Смертеплаватели [Андрей Всеволодович Дмитрук] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Андрей Дмитрук СМЕРТЕПЛАВАТЕЛИ Роман-фантасмагория

Смерть! где твоё жало? ад! где твоя победа?

Апостол Павел, 1 Кор., 15, 55
Истине добрых и солнце покорно,

Земля стоит подвигом добрых,

Добрые — путь всех существ и начало…

Махабхарата, книга III

Часть первая ИЗ БЕЗДНЫ

Всемирная история — это всемирный суд

Фридрих Шиллер

Пролог. Лондон, 1912 год

Человек может быть великим грешником

в такой же мере, как и великим святым.

Артур Мэйчен
Алфред Доули умирал.

За обмётанными белым, словно известью, губами ворочался косный, готовый остановиться язык. Филу Пенроузу пришлось склонить ухо к самому рту дяди, чтобы услышать:

— Один ты со… но… сался…

«Один ты со мной остался», понял Фил.

(Все необходимые наставления адептам Мастер Ложи «Тьма Пробуждённая» сделал еще несколько дней назад, когда занимал своё главенствующее место на собрании в Малом Храме. Затем же, как это следовало из правил учения, Мастер запретил адептам навещать его. Это пахло бы христианским человеколюбием и милосердием. Племянник был не в счёт, как безнадёжный христианин…)

— Фи… Фил, пожа-а…

— Что, дядя? Что я должен сделать?

Надо же! Массивный, бульдоголицый, с кустистыми бровями и дублёной лысиной, дядя Алфи многие годы казался неуязвимым. Не сказывались на нем ни его странные внезапные поездки к местам диковинных культов, ни вряд ли посильные для обычного человека «погружения». О последних Фил слышал с детства — и не мог различить, где правда, а где и слухи. Будто бы дядя, позор и ужас семьи, мог с недельку провести, запершись и общаясь с покойниками в каком-нибудь старинном склепе, или денёк-другой полежать, скрестив руки, в пустой каменной гробнице фараона, внутри Великой Пирамиды. От Пенроуза долго скрывали иные, быть может, ещё более саморазрушительные дядины «погружения» — чудовищные оргии, которые устраивал Доули в домах состоятельных адептов. Не столь давно об этих ночах за плотно зашторенными окнами, о том, как вино там смешивалось с кровью, а страстные вздохи членов ложи — с криками истязаемых животных, проболталась истеричная кузина Лора. Она же поведала, что в самом узком кругу посвящённые называются осквернёнными

Доули впадает в забытьё, мелко дрожит на одеяле его пухлая жёлто-бледная рука, и Фил уже подумывает, не пустился ли дядя в своё последнее, безвозвратное «погружение». Но, чу! Полускрипом, полустоном доносится из-за стены бой часов. Скоро ночь… Вновь движутся известковые губы. Племянник склоняется и слушает, стараясь отвернуть нос от зловония, выдыхаемого больным.

— По-ди во-зи-ми…

Филово отменное терпение помогает понять: дядя Алфи просит взять из кабинета алебастровую канопу с крышкой в виде соколиной головы Кебексенуфа[1].

Вообще-то, молодой адвокат Пенроуз не слишком жаловал своего жутковатого родича, — как и все «неосквернённые», относившиеся к мрачному, скрытному и язвительному оккультисту не лучше, чем принято писать в письмах, то есть «с совершенным почтением»… Но мать Фила, сестра дяди Алфи, полагала, что тот может расчувствоваться, видя рядом со своим смертным ложем внимательного племянника, и (вразумил бы Господь старого грешника) увеличить Филову долю в завещании. Сверх того, мудрая вдова знала немало историй о том, как порой везло людям, на чьих руках умирали богачи. Мало ли что может попасться на глаза, когда ты один в роскошном доме и ещё не налетела свора претендентов на наследство… Конечно, об этом миссис Пенроуз могла лишь слегка намекнуть сыну, но надеялась, что тот и сам сообразит, как действовать.

Фил не сообразил и соображать не хотел, — он был еще достаточно юн, романтичен, считал себя хорошим протестантом и, не питая привязанности к Доули, тем не менее, отвергал в мыслях любое поведение с дядей, кроме честнейшего и милосерднейшего. Единственное, что увлекало юриста, — это возможность заглянуть в святая святых Мастера, в его кабинет, называвшийся также Малым Храмом. Никакого материального интереса; просто попытка уразуметь, наконец, что же стоит за всеми хвастливыми (в устах кузины Лоры) или суеверно-боязливыми россказнями о ложе «Тьма Пробуждённая» и её основателе и бессменном главе Алфреде Доули…

А кабинет, воистину, оказался презанятным, — хоть и шевельнулись в душе Фила детские страхи, внушённое матерью отвращение ко всему, напоминающему о сатане и присных его… К стене прислонён расписной саркофаг, в нем скалит мелкие зубы иссохшая мумия цвета кофе; в четырёх футах справа — высокие, эбенового дерева напольные часы: вечность и время, почти живая смерть в паре с мёртвой тикающей жизнью. Между мумией и часами — нечто