Свирель [Сергей Владимирович Стрельченко] (fb2) читать онлайн

Сергей Стрельченко Свирель

Рассеянный свет едва пробивался сквозь кроны высоких деревьев. Но на огромных полянах полуденный зной успел основательно прокалить сталь дорожных доспехов. После чего тень под сросшимся пологом листьев казалась живительной.

Из тени на свет, из света к тени по лесу ехали двое.

— Лес неплохой. Много дичи, — сказал пожилой рыцарь. — Но почему он ничей?

Другой, средних лет, улыбнулся, но промолчал.

— Разбойники? — продолжал седой рыцарь. — Быть может быть, благородных кровей — бастарды или же те, кто остался без отцовских феодов?

Он тронул поводья и приподнялся в седле.

— Я появлюсь здесь с сильным отрядом! Лес станет моим согласно Правилу Первого!

— Далековато от ваших владений, мой гость. И это не даст вам ни единой монеты, ни меры зерна.

— В лесу нет мужичья?

— Есть тут одна деревенька…

— И тоже ничья?

— Да.

— Так почему? Хорошие воины?

— Да никакие. У них даже оружия нет. Таскают в котомках длинные трубки из кости. Но это не духовое ружьё. Стрел никогда с собой нет. И по бокам трубок много отверстий. Наверно, костяные свирели.

— Так почему лес ничей? И ваши владения, друг мой, его окружают полным кольцом. Как щупальца спрута, что тужится, тужится, но не способен никак раздавить какую-то мелкую скользкую черепаху без родового герба на панцире! Грозе акул и прочих чудищ, и гадов морских сие стыдно признать, и потому он молчит. Молчат и подвластные гады.

Сказал что-то лишнее? За это прошу извинить, мой дорогой будущий зять. Вам ясно, что предстоящий турнир лишь условность, дань давним традициям. Да, океан оскудел. Он превратился в болото. Нет чудищ, кругом одни гады! Кто может вас одолеть, кроме меня? Хотя мне перевалило за 60, вам — 35. Мне это как ужа сапогом раздавить. Хотел бы ударить вас по щиту, но дочь засиделась в своём будуаре, — и он с нарочитым вздохом добавил: — Уж лучше лягушек.

Хозяин молчал. На смуглом костистом лице не промелькнуло и тени обиды. Они проехали выстрел арбалетной стрелы, когда тот спокойно ответил:

— Да, вам бы баллады под старость слагать, мой дорогой будущий тесть, или романы об очарованных рыцарях, что полюбили дочь людоеда, принявшего настоящего веру. Не помню, кто там кого кончил, когда отец опять отступился от истины. Но можно проверить. Здесь и сейчас. Нетрудно выбрать поляну ровнее. Какую? Последнее слово за старшим.

— Не сомневаюсь в Вашей отваге, — миролюбиво сказал пожилой седовласый гигант. — Но всё же многое непонятно… Сначала вы предложили объехать лес по периметру, хотя прямая дорога меж вашими замками намного короче. Когда я настоял на кратчайшем пути, Вы отправились в лес, не взяв даже десятка воинов. Но главный вопрос остаётся всё тем же — так почему этот проклятый лес ничей?

— Похоже, лес действительно проклят, — серьёзно ответил хозяин. Его спокойный сосредоточенный тон не предвещал ничего, кроме скрытой угрозы. — Здесь пропадало много людей… Их было слишком уж много. И благородных, и прочих. Три века назад тут сгинула целая армия: две тысячи лучников, копейщики, арбалетчики, пращники, погонщики сларсов, две сотни рыцарей во главе.

— Так в чём же причина?

— Причины всегда неясны. Но говорят разное.

— Что, например? — седой рыцарь старался не показать растущей тревоги.

— Ну, например, твёрдая почва внезапно становится зыбкой и поглощает всё, как трясина. Ещё говорят, что эти поляны протоптали драконы. Они слетаются раз в несколько лет, токуя, как глухари. Тем более, их целые стаи. В пору любви они голодны, и потому свидетелей не остаётся потом никогда. Есть много всяческих баек. Но ясно, лесовики здесь не при чём.

