем, мире. Либо его так и не последовало. Дышалось, впрочем, все также тяжко. Поэтому решил приоткрыть глаз — тот, который еще не утерял способность видеть. Над ним сопели и исходили потом, в шесть дюжих глоток сыпля проклятиями, но отчего-то больше не били.

— Да оставьте ж его, раздери тебя на запчасти! — кричала женщина. — Слышали, что говорено?

— Слышать — слышали, а не хочется, — сказал тот, который готовился нанести удар. Слюна из его искаженного ненавистью рта падала на щеку. — Он Митька снасильничать хотел.

Женщина рассмеялась в голос.

— И вы, шестеро взрослых жлобов, поверили ребенку?! Ха! — она расхохоталась пуще прежнего. — Да он вас вокруг пальца, как им же деланных, обвел. Ну, …молодцы — сказать, значит ничего не сказать. Олухи!

— Чего ты взъелась, — ответил другой, постарше. — Объясни лучше по порядку.

— А нечего тут лясы растачивать. Ко мне он пришел, — сказала женщина спокойнее. — Лау — его фамилия, с ипподрома Смотритель бывший. — Добавила чуть погодя: — Не любитель он мальчиков, зуб даю. Сама проверяла — было дело.

«Виолика», — подумал Васер, узнав знакомую речь. Голову повернуть, однако, не смог — словно в тисках зажата.

— Правду хоть говоришь или знакомого защищаешь?

— Не сойти мне с этого места, — заверила его женщина. — Пускайте его, издохнет же…

Хватка тут же ослабла. Рабочие неспешно поднялись. Кто-то по плечу по-свойски хлопнул: «Митек у нас такой…».

Руку, впрочем, никто не подал, как и не извинился. Подобрав с лавок разбросанные вещи, направились к двери.

Не веря, что получил свободу, Васер принял сидячее положение: ребра вновь отозвались болью. Ощупал шею, живот.

Виолика стояла неподалеку. Все такая же, как он ее помнил: ровный овал лица, четко очерченный нос, строгий взгляд из-под плавной линии бровей, в уголках губ угадывается тень усмешки. Штаны и рубаха в крупную клетку, фартук и налокотники. Волосы спрятаны под косынкой, но из-под ткани выбилось несколько взмокших вьющихся прядей, по которым можно судить, что цвет в угоду моде она не меняла — осталась блондинкой. Прибавила в годах и слегка располнела.

— Ты это, — посоветовал перед уходом последний из работяг, выглянув из-за откоса. — Если что — на помощь зови. В цеху еще много народа осталось…

Непонятно было к кому он обращается: глаза, вроде бы смотрели на Виолику, но фраза, будто предназначалась Лау.

— Уж как-нибудь разберемся, — ответила она и хлопнула дверью, едва не прищемив тому нос. Стала вытирать тряпкой вымазанные в чем-то вязком руки, дотошно осматривая каждый пальчик. Между делом она поглядывала на Васера, так и не решившего — стоит еще посидеть, или лучше встать. Подумав, пересел на лавку.

— За каким демоном, я тебе понадобилась? — не выдержав, спросила она.

— Могу я навестить старую подругу?

На этот раз Виолика смеялась дольше и гораздо громче.

— Мало тебе от парней моих досталось? Только намекни — позову обратно.

— Кажется, раньше ты и сама неплохо справлялась… Не надо больше парней, — выдохнул Васер, держась за отдавленную грудную клетку. Сказал серьезно, а проскользнули все же просительные нотки. — Сама подтвердила, что в курсе моих сексуальных предпочтений.

— Уверен, что ничего не изменилось? Социальный статус иногда меняет человека до неузнаваемости…

— Уверен.

Скомкав тряпку, Виолика села рядом.

— Повествуй тогда — зачем пришел, — сказала она отстраненно.

На него она больше не смотрела. Придирчиво рассматривала очищенные от смазки коготки. Он помнил, как те любят впиваться в спину, расцарапывая кожу в кровь. Ему не нравилось это сомнительное удовольствие.

— О моей беде, думаю, наслышана… — сказал Васер угрюмо. Сар-город быстро полнится слухами: стоит на одном его конце чихнуть, на другом уже шепчутся о проступке. — Виноват перед Хозяином. Не спорю, осознал… К тебе пришел за помощью.

— Он бы не отпустил тебя так просто. Что-то пообещал ему?

— Так… предложил мне кое-какую работенку.

— И жизнь.

— И ее, что тут скрывать… Если справлюсь.

— Вот и шел бы к своей Роксане. Сметливая — очень здорово она по дому помогала. — В голосе ее проявилась издевка. — И где такое сокровище откопал?.. Способная девчонка — быстро умеет сориентироваться в ситуации, и взять на себя часть чужих… функций.

— Ты была не только функцией, — твердо сказал Васер. Хотел посмотреть ей в глаза, чтобы поняла, что он чувствует на самом деле, но та не повернула головы. Уходя, рабочие затушили лампу, единственным источником света осталось маленькое квадратное окно под потолком: светлое пятно упало Виолике на лицо, резко очертив напряженные скулы.

— А у вас хорошо получалось, м-м-м… дружить, — сказала она.

Лау все было понятно с этой женщиной — не простит, не стоит и пытаться. И вряд ли захочет помочь, но попробовать все равно стоило. Два раза за последние сутки он попадал в переплет с потерями для здоровья. Хуже уже не будет.

— Подозреваю, что сделал неправильный выбор тогда…

— Он подозревает… — тихо прокомментировала Виолика.

— … если смотреть с твоей стороны. Но если бы мне вновь его предоставили — поступил бы точно также. Понимаешь, о чем говорю? Нам лучше порознь.

Она молчала. Он мог бы сказать еще, но тогда получилось бы, что пришел оправдываться. Васер не чувствовал за собой вины.

— А пришел я… Никто в городе не знает подземелий лучше тебя. И ты это прекрасно знаешь.

— Я давно не спускалась в них.

— Те карты, которые мы составляли в детстве — еще остались?

— Может быть… Зачем они тебе? Решил уйти в подполье? Долго там не протянешь. Рано или поздно люди Выворотня выкурят тебя наружу.

— Нужны точки спуска на нижние уровни… и тот участок, у водонапорной башни. Слышал, что успела его зарисовать.

Впервые с момента, как ушли мутузившие его работяги, Виолика посмотрела на Васера. В глазах читался интерес, густо замешанный страхе. Впрочем, взгляд быстро потух и поскучнел.

— Мне не нравится эта идея, — сказала она. — Порода там нестабильна — оступишься, и поминай, как звали. Сама иногда поражаюсь, в какие опасные места мы готовы были залезть, лишь бы увидеть…странное. Не затянешь меня туда ни за какие коврижки теперь. И ты бы… не ходил.

— Переживаешь за мою безопасность?

— Думала, когда увижу — убью на месте. Собственными руками придушу сволочь… Потому велела всем близко ко мне не подпускать.

— А теперь?

— Пока не хочется, но в следующий раз, поверь, за мной не заржавеет, — криво улыбнулась она.

Поговорив еще немного, условились на том, что Васер будет ждать от нее посыльного под мостом. У пересохшей реки, где сиживали иногда, будучи ребятишками. Прежде, чем окончательно попрощаться, Виолика снабдила его провизией на день — высушенный до окаменелости кусок соленого мяса, полбулки хлеба и бурдюк чистой воды. Затем сунула в карман пару медяков и выпроводила вон из цеха.

До позднего вечера он сидел у опоры моста, грызя сопротивляющиеся зубам припасы, да поглядывая снизу вверх на прохожих, количество которых ближе к ночи выросло. Почерневший тальник, заполонивший русло, хоть и был напрочь лишен листвы, все одно неплохо скрывал его от посторонних глаз. Стража не беспокоила.

В недоступной вышине дул ветер. Небо расчистилось, посвежело. Васер не заметил, как уснул.

А утром, когда солнце показало расплывчатый лик над горизонтом, и он открыл глаза, с замиранием сердца осознал, что так и не дождался посланного Виоликой мальчишку.

Глава 9 Рики Фрид

Качало продолжительно и очень сильно. Тряслись стены, с потолка сыпалась штукатурка. В двух шагах от арки не выдержала брошенная над проходом толстая деревянная балка: треснула, ощетинившись щепой. Волновались шторы. Со стен срывало все, что спокойно висело до этого: картины, корзины плетеные — с цветами и без, какие-то склянки с пахучими притираниями на полочках…

Потом с криком из комнат побежали люди: мужчины и женщины, почти поголовно — в чем мать родила. Особенно вдумчивые несли охапки одежды перед собой. Те, кто поумнее, держались впереди вообще без какой-либо поклажи.

Не сговариваясь, Дрок и Рики вытянули Викиса из подполья за руки. Приподняли над полом — на его ослабевшие ноги надежды было мало — и тоже устремились к выходу. Прорываться сквозь обезумевшую толпу было трудно, но тычки и затрещины зазевавшимся все же помогли немного расчистить путь.

На улице как-то сразу стало людно и тесно. Народ повыскакивал из близлежащих домов. В мгновение ока мостовая оказалась забита до отказа.

В силу специфики заведений, размещенных вдоль нее, большая часть людей оказалась раздета донога, так что даже вор с наметанным глазом, вздумай он «пошалить» в толпе, затруднился бы сейчас ответить — кто из них мог претендовать на звание «его клиента».

Отовсюду громогласно ругались и причитали на все лады. Кто-то спешно одевался, кто-то с бранью отбирал у соседа одежду. Ему активно сопротивлялись, слышались возмущенные крики. Тут и там завязывались потасовки, появились расквашенные носы.

Рики походя сорвал со смущенно жавшегося к стене интеллигента пиджак: кроме него на человеке из одежды имелись только старомодные очки в роговой оправе. На гневно-недовольное мычание пригрозил расправой и затолкнул обратно в толпу. Добычу отдал Иглао: рубаху доходяга потерял в коридоре, когда бежали сломя голову подальше от готовых обрушиться стен.

Помог справиться с пуговицами — уж больно медленно двигался Викис. Сказал:

— Совсем другой человек… — Плюнув на ладонь, пригладил его всклокоченные волосы, но те так и остались торчать в разные стороны. Хорошая ванна пришлась бы очень кстати… — Дрок, как считаешь — пойдет?

Окинув Викиса быстрым взглядом, вышибала равнодушно хмыкнул:

— Измят немного, но на улице сейчас кого только не встретишь, — промолвил он, кивком указав на разношерстную публику перед входом.

Вид висельника его не интересовал. Высматривая вдоль по улице выше крыш, он прислушивался к чему-то.

По службе Рики помнил эту его особенность: руки напряжены, ноги подпружинены, и головой медленно так поводит из стороны в сторону, словно нюхом чует угрозу. Еще не видит воочию, но уже уверен — беды не миновать.

Гул утих, земля перестала шататься. Над городом, потеснив всеобщий ор, возник тягучий леденящий душу скрип.

Звук был настолько тих, что поначалу Рики не обращал на него никакого внимания, но когда он перекрыл возбужденный гомон, идущий одновременно со всех сторон, уже было сложно не замечать очевидного. В центре, недалеко от того места, где Рики устроил засаду городской Страже, происходило нечто совершенно необычное. С подобным мрачно-торжественным достоинством там могла рушиться лишь одна высокая постройка. На грани слышимости, едва уловимо, шумела струями освобожденная из стального плена вода.

Люди замолкли, раскрыв рты. Словно ушей им было недостаточно, и они пытались попробовать тревожное чувство на вкус. Смотрели все при этом только в одну сторону.

Скрип нарастал, пока в какой-то миг не превратился в угрожающий тоскливый вой. А потом вдалеке оглушительно лопнуло — один и второй раз — и что-то громадно-тяжелое обрушилось с высоты, заставив землю вздрогнуть.

На этот раз под ногами вибрировало продолжительно, но не так опасно. Здание вдалеке разрушалось под собственным весом.

— Вам лучше уйти — давка будет… — посоветовал очевидное Дрок. Добавил: — Ты знаешь, где меня искать.

Кивнув и схватив Иглао за шкирку, Рики Фрид стал продираться сквозь толпу, прочь от того места, откуда исходили вой и грохот. Он не понимал, что послужило причиной феерического разрушения водонапорной башни, но точно знал одно — уйти лучше как можно дальше.

Несколько дней назад, в приватной беседе, Выворотень заверил его, что конкуренции со стороны других исполнителей можно не опасаться. Дело требовало тщательной подготовки и, в случае неудачи, попахивало незапланированной прогулкой в пустоши много южнее Биндона. Других охотников рискнуть головой он не нашел. А значит, Стража немедленно повесит случившееся на плечи наемника, и искать будет с удвоенной, а то и утроенной силой. Не распыляясь на мелочи.

Укрепив допсоставом посты на выходах из города, перекроют любую возможность улизнуть за периметр, а на улицы выгонят патрули, которые ближе к ночи усилят псами. О милой прогулке к дому Хозяина подворотен можно было даже не помышлять.

Работая в толпе локтями, Рики шел сквозь толпу. Он думал, что делать дальше. Ничего хорошего, кроме ночной вылазки за стены города, в голову не приходило.

Да, к этому времени стражников на улице и вратах прибавится изрядно, если уже не отозвали всех до кого смогли дотянуться, но тогда ограниченная в темноте видимость будет на стороне Рики. Иглао в штурме препятствия будет лишним — из-за досадной обузы в виде повисшего на плечах висельника открытой схватки не избежать, с этим придется смириться.

И бросить его не смог бы — поймают и, возможно, тут же убьют. Достигнутая с Выворотнем договоренность явно намекала на доставке Викиса живым. Допускалось, что тот может пострадать при побеге, однако должен он был предстать перед Хозяином подворотен в полном уме и здравии. Иначе не видать Фриду обещанных денег, а аванс придется вернуть. Рики неохотно расставался с деньгами.

Иглао Викис, спотыкаясь шел следом. С интересом вертел головой по сторонам, будто впервые видел такое скопище народа и, казалось, ни о чем не думал. Рассматривая напуганных полуголых девиц ничуть не смущающихся собственной наготы, он остановился, желая прикоснуться к обнаженной груди одной из них. Разозленный заминкой Рики обернулся и дернул того сильнее прежнего, так что оба чуть не завалились под ноги толкущегося на мостовой люда. Мельком брошенного взгляда ему хватило, чтобы прочитать на лице висельника не естественную похоть, а, скорее, научный интерес.

«Странный мужик», — подумал Рики. Потом снял с пояса меч и легкими взмахами принялся разгонять стоявших на его пути.

Очень скоро толпа поредела: люди сами старались держать безопасное расстояние, своевременно отступая на метр от приближающегося лезвия. Конечно, могли отыскаться безумцы, способные броситься отбирать клинок — совершить настолько же храбрый, насколько и глупый поступок. Но, к их же счастью, таковых среди разношерстной публики не объявилось.

Следующая улица оказалась пуста, будто вымерла. Вскоре Рики стало понятно, что квартал красных фонарей закончился, и они вышли к Складской. Примерно так он себе ее и представлял: достаточно широкое расстояние между домами, чтобы враз могли разъехаться несколько груженых повозок, да пара рельс с зауженной колеей, по которой до вокзала изредка курсировали вагонетки с товаром. На другой стороне улицы тянулись бесконечными рядами ангары, невидимые сейчас из-за вновь опустившегося на город пыльного облака.

Шуршала высушенная до окаменелости глина под ногами. Дышалось с трудом.

Прикрыв рукавами носы, чихая и постоянно кашляя от проникающей в ноздри пыли, они побежали к узкому кирпичному зданию через дорогу. На какое-то время неожиданный удар ветра привел в движение зависшую над землей муть: воздух уплотнился, напоминая кисель, а перед глазами выросла бурлящая коричневая стена. Пространство ужалось до круга диаметром в пару метров. Приходилось ориентироваться на собственное чутье, чтобы не потерять направление.

Оставив позади рельсы, через минуту бесцельных блужданий они все же выбрались к искомому зданию: локтем Рики наткнулся на внезапно выросшуюперед ним стену. Пробежал до углу, подгоняя обессилившего Викиса. Он еще быстро уставал.

В переулке за складом свернули несколько раз: чем дальше они углублялись в технические постройки, тем выше становились стены; отдалялась, сужаясь, полоска света над головой.

— Все, приехали, — сказал Рики Фрид, когда с трех сторон они оказались окружены высокой, без снаряжения не залезть, раскрошившейся каменной кладкой. Под ногами чавкало, в нос сквозь ткань прижатого к нему рукава просачивался гнилостный запах плесени. — Постой тут — я скоро.

Рики отпустил Иглао и, вернувшись на несколько шагов назад, стал изучать ничем неприметную стену здания справа. Как он помнил, здесь на карте был обозначен черный ход. Вот только в ситуации, когда по прямой видно не дальше вытянутой руки, поиски значительно усложнялись. Несколько раз ударил эфесом по подозрительным неровностям — впустую. Вместо ожидаемо податливого дерева рукоять меча всякий раз встречала камень, извлекая скрежет и искры при соприкосновении.

Он потерял из виду Иглао, когда нашел проход. Позвал, вернулся и потянул за собой. После чего они втиснулись в узкий портал двери. Ход вел наверх, крутая лестница похрустывала и опасно вибрировала под весом двух человек. Пришлось сбавить темп.

Очень скоро лестница закончилась широкой площадкой, они вышли на захламленный чердак: по полу в обилии были разбросаны ящики. Некоторые из них оказались вскрыты и даже разломаны, кучами лежали высыпавшие из них деревянные и матерчатые, набитые ватой, игрушки. Фабрика разорилась давно, нынче у детей имелись другие интересы.

Рики пошурудил ногой холмик из поеденных молью плюшевых оленей у окна, плюхнулся в него устало. Сделал приглашающий жест рукой:

— Располагайся, тут мы останемся до темноты.

Иглао осторожно присел напротив. Окно густо заросло грязью. Впрочем, света от него хватало, чтобы как следует рассмотреть человека в нелепой одежке на голый торс. «Побриться бы ему не мешало, — меланхолично подумал наемник. — При таком виде у горожан лишь две мысли: либо северянин, либо из-под надзора сбежал. А там — из психушки или дома казенного — решить недолго. Сообщат страже, чтобы занялись подозрительной личностью».

— За что тебя хотели повесить. Ты — Высший? — прямо спросил он.

— Не понимаю… — прохрипел Иглао. — Воды… дай.

Рики вынул флягу. Побултыхав в руке, перебросил собеседнику.

— Не пей много, эта — последняя. Да и вредно для тебя сейчас, — сказал он умышленно «забыв» о склянке с алхимическим снадобьем. Может и самому пригодиться.

Тот, вынув пробку одним движением, отвернулся и сделал несколько больших глотков. В этот момент у Рики защипало в глазах. Он крепко зажмурился, протер их — на периферии зрения плыли лиловые пятна. Списав это на переутомление, Рики стал отстраненно наблюдать, как двигается острый кадык Викиса. Потянулся, и забрал сосуд, несмотря на слабое сопротивление и возмущенное мычание страдальца. Тоже глотнул теплой водицы, и отправил опустевшую на две трети флягу обратно в суму.

— Вопроса не понял? Повторю… За какой проступок приговорили тебя к высшей мере?

— Не понял другое, — уточнил Иглао облизывая вмиг высохшие губы. По испачканному пылью подбородку стекали грязные ручейки. — Что изменилось? Недавно говорил, что не хочешь знать о причинах.

— Потому что не был уверен, что скажешь правду. От нее ничего тогда не зависело. Сдал бы заказчику и умотал восвояси.

— А теперь — уверен, что не обману?

— Нет, — сказал Рики. — Но даже из лжи смогу кое-что почерпнуть. Если ты тот, кто я думаю, — мы оба в серьезной опасности. Помочь может любая зацепка… Знак на твоей шее …довольно приметный. Откуда он?

Иглао уставился на Рики мутным взглядом. Мгновение лицо отражало работу мысли: мозг после каменного мешка и ударной дозы алхимического зелья соображал туго. Видно было, что он с большим трудом заставляет серое вещество в черепе, если таковое вообще присутствовало — Высший как-никак, выполнять прямые его обязанности.

Ничего-ничего, тем лучше. Меньше причин переживать, что соврет намеренно.

— Не помню, — уверенно ответил Викис. — В памяти остались последние лет восемь жизни. Лекарь говорит — это последствия тяжелой болезни, которую я перенес. Мозг стареет быстрее тела. Недуг прогрессирует, и каждый день я забываю часть прошлого.

— Но о метке ты знаешь?

— Чувствую иногда легкое покалывание в основание черепа. У вокзала особенно часто. Такое тяжело забыть… Думаешь, я один из них?

— Вряд ли. Если оно и так — то ты неправильный Высший. Имейся в тебе хотя бы мизерная часть доступных им возможностей, мы бы тут с тобой разговоры не разговаривали. Хотя… Может, фокусами какими удивить сможешь?

Дежурная улыбка, в которой растянул потрескавшиеся губы Иглао, должна была означать, что он оценил шутку. Однако Рики не шутил. Помочь ему могла любая, даже самая нелепая способность, которой гипотетически обладал Викис. Магнитная пыль на его шее четко обрисовала контур Ската огненосного, он не мог ошибиться — а значит, человек развалившийся перед ним на груде старых игрушек относился к другой, не связанной с человечеством, расе. Магия, которой обладали его соплеменники, творила чудеса.

— Попался на волшебстве? — продолжил расспрашивать он.

— Можешь даже не пытаться поймать меня на слове, — сказал Иглао. — Я человек: такой же, как ты, как многие в этом городе.

— Знаешь что-то о других? Как их найти?

— Опять за свое, — вздохнул Иглао, разведя худющие руки в стороны. — Да если б я был другим — не этим грязным беспомощным существом, что сидит перед тобой… если б обладал магией и имел связь с Высшими… Думаешь, стал бы дожидаться, когда меня повесят? Не знаю, как они относятся к смерти, но, уверен, что ее принципиальная возможность для них, по меньшей мере, неприятна.

— Иронизируешь, — улыбнулся Рики Фрид. — Силы к тебе возвращаются, значит… И все же — в чем твоя вина? Не та, которую озвучили для народа — другая.

— Помог спустить приказ в мастерские на изготовление проволоки.

— И только? Теперь и за такое убивают? — искренне восхитился Рики Фрид. Он вспомнил недавний разговор с хозяином скобяной лавки.

— Если в этом замешаны большие деньги — да.

— Так это ты обеспечил гильдию кузнецов работой? Дела у них в последнее время совсем плохо шли. Знаком с одним хорошим человеком, при случае передам от тебя привет. Он спасибо скажет и в ножки покланяется, за то что семью от голодной смерти спас… И все же — для чего ее такое количество? Квартал мастеровых трубами чадит, не останавливаясь. Дымка над городом — не продохнуть…

Ему не ответили. Рики нахмурился, вглядываясь в заострившиеся черты лица Иглао. Не умер бы раньше положенного… Нет, просто спит. Или притворяется.

Ну, да это пока не важно — пусть отдохнет. Будет проще, если он наберется сил и сможет самостоятельно передвигаться, а не только грузом висеть беспомощным на шее.

Рики подошел к окну и протер стекло рукавом. Сна не было ни в одном глазу. Хотелось действия — бежать, двигаться, делать хоть что-нибудь, а не прятаться, как бесхозный кот на чердаке позабытого склада. Рано или поздно и сюда нагрянут с проверками, шерстить будут каждый дом. Поэтому лучше принять решение как можно раньше — уйти. Куда?

Да хоть бы и под землю.

Пыль над городом помалу оседала. Окно выходило на сторону, откуда они недавно пришли: вон виднеется тонкий шпиль часовни. Сбоку тенью над домами вздымается сложная громада Ратуши, а поодаль белеет, тускло проблескивая золотистыми навершиями на кончиках заостренных крыш, Храм — прибежище Последнего бога. Строители поставили эти здания на небольших всхолмьях, за счет чего стороннему наблюдателю они кажутся особенно высокими и как бы нависают над жмущимися к земле домами горожан.

Там, где раньше стояла водонапорная башня, кое-что изменилось. Огромный ржаво-красного цвета цилиндр, покоившийся на трех ножках, исчез. Вместо него торчали в небо гнутые пруты и тонкие фермы. Виднелись порушенные дворы рядом… «Ну и кашу же я заварил, — подумал наемник». Пыль там была всего гуще: пробивая дорогу сквозь неподатливую преграду, лучи солнца скользили по постройкам бледно-желтыми пятнами.

Что Рики знал о туннелях, проложенных под городом в незапамятные времена? Да ничего, практически. Спроси его — ответил бы: «Там холодно и сыро». Если говорить начистоту, то он откровенно побаивался в них соваться. Проводя детство и юность в селе у заснеженных равнин, привык к открытому, хоть недружелюбному человеку пространству. Здесь почти то же самое, лишь упрятано глубоко, и надежно укрыто от солнца.

Присев на подоконник, меч он вновь свернул вокруг пояса, Рики проверил суму: почти пустая фляга, холстяной мешочек с сонным зельем, пара призрачных свечей, моток тонкой прочной веревки и несколько бутыльков с запечатанными в них порошками и пахучими жидкостями. Никогда не узнаешь точно, какая опасность поджидает впереди. Оттого и предпочитал он носить все ингредиенты по раздельности, надеясь, что успеет вовремя смешать. Ситуации бывали разные, а сырье, из которого изготавливались снадобья, дорожало из месяца в месяц.

Рики Фрид старался не экономить на необходимом, но эту часть своего снаряжения предпочитал беречь. Цены у мастеров Минады давно отрастили зубы и кусались не хуже болотной нечисти.

Разобравшись с припасами, он привалился к откосу спиной: справа жарило ненавистное светило, слева — приближалась из тайных укрытий благодатная тьма. Мечтая об отдыхе, он прикрыл глаза и не заметил, как провалился в чуткий сон без сновидений. А проснулся от того, что кто-то тихонько подкрадывался к нему со спины.

Вечерело, и в сумерках сложно было рассмотреть, что к чему. Рики соскочил на пол, привычным движением разворачивая меч — вставая в пазы, коротко звякнули сочленения гибкого лезвия. Кравшийся клацнул зубами от неожиданности, когда острие застыло в каком-то сантиметре от тонкого беззащитного горла.

— Я только хотел узнать об охраннике того борделя… — торопливо двигая кадыком, сказал Иглао Викис. Голос его окреп и стал гуще. Кроме того он уверенно стоял на ногах. Подняв руки, с замиранием сердца следил за плавными движениями клинка у подбородка. Сон, оказывается, тоже пошел ему на пользу.

Отметив, что смерти этот Недовысший все-таки боится, Рики ответил:

— Служили вместе на болотах.

Убрал меч — на чердаке больше никого не было.

— Почему он согласился нам помочь? Я думал, в Сар-городе презирают Высших. Он ведь тоже видел метку, да?

— Скажи лучше, где к ним относятся… хорошо.

— И все же…

Рики устало протер шершавое лицо. Подумал: «И ведь не прогонишь его…»

После чего сказал:

— Он помогал не нам. Только мне.

— Дрок тебе чем-то обязан?

— Жизнью, — ответил Рики Фрид. — И он должен, и я.

Перешагивая горы игрушек, наемник шел прочь от окна. Викис следовал за ним попятам, но Рики прикрикнул шепотом, для острастки: — Не отставай!

Убедившись, что был услышан, продолжил путь. Истину гласит пословица — утро вечера мудренее. Забитый ворохом мыслей мозг освобождается за время сна, отсеивая ненужное, выстраивая длинные далеко идущие логические цепочки. Становится легче, когда уже все решил.

— Как так? Тут либо один должен, либо другой, — сказал Иглао, нагнав его у несущего столба.

— Мы начинали считать, но потом запутались, сбились. Болота на западе такая вещь… непредсказуемая. Сегодня ты спасаешь, а завтра — тебя. Мы давно с ним договорились, что не будем спорить по этому поводу. И других причин хватает.

— Каких?

«Вот неуемный», — подумал Рики. Бросил сквозь зубы:

— Тут спускаться будем под землю. За мной иди, не отставая. Если на свет белый посмотреть еще хочется.

— И не знаю уже — а надо ли? — прошептал висельник потухшим голосом.

— Наверное, надо, — пожал плечами Фрид. — Если заказали тебя, значит, кому-то необходимо твое существование — пожить стоит.

Они снова двигались по лестнице — вниз, во внутренние помещения склада. Рики, выставив перед собой меч, шел впереди. Иглао, удерживая расстояние в две-три ступени, хвостом плелся следом.

Зал, в который они спускались, был достаточно велик: скрип ступеней отражался от стен и пустых стеллажей, укрытых в несколько слоев паутиной. Возвращался он измененным, отдаленно напоминая рык неведомых чудовищ. По доскам скакали неясные тени.

Оставив лестницу позади, они прошли еще немного. Рики отбросил в сторону крошащиеся в пальцах коробки, расчистил от мусора тяжелый чугунный люк. Взялся за шершавую ручку:

— Помоги! — прохрипел он, напрягаясь.

Иглао схватился за вторую и вместе они оторвали неподъемный блин от поверхности. В нос шибануло гнилью, прелостью и разложившимся на удобрения дерьмом.

— Я туда не полезу, — заявил вдруг Иглао. Сумрак скрадывал эмоции, отразившиеся на его лице, но Рики удалось прочитать посыл: тот был удивлен и, самое главное, напуган.

— Нет иного пути, — наемник старался, чтобы его слова звучали как можно более убедительно. — Город в облаве. Если промедлим еще, возьмут тепленькими. Видел, что в центре сотворилось? На нас же происшествие и повесят. Стены охраняются сейчас пуще государевой казны, тайком нам сквозь стражников не пробраться.

Он вздохнул:

— Конечно, я мог бы слазать туда в одиночку, а после — постараться перетащить и тебя… но ты не пройдешь, в этом я уверен. Остается вокзал — настоящая мышеловка. В Черном городе затеряться, тоже не получится. Тамошние жильцы сами выдадут, посвети перед ними золотым — итог тот же. А Дрок…

Рики облизнул пересохшие губы:

— Не хочу подставлять. Доверяю, как самому себе, но его окружение… Один путь остался — туда, — кивнул он в сторону чернеющего провала. — Этот район будут проверять тоже. Нужно успеть до утра.

— Сколько тебе заплатили? — невпопад спросил Викис.

— Достаточно, чтобы рискнуть головой, — замешкавшись, ответил Рики.

— Дело только в деньгах?

Разговор был не своевременный. Несмотря на это, Рики не спешил обрывать его. Слишком многое зависело от его ответа.

— Я родился и вырос в Гаргетае, — сказал он, четко обозначая каждый звук, — поселке на северном краю мира. Там люди зарабатывают контрабандой в обход железной дороги, гибнут за бесценок. Так что да — деньги для меня важны, и заплатили за тебя баснословную цену, но…

Колодезный дух забивал дыхание, заставляя глаза слезиться. Там, внизу, было разлито что-то едкое. Когда склад еще работал, в люк сливали часть нечистот и аромат вокруг от этого места стоял соответствующий — он хорошо отпугивал гостей из подземного мира.

— Тут дело не только в деньгах и моей репутации. Если ты сказал правду о кузнецах и нити, значит, вроде как, не виновен. Дело хорошее сделал — я верно рассуждаю?

— Возможно, — с задержкой ответил Иглао.

— Потом, взрывы эти… — Рики махнул рукой в сторону улицы, где на город быстро опускалась ночная мгла. — Так уж произошло, что случились они сегодня. Но я не верю в совпадения. Кто-то очень хочет, чтобы нас поймали. Не люблю, когда против меня настраивают весь город, ставят на одну ступень с тупым животным и объявляют охоту.

— Ты параноик.

— Не отрицаю. Однако паранойя не единожды спасала мне жизнь. Издержки профессии… Ну, так мы идем?

Помедлив, Иглао кивнул. Рики вынул из кармана коробок, чиркнул спичкой. Некоторое время наблюдал, как та летит на дно колодца и горит там ровным пламенем. Приказал:

— Первым давай. На середине остановишься, меня жди.

Когда проход освободился, наемник забрался в колодец следом. С грохотом задвинул тяжелую крышку люка и стал спускаться по сырым осклизлым скобам. Обойдя Иглао в середине пути, разжег свечу, приготовил меч.

Внизу никого не оказалась. Поблескивала только в призрачном алхимическом свете зловонная жижа на земляном полу. Спрыгнул, вслушался в кромешную тьму — пусто. Тоннель был сквозной, несло по нему слабенький поток воздуха. Издалека доносился редкий звук падающих в лужу капель.

— Чисто, — шепнул он наверх. Отошел в сторону.

Тут же рядом неловко шлепнулось. Зачавкало ногами, бурча под нос ругательства.

— Не так уж тут и чисто, — возразил Иглао. Спрыгивая со скоб, он угодил в грязь, и теперь, морщась от омерзения, безрезультатно пытался оттереть ее с ботинок.

— Куда ведет этот тоннель? — спросил он, оставив бесполезную затею. — Канализация?

— Все они куда-то ведут, — заметил Рики, подняв свечу над головой. — Как любая другая дорога.

— Ты не знаешь, — вздохнул Иглао.

Рики не ответил ему, он шел вперед. От склада нужно было уходить как можно быстрее. Времени у них почти не оставалось.

Достиг развилки. Прикрыв холодное пламя алхимической свечи ладонью, осторожно выглянул за угол: слева было очень тихо, справа же, вдали, на стенах плясали отсветы живого огня. Там, кажется, о чем-то оживленно спорили — мужчина и женщина.

Потом вышел в тоннель и повел Иглао в другую сторону.

Глава 10 Юстина Эбберг

Всю ночь Юстина готовилась к выполнению задуманного: разведывала возможные пути, какие пригодились бы в случае незапланированного отхода; следила за перемещениями стражи, взяв на заметку проулки и тупики, которые те предпочитали обходить стороной.

Делала она это, тайно перемещаясь по крышам жилых домов и многочисленных магазинчиков. Кошкой металась от кровли к кровле, изредка спускаясь на землю только для того, чтобы смутной тенью перебежать к отдаленному зданию.

Однажды попался ей на глаза мальчишка: не могла сказать точно — видел он ее или нет, но переживать за этакий пустяк не стала. В Сар-городе хватало темных личностей, какие не посмотрят, что мал. Если голова на плечах имеется, струхнет трепаться языком о тревожном.

И пусть даже расскажет — что с того? Лица он все равно рассмотреть не успел. Мелькнула и исчезла тень в отдалении. Не его дело…

Потом Юстина отсыпалась до полудня в номере. Не раз приходилось ей забываться сном на камнях под открытым небом, и на железном полу — тоже бывало. Но только если выдавалась возможность отдохнуть в достойных условиях, все же предпочитала она мягкую перину строгим нравам родного края.

Из гостиницы вышла в самое марево: жар поднимался от земли и дрожащими струями уходил в укрытое смогом небо. Прошла в городской парк, принялась ждать курьера.

Привратники у крепостной стены несли службу лучше всяких похвал: протащить мимо них снаряжение и главный инструмент следующей акции, взрывчатку, казалось невыполнимой задачей. Поначалу у Юстины вообще закрались подозрения, что Мама ошиблась с выбором плана, но вскоре поносила себя же за неверие.

Вдали раздалось ворчливое тарахтение паровой коляски. Над пригорком вознеслась чадящая труба, а затем явилась взору и сама вытянутая угловатая кабина, по бокам которой шли начищенные до нестерпимого блеска медные вставки с хищным орнаментом.

Остановилась метрах в ста. Раскрылась пассажирская дверь.

Люди, способные помочь Юстине Эбберг, пришли к ней сами, едва услышав зов Тысячеглавой. И не кто-нибудь, а Кариссай собственной персоной пожаловал на уговоренную встречу. «Не нашел, кому мог бы довериться? — подумала она. — Или сам, на старости лет, решил поучаствовать в деле?»

Раньше дочь Тысячеглавой его не видела, а только слышала об этом странном человеке. Он был жесток, и дурная слава, которой тот оброс с головы до пят, вызывала в девушке отвращение.

Сгорбленный в три погибели старик в чопорном цилиндре, опирающийся на вычурно гнутую трость, предпочел спешиться и пройти разделяющее их расстояние пешком. Юстина ожидала его на лавочке под вязом, которую облюбовала еще перед походом во владение Выворотня.

Кряхтя, как старая развалина, он присел рядом. Трость при этом держал перед собой, выпрямив спину, насколько позволяла его изуродованная осанка.

— Геморрой, — пожаловался он. — Бич, с которым приходится мириться.

— Мы можем встать, если вам так будет удобнее, — равнодушно сказала Юстина. Она могла бы перечислить еще два-три недуга, признаки которых проступали на усеянном старческими пятнами лице; и с десяток тех, что мучили его тело, спрятавшись под шелушащейся страдающей от обширной экземы кожей.

— Позвольте мне самому, молодая особа, решать — что и когда я буду делать, — проскрипел старик. По мнению Юстины он обладал абсолютно несносным характером. И как только дожил до столь почтенных седин?

Кариссай снял перчатку, повернулся, изучая безупречный профиль девушки. Протянул руку и прикоснулся к гладкой щеке. Пальцы замерли ненадолго, ощущая близость и тепло нежной кожи. Заскользили вниз, под блузу.

— Как прекрасна твоя плоть, — прошептал он хрипло. В голосе проскользнула нотка сожаления. — Был бы на десяток лет моложе…

— В следующий раз я их отрежу, — предупредила Юстина, не оборачиваясь.

Улыбнувшись, Кариссай нехотя убрал руку.

— Разве этому учит ваша Мать — столь неучтиво разговаривать с людьми, пожелавшими оказать посильную помощь? — прокаркал он.

Она холодно посмотрела на него — жалкий старик, в затылок которому дышит смерть, решил укорить ее Тысячеглавой. Да он не достоин даже мельком брошенного взгляда ее!

Даром, что по-прежнему стабильно присылает новых дочерей. Оттого и жив пока. Не будь он важен, расправилась бы без раздумий — медленно, не щадя. Точно так же, как поступают его люди с девочками, которых Мама отказывается принять под свою защиту.

— Тысячеглавая исправно платит за оказанные услуги и сохраняет жизнь, — промолвила девушка, — тем, кто выполняет все возможное для сохранения Чулушты. Иногда люди забывают об этом, и на смену им приходят другие. Их не счесть.

— Строптивая девка… — тихо прокомментировал старик. — Угрожаешь?

— Предлагаю перейти к делу, — просто ответила она. — Солнце уже высоко, нет времени на пустые разговоры.

— Тогда знай, что груз окажется на вокзале к вечеру.

— Почему — не сейчас?

— Вы обратились не вовремя. Нет нужных людей на вратах.

— Л-ладно, — подумав, сказала Юстина. — Доставка будет северным поездом?

— Нет, старые запасы. Извозчик приедет за рудой. Ирхай его зовут — улыбчивый такой парень. Узнаешь сразу.

— Я услышала тебя, — девушка встала, собираясь сейчас же уйти. Ей было мерзко сидеть рядом с заживо разлагающимся подобием человека. — Зачем нужна была эта встреча? Мог бы передать информацию посыльным.

— Желал собственными глазами увидеть ту, которая изменит мир.

— Один человек не в силах этого сделать.

— Не обольщайся, девочка, — махнул облезлой рукой старик. Хрипло рассмеялся: — Ты не одна, вас много. И, рано или поздно, вы его угробите.

Юстина ничего не ответила. Пошла прочь, под горку. Задыхающийся смех старика, стоящего одной ногой в могиле, был слышен, пока она не вышла за пределы парка.

Кариссай, воплощавший извращенные фантазии с провалившими тест Тысячеглавой рабынями, был мерзок Юстине. Чего только стоило вытерпеть прикосновение шершавой руки! В жесте не было похоти, лишь сожаление об утраченных годах — и зависть, которая выжигала его изнутри.

В каждом густонаселенном городе у Мамы имелись свои люди. Не те, которых она пестовала с малых лет, приучая к лишениям во имя существования Чулушты, другие — «сочувствующие», все больше готовые помочь за серебро и злато. Выбирать не приходилось: как для вызвавшегося оказать посильные услуги отребья не пахли вырученные за одноразовую акцию деньги, так и дочерям Тысячеглавой было все одно — кто придет им на помощь. Впрочем, когда договоренность не соблюдалась и уплаченное — по простодушию лихой души или из прихоти и желания легкой наживы — оседало в чужих карманах… она легко соглашалась проредить число недостойных.

Несмотря на преклонные годы, Кариссаю пока удавалось балансировать на той грани, что отделяла бренное тело от небытия, но девушка надеялась, что топтать мостовую Сар-города, ему осталось недолго. Шайке, кормящейся с торговли живым товаром, однажды должен настать конец. А пока в географическом центре Разделенного мира Мама почему-то считала его необходимым злом и многое прощала.

С ее мнением приходилось считаться, оно было выше личной неприязни дочерей.

Юстина вернулась в гостиницу: администратор поприветствовал ее дежурной полуулыбкой, горничная, что следила за порядком в номере, поздоровалась вежливо — тщательно скрывая неприязнь. Постоялица не нравилась им — слухи о девушках западного края, ходили один страшнее другого, но отказать в предоставлении крова они не могли, небеспричинно опасаясь, что в дальнейшем это могло отразиться на работе заведения.

Остальные — и обслуга, и гости — скорее всего, прятались по номерам, отсыпаясь после ночных гуляний. Или занимались делами в хозяйственных помещениях. Судя по запаху, доносившемуся со стороны кухни, там готовка не останавливалась ни на миг: стучали о разделочные доски ножи, звенела посуда, а еще кого-то громко отчитывали за пересоленый соус.

По дневному времени освещение на втором этаже было потушено. Источником света служило высокое — в пол — окно, выходившее на балкон, обнесенный низким кованным под плющ заборчиком. Сейчас оно было раскрыто настежь.

Там, на мягком кожаном диванчике, прячась от жара под плотной матерчатой крышей навеса, лежал кто-то. Вздыхая и постанывая при каждом неловком движении, ворочался с боку на бок, корил бога на все лады бога, которого Чулушта не признает никогда.

Юстина подошла ближе, чтобы проверить предположение. Отметила, что догадка оказалась верна.

На столике с мелкими гнутыми ножками стояла пузатая бутыль зеленого стекла — безнадежно пустая. Рядом с ней, сосредоточенно глядя перед собой и задумчиво сдвинув брови, словно силой мысли хотел заставить сосуд вновь наполниться, решал непосильную для ума задачу давешний пьянчуга. Слабый ветерок трепал распушившиеся края широкополой соломенной шляпы, которую прижимала к столешнице бутыль.

— Ты так и не назвала своего имени, девочка! — сказал он, стоило ей приблизиться на пару шагов. Голову работорговец удерживал обеими руками, очевидно, считая, что стоит ее отпустить — сорвется с плеч и укатится. Морщился при каждом слове, будто те перезвоном колоколов отдавались в черепе.

Он выглядел несколько лучше вчерашнего, однако красное опухшее лицо выдавало его с головой. Все силы организма были направлены на борьбу с прогрессирующим похмельным синдромом.

— Можешь звать меня Юстиной, — сказала девушка. Скрывать ей было нечего.

