Осень — это сны листопада (СИ) [Анна Евтушенко (Белкина) Anka Belka-Nekromantka] (fb2) читать постранично

Октябрь 1939 года

Каждый шаг давался Коринне с трудом. С болью, точно бы шла по ножам, и с ужасом, как если бы её тащили на казнь. Неудобные и тесные туфли натирали пятки и пальцы, но Коринна мерно шагала, без тени волнения на лице. Морщиться от боли — не по регламенту. Не по регламенту боль. Серые стены вздымались на головокружительную высоту, и даже убранство белыми розами не уменьшало их мрачности. Под сводчатым потолком грохотом метался марш Мендельсона.

Лики святых глядели бездушно и жутко. И такими же бездушными были лица гостей. Дядюшка Отто вёл её к алтарю между длинными рядами скамей, и Коринна изо всех сил держала слёзы в себе. Не по регламенту слёзы. Плакать на собственной свадьбе — не по регламенту. Торжество устроили закрытым, только для друзей семьи, но всё равно ни одна из скамей не пустовала. Коринна знала: каждый оценивает, достаточно ли она стройна, хорошо ли держит осанку, ступает, глядит. Уместны ли белые каллы и папоротник в свадебном букете. Каллы — символ непорочности или цветок смерти?

Дядюшка Отто держался достойно — блистал военной выправкой в свои шестьдесят. Герой Первой мировой, генерал, но единственные ценности в его имуществе — мундир с аксельбантом и именная сабля, усыпанная бриллиантами. Усы дядюшка, наверняка, всё утро приглаживал воском, иначе они бы не стояли так лихо. Отец Коринны умер три года назад, а дядюшка Отто — кузен её матушки.

Пятилетние сестрёнки Коринны шли впереди, надев на руки одинаковые корзинки. Два маленьких ангела с завитыми золотистыми локонами, они бросали перед невестой лепестки роз. Коринна на лепестки наступала, давила — красные на белом мраморе, как кровавые пятна. Путь к алтарю, как последняя миля, которую Коринна должна достойно пройти. Она — дочь герцога, но семейство разорилось в пух и прах. Брак для её древнего рода — последний оплот. А то, что она не влюблена, это мелочь. Мелочь, что жениху все восемьдесят, а она стала совершеннолетней только в прошлом году.

Последние метры — Коринна мерно поднималась по гранитным ступеням на кафедру. Из узких стрельчатых окон неприятно и тускло струились лучи осеннего солнца. Против света стояла инвалидная коляска, в которой виднелся согбенный силуэт. Возле коляски высился ещё один силуэт: рыхлый, обрюзгший — Гуго, племянник её жениха. Коринна поначалу решила, что её и выдадут за Гуго. Но от этого она не стала бы ни на йоту счастливее. Гуго — противный человек, длинноносый, картёжник, выпивоха и плут.

Боль в левой пятке едва не заставила вздрогнуть. Так и есть: туфлей стёрла ногу до крови. Но на лице Коринны не дрогнул ни один мускул: невеста обязана быть спокойной, как дева Мария. Лишь её взгляд скользнул с коляски на митру епископа и вверх, на огромное распятие над алтарём. По обе стороны, вытянувшись, застыли доверенные лица её жениха. Идеально осанистые, вымуштрованные, одетые в чёрное, они стояли в одной и той же позе, прижав к груди странные шляпы — треуголки с пером. Восемь одинаковых и таких же бездушных, как статуи в нишах. Только один из них в белом, и на его плечах — тяжёлая цепь с подвеской-ключом, скорее всего, золотая.

Дядюшка Отто остановился и с поклоном оставил её перед алтарём. Орган умолк, и тишина повисла невыносимая, убийственная, сводящая с ума. Коринна должна была испытывать счастье: её жених, барон Вильгельм фон Штраутмельт — один из богатейших людей, хороший друг отца, и его великодушие не знает границ. Она силилась быть счастливой, но алтарь казался ей гильотиной, епископ Баварской Евангелистической церкви — палачом, а венчальная проповедь — смертным приговором. В тишине монотонная проповедь звучала раскатисто. Коринна стралась не слышать голос, который слышался ей неприятным и злым. Ей было больно стоять, и болела не только нога. Коринна прикрыла глаза — фата позволяла, скрывала лицо. Мыслями она была далеко, в саду их родового замка, играла на берегу пруда со щенком, которого подарил ей отец. Здесь нет никаких регламентов, здесь можно кричать, как индеец, прыгать с тарзанки и ездить верхом — в штанах, по-ковбойски. Отец готовил её совсем для другой жизни, но без средств господина барона матушка лишится услуг личного врача и сляжет, а сестрёнки попадут в приют.

— Если кто-то из присутствующих здесь знает причину, по которой этот мужчина и эта женщина не могут соединиться в браке, пусть объявит об этом сейчас или вечно хранит молчание! — раскат грома и мёртвая тишь.

Каждый из гостей будет хранить молчание вечно. Хотя причина более чем очевидна: Коринна не любит. Она готова была об этом кричать, но тоже будет вечно молчать ради благосостояния рода. Ради благосостояния рода, она сухо, по регламенту, ответила «да».

— Да, я согласна. Клянусь любить.

Эхо отскочило от стен острым осколком. Раненая душа рвалась прочь: кричать «нет» во всё горло и бежать отсюда, как можно быстрее.