— Вы видели их?

— Да, и охотился. Занятие, вам скажу, очень скучное. Не то, что погоня за беглым рабом. Достаточно их просто заметить. Ни убегать, ни прятаться не умеют. Тем более, защищаться… А вот и один из них!

Рыцарь пришпорил коня, отстёгивая на скаку копьё от седла.

Широкое зазубренное остриё уперлось в грудь спящего человека. Невзрачный и невысокий бородатый мужлан в серых лохмотьях спал, прислонившись к стволу толстого дуба. Его пробуждение было ужасным. Он вздрогнул и попытался вскочить. Наткнулся на остриё и рухнул к корням, хватаясь за неглубокую рану. Секунда, и копьё пригвоздит его к дубу. Но рыцари не спешили. Они с интересом смотрели на пленника, как дети на насекомое, которому скоро оторвут ножки и крылышки.

Застигнутый врасплох лесовик казался похож на обычных крестьян. Но слишком мелок и слаб. Субтилен, как городской книгочей. Такой не вонзит глубоко лемех тяжёлого плуга. На рынке невольников его вообще вряд ли кто-нибудь купит даже за пару старых истёртых монет.

— Как видите, наш с вами «трофей» бесполезен, — прокомментировал рыцарь-хозяин. — Сейчас Вы оцените достоинство этого наконечника. Он плох против благородной брони, но очень удобен в дороге. Ведь у разбойников нет хороших доспехов. Широкое лезвие закалки моего славного рода легко рассечёт кожаный панцирь, а при движении назад зазубрины вывернут содержимое наизнанку. Прямой точный удар ниже шлема срезает головы, как капустные кочаны! Поверьте, очень эффектно. Жаль, шлема нет. Не разбойник.

— … Но лучше, чем чучело, — добавил он, уже отводя копьё для удара.

— Постойте, успеется, — остановил его пожилой рыцарь, лениво поигрывая тяжёлой шипастою булавой. Та много раз служила ему весомейшим аргументом при разговоре с случайными встречными в тавернах и на пустынных дорогах.

Презрительно глядя на хилого безоружного человека в серых лохмотьях, он с сожалением сознавал — на этот раз излишне весомым.

* * *

Их двое. Всадники в латах появились из леса совсем неожиданно. Вскочить, убежать не успею.

Железнобокие убивают просто для развлечения или уводят с собой. Не знаю, что хуже. Ещё никто не вернулся.

Не двигаться. Может, и не заметят. Окликнут — притворюсь спящим. Надеюсь, не потрудятся подъехать. Ведь благородные звери ленивы… Нет! Мчатся сюда!

Один наклоняет копьё, и из пореза в груди ползёт тёплая струйка. Боль от укола совсем не сильна. Сильнее обида. Котомка со всем содержимым теперь бесполезно лежит под ногами в жухлой траве. В такую минуту забыть, к чему готовился с детства…

Они рассуждали о достоинствах острия, булавы и прочих принадлежностях своих арсеналов. Пока рассуждали, но не спешили испробовать. Я понимал, что этому будет конец, и думал о своём арсенале. Гриб-шар или свирель? Добраться бы до котомки. Лежит под ногами, но недоступна, как на другом конце Леса. Они уверены, что я не опасен, и это вселяет надежду.

Казалось, что время остановилось, и я успел хорошо разглядеть рыцарей. Тот, что с копьём, смотрелся, как смерть со старинной гравюры. Он был не просто худой. Какой-то иссохший, как мумия, которых находим в известняковых пещерах. При этом несомненно силён, ловок и беспощаден, как большой богомол, что пожирает птиц и мышей, не обращая внимания на их жалобный писк.

Другой, что поигрывал булавой с мою голову, напоминал двуногого кабана в стальной клёпаной бочке. Но раза в полтора тяжелей и много свирепей.