— О! По светскому этикету я, кажется, должен… извиниться! — Он медленно закрыл глаза. Посидел так немного, приходя в себя, — видно, последняя фраза, противореча естеству, заиграла в мозгу особенно переливистой трелью. Взглянул на девушку мутными зрачками.

Не было в них ничего: ни раскаяния, ни сожалений по поводу сказанного. Она и не ждала. Подошла ближе.

— Падай рядышком — в ногах правды нет, — он хлопнул по обивке дивана. Изобразил миролюбивую улыбку. — Обговорим, мою… неправоту. — И это слово далось ему с великим трудом.

— Скучно сидеть одному весь день — дыра знатная, — пожаловался он, имея ввиду гостиницу, в которой ему пришлось остановиться. — Проведем его с пользой. Думаю, мы оба не в обиде останемся: к плечу сильному прижмешься, и я — щедро заплачу.

Для убедительности он махнул снятым с пояса кошелем:

— Ласков буду… Тысячеглавая, слышал, дорого за услуги берет, но мы ведь не гордые, договоримся… Верно размышляю?

— Ты адресом ошибся, — невозмутимо ответила Юстина. — Квартал Красных фонарей южнее, в Черном городе.

— Чего я там не видел… — махнул он рукой расстроенно. — Всех давно уж перещупал. К чему мне те девки подержанные…

Подошел, ласково взяв под локоток. В руке плескалась неизвестно откуда взявшаяся початая бутылка овсяного пойла. Как кот замурлыкал:

— Вожу я вас детями, понимаешь, а ни разу вблизи подросших не видывал. Дай хоть посмотрю…

— Выпьешь?! — предложил он громко. По коридору пролетело отраженное от стен и закрытых дверей эхо.

— Нет, — отрезала Юстина. Пояснила: — Не люблю, когда алкоголь забивает естественные запахи тела. Это размазывает, притупляет ощущения.

— А зря. Мозг хорошо прочищает. Ему ведь тоже отдыхать нужно.

— Еще что-то?

В запасе у нее оставалось немного времени, которое Юстина хотела бы потратить на личные надобности. Почему бы и не сейчас? Тянуть с этим не стоило.

— Да не спеши ты, говорю. Скоро в Биндон мне возвращаться, а там подобных не сыскать. Откуда ж взялась такая, м-м-м… раскосая. Ниор или Хатала?

Встал, приобнял ее за талию. Разило от него хуже, чем из глотки червяка с южных пустошей.

— Какая разница?

— О-о. Большая разница! Очень большая… — Они медленно двинули вдоль коридора. От мужчины веяло застарелым потом и перегаром. А еще — он буквально сочился нескрываемой похотью. — К каждой из вас подход особенный нужен: в Ниоре сплошь недотроги одни стыдливые… — глотнул из бутылки мутноватой белесой жидкости, — из Хаталы девчонки выходят куда проще…

— Мне все равно, — сказала она, продолжая движение. Слегка изменив направление, повела к комнате, которую снимала. Коридор также оставался пуст, как и до ее прихода. «Видели ли их, когда уходили с балкона?» — подумала Юстина, а потом решила, что это не имеет значения. Вскоре ей надлежало покинуть Сар-город по более веской причине, чем исчезновение обычного работорговца. Профессия у них опасная — многое может произойти.

— А ты сговорчивая, — не унимался человек. Он принял еще на грудь: ему становилось лучше, дурманящее действие дешевого алкоголя потихоньку замещало головную боль. Но Юстина знала, что не допустит того, чтобы его мигрень скоро закончилась.

Оказавшись в номере, девушка прошла к кровати, села на застеленную одеялом перину, набитую пахучими, способствующими легкому сну травами. Работорговец из Биндона не спешил проходить внутрь: встал, расставив руки в проходе.

— А у тебя ничего так — симпатичненько, — сказал он, обведя комнату глазами. — Дорогая ночлежка должна быть…

Запрокинул бутылку, выливая остатки в рот — даже не покривился для приличия. Глотка у него была железная. Утеревшись рукавом позвал:

— Линек, Амирал!

Сделал шаг внутрь. Бутылку он вышвырнул за дверь. Стал медленно, рисуясь, расстегивать ремень на брюках. Сказал:

— Извини, крошка, забыл предупредить, — на ногах он держался теперь уверенно, будто выцедив до дна вонючее пойло, достиг равновесного состояния. Голову его уже не сжимает в тисках от частых похмельных спазмов и можно с легкостью совершать действия, о которых с минуту назад даже не помышлял, но и нет еще ощущения безмятежности, которое планировал настичь некоторое время спустя. — Не один я буду.

В номер вошли еще двое: один чернокожий, в распахнутой рубашке с бугрящимся от плеча до живота шрамом — никак на зуб червю попадался, счастливчик. Другой — посветлее, но все равно смуглый от южного солнца, заросший бородой по глаза.

Юстина бросила им ключи. Сразу с тремя у нее еще не было.

— Быстрая, какая, а?! — в голосе работорговца прозвучало нетерпение. С ремнем он справился и теперь спускал штаны.

Дождавшись, когда под одобряющие возгласы уроженец пустынь закроет дверь, Юстина забралась на кровать с ногами. Широко раскрыв напуганные глаза, отползла к дальней стенке.

Мозг ее в это время был спокоен и собран, но сердцу, как говорено, не прикажешь — предвкушая действо, оно учащенно билось в груди.

— Что вы собираетесь сделать со мной? — спросила она дрожащим от волнения голосом. Подумала обреченно: «Шаровары и блуза будут испорчены — придется менять».

— Что барышня пожелает, — с блуждающей в колючих волосах ухмылкой сказал бородатый.

— И кое-что немного больше… — с сильным акцентом добавил его чернокожий друг.

…Если бы горничная, которой надлежало по распорядку дня убираться в оставленных комнатах… Или постоялец, от скуки слоняющийся вдоль коридора, решили бы остановиться у этого номера и вслушаться в глухую возню, ритмичное уханье и редкие страстные стоны, изредка доносящиеся из-за двери, то они могли бы подумать, что заперших ее людей не стоит беспокоить по пустякам и вообще отрывать от частных дел — сугубо личных и до безобразия естественных. И постарались бы уйти как можно быстрее…

Особо набожные прихожане Храма, к тому же, покивали бы головой, одобряя, что творящееся за дверью непотребство додумались хотя бы спрятать от чужих глаз, закрыв ее на замок, а не свободно демонстрировали прохожим, как это иногда практиковалось в квартале Красных фонарей Черного города. И тоже — решили бы поскорее удалиться…

Другие, возможно, пожалели бы, что их никто не удосужился пригласить на праздник жизни, которая била ключом за непреодолимой преградой. Они могли бы, в ожидании развязки, остаться до конца. Стоя неподалеку или бесстыдно прижавшись к шершавому дереву ухом. Но таких испорченных в Сар-городе водилось не больше, чем в любом другом, и потому их тоже не оказалось рядом, когда открылась дверь…

В образовавшуюся щель выглянула голова довольной сделанным Юстины: дыхание слегка учащено, прическа растрепана чуть более обычного. Убедившись, что коридор пуст, она шагнула через порог, подобрала одиноко лежавшую посреди ковровой дорожки бутылку, потом шагнула обратно.

Осмотрела комнату: подняла пару упавших стульев, возвратила на стол съехавшую к полу скатерть, расправила на кровати скомканное белье. Раскрыла шторы, впуская в комнату солнечный свет.

Ей пришлось постараться, как следует, чтобы перехватить инициативу и сделать «кое-что немного больше», как выразился тот чернокожий, с вдруг нагрянувшими гостями. Пробуя слова на вкус, она несколько раз повторила эту фразу вслух, но так грубо и топорно выдавливать из себя звуки у нее не получалось. Скопировать южный акцент оказалось сложнее, чем она предполагала ранее.

Два тела девушка спрятала под кровать, подтерла капли крови. А вот для главного виновника торжества места под ней не нашлось. Связав лишенного сознания работорговца, заткнув кляпом рот, она оттащила его в ванную комнату и заперла там. Юстину не беспокоило, что тот сумеет освободиться и позвать на помощь — узел, которым спеленала его, был проверен не единожды. От суетливых движений пенька затягивалась только сильнее, вызывая удушье. Не хотелось ему навредить — не сегодня, но выбора, как такового, Юстине не оставили.

Придирчиво осмотрела себя в зеркало, поправила прическу. Блузу, как и думала, пришлось достать новую. Прежняя, разорванная в клочья — мужчины тоже спешили, отправилась в мусорную корзину. Вышла в коридор и заперла дверь на два оборота. Уходя из гостиницы, попросила, чтобы в номере больше не прибирались — подкрепила просьбу парой медяков. Отправилась по мостовой в направлении вокзала.

На этот раз Юстина предпочла держаться узких кривых переулков. Солнце медленно, но неуклонно стремилось к закату, и в них кое-где воцарилась глубокая тень, в которой попадались ничем непримечательные на вид люди. Впрочем, если доводилось встретить брошенный ими пристальный взгляд, наружу тут же выплывала их истинная личина, спрятанная до ночной поры.

Таких Юстина определяла без особых проблем. Они тоже чувствовали излучаемую девушкой опасность, и поспешно отступали в сторону, стоило ей только приблизиться на расстояние в нескольких метров.

Были и те, кто видел дочь Тысячеглавой впервые. Они порывались завязать с девушкой разговор, но их поспешно останавливали «коллеги», разумно полагая, что лучше оставить девушку в покое и не доводить дело до рукоприкладства. Которое, с большой долей вероятности, способно было легко перерасти в массовое побоище.

Рано или поздно она могла встретить тех, кто не побоялся бы встать у нее на пути — внутренне к этому Юстина была готова, но ей повезло. Попадались в основном осторожные, тертые жизнью субъекты.

Через два часа она стояла на перроне. Поезда не было, как и пассажиров, ожидающих его прихода. На лавках у касс сидела группа рабочих в измазанных угольной пылью робах — Юстина насчитала около двадцати человек. Уперев руки в боки, перед ними стояла высокая, в теле, женщина — тоже в робе и клетчатой косынке на голове — и, судя по высокому тону и эмоциональности речи, за что-то их отчитывала.

Изредка на Юстину поглядывали — одеяние ее было заметно издалека, однако подходить и расспрашивать о причинах прибытия долгое время никто не решался. То ли знали о норове девушки, почуяв с такого расстояния ее родство, то ли авторитет женщины, стоявшей перед ними, был куда сильнее естественного любопытства.

Наконец, не выдержав, с одной из лавок вскочил один. Совсем пацан еще, по виду. Встал, а росту так и не прибавилось. Спросил что-то у старшей — та кивнула в ответ. Сорвался с места и вприпрыжку, придерживая на ходу кепку, побежал к Юстине.

Приблизившись, вопросительно и с нескрываемым интересом уставился на нее.

— А правду говорят, что в Чулуште нет мужчин, а только девушки? — сказал он самой детской непосредственностью.

— Верно, — ответила Юстина. — Ни мужчин, ни мальчиков. Только сестры.

— Как же вы живете? Это должно быть очень скучно.

— Нам некогда скучать, — улыбнулась она. От ребенка Юстина не ожидала подвоха.

— Виолика велела узнать, зачем к нам пожаловали, — решил он перейти к делу. Ощущалось, что хочет спросить еще о чем-то, однако взгляд его постоянно возвращался к собравшимся на лавках рабочим. Были там и молодые безусые парни, и крепкие кряжистые мужики под пятый десяток лет. Надо отдать должное, женщина умела держать подчиненных в узде.

— Ирхай обещался подъехать, — сказала Юстина, наклонясь. — Его жду. Знаешь?

Эти слова вызовут подозрения у верховодящей мужиками бабы: только очень нелюдимый человек мог не знать, чем, кроме контроля над месторождениями ископаемых, промышляют сестры Чулушты. Женщина в клетчатом платке такого впечатления не производила.

Впрочем, если у той появятся неожиданные вопросы, Юстина найдется что ответить ей. Для доставки малозначительной корреспонденции Дочери Тысячеглавой нередко прибегали к помощи курьеров: чтобы передать мелкую бандероль или письмо с верительными грамотами. Пока же она — была вне подозрений.

Ничего не ответив, мальчишка вернулся к старшей. Помурыжив подчиненных еще около пяти минут и затем громогласно объявив об окончании собрания, она сама направилась к Юстине. Пацан вился за женщиной следом, в нескольких шагах, старательно ускользая от хмурого взгляда, когда та оборачивалась назад.

Остановилась напротив, уперла руки в рыхловатые бока, измерила сверлящим взглядом. Не решаясь забежать вперед — девушка из Чулушты вызывала у мальчугана священный трепет, он приплясывал поодаль. Глаза его горели огнем бесстрашного естествоиспытателя.

— Зачем Ирхай понадобился? — спросила, как назвал женщину мальчишка, Виолика.

Юстина повторила. Отметила, что даже сейчас, когда возраст собеседницы перевалил за четвертый десяток, а тело обрело пышные формы, Виолика сумела пронести через годы большую часть красоты, которой обладала в молодости. Такая до сих пор должна нравиться мужчинам.

— Какое отношение он имеет к вам? И в какую заразу этот остолоп успел снова вляпаться?

В голосе женщины чувствовалось напряжение. Вероятно, она воспринимала подчиненных, как свою семью, и оттого остро переживала за судьбу каждого из них. «Интересно, есть у нее дети, — подумала Юстина, — или те работяги уже заняли все места в сердце?» Сказала вместо этого:

— Слышу о нем впервые. Мама передала посылку, и только — там нет ничего противозаконного.

— Знаю я ваш закон. Проблемы ходят за Тысячеглавой след в след — от вас одни неприятности…

От Виолики веяло враждебностью, она нисколько не пыталась это скрыть.

Юстина равнодушно пожала плечами: мир был полон неразрешенных конфликтов. Одним больше, одним меньше — какая кому разница? Оттого ничего не изменится.

— Смотри, — буркнула женщина, — если хотя бы один волос упадет с его головы…

Сжатый кулак хрустнул костяшками пальцев.

— Он не пострадает, — пообещала Юстина. — Не в этот раз.

Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что сестры западного края не совершают бесцельных путешествий. Тем более — существенно удалившись от родных мест.

Только завидев одну из них, люди исподволь готовились к худшему. Но открыто обвинить в несовершенном еще проступке — ни городская стража, ни простой или наделенный властью обыватель Сар-города — не могли. Хоть и понимали, что появление дочери Тысячеглавой так или иначе будет связано с бедой, которая в скором времени не преминет случиться неподалеку.

Смотрели на нее долго, а после — отводили взгляд, надеясь что в ту злополучную пору будут находиться ином, недоступном для ее отголосков, месте.

Фактически, при появлении беспокойных девиц патрули на улицах усиливались, но чрезвычайное положение — обычно — власти объявлять не спешили. Боялись прослыть дующими на воду перестраховщиками, и тем самым раз и навсегда испортить отношения с Тысячеглавой, к чьим услугам неоднократно приходилось прибегать.

Виолика относилась к той категории людей, которая Юстине нравилась. К той породе, с которой она, в силу их непримиримого характера, всегда будет «на ножах». Всем видом своим женщина выдавала, как противна ей эта встреча.

Она молча прожигала Юстину взглядом. В нем читалась открытая неприязнь.

Потом сказала:

— Ирхай будет через час — у него отгул взят до сумерек. Если ждать останешься, на лавку сядь, — указала она в сторону, где еще недавно распекала подчиненных. — Начнешь под ногами мешаться — выгоню взашей.

Не дожидаясь ответной реакции, ушла в направлении хозяйственных построек.

Ветерок донес последние слова:

— Сначала один объявляется — через десяток лет и просит невозможного. Потом — другая… свалилась же, демоница, на мою голову! Слышала я, что неприятности ходят парами, но где это видано, чтобы приметы выполнялись дословно? — Она всплеснула руками, ругнувшись на вывернувшегося из-под ног мальчишку. — Куда катится мир…

Пацан некоторое время крутился рядом с Юстиной. Ему было интересно понаблюдать за такой диковинкой, как наемница из Чулушты — в слухи он не верил. Потом, вспомнив о неотложных, наверное, делах, убежал вслед за бригадиршей. Юстина вновь поразилась умению этой женщины держать в ежовых рукавицах ватагу разновозрастных работяг. Безраздельную власть ее на территории вокзала, похоже, никто до сих пор оспорить не решился.

Девушка прошла клавкам и, с интересом поглядывая на вдруг воцарившуюся на перроне деловую суету, стала ожидать Ирхая.

Глава 11 Фибус «Выворотень» Лориани

Примеряя очередной наряд, Мартина всякий раз интересовалась мнением Фибуса. Он сидел в глубоком кожаном кресле заложив ногу на ногу, и, слегка поигрывая тростью в коротких пальцах, многозначительно кивал или качал головой в ответ.

Называя его по имени, женщина забывала прибавлять набившее оскомину обращение — «господин», чем очень радовала Хозяина подворотен.

К величайшему огорчению, Фибус не мог позволить себе отпуск и надолго убраться из мест, где ему не напоминали бы об ответственности. Громкое звание порой тяготило его — не меньше, чем собственный рост. И этот легкий утренний променад лысеющий коротышка воспринимал не иначе, как краткий побег от суровой действительности, где кровь и грязь были вынужденной, но неотъемлемой частью его профессии.

Им нравилось гулять вдвоем. Прогулка по Швейному тупичку, и мужчине и женщине, шла только на пользу.

Конечно, о начале этого дня лучше было не вспоминать вовсе: он битый час провел в бесцельном ожидании у ворот, успел украсил песок двора десятком кривоватых рисунков — трость немного дрожала в вытянутой руке, но из дома так никто и не вышел ему навстречу.

Естественно, Мартина не восприняла всерьез недавнее предложение, и оставлять хозяйство на попечение Гунара не спешила. Считала она, вероятно — не без причин, что Гунар будет работать по дому без должного рвения. «Вы, мужики, одинаковы», — всем видом выказывала она. Боялась, что тот до безобразия распустит домашнюю обслугу. А ведь ей пришлось потратить немало времени, чтобы взрастить в людях с улицы семена необходимых качеств.

На резонное возражение Лориани, что срок, на который придется оставить имение, достаточно невелик, домоправительница обидно рассмеялась, и мимолетно добавила:

— Заблуждаешься, милый! На то, чтобы превратить уютное гнездышко в безобразный хлев, вам достаточно одного часа…

Прямо женщина не говорила, но Фибус решил, что во фразе содержится толстый намек на позавчерашнюю ночную попойку. Он и сам корил себя за недоразумение и постыдное слабоволие — сдали нервы, но когда об этом напоминает близкий человек… Особенно, если ты к нему неравнодушен и питаешь высокие, нежные чувства…

Больше он эту тему поднимать не решался. Вошел в дом, силой отволок ее в комнату, заставив сменить наряд на выходной, а потом молча, не обращая внимания на слабое сопротивление, затолкал в экипаж, который два часа ожидал их у ворот владения.

С одной стороны, Фибус понимал Мартину — роднил их между собой одинаково качественный подход к делу. С другой — он знал, что обоим жизненно необходим отдых. Хоть бы и такой незначительный, как гулянье меж швейных мастерских с одновременным посещением расхваленных магазинчиков дамской одежды.

Не волновало его, что женщина в будущем едва ли наденет и десятую часть от совершенных покупок — некогда ей выходить в свет, но тот терапевтический эффект, который оказывало общение в непринужденной обстановке, был неоценим. Он чувствовал, как улетучивается хандра, а в тело словно бы вливаются свежие силы.

— Как тебе этот жакет? — задумчиво пробормотала Мартина, вертясь у зеркала. — Вроде бы и притален безупречно, и цвета слоновой кости, как я хочу — он нынче набирает популярность, между прочим… а полнит, не правда ли, дорогой?

«Не правда», — подумал Лориани. И фасон и цвет пришлись ей как нельзя кстати. Сказал:

— А, верно. В плечах, будто тоже жмет, — поддержал он ее игру. — Тесноват, однако… По-моему, через дорогу видел я точно такой, чуть темнее. Он должен лучше на тебе сидеть.

— Вы о «Павлине серебряном»?! — всплеснув руками, встрял в разговор продавец — длинный и худой хлыщ, вытянутый по струнке. — Да там шерсть никудышная совсем! Экономят на хорошей нити… А у меня-то, гляньте — мягкая: чистый аданайский барашек с легкими вкраплениями первосортного хлопка.

Элегантным движением помог Мартине снять жакет.

— Вы не думайте, что клевещу на конкурента, — сказал он, изобразив на лице раскаяние, — но и шьют их абы как: и стежки и обметка — все хуже. Только у нас вы…

— Пойдем, дорогая, — сказал Лориани, поднимаясь и беря Мартину под руку — трость ударила в пол. — День только начался. Мы обязательно отыщем то, что придется тебе впору… За адекватную цену, конечно же…

— Хорошо, — сник хлыщ, когда увидел, что парочка престарелых покупателей твердо решила уйти ни с чем, — я сделаю вам скидку… Но исключительно из симпатий к уважаемой супружеской чете!

— Ну, не знаю… — словно нехотя сказала Мартина. — Могу я вновь его примерить?

— Конечно! — просиял продавец. — У нас множество моделей от прославленных мастеров Сар-города: обязательно подберем то, что будет сидеть на Вас идеально.

— Тогда подайте и эту шляпку, пожалуйста.

— Всенепременно…

Фибус наблюдал за женщиной, которой удалось на время забыть о маске суровой домоправительницы, — и мысленно улыбался. Он не был скрягой и с радостью оплатил бы любой ее каприз — сумма, потраченная на тряпки, волновала его куда меньше представившейся возможности на краткий срок отвлечься от дел насущных. Однако решил поддержать ее. Давно он не видел Мартину такой счастливой.

Оставив женщину у примерочной, он вышел на улицу. Под раскинувшимся над входом в лавку брезентовым пологом было душно, но охрана не выказывала усталости и недомогания. Арно в компании доверенных людей — таких же угольно-черных, как и сам — дежурил у дверей снаружи, привычно сверля взглядом приближающихся прохожих. Те, завидев издали уроженцев пустынь, старались обойти магазинчик стороной.

Избежав рабской доли, южане преданно отрабатывали кусок хлеба выделенного на их содержание, за что и были любимы многими. И государевы люди, и другие — попроще, с радостью брали на службу подобных им.

Не страшась, что его признают — «тупичек» было решено посетить без помпы, инкогнито, — Фибус подошел к колоритной троице.

— Как у нас дела? Еще не начинали? — спросил он у Арно.

— Тишь да гладь, — ответил тот. — Стражи рядом почти нет. Те, что мелькают на выходе, словно мухи снулые. Ждем…

— Примерно с час тут еще покрутимся, и, если так же тихо будет — возвращаемся, — сказал Лориани. Задумчиво пробормотал: — Надеюсь, я не ошибся в выборе исполнителей…

Перед глазами невольно всплыло помятое лицо Васера Лау, которого он когда-то назначил Смотрителем ипподрома, а, нынче, не колеблясь, сместил с должности.

— …Полагаю, Вы слишком придираетесь к себе, — выдержав паузу, сказал начальник охраны.

— Я ведь тоже человек, — улыбнулся Лориани. Он не посвящал Арно в грядущие события полностью, но тот обладал необыкновенной для варвара проникновенностью ума. — Тоже могу иногда совершать ошибки.

— Это не проблема, если заранее известно, как ее исправить.

— В том-то все и дело, Арно, — Фибус протер платком выступившие на шее и подбородке капли пота, — что я еще не придумал, как это сделать. Многое зависит от результатов. Вариантов — тьма.

Скомкав увлажнившуюся тряпицу, спрятал ее в карман:

— Так или иначе — это потеря времени и сил, которые можно было бы направить в иное русло… Лучше бы совсем ее не допускать — последствия будут печальны.

Ближе к центру, чуть левее паркового холма и неподалеку от площади Просвещения, хлопнуло резко. Будто великан неожиданно ударил в ладоши или лопнул огромный надувной шар — никак не меньше городской ратуши. По земле пробежала судорожная волна, со зданий слетела пыльная взвесь. В оконных рамах звякнули стекла: где-то треснуло, на мостовой жалобно зазвенели осколки.

Невзирая на попытки охранников прикрыть хозяина собственным телом, Фибус — отбрыкиваясь ногами и тростью — выбежал из-под навеса. Он еще не знал, как поступит дальше: станет радоваться началу задуманного действа или примется неторопливо подыскивать место, где упокоится его смрадный труп. Понимал только одно — НАЧАЛОСЬ!

С этого дня в Разделенном мире кое-что изменится: нечто размытое, непознанное и оттого очень опасное должно было в одночасье обрести плоть — и стать не таким страшным. Пугает неизвестность. А то, что можно увидеть и ощупать — не более чем простое препятствие на пути, которое нужно всего лишь перешагнуть. И пусть этот шаг будет тяжел; пусть он потребует колоссального напряжения сил и воли идущего — это будет осознанный выбор.

Быть может, в будущем его проклянут за содеянное — правда рано или поздно всплывет, а прозвище «Выворотень» смешают с грязью, употребляя исключительно как ругательное слово, но он в своем праве попробовать. Никто ему не указ — ни Высшие, ни раболепно склонивший пред ними голову Государь.

Когда выдавалась свободная минута, Лориани часто заглядывал в домашнюю библиотеку. Предшественник скопил внушительное собрание сочинений древних мудрецов. Из них он почерпнул, что перемены — где бы они ни происходили — всегда выходили боком. Особенно для тех, кому не посчастливилось стать их зачинателем.

Фибус не боялся больше — и оттого, во все глаза, завороженно смотрел на воздетый до небес столб коричневой пыли. Несколько секунд он медлительной воронкой крутился на месте, а потом стал раздаваться в стороны, скачками вырастая в размерах.

В лицо подул слабый ветерок. Запахло гарью, по щеке хлестнуло колкое крошево.

— Господин! — страшно прокричал Арно почти в самое ухо. Вопреки недвусмысленному указанию не мешать, он удерживал хозяина за рукав и порывался затащить в помещение. — Уходить нужно, господин.

Сузив веки, как завороженный, Фибус следил за переливами тонн пыли в воздухе где-то над центром; смотрел на растущий вихрь. Усилился ветер: порывы его угрожающе гудели в трубах домов, выводили свистящие трели в жестяной кровле. Трепали штанины брюк, и словно старались скинуть с плеч шитый по индивидуальному заказу сюртук. Шляпу-котелок, непременный атрибут уважаемого в Сар-городе человека, Фибус снял заранее, прижав ее одной рукой к груди; другой он опирался на трость. В лицо летели щепки, клочки какой-то материи, горсти колючего песка поднятого с земли внезапным ненастьем.

А потом вихрь разом надвинулся, ветер стих и стало темно. В сумерках Фибус с трудом различил фигуру Арно. Голос его слышался, будто через толстый слой ваты.

Откашлялся, избавляясь от занесенной в легкие пыли, и слух тут же прояснился: всего лишь заложило уши от резкой смены давления.

— Мы должны уйти, господин, — повторил Арно. — На улицах будет опасно — вся шушера из Черного города сбежится… Туча быстро не рассеется.

— Хорошо, — ответил Фибус, возвращая шляпу на законное место. — Заберем Мартину…

— Ее придется оставить. Ребята уже проверили вход — он заблокирован. С ней ничего не случится.

— Ты прав, пожалуй, — взвесив «за» и «против», сказал Фибус. — Продавец хоть и выглядит …не готовым, а соображает быстро.

Мартину он решил забрать позже, когда уляжется пыль.

— В какую сторону идти? — спросил Лориани. Сомнений в том, что начальник охраны продумал путь отступления, у него не возникало. — Чувствую себя личинкой в брюхе пустынного червя — ничего не вижу.

— Держитесь за пояс, господин, — посоветовал Арно. — И трость далеко не убирайте… повылазит всякой швали, мало ли чего…

— Согласен.

Фибус быстрым движением выкрутил трехгранный стилет из узкого полого футляра, замаскированного под трость, и приладил сверху, получив таким образом копье с коротким древком. Боец из него не ахти какой, против серьезного противника не устоит, но отмахаться от случайного покусителя — вполне хватит.

Ухватившись за ремень варвара, поплелся следом. О Мартине он больше не вспоминал. Если продавец и вправду не дурак — не станет отпирать дверь и выпускать женщину во мглу. А в доме ей ничего не угрожало: разве что об иглу уколется или ноготь сломает.

Сначала двигались по прямой, потом свернули пару раз на перекрестках. Иногда впереди возникали размытые тени: кто они — лихой народ, пожелавший воспользоваться удачным моментом, или добропорядочные граждане, которым не посчастливилось оказаться вне надежных стен родного дома, — было решительно непонятно. Впрочем, это не имело особого значения. Все они, едва завидев издали три обнаженных кривых клинка, старались скрыться во мгле.

Остановившись у обитой металлическими шипами двери, Арно ударил в нее эфесом. Деревянное полотно сработано надежно, но звонкий стук металла о металл дежурящий внутри охранник пропустить не должен.

— Чего надобно? — быстро прозвучало из-за преграды. — Заведение закрыто до вечера.

— Это Арно, — буркнул начальник охраны. Потребовал: — Сопровождаю господина Лориани — впускай.

Поколебавшись немного, за дверью произнесли:

— Отчего я должен тебе верить? Вон как буря разыгралась — Хозяин в это время наверняка дома сидит, а не шляется по непогоде, где попало.

— Старшего зови! Не о чем нам с тобой разговаривать, — гаркнул Арно, с силой пнув ни в чем неповинную деревяшку. — Не то дверь разнесем в щепки.

Молчали несколько секунд, потом другой голос, значительно моложе первого, произнес:

— Господа хорошие, — начал он. — Мне понятно ваше желание испытать судьбу, но пришли вы совершенно не вовремя… И если сейчас же не уберетесь восвояси, крупно о том пожалеете.

Услышав знакомый голос, Лориани выступил вперед:

— Давненько не виделись, Герхарт! — сказал он громко. — Смерти моей хочешь? Долго нам еще пылью дышать?

В доме притихли на миг. Потом щелкнуло два раза, открываясь и закрываясь, невидимое смотровое окно. Последовал короткий приказ отворить дверь.

Первым в освещенный портал парадного входа юркнул человек Арно. За ним проследовал начальник охраны.

— Чисто, господин Лориани, — сказал он.

Опираясь на древко короткого копья, Фибус взошел по ступеням. За ним в дом неслышно проник и третий охранник. Хлопнула позади тяжелая дверь, защелкали запоры.

Потребовалось некоторое время, чтобы приглушенный свет газовых светильников перестал жечь глаза. Хозяин подворотен огляделся: в квадратном высоком холле, кроме него и троих телохранителей, находились еще несколько человек. Четверо вооружены короткими мечами, клинки обнажены и готовы отведать чужой крови. Пятый, в светлом приталенном пиджаке с большой золотой брошью на лацкане, замер у лестницы. От остальных он отличался некоторой манерностью и был значительно моложе.

— Боишься меня, Герхарт? — спросил Лориани пытаясь отбить въевшуюся в ткань сюртука пыль. Скорее всего, придется выбросить — такое никаким полосканием не отстираешь.

— Вас боюсь и уважаю, — признался Герхарт Гнед. Он приказал своим людям спрятать клинки и удалиться. — Других — просто боюсь. Вы сами учили, что осторожность в нашем деле никогда не вредила. С инспекцией пожаловали?

— Ни разу не был в твоем заведении, — усмехнулся Лориани. — Но прибыл за другим — нам надо переждать ненастье. Застала на улице врасплох.

— Пройдемте наверх, — доброжелательно сказал хозяин дома и стал подниматься по лестнице. — Могу предложить отличное вино, клиенты от него в восторге.

Подумав немного, Фибус ответил:

— Нет, пожалуй. Меня устроит обычный черный чай.

В уютном вестибюле на втором этаже они устроились в креслах. Стены украшали искусно выполненные барельефы, свезенные сюда со всех уголков Разделенного мира: в одних угадывалась рука мастеров Аданайских, в других чувствовалась сила и стремительность художников Биндона — это удивительно, но на пороге пустыни таковых водилось немало; несколько широких табличек пущенных по периметру на уровне глаз демонстрировали раскрепощенность Хатала.

Принесли чай, и Фибус с удовольствием прикоснулся губами к горячей чашке. Он пил молча, поглядывая то на Арно, застывшего у перилл — его подчиненные остались на первом этаже, то на Герхарта. Он тоже тянул ароматный напиток, не решаясь первым начать разговор. Хозяину подворотен хотелось отвлечься от дел и мыслей, что жужжали в голове подобно рою болотных мух, однако сделать это было не так уж просто: он все еще боролся с искушением совершить опрометчивый поступок — выбежать из дома, вернуться к магазину, где оставил Мартину, и попытаться попасть внутрь. От осознания, что с ней может произойти несчастье, становилось не по себе.

Он уговаривал того, второго, скрытого под задубевшей шкурой видавшего виды старика: «Так надо. Иного пути нет!», но все его попытки восстановить душевное равновесие пропадали втуне. Фибус чувствовал, еще немного и он будет готов отдать приказ Арно на возвращение в Швейный тупичок.

Чтобы хоть как-то отвлечь себя от крамольных мыслей, спросил:

— Что у тебя приготовлено на случай, если непрошеные гости не уходят добровольно?

— Как вы? — спросил Герхарт. Не хотелось ему открывать этот секрет даже своему патрону.

Широко раскрыв глаза, он вдруг заерзал на месте. Осознал, видимо, что поторопился и сдерзил — совсем запутался мальчишка.

— Вы всегда самый желанный гость в моем доме, — приложив руку к груди, горячо заверил Гнед. Чай расплескался, заляпывая щегольский пиджак темными пятнами. — В конце концов, он более Ваш, чем мой. Отдан во временное пользование щедрой рукой Хозяина подворотен, не спорю… Но по-прежнему — Ваш.

— Не уходи от ответа Герхарт, — подняв одну бровь, сказал Лориани. — Известна мне твоя велиречивость — до гроба заговоришь мертвяка. Но такой порок, как подхалимство, ранее за тобой не числился. Что-то изменилось? Не давай мне причин изменять сложившееся о тебе мнение в худшую сторону…

Молодой человек в кресле напротив осекся. Распрямился, с лица слетела наносная блуждающая полуулыбка, почувствовалась внутренняя собранность, способность слушать и отвечать. «И от кого только понахватался? — подумал Хозяин перекрестков. — Надо бы дать задание проверить его окружение. Ох уж эта молодежь… легко поддается внешнему влиянию». А ведь Герхард имел реальную возможность в будущем заменить его на посту. Он был не единственным, но одним из достойнейших кандидатов. Будет жаль, если все-таки не устоит перед соблазнами, которые встречаются в жизни на каждом шагу.

— Там, внизу, — повторил Лориани. — Как ты отваживаешь особо настойчивых гостей.

— Игорное дело — опасное занятие, — ответил тот. — Бывает, недовольные… проигравшиеся в прах приходят, чтобы вернуть деньги силой. Народ самый разный: от работяг и до высших чинов из Ратуши. Хаживают иногородние купцы и люд из Черного города. С кем-то из них удается договориться на словах, по-хорошему. А с кем-то не очень…

— Ведь ты решаешь проблемы… И как? Режешь глотки?

— Ни разу такого не было, — замотал головой Герхарт. — На словах все: уговоры и вразумление.

— Но есть те, кто не уходит.

— Случается, — вздохнул Герхарт. — У нас кипяток по такому случаю заготовлен — быстро остужает пыл.

— Кипяток — и остужает?

— Ну да, как-то так, — Гнед пожал плечами. — Потом снова разговариваем.

— Судя по тому, что ко мне за помощью ни разу не обращался, — тебе удается найти общий язык.

Молодой человек быстро кивнул. Если и есть за ним трупы, о которых не говорил, то мало и хорошо спрятанные. Иначе Фибус знал бы о частых исчезновениях людей в этом районе, да городская стража подняла бы шум, увидев провал в отчетности.

«Далеко пойдет мальчишка», — ухмыльнулся про себя Фибус. Не каждый способен договориться с разъяренными проигрышем людьми: в доходных домах нередко оставляли месячную зарплату, ставили на кон подворье, прощались с неожиданно свалившимся с небес наследством. В обществе хватает неадекватных личностей.

А то, что кто-то на таких заколачивает барыш… В том нет ничего предосудительного — дурак и сам найдет где потерять деньги. Так пусть лучше они осядут в тех карманах, которые ближе к телу. Что добру пропадать зазря…

Фибус привстал в кресле:

— Где тут у тебя окно? — За время нахождения в доме, он ни одного не заметил. При постройке здания архитекторы учли пожелания владельца и спроектировали его так, чтобы ничто не отрывало игрока от процесса.

Герхарт с готовностью указал дорогу.

Из выбеленного мрамором вестибюля они прошли в темный коридор, миновали с десяток наглухо закрытых дверей и оказались в небольшой кухонке: на газовой плите готовилась новая порция чая.

Там с дородной поварихой в белом колпаке щебетала о несерьезном пара официанток из игорного зала — почти неглиже. Из одежды на них были лишь миниатюрные кусочки материи, не столько скрывающие, сколько подчеркивающие формы, на которые гостям дозволялось смотреть, но не трогать — это же не публичный дом, верно? Утвержденная уставом заведения форма была призвана радовать взоры посетителей мужского пола, а также, наряду с порциями алкоголя щедро раздариваемые игрокам, заодно и отвлекать от неумолимого хода времени.

Увидев начальника в сопровождении колоритных гостей — особенное их внимание привлек неотличимый цветом от куска угля Арно, троица притихла. Герхарт, казалось, не сказал и слова, а девицы уже быстро собрались и упорхнули прочь, вместе с пышной дамой в фартуке и колпаке. Охранник проводил их оценивающим взглядом.

— Арно, тебе понравились девушки?! — слегка удивившись, спросил Фибус. — …Можешь идти, здесь мне ничего не угрожает.

— Вообще-то, у нас запрещено общение с персоналом — это против правил заведения, — начал Герхарт, — но я мог бы дать соответствующие указания. Да и девочки, судя по взглядам, были бы не прочь…

— Ко всему привыкаешь, — размыто ответил Арно. Добавил твердо: — Мое место подле хозяина.

Настала очередь удивляться Гнеду. Еще бы! Пожалуй, он впервые видел не обремененного женой мужчину, добровольно отказавшегося от весьма близкого знакомства с противоположным полом.

— Не подумай лишнего, — пояснил Лориани. — Мальчики — тоже не его стихия. Дело в том, что люди пустыни обычно не признают женщин вне своего племени. Сейчас же мы наблюдали эффект от процесса, м-м… присказка такая есть — вода камень точит!

Герхарт покачал головой, в глазах мелькнула искорка сочувствия. Натуральная она или нет, Лориани так и не разобрал. Больше интересовало другое — окно. На кухне его также не наблюдалось.

Поймав вопросительный взгляд Фибуса, Герхарт толкнул от себя шкафчик, около которого стоял. Тот без усилий съехал в сторону, открывая высоко задранное и узкое, больше похожее на бойницу оконце, прорубленное в толстой стене.

— Это что такое? — нахмурился Фибус. — Побольше и… поприличнее — нет?

— Пришлось заложить. После того, как «так называемые» приятели Кариссая пытались взять дом штурмом.

— Все же, иногда не удается решить конфликт без рукоприкладства?

— Это редкое исключение из правил.

— С ним надо переговорить мне? Почему не докладывал?

— Нет, господин Лориани, — ответил Герхарт. — Я провел расследование по горячим следам. Приятели, на поверку, оказались действительно «так называемыми». Сами же в этом признались.

— Хорошо… — Фибус скептически рассматривал предложенное окно: с его малым ростом он не дотягивал даже до подоконника. — Как до него добраться?

Герхарт заполошно хлопнул себя по лбу, заметался по кухне. Затем, остановившись у стола, сдвинул его к стене под жалобный звон фарфорового сервиза. Приставил широкий табурет — аккурат под зад поварихи. Оценил устойчивость и сделал приглашающий жест.

При помощи Арно Фибус взобрался на стол. Пыль над городом почти рассеялась — тонким матово-коричневым саваном она оседала на крышах: без труда можно было рассмотреть Швейный тупичок, который пришлось недавно оставить, тенями вздымались вдалеке похожая на пирамиду Ратуша с золотистыми шпилями и плоский пока цилиндр водонапорной башни покоившийся на ажурных ножках ферм. Сектор обзора оказался довольно узким: сказывались смешная ширина окна и почти полуметровая толщина стены. Храм скрывался где-то за откосом, правее.

Мысли Фибуса вознамерились было свернуть на проторенную дорожку — беспокойство о судьбе Мартины попыталось выбраться наружу из глубин сознания, но от раздумий его оторвала пара негромких хлопков, будто кто из присутствующих на кухне вдруг решил ему поаплодировать. Он хотел отчитать подчиненных в неуместности шутки, но скоро стало не до того. Стол содрогнулся, Герхарт — по левую руку — от неожиданности лязгнул челюстью, Арно — непонятно, но коротко и очень зло, ругнулся на родном языке.

Сначала Фибус подумал, что у него расплывается и двоится в глазах. Замотал головой — бесполезно. Прикосновение к нагретому солнцем камню подсказало, что дрожит дом, а под ним и сама земля. Зажужжал фарфор на столах, задребезжал и свалился с плиты полный бурлящей воды чайник. Герхарт отскочил в сторону, зашипев от боли в ошпаренной кипятком ноге.

А после, воздух пронзил тонкий скулящий звук, напоминающий об унылой зубной боли. Фибус всмотрелся вдаль — как будто ничего не изменилось: стало светлее, проявился на горизонте парковый холм. И будто что-то поменялось в картинке, появилась неправильность, царапающая взгляд.

Хозяин подворотен всмотрелся внимательнее и понял, что его насторожило. Цилиндр водонапорной башни — единственный в Сар-городе источник питьевой воды — слегка качнулся, накренился малость — сразу с такого расстояния и не разглядишь. Постоял непродолжительное время, и начал с ускорением складываться на бок.

Такого развития событий Фибус Лориани не предполагал…

Глава 12 Васер Лау

Очнулся Васер от того, что вокруг стало нестерпимо тихо: кошачий ор, время от времени волнами проносившийся над спящими крышами, как-то разом сошел на нет; исчез и людской гомон, с позднего вечера полнивший ночные улицы Сар-города. Лишь изредка стучали в отдалении по дереву молотки, да жена отчитывала загулявшего мужика-выпивоху.

Солнце еще не выбралось из-за домов, но уже заявило права, обесцветив пустое лишенное облаков небо: безлистые ветви кустарника изрезали его на мелкие неравные части, создав иллюзию битого фарфора.

Васер поднялся с земли, послужившей ему жесткой постелью, отряхнулся и стал выбираться из-под моста. Никогда еще он не чувствовал себя так плохо.

И дело вовсе не в том, что прошлой ночью подручные Выворотня устроили «темную», и даже не в том, что измочаленное тело отзывалось болью на любое небрежное движение. Другое его беспокоило — никто так и не пришел в условленное место. Ни ночью, ни под самое утро.

Поначалу, он считал, что слишком углубился в тальник. Отряженный Виоликой посыльный мог не найти его в темноте, или попросту — спутать место. Но позже уверил себя в том, что давняя подруга бросила предателя, как она наверняка думала о нем, на произвол судьбы.

«Ишь! Губу раскатал, — корил он себя за малодушие и доверчивость. — С чего вообще взял, что кто-то с радостью кинется на помощь?» Мир изменился, теперь не значили ничего прежние знакомства, связи. Виолика была его последней надеждой — и эта ниточка оборвалась. Тут, как ни крути, придется рассчитывать только на собственные силы.

Поднявшись по насыпи, он припал к перилам моста: русло пересохшей речки, изгибаясь, уходило вдаль. У кузнечных мастерских по центру его еще ютился крохотный зловонный ручеек, питаемый подземными водами, но тут корни кустарника отбирали последние капли живительной влаги. Река под трухлявым деревянным пролетом иссякла задолго до рождения Васера.

Он так и не решил, где спуститься под землю. С детства помнил несколько безопасных точек входа в городские катакомбы, однако со времен беспризорной молодости минуло немало лет. Многое могло измениться: часть из них наверняка обветшала, часть стала использоваться под нужды городской стражи и канцелярии.

Какую-то толику людям пришлось запечатать собственноручно, дабы обезопасить семью и нажитое от выползней с нижних уровней. Набеги тварей приводили не столько к человеческим жертвам, сколько к порче имущества. Источаемая ими слизь приставала к предметам намертво — ничем не ототрешь.

Иной раз происходили вторжения в местах дотоле казавшихся безопасными. Обнаруживался неучтенный лаз, через который и проникали на поверхность, беспомощные днем и опасные в беспросветной мгле ночи твари.

Рыскающие по ночным улицам коты справлялись с возложенной на них задачей отменно. Природная нелюбовь усатых к подземной живности горожанами только приветствовалась. Правда, действовали когтистые хищники только по факту, когда уже случилась беда. А тут требовались превентивные меры.

Была у Васера на примете пара уцелевших спусков. Но один из них — проверенный, в цехе зачахшей фабрики игрушек — располагался слишком далеко от виселицы, а значит, стража не рискнет выводить арестанта этим путем. Все же мытарства, которым подвергался осужденный, не должны были стать причиной его смерти. Пусть и не в полном здравии ему следовало хоть на коленях доползти до места казни.

Другой, самый верный, находился в центре, на небольшом отдалении от водонапорной башни. Медные трубы уходили по широкой шахте в самую глубину, куда на толстых тросах были спущены паровые подъемные механизмы. Город зависел от их бесперебойной работы, и оттого грандиозная постройка — непримечательная на поверхности и представлявшая собой чудо человеческой инженерной мысли, схороненное под пластами земли, — охранялась пуще Ратуши.

Шахта служила рукотворным перекрестком между разными уровнями подземелий. Их-то и стерегли служивые люди: в основном от мелкой живности, приползшей с низов на странный запах. Кто покрупнее — сторонился громких звуков издаваемых чуждой им машинерией.

Не все ходы там были изучены, этим-то и пользовалась охочая до приключений городская шпана, беспрепятственно шмыгающая под носом у стражей правопорядка.

За мыслями Лау не сразу сообразил, что его уже давно дергают за рукав. Обернулся, бросил хмурый взгляд на приставучего мальчишку.

Оказалось, что явился тот самый Митек, поставивший его в неловкое положение на вокзале, которое чуть не закончилось скоропостижной встречей Васера с праотцами.

— А, ты… — протянул он. — Позлорадствовать вернулся?

Рука чесалась отвесить пацану звонкий подзатыльник.

— Зря злитесь, я… — начал он. Осекся, прочитав взгляд. Сказал: — Ну да, не зря, че. А что мне делать было! Неизвестно кто цепляется на улице и тащит в сторону силком…

— Я сразу пояснил, кто мне нужен.

— Себе дороже — к ней провожать кого-то. Мигом работу найдет потруднее, да посчитает, что от отлыниваю, лентяй. Так было лучше.

— Не мне.

— Эт точно… — Расплылся в улыбке мальчуган. — Я думал, вас там сразу в подпол закатают — везучий вы тип, че.

— Если б было так, как говоришь — мы б с тобой тут «лясы не растачивали»…

— Это ее любимая присказка, — ввернул пацан.

— Пришел что-то дельное сказать, или так — от нечего делать …прогуливаешь? — процедил Васер.

— Виолика меня послала, — насупился паренек. Добавил серьезно: — У нее не загуляешь.

Вынул из-за пазухи вчетверо сложенный листок.

— Передать велено.

— Чего же с вечера не пришел?

Васер выхватил из рук долгожданную бумагу. Раскрыл, чтобы убедиться — карта! Виолика не врала, когда говорила, что возьмется оказать посильную помощь. Наверное, он для нее еще что-то значил. В груди потеплело, и настроение чуть поднялось. Все-таки человек, какое бы положение в обществе он не занимал, чувствует себя заметно лучше, когда знает, что еще помнят о нем. И, быть может, ждут возвращения.

— Появилась работа неотложная, — нехотя сказал паренек. — Да ночью еще пытался от родни отвязаться… Далеко, правда, от дома уйти не смог. К казни город готовится — явление как-никак, че… — он задумчиво поскреб затылок. — Стража наряды на улицах выставила, а все одно по крышам тени бродили какие-то…

— Тени? — недоверчиво переспросил Васер.

— Да, — подтвердил Митек. Уточнил: — Две тени. С виду не наши, не городские — было что-то в их движениях… Местные неповоротливыми мешками переваливаются, а эти — словно кошки, гибкие.

— Уверен? Как же ты их обнаружил? Стража подозрительных людей выслеживала, все глаза проглядела, да не заметила…

— Человек служивый лишь по улицам да закоулкам выглядывает, напасти выше головы не ждет. А я привык на верхотуру лазать — путь разведывать, вот и приметил.

— Понятно, че.

Васер скопировал жест Митька. Сказанное мальчонкой нужно было взять на заметку: не иначе как у него появились конкуренты. Если одна из них девушка, виденная им у Фибуса Лориани, выполнить данное Хозяину подворотен обещание будет очень нелегко. Чего только не наговоришь в запале преданности, под угрозой расправы…

Паренек уже собрался бежать, но Лау остановил его.

— Отчего прийти не побоялся? Поздно пусть, а и на том спасибо.

— От «спасиба» вашего ни жарко, ни холодно мне. Виолику благодарите, она приказала — я исполнил. — Признался вдруг: — Побоялся конечно, че… Рука у нее тяжелая: уши надерет, мало не покажется.

— Помню, — улыбнулся Васер всплывшим из небытия детским воспоминаниям, но мальчишка больше его не слышал. Перебежал мост и рысью направился в сторону вокзала, откуда доносились гудки прибывающего поезда.

Потрогав повязку — глаз и щека болели не так сильно, как вечером — Лау вновь спустился под мост. Устроившись в тени, достал остатки съестного и принялся изучать исписанную цветными значками карту. Тяжело было извлекать из далекого прошлого смысл нанесенных на нее условных обозначений, но Васер старался, как прилежный ученик перед важным экзаменом: он не мог упустить шанс на восстановление пошатнувшегося доверия Хозяина подворотен.

Мешались мысли о прежней жизни. Как сонмища болотных мух они роились в отдалении и только и ждали момента, когда он отвлечется от дела, чтобы атаковать. От них веяло болью и безысходностью. Чем больше они посещали его голову, тем больше затея с похищением арестанта казалась ему невыполнимой. Потому Васер старался отогнать их прочь, с головой уйдя в чтение карты. Должна была быть лазейка, о которой не знал никто — ни он, ни Выворотень, ни Виолика, ни даже люди из городской стражи денно и нощно живущие под землей.

А найдя ее, крякнул от простоты и изящности решения, — как же он не видел этого раньше! Едва не подавился от изумления. Откашлялся, запил остатками воды и стал собираться в дорогу.

Громко сказано — собираться! Брать с собой было особо нечего. Припасы он все подъел: тряпицу, в которой хранились краюха хлеба да кусок сушеного мяса, скомкал и закинул в кусты. Бурдюк исхудал — его выбрасывать не стал, подвязал к поясу. Пригодится. Карту спрятал в нагрудный карман, до спуска в катакомбы она ему не понадобится. Выбрался из-под моста и, оглядевшись по сторонам — нет ли за ним слежки, побрел в сторону Храма наплевавшего на свою паству бога.

Набирающее силу солнце — безжалостно равнодушное ко всему живому — палило спину. Жар его ощущался сквозь ткань, глубоко надвинутая шляпа с широкими полями тоже помогала мало. Вскоре он взмок до такой степени, что можно было выжимать.

Пройдя половину пути, Васер остановился передохнуть под навесом гостиницы. Сквозь широкое окно было видно столовую. За одним из столов, в центре зала, сидели двое: один до безобразия заросший бородой, другой — пухлогубый южанин. Бородатый откровенно веселился, рассказывая незамысловатую историю и подкрепляя каждое слово глотком из пузатой бутылки; южанин, тихо посмеиваясь, стрелял глазами по сторонам.

Облизнув пересохшие губы, Васер заметил, что зацепился с ним взглядом. Веяло от него безразличием и готовностью убивать ради хохмы. Сглотнув комок, вставший поперек горла, он поспешил скрыться за рамой, постоял так немного и продолжил путь. Те двое, явно не из ближних краев — на работорговцев похожи. Зная их вспыльчивый нрав, подумал, что в его положении лучше бы от этих беспокойных ребят держаться подальше.

Он готов был свернуть за углом, однако пришлось отступить в сторону: с торца гостиницы, где на втором этаже разместился балкон, под ноги прилетела бутылка. И хорошо, что была пустая. От осколков явственно несло сивухой не самого высокого качества.

Из-за витой железной ограды наверху кто-то тянул хриплым голосом, безбожно перевирая ноты, заунывную песнь о нелегкой судьбе пустынников.

Мысленно пригрозив кулаком разгильдяю — на большее Васер не чувствовал в себе сил, он пошел прежней дорогой.

Примерно через полчаса непрерывной ходьбы — последние сто метров подъема по бесчисленному количеству ступеней дались особенно тяжело — он стоял у входа в Храм, почитаемый не всеми, но многими добропорядочными, и не очень, гражданами Сар-города.

Здание, устроенное древними строителями на холме — витиевато-кружевное, и в то же время тяжеловесное, подавляющее психику многотонной громадой и показушной величественностью, — давно не являлось абсолютным центром притяжения горожан.

Часть из них ушла от веры, когда стало понятно, что мир уже не спасти: он гнил изнутри, зажатый между пустыней, болотом и промороженными северными пустошами. Лишь Аданай, пока еще не обделенный вниманием Последнего бога, благоденствовал, пуская за Границу избранных — тех, кто проплатил место на берегу ласкового моря. Но даже дураку становилось понятно, что ниспосланная небом на восточную часть континента благодать должна была скоро закончиться. Нет-нет, да приходили оттуда слухи о прорыве подземной нечисти: не такие масштабные, как ближе к западному краю мира, но все же малоприятные.

Другие отдалились от места причащения с приходом нового поколения Высших. Огненосные скаты, верные слуги пришельцев — нежеланных гостей, бессистемно выжигали плодородные земли севернее и южнее Сар-города, отчего катастрофически рушились рынки, а цены на продукты взлетали до небес.

Город тоже страдал от налетов пышущих жаром существ, о чем свидетельствовали опаленные крыши домов и чахлые безлистые деревца на улицах — неведомым образом в них все же теплилась жизнь.

Высшие редко показывались на глаза простому обывателю, но ходила упорная молва, что те нередко появляются в пределах города, а часть даже живет среди смертных, занимая ключевые посты в Ратуше. Впрочем, подтвердить слухи никто не мог, как и то, что пришлым подчинялась чуждая миру людей магия.

С давних пор народ Разделенного мира верил лишь в себя: в силу, которую мог противопоставить агонизирующему в предсмертных конвульсиях мирозданию, а еще — в ненависть, с которой просыпался каждый вечер и засыпал под утро.

Так думал Васер, входя под сводчатую арку парадного входа, украшенного фигурами дев в воздушных мантиях. Шлифованный мрамор бликовал в свете дня: за состоянием статуй ревностно следили послушники, время от времени натирая камень тряпочками. Ветер и песок никогда не оставят их без работы.

Внутри Храма, в составных канделябрах, горели свечи. Вдоль голой кладки стен только металл и сухое дерево. Окна, узкие и высокие, усыпанные цветными витражами со сценами созидания мира, частой спиралью уходили к расписному своду потолка. В центре его было изображено дневное светило — на картинке солнце выглядело гораздо дружелюбнее, чем на самом деле; когда-то оно дарило жизнь, а не отбирало ее.

Зал был пуст. Пройдя мимо строя жестких лавок, Васер подошел к усыпанному жертвенными дарами алтарю. Постоял у него немного, положив руку на святыню. До блеска начищенный медный диск — рукотворное отражение солнца, изображенного на сводчатом потолке — слегка холодил ладонь.

Бывший Смотритель ипподрома не верил в Последнего бога, но даже ему требовалось сейчас благословение. Затем собрал тронутое увяданием съестное и разложил по карманам. Снял с канделябра десяток свечных огарков; другой, что был поменьше, притушил, оставив одну свечу зажженной, и снял его с алтаря.

Убедившись, что никому не интересен, зал также оставался пуст, он зашел за алтарь и спустился в старую крипту: вход в нее, как предписывали богослужебные книги, по дневному времени надлежало держать открытым.

На последней ступени разжег воткнутую в шов между камнями лучину. Она давала мало света, но этого хватило вполне, чтобы безболезненно добраться до второй, а потом и до третьей.

Потолок был низок. Поперечные фундаментные балки, вырастающие на пути, норовили нанести неожиданный удар в лоб. Он пригибался, стараясь не смотреть по сторонам. Там не было чудовищ — они сторонились освященных мест, как будто не врали слухи об их родстве с потусторонними силами.

На самом деле Васер Лау считал, что чудовища являлись порождением того же мира, к которому принадлежал и сам. Вполне обычные — видоизмененные, и оттого смертельно опасные для человека — насекомые.

В стенах, обросших черствым на ощупь мхом, рядами были устроены ниши. В них пылились мощи святых. Лау косо смотрел на данную практику: по его разумению мертвецы должны были быть преданы земле, став частью извечного круговорота природы.

У пятой лучины в узком коридорчике, ведущем вглубь стены, обнаружилась подернутая паутиной дверь. В прежние времена, когда власть Храма над душами горожан была сильна, этим ходом пользовались довольно часто: плелись интриги и заговоры. А теперь, подумалось, что про него и вовсе забыли за ненадобностью.

От проржавелого металла веяло сыростью и прохладой. Васер провернул кольцо, толкнул створку плечом. Дверь скрипнула — по крипте пронесся жалобный стон, звонким эхом гуляя между столбами. Но она так и осталась стоять на месте.

Пришел черед стонать человеку. Это была его последняя надежда пробраться в подземелья незамеченным. Наверняка звук услышали наверху, и скоро тут будет не протолкнуться от разъяренных святотатством служителей Храма.

«Возможно, тут какой-то тайный запор?» — подумал Васер. Света лучины не хватало. Бросив на пол канделябр, впотьмах он принялся шарить по стенам.

Всюду пальцы встречали мокрый крошащийся кирпич, похожий на губку мох и невесомую паутину. Совсем отчаявшись, мазнул рукой по потолку, и тут что-то привлекло его внимание. Проверил еще: не сразу распознал фигурный барельеф из плотного сухого камня — вдавленный круг со сходящимися к центру лучами, знак предавшего бога.

От входа в крипту доносился многоногий топот и голоса…

Уперся руками, надавил — щелкнуло. Растянутая пружина передала усилие на скрытую систему рычагов и тяг. Загудело, зашуршало в стенах. Топот позади усилился, донеслась первая ругань. Кажется, служители Храма поняли, в чем тут дело, и теперь спешили остановить нарушителя.

Приготовившись к худшему,Васер вновь толкнул дверь, и та поддалась — как пушинка сместилась от прикосновения руки. Тьма за ней показалась частью существа, плотным шевелящимся сгустком, ожидающим, когда в его ненасытное нутро окунется живое, сотканное из плоти и крови — чтобы пожрать.

Схватив канделябр с пола, закрыв на миг глаза, — времени на раздумья больше не было, преследователи подошли к коридорчику, в котором укрывался Васер, вплотную — он шагнул через порог. По инерции сделал несколько шагов, остановился перевести дух — ничего с ним не случилось; и, не тратя времени на розжиг свечи, выставив руку выше головы, пошел дальше.

Хор голосов за спиной стих. В последний момент ему показалось, что кто-то пытается схватить его сзади за плечо, но он ловко извернулся, уверенно идя во тьму. Крепко затвердил в памяти первый десяток поворотов, на этом уровне ему ничто не угрожало. А вот служители Последнего бога идти следом побоялись.

Отсчитав полторы сотни шагов, Васер остановился перевести дух: сбитое спешкой дыхание никак не желало восстанавливаться; громко ухало, отдаваясь в ушах гулом, сердце.

Он присел на корточки и разжег свечу в канделябре. Тьма отпрянула на два-три шага, не больше. Впрочем, Васер и этому был несказанно рад. Детство, когда он вместе с Виоликой исследовал катакомбы — еще полный оптимизма и начисто лишенный страха смерти, давно минуло. На смену бесстрашию пришла разумная осторожность. Он старался не ввязываться в безнадежные дела, в которых выгода или отсутствие потерь не маячили хотя бы на горизонте. Результат поддавался расчету почти всегда.

Только сейчас выбора, как такового, у него не было. Делай, что попросили, лезь куда попросили, и, желательно, вспомни навыки выживания.

Всматриваясь во мглу впереди, он двинул дальше. Карманы плаща оттягивала украденная с алтаря еда. Нащупав там горбушку хлеба, сунул в рот — когда еще придется остановиться на полноценный привал? Воду в бурдюк он нальет позже. На карте Виолика заботливо обвела это место синим карандашом.

Ход вел от центра холма под уклон, постепенно удаляясь от площади Просвещения.

Васеру не требовалось попадать на место казни. Достаточно было оказаться в нужное время рядом с точкой вывода преступника на поверхность. Выворотень, при памятной встрече, выдал подробное ее описание.

Городская стража сама приведет нужного человека. А потом он доставит беднягу заказчику и получит заслуженное прощение. Чем не вариант? После этого, конечно, в полных правах Смотрителя ипподрома никто не восстановит и место не отдаст — слишком велика провинность, но зато появится реальный шанс вернуться к почти прежней жизни.

Версия, предложенная Хозяином подворотен, была всем хороша, однако имела существенный недостаток. Лау смущало количество конвойных. Едва ли их будет меньше десятка — не одолеть. «Пусть бы два, три человека…» — хорохорился Васер. И тут же сам себя одергивал: «Да кого я обманываю. Мне не справиться и с одним…»

Подумав, твердо решил еще поразмышлять над способом извлечения осужденного. От приготовленного Выворотнем плана дурно пахло. Не слабее, чем из помойного ведра. Васер был не настолько глуп, чтобы не понимать, что из него хотели сделать крайнего во всей этой затее.

Он уже не путался во множестве искривленных линий, нанесенных на бумагу дрожащей детской рукой. Сверившись с картой, ходом преодолел несколько спусков и подъемов. Общая протяженность последних казалась значительно меньше. С каждым шагом Лау все глубже уходил под землю. Появилось давящее ощущение многотонной массы, зависшей над головой.

Свеча горела ровно, но света едва хватало, чтобы разогнать мрак на три шага вперед. В ответвления от намеченного пути он старался не заглядывать, чтобы не привлекать ненужного внимания отряженных в подземелье стражников. Отблески пламени могли быть замечены издали, но служивые не бросятся сломя голову на мелькнувший мимо огонек, если только он сам к ним дуром не выйдет. Тоже люди, тоже хотят пожить.

Коридор закончился обширным провалом.

Нет, камень вперемешку с сырой землей под ногами никуда не делся, лишь стены резко раздались в стороны. Потолок также присутствовал, его можно было ощупать пальцами.

Согласно давним воспоминаниям, и бумаге в грязных руках, он находился сейчас в широком круглом зале, каких под городом было несколько. Располагались они на значительном удалении друг от друга, выходя за пределы городской стены, и в каждом сохранились врытые в землю остовы источенных ржой лестниц. Кое-где в этих залах можно было заметить выходящие на поверхность остатки непривычно твердого камня, наподобие деревянных железнодорожных шпал, уложенного будто по линейке. По нему тянулись две чахлые нитки рельс.

Возможно, древние жители города добывали здесь полезные ископаемые, но потом шахты обеднели и их забросили. Где-то тут из земли должен бить ключик. Он должен услышать плеск воды.

Васер поднял камешек и бросил как можно дальше. Он давно не спускался в катакомбы, за такую прорву времени многое могло измениться… Не расслышав удара, бросил еще один.

Не вытерпев, сделал несколько шагов вперед и замер, пораженный — на третьем шаге нога не встретила привычной тверди, ботинок провалился в пустоту. Пошатнулся, упал назад, заколотилось бешено сердце.

Как назло, свеча упала и тут же потухла, оставив его лежать в полной темноте. Дрожащими руками он разжег новую; отыскал огарок, и запалив его, бросил в пропасть. То, что это не обычный обвал породы, стало понятно сразу. Веяло от нее… Васер не мог подобрать точных определений: волосы на затылке непроизвольно вставали дыбом, спину когтистыми лапами драл невидимый кот.

Огарок свечи некоторое время светился, удаляясь, а потом бесшумно затух, так и не отскочив от дна провала. Васер насчитал около семидесяти метров.

Встал, отряхнулся, и стал обходить яму, держась стены. Его страшила и удивляла эта аномалия — ни разу не слышал он, чтобы земля бесшумно уходила в пустоту. Гул и грохот от обрушения, обязательно приметили бы на поверхности. Трясти должно было так, что Ратуша содрогнулась бы до основания, а чиновники попадали с насиженных мест…

Размыло подземными водами?

Как же! О таком подарке можно было только мечтать. Означало б это, что мир недалек от выздоровления — пошел на поправку! Да о близком к поверхности источнике воды горожане что-то не разговаривали. Изгаженный отходами производства ручеек подле кузнечных мастерских и то усыхал понемногу. Жители Сар-города спасались влагой добытой паровыми машинами из глубин.

И яму эту непременно заметили б. По катакомбам немало народу шляется, какое бы отталкивающее впечатление они не производили, а значит, земля ушла относительно недавно.

«Быстро и бесшумно», — добавил про себя Васер, и от этой мысли по телу вновь пробежала морозная судорога.

Нащупав в стене пустоту, Васер убрал огонь и подставил ухо, стараясь уловить подозрительные шорохи. Не услышав и звука — тишина в коридоре стояла оглушительная — вышел из зала прочь.

После десятка шагов остановился среди замшелых стен и, хоть запретил себе совершать подобное, оглянулся — за пределами освещенного свечой пространства поджидала тьма. Одинаково непроглядная, плотная.

Только от той, что оставалась за плечами, веяло первобытным ужасом, который испытывает человек, впервые встретивший на своем пути необъяснимое. И еще безысходностью, которой Васер, как ни силился, не мог дать рационального объяснения.

Решив, что при удобном случае непременно расскажет о находке властям — их дело следить за безопасностью в городе, так пусть разбираются, — он отвернулся и зашагал по коридору. Если довериться карте, через три десятка поворотов он должен был оказаться неподалеку от городской тюрьмы — за проведенное у провала время на него снизошло озарение.

Мгла впереди пугала неизвестностью. Слабые дуновения ветерка из боковых тоннелей расцветали ароматами нечистот — где-то неподалеку несла воды вялотекущая смрадная река городской канализации.

«На роль похитителя куда больше подходит наемник со стороны — привыкший прятаться в тени, сросшийся с оружием воедино, — думал Васер. — Вряд ли Выворотень по-настоящему верит, что мне удастся выкрасть преступника. Отдаст на заклание — и вся недолга!»

Так уж сложилось, что его использовали лишь для отвлечения внимания стражи… Но Васер не собирался легко сдаваться.

Потому что знал — есть еще шанс. Он видел цель и надеялся, что та достижима.

Глава 13 Рики Фрид

Рики выбрал левый тоннель, пустой и безопасный. Передал свечу Иглао да велел держать повыше, показал — как правильно. Света с алхимической поделки выходило не больше, чем с натуральной, сальной. От бледного, неприятного взгляду пламени с непривычки слезились глаза.

Впрочем, время горения ее отличалось в разы. Случись им застрять в катакомбах на неделю — едва ли половину запаса израсходуют. Но беглецам столько и не нужно было. Добраться б до выхода из подземелий у дома Выворотня, а там и груз с плеч. Фибус Лориани в долгу не останется, спрячет от городской стражи…

Конечно, и от него пакость какую ожидать можно: город на осадном положении — это не шутка. Закопает, и глазом не моргнет, чтобы обрубить ниточки к нему ведущие. Но станет ли он терять нужного человека? Это был вопрос, над которым Рики следовало подумать.

Он еще не решил, какое из чувств заставляло его придерживаться данного обещания: жажда наживы — все-таки деньги за преступника обещаны немалые, или простая, порицаемая во все времена, гордыня. Одно знал наверняка: деваться ему теперь особо некуда. Приведет Викиса, куда условились, а там и посмотрит, как дальше быть.

Коридор полнился стрекотом насекомых — то ли сверчков, то ли неизвестно откуда взявшейся саранчи. Наемник шел впереди. Меч, словно маятник, покачивался перед носом, усыпляя и притупляя чувство опасности. Ругань позади, которую они слышали недавно при спуске в тоннель, утихла. Лишь ровное дыхание и шорох шагов нарушали воцарившуюся в подземелье тишину.

Рики одергивал себя и подгонял Иглао. Тот нес свечу, прикрыв тыльную полусферу ладонью. Так шанс быть замеченными, а значит и застигнутыми врасплох, хоть и не на много, но снижался: кто знает, что за люди там вели спор? Законопослушные граждане Сар-города в знойный полдень будут перебежками передвигаться по раскаленным улицам, от тенька к теньку, или, что всего вероятнее, предпочтут остаться дома, чем добровольно решатся на прогулку по сырым неизведанным катакомбам.

Тоннель пошел вниз, одновременно раздаваясь в стороны. Под ногами зашуршал мох: он больше не крошился от легкого прикосновения, а проминался под стопой и восстанавливался, стоило перенести вес на другую ногу.

— Здесь много влаги, — шепнул Иглао, когда они остановились у ведущей наверх полуразрушенной каменной лестницы без перил. Конец ее терялся во тьме. Если не врала карта, на той стороне пролета их ожидала развилка. Им нужен был левый лаз.

— Не слепой, сам чувствую, — огрызнулся Рики, настороженно всматриваясь во тьму вокруг.

— Откуда ее столько и почему Ратуша не извлечет из этого места прибыль? Под камнем наверняка есть подземная река или озеро. Горожане оценили бы…

— Не все так просто, — сказал Рики Фрид. — Ниже только тоннели с чудовищами. Откуда бы ей взяться?

— Что-то тебя страшит?

Рики фыркнул от такой постановки вопроса.

Он не боялся сейчас, в обычном понимании этого слова. Был настороже — да, в полном замешательстве, тоже — да. Но — не боялся. Зачерствел, пока отбивал атаки нечисти на западной окраине мира.

— Вода — это хорошо, конечно… — ответил он деланно развязным тоном. Пояснил: — Только, если под ногами все в жиже плавает…

— Совсем плохо, да?

— Очень, — не вдаваясь в подробности, коротко ответил Фрид.

Существа, облюбовавшие нижние уровни подземелий, по человеческим меркам были отвратительны на вид, донельзя живучи и, хоть и передвигались по суше, немного умели дышать под водой. Порой, по невыясненным пока причинам, они небольшими группами поднимались на поверхность, сея среди горожан панику. Стражникам удавалось их найти и обезвредить, покуда не натворили непоправимых дел — но это все стайки по пять-десять особей. Что будет, если затопившая насиженные места вода заставит их одновременно двинуться на первый уровень катакомб, а оттуда — в город?

— Первым иди, — указал Рики на лестницу. Ступени раскрошились, у подножия скопилась груда обломанных камней. — А я пока внизу покараулю.

Дождавшись когда Викис, оскальзываясь на мокром мху и спотыкаясь на проваленных ступенях, возвысится на два человеческих роста, Фрид поднял с земли кусок кирпича — с кулак размером. Прислушался и, метя в сторону тоннеля, которым пришли, бросил в темноту.

Ударившись об пол, тот рассыпался в труху. Мох и плесень, поросшие густым ковром, облепившие все, до чего только смогли долететь споры, поглотили эхо. Стих нескончаемый стрекот сверчков — от него начинала болеть и кружиться голова.

Тогда Рики поднял другой камень и запустил правее прежнего. Ответом ему был перестук обломков и гулкая тишина.

— Смотри-ка, какая терпеливая попалась, а, — буркнул наемник себе под нос. — Тварь опытная!.. Тварь имеет недюжинный жизненный опыт…

Приладил меч к поясу, потом одной рукой собрал у ног горсть осклизлого острого крошева — благо, еще загодя надел видавшие виды, но по сию пору крепкие перчатки. Другой рукой вынул из лужицы обломок булыжника, покрупнее.

Веером отправил крошку в полет. Дождался характерного дробного перестука и, что есть мочи, засветил булыжником туда, откуда, как показалось, звук шел несколько измененным.

Не показалось все-таки…

Рики сплюнул вдруг ставшую густой слюну.

Зажужжало и заворочалось у коридора, всхрапнуло визгливо. Запричитала женщина — грубо и бессвязно, в ответ ей понес галиматью мужчина средних лет. Мелькнула распластанная в воздухе длинная белесая тень.

— И где только понахваталась?..

Фрид выхватил меч и ударил рубящим. Наискось.

Звякнула сталь, встретив на пути хитиновый панцирь. Оттолкнувшись, тварь упала на мох в отдалении и закружила на месте: бледно-белая, длинная, словно собранная из отдельных соединенных подвижными шарнирами частей.

Взяв меч двумя руками, Рики шагнул назад. Можно было попытаться придавить чудовище сапогом к полу, а после — добить, вонзив лезвие между пластин полупрозрачного панциря, но ему уже доводилось видеть трупы смельчаков, решившихся в запале схватки на отчаянный фокус.

Слишком быстра была тварь: юрка и неуловима. В заградотряде на болотах, где Рики долгих четыре года тянул лямку воинской повинности, таких называли двухвостками.

Ситуацию усугублял призрачный свет пламени в руках Иглао. Он держал свечу высоко над головой, и отблески потревоженного воздухом огня плясали на стенах. Сполохи, отражаясь от составного клинка, пятнали камень белым. Судорожно скакали по замшелым камням, растворяя в себе вертлявое длинное тело.

Фрид повел мечом — тварь сжалась, перебирая по полу короткими членистыми ножками, размер которых нивелировался их высоким числом. Подобралась и прыгнула, сомкнув жвала на левой руке, у запястья. Крага промялась слегка, но выдержала. Рики чиркнул лезвием вдоль извивающегося тела, как скульптор, отсекая лишнее от единого куска мрамора: помещение пронзил вопль. Почти человеческий.

Посторонний наблюдатель, никогда не видевший двухвосток, мог бы предположить, что кричал ребенок. Но не Рики — научен. С такими у гарнизона приходилось встречаться не раз.

Он размахнулся, приложил тварь о валун. Та крепко вцепилась в руку, не желая отпускать добычу. Почувствовав опору, перебралась на пол. Стрекоча и протяжно вздыхая на ходу, отползла в сторону.

Впрочем, двигалась она при этом уже не так резво: часть ножек, соскобленных острым металлом с бронированного брюха, хаотично дергалась у сапог наемника.

Шевельнув усами, тварь издала жалобный стон. Вильнула из стороны в сторону, вихляя раздвоенным хвостом. Потом приподняла переднюю часть туловища — жвала выбивали на камне частую дробь, и снова бросилась на человека, целя в лицо. Непродолжительный ее полет сопровождался бессвязной, но эмоциональной руганью.

Рики присел, пропуская двухвостку над головой. Развернулся и, выждав момент, когда покалеченное брюхо коснется пола, пригвоздил чудовище колющим. Лезвие вошло точно промеж хитиновых пластин на хребте. Против выпадов с тыла эти создания были совершенно беззащитны.

Завизжало, затрепыхалось под лезвием, предчувствуя скорую расправу. В стороны полетели ошметки чахлой растительности и горсти камней. Удерживая меч двумя руками, Рики занес ногу. Тварь остановилась, оторвала безглазую морду от измочаленного мха, как будто понимала — все, конец! Стала поворачивать голову, словно желая еще раз посмотреть в глаза убийцы.

Рики Фрид опустил ногу. Еще и еще. И продолжал так до тех пор, пока пластины в районе того, что заменяло ей шею, не хрустнули.

Из трещин брызнула темная жижа. Тварь всхрапнула в последний раз и затихла. Обмякла, распластавшись на буром пружинящем ковре из мха и хилых травинок.

Для верности Рики дополнительно потоптался на ней, сминая панцирь, лишенный поддержки мышечного каркаса. Потом вынул из тела меч. Оттер лезвие от черной крови и стал подниматься к Иглао все это время молча наблюдавшему за боем с возвышенности.

— Что, это было? — спросил он, когда Рики поравнялся с ним. — Кажется, он повредил тебе руку. Болит?

Наемник поднял руку, подставляя перчатку свету изменчивой свечи. На раструбе изделия не осталось и царапины.

— Кожа с брюха Пустынного червя, — пояснил он. — У двухвостки зубы мелковаты для нее.

— Здесь водятся существа крупнее?

— Возможно, — размыто ответил Рики. И поспешил успокоить: — Не бойся, они медлительные — убежим. — Добавил: — Будем надеяться, что паровозы еще не успели подняться с глубин. Да и места для них тут… маловато.

— Разве известно — сколько времени прошло с того момента, как поднялась вода? — быстро спросил Иглао.

— Я не знаю этого…

Его начинали раздражать вопросы Викиса. Поэтому следующий, о шансах уйти из подземелий живыми, он решил оставить без ответа. Молча отобрал свечу, прошел выше.

Дно комнаты утонуло во тьме. Она была настолько плотной и непроглядной, что создавалась иллюзия, будто тверди у подножия лестницы и не существовало никогда. А присутствовала на ее месте извечная бездонная пропасть, от которой мурашки бежали по спине.

Наверху оказалось гораздо суше: из тоннелей — Рики насчитал с полдюжины ответвлений — несло едва ощутимые носом потоки воздуха. Принюхиваясь, он прошел вдоль них.

— Грязи не боишься? — с сомнением в голосе спросил Фрид. Посмотрел на Иглао. Помнилось ему, нежелание Викиса добровольно спускаться в загаженный нечистотами колодец на фабричном складе. Тот встретил взгляд несмелой растерянной полуулыбкой.

Можно понять его: утром висельник был уверен, что умрет. Теперь же убежденность эта ушла, и сам он как-то поправился, от гримасы мученика на заросшем щетиной лице не осталось и следа. Отчетливо читался намек, тень надежды, на спасение.

— Иду первым, — не дождавшись ответа, сообщил Рики. Достал веревку, помог спутнику обвязаться ей. Другой конец закрепил у себя на поясе. — Если начнешь отставать или случится что-то непредвиденное — тяни. Но ни в коем случае не произноси и звука, пока не выйдем из тоннеля. Это может привлечь хищников. — Подумав, добавил: — Мы не знаем наверняка, есть ли они, но перестраховка в подземельях еще никому и никогда не мешала.

Подсветив дорогу, Рики нырнул в крайний левый ход. Идти поначалу было тяжело — Иглао не поспевал за ним, отставал, натягивая веревку. Приходилось постоянно оборачиваться и одергивать, чтобы шел быстрее. Вскоре он приноровился к шагу, переняв мягкость, с которой ступал по колотому кирпичу Фрид. Стало легче.

Ветерок нес по тоннелю зловонный дух нечистот. И чем дальше они углублялись в него, тем тяжелее становился запах. На стенах выступила испарина, помутнел воздух. Пламя свечи порой выхватывало из тьмы клубы сгустившегося пара.

Наконец настал тот момент, когда терпеть вонь стало невозможно. От миазмов разложения не спасали даже зажавшие нос пальцы. Рики подумал было о повязке, с которой не так давно смело нырял в зеленое облако — он мог бы попробовать провернуть этот фокус еще раз, однако у него больше не имелось желания прижимать к лицу влажную дрянь.

За мыслями о душистой тряпице он не заметил, как что-то щелкнуло в мозгу, словно перевели стрелку на железнодорожных путях. Отвращение вдруг куда-то подевалось, сгинуло, не оставив о себе даже воспоминаний. Ароматы сточной канавы уже не раздражали его обоняние и воспринимались теперь ничего незначащим фоном.

Было бы гораздо хуже, если б в подземельях под городом пахло розами или другими цветами, распространенными за Границей, в аданайских пригородах. Сразу возникли бы тысячи подозрительных вопросов: «Отчего же не веет дерьмом?», «Уж не проделки ли это спятившего алхимика?», «И насколько вреден тот сладкий дух?». Нормальный запах сточных вод тоже отнюдь не безопасен для организма, но все же более привычен для человека и не способен вызвать серьезных опасений за собственную жизнь.

Тоннель закончился узкой и глубокой канавой, вдоль которой по обе стороны тянулись проступи шириной не более полуметра. На дне проблескивал мутный и вялый поток, несущий на поверхности очертания малоприятных на первый взгляд — да и на второй, собственно, тоже — масс. Бегло осмотрев висельника и не найдя к чему можно было бы придраться, Рики укоротил веревку и приказал идти направо, первым. Так он мог контролировать его, чтобы невзначай не сорвался вниз — а то ищи потом, чем неуклюжего отмывать…

Парило. Они отмотали с тысячу шагов, не обмолвившись и словом. Изрядно вымотались, пытаясь разглядеть опасность во тьме — к счастью, вскоре перед ними возникла небольшая ровная площадка. Неизвестно для каких целей древние использовали ее раньше — из стен торчали толстые обломанные и сгнившие наполовину штыри с проржавевшими восьмигранными гайками на них, тянулись по камню глубокие поросшие сизым мхом трещины, — но Рики счел место безопасным и решил устроить привал.

Отпустил веревку, сбросил суму под ноги и уселся на нее, привалившись спиной к стене, так, чтобы просматривался вход в нишу. Иглао устроился напротив: долго мялся, выискивая место помягче, а потом разгреб каменную крошку ногой и устроился прямо так, на голом камне.

— Можешь говорить, — сжалившись, разрешил Рики. Красноречивый блеск в глазах спутника выдавал того с головой. Он был не на шутку рассержен.

— Это городской коллектор?

Рики Фрид кивнул. Его интересовало, что скажет Иглао.

— А куда, ты думал, ведут городские сортиры? На всех золотарей не напасешься.

— Зачем было врать, что здесь нам может угрожать опасность? — слегка повысив голос, спросил Викис. — Ведь сам же у колодца говорил, что их отпугивает запах нечистот.

— Кого — их?

— Чудовищ. Тварей с нижних уровней катакомб. Складские рабочие использовали спуск как отхожее место. Ты обманул меня, — повторил он. — Я слышал запах.

— Что тут поделаешь, — Рики пожал плечами. — Подземелья — вещь изменчивая и полностью неизведанная до сих пор. Даже городская стража использует проверенные пути, а это едва ли десятая часть лабиринта на первом уровне. И даже они порой становятся небезопасны.

— Твари прорываются наверх?

— Если бы, — Рики кисло улыбнулся. — Водятся в Сар-городе чудовища пострашнее: у них две руки, две ноги, и от нас с тобой совсем не отличаются.

— Люди?! От них ты ждал подвоха? — воскликнул Иглао.

— Не кричи, — морщась, попросил Рики. — Не хватало нам здесь гостей непрошеных.

— Люди… — непонятно пробормотал под нос бывший узник. — Какие же вы странные. Готовы поубивать друг друга — дай только существенный повод.

— Иногда обходится и без него, — поддержал его наемник. — Когда над городом проносится Огненосный скат, ценность приобретает даже полупустая фляга воды… Кстати, — Рики покрутил перед собой в воздухе мечом. — Ты так и не ответил, откуда метка с его изображением взялась у тебя на шее? Знаешь, что за это бывает?

— Наслышан, — хмуро ответил тот, неуютно передернул плечами.

— Ну так…

— Не помню, не знаю — как еще сказать? — окрысился Викис. — Каждый раз, как пытаюсь восстановить в памяти момент ее появления, словно стена вырастает пред внутренним взором. Не обойти ее, не перепрыгнуть.

Иногда из канавы доносился плеск воды. Если не обращать внимания на испарения и зловоние, заполонившие тоннели, и не смотреть при этом на опостылевшие стены — закрыть глаза, представить над головой прошитое иглами звезд небо, — можно было подумать, что они ведут беседу на берегу неспешной реки. О том, что плескалось на дне вязкого потока на самом деле, лучше было даже не вспоминать.

— Не хочешь — не рассказывай…

— Ай… Что толку объяснять, все одно — не поймешь меня, — Иглао запрокинул голову, будто на темном потолке пытался рассмотреть что-то.

— Ладно, забудем пока об этом, — сжалился над ним Рики. — Расскажи подробнее о проволоке. Заказ, отправленный в мастерские — надеюсь, не забыл? Повторюсь: за что, конкретно, тебя упекли и приговорили?.. Только лапшу, которую решишь вешать на уши, прибереги для других. — Предупредил: — Ложь я сразу почувствую.

— Тебя же не интересуют причины… Для таких, как ты, деньги всегда были важнее.

— Опять за старое, — Рики картинно всплеснул руками. Перчатки он снял и положил на пол рядом — кожа в них не дышала совершенно. — Давай будем считать, что проникся симпатией — хорошо? …А надо мне это для того, чтобы ревностнее следить за сохранностью твоей шкуры. Конечно, если выложишь все как на духу, да без затей излишних.

— Ну, хорошо… — согласился Викис. Пробормотал: — Ответить, наверное, будет проще, чем молчать…

— Что? Не расслышал.

— Нас было трое, — начал Викис. — И имена у всех липовые — это знаю точно. Один работал младшим подручным городского казначея, на посылках в основном; другой служил уборщиком в Палате Гербовых Печатей, третий…

— Ты, — перебил его Рики.

— Неуместная шутка, — укорил Иглао. — Да, третьим, кто служил при Ратуше и занимал пост мелкого управленца по хозяйственной части, был я.

— А, хорошо устроились! — удивился Рики. — Работа хоть и непочетная, зато денежная. Чего вам не хватало? Как до жизни такой докатились?

Сурово глянув на Рики из-под бровей, Иглао продолжил:

— Стояла у нас задача изыскать средства и возможности для изготовления проволоки, которая должна отправиться в Ниор.

Фрид потер лоб, вспоминая:

— Южная опушка Железного леса? В Сар-городе считают, что тянут ее для кольчуг. Мол, ожидается великое нашествие болотной нечисти, к тому и готовятся… Однако, видится мне, что не годна она для дел военных — мягкая слишком.