Я никогда не встречал столь крупных людей. Зря говорят, что сильный не может быть злым. Он даже скалится, как кабан. Казалось, и конь его насмешливо скалится. Чтоб им обоим голову откусили!

Шанс на спасение пришёл неожиданно.

— Пусть подудит на костяшке, — пророкотал кабан с булавой. — Умеешь?

— Позвольте, сначала продую свирель, — сказал я, стараясь тянуть время. Надеюсь, они не успеют понять, что та играет беззвучно. Берясь за котомку, я вспомнил тысячекратно услышанное от ведуньи-наставницы: «Когда тебя преследует зверь или человек, будь хладнокровен. Достань костяную свирель и чётко, и не фальшивя, сыграй. Неслышная для людей музыка зовёт невидимых обитателей Леса, с которыми нельзя встретиться взглядом».

Я завершаю последний аккорд, уже ожидая конца. Наверное, магия не подействовала…

Сначала не было ничего. Вдруг полная тишина. Внезапно умолкли цикады, сверчки, и разом притихли все птицы. Потом почти незаметно послышался топот. Как будто бы где-то вдали шёл мимо нас косяк осторожных лесных лошадей.

Шум приближался и нарастал. Так быстро бежать не способны даже гончие псы. Я закрываю глаза, слыша хруст сучьев и веток совсем рядом с поляной. Теперь мне казалось — сквозь чащу и бурелом мчатся, не разбирая дороги, огромные кабаны… или шерстистые носороги. Их топот так част, что сливается в целое. Они многоноги?!. Нельзя так скоро перебирать четырьмя…

Что-то со свистом оперённой стрелы с щелью на наконечнике промчалось рядом со мной. Не знаю, насколько огромное, но мощное, как злой ураган. Меня прижало к шершавой коре плотной волной знойного воздуха. Не будь за спиной ствола толстого дерева, смело б и отбросило, как сухую листву, что взвихрена этим порывом. Я сжался, ощущая себя подобием ежа без иголок.

Листва ещё щекотала лицо в то время, как шум заполнил поляну. В нём топот копыт или когтистых лап. Грохот грузно упавших и волочащихся туш. Громкий, как в кузнице великана, металлический лязг, скрежет и клацанье. Треск раздираемой плоти — мышц, сухожилий. Влажное чавканье и что-то совсем ни на что не похожее. Такое нельзя передать. Ещё не придумали слов, потому что не с чем сравнить.

Во всем этом не слышно криков людей, конского храпа и ржанья. Лошади реагируют на опасность значительно раньше людей. Но даже они не успели, настолько стремительно нападение.

Жуткая какофония продолжалась, и тут я почувствовал взгляд. Как будто кто-то стоит совсем рядом и пристально смотрит прямо в лицо. Так близко — достаточно протянуть руку.

Взгляд был тяжёлый, давящий. Нечеловеческий. Даже и не змеиный. Не может так смотреть существо с красной кровью, пусть даже холодной.

Он проникал сквозь плотно сомкнутые веки, впиваясь в саму душу. Чем он… оно на меня смотрит? Не на меня, а в меня! Может быть, не глазами? Как смотрят пещерные слизни-гиганты, и это спасает от них в темноте.

Взгляд завораживал, подавлял. Ужасно хотелось хоть на мгновение открыть глаза, чтобы увидеть смотрящее нечто. Желание переполняло душу. Оно нарастало помимо страха, разума, воли. И было неясно: навязано это извне или идёт изнутри из меня самого. Как это бывает, когда стоишь у обрыва или глядишь в глубокий колодец с далёкой тёмной водой и тянет, так тянет броситься вниз.

Взгляд изменился. Он стал печальным и нежным. Он более не давил, а ненавязчиво всасывал, втягивал, звал, обволакивал и манил, как взгляд опытной женщины для подростка. И это забирало последние силы. Я был почти готов подчиниться, как подчинился когда-то безвольно нашей темноволосой и темноглазой ведунье, вдвое старше меня.

Уже почти сломлен. Но веки стали свинцовыми, и все желания, включая само желание жить, ослабли и притупились. Жестокая страшная явь перешла в подобие полусна.