— По нашей информации, так все и обстоит — будет большой Исход… в скором будущем. Только не для плетения панцирей проволока та. Мы размышляли над этим вопросом. Что толку создавать защиту для людей? — Сделав глубокий вдох, Викис сказал: — Ну да, мужчины-воины, могут сражаться, и броня им не помешает. Но женщины и дети?.. Всех не спасешь.

— Наверху найдутся люди, которые за эти слова порвут тебе глотку, — напомнил Рики.

— Но мы того и хотели — спасти всех до единого! — выпалил Иглао. — Да, не помним прошлого — ни я, ни те двое, что работали со мной, и которых, наверное, уже повесили. Не знаем, кто отдал этот приказ — только мысль сохранилась, что наше дело важно! — Откашлявшись, он сказал чуть тише: — У нас была установка направить все в Железный лес, в Ниор. Там будут способные мастера. Они знают, как обратить заказ на пользу Разделенному миру.

— Всему миру? — усмехнулся Рики Фрид. — Похоже на сказку.

— Но это правда!

Под сводами коллектора запрыгало потревоженное эхо. Всколыхнулось свечное пламя: на стенах — по глубоким безобразным трещинам, по мху и разрушающемуся под гнетом коррозии железу — взмахнули волнообразно и заплясали безумные тени.

— Странная история у тебя выходит, — сказал Рики. — Себя не помнишь — остальные, полагаю, тоже… Но действовали как слаженно. Диво и загляденье просто. Надо думать, все это проделано втайне от высокого начальства. Представляю обескураженную физиономию Головы… наверное, обидно было, как его невзначай оставили в дураках. И кто?! — Он глухо засмеялся. — Низшие чины в иерархии городской управы провернули крупное дело… А ведь вы украли у города приличную сумму денег…

— Что я, маленький? Не знаю, как распределяется бюджет? — убавив голос, проговорил Иглао. — Большая часть золота все равно оседает в карманах у приближенных к властной верхушке. На остальных им плевать с большой колокольни.

— Коррупция — бич нашего времени, — согласился Рики. — Никуда от нее не денешься. Но речь сейчас не об этом.

— А о чем же тогда?

— Хочу знать, кого я спасаю: преступника или честного человека, совершившего глупость? Еще этот знак у тебя на теле…

— Зачем, — Викис издал горький смешок. — Обостренное чувство справедливости покоя не дает? Впервые вижу сердобольного вора.

— Я не вор! — повысил голос Рики.

— Да называйся, как хочешь. Суть — одна…

В этот момент в канаву что-то плюхнулось с мокрым шлепком. Фрид подскочил с места. Погасив пальцами свечу, прильнул к стене ниши, из-за которой они пришли. Одним глазом выглянул наружу. Вслушался во тьму: вяло шевелилась на дне канала вязкая речушка, миролюбиво стрекотали сверчки в отдалении — настоящие. Рики научился отличать тварей «по голосу» еще на службе. Ни настораживающего шарканья шагов, ни отголосков сдержанного дыхания он так и не почувствовал.

Зажег свечу, еще раз осмотрелся.

— Идем, засиделись, — сказал он, закидывая ремень сумы через голову. — Голоса наши далеко были слышны…

Иглао без напоминания укоротил связывающую его с наемником веревку, и засеменил, не отставая ни на шаг.

Следующие полчаса ландшафт не менялся: все те же поросшие мхом стены, плавно переходящие в полукруглый свод над головой, заменившие воздух испарения и канава с малоприятным содержимым внизу. Иногда она раздваивалась. Тогда Рики останавливался, высматривал что-то под ногами, а потом увлекал Иглао за собой, ведя его по шатким деревянным мосткам, переброшенным между «берегами».

Видно было, что путь этот востребован — растительность, разрушающая дерево, была соскоблена совсем недавно, а новая не успела толком прижиться и войти в цвет.

В стенах появлялись проемы с нишами и тоннелями, ничем не отличающиеся от хода, которым они пришли в коллектор. Всякий раз Рики проходил мимо, неудовлетворенный осмотром каждого из них. Наконец, еще через полчаса блужданий — Иглао это время показалось длинною в вечность — наемник остановился у ответвления.

Налево, через зловонную речку вело трухлявое, изодранное в щепу бревно; справа чернел ход — пары устремлялись в него сплошным потоком.

Рики расчистил ото мха камень над проемом, изучая одному ему понятные метки. После, бросил повторный взгляд на подозрительное бревно и, уже не сомневаясь в выбранном пути, пригнув голову, нырнул в лаз.

Сначала тоннель шел горизонтально, потом пошел на взъем. Очень скоро дышать стало легче — в потолок врезалась длинная и узкая вертикальная шахта, уносившая прочь надоевшую вонь.

Тоннель прихотливо вилял, все круче забирая кверху. Обрадованный маячившим на носу избавлением от тонн камней над головой, Иглао спешил за наемником не разбирая дороги. И вот поскользнулся, упал. Вцепился пальцами в стены, сдирая ровную шубу из почерневшего от недостатка влаги мха. Его повлекло вниз. Забарахтался, пытаясь остановить скольжение — бесполезно. Он все дальше удалялся от наемника.

Тренькнула на низкой ноте натянутая веревка. Беспомощным грузом Иглао повис на ней — боясь шевелиться, забыв дышать.

— Цел? — коротко шепнул Рики, глядя сверху вниз.

— Как будто… — пролепетал слабым голосом Иглао. Стал искать опору под ногами.

— Будь осторожен, под ноги смотри, — нравоучительным тоном поучал Рики Фрид. — Скоро выйдем наружу, но есть небольшой нюанс.

— Какой же?

— Буквально перед нами этим лазом уже воспользовались… — Уточнил: — Не люди.

— Это хорошо или плохо?

— Трудно сказать…

Рики дождался, когда спутник обретет равновесие. Повел вперед. И через несколько минут остановился у плотно сколоченной, на первый непредвзятый взгляд — толстой и крепкой, но сильно подгнившей изнутри, двери. Засов был отведен в сторону.

Взялся за ручку. Показалось или — нет? Ноздри защекотало дымком. Этому не стоило удивляться: в Сар-городе последние дни сжигались тонны угля. Кузнецы вдохновенно работали над заказом городской управы. Смог над городом обычно развеивался лишь к поздней ночи.

Только пахло теперь по-другому — деревом.

Рики выждал немного. Закусив губу, нашарил в суме последний мешочек с сонным снадобьем. Отступил на шаг и отвязал веревку, освобождая Иглао.

Сказал:

— Дыхание задержи, и не дыши до приказа.

Увидев согласный кивок, он что есть мочи пнул дверь наружу. В тоннель пахнуло черным. Взгляд заволокло тьмой, которую неспособен был пробить свет алхимической свечки. Бросил мешочек подальше, дотянулся до ручки и с хлопком закрыл дверь. Наощупь отыскал засов, задвинул на место. В дверное полотно тут же забарабанили несколько рук — и рук ли? Доски содрогались под ударами.

Потом все стихло, и Рики разрешил Викису дышать.

В ноздри ударило едким дымом — вонь горящего дерева и каких-то тряпок. Они закашлялись. Справившись со спазмами, Иглао проронил:

— Там, кажется… кричали люди, — он сплюнул на пол горькую слюну. — Мы им не… поможем?

— Им уже никто не поможет, — ответил Рики Фрид и в сердцах ругнулся.

Глава 14 Юстина Эбберг

Помещение имело не более пятнадцати метров в диаметре: темный пол, выстланный листами ребристого металла, привезенного не иначе, как из Железного леса, да выкрашенные белой масляной краской стены. Опасная, должно быть, работа выпала древним добытчикам артефактов… Местные кузнецы — и тогда, и сегодня — изделий подобного качества и размера сотворить были неспособны.

Линзой вогнутый потолок, одновременно являющийся дном исполинского резервуара, в котором собиралась питающая город вода, обильно потел — поверхность его, словно звезды безоблачное небо, усеяли тысячи капель.

В центре помещения, от пола до потолка вертикально был проложен десяток широких труб. По ним из земных недр, где работали паровые машины, доставлялась ценная в периоды пролета Огненосных скатов жидкость. Машины использовали ресурс бережно, отправляя наверх даже отработанные пары, а с ними сбрасывали и часть скопившегося тепла, моментально разогревая металл до сотни градусов.

К одной из позеленевших от времени труб — их тут никто не чистил — был привязан голый по пояс человек. Юстина приволокла его в сумерках, под самое утро. Когда отгулявшие ночь горожане уже находились в уютных постелях, а усталая стража, снизив служебное рвение, ожидала на постах пересменка.

Мужчина еще не пришел в сознание. Голова со свалявшимися от пота волосами, примотанная к металлу широкой атласной лентой, смотрела прямо. Обрюзгшее лицо, красное и опухшее от недельного запоя, не выражало эмоций. Глаза были закрыты.

Юстина находилась чуть в стороне от линии его взгляда — так, чтобы очнувшись впервые, человек не смог обнаружить девушку сразу, и изрядно при том понервничал. Ей хотелось сохранять интригу как можно дольше. В этом она руководствовалась убеждением, что незнание порождает страх.

Работорговец непременно заговорит о нужном — напуганное до полусмерти, жалкое, грязное животное…

К сожалению, существовала немалая вероятность, что сказано будет больше, чем того бы хотелось. Под давлением неизбежны проколы — поведает о многом и повинится даже в том, чего не совершал. Но уж она-то сможет отделить зерна правды от плевел. По крайней мере, Юстина очень на это надеялась. Все-таки она — не простой обыватель Разделенного мира.

Дочь Тысячеглавой! А это важная деталь в опустившейся, обреченной на гибель земле.

Она стояла у стены, скрестив на высокой груди руки, когда человек пошевелился. Закашлялся, отхаркивая липкую мокроту на пол. Сделал попытку согнуться — не вышло. Конопляные веревки, намертво приковавшие его к трубе, впились в кожу. Разлепил слезящиеся глаза, долго шарил взглядом по округе, пытаясь понять, где довелось очнуться.

Юстина молчала, наблюдая со стороны за мучениями мужчины: она не стала раздевать его донага, ограничившись лишь удалением ненужной сейчас рубахи. Грязные, в разводах, портки оставила на прежнем месте. Пусть и дальше прикрывают срам, смотреть на который не было ни желания, ни какой-либо необходимости.

— Где… я?… — облизнув пересохшие губы, прохрипел человек.

Тишина была ему ответом.

— Кто… здесь?.. — Он вновь закашлялся. Не в силах вытолкнуть липкий комок из горла, втянул со свистом воздух, проглотил. — Все демоны дерьмового мира, какой дряни я вчера наглотался, — хрипло выговорил он. Неожиданно продолжил: — Можешь не прятаться… Знаю, что не один.

— Виновата горбушка хлеба, — не удержалась Юстина.

— Что, а? Не понял…

— Отравился, когда закусывал — говорю.

— А… Хорошая шутка, — рассмеялся мужчина. — Знаю ее… Покажись!

Эбберг медленно вышла на линию его взгляда. В помещении не было окон, свет давали несколько керосиновых ламп. Отблески огня, просочившись свозь мутное закопченное стекло, водили хоровод с тенями на выгнутых плоскостях стен. Светильники оставили рабочие — время от времени они наведывались сюда для профилактических работ. Конструкция требовала присмотра.

— За что ты меня… Что я тебе сделал?! — перестав смеяться, спросил работорговец. Невпопад добавил: — Красивая…

Эбберг сокрушенно покачала головой — этого человека уже не переделать.

Впрочем, она не собиралась читать ему морали. Пусть этим занимаются священники, в их обязанности входит спасение заблудших душ. Она лишь может помочь ему задуматься…

Сказала:

— Биндон все также многолюден?

— Ты об этой дыре? — Он задышал чаще. Продолжил с кривой усмешкой: — Век бы глаза на него не смотрели. Но что поделаешь, работать надо — жена, детишки, то да се…

Девушка склонила голову, подошла ближе, пытаясь углядеть в глазах привязанного к трубе хотя бы тень раскаяния. Бестолку все. Плескалась на дне зрачков мутная водица вседозволенности.

Возможно, замешалась где-то под ней и совесть, к которой Юстина могла бы попытаться воззвать?.. Нет — ее она не наблюдала.

Коротко влепила пощечину, отчего голова мужчины зазвенела, словно пустой металлический шар. Заросшее щетиной лицо безобразно перекосило в ленте. Подумав, добавила вторую — с другой стороны. Просто выровняла немного.

— За что!? — взвыл работорговец. Поерзал, пытаясь освободить путы. — Стража, стража-а! Спасите, режу-ут!

— Похмелье мешает говорить правду, — серьезно сказала девушка, стоило ему затихнуть. — Но я, так и быть, помогу вытравить его из твоей головы. Кстати… Кричать можешь сколь угодно долго — не услышат. Иначе бы заткнула кляпом рот.

— Да я уж как-нибудь сам справлюсь — не в первый раз… — Он шмыгнул носом, из которого потянулась темная струйка. — Развяжи, а? Что я тебе сделал?

— Не прикидывайся бедной овечкой, — сказала она. — Ты прибыл из Биндона неделю назад. Известно, что люди твоей профессии привозят оттуда.

— Поведай мне, о чем речь ведешь — не томи: о рабах или гонорее? — он с трудом подавил смешок, вырвавшийся было из глотки. — Демоны… как голова-то раскалывается.

— Интересует живой товар, — невозмутимо сказала девушка. — При тебе было двадцать невольников. Кому ты их продал?

— Что мне за это будет? Освободи. Договоримся.

Юстина молча подошла к пленнику — из рукава в ладонь скользнуло что-то тонкое. Тускло блеснуло лезвие острого перочинного ножа. Прислонив холодящий металл чуть повыше волосатой груди мужчины, стала медленно, с легким нажимом, опускать орудие пытки вниз, к не менее волосатому выпирающему животу.

Работорговец зашипел, потом взвыл, кляня и ругая дрянную девку. Она смотрела ему в глаза. За блескучей полоской металла оставался кровоточащий след.

— Воняет, как от крысы, — сказала она, закончив экзекуцию. — У нас мало времени, в следующий раз я увеличу нажим. Знаешь, что будет, когда доберусь до брюха?

Он ничего не ответил, продолжая мычать от причиненной боли.

— Лезвие тут коротковато и тупится быстро. Не для того сия поделка предназначена, чтобы шкуры чужие портить, но для нашего дела сгодится, верно я говорю?

На лице мужчины отразилось понимание. Похоже, только сейчас он осознал безвыходность ситуации, в которую попал. Читалось во взгляде желание выложить все, что ни попросят.

— Ребят моих погубила? — спросил он, часто дыша.

Одна лампа моргнула несколько раз и затухла. Стало гораздо темнее.

— Кому ты продал рабов, — повторила Юстина спокойно.

— Людно в тот вечер было, у прилавков не протолкнуться… — Он попытался сосредоточиться: набрал побольше воздуха в легкие, зажмурился — боль не проходила. Вновь часто задышал. — Семерых — мужчин и женщин, южан, кто покрепче… забрали перекупы с вокзала: скорее всего в Аданай, спешили на ночной экспресс. Двух девчонок отправили на запад. Уж кто забрал, прости, не подозреваю даже — не представлялись они… Мне главное, чтобы барыши мои отбили, а там хоть трава не расти…

— А остальные?

— Последних забрал Кариссай. Не собственной персоной, конечно. Лицо в городе известное, светить на рынке хлебалом ему ни к чему. Но одного из подручных я признал.

— Назови имена, — сказала она, стараясь не выдать волнение.

— Подручного?

— Проданных рабов.

— А кто их ведает. Мое дело — довезти из Биндона в целости. По возможности, конечно… Путь оттуда тяжел даже для опытного человека… И продать быстро, чтоб на еде не потерять.

Юстине захотелось его ударить. Просто так. Несмотря на то, что — она чувствовала это — работорговец говорил правду.

— Если нужен кто-то из них, так и скажи. Есть кое-какие связи, помогут отыскать. Развяжи только. В моем деле иногда случаются накладки… Но их всегда можно исправить.

Пол и стены едва заметно завибрировали. От труб с привязанным к ним человеком донеслось утробноеурчание. Юстина молча глядела, как тот испуганно вращает глазами; нож скрылся в рукаве блузы — он сделал необходимое, развязал язык работорговца и более не понадобится. Вряд ли этот пьянчуга сможет дополнить свой рассказ существенными фактами, но и того, о чем поведал — уже достаточно. Теперь она знает, с чего начнет, когда закончит с порученным Выворотнем делом.

Отошла к стене, где стоял приготовленный вещевой мешок. Достала широкие бинты. Потом сбросила одежды и начала утягивать грудь. Мама всегда ставила в укор, что она у нее слишком велика и не годится для эффективной работы.

Конечно, можно было подумать о смене специализации — на что только не пойдешь ради сохранения Чулушты, но Юстине этого не хотелось. Клинками она владела много лучше, чем языком. Да и норов ее, к тому же, совершенно на то не годился: еще снесет кому-нибудь голову первым попавшимся под руку предметом — за косо брошенный взгляд или недостойные речи…

— Видел твоих сестер раньше, не здесь — на юге… Чем руководствуется Тысячеглавая, когда отбирает вас? Ни разу не видел такой, что бы ни привлекала взгляд…

— Не из трусливых, значит?

— Трусы, как и у вас, у нас долго не живут.

— Прибереги лесть для другого случая.

Работорговец, несмотря на терзающую тело боль, пожирал ее взглядом. Звук в трубах стих, и он на время успокоился, решив, что опасности с этой стороны можно больше не ждать. Спросил с прорезавшейся надеждой в голосе:

— Не убьешь?

— За что? За то, что всю жизнь ломал чужие судьбы?.. — сказала Юстина Эбберг, не глядя на работорговца. Достала из мешка комбинезон песочного цвета. Осмотрев придирчиво, принялась втискиваться в него. — Нет, я — не буду этого делать.

Она еще хранила воспоминания о клетке, в которой прибыла в Сар-город семнадцать лет назад. Она помнила работорговца: имя забыла, однако в сознание впечаталось его лицо — еще молодое и по-своему красивое. И ухмылка была все та же — неприятная.

Она не могла убить этого человека собственноручно, так как только благодаря его стараниям нашла свое предназначение в жизни. Но сколько ради этого нужно было стерпеть!..

Теперь путь повторяла младшая родная, а не названная в Чулуште, сестра. И Юстина сделает все возможное и невозможное, чтобы с ней ее история не повторилась.

Одевшись, избавила от чехлов два выгнутых дугой клинка, приладила к бедрам. Волосы спрятала под капюшоном. После чего водрузила мешок со скинутым тряпьем на плечо, подошла ближе.

— Так и оставишь, истекать кровью? — спросил человек. Он уже и не надеялся, что она развяжет путы. Сказал, чтобы нарушить тягостное молчание, от которого становилось не по себе. — Ты из… Чулушты. Над тобой Тысячеглавая мать, которая запрещает вам лгать.

— Только слепой и глухой не знает об этом… Верно говоришь, — сказала она улыбнувшись. Вздохнула: — Мы в водонапорной башне, в центре Сар-города. Скоро тут появятся люди, много людей. Они помогут тебе освободиться.

— В чем подвох? — недоверчиво проговорил работорговец. Именем его Юстина так и не поинтересовалась.

— Все будет хорошо, — ободряюще сказала она. Подняла, закрывая нижнюю часть лица, матерчатую маску. — Верь мне. Дочери Тысячеглавой говорят лишь правду.

Дождавшись, когда на лице человека проступит недоумение, перемешанное с пониманием, что живым ему отсюда все же не выбраться, Юстина затушила оставшиеся керосиновые лампы и направилась к выходу. Открыла дверь.

Солнце на краткий миг ослепительным лучом ворвалось в помещение. Привязанный к трубам человек зажмурился от яркого света и тут же ощутил вибрацию и глухой рокот исходящие от металла. Нестерпимо холодный до этого, он ощутимо потеплел.

Глаза работорговца невообразимо расширились.

— Ах ты, мерзкая тварь… — сказал он быстро. — Сука никчемная! Мелкая шлю…

Он дико заорал, оборвавшись на полуслове, когда машины с глубин выбросили и погнали по трубам отработанный пар, а вместе с ним и избыточное тепло.

Юстина плотно прикрыла дверь за собой, избавляя город от ненужных душераздирающих воплей. Подумала над последним оборотом: «Мелкая, крупная — а не все ли равно? Сути это нисколько не меняет. Смешно — да и только».

Снаружи на трубах, к одной из которых намертво был привязан корчащийся от кипятка из земных недр работорговец, крепился сверток. Его передал на вокзале Ирхай.

Девушка приладила к нему и взвела детонатор. Привесила ненужный теперь мешок со своей одеждой: пусть разорвет на мелкие кусочки, не оставив улик. Потом развернулась, стала спускаться по фермам, стараясь держаться тени.

Юстина осознанно игнорировала приспособленную для обслуги лестницу, там можно было наткнуться на случайного свидетеля, который мог бы поломать весь план.

Перебежала по земле вдоль хозяйственных пристроек. Прыгая через кучи в замусоренном переулке, добралась до дальнего его края. Убедившись, что никто за ней не наблюдает, словно большая гибкая кошка, взобралась по стене на двухэтажный дом.

Там, на горячей жестяной крыше — до полудня было далеко, но в это утро жар от солнечных лучей мог сравниться с жаром пекла, в которое только что отправился работорговец, — она распласталась и поползла к кирпичному парапету.

Возможно, много позже, когда Юстина вернется в Чулушту, Мама припомнит ей эту выходку. Она не поощряла обман даже для достижения главной цели — поголовного истребления Высших. Но девушке было, что сказать в ответ: формально она не лгала ему, и не доводила обманом до края.

Его убила недальновидная беспечность, алчность, презрение к чужой жизни. Скольких погубил он, собирая барыш на торговле живым товаром? Стирая из памяти имена, коверкая судьбы… Немало душ, среди которых была и ее собственная, искалечили он и его подручные. Заслужили… Пусть теперь оправдываются перед Последним богом. Уже на том свете.

Перемахнула через преграду. Падая, толкнулась от стены, перекатилась по кровле соседнего одноэтажного здания. Здесь можно было идти слегка пригнувшись: недостроенные стены второго этажа надежно скрывали девушку от посторонних глаз. Постояв под аркой будущего окна, выглянула наружу. Тишина и запустение: обыватели видят десятый сон, стража гуляет поодаль, изнемогающий от жары человек в дальнем конце улицы хмуро выметает дорожку перед скобяной лавкой.

Дождавшись, когда он отвернется, высоким прыжком перескочила на балкончик через переулок. Неуловимо перетекла дальше. Ловко перебирая руками и ногами, поползла наверх. Там, за невысоким парапетом, третьим этажом кто-то пристроил полуротонду. Ее Юстина высмотрела давно. По периметру высоких столбов шла чугунная решетчатая ограда, дающая удобную для наблюдений тень. В ней-то она и спряталась.

Место было выбрано хорошее: все последующие строения казались чуть ниже, это позволяло наблюдать две улицы разом. Приготовила свисток. По расчетам, до вывода преступника из подземелий оставалось не так уж и много времени.

На улице Ясеней, где недавно наблюдала она лавочника прибирающего вход, вдруг произошло движение: пронесся мальчишка в синей тунике, долго капался у какой-то двери. Справился наконец — на свет вышел отряд воинов в белом. Став узким полукругом, они запустили внутрь человека в черном балахоне, и медленно направились вдоль по улице. Над скобяной лавкой, на кровле, тоже шевельнулась тень…

Юстина смотрела во все глаза. Чувствуя, как медленно, но верно брови ползут на лоб, она с интересом наблюдала за происходящим. Во-первых: кем бы ни был прятавшийся на крыше магазинчика человек — ему удалось удивить и, так уж и быть — призналась она себе честно, восхитить девушку. Еще никому и никогда, кроме избранных сестер Чулушты, не удавалось скрыться от ее внимательного взгляда. Во-вторых: закрались сомнения. А не ее ли человека повела стража — только иной, не предусмотренной планом дорогой.

Лориани решил перестраховаться: нанял другого исполнителя для важного дела, а ее оставил на заклание?.. Нет. Не настолько он глуп, чтобы подставляться перед Тысячеглавой дважды и собственноручно подписывать себе смертный приговор. Он хитер, но не туп, как пробка.

Тогда отчего же ведомый стражей так похож на ее цель?

Она не видела лица, фигуру скрывал мешковатый обвисший балахон. Но Юстина чувствовала близость, которая возникала каждый раз между ней и заказом, как называла их девушка: все равно, какое действие предстояло совершить — спасти или уничтожить. Эту способность с благословением подарила ей Мама.

И ощущение росло по мере приближения процессии.

Все же девушка решила не спешить и обождать еще немного. В конце концов, приговоренных было трое. Стражники могли вести другого, тогда неудивительно, что она почувствовала знакомое щемящее тепло в груди. Их связывала идея!

Она пропустила момент, когда прятавшийся над скобяным магазинчиком мужчина в широкополой шляпе сбросил заряды — с улицы Ясеней донеслись два негромких хлопка. Мостовая около солдат подернулась зеленоватым туманом.

Пара воинов успела отскочить назад, но остальные попадали замертво, исчезая в колышущемся болотного цвета облаке.

Летели зеленые искры. Ядовитый туман рос в размерах, отрезая путь отступившим. Выставив вперед оружие, и затравленно озираясь по сторонам, солдаты пытались докричаться до сослуживцев.

До нее доходили слухи об изобретенном алхимиками сонном газе, однако в действии его девушка еще ни разу не видела.

Человек бесстрашно спрыгнул вниз. Прорвав навес над входом, приземлился на мостовую. «Сущий дуболом», — усмехнулась Юстина. Вновь хихикнула про себя, когда тот, поддерживая штаны, будто боясь лишиться их и тем самым оконфузиться, слегка пригнулся и нырнул в бурлящее облако.

«Это не спонтанная акция, к нападению он явно готовился, — пронеслась мысль. — Но как же топорно все обставлено!» Девушка покачала головой.

В этот момент на Дубовой открылись ворота постоялого двора. И точно такой же конвой в белых шишаках и панцирях повел вдоль домов метущийся полами по пыльной мостовой обвисший шерстяной балахон.

Девушка просияла — не обманул Выворотень!

Забыв о потасовке на соседней улице, Юстина дождалась, пока замыкающие группу воины не поравняются с ней, а потом что есть мочи дунула в свисток, который все время висел на шее. Серия звуковых импульсов, неслышных человеческому уху, но ощутимая животными — пара матерых дворовых котов с мявом прыснула с чердака соседнего дома — ушла в сторону водонапорной башни.

Расчет был на то, что хлопок в основании цистерны и как следствие повреждение водонапорных труб отвлечет ненадолго стражников. Быть может, часть из них рванет к башне, облегчив Юстине задачу… Но вопреки ожиданию, этого не произошло. То ли сигнал послала недостаточно сильный, то ли детонатор дал сбой. Дунула еще раз — с таким же успехом она могла бы попытаться проломить головой гранитную кладку…

Ударить нужно было сейчас, более удобного случая у нее не будет. Прокляв Кариссая с Ирхаем вместе взятых, и свою доверчивость — тоже, она по-кошачьи мягко и быстро спустилась скрытой от глаз воинов стеной. Выглянула на мгновение — последний из них находился в десятке метров.

А ведь так хотелось обойтись без лишних жертв!..

Поправив маску на лице и, вынув клинки из ножен, росчерком молнии бросилась к конвою. Закружилась рядом песчаным вихрем.

Засверкали в безумном танце гнутые лезвия клинков; заскрипел, рассыпаясь на лоскуты от ударов заговоренной стали, выбеленный доспех. Двое замыкающих, не успев ничего понять, упали, не проронив и звука. Остальные услышали. Обернулись, выхватывая мечи. С десяток оскаленных рычащих ртов и девятнадцать бешеных глаз направились на Юстину. Не мешкая, она ударила эфесом в лоб ближайшего — с повязкой поперек лица, отправляя его в забытие. На один обозленный глаз стало меньше.

Стоявшие на ногах воины обступили ее полукругом, норовясь прижать к стене. Человек в шерстяном балахоне присел на корточки, укрыв голову руками. О побеге он даже не помышлял. Да и не удастся ему, изможденному тюремной диетой, далеко уйти. Догонят и наподдают для острастки.

Прищурившись, не дожидаясь, когда сомкнется ряд воинов, Юстина сделала выпад; потом, без паузы, второй. Взвихрилась, отбивая запоздалые удары. Зацепила кого-то… Еще трое выбыли из схватки, не способные вести бой.

Сделав движение, будто собирается взмахнуть кинжалом — солдаты оценили ее предыдущие успехи и решили уйти в глухую защиту не разрывая строй — вспорхнула на груду ящиков. Толкнулась от стены ногой и ходом пролетела над головами, сшибая клинками шишаки у подвернувшихся под руку бедолаг.

Осталось двое.

Изготовившись к атаке, Юстина сделала пару решительных шагов навстречу. Те, так же быстро и слаженно, отступили к ящикам у стены.

— Зачем тебе висельник? — подал голос один. — Все одно не жилец — его съест чахотка.

И действительно, в подтверждение его слов человек в черном тряпье зашелся тяжелым кашлем.

— Тоже желаешь к нему присоединиться? — нахально спросил другой. — Скоро тут наши ребята появятся. Придется отвечать за содеянное.

— Посмотрим, — сказала она, ударив клинками.

Первый воин справился с атакой, второй рухнул мешком, где стоял. Она хищно уставилась на уцелевшего. Сделала выпад, другой, выбила из руки меч. Набросилась сзади — обтекла, словно капля. Взяла в удушающий прием и держала так до тех пор, пока он не потерял сознание.

Потом подошла к стоящему на четвереньках человеку, сдернула капюшон. Это отличалось от изображенного личным художником Лориани: жирные лоснящиеся волосы, заросшее щетиной до неузнаваемости лицо. Высохшая и тонкая кожа, словно натянутая на череп, обильно шелушилась. Но это был именно он.

Чтобы убрать все сомнения, быстро спросила:

— Имя!

— Грик Седо…

— Меня. Послали. Освободить. Иглао! — сказала она раздельно. Так, чтобы замутненный болезнью мозг различил и усвоил каждое сказанное слово. — Как. Твое. Имя?

— Викис, — прокашлял человек. — Меня зовут — Иглао Викис.

Юстина помогла ему подняться.

— Надо уходить, — бросила она. Кивнула в сторону безвольно раскинувшихся на земле воинов. — Дружки их скоро набегут.

— А они? — спросил Иглао, направляясь за Юстиной, прочь с улицы. — Жить будут?

Некоторые из поверженных стражников дышали — заметно вздымался доспех на груди. Другие застыли в пыли неподвижно.

— Не знаю, — призналась Юстина. — Старалась так, чтобы обойтись без излишних жертв… Кто его знает, как все обернулось — могли сами подставиться. Думала, все пройдет намного чище, но утро с самого начала не заладилось …

— Помолиться бы за спасение души усопших…

— О себе подумай, — ответила девушка. — Не ровен час — издохнешь на полпути, а мне ты нужен только живой.

Последние слова она произнесла в затхлом переулке, который должен был вывести их к входу на первый уровень городских катакомб. Из мелькающих мимо окон на них пялились с опаской и любопытством чужие глаза: от мала до велика — битва вышла скоротечной и шумной. Те, кто постарше, поспешно отводили взгляд, стараясь скрыться в темноте помещений, другие, еще не наученные жизнью, — глядели с неистребимым юношеским азартом. Как бы этого ни хотелось Юстине, внимания избежать не удалось.

Сходу выбив неприметную дверь, они спустились по истертой, крошащейся под ногами лестнице и долго петляли по узким коридорам, распугивая бродячих кошек. Те, фыркая, рвались из-под ботинка в последний момент и, немного успокоившись, провожали беглецов взглядом зеленых светящихся в темноте глаз.

Вынырнули где-то у Паркового холма, за оградой. Потом продирались сквозь кусты терновника, при этом основательно подрав одежду. Иглао все время приходилось тянуть за собой: он умолял оставить его и спасаться самой, на что Юстина сыпала проклятиями и силой гнала висельника вперед. До пинков и зуботычин, к счастью, ни разу не доходило, а то неизвестно еще как бы он себя повел. Мог запросто остановиться — похоже, давно смирился с необходимостью умереть. Тащить его на загривке девушке не хотелось.

А когда забрались на вершину относительно высокого всхолмья, они остановились передохнуть. Кусты разрослись там особенно густо. Переплетенные шипастые ветви надежно скрывали их от глаз случайных прохожих. Конечно, если найдутся безумцы способные совершать променад в самое пекло.

Бросив беглый взгляд на Иглао, и не заметив среди рванья, в которое превратилась тюремная роба, опасных царапин, девушка вернулась к осмотру своих: пара широких прорех на бедрах, и изодранный на лоскуты рукав. По белой коже, от плеча до локтя, протянулась тонкая едва заметная полоса запекшейся крови.

«Не критично, но одежду жаль,» — заключила Юстина. Укорила себя, что так легко рассталась с повседневным нарядом, который оставила в основании водонапарной башни. Взрывпакет не сработал, и теперь у стражи не будет сомнений в причастности к краже преступника одной из дочерей Тысячеглавой.

Она непроизвольно повернула голову в направлении, где совсем недавно вела бой и высилась над домами уродливым исполином цистерна с питьевой водой. Работорговец, причастный к созданию той, в кого превратилась некогда жизнерадостная девочка из Биндона, должен был давно затихнуть.

Холм качнуло.

Ослепительно сверкнуло под башней, донесся звонкий хлопок. Над мешаниной рыжих крыш медленно поднялась, покачиваясь, словно змея перед броском, сотканная из песка и пыли исполинских размеров воронка.

Глава 15 Фибус «Выворотень» Лориани

Заложив руки за спину, Хозяин подворотен мерил шагами кухню на втором этаже заведения, которым управлял Герхард Гнед. На пути постоянно вырастала какая-нибудь помеха.

Иногда перед затуманенным взором появлялся стол, и тогда Фибус мимоходом сносил с его поверхности первый подвернувшийся под руку предмет — соприкасаясь со стеной, хрупкие чашки весело звенели сотнями мелких осколков…

Другой раз в пояс настырно упиралась спинка стула — он раздраженно отталкивал ни в чем неповинную деревяшку ногой. Часто моргая, и словно очнувшись на мгновение, удивленно смотрел, как тот катится по полу. Потом — вновь погружаясь в подобие транса — продолжал брожение от стены к столу и обратно.

Стороннему наблюдателю, увидавшему Фибуса впервые, могло показаться, что коротышка в испачканном пылью сюртуке был близок к истерике: лицо его стало белее мела, а губы безмолвно шевелились, перебирая все возможные и невозможные ругательства, которые только известны прожившему не один десяток лет в границах Черного города человеку.

Лишь Арно знал, что впечатление о помешательстве патрона обманчиво. Он видел, как хозяин лихорадочно перебирает в голове варианты выхода из ситуации, которую другой на его месте посчитал бы полным провалом. Несмотря на общий тремор, бросающийся в глаза, Лориани достаточно хорошо держал себя в руках.

— Господин? — подал голос Арно, решившись нарушить тягостное молчание, воцарившееся в помещении после того, как хозяин слез с шаткого столика.

Услышав голос начальника охраны, Фибус остановился: блуждающий взгляд обрел осмысленность. Он поднял опрокинутый им же стул, уселся верхом со вздохом. Глянув из-под кустистых бровей, сказал в пустоту перед собой:

— Следующие сутки будут куда как веселее, чем нам того бы хотелось …

Повернулся к Смотрителю — тот все еще нянчился с обожженной ногой.

— Герхарт, сколько в твоем распоряжении людей? Понадобится каждый, кто способен сносно владеть оружием.

Смотритель не спешил с ответом и тогда Фибус произнес:

— Нужно немедля выдвигаться к месту падения. Чем раньше мы там окажемся, тем больше у нас будет шансов уцелеть.

— Со мной — восемь, — нехотя ответил молодой человек. Видя снисходительный взгляд Хозяина, поспешно добавил: — Четверых вы видели в холле — ребята крепкие, не подведут… Один отдыхает, но его сейчас же поднимут; и двое в игорном зале — не все клиенты успели разойтись по домам… Еще есть девушки. Если будет особый приказ…

Фибус покачал головой: мало того, что допустил уничтожение единственного источника питьевой воды, который питал город, так не хватало ему еще прослыть и прячущимся за спины женщин трусом.

— Этим, — сказал он тоном, не требующим пререканий, — дать приказ запереться и из дому носа не показывать. До тех пор пока на улице не стихнет и не уляжется пыль… А лучше всего, чтоб пару дней посидели — для верности.

— А как же клиенты?

— В подвал, под замок. Иначе натворят глупостей… Девушки у тебя хорошие — правду говорю, Арно? — Чернокожий воин поспешно отвел смущенный взгляд. — Не хотелось бы, чтобы их прекрасные личики украсились тенями: клиент у тебя нервный — всякое может произойти…

— Что все это значит, господин Лориани, — спросил Герхарт Гнед. — Уж не намекаете ли Вы, что в скором времени может случиться Прорыв?

Фибус молчал. Он не имел в планах попусту пугать подчиненных. Потому что сам пока не знал, с чем его новоиспеченному отряду придется столкнуться: будь это шайки разбойников, которым безразлично кого резать на погруженных во тьму улицах — освобожденные от постоянного контроля со стороны городской стражи, особенно отчаянные из них наверняка рискнут поживиться лакомым куском, которым видится им средней руки обыватель Сар-города; или кто похуже и опаснее — с множеством лап, когтей и зубов, имеющих острое желание порвать на клочки любого из представителей рода человеческого.

Кто опаснее: ополоумевшие от безнаказанности бандиты или вырвавшиеся с привычных мест обитания уродливые существа, одна мысль о коих вызывала в нем волну омерзения, Фибус еще не решил.

С одной стороны — встреча с вооруженными, охочими до чужой собственности людьми, была много вероятнее Прорыва и, в силу некоторых причин, несколько желаннее. С ними, по крайней мере, можно договориться. Разговорами по душам или угрозой — все равно.

С другой — чуждые свету существа были куда быстрее самого тренированного атлета, они подчинялись инстинктам и не обладали полноценным разумом, а значит, и найти общий язык с ними оставалось невозможно. Однако о Прорыве пока ничего не говорило.

Ну да, имел место взрыв и падение башни. Ее разрушение могло спровоцировать уничтожение преград, установленных в незапамятные времена древними жителями Сар-города.

В этом случае путь на поверхность для существ с нижних уровней катакомб становился открытым. Но вряд ли они сию же минуту ринуться с насиженных мест всем скопом. Насколько он знал, чудовища, избравшие домом земные недра, были сродни тем, что время от времени совершали набеги с болот на гарнизоны. Всякий раз их гнал с запада голод: расплодившись в отсутствие естественного врага, они в поисках доступной пищи шли колышущейся волной на восток.

Здесь же дело обстояло несколько иначе. Подземные твари на дух не переносили солнечный свет. Если и происходили выходы на поверхность заплутавших в бесконечных коридорах особей, то случались они в основном ночью и были весьма малочисленны. Справиться с десятком членистоногих для стражи не составляло большого труда.

Целенаправленно покинуть уют сырых нор и выйти под опаляющие солнечные лучи сплоченной массой — пусть даже с намерением отведать свежей человеческой крови…

Нет. Это выше их сил. Для реализации такого варианта развития событий должно произойти что-то… должен грянуть катаклизм, одномоментно и кардинально изменивший условия их существования.

Кроме того, тогда же должно совпасть по времени падение преград, иначе бы твари давно заполонили верхние уровни. Но подобных новостей, за всю карьеру на посту Хозяина подворотен, Фибусу еще ни разу не приносили.

Алхимики порой выпрашивали у градоначальника иссохшие трупы тварей для проведения исследований. На основе их отзывов Фибус давно сделал умозаключение, что чудовища довольно близки к саранче: не только по повадкам, но и по строению. Они представлялись ему простыми насекомыми, отчего-то набравшими вес и объем в катакомбах, но не более того. Хоть и шепчется неграмотный и суеверный народ о потусторонней их сущности…

— Готовь ребят, Герхарт — сказал Фибус и встал со стула. Он не собирался распинаться перед ним о причинах, подтолкнувших его к решению покинуть стены игорного дома. Парень молодой и сметливый — скоро, коль не совсем дурак, поймет все сам. — Через десять минут буду ждать вас у выхода. Поторопись.

Не выказав возражений, Герхарт Гнед вышел вон из кухни. Оставшись наедине с Лориани, Арно спросил:

— Господин, Вы уверены, что хотите пойти с нами? Быть может, отдадите приказ самостоятельно выполнить поставленную перед Вами задачу? — Подумав, осторожно добавил: — Если башня, рухнув, похоронила под собой защитные барьеры…

Фибус подошел ближе, доверительно положил руку на плечо.

— Не думай о худом, Арно, — сказал он, глядя снизу-вверх. — Я не склонен считать, что нам угрожает серьезная опасность, но проверить обязан… Вот она, — не выдержав, он ударил себя в грудь кулаком, — причина того, что мы с тобой увидели. И мне же держать ответ — перед Головой, горожанами… да и, в конце концов, перед собственной совестью придется отчитаться.

Пожалуй, чернокожий варвар был единственным близким ему человеком, с кем он мог поделиться сокровенным. Фибус Лориани вдохнул побольше воздуха и выпалил скороговоркой:

— Все пошло совсем не так, как ожидалось вначале. Взрыв должен был слегка подпортить основание башни, тем самым обеспечив мне во время ремонта легальный доступ к технологиям древних. Я мог бы подобраться к ним на расстояние вытянутой руки.

— Какой в этом смысл?

— Текстов в библиотеках Сар-города не сохранилось, но я нутром чую, что к созданию башни также приложили руку и Высшие. Техников для обслуживания глубинных паровых машин присылают из Аданая. Там их власть наиболее велика.

— Еще желаете им смерти?

— Устал смотреть, на то, во что они превратили некогда процветающий мир.

— Господин, — проговорил Арно, переварив услышанное. — В вашей династии не было поваров?

Лориани нахмурился, не понимая, как это относится к делу и к чему клонит охранник. Промолчал.

— Ну и кашу Вы заварили, господин… — Тень кривоватой улыбки рассекла грубое, словно выточенное из цельного куска угля, лицо. Положив ладонь на рукоять клинка, прикрепленного к поясу, он посерьезнел. Промолвил: — Мне хорошо известно, как Вы относитесь ко лжи и предательству. …А также, помню — никаким клещам и жвалам не под силу выдрать это из памяти, как некто пожалел бесправного раба на рыболовецком судне вблизи Аданая; и забрал его с собой, дав надежду на перемены к лучшему.

Несмотря на мелкий рост, Фибус Лориани, считал себя сильным человеком, но даже ему иногда требовалась поддержка по-настоящему близкого человека. Таковым он по праву считал Арно — вот уже два десятка лет они были рядом: Фибус планомерно поднимался по служебной лестнице теневого мира, а Арно верно прикрывал его тыл, вовремя помогая избавиться от назойливых конкурентов.

Еще была Мартина, которая иногда ловила Лориани на проявлениях слабости… Она стойко молчала, не сплетничая о том и не разнося ненужные слухи среди подчиненных. Фибусу домоправительница заменяла рано ушедшую из жизни мать, которой можно было пожаловаться на уродливую полную грязи жизнь; а потом, счастливо забыв об этом утром, с новыми силами вернуться к стоявшей поперек горла работе.

С Арно же он мог поделиться сокровенным. Не боясь, что тот поднимет его на смех, не откажет в помощи.

— Нужно идти, — прервал затянувшуюся паузу начальник охраны. — Полагаю, мы должны поспешить и добраться до места, пока не началось самое интересное?

Фибус не знал, что Арно подразумевал, сказав последнее слово. На всякий случай он кивнул, соглашаясь. Человек пустыни обладал хорошим чувством юмора, но иногда понять движущие им мотивы было сложно даже для Хозяина подворотен.

Лориани вышел из кухни первым, спустился в холл. За ним последовал Арно — его земляки, стояли у ведущих на улицу дверей. Скаля белозубые рты, они перешучивались со стайкой девиц в откровенных нарядах. При виде господина, воины замолкли и оправились. Девушки, спохватившись, упорхнули прочь.

Вскоре подоспел и Герхарт со своей свитой. В многослойной пластинчатой броне его люди выглядели внушительно и… дорого. Доспех придавал объема: уличная шпана, завидев таких издали, предпочтет обойти процессию стороной.

Вот только темно сейчас, и некого пугать неповоротливыми доспехами. Кто сунется вперед, столкнется нос к носу с облаченными в тяжелую ношу людьми. Если не дурак — отступит, наоборот — завяжется бой. Трудно сказать, кто тогда окажется в выигрышном положении: хорошо защищенный, но медлительный воин, или ловкач, в легкой косухе, орудующий остро отточенным ножом. О подчиненных Герхарт высказывался в положительном ключе, но трудно поверить, что все они, как один, профессиональные солдаты, привыкшие сражаться в сковывающей движение амуниции.

— Распоряжайся, — сказал Фибус, во всеуслышание обратившись к начальнику охраны, чтобы до каждого дошло, кто будет руководить в новоиспеченном отряде. — Для начала дадим небольшой крюк, вернемся к Швейному тупичку и посмотрим, как чувствует себя Мартина. Все равно практически по пути… А далее — ты знаешь. Можешь приступать.

Дождавшись, когда Лориани закончит, Арно отдал распоряжение трем подручным Герхарта встать вперед, еще двоих и самого Смотрителя игорного дома поставил с тыла. Оставшимся воинам, и белым и черным, приказал держать под контролем фланги. Сам занял позицию в центре, подле хозяина.

В таком порядке, удерживая между собой расстояние не более метра, они по одному вышли из-под укрытия надежных стен.

Несмотря на коричневую тьму, окружившую их со всех сторон, Арно довольно сносно ориентировался в лабиринтах улиц и переулков Сар-города — ничуть не хуже котов коротающих жаркие дни в затхлых плесневелых тоннелях и предпочитающих выбираться на свежий воздух только при свете звезд.

Фибус редко навещал этот район, а потому не смог бы сейчас пройти без его заблаговременных подсказок и пары метров. Не желая потеряться, он свободной рукой, как бы невзначай, касался локтя верного человека; обильно потеющие ладони судорожно сжимали короткое копье, в которое снова пришлось превратить трость.

Повернули, немного прошли по прямой — потом отклонились правее… Развернулись и, как будто, двинули в обратном направлении. Казалось, они ходят кругами.

Отплевавшись от забившей рот пыли, Фибус спросил тихонько:

— Кажется, в прошлый раз нам приходилось сворачивать гораздо реже?

— Этот путь, по расчетам, хоть и длиннее, но безопаснее, — охотно отозвался Арно. — Улицы тут не загромождены и несколько шире, удастся сохранить строй… Не растягиваться! — крикнул он замыкающим. Те ускорились, подтянулись.

— Не люблю тяжелую броню, — доверительно посетовал он. — Боюсь, долго они такой темп не выдержат, а идти еще далеко. Как бы не пришлось на привалы останавливаться.

Вопреки его словам, первую часть пути Герхарт и его люди выдержали достойно. Запыхались только основательно. Когда в пыли проступили знакомые очертания магазинчиков и швейных лавок, Арно поднял руку, дав знак замереть на месте.

— Почему не идем дальше? — слегка удивленно спросил Фибус. Ему хотелось увидеть Мартину как можно раньше. — Почему остановились?

— Сам не пойму, — ответил Арно, поводя головой из стороны в сторону. — Тревожит что-то… Эй, впереди! Прогуляйтесь-ка вдвоем к тому дому. Да осторожнее будьте, не на прогулке.

Двое в многослойной броне, приготовив мечи к бою, пошли в указанном направлении.

Прежде, чем сделать очередной шаг, они долго всматривались во мглу перед собой, оборачивались на случайный шорох. Фибус успел заскучать.

— Не прояснишь ситуацию? — спросил он.

— Знаю, как дорога Вам Мартина, — жестко сказал Арно. — Но это не повод совершать глупость и добровольно совать голову в петлю. Доверьтесь мне.

Лориани хотел огрызнуться, что припомнит ему эти дерзкие слова, однако вовремя спохватился. Арно не отступал от клятвы, а лишь педантично выполнял работу, ставшую для него смыслом жизни.

Воины сначала превратились в бесплотные тени, блуждающие вдоль темной стены. Потом они и вовсе исчезли из виду. На протяжении десятка показавшихся вечностью минут из тупичка не доносилось ни звука. Отряд провел это время в молчании, ожидая подвоха.

Наконец послышались шаркающие шаги и две тени, шатаясь и оглядываясь назад, побрели в сторону отряда. Мечи у обоих небрежно опущены к земле, будто воины вдруг обрели безрассудную смелость, которая в нынешней ситуации была абсолютно не к месту.

— Совсем расслабил ты людей, Герхарт, — сказал Лориани. — В дорогую броню их облачаешь, балуешь… а требовать так и не научился.

Находившийся позади Смотритель игорного дома зашипел неразборчивое — что-то относительно ошибки, которую в скором времени грозился исправить, и некоего горячего предмета, которому непременно найдет место, когда вызовет этих двоих к себе на ковер.

— Тано, Ковл! — позвал Арно своих ребят. Подвинув плечом стоящего впереди воина, буднично добавил: — Всем приготовиться.

Тени приблизились настолько, что стали хорошо различимы обводы их грузных высоких фигур: кирасы из непробиваемой кожи пустынного червя растрепаны: отдельные чешуйки топорщились по бокам, шишаки на головах сбились набок, а безупречная линия широких наплечников обезобразилась разновеликими буграми. В каждой руке они сжимали по клинку, и чуть ли не волочили их свободными концами по булыжной мостовой.

— Руки у них удлинились, что ли? — бросили в пустоту справа.

— И оружием где-то разжились, — поддакнули слева и сзади. — Глянь, как держат… увальни.

— Нет больше твоих бойцов, Герхарт, — прошептал Арно, оглянувшись. — Руби их! — приказал он и первым бросился на возвращавшихся с разведки людей.

«Или — нелюдей?» — поправил себя Фибус, видя как истончается и удлиняется рука одного из них, целя в направлении прыгнувшего навстречу Арно.

Сблизившись с тенью, не снижая скорости, варвар нырнул к ногам. Взметая облачка потревоженной пыли, заскользил по камню справа, полоснул клинком… Полетели искры, осветив место боя и то, — в этом уже никто не сомневался — что собой представляли погибшие воины. Из-под шишаков, напяленных на неровные подобия голов, на отряд воззрились лишенные глаз морды чудовищ. Хрупкие на вид, почти стеклянные.

Вспышка словно послужила сигналом остальным. Не сговариваясь, изрыгая проклятия, люди бросились на врага. И закружились, закрутились во тьме, сыпля ударами.

Фибус, крепко сжав копье двумя руками, наблюдал за боем издалека. Он знал, что будет только мешать и путаться в ногах у профессионалов, украв у них пространство для маневра. С интересом наблюдал за схваткой, гадая, в чью пользу и с каким счетом она закончится. Ждал.

Подле него остался лишь Герхарт, которому Арно ранее дал недвусмысленное указание не отходить от Хозяина ни на шаг.

В отдалении размытыми молниями мелькали клинки, звучали удары: то глухо — когда облаченная в хитин конечность врезалась в вываренную кожу доспеха, то звонко — когда клинок, не найдя мякоти, высекая искры скользил по неуязвимой броне чудовища.

Пришельцы давно сбросили маски и теперь походили на богомолов-переростков с непомерно длинными передними лапами. Высокие, словно приплюснутые с двух сторон, они огрызались на сыплющиеся со всех сторон удары, и, порой задевая кого-нибудь из бойцов, отшвыривали его на три добрых метра. Тот вставал, и, браня противника последними словами, снова бросался в гущу схватки.

Наконец одно из насекомых, отвлеченное нападками Арно, замерло. Голова его накренилась и скользнула вниз. Тело постояло немного, пока его в пылу боя не сшибли спиной, и повалилось на землю. Кто-то испуганно и сдавленно закричал.

Со вторым чудовищем, покончили быстрее. Не распыляя силы, навалились все скопом, повредили ноги у прозрачного лоснящегося брюха. Богомол упал, тут же на него взгромоздился человек Герхарта. Нанес удар с оттягом, пониже головы, и та, отделившись от туловища, запрыгала по камням прочь, пока не исчезла во тьме.

Когда обезглавленные тела перестали дергаться, Арно, тяжело дыша, позвал Лориани:

— Можете подойти, — сказал он. — Тут безопасно, а с ними… все кончено.

Не отпуская копья, Фибус приблизился к начальнику охраны. Тот был забрызган темной жижей сильнее других и кое-где оцарапан: на груди розовели свежие ссадины. Серьезных ран и увечий так же ни у кого не нашлось. Лишь один человек Герхарта старательно разминал ступню. Вероятно, это он дико верещал недавно.

— С чем мы столкнулись? — спросил Герхарт, подобравшись к одному из богомолов. — Твари из подземелий?.. Ни разу таких в городе не видал.

— И не должен был. Эти не вылезают по собственной воле с нижних уровней. Кто-то их подтолкнул, — ответил Фибус, чувствуя на себе вопрошающий взгляд Арно. Поднял голову: — Теперь пойдем к башне — здесь нам больше нечего делать.

— А как же Мартина, господин?

— Ее больше нет, — Лориани очень старался, чтобы не выдать обуревающих его эмоций — хотелось выть, шершавый комок драл горло. — Как и никого другого в Швейном тупичке. Про парней своих, Герхарт, тоже можешь забыть — вырезали ребят. Подчистую.

— Откуда вы знаете?

— Проявлял одно время интерес к донесениям с западных гарнизонов… Наши твари сравни болотным. Лишь крупнее немного и, судя по всему, — Фибус пнул обесцвеченный труп богомола, — не боятся людей. Привыкли. Они способны мимикрировать под окружающую обстановку, в том числе маскируются и под людей… ну, да этому мы сами стали невольными свидетелями.

Он помолчал немного, собираясь с мыслями.

— Если остался кто-то в живых, то заперт сейчас… сидит за семью замками. Тут звонкое эхо — крики должны разноситься далеко… А эти, — он вновь пнул безвредный труп насекомого, — наученные уже. Опытом овладели. Убрали твоих бойцов тихо и без лишних церемоний… Нужно двигаться к башне, — твердо повторил он.

— Неужто, Прорыв? — промолвил кто-то.

— Веди нас, Арно, да поживее, — сказал Фибус, больше не обращая ни на кого внимания. — Предчувствие гложет — что времени у нас практически не осталось.

Начальник охраны споро построил уменьшившийся отряд, и они двинули вдоль широкого проспекта. Мостовая вильнула и стала медленно подниматься в гору, уходя крутым серпантином на верхушку холма: мелькали по обочинам дороги силуэты брошенных телег, около которых навалом лежали тюки со съестным и одеждой. Кто-то в панике решил, что «дело-дрянь» и поспешил эвакуироваться из города до разъяснения всех обстоятельств, а может быть — навсегда. Но не успел — неподалеку обнаружились распластанные на камнях, припорошенные мусором и песком, трупы.

Дымила вдребезги разбитая о стену дома паровая коляска. Часть дверей вырвало с корнем, ни одного целого стекла. Заглянув внутрь, Фибус заметил на пассажирском диване эластичные бинты и сгустки крови. Людей в машине не было.

Лошадиное ржание за углом заставило Лориани встрепенуться.

— Возьмем ее? — подал голос Герхарт Гнед.

— Не стоит, — отбрехался Фибус. — Не хочется мне привлекать лишнего внимания. Кроме того, это может оказаться не…

Мелкая, едва заметная вибрация камня под ногами, насторожила не только его. Весь отряд одновременно повернул головы в направлении, откуда только что пришли. По-прежнему нулевая видимость не давала как следует рассмотреть, что там происходит. Послышался звук приближающегося горного обвала.

— Бежать надо? — спросил кто-то пустым потухшим голосом.

— Бежим! — заорал другой. И тут уж было не до соблюдения тишины.

Побежали все. Не сговариваясь. Разом.

Лишенные груза в виде тяжелого доспеха Арно с Фибусом подмышку, а также Тано и Квол, быстро вырвались вперед. Следом рвались люди Герхарта. Сбрасывая на ходу шишаки, они трясущимися руками пытались отстегнуть непослушные ремешки кирасы. Воины безнадежно отстали и скоро потонули во тьме, нагоняющей отряд с тыла.

Лориани и забыл уже, когда в последний раз передвигался на своих двоих с такой скоростью: давал знать о себе преимущественно сидячий образ жизни. Отросший трясущийся живот тяготел к земле; ноги мгновенно забились и умоляли хозяина о передышке. А сердце… Сердце, словно обезумевшая от горя птица билась в стены грудной клетки, стремилось вырваться на волю или умереть.

Вот Фибус упал, уже зная, что больше не сможет сделать и шагу. Его бесцеремонно подобрали с земли, поставили на ноги и, напутствуя пинками, погнали дальше.

Однако даже это помогло ненадолго. Думая, что дальше так не сможет, он остановился, ловко увернувшись от серии ударов под зад, которыми щедро одаривал его начальник охраны. Повернулся лицом к дышащей в спину смерти. Стал готовиться встретить ее — не убегая, а покорно приняв. Как грохот разрушающихся и сыплющихся в бездну камней вдруг начал стихать. Проходили секунды, а звук обвала становился все тише.

Фибус попятился, склонился, уткнувшись руками в колени и тяжело дыша. Из темноты к нему приближались размытые темные фигуры: кто это — люди или жаждущие свежей крови твари, он не знал. Да и не хотел о том сейчас думать. Все равно силы у него давно закончились, убежать — хоть пытай его раскаленным железом — не сможет.

— Господин Лориани? — донеслось из пыльной пелены. — Вы — в порядке? А я уж думал, что придется оплакивать…

— Заканчивай… свой… подхалимаж, Герхарт, — на выдохе, делая большие паузы между словами, сказал Фибус. — В сотый раз… повторяю — до добра он тебя не… доведет.

Распрямился, глядя на приближающихся солдат: почти все они остались без дорогих кирас и наплечников. От щегольских шишаков избавились первыми. С оружием дело обстояло куда лучше — только двое потеряли в суматохе клинки.

— Сколько… осталось? — спросил Фибус, когда смог различить лица людей. Все раскраснелись и дышали тяжело, будто загнанные лошади, разве пена изо рта не шла.

— Со мной — пять, — ответил Герхарт. — Готовы продолжить… путь.

Кивнув и не сказав более ни слова, Лориани пошел в гору. Навстречу ему попался спешащий в обратную сторону Арно. За ним не отставали и его подручные. Чуть было не пробежали мимо.

— Можете не торопиться — тот квартал уже не существует, — бросил им Фибус.

— Господин, Вы целы!..

— Еще один… Цел — и ладно. Будет! — Лориани отдышался немного. — Следуем тем же курсом.

Окружив Фибуса живой стеной, отряд двинулся дальше. Безоружные отломали у одной из брошенных телег оглобли, обтесали мечамиконцы: рогатина — не полноценное копье, но в бою тоже сгодится.

Когда до вершины холма оставалось совсем чуть-чуть, Арно сказал, понизив голос:

— Слишком много неприятностей для одного дня, господин Лориани. Не находите?

— Еще как нахожу, — кривясь от боли пониже спины, промычал Фибус. — Если карты не врут, под Швейным тупичком должна была находиться круглая зала. Там из стены бил родник. Возможно, подземные воды подмыли грунт под домами…

— В одночасье? Такого попросту не может быть.

— Но мы стали тому свидетелями, Арно. Этого уже не исправить. Выходит так, что мы очень мало знаем о земле, на которой живем.

Неизвестно о чем думал варвар, но после продолжительного молчания он добавил чуть тише:

— Простите меня за действия, которые пришлось совершить…

— Довольно извинений, наслушался, — поддернув сползшие штаны, отмахнулся Фибус. — Ты все делал правильно, только вот… зад от пинков до сих пор болит. У тебя тяжелые ботинки…

А потом они поднялись на вершину. Пыль немного рассеялась: стали видны Ратуша и Храм, воздевший шпили над коричневой мутью. Белокаменные стены основательно припорошило песком. Напоминая ступенчатую пирамиду, он широкими уступами поднимался к небу. Над тем местом, где раньше высилась водонапорная башня, полыхало холодное лиловое зарево.

Глава 16 Васер Лау

Предложенный Выворотнем план он все же отринул. Решил поступить по-своему — навестить тюрьму. Даже если стражники и оповещены о готовящемся похищении, то не ждут прихода грабителя в свою обитель, где их кишмя кишит.

Затея была дурацкая, но иного пути вернуть утраченную жизнь Васер не видел.

Где-то неподалеку вентиляционная шахта соединила подземелье с поверхностью — щеки коснулось легкое дуновение ветерка. Приняв движение воздуха, как вознаграждение за все пережитые мучения, бывший Смотритель ипподрома остановился. Приподнял голову и закрыл глаза, ловя ноздрями благостные потоки: пахло прокаленным песком и жженым углем.

Во время блужданий он успел хорошо продрогнуть. Отсыревший плащ уже не спасал от холода, а лишь тянул к земле уставшие плечи. Больше всего на свете ему сейчас хотелось оказаться на одной из прокаленных улиц Сар-города. На душе потеплело немного, а настроение поднялось. Не достаточно, чтобы избавиться от хандры полностью, но хоть что-то…

Тоннель окончился пустотой.

Притушив свечу, Васер выглянул в поисках огонька от светильника, который могли бы нести воины городской стражи, но увидел лишь тьму. Истратив пол коробка размокших спичек, достал другой — посуше. С третьей попытки разжег огарок и, вознеся высоко над собой канделябр, шагнул наружу. Под ногами хрустнула истончившаяся от времени и гнили дверь. Зашуршала каменная крошка.

Зал был огромен; света не хватало, чтобы обозначить границы помещения. Потолок высотой в два человеческих роста подпирали толстые гранитные колонны. Меж ними Васер насчитал по десять шагов.

Карта, в юности составленная Виоликой, не врала: он шел сейчас под площадью, пролегшей между тюрьмой и жилыми домами, в которых проживали семьи охраняющих казематы стражников. В тюремщики в основном шли лишенные крова простолюдины, не желавшие селиться в пределах Черного города. И шли, надо сказать, охотно. Каждому поступившему на службу управа выделяла небольшой надел у городской стены — благо, пустующего жилья в этом квартале хватало.

Преодолев зал, он повернул направо. Еще с дюжину шагов и рука нащупала железный засов. Замерев на секунду — Васер вплотную приблизился к лабиринту переходов, соединяющих камеры, — сдвинул шершавую рукоять. Полоса металла вышла из петель легко, не издав ни звука.

Приоткрыл дверь и глянул внутрь — опасливо, ожидая бесцеремонного удара. Но удача оказалась на его стороне, за порогом его встретила пустота. С потолка свисали пыльные, длиной практически до пола, лохмотья. Этим коридором продолжительное время никто не пользовался.

Выдохнув — сердце продолжало бешено колотиться, Васер вошел внутрь.

Далее стало немного тяжелее: он ставил канделябр на пол и шел счищать со стен паутину, чтобы невзначай не подпалить ее и не вызвать пожар. Потом возвращался за светом, проделывал обратный путь, и все повторялось заново.

Очень скоро он взмок пуще прежнего, испачкался в пыли и саже с ног до головы и напоминал теперь, наверное, привидение — осколок души несправедливо приговоренного к смерти человека. Не хватало только цепей, которыми можно было бы пошуметь ради создания соответствующего антуража. На язык просилась шутка о том, что при встрече со стражей ему не понадобится оружие — не все служивые отличались здравым рассудком.

Горько ухмыльнувшись, он повернул, огибая угол. Сделал несколько шагов и понял, что находится недалеко от выхода из тоннеля. Края его отчетливо проступали сквозь плотные, подсвеченные снаружи газовыми светильниками, ряды паутины. Она дрожала от малейшего дуновения ветерка.

На выходе двери не оказалось. За пять шагов от проема сиротливо висели тяжелые петли. Он ощупал их — вполне исправные. Кто-то позаботился, подготовив путь для побега?

Не исключено, что сам Лориани к этому руку и приложил. Его работа опасна. Течения в Ратуше прихотливы и извилисты, легко повернут вспять. И старые друзья среди высших чинов Сар-города, как бы невзначай, могут оказаться врагами. А там и до темницы недалеко. Вот и готовился старый интриган к худшему сценарию заранее, не дожидаясь когда кот за седалище цапнет.

Это облегчало задачу — не нужно скрипеть и шуршать, как придет время выскакивать из укрытия, словно червь пустынный из песка. И затрудняло ее: хоть Васер этого и не видел, но внутренний счет времени подсказывал — день снаружи стремился к закату. А значит, вскоре у стражи будет пересменок, по коридорам потянутся толпы солдат. И только чудо отвернет их от возможности заглянуть в заросший паутиной ход.

Впрочем, что-то же помешало им сделать это раньше? Быть может, и сейчас не решатся проверить ответвление. Суеверных и, в общем, недалеких людей среди тюремщиков имелось в избытке.

Этот ход наверняка не единственный. Как указывала карта Виолики, две дюжины его близнецов врезались в подвалы казенного дома. Вряд ли они станут проверять каждый просто так, от нечего делать. Тем более известно, что все они надежно перекрыты тяжелыми дверьми — опасности с их стороны ждать не приходилось. Кроме того тоннеля которым пришел Васер.

Но кто о том знал?

Подумав, Васер не стал срывать паутину, вернулся за угол и притушил свечу. Ему крупно повезло, что не вывалился случайно под ноги стражников, а то объясняйся сейчас, как и для чего внутрь пробрался. Делай хорошую мину при плохой игре.

Бросив бурдюк на пол, Васер сел на него, облокотился на стену и прикрыл глаза. Хотелось пить, но он так и не сумел его наполнить, по дороге не встретилось ни единого чахлого ручейка.

Сейчас он мог только ждать, когда конвой поведет преступника к месту казни. Случится это только утром. Освободившееся время следовало потратить с умом, отдохнуть малость, да набраться сил.

Задуманное им остро пахло авантюрой, опасностью. Однако иного выхода завоевать расположение Выворотня Васер Лау не видел. Его манила прежняя жизнь. Помнилось желание поскорее убраться за Границу, в Аданай, где мечтал провести остаток дней вместе с Роксаной. То желание, которое, скорее всего, так и останется недоступной теперь мечтой.

До боли сжав кулаки, он почувствовал, как обломанные неровные ногти впиваются в кожу.

Закрадывались иногда мыслишки — а не плюнуть ли на все?

Зачем? Зачем ему нужно вновь подставлять голову в угоду карлику, наживающемуся на чужом горе? Все равно — выполни он задание как надо, прежнего уважения высокочтимого общества не добиться, хоть в лепешку ты расшибись.

А завали он порученное дело…

Не думал Васер, что слова Выворотня о вечном изгнании и слежке правдивы. Из города его не выпустят, это факт. Но можно залечь на дно. Вспомнить юность и пошататься по низам, попробовать зажить обычной честной жизнью рабочего человека. Виолика же как-то существует?!

Ну да. Именно, что — существует. Жизнью это не назвать.

Нелегко будет поначалу. Можно пристроиться чернорабочим на вокзал, или подмастерьем в кузнечном квартале: работа там вредная и тяжелая, желающих попортить собственное здоровье за гроши не так уж и много — охотно возьмут. Да только сразу же прогонят, как только дойдет слух о его злоключениях. И какого же будет ему — вставать рано утром, пахать смену от звонка до звонка, и видеть при этом, как жируют прежние знакомые. В таком случае, не захочется ли ему самому наложить на себя руки?

Васер нашарил в кармане жухлое яблоко. Надкусив — от кислоты челюсть свело судорогой, — он замер. Хруст получился слишком громким, случайный прохожий в коридоре вполне мог услышать подозрительный звук и пойти на разведку. Ругая себя за беспечность и приготовившись бежать, он долго ждал из-за поворота отсвета керосиновой лампы, лязганья оружия и топота сапог. Но было тихо, и Васер расслабился.

Стал есть яблоко малыми порциями — откусывая понемногу и глотая практически не жуя. Закончив с ним, коснулся вяленого мяса. В мозгу боролись две мысли: после съеденного пить захочется еще больше, но если не протолкнуть в пищевод съестное, у него не останется сил на работу, которую подкинул Выворотень. Вытащил кусок и с наслаждением оторвал сухие соленые волокна зубами.

Еще он вспоминал о Роксане. Было очень обидно, что девушка так быстро повернулась к нему спиной. При этой мысли перед глазами встал обвод ее фигуры, какой он видел ее, когда возлежал на набитой пухом перине. Она была без одежд, по бархатной смуглой коже скользили пятна лунного света: они отражались от волнистого стекла окон и прыгали по комнате подобно светлякам.

Он не гнобил ее, не перетруждал работой — так за что же девушка так поступила с ним? Буквально подобрал на улице, и этим она ответила? Неужто, ее благосклонность была всего лишь притворством, ловкой игрой?

Васер с остервенением рвал зубами черствое мясо. Он не собирался сдаваться и умирать. Когда-нибудь, пусть даже произойдет это нескоро, они встретятся. Родители сказали, Роксана уехала, но Разделенный мир не так уж и велик. Рано или поздно, дороги их пересекутся, и вот тогда он расскажет ей, что ему пришлось пережить, и где на самом деле должна находиться эта никчемная с…

Из коридора донеслась быстрая речь, по подернутым паутиной стенам пронеслось облако направленного света, застучали в отдалении две пары сапог. Приблизились.

— Чего замер, как истукан?.. Рядовой?! — сказали из-за угла, отчетливо и слегка удивленно.

— Ха! Да, поди, привидение увидал!.. В последнее время к нам всех берут, и без особого разбора. У меня во взводе, лично, — больше половины с ближайших деревень. Все сплошь суеверные… — вторили ему. — Рядовой! Что нужно сделать, когда старший по званию обращается?

Послышались стук каблуков, и лязганье вернувшейся в ножны стали.

— Как не знать, господин лейтенант! Зря в учебке натаскивали, что ль? — ответил третий голос, почти у самого входа в заросший паутиной тоннель. Был он значительно моложе первых двух. — Да только…

— Что — только-то? Уставом пренебрегаешь — а это не шутка… Хошь, палок с десяток прикажу всыпать? Средство наилучшее, проверенное…

— Господин лейтенант, разрешите доложить! — начал молодой по уставу.

— Докладывай, чего уж там… — разрешил первый. — Толчемся на месте, почем зря. Давно уж к женам да к дитям топать надо. Разевай рот поскорее и проваливай.

— Нес я ключи, значит, на вахту. Человечка сопровождал в камеру, с допросной. А тут хруст — отсюдова, значит…

— Ну-ну, — подбодрил его первый.

— Продолжай, как можешь, — сдался второй. — Не задерживай капитана…

— Встал, значит, огонь притушил. Дай, думаю, поймаю мерзкую тварь…

— Смелый?! — спросил первый. — Хорошо. Такие ребята нам очень нужны… Так и что — дело чем кончилось.

— Да ни чем, пожалуй, — сказал извиняющимся тоном рядовой. — Не вышел никто из тоннеля, а потом и вы появились.

— Внутрь полезть — забоялся? — с нажимом спросил второй.

В ответ обиженно засопели. Вместо рядового, сказал капитан:

— Нам нужны смелые и осторожные ребята, — слово «осторожные» он выделил особо, — такие, как правило, дольше живут… Лейтенант, дай-ка мне это.

Наступила тишина, прерываемая шорохом ремней и звоном застежек.

— Чтоб тебя… — ругнулся сквозь зубы лейтенант.

В воздухе резко свистнуло, прорвав паутину. Нечто округло мягкое пролетело и влепилось в стену по соседству с Васером. Непроизвольно отпрянув в сторону, он уронил канделябр. Каким-то чудом подхватил у самого пола.

— Ждем, — деловито сказал капитан. — Если тварь там пряталась, обязательно наружу прыгнет.

Васер прижался к камню, больше всего в этот момент желая стать с ним единым целым. Разлапистую железку с потухшей свечой он крепко сжимал в руке, занесенной для удара, который должен был стать для него последним. Второй ему совершить не дадут — проткнут насквозь.

Бежать сейчас не имело смысла — услышат, поймут, что шаги человеческие и бросятся в погоню. Потому стоял и ждал дальнейших действий тюремщиков.

После пяти томительных минут ожидания, донесся облегченный вздох лейтенанта:

— Ну вот, кхе-кхе, — прокашлял он. — Приснилось тебе, рядовой. Дома совсем не отдыхаешь? Так супруге, скажи, чтобы пару ночей тебе выходных дала, кхе-кхе.

— Да говорю же я — был шорох! На слух никогда не жаловался.

— Был, да сплыл, — сказал лейтенант. — В наших казематах многое примерещиться может. Если что, приходи, палок всыплю — вмиг отпустит.

— Пошли уж, каша стынет, — сказал капитан. — Все бы тебе палками махать, лейтенант… Так у нас подчиненных не останется — на болота сбегут. И правы будут…

— А что я. Учить надобно… И как без палок-то? Дисциплина на службе — дело первое…

Голоса удалялись, пока не затихли совсем. Примерно с час Васер стоял, ожидая появления рядового. С него станется — наплюет на приказ и продолжит караулить у ответвления. Чувствуя онемение в ногах, он осторожно отлепился от стены и сел на прежнее место. Очень хотелось понять, чем запустили во тьму тоннеля служивые, но проверить это он пока боялся. Еще через два часа, чувствуя, что теряет контроль над телом и руки начинает сводить судорогой, Васер лег и стал ползком подбираться к месту падения округлого предмета.

Слух его обострился: казалось, он слышит, как дует ветерок, треплющий рваные края дыры в паутине; чувствует, как скребет по стене лапками паук. Но осторожное дыхание рядового, как Васер ни старался, заметить не смог. Прошитая тысячами острейших игл рука наконец-то коснулась холодного, словно надутого, пузыря из кожи.

Подхватив добычу, Васер вернулся на место.

Бурдюк! Пусть и на половину пустой, он здорово поднял ему настроение. Не веря собственному счастью, Васер зубами выдрал пробку из горлышка. Принюхался и опрокинул в рот. Дрянное разбавленное вино обожгло гортань, он чуть не подавился, закашлялся. С трудом оторвался и сдавленно заперхал, ожидая, что на странный звук тут же прибежит поджидающий в засаде молодой надзиратель.

Но все обошлось, никто его не услышал. На всякий случай, он отошел от угла подальше и стал насыщаться объедками с жертвенного алтаря, запивая все небольшими порциями кислого, начавшего бродить, вина.

Иногда из коридора доносились шаркающие шаги и разговоры. Мелькали пятна света, которые останавливались у входа в боковой тоннель: всех интересовала дыра, проделанная в паутине. Вероятно, весть о случившемся разнеслась среди надзирателей быстро — о чем еще толковать в сырых застенках… Потому, никто к Васеру и не сунулся. Проходили мимо, иногда отпуская грубые шутки по поводу незадачливого рядового, который должен теперь купить лейтенанту новый бурдюк с лучшим вином во всей округе.

Васер не обратил внимания, как медленно, на кошачьих лапах, подкралась к нему дремота. Почувствовав идущее изнутри тепло, он устроился удобнее. Дал себе обещание быть настороже и проснуться далеко до восхода солнца, а после провалился в глубокий сон. В нем его встретила бескрайняя бездонная пустота, и он являлся единственным ее властелином.

Было легко и покойно…

В реальность его вывели возгласы, доносившиеся будто бы через плотную перину. Встрепенувшись, Васер нащупал заменивший ему настоящее оружие канделябр, разлепил тяжелые веки. Суета в коридоре и обилие огней говорили о том, что он проспал всю ночь, бесславно пропустив подготовительный этап церемонии.

Не опасаясь быть услышанным — шумели там достаточно сильно, он подошел к углу и выглянул одним глазом наружу. Второй стал подживать еще вечером, к нему вернулась способность видеть. Тело вообще, будто бы наполнилось силой. Вчерашнее вино, за которое вынужден был расплачиваться приснопамятный рядовой, пришлось как нельзя кстати.

В коридоре с десяток солдат тащили по земляному полу барахтающийся шерстяной мешок.

— Ай, — вскрикнул один и от души саданул по нему сапогом. — Кусаться вздумал, сволочь этакая.

Ударил еще и еще.

— Ты это, потише бы… — бросили ему. — Калека далеко не уйдет, а ему еще через весь город по жаре лютой тащиться.

— А где выходить-то собрались? — спросил тот, что недавно оббивал сапоги о пленника.

— Сейчас посмотрю, — ответил другой, деловито вынимая из-за пазухи укутанную в тряпицу дощечку. Развернул — на ней было что-то начертано мелом. — В Багряном переулке, не иначе.

— Так это же от площади недалеко, по прямой три квартала всего — доползет, как миленький, — укушенный пнул пленника еще раз и тот, вскрикнув жалобно, затих.

— Не доползет — вкруговую сам потащишь. На собственном горбу, — сказали с угрозой. — …Притих, однако. Не окочурился бы… Проверь, как он там, да молись, чтобы жив остался…

— Больно надо мне за него молитвы чи… — Солдат нагнулся, чтобы отдернуть тряпье с лица смертника, но сейчас же отпрянул, визжа. Присел на корточки, сложив ладони в паху. — Вот же ж, червь поганый! — успел сказать он, а потом заскулил тихонько.

Узника попытались протянуть по спине дубиной, но тот ловко отполз в сторону, как бы невзначай. Удар пришелся в пустое место. Замахнулись еще.

— Хватит, — остановил распалившегося стражника старший. — Грегор сам напросился. Лучше глянь, как тот себя чувствует — что-то долго сидит.

Помянув демонов Железного леса, солдат убрал дубину за пояс, обратился к товарищу, который и не думал подниматься на ноги. Все сидел с белым от ужаса лицом, издавая при этом лишь нечленораздельные звуки.

Тем временем, пленник поднялся на ноги. Слегка покачиваясь из стороны в сторону, он принялся отряхивать с себя пыль.

Васер видел, что на самом деле тот не собирается прийти на площадь Просвещения чистым. Да он вообще не собирался никуда идти! Стрелял из-под капюшона черными злыми глазками, и все искал лазейку, с помощью которой смог бы увильнуть от наказания.

«Ай, да смертник, — думал Васер. — Ай, да висельник…» Такой, прежде чем сам отправится на тот свет, вперед себя много кого туда отправить сможет.

Совершенно неожиданно Васер Лау обнаружил на себе взгляд его холодных глаз. Колкий, изучающий. Отвернулся. Попытался вновь поймать, но узник, словно потеряв интерес, крутился по сторонам. Возможно, для того, чтобы случайно не выдать пришельца конвою.

— Воды, — проговорил он хрипло.

Помедлив, будто прикидывая — не отказать ли в просьбе, старший из стражников протянул ему кружку, из которой сам недавно пил. Жадно глотая воду, висельник бросил красноречивый взгляд в сторону прячущегося в тени бокового тоннеля человека. Будто говорил: «Что встал, как вкопанный? Упустил время, рохля! А теперь давай-ка подумай, как вызволять будешь!» Васер обернулся на всякий случай — а вдруг не ему адресовался взгляд этих черных жестких, и даже — жестоких, глаз?

Нет, позади никого не оказалось. Узник смотрел сейчас на Васера и безмолвно разговаривал — с ним же!

Васер не понимал, что ему требуется сделать. Он чувствовал себя отдохнувшим и полным сил, чего, как думалось, катастрофически не хватало вчера. Но вот он стоял у порога — хватай и беги! — и не знал, с чего начать.

И тут висельник решил ему помочь: вернул кружку, повел плечами, кряхтя, как старый дед.

— Все бока отбили, изверги, — пожаловался он. — Не дойду…

— Найдем управу, можешь не беспокоиться, — сухо сказал старший. — Волоком дотащим, если прижмет.

— Оно вам надо? — возразил висельник. Пожаловался: — Ноги совсем не слушаются …ватные стали. Размяться бы…

Старший, прикидывая что-то в уме, замолчал на мгновение. Потом промолвил:

— Прогуляйте его до того угла. Время терпит, пусть кости развеет маленько. Не звери же, в самом деле… И в сортир сводить не забудьте — того и гляди, в пути опростается. Самим по жаре в дурмане чапать…

К висельнику немедленно подбежали двое, связали руки впереди жгутом. Приготовив дубины, толкнули в указанном направлении.

«Сейчас?» — подумал Васер, когда конвой приблизился к ответвлению, в котором он устроил засаду. Все в нем сжалось в это момент.

«Еще не время» — едва заметно мотнул головой узник, словно почувствовал немой вопрос.

Они прошли мимо и долго не появлялись. Васер успел заскучать, напряжение изматывало его. Сидевший на корточках стражник уже опустился на колени. На лицах товарищей отразилось беспокойство. Они тормошили его за плечи, но это не помогало — силен был удар висельника. Будто изможденный жаждой и голодом человек знал искусство похожее на то, которое годами изучают названные сестры Чулушты.

Но где бы тот смог выучить его? К тайному знанию мужчин не подпускают, доверяя лишь истинным дочерям Тысячеглавой. Они проходят суровый отбор.

В отдалении, справа, зашаркали ногами по земле. Послышалось нарочито громкое:

— Спасибо, ребята, кх-кх… Век помнить буду за доброту, за ласку — дольше всех проживете.

— Топай молча. Силы береги — они тебе понадобятся.

— А вам — нет?.. А ему? — донеслось хриплое, совсем уже рядом. — Эй, Грэг! Как ощущения? — добавил непонятно: — Жить хочешь?!

Грегор на коленях невразумительно булькнул и стал заваливаться на бок. Кажется, изо рта пошла грязно белая пена.

— Чтоб тебя… Эй, держи его!

— Держи!! — это прокричал один из стражников, ведущих висельника с уборной.

Справа раздался хруст, и что-то тяжелое загремело по стене. Вперед, ровняя грязь сырого пола, покатилась деревянная дубинка. Потом был шлепок — к дубинке, грузно упав плашмя, присоединился второй детина. Краткого мига хватило разглядеть, что падал он, уже не приходя в сознание.

Васер в ужасе забился вглубь прохода — он не рассчитывал на такой вариант развития событий. Еще надеялся увести пленника в тишине. Но чтобы вот так — со скорым отбытием в мир иной представителя закона?! О том не могло идти и речи.

Сомнений в том, что Грегори скоропостижно загнется, у бывшего Смотрителя ипподрома не возникало. Потом поймают, навесят это убийство… И пойдет он на виселицу соучастником. Как миленький пойдет.

В тоннель ворвалась черная клякса. Срывая многослойную паутину, рыча, она приблизилась к Васеру. Из-под толстой шерстяной материи, от которой шибало в нос гнильем и потом, сверкнули злые глаза:

— Не стой, дурак! Веди!!! — прохрипела, задыхаясь, клякса.

Крепкая костлявая рука толкнула его в темноту, прочь от выхода.

Пришлось повиноваться. Как в старой крипте Храма, Васер побежал не разбирая дороги. Словно гналась за ним орда ополоумевших чудовищ. В суматохе он выпустил из рук канделябр и, путаясь в нем ногами, чуть не загремел на пол. Оскальзываясь на ровном месте, обдирая руки об острый камень, он на ощупь выбирал путь во мгле. Вот! Нащупал знакомые петли — до заветной двери оставалось немного.

А позади него — совсем близко, в десятке шагов — орали страшно; совсем рядом пихались, ругались и подгоняли его. За спиной в отдалении маячил двоящийся, с желта, круг света, и отражался эхом топот дюжины подкованных сапог.

Вот она дверь — защита! Под ногти впились острые щепки, Васер чуть не возопил — то ли от радости, то ли от шока. Толкнул плечом дверное полотно и вывалился наружу, в зал сотнями гранитных колонн. За ним выкатилась бесплотная тень, темнее окружившей тьмы.

Глянув на прыгающий свет в коридоре, она небрежно прикрыла тяжелую створку.

Щелкнул засов. Стало еще темнее и заметно тише.

Глава 17 Рики Фрид

Дверь не желала легко выпускать беглецов наружу, кто-то упал за ней на пороге. Человек это или чудовищное порождение катакомб — им еще предстояло выяснить.

Рики напрягся и в несколько сильных рывков сдвинул створку от себя. В коридор вновь пахнуло дымом. Не так сильно, как в первый раз — можно было сносно дышать, но Иглао все равно закашлялся с непривычки.

Вонь городской канализации, которой успели пропитаться насквозь, конечно, ничуть не лучше, но все же она не вызывала такого отторжения у организма, как пронизанная ароматами паленого мяса гарь. Стоило втянуть ноздрями задымленный воздух помещения — нутро тут же выворачивало наизнанку, а легкие стремились выпрыгнуть через рот.

Исследовав пространство, наемник протиснулся в образовавшуюся щель. Повременив немного — кто-то же барабанил по дереву истово, когда Рики бросил мешочек со снотворным зельем! — вслед ему скользнул Иглао. Просунул голову, чтобы увидеть, как тот вытаскивает меч из обмякшей подгоревшей тушки.

Тварь безвольно распласталась на закопченном полу. Под белесым полупрозрачным панцирем, надежно защищавшим тело от головы до кончиков раздвоенного хвоста, шевелилось нечто. Замедляя ход, там пульсировал свитый из тонких остекленевших нитей комок плоти.

Иглао решил, что это сердце или подобие его. С каждым ударом из раны на шее толчками вытекала и расползалась по полу маслянистая темная жидкость. Поделка из алхимического воска в руке наемника догорала: фитиль шипел и плевался. Мертвенно бледное сияние на кончике свечи то притухало, то вспыхивало с новой силой, на долю секунды озаряя все вокруг неприятным слепящим светом. В комнате они были одни.

Висельник отступил, чтобы не испачкать ботинки.

— Странно… — сказал он. — Почему кровь не видно под панцирем? Они же почти прозрачные.

— Интересный вопрос, — ответил Рики, вытирая меч подобранной с пола ветошью. — Минадским алхимикам его задай, может и ответят. Сколько режу тварей — что болотных, что этих — из катакомб, все одно. Чернеет, покидая тело.