Всё стихло внезапней, чем началось. Оборвалось как-то разом. И снова застрекотали сверчки и цикады. Я упустил момент Их ухода… Вернулись в свой мир? Перестали быть осязаемы? Неслышно ушли, отступая в глубины нашего Леса?

На щеку упала тяжёлая вязкая капля, и это заставило разомкнуть веки. Бездумно. Иначе бы не решился, пожалуй, до самого вечера. Всё так же бездумно побрёл по поляне и больно ударился босою ногой о камень, что притаился в высокой жёлтой от зноя траве. Так сильно, что камень подпрыгнул и покатился. Нет, это не камень, а голова в рыцарском шишаке с открытым забралом. Знакомый кабаний оскал.

Недалеко в луже спекшей крови лежала оскаленная конская голова, и я не сразу заметил безголовую тушу, застрявшую в кроне огромного дуба, из-под которого только что встал.

Вверх по стволу спешили рыжим ручьём муравьи. Неутомимый голодный поток рос на глазах густел, ширился и ветвился. Завтра на землю посыпятся чистые белые кости.

Вся панорама поляны напоминала скорее не поле боя, а то, что осталось от крабов после пиршества хищных птиц. Или, точнее, трапезы гривастого волка, когда тот настигнет самонадеянного броненосца, что не боится клыков обычных волков и самого саблезубого властелина.

На панцире безголового рыцаря — огромная вмятина, в треть самого панциря. Какая чудовищно мощная лапа оставила след? В другой половине нагрудника зияет пробоина величиною с кулак. Как от удара А’рана — копья, которым сметают шеренги и разбивают ворота вражеских городов. Но это в балладах. Ведь нет человека, что может такое в реальности. И он бы не смог пробить свой толстый, массивный доспех. Нужна сила двенадцати, двадцати? При том оседлать разъярённого носорога.

Тяжёлый, подобно двуручному, меч прочнейшей тугой твандской стали был согнут в дугу, как будто он сделан из мягкого воска. На нём висят клочья разорванных кожаных ножен. Меч согнут плашмя, и, судя по лопнувшим ножнам, кабаноподобный гигант не смог, не успел обнажить его даже на палец.

Шипастая булава переломлена надвое. Может быть, перекушена? На ней подсыхают капли чего-то ядовито-жёлто-зелёного, подобного гною. Он всё же успел ударить чудовище? Их можно бить?! Нет, не похоже. Тут что-то другое.

Обломок упал на жирного слизня. Тот был побольше ладони. Такие же студенистые капли есть на камнях и стволах ближайших деревьев. Неправда, что слизни незрячи…

Останки второго, что был при жизни злей, хладнокровней. Останки останков. Я совершенно уверен, что тот не погиб быстро и безболезненно. Как, может быть, первый. Всё содержимое рыцарской шелухи вывернуто, разбросано и размётано по поляне. Так поступает лиса, когда доберётся до мягкого брюха ежа, или синица, когда расклюёт сухопарого богомола.

Развёрнутые наизнанку и покорёженные куски части доспехов напоминали большие стальные цветы с рваными лепестками. Их будет трудно собрать для фамильного склепа. О теле лучше не думать.

Что погубило рыцарей и коней? Зубастые челюсти, когти-кинжалы, клювы твёрже металла? Может быть, жвалы, огромные хелицеры, клешни и щупальца, копьеподобные жала? Или же нечто иное, что невозможно представить?

Я подошёл к гранитному валуну в центре поляны. На нём остались глубокие борозды, словно когтили не камень, а влажную глину. Одно несомненно: Они обладают чудовищной силой и быстротой, непостижимой для нашего мира. Похоже, и убивают не ради еды, что видно по останкам погибших. Возможно, мы, обычные существа, для них несъедобны? Приходят к нам позабавиться? Как эти два рыцаря. Но почему только после звуков свирели? Она их пробуждает? Снимает барьер меж мирами?

Демоны или звери? Сколько Их, какие Они? Наверное, разные. Вопросов есть много, и все без ответа. Осталось только гадать. Сама по себе свирель не загадка. Ведь разные существа слышат и видят, воспринимают наш мир иначе, чем люди. И даже люди неодинаковы.

Меня подбодрило хрюканье кабанов-хищников, и вслед за ним послышался вой гривастых волков. В другое время я бы насторожился. Но был сейчас искренне рад. Выходит, в Лесу снова царят обычные твари.

Навстречу мне трусили гуськом гривастые волки. Странные существа. О них говорят, что те водятся только в нашем Лесу. Смешны и опасны одновременно. Лобастые пегие головы с мощными челюстями, способными раздробить берцовую кость носорога, и тонкие длинные ножки со слабыми мышцами. При этом передние много длинней, и с самого лба до хвоста тянется по хребту подобие конской гривы.

Они развернулись уже в полукруг и медленно приближались. Вожак совсем близко.

Я кинул красный гриб-шар, и он беззвучно взорвался, не долетев до земли, облаком невесомой оранжевой пыли. Гривастые волки попятились и заметались, стараясь не попадать в прозрачные щупальца растущего облака-спрута.

Немногие умеют им управлять, но у меня хорошо получается. Я отпустил вожака и других в память о том, что сам избежал смерти. Звери есть звери. Им надо что-нибудь есть. Они не убьют просто ради забавы.

Гриб-шар — тоже загадка. Я не могу её разгадать, но гриб применять приходится часто. Это касается многих вещей и явлений. Некоторые мы научились использовать, но их объясняют по-разному.

Живём мы в Лесу пятьсот лет. Часть предков пришла из больших городов и принесла книжные знания. Другие — из деревень, но тоже много умели и знали. Они научились кидать красный гриб-шар, когда познакомились с Лесом поближе. Потом, лет триста назад, создали свирель. Примерно тогда мы перестали делиться на городских, деревенских. Мы просто лесовики — хозяева Леса.

Хозяева Леса, как моряки — хозяева моря, и мы, и они не всегда можем понять, где кончается быль и начинаются сказки. Ну, например, пересекаешь поляну или идёшь по тропинке, где каждый день хаживал. Вдруг — серая пелена, и оказался на месте, которое сразу трудно узнать, в другом конце нашего Леса. Не верил, но это случилось со мной уже дважды. С другими ни разу, только рассказы о дедушках и прадедушках. Мне самому не все верили.

Есть на полянах серые с зеленоватым отливом камни. Прикосновение к ним равносильно укусу змеи. Мы знаем ручей, вода из которого проливается сквозь любой металлический сосуд, как через сито. Способен её удержать только бурдюк из кожи козла.

Над Лесом плывут иногда облака, которые движутся против ветра. Из них могут бить разноцветные молнии и падать не только вода.

Я помню по детству, как сыпались вместе с дождём рыбы солёной воды и ползали в мокрой траве мелкие каракатицы. До этого видел их только на иллюстрациях в старинных книгах о море.

Лес сам по себе — великая тайна. Чем объяснить, что идти через него напрямую намного длиннее, чем обойти по опушке? Речь не о трудностях на пути, а о самом расстоянии, если мерить шагами.

При этом, когда углубляешься в Лес, солнце меняет свой цвет и саму форму. Понятно, оно остаётся таким же. Но почему это кажется?

Один человек с другого конца деревни рассказывал мне о какой-то особой магической геометрии, которая действует в сферах небесных, а на земле только в нашем Лесу. Согласно ей две параллельные прямые пересекутся, и что-то про сёдла, поверхности, плоскости… Уверен, он сам не понимает, что говорит, но хочет казаться похожим на древнего книгочея.

В Лесу много странного-непонятного. Но самой важной из тайн мне кажутся те, что всегда остаются невидимы для живых.

Есть мнение: заметить их в принципе невозможно, как молнию, которая тебя поражает. Не все с ним согласны. Возможно, их можно увидеть, но это будет последнее, что увидишь.

Не знаю и не хочу проверять!

16.05.2007