— Окисляется на воздухе, да?

— А ты, как посмотрю, ученый.

— Не помню, — вздохнул Иглао, — Возможно, когда-то им был… Стерлось из памяти.

Рики Фрид осмотрелся: они буквально вышли из платяного шкафа. Основательно подгоревшие деревянные останки лежали у окованной железом двери. О ее существовании, видимо, знали немногие; а те, кто был в курсе, ревностно охраняли секрет, прикрыв тайный ход тяжелой мебелью.

Повсюду — на полу, на сложенных из крупного камня и истертых до блеска скамьях, в беспорядке лежала верхняя одежда. Портки и рубахи медленно тлели, исходя сизым, остро пахнущим паленой шерстью дымком. Кое-где огонь еще держался. Пламя нехотя лизало мраморную мозаику стен, но, пожрав доступную пищу в виде картин и легких портьер, уже медленно умирало.

В отдалении, уткнувшись лицом в лужу крови, лежал голый человек, мужчина: руки и ноги его были изрядно покусаны. Рядом, врасплох застигнутые зеленым туманом, свернулись калачиками его убийцы. Подойдя к каждой из них, наемник буднично, несколько раз сунул лезвие составного меча под ослабшую броню двухвосток.

— Чудовища умеют изрыгать огонь? — обведя помещение взглядом, осторожно спросил Иглао. — Есть среди них драконы?

Рики пальцами затушил фитиль умирающей свечки.

— Такой большой, а в детские страшилки веришь… Они — всего лишь насекомые. Да, насекомые, выросшие до умопомрачительных величин, но не более того. Наверное, под землей у них харчи необыкновенно питательные, особенные…

— Отчего же лезут наружу?

— Я думал, что ты сможешь знать ответ на этот вопрос, — сказал Рики. Добавил: — Хорошая штука — потеря памяти. Что хочешь на нее списать можно, — и замолчал.

Проявившаяся от воздействия магнитной пыли метка в основании шеи Викиса не давала Рики покоя. Она явно указывала на то, что приговоренный к паскудной казни на площади Просвещения имел прямое отношение к Высшим — расе странной, не от мира сего.

Те же болотные твари, например, хоть и отличались от человека разительно, и то казались бесконечно ближе. Их действия, по крайней мере, поддавались логическому объяснению. Простейшую тактику волнообразных атак можно было просчитать заранее, подготовиться и дать соответствующий отпор. Чего не скажешь о Высших. Могущественные и таинственные, они сторонились людей.

Казалось, пришлые старательно выживали род людской с пригодных к сносному существованию территорий. Словно готовили землю для новых хозяев, дуром прущих с западных рубежей. Выжигали раз в сезон луга и посевы.

Но какой от того прок?

Намерения их были недоступны человеческому пониманию. Ходили упорные слухи, мол, миру конец, последнее поколение Высших…

До них и так забрали все, до чего только смогли дотянуться жадные руки. А эти исчезнут — заберут последнее. Тогда не останется ни тварей, ни людей, которых кровожадные насекомые рассматривали исключительно с гастрономической точки зрения.

Думая об этом, Рики Фрид изучал комнату. Узкое помещение с множеством разбросанных обгоревших вещей: длинные лавки по периметру, гнутые жестяные шайки беспорядочной кучей сваленные в углу и, несмотря на недавно отбушевавший пожар, чуть влажный воздух. Чтобы подтвердить свою догадку, он выглянул в окно.

Так и есть, на противоположной стороне улицы протянулся безликий серый забор, за которым виднелись черепичные крыши одноэтажных казарм, а за ними чернела высокая крепостная стена, неровным кольцом опоясывающая город. Давно стемнело, но на мостовой не наблюдалось ни единой живой души. Окна домов, обычно засвеченные огнем керосиновых ламп, глядели на Рики провалами пустых глазниц. Квартал словно вымер в одночасье.

— Армейская баня, — сказал наемник, разгребая ногами брошенные портки. Посмотрел на истекающий кровью труп: — С голым задом много не навоюешь…

— Долго нам еще идти? — спросил Иглао. Вид его был жалок: выданные Дроком штаны и рубаха за короткое путешествие по подземельям успели поизноситься — в прорехах на локтях и коленях бледнела лишенная солнечного света кожа, густые волосы на худом лице нахватались грязи и клоками топорщились в стороны; во впалых глазницах под ними тускло блестели белки.

— Дальше — улицей, километра три по прямой, — глядя на жалкое подобие человека перед собой, сказал Рики. — Если не возникнет неожиданностей и ничто не помешает, на месте будем минут через тридцать.

— Думаешь, под открытым небом нам может угрожать опасность? — заметил Иглао.

— Скорее, нюхом чую, — ответил Рики. — Условия похожи: и там, — он пальцем указал себе под ноги, — и тут темнота, хоть глаз выколи. Но при прочих равных… Свободней все-таки здесь — развернуться проще, да сильно легче дышится. — Помедлив, буркнул нехотя: — Не хочу сдохнуть под землей.

Свечу он разжигать не стал, повел к выходу. Дверь, когда-то распахивавшаяся внутрь, оказалась выставлена наружу вместе с петлями и частью откоса, на котором держалась. Пустым коридором, чьи крашеные стены оказались иссечены, как доска для рубки мяса, они вышли на пустынную улицу.

— Ветра нет, а ночь звездная, — шепнул Иглао. — А я ведь смирился с тем, что больше никогда их не увижу…

— Кого — их? — так же шепотом спросил Рики. Он пристально вглядывался в темноту, и она ему совершенно не нравилась — слишком тихо для густого многолюдного города, ведущего преимущественно ночной образ жизни.

— Звезды…

Рики обернулся — Викис, подняв к безоблачному небу взгляд, щерил беззубый рот в блаженной улыбке. А позади него, мягко перекатываясь на коротких членистых ножках, неслышно подкрадывалась двухвостка. Совсем еще молодая, не больше локтя в длину.

Он сделал два широких шага к висельнику, отчего тот, издав жалобный писк, шарахнулся в сторону. Слегка присев, с подворотом, коротко опустил меч на землю в метре от перепачканных в дерьме ботинок. Лезвие легко прошло сквозь мягкий не успевший окрепнуть панцирь. Увязло в земле.

Вздрогнув, тварь обмякла. Длинные усы-щупы безвольно упали, а голова отделилась от туловища.

— Не болтай без надобности, — не сказал, а скорее шевельнул губами Рики. Смахнул кровь с оружия и повел вперед.

Стена, за которой прятались домики казарм, скоро кончилась, оборвавшись на широком проспекте. От него начиналась рыночная площадь, а за ней — поверх прилавков ремесленников и частных хозяйств, выше угловатых парусиновых палаток крупных фермеров и торговцев Сар-города — выделялось горбом пологое всхолмье. Особняки с землями приближенных к Ратуше людей венчали его вершину.

«Удобное место!» — подумалось Рики.

До происшествия город и так напоминал дремлющий вулкан. И все вроде бы шло спокойно: люд зарабатывал на жизнь честным и не очень трудом, торговал на рынках, оставляя нажитое в игорных заведениях, растил сыновей и дочек, молился Последнему богу в надежде обрести счастье на том свете. И жизнь била ключом …

А в это время под земной толщей, под неисчислимыми тысячами тонн камня, песка, глины кипела и множилась другая жизнь — непонятная, чуждая человеческому миру. Было бы смешно и глупо, если б главенствующая верхушка Сар-города упустила шанс поселиться в ином, менее привлекательном месте.

С холма, поднятого к небу тремя широкими ярусами, улицы и отдаленные кварталы виделись как на ладони. Случись так, что котел вскипит, и скрытая в темени подземелий нечисть вдруг прорвется наружу… Всегда есть шанс покинуть гадючник первыми.

Они перешли проспект и затерялись в нагромождениях торговых палаток. На некоторых прилавках сохранилось укрытое толстым слоем пыли нераспроданное добро: народ бежал с рынка, не задумываясь о сохранности товара.

Вряд ли купцов могла испугать накрывшая город туча — закаленные дальней дорогой люди этакий пустяк снесут запросто. Не раз им приходилось встречать на тракте пылевую бурю или разбойников — знали все действия наперед. Можно сказать, научились встречать тяготы и лишения пути голой грудью. Разделенный мир мал, жесток к трусам, и скор на расправу.

Но тут купцы бежали без оглядки, забыв причину, по которой пришли на площадь — лишь бы сохранить шкуру в целости. И правильно сделали, с тварями нижних уровней лучше не шутить и не мешкать с выбором сиюминутного и, надо сказать, очень правильного решения сделать ноги. Только «нежить», как называл тварей ни разу не видавший их собственными глазами люд, могла вселить ужас в сердца прагматичных барыг.

Товар, забытый во время поспешного бегства оставался нетронутым. Мародеры, какие найдутся всегда и везде, тоже предпочли убраться подальше от прожорливых тварей. А может, и нашлись такие храбрецы, наплевавшие на голос разума, да только где они теперь? Небось, не дышат уже, став подножным кормом для разросшихся насекомых.

Палатки поредели и Рики понял, что они дошли до центра площади — перед ним лежало обширное круглое пространство метров пятидесяти в диаметре. Здесь в дни празднеств устраивались ярмарочные представления, проводились шуточные бои, раздавались сладости детям, а также выставляли напоказ мелких воришек, которых удалось поймать за руку.

Хоть простой обыватель, хоть приближенный к управе чиновник, все одно — человек с похожими мыслями и страстями. Природе его свойственна тяга к зрелищам, а потому массовое гуляние без прилюдной порки не проходило никогда. Да и в обычный будний день можно было заметь на выгоревшем до серебристой черноты столбе по центру площади одного-двух бедолаг с располосованными плетью спинами.

Воровали в Сар-городе охотно и часто.

Сузив веки, Рики Фрид всмотрелся вдаль: показалось или он действительно увидел движение? Как будто тень перечеркнула массивный ствол.

Протерев натруженные, наверняка покрытые частой сетью вен, глаза — сказывалось непроходящее напряжение последних дней, он указал на ближайший прилавок, от которого пахло сдобой. Шепнул Иглао:

— Возьми поесть. Только быстро — мне нужно кое-что проверить.

Дождавшись, когда Викис выберет наименее черствую булку хлеба, приказал идти за собой, шаг в шаг. Вновь обратил взгляд к центру площади: нет, не показалось. На столбе кто-то висел. Слабо извиваясь, словно обессилевший в воде земляной червяк, тень силилась оторваться от дерева, но все попытки оканчивались ничем. Замирала, очевидно, набираясь сил, и повторяла попытку освободиться. Кто бы то ни был — умирать сегодня он не собирался.

«Метра два от земли — не больше», — прикинул Рики.

Если это человек, спасти его не помешает, будь он хоть самый распоследний вор. Если же оноокажется тварью… тоже неплохой поворот. Убив ее, Рики спасет чью-то жизнь — может, даже собственную. Не иначе, как по их душу она там ошивается. Следит и ждет, когда путники вернутся в лабиринты прилавков — в узких проходах затруднительно махать мечом, тварь же при этом будет чувствовать себя как дома.

Годы службы на западном пределе научили Фрида расправляться с насекомыми без лишних мыслей и промедления.

Не дойдя до места наказания около десяти шагов, Рики расслабился. Опустил меч, бросив Викису через плечо:

— На тот холм полезем, — указал он головой в сторону расположившихся на возвышенности владений. — Тебе нужно передохнуть. Перекуси, пока время есть.

— Может, скажешь — куда идем? Кто приказал меня освободить?

— Об освобождении речи не шло… Хотел сказать — кто приказал тебя доставить? — поправил Рики. — Сейчас поведал бы, идти осталось всего-ничего. Даже если не понравится ответ и решишь сбежать — дотащу волоком. Но извини… в присутствии свидетеля подобные вопросы не обсуждаю.

На потемневшем от солнца дереве белело в двух метрах от земли исполосованное абсолютно голое нечто. Крепко обхватив столб руками и ногами, оно застыло на нем вниз головой.

Можно было бы посмеяться над нелепостью, представшей перед Рики, картины, если б не пугающий хаос, в который внезапно погрузились городские кварталы. И последовавшее за ним затишье. Наемник знал — когда наступают смутные времена, возможно всякое. Еще много чего ему увидеть придется.

Подошел почти вплотную: тело на столбе била крупная дрожь. Сколько часов кряду он провисел в таком положении? Дотянулся и несколько раз легонько коснулся кончиком меча израненной плетью спины.

— Кто здесь?! — хрипло выкрикнул человек и завертел головой, как полоумный.

— Свои — не бойся, тварей здесь нет, — ответил Рики. — Можешь спускаться.

— …п-правда? — протянул человек, помешкав немного. — Ты не один из тех, которые умеют притворяться и разговаривать?.. Почему я должен тебе верить?

— Насекомые не способны разумно складывать слова. Уж поверь — на болотах с ними не один год бодался. И притом… я ведь дотянулся. Что мне стоит убить тебя так?

— Тварь может быть маленькой. Усом дотянулась, а самой не взобраться никак…

— Обернись, и все увидишь.

— Не могу, — нехотя сознался человек, будто предстояло ему сейчас открыть страшный секрет. — Давно вверх тормашками повесился, счет времени потерял. Ослеп, кажись… а руки-ноги онемели, пальцы сам не разожму… — Всхлипнув, он добавил: — Почему мне кажется знакомым твой голос?

— Не кажется, — возразил Рики. Хмыкнув, стал обходить столб по кругу.

Позади полыхнуло лиловым. Он бросил на Иглао недовольный взгляд — тот тихо-мирно догрызал каравай. Посреди освещенной звездами площади больше никого не оказалось. Отчетливо слышалось, как зубы висельника с хрустом вгрызаются в зачерствелую корочку. Рот мгновенно наполнился вязкой слюной. Сплюнув в песок, он вскарабкался на столб, и стал помогать слепцу спуститься.

Удостоверившись, что от ступней до земли осталось лишь несколько сантиметров, разрубил привязанную к рукам веревку. Тихонько застонав, вор — других к столбу не прикручивали — со стоном повалился под ноги.

— Спасибо, спасибо… — запричитал он, подняв опухшее, налитое кровью лицо, одновременно пытаясь ухватиться непослушными пальцами за штанину. — Возьми с собой — вовек не забуду.

— Не забудешь, — подтвердил Рики, отстраняясь. — Твое имя Ирхай?

— Как ты… — шаря в пустоте руками, проговорил человек. — Ах, да — голос… Мне он сразу показался знакомым. — Оскалился, ударил кулаком оземь. — Зачем ты тогда вмешался?! Девка заслуживала порку! Если б не ты…

— Хозяин ваш сказал, что увлеклись вы с дружками. Да и от нее согласия не услыхал… всем скопом набросились. Она же не гуттаперчевая.

— Из-за тебя все… — задергался Ирхай.

— Кто подвесил? — спросил Рики Фрид, пропустив ругательство мимо ушей. Поднес лезвие к заигравшей желваками скуле.

Почувствовав сталь у горла, Ирхай перестал сыпать бранью. Впрочем, рассказывать, что от него требовали, он тоже желанием не горел. Сопел лишь громко и зло.

— Прими совет — веди себя как можно тише. Охотников за человеческим мясом в Сар-городе появилось изрядно.

Увещевание подействовало. Ирхай вздохнул глубоко и немного успокоился.

— Дружки и подвесили, — буркнул он. — За то, что сбежал.

— Понятно, что не за красивые глаза, — усмехнулся Фрид. — Ну, ладно — бывай!

— Уходишь? Бросишь меня здесь?!

— Лови! — Рики отобрал уменьшившийся на три четверти каравай у Иглао, и бросил слепому вору. — Зрение скоро вернется. Я дал тебе шанс, израсходуй его с умом. Если сильно повезет, выберешься из города живым.

Не обращая внимания на мольбы о помощи, Рики потащил Викиса к прилавкам на другой стороне площади. Когда столб пропал из виду, а хриплая ругань Ирхая затерялась в полотнищах палаток, висельник шепнул:

— Плохо — так оставлять беспомощных.

— Сам виноват.

— Но девушке в тот раз помог…

— Всего лишь дал возможность воспользоваться шансом. Она правильно поняла намерение, и сбежала… Кроме того, я не знаю ее поступков.

— Будем надеяться, что ему действительно повезет, и он выживет.

— Не случится этого — слишком громкий.

— А ты жесток…

— Возможно.

— …и немногословен.

— Угу, — промычал Рики, выглядывая из-за матерчатого полога.

Следующий квартал занимали административные здания, среди которых выделялся строгостью силуэт опорного пунктастражи. Она следила за порядком в близлежащем квартале. Узкий дом с окнами-бойницами и наблюдательной вышкой на крыше — в иные ночи внутри постоянно горел газовый фонарь, чуть возвышался над сплошным полем крыш.

Как и в жилищах простых обывателей Сар-города, этот фонарь был потушен, а дом, скорее всего, пуст. «Возможно, всех эвакуировали за городскую стену?» — подумал Рики. — «Неужели, справились за одну ночь?.. А если и Выворотень там же?» — засомневался он. — «Испугался напасти, и бежал, позабыв о деле, которое сам же и поручил?»

Владения на холме выглядели покинутыми. Решив не отчаиваться раньше срока — не в таких передрягах приходилось бывать, Рики Фрид задернул полог. Взял Иглао за грудки, и грубо бросил его тщедушно тело на ближайшую скамью. Сказал:

— Скоро рассвет, — он стал напротив. Меч в руке описал пару окружностей. — Прежде, чем двинемся дальше, ты должен рассказать все, что знаешь.

— Но говорил же, что не могу выполнить твою просьбу…

— Это не просьба — приказ.

— Ерунда это и толчея воды в ступе… не помню ничего.

— Что за свечение идет из твоих рук? Каждый раз, как прикасаешься к еде или питью — его вижу.

— Не понимаю, о чем ты…

— Об этом! — Рики опустил тяжелую руку ему на плечо, где пряталась под сухой истончившейся кожей метка Высших. Сжал до боли, пока у висельника не заблестела влага в глазах. — Как ты с ними связан, говори! Не знай ты о вашем родстве, не зажигал бы лиловый огонь. И метка… Тебе известно о ней больше, чем говорил вначале… Зачем вы пришли в наш мир и разрушили его? Если не скажешь…

— Будешь пытать? Убьешь?

Впервые за время их знакомства Рики поймал его жесткий взгляд.

— Чего же ждешь? Давай, начинай! Все равно мне осталось недолго. Предназначение выполнил, и скоро умру. Так чего тянуть-то, ну? — он рванул воротник рубахи, склонил голову, будто готовил ее к отсечению. Прошептал: — Давай!

— Все-таки я не ошибся, — сказал Фрид, убирая меч. — Ты знаешь что-то важное. Поделись, облегчи сердце, если таковое в вашем роду имеется… Видел, что с городом произошло?

— Это не наших рук дело, — сказал Иглао и надолго замолчал, сообразив, что сболтнул лишнего. — У меня нет полномочий затрагивать данную тему. — Пролепетал слабо: — …это не я.

— Многие могли погибнуть ночью, — не унимался Рики. — Среди них женщины и дети… Зачем Высшим нужна их смерть?

— Не знаю, — понуро ответил Иглао. — Да и не все ли равно теперь? Смерть индивидов никогда не являлась самоцелью. Возможно, это лишь последствия выполнения определенного плана, но кто его запустил — не знаю…

— Не ваши?

— Не наши, — сдался Викис. — Дай воды.

Рики передал флягу. Просветив сосуд насквозь — наемник увидел плескавшуюся на дне жидкость, в руках Иглао вспыхнуло яркое свечение. В несколько больших и громких глотков, которые, казалось, эхом разносились по рынку, он осушил ее. Вернул, утерся рукавом.

— Сар-город не единственный в Разделенном мире, — сказал Фрид. — Есть и другие. Под ними, насколько мне известно, тоже сеть тоннелей: земля изъедена, словно червивое яблоко. И если мы не разберемся в причинах произошедшего здесь…

— С чего бы у простого наемника появиться мыслям о спасении мира?

— Помнишь, я говорил про Гаргетай? Родное село. В юности у меня было достаточно времени, чтобы изучить его окрестности. И там ходы из близлежащих пещер проходят под улицами. Судьба Сар-города может постигнуть и Гаргетай и Биндон, и Аданай с его дворцами и амфитеатрами. Никто не ждет напасти из земных недр. А еще есть болота, пустынные черви и Железный лес — одновременный исход тварей из этих мест маловероятен, но что если кто-то сумел договориться с ними…

— Зачем это нужно Высшим?

— Тебе лучше знать.

Иглао зарычал, не разжимая губ. Складывалось впечатление, будто он пытается донести до собеседника вещи простые, понятные даже ребенку, но тот — видимо, из-за скудоумия — не желает принять сказанное.

— Как видишь, это мне неизвестно, — сказал он, успокоившись. — Согласно оставшимся в памяти сведениям… все случившееся — большая ошибка. Этого не было в планах, иначе — я бы почувствовал. Кто-то сошел с ума…

— Мир давно обезумел… Почему ты думаешь, что я поверю в чушь о беспамятстве?

— Этого не требуется. От моей смерти ты не выиграешь ровным счетом ничего, но если доставишь куда приказали… возможно, удастся прояснить интересующие нас обоих детали.

Рики выглянул за полог. Светало: небо, стряхнув с себя крошку звезд, побелело, а дома у подножия холма обрели объем и подернулись серым. Очень скоро над ними покатится испепеляющий солнечный диск. Выворотень может не дождаться заказа и уйти — следовало поторопиться.

На улице по-прежнему оставалось пустынно. Ни человек, ни чуждая надземному миру тварь не решились высунуть нос на мостовую.

— Все знают, что конец мира близок, но никто не рассчитывал всерьез, что он наступит именно сейчас, — вымолвил Рики, отпуская полог.

— Мы тоже не подозревали об этом, — задумчиво проговорил Викис. — Кто-то поторопил события. Надо разбираться.

— Все-таки Высшие хотят нас уничтожить?

— Заладил… Не могу ответить на поставленный вопрос, — устало произнес Викис. — Пока не могу — в голове мешанина из обрывков фраз и видений. В таком варианте любая интерпретация в корне неверна… Или никогда не смогу ответить. Все зависит от того — живы ли остальные.

— Ты о своих подельниках?

— Да. Нам нужно посовещаться, что бы восстановить крупицы истины. Память фрагментарна и разделена на троих. Это все, что я знаю.

Он откашлялся:

— Но узнаю больше, если мы …переговорим. Неужели и правда, считаешь, что ты единственный специалист, способный вытащить из петли смертника? Тех двоих тоже кто-то ведет… Не знаю — насколько удачно, но то, что все мы направляемся в одну точку — неоспоримый факт. Я чувствую — они рядом.

— И ты молчал?! — зашипел Рики.

— А что от того бы изменилось? До сих пор эта информация не играла никакой роли. Ты все равно вел меня в точку сближения.

Рики поймал себя на том, что начинает медленно закипать. И раньше приходилось ощущать себя пешкой в чужой игре: обычно он строил догадки, к каким последствиям может привести то или иное предприятие, но не задавал вопросов, которые могли бы значительно сократить продолжительность его жизни. Однако никогда раньше он так отчетливо не понимал, что действует заодно с существами, желающими смерти родному миру, а значит и ему.

— Мне бы очень хотелось верить, что твои слова об ошибке верны… — сказал Рики, вновь демонстративно приблизив кончик меча к подбородку Иглао. Тот продолжал неотрывно смотреть в глаза. — Так уж и быть, доставлю куда уговорено. Но ты должен пообещать мне, что остановишь разрушение.

— Я постараюсь его прекратить, — четко сказал Иглао.

Выждав несколько секунд, Рики опустил глаза. Так или иначе, он должен выполнить работу, за которую ему заплатили. Да и Выворотень ни разу не похож на самоубийцу; вряд ли он согласился на это дело ради одного только барыша — золото на том свете ему будет ни к чему. Опустил меч и отдернул полог, впуская в палатку предрассветную мглу.

— Достаточно отдохнули, — сказал он. — Идем, нужно успеть до того, как солнце засветит улицы.

Глава 18 Юстина Эбберг

С паркового холма девушка и мужчина спускались по широкой извилистой тропе, выстланной грубыми базальтовыми плитами. Не таясь. Упавшая на город пыль надежно скрывала их от случайных свидетелей.

Ненастье не способствовало праздным прогулкам, но охочие до странностей личности в Сар-городе имелись во все времена. Что им мешало высунуть нос из дому именно сейчас, когда улицы утонули в желто-коричневой пелене, а видимость едва ли превышает десяток метров? Азарт и тяга к приключениям у таких обычно затмевает разум. Мысль о сохранности собственной шкуры в голове возникает лишь задним числом.

Юстина крепко держала Иглао за руку — висельник постоянно сбивался с ритма. Останавливался, то и дело, чтобы откашлять скопившуюся в легких мокроту. В такие моменты она смотрела по сторонам, терпеливо дожидаясь, когда отвратительные звуки за спиной утихнут. Потом вновь тянула его за собой.

Никогда в жизни она не ощущала себя настолько паршиво. Девушка кляла свою невнимательность и хроническое невезение, преследовавшее ее со вчерашнего вечера. Начавшись со свертка, который передал Ирхай — один из прихвостней Кариссая, неприятности продолжали идти сплошной чередой.

Мало того, что заряд оказался намного мощнее, чем она того ожидала, так еще и поворотом в тоннеле ошиблась, а после, вышла на поверхность не там, где изначально планировала — в совершенно другой стороне… Теперь же еще приходилось влачить за собой ношу. Смердящую, как сотня разложившихся трупов, и практически ничем не отличимую от них. Иглао здорово ограничивал скорость передвижения. Тащились они едва ли быстрее сухопутной черепахи.

Сначала она подумывала вновь спуститься в катакомбы, пройти весь путь под землей — до самого рынка. К владению Хозяина подворотен оттуда было рукой подать. Да и дышалось в тоннелях, наверняка, чуть легче, чем на поверхности — вряд ли полнившая улицы пыль проникла ниже домовых подвалов. Но, оборачиваясь при очередной остановке, Юстина отметала эту мысль, как невозможную — только не с добровольно взваленным на плечи грузом. Кашляющим и харкающим кровью за спиной.

Во тьме они не осилят и километра — солнечный свет хоть как-то поддерживает в Иглао жизнь.

— Воды, — задыхаясь, промычал висельник. — Молю, дай мне воды…

— Терпи, старик, — пробурчала Юстина. На самом деле, она понимала, что Викису не стукнуло и тридцати — бедняга нисколь не тянул на почетное звание. Однако время, проведенное в тюрьме, не прошло для него даром. Здорово сдал на скудном тюремном пайке. Процедила сквозь зубы: — Останавливаться пока нельзя. Вот дойдем до зарослей терновника…

Ее немало озадачил взрыв. Планировавшийся, как отвлекающий маневр, он должен был переключить внимание стражи с девушки на попытку уничтожения источника питьевой воды. Ошпаренный труп работорговца в техническом помещении подкинул бы им неразрешимых загадок и временно отвлек бы от пропажи висельника — что значит смерть нескольких блюстителей порядка по сравнению с угрозой вымирания от жажды многолюдного города? Пусть и не поголовного вымирания, а только ухода значительной части его населения…

Не иначе, алхимики Минады приложили руку к созданию демонического зелья, вознесшего в воздух тонны песка. С них станется — в обмен на артефакты Железного леса и необычные экземпляры болотной нежити исполнят любой каприз. Им что? Устроились с удобством на Границе: Аданай под рукой — укроет от невзгод и напастей, не о чем беспокоиться.

Но кто решится на подобный поступок? Ирхай всего лишь игрушка на ниточках, которые дергает Кариссай. Уж не этот ли старый интриган всему причина?

Лориани прочно укрепился в закулисье Сар-города, наложив руку на большинство незаконных операций — это известно каждому обитателю подворотен, а значит и за случившееся перед Головой держать ответ ему, и никому другому. Уколоть, да с размахом — чтоб долго отмывался перед легальной властью, а в лучшем случае не отмылся бы никогда, — для Кариссая дело чести. Если для него это слово вообще имеет хоть какое-то значение…

— Пришли? — задыхаясь, вопросил висельник, когда спуск окончился, и они свернули с тропинки в сплошную стену усеянных шипами кустов.

Юстина молчала. В желтой мути сложно было различить сплетенные ветви растений. Она осторожно раздвигала их, следя, чтобы Иглао не отставал, и протискивалась дальше. Ухо ловило тяжелое хрипучее дыхание спутника, и то, как поскрипывает и рвется ткань комбинезона, цепляясь за незамеченный шип. Не покидала мысль, что по выходу из парка, она имеет немало шансов остаться совсем без одежды — настолько кустарник казался густ и неприветлив к чужакам.

«Забавная, должно быть, получится картина, — усмехнулась она. — И нелепая».

Остановились почти у самой решетки, означившей границу насаждений.

— Держи, — сказала Юстина, отстегивая с пояса плоскую флягу. Сама попыталась рассмотреть хоть что-то в клубящейся тьме впереди. Безрезультатно: в глазах отчего-то двоилось, и словно засвечивалось краткими вспышками — она списала это на бессонную ночь и общее утомление организма. Отчетливо виднелась лишь покосившаяся калитка, к которой она стремилась все это время.

Юстина понимала, что висельник, как ни старайся и не подгоняй его, дойти до дома Лориани не сумеет. Издохнет раньше, лишив дочь Тысячеглавой положенного вознаграждения. Но и тащить беднягу на собственном горбу весь путь — не улыбалось. Нужно было срочно искать конный экипаж или паровую коляску.

— Закончил? — обернулась она. Силуэт Иглао расплывался на фоне темных зарослей. Указала на калитку, сказала: — За ней — старайся не отставать, время опасное. Отбиться я при случае смогу, но если мы потеряемся…

— Кричать?

— Ни в коем случае. Сама найду, понял?

Расценив движение головы висельника, как согласный кивок, Юстина вышла за калитку: осмотрелась, прислушалась, поманила зажатым в руке клинком.

Тишина стояла оглушительная. Ей никогда еще не приходилось попадать в песчаные бури. Лишь по рассказам сестер знала насколько трудно ориентироваться при этой напасти. И вот впервые оказалась в похожей ситуации…

Минут десять они шли вдоль ограждения, потом свернули к близлежащим домам. Миновали колодец, из которого несло затхлой влагой; остановились у узкого, вопреки обыкновению — трехэтажного, в одно окно, — здания. Табличка над входом гласила об аптекарской, готовой принять страждущего в любое время дня и ночи. С землей в Сар-городе туго, каждый строит и перестраивает, ориентируясь лишь на собственные желания и возможности.

— Попробуй достучаться до хозяев, — сказала Юстина, снимая капюшон и повязку с лица. Ткань намокла от выдыхаемых паров, забилась мелкой пылью — дышать становилось все труднее. — Тебе лекарства нужны, долго так не протянешь… А я пока транспорт поищу.

— Спасибо за заботу, госпожа, — смиренно ответил висельник. — Но вряд ли они помогут. Если хозяева пустят меня, что вряд ли при нынешней непогоде, как же ты попадешь внутрь?

— Не переживай, — усмехнулась Юстина. — Уж я-то найду действенный способ… Тихо! — шепнула она, затыкая ему рот рукой и с силой вжимая в вымазанную глиной стену. — Идет кто-то.

Она вслушалась, пытаясь уловить направление, откуда приближалась частая дробь шагов. Человек бежал, рыдая в голос; звонко отстукивали о камень каблучки. Девушка. Плачь ее ручейком просачивался сквозь плотные слои пыли.

На всякий случай Юстина приготовила клинок к бою, слух может и обмануть.

Наконец впереди появилась размытая тень: вынырнула из переулка на противоположной стороне улицы и помчала прямо, не разбирая дороги. Спотыкаясь, размазывая по мокрому лицу грязь и придерживая почему-то спадающую при малейшем движении юбку. Лет двадцать ей было.

Пробежав мимо, она остановилась у колодца. Словно почувствовав чужое присутствие, обернулась и посмотрела туда, где стояли дочь Тысячеглавой с замершим у стены висельником. Долго всматривалась перед собой — очевидно, взвешивая все «за» и «против», но подойти так и не решилась. Двинула прочь, по дороге, которой они только что пришли.

Расслабившись, Юстина отпустила переставшего дышать висельника. Тот немедленно закашлялся — как только молчал все это время?! Он уперся в ступени рукой, слабые ноги Иглао совсем не держали.

«Вот достался же заказ…» — мельком подумала девушка, отступая во мглу. Повторила: — Попробуй достучаться до аптекарей, и никуда отсюда…

Не дождавшись согласия — что двигался, что соображал Иглао очень неспешно, она скрылась в пыли и некоторое время бежала без отдыха, слыша лишь собственное мерное дыхание. Подошвы гибких мокасин касались булыжной мостовой мягко, не издавая и звука. Ни людей, ни лошадей отпущенных без призора, ей так и не встретилось.

Свернув на перекрестке за угол, сбавила темп — почудилось далекое ржание. Пошла вдоль стены на звук: шершавые рукояти клинков лежали в руках привычно, не доставляя каких бы то ни было неудобств.

Остановилась оттого, что пред ней неожиданно возникла рукотворная гора, пирамида из уложенных на бок бочек. В нос шибануло дешевым кислым вином. По другую сторону от преграды бродили неясные тени. Двуногие — и на том спасибо.

Одной стороной пирамида примыкала к зданию. Удостоверившись, что та надежно заклинена от расползания, девушка взобралась наверх. Стараясь не закашляться от мерзкого привкуса на языке, глянула вниз.

Там двое дюжих детин, кряхтя и постанывая под весом длинного ящика, осторожно выносили его через дверной проем. Третий с самодовольным видом стоял у груженой телеги, в которую была впряжена, вся в лишаистых проплешинах, худого вида кобыла.

Поодаль, с улицы и из близлежащего низкорослого здания похожего на трактир, доносился многоголосый мужской гомон. Кто-то отпустил пошлую шутку, басовитый хор в десяток луженых глоток поддержал продолжительным, мало отличимым от лошадиного ржания, смехом.

С сожалением спрятав клинки в ножны — здесь без громкого и кровавого побоища никак не обойтись — Юстина спустилась обратно. Так же беззвучно, как поднималась до этого. Устраивать массовую резню из-за четырехногого ходячего трупа в ее планы не входило. На той кобыле далеко не уедешь, разве что на корм собакам пойдет. Оно того не стоило…

Юстина вернулась к перекрестку и попробовала испытать судьбу за другим углом. Пробежала немного и тот час же поняла, что метания ее не напрасны. Дуновение слабого ветерка — как вознаграждение за упорство! — донесло до ушей слабый рокот парового движителя.

Она притаилась в кусте сирени, вновь приготовила клинки. В солнечный день Юстину завидели бы издалека — лишенный листьев скелет корявого кустарника обычно не прибавлял скрытности, но не сейчас, когда улицы потонули в коричневой мгле. Чтобы разобраться в увиденном за сто метров, мозгу следовало проявить соответствующие способности. Вряд ли таковыми обладало подавляющее большинство обывателей Сар-города: что чернорабочие, что чиновники средней руки, да и стража тоже, не отличались тут особенной прозорливостью.

Рокот движителя приближался, с каждой секундой становясь все сильнее. «Ну что за удовольствие находит люд в передвижении на новомодных колясках? — подумала Юстина. — Грохочет так, что любая мысль моментально испаряется, не оставляя после себя и следа. А еще угольная вонь, которая за время поездки наверняка въедается в поры. Никакими маслами и припарками не ототрешь».

Взглянула на себя со стороны, взвесила шансы… Каким образом она собирается остановить железного монстра? Объективно рассчитать скорость перемещения коляски Юстина не могла. Понимала только, что передвижение будет затруднено при ограниченной видимости. Чтобы не встретить на пути внезапно выросший столб или стену дома, дорогу необходимо выбирать аккуратно.

Броситься наперерез?

Но что, если водитель неожиданно прибавит движителю прыти, едва он почувствует опасность? Клинки, заговоренные Мамой, против кузова из толстой клепаной стали бессильны. Переедет тонкими, обшитыми резиной колесами — и поминай, как звали…

Время у нее еще было. Юстина распрямилась, пряча оружие в ножнах. Их она недолго думая перецепила на ремень и сдвинула назад, пряча от постороннего взгляда. Спешно расстегнула комбинезон.

Освободив рукава, спустила его до начала бедер, повязала на поясе — сойдет за странноватого вида юбку. Убедившись, что узел находится чуть ниже пупка, и материя не будет мешаться, когда придет время демонстрировать силу кинжалов, ослабила бинт на груди. Оттянула чуть ниже. Так, чтобы открыть взору водителя коляски глубокую ямочку. Хотелось ей развеять у того последние сомнения, что перед ним находится женщина. И женщина, чего уж таить, привлекательная.

То, что управлять машиной будет мужчина, Юстина не сомневалась. Ни разу еще не видела она за баранкой лицо противоположного пола. На это и был расчет: мужики, как известно, существа довольно примитивные; думают чем угодно, но только не той головой, в которой в избытке присутствует серое вещество. Завидев подходящий экземпляр издали, теряют рассудок — порой безвозвратно и навсегда.

Вздохнув, она пригладила волосы. Желая сейчас полностью соответствовать вожделенной самке, от каких нет отбоя на Красной улице, вышла из куста на дорогу. Приняв самый невинно-испуганный вид, на какой только была способна и сумела изобразить, стала ждать коляску. Грохот приближался, заполнив улицу целиком.

С криками «Помогите!», исподволь стараясь выдержать полную амплитуду, по которой двигалась практически лишенная поддержки грудь, бросилась навстречу громоздкой квадратной тени, соткавшейся из вихрей оседающей пыли в пятидесяти метрах от нее.

Скрипнув тормозами, коляска замерла в двух шагах, когда она, рискнув жизнью, буквально бросилась под колеса железного монстра. Вытянув руки открытыми ладонями вперед, в панике стала бить по металлу.

По лобовому стеклу, размазывая грязь, тут же забегали дворники: пар из котла, смешиваясь с рассеянными в воздухе песчинками, оседал на нем крупными бурыми пятнами. Кто находился в салоне, рассмотреть было совершенно невозможно.

Неся околесицу и причитая жалобным голосом: «У нас дом… девочки… Помогите… Там-там…», она обошла кузов — рука потянулась к юбке. Дождавшись, когда откроется окно пассажирской двери, без приглашения просунулась по пояс внутрь. У встретившего ее не должно возникнуть иных мыслей кроме как — «Эту самку нужно брать!».

Ей, во что бы то ни стало, нужен был человек умеющий управлять самоходной громадиной. И если он взбрыкнет с самого начала…

Пальцы нетерпеливо перебирали рукоять кинжала, который Юстина уже удерживала за спиной.

— Помогите, пожалуйста, — причитала она, хлопая ресницами. — Буду признательна и весьма благодарна… только помогите нам, что ни попросите сде…

— Госпожа Эбберг? — сказал человек за рулем. Слегка ошарашенно, удивленно. Он был в кепи и грубой кожаной куртке, надетой поверх легкой клетчатой рубахи, поэтому девушка не сразу признала его. — Юстина?

— Да, — коротко ответила она, посерьезнев, мгновенно стирая с лица несвойственное дочери Тысячеглавой выражение.

— Кажется, Вы переигрываете слегка… — промолвил он сконфуженно.

Леонид Лидонай, студент, с которым Юстина беседовала на крыше гостиницы, смотрел на нее из-под кепи строгим и чистым, незамутненным паникой взглядом. Удивительный человек.

— Не стойте так, пожалуйста, — смущенно проговорил он. — Садитесь скорее. Отвезу куда скажете.

Выбираться из салона было куда тяжелее: смутилась, замешкалась, зацепившись бинтом за какой-то болт. Рванувшись из плена, чуть было не осталась совсем без одежды. Придержала сползшую повязку рукой. Незаметно спрятав кинжал в ножны за спиной, нырнула в услужливо раскрытую дверцу. Указала вперед:

— Туда. За поворотом направо.

Спустив избыточное давление, Лидонай тронул коляску с места. Гораздо медленнее, чем того бы хотелось Юстине — возможно, пешком у нее получилось бы быстрее. Одно радовало, что висельника она довезет до места живым и в полном здравии, если считать таковым его нынешнее состояние.

Обочина терялась во мгле. Леонид ориентировался по кустарникам и деревьям, высаженным на границе с пешеходной дорожкой: они нехотя проявлялись из мглы впереди и терялись где-то за пределами грязного, в разводах, стекла.

— Быстрее никак? — нервничая, спросила Юстина.

— Отвратительная видимость, — сказал Леонид, с сожалением покачав головой. — Чуть больше тяги — и разобьемся.

— Жаль, — сказала девушка, кусая губы. Она пыталась увидеть хоть что-нибудь за длинным капотом, но взгляд тонул в густой парящей мути. — Я, и правда, очень спешу.

Повернули. На неровно уложенной брусчатке трясло. Лидонай изредка бросал на нее смущенные взгляды. Девушке это надоело: придерживая бинты, она полезла на заднее сиденье — в самый ответственный момент громоздкая паровая машина вильнула в сторону, но быстро выровнялась. Юстина физически ощутила взгляд пониже притороченных к поясному ремню кинжалов. Усмехнулась:

— За дорогой следи.

Дальше коляска пошла ровнее и, кажется, даже немного ускорилась. С мыслью, что все мужики похожи, Юстина сбросила непригодные более бинты, надела комбинезон и пристегнула ножны к бедрам.

…Студент вызывал у нее симпатию. Втайне она надеялась, что все сложится, как ей того хотелось — мальчик воспользуется приглашением и однажды посетит Чулушту, где она проведет обряд Нежной ночи. Лучшей кандидатуры ей пока не встречалось.

У колодца, неожиданно выросшего перед носом коляски, она указала на аптекарскую. Воздух стал очищаться, без особого труда можно было рассмотреть чернеющий провал входа и фигуру подле него. Казалось, усталый путник решил отдохнуть, присев на ступени, привалившись спиной к стене.

Открыв на ходу дверцу, Юстина выпрыгнула из салона и подбежала к Иглао. Дверь, как и стоило ожидать, ему никто не открыл. Громоподобный рокот движителя заглушал неостановимый резкий сухой кашель, рвущийся у висельника из глотки. Понять это можно было по тому, как судорожно содрогалось обтянутая сухой кожей голова.

Взяв Викиса подмышку, девушка потащила его к паровой коляске. Выскочил и Леонид. Вместе они занесли безвольное тело в салон и уложили на пассажирский диван, сзади. Обежав чудо инженерной техники по кругу, студент вернулся к рулю, спустил скопившийся в котле пар, и коляска, вздохнув, медленно тронулась с места.

Светало. Пыль оседала много быстрее, чем девушка могла предположить. Воздух очищался, открывая взору подернутые желтоватой дымкой дома. Поднявшийся ветерок стряхивал песок с безлистых древесных стволов, которые в этом районе были высажены достаточно густо, и редели по мере приближения к центру. Коляска чувствительно прибавила в скорости.

— Куда ты ехал? — спросила она, приложив бинты ко рту Иглао. Время от времени тот отхаркивал сгустки крови.

— Можно сказать — никуда, — ответил Леонид. — Хороший знакомый дал испытать агрегат. Помните? На крыше я говорил уже, что приехал изучать их устройство. …И нашел много интересных решений!

Юстина пропустила эту тираду мимо ушей. Не до пространных речей ей сейчас было. Помогла Иглао повернуться на бок — так он кашлял немного реже.

— А вам куда, госпожа Эбберг? Только скажите, доставлю быстро — воздух почти очистился, с ветерком.

— Можешь звать меня Юстиной. Какая я тебе госпожа?.. — фыркнула девушка. — На рыночную площадь мне надо. Прибудем на место, скажу в каком направлении ехать дальше.

— Госпож-ж… — Лидонай осекся, замолкнув на миг. Коляска вильнула, объезжая какое-то препятствие. — Юстина, мне кажется, что этому человеку нужно в лазарет. Неотлагая притом… А там, где окажемся мы, в округе нет ни единого лечебного заведения. — Нахмурив брови, он посмотрел на нее через узкое зеркало заднего вида над лобовым стеклом, которое она не заметила, когда приводила себя в порядок. — Только частные доктора, без должного оборудования. Но ему нужен постоянный уход…

— И так, и так — он умрет, — непререкаемо отчеканила девушка. — Лекари лишь продлят агонию — это не милосердно. Однако перед тем как отправится на тот свет, ему следует послужить благой цели.

— Дочери Тысячеглавой никогда не распространяются о смысле своего существования. Не поделитесь, что вами движет?

— Нет, — надула губы Юстина. — Кажется, мы пропустили поворот. Следи за дорогой.

Она хотела добавить: «И прекрати на меня пялиться», но не стала этого делать. Перед собой она могла быть честна — ей нравилось, как он смотрел на нее.

— На следующем перекрестке свернем, — пояснил он. — Загодя изучил план города. Если не ошибаюсь, скоро Швейный тупичок начнется, от него будем взбираться на холм серпантином. Эта коляска старого образца — крутой подъем не осилит.

— Тебе виднее.

Викис был совсем плох. Стонал и кашлял кровью. «Не смей умирать раньше положенного срока, — думала Юстина. — Доставлю к Хозяину подворотен, получу обещанное вознаграждение, а после — отправляйся к праотцам или куда твоей душе будет угодно. Но не сейчас, когда я почти выполнила данное Выворотню обещание».

На перекрестке, у кривой узкой улочки, дома которой были сплошь украшены материей всех цветов и фасонов, Лидонай направил машину в косой переулок. Как-то извернулся на месте, подбросил в топку брикет калиброванного угля, переключил передачу.

Паровая коляска взревела сильно, пошла быстрее. Однако, вскоре замедлилась и взяла прежний темп. Обозначился легкий подъем — по мере движения он становился все круче. Разъяснилось совсем, и Леонид отключил дворники.

Чадящий копотью агрегат поднялся выше пыльного одеяла — от него хотелось чихать и кашлять. Если не обращать внимания на дома, тянувшиеся вдоль дороги бесконечной чередой, они почти воспарили над рыжим морем крыш. Силуэты громадин водонапорной башни, Ратуши и Храма видны были, как на ладони.

Так они миновали несколько поворотов, серпантин вел на вершину холма.

— Воды… дайте же воды скорее… — хрипло прошептал Иглао. Он устал кричать, безуспешно стараясь перекрыть ревущий движитель паровой коляски.

Спохватившись, Юстина поднесла флягу ко рту висельника.

— Нет, не так, — шевельнул он одними губами, — в руки.

Сделав, как тот попросил, девушка обратилась к водителю:

— Этот кусок железа может передвигаться быстрее?

— И так выжимаю все, на что она способна, — Леонид пожал плечами. Вновь сделал переключение передачи, отчего коляска дернулась и едва не заглохла. Сильнее нажал на педаль газа. — Система еще не отточена, много корректив придется внести. — Выдержав паузу, многозначительно добавил. — Голову мне оторвут за то, что нещадно насиловал старушку.

Юстина фыркнула. Знавала она людей с похожими пристрастиями в постели. Встречи с ними были стандартно краткими и заканчивались смертью визави. Тем не менее, она могла сказать определенно — Леонид Лидонай на них совершенно не походил.

— И много ли старушек тебе пришлось изнасиловать? — грубовато пошутила Юстина.

— Надеюсь, кроме этого раза мне больше такой возможности не представится, — заливаясь румянцем, ответил Лидонай.

Юстина моргнула — раз, другой. Что-то изменилось. Не поняла вначале, пропустила за несерьезной беседой нечто важное. А теперь до нее стало доходить — медленно, как до пустынного червя, когда ему неожиданно подрубают кончик хвоста. Тусклая вспышка на миг озарила салон коляски.

Источник ее находился рядом с ней, на диване. Чувствуя, как холодеют руки, а краска отливает от лица, она достала кинжал и повернулась к Иглао: он судорожными глотками хлебал воду из фляги, а в ладонях гасли язычки лилового пламени.

Выбив флягу из рук, поднесла лезвие к горлу.

— Высший, — не то утвердила, не то спросила она холодно. Тот смиренно, но все же слегка удивленно, смотрел на нее. В глазах плескался омут скорой кончины.

— Нет, — прохрипел он. — Еще — нет.

Все он врет. Она собственными глазами видела лиловое свечение, которым он только что просветил флягу насквозь!

Поколебавшись мгновение, пошарила рукой в кармане поясного ремня. Магнитного камня у нее сейчас при себе не было, но должна остаться пыль с прошлых поручений. Рванула тюремную робу, разрывая сгнившую ткань. Приставила ладонь к основанию шеи.

— Высший! — выкрикнула она, убрав руку. Жалкие крохи магнитного камня сложились в до боли знакомый узор, обретя очертания Огненосного ската. Леонид обернулся на голос. — Но почему он так слаб? Сами они не умирают…

В этот момент рокот движителя перекрыл грохот, идущий из центра города. В том месте, где ранее находилась водонапорная башня, ударил в небо песчаный столб.

Коляску качнуло на прорезиненных колесах, что-то щелкнуло снаружи, разорвалось с железным треском внутри, и тяжелая стальная махина ушла в юз. Вниз, по склону.

Лидонай, заорав нечто невразумительное, попытался вырулить, но тщетно — тонкий обод передних колес смяло о некстати подвернувшийся камень, руль заклинило. Коляску крутнуло вокруг оси. Выбрасывая из-под капота фонтаны кипятка и пара, клепаная махина весом с молодого червя, скользнув, впечаталась носом в дом. В счастливо уцелевшие стекла брызнули выбитые из кладки осколки и цельные кирпичи.

А потом их накрыло новой волной пыли.

Глава 19 Фибус «Выворотень» Лориани

— О чем размышляешь, Арно? — спросил Фибус. После разрушения Швейного тупичка варвар не обмолвился с ним и словом. Тенью следовал за хозяином и нервно реагировал на любую другую тень, вдруг появившуюся в поле зрения. Пока обходилось без стычек.

— Все думаю, что идея посетить провал под башней не блещет изяществом, господин.

— А что поделаешь, Арно, — Фибус попытался произнести эту фразу как можно оптимистичнее. — Время перемен требует быстрых и грубых решений. Можно сказать, что мы стали заложниками положения, а сами находимся на передовой! Иного пути я не вижу.

— Много лет я следовал Вашим указаниям, господин. Порой они казались до абсурдности самоубийственными, но как видите, до сих пор жив — понимал тогда, что был шанс на спасение. Знаю, Вы заботились обо мне, не желали смерти…

— Теперь же что-то изменилось?

— Мне кажется, Вы ведете нас на убой. Там, — махнул он рукой, — только твари. Скоро ночь — раздолье для подземной нечисти.

— Я недальновиден? — Фибус приподнял бровь.

— Идея пахнет глупостью и пренебрежением к жизни!

— То есть, — растягивая слова, начал Лориани, — ты действительно думаешь, что я глуп? — вторая бровь присоединилась к первой.

— Сейчас — да… Простите… имел ввиду — недальновидность, — сказал Арно. — Вами движет месть, — нехотя, добавил он и вновь замолчал надолго.

Порой Лориани разрешал начальнику охраны отпускать шутки и колкости в свою сторону. Благодаря этому удавалось сбить спесь и оценить свои действия с иной точки зрения.

Вздохнул глубоко, попытался расслабиться: воин не хотел его унизить — всего лишь предостерег… Да он и сам считал принятое решение неразумным! Но другого варианта, кроме как отправиться прямиком к провалу, Фибус представить не мог.

Возможно, когда-нибудь потом, за столом собственного кабинета — попивая чай с аданайского побережья, он и отыщет парочку изящных решений, но только не сейчас, когда город тонет, путаясь в пыльной мгле, а за углом караулят невиданные доселе чудовища.

Если судьба разложит карты и те лягут не в масть, все, кто идет рядом с ним, погибнут. А, быть может, и он — пусть даже одним из последних — отправится в мир усопших. Но повторного шанса увидеть происходящее на дне провала Фибусу больше никогда не представиться. Грех — упускать такую возможность.

По безлюдным улицам отряд Фибуса постепенно продвигался к эпицентру катастрофы, постигшей город. Свечение над местом, на котором ранее стояла водонапорная башня, угасло и более не напоминало о себе. Крупные частицы пыли улеглись скорее, чем ожидалось ранее, оставив в воздухе мелких своих собратьев, стремившихся к земле не так охотно. Солнце — едва различимое бледное пятно — медленно опускало лик к горизонту, стремясь погрузить улицы во мрак. Звездному свету не пробиться сквозь упавшее на дома одеяло.

Небывалым запустением отличался нынешний час от любого буднего вечера. Обычно, когда жара шла на спад, на мостовые высыпало неимоверное количество народу: состоятельные граждане намечали встречи или готовились совершить с подругами променад, батраки возвращались домой с выматывающей дневной смены; меж всеми ними, изредка сновали выбирающие жертву воры и воришки, зорко следившие за передвижениями стражи — к темноте патрули удваивались в числе.

Так же никто сейчас не готовился зажигать фонари на оживленных проспектах. В частично разбитых окнах домов, какие попадались по ходу движения, было темно и пустынно.

Фибус Лориани пребывал в наисквернейшем расположении духа. Совсем, совсем не того он хотел достичь, решившись призвать к участию в деле давнего соперника…

Кариссай — похотливый растлитель малолетних девиц, отличался хитростью и коварством, однако имел ряд важных знакомств, и тем дружба с ним была ценна. Практикующие врачевание специалисты, выпади им шанс обследовать старика, наверняка сослались бы на ряд психических и физиологических расстройств у пациента. Нездоровая тяга к молодому телу — девочкам, что поставляли ему работорговцы, — пугала, вызывая у Лориани стойкую неприязнь. Принципы и воспитание, которые он впитал в юности, говорили о том, что извращенная страсть Каррисая чужда плоти погибающего мира.

И оттого, в неопределенном будущем, он планировал устранить безумца, а на освободившееся место поставить верного человека — Герхарта, который заменял Фибусу двоюродного племянника и до сих пор оставался одной из лучших кандидатур. С мозгами без опасного вывиха.

Квартал, в котором погибла Мартина, отряд обходил по длинной широкой дуге. Это здорово замедляло продвижение к центру. Разрушения на окраинах длинными языками врывались в уцелевшие улицы, но казались не столь тяжелы для преодоления, как думалось вначале. Чтобы сократить время, затраченное на передвижение из точки «А» в точку «Б», приходилось идти во всеоружии — напролом. Опасность быть сожранными заживо грозила бесцветным раздвоенным хвостом из-под каждого обломка.

В момент штурма одного из таких препятствий — группы наполовину рассыпавшихся кожевенных мастерских — в отряде стало на двух бойцов меньше. На этот раз выбыл Квол, из личной гвардии Арно, и человек Герхарта.

Начисто лишенное стекол здание встретило их огромной дырой на месте парадного входа. Остатки крыши, словно бы разорванной мощным взрывом, зазубренными металлическими лохмотья свисали до самой земли. С улицы не представлялось возможным рассмотреть, что творилось внутри — на разведку отправились эти двое.

С полминуты от них не было никаких известий, и Лориани решил, что тех давно нет среди живых. Он уже готовился направить отряд по другому маршруту, как услышал возглас. Воин в наручах, без кирасы и поножей, которые отстегнул, когда пришлось бежать быстрее наступающей на пятки смерти, призывно махнул из широкой прорехи в стене. Убедившись, что никто не управляет мертвецом, Арно отдал приказ идти в мастерскую. Легко перемахнув гору колотого кирпича, помог Фибусу взобраться на кучу камня.

Стены в помещении устилали походные сумки всех возможных расцветок, новехонькие расписные бурдюки размером с небольшого козла и свернутые в свитки лоскуты беленой кожи, какая использовалась в Ратуше для документов, предназначенных к долговременному хранению: посмертных завещаний, например.

Хозяин дома определенно пользовался спросом и был богат. Не каждый ремесленник мог позволить себе потратиться на качественный обесцвечивающий эликсир — алхимики Минады варили зелье исключительно по подписанной рукой Государя лицензии, что, естественно, поднимало цену до небес.

Они прошли в длинный коридор со стеллажами, доверху забитыми рулонами кожи, и оказались на большом квадратном дворе с чанами, в которых проходило первичную обработку только поступившее сырье. Воняло так, будто в них растворили тысячу трупов разом и, от широты душевной, приправили все это дело наисвежайшим дерьмом.

Зажав нос рукой, Фибус проследовал за Арно к выходу со двора: за покосившимися воротами виднелся нетронутый землетрясением квартал. Квол и воин в наручах, чьим именем Фибус так и не удосужился поинтересоваться, разом шагнули на улицу.

Тут-то их и смело.

За деревянной оградой щелкнуло раз, зажужжало и, с оглушающим свистом — скребя о камень, бренча жесткой прозрачной броней, промчалось по мостовой нечто огромное. Хруст костей, дикие вопли, да два неровных кровавых следа протянувшихся от столба до столба — все, что осталось увидеть и услышать едва устоявшим на ногах людям. Со двора они так и не вышли.

Арно, в беседе учтивый всегда и везде, выдал с чувством длинную бранную непотребщину. Остальные воины, ропща, отступили, но варвар быстро привел их в чувство серией жестких оплеух.

Помогло, как будто. Отряд перестал напоминать сборище распустивших нюни мальчишек и снова стал похож на слаженную боевую группу. Готовую убивать по приказу и, если того потребует господин, проложить путь в ордах нечисти, устлав землю собственными телами.

— Что за безумная тварь?! — шепнул один из людей Гнеда, когда все, не желая испытывать судьбу, перелезли через ограждение в другой двор. Ворота там выходили на перпендикулярную улицу и были надежно закрыты на засов. — Как в катакомбах чудовища достигают таких размеров? Им же жрать постоянно нужно…

— Друг дружку и жрут, пока на свет не выберутся, — шепнул другой. — Ну а тут — мы, люди, обретаемся… как нельзя кстати…

— Масса — это одно, — задумчиво протянул последний из выжившей троицы. — Вот, как они с такими размерами в узких тоннелях передвигаются. Это вопрос так вопрос…

— Ниже трех первых уровней они становятся сильно шире, — вполголоса, вмешался Фибус в разговор солдат.

— Тоннели или твари? — съерничал кто-то на нервах.

Не ответив шутнику, Лориани обратился к начальнику охраны:

— Арно, мне нужно твое профессиональное мнение… Дойдем и сумеем вернуться во владение?.. Или поляжем на полпути?

— Зависит от того — стоит ли овчинка выделки, господин… — протянул чернокожий, показав нереальной белизны зубы. — Чем ближе мы к провалу, тем больше чудищ нам встречается, да и сами они жирнеют… — он кивнул в сторону покинутого двора. — Если раскроете причину, по которой мы должны посетить вызревший под башней рассадник нечисти, это прибавит мотивации. Тогда — с помощью мертвых богов, кои, надеюсь, все еще слышат молитвы, и такой-то матери — прорвемся и, возможно, на крыльях долетим до владения.

Опустив голову, он разгреб ногой каменное крошево. Добавил чуть смущенно:

— Никто не хочет умирать просто так, даже я… Грубое везение и ваши слова могут значительно изменить расклад сил.

Фибус оглядел собравшихся во дворе воинов — те уже рассредоточились по периметру. Герхарт, поодаль, следил за входом в дом.

Взвесив в уме «за» и «против», слегка понизив голос, чтобы первую часть услышал только Арно, Лориани начал рассказ. В конце концов, что он с этого потеряет? Накону теперь стояло существование Разделенного мира и собственная жизнь.

Да, это все равно случится в неопределенном будущем — смерть коснется его. Но лучше пусть он будет в этот час неотличим от дряхлого древесного пня, и сполна успеет насладиться растянутыми на десятки лет мгновениями, чем в ближайшие дни загнется вместе со всем белым светом!

Ради этого стоило рискнуть.

— Не так давно ко мне обратился Высший…

Фибус видел, как у Арно раскрываются глаза — сначала недоверчиво, потом испуганно, и, наконец, изумленно.

— Просьба его была несложна в выполнении: всего-то и требовалось, что выкрасть у Стражи трех висельников, — о странности с паролями он упоминать не стал. — Отыскать исполнителей, как знаешь, не составило труда. Дело не из ряда вон — имелись подходящие кандидатуры.

Не брезгуя, он присел на притулившуюся у стены измочаленную топором колоду. Ноги с непривычки к дальним путешествиям позорно дрожали. Взглянув на размытый клонящийся к горизонту диск, продолжил рассказ:

— Попутно, в мыслях моих было вынудить управу на серьезную модернизацию водонапорной башни — город давно нуждался в доступном источнике питьевой воды. Выполнив задуманное, мне удалось бы заработать очки доверия у граждан Сар-города и, возможно, с их помощью выиграть на следующих выборах Головы.

В самом начале неизбежно возникли бы перебои с водой, но я знал, как минимизировать последствия. Бочки с неприкосновенным запасом заполнил заранее — нужные люди оповещены. Никто не оказался бы обделенным.

Прочистив охрипшее горло, Фибус сказал чуть громче.

— Но один я не мог справиться с поставленной перед собой задачей. Пришлось прибегнуть к услугам Кариссая — он должен был обеспечить переброску взрывчатки на вокзал. А также, чтобы отвести от себя подозрение, я заручился поддержкой Тысячеглавой, дочь которой взялась извлечь одного из висельников.

— Девочки там смышленые, да и в постели, наверное, ого-го. Будь у меня возможность, зажал бы одну такую в тупичке темно… — мечтательно протянул кто-то, и тут же поперхнулся собственными словами, получив удар под дых.

— Бубенцы она твои зажмет, пикнуть не успеешь, — сказал ему небрежно Гнед. — В глотку тебе же забьет и проглотить заставит… Продолжайте, господин Лориани.

— …Металл, удерживающий цистерну, был особенный, из Железного леса — простой взрывчаткой не взять. Тут требовались услуги Кариссая. С алхимиками Минады он на короткой ноге, тесно связан давними договоренностями — для него изготовят любой заказ. Однако, заряд оказался на порядки мощнее, чем предполагалось ранее. Помните воронку и пылевую бурю потом?.. По тем приметам могу сказать, что разрушение башни не случайно. Невозможно так ошибиться в формуле…

— Как знал, давно нужно было кончить старикана, — подойдя, сказал Герхарт. С охраной периметра оставшиеся в живых воины прекрасно справлялись и без него. — Мне он давно не нравился…

— А тебя никто не спрашивает! — резко осадил зарвавшегося мальчишку Фибус. — Не все тайные течения мира тебе известны, да и молоко на губах, не обсохло, как следует. И потому не вправе решать, кому придется оставить его раньше отмеренного срока.

Герхарт Гнед сконфуженно замолчал.

— Но первый взрыв — только цветочки, — Лориани усиленно разминал ноющие колени. Если останется жив, ноги этот поход будут вспоминать еще очень долго. — Предки позаботились о нас. В фермы они заложил огромный запас прочности — так просто не смахнешь. Представляя собой единое целое со щитами против нечисти в подземельях, они могли выдержать любой известный поверхностный катаклизм…

— Хотите сказать, что дополнительно ударили изнутри? — осторожно вставил Арно.

— Могу только догадываться, точных данных у меня нет.

— Похоже, кое-кто нашел способ, как быстро зачистить этот мир от двуногих, — лицо Арно не выражало эмоций. Фибус знал его много лет, но даже он не смог бы описать какие чувства тот сейчас испытывает. — И без магии, как видится мне, тут не обошлось. Верно, господин Лориани?

Фибус устало кивнул.

— Если пришлый еще там, мы захватим его и предложим обмен. Всем известно, как Высшие дорожат сородичами. Смерть одного для них — невосполнимая потеря.

— Но… — Герхарт скептически оглядел потрепанный нечистью отряд. — Что мы можем противопоставить магии? Все равно, что с голым задом пойти на штурм Границы.

— Вам должно быть известно мое отношение к расе Высших, — слушатели остались недвижны. Знали они, конечно, что хозяин копит магнитный камень, как Фибус ни пытался это скрыть. Делали молчаливые выводы и не задавали лишних вопросов — за что он эту парочку и любил. — Чтобы победить врага, его нужно изучить. Крупицы знаний, которые удалось собрать со всех уголков света, подсказывают мне, что силы их не бесконечны. Мощные заклинания сосут энергию из тела, как паровой насос — тогда они становятся похожи на человека, со всеми присущими нам слабостями.

Все замолчали вновь: Фибус в ожидании ответа — он сказал достаточно, Арно и Герхарт — переваривая услышанное. Как бы пафосно это ни звучало, но от решения этих двоих зависела судьба всего Разделенного мира.

Верил ли сам Лориани в сказанные им слова?..

Скорее нет, чем — да.

Сведения об уязвимом месте Высших он получил от надежного человека пять лет назад, но не имел возможности ни подтвердить их, ни опровергнуть. Повторная беседа могла бы добавить твердости в убеждениях, однако источник сгинул где-то — то ли погиб, то ли перебрался в Аданай, за Границу, откуда мало кто возвращался по собственной доброй воле.

Весь расчет сводился к простой незамысловатой удаче, вульгарному везению — чтоб его!..

Фибус не собирался умирать, не попытавшись сделать все возможное для исправления ситуации, как он ее понимал. Готов был зубами камни грызть и рвать на голове последние волосы, только бы использовать призрачный — тонкий, как паутинка — шанс на спасение.

— Я с вами, господин, — склонив голову, сказал Арно. Герхарт повторил жест начальника охраны.

— Тогда нам не помешает легкий перекус, — улыбнувшись, ответил Фибус. — Дорога предстоит дальняя, а мои нервы порядком истощены и требуют срочной подпитки.

Они не брали с собой съестного, но хозяева дома, во дворе которого отряд остановился на отдых, видимо, готовились к завтраку, когда все случилось. У глухой стены, под навесом из прохудившейся в нескольких местах парусиновой ткани, был установлен стол без какой-либо скатерти. По центру столешницы стоял кувшин и широкая тарелка со стопкой припорошенных пылью тонких хрустящих лепешек. К ним не успели даже притронуться.

Фибус приказал накормить воинов, потом, когда пришла его очередь сесть за стол, поинтересовался у Герхарта:

— Ты так и не назвал своих ребят, — сказал он. Герхарт Гнед как раз закончил и уже уходил на периметр, чтобы позвать Арно.

— Разве имеют значение имена мертвецов? — усмехнувшись, спросил «двоюродный племянник».

— Считаешь, что не дойдем?

— У нас очень мало шансов, господин. Но мы будем стараться…

Когда с трапезой было покончено, Тано — варвар несколько ниже, но зато гораздо массивнее Арно, разведал обстановку за калиткой. Вернувшись, он сухо сообщил, что путь относительно чист — можно идти, но нужно быть предельно осторожными. Совсем свежая длинная царапина на его ноге и черная жижа, вязкими каплями стекающая с лезвия меча, красноречиво указывали на то, что вылазка не осталась без неожиданных встреч.

Впрочем, он вернулся живым, а значит, атаковавшее его существо не представляло серьезной опасности.

Вышли похожим порядком: Арно занял место погибшего Квола, справа. Несколько раз на дорогу выскакивали двухвостки. Нападали по три-четыре особи — не таясь. Старались взять нахрапом. Твари уходили в преисподнюю так и не вкусив человеческой крови.

Воины быстро учились. В каждой новой стычке с непривычным врагом люди расправлялись все ловчее. Твари пытались навести морок на отряд, имитируя плач ребенка в подвале цирюльни, но были буквально растоптаны подкованными сапогами — в грязное месиво.

Порой Фибус чувствовал себя неловко из-за того, что не может хоть как-нибудь помочь бойцам. Трость-копье с граненым наконечником в его руках служило больше для самоуспокоения, чем представляло реальную угрозу нападавшим. Древко то и дело старалось выскользнуть из рук, ладони потели страшно.

Однажды, значительно удалившись от погибшего района, они вышли на гнездовье богомолов — каким-то образом удалось зайти тварям в тыл. Те не сразу заметили людей; сгрудились посреди проспекта увлеченные трапезой. Сквозь обесцвеченную полупрозрачную плоть чудовищ явственно проступали очертания того, что послужило им пищей. Сзади кто-то глухо выругался, зажал себе рот рукой, стараясь сдержать рвотные позывы.

Не вышло, твари обернулись на звук. Отбросив окровавленный ботинок в сторону, ближайшее насекомое рванулось вперед. Движение оказалось настолько стремительным, что фигуру на мгновение размазало в воздухе.

Лориани швырнули куда-то назад. Сделав пару неуверенных шагов, пытаясь удержать равновесие, он споткнулся. Обдирая колени и локти, кубарем покатился по пересохшей земле. Когда поднял голову, заметил как Арно помогает человеку Герхарта вытащить рогатину из нанизанного на нее, словно мясо на шампур, богомола. Клинки не способны взять броню твари, но никто еще не научился преодолевать закон сохранения энергии и останавливаться мгновенно. Очерненное склизкой кровью древко жестко застряло меж грудных пластин и не желало покидать сердце твари, словно жаждало выпить его до дна.

Тем временем еще два богомола гигантскими прыжками помчались к людям.

Ну… Как помчались…

Присели, выпрямились — и вот уже они поводят усами в нескольких метрах от первого воина. Щелкают жвалами в предвкушении пиршества.

Ближайший из них подступается к бросившему рогатину Арно. Изрыгая проклятие на родном языке, варвар делает выпад, стараясь достать уязвимую шею чудовища. Но клинок проходит мимо цели, отсекая ус чуть выше головы. Богомол взбрыкивает, молотя передними лапами в воздухе, которые, судя по острым шипам, ничуть не хуже ножей промышленной мясорубки. Град ударов заставляет Арно потесниться.

На помощь ему приходит Квол. Заходит в тыл чудовищу и ловким движением просовывает лезвие клинка меж пластин огромного брюха. Душераздирающий, почти человеческий крик оглашает округу. Разбрызгивая мгновенно темнеющую на воздухе кровь, чудовище делает разворот — взятый на излом клинок, застряв в пластинах, вырывается у из рук варвара. Человек готовится к смерти.

Но Арно, уличив момент, тут же скачками взбирается по спине богомола, и в прыжке, режущим, сносит белесую голову.

Не дожидаясь падения обезглавленного тела, оба бросаются на помощь Герхарту, который с другими воинами все это время сдерживает натиск оставшейся твари. Выставленная вперед рогатина прикрывает их от неуловимого рывка. Под ее прикрытием они нападают на чудовище с трех сторон, но все попытки достать нежную плоть разбиваются о непреодолимую хитиновую броню врага.

Впятером им удается взять его голову.

Когда насекомое падает, все ждут нападения четвертой твари, что до сих пор наблюдала за боем не удаляясь далеко от трупов.

«У них тут, наверное, большая конкуренция, — меланхолично думал Фибус, вставая с земли. — Стоит отвернуться, как честно нажитое тут же сопрут. Очень по-человечески…»

Но четвертого богомола уж и след простыл. Исчезли и трупы, которыми питалась эта развеселая компания. Поперек улицы тянулась глубокая перепачканная черным и красным борозда. В пылу боя люди не обратили внимания, как в отдалении прокатился паровой каток, ранее унесший жизнь Квола.

Когда рогатина общими усилиями была извлечена из тела первого нападавшего и возвращена владельцу, Фибус приказал искать иной путь. Понимал, что выступившая невольным помощником тварь, никуда не делась — сидит и ждет, когда новые жертвы придут к ней добровольно, на своих двоих. Надо быть полностью оторванным от реальности человеком, чтобы не суметь прочитать посыл.

Фибус не исключал возможности, что Квола убила именно эта особь. Вероятно, она следила за ними, выбирая подходящий момент для нападения, а тут попался беспечно отвлекшийся богомол. Но вряд ли подобное знание играло важную роль. Не все ли равно кто оборвет твою жизнь: новичок или прежний знакомый?

За следующий час путешествия через покинутый людьми город им больше никто не встретился. Шли споро, к провалу на месте водонапорной башни добрались засветло. Светило только готовилось упасть в пыльную перину и опустить красный покатый бок на крыши ближайших домов.

Взорам уставших людей открылось отверстие в земле, о размерах которого судить было трудно. Не провал, не рваная рана, какие порой образуются при смещении глубинных пластов тверди, а ровная, словно очерченная циркулем, окружность. Кое-где ее идеальный, стеклянно поблескивающий край, нарушали поврежденные здания — их были десятки. Часть из них, лишившись несущих стен, обрушилась. Те, что устояли, выставили напоказ нутро: содержимое обгоревших коридоров и комнат.

Арно ругался на родном языке.

Выговорившись, он обратился к Лориани:

— Что дальше, господин? Вы еще крепки в желании спуститься в преисподнюю?

— Только приблизиться, Арно. Одним глазом взглянуть — не больше, — поправил слугу Фибус.

Солнце смотрело прямо на них и оттого дальний край провала — казалось, притронься и порежешься — тонул в кромешной тьме. В ней невозможно рассмотреть сеть оборванных переходов. Воображение додумывало само, услужливо подсовывая сознанию картину разоренного термитника в разрезе.

Отогнав навязчивое видение, Фибус указал на приземистое здание на кромке обрыва: катаклизм практически не повлиял на его устойчивость, лишь стены украсила паутина ветвистых трещин, да штукатурка в паре мест осыпалась.

Внутри не оказалось ни тварей, ни человеческих трупов, ни крови — хозяева по счастливой случайности избежали незавидной участи иных соседей. Хотя… кто сказал, что те все еще живы и успели эвакуироваться. Возможно, для них было бы лучше очутиться во время второго взрыва немного ближе к его эпицентру, и сгинуть в пламени в единый миг, не испытав боли.

Устроившись на верхнем этаже, откуда на провал открывался лучший вид, Лориани вгляделся во тьму. Примерно через полчаса ожидания, когда на город опустились сумерки, его внимание привлекла одиночная лиловая вспышка, за которой последовал ряд других, немного тусклее.

— Мне нужен их источник, — подозвав Арно к себе, сказал Фибус. В одном из подземных тоннелей двигались неясные, странные тени.

— По две руки и ноги, — прокомментировал варвар, посмотрев в указанном направлении. — Люди. Что они там забыли?

— Не имеет значения. Ты должен привести их живыми.

— Если это Высшие — у нас не будет шансов, хозяин.

— Если это Высшие, в полной своей силе, — шансов не будет ни у кого. Через пару дней в мир хлынут орды тварей, которые возьмут нас числом, как бы мы ни отбивались.

— Какой им прок от нашей смерти?

— Именно это я и хочу у них спросить, — сказал Фибус. — Выходи немедленно, забирай всех. Нам нужно вернуться во владение утром, до того, как солнце войдет в полную силу.

— А как же вы?

— Подожду тут. Не хочу путаться под ногами у людей с опытом.

Арно смотрел на Лориани дольше положенного:

— Берегите себя, хозяин, — наконец сказал он. Спускаясь по лестнице, прокричал: — Герхарт, собирай людей! Через минуту выдвигаемся в бездну.

Крепче сжав древко короткого копья, Фибус Лориани, по прозвищу Выворотень, облокотился спиной о стену и устало сполз на корточки. Ему предстояло в очередной раз подтвердить многозначность дарованного народом имени — найти лазейку и вывернуть ситуацию в своих интересах.

Арно, сын пустыни и верный слуга, как никогда был близок к истине. Именно в бездну направлялся его отряд. В ту преисподнюю, в какую по наклонной, давно и успешно, катился Разделенный мир вместе со всеми обитающими в нем существами.

Глава 20 Васер Лау

— Надо же… — сказал висельник, когда в кромешной тьме было сделано около сотни осторожных шагов. — Мы вырвались довольно легко.

Осторожничал, на самом деле, только Васер. Узник же, казалось, не испытывал неудобств от отсутствия света. Часто дыша и отхаркиваясь, он шел поодаль; до ушей доносился свистящий хрип.

— Мы?

— Да. А ты думал, что на тебя капкана там не имелось?.. Счастливо ушел!

Никто не гнался за ними. Поколотив недолго в неприступную дверь, стражники отступили. Возможно, пошли искать нечто потяжелее дрянных мечей, какие выдавали чинам ниже офицерского звания.

Вообще-то Васер считал, что надзиратели давно могли вынести преграду, да, видимо, совершенно не горели желанием пускаться в погоню. В беготне по неизведанным подземельям мало приятного — подождут проводников. А после, быть может, и решатся испытать удачу. Все люди смертны. Порой даже грозными воинами движет первобытный, но вполне естественный для живых, инстинкт самосохранения.

— Тебе неинтересно мое имя? — Висельник хрипел и кашлял, но всегда оставался на шаг впереди Лау. Как тот ни старался, нагнать узника у него не получалось.

— Я должен отыскать Иглао…

— Викиса?.. Ну, так возрадуйся — ты его нашел, — кашляющим смехом поведала клякса впереди. Прекратила движение и уставилась на Васера парой неожиданно зеленых глаз. Они светились во мраке.

Магия?

— Видел бурдюк у тебя, — сказала клякса задумчиво. — Что там?

— Вино, — ответил Васер, передавая емкость. — Пить, наверное, хочешь? Оно кислит, может подвести желудок.

Послышалось бульканье.

— Вода была бы лучше, но на безрыбье, как говорится…

Лиловая вспышка ослепила Васера. Сначала он подумал, что стал жертвой подземных тварей, и ему выжгло глаза кислотой. Ей, как поговаривали, плюются некоторые их виды.

Но нет — зрение постепенно вернулось. Об этом он узнал по тем же зеленым уголькам, зависшим в полутора метрах от пола. Они словно бы смеялись над ним, смещаясь то в одну, то в другую сторону. Надолго исчезали за колонной, а после объявлялись рядом, в пустоте.

— Слабый, обреченный на вымирание вид… — вдоволь наигравшись, пробормотал обладатель странных угольков-глаз. — И для чего только придумал Создатель, таких… немощных.

— Я не понимаю…

— Не обращай внимания. В этой ипостаси мне близка ваша натура, — сказала клякса. — Человеку свойственны пространные речи — такие же пустые, как и голова их изрекавшая.

Своим ответом Иглао еще больше запутал Васера. Чтобы прогнать нелепые, упрямо ползущие в голову, мысли он спросил:

— Ты видишь в темноте? Как у тебя это получается?

— А ты — нет?.. Ах, да, прости. Я же забыл, что эта способность вам недоступна.

Хлопок в ладоши, и пространство вокруг залило знакомое сияние — под потолком заплясало искрящееся пламя. Много тусклее, чем прежде, но лиловые сполохи над головой говорили о родстве этих двух явлений.

Магия…

— Кто ты такой? — насторожившись, задал вопрос Васер. Стал отступать назад, пока не уперся спиной в колонну.

— Пока только человек. — Зеленый огонь в глазах Иглао потух. Сложенные на бурдюке руки на миг засветились. Отхлебнув вина, он сказал: — Знал бы ты, как мне надоело сидеть в этой шкуре! — Для верности Иглао потянул ворот шерстяной робы. — Душно, понимаешь?

— Это вино, — предположил Васер. — Ты давно не пил, лезут в голову дурные мысли.

— Ну, да — вино. А как же… иначе, — кашлянув, усмехнулся висельник. Он нетвердой походкой зашагал в темноту, пламя под потолком заскользило следом. — Я же не более чем человек…

Лиловое сияние стало удаляться. Сообразив, что вот-вот окажется в полном одиночестве посреди темного колонного зала, с десятком разъяренных надзирателей на хвосте, Васер потянулся за Иглао.

— Куда ты хотел меня доставить? — спросил тот, когда они поравнялись.

— Я? Хотел…

— Ведь не просто так по подземельям шарить пошел, верно? Не лучшее место для легких прогулок, — отпив новую порцию вина, с непременной засветкой содержимого лиловым пламенем, висельник кинул на освободителя насмешливый взгляд. — А ты, как посмотрю, не очень-то похож на человека их обожающего настолько, что сунулся сюда без какой-либо оснастки и оружия.

— Помочь тебе приказал Фибус Лориани… — не видя причин скрывать имя заказчика, выдал Васер.

Иглао Викис замер на месте, словно встретился с невидимым препятствием, затрепетал под потолком огонек.

— Интересно, — буркнул он себе под нос. — Для каких целей они решили использовать этого человека? Не обратившись к официальной власти напрямую. — Громко икнув, добавил непререкаемо: — Туда нам не надо — точно тебе говорю! В другую сторону пойдем.

— Но как же… — Васер хотел возразить, что у него есть задание, которое он ни в коем случае не должен провалить. Ведь от успеха зависела жизнь. Его жизнь! И отступиться — значило расписаться в собственной бесполезности. Он хотел все объяснить Иглао, который вопреки ожиданию как-то незаметно занял главенствующую позицию в их дуэте, но быстро сник, стоило тому кинуть на него безразличный осоловевший от спиртного взгляд.

— Идешь или — нет? — спросил он.

— …Иду, — вздохнул Васер и, уподобившись тени, зашаркал вслед Иглао.

Человек — а человек ли? — вызывал у него смешанные чувства. С одной стороны он порождал необъяснимый страх, от которого в случайных конвульсиях сжимался желудок, а ноги становились ватными, непослушными; с другой — от ощущения внутренней силы, казалось, бившей из Иглао ключом, захватывало дух. Стража только потеряла время, рассчитывая в сырых казематах сломить его волю.

Васер был честен перед собой — он завидовал самой черной завистью. В отличие от узника, проведшего взаперти несколько долгих недель, его перемололи за несколько часов, лишив каких-либо надежд на спокойное существование. Отобрали мечту о переезде в ласковый Аданай, вынудили уехать Роксану…

Он поймал на себе мимолетный взгляд Иглао. Тот смотрел с легкой грустной усмешкой, будто смог прочитать мелькнувшую в голове мысль.

«Наверное, показалось, — подумал Васер. — Ну, никак не может человек копаться в мозгах другого живого существа». И не только человек. Высшим, насколько он знал, это умение тоже недоступно. Иначе давно бы опустошили Разделенный мир.

Колоннада скоро закончилась, и они пошли затхлым извилистым коридором.

— На твоем месте я был бы осторожнее, — сказал Васер. — Можем напороться на тварей. Они иногда выползают на верхние уровни.

— Как же ты дожил до этого момента, — съязвил Иглао, — такой боязливый. Вот будешь на моем месте, тогда и поговорим.

Васер нахмурился: самоуверенность Викиса действовала на него подавляюще. Не чувствовал он в себе силы, способной противостоять влиянию, оказываемому на него этим человеком.

Беспокоила царившая вокруг тишина. Чтобы заглушить подкрадывающуюся со спины тревогу, Васер сказал:

— Я не знаю этого тоннеля. Он не обозначен на карте.

— Ерунда! — в полный голос заверил Иглао. — Доверься моему чутью.

Опустевший бурдюк полетел под ноги. Несмотря на то, что ему пришлось пережить, человек впереди выглядел гораздо живее, чем прежде.

Они несколько раз сворачивали на развилках, неизменно выбирая путь, ведущий в глубину подземелий. Иногда Васеру казалось, что он слышит чужое нахрапистое дыхание из переходов и галерей, которые пропустили. Пальцы на руках в этот момент холодели, на спине выступали крупные капли пота, а ноги переставали гнуться. Он, как привязанный, следовал за Иглао, ожидая нападения и мгновенной смерти от сомкнутых на шее зубов, но костлявая все не спешила. Словно ждали жители преисподней, когда путники запутаются в хитросплетениях коридоров. Чтобы вволю попировать на глубине.

— Это насекомые, дурень, — назидательно сказал Иглао. — У них ни зубов, ни когтей нет. Только жвала, да шипы на конечностях…

Спохватившись и сообразив, что его читают, как открытую книгу, Васер постарался ни о чем больше не думать, но в мозгу упрямо всплывали картины прошлого.

Все демоны проклятого богами мира, чего же ему не хватало в жизни?!

Дом, достаток, любовницы — всего было в избытке, только пожелай. Знай, делай работу, на которую тебя поставили, служи господину, и будет тебе счастье.

Нет же — захотелось иного. Задумал покинуть родной край, скопить денег, упорхнуть к морю. Дурак! О чем он только думал, когда согласился участвовать в предложенных махинациях с лошадьми?

И ведь как согласился легко — не взяв времени для обдумывания щекотливого предложения, словно только и ждал, когда оно поступит. Принял желаемое, начхав на совесть и долг перед Хозяином, с распростертыми объятиями! Хотел свинтить, посчитав, что за Границу у Лориани руки не дотянутся.

Подрезали крылышки — года не прошло. Смяли и выкинули.

Отработанный материал…

За нахлынувшей волной воспоминаний и эмоций, порожденных ими, Васер пропустил, как они вышли в огромную пещеру. Именно пещеру, а не рукотворный зал, какой могли оставить после себя древние строители Сар-города. Он ощущал это необъяснимо ясно.

Не видел — света лилового пламени не хватало, чтобы открыть перед ним всю площадь естественного подземного образования, — но разыгравшееся воображение рисовало в голове объемные цветные картины.

Они стояли на возвышении: на три стороны вперед тянулась мрачная пустота. В ней что-то постоянно двигалось, скребло по камням, урчало и чавкало.

— Та-даам! — сказал Иглао, демонстрируя что-то перед собой. Смутился, увидев маску ужаса на лице Васера. Потом взял за шиворот сухой и неожиданно крепкой рукой, произнес: — Прости. Совсем забыл, что люди очень ограниченные создания.

Улыбнувшись, отправил пламя выше, к застывшим на неровном вогнутом потолке сталактитам. Заставил разгореться ярче.

Вспышка почти рукотворного солнца вынудила Лау зажмуриться, и немного постоять так, привыкая к непривычному освещению. А когда он открыл глаза, то чуть было не рухнул вниз с высокого постамента, которым заканчивался коридор. Если бы не помощь Иглао, удерживающего его в подвешенном состоянии, так бы оно и произошло. Ослабевшие ноги отказывались подчиняться, а мозг не желал принимать увиденное.

Фиолетовое пламя под истекающим влагой потолком было сильно, но освещенности все равно не доставало. Дальние окраины пещеры кутались в осязаемо плотную тьму. Внизу шевелилось и хлюпало прозрачное месиво из переплетенных, сверкающих осклизлыми панцирями тел. Взмахивали, отбивая дробь о камни, шипастые членистые лапы, клацали жвала, будто предвкушая скорый обед.

Васер Лау был плохо знаком с обитателями городских подземелий. Дважды становился свидетелем выползших на улицы мелких созданий, с раздвоенным хвостом и десятком мелких подвижных лап с каждой стороны гибкого туловища, — и только. Этих имелось тут великое множество. Как и других, о которых он еще ни разу не слышал.

Огромные, едва ли меньше паровой коляски, бронированные червяки или гусеницы — медлительные и с виду не очень-то опасные. Какие-то то ли богомолы, то ли кузнечики. Жуки с витиевато выгнутыми рогами на голове и огромными клешнями чуть ниже рваной, с острыми зазубринами, полосы, заменившей им рот. Другие, поменьше, сплошь утыканные крючками и колючками…

Почувствовав рвотные позывы, Васер побежал обратно в коридор, которым пришли. Замер на пороге — вязкая тьма тянула к ногам тонкие ветвящиеся щупальца. Закашлял.

Когда желудок перестал выплескивать содержимое, он спросил:

— Почему чудовища не бросаются на нас. Почему не жрут?!

— Ты им неинтересен, — погрустнев, ответил висельник. — А всего то и нужно, что задать правильный вектор желаний.

— Я тебя не понимаю.

— Позже — все поймешь.

Потом их окружила полная тишина. Твари на дне пещеры замерли, словно прислушиваясь к чему-то. Иглао поднял голову — почти неощутимо содрогнулась земля под ногами. Однако этого хватило, чтобы с потолка посыпало жесткой крошкой. Наверху заскрежетало, хрустнуло — десяток остроконечных наростов со свистом врубились в бесцветное хитиновое озеро. Брызнула черная кровь.

Васер поднял руку, стер с лица и губ несколько вязких капель. Кровь была сладковата и горька на вкус.

Против ожиданий, щелкающее и жующее месиво под ногами не кинулось врассыпную, а продолжило щелкать и жевать, погребя под собой обездвиженные тела тварей, которым не повезло.

Иглао притянул пламя к себе и, ничего больше не сказав, нырнул в тоннель. Тьма поспешно отступала. Васеру казалось, что он слышал тихое густое шипение, когда искусственный лиловый свет касался ее призрачной плоти.

Висельник свернул на перекрестке — Васер остался один: тьма жадно облепила его, шурша и хлюпая сзади.

Чувствуя острые коготки, ручейком пробежавшиеся вдоль хребта, он на негнущихся ногах побежал за Иглао. Одежда давно промокла от пота и потяжелела значительно. Он едва поспевал за этим странным, внушающим уважение и страх человеком.

Да! Он так решил. Все-таки не чудовищем — человеком.

Они потеряли еще полчаса, блуждая в бесконечных тоннелях: промозглых, сырых и скользких. Иногда трудно было устоять на закругленном основании — ход извивался так, будто его прогрыз огромный червь. Васер падал, вымазывался в глине и грязи, но поднимался и неотступно шел за проводником.

Говоря откровенно, он наплевательски отнесся к тому, что им с висельником пришлось поменяться ролями. Теперь он чувствовал себя ведомым, но что с того? Всю жизнь Васер выполнял эту роль в тени Хозяина подворотен. Так почему бы еще раз не разыграть знакомую партию?

Лау видел силу, бушующую у несломленного узника в груди. От взгляда черных внимательных глаз бросало в оторопь и холодел затылок. Но за время знакомства тот не сделал ему ничего плохого. Даже твари не тронули их — отнеслись как к своим…

Иногда он останавливался и пытался отогреть дыханием немеющие пальцы. Из этих попыток почти ничего не выходило: с губ срывалось облачко едва заметного пара и холодное дуновение ветерка.

Он давно потерял направление. Но если раньше Васер мог примерно представить в какой части города они находятся — в свое время отчаянная девчонка по имени Виолика достаточно потаскала его бедную тушку по подземельям, волей-неволей вырабатывая внутреннее чутье к сторонам света. То теперь это чувство сбоило, вызывая страх быть заживо похороненным в земной толще.

При взгляде же на своего нового господина боль в груди, и ужас от всего происшедшего, куда-то улетучивались. Васер Лау сжимал крепче зубы, падал, в кровь ломал ногти в камнях, но поднимался и шел вперед, внимательно следя за плывущим впереди лиловым пламенем.

Потом появился звук: отдаленный, плоский…

Они прошли еще несколько поворотов, и он стал сильнее — утробный низкий рокот сотрясал вымороженное тоннелями нутро.

Когда они оказались на круглой и ровной, метров десять в диаметре, площадке, Васер стал просить о передышке. У него не сразу получилось докричаться — слова тонули в непрерывном гуле и грохоте.

— Больше некуда торопиться. Можешь отдохнуть, — неожиданно громко, перекрывая шум в голове, сказал Иглао Викис.

— Это и есть твоя цель? — проронил Васер, но не услышал собственных слов.

— Твоя, — непонятно ответил Иглао.

За проведенное на нижних уровнях время они ни разу не обмолвились о том, куда ведет хозяин. Бывший Смотритель ипподрома и ранее догадывался, что путешествие вглубь земли задумано не для того, чтоб скрыться от возможной погони, не для того, чтоб тайными тропами уйти за пределы Сар-города, но и не просто так. Ощущались в Викисе загадка и стремление. В этом они были похожи.

О странности с тварями, которые и головой не повели, когда два человека — готовый к употреблению корм! — оказались в пещере, Васер старался не вспоминать.

Выше голов, по центру зала, пылало лиловое неземное пламя, освещая заросший грязью пол. Низкий осклизлый потолок из позеленевшей от времени меди каплями копил на себе испарину. Отчетливо ощущалось, что вибрирующий звук исходит откуда-то сверху.

Васер был догадливым человеком. Ему не составило труда определить, где довелось оказаться: воображение услужливо дорисовало картины работающих гигантских паровых машин за верхней перегородкой. Молотили они на пределе мощности.

Еще выше, до самой поверхности тоже шли щиты — из толстого металла, во всю ширину рукотворной шахты, — и узкая витая лестница на глубину, по которой иногда спускался обслуживающий машины персонал из Аданая.

От гула в ушах начинала болеть голова.

Встав в центре, Иглао Викис сделал приглашающий жест рукой.

— Что там, под полом? — спросил Васер, вновь не услышав собственного голоса. Он был уверен, что на огромной глубине под машинами, дающими городу жизнь, скрывается озеро или река. На деле же оказалось, что ничего этого нет. Еще один щит — и только.

— Там сила, которая поможет тебе обрести новый смысл существования, — Васер отчетливо слышал каждое слово, но заметил, что губы у хозяина оставались недвижны.

— Зачем? Мне этого не нужно… Я уже обрел то, о чем мечтал.

— И что же? — грустно рассмеялся Иглао. — Скоро меня не станет, и тебе некому будет служить… Я предлагаю свободу.

Васер нисколько не смутился подтвержденной догадке — да, хозяин умел читать мысли. Сказал:

— Мне она не нужна.

— До чего вы, люди, примитивны в своих желаниях, — хохотнул Викис. — Я предлагаю ему весь мир, а он отказывается.

— Вряд ли я смогу… — промямлил Лау.

— Сможешь, я научу — как, — добродушно сказал Викис. — Подойди ко мне и не дергайся. Ничего не бойся.

Все еще не чувствуя, что сможет оправдать возложенные на него надежды, Васер приблизился. Он не мог ослушаться своего господина. Обжегся раз, и этого ему хватило.

— Придержи, — сказал Иглао.

Он сунул руку себе под балахон, куда-то за шею. Полыхнуло алым. Скривился, словно разрывал ногтями собственную плоть. Чуть не рухнул мешком на пол.

Потом протянул круглую, испачканную в крови пластину. На краях ее шевелились оборванные, едва ли толще паутинки, белесые волоски.

— Возьми… мало времени… — тяжело дыша, сказал Иглао. — Она работает, пока кровь снабжает схему кислородом… приложи к основанию черепа.

Васер не мешкал. Сделал, как приказали.

Настала его очередь кривиться и кричать от нестерпимой боли, звуки тонули в грохоте. Пошатнулся, упал. Пластина почувствовала плоть и стала врастать в кожу. Глаза заволокло алой пеленой: на периферии зрения, складываясь в непонятные символы, вспыхивали зеленые огоньки.

Когда немного отпустило, Васер поднялся с пола.

— Скоро станет легче… как только интерфейс проведет предварительную настройку, — непонятно сказал Иглао.

— Интер… фейс, — повторил Васер странное слово. Плоть изнутри выжигал огонь.

— Позови насекомое, — приказал хозяин, когда Лау перестали бить судороги. — Сила под нами поможет адаптировать схему к твоей нервной системе.

Он не мог не подчиниться. Васер понимал, что твари не причинят им вреда, но все же продолжал их побаиваться. И потому выбрал самое мелкое из встреченных существ. Отогнав застившую глаза алую муть, Васер представил, как мысленно зовет двухвостку.

Та не заставила себя долго ждать. Приползла из тоннеля, покачивая жалами на окончании длинного туловища. Легла у ног.

Иглао не церемонился. Перевернул чудовище на спину, раздвинул защищавшие брюхо пластины, с силой просунул руку внутрь твари — даже не шелохнулась. Нащупав что-то, он сжал кулак и вытащил кусок кровоточащей плоти наружу. Разжал перемазанные черной маслянистой кровью пальцы — в ладони пульсировал белесый, свитый из многочисленных трубок и камер, комок. Сердце.

— Ешь, — сказал он.

Васер помедлил. Не умрет ли он после этого?

— Ешь! — повторно скомандовал Иглао. Выплескивая прозрачную жидкость, сердце вздымалось все реже и реже. На пол кровь падала, уже значительно потемнев. — Нужно принять ее до того, как произойдет окисление. Ты справишься.

Глубоко вздохнув, Васер взял в руку сомнительный подарок. На этот счет у него имелось свое мнение, но… слово хозяина — закон. Он не подведет его снова.

Сунув в рот, разжевал горчащее, пахнущее тухлятиной мясо.

Он прислушался к ощущениям, ничего не происходило: горел затылок, перед глазами плыло алое в зеленых огоньках марево, желудок настороженно ощупывал содержимое, которое в него только что затолкали силой.

Ударило по ушам. Звон и раскатистое эхо заполнили зал, взвыли машины над головой, а пол изогнулся дугой, пошел волнами. Сознание поплыло, его раздирали на кусочки твари: шипами и наростами, вгрызаясь в податливую плоть.

Васеру не было страшно, Васеру не было больно.

Он увидел перед собой весь Разделенный мир — от западных болот до восточного моря, от жаркой пустыни до лютых снегов на севере. Люди жили, не зная всей правды о земле, по которой ходили, на которой растили детей. Под ногами у них пульсировала, словно вены живого существа, частая сеть тоннелей.

Чувствуя, что теперь может разговаривать с тварями на равных, Васер потянулся к их большому скоплению. Оно находилось под хорошо известным городом, в центре мира, который растоптал и предал его. Отдал короткий приказ и, не выдержав откатившейся волны, упал без сознания.

Сколько пролежал в беспамятстве, неизвестно — кое-как нашел себя в озаряемой лиловыми вспышками тьме. Медленно открыл слипшиеся потяжелевшие веки. Раскалывалась голова, саднило горячий затылок.

Привстал на коленях, осмотрелся: ни установленных древними строителями щитов, ни паровых машин, как и самой водонапорной башни, более не существовало. Он находился у чрезвычайно ровной излучины, сверкающей стеклянной гладью. Будто очерченная циркулем, она образовывала гигантскую окружность.

А наверху, за таким же ровным острым окоемом высились дома обывателей. Стены у строений, каким не посчастливилось оказаться на пути линии раздела, исчезли, выставив напоказ содержимое коридоров и комнат. Иные постройки не выдержали такого надругательства и рухнули вниз обломками. Срез, идеальный до зеркального блеска, бликовал в лучах заходящего солнца, кое едва проглядывало сквозь кружащую в воздухе пыль.

Вечер.

Васер догадался — не сам, конечно, а словно извне подсказал кто-то: потоком энергии, спрятанной под нижним щитом, их вынесло почти на самую поверхность. Второй или третий уровень катакомб.

Опустошенные, почти без сил, они находились на длинной узкой площадке. Тремя метрами ниже имелась точно такая же, а за ней еще и еще. Последнюю и вовсе было невозможно рассмотреть из-за сгустившейся на дне тьмы. На ярусах чернели провалы тоннелей. Из нижних сочилась бесцветная слизь.

«Но как же так? — подумал Васер. — Столько времени пролетело за единый миг… Разве подобное возможно?»

Он посмотрел на Иглао: тот сидел у края, устало привалившись спиной к основанию разрушенной стены. Да и сам он едва держался на ногах — пробный приказ, который отдал тварям, выпил силы из него без остатка.

Васер присел рядом, положив руку Иглао на плечо. Тот улыбался своей грустной улыбкой, а в глазах горело победное черное пламя. «Такого не сломить, — подумал тот, кто больше не жалел о прошлом. — Однажды я ошибся, и долгое время служил недостойному восхищения человеку. Просто нужно немного подождать, пока не восстановим силы, а потом… мы вместе сделаем мир лучше. Мир, где меня никто и никогда не предаст».

Прикрыв глаза, стал ждать, когда придет в себя его новый хозяин. Васер не боялся нападения со спины — ни тварей, ни, тем более, людей. Наверняка, все разумные — кто стал невольным свидетелем произошедшего, поспешили унести отсюда ноги. Подальше, за пределы превратившихся в опасную ловушку, городских стен…

А когда из тоннеля вышли пятеро, он лишь поднял голову, но ничего не сказал. Двое черных, как смоль варваров с выгнутыми дугой мечами и трое белых, ряженых в дорогой, но не полный доспех. Вооружение двоих из них удивляло: заточенные на скорую руку копейные древки без оголовков — почерневшие, испачканные в вязкой скользкой крови жителей катакомб. Сами люди выглядели довольно устало.

Трое остались смотреть за тоннелями — вероятно, ждали «гостей»; двое — чернокожий с уродующим щеку шрамом и молодой безусый воин с коротким мечом — настороженно осмотревшись, подошли ближе.

— Кого из них хотел получить хозяин? — поведя зажатой в руке дорогой железкой, спросил молодой. — Двоих, боюсь, не дотащим. Людей мало.

— Этого знаю, — всмотревшись в перемазанные грязью лица, ответил с характерным южным акцентом варвар. Васер помнил Арно, за ним давно закрепилась слава верного пса нынешнего Хозяина подворотен. — Смотритель ипподрома. Вассер Лау.

Молодой чуть склонился, чтобы как следует рассмотреть лицо.

— И точно — Васер, — слегка удивленно проговорил он. — Перемазались, как демоны — мама родная не признает. И как тебя угораздило-то?..

Слух о жульничестве с лошадьми разлетелся по всему городу. Было бы странно, если б тот не знал о его проколе.

Не ответив, Васер только сжал кулаки. Ему хотелось убить этих людей, он чувствовал исходящую от них угрозу. Но сил — хотя бы встать и замахнуться безоружной рукой — у него не было.

К нему быстро потеряли интерес.

— А он? — меч указал на Иглао.

— Судя по робе — один из висельников, которых сегодня должны были казнить. — Взяв Викиса за подбородок, Арно приподнял его голову. Передернув плечами, словно внезапно пробрал мороз по коже, добавил: — Страшный человек… Помнишь вспышки? Он может быть связан с Высшими.

Глянув через край пропасти, пошатнулся и отошел на пару шагов назад:

— Висельника берем… Руки ему свяжи, как требуется — не нравится мне этот взгляд.

— А как же Лау?

— Хозяин был добр. Дал возможность доказать преданность — доставить узника во владение, — выгнутый клинок скользнул в сторону Иглао, — на рассвете. В противном случае господин обещал устроить ему веселую жизнь. Приказал поставить пригляд… Но вряд ли он действительно ждал возвращения.

— Уверен?

— Слишком слаб и жалок. Не живут такие долго… Удивительно, как они вообще выжили в этой дыре…

Молодой споро накинул пеньку на запястья не оказавшему сопротивление Иглао. Затянул и, крякнув, взвалил на плечо:

— Сухой — а тяжелый, собака… — посетовал он. Проседая под тяжестью, потопал в сторону ближайшего тоннеля.

Васер проводил его мутным взглядом, сил совсем не осталось. Собрав последнюю волю в кулак, онподнялся. Там, где коснулся оголенной кожи хозяин, шею терзало огнем. Тысячи игл впивались в кожу.

Он должен спасти своего господина. Не может еще раз потерять его.

Закусив до крови нижнюю губу, сделал шаг к чернокожему. В глазах того промелькнуло удивление, густо замешанное на жалости. Васер хотел зарычать, но из пересохшего горла донеслось лишь тихое сипение.

— Я не буду тебя убивать. У каждого должен быть шанс на спасение… Даже у такой падали — как ты, — сказал Арно покачав головой. Повернулся спиной и зашагал вслед за исчезающими в тоннеле воинами.

Васер потянулся рукой, желая сжать пальцы на черном жилистом горле, сделал еще шаг. А потом упал на колени и горько заплакал.

Эпилог

1. Рики
Светало. За всю дорогу от рынка до чиновничьего квартала на холме Рики встретилась лишь дюжина двухвосток. По две три особи подряд.

К счастью, с приближением дня, те подрастеряли воинственность. В движениях обнаружилась заметная вялость. Да и нападать первыми на равного числом противника они порой совсем не спешили, предпочитая убраться в ближайший подвал, где имели заметное преимущество. Лишенные глаз, они не нуждались, как человек, в присутствии света.

Тут и там несся по переулкам угрожающий мяв и шипение, когда незадачливая тварь нос к носу встречалась с перевитым жгутами жил рассвирепевшим животным. Дворовые коты не отличались упитанностью — добыча, доставшаяся с боем, тут же истрачивалась на построение мышц. Скудный рацион не способствовал отложению жировых запасов.

Ни богомолов, которых Рики невзлюбил еще на болотах, ни тем более паровозов, как прозывали гарнизонные служаки огромных, похожих на гусениц существ — неповоротливых до неприличия, но неуловимо быстрых, когда те, настроившись на цель, совершали прыжок, — им так и не повстречалось.

Появись паровозы малым количеством, Рики нашелся бы, что им противопоставить — этого теперь не отнять. Однако будь тварей чуточку больше трех и путешествие к владению Лориани могло закончиться плачевно. Прикрыть и себя и Иглао, наемник уже не смог бы.

У трехэтажного особняка пришлось пропустить вперед огромного котяру, решившего вдруг наискось пересечь улицу. Не глядя по сторонам, он нес в зубах обмякшее белесое тельце. На морде и лапах маслянисто-черным блестела шерсть.

Лучше сейчас не вставать у того на пути, а то может подумать, что хотят отобрать добычу. Обидится еще — неизбежен бой. Не хотелось убивать полезное животное.

Все владения, что минули недавно, напоминали об обрушившемся на Сар-город несчастье: распахнутые настежь врата, полупустые подводы, тюки на них и около — кое-какие раскрыты, торчит наружу скарб.

Собирались спешно, но основательно. Вон, даже бумагу кто-то пытался грузить. Зачем ее столько за стеной?..

Во дворах разруха: почти вся уличная мебель разломана, а та, какой удалось уцелеть, перевернута, будто кидались ей. А если и не кидались, то просто попрыгали гурьбой, втаптывая ни в чем неповинные деревяшки в землю. Куски одежды — рукав от сюртука, повдоль разорванное платье и чулки в крупную сетку разбросаны по деревцам.

Тут же были и трупы — не успели убежать хозяева, как ни готовились. Не меньше десятка обезглавленных тел за каждым забором. Если судить по одежке — Сар-город значительно потерял в управленческом и судейском составе. Хотя… А кем тут теперь, собственно, управлять? Город обезлюдел за ночь, вымер в считанные часы.

Бедолаги, что в обилии устилали землю за дорогими оградами, остались на месте лишь потому, что не успели сообразить — бежать из взорвавшегося котла нужно было немедля, не растрачивая драгоценное время на бесполезные сборы; а не ждать подарков от судьбы в виде внезапно возникшей армии на горизонте. Не надеяться на авось.

Поморщившись, Рики поднял руку к лицу. В носу свербило от разлитых в воздухе ароматов смерти во всем ее разнообразии.

Справа меж домов появилась прогалина, через которую появилась возможность взглянуть на нижний уступ холма, где тянулись дома храмовников. Первый попавшийся на глаза двор заставил Рики отвернуться. Поправив шляпу, он все-таки посмотрел вниз: по нарочито неровным плитам песчаника там двигался паровоз.

Тело его блестело в лучах приподнятого над горизонтом солнца — дымчато-белая броня слегка подрагивала и матово бликовала на солнце. За тушей, которую не обхватить и втроем, на камне оставался кровоточащий след. Бордово-красный.

— Поистратился он совсем недавно, — указав мечом на колышущийся внизу сгусток плоти, сказал наемник. — Видишь, как брюхо надул, да как хвост приволакивает? Точно — отобедал уже.

— Зачем ты мне это показываешь? — дернув плечом, спросил Иглао. Ему тоже было неприятно.

— А чтоб до конца осознал… чтоб до косточек пробрало оттого, что сделали с городом твои, — Рики хотел сказать нечто грубое, но передумал в последний момент, — соплеменники.

— Я устал отрицать вину. Думай и делай, как считаешь нужным… давно приготовился умереть, — пустым голосом проронил Иглао. Добавил: — Никогда еще не видел их так близко. Какие же они все-таки…

— Страшные и противные? — подсказал Рики.

— Жалкие, — буркнул висельник. — Разве не видишь, как им больно?

Не оглядываясь и не страшась нападения из-за угла, Викис пошел вверх по улице. Ругая висельника последними словами, проклиная всех ушедших богов, весь мир, готовый со дня на день накрыться одним большим медным тазом, Рики поплелся следом. Нагнал и, забежав чуть вперед, сделал вид, что это он ведет преступника, хоть и обстояло дело сейчас с точностью до наоборот.

До дома заказчика оставалось всего-ничего — каких-то сто метров. Вон, уж виднеется усеянный пиками забор. Не нравится только, что некоторые из прутьев потеряли вид, утратив прямолинейность. Часть пик потемнела до угольной черноты, другие — испарились, будто их и не было никогда. Тут и там на камне виднелись пятна гари и копоти. Само здание — фасадная его часть, что вторым этажом как бы выглядывала из-за забора, — оставалась как прежде, нетронутой.

Рассвело достаточно, но в окнах за тяжелыми шторами виднелись трепещущие отсветы масляных ламп. Это дарило надежду, что Выворотень не дрогнул и не сбежал. Вскоре Рики получит причитающуюся ему плату за усердный труд, а потом задаст несколько интересных вопросов, на которые Хозяину подворотен придется дать ответ…

Когда была пройдена половина пути — на вратах, усиленных металлом, отчетливо читалось с полдюжины широких вмятин — им преградили дорогу. Не твари, нет.

Человек.

Женщина в подранной перепачканной пылью одежде — в прорехах видна белая в ссадинах кожа. Черные волосы слиплись, обвиснув сосульками вкруг головы. Раскосые глаза мрачны и смотрят вызывающе требовательно. Вся поза выдает чудовищное напряжение. В руках — по изогнутому клинку.

— Ты украл… — сказала она и сделала шаг, сближаясь. Сухой молодой голос звенел сталью. — Верни сейчас же… мне.

Рики не стал уточнять, не рухнула ли она случайно с крепостной стены, безнадежно повредившись рассудком. Пихнув Иглао в плечо так, что тот чуть ли не кубарем полетел к ближайшему забору, перехватил рукоять меча двумя руками — острие смотрело девушке в шею.

Грим из грязи на лице пришелицы многое скрывал от глаз, но даже сквозь него Рики видел, что девушка не только не безобразна, но даже симпатична и красива. Жаль будет такую убивать. Видит Последний бог, если он еще существует на свете, не этого ему сейчас хотелось.

— Не вполне понимаю, о чем Вы барышня толкуете… — начал было наемник, но та уже вскинулась, неуловимо перетекла влево. И Рики Фрид вспомнил это движение — уже видел подобное однажды, когда наблюдал прошлым утром за кошкой на Дубовой улице.

Потом стало не до воспоминаний — синхронно сверкнули клинки.

2. Юстина
«Зачем я билась головой о стену?» — подумала Юстина, тронув лоб. — «Какой в том прок, смысл и выгода?!»

В глазах двоилось. Она прикрыла веки, коснулась виска — чуть выше правого уха пульсировала и вздувалась шишка. Согнулась пополам, ощупала ноги. Крови как будто нет, однако по телу разливалась боль, будто ее толпой топтали. Это нормально, значит — жива. Прислушалась к ощущениям: шума в ушах нет, тошнота — отсутствовала. В глазах темно, но это скорее от вездесущей пыли, вдохнув которую, хотелось безудержно кашлять.

Дышалось тяжело, грудная клетка на вдохе отзывалась резкой болью — неужели, сломала ребро?

Собравшись с мыслями, раскрыла глаза. Она до сих пор находилась в паровой коляске, только та сильно изменилась за время ее беспамятства: стекла отсутствовали — все до одного, в салоне груда кирпичей и высохшего глиняного раствора когда-то их связывающего. И больше никого — ни Иглао, ни Леонида рядом не было. Болтались на распахнутой дверце перепачканные кровью бинты.

Застонав, она кое-как выбралась наружу. Темно — перед глазами жирная муть.

Нащупав на бедрах ножны, Юстина вынула клинки. Справа пробежал кто-то: судя по легкой поступи, кошка или кот. Не тварь подземная, и оттого чуть легче. Обошла коляску кругом.

Побило ее основательно. Котел разорвало, смятый в гармошку нос частично утонул в стене, на крыше — куча какого-то хлама. Спутников, что ехали с девушкой, рядышком не оказалось. Быть может, выкинуло из машины?

Прошлась поодаль — никого.

Отошла еще дальше и различила на песке следы. Будто что-то тянули волоком. Из тех двоих на ногах держался только Леонид…

Зарычала — зло, беспомощно.

Чувствуя, что начинает закипать — до потери самообладания совсем недолго осталось, Юстина решила перейти к действию. Пошла вперед, держась неровной широкой полосы в песке. Сознание не желало принимать тот факт, что ее обманули и добыча ушла из рук, не махнув и ручкой на прощание.

И кто украл ее? Студент — казалось бы, лицо ни к чему не причастное. Он-то тут вообще, каким боком… Куда потащил Иглао? Почему сбежал?!

Не знала Юстина сколько времени пришлось ей провести в бессознательном состоянии, приложившись головой обо что-то твердое в паровой коляске, и потому спешила наверстать упущенное. Висельник хоть и сух, но тяжел достаточно. Они не могли далеко уйти, тем более в темноте, когда не то чтобы дорогу различить затруднительно — руки вытянутой не видно.

След петлял среди зданий, норовя юркнуть в ближайший подвал, но что-то его от них отваживало — то ли запертые изнутри двери, то ли угрожающий кошачий ор, возникающий каждый раз, стоило девушке сделать пару шагов вниз по ступеням. Словно искали беглецы, где бы укрыться от непогоды…

Почему не повернули назад? Почему Леонид даже не попытался отыскать ее? Украл, и потащил куда-то. Зачем?!

Ее терзали муки совести за то, что так легко доверилась симпатичному мальчишке. Теперь она могла признаться — потеряла голову, думая об исполнении обряда. Злость на саму себя, на студента, на весь мир выжигала ее изнутри.

Дышала учащенно — ненависть накатывала волной, обдавая лицо жаром преисподней, бешено в груди билось сердце. Она задыхалась.

Остановившись у какого-то шаткого заборчика, согнулась пополам — ее вырвало желчью. Все-таки есть сотрясение… но, хотя бы жива.

Немного придя в себя, пошла дальше. Однако стоило сделать двадцать шагов, как след оборвался. Кривой неухоженный переулок закончился, начался широкий проспект, мощенный крупным булыжным камнем. Песка тут было гораздо меньше. К тому же, неостановимо дующий вдоль проспекта ветер быстро устранял любые проявления жизни на мостовой, постоянно перемещая и перемешивая наметенные горки песка.

Юстина вышла из переулка и долго блуждала в коричневой мгле. Пару раз на нее хотели напасть: люди, твари ли — этого она не знала. Хватало грозного выкрика и взмаха клинка, чтобы проявившаяся впереди тень поспешно отступила, растаяв среди песчаных вихрей.

Потеряв счет времени, девушка брела по дороге. Мысли, словно свора северных псов, рвали друг друга на части.

Что будет, если она не найдет преступника, не выполнит заказ? И что на это скажет Мама? Юстина и так не считалась лучшей среди сестер, едва ли дотягивала до середины длинного списка. Теперь же, судя по всему, она и вовсе рисковала лишиться доверия.

Было тошно — от осознания собственного бессилия и понимания, что случившееся уже, наверное, не исправить. Ей требовался совет. Но к кому еще она могла бы обратиться, кроме той, что с самого детства заботилась о ней и всегда была рядом. Той, что одновременно была болью ее, и утешением.

Мама…

С середины проспекта Юстина свернула к домам — измятое тело нуждалось в отдыхе и покое. Уткнувшись носом в кирпич, двинулась вдоль запыленной преграды. Кончик клинка скользил по неровностям кладки пока не нащупал дверь. Рука подсказала: прочная, по периметру подбита железом. Стучать бесполезно — гостей не ждут, и с наскока такую не взять. По крайней мере, не сейчас, когда даже кинжалы чувствуют себя в знакомых руках неуверенно.

Прошла чуть дальше, нащупала ногой ступени. Спустилась к подвальной двери.

Навесной замок крепок, но петля, на которой он болтается, дышит на ладан. Поддев лезвием кинжала полоску металла, легонько расшатала гвозди. Упершись коленом — преступление… варварство!.. дети пустыни за подобный поступок могут убить… — потянула на себя.

Однако у нее не оставалось выбора — Юстина хотела жить, и Мама… не поощряла дочерей, когда те опускали руки. Только ей дозволялось вершить судьбы своих детей. А для этого и сделать-то нужно, всего ничего — лишь напрячься и выжить любой ценой, вернуться в Чулушту…

Полоса поддалась, сорвалась с места. Скрипнув, петля отлетела в сторону.

Отворив дверь, не видя ничего перед собой, Юстина шагнула внутрь подвала. Прикрыла створку. Котов она не слышала. Тварей — тоже не чувствовала. Изготовив к удару клинки, обошла помещение по периметру. Пусто. Лишь ящики штабелями, да прелое тряпье стопками.

Нашарив в темноте выход, закрыла дверь и завалила попавшейся под руку рухлядью — пусть хозяева потом разгребают. Села рядом на ящик, прижалась спиной к стылой, чуть холодящей спину, стене. Постаралась расслабиться, вернуться мыслями к дому.

В глазах — укрытые снежными шапками горы. Такие, какими они были в далекие времена, еще до пришествия Высших. Юстины тогда еще не существовало, все это она знала по рассказам Тысячеглавой матери.

Из-за вершин, за отрогами, на равнине, проглядывает серебристая полоса, по глади которой скользят парусные лодки. У подножия гор множество пастбищ: бараны и овцы — их не счесть. В лазурном, испачканном мазками облаков, небе, стаи мелких птиц — на них охотятся ястребы. Но это обычный ход вещей, круговорот жизни.

Вздохнув, девушка отправилась дальше — тропами, что шли вдоль отвесных ущелий. В пещерах мелькали огни: укрывища, приютившие отшельниц, еще полны были тихой размеренной жизни — никто не думал из них уходить.

А вот и Чулушта — деревня на широком плоском уступе, в которой едва ли наберется с три десятка домов. Стены зданий — тесаный камень, грани его остры. Порывистый, по-своему ласковый ветер, бьет в лицо, высекая слезы.

Дом, в который нужно заглянуть, знаком — он все тот же. В окне видно пламя очага и люди рядом. Дверь закрыта, но стоит руку протянуть, сделать шаг через порог…

Створка не поддавалась, как будто заклинило ее или, что еще хуже, заперли изнутри на засов. Будто никто не ждал ее возвращения…

Юстина попробовала снова — результата ноль. Огляделась: улицы поражали пустотой — сестер рядом не было. В окне теперь темно и пусто, а ветер остыл и льдом обжигает кожу. Померкло небо, превратившись в глотку пустынного червя. Но — самое главное! — она больше не чувствовала Маму. Тончайшая нить, связавшая их через преграды и расстояния, оборвалась. Случилось то, что девушка считала невозможным — она осталась одна во враждебном, обреченном на мучительную смерть, мире.

Разлепила веки — мрак со всех сторон, и сырость. Болит грудина, чугун в голове. Она должна идти. Не может быть увиденное правдой…

Видение стоило понимать однозначно — дорога в Чулушту отныне для нее закрыта.

Распинав по сторонам рухлядь, дернула дверь на себя. Полоса света — неяркого, призрачного — ударила в глаза. Она поднялась по ступеням на улицу: пыль улеглась, над землей повисла утренняя дымка. Пропали звезды, а солнце еще не поднялось.

Однако, ночь не прошла для нее просто так. В то время, когда мыслями она возвращалась на западную окраину мира, мозг действовал, взвешивал шансы и искал подходящий вариант. А когда отыскал возможность, дал команду очнуться.

Сверившись со схемой улиц в голове, девушка рысцой направилась к дому Лориани. Вряд ли, студент решился на путешествие ночью — слишком опасно. А если даже так, то он не мог далеко уйти. Она нагонит беглеца или, если снова откажет удача, дождется у владения, а потом — заявит права на висельника. У нее получится. Юстина быстрее и ловчее его.

В душе кипела злость и обида — на саму себя, на студента, на… Маму? «Почему та бросила ее, когда Юстина больше всего нуждалась в заботе и прощении?»

Глаза заволакивало алым туманом. Она пачкалась в поднятой пыли и крови тварей, каким не посчастливилось выскочить из-за угла — до тех пор, пока не добралась до владения.

Там она не увидела студента, но нашелся другой. Грубый кожаный жилет и перчатки с широкими раструбами служили ему защитой. Лицо скрывала видавшая виды широкополая шляпа. В руке мужчина держал странного вида, будто собранный из отдельных звеньев, меч.

Рядом стоял Иглао — худой, заросший по глаза щетиной. Он был переодет в штаны с рубахой и крепко держался на ногах.

Сжав рукояти непослушных клинков, Юстина Эбберг выдавила:

— Ты украл. Верни его, сейчас же… мне.

И со всем ожесточением, какое не досталось попавшим под руку тварям, бросилась на врага.

3. Фибус
Под утро, когда над домами забрезжил рассвет, отряд миновал рыночную площадь. Оставив по левую руку опорный пункт городской стражи — безнадежно пустой и заброшенный — измученные дорогой люди поднимались в гору.

«До дома на крыльях долетим» — это, конечно, Арно приукрасил…

Шли ни шатко, ни валко — всю ночь. Им пришлось отбить не одно нападение тварей. Ноша, которую пришлось тащить от самого провала на плечах, тянула к земле. Кто-то молча прихрамывал, кто-то, сыпля под нос бранные слова, баюкал оцарапанную, подвязанную к груди руку.

От провала под водонапорной башней до владения, по прямой, было рукой подать. Однако вновь приходилось петлять и часто останавливаться: то на привал, то для того, чтоб разведать дорогу. Большое количество тварей, выползших из-под камней да развалин, вынуждали каждый шаг делать с оглядкой.

Пыль осела, появилась возможность сносно дышать и видеть дальше собственного носа — казалось бы, это должно улучшить настроение, поднять боевой дух. Да, куда там…

Фибус, как и другие члены малочисленного отряда, всюду слышал смерть. Она бродила рядом, опустив руку на плечо. Было тепло, а он кожей чувствовал холод, исходящий от костлявой длани. Кутаясь в одежды мерзкой нечисти, стрекоча из-за угла и освистывая из сокрытого во тьме переулка, старуха не отступала ни на шаг. Заходя вперед, старалась вырвать из мира живых очередную жертву.

И однажды ей вновь удалось сделать это. На узком мосту над пересохшей речкой выбор пал на варвара по имени Квол. Он шел замыкающим, и должен был уже ступить на шаткую деревянную основу, как притаившаяся в тальнике тварь — богомол-недомерок — подсекла ему ноги и утащила в кусты.

Никто не успел среагировать — люди на другом берегу молчали, безмолвствовал и Квол. Из кустов доносился звук раздираемой плоти. Поздно было бросаться отбивать товарища — тут понял бы и глухой, что спасать, по сути, больше некого. Тьма надежно скрывала от глаз то, что человеку видеть не хотелось бы, но богатое воображение, без спроса, в красках рисовало кровавую расправу в уме.

Потом, когда удалились от реки на пару кварталов, их ждало вознаграждение за пережитый ужас. С десяток двухвостых тварей тащили что-то волоком через широкий проспект. Они не выказывали агрессии и двигались целеустремленно — в центр. Это-то привлекло внимание Лориани.

Полагая, что тут творится небывало странное, он приказал напасть. Чудовища могли действовать сообща, например — при дележке добычи, но для сколько-нибудь сложных дел не годились абсолютно. Как и не поддавались многодневной дрессуре. Охотников, желавших поставить на службу хозяев подземного мира, в Сар-городе было в избытке. Ровно столько же, сколько и безуспешных попыток их приручить.

Рассеяв недовольно стрекочущую стаю, и перебив двухвостых по одной, отряд наткнулся на тела. Одного Фибус видел впервые — молодой и безусый парень лет двадцати на вид. Дышал он слабо и, кажется, бредил в забытии. О том, чтобы взять с собой такую обузу, не могло быть и речи.

Второй, несмотря на куда более тяжелое состояние, вызвал у Фибуса неподдельный интерес. Многозначительно хмыкнув, он откинул в сторону капюшон тюремной робы, скрывавший осунувшееся заросшее щетиной лицо. После чего разогнулся, кряхтя, как старый дед — словно за время путешествия прибавил лет этак сто, и приказал Герхарту взвалить висельника на плечи.

Понимал, что незапланированным довеском к первой ноше значительно отсрочит свое возвращение — люди вымотались до предела, но поступить иначе не мог. Он должен был говорить с Высшим только с позиции силы.

Болезненно реагируя на каждый шорох, они продолжили путь. Нападения продолжались. Их удавалось отбить — где-то легко, где-то, случалось, много труднее. Четко ощущалось, как заметно потерял в числе отряд. Всего один человек сгинул на мосту, а чувствовалось — будто стали слабее. Тот варвар в бою заменял троих.

Обнаружив, что шепчет молитвы позабытому богу, чей злой лик не спешил воссиять над домами, Фибус внезапно осознал — он по-настоящему опасался остаться в одиночестве. Никогда раньше подобные мысли не посещали его полысевшую голову. В привычной среде — меж людей самых разных сословий, всегда знал, как будет действовать в той или иной ситуации. Извернется — найдет компромисс! Но не тогда, когда судьбу невзрачного коротышки решает грубая сила, которой он и противопоставить может только собственный дряблый живот — не больше. Переговоры, где он мог бы удачно блеснуть умом, посреди захваченного нечистью города вести было не с кем.

Впрочем, чем дальше они удалялись от провала, тем меньше тварей встречалось на пути. Похоже, что-то держало их у центра. Неведомая и невидимая, крепкая нить.

Огромные, размером с железнодорожный вагон, гусеницы — томно-медлительные, усыпляющие бдительность наигранной ленцой, — куда-то запропастились. Исчезли, затерявшись в кривых переулках, и богомолы. Все меньше двухвостки мозолили взгляд.

А потом и вовсе — стали попадаться трупы. Рассеченные пополам и вдоль; а иногда — будто руками разодранные на части. Ошметки подсыхающих белесых тушек усыпали дорогу к владению.

В песке, пропитанном черной кровью, читался след человека: слишком маленький для воина-мужчины, и по-кошачьи мягкий для взращенного в городских подворотнях сорванца. Аккуратный отпечаток легкой обуви на женской ноге — мокасины.

На холме же, у владения, усталым путникам явилась странная, не лишенная красок, картина. Двое там увлеченно пытались убить друг друга: схватились серьезно — не разнять; другой, в нерешительности застывший у ограды прокурорского дома, с интересом следил за происходящим, и, кажется, не замечал гостей. Он не спешил убегать, но так же, и не горел желанием вмешиваться в драку.

Вглядевшись, Фибус улыбнулся: быть может, зря пенял на Последнего бога? Людей за ночь погибло преизрядно, но желаемого все-таки достиг.

«Стоит ли ему вмешаться?» — он кинул взгляд на подчиненных.

Герхарт стоял неподалеку, в одной руке сжимая меч, в другой — держа рогатины наперевес. Вряд ли парень сможет что-то противопоставить тем забиякам. Его профиль — вразумлять упершихся словами. Сметут и растопчут, едва откроет рот…

Арно? Самый сильный боец из тех четверых — выдохся и никуда уже не годится. Неразумно терять верного человека по прихоти. Дел еще предстоит немало, ему нужно отдохнуть.

Тогда что… другие?

Другие нисколько не лучше, а, кроме того, немало уступают варвару в мастерстве. Обернулся — тяжело пыхтя, подчиненные Гнеда сгибались под тяжестью удвоившейся ноши. На плечах у каждого по близнецу того доходяги, что ждал исхода боя на обочине мостовой. Висельники не выказывали движения. Дышали редко, жизнь едва теплилась в облаченных в тюремную робу телах.

По всему выходило — тоже придется ждать.

Лориани не брезговал риском. Но только тогда, когда шансы на успех в затеянном деле можно было разглядеть без особых усилий и технических средств. Сейчас же, он чувствовал, что без последнего ему никак не обойтись.

Коснувшись локтя Арно, Фибус дал сигнал остановиться. Скомандовал устало:

— Все, привал.

Тут было относительно тихо. Отойдя ото сна, Разделенный мир готовился приветствовать непрощенного бога. Его скорбный лик, упрямо взбираясь по крышам ближайших домов, стремился в недосягаемую высь.

А вдалеке, вздымая над собой клубы пыли, веером рассыпая по сторонам выбитое из камня крошево, в смертельном танце кружились двое. В такт учащенным ударам сердца сверкали остро отточенные клинки.


Оглавление

  • Глава 1 Рики Фрид
  • Глава 2 Юстина Эбберг
  • Глава 3 Фибус «Выворотень» Лориани
  • Глава 4 Васер Лау
  • Глава 5 Рики Фрид
  • Глава 6 Юстина Эбберг
  • Глава 7 Фибус «Выворотень» Лориани
  • Глава 8 Васер Лау
  • Глава 9 Рики Фрид
  • Глава 10 Юстина Эбберг
  • Глава 11 Фибус «Выворотень» Лориани
  • Глава 12 Васер Лау
  • Глава 13 Рики Фрид
  • Глава 14 Юстина Эбберг
  • Глава 15 Фибус «Выворотень» Лориани
  • Глава 16 Васер Лау
  • Глава 17 Рики Фрид
  • Глава 18 Юстина Эбберг
  • Глава 19 Фибус «Выворотень» Лориани
  • Глава 20 Васер Лау
  • Эпилог